Настоящий Спасатель 2 . Назад в СССР Адам Хлебов
        Настоящий Спасатель #2
        Боевой офицер запаса, не думал, что погибнет и попадет в 1980-й, в тело семнадцатилетнего юноши. СССР, приморский город, море, волны, пляж, бескрайнее небо. Жизнь дала второй шанс. Снова можно до утра смотреть на звезды и говорить обо всем на свете с друзьями, девушками, которые сияют ярче чем солнце. Снова можно жить и искать, находить и не сдаваться. Теперь я Максим Бодров и уже точно знаю, за что стоит отдавать жизнь, а за что нет.
        Настоящий Спасатель 2. Назад в СССР
        Глава 1
        - Где мы? Черт побери! - он крутился в воде и не находил ни лодок, ни сигнального буя.
        Я указал в сторону «Академика Кобелева» находившегося в полукилометре от места, где мы всплыли. Он теперь казался игрушечным корабликом. Он то исчезал, то показывался за накатывающимися волнами.
        - Ээээй, мы здесь! - закричал профессор, махая над головой рукой - ээээй!
        - Не кричите, поберегите связки и силы. В шторм на таком расстояние вас никто не услышит. Скидывайте грузы. Они нам больше не нужны.
        Активно работая ластами под водой, я начал отстегивать свои.
        - Я устала, мои ноги… - услышал я голос девушки.
        - Лена, подождите. Я сейчас со своими закончу и вам помогу.
        Не паниковать и включить голову.
        До берега по самым оптимистическим подсчетам метров шестьсот - семьсот. Но течение течение уносило нас от берега в море.

* * *
        Я помог Лене отстегнуть ее пояс с грузом. Он быстро ушел на дно.
        Мои подопечные пока не понимали и отказывались понимать всю критичность ситуации.
        Какая там была последовательность? Отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие, смирение? Лучше успеть выбраться на сушу до наступления депрессии и темноты.
        - Мухамед Ниязович, Лена. У нас троих аварийная ситуация. Если мы будем помогать друг другу, верить в то, что доберемся до берега, не будем паниковать, то у нас очень большие шансы на спасение, - я говорил громко, напрягая горло, почти кричал. Шум ветра и волн поглощал звуки моего голоса.
        - Что значит если? - профессор фыркал водой.
        - Профессор, не время спорить и устраивать научные диспуты. Наше положение очень серьезное. Давайте договоримся, что нам нужно вместе взяться за руки и плыть вдоль берега, пока не почувствуем, что течение ослабнет.
        Ниязов впервые посмотрел на меня встревоженным взглядом, качаясь на больших волнах.
        - Всё так серьезно?
        - Да. Нас будут искать. Надеюсь, что найдут. Но нам нельзя расслабляться и надеяться только на поиски. Они не знают где мы. На Бога надейся, а сам не плошай.
        Было видно, что он обдумывает сказанное. Он повернулся и попытался рассмотреть лодки. Убедившись, что их не видно, повернулся ко мне.
        - Хорошо, командуй, - я мысленно похвалил его, он взял себя в руки и постарался выбрать рациональную линию поведения.
        Обеспокоенная Лена, тоже кажется, стала чувствовать себя по увереннее. Его настрой передался девушке. Она была напугана и после фразы об уставших ногах, пока не проронила ни слова.
        - Кричать бесполезно? - спросил Ниязов вглядываясь с надеждой в сторону удаляющегося корабля.
        - Ветер. Слишком далеко. В штиль, ночью может быть и услышали бы, но не сейчас. Ложитесь на спину. Берите Лену за руку с левой стороны я возьму с правой. Будем потихоньку грести свободной рукой, как устанем перевернемся. Главное сохранить силы. Они нам понадобятся.
        Плыть на спине было сложно, потому что очень быстро уставал пресс. Кроме прочего, волна качала каждого из нас по отдельности. Время от времени волны разрывали нашу сцепку и нам приходилось часто останавливаться чтобы и пока мы выработали удобную манеру плавания.
        Мы все время разговаривали. Так было легче контролировать их психологическое состояние. Обсуждали кессонную болезнь, тренировки в клубе подводного плавания, археологию и затопленные города.
        Профессор шутил, что мы прямо сейчас проплываем над древней Акрой, где по одной из легенд родился прославленный Ахиллес и древние боги, именно поэтому скрывают от нас город.
        На мой вопрос почему мы ищем город так далеко в море, а не у берегов, Ниязов ответил, что он считает, что часть суши ушла под воду в результате землетрясения и извержения подводного вулкана несколько столетий назад.
        Попробовав определить направление течения, мне показалось, что теперь, оно несло нас параллельно берегу.
        Я сказал, что пришло время попытаться плыть к берегу. Визуально течение унесло нас километра на полтора в море. Тонкая полоска земли теперь казалась бесконечно далекой.
        Я выбрал, высокую мачту маяка, как ориентир. Издалека она выглядела тонкой иглой.
        Мы перевернулись на живот и начали грести в сторону берега. Ноги работают кролем, а руки то кролем, то брасом. Я все время держал Лену и Ниязова в поле зрения. Благо вода была еще пока относительно прозрачная.
        Минут через пятнадцать, протянувшихся слово несколько часов, мы остановились отдышаться и посмотреть насколько мы приблизились к суше.
        - Черт, такое впечатление, будто мы стоим на месте! - ругнулся профессор. Он был зол на сложившийся обстоятельства,
        - Скажи, Максим, это всё из-за меня?
        - Профессор, давайте не будем сейчас искать виноватых. Это нам ничего не даст. Нам нужно плыть.
        - Да, ты прав, ты чертовски прав. Вот я идиот. Столько людей подвел. Нас наверняка ищут.
        Мы отложили все разбирательства на потом, так как наша первоочередная задача была выбраться живыми на берег.
        Мне даже стало его немного жаль. Он проходил стадию гнева. Мы молча плыли. Это было сложно, все начали уставать. Еще через полчаса
        - Почему нас не ищут здесь? - сказала упавшим от отчаяния голосом Лена. Она начала психовать, сорвала с головы маску и бросила ее в сторону.
        Я рванул за ней и подхватил на глубине в метр, не дав маске утонуть.
        Профессор успокаивал девушку.
        - Ласточка моя, Лена. Нас ищут, но видишь, какая погода? А нам нужно пару часов продержаться. Давай, девочка моя соберись.
        - Я не могу уже я устала, у меня болят ноги. Я не хочу никуда плыть. Оставьте меня здесь.
        Похоже Лена проскочила стадии отрицания, гнева и торга молча, неся все в себе. Теперь начиналась депрессия. Мне это сразу не понравилось. Слишком рано она сдавалась.
        Хотя это было похоже на женские капризы, я понимал, что у нее начиналась истерика.
        Часы показывали пятнадцать минут одиннадцатого. Мы в воде пока три часа. По моим подсчетам, мы в лучшем случае доберемся до берега часов через семь-восемь. И это в лучшем случае.
        - Леночка, держись. Доберемся до дома, я вас всех на пельмени приглашу. Ты любишь пельмени? Ручной работы, знаешь какие? Тают во рту!
        Лена разрыдалась.
        - Я не знаю.
        - А что ты любишь? Песни любишь, я знаешь, как пою? Какие любишь? Русские народные?
        Не дожидаясь ее ответа, он затянул:
        - Ой цветёт калина, в поле у ручья!
        Я присоединился к профессору и поддержал его, хотя был уверен, что не помню слов песни.
        - Парня молодого полюбила я…Не могу открыться на свою беду…
        Лена сквозь слезы проревела:
        - Не надо не пойте, Мухамед Ниязович, я в норме, только не оставляйте меня здесь.
        Я подплыл и протянул ей маску.
        - Не оставим, только ты нам тоже должна помогать. Нужно двигаться. А то течение может обратно в море повернуть. Обещаешь?
        Лена кивнула, утирая слезы. Я улыбнулся.
        - Целое Черное море наплакала. Можешь не вытирать, мы в твоих слёзках плаваем.
        Солнце стояло за тучами на юго-востоке, время текло очень незаметно. Облачность была низкая.
        Мы держались за руки и плыли спиной вперёд, иногда оглядываясь в попытке увидеть ближайшую точку берега и заодно отдохнуть.
        Волны на поверхности были высотой метр-полтора метра. Это малый шторм мог превратиться в ближайшее время в более серьезный, а мог и стихнуть. Я очень надеялся на то, что море уляжется.
        Мне показалось, что шторм медленно угасал. Я больше не видел нашего корабля. Значит нас уже разделяло километра два-три. Надежды на то, что нас найдут быстро не было совсем.
        Мы с Леной постоянно переворачивались с живота на спину отдыхая. Она успокоилась и пришла в себя.
        Профессор плыл все время на спине и поэтому мне было сложно оценить его состояние. Пока казалось, что он крепкий мужик и держится молодцом.
        Не смотря на постоянное движение, я стал ощущать, что в воде довольно прохладно.
        Я спросил у Лены и профессора, есть ли у них под гидрокостюмами что-нибудь из одежды.
        Они оба закивали в ответ. Я мысленно поблагодарил Сергея Петровича за кальсоны и тельник, без них я бы вообще задубел.
        Примерно в середине дня, часов в двенадцать с хвостиком, мы заметили малый пограничный катер. Он плыл на малых оборотах с северо-востока на юг, примерно метрах в шестистах метрах к западу от нас.
        Скорее всего он прочесывал море и пришел по нашу душу.
        Но ни крики, ни махание ластами нам ничего не дали. я почти сорвал голос.
        Я спросил профессора может ли он попробовать доплыть до катера, но он молча покачал головой и отвел глаза. Человек устал.
        - Тогда, профессор, присмотрите за Леной, я попробую подплыть к нему ближе. Сможете?
        Ниязов кивнул.
        Мой расчет строился на том, что ласты позволяют пловцу в волнующемся море преодолевать примерно метров семьдесят в минуту, при условии, что я буду идти и молотить ногами изо всех сил.
        Надо было постараться приблизиться к нему плывя наперерез, хотя бы метров на триста, и попробовать привлечь внимание с более близкого расстояния.
        Но сделав рывок и пройдя первую сотню, я увидел, как катер врубил машины и стал стремительно удаляться на юг. Они не видели нас совсем и искали в другом квадрате.
        Пришлось возвращаться обратно к моим товарищам.
        Я старался не смотреть Лене в глаза, чтобы не видеть всю бездну отчаяния, в которую погрузилась ее душа. Мы продолжали плыть к берегу. Я заметил, что профессор стал засыпать, лежа на спине.
        Если не дать ему отдохнуть, то он будет совсем плох через час. Я тоже чувствовал адскую усталость, но вдруг услышал звук двигателя и лопастей вертолета, со свистом рассекающих воздух.
        Звук нарастал, сердце забилось от волнения.
        Из-за низкой облачности его не было видно, но судя по звуку, он прошел метрах в ста южнее от нас и вынырнул из облаков хвостом к нам.
        Мы с Леной проводили его взглядом, кричать или махать было бессмысленно. Профессор даже не повернул голову в сторону звука.
        Вертолет делал заход на второй круг, но на этот раз он прошел еще южнее уже метрах в четырехстах. Так продолжалось еще два раза, с каждым разом все дальше и дальше. Пока винтокрылая машина совсем не исчезла из виду.
        Ниязов просто молчал. И это ужасно давило на нас с Леной. Это была стадия принятия. Похоже он смирился с тем, что мы все можем утонуть. Он слегка приоткрыл прищуренные глаза и тут же закрыл их лежа на спине.
        Лена молча заплакала. У меня не было никаких сил успокаивать ее, но всё же собрав волю в кулак, я сказал ей.
        - Мы выживем. Все будет хорошо. Скорее всего через три часа мы будем на берегу. Волнение сходит на нет. Шторма не будет.
        На что Лена тихо ответила:
        - Три часа? Тогда без меня, - что меня сильно насторожило.
        - У тебя есть ради кого жить?
        - Не знаю.
        - Тогда живи ради меня, - не знал, как ещё ее можно мотивировать. Я подплыл к ней и обнял ее. Она закрыла глаза.
        - Можно я тоже посплю?
        Я поддерживал ее голову, хотя в этом не было необходимости. Шлем гидрокостюма плотно закрывал ей голову и уши. Волнение действительно успокоилось. Это не значило, что оно снова не могло усилится.
        Но я понял, что течение поменялось и теперь оно очень медленно сносит на северо-запад к берегу. По крайней мере не уносит в море. Спасибо на этом. Это наблюдение немного успокаивало. И придавало сил.
        Я разбудил обоих через полчаса. И рассказал про новое направление течения. Нельзя было терять драгоценное время пока светло. Мы снова поплыли к берегу.
        То ли течение, то сон придали им сил, и они начали грести так, что я уже не поспевал за ними.
        Теперь уже я безумно хотел спать. Силы оставляли меня, а газа слипались. Ниязов увидел это.
        - Ложись на спину, я потяну тебя. Лен, смотри на мачту.
        Он подплыл под мою спину и стал меня буксировать, схватив за ремни. Я не возражал, мой организм требовал сна. Я дико устал.
        Я проснулся, как мне показалось через секунду, от того, что вода перелилась мне через лицо.
        - Сколько я спал?
        - Двадцать минут, - ответила Лена
        Я посмотрел на усталые глаза профессора. Он снова замкнулся в себе. Оглядев берег мне показалось, что мы немного к нему приблизились.
        Солнце уже преодолело зенит и клонилось к горизонту у нас слева на западе. Все мы уже гребли гораздо слабее.
        Через час мне стало казаться, что берег не приближается, а мы просто стоим на месте. Но разочарование сменилось упорством. Я говорил себе, что не дам им утонуть.
        В моральном плане было очень сложно осознавать, что последние силы уходят в бесцельное барахтанье. Это вызывало гнев.
        Кроме прочего, меня начало злить также то, что поиски велись в других квадратах.
        Я считал, что руководители поисково-спасательными работами могли бы сообразить, куда нас должно вынести течением и переместить поиски туда, где мы находились.
        Надо ли говорить, что эти мои домыслы никак не придавали мне сил, а только забирали остатки.
        «Не паниковать, думать головой» - тяжело, словно головная боль, проскрипело первое правило спасателя в голове.
        Очень хотелось пить. Жажда жгла меня изнутри. Я хорошо понимал, что тоже самое происходило с моими соратниками, по несчастью. Мы потеряли счет времени. Было сложно смотреть на часы.
        Думать становилось всё труднее. Солнце ещё пока не зашло, было светло, но на берегу загорались окна в населенных пунктах. Отдыхая, мы стали рассматривать огоньки на берегу. Начал мигать красный фонарь на маяке.
        - То тухнет, то гаснет, - вспомнил я и выговорил дедовскую загадку-присказку про маяк, - надо поднажать сколько можем, через час стемнеет.
        Хотя мне самому было нечем поднажать. Сил уже не осталось.
        - Давайте без меня, ребята, - сказал профессор. Вы доплывете и пришлете сюда за мной лодку. Я уже не могу.
        Ниязов и Лена лежали на воде и очень медленно гребли ластами.
        В темное время суток, в километре от берега на воде, ориентироваться даже легче. Маяк не нужно было каждый раз искать глазами.
        Но я помнил, что нас подстерегала бы другая напасть. Холод. Даже самые опытные, тренированные и сильные пловцы не справляются с этой бедой, когда холодает. Я уже ощущал холод. И стал гнать от себя мысли о нем.
        Цепочка событий простая: усталость, потом гипотермия (*Нарушение теплообмена, которое проявляется значительным понижением температуры тела человека, до значений ниже 35 °C.), потом судороги, потом конец.
        Вдруг я почувствовал острую боль. Она привела меня в состояние ясного сознания. Меня ужалила медуза в правую кисть, когда я подныривал брассом. Стало печь и колоть. Я снова был готов бороться за свою жизнь и за жизнь тех, за кого отвечал.
        Я посмотрел на меняющийся цвет моря. Чёрная водяная бездна внизу никаких эмоций не вызывала. Волны уже не загораживали мигающей красной лампы маяка и были видны фары машин, проносящихся по шоссе.
        Волнение стихло совсем. Я с трудом ворочал языком, распухшим от жажды и соленой воды.
        - Давайте, родненькие. Не время раскисать. Шторма нет, волны улеглись, течение медленно толкает нас к берегу. За полчаса - сорок минут доплывем.
        Я врал безбожно, но мне нужно было пробудить в них надежду.
        Маски натёрли нам лица. Мне казалось, что в некоторых местах до крови. Сплошной дискомфорт. Болело тело, ныла ужаленная рука, хотелось пить и было холодно.
        Но что-то внутри меня работало, как ракетный двигатель и не давало погаснуть желанию спасти Лену и профессора.
        Я поймал себя на мысли, что наверно, если бы был один, то давно бы уже сдался.
        - Хрен, тебе! - подплыл к засыпающему Ниязову, и развернул его в себе лицом из последних сил, - посмотри на нее! Ты не должен спать ради нее. Она держится. Видишь? Давай, ты тоже держись, Ниязович! Будем вместе грести. Давай!
        Но он закрывал глаза и, как мне казалось, ничего не понимал из того, что я ему говорил.
        Мне хотелось сорвать с него шлем и врезать ему. Влепить пощечину. Отдубасить.
        Но вместо этого, я положил его спиной к себе на грудь и медленно, поплыл перебирая ластами.
        - Лен, давай. Держись за меня.
        Девушка совсем плоха, подумалось мне. Она была похожа на сомнамбулу или зомби. Цвет ее кожи стал темным в лучах заходящего солнца. Она плыла брассом, лицом к берегу. Глаза ее смотрели в одну точку и ничего не выражали.
        - Что видишь? - я понял
        Она промычала в ответ что-то нечленораздельное.
        - Машины?
        Лена не ответила. Остановился и посмотрел туда где она только что скрылась под водой.
        Это длилось мгновение. Я ощутил весь ужас выбора. Кого из них спасать? Да и смогу ли я? Сомнения разрывали сердце.
        Не паниковать и включить мозги.
        Всё, что я смог сделать - так это выбросить в ее сторону руку, пытаясь выхватить ее. Мне удалось коснуться ее гидрокостюма. Отлично. Я зацепился кончиками замерзающих пальцев. Было больно. Двоих я не вывезу. Я едва держал ее. Лена должна была помочь.
        - Ты обещала помогать!
        Она вынырнула и сделала глубокий шумный вдох.
        И тут я внезапно услышал звук двигателя. Это было лучше любой музыки. Моторка. Звук усиливается. Идет к нам.
        - Профессор просыпайся, нас нашли. Эй! ЭэээЙ, Ниязович! - это было больше похоже на стон, чем на крик.
        Я вынырнул из-под него.
        - Кричи, профессор! Держись на воде! Мне нужно помочь Лене…
        Он встрепенулся, открыл глаза и развернулся на звук. Я ушел из-под него в воду. Потом с силой потянул на себя гидрокостюм Лены, положил ее себе на грудь, развернулся боком к берегу.
        Мне хотелось видеть, как к нам приближалась лодка в лучах солнца, садящегося за горизонт
        Глава 2
        Для тех, кто читает несколько книг одновременно:
        Краткое содержание предыдущей главы.
        В прошлой главе Макс, профессор Ниязов и Елена Старовойтова совершили аварийное всплытие. Их вынесло течение в отрытое море. По вертолету, прочесывающему акваторию квадрат за квадратом, команда из трех аквалангистов поняла, что организована поисково-спасательная операция. Поиски пропавших пловцов не прекращались ни на минуту. Но не увенчались успехом. Накатывали усталость и разочарование. Максим, как мог, боролся за выживание тройки и старался морально поддержать своих собратьев по несчастью. Солнце клонилось к закату. Физические силы и воля к жизни постепенно покидали аквалангистов, пока главный герой не услышал звук приближающейся моторной лодки.
        (Уважаемые читатели, если вы считаете, что краткое содержание лишнее, то, пожалуйста, напишите об этом в комментариях)
        - Кричи, профессор! Держись на воде! Мне нужно помочь Лене…
        Он встрепенулся, открыл глаза и развернулся на звук. Я ушел из-под него в воду. Потом с силой потянул на себя гидрокостюм Лены, положил ее себе на грудь, развернулся боком к берегу.
        Мне хотелось видеть, как к нам приближалась лодка в лучах солнца, садящегося за горизонт.

* * *
        Это были местные рыбаки, заметившие нас в бинокль. Зная об особенностях течения, они тоже ждали погоды погоды. Один из разглядывал от скуки море в бинокль и после того, как волнение улеглось - обнаружил наши головы над водой. Они не были уверены в том, что это люди, но решили выйти в море и проверить. На наше счастье.
        Понятно, что в это время года такое можно увидеть, только, если с нами произошло какое-то ЧП.
        Я сидел у них в небольшом хозблоке, укутанный одеялом и одетый в зимнюю рыбацкую куртку теплые ватные штаны и шерстяные носки.
        Я никак не мог согреться, хотя держал в руках зеленую эмалированную кружку с горячим чаем.
        Рядом со мной в таких же одеждах сидел профессор, а Лена лежала на импровизированной софе, наспех собранной рыбаками низ досок и двух матрасов.
        Рыбаки, которые подобрали нас находились тут же. Это были сухощавые, но крепкие, жилистые люди с загорелыми лицами бронзового цвета.
        Их руки были испещрены длинными шрамами, прорезанными бечевой и сетями.
        Чувствовалось, что глубокие морщины - на шеях, лицах и особенно в уголках глаз, появились от ежедневной тяжелой работы в море.
        Так бывает у тех работяг, которые постоянно на солнце морщатся от напряжения и чрезмерной физической нагрузки.
        В их облике было, что-то величественное и благородное, сродни древнеримским статуям.
        Самый старший лет шестидесяти, с мясистым лицом, был лыс, кривонос и похож на сенатора Марка Порция Катона. Он отдавал короткие распоряжения, которые мгновенно выполняли другие рыбаки. С нами он был немногословен, и мне казалось, что он знает что такое испытать отчаяние, плавая в открытом море.
        Я уже позвонил в свою контору ОСВОДа и сообщил, что мы живы и находимся в безопасности у рыбаков. Николай Иванович кричал в трубку от радости и рассказывал, что он всех поставил на уши вплоть до председателя Горисполкома и его замов. Я ухмыльнулся, услышав это. Вот Солдатенко обрадовался бы, если бы я с Леной и Ниязовым не выплыли.
        Потом Николай Иванович пообещал связаться с ОСВОДовцами в Керчи, чтобы в ближайшее время и выслать за нами машину.
        Мне предложили водки для того чтобы согреться, но я отказался.Знал, что это не более, чем миф - спиртное не согревает при переохлаждении.
        Приём водки после многочасового пребывания в холодной воде лишь на короткое время даст ощущение тепла, но теплопотери при этом возрастут - сначала кровь начинает перемещаться быстрее и энергии тратится больше.
        Человеку кажется, что ему стало теплее, но потом сосуды резко сужаются и озноб начинает колотить с новой силой.
        Лена тоже отказалась. Ее буквально занесли в это маленькое помещение. Она была совсем без сил. С нее стянули мокрый гидрокостюм, великолепный влажный комплект немецкого нижнего белья моряков - нательную рубашку с длинным рукавом и кальсоны великолепного матросского нижнего белья, ГДРовского покроя.
        Она совершенно не стеснялась и была безразлична к тому, что ее переодевали два незнакомых мужчины. В этой ситуации никто не среагировал обратил внимание на обнаженное и обессиленное женское тело. Включился, какой-то особый, людской инстинкт взаимовыручки и сочувствия. Ее заслонили от мужских глаз, хотя все и так отвернулись.
        Не то, чтобы меня это поразило. Я не был в состоянии в думать и анализировать действия окружающих людей в тот момент. Я это всё понял позже. Когда картина пребывания в рыбацком хозблок после спасения, многократно всплывала в моей памяти.
        А вот профессор с удовольствием согласился выпить водки. Он махнул сто грамм, а потом попросил ещё добавки.
        Моряки щедро и с юмором наливали, не забывая предлагать закуску, но профессор пил и отказывался закусывать.
        Один из рыбаков пошутил на тему неудавшейся попытки побега в Турцию.
        Ниязов смеялся так, что мне было трудно разобрать: плачет или смеется он в действительности.
        Мужики весело подшучивали про нас, про жизнь перебежчиков за границей, а потом разговор зашел не в то русло. Они стали об обсуждали возможно ли в это время года вплавь добраться до Турции.
        Вечер переставал быть томным. То, что нам придется объясняться со спасателями и пограничниками я хорошо понимал, но быть обвиненным в попытке побега в капиталистическую я был явно не готов.
        Масло в огонь подлил порядочно подвыпивший профессор.
        - Может и доплыли бы, только течение помешало, - сказал он и пьяно улыбнулся.
        Один из рыбаков, нахмурил брови и медленно переспросил
        - Куда доплыли бы?
        Профессор продолжал улыбаться он посмотрел на окружавших его людей пьяным взором, пытаясь сфокусироваться продолжить
        - Вот, если бы не он, - Ниязов мотнул головой в мою сторону, - то мы уже были бы там.
        Он неопределенно махнул рукой в сторону двери, за которой находилось море.
        Ёперный театр. Здрасти-приехали. Только этого не хватало. Его слова могли быть истолкованы двояко.
        Можно было понять, что «там» это в обсуждаемой Турции. Хотя, профессор имел ввиду - там на дне моря. Он хотел таком образом выразить мне признательность. Но его заплетающийся язык не позволял внятно формулировать мысли.
        Хорошо, что я звонил в ОСВОД при свидетелях. Они должны были понять, что мы свои. Никакие не перебежчики. Хотя их мнение мало что значило.
        Нас наверняка будут трясти и вести беседу с пристрастием.
        Старик с лицом римского сенатора посмотрел недовольно на профессора, потом цыкнул на своих рыбаков и все разговоры прекратились.
        Они по одному вышли из помещения, сославшись на «покурить».
        В конце концов с нами остался только старший. Он и так был не особо разговорчивый. А теперь и подавно. Было видно, что после разговоров о заплыве в Турцию его тяготит наше общество.
        Я не стал оправдываться и объяснять, что место, где мы находились не самая лучшая точка, для того чтобы переплыть море и сбежать из Союза.
        Совершенно точно - самая неподходящая. Преодолеть пятьсот пятьдесят километров, или двести девяносто миль, вплавь по холодному октябрьскому Черному морю не просто глупо - самоубийственно.
        Но у рыбаков уже возникло недоверие, которое нас разобщило. Даже, если бы они согласились, что в Турцию мы бы не доплыли и за две недели, то теперь все, что связано с нами вызывало бы подозрения.
        Старик встал хлопнул себя по штанинам на бедрах
        - Ну, согревайтесь. Мне надо снасть проверить, - он обратился к нам, не смотря в нашу сторону. - шторм вроде улёгся. Завтра в море. На ставридку пойдем. Последние дни не ходили в море. Рыбхоз стоит нас ждет.
        Он ласково называл рыбу ставридкой,и по одному этому слову было понятно, что старик любит свою работу.
        Несмотря на недоверчивость его коллег, я испытывал симпатию к этому простому человеку, потому что знал, что он не сделает подлости или гадости.
        Об этом говорили его глаза. Он всё равно проявлял гостеприимство, искренне участие и широту души, присущие большинству советских людей.
        Ёлки-палки, да что же такого произойдет с этими же самыми людьми, некоторые из которых, будут готовы рвать, драть и даже убивать за эфемерные материальные блага?
        Предавать и обворовывать, идти по головам. Эх.
        Старик вышел на улицу вслед за остальными и мы остались втроем. Я отвлекся от своих мыслей и задремал, хотя сидя на деревянной скамье это было очень неудобно.
        Через часа полтора за нами приехала машина. До ее приезда к нам в помещение, так никто и не зашел. Жигуль копейка небесно-голубого цвета. Водителя завел один из рыбаков. Я встал, и, как единственный, наполовину дееспособный «боец» из нашей тройки, стал собирать мокрые гидрокостюмы и снарягу.
        Возникла неловкость. Надо было возвращать теплую одежду. И у нас не было обуви. Старик снова зашел пристально посмотрел на меня и мгновенно понял о чем я думаю.
        Я даже не увидел, какой сигнал он подал свои и уже через две минуты перед нами лежали три пары старых, но ещё вполне носимых рыбацких сапог.
        - Одежду оставите в Керчи, в моряцком общежитии на Гагарина. Вахтерше теть Нине. Гагарина 3, запомнишь? Не торопись, отвезешь как оказия появиться.
        - Запомню, Гагарина 3. Вахтер тетя Нина. Она вас знает?
        - Сестра моя. Скажешь от Николая.
        - А отчество?
        - От Николая и всё. Она поймет. Я позвоню ей.
        - Хорошо.А мы точно в Керчь?
        - Вас туда повезут. Ваша посудина должна туда причалить. Водила ваш так говорит.
        Мужик приехавший за нами кивнул,
        - Давай помогу, - он потянулся и перехватил часть снаряги видя, что меня качает без сил.
        - Помогите ребятам, - махнул рукой старик и рыбаки стоявшие на входе, помогли дотащить, снаряжение, мокрые гидрокостюмы.
        Потом они перенесли на руках Лену и усадили ее на первое сидение, помогли довести профессора - он был никакой.
        Они с водителем уложили снаряжение, ласты и гидрокостюмы в багажник. Затем встали поодаль, с руками засунутыми в карманы курток и штанов, и стали наблюдать за нашим отъездом.
        Я поблагодарил рыбаков за спасение и приют, на что они сдержанно покивали серьезными лицами. Тогда я попрощался с ними и уселся на заднее сидение за водителем.
        Мужик в чью машину нас посадили, оказался приятным малым, он не совался с вопросами о ЧП, старался проявить ненавязчивое участие, уточнив у меня и у Лены, насколько нам комфортно и удобно в машине.
        Профессора он не спрашивал, так как тот тихонько захрапел, почти мгновенно уснув в машине на заднем сидении рядом со мной и прислонившись к стеклу виском.
        Водитель достал с задней полки небольшую подушку с индийскими орнаментами и слоном-человеком Ганешем и заботливо подложил ее под голову Ниязову.
        - Ну поехали?
        - Поехали, - ответил ему я.
        Он посмотрел на молчащую Лену, покачал головой но ничего не сказал.
        - Лен, ты как? - спросил я девушку на переднем сидении.
        Сперва она никак не реагировала на мои слова, но потом медленно повернулась ко мне и качнула головой. Видимо, это означало, что с ней все более менее нормально. Я посмотрел в окно. Уже полностью стемнело, Луны не было видно, поэтому море и скалы казалось чернильно-черными.
        - Сколько нам ехать?
        - Думаю, минут за сорок доберемся, - водитель повернул ключ зажигания и с полтычка завел двигатель копейки. Поршни равномерно заработали с урчащим рыком, который ни с чем не перепутать.
        Гордость советского автопрома имел кожаные сиденья без подголовников, потолок в мелкую дырочку и тонкий руль, считающийся изящным в те времена и сделанный из черного глянцевого материала, напоминающего костяной пластик.
        Внутри руля находилось еще одно тонкое металлическое хромированное кольцо меньшего, чем руль диаметра, служившее клавишей для сигнала.
        Водитель непродолжительно просигналил рыбакам один раз и плавно тронулся с места. Я махнул открытой ладонью старику - «сенатору» на прощанье
        Машина была с виду совсем новой и мягко преодолела неровности проселочной дороги в рыбацком поселке. От небольшой качки из-под головы профессора выскочила подушка.
        Я поправил ее, и когда мы выехали на асфальтированную двухполосную дорогу задал вопрос водителю
        - Вы не возражаете, если я посплю? Глаза что-то слипаются не могу.
        - Конечно, поспи. Вам сегодня досталось.
        Не понятно, что он знал или слышал про нас, но я был ему искренне благодарен за то, что он не собирался доставать меня ни рассказами, ни допросами.
        Я закрыл глаза. Меня тревожила единственная мысль - не присниться ли мне снова сон, предвещающий беды и неприятности.
        Как мне показалось, я сомкнул глаза всего секунду. Оказалось, что я проспал всю дорогу. Машина подъезжала к порту Керчи, к которому пришвартовался наш «Академик Кобелев».
        Порт слабо освещался фонарями, но тут во всю кипела жизнь. На территорию заезжали и выезжали грузовые машины, по большей части большегрузы.
        Наш водитель, которого звали Слава припарковал машину на стоянке у портовых ворот, а сам пошел улаживать вопрос с заездом.
        Я попытался вспомнить видел ли я сон - выходило, что нет.
        Наконец Слава вернулся, и, увидев, что я не сплю, сообщил, что всё в порядке и скоро мы будем на корабле среди своих.
        Я только-только начал ощущать, что согреваюсь. Копейка плавно подкатила к нужному причалу, где был пришвартован наш корабль и остановилась
        На причале у трапа нас с встревоженными выражениями лиц встречали Боёк, судовой врач, помощник капитана, Сергей Петрович, Мишель, Дима Воронов и несколько матросов, готовых оказать помощь.
        Когда я открыл дверь Серега Бойков бросился ко мне обниматься, не разбирая дороги.
        - Макс! Ну вы даете! Как же я обосрался! Я думал, что всё! Вы утонули. Слава Богу, что вы все живы!
        - Бога нет, Серег. Или ты стал уже верующим?
        Он посмеялся
        - Да уверуешь тут с тобой, когда такие чудеса творятся!
        Люди подходили по одному, радовались нашему спасению, поздравляли.
        Лене и профессору помогли выйти из машины. На лице девушки промелькнула тень облегчения. К ней подскочил врач и начал ее о чем-то спрашивать.
        Я почувствовал, что наконец-то можно расслабиться, мы почти дома, среди своих и улыбнулся впервые за вечер.
        На душе было такое ощущение, словно с души упал огромный камень. Я радовался избавлению от тяжёлого гнетущего чувства, которое неустанно сигнализировало о том, что смерть всё время плавала где-то рядом с нами и выбирала, кого забрать к себе первым.
        Матросы вытащили всё из багажника и стали поднимать на борт, я стал прощаться со Славой и поблагодарил его от души.
        Профессор спросонья озирался по сторонам, к нему возвращалась способность мыслить, он задавал короткие и редкие вопросы про обратную дорогу на копейке, но алкоголь еще не выветрился из его организма, поэтому его порядочно качало.
        Мы всей толпой направились к трапу, но не успел я взяться за поручень, как в темноте загорелись фары, направленные на нас. Взревел автомобильный двигатель и из темноты прямо трапу рванула черная «Волга». Дваддатьчетверка.
        - Одну минуточку. Ниязова, Саровойтову и Бодрова я попрошу немного задержаться. Остальные могут подняться на корабль.
        Из машины вышли двое, одетые в штатское.
        - Но это наши люди, капитан обо всем договорился… - за нас пытался вступиться помощник капитана.
        - Каптан, не имеет власти в порту. Только на борту. Все в порядке, - перебил его водитель «Волги» и сунул под нос удостоверение, - Комитет Государственной Безопасности
        - У них шоковое, состояние, им нужна срочная медицинская помощь, их нельзя забирать, - запротестовал судовой врач.
        - Разберемся, у нас свои врачи есть. Не самые худшие, если будет необходимость, они окажут помощь. А сейчас, я не вижу кому тут нужна помощь. Этому алкашу, что ли?
        Он кивнул в сторону профессора.
        Я быстро сообразил, что происходит тихо, так чтобы слышали только я и мой друг, быстро протараторил Серёге Бойкову.
        - Позвони бабушке, можешь ещё Николаю Ивановичу. Расскажи им все подробно не утаивая ничего. Ну… - я полмал, что не стоит пугать бабушку, - можешь не говорить, что мы одинадцать часов в холодной воде бултыхались. Расскажи ей про этих комитетчиков. Потом скажи ей одно слово «шахматы».
        - Шахматы?
        - Да. Мой домашний телефон помнишь?
        Серёга кивнул. Профессора и Лену уже усадили на заднее сидение.
        - Бодров, в машину. Тебе особое приглашение нужно? Или тебе по-другому объяснить? Наручников захотел?
        Глава 3
        Краткое содержание предыдущей главы:
        Максим, Лена и профессор Ниязов были спасены рыбкаками, им дали сухую теплую одежду. Возможность позвонить своим в ОСВОД. Пока спасенные ждали машину, рыбаки сначала подшучивали, а потом стали всерьез рассуждать о неудавшемся побеге в Турцию. Возникла напряженная паузу между тремя спасенными аквалангистами и местными рыбаками. За археологами и Максимом прислали машину. Но им не удалось подняться на борт научно-исследовательского судна. У трапа их задержали сотрудники Комитета гос.безопасности.
        - Бабушке сказать про шахматы? - мой друг недоумевал.
        - Да. Мой домашний телефон помнишь?
        Серёга кивнул. Профессора и Лену уже усадили на заднее сидение.
        - Бодров, в машину. Тебе особое приглашение нужно? Или тебе по-другому объяснить? Наручников захотел?

* * *
        Я понял, что наши мытарства ещё не закончились, а вполне возможно, что они только начинаются.
        Откуда мне было знать, что трапа корабля, пришвартованного к причалу,к нашему приходу появятся кгбшники?
        Если бы знал, то попросил бы отвезти в гостиницу или больницу. Лене и профессору нужно было оклематься. Прийти в себя.
        Теперь я смотрел на Лену, натянувшую на голову рыбацкий капюшон. Её глазы будто впали. А лицо постарело. Она напоминала знаменитую Старуха в черном балахоне и с тупой косой в руках.
        Конечно, это была игра света. Но в моя усталость рисовала в сознании именно такие картины.
        Я заметил, что водитель внимательно наблюдает за нами в заднее зеркало. Он, видимо, ожидал, что мы станем передавать друг другу сигналы или переговариваться.
        Он наверняка офицер. Судя по возрасту - скорее всего младший лейтенант. А это значит, что он получил хорошее образование, возможно одно из лучших в стране. Меня злил тот, факт, что он совершенно не видел или не желал видеть шокового состояния задержанных.
        Он обязан был быть психологом. Это его профессия. Но если сотрудник КГБ и оценил тяжелое физическое и психическое состояние спасенных, то никак этого не показал.
        Наоборот. Складывалось впечатление, что он желает усилить давление.
        Мы въехали во внутренний двор здания КГБ через высокие черные ворота с острыми коваными пиками в виде наконечников стрел и копий.
        Нас повели по коридору, при этом никто не удосужился помочь профессору. Он немного протрезвел от понимания того, куда мы приехали. Но все еще не набрался сил и его сильно заносило то вперед, то вбок.
        Я поддерживал его, нас периодически качало вместе. Могло создаться впечатление, что мы оба пьяны. Дошло до того, что уставшая Лена попыталась поддержать профессора с другой стороны.
        Сопровождающие нас сотрудники гаркнули на нее. Но она не придала значения и продолажала и подпирать Ниязова.
        Сначала нас завели в очень узкий кабинет, в котором стоял железный сейф из толстого листового материала, окрашены в черный, деревянный стол, штатив с фотоаппаратом и перекладина с белым ватманом, видимо, служившая фоном для фотографирования.
        Стены комнаты были наполовину окрашены в зеленый цвет салатового оттенка. А почти под потолком, в трапециевидной нише, располагалось небольшое зарешеченное окно.
        Несмотря на то, что в комнате царил идеальный порядок, в ней пахло пылью, пробивающейся из щелей между широких половиц.
        Записывая наши фамилии, нас по-очереди завели в комнату, сфоткали, потом откатали отпечатки пальцев.
        Никто нашего согласия не спрашивал. Было неприятно. Меня, конечно, возмущал такой подход и отношение к нам словно, мы преступники и наша вина абсолютно доказана.
        Но у меня не было ни сил, ни желания спорить и чем-то убеждать кгбшников. Всё равно они сделали бы по-своему.
        Нас провели по коридору, который заканчивался лестницей. Она имела особое строение. Ее конструкция отличалась тем, что кроме перил между пролетами находилась своеобразная «стена» из металлической сетки.
        Судя по всему для того, чтобы предотвратить случаи побега, либо самоубийства допрашиваемых посетителей этого здания. Такие же сетки были в окнах.
        Мы поднялись на третий этаж и остановились у открытой двери. За дверью находилась комната, в которой двое сотрудников, что-то оживленно обсуждали. Один из них заметил нас.
        - А, привезли? Этих, утопленников? Они?
        Он обращался к нашим сопровождающим. Те закивали.
        - Так точно, товарищ капитан!
        - Дежурного позови. Подождите там, - последнее видимо относилось к нам.
        Довольно быстро к нам подошел дежурный и встал рядом, между нами и лестницей. Он смотрел прямо перед собой и не обращал на нас никакого внимания.
        - Документы есть?
        Я уже хотел ответить, что нет, но тот который вез нас за рулем, полез во внутренний карман пиджака и, к моему удивлению, извлек из него три краснокожих документа. Он почти строевым шагом зашел в кабинет и положив документы на стол, снова отступил назад.
        - Разрешите идти?
        - Идите.
        Капитан взял документы, один паспорт передал коллеге, один отложил, вставил бумагу в пишущую машинку и начал печатать на ней.
        Я вспомнил, как в прошлой жизни в постсоветской России, как-то особист, бывший кгбшник,а теперь уже фсбшник разоткровенничался и рассказывал, мне с приятелям про свою внутреннюю кухню времен СССР.
        - Никогда не угадаете, чему первым делом учили нас всех на первом курсе, и это практикуется, почти во всех учебных заведениях КГБ. Печатанию на машинке!!! Сколько проклятий и матюгов доставалось Юнисам, Эрикам, Роботронам, - он перечислял всевозможные модели на названия фирм изготовителей.
        - А знаете почему?, - он продолжал не дождавшись нашего ответа, - потому что оперативник, который сам умеет печатать, не только экономит время и деньги Родины, но и сокращает вероятность утечек секретной информации через машинисток или секретарш.
        Глядя на работу двух офицеров, я вспомнил, что еще их ведомство называли Комитетом государственной бюрократии.
        Оперативнику КГБ почти никогда в подлинной жизни не приходилось стрелять, хотя в его служебном удостоверении и было торжественно записано право на ношение огнестрельного оружия.
        Старые чекисты любили говорить, что главным оружием сотрудником КГБ была шариковая ручка и печатная машинка. А главным продуктом этой страшной и пугающей умы граждан спецслужбы были бумаги, справки, отчёты.
        Миллионы и миллионы страниц рукописного и машинописного текста, собранных папки, фотографий, таблиц, схем и графиков.
        Справки, бумажки, справки. Бумажки, справки, бумажки.
        У оперативников был с ненормированный рабочий день. И им всё время приходилось с утра до поздней ночи печатать, собирать и раскладывать оперативные документы, подшивать тысячи бумажек в бесконечные сов.секретные дела.
        Служба в КГБ была престижна и романтизированна советскими фильмами и книгами про доблестных разведчиков и контрразведчиков, но на самом деле, к концу семидесятых в ней было девяносто процентов канцелярщины, пять процентов муштры и пять всего остального.
        Поэтому общение с нами, а точнее допрос, были для этих двоих, чем-то вроде увлекательной игры, глотка свежего воздуха в их пыльных архивах и папках. Развлечения, которое могло принести если не повышение по службе, то по крайней мере удовлетворение, а может дажи и новую агентуру.
        В нашем положении, когда несколько лет назад тип по имени Петр Патрушев, забавное совпадение, вплавь добрался из Грузии в Турцию, рассчитывать на короткую профилактическую беседу не приходилось. История изобиловала подобными случаями.
        Патрушев вдохновил на подобный «подвиг» еще одного перебежчика - Валерия Комиссарова, благополучно проплывшего в четырехбалльный шторм двадцать километров.
        И все это на Черном море. Я мысленно приготовился к тому, что все это продлится не один час. Но всё-таки не ожидал, что допрос продлиться до двенадцати часов утра следующего дня.
        Мы молчали и ждали стоя два часа. Перед допросом у нас обшарили карманы и ничего в них не нашли. Лена готова была свалится с ног от усталости и напряжения и только какое-то второе дыхание придавало ей сил.
        Профессор, наоборот, протрезвел и выглядел уставшим, но более адеканым, чем час назад. Он взглянул на меня безразличным взглядом.
        Потом появилось еще двое дежурных и нас развели по разным кабинетам на допрос.
        Дежурный проводил меня в помещение и молча вышел. В кабинете мы остались втроем.
        Мне было жаль моих товарищей по несчастью, я попытался объяснить гбшникам, что Лене, да и профессору тоже, нужна медицинская помощь и я готов уступить очередь.
        Офицер с звездами капитана на плечах резко оборвал меня:
        - Ты что, учить нас собрался?
        Затем он представился. Меня допрашивал капитан Сухоруков. Второй так и не представился. Я догадался что, они планировали поиграть в доброго и злого следователя.
        - Фамилия, имя, отчество, - четко выговаривая каждый слог приказал представиться Сухоруков.
        Я спокойно назвал.
        - Число, месяц и год рождения, - наработанная интонация капитана не менялась
        Я слегка замешкался на годе рождения. Я быстро назвал дату и месяц, ведь я отметил восемнадцатилетие пару месяце назад, а вот с годом произошла заминка. Мне действительно пришлось напрячь память, чтобы вычислить его.
        Усталость затормаживала мою способность считать и реакцию. Меня больше заботила мысль о том, что мне не предложили сесть. Я не чувствовал ног от изнеможения.
        - Ты что, Бодров не помнишь год своего рождения? О чем задумался? А? - это было сказано агрессивно. Сухоруков пристально смотрел мне в глаза. Я не отвел взгляда и ответил:
        - Помню, шестьдесят второй. Но я провел больше одиннадцати часов воде, спасая себя и тех, кого я страховал при погружении и что-то голова не варит. Думаю о том, как тут не рухнуть перед вами.
        Я загадал - если будут допрашивать стоя, - ничего хорошего ждать не следует. Если же предложат сесть - стало быть, что-то действительно изменилось к лучшему в этот сложный для меня день.
        В отличии от Сухорукова, второй указал на табурет у стола и предложил мне сесть спокойным голосом.
        - Присаживайся, Максим, ничего, что на ты? Товарищ капитан, вы же не против?
        Я не стал дожидаться ответа капитана и буквально рухнул на табурет. Меня это радовало и можно было сказать, что в душе я почти счастлив от ощущения, что расслабил ноги и спину.
        - Не против, - как бы угрожая мне проревел Сухоруков, - ну, давай, рассказывай, Бодров, как давно готовили побег? Куда собирались плыть? Как давно знаком со своими подельниками Старовойтовой и Ниязовым? Кто помогал готовить незаконное пересечение государственной границы? Чистосердечное признание облегчает.
        Тааак. Начинается. Человек не должен доказывать, что он не верблюд, доказательство виновности человека лежит на обвиняющей стороне. Но капитана это мало волновало.
        Мне хотелось послать его, но я не стал этого делать. Я спокойно отвечал ему попунктно. Вдруг он неожиданно спросил меня, признаю ли я себя виновным в предъявленных обвинениях? Этот вопрос сбил меня с толку.
        Зато Сухоруков прекрасно владел собой. Если его чему-то и научили в учебном заведении КГБ, так это актерскому мастерству.
        Он бешено вращал глазами, повышал голос, задавал один и тот же вопрос одинаковыми словами, но с разной интонацией. Разными словами, но с одинаковой интонацией.
        Он преуспел в этом, потому что я уже сам запутался и пытался разобраться в его системе. Я не мог вспомнить спрашивали ли меня о некоторых вопросах прежде или нет.
        Я заценил методы их работы. Такой способ допроса мог выявить вранье и несостыковки, если подозреваемый действительно лгал. Или выдавал частичную правду.
        По большому счету, меня не били, не унижали, не пытались подавить мою психику. Если бы не время, в которое происходил допрос, я бы даже сказал, что всё происходило в рамках.
        - Простите, - я обращался к обоим, ощущая, что это наверно самая длинная ночь в моей жизни - а допросы в ночное время разрешены?
        К разговору подключился второй.
        - Максим, ну зачем ты так? Мы уже начали тебе доверять. Да товарищ капитан, - он дождался пока Сухоруков кивнул, - Допрос обвиняемого не может производиться в ночное время, кроме случаев, не терпящих отлагательства. Обвиняемый допрашивается в месте производства предварительного следствия. Следователь вправе, если признает это необходимым, произвести допрос в месте нахождения обвиняемого. Усек? У нас как раз случай, не терпящий отлагательств. Это во-первых.
        - Я просто туго соображаю. Дико извиняюсь.
        - А во-вторых, где ты видишь ночь?
        Я посмотрел в окно и увидел, что светает. Я понял, что не сплю сутки. Да ещё и какие сутки Второй видел мое состояние и я даже уловил в выражении его глаз, что-то типа сочувствия.
        - Спать хочешь? Еще немного и мы тебе дадим выспаться. Все зависит от тебя.
        Как хитро он это сказал. Поманил морковкой, но дать выспаться не значит отпустить на все четыре стороны. Они могут дать выспаться и в камере изолятора.
        Мне нельзя было проявлять слабость. Голова гудела сразу в трех местах. В обоих ушах звенело, а область лба будто вибрировала.
        - Нет, спать не хочу. Всё нормально, спрашивайте.
        Я сам удивился своему упорству и воле. Мне показалось, что вместе со мной удивились и кгбшники, видавшие и не таких персонажей в этих кабинетах.
        Они никак этого не проявили, но теперь смотрели на меня немного иначе, чем в начале допроса. Причина в том, что слабый характером уже бы сломался. А я вел себя не по возрасту. Я чувствовал, что они ощутили азарт, инстинкт охотника.
        - Бодров, ты признаешь свою вину? Хватить валять дурака. Мы тебя наслушались уже. Правду давай. Как давно готовили побег? Куда собирались плыть? Как давно знаком со своими подельниками Старовойтовой и Ниязовым? Кто помогал готовить незаконное пересечение государственной границы? Чистосердечное признание облегчает.
        Все пошло по второму кругу. С тем отличием, что в самом конце второй провернул неожиданный для меня трюк.
        - Верю, что ты ни в чем не виноват. Подпиши здесь и или спать. Дежурный!
        На мгновение мне показалось, что допрос, действительно, окончен и они поверили в мой рассказ о том, как мы искали подземный город, Ниязов под водой рванул вперед, а потом нас унесло течением.
        Я десятки раз пересказывал, как выглядел вертолет, пограничный катер, рыбаки и их лодка и вот, наконец, меня отпускают. Сказать, что я ощутил облегчение, когда вызвали дежурного - ничего не сказать. Я улыбался. На столе у Сухорукова зазвонил телефон
        Он поднял трубку
        - Капитан Сухоруков, - он прикрыл трубку рукой и показал второму на стенку у себя за спиной, - да ты что…Дал признательные? И на него тоже?
        Он многозначительно посмотрел на меня.
        - Понял. Конец связи. Дежурный, отставить!
        Дежурный развернулся на каблуках и вышел из помещения.
        - Твой профессор дал признательные показания. Как вы в Турцию собрались умотать.
        У меня даже не было сил нахмурить брови.
        - Что? в Турцию?
        - Да. В Стамбул. Смотри, даешь признательные и чистосердечное, - он рассказал, как будет заботиться чтобы на суде мне дали минимальный срок, и через пару лет снова свободен.
        - А если не дашь, то по всей строгости…
        Сухоруков снова повысил голос.
        - Фамилия, имя, отчество, - он снова четко выговаривал каждый слог.
        Я устало покачал головой, и снова представился. Я понял, что меня берут на пушку. Никаких признательных не существовало.
        Мне опять задавали те же вопросы.
        - Я спасатель ОСВОД, в мои задачи входило страховать двух водолазов. Мы погружались с членами научной экспедиции, которые проводили работы по поиску затонувшего древнего города Акра. Нас снесло течением…
        Я повторял свою историю в сотый раз. В глазах мутнело. Я попытался понять, сколько времени. Казалось, что уже полдень. Второй вскользь спросил о Солдатенко. Я рассказал про больницу и то, что он учился в одном классе с отцом.
        Сквозь звон в ушах я услышал спокойный голос Сухорукова
        - Вот здесь подпиши. С моих слов записано верно, фамилия, имя, отчество полностью. Дата подпись.
        Я читал рукописный текст, в точности дублирующий содержание моего рассказа. Всё кроме рассказа о Солдатенко. Его почему-то в протокол не включили.
        - Дежурный!
        В комнату снова вошел сержант с васильковыми погонами и петлицами.
        - Выдай ему матрас и отведи в третью камеру.
        - Есть, товарищ капитан.
        - Или отсыпайся, Бодров.
        Я не помнил, как получал матрас, по каким коридорам мы шли.Где мы останавливались, и где меня шмонали и отбирали ремень. Наконец, мы подошли к железной двери камеры с цифрой «три». Дежурный вместе с надсмотрщиком следовавшим впереди нас остановились. Надсмотрщик заглянул в глазок снаружи, потом прогремел связкой ключей, отпер дверь и сделал шаг назад, молча пропуская меня внутрь.
        Я посмотрел на матрас в своих руках и зашел с ним в небольшую камеру.
        Глава 4
        К раткое содержание предыдущей главы:
        Главный герой вместе с Леной и профессором доставлены в местное управление КГБ для допроса. Максим с честью прошел сложное испытание. Он настаивал на своей собственной версии событий, хотя это было сложно. Он устал, а сотрудники Комитета проводили допрос ночью, обвиняя его в попытке бегства за границу, но Максим не сломался. Чем вызвал к себе уважение в глазах оперативников КГБ. Однако, после завершения допроса, его не отпустили, а выдали матрас и отправили в камеру.
        Надсмотрщик заглянул в глазок снаружи, потом прогремел связкой ключей, отпер дверь и сделал шаг назад, молча пропуская меня внутрь.
        Я посмотрел на матрас в своих руках и зашел в камеру.

* * *
        Моя камера находились в полуподвальном помещении. Она пустовала - в ней никого не было. Как ни странно, но она показалась мне довольно светлой. Под потолком располагалось зарешеченное окно, сквозь которое яркое солнце освещало выкрашенные в серый цвет стены.
        Они были заштукатурены «под шубу», чтобы попавший сюда не мог оставить надписи на них. Раньше я слышал, что в раствор для штукатурки для этого добавляли соль и известь, а потом наносили при помощи специального валика. Поверхность получалась с острыми, как иглы, бугорками.
        Через некоторое время я мог убедиться в том, что о «шубу» можно порезаться, прикоснувшись к ним рукой.
        К стене была пристегнута металлическая шконка, опускать её мог только надзиратель.
        Он зашел в камеру вслед за мной и объяснил это правило, впрочем он тут же при мне ее опустил.
        Тут же находился маленький стол со скамейкой они и составляла всю остальную мебель камеры. За невысокой перегородкой находилась ржавая параша. Пол был из каменных плит черного цвета и вытоптан ногами до блеска. Вообще в камере было чисто.
        Надзиратель сообщил, что я могу лечь спать. Он развернулся, вышел и с грохотом закрыл камеру. В железной двери громко лязгнули проворачивающиеся языки замков.
        Я расстелил матрас и коснулся шершавой стены ладонью. Я мог убедиться в том, что о «шубу» можно, если не порезаться, то порядочно поцарапаться, ненароком прикоснувшись к стене.
        Я подошел к столику и рассмотрел царапины на нем:
        «Всем гадам воздастся по заслугам! Жизнь везде одинакова»,- прочитал я одну из них.
        Расстелив матрас, я подложил сложенную куртку под голову вместо подушки, прилег на шконку и почти мгновенно уснул.

* * *
        Я снова там, во сне. Шел в чернильной бездне против отлива. И вдруг резко остановился.
        На дне, как бы целясь в меня, торчало тупое железное рыло. Я вышел прямо ей в лоб! Ракета казалась неправдоподобно огромной. Когда смотришь в иллюминатор трехболтовки все предметы под водой кажутся больше своего реального размера, но эта махина, казалась просто гигантской.
        Она недвижно торчала передо мной, словно затаила злобу за то, что ее нашли. Я почувствовал, как у меня пересохло во рту. Воды бы сейчас, или глоток теплого чаю.
        Вот так вот - один на один выходят охотники на зверя, и, увидев друг друга, начинают оценивать силы противника и свои.
        Я остановился, но, пересилив себя, сделал еще шаг вперед, он затем еще два, чтобы встретиться с ней, ненаглядной.
        Ракета не торпеда, на ней не стоял магнитный датчик. Торпеда неконтактная, срабатывает от взаимодействия электромагнитного взрывателя с металлическим бортом корабля. Водолазы всегда опасались таких торпед.
        А на ракете инфракрасная головка самонаведения. Я, конечно, не корабль, чтобы вокруг меня было сильное тепловое поле и инфракрасные волны не испускаю, но все равно - черт ее знает, что у этой зверюги на уме.
        Рванет даже лаптей не найдут. Да и искать никто не станет, пожелают вечного плавания. А это пока в мои планы не входит.
        Я остановился, разглядывая объект и переводя дыхание. Моряки звали ее ласково «Пятнашка», хотя конструкторы нарекли ее «Термитом». Надо с ней договариваться. Нос возвышался над песчаным дном. «Ты моя хорошая. Я тебя уважаю. Давай обойдемся без нервов, без ссор. Я тебя домой заберу. Нельзя тебе тут. А то чужие дяди до тебя доберутся и увезут куда не надо » Я осторожно погладил бок ракеты и стал перемещаться вдоль сигарообразного корпуса снаряда.
        Отдать бы под трибунал бы тех, кто ее «пролюбил». Небось, сейчас сидят сухое красное винишко попивают в свое удовольствие. А может и пульку расписывают*(игра в преферанс)
        Я обошел ее всю. Путь вдоль «Пятнашки» показался мне бесконечно долгим. Никогда не думал, что она такая длинная. Дошел наконец до хвоста, остановился. Двигатель и задние элероны остались свободными, и, также как и нос, не врезались в грунт. Ракета лежала хорошо, брюхом на ровном месте. Будто просто вертикально опустилась и прилегла отдохнуть. Отлично.
        - Что там у тебя? Давно молчишь, - послышался голос мичмана
        - Есть, объект обнаружен.
        - Осторожно! Будем спускать трос.
        - Есть, осторожно.
        Мля, очень своевременная команда, попробуй тут неосторожно. Сдетонирует такая - от меня и пузыриков не останется. В ней же БЧ с пол тонны! Пятьсот тринадцать кг.
        Я понимал, что мичман не хотел меня нервировать, я просто так проявлял свою заботу о товарище. А это в нашем деле самое главное. В одиночку в водолазном ремесле делать нечего. Всё хорошо, когда ты в паре с тем, кому доверяешь.
        Выброска*(водолазная выброска - тонкий пеньковый канатик) в руке подрагивала, значит, там, наверху, к ней прикрепляют трос.
        - Готов? - спросил мичман.
        - Пионер всегда готов, - выдохнул я, понимая,что сейчас начинается самое главное.
        - Тяни, пионер!
        Я потянул выброску, она легко подалась. Тянул долго, пока над головой в сине-черных слоях воды не показалась какая-то тень. Трос. Вот он.
        Теперь нужно не запутаться в петлях выброски на дне. Очень неприятная ситуация. Можно потерять «лапоть», а это «балерина». Дерьмовая позиция, только со стороны смешно. Но не тому, кто под водой.
        «Балерина» это когда вверх задирается одна нога, как у танцовщицы Большого Театра, и человек под водой ничего не может с этим сделать.
        Хуже только «балерина» со всплытием. Не дай Бог! - нога задрана вверх, водолаза переворачивает и выбрасывает на поверхность вниз головой.
        - Стоп! Хорош травить! - скомандовал я. Травить прекратили.
        Теперь надо было захлестнуть петлю троса за кольцо. Я осторожно придвинулся к молчаливому чудовищу, дотронулся рукой до стылого металла. «Даже, не вздумай, милая! Хочешь ты того или нет, я тебя забираю домой»
        Она будто жалобно заскулила. Это я процарапал тросом ее бочину. Чтобы обхватить «Пятнашку» петлями, мне пришлось повозиться. Я трижды проверил обвязку тросов.
        - Готово.
        - Порядок, - сказал мичман. - Потащили в морс.
        Похоже моя миссия успешна. На самом верху дали добро на всплытие. Но, как говорится, не говори гоп, пока не хоп хэй лалалей.
        - Выходи на выдержку, пионер - всем ребятам пример! - приказал мичман повеселевшим голосом.
        - Есть выходить на выдержку.
        Немного раздув скафандр воздухом, и держась за спусковой канат, я направился вверх. Вода светлела, вновь приобретала голубоватый цвет.
        - Стоп! - приказал мичман. - Первая выдержка. Сиди!
        Я, держась одной рукой за спусковой канат и регулируя воздухом плавучесть скафандра, повис в соленой воде между поверхностью и дном.
        Что-то в этот раз поленились и не сделали «беседку». Это такая доска, прикрепленная к двум канатам, которую обычно ставят для водолаза при глубоководных погружениях. Не все могут зависнуть. Доска помогала держаться.
        Для меня это было нетрудно - я легко управлял воздухом в скафандре и давно мог болтаться, как поплавок, на любой глубине.
        Меня учили, что самый важный навык для таких как я - владеть воздухом в скафандре. Но прежде чем я постиг эту сложную науку, с меня спустили семь шкур, а потом еще раз семь по семь.
        Всякое бывало пока учился. И «сушить лапти» выбрасывало, и в трюме затопленного корабля, заблудившись, искал выход..
        В этом сне я осознавал себя опытным водолазом. Знал много тонкостей своего ремесла. Например, знал, что идти под воду с насморком - заведомо рисковать своими барабанными перепонками.
        Не спустится под воду и в малой, не по росту, водолазной рубахе. Наденут такую - на дне, когда скафандр наполнится воздухом, не согнуть колени. Так и будешь стоять, как статуя.
        Не пойду и в большой рубахе, потому как под водой в раздутом скафандре руки не будут доставать до рукавиц - окажешься в смирительной рубашке с длинными рукавами. Бывало со мной и такое. Я висел на выдержке и думал об прошлом и о «пятнашке», которая разлеглась на грунте точно подо мной.
        Я только теперь обнаружил, что насквозь мокрый - свитер фуфайка и кальсоны пропотели, носки тоже. Ноги стыли. Не спасали ни меховые шубники, ни ватные штаны.
        И вдруг слух поразил какой-то дикий лязг. Разрывающий барабанные перепонки.
        - На выход Бодров, просыпаемся! На выход с вещами.
        Я снова в камере. Резко сев на шконке, я понял, что ноги замерзли, а моя одежда пропотела по-настоящему.
        Озираясь по сторонам я увидел, что в окне уже темно, а на потолке светит тусклая электрическая лампочка в решетчатом антивандальном плафоне под потолком.
        Я вышел на улицу и за мной со скрипом захлопнулась дверь. Прохожий, идущий мимо, мельком посмотрел на меня, потом на вывеску на здании и шарахнулся в сторону.
        Он спешно перешел на другую сторону улицы и припустил быстрым шагом по тротуару. Видимо, желал поскорее покинуть окрестности здания КГБ.
        Не знаю, что он обо мне подумал. Но его виду и действиям стало понятно, что явно не считал меня сотрудником Комитета.
        Меня это немного развеселило. Я поежился от вечерней прохлады, и обхватив плечи руками, пошел вправо в направлении порта.
        Еще полчаса-час назад я спрашивал надзирателя, а потом и дежурного, оформлявшего меня и сопровождавшего до самого выхода, о Лене Старовойтовой и профессоре Ниязове, но они оба словно воды в рот набрали.
        Надзиратель просто игнорировал мои вопросы, а дежурный отговаривался фразами, что у он не располагает информацией об этих лицах.
        Я надеялся, что у них все хорошо и их уже отпустили так же, как и меня. Или отпустят в ближайшее время.
        Выходило, что после допроса оперативники отправили меня в камеру отсыпаться. Это было резонно, потому что я осознавал, что не сумел бы дойти до корабля.
        Настолько я был измотан. Скорее всего, я лег бы спать на ближайшей лавочке на автобусной остановке.
        Я в некотором смысле был им признателен и обязан за такую заботу. Теперь, когда я был на свободе, я мог себе кое в чем признаться. Допрос в КГБ не прошел для меня бесследно.
        По правде говоря, я был счастлив от того, что мне не предложили стать осведомителем. А могли бы. Это был стандартное предложение, от которого нельзя отказаться.
        И я не знал, как стал бы выкручиваться из подобной ситуации. Рассказать всю историю в деталях от начала до конца Теме - не поверит.
        Возможно, в мою судьбу ситуацию вмешался генерал Нечаев, если Боёк успел созвониться с бабушкой. А может быть и нет.
        Скорее всего я этого никогда не узнаю, если сам генерал не пожелает мне об этом рассказать.
        Одно было понятно, что старик не захотел бы терять такого партнера по шахматам. Если он поучаствовал в моей судьбе, то значит, что я его использовал. Мне стало немного совестно.
        Размышляя об этом я приближался к порту. После допроса и пребывания в камере, я по особому посмотрел на звездное небо.
        Оно было чистым и настолько прозрачным, что мне казалось, что я могу дотянуться и потрогать любую звезду. Воздух пьянил. Здания казались дворцами, а уже увядающая трава и деревья - райским садом. В памяти всплыли строчки:
        Кругом меня цвел божий сад;
        Растений радужный наряд
        Хранил следы небесных слез,
        И кудри виноградных лоз
        Удивительно, как мало нужно человеку, чтобы ощутить себя свободным. Общения с родными, друзьями. Прогулок по улице, чистого воздуха, неба, моря и гор на которые можешь посмотреть в любое время, когда захочешь.
        Я понял, что очень давно не ходил в кино. Последний раз я там был еще в той прошлой жизни. А в этой, в кино ходил прежний Максим. И дал себе слово сходить.
        По нашему возвращению домой Николай Иванович организовал триумфальная встречу всем нашим, участвовавшим в поисках затонувшей АКРЫ.
        Понятно, что город мы не нашли. Но это и не входило в обязанности спасателей. Мы спасли людей и всем нам спасенная жизнь была большим подарком, чем что либо.
        В поисках и спасении принимали участие все. Те, кто организовал поисково-спасательную операцию, Сергей Петрович с Бойком, которые погружались в тот день девять раз надеясь найти нас под водой. И все остальные, чьи действия обычно незаметны.
        Наша с Леной и профессором фотография теперь уже красовалась на в областных газетах на первых полосах.
        Я настоял, чтобы в статье упомянули всех,людей задействованных в операции. Там написали про всех наших. Не забыли рыбаков, пришедших к нам на выручку.
        Заголовок гласил так: «Пропавшие без вести археологи-аквалангисты провели 12 часов в штормовом море и были спасены»
        Я снова стал знаменит. Но слава вещь скоротечная, и я не придавал ей особого значения.
        С Викой мы переписывались. Она прислала письмо в самом начале, в августе, когда она еще была на абитуре в архитектурно-строительном.
        Письма шли долго. Я получил ее письмо и тут же ответил ей в сентябре. Теперь ожидал ее ответа.
        Жизнь быстро снова вошла в обычную колею. Работа, учеба, дом, друзья.
        Через несколько дней после моего возвращения мне позвонила Маша Баландина. Я не видел ее с выпускного бала и был рад её услышать.
        - Привет, у меня два билета на «Блеф» с Челентано пропадают, пойдем? Я без задних мыслей, чтобы ты знал. Я помню наш уговор про то, что мы друзья. У старшей сеструхи сорвалось.
        Не успел я несколько дней назад подумать о походе в кино, как вот оно - судьба благоволила мне. Я невольно улыбнулся.
        - Конечно пойдем, о чем речь! На какое время билеты?
        - На дневной сеанс, на завтра.
        Мы договорились встретиться с Машей на следующий день в тринадцать ноль ноль у большого платана на набережной. Была суббота, у меня был выходной и я вышел из дома заранее.
        Мне хотелось подойти чуть раньше, чтобы не заставлять Машу ждать. Но мы пришли с ней одновременно.
        Она снова была очень хороша. На этот раз ее волосы были сведены в хвост на лице легкая косметика, подчеркивающая линии ее красивых глаз.
        На ней была надета кожаная куртка, красный свитер, а на бедрах сидела короткая обтягивающая белая юбка. Вызывающая длина юбки, позволяла лицезреть красивые стройные ноги.
        - Что уставился, Бодров? - подтрунивала надо мной Маша, - женских ног не видел?
        - Таких красивых не видел. - я улыбался раскрывая ей навстречу объятия.
        - Ну ладно, ловелас, так и быть, любуйся. Только нос не задирай. Про тебя опять писали в газете. Кто та страшненькая, которую ты спас?
        Она сложила руки на груди и прижалась ко мне плечом.
        - Ну для кого-то она очень даже ничего.
        - Но только не для тебя, верно?
        - Маша, по сравнению с тобой все звезды меркнут!
        - То-то же! Если что, будешь меня спасать?
        - Конечно, буду.
        В наших лицах и в этом молодом задорном диалоге можно было прочитать всё, что было присуще молодым людям того времени, которые давно дружат друг с другом.
        Я поймал себя на мысли, что в восьмидесятых никто не говорил о том, что дружба между мужчиной и женщиной невозможна.
        - Только это…Мне надо на минутку на работу к папе забежать.
        У нас было еще полно времени и мы направились к двухэтажному зданию прокуратуры города, которая располагалась недалеко от набережной.
        Не очень хотелось идти внутрь, мне хватило посещения КГБ. Но Маша затащила меня за руку в дверь. Нас встретил дежурный сделав шаг навстречу.
        - Это со мной, я к папе.
        Дежурный строго посмотрел на меня.
        - Здравия желаю, - он отдал честь и обратился ко мне, - документы имеются?
        Естественно - я не брал с собой никаких документов.
        - Маш, я тебя здесь подожду.
        - Ну пустите его, пожалуйста.
        Дежурный раздумывал, но мне самому было неловко и я не особо хотел видеть ее отца.
        - Беги, Маш.
        - Ладно, я быстро. Одна нога тут, другая там.
        Стоять внутри на проходе было не удобно. И я попросил дежурного сообщить Маше, что я буду ждать ее на улице.
        Развернувшись, я потянулся к ручке двери, но дверное полотно резко распахнулось передо мной.
        Я столкнулся нос к носу с Солдатенко. Он входил быстрым шагом в задние прокуратуры, неся в руках модный импортный кожаный портфель.
        Мы смотрели друг другу в глаза пару секунд, а потом его лицо исказилось от злости и он процедил сквозь зубы.
        - Вон оно что… Оказывается это ты… - Солдатенко посчитал, что я приходил в прокуратуру из-за него, а потом наклонился к моему уху и тихо, так чтобы дежурный нас не расслышал, прошипел, - ну теперь, Бодров, пеняй на себя. Ты еще горько обо всем пожалеешь.
        Что мне было отвечать моему врагу? Оправдываться? Объяснять про то, что иду с дочкой прокурора в кино? Или рассказывать, что он ошибся? Можно было предположить, что у него начались проблемы.И он видит их во мне.
        - Смотри, сам не пожалей, гнида. Держись от меня и от моих близких подальше.
        Я ответил ему в той же манере, так чтобы нас никто не мог слышать. Солдатенко отпрянул и почти в истерике закричал.
        - Ты мне не угрожай! Напугать меня решил? Сопляк! Посмотрите какой герой!
        Это было проиграно на публику, для дежурного. Тот недоуменно проводил взглядом с меня на него. Солдатенко добился нужного эффекта. Если дежурного спросят, как было дело, то он лишь запомнит, что я угрожал.
        - В чем дело? - строго спросил меня дежурный. Я пожал плечами и посмотрел вслед удаляющемуся Солдатенко, а затем вышел из здания прокуратуры.
        Что же с этого мгновения я понял, что наше хлипкое перемирие закончено. И Солдатенко вырыл топор войны и высоко поднял его над моей головой.
        Нужно готовиться к схватке. Мой враг силен и очень опасен. Кулаками тут не отделаюсь, скорее наоборот - только посажу себя в глубокую яму.
        К этому моменту, из двери выпорхнула радостная Маша.
        - Всё, пошли! - она снова схватила мою руку и потянула за собой, - да что с тобой Бодров? На тебе лица нет.
        Я постарался улыбнуться
        - Всё нормально, пошли.
        Мы направились к кинотеатру, у нас оставалось еще минут тридцать до начала сеанса.
        Кинотеатр располагался на той же площади, что и универмаг, в котором работала жена Солдатенко.
        Мне захотелось угостить Машу мороженым.
        Мороженица, продававшая летом мне мороженное стояла со своим прилавком-холодильников на прежнем месте.
        Такое ощущение, что она поселилась здесь навечно. В октябре уже было мало покупателей. По ее глазам я понял она и узнала меня и вспомнила нашу мелкую историю со сдачей. Но она всё равно обрадовалась, что хоть кто-то подошел и купил у нее стаканчики.
        - Ешьте на здоровье, ребятушки.
        Я поблагодарил её после того как она протянула нам мороженое и сдачу. Я посмотрел на здание универмага. Этот спрут, Солдатенко, неплохо устроился. Похоже он создал небольшую семейную бизнес империю.
        Он имел через жену и её «волшебный» склад, на котором всё есть, связи с состоятельными клиентами.
        Через Интурист спекулировал валютой и мог закупать через моряков технику и другой дефицит, который тут жена тут же пристраивала нужным и доверенным людям.
        - Маш, а ты с «белой блузкой» еще общаешься?
        - С Наташкой-то? Ну да. А что? - Маша откусывала мороженое кусками и отвечала мне с полным ртом. Получалось смешно. Будто он шепелявит.
        - А где Корольков? Что-то я давно его не видел.
        - Так это… В Москву же поступил, в архитектурно-строительный, туда же куда и твоя Вика. разве ты не знал?
        - Во-первых, Вика не моя, во-вторых ты меня сейчас на задницу прямо приземлила. Он точно в тот же вуз поступил?
        - Ну да, ну да, не твоя. Весь класс видел, как ты ее пиджачком укрывал на выпускном, - в ее голосе не было обиды, только сарказм
        - Маш, ну мы же договорились…
        - Да прости, ничего не могу с собой поделать. Не пойму мужиков, ну вот что вам еще нужно? Я красивая, пригожая, хозяйственная. Чем тебе…
        - Маш…
        - Ладно шучу я. Точно в тот же ВУЗ. Наташка неделю себе локти кусала. Он ее здесь в педагогический отправил, сказал, что тоже будет поступать. А сам поматросил и дальше сам знаешь. Уехал в Москву ничего не сказав и даже не попрощавшись с ней. Жалко мне ее дуру.
        - Поматросил?
        - Ну, мне этого доподлинно не известно, я свечку не держала, но девки говорят - она аборт делала.
        Это был неприятный поворот для меня. Конечно, неприятно, что Корольков так поступил с «белой блузкой», еще и в статусе комсорга. Вообще гадство. Но новость про Вику учащуюся с ним в одном ВУЗе, действительно, пришибла меня.
        Я был уверен, что без Солдатенко тут не обошлось. Похоже на то, что он всё-таки отыгрывался на мне за отказ мамы много лет назад. Он полагал, что Вика моя девушка и всё устроил так, чтобы ее племянник «увел» её у меня. А Игорь был из тех типов, которые слушали дядю и беспрекословно всё выполняли.
        Выходит, Солдатенко сам нарушил наше перемирие у меня за спиной. Мысли не давали нормально сосредоточиться на фильме, но я собрался и не стал показывать Маше свои переживания и рассказывать о чем я размышлял.
        Как там было в Сунь-Цзы в искусстве войны? Побеждает тот, кто знает, когда сражаться и когда не сражаться. Побеждает тот, кто будучи готов сам, ждёт, чтобы застать врага врасплох?

* * *
        Солдатенко нанес первый удар достаточно быстро.
        Выйдя на смену в ОСВОД через неделю я увидел, как два Сереги и другие ОСВОДовцы выносят со станции, мебель, акваланги, оборудование, которое можно нести на руках и грузят в припаркованный на стоянке у здания ЗИЛ видавший виды зеленый.
        - Что случилось, Серег? Учебная тревога? - поздоровался я с Бойком, улыбаясь. Но лицо моего друга было сосредоточенно серьезным
        - Нет. Мы съезжаем. Нам не до шуток, Макс.
        - А в чем дело?
        - Короче, полная задница. Горисполком забирает у нас здание. Пойдет под снос. Станции не будет, они внесли изменения в градостроительный план. Этот участок теперь пойдет под кооперативные гаражи.
        Вот же мстительная гнида. Солдатенко начал бить. И затеял игру по-крупному.
        К нам подошел Рыбников и еще трое парней. Они остановились на перекур.
        - Николая Ивановича сняли с должности председателя городского ОСВОД.
        - Как сняли? - у меня подступил ком к горлу.
        - Да вот так и сняли. Вчера комиссия приезжала из центрального, - Рыбников раздосадовано затушил окурок, посмотрел в сторону чаек, парящих над морем, потом посмотрел мне в глаза и сказал:
        - Но это еще не самые крутые новости…
        Глава 5
        Краткое содержание предыдущей главы:
        Максим, попал в камеру во внутренней тюрьме КГБ. Он спал и видел тот самый сон. Его выпустили в тот же день. Он догадывается, что это произошло при активном участии в его судьбе генерала Нечаева, но понимает, что никогда не узнает об этом в силу специфики работы советских спецслужб. Он опьянен спасением, свободой и жизнью. Его вновь радостно встречают друзья и коллеги. О нем пишут областные/республиканские/краевые газеты.
        Максим неожиданно сталкивается с Солдатенко в дверях прокуратуры. Чиновник подозревает, что Максим копает вместе с прокурорскими под него. Солдатенко объявляет Максиму Бодрову войну
        - Николая Ивановича сняли с должности председателя городского ОСВОД.
        - Как сняли? - у меня подступил ком к горлу.
        - Да вот так и сняли. Вчера комиссия приезжала из центрального, - Рыбников раздосадовано затушил окурок, посмотрел в сторону чаек, парящих над морем, потом посмотрел мне в глаза и сказал:
        - Но это еще не самые крутые новости…

* * *
        - И какая самая плохая? - я повернулся к Рыбе.
        - Николая Ивановича вчера забрали в ментуру, - ответил он подавленно. Было видно, что Серега очень расстроен этим обстоятельством.
        - За что?
        - Шьют халатность, нарушение техники безопасности при водолазных работах. Предъявляют, что раздает допуски к работам лиц не имеющим квалификации.
        - Лицо без квалификации это я?
        - Да ты не заморачивайся, думаю там разберутся. Тут, к каждому из нас придраться могут.
        А Серега Бойков добавил:
        - Ещё финансовые дела. Чего-то там в бухгалтерии не сошлось по зарплатам и закупкам канцелярии. Ну и изюм на торте - распускают нас всех, до особого распоряжения.
        - А что значит распускают?
        - Ну в бессрочный отпуск отправляют, пока не подберут новое помещение и не выберут нового председателя. Сейчас у нас Й. О.
        - И. О. Исполняющий обязанности?
        - Да он самый, - разъяснил Боёк, - какого-то хрена из горисполкома прислали.
        - Такие дела.
        Меня совершенно не обрадовало услышанное. Солдатенко не давали покоя ни моя личная жизнь, ни мои успехи в работе, ни статьи в газетах, где меня упоминали, а таких было целых девять штук. Но самое главное он решил, что я настучал на него в прокуратуру.
        Ходить к нему и пробовать объясниться было глупо и совершенно не по-мужски. Ведь это он хотел, мне нагадить по всем фронтам и свести Вику с Корольковым.
        Видно, давно ее заприметил, еще до моего появления. И считал, что она будет для его племянника отличной партией. А тут появляется Макс Бодров, к которому тянется Виктория Рерих.
        Макс смешивает Солдатенко все планы и он подсылает Королькова разобраться со мной по-мужски.
        Опять наша мужская порода перешла Солдатенко дорогу. Тут уж не до Вики, вопрос принципа и шлейФ его незакрытых гештальтов.
        Он решает надо мной отыграться и требует, чтобы Корольков организовал мое исключение. Ну, а дальше, как назло все его планы рушатся, как карточный домик.
        При этом я еще не осознаю, что со мной воюет целый зампред горисполкома.
        Он решает меня или купить или включить в свой бизнес, действуя из принципа держи друзей близко, а врагов ещё ближе. Не помню кто сказал.
        Ну а потом, он видит меня в прокуратуре. Он показлся мне нервным и издерганным на входе. Значит, не все у него было хорошо. Он выглядел так, будто у него задница горит.
        И он решил, что причина во мне. Убрать через комсомол, исключить из ВУЗа он не мог. Моя репутация работала против него, да и оводов я не давал. Учился хорошо, у меня получалось совмещать работу и учебу почти без пропусков. Наслать кого-то? Мог бы, но видно, что затаился. Под ним самим стулья шатались.
        Я вспомнил как вскользь о нем спрашивали на допросе в КГБ. Точно, скорее всего его пасли и слушали.
        Может быть, кто-то в МВД прикрывал его, ведь Королькова вытащили из милиции за пять минут. Сейчас Николай Иванович под прессом.
        Что делает Солдатенко, если думает, что я на него стуканул в прокуратуру. Он объявляет войну. Как он реагирует в этом случае? Всё верно - ищет у меня уязвимые места.
        Бабушка с дедом, вряд ли стали бы объектом его интереса. Ну это надо быть совсем конченной тварью, чтобы на них отыгрываться.
        Хотя, например, на моем деде не особо отыграешься. Он сам все еще старый лев - сожрать уже не сожрет, но брюхо вспороть может. Да Ба, тоже не промах. У нее крутые ученики и их родители.
        В этом случае он ведет атаку на ОСВОД. Солдатенко подумал и понял, что сначала нужно меня лишишь материальной базы и поддержки коллег. Он думает, что я буду по-сговорчивее? Врублю заднюю?
        Так ему невдомек, что я еще и не начинал воевать. Я только анализирую и готовлюсь. Конечно, на его стороне все ресурсы исполнительной и партийной власти.
        А на моей молодость тела и большой жизненный опыт. А опыт подсказывал идти вперед туда, где не ждут. Атаковать там, где не подготовились.
        Я засобирался в Москву. Надо было делать это как можно незаметнее. В восьмидесятых было одно неоспоримое преимущество перед дветысячи двадцатыми, позволяющими сохранять инкогнио.
        Совершенно не требовалось предъявлять документы, когда ты покупал билеты на поезд. Конечно, мне человеку попавшему в восьмидесятые из будущего, это было довольно непривычно, даже дико. В некоторых вопросах, СССР был свободнее постсоветской России, как бы парадоксально это не звучало. В некоторых, но н во всех.
        Большую часть зарплаты я отдавал бабушке. Другую откладывал, но мне некуда было ее тратить.
        Я продолжал собирать на «Верховину», но в те месяцы у меня появилась новая цель - собственный акваланг.
        ДОСААФовские нам, конечно, выдавали, но они были общими и ими могли пользоваться многие. В том числе и новые ученики. А это было чревато поломками легочников, вентилей и других частей.
        Как ни старались мы уберечь акваланги, всё равно с ними. что-то приключилось.
        В ОСВОД их было мало и большинство ребят имеющих удостоверение подводного пловца или инструктора рано или поздно приобретало свою снарягу.
        Вернувшись домой, я пересчитал свою заначку. У меня получилась довольно внушительная для студента сумма. Черытеста пятьдесят рублей. По тем временам мог похвастаться не каждый первокурсник.
        Конечно она не шла ни в какое сравнение с сотнями тысяч, а возможно и миллионами Солдатенко, мне вполне хватало для текущих планов.
        Отправившись в железнодорожную кассу, я простоял полчаса в очереди. Мне вспомнился забавный случай, связанный с билетами, произошедший со мной летом.
        В день первой зарплаты ко мне на улице обратились за помощью два парня студента, приехавшие на море. Они рассказали, что им не хватает на билеты шести рублей. Студенты просили одолжить недостающую сумму и обещали вернуть деньги, как только доберутся домой.
        Я хотел им просто отдать эту сумму, но они отказались брать деньги просто так, категорично настояли на возврате и записали мой домашний адрес.
        Уже позабыв про эти деньги, я через пару недель с удивлением обнаружил в почтовом ящике почтовое уведомление о денежном переводе телеграфом на мое имя из Саратова.
        При этом, если честно, у меня совершенно вылетели из головы забыл имена тех двух ребят. А то, что они из Саратова, я не знал и в помине.
        Меня не переставала удивлять открытость, доверчивость и порядочность людей, окружавших меня.
        Когда подошла моя очередь, то я купил билеты до Москвы на поезд, отправлявшийся вечером в пятницу после занятий. Поезд шел чуть больше суток. Это значило, что после обеда в субботу я буду в Москве.
        Обратных билетов на воскресенье не было, пришлось брать на вечер понедельника. За билеты, представляющие из себя небольшой коричневый картонный прямоугольник с перфорацией и отверстием посередине, я заплатил двадцать два рубля в оба конца.
        Договорившись со старостой группы, которая обещала меня прикрыть и поделиться лекциями за понедельник, я сообщил Ба, что мне срочно нужно в Москву.
        Я ожидал, большого количества расспросов с ее стороны, но она сходила на рынок и по случаю моей поездки наготовила мне еды в дорогу.
        - Ты к тете Нине намереваешься нанести визит? - бабуля иногда использовала такие устаревшие формы предложений, что я иногда терялся.
        - Ба, если будет время - обязательно заскочу, мне кажется, что не успею нанести визит, как ты говоришь.
        - Хорошо, запиши ее телефон на всякий случай, - она извлекала из недр кухонного буфета небольшую записную книжку с кожаным переплетом.
        Я записал себе номер.
        - Ты не беспокойся за меня, я уже взрослый.
        Она лукаво посмотрела на меня иронизируя над моим возрастом
        - Ты смотри там водку с мужиками не пей,взрослый, в карты ни с кем в поезде не играй. Там одни карточные шулеры ошиваются, - строгим голосом предупредила бабуля.
        - Хорошо, Ба. Все понял. Есть, не играть, водку не пить. В окошко смотреть можно?
        - Шалопай. Дед велел тебе на дорогу двадцать пять рублей выделить, - она открыла кошелек с хромированными зажимами, похожими на короткие проволочные антеннки, с небольшими шариками на концах, достала и протянула мне новенькую хрустящую купюру
        - Спасибо, что вам привезти из Москвы?
        - Мне ничего не надо, Максимка. Присмотри себе что-нибудь.
        - Понятно, значит тебе - московские конфеты. А что деду?
        - Привези ему финский сервелат. Он любит, - голос бабушки смягчился, наполнился бархатом и теплом.
        Вот бы, все люди на Земле, так любили и берегли бы друг друга. Мой дед с бабкой были очень трогательной парой, и я их обожал за это.
        Поезд дальнего следования подали на перрон по расписанию, за тридцать минут до отправления.
        Для меня всегда оставалось загадкой для чего часть перрона была устроена в виде эстакады, которая шла на одном уровне со входом в вагоны. Другая же часть была ниже шла на уровне колес. В первом случае можно было зайти в поезд прямо с платформы, а во втором нужно было карабкаться по ступеням лестницы.
        Казалось, что МПС СССР так наказывало пассажиров, за провинности, известные только чиновникам Министерства Путей Сообщения.
        Я как раз попал в эту категорию. Нумерация вагонов начиналась хвоста поезда.
        Билет был в предпоследний пятнадцатый вагон, так что мне пришлось чапать по перрону почти до самого конца.
        Самые шустрые из мои соседей по плацкартному вагону уже столпились возле входа в вагон, ожидая, пока угрюмая толстозадая проводница опустит ступеньки.
        На зеленых боковых стенках вагона шли четыре горизонтальные волнистые полосы - ребра жесткости.
        Она стояла внутри вагона у открытой двери и держась за ручки вглядывалась в сторон вокзала - ожидала отмашки на посадку.
        Народ суетился у поезда уже суетился. Кто-то стоял, переминаясь с ноги на ногу, а кто-то, с сумками и чемоданами в руках, только подходил к вагону, переходя с бега на семенящий шаг.
        Пассажиры боялись опоздать, ведомые вечным страхом увидеть последний уходящий вагон, они торопились присоединиться к группкам у дверей.
        Кто - то закурил прямо в толпе и сладковато-терпкий запах табака ударил мне в нос.
        Мне не хотелось вдыхать дым недорогих сигарет вперемешку с запахом чего-то пряного, витающего в то ли ещё дневном, то ли уже в вечернем воздухе. И я отступил на пару шагов.
        В прошлой жизни я много курил. Со школы. А потом просто завязал. Мне перестал нравится сам процесс и все, что с ним связано.
        Многие мучаются годами и не могут бросить. Я же избавился от этой дурацкой привычки за один день. Просто перестал курить.
        Наконец проводница разглядела что-то вдали, перевела рифленую железную платформу в тамбуре из горизонтального в вертикальное положение и опустила подножку со ступенями вниз.
        Из репродукторов донеслось невнятное шипение, подражающее голосу, и люди рассыпанные как горошинки по платформе поспешили занять свои места.
        Я входил в плацкартный вагон в числе последних пассажиров. Те, кто стремился ворваться в вагон первыми, уже сидели на своих местах и их расслабленные, но раскрасневшиеся лица озаряли довольные улыбки.
        Я никогда не участвовал в этих гонках. Читал, что пассажиры вскочившие в вагон первыми по статистике чаще всего умирают от сердечных приступов в пути.
        Мое место находилось посередине вагона, полка у меня была верхняя. Я специально подбирал, чтобы не ехать на боковом и не у туалета.
        Моими соседями оказался пожилой мужик, ровесник моего деда и ещё две девушки, одна светленькая, другая брюнетка.
        Обе быстроглазые, веселые и симпатичные, лет восемнадцати-девятнадцати по возрасту.
        Я поздоровался со всеми, поставил свою сумку на багажную полку и присел на нижнюю койку. Верхние были пока откинуты и зафиксированы под углом.
        Девчонки с интересом рассматривали меня. Одна из них представилась и представила свою подругу. Её разгоревшееся при посадке лицо прямо-таки притягивало к себе взгляды мужчин из соседних купе, точнее отсеков.
        Дед достал из плаща газету «Советский Спорт», видимо, купленную на вокзале в киоске, и начал читать, облокотясь на столик. Он пытался вовлечь девушек в результаты Олимпиады, но девчонки смеясь ответили, что не разбираются в спорте.
        - Ну а вы, молодой человек? Вы спортом занимаетесь?
        Мне не хотелось рассказывать про свои боксерские тренировки и способности, поэтому я ответил ему, что я подводный пловец. У девчонок расширились глаза они стали смотреть на меня с еще
        Темненькая почти захлопала в ладоши
        Из соседнего отсека, из-за перегородки высунулась мужская голова
        - А не тот ли ты пловец, который нырял с археологами и спас их? Смотрю похож, чё-то мор… - он осекся, - лицо знакомое.
        Я улыбнулся в ответ. В его интонации не звучало презрения или высокомерия. Это был обычный деревенский мужик-колхозник, который так разговаривал.
        - Нет. Не тот. Похож просто, я того знаю. Он постарше меня лет на пять.
        Наш разговор привлек внимание других пассажиров. Я уже пожалел, что не рассказал про бокс. Оказывается, некоторые тоже меня узнали. Я даже стал причиной раздора между сорокалетней парой. Муж тихо выговаривал жене, но в вагоне все было слышно.
        - Я же говорил тебе, что не он. А ты он, он!
        Светленькая посмотрела на меня с прищуром и еще шире улыбнулась. Кажется она поняла.
        По проходу перемещалась запыхавшаяся бабка с большими баулами в руках. Она остановилась у нашего отсека, посмотрела полуслепыми дальнозоркими глазами в свой билет, потом протянула его мне и спросила здесь ли ее место?
        Я заглянул в прямоугольник сверил цифры с местом напротив.
        - Здесь, бабушка. Ваше место боковое. Нижнее.
        - Ой, спасибо, милок. Она вздыхая и пыхтя водрузила один из баулов на свободное боковое сиденье, - помоги мне, милок, закинуть котомочку наверх.
        - Конечно, - я встал и приподнял баул. В «котомочке» было добрых двадцать с гаком килограмм. Как она дотащила? Во истину, слава русским женщинам!
        - Ого. Кипричи? - пошутил я над баулом и поднял его наверх, на полку для багажа.
        - Нет, милок. Вещички кое-какие и книги. Сын с невесткой в Москву переезжают - вот везу им. Тяжело?
        Я понимающе кивнул.
        - Нет, не тяжело, бабуль, - развернулся чтобы сесть и поймал на себе взгляд холодных мужских глаз.
        Такая встреча в мои планы не входила.
        Глава 6

* * *
        Я сделал вид, что не узнал его. В соседнем отсеке, у меня за спиной сидел Шельма. Я сел на свое место.
        Мне нужно обдумать свои действия, чтобы нейтрализовать его наверняка. Я был уверен в том, что он не денется на этот раз.
        А Шельма точно узнал меня. Стопроцентно. Я понял это по его напряженному взгляду.
        Странно, что я не заметил его у дверей вагона снаружи, когда стоял у подножки. Я, правда, не особо вглядывался в лица, но был уверен, что его физиономию я бы узнал из тысячи.
        Даже не смотря на то, что он явно постарался изменить свою внешность.
        Он теперь был загорелый, лысый и бородатый. Похожий на Саида из «Белого солнца пустыни». Такие же острые черты черты лица, прямой нос, темные глаза, нахмуренные брови и легкая трехдневная небритость.
        Со стороны дверей с проводницей послышался шум и голоса. Боковым зрением я заметил, что по проходу в нашу сторону двигается цыган довольно крепкого сложения с густеющей бородой, в фетровой шляпе и широченных кирзовых сапогах.
        Его чёрные штаны на поясе были увешаны цепочками и брелками. Наверно, амулеты от сглаза и порчи.
        Он двигался с небольшой спортивной сумкой на плече, на которой были две надписи красным и синим: «USSR» и «СССР».
        За ним, в проходе с трудом протискиваясь с мешками, закинутыми за спину, семенили два молодые цыганки с детьми.
        Они все были похожи на небольшой табор.
        - Ну и вагончик же нам попался, нечего сказать! - нахмурившись, заметила женщина,из соседнего отсека, спорившая с мужем обо мне.
        Бородатый цыган, услышал эти слова, притормозил, свирепо зыркнул на неё, поводя кровяными белками, но ничего не ответил и стал протискиваться дальше.
        Цыганки следовавшие за ним окинули женщину презрительным взглядом, что-то сказали о ней на своем на цыганском.
        Табор расположился через два пассажирских отсека от нас, вернее, через два пассажирских отсека. Как только они разложили свою поклажу, по проходу с гиканьем и улюлюканьем пробежали чумазые цыганята.
        Старшие цыгане не обращали на них ни малейшего внимания.
        Громкоговоритель на вокзале оповестил пассажиров и провожающих о том, что наш поезд отправляется.
        Локомотив загудел, дернулся и начал медленно набирать ход. Вагоны сначала заскрипели, потом со стуком и небольшими рывками потянулись за ним.
        Один из цыганят, лет пяти от роду, подошел ко мне и схватил меня своим кулачком за указательный палец и ласково, растягивая слова попросил:
        - Дай рубль.
        Я улыбнулся ему
        - Нет рубля, но есть печенье, будешь?
        Цыганенок смотрел на меня своими большим черными глазами, хлопал ресницами и держал большой палец свободной руки во рту вместо соски.
        Он вдруг отпустил мою руку, побежал вприпрыжку к старшим детям ошиваюшимся в проходах поблизости и что-то коротко сказал сестре, указывая пальцем в мою сторону. Она посмотрела на меня, кивнула и извлекла откуда-то из недр своей одежды монету.
        Мальчуган схватив ее, так же вприпрыжку примчался ко мне обратно. Он протянул мне пятидесяти копеечную монету.
        - На, - цыганенок смотрел мне в глаза, - у тебя нет рубля - возьми. У цыгана попросишь денег по честному - цыган всегда даст.
        - О-о-о, - с улыбкой протянули девчонки напротив, наблюдавшие эту сцену, - если тебе цыгане дают денег, значит ты будешь счастливым.
        Я очень удивился такой щедрости, но принял монету от ребенка.
        - Спасибо. Ну-ка подожди, - я потянулся к своему багажу и вытащил в ответ из своей сумки фонарик, который стоил в спорт магазине три-двадцать и две пачки печенья - все, какие Ба, положила мне на дорогу с собой и вручил их мальчишке.
        Он счастливый, рванул к своему отсеку с отцом и молодой матерью.
        По лицу было трудно определить ее возраст, но мне казалось, что ей вряд ли больше восемнадцати лет. Я обратил внимание на ее яркие цветастые юбки и босые ноги. Я вспомнил, что где бы я не встречал цыган, их женщины очень часто ходили с босыми ступнями.
        Цыганенок подбежал к своей матери и бухнул ей все добро на колени и вновь указал на меня пальцем. Она внимательно посмотрела в мою сторону избегая встречного взгляда, затем кивнула, что-то сказала ребенку и отвернулась.
        Из-за перегородки вылезла косматая голова главы цыганского семейства. Он хотел увидеть о ком говорят мать и сын.
        Я слегка кивнул ему, он ответил тем же и его бородатое лицо снова скрылось.
        Поезд уже давно набрал ход и летел по путям, миновав окраины города. Я смотрел в окно. Сначала за ним мелькали столбы и степная трава, потом появились горы. Иногда поезд проезжал мимо деревень и полустанков с небольшими домиками и одинокими фонарями.
        По вагону шла проводница и проверяла билеты, присаживаясь в каждом отсеке. Она смущала пассажиров своими габаритами, но сама нисколько не комплексовала по поводу своего избыточного веса.
        - Бельё брать будете? - обратилась она к нашему отсеку, раскладывая коричневые прямоугольники в специальный футляр -органайзер для билетов. Все закивали в ответ.
        - Белье, комплект - рубль. Возьми деньги, сходи в купе проводников, там моя напарница, - обратилась бабища ко мне, - возьмешь белье.
        - А пошли вместе, предложила одна из моих попутчиц.
        - А можно чайку, дочка?
        - Кипяток бесплатно. Чай будет через час, - объявила нам проводница.
        - Ой а у меня заварник есть и чай мы с собой взяли, ответила вторая, - давайте я тоже с вами схожу.
        - И мне белье принеси, милок, бабушка что-то совсем устала, - старушка, которая просила поднять ее «кирпичи» открыла свой кошелек, достала оттуда купюру и протянула мне.
        - Хорошо бабуль, принесу
        Дед спохватился и тоже полез за деньгами, но я его остановил.
        - У меня есть, потом отдадите.
        Мы пошли за бельем и я краем глаза снова посмотрел туда, где сидел Шельма.
        Его место пустовало! Когда он успел свалить? Ну ничего, до следующей остановки два часа. Не будет же он прыгать из поезда на ходу?
        Когда я его замечал в последний раз? Я сидел с края и не мог не заметить, как он выходит и уходит по проходу.
        Выходило, что он свалил тогда, когда мимо нас шли цыгане. Вот и взаправду - шельма. Лис, который умеет запутывать следы, скрываться и изворачиваться.
        После той драки, в которой он сломал Тёме челюсть его искал весь личный состав МВД.
        Но его не только не смогли поймать, он ещё и умудрился прихватить с собой всё наворованные за сезон деньги, спрятанные в частном доме, где квартировались все члены банды.
        Не смогли или не захотели это большой вопрос, впрочем сейчас для меня это не имело никакого значения.
        Хотя он мог везти при себе крупную сумму денег.
        Я осмотрел его попутчиков и ничего интересного в них не нашел.
        Бабушка с внучкой лет двенадцати и женщина лет сорока пяти в косынке и простом платье.
        Никто из них не тянул на его подельников. Тогда я взглянул на их багаж и увидел единственную мужскую темно-синюю сумку.
        Мог ли он оставить ее здесь, если в ней было полно денег? Вряд ли. Слишком осторожен был это зверь.
        Хотя, если подумать…
        Как говориться, хочешь что-то спрятать - положи на самое видное место.
        Ещё оставались грузовые отсеки под нижними койками.
        Проверить я никак не мог. Да и откуда мне знать, не спустил ли он все деньги на побережье.
        Понятно почему он выбрал плацкарт. Знал, что его до сих пор ищут.
        Тёма рассказывал, что его подельники описывали его, как человека любящего роскошь и не отказывающего себе ни в чем.
        Ездил он только в спальных вагонах, кушал в самых известных ресторанах, любил носить дорогие часы, одежду и обувь.
        На самолетах он не летал - боялся. Надо же такой матерый, а с аэрофобией.
        Мы прошли с девчонками к купе проводников и встали в небольшую очередь за бельем.
        Попутчицы оказались очень контактными, мы без умолку болтали, шутили и смеялись. Они рассказывали о свой жизни и учебе в педагогическом училище.
        Когда подошла наша очередь, то я протянул деньги второй проводнице. И попросил пять комплектов белья. Она была намного моложе и стройнее той, что собирала билеты.
        Но в ее взгляде и манере речи чувствовалась какая-то напряженность, скорее даже неприязнь, направленная на меня.
        Разница в обращении лично со мной и с предыдущими пассажирам стоявшими за бельем была разительна.
        Вот оно что! Вот почему я его не приметил на посадке. Вот как он незаметно пробрался в вагон!
        Его не было на улице. Он был в купе у проводницы! Очень удобно.
        Не знаю ехал ли он зайцем, но все кто пасли его у железнодорожных касс и у спальных вагонов поездов оставались ни с чем, потому что вот эта красавица, стоявшая передо мной, готова была на всё ради него.
        Во все времена существовали и будут существовать женщины, которые обожают мальчишей-плохишей, негодяев и разного рода подонков. Одна из наших проводниц была именно такой. И она знала, что мы с Шельмой далеко не друзья
        Возможно, что он удрал тогда из города спрятав деньги. А теперь, когда все улеглось, вернулся за припрятанным. Всю его банду, за исключением Гончаренко, осудили.
        Я не очень верил в версию о суициде. А вот у двух команд вполне были мотивы закрыть ему рот. Это и банда Шельмы и группа Солдатенко.
        Вообще меня давно посещали мысли том, что в милиции кто-то плотно повязан с преступным миром. Слишком уж много неслучайных случайностей произошло.
        Проводница продемонстрировала мне свое неприязненное отношение практически швырнув мне в грудь комплекты с бельем. Это выглядело со стороны намеренным жестом и одна из девушек, которых я сопровождал с негодованием обратилась к проводнице:
        - Больная, что ли? Что швыряешься? Не можешь работать - сходи нервы полечи.
        Та сверкнула взглядом на меня, потом на девчонок, но ничего не ответила. Спросить, что ли куда он пошел, чтобы заставить ее понервничать, а потом проследить за ней? В поезде это будет сложно сделать. Она меня быстро вычислит.
        В самом начале, когда только обнаружил, что Шельма едет со мной в одном вагоне, я хотел обратиться к проводнице и попросить ее свести меня с начальником поезда.
        Моя интуиция отвергла этот вариант, и, как выясняется, небезосновательно.
        - Спасибо, - я вежливо ответил молодой проводнице, - а можно стаканы?
        А потом обратился к девчонкам:
        - Девушка, видимо, устала. У проводников тяжелая работа, их можно понять: куча людей, детей, багажа. Неразбериха страшная, и в этой неразберихе мотаешься туда-сюда по одному и тому же маршруту, света белого не видишь. А тебе надо и убрать вагон, и всех спать уложить, и разбудить, и чай разнести. А деньги, наверное, не самые великие платят. А чего стоят пьяные мужики, скандальные женщины или заболевающие и плачущие дети.
        Проводница опустила глаза, развернулась и открыла шкафчик в котором рядами стояли тонкостенные стаканы с двумя тоненькими красными каемочками в кружевных серебристых подстаканниках. Не оборачиваясь она спросила:
        - Сколько надо?
        Получив ответ, она выдала четыре стакана, молча глядя в сторону.
        - Макс, ты что проводником работал? Откуда ты это все знаешь?
        - Нет, я просто очень наблюдательный и в своё время много ездил.
        Я видел, как подруга Шельмы искоса проводила меня взглядом после этих слов.
        Фраза «в свое время» для студента-первокурсника звучала как-то напыщенно и одна из девчонок басом передразнила меня. Я мысленно сделал себе замечание, за то, что снова забыл, сколько мне лет.
        Попив чаю с дедом и девушками, я решил пройтись по вагонам и поискать Шельму. Если мне это не удасться и я его не увижу, то тогда нужно найти начальника поезда. Самостоятельно, без проводниц.
        Начальник поезда мог бы прочесать поезд и помочь мне в поисках Шельмы. Как минимум мог бы связаться с милицией на ближайшей станции.
        До локомотива еще два вагона, я решил начать с них. Пройдя не спеша первый вагон и разглядывая пассажиров, я вышел в тамбур, я увидел, что дверь в следующий вагон заперта. Выход из вагона был закрыт. А стекло двери следующего вагона было выкрашено в темный цвет.
        Что делать? В этом самом тамбуре стоял и курил какой-то парень, любующийся проносящимися горами, проводами и столбами. Он повернулся ко мне и с широкой улыбкой сообщил:
        - Закрыто. Там дальше почтовый вагон. Будешь? - он протянул мне спички и смятую пачку сигарет «Родопи» из нагрудного кармана.
        - Спасибо, бросил пару лет назад. Но одну для приятеля возьму.
        Я аккуратно вытащил из пачки одну сигарету.
        - Чё ищешь? - он имел в виду мое стремление попасть в следующий вагон, - если ресторан, то это тебе в другую сторону поезда. Туда
        Парень затянулся и указал кивком и бровями в сторону откуда я пришел.
        - Друга ищу. Не видел, лысый такой небритый, среднего роста.
        Я показал рукой его рост ладонью, установив ее на уровне своих глаз. И описал его одежду.
        - Так, как раз! По-моему он шел туда в ресторан, когда я из него возвращался. Если это был он. Такой на понтах.
        - Наверно он. Это когда примерно было.
        - Да вот, сразу как только поезд тронулся. Я за нарзанчиком пошел, но толко вагон ресторан еще закрыт был, сказали приходи часа через два. А что он еще не вернулся?
        - Нет вернулся. Ладно спасибо пойду поищу.
        - Значит завис в ресторане. Иди вызволяй друга из царства «зеленого змия»
        Я поблагодарил парня и отправился в обратный путь.
        Когда я проходил мимо цыган, то увидел, как глава табора внимательно смотрит на меня. Не отрывая от меня взора, он проводил меня глазами с нахмуренными густыми черными бровями.
        От такого взгляда многим делается не по себе. Где-то в глубине сознания такие люди верили в старинные поверья про «черный глаз».
        Я прошел мимо не обращая на него внимания, и дойдя до следующего тамбура, ведущего в хвост поезда, не заметил, как цыган встал и последовал за мной.
        Я шел по проходам плацкартных и купированных вагонов цепко и внимательно разглядывая пассажиров. Шельма, пытаясь быть незаметным и пользуясь ситуацией, мог подсесть к кому-нибудь с беседой.
        В десятом вагоне я узнал у проводников, что начальник поезда находится в седьмом.
        Я шел по вагонам не торопясь, ища взглядом своего врага. Но до восьмого я никого, похожего на него не увидел.
        Следующий по счету был вагон-ресторан. я осторожно заглянул в него из тамбура.
        Вот он. Сидел ко мне лицом за вторым столиком вместе с семейной парой и мило с ними о чем-то беседовал. Они ужинали и стол был завален закусками, а посредине стоял графин с водкой.
        Случайное знакомство в поезде могло оказаться роковым для этих двоих.
        Пройти мимо незамеченным не представлялось возможным и я остался в тамбуре делая вид, что я собираюсь закурить, крутя в пальцах сигарету «Родопи».
        Тамбур оказался оживленным местом. Люди постоянно сновали туда и обратно.
        Вдруг, я заметил, как Шельма встал и направился в мою сторону. На его тарелке еще оставалось много еды, и водка в наполненной рюмке раскачивалась в такт движению поезда.
        Я отвернулся и стал смотреть в отражение в окне, ожидая появления Шельмы. Но он так и не вышел в тамбур. Я услышал скрип и характерный стук захлопывающейся двери сортира.
        Я осторожно выглянул в ресторан. То что надо. Шельмы нигде не было видно.
        Я быстро проскочил по проходу между столиками и вошел в вагон, где располагалось купе начальника поезда.
        Я быстро нашел его. Его лицо показалось знакомым, он кого-то мне сильно напоминал, но я не мог понять кого. У него была запоминающаяся абсолютно седая шевелюра, хотя на вид ему было всего лишь лет сорок.
        Я быстро и коротко рассказал ему про Шельму и про проводниц пятнадцатого вагона. Он слушал с серьезным видом и чем дольше длился мой рассказ, тем более хмурым он становился. Его седые брови почти сошлись над переносицей.
        - Когда следующая станция? Нужно ментам сообщить, чтобы встретили поезд.
        - Успеем вызвать. Ты спортсмен? - Он разглядывал мои руки и плечи.
        - Да. Боксер и подводный пловец.
        - Боксер? - его брови поднялись вверх, - ну, отлично. Сами справимся.
        Начальник поезда встал предложил мне жестом выйти, затем сам вышел из своего купе и запер двери.
        - Пошли.
        Он уверенным шагом направился к тамбуру. Остановившись у двери и заглянул в ресторан через окно он спросил:
        - Который?
        Я указал на предпоследний столик. Шельма сидел спиной и продолжал ужинать с парочкой.
        - Так. Подходим предлагаем пройти с нами к моему купе. Ты пойдешь впереди, он посередине, я сзади. Затолкаем в купе, если что - гаси. Если не соглашается - вяжем прямо в вагоне-ресторане! Ребята официанты и бармены помогут. Не в первый раз такое. Понятно объясняю?
        У меня были определенные сомнения. Все же лучше было вызвать ментов. Вдруг у него имелся огнестрел. Но я кивнул головой в знак согласия.
        Начальник уверенным шагом вошел в ресторан и проследовал к столику.
        - Добрый вечер, - он поздоровался со всеми за столом, и опершись о него, обратился к Шельме, - гражданин, вам придется последовать за нами.
        Шельма очень медленно оторвался от еды, поднял свою голову и стал с ненавистью переводить взгляд с начальника поезда на меня.
        Глава 7
        Шельма очень медленно оторвался от еды, поднял свою голову и стал с ненавистью переводить взгляд с начальника поезда на меня.
        Потом широко улыбнулся начальнику, а посмотрев на меня еще и оскалился, как шакал.
        - Последовать за вами? - он переспросил, будто не расслышал.
        - Да, - ответил ему начальник поезда.
        - Ну, пройдемте, - он стал сдвигаться в сторону прохода по кожаному сиденью скамейке, на которой он сидел.
        Я приготовился сделал небольшой шаг назад и был начеку. Он мог наброситься в любой момент. Но, к моему удивлениею, Шельма, по-арестантски, сложил руки за спиной и спокойно спросил. Куда идти?
        - За мной, - ответил я.
        Шельма искоса посмотрел на начальника поезда, тот молча кивнул в знак согласия и указал на выход.
        Я двинулся, как было уговорено впереди, Шельма шел вторым, а замыкал нашу процессию начальник поезда. Некоторые с удивлением провожали нас взглядами, другие, казалось, ничего не поняли.
        Открыв дверь в тамбур, я оглянулся. Пассажиры и персонал вагона-ресторана потеряли к нам всякий интерес. Единственный, кто внимательно наблюдал за нами, был тот самый цыган из моего вагона. Он стоял в противоположном тамбуре и вглядывался через стекло.
        Мне показалось, что я увидел его необычные белки с красными прожилками. Подельник, что ли? Надо предупредить начальника поезда.
        Он сам перехватив мой взгляд, оглянулся за спину. Но цыгана уже не было видно. Он куда-то юркнул или отпрянул.
        - Что там? - вопросительно посмотрел начальник.
        - Ничего, все нормально, - ответил я. Не стоило при Шельме говорить о цыгане.
        Я сделал шаг дальше, взялся за следующую ручку и в отражении стекла межтамбурной двери увидел, как Шельма быстро замахивается правым кулаком.
        Я на автомате, не разворачиваясь, сделал резкий отшаг влево. Он промахнулся и провалился вперед, уж слишком много сил он вложил в этот удар. Он хотел завалить меня с одного удара.
        Я уже разворачивался, готовясь нанести ему ответную любезность.
        Странно, что начальник поезда не удержал его, но тотчас же я всё понял.
        Начальник, запирал за собой дверь вагона-ресторана. Сейчас я понял кого он мне напоминал. Сходство было не фотографическим, братья часто совсем не похожи друг на друга, пока не встанут рядом.
        Выходило, что начальник был старшим братом Шельмы. Теперь против меня двое взрослых мужиков, у одного из которых в руках был кастет
        - Я тебя, суку, сразу узнал! Ууу завалю, - прохрипел Шельма и бросился мне по-борцовски в ноги. Я встретил его коленом, он налетел прямо верхней губой.
        Махаться в тамбуре было неудобно - я не мог маневрировать.
        Шельма был приземист. Он зажал меня в угол, упершись головой в бок, пытался наносить удары кастетом сверху вниз, что-то в манере оверхэнда.
        Он молотил меня снова и снова по верховой дуге над моими руками, обрушиваясь под чрезвычайно неудобным углом.
        Шельма целился в голову и мне все время приходилось уворачиваться от его ударов. Он пару раз попал по касательной и я почувствовал, как из рассеченной раны потекла теплая кровь.
        Брат Шельмы, заперев входы и выходы в тамбур и ресторан, в это время был занят тем, что открывал дверь вагона.
        Надо было менять позицию. В такой я долго против двоих не продержался бы. Я был связан захватом за корпус.Одна рука в клинче. Вторая рука помогала блокировать удары кастетом. Я старался отвечать, и, время от времени, всаживал ею Шельме в ребра.
        Я попробовал провести переднюю подножку. Шельма пошатнулся но устоял, этого момента мне хватило, чтобы поменять неудобное положение. Я отскочил и сумел провести короткую двойку ему в голову.
        Но тут меня сзади схватил братец моего врага и потащил к распахнутой двери
        Я мельком разглядел цыгана, дергающего за ручку со стороны ресторана. Его угол зрения был ограничен и он не увидел меня.
        Шельма распрямится. Теперь он смотрел мне в глаза и бил без разбора. Его удары были чувствительными, попадая кастетом в кость, я ощущал каждый раз острую боль.
        - Хватай его за ноги, брось возиться со своим кастетом, - прорычал над моим ухом начальник поезда Шельме. Тот не сразу сбавил напор, но убрав кастет в карман, он начал охоту за моими ногами.
        В дверь барабанили, я видел, как цыган, сучит и дергает за ручку, пытаясь открыть.
        - Закрыто, пошел нах, - прокричал ему начальник поезда не оборачиваясь.
        Я отбрыкивался, как мог, даже пару раз пнул Шельму ногой, но удушение сзади давало о себе знать. Я не мог дышать и ослабевал. Им удалось схватить меня и подтащить к открытой двери, несущегося поезда.
        Я видел, как мелькали внизу шпалы и крупный железнодорожный щебень. Шансы выжить при падении не велики. Думаю, чуть выше нуля. Человек на такой скорости весь переломался бы и остался инвалидом.
        Я хватался руками за поручни, но Шельма бил меня ногами в грудь, а начальник поезда расцеплял мне пальцы.
        Помощи ждать было не откуда. Шельма сделал большой шаг назад уперся двумя руками в стены тамбура и вложился в прямой удар ногой всеми силами, желая покончить со мной. В его глазах было столько демонической ярости и ненависти, что ею можно было бы отравить всё человечество.
        Моя реакция была мгновенна. Тело само разжало пальцы. Я отпустил один поручень, отклонилось влево так, что прижался лопатками к вагону, пропуская ногу проваливающегося в пустоту Шельмы мимо себя.
        И он полетел. Туда, куда собирался отправить меня секунду назад. За борт.
        Падая, он орал несколько мгновений, пока не остался далеко где-то позади. «Это тебе за Тёмку, мразь!», - пронеслось у меня в голове.
        Начальник поезда не унимался. Казалось - он обезумел. Я держался за поручень одной рукой. Даже при желании я не сумел бы быстро разжать хватку - пальцы свело судорогой.
        Он целился и пытался бить ногой мне по фалангам, но каким то чудом трижды промахнулся. Каблук его ботинка бил в поручень в миллиметре от моих пальцев.
        Я смог переместить свой вес на другую сторону и мощно ударил его коленом в бедро. Начальник поезда взвыл.
        Дверь из ресторана распахнулась в тамбур влетел цыган и официант принесший запасной ключ от двери.
        Начальник поезда тут же, как хамелеон, сменил максу. Он смотрел себе под ноги и обращаясь в пустоту произнес.
        - Не смогли. Ничего не смогли поделать. Ушел гад.
        Я был шокирован его словами. Только, что из вагона выпал, и скорее всего разбился на смерть его брат. Я не ожидал такого цинизма. Из его слов можно было сделать вывод, что не они с братом пытались выкинуть меня, а я с начальником поезда пытались задержать Шельму.
        Цыган хмурился он внимательно смотрел на начальника поезда.
        - Ром, как ты?
        Я не сразу понял, что он обращается ко мне. Видимо на цыганском это означало что-то вроде «парень, как себя чувствуешь». Я все еще не отошел от того что было. Адреналин все ещё захлестывал мой организм. Я просто закивал ему в знак, того, что чувствую более менее нормально.
        - Ром, у тебя кровь, - он ткнул пальцем указывая
        на мои раны от кастета.

* * *
        - Да, я вам битый час объясняю, что суматоха была! Мог случайно и парня задеть. Русским языком объясняю! Я его не душил, а оттаскивал от открытой двери, что бы тот преступник не столкнул мальчишку.
        Начальник поезда сидел в своем купе и на повышенных тонах объяснялся с дежурным из транспортной милиции.
        - Я вы уже в протоколе все записали. А цыган ваш - черт косматый. А мальчишка со страху всё перепутал. Ему вон как рожу расквасило. Думаешь, такой удар бесследно проходит?
        Я стоял в тамбуре с цыганом и все это слушал. По словам начальника поезда он спасал меня.
        - Я уже говорил вам - двери запер, потому что тот, бузить начал, а у меня шестьсот человек в поезде! Вы что ли бы отвечали если что-то случилось бы. Еще чуть чуть и скрутил бы я его.
        Его спрашивали почему он сразу не остановил поезд, когда увидел, что человек выпал.
        - Не выпал, а выпрыгнул. Стоп-кран? Ты видел у пацана морду? Мне что нужно было делать? Спасать его и кровь останавливать? Или дергать стоп-кран, когда поезд уже с три километра поехал, прыгать за преступником и бежать его искать? Это ваша работа! Я ее за вас выполнять не собираюсь. Расслабились вы, вот ворье по поездам, и шариться.
        Чуть помолчав, он добавил:
        - Ну судите меня теперь, за что что первую медицинскую помощь оказывал, а не бегал по полям за вашими уголовниками
        Я поражался его изворотливости. Никакую помощь он мне не оказывал. Одна из проводниц обработала мне раны йодом, а фельдшер, пожилая женщина, прибывшая с нарядом милиции к перрону наложила мне швы.
        Она сделала это в двух местах на голове затылке, но предложила не трогать скулу, чтобы не осталось шрама. Настоятельно рекомендовала в Москве сходить в судмедэкспертизу. Все это время за мной присматривал один из сотрудников милиции.
        Потом, когда фельдшер закончила со мной, вежливо попросил описать ситуацию. К нему присоединился второй. Все это время я находился в купе проводников седьмого вагона.
        Я рассказал ментам всё, что знал об субъекте, начиная с пляжных краж. Подробно описал день и драку, они несколько раз переспрашивали, как всё происходило в тамбуре. Все подробно записали, занесли в протокол, я даже не ожидал подобной дисциплины и въедливости от транспортной милиции. Потом опросили цыгана.
        Цыган не видел сам момент, когда Шельма выпал, но, фактически, подтвердил все мои показания ментам. Цыган справедливо считал, что начальник поезда запер двери, чтобы ему с Шельмой никто не мог помешать выкинуть меня Они смотрели на него с недоверием, так же как и он на них. Но тем не менее тоже зафиксировали всё, как полагается.
        Менты поспрашивали меня насчет мотивов начальника и я посоветовал им проверить его родственные связи. Я не стал указывать, на то, что считаю их братьями. Но дал понять, что между ними может быть родственная связь.
        Менты допросили начальника поезда, попрощались и ушли вместе с фельдшером.
        Поезд стоял на станции уже лишних два часа и народ в вагонах возмущался, суетился, ходил туду и обратно интересуясь, когда же наконец отправиться состав.
        Проводница устала от этих расспросов и после очередного нервного пассажира призналась нам с цыганом, что это не первый случай на маршруте, когда людей выбрасывают из поезда. Уже полгода раз или два раза в месяц обходчики находят выброшенных людей. Кроме одного, потерявшего память, никто не выжил.
        Происходит это на всем пути следования.
        Милиция ищет, но пока не может найти зацепок.
        - А билеты? Документы?
        - По билетам все доезжают, никаких заявлений о том, что потерялись или пропали люди в милицию не поступало. Вот мы и сами уже боимся. Мне домашние говорят, меняй работу.
        - Милиционеры сказали, что скоро их поймают, думаю, так и будет - я постарался успокоить женщину.
        - Дай-то, Бог.
        Поезд тронулся. Мы с цыганом пошли обратно к себе в вагон. Проходя мимо закрытого купе начальника поезда, я знал, что он внутри. Мы с цыганом переглянулись. Я потянулся к ручке-рычагу, но он перехватил мою руку.
        - Не надо, ром. Радуйся, что, жив, ром. Пойдем.
        - Почему ты решил пойти за мной?
        Он пожал плечами.
        - Жена сказала, что хороший ром встретит плохого попутчика.
        - С каких это пор цыган жену слушает?, - удивился я. Я знал, что мужчины у цыган больше всего на свете боялись прослыть подкаблучниками.
        - Умный цыган с головой всегда хорошую жену слушает, но поступает по-своему.
        - Я сначала подумал, что ты с Шельмой заодно. Подельники. Теперь вижу что это не так. Извини.
        Цыган не понял за что я извинялся.
        - Умный цыган с головой свою семью на дело не возьмет, не подставит.
        - Твоя жена и дети переживают за тебя, наверное?
        Мы дошли до нашего вагона. Близилась полночь и многие пассажиры уже спали, укрытыми простынями. В том числе дед из нашего отсека и бабка с бокового места.
        Цыганки сидели на местах, продолжали тихо болтать между собой и не обращали на нас с цыганом никакого внимания.
        - Нет. Не переживала. Жена сказала, что хороший ром победит плохого попутчика.
        - Что же ты тогда пошел за мной, если все заранее предопределено?
        Он ответил с невозмутимым видом.
        - Жена иногда ошибается.
        - Как тебя зовут?
        - Зови меня, как все - цыган. Удачи, ром.
        Он прошел в свой отсек не прощаясь. Его жена лишь единожды мельком посмотрела в мою сторону, не поднимая глаз.
        Наверно, хотела убедиться в правильности своего сбывшегося предсказания.
        Тогда я не знал, что со мной в вагоне ехал самый молодой и, в будущем, самый богатый цыганский барон СССР.
        Девчонки из нашего купе очень обрадовались моему появлению.
        - Где ты был? Люди говорили, что человека с поезда на ходу скинули, мы за тебя очень переживали.
        - Со мной все в порядке, как видите это был не я.
        - Ой а что это у тебя с лицом и ранами на голове? Мамочки!
        - Все в порядке, девоки. В вагоне-ресторане неудачно споткнулся и грохнулся об стол.
        Я взобрался на свою вторую полку.
        Они недоверчиво посмотрели на меня. Но не стали расспрашивать о подробностях.
        - Мы тебе тут кушать оставили, но раз ты был в вагоне ресторане, то уже завтра поешь.
        Напряжение вечера и возбуждение только покинуло меня. И я почувствовал, что очень хочу есть.
        Но делать нечего - придется потерпеть до завтра.
        - Спасибо. Давайте спать. Завтра всё расскажу.
        Я посмотрел в окно. Поезд летел раскачиваясь по колее в Москву и нагонял расписание. Мимо проносился ночной пейзаж в котором лишь изредка светили далекие огоньки. А ночную насыпь подсвечивало отражение света исходящего от окон вагона.
        Следующий день пролетел очень быстро и незаметно.
        На утро я обнаружил, что цыгане сошли ночью где-то на промежуточной станции и вместо них в отсеке сидели бабки с кошелками. Дед всю дорогу молчал и читал газеты.
        Мне кажется, он догадывался, что вчерашняя остановка была связана со мной.
        Я только внешне смирился с тем, что начальника поезда пронесло в этот раз. Сейчас, пока я в поезде, я ничего не смог бы с ним поделать.
        Когда доеду до Москвы, я собирался позвонить кое-кому по его поводу. Его можно было бы легко вычислить. В МПС на работу без документов не попадешь, а все люди имели прописку. Поэтому узнать адрес его места жительства особого труда не составит.
        Не забыл я и про подружку - проводницу из нашего вагона. Она почти весь день не выходила из купе и вела себя тише воды ниже травы.
        Что же касается Шельмы, то я планировал, что займусь им по возвращению домой, когда расскажу Тёме и его приятелям ментам, что встретил этого типа в своем купе. К моменту моего возвращения будет ясно нашли ли его тело.
        Мои спутницы оказались студентками политеха, любительницами кроссвордов. И в перерывах между едой, выходами на перрон на на остановках, мы решали ребусы и кроссворды в газетах, одолженных у деда. Казалось, что их у него великое множество.
        Мы успели обменяться с моими попутчицами адресами и телефонами. Бабушка, которой я помогал все время пыталась нас подкармливать. Она заготовила еды в дорогу на целый полк.
        - Куда же я все это дену, милок. Помоги бабушке
        - Мне бы кто помог, - смеялся я с девчонками, - У меня дома бабуля, такая же как вы, заготовила мне курицу, яйца, хлеба.
        За две станции до Москвы выяснилось, что начальник поезда пропал. После того, как он с вечера не появился, дверь его купе вскрыли и не обнаружили ни самого начальника ни его вещей.
        Это меняло ситуацию, но теперь вопрос его поимки и ареста становился лишь вопросом времени. Он не мог бы долго прятаться.
        Поезд прибыл на Курский вокзал с небольшим опозданием. Пассажиры, бывшие еще совсем недавно бывшие одной семьей, быстро разбежались.
        Кто-то по своим встречающим, а кто-то рванул в метро, присоединяясь к бесконечному потоку вечно спешащих москвичей.
        Я вышел из поезда в числе последних и направился по указателям на перроне к площади вокзала. На улице было
        - Такси надо?
        - Куда едем?
        - Такси недорого
        О, эти персонажи во все времена одинаковы и очень колоритны. С раскабаневшими ордами и узкими заплывшими глазами
        Я выбрал худенького мужика в коричневой замшевой куртке и кепке.
        Он скромно спросил
        - Поедем?
        Я кивнул.
        - Поедем.Командир, где тут можно купить красивый букет цветов?
        Глава 8
        Я выбрал худенького мужика в коричневой замшевой куртке и кепке. Внешне напоминающий Бельмондо.
        Он скромно спросил:
        - Поедем?
        Я кивнул.
        - Поедем. Командир, где тут можно купить красивый букет цветов?
        На площади вокзала мы сели в бледно-желтую волгу, двадцать четверку, с хромированной решеткой радиатора и шашечками и буквой «Т» на двери.
        В машине пахло табаком и бензином. На торпеде висела пластиковая табличка с надписью «Водитель образцового обслуживания».
        - Цветочные магазины уже закрыты. Если только на Рижский рынок ехать. К азербайджанцам. Только у них цветы это время можно купить. Деньги есть?
        - Ну поехали на Рижский рынок. Деньги есть.
        - Пятерка сверху.
        Я взглянул на табличку, сообщающую пассажирам тарифы на такси и улыбнулся. На ней было написано: «Уважаемые пассажиры оплате подлежит только сумма, показанная таксометром независимо от количетва пассажирова и багажа посадка 20 копеек, час простоя у клиента 2 рубля, за один километр пробега 20 копеек»
        - Договорились.
        Я вспомнил, как в прошлой жизни у меня и моих коллег было особым шиком по молодости расточительствовать и пижонить. По приезду в Ленинград или Москву мы брали сразу две машины для себя. В первой ехали сами, во второй идущей следом путешествовали наши фуражки.
        Водитель завел машину, включил счетчик. Это вернуло меня к реальности. Давно я не слышал этого характерного такания. Там, в прошлой жизни, наверно, только старожилы поймут откуда пошло бандитское выражение «счетчик тикает».
        Он посмотрел на мои ссадины и спросил:
        - Тебя что, с поезда сбросили?
        - Почти.
        - Эх, молодость, молодость. Дурные головы у вас. Вы думаете, что жизнь вечная. Поэтому не цените ее. Я тоже так думал, а она вмиг пролетела. Отлично помню себя двадцатилетним парнем. Только закрыл глаза, а теперь вот скоро на пенсию через пару лет.
        Таксист был почти ровесником, меня, того из прошлой жизни. В душе засвербило. Мне захотелось рассказать ему всё про будущее. Про страну, про войны, которые сейчас, в восьмидесятых, кажутся невозможными, про себя. Но я сдержался.
        - Как Олимпиада прошла? Здорово было? Много иностранцев было?
        - Да, что она провалилась, эта Олимпиада.
        - Почему?
        Водила махнул рукой.
        - Да ну. Собрали еще в том году нас в группы специальные. Мы, вместо того, чтобы работать и зарабатывать, учились, как гостей возить. Иностранные языки учили, типа английскому выучили, да вот никто толком два слова на английском связать не мог. Ай эм зе тейбл. Только время зря потратили. Да и не хотел никто работать на линиях. Нарядили нас, как, не знаю кого.
        Таксист рассказал, что иностранцы часто пытались расплатиться валютой, еще и по хитрому курсу, а кому охота за валюту объясняться? Кому такой гемморой нужен? Заграничные гости адреса толком выговорить не могли, сдачу ждали всю, до копейки.
        Не работа, а одни убытки. Богатых клиентов, которые не считают деньги в кошельке, во время Олимпиады не стало. Москву закрыли для «кошелок», так таксист называл людей, ездящих из регионов в столицу за покупками.
        А открыли для ментов. Говорят пятьдесят тысяч со всего Союза завезли, чтобы следили за всем ворьем с шаромыжниками во время Олимпиады. Рассказывали, что собрали Андропов с Щелоковым всех воров и наказали им вести себя тише воды, ниже травы.
        Выходит, что преступная братва промышлявшая разными делами в столице и любившая ездить на «люльках», так они называли такси, тоже покинула Златоглавую от греха подальше. А блатари, хоть и не так часто встречались в роли пассажиров, всегда оставляли щедрые чаевые.
        - Вез я как-то раненого жулика, они чего-то там со своими не поделили. Я не сразу понял, что порезаный он, - рассказывал мне таксист, - Взял у обочины. Аккуратный такой, в костюме хорошем. Увидел что его пырнули, только когда заметил, что ручка дверная, а потом и пассажирское кресло в крови. По глзам все понял. Говорю - может в больничку? А он еле отвечает - Нет. Ты баранку круути и главное довези до места. А сам вот-вот конца отдаст, думаю. Как-то довез его. Он достает сторублевую купюру, протягивает мне. Я говорю: много. А он молча еще два стольника вытащил сказал, что это за неудобства. Кровь отмыть, всё такое. Такие вот люди бывают. Хоть и преступники, но большой души.
        Его глаза горели от восхищения. Я ничего не ответил. Все-таки странный у нас народ. Иногда жалостливый там, где это может быть и не нужно. И жесткий, даже жестокий там, где стоило бы проявить сочувствие.
        По его рассказу выходило, что моему таксисту Олимпиада ничего кроме убытков и нервотрепки не принесла.
        - А хуже всего, - продолжал он, - что вместо иностранца могли и комитетчики подсесть и начать долго и нудно расспрашивать кого возил, куда возил.
        - Неужели, все таксисты в убытке?
        - Нет, ну некоторые ловкачи очень даже наварились. Но они по краю ходили. Долларами не брезговали, джинсами, журнальчиками. Ну и нашими товарами фарцевали. Фототехникой, водкой, икрой.
        - А сами-то что?
        Таксист раздосадованно махнул рукой рядом с баранкой.
        - Не моё это. Торгашей всю жизнь терпеть не мог. Икру и водку сами скушали и раздарили с женой. А вон фотоаппарат Зенит Е остался, так и не смог продать. Тебе не нужен?
        - По чем?
        - По госцене отдам. Приехали.
        Я увидел ворота из которых натужно тряся бело-голубой кабиной выезжал сто тридцатый ЗИЛок
        - Подойдешь к охранникам в будке, скажешь тебе к Мамеду за цветами, дашь рубль. Они проводят.
        Цветочник сонный вышел ко мне навстречу после того, как в его бытовку постучал охранник, морщинистый, как кот породы сфинкс.
        Мамед пытался сбагрить мне по рублю уже увядшие гвоздички, а потом цветок калла или по другому - белокрыльник, но я наотрез отказался и велел ему показать лучшие цветы.
        Он был очень недоволен и что-то ворчал про то, что женщинам «без разницы» какие цветы они получают в подарок. Я был непреклонен, тогда он задрал цену до трех рублей за розу и спросил буду ли я смотреть.
        Я утвердительно кивнул головой и выбрал самые свежие розы, сунул ему деньги. Он деловито пересчитал купюры.
        - Не накинешь трешку за внеурочный работа, брат?
        Сказал он с акцентом.
        - Обойдешься, ты и так на мне десятку наварил, счас и ее лишишься.
        - Ладно, ладно, брат, - он заулыбался, - откуда сам будешь? Тебе упаковать?
        Я не ответил на первый его вопрос.
        - Упакуй.
        Он достал рулон серой оберточной бумаги.
        - Давай, Мамед. Хорошей торговли, - сказал, я забирая упакованные цветы, - гвоздики твои - завтра выбрасывать.
        - Люблю, когда покупатель разбирается в людях и в деле.
        Он проводил меня за территорию рынка, почти до такси.
        Дороги было абсолютно свободны, личный транспорт представленный Жигулями, Москвичами, Волгами и Запорами всех годов выпусков и пестрых цветов, изредка попадался на встречу в единичных экземплярах.
        По вечерним улицами бегали трамваи и тролейбусы. Усталые лица немногих пассажиров могли навести тоску на кого угодно, кроме меня я. С жадностью всматривался в эти городские зарисовки и пейзажи, будто видел Москву впервые в жизни.
        Через сорок минут мы подкатили к новенькому зданию общаги. Я расплатился с таксистом. За стольник я купил его фотоаппарат, и ещё пятнадцать рублей заплатил за машину. Очень не дешево, конечно. Но я знал, что на метро буду искать цветы до полуночи и опоздаю.
        Он взял деньги без какого либо зазрения совести. Таксисты, как были особой категорией пролетариата в крупных городах, так и остались.
        Об их заработках ходили легенды. Мой сегодняшний прихвастнул, что ребята в его такоспарке меньше штуки - тысячи рублей не зарабатывают.
        Я вышел с букетом из семи красных роз, проданных мне азербайджанцем Мамедом из холодильника при рынке, моей дорожной сумкой и фотоаппаратом на лямке, перекинутой через плечо.
        Стоя на улице я осмотрел здание снизу-вверх с первого до последнего этажа. Корпус, построенный под гостиницу к олимпиаде передали под общежитие студентам.
        Мне предстояло найти Вику. Я не знал номер ее комнаты. У меня был только адрес здания и номер корпуса.
        Я вошел в вестибюль и увидел справа вертушку и небольшую дежурку - помещение с высокими окнами.
        Слева находилось подобие зимнего сада. На прямоугольной площадке стояли кадки с цветами, пальмами и другими декоративными растениями. На стене висел таксофон.
        Я ожидал увидеть пенсионера или пенсионерку, но моему удивлению вахтер, сидевший в дежурке был очень молод.
        Мой ровестник. Лет двадцати - двадцати двух. Скорее всего сам являлся студентом ВУЗа, которому принадлежало общежитие. Он увидел меня, но уткнулся в работающий маленький черно-белый телевизор внутри дежурки.
        На его рукаве была красная повязка. Мне не удалось рассмотреть надпись на ней, так, как он сидел ко мне вполоборота левым плечом. А повязка находилась на правом
        - Привет, братан, ДНД?, - указывая на повязку на его руке, спросил я.
        Он смерил меня взглядом, полным высокомерия, нехотя ответил, как бы делая мне одолжение:
        - Какой я тебе братан? - а чуть погодя, развернувшись и продемонстрировав надпись на повязке продолжил тем же тоном - оперотряд!
        Да, господи, откуда у них, у оперотрядовцев такая глупая, горделивая мания величия. Он искренне верил в то, что надпись на повязке и удостоверение делает его каким-то особенным.
        Он считал себя выше других людей, а свою общественную деятельность престижней, только из-за громкого названия.
        Большинство из них в своей студенческой оперотрядовской жизни, занималось тем, что ходили ближе к полуночи по комнатам и отлавливали, припозднившихся после 23?00, гостей. Таких же как они студентов.
        Максимум, на что такие субъекты были способны, так это на задержание и препровождение в каталажку, заблудших праздношатающихся безобидных алкоголиков. Или вот так, сидеть на вахте в общаге, отращивая себе чудовищный комплекс вахтера.
        Но апломба, гордыни у них всегда было с излишком. Они рассказывали друзьям-однокурсникам, девушкам всякие небылицы про задержания валютных спекулянтов, преступников.
        Чуть ли не участие в совместных операциях с КГБ по задержанию агентов иностранных разведок. Но, как правило, такие «перцы» не видели вживую ни валюты, ни спекулянтов, ни сотрудников КГБ.
        Не все конечно, были и нормальные ребята. Но они сущетсвовали в оперотрядах в абсолютном меньшинстве.
        - Земляк, как найти Вику Рерих? - я назвал факультет
        Он не ответил на мой вопрос. Но полез в списки студентов набитые на желтоватых полупрозрачных листах на печатной машинкой.
        - Ты ей кто?
        Он вел пальцем по фамилиям студентов, до тех пор пока не нашел.
        - Я ей брат двоюродный.
        Мне не хотелось ему рассказывать, всю подноготную. Этой информации должно было быть достаточно, чтобы он отвалил.
        - Ничего не могу поделать. Уехала группа Рерих «на картошку», через неделю приходи. Брат. Двоюродный.
        Он смотрел мне в глаза и лыбился. Да, про картошку я совершенно забыл. Студенты и курсанты первых, вторых курсов добровольно-принудительно отправлялись собирать урожай осенью в ближайшие колхозы.
        Поездка на «на картошку» была неотъемлемой частью учебного процесса. В 70-ых сельские жителей начали переезжать в города. И трудовых рук для полевых работ стало не хватать.
        Выход был найден - государство задействовало студентов и студенток в полевых работах по сбору урожая на протяжении периода сбора урожая, оправляя их в колхозы или совхозы под эгидой студенческих строительных или сельскохозяйственных отрядов.
        Убирали, правда, не только картошку, а всё, что выращивало сельское хозяйство СССР. И капусту, и свеклу, и помидоры с виноградом.
        - А куда уехали?
        - Понятия не имею, ответил вахтер.
        Вдруг у меня из-за спины раздался насмешливый мужской голос.
        - Зацепин, какая картошка? Окстись, октябрь уже кончается. Ну что ты за человек? Точно соответствуешь своей фамилии. Тебе лишь бы зацепиться за что-нибудь.
        - А что не так с картошкой? - делано удивился вахтер Зацепин
        - В сентябре закончилась, что придуриваешься? Все уже давно повозврощались с картошки. Зачем парню голову морочишь?
        Я обернулся на голос и увидел светловолосого худого высокого парня.
        - Твоя смена закончилась, - он распахнул дверь дежурки и вошел в нее. Я посмотрел на часы. Они показывали ровно девять вечера.
        Зацепин с неохотой снял с рукава повязку и протянул её вновь прибывшему.
        - Ну тогда разбирайтесь сами, я пошел, - раздосадованный ситуацией, он пошел в сторону лифтов не прощаясь.
        Парень поймавший Зацепина на лжи повязал себе повязку и добродушно обратился ко мне:
        - Что у тебя братишка? Не обращай внимания. К кому ты приехал при параде?
        Он уселся в красно вращающееся кресло на пяти черных ножках, и взял листки со списками студентов. Было видно, что мебель в общежитии новая, не успевшая поработать и года.
        - Глянь, будь добр, Вику Рерих с первого курса.
        - А что глядеть-то на в 6 - 09 живёт. Я и так знаю. Студент?
        - Угум
        - А сам на картошку, что не ездил? Давай студенческий.
        Я вытащил студбилет и передал ему через небольшое окошко.
        - Мне освобождение по работе, по линии ОСВОД дали. Вот и вылетело из головы. Мои однокурсники ездили.
        Он записал мои данные в журнал посетителей.
        - Прочти памятку, - я взял в руки потретрый листок с правилами посещения проживания в общежитии, - вообщем проходи, но в 23?00 тебя не должно быть в здании. Шуметь нельзя, распивать спиртное нельзя. Курить в комнатах нельзя, можно только в строго отведенных местах. Куришь?
        - Я не курю.
        - Спортсмен?
        Я кивнул
        - Боксер?
        - Как угадал, по лицу? - я имел ввиду мои ссадины после схватки в поезде.
        - Ну ты даешь. По твоим швам и ссадинам, я скажу, что, тот с кем ты дрался, был вооружен. Кастет, железяка. Чет такое. Угадал по кулакам. Рыбак, рыбака видит, а Бог шельму метит, как говориться.
        Он вернул студенческий и протянул руку.
        - Константин, можно Костя.
        - Максим, можно Макс.
        Я забрал студенческий и пожал ему руку.
        - Не подведи меня.
        - Понял, не дурак. Дурак бы не понял, - откуда-то всплыл ответ из недр памяти, - не подведу, Кость.
        Упоминание Шельмы меня озадачило. Вряд ли Костя был с ним знаком. Но закончена ли история с ним? Я вспомнил старую детективную истину - пока не найдено тело, нельзя утверждать, что враг мертв.
        Конечно, падение на такой скорости, с такой высоты из поезда на насыпь, оставляло мало шансов на выживание.А там было будь здоров лететь - метра два с половиной вниз головой.
        Тёма может быть спокоен. В этом плане мы расплатились с ним и он получил по заслугам
        Но человеческий организм мог демонстрировать чудеса сопротивляемости и живучестью поэтому я не спешил записывать Шельму в покойники. К тому же, жив его брат. Он хорошо знал маршрут и мог вернуться обратно, чтобы найти и спасти того урода.
        Но меня больше озадачило другое. Вот уже минут пять я не мог избавиться от ощущения, что на меня кто-то смотрел.
        Мне было невыгодно себя выдавать и озираться по сторонам. Тот кто смотрел на меня был уверен, что я его не замечаю.
        Не видеть лица и не замечать это разные вещи. Я направился в сторону лифтов. Судя по цифрам над проходом лифт шел вниз, подбирая студентов на разных этажах.
        Я делал вид, что изучаю кнопку. Двери лифта распахнулись и из него вышла шумная группа студентов обсуждающая что-то между собой.
        Я молниеносно повернул голову в сторону наблюдавшего, но увидел только движение. Он ожидал, что я посмотрю и опередил меня буквально на пару мгновений. Кем бы он ни был, он еще проявит себя в ближайшее время.
        Я поднялся на шестой этаж один в лифте. Выйдя я увидел два коридора ведущие в противоположные блоки здания. Быстро сориентировавшись в какую сторону мне идти, я уже повернул на лево, как услышал знакомый девичий голос, раздающийся со стороны общей кухни:
        - Макс, Бодров!
        Глава 9
        Быстро сориентировавшись в какую сторону мне идти, я уже повернул налево, как услышал знакомый девичий голос, раздающийся со стороны общей кухни:
        - Макс, Бодров!
        Я обернулся и увидел Вику. Она неслась ко мне со всех ног, широко улыбаясь. Мне даже пришлось развести руки и отставить цветы в сторону чтобы моя одноклассница не смяла букет на радостях.
        Я ожидал эмоции от нашей встречи, но не думал, что они будут такими бурными.
        Пока она бежала я испытал десятки разных чувств. Я тоже был рад ее видеть. Мои глаза за доли секунды успели зафиксировать линии ее привлекательного тела под халатом, глаза полные света, красивое лицо. Мне одновременно было немного неловко разглядывать ее, и то же время я не мог отвести от нее глаз.
        Сердце запрыгало в груди от радости. Она почти врезалась в меня, прыгнув и обхватив мою шею. Я ощутил ее приятные девичьи округлости.
        - А-а-а, Макс, Макс, - это было похоже на что-то типа восторженных воплей. Вика часто подскакивала от радости на носочках.
        - Как ты меня нашел? Как сюда попал? - она чмокнула меня в щечку, чуть отстранилась и заглянула мне в зрачки, отчего я почувствовал электрический разряд в душе.
        Ее милые морщинки - гусиные лапки в уголках век, мгновенно разгладились, когда она подняла брови и спросила:
        - Насколько дней ты приехал?
        - В понедельник обратно, - протянув ей розы, ответил я.
        - Какие красивые, спасибо, - она умилилась, вдохнув их аромат, и почти уткнулась лицом в лепестки, - что у тебя с лицом?
        Она осторожно прикоснулась к рубцу от кастета. Я ощутил боль, но сдержался и сумел не проронить ни звука.
        - Упал, очнулся - гипс. Все хорошо.
        На шум нашей встречи из кухни вышли другие девушки. Они улыбались, шушукались, откровенно разглядывали меня и оценивали мои внешние данные.
        - Девчонки, знакомьтесь - это Максим, мой одноклассник.
        Я кивком поздоровался со всеми и снова перевел взгляд на Вику Рерих.
        - Галина, - тут же представилась басом дородная высокая девица, чем-то похожая на Лидию Шукшину. У нее были светлые волосы, собранные на затылке в «учительскую» дульку, широкая кость и мощные икры, - Максим, вы свободны?
        - Дурочка, ты Галька, - рассмеявшись, ответила за меня Вика, - у тебя одно на уме - побыстрее замуж выскочить. Нарожаешь детей, когда учиться будешь? Ты что мне моего гостя смущаешь?
        Вика повернулась ко мне.
        - Не обращай на нее внимания, она так каждого парня спрашивает.
        - Ну должна же я найти своего суженого в конце-то, концов, - заулыбалась Галя, - чё то они все бегают от меня. Вот мужики пошли.
        - От тебя убежишь, - подхватила, кто то из подруг.
        - Пойдем в мою комнату, - Вика потянула меня за собой взяв мою кисть в свою руку, - сейчас, как раз, пельмени будут готовы.
        Мы ужинали втроем с ее соседкой Ритой в двухместном уютном номере. Комната была не очень большая, но уютная. Вплолне современная для того времени. Я бы даже сказал прогрессивная, потому что по стене шел широкий коричневый настенный плинтус, не дающий пачкать белые обои.
        - Югославы строили, правда здорово? - Вика все еще улыбалась. Я кивнул
        - Какие планы? Хорошо, что у нас отменилась репетиция и мы не пошли сегодня гулять, Рит.
        Девчонки занимались в театральной студии при ВУЗе и готовились к летнему смотру московских агитбригад. Они обе играли на гитарах и пели.
        - Мне надо в Академию Наук и центральный ОСВОД попасть.
        - Академию наук?- удивилась Вика,- подался в академики?
        - Мне многое тебе нужно рассказать.
        Рита многозначительно взглянула на нас и немного покраснев, собралась уходить, сославшись на то, что у неё есть дела.
        Мы посмеялись над её смущением. Я остановил девушку.
        - Рит, подожди, ты можешь оставаться. Во-первых, от тебя нет секретов, а во-вторых потому что через час мне нужно покинуть здание общежитие. Я точно не успею все рассказать.
        Рита вопросительно посмотрела на Вику.
        - Конечно, оставайся, втроем веселее, - она схватила Риту за руку и усадила обратно.
        Я рассказал Вике и Рите все, что было связано со спасением Елены и профессора, без пафоса, стараясь придать рассказу юмора.
        - Еле-еле двигаю ногами, а этот гад, профессор, собрался помирать и говорит: «Вы плывите без меня, я вас тут подожду», меня та-а-к-о-о-е зл-о-о охватило, думаю - нет уж. Я не для того столько нянькался с вами, чтобы дать тебе счас утонуть. И силы откуда-то снова появились.
        - Страшно было?
        - Я не думал об этом. Хотя нет было. Когда понял, что смеркается и вот вот стемнеет, я боялся тумана. Вода вокруг черная, а погода такая, что ни пойми что дальше. В любой момент могло небо затянуть тучами. И привет. Хорошо, что осень. Туманы редко бывают.
        - Ну да. Весной был бы капец, - она обратилась в Рите, - у нас, практически каждую весну на побережье с моря можно наблюдать красивое природное явление - морской туман. Низкий, плотный туман приходит с моря и окутывает всё вокруг. Красиво, как кисельные берега выглядит. И что дальше?
        Я рассказал, как нас нашли рыбаки, как вы сохли и как нас уставших, сняли с трапа корабля, а потом в Комитет возили на допрос.
        Рассказал, про то как спал в камере, где наверное до меня сидели настоящие шпионы или агенты иностранных разведок.
        Это часть рассказа особенно впечатлила девочек. Они расспрашивали про надписи и мои ощущения.
        - Я так устал, что мне было все равно где спать, если бы меня отпустили, то я заснул бы прямо на улице.
        Нужно было переходить понемногу к Солдатенко. Я решил рассказать, все без утайки, кроме смерти Гончаренко.
        - Вик, а вы с Корольковым вместе учитесь, в одной группе Насколько я понял, он в последний момент подал документы сюда, это так?
        - А этот, комсорг-страдалец? - Вика поморщилась будто съела кислый лимон, затем посмотрела на Риту, - слава Богу не в одной группе. На одном потоке мы с ним учимся. Никогда не думала, что он такая мерзкая личность. Меня от него прям воротит, Рит, скажи.
        Та кивнула головой и тоже поморщилась.
        - Чем вам не угодил этот перспективный комсомольский вожак.
        - Фи, вожак? Это он там был якобы вожаком, потому что за ним его дядька стоял и везде его толкал и протаскивал, а тут он вообще никто. Мелкая сошка с разными нечистоплотными делишками.
        - Что за делишки? Ты о чем?
        - Фарцует он тут.
        - Откуда знаешь?
        - Все об этом знают. Он с Яшкой Седым спелся он вдвоем ездят к гостиницами с иностранцами и «утюжат», как они выражаются. Седой по-английски ни бум-бум, зато Корольков хорошо говорит. Вот они и спелись. Торгуют тут джинсой, косметикой.
        Рита вмешалась в разговор:
        - Он Вике знаешь, что предлагал? Вик, расскажи.
        - Приходил, поначалу деньгами хвастался, рассказывал, как по ресторанам ходит и в «Славянском Базаре» только за вход швейцару двадцать пять рублей отдавал каждый раз. А потом нас обеих приглашал. Говорил, мол, друг у него симпатичный для Риты есть. А у нее парень дома. Не нужен ей никакой новый друг. А мы рассказывали уже Королькову об этом.
        Рита утвердительно покачала головой.
        - Ну вот, - продолжила Вика, - а потом стал меня звать. Я ему отказала. Не забыла, какой он подлец. Как, чуть что, за спиной у дядьки своего прятался. А от моего отказа обалдел. Начал кричать, что у каждой бабы цена есть. Каждую бабу купить можно. И обещал на с Ритой купить. Доставал деньгами тут расшвыривался. Они тут по всему полу лежали. А после того, как его грубо послали на три буквы, лазил здесь на коленях разбросанные купюры собирал. Больше тут не появлялся с тех пор. Если встречаемся, то не здоровается.
        - Ну раз ты про дядьку его заговорила, Вик, то расскажу-ка я тебе еще кое-что. Только девчонки, попрошу вас сохранить всё в между нами. Ничего не должно выйти из этих стен.
        Вика меня жестом остановила. Она приложила палец к губам, потом показала на стену за которой жили соседи и приложила раскрытую ладонь к уху, показывая, что нас могут подслушивать.
        - Макс, скоро без пятнадцати одиннадцать время уже выходить. У тебя есть где переночевать?
        - Я что-нибудь придумаю, у меня родственница в Чертаново живет.
        - Я предлагаю нам всем прогуляться до соседнего корпуса, у нас там аспирантские гостевые номера есть, для заочников. Они должны быть свободны. Ты сможешь там переночевать за рубль пятьдесят, если ты, конечно, захочешь.
        Я согласно кивнул, мы стали собираться. Спустившись в лифте я через минуту выяснил, кто наблюдал за мной с улицы. Выходя из кабины, мы чуть не столкнулись с Короленко, который заходил на лестничный марш. Он шел к нам спиной и был одет в светлую куртку по которой я его опознал.
        Вика и Рита с трудом сдерживали смех, до тех пор пока мы не вышли на улицу.
        - Вот, только о нем говорили, а он тут как тут, - смеялась Вика
        - У нас говорят: «Позвал собаку - бери в руки палку», - добавила Рита.
        - А вы знаете, где именно он фарцует? - спросил я у девчонок. Меня нисколько не удивил его род занятий. Я изначально подозревал, что он займется спекуляцией. В Москве намного больше возможностей. Правда и риска тоже больше, тут его никто не прикроет. Мне казалось, что в столице за спекулянтами, имеющими дела с иностранцами следят строже.
        Я поделился своими мыслями. На что Рита вспомнила, как он в самом начале связями хвастался:
        - Он рассказывал, что типа у него все схвачено. И его КГБ прикрывает.
        - Значит скорее всего стучит на своих поставщиков и товарищей по «бизнесу», - резонно предположила Вика, - Макс, ну что там с дядькой?
        Они слушали с разинутыми ртами историю о моих родителях и о Солдатенко и не могли поверить, что он мстил мне до сих пор, спустя столько лет.
        - У них странные понятия о людях, в семье. Солдатенко тоже пытался меня купить или откупиться. Будто вовсе и знает, что нормальные люди в таких ситуациях брезгуют деньгами.
        Я продолжил рассказ и через десять минут они знали, что Солдатенко из мести организовал жалобу и проверку деятельности Николай Ивановича, что наш ОСВОД лишили спасательной станции, назначили И. О. а команду отправили в отпуск.
        - Дядька Королькова, тот самый Солдатенко, уговорил сначала уговорил моих родителей, чтобы я пожила у бабушки, пока у ментов отпадут вопросы связанные с тем, что они вчетвером на Макса, напали, - объясняла Вика Рите, - потом уговорил, чтобы я ехала поступать сюда в архитектурно-строительный. Я, конечно, в этом плане не жалею, что сюда приехала - тут здорово. Но затем, он еще и этого, преподобного Игорька, сюда зачем-то выслал.
        - Вик, видимо, у таких семей так же - как у монархов, ничего просто так не делается. Он планировал женить на тебе Королькова.
        Мы остановились, девчонки довели меня до места.
        Мне было интересно посмотреть за ее реакцией. Румянец на щеки Вики ярко вспыхнул. Она нахмурила бровки.
        - Замуж за этого спекулянта-торгаша, притворяющегося настоящим комсомольцем? Ну уж нет! Увольте!
        - Вы уволены! - Рита взяла подругу под ручку.
        Она все это время очень внимательно слушала мой рассказ и Викины комментарии. Когда мы прощались она неожиданно поинтересовалась:
        - На каком флоте, говоришь, служил твой отец?

* * *
        Гостиница представляла из себя такой же блок, состоящий из двух комнат с туалетом и ванной.
        В номере было чисто и ухожено, везде ощущалась приятная атмосфера, демонстрирующая, что построенные к Олимпиаде здания совсем недавно переданы студентам и аспирантам.
        Люди старались относиться бережно к мебели и сантехнике, ценя предоставленный комфорт. Не каждое вузовское, а тем более профтеховское, общежитие, могло похвастаться отдельными санузлами и импортной мебелью.
        Я заселился один. Приняв душ я осмотрелся. В номере были отключенный холодильник и небольшой черно-белый телевизор Юность.
        Пощёлкав ручкой переключателя, я нашел два канала. В Москве их должно было быть четыре. Но то ли мощности антенны не хватало, то время уже было поздним.
        По центральному каналу заканчивали транслировать русские романсы в исполнении Елены Образцовой, а по второму транслировали фильм-спектакль «Воскресение» по Толстому. Качество изображения оставляло желать лучшего и я отказался от идеи просмотра.
        Мне нужно было пораньше встать завтра, чтобы в выходной день найти нужных людей. В случае с ОСВОД я рассчитывал на дежурного, но как быть с Институтом Археологии и профессором я пока не знал. Вряд ли в воскресенье кто-нибудь выйдет на работу.
        Девчонки прямо с утра собирались на какую-то встречу, связанную с музыкантами из агит-бригады. Она у них была запланирована заранее, за неделю до моего приезда.
        Кроме прочего я планировал вечером проследить за Корольковым. По рассказам Риты, он каждое воскресенье ездил в центр Москвы утюжить. Это на руку. Нужно было найти магазин фото товаров и купить пленку.
        Проснулся я вовремя без будильника, под звук радио, висящего на стене. Проиграл гимн, а затем началась передача под названием «Последние Известия». Спокойно умывшись и не дожидаясь открытия студенческой столовой, я позавтракал тем, что мне собрали девчонки. Это были хлеб, колбаса и плавленный сырок.
        В номере я нашел граненый стакан, заварил в нем чай при помощи блестящего спирального кипятильника.
        Я решил начать с ОСВОД. Добравшись до метро я нырнул в московскую подземку. Ехать надо было далеко, до Ворошиловского района, аж в Строгино. Поездка должна была занять больше часа.
        Старые станции метро практически не изменились. Подошел новенький синий нарядный состав с хромированными ободками вокруг фар. Да, наши очень постаралась к Олимпиаде и многое обновили.
        Я вошел сел на свободное место и увидел старую схему метро. Я насчитал сто четырнадцать. Там в будущем было почти триста. Что-что, а метростроевцы не переставали работать все эти годы.
        Я молча разглядывал заспанных пассажиров вагоне, будто сошедших сюда прямо с картин Босха. Был всего лишь девятый час утра воскресенья, а народу набралось целых пол вагона. Люди ехали по своим делам. Душу грело то обстоятельство, большая часть пассажиров читала книги и газеты.
        Краем глаза увидел, как женщина напротив перелистывала тонкими пальцами страницы романа Виктора Гюго «Девяносто третий год». Один из моих самых любимых.
        Я на всю жизнь запомнил сцену с матросом, которого наградили за храбрость в ликвидации катастрофы на нижней палубе корабля, и тут же выбросили за борт в море за раздолбайство, приведшее к этой самой катастрофе.
        Никто не смотрел на меня, поэтому я мог разглядывать внешность и одежду пассажиров одного из самых больших и самых красивых метрополитенов мира.
        Я снова вернулся в памяти к прошлой жизни. Там московское метро не было для меня чем-то механическим. Оно было огромным живущим существом, поглощающим и исторгающим из себя людей, время и деньги.
        Я входил в этот кипящий и бурлящий механизм большого города, который часто отвращал больше, чем привлекал. Его текущие под землей и на земле артерии подхватывали меня, несли, давили и доставляли в место назначения.
        А вот люди в метро удивляли. Потому что на время поездок, мне казалось, что они переставали быть собой. Они превращались в огромные массы организмов, мыслящие инстинктами, пытающиеся как можно быстрее найти себе место среди миллионов таких же.
        Они были безразличны и крайне прагматичны. Никто лишний раз себя ничем не станет утруждать ради другого, за редким исключением. Сотни расчетливых людей едущих вместе в таком маленьком вагоне поезда, никогда еще не были так разобщены.
        А тут в вагоне, все равно оставалось ощущение, что мы все семья. Хоть и дальняя, но родня.
        Мой расчет на то, что я смогу быстро получить контакты руководства ОСВОД не оправдался. Дежурный - бывший старпом предложил прийти завтра, и никаких других разговоров вести не стал.
        Зато, к моему счастью, все вышло совсем наоборот в Институте Археологии в Академии Наук на улице Дмитрия Ульянова. Профессор Ниязов был в этот день на работе. Он очень обрадовался моему появлению и провел меня к себе в кабинет и угостил чаем с облепиховым вареньем.
        Я рассказал, про Николая Ивановича и попросил помощи.
        - Ну пожалуй, вопрос с возвращением на должность Николай Ивановича я тебе быстро решу, но только в том случае, если у него всё будет в порядке по финансовой части. Сам понимаешь.
        Я кивнул.
        - Руководитель - председатель Президиума Совета ОСВОД, мой хороший дружбан, как и зам.пред Совета Министров, курирующий вас, спасателей. А заодно и этого, твоего из горсиполкома, Солдатенко или как его там развальцуем.
        - Не. Солдатенко вальцевать не надо, я сам с ним разберусь. Мне бы с Николай Ивановичем побыстрее порешать и еще со спасательной станцией.
        - Сегодня я звонить не буду - люди отдыхают. А вот завтра с утра в десять нуль-нуль, чтобы был у меня здесь, как штык. По рукам?
        - По рукам!
        Глава 10
        - Сегодня я звонить не буду - люди отдыхают. А вот завтра с утра в десять нуль-нуль, чтобы был у меня здесь, как штык. По рукам?
        - По рукам!

* * *
        В магазине «Кинолюбитель» на Ленинском я купил три катушки цветной пленки. Черно-белой не было в продаже. Продавщицы сказали, что прошлый завоз разобрали за два часа.
        Цветную брать не хотели, потом что проявка цветной пленки была сродни искусству. Сама процедура была связана с множеством тонкостей, которые должны соблюдаться для создания действительно качественных фотографий.
        К пленке я купил реактивы для цветной печати, которые как и сама цветная плёнка стоили дороже чёрно-белых, а сам процесс проявки и печати цветной плёнки был гораздо сложнее. Поэтому львиная доля фотолюбителей предпочитала обходиться чёрно-белыми фотографиями.
        Но эти трудности меня не пугали, потому что отец Темы работал в сезон на пляже фотографом. И делал как цветные, так и чёрно-белые фотографии.
        Он неплохо зарабатывал летом, продавая цветные фото по полтора рубля, а чёрно-белые по рублю. Осенью, зимой и ранней весной папа моего лучшего друга заведовал фотоателье в центральной части города на улице Мира.
        В курортный сезон, отец Темы, дядя Слава, оставлял в ателье своего криворукого подмастерье, который толком не умел фотографировать. В этом был определенный резон. Дядя Слава умудрялся на этом не терять, а зарабатывать
        Все клиенты ателье, живущие в близлежащих районах, знали, что если хочешь хорошую фотографию, где ты не уродлив и похож сам на себя, то лучше ее делать у Дяди Славы, когда курортники разъезжались.
        У меня были подозрения, что дядя Слава ходил работать летом на пляж, не только ради заработка. Там всегда можно было высмотреть пока ещё свободную отдыхающую симпатяшку и склеить её.
        Элементы флирта и комплименты помогали продажам. И все слухи о том, что дядя Слава бабник он списывал на маркетинг и зависть к его заработкам со стороны тех, кто эти слухи распространял.
        Лаборатория при ателье, всегда была в нашем с Темой распоряжении. Мы в любое время могли проявить пленки и распечатать фото.
        В какое-то время,в классе восьмом, Тема даже подрядился проявлять пленки одноклассникам за десять копеек. Но бизнес был пресечен на корню отцом Темы. Он боялся, что к нему могут прийти с проверками из ОБХСС.
        Он и так ходил по лезвию бритвы, зарабатывая на пляже. Такие нетрудовые доходы всегда грозили неприятностями. Кто-то из родителей настучал на моего друга директору школы про «бизнес», и Теме пришлось оставить это способ заработка.
        Хотя в лаборатории дяди Славы всегда было в избытке реактивов, я не хотел наглеть и понимал, что от этого зависят заработки в их семье.
        Купив все необходимое я отправился к магазину «Мелодия» чтобы изучить местность. Тут уже прохаживались подозрительные типы, один даже предложил купить у меня пластинки, если я имею на продажу.
        Я остановился, но вежливо отказался, спросив про его несуществующий тогда диск «КИНО». Торгаш очень удивился моему запросу.
        Он никогда не слышал раньше названия это группы и постарался запомнить. Пока мы с ним разговаривали, я аккуратно осмотрел точки откуда можно было бы скрытно провести наблюдение.
        Благо - мой прошлый боевой опыт здорово пригодился. «Мелодия» одна из трех точек, куда мог бы приехать Корольков. Надо было соблюдать осторожность, потому что наверняка за этой пестрой толпой вечером тоже будут наблюдать комитетчики или менты.
        Потом я отправился на улицу Горького к «Интуристу». Как мне казалось - сюда Корольков приехал бы с большой вероятностью. Он наверняка тут чувствовал себя, как рыба в воде. Он хорошо владел английским языком и вызывал доверие у иностранцев.
        Проходя мимо гостиницы я быстро срисовал наружку из трех сотрудников в штатском, которые уже пасли входы и людей крутившихся неподалеку.
        Здесь будет сложнее скрытно фотографировать, и я решил, что буду делать это из окон одежного магазина напротив.
        Эти соглядатаи нисколько не смущали фарцовщиков, потому что последние были негласной агентурной на крючке. Они стучали органам друг на друга, на иностранцев, официантов, горничных, администраторов, которые также были задействованы в мутных спекулятивных схемах.
        Конечно, сделки прямо на улице не совершались, но начальном этапе, мне нужна была хоть какая-то зацепка, которая позволит размотать клубок ведущий к Королькову.
        Третьей точкой, куда мог бы приехать Корольков, была «Березка» на Большой Дорогомиловской.
        В прошлой жизни, я бывал тут на этой улице раньше неоднократно, поэтому найти точки наблюдения мне особого труда не составило.
        Я вернулся в общагу к четырем часам дня. Девочки имели свои планы на воскресенье, поэтому мы договорились ними встретится вечером.
        Мое окно выходило на вход в корпус, в котором жили Корольков, Вика и Рита.
        Теперь мне оставалось сидеть и ждать, когда Корольков выйдет из дверей и отправиться на свой промысел. Тогда я должен был последовать за ним. По моим подсчетам, он должен был выйти часов в шесть, не раньше.
        Я достал из пакета кефир и половину батона белого хлеба, усевшись на подоконник я принялся за еду и стал караулить моего бывшего комсорга.
        Глядя в окно, я заправил пленку в фотоаппарат
        Через полчаса внезапно в дверь постучали. Стряхнув крошки, я подошел и распахнул ее.
        На пороге стоял и улыбался Костя, который вчера поддержал меня на вахте общежития в разговоре с козлом - оперотрядовцем. Он поздоровался и деликатно протянул мне пакет с яблоками.
        - Посылка из дома пришла - яблок прислали, не откажи, прими.
        - Проходи, - я отступил и пропустил его в комнату.
        У меня оставалось еще половина батона и полбутылки кефира. Он сел напротив меня на подоконнике второго окна.
        - Будешь? - предложил я своему гостю.
        - Нет, спасибо, я сыт - он похлопал себя по животу, - как у тебя дела? Я видел ты утром вылетел как пуля, опаздывал наверно. Успел?
        - Успел. Сам не ожидал, но выходит, что одним ударом двух зайцев прихлопнул. Кость, я что этот Зацепин вчера прикопался?
        - Да глупый он человек. Так, в целом, не плохой, но ума палата. Он за твоей Викой ухлестывал по началу, а она его сразу отшила. Увидел тебя с цветами - приревновал.
        Объяснение меня вполне устроило. Мне нравилась его открытость и искреннее отношение.
        - Ты в Москву по каким делам приехал?
        Бывают люди, которым можно доверять с первого раза. Это чувствуется. У меня не было никакой уверенности в том, что стоит рассказывать о том, что я собираюсь проследить за Корольковым, но остальное не называя имен я вкратце описал.
        - Уууу, этих гадов развелось, как тараканов. Мы их пытаемся ловить, но пока результаты так себе - неутешительные. Твой подопечный поедет в «Березку»
        - Откуда ты знаешь?
        - Так схема у них известная, да только за руку не поймаешь.
        - Это как?
        - Точнее поймаешь, но они теперь хитрые стали. С валюты на чеки «Березки» перешли. А это уже штраф, а не статья. Среди них такая мразота водится - ты, Макс, даже не представляешь, какими он деньжищами ворочают. Но всё спускают на рестораны, шмотки, девочек и машины. Одним днем живут, как мотыльки, честное слово.
        Он начал рассказывать про разгульный образ жизни московской фарцы.
        - Есть среди них уникальные персонажи. Например, мужик по кличке «Битлз». Он в милицейских сводках и протоколах с незапамятных времен.
        Костя продолжил и я узнал, что Кличку свою он получил, потому что начинал свой путь спекулянта с торговли заграничными пластинками. Вроде, ничего плохого не творит - население слушает дефицитные одно время шедевры, типа Карузоили Эдит Пиаф. Но лучше всего у него разбирали «Битлз».
        - Я сам люблю их послушать, - рассказывал мой гость, - ну вот начал с пластинок, а перешел на валюты и фарцу. И главное, зубастый такой. С хваткой. Мог выйти с утра в одних спортивных трениках и майке-алкоголичке после очередной пьянки во двор, занять у трех соседей или коллег по сто рублей. И имея триста рублей, начать фарцовку, и уже к вечеру сидеть в дорогой импортной одежде и дорогих туфлях в самых центровых ресторанах Москвы. Где снова и снова просаживал свои «заработанные» в этот день тысячу или полторы рублей. И он был тем самым «дурным» заразительным примером.
        Я соглашался, всегда существует процент людей в народе совсем не желающих созидать, но готовых паразитировать и потреблять.
        - Конечно, молодежь, жаждущая легких денег, падкая на шмотки и готовая на риск будет считать такого перца кумиром и королем московских спекулянтов.
        Костя вздохнул.
        - Этой хрени бы не было, если бы не выросла целая прослойка, любящая курить Мальборо, одеваться в Адидас, носить очки Монтана.
        - А как они продают, на квартирах?
        - Разные у них схемы.
        Товары, купленные у иностранцев или в «Березках», фарцовщики продавали через сеть знакомых или отдавали на продажу другим нелегальным бизнесменам. Среди знакомых постепенно распространился слух, что можно у торгаша взять то-то и то-то. Встречался он с желающими в кафешке. Сидел за столиком, пил кофе. Подходили люди, шептали. Пихали под столом деньги. Подручный фарцовщика доставал за другим столом нужное из «дипломата», и также под столом передавал,
        - Короче - ну нас товар, у вас купец. Или через рестораны например продавали.
        - Это как? - удивился я
        - Например, знаешь сигареты Мальборо? Обычные, в красно-белой пачке, или Кэмел песчаного цвета с верблюдом, фарцовщик через кривую схему покупал в «Березке» и отдавал на реализацию уборщику ресторанного туалета. И каждый посетитель, кому это нужно, знал, что в туалете ресторана «Арагви» всегда можно найти импортные сигареты по десятке, а то и по пятнашке. А перед девушками многим форсануть хочется, распустить павлиний хвост, достать вальяжно импортную сигаретку, закурить.
        Он даже цокнул при этом от досады.
        - Вроде как намек, что ты к загранице причастен. То ли советский дипломат, то ли разведчик, то ли работник внешней торговли. А за обещания «показать Париж», некоторые дуры… Сам знаешь, чем платили. Но это уже другая история. По схожей схеме жаждущие гражданки могут купить, уже у уборщицы ресторанного туалета, тушь для ресниц Lancome или колготки или нижнее белье.
        - Не ну я думал, конечно, что есть такие короли, как этот твой «Битлз», но не знал, что тут у вас в Москве все на поток поставлено.
        - В том, то и дело, что он не был королем. Он был мелкой рыбой.
        Костя вздохнул.
        Далеко не все фарцовщики могли пробиться на самые «верха». Реальных королей поймать было очень сложно. Они были осторожны и опытны. Они не светили своим богатством, подкупали ментов, работали через доверенных продавцов в валютных магазинах
        - Не ну я думал, конечно, что есть такие короли, как этот твой «Битлз», но не знал, что тут у вас в Москве все на поток поставлено.
        - В том, то и дело, что он не был королем. Он был мелкой рыбой.
        Костя вздохнул. Оказалось, что мой новый знакомый хорошо информирован
        Далеко не все фарцовщики могли пробиться на самые «верха». Реальных королей поймать было очень сложно. Они были осторожны и опытны. Они не светили своим богатством, подкупали ментов, работали через доверенных продавцов в магазинах «Березка».
        Система конспирации была чуть ли не похлеще той, что распространена в спецслужбах. У фарцовщиков была не только идентификация «свой - чужой», но разработан целый язык, который понимали только те, кто в теме.
        В 1970-х годах в магазинах, построенных для иностранцев, стали появляться советские граждане, работавшие за границей и получавшие зарплату в иностранной валюте.
        Эти магазины были наполнены импортными товарами. Магазины были разделены на категории. Были магазины «Березка», предлагающие продукты питания, одежду, промышленные товары, автомобильные товары и даже автомобили.
        А ближе к Олимпиаде, в конце семидесятых годов возле магазинов «Березка» начали появляться первые фарцовщики, покупавшие товары иностранного производства для последующей перепродажи.
        Это были пройдохи, которые быстро сообразили, что покупка и продажа чеков «Внешпосылторга» или «Березки» не приводит к серьезным последствиям, как это было бы по «валютной» статье.
        За чужие чеки грозил максимум штраф. Чеки нельзя было передать другим людям, они по сути не были валютой, а являлись купонами для покупки определенного товара в валютном магазине. И понеслась.
        Короли-Спекулянты, или фарцовщики, выкупали чеки за рубли. Когда запасы чеков, купленных у загран.работников или других официальных обладателей, доходили до внушительных сумм они посылали своих гонцов закупать товары по предварительным заказам. Такая оптовая закупка с наваром в три конца. Реальный покупатель теоретически мог сам выкупить чеки, но советский человек был в большинстве своем законопослушен. Последнее обстоятельство было очень выгодно спекулянтам. Они делали быстрые и огромные деньги по советским меркам.
        Риски, связанные со штрафами за пользование чужими чеками, в данном случае брал на себя фарцовщик, и за это люди готовы были платить втрое, вчетверо, впятеро больше: простому обывателю легче было морально переплатить в пять раз, чем самому пытаться пройти обменивать рубли на чеки на улице, а потом ещё идти в «Березку» мимо охранника в дверях. А заказывали граждане всё: от одежды, обуви до аудио и видео техники.
        - А с поличным никак нельзя поймать? - поинтересовался я у Кости.
        - Это трудно. У них большие деньги, к сожалению, их часто прикрывает милиция. Рассказывали, что был один Миша Антидзе - грузин, его все в их называли «Красавчиком», хотя внешне урод-уродом. Такая ирония. Он сам был оформлен барменом в «Интуристе». Скупал по выгодному курсу валюту у иностранцев через официантв. У него работали студенты из дружественных стран, он посылал их за товарами в валютные магазины, покупать технику. А технику отправлял в Закавказье. Зарабатывал в десять концов.
        Пасли его года два. Когда пришли с обыском - нашли в гараже полмиллиона рублей.
        Я негромко присвистнул.
        - Ничего себе! Целых пятьсот тысяч рублей? Я не ослышался? - и снова повернулся к окну.
        - Вон он! Мне пора, Кость.
        Из дверей холла общежития вышел Игорь Корольков. Я схватил фотоаппарат и начал щелкать. Сделав серию снимков, я убрал фотоаппарат в футляр и направился к выходу.
        - Так это он? Корольков? Почему-то я совсем не удивлен,
        Через плечо у моего бывшего комсорга была переброшена спортивная сумка. Глядя на него, можно было подумать, что он идет на тренировку.
        Если бы не одна деталь. У него были оптические очки с большой чёрной оправой. Оправа была необычной, таких моделей в наших оптиках не продавали. В них он стал внешне неотличим на иностранца.
        Я знал, что у него было прекрасное зрение еще два месяца назад. Я мог поспорить, что вряд ли оно у него так быстро испортилось, а линзы были без диоптрий
        Ему нужно было выглядеть так, чтобы вызывать доверие у иностранцев. Поэтому он приоделся так, чтобы и наши, и иностранцы принимали его за своего. И надо заметить, что ему это отлично удавалось.
        Он пересекал сквер перед общагой и явно направлялся к проезжей части, чтобы взять такси.
        - Я иду с тобой. И не думай возражать. У меня личные счеты с нашей фарцой.
        - Удостоверение с собой?
        Костя хлопнул себя по нагрудному карману.
        - Конечно с собой!
        Я секунду подумал, затем одобрительно кивнул. Помощник мне не помешает, к тому же если будут проблемы с милицией, его удостоверение комсомольского опер
        - Хорошо, пошли скорее, мы можем его упустить.
        - Не бзи в скафандр, а то всплывём. Не упустим.
        Я ещё раз выглянул в окно. Хорошо что мой номер на втором этаже. Корольков вышел на дорогу и начал голосовать протянув руку в сторону.
        Мы выскочили на улицу, когда Корольков садился на пассажирское сиденье таксомотора.
        - Черт, что делать? - я всматривался в машины идущие по шоссе, в надежде увидеть зеленый огонек пустого такси идущего следом.
        - Обижаешь, Макс. Я на машине, - он пихнул меня в плечо и кивнул головой в сторону торца здания, - сейчас в миг догоним.
        Я посмотрел в ту сторону и увидел ржавый четыреста второй «Москвич» бледно-голубого цвета, больше похожий на рухлядь.
        Глава 11
        - Обижаешь, Макс. Я на машине, - он пихнул меня в плечо и кивнул головой в сторону торца здания, - сейчас в миг догоним.
        Я посмотрел туда и увидел ржавый четыреста третий «Москвич» больше похожий на рухлядь.
        Мы побежали к машине. Костя впрыгнул в салон на водительское сиденье и переместил запорную защелку. Я дернул за ручку, но дверь не поддалась
        - Сильнее!
        На этот раз удалось. Мы теряли драгоценные секунды. Я второпях уселся на пассажирское сиденье. Натужно закряхтев, Москвич завелся.
        - Номер запомнил?
        Я кивнул. Автомобиль двинулся. Костя вывел машину с импровизированной парковки. На шоссе, как назло, оживилось движение.
        Он пропускал поток, ожидая, когда можно будет выехать на главную с прилегающей территории.
        Я вглядывался вправо, туда, куда ушло такси с Корольковым и понимал, что мы уже потеряли его из виду.
        Видимо, на моём лице читалось разочарование. Ведь, сегодня был единтвенный день, когд я мог бы зафиксировать «делишки» этой сволочи на фотоаппарат.
        Завтра вечером я уезжаю.
        - Не дрейфь - машина зверь! - подбадривал меня Константин.
        Я снова кивнул. Открылось «окно» между проезжающими автомобилями.
        - Верю, но давай газу.
        - Я ты точно знаешь, что он фарцовщик и поехал фарцевать?
        Никаких прямых доказательств у меня не было, кроме слов Риты и Вики. Но я был уверен в этом, потому что интуиция меня не подводила. Корольков вышел на промысел
        - Может он на тренировку или к бабе поехал? - продолжил Костя.
        На кону стояла моя репутация. Если бы выяснилось, что комсорг моей школы, поехал просто по своим делам, то меня бы подняли на смех.
        - Точно знаю.
        Москвич набрал ход. Двигатель напряженно работал, издавая жалобный хрип.
        - Видишь его?
        Я отрицательно покачал головой. На шкале делений спидометра - максимальная скорость сто сорок. Значит из нашей тачки можно было выжать километров восемьдесят-девяносто в час, в лучшем случае.
        Я вглядывался в очертания кузовов машин идущих впереди.
        Только этого ещё не хватало. Мы подъезжали к светофору, на котором зеленый сменился желтым.
        Костя повертел головой, оглядывая перекресток. Он нажал педаль газа до упора и стремительно проскочил на красный.
        Похоже - это было верное решение. Где-то через минуту мне показалось, что далеко впереди, у следующего светофора я увидел такси Королькова.
        - По-моему, вон он. Жми.
        - Вижу
        В этот раз мы не догнали Волгу, на которой он ехал. До него было еще метров четыреста. Расстояние между нами то сокращалось, то снова увеличивалось.
        Чувствовалось, что Москвичонок работает на пределе своих сил. Двигатель постоянно ревел на высоких оборотах.
        Стрелка указателя температуры воды подползла к последнему делению в сто градусов.
        Я покосился на панель приборов, но ничего не сказал. Наш трудяга вот-вот закипит.
        На следующем светофоре Волга впереди притормозила, чтобы повернуть под стрелку направо.
        После того, как Волга скрылась за поворотом стало очевидно, наш Москвич не успеет за ней. Стрелка погасла. Придется ехать на запрещающий сигнал.
        Загорелся красный.
        Костя выскочил на поворот почти не сбавляя скорости. И тут я увидел, что его левую бочину на полной скорости идет автокран.
        До столкновения остались секунды.
        Мой новый знакомый резко вывернул руль. Машину болтнуло и вынесло на встречную полосу. Визжали шины, оставляя за собой черные полосы на асфальте
        По коже пробежали мурашки.
        Мы неслись навстречу автомобилям, неистово гудящим и мигающим нам дальним светом.
        Четыреста второй Москвич, метался между ними, едва избегая лобовых столкновений.
        Внезапно возникла неразрешимая дилемма.
        Обе полосы перед нами были заняты: по одной двигался троллейбус, по второй скорая помощь с включенными мигалками и сиреной.
        Ну всё, слишко близко. Но Костя направил машину влево на тротуар.
        Раздался неприятный глухой удар. Москвич стукнулся колесами и бортом о бордюр.
        Автомобиль сильно подбросило вверх, а вместе с ним и нас в салоне, словно мы ничего не весили.
        Я больно долбанулся головой о потолок, обтянутый какой-то тонкой байковой тканью.
        Мне показалось, что машина сейчас просто разлетиться на куски.
        Но к моему восхищению, преодолев газон и оставив на нем глубокие черные борозды, четыреста второй продолжал ехать по тротуару дальше.
        Теперь сигналил Константин. Испуганные пешеходы озирались, отпрыгивали в стороны и прижимались к стенам.
        Сзади махали кулаками и посылали в спину проклятия и матерные ругательства. Некоторые доставали блокноты и записывали номера.
        Внезапно по ходу движения появилась женщина, толкающая наперерез нашему движению лоток на колесиках.
        Она успела оттащить его назад в самую последнюю секунду.
        Мы пронеслись мимо. Я успел прочитать на боку надпись: «Горячие Пирожки»
        Справа впереди замаячила Волга, в которой ехал наш подопечный.
        - Видишь?
        - Угум, - ответил Костя.
        Теперь, видя окно между машинами, он снова повел Москвич вправо по газону на проезжую часть.
        Ветеран советского автопрома отрабатывал на все сто. Удачно соскочив с бордюра, он встроился в ряд в пяти машинах за преследуемым автомобилем.
        Некоторое время мы молчали, пока не остановились на светофоре. Костя выдохнул:
        - Говорил - машина зверь!
        - Смотри, - показал я пальцем на Волгу.
        Таксист включил поворотник и остановился у обочины. От остановки отделился парень лет тридцати и подсел в машину.
        Я с опаской смотрел на температуру двигателя. И не зря. Через три светофора забулькала кипящая охлаждающая жидкость в радиаторе.
        Машина остановилась и из-под капота со свистом повалил пар.
        - Черт, побери! - Костя стукнул двумя ладонями по «баранке».
        - Ты только крышку не снимай, пока не остынет, - обратился я к нему выходя из салона, - ошпарит - мама не горюй!
        - Знаю, - Костя поднял капот и разглядывал движок, пытаясь оценить масштабы действия.
        - Что здесь ближе всего Березка, Интурист или Мелодия?
        Я не упускал такси из виду.
        - Березка. Она примерно через километр. Вон там поворот на Долгоруковскую.
        - Хорошо, остынешь - подъезжай к ней, только не свети Москвич - Корольков наверняка видел машину около общежиия, припаркуйся подальше. Я буду на втором этаже напротив дома. Это одноподъездная заброшка, обнесённая строительным забором.
        Я назвал ему номер дома и побежал за машиной.
        Мне очень повезло. Такси остановилось метров через пятьсот от того места, где мы закипели.
        Корольков и второй пассажир вышли из машины и расплатились.
        Дальше они пошли пешком. Очевидно страховались и не хотели, чтобы их видели выходящими из такси прямо у магазина.
        Я держал их в поле зрения до тех пор пока они не свернули направо, как и говорил Костя.
        Потеряв их из виду я рассчитал в уме, что не буду видеть их около четырех или пяти минут.
        Мне это было даже на руку. Я мог бежать до поворота не скрываясь.
        Не зря я каждое утро тренировался. Мое тело и мышцы теперь налились силой. Организм стал выносливым, а дыхалка ровной и мощной. Дыхалка, как у Халка.
        Мне удалось догнать эту пару почти у Березки, я перешел на другую сторону. И шагал за ними на таком удалении, что меня нельзя было бы узнать.
        Они вели себя крайне осторожно, останавливались, проверялись. Но не заметив ничего подозрительного прямо с ходу приступили к делу.
        Около Березки образовалась небольшое скопление людей из желающих купить и продать чеки.
        Корольков в последний раз оглянулся для перестраховки и тут же затеял незаметный торг с человеком из толпы.
        Интуиция не подвела. Как говорил один мой бывший коллега из прошлой жизни: интуиция - это способность головы чувствовать задницей. Я не суеверный, но интуиция часто помогала.
        Теперь я точно знал, что Корольков продолжил свой бизнес Москве.
        Я быстро нырнул в арку нужного дома, в два счета перемахнул через строительный забор покосившийся от времени.
        Заскочил в подъезд, и поднявшись на второй этаж, вошел в заброшенную квартиру слева. Я приглядел это место потому что в двери сохранились замки я мог запереть ее изнутри.
        Вряд ли вероятные обитатели этих «роскошных» палат - бомжи захотели бы меня беспокоить, но мне нужно было время чтобы подготовиться на случай прихода нежданных гостей.
        Я заранее утром устроил себе тайник и знал куда прятать по отдельности пленки и фотоаппарат в случае неприятностей.
        А доставить неприятности могли как фарцовщики, так и представители органов.
        Я расположился на подоконнике у окна забитого сухими сосновыми досками. В щель между досками, как раз помещался объектив под таким углом, что его блеск с улицы было практически невозможно заметить.
        Я занял свой наблюдательный пост и стал изучать обстановку.
        Мне удалось сделать несколько отличных снимков, доказывающих связь между Корольковым и его компаньоном. Они то и дело подходили к друг другу наклоняясь к уху другого советовались. Наклевывалась сделка.
        Мнущийся мужичонка, будто стесняющийся самого факта своего рождения, о чем-то договаривался с компаньоном Королькова. Комсорг отошел и изо всех сил делал вид, что не знаком.
        Я фотографировал их лица, жесты позы. Мужичок явно очень нервничал.
        Еще минуты через две он и дружок Королькова зашли за угол дома. С торца располагалась небольшая пустующая детская площадка на которой заключались некоторые сделки
        В руках Корольковского приятеля появилась толстая пачка сторублевок перетянутая черной резинкой для волос.
        Он показал пачку, потом потребовал у мужичонки предъявить «товар». Это были чеки. Продавец чеков пересчитал их и передал напарнику комсорга.
        Тот, как бы нехотя, принял пачку чеков и положил себе в нагрудный карман, так чтобы продавец их все время видел.
        Затем он начал вслух отсчитывать купюры, перебирая пальцами деньги. Продавец кивал и нервно озирался, стараясь не терять счета и концентрации.
        Подсчет близился к завершению. В руках у дельца была очень значительная сумма в пять тысяч рублей. Он передал пачку продавцу чеков.
        Тот стал пересчитывать. Судя по всему пары купюр не хватало. Потому что обратился к покупателю. Тот делано удивился. Продавец вернул деньги «покупателю» для повторного пересчета.
        В этот же момент за угол зашел Корольков.
        Даже мне на таком расстоянии показалось, что я услышал вопрос: «Гражданин, что это у вас?»
        В этот момент, подельник Королькова ловко отделил часть денег из пачки. Ломщики. Они не просто занимались спекуляцией, они кидали людей.
        Корольков посмотрел на обоих и, как ни в чем не бывало, вернулся за угол.
        Покупатель извинялся. Он добавил две купюры в пачку. Мужичонка схватил рубли из рук мошенника распихал по карманам. Наспех попрощался и быстрым шагом удалился. Напарник Игоря аккуратно убрал чеки и деньги во внутренний карман своего пиджака-куртки и перевесил ее на пальце через плечо.
        Весь процесс у меня был зафиксирован на фотопленку. Мне даже не верилось, что удалось так быстро и без усилий заснять весь процесс.
        Первая катушка закончилась. Я быстро перезарядил фотоаппарат.
        Но это еще был не конец.
        Напарник Королькова оглядевшись по сторонам быстро зашагал прочь. Не успел он пройти и пятидесяти шагов, как раздался крик.
        - Помогите! Ограбили! Меня ограбили, товарищи!Помогите!
        Он искал глазами поддержки у окружающих, но все только отворачивались и отшатывались от несчастного неудчника.
        - Вон он! Держите его! - продавец показал пальцем на мошенника и рванул догонять.
        В это время Корольков отделился от толпы. Продавец чеков налетел на комсорга.
        Со стороны все выглядело случайным столкновением, но я видел. Как выверены движения комсорга, как грамотно он перенес центр тяжести и опрокинул обманутого через бедро не касаясь его руками.
        Затвор моего фотоаппарата щелкал с невероятной быстротой.
        Продавец был дезориентирован. Корольков обернулся к нему и помог встать. Похоже, он извинялся. Какой великолепный спектакль. Он только что с дружком раздел-разул этого глупца.
        Я поискал глазами второго.
        Пока Корольков разыгрывал неловкость второй мошенник юркнул в подъезд через два дома. Я сфоткал его входящим туда. Нужно было задержать его.
        Я убрал фотоаппарат в футляр. Сначала я думал взять его с собой, но потом всё же решил спрятать в тайник - мало ли. В потасовке его могли разбить, а пленку случайно засветить.
        Я выскочил из комнаты и бросился в подъезд. Прямо на выходе столкнулся с Костей, пытающимся открыть запертую дверь.
        - Пошли, по дороге объясню.
        Я выбежал из подъезда. Костя поспешил за мной. Мы выскочили из арки и помчались со всех ног.
        Вот она дверь подъезда, куда заскочил «покупатель» чеков.
        - Сюда заскочил «ломщик», тот, что сел к Королькову. Они на моих глаза облапошили мужика тысячи на две-три рублей.
        Подъезд имел сквозной выход во двор. Дублирующая дверь была не заперта.
        Мы со стуком распахнули ее и вылетели в квадратный колодец.
        «Продавца» нигде не было видно. Я метнулся вправо, Костя влево. Мы по очереди дергали ручки дверей. Но похоже, что все подъезды были заперты.
        За спиной хлопнула внешняя дверь. Я развернулся и побежал обратно.
        Выскочив на улицу я увидел, как «продавец» стремительно удалялся.
        «За ним!» мелькнуло в голове. Я побежал. Мошенник свернул за угол. Пробежав метров триста, я услышал, как рядом со мной завизжали тормоза.
        - Садись! - Костя распахнул пассажирскую дверь.
        На это раз мы быстро нагнали беглеца.
        Костя обогнал его и преградил путь, снова въехав на тротуар.
        Он выскочил из Москвича и бросился по-борцовски ему в ноги. Надо было отдать должное моему партнеру. Он грамотно поднял противника, а потом больно опрокинул его на спину.
        «Покупатель» чеков не успел опомниться, как лежал лицом на асфальте с заломленной за спину правой рукой.
        - У него чеки в пиджаке, во внутреннем кармане. - предложил я, - я все на фотик снял. Вот так удача! Они вообще прямо в открытую кидают. Он со своим дружбаном, десять минут назад одного на деньги развели. Обыщем?
        - Нет. Нельзя. Дождемся ПМГшников, чего бы мы не нашли у него без понятых - скажет подбросили.
        - Хрен там он скажет. У меня все покадрово снято, как они с Корольковым комедию ломают.
        На лице задержанного промелькнула эмоция. Он явно не ожидал услышать фамилию своего подельника. Он испуганно переводил взгляд с меня на Костю и быстро и жалобно затараторил:
        - Пацаны, вы это… Заберите себе всё, что в кармане лежит. Там пять кусков чеками. На самом деле загоните в два конца минимум. Считай десятка у вас. И рублями всё что найдете ваше. Отпустите меня. А?
        Похоже, что он принимал нас за работников органов.
        - Хочешь, чтобы мы тебя отпустили? - Костя посадил спиной к стене мошенника, сел рядом с ним на корточки, - это можно. Расскажи нам что-нибудь интересное.
        - Ну а что я вам рассказать могу? Вы все лучше моего знаете. Он нервничал, понимал, что от него требуют кого-нибудь сдать. Костя импровизировал.
        - Видал, - Костя повернулся ко мне, - не хочет на волю.
        Затем снова заглянул в глаза преступнику.
        - Если бы у тебя были в голове мозги, то ты бы понял, что одно дело отделаться штрафом за покупку чеков. Совсем другое когда ты обманным путем в составе организованной группы завладел чужими денежными средствами.
        Он спросил у меня:
        - На фото видно какие суммы передавались?
        - Ещё как видно. Черной девичьей резинкой для волос деньги были перетянуты. Пять тысяч сторублевыми
        - Ладно, ладно, - занервничал подельник Королькова, - что вы хотите? Но про капитана я ничего не знаю.
        - Фамилия, имя, отчество, год и место рождения. Какого капитана?
        Он судорожно ответил и назвал не только имя, но и воровскую кличку, рассказал о судимостях. В преступном мире его звали Лосём, за фамилию Лосев. Переводя взгляд с меня на Костю, он пытался понять какую реальную цену мы запросим за его освобождение.
        - Рассказывай нам всё, что знаешь про подельника своего Королькова. Как и где познакомились, давно ли работаете вместе?
        Костя грозно нависал над Лосём. Это было слишком грубо, мне казалось, что мошенник не поведется. Но, уловов наше внимание к его, быстро понял, что нас больше интересует Корольков. Он начал рассказывать много и очень подробно. Про капитана, как-то забылось.
        Я был слегка шокирован, той информацией, которую выдал на Игоря Лось. Это не ускользнуло от преступника. Мы задавали вопросы и он отвечал. Стало понятно, что ему не привыкать стучать на подельников. Он делал это с легкостью и даже с некоторой долей гордыни.
        - Ну что? Берёте деньги? Я могу уйти? - сказал он, когда закончил свой рассказ.
        Мы с Костей переглянулись. За спиной послышался звук подъезжающего автомобиля. Я обернулся и увидел, как возле нас остановился остановился канареечный милицейский УАЗик.
        Глава 12
        - Ну что? Берёте деньги? Я могу уйти? - сказал он, когда закончил свой рассказ.
        Мы с Костей переглянулись. За спиной послышался звук подъезжающего автомобиля. Я обернулся и увидел, как возле нас остановился остановился канареечный милицейский УАЗик.
        - Здравия желаю, товарищ капитан, - повернулся Костя к вышедшему из машины милиционеру. Он достал и показал ему свое удостоверение. Тот приблизился с нахмуренными бровями, кивнул и надел фуражку. Из водительской двери вышел сержант.
        - Что тут у вас?
        - Вот задержали, мошенника, - Костя указал рукой в сторону - Лося, - понятые нужны. В кармане у него чеки и крупная сумма денег в рублях
        Я наблюдал за реакцией Лося на появление милиционера. Сначала, он был взволнован. А потом на него опустилось спокойствие. Такое ощущение, что они были знакомы.
        - Кто потерпевший? Вы? - капитан недовольно посмотрел на меня.

* * *
        Нельзя сказать, что день закончился ничем.
        У меня и у Кости взяли объяснения в отделение милиции, куда был доставлен Лосев.
        Но по всей видимости, их в скором времени должны были выбросить в мусорную корзину. Фортуна переметнулась на сторону наших оппонентов.
        Пока капитан составлял искал понятых и составлял протокол, мы метнулись на Москвиче обратно на Дорогомиловскую.
        По началу наш потерпевший, которого мы обнаружили у «Березки» был готов давать показания. Но по мере того, как он отходил от шока, его поведение менялось на диаметрально противоположное.
        В по дороге в отделение он начал нервничать, и сначала сообщил, что обознался,когда указал на Лосева, как на человека обсчитавшего его на три тысячи сто рублей.
        А потом и вовсе стал отказываться и утверждать, что никакой сделки не было, что чеки он не продавал.
        - Наш, клиент по ходу жидко обделалася, - хмуро сказал Костя выходя ко мне в коридор рядом с отделом ОБХСС, - полностью заднюю врубил. Выходит, мы за этим Лосём зря бегали. Еще чуть ли не извиняться должны. Макс, может зря ты настоял про фото ничего не рассказывать?
        - Если, потерпевший отказывается от денег из страха, то никакие фото не помогут.
        - Это да
        - Фото сначала надо проявить и посмотреть, что на них получилось. Да и не кажется ли тебе, Кость, что милиция вся прикормленная? Ты видел, что никто у магазина не бросился врассыпную, когда УАЗик подъехал.
        - Да, меня это тоже удивило. Фарца будто приняла его за своего. Просто отошли поодаль. Но никто не свалил. Они не чувствовали угрозы.
        - Мы все правильно сделали. Время фотографий еще не пришло. Мы и так предостаточно узнали. Не забудь, что моя цель восстановить справедливость. Я приехал понаблюдать за Корольковым, потому что его семейка разнесла в щепки ОСВОД у меня дома, не оставив от организации камня на камне.
        Костя вздохнул, согласившись, что слежка была моей инициативой и мы заранее обговорили цели и план наших действий.
        У нас были фото и устные показания Лося. Я не собирался шантажировать Солдатенко, как могло показаться на первый взгляд. Зато теперь я знал, что Корольков был связующим звеном между «королями» теневого рынка и его разлюбезнейшим дядюшкой.
        Он им поставлял валюту, купленную у иностранцев, которую не всегда мог реализовать в городе. Я взамен получал дефицитную видео технику, реализуемую его женой среди своих постоянных и доверенных клиентов.
        Спрос намного превышал предложение. Отбоя от покупателей из центрального универмага не было. Кроме валюты Солдатенко поставлял в Москву продукцию наших цеховиков. А может быть свою собственную. Это мне предстояло еще узнать.
        Кто-то наладил производство на ворованных излишках сырья. Производили дефицитные автозапчасти и автохимию. В столицу гнали резиновые патрубки для двигателей, антифриз Тосол, предохранители на электрику для легковых и многое другое.
        Быть автовладельцем во все времена в Союзе было очень сложно. В восьмидесятые особенно.
        Практически всё, что относилось к автомобилям, попадало под категорию «дефицит». Это был просто советский Клондайк.
        И тот, кто имел хоть какое-то отношение к запасным частям в советском негласном «Торговом Табеле о Рангах» среди торгашей занимал высокое положение, примерно на уровне кассиров «Аэрофлота» и заведующих гастрономами.
        Запчасти покупали все. От таксопарков, автотехцентров, до автопарков дипломатического корпуса.
        Возили весь товар междугородними автобусами. Механики автобусных парков зависели от этого бизнеса и поставок запчастей.
        Выходило, что Солдатенко создал целую подпольную финансово-промышленную империю со своей логистикой, банковскими операциями, производством и оптовыми поставками.
        Лось рассказал обо всем этом вскользь. Но сам того не подозревая дал мне просто бесценную информацию Он больше рассказывал о том, как они «ломали» деньги.
        Схемы с запчастями и валютой, со встречной поставкой видеотехники ему раскрыл Корольков. Они вкладывал часть украденных денег в оборот Солдатенко. Этот бизнес приносил баснословные барыши.
        По словам Лосева они из десяти рублей делали пятьдесят. Но дядька Игорька намеренно ограничивал их участие каким-то своим соображениям.
        Конечно, при определенных условиях, я мог бы добиться того, чтобы делу, связанному сегодняшним «разуванием» продавца чеков, дали ход.
        Но скорее всего, Корольков отделался бы крупной взяткой или штрафом и я не сумел бы нанести Солдатенко значительный ущерб.
        Теперь же я знал, что для бизнес Солдатенко представляет для него несоизмеримо большую ценность, чем просто кресло советского бюрократа. Пусть и высокопоставленного. То что мы имели было достаточным чтобы копать дальше и начать расшатывать ситуацию с Солдатенко.
        Мы оставили Лосева в отделе, а сами поехали за пленками и припрятанным фотоаппаратом. Между мной и Костей возникала настоящая мужская дружба,которая возможна только в детстве и молодости.
        Я был счастлив от того, что мог снова испытывать это великое чувство. Ближе к концу своей прошлой жизни я уже и забыл каково это - на пару со своими друзьями постоянно ввязываться в различные щекочущие нервы приключения.
        Естественно, помимо различных совместных деяний мы с моими друзьями плотно общались между собой по ничем не ограниченному кругу вопросов.
        Каждый из нас, совершенно не боясь попасть в состояние взаимной обиды, не стеснялся высказываться, нам было важно услышать личное мнение друга по любой из обсуждаемых тем.
        Из прежнего опыта я знал, что в благостные годы процветания дружеских отношений человеку кажется, что дружба сохраниться в неизменном виде на протяжении всей жизни, что никогда ничто и никто не сможет принизить её или заставить разорвать их дружеские отношения.
        Испытывая восторг от дружеского взаимопонимания, молодые люди всегда уверены, что даже в старости придут на помощь по первому же зову дружбана.
        Это беззаботное время в молодости, перенасыщенное веселым общением, чувством локтя товарища и эмоциями имеет свойство незаметно для молодых людей проходить без шума и пафоса.
        Мы подъехали на Дорогомиловскую и припарковались за пару домов от Березки а противоположной стороне. Уже стемнело.
        На на московским темно-синем бархатном небосводе появились первые звезды и Луна. Я нашел взглядом Сириус. Все-таки огни столицы размывали это потрясающее зрелище. Небо здесь было не такое, как дома на море.
        Улицы освещались электрическими фонарями, но в подворотнях было темно. Я заметил существенную разницу между Москвой восьмидесятых и Москвой две тысячи двадцатых. Сейчас не было той самой завораживающей красивой подсветки, что, впрочем, не делало город менее уютным.
        Наша темная «заброшка», с осыпавшейся местами штукатуркой, молчаливо наблюдала своими забитыми досками окнами-глазницами за редкими прохожими.
        Мы вошли во двор тем же путем что и ранее и вошли в подъезд.
        Я остановил Костю, преградив ему путь рукой и приложил указательный палец к губам.
        В здании кто-то присутствовал. Показалось, что я услышал, как где-то наверху потрескивает костер. Сквозняк принес слабый запах горящего дерева. Запахло дымком.
        - Бомжи, что-ли в забрались? - на ухо мне шепнул Костя.
        Пожав плечами я, как кошка, стал крадучись подниматься вверх по ступеням вглядываясь в темноту лестничной площадки.
        Глаза привыкли к темноте и слабый свет с улицы пробивался сквозь щели. Его было достаточно, чтобы видеть перед собой.
        Костя шел сзади. Поднявшись на второй этаж я заметил, что дверь квартиры, откуда я вел фотосъемку приоткрыта, а на стенах играют отблески огня.
        Я рывком открыл дверь переживая, что кто-то устроил пожар и мой тайник с фотоаппаратом и главное пленками сгорит.
        Но тут же понял, что мои опасения напрасны.
        Это был небольшой костерок из паркета. Огонь горел в топке старой голландской печи с изразцами, которая стояла в углу одной из трех комнат квартиры.
        Вероятно, раньше это помещение служило гостинной. Дым уходил вверх и всасывался сквозняком в канал ведущий в общий дымоходный стояк.
        Перед этим импровизированным очагом, спиной к нам, сидел человек. Я видел только его худые плечи, одетые в старое потертое пальто с диагональными елочным узором и большую нечёсанную шевелюру на голове.
        - Проходите, господа! Чувствуйте себя как дома. Вам здесь рады.
        Произнес человек не оборачиваясь к нам.
        - Охренел? - проревел у меня из-за спины Костя, - господа все в Париже! Ты тут сейчас всё спалишь к чертям собачьим! Туши давай! Или я сейчас пожарных вызову!
        Он подался вперед. Но я опять его остановил рукой.
        Мне показалось забавным это обращение и я хотел получше рассмотреть человека.
        Будто читая мои мысли, он обернулся. Я увидел лицо заросшее бородой. Его волосы были длинными и спутанными из-за отсутствия ухода.
        Засаленная черная борода скрывала небольшой рот с тонкими губами. Живые глаза бездомного за тусклыми линзами очков, видавших виду, светились интересом к нам и верой в лучшее будущее.
        При этом его темная кожа была сухой и обветренной, что говорило о том, что он проводил много времени на улице и кроме прочего, скорее всего, употреблял денатурат. Если бы не очень глубокие морщины и мешки под глазами, то на вид ему можно было бы дать лет тридцать пять.
        - Я видел, как вы поднимались в подъезд. Милости прошу. Не соблаговолят ли любезные судари разделить со мной скромную трапезу.
        Только теперь я увидел стоящий перед ним на попах деревянный ящик из под тары с расстеленной на нем газетой.
        На импровизированной скатерти стояла вскрытая консервная банка с килькой в томате.
        Половина буханки черного хлеба, луковица и початая бутылка без этикетки, с какой-то сомнительной жидкостью внутри.
        Он поймал мой взгляд, посмотрел на луковицу и продолжил:
        - А это… Это, милостивый государь, от «Scabeim». От цинги. Знаете что это такое?
        - Читали про пиратов, - раздраженно ответил Костя. Ему явно не нравился обитатель заброшки.
        Человек кивнул. И расплылся в улыбке.
        - Все верно. Цинга - это такая болезнь, возникающая при отсутствии в пище витаминов и сопровождающаяся общей слабостью, разрыхлением и кровоточивостью дёсен. Отсутствие витаминов приводит к нарушению синтеза коллагена, вследствие чего соединительная ткань теряет свою прочность. И зубки того - фьють! «Dente damnum». А как человеку прикажете без зубок питаться, а?
        Он извлек из недр ящика замаранный граненый стакан и налил из бутыли.
        - Угощайтесь, сударь - он протянул стакан. Я улыбнулся и отрицательно покачал головой,
        - Очень зря, зря отказываетесь А вы, милейший?
        Бродяга с надеждой вглядывался в сторону Кости.
        - Не пьем мы, сам заливайся своей бормотухой или денатуратом. Или что там у тебя.
        Интеллигентный бомж поморщился
        - Ну зачем так грубо. Хотя, не буду лгать, я денатурат тоже употребляю, когда совсем пить нечего.
        Костя рассмеялся. Его, этого гостеприимного и интеллигентного бомжа, и вправду, было смешно слушать.
        - Не смейтесь. У меня богатый опыт в создании разнообразных коктейлей. Я имею отношение к рэсторанной сфэре.
        У него получалось акцентировать внимание на его звуке «э»
        - Человек, все-таки, венец природы! Пить денатурат, это как плевать самому себе в душу. Пардон, чистую водку не могу. Не так воспитан. В этом нет поэтики. Водка с пивом - в этом есть известный гусарский пафос, но нет утонченности. Благородства.
        Он расплылся в улыбке, заметив, что мы его внимательно слушаем и не перебиваем.
        - Что превыше всего для советского человека? Правильно, борьба за освобождение блага для пролетариев всех стран. А что превыше этого? Вот тут-то все мои знакомые интеллектуалы и рушаться. Не знаете?
        Я отрицательно поводил головой из стороны в сторону.
        - Нет. Что?
        - Превыше этого для советского человека коктейль «Будь готов»!
        Он перечислил с десяток ингредиентов из спиртных напитков и парфюмерии с точными пропорциями.
        - Надеюсь, что вы, господа, понимаете, что «Будь готов» страждущему даст утешение, взволнованному человеку спокойствие, опустившему руки - надежду. Чистая алхимия! Золото, а не коктейль. Истинное объединение пролетариев всех стран!
        Потом он строго нахмурил брови и ткнул в нашу сторону указательным пальцем.
        - Но будьте осторожны!Стоит чуть изменить пропорции и быть беде. В этом случае «Будь Готов» вызывает самые темные силы в душе человека. Уж поверьте. Сам сколько раз видел. Женщины становятся тупыми и вульгарными, а мужчины агрессивными.
        Я с трудом сдерживал смех. Костя беззвучно трясся, положив сзади голову на мое плечо.
        - Вы не передумали? Может дерябните немного? - спросил он, со все ещё теплящейся надеждой в голосе. Видимо, ему было одиноко и он нуждался в собутыльнике.
        - Благодарю, нет. - ответил я.
        - Ну не желаете, а я, такскать, с вашего позволения хряпну!
        - Сегодня же особый случай. Я стал невольным свидетелем, вашего триумфа. Прошу прощения, сначала я наблюдал, как вы, сударь, - он посмотрел на меня, давая понять, что обращается ко мне, - запечетлевали на фотопленку это гнусное преступление. Такскать, невольно инкогнито.
        Бомж махнул стакан с жидкостью и тут же шумно занюхал выпитое разрезанной луковицей, а потом, после некоторой паузы, произнес:
        - Да-а-а… Транс-цен-ден-тально!.
        Он проговорил это слово с харизмой и выражением лица достойным театральных подмостков.
        - Вы меня видели? Вы видели, как я фотографировал? Где вы были? Как я вас не заметил, - удивился я
        - Позвольте представиться. Авигдор. Авигдор Бернштайн. Для друзей Пианист Витя. Или Витя Пианист. Как вам больше нравиться
        - Я думал вы медик… В прошлом. Вы так подробно описали цингу, словно учились в меде.
        - Дело в том, - продолжил Авогдор-Витя, - мама хотела, чтобы я занимался музыкой, а папа желал, чтобы я стал врачом. Поэтому я немножечко врач - стоматолог, но временно немножечко работаю пианистом в ресторане «Прага».
        Затем, видя наши недоуменные взгляды, он подумал и добавил:
        - Уже, пару дней, как не работаю. А вообще-то я в душе не медик и не музыкант - я философ.
        По его внешнему виду с уверенностью можно было сказать, что он не работает пару месяцев или даже пару лет.
        - Так, где вы были, когда я фотографировал?
        - Ах, да! Я находился там, этажом выше, - он показал указательным пальцем в потолок. Я посмотрел туда и увидел трещину в перекрытии.
        - А потом я наблюдал вашу увлекательную погоню за Лосем и его арест.
        - Вы и Лося знаете?
        - Молодой человек… - он укоризненно растягивал слоги, - Витя-Пианист тут всех знает, все знают Витю-Пианиста. Обижаете. Витя-Пианист в двадцать лет тут самый большой гешефт имел у Березки.
        - Авигдор, а сколько вам сейчас лет?
        - Для девушек двадцать пять. Но для вас так и быть, по чесноку, двадцать девять.
        Витя-Пианист налил себе еще одну, выпил, крякнул и произнес:
        - Бо-жест-вен-но!
        - Во что же ты себя превратил Витя? - посетовал Костя,- травишь себя этой гадостью, а мог бы людей лечить.
        - Как говориться - пути господни неисповедимы, раньше я лечил людей, теперь лечу себя от похмелья. Кто знает, кого я буду лечить завтра? Вы хотите узнать, как я дошел до жизни такой?
        Не дожидаясь нашего ответа он начал рассказывать, как в начале у него все шло хорошо. Просто отлично. Занимаясь фарцовкой и спекуляцией, он обрел мощные связи.
        У него было всё - деньги, машины, женщины, успех.
        - Я деньги людям пачками дарил. И люди любили меня.
        Все было великолепно до тех пор, пока он не начал играть в карты. Его настолько увлекла эта страсть, что всё остальное его больше не интересовало. Человек слаб, а бесы сильны.
        В конце концов он проиграл всё, чем владел.
        - Я два имения в карты проиграл.
        - Какие имения в СССР, что ты несешь, брешешь! - скептически повел бровями Костя
        - Молодой человек… - он снова укоризненно растягивал слоги, - Витя-Пианист тут всех знает, все знают Витю-Пианиста. Витя-Пианист никогда не лжет.
        Он прервал свой рассказ и замкнулся. Я чувствовал, что он знает намного больше, чем готов показать.
        - Авигдор, - обратился я к нему, - а что сейчас?
        - Сейчас, если встречу здесь у «Березки» кого-нибудь, кто меня знает. Ни от рубля, ни от полтинника не окажусь. Иногда на подхвате, могу и червончик красненький заработать
        - И не стыдно тебе, Витя, у этих мразей в шестерках бегать? - спросил Костя
        - Раньше стыдно было, а теперь нет. Я же знаю, что Господь мне не просто так подаёт. Я людям помогаю, поручения выполняю, достаю всякое нужное для них. Вот они меня и благодарят.
        - А что ты им достаешь?
        - Всякое-разное. Вот вам, например, нужен же ваш фотоаппарат и пленки?
        Глава 13
        - И не стыдно тебе, Витя, у этих мразей в шестерках бегать? - спросил Костя.
        - Раньше стыдно было, а теперь нет. Я же знаю, что Господь мне не просто так подаёт. Я людям помогаю, поручения выполняю, достаю всякое нужное для них. Вот они меня и благодарят.
        - А что ты им достаешь?
        - Всякое-разное. Вот вам, например, нужен же ваш фотоаппарат и пленки?

* * *
        У Кости глаза полезли на лоб. Он подался вперед
        - Чтооо? - негодуя вытаращился на Авигдора, - ты совсем страх потерял? Будешь шантажировать?
        Но Авигдор совсем не обращал на него внимания, он налил себе еще. Залпом, по-мужицки осушил стакан, и, уже привычно, крякнул:
        - Фун-да-мен-таль-но! У-о-о-х!
        На этот раз он закусил килькой, поддев ее вилкой лежавшей тут же на газете, а потом откусил прямо от луковицы.
        - Да я тебя… - Костя замахнулся и хотел врезать затрещину нашему собеседнику. Моя интуиция почувствовала неладное.
        - Подожди, - я его жестом остановил, и обратился к бродяге, - Авигдор, чего вы хотите?
        Он развернулся и триумфально улыбнулся:
        - Вот это совсем другой разговор, молодой человек. Я хочу совсем немного человеческого участия и сочувствия. Затосковал я, что-то мне с вечера жизнь не мила. На душе как-то. Заворачивается моя душа в трубочку.
        Его глаза сверкали хитринкой.
        - А вот когда, этот - он кивком указала на Костю, - захотел ударить Витю-Пианиста, он будто скомкал эту трубочку. Витю-Пианиста, конечно, может ударить каждый. Но не каждый может потом выжить.
        В его руке сверкнула тонкая заточка, напоминающая по форме длинное шило. Она выпала в его ладонь из рукава грязного пальто.
        - Даю вам слово, молодой человек, что если когда-нибудь вы услышите, как играет Витя-Пианист, то ваша душа сложится в бумажный самолетик и воспарит на такие высоты, что вы наблюдая сверху над другими человеками будете чувствовать себя богом, сошедшим с Олимпа. А вот его душа полетит вниз, как камень. Злой он человек.
        - Сколько стоит сочувствие? - Костя был в гневе, - что ты нам мозги пудришь трубочками и самолетиками?
        - Нет, все же вы меня не понимаете…
        Надо было прерывать этот спектакль.
        - Авигдор, уберите свою иголку. Она нисколько не пугает, меня уже по-всякому убивали.
        Я не стал ему рассказывать, что пару дней назал били кастетом и пытались выкинуть с поезда. Но после последней фразы опытный человек всегда может считать по глазам правду ли ему говорят или врут.
        Витя-Пианист внимательно посмотрел мне в зрачки и снова спрятал свое оружие, убрав заточку обратно в рукав. Я остался доволен, тем, что пока нам удалось избежать столкновения.
        - И я советую вам - будьте с моим другом повежливее, вы переходите границы. Мои деликатность и терпение могут закончиться.
        - Советы странная штука. Знаете, как бывает с советами? Они нас устраивают лишь в том случае, если совпадают с нашими собственными намерениями. Но так и быть, сударь, если я переборщил, то приношу свои извинения.
        - Авигдор, говорите прямо, что вы хотите за пленки и фотоаппарат.
        Потом я сделал то, что от меня никто не ожидал. Я достал из кармана
        - Как бы странно это для вас ни звучало, я благодарен Богу, что он вас послал ко мне. Господь, не даст соврать, я потрался проявить гостеприимство. Это для меня святое. Но вот, что я хотел бы вам сказать: у нас мало общего. Вы не верите в Бога, я это по глазам вижу, а я да. Вы прилично одеты, на мне лохмотья. Вы не пьете денатурат, когда вам плохо, а я пью. Но всё же кое-что общее у нас есть.
        Он снова хитро улыбался. Только сейчас я заметил, что у него не хватает одного переднего зуба. Интересный стоматолог. Витя-Пианист достал смятую пачку «Столичных» и закурил.
        - Насчет Бога - всё верно, ну, а претензии по одежде и денатурату не к нам, - ответил Костя.
        - Молодой человек, если вы наблюдательны, то видите, что я совсем без претензий. Тот кто с претензиями пьет коньяк в аэропорту Шереметьево в ожидании рейса в Париж или Лондон.
        - Так что же у нас общего, Авигдор? - я с интересом наблюдал за этим типом. Я уже и забыл, как часто в СССР встречались такие алкоголики-мыслители.
        - Я не так, выразился, милейший. Не «что», а кто. У нас общие враги. Не зря я упомянул Бога, я думал, что уже никогда не смогу свершить возмездие. Но человек предполагает…
        Витя-Пианист, а его называли Витей, потому что очень часто ему было проще представиться как Виктор, избегая расспросов о происхождении и значении еврейского имени, начал свой рассказ.
        Несколько месяцев назад, в конце лета, он потерял друга. В среде фарцовщиков, его прозвали Седым, за то, что тот поседел очень рано, в двадцать с хвостиком. Это был один из его прежних клиентов, не забывших Витино добро и помощь, и поддерживающих в трудные времена.
        Они иногда вместе выпивали. По его словам, Витя тогда не выглядел так плохо и не употреблял денатурат и политуру, сделавшую его кожу смуглой.
        Хотя я лично в этом сомневался. По-моему надо пить беспробудно пару лет, чтобы потерять человеческий облик.
        Однажды, Седому удалось схватить «перо Жар-Птицы». Так назывались особо выдающиеся и крупные сделки, заключаемые на нелегальном рынке.
        Он сумел вызвать доверие у вдовы капитана дальнего плавания, лет шестидесяти пяти, которая понемногу обменивала накопленную мужем валюту. Сначала это были совсем небольшие суммы в сто или двести долларов.
        Седой, был исключительно вежлив и выглядел надежным и порядочным партнером, до тех пора пока вдова, в один из дней не сообщила ему, что желает обменять крупную сумму в тридцать тысяч долларов.
        Несмотря на то, что Седой неплохо зарабатывал, у него не было скоплено такой огромной суммы на руках.
        Фарцовщики - народ, живущий одним днем. Большинство из них тратили и прожигали все деньги, которые им приходили. В кабаках. Никто не стремился накопить денег. «Зарабатывали» и «сливали» тысячи рублей за вечер.
        Доходило, до того, что спекулянты устраиваили «гонку пузырьков». Это когда два ухажера, соревнуясь за внимание девушки, посылали ей шампанское не бутылками, а буквально десятками ящиков.
        Больше всего гонки любили не девушки, а персонал ресторана. Редко, когда все шампанское целиком выпивали или забирали с собой.
        Для совершения сделки по обмену Седому нужно было раздобыть сумму превышающую пятьдесят тысяч рублей. Он уже строил планы, как перо «Жар-птицы» обогатит его и уйдет в «монастырь». То есть перейдет в высшую лигу и перестанет искать клиентов на улице.
        Витя советовал договориться со вдовой на чуть менее выгодный для Седого курс и разбить сделку на маленькие суммы. Занимать такую огромную сумму было опасно. По многим причинам.
        Но сиюминутная жажда легких денег и предвкушение свалившейся на голову удачи не позволили Седому трезво отнестись к предостережениям Вити.
        Он отправился на поиски всей суммы кредита среди местных коллег по подпольному бизнесу. Первыми, кто подвернулись были Лось и Корольков, все знали, что за ними стоят какие-то очень высокие люди, остающиеся в тени. В этом тандеме Лось всегда играл вторые роли и был абсолютно ведомым.
        Они пообещали помочь за «долю малую», но потребовали гарантий того, что сделка не «киднячок». И раз уж они компаньоны, то попросили познакомить их с вдовой капитана.
        Седой согласился на их условия. И устроил встречу. А потом просто исчез. Растворился. Больше его никто не видел. Ходили смутные разговоры про то, что его зарезали и закопали где-то в Подмосковье.
        С вдовой тоже произошло несчастье. Поговаривали, что ее ограбили и отправили на тот свет, хотя все было обставлено, как самоубийство. Она якобы полезла в петлю от одиночества.
        Витя был уверен, что это убийство.
        Сделали по умному. Небольшую сумму в рублях чуть меньше пятисот рублей не тронули. На месте остались две сберкнижки. В квартире было убрано. Никаких отпечатков, следов борьбы.
        По словам соседей и коллег исчезла малая часть украшений, но посчитали, что вдова могла раздарить. Никто толком не смог описать, что именно исчезло.
        Детей и родни они с капитаном не нажили. Наследники так и не объявились. И никто из фарцы не знает были ли эти пятьдесят штук зелени последними или у вдовы еще было припрятано на черный день столько же.
        - Такие дела, господа. Такие клиенты, как вдова, тут на «бирже», встречаются раз в десять лет, Невероятная удача Седого обернулась трагедией.
        - Ну а что же ты в милицию не пошел?, - спросил Костя
        - Сударь, мне казалось, что вы лучше разбираетесь в жизни. Вы женаты? Вы же студент? На каком курсе учитесь?
        - Нет не женат, на третьем я.
        - Это хорошо, как говорит один мой профессор, заведующий кафедрой анатомии - жены стареют, а студентки третьего курса - никогда. В какую милицию мне идти? О чем вы говорите? Я навсегда для Витя-Пианист.
        Он достал ещё одну сигарету.
        - Вы знаете, что такое навсегда? Если смешать молоко и кофе, разделить их уже нельзя. Это навсегда. Дым выходит из моей сигареты и никогда не зайдет обратно. Нельзя повернуть время вспять. Вите-Пианисту никто не поверит, а если поверят, то сами менты же меня и уничтожат, заставят писать явку с повинной в лучшем случае. Нет, я больше не верю в общепринятые нормы морали и нравственности. Чтобы мой мир оставался нормальным, идиотов нужно держать подальше от дураков, то есть меня подальше от милиции. Пока мне это удается, в мире царит, в общем и целом, спокойствие и отсутствие катаклизмов каких-либо, кроме природных.
        - А другие? Ну были же у Седого другие приятели или родные? - спросил Костя.
        Я обдумывал слова этого горе-философа. Не зря судьба отправила меня в Москву. В его словах можно было бы сомневаться, если бы не поведение Лося, косвенно подтверждающего сказанное. Лось вначале помянул капитана, и нам показалось, что речь о милиционере.
        Он быстро раскололся и давал нам информацию про бизнес схемы Королькова, потому что боялся вопросов про вдову капитана и Седого.
        - Авигдор, сочувствую вашей утрате. То, что вы рассказали многое проясняет. Лосев и Корольков, действительно, враги. Нам нужен ваш…
        - Цинизм? -подсказывая, перебил меня стоматолог-пианист. Он поправил кочергой потухшие угли в камине.
        - Ваш жизненный и профессиональный опыт, - я вежливо скорректировал слова Вити-Пианиста
        - Вот там, - Агвидор указал рукой в угол у окна.
        - Что вот там?
        - Вот там в углу у окна, за тряпками, лежит ваш фотоаппарат и пленки.
        Я подошел к куче старой одежды и из под дырявого ватника извлек обе пленки и купленный у таксиста Зенит.
        - Не знаю зачем я вам все это рассказал. Надеюсь, что вы не используете мой рассказ против меня же. Интересно было бы посмотреть на фотки.
        - Я без особых трудностей вышлю вам комплект, после проявки. Вообще-то у меня идея, - ответил я нашему новому знакомому, - раз уж вы тут постоянно живете или бываете, давайте я оставлю вам фотоаппарат. Вы будете снимать все интересное, происходящее перед Березкой. А Костя будет регулярно привозить новую пленку и забирать старую.
        - Не не пойдет.
        - Почему, - удивился я
        - Во-первых, потому что я тут же пропью ваш фотоаппарат, и мне потом будет стыдно перед вами, во-вторых, я могу просто его где-нибудь профукать, не потому что забывчивый, а потому что вокруг публика стремная. В третьих, лучшее место для хранения фотопленки - это моя голова.
        Он приложил указательный палец к виску.
        - Вы можете навещать меня, скажем, раз в неделю. Вите-Пианисту много не нужно: Зубровки бутылочку или две какого-нибудь портвейна Агдам Задуряна. Лесоповал, его еще три топора называют, на худой конец, и спиртяга пойдет и немного закуски. Становлюсь вашими глазами и ушами.
        - С чего вдруг такая щедрость? - Костя всё ещё не доверял Вите
        - Вы никогда не задумывались,сударь, что все, что вы делаете и что можете сделать в жизни, уже через десять лет, ну или пятьдесят, станет бессмысленным и никому не нужным? Всё, кроме справедливого возмездия.
        Он гордо поднял подбородок.
        - Ведь я же объяснил вам - хочу справедливого возмездия. Соглашайтесь. Будете знать все последние важные события и сделки. Вот, например, завтра у Лося и нашего Игорька большой диллинг с закупом видеотехники намечается.
        - Диллинг это сделка? А если мы и так все знаем? - Костя говорил это уже примирительно, нежели с вызовом.
        - Молодой человек, всё знать невозможно. Я никого не хочу обидеть, но когда человеку пятнадцать, то он думает, что знает все. Если ему двадцать два, и он по-прежнему знает все - значит, ему все еще пятнадцать. Даже может четырнадцать.
        - Костя, Авигдор, перестаем спорить. По рукам, - я быстро сообразил, что лишние мотивированные глаза нам совсем не помешают. Особенно в свете последних раскрывшихся обстоятельств связанных с пропажей Седого и смертью вдовы капитана дальнего плавания.

* * *
        Мы выехали обратно в общагу уже заполночь. Я понял, что именно целый день вызывало дискомфорт в машине. Костин четыреста второй Москвичонок не имел боковых зеркал.
        Наш автомобиль прерывал ночную тишину города своим натужным ворчанием двигателя и шумом колес по асфальту.
        Он мчался по пустынным улицам, оставляя за собой лишь сизый выхлоп, тут же растворяющийся в прохладном октябрьском воздухе.
        Вокруг нас царила атмосфера спящего загадочного города. Высокие здания, нависающие своими нарядными фасадами над дорогой, казались таинственными стражами, охранявшими наш маршрут и молча наблюдающими за нашим движением.
        Теперь небо, раскинувшееся над нашими головами, заволокло тучами. Они были похожи на огромное, светящееся изнутри покрывало, укрывающее город от всего мира.
        Москвич проносился мимо темных парков и скверов, к которых редкие фонари освещали безлюдные и пустые аллеи, покрытые золотом опавшей листвы.
        Город спал, и лишь мы с Костей были его единственными ночными гостями. Меня удивляло то, что на улицах Москвы было совершенно свободно и мы практически не встречали припаркованных автомобилей.
        Мы мчались всё быстрее и быстрее, Костя давил на «гашетку» словно пытался убедить меня, что Москвич, всё еще - машина зверь. Затем он прервал молчание.
        - Макс, я тащусь с тебя. Вот ты даешь!
        - Что не так?
        - Да в том-то и дело, что все так. Вот бы мне научиться так же как ты…
        - Что ты имеешь ввиду?
        - Это бомж, Витя. Он тебе всё выложил сам, без какого-либо нажима, вот это класс! Тебе бы следаком быть в МВД. Ты бы на раз дела раскалывал.
        - Нет не хочу.
        - Почему?
        - Неприятно мне, что человек не сильно изменился со времен Достоевского. Хоть и в Союзе все очень стараются.
        - Да, вдова - это старушка процентщица?
        Я кивнул.
        - А этот Витя-Пианист - Родя?
        - Не совсем. Но в любом случае, если разобраться, то он интересный тип: врач-музыкант-фарцовщик-картежник и наконец алкоголик. Заплутал в жизни. Бедолага. Тебе его жаль?
        - Да, жаль его. Многие так спиваются. Я поначалу злился, потом перестал. Никому такого ада не пожелаешь. Раб - зеленого змея. Тяжело ему жить. Не мне его судить. Завтра после занятий заеду к нему. Отвезу поесть, заодно и узнаю, что там за диллинг.
        Я услышал в его словах искренность. Мне стало тепло на душе. Эти люди, воспитанные в СССР в большинстве своем очень добрые. Они часто сердятся вначале, а потом прощают провинившемуся все прегрешения оптом. Они умеют и любят прощать по-настоящему.
        - Позднее время уже, девчонки… - я вспомнил, что
        - Я звонил, на вахту из ментуры, предупредил, чтобы не ждали. Поболтаешь уже завтра.
        - Жаль, конечно, что так поздно я думал еще смогу прогуляться с Викой.
        - Первым делом первым делом самолеты… - запел Костян
        - Ну, а девушки, а девушки - потом, - подхватил я.

* * *
        Встреча с профессором Ниязовым на следующее утро Ниязовы прошла, как и было запланировано. Мы вновь встретились в его кабинете в деять утра.
        Он позвонил своему приятелю Председателю Президиума Филатову объяснил ситуацию, рассказал, кто я такой и что сделал для него и Лены.
        Потом он поручился за меня и Николая Ивановича и направил меня прямиком к Председателю. Здание Совета ОСВОД находилось в трех станциях от Института Археологии.
        Утром я заблаговременно выписался из гостиницы, потому что не был уверен, что вернусь к расчетному часу к двенадцати.
        Филатов принял меня, похвалил за работу. Он уже успел навести справки и моя репутация работала на меня и Николая Ивановича с удвоенной эффективностью.
        Председатель отнесся ко мне очень уважительно, внимательно выслушал меня, поспрашивал про конфликт с горисполкомом.
        Я не стал ему вываливать всё. Просто в двух словах рассказал про отца, маму и отвергнутого Солдатенко. Филатов куда-то звонил, уточнял про нашу станцию, выяснял подноготную И. О. и в конце концов пообещал все вернуть на прежние места.
        - Если у Николая Ивановича, действительно, все сойдется по бухгалтерии, то считай, что надаем мы по жопе твоему Солдатенко. Я лично приеду, если надо и не один. Не дам я своих людей во так вот терроризировать. Потери Бодров, мне пару недель нужно, чтобы раскочегарить процесс.
        Напоследок он дал мне свой служебный и домашний номер телефона, наказал звонить.
        - Звони через пару недель. Или если что-то кардинально поменяется в ситуации, то набирай мне в любое время. Ты понял меня?
        Я ответил, что понял и мы на этом распрощались. Время пролетело очень незаметно. Я отправился на Курский.
        С Костей, Ритой и Викой мы договорились встретиться на вокзале перед отправлением моего поезда.
        Девчонки приехали первыми. Мы много шутили, болтали и договорились, что на зимние каникулы они обе приедут в город, домой к Вике.
        Костя опаздывал. Видимо, у него что-то не складывалось. Началась посадка в вагон. Я все ждал, что он появится. Но его не было. Под ложечкой засосало. Он должен был съездить к Авигдору.
        До отправления оставалось пять минут и по требованию проводницы я поднялся в вагон, когда увидел, как он запыхавшись, бежит в нашу сторону.
        Он подбежал к девушкам стоящим на платформе. Он пытался отдышаться положив ладони на бедра. Я видел его тревожный взгляд спросил у него:
        - Кость, все в порядке?
        Он отрицательно замотал головой.
        - Нет… Витя-Пианист…
        Глава 14
        Он подбежал к девушкам стоящим на платформе. Костя пытался отдышаться, положив ладони на бедра. Я видел его тревожный взгляд спросил у него:
        - Кость, все в порядке?
        Он отрицательно замотал головой.
        - Нет… Витя-Пианист
        - Что?
        - Его отравили! - выражение лица Кости было очень расстроенным.
        Проводница стоявшая рядом, попросила меня пройти в вагон и подняла подножку. Я попросил ее дать еще минуту.
        - Жив? - спросил я моего нового друга из-за широкой спины проводницы, закрывающей мне обзор.
        Костя пожал плечами.Девчонки встревоженно непонимающе смотрели на нас с ним.
        - Я вызвал скорую, врачи сказали, что состояние критическое, - Костя, очень переживал, - увезли в больницу, я дожидалася неотложки поэтому чуть на опоздал.
        - Все нормально. Как это случилось? Может он сам…?
        - Нет, именно отравили. Долго рассказывать. Позвони мне на вахту в пятницу вечером, как доедешь. Самое паршивое, что он думает, что это сделали мы.
        На перроне заговорил громкоговоритель, сообщающий что мой поезд отправляется.
        - Молодые люди всё. Больше не могу держать открытыми двери, меня и так накажут, - пробурчала проводница, она с шумом захлопнула двери. Ей было неприятно слышать наш разговор и я заметил, как она непроизвольно покосилась. Головной электровоз дал гудок и поезд медленно тронулся. Мои друзья шли рядом с поездом и махали мне на прощание.
        Я прошел в вагон по проходу и помахал им в ответ, когда добрался до своего места. В моем отсеке вместе со мной ехал мужчина лет сорока, он уже успел переодеться в спортивный костюм. Мы поздоровались.
        Поезд набрал ход и оставил вокзальный перрон с провожающими позади.
        Оглядевшись я убрал свои вещи в багажное отделение. Перемещаясь по проходу я про себя отметил, что в это раз вагон был почти полупустой. Никаких тебе цыган, бабок с баулами в которых сложены книжки, симпатичных попутчиц. Расположившись, я стал разглядывать пейзаж за окном.
        Провожающая меня Москва была опутана смоляной нитью проводов вдоль рельс. Они то свисали, то поднимались вверх к столбам напоминая волны.
        Тонкая сеть черных осенних веток на деревьях, контрастировала с довольно унылыми постройками, выходящими своими разноразмерными, иногда кривыми, задами к железной дороге.
        В белом небе вился серый дым над жерлами заводских труб. Еще вдоль путей ингода вилась магистраль теплоцентрали, привлекая внимание своими прямоугольными переходами и коленами.
        Стучали колёса.Мысли, сменяя друг друга, блуждали в голове словно человек, заблудший в лесу. Последняя новость про Авигдора мне совсем не понравилась.
        Я конечно пока не знал подробностей, но в слова Кости о том, что отравление было злонамеренным, я нисколько не сомневался.
        Он не стал бы мне рассказывать об этом, если бы у него не было бы достаточных оснований для этого.
        Мимо нас, на параллельных путях на небольшой большой скорости проходил встречный пассажирский поезд. На время прикрывший грустный пейзаж за окном.
        Мужчина, сидевший напротив явно хотел вызвать меня на диалог. Я увидел это в отражение на стекле. Он ждал момента, когда поймает мой взгляд и пристально наблюдал за мной. Мне было совсем не охота болтать с ним, но стало как-то неловко отказывать ему в общении. Вот такие дорожные разговоры в поездах для советского человека - святое.
        Поэтому я повернулся к нему. Он сразу выпалил вопрос:
        - Домой? Из дома?
        - Домой, - я немного улыбнулся, потому что в уме угадал его первый вопрос, - а вы?
        - Я в командировку. Сергей, - мой попутчик представился и протянул руку. Я ощутил крепкое рукопожатие и представился в ответ.
        - Что? Выглядит, как полная безнадега? - поезд на втором пути уже прошел мимо, снова обнажив промышленную изнанку центра столицы, выстроенную в разное время из непохожих друг на друга корпусов, сараев и сторожек.
        - Немного навевает тоску. Мрачновато, если честно у нас на железной дороге.
        - Это только кажется, - мой собеседник желал меня подбодрить, - кажется, что у нас небо всегда хмурое, улицы грязные, дома - серые. Во-первых, это не так. Во-вторых мой кум бывал в загранкомандировках, в капстранах. Там все тоже самое. Вокзалы прям нарядные и красивые.
        Он сделал паузу.
        - Вот взять, к примеру Гяр де Льон - Лионский вокзал в Париже. Красавец, шедевр архитектуры, а выезжаешь из него на поезде а там мама не горюй! Туши свет! Одни хибары да цеха в округе. И все изрисованы, исписаны непотребством.
        Я улыбнулся. Мой собеседник пытался говорить с французским акцентом. Еще было смешно, от того, что у каждого советского человека есть свой кум, сосед, родственник, коллега по работе, побывавший за рубежом, по рассказам которого люди строили свои впечатление о бытовой стороне заграничной жизни. Сергей рассказывал так, будто сам съездил.
        Михаил продолжал:
        - Ладно - в городах, но если ехать по Франции на поезде, за окном всегда будет одно и то же: унылое небо, унылые поля и серые покосившиеся домишки. Несчастные люди, одним словом.
        - Думаете, мы будем жить счастливее?
        Он вытаращил на меня глаза будто я сморозил какую-то глупость. Хотя, конечно он не особо представлял, как живут за границей.
        - Конечно! Мы уже живем счастливее! А случайно не из этих? - мой собеседник сощурил глаза.
        - Из каких, этих? - мне стало интересно.
        - Из хиппи?
        Я трудом сдерживал смех.
        - Ну какой я хиппи, у них длинные волосы, штаны клёш. Я студент.
        Сергея немного успокоили мои слова.
        - Ну мало ли. Кто вас знает. Ты не обижайся на меня братец. Мы живем своей жизнью, а не чужой. Никто нас не эксплуатирует, как у них там. У нас своё жилье, а они там на дне, вечно арендуют. Знаешь как хитро?
        Я отрицательно покачал головой. Тогда Сергей мне начал рассказывать как по его мнению работает ипотека в капиталистических странах.
        - Они там в кабале у банкиров. Банк выкупает квартиру и сдает тебе в наем, за баснословные барыши. Ты как рабочий человек, чтобы семья его имела место где жить, ходишь на поклон к банкирам-финансистам и отдаешь им всю свою зарплату.
        - А как же деньги покушать и как далее.
        - Как, как? Жена работает! Если не работает, то выбрасывают прямо на улицы. Так и живут - еле концы с концами сводят годами.
        Немного не понимая всей схемы он, сам того не ведая, рассказывал мне о том, как будут жить его дети и внуки через тридцать-сорок лет. Он говорил о классовой борьбе и сопротивлении мирового пролетариата, о преимуществах развитого социализма.
        Святая наивность, вера в том, что люди в СССР все равно живут лучше, чем в Париже или Нью-Йорке. Позволяла нашим не замечать собственных проблем и легче переносить тяготы. Безусловно восьмидесятые это лучшее время для советского человека.
        Но тем не менее своих проблем хватало. Именно в это время начали появляться карточки и талоны на некоторые группы продуктов.
        Содержание внешних спутников - нерентабельных социалистических стран обходилось все дороже. Кто-то из руководства этих стран искренне стремился построить социализм за счет ресурсов СССР и соцлагеря, а кто-то просто занимался иждивением и пожиранием ресурсов.
        Много лет назад, еще в прошлой жизни я пришел к выводу, что все о чем писал Маркс про капитализм более менее правда.
        Он, конечно, не учел, точнее не мог предположить, что технологии изменят облик сельского хозяйства и промышленности настолько, что на земле будут работать три-пять процентов населения против семидесяти в девятнадцатом веке.
        Что большинство потомков пролетариев в западных странах и странах бывшего СССР перевоплотятся в серых и белых воротничков в бесполезный офисный планктон. Но в целом принцип Маркса про эксплуатацию труда и извлечения прибыли из этого не изменился совсем. Так же как и не изменилась концентрация денег у банкиров. Сложнее у Маркса с описанием будущего.
        В который раз мне очень хотелось рассказать кому-нибудь про грядущее, но я не стал рисковать.
        Это сложная дилемма, как у врача, когда он должен сообщить больному, что у того не осталось шансов на выживание.
        Проводница пришла и собрала билеты.
        Мой собеседник решил сам рассказать о том, что об этом думает
        - Через тридцать лет человек будет жить при коммунизме. От каждого по способности, каждому по потребности! Если бы не эти империалисты и капиталисты, мы бы уже построили коммунизм на земле.
        - Совсем без денег?
        - Да. Это будет очень скоро. Думаю, я доживу до этого времени. А ты и подавно. Люди станут свободными от поклонения деньгам. А всю работу будут выполнять роботы.
        - А что будет делать тогда человек?
        Он пожал плечами.
        - Наверно изобретать, открывать новые планеты и миры. Ты пойми. Исчезнут голод и болезни. Преступности совсем не будет, потому что зачем воровать, если все доступно каждому. Вот оно лежит бесплатно - протяни руку бери сколько хочешь. Ну или сколько надо.
        - Все будет совсем не так, к сожалению.
        - И как же по твоему будет?
        Я не ответил и углубился в свои мысли. Будущее несколько отличалось от представлений людей о нем. Будут тяжелые испытания для людей и мы окунемся в дикий, нет, в дичайший капитализм.
        Многих советских ждет нищета, тяжелая безработица, крушение идеалов и норм морали.
        Еды в мире будет производиться много, её излишки будут безжалостно уничтожаться, землепашцы будут утилизировать урожаи и выливать вино, но голод в мире никуда не денется
        Болезни не исчезнут - наоборот появятся новые, страшные такие, как неизлечимый СПИД, Эбола.
        - Наверно, все будет хорошо, но не так быстро.
        Ну сказал бы я ему про Перестройку и про развал СССР. Сейчас он посчитал бы меня сумасшедшим или антисоветчиком, которым я не был.
        Скорее всего, во времена перестройки он бы меня и не вспомнил.
        Я всплыл бы в его памяти только тогда, когда он осознает, что страны с названием СССР больше не существует. И то, он вспоминал бы меня в образе причудливого студента, случайно предсказавшего в своих юношеских фантазиях события начала девяностых.
        Я вернулся мыслями на землю. Мне нужно было прожить достойно и интересно тут, в этом времени, а не думать, о том, что будет в будущем. «Грядущее неизбежно - живите неспешно»
        Пару раз мимо нас проходил глухо-немой мужик бросавший на сидения пассажиров нехитрые поделки брелки, в виде фигур различных животных.
        Судя по внешнем виду это были изделия из хлебного мякиша, которые производили зеки в тюрьмах.
        Мы болтали с ним о всяком, он рассказывал про свое детство, семью, работу и коллег, увлечение рыбалкой.
        Мой собеседник словно находил в этом некую исповедальность или возможность пройти сеанс психотерапии.
        Там, где он считал себя неправым он каялся. Напротив, сердился во время рассказа тогда, когда считал, что другие поступали с ним несправедливо.
        В промежутках между рассказами мы обедали и ужинали. Все теми же стандартным набором советского пассажира на железной дороге. Это раз меня снаряжали в дорогу девчонки.
        Мой «паек», заботливо собранный Викой и Ритой состоял из яиц, хлеба и плавленых сырков «Карат».
        Зато у моего «командированного» соседа Сергея была вареная курица, пакет с кефиром и домашнее печенье
        Среди своих продуктов я нашел небольшой, размером с пачку сигарет, сверток из фольги. Они умудрились положить мне сахара и насыпать растворимого кофе.
        Такой кофе действительно был «дефицитом», который можно было купить только в Москве. Я мысленно поблагодарил Вику за такую трогательную заботу. Мне было тепло на душе.
        - Я видел провожавших тебя девчонок. Которая твоя невеста?
        Я сказал, что мы просто друзья.
        - Ну одна, та которая посимпатичнее смотрела на тебя так, что сразу понятно, что она влюблена в тебя по уши. Не тяни с этим делом, отобьют. Если ты в другом городе. Я вот в двадцать сразу после армии женился, на своей однокласснице Ирише. Тяжело было, но учился заочно в институте, и через пять лет получил диплом инженера. Вот уже двадцать лет вместе. Двое детей у нас пацан и девчонка. Шестнадцать и одинадцать лет.
        Я улыбнулся и пообещал поскорее разобраться со своей личной жизнью.
        Время пролетало не заметно и с наступлением темноты мы легли спать. Я почувствовал, что очень сильно вымотался за последние несколько дней и мгновенно вырубился едва моя голова прикоснулась к подушке.

* * *
        Я снова видел продолжение своего сна. Теперь я перешагнул через фальшборт и встал на палубу. Мои ноги в увесистых галошах со свинцовым днищем подошв, с гулким стуком дали мне почувствовать, что я среди своих и всё хорошо. Мне вспомнилась покоренная ракета, но как это часто бывает в снах воспоминания эти были смутными и отрывочными.
        Мичман, встречавший меня наверху, на поверхности постучал мне три раза гаечным ключом по шлему трехболтовки.Потом но выставил вперед ногу в круглоносом ботинке. Я трижды топнул свинцовой подошвой, имитируя попытку наступить ему на ногу. Это была наша давняя традиция, которая называлась «отдавить ласту». Она означала, что водолаз и его напарник благодарят судьбу, всех морских богов и чертей за то, что опасное погружение прошло успешно без всяких неприятных сюрпризов.
        Считалось, что если не постучать, то следующий спуск под воду принесет много гемороя и сложностей.
        Не знаю откуда пошла эта традиция, но мне пришлось пару раз стать свидетелем того, что водолаз не исполнивший ритуал или всплывал с «кессоном» или терял ориентацию или жутко запутывался в страховочном тросе или наживал еще каких-нибудь проблем на свою водолазную задницу типа «балерины».
        После того, как видишь или слышишь рассказы о подобных случаях, исполняешь «отдавить ласты» на автомате.
        Мичман открутил гайки и щели между шлемом и рубахой поступает настоящий воздух.
        Баалииин, мало кто представляет какое это радостное чувство - подняться из бездны, из черной темени моря и вдохнуть в легкие живой воздух, вместо пахнущей резиной, мертвой, сжатой дыхательной смеси! Это маленькое воскрешение и об этом знают только те, кто имеет отношение к водолазному ремеслу.
        Я громко дышал полной грудью, а мичман откручивал гайки дальше. довольно улыбался и хитро вглядывался мне в глаза.
        Он пытался понять слышал ли я в рацию об объявленной награде. Его вечно красное, исхлестанное вечными морскими ветрами лицо, еще больше расплылось в улыбке, когда я спросил:
        - Расскажи о причинах для радости, Мичман? Ты один по приходу в порт проставляешься или мы оба? Мне тоже готовиться?
        - Оба, оба.
        Он снял с меня шлем.
        Теперь я мог вертеть головой и оглядеться. За спиной на палубе стоял капитан, старпом и матросы.
        Капитан кого-то до боли напоминал. На душе ощущалось спокойствие.
        В меру волнующееся бескрайнее море в отливало стылой чернотой. Такая бывает только на северах. По ночам такая чернота моря сливалась с таким же черной поверхностью воды. И лишь кучерявые белые буруны на гребнях волн, будто вживленнык в чернильную стеклянную гладь моря,растворялись безшумной пеной.
        - Качать его! - услышал я голос старпома, который эхом повторился в голосах матрсов. Я еще раз внимательно посмотрел в ту сторону, где стояли матросы. Капитан цепким взглядом наблюдал за тем как мне помогают снять лапти. Его глаза напоминали строгий взор отца.
        Ко мне подбегали со всех сторон. Кто-то прикоснулся к моему плечу…
        - Молодой человек просыпайтесь. Прибываем через тридцать минут. Через десять я закрою туалет. Поторопитесь, если собираетесь умыться.
        Я раскрыл глаза и понял, что нахожусь в поезде.
        Сидение, где должна была быть расстелена постель соседа пустовала.
        Он сошел раньше и не стал меня будить. На столе стоял стакан чая в металлическом подстаканнике с тонкой вязью. По поднимающемуся пару я определил, что чай был горячим.
        - За чай платить не нужно, ваш сосед оплатил.
        Глава 15
        Сидение, где должна была быть расстелена постель соседа пустовала.
        Он сошел раньше и не стал меня будить. На столе стоял стакан чая в металлическом подстаканнике с тонкой вязью. По поднимающемуся пару я определил, что чай был горячим.
        - За чай платить не нужно, ваш сосед оплатил.

* * *
        Проводница буднично собирала постель по вагону.
        Я ушел умываться, когда я вернулся в немноголюдном вагоне разыгралась следующая картина. Над женщиной столпились пассажиры и две проводницы.
        - Вытащили, не успокаивайте меня. Вот когда ночью сходил тот усатый он и вытащил.
        Насколько я понял, у женщины вытащили кошелек. Странно. Как мне показалось из усатых во всем вагоне ехал только мой сошедший ранее сосед.
        - Женщина, та вы поищите ещё.
        - Да я всё уже обыскала.
        Она указала на распахнутую молнию своей дорожной сумки, нету нигде.
        - Ой! Ой плохо мне… - она приложилу руку своей груди и погладила себя.
        В памяти всплыл наш отсек. Беспокойство охватило меня, я вспомнил, что с утра шнурки моего рюкзака тоже были развязаны а горловина приоткрыта, хотя мне казалось, что я его завязывал перед сном. Фотоаппарат и пленки!
        Устремившись к своему месту я подскочил к своему сидению на котором лежал рюкзак. Я так расслабился здесь в восьмидесятых, что потерял бдительность. При посадке в поезд мне и в голову не могли прийти, что кто-нибудь из соседей захочет покопаться в моих вещах.
        Я заблаговременно положил зубную пасту и щетку наверх, а фотоаппарат с пленками обернул теплыми вещами и поместил в середину.
        Делал я это не столько потому, что мне хотелось спрятать технику от чужих глаз и обезопасить себя от кражи, а чтобы ненароком не долбануть о что-то твердое.
        Я лихорадочно стал извлекать вещи из рюкзака. Тут были гостинцы для бабушки и деда, сувенирные олимпийские значки и открытки для друзей и коллег.
        Наконец я нащупал твердый корпус фотоаппарата в чехле и вытащил его вместе с кассетами.
        Все в порядке, на столе лежали две кассеты и футляр с Зенитом внутри. Третья кассета оставалась внутри.
        Я выдохнул. Всё в порядке у меня ничего не пропало. Я мысленно немного обругал себя. Я уже один раз чуть не лишился своих фотографий. Нужно быть внимательным. Хорошенькое дельце, если бы я потерял пленки. Я помнил свой самый страшный гнев из той прошлой постсоветской жизни - гнев бессилия испепеляющий тебя изнутри.
        Из отсека откуда я только примчался раздался возглас облегчения:
        - Нашла! Вот он, нашла! В карман куртки засунула, дура старая! - громко вскрикнула женщина, обвинившая моего соседа в краже.
        - Ну вот видите! Напугали и нас и себя чуть до инфаркта не довели, женщина! - с укоризной журила незадачливую растеряху одна из проводниц.
        - Простите, простите меня, бабу окаянную.
        Люди стали расходиться по своим местам. Выходит, зря плохо подумали о человеке. Оговорили на пустом месте. Вот этого я не любил больше в всего в таких ситуациях. Оговор, пусть даже случайный, навешивал на невиновного человека ярлык вора.
        Тем временем, поезд на небольшой скорости прибывал на конечную станцию. Мимо проплывали родные мосты, дороги и строения.
        Отличная вышла поездка, все сложилось удачно. Это еще не триумф, но я возвращался не с пустыми руками. И фото, и собранная информация о Королькове, и помощь московского главы ОСВОД, подключившего какого-то начальника важного отдела ЦК к проблеме Николая Ивановича.
        Теперь я многое знал о своем противнике Солдатенко.
        Дни в столице пролетели очень быстро. Они были крайне насыщены событиями. Времени буквально не хватало. Я не сумел как следует поболтать и насладиться общением с Викой. Но ничего, всё еще впереди.
        Поезд совсем замедлил ход, когда въехал на привокзальные пути. Люди засуетились, собирая багаж и двигаясь к выходу.
        Пассажиров было мало и мне не хотелось толкаться. Я решил дождаться остановки и смотрел в окно.
        На перроне мелькнуло знакомое лицо. Тема замахал рукой раздался в широкой улыбке, когда увидел меня. Приятно, когда тебя встречают друзья.
        Кто никогда не встречал лучшего друга на вокзале или в аэропорту после пусть даже небольшой разлуки, тот вообще непонятно как и зачем награждается судьбой дружбой на этой прекрасной земле. То же самое касается тех, кого встречают.
        Душу всегда греет хрупкое чувство, когда видишь, что тебя ждут. Ты бережешь его от греха подальше, не показывая даже себе.
        Рядом с Темой, взяв моего друга под ручку стояла симпатичная девушка. Ее милые щёчки ее пылали, как заря. от Она как бы извиняясь и стесняясь за то, что явилась на встречу друзей и боялась нам помешать.
        Не знаю, что там натрепал про меня этот котяра, было видно, что она сильно волнуется. Надо будет ее успокоить и поддержать.
        Я вышел из вагона в числе последних. Редкие встречающие уже разбрелись.
        - Элен, знакомься - это Макс, - Тема подвел ко мне девушку, - Макс - это Элен
        Девушка всё ещё стеснялась. Она опустила подбородок, улыбнулась и протянула мне руку.
        - Здравствуйте, Максим.
        - Элен, заранее предупреждаю, что всё, что рассказал вам обо мне мой закадычный друг Артём - неправда, - отшутился я.
        - Неужели, вы плохой и вредный? - она посмеялась моим словам, - ваш закадычный друг Артём, рассказывал о вас, только хорошее.
        Новая подруга Темы, оказалась на редкость приятной и умной девушкой. Поняв, что произвела хорошее впечатление, она расслабилась и чувствовала себя комфортно в компании своего ухажера и меня.
        Я был рад их видеть после таких сложных и насыщенных дней.
        Тема предложил где-нибудь посидеть и мы отправились перекусить в пельменную, которая служила точкой сборки студентов со всего города.
        В тот день в пельменной, расположенной на первом этаже кирпичной хрущевки студенческого народу находилось меньше обычного.
        На кухне на раздаче дежурила Зина, работавшая тут уже десятый год и повидавшая десятки романтических встреч и расставаний не одно поколение прогульщиков балагуров и пригожих отличников, но сохранившая теплоту и любовь к своим клиентам.
        Зина вместе с кассиром Любой, сидевшей на кресле за кассовым аппаратом обсуждали один из столов в своем заведении. По всей видимости, они смотрели на отношения студентов и студенток, как на какой бразильский сериал. Со всеми присущими этому шоу событиями, эмоциями и страстями.
        Иногда мне даже казалось, что они ставят ставки на ту или иную пару или группу друзей, пытаясь предугадать разбегуться ли объекты пари.
        Я был не частым гостем в заведени, в отличии от моего друга.Работницы пельменной имели своих любимчиков и изгоев. К счастью, Тема относился к первой категории.
        - Темушка? Ты сегодня с друзьями? Вам пельмешек?
        Оторвалась от своих сплетен Зина и подошла к линии раздачи.
        Она с интересом разглядывала Элен, пытаясь угадать чья она подруга. Она безошибочно попала в точку, потому что Тема спешно полез в карман, чтобы рассчитаться за всех. Я не стал мешать другу.
        Ведь человек не способный расплатиться за всю компанию, которую он пригласил, считался в нашем с Темой круге несерьезным выскочкой и звездоболом.
        Есть деньги - приглашай всех, нет денег - молчи и умей довольствоваться тем, что есть.
        К тому же в том был некий способ продемонстрировать девушке свою состоятельность в пацанском смысле. Соревноваться в том кто заплатит первым можно среди парней и мужчин. А бежать к кассе, или вызвать официанта в присутствии девушки друга означало желание продемонстрировать кто тут «богаче» и «главнее»
        Как выяснилось она была чуть старше нас и заканчивала журфак.
        - Это твоя новая девушка, Тема? - поинтересовалась Зина
        - Почему новая? Единственная! - гордо ответил мой друг, а щеки Элен снова запылали пожарами.
        - Красивая, где отхватил? Смотри не упусти. Такие на дороге не валяются…
        Это был простой бабский треп, я мог бы даже сказать, что грубый и бестактный, но Зина настолько дополняла образ большой семьи, которой жили большинство советских людей, что ей было простительно.
        Это было проявление городских социальных связей, близости между мало мальски знакомыми между собой людьми, где всем есть дело до каждого.
        Как ни странно это может звучать в будущем, этот самый интерес и любопытство к вашей жизни мог мешать или раздражать только в том случае, если человеку было что скрывать.
        Подобные связи, казалось бы, должны были портить жизнь, но на самом деле они служили на пользу. Люди думали, прежде чем совершать какой-нибудь предосудительный поступок - их могли увидеть и упрекнуть, остановить словом и даже опозорить.
        Конечно, далеко не всех это останавливало, но большинство принимало эти правила игры и чувствовало себя в них вполне в своей тарелке.
        Всегда нужно было соблюдать некий баланс в таких отношениях. Нельзя было позволять заходить слишком далеко, но и бычиться и хамить на интерес со стороны людей не приводил к хорошему.
        Избыток доброжелательности вел к тому, что в один прекрасный день человек мог оказаться в очень плохом положение, где окружение село ему на шею и свесило ножки. А избыток жесткости и прямолинейности вел к одиночеству и неуважению со стороны окружающих.
        По дороге я успел рассказать о моей встрече с Шельмой и с его братом. О том, как они пытались сбросить меня на полном ходу с поезда. О том, как Шельма нанес мне удары тем же кастетом, что и Теме.
        - Ни хрена себе! - возбудился мой дружбан, увидев швы на моей голове.
        Он был особо впечатлен тем, что начальник поезда оказался братом нашего врага.
        - С цыганом вообще какая-то мистика. Как почувствовал неладное? Видимо, Бог послал его за мной. Без него я бы ничего не доказал.
        Не меньше брата, цыгана их удивил итог нашей схватки его
        - Думаешь, он сдох? Ой, прости, - Тема поймал на себе укоризненный взгляд Элен, - разбился на смерть?
        Я заверил, что скорее всего Шельма не сумел бы «собрать костей» после такого падения. Но пока не будет найдено тело, невозможно утверждать, что-то определенно.
        Поезд на котором я ехал в Москву был пассажирский, а это означало, что он следовал со всеми остановками. Обратно я ехал на скором, поэтому станцию, где составляли протокол мы проскочили.
        - Ты рассказывал Элен про Шельму? - спросил я друга.
        - Так, в двух словах, - Тема скромно опустил глаза.
        Я коротко пересказал события предшествующие задержанию банды карманников девушки. Ее глаза вспыхнули восхищением, когда я рассказал, как Тема мужественно вступился за девушку.
        - Знаешь, наверно нехорошо так говорить, но после того, как он подло и расчетливо бил Тему тем же кастетом, я бы задушил его собственными руками. Бешеного зверя уничтожают, если не могут остановит.
        - Если? - она недоуменно смотрела на меня.
        - Ах да, я не указал на одну деталь - он бил меня ногой в грудь, если бы я не увернулся, то мы бы сейчас не лопали Зинины пельменьки. Он так вложился в удар, что сам провалился в открытый дверной проем. Я его пальцем не тронул - Бог отвел, на моих руках нет крови.
        «В этой жизни» подумал я про себя.
        - Ты веришь в Бога? - глаза Элен еще больше округлились. Надо быть снова более осторожным. Я улыбнулся.
        - Ты что? Он комсомолец, - ответил за меня Тема, - правда, его тут чуть не выперли из ВЛКСМ. Если бы не удачное стечение обстоятельств…
        - Элен, не знаю как объяснить, что я до сих пор жив и стою перед вами. «Бог» - это просто такая фигура речи.
        - Ой как с вами интересно! А что за история с комсомолом? Обо всем этом нужно непременно написать.
        - Написать? Что ты имеешь ввиду, Элен?
        Как выяснилось она была чуть старше нас и заканчивала журфак.
        Она работала корреспондентом в областной газете.
        На самом деле девушку моего друга звали Елена, но в этот период у молодежи было модным называть друг друга на французский манер с обязательным ударением на последний слог.
        Вокруг, в студенческой среде, часто можно было услышать наши русские имена переиначенные на заграничный лад: Надин, Анатоль, Жули, Николя, Мишель.
        Сложно было ответить откуда шло это поветрие, то ли снова стали популярны романы Льва Толстого, то ли мода просачивалась вместе с импортными шмотками и пластинками.
        - Тем, я такое нарыл про Королькова. Не знаю стоит ли сейчас рассказывать.
        - Конечно стоит! У меня от Элен нет секретов, она кремень - проверено. Если, что то она собирает материал про валютчиков в порту и в Интуристе. Ее подруга пострадала. Так, что сам понимаешь…
        Да, это меняло дело. Ну как тут не поверишь в существование высших сил. На этот раз я не стал упоминать, что ее ко мне с Темой направили небеса.
        - Что за подруга?
        Элен кратко рассказала про подругу, которой валютчики обещали помочь в приеме на работу в те самые официантки - она мечтала работать в «Интуристе». Путь в сотрудницы ресторана лежал через взятку в пятьсот рублей и постель одного из дельцов.
        Когда подруга отказалась спать с мерзавцем, то ее прогнали и не вернули деньги.
        В милиции заявление принимать отказались сославшись на отсутствие свидетелей и доказательств. Подруга, поверив дельцу, даже не стала обращаться в отдел кадров, поэтому официального отказа в трудоустройстве не было. А раз нет факта обращения, то и помочь ничем не могут.
        - Представляешь ей менты говорят: что замуж не взяли? Мало ли как бабы желают насолить своим бывшим ухажерам. У нас тут, каждый день, таких как ты, десятки приходит. Теперь я собираю на них на всех данные. Им мало не покажется.
        Она нахмурила бровки. По ее выражению лица можно было понять, что девушка не робкого десятка. Перед нами стояла обладательница твердого характера.
        - Элен, у меня для тебя есть еще более интересная история. Можно сказать сенсационная, - я улыбнулся девушке, - если ты не боишься с ней пойти к главреду, то обещаю это будет бомба.
        Мой друг придвинулся ближе.
        - Что там такое ты узнал?
        - Тем, ты просто обалдеешь. Королёк в Москве продолжил заниматься тем, чем занимался тут. Он там развернулся. Ну и кроме прочего, оказался замешанным в одной очень грязной и мутной истории.
        - Фарцует?
        - Не то слово, оптом и в розницу в пользу дядьки. Ну ты понял. А кроме этого ещё и мошенничает и кидает.
        - Это не слова? Доказательства есть?
        Я похлопал рукой по рюкзаку.
        - Есть. Часть здесь.
        Я помнил, что счетчик Зенита показывал, что еще оставалось место на пленке и поискал в рюкзаке фотоаппарат.
        - У меня тут пара кадров осталась, давайте сфотографируемся. И потом я вам подробно расскажу. Я просто охреневаю. Это что-то с чем-то.
        Но почему-то счетчик кадров был свернут и стоял на нуле.
        - Ничего не понимаю. Что за хрень
        Я взвел затвор и не почувствовал привычного сопротивления пленки в фотоаппарате. Ребята с интересом смотрели на мое озадаченное лицо.
        - Может выскочил язычок на катушке? - предположил Тема, - открой посмотри - ничего не будет.
        - Не засвечу ли я основную пленку? - порассуждал я вслух.
        - Чего ты боишься? Колесико покрути. Если оно ходит свободно, значит пленка в катушке.
        Я последовал его совету и открыл корпус. Моей катушки внутри не было.
        Глава 16
        - Чего ты боишься? Колесико покрути. Если оно ходит свободно, значит пленка в катушке.
        Я последовал его совету и открыл корпус. Моей катушки внутри не было.
        На месте моей лежала чужая. Вместо цветной «Свемы» там лежала черно-белая «Тасмы».
        - Что-то не так? - Тема пытливо заглянул в открытый корпус, - всё же нормально? Пленка в катушке, вон язычок виден.
        - Кто-то лазил в фотоаппарате. Это не моя пленка, ее подменили.
        - Как подменили? Когда ты ее зарядил? Кому это нужно?
        - Я зарядил «Свему» позавчера, на ней много чего было запечатлено.
        Я стал вспоминать, когда фотоаппарат оставался вне моего поля зрения. В тайнике на Дорогомиловской, где его нашел Авигдор, который Витя-Музыкант. Потом в аспирантской гостинице в общаге. И наконец в поезде. Когда я спал или ходил в гальюн.
        - О чем ты говоришь, что ты там нафотографировал?
        - Там вся пленка содержала снимки про Королькова и его дружка Лося.
        - Лося? - брови Темы поднялись в немом вопросе.
        Я стал рассказывать про то, как провел последние три дня в Москве.
        - Представляешь, он связался с этим Лосевым, уголовником. Ничем не брезгует. Они на пару работают, «ломают» пачки денег при обмене чеками. При этом преподобный Игорёк на первых ролях. Не утерял своих организаторских навыков.
        - Ну этого можно было ожидать, он здесь быстро «бизнес» наладил.
        - Да, верно. По словам Лося, самый главный «бизнесмен» все же не он. Всей их большой корпорацией заправляет наш добрый горисполкомовец.
        - Это ты про Солдатенко говоришь? - спросила наша новая подруга.
        Я посмотрел на горящие глаза Элен. Потом перевел взгляд на Тему.
        - Нет, не смотри на меня. Я ничего Элен про твои дела не рассказывал. Она сама догадывается, - Тема пожал плечами, - сам спроси, если не веришь.
        - Все дело в том, что подругу которая не стала спать с фарцовщиком с этим негодяем познакомил бывший водитель Солдатенко - Медяков. Сейчас его поставили начальником отдела в Горкоме. А потом пошел в отказ. Мол ничего не знаю, сама виновата. Все ниточки-то - вот они. Ведут в горисполком.
        - Послушай, ты не должна никому об этом рассказывать. Это очень опасно. Ты под «фарцовщика» сама копаешь?
        - Ну пока я получила редакционное задание изучить ситуацию с плохой уборкой пляжа «Интуриста». Поступил сигнал от общественности, мол «стыдно перед иностранными гостями», но никто не хочет возиться с темой сигаретных бычков и другого мусора. А мне так самый раз.
        - Понятно. Слушай внимательно. Я сейчас всё по полочкам разложу.
        Я продолжил рассказ и мои друзья узнали про схему с поставками дефицитных товаров, про вдову капитана, отравление Авигдора.
        - Вот почему тебе пока ни с кем нельзя это обсуждать. Ты меня понимаешь?
        Элен кивнула.
        - Я даже не ожидала, что он такое чмо.
        - Когда мы будем готовы, ты просто отнесешь папку с документами главреду. Я думал в местную, городскую газету подать. У меня там есть знакомые журналисты. Но в областную ещё лучше.
        - Хорошо я поняла. А если главред, Виталий Ильич, спросит откуда данные?
        - Скажешь, что тебе подбросили. Тебя же послали, как представителя советской прессы разобраться с проблемами, а кто-то решил, что существует проблема посерьезней неубранных бычков.
        Элен улыбнулась.
        - Это такой вариант подойдет. У нас часто разные анонимки и письма приходят. В прошлом году про торговлю вышла статья про обсчет в рыбных магазинах. Правда в другом городе. Шума было много. По моему кого-то посадили.
        - Особо не обольщайся. Пока следствия не будет. Я уверен на девяносто девять процентов, что ваш главред вряд ли опубликует эти данные. Он скорее всего пойдет с ними к нашему упырю. По большому счету. Это-то нам и нужно.
        - Ну это ты зря, наш Виталий Ильич в этом плане жесткий мужик, ветеран. Ему тоже все эти дельцы и ворье надоели. Он из другого теста сделан.
        - Ну если опубликуют, то значит крышка Солдатенко. А нет, так то только один и первых ходов.
        Я понимал, что материалы не опубликуют. Уж слишком крупную рыбу он затрагивал. Но они ясно даст понять Солдатенко, что тот не сможет больше безнаказанно творить свои дела и обогащаться за счет своего положения. Мне нужно было заставить его ещё больше нервничать.
        - Элен, только ещё раз прошу. Никому ни слова.
        Она приложила ладонь к груди и по-детски поклялась:
        - Я - могила!
        - Как вы познакомились? - поинтересовался я у Темы.
        - Представляешь, патрулирую парк с напарником, ну там где вы в первый раз Королькова поймали. Вижу силует через забор прыгает, примерно в том же месте. Думаю, ну Артемий, теперь твой выход. Надо задерживать валютчика. Я не сразу в ней девушку признал. Бегу, а сам думаю, как бы сделать, чтобы как в прошлый раз не вышло. Подбегаю, а она в штанах и куртке была. Прыгнула - чуть не разбилась. В последний момент подхватил на руки. А сам свалился. Крепко держу, чтобы не сбежала. А она мне своей корочкой в глаза тычет и кричит «Пошел на хрен! Я журналист!»
        - Макс, ты бы видел глаза своего друга, в них и азарт и разочарование. Не смог он валютчика задержать. Это про разочарование, а то, что девушку на руки подхватил - так просто сиял. Я правда без него бы ноги на тех валунах бы себе переломала. А он мне снизу кричит - «вы задержаны, девушка. Я вас сейчас в отделение доставлю». А я ему - ты сначала хотя бы себя доставь.
        - Ну да, тут подбегает известный нам с тобой моряк и говорит, ну что я поймал свою русалку. Он думал, что Элен по пьяни прыгать полезла.
        - А что прыгала-то? - спросил я улыбаясь
        - Да-а-а так короче.
        Это свойство характера искать прямой путь и не замечать препятствий ещё не раз в будущем сослужило хорошую службу нашей троице.
        Мы вышли на улицу. Каждый год поздней осенью с моря дует теплый ветер. Это длиться всего два дня. Быть молодым и стоять с друзьями, подставив лица потоку воздуха, - это нельзя сравнить ни с чем.
        Я был рад, что Тема нашел себе такую замечательную девчонку. По всему было видно, что он ей нравится.
        Провожая ее домой мы шли и болтали о всяком. Мне было так уютно, что я впервые с попадания в тело Макса Бодрова почувствовал себя по-настоящему дома.
        Все эти улицы города, немного растрепанные и неухоженные стали мне ближе и роднее, чем вылизанная, лощеная Москва будущего из которого я прибыл.
        Я точно знал, что счастье неуловимо. Его нельзя ощущать долго. Но сейчас были именно те мгновения, за которыми и скрывается это мимолетное чувство.

* * *
        - Ну как она тебе? - спросил Тема включая красный свет в отцовской лаборатории.
        Мы отправились в нее сразу, как проводили Элен домой.
        - Восхитительна, - я доставал пленки из рюкзака и выкладывал их рядом с ванночками с проявителем. Моему другу была важна моя оценка. Девушка действительно была прекрасной и они очень подходили друг к другу.
        - Я тоже так думаю. Она не выходит у меня из головы ни днем ни ночью.
        Мой друг был влюблен.
        - Давай, сначала проявим черно-белую. Ту которая чужая, - предложил Тема.
        Я согласился. Это должно было занять меньше времени, чем проявка цветной.
        - Я твоему бате в Москве купил реактивов и пленки.
        - Сколько стоит?
        - Это в подарок, ты что?
        - Вот себе цветной взял и вам. По три катушки. Одну пролюбил, как выясняется.
        Хотя мне до конца не хотелось верить, что пленка на которой видно, как Корольков и Лосев в самом финале «ломают» деньги, исчезла, я всё же испытывал интерес к тому, что она содержит.
        - Хорошо, спасибо. Но сам знаешь, можно было без подарков приезжать.
        Мы проявили черно-белую пленку. Тема вытащил ее из бачка с вращающейся крышкой. На негативах были фотографии разных людей. Я никого из них не узнал. Тогда Тема небрежно предложил мне заняться проявкой черно-белых фоток, пока он сам будет возиться с цветом.
        Он сказал это так, словно я всю жизнь занимался этим ремеслом, и удалился за ширму во вторую половину помещения. Скорее всего они с Максом часто сюда приходили до момента моего «пришествия»
        Мне повезло я хорошо помнил, как проявлять и печатать фотки. В далеком детстве в красном свете я сам колдовал над кюветой с проявителем и ванночками с водой и закрепителем.
        Это было единственное взрослое развлечение, к которому я допускался раз в полгода за хорошее поведение. Я вспомнил запах фиксажа и мокрые, скользкие на ощупь фотографии.
        Да это была это была отдельная магия. Она мне далась не сразу. Куча бумаги и реактивов была попорчена, но я в конце концов стал вполне сносным фототехником.
        Я разглядывал это старое чудо фотографической техники - увеличитель, куда заряжалась пленка и в котором был красный фильтр, чтобы не засветить фотобумагу.
        - Ну что же - приступим, я поплевал на ладони, потер их и заправил пленку в оборудование.
        Вначале на листе простой бумаге я выставил фокус, глядя на серые в черном зрачки людей с пленки.
        Это было нужно чтобы снимки были сфокусированными и достаточно резкими. Готово
        Затем я нашел, как вставляется красный фильтр в окошко увеличителя. Закрыв луч фильтром, я полюбовался изображением на рамке, позволяющей делать белый кант по контуру.
        Взяв пачку бумаги «Березка» я извлек из нее первый лист. Сложив пополам, я получил формат девять на двенадцать. Поискав глазами нож или ножницы, я увидел острый медицинский ланцет и линейку.
        Руки сами разрезали лист на две идеальные половины. Я сжал губы, а потом негромко, подбадривающе себе присвистнул.
        - Глаза бояться - руки делают. Мастерство, то не пропьешь.
        - Что ты там бубнишь? - спросил тема из-за ширмы, - помощь нужна?
        - Не, всё в порядке.
        Я выставил линейку, проверил по углам насколько ровно у меня получилось и убедившись, что бумага легла как надо, открыл красный фильтр.
        Да, безусловно, это занимало много времени. В будущем щелк на телефон и всё, фото готово. Ты имеешь в библиотеке любое количество качественных фото, но в тот момент я получал неописуемое удовольствие.
        Отсчитав нужное количество секунд, закрыл фильтр обратно, и взяв бумагу с щипцами положил ее в ванну с проявителем. И тут произошло то самое, главное чудо - на белом листе начинали проступать контуры фотографии.
        Я засек время на настенных часах освещенных тусклым красным светом. Вначале появлялись самые темные места, затем пошли всё светлее и светлее.
        Теперь нужно было смыть с поверхности проявитель, я взял щипцами фото и переложил его в стоп-ванночку со слабым уксусным раствором, а потом вторыми щипцами в фиксаж. Я уже и забыл для чего двое щипцов использовалось.
        Получившийся снимок я повесил на прищепку на бечёвку натянутую в помещении по диагонали и стал его разглядывать.
        На черно-белой фотографии была запечатлена компания то ли друзей, то ли коллег, состоящая из двух молодых мужчин и двух женщин их возраста.
        Все они собрались вместе за одним столом в ресторане, который который напоминал прибрежный объект общепита где-то на Черноморском побережье. Фоном служил живописный морской пейзаж, который был виден через панорамные прямоугольные окна.
        Мужчины и женщины были нарядно, даже торжественно одеты в стиле конца семидесятых. Мужчины были одеты в светлые классические костюмы с водолазками, а женщины в элегантные платья с закрытыми плечами.
        У одного из мужчин видны очки в тонкой оправе, что добавляло ему интеллигентности и серьезности. Он выглядел скорее как ученый, нежели чем завсегдатай ресторанов.
        Со вторым было определиться сложнее, у него были длинные усы подковой, такие носили молодые мужчины, который за глаза называли «песнярами». Такой мог и «погудеть»
        Ни у кого из них не было на пальцах обручальных колец, а это значило, что с огромной долей вероятности не женаты и не замужем.
        На столе можно увидеть немного блюд, скорее всего, компания не привыкла шиковать. Одна наполовину пустая бутылка вина на всех, должна была говорить об их сдержанности и умеренности.
        Атмосфера на фотографии казалась теплой и дружественной, люди в компании выглядели общительными и наслаждающимися временем, проведенным вместе.
        Фотка передавала дух научной романтики, как-то связанной с пребыванием на море.
        Я всматривался в лица и ещё раз убедился, что я их не знаю.
        Из второго отсека вышел Тема.
        - Ну, что тут у тебя?
        Я постучал карандашом по высыхающей фотке.
        - Понятия не имею. Ума не приложу, что это значит и зачем мне их подсунули.
        Тема подошел и внимательно посмотрел на снимок.
        - Знаешь кого-нибудь из них? - спросил меня друг
        - Неа, а ты? - задумчиво ответил я
        Он удивленно поднял брови.
        - Да, ты чё? Откуда? Я думаю, нужно все напечатать, тогда может стать понятно.
        - Что там у тебя?
        - Первая пленка готова, я уже посмотрел в проектор, на снимках всё хорошо видно. Я легко узнаю Королькова.
        - Ну-ка, покажи.
        Я всё ещё надеялся, что, может быть, третья последняя пленка останется среди этих двух.
        Но судя по кадрам это была именно вторая кассета.
        - Давай, ты заканчивай там с черно-белыми фотками, а я пока доделаю вторую пленку.
        Через три часа все кадры с пленок были переведены на фото бумагу. Третья кассета пропала.
        Практически, все кадры на остальных двух я отснял на твердую четверочку с плюсом. Были видны все снимки Корлькова и Лосева, даже на некоторых был запечатлен потерпевший, но фотографии с передачей денег были утрачены.
        Черно-белая пленка представляла из себя сплошной ребус. На ней были запечатлены самые разные люди, которых я совершенно не знал.
        Мужчины и женщины в разных ситуациях. Вместе и по одиночке. Мы с Темой пытались найти хоть какую-то логику или систему и пришли к выводу, что ее нет.
        Фотографии делались в разное время года в разных городах. Но самыми странными оказались последние три кадра.
        Тот, кто подменил мою последнюю кассету сфотографировал на них Отделение милиции, куда привезли Лося, институт археологии и помещение в заброшенном здании откуда я фоткал Королькова.
        Понятно, что все три снимка были связаны со мной, но не понятно в какое время они были сделаны.
        Мне посылали какое-то сообщение. Которое я пока был не в состоянии прочитать. Ясно, что за мной кто-то следил.
        Я сделал несколько копий каждой фотографии на тот случай, если вдруг у нас опять захотят похитить или заменить пленки.
        Закончив с фотолабораторией, мы разошлись с Темой по домам.
        Мне хотелось поскорее увидеть деда и Ба. Оказывается я по ним уже успел соскучиться.
        Все, что бабуля заказала деду я успел достать и купить. Ей же я прикупил красивый румынский платок, который можно было носить как на голове так и на шее.
        Я надеялся, что он ей понравится.
        Я влетел в квартиру. Ба, как обычно, что-то стряпала на кухне. Я не хотел ее пугать поэтому громко заявил о себе:
        - Ба, это я! Я вернулся!
        - Максимка, где тебя носит? Мы тебя с дедом ждем с утра. У тебя же утренний поезд?
        Сняв ботинки я направился прямиком к ней. Зайдя в кухню, я положил рюкзак на пол, обнял ее и поцеловал. Ее руки были в муке, она пекла свои великолепные пироги.
        - Да, прости что не предупредил, мне нужно было у Теминого отца срочно сделать фотки.
        - Куда? Не лезь немытыми руками! - она шлепнула меня по руке, когда я потянулся за пирожком, - тебе тут друзья твои обзвонились.
        - Кто? - удивился я, - неужели генерал?
        - Нет оба Сережи: Рыбников и Бойков, просили, чтобы ты перезвонил, как только появишься. Тебя ждут, там что-то срочное.
        - Спасибо, Ба.
        Я снял трубку и набрал Бойку. Он тут же поднял трубку.
        - Это ты? Ну слава Богу! Выезжай к прямо сейчас Рыбникову, нас, считай по тревоге, подняли. Срочно собирают группу водолазов. Всех, кто может погружаться.
        - Что случилось? Почему такая спешка?
        - По телефону не могу, долго объяснять.
        Глава 17
        Я снял трубку и набрал Бойку. Он тут же поднял трубку.
        - Это ты? Ну слава Богу! Выезжай к прямо сейчас Рыбникову, нас считай по тревоги подняли. Срочно собирают группу водолазов. Всех, кто может погружаться.
        - Что случилось? Почему такая спешка?
        - По телефону не могу, долго объяснять.

* * *
        Я чмокнул бабушку в щеку. Она успела собрать мне в дорогу пирогов и
        В дверях я столкнулся с дедом. Мы обнялись на пороге.
        - Куда бежишь? В ОСВОД вызывали?
        - Ну ты, как всегда, самый осведомленный дед в городе, - ответил ему я, - откуда знаешь?
        - Так все на ушах стоят. Как сообщили, что всю милицию, погранцов подняли прочесывать берег, так сразу следом стали водолазные группы собирать. Ветров давеча пропал.
        В памяти мелькнула эта фамилия.
        - Что за Ветров?
        - Голова с Малой Поляны, - его вроде в Обком вызвали, говорят - пропесочили по пятое число.
        Я вспомнил, что Ветров был первым секретарем горкома довольно крупного прибрежного города Малая Поляна. Я среагировал на эту фамилию, потому что где-то ее слышал. Мне казалось, что в доме Солдатенко. Они, вроде, работали вместе и Ветров был зависим от моего врага.
        - Не знаю, дед. Но да, звонили с ОСВОДа. Сказали, что по тревоге. Наверно ты прав.
        - Ты погодь, не беги, у тебя нож есть?
        - Нет, дед ножа нет.
        Он посмотрел с укоризной и направился в свою комнату. Через минуту он вернулся, держа в руках ножны сделанные из латуни.
        - На вот, отцовский. Береги его. На серьезное дело идешь. Тебе без подобающей оснастки никак нельзя.
        Он протянул мне клинок.
        Я посмотрел на резиновую бочкообразную рукоять на которой кольца чередовались с пазами. Почему-то казалось, что я что-то подобное видел в своем «вечном» сне. Я принял клинок в обе руки, по-японски и чуть обнажил лезвие
        Но ощущение дежавю становилось все более явным, настолько, что я невольно нахмурился.
        - Не артачься*( артачиться -не повиноваться, сопротивляться). Он старый но еще нас с тобой переживет. Конструкционная сталь, высоколегированная, коррозионно-стойкая. Добротная вещь. Смотри не его посей в море.
        - Спасибо дед, я и не артачусь - я приподнял нож в ножнах, - я даже не знал, что у тебя он от папы остался.
        - Да всё никак случай не представлялся вручить его тебе, пусть служит верой и правдой. Ты много чего не знал.
        Бабушка стояла в передней, опираясь дверной косяк и вытирала слезы своим передником.
        Секундное ощущение дежавю пропало. Я вернулся и приобнял её.
        - Ба, не смей плакать! Все будет хорошо!
        - Я от счастья.

* * *
        Мы ехали по дороге в Малую Поляну по нижней трассе, идущей почти у самого моря на служебном РАФике загруженном водолазным оборудованием.
        Боёк вводил меня в курс дела. На Побережье шум поднялся нешуточный
        Информация рассказанная дедом о Ветрове подтвердилась. Он действительно пропал.
        Судя по слухам, за верхушку некоторых курортных городов взялись всерьез. Прокуратура возбудила уголовные дела о крупных хищениях социалистической собственности.
        Следователи и прокуроры азартно взялись за партийную и управленческую верхушку.
        Масштабы происходящей коррупции становилось все сложнее скрывать. Однако эту великую чистку в регионе начали тогда неспроста.
        Ветров бесследно исчез после того, как его разнесли в пух и прах в обкоме. Предшествовало этому много событий. Что-то мне рассказывал Серега по дороге, что-то я слышал краем уха из разговоров обычных обывателей.
        Конечно, к этой информации нужно было относиться скептически и «всё делить на два». Но по прошлому опыту я знал, что народная молва в некоторых случаях довольно точно описывала происходящие процессы и детали биографии обсуждаемого чиновника.
        Когда-то Ветров строил объекты, после войны в шестидесятых и в семидесятых все черноморское побрежье отстраивалось почти с нуля.
        Сегодняшние роскошные санатории, дома отдыха и пансионата, до этого строительства, по большей части, представляли из себя скопление «сараев», вокруг одного двух каменных или кирпичных корпусов.
        Большая стройка - большие проблемы. Но кроме проблем это ещё и большие возможности. Всем нужен цемент, металлопрокат, стройматериалы.
        Партийное руководство городов, областей, краев, республик проблемы и трудности начальников строек не интересовали.
        Давай сдачу объектов в срок или сваливай с должности. Тот, кто умудрялся организовать своевременную поставку материалов и обеспечить стройку кадрами, был в фаворе.
        Все верха закрывали глаза на взятки, подношения и подарки со стороны снабженцев сбытовикам. Которых в свою очередь поддерживали деньгами и административным ресурсом руководители строек.
        Ветров поднаторел в этих играх. И через несколько лет превратился в настоящего зубра - тирана хозяйственника умеющего добывать всё. Свои сотрудники его боялись и уважали за это.
        Партийное и городское руководство ставило его в пример другим. То что, он для подарков, взяток и подношений пускал часть материала налево, как бы не замечалось.
        После сдачи десятка объектов и проведения фактической реновации города пария его щедро вознаградила. Его назначили председателем горисполкома, а потом и первым секретарем горкома партии.
        Он стал влиятельным и весомым чиновникам, которым полагалось больше, чем остальным. Он мог распоряжаться «вкусными» вакантными должностями, жилищным фондом, системой спец распределения и многими другими колоссальными возможностями в масштабах вверенного города.
        Конечно же, на лучшие и хлебные места ставились «свои» люди, друзья, родственники, любовницы.
        Вот на своих бабах Ветров и погорел. Две любовницы не поделили «босса» и начали писать друг на друга в народный контроль. Стали вылезать подробности злоупотреблений, вводящие в ступор всех, кто был в курсе как работала советская «курортная» экономика. Даже видавших виды партийных дельцов
        Одна заведовала трестом общепита. А вторая руководителем комбината бытового обслуживания.
        У первой были недовесы, взятки, поборы, разбодяжевание, такое как разбавление сметаны, молока, пива водой, подмена дорогого алкоголя более дешевым, реализация излишков через подконтрольную сеть столовых, кафе и шашлычные.
        Комбинат бытового обслуживания имел двойной учёт. Часть денег от оказанных услуг шла государству, а вторая часть прямо в карман руководительницы.
        Ветров после обкома приехал домой, попросил жену пожарить к началу футбольной трансляции, грибов в сметане, а сам отправился в Горком проверить почту.
        Он так часто делал для того чтобы пройтись прогуляться вечерком. Сторож Горкома видел, как он забрал почту, но пошёл после этого не домой, а в сторону улицы Советской, словно у него там была назначена с кем-то встреча.
        Вроде бы видевшие его на улице очевидцы утверждали, что Ветров направлялся к чёрный Волге, припаркованной у Дома Культуры.
        Неизвестно сел ли он в нее. А после этого его никто не видел.
        Жена забила тревогу, но по-серьезному спохватились секретаря горкома только на следующий день вечером. Его не сразу стали искать.
        Сегодня шёл четвёртый день поисков, то есть можно было сказать, что он пропал без малого неделю назад. Злые языки утверждали, что Ветров сбежал и уже находится где-нибудь в Турции.
        Перед милицией, пограничниками и водолазами, последних катастрофически не хватало, была поставлена цель прочесать местность и акваторию. И, как говорили в фильмах, найти живыми или мертвым.
        Не доезжая до Малой Поляны, мы догнали ПАЗик с ОСВОДОвцами. Нас разделили на две группы по четыре человека, каждую из которых возглавил командир водолазной группы.
        По словам Сереги Рыбникова наш командир уже ожидал нас на катере,подчиняющийся начальнику водолазных работ, осуществляющий общее руководство поисково-спасательной операцией.
        У нашей группы было достаточно времени, для того чтобы серьезно подготовиться к погружению. Из водолазных закромов Черноморского Флота нам выдали новые утепленные гидрики, маски и ласты. Акваланги у нас были свои.
        Все кроме меня, знали детали операции ещё перед выездом, поэтому Серега объяснил, что будем погружаться с водолазного катера на глубину, каждый в своем квадрате в несколько заходов с отдыхом. Одеваться и раздеваться придется на палубе катера. Волнение на море - полтора балла, температура воды плюс шестнадцать, воздуха семнадцать. Можно было сказать, что тепло. Единственно, что омрачало это картину - мутная вода, вчера прошел небольшой шторм и видимость не превышала метра два с половиной.
        Нам с Бойком достался участок ворот порта в Малой Поляне. Это достаточно далеко от берега, но место неплохое, потому что от моря нас защищал бетонный массив, за которым нам предстояло работать.
        Почти новенький рейдовой катер с бортовым номером РВК439, именуемый в среде водолазов «Ярославцем», подобрал нас на борт у причала в соседнем городке. Он урчал своим дизельным двигателем и наполнял окружающий воздух сладковатым запахом солярки.
        Я был неприятно удивлен, тем что на борту присутствовал гражданский, который, казалось бы, не имеет никакого отношения к ни к ПСО(поисково-спасательной операции), ни к водолазным работам. Мне сразу не понравилась его мерзкая улыбочка.
        Он представился вслед за капитаном катера, сразу после того, как мы отчалили.
        - Медяков Борис Игнатович, будем с вами вместе работать. Я представитель горисполкома и горкома партии в одном лице. Меня назначили руководителем вашей группы.
        У двух Серег вытянулись лица. Они посмотрели на друг друга. Ожидалось, что начальство будет из военных моряков или хотя бы из ДОСААФ.
        Я вспомнил, что его фамилию упоминала Элен, в связи с подругой, которую «кинули» с приемом на работу в Интурист.
        - Сомнения в моих полномочиях? Капитан может подтвердить.
        Он посмотрел на капитана и тот нехотя кивнул и обратился к нам.
        - Добро пожаловать на борт. Гальюн на корме катера последняя дверь справа, - он указал рукой, - кому нужно, советую сходить сейчас. И прошу соблюдать чистоту, вы не в колхозе.
        Формально, мы не подчинялись капитану, потому что не были моряками флота или военнослужащими. Мы были тут гостями. Но все равно зависели от него.
        Мы достаточно быстро, примерно минут за сорок дошли до места. Капитан поставил катер на внешний рейд недалеко от ворот порта. Поднял сигналы-флаги, означающие, что с катера погружаются водолазы и всем кораблям надлежит держаться подальше и идти только малым ходом
        В акватории работало еще два водолазных судна: морской бот и катер с компрессорной станцией. Боту отдали правую створку ворот, компрессорному центр, там погружались вояки, нам левую створку.
        Мы переоделись так быстро, что даже не успели замерзнуть, стоя на веру на палубе. На это раз я взял с собой теплое термобельё умудренный последним погружение с профессором и Леной.
        Рыбников был обеспечивающим, мы с Бойком на пару должны были спускаться. Одевшись и еще раз проверив оснастку, мы стали ждать команды на погружение, пока капитан проверял лебедку и производил контрольный спуск беседки. Волнение чуть усилилось.
        Из рубки вышел Медяков.
        Капитан сообщил, что лебедка с беседкой исправны и готовы к работе.
        - Сначала обследуете внешнюю сторону массива, - как бы между делом сообщил Медяков, - здесь метров двести. Пойдете в два захода. Потом перейдем на новую стоянку.
        Мы с Бойковым переглянулись, по плану все должно было быть не так.
        Нам было предписано обследовать прежде всего внутренний рейд акватории порта.
        На внешнюю сторону ворот ветер гнал волну. Пока погода позволяла, но она могла в любую минуту измениться.
        Руководитель, который дорожит своими водолазами, не стал бы рисковать в подобных обстоятельствах.
        - Но, товарищ командир водолазной группы, не лучше ли… - начал Боёк, но тут же был прерван Медяковым
        - Никаких но, нам надо убедится что на внешней стороне нет тела, Ветров скорее всего оттуда прыгал, - начальствующий помощник Солдатенко указал рукой на мол.
        Мне снова не понравилась его манера общаться с нами.
        - А откуда вы знаете, что он прыгал? - спросил я, поставив Медякова в тупик.
        - Я оговорился, я имел ввиду, что если бы он прыгал, то мог бы сигануть и отсюда. Начать спуск. Обследовать дно.
        Начать, так начать. Мы с Бойком пожали плечами, начали контрольный осмотр друг друга перед погружением.
        - Давай, ты первый, спускайся, отплывай вправо метров на пять жди меня на двух метрах примерно, пойдем почти под поверхностью. Я слева ты справа, так и будем держаться.
        Я посмотрел на мол. До него недалеко - метров тридцать. Капитан ювелирно поставил катер на якоря
        Серега Рыбников проводил меня до клетушки,
        - Как открывать знаешь?
        Я кивнул в ответ и зашагнул спиной в беседку.
        Через пять минут, мы с Бойком, еще раз проверив оборудование на утечки воздуха и послав сообщив по сигналке, о том, что все в порядке, заработали ластами и добрались до южного массива мола.
        Видимость не ухудшилась. Вода позволяла нам видеть друг друга. Я пошел вперед и вправо вдоль каменистого ряжа на расстоянии полутора метров от стены.
        А Боёк шел сзади слева в метре от меня. Таким образом мы захватывали полосу шириной в три-четыре метра. Если бы тело находилось в поле нашего зрения, то мы непременно бы его увидели.
        Глубина в этом месте составляла метров восемь-девять. Пройдя как мне показалось метров девяносто или сто я остановился и развернулся. Нужно было возвращаться обратно. Длина сигналки не позволяла нормально работать дальше.
        Я осматривал каждый сантиметр видимого дна. Теперь можно было с уверенностью сказать, что тела на осмотренном участке не было.
        Боёк подтвердил жестом, что понял про возвращение. Сделав небольшую остановку на трех метрах, мы поднялись обратно на полтора метра и пошли под поверхностью. Чувствовалось, что наверху качает.
        Всплыв в обратном порядке, сначала Боёк, а я за ним, мы показали, что прошли вдоль мола со метров и ничего не нашли. Получив распоряжение продолжать мы нырнули в противоположном направлении. Теперь мы шли влево на восток вдоль кряжа и массива мола.
        Я периодически останавливался, давая Бойку оценить обстановку, затем осматривал подводную местность.
        Ближе к входу в порт глубина чуть увеличивалась до девяти метров. Массивы были четко расположены без щелей и трещин и я мысленно восхитился талантом и мастерством подводных строителей, построивших эту махину, имея не самые передовые технологии даже по тем временам.
        Я снова плыл первым, а Серега страховал сзади. Мне показалось, что впереди на дне валяется кусок огромной металлоконструкции, похожей на раму из двутавра. С высотой профиля сантиметров пятьдесят. Возможно нечаянно утопили при завершении строительства, а может и намеренно. Не хотели утруждать себя вывозом.
        Ее назначение было совершенно не понятно, но за ее высокой средней перемычкой, вполне могло уместиться тело человека, так, чтобы его не было видно даже с небольшого расстояния.
        Я подплыл ближе и стал потихоньку осматриваться. Но к счастью, я ничего не обнаружил кроме крабов и косяков пеленгаса. Боек подплыл поближе и тоже рассматривал железяку.
        Я меня отлегло от сердца. Можно было возвращаться обратно. Мы обработали две трети зоны. Боёк четко понял, что мы возвращаемся.
        Развернувшись, мы спокойно пошли вдоль стены обратно. Мы уже собирались всплывать на поверхность, когда я услышал очень неприятный звук.
        И тут нас понесло. В сторону катера. Я увидел, как между двумя перьевыми рулями катера бешено завертелся винт. Стук двигателя под водой был еле-еле слышен.
        Серега был рядом, наготове. Он видел то же самое. Я почувствовал, как молниеносно взмок на спине под гидрокостюмом. Благо Боёк смотрел мне в глаза. Я повернул большой палец вниз и мы устремился на шестиметровую глубину, работая ластами со всей дури.
        Глава 18
        Я почувствовал, как молниеносно взмок на спине под гидрокостюмом. Благо Боёк смотрел мне в глаза. Я повернул большой палец вниз и мы устремился на шестиметровую глубину, работая ластами со всей дури.
        Сделав рывок в сторону массива, мы сумели за несколько секунд преодолеть расстояние между местом погружения беседки и молом. Мы оба схватились за торчащие из бетона рымы - металлические петли, при помощи которых массив цепляют за крючья подъемных кранов.
        Сердце бешено стучало на глубине. Я оглянулся в сторону катера, но ничего не увидел из-за мутной воды.
        Попытавшись определить местонахождение катера и двигателя двигателя я перестал дышать и приложил указательный палец к губам. Боёк кивнул и то же задержал дыхание.
        Если двигатель катера и работал, то на малых оборотах и его совсем не было слышно.
        Если это не была попытка убийства, то что? Это явно был знак, направленный в мой адрес. В случайности я не верил. Мне с трудом верилось в том что капитан Черноморского Флота будет связываться с этими продажными тварями. Значит наверху произошло что-то сверхординарное.
        Хорошо, что никто не стал тянуть сигналки. Я проверил свой сигнальный конец. Он был натянут. Сейчас проверим продолжает ли держать его Рыбников.
        Я сделал один рывок. Означающий «я в порядке, ты в порядке?» В ответ пришло четыре рывка. Мне предписывали подниматься. Посмотрев на Бойка, я понял, что тот повторил этот же сигнал и получил такой же ответ.
        Я показал ему четыре пальца и Боёк закивал. Я четырежды дернул сигнальный конец. «Поднимаюсь» дождался пока Серега продублирует сообщение по своей сигналке и после его повтора показал большой круг в перчатке.
        Он несколько раз отчетливо сжал и разжал кулак правой руки. Тогда я показал ему большой палец вверх. Между нами происходил немой диалог на языке жестов.
        Когда я спрашивал, как себя чувствует мой напарник, он ответил, что у него судорога. Тогда я принял решение немедленно всплывать. Мы не стали делать минутную остановку, глубина была совсем небольшая, я просто не дал ему подняться слишком быстро.
        Когда мы вынырнули, и наши головы показались над поверхностью воды, я выплюнул загубник и спросил:
        - Где судорога, Серег? Держаться на воде можешь?
        - Могу.Икру на правой ноге свело от неожиданности, - он кряхтел, морщась от боли, - что за урод запустил винт?
        - Не знаю,потерпи.
        Я отстегнул от гидрокостюма английскую булавку и поднырнул. Я кольнул его в икроножную мышцу и он дважды прикоснулся к моему плечу под водой.
        Эта ситуация немного успокоила меня. Находясь под водой и держась за рым, я был готов прибить того, кто запустил машины.
        Нам что-то кричали с катера, но я не мог расслышать и спросил Бойка готов ли он плыть к катеру.
        - Ну чё? Как ты? Как нога? Давай, помаленьку к катеру?
        - Я в норме
        После того, как нас подняли на лебедке в беседке на борт катера я увидел сухой взгляд капитана
        Чувствовалось, что он в бешенстве.
        - Как вы, бойцы? Никого не задело?
        - Что это было товарищ капитан?
        - Да вот, ваш так называемый руководитель решил зажигание проверить. Я ждал вас у люльки, - так матросы называли водолазную беседку, - а этот…короче.
        Он мотнул головой в сторону Медякова. Я увидел, как наш командир водолазного отряда прикрывает ладонью назревающую гематому. Мои дурные предчувствия в самом начале не обманули.
        - Это случайность. Я не хотел причинить вам вред.
        Лепетал Медяков. Он был жалок в этот момент
        Левая сторона его лица покраснела и начала распухать. Я сравнил пораженную область с размером правого кулака капитана и остался удовлетворен своей догадкой.
        К нам подскочил Рыба,
        - Вы как? Пацаны, у меня чуть крыша не поехала, когда вы там, - он показал на воду, - а этот чудик машину запустил. Я от страха боюсь за сигналку дергать, притравливаю по мере того, как вы уходили, а сам думаю, только не на винт, только не на винт.
        Рядом стоял парнишка обеспечивающий погружение Бойка и улыбаясь кивал.
        - Я тоже думал, что всё. А потом капитан подскочил, каааак начал его п*здить. Еле оттащили, думали он его с гавном сожрёт. Вот урод.
        - Я же сказал, что я не специально, - снова промямлил наш «командир»
        Он сощурился и посмотрел на меня. С меня уже сняли баллоны и грузы. Я переобулся в резиновые тапочки и направившись в его сторону, дружелюбно обратился к Медякову
        - Понятно, что не специально, чего уж там.
        Подойдя к нему вплотную, я наклонился вперед и очень тихо, так чтобы слышал только он и я шепнул.
        - Вы ничем не брезгуете ради вонючих денег. Даже убийствами. Сейчас вы, конечно, власть,вы на коне. Только это не надолго. За сегодняшний день ты мне лично ответишь, сука. Запомни. Зря ты вызвался.
        Он нахмурился и хотел что-то ответить, но тут на палубе началась какая-то суета. Два матроса побежали взвешивать поднимать становый и вспомогательный якоря. Заработали машины, снова появился особый запах вырабатываемой солярки смешанный с соленым морским воздухом
        - Что случилось? - спросил я капитана заглядывая в рубку.
        - Водолаз в опасности. Застрял в акватории внутреннего рейда. Не переодевайтесь пока
        Я посмотрел в сторону портового пирса и увидел, что бот уже снялся с якоря и спешит к катеру с компрессором.
        Наш катер дважды коротко взвыл ревуном, сообщая окружающим, что входит в пределы порта.
        - Этого, - капитан указал на Медякова, - временно отстраняют от должности, за проявленную некомпетентность, халатность, которая могла привести с гибели двух водолазов. Командование беру на себя. Несу полную ответственность за безопасность спускающихся пловцов-подводников.
        - Вы не имеете права! - заверещал Медяков, - это водолазы ОСВОД и ДОСААФ, какое вы имеете к ним отношение?
        - А вы какое? - капитан смотрел на бюрократа с ухмылкой, - сядь и заткнись, я то я запру тебя в машинном отделении. Тебе там не понравится.
        - Подготовиться к погружению, проверить комплектность исправность водолазного оборудования, подготовить дополнительный акваланг для возможного спасения терпящего бедствие водолаза.
        - Есть подготовиться к погружению, - ответил по военному Рыба
        - Меняетесь. Ты за первого обеспечивающего, ты за второго - гидрокостюмы пока не снимать, - капитан ткнул пальцем в меня и в Бойка
        Чувствовалась железобетонная уверенность капитана с своих действиях. Она передавалась людям
        Эти команды совершенно по-другому действовали на людей. Каждый начал заниматься своим делом.
        Мы подошли к месту предполагаемой аварии. И на безопасном расстоянии отдали якоря. Водолазы облачились в гидрокостюмы и проверили акваланги.
        Капитан вышел на палубу и направился к лебедке с беседкой. А затем обратился к нам.
        - Обстановка следующая: страхуемый заметил исчезновение страхующего водолаза примерно пятнадцать минут назад. Он поднялся и сообщил о проблеме. Страхующий на запросы по сигнальному концу не отвечал. Попытки поднять водолаза по сигнальному концу результата не дали. Сигнальный конец выбирался очень легко и полностью вышел на поверхность. Конец срезан. То ли самостоятельно, то ли зацепился за что-то на дне. Страхуемый, заменив баллоны спустился ещё раз для оказания помощи, не нашел напарника. Воздух у тонущего водолаза закончился, - он посмотрел на часы, - три или четыре минуты назад. Если он в сознании и не паникует, может еще протянуть минуты три.
        - Задача - прочесать дно восточнее и юго-восточнее буя, в случае обнаружения тонущего и поднять его на поверхность. Вопросы?
        Все промолчали.
        - Приступить к погружению.
        На месте, где примерно произошел инцидент, был установлен сигнальный буй.
        Беседку с нашими ребятами опустили метрах в пятнадцати от этого места.
        Серега Рыбников шёл первым. За ним ДОСААФовский инструктор по имени Валя.
        Теперь я потихоньку стравливал сигналку Рыбы, стараясь держать ее слегка натянутой, но не настолько, чтобы создавать сопротивление.
        На некоторое время Рыбников остановился. Я решил спросить, как у него дела и легонько дернул за сигнальный конец один раз. Ответ последовал не сразу. Я уже ругал себя за то что дернул недостаточно сильно и думал попробовать еще раз, но почувствовал обратный рывок, означающий, что у него все нормально.
        Одиночными подергиваниями он сообщил мне, что он на грунте и попросил выбрать слабину сигнального конца.
        Я поступил, так как меня просил Серега. Не успел я выбрать, как сигнальный конец часто-часто завибрировал.
        Вообще это означало: «SOS, нужна помощь». Но я решил снова спросить Рыбу как он, и посчитав до трех, дернул один раз.
        Оттуда пришел такой же уверенный одиночный рывок. Рыба сообщал, что он в порядке.
        - Тонущий найден, товарищ капитан! - крикнул я в сторону лебедки.
        - Ну как запроси у своего, Боёк!
        Страхующий Серегу Валентин, повторил все тоже самое, что и Рыба. «Я нормально, SOS, нужна помощь, я нормально».
        Сигнальный конец дернулся три раза.
        - Три рывка, товарищ капитан, выходят наверх!
        - Нашли сукины, дети! - обрадовался наш новый командир водолазной группы, и снова рванул в сторону лебедки - ответь ему три раза, ждём! Епонский городовой!
        Через минуту поверхность воды в десяти метрах от катера забурлила и вспенилась. Над ней показались три головы. Серега и Валя поддерживали поднятого водолаза на спине и плыли к беседке.
        Наш катер еще раз взвыл ревуном, обращая на себя внимание.
        Утопающего запихнули в беседку. На нем не было баллонов.
        - Откачайте парня скорее пульса нет. Но по времени успеваем вроде, - Товарищ капитан, баллоны на дне, разрешите погружение? Для подбора со дня оборудования?
        - Приступайте. Обеспечивающие внимательно следим за сигнальными концами.
        - Мы сейчас быстро за ними сгоняем, - Серега и Валя натянули маски прикусили загубники и снова ушли под воду.
        Пока мы ожидали ребят, капитан сам проводил реанимационные мероприятия. Он не стал выливать воду из легких, а сразу приступил к искусственному дыханию и массажу сердца.
        Это была какая-то новая техника и к нашей радости она сработала буквально минуты через две.
        Мотор у парня раскочегарился и он начал с кашлем выталкивать из себя воду. Вот тут-то капитан и положил его на бок.
        За процессом наблюдали матросы, капитаны и водолазы с других кораблей и через несколько секунд порт огласился коротким пронзительными звуками морских ревунов и корабельных тифонов.
        Так приветствовали вернувшегося к жизни водолаза.
        - Вообще это чудо, что ты живой братан, похлопал капитан спасенного по груди, когда тот понемногу пришел в себя.
        - За тринадцать лет службы первый раз вижу, что живого достали. В рубашке родился.
        Водолаз, белобрысый крепкий парень лет двадцати пяти пытался что-то ответить, сквозь кашель
        - Тихо, тихо, тихо. Ты помолчи, лучше сейчас. Отдохни.
        Медякова с позором высадили на берег. До конца поисково-спасательных работ, продлившихся три дня, командиром нашего водолазного отряда оставался капитан катера Иноземцев Валерий Николаевич.
        Все трое суток мы провели на борту четыреста тридцать девятого.
        Серега Рыбников был героем. Ему отдавали должное и относились к нему с большой любовью и уважением.
        Причины, по которым спасенный водолаз обрезал сигнальный конец, мы так и не узнали. Его в тот же вечер отправили на берег в больницу.
        Слава Богу, он выжил. Опытные водолазы рассказывали, что бывало, когда спасенные добирались до мед.учреждения после оказания первой помощи утонувшему, но на утро умирали. Так называемые отложенные последствия. Но в нашем случае с коллегой закончилось всё хорошо.
        За время поисковой операции, тело Ветрова так и не нашли. Мы обследовали всю подводную часть акватории порта Малой Поляны и часть внешнего рейда. Ходили слухи, что он прятался у третьей любовницы в другом городе, опасаясь ареста.
        Зато почти одновременно, в последний день поисков были найдены советский сбитый штурмовик без пилотов и две неразорвавшиеся бомбы времен Великой Отечественной Войны
        Бомбы утилизировали просто взорвав их на рейде. Поговаривали, что прибудут люди из засекреченных подразделений боевых пловцов Черноморского Флота, но в итоге оказалось, что работали просто военные водолазы.
        Впрочем, это нисколько не обесценивало их труд и опасность детонации была абсолютно реальной.
        Самолет же, штурмовик ИЛ-2, который летчики Люфтваффе называли бетонфлюцойг - «бетонным самолетом» решили поднимать следующей весной, потому что опасались ухудшения погоды в ближайшее время, а корабль имеющий подъемное оборудование мог прийти только через три недели.
        Мы очень подружились с экипажем нашего катера. Матросы срочники рассказывали азы своей службы и ремесла.
        Капитан Иноземцев, после случая с Медяковым больше не быковал. Его экипаж очень уважал Валерия Николаевича и немного побаивался.
        Служба строилась и проходила основе на строгой дисциплины, но без взаимного уважения и доверия, команда никогда бы не смогла работать так слаженно и четко.
        Я не стал никому рассказывать о том, что подозревал Солдатенко и Медякова в попытке разобраться со мной.
        У меня было достаточно времени подумать и еще раз проанализировать всю картину.
        Солдатенко бросил мне вызов, я его принял. Он уже сделал целых три хода. Убрал станцию, Николая Ивановича, послал Медякова на рейдовый водолазный катер. Он пока не знает, что я коплю силы на ответный удар.
        Надеюсь, что ему мало не покажется. А если я правильно и тщательно подготовлюсь, и еще, к этому вдобавок, удача будет на моей стороне, то я сумею его опрокинуть. А может быть и навсегда вывести из игры.
        Мы сошли на берег утром четвертого дня, тепло попрощавшись с экипажем нашего катера.
        Нас посадили в тот же ПАЗик, чтобы развести по домам.
        Где-то через час пути, я заметил слежку. За автобусом на некотором отдалении неизменно ехала черная Волга.
        Я понял это потому что не все ребята были из нашего города, и ПАЗик заезжал в достаточно отдаленные села, которые считались по местным меркам глухоманью. А двадцать четверка всюду следовала за нами.
        Я не был уверен в том, что Волга мотается везде с автобусом по мою душу и через некоторое время мне надоело за ней наблюдать.
        Но интуиция все же заставляла быть внимательным и собранным. Выходя на остановке, на противоположной стороне от дома я попрощался со всеми, договорился завтра встретится с двумя Серёгами и поблагодарил водителя.
        ПАЗик уехал.
        Сойдя на тротуар, я огляделся по сторонам и стал переходить дорогу по совершенной пустынной улице.
        Когда я пересек середину, то до моего слуха донесся звук взревевшего мотора Волги. Черный, как смоль капот автомобиля хищно летел прямо на меня.
        Глава 19
        Когда я пересек середину, то до моего слуха донесся звук взревевшего мотора Волги. Черный, как смоль капот автомобиля хищно летел прямо на меня.
        Та же самая черная двадцать четверка на ставропольских номерах. Я успел заметить и записать цифры и буквы в блокнот ещё в автобусе.
        За рулем сидел неизвестный губастый мужик в очках, с большими линзами, похожий на Сергея Мавроди.
        Я прыгнул вперед и в сторону перед самым ударом, перекувыркнулся через плечо и встал на одно колено.
        Машина пронеслась мимо не сбавляя ход.
        Страха не ощутил, хотя организм среагировал, впрыснув в кровь чудовищную дозу адреналина.
        Просто стало очень неприятно. Сложное чувство типа брезгливости охватило меня. Плохие парни взялись за меня всерьез.
        Но две неудачные попытки грохнуть меня за неделю говорили о том, что Солдатенко заматерел в бизнесе, но пока еще не преуспел на киллерском поприще.
        «Это хорошо, что я не даю тебе покоя, Солдатенко. Лучше остановить тебя сейчас, в самом начале твоего грязного пути, пока ты не стал чудовищем в девяностых», - подумалось мне.
        Я не знал, как именно развалили Союз. Когда я в прошлой жизни думал об этом, то мне часто казалось, что главной причиной оказались подожженные извне межнациональные конфликты.
        Ведь не было ничего проще бросить спичку между соседствующими народами, так или иначе имеющие многовековые мелкие и не мелкие противоречия и разногласия. Элиты были вынуждены идти в строю с националистами иначе им грозило клеймо предателей своего народа.
        Теперь же, я понимал, что наряду с этим, не меньшую роль сыграл страх вороватых бюрократов ответить за свои дела и потерять наворованные деньги и захваченную власть.
        Их испугали громкие расследования в Средней Азии, где разоблачили местную партийную верхушку, ведущую себя, как наследницу худших байских традиций.
        А по факту нечистые на руку партийцы и гос.аппаратчики все вели себя, как баи.
        Это не отменяло того факта, что во власти были чистые честные, которые всю жизнь положили на службу людям и стране. Но они проиграли баям с разгромным счетом. Потому что не верили собственным глазам и часто не сопротивлялись злу.
        А иногда боролись, но совершенно не с тем, что нужно. Когда-то читал протокол о том как одесское КГБ боролось с исполнением «Семь Сорок» в ресторанах города. И такое тоже было.
        Люди видели многое, но были бессильны, как бессильны были граждане новой России перед лицом таких же взяточников мэров и губернаторов. проводящих среди своих тендеры по пятой, за последние пять лет, замене бордюров, переукладке дорожного полотна и тому подобного.
        Мой персональный враг - Солдатенко был, как раз, из первых. Он вел себя как бай, чувствовал себя как бай и выглядел как бай. Сделаем нашему баю «бай-бай» пока он не превратился в крупного мафиози.

* * *
        В течении последующих дней Солдатенко никак себя не проявлял, хотя я вел свой обычный образ жизни. Ходил на пробежки утром, учился, появлялся в нашем ДОСААФ, часть имущества и скарба ОСОВОД мы временно оставили у них на хранении. Занимался спортом. Встречался с друзьями.
        Через неделю у меня был выходной и я позвонил в Москву напомнить о себе.
        - Максим, Бодров! - почти прокричал в трубку Филатов, - просто отлично, что ты мне сегодня позвонил!
        Его возбужденный голос не звучал, а грохотал в телефонной трубке.
        - Во-первых, завтра Николая Ивановича отпускает. Встречайте его! Всё у него оказалось в порядке с бухгалтерией. Но если бы не ты, то он, горемыка, пробыл бы там ещё несколько месяцев. Как слышно?
        - Вас слышно хорошо, Геннадий Андреевич.
        - А то, что-то слышу ты затих.
        - Слушаю вас, затаив дыхание, - я улыбнулся в трубку.
        - Во-вторых, исполняющий обязанности Семенцов переводится на другую работу в связи с возвращением Николая Ивановича. В-третьих, мы тут покумекали с профессором и его друзьями академиками, ваша основная спасательная станция переводится на территорию НИИ Гидрологии под крылышко Академии Наук. Там никакой Горисполком вас не достанет!
        - Отлично!
        - Ну что, юноша, доволен? Всё получилось так, как ты хотел? Глаза боятся, а руки делают?
        - Так точно!
        - Тогда с тебя магарыч, Бодров. Шучу. Лучший магарыч это хорошая работа и отсутствие утонувших, по поводу базы, я с Николаем Ивановичем на неделе свяжусь.
        Филатов сам был доволен результатом. Моё сердце бешено стучало от радости. Я знал, что добьюсь освобождения Николая Ивановича, но не ожидал что это произойдет так быстро.
        И что параллельно с этим решится вопрос с помещением для спасательной станции.
        «А ты крут бродяга, Бодров!», - я похвалил сам себя. Всё это должно было немного отвлечь моего бая, от основного дела.
        Освобождение я рассматривал, как подготовку своих тылов к окончательной схватке с Солдатенко.
        А пока мне нужно было досконально изучить всю схему поставок Солдатенко. Со складами, транспортом, промежуточными звеньями.
        На стене, на большом чертежном ватмане висела блок-схема с уже известными деталями бизнеса моего врага. Теперь мне нужно было отследить его товарные потоки.
        Я уже созвонился с Костей, который всем опер.отрядом вычислил, что больший объем видеотехники, аудиотехники и других товаров на продажу отправляется прямиком из Березки в багажных отделениях поездов. Или в двухтонных контейнерах, используемых для перевозки личных вещей.
        С последним средством возникали определенные трудности потому что они шли долго и могли потеряться по дороге. Несмотря на то, что на железной дороге многие сотрудники были если не куплены, то здорово прикромлены.
        Корольков входил на грузовые терминалы как к себе домой, открывая дверь ногой.
        Ближайший груженый почтово-багажный вагон из Москвы прибывал завтра и отследить, кто приедет за товаром не составляло особого труда.
        Сложнее было узнать куда повезут груз. Но на этот случай Тема одолжил мопед у своего однокурсника и по моему сигналу должен был следовать за на безопасном расстоянии за машиной которую я выявлю и укажу.
        К приходу поезда мы были наготове, иногда вагон разгружали прямо на перроне, а в других случаях на запасных путях. По моему предположению за товаром должны были прийти в самом конце, когда все уже будет выгружено, чтобы не привлекать внимания.
        По описанию Кости, это были деревянные решетчатые ящики, внутри которых находились коробки с товаром. Эти товары были дополнительно обернуты в вощеную влагонепроницаемую бумагу.
        С упаковкой, в том смысле, к которому я привык в прошлой жизни, в Союзе было пока туго. Ни полиэтиленовых пакетов, ни пластиковых контейнеров. Только-только стала более менее широко применяться гофротара.
        Мы с Темой заняли в конце перрона, там где обычно находится багажный вагон. делая вид, что встречаем пассажира.
        Моему удивлению не было границ, когда я увидел, как к сразу по прибытию поезда грузовому вагону подкатил цельнометаллический пятьдесят третий ГАЗон. На борту красовалась надпись «Мебель».
        Водила, видимо, прожженный урка, с кепкой и с золотой фиксой в зубах, соскочил с подножки, припарковав машину задом к боковой двери почтового вагона.
        Он сплюнул, сквозь зубы, как это делают в самых низших и необразованных слоях народа, закусил фильтр, закурил и подошел к проводнику.
        Они о чем-то тихо переговорили. В вагону спешили два грузчика. Тема едва заметно толкнул меня в плечо указывая на них кивком.
        - Вижу. Не дергайся, - мы продолжали делать вид, что встречаем кого-то.
        Тем временем грузчики поднялись в багажный вагон и стали перегружать ящики в фургон.
        Я был уверен, что это «наш товар». Все ящики совпадали с описанием Кости.
        Они перегружали товар не скрываясь. Ничего не боялись. Лио подкупленный местный ОБХСС закрывающий глаза, либо они исповедовали дерзкий принцип: хочешь что-то спрятать - положи на самое видное место.
        Хорошая тактика. Если они все делают на виду, значит и скрывать нечего. Никто не заподозрит.
        Из первого пассажирского вагона напротив нас вышла молодая девушка с чемоданом в руке. Я подскочил к ней и обратился по заранее оговоренному с Темой сценарию:
        - Здравствуйте, можно с вам сфотографироватья? - я подскочил к ней и встал рядом, развернувшись спиной к загружаемому ГАЗону
        Тема выхватил фотоаппарат висящий у него на груди, он открыл объектив и приставил окуляр к своему глазу.
        - Ребят, вы меня с кем-то спутали, - улыбалась слегка сбитая с толку пассажирка.
        - Ну, вот. Только встретил любимую актрису, как тебе даже в фото отказывают. Неужели так можно с поклонниками обходиться? Всего лишь одно фото?
        - Не отказывайте нам, пожалуйста, - подхватил инициативу Тема. Он уже успел сделать несколько снимков.
        - Не знаю за кого вы меня принимаете, но так и быть. Одно фото, - она улыбалась, а проходящие мимо пассажиры и встречающие оглядывались на нас.
        Даже если внимание водителя мебельного фургона привлекла бы эта маленькая встреча, то все равно он не сумел бы разглядеть наши лица и запомнить нас. Я с девушкой стояли к нему спиной, а тема прикрывался фотоаппаратом.
        Но судя по выражению лица Темы, с этим всё было в порядке, водитель совсем нами не интересовался.
        - Получилось? - спросил я моего друга, тот довольно кивнул, а я обратился к девушке:
        - Адрес оставите? Куда фото отправить?
        Она улыбнулась, но твердо ответила отказом.
        - Нет, спасибо у меня жених есть.
        - А жаль, спасибо большое за фото.
        Я услышал за спиной звук заводящегося мотора мебельного фургона. Он выезжал. Мимо нас прошествовали довольные грузчики.
        - Представляешь, он им по червонцу отстегнул. Каждому. Пошли на выход быстрее, мы его сейчас на Мира перехватим.
        Сообщил мне Тема после того, как машина свернула мимо путей, к выезду из привокзальной территории, а грузчики отошли на такое расстояние, что не смогли бы нас услышать.
        - Я все заснял. Они и бумаги на перевозку имеют. Проводник тоже замазан. Он водиле накладные выдал. А тот ему денег отстегнул. Жалко далеко, на снимках текст не разглядеть.
        - И деньги есть на пленке? - спросил я Тему с надеждой.
        - Все есть и деньги, и накладные, и сам товар, и процесс перегрузки, и рожи всех четверых, и номера машины. Теперь главное с товаром не обосраться. Если там не видеотехника и не мафоны*(кассетные магнитофоны для прослушивания музыки), то всё коту под хвост.
        - Не должны обосраться, не переживай, - меня позабавили Тёмины переживания. Он быстро входил в азарт.
        - Ну посмотрим,
        - Насколько я смог рассмотреть деревянные ящики - это они. Точь в точь. Всё, как москвичи по телефону рассказали, они про одиннадцать ящиков рассказали, ты не считал?
        - Я сфоткал каждый, но снимков не считал, сча погоди.
        Он посмотрел на счетчик.
        - Двадцать девять всего. Может и одиннадцать. Не. Не вспомню, хрен его знает сколько кадров.
        - Эх, ты! Шерлок Холмс! Тренируй память. Дьявол кроется в деталях.
        - Отвали, умник. И держи фотик.
        Мы добежали до стоянки с нашим мопедом.
        Он снял через голову ремешок с плеча и передал его мне
        - Нужно пленку менять. Сможешь на ходу?
        Я удивился.
        - Зачем? Тут же еще целых семь кадров есть.
        В катушках которые продавались обычно было по тридцать шесть кадров. Реже по двадцать четыре и двенадцать.
        - Зеленый ты ещё, Бодров! Вдруг снова что-то интересное снимать придется, а у нас пленка кончится. Хрен с ними, с этими семью кадрами. Меняй!
        Он вытащил из кармана новую пленку и перебросил мне. Поймав ее на лету я уселся сзади.
        Мы завелись и тронулись.
        Тема задал задачку не из легких, но я почти мгновенно заменил пленку на первом же светофоре, и не зря.
        ГАЗон ехал впереди и Тема держался от него на достаточном расстоянии, чтобы оставаться незамеченным.
        Дороги города не сильно загружены транспортом, но и нельзя было сказать, что машин совсем нет.
        Проехав два квартала и свернув налево в сторону центра, мебельный фургон припарковался у магазина с вывеской «Пиво-Воды».
        Тема остановился поодаль.
        - Пошли. Ты поменял пленку?
        - Куда? - удивился я
        - Ящики считать. Он а пивом пошел.
        - А кузов разве не заперт?
        - Не он просто на запор поставил, без пломбы прикрыл
        - А если водила выйдет?
        - Не выйдет, ты видел, какая всегда очередь перед обедом за пивом собирается? Встань за углом и фоткай. Если что - беги заводить мопед.
        Тема передал мне ключи. Я молча взял. Мой друг подошел к грузовой машине, по деловому взялся за запорные рычаги штанги и быстро отпер дверь. В проемы стали видны ящики.
        Я начал быстро фотографировать. Тема оглянулся и после того, как увидел мой большой палец поднятый вверх закрыл задние двери фургона и запер рычаги.
        Потом, он достал носовой платок из кармана и предусмотрительно протер всё, к чему прикасался.
        - Одиннадцать, как в аптеке. Теперь нужно дождаться, когда он вернется, чтобы понять куда он повезет. Ты сфоткал?
        Я кивнул в ответ. Я надеялся, что снимки получатся хорошими.
        Водитель появился минут через десять, держа в широченных ладонях между пальцами по три бутылки пива.
        Только сейчас, глядя на бутылки и его руки, я заметил, что пиджак скрывает его крупное телосложение. Его толстые словно сардельки пальцы, позволили ему открыть дверь ГАЗона не перекладывая бутылки.
        Он продолжал держать их между пальцами всё это время
        Он забрался в кабину, сел за руль, не испытывая ни малейшего беспокойства, и не проверяя двери кузова, как ни в чем не бывало завел двигатель.
        - Может, он так «проверялся», может и вправду он меня видел? - спросил Тема
        - Давай за ним, там посмотрим.
        Фургон поехал по берегу реки, через мост, потом съехал на противоположную сторону и опять покатился вдоль берега. Тема не спешил, не делал рывков, не стараясь держаться слишком близко.
        - По-моему он в центр, на набережную едет
        Но ГАЗон стал обходить центр города, свернув на Коммунистический проезд, пустынный, узкий и извилистый. Это означало только одно. Машина ехала на выгрузку в Универмаг, в котором работала директрисой жена Солдатенко.
        Неожиданно грузовик, не включая поворотник, принял вправо к тротуару и остановился. Водила наклонился вперед и внимательно смотрел в большое зеркало заднего вида. Он, словно пропускал нас вперед.
        - Черт! Неужели он нас заметил, вот черт! - пробурчал Тема и был вынужден проехать мимо.
        - Не дергайся езжай прямо не останавливаясь, на перекрестке, как повернешь за крайний дом, высади меня. Я добегу до Универмага пешком. Встретимся у платана на набережной. Сам не суйся, к универмагу, Тём
        Мебельный фургон снова начал движение у нас за спиной.
        Тема уверенно довел мопед и поступил так, как я ему велел.
        Я соскочил и рванул к месту, где по моим предположениям ГАЗон должен был встать под погрузку. У водилы было преимущество во времени, я не мог бежать перед ним по улице.
        Он тут же меня срисовал бы. Поэтому мне пришлось делать крюк, занявший у меня лишних пять минут.
        Когда я выскочил на заднюю погрузочную Универмага, машина уже стоял у пандуса. В кабине никого не было. Я поискал глазами точку для съемки и пройдя пятнадцать метров зашел в ближайшую подворотню.
        Оттуда я видел, как выгружают «наши» ящики, как на ладони. Отступив два шага назад в тень, так чтобы с пандуса не было видно отблесков объектива, я достал Зенит и начал фоткать.
        Я уже сделал снимков десять, как почувствовал, что сзади на моё плечо опустилась рука. Хриплый мужской голос спросил:
        - Закурить не найдется?
        Глава 20
        Оттуда я видел, как выгружают «наши» ящики, как на ладони. Отступив два шага назад в тень, так чтобы с пандуса не было видно отблесков объектива, я достал Зенит и начал фоткать.
        Я уже сделал снимков десять, как почувствовал, что сзади на моё плечо опустилась рука.
        - Закурить не найдется?

* * *
        В это же время в правую почку уперлось что-то твердое. Похоже, что нож.
        - Не дергайся, гадён…
        Водила мебельного фургона не успел договорить.
        Тело сделало всё само. Я перехватил левой ремешок камеры.
        Мгновенный отшаг вперед и влево.
        Сайдстеп с заносом правого плеча назад.
        Удар фотоаппаратом в область головы с глухим звуком.
        Моя атака пришлась на череп чуть выше уха в область за виском. Противник совершенно не ожидал моей молниеносной реакции и принял удар молча.
        Не зря я тренировался. Я не стал испытывать судьбу и отскочил назад на два шага. Надо было выбить нож, который всё ещё находился в руке нападавшего.
        Я посмотрел на водилу, который стоял на одном колене, опустив взгляд в землю и прижимая ладонью кровоточащую рану.
        Я рассек уркагану кожу до кости кромкой объектива. Удивительно, что он не сломался и не отлетел, и фотоаппарат не раскрылся, а этого я боялся больше всего, потому что не хотел терять ценные кадры разгрузки ящиков с «нашим товаром».
        Водила не испытывал никакого желания догонять меня. Он был из тех, кто получив ответку по тыкве, остывал и быстро признавал бесперспективность дальнейшего столкновения.
        Он оторвал массивные пальцы от раны и посмотрел на кровь испачкавшую его ладонь.
        - Сука, - произнес он совершенно не злобно, а скорее разочарованно.
        Прекрасно. Но надо сваливать. Я развернулся и быстрым шагом вышел из подворотни.
        Не понятно, когда водила успел меня срисовать. Может даже он раскрыл нас с Тёмкой вдвоем, пока мы вели слежку. Но он мог оказаться у меня за спиной случайно.
        - Чего этот грубиян Федька хотел от тебя?
        Вот так встреча. Что не день, то сюрприз. Я поднял взгдяд на вредную тётку мороженщицу, дежурившую как обычно на площади около своего прилавка с мороженым на колесиках.
        Та самая, которая хотела прикарманить сдачу перед выпускным. Она узнала меня, но ещё интереснее было то, что она узнала его - водилу мебельного фургона.
        - Вы его знаете? Кто он?
        - Конечно знаю, вон его машина стоит. Это Федька, он живет в одном доме с моей кумой. Скажу тебе очень неприятный тип. Я стою тут, смена к концу идет и я ему как-то ласково так - «Федечка, купи мороженого, выручи, у меня план горит», а он мне знаешь, как ответил?
        Я отрицательно покачал головой.
        - Как?
        - Засунь себе свое мороженное в жопу, говорит. Разве взрослой женщине так отвечают? - она укоризненно смотрела в сторону подворотни
        - Да, это перебор.
        - А я ему - что же ты Федечка такой грубый? Мы с тобой почти соседи, ты одном доме с моей Кумой живешь. Разве так можно? А он мне в ответ пуще прежнего - иди ты на хер вместе со своей кумой, бабка, говорит. Вот так.
        - И правда урод, какой-то. Федька-то в Универмаге работает? Часто он сюда приезжает?
        - А он тут и не работает вовсе. Не видишь разве - у него на машине «Мебель» написано?
        Она зыркнула по сторонам, наклонилась в мою сторону, чтобы нас никто не услышал, и напрягая голосовые связки, заговорщицки мне прошептала.
        - Они с директрисой Универмага товар налево мутят.
        - Что правда? - я делано продемонстрировал удивление.
        - Вот тебе и правда. Только не болтай никому. Ещё свернут нам с тобой шею за такие разговоры. Федька-то пять лет отмотал по зонам.
        Так, теперь она считала, что мы с ней команда. Меня осенила идея. А что, если мне заиметь собственного осведомителя в её лице? Я уже успел убрать камеру в футляр и повернулся к ней
        - Сколько там эскимо стоило?
        Тем временем водила Федор вышел из подворотни направился в сторону своего фургона, не глядя по сторонам.
        Через пять минут я знал всё о графике его приездов. О грузе в деревянных ящиках который всегда выглядит одинаково. О том, что Федор отдает кладовщику документы, но никогда не поучает обратно подписанные.
        «Да-а-а, зря ты Федюшка, эту мороженщицу на хер послал. Ещё и с кумой вместе. Ой зря! С женщинами надо деликатно, обходительно. Особенно, если ходишь у них на глазах на дело»: думал я про себя, провожая взглядом разгруженный мебельный фургон.
        Мы встретились с Тёмой у большого платана спустя десять минут.
        - Вообщем он меня засёк, но я успел пофотографировать разгрузку. Правда фотику - конец. Разбил я аппарат. Покосился весь.
        Я достал Зенит и разглядывая повреждения на объективе и подробно рассказал Тёме про стычку в подворотне.
        - Дай-ка, сюда, - Тёма протянул руку к поврежденной фотокамере, - да нет, тебе повезло. У тебя тут фильтр стоит только ободок погнулся и треснула линза самого фильтра. Это же наша советская техника, лучшая в мире, надежная как танк Т-тридцать четыре!
        - Самое интересное, что я сдружился с мороженщицей. Она его знает и многое про него рассказала. У них завоз дважды в неделю в одно и то же время. Видимо по накатанной идет, он после поезда приезжает.
        - Макс, я тебе не перестаю удивляться. Как тебе это всё время удается. Охмурил мороженщицу. Ты из камня воду выжмешь.
        - Нам надо в Универмаг попасть и сфоткать товар на складе. Ты сможешь напросится, как в прошлый раз? Как за костюмом?
        - Да, можно подключить к этому делу Элен. Будем ей платье выбирать.
        - Думаю, теперь после того, как Федечка получил по башке, они засуетятся, перевезут товар и залягут на дно.
        - Ну не факт, что залягут и всё такое. Он может и не рассказать начальству.
        - Почему ты так думаешь?
        - Ну поставь себя на его место. Предположим ты заметил, ты что тебя пасут. Он же останавливался по дороге - проверялся? Но всё равно приехал на выгрузку - уже ошибка. Нужно было сначала позвонить, доложить, получить указания. Это раз. Потом видит, что кто-то фоткает. Идет на него с пером. А вдруг это менты? Это два. Получив по кочану дальше ничего не предпринимает, даже не заходит на склад и не рассказывает об этом жене Солдатенко уезжает, как ни в чем не бывало. Это три. Он просто идиот. Он уже подвел всех под монастырь. Но скорее всего, чем дальше, тем меньше он захочет в этом признаваться. Его в любом варианте ожидает наказание.
        В словах Тёмы была логика. Фёдор, действительно, уехал не сообщив никому о нашей стычке. Но пока собранных доказательств явно недостаточно.
        - В одном ты прав. На склад нам всё равно нужно попасть сегодня, пока они всё не распродали. Нужно идти к Ларисе-директрисе. К вечеру может быть поздно. А подворотня удобная?
        - Хочешь поснимать клиентов?
        - Ага, надо идти за вторым фотоаппаратом. И позвонить Элен.
        Через час мы втроем собрались и обсудили план в подробностях.Элен бросилась нам обоим на шею, как к старым друзьям, которых давно не видела. Она больше не стеснялась меня, как в первую встречу.
        Её глаза пылали адским интересом, азартным огнем, когда она услышала о предстоящем посещении «святая святых» Универмага.
        Не знаю, что ее заводило больше: возможность поквитаться, набрав шикарный материал для журналистского очерка о спекуляции, или наше мужское доверие.
        Которое она ощутила когда поняла, что при довольно широком выборе - любая девушка согласилась бы играть роль покупательницы импортного дефицита, мы выбрали именно её.
        Было решено, что я не пойду на склад, потому что меня могли бы узнать в лицо, как недоброжелателя или даже врага семьи Солдатенко, и отказать в покупке «из-под полы».
        К тому же водитель мебельного фургона все таки мог бы позвонить и описать меня. Мой внешний вид непременно вызвал бы подозрение в этом случае.
        Элен должна была выбирать и примерять себе импортное платье на «свадьбу подруги и остальные торжественные случаи жизни», а Тёма в это время проникнет на склад и попытается разыскать ящики, пришедшие по железной дороге.
        Идеальным результатом нашей вылазки были бы снимки на складе коробок с названиями техники.
        Я должен был смотреть в оба и фотографировать из подворотни всех, кто выходил с покупками с черного входа на заднем погрузочном дворе Универмага.
        Жена Солдатенко выслушала Тёму по телефону, и ничего не заподозрив пригласила его к себе к пяти часам вечера. Входить нужно было так же, через центральный вход и держать связь через продавца отдела мужского костюма.
        К назначенному времени у нас все было готово и мы находились на своих «постах». Элен и Тема в отделе Универмага, я в подворотне.
        Моя информатор мороженица уже укатила свою тележку, видимо, сделав план по выручке, отправилась домой пораньше.
        Идея с фото клиентов оказалась очень удачной. Буквально через пятнадцать минут к безлюдному пандусу подкатила легковая жигули «шестерка» и из нее вышел молодой мужчина в темно-синей модной болоньевой куртке.
        Я на всякий случай заглянул себе за спину после нападения водилы, но не обнаружив там опасности принялся фотографировать.
        Сначала он воровато огляделся, крутя головой по сторонам, потом взбежал по железным приставным ступенькам, сваренным из арматуры и постучал в дверь склада.
        Сотрудники не заставили себя ждать. Женская головка вынырнула из приоткрытой двери. Теперь ее очередь оглядеться по сторонам. Все же какие-то меры предосторожности они соблюдали. Они явно были знакомы. Она поулыбалась и впустила мужика внутрь помещения склада Универмага.
        Через пять минут, та же голова осмотрела окрестности и не заметив ничего и никого подозрительного выпустила мужика.
        Он вынес в руках две коробки небольших размеров с надписями Panasonic RQ 2734. Покупатель был счастлив. Он просто сиял от радости. Он поблагодарил провожающую женщину, протянул ей руку двадцати пяти рублевую купюру
        Воистину день сюрпризов.
        Сразу после того, как «шестерка» отъехала подъехала черная «Волга». Та самая, которая пыталась меня сбить. Вот и связь с Солдатенко. Я и раньше в этом не сомневался, но теперь точнее некуда.
        Я сделал много снимков водителя. Вот же сукин сын! Интересно что он чувствовал, когда пытался наехать? Азарт, безразличие, страх, ощущение что он просто выполняет приказ?
        Иногда у людей бывают такие рожи, по которым видно кто они есть на самом деле. Я никогда не считал физиогномистику серьезной наукой, но в случае с водителем «Волги» ощутил ее силу.
        Я мог с уверенностью сказать, что он ощущал безразличие когда выполнял приказ задавить меня. Я понял это по его сегодняшнему выражению лица.
        Он жевал сушки пока ожидал, когда ему откроют дверь и его физиономия ничего не выражала. Абсолютно. В то время, когда он сидел за рулем и гнал на меня машину лицо и глаза были точно такими же ничего не выражающими.
        Наконец дверь снова отворилась. Он принял одну коробку, не поздоровавшись и не попрощавшись.
        Увеличив приблизив изображение в объективе я не сумел опознать упакованный в коробку предмет. Водитель загораживал надпись своим телом и быстро убрал его в багажник.
        Скорее всего это был редкий для того времени, только-только появившийся видеомагнитофон.
        Он сел за руль совершенно не обращая внимания на провожающую его взглядом женщину-кладовщицу.
        Может быть глухонемой? Если так, то он идеальный солдат - исполнитель. Никому и никогда ничего не разболтает.
        Женат ли он? По возрасту ему было лет сорок пять - пятьдесят.
        Одежда чистая опрятная. Это ни о чем не говорило. Он мог сам себя обглаживать и обстирывать. Его бледная кожа с голубоватым оттенком напоминала холодную куриную тушку.
        Мало кому понравиться прожить жизнь с таким человеком.
        Да уж. Хорошую компанию подобрал себе Солдатенко. Я не испытывал гнева или враждебных чувств по отношению к нему. Хотя очень хорошо понимал, чем могла закончиться наша последняя встреча.
        Водитель черной «Волги» скорее представлял интерес, как связующее звено в цепочке ведущей к Солдатенко. Хотя этого субъекта тоже нужно было остановить. Он мог так же не задумываясь, убрать с дороги кого-нибудь другого по приказу своего нанимателя.
        Уж не он ли заставил исчезнуть Ветрова? Пока я отложил это предположение, как бесперспективное с точки зрения улик и доказательств.
        К складу подошла женщина. Ей вынесли небольшой мягкий сверток. Скорее всего это была одежда или белье. И скорее всего не одна пара.
        Оптовичка, догадался я. Она тоже была сфотографирована.
        Да, красивое женское нижнее белье, нейлоновые колготки и чулки были все ещё в дефиците. Спекулятивная торговля процветала. Все советские женщины хотели выглядеть привлекательно.
        Раздался знакомый условный свист. Тёма и Элен завершили свою миссию.
        Я был вынужден покинуть свой наблюдательный пункт и направиться в их сторону. Хотя дальше наверняка могло произойти много интересного.
        Элен подбежала с широко раскрытыми от восторга глазами.
        - Мы всё сняли, мы всё сняли! Это просто уму непостижимо! А-а-а-а, мамочки!
        Тёма тоже довольно улыбался. Мы шли по набережной
        - Что вы такое там засняли? Расскажите-ка мне скорее.
        - Действительно всё, что хотели. Техника лежит на специальном складе. Там же дефицитные колготки, парфюмерия, импортная одежда и спортивные костюмы, солнечные очки, польта, чего там только нет. Я даже представить такое разнообразие и объем всего этого барахла не могу.
        - Да-да-да! Только не польта, а пальто. Обувь, какая хочешь, шубы, - поддакивала Элен, быстро кивая головой.
        - Туда, короче, так просто не попадешь. Я так понял, что лифт на тот этаж не ходит, и туда ведет только одна отдельная лестница.
        - Я собрала материала на целое расследование века!
        - Макс, вообщем, если коротко, то нас оставили там вдвоем минут на двадцать. Элен стояла у двери, а я все это время фоткал. Три кассеты ушло, хорошо, что я взял с собой запасные на всякий случай. Твой Солдатенко у нас вот здесь.
        Он похлопал себя по карману брюк. Элен держала его под ручку и не скрывала своей радости.
        - А у тебя что?
        - А я сфоткал сегодня у склада Универмага отморозка, который пытался меня убить.
        - Что значит отморозка, и что значит пытался убить?
        Так. Я опять переборщил с лексиконом.
        Как объяснить слово пришедшее из 90-х? Ну не рассказывать же им всё прям как есть.
        - Я в одной фантастической книге читал. Мне на день почитать дали. Там на планете произошла катастрофа, и климат изменился в худшую сторону.
        - Как ядерная зима? - спросила Элен.
        - Типа того или хуже. Старые законы перестали действовать, вчерашние авторитеты были повержены. Везде хаос и депрессия. Всем стал заправлять криминал. Несовершеннолетние стали почти неуправляемыми. Жестокими и бездушными. В нелюдей превратились, одним словом.
        - Прям «Повелитель мух», - не унималась девушка, - продолжай очень интересно.
        - За проявление действий в состоянии озлобленности неподконтрольных подростков стали называть «отморозками». В само понятие «отморозок» вкладывался смысл, что высшие черты человечности оказались отмороженными из-за изменения окружающего климата. Человек выходил в холодный мир и возвращался в первородное звериное состояние. Они становились тупыми и безграмотными. Их манил только запах денег. Больше ничего. А криминал и новые власти, где у руля стоял президент-алкоголик, всем этим активно пользовались.
        - А что потом? Чем закончилось?
        - Там открытый финал. Написано так, что вроде люди стали побеждать нелюдей-отморозков.
        - Что за книга? Кто автор?
        - Вот уже точно не помню толи «Девяносто первый год», то ли «Девяносто третий год». Автора тоже не помню.
        - Не, точно не «Девяносто третий» - это Виктор Гюго.
        - Ух ты, как интересно. Вот бы пожить пару лет в таком обществе, как в книге. Посмотреть на людей и нелюдей, понять, как нелюдей истребить можно.
        «Не торопись Тём, еще успеешь. Поживешь, и не один год. А насчет нелюдей - ты прямо сейчас этим занимаешься », - подумал я, но ничего не сказал вслух.
        - Хорошо, про отморозков понятно, что с «убить»? - спросила меня будущая журналистка.
        Глава 21
        «Не торопись Тём, еще успеешь. Поживешь, и не один год. А насчет нелюдей - ты прямо сейчас этим занимаешься », - подумал я, но ничего не сказал вслух.
        - Хорошо, про отморозков понятно, что с «убить»? - спросила меня будущая журналистка Элен.

* * *
        Я вопросительно посмотрел на Тёму.
        - Расскажи. Она наш человек, - ответил он с серьезным выражением лица.
        - Это серьезно? Тебя действительно хотели убить? - в ее взгляде смешались и недоверие к моим словам, и ужас от осознание что, кто-то намеренно желает мне смерти.
        Я понимал ее сомнения. Большинство людей в СССР наивно считали, что на убийство могут пойти либо бандиты и жулики, целиком погруженные в преступный мир ради каких-то своих неведомых мотивов. Либо убийства происходили случайно, но не злонамеренно по пьяни, в драке или бытовой ссоре.
        Я покачал головой. Я никогда не любил втягивать людей в опасные ситуации. Я чувствовал ответственность. Девушка, пусть не робкого десятка, не должна была пострадать по моей вине.
        - Она еще морально не готова, Тём. Не стоит.
        Но Элен не унималась.
        - Что значит не готова? Я ещё с пионерских времен всегда готова! Выкладывай! Или я пойду проводить расследование самостотельно.
        - Это шантаж, - улыбнулся я.
        - Это недоверие с твоей стороны. Меня оно задевает, - парировала Элен.
        - Ну хорошо, нам в любом случае нужно проявить фото. По ходу пьесы буду рассказывать и вводить тебя в курс дела.
        Мы пошли быстрым шагом по направлению к лаборатории Тёминого отца проявлять фотографии.
        На это раз с пленками всё было в порядке. Никаких замен. Каждый кард четкий. Один лучше другого.
        То что наснимал Тёма, действительно оказалось кладом или информационной бомбой. Ассортимент импортных товар был способен поразить воображение советских людей, даже тех, что побывали в загранкомандировках в капстранах.
        На фотографиях были товары, которые никогда не появлялись на прилавках советских магазинов. Я попробовал оценить стоимость увиденного и пришел к выводу, что там собрано как минимум на пару миллионов советских рублей.
        Я не знал, как проводились расчетно-кассовые операции, выдавались ли чеки на купленное. Скорее всего на какую-то часть товара пришедшую по прямым поставкам в Универмаг и убранную на склад дефицита, проводили по бухгалтерии так, что комар носа не подточит.
        Но вот вторую, ту которая шла из Березок и других источников продавали полностью в черную.
        Наши деревянные ящики были частично вскрыты, но это только усиливало эффект. Один из ящиков был набил теми самыми магнитофонами Panasonic в бело-голубых картонных коробках.
        Цепочка поезд - мебельный фургон - выгрузка на пандусе Универмага - тайный склад с дефицитом - покупатели красноречиво демонстрировала как устроен бизнес Солодатенко.
        Если сюда добавить эпизоды и фото племянника зампреда горисполкома, Игорька Королькова с его хождениями у Березки, то картина становится еще более прозрачной.
        Мне даже немного не верилось, что я с друзьями сумел собрать информацию о бизнесе и махинациях Солдатенко за столь короткий срок. По большому счету, мне удалось меньш чем за месяц сделать то, что не могла или не хотела делать милиция за несколько лет.
        Но пока еще рано праздновать победу. Нужно действовать дальше, чтобы нанести сокрушительный удар моим врагам.
        Фотографии водителя черной Волги и покупателя на шестой модели Жигулей получились очень четкими.
        Мы сделали пару лишних штук крупным планом, для того чтобы показать мороженщице и другим знакомым. Надеялись опознать их.
        Я рассказал Элен, как сначала люди Солдатенко пытались если не убить, то запугать меня на водолазном катере. А сразу потом сбить на дороге.
        Лицо водителя показалось Элен знакомым. Что не удивительно даже для довольно крупного приморского города.
        Она вглядывалась в его лицо пытаясь вспомнить где его видела, но так и не сумела.
        - Ребята, какие же мы молодцы! Я уже чувствую, что после нашей статьи сюда съедутся журналисты из всех центральных газет. Наше расследование прогремит на весь Советский Союз! А может быть даже из телепередачи «Человек и Закон», представляете? Мы подвергнем в пропасть этого дракона.
        - Как Георгий Победоносец?
        - Что?
        - Ну, легенда такая была, миф, у христиан про великого воина пронизывающего дракона, - улыбался я.
        - Ну да. Точно советская журналистика побеждает всех драконов, потому что она правдивая.
        У Элен по молодости и неопытности горели глаза от возбуждения. Ей казалось, что свалив с Олимпа компанию Солдатенко мы победим мировое зло.
        Единственное что меня останавливало от отрезвляющего комментария, так это ее чистота и уверенность в своей правоте.
        Советский человек, в отличии от своего постсоветского потомка, не разглагольствовал о том, что морали больше нет, она умерла,а просто обладал ею и жил с ней. Она была нормой в его жизни, ему не нужно было искать ее ни в прошлом, ни в будущем, ни на западе, ни на востоке.
        - Получается у них целая мафия. Система. Это не разовые хищения или спекуляция, - размышлял вслух Тема.
        - Именно. Свои нелегальные поставщики, своя финансовая структура ты же помнишь, про чеки, валюту. Своя система перевозок, складская система. Курьеры они же охранники и, возможно, киллеры. Если я у них не первый, - я поддержал друга, - а самый главный признак мафии это спайка с коррумпированной верхушкой в местной власти.
        - Как такое возможно? С каких пор в нашей стране мафия? Это же, какая скотина, этот ваш Солдатенко. Выходит, что люди день и ночь трудиться на благо родины. Работают, строят, сеят, пашут, обслуживают. А он пользуясь своим положением наживается на этом? Ну уж нет, фиг ему!
        - Элен, мне нравится ход твоих мыслей, но до того, чтобы сковырнуть Солдатено очень далеко. И не забывай,нам всем нужно быть очень осторожными. Что ты напишешь в статье?
        Мы обсуждали подготовку материала, сотавили таблицу с фактами, определии места, котрые пока у нас оставались белыми пятнами.
        Мы не знали, где именно хранит валюту и денежные средства Солдатенко, как он передает их в Москву для закупок, а это должно было стать весомым аргументов в обвинении. Мы не знали, кто такой водитель на черной Волге. Еще нам хотелось бы знать, был ли Солдатенко связан с бандой Шельмы, через погибшего Сычова и его брата. Мы не знали, где именно хранит валюту и денежные средства Солдатенко, как он передает их в Москву для закупок, а это должно было стать весомым аргументов в обвинении.
        Мы распеделили между собой эти три задачи.
        Я должен был заняться выяснением личности «курьера-киллера», а Тема установлением связи между Шельмой и нашим врагом. Мы должны были заняться этим пока Элен готовит тест статьи, а потом все вместе собирались заняться выяснением сособов перевозки денег и их хранения.
        У Элен были свои идеи, как выяснить пути перевода или доставки денег. Но она пообещала ничего не предпринимать без нас.
        - Нормальненький у нас, тройник полуается. Спасатель, журналист и дружинник, - поулыбалась прощаясь Элен в конце тяжелого дня.
        Мы расстались, Тёма повез Элен домой на мопеде, а я зашагал пешком по вечернему городу.
        Эмоциоанлное напряжение отступило, я раслабил плечи и насладждался чистым ветерком. Начинал моросить темпый октябрьский дождик. Только сейчас я заметил, что ноги гудели от усталости.
        Мой план начал приносить свои плоды. Итак, меньше чем за месяц я съездил в Москву и узнал про то, что Короленко не то, что перестал заниматься прошлыми промыслами, а наоброт расширил бизнес-империю Солдатенко.
        Я узнал многое, про то, как утроена его нелегальная корпорация и уже понимал, как нанеси ему удар, который должен привезти к необратимым последствиям.
        Я собрал прекрасную команду, которая мне доверяла и готова была идти со мной в огонь и в воду, не только в моем родном городе, но и в Москве.
        Поспособствал скорейшему вызволению Николая Ивановича из тюрьмы и восстановлению его в должности. Мы очень откровенно переоворили с моим начальником о Солдатенко и обо всем что произошло в его отсутвие. Включая исчезновение Ветрова и его поииски в акватории порта.
        Я не стал расстраивать старика расказами про запугивание и покушения на убийство, но он и без меня теперь понимал, что Солдатенко пошел в открытую конфронтацию и был готов на любую гадость.
        Мне хотелось дать Николаю Ивановичу передышку, поэтому так же пока не стал ничего говорить о планах свзяанных с публикацией материалов. Я был уверен, что после тюрьмы его не стоит впутывать в это и мы сами в состоянии разобраться.
        По его настрою я видел, что он не сломлен и после всего дерьма и неприятностей от Солдатенко, Николай Иванович готов воевать с ним до самого конца.
        Николай Иванович был в восторге от нашего нового помещения на базе Академии Наук. Он с ребятами активно занимался ремонтом выделенных помещений и подгоовкой к новому курортному сезону.
        Он снова был в своей стихии. Его активность твоила чудеса, он сумед дороворитьсяо выделении трех новых моторных катеров, новых аквалангов, и спасательных жилетах.
        Мы строили собственную учебную-спасательсую базу.
        Теперь мы были самой богатой спасательной станцией на побережье.
        Ребята из соседних городков завидовали нам черной завситью и при случае не упускали возможноть напомнить нам об этом.
        Как-то, в первые же дни после нашей встречи Николай Иванович заче-то вытащил меня на совещании в НИИ, мне очень не хотелось тащиться на это нудное мероприятие.
        - Николай Иванович, но у меня учеба, работа. Может без меня как-нибудь? - отвечал я ему в телефонную трубку.
        - Как это без тебя? Без тебя нам никак не обойстись.
        - А о чем будут говорить совещании?
        - Приезжай без разговоров. Это сюрприз.
        Оказалось, что ученые обсуждали со спасателями и водолазами преспективу создания модели небольшого эскпериментоального подводного города.
        Это то, о чем я мечтал, когда рассказывал Николаю Ивановичу о французе Жаке Ив Кусто. Оказывается, он специально для меня трубил о идее создания подводных домов на каждом углу, ошибочно называя меня автором.
        Теперь в большой семье ОСВОД, объединяющей почти все Черноморское побережье Союза меня знали многие. И относились с больщим уважением.

* * *
        Я шел по улицам вверх, в сторону дома, когда солнце уже, часа три назад, закатилось за горизонт. Мне то и дело встречались усталые, отдувающиеся, граждане, идущие домой.
        Они тащили в руках портфели, авоськи. Я присморелся. Мне стало интересно. Помнил ли я, когда прибыл сюда из прошлой жизни, что обычно носили в этих авоськах?
        Ведь люди, с сетчатыми авоськами разных цветов: от оранжевого до темно синего, были такой же важной частью городского пейзажа, как дома и тротуары, деревья и транспорт, остановки и магазины.
        Нет я признался себе, что давно забыл. А там бывали молоко в бутылках и батоны белого хлеба. Чай, сахар, масло, доктоская колбаса батоном.
        И овощи: огургцы, лук, картофель. Кроме тех, кто носил авоськи и портфели, мне попадали сухие старички с серьезными лицами, в очках с толстыми роговыми оправами, непременно в белых шляпах. Вышедшие на вечернюю прогулку с деревянными тростями или со сложенными за спиной руками.
        Дети играющие на улице до поздна, заглядывали в бочки с зацветающей водой, стоявшие внутри дворов, видимо в пожарных целях. Три двеочки и два мальчика лет семи или восьми ловили головастиков и дружно удивлялись множеству лягушек рядом с бочками.
        Я смотрел на них и понимал насколько коротко это детское счастье. Оно пролетит мимолетно, можно сказать стремглав. И большинство его так и не заметят.
        Жизнь разбросает этих пацанов и девчонок по своим углам своим, по толпам умников и умниц, рвущихся к власти, к женщинам и, соответсвенно, к мужчинам, машинам, инженерным или медицинским дипломам, технике, квартирам, дачами, вкусной еде и импортным шмоткам, типа тех, что валяются на складе у Солдатенко. Правда не всех.
        Некотрые не доживут, а некоторые сознательно откажутся от гонок за всем вышеперечисленным. Они останутся в меньшинстве.
        И надо было быть полным глупцом, чтобы думать, что существовала, какая-то глобальная альтернатива этому. Что возвращение одного человека назад, пусть опытного и знающего, может изменить ход истории. Историю не меняют из будущего. Историю делают в настоящем.
        Именно поэтому я с самого начала дал себе слово не пытаться изменить грядущие события, которые, словно гигантстке жернова, перемолят в будущем миллион судеб, а просто прожить заново достойную человеческую жизнь в любимой стране и в любимом времени.
        И мне это удавалось.

* * *
        На следующее утро, в выходной, в субботу стояла осенняя солнечная погода. Улицы были наводнены людьми, которые как будто пытались поймать ускользающее тепло уходящей осени.
        Они спешили, и по деловому сновали по городу.
        Я отправился к своему пункту наблдения. Моя мороженщица Клава уже стояла на посту. Я показал ей фото водителя черной «Волги»
        - Нет. Не знаю его, хотя видела. Он тут иногда появляется, но не часто. С весны, кажись, его не видела. Может вечером приезжает, когда я со смены ухожу.
        - Спасибо, тетя Клава. Смотрите, а вот такую коробочку никто не выносил? Это голубой цвет, - я протнул ей фото с магнитофоном.
        - Как же не выносил? С утра двое уже вышли.
        - Тогда вот вам ручка и блокнот, вы сможете палочки и время ставить, когда кто-то с таким выходит?
        Я дал ей подробные инструкции, как отличить покупателей техники от остальных посетителей склада, даже если коробки упакованы. Мы договорились, что она будет записывать дату и время, если приедет Федор или водила черной Волги.
        Я порощался, развернулся и столкнлся нос носом с Машей Баландиной. Я задел предплечьем ее мягкие девичьи места. Мне даже показалось, что она нарочно подставила грудь.
        - Бодров! Смотри куда идешь, снесешь меня к чертям собаьим, Макс, - ее глаза искрились от удовольствия. Она была счастилва встрече.
        Еще больше она была довольна от того, что ей казалось, что она сумела смутить меня. Но не тут-то было.
        - Машка, привет красотка! Прости меня, и прадва, как увалень. Не разбираю дороги, когда вижу твою лучезарную улыбку. Сы всё лучше и лучше скаждым днем, как…
        - Ой, не надо мне про вино зубы заговаривать, я и так знаю, какая я.
        Я тоже был рад ее видеть. Мы обнялись и она чмокнула меня в щечку. Потом жеманно подставила свою.
        - Ну… - она потребовала своим птичьим голоском, - целуй, давай! Потом упрашивать будешь, но уже станет поздно.
        - Ну и зараза же ты, - я поцелвал ее в ответ, она пахла тепрпкими цветами. Ее кожа на щеке и шее светилась белизной и молодым здоровьем.
        - Делов-то, однокласснице приятное сделать, - она рассмеялась.
        - Хочешь мороженного? - я улыбась посмотрел на нее вопрсительно, - эскимо?
        - А что можно.
        Маша в обоих руках перед собой держала маленькую черную лаковую сумочку.
        Клава все это время с улыбкой наблюдала за нами.
        - Ты, это. Видать, что девка хорошая, ладная. По-акуратнее с ним, языком то не мели. Вижу, что нравиться он тебе, - она достала из лотка два эскимо, - он парень не плохой, серьезный. При деле. Не шалопай тебе какой-то. Я тебе сразу говорю, капризов твоих не потерпит. А так, смотри не упусти его. Славной парой будете.
        - Ого! Ниего себе. Вот это реклама! - Маше было приятно, что кто-то рассматривал нас как пару, в одну руку она прияняла мороженое, а второй взяля меня по ручку, - вот теперь я тебя никуда не отпущю, понял?
        Клава сентиментально отвела гдаза в сторону. Моя незавнная сваха. Мне стало смешно.
        - Понял, понял. На сдачу купите конфет внукам, пожалуйтса, тетя Клава - я оставил железный рубль, в тарелочке. оставил бы больше, но она не возьмет. Она сегодня заслужила.
        - Да ты у нас еще и богатый и щедрый? Цены тебе нет Бодров, веди меня. Я за тобой - хоть на край света.
        Мы вышли прогуливаясь на набережную.
        - Кого ты там на фото выспрашивал? Дай посмотреть.
        - Да ну, зачем тебе? - я улыбался, - просто мужик.
        - Покажи, говорю. Мне кажется, что я его знаю, только не разглядела. Могу ошибиться.
        Я останвился достал фото и протянул ей. Она даже не взяла ее в руки. Потом посмотрела серьезно на меня.
        - Ну да. Точно он. Я его знаю. Ты вот что, Бодров…
        Глава 22
        - Кого ты там на фото выспрашивал? Дай посмотреть.
        - Да ну, зачем тебе? - я улыбался, - просто мужик.
        - Покажи, говорю. Мне кажется, что я его знаю, только не разглядела. Могу ошибиться.
        Я остановился достал фото и протянул ей. Она даже не взяла ее в руки. Потом сосредоточенно посмотрела на меня.
        - Ну да. Точно он. Я его знаю. Ты вот, что Бодров…

* * *
        Она сдвинула брови. Ее красивое лицо с плотно сжатыми губками, серьезными взглядом несли в себе десяток мыслей, промелькнувших в её голове.
        - Ты не просто так про него спрашиваешь. Ты рассказываешь мне зачем ты ищешь этого простого мужика, я попробую помочь тебе его найти.
        Я держал в уме возможность обратиться к отцу Маши в самом крайнем случае, но теперь судьба, как бы сама предлагала воспользоваться этим вариантом. Быстро взвесив за и против. я решил частично приоткрыть завесу.
        - Ты можешь мне железно пообещать, что то что я тебе сейчас расскажу, останется строго между нами?
        - Обещаю.
        - Ни маме, ни сестре, ни подругам и друзьям по секрету, ни папе. Вообщем, никому.
        - Ну я же сказала - обещаю.
        - Помнишь историю с моим исключением?
        - Да, кончено. Как это связано с мужиком?
        - Оказалось, что история не простая. Там был замешан Корольков.
        - В каком смысле замешан?
        - Ну да, я не правильно выразился. Именно он бил меня битой для лапты по затылку. А выставили все так, будто я напал и избил беззащитных остолопов.
        - Ты не помнишь, кто тебя бил?
        - Нет, на тот момент я не знал. Но не в этом суть. Короче, Королькова прикрывал его дядька. Он начальник в горисполкоме.
        - Да, Солдатенко, я знаю. Я часто его видела на всяких мероприятиях куда нас с мамой отец таскал. Его дергали в прокуратуру, но сейчас отстали.
        Я помолчал и подумал, тому ли человеку я собираюсь рассказать историю. Словно прочитав сомнения на моем лице Маша спросила:
        - Что? Почему замолчал. Мой отец его терпеть не может, так же как и Королькова. Он считает, его взяточником и вором. И презирает. Еще его бесит, что весь город к его жене за шмотками ходит.
        Я невольно посмотрел на ее кроссовки и джинсы обтягивающие стройные ноги.
        - Не смотри так, мы там в Универмаге не одеваемся. Отец маме запретил на километр к ним подходить. Это у мамы двоюродный брат моряком ходит в торговом флоте на танкере.
        - Значит я по адресу обратился. Вообщем вышло так, что я обоим мешаю: и Королькову и Солдатенко.
        - Чем?
        - После драки меня на поруки взяли в милиции,в дружинники записали.
        - Ты же спасателем, или я что-то путаю?
        - Да. Сейчас в спасателях, до этого был дружинников. Вообщем застукал я Королькова, сигающего с забора Интуриста с товаром и задержал.
        - Он что, фарцует в Интуристе? - ее глаза округлились от удивления.
        - Это летом было. Сейчас он в Москве. Его отпустили. Дядька за пять минут отмазал.
        - Макс, а дядьке его Солдатенко, чем не угодил?
        - Там старая история. Вообщем, он за мамой ухаживал, а она ему отказала и за отца замуж вышла. С тех пор, он всё, что связано с моим отцом ненавидит. Я у него, как ком в горле понимаешь?
        - Неужели столько лет прошло он никак не успокоиться?
        - Мне тоже было не понятно, но тут он узнал, что я в курсе, что замешан кое в чем. Пригласил меня к себе, хотел откупиться деньгами. Обещал восстановить в комсомоле, помочь поступить и в бизнес взять.
        - Сам, можно сказать, исключил из комсомола сам и восстановить обещал? зачем ему вся эта дурацкая игра?
        - Я сам не понимал сначала. Но выходит, что он так с моим отцом продолжает соревноваться в том, у кого яйца крепче. Знаешь, он думает, что, если я - продолжение нашего рода, - обращусь к нему за помощью, а тем более буду служить ему, то он как бы победил в споре с отцом. Взял верх. Стал доминировать, ведь, в этом случае, я должен был бы подчиняться его приказам и приказам Королькова.
        - Как у вас у мужчин все сложною… - Маша вздохнула.
        - Поверь, у женщин сложнее с бабскими иерархиями. Вообщем, я не даю покоя Солдатенко, потому что много знаю. Он пытается на меня всячески надавить.
        - Не верю своим ушам. Солдатенко? Тебе? Как надавить?
        - Ну испугать или что-то вроде того.
        - И этот просто «мужик» тебя брал на испуг.
        - Он следил за мной, ездил, ездил. Потом я его у склада случайно узнал и сфоткал. Пошел к Клаве спросить не видела ли она его.
        - А когда это было?
        - Ну дней семь-восемь назад, а увидел его я вчера.
        - Давай, сходим к папе и ты ему все это расскажешь?
        - Маш, мы же договорились в самом начале…
        - А ну да, точно. Сейчас такие дела творяться, ты про Ветрова слышал?
        - Не только слышал, но я в порту Малой Поляны участвовал в поисках его тела. Водолазов собирали.
        - Ты водолаз? - его глаза выражали абсолютный восторг.
        - Да, получил корочку подводного пловца. Теперь ты. Я тебе все рассказал. Откуда этого мужика знаешь?
        - Ну короче. Только ты тоже никому. Тсс, - она приложила восхитительный длинный указательный палец к губам.
        - Заметано-зашито, - улыбнулся я. Я непроизвольно выпрямил спину, расправил плечи.
        - Папа иногда приносит домой дела с работы. Хотя так делать категорически запрещено, и если кто-то узнает, то это будет катастрофа.
        - Я понял, не переживай, никому не расскажу.
        - Когда я была маленькая, он считая, что я ничего не понимаю, часто обсуждал со мной дела вслух.
        - Прокурорский тандем.
        - Ага, он тогда следователем был. Мои ответы были для него чем-то фона, который помогает думать. Я очень хорошо помню, как он рассуждал в такие моменты.
        Мы продолжали медленно брести по набережной.
        - Потом, когда я подросла и пошла в школу, он эту практику прекратил. Видно, боялся, что я сболтну лишнего про обстоятельса дел где-нибудь. Но часто он все ещё приносит дела домой.
        - Ты без его ведома лазишь в них, ай как не хорошо - заключил я
        - Ой. Не умничай, Пинкертон, - она передразнил меня и легонько щелкнула по носу.
        - Ветрова ищут чуть ли не всем Союзом, он по нескольким делам проходит. Там еще какие-то старые дела поднимались, я не вникала. Так вот фото твоего водилы, я в каком-то деле видела. Сидел он.
        Это была интересная инфа.
        - А это дело ещё дома? Ты помнишь, как его зовут?
        - Нет, папа дел не оставляет, когда его нет дома. Он их с собой носит.
        - Ну если не имя, то хотя бы адрес или любую другую зацепку.
        - Бодров, ты мне чего-то не договариваешь.
        - По-моему, я все рассказал.
        - Я знаю ты в Москву ездил, рассказывай, что там по дороге стряслось? - Он запустила мне руки в волосы и нащупала места со свежезарубцевавшимися шрамами
        - Ты и это знаешь?
        - Да, прокуратура изучала все происшествия на железной, которые случились до и после исчезновению Ветрова. Мне папа про тебя сказал.
        - Это совсем другая история. Хотя… Как знать…
        Я пересказал ей историю противостояния с Шельмой про то, что мы с Темой сцепились с его бандой.
        - Я вспомнила, это была банда карманников.
        - Точно.
        - Так вот же связь - налицо. Старший брат Гончаренко, он же тоже в «Интуристе» промышлял, как и Корольков. Они точно были знакомы.
        - Могли быть знакомы. Но и это ничего не доказывает. Знакомство это не преступление. У нас в городе все со всеми так или иначе знакомы, если не лично, то через одно рукопожатие.
        - Но ты же понимаешь, о чем я говорю.
        - Понимаю. Лучше скажи, можем ли мы узнать, как зовут вот этого товарища. Если ещё узнаешь, где он живет и за что сидел, то с меня… - я подумал, как можно отблагодарить девушку в моем положении.
        - Маш, ты когда-нибудь ныряла с аквалангом?
        - Нет.
        - Тогда с меня погружение с аквалангом.
        - Ты из меня веревки вьешь, Бодров. Я даже не знаю, как тебе отказать, - она жеманно пожала плечиком и улыбнулась, - ладно, так уж и быть. Я постараюсь для тебя. Но учти - ты одним аквалангом не отделаешься.
        Я проводил Машу до дома, мы расстались с ней уже ближе к обеду.
        Пора действовать. Я чувствовал, что набрал силу и готов нанести свой удар.
        Я позвонил Теме и договорился встретиться с ним и Элен. В пустующей лаборатории у отца. Проявляли снимки там по вечерам, после восьми два раза в неделю: в понедельник и в пятницу.
        Это место стало нашим негласным офисом. По дороге в лабораторию я погрузился в размышления.
        Я сам давно думал о связи Солдатенко и Шельмы. И если раньше я эту мысль откидывал, как маловероятной то теперь она не не казалась такой уж абсурдной.
        Солдатенко не брезговал привлекать в своему бизнесу людей с криминальным прошлым. Водитель мебельного фургона Федор, отсидевший молчаливый субъект на черной «Волге».

* * *
        - Мальчики, как вы едите эту гадость?
        Элен смотрела на мои и Тёмины пальцы лоснящиеся от масла с чебурека. Они с Темой принесли чебуреков из Чебуречной на Советской улице.
        - Прости, Элен. Я понимаю, что наша еда выглядит не так эстетично, как, например, жульен, - советские женщины обожали готовить эту горячую закуску, чтобы удивить своих гостей, - или, например, пудинг. Но это вкусно. Иногда тянет, такую гадость съесть.
        - Ши да каша - пища наша! - поддержал меня Тёма.
        - Знаешь, иногда идешь и вот прям хочется этого беляша поесть. Масляного, жирного, - посмеялся я
        - Смотрите, чтобы ваши чебуреки и беляши не пищали и не мяукали.
        - Чушь это все, у меня тетка на пищевом комбинате работает. У них два года новый директор. Дерет всех как сидоровых коз. За качеством следит, сам ходит и смотрит какое мясо на фарш заправляют. Без него ни один помол не начинают.
        - Вот-вот, - я откусил большой кус от очередного чебурка
        - А еще одна говорит, что поймать, освежевать, разделать кого-то из бродячих на улице, настолько хлопотно, что никто этой дурью заниматься не будет. Комбинат десять тонн мяса в сутки принимает. Так что не бойся, кушай на здоровье.
        - Нет уж спасибо. Я за фигурой слежу, - она погладила себя двумя руками за талию, - вы сами.
        - Получается, что Солдатенко нанял уголовников. Там, где нужно молчать, лучше вариантов не сыщешь.
        Рассуждал Тема, прихлебывая чай из зеленой эмалированной кружки.
        - Имеет смысл проверить продавщиц. Есть ли среди них судимые женщины. Они тоже знают цену молчанию и словам. Нас все время встречала и провожала одна и таже девушка. Да. Уголовники это лучшие кадры для них.
        - Или привлечь глухонемых. Ты же говоришь, этот водила ни с кем не разговаривал? - спросила Элен.
        - Да, мне тоже так показалось. Но у меня другая мысль закралась. Про Шельму. - я присел на край стола.
        - Раз Солдатенко спокойно работает с уголовниками, то значит, что он мог и с Шельмой работать. Ты это хочешь сказать? - предположил Тёма.
        - Да. И по-моему, его брат был перевозчиком денег. Не знаю делился ли он деньгами с Шельмой, но начальника поезда никто не станет шмонать просто так.
        - Точно, - подхватила Элен, - это надежный канал передачи денег. Проводников или пассажиров могут и обыскать в случае подозрения, а брата Шельмы нет. Без особого распоряжения его никто пальцем не тронет. Он всегда будет вне подозрений.
        - Ты прав. Деньги передавались, через начальника поезда. А роль Шельмы?
        Я не знал, как объяснить слово «крышует». Я уже вляпался с «отморозками». И, возможно, я ошибался на этот счет. Брат мог просто пытаться его вывезти, после летнего ареста дружков. Хотя, как говорил теперь уже младший лейтенант Осин: «То, что мы называем случайным, на самом деле таковым не является. И если провести логическую цепочку в обратном порядке - от свершившегося события к его причине, то любое событие становится очевидным и закономерным».
        - Я пока не знаю. Возможно, выясним в ближайшее время, - ответил я.
        - Ребята, я всё включу это в материал. Все логично.Статья будет разгромная. Я уже чувствую! У него два вида денежных потоков, - продолжила размышлять Элен.
        - Рубли и валюта? - спросил Тёма.
        - Да. Валютой снабжает моряков, для закупки товаров за границей. Типа очков «Адидас» и того, чего не бывает в продаже в Союзе даже в «Березках», которые мы вчера с тобой зафоткали
        - А рубли?
        - С ними большая проблема.
        Я слушал разговор моих друзей.
        - Да, ладно? - усмехнулся Тёма и посмотрел на меня, - какая может быть проблема с деньгами? Трать не хочу.
        - Ты послушай внимательно, - я кивнул в сторону Элен, - она все верно говорит. Продолжай
        - Проблема Солдатенко в том, что ему надо куда-то девать деньги. Когда их много, ну зарыл он банки с деньгами в огород, замуровал в подвал. А что делать со следующей партией? На книжку не положишь.
        - Ну вот тут я не соглашусь, просто не положишь слишком много, - пытался возражать Тема.
        - В том, что и дело что денег безобразно много. Поэтому малую часть он где-то прячет. Другую часть он вкладывает в закупку товара.
        - Охренеть, поэтому такой огромный склад забит этим барахлом?
        - Умница, Тёма. Можешь, когда хочешь. Но суммы настолько велики, что начальник поезда уже боиться возить их один. И боиться не милицию, а самих фарцовщиков на той, стороне.
        - И ему нужна охрана?
        - Да. Он кроме брата никому не доверял. Картина сложилась, мальчики.
        - Почему тогда они заодно и карманными кражами промышляли? Что Солдатенко платил мало?
        - Ну, я слышала, что у щипачей, считается, что если не воруешь постоянно, то теряешь квалификацию. Говорят - пальцы дубеют или что-то типа того.
        - Ладно я это у ребят в отделении попробую выяснить.
        Элен села писать черновик статьи, а мы с Темой подбирать фотографии и составлять подробный план предстоящих действий.
        Продавщица в Универмаге проболталась, что завтра, в воскресенье, у жены Солдатенко был день рождения, они собирались праздновать его в одном из ресторанов, облюбованных партийной верхушкой города.
        Это обстоятельство пришлось как нельзя кстати.
        Подготовка к празднику послужила причиной по которой, Элен и Тема, оказались в одиночестве на складе и имели возможность сфотографировать товар.
        Мы приготовили Солдатенко свой сюрприз. Наш план имел несколько этапов. Психологический, ударный и добивающий. Когда Элен закончила с черновиком, мы отредактировали статью, внесли правки, еще раз проговорили детали и разошлись пожелав друг другу удачи.

* * *
        Я расположился в тени дерева у паратпета набережной, напротив большой панорамной витрины.
        День рождения супруги Солдатенко отмечали с размахом. Высокие гости съехались в дорогой ресторан «не для простых смертных» со всей округи.
        И работники торговли, и горкомовские, и разного рода начальники и их приехлебаи.
        Столы богато украшенные, ломились от яств и деликатесов. Дорогое спиртное лилось рекой. Настроение у публики было превосходное.
        Гости толпами носили подарки, поднимали тосты за здоровье именинницы и ее дражайшего супруга. Иногда читали самописные стихи посвященные памятному дню рождения.
        Тёма с Элен, два Сереги занимали в углу скромный неприметный столик в углу и пили кофе с мороженным.
        Фоном играл местный ресторанный вокально-инструментальный ансамбль.
        В момент, когда гости были уже подогреты. Боёк, от имени благодарных поклонников, закал песню для «любимого» зампреда про зайцев и трын-траву на поляне.
        Публика была в восторге. Но по лицу Солдатенок было понятно, что его напрягало слово сочетание «благодарные поклонники»
        Люди стали заказывать песни, танцевать веселиться. Только они подуспокились, «благодарные поклонники» в лице двух Серег заказали «Паровоз и кондуктора жмущего на тормоза». Теперь тень беспокойства легла и на лицо супруги моего врага.
        Они редко недоуменно и недовольно переглядывались. Но когда подходили гости, улыбались, стараясь скрыть эмоции от тех, кто веселился за их счет и в их честь.
        За вечер поклонники заказали зампреду «Таганку», «Черного Ворона», «Дочь прокурора».
        Рано утром я взял, пачку заранее отсортированных фотографий и направился к Горисполкому, для того чтобы облкеить ими доску почета, стены, проходы и многочисленные двери в здании.
        Страна должна была узнать своего «героя»
        Глава 23
        Рано утром я взял, пачку заранее отсортированных фотографий и направился к Горисполкому, для того чтобы облкеить ими доску почета, стены, проходы и многочисленные двери в здании.
        Страна должна была узнать своего «героя».

* * *
        Точнее «героев», потому что там были фото водителей, покупателей, проводников, продавцов.
        На фото крупным планом были лица. Тому кто не в курсе, было сложно понять, где сделаны снимки.
        Это было сообщение адресованное Солдатенко, оно должно было вынудить его нервничать, действовать впопыхах, а затем привести в расставленные сети.
        Я был почти уверен, что статья подготовленная Элен не пойдет в печать. Ее тормознут. Практически без вариантов.
        Меня интересовало не это, меня интересовала реакция обоих, и место, где они должны встретиться. Если мне очень повезет, то я смогу сфотографировать редактора,передающего материалы Солдатенко. Это было бы высшим пиложем.
        Главный редактор скорее выслужиться перед Солдатенко, чем пойдет против него.
        Обычная практика. Со статьи можно поиметь сомнительную славу «стукача» среди местных бонз. А с такого важного и влиятельного человека как зампред горисполкома товарища Солдатенко, можно иметь и иметь долгое время.
        Как там говорилось - ласковый теленок у двух маток сосет
        И квартирку получше себе выбить, и очередь на машину обойти, и доступ к дефициту через жену.
        А то вчера расписывали про то, как в городе ударными темпами строиться коммунизм, а сегодня что? Строители коммунизма оказались ворами и может даже убийцами?
        С другой стороны на чаше весов резонансное расследование возможное повышение в Москву. Но только дурак желает начинать все сначала в Москве, вместо того чтобы облюбовать насиженное местечко на берегу Черного моря и наслаждаться почти райской жизнью. Тут он начальник, а там, в Москве, он кто? Не пришей собаке стоп-сигнал?
        Да и возьмут ли в эту самую Москву? Большой вопрос. Свалит ли статья коррупционера-бюрократа? Или прилетит редактору обратно? Чтобы выдержать обратку стальные яйца нужно иметь. Нет лучше, как говориться синица в руке, чем журавль где-то в небесах.
        Накануне я все же поделился своими соображениями с ребятами, не хотелось использовать их втемную. Да и мне нужны были добровольные помощники. Как говаривал Иммануил Иоганович Кант: «Человек никогда не должен быть средством, только целью»
        Но недаром я учился играть в шахматы. Сейчас ходы Солдатенко и мои собственные были видны, как на шахматной доске.
        Потому я расставил свои фигуры следующим образом. Два Сереги находились в фотолаборатории и ждали гостей.Вместе с ними на улице дежурили два дружинника - друзья Тёмы по народной дружине.
        Элен передав папку со статьей и материалами оставила подругу наблюдать за происходящим в редакции, а сама отправилась домой координировать наши действия.
        Тёма скрытно дежурил на улице у редакции и ожидал сигнала от Элен или от меня.
        Я же наблюдал за кабинетом Солдатенко выходящим на площадь.
        Здесь на месте существовала такая точка, откуда невооруженным глазом были видны силуэты в помещении. При помощи бинокля можно было видеть довольно хорошо всё, что происходит внутри.
        Скорее всего редактор и Солдатенко станут встречаться в кабинете в горисполкоме.
        Единственное, что создавало огромное неудобство, так это отсутствие мобильников. Но мы перенесли штаб к Элен на квартиру.
        Она сидела на телефоне, когда мы по условному графику звонили ей из таксофонов, находившихся прямо у наших «постов».
        - Привет Элен, как все прошло, расскажи - поздоровался я с ней в трубку при первом звонке.
        - Макс, привет. Все произошло примерно так, как ты предполагал. Сначала, Кирилл Евгениевич очень обрадовался мне, когда я зашла к нему. Мы пообсуждали погоду, всякое такое, а потом я сообщила, что мне пару дне назад подбросили материал. Как ты велел.
        - И какая у него была реакция?
        - По началу он даже обрадовался и потер руки. Говорит: «не зря едят хлеб мои внештатные корреспонденты, ох, не зря!»
        - Так.
        - А потом, когда увидел фото и пробежался взглядом по статье - не то, чтобы радость сошла с лица, он просто побагровел. Ты не представляешь
        - Представляю
        - Я подумала, что это он так разозлился на факты и на Солдатенко. А он, как стал орать на меня, как полоумный.
        - Ты как? Сильно нервничала?
        - Не, что ты? Мне пофиг на такое.
        - Чем закончилось?
        - Он проорался, что я мол, соплячка, лезу не в свое дело, что много на себя взяла.
        - А ты ему отвечала?
        - Конечно, я ему сказала, что лезть не в свое дело, туда где воруют и расхищают, вскрывать коррупционные гнойники, чтобы делать жизнь лучше - это и есть работа каждого советского журналиста.
        - Думаю, ты его убила этим,Элен, - я засмеялся в трубку
        - Похоже, что да. Он потребовал, чтобы я принесла ему всё, что у меня есть и никому не говорила ни слова. Я смотрела на него как на сумасшедшего. Он немного успокоился, и понял, что выглядит, как идиот и наговорил много лишнего. Сказал, кричал потому что за меня беспокоиться, время сейчас неспокойное.
        - Что говорит твоя подружка, как он вел себя после твоего ухода?
        - Сначала рвали метал, драл всех как сидоровых коз. Потом заперся у себя и пока не выходил.
        - Понял. Тёма?
        - Звонил, он на месте Ведет наблюдение, передает привет.
        - Два Сереги?
        - Звонил, твой Боёк, пока все тихо.
        - Как у тебя?
        Я посмотрел в бинокль.
        - Говорить с кем-то по телефону. Внешне спокоен.
        - Ничего себе, спокоен? Что наши фото никак на него нне подействовали?
        - Еще как! Я видел, как ему принесли сорванные карточки и положили на стол. Сначала он сделал вид, что они его не волнуют, но как только сотрудник, принесший фотки удалился за дверь, Солдатенко в гневе расшвырял их по комнате.
        - Прям в гневе?
        - Да, и ещё в каком! Он даже пытался футболить фотки на полу, но промахнулся и чуть не грохнулся на пол.
        Элен прыснула от смеха.
        - Всё, как ты хотел, Макс.
        - Это правда было смешно. Ладно, время вышло. Следующий звонок по графику. Через десять минут. Конец связи.
        - Макс, - я услышал серьезные нотки в голосе девушки.
        - Да?
        - Что-то я за Тёму переживаю. Не спокойно мне на душе. Скажи мне, что с ним всё будет хорошо.
        - Элен, с нами со всеми всё будет хорошо, и с Тёмой тоже.
        По моим расчетам, после встречи с редактором Солдатенко начнет искать негативы. Первое куда он направит своих мордоворотов будет фотолаборатория отца Тёмы.
        Единственное, что я не сказал сказал своим друзьям, так это то, что еще один комплект фотографий и сопроводительный текст я направил в еще одну газету, корреспондентам «Черноморкого Вестника» приходившим к нам домой после наводнения.
        По моим предположениям, участь этих материалов была такой, как и у тех, что передавала своему редактору Элен.
        Но мне нужно было, чтобы у Солдатенко горела земля под ногами. Если ему принесут второй материал, то он очень хорошо будет понимать, что всё это может попасть в центральную прессу.
        А там его уже никто не прикроет. Ни за какие квартиры, очереди на машины, очки «Адидас».
        Именно это должно вынудить его лихорадочно собирать манатки, прятать деньги, товар и сворачивать свою лавочку.
        Что ж. он это всё заслужил по праву.
        Я набрал телефон «Курортной газеты» и попросил к телефону Галину Блюм, мою старую знакомую, бравшую у меня интервью дома.
        Прошло много времени и она вряд ли узнает мой голос.
        - Здравствуйте, я отправлял вам конверт с фотографиями и хотел бы узнать, вы уже его вскрывали? Вы видели снимки?
        - Да, здравствуйте, кто говорит?
        - Не важно. Считайте, что группа неравнодушных граждан. Скажите, а можно рассчитывать на разоблачительную статью в вашей газете?
        - Что-то ваш голос кажется мне знакомым, мы с вами встречались?
        Скорее всего она просто пыталась узнать, кто ей прислал пакет. Я знаю, как сбить ее с толку.
        - Не думаю, милочка, - это прозвучало так, будто ей звонил шестидесятилетний мужчина, - так, что насчет статьи?
        - Ну мы не печатаем анонимки, факты надо проверять. Хотя не буду скрывать, фотографии интересные. Откуда они у вас?
        - Это не совсем анонимка. Точнее, милочка, это совсем не анонимка.
        - А что же еще?
        - Это материал для нашей с вами статьи. При этом, я не претендую на авторство. Я могу предоставить все доказательства. Кроме того. Это еще не все фотографии. Самые интересные вам пока не прислал.
        - И что же там за другие фотографии?
        - Как вам фото тайного склада в пятьсот квадратных метров с разными товарами, видео техникой, импортной одеждой и обувью? Там и контрабанда и все, что приходит по фондам, но не доходит до прилавка.
        Я параллельно смотрел в бинокль. У здания Горисполкома уже была припаркована знакомая черная «Волга». Вот он, мой хладнокровный неизвестный несостоявшийся убийца за рулем.
        Молча слушает и кивает Солдатенко, раздающего различные распоряжения. Значит он, как минимум не глухой.
        Встреча продлилась недолго. Водила так же не проронив ни слова, вышел из кабинета
        - Послушайте, вы вот сейчас серьезно говорите?
        - Абсолютно.
        - Давайте, встретимся?
        - Милочка, мне лестно ваше предложение, но пока вынужден отказать. Так, фото склада вас интересуют?
        - Еще как!
        - Тогда вы можете их получить, но при одном маленьком условии.
        - Каком?
        - Галина, вы прямо сейчас несете мои материалы главному редактору и берете с него обещание, что после проверки всех фактов он публикует нашу, простите, то есть вашу статью. Подумайте. Она будет иметь резонанс. Думаю, ее не смогут не заметить в Москве.
        Вот кому нужно в Москву, вот кто готов начать все сначала лишь бы не сидеть в скучнейшем местном издании. По-моему, я нажал на нужную кнопку в сознании Галины.
        - Хорошо я попробую, как с вами связаться?
        - Я перезвоню вам завтра в час.
        Прекрасно. Конверт получен и произвел нужное впечатление.
        Сначала я набрал телефон фотолаборатории.
        - Боёк, здорово. Ждите гостя. Предупреди ребят снаружи. Подготовьте фотоаппарат. Спрячьтесь, как договаривались и дайте ему немного пошурудить в поисках пленок. Пусть оставит свои отпечатки. Но будьте очень осторожны, хрен его знает, что за тип. Возможно, он приедет не один.
        Я продиктовал ему номер машины и описал, как одет водила.
        Боёк подтвердил, что все на местах и готовы к встрече.
        - Всё сделаем в лучшем виде. Не переживай.
        Потом набрал Элен.
        - Макс, - услышал я встревоженный голос девушки, - От Темы нет новостей, он не перезвонил по графику.
        - Элен, не паникуй. Может быть таксофон занят, он ждет и сейчас перезвонит.
        - Нет, чует мое сердце, что что-то не так. Там три таксофона рядом, они никогда не бывают все заняты.
        Я прикинул время. Неужели я ошибся?
        От Горисполкома до фотолаборатории ехать пять-семь минут, до редакции, где внештатно работала Элен минуты полторы две.
        - Я попросила подругу глянуть из окна у таксофона никого нет.
        - Хорошо, я понял тебя. Будь на связи с двумя Серьгами, я погнал туда на Пионерскую, к редакции, к Теме.
        Я бежал, как сумасшедший и ругал себя по дороге. Нужно было поставить дублирующих, которые бы страховали тех, кто наблюдает. С другой стороны нам ничего не грозило.
        Сам редактор вряд ли мог бы заметить слежку и что-то сделать Тёме.
        Во-первых, Тёма хорошо натренировался за последние месяцы и был вполне в состоянии постоять за себя, во-вторых редактор не тот фрукт.
        Он мог орать на подчиненных, но был из тех, кто любыми доступными способами избегал конфликтов на улице, а тем более драк.
        Значит водила «Волги». Бляха-муха, все пошло не совсем по-моему плану. Нужно выруливать.
        Мои подозрения подтвердились. Когда я добежал до места, то Тёмы нигде не было видно.
        Хотя, всё тот же мопед, взятый на прокат стоял припаркованный у тротуара.
        - Вы не видели, куда пошел молодой человек, который приехал на этом мопеде, - спросил я у продавщицы промтоварного магазина, вбежав в торговое помещение.
        - А это тот, которому плохо стало?
        - Ему стало плохо?
        - Да, он потерял сознание. Так его же отец увез, не стали скорой дожидаться. Сказал, что эпилепсия.
        - Отец? - недоуменно переспросил я
        - Ну да, на черной «Волге» подъехал. Ему мужики помогли мальчишку на заднее сидение положить. Он тебе кто? Друг?
        - Вот, сука! - вырвалось у меня, - давно они уехали?
        - Минут пять-десять назад, а что?
        Я не дожидаясь дальнейшего выскочил на улицу. К моему счастью я увидел оброненные ключи от мопеда в траве у бордюра.
        Возможно, Тёма понимая ситуацию выбросил их, а возможно они выпали.
        У меня из головы не выходили слова о том, что он потерял сознание. Тварь, вот тварь!
        Куда они могли поехать? Я завел «Верховину». Всего пять минут. Разминусь на чуть-чуть.
        Где жил водила я не знал, вряд ли он потащил бы темы к себе. Интуиции подсказывала, что самое вероятное место куда могут повезти Тёму это дом Солдатенко.
        Там можно загнать машину во двор и скрывшись за воротами и забором выгрузить пассажира. Никто не увидел бы как Тёму вытаскивали бы с заднего сидения.
        Почему он без сознания? Эпилепсия? Это бред. Водила или оглушил моего друга, или вколол ему что-то, предположил я поднял ключи.
        Взревел двигатель мопеда, я выехал на проезжую часть и выстроившись в поток погнал двухколесного коня, лавируя среди машин, погнал в сторону дома Солдатенко.
        Так оно и есть. Подъехав к месту, я остановился подальше метрах в ста от жилища Солдатенко и заглушил двигатель.
        Осмотрев дом издалека и выбрав место, где удобнее и незаметнее всего перелазить через забор, я направился туда пешком.
        Подойдя поближе, я пару раз заглянул в щели забора и увидел внутри припаркованную за воротами «Волгу». Ее задние двери были распахнуты, а на бетонной площадке ведущей к входу в дом лежал тёмин одинокий ботинок
        За домом, на заднем дворе слышалась какая-то суета, кто-то тихонько переругивался
        Нельзя было терять времени, пока не случилось непоправимое. Осмотрев окна и убедившись, что меня никто не видит я перемахнул через забор и прильнул спиной к дому.
        - Давай, давай набирай. Ларис это последняя партия? С пацаном я сам разберусь, - услышал я голос Солдатенко доносящийся с заднего двора.
        Его слова заставили на минутку задуматься. Тёма в доме.
        Я осторожно заглянул в окно первого этажа и увидел большую комнату с антикварной мебелью. На кресле, посреди комнаты сидел Тёма с ногами привязанными платками в ножкам и завязанными за спиной руками.
        Он увидел меня и показал глазами в сторону входной двери. Я кивнул в ответ и нырнул вниз.
        Почти на корточках, оставаясь незамеченным, я пробрался к двери.
        «Лишь бы не скрипнула. Еще немного». Я взялся за ручку, медленно опустил её и открыл дверь.
        И тут же увидел мужские ноги носках и в черных штанах.
        Откуда он здесь взялся. Словно из под земли вырос.
        Передо мной стоял растерянный Федор. Он был удивлен не меньше моего.
        Раз-два-три. Мое тело снова сработало само.
        Троечка. Мгновенно. Как молния. Все прямые. Мощные. В челюсть Феде.
        Уже после второго, правого прямого, я знал, что вырубил его.
        Он опрокидывался назад и мне нужно было подхватить его, чтобы падающее назад тело ничего не перевернуло.
        Я с трудом удержал его и положил на пол.
        - Так я же тебе показывал на него, - натужно прошептал Тема.
        - Я тебя не так понял. Ты как? - я присел на колено рядом с креслом и пытался отвязать друга, - я думал, ты говоришь, что-то типа: дверь там, давай быстрее.
        Узлы не поддавались.
        - Так не получится, я дергал и пытался порвать. Узлы еще больше затянулась. Нужен нож.
        - Сейчас, - я огляделся в поисках чего-нибудь острого. Подойдя к буфету, я выдвинул ящики. Ничего подходящего. В этой комнате были только десертные ножи и вилки.
        Я рванул, через коридор на кухню. Прислушавшись к перебранке и суете на улице, я выхватил здоровенный тесак для разделки мяса.
        В два прыжка я снова оказался у кресла с привязанным Тёмой, голоса стали слышны громче и перемещались со стороны заднего двора ко входу в дом.
        Глава 24
        Я рванул, через коридор на кухню. Прислушавшись к перебранке и суете на улице, я выхватил здоровенный тесак для разделки мяса.
        В два прыжка я снова оказался у кресла с привязанным Тёмой, голоса стали слышны громче и перемещались со стороны заднего двора ко входу в дом.

* * *
        Срезав двумя длинным движениями удерживающую ткань на ногах - это было относительно легко, я освободил ноги моего друга. Про просто чирканул острым тесаком по ткани облегающей ножку кресла.
        С руками всё оказалось сложнее. Если острота ножа в случае ног играла положительную роль, то мне не хотелось порезать кисти Тёмы.
        - Давай быстрее, идут! - он нервно шептал, сидя вполоборота.
        - Не дергайся, я боюсь тебя порезать. Замри, я сейчас по узлу пойде.
        Я слелал вертикальный надроез на ткани, но она не поддалась с первого раза.
        В коридоре застонал и заворочался приходящий в себя Федя. Секунду поразмыслив, я решил сначала закончить с Тёмой.
        Хреново вырубить Федю, но оставить друга с завязанными руками. Я провел лезвием клинка по жгуту ещё раз.
        Есть! На этот раз руки удалось освободить. Голоса уже подошли к самому входу.
        - Федор, иди помоги погрузить сумки! - распорядился Солдатенко
        Тот раскачивался стоя на четвереньках, и что-то членораздельно мычал.
        Я подбежал к пытающемуся встать на ноги водителю мебельного фургона, и ещё раз засадил ему в челюсть справа.
        Федя завалился лицом вперед. Судя по всему, я считал по голосам их в доме четверо: водитель «Волги», Федя, Солдатенко и жена.
        Водитель, правда, всё время молчал, говорили хозяин дома с хозяйкой, но было достаточно того, что я видел машину.
        Пробиваться через ворота было глупо. И я указал на дальнюю комнату в коридоре по диагонали.
        Мы с Тёмой рванули туда. Я ошибался. Еще в доме находилась пожилая женщина.
        Если судить по фотографиям, то то была мать Солдатенко. Она спала по своему старческому обыкновению в пред обеденные часы.
        Я показал Тёме на окно, ведущее на задний двор. Он молча кивнул и мы на ципочках стали красться
        Я выглянул в окно. Двор был изрыт. Около дома стояли две большие спортивные сумки доверху набитые деньгами, обернутые в прозрачную пленку.
        Тема непроизвольно присвистнул, увиденное поразило его воображение.
        Водитель черной «Волги» вернулся, застегнул молнии и унес последние баулы с рублями.
        Когда он скрылся за углом, я попробовал приоткрыть окошко.
        Шпингалет поддался без труда. К нашей удаче, мы довольно таки тихо открыли окно.
        Правда поток сквозняка выгнул тюлевую занавеску и заставил спящую старуху повернуться на другой бок и укрыться одеялом.
        - Ходу, - я легонько толкнул Тему в плечо.
        Мы спрыгнули с подоконника и непонятно зачем пригнувшись, побежали к забору.
        Тихо перескачить не получилось - адреналин во всю загонялся в кровь мощными дозами.
        Мозг не обращал на такие мелочи, как грохот металлической сетки, вызванный нашими размашистыми движениями.
        Мы на бегу повисли на руках на прямоугольной кромке забора одновременно уперевшись ногами в середину сетки, потом подтянувшись и отжавшись перенесли вес тела наружу, за территорию участка.
        Бабка проснувшись от грохота за окном противно завизжала.
        Но мы уже добежали до конца квартала. Тёма хотел выскочить на дорогу,но успел его остановить в самый последний момент придержав его рукой и перегородив путь своим плечом.
        Мимо проехала черная «Волга» с «холодной» курицей за рулем, весь салон, даже пассажирское сиденье было забито спортивными сумками.
        Он не увидел нас, скорее всего, он уехал до того, как Солдатенко обнаружил пропажу Тёмы.
        - Охренеть! Это все деньги? - посмотрел на меня Тёма.
        Я кивнул. Вдалеке послышался звук заводимого двигателя мопеда.
        Трын-дын-дын-дын…
        - Верховина! Быстрее.
        Кинувшись что есть мочу в ту сторону, где я оставил наш транспорт мы добежали туда через полторы минуты.
        В воздухе ещё стояла пыль, после того, как кто-то на нем уехал.
        Я наклонился и тяжело дыша положил руки на колени.
        - Ключи. Угнали. Я. Ключи. Оставил, - старался объяснить ситуацию урывками, сквозь сбитое дыхание.
        - Да и хрен с ним. Сейчас не это важно, пошли, - Тёма направился в противоположную сторону от дома.
        - Ты помнишь, как там, у него в доме оказался?
        - Нет, я очнулся уже в кресле. Эти трое на меня смотрят, спрашивают, где негативы? А я им - да пошли вы нахрен, хоть пытайте, хоть вешайте. Я ничего не знаю, понятия не имею.
        - Тогда этот, которого ты вырубил, говорит: посмотрим, когда тебе яйца в тиски зажмём знаешь ты или нет. Страшно, если честно.
        - А что, там тиски были или приспособления для пыток?
        - Нет, это он к слову сказал. Но думаю, они могли бы и пытать, с них станется. Ты его классно вырубил. Как ты узнал, где я.
        - Надо позвонить Элен, она там себе места не находит.
        Я рассказал, про то, как следил за Солдатенко и увидел, что приезжала «Волга»
        - Ну а потом, продавщица сказала, что тебя «отец» на черной машине забрал. Вот так вся картина сложилась.
        - Да, народ наш наблюдательный. Всем до всего есть дело. Иногда это помогает, как видишь.
        - Я не ожидал такого от редактора. Он тебя срисовал.
        - Как можно срисовать, не зная, что следят?
        - Я думаю редактор кого-то послал. Узнать не следят ли за ним после предупреждения Солдатенко. Солдатенко осторожный как лис.
        - Был бы осторожный не подставился бы так. Мы за месяц весь его бизнес разгадали.
        - Знаешь, я в нем ошибался. Думал, он пойдет на лабораторию и не пойдет на похищение. Думал, в нем осталось что-то человеческое. Но видимо, у него совсем плохи дела, раз он пошел на крайние меры.
        - Что дальше?
        - Едем к Элен. Ее нужно прикрыть. А лучше вам на время уехать.
        - Ага держи карман шире, я никуда не поеду. Пока мы этого гада не захомутаем. Я думаю, нам все равно нужно ждать гостей,в лаборатории - Тёма сдвинул брови.
        Мы добрались до дома, где жила Элен, позвонили ей снизу из таксофона, установленного на стене ее пятиэтажки
        - Я вас разорву, я уже собиралась к ментам обращаться, - прокричала она в телефонную, - поднимайтесь немедленно!
        Мы рассказали в без подробностей, что узнали, что Солдатенко с редактором не встречался, но он к курсе материала, потому что спешно вывез все деньги спрятанные на участке на черной «Волге»
        - Элен, когда я увидел такое количество денег, то просто обалдел. Там точно несколько миллионов было.
        - Так уж и миллионов.
        - Макс, скажи…
        Я кивнул.
        - Да и потому тебе лучше на время уехать. С таким деньжищами он купит всю милицию и не только. Тебе есть куда поехать?
        - Перестань, я никуда не поеду. Ни за какие коврижки.
        - Ладно, вечером решим что делать, но Тёма пока останется с тобой. Тём, в любой внештатной ситуации звони сначала ментам, потом сразу нам в лабораторию.
        Тёма расплылся в улыбке.
        - Вот она - моя внештатная ситуация по жизни и приобнял Элен, - понял, если что сразу звоним
        - А если будет звонить главред? - Элен вопросительно посмотрела на меня.
        - Особенно,если главред. Узнай, что он хочет, но ни в коем случае не выходите на улицу даже вдвоем.
        Я попрощался и ушел пообещав позвонить, как только доберусь до лаборатории.
        Солдатенко поступил нестандартно. Я растерял все свои наивные представления о том, что наши советские партийные функционеры «не такие».
        Спасибо, что этот урок стоил нервов и угнанного мопеда. Больше таких ошибок я не допущу. Солдатенко член или главарь мафии и точка. ОПГ как говорили в моем прошлом. Организованная преступная группировка.
        Я больше не считал его действия просто нелегальным бизнесом, организованным, в основном, за счет прорехов и противоречий плановой экономики.
        Это был не просто казнокрад и крадун. Это был зверь. Просто я пока не разобрался хищник или падальщик.
        Добравшись до лаборатории, я просидел там с ребятами до позднего вечера. Но гости так и не явились.
        Возможно, они следили снаружи и не совались, почуяв опасность.
        Мы разошлись во втором часу.
        Я без приключений добрался до дома. Казалось, что мои уже спали, но услышав, что я пришел, ко мне вышла бабушка.
        - Максимушка, тебе Маша обзвонилась, одноклассница твоя. Просила тебя перезвонить, как только ты вернешься.
        - Ага, хорошо, - я улыбался бабушке.
        - Не думаю, что звонить ей ночью прилично, спят уже все у них там. Отец у нее, вош видишь, где работает. Может утром лучше? У вас всё в порядке?
        - Да, Ба. Спасибо, - я поцеловал ее в морщинистую прохладную щеку пахнущую пирогами.
        - Я там тебе твой любимый пирог с яйцом и луком испекла. Если ты голодный, то возьми там на противне.
        Из кухни доносился аромат сдобных пирогов. Обожаю этот божественный запах.
        А главное, мой живот всё настырнее спазмировал холодком от голода, требуя ужина. И я вспомнил, что с утра ничего не ел.
        Заварив себе чай и отрезав благоухающий свежестью и вкусом кусок пирога, я набрал Маше, решив, что подержу всего один гудок. И если она не поднимет трубку, то набру уже завтра.
        - Бодров, где тебя носит? Ты что за гулянки устроил? - Маша взяла, практически, сразу.
        По всему было ясно, что она сидела над телефоном и ждала моего звонка. Хорошо, что я ей набрал.
        - Привет, Маш. Где тебя носило - осень моросила, - ответил я ей задорно, жуя бабушкин пирог.
        - Не передразнивай, пожалеешь, Бодров. Что ты там бухтишь?
        - Я голодный, пирог жую, прости.
        - Пирог. А вот женился бы на умной и красивой девушке, такой как я, ходил бы сытым и довольным.
        - Хорошо, хорошо. Почти уломала, женюсь. Какие могут быть игрушки? - я чувствовал, как она улыбается в трубку.
        - Что значит почти? Я тебе тут в поте лица всю ночь и весь день информацию добывала. Есть ручка под рукой?
        - Есть, подожди минуту.
        Я взял тетрадку и карандаш.
        - Готов.
        - Записывай. Баранов Виктор Иванович. Работает водителем в гараже горкома Малой Поляны. Год и место рождения, Ставропольский край, Станица Александровская. Тысяча девятьсот тридцать пятого года рождения.
        - Адрес есть домашний?
        - Тут вот облом вышел. Нет данных. Точнее есть, вроде, как по документам прописан и проживает на Ставрополье по месту рождения. И это очень странно, что его тут у нас не прописали.
        - То есть в деле адреса.
        - Нет
        - Но, кроме этого я тебе вот, что хотела про него рассказать. В деле написано, что он возил исчезнувшего Ветрова. Вроде, как персональный водитель. Но сам нигде не оформлен.
        - Разве так бывает?
        - Выходит, что бывает.
        - И еще сидел он. Четыре года назад освободился. Знаешь за что сидел?
        - Утопил кого-нибудь на Ставрополье?
        - Дурак, ты Бодров. За подделку документов.
        - А там написано какие документы он подделывал?
        - Нет, это всё.
        - Отлично, Маш. Ты большая молодец. Твоя информация очень помогла мне.
        - Когда едем нырять с аквалангом?
        - Летом, конечно, сейчас уже не сезон.
        - Тогда с тебя внеочередной наряд в кино.
        - И на черной скамье, на скамье подсудимых, сидит дочка-красотка и красавец-жиган
        - Если, что-нибудь еще узнаю позвоню тебе завтра.
        Маша сотворила маленькое чудо. Теперь у меня была еще одна связка. Ветров-Баранов-Солдатенко. Сплошное кино и немцы.
        Размышляя, как использовать эту информацию я уснул.

* * *
        Дом, в котором Баранов снимал комнату находился рядом со станционным отстойником с тупиками.
        Это такое место на товарной станции, куда пригоняли вагоны перед ремонтом или тем, как их списать.
        Иногда, здесь стояли составы в ожидании локомотива.
        На запасных путях стоял целый товарняк. Его вагоны, по преимуществу коричневые, были исписаны мелом - буквы, цифры, слова, целые фразы.
        Заглянув сквозь щели внутрь вагонов, мы с Тёмой и двумя Серёгами увидели, что состав был загружен огромными рулонами холоднокатаной стали.
        Пахло дегтем. Я обратил внимание на деревянные шпалы бурого цвета. Давным-давно, в своем детстве мы прибегали на железную дорогу и клали на рельсы пять копеек.
        Они должны были превратится в тонкий блин или овал, в зависимости от количества проехавших по ним колес, положения и времени, которое пятачки могли удержаться на рельсе.
        Подъезжая к месту «волшебства», машинисты громко и протяжно гудели, крыли нас трехэтажным матом и всячески старались отбить у нас охот выставлять монетки на рельсы.
        Мы с мальчишками всегда удивлялись их злости и агрессии. Ведь мы были уверены, что пять копеек никак не могут повредить идущему составу.
        И только во взрослом возрасте я стал понимать, что злились они от того, что никто не хотел брать грех на душу, если вдруг какой-то нетерпеливый сорванец, попытается выхватить свое сокровище. Сколько было таких историй с печальным концом одному Богу известно.
        Нам на встречу шли два работяги с железной дороги в специальных железнодорожных засаленных комбинезонах и фуражках с оловянными кокардами, всю жизнь проработавшие на станции.
        Они шли и проверяли пломбы, тормозные башмаки, били молотком по колесам, заглядывали в буксы, проверяя, нет ли трещин в металле и не подмешал ли кто песок в масло.
        - Молодые люди, здесь нельзя находиться. Вы что здесь делаете? - спросил старший из них.
        - Добрый день, все в порядке, отец. У нас рейд, - Тёма достал свое удостоверение дружинника.
        - А почему без повязок?
        Тема извлек из кармана красную повязку с четырьмя лямками. Спугнуть боимся.
        - А кого ловите, может знаем? - поинтересовался тот, который помоложе.
        - Вряд ли, лучше подскажите, как нам на Гастелло выйти.
        - Под составом поднырнете, до стрелки, а там частный сектор. Вот дома по Гастелло изнанкой и выходят на отстойник.
        - А он не поедет?
        - С этим ломом-то?
        - Ну да. Он тут вроде один.
        - Этот поезд уже несколько суток стоит в тупике и еще неизвестно, когда он снова поедет. Так что лезьте. Локомотива-то нет. Как он поедет.
        - Спасибо отец.
        - Бывайте

* * *
        Несколько дней после того, как я отбил Тёму из дома моего врага мы ждали гостей. Но никто так и не появился.
        Нас ждало жуткое разочарование. Солдатенко с женой ходили на работу, как ни в чем не бывало.
        Редактор без зазрения совести соврал Элен, что отправил материал в Москву и ждет ответа, уж больно ужасающие факты изложены в материале.
        «А вдруг это клевета и снимки - подделка?». Наигранно сомневался он.
        Галине тоже наотрез отказали. Редакционная коллегия даже не пожелала рассматривать фото, не то что обсуждать материал.
        Самым печальным оказался тот, факт, что почувствовав горячее чета Солдатенко экстренно эвакуировала тайный склад в сразу в ночь после памятного дня рождения с песнями про «Таганку» и «Паровоз».
        Об эвакуации мне рассказала мой тайный агент, и по совместительству сваха - тётя Клава. Она слышала разговор водителей грузовиков рано с утра после дня рождения.
        Единственный свидетель, который мог дать показания - Федор уволился и тоже исчез. А только через него можно было выяснить куда именно вывезли товар.
        Его грузовик простоял пару недель припаркованным на автокомбинате обслуживающем мебельные магазины, пока Федору не нашли замену.
        Попытки что-то выяснить про другие машины и водителей, которые участвовали в вывозе склада результатов не дали.
        Нельзя сказать, что мой план потерпел крах. Я встряхнул Солдатенко так, что никто лучше меня этого никогда не делал. Он был вынужден свернуть все операции.
        И это уже была большая победа, потому что он терял деньги, которые любил больше всего на свете.
        Бизнес остановился. А свято место пусто не бывает. Конкуренты не дремлют.
        Потом войти обратно в рынок будет в разы сложнее.
        Я понял еще одно. Они с женой были давно готовы к подобному.
        Они вечно ждали проверок и даже обысков, и у них был разработан четкий план на этот случай.
        Возможно, они сами хотели остановиться. Но жадность, поток денег и постоянная прибыль не давали это сделать самостоятельно. В этом случае я оказал им большую услугу, словно врач, вытащивший алкоголика из запоя.
        Они стали вести образ жизни скромных советских служащих. Можно сказать, что залегли на дно.
        Нам стало не с чем идти в органы. Но партия пока не закончена.
        У нас оставались две последние зацепки: деньги у Баранова и товар, который пока лежал, неизвестно где.

* * *
        И вот теперь, мы обошли дом Баранова сзади. Мы не знали живет ли он там или уже свалил с деньгами.
        Улица Гастелло целиком и полностью просматривалась из окон двухэтажного барака. Если Баранов находился все ещё в доме и наблюдал за улицей, то он заметил бы нас за километр.
        А вот если зайти с тыла со стороны железной дороги, это была идея Серёги Рыбникова, то у нас были большие шансы остаться незамеченными.
        Мы попрощались с железнодорожниками и по одному поднырнули под вагон расписанный мелом.
        Искомый дом находился прямо напротив вагона. Железнодорожные пути и изнаночную стену разделял задний двор, в пределах которого расположили деревянный сарай.
        Его боковая дверь со скрипом открылась и на пороге появился человек, одетый в майку алкоголичку и треники с вытянутыми коленками. Он на мгновение обернулся в нашу сторону, а потом бросился бежать к дому.
        Глава 25
        Искомый дом находился прямо напротив вагона. Железнодорожные пути и изнаночную стену разделял задний двор, в пределах которого расположили деревянный сарай.
        Его дверь со скрипом открылась и на пороге появился человек, он на мгновение обернулся, а потом бросился бежать к дому.
        Это был Баранов. Не ждал нас, гнида. Он моментально узнал меня и Тёму.
        - Айда, парни. Пока он не ушел, надо задержать его, - сказал Тема и зашагал быстрым шагом по насыпи. Остальные ускорили шаг от нетерпения и побежали, перескакивая через рельсы и пересекая пути.
        - Ребят, будьте осторожны, помните, что он бывший зек. Он, та ещё гнида хладнокровная. Чуть не сбил меня, а Тёмку оглушил. Если кто увидит его в руках огнестрел или любое другое - немедленно назад. Такой ценой он нам не нужен. - сказал я, - мы Тёмой оббежим дом справа, вы давайте слева.
        Баранов уже успел скрыться, забежав за угол дома, как раз с нашей стороны.
        Я удержал Тёму рукой, когда он пытался заскочить за угол сходу. Остановившись, я немного пригнулся, выглянул и тут же отпрянул назад. И не зря.
        Там где должна был оказаться моя голова в стену с гулким стуком влетел плоский суковатый дрын.
        - Ах ты, чмо! - выкрикнул Тёма от неожиданности, вместе со звуком падающей дубины, которую отбросил Баранов.
        В следующее мгновение мы обогнули здание и бросились к захлопывающейся двери подъезда.
        Он успел ускользнуть и закрыть ее с грохотом прямо перед самым моим носом.
        Я дернул за ручку, но дверь не поддалась. Баранов заблокировал ее изнутри.
        - Э, открывай! Мы тебя все равно достанем, Баранов!
        Бум-бум-бум.
        Тёма забарабанил кулаком в деревянное полотно. А потом прильнул к нему ухом, чтобы услышать, что происходит там в подъезде, за дверью.
        С противоположной стороны из-за угла, тяжело дыша, выскочили два Сереги.
        Тёма упер руки в боки сделал пару шагов назад поднял голову и посмотрел наверх.
        - Где он? Успел заскочить? - спросил Рыба.
        - Никуда он не денется. Внутри он, - ответил Тема, - мы по правильному адресу пришли.
        - Как его выкурить оттуда? Дверь ломать? - Боёк посмотрел на меня.
        - Тут ещё люди живут? Эй, есть кто-нибудь? - громко прокричал Тёма, на втором этаже качнулся край занавески, кто-то наблюдал за нами сверху.
        - Народная дружина! Откройте дверь подъезда!
        Тёма снова достал свое удостоверение и повязку из кармана.
        - Помоги мне, - он подставил правое предплечье Рыбе, - сейчас мы его выковыряем оттуда, как крота из норы!
        В это время за спиной раздался пронзительный скрип тормозных колодок. Оглянувшись я увидел, как рядом с домом остановились две Волги.
        Из машины высыпали молодые парни в костюмах. По четыре человека из каждой вместе с водителями.
        Они на ходу извлекали стволы из под пиджаков.
        - С дороги, - прокричал один из них подбегая к подъездной двери!
        Он с ноги высадил дверь и семь его товарищей ворвались внутрь подъезда.
        Их появление обескуражило нас. Мы нерешительно переглядывались. Очевидно, что они пришли за Барановым.
        - Что это было? - спросил Боёк
        Я пожал плечами. Мы оглядывались на машины. Я обратил внимание на номера. Знакомые гаишники рассказывали, что у кагэбешных машин сумма первых двух чисел равна сумме последних двух.
        - Хрен его знает. Комитетчики? - неуверенно предположил Рыба.
        - Сейчас узнаю, - только Тёма ринулся в сторону подъезда, как сзади раздался строгий мужской голос:
        - Назад! Отставить!
        Обернувшись на голос, мы увидели человека в темных очках, в коротком бежевом плаще с поднятым воротником. Он спокойно курил сигарету и больше походил на пижона из французского фильма, нежели на сотрудника КГБ. Тема растерянно развел руками.

* * *
        Я стоял на набережной и смотрел на чаек. Поздней осенью и зимой в городе почти не остается приезжих.
        Местные на побережье не очень любят чаек, несмотря на их природную красоту.
        В сезон чайки жируют на остатках еды, которую оставляют за собой люди на пляжах. Нередко они могут внаглую подлетать и на лету выхватывать еду у зазевавшихся прохожих.
        Люди сами приучили птиц к такому поведению. Кормить чаек Это одно из любимых удовольствий курортников. Бросает курортник кусок хлеба, чайки ловят его в воздухе. Некоторые деруться.
        Местные проходили мимо с молчаливым осуждением.
        Сколько не объясняй, что такая еду вредит и птице, и человеку, и портит местным жизнь - всё одно.
        Курортники думали, что совершают благое дело и лучшем случае игнорировали замечания, в худшем огрызались.
        Мало кто знает, как выглядит гнездо чайки. Мы плавали с мальчишками в детстве к скалам и рассматривали их жилища. Гнездо - это травинки и веточки хаотично накиданные и оставляющие впечатление ненадежной, беспорядочной, неустроенной лунки. Самцы и самки внешне мало различимы.
        Сейчас чаек никто не подкармливал и им приходилось охотиться или ловить рыбу. А ведь чайки прекрасные рыболовы, а охотятся они на моллюсков и крабов.
        Если чайке повезет и она выхватит крупного краба, то она поднимает его вверх и сбрасывает на камни с двадцатиметровой высоты, чтобы разбить панцирь и получить доступ к тому что внутри.
        Чайка хорошо видит глубину. Она, как бы сканирует толщу воды, в которой на разной глубине плавает добыча.
        Если чайка видит рыбу, когда парит над водой, то она зависает над ней. Чайка наблюдает рыбу, а она ее нет.
        У взрослых птиц оперение головы, шеи, низа тела и хвоста полностью белое.
        Верхняя часть туловища, включая мантию широкие крылья достигающие полутора метров в размахе, тёмно-серые или буровато-чёрные.
        А светлое брюхо и внутренняя сторона крыльев у чайки белые, скрывают тело птицы от рыбы, на которую они охотятся.
        Видимо рыба принимает их за небольшие облачка, парящие, там в совсем другом мире, над поверхностью моря.
        Рыба не знает, что ее судьба предрешена. Есть место случайности, когда чайка может промахнуться, но такое случается редко.
        Чайки очень рациональны. Они не тратят силы понапрасну. Все выверено и рассчитано. Даже когда море волнение, они безошибочно просчитывают действия и траектории добычи.
        Калькулятор в голове у птицы все высчитал. Она моргает и покачивается на ветре.
        А потом, повинуясь, только одну ей известному алгоритму понимает, что пришло время атаки. Чайка внезапно, складывает крылья и камнем падает вниз.
        Она превращается в снаряд. Тело чайки вытягивается. Иногда перед самой поверхностью охотник расправляет крылья и тормозит, чтобы схватить рыбу у поверхности, иногда ныряет в воду.
        Я наблюдал за процессом и думал о том, что КГБ так же как чайка парит и видит все, что происходит на глубине на том участке, где им выдалось охотиться.
        Рыба иногда уходила, преступники иногда уходили. Но чаще охота и у тех и других заканчивалась успешно.
        Самцы и самки чайки внешне почти неразличимы.
        Мало кто знает, как выглядит гнездо чайки. Мы плавали с мальчишками в детстве к скалам и рассматривали их жилища.
        Гнездо - это травинки и веточки хаотично накиданные и оставляющие впечатление ненадежной, беспорядочной, неустроенной лунки.
        Интересно, а как был устроен быт среднестатистического рядового сотрудника КГБ, в советское время? О генералах речь не идет.
        Рыба которую они ловили, чувствовала себя очень вольготно. Она хоть и пока стеснялась, подводные обитатели партийных аквариумов для своих уже не чувствовали себя равными среди народа.
        Все начиналось с маленького. На первых порах они позволяли себе чуть больше, чем другим и считали, что заслужили это.
        Не с этого ли всё начало скользить под откос? С модных виски и мальборо привезенных кем-то крутым из «загранки», слегка замутняющих кристальную чистоту помыслов.
        Уже тогда, словно черви в спелом абрикосе, паскудные идеи общества потребления, пробивали себе дорогу в головах и душах «советской элиты», которая уже не являлась советской и ещё не являлась «элитой»
        Внешне плод пока еще оставался привлекательно желтым или оранжевым. Но червоточина с черными точками навсегда оставляла свой след.
        Фарш невозможно провернуть назад. Им хотелось все больше и больше отличаться от простых смертных. Гордыня и чванство.

* * *
        Через пятнадцать минут, меня ждала аудиенция у моего партнера по шахматам, генерала, который пригласил меня на беседу.
        Разговор с генералом оказался шокирующе откровенным.
        Наше знакомство в больнице вообщем-то оказалось случайным, так же, как и моя встреча с Солдатенко в столовой.
        Хотя теперь уже бывший заместитель председателя горисполкома узнал меня, как сына своего соперника сразу.
        А вот госпитализация Солдатенко оказалась совсем не случайной. Он искал любую возможность выйти на генерала. Чувствуя, что ему нужны прочные связи не только по хозяйственнои и партийной линии, он пытался попасть на глаза.
        Солдатенко прекрасно чувствовал себя в компании с начальником милиции города, но имел проблемы в прокуратуре с отцом Маши.
        Он считал, что если заручится поддержкой в КГБ, то это уравновесит баланс сил.
        - Но ему не удалось очаровать меня, как ты понимаешь. Я презираю подобную мразь, - говорил мне генерал, угощая меня на своей кухне чаем с терновым вареньем, - на фронте я с таким быстро бы разобрался.
        - А сейчас?
        - А сейчас нельзя. Последние десять лет при немощном Леониде Ильиче нам ничего нельзя.
        - Я считал, что вы, ваша организация всесильны в Советском Союзе. И не только. Неужели вам, что-то нельзя, товарищ генерал?
        - Если так пойдет дальше, то не станет Союза.
        Его слова глубоко потрясли меня. Он понимает, что его слова окажутся пророческими?
        - Как это не станет, товарищ генерал?
        - Ты думаешь война закончилась? Нет дружок, сейчас просто перемирие.
        - А кто наш враг, американцы? Немцы-то побеждены, вроде
        - Врагов много. Но наш с тобой первый враг внутренний. Тот который хочет быть, как американец или как немец, или как француз, или британец. Кто хочет выглядеть, как американец, думать как американец, говорить как американец
        - Ну это несерьезно, товарищ генерал, вы мне сейчас каких-то хиппи с расклешенными штанами описываете.
        Генерал посмотрел на меня так, что мне захотелось провалиться сквозь землю.
        - Ты пойми Максим, эти старые маразматики уже ни на то не способны. Им-то Союз, конечно, нужен дожить свой век уютно попердывая в свой плед и срывая аплодисменты во время глупейших речей с партийной трибуны. Так они себя чувствуют значимыми и любимыми.
        - Ну не только им. Народу тоже нужен Союз.
        - И нам с тобой Союз нужен. А вот таким, как Солдатенко он не нужен!
        Я молча слушал его. Генерала успокаивало то, что он находил в моих глазах понимание.
        - Растащат по своим углам страну, такие, как Солдатенко. Им все эти слова про Родину и совесть до лампочки. Пустой звук.
        - Я тоже это чувствую. Его не сильно заботит положение в стране. Его интересут только деньги, и чтоб его зад был в тепле
        - Они, пользуясь усталостью, безразличием народа, прикончат его росчерком пера в бане, собравшись вместе. Так же, как в свое время Золотая Орда распалась на улусы под влиянием слабости центральной власти и господства местных ханов, по такой же схеме развалится могучий Советский Союз.
        - Может, люди одумаются не позволят?
        - Их никто и спрашивать не будет. Если так пойдет, то он разломился по нарисованным искусственным границам, вопреки воле и интересам сотен миллионов населяющих его людей. Лет через десять-одиннадцать.
        Я посмотрел на отрывной календарь, до развала СССР оставалось 11 лет.
        - Но ведь есть такие люди как вы, ваше поколение у руля, товарищ генерал…
        - Мы не самые лучшие. Пойми, генофонд народа был основательно подорван за этот век. Из первых полвека пятнадцать лет Россия непрерывно воевала: русско-японская война, первая мировая, гражданская, финская, великая-отечественная, потеряв в общей сложности под сорок млн молодых здоровых мужчин. На фронтах всегда в первую очередь гибнут самые смелые, честные, совестливые люди.
        - Ну я вот не согласен с вами, ваше поколение тоже смелое и честное.
        - Что ты видел в жизни, что ты знаешь, про трусость и смелость чтобы мне перечить? Страх животный видел в глазах людских? А я видел. И был он у всех. У тех, кто дожил до победы, и у тех кто нет. Не хочу тебя обижать и давить авторитетом и возрастом. Поэтому помолчи.
        - Хорошо.
        - Проблема наша - расхождение слова с делом. Нельзя проповедовать правдивость и одновременно лгать на каждом шагу, призывать к скромности и быть воплощением алчности. Куда не плюнь - одни Солдатенки вокруг.
        Я не ожидал такой откровенности от генерала.
        - И все повязаны. А кого шлют работать на важные посты за границу и говорить не желаю.
        - Что делать товарищ генерал? Как быть чтобы избежать худшей участи?
        - К следующей войне готовиться. Мы уже не доживем до нее. И слава Богу.
        - Почему слава Богу?
        - Не хочу я видеть, как купят страну за джинсы и жвачки, а по всему выходит, что ее купят. Когда люди нажрутся джинсами и жвачками и поймут, что это всё муть. Вот тогда и будет новая война.
        Он помолчал. Я понял, что он больше не хочет говорить о будущем. Мне не хотелось огорчать этого старика и рассказывать ему, что я точно знаю, что он во многом прав.
        - Товарищ генерал я фотографии принес. Возможно, помогут в расследовании с Солдатенко и его бандой. Посмотрите.
        Генерал взял очки и полистал. Я рассказал ему про Витю-Музыканта и катушку, которую мне заменили.
        - Про Солдатенко фотографии нам не интересны, забери. У нас свои есть. А вот эти оставь, - он указал на фото с поменяной пленки, - передам в управление, проверят по картотеке.
        - Хорошо. А разрешите обратиться товарищ генерал?
        - Обращайся
        - Как давно, вы в конторе, - он строго и недовольно зыркнул, в мою сторону, - простите, в комитете знали, что я с Солдатенко не в ладах? И знали ли вы про историю с моим отцом?
        Генерал снял очки потер глаза. Он рассказал, только то, что посчитал нужным, не ответив на все мои вопросы.
        Оказывается, что в последние две недели за нами постоянно следили и прикрывали.
        Мы фактически почти одновременно с гбшниками вычислили местонахождение Баранова.
        Солдатенко был давно на крючке у комитета, и наше расследование развивалось параллельно.
        Сначала нас не трогали, и установили негласное наблюдение, чтобы выяснить причастны ли мы к его схемам.
        Когда разобрались, что мы с ним в конфликте, решили посмотреть, как будет себя вести Солдатенко по отношению ко мне, страхуя и оберегая меня.
        Нам не дали поучаствовать в аресте Баранова даже в качестве понятых. У него в квартире нашли все вывезенные сумки с деньгами.
        Он, действительно оказался немым, для его допроса привлекали сурдопереводчиков.
        Баранов довольно быстро раскололся и стал давать показания на Солдатенко. Сумма конфискованного была настолько значительна, что расследованием заинтересовался Сафонов, Генеральный Прокурор Союза.
        Баранов решил не темнить - в такой ситуации себе дороже, и стал давать показания на второй день.
        Правда, он сообщил, что он просто выполнил просьбу вывезти деньги, потому что зависел от зампреда горисполкома, как от работодателя.
        Признавать, что он оглушил и похитил Тёму, собирался его пытать, так же как и то, что вывозил технику со склада, Баранов наотрез отказался.
        Солдатенко арестовали в тот же день, когда взяли Баранова. Его супругу на следующий.
        То ли процессуальные тонкости не позволили, то ли ожидали, что она начнет обращаться к более высокопоставленным покровителям.
        А может ждали, что она выведет их на склад со спрятанным товаром.
        Но Лариса Солдатенко сидела тихо и скромно в своем доме и не ходила на работу.
        Следователи решили взять её под стражу от греха подальше - вдруг решит наложить на себя руки.
        Солдатенко две недели шел в полный отказ, отрицал свою причастность ко всему.
        Нас Тёмой вызали, как свидетелей, по одному из эпизодов по инициативе генерала.
        Прочитав наши показания следователям, Солдатенко рассказал, что принял по ошибке Тёму за вора, поэтому велел связать его тогда в доме в день, когда они вывозили деньги.
        Естественно про деньги, запугивание, покушение на меня он умолчал.
        В первых числах декабря, его повезли на следственный эксперимент. Где он должен был показать, как они связывали Тёму. Он все время путался, рассказывая, что они были с
        Солдатенко пытался бежать. Не знаю, на что он рассчитывал. Скорее это был жест отчаяния, чем реальная попытка побега.
        Он, со скованными наручниками руками, пытался растолкать конвой и следователей, но ему не хватило для этого ни сил, ни сноровки.
        Его идея не могла выгореть даже если бы он обладал вышеперечисленным.
        После неудачного побега Солдатенко сломался, но тянул время и выдавал показания, что называется в час по чайной ложке. Он продолжал цинично отрицать многие факты.
        За ним числилось так много, что по его делу работала целая бригада следователей.
        Теперь шансов, что от Солдатенко отстанут или он сможет откупиться не было совсем.
        Судьба его была незавидна, по совокупности ему грозила высшая мера наказания.
        Что касается Шельмы и его брата, бывшего начальника поезда, то тело Шельмы так и не было найдено. Они оба числились во всесоюзном розыске.
        Я так и не смог узнать у генерала причастны ли Баранов и Солдатенко к исчезновению Ветрова, куда подевался Федор.
        Не узнал нашли ли склад с перемещенным за ночь товаром и что грозит жене Солдатенко.
        И будут ли дальше раскручивать маховик правосудия в отношении Игоря Королькова и его подельников в Москве, по делу о вдове капитана дальнего следования.
        Я так же больше ничего не узнал о судьбу Авигдора, который Витя-Пианист. Генерал ответил, что они не занимаются судьбами мелких фарцовщиков или жуликов.
        Он так же ничего не рассказал про моего отца, обстоятельства его гибели и про его неприязненные взаимоотношения с Солдатенко.
        Но у меня сложилось устойчивое впечатление, что генерал знает ответы на все мои вопросы, связанные отцом.
        В процессе разговора я понял, что больше не хочу разбить рожу моему врагу.
        Ещё вчера почти всемогущий, облеченный огромной властью, ненавидящий меня, а сегодня обычный заключенный которого впереди ждут нелегкие времена вызывал у меня только чувство презрения и брезгливости.
        С момента моего возвращения мы больше не играли в шахматы. Прошлая партия закончилась вничью.
        Я пытался по-настоящему выиграть генерала, даже изучал учебники и советовался с знакомыми, заядлыми игроками. Но он сумел убедить меня в бесперспективности моих попыток.
        - Товарищ генерал, продолжим матч? - спросил я у старика, когда мы прощались у него в коридоре.
        - Я подумаю. С тобой свяжутся.

* * *
        Я много думал об этом разговоре. Удивительным был тот факт, что в восьмидесятых жили люди, способные заглянуть на двадцать-сорок лет вперед.
        Обладая интеллектом, безграничной силой воли, огромным жизненным опытом они не сумели предотвратить, то что так отчетливо понимали.
        Я мог бы рассказать ему про ужасы будущего. Про тотальную коррупцию и предательство не только в партийной верхушке, но и армии и органах.
        Достаточно было вспомнить, что творилось с выводом нашей группы войск из Германии или многочисленных конфликтах и войнах после распада Союза.
        Как растаскивала и грабилась страна всерашними коммунистамми, комсомольцами и сотрудниками НИИ.
        Сложно было все это выкинуть из головы. Но я погрузился в учебу и работу и в конце концов мне это удалось.
        В расследовании против Солдатенко активно участвовала местная прокуратура. И мы часто общались с Машей. Она постоянно находила поводы созвониться и по-секрету рассказать, что-нибудь новое про ход расследования.
        Меня это совсем не напрягало, я продолжал чувствовать глубокую симпатию и получал удовольствие от общения.
        Покупка мороженого у Клавы, стало нашим дружеским ритуалом в те дни, когда мы оба были свободны и у нас выпадала возможность встречаться. Единственное что меня тяготило - я никак не мог понять, кто мне нравиться больше Маша или Вика Рерих.
        Дела на работе шли отлично, мы обживались на новом месте и готовились к новому курортному сезону. Николай Иванович рассказал, что в райкоме идет обсуждение вопроса о возвращении нам в ОСВОД старого здания.
        Это было здорово, наши пляжи в городе нуждались в большем количестве спасательных станций.
        За остаток лета и осень я так и не смог выполнить обещание, данное самому себе сходить в поход в горы.
        Я рассказал об этом Тёме и у него родилась идея отметить Новый год в горах. Замысел поддержали Элен, наши друзья с тренировок, два Сереги и Маша. Собралась большая компания.
        Мы заранее распланировали маршрут и стали готовиться к небольшому походу. Так как с нами были новички, мы выбрали трассу с самой низкой сложностью.
        Никто не собирался устанавливать рекорды и покорять турнирные туристические таблицы.
        Продукты на Новый год были закуплены заранее. Мы скинулись с ребятами и готовились устроить небольшой студенческий сабантуй на финишной точке маршрута в горах.
        Я сдал большинство зачетов и три экзамена досрочно, получив некоторые автоматом. У меня образовалось большое свободное окно во время сессии.
        Ближе к Новому году, за пару дней до выхода в поход мы договорились с Темой встретиться у магазина «Турист» и докупить недостающие и необходимые туристические мелочи типа сухого спирта, горелки, топориков.
        Тёма немного опаздывал. Я стоял на набережной у каменного парапета, там где мы встречали рассвет после выпускного вечера и смотрел на серое зимнее море.
        Боковым зрением я заметил, что справа в метре от меня у парапета остановился мужчина лет сорока.
        Он был одет в кашемировое пальто с поднятым воротником на носу у него сидели очки в тонкой золотой оправе, а на голове была шляпа.
        Я услышал, как он, не поворачивая головы в мою сторону обратился к мне с сильным одесским акцентом, характерно картавя растягивая слова:
        - Ну кто же такое делает людя’м? Що ви с этого поимели? Молодой человек, ви не представляете, каких трудностей ви доставили Баруху Мойшевичу. Теперь из-за вас у Баруха Мойшевича встал бизнес…
        Сначала я подумал, что человек обознался и поэтому повернулся к нему лицом.
        Я сразу узнал его.
        На меня смотрел тот, кто был сфотографирован на самом первом снимке с неизвестной подмененной пленки.