Убийство в Кембридже Наташа Ридаль
        1918 год станет для семьи Кронгельм роковым. Юной эмигрантке из России предстоит испытать превратности первой любви и оказаться в эпицентре расследования запутанного убийства. Всё не так, как кажется на первый взгляд. Поэзия, страсть и смерть - на фоне бессмертной красоты Кембриджа. Персонажи этой истории являются частично или полностью вымышленными.
        Наташа Ридаль
        Убийство в Кембридже
        Потрепанный томик Шекспира,
        Свидание в летнюю ночь,
        Послы после шумного пира
        Под утро разъедутся прочь.
        Беда у ворот Эльсинора,
        Грехов не замолит король,
        И смерти играть уже скоро
        Свою бессловесную роль.
        Глава 1
        Свет врывается в окна крытого моста. Призраки осужденных едва успевают раствориться под потолком, и в этот момент можно услышать их вздохи. На стенах начинают проступать истории чудовищных злодеяний. Каждая достойна книги. Я решила написать свою. Ведь я, кажется, совершила убийство…
        - Помнишь, Соня, papa рассказывал, что над рекой Кем есть мост Вздохов? Он не похож на венецианский. В Кембридже он намного красивее. Эта мысль будет утешать меня, когда я стану женой главы колледжа Святого Иоанна, - Катя отвернулась к обледеневшему окну, кутаясь в котиковую шубку.
        Мерный стук колес погружал в состояние безмятежного созерцания. Страхи остались позади, как и трескучие морозы покидаемой навсегда России. Я машинально гладила плюшевого мишку, который заметно прибавил в весе из-за спрятанных в животе фамильных драгоценностей. Впрочем, большую часть спасенных ценностей maman везла в своем корсете.
        Мы выехали из Петрограда 26 декабря, а по григорианскому календарю было уже 7 января. Впервые на моей памяти семья не просто не отметила новый год, а упустила сам момент его наступления. Тогда, в поезде, который, казалось, вот-вот застрянет в снегах Финляндии и Швеции, и после, на британском крейсере, мы даже не предполагали, что 1918 год станет для нас роковым.
        Сестра Катя появилась на свет на четыре года раньше меня. Обе мы получили домашнее образование, вероятно, потому что papa и maman не смогли прийти к согласию в вопросе выбора подходящего для нас учебного заведения. Граф Иван Петрович Кронгельм окончил Кембриджский университет, водил знакомство с живущими в Петербурге англичанами и даже - в виде исключения - являлся членом Нового Английского клуба на Большой Морской, председателем которого был не кто иной, как британский посол сэр Джордж Бьюкенен, добрый друг papa. Вера Алексеевна Кронгельм, еще будучи Верочкой Добровольской, окончила Смольный институт благородных девиц и впоследствии с гордостью вспоминала свой 54-й выпуск.
        Разумеется, в семье было принято говорить по-английски. Катя также блестяще знала французский и немецкий, а я в силу своей неусидчивости научилась лишь сносно читать на этих языках. Точные науки мне и подавно не давались. Maman возлагала большие надежды на кроткую и прилежную Катю, а я считалась бунтаркой и любимицей papa. Он разделял мою страсть к поэзии и увлечение акмеистами.
        Перед самой войной он привел меня в «Подвал Бродячей собаки», куда около полуночи съезжалась столичная богема. Там читал стихи мой кумир Николай Гумилев, и хоть внешне поэт не произвел на меня впечатления, тот вечер попал в категорию моих бесценных воспоминаний.
        В сентябре 1914 года papa ушел на фронт, а maman отослала нас с Катей на дачу в Териоках. Мне было шестнадцать. Я злилась, бродила по берегу Финского залива, рвалась душой в Петроград и отчаянно писала стихи. Конечно, о любви, о которой я тогда не имела представления. Зимой тетрадки, исписанные моими каракулями, пошли на растопку камина.
        Нам больше не довелось увидеть papa. Иван Петрович погиб следующей зимой в Карпатах, освобождая крепость Перемышль.
        Вера Алексеевна, раздавленная этой новостью, оставалась в Петрограде, поддерживая связь с семьей сэра Джорджа. Определенно, maman была возмущена тем, что посол поддержал переход России к конституционной монархии в начале 1917 года, однако его негативное отношение к вооруженному восстанию большевиков вновь примирило их.
        Катя и я по-прежнему жили в Териоках. Maman писала нам о введении карточек на хлеб, погромах булочных и участившихся забастовках. А когда началась конфискация помещичьих земель и имений и господам запретили применять наемный труд, графиня Кронгельм приняла непростое решение.
        Вызвав нас сестрой в Петроград в середине декабря, она изложила свой план:
        - Друзья советуют бежать в Англию, пока мы еще можем хоть что-то спасти. В России у нас нет будущего. И не надо патриотического пафоса и слез. Из Лондона я напишу университетскому другу Ивана.
        - Вы говорите о докторе Уэйде, maman? - встрепенулась Катя.
        - Не хмурься, дорогая, складочка на лбу тебя не украшает. Мы с Иваном гостили у Томаса Уэйда шесть лет назад, когда он только стал главой колледжа Святого Иоанна. Он человек блестящего ума и, насколько мне известно, так и не связал себя узами брака. Однако я заметила, как он смотрел на твою фотографию, Катерина. С тех пор ты превратилась в милую девушку, которая вполне может составить достойную партию доктору богословия с собственной резиденцией в колледже и годовым доходом, позволяющим содержать тещу и свояченицу.
        На несколько секунд мы с Катей лишились дара речи. Я опомнилась первой:
        - Вы действительно намерены продать дочь за годовой доход ученого старикана?
        - Боже, Софья, когда ты, наконец, перестанешь дерзить матери? Иногда мне кажется, что тебя вообще не воспитывали. Следовало всё-таки отправить тебя в Смольный, - maman вздохнула и слегка сменила тон. - Пойми же, кроме фамильных драгоценностей, у нас ничего не осталось. Мы сможем жить на них в Лондоне полгода или год, а что потом? Кто возьмет вас в жены без положения и средств к существованию?
        - Я выйду замуж по любви, остальное не имеет значения, - безапелляционно заявила я.
        - В девятнадцать лет все так говорят, - усмехнулась maman, устало опускаясь в кресло. - Какой поэт сказал, что бедность убивает любовь?
        - Роберт Геррик.
        - Так прислушайся хотя бы к нему.
        Катя предательски молчала. Maman повернулась к ней, взывая к ее благоразумию:
        - Душа моя, я бы всё отдала ради твоего счастья. Пусть Томас уже не молод, но он был духовно близок с твоим papa, имел схожие взгляды и интересы. Я верю, что ты сумеешь полюбить его. Разумеется, я тебя не принуждаю. Но подумай о сестре и обо мне. В твоей власти спасти нас от нищенского существования на чужбине.
        Я осталась при своем мнении и очень удивилась, поняв, что Катя серьезно обдумывает слова maman. Когда мы садились в поезд на Финляндском вокзале, сестра уже почти смирилась с мыслью, что принесет себя в жертву во имя нашего благополучия.
        Бежать из России нам помог сэр Джордж. Посол возвращался в Англию с семьей, в сопровождении адмирала и нескольких офицеров. Нам предоставили купе в спальном вагоне англичан. В Бергене началось наше путешествие по штормящему Северному морю, завершившееся 17 января в шотландском городке Лит. Из Эдинбурга в Лондон мы приехали первым классом и остановились в отеле «Савой».
        Глава 2
        Maman, привыкшая к роскоши, не желала слышать о переезде в отель попроще. В конце прошлого столетия открытие «Савоя» стало настоящей сенсацией. Прежде в отелях не было электрических лифтов и ламп, а в номерах - каскадного душа и переговорной трубки для связи с персоналом. Однако лично для меня главный шарм «Савоя» состоял не в шикарных интерьерах, а в том, что здесь останавливался Оскар Уайльд. Мне даже довелось посидеть за его любимым столиком в одном из ресторанов отеля.
        В Лондоне совсем не было снега, но английская зима оказалась сырой и туманной. В ожидании ответа от доктора Уэйда мы курсировали между нашими номерами и основным рестораном с видом на Темзу, которая проглядывала за деревьями сада.
        Я жила с Катей, maman - отдельно. В первые дни, поднявшись в номер, я с замирающим сердцем приближалась к окну, гадая, увижу ли часовую башню Вестминстерского дворца, или столица «туманного Альбиона» лишь привиделась мне в каком-то невероятном сне. Я всю жизнь мечтала оказаться здесь, но теперь дико тосковала по даче в Териоках.
        За ужином постояльцы собирались за длинными столами, где maman поддерживала светскую беседу, а мы с Катей преимущественно помалкивали и слушали. Разговоры в конечном итоге всегда сводились к войне. В нашей семье после смерти papa эта тема была под негласным запретом.
        Однажды напротив меня оказалась пара: молодой человек с медно-рыжими волосами и модно одетая блондинка. Глядя на нее, я внезапно подумала о том, как сильно война повлияла на женские стрижки. Волосы девушки едва прикрывали уши, а на затылке были аккуратно выбриты. Я заметила, как презрительно дрогнул уголок рта maman, когда ее взгляд скользнул по незнакомке.
        - Бедный Олли, - хихикнула блондинка, обращаясь к своему рыжеволосому соседу. - Значит, у тебя на теле остались рубцы после этого горчичного газа?
        - Язвы от ожогов заживали почти три месяца, - слегка покраснев, ответил молодой человек. - Но теперь я могу вернуться в Кембридж и восстановиться на втором курсе. Питер Дорси тоже приедет.
        - Питер! - воскликнула девушка. - Надеюсь, он всё такой же красавчик!
        - Но ведь ты ждала меня, правда, Агнес?
        - Разумеется, котенок, - глаза Агнес лукаво сверкнули. - Знаешь, Олли, я думаю осенью поступать в Ньюнэм. Дочка служащего железной дороги будет учиться в Кембридже. Звучит почти как сказка!
        В этот момент я позавидовала блондинке с бритым затылком. Papa говорил, что годы учебы оставались самыми волшебными в его жизни, несмотря на то что он был очень счастлив, когда встретил maman. Я знала, что Ньюнэм - один из двух колледжей, основанных в Кембридже во второй половине XIX века специально для женщин. Пусть мы пока не добились права получать ученую степень, зато знания получали наравне с мужчинами, хоть и отдельно от них.
        Вера Алексеевна отложила салфетку и, отодвинув стул, обратилась к сидевшей рядом Кате:
        - У меня опять началась мигрень. Пойду в постель. Не засиживайтесь долго, это неприлично.
        Возникший в дверях управляющий с поклоном пропустил ее. Окинув взглядом наш стол, он вдруг переменился в лице и быстро подозвал официанта. Я услышала его гневный шепот:
        - Почему не вынесли Каспара?
        - Простите, сэр. Гостей должно было быть четырнадцать. Я поздно заметил, что не хватает мадмуазель Глории, артистки. Вероятно, в последний момент она передумала ужинать в отеле… Быть может, русская графиня не суеверна?..
        - Репутация отеля - для вас пустой звук, Бриггс? - кипятился управляющий. Он продолжал говорить, удаляясь вместе с официантом в другую часть зала.
        Я непонимающе взглянула на Катю и прочла в ее глазах такое же недоумение. Пожилая дама слева от меня посмотрела на нас, как на недоучившихся школьниц, и снисходительно пояснила:
        - В Англии есть примета: если за столом собралось тринадцать человек, первого, кто встанет, постигнет несчастье.
        - Но ведь это всего лишь суеверие? - не слишком уверенно проговорила я.
        - Скажите это хозяину отеля, застреленному после того, как на одной из вечеринок за столом оказалось тринадцать гостей, - прошамкала дама, сохраняя британскую невозмутимость. - С тех пор в «Савое» на место четырнадцатого гостя сажают статуэтку кота по имени Каспар. Изящная работа из черного дерева. Ему повязывают салфетку и ставят перед ним блюда. А сегодня забыли… Уже и не припомню, чтобы в последнее время за столом собиралось больше десяти человек. Мальчики умирают на войне. Это страшнее суеверий.
        Дама замолчала, и я снова разобрала шепот Агнес:
        - Я приму душ и надену свою новую короткую комбинацию. Ты обязательно должен ее оценить. Дай мне ключ!
        Блондинка и еще несколько постояльцев встали из-за стола почти одновременно. Молодой человек, которого Агнес называла Олли, продолжая улыбаться, рассеянно повернул голову, и наши взгляды случайно встретились. Меня учили не пялиться на незнакомцев, но почему-то в этот раз я не смогла удержаться. Медно-рыжими были не только его волосы, но и брови и ресницы, а россыпь веснушек на коже напоминала хаотичные брызги от упавшей кисти. В России мне не доводилось видеть таких огненных людей.
        Улыбка Олли стала еще шире, и я смущенно улыбнулась в ответ.
        - Нам пора, - заметила Катя, коснувшись моей руки.
        Мы вернулись в номер, но что-то изменилось. Я никак не могла понять, что именно. Только с того дня меня стала преследовать обворожительная улыбка рыжего незнакомца.
        Глава 3
        Доктор Уэйд пригласил нас в гости в свою резиденцию в колледже Святого Иоанна. Мы приехали в Кембридж весной, когда всюду цвели вишни. Розовые лепестки и бежевые стены, воздвигнутые сотни лет назад, статуи королей и святых на башнях, взирающие на нас с высоты своего почтенного возраста, торопливая речка Кем, и на всём этом - отпечаток войны. На крикетных полях колледжей разместились полевые госпитали. В часовнях не прекращалась череда поминальных служб. В новой реальности больше не было места катанию на лодках, крем-брюле и майским балам, о которых с упоением рассказывал papa.
        Но даже несмотря на это я сразу почувствовала, что колледж, возглавляемый доктором Уэйдом, - настоящий райский уголок. Через Большие ворота вы попадаете в Первый двор, окруженный зданиями разных исторических эпох. Самые ранние датируются XVI веком. Справа возвышается часовня, которую отстроили на месте средневековой во второй половине прошлого столетия. Между Первым и Вторым двором - Обеденный зал с готической крышей, сохранившей дух старой доброй Англии.
        Второй двор, оформившийся на рубеже XVI-XVII веков, по праву считается самым красивым двором эпохи Тюдоров. Из него можно пройти в библиотеку и Третий двор, где также перемешалось несколько архитектурных стилей. Меня особенно поразили дома, выходящие на реку причудливыми голландскими фасадами.
        Колледж Святого Иоанна - счастливый обладатель сразу двух великолепных мостов через Кем. Я больше полюбила мост Рена, с которого приятно любоваться изяществом моста Вздохов, соединяющего Третий двор с Новым и больше похожего на узкую крытую галерею со стрельчатыми окнами, как в древних соборах. Иногда мне казалось, что в решетках, вставленных вместо стекол, вот-вот заиграют призрачные цветные витражи.
        Неоготический Новый двор оказался именно таким, каким его описывал papa. Построенный к середине XIX века, он стал первым крупным сооружением среди зданий университетских колледжей на западном берегу реки. Его сводчатая галерея с большими окнами показалась мне идеальным местом для прогулок.
        Увы, Вере Алексеевне претила мысль, что ее несовершеннолетняя дочь будет окружена легкомысленными представителями противоположного пола, так что прогулки по угодьям мне разрешили только летом, когда студенты разъехались на каникулы, и в колледже остались лишь сестры милосердия и раненые солдаты. А до тех пор я коротала дни за чтением сказок Льюиса Кэрролла в доме моего будущего зятя.
        Томас Уэйд оказался довольно замкнутым человеком со странно асимметричным лицом. Ему было немного за пятьдесят.
        В первый же вечер maman сказала Кате:
        - Ты ему понравилась. Уверена: скоро он сделает предложение.
        Так и вышло. Через неделю нашего пребывания в Кембридже сестра уже была обручена. Вера Алексеевна и доктор Уэйд решили, что венчание состоится в конце лета, а до тех пор жених и невеста смогут лучше узнать друг друга.
        Доктор Уэйд не настаивал на том, чтобы Катя сменила вероисповедание, однако вопрос венчания в англиканской церкви даже не обсуждался. До свадьбы сестра и я жили в соседних комнатах.
        Резиденция главы колледжа располагалась севернее Третьего двора и представляла собой уютный двухэтажный дом с деревянными панелями, портретами и элементами декора времен Тюдоров, сохранившимися после разрушения северного крыла Первого двора. Я могла беспрепятственно гулять по саду, а из моей спальни открывался вид на реку и окна преподавательских комнат на другом берегу.
        У доктора Уэйда имелись два лакея, экономка, кухарка и несколько горничных. Maman настояла на личной горничной, которая бы прислуживала ей и Кате. Я заявила, что в состоянии одеваться и причесываться без посторонней помощи.
        Будущий зять с утра до вечера работал в своем кабинете или читал лекции. Время от времени к нему приходили студенты, которых он курировал, а на ужин иногда приглашались друзья - Уилфрид Кэннон и Джозеф Уолш. Вероятно, они были ровесниками, немного моложе Уэйда и гораздо привлекательнее, если говорить о внешности.
        - Уилфрид Кэннон, профессор английского языка и литературы, - так глава колледжа представил нам высокого джентльмена с прямым носом и рыжеватыми седеющими волосами.
        Мне показалось, что пристальные глаза Кэннона задержались на Вере Алексеевне несколько дольше, чем позволяли приличия. Второй джентльмен, кареглазый шатен, сдержанно кивнул, когда настал его черед быть представленным.
        - Проктор Джозеф Уолш. Его мантия магистра гуманитарных наук может сбить вас с толку. Чтобы вы знали, проктор - это своего рода глава университетской полиции, он следит за порядком и дисциплиной в колледже, - улыбаясь, пояснил доктор Уэйд.
        - Боюсь, моя младшая дочь способна доставить вам хлопот, - полушутя-полусерьезно заметила maman.
        Я вспыхнула и до конца ужина вела себя подчеркнуто вежливо.
        - Знаете, я слежу за событиями в России. И не только как человек, интересующийся политикой, - признался Кэннон во время второго или третьего визита. - У моей жены Мэри русские корни. Она жила в России, пока не получила в наследство от дяди поместье в графстве Мидлсекс. У меня холостяцкая квартира в колледже, а на каникулы я уезжаю к ней.
        - Наверное, это тяжело - жить в разлуке, - с сочувствием произнесла Вера Алексеевна.
        - Ничуть. С возрастом замечаешь, что семестры летят всё быстрее и быстрее. Александр Поуп был чертовски прав, говоря, что «сменяющие друг друга годы каждый день что-то крадут у нас, пока, наконец, не украдут у нас нас самих». Мэри не любит всю эту студенческую суету. Впрочем, иногда она приезжает погостить.
        - А вы не женаты, проктор? - как бы невзначай поинтересовалась maman, и я подозрительно покосилась на нее.
        - Нет, - мягким голосом ответил Уолш. - Пожалуй, я слишком ценю свою свободу.
        Я хихикнула, не сдержавшись: попытка графини сосватать вторую дочь потерпела крах на первом же этапе. Вера Алексеевна нахмурилась, доктор Уэйд и профессор Кэннон с недоумением посмотрели на меня, а Уолш едва заметно улыбнулся. Неужели он разгадал тактику maman?
        Кроме друзей хозяина дома с нами периодически ужинал студент по имени Энтони Барретт, уже имеющий степень бакалавра гуманитарных наук. Заочно рекомендуя его Вере Алексеевне, доктор Уэйд, являющийся наставником молодого человека, сказал буквально следующее:
        - Мистер Барретт отличается примерным поведением и деликатностью. Я попросил его провести для вас небольшую экскурсию по Кембриджу. Если мисс Кэт и мисс Софи впоследствии изъявят желание совершить прогулку, он может их сопровождать, а вы будете совершенно спокойны за них. Узнав мистера Барретта, вы сами убедитесь в его порядочности.
        На вид я бы дала Энтони лет двадцать пять, но он держался так, словно ему все сорок. Экскурсия оказалась весьма увлекательной, однако меня начала раздражать почтительная дистанция, которую этот кареглазый блондин неизменно соблюдал со мной и Катей, независимо от присутствия maman. На мой вкус он не был красивым или даже обаятельным, как Кэннон или Уолш, но благодаря ему я получила глоток свободы: Вера Алексеевна стала отпускать меня с ним даже без Кати, которая предпочитала жизнь затворницы.
        На лето Энтони остался в Кембридже, и вдвоем мы исходили его вдоль и поперек, незаметно сделавшись добрыми друзьями.
        Глава 4
        До венчания оставались считанные дни. Катя старалась улыбаться, однако я видела, как она нервничает. По взаимному уговору, оставаясь наедине, мы переходили на русский язык.
        - Ты вряд ли его полюбишь, да?
        Сестра быстро взглянула на меня. Мы поднялись к ней в комнату сразу после завтрака, чтобы невеста примерила свадебное платье - скромное, но элегантное.
        - Не говори этого при maman. Я вообще не уверена, что любовь существует. Я сейчас не о нежной дружбе, соединявшей maman и papa, - поспешно добавила Катя, - и не о глубоком уважении, которое я питаю к Томасу. Я говорю о страсти, от которой якобы теряют голову. По-моему, такая любовь бывает только в романах.
        - Если доктор Уэйд не вызывает у тебя желания, что вполне объяснимо, это еще не значит, что испытать настоящую страсть невозможно.
        - Ты-то что знаешь о страсти? - невольно рассмеялась Катя. - Ты, случаем, не влюбилась в Энтони?
        Я насупилась:
        - А что, если влюбилась?
        - Чушь! Томас полагает, что Энтони - гомосексуалист. Maman это не нравится, но она считает, что пусть уж лучше ты проводишь время с ним, чем тебя соблазнит какой-нибудь первокурсник. И я с ней согласна! Сейчас молодежь не думает о будущем, лишь о сиюминутных удовольствиях.
        - Ты говоришь о сексе?
        - Заметь, это ты произнесла это слово.
        Катя снова переоделась в будничное платье-рубашку.
        - Но разве не страсть толкает девушек на такие отношения с мужчинами?
        Когда тебе всю жизнь внушали, что до свадьбы нельзя помыслить даже о поцелуях, обсуждать тему свободной любви, не сгорая при этом от стыда, было весьма затруднительно.
        - Нет, дорогая Сонечка, это не страсть, а естественная физиологическая потребность. Как у животных. По-моему, это мерзко.
        - А по-моему, мерзко то, что тебе придется спать с доктором Уэйдом! - выпалила я и ушла в свою комнату.
        Достав из-под подушки оригинальное издание «Алисы в Стране чудес», я листала книгу, пока не наткнулась на сложенный вдвое листок - стихотворение, написанное мной в прошлом месяце. Я никому его не показывала, ведь эта вырванная из тетради страница хранила тайну моего сердца.
        В очередной раз я пробежала глазами по строчкам, которые знала наизусть:
        Слова и музыка, и ветер:
        Ночь урагана и Шопена.
        - Пора! Проснись же! - день ответил
        Забытым голосом Биг Бена.
        Экзамен памяти - насмешка.
        Я снова делаю ошибки.
        Алиса, как и Белоснежка,
        Ждет поцелуя, не улыбки.
        Мой друг чеширский, я устала
        Тебя угадывать в прохожих.
        Одной улыбки слишком мало,
        И слишком много их похожих.
        А дождь всё тот же, как нарочно,
        Но сад теперь совсем безлюдный.
        Вернуться - в сущности, не трудно.
        Вернуть - уже едва ль возможно…
        Снова спрятав листок в книгу, я попыталась отогнать возникшее перед глазами лицо с россыпью веснушек. Память предательски размыла его черты, но я помнила сад за окнами «Савоя» и часовую башню за пеленой дождя. Любил ли Олли Агнес, или их свела вместе «естественная физиологическая потребность»? Вернулся ли он в Кембридж, где у меня имелся один шанс из тысячи однажды встретить его на улице? И что бы я сделала, увидев его? Я бы не смогла заговорить первой. Определенно, мне просто необходимо в кого-нибудь влюбиться, чтобы забыть рыжеволосого незнакомца, одарившего меня случайной улыбкой…
        Венчание Кати и Томаса Уэйда состоялось в часовне колледжа. Кроме меня и Веры Алексеевны присутствовали Джозеф Уолш, Энтони Барретт, пять или шесть преподавателей и темноволосый молодой человек в синей студенческой мантии.
        Меня удивило, что maman поздоровалась с ним так, будто они давно знакомы.
        - Кто это? - шепотом спросила я, воспользовавшись паузой, пока мальчики из хора занимали свои места.
        - Майкл Грир, он изучает экономику. Нас познакомил Томас, и я попросила Майкла об услуге.
        - Чем он может быть вам полезен, maman? - искренне удивилась я, снова окинув взглядом прыщавое лицо студента, которое, пожалуй, кому-то могло показаться симпатичным.
        - Он помогает мне в финансовых вопросах, но тебя, душа моя, это не касается.
        Пальцы Веры Алексеевны с легким раздражением сжали набалдашник бамбуковой трости - любимой детали костюма, с которой она никогда не расставалась. Я вздохнула и начала рассматривать витражи на окнах часовни.
        Глава 5
        Пришла осень, а с ней и новый семестр. Колледж опять наводнили студенты, и мои прогулки по угодьям свелись к двум-трем утренним вылазкам за неделю, хоть я и отказывалась понимать эти пережитки прошлого, когда нас воспринимали не иначе как источник соблазна, и единственными женщинами, которых могли лицезреть молодые люди, были престарелые, давно утратившие привлекательность служанки, убиравшие их комнаты.
        Профессор Кэннон вернулся из Мидлсекса. Я стала замечать, что его визиты в резиденцию доктора Уэйда участились, и по большей части он проводил время в обществе одной лишь Веры Алексеевны. Когда лакей подавал в гостиную чай с булочками, сквозь приоткрытую дверь доносился смех maman, от которого мы с Катей давно отвыкли.
        Энтони заметил, что я загрустила, и каким-то чудом добился разрешения показать мне вечерний Кембридж. Я надела легкое платье: сентябрьская ночь еще дышала теплом, но на всякий случай захватила редингот - предмет моей особой гордости к неудовольствию maman, вкусы которой безнадежно устарели. А между тем длинное дамское пальто с глубокими карманами, покроем напоминающее сюртук для верховой езды, только-только вошло в моду с легкой руки хозяйки ателье из Биаррица по имени Коко Шанель.
        В Первом дворе Энтони неожиданно повернул направо и заговорщически понизил голос:
        - Мы не идем на прогулку. Я придумал кое-что получше. Только обещай не проболтаться.
        - Конечно, - охотно ответила я, поняв, что мы поднимаемся в студенческие апартаменты.
        Энтони толкнул дверь одной из комнат на третьем этаже, и мы оказались в помещении, где вся мебель была сдвинута к стене, а на полу на расстеленном покрывале сидели две девушки и двое молодых людей. Судя по закускам, разложенным перед ними, и шампанскому, пенившемуся в дешевых стаканах, студенты решили устроить пикник под крышей колледжа.
        Лицо одной из девушек показалось мне странно знакомым, а потом я взглянула на ее кавалера, и внезапно мое дыхание сбилось. Молодой человек с медно-рыжими волосами махнул нам рукой и воскликнул:
        - Энтони! Наконец-то! Ты представишь нам свою таинственную подругу?
        - Софи Кронгельм, - сказал Энтони и взял у меня из рук редингот. - Софи, знакомься, это Оливер Конли, Питер Дорси, Агнес Хортон и Джулия Лэмб.
        - Давайте к нам! - позвала хорошенькая Джулия. - Питер, подвинься! Оливер, у тебя есть еще стаканы?
        - Обижаешь, - усмехнулся молодой человек и на секунду задержался возле меня. - Мы раньше не встречались?
        Проклятое оцепенение не желало проходить, и пока я раздумывала над ответом, объект моих мечтаний, казалось, уже забыл свой вопрос. Он разлил шампанское в найденные где-то стаканы, и мы все расселись на полу.
        - Агнес и Джулия учатся в колледже Ньюнэм, - пояснил Энтони, с опаской наблюдая, как я пригубила шампанское. - Если «джип» увидит их здесь, им не поздоровится.
        Я уже знала, что «джипом» называют слугу, который выполняет мелкие поручения студентов, будит их по утрам, а заодно сообщает наставнику, если кто-то не ночевал дома.
        - Нам всем не поздоровится, - заметил Питер.
        Мне рассказали, что до войны трое друзей учились на одном курсе. В конце 1914 года они решили идти добровольцами на фронт, однако Энтони признали негодным к службе из-за врожденной сердечной недостаточности, и он продолжил обучение в Кембридже, пока бывшие однокурсники сражались во Фландрии.
        - Мы оба получили серьезные ранения во время третьей битвы при Ипре, - помрачнев, сообщил Питер. - Немцы обстреляли нас снарядами с желтым крестом. Мы об этом не говорим.
        Если бы не мое необъяснимое влечение к Оливеру, я бы, наверное, влюбилась в Питера Дорси. Голубоглазый блондин был красив как бог, а его гладкой коже позавидовала бы любая девушка. Вероятно, Джулия думала так же, ибо то и дело бросала на него томные взгляды.
        Неожиданно для самой себя, я оказалась вовлечена в спор о влиянии древнегреческих мифов и античного театра на драматургию последующих веков.
        - Большинство сюжетов, обыгрываемых в пьесах, в той или иной мере позаимствовано у античных авторов, - горячо говорил Питер. - Возьмем, к примеру, «Короля Лира». Только слепой не увидит в трагедии Шекспира отголосков «Царя Эдипа»!
        - Твоя теория справедлива лишь отчасти, - возражал Энтони. - Я смогу согласиться с ней, если ты назовешь мне хотя бы один античный сюжет в пьесах Оскара Уайльда или Бернарда Шоу.
        Питер собирался что-то ответить, но тут заговорила Агнес:
        - Всё это безумно интересно, вот только у нас вечеринка, а не литературный диспут.
        - Что ты предлагаешь? - спросил Оливер, лениво улыбнувшись девушке.
        Я заметила, что он смотрел на нее не так, как прошлой зимой в «Савое». В его обращении с Агнес сквозила скорее привычка, чем пылкая увлеченность, словно он устал от нее, но оказался слишком малодушен, чтобы первым разорвать отношения. Интуитивно я чувствовала, что он из тех мужчин, которые легко влюбляются и так же быстро теряют интерес к своим пассиям. Это переворачивало все мои представления о прекрасном принце, достойном моей руки и сердца.
        - Давайте поиграем, - сказала Агнес, - как играли до войны. В «Клуб совпавших ассоциаций».
        Пока Оливер искал бумагу и карандаши, Энтони объяснил нам с Джулией правила игры. «Председатель клуба» называет любое произведение и записывает на листе первое, что приходит ему на ум - любимый момент или просто запомнившийся поворот сюжета. Каждый участник пишет свою ассоциацию в связи с данным произведением, а затем зачитывает ее вслух. Если у нескольких игроков окажутся идентичные записи, они разыгрывают между собой право стать следующим «председателем». Если же кто-то из игроков описал тот же момент, что «председатель», он загадывает желание, которое «председатель» непременно должен исполнить.
        - Например, прочитать стихотворение Китса или залпом выпить стакан шампанского, - усмехаясь, пояснил Питер.
        - Загаданное произведение обязательно должно быть всем известно, - договорил Энтони. - Тот, кто его не читал, временно выбывает из игры.
        - А тот, кто откажется исполнить желание, с позором исключается из «клуба», - добавил Оливер, бросив быстрый взгляд на меня, отчего я невольно покраснела.
        Агнес вызвалась начать и предложила шекспировскую трагедию «Ромео и Джульетта». Меня почему-то не удивило, что любимым фрагментом обеих девушек оказалась сцена с Ромео, клянущимся в любви под балконом Джульетты. К слову сказать, я думала, что не буду оригинальной, записав в листочке: «Чума на оба ваши дома!», однако больше никто не вспомнил о смерти Меркуцио.
        Исполняя желание подруги, Агнес назвала год основания колледжа Ньюнэм.
        - Это была слишком простая задача, но для начала сойдет, - кивнул Питер, и должность «председателя» сохранилась за Агнес.
        Дальнейшие «заседания клуба» проходили без совпадений, пока роль «председателя» не досталась мне.
        - «Алиса в Зазеркалье», - взволнованно объявила я и быстро записала свой любимый момент.
        Ассоциации, возникшие у студентов, вызвали на их лицах улыбки. Скрип грифеля по бумаге прекратился почти одновременно.
        - «Шалтай-Болтай сидел на стене», - зачитал Энтони.
        - «Шалтай-Болтай свалился во сне», - пропел Питер, подмигивая Джулии.
        - У меня то же самое: «Шалтай-Болтай», - призналась она, демонстрируя всем свой аккуратный почерк.
        - «Алиса играет с черным котенком, который размотал клубок шерсти», - прочла Агнес и взглянула на Оливера. - Это так мило, правда?
        А он в это время смотрел на меня, слегка прищурившись, словно пытался угадать мои мысли, и, похоже, не заметил перемены в лице подруги.
        - Олли, что у тебя? Читай уже! - капризно потребовала Агнес.
        Улыбаясь, он опустил глаза в свой листок:
        - «Кровь из пальца! Хлещет кровь! - Вы укололи палец? - Еще не уколола, но сейчас уколю».
        Я потупилась, чувствуя на себе нетерпеливые взгляды собравшихся. Энтони слегка нахмурился и не без труда разобрал мои каракули:
        - «Белая Королева сначала закричала, а потом уколола палец».
        - Совпадение с «председателем»! - объявил Питер. - Мистер Конли, озвучьте свое желание.
        Я робко заглянула в глаза, обрамленные рыжими ресницами. Вдруг я не смогу ответить на его вопрос, и он сочтет меня скучной или глупой?
        - Поцелуй меня, - сказал Оливер. - Только в губы, иначе не считается.
        - Что? Это низко! - воскликнула Агнес.
        Энтони с беспокойством посмотрел на меня:
        - Ты не обязана его целовать.
        - Протестую, Ваша честь! - вмешался Питер. - «Клуб» не делает исключений. Софи должна исполнить желание или навсегда лишится членства.
        Я медленно встала. Оливер тоже. Мы шагнули друг к другу, стараясь не наступить на пустые тарелки. Энтони предпринял последнюю попытку спасти меня от меня самой:
        - Оливер, придумай другое желание!
        - Ты ведь это несерьезно, Олли? - сердито проговорила Агнес.
        Его пальцы коснулись моей щеки. Я невольно раскрыла губы и, кажется, забыла, что нужно дышать. Его губы оказались горячими. Я ощутила жар его тела сквозь рубашку и в этот момент поняла, почему девушки отдаются мужчинам, теряя свою репутацию вместе с невинностью.
        - С меня хватит! - возмутилась Агнес.
        Она порывисто встала и направилась к двери. Оливер наконец отпустил меня.
        - Это всего лишь игра, - сказал он, оборачиваясь к подруге.
        На глазах блондинки выступили слезы.
        - Для тебя всё - игра! Я думала, война тебя изменила. Но я ошиблась. Ты остался ребенком и, очевидно, никогда не повзрослеешь!
        Агнес резко развернулась и вышла в коридор. Энтони тихо кашлянул за моей спиной.
        - Думаю, нам пора, - он поднялся на ноги, бросив многозначительный взгляд на Оливера, накинул мне на плечи редингот и попрощался с Питером и Джулией.
        Весь путь до резиденции доктора Уэйда мы молчали и старались не смотреть друг на друга.
        Глава 6
        После той вечеринки Энтони долго не показывался мне на глаза. Вероятно, он испытывал чувство вины за то, что познакомил меня с Оливером, или не желал становиться посредником между нами: он знал, что его друг мне не пара, и надеялся оградить меня от него, временно устранившись из моей жизни. Вот только я чувствовала, что наша близость неизбежна. Я хотела этого, хоть и не до конца понимала природу своего желания. Каждый вечер я серьезно обдумывала перспективу улизнуть из дома, явиться к Оливеру - и будь что будет. Но меня останавливала мысль, что он может меня отвергнуть, а еще хуже - пожалеть.
        Maman слегка ослабила надзор, и я стала чаще гулять по угодьям колледжа и вдоль реки в часы дневного отдыха студентов. Одни проводили это время в библиотеке, другие - в обществах и клубах, а кто-то, как и я, совершал неспешный променад под желтыми кронами каштанов.
        В пятницу, 4 октября, прогуливаясь по берегу напротив Королевского колледжа, я случайно встретила Джулию. Она окликнула меня, и дальше мы пошли вместе.
        - Агнес порвала с Оливером, и я больше не вижу Питера, - с тоской вздохнула девушка.
        Думаю, ей было лет двадцать, как и мне. Вероятно, мы составляли контрастную пару: голубоглазая блондинка об руку с кареглазой шатенкой. Студенты оборачивались нам вслед, а мы делали вид, что не замечаем их. Мы вышли на одну из центральных улиц.
        - Слушай, Софи, - сказала Джулия, - может, ты как-нибудь пригласишь меня на вечеринку к Оливеру?
        - Но я с ним не общаюсь. А Энтони пропал.
        - Жаль… Зайдем в паб? - вдруг предложила моя новая подруга, не меняя тона, словно речь шла о визите к портнихе.
        В паб? Maman сочла бы это если не бунтом феминистки, то уж наверняка неслыханной дерзостью. Узнай она о том, что дочь посещает подобные заведения, меня бы тут же приговорили к пожизненному заточению в доме Уэйда. Я представила, как доктор богословия кряхтя устанавливает решетку на моем окне, и невольно рассмеялась.
        - Зайдем!
        И вот мы уже стоим у барной стойки паба «Игл». В соседнем полутемном зале с деревянными панелями шумно обедают студенты из ближайших колледжей.
        Я оглядела столики с порога.
        - Софи!
        От звука этого голоса по коже побежали мурашки.
        - Привет, Оливер! - справившись с волнением, ответила я.
        Джулия тоже заметила его, мы подошли, и Оливер встал нам навстречу.
        - Ты здесь один?
        - Я жду Питера. Что вам взять?
        - Джин с тоником.
        - А мне пинту эля, - рискнула я, глядя на темный напиток в стакане Оливера.
        Джулия устроилась за столиком и, пока кавалер покупал нам напитки, шепнула мне на ухо:
        - Как я выгляжу?
        - Идеально, - улыбнулась я. - Как будто ты знала, что у тебя сегодня свидание.
        - Всегда надо быть к этому готовой, - подмигнула мне Джулия. - Мало ли что ожидает тебя за воротами колледжа.
        Студент вернулся с напитками и, передавая мне стакан, слегка коснулся моих пальцев. Джулия начала что-то рассказывать, кокетничая с ним. По-видимому, она кокетничала со всеми молодыми людьми, независимо от того, нравились они ей или нет. Оливер не слишком внимательно ее слушал, а я даже не пыталась понять, о чем она говорит. Мне казалось, что мое сердце грохочет на весь зал.
        В какой-то момент я заметила, что к нашему столику приближается молодой человек, которого я уже где-то встречала. Ну конечно: прыщавое лицо, пытливые карие глаза, чуть надменная улыбка - помощник maman в финансовых вопросах!
        - Софи! Вот уж не думал увидеть тебя здесь! Я обязательно выражу графине Кронгельм свое восхищение по поводу ее прогрессивных взглядов на воспитание дочерей.
        - Не стоит, - пролепетала я.
        Оливер обернулся и небрежно окинул взглядом моего собеседника:
        - Мы знакомы?
        - Не думаю. Майкл Грир, - прыщавый студент протянул руку, присаживаясь на соседний стул.
        - Оливер Конли.
        Однако рукопожатия не последовало. Майкл сделал вид, что это его нисколько не задело.
        - Джулия Лэмб, - в свою очередь сдержанно кивнула блондинка.
        Помощник maman снова повернулся ко мне и едва заметно усмехнулся:
        - Отрадно видеть, что у тебя появились друзья, Софи. Между нами, компания педика - не самая лучшая для девушки.
        Оливер изменился в лице. Разумеется, он догадался, что Майкл намекал на Энтони, но вслух произнес:
        - Вы к себе слишком строги, мистер Грир.
        - О нет, мистер Конли, вы меня не так поняли. Я имел удовольствие видеть мисс Софи всего раз - на свадьбе доктора Уэйда.
        - Не припомню, чтобы вы получали приглашение сесть за наш столик, - сухо сказал Оливер, поймав мой несчастный взгляд.
        - В самом деле, - признал Майкл и нехотя поднялся. Уже собираясь уходить, он вдруг наклонился к Оливеру. - Мистер Конли, будьте осторожны. Не совершите того, что может стоить вам отчисления из университета. Это было бы весьма досадно, особенно на последнем курсе и особенно потому, что сэр Ричард уже выхлопотал для вас место в министерстве иностранных дел.
        Оливер сжал кулаки. Я почти физически ощутила его раздражение.
        - Он угрожал тебе! - возмущенно воскликнула Джулия, когда Майкл скрылся из виду. - Неприятный тип. Выходит, он знает, из какой ты семьи. Помню, Агнес говорила, что твой отец - баронет. Полагаете, Грир расскажет графине, что видел здесь Софи?
        Я растерялась. Кто бы мог подумать, что Оливер - вовсе не бедный стипендиат! В этот момент появился Питер, и моя подруга сразу переключилась на него.
        Час спустя наша компания вывалилась из паба. Питер отправился провожать Джулию, а мы с Оливером зашагали к колледжу Святого Иоанна. Наконец я оказалась наедине с человеком, от близости которого меня сковывал страх и одновременно охватывало жгучее желание касаться его. Как ни банально это звучит, я чувствовала себя мотыльком, летящим на пламя. Голова немного кружилась после выпитого эля. Оливер молча курил. Неужели он так и будет всю дорогу молчать?
        Когда мы подошли к воротам колледжа, он всё же решился объясниться, тщательно подбирая слова:
        - Софи, я постоянно думаю о тебе. Но буду с тобой честен: слово «брак» вызывает у меня изжогу. Зная это, ты бы согласилась встречаться со мной?
        - Стать твоей девушкой на семестр?
        Я давно была готова к чему-то подобному, однако меня удивила прямота Оливера.
        - Может быть, на два, - немного смущенно улыбнулся он. - Понимаю, как это звучит. Просто я не хочу причинить тебе боль. Только не тебе, Софи.
        - Спасибо, что развеял иллюзии.
        Он остановился и посмотрел мне прямо в глаза:
        - Так ты придешь сегодня ночью?
        Сегодня? Меня бросило в жар.
        - Да, - прошептала я, развернулась и почти побежала через двор, словно секунда промедления могла поколебать мою решимость.
        Глава 7
        В тот вечер на ужин в доме главы колледжа оказались приглашены сразу пять человек. Я спустилась в гостиную, обставленную в викторианском стиле, и, к своему удивлению, обнаружила на козетке Энтони Барретта. При взгляде на меня его губы растянулись в неловкой улыбке, и он поспешно опустил глаза. Я вежливо поздоровалась с проктором Уолшем и холодно кивнула неприятному Майклу Гриру.
        - Мы ждем Кэннонов, - тихо сказала мне Катя. - Жена профессора сегодня приехала в Кембридж. Кажется, ее очень испугала испанская инфлюэнца, которая охватила Лондон.
        Доктор Уэйд вышел из своего кабинета одновременно с приходом Уилфрила и Мэри Кэннон, и все прошли в уютную столовую с камином. Жена профессора оказалась невысокой полной дамой лет пятидесяти с приятными мягкими чертами лица. Нас представили ей, и ужин начался.
        Я с отсутствующим видом тыкала вилкой в стручковую фасоль, мысленно рисуя себя в одной кровати с Оливером Конли. Мэри Кэннон тем временем рассказывала про испанский грипп.
        - Говорят, такой жуткой разновидности воспаления легких наша медицина еще не знала. Люди в Лондоне умирают прямо на улицах, захлебываются собственной кровью. Ужасно!
        - У Мэри необычайно живое воображение, - произнес Кэннон, быстро взглянув на maman. - Уверен, всё не так страшно.
        - Боюсь, всё именно так, как говорит миссис Кэннон, - произнес Энтони. - В Манчестере творится то же самое. Три дня назад я похоронил мать. Она умерла от испанки.
        - О, Энтони, мне так жаль! - искренне воскликнула я, ощутив угрызения совести из-за своего эгоизма.
        Профессор Кэннон повернулся к жене:
        - Я не говорил тебе, дорогая, что графиня Кронгельм тоже училась в Смольном институте? Вы даже могли встречаться.
        - Прошло больше тридцати лет, - Вера Алексеевна с сомнением покачала головой и всё же внимательнее присмотрелась к Мэри. - Как вас звали до замужества?
        - Мария Горлова, - ответила приятная дама. - А я сразу поняла, кто вы, Вера: мы с вами одного выпуска.
        - Мария Горлова! - воскликнула maman. - Конечно, я помню Марию! Тихая девочка, всюду ходившая с Ольгой Беловой. Две подруги - не разлей вода. Обе из небогатых семей, учились на казенный счет… Боже мой, как давно это было! Я бы ни за что вас не узнала, Мэри.
        - Время - безжалостный художник, а мы - лишь череда сменяющих друг друга моделей на его холсте, - заметил Уолш, и я с любопытством взглянула на этого всегда молчаливого джентльмена, как оказалось, не чуждого поэтической метафоре.
        - Помню, у Ольги была странная болезнь, название которой придумали относительно недавно: «аллергия», - задумчиво продолжала maman. - Одна девочка как-то принесла в класс котенка и спрятала под столом. К концу урока Ольга вдруг начала задыхаться, губы посинели - не приведи Господь такое увидеть! Отчего наша память столь избирательна? - Вера Алексеевна вздохнула и, помолчав, добавила. - Я слышала, Ольга трагически погибла. Кажется, выбросилась из окна от несчастной любви.
        - Увы, в те дни мы уже редко виделись, - проговорила Мэри. - Мы обе служили гувернантками, и я как раз готовилась вступить в наследство. Но мне пришлось опознать ее тело, так как у нее не было родных.
        Мэри промокнула глаза салфеткой, а доктор Уэйд поспешил сменить тему и заговорил о поэзии.
        - Софи может прочесть нам что-нибудь из своих стихотворений, - зачем-то предложила Катя.
        - Вы сочиняете, мисс Софи? - оживился профессор Кэннон. - Прошу, доставьте нам удовольствие вас послушать!
        Maman буквально испепелила его взглядом, и Кэннон сник. Я вдруг явственно ощутила, что между ними что-то произошло.
        - Сомнительное удовольствие, - вздохнула Вера Алексеевна. - Любовные стишки, не стоящие вашего внимания. Забудем.
        - А я бы послушал, - проговорил Энтони и ободряюще улыбнулся мне.
        - И я, - сказал Уолш.
        Все, кроме maman и Майкла, недвусмысленно закатившего глаза, смотрели на меня с живым интересом.
        - Что ж… Недавно я размышляла об античной мифологии. Так родилось стихотворение, которое я назвала «Мечты о Греции»:
        Мне снятся античные мифы,
        Высокие стены Микен,
        Корабль налетает на рифы
        Под сладкую песню сирен.
        Доспехи из кузницы бога
        Сверкают у Скейских ворот…
        Для счастья мне надо немного:
        Лишь море и маленький плот.
        Умчаться - что может быть проще? -
        Туда, где пылает заря,
        Где дева в оливковых рощах
        Водила слепого царя.
        Я потупилась, чувствуя, как пылают щеки. Секунда тишины показалась вечностью, а после Энтони и Уолш начали аплодировать. К ним присоединились Уэйды, Кэнноны и - нехотя - Майкл Грир. Вера Алексеевна снова вздохнула.
        - По-моему, замечательное стихотворение для начинающей поэтессы, - сказал мой зять, и Катя с благодарностью улыбнулась ему. Он поцеловал ее руку.
        Я слегка поморщилась при виде такой семейной идиллии.
        Поведение Кэннона, который в течение всего ужина бросал отчаянные взгляды на maman, явно вышло за рамки приличия. Мэри не могла этого не заметить, и мне стало жаль ее, хотя Вера Алексеевна со своей стороны держала дистанцию с невозмутимым достоинством, как бывало во время ссор с papa.
        Я всё сильнее нервничала из-за предстоящего свидания и первой встала из-за стола, за которым, по счастью, нас было только девять. Поднявшись к себе, я попыталась читать, но мысли путались, и спустя полчаса я решила проверить, разошлись ли гости.
        Первый этаж утонул в лиловом сумраке осенней ночи, пролившемся сквозь окна в опустевшие комнаты. Входная дверь оказалась приоткрытой, из-за нее доносились тихие голоса: кто-то разговаривал на крыльце. Мне это показалось странным, и я бесшумно приблизилась.
        - Мадам, мне нужно еще немного времени. Теперь уже совсем скоро, даю слово.
        - Не держите меня в неведении, мистер Грир, - сурово ответила Вера Алексеевна. - Иначе мне самой придется вмешаться.
        Я отступила в темноту, сердце бешено колотилось. Неужели Майкл действительно шпионит за мной и Оливером? Возможно, мне следует поступить благоразумно и остаться дома?
        Maman прошла к лестнице, не заметив меня. Выждав пять мучительно долгих минут, я сделала шаг к двери, и этот шаг положил начало цепочке событий, которые впоследствии привели к трагическому финалу.
        Глава 8
        Комнату Оливера заполнял густой табачный дым. Увидев меня, студент замер, словно ожидая, что видение исчезнет, а потом бросился открывать окно.
        - Я уже думал, что ты не придешь…
        - Ты ведь понимаешь, что наши отношения, если о них станет известно, могут навредить твоей карьере? - на всякий случай предупредила я, рассматривая его лицо в свете лампы на прикроватной тумбочке.
        - Я готов рискнуть. Хочешь выпить? У меня есть старушка «Клико».
        Молодой человек открыл дверцу буфета. Я молча остановила его руку, от прикосновения к которой меня словно ударило током. Он повернулся ко мне и поцеловал, как тогда на вечеринке. И так же, как тогда, я потеряла голову. Оливер ловко нащупал застежку на платье с заниженной талией, оно скользнуло на пол, а пальцы студента - под мою комбинацию на узких бретельках. Я вздрогнула. Он подхватил меня на руки, перенес на кровать и быстро освободился из брюк, но я не решалась опускать взгляд ниже его груди. Оливер снял с меня чулки и потянулся к панталонам. Я позволила ему стянуть их, а затем и комбинацию и уже собиралась расстегнуть верхнюю пуговицу его рубашки, как вдруг слегка вспотевшая ладонь перехватила мои пальцы.
        - Я сделала что-то не так?
        - Прости, - Оливер отвел взгляд. - Ты знаешь, что я был ранен во Фландрии: получил химический ожог. Я не хочу, чтобы ты это видела.
        - Тогда выключи свет.
        Он хмыкнул и развернулся к лампе.
        - Агнес ты тоже не показывался без рубашки? - шепотом спросила я.
        - После возвращения с фронта - только однажды, о чем тут же пожалел, - в темноте Оливер оказался надо мной, я чувствовала его возбуждение и никак не могла унять охватившую меня дрожь. - Рубашка нам не помешает, - выдохнул он, снова приникая к моим губам.
        Что бы ни говорила Катя, в ту ночь я получила неопровержимое доказательство существования настоящей необузданной страсти.
        Утро субботы началось с распахнувшейся двери.
        Спросонья я не сразу поняла, где нахожусь, однако новые ощущения внизу живота быстро восстановили в памяти события прошлой ночи. Оливер приподнялся на локтях справа от меня. На пороге его комнаты застыла Вера Алексеевна в своем траурном платье, с неизменной бамбуковой тростью в руке.
        Я никогда не видела океан в минуты затишья перед бурей, но была готова поклясться, что лицо maman выглядело именно так. На нем не отображалось ни единой эмоции, лишь уголок рта едва заметно подрагивал. Позади графини маячили Майкл и незнакомый мне мужчина, очевидно, «джип».
        - Проклятье, - тихо выругался Оливер.
        Вера Алексеевна пересекла комнату, обошла кровать и сорвала с нас одеяло. Я поняла, что ее глаза обшаривают простыню. Вероятно, до последней секунды в глубине ее сердца теплилась крохотная надежда, что я всё еще невинна. Увы!
        - Одевайся, - приказала maman, и от ее ледяного спокойствия у меня мороз пробежал по коже.
        Оливер побледнел, от волнения ему никак не удавалось выправить задравшуюся рубашку, чтобы прикрыться. Я дрожащими руками натянула панталоны и комбинацию и наклонилась за платьем. Собственную наготу в тот момент я ощущала не так остро, как наготу своего возлюбленного. Я задыхалась от унижения, которому подвергла его maman.
        - Ты возомнил, что моя дочь станет одной из твоих игрушек? Сорвал цветок, воспользовавшись ее наивностью, - неестественно звенящим голосом проговорила графиня. - Клянусь, мальчишка, ты горько пожалеешь об этом!
        - Он меня не соблазнял! - в отчаянии воскликнула я. - Он не виноват!
        - Молчать! - Вера Алексеевна впервые повысила голос. - Ты больше никогда его не увидишь. И не получишь от меня ни пенни!
        - Мадам, это полностью моя вина, - попытался вмешаться Оливер.
        Как сквозь туман, я различала острые костяшки пальцев, сжимающих трость. Рука maman взметнулась вверх и так же резко опустилась. Оливер взвыл от боли. Поджав ноги к животу, он перекатился на бок. Второй удар трости пришелся по ягодицам.
        Из моего горла вырвалось глухое рычание, а вслед за ним - слова, которые я не успела осознать:
        - Ненавижу! Лучше бы умерли вы, а не papa!
        Вера Алексеевна медленно опустила трость, подошла ко мне и влепила пощечину, потом развернулась и направилась к двери, на ходу бросив Майклу:
        - Надень на нее редингот и выведи отсюда. Мистер Вудс, не трудитесь сообщать об увиденном. Я сама позабочусь о том, чтобы доктор Уэйд принял надлежащие меры.
        Последние слова maman, вероятно, были адресованы «джипу». Я бросила взгляд на Оливера, прятавшего лицо в складках простыни, вырвала свой редингот из рук ухмыляющегося Майкла и шагнула в коридор, где толпились, перешептываясь, разбуженные студенты. На лестнице я заметила Энтони и виновато опустила голову.
        Майкл сопровождал меня до самой резиденции главы колледжа, держась немного позади, но не ослабляя бдительности. Я ощущала странный озноб. Едва добравшись до своей комнаты, я упала на кровать и провалилась в пустоту.
        Я больше ничего не помню о том дне. Не помню, как наступила ночь. Не могу с уверенностью сказать, спала я или нет. Воскресным утром меня нашли в гостиной, полностью одетой, в рединготе, застегнутом на все пуговицы. Катя пыталась растормошить меня, когда в дверь отчаянно зазвонили, и запыхавшийся Энтони чуть не сбил с ног лакея.
        - Мне срочно нужно видеть доктора Уэйда!
        - Он скоро спустится, - сказала сестра.
        Окинув взглядом нас с Катей, Энтони вздохнул, как перед чем-то неотвратимым, и мягко произнес:
        - Миссис Уэйд, Софи, мне жаль, что я принес дурные вести. Боюсь, графиня Кронгельм мертва.
        Глава 9
        Личная горничная maman хлопотала вокруг Кати с нюхательной солью. Я стояла посреди гостиной, пряча дрожащие руки в карманах редингота.
        Не может быть… Этого не может быть!
        Голова буквально раскалывалась, в желудке ощущалась странная тяжесть.
        - Что произошло? - Томас Уэйд требовал от Энтони объяснений.
        - Ее нашли на мосту Вздохов. Кажется, графиню ударили по голове, - друг осторожно покосился на меня. - Там сейчас проктор Уолш. Он ожидает старшего инспектора и констеблей.
        Ни слова не говоря, я выбежала в сад. Меня вывернуло наизнанку. Стало немного легче. Внезапно я осознала, что шагаю к мосту Вздохов.
        Сердце выпрыгивало из груди, когда, протиснувшись сквозь толпу студентов, я ступила на знакомые каменные плиты. Проктор Уолш стоял ко мне спиной и разговаривал с врачом из гарнизонного госпиталя. Вера Алексеевна лежала поперек прохода, накрытая простыней. Там, где покоилась ее голова, на белой ткани проступило кровавое пятно. Меня снова начало мутить. Безжизненная кисть осталась неприкрытой, и я никак не могла отвести от нее взгляда.
        Зачем кому-то убивать maman?
        Тихий голос врача доносился, как из тоннеля:
        - Два дня назад пришел состав с ранеными. Их разместили в Питерхаусе и Тринити Холле, а вчера в Адденбрукскую больницу стали поступать студенты из этих колледжей. У всех низкое давление и жар: ртуть едва не пробивает градусник… - врач замолчал, заметив меня, и Уолш обернулся.
        На его невозмутимом лице истинного британца неожиданно проступила эмоция. Определенно, это было сочувствие.
        - Вам сюда нельзя, мисс Софи…
        Тем временем на другом конце моста показался пожилой полицейский в штатском в сопровождении трех констеблей.
        - Старший инспектор Эткинс, - поздоровался Уолш.
        Очевидно, они уже не раз встречались прежде. Я затаила дыхание за спиной проктора в надежде, что полицейский не сразу меня заметит. Уолш изложил факты:
        - Жертва - русская графиня Вера Кронгельм. Жила в резиденции главы колледжа. Ее старшая дочь замужем за доктором Уэйдом. Смерть наступила не ранее десяти тридцати и не позднее полуночи.
        - Точнее скажет судмедэксперт, - кивнул военный врач.
        - Причина смерти? - старший инспектор отогнул простыню.
        Я сосредоточилась на рыжих волосках, приставших к пальто Уолша. Не знала, что у него есть питомец!
        - Удар тяжелым тупым предметом, предположительно - булыжником, - ответил врач.
        - Скорее всего, орудие убийства выбросили в реку, - добавил проктор.
        - Убита одним ударом, - отметил Эткинс. - Его могла нанести женщина?
        - Полагаю, да, - произнес врач.
        - Колледж запирается на ночь, поэтому уличных грабителей можно исключить, - подытожил Уолш.
        - Что-нибудь пропало?
        - Я не обнаружил ни сумочки, ни трости, но, чтобы подышать вечерним воздухом, необязательно брать их с собой.
        - Она всегда носила на шнурке ключ от секретера, - проронила я, и старший инспектор наконец обратил на меня внимание.
        - Посторонние на месте преступления? - нахмурился он, бросив недовольный взгляд на Уолша.
        - Это младшая дочь жертвы - мисс Софи. Я не нашел у графини ключа.
        - Что ж, поищем в ее комнате, - Эткинс впился в меня своими близко посаженными черными глазами. - Раз уж вы здесь, мисс, скажите: что ваша мать хранила в секретере?
        - Фамильные драгоценности. Всё, что мы смогли увезти из России. Какую-то часть, небольшую, она продала, когда мы жили в Лондоне. Возможно, успела продать и остальное. Она говорила, что студент по имени Майкл Грир помогает ей в финансовых вопросах.
        - Можете назвать точную сумму, которой располагала графиня?
        - Боюсь, что нет.
        - Кто-нибудь желал смерти вашей матери? Возможно, угрожал ей?
        Я закусила губу. За меня ответил голос из толпы студентов:
        - Сама мисс Кронгельм не далее как вчера утром сказала, что хочет, чтобы графиня умерла. И вот она мертва!
        Я медленно обернулась: позади меня стоял мистер Вудс, «джип» с этажа Оливера.
        - Интересно, - протянул старший инспектор. - Мисс Кронгельм, где вы находились прошлой ночью между десятью и двенадцатью часами?
        Нелепость и ужас моего положения настигли меня, как поезд в известном фильме братьев Люмьер. Я молчала, распластанная на рельсах собственной беспечности.
        - Софи, - мягко сказал Уолш, случайно или нет опустив обращение «мисс», - кто-то может подтвердить, где вы были?
        - Не знаю, - с трудом выдавила я. - Дело в том, что я не помню, где была…
        Четверть часа спустя я сидела на козетке в гостиной, послушно глотая бренди по настоятельному совету доктора Уэйда. Катя, ломая руки, говорила полицейскому:
        - Да, Софи вчера повздорила с maman. Она совершила глупость, и maman ужасно злилась. Но моя сестра не могла ее убить! Она не способна вообще никого убить!
        - Успокойтесь, мадам, и расскажите подробнее про ссору.
        Катя умоляюще взглянула на мужа, и Уэйд осторожно кашлянул:
        - Старший инспектор, при всем уважении, это - семейное дело и касается только нас.
        - Доктор, оно оставалось семейным до тех пор, пока кто-то не проломил череп вашей теще, - невозмутимо парировал Эткинс. - Теперь это дело полиции. И на данный момент основной подозреваемой является сестра вашей жены. Почему она желала смерти графини Кронгельм?
        - Я не желала ее смерти! Она оскорбила моего молодого человека и намеревалась разлучить нас. Я вспылила и сказала то, о чем на самом деле не думала.
        - И всё же вы были не в себе и не можете восстановить в памяти события вчерашнего дня?
        Я потупилась.
        - Послушайте, старший инспектор, - проговорила Катя. - Вчера перед сном я зашла проведать сестру. Окно ее комнаты выходит в сад. Задергивая шторы, я увидела, как maman вышла из дома и направилась в сторону Третьего двора. Я почитала Софи сочинение Томаса, минут через двадцать погасила свет и спустилась в кухню, чтобы сварить ей какао. Когда я вернулась, сестра уже спала. Я оставила чашку на комоде и ушла.
        - В котором часу это было?
        - Сразу после одиннадцати.
        - Стало быть, между одиннадцатью и двенадцатью часами у мисс Кронгельм нет алиби.
        - Скажите, мадам, - обратился к Кате проктор Уолш, - графиня имела привычку гулять в столь поздний час?
        - Н-нет. Не думаю.
        - Вы не заметили чего-то необычного? Может быть, в походке? Матушка не показалась вам взволнованной или встревоженной?
        - Было темно. Я отчетливо видела ее всего несколько секунд в свете фонаря у входной двери.
        - У мисс Софи уже случались провалы в памяти?
        Я удивленно взглянула на Уолша.
        - Однажды, - неохотно признала Катя. - Когда мы получили известие о смерти papa. Сестра почти сутки просидела в кресле, не ела, не разговаривала, и после тот день начисто стерся из ее памяти.
        Старший инспектор Эткинс решительно встал.
        - Я могу осмотреть спальню графини? - спросил он доктора Уэйда, и тот кивнул. - Миссис Уэйд, я прошу вас подняться со мной и проктором Уолшем и проверить, не пропало ли что-нибудь из комнаты.
        Я осталась в гостиной с зятем и молчаливым констеблем. Реальность всё больше походила на сон, и я ощущала себя Алисой, съевшей неправильный пирожок. Всё казалось неправильным. Если бы я кого-то убила, разве я могла бы этого не помнить? Не чувствовать? Пусть даже я не помню, как оказалась рано утром на этой самой козетке в рединготе, застегнутом на все пуговицы.
        Катя сбежала по ступеням, белая как смерть.
        - Соня! - воскликнула она. - Секретер maman! Он пуст!
        Глава 10
        Я сидела на койке в камере, куда меня отвели после допроса в полицейском участке. Старший инспектор Эткинс официально предъявил мне обвинение в убийстве графини Веры Кронгельм и пытался выяснить, где я спрятала деньги.
        Ящик секретера, в котором maman хранила ценности, оказался незапертым, его содержимое исчезло. По версии старшего инспектора, после ухода сестры я оделась и незаметно выскользнула из дома, догнала графиню на мосту Вздохов, ударила ее сзади, забрала ключ - ведь я сама призналась, что знала о его существовании - и, поднявшись в ее комнату, обчистила секретер.
        - Майкл Грир подтвердил, что помог графине Кронгельм продать большую часть драгоценностей. С ее согласия он вложил деньги в трастовый фонд, чтобы увеличить ее капитал за счет доходов от операций с финансовыми активами. К концу сентября он вернул всё с процентами, таким образом, на тот момент состояние графини оценивалось в семьсот фунтов стерлингов. Согласитесь, солидная сумма. Родственников убивают и за меньшее.
        - Я не нуждаюсь в деньгах.
        - Тем не менее, мисс Кронгельм, ваше финансовое благополучие зависело от вашей матери, которая вчера в присутствии как минимум троих свидетелей объявила, что намерена лишить вас содержания. Она запретила вам видеть Оливера Конли, а вы желали материальной независимости и продолжения отношений, которые компрометировали вашу семью. Мотив и возможность - главные аргументы обвинения. И они у вас были, мисс. Пожалуй, вы могли бы убить мать в состоянии аффекта, однако спланированное ограбление говорит в пользу предумышленного убийства.
        Венецианский мост Вздохов соединял Дворец дожей с тюрьмой. С него осужденные в последний раз бросали взгляд на город…
        Оказавшись на мосту, я поняла, что он переброшен через речку Кем. На одном берегу стояли papa и maman, на другом - Оливер, в военной форме, с винтовкой за плечом. Он глядел будто сквозь меня, прекрасный и недосягаемый.
        Я сделала шаг к родителям.
        - Ты тоже осуждаешь меня, papa? Посмотри - это мой Оливер! Я люблю его.
        Иван Петрович ласково улыбнулся мне.
        - Ты больше его не увидишь, - прозвучал голос Веры Алексеевны, хотя ее губы не шевелились. - Твоя любовь к нему не переживет меня. Я спасаю тебя ценой своей жизни.
        Мое сердце заполнила пустота.
        - Нет, пожалуйста. Нет, - прошептала я, оборачиваясь, но Оливер уже шагал прочь, держа за руку Агнес.
        Я проснулась и резко села на жесткой тюремной койке. Мысли постепенно приходили в порядок, и я вдруг ощутила пропасть, отделившую меня от Оливера.
        Еще весной я начала сочинять стихотворение, концовка которого мне никак не удавалась. Теперь она пришла, логически завершая историю моего первого любовного опыта, самая важная часть которой осталась между строк:
        Я хотела бы вас не любить,
        Обмануть себя сердцу назло,
        Черный кофе без сахара пить
        И не знать, как другой повезло,
        Той, что ваших касается рук,
        Той, чьи губы целуете вы…
        Стайки птиц прогоняет на юг
        Горький запах сожженной листвы.
        Я не притронулась к завтраку, однако уже через пару часов мой желудок предательски заявил, что не потерпит голодовки. За решеткой показался констебль. Он отвел меня в комнату для допросов, и проктор Уолш встал мне навстречу.
        - Как вы себя чувствуете, мисс Софи?
        Опять «мисс»? Я неопределенно пожала плечами. Уолш жестом предложил мне сесть за стол и опустился на стул у стены.
        - Томас хлопотал о том, чтобы вас выпустили под залог, однако сегодня утром обстоятельства дела несколько изменились.
        Я вопросительно взглянула на проктора, и он продолжил:
        - Один из студентов сознался в убийстве вашей матушки. Старший инспектор Эткинс намерен устроить вам очную ставку, чтобы убедиться, что вы не являетесь его сообщницей.
        - Какой-то студент убил maman? - в недоумении повторила я.
        В эту минуту дверь распахнулась, и в комнату вошел Эткинс, а за ним… Оливер Конли! При виде меня он слегка растерялся. Констебль подтолкнул его к столу с противоположной от меня стороны и сел за конторку, чтобы записывать показания.
        Я изумленно смотрела на Оливера, а Эткинс пристально наблюдал за мной. Он прошелся по комнате, прежде чем задать первый вопрос:
        - Итак, мистер Конли, вы утверждаете, что не имели серьезных намерений в отношении мисс Кронгельм, в чем и уличила вас ее мать?
        - Графиня вела себя возмутительно. Она оскорбила меня при свидетелях. Я не привык к подобному обращению, - не глядя на меня, проговорил Оливер. - К тому же, если бы ее личные чувства не были задеты, возможно, мое отчисление из университета удалось бы предотвратить. Видите ли, старший инспектор, мой отец - сэр Ричард Конли - весьма влиятельный человек, член Кабинета министров.
        Студент поджал губы, отчего его лицо приняло надменное выражение. Он упорно избегал встречаться со мной взглядом, словно я значила для него не больше, чем констебль за конторкой.
        - И вы решили убить графиню, чтобы отомстить за свое унижение?
        - Звучит глупо, но по сути всё так, - подтвердил Оливер. - Это был внезапный порыв. Я увидел ее на мосту, меня вдруг охватила ярость, и я ударил ее по голове.
        - Чем вы ее ударили?
        - Набалдашником ее трости, - без тени сожаления произнес Оливер. - Трость я выбросил в реку. Вероятно, ее унесло течением.
        Мне показалось, что он даже слегка усмехнулся, по крайней мере, уголок его рта подозрительно дрогнул. Я встала и медленно обошла стол, чувствуя себя самой банальной обманутой дурочкой. Неужели я влюбилась в того, кто ставит свое оскорбленное достоинство выше человеческой жизни? И так спокойно и презрительно заявляет об этом, словно уверен, что связи отца помогут ему избежать петли. Мой волшебный замок из песка обрушился в одночасье, похоронив под завалами и прекрасного принца.
        - Мерзавец! - воскликнула я. - Теперь я вижу, какой ты на самом деле!
        Оливер взглянул на меня снизу вверх, и на секунду в его глазах мелькнуло удивление. А потом он сделался странно безразличным.
        - Поверить не могу, что отдалась такому самовлюбленному бездушному негодяю!
        Я замахнулась, чтобы ударить его, заставить почувствовать хотя бы малую толику моей боли, но Уолш перехватил мою руку и повернулся к Эткинсу:
        - Полагаю, старший инспектор, вы убедились, что мисс Кронгельм не причастна к убийству? При осмотре спальни графини я обратил внимание на незапертое окно, а на подоконнике была земля, хотя я не заметил ни одного горшка с цветами. Думаю, убийца, укравший ключ от секретера, проник в дом через окно и вышел тем же путем.
        Эткинс повернулся к Оливеру, который, казалось, утратил всякий интерес к происходящему.
        - Мистер Конли, куда вы спрятали деньги графини?
        Студент смерил полицейского ледяным взглядом:
        - Я сознался в убийстве. Больше мне нечего добавить.
        - Я отправлю сержанта обыскать его комнату, - сказал Эткинс Уолшу и, пожевав губами, объявил мне. - Мисс Кронгельм, вы свободны. Проктор проводит вас в колледж. Примите мои соболезнования…
        Я вышла за дверь, не дослушав.
        Глава 11
        - Проктор, - сказала я, когда мы проходили под Большими воротами колледжа Святого Иоанна, - мне вдруг пришла в голову мысль, которая теперь не даст мне покоя. Во время ссоры с maman я сказала, что лучше бы умерла она, а не papa. Что, если Оливер подумал, будто я действительно желаю ей смерти? Что, если это моя вина?
        - Не думайте об этом, мисс Софи. Не стоит брать на себя ответственность за чужие поступки.
        Со стороны часовни к нам приближался Энтони. Поприветствовав нас, он повернулся ко мне:
        - Софи, тебя отпустили под залог?
        - Ты еще не знаешь? Оливер сознался в убийстве.
        Энтони нахмурился.
        - Я слышал, вас тоже допрашивали по этому делу, мистер Барретт? - обратился к нему Уолш.
        - Да. Так вышло, что, вероятно, я был последним, кто видел графиню Кронгельм живой.
        - Вот как? - заинтересовался проктор.
        - Не считая убийцы, конечно, - Энтони зашагал с нами по дорожке. - Я подрабатываю репетиторством и как раз возвращался от студента. Знаю, обычно всё наоборот - студенты сами ходят к репетиторам по вечерам. Однако в силу личных особенностей я приглашаю к себе только близких друзей. Так вот, мы закончили в десять тридцать, следовательно, графиню я встретил в Третьем дворе не позднее, чем без четверти одиннадцать. В это время она была еще жива.
        - Вы хорошо ее рассмотрели? Какой она вам показалась?
        Энтони задумчиво взглянул на Уолша.
        - Немного рассеянной, пожалуй. Она думала о чем-то своем.
        - У нее было что-нибудь в руках?
        - Только трость. Честно говоря, меня удивило, что она вышла в такой час, но я просто пожелал ей доброй ночи. Мне показалось, что она собиралась с кем-то встретиться.
        - Вы не заметили, с кем?
        - Нет, проктор. Жаль, что я больше ничем не могу помочь, - Энтони сочувственно улыбнулся мне. - Не думал, что Оливер способен на такое. Конечно, на войне ему приходилось убивать, но сейчас всё иначе…
        Я молча кивнула, и мы с Уолшем свернули к резиденции главы колледжа.
        - Знаете, мисс Софи, я сегодня приглашен на ужин к Кэннонам. Не составите мне компанию? Вам нужно развеяться.
        - Пожалуй. Спасибо, проктор.
        Катя со слезами бросилась мне на шею, а доктор Уэйд предложил Уолшу остаться на обед. Я приняла душ, переоделась и как раз вовремя спустилась в столовую.
        - Бедняжка Софи, - вздохнула Катя. - Столько потрясений за два дня!
        - Ты тоже много пережила, дорогая, - заметил Томас Уэйд. - Джозеф, вы случайно не в курсе, когда нам разрешат забрать тело?
        - Уверен, его не продержат в полицейском морге дольше, чем это необходимо. Да, чуть не забыл: вы позволите мисс Софи сопровождать меня сегодня на ужин к Уилфриду Кэннону?
        - Почему бы нет? Думаю, Мэри обрадуется. Сыграете в покер…
        В конце обеда Катя нерешительно взглянула на Уолша:
        - Проктор, вы спрашивали, не заметила ли я чего-то странного в поведении maman.
        - Да? - насторожился Уолш.
        - Я вспомнила. Было кое-что необычное. Maman не взяла трость, с которой ходила всегда. Это подарок papa, память о нем. Он привез трость из Англии незадолго до моего рождения. Не представляю, что могло занимать ее мысли настолько, чтобы она забыла о трости.
        - Вы абсолютно уверены, что графиня вышла из дома без нее?
        - Уверена. Но самое удивительное, что в ее комнате трости тоже нет! Я нарочно поискала еще раз. Когда мы поднимались к maman со старшим инспектором Эткинсом, я не придала этому значения, однако теперь всё думаю: зачем кому-то красть трость вместе с деньгами? Она, конечно, красивая и сделана на заказ, но всё же…
        - Не думаю, что кому-то понадобилась трость графини, - проговорил доктор Уэйд. - Скорее всего, дорогая, ты просто не заметила ее, когда выглядывала в окно.
        - Я помню, что я видела, - довольно резко сказала Катя и, отодвинув тарелку, встала из-за стола. - Простите, проктор, я плохо себя чувствую. Пойду прилягу.
        Доктор Уэйд робко взглянул на нее, Уолш тоже поднялся. Я пошла проводить его, сгорая от нетерпения обсудить услышанное за обедом.
        - Знаю, - кивнул проктор, обернувшись ко мне на крыльце. - Кое-что не складывается. Энтони Барретт видел графиню с тростью в руке, и Оливер Конли заявил, что ударил ее тростью. И всё же ваша сестра готова поклясться, что графиня вышла из дома с пустыми руками.
        - Кэт могла ошибиться, - вздохнула я. - Но если трости не было, это может означать, что Оливер сказал неправду. Он понятия не имеет, чем на самом деле ударили maman!
        - Блестящая логическая цепочка, мисс Софи, - улыбнулся Уолш, явно подтрунивая надо мной. - Я зайду за вами без четверти семь.
        С этим словами он скрылся в саду, а я села на ступени крыльца, отчаянно цепляясь за хрупкую надежду, что Оливер не убивал мою мать.
        Глава 12
        - Как всё это ужасно! - причитала Мэри Кэннон, пока «джип» сервировал стол в шикарной гостиной профессорской квартиры. - Я всегда восхищалась твоей матушкой, Софи. Если тебе что-то понадобится, захочется поговорить, спросить совета, знай, что можешь обратиться ко мне. Заходи в любое время.
        - Спасибо, мадам.
        - Ах, зови меня Мэри, - приятное лицо женщины осветилось улыбкой. - Прошу за стол, леди и джентльмены!
        «Джип» прислуживал нам весь вечер. За ужином я то и дело бросала взгляды на картины за спиной хозяйки, сидевшей напротив меня. Я готова была поклясться, что это ранний Рембрандт и Босх. Супруги старались поддерживать непринужденную беседу, хотя между ними ощущалось некоторое напряжение. Мэри пару раз чихнула, а когда мы сели играть в покер, достала из комода носовой платок и деликатно высморкалась.
        - Все в колледже только и говорят о том, что убийцей графини оказался Оливер Конли, - как бы между делом проговорил Уолш, раздавая карты в очередном раунде. - Юноша, конечно, нарушал дисциплину, но сейчас превзошел сам себя.
        - Я плохо его помню, - как-то чересчур поспешно отозвался Кэннон. - Однако, если не ошибаюсь, это ведь он был замешан в недавнем скандале? - профессор скосил на меня глаза. - Графиня не делилась со мной своими опасениями относительно мисс Софи.
        - И с чего бы ей делиться? - пробормотала Мэри, бросив странный взгляд на мужа.
        - Как думаете, зачем она отправилась на прогулку в столь поздний час? - полюбопытствовал проктор.
        - Не имею понятия, - сухо ответил Кэннон.
        - Простите, Уилфрид, ничего личного. Я просто пытаюсь составить общую картину. Не припомните, чем вы занимались в тот вечер?
        Кэннон недовольно нахмурился.
        - Твоя ставка, Софи, душенька, - заметила Мэри.
        - Мы были дома. После ужина слушали радио, потом читали. Легли спать в начале двенадцатого, - сказал профессор, сбрасывая карты. - Конли ведь сознался, не так ли? Полиция закрыла дело.
        Мэри чихнула и смущенно улыбнулась, вытирая нос платком:
        - Правда, значит.
        Я выиграла десять шиллингов и осталась очень довольна собой.
        - Выходит, в последний раз вы видели графиню в пятницу на ужине у главы колледжа?
        - Думаю, да, - кивнула Мэри.
        На лице профессора внезапно проявилось замешательство.
        - Вообще-то, - нехотя признал он, - я мельком видел Веру… то есть, графиню Кронгельм в субботу днем. Мы обменялись парой несущественных фраз. Я шел в библиотеку, а она гуляла в галерее Нового двора.
        Провожая нас с Уолшем, Кэнноны вышли в прихожую. Мэри снова начала сморкаться, и в интонациях ее мужа наконец прозвучало неподдельное беспокойство:
        - Ты не заболела, дорогая? Говорят, испанский грипп распространяется по Кембриджу быстрее, чем средневековая чума. Уверена, что не нужно позвать доктора Филлипса?
        - К счастью, я чихаю, а не кашляю. Но если утром мне не станет лучше, боюсь, придется его побеспокоить.
        Мэри выглядела действительно испуганной, и мне тоже стало не по себе. Я слышала, что в Лондоне от испанки только за прошлую неделю умерло полторы тысячи человек. В крупных городах закрыли школы и фабрики, остановили трамваи. Для семей бедняков организовали доставку молока, сахара и угля. И всё же, пока болезнь не коснулась тех, кого я знаю, она представляла для меня скорее мифическую, чем реальную угрозу.
        - Что это? - вдруг спросил проктор, проводя пальцем по царапинам возле замочной скважины.
        - Ах, это, - поморщился Кэннон. - Похоже, сегодня утром кто-то проник в квартиру. Мэри была на литургии в часовне, а я вернулся с пробежки и обнаружил дверь незапертой. Поскольку ничего не пропало, я не стал заявлять в полицию. Вероятно, какой-нибудь студент решил надо мной подшутить.
        - Уилфрид, вам следовало немедленно сообщить об этом мне, - нахмурился Уолш. - Советую вам сменить замок.
        - Да-да, непременно.
        Профессор пожелал нам доброй ночи.
        Мы вышли во двор. Уолш на ходу наматывал шарф и вдруг тихо выругался. Я взглянула на него и невольно рассмеялась: сине-зеленый клетчатый рисунок нарушали ярко-рыжие пятна - клочки кошачьей шерсти.
        - Мистер Дарси, - вздохнул Уолш. - Это мой кот. Он уже старый и любит спать на моих вещах. Честно говоря, я не успеваю их чистить, - проктор безуспешно пытался отряхнуть шарф. - И как я не заметил шерсть, когда собирался в гости? Надеюсь, вы не упрекнете меня в неопрятности, мисс Софи?
        - Как можно упрекнуть джентльмена, который балует своего кота?
        Уолш улыбнулся в ответ:
        - Я рад, что вы немного развеялись. Выполните мою просьбу?
        - Какую?
        - Я знаю, что вы дружны с мистером Барреттом, болезненно воспринимающим вторжение посторонних в личное пространство. Напроситесь к нему в гости и осмотритесь в его комнате. Так, на всякий случай. Вдруг вам бросится в глаза что-нибудь необычное. Мне не дает покоя вопрос, почему он солгал насчет трости.
        Глава 13
        Во вторник, 8 октября, я полдня просидела с книгой в гостиной доктора Уэйда, чтобы не пропустить момент, когда Энтони будет уходить от наставника.
        Катя, непривычно строгая в траурном платье, усилившем ее сходство с maman, молча недоумевала, отчего я сегодня такая тихая. Услышав в прихожей голос друга, который прощался с Уэйдом, я схватила свой редингот и выбежала за ним на крыльцо.
        - Софи! - в глазах Энтони отразилось радостное удивление. - Я думал, ты отдыхаешь.
        - Да я вроде не устала.
        - Проводишь меня немного?
        - На самом деле мне хотелось тебя увидеть, - призналась я, взяв его под руку, и мы зашагали через сад. - Ты мой лучший друг, - тут я ничуть не покривила душой, - и только с тобой я могу откровенно говорить об Оливере.
        - Может, тогда зайдешь ко мне на чашку чая?
        Я просияла.
        - С удовольствием, Энтони!
        - Как ты держишься? - недоумевал мой друг, пока мы проходили мимо библиотеки. - Я заметил, что ты не была близка с графиней, но всё же она - твоя мать.
        - А ты был близок с матерью? Ты никогда не рассказывал о своей семье.
        - Мне очень ее не хватает, - лицо Энтони сделалось печальным. - Я не знал своего отца. Мое детство прошло в Манчестере с мамой и бабушкой. Мама работала секретаршей, а ночами перепечатывала рукописи, не жалея сил, чтобы я получил хорошее образование и сумел занять достойное место под солнцем. И я всегда старался поддерживать ее.
        - Я завидую тебе. Maman даже не пыталась меня понять.
        - Тем не менее она желала уберечь тебя от опрометчивого шага, - заметил Энтони, сворачивая в студенческое крыло.
        - Как и ты…
        Уже в комнате Энтони продолжил развивать волнующую меня тему:
        - Оливер никогда не воспринимал всерьез отношения с девушками. Он сменил двух или трех за первые три семестра. Потом появилась Агнес Хортон. Думаю, они расстались бы раньше, если бы Оливер не ушел на фронт. Прости за прямоту Софи, но и ты для него - лишь кратковременное увлечение.
        - Я это знаю, - ответила я, а внутри что-то неприятно кольнуло.
        Энтони гремел чашками. Пока он заваривал чай, я обошла комнату, пролистала несколько книг. Ничего, что могло бы представлять интерес для проктора или бросить тень на моего друга.
        - Так о чем именно ты хотела поговорить? - спросил Энтони, протягивая мне чашку.
        - Согласись, что maman отвратительно обошлась с Оливером. Казалось бы, я должна ненавидеть его за то, что он сделал, но я не могу. Более того, я стараюсь убедить себя, что он ее не убивал.
        Энтони внимательно посмотрел на меня.
        - Ты продолжаешь тешить себя иллюзиями, Софи. Допускаю, что он мог взять на себя вину, чтобы позлить родителей. Но вероятнее всего, настояв на отчислении Оливера, графиня стала его личным врагом. А какой удар она нанесла по его самолюбию!
        Я пила чай, стараясь не думать о других нанесенных ему ударах. Однако мысль о трости maman вернула меня к главной цели моего визита. Я еще раз как бы невзначай оглядела комнату и встала.
        - Спасибо за поддержку, Энтони, но не буду более тебя задерживать. Тебе надо заниматься.
        - Я всегда рад тебя видеть, ты же знаешь. Когда закончится эпидемия испанки, мы можем продолжить наши прогулки по Кембриджу.
        Я поцеловала его в щеку, повернулась к двери, и вдруг мой взгляд упал на бамбуковую трость в углу за платяным шкафом. Сердце подскочило к горлу: ошибки быть не могло, я узнала бы ее из тысячи.
        Невероятным усилием воли я заставила себя как ни в чем не бывало улыбнуться Энтони и ровным шагом выйти в коридор. Но когда дверь закрылась за моей спиной, я почувствовала, как между лопатками струится пот.
        Глава 14
        Придя домой, я отправила к Уолшу лакея с запиской: «У Энтони трость maman. С.» Ответа я не ожидала и была польщена, когда возвратившийся Джеймс протянул мне конверт от проктора. Я с волнением вскрыла его и прочла следующее:
        «Надеюсь, вы ничем не выдали, что узнали трость. Вы оказали мне неоценимую услугу. Больше ничего не предпринимайте. Дж.
        P.S. Оливера Конли поместили в Адденбрукскую больницу с симптомами испанского гриппа».
        - Нет, - прошептала я, перечитывая записку.
        В один миг образ надменного, совершенно незнакомого мне человека, спокойно рассказывающего о том, как он убивал мою мать, вытеснился другим. Этот другой смотрел в мои глаза так, словно ему открылись все тайны Вселенной. Он заставил мое тело содрогаться от наслаждения, придал моему пресному существованию сладковато-пряный вкус жизни.
        Минуту спустя я уже бежала по лестнице, крича на бегу:
        - Катя, я иду в больницу на Трампингтон-стрит!
        - Что случилось? Тебе нездоровится? - встревожилась сестра.
        - Я хочу навестить… свою подругу Агнес.
        - Разумно ли это?
        - Разве мы не должны быть милосердными к страждущим? Не волнуйся, я закрою лицо шарфом.
        - Софья, постой! - сердито крикнула Катя, однако я уже выбежала за дверь.
        Знакомый голос окликнул меня у часовни Королевского колледжа, и в следующую секунду я оказалась в стремительных объятиях Джулии Лэмб.
        - Ох, Софи, я слышала про Оливера.
        - Да? - удивилась я.
        - Ну, что он убил твою maman. А ты о чем подумала?
        - Не важно… У него грипп, - неожиданно для себя выпалила я. - Я иду к нему в больницу.
        - Ты с ума сошла? Решила простить его как истинная христианка? Можешь просто помолиться о его душе. Зачем же рисковать своим здоровьем?
        - А ты бы разве не стала навещать Питера, окажись он в больнице?
        - Вряд ли, - пожала плечами Джулия. - Ты, кажется, слишком увлеклась Оливером. Он может подумать, что ты хочешь более серьезных отношений, и бросит тебя. Если, конечно, выживет.
        Краска схлынула с моего лица.
        - Я сделаю всё, что угодно, только бы он поправился, даже если потом он больше не захочет со мной встречаться.
        - Ты сама его не захочешь, глупышка. Болезнь - это так неприятно.
        Я не нашлась, что ответить, и прибавила шагу.
        Перед входом в больницу мне сразу бросился в глаза один из давешних констеблей. Он нервно курил, поглядывая на дверь. Почему он не дежурит у палаты? Я обмотала свой шарфик вокруг головы, полностью закрыв нижнюю часть лица, и решительно прошла мимо стража порядка, обратившего на меня не больше внимания, чем на других посетителей.
        Никогда бы не подумала, что в больнице может быть столько людей! Они толпились в холле, ожидая приема, сидели на полу и ступенях лестницы, кутаясь в одеяла, обнимали измученных детей. Между ними сновали медицинские сестры и врачи в халатах, забрызганных кровью. Я поежилась, но не отступила.
        - Где я могу найти Оливера Конли? - спросила я подвернувшуюся сестру и поспешно уточнила. - Его сегодня привезли из полицейского участка.
        Женщина махнула рукой в сторону лестницы, и я стала подниматься на второй этаж, заглядывая в лица больных. Пройдя чуть дальше, я зашла в палату и с трудом подавила желание выбежать обратно. На кроватях, отгороженных друг от друга ширмами с белыми занавесками, очень напоминающими простыни, остекленевшими глазами смотрели в потолок совсем еще молодые люди. На их подбородках засыхала кровь, в железных тазах, стоявших тут же на стульях, топорщились окровавленные полотенца. Те, чьи души еще держались в телах, жутко кашляли или лежали без сознания.
        Какой-то юноша у двери вдруг начал задыхаться. Прямо на моих глазах у него посинели губы и нос. Две сестры в запачканных фартуках бросились к нему и задернули занавески. Я услышала отчаянный кашель, а когда на шторку фонтаном брызнула кровь, ноги сами вынесли меня в коридор.
        Первым моим импульсом было бежать из больницы как можно дальше. Я боялась споткнуться о расстеленные на полу матрасы, на которых тоже лежали люди. Уже у лестницы мой взгляд упал на совершенно седую молодую женщину, я отшатнулась, посмотрела под ноги и лишь поэтому заметила знакомое лицо с прилипшими ко лбу медно-рыжими волосами.
        Медленно, как во сне, я присела рядом и коснулась щеки Оливера. Кожа была горячей и липкой от пота. Отогнув край простыни, я обнаружила, что его рубашка вымокла практически насквозь. Я ощупала брюки: с ними дело обстояло еще хуже. Схватив за руку проходившую мимо медицинскую сестру, я с мольбой прошептала:
        - Его нужно переодеть!
        - Бесполезно, мисс. Через какое-то время он снова будет лежать в сыром.
        - Но так же нельзя…
        - Лучше совсем разденьте его и периодически обтирайте. Я сейчас принесу полотенце.
        Раздеть? Я начала с носков, потом стянула брюки и поспешно прикрыла Оливера простыней. Сестра вернулась с полотенцем и одеялом. Оставалось снять рубашку, а значит, увидеть то, что он пытался от меня скрыть…
        Сердце бешено колотилось, дышать сквозь шарфик оказалось не так-то просто, и пот струился уже по моему собственному лбу. Справившись с последней пуговицей, я с ужасом сглотнула: всю левую часть его торса - от ключицы до середины живота - покрывали отвратительные красные рубцы, на поврежденной коже не было ни волос, ни соска. Вот почему Оливер не хотел, чтобы девушки видели его без рубашки!
        Я взяла полотенце и стала осторожно обтирать его, размышляя о том, смогу ли я когда-нибудь к этому привыкнуть. А потом, укрыв его одеялом, я разозлилась на себя. Разве можно разлюбить человека за то, что война оставила на его теле уродливые шрамы?
        Промокнув полотенцем лоб и подбородок Оливера, я вдруг почувствовала, что он стал мне еще дороже.
        Глава 15
        Я едва успела вернуться до закрытия колледжа на ночь. Потихоньку пробравшись на кухню, я тщательно вымыла руки и, внезапно ощутив зверский аппетит, выпила молока с огромным куском холодного пудинга.
        Очевидно, в свою комнату я кралась недостаточно тихо, так как дверь хозяйской спальни распахнулась, и мне навстречу шагнула Катя.
        - Где ты была?
        - Гуляла, - без заминки соврала я.
        - Соня, - устало произнесла сестра, - завтра нам придется серьезно поговорить. Твое поведение возмутительно и недопустимо. Боюсь, что нам с Томасом придется посадить тебя под домашний арест, как это собиралась сделать maman.
        Я молча ушла к себе, а утром чуть свет спустилась на кухню, поймала одну из горничных и велела собрать мне свежие простыни и полотенца - чем больше, тем лучше. Девушка удивилась, но отправилась выполнять поручение, пока я второпях поглощала завтрак.
        Улизнув из дома с корзиной постельного белья, я сообразила, что всё равно не смогу покинуть колледж, пока «джип» не отопрет ворота. Тут мне пришла в голову мысль помолиться о выздоровлении Оливера. До утреннего богослужения оставалось около сорока минут. Ключи от часовни имелись у каноника и главы колледжа, но я знала о существовании запасного комплекта, который хранился в нише за камнем слева от двери.
        В часовне царил полумрак. Я иногда ходила на литургию, чтобы послушать орган и пение мальчиков, однако сейчас мне почему-то стало неуютно под молчаливыми сводами. Статуи с укором взирали на меня со своих постаментов, а украшенная резьбой исповедальня из красного дерева внушила необъяснимый ужас. Чтобы развеять его, я стала представлять, как, стоя на коленях на низкой скамейке, кающиеся студенты открывают свои постыдные тайны сидящему за перегородкой священнику. Я приблизилась к низкой дверце и отдернула бархатную занавеску.
        На долю секунды перед моими глазами возник образ человека в черной мантии. Его лицо было скрыто в тени. В ушах зашумело, я вздрогнула и будто очнулась.
        Схватив корзину, я выбежала из часовни, заперла дверь и торопливым шагом направилась к Большим воротам.
        Состояние Оливера не изменилось, однако он снова основательно пропотел. Я поймала уже знакомую медицинскую сестру:
        - Научите меня менять простыни!
        На усталом лице женщины мелькнула если не улыбка, то, определенно, ее тень. Перекатывая Оливера с боку на бок и ловко перестилая матрас, она спросила меня:
        - Это ваш жених?
        - Да, - покраснев, сказала я.
        - Не многим здесь так повезло.
        Я обтерла Оливера и присела рядом на свернутом матрасе. Несколько часов прошло в попытках абстрагироваться от окружающей обстановки. Наконец я почти перестала обращать внимание на кашель и снующих сестер и вздрагивала, только когда выносили очередное тело.
        Кажется, я задремала, потому что чуть не пропустила момент появления высокой чопорной дамы, остановившейся перед матрасом Оливера. Увидев его на полу среди других несчастных, женщина на мгновение забыла прижимать платок ко рту, и я рассмотрела остроносое лицо с такой же, как у Оливера, россыпью веснушек, которые проступали из-под слоя пудры.
        Тонкие брови дамы удивленно изогнулись, в глазах сверкнуло негодование.
        - Почему он не в палате?
        - Коек не хватает, мадам, - пробормотала медицинская сестра, сопровождавшая леди Конли. - Его привезли из полицейского участка. Доктор не стал делать исключение для преступника.
        - Так пусть сделает исключение для сына сэра Ричарда Конли! Я требую, чтобы нашего мальчика немедленно разместили в палате и обеспечили должный уход.
        Из-под шляпки леди Конли выбилась рыжая прядь. Ее мимика напомнила мне манеру Оливера поджимать губы и поднимать левую бровь.
        Медицинская сестра с поклоном удалилась. Властная дама, вновь прикрыв рот платком, повернулась к сыну и, кажется, впервые заметила мое присутствие.
        - А вы кто?
        - Софи, мадам, - вставая, сказала я. - Дочь графини Кронгельм.
        - А, - сузив глаза, протянула леди Конли. - Та самая Софи Кронгельм, из-за которой мой сын вылетел из университета, а теперь, вероятно, отправится на виселицу!
        Я молчала, комкая в руках полотенце. Женщина задумчиво произнесла:
        - Менее всего я ожидала увидеть вас здесь.
        Сестра снова поднималась по лестнице:
        - Леди Конли, вашего сына сейчас перенесут в палату. Такое состояние обычно сохраняется три-четыре дня. Доктор понаблюдает за ним.
        Дама сухо кивнула.
        - Я возвращаюсь в Лондон вечерним поездом, - сказала она. - Прошу вас телефонировать мне обо всех изменениях. Обо всех, - многозначительно подчеркнула леди Конли.
        Напоследок окинув меня взглядом, она повернулась к лестнице.
        В палате, за занавесками из простыней, я наконец осталась один на один с Оливером. Спустя два часа я самостоятельно перестелила его постель и, воодушевившись тем, что у меня неплохо получилось, даже слегка отвлеклась от гнетущих мыслей.
        Неожиданно шторки раздвинулись, и медицинская сестра провела ко мне Уолша. Я вскочила со стула.
        - Как вы меня нашли? Вас прислала Кэт?
        - Ваша сестра переживает за вас, мисс Софи, - проктор хмурясь оглядел Оливера и окружающую нас обстановку. - Горничная сказала, что утром вы просили собрать простыни. Я понял, где вас искать.
        - Прошу, не рассказывайте Кэт, что я с Оливером! Она считает, что он убил графиню.
        - А вы так больше не считаете? - прищурился Уолш.
        - Возможно. Вы выяснили, откуда у Энтони трость maman?
        - Пока нет. Но у меня такое ощущение, что мне все говорят неправду, и это меня раздражает. Мне снова нужна ваша помощь, мисс Софи. Если, конечно, вы согласитесь оставить мистера Конли на несколько часов.
        Я колебалась.
        - Медицинская сестра полагает, что его состояние стабильно. Вы ведь хотите доказать его невиновность?
        Думаю, в эту минуту Уолш увидел в моих глазах азартные огоньки.
        Глава 16
        - Кто еще говорит неправду, проктор?
        Мы шагали по Трампингтон-стрит, плавно перетекающей в Кингз Пэрейд.
        - Кэнноны. Вам не показалось, что за ужином они вели себя неестественно?
        - Часто переглядывались, - припомнила я. - Делали вид, что всё хорошо, хотя порой мне казалось, что они вот-вот взорвутся и наорут друг на друга.
        - Скажите, мисс Софи, - осторожно начал Уолш, - вы не думали, что между вашей матушкой и профессором что-то было?
        Я возмущенно взглянула на проктора:
        - Хотите сказать, они были любовниками? Исключено! Допускаю, что он мог заинтересовать maman, но это никогда не зашло бы дальше платонической привязанности. Тайная связь с женатым мужчиной противоречила всем принципам графини.
        - Одно дело - оградить от опасных отношений незамужнюю дочь, и совсем другое - если ты вдова в таком возрасте, когда уже можно не опасаться пересудов.
        - Нет, - с сомнением протянула я. - Вы, вероятно, заметили, что я не слишком набожна. А для maman греховная связь являлась неприемлемой. Понимаете, это вопрос веры, а не общественной морали.
        - А если бы профессор Кэннон был свободен? Если бы пообещал графине развестись с женой?
        Я потерла подбородок, неохотно признавая, что в словах Уолша имелся смысл.
        - Если бы не связанный обязательствами джентльмен сделал ей предложение, тогда, пожалуй, она не усмотрела бы в этом ничего предосудительного.
        Уолш удовлетворенно кивнул.
        - У профессора сейчас лекции, и Мэри дома одна. Я хочу, чтобы вы заглянули к ней под невинным предлогом справиться о ее здоровье. Постарайтесь разговорить миссис Кэннон, выведать, что ей известно об отношениях между графиней и ее мужем. Справитесь?
        - Постараюсь.
        - После зайдите ко мне. Я живу в том же крыле на первом этаже. Вы едва ли пройдете мимо двери с табличкой «Проктор Уолш».
        Мы расстались в Новом дворе. Пару минут спустя я уже здоровалась с женой Кэннона.
        - Как ваше самочувствие, Мэри? Вас больше не мучает насморк?
        - Я попросила доктора Филлипса выписать мне порошок, и насморк как рукой сняло. Хотя придется еще несколько дней принимать лекарство для профилактики. С этим испанским гриппом все забыли об обычной сезонной простуде.
        Мэри провела меня в гостиную.
        - Чайник только что вскипел. Угощайся, - она подвинула ко мне блюдо с печеньем.
        Я подумала о том, что в этой женщине совсем не было аристократической чопорности, присущей maman и матери Оливера. Возможно, это потому, что Мария Горлова выросла в небогатой семье и, даже внезапно разбогатев, сохранила простоту в обращении и душевную теплоту.
        С минуту мы молча пили чай, изучая друг друга. Я не знала, как начать разговор, однако Мэри проявила необычайную проницательность.
        - Знаешь, Софи, я не так наивна, чтобы не заметить, что у Уилфрида с Верой был роман, - она предупредила мою попытку возразить. - Может, у тебя и мало опыта в сердечных делах, а у проктора Уолша - между нами говоря - еще меньше, но у вас обоих есть глаза. Не отрицай, душенька, Уолш, вероятно, думает, что я могла убить Веру из ревности.
        - Мне об этом ничего не известно.
        - Ты еще совсем малышка, - вздохнула Мэри. - Съешь пирожное! Я открою тебе тайну, потому что невыносимо устала хранить ее много лет. И мне уже всё равно, если Уилфрид об этом узнает.
        Круглое лицо Мэри сделалось задумчиво-печальным.
        - По-настоящему я любила лишь однажды, еще до отъезда в Англию. Он был старшим братом моей воспитанницы, одним из самых успешных юнкеров Константиновского артиллерийского училища. Любовь настигла меня в бальзаковском возрасте, и, быть может, поэтому я отдалась ей без остатка, позволив сердцу заглушить голос разума. Знакомо ли тебе желание полностью раствориться в любимом человеке?
        Я покраснела, чувствуя, что найду у Мэри понимание, которое тщетно искала у maman. Миссис Кэннон улыбнулась, заметив мое смущение.
        - Ты похожа на меня, душенька. Я сразу это поняла. Только представь, какими красками расцветился окружающий мир, когда Митя пригласил меня на бал в училище! Вместе с расписанием танцев всем барышням на входе вручали серебряные бальные жетоны. На моем Митя заказал гравировку с моими инициалами… Знаешь, я ведь до сих пор тайно ношу его на цепочке… Память о безумной любви с безумно банальным концом, - Мэри вздохнула, машинально разглаживая бант на груди, под которым мое воображение дорисовало подарок ее возлюбленного. - Вскоре умер мой английский дядюшка, муж маминой сестры. Я оказалась его единственной наследницей и тогда же узнала, что жду дитя. Полная надежд, я рассказала обо всём Мите, звала уехать со мной в Англию, однако он отказался. Он искренне недоумевал, с чего я решила, что он женится на мне.
        Пытаясь совладать с дрогнувшим голосом, Мэри заглянула в заварочный чайник.
        - Надо подлить еще кипятку. Одним словом, душенька, я уехала в Англию с разбитым сердцем, под которым носила ребенка. И главной моей заботой стало сохранение репутации порядочной женщины. В поезде я встретила симпатичного магистра гуманитарных наук, который ехал в Лондон на каникулы. Он влюбился в меня с первого взгляда.
        - Это был Уилфрид Кэннон? - ахнула я. - Вы не рассказали ему о своем положении?
        Мэри вздохнула:
        - Признаю, я поступила скверно. Но поставь себя на мое место! Я была одна в чужой стране. Клеймо позора закрыло бы передо мной все двери. Не торопись осуждать меня, Софи.
        Она замолчала, собираясь с мыслями. Я чувствовала, что такое признание требует серьезных усилий.
        - Я сразу начала встречаться с Уилфридом, а когда объявила ему, что жду ребенка, я уже была хозяйкой поместья с годовым доходом в тысячу фунтов. Стипендиат, только начинающий преподавательскую карьеру, о таком даже мечтать не мог. Разумеется, он сделал мне предложение, и я стала миссис Кэннон.
        - Профессор никогда не упоминал о ребенке.
        - Ребенок родился мертвым. После тяжелых родов я больше не могла иметь детей. Это моя расплата за ложь. Увы, мы поздно понимаем, как высока ее цена.
        Я с сочувствием посмотрела на Мэри, которая слишком старалась показать, что боль осталась в прошлом. Ее выдали глаза.
        - Вы так и не полюбили мужа? Его любви хватило на двоих?
        - Его любви? - горько рассмеялась Мэри. - Потеряв ребенка, я потеряла и Уилфрида. Он замкнулся в себе, с головой ушел в преподавание и всё реже приезжал ко мне. Мы уже давно стали чужими друг другу.
        - Почему тогда вы не развелись? - спросила я. - У каждого из вас появился бы второй шанс найти свое счастье.
        Мэри покачала головой и ласково погладила меня по руке.
        - Какой же ты еще ребенок, Софи! Ты искренне веришь, что одной любви достаточно для счастья? Уилфриду было удобно иметь состоятельную жену, он мог позволить себе любую прихоть. Оглядись вокруг: разве такая обстановка по карману простому профессору Кембриджа?
        Только теперь я сообразила, что Мэри права. Старинная мебель, раритетные книги, картины, несомненно приобретенные у европейских коллекционеров, - всё это стоило немалых денег.
        - Я убеждала себя, что несу наказание за ошибку, совершенную в молодости. Но всякому терпению приходит конец. И связь Уилфрида с твоей матушкой стала последней каплей. Я решила, что больше не буду его содержать: пусть уходит к ней. Я сказала, что подаю на развод, и он ничего от меня не получит.
        - Когда вы сказали ему об этом?
        - В субботу сразу после литургии.
        Я со стуком поставила чашку на блюдце. В день убийства maman! Она невольно стала причиной крушения его брака. Возможно, она этого и хотела? А чего хотел Кэннон?
        - Как профессор воспринял ваши слова?
        - Разумеется, он был потрясен. Человеку, привыкшему к такой жизни, - Мэри обвела глазами гостиную, - трудно лишиться всего в одночасье. За ужином он пытался помириться со мной, но поняв, что я непреклонна, оделся и ушел, а вернулся только под утро.
        - Значит, - медленно проговорила я, - вы обеспечили ему ложное алиби? Он ушел около восьми?
        - В начале девятого. Ты прямо как настоящий детектив, - Мэри потрепала меня по щеке. - Когда на следующий день мы узнали об убийстве Веры, он предложил, если спросят, отвечать, что мы всё время были вместе. Я не спрашивала, где он провел ночь. Пусть расскажет Уолшу.
        Я поняла, что эта проницательная женщина предоставила мне право самой решать, о чем рассказывать проктору, а что утаить. Мне очень хотелось поделиться с ней своими переживаниями из-за Оливера, но я знала, что мои проблемы могут подождать.
        Глава 17
        С желудком, набитым печеньем и пирожными, я отправилась к Уолшу.
        Его жилище, в отличие от квартиры Кэннона, оказалось простым и уютным, без антикварных комодов и шедевров мировой живописи на стенах, зато с креслом-качалкой у камина и пледом, с которого при моем появлении взметнулся упитанный рыжий кот. Сверкнув на меня глазами, он пересек комнату, затравленно припадая к полу, и скрылся под диваном.
        - Мистер Дарси не привык к гостям, - словно извиняясь, проговорил Уолш. - Он всегда прячется от посторонних.
        Я подошла к столу, заваленному книгами, с любопытством повертела в руках большую лупу и начала рассматривать аккуратно расставленные на полке пробирки и пузырьки с выцветшими этикетками.
        - Могу предположить, что чаю вы уже напились. Не желаете чего-нибудь покрепче?
        - Я буду то же, что и вы, - сказала я и взяла в руки жестянку, в которой оказался мелкий черный порошок. - Это уголь?
        - Активированный уголь. Я сам его синтезировал. Между прочим, его изобрел ваш земляк для использования в противогазах, когда Германия начала применять токсичные химические вещества. Этот чудесный порошок спас множество жизней.
        Я поставила жестянку на место и присела на стул. Пока Уолш откупоривал бутылку красного вина, я заметила среди его бумаг конверт, подписанный рукой доктора Уэйда. Проктор проследил за моим взглядом.
        - Десять минут назад заходил Джеймс, лакей Томаса. Он принес приглашение на отпевание графини, которое состоится завтра в одиннадцать в резиденции Уэйда.
        - Я приду на отпевание, но до тех пор буду в больнице.
        Уолш вздохнул. Мы пригубили вино, я нашла его послевкусие очень приятным.
        - Прошу вас, скажите моей сестре, что я ночую у подруги в колледже Ньюнэм. И не вернусь домой, пока она не откажется от намерения посадить меня под домашний арест. Вы мой должник, проктор. Не выдавайте меня!
        - Вам удалось что-нибудь узнать от миссис Кэннон?
        - Еще бы!
        И я рассказала Уолшу историю Мэри, умолчав лишь о том, кто на самом деле являлся отцом ее ребенка.
        - Пора прояснить характер взаимоотношений между профессором и вашей матушкой, - задумчиво произнес проктор. - Но с Уилфридом я поговорю сам.
        Он перевел потеплевший взгляд на Мистера Дарси, который в какой-то момент нашей беседы выбрался из своего укрытия, запрыгнул в кресло и свернулся огненно-рыжим клубком на шерстяных носках Уолша.
        Всю ночь я провела на стуле у кровати Оливера, время от времени обтирая его и смачивая его губы, как меня научила медицинская сестра.
        - Мисс, вам надо отдохнуть, - сказала она мне под утро. - Ступайте домой и возвращайтесь вечером. Следующая ночь станет решающей.
        В резиденции Уэйда я приняла душ и в одиночестве позавтракала на кухне. Катя не сказала мне ни слова. В гостиную, где стоял гроб с телом maman, она спустилась, опираясь о руку мужа. Ее глаза опухли от слез. Уолш вполголоса сообщил мне, что доктор Уэйд разыскал православного священника - отца Александра, который согласился провести отпевание, после чего Вера Алексеевна навсегда упокоится на викторианском кладбище Милл Роуд. Я видела катафалк у ворот колледжа, когда возвращалась из больницы.
        Проститься с графиней пришли Энтони, Майкл и Мэри. Меня несколько удивило отсутствие профессора, принимая во внимание его особое отношение к maman.
        - Вы поговорили с Кэнноном? - шепнула я Уолшу.
        - Да.
        - И?
        - Я всё вам расскажу, если вы зайдете ко мне во второй половине дня.
        Началось отпевание. Мне было странно смотреть на maman, от которой осталась одна телесная оболочка, почти неузнаваемая без крошечной бессмертной субстанции, что при жизни делала ее собой.
        - Со святыми упокой, Христе, душу рабы Твоея… - затянул священник слегка дребезжащим голосом.
        Я закрыла глаза и стала молиться, чтобы Господь простил maman и научил меня простить ее, а еще - чтобы исцелил Оливера.
        Служители из похоронного бюро заколотили гроб и вынесли в сад, все присутствующие двинулись следом. Катя собиралась ехать на кладбище. Уэйд с беспокойством взглянул на меня, не нашел нужных слов и отвернулся к отцу Александру. Я задержалась в гостиной, сочиняя предлог остаться дома. Краем глаза я заметила Майкла, который остановился в двух шагах от меня.
        - Я подумал, тебе понадобится крепкая рука, чтобы опереться.
        Решив не припираться с ним в день похорон, я взяла его под локоть, и мы зашагали к выходу.
        - А ты ловко всё придумала, - тихо промолвил Майкл.
        - Что именно?
        - Как избавиться от графини и не оказаться на виселице. Не знаю, кто был твоим сообщником, может, действительно Конли, но ты-то вышла сухой из воды.
        - Я вас не понимаю, мистер Грир, - ледяным тоном произнесла я.
        - Всё ты понимаешь. Я видел тебя из окна без четверти двенадцать или около того. Ты была с мужчиной, который то и дело озирался по сторонам. Я узнал твой редингот. Вы едва ли не бежали со стороны реки и скрылись под портиком часовни. Уж не знаю, как вы попали внутрь, но только после я вас больше не видел.
        - Неправда! - воскликнула я, холодея от ужаса.
        - Да брось, Софи, я не сдам тебя полиции, - Майкл остановился у двери, все остальные уже вышли, и мы оказались наедине в полутемной прихожей. - Я мог бы даже стать твоим алиби.
        Он вдруг наклонился и поцеловал меня. У него были неприятно мокрые губы, а язык бесцеремонно вторгся в мой рот. Когда Оливер целовал меня так, по моему телу словно пробегал электрический разряд. Внезапный натиск Майкла вызвал лишь отторжение. Я сжала челюсти, ощутив на зубах солоноватый вкус.
        - Дьявол! - со стоном выругался Майкл. - Ты прокусила мне язык! Конли что, не научил тебя французским поцелуям?
        - Если я спала с ним, это еще не значит, что я стану спать со всеми подряд! - оттолкнув студента, выпалила я.
        - Ты опасно играешь, Софи. Поразмысли над моим предложением, или у полиции появятся новые улики против тебя!
        Я пулей вылетела из прихожей, в висках пульсировала кровь. Мне ужасно захотелось на ком-нибудь сорваться, обвинить любого, кто попадется на глаза, только бы не думать о том, что я могла наблюдать, как Оливер убивает maman.
        Отец Александр что-то тихо говорил Кате, ее муж и проктор стояли чуть поодаль. От внимательного взгляда Уолша, очевидно, не укрылось мое смятение, так как он нахмурился и холодно посмотрел на Майкла, вышедшего следом.
        Я решительно направилась к Энтони.
        - Избегаешь меня?
        - Что ты, Софи!
        - Может быть, потому что я видела трость графини Кронгельм за шкафом в твоей комнате? - выкрикнула я. - Как она у тебя оказалась?
        Все присутствующие уставились на меня. Священник непонимающе моргал. Уолш неодобрительно покачал головой.
        - У меня никогда не было трости твоей матери, Софи, - растерянно проговорил Энтони. - Должно быть, ты ошиблась.
        - Душенька! - воскликнула Мэри. - Ты слишком перенервничала. Возможно, тебе не стоит ехать на кладбище? Идем со мной: нам сейчас не помешает выпить по чашечке чая с лимоном.
        Я с благодарностью взглянула на миссис Кэннон, а она уже повернулась к Кате:
        - Прими мои соболезнования, милая, и ни о чем не волнуйся. Я позабочусь о твоей сестре.
        Глава 18
        По пути к Новому двору Мэри участливо заметила:
        - Во время отпевания твои глаза были сухими, а теперь блестят, как греческие маслины. Сдается мне, дело не в твоей матушке. Так что тебя беспокоит, Софи?
        Я не знала, могу ли довериться жене профессора, но интуиция подсказывала, что именно она способна понять и не осудить меня.
        - Я люблю Оливера.
        Мэри прищурилась:
        - Юношу, который сознался в убийстве Веры?
        - Другой студент, Майкл Грир, сказал мне, что видел меня с мужчиной в ночь убийства. Мы убегали и спрятались в часовне.
        - А ты этого не помнишь?
        Я отрицательно покачала головой.
        - Возможно, ты была с Оливером, который теперь старается выгородить тебя, - задумчиво произнесла Мэри.
        Она прочитала мои мысли.
        - Мне страшно, - бормотала я, поднимаясь в квартиру Кэннона. - Майкл угрожает, что расскажет обо всём старшему инспектору Эткинсу.
        - Быть может, тебе стоит сделать это первой?
        - Но мне нечего ему сказать! - в отчаянии воскликнула я. - Почему я ничего не помню? Как бы я хотела знать, что произошло!
        - Ты уверена, что действительно этого хочешь? Иногда таким образом мозг защищает нас от ужасной правды.
        Пока мы пили чай, Мэри пыталась отвлечь меня разговорами об экзотических растениях в оранжереях университетского ботанического сада.
        - Неужели ты еще не побывала там? Это волшебное место! Тебе обязательно следует его посетить и как можно скорее забыть Оливера.
        Последние слова прозвучали так неожиданно, что до меня не сразу дошел их смысл.
        - Мне казалось, вы, как никто другой, понимаете мои чувства… - растерянно пробормотала я.
        - Прекрасно понимаю, душенька, и именно поэтому даю такой совет. Но ты ведь всё равно ему не последуешь? - глаза Мэри лукаво сощурились. - Ох, - вдруг спохватилась она, - мне же нужно принять порошок, прописанный доктором Филлипсом. Кажется, на буфете был пакетик…
        Мэри встала и начала передвигать изящные фарфоровые статуэтки, которые коллекционировал ее муж.
        - Я постоянно оставляю вещи где попало, - виновато проговорила женщина.
        Проведя рукой за статуэткой оленя с золотыми рогами, она нечаянно смахнула белый бумажный квадрат. Он провалился в щель между буфетом и камином.
        - Вот беда!
        - Я сейчас достану, - сказала я и, вытянув руку, стала шарить у стены.
        Пальцы нащупали пакетик и что-то еще, похожее на скомканный лист бумаги. Я сгребла всё в ладонь и извлекла из-за буфета.
        - А это что за мусор? - удивилась Мэри, глядя на смятую бумажку у меня в руке.
        Я отдала ей пакетик с лекарством и разгладила вторую находку. Сердце ухнуло вниз так стремительно, что на долю секунды у меня потемнело в глазах, которые прежде не раз видели эти безукоризненно ровные буквы.
        - Почерк maman, - прошептала я.
        Мэри с недоумением заглянула через мое плечо. Мы прочли записку одновременно:
        «Нам надо встретиться. Будьте в 23:00 на мосту Вздохов. Вы думали, что вам удастся обмануть меня? Неужели всё это ради денег? Я знаю, вы не можете…»
        Уголок оторвался, и фраза осталась незаконченной, но общий смысл послания не оставлял сомнений в том, что maman раскрыла истинные намерения Кэннона.
        - Я должна показать это проктору Уолшу.
        Мэри вздохнула.
        - Я не стану тебе мешать, Софи. Возможно, это спасет твоего Оливера от петли.
        Глава 19
        Проктор был у себя. Мистер Дарси, поколебавшись пару секунд, не вынес моего возбуждения и, вероятно, решил, что под диваном будет безопаснее.
        - Что сказал вам профессор Кэннон? - с порога потребовала я, нарушая всякие приличия.
        Брови Уолша поползли вверх, что на его невозмутимом лице являлось признаком крайнего удивления.
        - Сказал, что после ссоры с женой был расстроен и ушел из колледжа до закрытия. Выпил две пинты в пабе, но не помнит, в каком именно. Потом всю ночь бродил по Кембриджу. Вряд ли кто-то сможет это подтвердить.
        Я хмыкнула.
        - Так он спал с maman или нет?
        - Он увлекся ею, пытался ухаживать. За день до убийства они, наконец, объяснились. Графиня дала понять, что не приемлет связи с женатым мужчиной. Всё, как вы предполагали, мисс Софи.
        - Вот почему в пятницу за ужином мне показалось, что maman держалась с ним чересчур сухо. Но когда на следующий день Мэри заговорила о разводе, профессор понял, что может жениться на графине и не отказываться от своих привычек: у него снова будут деньги на Рембрандта и мейсенский фарфор! Как вы считаете, он мог сделать ей предложение по пути в библиотеку?
        - Об этом он не упомянул.
        - Разумеется! Ведь maman ему отказала!
        С торжествующим видом я протянула Уолшу записку Веры Алексеевны. Хмурясь, проктор прочел ее дважды.
        - Это меняет дело, - пробормотал он. - Думаю, пришло время навестить старшего инспектора Эткинса. После вашего опрометчивого заявления в саду Уэйда Барретт наверняка избавится от трости или спрячет там, где найти ее будет не так просто. Но тот факт, что ваша матушка назначила встречу Уилфриду Кэннону, и отсутствие у него алиби в ночь убийства, несомненно, заинтересуют старшего инспектора.
        - Я должна еще кое-что сообщить вам, проктор, - сказала я, виновато опуская глаза.
        Уолш внимательно выслушал пересказ моего разговора с Майклом Гриром.
        - Софи, постарайтесь вспомнить, кто с вами был! Это чрезвычайно важно.
        - Я понимаю, - кивнула я, заметив, что Уолш снова «забыл» добавить «мисс».
        Он проводил меня до резиденции главы колледжа.
        - Могу я поговорить с личной горничной графини?
        Я послала за мисс Кроуфорд, и мы прошли в гостиную, где всё еще ощущался запах ладана. Когда женщина робко показалась в дверях, проктор предложил ей присесть и мягко произнес:
        - Простите, мисс, что приходится спрашивать о таких деликатных вещах. Скажите, не отзывалась ли графиня в вашем присутствии о профессоре Кэнноне? Как она к нему относилась?
        Мисс Кроуфорд вопросительно посмотрела на меня, словно ожидая позволения говорить, и я кивнула.
        - Мне кажется, профессор ей нравился. Они часто пили чай в гостиной. После его визитов у нее всегда было хорошее настроение.
        - Они не сорились?
        - Только не с профессором!
        - Но кем-то ваша хозяйка всё же была недовольна? - прищурился проницательный Уолш.
        Женщина колебалась, неосознанно теребя рукав.
        - Мисс Кроуфорд, - вкрадчиво сказала я, - прошу, не молчите, если вам что-то известно. Настоящий убийца еще на свободе.
        - Я не хочу потерять место.
        - Обещаю, вы его не потеряете.
        Горничная нерешительно взглянула на Уолша:
        - Графиня была недовольна доктором Уэйдом. Они с миссис Уэйд иногда обсуждали его, пока я помогала им одеваться и укладывать волосы.
        - Что именно не устраивало графиню? - спросил Уолш.
        Мисс Кроуфорд сделалась пунцовой.
        - Доктор не исполняет супружеские обязанности. Графиня настаивала, чтобы он… обратился к врачу. А на той неделе я случайно услышала, как она кричала на него.
        От изумления я раскрыла рот и, вероятно, выглядела очень глупо. Проктор тем временем осторожно поинтересовался:
        - Возможно, вы расслышали, о чем шла речь?
        - Я не подслушивала, клянусь! Просто дверь кабинета была неплотно прикрыта. Графиня требовала отчисления какого-то студента, доктор Уэйд тихо возражал. Она назвала его импотентом. Хозяин стал говорить о влиятельных родителях студента, а мадам выкрикнула что-то вроде: «Почему яйца есть у всех, кроме вас?» Простите, сэр, - окончательно стушевалась горничная. - Мне обязательно повторять ее слова?
        - Спасибо, мисс Кроуфорд, - слегка улыбнулся Уолш. - Вы очень помогли.
        - Я могу идти, мисс Софи?
        Получив разрешение, она тут же удалилась. Я пыталась осознать услышанное. Выходит, Катя - жена Уэйда лишь на словах? А на деле у нее с мужем ничего не было?
        - Ваша матушка умела оскорблять мужчин, - вставая, сказал проктор. - Поговорите с сестрой. Постарайтесь выяснить, всё ли время Томас был с ней в ночь убийства.
        После возвращения с кладбища Катя не выходила из спальни. Я поужинала с молчаливым доктором Уэйдом. Никто не удерживал меня, когда я снова отправилась в Адденбрукскую больницу.
        Глава 20
        Подходя к палате, я внезапно ощутила прилив панического страха. Что, если я опоздала? Мне следовало забыть о расследовании и мчаться к Оливеру сразу после отпевания maman! От мысли, что на его койке уже лежит кто-то другой, у меня перехватило дыхание.
        - Вы пришли, мисс Софи, - тепло встретила меня медицинская сестра.
        - Как он?
        - Борется за свою жизнь. Если продержится эту ночь, всё обойдется. Но если появится цианоз… - она осеклась.
        Я сглотнула и зашла за занавески. Щеки Оливера покрывала рыжая щетина, в которой появилась седина. Обтерев его лицо и грудь, я села рядом и начала молиться. Эта ночь у его постели стала вторым после смерти papa серьезным испытанием моей веры.
        Под утро, заметив, что Оливер снова лежит весь в поту, я решила сменить простыни. Перекатив его на левый бок, я заученными движениями свернула влажную простыню и расстелила свежую на правой половине кровати. Обтерев его спину сухим полотенцем, я перевернула Оливера на себя и увидела, что его глаза открыты.
        - Как ты? - пробормотала я, боясь преждевременно поверить, что опасность миновала. - Потерпи минутку, - я обошла кровать, сдернула на пол простыню, предназначенную в стирку, и поспешно расправила чистую.
        - Что ты делаешь? - слабым голосом проговорил он.
        - Ухаживаю за тобой, - ответила я, переваливая его на спину и подкладывая под голову взбитую подушку. - Ты в Адденбрукской больнице. У тебя испанский грипп.
        Я налила воды из графина, приподняла затылок Оливера и поднесла стакан к его губам. Он сделал несколько жадных глотков. Пока я ставила стакан на тумбочку, он вдруг предпринял попытку приподняться на локтях.
        - Куда ты?
        - Мне надо… отлить.
        - Сейчас, - сказала я и достала из-под кровати судно.
        Он бессильно откинулся на подушку и прикрыл глаза. Деликатно дождавшись, когда он закончит, я вернула судно на прежнее место и укрыла Оливера свежей простыней и одеялом. Он намеренно не смотрел на меня, ему явно было не по себе.
        - Прости, что видела тебя без рубашки, - смущенно пробормотала я, хотя, вероятно, это было не самое худшее из того, что мне пришлось увидеть, пока он оставался без сознания. Нырнув под кровать и снова выпрямляясь, я пообещала. - Скоро вернусь.
        Вынос и споласкивание судна, а также оповещение сестры о том, что мистер Конли очнулся, заняли не больше трех минут. Когда я приблизилась к кровати Оливера, его руки лежали поверх одеяла. Правой он закрыл лицо, упорно избегая встречаться со мной взглядом.
        - Я представляю жалкое зрелище, - простонал он с неподдельным отчаянием. - Тебе должно быть противно.
        - Почему?
        - Это не то, о чем мечтают романтичные девушки.
        - Жаль, что я не отвечаю твоим представлениям о девушках.
        - Наоборот, - он сжал мои пальцы и вдруг заплакал.
        Настал мой черед испытать неловкость. Я присела на краешек стула, моя рука всё еще лежала в его горячей ладони.
        - Тебя навещала леди Конли. Это ей ты обязан тем, что спишь на кровати, а не на полу в коридоре…
        Оливер наконец посмотрел на меня.
        - Софи, почему ты здесь?
        - Можно я не буду отвечать? - я опустила глаза, краснея под шарфиком, скрывающим пол-лица. - Джулия говорит, что ты бросишь меня, решив, будто я рассчитываю на что-то большее.
        Теперь я не смотрела на него, а он прожигал меня взглядом.
        - Ты любишь меня? - прошептал он. - Прошу, скажи! Я хочу это услышать!
        - Правда хочешь? - мое сердце забилось сильнее. - Зачем еще я стала бы менять тебе простыни и выносить судно?
        Оливер хрипло усмехнулся и закашлялся. Я с беспокойством наблюдала за ним. Его лицо было болезненно серым, но, к счастью, цианоз не проявлялся.
        - Извини, что накричала на тебя в участке, - виновато сказала я. - Ты был так убедителен, когда заявил, что убил мою мать.
        Затаив дыхание я ждала, что он всё объяснит. Но он закрыл глаза и, похоже, не собирался развивать эту тему. Закусив губу, я ласково провела ладонью по его лбу.
        - Отдыхай.
        - Софи, - едва слышно произнес Оливер, не открывая глаз. - Тебе не место здесь: ты можешь заразиться.
        - Я не заболела за три дня. Не волнуйся обо мне. Я буду рядом, когда ты проснешься.
        Он забылся сном, а я снова и снова прокручивала в голове известные мне факты. Maman оскорбляет Оливера, после чего под ее давлением Уэйд исключает его из университета. Догадавшись, что профессор Кэннон живет за счет богатых женщин, графиня назначает ему встречу на мосту Вздохов. Меня видят с каким-то мужчиной в трех минутах ходьбы от места преступления. Пропавшая трость оказывается у Энтони, который явно что-то скрывает. Есть ли связь между всеми этими фактами? И почему Оливер не стал говорить со мной об убийстве? Не потому ли, что ему хорошо известно о моем соучастии?
        Около полудня я отогнула одеяло и провела ладонью по его груди, чтобы проверить, не вспотел ли он снова. Его кожа уже не обжигала: кажется, жар прошел. Я не убрала руки, желая как можно дольше продлить момент прикосновения. Мои пальцы запутались в рыжих волосах на правой стороне его торса, где не было рубцов от ожога. По дыханию Оливера я поняла, что он не спит, и замерла, почувствовав себя застигнутой на месте преступления.
        - Не останавливайся, - шепнул Оливер, не открывая глаз. - Мне нравится, как танцуют твои пальцы.
        - Ты сейчас должен думать о том, как скорее поправиться, - с напускной строгостью сказала я, сдергивая вниз шарфик.
        - А о чем я, по-твоему, думаю?
        Он разлепил ресницы и долго не отводил взгляд от моего лица, будто увидел в нем что-то, чего не замечал прежде.
        - Сюда, старший инспектор!
        Я вздрогнула, узнав голос леди Конли, и поспешно накрыла Оливера одеялом. Его мать раздвинула шторки и предстала перед нами в сопровождении Эткинса. Уступив ей стул, я смущенно ретировалась за занавески. Полицейский проводил меня хмурым взглядом.
        - Я приехала в Кембридж первым же поездом, как только мне телефонировали, что ты пришел в себя, - сказала леди Конли, обращаясь к сыну. - Внизу я встретила старшего инспектора, который вчера арестовал настоящего убийцу.
        Оливер изумленно уставился на Эткинса:
        - Так значит, это была не Софи? Она не убивала графиню?
        - Вижу, вы больше не настаиваете на своей виновности, мистер Конли? - прищурился старший инспектор.
        Оливер насупился, бросил быстрый взгляд на меня и холодно произнес:
        - Раз вы нашли убийцу, и это не Софи Кронгельм, признаю: я вам солгал, сознавшись в том, чего не совершал.
        - Чтобы спасти свою подружку? - поразилась леди Конли.
        Я была удивлена не меньше: Оливер солгал ради меня!
        - В конечном итоге вы оба оказались непричастны к этому делу, - констатировал Эткинс. - Вчера вечером я произвел обыск в квартире профессора Кэннона и обнаружил в ящике его письменного стола ключ от секретера графини. На ключе отпечатки пальцев профессора. Мотив - ограбление - налицо. Кэннон всё отрицает, но у него нет алиби. Уверен, мы найдем и деньги, это лишь вопрос времени, - старший инспектор повернулся к Оливеру. - Я пришел объявить вам, мистер Конли, что вы больше не арестованы и можете покинуть Кембридж, когда пожелаете.
        Почтительно попрощавшись с его матерью, Эткинс коротко кивнул мне и вышел. Рыжеволосая дама протянула к лицу Оливера руку в замшевой перчатке, но он отвернулся. Застыв на долю секунды, леди Конли с восхитительным самообладанием опустила руку и сухо произнесла:
        - Я поговорю с главой колледжа о твоем восстановлении в университете. Думаю, ты понимаешь, что твое поведение отныне должно быть безупречно. Никаких интрижек до конца обучения!
        Я снова поймала на себе взгляд Оливера.
        - Ты просишь, чтобы я порвал с мисс Кронгельм?
        - Это не просьба, мой мальчик. Это обязательное условие, без которого ты не сможешь получить степень. От этого зависит твоя карьера в министерстве иностранных дел. Я уверена, что мисс Кронгельм не настолько эгоистична, чтобы лишить тебя будущего, в которое твой отец вложил немало усилий.
        - Если я дам слово, что не стану встречаться с Оливером, доктор Уэйд пересмотрит вопрос об отчислении? - обреченно вымолвила я, чувствуя, как земля уходит у меня из-под ног.
        - Полагаю, я смогу его убедить.
        Леди Конли выжидательно смотрела на сына.
        - Прекрасно, - сказал он безразличным тоном. - Раз мисс Кронгельм проявила такую потрясающую чуткость, я ничего не имею против.
        - Прощай, Оливер, - вставая, проговорила его мать. - Идемте, мисс Софи, нам с вами по пути.
        Этот путь мы проделали в молчании, которое лишь раз было нарушено леди Конли:
        - Подозреваю, что пообещать можно всё, что угодно, а вот сдержать данное слово на поверку окажется гораздо труднее.
        - Не оскорбляйте меня своими подозрениями, мадам. Думаю, вы уже поняли, что благополучие вашего сына для меня важнее, чем для него самого. Я сдержу слово, однако не могу поручиться, что до конца семестра он не увлечется кем-нибудь еще.
        Глава 21
        Прошло два дня. Я не торопилась расспрашивать Катю о местонахождении Томаса Уэйда в ночь убийства, ведь теперь никто не сомневался, что его совершил профессор Кэннон.
        - Старший инспектор Эткинс считает, что Уилфрид сделал предложение Вере, но встретив отказ, решил получить деньги другим способом, - сказала мне Мэри, когда мы шли из часовни после утреннего богослужения. - Я возвращаюсь в Мидлсекс.
        - Вы подадите на развод?
        - Да, душенька. Жаль, что я не сделала этого раньше, - Мэри немного помолчала. - А как твой друг Оливер? Я слышала, Томас Уэйд дал ему еще один шанс.
        - Это так. Доктор взял с меня торжественную клятву, что я больше не стану спать с Оливером.
        Миссис Кэннон вздохнула.
        - Тебе следует подумать о замужестве, составить партию уважаемому и состоятельному джентльмену и смириться с суровой правдой жизни: нам не переделать под себя тех, кого мы любим. Мой знакомый Джон Голсуорси - писатель, между прочим - однажды заметил, что женщине вечно нужна душа, а мужчины довольствуются телом. По-моему, очень верное наблюдение. Я посоветовала ему упомянуть об этом в каком-нибудь романе.
        - Вы точно не хотите задержаться в Кембридже? Мне будет вас не хватать…
        Перед обедом Катя нашла меня в саду.
        - Вечером у нас гости. Томас решил устроить для миссис Кэннон прощальный ужин. Также приглашены проктор Уолш, мистер Барретт и мистер Грир.
        Я молча кивнула.
        - Не могу избавиться от мысли: если бы maman не оказалась такой щепетильной, если бы только приняла предложение профессора, она была бы сейчас жива!
        - Щепетильной? - воскликнула я. - Так ты называешь отказ платить мужчине за секс?
        Катя вспыхнула.
        - Как ты порой невыносима, Софья! Я считаю, что секс - не самое главное в браке. Уважение и взаимопонимание - вот что важно!
        - Вероятно, у вас с Томасом так и есть.
        - Maman что-то тебе говорила? - слегка нахмурилась сестра.
        - О чем? - я сделала невинное лицо.
        - О том, что он… Нет, я не могу обсуждать это с тобой.
        - Почему? Только не говори, что я еще маленькая и ничего не понимаю в таких вещах!
        Катя вдруг повернулась ко мне и странно посмотрела - мне даже показалось, что в ее глазах сверкнула зависть.
        - Это правда, Соня, - проговорила она с болью в голосе. - Ты понимаешь в этом даже больше, чем я. Ты уже женщина, а я… - она закрыла лицо ладонью. - Я не говорю, что Томас привлекает меня, как мужчина, но раз уж он мой муж, я хочу, чтобы он подарил мне детей. Они стали бы моей отдушиной, понимаешь? Но муж не прикасается ко мне…
        Она разрыдалась, мы обнялись и долго стояли посреди подстриженных кустов, по которым осень небрежно прошлась охрой и красным кадмием.
        - Знаешь, я даже начала подозревать, что дело в другой женщине, - проговорила Катя, когда у нее больше не осталось слез. - В ту самую ночь, когда умерла maman, Томас где-то пропадал около двух часов.
        - Что?
        - Я принесла тебе какао и легла, но никак не могла уснуть. Я слышала, как он встал и вышел. Мне удалось забыться сном, лишь когда он вернулся.
        - Это было только раз?
        - Ну да, - растерянно пробормотала Катя.
        - И ты не подумала, что он может быть причастен к убийству?
        - Как ты смеешь? Томас - не убийца! Старший инспектор Эткинс уверен, что в смерти maman виноват профессор Кэннон.
        - Да, но то, что ты мне рассказала, очень странно. Если бы у Томаса была любовница, он бы встречался с ней чаще.
        - Как будто они не могут видеться днем! Разве так уж много времени нужно на то, чтобы… - Катя закусила губу.
        В этот момент мне нестерпимо захотелось оказаться в объятиях Оливера. Почему-то я подумала об Офелии, покинутой Гамлетом, который желал уберечь ее от собственных демонов. Вечером, спускаясь вниз, я бормотала себе под нос новое стихотворение.
        Нет, я не боюсь засыпать в темноте,
        Но страшно мне утром проснуться одной.
        Склоняются ивы к бурлящей воде…
        Милорд, вы придете проститься со мной?
        Я, как новобрачная, в белом венце.
        А может, кошмаром был этот пустырь
        И эта улыбка на бледном лице,
        Когда он сказал мне: «Ступай в монастырь»?
        - Гости уже собрались? - спросила я Джеймса, проходившего мимо лестницы с пустым подносом.
        - Пока только проктор Уолш, - ответил лакей.
        Я поспешила в гостиную, чтобы поделиться своим открытием о таинственном исчезновении доктора Уэйда на целых два часа в ту злополучную ночь.
        Глава 22
        За ужином все старались избегать щекотливой темы, чтобы не задеть чувства Мэри. Всё же мысль, что ее муж оказался убийцей, будоражила воображение, и речь как-то сама собой зашла о спиритических сеансах и духах умерших.
        - Если бы сейчас мы смогли вызвать дух графини, она бы рассказала, как именно была убита, - воодушевился Майкл после второго бокала мерло из погреба главы колледжа.
        - Не думаю, что в этом есть необходимость, - сказал Уэйд, смущенно покосившись на Мэри. - Старший инспектор Эткинс составил весьма убедительную картину произошедшего.
        - Поделитесь ею с нами, доктор, - не унимался Майкл, сверля меня своими жаркими как угли глазами.
        - Что ж, извольте. Поняв, что после развода ему придется жить на скромное жалованье профессора, Уилфрид решил попытать счастья и сделал предложение моей теще. Он знал, что у графини есть деньги: Майкл помог ей увеличить капитал, а периодические вложения в трастовые фонды позволили бы ей и впредь иметь стабильный доход и не зависеть от меня. Однако графиня разгадала алчные намерения Уилфрида и, встретившись с ним на мосту Вздохов, высказала ему всё, что думала. Очевидно, он разозлился и ударил ее булыжником. Потом снял с ее шеи ключ от секретера, проник в мой дом и забрал деньги.
        - А что говорит профессор? - поинтересовался Энтони.
        - Насколько мне известно, он утверждает, что не делал графине предложения и не получал ее записки, а ключ нашел в кармане своего пальто и, не зная, как он туда попал, положил в ящик стола и попросту забыл о нем.
        - Звучит вполне логично, но это лишь его слова, - заметил Майкл. - Что думаете, проктор?
        Все взглянули на Уолша, и он медленно произнес:
        - Допускаю, что всё могло быть именно так, как говорит Уилфрид.
        Катя смерила проктора негодующим взглядом:
        - Вы защищаете его? Невероятно!
        - Главные улики - ключ и записку - могли подбросить в квартиру профессора. Миссис Кэннон подтвердит, что кто-то взломал замок на входной двери на следующий день после убийства.
        Я восхищенно смотрела на Уолша. А ведь он прав! Я уже и забыла о царапинах возле замочной скважины.
        - Видите ли, миссис Уэйд, - продолжал он, - в этом запутанном деле остается еще много вопросов.
        - У полиции? Или у вас, Джозеф? - прищурившись, спросил мой зять.
        - Какие вопросы, сэр? - с живым интересом воскликнул Майкл. - Ну же, выкладывайте!
        Мы с Мэри переглянулись. Я затаив дыхание ждала, что ответит Уолш.
        - Например, что стало с тростью графини.
        - Вряд ли пропажа трости имеет отношение к делу, - хмыкнул доктор Уэйд.
        - Или почему найден ключ от секретера, но до сих пор неясно, куда исчезли деньги, - невозмутимо проговорил Уолш.
        - Или с кем была мисс Софи в ночь убийства, - добавил Майкл, мстительно глядя на меня.
        - Что? - встрепенулась моя сестра.
        Уэйд вдруг поморщился, и Катя заботливо повернулась к нему:
        - Тебя опять беспокоит зуб, Томас? Всё-таки стоит показаться доктору. Третий моляр, растущий в щеку, - это не шутки! Maman считала…
        - Ты обсуждала с графиней мои больные зубы? - вдруг резко перебил ее доктор Уэйд, он был похож на человека, чье ангельское терпение в конце концов лопнуло. - Что еще вы обсуждали?
        - Зачем ты так, Томас? - Катя изо всех сил старалась сохранить самообладание, хотя это удавалось ей не столь успешно, как Вере Алексеевне. - Я действительно волнуюсь за тебя. И maman очень разволновалась, когда Кроуфорд сказала, что ее кузине вырезали зуб через щеку, и шрам на щеке изуродовал ее на всю жизнь.
        - Твоя матушка вряд ли огорчилась бы, даже будь у меня шрам во всё лицо!
        - Она так живо представила себе эту картину, что Кроуфорд пришлось бежать за нюхательной солью! Это случилось как раз в тот день… - Катя запнулась и вдруг всхлипнула. - А ты считал ее монстром…
        - И поэтому пошел и размозжил ей череп! - фальцетом выкрикнул Уэйд. - Удивительно, что не перегрыз глотку больными зубами!
        - Успокойтесь, доктор, - вмешался Энтони. - Вы переволновались.
        Мне показалось, что эта сцена позабавила Майкла. Остальные прятали глаза, испытывая чудовищную неловкость.
        - Простите, - Уэйд внезапно стушевался и сделался красным, как вино на дне его бокала. - Кэт, умоляю, прости меня! Не знаю, что на меня нашло…
        - Софи, будь добра, попроси Джеймса подавать чай, - сказала Мэри, ласково похлопав меня по руке. - Думаю, нам всем стоит немного размяться.
        Пока лакеи сервировали стол, гости разбрелись по столовой. Я приблизилась к Энтони, который в одиночестве стоял у камина, глядя в огонь.
        - Ты ничего не хочешь мне рассказать?
        Студент медленно повернул голову.
        - Ну хорошо, - кивнул он. - Трость, которую ты видела за шкафом, принадлежала моей маме. Я нашел ее, когда разбирал вещи после похорон, и решил взять на память. Согласен, она чем-то похожа на трость графини, но ты ошибаешься, думая, что я причастен к смерти твоей матери.
        Я ничего не ответила и отошла к сестре. Что бы ни говорил Энтони, две трости ручной работы не могут быть настолько идентичны. Я видела, что Катю всё еще трясет после срыва доктора Уэйда. Мне хотелось поддержать ее, но тут весьма некстати рядом с нами оказался Майкл.
        - Ты уже в курсе, Софи? Конли сегодня вечером вернулся в колледж! В больнице его попросили освободить койку.
        - Не знала, что он болел, - рассеянно проговорила Катя. - В любом случае, мистер Грир, Софи это не интересно. Между ней и мистером Конли всё кончено.
        После чая с пирожными гости быстро разошлись. Вечер оказался безнадежно испорчен. Миссис Кэннон обняла меня на прощание и пригласила приезжать к ней в поместье. Я ушла в свою спальню, размышляя о том, что застенчивый и с виду безобидный Уэйд вполне способен на агрессию, а быть может, и на убийство.
        Глава 23
        Спать мне не хотелось, я думала о словах Уолша. Если записка maman предназначалась не Кэннону, то кому?
        По оконному стеклу застучали капли. Я отдернула штору, и внезапно перед глазами снова встал образ человека в черной мантии, сидящего на месте священника в исповедальне. Я будто смотрела фильм, который крутили в обратную сторону: моя рука задергивает бархатную занавеску, я опускаюсь на колени на низкую скамейку и заглядываю сквозь решетчатое окошко в перегородке, отделяющей меня от человека в мантии.
        - Покайся в своем грехе. Чтобы получить прощение, ты должна рассказать, как всё было, Софи. Во всех подробностях. Я жду.
        Голова кружится. Почему я здесь, в англиканской часовне? Я ведь православная…
        - Опиши, что ты при этом чувствовала, - голос мужчины искажается и звучит неестественным басом, решетка окошка плывет перед глазами.
        Я начинаю спутанное повествование.
        - Подробнее, Софи, - настаивает человек за перегородкой.
        Я слышу, как он дышит. Зачем я рассказываю ему всё это?..
        Крупная капля громко ударила в стекло, и я вернулась к реальности.
        Боже! Я должна увидеть проктора Уолша. Немедленно!
        На первом этаже было темно. Я потихоньку пробралась в прихожую и выбежала под дождь.
        Отряхивая капли с мокрых волос, я отчаянно стучала, но Уолш не открывал. Непроизвольно повернув ручку, я поняла, что он не запер дверь. Я вошла. В квартире царила тишина, если не считать шума, произведенного Мистером Дарси, который при моем появлении промчался из кухни в гостиную и затаился под любимым диваном.
        - Проктор! - нерешительно позвала я.
        Заглянув в кухню, я замерла на пороге. Уолш лежал на полу рядом с ведром, в котором, надо полагать, плавало всё, что он съел на ужин. В раковине стоял небольшой кувшин, вода переливалась через край. Проктор был в сознании, но не мог пошевелиться, точно парализованный. Карие радужки практически исчезли, вытесненные расширившимися зрачками.
        Я увидела на столе жестянку с черным порошком, и внезапно меня осенило: Уолша отравили! Очевидно, заподозрив неладное, он выпил воды и спровоцировал рвоту, но не успел принять синтезированный им чудодейственный уголь.
        Дрожащими руками я завернула кран, отлила немного воды из кувшина и всыпала в него содержимое жестянки. Взболтав почерневшую жидкость, я присела рядом с Уолшем и стала вливать получившуюся смесь в его рот. Он глотал с трудом, но мне всё же удалось влить в него почти целый кувшин. Мистер Дарси покинул укрытие и маячил в дверях, моргая светящимися глазами.
        Что дальше? Лихорадочно соображая, я прошла в гостиную и вернулась с пледом и одеялом. Мне кое-как удалось перекатить проктора на расстеленный плед. Укутав его, я вскипятила воды и полночи заставляла беднягу пить небольшими глотками. Зрачки Уолша постепенно уменьшились.
        - Спасибо, Софи, - с усилием выговорил проктор.
        - Ну и напугали вы меня, Джозеф!
        Я пригладила его волосы и, поддавшись внезапному порыву, провела рукой по щеке с нежностью, которой от себя не ожидала. Хотя мой жест вышел за рамки дозволенного, проктор не выказал неодобрения. Более того, он легонько сжал мои пальцы и поднес к своим губам.
        Вероятно, в конце концов я отключилась, а утром проснулась на диване в гостиной, накрытая одеялом Уолша. В ногах спал Мистер Дарси, а сам хозяин квартиры дремал под пледом в кресле-качалке. Дождь за окном прекратился, на стене играли робкие солнечные лучи. Меня наверняка уже хватились в резиденции Уэйда!
        Я встала. Мистер Дарси недовольно заворчал. В нерешительности остановившись у стола, я вдруг обратила внимание на газету, которая лежала поверх бумаг проктора. Одно объявление во вчерашнем номере «Таймс» было обведено карандашом. Я прочла:
        «С прискорбием сообщаем о скоропостижной кончине совладельца обанкротившегося бюро страхования от военных рисков «Грир и Добсон» г-на Эдварда Грира. Родные покойного не раскрывают обстоятельств смерти, которая может быть напрямую связана с крахом семейного дела. Панихида пройдет на Бромптонском кладбище, Лондон, 16 октября в 10:00».
        Пока я размышляла, есть ли связь между совладельцем страхового бюро и Майклом Гриром, Уолш открыл глаза.
        - Как вы себя чувствуете? - взволнованно спросила я. - Послать за доктором Филлипсом?
        - В этом нет необходимости, со мной всё будет в порядке.
        - Кто-то пытался вас отравить?
        - Да. Судя по симптомам - экстрактом аконита. Если бы вы не дали мне активированный уголь, наступил бы паралич дыхания и остановка сердца. Убийца знал, что всё будет выглядеть как естественная смерть.
        - Выходит, вчера он ужинал вместе с нами? - с ужасом проговорила я.
        - Боюсь, что так. Полагаю, яд он прихватил на всякий случай, а в процессе беседы что-то навело его на мысль, что я представляю угрозу. Вероятно, он воспользовался моментом, когда все отошли от стола, и влил экстракт в мою чашку.
        - Значит, графиню убил не Кэннон! Но у всех остальных нет мотива.
        - Так уж и нет?
        Я прищурилась:
        - Знаю, на кого вы подумали. Но, кажется, я могу обеспечить ему алиби… Собственно, для этого я и пришла к вам ночью.
        Уолш внимательно выслушал мой немного сбивчивый рассказ, к концу которого мои щеки и уши пылали, как маки. Тем временем рыжий кот невозмутимо и сосредоточенно совершал свой утренний туалет на диване.
        - Что нам теперь делать, проктор?
        - Ничего, мисс Софи.
        - Ничего? - разочарованно протянула я. - Но ведь Кэннона повесят!
        - Уверен, до этого не дойдет.
        Мистер Дарси вдруг громко чихнул.
        - Правда, значит, - вздохнула я.
        Уолш быстро взглянул на меня.
        - Вот оно!
        - Что?
        - Я всегда подозревал, что Мистер Дарси - гений.
        Я вздохнула: вероятно, Уолш еще не вполне оправился после ночного происшествия.
        - Мне пора домой, - сказала я, вставая. - Дайте знать, если вам что-то понадобится.
        Меня не покидало ощущение, что в наших взаимоотношениях произошла неуловимая перемена. Проктор поднялся из кресла и, провожая меня до двери, выглядел как человек, безуспешно пытающийся найти нужные слова. Позволив ему поцеловать себя в щеку, я стремительно вышла в коридор, где чуть не столкнулась с Катей и доктором Уэйдом.
        - Соня? - пробормотала сестра, ошеломленно уставившись на меня.
        Мой зять нахмурился.
        - Мы шли к Джозефу, чтобы просить его организовать твои поиски, не поднимая лишнего шума, - сурово произнес он. - Оказывается, начинать надо было с его квартиры.
        - Ты потеряла всякий стыд, Софья, - проговорила Катя, невольно копируя интонации maman. - С сегодняшнего дня ты больше не покинешь свою комнату без моего позволения. Гулять будешь только в саду под присмотром Кроуфорд. Если не пересмотришь свое поведение, нам с Томасом придется найти тебе мужа в самое короткое время.
        Глава 24
        Третий день моего домашнего ареста - четверг, 17 октября - выдался солнечным и необычайно теплым. Убийца maman оставался на свободе, и я уже не находила себе места от вынужденного бездействия.
        Я не осуждала Уолша, ведь он чудом избежал смерти, но раз он не собирался ничего предпринимать, мне следовало придумать собственный план действий. Что, если рассказать обо всём Оливеру? Он сумел бы проследить за Майклом, может быть, даже проникнуть в его комнату и обнаружить склянку с экстрактом аконита. Я почти не сомневалась в том, что оба преступления - дело рук прыщавого студента. Именно он за ужином выведывал у проктора, что тому известно. Внутренний голос подсказывал мне, что мотивом убийства Веры Алексеевны послужили именно деньги, а не обида или ревность. К тому же Уолша почему-то заинтересовало объявление про кончину разорившегося господина Грира, который вполне мог оказаться родственником Майкла.
        После обеда мисс Кроуфорд вышла вместе со мной в сад. Кати не было дома, Томас Уэйд закрылся в своем кабинете. Момент казался самым подходящим, и я решительно повернулась к горничной:
        - Мне нужно отлучиться на полчаса.
        - Простите, мисс Софи. Вы знаете, что это невозможно.
        - Никто не узнает.
        - Я выполняю распоряжение миссис Уэйд.
        - Боюсь, вы вынуждаете меня рассказать сестре, что вы подслушивали разговоры графини с доктором Уэйдом.
        Женщина побледнела и умоляюще взглянула на меня:
        - Мисс Софи, вы обещали, что я не потеряю место!
        - Так и будет, если вы не заметите, что я отлучалась из сада. Вас никто не сможет упрекнуть.
        Мисс Кроуфорд молча опустила голову. Я развернулась и быстро зашагала в сторону библиотеки. Пересекая Второй двор, я видела студентов, идущих на прогулку, и про себя молила Оливера, чтобы он оказался дома. После короткого стука я сразу вошла, опасаясь попасться кому-нибудь на глаза в коридоре.
        После смерти papa и maman мне казалось, что со мной не может произойти ничего страшнее того, что я уже пережила. Как же я ошибалась!
        Оливер стоял у кровати. Моя сестра, на которой из одежды остались только чулки, расстегивала его брюки. Оба одновременно повернули головы, и в ее глазах я прочла стыд и испуг, а в его - разочарование.
        - Ты правда была с Уолшем? - он сделал шаг ко мне, моментально забыв о присутствии Кати, которая метнулась к лежавшему на полу платью.
        - А ты правда собирался переспать с моей сестрой?
        - Она сама ко мне пришла. Ты ведь нашла благородный предлог, чтобы бросить меня. Раз теперь ты спишь с Уолшем, что тебе здесь нужно? - в голосе Оливера звучала уязвленная гордость.
        - Это Кэт сказала тебе про Джозефа? - спросила я, удивляясь, как сестра опустилась до сплетен.
        - Про Джозефа? - с горькой усмешкой повторил Оливер. - Ей не пришлось. Многие видели, как часто ты ходила к нему в последние дни. Сколько времени, по-твоему, вам удалось бы держать свою связь в тайне в таком колледже, как этот?
        - Ты идиот, Оливер! - выпалила я и, бросив на Катю взгляд, полный жалости и презрения, шагнула за дверь.
        Глаза отчаянно щипало, к горлу подступил комок. Мне захотелось сесть на ступени лестницы и разреветься прямо в студенческом крыле, но я приложила невероятное усилие, чтобы дойти до реки. Перейдя на другой берег по мосту Рена, я оказалась на лужайке под раскидистым дубом, где и наплакалась вдоволь. Самое ужасное заключалось в том, что Джозеф Уолш мне действительно нравился. Однако, прикасаясь к нему, я не испытывала желания, которое неизменно пробуждал во мне Оливер.
        Подняв голову, я заметила на мосту лакея, согнувшегося под тяжестью чемоданов и саквояжей. За ним легкой походкой шагала Мэри Кэннон. Ее полную фигуру облегал модный тренчкот.
        - Мэри, вы решили вернуться? - вскричала я, догоняя жену профессора у ворот Нового двора.
        - Ах, Софи, ты что-то неважно выглядишь, - запричитала женщина. - Ты хорошо кушаешь? Меня вызвал старший инспектор Эткинс. Телеграфировал, что в деле Уилфрида остались вопросы, не прояснив которые, он не может передать его в суд. Завтра в десять он собирает всех, кто давал показания, в резиденции главы колледжа. Не понимаю, чем я могу помочь, но разве я могла отказаться? - уныло улыбнулась Мэри.
        Я вернулась домой и, к своему удивлению, обнаружила у себя в спальне Катю. Если бы миссис Кэннон сейчас увидела ее, то, вероятно, сделала бы вывод, что сестра питается еще хуже, чем я.
        При моем появлении Катя встала со стула, стыдливо пряча глаза.
        - Соня, я… должна всё объяснить.
        - Не утруждайся, - ледяным тоном произнесла я.
        - Ты ведь никому не расскажешь о том, что видела? Молю, обещай, что Томас не узнает!
        Я молчала. Катя заплакала.
        - Я больше так не могу, Соня… Я хотела быть желанной, хотела почувствовать себя женщиной, понимаешь? Maman говорила, что мистер Конли из тех молодых людей, которые при виде хорошенькой девушки неспособны удержать свой прибор в штанах. Так было с тобой. И я подумала…
        - Да? - вымолвила я, оставаясь безучастной к ее слезам. - О чем ты подумала? Как сделать мне больно?
        Сестра изумленно взглянула на меня:
        - Больно? Я тебя не понимаю.
        - Я не спала с Уолшем. Я люблю Оливера Конли. Люблю с того дня, как впервые увидела его в «Савое».
        - Любишь? - растерялась Катя. - По-настоящему? Ты хочешь сказать, что отдалась ему не назло maman и не потому, что так поступают твои подружки из колледжа Ньюнэм?
        - Прошу, уйди, - с горечью сказала я. - Томас не узнает, не волнуйся. Я не сделаю ничего, что может навредить Оливеру.
        Катя казалась подавленной. Она медленно повернулась к двери.
        - Maman ошибалась насчет мистера Конли. Он пытался остановить меня перед тем, как ты вошла, - едва слышно сказала сестра и покинула комнату.
        Глава 25
        На следующее утро постучавший в мою дверь лакей сообщил, что проктор Уолш ожидает меня в саду. До встречи со старшим инспектором Эткинсом оставалось еще больше часа. Поведение Уолша меня заинтриговало.
        - Проктор не пожелал зайти в дом, Джеймс? - осведомилась я, спускаясь по лестнице вместе с лакеем.
        - Сказал, что зайдет около десяти, а сейчас ему нужно о чем-то вас попросить.
        Мои губы тронула улыбка радостного предвкушения.
        - Он спрашивал меня, носил ли я когда-нибудь записки графини, - невозмутимо добавил Джеймс.
        - Что ты ответил?
        - Графиня редко кому-то писала. И она предпочитала отдавать запечатанные конверты встречным студентам, идущим на лекцию профессора Кэннона. Если вы понимаете, о чем я, мисс, - лакей деликатно кашлянул.
        Я кивнула и вышла в сад. Уолш как всегда сдержанно улыбнулся мне.
        - Вы знаете, зачем старший инспектор собирает нас всех сегодня? - с ходу спросила я.
        - Боюсь, он зашел в тупик, мисс Софи. Деньги вашей матушки так и не нашлись. Я предложил поделиться своими соображениями и хочу, чтобы вы немного подыграли мне.
        Когда все приглашенные Эткинсом собрались в спальне Веры Алексеевны и расселись на расставленных полукругом стульях, я пряталась в викторианском платяном шкафу среди нарядов maman, еще сохранявших аромат ее духов. Уолш встал у секретера. Сквозь приоткрытую дверцу я могла наблюдать за ним, а также за мимикой Энтони и Оливера. Старший инспектор и констебль держались позади стула Кэннона и не попадали в поле моего зрения. Мой зять и моя сестра, а также миссис Кэннон оказались ко мне спиной всего в нескольких шагах от шкафа. Майкл пришел последним и облокотился о подоконник.
        - Разве мисс Кронгельм к нам не выйдет? - спросил Эткинс, недовольно хмуря брови.
        - Ей нездоровится, - ответила Катя, уверенная, что это чистая правда.
        Я заметила легкую тень, скользнувшую по лицу Оливера, и перевела взгляд на Уолша, взявшего слово с согласия полицейского.
        - Леди и джентльмены, как проктор колледжа, в котором произошло убийство, я считаю своим долгом докопаться до истины. На первый взгляд дело показалось простым: юная мисс Софи, современная девушка, мечтающая вырваться за рамки общественных условностей, ссорится с матушкой и, понимая, что останется без содержания, убивает ее и крадет деньги из секретера. К несчастью для нее, она не может вспомнить события той ночи и опровергнуть обвинение.
        - Зачем снова вспоминать об этом? - сердито проговорил Оливер. - Она никого не убивала.
        - Однако вы думали иначе, мистер Конли, - живо отреагировал Уолш, - и сознались в убийстве, чтобы защитить свою возлюбленную. У вас тоже был мотив: графиня Кронгельм оскорбила вас при посторонних и намеревалась разрушить вашу карьеру.
        Оливер произнес с нескрываемой неприязнью:
        - Вы тратите наше время, проктор. Разве не очевидно, что графиню убил профессор Кэннон? Всё указывает на него.
        - Если бы я получил записку, я бы потрудился сжечь ее, а не швырять за камин, - сердито сказал Кэннон. - И зачем бы я стал хранить ключ в своем столе? К тому же украденных денег у меня нет.
        - Действительно, - протянул Уолш. - Вопрос исчезнувших денег беспокоил меня с самого начала. Семьсот фунтов стерлингов будто растворились в воздухе. Но кто нам сказал, что графиня Кронгельм располагала такой суммой?
        Я затаила дыхание. В повисшей тишине Мэри громко высморкалась в носовой платок.
        - Maman действительно привезла из России драгоценности, - заметила Катя.
        - Которые Майкл Грир продал, а вырученные деньги выгодно вложил в трастовый фонд, - кивнул Уолш. - За день до убийства мисс Софи случайно услышала разговор графини с мистером Гриром и решила, что речь шла о ней и мистере Конли. Но что, если это не так?
        Я напряглась, впитывая, как губка, каждое слово проктора. Он повернулся к Майклу:
        - Я навел справки. Вы вложили все средства графини в страховое бюро вашего лондонского дядюшки Эдварда Грира, которое обанкротилось в прошлом месяце, когда начались выплаты из-за испанки. Разумеется, вы не могли предвидеть эпидемию, но в результате неудачного вложения вам оказалось нечего возвращать. Вы кормили графиню отговорками, и в конце концов она это поняла, - Уолш достал из кармана записку Веры Алексеевны. - «Вы думали, что вам удастся обмануть меня? Неужели всё это ради денег?» - вслух прочел он. - Напрашивается очевидный вывод, мистер Грир: вы убили графиню Кронгельм и представили всё как ограбление, а ключ от секретера и записку подбросили в квартиру профессора.
        - Браво, проктор! - воскликнула Мэри и чихнула.
        - Ну хорошо, - сдался Майкл, - вы правы: я неудачно вложил деньги, и они пропали. Но я не убивал графиню! Клянусь вам! Уверен, это сделала Софи или ее сообщник, - Майкл решительно обратился к Эткинсу. - Вы рано сняли с нее подозрения, старший инспектор. Она притворяется, что не помнит этого, а я видел, как она бежала от реки с мужчиной в черной мантии. Она и сейчас прикинулась больной, чтобы не отвечать, с кем была в ночь убийства, и что они делали в часовне.
        - Подонок! - прорычал Оливер, вскакивая со стула. - Засунь свои слова знаешь куда?
        - И не подумаю, Конли! Она лживая и порочная, ты и сам это знаешь!
        Кажется, они сцепились. Я не могла видеть происходящего из своего укрытия и дрожала, как осенний лист на ветру, изо всех сил стараясь не выдать своего присутствия.
        Глава 26
        Энтони и констебль не без труда оттащили Майкла и Оливера друг от друга. Когда рыжеволосый студент снова опустился на стул, я увидела, что у него подбит глаз и кровоточит губа. Энтони протянул ему носовой платок. Я кровожадно понадеялась, что Гриру досталось не меньше. Мэри громко сморкалась, доктор Уэйд сидел, обхватив голову руками. Уолш повернулся к нему:
        - Томас, вам не кажется, что пора поговорить?
        - О чем поговорить? - встрепенулась Катя и с беспокойством посмотрела на мужа.
        Уэйд молчал. Проктор потер переносицу.
        - Мисс Софи вспомнила, что была в часовне с вами. Всё же в ее воспоминаниях о той ночи остались пробелы. Я попробую их восполнить, а вы скажете, прав я или нет. Согласны?
        Не получив ответа, Уолш продолжал, а я слушала его, сгорая от стыда.
        - Графиня Кронгельм знала о вашем мужском бессилии и не упускала случая попрекнуть вас этим. Вы поругались из-за отчисления мистера Конли. Ваша теща вновь унизила вас, и вы решились на крайнюю меру.
        - Томас убил мою мать? - вскричала Катя.
        - Хуже, - простонал доктор Уэйд, закрывая лицо руками.
        - Вы зашли в комнату мисс Софи и что-то подлили в какао, приготовленное для нее вашей женой. Возможно, настойку опия? Вам нужно было притупить сознание бедняжки, еще не оправившейся от потрясения после того, как мать застала ее в постели мистера Конли.
        Мой зять подтвердил догадку Уолша коротким кивком головы.
        - Вы внушили девушке, что ей необходимо покаяться в греховной связи, и увели ее в часовню. В исповедальне вы заставили ее подробно описать, как она занималась любовью с мистером Конли, а сами в это время онанировали.
        Я зажмурилась, стараясь отогнать видение человека в черной мантии, под которой правая рука мужчины ритмично двигалась вверх-вниз. Оливер снова вышел из себя, но на этот раз Энтони удержал его на месте.
        - Боже, - шептала потрясенная Катя.
        - Мне жаль, миссис Уэйд, - вздохнул проктор. - Как бы то ни было, ни ваша сестра, ни ваш муж не совершали убийства. Так кому же оно было выгодно? Быть может, миссис Кэннон, ревновавшей мужа?
        - Откуда взяться ревности там, где нет любви? - сморкаясь, проговорила Мэри.
        - И, конечно, еще один вопрос, который не давал мне покоя: почему пропала трость графини. Миссис Уэйд убеждена, что ее матушка выходила из дома без трости, а мистер Барретт заявил, что встретил ее в Третьем дворе с тростью в руке. Так кто же сказал неправду?
        Уолш направился к платяному шкафу. Я вжалась в стенку и, когда он приоткрыл дверцу, быстро вложила в его руку трость. Проктор повернулся к собравшимся, и я услышала, как ахнули женщины.
        - Вы узнаете ее, миссис Уэйд?
        - Она принадлежала maman. Где вы ее нашли? Вы же не станете утверждать, что трость всё это время находилась в платяном шкафу? Я точно знаю, что ее там не было.
        - О нет, я спрятал ее здесь сегодня утром. Томас, вы не припомните, при каких обстоятельствах ваш друг Иван Кронгельм приобрел трость?
        Доктор Уэйд поднял голову и тихо проговорил:
        - Иван гостил у меня в самом начале 1894 года - незадолго до рождения Кэт. У него были какие-то дела в Манчестере, и оттуда он приехал с тростью. Сказал, что специально заказал ее, чтобы сделать подарок жене.
        - Граф Кронгельм часто приезжал в Англию в то время?
        Мой зять пожал плечами:
        - Только на пятилетие окончания колледжа - весной 1893 года, а потом в девяносто четвертом.
        - Девять месяцев спустя, если быть точным.
        - К чему вы клоните, Джозеф?
        - Весной девяносто третьего года Эмма Барретт работала в Кембридже секретаршей профессора Королевского колледжа. Три месяца спустя она вернулась к матери в Манчестер, где родила сына, который сейчас находится в этой гостиной.
        Я похолодела. Энтони был бледен. Все посмотрели на него. Мэри уже не убирала платок от лица. Уолш протянул трость моему… брату.
        - Это действительно вещь вашей матушки, мистер Барретт. Простите, что я позаимствовал ее вчера вечером, воспользовавшись тем, что вы сами ходите к своим студентам. Дело в том, что граф Кронгельм заказал две идентичные трости. Когда вы узнали, что он ваш отец?
        - В ночь убийства, - нехотя признался Энтони.
        Оливер скорчил гримасу:
        - Неужели ты к этому причастен?
        - Нет!
        - И всё же, мистер Барретт, это вы проникли в дом той ночью и кое-что отсюда взяли, - невозмутимо сказал проктор.
        Энтони потупился. Прошло несколько секунд, прежде чем он заговорил, глядя на свои колени:
        - После смерти мамы я нашел у нее трость и заметил, что она очень похожа на трость графини Кронгельм. Набалдашник оказался с секретом: я обнаружил в нем записку, - Энтони продемонстрировал свои слова, открутив изысканно отделанный набалдашник, из которого извлек скрученную в трубочку бумажку.
        Старший инспектор Эткинс быстро подошел к нему и выхватил записку.
        - «Моей любимой Эмме в день рождения нашего Энтони», - полицейский вопросительно посмотрел на бледного студента. - Полагаю, вторая трость тоже хранила секрет?
        - Барретт, ты что укокошил графиню, чтобы украсть ее трость? - со смешком воскликнул Майкл.
        Я заметила, как Оливер смерил его презрительным взглядом.
        - Когда я встретил ее в Третьем дворе, она действительно шла без трости, - продолжал Энтони. - Я решил, что это мой шанс. Зная, где расположена спальня графини, я влез в окно, цепляясь за плющ на стене. Я быстро нашел, что искал, но в комнате было темно, а потом в коридоре раздались шаги, и я поспешил убраться отсюда, прихватив трость с собой. Я только хотел проверить, нет ли в набалдашнике записки, и намеревался на следующий день незаметно подбросить ее в прихожую. Но когда я узнал, что графиню Кронгельм убили, я испугался и выбросил ее трость в Кем.
        - А что насчет записки в набалдашнике? - спросил старший инспектор.
        - Она была там. Правда, на русском языке, но написана той же рукой. Тогда я и понял, что обе записки написал мой отец.
        - Это та самая записка? - спросил Уолш, доставая бумажку из кармана пиджака. - Я нашел ее в ящике вашего стола.
        Глаза Энтони гневно сверкнули, но он сдержался и сухо кивнул.
        - Миссис Уэйд, может быть, вы переведете нам? - Уолш протянул Кате скрутившийся в трубочку листок.
        - «Моей любимой Вере в день рождения нашей Катеньки», - прочитала сестра.
        Эткинс резко развернулся к Энтони:
        - Что мешало вам, узнав правду о своем происхождении, вернуться на мост Вздохов и отомстить графине за то, что ваш отец предпочел ее вашей матери?
        - Это глупо.
        - Разве? Я так не думаю. Мать растила вас одна, вам было нелегко. В порыве гнева вы ударили графиню ее же тростью, а после выбросили орудие убийства в реку. Затем вы подбросили ключ от секретера в пальто профессора Кэннона, чтобы отвести подозрения от себя.
        - Вы забываете про записку, в которой Вера Кронгельм назначила кому-то встречу на мосту, - напомнил Оливер, вступаясь за Энтони.
        Действительно. Кому же была адресована записка maman?
        Глава 27
        Затаившись за дверцей шкафа из красного дерева, я ощущала, как накалилась обстановка в комнате Веры Алексеевны.
        - Думая о мотивах убийства, я долгое время не мог сложить воедино кусочки мозаики, - сказал Уолш, устало потирая переносицу. - Тем не менее у меня с самого начала были подсказки, оставленные самой графиней. Когда убийца это понял, он запаниковал и попытался отравить меня, подлив в мой чай экстракт аконита.
        Собравшиеся изумленно уставились на проктора.
        - К счастью для меня, именно в тот вечер мисс Софи вспомнила, что была в часовне с Томасом, и решила не откладывая сообщить мне об этом. Она не растерялась и оказала мне первую помощь, благодаря чему уже через день я смог вернуться к своим обязанностям.
        Я заметила, как Оливер менялся в лице в процессе монолога Уолша. Кажется, он начал осознавать свое заблуждение.
        - Графиня Кронгельм всегда запечатывала свои записки и просила случайных студентов передавать их адресатам, - продолжал проктор. - Тот, кто получил приглашение встретиться на мосту Вздохов, знал, что его принес не лакей, а значит, если уничтожить конверт, установить адресата будет практически невозможно. И я действительно думал, что подбросить записку в квартиру Уилфрида мог кто угодно. Но что, если она изначально была доставлена именно туда? Кто помог мисс Софи обнаружить ее? С чьих слов мы узнали, что профессор не готов отказаться от жизни на широкую ногу?
        Я опешила. Взгляды всех присутствующих обратились на Мэри Кэннон.
        - Не понимаю, - растерянно пробормотала она. - Вы думаете, что Вера написала мне?
        - Я это знаю, миссис Кэннон, как и то, что вы пришли на встречу, а после разговора с графиней, когда она повернулась, чтобы уйти, разбили ей голову булыжником.
        - Это смехотворное обвинение! В записке говорилось об обмане, а я никого не обманывала.
        - Неужели? - поднял брови Уолш. - Вы живете во лжи уже двадцать лет. И графиня Кронгельм собиралась разоблачить вас. Идя на встречу, она была так взволнована, что даже забыла взять трость, с которой никогда не расставалась. В тот день ее личная горничная, мисс Кроуфорд, рассказала о своей кузине, у которой на щеке остался шрам от удаленного моляра. Миссис Уэйд подумала, что ее матушка переживала за зятя, однако, по словам Томаса, графиня вряд ли огорчилась бы из-за его больного зуба. Нет, в тот момент она кое-что вспомнила. И это открытие стоило ей жизни.
        - А причем здесь я? - прохладным тоном осведомилась Мэри.
        Мне показалось, что ей стало труднее дышать.
        - Думаю, графиня Кронгельм вспомнила, что, когда вы вместе учились в Смольном институте, Марии Горловой вырезали растущий в щеку третий моляр. Шрам должен был остаться на всю жизнь. Однако на ваших щеках, мадам, нет никаких следов операции. В записке, найденной мисс Софи, оторван уголок. «Я знаю, вы не можете…», - написала графиня. Закончите фразу, миссис Кэннон!
        - Я не стану поощрять ваши домыслы, проктор.
        - «Я знаю, вы не можете быть ею», - процитировал Уолш. - Вы - Ольга Белова, не так ли? Выдающая себя за институтскую подругу. «Неужели всё это ради денег?» Графиня заподозрила, а встретившись с вами на мосту, убедилась: вы столкнули Марию Горлову из окна своей комнаты и на опознании заявили, что она - Ольга, брошенная любовником, братом ее маленькой воспитанницы. Рассказывая мисс Софи о своей первой и единственной любви, вы хотя бы в этом не солгали. Вы стали Марией и отправились в Англию, чтобы получить оставленное ей наследство. Всё шло хорошо, пока в вашей жизни вновь не появилась Вера Кронгельм - женщина, способная в одночасье лишить вас всего. И вы убили ее, а заодно решили избавиться от мужа, который, как вы полагали, изменял вам с графиней.
        До моего слуха донесся сдавленный стон профессора Кэннона:
        - Между мной и Верой ничего не было.
        - Уилфрид увлекся графиней, но позже раскаялся и хотел вернуться к вам, мадам, - неумолимо произнес Уолш. - Он всегда вас любил и действительно расстроился, когда вы объявили, что намерены развестись. Вы подбросили ему улики, но профессора в ту ночь не было на территории колледжа. Его опознал официант из паба «Игл», где он выпил две пинты стаута. Впрочем, вы подстраховались и имитировали взлом замка от входной двери, чтобы не исключать вероятность, что записку и ключ подбросили в квартиру.
        - Вы бредите, проктор, - задыхаясь, просипела миссис Кэннон. - Я всегда подозревала, что у вас богатое воображение. Но вы не докажете, что я Ольга, а значит, у меня не было мотива убивать графиню.
        - Тут вы ошибаетесь, мадам, - сказал Уолш, поворачиваясь к шкафу, и я поняла, что теперь мой выход. - Графиня Кронгельм оставила мне еще одну подсказку.
        Наклонившись, я нашарила в углу меховой клубок, завернутый в шарф проктора, и шагнула из шкафа, крепко прижимая к себе испуганного Мистера Дарси. Кот, извлеченный из укрытия, впился когтями в мою блузку, не зная, куда бежать от такого скопления незнакомых людей.
        От неожиданности Катя взвизгнула. Миссис Кэннон начала судорожно хватать ртом воздух.
        - Спасибо, мисс Софи, - ласково кивнул мне Уолш. - Думаю, лучше унести Мистера Дарси в вашу комнату, пока у Ольги не развился анафилактический шок.
        Бросив взгляд на растерявшегося Оливера, я направилась к выходу. Доктор Уэйд в это время говорил старшему инспектору Эткинсу:
        - Графиня упоминала, что у Ольги Беловой была сильная аллергия на кошек. Джозеф прав, эта женщина - не та, за кого себя выдает.
        - Но мы не можем предъявить насморк в качестве улики, - развел руками Эткинс.
        Я вросла в пол, внезапное воспоминание на миг ослепило меня, как яркая вспышка.
        - Бальный жетон! На нем ее инициалы! Пусть миссис Кэннон его покажет.
        - Ах ты маленькая тварь, - прошипела жена профессора, зло сверкнув глазами, и я осознала, что лишь кот в моих руках помешал ей броситься на меня с кулаками. - Не думала, что ты запомнишь.
        - Мадам, предъявите жетон! - потребовал старший инспектор, вставая между нами.
        Уединившись в своей спальне, я поместила Мистера Дарси вместе с шарфом в пустую шляпную коробку. Поглаживая кота, я постепенно приходила в себя после обличительной речи Уолша. Как я могла поддаться очарованию женщины, хладнокровно совершившей два убийства и чуть не отравившей проктора? А мой лучший друг, в котором я усомнилась, оказался моим братом!
        Пять минут спустя в дверь постучали, а затем в нее просунулась голова Оливера.
        - Я нашел твою комнату с первой попытки. Можно войти?
        Бедный Мистер Дарси испуганно прижал уши. Я отнесла шляпную коробку за комод и повернулась к студенту.
        - Тебя не должны здесь увидеть.
        - Им сейчас не до нас, - произнес Оливер, в нерешительности застыв у двери. - Эткинс арестовал миссис Кэннон. На ее бальном жетоне оказались инициалы «О.Б.» Она проклинала тебя и Уолша, фактически признав свою вину. Не уверен насчет убийства в России, но за смерть твоей матери она точно ответит.
        - Зачем ты хотел меня видеть?
        - Ты всё еще любишь меня?
        «Каков наглец», - подумала я, исподтишка разглядывая Оливера. Под его левым глазом багровел кровоподтек, нижняя губа распухла, а на модном пиджаке, несомненно, пошитом в одном из фешенебельных ателье на Сэвил-роу, недоставало двух пуговиц.
        - Какое это имеет значение? Леди Конли запретила тебе заводить интрижки до конца следующего семестра.
        - Но она не запрещала мне жениться. Ты выйдешь за меня, Софи?
        Стук моего сердца заглушил тиканье часов и недовольное урчание Мистера Дарси.
        - А как же твоя изжога, возникающая при упоминании о браке?
        - Сам удивляюсь. Похоже, она пропала, пока я боролся с испанкой, - Оливер приблизился, взволнованно заглядывая в мое лицо. - Так что ты мне ответишь?
        Эпилог
        На коленях Кати лежала моя тетрадь. Это было старое стихотворение, но я знала, что сестра читает его впервые.
        Он бежал, задыхался и плакал:
        «О мой Бог, почему, почему
        Это сделал не Петр, не Иаков?
        Я любил Его, верил Ему.
        Я не лучше других и не хуже.
        Так зачем же Ты выбрал меня?
        Ты ведь знал, как Он будет мне нужен
        На исходе последнего дня.
        Горький привкус того поцелуя
        Мои губы забыть не смогли…»
        Только ветер рыдал: «Аллилуйя»,
        И осина чернела вдали.
        Оторвавшись от строчек, Катя задумчиво взглянула на меня.
        - Ты веришь в предопределение, Соня? Иуда предал Христа, потому что так должно было случиться. Maman первой встала из-за стола, за которым собралось тринадцать человек, и ее судьба решилась в тот самый момент?
        - Maman умерла, потому что узнала чужую тайну, а вовсе не потому что официанты «Савоя» забыли вынести какую-то статуэтку. Вчера закончилась великая война, в которой погибли миллионы, просто из-за человеческой алчности и тщеславия. Никакие сверхъестественные силы не способны изменить реальность, созданную людьми.
        - Есть ли в этой реальности место для Бога? Иногда мне кажется, что он отвернулся от России. Я всё думаю, правильно ли мы поступили, покинув ее, - Катя протянула мне тетрадь и, словно отгоняя тяжелые мысли, тряхнула волосами, недавно подстриженными по последней моде. - Время покажет.
        Выйдя в сад, я поежилась от холода, но у меня была назначена встреча. Проктор Уолш стоял на мосту Вздохов и, щурясь от ноябрьского солнца, смотрел на играющие на воде блики. Я впервые ступила на эти плиты с того дня, как увидела на них Веру Алексеевну, неподвижно лежавшую под простыней.
        - Почему мы встречаемся именно здесь?
        Ровно месяц назад проктор восстановил цепь событий, которые привели к чудовищному происшествию на этом мосту. После ареста миссис Кэннон он рассказал мне, что догадался об ее аллергии, вспомнив, как она чихала, когда он пришел на ужин в шарфе с приставшей кошачьей шерстью.
        - Это самое красивое место в колледже. Оглядитесь вокруг, Софи. Поздняя осень обнажила узловатые ветви деревьев, будто сошедших со страниц любимой в детстве книжки. Старые фасады дразнят воображение, сохраняя память о тех, кто любовался ими задолго до нас. Здесь царит дух уединения, и особенно на закате проникаешься красотой, которая способна вытеснить самые страшные воспоминания, исцелить самые глубокие раны.
        Уолш замолчал, и некоторое время мы прислушивались к обрывкам студенческих голосов, доносимых ветром.
        - Этот колледж - ваш дом, Джозеф, - наконец проговорила я. - Думаю, он станет и моим домом. Оливер отказался от поста в министерстве. Он хочет продолжить обучение и преподавать литературу в Кембридже. Я рада, что не придется разлучаться с сестрой и впереди много времени, чтобы лучше узнать брата.
        - Значит, я и дальше буду иметь удовольствие слушать ваши стихи, - улыбнулся Уолш и вновь устремил взгляд в окно. - Мистер Конли - счастливец. А я… слишком ценю свою свободу.
        Я осторожно коснулась руки проктора.
        - Мы можем быть друзьями, Джозеф?
        - Почту за честь.