Когда умирает король
Элина Бакман
МИФ ПрозаТриллеры МИФ. Скандинавская серия
Они — Речные девы. Они крадутся к потоку в предрассветный час, пока дымка поглаживает темные воды, а по коже пробегает озноб. Преподносят дары речному порогу и уходят вместе с ночью…
Оплачивая разрешение на рыбалку в тихом скандинавском городке, ты и подумать не можешь, что выудишь из речного потока чей-то труп. Но вот — Суоменлинна, Королевские ворота, убийство. Жертва пока не опознана, свидетелей нет. На глазах современной общины оживает языческая легенда о Короле воды и Речных девах. Но все это — только начало.
Когда Саана начинает расследовать дело девушки, утонувшей 30 лет назад, она еще не знает, что в морской крепости найдена новая жертва с выжженной меткой-короной. Но почему труп остался у всех на виду? И как он связан с ее сюжетом?
На русском языке публикуется впервые.
Элина Бакман
Когда умирает король
ELINA BACKMAN
KUN KUNINGAS KUOLEE
Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
© Elina Backman, 2020 Original edition published by Otava, 2020
Russian edition published by agreement with Elina Backman and Elina Ahlback Literary Agency, Helsinki, Finland
© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2022
* * *
Как прекрасна земля,
Как возвышенно небо.
На цветистом пригорочке —
Пение птиц.
Но темны эти воды,
Как темны эти воды…
МУЗЫКА И СЛОВА: КАРИ РЮДМАН
Я никогда не взберусь на те горы, я никогда не засну
безмятежно под теми же звездами, что и Тимоти,
В диких землях, вдали от одиночества.
Вокруг ног твоих увивались лисицы —
шли с тобой до самого конца,
Вокруг ног твоих увивались лисицы —
шли с тобой прямиком в твои сны,
И они шли с тобой…
В дикие земли, прочь от одиночества…
BURNING HEARTS, «INTO THE WILDERNESS». СЛОВА: ДЖЕССИКА НОЙМАН, МУЗЫКА: ГЕНРИ НОЙМАН
Куда сильнее нас ужасает безмолвный тролль,
нежели тот, который вопит и беснуется.
АЛЕКСИС КИВИ, «КУЛЛЕРВО» (1859, 1864)
Речные девы
Они — Речные девы. Они крадутся к потоку в предрассветный час, под первые песни дроздов. Когда земля еще влажная, податливая и мягкая. Густая дымка поглаживает темные воды, напуская таинственности на все вокруг. По коже пробегает озноб. Они снимают одежды, добираются до середины реки и замирают, ожидая, когда вода впустит их. Сначала — вода, а после — туман. Мелкими глоточками пьют они зелье из своих туесков — всегда на одном и том же камне, всегда столько, сколько надобно. Затем преподносят дары речному порогу. Ненасытный, он хочет утащить на дно их души, их невинность, безмолвие, тайну. Жертва принята — они танцуют и ждут. Они внемлют нарастающему шуму и отдаются потоку, чувствуя на коже прохладные объятия тумана, впитывая красоту — немую и незримую, проникающую в каждую клеточку их тел. Река дает им напиться из потока, птицы чаруют созвучием своих голосков, воздух дышит благодатью, какой на суше нет и никогда не будет. Они очистились. Им легко, они смеются: у них есть тайна. Они все еще ждут, но напрасно. Надеются, ведь надежда напрасной не бывает. Они уходят вместе с ночью, когда в мглистые
сумерки едва прокрадывается ясное утро. До краев наполненные жизнью, они прощаются с потоком.
Они — Речные девы.
Сентябрь 1989, Хартола
Сегодня Харри Валкама пришел в магазин первым. Как и всегда, он взял с полки буханку ржаного хлеба, из молочного отдела вышел с литровым пакетом молока, из мясного — с двухсотграммовым куском ароматного карбонада. Все по старой схеме. Перекус для рыбалки, раннее утро и приятное предвкушение. Немного не дойдя до кассы, Харри пробежал глазами свежие заголовки газет, после чего принялся выкладывать покупки на ленту.
— За рыбкой собрались? — поинтересовалась кассирша.
— За ней, родимой, — ответил Харри и привычным жестом сгреб все в сумку-холодильник.
— Чек нужен?
— Только если милая барышня оставит на нем свой номер, — подмигнув, ответил Харри. Обмен шуточками с кассиршей стал своего рода традицией и задавал тон едва начавшемуся дню. В магазине Харри неожиданно для себя превращался в остряка-ловеласа.
На часах было 07:10, когда Харри Валкама завел свою легковушку и поехал прямиком к речке Тайнионвирте. Рассвет был ласковым и предвещал жаркий день. Харри Валкама оставил машину на обочине и побрел пешком в сторону русла реки. В одной руке перекус и складной стульчик, в другой — удочка и рыболовный ящик. Дойдя до места, он глубоко вдохнул. Разложил стульчик, поставил рядом сумку-холодильник и открыл ящик. Особо не раздумывая, он достал одну из своих любимых блесен, чтобы возложить на нее чересчур оптимистичные рыбацкие надежды. В полвосьмого наживка наконец плюхнулась в воду. Сентябрьское солнышко ярко поблескивало сквозь деревья. В рыболовном календаре этот день был помечен как «чрезвычайно благоприятный».
В воздухе пахло землей и прощанием с пышностью лета. Соловьи, посходившие с ума в июне, уже давно притихли, и, хотя день обещал быть по-летнему теплым, осенние нотки звучали все громче. Харри Валкама успел полюбить это утро и мысль о том, что природа будто дожидалась его, дабы вместе проснуться и шагнуть в новый день. Ему нравилось это святое уединение.
Вопреки всем прогнозам рыба клевать отказывалась. Харри принялся задумчиво рассматривать завихрения воды в речном пороге, как вдруг его взгляд наткнулся на нечто инородное, кричаще выбивающееся из привычного пейзажа. Вдали, у самого берега, что-то бесформенное зацепилось за дрейфующее бревно и покачивалось на воде. Может, туша оленя или другого крупного животного? Любопытство Харри Валкамы росло тем быстрее, чем дольше он всматривался в поток. Он кое-как приставил удочку к березе и осторожно зашагал вдоль берега: хотел взглянуть поближе.
Подойдя, он остановился как вкопанный. Теперь стало понятно, что именно приковало его внимание. Онемев от ужаса, Харри Валкама всматривался в фигуру, приманившую его к себе. Белая кожа, черное платье — тонкое полотно пузырилось на воде. Человек. Когда в конце концов до мозга дошло все увиденное, Харри обессиленно плюхнулся на колени. Прямо перед ним в воде колыхалось навсегда скованное смертью тело. Оно зацепилось за древесное корневище, и потоку было не под силу отвоевать его и нести дальше. Вода тихонько убаюкивала покойницу. Совсем еще юную. Лежала она животом на воде, будто всматриваясь в глубинную темноту безжизненным взглядом. Хорошо, что Харри не видел лица. Невольно он подмечал мелкие детали: черный лак на ногтях, металлический поясок, черное платье, босые ноги. Волосы, будто илистая пленка.
Жизнь так несправедлива… Вот о чем с горечью подумал Харри Валкама. Он зажмурился, однако штрихи этой картины уже отпечатались на сетчатке. Бранные слова, с которыми Харри Валкама нещадно боролся несколько лет, теперь зло роились на его языке. Нечестно, неестественно для молодой жизни вот так обрываться! Проклятье! Посмотрите на это, вашу мать! Оплачивая свое разрешение на рыбалку, он и подумать не мог, что выудит из потока чей-то труп. И тут на Харри накатило ощущение, будто природа предала его. События постепенно доходили до сознания. В красоте зарождающейся осени он вдруг отчетливо разглядел фальшь, дешевое надувательство. Его насильно погрузили в это гадкое представление — в спектакль, декорации которого в одно мгновение обвалились, демонстрируя равнодушие смерти, обнажая зло. Харри Валкама неуклюже поднялся с земли и, пыхтя и спотыкаясь, помчался к своей легковушке. Нужно было добраться до телефона. Немедленно.
Часть I
12 ИЮНЯ 2019, СРЕДА, ХЕЛЬСИНКИ
Саана открывает глаза — все вокруг плывет и кружится. Она быстро закрывает глаза и тут же проваливается в жиденькую, неубедительную дремоту. Через два часа Саана — вся в поту — внезапно пробуждается. Уже пол-одиннадцатого. Она моментально подскакивает, выпивает стакан апельсинового сока и даже успевает сходить в туалет, а потом дает слабину и решает еще ненадолго прилечь. Окончательно она просыпается к трем часам дня. Комната уже почти на месте. В животе урчит от голода. Последний раз Саана ела тринадцать часов назад — поклевывала соленые орешки в баре.
Теперь Саану совершенно не волнует время. Никто ее нигде не ждет, никому она ни для чего не нужна. А вот голод волнует нешуточно. Поэтому лодырничать по-взрослому Саана официально начинает с заказа пиццы через «Вольт».
Пицца уже на месте, и Саана, мучительно переживая свою убогость и потрепанный видок, открывает дверь темнокожему курьеру. Ей спешно вручают полуторалитровую бутылку колы и тепленькую пиццу.
Оставшуюся часть дня взгляд Сааны курсирует между едой и экраном ноутбука. Наконец она добралась до всех шоу и спасительной «Маргариты». Пошел третий эпизод второго сезона «Убийства»[1 - «Убийство» (The Killing) — американский детективный телесериал, основой которому послужил датский сериал «Убийство» (Forbrydelsen). Выходил с 2011 по 2014 г. Главные герои — детективы Сара Линден и Стивен Холдер.] — великолепного, захватывающего сериала, хотя и несколько гнетущего. Второй сезон Саана смотрит залпом. Как же здорово наткнуться на нечто подобное именно сейчас. Впереди — целая половина невероятной детективной истории. Линден и Холдер. Бесформенные шерстяные свитера Линден, ее острый ум и ненастный Сиэтл. Саане всегда нравились сериалы про полицейских, хотя они ее и пугали. От них слишком разыгрывается воображение. Еще она подсела на подкасты жанра тру-крайм[2 - Тру-крайм (от англ. true crime — настоящее преступление) — жанр, в центре которого стоят истории про знаменитые преступления и преступников. Существуют тру-крайм-подкасты, блоги, сайты, паблики и т. д.], хотя они порой вызывают чувство
беспокойства. Поэтому в мире историй про убийц у нее своя тихая гавань, своеобразный оплот спокойствия — расследования Эркюля Пуаро. Вот что по-настоящему захватывает внимание, вовлекая в свой уникальный мир. Всегда приятно окунуться в атмосферу старой Англии и наблюдать за тем, как праздные аристократы устраивают званые ужины, отдыхают в отелях, охотятся, прогуливаются по своим поместьям и садам. Конечно, порой сериал про Пуаро неоправданно оптимистичен. Убийства происходят тут и там, но Пуаро под силу раскрыть их все. Зрителю остается лишь любоваться английскими пейзажами и чужой шикарной жизнью да по мере сил стараться не упустить из виду намеки на то, кто может быть виновен. К сожалению, Саана уже наизусть выучила всего Пуаро, и теперь она либо просто помнит ответ, либо сразу догадывается, что к чему. С «Убийством» совсем не так. Это нечто иное, новый уровень.
Саане нужно в туалет, и сериал приходится поставить на паузу. По пути она кидает быстрый взгляд на полоску улицы, промелькнувшую из-за занавесок в гостиной. Похоже, денек сегодня восхитительный. Березы за окном так и манят своей сочной зеленью. Саану соблазняет очередное живописное лето. Всю весну она не вылезала из редакции, в спешке клепая статьи для развлекательного портала. За эти годы она успела написать почти обо всем: от вируса Зика и смерти Дэвида Боуи до дешевых сплетен и всякой мелкой чуши.
Пять чудо-упражнений — будь в форме к лету, еще успеешь.
Неограненные алмазы: 10 недооцененных мест для путешествий по Европе.
Журналистка ежедневно стояла в планке 3 минуты на протяжении недели — кликай, чтобы увидеть потрясающий результат!
Кишечник — второй мозг: 5 фактов о работе твоего ЖКТ.
Облегчи себе жизнь и порадуй домашних: быстрые блюда за 15 минут — рецепты на неделю.
Последнее, кстати, было занимательно. Саана всю весну составляла эти рецепты, но после сдачи материала благополучно о них забыла. Ежедневные планки в расписании тоже надолго не задержались. Из-за работы на все это просто не было времени. По большому счету всю весну она занималась только работой. Она считала количество слов и знаков, нервничала из-за сроков, засиживалась в редакции допоздна — буквально жила за компьютером. После работы ее хватало лишь на просмотр пары-тройки эпизодов на Netflix или HBO Nordic. Мелкие домашние дела вроде оплаты счетов, уборки и готовки казались неподъемными. Серые комья пыли до сих пор меланхолично перекатываются по дощатому полу, а почтовый ящик пухнет от неоплаченных квитанций. «Это вообще нормально?» — думает Саана, отправляя в рот очередной кусочек пиццы. Все ее знакомые ответили бы утвердительно — еще бы, ведь и они в жизни видели только бесконечную деловую беготню. Но куда все бегут и для чего? Кажется, будто друзья даже гордятся своими плотными графиками, лелеют их. Люди как-то умудряются сначала пахать в офисе, а потом еще идти в тренажерный зал. И никто не
ноет и не жалуется на загруженность. Иногда по вечерам, когда свет в редакции был почти везде погашен, Саана украдкой искала в Google симптомы профессионального выгорания — и не было таких, которые не подходили бы ей. «Сильная усталость, циничность, снижение профессиональной самооценки». Всю весну она провела в обнимку с монитором, потому и не заметила, как природа постепенно оттаивала, позволяя лету повсюду хозяйничать. Сперва из-под снега робко показались песчаные островки, появились одинокие перелетные птички и ранние крокусы. А потом вдруг — раз! — и лето. Пышные березы, звенящие соловьиные трели и люди, разгуливающие в футболках. И свет.
Выйдя из туалета, Саана возвращается к окну. Какой сегодня день? Среда. Да, вчера она здорово набралась на прощальной вечеринке; людей могло быть и побольше, а вот выпивки — поменьше.
Комнату оглушает пение дрозда, устроившегося поблизости на одном из деревьев. Саане приходится закрыть окно, чтобы заразительное птичье жизнелюбие не нарушило ее затхлую похмельную хандру. «Убийство», суровый Сиэтл, пицца, усталость и тошнота. Ее зона комфорта. Вообще, смотреть в таком состоянии сериал про маньяков и трупы не то чтобы блестящая идея. Но достойной альтернативы нет. Саана влюбилась в «Убийство», ей с ним по-своему уютно. Ложится смотреть — и вот она уже не одна. Сюжетные повороты не оставляют в голове места для зудящих, беспокойных мыслей, гасят все тревоги.
Саана берет еще кусочек. Последний. Наверное, она съела уже 1500 калорий. От жирной пиццы хочется пить, зато комната перестала наконец вальсировать. Лежа на диване с набитым животом, Саана понимает, что не так уж все и плохо. Конечно, весенний рабочий срыв аукнулся в итоге увольнением, но жизнь по-прежнему неплохая штука. Все как-нибудь образуется.
Саана окидывает взглядом собранные в прихожей сумки и решает срастись с диваном до конца дня. Завтра она уедет из города на все лето. Больше — никакого похмелья! Только спорт и медитация, прогулки на свежем воздухе и зеленые смузи — ну или что там еще входит в ежедневную программу порядочных людей. Но сегодня — это сегодня. Удобно примостившись под флисовым пледом, случайно прихваченным из бара, она позволяет Netflix запустить очередную серию шоу. А завтра начнется новая серия ее собственной жизни.
Даже утром следующего дня похмелье продолжает ненавязчиво напоминать о себе: руки предательски подрагивают, а от пиццы, съеденной в один присест, накатывает изжога. Обычно людей полностью отпускает через день-два. День первый: отсыпаться, выводить из организма алкоголь и вводить фастфуд и конфетки. День второй: выводить из организма избыток жира, соли и сахара, любоваться своим опухшим видом и немножко страдать. Раскаиваться. Мстить здоровому режиму дня затяжным похмельным сном. Встретиться с «белочкой». Под конец — праведно гневаться и клясться больше до такого мракобесия не напиваться. И наконец, день третий: понять и простить. Дать себе новые обещания для новой жизни и смиренно выздоравливать. Веселить мироздание заблуждениями типа «отныне ни капли в рот не возьму». День седьмой: жажда.
Саана стоит посреди кухни с чашечкой кофе в руках и поглядывает на улицу. Сегодня ей уже по силам выносить и солнечный свет, и пение птиц. Саана включает покоящийся на столе айпад, гуглит Хартолу и переходит на страницу ее общины. «Хартола — единственная королевская община Финляндии» — гласит заголовок. Саану тянет посмеяться, но тут, похоже, все на полном серьезе. Хартола величает себя именно так, и на «Ютьюбе» быстро находится рекламный ролик «Королевская община Хартола». Саана нажимает «Смотреть». Суховатое видео, выдержанное в рекламно-познавательном стиле, повествует о том, почему Хартола — отличное место для жизни. Вот перед нами счастливая дама: она только-только переехала в Хартолу и рассказывает, как поначалу боялась, что не найдет в местных магазинах козий сыр. Стало быть, нашла? Об этом видео умалчивает. Саана не отрицает, что и сама нет-нет да и поинтересовалась бы, привозят ли туда летом руколу или сыр «Пекорино». Свое расследование Саана подытоживает изучением гугл-карт — считает расстояние. Кратчайший путь из района Валлила до Хартолы — 179 километров. Вот настолько далеко умчится
она от своей постылой обыденности. Вот где сможет укрыться и от шальной весны, и от эмоционального выгорания, и от вечной неопределенности. Просто нужно попытаться не думать об осени. Она катапультируется из этого болота на 179 километров, чтобы на время зависнуть в своеобразном лимбе. Позорное увольнение приведет ее туда, где всегда было так отрадно и безмятежно.
Саана выключает айпад и кладет его в спинной кармашек рюкзака. Первые жесты свободной жизни. Она гасит везде свет, проверяет, выдернула ли из розетки шнур кофеварки, перекрыла ли везде воду, позакрывала ли окна, освободила ли холодильник… Все, жилище готово к ее двухмесячному отсутствию. Комнатные растения и так уже давно загнулись, мучимые вечной жаждой. Саане даже не на кого перевести стрелки, она живет одна. Саана выпинывает две большущие сумки в общий коридор и запирает дверь. Этаж пропитан запахами чужих жизней. Прямо сейчас, например, кто-то жарит на обед мясные котлеты. Саана запихивает свои громоздкие сумищи в крошечный лифт и нетерпеливо наблюдает за сменой этажей. Оказавшись внизу, кабинка мягко пружинит, и Саана привычным жестом дергает за жесткую ручку скрипучей решетчатой двери лифта. На часах всего двадцать минут двенадцатого. Она еще успевает на полуденный автобус.
Низкий флегматичный голос водителя приветствует пассажиров, решивших сегодня отправиться в Ювяскюля через Лахти и Хейнолу. Саана с детства обожает ездить на автобусе. Да и за рулем кто-то другой — великолепно! Можно спокойно вздремнуть, почитать, насладиться пролетающими мимо пейзажами, привести в порядок мысли. До скорого, Хельсинки! Скучать не буду.
Подъезжая к Лахти, Саана достает из сумки записную книжечку и принимается составлять чек-лист.
Лето в Хартоле, ключевые моменты:
• Наслаждаться жизнью.
• Поддерживать душевное равновесие.
• Никаких сигарет (можно затянуться пару раз, если располагает ситуация, т. е. рядом вино или пивко).
• Никакого пивка (бессмысленное пойло, от него растет живот).
• Перестать грызть ногти.
• Ездить на велосипеде и бегать по утрам.
• Нанизывать землянику и чернику на травинки (хотя бы разок).
• Радоваться мелочам (как обычно бывает только за границей).
• Заново обрести юношеский задор (я и сама еще офигеть как молода, но тут речь об уровне задора двадцатилеток).
• Нежиться на садовых качелях, дремать на свежем воздухе.
• Почитывать прессу и детективы.
• Никакого стресса: отдых и покой.
• Делать духи по рецепту из детства (цветки сирени или лепестки роз; стеклянная баночка).
• Слушать старые хиты.
• Писать.
Последний пункт — средоточие всех ее грез. Саане хотелось бы написать что-то свое, крутой детектив например. В то время как окружающие стыдливо смакуют «Сэйска»[3 - «Сэйска» (Seiska) — финский развлекательный журнал о звездах. Издается еженедельно с 1992 г. и является ярким примером финской желтой прессы.], ее тайный грех — «Алиби»[4 - «Алиби» (Alibi) — финский журнал, статьи в котором посвящены преступлениям: самим преступникам, их жертвам, причинам, следствиям и ходу расследования. Издается ежемесячно с 1979 г.].
Когда автобус отъехал от автовокзала Хейнолы, Саана еще раз пробежалась по списку. В нем нет «влюбиться» или «парни». «Лето без мужчин» — вот что по-настоящему умиротворяет, приятельски помахивает издалека. Саана вспомнила, что пару лет назад читала одноименный роман Сири Хустведт[5 - Речь о книге The Summer Without Men американской писательницы, эссеистки и поэтессы Сири Хустведт.].
Автобус со спокойным шипением тормозит на станции. Хартольский автовокзал — небольшой домишко, примостившийся в стороне от дороги. Саана выходит и наблюдает за тем, как дверки багажника повинуются водительским рукам. Улыбаясь, она благодарит за поездку, забирает сумки и начинает озираться в поисках знакомого лица. Женщина в летнем платье и белом кардигане, заботливо подметающем землю, воодушевленно машет Саане, стоя у стены. Ее тетя, Инкери. Лучшая женщина на свете. Саана машет в ответ.
— Вся в мать, — смеется тетя, окидывая взглядом внушительный Саанин багаж. — Куда бы ни поехала — полдома прихватит с собой.
Внезапно на Саану накатывает щемящая тоска — но сразу отступает. Неужели они с мамой и правда в чем-то настолько похожи? Как ценно носить в себе хотя бы частицу того, с кем уже никогда не свидеться. Тетя энергично закидывает сумки на заднее сиденье старенького «жука» и указывает Саане на переднее пассажирское место. Саана не успевает даже заикнуться о том, что где-то в вещах сейчас борются за жизнь ноутбук, айпад и другие хрупкие ребята. А может, и к лучшему, если все сломается. В таком случае тотальный дзен обеспечен.
Шины «жука» похрустывают, оставляя следы на песчаной дороге, и Хельсинки кажется бесконечно далеким. То и дело мелькают знакомые с детства домики и межи полей. Саана открывает окошко и высовывается наружу. В лицо тут же ударяет пыльный ветер. Воздух дышит летом и удобрениями. Дорожные камешки с треском колошматят по автомобильному дну, а совсем мелюзга отскакивает от колес к обочине. Саана ныряет обратно в салон. И по прибытии лето у тети кажется такой же прекрасной идеей, какой казалось дома, если не лучше. Холодное белое вино на ступеньках амбара, видавшие виды женские журналы, болтовня с тетушкой о всякой чепухе и отменные харчи. Уже в машине будто разливается манящий аромат дыма из затопленной деревянной сауны. Уезжать из дома оказалось удивительно легко. В Хартоле безработица заботливо приобретет очертания летних каникул, освобождения. У Инкери не нужно будет заниматься всей этой активностью для галочки: проверять платяной шкаф и собирать вещи для «кирпписа»[6 - «Кирппис» (Kirppis, Kirpputori) — общее название для финских комиссионных магазинов.], наводить порядок в подвале, проводить ревизию
полочки со специями, искать работу и социально заискивать, полировать дверные ручки или выбивать подушки с покрывалами. В Хартоле Саана просто отдохнет. Крепким сном она прогонит нервозность и все горящие дедлайны, которыми ее пичкали весной с утра до вечера. И потом потихоньку заново себя отстроит.
26 ИЮНЯ, СРЕДА, ХЕЛЬСИНКИ
Йенна шагает по Нейтсютполку и посматривает в телефон. Она не уверена в своем решении. Собиралась на тренировку, а в итоге идет на вечеринку, прямо с работы. Смотрит на время — всего-то без пятнадцати четыре.
Йенна огибает череду изящных каменных домов, вдалеке уже мелькает море. «Поторапливайся, остальные на подходе», — только и сказал Элиас. И Йенна решила пойти. Вскоре до Йенны начинает доноситься приглушенный смех. А вот и его источник: на террасе ресторана «Маттолайтури» греются акционеры фирмы. Единственный знакомый человек из всей этой компании — карьерист Элиас, смысл жизни которого — войти в состав акционеров и сойти за своего. За пару метров от столика Йенна останавливается: натягивает на лицо лучезарную улыбку. С приходом Йенны мужчины даже не удосуживаются прервать беседу. Как-то реагирует разве что Ларс: он поворачивается и окидывает ее внимательным, оценивающим взглядом. Под такими рентгеновскими лучами и топ кажется пошловатым, и юбка — короткой, однако Йенна все же довольна тем, что успела переодеться во что-то менее будничное. Гендиректор не должен жаловаться на ее внешний вид. Летним утром никогда не знаешь, где окажешься вечером, поэтому Йенна берет с собой на работу и костюм для фитнеса, и топ на случай вечеринки — мало ли.
— О, не торопитесь, девушка подождет, — лебезит Элиас и придвигает Йенне стул от соседнего столика. Йенна наблюдает за тем, как гендиректор опустошает свой бокал.
— Хорошо, но мало! — смеется Ларс и снова всем наливает.
— Ну и?.. — спрашивает Элиас и садится. Он и Йенну тянет вниз, мол, присядь. Йенна не знает, как быть. За столом одни мужчины. С другой стороны, Элиас заверил, что никаких «левых» тут нет — все «свои». Только Йенна и они.
— Чего тянем-то? — весело грохочет Ларс.
Элиас с готовностью кидает на стол спичечный коробок. «“Фаер” — идеи, которые воспламеняют» — читается на упаковке. Йенна цедит шампанское и украдкой следит за Ларсом — тот изучает содержимое коробка. Кокс. Ну конечно. И снова спички оказываются на мусорке, а их место занимает белый порошок. Ларс поднимает бокал и торжественно кивает. Элиас едва заметно кланяется в ответ, как принято в подобных ситуациях. Работу сдал — работу принял. Йенна мостится на стуле, ерзает. Ей не по себе. Где остальные-то?
Парой предложений мужчины закрывают обсуждение прогноза продаж за второй квартал и переходят к делам куда более насущным. Они бы не отказались поужинать в одном местечке на острове Клиппан. Восхитительная морская панорама в сочетании с пошлыми анекдотами о героических корпоративных возлияниях. После трех бутылок шампанского и пары литров пива мужчины уже практически орут. Порывистый морской ветер оказывает всем услугу и уносит с собой беспощадные пьяные децибелы.
Йенна осматривается. Ласковое вечернее солнышко повыманивало народ на улицу, берег оккупирован трезвыми собачниками и их любимцами. Йенна снова переводит взгляд на столик. Она едва сдерживает смех. Физиономия Ларса натужно побагровела. Ларс Сундин — мужчина уже далеко не средних лет, загаром и прической напоминает престарелого серфера. Первый бокал Йенны стремительно пустеет. Мало-помалу за столиками по соседству становится поживее, но до этого состояния им еще пить и пить.
Возведенный на морском берегу «Маттолайтури» знаменит своими видами. Активные собачники и бегуны района Эйра краем глаза поглядывают на тех, кто сегодня расслабляется на террасе ресторана. Вдруг знакомые? Мужчины то и дело приветственно машут кому-то. Йенна чувствует себя в кругу ВИП-персон. Тут и там раздаются дружеские похлопывания по плечам — буднично так, привычно. Мужчины в курсе, что их столик всегда в центре внимания. Хотя мало ли чем можно отличиться. Мимо фонтанирующей жизнью террасы тихонько проплывают несколько спортивных яхт. Йенна разглядывает их. Вот-вот начнется золотой сезон для парусного спорта. Живя в родительском доме, Йенна много времени проводила на воде с мамой и папой. Несколько мгновений Йенна тоскует по морю, объятая болезненной ностальгией.
За соседним столиком позвякивают бокалами три элегантные женщины. Одну из них Йенна тут же узнает. Известная блогерша. На секунду Йенна воображает, каково это — быть такой же беззаботной. Красивой и популярной. Ларс отходит в сторонку покурить. Наверное, ему тоже прекрасно живется. Мало кто из круга Йенны может получить все, что пожелает, по щелчку пальцев. Она припоминает имена. Кто встречался с Ларсом в последнее время? Среди этих женщин есть и довольно толковые. Ларс не очаровывает своим внешним видом — может, он гипнотизирует речами? Ну, деньгами-то точно гипнотизирует. Йенна позволяет Элиасу наполнить бокал и наблюдает за Ларсом, завороженным морской гладью. Совсем ненадолго он преображается в ее глазах, становится уязвимее, будто уменьшается, обнажая себя настоящего. Ведь и он тоже когда-то был обычным пацаном, думает Йенна и, довольная, отпивает немного шампанского.
— Выдвигаемся, — заявляет Ларс по возвращении. Все замолкают. Очевидно, никто никогда ему не перечит. Веселье расписано поминутно: аперитив в «Маттолайтури», застолье на Клиппане и в качестве продолжения банкета — частная вечеринка в ресторане «Театтери». Говорят, у Ларса длинный список приглашенных, так что Йенна тоже пройдет — если верить Элиасу.
В шесть мужчины вразвалочку выходят на лодочный причал. Йенна семенит за ними на высоких каблуках. Алкоголь уже ударил в голову. Настрой у нее воинственный, хотя в теле ощущается непривычная слабость. Только что отплыл круизник «Силья». Массивное белое пятно словно испарилось. Ларс сигнализирует о том, что нужна лодка. На островном причале сигнал замечают, и лодочник оживает, всеми действиями демонстрируя скорейшее отплытие. Мужчины стоят и ждут. Йенне хочется закурить. В этот самый момент звонит телефон Элиаса.
— Все, мы уже на месте, — отрезает Элиас и обрывает разговор. Лишь спустя пять минут прибывает такси, и в компании происходит пополнение — две девушки. Рыженькая и брюнетка. Элиас по-рыцарски приветствует дам, после чего представляет их Ларсу. Тот заключает обеих в долгие объятия и предлагает отхлебнуть из фляжки, выловленной во внутреннем кармане пиджака. Девушки вскидывают брови, однако тут же присасываются к плоской бутылочке. На секунду замолкают даже акционеры. Они жадно наблюдают за тем, как две миниатюрные девчушки, морщась и хихикая, хлещут крепкое пойло прямо из горла. Столь неожиданная картина озадачивает Йенну, однако ей хватает ума оставить при себе первые пришедшие в голову комментарии. Девушки, конечно, хрупкие, но явно не школьницы.
Ларс галантно предлагает дамам первыми войти в лодку. Йенна с подозрением разглядывает новоприбывших. Эффектные, накрашенные по полной. В воздухе разливается неуверенное хихиканье, когда девушки, одна за другой, нерешительно ступают в лодку. Шпильки и мини-юбки процесс не упрощают. Йенна ковыляет следом, она и сама еле-еле балансирует на каблуках, опираясь на протянутую Ларсову руку. Ларс приглашает дам сесть подле него и вежливо интересуется их несущественными делами. Йенна тоже садится и замечает голод во взглядах мужчин. В таких обстоятельствах сложно не задуматься о своей роли во всем этом. Зачем она тут? Она ведь просто работает в агентстве, так? Йенна вопросительно смотрит на Элиаса: Какого хрена? Элиас почти зло отмахивается от нее: Не расспрашивай.
Поднявшись по ступенькам в ресторан, Йенна оглядывает великолепный панорамный вид и живописное небо. Хельсинки. Когда остальные уже зашли, Йенна замечает, что Элиас и Ларс остались вместе снаружи. Они стоят спиной к деревянной вилле. Йенна приоткрывает дверь и выходит на лестницу послушать.
— С нами стажерка. На черта ты ее притащил? — спрашивает Ларс и требовательно смотрит на Элиаса.
— Возникла неувязочка, одна из девушек отказалась, — мямлит Элиас. — Но и эта сойдет. Договаривались о трех — будет три, ты меня знаешь, — говорит Элиас, и Йенна улавливает нотки неуверенности в его голосе. Ларса такой ответ устраивает, он сдержанно кивает. Йенна спешно ныряет обратно в зал. Получается, она тут на правах какой-то третьей девицы из эскорта? Плохо дело. С другой стороны, до этого момента она отлично развлекалась. Если что, за себя постоять сумеет.
Спустя три часа Йенна и Ларс мило беседуют за столиком о текущих заказах. О том, что в итоге наибольшую опасность для скрупулезно составленного плана представляют сами клиенты. Сейчас ведь такие проблемы с нормальной рекламой. Заказывают что-то яркое и остроумное, чтобы все влюбились в эти свежие идеи, а в итоге сами же шлифуют и редактируют, создают очередного середнячка, который быстро теряется в рекламной массе таких же.
— За середнячков никто премий не получает. А премии всем подавай. И менеджерам по продажам, и агентствам, — говорит Ларс, и Йенна замечает, как его взгляд то и дело оказывается где-то в районе ее многообещающего выреза.
— Тут ты не прав, — едко говорит Йенна, глядя на Ларса с вызовом. — Клиентам подавай предсказуемый результат. Нельзя просто забросать их сырыми идеями, вывалить все на стол. Гарантии нужны, — повторяет Йенна и ловит себя на том, что не прочь бы чем-нибудь взбодриться. Вдохнуть.
— Предлагаю свернуть уже этот треп и повеселиться, — заявляет Ларс, словно прочтя мысли Йенны. Она следит за размеренными движениями Ларса, увлеченно составляющего дорожки из белой пудры прямо на ресторанном столе. Перехватив настороженный взгляд Йенны, Ларс начинает хохотать. — Да спокойно. Тут, кроме нас, никого нет.
Йенна вскидывает брови и наклоняется к столу. Поднявшись, она немного откидывается назад, чтобы ничто не мешало расслабляться, и чувствует на своем теле взгляд Ларса.
— Ты выглядишь немного старше своих лет, — говорит Ларс, и Йенна ухмыляется. Может, и старше. По крайней мере, она более последовательна в своих действиях, чем остальные девушки.
— Глянь на этих, — Ларс кивает в сторону, указывая на Элиаса и рыженькую, вновь появившихся на пороге. — Если ты внимательная, то видишь, что рубашка Элиаса больше не заправлена в брюки и пробор не на той стороне. — Ларс разочарованно потряхивает головой. — Выдержка. Где его чертова выдержка. Эти салаги, воспитанные «Тиндером», просто не приучены уважать старый добрый флирт, долгую осаду. Изящество охоты.
Йенна снова ухмыляется. Сегодня она решила охотиться исключительно на белые дорожки. А потом она исчезнет.
В полночь все возвращаются на материк. Черное такси уже ожидает на парковке у причала. Ларс пошатывается, стоя на месте, и пристально вглядывается в водную гладь. Морской ветер хлещет Йенну по щекам ее же волосами.
Через полчаса пьяная и жаждущая продолжения компания оказывается в «Театтери». Одетый в черное качок скупо кивает Ларсу и убирает веревку, преграждающую путь к проходу для ВИП-гостей.
— Добро пожаловать.
Ларс кивает в ответ, опускает в руку мужчины гладенькую оранжевую купюру и приглашает остальных пройти на уютную террасу с несколькими столиками. Не говоря ни слова, Ларс оставляет народ разбираться с местами, а сам отправляется к барной стойке. Когда он возвращается обратно с подносом, уставленным стопками с клюквенной водкой и парой каких-то бутылок, Йенна понимает, что ей нравится все происходящее. Да и Ларс уже не кажется таким опасным.
— Это что, настоящее шампанское? Не шампусик? — Йенна прилипает к бутылке и пьяно изучает этикетку. Ларс кивает, вызывая тем самым волну одобрительного гула. Никто и никогда не видел, чтобы Ларс Сундин покупал в «Театтери» что-то кроме шампанского из провинции Шампань.
27 ИЮНЯ, ЧЕТВЕРГ, ХЕЛЬСИНКИ
Йенна лежит на животе, еле разлепив глаза. Окружающее пространство не вызывает никаких ассоциаций. Она вообще где? Стараясь не шуметь и не двигаться, Йенна окидывает помещение внимательным взглядом. Просторная, светлая комната, темный паркет. Лежит она низко — возможно, это футон. Дерзкие солнечные лучи освещают часть пола и белесых стен. Со стороны Йенны роскошный вид на ясное голубое небо, проглядывающее сквозь длинный оконный ряд. Занавесок нигде нет. Лежащую на полу стопку журналов по интерьеру венчает лампа дневного света. На ней поблескивают красные цифры: 04:39. То есть сейчас раннее утро, а Йенна осталась у кого-то на ночь. Вдруг где-то совсем рядом тихонько щелкает вспышка. Йенна на секунду замирает — и с ужасом осознает: она голая. Пытается взглядом найти одеяло. Дурацкое положение. Глаза слезятся. Где именно щелкнуло? Снова она перебрала с выпивкой и наркотиками, потеряла бдительность, возомнила себя неуязвимой. Зато сейчас защитить ее некому. И сколько она уже вот так лежит? Йенна поглаживает свой плоский и пустой живот и отваживается наконец краем глаза посмотреть в другую сторону.
Кто же рядом?
Вот дерьмо. Гендиректор. Йенна натягивает одеяло до ушей и зажмуривается. Она понятия не имеет о том, что делала последние несколько часов. Вернее, что они делали — или не делали. Из памяти стерся даже путь до квартиры Ларса Сундина. На такси приехали, наверное? Йенна не помнит когда. И она до сих пор пьяна. Почему-то в голове мелькает образ лодки. Недавние события будто подернуты пеленой. Элиас со своими просьбами. «Театтери». Белые дорожки, шампанское. Вот какая-то женщина, работница бара, подходит и дружелюбно предлагает присоединиться к компании помоложе. А вот Йенна, обнаглевшая от наркотиков, посылает ее подальше в стиле Бейонсе: Mind your own business[7 - Не лезь не в свое дело! (англ.).]. Если кого и винить в этой ситуации, то только себя.
Йенна чувствует, как встает гендиректор. Она искоса поглядывает, ожидая, когда его спина окажется в другой комнате: тогда она сядет. Ну и что теперь, думает Йенна, поднимаясь и кутаясь в одеяло. Сейчас слишком рано, в пять утра попробуй доберись до дома. Да и в туалет бы сначала. Йенна крадется к выходу и мысленно обругивает себя. Ларс Сундин. С такими стариками трахаться еще не приходилось. Гендиректор «Фаер», высокомерный богач. Всякий раз Йенна постреливала в Ларса глазами, когда тому случалось проходить мимо ее временного рабочего места. Но это же так, из вежливости. И вот в пятницу вечером ни с того ни с сего звонит Элиас, мол, как насчет шампанского, — конечно, она согласилась. Никогда не знаешь, с какими полезными людьми посчастливится познакомиться, нужно думать на перспективу. В итоге она переспала со своим боссом и понятия не имеет, чем еще они тут занимались. Как это все убого и нелепо.
Туалет обнаруживается за третьей дверью. Йенна наконец облегчается и вытирает руки огромным барским полотенцем. Как в пятизвездочном отеле. Полотенце едва отдает мужским парфюмом. Йенна приводит в порядок слипшиеся от лака волосы, забирает их в пучок. Смотрит на себя в туалетное зеркало. Видок еще тот, но в полевых условиях, без косметики и геля для умывания, придется оставить все как есть. Вдоволь собою налюбовавшись, Йенна открывает зеркальный шкафчик и разглядывает его содержимое. Пара баночек с лекарствами, мужской аромат от «Армани» и дезодоранты. На раковине с краю грустит одинокая электрическая зубная щетка «Браун». Никаких сменных лезвий, ватных тампонов, косметических штучек — ничего лишнего. Сантехника сияет чистотой. Уборщица, не иначе. Получается, в этой огромной квартире живет лишь он сам. Ни жены. Ни девушки. Хотя поговаривают о целой армии сменяющих друг друга пассий. Перед тем как выйти, Йенна приглядывается к этикеткам на баночках с лекарствами. Какие же недуги одолевают нашего Повелителя Мира? Так… ничем заразным он не болен, СПИДа тоже нет. В первой баночке снотворное, во второй
— что-то от мигрени. А вот полупустой блистер с таблетками — не что иное, как «Виагра», давний друг мужской потенции. Йенну сейчас стошнит. Похоже, Ларс еще старше, чем выглядит. Йенна закрывает шкафчик и пялится в пустоту. Прошлый вечер продолжает лепить из нее зомби. Вот уже и похмелье напоминает о себе, даря первые рвотные позывы. Йенна понимает: с этим надо что-то делать.
Выйдя из туалета, Йенна слышит приглушенную речь откуда-то из глубины квартиры. Ее будто выдергивает из паралича — начинается паника. Черт. Сейчас несусветная рань, она до сих пор у Ларса и даже представить не может, как начнет разговор с ним, когда радостная встреча все-таки случится. Да блин, с кем он там говорит? Звук идет откуда-то издалека, из другого конца квартиры.
— Чего ты хочешь? — глухо звучит голос Ларса.
Знакомым путем Йенна добирается обратно до постели. Отчаянно вцепившись в одеяло, она рассматривает кучку своей одежды на полу. Черный коктейльный топ и юбка с блестками выглядят такими дешевенькими и жалкими, особенно на фоне прекрасного утра и предстоящей поездки домой. На панорамных окнах Ларса нет занавесок — Йенне кажется, будто она в аквариуме. Настырный июньский свет вторгается в комнату. Йенна подходит к окну и на секунду замирает, окутанная спокойствием пейзажа. Вдалеке между домами поблескивает море.
Тихая речь внезапно смолкает. По телефону говорил, наверное. Йенна мнется у окна, собираясь с силами для встречи с Ларсом. Неподалеку стоят парочка домов и раскидистое дерево. Из кучки одежды Йенна выуживает сумку с телефоном и возвращается к окну — сделать говноселфи. Себе в назидание: чтобы вот так — больше никогда. Сейчас не лучший момент для кривляний на камеру. Это фото уж точно не попадет в соцсети. Она снова смотрит на двор. У дерева заметно какое-то движение. Будто темный силуэт глазеет на дом, опершись на ствол. Йенна прищуривается, чтобы навести фокус. Утренний свет бьет прямо в зрачки. Склеившиеся реснички затуманивают всю картину, да и пышные нижние ветви не помогают. Силуэт снова оживает. Йенна вздрагивает. Ей не привиделось, внизу точно кто-то стоит. Йенна отскакивает от окна. Вообще говоря, она еще не одета. Вот бы этот гуляка ничего не заметил.
Йенна натягивает одежду, как вдруг ей становится дурно. Нужно срочно присесть. Йенна опускается на футон. В голову врывается флешбэк: две белые дорожки и глубокий поцелуй. Такая молоденькая, а соображаешь хорошо. Сейчас, когда вокруг светло и свежо, ухаживания Ларса кажутся совсем заезженными и просчитанными. Комната вокруг Йенны начинает кружиться, дурнота вынуждает ее прилечь. Где-то раздается тяжелый щелчок. Это захлопнулась дверь? Йенна не в силах ни на что реагировать. Похмельное сердце выстукивает лихорадочную дробь. Она даже пошевелиться не может. Смотрит на время. Работник из нее сегодня точно никакой. Йенна еле-еле набирает коротенькое сообщение начальнику («Чем-то отравилась, сегодня не смогу прийти») и сворачивается под одеялом в позе эмбриона. Засыпает она моментально.
Пробудившись от беспокойного сна, она понимает, что проспала пять часов. Кошмар! Это слишком долго. Йенна подбирает сумочку и туфли с пола, кое-как разглаживает свои жалкие шмотки и неуверенно пробирается к двери. Сейчас она увидит Ларса. Йенна проходит туалет и оказывается где-то наподобие лофта. Опустевшая чашечка из-под эспрессо сиротливо пристроилась на мраморной столешнице кухонного островка.
— Есть кто? — проверяет Йенна. Голос дрожит, во рту сухо и тухло. Повсюду тишина. Тихонечко урчит холодильник. Будь у Йенны возможность выбирать, она бы предпочла больше с Ларсом не пересекаться. Она бы просто сбежала отсюда в надежде на то, что ошметки воспоминаний о его старческих руках как можно быстрее выветрятся из головы. Йенна уже выработала стратегию поведения. Держаться невозмутимо, словно ничего и не было. Не закатывать истерик, не распускать сплетен по всему агентству. Сплетни рано или поздно ей же и навредят. И все-таки эту историю было бы неплохо завершить по-человечески, то есть встретиться с Ларсом и только потом уйти домой, навстречу бесконечному самокопанию и жалости к себе.
— Ларс?.. — очередная смелая попытка, на которую, впрочем, никто не откликается. Йенне хочется кофе, но она не знает, как работает эта мудреная эспрессо-машина. Взгромоздившись на барный табурет, она чувствует, как металл холодит бедра. Йенна скрещивает ноги и ждет. Несмотря на состояние, выглядит она вроде неплохо. Молодо, по крайней мере. Йенна распускает волосы и начинает пальцами распутывать колтуны — нужно на что-то отвлечься, пока Ларс не появится на кухне.
Вот бы узнать, чем они занимались ночью… но о таком же не спросишь в лоб. Йенна берет телефон. Ларсу можно было бы позвонить. Ускорить процесс. Йенна ищет номер Ларса на официальной странице «Фаер». Почему-то от вида сайта начинает потряхивать. Когда Элиас предложил ей стажировку в крутом агентстве, она была вне себя от счастья и светилась рабочим энтузиазмом, но на вчерашнюю-то вечеринку какая нелегкая ее понесла? Зачем она согласилась? Ей так запали в душу слова кузена о «связях и новых горизонтах»? Поначалу Йенна считала себя выше тех двух девиц: жалкие эскортницы, она-то тут деловые контакты устанавливает. А потом пошли первые дорожки. И как только порошок встретился со слизистой, Йенна решила посмотреть на ситуацию с иного ракурса. Она просто отпустила себя. Вот как все было. Теперь она вспомнила.
Йенна вздрагивает: телефон Ларса вибрирует где-то совсем близко. Прямо напротив мраморной столешницы. Йенна прерывает звонок. Где бы черти Ларса ни носили, телефон он с собой не взял. Йенна еще раз пытается до кого-нибудь докричаться, ответа по-прежнему нет, и она подкрадывается к телефону. На экране высвечивается пропущенный звонок с номера Йенны. На свой айфон Ларс даже блокировку поставить не удосужился — так по-стариковски. Йенна смотрит на иконку «Сообщения». А стоит ли? Она решает прочесть их как бы в отместку. Сообщений буквально парочка. Йенна осторожно оглядывается по сторонам. Ларса все еще нет, и она осмеливается покопаться в телефоне еще чуть-чуть. 26.06.2019 в 18:06 Ларс получил картинку с неизвестного номера. Йенна рассматривает ее, но не вполне понимает, что конкретно изображено. Кости? Корона? Йенна закрывает сообщения, открывает галерею. И тут она цепенеет. На первых же фото — она сама, развалившаяся голышом на постели. Козлина чертов. Йенну тошнит. Выпитые ночью бокалы шампанского, стопки клюквенной водки, джин-тоник и мохито начинают проситься наружу. Один за другим в голове
вспыхивают непрошеные образы. Дряблые Ларсовы руки, морщинистые веки, полупустой блистер с «Виагрой» в туалетном шкафчике. Фотографии с ней, сделанные без спроса. Йенна кладет телефон на стол, мчится в туалет и ждет, когда ее вырвет. Не выходит. Она лишь выхаркивает слюну и прозрачную слизь. Нормальная рвота сильно облегчила бы положение, но Йенна никогда не отважилась бы засунуть два пальца в рот.
Так, надо собраться. Она возвращается проверить, отправлялись ли эти фото кому-то еще. Нет. Она спешно все удаляет, ощущая, как вместе с тошнотой начинает накатывать ненависть.
— Скотина, — выплевывает Йенна в пустоту.
Возможно, своим исчезновением Ларс указывает Йенне на ее место. Ноль. В глазах Ларса Йенна — дешевка, ноль. С нулями и прощаться не надо.
— Да пошел ты, Ларс Сундин, — заявляет Йенна и направляется к входной двери.
Выйдя из квартиры, Йенна понимает, что находится в Суоменлинне. Она нажимает на гугл-карты и смотрит, как добраться до парома. Путь только один. Пошатываясь, она бредет вперед. Пальцы ноют, а туфли на высоченном каблуке еще и левую пятку натирают. Дорожный песок втягивает в себя шпильки. А впереди еще каменная мостовая. Несмотря на ветер, погода чудесная. Йенне приходит в голову снять туфли и прогуляться до парома босиком. Она оборачивается, смотрит на Ларсов дом, из которого вышла. На улице ни души. Куда бы Ларс ни запропастился, в офис он вряд ли пошел — без телефона-то. Йенну прошибает холодный пот при мысли о Ларсе и его пыхтении. Тайком сделанные фотографии только усугубили всю эту гадость, приправив ее каким-то липким страхом. Она надеется, что со временем от мерзких ощущений удастся отмыться. Ее почти трясет от злости. Может, как-то отомстить? Вот бы его вообще не существовало! Плетясь к парому с похмелья, Йенна даже представить себе не может, что ее желание очень скоро сбудется. Она больше никогда не увидит Ларса Сундина.
20 ИЮНЯ, ЧЕТВЕРГ, ХАРТОЛА
Саана не в состоянии встать с постели. Она вообще ничего не может делать, и это порядком раздражает. На столе грустит остывший кофе: она даже про него забыла. Саана берет телефон и открывает «Твиттер». Буквально одним глазком пробежится — и потом опять цифровой детокс. Весной она подписалась на полицейские новости. Это полезно не только для журналистки, вечно охотящейся на свеженькое, но и для писательницы, которой важно зацепиться за что-то интересное, загореться идеей. В этом отношении ожидания пока не оправдывались. Хотя, положа руку на сердце, Саана чувствует, что толком ни во что и не вчитывалась.
СообщенияПресс-службыПолиции @PoliisiTiedote 20.6.2019
Бамперы всмятку, Центральная Финляндия
Бамперы всмятку? Обычно полиция как-то помягче выражается, удивляется Саана и отпивает немного кофе. Фу, совсем остыл. Тем не менее она делает еще глоток. Вот так простые люди узнают об авариях, о чьих-то трагедиях, думает Саана, возвращая чашку на стол.
Спустя неделю стало понятно, что заняться в Хартоле решительно нечем. И замечательно, этого-то она и хотела — чистой праздности в месте, где можно просто идиллически существовать и предаваться размышлениям. Однако сейчас, размышляя, Саана разочаровывается в себе, такой никчемной и ленивой. Она устраивается на 80-сантиметровой кровати в тетиной комнате для гостей и таращится на потолок. И мало-помалу, как бы ненароком, проваливается в безмятежный сон.
— Саана, просыпайся, — шепчет тетя Инкери и настойчиво ее тормошит. — Поверь, за столько дней сна ты уже оправилась и от похмелья, и от всех своих проблем. За семь, если быть точной. Сегодня действуем так: берем из амбара велосипеды и совершаем официальную велоэкскурсию по Хартоле, — говорит тетя и смеется, наблюдая детское недовольство на Саанином лице. Уже три часа дня. Тетя считает, что самое время выйти на какой-то активный диалог с Хартолой. Вспомнить, как Саана носилась тут летом. Погулять, размяться, поработать. Кто угодно закиснет, если будет целыми днями вылеживаться. Тетя уверена, что Саана уже и сама скучает по физическому труду — просто стесняется в этом признаться. Так что Инкери все сама организует и устроит ей регулярный моцион. Нечего тут сидеть сиднем в четырех стенах, когда лето на дворе.
— Давай для начала отдохнем на садовых качелях, — продолжает убалтывать тетя, и Саана понемногу оживает. — Можем взять с собой немного винца. Как тебе такое? — Тетина рука ложится Саане на плечо.
— Да, отлично, — улыбается в ответ Саана, и тетя отправляется за бокалами. Инкери всегда знает, за какую веревочку потянуть. Наполнив вином два модернистских бокала Саары Хопеа[8 - Саара Хопеа (1925–1984) — известный финский дизайнер предметов интерьера, ювелирных изделий и предметов из стекла.] на зеленой ножке, тетя ласково поглаживает Саану по щеке.
— Какое счастье, что ты здесь, — говорит она.
— Какое счастье приехать сюда, — отвечает Саана. Тетина рука приятно холодит щеку и странным образом успокаивает.
— Дела-то твои как? — спрашивает тетя.
— В целом неплохо, — отвечает Саана. — Увольнение было неожиданным, но это и к лучшему, наверное, что все так сложилось. Можно немного передохнуть. Последние пару лет я пахала как заведенная. В свободное время удавалось разве что на улицу выйти, глотнуть воздуха, — признается Саана и отпивает немного вина. В меру прохладное, в меру сухое — оно идеально.
— Как на личном фронте? — лукаво поглядывая, интересуется тетя.
— Никак, — говорит Саана. — Я со всех точек зрения сложный случай, — она смеется и поднимает бокал: за стабильность.
— Знаешь, это еще как посмотреть. Иной раз выбрать уединение куда мудрее, чем терпеть кого-то рядом, лишь бы этот кто-то был. Конечно, это не каждому под силу, тут смелость нужна, — говорит тетя, подливая обеим еще вина. — Но если чему меня жизнь и научила, так это тому, что, когда встречаешь своего человека, сразу перестаешь гадать и сомневаться. Тебе просто все ясно как божий день, — говорит тетя. Они любуются двором, уютно устроившись на садовых качелях. — Видимо, твой человек еще где-то бродит.
Саане нравится такой ход мыслей, она отталкивается от земли, чтобы сильнее раскачаться. Цветут тетины летние розы, спутницы Юханнуса[9 - Юханнус (Juhannus), рус. Иванов день — день летнего солнцестояния, отмечается в субботу в период с 20 по 26 июня. Общегосударственный праздник в Финляндии, так называемое «летнее Рождество».]. Rosa pimpinellifolia. Будь воля Сааны, просидела бы весь вечер вот так, на качелях, разглядывая розовые кустики.
— А у тебя был такой человек, чтоб все ясно как божий день? — спрашивает Саана и хитро подмигивает тете.
Взгляд Инкери бесцельно блуждает по двору, пока она не переводит его обратно на бокал. Спустя мгновение, неожиданно для Сааны, тетя отвечает:
— Была парочка таких, но ничего толкового в итоге не вышло.
Под вечер Саана и тетя, окутанные легким хмельком, решили прокатиться на велосипедах по песчаным дорожкам Хартолы. Саана едет на стареньком тетином привете из девяностых, а Инкери — на новом «Кресценте». В детстве Саана приезжала в Хартолу на летних каникулах, но тетя считает, что именно сейчас настало время познакомиться с этим местом по-человечески. Посмотреть на все глазами взрослого, погрузившись в пейзажи прошлого.
— В детстве ты часами на нее глазела, не оторвать было, — тетя делает глоток, указывая на краснеющую вдалеке ветряную мельницу. — А вон салон Майлы Талвио[10 - Майла Талвио (1871–1951) — известная финская писательница и драматург.] — самая настоящая достопримечательность Хартолы, — улыбается тетя.
Саана едва успевает смотреть по сторонам. Взрослой она тоже тут бывала, но проездом, вечно спешила, — ничего не замечала. В тетиной гостевой комнатке на верхнем этаже она залечивала сном то стресс, то накатившую печаль. Думала, что в Хартоле и глянуть-то не на что. Наверное, тогда она была по-своему права.
— Оттуда поедем вниз. Посмотрим, получится ли вырулить на приусадебный дворик, — там все равно в такое время никого нет, — с блеском в глазах выкрикивает тетя и ускоряется. Саана смеется ее авантюрному настрою и тоже налегает на педали. Как же хорошо просто ехать на велике по хартольским проселочным дорожкам! Ветхая ветряная мельница, живописные окрестности усадьбы и благоухание свежескошенной травы.
Они въезжают на внутренний приусадебный двор. Там растут шикарные исполинские сосны. Саана никогда таких не видела. Газон пострижен, и вообще заметно, что за участком ухаживают.
— Усадьба Коскипяя. Думаю, уж ее-то ты помнишь с детства, — говорит тетя, а Саана с любопытством оглядывает окрестности. Даже воздух кажется здесь каким-то знакомым, но в то же время пейзажи глядят на нее настороженно, будто чужаками. Наверное, бывала тут с мамой. — Главный дом, тот зеленый, построен в 1820-х годах, когда это были владения рода Тандефельтов. В 1850-х усадьба перешла к роду фон Гердтен, — рассказывает тетя.
Саана любуется зеленой усадьбой, ее крыльцом с массивными колоннами, красными дворовыми постройками. Ее приводят в восторг и пушистые папоротники, и яблони, и домик заведующего музеем. Даже выцветшая и потрескавшаяся зеленая краска на двери. Ей всегда нравились обветшалые двери.
— В семидесятых в дом Ванха-Коскипяя переехал мужчина, его называли Бароном, — сообщает тетя, указывая на желтый дом, что поближе к речке. — Последний из рода фон Райхманнов. «Интерьер главного здания усадьбы наглядно демонстрирует быт восточно-хяменских аристократов XIX века», — тетю не остановить. — Так написано на странице Музея Восточного Хяме. Во мне умирает отличный экскурсовод, скажи? — хихикает тетя, и Саана энергично кивает. Тетя — лучшая.
— На самом деле здесь отличный гид, — с жаром уверяет тетя. — Обязательно сходи на экскурсию, потом еще спасибо скажешь.
Саана жадно оглядывается по сторонам. Старинные усадьбы и дворики рождают в ней необъяснимую тягу к свободе. Как было бы здорово провести беззаботное лето в поместье, целыми днями дефилируя по участку в широкополой шляпе… А что, если эта деревушка снова оживет для Сааны, засияет, как в детстве?
Они оставляют велосипеды на внутреннем дворе усадьбы Коскипяя и отправляются вниз по склону к лениво перекатывающемуся речному порогу. Поток поглаживают серебристые ивы, на берегу мирно пасутся домики и парочка пирсов. Чуть поодаль Саана замечает подвесной мост. Неужели она когда-то перебегала по нему на другую сторону? Из-за водорослей и водяных линий к берегу не подступиться. Ну, по мосту так по мосту. Пройдя между двух каменных столбов-ворот, Саана ступает на жалобно поскрипывающие подвесные дощечки.
— Прислушайся, — шепотом просит тетя, и они на минутку замирают на середине моста. Стоят, не шелохнувшись. Повсюду тишина. Постепенно проступают едва различимые отзвуки. Кукушка кукует где-то вдалеке. Нежно журчит поток. Воркуют дрозды. Мошка попискивает у самого уха. Дорожное эхо, рваный ритм проезжающих мимо машин. Саана опирается на веревочку и пытается разглядеть усадьбу за деревьями. Уже начинают опускаться сумерки, но пока неспешно, словно робея. Прохладная дымка стелется по воде, и в воздухе разливаются влажные ароматы трав и древесины. Восхитительно. Они молчат. Распустившиеся водяные лилии празднично украшают берег. Чуть ниже по реке у самой воды поблескивает одинокий белый цветок.
— Видишь его? — спрашивает Саана, указывая на цветок. Он прямо сияет на темном фоне. — Это такая лилия?
— Это калла, — тихо отвечает тетя. — Они тут не растут.
В глазах Сааны застывает вопрос.
— Тогда как она тут оказалась?
— Время от времени появляется рядом с речным порогом.
— Появляется? — спрашивает Саана, рассматривая белый цветок.
— Калла — подарок маленькой заблудшей душе, — продолжает тетя.
Теперь и Саане хорошо видно, что цветок ниоткуда не растет: кто-то аккуратно приставил его к береговому камню.
— Милая Хелена, — задумчиво произносит тетя, глядя на водные завихрения, темные и такие живые.
— Хелена? — Саана вся внимание.
— Да, та, что однажды была найдена мертвой в этих самых водах.
Экскурсию по Хартоле решено было завершить в одном местном заведении, хотя это был четверг накануне Юханнуса.
— Ну и дыра, — невольно вырывается у Сааны, когда они заходят внутрь.
— Ну, спасибо на добром слове, — вырастает из ниоткуда бармен, и Саане хочется сквозь землю провалиться. Ее слова предназначались для тетиных ушей, и ничьих иных.
Они берут себе напитки со льдом и пропихиваются к старенькому кожаному дивану в самом конце бара.
— Что может быть лучше освежающего летнего коктейля? — говорит Саана, и две кружки победно поднимаются в воздух.
— Точно, — смеется тетя и немного отхлебывает.
Льдинки позвякивают друг о друга в своей стеклянной тюрьме. Саана разрисовывает пальцем запотевшие бока кружки. Вечером они с тетей то и дело обсуждали рабочие авралы, увольнение и зародившуюся от всего этого хандру. Говорили о том, как работа в СМИ подчинила себе мысли Сааны и ее силы, задавила ее творческое начало.
— Иной раз я в ужасе от того, что понятия не имею, чем занималась бы. Жизнь будто обходит меня стороной: люди учатся, встречаются с кем-то, женятся, нянчат детей, ходят на любимую работу, копят какие-то баллы, берут кредиты, оформляют страховки, — в ужасе перечисляет Саана.
— Понятно, ну а ты?
— А у меня по жизни ни то ни се. На уме одна работа, где сплошной стресс — и было бы от чего! Фигня же всякая, по сути. Еще я ем пиццу — или мечтаю о ней, — невесело смеется Саана.
— Тебя послушать, так все просто обязаны проживать похожие друг на друга, усредненные жизни. Вот я, например, живу в свое удовольствие. Важно ощущать контроль. Ты контролируешь свою жизнь? — спрашивает тетя, вертя в руках кружку с коктейлем.
— Ну… — задумывается Саана и впадает в какое-то интеллектуальное оцепенение. Как безвольная амеба.
— Будешь бегать от ответственности, начнешь плыть по течению — тут же превратишься в пассивного наблюдателя, ротозея какого-то, — говорит тетя, глядя прямо перед собой. — Никогда не пускай все на самотек.
Огромное спасибо, дорогая Инкери. Мой список поводов для самоедства был бы неполон без строки «безответственность», думает Саана.
— И что, ты счастлива? — спрашивает она тетю. Саана то и дело возвращалась мыслями к жизни, которую тетя выбрала добровольно: ни детей, ни мужа — только творчество, садоводство, книги и путешествия.
— Само собой, — тетя не сомневается. — Моя жизнь — осознанный выбор. Я благодарна за каждый ее день, — уверенно подытоживает тетя, вызывая недоверчивый взгляд Сааны. Вот так просто? Взять и сказать кому-то, что ты счастлива?
— Наверное, мне сложно понять, к чему стоит стремиться. Сейчас слишком много возможностей, они парализуют меня, как буриданова осла, понимаешь? — объясняет Саана, краем глаза наблюдая за двумя местными старушенциями, буквально источающими флюиды любопытства.
— Какие твои годы, — задорно восклицает тетя, поднимая кружку. — Поприветствуем это лето! Оно прекрасно уже потому, что здесь моя любимая племянница.
Саана согласно кивает и проникается к тете еще большей теплотой. Уж если и есть за что благодарить жизнь, то однозначно за Инкери.
— А что насчет той девушки, что умерла в реке? — спрашивает Саана после короткого молчания: обе на минутку задумались.
— Вот уж действительно печальная история, — отвечает тетя. — Ты тогда совсем кроха была, так что дело давнее.
— Что случилось?
— Подожди-ка, схожу сначала за добавкой, — говорит тетя и удаляется к барной стойке.
— Тридцать лет уже прошло. Тело Хелены выловили из Тайнионвирты, неподалеку от подвесного моста, — рассказывает тетя по возвращении с двумя полными кружками.
— Что именно тогда произошло? — продолжает расспрашивать Саана, но тетя лишь пожимает плечами и отпивает немного коктейля. — И калла. Кто-то же регулярно приносит ее к речному порогу, — размышляет Саана. — Красивый жест, — в задумчивости произносит она и делает несколько глотков кряду.
— Этот случай теперь в подкорке у каждого хартольца, — произносит тетя и гневно зыркает на любопытных старушенций, греющих свой наблюдательный пост в углу бара. — Племянница моя, — громко сообщает им тетя, указывая пальцем на Саану. Старушки сразу тушуются, отворачиваются и прикидываются мебелью.
— Внезапную смерть такой девчушки невозможно забыть, — говорит тетя.
— Что тогда случилось-то? — в который раз интересуется Саана. Напиток уже не кажется таким вкусным: внимание поглощено историей.
— Не знаю, полиция так ничего и не нашла. Дескать, улик недостаточно. Оно и понятно: Хелену нашли в речном пороге — ясное дело, тут либо несчастный случай, либо самоубийство. Вот как рассуждала полиция. Хотя по деревне всякие слухи ходили.
— Какие слухи? — Саана ловит себя на том, что губами проговаривает каждое тетино предложение.
— Ну а какие тут могут быть. Мол, не могла Хелена себя убить, не такая была и несчастной не выглядела. Хелена, наоборот, по жизни всех заражала радостью. И вдруг — такое. Что-то во всем этом было нечисто.
Глаза Сааны постепенно округляются.
— Но нельзя забывать, что деревушки типа нашей всегда полны пересудов, — шепчет тетя, кивая на столик со старушенциями. — Вон те две, например. Одна у них забота — остальным косточки перемывать, будто у самих в жизни ничего не происходит. И, знаешь, их можно понять. Тут ведь тишь да гладь. Той Хартолы-то — деревушка! Хотя нет, подожди, королевская община — руководство решило, что этому месту надобно зваться так, — важно произносит тетя. Саана еще долго обдумывает ее слова.
Следующим утром, в канун Юханнуса, Саана подскакивает ни свет ни заря — впервые за все время в Хартоле. Мысли о мертвой девушке не выходят из головы. Несмотря на короткий и беспокойный сон, Саана бодро шагает на кухню, где обнаруживает тетю, увлеченно читающую газету с чашечкой чая в руке.
— Я тут подумала… а что, если покопаться в этом деле? Заняться смертью девушки, — говорит Саана, поочередно открывая шкафчики в поисках кофе и фильтров.
Тетя отрывает взгляд от газеты и улыбается. Саана вышла наконец из своей спячки — какое облегчение.
— О, ты выписываешь «Хесари»[11 - «Хесари» — разговорный вариант названия «Хельсингин Саномат» (Helsingin Sanomat). Крупнейшая ежедневная газета Финляндии. Издается с 1889 г. (с нынешним названием — с 1905 г.).]? — удивляется Саана, различая в руках у тети знакомый шрифт.
— Крестьяне должны быть в курсе господских дел, — смеется тетя. — Кофе — вторая дверца справа.
Саана наблюдает за флегматично капающим кофе, облокотившись на кухонный шкафчик. Аромат постепенно пропитывает всю комнату.
— В конце августа как раз тридцать лет будет с того случая, — вдруг произносит тетя и переворачивает страницу.
Саана вздрагивает, будто очнувшись. Ее пронизывает ощущение того, что это — начало чего-то большего. Может ли чья-то смерть подарить Саане новую жизнь?
— Хелену нашли на исходе лета. Помню, что все ягоды с кустов к тому моменту собрала. Тебе было не больше пары годиков.
Саана дожидается последней кофейной капли. С каждой минутой намерение крепнет, наливается силами. Это — отправная точка. То, от чего нужно отталкиваться. Загадочная смерть девушки.
Я
Я наблюдаю за тем, как раскаленное железо давит на мягкое, дрожащее мясо. Приглушенное шипение чем-то напоминает звук спички, потушенной в струе воды. Когда жар доделывает начатое, я в последний раз смотрю в глаза этому мужчине: он отчаянно ищет спасения в чем-то. В смирении? В раскаянии? В мольбе, панике, прощении? Он тонет в невозможности осознать происходящее, он сдается и скоро будет поглощен унынием. Или он уже догадался? Неужели и правда понял, что на сей раз милости он не дождется? Что настало наконец время платить по счетам. Что ему предстоит посмотреть в лицо смерти… Его апатия несколько разочаровывает. Как-то все слишком легко. Он мог бы яростно брыкаться, или ползать тут на коленях, или до последнего все отрицать. Мог бы безуспешно со мной торговаться или биться в агонии. Но нет, ничего подобного. Поглощенный безнадежностью, он тихо ждет. Он точно знает, что попал на Страшный суд. И что он виновен. Я погружаю его голову под воду и смотрю, как начинаются судороги. Мои руки топят человека, а в голове не смолкает внутренний диалог. Ну и каково мне? Убивать кого-то — какие ощущения?
Смотреть на чьи-то последние вздохи, выбивать дух из чужого тела — как это? А главное, каково это — возомнить себя Богом, устроить над кем-то суд и не щадить его? Судороги усиливаются и внезапно прекращаются. И как? Да никак. И в высшей степени правильно. Вот как.
27 ИЮНЯ, ЧЕТВЕРГ, СУОМЕНЛИННА
На улице ветрено — как и всегда, — но сегодняшнюю погоду не сравнить с тем кошмаром, что царил здесь неделю назад; есть робкая надежда на долгожданную жару. Деревья покачиваются, борясь с порывами ветра, однако воинственный настрой Айно и ее пса не под силу сбить никаким катаклизмам. Захваченные бризом волосы так и лезут в глаза, Айно привычным жестом их убирает. Каждое утро в одно и то же время она бежит по одному и тому же маршруту. Булыжная мостовая, песчаная тропа, скала, газон, песок и опять булыжная мостовая. По пути Айно дает Крамеру возможность обстоятельно все обнюхивать и с достоинством помечать территорию. Они по привычке направляются в самый тихий конец острова, к Королевским воротам.
Возведенная между морем и островом стена по-родительски пытается защитить жителей от ветра, вьюг и непрошеных гостей. Сейчас история острова ощущается чем-то бесконечно далеким. Айно тянет Крамера за поводок, чтобы далеко не убегал, и они останавливаются у проема в каменной стене. Это одновременно и окно, и дверь: через проем можно попасть на скалы, к самому берегу, и сойти с тропы, истоптанной толпами туристов. Айно просовывается на другую сторону. Лицо тут же обдает соленым воздухом, это даже успокаивает. Айно по душе ранние часы, когда на улице еще никого нет и кажется, будто весь остров в их с Крамером распоряжении. Ей нравится порядок, в котором действия следуют один за другим так, что не нужно даже думать о них. Это избавляет от необходимости принимать мелкие решения. Пиццерия еще закрыта. На подходе к Королевским воротам Крамер вдруг заливается лаем и бешено тянет поводок вперед. Айно нехотя поддается и идет за псом, утихомиривая его пыл: Крамер — вперед, Айно — назад. Ошейник передавливает гортань, и из пасти Крамера вырывается невнятный скулеж. Да что с ним такое?
У самых ворот Крамер останавливается и начинает беспокойно топтаться. Лапы дрожат от возбуждения. Айно подходит ближе, максимально укорачивая поводок, и тут же замечает: что-то не так. Великолепная набережная, ухоженный газон, каменный памятник, железные цепи, ступеньки, мерное покачивание волн, пронизывающий ветер. Однако в центре этой гипнотически привычной композиции появилось нечто инородное, кричащее, захватившее внимание и Крамера, и Айно. Она смотрит вниз на ворота, едва удерживая беснующегося пса. На камнях что-то лежит. Кто-то. Будто чей-то труп. Айно сразу интуитивно понимает, что человек мертв. В его позе есть нечто неестественное, даже постановочное. Может, спуститься по лестнице и проверить пульс? Айно в растерянности. Она опускается на корточки почесать Крамера за ухом и кричит фигуре внизу:
— Эй, вы там как?
Она чувствует себя глупо: понятно же, что ответа не последует. Человек внизу — мертвее не бывает. Крамер подскуливает, а у Айно в душе смешались отрицание, отвращение, страх и печаль — она понятия не имеет, что делать.
— Помогите! — решается она, но голос тонет в порыве ветра. Да и кого можно встретить у Королевских ворот в такой час? Айно нащупывает в кармане телефон и неуверенно оглядывается. Скоро семь утра.
— Помогите! — снова кричит Айно, ее голос дрожит. Она вдруг кажется себе трусихой, маленькой слабой девочкой. Даже с голосом не может совладать. Трясущимися руками она кое-как набирает на телефоне 112. Задержав дыхание, Айно ждет того, на кого можно будет переложить ответственность за весь этот ужас.
27 ИЮНЯ, ЧЕТВЕРГ, ХЕЛЬСИНКИ
Ян наливает себе немного офисного кофе. Старенькая кофеварка делает напиток горьким, еще чуть-чуть — и будет невозможно пить. И все же Ян хлещет эту горечь литрами. Время мучительно тянется, Ян несколько раз ловит себя на зыбкой секундной дреме, несмотря на то что на зеленом офисном диване он сидит с нарочито бодрым видом. Его гложет ожидание — подспудное, непостижимое. Он отхлебывает кофе, морщится и думает о маме. Теоретически он сам может умереть в любой момент, на дежурстве например, но маме сказали заранее, прямым текстом: несколько недель, на месяцы лучше не рассчитывать. Это расставило все по своим местам. С того момента Яну плохо везде, где бы он ни находился. Но на работе все же легче, чем дома в одиночестве. Ночное дежурство выдалось спокойным, а дома он в любом случае не заснул бы. В последнее время Ян слишком часто подскакивал ни свет ни заря, в самое тихое время ночи — в час волка. Для неспокойных душ этот утренний момент поистине невыносим.
Ян встает вылить остатки жуткого кофе в раковину — и звонит телефон. Это Мертанен, главный инспектор уголовного розыска и непосредственный начальник Яна.
— Труп мужчины у Суоменлинны, — сразу переходит к делу Мертанен, и Ян моментально просыпается.
— Убийство явно непростое, жертву оставили на виду, тут возможна какая-то ритуальная подоплека. Я хочу, чтобы ты вел это дело с самого начала. Люди из хельсинкского убойного отдела и криминалисты будут на месте первыми, но я попрошу, чтобы дело передали нам. Короче, советую морально подготовиться к расследованию.
Слушая о том, что известно на данный момент, Ян наблюдает за парковкой. Четверг как четверг. Для кого-то — лишь многообещающий кивок в сторону выходных, выход на финишную прямую. Для сменщиков это просто безликий день в массе таких же. Еще полчаса назад голова Яна была забита мыслями о предстоящей утрате, но вот на сцену врывается Дело — и вытаскивает буксующего Яна из бесконечной трясины. Дело, которое уже сейчас сильно волнует тихого и угрюмого Мертанена. Ян записывает всю необходимую информацию и наконец выливает остывшую кофейную жижу в раковину.
Подводный туннель между крепостью Суоменлинна и материком всегда открыт для полиции и карет скорой помощи. Эксперты-криминалисты уже на месте, Королевские ворота и прилежащие территории оцеплены сигнальной лентой. Ян осторожно, фиксируя все вокруг, продвигается к месту. Криминалисты фотографируют детали участка, где нашли тело, и вспышки их камер тонут в ослепляющем летнем утре. В небе, словно огромное насекомое, шумит дрон: снимает общий план. Ян пытается запомнить все, что видит. Суоменлинна. Королевские ворота. Труп. Убийство. Свидетелей нет. Жертва пока не опознана.
Ян поднимает ленту и ступает на огражденную территорию. Тело он замечает сразу. Увидев Яна, криминалисты в белых халатах замирают. Убойный отдел Хельсинки уже начал расследование, но если здесь Ян, то дело, видимо, перешло к центральной криминальной полиции. Молчаливые пары глаз вопросительно смотрят на следователя, а тот — на пустоту перед собой. Они обязаны предоставить Яну необходимые сведения.
Убийство. Ян оглядывается вокруг. Гражданских нигде нет. Похоже, пустынная и ветреная Суоменлинна решила сегодня поспать подольше. Летняя туристическая истерика еще не началась. Ян не спеша осматривает скалы и зеленый остров на противоположной стороне. Должно быть, Валлисаари. Вдруг чья-то рука ложится Яну на плечо.
— Приветик. — О, этот голос ни с чьим не спутаешь.
— Хейди Нурми, — отвечает Ян и только потом оборачивается.
Хейди — детектив, с которой Ян знаком уже сто лет, — прибыла на место раньше. Ян делает вид, что в курсе. Мертанен не удосужился рассказать ему даже об этом.
— Мужчина, личность пока не установлена. Около шестидесяти лет, точные данные будут позже, — сообщает Хейди. — Нужно побеседовать с женщиной, нашедшей тело.
Ян кивает.
— Что о ней известно?
— Местная, выгуливала собаку. Тут есть имя, сейчас… Айно Ниеминен. Сидит наверху, около пиццерии, ждет, когда ее уже допросят и отпустят домой. Хорошо бы тут немного поработать, пока есть с чем, — говорит Хейди, выразительно глядя на коллегу.
Ян помалкивает, сказать пока особо нечего. Он рад, что здесь с ним именно Хейди. Они знакомы со времен учебы, у Хейди невероятно острый ум.
Хейди уходит подальше от Королевских ворот, чтобы поговорить с Айно. Ян приглядывается к берегу и оценивает расстояния. Коллеги понимающе кивают ему, давая полную свободу действий. Полицейская лента беспокойно развевается на ветру. То и дело ее приподнимают, двигаясь очень осторожно: всем понятно, что незначительные отметины, какие-то мелкие нестыковки и следы должны оставаться нетронутыми. Движение у Королевских ворот и на прилежащих территориях не может замереть, пока тут всё не прочешут вдоль и поперек.
— Что-нибудь указывает на личность жертвы? — спрашивает Ян у ближайшего криминалиста в защитном халате. — Лейно, ЦКП[12 - Центральная криминальная полиция Финляндии. Прим. ред.], — уточняет он, хотя тут все и так в курсе. Ян уже привык к тому, как очевидно в глазах обывателей его моложавое лицо не вяжется с образом детектива из убойного отдела. Но едва ли в этом мире хоть о чем-то стоит судить по внешнему виду.
— Лампи, — представляется мужчина и протягивает Яну руку. — Какое-то темное дело, как ни посмотри, — продолжает он, неуверенно махнув в сторону трупа. — Очень уж все четко сработано, чистенько. У жертвы при себе ни телефона, ни бумажника — ничего из того, что помогло бы установить личность прямо на месте. Сейчас составляют список пропавших. Может, там найдется кто-то подходящий. — Мужчина замолкает.
Яну жаль и умершего, и женщину, случайно обнаружившую труп. Когда его отдел вызывают на место преступления, всегда находится так много тех, кого нужно пожалеть.
— Здравствуйте, Айно, — говорит Хейди, энергично протягивая руку женщине с заплаканным лицом. — Это же вы нашли его? — спрашивает она, хотя ответ, конечно, известен.
Женщина кивает и наклоняется почесать пса, который крутится у ног и все никак не угомонится.
— Жаль, что так вышло. Если захотите поговорить об этом, я после нашей беседы дам вам контакты одного кризисного терапевта. Это поможет, — уверяет Хейди, и женщина снова кивает.
— В котором часу вы были на пробежке?
— Мы были тут где-то в районе половины седьмого, чуть позже, — отвечает женщина, беспокойными рывками притягивая к себе пса за поводок.
Хейди не знает, что это за порода. Ее вообще никогда не заботили домашние питомцы.
— Может, вам что-то бросилось в глаза? Люди, лодки — что угодно? — спрашивает Хейди, выжидающе глядя на женщину. Нежная блондинка в длинном шерстяном кардигане и полуботинках. Так могла бы выглядеть учительница или художница. Она отрицательно качает головой.
— Как долго вы здесь живете?
— Уже почти двадцать лет, — улыбается женщина, и Хейди с облегчением замечает какую-то искру во взгляде.
— Потрясающее место, — соглашается Хейди. Немногим удается пожить в квартирах крепости. — Если бы кто-то приплыл сюда на лодке, то откуда, как думаете? Вы же местная, просто предположите, — просит Хейди и терпеливо дожидается ответа.
— Я бы в той стороне у кого-нибудь поспрашивала, — говорит женщина, указывая на остров Кустаанмиекка. — Там никто не живет, но есть тропинка вдоль утеса.
— Спасибо вам, на этом все. Идите домой и отдохните как следует, — говорит Хейди, и женщина тихонько кивает. — Пожалуйста, свяжитесь с нами, если еще что-то вспомните.
Допросив свидетельницу, Хейди отправилась напрямик к месту, где был найден мужчина. И вот они уже вместе с Яном разглядывают труп.
За год на плечи убойного отдела ложится свыше тысячи дел, наиболее тяжелые и запутанные из которых в последнее время постоянно оказываются на столе у Хейди. Вид мертвого тела уже не вызывает никаких эмоций. Хейди по-настоящему страшно лишь при мысли о том, что бесчисленные повторения одного и того же смогли приучить ее к чему-то настолько ужасному. И хотя от самих трупов тошнит далеко не всегда, от обстоятельств смерти кровь стынет в жилах каждый раз. Сейчас Хейди уже не скажет, каким по счету было первое тело, на которое она вдруг никак не отреагировала, от которого сразу «дистанцировалась». Может, это был тот надвое распиленный мужчина пять лет назад? Или кто-то из оставивших свои мозги на лужайке после выстрела из ружья? Все это по-настоящему чудовищно, и регулярные встречи со смертью заставили Хейди ценить жизнь еще сильнее.
Хейди склоняется над трупом, чтобы рассмотреть поближе. Ссадины на шее и запястьях. Причина смерти до сих пор не установлена. По отметинам можно предположить, что мужчина утонул.
— Что скажешь? — обращается к Яну Хейди, не глядя на него.
— Пока ничего, — задумчиво отвечает Ян, продолжая осмотр.
Хейди вздрагивает от холода. Такой ветрюган этой курточке не по зубам. Хейди уже узнает это лицо: Ян начинает новое следствие. Не спешит с выводами, смотрит перед собой — будто бесцельно. Но его голова фиксирует абсолютно все.
Насильственная смерть всегда противоестественна. Она нарушает гармонию, врывается в заведенный природой порядок. Ян смотрит на море — и снова на тело. Прибыв на место преступления, он всегда стремится ухватить общую атмосферу.
Ян склоняется над трупом. В застывшем выражении мертвого лица ничто не указывает на то, насколько ужасен был конец. Яну известна первая версия — утопление. Конечно, они на побережье, вот только обувь и одежда жертвы совершенно сухие и чистые. Мужчину, очевидно, утопили, но перед смертью с ним явно случилось что-то еще. Ян просит криминалистов тщательно осмотреть самый край воды, каменную стену и находящиеся в ней многочисленные полости.
Ян бросает взгляд на телефон. Снова думает о маме и о том, что очень скоро она позвонит ему в последний раз. Позвонит, и все, дальше — тишина. Эти мысли тут же уносят его далеко от утренних событий. Все будто бы происходило сквозь густой туман. Ян взмахивает рукой, точно рассеивая дымчатую пелену, чтобы сквозь нее вглядеться в покрытые травой скалы, массивные цепи и едва уловимое движение воды.
На глубине, вероятно, лютуют течения, и воде не до мертвецов: она выталкивает их вверх, делая удивительно легкими. Реши убийца утопить мужчину в море, на поверхности плавали бы травинки. Заметая следы, пришлось бы попотеть, но в данном случае это несложно. Раз тело лежит у всех на виду, тут два варианта: либо его хотели всем продемонстрировать, либо на меры предосторожности не хватило времени. Ян размышляет о том, был ли мужчина найден раньше, чем планировал убийца. Нужно учитывать и то, что труп могли доставить к Королевским воротам на лодке. В любом случае место специфическое. Оплошность? К тому моменту мужчина был мертв совсем недолго — буквально пару часов. Или место выбрано намеренно? Вдруг оно должно о чем-то сообщить? Хотели бы просто избавиться от тела — привязали бы груз и опустили в море, места-то предостаточно. «Брошенное в воду тело всплывет на поверхность. Если нужно утопить труп с концами, потребуется утяжелитель». Ян вспоминает, как им это рассказывали на учебе. Тогда подобные слова казались выдернутыми из мафиозных диалогов, а сейчас они просто имеют смысл и поражают своей
обыденностью.
Хейди и Ян осматривают местность, не говоря ни слова. Две бледные фигуры, прекрасно осознающие: сегодня все опять начинается заново. Они прикидывают расстояния, ищут зацепки и пытаются понять, с какой стороны на место прибыл преступник.
— Похоже, нам везет. Смотри, какие люди, — прерывает Хейди свои размышления и украдкой кивает в сторону появившегося вдалеке мужчины. Ари Йоки. Лучший судмедэксперт из всех, с кем они знакомы. Дайвер — так его за глаза давным-давно прозвали следователи из убойного отдела. ЦКП невероятно повезло, что тихий гений вроде Йоки по какой-то удивительной причине решил помогать полиции, а не блистать в среде хирургов. Впрочем, появление Дайвера не сулит ничего хорошего и обычно указывает на исключительную жестокость убийцы.
— Время и причина смерти? — сразу спрашивает Ян у Дайвера, как только тот подходит к телу. Ян старается выражаться лаконично, потому как поток лишних слов выводит Дайвера из себя.
— Приди я пораньше — и вас бы не вызвали. Поверьте, — отвечает Йоки в своей манере, крайне довольный произведенным эффектом, и с задумчивым видом склоняется над трупом.
Ян невольно сравнивает Йоки с грифом. Падальщик, в мгновение ока определяющий причину смерти. Он и в самом деле смахивает на грифа: лысая, какая-то птичья голова на тонкой длинной шее. Болезненно острый, рельефный кадык на каждом слове скользит вверх и вниз.
Ян задумывается над тем, по какой причине начальство так спешно вызвало Дайвера. Да, порой он прибывает на место, чтобы взглянуть на труп до официального вскрытия и расследования, но подобное случается редко, это прямо из ряда вон выходящие дела.
— Кто такой? — спрашивает Йоки, поднимая руку мужчины и заглядывая ему под ногти. И когда он только успевает натянуть резиновые перчатки?
— Пока не знаем. Сейчас сверяются со списком пропавших.
— Ясно, жду его у себя на столе в Пикку-Хуопалахти[13 - Пикку-Хуопалахти (Pikku Huopalahti) — район г. Хельсинки.], — заявляет Дайвер и привычным жестом снимает перчатки. Ян уже долгое время уверен, что у Йоки есть лишняя пара глаз.
Ян поднимается по каменной лестнице и с высоты осматривает скорбящую, опечаленную смертью землю. С этой позиции хорошо видны морские просторы и близлежащие острова. У причала около Королевских ворот регулярно останавливается паром JT-Line, но это известно и Хейди. Последний паром из Суоменлинны до Рыночной площади отплыл в среду еще до полуночи, а в четверг с утра первый паром появился в 07:20, почти сразу после того, как было обнаружено тело. Паром шел совершенно пустым, а сейчас вся территория до причала оцеплена полицией. Ян всматривается в Королевские ворота. С этим убийством что-то не так. У трупа уже собралась целая толпа. Ян закрывает глаза, но синие огоньки продолжают его донимать. На месте бесшумно выстроились автомобили с «мигалками» — все это каким-то извращенным образом напоминает о непостижимости, скоротечности жизни.
Номер Зака стоит у Яна на быстром наборе. На плечах Зака лежит поиск информации по делу — всего, что способно оставить после себя нули и единицы. Зак отвечает после первого же гудка. Звонок на единый номер поступил в 06:47. Сейчас выясняют, было ли какое-то движение на острове в тот момент: лодки, автомобили, пассажиры парома. Скоро у Зака появятся записи с камер наблюдения на причале Рыночной площади. Эту территорию снимают с десятка разных мест, ведь поблизости Президентский дворец. Маловероятно, что убийца решился сесть на общественный паром, однако и этот вариант необходимо проверить. Сейчас основная задача Зака — искать на видео следы жертвы. Последние сутки убитого мужчины должны быть восстановлены буквально поминутно. Еще бы знать, кто он такой.
Хейди жестом просит Яна сесть в машину. В полной тишине они едут по туннелю на материк.
— Хоть посмотрела на тебя, — начинает Хейди. Как и всегда, она садится за руль, когда им выдается случай поработать вместе. Ян никогда не любил водить. Ему больше нравится сидеть и размышлять. Или на велосипеде кататься.
Хейди несется как ненормальная. Среди знакомых Яна больше нет людей, которые, подобно Хейди, могли бы даже переодеваться за рулем, когда машина на полном ходу.
— Музыкальные пожелания? — интересуется Хейди, когда туннель превращает звуки радио в сплошной шум. Ян по-прежнему молчит, и она ищет в Spotify одну из его любимых композиций — Red Eyes группы The War on Drugs.
Рта Ян так и не открывает, но начинает улыбаться первым нотам.
— Ну? Сам начнешь или мне тебя официально спросить? — в третий раз Хейди пытается нарушить молчание. Сумрачный туннель затягивает их обоих в свой особый спокойный мирок. В туннеле ни души. Ян понимает, что от расспросов Хейди никуда не деться. Ничто не ускользает от ее внимания, хотя и не сказать чтобы они были задушевными друзьями. Ян глубоко вздыхает и говорит то, о чем Хейди и так подспудно догадывалась.
— Маму перевели в хоспис «Терхокоти», — голос Яна слабее, чем ему хотелось бы.
— Боже, сочувствую, — говорит Хейди, и это чистая правда.
— Спасибо.
— Ты говори, если я чем-то могу помочь, — продолжает Хейди. — В такие моменты сложно подобрать слова, но ты знай, что я рядом и готова выслушать. Или обнять, — добавляет Хейди и слабо улыбается. Они оба в курсе, что у Яна по жизни проблемы с объятиями.
Выезжая из туннеля, они тут же чувствуют мощь обрушившегося на них утреннего солнца. The War on Drugs играют на фоне, служа поездке эффектным саундтреком. Ян молча всматривается в сменяющие друг друга городские пейзажи. Техтаанкату особенно хороша. Установленный у дороги измеритель скорости показывает 75 км/ч — похоже, они злостные нарушители.
— Хоть убей, вот одного не могу понять, — заводит разговор Хейди, вынужденно тормозя из-за стоящего впереди трамвая. — Какого хрена ты вообще на работе? Почему не с ней? Вам нужно как можно больше бывать вместе, ведь очень скоро такая возможность исчезнет, — выпаливает Хейди и резво выруливает из-за трамвая, как только выдается момент.
На секунду Яну кажется, что они сейчас умрут. Сидя за рулем, Хейди чаще смотрит на собеседника, чем на дорогу. Когда они резко тормозят, Ян ищет какой-то моральной поддержки у приборной панели. «Какого хрена ты на работе? Почему не с ней?» Слова Хейди кружатся у Яна в голове, но он не отвечает. Просто не знает как. Он словно делает вид, что все в порядке. Что это не они только что чуть не разбились, что смерти вообще не существует, что люди друг друга не теряют. Сегодня просто рабочий день — ну, слегка напряженный, конечно. Хейди гонит так, что есть смысл задуматься о завещании или хотя бы испугаться. Но Яна теперь ничего не пугает.
В офисе Ян сидит, закинув ноги на рабочий стол. Хейди устроилась чуть позади и лупит по столу теннисным мячиком. На основании жиденьких сведений, что им удалось добыть, сейчас было бы неплохо разжиться хотя бы грубым, предварительным профилем убийцы. Что он хотел сказать? За всем этим стоит визионер? Авантюрист? Есть ли у него какая-то высшая цель или все сводится к банальному ощущению власти? С профилем им мог бы помочь Кай Йоханссон, настоящий профессионал, но и ему понадобилось бы еще немного времени.
— Итак, — начинает Хейди и кидает мячик Яну. Едва удержав равновесие, Ян ловит мячик и опускает ноги на пол. Цель этих перебрасываний очень простая — проговорить вслух все, что сейчас на уме. Хейди следит за тем, чтобы в обязательном порядке высказывалась даже абсолютная околесица, — только так можно в конце концов прийти к конструктивным версиям.
Хейди внушила Яну доверие с самой первой встречи, такое в жизни случается нечасто. О себе она рассказывать не любит. Хейди — женщина красивая, но суровая. Такую сложно раскусить на раз-два. Ян сразу разглядел в ней такого же интроверта, как и он сам. Была у Хейди одна способность, которая проявилась еще во время учебы и до сих пор восхищала Яна, — умение «читать» людей.
— Кем был убитый? — спрашивает Ян, кидая мячик обратно Хейди.
— Кто входил в его близкое окружение? — спрашивает Хейди, мячик опять у Яна.
— Королевские ворота: есть ли сакральный смысл?
— Виновный обычно находится среди близких, — добавляет Хейди. — С какими близкими мы столкнемся в этом случае? С женой? Девушкой?
— Почему труп остался лежать на виду? — задумчиво произносит Ян. — Жертва расплатилась за прошлые грехи?
Хейди на секунду замирает, уставившись в пустоту. Затем продолжает:
— Это единичное убийство или начало серии?
Последний вопрос повисает в воздухе. Хейди бросает мячик Яну и ждет. Ян ловит его и начинает вертеть в руках. Старенький кислотно-желтый теннисный мячик. Несколько лет назад Ян нарисовал на нем рожицу, но чернил уже почти не видно. В полете мячик теряет несколько тончайших ниточек, и никому до этого нет дела. Ян открывает рот, словно вот-вот что-то скажет, но потом передумывает. Последние вопросы крайне серьезны. Действительно, почему убийца хотел, чтобы жертву непременно обнаружили? Что такого в этой жертве?
Ян поднимается, кладет мячик на рабочий стол и подходит к высокой пустой стене. Он берет черный маркер и пишет в центре светлой доски: «Мужчина Х найден 27.06.2019 в 06:45, ум. ок. 05–06 утра?» Под записями он прикрепляет фотографии с места. Лицо жертвы. У них уже что-то есть — и нет, по сути, ничего.
Хейди сидит у монитора, ищет информацию о Королевских воротах и читает прямо с официального сайта крепости Суоменлинна: «Монументальные Королевские ворота считаются символом крепости Суоменлинна. Они были построены в период с 1753 по 1754 год как центральный вход в крепость. Ворота были воздвигнуты на месте, где пришвартовался корабль короля Швеции Адольфа Фредерика, решившего лично проконтролировать строительство крепости в 1752 году»[14 - Цитируется по материалу русскоязычной версии официального сайта крепости Суоменлинна. URL: www.suomenlinna.fi/ru/kavijallevenaja/nahtavyydetvenaja/www.suomenlinna.fi/ru/kavijallevenaja/nahtavyydetvenaja/(http://www.suomenlinna.fi/ru/kavijallevenaja/nahtavyydetvenaja/)
.].
— Зацепиться особо не за что, — подытоживает Хейди, еще немного почитав текст. — И все же интуиция подсказывает, что это место было выбрано не случайно, — продолжает она, приоткрывая окно, чтобы разогнать застоявшийся воздух.
Ян смотрит на небо. Погода восхитительная, хотя сезон отпусков еще не начался. Начнется — и, по закону подлости, моментально похолодает, а люди будут в панике оккупировать Грецию, Турцию или — на худой конец — Эстонию, только бы погреться. Ян и сам бы не прочь уехать в тепло, но это лето опять придется провести за работой. Еще какое-то время Ян снова пытается представить, чем в эту секунду заняты обычные люди, гуляющие по улице в свой обычный четверг. Кто-то из них все-таки в отпуске. А Ян и Хейди сидят здесь и расследуют убийство. Их будни сотканы из чужих смертей. Они ежедневно погружаются в мир вечного мрака.
На пороге появляется Зак с небольшой стопкой бумаги.
— Что есть на данный момент: мы нашли человека, который, возможно, рано утром видел лодку около вод Суоменлинны, в районе острова Сусисаари. Он подумал, что кто-то рыбачит, но не разглядел, кто именно. Мы начали просматривать видео с камер наблюдения, установленных на Рыночной площади у причала, где останавливается паром HSL, но пока мы даже не знаем точно, что конкретно ищем, ведь ни на жертву, ни на убийцу ничего нет. В общем, пока пусто. Попробуем зафиксировать лица тех, кто садился на паром вчера ночью и сегодня ранним утром.
Ян кивает. Специально собранная им для расследования этого дела группа из трех человек изучает полупустую доску в полной задумчивости. Исписать ее вдоль и поперек — сейчас их задача номер один. Сверху ясно дали понять: у этого дела высший приоритет, и Мертанен, как главный инспектор уголовного розыска ЦКП, должен постоянно получать информацию о ходе расследования. К сожалению, на данный момент информации слишком мало. Речь идет о пазле, в котором даже количество деталей под вопросом. Неоспоримым фактом остается только смерть, новый труп без имени.
Йенна ковыляет по знакомой дорожке для бегунов. На глазах — солнцезащитные очки, хотя сегодня облачно. Она еще не встречалась с коллегами, ей вообще ничего не хочется делать. Едва она останавливается у поместья Пуотила, чтобы перекурить, как звонит телефон.
— Как делишки, Йенна? — начинает Элиас.
— Помаленьку, — отвечает Йенна и глубоко затяги-вается.
— Жива после вчерашнего? — посмеиваясь, спрашивает Элиас.
— Ага, — мямлит Йенна и выпускает колечко из дыма. Раздражение накатывает быстрее, чем это колечко расширяется.
— Как там Ларс? — интересуется Элиас и замолкает в ожидании.
— А что мне твой Ларс? — огрызается Йенна. — Слышать о нем не хочу. Трухлявый онанист, — говорит она и сдвигается с места. Своим звонком Элиас растревожил все воспоминания о том вечере и его мерзком продолжении, а также о фотографиях, которые не факт, что не были никому отправлены, хотя она, конечно, удалила их из телефона этого извращенца.
— Ну, я просто подумал, мало ли у вас там что… — говорит Элиас. Он не интересуется, как там Йенна и все ли с ней в порядке. Да и с чего бы, правда? Сейчас Йенна понимает, насколько фальшиво все это Элиасово дружелюбие.
— Ларса не было в агентстве, хотя сегодня ему стоило бы появиться на собрании, — объясняет Элиас.
— А, вон оно что, — выжимает из себя Йенна, содрогаясь при мысли о том, что в понедельник ей придется идти на работу.
— Просто это не похоже на Ларса, — бормочет Элиас и неожиданно отсоединяется.
Йенна останавливается, задумчиво уставившись перед собой. Куда запропастился Ларс? Хотя нет, ей-то что. Йенна глубоко вздыхает и находит в телефоне то дурацкое селфи, которое она сделала на фоне окна в спальне Ларса.
— Дура, вот ты кто, — говорит себе Йенна и продолжает тащиться.
Она думает об Элиасе. Любимый братик. Все в агентстве в курсе, что он помолвлен и скоро станет отцом. Но вот выходные — и Элиас опять в загуле. Причем внушительная часть его баб по совместительству еще и клиентки агентства. Как удобно.
Йенна никогда не рассказывала, что Элиас ее кузен. Он умолял ее помалкивать на этот счет, иначе для всех стало бы очевидно, что стажерка, в общем, не с улицы. Йенна не знает, единственная это причина или нет. Вдруг Элиас так демонстрирует свою власть? Он неоднократно давал понять, что Йенне лучше не совать нос в его дела.
Йенне хочется треснуть себя как следует. Что она творит? Как можно быть такой идиоткой? Ларс исчез — и вот думай теперь всякое, беспокойся. С кем он говорил утром? Йенна вздрогнула. А вдруг тот тип на улице следил за окнами Ларса и видел Йенну? И видел, что она его тоже видела? Йенна силится вспомнить что-то конкретное, но в памяти остался лишь размытый силуэт.
Вернувшись домой, Йенна разглядывает свое отражение в замызганном зеркале прихожей. Она бы очень хотела убедить себя в том, что совершенна, но пока в голову лезут одни лишь недостатки. Да и день располагает к самокритике. Бывают такие периоды, когда до предела сгущается неопределенность, когда чувствуешь: ты — уродливое ничтожество. У нее язык не повернется рассказать кому-то о Ларсе, о том кошмарном вечере. На что она, собственно, рассчитывала, соглашаясь пойти к Ларсу домой? В какой момент уже слишком поздно говорить «нет»? Чего еще тут можно было ожидать? Что они проболтают всю ночь и расстанутся лучшими друзьями? Но про то, что тебя тайно сфотографируют, мало кто может заранее подумать, тут она не виновата. Она виновата в том, что сама к нему пошла. Что за больное любопытство? Неужели так сложно просто себя уважать? Почему все привычное и безопасное кажется таким невыносимо скучным? И что помешало Ларсу появиться сегодня в агентстве? Внезапно на Йенну накатывает необъяснимое облегчение. Ей даже приятно не вникать в Ларсовы проблемы. Козел. Йенна облизывает указательный палец и слюной рисует на
своем отражении вымученную улыбку.
27 ИЮНЯ, ЧЕТВЕРГ, ХАРТОЛА
Приготовив Саане кофе и заварив себе чайничек чая, Инкери отправляется в сад. Благоухающая ароматами кофе и черной смородины кухня встречает Саану, которая с важным видом подходит к шкафчикам, чтобы привычно взять себе большую чашку с розочками. Самую большую во всем доме. Саана потирает глаза. В уголке правого скопилось что-то желтое.
Сегодня облачно. Саана наполняет до краев свою богатырскую чашу, не забыв добавить немного овсяного молока, и делает бутерброд мечты из авокадо, сыра и кружочков помидора. Свой завтрак она старательно укладывает на плетеный подносик, с которым и появляется на улице.
Саана жует хлеб и любуется утренним двором, все еще влажным от росы. То и дело она чувствует уколы совести. Неужели и впрямь можно провести целое лето как заблагорассудится? Вот так просто? Саану уже распирает от энтузиазма. Наконец-то она нашла себе важное занятие, такое, где никто не будет стоять над душой и напоминать о сроках. Ее собственным проектом станет история мертвой девушки, найденной в речных водах много лет назад.
Первым делом Саана решила как следует порыться в амбаре. Инкери предположила, что там вполне может заваляться старый выпуск «Хартолан Саномат» с некрологом Хелены. Вдоволь наигравшись с тетиными амбарными сокровищами — чучелами животных, шляпами, кожаными куртками, покосившейся мебелью и пыльными сервизами, — Саана откопала сундучок со старыми журналами по интерьеру, схемами для вязания и газетами. Поиски увенчались успехом.
Саана доедает бутерброд с авокадо и дотягивается до своей вчерашней находки — старой пожелтевшей газеты. Маленькую заметку о смерти Хелены поместили на центральном развороте.
ПАМЯТИ ХЕЛЕНЫ ТОЙВИО
Не исчезнуть тем,
Кто в наших сердцах живет.
Тенями ли, снами ли,
Тихо будут они нам являться.
1 сентября 1989 года в Тайнионвирте была найдена мертвой Хелена Тойвио, любимица всего городка. Редакция выражает соболезнования родным и близким девушки.
Саана прокручивает эту ситуацию в голове, глядя в окно на пышный зеленый двор. И чем дольше она размышляет о Хелене, тем яснее ощущает: вот оно. Дело, которого ей так недоставало. Она бы действовала как журналистка жанра тру-крайм или автор детективных романов. Она бы расследовала и брала интервью — и так воссоздавала бы по крупицам, кем была Хелена и что с ней тогда случилось. Она бы документировала каждый шаг и накопила бы кучу материала для отличной статьи, пусть даже дело и осталось бы нераскрытым. О, или эту историю лучше превратить в серию выпусков тру-крайм-подкаста? Финский аудиосериал о тайнах королевской общины! Саана усмехается. Что за привычка вечно бежать впереди паровоза? Планы оказываются настолько грандиозными, что сил в итоге не хватает даже на первый шаг. Дело Хелены нужно распутывать неспешно, в ритме Хартолы, и ничто не должно давить и обязывать.
Для начала неплохо бы выяснить вот что: официальные данные. Насмотревшись сериалов про убийства и начитавшись детективов, Саана в курсе, что на каждое правонарушение обязаны завести Дело, такую папочку. Хелена умерла довольно давно, и информация по ее делу наверняка уже есть в общем доступе — если знаешь, у кого об этом спрашивать. Полиция кажется отличным объектом для подобных расспросов.
Спустя час Саана бродит по центру Хартолы. Вдоль и поперек исходив центральную улицу, она чувствует небольшую растерянность. Почта — есть, магазин «Алко» и поликлиника — есть… но нет полиции. Саана достает телефон и гуглит: «Хартола полиция». Результаты обескураживают: в Хартоле нет полицейского участка. Его закрыли, а делами Хартолы любезно занимается полиция Хяме.
Может, послать в полицию электронное письмо? Поразмыслив над этим, Саана ловит себя на том, что уже некоторое время наматывает круги у входа в каменную церковь, сердце Хартолы, вокруг которого фактически выстроен весь центр. Саана садится на деревянную скамейку и ищет адрес электронной почты на странице полиции Хяме. Попытаться-то стоит. В коротеньком письме она излагает суть вопроса: мол, очень интересует одно старое дело, 01.09.1989 в Тайнионвирте нашли труп девушки, Хелены Тойвио. Саана нажимает «Отправить» и задумывается над тем, есть ли у кого-то в полиции время на возню с такими вот праздными любопытствующими, да еще и в отпускной период.
Сидя на скамейке, Саана разглядывает церковь. Ей не удается отделаться от навязчивой идеи сходить на могилу Хелены, познакомиться с ее последним пристанищем. С другой стороны, грызут сомнения: имеет ли она право вмешиваться в чужую смерть? Это ли не бестактность — превратить чью-то трагедию в отличную статью?
На улице как-то помрачнело. Кажется, скоро начнется дождь. И все же Саана широким шагом устремляется на кладбище. Там покоятся и ее бабушка с дедушкой. И мама. Но теплую память об этих людях Саана хранит в сердце, а не на кладбищенских плитах. Пятнадцать лет она не посещала эти могилы, не собирается и сейчас.
Подошвы ботинок похрустывают на гравийной тропке перед церковью. Сбоку на дорожке пристроился выцветший штендер с надписью «Ступай с Богом! Двери церкви всегда открыты».
На кладбище тихо и безлюдно. Все будто застыло. Кажется, Саана тут — единственное напоминание о жизни. Интересно, как проходят церковные будни? Саана минует входные ворота и направляется к могилам. Она бегло просматривает выбитые на камнях даты рождения. Это похоже на поиски нужного некролога в воскресной газете. Она ищет необычные имена, читает эпитафии, вычисляет возраст мертвецов. И хотя Саана часто сталкивалась с материалами и статьями про трагедии и несчастья, со смертью совсем молодых людей она смириться не в силах. Меряя шагами могильные ряды, Саана чувствует, как все стремительнее погружается в бездну тяжелых размышлений. Она горюет о детях и стариках, об одиночках и тех, кто похоронил своих любимых. О Хелене. Даже о себе — о конце своей жизни, — хотя умирать пока никто не собирается. Саане нужно научиться не принимать все близко к сердцу, найти подходящую дистанцию.
Она минует еще несколько рядов и уже подумывает о возвращении в город. Может, Хелены здесь нет? Однако подозрения еще не успели толком оформиться, как на глаза наконец попалось знакомое имя.
ХЕЛЕНА АННИККИ ТОЙВИО
* 15.4.1974 † 1.9.1989
Есть сила, превосходящая даже смерть.
Это любовь,
любовь живет.
Вот где она теперь, думает Саана и проводит рукой по ледяному каменному надгробию. Хелена. Сколько же лет ей было? Саана еще раз считает возраст, чтобы убедиться: ошибки нет, девушка умерла в пятнадцать. А как она сама, пятнадцатилетняя Саана, смотрела на жизнь и мир? Уж конечно, не так, как сейчас, когда ей перевалило за тридцать. Последние несколько лет Саане кажется, что, несмотря на кризисы и неудачи, жизнь с каждым годом становится все лучше. По чуть-чуть, но все-таки.
Саана достает телефон и делает фото Хелениной могилы. Направляясь к дороге, Саана думает о том, что об этом сказала бы сама Хелена, будь у нее такая возможность. Небо все такое же пасмурное, однако дождь пока не начался. Видимо, Саане сегодня везет и она успеет прибежать домой до первых капелек.
— Девушка! — раздается мужской голос со стороны церкви. — Вы нашли, что искали?
Саана останавливается и оборачивается посмотреть на говорящего. В дверях мрачной каменной церкви стоит мужчина в пестром шерстяном свитере и брюках. Из выреза на шее выглядывает воротничок священника.
— Нашла, спасибо, — отвечает Саана и чисто из вежливости делает пару шагов обратно в сторону церкви.
— И что же искали? — спрашивает священник и выжидающе смотрит на Саану.
— Просто наслаждалась здешними красотами, бродила по старому кладбищу, — говорит Саана первое, что пришло в голову. Она решила особо не распространяться о своем Деле.
— Я вас вроде раньше тут не встречал, — говорит мужчина и выходит.
— Да… — неуверенно соглашается Саана. Ей почему-то не хочется продолжать разговор. Хочется как можно скорее оказаться у тети и записать свои впечатления от кладбища и могилы Хелены.
— Уже побывали внутри? На церковь стоило бы взглянуть, — говорит мужчина, рукой указывая на строение.
— Еще нет, — отвечает Саана и не знает, нужно ли сообщать священнику о том, что она неверующая.
— Тогда приходите, вам будут рады. Ну, если захотите, — быстро добавляет мужчина и улыбается. — Церковь нашей Хартолы всегда рада гостям. Когда что-то тревожит, люди знают по крайней мере одно место, где им помогут, и одного человека, который выслушает, — произносит мужчина и указывает на себя. Он всегда выслушает.
— О, понятно, — говорит Саана, отчаянно желая исчезнуть. Ей всегда было неуютно в компании священнослужителей. Саана роется в сумочке и достает оттуда телефон. Она бросает взгляд на экран и делает вид, будто внезапно получила сообщение — что-то срочное, надо бежать.
— Ну, мне пора. Все уже заждались, — торопливо выдавливает из себя Саана и поворачивается к дороге.
Священник машет Сааниной спине рукой в знак прощания, потом неспешно уходит обратно к церкви. Саана же несется, почти бежит, и чувствует, как этот давний трагический случай разбудил ее, вернул к жизни. Любопытство и воодушевление смешиваются в душе Сааны со щемящей тоской. Как же мало успела повидать на этом свете Хелена! Осиновые листочки мерцают и шелестят на легком ветерке, вот и первые капли дождя летят с неба, превращаясь на земле в крохотные пятнышки. В этот момент Саана переходит на бег и обещает себе: все обязательно услышат о Хелене, она не будет забыта.
ЛЕТО 1989, ХАРТОЛА
Хартола, скромно пристроившаяся у Национальной дороги номер 4, была поселением со своей особенной атмосферой и неспешным укладом жизни. Пара магазинчиков, почта, полицейский участок, пекарня. Заправка Kesoil, бар Unioni, колледж Восточного Хяме. В центре Хартолы по площади ничто не могло сравниться с кладбищем. Мертвых почитали усерднее, чем живых. Хартола была королевской общиной, которую, согласно преданиям, настоящий король посетил в 1802 году. Она напоминала затхлый воздух в доме, простоявшем без присмотра неизвестно сколько времени. Замерший музей так и манил своей самобытностью, но начинал нехотя делиться малоприятными деталями, стоило лишь хорошенько присмотреться. Велосипеды, клубника на каждом углу и восхитительный хлеб на закваске. Ветхие дома. Рты, полные историй и сплетен. Косые взгляды, загадочное молчание. Секреты. Мало-помалу на ярком свету Хартола обретала совсем иные очертания. Единственная королевская община Финляндии, невесть что о себе возомнившая. В застоявшемся воздухе, хаотично поблескивая в лучах солнца, кружились пылинки. Простые рабочие и большие шишки. Усадьба Коскипяя и
красная ветряная мельница. Тайнионвирта. Смерть.
Хелена сидела в комнате, почесывая Нойманна. Вообще, поначалу Нойманн был отцовской охотничьей собакой, но Хелена постоянно с ним возилась, и в итоге псу разрешили спать в доме. Ему и место отвели — в комнате Хелены, прямо под постером группы Dingo[15 - Dingo — финская рок-группа из г. Пори, имевшая невероятную популярность по всей стране в 1980-е гг. Лидером группы и ее вокалистом был Пертти Нойманн.]. Через какое-то время Нойманн перестал интересоваться охотой, посвятив всего себя заботливой Хелене, — отец сдался и махнул на эту парочку рукой.
Клубничная ферма семьи Тойвио впечатляла своими размерами и устройством. Она состояла из красного жилого дома, отапливаемого хлева, теплицы и большого гаража, где хранились все инструменты и располагалась кладовая. Раньше фермой владели дедушка и бабушка Хелены. Теперь — ее родители. «Смена поколений», — сказал отец в час икс. Никто даже не улыбнулся. В семье все были лютеранами, ревностно чтущими Слово Божье. Таким не пристало смеяться. Пускай веселятся развратники и шалопаи, а также те, у кого на плечах не лежит целая ферма. По весне клубника выжимала из семейства Тойвио все соки. Не очень-то тянуло посмеяться. Однако и серьезные люди умеют радоваться жизни, просто по-своему.
В доме Хелены каждый день подавали клубнику. Осенью и зимой — из холодильника, летом свежую.
— Неужели не надоела еще? — спросила однажды Хеленина лучшая подруга Йоханна.
— Никогда не надоест, — ответила Хелена.
Тем летом песня «Я помню тебя, Элейн»[16 - «Я помню тебя, Элейн» (Muistan sua Elaine) — финский музыкальный хит (муз.: Аллу Косонен, сл.: Матти Юрва), обретший первую популярность в 1931 г. Музыкальные чарты эта песня по-настоящему взорвала в 1980-х гг., когда ее исполнял Пиркка-Пекка Петелиус.] постоянно играла в голове Хелены, аккомпанируя прогулкам по тихим тропкам или густому ельнику. Ее любили крутить по радио, которое Хелена тихо-тихо слушала по вечерам одна в своей комнате. Ей так хотелось быть для кого-то такой вот Элейн. «Каков мой путь — не в этом суть, / Хоть день на дворе, хоть ночь». Тайком, когда никто не мог увидеть, Хелена пританцовывала у зеркала, нарядившись в чудесное красное платье с белыми кружочками и очень глубоким вырезом. Ей уже исполнилось пятнадцать, но родители продолжали делать вид, что по дому бегает маленькая девочка. Хелена разглядывала себя в зеркало, вертелась и так, и эдак. Она замечала, как меняется ее тело, как очертания становятся более волнующими и женственными. Полностью принимала эту метаморфозу и вздыхала от томительного ожидания. Ожидания… чего-то. Этим
летом все должно измениться. Она станет взрослой.
Каждое лето Хелена работала в ларьке с клубникой, и этот год не стал исключением. Ягодная должность была ей на роду написана.
Она продавала собранную утром клубнику сорта «полка» в ларечке на небольшой торговой площади прямо перед магазином S-Market. Дела шли по-разному, так что порой Хелене приходилось выстаивать за прилавком целый день.
«Клубничная ферма Тойвио желает всем чудесного лета!», «Край родной — клубничный, край чужой — черничный», «Клубники — выше крыши!» — такими милыми табличками Хелена украшала свой ларек. Многим эти таблички поднимали настроение. Но безоговорочным фаворитом была лучезарно улыбающаяся ягода клубники, нарисованная на деревяшке. Из года в год она служила главным украшением Хелениного места.
— Я вам так скажу: как вижу ту радостную клубнику, так и вспоминаю, что лето на дворе, — сообщила однажды местная беззубая старушка. Да и детишкам этот рисунок очень нравился: поравнявшись с Хеленой, они всегда подмигивали ему, плетясь за родителями. «Хелена хорошая», — говорила окрестная ребятня. «Хелена — добросовестная девочка и учится прилежно», — наперебой твердили учителя. «Хелена нравственно чиста и непорочна», — утверждали родители. Но в душе самой Хелены теплились и другие желания, кроме как быть послушной, приятной и ответственной. Хелена превращалась в молодую женщину, голодную до авантюр.
Когда в первый день сентября тело Хелены нашли в речном пороге, все вдруг затихли. Такая замечательная девочка. Как она могла просто взять и умереть — для всех это было за гранью понимания. Их милая клубничная Хелена.
А пока еще не настал этот роковой момент, не произошли события, повлекшие за собой трагическую неизбежность, пока все было хорошо, Хелена стояла, опершись на прилавок. Иногда она ныряла под стол, чтобы достать еще немного корзиночек с клубникой. День стоял жаркий и пасмурный, но ягоды буквально разлетались. Каждый, кто заходил в универсам, заодно прихватывал и корзиночку клубники.
Хелена с интересом наблюдала за людьми и припарковавшимися поблизости автомобилями. Живое общение ей нравилось куда больше, чем работа в поле, вдалеке от разговоров. Ларек был окошком, своеобразным проводником в мир событий Хартолы. Одни пришли вместе, другие поодиночке. Этот дуется, тот веселится, там кого-то обсуждают. Еще из ларька было удобно разглядывать парней. Но хартольские рыцари не привлекали Хелену в том смысле, какой она вкладывала в понятие «привлекательность». По мнению Хелены, настоящая привлекательность — это когда тебе становится нечем дышать, ты начинаешь ловить ртом воздух и пожирать Его глазами. Вот такого-то с Хеленой никогда и не случалось. Местные парни только и знали, что возиться со своими мопедами да гордиться жалкими тремя волосинами над верхней губой. Книг они в руках не держали, зато держали пиво — напоказ, прямо на торговой площади. Они пили и громко сплевывали, ожидая, что девчонок такая крутость сразит наповал.
Хелена съела все помятые клубнички на дне ящика и снова принялась наблюдать за людьми, приходящими и уходящими. Хотя, если уж совсем честно, она все время чего-то ждала. Что нечто особенное, уникальное случится с ней именно этим летом — и все изменится по щелчку пальцев. Мрачные тучи за пару часов успели долететь до магазина и замереть прямо над ним. Местами проглядывало солнышко, но погода была давящей, весь день напрашивался дождь. Еще чуть-чуть — и громыхнет так, что мало не покажется. Хелена оглядела стоящие перед ней корзиночки с ягодами. Если повезет, она успеет продать их до дождя. Вдруг зачесался глаз, Хелена потерла его правой рукой и увидела ресничку на указательном пальце. У ларька никто не стоял. На парковке тоже почти никого не было. Хелена осторожно переместила ресничку на кончик большого пальца, следя за тем, чтобы ветер не унес ее раньше времени, затем закрыла глаза и сдула сама. Выполняя этот детский ритуал, она думала о своем заветном желании. Чтобы скоро случилось нечто волнующее и исключительное.
И когда в тот предгрозовой послеобеденный час у ларька с клубникой остановился незнакомый автомобиль, Хелена прямо извелась от любопытства.
Часть II
27 ИЮНЯ, ЧЕТВЕРГ, ХЕЛЬСИНКИ
— Случай специфический, — произносит Йоки и замолкает. Они приехали в Пикку-Хуопалахти, чтобы начать выяснение обстоятельств смерти. — Причина: утопление. Вода найдена в легких и желудке. Есть признаки асфиксии. Одежда почти сухая, поэтому, скорее всего, в резервуар с водой поместили только голову жертвы. Это подтверждают и обнаруженные на шее синяки. Субъект применял силу, жертва явно сопротивлялась. Довольно неприятный способ умереть. Утопление, еще и кое-какая деталь на крайне чувствительном месте, — продолжает Йоки и делает взмах рукой, приглашая Яна взглянуть.
Ян выдыхает. Вот и зацепка. Теперь ему не составит труда погрузиться с головой в работу и не думать о вопросе Хейди, не думать о маме. Она и так в основном дремлет и отдыхает — он бы не знал, чем заняться у ее кровати.
Йоки приподнимает белую ткань, накрывающую окоченевший труп на столе для аутопсии.
— Взгляни-ка, — предлагает Йоки совершенно спокойно. Это человек, в голосе которого нет вообще никаких оттенков. Все нейтрально и по сути, по-Дайверски.
Ян прослеживает путь руки судмедэксперта — и резко отворачивается. Какая гадость. Йоки указывает прямо на промежность мужчины. На синеватой мошонке жертвы — большой кровавый след, с момента смерти уже успевший немного потемнеть. Справившись со своей первой реакцией, Ян снова смотрит на пострадавшее место и понимает, что за этим шрамом тоже стоит какая-то логика. Он присматривается к трупу еще внимательнее.
— Клеймо. Это же клеймо, — озвучивает Ян свои мысли.
— Не успело зажить. Было сделано наживую, и я бы сказал, что мужчина умер почти сразу после клеймения. Rigor mortis[17 - Трупное окоченение (лат.).] толком не началось, когда мы обнаружили тело, и, принимая во внимание степень окоченения на данный момент, можно предположить, что смерть произошла между пятью и шестью часами утра, — делает вывод Йоки, глядя Яну прямо в глаза.
— То есть труп оставили у Королевских ворот около шести утра. Его нашли менее чем через час, — подсчитывает Ян. — Топили тоже в окрестностях Королевских ворот.
— Если интересует мое мнение, то этот случай не совсем обычный. Субъект хотел, чтобы труп нашли. Хотел оставить его у всех на виду. И, что особенно интересно, на трупе есть метка, — размеренно рассуждает Дайвер, пока Ян с разных ракурсов снимает на телефон клеймо.
— Так, — бормочет Ян. — У нас есть тело и тот, кто посчитал нужным оставить на этом теле свою визитку.
Он вновь поворачивается к омерзительной клейменой промежности, на которой в момент смерти было настоящее месиво. Жар железа подпалил волоски около шрамов. Ян нагибается рассмотреть поближе. Он задерживает дыхание, чтобы не вдохнуть ртом или носом источаемое трупом зловоние.
— Мне одному это напоминает корону или что-то подобное? — спрашивает Ян у Дайвера, кивая на клеймо.
— Нет, я тоже так решил, — соглашается Дайвер. — На мужчине выжгли корону. И затем утопили.
— М-м-м… — бормочет Ян.
— Скоро получу результаты анализа крови, вдруг обнаружатся следы наркотиков. Покойник — человек высокий и для своих лет в очень хорошей форме. На теле нет обширных увечий, поэтому вопрос в том, как именно мужчину застали врасплох и заманили в ловушку. Я бы поставил на электрошокер или наркотики. За исключением синяков на шее, следов борьбы на теле нет, — подытоживает Дайвер и смотрит на часы. — Обед в самом разгаре. Сегодня в меню бефстроганов. Выход, думаю, найдешь сам, — бросает он, стремительно разворачивается и идет к коридору.
Ян усмехается, потряхивая головой. Только патологоанатомы обладают способностью моментально переключаться на мысли о еде после того, как пару часов покопаются в трупе. Йоки тот еще шельмец, но ему все простительно.
— Отчет сам занесу, — по-деловому добавляет Йоки, стоя в дверном проеме и не глядя на Яна.
Ян кивает и остается один посреди камер с трупами. Люминесцентная лампа еле заметно помигивает на потолке. В остальном — полная тишина.
Ян смотрит на камеру, в которой вскрытия дожидается только что положенное Дайвером тело. Перед глазами до сих пор то кошмарное клеймо. Изображение короны. А труп нашли у Королевских ворот. Это должно символизировать власть? Род? Наследование? Возможно, жертва была крупной шишкой — или стремилась ею стать.
Ян покидает наконец компанию мертвых вскрытых тел и выходит из морга. Пока довольно сложно делать какие-то выводы о мотивах человека, клеймящего других короной. Но этот факт сам по себе — большое подспорье в работе. Это зацепка, способная сильно ускорить расследование. Это след, который надо брать безо всяких сомнений. Где-то их поджидает убийца, заявивший о своем существовании кричащим символизмом. Он действовал чисто, ничего после себя не оставил — только запланированный результат, видимый абсолютно всем. Яну неприятно признавать это, однако выверенность действий и скрупулезный расчет убийцы, как правило, намекают на серию. Возможно, игра только началась и это — первое клеймо в череде многих.
Ян дает своей команде немного времени, а сам отправляется в хоспис «Терхокоти». Паршивый офисный кофе плещется в желудке, голова раскалывается. Он понимает, что проголодался. Погрузившись в работу, моментально забываешь о базовых потребностях. Дежурство подходит к концу — можно и о себе подумать. Сегодня даже свежему воздуху не под силу вывести Яна из ступора. Глядя на круглосуточный магазин, он вспоминает о своем холодильнике: там вообще что-то осталось? Когда он ел в последний раз? Ян по жизни страдает неумением учитывать голод при планировании дел и запасаться продуктами впрок. Он притормаживает у магазина и спрыгивает с велосипеда. Нужно хоть чем-то разжиться.
В «Терхокоти» Ян, перекусивший холодным сэндвичем из вакуумной упаковки и двумя бананами, приезжает через час. Вдруг на ум приходит Хейди и ее шутливые упреки, мол, ты что, не слышал о святом правиле «один день — один банан»? Яну терпения не хватает соблюдать какие бы то ни было рекомендации по питанию. Он осматривается. Везде тихо и чисто. Вот так теперь выглядят его дни: сперва кофе, бюрократия и преступления, а потом повисшее в воздухе печальное умиротворение и атмосфера жизней, подходящих к концу. Еще в «Терхокоти» всегда ведутся беседы о детстве, общих воспоминаниях и истекающем времени, об оставшихся неделях и днях.
Каждый раз Яну стоит невероятных усилий прийти к маме в хоспис. В место, где все готовятся к смерти. При встрече с людьми в коридорах он старается держать на лице нейтральную улыбку. Старик в инвалидной коляске, молодая женщина, читающая книгу на веранде. Почему они здесь? Работники разносят всем воду — их не нужно просить об этом, они взбивают подушки, дают лекарства от боли и приветливо улыбаются. И хотя пациенты уже одной ногой в могиле, все равно необходимо следить за тем, чтобы им удобно сиделось, подкладывать мягкие валики. Следить за уровнем воды в стакане, регулярно менять цветы в вазах на свежие. Настоящее время — вот главное богатство. Каждое утро занавески открываются, чтобы озарить чьи-то последние мгновения солнечными лучами.
Каково это — переехать в дом, из которого уже наверняка никуда не деться? Ян даже не пытается представить себе, что чувствовала его мама, оказавшись здесь, в «Терхокоти». В месте, где минуты — наперечет. Никто точно не знает, как все произойдет, как долго продлится еще их жизнь. В хосписах люди проводят дни, самое большее — недели, до месяцев дело почти не доходит. Ян берет маму за руку. Похоже, она снова спит.
К маме каждый день кто-то приходит. Одни хотят скрасить ожидание смерти приятными воспоминаниями, другие обсуждают вопросы более практического характера. О чем мама хотела бы позаботиться? О каких приготовлениях стоит подумать заранее? Третьи предпочитают пострадать о том, как мало времени им осталось провести с больной, и поплакать в ее компании. Ян на секунду убирает свою руку с маминой, чтобы снять все еще надетый велосипедный шлем. Голова вспотела, ее переполняют мысли, волосы примяты. Ян не знает, кто в такой ситуации страдает сильнее: тот, кому суждено уйти из жизни, или тот, кому суждено остаться и оплакивать утрату. Его почти парализует от липкого ощущения потери контроля. Мама открывает глаза и улыбается, глядя на Яна. Он улыбается в ответ. По крайней мере, у них еще есть улыбки.
— Может, тебе хочется еще что-то увидеть или куда-нибудь съездить? — этим вопросом Ян буквально заставляет себя нарушить затянувшуюся тишину. В маминых глазах загорается мечтательный огонек. Лес. Ей хочется еще раз побывать в пышном, свежем, ароматном летнем лесу, где все буквально сочится жизнью.
По возвращении из «Терхокоти» Ян замечает на своем рабочем столе папку. Это Йоки подготовил подробный анализ результатов вскрытия, сделал выводы о причине смерти и официально все оформил.
— Перед сном почитаю, — сообщает Ян Заку, перелистывая странички толстой подшивки.
Йоки пишет, что в крови обнаружены следы кокаина, но больше ничего. На основании того, что на теле жертвы отсутствуют явные признаки насилия или борьбы, можно предположить, что убийца использовал электрошоковое оружие. Ян просматривает улики, ожидая, когда сварится ужасный офисный кофе, и останавливается около фотографий. Убитый человек всегда уродлив.
28 ИЮНЯ, ПЯТНИЦА, ХЕЛЬСИНКИ
— Опознан! — кричит очкастый Зак из-за монитора, вскинув руку. — Опознан труп у Королевских ворот! По зубной карте.
Ян и Хейди, очнувшись от своих мыслей, поворачиваются к коллеге. Зак соединяет руки в замок и победно ими трясет. Всегда так делает. Любитель радоваться всякой мелочевке.
— Так, собрались на минутку, — гремит Ян, и все моментально слетаются к его столу.
У Яна за спиной уже шесть лет успешной и продуктивной работы в центральной криминальной полиции. В начале карьеры он был юным и голодным до деятельности. Совсем молодым его сейчас, конечно, не назвать, но голод никуда не исчез. И хотя работа подшлифовала Яна, стряхнув с него идеализм и излишний оптимизм, желание добраться до сути по-прежнему жжет его изнутри. Несмотря на обескураживающую мрачность будней, он продолжает изо дня в день настойчиво искать ответы и бороться с несправедливостью.
Поначалу мало кому нравился стремительный карьерный взлет молоденького Яна, едва успевшего выпуститься, однако множество раскрытых дел и впечатляющая бескомпромиссность в итоге заставили недовольных замолчать. Теперь Ян мог бы сказать, что даже самые циничные из бывалых коллег иногда прислушиваются к нему. Что, разумеется, не означает отсутствия ежедневных рабочих разборок.
Ян просматривает распечатанные Заком бумаги, зачитывая информацию вслух.
— Тело, найденное у Королевских ворот, принадлежит мужчине по имени Ларс Илмари Сундин. Его коллеги подтвердили, что господин Сундин не явился на запланированное совещание в четверг 27 июня, после чего было решено заявить о его пропаже. Родился в 1958 году в Ювяскюля. Блондин, рост 183 сантиметра. Проживал в крепости Суоменлинна, был разведен, детей нет. Криминального прошлого не имел, крупных и мелких правонарушений зафиксировано не было — даже скорость не превышал. Владел двумя автомобилями, оба зарегистрированы на имя фирмы и, если верить поступившей только что информации, в данный момент находятся в гараже этой самой фирмы. Фирма «Фаер» — рекламное агентство, основанное в 2004 году. Работает по сей день. Имеет штат из 45 сотрудников. Согласно регистрационным данным, Сундин — владелец контрольного пакета акций «Фаер». Пока выясняем, кто был с ним близок. В общем, ничего особенного в жертве нет. Родители умерли, никаких братьев-сестер. Был дважды женат, одна из бывших жен сейчас проживает в Турку, другая — в Швеции. Вот фотография Сундина, сделанная в последние годы, — добавляет Ян, демонстрируя
всем черно-белое изображение теперь уже мертвого мужчины.
— Мы попытаемся отследить все действия и перемещения Ларса минимум за двое суток до момента обнаружения его трупа. Сейчас у нас практически ничего нет, поэтому важна любая информация, — говорит Ян. — Начнем с бывших жен и сотрудников агентства «Фаер». Помните о том, что Ларса убили рано утром, незадолго до того, как было найдено его тело. Ссадины на коже говорят о том, что мужчину связывали. Возможно, он какое-то время находился в заточении, но недолго. У Королевских ворот труп пролежал совсем чуть-чуть.
— Суоменлинна, — говорит Зак. — Он умер недалеко от дома. Вот и адресок, — бормочет он то ли себе, то ли остальным. Уже успел определить местонахождение.
— Мало кто может себе позволить такие роскошные апартаменты в Суоменлинне. Везет же людям, — комментирует Хейди дом, на который указал Зак.
— Напоминаю некоторым, Нурми, что мы расследуем убийство этого везунчика, — отрезает Ян. — Адрес приобщаем к материалам дела. Телефона среди вещей покойного не было. Нужно изучить все устройства в его квартире. С нами туда поедут криминалисты. Пока неясно, по какой причине Ларса убили. Есть только место, где нашли тело, — проговаривает он, оглядывая команду. Тут собрались лучшие следователи Финляндии. Они привыкли иметь дело с отъявленными мерзавцами и психами, на них по жизни сваливают все самое грязное. До сих пор ни одно из дел, которые вел Ян, не становилось «висяком». Он раскрывал все. Он был верен обещанию, данному самому себе давным-давно: докопаться до сути, чего бы это ни стоило, чем бы ни пришлось пожертвовать. Обычно жертвовать нужно всем. Отдавать работе всю жизнь.
Звонит телефон Яна.
— Слушаю, — тут же отвечает Ян.
Звонящий — Юха Мертанен.
— Журналисты уже на низком старте, — сообщает Мертанен и затихает.
— Куда без них, — вздыхает Ян. — Если нужно официальное заявление, то оно стандартно: начато предварительное расследование, подробности дела в интересах следствия пока не разглашаются. Полиция нуждается в показаниях очевидцев.
Мертанен угрюм и серьезен. Они всегда работают по одной и той же схеме и по-настоящему заговорят лишь в том случае, если действительно будет что сказать либо понадобится помощь общественности.
— Личность жертвы держим в тайне до последнего, понял? — говорит Мертанен и прокашливается. — Такое дерьмо прямо накануне отпуска. Я все брони отменил из-за этого. Дело должно быть закрыто как можно скорее.
Яна выводит из себя вот это мертаненовское «понял?». Он бы и дня в полиции не проработал, если бы не понимал. Если бы не был чрезвычайно сообразительным. Если бы не блистал сначала на юридическом факультете, а потом в полицейской академии. С суровыми буднями ЦКП он познакомился, еще будучи студентом и работая неполный день.
Ян довольно резко доводит до сведения Мертанена, что уж он-то прекрасно все понял, даже более чем.
— Пашите на максимуме, выворачивайтесь наизнанку, — рычит непосредственный начальник Яна, представитель руководства полиции, и бросает трубку.
— «“Фаер”: идеи, которые воспламеняют», тут так написано, — невпопад бросает Хейди. Пока Ян разговаривал по телефону, она на своем смартфоне погуглила фирму Ларса Сундина.
— Хейди, поедешь со мной на квартиру Ларса. Потом поближе познакомимся с «Фаер».
— Зак, пробей все зарегистрированные на имя Ларса сим-карты, заодно подними историю вызовов. Думаю, ты и так в курсе, как выглядят люди в нулях и единицах, — добавляет Ян. — Если где-то засечешь телефон, сообщи.
— «Фаер»: поддайте жару на яички, — Хейди пытается разрядить обстановку, но желающих посмеяться нет.
Ян ощущает повисшее в воздухе напряжение.
Садясь в автомобиль, Ян чувствует, как от голода подводит живот. За последние сутки он ни разу по-человечески не поел. Слепящее солнце, литры кофе и постоянная концентрация забирают много сил и делают его чересчур восприимчивым. В глазах немилосердно рябит. Ян надевает солнцезащитные очки.
Вот они уже вблизи микрорайона Эйранранта. На юге Хельсинки у народа по-летнему цветущий и непринужденный вид: повсюду мелькают легкие платья, футболки и шорты. Ян же круглый год не вылезает из джинсов и куртки Barbour. Мама как-то назвала его «осенним ребенком». Замечание тонкое и справедливое, если учесть любовь Яна к дождям и сумеркам. Газон у «вечного огня»[18 - Неофициальное название памятника мореходам, установленного в 1968 г. в память об утонувших финских моряках.] оккупирован любителями позагорать.
Ян уже давно чувствует, что живет будто в двух реальностях. В одной царят мрак, смятение, смерть и страх. В другой можно встретить солнечные летние деньки, похожие друг на друга будни, коллективное ожидание отпуска и дорожающие год от года шарики мороженого. Ян видит действительность такой, какой ее просто неспособны увидеть окружающие люди. Он смотрит на все глазами детектива и убийцы одновременно. Погруженный во тьму, он наблюдает то, о чем остальные боятся даже подумать.
Хейди и Ян добираются до квартиры Ларса в Суоменлинне за 45 минут. Криминалист уже на месте и вовсю работает: фотографирует помещения и следы возможных гостей. Ян молча обходит квартиру. Принюхивается. Места много, а воздух кажется затхлым — тут давно не проветривали. Он оглядывается по сторонам. Следов борьбы нет. Эта безмятежность намекает Яну на то, что в последний раз жертва вышла из дома спокойно и добровольно.
Телефон Ларса Сундина быстро обнаруживается на кухонном столе. Его тут же помещают в пакет для дальнейшего снятия отпечатков. Ян подходит ближе и внимательно осматривает место. На барной стойке одна-единственная кофейная чашечка — очевидно, из-под эспрессо. Перед выходом мужчина был рассеян и так торопился, что не взял с собой телефон. Ян пытается покопаться в смартфоне через тонкий пакет, хотя прекрасно знает: содержимое сим-карты и так скоро будет в его распоряжении.
— Фу, блин! — доносится из туалета голос Хейди. Ян за пару секунд добегает до другого конца огромной квартиры.
— Что такое?
Хейди указывает на криминалиста. Экипированный с ног до головы криминалист только что достал пинцетом из мусорного ведра использованный презерватив и положил в пакет для улик.
— Не слишком ли бурная реакция? — смеется Ян, глядя на лицо Хейди. Та лишь пожимает плечами. За долгое время она успела отвыкнуть от вида спермы.
— Похоже, у Ларса водились деньги. Однако из квартиры вроде бы ничего не пропало, — рассуждает вслух Ян, замерев на месте. — Тут вообще везде порядок и как-то… незатейливо.
— М-м-м, — соглашается Хейди. — Но тут совсем недавно убирали.
— Уборщица, скорее всего, — добавляет Ян. — Вряд ли его девушка. На кухне пустует одна чашечка кофе — как-то неромантично.
— Короче, думаю, жертву никто силком из дома не уводил, — говорит Хейди, мельком просматривая лежащие у кровати журналы Monocle[19 - Monocle — британский журнал о стиле жизни, культуре, моде и дизайне, выпускающийся с 2007 г. В 2011 г. в журнале был опубликован список лучших для жизни городов, где Хельсинки занял первое место.] в надежде найти там хоть что-нибудь.
— Согласен, — кивает Ян и не знает, что еще можно добавить. Интуиция подсказывает ему, что мужчина просто встал и ушел из дома на своих двоих. Но куда и зачем? С какой целью он ни свет ни заря направился туда, откуда уже не вернулся?
Час спустя Ян и Хейди в полном молчании подъезжают к Местаритало[20 - Местаритало — бизнес-центр в г. Хельсинки. Изначально это были заводские помещения фирмы Fazer.]. Сотрудникам агентства «Фаер» уже сообщили о смерти Сундина. Подробностей от полиции ждут как акционеры, так и многие работники. Ян и Хейди поднимаются по грубым заводским ступенькам Местаритало, Хейди бегло просматривает табличку со списком фирм. «Фаер», четвертый этаж. Грузовой лифт внушительных размеров грохочет где-то высоко, и они решают подняться по лестнице. Неожиданно бойкая молодая женщина открывает им входную дверь и просит следовать за ней.
— Ларса, конечно, очень жалко, и мы все тут в шоке. Руководство приказало ходить с постными лицами и вести себя потише. В понедельник у нас была минута молчания в память о Ларсе, но дедлайны-то горят! Понимаете, не можем же мы потерять и Ларса, и клиентов, — тараторит женщина, ведя гостей по офису.
Это просторное помещение с невысокими перегородками вместо стен, отовсюду доносится клацанье мышкой и уютное приглушенное постукивание по клавиатуре. «Ты среди друзей», — дополняет впечатление работающее фоном радио[21 - «Ты среди друзей» (Olet ystavien seurassa) — официальный слоган Radio Helsinki.].
Стены комнаты, прозванной «Бруклином», оклеены черно-белыми фотообоями. Бруклинский мост и силуэт острова Манхэттен. Столом конференц-зала служит незамысловатая конструкция из европоддонов и фанеры. Ян ищет взглядом подходящее для себя место и садится на один из стульев-«семерок»[22 - Знаменитый стул Series 7 датского дизайнера Арне Якобсена.], окружающих стол. Хейди пристраивается рядом. Сначала допросят акционеров. Нужно восстановить последние 48 часов жизни Ларса Сундина.
— Яакко Лахти, — представляется крепкий мужчина среднего возраста. Согласно официальным данным о фирме, Лахти владеет пятью процентами акций «Фаер». Чисто внешне он кажется надменным типом, который всегда в настроении поскандалить. Не проходит и минуты, как Ян убеждается в справедливости своего первого впечатления.
— Ты хоть представляешь себе, какой тут сейчас дурдом? Так я расскажу. Умер директор, и теперь жди наследничков. Мы в дерьме, — выдает Яакко Лахти и замолкает. — Пусть секретарша твоя так себе и запишет, — продолжает Лахти, не особенно стесняясь своих догадок о роли Хейди в допросе.
— Она такой же детектив, как и я, — холодно уточняет Ян. — И по части выдвижения версий наш опыт, пожалуй, побогаче будет. Когда вы в последний раз видели Ларса?
Яакко Лахти неловко прокашливается.
— Мы с Ларсом ушли из «Театтери» примерно в одно время, когда закрывался ресторан. Это было в среду — ну, в смысле, уже в четверг. Я видел, что Ларс на дворе с кем-то еще тусит, но сам сразу пошел к такси. С утра-то намечалось собрание.
— С кем именно «тусит»? Имена помните? — спрашивает Хейди, внимательно смотря на Яакко. Тот весь какой-то красный, и Хейди чувствует едва уловимый запах виски. Вопрос мужчину почему-то веселит.
— Что-то типа Йенни или Йемина, — бормочет Яакко, а Хейди прислушивается. — И Элиас, тоже из наших.
— Можно имя женщины еще раз? Хотелось бы успеть увидеться с ней сегодня, — говорит Хейди, пытаясь выглядеть более-менее благожелательно, хотя шумный и высокомерный Яакко откровенно напрашивается на грубость.
— Да стажерка наша, у Элиаса лучше про нее спросите, — говорит Яакко Лахти.
— Вы сказали, Ларс с кем-то «тусил». Можно подробнее? Что они делали?
— Ларс ругался с Элиасом как раз из-за девчонки, она вообще никакущая была.
Обменявшись многозначительными взглядами, Ян и Хейди отпустили Яакко Лахти.
— Шуму от него, конечно, много, но к убийству вряд ли причастен, — тихо подытоживает Хейди.
— Согласен, — отвечает Ян и жестом приглашает войти следующего мужчину.
— Элиас Корхонен, — представляется лощеный усатый блондин примерно одного с Яном возраста и пожимает всем руки.
— Когда вы видели Ларса Сундина в последний раз? — спрашивает Хейди, разглядывая на редкость ухоженного мужчину. Стиль продуман до мелочей: учтен даже оттенок носков, выглядывающих из-под укороченных штанин.
— В последний раз я видел Ларса в среду ночью в ВИП-зале ресторана «Театтери». Домой я ушел где-то в полтретьего, Ларс остался дожидаться такси, — отвечает Элиас Корхонен.
— В котором часу вы были дома? — уточняет Ян, и Элиас напрягается.
— Вот к чему этот вопрос? Я был дома с моей девушкой, нет, уже с будущей невестой, в районе трех. Она беременна, между прочим.
— О, поздравляю, — быстро реагирует Хейди, наблюдая за смущением Элиаса.
— Спасибо.
Но это мало похоже на железобетонное алиби.
— Так, — отрезает Ян. — Как вы считаете, у Ларса были враги?
Элиас взрывается от хохота.
— Ну, список я вам, конечно, не предоставлю, но кто не ненавидит рекламщиков? Серьезно, сами подумайте, — смеется Элиас, приглаживая холеные усы. — Да и Ларс был не то чтобы простым человеком.
Ян внимательно рассматривает Элиаса, чувствуя, что расслабленная поза того отрепетирована, как и показная непринужденность. С другой стороны, Элиас может волноваться просто при виде полицейского. Ему не обязательно иметь отношение к убийству.
— Вы знаете женщину, с которой в тот вечер был Ларс Сундин? — спрашивает Ян. Элиас хмурится, медлит с ответом.
— Йенна Нюгрен, стажерка, — отвечает наконец мужчина. — Сейчас ей нездоровится, но у меня есть номер.
Ян кивает, переписывает себе телефонный номер и отпускает Элиаса. О споре с Ларсом никто и слова не сказал.
Хейди отходит в сторонку, чтобы позвонить Йенне Нюгрен, а Ян остается один в пустом конференц-зале. Погрузившийся в раздумья, он похож на статую, неподвижность которой вводит в заблуждение даже сенсорный светильник: комната погружается во мрак, не уловив человеческого присутствия. Ян поднимается, чтобы разбудить датчики света, и снова садится. Он пробегается взглядом по своим заметкам. Начинает вырисовываться последний вечер Ларса. Некоторые факты о ресторане «Театтери» дополнили общую картину.
В 01:45 вышел из «Театтери» (по данным охранника), ссора около ресторана, двое мужчин, одна женщина, в 02:05 мужчина и женщина садятся в такси. Доезжают до пристани у кафе «Урсула» (по данным из хельсинкского такси). На водном такси — с материка до Суоменлинны, с ним «сопровождающая», Йенна Нюгрен. Работник водного такси подтвердил: пьяная парочка высадилась на острове Суоменлинна ок. 02:50. Мужчина тащил на себе блондинку (была почти без сознания). Между мужчиной и водным такси заключен официальный договор, Сундин — уважаемый постоянный клиент. Прибытие в квартиру около трех утра. В какой-то момент мужчина покидает квартиру. Предположение: Йенна Нюгрен — последний человек, кроме убийцы, видевший Ларса живым.
Хейди убирает телефон и выходит из туалетной кабинки в холл рекламного агентства. Йенна Нюгрен сообщила, что она дома.
— Мы забираем с собой компьютер Ларса и список с данными персонала, — говорит Хейди администраторше, настаивая на том, что без личных данных персонала действительно не обойтись. С дальнейшими допросами в полиции как-нибудь разберутся, а Хейди срочно нужно повидаться с Йенной Нюгрен.
Ожидая лифт, Хейди загугливает: «Ларс Сундин». И сразу множество упоминаний, различные интервью в специализированных изданиях про рекламу и бизнес, заметки о наградах («Эффи»[23 - «Эффи» (Effie) — самая престижная в мире награда в области маркетинга. Вручается за эффективность в сфере рекламных и маркетинговых коммуникаций.]) и победах в конкурсах, призы на фестивалях. Фото бронзового льва с «Каннских львов»[24 - Международный фестиваль творчества «Каннские львы» считается наиболее авторитетным международным фестивалем производителей рекламы. Проводится ежегодно в г. Канны в июне и длится 5–7 дней.] красуется на сайте «Фаер» и в некоторых статьях. Под руководством Ларса «Фаер» кажется машиной, добившейся всех целей. Если верить «Гуглу», Ларс просто жил своей работой. Конечно, результаты поиска разбавляют и другие «Ларсы Сундины», проживающие в Норвегии и Швеции. Кто же тебя убил и почему? Пока лифт неспешно едет, Хейди вглядывается в черно-белую фотографию улыбающегося Сундина.
Уже спустя двадцать минут Хейди стоит на лестничной клетке дома на востоке Хельсинки и дружелюбно улыбается взволнованной девушке, одетой в белую обтягивающую водолазку и черные джинсы стретч. Под водолазкой вырисовывается неестественно большая и упругая грудь. Строгий черно-белый наряд не может перебить уверенности Хейди в том, что это та еще девица. В пользу такого вывода говорит и толстый слой оранжеватого тонального крема, наложенного довольно небрежно: шея куда бледнее лица. Хейди всегда было сложно понять красивых от природы женщин, прилагающих все усилия для того, чтобы выглядеть хуже.
Йенна приглашает Хейди к себе, та почтительно кивает.
— Вы написали начальнику о том, что плохо себя чувствуете. Надеюсь, сейчас вам лучше? — интересуется Хейди.
Йенна робко соглашается. Хейди сразу становится понятно, что никто тут и не болел. Она быстро получает от Йенны все необходимые сведения. Ответы настолько четкие и продуманные, что сложно не заподозрить предварительную подготовку к разговору. Вероятно, девушка старательно репетировала этот нейтральный и отстраненный тон.
— И поздней ночью вы с Ларсом вышли из «Театтери», сели в такси и приехали к нему домой, верно? — уточняет Хейди, читая записанные показания Йенны.
— Верно.
— После двух?
— Да.
— В каком состоянии вы были? Вы хорошо помните дальнейшие события?
Йенна растерянно пожимает плечами.
— Есть ли вещи, о которых стоило бы поговорить заранее, дабы в дальнейшем избежать неловких ситуаций? — спрашивает Хейди, глядя Йенне прямо в глаза. Она тактично держит при себе вопрос о том, что такая девчонка вообще делала ночью в компании Ларса Сундина. Чем ей не угодили ровесники? Хейди выдавливает из себя мягкую улыбку, призванную усыпить нервозность девушки, как бы намекая на женскую солидарность в щекотливых вопросах. Она буравит Йенну взглядом в надежде услышать хоть что-то. Однако Йенна надежд не оправдывает, продолжая молча смотреть то на Хейди, то на кухонный уголок своей однокомнатной квартирки.
На какую-то долю секунды в Йенне просыпается сомнение. Она даже открывает рот, но тут же закрывает. Как золотая рыбка.
— Да блин, — в итоге сдается Йенна и беспокойно оглядывается по сторонам. Она переходит на шепот. — Эта история вообще вся какая-то грязноватая. На Клиппане нас было трое. Девушек, в смысле: я и еще две какие-то. Плюс Ларс, Элиас и Яакко. Вечером до меня стало доходить, что мы там как бы для развлечения, ну, вы понимаете. То есть я сложила в голове два и два, но все равно облажалась. Просто расслабилась. Я сквозь землю провалиться готова из-за того, что пошла к этому старику. Когда я очнулась под утро в первый раз, слышала, как Ларс с кем-то говорил по телефону, а потом ушел, — рассказывает Йенна и выглядит при этом действительно подавленной. — Пока я была в отключке, этот козел даже сделал пару снимков.
— Ох, — сочувствует Хейди. Теперь она по-другому смотрит на Йенну. — А имена других девушек вы запомнили?
Нарисованные брови Йенны на мгновение сходятся на переносице.
— Алина и вроде Фанни, но я не знаю, реальные это имена или так.
— Может, еще о чем-то хотите рассказать? — спрашивает Хейди, и Йенни ненадолго закрывает глаза.
— Где-то в пять утра я ходила в туалет, а Ларс говорил по телефону. И, в общем, я увидела из окна, что внизу кто-то стоит. Будто ждет.
— Где именно? — пытается уточнить Хейди.
— Ну, под окном. Увидела, что внизу кто-то двигается, — говорит Йенна. — А когда зашла на кухню, это было позднее, Ларса уже не было, — заканчивает она и замолкает.
— Вы разглядели этого человека? Мужчина, женщина? Высокий, низкий? — допытывается Хейди.
— Не разглядела, извините, — Йенна смущенно смеется. — Мне тогда было очень плохо, ничем помочь не могу. Хотя подождите.
Йенна находит в телефоне какую-то фотографию. Это селфи, которое она сделала напротив окна.
— Сфоткалась тогда, — смеется Йенна, хотя ей, очевидно, противно.
Но внимание Хейди уже далеко от Йенны или ее чувств. Она пытается увеличить изображение, чтобы получше рассмотреть пятна за Йенниным правым плечом. Там явно дерево, а на ствол опирается что-то темное. Все так расплывчато, еще и снято против солнца, но все же какая-никакая зацепка. Около ствола стоит силуэт.
— Что, если этот тип меня увидел? — спрашивает Йенна. — Что, если он думает, что я его разглядела и теперь меня тоже надо убить?
— Сомневаюсь, — успокаивает Хейди, хотя задается тем же вопросом. Человек, по следам которого они пытаются идти, пока для всех загадка. — Это мой номер, звоните в любое время, — говорит Хейди, протягивая Йенне визитку. — И большое спасибо, — добавляет она. Первый раз за день Хейди благодарит человека, причем искренне.
28 ИЮНЯ, ПЯТНИЦА, ХАРТОЛА
Саана опять бродит по твиттер-аккаунту полиции.
СообщенияПресс-службыПолиции @PoliisiTiedote 27.06.2019
Хельсинки: найден мертвым мужчина средних лет
Саана мельком просматривает и другие заголовки, но смерть мужчины тут же приковывает к себе ее внимание. Саана кликает на этот твит. По ссылке открывается более подробная информация о случившемся.
Хельсинки: найден мертвым мужчина средних лет 27.06.2019
У Королевских ворот крепости Суоменлинна обнаружен труп мужчины средних лет. Покойный — гражданин Финляндии, коренной финн, возраст — около 60 лет. Рост 183 см, худощав, светлые волосы. Полиция нуждается в показаниях очевидцев.
Передать информацию можно по тел.: 0800-900333 или по эл. почте:
[email protected] с темой «Труп у Королевских ворот»
Саана закрывает «Твиттер» и уже тянется к иконке «Инстаграма», когда на экране появляется всплывающее уведомление о новом электронном письме.
[email protected]
Добрый день,
я передал Ваши вопросы в ЦКП г. Миккели.
С уважением,
Райя Орас
Саана перечитывает сообщение еще раз и думает, как быть. Например, что бы на ее месте сделал блестящий Харри Холе[25 - Харри Холе — блестящий детектив, главный герой серии романов норвежского автора Ю Несбё.]? Пил бы виски, конечно, и в алкогольном дурмане вспомнил бы о том, что все время было перед носом. Саана терпеть не может виски — это раз, дело Сааны еще не обросло деталями, способными дать хоть какую-то зацепку, — это два. Попросту говоря, перед носом еще ничего не успело побывать, подсознание пока пустует.
Саана помнит, как с удивлением читала о том, что чаще всего убийца — это кто-то из очень близкого круга, из семьи. Супруг, например. Подоплекой чаще всего служит любовь или ревность. Поэтому принципиально важно сначала собрать максимум сведений о жертве и ее отношениях с окружающими. А потом уже строить предположения.
Тетя говорит, родители Хелены живут в Хартоле и до сих пор занимаются ягодами. Саана посылает в справочную службу запрос «ТОЙВИО ХИЛККА ХАРТОЛА» и сразу же получает в ответ контактные данные Хелениной мамы. Она уже почти готова позвонить, как телефон в ее руках неожиданно начинает вибрировать. На экране высвечивается неизвестный номер.
— Саана, — отвечает она и ждет реакции.
— Добрый день, вас беспокоит центральная криминальная полиция города Миккели, старший инспектор Салминен, — раздается из трубки. Саана в легком шоке.
— З-здравствуйте, — слегка запинаясь, говорит она.
— Вас интересовал давний случай, одно из хартольских дел восьмидесятых годов.
— Да, все верно, я бы хотела ознакомиться с материалами по этому делу, — с жаром откликается Саана. Обалдеть, кто-то из ЦКП решил связаться с ней лично!
— Наша полиция занималась этим делом, — коротко подтверждает Салминен.
— Так я смогу взглянуть на бумаги? Этот старый случай интересует меня, поскольку, ну… интересует, в общем, и было бы здорово изучить то, что есть, — позорно сбиваясь, лопочет Саана. Да и откуда ей знать, как правильно разговаривать с представителями центральной криминальной полиции?
— Сожалею, но материалы этого дела засекречены. Дело не раскрыто до сих пор.
— Засекречены? — Саана сомневается, что правильно расслышала. Разве дела не устаревают за пару десятилетий, после чего материалы оказываются в общем доступе?
Полицейский объясняет, что нераскрытое дело — это более сложный случай. Поскольку расследование было приостановлено, материалы засекречены. Ничто не может быть выдано постороннему человеку до тех пор, пока дело не закроют окончательно.
— Но разве такие старые дела кто-то расследует? — спрашивает Саана.
— Это не имеет значения, материалы никому не выдаются, пока дело не будет закрыто. Чтобы старое нераскрытое дело можно было возобновить, нужны либо новые открывшиеся обстоятельства, либо обвинение, основанное на конкретных доказательствах, — говорит мужчина и замолкает.
Саана не знает, что ответить.
— А бывает так, что старые дела вдруг обзаводятся новыми уликами?
— Во-первых, по прошествии десятилетий вещественные доказательства успевают частично или полностью утратить силу, да и в целом вероятность появления новых улик или свидетелей ничтожно мала, — отвечает Салминен. — Хотя случается всякое.
Саана ждет, что же там «во-вторых», но, похоже, ничего.
— А различные слухи и домыслы местных могут возобновить дело? — интересуется Саана. — Допустим, половина хартольцев убеждена, что девушку убили, — это заинтересует полицию?
— Мы в курсе тех слухов, что когда-то ходили вокруг этой смерти, но на подобных вещах далеко не уедешь. Нужна доказательная база. Хотя бы улики.
Саана немного растеряна. Она благодарит полицейского за уделенное время, хотя в голове роятся сотни новых вопросов. Получается, дело Хелены официально даже не закрыто! По какой причине его тогда приостановили?
После разговора Саане все видится в несколько ином свете. Если расследование приостановлено и та смерть не была признана самоубийством или несчастным случаем, тут явно что-то не так. Дело не на шутку интригует. Стало быть, речь идет о нераскрытом убийстве.
29 ИЮНЯ, СУББОТА, ХЕЛЬСИНКИ
Хейди изучает содержимое офисного холодильника. Его медитативную пустоту нарушает лишь сиротливо притулившаяся сбоку упаковка молока, полная наполовину. Хейди принюхивается. Похоже, молоко не представляет угрозы. Под аккомпанемент похрюкивающей кофеварки Хейди ищет в шкафчике кружку с «Симпсонами». Временами, под настроение, ночная уборщица заботливо моет оставленную на столе кружку. Вот и сейчас она прямо-таки ослепляет своей чистотой. И высохнуть успела. Хейди мысленно отвешивает уборщице поклон. Она наполняет кружку нечеловечески крепким кофе, разбавляет его парой капель молока — и за работу.
Ян высовывается из-за монитора, приветствуя Хейди. Надо же, и Зак уже тут. Всех буквально поработило новое дело. Хейди не может сказать наверняка, где именно ночевал Зак — возможно, прямо в офисе.
Для рабочего вдохновения Хейди всегда нужны некоторые рамки, авральчики. Она умный и расторопный полицейский, которому нет необходимости кому-то что-то доказывать. Ни разу в жизни Хейди не работала для начальства: она служит тем, кто страдает, и их близким. Она дает им жизненно важные объяснения, предваряющие внутренний покой.
— Пробежимся еще разок по отчету Дайвера, — начинает Ян, кинув на общий переговорный стол увесистую стопку бумаги. Хейди просматривает результаты вскрытия, пока Ян вслух пересказывает ей основные моменты.
— Причина смерти Ларса — утопление. Сначала жертву чем-то вырубили. Дайвер ставит на электрошокер. Между выжиганием клейма и моментом смерти, если верить отчету, прошло не более часа. За исключением этого клейма, убийца никаких следов не оставил. У Ларса даже под ногтями чисто. На месте, где нашли труп, тоже никаких зацепок. Безупречная работа, — подытоживает Ян.
— Еще что-нибудь? — спрашивает Зак.
— У нас на руках размытое изображение человека, стоящего на заднем дворе жертвы. Йенна, девушка, которая, по всей видимости, общалась с Ларсом последней, сделала селфи. На фоне мы его и разглядели, — сообщает Хейди.
— А с остальными двумя девушками уже связывались? — интересуется Ян.
Хейди кивает:
— Да, хельсинкская полиция уже поговорила с обеими, их вечер продолжился по одному сценарию: сначала сидели до закрытия в клубе «Скохан», после чего пошли в «Макдоналдс» торгового центра «Форум». Это подтверждают записи с камер наблюдения из гардероба клуба и «Форума». Обеих девятнадцатилеток позвал на вечеринку Элиас Корхонен, и, судя по всему, одна из девушек, Алина Крон, неофициально встречалась с Корхоненом какое-то время. Они познакомились в «Тиндере», и девушка не была посвящена в подробности жизни Элиаса, а также понятия не имеет, чем в итоге закончилась та ночь. Фанни просто пришла с Алиной за компанию, они подруги.
— В общем, что касается телефона, — начинает Зак, поняв, что Хейди больше нечего сказать, — на имя Ларса зарегистрирован только один номер. О других сведений нет. В сообщениях обнаружилось вот это, — Зак показывает присланное изображение. — На картинке четко видны кости, я бы даже сказал, такой костяной венец, ну, или корона.
Ян одобрительно кивает Заку.
— С этого же номера был совершен входящий вызов Сундину. Длился немногим более минуты.
— Отлично, это важно. О номере что-то известно? — ненавязчиво перебивает Зака Ян.
— Это одноразовый предоплаченный номер, его отследили — всплыл один раз на Суоменлинне, и все. Мы его, конечно, мониторим. Если тот, кто позвонил, использует эту симку еще раз, выследим без проблем.
— Может, есть информация о покупке этой симки? Где, когда и кто покупал. Камеры слежения ничего не фиксировали? — Ян выжидающе смотрит на Зака.
— Просматриваем записи. Симка была куплена в киоске на железнодорожном вокзале.
— Предполагаю, что в деле замешан кто-то еще.
— Мы более-менее восстановили вечерний маршрут Ларса до момента, когда он вышел из дому чуть позже пяти утра. Сейчас важнее всего вычислить место, где произошло убийство. Криминалисты уверены, что к Королевским воротам Ларса доставили мертвым.
— Она молоденькая, кстати, — произносит Хейди, воспользовавшись внезапно накатившей тишиной. — Ну, Йенна. Слишком уж не по возрасту Ларсу, как по мне, — добавляет она, хотя никто особо не интересовался ее позицией. — Есть подозрение, что врагов у Сундина было предостаточно. По словам коллег, рекламщиков обычно или ненавидят, или обожают, но чаще все-таки ненавидят, — продолжает Хейди. — Сложно с этим не согласиться, особенно если вспомнить того Яакко Лахти. — Хейди замолкает под неодобрительным взглядом Яна.
— Так, у нас мертвый мужчина, клеймо и изображение короны, но нет мотива. Что заставило убийцу избавиться именно от Ларса? На сколько шагов он нас опережает? — задумчиво проговаривает Ян.
— Этот Элиас Корхонен… — в тон ему начинает Хейди. — Рыльце-то у него в пуху. Имя всплывало в связи с торговлей кокаином.
Хейди с большим интересом изучила отчеты хельсинкского управления по борьбе с наркотиками, и имя «Элиас Корхонен» упоминалось в них с припиской «мелкий дилер». Любитель побаловаться наркотиками, имеющий широкий круг знакомств, но продающий товар исключительно «своим». По прочтении этих документов Хейди не отпускал один-единственный вопрос. Если Элиас проходит как мелкий посредник, то кто же тогда крупный? Сначала Элиас был связан с огромными наркосделками между Финляндией и Россией, однако ближе к настоящему моменту в отчетах напротив имени Корхонена стала мелькать пометка «осведомитель». Приблизительное количество ввозимого наркокартелем товара впечатляет даже по международным меркам, эта криминальная сфера прямо процветает. Агентов стали внедрять два года назад, но каких-то четких сведений и цифр до сих пор нет. Имена, иерархия, структура — только наметки, никакой конкретики.
Годы в убойном отделе ЦКП научили Хейди многим вещам. И первая из принципиально важных — все не то, чем кажется. Почему многолетняя борьба с наркотиками так беспощадно буксует? Что скрывается за упомянутыми в отчете тремя сорванными засадами? Хейди мысленно кривится от банальности и грубости предположения, и все-таки налицо явный слив информации. Либо агент раскрыл себя картелю, либо в полиции завелся «крот». Когда речь идет о наркотиках, ни один из вариантов нельзя отметать.
Хейди ни за что не пошла бы работать в отдел по борьбе с наркотиками. Мир веществ напоминал ей вонючее, склизкое, разнородное месиво. Границы размыты, рамки условны, от следователя требуются совершенно иные качества, которых у работников убойного отдела зачастую нет и в зачатке. Барыги, бегунки, точки, подгоны. Во всем этом столько нюансов и посредников, что не всегда понятно, кто чистый, а кто нет.
Элиас показался Хейди единственным из всех допрошенных в офисе «Фаер», кому есть что скрывать. Хейди обладает даром вычислять брехунов и фантазеров с 99-процентной точностью. На работе эта суперспособность выручает постоянно, а вот в жизни — не всегда. Исключительная человеческая проницательность в свое время так впечатлила Яна, что он дал Хейди прозвище «сканерша».
— Я могла бы побеседовать с Корхоненом еще разок, если что, — предлагает Хейди, и Ян согласно кивает.
Когда Хейди отходит позвонить в комнату для допросов, Зак и Ян увлеченно гуглят изображения корон из костей.
— Алло? — отвечает Элиас. Хейди тут же переключается в режим повышенной бдительности.
— Хейди, убойный отдел.
Элиас не дает ей и слова вставить — тут же начинает тараторить.
— Мне все покоя не давало то, что я не рассказал вам о своей ссоре с Ларсом, — речь Элиаса звучит искренне. — Мы разругались из-за Йенны. Ларс хотел уйти с ней. Я пытался вмешаться, но Йенна дала жесткий отпор.
Хейди молча слушает. Она гадает, по какой причине Элиас проявил тогда такую заботу.
— В вашей ссоре как-то фигурировали наркотики? — интересуется Хейди и чувствует, что Элиас вопросом ошарашен. — Мы в курсе, что вы приторговываете.
Элиас тотчас же становится серьезен:
— Я для себя, Йенна вообще ни при чем. Это моя двоюродная сестра, так что я в некоторой степени обязан присматривать за ней.
— А Ларс употреблял? — спрашивает Хейди и почти слышит скрип шестеренок в мозге у собеседника.
— Да баловался просто. Хотя если Ларс всю свою жизнь прожил в стиле последних двух-трех лет, то я мог бы поспорить, что у него в шкафу целая коллекция скелетов, — доверительно сообщает Элиас.
Хейди быстро прерывает мучения Элиаса и сворачивает разговор. Она достает из сумки контейнер со снедью — лучшим другом обстоятельных размышлений. Сытный салат с киноа и два вареных яйца. Добротный питательный обед был своеобразным островком контроля в океане хаотичных рабочих будней. Все случается без оглядки на Хейди, и стоит ей раскрыть одно дело, как выстраивается очередь из следующих. Контейнер пустеет пугающе быстро, оставляя Хейди сожалеть о скромном размере порции. Расследование таких жестоких и просчитанных убийств всегда делает ее по-волчьи голодной.
Подкрепившись, Хейди возвращается к мыслям о новом деле. Интуиция подсказывает, что персонал агентства «Фаер» едва ли причастен к насильственной смерти Ларса. А потому резонным был бы вопрос: как выглядит изнанка рекламного бизнеса? Что стоит за эффектно обставленной смертью? Хейди считает, что для убийцы такой бесчеловечный поступок — это извращенная форма наказания: либо месть, либо восстановление справедливости. И чем больше она думает над ситуацией, тем сильнее в ней крепнет ощущение, будто жившего припеваючи Ларса вдруг постигла какая-то карма и он поплатился за содеянное. Но что такого он натворил? Хейди уверена: ключ к разгадке кроется именно в прошлом Ларса. И если она права, то речь должна идти о делах куда более ужасных, нежели разногласия в крошечном, алчном до денег хельсинкском рекламном мирке.
30 ИЮНЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ, ХАРТОЛА
Саана сама не своя от беспокойства. Уже два дня она мучительно подбирает слова для важного разговора. У нее есть цель — поближе познакомиться с Хеленой.
Сначала, конечно, нужно позвонить — не может же Саана взять и ни с того ни с сего заявиться с расспросами к родителям, на протяжении тридцати лет оплакивающим свою трагически погибшую дочь. В итоге Саана отметает все заранее заученные фразы и просто звонит. Все, обратной дороги нет. Один за другим из трубки доносятся гудки, прежде чем их череду прерывает нежный женский голос:
— Хилкка Тойвио.
Саана представляется и тактично излагает причину звонка: ее волнует судьба Хелены. Голос на другом конце провода ненадолго стихает, после чего произносит:
— Со смерти Хелены прошло столько лет, что кажется, будто воспоминания безвозвратно рассыпаются в пыль. И все же я не хочу отказываться от них, — женщине грустно. — Приходите.
Проходит минут сорок — и Саана на своем велосипеде уже у фермы Тойвио.
Мама Хелены производит впечатление женщины мягкой и добродушной. Возраст подобрался к ней очень деликатно — черты лица пронизывает умиротворенное благородство. Волосы коротко острижены, и Саане вдруг становится интересно, по какой загадочной причине все финские дамы, отпраздновавшие полувековой юбилей, непременно спешат избавиться от своих кудрей. Уж она-то к своему пятидесятилетию отпустит такие косы, какие только сможет на себе унести.
Саана робко улыбается маме Хелены и проходит в гостиную. Она понятия не имеет, как завязать разговор, поэтому просто благодарит:
— Спасибо, что позволили прийти.
Хилкка просит Саану следовать за ней.
— Я сварила нам кофе и достала из холодильника пирог, — дружелюбно сообщает Хилкка, и у Сааны не остается сомнений в том, что женщина очень рада гостям. — Украсила его прошлогодними замороженными ягодами, будет преступлением не съесть его сегодня же. Новый урожай на подходе, в этом году тоже вдоволь наедимся, — говорит Хилкка, приглашая Саану сесть на диван. На журнальном столике уже расставлены кофейные чашки, а в центре красуется пирог с клубникой и ревенем. От взгляда Сааны не ускользает и крошечный сливочник, в который бы, конечно, Саана налила овсяное молоко, но об этом она из вежливости помалкивает.
Беседу нужно как-то начать. Саане было бы интересно просто послушать о том, какой была Хелена. О характере, запомнившихся эпизодах из детства — обо всем, что послужит зацепкой, ведь Саана помнит: виновным может оказаться и кто-то из семьи. Значит, сейчас хорошо бы как можно больше молчать, надеясь на то, что мама Хелены заполнит своими рассказами образовавшуюся тишину.
Хилкка начинает с детства дочери и ее маленьких побед. Сбивчивый, скачущий туда-сюда рассказ о Хелениных школьных отметках лопается от множества деталей, но Саана не перебивает, молчаливо поощряя женщину погружаться в воспоминания. Заметно, что Хилкка гордится дочкой. Беря с тарелки второй кусок невыносимо вкусного пирога, Саана кивками дает понять, что вся внимание. Пирог напоминает о бабушке.
— Вот-вот, не стесняйтесь, берите еще. Я рада, что вам нравится, — говорит женщина и тут же принимается рассказывать о прекрасных стихотворениях, которые писала Хелена.
— Она с детства много читала. Всегда ходила с книжкой.
— Творческая натура, — улыбается Саана. — Может, у вас сохранилось что-нибудь из написанного?
— Знаете, до вашего вопроса я особо не задумывалась над этим. По идее, что-то осталось. Хелена прилежно посещала уроки творческого письма, даже участвовала в конкурсе стихов, организованном газетой «Хартолан Саномат». Конкурсное стихотворение у меня точно где-то лежит. Тогда в газете напечатали все работы.
— Было бы здорово взглянуть, — с энтузиазмом произносит Саана, придвигаясь поближе к чашечке кофе.
Мама Хелены встает и проходит прямо к нижним шкафчикам огромного книжного стеллажа и выуживает оттуда большущий темный фотоальбом. Она шелестит страничками, то и дело чему-то улыбаясь. Сколько чувств поднимают в ней все эти фотографии… Наконец она останавливается на развороте, где красуется страничка из той самой газеты, и протягивает его Саане.
— Вот оно. Стихотворение Хелены напечатали в августе 1989 года, прямо перед тем как… Публикация прошла никем не замеченной, да и в конкурсе Хелена в итоге не победила. Я очень поддерживала ее, но материнские утешения для нее мало чего стоили. Наверное, она втайне мечтала, что ее юный гений кто-то внезапно откроет, заметит, но, знаете, Хартола — не место для тонких и возвышенных натур.
Саана улыбается тому, с какой иронией женщина говорит об ограниченности Хартолы. Хотя понятно, что и сама Хилкка — плоть от плоти этого места. Саана погружает свой взгляд в разворот альбома. На середине правой страницы нарисована витиеватая рамочка, украшающая слова:
ИЗ СВЕЖЕГО ПОЭТИЧЕСКОГО УЛОВА: АВТОР — ХЕЛЕНА ТОЙВИО
Лес кричит о великолепии,
Дразнит пышностью. Он уводит наш взор от того,
что дрожит, прикрываясь красотами.
Шум порога властно манит наш слух, забивая
слабые, почти онемевшие шорохи.
— Разве не прекрасно? — улыбаясь, спрашивает Хилкка. Саана не знает, что сказать. Кажется грустным и немного жутковатым то, что в последнем стихотворении девочки говорится о пороге, из которого ее саму вскоре и выловили.
— Эти строчки будто намекают на тайное знание, которое как-то оказалось у Хелены, хотя не должно было, — задумчиво произносит Саана, глядя на разворот. — Вам что-то приходит на ум?
Во взгляде госпожи Тойвио читается легкая обида.
— Хелена была честной и порядочной девочкой. Ей нечего было скрывать, а если бы и было, она, разумеется, рассказала бы, — говорит она. Саана понимающе кивает и решает, не мешкая, сменить тему.
— Если Хелене нравилось писать стихи, то, стало быть, и дневники вела? Вы не помните? — интересуется Саана, изучая обрезы страничек.
— Вела, конечно же. Когда случилось то, что случилось, полиция забрала все тетрадки. Так нам их и не вернули.
Саана надеется утешить женщину своим сочувствующим взглядом.
— Хоронить ребенка — хуже этого нет ничего, даже врагу не пожелала бы. Горчайшая утрата, и сопровождает тебя до конца дней. Не смогу толком объяснить, как так вышло, но однажды мне пришлось сделать выбор. Выбор жизни здесь и сейчас, не скитаний в прошлом, а благодарности ему за все то время, что Хелена была рядом. Если бы я не нашла в себе сил мысленно оторваться от моей девочки, попрощаться с ней, то могла бы с тем же успехом просто лечь рядом и умереть. Жизнь ничего не стоит, если провести ее в страдании. С Божьей помощью я обрела наконец какое-никакое душевное спокойствие, — говорит мама Хелены, и Саана слушает ее в полном молчании. Саана и представить себе не может, что чувствует мать, глядя на гроб своей дочери. А если бы это была ее, Сааны, дочь? Голова отказывается думать о таком. Да и невозможно, наверное, вообразить себе все это, ни разу не родив ребенка.
— Пойду еще поищу что-нибудь из ее вещей, — говорит Хилкка и сдвигает альбом Саане на колени. Та аккуратно перекладывает его на журнальный столик и осматривается повнимательнее. Как уютно и чисто. И хотя убранство дома кажется излишне деревенским и старомодным, в хартольскую атмосферу оно вписывается превосходно. Картинки с ангелочками, вышивки, деревянные крестики, а на шкафу, рядом со свечой, увесистая Библия. На полках книжного стеллажа теснятся фотографии в рамочках. Саана подходит к ним и пристально рассматривает. Свадебная фотография родителей Хелены, свадебные фотографии бабушек и дедушек Хелены и, наконец, с краю стоит фотография с конфирмации[26 - У лютеран конфирмация — это обряд осознанного принятия личной веры в Иисуса Христа. Обычно его проходят подростки в возрасте 14–16 лет. После конфирмации человек становится полноправным членом религиозного сообщества.] самой Хелены. Молоденькая, совсем девочка, Хелена застенчиво улыбается в камеру, ее тонкие пальчики держат изящную бордовую розу. Саана берет фотографию с полки.
— Милая Хелена, — говорит нежный голос за спиной. Саана кивает и поворачивается к женщине. В руках у той — посеревшая от пыли обувная коробка. Сбоку надпись: «Обувь и кожгалантерея Хартолы».
— Вот еще что нашла. Тут кое-какие фотографии.
Саана берет протянутую ей коробку. На краях пыли особенно много, хотя кое-где заметны широкие мазки, обнажающие истинный цвет упаковки. Очевидно, женщина впопыхах прошлась по крышке рукавом.
— Могу я кое-что сфотографировать на телефон? — с надеждой спрашивает Саана.
— Фотографируйте на здоровье, — разрешает мама Хелены. Очевидно, ей приятно найти человека, пусть и совершенно незнакомого, который не только готов разделить с ней горечь утраты и выслушать, но и, кажется, заинтересован в этом. Неужели удастся отвести душу после стольких лет молчания…
Саана принимается изучать содержимое коробки и не забывает фотографировать старые школьные снимки. На фото почти везде одна и та же учительница. Интересно, реально ли с ней встретиться.
— Где именно Хелена училась? — спрашивает Саана, разглядывая очередной снимок.
— В средней школе Хартолы. Она замечательно училась. Учителя любили ее.
— А что насчет этой учительницы? — Саана показывает снимок, размышляя о том, насколько помогли бы воспоминания школьного персонала о Хелене.
— Леена Лехтонен, учительница и директриса, — кивает Хилкка. — Сейчас на пенсии. Никуда отсюда не уезжала, живет в Кайкуланмяки.
— Спасибо, — благодарит Саана, записывая имя. Она поднимается: пора уходить.
— А с отцом Хелены я смогу встретиться, как думаете? — спрашивает Саана, хотя вопрос кажется ей неловким и неуместным.
Женщина на секунду замирает, потом говорит, глядя Саане прямо в глаза:
— Человек он, конечно, хороший, но уж больно необщительный.
Саана прекрасно все понимает, она не стала бы никого травмировать своими поисками.
— Спасибо, что пригласили меня. Да и вообще спасибо. Если мои действия не напрасны, вы первой узнаете о результатах, — произносит на прощание Саана, надеясь окутать эту женщину своей признательностью.
— И вам спасибо, — говорит Хилкка. — Хорошо вам добраться. И еще… если эти результаты будут способны опрокинуть мой тихий, слаженный мирок, то не уверена, что мне захочется о них знать. Надеюсь, вы меня понимаете. Хелена уже на Небесах, и все эти годы я выстраивала в своей голове картину произошедшего. И выстроила. Хелены со мной нет. Что бы вы ни выяснили, ее это не вернет.
— Я все думала, удобно ли о таком спрашивать, и все-таки решусь, — неловко натягивая ботиночки, говорит Саана. — Вы сами как считаете, что именно тогда случилось? — Саана с трудом отрывает взгляд от пола и робко смотрит на женщину, своим жадным вниманием воодушевляя ту на ответ.
Хилкка прячет лицо в ладонях и стоит так какое-то время.
— Несчастный случай, — тихо произносит она. — Я всегда считала, что смерть Хелены — это трагическая случайность. На вашем пути обязательно встретятся те, кто начнет утверждать, будто Хелена утопилась, пошла на это осознанно. Но мне лучше знать, могла моя дочь совершить такой ужасный грех или нет. Это был несчастный случай. Это должен быть он.
Саана тихо кивает. Затем, повинуясь внезапному порыву, она просто подходит и обнимает женщину, хотя обниматься по жизни терпеть не может.
ЛЕТО 1989, ХАРТОЛА
Когда Хелену не заставляли часами потеть на ягодном поле или за прилавком, она тут же шла в библиотеку. Древние сказания, биографии умерших писателей и музыкантов — вот что она обожала. С восторгом зачитывалась Артюром Рембо, любовными романами и историями с печальным концом. Книги позволяли ей путешествовать по разным странам, нырять в головы совершенно незнакомых людей, повторять их мысли, примерять на себя их чувства. Неземную любовь, всепоглощающую страсть, ослепляющую ненависть, зависть, меланхолию, гибель, стыд, горе, жизнелюбие, веселье и напряженность. С невыносимой досадой Хелене приходилось каждый раз возвращаться в постылое «здесь и сейчас». В свою хартольскую комнату или на жесткий библиотечный стул, созданный Алваром Аалто[27 - Алвар Хуго Хенрик Аалто (1898–1976) — финский архитектор и дизайнер, ведущий представитель модернизма в Северной Европе.]. Но у Хелены имелся план. Как только ей исполнится восемнадцать, она тотчас же уедет из Хартолы — в Ювяскюля, в Хельсинки, в Америку — в большой прекрасный мир.
Радио баловало задорными звуками «Ламбады», а Хелена в очередной раз изучала свое отражение в зеркале. Она видела молоденькую девушку «переходного возраста» — такими словами это описывалось в книжках. Ее бедра уже начали раздаваться вширь, кожа слегка пожирнела, и пару лет назад пошли месячные. Но, наверное, больше всего в глаза бросалась грудь — словно две стеснительные жемчужины, тайно прокравшиеся на ее тело. Надо признать, на тела подруг эти ребята прокрались куда раньше.
С появлением груди многое изменилось буквально в одночасье. Заинтересованные, алчные взгляды сопровождали Хелену повсюду, даже на воскресной прогулке к церкви в компании родителей. Мама не торопилась покупать ей бюстгальтер, и Хелена все чаще замечала за собой неловкую, будто извиняющуюся сутулость, призванную скрыть грудь от глаз незнакомцев. Чтобы спокойно идти дальше. Однако и это не спасало ее от навязчивого внимания как молодежи, так и стариков.
Клубнику обычно начинали продавать в июле. Первые дни за своим ягодным прилавком Хелена провела в долгих и мучительных раздумьях о предстоящем конфирмационном лагере. О том, как в родительском воображении она углубится в веру, а в собственном — хлебнет наконец свободы. Если были справедливы слухи, летающие по школе и подогреваемые журналом «Суосикки»[28 - «Суосикки» (Suosikki) — финский молодежный журнал, издававшийся с 1961 по 2012 г.], то этот лагерь имел все шансы запомниться надолго, ведь там повально влюблялись, напивались, теряли голову, полуночничали, покуривали, экспериментировали с волосами и хохотали до истерики. Иными словами, занимались тем, о чем у Хелены имелось самое расплывчатое представление.
Когда незнакомый автомобиль снова остановился у магазина, Хелена постаралась придать лицу скучающее выражение. Она наводила порядок в корзиночках с клубникой, исподтишка наблюдая за тем, как из машины выходит мужчина в необычно длинном плаще. Его фигура скрылась в дверях магазина, и Хелена принялась беспокойно двигать туда-сюда литровые корзинки с клубникой, лишь бы не стоять без дела. Она еще не успела провалиться обратно в тягучие мысли о лагере. Когда мужчина буквально из ниоткуда материализовался перед ларечком Хелены, та вздрогнула.
Она разглядывала мужчину, мужчина разглядывал ее. Казалось, он в ту же секунду прочел все ее мысли. Он видел бурлящие в ней изменения. Он изучал тайные Хеленины чаяния, постыдные страхи и вопросы, на которые не существовало готовых ответов. Он смотрел ей прямо в глаза и чувствовал девичий голод и любопытство. Всю картину венчало разлитое в воздухе желание прикоснуться к чему-то запретному. «Не доверяй незнакомцам», «Опасайся тех, кто улыбается без причины», «Говори лишь с теми, кто верует в Господа» — вот что с детства вдалбливала мама в Хеленину голову. Но сегодня, в эту ускользающую секунду, незнакомый мужчина с абсолютно безбожной улыбкой сразу понял, что Хелена была готова нарушить каждое из правил.
30 ИЮНЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ, ХЕЛЬСИНКИ
Ян с отцом обедают в ресторане «Лехтоваара». Это можно назвать маленькой традицией — раз в месяц вместе где-нибудь обедать. Сейчас Ян уже и не вспомнит, кто именно автор этой странноватой идеи. Утро они провели у мамы — сидели бы и дальше, но ей понадобился отдых. Яну не хочется, чтобы отец ел в одиночестве. Они оба те еще едоки. Ян медленно жует печеночную котлету. Тарелка отца уже пуста, а сам он отвернулся к окну, наблюдая за улицей. Ян тщательно режет еду на кусочки и ревностно следит за тем, чтобы на вилке в рот отправлялись одновременно кусочек картофеля и кусочек котлеты. Отец промакивает уголки рта тканевой салфеткой. Повисшая между ними тишина длится уже довольно долго, пока отец не разрушает ее в своей немногословной манере.
— На даче, в сарае во дворе, свила себе гнездо серая мухоловка, — скупо произносит он, глядя куда-то мимо Яна.
— Мгм, — кивает Ян. Он от всей души благодарен отцу за рассеявшееся гробовое молчание.
— Все думал, откуда на полу мусор, а потом заметил гнездо. Восемь яиц уже.
— Они улетят, когда вылупятся, или что? — спрашивает Ян.
— Под карнизом большущая щель. Всё руки не дойдут закрыть ее проволочной сеткой, вот и осталась, — обойдя вниманием вопрос, продолжает отец.
Ян молчит.
Отец берет стакан, громко и жадно пьет воду.
Ян устраивается на стуле поудобнее, размышляя о дальнейшем ходе разговора.
— А теперь там это гнездо, — подытоживает отец и складывает вилку и нож на тарелке в «пять часов». — И я подумал: да пускай остается.
— Никому же оно там не мешает, — говорит Ян, перед тем как отправить в рот последний кусочек котлеты.
— Даже наоборот, это хорошо, — отстраненно соглашается отец. — У тебя не так много времени, чтобы сменить профессию. Ты думал об этом? — он резко меняет тему.
Ян молча дожевывает кусок.
— Я понять не могу, как можно пускать все псу под хвост, — продолжает отец.
— Спасая жизни? Заставляя всяких психов отвечать за свои поступки?
— Ты ежедневно рискуешь, хотя мог бы работать юристом в уютном офисе, — гнет свое отец.
Ничего нового. Сколько раз уже они заводили эту шарманку.
— Я бы и дня не продержался на такой работе.
Подходит официант, отец протягивает ему банковскую карточку, не отводя взгляда от Яна.
— Ты даже толком не попробовал. И вид у тебя какой-то измученный. Ты высыпаешься?
Ян смотрит в окно, не говоря ни слова. Он не собирается развивать эту тему.
— Благодарю, еда выше всяких похвал, — говорит отец официанту, пряча карту обратно в кошелек, а тот — в нагрудный карман.
— Спасибо, все было очень вкусно, — сквозь зубы процеживает Ян, хотя внутри все кипит. Сколько Ян себя помнит, столько отец пытается навязать ему какой-то «правильный» путь. Даже сейчас, когда Ян уже давно не мальчик, а 37-летний мужчина, успевший сделать себе имя в полиции.
Несмотря на раздражение, Ян все же хотел бы узнать, как в целом поживает отец. Как прошли для него эти несколько недель. Но вопрос так и не срывается с губ.
— Вчера я слышал соловьиную трель, — в итоге говорит он. — На подходе к Старому городу[29 - Старый город (Vanhakaupunki) — исторический центр г. Хельсинки (находится на севере центральной части современного Хельсинки).] есть прекрасная рощица, а в ней — одно заболоченное место, если немного не доходить до мостков к Ламмассаари[30 - Ламмассаари (Lammassaari) — зона отдыха в черте г. Хельсинки, настоящий островок дикой природы.]. Вода отлично отражает птичье пение.
— Может, ты и не вспомнишь, но я тебя однажды туда водил, ты тогда совсем пацаном был, — с улыбкой произносит отец.
— Вернусь туда снова, как только работа отпустит, — говорит Ян, а сам думает, отправится ли отец вместе с ним, если позвать сейчас. Они еще могут наслаждаться прогулкой в компании друг друга? Ян не уверен. Отец выглядит уставшим, и даже привычный его панцирь не может скрыть внезапно появившуюся хрупкость. Отец начинает сдавать, понемногу стареет.
— Летние деньки, когда у птиц есть настроение петь, у нас тут все наперечет, — произносит отец и поднимается, готовясь уйти.
— Я рад, что мама успеет еще полюбоваться летом, — вырывается у Яна, он сухо сглатывает. Это горе годами старило отца. Лампы ресторана беспощадно подсвечивают отметины скорби: поседевшие виски, бледную, истончившуюся кожу.
— Верно, — соглашается отец и неожиданно хлопает Яна по плечу. От ладони исходит странное тепло, которое сохраняется даже на улице. Им до сих пор неловко физически выражать свои чувства: по-человечески обниматься, прикасаться друг к другу.
На пути из Тёёлё в Каллио[31 - Тёёлё (Toolo), Каллио (Kallio) — районы г. Хельсинки.] машину опять наполняет звенящая тишина. Мама всегда умеет творчески выводить мужчин из словесного оцепенения. Но наедине разговор никогда не клеится. Ян даже подозревает, что отец им в некоторой степени гордится, но сказать наверняка не может, поскольку отец молчит. А если и говорит, то преимущественно о вещах, которые Ян мог бы улучшить, нежели о тех, в которых Ян действительно преуспел. Пожалуй, это такой способ выражать отцовскую заботу. Для родителя вполне естественно желать для ребенка чего-то большего.
Профессия Яна никогда не вызывала у отца восторгов. Впрочем, сам Ян не то чтобы сильно огорчается по этому поводу. Несгибаемость родителя в этом вопросе уже давно возвела между ними высоченную стену. Наблюдая за почти нечитаемым лицом отца, сидящего за рулем, Ян мысленно спрашивает: давит ли эта стена и на него тоже? Что, если и сам Ян научился на автомате баррикадироваться от других людей?
Через час Ян уже сидит за компьютером, с головой погруженный в фотографии корон. Зак любезно накидал ему ссылок. Отец вернулся в хоспис.
Разнообразные короны в огромном количестве проносятся перед глазами, но ни одна из них не похожа на очертания ожога жертвы. Ян уже и не уверен, что поиски такой же — хорошая идея. Вдруг тут важна не столько форма, сколько содержание? Но они все равно продолжают искать: любая мелочь в этой короне может послужить подсказкой.
Между тем Зак озаботился изучением видов клейм. Больше всего на их цель похожи электроклейма для рогатого скота и самоделы. Зак распечатал Яну кое-какой материал:
Штамповочные термоклейма. На головке электроклейма можно сделать оттиск текста, изображения или логотипа. По желанию заказчика изготавливаются сменные наконечники с разными оттисками. Характеристики наиболее распространенных электроклейм: 200 W, 50?25 мм; 300 W, 70?35 мм; 400 W, 75?50 мм.
Ян на глаз прикидывает размеры. Возможно, ожог на теле был сделан электроклеймом с размерами 75?50 мм. Но источник электричества под вопросом, если убийство произошло вне помещения.
Ян запрашивает у Зака дополнительную информацию об изготовителе упомянутых на распечатке клейм. Мало кто помечает свой рогатый скот короной, так что можно надеяться на более-менее быстрое отслеживание заказчика. Если только клеймо не изготовили за рубежом. Или самостоятельно. Плюс речь не обязательно об электроклейме. Если так, то вблизи места убийства могли бы остаться следы разведения костра, например уголь.
— Может, у убийцы вообще была с собой портативная плитка? — предполагает Зак, и Яну такой вариант тоже кажется вполне логичным. Железо довольно быстро раскалилось бы, прикоснувшись к побелевшей нагревательной спирали. Одни готовят крем-брюле, другие раскаляют клейма.
Хейди появляется на работе с еще влажными после душа волосами. Ян догадывается, что мылась она в участке. Когда расследование в самом разгаре, дом становится чужим местом.
Хейди уже успела изложить Яну свою теорию. Может ли месть служить основным мотивом убийства? Раз у них нет ничего, разумно отталкиваться хотя бы от этого. Необходимо наплодить версий, которые опровергались бы с появлением улик. Хейди уверена: им нужно основательно покопаться в прошлом Ларса, искать ключ в его истории.
— Предположим, убийца таким образом поквитался с Ларсом за какие-то ужасные поступки. Но ведь ненависть, способная толкнуть человека на убийство, вызревает годами. Все сделано чисто, имел место холодный расчет. Это обдумывалось и планировалось не один день. Труп у Королевских ворот — результат годами копившейся обиды, — говорит Хейди, стоя рядом со всеми у полупустой доски для записей. Ян едва заметно кивает. Речь Хейди его не до конца убедила, но на кое-какие мысли все же натолкнула.
— Нужно по камешкам разобрать жизнь Ларса Сундина, — произносит Ян.
— Предлагаю компромисс, — с энтузиазмом говорит Хейди, хватая тоненькую бумажную стопочку со стола. — Зак уже нарыл кое-что о Ларсе, распечатал и дал мне. Поэтому ты сейчас идешь домой и отдыхаешь. Но! Я знаю тебя как облупленного, ты же не сможешь уйти отсюда с пустыми руками. Так что бери это все с собой и читай дома. Если глаз за что-то зацепится, обязательно сообщи, — тон Хейди не терпит возражений, и Ян с улыбкой сгребает бумаги. Вечно она волнуется и суетится, лишь бы облегчить его ношу.
Иногда Яну кажется, что он единственный начальник, позволяющий подчиненным раздавать ему указания. С другой стороны, не плевать ли на формальности, если все идут к общей цели?
Беседу прерывает звук входящего сообщения у Хейди.
— Так, у нас есть заявление об угоне лодки на причале у Мерисатаманранта, — комментирует Хейди. — Поеду, расспрошу владельца. Он указал, что лодка пропала как раз в ночь со среды на четверг.
— Отлично, — выдыхает Ян. — До сих пор убийца ничем себя не выдал. Криминалисты не нашли у Королевских ворот никаких намеков на место совершения убийства, и пока наша самая стройная версия держится на том, что убийца удерживал Сундина в лодке, на которой и транспортировал тело — вероятнее всего, уже мертвое.
Ян мельком смотрит на часы — почти четыре. Прерывистый, беспокойный сон, лютый рабочий график и непроходящая спешка в итоге притупили его разум. А тем для размышлений достаточно и вне расследования. Чтобы не сдохнуть, ему просто надо на что-то переключиться.
До железнодорожного вокзала Ян добирается на велосипеде. По привычке глаза ищут на экране электричку «М»[32 - Электричка «М» (M-juna) на протяжении 40 лет курсировала между г. Хельсинки и районом Мартинлааксо (г. Вантаа). Маршрут закрыли после завершения строительства кольцевой железнодорожной линии в 2015 г.], но ее уже несколько лет как отменили. По завершении строительства кольцевой железной дороги[33 - Кольцевая железнодорожная линия (Keharata), открытая в 2015 г., обеспечивает связь между центром г. Хельсинки, аэропортом Хельсинки Вантаа и ближайшими пригородами. Протяженность — 18 км.] по свежему маршруту пустили электрички «I» и «P». Ян отправляет Каю сообщение («Уже еду») и ненадолго закрывает глаза.
Проходит двадцать минут, Ян уже стоит у входа, нажимая на кнопку звонка. Из-за двери доносятся задорные детские голоса. У Кая и Вееры двое дошколят: Вернеру пять, Алме два. Дети тут же набрасываются на Яна. Возиться с ними всегда так легко и естественно. Ян ерошит шевелюру Вернера и берет Алму на руки.
И хотя беготня детворы по квартире и всякие мелкие шалости вызывают у Яна бесконечное умиление, больше всего ему по душе момент, когда малыши вваливаются ко взрослым в пижамах, чтобы пожелать спокойной ночи и крепко обнять. Яну легко представить, как утомившихся за день детишек укрывают одеялом и те потихоньку засыпают под убаюкивающие отзвуки взрослых разговоров в гостиной. На сердце сразу тепло и уютно. Ну, становилось тепло и уютно. Когда Ян был маленьким.
С отходом малышни ко сну и воцарением спокойствия все свое внимание друзья переключают на Яна. По переглядываниям Кая и Вееры сразу понятно, что оба хотят поговорить о здоровье мамы Яна. Они сочувствуют и хотят помочь, Ян кивает. У него нет сил обсуждать это прямо сейчас, в гостях у друзей. Все молчат, будто заключили негласный договор. Кай и Веера тревожатся и хотят присмотреть за Яном, который, несмотря на свое фирменное молчание, очень ценит эту заботу. Но, ради всего святого, давайте сегодня без работы и хосписа.
— Ну а с женщинами как? — игриво интересуется Веера. Они уже наелись тушеной свинины и сейчас неспешно потягивали подаренный Каю односолодовый виски.
— Да никак, — привычно отвечает Ян и одним махом уничтожает остаток напитка. — На работе завал, да и вообще. Нереально выкроить время еще и на ухаживания. А сейчас еще и… — Ян затихает, друзья понимающе опускают взгляд. Мамина болезнь.
— Я когда Вееру встретил, сразу резко для всего нашлось время, ювелирно расписание составлял. Аврал, не аврал — неважно, — смеется Кай и нежно толкает ее в плечо. — Хотя сейчас вот думаю, какая муха меня тогда укусила. Идти на жертвы ради встреч — ну не дурак ли?
Веера тотчас затыкает Кая подушкой.
— Лучше уж вообще без женщины, чем с той, на которую плевать, — произносит Ян, понимая, что так оно и есть. Он никогда не испытывал особых трудностей в завоевании дам. Зачастую они его находили сами, однако в последнее время Яну не хотелось быть объектом женского внимания.
Веера бросает на Яна изучающий взгляд. Желание высказаться борется внутри нее с желанием не выводить друга из себя.
— Тебе бы стоило подумать о чем-то, кроме работы и… — Веера прерывается на середине предложения. Как же сложно говорить о хосписе. — Кстати, Кай уже сообщил, что у меня на примете есть одна подруженция? — Веера поднимается с дивана, чтобы сходить на кухню за второй бутылкой. — В последнее время мы не то чтобы тесно общались, но я недавно целый день думала о ней и все прикидывала, потому как сразу почувствовала: вот была бы парочка! Вы бы отлично подошли друг другу.
Ян сосредоточенно целится деревянной погремушкой в корзину для игрушек и не может нормально разговаривать. Позвякивая, погремушка приземляется в самый центр цели. Одновременно раздается сигнал мобильного. Сообщение от Хейди. Ян пялится в экран, однако решает пока ничего не читать. Когда срочно, Хейди сразу звонит.
— Извини, я, похоже, прослушал, что ты говорила. Но если ты опять пытаешься меня с кем-то свести, то не трать силы зря, мне сейчас не до этого, — говорит Ян.
Веера возвращается с кухни, неся в руках индийский пейл-эль для каждого.
— Да погоди ты, в этот раз все по-другому! — энергично продолжает Веера, мостясь на диване. — А то никогда себе никого не найдешь. У тебя каждый рабочий кейс — самый важный. Давай договоримся: вот если с этой подругой ничего не выйдет, я приму поражение и больше не буду тебя доставать, — улыбается она.
Ян сидит со сложным выражением лица, в котором недовольство смешивается с усталостью. С одной стороны, любопытно хоть разок взглянуть на побежденную Вееру. С другой — в глубине души ему всегда нравились эти милые попытки растормошить одиночку. Будто кто-то берет все в свои руки, когда ты сам не справляешься. Весь последний год Ян только и делал, что работал. Он приносит в жертву свою беззаботную повседневность в обмен на возможность бросать всяких уродов прямо в лапы правосудия. Это своеобразное занятие, предполагающее одиночество.
Сидя в беспокойно вздыхающей электричке «P» на обратном пути, Ян читает сообщение Хейди. «Лодка из показаний свидетеля совпала с той, кот. угнали. Кража была в Кайвари[34 - Кайвопуйсто (Kaivopuisto) — один из старейших парков г. Хельсинки. В разговорной речи обычно упоминается как Кайвари (Kaivari).], потом на лодке отплыли в Суокки[35 - Суоменлинна (разг.).]. С причала камер нет, лодку объявила в розыск». То есть становится понятно, где именно Ларс провел свои последние часы. Убийца утопил его в лодке, там же поставил клеймо. Ян думает о том, как бы действовал, окажись он на месте убийцы. Нужно избавиться от лодки. Сжег бы ее? Зак, наверное, уже просмотрел данные, полученные от береговой охраны.
Ян только-только проехал станцию «Похьойс-Хаага». Он достает из спортивной сумки бумаги, что Хейди вручила ему накануне. На обложке надпись: «Жизнь и деяния Ларса Сундина». Яна веселит способность Зака приправлять мрачную реальность щепоткой иронии в стиле Джона Ирвинга.
За окном ненавязчиво дождит. В вагоне тепло. Было бы еще и пусто, не окажись там группы темпераментных испанских туристов и скромной кучки финской молодежи, окрыленной перспективой провести ночь в барах столичного центра. Ну а Ян занят изучением биографии убитого мужчины.
Родился в Ювяскюля. Старшая школа г. Ювяскюля, изучал искусства за рубежом, бросил учебу в Школе экономики Ханкене. Очевидно, тогда и началась его карьера в рекламном бизнесе. Ян продолжает читать. Придраться особо не к чему. Хотя именно это и настораживает. Есть ли у жертвы тайные стороны, следы которых нужно искать не на бумаге?
Электричка тормозит, и Ян поспешно убирает распечатки в сумку. Он провожает взглядом энергичных людей, выходящих со станции кто куда. Ян возьмет с парковки велосипед и поедет домой. Там его дожидается мебель. Там тихо и пусто.
30 ИЮНЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ, ХЕЛЬСИНКИ
Хейди смакует шоколадное мороженое. Рядом с кафе «Муттери»[36 - Mutteri — действующее кафе в г. Хельсинки, построенное в 1927 г. Расположено в районе Лауттасаари (Lauttasaari). Слово mutteri означает «гайка», и здание кафе по форме действительно напоминает гайку.] разместилась импровизированная парковка целой группы байкеров в черных кожанках, и теперь в небольшом зале яблоку негде упасть. Вечернее солнышко балует северян своим теплом, а расследование сдвинулось наконец с мертвой точки. Теперь у них есть конкретные зацепки: убийца угнал лодку из точки проката и именно на ней добрался до Суоменлинны. Свои зверства он совершил 28 июня в этой лодке, которая, к слову, с того момента бесследно исчезла. Парой часов ранее в кафе «Карусель» Хейди успела встретиться с владельцем лодки, теперь уже детально описанной безутешным хозяином.
Мороженое она купила спонтанно, повинуясь душевному порыву и стремясь хотя бы ненадолго очистить голову чем-то приятным. Нужно решить, как пройдет свободный вечер. Уже почти семь, Хейди садится за руль. Надо же, некуда торопиться. Она по-человечески не отдыхала больше суток. Хейди делает глубокий вдох, затем с силой выдыхает. Труп у Королевских ворот в одночасье стал центром ее жизни и продолжает присваивать себе минуту за минутой. Очередное дело, которое вскоре начнет являться ей во снах и врываться в дневные размышления до тех пор, пока не будет закрыто.
Хейди заводит машину, продолжая накручивать себя: попахивает какой-то патологией. Из раза в раз одно и то же: бессонница, путаница в мыслях, работа на износ, кошмары. За эти годы она к чему только не обращалась: остеопатия, медитация, йога, экстрим, моржевание, эксперименты с рационом — все напрасно. Покой вне досягаемости. Новый труп — и добро пожаловать, старые друзья: недосып, стресс, страх. К беспокойству за себя теперь все чаще примешиваются переживания за Яна. Хейди тормозит на светофоре. Ян никогда не рассказывает о своих внутренних демонах, не ищет помощи. Может, стоит уже смириться с этим и оставить Яна наедине с его проблемами и начать разгребать свои?
Дома Хейди за считаные минуты уничтожает тарелку безвкусного риса с безвкусной курицей под соусом. Раньше дурь из головы хорошо выбивали тренировки, бег, бокс, сават, да даже просто поход в зал. В мыслях становилось восхитительно пусто. Но в последние годы все проверенные методы успокоения работать перестали, и велосипед приходится изобретать заново.
Сегодня она опять ходила в спортзал «Кабельного завода»[37 - «Кабельный завод» (Kaapelitehdas) — один из главных культурных центров г. Хельсинки. Расположен в здании бывшего завода компании Nokia и вмещает в себя более 250 организаций, среди которых музеи, кафе, фотогалереи, спортивные и танцевальные залы, театры, магазины и мастерские.]. За годы посещений сама собой сформировалась отличная разношерстная компашка любителей помолотить грушу в боксерских перчатках. После их тренировки в зал обычно приходит группа изящных женщин. Киде, бывший профессиональный боксер, ныне тренер и «батя» группы Хейди, назвал этих женщин «ангелочками». На тренировках они «по-ангельски» высвобождают весь свой гнев на несправедливый мужской мир. Хейди в курсе, что, по негласному мнению, в компанию ангелов она вписалась бы куда гармоничнее, однако общество грубоватых дюжих мужиков ей как-то ближе.
В «Вотсаппе» кто-то пишет, что сидит сейчас в «Геркулесе»[38 - «Геркулес» (Hercules) — крупнейший гей-клуб в г. Хельсинки.]. Вот и первые счастливчики-отпускники. Хейди оценивает свое отражение в зеркале: серые треники и полинявшая футболка, под которой нет лифчика. Выбор предстоит нелегкий. Впереди — единственный свободный вечер на неделе, да и тот короткий. Не лучше ли остаться дома, награждая уставшее тело тем, чего оно так жаждет, — сном, или отправиться на поиски приключений, заработав при этом дополнительный недосып? Серьезно, единственный пока действенный способ очистить голову от работы — это забить ее чем-то еще. Плюс чудовищно хочется виски.
Хейди собирается за десять минут. Ноги сами ведут ее к «Геркулесу» через тихие июньские улочки Хельсинки. Бар встречает оживленным гулом, хотя снаружи, буквально за дверью, все чинно и спокойно. Воскресный вечер — время завсегдатаев.
Хейди здоровается со знакомыми лицами и заказывает виски. Мельком смотрит на диалоги в «Вотсаппе» — последнее сообщение от 23:01. Друзья либо разошлись по домам, либо решили погулять где-то еще. Хейди за ними не пойдет. Ей просто нужно выпить. Влив в себя третью за вечер порцию виски, она замечает отдаленно знакомое лицо в районе барной стойки. Подтянутая блондинка из «Кабельного завода». Хейди как-то наблюдала за ее тренировкой. Женщина смотрит по сторонам, не обращая на нее никакого внимания. Да и с чего бы: в зале они даже ни разу не заговорили.
Допивая остатки виски, Хейди краем глаза разглядывает блондинку. «Модель фитнес-бикини» — вот что сразу приходит на ум. Со своими длинными платиновыми волосами, наращенными ногтями и вызывающе обтягивающей одеждой женщина выглядит нарочито ухоженной. Ее можно принять за фитнес-блогершу, хотя за пределами спортзала Хейди женщину нигде не видела. В гей-баре эта блондинка выглядит так, будто сбежала сюда от назойливого мужского внимания.
К барной стойке подходит внушительная компания, и на женщину теперь не поглазеть. Хейди заказывает очередной виски и, неспешно его потягивая, начинает планировать пойти домой. В последнее время она была просто пай-девочкой. Можно продолжить эту цепочку праведности и сегодня. Виски не считается.
— Привет, — раздается откуда-то справа. Оказывается, блондинка успела незаметно подобраться к Хейди. Умеет удивлять.
— И тебе не хворать, — грубовато отвечает Хейди, едва мазнув взглядом по женщине.
— Я видела тебя на тренировках в «Кабельном заводе». Ты же боксируешь, да? — спрашивает женщина, хотя ответ очевиден обеим.
В ответ Хейди утвердительно мычит, продолжая прожигать глазами дно стакана.
— У тебя отличный удар. Прекрасный, я б даже сказала, — произносит женщина, не дожидаясь от Хейди ответа. — Я занимаюсь в женской группе, мы отрабатываем различные боевые приемы. Из хрупких дев получаются настоящие победительницы, — продолжает она, буравя взглядом молчаливую собеседницу. — Ты когда-нибудь думала серьезно чем-то заняться? Пройти обучение по какой-то конкретной программе? Хватка у тебя что надо, но небольшая помощь еще никому не вредила.
— М-м-м, — соглашается Хейди. Ей интересно, что бы сказала женщина, узнав, что перед ней сидит полицейский.
— Поразмысли на досуге, — говорит блондинка и улыбается, глядя на напряженное лицо Хейди. — Такие, как ты, могут стать примером для подражания, источником вдохновения для других.
Хейди отодвигает пустой стакан и натягивает свисающую с барного стула кожаную куртку. Вечер потихоньку добрался до своего терапевтического зенита. Действие алкоголя уже не такое волшебное, да и собеседница больше не интригует.
Кто-то бесцеремонно протискивается к барной стойке между Хейди и блондинкой, заказывает «Салмари»[39 - Ликер Salmiakki Koskenkorva, разговорные варианты — Salmiakkikossu (Салмиаккикоссу) и Salmari (Салмари). Темный ликер из корня солодки со вкусом лакрицы.]. Хейди внутренне передергивает. Вот же козлина. Когда мужчина наконец отходит, Хейди замечает, что женщина взяла себе стул и успела придвинуться еще ближе.
— Кстати, я здесь не для того, о чем ты там наверняка подумала, — говорит блондинка, сидя на барном стуле как-то слишком ровно, с королевской осанкой.
Она в отличной форме для своих лет. Помещение бара уже начало движение вокруг своей оси в глазах у Хейди, но она собрала всю пьяную смекалку в кулак и прикинула возраст женщины. Судя по области вокруг глаз, где-то в районе сорока пяти, но в остальном можно дать лет на десять меньше.
— И о чем же таком я наверняка подумала, ну-ка расскажи, — улыбается Хейди, приземляясь на соседний барный стул. Сейчас она занята тайным разглядыванием незнакомцев.
— Ты подумала, что я мечтаю обзавестись лучшим другом — геем, вот и пришла в самое подходящее для этого место, — смеется женщина и залпом выпивает бокал белого вина. — Если верить «Сексу в большом городе», геям нравятся уверенные в себе женственные женщины. Я, конечно, не Кэрри и не Саманта. Давай еще по одной? — неожиданно предлагает она, кивая в сторону пустого стакана Хейди.
Здравый смысл осторожно намекает на отказ, но Хейди почему-то соглашается.
— А почему бы и нет.
— Что ты пьешь? — интересуется женщина, помахивая банковской карточкой, чтобы привлечь бармена.
— Виски, — отвечает Хейди, чувствуя, как алкоголь постепенно размягчил мозги до консистенции мутноватого апатичного желе. — Лучше двойной, спасибо, — добавляет она.
— Два двойных виски, безо льда, и водой немного разбавьте, — заказывает женщина, держась при этом несколько высокомерно. Бармен кивает, и они молча ждут напитков. Люди продолжают входить и выходить. Бар опять заполняется. Последние часы праздного вечера. Шум голосов почти перекрывает фоновую музыку. Кто-то нечаянно пихает Хейди в попытке прорваться к барной стойке, и та усаживается поудобнее на своем барном стуле. Тем временем женщина берет две порции виски у бармена, аккуратно подталкивая одну из них в сторону Хейди. Они сидят так близко, что упираются друг в друга коленями.
— Юлия. Меня зовут Юлия, — произносит женщина, протягивая руку для знакомства.
— Хейди.
— Чем ты занимаешься, Хейди? — спрашивает Юлия, и Хейди чувствует, что болтовня неизбежна. Вымученный диалог взамен дармового виски. Чего было сразу не пойти домой?
— Давай сначала ты, — уворачивается Хейди, виновато улыбаясь. Делает глоток. Виски прямо идеальный.
— Я работаю в ресторанном бизнесе. Еще я тренер на курсах самообороны, но об этом ты уже и сама могла догадаться. Стараюсь вселить в женщин веру в свои силы, воодушевить их, — рассказывает Юлия. — Я часто нахожусь в местах, где начинаются все эти кошмары, в барах, ведь я участвую в организации корпоративов для ВИПов.
— Такое вот двоемирье, — произносит Хейди. Она глотает свой виски, постепенно меняя свое мнение о Юлии, беседовать с которой довольно приятно. — И какой из миров хуже?
— Виповский, конечно. — Юлия задумчиво прищуривается. — Там все решают деньги. Тогда никто уже не в состоянии осознать, что пора бежать со всех ног, пока не поздно, — серьезно произносит она.
— Ты прямо защитница женщин, — одобряет Хейди. — Кстати, слышала, что о вас говорят в спортзале? Что ты, мол, из своих боксирующих дам делаешь настоящих бойчих, — ухмыляется она, но вскоре замечает, что Юлия на полном серьезе обдумывает ее слова.
— Делаю что могу, — вдруг со смешком произносит Юлия, и Хейди нравится этот смешок. И все-таки веселость Юлии — напускная, она говорит о важных для себя вещах. Возможно, Юлия принимает все это слишком близко к сердцу.
— Ну а ты? Сама-то где работаешь? — спрашивает Юлия, с неподдельным интересом ожидая ответ. Хейди мысленно негодует: отчего разговоры постоянно начинаются с профессии? Почему бы не встречаться с людьми, просто с людьми, за которыми не тянутся цепочки профессиональных стереотипов? Долой вопросы о профессии.
— Ну, я тоже в некоторой степени обеспечиваю безопасность, — отвечает Хейди с улыбкой.
— Да? За это надо выпить, — торжественно предлагает Юлия, и их тяжелые стаканы с виски легонько стукаются друг о друга. У барной стойки образовалась давка. Хейди ловит себя на том, что ей хорошо. Мозг успокаивается, контроль ослабевает, давая заполнить все ее существо ощущением свободы.
— Так, ты хочешь знать, почему я здесь? — Юлия повышает голос, чтобы перекричать окружающий их гвалт. Она смотрит Хейди прямо в глаза.
— Да не особенно, — говорит Хейди и залпом опустошает стакан. — Но ты же все равно расскажешь. — Ее так приятно ведет от опьянения. Женщина молча наклоняется к Хейди. Белая шелковая блузка кажется такой тонкой, что невозможно удержаться и не посмотреть на женскую грудь. В вырезе мелькает белый бюстгальтер. Хейди спешно переводит взгляд на барную стойку, резко опускает стакан и пару секунд смотрит женщине прямо в глаза чисто из вежливости.
— Спасибо за виски, — говорит Хейди. Блондинка прожигает ее взглядом, который не оставляет сомнений.
2 ИЮЛЯ, ВТОРНИК, ХАРТОЛА
Саана любуется небом. Кое-где мелькают безобидные облака, и ничто не предвещает дождя. Она решила сходить к порогу: нужно как следует осмотреть место, где нашли тело Хелены. Сначала проехаться до усадьбы, потом вдоль берега, посмотреть на само течение и подумать, где именно Хелена могла упасть в воду.
— Я поехала, — сообщает Саана саду, ища взглядом Инкери.
— Хорошо, — отвечает тетя, поднимая голову от кустиков моркови, укрытых марлей. Она увлеченно избавляет грядки от сорняков, и кажется, будто ничто в мире не оторвет ее от этой земляной медитации.
Саана садится на милый старомодный велосипед — она уже успела сродниться с ним. Несмотря на возраст, все в этом ретросокровище работает на совесть. Прямо веловерсия тети.
За какие-то десять минут Саана долетает до нужной тропинки, свернув на которую можно быстро добраться до дороги, ведущей в центр Хартолы. Встречу с просекой велосипед встречает задорным дребезжанием. Старенькая сидушка трусливо поскрипывает, как бы комментируя каждую ямку. Ямки, кстати, причудливо выстраиваются в деревенские — как их там? — спящие полицейские. Саана не может вспомнить термин. Лежачие! Лежачие полицейские.
С обочины дороги пахнуло буйной июньской порослью. То тут, то там на глаза попадаются люпины и иван-чай. Даже ласточки вылетают покрасоваться перед Сааной. Они высоко, так что насчет дождя сегодня можно не беспокоиться.
Таким и должен быть настоящий летний денек. Саана улыбается этим мыслям, а выглянувшее солнце заботливо греет голые плечи. Велосипед музыкально пружинит, но Саана только ускоряется. Ей бы только побыстрее доехать до, если можно так выразиться, центра Хартолы, а там уже и усадьба Коскипяя в двух шагах.
На обочине красуется красная деревянная ветряная мельница. Саана останавливается, чтобы достать из сумочки мобильник. Почему бы не сделать парочку фотографий, раз уж сегодня она играет роль этакого беззаботного туриста? Она снимает мельницу на фоне золотого колосящегося поля. #Летниепейзажи #хартола #visitfinland #thisisfinland. Первое фото для «Инстаграма» спустя целую вечность.
От мельницы Саана сворачивает влево, к усадьбе Коскипяя. Двор чист и ухожен. Повсюду раскинулся ковром свежий газон, благородно, даже с некоторой гордостью, подчеркивающий старые деревянные строения. Саане приходят на ум тетины слова о том, как однажды на один из хартольских заборов облокотился сам Мика Валтари[40 - Мика Тойми Валтари (1908–1979) — выдающийся финский писатель, член Академии наук Финляндии. В 1940-х гг. часто проводил лето в Хартоле, где написал в том числе и свой бестселлер «Синухе, египтянин» (1945).], чтобы что-то записать. Саана пристраивает велосипед к ограде, намереваясь осмотреть окрестности на своих двоих.
В этот момент из-за угла дома выходит мужчина лет сорока, за ним — супружеская пара. Мужчина ступает впереди, указывая на усадьбу, розовые кусты и раскидистые ели. Говорит при этом без остановки. Супруги более чем солидного возраста внимательно слушают его и завороженно кивают. Очевидно, это и есть та самая знаменитая экскурсия.
— А в этом доме жили смотритель и его сын. И жили, между прочим, вплоть до прошлого года, поэтому великолепное состояние усадьбы и прилежащих территорий — целиком и полностью их заслуга, — рассказывает экскурсовод, привлекая внимание пары к одной из дворовых построек. — Жизнь здесь подчинялась неспешному устоявшемуся распорядку до тех пор, пока живший в старой усадьбе Коскипяя Август фон Райхманн не переехал навсегда в Германию, — продолжает мужчина, указывая на величественное желтое строение, фасад которого теперь неотделим от образа Хартолы: именно его изображения гипнотизируют туристов на всех сайтах и страницах путеводителей. — Смотритель выполнял свои обязанности до глубокой старости, а его сыну просто нравится каждое лето проводить тут экскурсии.
Пожилая пара на секунду впадает в молчаливый ступор, во все глаза глядя на гида. Первым смекает дедушка.
— Получается, это вы, — говорит он, весьма довольный собой, — сын смотрителя.
— Именно так, — мужчина улыбается в ответ. — Тот домишко долгое время был мне родным. Так что мы тут прогуливаемся по местам моего детства.
— Какой была здешняя жизнь в то время? — спрашивает бабушка, наклоняясь к цветущим розовым кустам.
— Вполне обычной, хотя было заметно, что здешние хозяева не самые простые люди. Фон Райхманн жил в усадьбе только в летние месяцы, — отвечает экскурсовод. — Вы и сами в курсе, что финское лето очень короткое. Фон Райхманн прознал о северной традиции пышно провожать лето, устраивать в честь этого Венецианский карнавал, и стал проводить такие праздники у себя в поместье. С семидесятых по конец восьмидесятых годов последний день августа становился днем Венецианского карнавала. Это были проводы лета и одновременно праздник воды, огня и света. Территорию поместья к карнавалу всегда богато украшали, — продолжает экскурсовод свой рассказ, приглашая пожилую пару продвинуться чуть дальше. — Праздник проходил в доме самого фон Райхманна, вот в этом желтом. Старая усадьба музея Восточного Хяме в то время была закрыта для массового посещения.
Саана следует за супругами и экскурсоводом. Троица ненадолго останавливается посмотреть на амбары и поворачивается к Саане.
— Прошу прощения, я просто краем уха услышала, что вы здесь раньше жили, — Саана робко подходит к экскурсоводу, пока пожилая пара неспешно удаляется для изучения одного из амбаров. — А в 1989 году организовывали Венецианский карнавал? — спрашивает она, глядя на мужчину с жадным любопытством. Блондин, одетый в шерстяной свитер с норвежской вышивкой и джинсы, некоторое время удивленно оглядывает Саану.
— Я должен закончить экскурсию. Если у вас есть ко мне какие-то вопросы, надеюсь, вы не будете против задать их через несколько минут, — по-деловому отвечает мужчина после паузы, затем разворачивается и идет к амбарам, на которые супруги уже насмотрелись.
Саану забавляют несколько чопорные манеры мужчины — и пусть, это делу не мешает. Она дождется окончания экскурсии.
Саана разглядывает амбар, из которого только что вышла троица. Старый подвал. Саана спускается по каменным ступенькам и тут же чувствует на коже зябкую влажность. Подвал причудливо изогнут, его размеры впечатляют. Наружу ведут две лестницы. С потолка свисает старый фонарь. В подвале пусто. Саана обходит все помещение и поднимается с другой стороны. Воздух внизу настолько холодный и влажный, что на ступеньках можно поскользнуться. Саана огибает усадьбу с левой стороны и направляется к берегу. Как тут все-таки красиво! Старым деревьям на этом дворе уже минула сотня лет. Высокие и великолепные, они так и тянутся к небу. Внизу вдалеке виден изящный подвесной мостик через реку.
Усадьба со всеми ее строениями осталась позади, и Саана уже спускается к воде по пологому склону. На противоположном берегу, совсем у реки, еще один маленький домик, напоминающий сауну. Ступеньки крошечной террасы спускаются прямо в воду. Саана вспоминает, что тетя рассказывала о месте, где нашли Хелену: пройти от моста немного вперед, примерно в ста метрах от усадьбы. Течение здесь медленное, трава у воды высокая и густая. Встречаются кустики крапивы. Саана прощупывает ногами землю, потому что толком не видит, куда идет. Еще она смертельно боится змей. Наконец ей удается подойти к большому камню и взгромоздиться на него.
Камень прохладный, его поверхность местами илистая и скользкая. Вода в Тайнионвирте на удивление темная. Саана не может определить на глаз, связано это с глубиной русла или с цветом растительности, облепившей все дно. По обе стороны речку обрамляет довольно густой лес. Заброшенная сауна покоится в тени, возвышаясь над порогом. Саана делает несколько снимков, медленно поворачиваясь от речки к усадьбе и фиксируя все виды. Она кидает в воду палку, чтобы посмотреть на ее неспешное подневольное движение по течению. Вполне возможно, что тело Хелены попало в воду где-то здесь и какое-то время тихонько плыло вниз по течению.
Мшистая от влажности крыша сауны выглядит осенним островком, по-бунтарски рыжеватым в разгар лета. Отвесная лесенка ведет прямо в речку, украшающую ступеньки водяными лилиями. Молодая серебристая ива тянется к небу, почти касаясь одной из стен домика. Несмотря на красоту, это место чем-то отталкивает. Сложно представить себе человека, которому пришло бы в голову выбежать из жаркой сауны и нырнуть прямо в речку.
Саана опускает взгляд на часы. От усадьбы она отошла двадцать минут назад. По идее, экскурсовод уже мог освободиться. Когда Саана поднимается обратно на приусадебный двор, пожилой пары не видно, а мужчина сидит на ступеньках и безмятежно любуется видом.
— Дождались все-таки, — говорит экскурсовод. — О чем хотели узнать?
Он с любопытством смотрит на Саану, та разглядывает его в ответ: волосы мужчины слегка взъерошены, за стеклами очков скрывается дружелюбный прищур.
— Как вы смотрите на небольшое чаепитие? Я б не отказался, все утро водил экскурсии, — с теплотой в голосе спрашивает мужчина.
Саана согласно кивает. Она не из тех, кто отказывается от кофе или чая. С чашечкой чего-то теплого в руках люди обычно расслабляются, начинают чувствовать себя в безопасности. Не надо заботиться о том, куда деть руки, когда можно просто обхватить ладонями спасительную чашечку. Саана следует за экскурсоводом в изящный домик. Мужчина щелчком включает чайник, Саана в это время садится на один из старых, с виду будто крестьянских, стульев. Все в этой комнате дышит минувшей эпохой. Саана наблюдает за мужчиной, но недолго: вскоре он протягивает ей чайный пакетик.
— Что вам попалось? — спрашивает он, и Саана на секунду теряется с ответом, пока до нее не доходит, что речь об афоризме на чайном пакетике.
— Джебран Халиль Джебран: «Достигнуть зари можно только тропою ночи»[41 - Джебран Х. Д. Странник. Притчи и речения / пер. В. Маркова. М.: Сфера, 2002.]. — Саане почему-то неловко зачитывать это вслух.
Экскурсовод кивает и читает на своем пакетике:
— «Пока человек не окажется над зияющей пропастью, из его плечей не взовьются крылья. Казандзакис»[42 - Казандзакис Н. Последнее искушение Христа / пер. А. Васильева. М.: АСТ-ПРЕСС, 1993.].
Струя кипятка бьет по дну чашки, заливая пакетик.
— Я услышала об одном давнем трагическом случае и с тех пор постоянно думаю о нем, — начинает Саана.
Она не до конца понимает, что именно хочет услышать от собеседника, и тянет время, заставляя чайный пакетик танцевать в кипятке. Мужчина терпеливо молчит, и Саана вынуждена продолжить:
— Тело совсем юной Хелены Тойвио выловили неподалеку из нижнего течения Тайнионвирты в 1989 году. Вы знаете об этом что-нибудь?
— Мгм, — следует неопределенный ответ. Мужчина по-прежнему смотрит на свой чай, но как-то по-другому. Он грустнеет на глазах. — Знаю, конечно. Тут все об этом знают.
— Вы были знакомы с Хеленой?
Мужчина молча кивает, затем говорит:
— С ней все были знакомы.
И вынимает пакетик из чашки.
Саана буравит его взглядом. Почему он так долго размышлял над ответом?
— Вот-вот начнется очередная экскурсия. У вас есть еще вопросы? — спрашивает мужчина, однако продолжает сидеть, как сидел, не шелохнувшись. И чашка почти полная.
— Каким был барон, что жил здесь? — спрашивает Саана.
— Фон Райхманн? Ну, он был человек своеобразный. До безумия любил цветы и следил за тем, чтобы в одной из комнат всегда было прохладно, там он разводил орхидеи. По образованию он был ветеринар и несколько лет посвятил работе с братьями нашими меньшими. Поговаривали даже, что хартольская живность вызывала у него куда больше сочувствия, чем сами хартольцы. Но тот карнавал ежегодно становился местом праздничного воссоединения барона с простым народом.
— Вы знали его лично, фон Райхманна?
— Его полное имя — Август фон Райхманн. Не сказал бы, что прямо хорошо знал. На него работал мой отец, вот и все. Барон жил в каком-то своем измерении, хотя время от времени он выходил на лужайку погонять со мной мяч, я тогда совсем маленьким был.
— Можно ли с ним как-то встретиться? Где он сейчас? — спрашивает Саана.
— Последний раз он приехал в Хартолу осенью 1989 года, после чего навсегда покинул Финляндию, — задумчиво отвечает экскурсовод. — Сейчас ему, должно быть, около восьмидесяти. Если жив, конечно.
Саана моментально навостряет уши, как только слышит год отъезда барона — год, когда умерла Хелена. Саана записывает имя в блокнот. Август фон Райхманн.
— А родственники или друзья у него тут были? — спрашивает Саана. — Семья, жена?
— Фон Райхманн был волен жить так, как ему заблагорассудится. Так ни разу и не женился. Возился с утками и волнистыми попугайчиками. Помнится, отец как-то говорил, что если у Райхманна и остались какие-то родственники, то все они в Германии. В Финляндии — никого. Усадьба Коскипяя перешла к нему от матери, а той, в свою очередь, — от какого-то дальнего родственника.
Саана усаживается на стуле поудобнее.
— Была ли Хелена, ну, мертвая девушка, на Венецианском карнавале в том году… — полушепотом спрашивает Саана то ли себя саму, то ли экскурсовода. — Это случилось, считайте, в один день: праздник устраивали всегда тридцать первого августа, тело нашли первого сентября недалеко отсюда. Буквально на следующие сутки.
— Не знаю, выяснила ли что-то полиция, — тихо отвечает мужчина. — Но возможно, Хелена и правда пришла на карнавал. Он, кстати, стал последним. После того случая праздник больше не проводили, — говорит он, разбавляя свой чай молоком.
— Что-нибудь еще помните? — спрашивает Саана. — Людей, которые были на празднике, — продолжает она и вынимает чайный пакетик из чашки. Ищет взглядом, куда бы его пристроить.
— Кладите сюда, — догадливый экскурсовод протягивает Саане мятую одноразовую тарелку. — Вы не здешняя, поэтому не знаете, что Венецианский карнавал — это, если так можно выразиться, мероприятие закрытое. Вход был только по приглашениям, которые рассылались далеко не всем хартольцам, и никто до последнего не знал, пойдет он или нет. И о своем участии в карнавале говорить было запрещено. Прибавьте к этому маски — и получите ту самую мистическую атмосферу. Количество гостей было всегда ограничено.
Саана спокойно кивает, хотя внутри зреет обида на то, как снисходительно обращается с ней этот мужчина. Вы, мол, не отсюда. Как с дурочкой, которой все нужно разжевывать. Мужчина чуть ли не кичится статусом местного. Или так и должен выглядеть увлеченный своим делом экскурсовод? В любом случае, чтобы выведать что-то еще, стоит оплатить экскурсию.
— Как думаете, что привело к смерти Хелены? — спрашивает Саана, решив под шумок как бы забыть про остывший черный чай.
— Вероятно, она доверилась не тем людям, — произносит мужчина. Он доволен собой: Саана ошеломлена.
— Так… — Саана сбита с толку. Она мысленно фиксирует первую догадку о вечере накануне смерти Хелены. Была на Венецианском карнавале.
— Не знаете, у кого мог бы найтись список приглашенных гостей? На всякий случай, — вежливо интересуется Саана.
— У фон Райхманна. Барон был единственным человеком, знавшим всех гостей. Однако, как я уже сказал, он уже пару десятилетий живет далеко отсюда, — отвечает экскурсовод.
Саана внимательно разглядывает мужчину. Он будто погружен в раздумья, но вскоре лицо немного смягчается, озаренное идеей.
— Знаете, вы могли бы спросить у моего отца, он будет только рад гостям, — говорит мужчина, и Саана старательно записывает продиктованный им адрес дома престарелых. — Ну, время не ждет. Мне пора на экскурсию.
— Да, конечно, — соглашается Саана, поднимаясь с жесткого старенького стула. — Благодарю за чай.
— Лео, — вдруг выпаливает мужчина и тоже встает. — Мы же не представились друг другу. Меня зовут Леонард Фальк. А вас?
— Саана.
Они жмут друг другу руки. Саана специально не произносит свою фамилию. Под внимательным светлым взглядом мужчины ей не по себе. Это слегка напрягает. Чтобы покончить с неловкими гляделками, Саана начинает заинтересованно рассматривать обложку книги с фотографиями усадьбы. На столе лежит стопка одинаковых подарочных изданий.
— Я могу купить у вас один экземпляр? — спрашивает она, уже протягивая руку за книгой.
— Разумеется, тринадцать евро, — сообщает Лео и рассказывает о том, как музей Восточного Хяме впервые собрал эти старинные фотографии жизни усадьбы и ее окрестностей под одной обложкой. «Фон Райхманн и его знаменитые орхидеи» — гласит надпись под изображением веселого мужчины с цветочным горшком в руках. — Тут и фото барона из его личного архива.
Саана шарит по карманам, но, как назло, именно сегодня наличных там нет.
— Это мой вам подарок, — говорит экскурсовод, — как красивой женщине, — он улыбается.
Саана смущенно благодарит. Он что, флиртует? В приподнятом настроении Саана вновь оказывается под палящими солнечными лучами. На обратном пути она уже решает, что предпримет дальше, и формулирует новые вопросы. Кем был этот барон? Кого пригласили на Венецианский карнавал в 1989 году? Была ли среди тайных гостей праздника несовершеннолетняя Хелена?
ЛЕТО 1989, ХАРТОЛА
Хелена разглядывала мужчину, смотревшего на нее в ожидании ответа. Он только что спросил, может ли Хелена раз в неделю привозить пять килограммов клубники в Ванха-Коскипяя.
— И сколько же будет таких недель? — Хелена хотела внести ясность в это деловое предложение.
— Пока будет хватать клубники, — ответил мужчина. — За доставку я, конечно, тоже заплачу, — добавил он, схватил одну ягоду, не спрашивая разрешения, и отправил ее в рот. Свежую клубнику он желал бы видеть по четвергам, и лучше бы ее привозила сама Хелена, одаривая всех вокруг взглядом своих восхитительных глаз.
Хелена зарделась от комплимента и не знала, как быть. Робко улыбаясь, она опустила взгляд на корзиночки с клубникой. И вспомнила о груди. Пока мужчина разглядывал ягоды, Хелена заметно приосанилась, однако очень скоро поняла: он смотрит ей прямо в глаза.
Неделю спустя Хелена нагрузила корзинку велосипеда пятью килограммами свежей клубники и отправилась в путь. Ехала она чуть медленнее и осторожнее обычного: не хотела, чтобы ягоды помялись от ударов. Клубника для поместья должна быть идеальной.
Вынужденная неторопливость поездки позволила Хелене вдоволь насмотреться на густой ельник. Деревья стояли так близко друг к другу, что между ними жила только тьма. И это в разгар дня. Хелена размышляла о том, что там, за этой тьмой. Широкие владения ельника? Или посреди древесной тиши затаилась полянка, какие бывают в сказках? Где-то раздался треск. Хелена вздрогнула и решила поднажать. Она всегда верила в необъяснимые, сверхъестественные вещи, в лесных духов, хотя отлично осознавала, что все это напридумывала себе сама.
Прямо перед Хеленой промелькнула траурница. Главное — не видеть в ней зловещего предзнаменования. Хелена переключила внимание на солнечный свет, мерцающий и переливающийся в сочной листве. Она подумала о мужчине, который был так красив и внушителен, когда стоял у ее ларечка и вынуждал Хелену мысленно отвечать на странные, волнующие, новые для нее вопросы. Должно быть, мужчина — ровесник ее отца. Или старше. Однако он будто светился изнутри, горел огнем, какой в отце не зажигался даже по молодости.
Все знали, что в поместье живет какой-то аристократ. Его ни разу не видели в компании простых жителей, он постоянно бывал в разъездах, подолгу жил в Германии — так рассказывали. В Хартоле появлялся лишь на пару летних месяцев.
Хелена свернула на приусадебный двор. Сердце бешено билось, мысли спутались. Ее настолько интересовал этот незнакомый иностранец, что ради простой доставки ягод пришлось прямо-таки вырядиться. И ослушаться маминого наказа, запрещавшего любой макияж.
В дверь усадьбы Хелена постучала совсем несмело, затем заправила за ухо непослушный локон и замерла в ожидании. Но никто не открывал. Она постучала снова — ничего. Простояв так какое-то время, Хелена начала склоняться к тому, что дом пуст. Такого поворота она не предусмотрела. Вот, о всяком успела подумать, но не об этом.
Где-то в отдалении послышалось жужжание газонокосилки. Хелена развернулась и, раздосадованная, отправилась искать косильщика — ну или кого угодно. Кому-то же нужно оставить эти тупые ягоды. Она знала, что у барона есть смотритель поместья и личный водитель. И что все эти обязанности выполняет один и тот же мужчина, живущий со своей семьей в одном из приусадебных домиков. Завидев активно жестикулирующую Хелену, работник выключил газонокосилку и посмотрел на девушку, склонив голову набок. Он представился смотрителем усадьбы.
— Скорее всего, барон сейчас спит, — сказал мужчина, протирая очки. — Вчера здесь до поздней ночи принимали гостей, — он неопределенным жестом указал на особняк.
Хелена разочарованно вздохнула. Так и швырнула бы ягоды куда подальше — пускай себе гниют! — и пошла бы домой. Сейчас она казалась себе какой-то опустошенной и обманутой.
— Ладно, тогда отвезу их обратно и продам, — сказала Хелена предательски дрожащим голосом. Если кому захочется ягод Тойвио, пусть сам приходит и забирает, добавила она мысленно. Мужчина окинул Хелену долгим взглядом и пожал плечами. Звуки работающей газонокосилки вновь заполнили весь двор.
Стоило Хелене надежно закрепить ящичек с клубникой на багажнике велосипеда, распахнулась входная дверь. На улицу с уткой под мышкой вышел барон. Сонный, в семейных трусах и шелковом халате.
Увидев Хелену, барон вздрогнул. Он бережно опустил на землю белую утку, и та флегматично поковыляла по газону. По мере оглядывания Хелены лицо барона менялось: усталость сменило удивление, а потом и неприкрытая радость.
— Покорнейше прошу меня простить. Не думал, что ты придешь в такую рань, — сказал барон.
Шокированная, Хелена уставилась на мужчину. Он ее запомнил.
— Ты завтракала? Непременно составь мне компанию за завтраком, раз уж ты здесь, — с очаровательным акцентом произнес барон и расплылся в такой улыбке, какая тронула бы любого.
Хелена моментально забыла все обиды, сбросила с себя злость и разочарование и робко проследовала в большой зал усадьбы за полуодетым бароном. Вообще говоря, Хелена скорее опоздала, нежели приехала «в такую рань». Уже перевалило за полдень. Внутри дома было прохладно и царила полутьма. Будто это было пространство какого-то иного мира. Мира усадьбы Коскипяя и его огромных залов. А снаружи ждал неприметный хартольский мирок, с его постылыми домишками и пыльными тропками. Ступив внутрь, навстречу неизвестности, за этим мужчиной, Хелена почему-то вспомнила об одной старой сказке. В ней говорилось о том, как в логово льва тянулись следы мелких наивных зверьков. И не было ни одного следа из логова.
Часть III
1 ИЮЛЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК, ХЕЛЬСИНКИ
— Что это с тобой? — вырывается у Яна при виде Хейди. Они вместе садятся в машину, чтобы еще раз съездить в Суоменлинну.
— Ничего, — говорит Хейди, перепрыгивая с первой передачи сразу на третью. Отголоски застарелых алкогольных паров вылетают изо рта Хейди вместе с ответом.
— Ладно, просто ты выглядишь так, будто всю ночь бухала и трахалась, — сообщает Ян и ухмыляется. Это первое подобие улыбки на его лице за очень долгое время.
Бестактность Яна оправдывалась тем, что в любой момент она могла бы вернуться к нему же самому. Между ним и Хейди с самого начала установились теплые дружеские отношения, частью которых были шуточки на грани фола. К удивлению Яна, комментарий повис в воздухе, как бы ожидая в ответ шпильку от Хейди. После долгой паузы раздается ворчание:
— Да серьезно, ничего такого. Так, слегка развезло.
Однако крошечный, почти незаметный прищур в уголке Хейдиного глаза выдает ее с головой, и Ян ясно видит, что она лукавит.
У Королевских ворот Хейди сообщает, что остро нуждается в пицце или гамбургере. Ян тут же сворачивает эту тему: еда не первая на повестке дня. По текущему делу до сих пор всего ничего информации. В Суоменлинне около 350 квартир и 800 жильцов, однако лишь один из них рассказал о лодке. Да и то — лишь о лодке. И ни слова, ни намека о том, кто в этой лодке был.
Ян наблюдает за Хейди, которая буквально порхает по ступенькам, несмотря на похмелье. Хейди по жизни прохладно относится к спорту, хотя для боевых искусств делает исключение. Ян в курсе, что сейчас она ходит в тренажерный зал и время от времени боксирует. Глядя на легкую женскую поступь, Ян вдруг осознает, что не имеет ровным счетом никакого представления о жизни Хейди. Она виртуозно владеет умением отмалчиваться и уводить разговор от обсуждения своей персоны.
— Да неужели это и правда настолько просто, — вслух размышляет Ян и щурится, глядя на солнце.
— Что именно? — спрашивает Хейди и достает из кармана баночку снюса. Привычным жестом табак проскальзывает в ложбинку между десной и нижней губой.
— Убить человека посреди большого города и оставить для полиции труп у всех на виду.
— Большого города! — Хейди заливается смехом. — Серьезно? Это Хельсинки-то?
Яну не смешно. Он чувствует соленое море на своем лице и дает порывам ветра освежить разум.
— По количеству убийств Хельсинки уже давно наравне с большими городами, — говорит Ян, игнорируя смех коллеги. Большой и серый город смерти.
После обеда Ян едет в Вантаа, где находится главный офис ЦКП, обсудить с руководством дальнейший ход расследования и количество ресурсов, которыми их группа располагает, занимаясь этим убийством. Прокурор, Мертанен и Ян выбрали для разговора небольшой конференц-зал. Кофе в стаканчиках подходит к концу, когда телефон Яна начинает вибрировать. Звонит отец.
— Извините, это срочно, — говорит Ян, хватает телефон со стола и выходит в коридор. Мертанен наблюдает за ним исподлобья.
Отец здоровается и тут же замолкает. Ян сообщает, что у него прямо сейчас идет важное совещание. Что-то срочное? Отец говорит, мол, нет, ничего такого. Просто до него внезапно дошло, что есть птички, по названию которых сразу понятно, какие звуки они издают при пении. Потрясающе удобно, подумать только.
— Ну… да, — говорит Ян. Ему не хочется подгонять отца, но сейчас все эти милые байки действительно не ко времени.
Глава пресс-службы полиции приветствует Яна, проходя мимо по коридору с встревоженным видом. Ян напряженно кивает в ответ.
— Ну, там, курица или цыпленок, сова-сплюшка, — продолжает отец. — Вот они такие.
Ян слушает отца вполуха, посматривая через стекло в конференц-зал, где продолжается совещание. Прокурор и Мертанен предельно серьезны.
— В английском языке такой птичкой будет, допустим, кроншнеп. Curlew, ке-лю. Но нет, кроншнеп.
— Точно, — говорит Ян.
— Почему бы не келюн, к примеру? Было бы намного легче распознавать звуки. Логичнее было бы, — рассуждает отец и опять смолкает. — Келюн пополнил бы компанию курицы и совы-сплюшки. — Опять пауза.
— Ну, а так-то все в порядке? — решается спросить Ян, когда пауза затягивается. По какой-то причине ему всегда тяжело и неловко спрашивать отца о том, как тот себя чувствует. Отец всегда держался молодцом — или делал вид, по крайней мере. Всегда был весь в работе, и отцовский мир в глазах Яна зиждился на вполне конкретных идеях и проектах. Яну приходит в голову мысль о том, что у отца сегодня выходной.
— Все в порядке, — отрезает отец. Слишком быстро. И снова молчание. — Говорят, с-сегодня ночью ей стало хуже, — сообщает он, слегка заикаясь.
— Мгм, — сразу реагирует Ян. — Приеду, как только смогу.
— Хорошо, — говорит отец и кладет трубку.
В полной задумчивости Ян возвращается в конференц-зал. Остаток совещания превращается в некое подобие щебета, который он, конечно, слышит, но не до конца разбирает. У них остались сутки до того, как пресса обнародует сведения об убийце с клеймом. А вот о том, сколько осталось маме, не знает никто.
Хейди внимательно и долго смотрит на Яна по возвращении того с совещания. Ян понимает, что от проницательной женщины не укрылась его грусть, но говорить об этом именно сейчас — выше его сил. Хейди явно спешит, и ему не хочется утомлять ее всем этим. Яна гложет ощущение того, что расследование зашло в тупик. У них труп Ларса Сундина, выжженное на теле клеймо и… все. Больше ничего, по сути-то. На горячую линию звонки, конечно, поступают, но содержание сообщений, мягко говоря, сомнительно. Психи и товарищи, которым нечем заняться, названивают с поразительным упорством. Понятно, что их фантазии только мешают расследованию. Территорию вокруг дома Ларса еще раз прочесали, но опять вернулись ни с чем.
Ян смотрит на телефон. Очередной звонок. Номер не определен. Ян думает на многочисленных журналистов с чрезмерно пытливыми умами. Присутствие прессы создаст дополнительное давление на полицию, хотя в ход расследования репортеры вмешаться и не смогут — было бы во что вмешиваться. Яна подтачивает необъяснимый страх, предчувствие того, что некто играет с их временем: сейчас великодушно позволяет вот так прохлаждаться, а потом вдруг решит подкинуть улик. Ну а им остается лишь надеяться, что подкинутые улики не окажутся трупами.
3 ИЮЛЯ, СРЕДА, ХАРТОЛА
Саана прячет мобильник в карман. Она стоит в очереди на кассу в S-Market. Несмотря на то что людей перед ней всего ничего, никакого движения не происходит. Саана вытягивает шею, чтобы глянуть поверх пожилой женщины на то, кто там притормаживает на кассе. Оказывается, дело еще и в кассирше, вовсю любезничающей с покупателями. Саана тут же вспоминает, где находится: в Хартоле, в месте, где никто никуда не спешит. Кассирша с удовольствием обменивается новостями с клиентами — почему бы и нет? И хотя Саана и сама не особо торопится, от чужой неспешности ее все же слегка потряхивает. В очередях у нее всегда активизируется встроенный механизм беспричинного беспокойства.
На сей раз в корзине Сааны лишь картофель, лакричные конфетки и ванильное мороженое. Тетя пообещала приготовить знаменитую уху. Волшебный бульон уже варится, а вот молодая картошка не подоспела, пришлось докупать. На десерт будет мороженое с клубникой.
Саана косится на очередь в соседнюю кассу. Кажется, будто та рыжеволосая кассирша как-то порасторопнее. Саана меняет очередь, подспудно понимая, что это мало чем поможет. Она собирает волосы в конский хвост и мысленно посмеивается над собой, наблюдая за тем, как покинутая ею очередь внезапно приходит в движение. Потому что нечего было перебегать. Вот и пускай стоит теперь, вкушает местную неторопливость. Саана разглядывает пачки жевательной резинки и шоколадные батончики, разложенные около кассы, и старается придать своему лицу доброжелательное выражение.
— Вам нужен пакет для замороженных ягод? — спрашивает кассирша, глядя на Саану.
— Нет, спасибо, — быстро отвечает та. Уму непостижимо, как за какие-то пару лет все кассирши в Финляндии выучились на автомате спрашивать про эти дурацкие пакеты.
Саана сгребает покупки в холщовую сумку, оставляя при себе только пачечку лакричных конфет. Она обожает лакрицу. Конечно, лучшую лакрицу до сих пор делают в Коуволе, но ее еще поди найди. Остается довольствоваться конфетками «Панда» — этого добра везде полным-полно. Саана вспоминает, как в детстве ездила из Хартолы на завод фирмы «Панда» в Вааякоски. Она запихивает в рот целую горсть мягких, скользких конфеток и с наслаждением смакует получившийся лакричный комок на пути к велосипеду. В паре метров от своего железного коня Саана замечает прикрепленную к корзинке багажника бумажку. Она может поклясться, что до похода в магазин никаких бумажек там не было.
«Не вмешивайся не в свое дело. Дай Хелене покоиться с миром». Такое вот послание.
— Какого хрена? — бормочет Саана с набитым ртом.
В расстроенных чувствах Саана въезжает на тетин двор и пристраивает велосипед к красноватой стене амбара. Она аккуратно снимает пакет с рогов на руле и в задумчивости шагает к веранде. Записка прожигает карман джинсов. В голову лезут мысли об угрозе, прикрепленной к багажнику. Что она означает? Что Хартола исподтишка наблюдает за ходом ее расследования? Да кому это может так сильно мешать?
Саана входит в дом, и ноздри начинает щекотать восхитительный аромат ухи. Она проносит свои покупки на кухню — Инкери хлопочет у плиты. Враждебность хартольцев так и крутится на языке, и Саана, не выдержав, начинает жаловаться тете.
— Что стряслось? — интересуется тетя.
— Только что я получила записку, в которой меня просят прекратить копаться в деле Хелены, — отвечает Саана и аккуратно кладет овощи на большую деревянную разделочную доску: их нужно очистить и порезать. Инкери хмурится, однако удивленной не выглядит.
Через полчаса уха уже готова, а стол накрыт. Саана намазывает масло на тетину фирменную картофельную лепешку.
— На самом деле в истории этой девочки и правда есть белые пятна. Но хартольцы — темноватый народ, который ощутимо тушуется в ответ на малейшее вмешательство со стороны. Слова приходится клещами вытягивать, — рассуждает Саана, жадно глотая лепешку. В сочетании с теплым, подтаявшим маслом каждый кусок кажется пищей небожителей.
— Ну… не думаю, что кто-то из местных горит желанием помогать какому-то чужаку, мутящему воду по поводу старых дел, — смеется Инкери и берет себе кусочек.
— Мне нужна помощь того, кто был бы в курсе всех здешних событий, — говорит Саана и с энтузиазмом наливает в тарелку половник ароматной многообещающей ухи.
Какое-то время тетя размышляет над подходящей кандидатурой, а потом начинает посмеиваться.
— Тогда тебе прямая дорога в парикмахерскую «Салон Эйлы». Запишись к Эйле, — говорит она, с аппетитом жуя. Сколько Саана помнит тетю, та по жизни любительница поговорить с набитым ртом. — Уж кто-кто, а Эйла тут прямо всевидящее око, ничто от нее не укроется: знает о прошлом, настоящем и будущем, — сообщает тетя, гордясь собственной идеей, и Саана с воодушевлением кивает. Ей нужно больше историй. Рассказов, в которых могут притаиться важные кусочки мозаики Хелениной жизни.
Уговорив две лепешки и две плошки ухи, Саана душевно благодарит тетю за угощение и ищет контакты «Салона Эйлы». Она хочет записаться на подравнивание кончиков прямо на завтрашний вечер, если получится.
— Особенность таких вот деревушек — немыслимое количество историй. Они передаются из уст в уста и постоянно меняются: приукрашиваются, обрастают деталями. Каждый год условный сборник деревенских баек пополняется новыми сюжетами и теориями, потому как здесь, на отшибе, ничегошеньки не происходит. И кое-что тебе стоит знать заранее, дабы потом не обижаться на местных, — говорит тетя и начинает убирать со стола. — Много кто верил в то, что тогда произошло нечто очень плохое, подозрительное, однако со временем все эти подозревающие оказались в опале. И я в том числе. В кругу своих до сих пор любят посплетничать, но, сама понимаешь, мало у кого вызывает восторг любопытная девица из Хельсинки, которая своими расспросами грозит пошатнуть величие королевской общины, — она смеется.
Сквозь тетин смех Саана чувствует едва уловимую горечь.
4 ИЮЛЯ, ЧЕТВЕРГ, ХАРТОЛА
Следующим утром Саана чувствует себя необыкновенно бодрой и встает без привычной ленивой дремы. На сегодня запланированы три важных дела. Навестить отца того экскурсовода в доме престарелых, зайти к пожилой учительнице Хелены и Эйла в 16 часов. Давно у нее не было таких насыщенных событиями дней. На часах всего 09:05, а Саана уже верхом на велосипеде направляется в «Икипихлая», самый большой дом престарелых в Хартоле.
Долго искать не приходится. Саана решительно погружается в мир ходунков, больничных коридоров, кружевных скатертей и антисептиков для рук. В окошке регистратуры ее приветствует дружелюбная брюнетка. Саана рассказывает о цели своего визита, и женщина бросает на нее слегка настороженный взгляд.
— То есть вы хотите повидаться с Ээро Фальком? И его сын Лео знает о том, что вы здесь? — уточняет женщина, на лице которой крупными буквами написано: «Зачем?». — Как вы сказали, вас зовут? — еще раз спрашивает она.
— Саана Хавас, — отвечает Саана, намеренно глядя женщине прямо в лицо, подернутое нескрываемым подозрением.
— Комната 33.
Саана замечает, как женщина постепенно проникается к ней любопытством. Вероятно, такие неожиданные чужаки в доме престарелых — явление из ряда вон выходящее. Бейджик на груди женщины сообщает: «Катя». Проходя через стеклянные двери и продолжая путь по линолеуму томатного цвета, Саана затылком чувствует взгляд женщины.
В коридоре пахнет каким-то дезинфицирующим средством. Неуверенно и неловко Саана стучит в дверь. Из комнаты, к ее удивлению, доносится довольно бодрое приветствие, и Саана с облегчением улыбается. Возможно, этот визит будет приятен обеим сторонам. Ээро Фальк — сутуловатый пожилой мужчина в очках. Саана пытается разглядеть в нем черты Лео Фалька, но, похоже, этих двоих роднят только очки и рост. Старик жестом приглашает Саану расположиться на деревянном стуле у окна.
— Фон Райхманн? — лицо старика вдруг оживает, губы трогает усмешка, когда Саана объясняет, что ее привело. — Да, весьма любопытная персона, — говорит старик, и Саане кажется, что само воспоминание о бароне трогает его до сентиментальных слезинок в уголках глаз.
Разговор не продлился и часа. Саана закрывает за собой ворота дома престарелых. Ээро Фальк оказался весьма приятным человеком, однако сразу после короткого знакомства выяснилось, что он живет в каком-то своем мире и имеет расплывчатое представление даже о текущем моменте — о прошлом нечего и заикаться. Фон Райхманн и время, проведенное в Коскипяя, превратились для старика в пучок разрозненных фраз и ассоциаций, из которых Саана мало что почерпнула. Венецианские карнавалы в Коскипяя, уход за усадьбой и долгие-долгие рабочие отношения, отложившиеся в памяти старика как дружеские… Фон Райхманна он рисовал широкими мазками, добавляя красок во все: и павлины с цесарками, гуляющие по двору, и лучшие в Финляндии орхидеи, выращенные руками барона, и дорогущие шелка хозяйских облачений (которым барон, впрочем, предпочитал какое-то тряпье).
О Хелене Ээро Фальк так и не смог рассказать ничего вразумительного. Однако с пустыми руками Саана все-таки не ушла: она заполучила адрес в Потсдаме.
— Осенью 1989-го фон Райхманн внезапно уехал сразу же по окончании праздника, — сообщил Ээро Фальк. — Просто взял и исчез, мы даже попрощаться не успели. Позже мне пришла открытка из Германии, и на этом все.
Саана изучает пожелтевший уголок открытки, где извилистой, старомодной каллиграфией написан адрес. Это самая настоящая ниточка, единственная зацепка в Германии, все, что у Ээро Фалька осталось от фон Райхманна. Кто знает, вдруг этот адрес куда-нибудь приведет? Если удастся переговорить с бароном, расследование сдвинется с мертвой точки. Саана зевает и отчаянно желает оказаться в полной тишине, даже вздремнуть. Все-таки активная социальная жизнь берет свое, и батарейка нуждается в подзарядке.
— Стучался кто или нет, не пойму, — слегка удивленно произносит пожилая дама с белоснежной сединой, открывая Саане дверь. Через какое-то время становится ясно, что хрупкая на вид рассеянная старушка еще и глуховата. Леена Лехтонен, бывшая учительница Хелены и директриса школы. Объект номер два.
Саану тут же гостеприимно усаживают в гостиной на диван в цветочек. Пока старушка, кряхтя и запинаясь, шерстит полки в поисках старых папок, Саана оглядывается по сторонам. Простенько, чистенько. В глаза разве что бросается темный домотканый коврик. Комнату заполняет громкое тиканье настенных часов. Саана завороженно следит за стрелками на циферблате. Лехтонен движется так, будто ее кто-то поставил на режим замедленного воспроизведения, но Саана согласна подождать.
— В восьмидесятых школьный участок был огорожен двухметровым проволочным забором, такой сеткой, у некоторых все это ассоциировалось с концлагерем, — развеселившись, сообщает старушка и подходит к дивану. — Сейчас на месте школы центр занятости населения.
Саана вежливо кивает, ни на секунду не забывая о необходимости сохранять на лице легкую улыбку.
— В то время молодежь развлекалась в основном на пляже. Звенел школьный звонок — и всех как ветром туда сдувало, там же и выпивали частенько, — продолжает женщина и игриво подмигивает, намекая на то, что годы, проведенные в компании подростков, до сих пор держат в тонусе ее мозг. И даже очень. — Ну а зимой, или еще когда, им нравилось собираться в баре Unioni. Раньше со школьниками как-то проще было, — говорит учительница, улыбаясь каким-то своим воспоминаниям.
— Но Хелена была еще такой юной, боже, никто бы из них не смог, нет, хотя компания была еще та. А Хелена, такая милая и прилежная девочка… Ее подруга, Йоханна, вот та была бунтаркой. Не любила слушаться. Но обе были все же классными девчонками. Кстати, я ее тогда видела.
— Тогда — это когда? Извините, я не совсем понимаю, — Саана резко выныривает из своих размышлений и подается вперед, задавая вопрос громче, чем стоило бы, почти кричит.
— Тем вечером, перед ее смертью. Видела Хелену у заправки Kesoil. Она сидела там, будто ожидая чего-то, и выглядела такой радостной, ведь вся жизнь была впереди. Кто ж знал… — произносит старушка, ее голос дрожит. — В жизни ничего не можешь знать наверняка.
— Может, вы помните, с кем была Хелена? Или одна? В какое время вы ее видели?
— Перед походом в сауну, в субботу — это я хорошо помню. Где-то пять вечера было. Хелена просто сидела там и чего-то ждала.
Саана чувствует, как внутри просыпается жгучее любопытство, однако женщина начинает явно уставать от разговора. Цепь событий уводит их все дальше в прошлое, переставая виться исключительно вокруг Хелены. Саана записывает: «Йоханна» и «17 часов вечера». Начинают вырисовываться последние часы девочки: карнавал, сидение около заправки. Кого именно она там ждала?
После обеда Саана уже стоит в дверях парикмахерской, и колокольчик звонко возвещает о ее приходе.
— Проходите, проходите, — доносится из подсобки чей-то каркающий голос. — Я сейчас!
В крошечный зал крошечной парикмахерской вплывает Эйла, и Саана будто оказывается в одном из фильмов Альмодовара[43 - Педро Альмодовар Кабальеро (р. 1949) — испанский кинорежиссер, кинопродюсер и сценарист. В его картинах много внимания уделяется внешнему виду героев, которые зачастую выглядят вызывающе.] прямо посреди Хартолы. На голове Эйлы замысловатый начес из угольно-черных волос, на глазах — синие тени, на ушах — кислотно-желтые пластмассовые клипсы.
— Эйла, — представляется дама и протягивает морщинистую руку.
— Саана, — отвечает Саана, разглядывая яркий маникюр Эйлы.
— На лето к нам приехала, да? — спрашивает Эйла, не особенно нуждаясь в ответе. Она усаживает Саану в парикмахерское кресло и ловко набрасывает на нее защитную накидку. Указательным пальцем приподнимает Саанин подбородок и проводит расческой по волосам, рисуя ровный пробор посередине. — Как будем стричься?
— Просто кончики подстригите, сантиметров пять максимум, — говорит Саана. Не для того она с потом и кровью отращивала длинные волосы, чтобы вот так взять и доверить их своенравному мастеру старой закалки.
— Ну, рассказывай, что привело тебя в Хартолу. Захотелось подышать деревенским воздухом или все же есть что-то интересненькое на уме? — скрипуче произносит Эйла.
Саана выдавливает из себя широкую улыбку.
— Я племянница Инкери, сюда приехала просто отдохнуть на лето, — отвечает она доброжелательно. — Дух перевести. Хотя, если честно, меня уволили, — признается Саана. Вероятно, собеседников типа Эйлы нужно брать искренностью.
— Вон оно что, — говорит Эйла и ровнехонько подстригает светлые, почти белоснежные волосы Сааны.
— Меня тут всерьез заинтересовало одно старое дело, и тетя Инкери намекнула, что вы знаете обо всем, что творится в Хартоле.
Эйла останавливается и смотрит на Саану в зеркало.
— В смысле, наша Инкери? Ее племяннице помочь — дело, конечно, святое, и я буду рада подсобить, но понятия не имею, чем именно. Толку-то от меня! — смеется Эйла, всем своим видом отрицая эту ложную скромность.
Саана рассказывает об истории, услышанной от Инкери, мол, пару десятков лет назад из пороговых вод выловили тело девочки, и тайна этой смерти до сих пор не раскрыта. Ведь не факт, что это было самоубийство или несчастный случай, как тогда говорили.
Эйла кивает и задевает расческой уши Сааны, перебирая пряди волос.
— Трагическая смерть Хелены стала одним из самых громких событий из всех, что происходили тут за время существования усадьбы, — сообщает Эйла. — Вот ты знала, что тогда этот случай привлек в наши края журналистку из одной крупной газеты?
Саана отрицательно трясет головой.
— Да, и ходила эта женщина тут, вынюхивала все и в итоге написала статью на два разворота о загадочной смерти в маленьком городке.
— А нет ли у вас этой газетки, случайно? — с надеждой спрашивает Саана.
— Да нет, конечно, я такое не храню, хотя по натуре страстный коллекционер, — усмехается Эйла. — «О чем молчит городок: Тайная жизнь девушки». Ну или как-то так, — припоминает Эйла, рукой рисуя в воздухе, прямо перед носом Сааны, огромный газетный заголовок.
— Хартольцы сначала обрадовались: надо же, приковали к себе внимание всей страны! Но радость быстро схлынула, когда они прочли статью, — продолжает Эйла. Берет с полочки пульверизатор и опрыскивает водой волосы Сааны. — Статья прямо вывела их из себя.
— А что это была за газета, не помните?
— Как ее там… «Хюмю»[44 - «Хюмю» (Hymy) — основанный в 1959 г. финский ежемесячный журнал, который изначально являлся образцовым молодежным изданием, поднимающим важные общественно-политические темы. С течением времени в журнале стало больше новостей-однодневок и «сенсаций».] или «Сэура»[45 - «Сэура» (Seura) — основанный в 1934 г. финский журнал, публикующий журналистские расследования о жизни финнов, а также статьи на злобу дня: о здоровье, культуре, питании, природе и т. п.], это журнал, — отвечает Эйла, попеременно брызгая водой на волосы и расчесывая их.
Саана клянется себе во что бы то ни стало добыть нужный номер журнала.
— От статьи-то все слухи и пошли. В журнале были истории и других девушек, судьбы которых оставили после себя большой вопросительный знак. За два года до смерти Хелены без вести пропала некая Лаура. Вполне возможно, она просто сбежала, но журналисты намеренно сгустили краски.
— Лаура? — уточняет Саана, Эйла кивает.
— Лаура Мальм. Ее мать регулярно ходила ко мне, пока они не переехали в Йоутса.
Саана бормочет себе под нос это имя.
— Вот вы обычно в курсе всего, — продолжает Саана, понимая, что эта женщина просто кладезь информации, — расскажите о Хелене. Какой она была?
Эйла хитро рассматривает Саану. Она чувствует заискивание, однако на вопрос отвечает более чем охотно.
— Хелена была порядочной девочкой из порядочной семьи. Вся такая правильная и воспитанная. Готовая прийти на помощь в любую минуту, — говорит Эйла, широко улыбаясь Сааниному отражению в зеркале. Она пинает табуретку и оказывается перед Сааной: будет подравнивать передние пряди.
— Единственный ребенок в чопорной религиозной семье, добрая и вежливая девчушка, — тихо бормочет Эйла. — Ну, была. До того самого лета. Тогда в ней что-то изменилось. Прикрой рот, если не собираешься ужинать волосней.
Саана с любопытством пялится на Эйлу и смыкает губы. Она кивает, прося женщину продолжать.
— Хелена стала скрытничать. В ней появилось что-то новое, чего раньше точно не было. Увереннее стала, что ли, самолюбивее. Будто ей доверили тайное знание, ей одной — и больше никому.
— Когда вы видели ее в последний раз? — спрашивает Саана и быстро захлопывает рот, чтобы волоски с челки не попали на язык.
— В начале августа. Она пришла сюда и пожелала чего-то особенного. Хотела сменить стиль, начать носить другую прическу, — вспоминает Эйла. — Никогда этого не забуду. Она ушла, а я потом обо всем этом думала. Но буквально сразу поняла, что именно так меня озадачило: из Хелены прямо перла энергия, причем энергия не простая — такая появляется лишь в одном случае, — Эйла заговорщицки ухмыляется и вновь принимается за дело. — Когда кто-то не на шутку влюбляется.
Саана обдумывает эту информацию. В кого же, интересно, влюбилась Хелена?
— Что еще вы помните? — она не оставляет Эйлу в покое.
— Она вечно крутилась с девочкой по имени Йоханна, но про любовь ничего сказать не могу — не знаю. О каких-то вещах не болтают даже здесь.
Саана смотрит на Эйлу в зеркало.
— А еще кого-нибудь Хелена упоминала в разговорах?
Эйла отвечает на Саанин взгляд в зеркало и глубоко задумывается.
— Кажется, нет, — говорит она и ненадолго замолкает. Еще какое-то время комнату заполняет ритмичное клацанье старых парикмахерских ножниц.
— Хелена была натурой утонченной. Пописывала стихи на летних каникулах, занималась творчеством — и в школе тоже. Тем летом она еще была в конфирмационном лагере, — после паузы продолжает Эйла. — Ее смерть стала шоком для всех. В память о Хелене друзья по лагерю организовали минуту молчания в церкви Хартолы. Люди горевали, и никто не мог понять, почему Хелена захотела убить себя. Этот случай вызывал самые противоречивые эмоции, но горе всех объединяло. Такой конец для нашей любимой девочки… — задумчиво вспоминает Эйла и состригает последние волоски то с одного края, то с другого.
Стрижка готова, Эйла подносит Саане зеркальце в синей пластмассовой рамке и поворачивает парикмахерское кресло так, чтобы Саана взглянула на свои волосы со всех сторон.
— Ну, что скажешь? Не многовато обрезала? — спрашивает Эйла, уже даже не глядя на Саану. Она вовсю подметает пол, очищая его от серебристых волосков клиентки.
Саана разглядывает результат в зеркале. Да, руки у Эйлы откуда надо. Волосы сразу словно стали гуще, богаче. Голова преобразилась. И хотя светлая кучка на полу кажется пугающе внушительной, длина не пострадала.
— Замечательно, спасибо, — отвечает Саана, даря Эйле искреннюю улыбку. — Может, вспомните что-то еще о том случае?
Несмотря на грубоватость и некоторую суетливость женщины, Саана чувствует к ней симпатию.
— Ну, между нами, девочками, я так тебе скажу: полиция отнеслась к делу неожиданно прохладно. Как по мне, плоховато они расследовали, — доверительно сообщает Эйла и идет к маленькой стойке, чтобы пробить Саане чек на старомодном кассовом аппарате.
Саана осыпает Эйлу благодарностями, расплачивается и, довольная, покидает парикмахерскую. Несколько важных и весьма интригующих подробностей стоили ей всего-то кучки посекшихся кончиков.
ЛЕТО 1989, ХАРТОЛА
— Прикоснись губами к моему перстню — и тогда мы сможем стать друзьями, — сказал барон и протянул Хелене руку, на мизинце которой поблескивало изысканное украшение. Хелена опустила взгляд на холеные пальцы барона и тут же устыдилась своих рабочих клешней, пожизненно отливающих красным клубничным цветом. А руки мужчины были дивно гладкими, что не совсем вязалось с его возрастом. Безупречные ногти на бледной коже. Барона забавляла реакция Хелены, но он все еще ждал. Хелена подумала, что это, наверное, одно из замысловатых правил европейского этикета — она и понятия не имела о подобных вещах. Поэтому она легонько коснулась руки барона и поцеловала ее. Ноздри затрепетали от аромата дорогущего мыла.
— Положение человека легко вычислить по его рукам, всегда помни об этом, — произнес барон, когда Хелена отстранилась. — Вот есть, скажем, руки рабочего: сухие безразмерные лопаты, которые, разумеется, полны силы, однако напрочь лишены той нежности, что может сводить с ума женщин. Понимаешь? Настоящий аристократ не позволит себе зачерстветь.
Пока барон говорил, они прогуливались по коридорам и комнатам усадьбы. Великолепное внутреннее убранство огромного дома лишь подогревало любопытство Хелены, а мужчина уводил ее все дальше, в гостиную — или зал, как назвал гостиную сам барон. Комната поражала воображение своей небесной глубиной, в ней все было выполнено в синих тонах: плотные бархатные портьеры, стены.
На одной из стен висело внушительное полотно в золотой раме. Оно изображало сцену, разыгравшуюся вблизи чернеющего водоема. Талантливо написанная почти обнаженная девушка была в воде. Хелена наклонила голову, ее взор был захвачен этой картиной. Чуть дальше из воды поднимался широкоплечий мужчина в меховой накидке и с костяной короной на голове. Словно речной бог. Хелена перевела взгляд с полотна на барона. Она не понимала, как вести себя в такой обстановке. Ей нужно сесть за стол или опуститься на диван? Чего от нее ждут? Барон внимательно посмотрел на девушку. Хелену прошиб холодный пот при мысли о том, что он сейчас спросит что-то о картине или вообще об искусстве. Нет, ей, конечно, нравилось разглядывать рисунки и прочее, но навскидку она бы припомнила лишь парочку имен известных художников. Пикассо да Галлен-Каллела[46 - Аксели Валдемар Галлен-Каллела (1865–1931) — финский художник шведского происхождения, видный представитель золотого века финского искусства (1880–1910). Знаменит своими иллюстрациями к карело-финскому эпосу «Калевала».] — вот, пожалуй, и все.
— О чем ты думаешь, глядя на эту картину? — спросил мужчина, оправдав все страхи Хелены, и жестом пригласил ее сесть на один из кроваво-красных диванчиков в стиле рококо.
— Не знаю, — растерянно ответила Хелена. — Я плохо разбираюсь в искусстве, — с горечью прибавила она.
— Нет необходимости разбираться в искусстве, чтобы наслаждаться им. Красота субъективна. Впечатления тоже субъективны, — произнес мужчина, пытаясь обнадежить робкую Хелену.
— Хмм, — задумалась Хелена и вновь посмотрела на картину, но уже с диванчика. Никто и никогда раньше не говорил ей, что искусством можно просто наслаждаться. В школе мало что ценилось выше зубрежки имен и дат.
— Глядя на нее, я думаю о власти, о силе. Почему девушка выглядит такой расстроенной, когда рядом с ней мужчина, похожий на короля или бога? Стало быть, она напугана, — сказала Хелена. Слова давались ей с трудом, взгляд не хотелось отводить от картины. Барон одобрительно кивал, стоя подле девушки.
— Krol wody, — сказал он. — Это картина по мотивам польской народной сказки о Короле воды.
Хелена снова взглянула на полотно. У нее никак не получалось проникнуться к этому строптивому мужчине с костяной короной хоть какой-то симпатией. Его лицо поглотил туман над водой.
Барон ненадолго скрылся на кухне, откуда вышел с огромным серебряным подносом в руках. На подносе красовались ягоды, привезенные Хеленой, а также свежий ароматный хлеб и кусочки сыра с белой плесенью.
— Угощайся, пожалуйста, — любезно сказал барон. — Могу приготовить омлет, если хочешь.
— Спасибо, но я уже позавтракала, — тихо произнесла Хелена, однако не удержалась от одной из клубничек, которые сама же в усадьбу и привезла. «Нужно проявить вежливость по отношению к хозяину и принять угощение», — эхом пронеслись в голове слова матери, но что-то в поведении и манерах барона бросало вызов приличиям, толкало на опрометчивые поступки. Хелена испытала какое-то странное удовольствие, отказавшись от завтрака, с чем себя и поздравила.
— Не надоела еще клубника? — спросил барон.
— Никогда не надоест, — рассмеялась Хелена; теперь она держалась посмелее, разомлев от чужого внимания. От внимательного взгляда барона, от его странных вопросов и от того, что аристократ обращался с ней как с ровней.
Когда они обошли зал и остановились перед очередным внушительным полотном, Хелена почувствовала на своей пояснице почти невесомое прикосновение мужской руки. Он прощупывает границы дозволенного? В семье Тойвио было не принято обниматься, поэтому чужое касание, даже такое легкое, казалось необычным — неловким и волнующим одновременно. Хелена опять подумала о причудливых европейских манерах и позволила руке барона остаться на месте. Она и так перешла все границы в тот момент, когда в одиночестве переступила порог дома совершенно незнакомого мужчины. Снаружи все так же припекало солнце и все шло по-прежнему, но мир Хелены буквально перевернулся с ног на голову. Они с бароном беседовали до самого вечера.
2 ИЮЛЯ, ВТОРНИК, ХЕЛЬСИНКИ
Маму, сидящую в инвалидном кресле, они отвозят в тот самый лес, что по соседству с летним домиком. Ян и отец неотрывно наблюдают за ней, завороженно глядящей на деревья и небо. Мама бережно, поглаживая, касается коры вековой сосны. Она вслушивается в созвучие голосков дрозда, трясогузки и зяблика, принюхивается к ароматам воздуха, дышащего землей и следами дождя. Ян не может не думать о том, каково это — видеть белку в последний раз. Становится ли от этого ее шерстка более красочной и мягкой на вид? Неужели вот эта белка станет последним животным, увиденным мамой в жизни? Подобные вопросы сводят Яна с ума. К горлу уже подкатывает комок. Вдалеке кукует кукушка. Мама слушает мир сосредоточенно, не смея шелохнуться, оставляя природе свое безмолвное прощание.
Есть ли у мамы последнее желание? Хотел бы Ян знать, но спросить отчего-то не решается. Конечность оставшегося времени, его беспощадный бег делают все каким-то неловким, буквально парализуют. Порой Ян подумывает о том, что, будучи при смерти, попросит себе дозу героина. Тогда встреча с неизбежным произойдет в состоянии блаженной эйфории. Но сейчас эта идея кажется немного наивной. Радует то, что маме дают морфин и она не сильно страдает от боли. Выходит, поездка в лес — это ее личный наркотический приход. Мама вдыхает струящийся от сосен лесной аромат, будто выкуривает очень дорогую сигару. Она обменивается прикосновениями с листочками, наслаждаясь птичьим концертом. Она протягивает руку к огромному камню и нежно оглаживает его мшистую поверхность.
— Мои дорогие мальчики, родные мои, — вдруг говорит мама, и Ян с отцом прислушиваются. — Пообещайте мне, поклянитесь, что не будете сильно горевать.
— Не беспокойся о нас, милая. Куда мы денемся — справимся, конечно, — успокаивает отец, опуская руку на инвалидное кресло. Какое-то время они стоят, безмолвно переводя взгляд друг на друга. Все читается по глазам, тут не нужны слова.
— Наверное, неплохо бы уже и поворачивать назад, пока ты не озябла, — нарушает звенящую тишину отец и тихонько поворачивает мамино кресло в сторону тропинки.
На пути к машине мама уверяет, что ее жизнь не закончится вот так. Она надеется, что сможет перерождаться и возвращаться в мир прекрасной розой или мурлыкающей кошкой.
— Так все и будет, — с улыбкой произносит мама, ее глаза сияют. — И тогда вы снова меня увидите. А я увижу вас, — говорит она. И вот это уже слишком. Ян сглатывает и часто-часто моргает, пытаясь унять стремительно набегающие слезы.
Пока они едут, у Яна звонит телефон. Прокурор. Работа — это, конечно, важно, но сейчас Ян уверенно смахивает в сторону красного значка. Потом перезвонит. Отец тихо ведет машину, мама смотрит в окно уставшим взглядом. Ян начинает невольно клевать носом. Перед глазами проносятся образы из детства: лето, бесконечные солнечные дни, оттенки далеких ароматов.
Стало известно, что прощание с Ларсом Сундином будет проходить в ресторане «Театтери». Хейди прибывает на место с небольшим запасом времени, чтобы перейти дорогу и оказаться у Академического книжного магазина. Не нужно привлекать лишнее внимание, появляясь в числе первых. Хейди лучше даже немного опоздать. А сейчас можно взять кофейку из «Старбакса». Наверное, эти дутые кофейные гурманчики умерли бы от одного глотка их офисной бурды. От мыслей о хипстерах Хейди становится весело. В отношении кофе она всегда была человеком предельно простым: кофеварка, фильтр, кофе — вот и все. Прямо эталонная финка. В таких размышлениях Хейди изучает длинное меню кофейни.
— Обычный черный кофе, пожалуйста.
— Можно ваше имя? — спрашивают на кассе.
— Простите?
— Ну, ваше имя. Я его назову, и вы заберете свой кофе.
— Хейди, — отвечает она, чувствуя, как покрывается пленочкой раздражения. Так случается всякий раз, когда молодые самоуверенные миллениалы выкрикивают ее имя.
Со стаканчиком кофе в руках Хейди бродит в лабиринтах книжных полок, размышляя о том, не слишком ли по-свински она себя ведет. В рабочее-то время. Но как же это приятно. Хейди неспешно подплывает к стеллажу с детективами. Сколько всего написано об убитых и пропавших! Уму непостижимо. С подобной литературой Хейди в натянутых отношениях, потому как о работе полиции у большинства писателей представление, мягко говоря, абстрактное. В жизни все работает по-иному. Хейди вдруг спрашивает себя: а что, если ей, полицейскому, пришло бы в голову от кого-то избавиться? И, допустим, она просто взяла бы и убила. Родилась бы из этого всего интересная книга на сотни страниц? Вряд ли.
Хейди берет один из бестселлеров в мягкой обложке. Опять какой-то швед. В последнее время шведские детективы прямо везде. Хейди изучает аннотацию на обложке и спокойно констатирует, что всякой дряни и в жизни хватает, даже в книги заглядывать не нужно. И она снова думает о работе. Серьезно, почему было просто не убить жертву? К чему все эти многоступенчатые приготовления? Толкая массивную дверь Академического книжного магазина, Хейди ловит себя на мысли: убийца им что-то сообщает. Но что именно? Зачем топить человека, а потом аккуратненько укладывать его труп на суше?
Хейди поднимается наверх в «Театтери». Со стен на нее смотрят коричневые обои с диковатым узором. Хейди они кажутся уродливыми. Когда она была тут в последний раз? В голове мелькают образы пережитых вечеринок, но все они проходили не в «Театтери». На входе в помещение в нос ударяет ядреный аромат лилий. По обе стороны дверей стоят огромные вазы с цветами — они безмолвно скорбят в память о жертве. Хейди терпеть не может запах лилий. Он прямо с ног сшибает, не продохнуть.
Хейди подходит к столу с угощениями и берет бокал шампанского. Шампанское — на прощании? Оригинально. Народ давно уже подтянулся, однако официальная часть еще не начиналась. Все в ожидании. Навскидку в помещении около шестидесяти людей, одетых в траурный черный. Кажется, будто они ждут каких-то указаний.
Интересно, ей одной все происходящее напоминает пышный банкет с едва уловимым налетом поминок? Хейди рассматривает нарядных гостей. Они, конечно, в черном, но особого горя никто не выказывает. Глаз сразу цепляется за парочку знаменитостей. Актрисы, известные предприниматели, хоккеисты и рестораторы. Инфлюенсеры, модели и художники. Некоторые из звездной компании известны Хейди по причинам, скрытым от широкой публики: одних обвиняли в насилии, другие хранили или употребляли наркотики, третьи попадались на финансовых махинациях.
Взгляд Хейди скользит по стене и резко останавливается на знакомом силуэте. Он-то что здесь забыл? Стоит ли ожидать неприятных сюрпризов? Или их доблестный босс Мертанен решил поиграть в гражданского? Создается впечатление, что Ларсовы щупальца добрались до самой верхушки бомонда и он правда был знаком со всеми присутствующими.
Хейди силится перехватить взгляд Мертанена. Он видит ее, однако смотрит как-то расфокусированно. Да неужели не узнал? Мысль Хейди резко прерывается: внезапно накатывает чувство, будто за ней пристально наблюдают. Чувство сильное, его не стоит игнорировать. Хейди делает вид, что не подозревает о направленном на нее, насквозь прожигающем взгляде, и отправляется к столику с нетронутыми бокалами. Она выигрывает время, профессионально вычисляя наблюдателя: у двери, слева от тех самых лилий, такая незаметная и прекрасная одновременно, стоит Юлия. У Хейди внутри все холодеет.
Мозг лихорадочно припоминает ночь, проведенную с блондинкой. Точно, Юлия упоминала что-то о частных вечеринках. Хейди удивляет то, насколько легко воспоминания о ночи сбили весь рабочий настрой. Это довольно странно. Обычно она без проблем дистанцируется от людей на физическом и ментальном уровнях. Причем всегда успевает сделать это первой. От дальнейших раздумий Хейди спасает внезапно стихшая музыка: сейчас все начнется. Хейди моментально берет себя в руки. Она с облегчением замечает, как Юлия удаляется в подсобку. И вновь на помощь приходит работа, не давая жизни скатиться в пустоту, защищая от холодного дома и беспокойных мыслей.
Всех присутствующих в зале знакомят с правилами поведения на церемонии прощания. «Телефоны убрать. Ларс хотел бы услышать о себе что-то хорошее. О плохом не надо. Оставьте при себе все эти лютеранские причитания и плачи. Это вздор. Почтим его память весельем и радостью. Поскольку это последняя вечеринка Ларса, пусть она будет незабываемой».
Хейди прислушивается к голосу за барной стойкой. Это голос Элиаса, работника Ларсовой фирмы.
Стоящий у двери молодой человек с усиками вытаскивает из кармана белый пакетик и кидает его на стол. Внушительное количество кокаина тут же вызывает одобрительный гомон гостей. Снова включают фоновую музыку — теперь она звучит куда громче. Хейди не знает эту песню.
Сегодня опьянеют не от жизни, а от смерти. Хейди разочарованно наблюдает за моделями, вдыхающими порошок с поверхности стола. Она пытается найти глазами Мертанена, но того нигде нет. Никто не скрывается, никого ничего не смущает. Зал ресторана будто на весь Хельсинки кричит: раз уж Ларс собрал вас всех вместе, то этим вечером можно все, не стесняйтесь.
Хейди кусает зубами внутреннюю сторону щеки. Сегодня ей нельзя стоять на страже моральных ценностей или следить за соблюдением закона. Сегодня ее задача — наблюдать, вливаться в кишащие болтовней массы, подслушивать беседы о Ларсе. Сегодня важно пустить все на самотек и не мешать. Не исключено, что виновник, тот самый субъект, убийца, находится совсем рядом.
3 ИЮЛЯ, СРЕДА, ХЕЛЬСИНКИ
Ян разглядывает поднятые из воды обугленные останки лодки. Огонь поработал на совесть: едва ли им удастся извлечь из этой находки хоть какую-то пользу. Однако это был первый раз, когда Яну удалось повторить ход мысли убийцы. Он и правда сжег лодку. И что теперь? Он закончил или нам ждать еще жертв?
Ян и Хейди возвращаются обратно к машине. С минуту они просто сидят, размышляя о следующем шаге.
— Как думаешь, жертва была выбрана наобум или это все-таки личные разборки? — спрашивает Хейди и жестом просит Яна открыть бардачок. Ян находит там коробочку со снюсом и протягивает ее напарнице.
— Однозначно личный мотив, я с самого начала думал о том, что выбор неслучайно пал на Ларса.
— Согласна, — кивает Хейди, вытирая о брюки указательный палец, побывавший во рту.
— Но почему? Чем Ларс такое заслужил? — вслух думает Хейди, заводя мотор. Они оба прочли материалы о его жизни и не нашли там ничего подозрительного.
— Ну, возможно, чем-то и заслужил. Так, сейчас мы едем в больницу Хаартмана, — сообщает Ян, пока Хейди выезжает со стоянки.
— Есть, сэр! А зачем? — спрашивает она, резво поворачивая направо.
— Пару часов назад туда привезли одного наркомана с жестким передозом, — говорит Ян. — Внешне он похож на человека, которого камеры зафиксировали в том привокзальном киоске. Возможно, именно он купил убийце симку.
— И вдруг схлопотал передоз? — уточняет Хейди. Да неужели?
— Вот и я о чем, — тут же соглашается Ян. — Есть вероятность, что наш нарик видел убийцу. И почти сразу передознулся. Прямо чувствуется рука помощи извне, — рассуждает Ян, и Хейди с ним согласна.
— Получается, субъект не гнушается заметать за собой следы новыми убийствами. — Они выезжают на дорогу, ведущую к больнице Хаартмана.
— Это лето не закончится никогда, — обреченно выдыхает Ян и откидывается на спинку сиденья.
В больнице становится понятно, что допросить наркомана невозможно. Он прибыл на скорой в очень плохом состоянии — так и не смог прийти в себя. Ян и Хейди в полной тишине разглядывают лежащее на больничной койке тело. Щеки совсем впали. Время смерти: 15:07. По словам медсестры, все имущество мужчины — абсолютно все — находится в пакете Lidl, тихо висящем на спинке стула рядом с кроватью. Натянув перчатки, они изучают содержимое пакета, однако ничего интересного или важного там нет. Затем Хейди решает порыться в сложенных на стуле и сильно воняющих мочой трениках мертвого мужчины. К огромному удивлению обоих детективов, в карманах, помимо табачной стружки и прочего разнокалиберного мусора, лежат старые чеки. И один из них тут же приковывает к себе внимание — это покупка, совершенная в том киоске. Четыре симки с предоплаченными номерами.
— Понимаешь, да, что это значит? — спрашивает Хейди, разглаживая смятые бумажки.
— Если симки и правда куплены по просьбе убийцы, а не для каких-то иных дел, трупов может оказаться четыре, — Ян озвучивает общий вывод, чувствуя, как слабеют ноги. Нужно срочно на что-то опереться.
Я
Я в курсе, что имею довольно шаткие основания для своих действий, — и все-таки я действую. Все уже спланировано, процесс пошел. Точка невозврата пройдена. Новая жертва ошалело уставилась на меня. К страху во взгляде примешивается искорка надежды: жертва полагает, что обо всем еще можно как-то договориться. Что ее поступки можно искупить, обойдя стороной смерть. Жалуется мне: кожа на запястьях уже слезла до крови. На неудобное положение жалуется. Говорит, мол, нельзя ли уже прекратить этот балаган — и сдавленно, вымученно смеется. Эта жертва куда требовательнее предыдущей.
Неужели в ней еще теплится мысль о том, что мы тут в игрушки играем?
— Это не игра, — говорю я, наблюдая за тем, как глаза напротив постепенно расширяются и начинают заполошно моргать. Выдают жертву с головой: дошло наконец. Впервые за все время нашей встречи в жестах подневольного человека проскальзывает паника. Потому что — понимает, осознает. Смотрит прямо в глаза, взывает к справедливости и разуму, твердит что-то про неприкосновенность. Спрашивает, чего мне надо. Нуждаюсь ли в деньгах? Так не надо о них беспокоиться! Мне заплатят уйму денег, если жертва уйдет отсюда целая и невредимая, да-да. Я заклеиваю болтливый рот, но из него до последнего вылетают крики о помощи. Бесполезно. Тут только мы с тобой.
Где-то вдалеке поет дрозд. Больше ничто не нарушает тишину этого места. Я безмолвно слушаю чужое отчаяние. Отвращение и презрение плещутся в моей душе, в самом моем сердце, и одновременно становится понятно, что мы с жертвой вышли на новый уровень отношений: теперь она ни в чем не уверена. Теперь она понимает, что деньги тут не спасут, а мораль покинула это место. Мы делим момент на двоих. Переговоры запущены, долг надлежит уплатить. Здесь я — закон.
Я отрываю краешек скотча, чтобы послушать, как жертва молит о пощаде. Однако я никогда не щажу тех, кто этого не заслуживает.
4 ИЮЛЯ, ЧЕТВЕРГ, ХАРТОЛА
Величественно возвышающееся над водной гладью кафе La Kar de Mumma расположено в помещениях хартольских Королевских ворот и всегда приманивает проезжающих мимо. Добродушная, подкупающая местечковость, ароматы свежевыпеченного хлеба, экскурсии по историческому месту — все это, конечно, притягательно. Полоска свежего газона отделяет светлое строение кафе от воды. Робот-газонокосилка рассекает по траве, ловко огибая батут. На берегу реки есть уютная пристань, на которой периодически собираются любители размяться. Они любуются речными водами и делают пару глубоких вдохов, после чего решительно разворачиваются и идут к своим машинам, дабы продолжить путешествие.
В само кафе, бывает, заглядывают и местные. Постояльцы, привыкшие время от времени неторопливо обмениваться новостями за чашечкой кофе или аппетитным ланчем. Этим утром в кафе никого нет. Но на подходе выходные, а значит — и прилив клиентов.
Кассирша бездумно взирает на пустующий зал и в итоге решает выскочить на перекур. Она выуживает из сумки пачку сигарет и зажигалку, накидывает на себя шерстяной свитерок, кричит в сторону кухни о том, что просто вышла покурить, проверяет, на месте ли ключи, и выходит на улицу через заднюю дверь. Глазам тут же открывается чудесный вид на реку.
Кассирша — закоренелая курильщица. Она из тех, кто, лежа на смертном одре, попросит себе напоследок еще одну сигаретку. Смакуя момент, впускает она дым в свои легкие и выдыхает его через нос. От дыма слезятся глаза, и ей приходится периодически переводить взгляд на речной пейзаж, чтобы их так не щипало. Летние ароматы пробиваются даже сквозь табачную вонь: свежестриженный газон, нотки бензина, из открытой форточки — волшебные запахи булочек. Она снова вдыхает дым, втягивая щеки, и размышляет о том, как переживет этот бесконечный тихий рабочий день. Смотрит на парковку: почти пустая. Только одна машина стоит. Где все клиенты? Если так и дальше продолжится, кафе просто загнется. Похоже, всю клиентуру переманило Abc.
Она делает последние затяжки и засовывает окурок в стоящую прямо на земле банку из-под маринованных огурцов. Та скоро лопнет от ее бычков. Каждый день она обещает себе выбросить их все к чертовой матери, но неутешительный результат сейчас прямо перед ней, еще и о зависимости напоминает. Привычным жестом она кладет пачку в карман свитера и начинает шарить по брюкам в поисках ключей, дабы вернуться обратно.
Что-то заставляет ее еще раз взглянуть на парковку. Машина. Та же самая, что стояла тут ранним утром, когда кафе только открывалось, в 06:10. Но зал пустует целый день, из этой машины в кафе никто не заходил. Вообще, тут не бесплатная стоянка для кого попало. Не доходит по-хорошему, так она сейчас пояснит! Напишет на бумажечке пару ласковых и оставит послание на лобовом стекле.
В 09:10 в службу спасения поступает звонок от истеричной дамы. Суть вызова предельно ясна — около Королевских ворот, на парковке кафе La Kar de Mumma стоит машина, внутри которой — настоящий, мать его, мертвец.
В Хартоле нет полицейского участка, и с дежурства срывают Илкку Янхунена из Лахти. В составе выездной бригады он присутствует при констатации смерти работниками скорой помощи. Тут уже никто не поможет. Скорая свободна.
В ожидании криминалистов Илкка Янхунен беспокойно меряет шагами парковку. Подобные случаи ему попадаются редко, но одно он знает точно — сейчас ни к чему нельзя прикасаться. Илкка возвращается к машине и снова осторожно заглядывает внутрь. Картина, мягко говоря, кошмарная. Илкка чувствует на себе взгляды, поэтому изо всех сил старается держать лицо. Территория кафе постепенно заполняется зеваками, и вот на месте уже с десяток любопытных хартольцев, стреляющих глазами по парковке. Что случилось? Почему тут полиция? Кто-то умер? Среди местных слухи распространяются со скоростью пули. В машине кого-то нашли, но почему-то он до сих пор здесь, а не уехал в больницу. Еще и полицейский этот… Стали подтягиваться и те, кто изначально шел в кафе. Илкка разгоняет толпу, советуя всем заниматься своими делами. Под обиженными взглядами хартольцев он начинает ограждать территорию вокруг машины специальной лентой.
Илкке Янхунену никогда не понять людского любопытства. Что должно заставить человека с интересом пялиться на нечто подобное? Это же смерть, гнетущая и парализующая. На что тут смотреть? Огородив участок, Илкка возвращается к машине — пораскинуть мозгами. Свидетели и улики — вот о чем нужно беспокоиться в первую очередь. Илкка делает глубокий вдох и вновь заглядывает в машину. Тело сидит на месте водителя довольно небрежно, выглядя при этом одновременно суровым и каким-то опозоренным. Жизнь просто взяла и прекратилась. Погруженный в свои размышления, Илкка тем не менее успевает мазнуть взглядом по дорогому «мерседесу». Должно быть, мужчина был богат. Янхунен смотрит на часы. Криминалистов пока нет, но ускорить процесс никак нельзя — дорогу-то не сократишь. Когда приедут, тогда приедут. Зато праздные зрители слетелись в считаные минуты. Некоторые успели припарковаться у обочины, раз уж основная парковка огорожена.
— Не на что тут смотреть, — сообщает Илкка Янхунен то ли себе самому, то ли зевакам. — Расходитесь по домам.
Чуть наклонившись, он фотографирует жертву на свой телефон. Все это вызывает ассоциации с немецким детективным сериалом, где всегда очень драматично находили трупы. «Инспектор Кресс» — Der Alte[47 - «Инспектор Кресс» (Der Alte) — немецкий детективный сериал о буднях мюнхенской полиции. Начал выходить в Германии (ФРГ) в 1977 г. В настоящий момент сериал насчитывает 50 неполных сезонов.]. Он помнит, как в юности проводил субботние вечера в компании этого сериала. А тут лежит труп. Самый настоящий. И самый странный из всех, что вообще когда-либо попадались ему на глаза за время работы в полиции. Это не жертва аварии. К счастью, смеет предполагать Янхунен, это дело сразу перейдет в структуры посерьезнее, попадет к столичным детективам. Его профессиональный максимум сейчас — тихо ждать и четко следовать протоколу.
Илкка оставляет труп лежать в машине, а сам ныряет под ограждающую ленту: хочет пройтись до кафе. Самое время послушать даму, которая первой наткнулась на мертвеца. В зале Илкка быстро и безошибочно вычисляет ее: та сидит за столиком, вся заплаканная и трясущаяся. После пяти сигарет и прерывистых рыданий женщина выглядит так, будто вполне способна вести конструктивный диалог.
— Это управляющий банком, ну, мужчина, — бормочет женщина, и Илкка удивленно вскидывает брови.
— Мужчина?
— В машине который. Мертвец. Наш банкир, — говорит женщина и опять заливается слезами.
— Как его имя? — спрашивает Илкка.
Сам он не из Хартолы.
— Да ну Эскола же. Мертвец в машине — Матти Эскола, — говорит женщина и звучно сморкается в фирменную салфетку кафе La Kar de Mumma.
4 ИЮЛЯ, ЧЕТВЕРГ, ХЕЛЬСИНКИ
Ян неспешно прогуливается по центру. Кругом никого — тишина и безмятежность. Разве что турист-другой выныривает откуда-нибудь, чтобы повосторгаться архитектурой или старомодными витринами магазинов.
Спал он плохо. Поначалу в голове крутились детали расследования, потом какие-то отрывки из детства. Он видел странноватый сон. Ян не смог бы сказать, сколько лет ему было в этом сне, — не смог бы даже определить, взрослым он был или совсем мальчишкой, — однако в сердце царили умиротворение и отрада, а маму еще не мучила болезнь. Проснувшись, Ян почувствовал себя растерянным и одиноким. Он схватил телефон и мельком просмотрел беззаботные летние диалоги друзей в «Вотсаппе». Прекрасное чистое небо над тихим озером. Совместные фото с посиделок в сауне или на шашлыках. И когда все эти люди, обласканные летними деньками, только-только начнут просыпаться, Ян уже будет всецело поглощен работой.
Звонит телефон.
— Слушай внимательно, — резко начинает Мертанен, и все дурацкие мысли покидают голову Яна. — По внутренним каналам только что поступила информация. В Хартоле нашли труп. Со мной уже связались. За хартольские дела отвечает полиция Хяме, и там нас очень ждут, потому что на трупе обнаружили метки… в общем, жертва была убита довольно жестоко.
Мертанен прокашливается и решительно продолжает:
— Жертва захлебнулась, то есть ее топили, и в районе гениталий опять стоит клеймо.
Какое-то время Ян молчит. Новость об убийстве будто парализует все его существо. Мертанену удалось-таки целиком захватить внимание Яна. Мысли мгновенно перескакивают на чеки, найденные в кармане джинсов наркомана. Четыре симки. Неужели хартольский труп — это объект номер два?
Спустя минуту Ян просматривает полученные данные — рапорт из Хартолы — на своем мониторе, пытаясь составить общую картину произошедшего. Матти Эскола, 1954 г. р., найден мертвым у хартольских Королевских ворот на парковке, принадлежащей кафе La Kar de Mumma. Мужчина сидел в автомобиле на месте водителя, но причиной смерти стало утопление. Легкие заполнены водой. При осмотре трупа было замечено кое-что необычное: перед смертью жертве на яичках выжгли клеймо.
Ян задумчиво почесывает щетину. Следующий шаг все-таки сделан: новое тело. Он так и думал. Яна потряхивает. Второе убийство сильно все меняет, превращая единичный случай в серию. Им стоит подготовиться к тому, что где второе, там и третье. Теперь необходимо действовать быстро и четко, чтобы не допустить этого самого «третьего». Но им все еще нужно от чего-то отталкиваться, нужна нормальная зацепка.
Через полчаса в сборе вся команда. Зак изучает информацию о звонках второй жертвы, Матти Эсколы, и среди всех недавних номеров пытается отыскать тот, который мелькает во «входящих» лишь один раз. Увидят ли они номер, как-то связанный с симками, что были куплены в привокзальном киоске? Зак просматривает списки и замечает, что 02.07 в 20:37 Эсколе позвонили с неизвестного номера. Разговор длился 1 минуту 48 секунд. Зак вчитывается в детали звонка и решает, что с этим стоит повозиться.
— А сообщения есть? Сундину прислали картинку с костяной короной, — спрашивает Ян.
Зак отрицательно качает головой.
— Телефон Эсколы прошерстили, ни одного изображения не нашли.
Ян хмурится. Получается, убийца не воспроизводит весь процесс детально, хотя с телами совершает одно и то же.
— Этот звонок вполне может быть от убийцы, — говорит Зак, выводя на экран детали входящего вызова. Ян и Хейди тут же вырастают у Зака за спиной. — Однако тут скрытый номер, мы имеем дело с даркнетом, такое не отследишь. По крайней мере, сейчас я вам точно ничего не скажу, — грустно сообщает Зак.
— Похоже, он хитрее, чем мы предполагали. Прознал о том, что мы вышли на наркомана, и решил перестроить всю схему, пока не поздно. То есть он контролирует ситуацию и способен вносить коррективы в первоначальный план, — подытоживает Ян.
— Субъект не подчиняется какому-то жесткому алгоритму, — переваривает новую информацию Хейди. — Значит, он не настолько помешан, чтобы не действовать в соответствии с меняющимися обстоятельствами и не реагировать на опасность извне. Мы гоняемся за довольно собранным и осторожным человеком, — говорит она, и Ян полностью согласен.
Перед смертью жертва принимает входящий вызов от убийцы. Всего один вызов. Убийца звонит жертве и говорит — что? Как именно он заманил мужчин туда, куда ему было нужно? Шантажом? Или они просто договаривались о встрече?
Сейчас команда нуждается в какой-то официальной «стратегии». В теории, объясняющей, как все это случилось и почему. Каков мотив, кто главный подозреваемый. Руководство не примет отрицательный ответ на вопрос о том, есть ли у команды парочка виновных. Ян обязан выжать из себя хоть что-нибудь. Создать впечатление, что расследование идет полным ходом в соответствии с разработанной стратегией и вообще все схвачено.
На первом официальном профилировании Кай заявил, что им стоило бы прикинуть количество этих «королей». Отсылки к королевской тематике Зак изучил с разных позиций — вариантов, конечно, море. Один из них — Библия: трех волхвов именуют также и тремя королями. «Марш волхвов», дословно — «Марш королей», La marche des rois. Но симок-то четыре. В худшем случае количество королей совпадет с количеством симок. С какими вопросами сразу же накинется Мертанен: что объединяет этих двух мужчин? Почему именно они? Кто главный подозреваемый? Когда уже понадобится первый ордер на арест?
Им бы, конечно, пока помолчать о своих выводах и теории трех-четырех королей. Но руководству и прессе подавай впечатляющие отчеты об эффективном расследовании, о том, как агрессивно они выводят субъекта на чистую воду, а не о том, как субъект до сих пор заигрывает с полицией. Ян то и дело поглядывает на экран мобильного — пока тихо. Он вздыхает и пытается понять, насколько голоден. День обещает быть длинным. Ян заказывает всем пиццу.
«Маргариту» и «Путанеску» уничтожают за считаные минуты. Зак свирепо сминает пустые картонные коробки от пиццы, чтобы убрать подальше. Голод ушел, но проблема осталась. Что стоит за этими убийствами?
— Необходимо получить как можно больше сведений о жертвах. Эскола — хартолец, и у него есть жена и взрослая дочь. С женой мы уже встретились, дочь пока ищем, — говорит Зак. — У Сундина близких нет. Профили на «Фейсбуке» мы просмотрели. В смысле, у Эсколы своей странички нет, а профиль Ларса богат разве что грязными переписками с девушками. Но вы когда-нибудь задумывались о том, что объединяет жителей Хельсинки? — спрашивает Зак. Хейди и Ян сидят в полной тишине. Ответа нет.
— Да то, что они все из себя такие столичные, но на деле, как правило, приезжие, — улыбаясь, отвечает Зак на свой вопрос. Его родина — Керава[48 - Керава — город и муниципалитет в Южной Финляндии, регион Уусимаа. На 2020 г. население составляет около 37 000 человек.], однако всем он известен как житель Хельсинки.
— Ларс Сундин родился в Ювяскюля. Матти Эскола — в Йоутса. Между Ювяскюля и Йоутса примерно 70 километров.
— Ты хочешь сказать, что Сундин и Эскола могли быть друзьями детства или ходить в одну и ту же школу? — уточняет Ян. Зак согласно кивает.
Он начинает сравнивать жизни обеих жертв в надежде отыскать точки соприкосновения.
— Есть! — выкрикивает Зак. — Старшая школа Ювяскюля. Они учились в одном месте, просто в разное время. Эскола на четыре года старше Сундина и учился там с 1970 по 1973 год, а Сундин — с 1974-го по 1977-й.
Яна и Хейди эта информация заинтриговала.
— Пока неизвестно, были ли они знакомы, но их тела нашли в местах, которые между собой однозначно связаны. Хейди гуглит карту Центральной Финляндии и городка, где обнаружили второе тело. Тяжелую, звенящую тишину неожиданно нарушает приглушенная женская отрыжка, и Зак не может сдержать смешок.
— Понастроили королевских ворот… — бубнит Хейди, просматривая информацию о Хартоле на экране. — Ого, чтоб меня, — резко выдает она. — Мало того, что La Kar de Mumma находится на территории Королевских ворот, так тут еще написано, что Хартола сама себя провозгласила королевской общиной.
5 ИЮЛЯ, ПЯТНИЦА, ХАРТОЛА
Черная траурница осторожно садится на Саанину ногу, пока сама Саана пьет кофе, сидя на деревянных ступеньках дома и просматривая старые журналы по интерьеру. В полнейшей задумчивости она пристраивает щеку на коленку и замечает, что бордовый лак на ногтях ног некрасиво облупился. Хорошо, что здесь не нужно волноваться о таких мелочах. Солнце нежно пригревает, а бабочка, похоже, окончательно решила обосноваться на большом пальце ноги. Может, человеческий пот богат какими-нибудь полезными для бабочек веществами?
Дверь амбара открывается — и в проеме появляется тетя, несущая охапку сухих банных веников.
— Красота. Разложим их по сауне для аромата. — Инкери бросает трухлявые веники в тачку и тут замечает траурницу у Сааны на пальце. — Почуяла беду — и тут как тут. Траурница, — задумчиво произносит она, щурясь на ярком свете.
— Ты о чем? — спрашивает Саана, лениво поднимая голову.
— Да тут местный банкир умер. Ни с того ни с сего, — отвечает тетя, направляясь к облюбованным Сааной ступенькам.
Саана пытается невесомо прикоснуться к бабочке, однако та, будто телепатически перехватив эту идею, тут же возмущенно бьет крылышками и улетает по своим делам, прямиком к опьяняюще ароматному кустику жасмина.
— Что с ним случилось? — спрашивает Саана и складывает ладонь козырьком, чтобы спокойно посмотреть на тетю.
— Это даже не просто абстрактный «он», это Матти Эскола, которого тут все уважают, — сообщает тетя, неуверенно ступая по двору, словно прикидывая, чем еще тут можно было бы заняться. — Умер на днях при каких-то загадочных обстоятельствах. Удивил так удивил.
— Можно подробнее? — спрашивает Саана.
— Кто-то сказал, что его труп нашли в машине, — отвечает тетя.
Саана смотрит на траурницу, порхающую в небе. Своими крылышками та выписывает в воздухе невероятные узоры, летает то там, то тут — никак не может успокоиться.
Наконец тетя садится на ступеньки прямо перед Сааной и пучком вырванных сорняков начинает очищать от налипшей земли свои садовые сапожки.
— Поговаривают, что за дело взялась полиция, — заговорщицки сообщает тетя. — Если слухи верны, то тут, конечно, не от приступа смерть, а нечто иное. Такое, что понадобилось расследование, — говорит она и встает. — Убийство, например.
Тетя натягивает рабочие перчатки в цветочек и берет ведро, куда она обычно бросает сорняки. Саана провожает ее взглядом и тянется к овощной грядке — отщипнуть одно цветущее перышко шнитт-лука.
— Кто вообще сказал, что в Хартоле ничего не происходит? — задумчиво спрашивает Саана у тети, сидящей на корточках, и начинает жевать лук. — Это место становится опасным, — посмеивается она.
Шутить о таких вещах, подпитывая свое чувство юмора чьей-то недавней смертью, — это, конечно, мерзко. Тетя молчит. Саане становится интересно: Хартола для тети, она какая?
— Почему ты тогда вернулась в Хартолу? — спрашивает Саана, подойдя прямо к Инкери. Та как сидела, согнувшись в три погибели, так и осталась, однако лицо подняла.
— Когда порядочно поездила по миру, поняла, что все начинает сливаться в одно, — отвечает тетя, бросив сорняки. — Да и маме твоей нездоровилось. Вот я и вернулась в родные пенаты: передохнуть. Посидела тут зиму — ну, думаю, весной уеду. Но нет, пришла весна, а мне почему-то не захотелось срываться с места.
Саана кивает. Удивительно, как порой всякие мелочи на пути полностью меняют направление.
— Мое расследование не особо продвигается. Я получаю слишком мало ответов, — грустно сообщает Саана и наклоняется к ярким цветкам щавеля.
— Если мало ответов, сконцентрируйся на том, чтобы побольше спрашивать, — говорит тетя с полными руками грязной картофельной ботвы. — Вот я посадила весной картошку, а сегодня получила первый урожай этого лета, — она широко улыбается, бросая маленькие картофелинки с налипшей на них землей в пластмассовый тазик.
Саана наблюдает за милыми тетиными хлопотами в саду — и в ней постепенно просыпается жажда деятельности. Саана всегда была любительницей понаблюдать за чьей-то работой, однако одновременно испытывала угрызения совести по поводу собственного безделья.
— Может, мне сгонять за рыбкой? Раз уж новый урожай картошки подоспел, — спрашивает Саана. Она бы с удовольствием еще раз побывала в магазине. В Хартоле даже поход за покупками вдруг превращается в целое событие, в кульминацию дня.
Небо давит своей серостью. Вечером обещали грозу. Саана прислоняет велосипед к стенке магазина S-Market — и, не пристегивая, бодро заходит внутрь. Мешкать нельзя: нужно успеть до дождя. Тетя долго смеялась, когда Саана спросила у нее о велосипедном замке, мол, где в Хартоле такие продаются. Оказывается, в Хартоле и слыхом не слыхивали о краже велосипедов. Кому тут вообще такое могло прийти в голову?
Холодильник с молочными продуктами нашелся почти сразу, и Саана берет литровую упаковку молока. Потом останавливается в проходе, пытаясь вспомнить, где ей могли попадаться на глаза яйца. Она приближается к выпечке, проходя заодно мимо небольшой толчеи у полок с выпечкой. Две дамы и трое мужчин солидного возраста чем-то до крайности взволнованы.
— Вот прям взял и умер!
— И что тут такого…
— Сердце прихватило? Или перебрал?
Оживленное обсуждение в самом разгаре. Саана находит на полке филе окуня и — наконец-то! — куриные яйца. Теперь можно и на кассу. Денег не то чтобы много, особо не разгуляешься, но какие-то лакомства все же можно себе позволить. Да и Хартола — место, где большие сбережения не нужны: тут нет дорогущих ресторанов, бутиков или других люксовых заведений.
Вокруг кассы успел организоваться очередной митинг.
— Эскола умер, знаете, да? — одна энергичная женщина подергивает за рукав впереди стоящую даму, и этот вопрос вызывает бурную реакцию.
— Сегодня только и разговоров, что об этом, — отвечает дама, и ее муж качает головой для усиления эффекта. Но энергичной женщине надо поговорить, а Саане — послушать, хотя тема не из приятных.
— Вроде в машине его нашли, на парковке того кафе, — спокойно произносит мужчина, будто речь идет о погоде. — Полиция проболталась, что дело необычное. Поговаривают об убийстве.
— Подумать только! — ужасается женщина, плохо скрывая свой восторг. Тихая Хартола — и вдруг такое. Только и успевай языком чесать.
Саана кладет покупки на движущуюся ленту и приветствует кассиршу. Та ничего не отвечает, просто кивает и как-то странно отводит взгляд. Это, конечно, можно списать на богатое воображение, но Саане кажется, будто кассирша знает, кто она такая. А вдруг это она написала ту записку? Саана старается как можно лучше рассмотреть женщину, не вызывая подозрений.
— Все говорят про Эсколу, но меня волнует одно старое дело, — как бы мимоходом бросает Саана, расплачиваясь за покупки картой. — Я сейчас о девочке, тело которой нашли в речных водах в конце восьмидесятых. Знаете об этом что-нибудь?
Женщина смотрит, склонив голову набок. Потом спрашивает, нужен ли чек.
Саана качает головой. На кассе затишье, поскольку собрание экспертов по делу Эсколы в полном составе переместилось на улицу.
— Вы помните Хелену? — не унимается Саана. Если женщина всю свою жизнь провела здесь, в Хартоле, то они с Хеленой должны быть почти ровесницы. «Иирис» — написано на бейджике кассирши.
— Помню, конечно, — в итоге говорит женщина и косо посматривает на то, как Саана укладывает продукты. Огненно-рыжие волосы кассирши прекрасно гармонируют по цвету с синей рабочей формой.
— Да и кто бы не помнил? Кто хоть чуть-чуть меня постарше — все знали Хелену. Мы вместе ее оплакивали, — тихо произносит женщина и какое-то время просто смотрит в пустоту. Со стороны ленты раздается покашливание, и кассирша поворачивается обслужить очередного покупателя.
— Так много времени прошло, сами понимаете, в том деле непросто разобраться. Но если захотите поговорить о нем, пожалуйста, позвоните мне или напишите сообщение, — говорит Саана, протягивая кассирше старую визитку из кошелька. «Саана Хавас, интернет-журналистка». Данные неактуальны, но номер остался прежним. Кто знает, что будет написано под ее именем осенью, когда настанет время снова искать работу.
Женщина неспешно прячет визитку в нагрудный карман формы, а интуиция Сааны просто кричит о том, что кассиршу никак нельзя упускать из виду. Это человек, мимо рабочего места которого регулярно проходят почти все хартольцы.
Автоматические двери выпускают Саану на свежий воздух, а кассирша продолжает смотреть ей вслед. О, уж она помнит о том случае. О смерти Хелены она знает на удивление много. Ей также уже известно, что Саана приехала в Хартолу на лето из Хельсинки, а приехав, начала вдруг расспрашивать всякое о Хелене. Ей вообще многое известно, просто пока неясно, как ко всему этому относиться.
5 ИЮЛЯ, ПЯТНИЦА, ХЕЛЬСИНКИ
Зак загружает интернет-страницу Хартолы, и все собираются у экрана. В 1987 году Хартола была провозглашена единственной в Финляндии королевской общиной. Если где-то есть королевская община, не значит ли это, что там есть и короли с коронами? Впрочем, корона не заставляет себя ждать и тут же появляется на экране во всей красе — корона на хартольском гербе. Под ней — два горящих факела. Ян наклоняется поближе к изображению. Где-то он уже видел эту корону. Точнее, ее искаженную версию, оставленную на мертвой коже. Выжженную. Так вот какую корону пыталось нарисовать клеймо.
Ян едва заметно кивает и направляется к стене с материалами. Рассматривает фотографии Эсколы и Сундина.
— Что еще узнали? — спрашивает он, не оборачиваясь к присутствующим.
— Полиция Хяме помогла допросить близких Эсколы. Согласно нашей информации, у мужчины есть одна взрослая дочь, однако по ее имени в системе не нашлось вообще ничего, — сообщает Хейди. — Последние данные о Йоханне Эскола — двадцатилетней давности. Мы пробуем связаться с этой женщиной через семейного адвоката, но пока безрезультатно.
— Понял, — говорит Ян.
Что заставило дочь Эсколы сменить имя и исчезнуть? Ян размышляет над этим, устроившись поудобнее на мягком офисном диване. Сейчас, когда в расследовании наметились какие-то подвижки, он чувствует себя в безопасности, будто зашел в небольшую комнатку, которая блокирует все больные темы: поиск счастья, одиночество, потерю контроля над собственной жизнью. За пределами комнатки остались и терзающие душу вопросы. Почему он все время на работе? Как он справится с горем, когда мамы не станет? Может ли он хоть чему-то радоваться? Если да, то когда же он повзрослеет до такой степени, чтобы находить время на эти волшебные, приносящие радость вещи?
Ян сидит на диване, думая о пропавшей Йоханне Эскола, и чувствует, как тело буквально молит об отдыхе.
— В Хартоле у нас даже есть показания одного свидетеля, которые касаются белого «Ситроен-Джампер». Номеров, правда, нет. Вечером «Ситроен» стоял около машины Эсколы, — продолжает Зак. — Автомобилей марки «Ситроен-Джампер» зарегистрировано всего семнадцать, если брать следующие города и районы: Хартола, Сюсмя, Йоутса, Лейвонмяки и Ювяскюля. Можем начать с этого.
— В любом случае фокус расследования смещается с Хельсинки в сторону Центральной Финляндии, — говорит Ян, потирая брови костяшками пальцев правой руки. — После второго убийства Мертанен тут же связался со мной, и мы согласовали отъезд. Зак остается здесь, мы с Хейди уезжаем, — сообщает он, тем самым подводя итог собранию.
Он еще успеет урвать немного личного времени, прежде чем отправится в долгую и изнурительную командировку.
— Ты как? — начинает Кай.
Ян не отвечает. Он молча завязывает шнурки на кроссовках. Жесткий цейтнот заставил Яна ходить в спортзал для персонала.
— Сам же понимаешь, что горе нельзя копить в себе. Нужно выплеснуть его, ну или как-то осмыслить.
— Мгм, — выдавливает из себя Ян, начиная увлеченно копаться в спортивной сумке, лишь бы не встречаться взглядом с Каем. Они молча выполняют стандартный комплекс упражнений. Сегодня день спины. И в планах Яна нет задушевных разговоров — он просто хочет потренироваться.
Они с Каем познакомились в юности, еще когда оба жили в районе Катаянокка. После армии Ян погрузился в юриспруденцию, а Кай — в психиатрию. Несколько лет назад Ян расследовал крайне запутанную серию убийств, и, к счастью, ему хватило ума попросить помощи у Кая, открывшего тогда свою частную практику. По каким-то мелочам тот сумел составить настолько точный профиль преступника, что команда Яна сильно продвинулась в расследовании. И вот теперь, спустя несколько лет, Кай уже в штате ЦКП. Ян кладет штангу на подставку и рукавом футболки убирает первые капли пота, говорящие о том, что в его теле еще живет тепло. Ян и Кай сегодня в спортзале одни.
Ян уже рассказал о новых деталях дела. Убийств теперь два. Два трупа мужчин у Королевских ворот. Один в Хельсинки, другой в Хартоле. Клейма на коже. И все сделано нарочито, продуманно — не придерешься. Ян говорит и одновременно страхует Кая, пока тот выполняет жим лежа.
— Ну? — спрашивает Ян, когда раскрасневшийся от напряжения Кай уже сидит на скамье.
— Уверен, что хочешь поговорить только о работе? — спрашивает Кай, обеспокоенно глядя на Яна. — Сомневаюсь, что могу сказать тебе что-то новое. Это унизительное клеймо можно было бы интерпретировать как знак публичного осуждения. Судя по тому, что ты мне рассказал, я бы предположил, что субъект хочет обнародовать какие-то поступки жертв — возможно, ошибки прошлого. Если речь идет о мести, субъект однозначно нашел четкое моральное оправдание своим действиям и мнит себя представителем правосудия, призывает жертв к ответу за грехи. Но ведь пока неизвестно, на что конкретно намекает субъект? — уточняет Кай у Яна, и тот сокрушенно качает головой.
— Неизвестно. Разве что корона может указывать на Хартолу, где нашли второе тело.
— Иными словами, мы ищем затаившего злобу человека, у которого есть время и хорошо работающие мозги для того, чтобы не только создавать продуманный план убийств, но и поэтапно его реализовывать, причем почти бесследно. Поскольку он выделяет свои убийства клеймами и оставляет тела жертв в людных местах, я бы поспорил на то, что сам субъект всегда где-то неподалеку: наблюдает за развитием событий. По крайней мере, он в курсе того, чем именно вы занимаетесь и куда направляетесь. Это спектакль, сценарий и постановка которого пока, увы, целиком в его руках. Он стремится проконтролировать каждую мелочь. Даже сейчас он порционно, буквально с ложечки, выдает вам информацию, я прав?
Ян кивает.
— Королевские ворота могут указывать на то, что жертва была королем. Не буквально, конечно. Просто как намек на преимущество, превосходство, высокомерие или средоточие власти в руках жертвы. Возможно, раньше субъект был не в состоянии повлиять на ход вещей, вот сейчас и отрывается. Но теперь он разыгрывает свой давний замысел как по нотам, не гнушаясь никаких крайностей. Он стремится подчинить этих людей себе любыми способами. Могу поспорить, что жертвы не ожидали этой мести. Личность субъекта для них, вероятнее всего, большой сюрприз, если в прошлом имела место противоположная расстановка сил, — говорит Кай. Ян задумчиво выслушивает его, стараясь запомнить каждое слово.
— Женщина или мужчина? — под конец спрашивает Ян, хотя и сам понимает, что на этот вопрос пока невозможно ответить. Слишком мало данных на руках.
— Если учитывать то, что субъект когда-то мог сам находиться в подчинении у королей, а подчинение бывает разным, то женщин никак нельзя сбрасывать со счетов, — размышляет Кай. — Но ты же понимаешь, что это просто наметки. Для полноценного профиля требуется куда больше информации, — говорит он.
— Понимаю, конечно, — отвечает Ян и идет к умывальнику в дальней части зала. Женщина. Эта мысль неоднократно посещала и самого Яна. Неужели за клеймеными трупами стоит не мужчина, а разгневанная женщина?
Тренировка продолжается, и какое-то время в зале слышны лишь вздохи, пыхтение и лязг железа. Потом Кай нарушает молчание:
— Насчет предложения Вееры. Ты уже послал сообщение? — спрашивает он, глядя на Яна.
Ян отрицательно качает головой, руша планы и надежды друзей. Хотя по лицу Кая заметно, что тому дома поставили жесткий ультиматум и сказали без ответа не возвращаться. Никому Ян сообщений не писал, потому что кругом и так творится какой-то ад.
— Чего ты боишься? — спрашивает Кай. Теперь он страхует Яна на жиме лежа.
Ян устраивает штангу на перекладине и садится на скамью. В руках стучит пульс, сердце барабанит как сумасшедшее. Хронический недосып начал брать свое: прежние нагрузки кажутся чрезмерными.
— Вот же баран упертый, — продолжает Кай под аккомпанемент молчания Яна.
А Ян думает о Веере, жене Кая, светленькой и шустрой учительнице младших классов. Яну такие никогда не нравились. И это ей-то, Веере, лучше знать, кто Яну пара, а кто нет?
— Понимаю, ты сейчас наверняка думаешь, мол, да кто эта Веера такая, чтобы знать, в ком я нуждаюсь, — смеется Кай. — Но сам-то ты тоже понятия не имеешь, так что, по большому счету, разницы нет. Если хочешь услышать заключение своего спортзального психолога, то я так скажу: ты боишься снова разочароваться. Боишься, что все опять выйдет из-под контроля. На погоню за убийцами и психопатами тебе, значит, смелости хватает, а на то, чтобы дать волю чувствам, — нет, — смеется Кай и дает Яну подзатыльник.
Ян трясет потной головой.
— Хотя бы ради меня обдумай все это, — говорит Кай, не ожидая от друга никакой реакции. — Никто тебя под венец не тащит. Ты волен делать что угодно, но в итоге не делаешь вообще ничего, ты еще хуже подкаблучника.
Ян не знает, как остроумно на это ответить, поэтому искренне радуется, когда Кай исчезает из поля зрения. Однако из зала тот не уходит: стоит в дверном проеме, потрясывая бутылкой с водой.
— Не хочешь, кстати, заглянуть к нам вечерком? Никаких сюрпризов, обещаю.
Ян думает, как бы повежливее отказаться. Положа руку на сердце, он предпочел бы просто пойти домой, где можно спокойно уговорить пару банок пива, поесть и в целом перезагрузиться. Может, посмотреть что-нибудь на «Нетфликсе» и заснуть прямо на диване с нечищеными зубами. Политая соусом для спагетти семейная суматоха Кая и Вееры с саундтреком из детского смеха — это, конечно, прекрасно. В малых дозах. Но нельзя не отметить, что предложить грустному другу свою компанию — жест благородный, даже красивый.
— Не могу, голова забита расследованием, — отвечает Ян, заставляя себя взглянуть на Кая. — Нужно лечь спать пораньше. С утра — сразу на ковер к Мертанену, потом уезжаем в Хартолу. Ты знал, что они там считают себя королевской общиной?
Придя домой, Ян швыряет спортивную сумку на пол и решительно направляется к холодильнику. Прямо из пачки пьет ананасовый сок, зажевывая сладость ломтиками ветчины. Хорошо бы что-нибудь приготовить. Но запасы съестного в холодильнике как-то не вдохновляют. Ян сдается, открывает «Вольт» и заказывает готовую еду. И ему даже не стыдно осознавать, что до этой еды — минут пять пешком. Соседний квартал.
Наевшись, Ян лежит на диване и думает, как быть. Вечер пятницы, всего восемь часов. Его рабочая «неделя» по факту длилась куда дольше семи дней, и в ближайшее время тоже будет не продохнуть. Вероятно, еще пара недель в таком режиме. В «Терхокоти» он был в обед. На самом деле у него не то что идей — даже желания не осталось на то, чтобы полноценно проводить досуг. На работе держать лицо как-то проще. В последнее время в голову Яна стали прокрадываться и обычные человеческие вещи, которые ранее игнорировались: сон, еда, тренировки. Это кажется ему своеобразным намеком на то, что, несмотря на печаль, он хочет жить. Цепляется за жизнь, пусть даже и такую жалкую. В противном случае он уже с головой ушел бы в непроглядную тьму.
Ян открывает «Спотифай», ставит плей-лист из песен группы The National и берет из холодильника банку пива. Американский пейл-эль хельсинкской пивоварни Stadin Panimo. Достает телефон. Повинуясь внезапному порыву, находит сообщение Вееры с номером той ее подруги и нажимает «Позвонить». Уже идут гудки. Долго идут — женщина не отвечает. С легким сердцем Ян прекращает звонок. Ну, он попытался. Возможно, стоило бы отправить вдогонку какое-нибудь тупое сообщение, чтобы потом предъявить Каю более существенные доказательства своей «попытки». Он обдумывает слова, но в итоге стирает все варианты: не то. Да и что вообще пишут в таких случаях? «Привет. Веера считает, что нам с тобой стоило бы встретиться. Что скажешь? Стоило бы? Ян» — вот такой текст он отсылает в итоге.
Мышцы ноют после тренировки в зале, пиво расслабляет, живот набит. Ян включает канал HBO по телевизору. «Игра престолов». У него остался непросмотренным последний сезон. Запускается первая серия. Откровенно говоря, хочется уже как-то распрощаться с этим сериалом. Очень уж долго зима была близко. Ян то и дело поглядывает на телефон: вдруг та женщина ответит? Но телефон молчит, и после второй серии Ян засыпает прямо на диване под убаюкивающие ароматы кебаба.
5 ИЮЛЯ, ПЯТНИЦА, ХАРТОЛА
Саана наслаждается вечерней пробежкой, как вдруг звонит телефон. Она чувствует вибрацию и останавливается, однако все же не успевает ответить на звонок Вееры. Следом приходит сообщение: «Ты там как? Звонил уже? В.». Саана радуется весточкам от подруги, с которой они так долго не общались. По приезде в Хартолу Саана и вовсе пропала со всех радаров, одичала и отвыкла от дружеской болтовни.
«Я в порядке. Кто?» — отвечает Саана. Веера пишет: «Ну, тот мужчина:)».
Саана лихорадочно припоминает, о каком мужчине может идти речь, но безрезультатно. Может, об одном из коллег-учителей, с которым Веера пыталась ее свести? Последствия тогда были плачевны. Когда у Вееры появились дети, стало не до частых дружеских посиделок, однако женщина с завидным упорством пыталась найти Саане спутника жизни. И каждый раз терпела поражение.
Саана опять переходит на бег, и мысли невольно сворачивают к убийству, что произошло в окрестностях усадьбы Коскипяя. Если, конечно, в магазинных пересудах была хотя бы толика истины и Эскола действительно убит. Саана решает пробежаться до порога и сауны на берегу, которая кажется пустой и заброшенной. Угрюмость подвесного мостика и загадочная мрачность вод странным образом притягивают. Саана одержима идеей тщательно осмотреть речное русло и все прилежащие к нему постройки, дабы потом детально описать это в своем тексте. Постепенно Хартола обрастает словами, превращаясь в голове в причудливую буквенную мозаику.
Когда тем же вечером телефон звонит еще раз, Саана парится в сауне, а ее вещи покоятся на скамеечке в предбаннике. Разморенная и довольная, в старом, полинявшем бледно-желтом халате, Саана берет телефон и замечает на экране пропущенный вызов с неизвестного номера. Это как-то связано с Хеленой? Саана решает узнать номер и посылает сообщение в специальную службу, откуда почти сразу приходит неутешительный ответ: «Это скрытый или одноразовый мобильный номер…»
Саана снимает с головы тюрбан из полотенца и аккуратно развешивает мокрую ткань на двери — пусть сушится. Снова вибрация: входящее сообщение. Тот самый номер: «Привет. Веера считает, что нам с тобой стоило бы встретиться. Что скажешь? Стоило бы? Ян».
Саана пробегает глазами по тексту и улыбается. Похоже, на поприще сватовства Веера делает успехи: этот мужчина не шлет километровые сообщения из пафосных витиеватых слов, а переходит прямо к сути. Саана смотрит на часы. Чуть перевалило за восемь, вечер пятницы. В гордом одиночестве, зато с порозовевшими от сауны щечками, Саана стоит в раздевалке. В Хартоле. Ей даже захотелось себя пожалеть. Хорошо, что мужчина не может этого увидеть. Одинокая безработная дама праздно шатается по деревне. Допустим, летом можно позволить себе такое поведение, но что, если осенью ситуация не изменится? Что, если она войдет во вкус, сложит ручки и просто предастся этому путешествию ко дну? С другой стороны, Саану воодушевляет энергичность, пришедшая на смену рабочему выгоранию, и, самое-то главное, она чувствует, каково это — не измерять собственную ценность количеством забитых под завязку клеток календаря. Первая мысль Сааны — проигнорировать сообщение от мужчины, однако утро вечера мудренее, и дело стоит отложить до завтра.
Утром Саана просматривает «Хесари», то и дело косясь на экран телефона. Отвечать ему или нет? Она наливает себе вторую чашку кофе и выходит на благоухающий, чуть влажный от росы двор. Видок у Сааны еще тот: тетин многострадальный бледно-желтый махровый халат и резиновые сапоги. Встретишь на улице такую хиппи — со смеху помрешь. Саана предпочитает считать все это способами самовыражения живущей в ее душе пенсионерки. Здесь и сейчас — можно.
Она достает-таки айфон из кармана халата. Единственная ниточка цивилизации, одновременно напоминающая о реальном возрасте, о молодости. Смартфон. Саана делает глубокий вдох, ищет тот номер и уже почти готова нажать на кнопку вызова. Но не нажимает: страшно. Едва ли он вообще ответит. Да и о чем говорить? Она так долго ни с кем не встречалась. Лучше тоже пошлет сообщение.
«Я тот еще скептик:)», — пишет Саана. Мужчину она не видела, так что можно не ходить вокруг да около, а выражаться прямо: особых надежд, мол, не питаю. Терять все равно нечего. В ближайшее время они вряд ли увидятся, она все лето проведет здесь, вдали от мира. Через десять минут приходит ответ: «Я тоже».
Саана ухмыляется. Она уже и забыла, что перекидываться с кем-то сообщениями — это так по-дурацки приятно.
После обеда Саана сидит, уставившись на девственно чистую страницу с мигающим курсором. Она обдумывает начало истории: «Первого сентября в водах реки Тайнионвирты нашли мертвое тело юной Хелены Тойвио».
Если следовать логике повествования, было бы очень кстати поговорить с человеком, который это самое тело и нашел. Саана уже выяснила, как его звали: Харри Валкама. Тетя не знала, живет ли мужчина в Хартоле до сих пор, поэтому Саана просто ввела в гугл-картах тот старый адрес, что тетя назвала по памяти, и поняла, чем именно займется в субботу. Туда и обратно — 8,4 километра, отличная велопрогулка. На сей раз Саана решила заранее никому не звонить, а нагрянуть без предупреждения. Если господина Валкамы не окажется дома — не беда, заскочит как-нибудь еще.
Нужный адрес находится легко. Аккуратный скромный коттеджик, на двери — табличка: «Валкама». Дрожащими пальцами Саана жмет на кнопку звонка и замирает в ожидании. Вскоре дверь открывается, и притом довольно резко.
— Добрый день, — нерешительно начинает Саана, натягивая на лицо приветливую улыбку. — Понимаю, что это несколько неожиданно, но вы не могли бы ответить на пару вопросов о прошлом? — выпаливает она, глядя на мужчину в проеме. Ему в районе шестидесяти. Глаза добрые.
— Вы чьих будете? — Харри Валкама с интересом разглядывает гостью. Он пытается выглядеть суровым, но любопытство берет верх. Стоит Саане заикнуться об Инкери, как остатки напускной угрюмости слетают с лица мужчины.
— Так бы сразу и сказали, мол, племянница Инкери. Проходите, проходите, — воодушевившись, торопит Харри, и Саана, довольная положением дел, подчиняется.
Осматривается. В доме чисто и прибрано, однако что-то в обстановке неуловимо выдает хозяина-холостяка. Женская рука всегда чувствуется. Интересно, счастлив ли Харри? Или грустит в одиночестве?
— Для начала заварю нам кофейку, как тут водится. Любая беседа должна проходить за чашечкой ароматного напитка, — сообщает Харри Валкама и приглашает Саану пройти на кухню. Привычным жестом он ставит на конфорку старенький кофейник.
— Инкери рассказала мне о случае, что произошел в Хартоле много лет назад. О девушке, тело которой нашли в пороге. Еще она рассказала, что первым на месте оказались именно вы, и тело нашли тоже вы, — говорит Саана.
— Вам-то это зачем? — Харри отворачивается от плиты и озадаченно смотрит на собеседницу. — Старая это история, печальная.
— Что-то тут нечисто, понимаете, — отвечает Саана, хотя и самой себе она не может толком объяснить, чем ее так сильно взволновала смерть Хелены. — И я решила, что выясню, как все было на самом деле.
— Ну, тогда, конечно, спрашивайте, просто я не уверен, что окажусь полезен. Столько лет прошло, ох, уже тридцать, — говорит Харри. — Или давайте лучше так: я помогу вам, но и вы кое в чем мне подсобите.
Саана удивленно вскидывает брови: она слегка растерялась.
— Да не бойтесь, — смеется Харри. — Просто, понимаете, я очень долго ничего не слышал об Инкери. Как она? Знает, что я вернулся и живу тут с июня? Вы бы рассказали мне немножко о своей тете.
Саана рассмеялась от облегчения, а потом ей стало стыдно: как можно было эту трогательную доброжелательность принять неизвестно за что? Напридумывает себе, а потом краснеет. В Хартоле все друг друга знают, но складывается впечатление, что Харри и тетя знакомы несколько иначе. Саана с трудом представляет себе, как они умудрились ни разу не пересечься в таком крошечном местечке. С другой стороны, летом тетя в основном возится в саду, а зимой прячется за книжками на своем уютном диване.
— По рукам, — говорит Саана и, изведясь от любопытства, пододвигает стул поближе. — О чем вы подумали в момент, когда нашли Хелену? — она переходит сразу к делу. Харри протягивает кофейник, намекая на добавку, и Саана покорно соглашается, хотя чувствует, что кофеин и так хлещет через край.
— Помню, подумал, что природа предала меня. Обманула. Прекрасный день уходящего лета неожиданно принес с собой такое уродство. Это было неправильно, — отвечает Харри Валкама и на секунду замирает с кофейником в руках, глядя куда-то вдаль.
— Неправильно? — повторяет Саана.
— Нет, смерть, конечно же, естественна и правильна, смерть — часть человеческой жизни. Но когда я увидел ту девушку, то сразу понял: вот так быть точно не должно.
— Вы имеете в виду, что девушка умерла насильственной смертью? — Саана понимает, что почти навязывает мужчине свои мысли, но не может остановиться.
— Тело просто плавало там, понимаете, в отличном рыбном месте. Да и девушку ту я хорошо знал. Каждое лето продавала клубнику на парковке у магазина. Светлая такая девчушка была, радостная, — задумчиво произносит Харри, уставившись в окно невидящим взглядом.
— Там нашли еще что-нибудь? — спрашивает Саана и аккуратно сковыривает пальцем прилипшую к губе кофейную крошку. — Я о том, что если она совершила самоубийство, то вполне могла бы оставить последнюю записку, — размышляет она вслух.
— Да нет, вроде ничего такого, — говорит Харри и снова погружается в раздумья.
Значит, она не захотела ничего писать. Или не смогла?
— Во что она была одета? — спрашивает Саана, отпивая немного свежего кофе — крепкого, но с удивительно мягким вкусом.
— В какое-то темное платье, — отвечает Харри. — Ткань была черная, тоненькая. Даже вспоминать страшно. Юбка и волосы облепили тело — покачивались на воде. А обуви, кстати, не было.
Ответ Саану удивил. Это что за несчастный случай такой, когда в воду случайно попадают, разувшись?
— Может, что-то на теле особенно привлекло ваше внимание или запомнилось? Кровоподтеки, раны? Следы насилия? — спрашивает Саана, громко отхлебывая еще кофе. Давненько не пила она кофе, сваренный на плите. Теперь будет гарцевать всю ночь.
— Помню, голова показалась какой-то потемневшей. Лицо закрывали волосы, все в жутком беспорядке. Возможно, она ударилась обо что-то головой. Я не мог себя заставить туда смотреть. Вот про обувь хорошо запомнил, ну, что босая была. Меня это даже как-то подкосило: наверное, сильно замерзла перед смертью.
Саана кивает.
— Ну, я свою часть уговора выполнил. Теперь ваша очередь рассказывать, как дела у тети, — говорит Харри и с любопытством смотрит на Саану, наклонив голову. Конечно, нельзя быть на сто процентов уверенной, но женская интуиция и какое-то нервное, едва заметное подрагивание бровей Харри говорят о том, что вопрос о тете задан не из вежливости. Саана улыбается и чувствует, насколько ей приятно и комфортно болтать с этим мужчиной. Они потягивают кофе, и Харри, в своей неспешной манере, рассказывает о годах, проведенных им в Лапландии. О вдовстве. Рассказывает о том, как до последнего не был уверен в своем решении вернуться в тихую Хартолу.
Вечером Саана и тетя вновь собираются у обеденного стола. Саана ловит себя на том, что каждый раз с нетерпением ждет совместной трапезы. Отменные харчи под увлекательную беседу.
— Как продвигается? — интересуется тетя, ставя на стол горячий противень.
Саана рассказывает о первых набросках главы, в которой она находит могилу Хелены на кладбище.
— Еще я была дома у Харри Валкамы, поспрашивала его, — сообщает Саана, собирая вилочкой остатки еды на тарелке. — Приветливый и приятный мужчина.
Фаршированные баклажаны тети — это нечто, и Саана снова опустошает тарелку за считаные секунды. Интересно, если положить еще немного, ее разорвет или нет?
— Это настолько вкусно, что, пожалуй, рискну, — говорит Саана и тянется к противню.
— Так и что Валкама-то? — спрашивает тетя, наливая себе минеральной воды.
— А что с ним? Я просто задумалась над тем, был ли он любовью всей твоей жизни, — не сдерживается Саана, с вызовом поглядывая на тетю.
— С чего вдруг такие выводы? — спрашивает та и обеими руками берется за противень. — Уберу-ка его, а не то сметем все подчистую.
— Ему было очень интересно, как у тебя дела, — ухмыляется Саана, замечая, как покраснела Инкери.
— Как насчет того, чтобы взять по бокальчику хереса и выйти посидеть на садовых качелях? — тетя пытается сменить тему.
Саана улыбается. И хотя в ее голове херес — это напиток театралок преклонного возраста, которым нечем себя занять в антракте, прямо сейчас тетин херес как-то композиционно напрашивался и был самым желанным напитком на всем белом свете.
Счастливая и сытая, Саана начинает убирать посуду со стола, а тетя чем-то громыхает, пока ищет подходящие бокалы для хереса. Посуды у тети — на все случаи жизни. Наконец в поле зрения появляются изящные хрустальные бокальчики, и тетя наполняет их напитком цвета древесной смолы.
Саана наблюдает за уверенной поступью Инкери: тетя выходит на веранду, затем во двор. Они обе босиком — трава немножко холодит и щекочет ступни. Солнце вот-вот зайдет, на улице начинает смеркаться. Набежали тучи, и эта серость будто замедляет, смягчает все вокруг. Саана и тетя сидят в полной тишине. Небо подчеркивает изящный силуэт дома, делая его выше; от дворовых построек веет умиротворением. Зелень утопает в нежных летних сумерках, сливается с ней. Женщины чокаются и улыбаются друг другу. Отдающий изюмом херес приятно согревает сытое нутро. Саана обнимает одну из подушек и расслабленно откидывается на спинку сиденья качелей, устремляя взгляд в небо. Выпитый кофе отбивает свой ритм в ее груди. Приглушенные пышной дворовой зеленью звуки трассы оборачиваются далекими отголосками. Тетя говорит, слышно или не слышно шум дороги — зависит от направления ветра. А ветер переменчив.
— Ты все правильно поняла, — говорит Инкери и делает глоток. — Когда-то мы с Харри были сильно влюблены друг в друга.
Саана поворачивается к тете всем телом.
— И что случилось?
— Мне тогда не сиделось на месте: я хотела узнавать мир и путешествовать, а не привязываться к другим людям. Пока меня не было, Харри успел найти себе домашнюю женщину и обзавестись семьей, — рассказывает тетя, а Саана пытается уловить в ее голосе тончайшие оттенки чувств. Но горечи среди них нет.
— Приятный он человек. Вдовец, кстати, — между делом сообщает Саана, но в итоге решает оставить тетю в покое.
Двор окутан ароматом жасмина. Каждый раз, когда ноги скользят по земле, Инкери тихонько от нее отталкивается. Они с Сааной молча покачиваются. Они просто есть. На фоне вечернего неба едва различимы мелкие, суетно роящиеся насекомые. К счастью, комаров почти нет.
ЛЕТО 1989, ХАРТОЛА
— Волосы непременно нужно укладывать в высокую прическу, вот так, — сказал барон, аккуратно распустил волосы Хелены, собранные до этого в конский хвост, и поднял наверх. Они стояли вдвоем перед огромным зеркалом в позолоченной раме. Хелену все это смутило до крайности, тем не менее она не шелохнулась. Барон соорудил на голове девушки нечто вроде пучка, напоминающего высокие праздничные прически, и восхитился изяществом шейного изгиба, который грех скрывать.
— Начиная с сегодняшнего дня ты будешь убирать волосы наверх, пообещай мне, — сказал мужчина и налил обоим по бокалу портвейна.
Вторая доставка ягод. Хелена ждала встречи всю неделю. Барон поселился в ее мыслях, был с ней всюду: дома, на клубничной ферме — куда бы она ни направлялась.
Мужчина поставил проигрываться старую пластинку. Это была опера.
— Это Русалка поет «Гимн луне», Song to the Moon, — сказал барон. — Красивейшая из известных мне арий. Написана Антонином Дворжаком. Оригинальное название — Mesicku na nebi hlubokem.
Хелена слушала рассказ барона лишь краем уха — настолько захватила ее потрясающая, волшебная музыка. Невесомые переливы арфы и трогательная нежность песни заворожили девушку. Когда пластинка начала потрескивать и остановилась, Хелена попросила послушать арию еще раз.
Несколько часов спустя Хелена хихикала, сидя на диванчике и наблюдая за тем, как барон танцует в зале с воображаемой партнершей под немецкий шлягер. Хелена буквально тряслась от смеха, но высокий пучок на ее волосах так и не растрепался. На изящной шейке красовался старый, чуть ли не девятнадцатого века шарф с золотистым узором. От бурного веселья у Хелены даже разболелся живот. Так свободно она смеялась, пожалуй, лишь наедине с Йоханной. Портвейн смягчил не только Хеленины принципы, но и жесткий старинный диван в стиле рококо под ее ягодицами. Вино нашептывало шальные идеи, устремляя разум выше усадебной крыши, в места, которых даже не существует.
— Выпьешь еще? — спросил барон и, не дожидаясь ответа, плеснул Хелене добавки из хрустального графина.
В ту секунду пернатое семейство — мама-утка и трое утят — появилось в зале, вперевалочку ступая по блестящему полу, но Хелену уже было ничем не удивить. Высоченные стопки журналов, кучки зерен, оставленные по всему дому для уток, поддержание специальной температуры для орхидей, опьяняющих своим видом и ароматом, — ко всему этому она успела привыкнуть.
Ну почему вот так не может быть все время? Хелена потягивала портвейн и воображала, будто музыка, постепенно стихая, заполняет собой сначала остальные комнаты, а потом и приусадебный двор, где смешивается с другими звуками жаркого лета. С жужжанием мух и слепней, со стрекотанием сверчков, с едва слышным шелестом травы.
6 ИЮЛЯ, СУББОТА, ХЕЛЬСИНКИ
Юха Мертанен не последний человек в руководстве ЦКП и славится тем, что периодически вмешивается в ход расследования. Порой Ян бывает ему за это благодарен, однако какого-то однозначного мнения о начальнике он так до сих пор и не сложил. Вполне в стиле Мертанена ожидать от команды синхронных прыжков выше головы, и когда подчиненные, ко всеобщему удивлению, такие прыжки действительно совершают, то Мертанен методично приписывает чужие заслуги себе любимому. По мнению Яна, в некотором смысле его команда похожа на национальную сборную Финляндии по хоккею. Когда финны проходят в финал, все говорят: «Мы молодцы, мы лучшие». «Мы». Но вот Финляндии дают по роже — и народ умывает руки, дистанцируясь от позора и захлебываясь своим гневом на «них», на паршивых игроков. В финале драмы несчастный тренер, или руководитель следственной группы, оказывается на линии огня. Пока расследование продвигается успешно, до всех этих экспертов не достучаться, но случается затык, следователи заходят в тупик — и желающие высказаться вырастают как грибы после дождя.
На утреннем совещании должны присутствовать Мертанен, Ян с командой и прокурор. Сегодня суббота, но положение таково, что теперь неделя подчиняется делу, а не дело — неделе. С выходными придется на время попрощаться. Ян надеется, что собрание закончится побыстрее: чем раньше они выедут в Хартолу, тем лучше.
Когда Мертанен заходит в помещение, все затихают.
— Так, я вас внимательно слушаю, — начинает он, однако тут же требует себе кофе. Благо еще никто ничего не успел сказать. Хейди выходит за напитками для Мертанена и прокурора.
— Молока не было, — говорит она, с громким стуком ставя кружку с кофе на стол. Мертанену все равно: он всю жизнь пьет горький кофе без сахара и молока. Начальник крепко сжимает свою кружку с «Симпсонами» и ждет. Ян прокашливается.
— В Хартоле действительно обнаружили вторую жертву, — сипло говорит Ян, прокурор мгновенно настораживается. — Безо всяких сомнений, субъект тот же.
— На данный момент у нас две жертвы, Сундин и Эскола, и один и тот же способ убийства, — сообщает Ян, ловя на себе необычно серьезный взгляд Мертанена. В глазах мужчины будто промелькнул намек на беспокойство.
— И еще кое-что, — продолжает Ян, тщательно выбирая слова для следующего сообщения. — Есть некоторые основания полагать, что субъект запланировал четыре убийства, — говорит он и наблюдает за тем, как ничего не выражающее лицо Мертанена постепенно бледнеет. — Первый звонок был произведен с одноразового номера, нам удалось отследить покупку симки. Но вместо одной симки нанятый убийцей наркоман купил целых четыре. У нас была возможность зацепиться за эти одноразовые номера, но на второй жертве субъект сменил тактику. Звонок Эсколе отследить практически невозможно, потому что речь идет об использовании скрытой сети, даркнета.
— Мы бросим все ресурсы на расследование этого дела, — говорит Мертанен, отпивая кофе. — Ян, ты руководитель, но, если понадобится моя помощь, обращайся.
Ян переводит взгляд на прокурора, тот согласно кивает. Это было предсказуемо: у расследования серии жестоких убийств приоритет всегда высший. Если появятся еще жертвы, серийный убийца с клеймом прославится на всю Финляндию — настолько этот случай необычный и жестокий. Ян рассказывает о том, чем они займутся в Хартоле, и обещает обо всем незамедлительно докладывать хельсинкскому руководству.
После короткого общего совещания Мертанен тихо подзывает к себе Яна.
— Нашли связь между жертвами? — спрашивает он.
Ян качает головой.
— Пока их объединяет только крайне болезненное клеймо. Хотя есть и другие совпадающие параметры, но довольно зыбкие: место рождения и возраст. Оба из Центральной Финляндии и родились в пятидесятых. Никаких признаков совместного бизнеса в Хельсинки. Если говорить о связи между жертвами, то пока неизвестно даже то, насколько она актуальна. Речь вполне может идти и о событиях далекого прошлого, — отвечает Ян. — В Хартоле мы как раз хотели больше узнать о прошлом.
— Времени у вас мало, — отрезает Мертанен. — Держи меня в курсе всего, — напоследок кидает он, оставляя в руке Яна пустую кружку из-под кофе. — Еще раз повторяю: обо всем сразу докладывать лично мне. Нам сейчас лишняя паника ни к чему, имена жертв скрывайте до последнего, пока пресса не прижмет.
С прессой следственные группы по делам об убийстве общаются одинаково из года в год. Указания приходят сверху. Точка. Ян еще ни разу не стоял перед микрофоном. Есть специальный представитель, который говорит за всех. Терпеливо рассказывает, что ведется расследование, что дело продвигается, но о деталях можно будет говорить лишь тогда, когда вся информация подтвердится. Кидает несколько фактов, которые пресса и так уже давно смакует, выражает соболезнования родственникам и близким жертв. Просит содействия у публики. Заверяет, что каждую секунду следственная группа делает все возможное. Умеет профессионально напускать туман и отвечать на вопросы журналистов максимально размыто. То есть не так, как ответил бы Ян, случись ему попасть под обстрел прессы.
Мертанен вышел, ни с кем не попрощавшись. Прокурор смотрит на Яна с сочувствием. Они уже как-то работали вместе. Ян сбит с толку промелькнувшим в глазах начальника беспокойством. Это что-то новенькое. Ян снова чувствует, как погружается в парализующую безысходность. Человек вообще в состоянии хоть что-то проконтролировать? Ужасно, что с мамой придется проститься в такое время. Для потери близких, конечно, нет плохого или хорошего времени, удобного или неудобного, но Ян всей душой надеется, что мама продержится хотя бы еще чуть-чуть. Сейчас все силы нужно бросить на расследование, теперь еще и в Хартолу ехать. А она так далеко от «Терхокоти».
Ян и Хейди молча садятся в машину. Ян долго смотрит в окно и выходит из оцепенения, лишь когда натыкается взглядом на рекламную вывеску у дороги. Хартола. Они сворачивают с трассы номер 4, и Хейди резко снижает скорость. Ян хватается за приборную панель, чтобы его не швыряло из стороны в сторону. Разница в скорости колоссальная: они будто ползут. Что ж, детективы добрались до этого крохотного места с раздутым самомнением. До королевской общины.
7 ИЮЛЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ, ХАРТОЛА
Саана просматривает сообщения. Ничего. И мужчина молчит, и она ему ничего не шлет. Переписываться с незнакомцем оказалось неожиданно мило. Саана открывает «Галерею» на телефоне и отправляет Некоему Яну фотографию ветряной мельницы. «Вдали от цивилизации особо не на что смотреть. Может, посоветуешь сериальчик?;)» Отослала — и тут же пожалела. Вдруг он подумает, что Саану ничто в жизни не интересует? Что она не встающая с дивана высокомерная тетка, которая воротит нос от симпатичных маленьких городков? Дабы разорвать круговорот безрадостных предположений, Саана начинает рассматривать фото из семейного альбома Хелены. «Фото с конфирмации». «Рождество с семьей». «Крещение маленькой Хелены». «Хелена и Йоханна».
В салоне Эйла упомянула лучшую подругу Хелены. Может, они были вместе в конфирмационном лагере? Есть ли у мамы Хелены еще фотографии, которые могли бы пригодиться? Саане нужно больше ответов. И на сей раз она бы не задавала первые пришедшие в голову вопросы. Конечно, опять беспокоить маму Хелены крайне неловко, но это единственный человек, который и впрямь может помочь. Саана попросила бы еще раз показать старые фотографии, разузнала бы о Йоханне и подростках из конфирмационного лагеря. Упомянула бы ту пропавшую девушку, промелькнувшую в рассказе Эйлы. С пустыми руками идти точно нельзя. Нужно хотя бы букетик цветов нарвать из тетиного сада.
— Это снова вы? — спрашивает Хилкка Тойвио, стоя в дверном проеме. Она смотрит на Саану, которая улыбается и неловко вытирает рукавом лоб: так неслась, что даже пот проступил. На велосипеде никогда так не взмокнешь — пока едешь, конечно. Тут главное — не останавливаться. Саана протягивает женщине прелестный букетик свежих цветов, и Хилкка сдается, без особого энтузиазма впуская гостью.
Через несколько минут Хилкка уже стоит у стола, поглощенная обрезанием цветочных стебельков, а Саана, сидя за этим же столом, просматривает старые альбомы с фотографиями.
— Хелена и Йоханна друг в друге души не чаяли, — тихо начинает Хилкка. — Со временем мы даже перестали говорить о Йоханне. Зачем? Они и так постоянно были вместе.
— То есть лучше всех Хелену знала именно Йоханна, вы на это намекаете?
Какое-то время женщина молчит.
— Пожалуй, что так, да. Хотелось бы мне самой быть для дочери таким человеком и говорить, что я, я знала ее лучше всех. Но я бы соврала, сказав так. Хелена выросла и поняла, что есть темы, которые легче и приятнее обсуждать с подругой, а не с мамой, — с грустью в голосе признает Хилкка Тойвио.
— Может, вы знаете, как связаться с Йоханной? Я бы хотела поговорить и с ней, — спрашивает Саана, воодушевившись. Жар в теле потихоньку сходит на нет.
— Встретиться с Йоханной теперь задача не из легких, — говорит женщина и делает небольшую паузу. — Она переехала за границу вскоре после смерти Хелены. В Австралию, что ли, или в Новую Зеландию — в общем, куда-то очень далеко.
— Даже так, — удивляется Саана.
— Родители хотели отправить ее подальше от этого горя. Йоханна уехала, и в Хартоле ее больше не видели. Потерять лучшую подругу в таком нежном возрасте — страшный удар, согласитесь.
Саана слегка озадачена. То есть Хелену нашли мертвой в реке, а ее лучшая подруга тут же покинула страну.
Мама Хелены на секунду отходит к книжному шкафу, что-то ищет в нижнем ящике и возвращается к Саане со старыми альбомами фотографий.
— Тут еще разные фото с конфирмации, — говорит женщина и отправляется на поиски вазы для букетика цветов. С кухни доносятся приглушенные звуки радио. «Хартольский приход 1989. Конфирмация». Саана рассматривает групповое фото. Молодой мужчина лет тридцати, наверное, руководитель конфирмационного лагеря. Саана улыбается, глядя на ребят: сейчас эти подростки сошли бы за стильных хипстеров. Внимание тут же переключается на знакомое лицо. Мальчик в очках, задний ряд, третий слева. Это точно он, тут сложно ошибиться: светлые волосы характерно топорщатся, норвежский свитерок, усмешка. Юный Лео Фальк, экскурсовод из усадьбы Коскипяя. А вот и Хелена, в нижнем ряду. Блондинка рядом с ней, стало быть, Йоханна.
— Как мне связаться с друзьями Хелены? — спрашивает Саана, когда Хилкка Тойвио возвращается в гостиную.
— Ну, кто ж знает, — отвечает Хеленина мама, и Саана начинает подозревать, что сильно докучает женщине. — Их сейчас, наверное, днем с огнем не сыскать.
— А Хелена знала Лауру Мальм? Я слышала, эта девушка пропала без вести в ваших краях, — спрашивает Саана, не до конца понимая, как дальше вести разговор. Продолжать задавать вопросы как-то страшновато.
— Они не были подругами, но эта девушка была очень активной в церковных кругах. До поры до времени. Потом пристрастилась к алкоголю и отвернулась от Бога. Многие считали, что Лаура просто сбежала. Ее семья переехала в Йоутса, но девушка все равно постоянно здесь бывала, оно и понятно: конфирмационный лагерь-то никуда не переезжал.
Саана благодарит и собирается уходить.
— Еще кое-что о Йоханне. Она, конечно, не появлялась тут пару десятков лет, однако в ближайшее время все может измениться, — немного неуверенно сообщает Хилкка, унося альбомы обратно к полке.
— В каком смысле? — спрашивает Саана.
— Я подумала, что уж внезапная смерть отца-то могла бы заставить Йоханну приехать в Хартолу, — отвечает женщина, бросая на Саану резковатый взгляд.
До Сааны не сразу доходят эти слова.
— То есть Йоханна — дочь умершего Матти Эсколы? — спрашивает она и удивляется, получая в ответ уверенный кивок.
Уже на выходе из дома Саана вдруг ощущает твердую хватку на своем предплечье.
— Я передумала, — говорит Хилкка. — Знаете, все же расскажите мне, до чего докопаетесь, если у вас получится, — печально говорит она. — И да благословит вас Господь.
Спустя пару часов Саана, сидя на тетиных садовых качелях, просматривает «Твиттер» пресс-службы полиции. Сообщение про Хартолу попало и сюда.
СообщенияПресс-службыПолиции @PoliisiTiedote 04.07.2019
Смертельный инцидент в Хартоле. Полиция нуждается в показаниях свидетелей происшествия.
СообщенияПресс-службыПолиции @PoliisiTiedote 04.07.2019
Расследование смерти в Хартоле продолжается. Нужны показания свидетелей происшествия.
Матти Эскола. Мертв. Дочь, Йоханна Эскола, сейчас неизвестно где. Подруга Йоханны, Хелена, умерла при невыясненных обстоятельствах. Как бы собрать все это в одну кучу и до чего-нибудь докопаться? Саана мысленно прокручивает перед глазами материалы, которые удалось добыть за это время.
У нее уже есть фотографии, обрывки газет, написанные на стикерах имена и вопросы. Довольно внушительная кучка. Почти в каждом детективном сериале начало расследования знаменуется тем, что детектив крепит на специальную стену материалы по делу, а потом начинает все это между собой соединять — и вот так восстанавливает цепочку событий, вычисляет подозреваемых. Неплохая идея. Саана заходит в дом, поднимается наверх в гостевую комнату, в свой летний уголок. Она хорошенько осматривается и под журналистские нужды решает расчистить самую длинную стену. Она снимает оттуда тетину самодельную картину с гербарием и старый пейзаж. «Амбар в еловом лесу» в свое время нарисовал Саанин дедушка.
Итак, стена готова, и Саана окидывает профессиональным взглядом свои богатства, уделяя внимание каждой бумажечке. В центр она прикрепляет стикер «Хелена Тойвио. ум. 01.09.1989». Вокруг него помещает имена людей, с которыми девушка так или иначе пересекалась. Справа от Хелены располагается «Йоханна», а чуть подальше — «Матти Эскола». Под Хеленой выстраивается пять стикеров, на которых написаны места, где могло быть совершено преступление: «Усадьба Коскипяя», «конф. лагерь», «пляж», «Kesoil» и «заброшенная сауна». Под усадьбой Саана крепит очередное имя: «фон Райхманн, барон». И для пропавшей девушки есть свой листочек — «Лаура». Прикрепленный в отдалении от всех, будто парящий на фоне, появляется и «Лео Фальк». Потом — стикер «парень/любимый?». Грустно проникшись невероятной пустотой созданного настенного полотна, Саана возвращается взглядом к центру, к Хелене. Что же на самом деле произошло тогда в Хартоле?
ЛЕТО 1989, ХАРТОЛА
У Хелены подтаяло мороженое, и капли упали прямо на руку. Хелена облизала ее. Она никому не рассказывала о своих визитах в усадьбу. Подобно огненному шару, этот секрет жег ее изнутри.
— Смотри, как уставился, — прошептала Йоханна, пихнув Хелену под ребра, пока они вместе ели мороженое на одной из лавочек торговой площади. Йоханна указала на паренька, что стоял немного в отдалении и поглядывал на девушек, опираясь на свой велосипед.
— Ты про того, что ли? — рассмеялась Хелена. — Он же будет с нами в лагере, — сообщила она и посмотрела на парня, жадно слизывая с руки мороженое. Стояла такая жара, что лакомство так и норовило протечь то с той стороны, то с этой.
— Эй, ты, — крикнула Йоханна пареньку. — Чего вылупился? Вали давай отсюда! — злобно посоветовала она и махнула рукой так, будто это не парень, а слетевшиеся на дерьмо мухи.
Однако он даже не шелохнулся. Просто стоял, опершись на велосипед, потом вынул из сумки орнитологический бинокль и принялся посматривать в него то на небо, то куда-то вдаль, то совсем перед собой. Одну из девушек он буквально чувствовал рядом. Глядя на нее в бинокль, почти ощущал ее запах. Затем парень наклонил голову и снова направил бинокль куда-то вдаль. Нигде не сказано, что смотреть по сторонам запрещено.
И в тот момент, летним субботним днем, сидя на лавочке, слушая болтовню и смех Йоханны и слизывая подтаявшее клубничное мороженое, Хелена почувствовала себя объектом наблюдения. Парень смотрел не на Йоханну — лишь на нее одну. И хотя Хелена щурилась и кривлялась прямо в бинокль, линзы ни на миллиметр не сдвинулись. Парень пялился в одну точку, разве что периодически переминался с ноги на ногу, и Хелена вдруг ощутила, как по ее коже побежали мурашки.
— А ну, проваливай, придурок! — снова прокричала Йоханна, сопровождая свою речь неприличными жестами, но все без толку: парень продолжал преспокойно стоять.
Хелена слегка растерялась. Она подыгрывала Йоханне, однако в глубине души была польщена. Парень прекрасно видел их обеих — и все равно выбрал ее и наблюдал только за ней одной. За Хеленой.
8 ИЮЛЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК, ХАРТОЛА
Саана просто хотела сходить в магазин, но вот она уже стоит у барной стойки с коктейлем в руках. А рядом Лео. Спонсор этого безобразия.
— По-моему, это была блестящая идея, — говорит Лео, сильно позабавленный смущенным видом девушки. Они встретились в очереди на кассе, он предложил пропустить по стаканчику, и у Сааны не нашлось убедительной отговорки.
— Я, кстати, очень ценю то, чем ты — ничего, что я на «ты»? — занимаешься, — говорит Лео, легонько наклоняя свой стакан в сторону Сааны.
— Что именно? Распитие алкоголя в рабочее время?
— То, что ты сочувствуешь судьбе незнакомой девушки и пытаешься докопаться до правды. Местные никогда не примеряют на себя роль героев-правдоискателей: чуть что не так — сразу головы в песок. Так что я с удовольствием тебе помогу, чем смогу.
Саана смотрит на Лео, слегка наклонив голову, и улыбается. Что это с ней? Мужчина так располагает к себе — своим спокойствием, мило взъерошенными светлыми волосами, — что Саане становится наплевать на то, как она сейчас выглядит. Хотя если смотреть глазами Лео, то картина следующая: дурацкое выражение лица, никакого макияжа, собранные наспех в небрежный пучок немытые волосы. Синяя джинсовка на размер больше, леггинсы и вьетнамки. Человек просто выбежал в магазин.
Лео наклоняется немного поближе, чтобы лучше слышать Саану.
— Я была у твоего отца в доме престарелых. Очень приятный мужчина, — говорит она.
— Что есть, то есть, но возраст все же берет свое, — говорит Лео.
— Фон Райхманн, конечно, был довольно эксцентричной персоной, особенно если учитывать менталитет хартольцев, — Саана расплывается в улыбке и достает телефон.
— Это ты? — спрашивает Саана, указывая на парнишку с той групповой фотографии.
— Мгм, — кивает Лео. — Это я во всей своей красе.
— У Хелены был парень? Или, может, она была в кого-то влюблена? Кто-нибудь приходит на ум?
— Тут я тебе не помощник, — отвечает Лео, отпивая немного коктейля. — В том лагере я был вожатым, то есть не в самой группе.
— Хм, — говорит Саана. Она улавливает раздражение в его голосе, поэтому решает сменить тему. Они болтают о лете и Хельсинки. О том, что Саане никогда не понять, почему Лео не желает отсюда уезжать.
— Вот вы, столичные, вечно думаете, что все просто спят и видят, как бы побыстрее уехать из маленькой общины. Вы нас даже жалеете, сочувствуете нам, помочь хотите, — посмеивается Лео. — На самом же деле, мне жаль городских. Людям приходится жить в тесноте, и жить недешево, вдали от природы, — он снова посмеивается, и Саана на какое-то время даже теряет дар речи. В конце концов разговор опять возвращается к Хелене.
— Многие пытались понять, что именно тогда произошло, но дело до сих пор полно загадок. Я знаю только, что Хелена участвовала в празднике на пляже вместе с ребятами из лагеря. Отец еще говорил, что одна девушка, которой вполне могла быть и Хелена, появилась на приусадебном дворе в девять-десять вечера, куда позже остальных гостей. Лицо было скрыто маской.
Саана внимательно слушает рассказ мужчины. Ей уже известно, что в районе пяти вечера Хелена была на заправке Kesoil. Пришла туда прямо из дома, чтобы с кем-то встретиться, потом отправилась на пляж, а оттуда — на карнавал в усадьбе.
Кафе полупустое. Один старик сражается в дальнем углу с игровым автоматом, звуки которого могут с непривычки довести до белого каления. Открывается дверь, и внутрь заходит уже знакомая Саане женщина. Рыжая кассирша из магазина S-Market заказывает кофе и берет себе один экземпляр «Илталехти»[49 - «Илталехти» (Iltalehti) — ежедневная вечерняя газета Финляндии, третья по тиражу в стране. Выходит с 1980 г.]. Выпив коктейль и бокал красного вина, Саана и Лео так и остались на том же месте, в самом конце барной стойки. Саане хорошо. Никуда не надо торопиться. Она даже ловит себя на том, что смотрит на Лео по-другому — как на привлекательного широкоплечего мужчину неопределенного возраста. Перед Лео нет нужды выделываться и кого-то из себя строить. Можно расслабиться.
Спустя какое-то время Саана заходит в тесноватый туалет кафе, и из соседней кабинки вдруг жалобно доносится:
— Вы же еще здесь? Можете дать немного бумаги? У меня закончилась.
Просьбу сопровождает робко появившаяся снизу ладонь.
— Спасибо, — слегка смущенно говорит рыжеволосая женщина, когда через пару минут они с Сааной встречаются у раковин.
— Не за что, — отвечает Саана, размышляя над тем, смогло ли это маленькое происшествие хоть чуть-чуть растопить между ними лед.
— Иирис, — говорит женщина Сааниному отражению в зеркале.
— Саана, — отвечает отражение.
— Знаю, — говорит женщина и покидает туалет.
Саана возвращается к Лео и берет протянутый им полный бокал вина.
— Ты вон его поспрашивай, — говорит Лео, кивая в сторону кассы, откуда он только что принес напитки. Точнее, порошковое красное вино с бешеным ценником.
— Больше тридцати лет тут работает. Говорят, Хелена и сюда тогда зашла.
— Когда? — изумляется Саана.
— В тот день, — отвечает Лео, наслаждаясь произведенным на девушку эффектом.
Саана отпивает немного вина и прямо чувствует, как ее губы и зубы начинают играть оттенками фиолетового. Она с интересом разглядывает Лео. Ничего себе вечерок выдался у Хелены. Неужели бармен и правда может помочь с поиском свидетелей?
На часах 23:57, Саана лежит на кровати в тетином доме. Кружится комната, кружатся и мысли. Саана не знает, как успокоиться. В конце они с Лео сидели так близко друг к другу. Волна стыда накрывает ее с ног до головы, стоит только вспомнить о том, как она придвинулась к нему. Что это было? Она ждала поцелуя? Лео же наклонился и просто обнял Саану, благодаря за компанию и желая доброй ночи. Истинно по-джентльменски себя повел, однако Саана — себе-то можно признаться — немного разочарована.
Перед уходом Саана поговорила с барменом и услышала кое-что интересное. Отвечал он с энтузиазмом. Итак, у посетителей бара тоже состоялся свой карнавал. Приятный вечер, молодежь. Тогда на подростков в баре смотрели сквозь пальцы — ну и что с того, если все тихо-мирно и всем весело? И потом бармен небрежно упомянул Хелену, мол, такая молоденькая была, не пожила толком, но в последний день августа в бар заходила. В полседьмого. Часок посидела и все время разговаривала лишь с одним человеком. И, к огромному удивлению Сааны, человек этот был ей уже знаком.
ЛЕТО 1989, ХАРТОЛА
Казалось бы, прошло не так много времени, но барон и усадьба успели полностью поглотить Хелену. Без барона она ощущала себя пустой оболочкой, увязшей в бессмысленном топтании за унылым прилавком. Дни складывались из бесконечных часов, а часы — из бесконечных минут. Даже секунды — и те будто насмехались над Хеленой. Она выковыривала грязь из-под ногтей, лениво поглядывая на проходящих мимо людей. Но объект ее интереса был сейчас далеко от площади перед магазином S-Market. Когда время стало близиться к пяти вечера, беспокойство в душе Хелены усилилось. Неужели сегодня так ничего и не произойдет? Неужели это просто еще один дурацкий день?
Конечно, ни о чем они с бароном не договаривались. Всего лишь провели вместе два вечера. Хелена представила себе, как в этот момент, прямо сейчас, в усадьбе происходит нечто прекрасное, грандиозное — такое, на что ей нельзя даже взглянуть. Наслаждаться жизнью Хелене дозволялось лишь раз в неделю, когда она отвозила в усадьбу корзинку с клубникой. Других приглашений оттуда не поступало. Хелена складывала пустые ящики из-под ягод один на другой, пытаясь их немного спрессовать, когда услышала вдалеке чей-то звонкий голос. Такой ни с кем не спутаешь. Йоханна.
По выражению лица подруги Хелена сразу поняла: сегодня нужно пойти с Йоханной. Сердце больно кольнуло: они так редко виделись в последнее время, а ведь это ее лучшая и единственная подруга. Так вышло, что в жизни Хелены вдруг случилось столько всего, о чем Йоханна совсем ничего не знала.
— Как насчет искупаться? — спросила Йоханна, не особо нуждаясь в ответе.
Хелена кивнула и постаралась убрать с лица следы разочарования. Скорее всего, вечер пройдет по набившей оскомину схеме: они прогуляются до воды, посмеются над какой-нибудь нелепой мелочовкой, посплетничают, повздыхают над музыкантами из Dingo и опять начнут вспоминать, как набрались в мае, когда впервые в жизни попробовали пиво. После этого они предадутся размышлениям о жизни, которая решила обойти Хартолу стороной. О хартольских парнях, таких тупых и примитивных, делящихся только на два типа: самоуверенные дураки и рохли. О том, что великие истории любви — это не к ним и настоящие чувства живут только в больших городах или других странах.
— Мы пожизненно приговорены к совместным прогулкам до пляжа, — хихикнула Йоханна. — Мы вдвоем против всего мира.
Хелена мягко улыбнулась подруге. Действительно, все так и было — пока не наступил июль. Все так и было, пока сама Жизнь, подобно воришке, не прокралась к ней тихонечко и не перевернула все с ног на голову. Тягучие вечера, разговоры об искусстве. Едва заметные знаки внимания — только ей, одной лишь Хелене. Мужчина, в компании которого она расцветала совершенно по-особенному. И разлитое в воздухе, уже искрящееся напряжение. Предвкушение.
У Хелены не было с собой купальника, она прыгнула в воду в одних трусах. Вода была прозрачной и холодной. После небольшого заплыва они, визжа и смеясь, принялись дурачиться на мелководье. От прыжков и беготни грудь Хелены колыхалась. Такое она ощущала впервые и пока не понимала, как к этому относиться. Йоханна, громко веселясь, окатила подругу брызгами. Кожа покрылась мурашками. Хелена выходила из воды, желая погреться в лучах вечернего солнышка, а за ней в этот момент наблюдали двое. Йоханна, уже сидевшая на полотенце и ожидавшая Хелену, и парень, что тоже стоял на берегу. Он был так далеко, что, возможно, рассмотрел совсем немного, зато Йоханна сидела близко и внимательно изучала изменившееся тело подруги. Она уже собралась было что-то сказать, но промолчала. Хелена села подле нее и улыбнулась. Вот, сейчас она будто вернулась в прошлое. Ее радовала дружба, радовали каникулы. Однако где-то в душе таилось какое-то странное напряжение, она словно оказалась отрезана от всего мира. Предчувствие того, что этим летом произойдет что-то поистине грандиозное, щекотало ее изнутри. Лето в конфирмационном
лагере и этот незнакомец, иностранец, живущий в усадьбе. Наконец-то пошла трещинами постылая повседневность; материковые плиты жизни пришли в движение, все начало перестраиваться. Кто знает, приведет ли это движение к землетрясению — или, может, к извержению вулкана? В любом случае это настоящее спасение для ее ничтожного, застывшего в одной точке существования.
Они сидели на травке, закутанные в огромное банное полотенце, принесенное Йоханной. Из своего холщового рюкзачка Хелена достала пачку сигарет и одну сигаретку сразу зажала губами, а вторую предложила Йоханне. Та озадаченно уставилась на Хелену. С каких это пор подруга курит? Откуда у нее вообще эта пачка? Пока Хелена пыталась поджечь сигарету, полотенце сползло вниз. Она тут же замерзла. Хихикая, они стали тянуть полотенце каждая в свою сторону. Потом Йоханна пожала плечами и взяла-таки сигаретку «лайт». Опираясь друг на дружку, они делали слишком долгие затяжки и гоняли дым из щеки в щеку, выдыхая его вместе с отрывистыми смешками и кашлем. Потом они приноровились красиво, как в фильмах, выдыхать дым изо рта и из ноздрей. Солнышко все еще пригревало.
Они болтали о грядущем конфирмационном лагере. Он начнется в конце июля. Йоханна просто лопалась от нетерпения, а Хелена помалкивала. Нет, она тоже ждала всего этого еще с весны, но теперь лагерь — с его слишком финскими парнями — перестал казаться таким уж привлекательным. Лагерь — это так, возня в песочнице. Хелена же хотела по-настоящему окунуться во взрослую жизнь. Насладиться всеми ее оттенками.
— Куда теперь? — спросила Йоханна, стоило солнцу скрыться за верхушками елей. Хелена ответила не сразу. Сигарета догорела до конца, а фильтр забился, превратившись в какую-то невнятную кашицу. Хелена вдруг почувствовала какую-то странную уверенность в себе.
— Мне нужно по делам, — сказала она.
Йоханна взяла себе все полотенце. Хелена аккуратно спрятала пачку сигарет обратно в рюкзачок, надела платье и сняла мокрые трусы. Повесит сушиться на руль велосипеда. Потом она потрясла влажными волосами, немного расчесала их пальцами и в конце подняла наверх, собрав в небрежный пучок.
— Ну, пока! — сказала Хелена, садясь на велосипед и быстро набирая скорость.
Йоханна так и осталась смотреть ей вслед. Нужно по делам? По каким таким делам, о которых не знает Йоханна?
7 ИЮЛЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ, ХАРТОЛА
Ян и Хейди сидят в La Kar de Mumma. Вчера вечером по приезде они успели переговорить с полицией и ознакомиться с исчерпывающим отчетом с места обнаружения трупа. Камеры кафе направлены не на парковку, так что никаких видеозаписей интересующего участка и его окрестностей получить не удалось. Перед ними лежит список владельцев автомобилей «Ситроен-Джампер». Белый фургон вполне может фигурировать в деле Эсколы — по крайней мере, присутствует подтверждение тому, что автомобили ехали один за другим по центральной улице в районе десяти часов вечера.
Хейди с аппетитом уплетает картофельную лепешку, окидывая ненасытным взглядом витрину с выпечкой. Яну не хочется есть. Работа затопила все мысли. Времени в обрез. Мертанен. Трупы.
— Как мама? — спрашивает Хейди, переводя взгляд с лепешки на кофе.
Ян не в состоянии ответить. Он смотрит на Хейди и пожимает плечами. Ее молчаливое сочувствие как бы говорит: намек понят. Ян заставляет себя снова переключиться на работу. Они берут еще по одному кофе навынос и возвращаются в машину. На очереди дом Эсколы — нужно поговорить с его женой.
У машины Ян замечает, что пришло сообщение от той женщины. Ян читает его. Просто болтовня, ничего особенного, однако сама мысль о том, что существует человек, отправляющий ему такие вот эсэмэски посреди рабочего дня, немного греет душу. Они еще не виделись, и Ян не уверен, стоит ли ему вообще видеть эту женщину. Возможно, было бы лучше, останься она незнакомкой, просто номером в телефонной книжке.
Хейди ведет машину и старательно делает вид, что не замечает Яна, время от времени поглядывающего на экран мобильного и что-то читающего. Ясно как божий день, что появился кто-то, но этот ведь не признается. И Хейди решает понаблюдать за Яном в ближайшее время, тем более что в Хартоле сделать это куда проще, нежели в Хельсинки.
Интуиция говорит Хейди, что расследование идет в верном направлении. И все же им недостает чего-то более определенного. Крохотной зацепки, которая, подобно торчащей нити вязаного свитера, распустит все полотно до сплошной прямой линии. Хейди уверена, что одна из таких торчащих нитей находится где-то в Хартоле. Она смотрит на дорогу, одновременно думая о сидящем рядом коллеге. Его печаль плещется где-то очень глубоко, под слоем внушительной брони, не треснувшей до сих пор.
Колеса шумят, соприкасаясь с гравием дворовой дорожки, на которую сворачивает Хейди при виде белого дома. Первая остановка: жена жертвы — вдова, которая, вероятно, до сих пор в шоке. Этот дом слишком большой для одной Райи Эскола. Хейди оглядывает внушительную живую изгородь и другие изящные насаждения, сопровождающие дорожку к входной двери. Двор украшают пышные кусты гортензии и великолепная цветущая сирень.
Ян уже звонит в дверь. Робкая, вся какая-то сжавшаяся и явно скорбящая женщина открывает дверь. На ней полинявший, видавший виды серый халат и бледно-розовые ворсистые тапочки.
— Проходите, пожалуйста, — говорит она. — Хотите кофе? — спрашивает госпожа Эскола, хотя все в ней будто кричит: только не говорите «да».
— Ну что вы, не стоит. Но если вы тоже будете, то… — говорит Хейди, проходя в дом. Ян кидает на Хейди осуждающий взгляд. Они тут не за тем, чтобы заставлять людей варить кофе.
Госпожа Эскола рассеянно кивает.
— Ищите, что хотите. А я пока плесну себе чего-нибудь, пожалуй. И кофе поставлю, — произносит она, а потом подходит к стоящей в углу гостиной чайной тележке и наливает себе немного коньяка.
Ян осматривается. Обстановка довольно минималистичная. На стене висит несколько картин в стиле модерн. По краям ковра расставлены черные металлические дизайнерские кресла. Они кажутся неудобными. Ян поворачивается к светлому дивану и садится на него. Несколько вещиц в этой комнате навевают Яну воспоминания о детстве: светильник «Чайка», чайная тележка работы Алвара Аалто и стеклянные птички Ойвы Тойкки[50 - Ойва Калерво Тойкка (1930–2019) — финский художник, специалист по цветному стеклу. Международное признание ему принесли стеклянные птицы.].
— Любимые напитки мужа, — поясняет женщина и смеется, указывая на чайную тележку, заставленную спиртным. — Очень дорогие. Виски, коньяк — мы всё хранили их для особых случаев. И вот я здесь, всё пью, пью и морщусь от отвращения.
Хейди сочувственно смотрит на женщину. Потерю близкого человека пережить непросто.
— У вас замечательный двор, — говорит Хейди. Одна из стен гостиной — стеклянная, за ней открывается прекрасный вид на пышный задний двор.
— Мне всегда нравилось это время года, как раз жасмины цветут, — говорит госпожа Эскола, подходя к окну. Она стоит у самого стекла и смотрит на улицу. — А сейчас я даже ничего не чувствую. Я будто сама окоченела. Знаете, Матти плевать хотел на мои цветы. Я все время заставляла его помогать мне в саду, стоило ему там появиться. Выкопай яму, насыпь туда гравий, сюда насыпь земли, вот этот куст надо пересадить поближе к свету — и так далее, и так далее, я вечно им командовала — в итоге Матти вообще старался не соваться в мой сад. — Госпожа Эскола поворачивается, идет к Хейди и садится в кресло. — Это выше моего понимания. Что Матти никогда больше не выкопает мне ямку, пусть даже по приказу. Что мой муж сейчас сам лежит в ямке, перемешанный с землей.
Хейди кивает, искренне соболезнуя.
— Вы долго были в браке? — спрашивает Ян, ненадолго отрывая женщину от захлестнувшей ее скорби и подталкивая в сторону прозаичной конкретики.
— Мы были вместе более сорока лет. Сначала любовь, а потом… Потом — привязанность, привычка и своеобразное отыгрывание роли жены, — вспоминает госпожа Эскола. — Вы, конечно, извините за вопрос, но с чего вдруг потребовалось вызывать сюда полицейских из самого Хельсинки? Хяменская полиция у меня уже побывала, — говорит женщина, взгляд которой, кажется, слегка прояснился.
— Ваш муж умер при невыясненных обстоятельствах. Такие случаи всегда расследуются более тщательно, — отвечает Ян и решает сразу свести на нет возможные домыслы. — Вашего мужа убили. — Раскрывать подробности Ян пока тоже не торопится.
— Может, у господина Эсколы были недоброжелатели? Кто-нибудь приходит на ум? — спрашивает Хейди, и Ян сбит с толку реакцией вдовы: она начинает смеяться.
— Да все, — отвечает женщина. — Для всех здешних, ну, хартольцев, Матти был ходячим напоминанием о долгах, эдаким бельмом на глазу. У Ниеминенов ипотека, у Корхоненов кредит на машину… Почти все брали взаймы у банка Матти. А ведь кому-то еще и отказывали в выдаче кредита.
— Вашему мужу когда-нибудь угрожали? Может, как-то по-другому запугивали?
— Насколько я знаю, нет, ничего такого. Просто тихо ворчали на него по своим углам, — отвечает госпожа Эскола и снова встает. Ян наблюдает за тем, как женщина, под халатом которой мелькнула пижама, неровным шагом направляется к чайной тележке — налить себе еще. Выглядит она так, словно не мылась несколько дней. Непослушные волосы наспех собраны в небрежный пучок, глаза опухли от слез.
— Не могли бы вы еще рассказать что-нибудь о друзьях вашего мужа Матти? — спрашивает Хейди, когда женщина возвращается и садится. — Кто знал его лучше всех? Кто его самые близкие друзья?
Госпожа Эскола прищуривается, припоминая, затем произносит одно-единственное имя.
— Их выходит не так много, даже если считать меня. С возрастом Матти все больше любил бывать один. Он-то знает всех, но большая часть этих знакомых — приятели или те, с кем приятно поохотиться, например. Однако был человек, с которым Матти действительно близко сошелся. Это пастор, Антти-Юхани Форс.
Хейди кивает и записывает имя.
— Причем Матти не был верующим. Просто они дружили не один десяток лет, — уточняет госпожа Эскола и делает большой глоток. — А впрочем, черт его знает, что тут теперь творится.
Хейди заинтересованно смотрит на женщину и снимает куртку. Солнце нещадно палит прямо сквозь стеклянные окна, и комната постепенно превращается в парилку.
— Знали ли вы или ваш муж человека по имени Ларс Сундин? — спрашивает Хейди, не скрывая любопытства в голосе.
— Вполне возможно, но даже если кто-то такой и был, то точно не среди близких друзей Матти. Иногда мужчины представляют друг друга лишь по именам или даже по кличкам, которыми они пользуются на охоте, — говорит госпожа Эскола, и Хейди кивает. — Но никакой Ларс мне на ум не приходит.
— Мы еще не виделись с вашей дочерью, — осторожно начинает Хейди. — Не знаете, как можно было бы с ней связаться?
Женщина пожимает плечами:
— Тут я и сама не преуспела, но раз уж речь о смерти, можно надеяться, что семейный адвокат что-нибудь да придумает.
Хейди кивает.
Она остается для дальнейшей беседы с госпожой Эскола, а Ян принимается осматривать дом. Все очень стильно и дорого, однако не отпускает ощущение, будто что-то не так. Отдельные вещицы, книги и декоративные подушечки валяются на полу то тут, то там, обделенные вниманием хозяйки. Ян поднимается наверх и искренне радуется, заметив рабочий кабинет. Рабочий кабинет Матти Эсколы. В комнате стоит внушительное кожаное кресло, массивный дубовый стол и книжный шкаф, забитый по большей части литературой о политике и охоте. Яну бросается в глаза то, что некоторые из книг тоже лежат на полу. На стене висит голова какого-то рогатого животного. Во всем кабинете лишь одна фотография в рамке. Очевидно, семейный портрет. Печальным взглядом окидывает Ян этих мужчину, женщину и девочку. Он просматривает ящики в рабочем столе — ничего. Еще раз пробегается по книжным полкам — ничего. В конце концов он возвращается вниз.
Хейди замечает спускающегося Яна и поднимается с места. Госпожа Эскола продолжает сидеть в кресле гостиной, тупо уставившись перед собой. Стакан женщины уже пуст. Когда полицейские выходят в коридор, вдова не провожает их — так и сидит в своем кресле, измученная и тоскующая.
Ян и Хейди едут в гостиницу «Линна», перед их глазами проносятся деревья и поля для гольфа. Ян молчаливо перебирает в уме список задач. Какие из них теперь неактуальны для расследования?
Хейди тоже переваривает накопившиеся данные: ситуация раскрывается слой за слоем. И слоев много. Создается впечатление, что хельсинкское направление для их расследования менее полезно. Коллеги и близкие Сундина уже исключены из списка подозреваемых: у них алиби. С девушками, которые праздновали тогда вместе с Сундином, полиция уже встретилась: те оказались все же совершеннолетними и крайне молчаливыми. Криминалисты сказали, что в квартире Ларса была женщина — тут и без анализа ДНК понятно, что это Йенна Нюгрен, которая скорее жертва, чем подозреваемая. Интересно, может ли субъект опасаться, что Йенна что-то видела? Или то, что Йенну никто не трогает, должно что-то рассказать о субъекте? Возможно ли, что он эдакий защитник слабых, который делает больно лишь сильным мира сего или всяким подонкам? Убийца — умный человек, и жертвы отобраны тщательно, согласно какому-то определенному принципу. Сундин вел насыщенную ночную жизнь, ничем, однако же, не примечательную. Биографию Эсколы нужно изучить повнимательнее, но на сей раз — через рассказы друзей и знакомых.
Они сворачивают во двор гостиницы «Линна», и у Хейди звонит телефон. Ян слышит разговор, но разбирает не все слова. Звонящий уточняет, полиция ли это, потому что ему нужна Хейди.
— Поняла, мы с коллегой скоро будем у вас, — говорит Хейди и водружает мигалку на крышу автомобиля, чтобы встать на парковке перед гостиницей. — Вы точно хотите встретиться? — спрашивает Хейди, многозначительно глядя на Яна. — Спасибо, что позвонили, сейчас приеду, — она заканчивает разговор. — Звонила вдова, просила прийти женщину-полицейского. Похоже, в первый раз она о чем-то умолчала и сейчас хотела бы исправить это, но лишь в моей компании.
— Ну, поезжай, — говорит Ян, спешно покидая автомобиль. Дверь едва успевает захлопнуться, как Хейди уже вовсю мчится со двора, похрустывая шинами о гравий.
Хейди смотрит на семейный портрет, лежащий на стеклянном столике в гостиной. Этого фото здесь не было. Женщина, мужчина и дочь. Семья Эскола. Хейди разглядывает девочку, чей отец только что умер. Есть в ней что-то знакомое. Возможно, Хейди видит в крошке саму себя. На одно мгновение погружается она в воспоминания о детстве, в котором не было еще никаких расписаний, никаких обязанностей. Дни, такие легкие и яркие, напоминали веселую игру без какой-либо определенной цели, прерываемую только едой и сном.
— Хотите виски? — спрашивает госпожа Эскола прямо в дверях, и Хейди соглашается.
— Я буду, если и вы выпьете, — ухмыляется она. Не в стиле Хейди строго придерживаться правил или ограничений. Порой именно мелкие нарушения приводили ее на верный след, давая людям почувствовать себя комфортно, ощутить некую общность с полицейским и переступить через предубеждения.
Хейди садится на диван, держа в руке стакан, а госпожа Эскола беспокойно мнется на краешке ковра. Хейди смотрит на нее. Сама позвонила, а теперь и рта раскрыть не может. Хейди решает первой нарушить повисшую тишину.
— Когда вы в последний раз разговаривали с дочерью?
Вдова мгновенно замирает и задумчиво глядит на Хейди.
— Если бы Матти не пришла тогда в голову идея отослать дочку в другую страну, с разговорами было бы попроще. Выросла бы дома, в Хартоле, мы бы делали вместе все, что обычно делают матери и дочери. Да. Что они там делают-то? Ходят за покупками? Ну-ну. Я всегда мечтала съездить с ней в Париж, — откровенничает госпожа Эскола.
Хейди обдумывает услышанное. С дочерью, конечно, пока встретиться не удалось, однако кое-какие сведения им уже передали через семейного адвоката. Насколько тяжелым должен быть характер женщины, чтобы она скрывалась от собственной матери? Может, это стало способом сбежать от чего-то? Сердилась ли она?
— Еще не все потеряно. Возможно, однажды вы вместе куда-нибудь съездите. После похорон, — пытается приободрить собеседницу Хейди.
— Сомневаюсь, — говорит госпожа Эскола, поднимая стакан с виски. — Я месяцами рыдала после ее отъезда, нет, годами. Но сейчас, когда Матти не стало, я совсем расклеилась. Нас столько всего связывало — в том числе и сожаление. Я б даже сказала, что и ненависть, но обстоятельства не располагают: вы из полиции, а муж мой все-таки убит.
Хейди внимательно слушает.
— О чем вы на самом деле хотели поговорить? — спрашивает она.
— Пожалуй, есть один момент, о котором стоило бы рассказать, хотя от всего уже тошнит, ей-богу, — говорит женщина. — Почему я вас и позвала.
Госпожа Эскола берет в руки Библию, лежавшую до этого на краю дивана. Хейди становится не по себе: сейчас только молитв и не хватало. Она старается смотреть на женщину прямо и открыто.
— Только тем и занята, что копаюсь в вещах, вчера начала — и до сих пор, — говорит вдова. — Утром на полу проснулась на втором этаже, меня там вырубило. А как вы ушли, я прошерстила книжные полки.
— Искали что-то конкретное?
— Нет, ничего конкретного я не искала. Разве что причины ненавидеть мужа, чтобы не так убиваться по нему, — усмехается Райя Эскола. — Но я не рассчитывала наткнуться на что-то стоящее. И тем не менее — вот.
Госпожа Эскола кладет Библию на столик и медленно открывает ее. Книга оказывается полой внутри, посередине лежит конверт. Женщина берет его и дрожащими руками вынимает пачку фотографий.
— Вы же из полиции, вот и скажите мне, что со всем этим делать, — говорит госпожа Эскола, раскладывая фотографии на запачканном стеклянном столике.
8 ИЮЛЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК, ХАРТОЛА
Ян массирует виски. Неимоверно хочется спать. За окном тихий приятный вечер. Начинает вибрировать телефон. Опять звонит Мертанен.
Ян отвечает на вопросы коротко и по сути. Нет, они еще не выяснили мотив. Нет, они понятия не имеют, когда ждать третий труп.
По окончании разговора Ян чувствует на себе вопрошающий взгляд Хейди.
— Чего хотел?
Ян делает неопределенный жест рукой, содержащий в себе широчайший диапазон ответов: Мертанен хочет все и сразу. Это дело еще больше разъярило начальника. Ян не помнит, когда в последний раз Мертанен настолько надоедал с вопросами по какому-либо делу. Пока угрозы начальства сыпятся исключительно на голову Яна, который, со своей стороны, придает ускорение команде, хотя и не так агрессивно. Просто так положено, если ты кем-то руководишь. Ян старается давать своим людям возможность спокойно сконцентрироваться на деле, а сам подставляется под гнев руководства, подрабатывает громоотводом. Хейди и Зак тоже чувствуют какое-то давление, но они все-таки ограждены от необходимости раз за разом выслушивать прописные истины — Ян себе такого не позволяет.
Двумя кусочками малярного скотча Ян крепит на стену гостиничного номера карту Хартолы. Он помечает крестиком место, где нашли труп Эсколы. Хейди встает и идет к бару.
— Пиво будешь? — спрашивает она, с шипением открывая свою бутылку. Ян качает головой.
— У Эсколы был хороший друг по имени Антти-Юхани Форс, — говорит он и пишет имя мужчины на бумажке, которую тоже лепит на стену. — Плюс у нас есть эти старые фотографии, — продолжает он, берет из кучи фотокарточек, которые дала госпожа Эскола, две верхние и размещает рядом.
Находка не из приятных. Запечатленные фотовспышкой откровенные ракурсы совсем юных голых тел. Девушек без лиц. Фотографиям уже много лет, однако остается открытым вопрос о том, связаны ли эти фото девушек — вероятно, несовершеннолетних — с убийством Эсколы. С видимым облегчением госпожа Эскола подтвердила, что ее дочери среди этих девушек вроде бы нет. На фотографиях кто-то еще. Кто?
Хейди опускает бутылку «Карлсберг» на небольшой письменный стол, пишет на стикере «девушки? год —?» и крепит его на стену рядом с картой.
Ян обводит кружком дом Эсколы и повторяет вслух все то, что им известно о случившемся. К моменту обнаружения Матти Эскола был мертв около восьми часов. Это значит, что время смерти — примерно час ночи. Ян уверен, что обеим жертвам убийца назначил встречу. На своем автомобиле Эскола, скорее всего, добрался до оговоренного с субъектом места. Субъект подсел к Эсколе — и они вместе куда-то поехали. Ян подозревает, что убийца вовсе не скрывал свою личность перед жертвами. Как именно он убедил их согласиться на встречу?
Ян изучает фотографии с мест преступления. Королевские ворота в Суоменлинне и Королевские ворота в Хартоле. Постановка — первое, что приходит в голову. От криминалистов тут было мало толку. На теле Эсколы нашли следы, указывающие на использование электрошокера. В емкость с водой голову совали с применением силы. Топили Эсколу на суше. За гранью понимания пока остается вот что: почему необходимо именно топить?
Ян передумывает и все же берет бутылочку пива. Они с Хейди пьют, молча уставившись на стену с наспех наклеенными материалами дела.
Ян возвращается к списку владельцев «Ситроен-Джампер». Полиция Хяме помогла поработать с найденными в базе именами, однако результат оказался нулевым: никакой связи с жертвами или их ближним кругом обнаружено не было. Следующий шаг — встретиться с каждым из владельцев лично и как следует осмотреть машины. Ян прикинул, что на все это уйдет день-два. Он прикидывает, сколько времени они уже потеряли. Глядя на карту королевской общины, он думает: может, стоило бы направить расследование в другое русло и вместо копания в прошлом пытаться предугадать будущее? Им нужно из кожи вон лезть, чтобы понять, кто у субъекта на очереди, кто третий король. Кому убийца собирается сделать звонок?
9 ИЮЛЯ, ВТОРНИК, ХАРТОЛА
На часах всего 07:13, но у Сааны сна ни в одном глазу. Она лежит в постели, поглощенная мыслями. Бармен выразился недвусмысленно. И человеком, с которым Хелена разговаривала в баре в свой последний вечер, была тетя Инкери. Почему же она ни словом не обмолвилась об этом? Саана встает с кровати и спускается вниз. Кухня пустует. Саана зовет тетю, но вокруг ни души.
Беспокойство с утра пораньше щекотало Саану изнутри, заставляя делать хоть что-нибудь. Она пытается позвонить тете, но та не берет трубку. Саана решает походить сегодня по Хелениному маршруту, воспроизвести последний вечер: сначала на место бывшей заправки, потом на пляж, где проводился праздник окончания конфирмационного лагеря, после — в бар и наконец в усадьбу.
На месте Kesoil сейчас «Яри-Пекка»[51 - «Яри-Пекка» (Jari-Pekka) — небольшая сеть круглосуточных придорожных станций обслуживания, каждая из которых вмещает в себя АЗС Neste, продуктовый магазин K-Ruokakauppa, несколько закусочных (Kotipizza, Hesburger, Subway) и магазин товаров для дома Finnmari.], и Саана, не останавливаясь там, идет на пляж. Она смотрит на воду, пытаясь представить себе подростковую вечеринку 1989 года. Что молодежь тогда пила? Что за одежду носила? Саана с ужасом вспоминает, как летом между седьмым и восьмым классами впервые попробовала курить.
От пляжа до Коскипяя около 8 километров. Без велосипеда это та еще прогулочка, особенно после бурного празднования. Нашла ли полиция велосипед Хелены?
Пейзаж медленно меняется. Лес, проселочная дорога, густой ельник, центральный бар и в конце — усадьба. Саана пристраивает велосипед к дереву и морально готовится к встрече с Лео, если он здесь. Сегодня Саана даже накрасилась. Но двор пуст. Она обходит усадьбу и, следуя уже знакомому пути, добирается до порога, пересекает скрипучий подвесной мостик и вскоре оказывается на противоположном берегу. Ветви серебристой ивы склонились до самой воды. Кругом тишина. Писк мошкары в ухе на секунду отвлекает Саану от мыслей. Очевидно, никто не был в усадьбе несколько дней. Поросль, предоставленная самой себе, превратила дворовую дорожку в мини-джунгли. Лесной купырь, крапива и прочее разнотравье так и путаются у Сааны под ногами. Не проходит и минуты, как она краем глаза улавливает внизу знакомое струящееся движение. Саана вздрагивает, но тут же спохватывается, стараясь успокоиться. Сейчас на ней резиновые сапоги, да и ползущая себе дальше змейка — наверное, медянка — на ядовитую не очень похожа. Не стоит так пугаться.
На крыльце заброшенной сауны пахнет сырой землей и влажностью, что поднимается от речного порога. Саана заглядывает в закрытые окна и приличия ради здоровается с пустотой. Оконные стекла отчасти затемнены, отчасти просто грязные, так что сквозь них едва ли удастся хоть что-нибудь рассмотреть. Саана огибает маленький домик в поисках места, где она смогла бы забраться внутрь. Останавливается, прислушивается — вокруг по-прежнему тишина, нарушаемая разве что пением дроздов и зябликов. Вдалеке кукует кукушка. Саана оглядывается по сторонам. Она совершенно одна. Наудачу дергает ручку двери — удивительно, конечно, однако дверь поддается.
Саана медленно ступает вглубь сауны. Сейчас она чувствует себя преступницей. Помещение оклеено старыми обоями в розочку, стоит железная кровать, один стул. Саана садится на кровать и осматривается. Пыльно и душно. Старые пружины больно врезаются в задницу, и Саана быстро встает. Ее внимание приковано к необычной костяной короне, висящей на стене прямо над кроватью. Саана делает несколько снимков предбанника и заглядывает в саму сауну. Потемневшие стены и лавочки придают сауне мрачный вид. Бетонный пол кое-где пошел трещинами. Заброшенная сауна почему-то пропитана запахом земляного погреба. Саана возвращается в предбанник и пробегает глазами по обоям. Что-то в этой комнате бешено подстегивает ее воображение.
Интересно, Хелена тут бывала?
Вечером, когда Саанин желудок, привыкший к поистине барскому тетиному меню, начинает требовательно урчать, а тети все нет, на ум приходит та статья в журнале, о которой упоминала Эйла. По словам парикмахерши, журнал был то ли «Хюмю», то ли «Сэура».
Саана гуглит «Хюмю журнал 1989», и первая ссылка ведет на статью в Википедии, где излагается история журнала и даются ссылки на другие ресурсы. Да, журнал «Хюмю» был по-настоящему популярен. Похоже, он-то Саане и нужен. Где можно взять старые номера прессы? Интернет говорит, что в архиве Национальной библиотеки хранится обширная коллекция подшивок различных журналов — в том числе и очень старых.
Гугл-карты показывают расположение Национальной библиотеки, и Саана искренне удивляется: это же совсем рядом с Кафедральным собором[52 - Собор Святого Николая (Кафедральный собор, Helsingin tuomiokirkko). Расположен на Сенатской площади г. Хельсинки. Строился с 1830 по 1852 г. Автор проекта и архитектор — Карл Людвиг Энгель.]! Она и понятия не имела, что такая библиотека вообще существует. Работа интернет-журналиста зиждется на изучении сенсаций-однодневок, и до настоящих расследований у Сааны дело как-то не дошло. Все журналы 1989 года хранятся в библиотеке на пленках или в виде распечаток, так что за материалами нужно будет лично наведаться в архив. Саана в сомнениях. Изучение архива и поиск той статьи о Хелене по-настоящему будоражат ум, так что выбора, похоже, не остается. Ехать так ехать. Конечно, заглянуть домой посреди обещанного себе «ухода от цивилизации» — это немного нечестно. Она оставила квартиру пустовать и распрощалась со всеми друзьями. А сейчас вдруг объявится на пару дней? Если расскажет друзьям, то пиши пропало: они утянут ее в мир болтовни и пьянок. Лучше, если визит домой
останется в тайне. Тихо приедет — тихо уедет обратно в Хартолу продолжать расследование. Ну и раз уж она все равно заскочит в Хельсинки, то почему бы заодно не встретиться с мужчиной, которого Веера ей так активно подсовывает? Там сразу будет понятно, стоит ли игра свеч. Разумнее с первой встречей не затягивать, дабы не тратить понапрасну летнее время на переписку с неподходящим человеком.
Саана не то чтобы очень доверяет Веере в вопросах выбора спутника жизни. Откуда бы Веере вообще знать, кто подходит Саане, если Саана и сама не в курсе, чего хочет от жизни в целом и от мужчин в частности? Подруга ничего не сказала о его внешности — это точно не к добру. Стало быть, он выглядит так, что об этом лучше помалкивать.
Где-то раздается треск. Саана вздрагивает и поворачивается, чтобы посмотреть в окно: может, это тетя во дворе? Но нет, там по-прежнему пусто. Саана принимает решение. Статья в журнале подтолкнет ее расследование в правильном направлении. Она изучает расписание автобусов и бронирует себе билет на вечерний рейс. Она поедет в Хельсинки. Всего на одну ночь, максимум на две.
Тетя появляется лишь после семи вечера.
— Ездила в Ювяскюля закупаться. Держи, — говорит Инкери, опуская Саане в руку камушек на цепочке. Саана переводит взгляд с камушка на тетю.
— Тигровый глаз, — сообщает тетя. — Камень силы, укрепляющий связь с землей.
Саана сжимает камушек в руке. Прохладный.
— Тигровый глаз используют, когда нужно восстановить силы, снять стресс и поднять самооценку. Можешь советоваться с ним, — говорит она и смеется, глядя на скептическую мину Сааны. — Дай ему свободно повиснуть в воздухе на цепочке и спроси, что есть «да» и что есть «нет». Когда поймешь его логику, сможешь спрашивать о чем-то более сложном, о чем угодно.
Саану тянет посмеяться, но она решает просто полюбоваться на красивый тигровый глаз, подвешенный на цепочке.
— Что есть «да»? — спрашивает Саана и замирает, ожидая от камня какого-нибудь знака. Мало-помалу камень наливается силой и начинает раскачиваться туда-сюда. Это сильно озадачивает Саану. Камень реагирует, однако она может поклясться, что не двигала рукой.
— Очевидно, его «да» выглядит вот так, — комментирует тетя.
Когда Саана спрашивает про «нет», тигровый глаз просто легонько дергается.
— Все, теперь можно спрашивать.
— Спрашивать — о чем? — Саана в недоумении разглядывает камень.
— О том, что требует ответа, — говорит тетя, и Саана останавливает движение камня. Вообще говоря, у нее вагон и маленькая тележка вопросов к самой тете, но почему-то все они застряли в горле.
— Я буду когда-нибудь счастливой? — в итоге спрашивает Саана. Проходит секунда — и камень начинает активно раскачиваться. Он говорит «да». Тетя светится радостью, да и Саана невольно расплывается в улыбке, хотя чувствует себя странновато. Как это работает? Она не двигает рукой, так почему же камень раскачивается?
— Хелену убили? — спрашивает Саана и ждет. Камень медлит с ответом пару мгновений, после чего начинает раскачиваться еще сильнее. Саана смотрит на него, потом на тетю. Ей становится жутко.
Чтобы разогнать накатившую панику, Саана рассказывает тете о грядущей вылазке в Хельсинки, однако задавать вопросы пока не решается. Что тетя делала тем вечером в баре с Хеленой? Даже тигровый глаз затрудняется ответить.
Саана поднимается наверх — паковать вещи и собираться с духом. Спустившись вниз, уже с рюкзаком за плечами, она натыкается на Инкери, которая вышла проводить племянницу. Саана заставляет себя открыть рот.
— Тут выяснилось, что ты виделась с Хеленой в ее последний вечер. О чем вы говорили? Почему не рассказала мне об этом?
Кажется, Инкери даже не удивилась этому вопросу.
— Я знала, что до тебя дойдут эти слухи, — говорит она и отпивает немного чая из чашечки, зажатой в руке. — Да, я виделась с Хеленой.
— И? — Саане хочется буквально вытрясти из тети все ответы.
— В те годы я преподавала в колледже, вела летние курсы, — говорит Инкери и задумчиво смотрит куда-то вдаль. — Хелена посещала один из моих курсов, она очень мне нравилась. Девочка была крайне чувствительна, но в то же время в ней ощущался внутренний стержень. Для своего возраста она мыслила своеобразно и глубоко. Казалось, она тоскует по чему-то далекому, по незнакомому миру. Я видела в Хелене саму себя. Тем вечером в баре она дала мне почитать свое стихотворение. Хотела услышать мое мнение.
Саана обдумывает тетины слова. Она же видела то стихотворение. Что Хелена действительно хотела сказать? Пыталась ли так передать сообщение, которое оказалось тете не по зубам?
— Почему было сразу не рассказать? — спрашивает Саана, не в силах справиться с захлестнувшим ее гневом.
— В жизни не бывает готовых ответов. Если я начну сама заваливать тебя словами и мнениями, рано или поздно твой рассказ окрасится в мои цвета. Это будет уже моя история, в которой ты рискуешь потерять собственный голос, — спокойно отвечает она. — Ты должна самостоятельно узнавать обо всем и делать выводы, создавать свою реальность, — говорит тетя, вставая из-за стола.
Саану трясет, однако ей нечего возразить.
— Хелена была еще совсем девочкой, но девочкой умной настолько, что однажды она посоветовала мне прекратить отношения с коллегой, учителем рисования. Я ни секунды не пожалела о принятом решении, — продолжает тетя, хлопоча на кухне. Она собирается растопить сауну.
Саана не успеет попариться. Внезапная загадочность тети как-то выбила ее из колеи. Будто до этого Инкери все время скармливала Саане лишь полуправду. И все же картина последнего лета Хелены пополнилась в голове Сааны новым человеком.
Учитель рисования. Имеет ли он отношение к этому делу? Поспрашивать бы о нем Инкери, когда та немного оттает.
Автобус трогается с места, Саана откидывает спинку сиденья назад — благо, за ней никого нет. Иногда так приятно побыть одной. Саана все думает о тете: всю жизнь одна. Они бы не ужились, не будь тетин дом достаточно большим для того, чтобы все могли разойтись по своим комнатам и насладиться уединением. «Мы эдакие социальные интроверты», — как-то сказала тетя и попала в точку.
«Я буду в Хельсинки, встретимся?» — пишет Саана мужчине и отправляет сообщение сразу, пока не начала сожалеть об этом.
Подъезжая к Хейноле, Саана получает ответ: «Завтра в 18 на террасе Mbar?» Она удивленно поднимает брови. Какое облегчение. Похоже, мужчина тоже не горит желанием оттягивать этот момент. «ОК, договорились:)», — отвечает она. Она не хотела бы задерживаться в Хельсинки дольше запланированного, но еще одна ночь в родных стенах поможет переварить услышанное сегодня. Она покопается в архивах, и, если та статья найдется, будет очень кстати отыскать человека, который ее написал.
9 ИЮЛЯ, ВТОРНИК, ХАРТОЛА
Солнце начинает слепить, и свободной рукой Хейди пытается нащупать чехол для солнцезащитных очков — сначала между сиденьями, потом в бардачке. Пусто. Хейди недовольно щурится и замечает знакомый ориентир — невероятно нелепую огромную кеглю, украшающую крышу офисного здания. Значит, церковь уже близко.
Хейди останавливается почти у самого входа. Людей нигде нет. И только она собралась отправиться на поиски Антти-Юхани Форса, как внизу, у белой постройки, что-то шевельнулось. Быть может, это и есть тот самый пастор. Друг Матти Эсколы.
Они сидят в одном из помещений церковного прихода, и Хейди внимательно наблюдает за Форсом. За тем, как он приглаживает рукой темные волосы. За тем, как он отряхивает рукав шерстяного свитера, будто смахивая несуществующие пылинки. За тем, как он периодически поглядывает на экран телефона.
— Ждете звонка? — спрашивает Хейди. Это ее первый вопрос мужчине, который был так близок с семейством Эскола.
Форс смущенно качает головой. Пушистая темная борода начала седеть с боков.
— Ваш друг умер, я искренне соболезную, — уже мягче продолжает Хейди, и Форс немного расслабляется. — Вы не в курсе, были ли у Матти Эсколы какие-то проблемы? Его убили, мы прорабатываем все версии.
Форс снова качает головой.
— Матти был порядочным человеком. Не играл в азартные игры, никому не задолжал. Хотя за свою жизнь множество раз одобрял и отклонял чужие заявки на кредит. Возможно, у кого-то был на него зуб, знаете, из-за этих банковских дел, — размышляет Форс, хотя очевидно, что эта теория не убеждает даже его самого.
Хейди кивает.
— Как Эскола относился к церкви?
— Он нас поддерживал. Иногда приходил на службы вместе с супругой. Мы за то, чтобы человек следовал той вере, которая ему ближе, так что никому ничего не навязываем, — бормочет Форс. — В Хартоле и Сюсме, как и вообще в районе речки Тайнионвирты, количество прихожан год от года только уменьшается. Прискорбно, конечно, но истинно верующих куда больше в кладбищенской земле, нежели в церкви. Семья Эскола жертвовала нам деньги, за что им огромное спасибо.
Хейди рассматривает Форса. Наверное, в молодости он был весьма хорош собой. Брюнет, точеные черты лица — классическая, мужественная красота. Однако находиться с ним почему-то неуютно, и Хейди пока не может понять, в чем именно дело.
— Где вы были в ночь со среды на четверг третьего июля? — спрашивает Хейди. Форс, очевидно, оскорблен таким вопросом.
— Я в числе подозреваемых? — резко уточняет он.
— Мы спрашиваем об этом у всех, кто входил в число близких Эсколы. Ничего личного, — сообщает Хейди и ждет от мужчины ответа.
— Третьего июля вечером я был в церкви, возился в ризнице. Оттуда сразу пришел сюда — когда же это было? — часов в восемь, я думаю, — отвечает Форс, растягивая слова.
— Кто-то может это подтвердить? — спрашивает Хейди и разочарованно наблюдает за тем, как Форс отрицательно качает головой. Как было бы здорово обрубить ненужные концы этого расследования железобетонными и недвусмысленными алиби. Но нет, теперь и Форс под вопросом. Разговор еще не закончился, но Форс поднялся, всем своим видом давая понять, что продолжать не намерен. Хейди не по нраву попытки мужчины взять ситуацию в свои руки. Она тут же поднимается сама. Идя к выходу, Хейди останавливается и решает немного сменить тактику.
— Когда вы в последний раз видели вашего друга живым? — спрашивает она, пронзая взглядом Форса.
— Где-то в начале недели, — сообщает он. В глаза Хейди бросается открытое нежелание мужчины разговаривать — это очень раздражает. Они бок о бок доходят до выхода. Форс уже берется за ручку двери, дабы выпроводить гостью, но разговор будет закончен лишь тогда, когда Хейди посчитает нужным.
— Вы знали человека по имени Ларс Сундин? — спрашивает она, глядя Форсу прямо в глаза. Тот решительно смотрит в ответ. Он не удивлен, его глаза вообще ничего не выражают. Отрицательно качает головой.
— Нет, таких не знаю, — отвечает он, продолжая стоять у двери.
— Случалось ли в Хартоле в последние годы насилие над девушками? Совсем юными, едва достигшими совершеннолетия? — спрашивает Хейди и умолкает.
Форс, все еще держащийся за ручку двери, отвечает без промедления:
— Нет.
Хейди приглядывается к нему и его глазам. Мужчина вообще моргал? Отрезая свое «нет», Форс переступил с ноги на ногу. Внезапно до Хейди доходит, что он как-то разбалансирован, полушария его мозга будто в конфликте друг с другом. Так обычно бывает у тех, кто лжет.
Ян смотрит на время. Они едут обратно в Хельсинки. Хейди гонит быстрее положенного, Ян смотрит в окно. Если бы он не бросил курить, сейчас было бы самое время для сигаретки. Он открыл бы окно и нещадно дымил весь оставшийся путь.
На самом деле ему хочется позвонить отцу — но о чем говорить? Ян собирается с мыслями и в итоге звонит Мертанену. Тот официально с июля в отпуске, однако убийца с клеймом внес в лето полицейского свои коррективы. Дела, подобные этому, появляются довольно редко, и общественность возмутилась бы, узнав, что начальство где-то прохлаждается, пока команда ищет маньяка. Преступники работают без отпуска. Стражи закона, следовательно, тоже.
— Чего? — спрашивает Мертанен. На фоне — оживленное движение.
— Сколько у нас еще времени? — спрашивает Ян, не вдаваясь в объяснения.
— Времени до чего? — на всякий случай уточняет Мертанен, хотя уже понимает, к чему клонит Ян.
— До того, как нас сожрут живьем.
— Ну, точно-то вам никто не скажет, — Мертанен растерянно посмеивается. — Работайте, и будем надеяться, что расследование начнет продвигаться быстрее. Не знаю, долго ли еще сможем держать подробности в тайне. Но ты и сам понимаешь, что нас уже под лупой рассматривают. Почему-то именно это дело в глазах общественности стало эдаким мерилом эффективности нашей работы. Если так смотреть, то времени, конечно, нет вообще. Да и прокурор уже интересуется, что да как.
По второй линии пытается пробиться Дайвер. Ян переключается на него.
— Советую почитать рапорт — с места, где про утопление, — говорит Дайвер и замолкает. — Особенно интересен пункт про воду, — сообщает он и замирает в ожидании.
— Я в машине, расскажи сам.
— В легких жертвы нашли воду, как и в прошлый раз. Я на всякий случай взял образец воды, и оказалось, что это не обычная водопроводная вода. Вода в легких — из природного источника, однако не морская, — уверенно информирует Дайвер.
— Так, — кивает Ян.
— Тело определенно посадили в автомобиль, чтобы оно было найдено. На это, кстати, нужны силы. Криминалист обнаружил на парковке следы шин, но это и так понятно. На парковке всегда полно машин.
Интуиция подсказывает Яну, что ситуация несколько поменялась. Второе убийство уже немного посмелее и исполнено чуть небрежнее. Знак тот же, да, тот же намек на королей, однако в целом ничто не дает ответа на вопрос, связаны ли убитые мужчины между собой или они просто, независимо друг от друга, совершили какие-то прегрешения. Хейди уже выяснила, что Ларс Сундин питал нездоровую слабость к молоденьким девушкам, а теперь в доме Эсколы находят пачку фотографий с юными женскими телами. Это уже тянет на мотив? Что именно так крепко связывает хельсинкского рекламного босса и хартольского банкира? И кем будет следующая жертва?
Проезжая Хейнолу, Ян надевает резиновые перчатки и снова достает из конверта фотографии, полученные от госпожи Эскола. Он просматривает их одну за другой. Снято на карманный фотоаппарат, вспышка беспощадно высвечивает отдельные участки кожи. Голые туловища, груди, разведенные ноги. Будь это какие-то другие женщины, фотографии с натяжкой можно было бы назвать эротическими, но в имеющихся обстоятельствах эти изображения — грубые попытки запечатлеть то, что не должно быть запечатлено. Девушки на фотографиях слишком молоды. Карточки уже старые, это по всему заметно. Кем были девушки, ставшие частью этого мрачного разврата, который аккуратно хранил у себя Матти Эскола? Причем долго хранил, годами. Ян рассматривает фотографии, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. В каком направлении стоит двигаться дальше? Ян уже сделал снимки изображений и отправил все это Заку. Пусть тщательно все изучит, кадр за кадром. Откроется ли им новая бездна лиц, когда девушек удастся опознать? Есть ли на фотографиях приметы места, где происходила съемка? Тут все нужно как под микроскопом рассматривать. Хотя, откровенно
говоря, Ян не хотел бы знать правду. Бывают ситуации, когда лучше пребывать в блаженном неведении. Счастливы те, кому некоторые вещи даже в голову не приходят.
Между убийствами прошла неделя. Хотел ли субъект на сей раз подкинуть им еще какую-то зацепку? Что-то, на что детективы непременно обратили бы внимание, пощекотав ему нервы? После Суоменлинны субъект обрел некоторую уверенность, ведь все прошло как по маслу, однако, чтобы привлечь к себе еще больше внимания полиции, нужно быть готовым чем-то ее удивить, кинуть косточку.
Ян думает о звонке, на который ответил Эскола, — и вообще о привычке убийцы названивать своим жертвам. Сейчас детективы ходят тропами субъекта. Они уже здесь, в королевской общине, и жертв должно стать больше.
Хейди ведет машину, следя за дорогой.
— Жду от Зака информации по Форсу, — сообщает она.
— Да, близких надо прощупывать.
Ян включает радио. На волне Radio Nova играет хит Фила Коллинза. Яну тут же приходит в голову серия «Пасилы» про похмелье «Фил Коллинз»[53 - «Пасила» (Pasila) — финский юмористический мультсериал, выходивший в 2007–2013 гг. Сатирически повествует о буднях полицейского участка района Пасила г. Хельсинки. В серии «Похмелье “Фил Коллинз”» говорится о самом ужасном типе похмелья, при котором все люди, попадающиеся с утра на пути главного героя, имеют лицо английского певца Фила Коллинза.], и становится как-то повеселее. Услышав музыку, Хейди, наоборот, мрачнеет.
Вечером Ян пойдет в «Терхокоти». А завтра, если будет минутка, он встретится с той Веериной подругой — они уже успели перекинуться парой сообщений. Все это как-то заранее тяготит Яна. Времени и так нет, а тут еще приходится тратить его на сомнительные встречи. Он хотел было все отменить, но потом понял, что лучше отделаться легким испугом и побыстрее закрыть этот вопрос, отчитавшись Веере, мол, ничего не вышло, ноль, зеро, nada[54 - Nada — исп. ничто.]. И его оставят, наконец, в покое.
10 ИЮЛЯ, СРЕДА, ХЕЛЬСИНКИ
Нежно золотится июльское утро. Днем обещают жару, воздух в квартире почти не движется, будто замер, ожидая чего-то. Даже танец пылинок какой-то тягучий, меланхоличный. Саана не помнит, когда в последний раз просыпалась в своей спальне настолько рано. Хотя нет, почему же: после той попойки она тоже не спала в шесть утра — только пришла домой. Однако сейчас она нежится в постели, завернувшись в одеяло и любуясь верхушками деревьев, приветствующими ее по ту сторону окна. Простыни нет — не было сил расстелить. Пару ночей можно и так поспать. Ветви словно застыли, обращенные к небу. Ни один листочек не шелохнется.
Саана включает кофеварку и, пока та начинает накапывать кофе, просматривает на мобильном заголовки «Илталехти». «ЖАРА НА ВЫХОДНЫХ!» — основная тема дня. Кофеварка начинает похрюкивать. На кухне тут же становится уютнее. Этот звук сопровождал все ее детство, в котором мама по утрам так же заваривала себе кофе.
Заголовки пропитаны летней безмятежностью. В июле мало что происходит. Даже второсортные издания на время расслабляются. Саана улыбается, вспоминая, как ровно год назад она сама сидела в полупустом офисе и клепала статьи на темы, взятые с потолка. Свобода — это, безусловно, хорошо, но вместе с ней в душу приходит и пустота. И все же Саана заставляет себя еще немного пожить просто так, наслаждаясь моментом и стараясь не беспокоиться о будущем.
Рука тянется к любимой кружке. На ней написано: I stole this from Kiasma[55 - «Я украл это в музее Киасма» (англ.). Музей современного искусства Киасма — один из самых популярных музеев Финляндии. Находится в г. Хельсинки.]. Саана до краев наполняет ее свежесваренным кофе Lofbergs Kharisma и опускается на диван. Сегодня она наконец-то доберется до материала, который с самого начала сильно ее интриговал и казался важным кусочком этой мозаики. Если все сложится удачно, эта статья подтолкнет расследование в верном направлении. Еще Саане не дает покоя мысль о предстоящей встрече с незнакомцем на террасе в шесть часов. Ей претит сама идея о том, что есть некто, с кем необходимо увидеться, но тут как с пластырем: лучше все сделать быстро.
Саана берет свой велосипед «Тунтури» и отправляется в путь, несмотря на слегка болтающиеся из стороны в сторону педали. Починить все никак руки не дойдут. Каждый раз она вспоминает об этом уже непосредственно в дверях. Ранним утром летний Хельсинки кажется нежным и неторопливым городком. Большая часть обитателей столицы сейчас где-то на природе. Происходит своеобразный обмен туристами: офисные работники разбегаются в июле по деревням, а деревенские жители проводят отпуск в городах. Проезжая по мостовой мимо сквера Варсапуйстикко[56 - В сквере Варсапуйстикко («Жеребячий сквер») расположена скульптура «Материнская любовь» (1930, Эмиль Седеркройц), отражающая взаимоотношения матери-лошади и жеребенка.], Саана думает о том, каким предстает Хельсинки перед туристами. Зимой, глядя на обалдевших от холода, закутавшихся в свои парки приезжих, Саана не испытывает ничего, кроме жалости и сочувствия. Однако летом, когда люди отдыхают по-настоящему, а город демонстрирует себя во всей красе, Хельсинки, наверное, и впрямь хорош. Исследования говорят, что уровень счастья в Финляндии очень высок, но, судя по
всему, на количестве улыбок это не особенно сказывается.
Саана останавливается у дома номер 36 по Унионинкату и окидывает взглядом красивое старое здание внушительных размеров. У входа никого нет, но, ознакомившись с информационным стендом и приободрившись, Саана поднимается по каменным ступенькам и с усилием открывает тяжелую дверь. Она неуверенно проходит через металлодетектор и попадает в просторный холл. Да, это определенно библиотека. Саана с интересом осматривается, пытаясь отыскать намек на то, куда идти дальше. Перед глазами возникает табличка с просьбой оставить свои вещи в камере хранения справа. Никакой еды. Никакой верхней одежды. Телефоны перевести в беззвучный режим. Тут невольно напряжешься. Заинтригованная, Саана оставляет ненужное в камере хранения и поднимается на второй этаж. Архивные пленки располагаются слева от лестницы. Саана проходит ряд серых зеркальных дверей высотой в три метра и несколько книжных полок, прежде чем достигает нужного кабинета в самом конце коридора. Среди полок в этом помещении она ищет ту, на которой написано: «Финские периодические издания», и натыкается на нее почти сразу. Архивы журнала «Хюмю». О, тут есть
даже первые номера «Яллу»[57 - «Яллу» (Jallu) — финский мужской журнал, выпускавшийся с 1958 по 2015 г.] за 1958–1960 годы.
Саана окидывает взглядом белые картонные коробочки с катушками пленок. Здесь все годы до 1977-го, то есть нужная дата просто отсутствует. Неужели на этом все? Она, конечно, немного обескуражена, но посмотреть хоть на что-то безумно хочется, и под руку попадается катушка с 1977 годом. Еще бы разобраться, как ее правильно вставить в проектор. Саана подходит к нескольким аппаратам и находит среди них незанятый. По соседству разместился милый старичок, увлеченно записывающий что-то в стильный черненький блокнот и фотографирующий выведенные на экран развороты журнала. А это мысль! Саана тоже могла бы просто делать на телефон фото нужных мест. В ее голове толком не успевает сформироваться вежливая просьба о помощи, как старичок вдруг сам предлагает свои услуги.
— Тут нет ничего сложного, — говорит он, аккуратно вставляя пленку в аппарат.
— Спасибо, это так мило с вашей стороны, — улыбается Саана.
Мелочь, а приятно. Саана какое-то время пробегает глазами журнал, развороты с бешеной скоростью сменяют друг друга. Даже голова начинает кружиться. В глазах рябит, и кажется, что вот-вот стошнит. В итоге Саана отводит взгляд, пока меняется страница. Год все равно не тот, поэтому она не рискует пропустить что-то важное. Просмотр пленки оказывается довольно увлекательным занятием. Прямо как в американских фильмах: библиотека огромного университета, в архиве которой сутки напролет сидит честолюбивый студент. Однако пора заканчивать с витанием в облаках, это никуда не приведет. Саана возвращает катушку на место, но перед уходом все же на всякий случай спрашивает совета у работника.
— Я ищу старые номера журналов «Сэура» или «Хюмю», меня интересует конкретно 1989 год, но пленки заканчиваются на 1977-м. У вас более свежие номера есть? — спрашивает Саана. Работник — мужчина лет пятидесяти, типичный добродушный архивариус. Никуда не спешит, ни о чем не волнуется. Он одет так, будто застрял в девяностых: клетчатая рубашка и джинсы с поясом чуть выше талии. Удобные сандалии, надетые на теннисные носки. И все это никоим образом не напоминает выверенный стиль хипстеров.
— Все это у нас, безусловно, есть, просто вам необходимо оставить заявку, — говорит мужчина, протягивая Саане специальный бланк, тоненькую розовую бумажечку.
— Если напишете прямо сейчас, я за полдня отыщу вам нужный материал, — дружелюбно добавляет он, и Саана тут же бросается заполнять бланк. Архивы — это что-то невероятное. Достаточно просто задать вопрос. А скоротать ожидание она может и в какой-нибудь кафешке.
Проходит всего час, а Саану уже дожидаются на стойке две папки, помеченные запиской с ее именем. Подшивки «Хюмю» и «Сэура» за 1989 год. Саана хватает папку с «Хюмю» и несется с ней к стулу, что рядом с окном. Она вдыхает ароматы старых бумаг, совсем другого времени, и принимается за дело. Поскольку год верный, есть шанс, что нужная статья отыщется быстро. Руки Сааны немножко потряхивает, однако «сенсационные» заголовки восьмидесятых годов настолько забавны, что напряжение спадает.
КРУПНЕЙШИЙ ЖУРНАЛ ФИНЛЯНДИИ «ХЮМЮ»: ПОГОВОРИМ О ВАЖНОМ
Придурочный сосед испортил мне жизнь
Я был «пациентом» Менгеле!
Юсси Парвиайнен[58 - Юсси Тапани Парвиайнен (р. 1955) — финский драматург, сценарист, режиссер и продюсер. В детстве состоял в организации «Свидетели Иеговы». Отношения с религией являются основой его творчества.]: «Я всегда имел успех у женщин»
Пролистав сентябрьский номер без особого результата, Саана открывает октябрьский. И в нем — вот так сразу, так легко! — оказывается то, ради чего понадобилась вылазка в Хельсинки.
КОРОЛЕВСКАЯ ОБЩИНА СКОРБИТ: ЖУРНАЛИСТКА «ХЮМЮ» ПОГРУЖАЕТСЯ В ЗАГАДКИ ХАРТОЛЫ
ЮНАЯ ДЕВУШКА УТОНУЛА В ТАЙНИОНВИРТЕ.
ЧТО ЖЕ СЛУЧИЛОСЬ С МИЛОЙ ХЕЛЕНОЙ?
АВТОР: РИТВА СЯРККЯ
Что произошло с Хеленой? 1 сентября в Хартоле было найдено тело девушки. Есть версия, что Хелена (на фото) совершила самоубийство. Однако все не так просто. По словам близких, девушка лучилась энергией и любила жизнь. На чьей же стороне правда?
Саана переворачивает страницу. На следующем развороте красуется уже знакомая каменная церковь Хартолы. В статью журналистка решила поместить и сделанное на расстоянии фото с похорон Хелены. Под фото надпись: «Мужчины в полном молчании несут гроб. На похороны Хелены собралась вся Хартола. “Хюмю” интересует одно: неужели среди этих людей за маской скорби скрывается убийца?».
Что же случилось с Хеленой? Кто видел ее последним? За информацию «Хюмю» заплатит 1000 марок[59 - Финляндская марка (markka) — национальная валюта Финляндии до перехода на евро в 2002 г.]!
Саана разглядывает фотографии. Хотя материал старый, Хартола выглядит почти так же, как и сейчас. Даже Эйла попала в кадр. В статье рассказывается не столько о Хелене, сколько о самих хартольцах. Сбоку примостился столбик с какой-то не входящей в основной текст информацией — и Саана тут же в него вчиталась.
ВСПОМНИТЕ О НИХ
Лаура Мальм. В 1987 году муниципалитеты Хартола и Йоутса организовали волонтерские поиски без вести пропавшей Лауры Мальм. Девушку не нашли. Лаура Мальм пропала в Хартоле осенью 1987 года. Через год поиски прекратились.
Суви Колехмайнен. В 1986 году студентка университета г. Лаппеэнранта пропала на пути из ресторана домой. Несмотря на активные поисковые работы, девушку так и не нашли.
Саана жадно впитывает слово за словом, фотографию за фотографией — по телу бегут мурашки. Неужели исчезновение Лауры Мальм и правда как-то связано с историей Хелены? Чем дальше Саана читает, погружаясь все глубже в прошлое, тем сильнее бьется ее сердце.
Получается, Хартола — не самое безопасное место для красивых молоденьких девушек. Но что делает полиция? Расследование по делу Хелены прекратили, ссылаясь на то, что все улики ведут к самоубийству. Ритва Сярккя разворошила улей хартольской общины. Подробности читайте в эксклюзивном интервью на следующих разворотах — на помощь никуда не годной полиции пришли нанятые редакцией «Хюмю» высшие силы.
ВЕДЬМИНЫ СНАДОБЬЯ РАСКРЫВАЮТ ТАЙНУ
Люди склонны верить в существование высших сил. Загадочные явления, знахарки, народные поверья и языческие боги оказали настолько мощное влияние на нашу культуру, что даже самый образованный человек порой задается вопросом: все-таки существует ли сверхъестественное? Обучаясь в магистратуре, я и представить себе не могла, что когда-нибудь заинтересуюсь черной магией. Однако Хартоле было что на это возразить. Однажды вечером, придя с интервью, я лишилась дара речи. Под дверь моей комнаты, расположенной на старой (XVIII век) территории кампуса колледжа Восточного Хяме, кто-то просунул письмо. В нем было сказано, что если я захочу расследовать чью-то смерть с помощью магии, то могу обратиться к этому человеку, — и его контакты. Я по природе любопытна, поэтому тут же позвонила по указанному номеру из холла колледжа.
Через три часа в мою комнату вошли две тихие дамы. Скромное мое жилище тут же превратилось в место совершения магического ритуала, с самой настоящей лесной ведьмой, шаманкой, у которой были с собой и волшебные принадлежности. Ведьму сопровождала молоденькая помощница.
— Сама ведьма уже ослепла. Я — ее глаза и уши, — сказала женщина. — Сейчас мы попробуем выяснить, что случилось с девушкой.
Ведьма взяла в руки ветхую изогнутую палку и по-турецки села на полу, довольно ловко для своего возраста. Она сняла что-то с пояса мантии и швырнула на пол. Раскрыв рот, я смотрела на появившуюся передо мной бархатную резинку для волос.
— Она принадлежала умершей девушке, — пояснила помощница, а затем сообщила, что нам нужно ненадолго выйти из комнаты. Затаив дыхание, стояла я у запертой двери и прислушивалась. Из комнаты доносилось хриплое бормотание. Потом ведьма ударила палкой об пол, давая понять, что можно заходить. Мы вернулись, ведьма уже стояла на ногах, опираясь о палку, и смотрела прямо на меня, но в то же время будто насквозь. Ее глаза были серые и мутные.
— Порог, — резко и громко произнесла ведьма. Потом пауза. — Король.
Я вопросительно посмотрела на помощницу. Она встретилась со мной взглядом и повторила чуть медленнее:
— Порог и король.
— И все? Ничего конкретного? — спросила я у ведьмы, а потом у помощницы.
— Речные девы, — прошептала ведьма, поднеся к сердцу старческую руку с узловатыми суставами пальцев.
— Мне бы хотелось услышать что-то более определенное, я не нуждаюсь в гаданиях, — сказала я то ли им, то ли самой себе. Хартола. Ведьма. Порог. Тело девушки нашли в речном пороге. Я открыла окно, чтобы прогнать ведьмин старческий запах, а голову все не покидал вопрос: это были деньги на ветер или ведьма все же увидела нечто, чему найдется вполне осязаемое, реально существующее подтверждение?
РИТВА СЯРККЯ
На фотографии, сопровождающей статью, на фоне прекрасной старинной усадьбы рядом с ведьмой стоит хорошо знакомая женщина — тетя Инкери. У Сааны внутри что-то обрывается, она просто не может скрыть шок.
— Да какого хрена, тетя? Опять? — бормочет она, стараясь сконцентрироваться на том, чтобы сделать как можно больше снимков на телефон. Остальные странички она тоже на всякий случай фотографирует, после чего возвращает папки с подшивками на стойку. На выходе она звонит тете, но та не отвечает. И снова ниточка, связывающая Инкери со всем произошедшим. Ну вот почему, почему было сразу не рассказать? Саане не по себе оттого, что тетя, оказывается, скрывает так много. В какую игру она играет?
Проезжая мимо библиотеки в доме «Кайса»[60 - Библиотека в доме «Кайса» — главная библиотека Хельсинкского университета и крупнейшая научная библиотека Финляндии.], Саана посылает в мобильный поисковый сервис запрос «Ритва Сярккя Хельсинки». Вскоре ей приходит сообщение: «Ритва Сярккя, Няюттелиянтие 10 б 22, 00400 Хельсинки». И телефонный номер. Найти бывшую журналистку оказалось не так уж и сложно.
Ни секунду не сомневаясь, Саана выуживает из сообщения номер и жмет на иконку трубки.
На том конце провода раздается грубый сиплый голос — и внутри Сааны все холодеет. Она даже не подумала о том, как начать разговор. Помявшись пару секунд, она решает говорить сразу по сути, максимально коротко — насколько умеет.
— Хартола, 1889 год, смерть девушки. Помните это дело? — выпаливает Саана и с ужасом ждет ответа.
Женщина смеется и неожиданно резко произносит:
— Зависит от того, кто именно интересуется.
Тут-то они и спелись. Саана рассказывает о том, что она расследует это старое дело, что она бывшая интернет-журналистка. Саана надеется вызвать человеческое сочувствие: сейчас очень непросто быть молодым фрилансером и постоянно бороться за кусок хлеба. Все это она проговаривает вслух, в то время как Ритва согласно мычит. Затем следует тишина. Но Саана оказывается права: ее история тронула Ритву, и та приглашает ее к себе в гости в район Похйойс-Хаага, рассчитывая на какие-нибудь гостинцы.
В три часа дня Саана выходит из автобуса номер 40 у торгового центра и направляется к дому 10 по Няюттелиянтие. Она быстро находит нужный подъезд и нужную дверь. В предвкушении нажимает на дверной звонок. Перед глазами висит табличка «Сярккя», а над почтовой прорезью наклеено: «И чтоб никакой чертовой рекламы». Саана улыбается. За дверью слышно клацанье многочисленных замков, и вскоре в проеме вырисовывается классическая «сильная и независимая» кошатница, чем-то и сама напоминающая персидскую кошку. На ней очки формы «кошачий глаз». Кошек три. И одна из них уже вовсю трется о Саанины ноги.
— Можно подержать? — спрашивает Саана. Она видит, что Ритва прямо тает от такой симпатии к ее любимицам.
Саана почесывает кошку, та тут же начинает довольно мурлыкать. Саану приглашают войти.
Выясняется, что Ритва Сярккя — любительница поболтать и к тому же очень рада принимать гостей. Саана достает из рюкзака булочки с фисташковым кремом и бутылку кавы. Ритва варит кофе и говорит, что раз уж гостинцы настолько прекрасны, то Саана может спрашивать о чем угодно. Саана почесывает взобравшуюся к ней на колени кошку и через оконные стекла разглядывает общий двор многоэтажек пятидесятых годов, стоящих на Няюттелиянтие. Березы, песочница и пустующая стойка для выбивания ковров.
— Как думаете, вы сможете помочь мне разобраться в том хартольском деле? — спрашивает Саана, жадно вгрызаясь в булочку.
— Ну, вы принесли булочки, так что возможно все, — смеется Ритва Сярккя и с небольшим усилием поднимается со стула. Кошка спрыгивает с Сааниных колен и отправляется вслед за хозяйкой — вероятно, в спальню. Саане приходится дышать через рот, потому как квартира пропиталась запахами табака и кошачьей мочи. Очень бы хотелось открыть окно, однако она не решается.
— Что вы помните о том деле? — спрашивает Саана, когда женщина возвращается, держа в руках толстую папку.
— Да не то чтобы много, столько времени прошло, — Ритва опять посмеивается, но тут же закашливается. — Но я отлично помню, что дело так и не продвинулось. Это чувство, знаете, когда ничего ни к чему не приводит. Сейчас, задним числом, я подозреваю, что мне просто не дали как следует покопаться в той истории. Вот и пришлось публиковать материал про ведьму, — говорит женщина, поднимая одну из кошек к себе на колени.
— Откуда у ведьмы взялась вещь, принадлежавшая Хелене? Ну, та резинка для волос из статьи, — спрашивает Саана, отпивая кофе.
Ритва к своей чашке не притронулась.
— Из комнаты Хелены, — отвечает Ритва, немного подумав. — Я считаю, они были у нее дома.
— На ту просьбу, где вы упоминали деньги, кто-нибудь откликнулся? — спрашивает Саана.
Ритва смотрит на нее и опять начинает посмеиваться.
— Тысяча марок — это просто фигура речи. У журнала не было возможности платить кому бы то ни было такие деньги. Если бы мы и получили какие-то сведения, то ответили бы, мол, спасибо, но об этом нам уже сообщили ранее, — и все. И потом делали бы с этой информацией что вздумается.
Саана допивает свой кофе. Ритва окидывает ее оценивающим взглядом.
— Что-то в вас такое есть. Вы кажетесь мне искренней. Можете взять эту папку, — говорит Сярккя, протягивая материалы Саане. Та обеими руками вцепляется в неожиданный подарок — так быстро, что женщина даже не успевает передумать.
— Были времена, когда я ездила в командировки с одним и тем же фотографом. Мир его праху. В той поездке мы сделали много снимков, а использовали только один — групповое школьное фото, оно было на обложке. Там пропавшая девушка улыбалась, стоя со своими друзьями. Но на пленках много чего интересного: фото с мест событий, с интервью и вообще всякое. Возьмите, поработайте с этим.
Саана горячо благодарит, не в силах сдержать широченную улыбку.
— Когда я вышла на пенсию, от некоторых дел так и не смогла совсем откреститься — пронесла с собой через годы. Они стали частью меня. Вот и этот случай тоже породил много размышлений, ведь то были совсем еще девчонки, такие юные и хрупкие. Мир суров, и некоторые вещи в нем очень сложно понять, хотя в бытность мою журналисткой «Хюмю» уж чего только не повидала.
Саана аккуратно складывает папку с негативами в рюкзак и возвращается на кухню. Ритва по-прежнему сидит за столом.
— Я специализировалась на преступлениях, поэтому была знакома с разными сторонами жизни. Прямо как таксисты, которые по ночам наблюдают за тем, о чем люди обычно стараются помалкивать. Они видят тех, кто прячется по кустам, видят то, из-за чего лично я ночью езжу только на такси. По этой темноте ты уже не рискнешь идти одна. Одной и не стоит, запомни.
Саана кивает, чувствуя холодок, пробегающий по спине. Несмотря ни на что, она хотела бы считать мир хорошим местом. На прощание Саана тепло и немного робко обнимает Ритву. Она получила куда больше того, на что рассчитывала. Статью и негативы. Сбегая вниз по ступенькам многоквартирного дома, Саана светится энтузиазмом. Встреча с Ритвой Сярккя дала ей почувствовать себя настоящим писателем, по крупицам собирающим материал.
Через час Саана уже стоит на террасе, где неожиданно людно, и нервно оглядывается по сторонам. События дня внесли в его расписание кое-какие поправки, и на свидание вслепую Саана явилась не только без приличного макияжа — даже в душ забежать не успела. Встреча с мужчиной — это уже чересчур для таких насыщенных 24 часов. В данный момент Саана с превеликим удовольствием изучала бы материалы Ритвы Сярккя. Она вздыхает, не понимая толком, кого именно и где нужно высматривать. Веера не удосужилась по-человечески описать своего знакомого.
— Неужели это так важно? — спрашивала Веера, смеясь. — Я же устраиваю вам свидание вслепую. Логично, если вы не будете знать, чего ожидать. Так всегда интереснее, правда?
Саана уже тогда заподозрила неладное. Нет, Веера, конечно, хороший человек и вообще, хоть до раны приложи. Саане как-то живо представилась примерно такая картина: Веера где-то откопала очередного бедного-несчастного юношу и в приступе жалости решила устроить его личную жизнь, сплавив кому-нибудь из одиноких подруг. По доброте душевной. Ласковое вечернее тепло повыгоняло на улицу даже самых ленивых, и на площади напротив автовокзала сейчас на редкость оживленно. Саана закрывает глаза и представляет, будто она за границей. Она обожает летние вечера, когда и работающие люди посреди недели вытаскивают себя погулять. Летом финны словно наполняются жизнью.
— Привет! — внезапно раздается за спиной, и Саана моментально выныривает из своих мыслей. — Напугал, да? Извини, — смеется мужчина, и Саана смущенно ему улыбается. Заинтригованная, она оборачивается.
— Значит, ты Ян, тот знакомый Вееры? — спрашивает Саана, продолжая робко улыбаться. Она, мягко говоря, в ужасе. Что угодно представляла себе, но не это.
— Скорее, Кая, но, если я все правильно понял, у них теперь все общее, — отвечает мужчина. Саана кивает: да, она прекрасно понимает, о чем он.
— Саана, — она протягивает руку.
— Ян, — говорит мужчина, уверенно эту руку пожимая.
Саана старается не пялиться, но к такому ее жизнь не готовила. Ни одна из ее стратегий не предполагала, что Ян окажется настолько хорош собой. Тут же безжалостно накатывает сожаление: она даже не накрасилась толком. У мужчины темные волосы до плеч, густая щетина и острый взгляд. Взгляд, пожалуй, беспокоит больше всего. Когда они глянули друг на друга, пожимая руки, Саана тут же напряглась. Казалось, мужчина видит ее насквозь.
Ян о чем-то спрашивает, однако Саана снова смотрит ему в глаза и уже не помнит вопрос. Она в таком замешательстве, что чужие слова кажутся далекой тарабарщиной. Какого черта Веера не предупредила? От одного вида такого красавца в голове все перемешалось.
— Ну, что скажешь? — Ян повторяет вопрос и выжидающе смотрит на Саану.
— Я первый раз на свидании вслепую, — отвечает она, подозревая, что Ян спрашивал о чем-то другом.
— Кажется, это было не такой уж и плохой идеей, — небрежно бросает Ян, а Саана нервно сглатывает.
Это он сейчас флиртует или выказывает вежливость? В любом случае Саана надеется, что, говоря подобное, мужчина не лжет. Теперь, когда внешность Яна больше не тайна, Саане сложно представить себе обстоятельства, при которых он мог бы ею заинтересоваться. Их взгляды снова на мгновение пересекаются. Никто не говорит ни слова. Становится запредельно неловко.
— Останемся здесь или придумаем что-нибудь еще? — спрашивает Ян, а Саана понятия не имеет, чего хочет.
— Давай прогуляемся куда-нибудь, — в итоге выдает она, мысленно поздравляя себя с принятым решением. Не хотелось бы показаться ему безвольным дитем.
— Давай, у меня даже есть на примете одно хорошее место, — говорит Ян и просит следовать за ним.
Они решают пройтись в сторону залива Тееле. Прогуливаются мимо Дома музыки, пересекают огромную Гражданскую площадь, огибают дворец «Финляндия», пока не оказываются наконец у самого залива. Они не спеша проходят по широкому деревянному мосту, куда ветер доносит ни с чем не сравнимый запах железнодорожных путей. Вода завораживает своим мерцанием в лучах вечернего солнца. Приглушенно крякают утки. Саана не знает, о чем говорить. Они молча гуляют, доходят до района Линнунлаулу. Вскоре Ян останавливается у дверей кафе «Сининен хувила».
— Как насчет стаканчика клюквенного сока? — спрашивает он, жестом указывая Саане на свободный столик. Оттуда открывается великолепный вид на залив Тееле. Саана соглашается, и Ян удаляется сделать заказ. На самом деле Саана всегда считала это кафе одним из самых шикарных мест Хельсинки, но Яну пока не стоит об этом знать.
Они чокаются стаканами с соком и начинают пить, поглядывая то на пейзаж, то друг на друга, ожидая от визави спасительной реплики, за которую можно было бы ухватиться.
Ян кажется каким-то знакомым, хотя Саана его впервые видит. Любуясь прекрасным видом и мужчиной, сидящим перед ней и пьющим клюквенный сок, Саана чувствует, как внизу живота разливается приятное тепло. Капля алкоголя в соке могла бы сильно упростить ситуацию.
— Вот ты бы где хотела жить: в паршивом доме, из окон которого виден шикарный микрорайон, или в шикарном доме, окна которого выходят на какое-нибудь гетто? — спрашивает Ян, глядя на Саану с хитрецой. С начала встречи прошло два часа, а они все еще друг другу не надоели и сейчас сидят в ресторане «Рютми» за круглым столиком. У Сааны было время привыкнуть к этому Аполлону, и сейчас она уже не слепнет от одного его вида. Ян пьет пиво, она — белое вино. Они тайком поглядывают друг на друга и развлекаются, по очереди задавая глупые вопросы. Саана ухмыляется. Вопрос о доме потрясающе дурацкий. О чем тут думать — конечно, в шикарном!
— В шикарном, — отвечает она, тут же чувствуя, что ляпнула что-то не то.
— Расслабься, на такие вопросы нельзя ответить неправильно, — успокаивает Ян, делая глоток пива. — Хотя, конечно, можно было бы предположить, что вот ответишь, что в паршивом доме, и сразу покажешься немного поверхностным, простецким таким. Сказать честно про шикарный дом — это же серьезное признание. Но дело не в этом, — говорит Ян и сообщает, что сам жил бы в паршивом доме «по несколько иным причинам».
Саана разглядывает Яна, беспокойно крутя в руках бокал вина.
— Это по каким таким иным? — спрашивает она. Со своим внимательным взглядом, с щетиной — вообще со всем вот этим мужчина кажется просто умопомрачительным. Саана задумывается о том, случалось ли ей раньше сидеть наедине с человеком, который настолько бы ее завораживал. Как вышло, что Ян не занят? Должно быть, у него внутри кромешный ад.
— Сейчас я живу в шикарном доме, и это не делает меня ни на йоту счастливее. С тем же успехом я мог бы жить и в сарае, — отвечает Ян, а Саана отпивает чуть-чуть вина. — Зато оттуда был бы хороший вид.
— Что бы ты предпочел: принимать все необходимые питательные вещества в виде одной таблетки раз в день или питаться по-королевски, хотя ради этого пришлось бы попотеть? — спрашивает Саана и замирает в ожидании ответа.
Как Ян понял, что она обожает дурацкие вопросы? Они выуживают друг из друга смешки и маленькие признания, ищут намеки на то, что слишком похожи или слишком разные. Весь вечер они только и делают, что гуляют, отпускают шуточки и несут околесицу. И в то же время говорят о важных вещах.
— Именно сейчас я бы точно выбрал таблетку, — говорит Ян и смеется. — Иногда я просто забываю поесть.
Саана в ужасе смотрит на Яна. Ее пониманию недоступно то, как кто-либо когда-либо при каких-либо обстоятельствах может забыть поесть. Еда — это одно из основных удовольствий.
— Ну, тут я тебе не товарищ, — смеется Саана. — Может, ты просто никогда не питался по-человечески. Тебе бы к моей тете на денек, она такую уху готовит!
В этот момент у Яна звонит телефон. Он извиняется и отходит поговорить. Саана остается за столиком и с интересом наблюдает за мужчиной через оконное стекло. Он как-то напрягся, ожесточился. Саана решает, что звонят явно по работе.
— Извини, — он с виноватым видом усаживается за столик.
— Ничего, — говорит Саана, замечая, что черты лица Яна снова смягчились.
— Возможно, рановато затрагивать эту тему, — начинает Ян, и Саана немного боится продолжения.
У него что, есть семья?
— Но я думаю, лучше сразу обрисовать ситуацию. — Ян серьезен, а Саана вдруг понимает, что сжимает ножку бокала до побелевших костяшек. — Моя жизнь очень тесно связана с работой. Если что-то происходит, я должен быть готовым к тому, чтобы сорваться и приехать.
— Где же ты работаешь? — спрашивает Саана, сгорая от любопытства.
— Если не вдаваться в детали, то я детектив, — отвечает Ян, поднимая на Саану довольно суровый взгляд.
Он ждет.
Саана смотрит в ответ, не находя нужных слов.
— Смотри, тут ты говоришь свое «Э-э, ясно», благодаришь за вечер и убегаешь, — улыбается Ян, насмешливо смотря на Саану. — Для простого человека мало приятного в том, чтобы сидеть за одним столом с полицейским.
Саана дарит ему в ответ недоуменный взгляд.
— Ладно. Еще посмотрим, кто кого, — она смеется. — Я безработная интернет-журналистка, в смысле, прошу прощения, уволенная. Меня недавно поперли с работы, — говорит Саана, ожидая от Яна реакции.
Тот почесывает свою щетину, будто оценивая Саану.
— Смотри, тут ты благодаришь за вечер и убегаешь, надеясь на то, что я не напишу об этом свидании ни на каком сайте и не поставлю ему оценку, — продолжает она.
— Короче, один-один, — подытоживает Ян, и они поднимают бокалы за странные профессии.
— Я не заметил, как пролетел этот вечер, — говорит Ян, когда двери «Рютми» закрываются.
Саана улыбается и до ужаса боится выдать себя этим тупым и довольным выражением лица. Как же ей хорошо.
— Думаю, пора закругляться, — говорит Саана, хотя немного лукавит, конечно: этот вечер она могла бы продолжать до бесконечности.
— Да, надо расходиться, пока никто ничего не испортил, — подшучивает мужчина.
Саана думает о том, не пытается ли Ян вежливо от нее отделаться.
— Точно. Пока магия еще работает, — подхватывает она его шутливый тон, хотя в глубине души говорит вполне серьезно. Что Ян подумал бы, познакомься он с настоящей Сааной? С ленивой потерянной душонкой, которая понятия не имеет, что делать с собственной жизнью.
— Магия? То есть ты признаешь, что было здорово, — ухмыляется Ян, а Саана снова не может удержаться от улыбки и тем самым продолжает рушить запланированный на сегодня образ «загадочной и серьезной леди».
Между ними точно что-то есть. Убаюканные таким единодушием, они в тишине опустошают свои бокалы и неспешно поднимаются из-за стола. Саана выходит с Яном из ресторана, чувствуя себя почти невесомой. Вместе с ними на улицу выплывают и все остальные разморенные вечером едоки. Пахнет мокрым асфальтом и летом. Саану тянет улыбаться, ее слегка штормит. После черт знает скольких бокалов вина все кажется изумительно нереальным.
Бок о бок они неторопливо доходят до автобусной остановки у площади Хаканиеми. Хотя на улице тепло, Ян почему-то в куртке. Возможно, это просто буйная фантазия, однако Саане кажется, что сейчас они идут чуть ближе друг к другу, чем в начале вечера. Вообще, для такого позднего часа народу как-то многовато. Ян говорит, что обожает финские летние ночи, когда люди, ошалевшие от света и тепла, начисто забывают о времени, гуляя до темноты и наслаждаясь жизнью. Город даже пахнет как-то иначе.
— И я обожаю, — говорит Саана, и они продолжают путь.
— Прошу прощения, стоило бы спросить об этом пораньше, но… ты сейчас встречаешься с кем-нибудь? — спрашивает Ян, останавливаясь посреди улицы. — С нашего разговора с Веерой прошло уже порядочно времени. И я подумал…
— Ни с кем не встречаюсь, — отвечает Саана с надеждой на промелькнувшую в голосе беззаботность. Она прямо антоним понятия «отношения». На любовном фронте она числится в полку циников, стремящихся к тотальному уединению. — Я свободна и счастлива, — говорит она вслух. Это, конечно, вранье, но только наполовину: она же свободна. В Хартоле она в какие-то дни чувствует себя живой, а в какие-то моменты — даже счастливой.
— Хорошо, — говорит Ян и кивает.
Саане кажется, что он все еще переваривает ее слова. Вдруг он умеет читать мысли? Саана не особенно счастлива, это да, но и несчастной ее не назовешь. Таких людей можно сравнить с флюгером, который замер в ожидании сильного порыва ветра. И лишь в последнее время, живя у тети, Саана поняла, что ожидание — занятие бессмысленное. И ей необходимо самой стать порывом, самой вдохнуть в себя жизнь, чтобы полететь в сторону того, что видится правильным.
На углу площади они останавливаются. Ян сейчас очень близко. Саане кажется, что она может уловить запах его лосьона после бритья. Так хочется обнять, но она робеет. Скепсис поутих, и теперь Саана с нетерпением ждет следующей встречи. В Яне ей нравится все: его мужская красота, его умные глаза, его манеры. Низкий голос Яна она может слушать вечно, как и наблюдать за тем, насколько гармонично его скромная одежда сочетается с далеко не скромной внешностью. Такое впечатление, что мужчина просто не осознает собственную привлекательность. Это обезоруживает по-настоящему. Это нужно законодательно запретить.
Ян что-то говорит, а Саана смотрит ему прямо в глаза.
— Я бы обнял тебя, но у меня проблемы с объятиями, — смеется он.
Саана улыбается, чувствуя себя прекрасно и чудовищно одновременно. Куда проще было бы бороться с разочарованием, нежели вот так стоять и на что-то надеяться. Когда они все-таки обнимаются, Саана просто не в силах контролировать идиотскую радость на своем лице. Это неуклюжее объятие, за которое их засмеял бы любой школьник. Сейчас 02:15, ночь со среды на четверг, Хельсинки, Хаканиеми.
В 02:59 Саана и Ян все еще не могут распрощаться. Они успели проигнорировать кучу автобусов — и пускай себе едут. Яну нужно в район Каллио, Саане — в Валлилу, и на следующий автобус ей бы лучше сесть.
— Знаешь, я на самом деле восхитительно провел время, — говорит Ян, глядя на Саану как-то изучающе. Та кивает и быстро вскидывает руку, чтобы остановить взявшийся из ниоткуда автобус. Двери с шипением открываются. Саана, совершенно не ожидая от себя, быстро клюет Яна в щеку и запрыгивает в салон. Она берется за поручень и мельком смотрит на оставшегося на остановке мужчину. Двери закрываются, водитель ждет. Саана показывает ему билет на экране мобильного, глупо улыбается и, пошатываясь, идет дальше по салону. Она смущенно припоминает события этого вечера и загадывает: если ночью от Яна придет сообщение, это будет означать, что и он не против продолжить. Что из всего этого может что-то получиться.
11 ИЮЛЯ, ЧЕТВЕРГ, ХЕЛЬСИНКИ
Когда за спиной Сааны смыкаются автобусные двери, Ян понимает, что домой ему идти не хочется, и решает пойти в офис — подремать пару часов. Хейди пыталась дозвониться до него около двух часов назад, так что самое время ей перезвонить, пока едет такси. Похоже, они застряли на бесконечном ночном дежурстве.
— Что-то узнали? — спрашивает Ян. Хейди на секунду замолкает.
— Тот церковный служащий, Форс, оказался школьным товарищем Сундина. Дальше я пока не продвинулась, потому что Форс отнекивается и лжет, говорит, что не знает Ларса и не слышал ни о каких фото. А что?
— Хм, — успевает произнести Ян, но к нему уже подъезжает такси. Он погружен в свои мысли настолько, что почти забывает о телефонном разговоре.
— У тебя что-то случилось? — волнуется Хейди. — Голос какой-то странный.
— Нет, правда. Ничего, — выпаливает Ян и чувствует, как расплывается в улыбке.
Ян сидит на заднем сиденье такси, уставившись в знакомые мелькающие мимо пейзажи. Ночной Хельсинки пуст, но прекрасен. Чувствует Ян себя странновато. Внутри кипит болезненная смесь из страдания, горечи и — неожиданно — пробуждающегося интереса к жизни. Он потрясывает головой. Отправляет маме сердечко. Столько всего навалилось, а тут еще эта женщина, такая милая и незаурядная.
Сейчас самое время для сообщения. Ян бесшумно ступает по офисному ковролину и борется с желанием что-нибудь написать. Он не хотел бы сильно давить на Саану, но и отдаляться не стоит — вдруг она вообразит, что Яну все равно. Наверное, нужно послать что-то коротенькое прямо сейчас. Потом пару дней помолчать, а после — закинуть удочку для второй встречи.
Дойдя до диванчика, Ян скидывает с себя обувь, ныряет в мягкие объятия обивки и начинает сочинять сообщение. Что в таких случаях принято писать? Вероятно, нечто однозначное, приятное, дабы дама поняла, как она восхитительна, но не читала об этом прямым текстом. Ян уже и не вспомнит, когда в последний раз так тщательно подбирал слова для эсэмэсок. Обычно он отвечает женщинам первыми пришедшими в голову словами — и все довольны. «Я очень рад встрече. Доброй ночи», — пишет он и отправляет. Все, дело сделано. Словами не передать, как я рад встрече, я думаю о тебе уже сейчас — и не в силах перестать. Кто ты такая? Почему я никогда не встречал никого похожего на тебя? Вот такое сообщение было бы на порядок честнее, но наверняка отпугнуло бы своей приторностью. И вообще, не факт, что Саана в такой же эйфории. Ее открытость и естественность притянули Яна, просто примагнитили. Саанино присутствие отзывалось в сердце теплотой, спокойствием и вместе с тем ощутимым волнением. С ней можно было вести себя непринужденно, и почему-то возникло чувство, будто он больше никогда в жизни не будет одинок.
Саана снимает кеды, вешает джинсовку на крючок и кладет сумку на пол в прихожей. Она подумывает о том, чтобы выпить еще бокальчик белого вина и полюбоваться ночным небом. Заснуть-то все равно не получится. Возможно, никогда.
Ревизия холодильника сильно разочаровывает: вина там нет. Холодильник совершенно пуст, поскольку Саана сама решила провести все лето в Хартоле. Она наливает себе воды из-под крана и садится на кухне, смотрит в окно. Дома как-то безрадостно. Он кажется чужим, словно Саана заскочила к кому-то в гости. Она умывается, чистит зубы, посещает туалет. И после ночной рутины снова задумывается о Яне. Сказанные вечером слова, реакции и выражения лица — все это смешалось в голове в огромный комок, щекочущий нутро и посылающий в сердце одновременно вдохновение и чудовищную неуверенность. Сильно воодушевляться пока не время. Что, если эта встреча была первой и последней? Саана гасит свет и, переодевшись в футболку, прокрадывается в спальню. Немного поколебавшись, кладет телефон на тумбочку рядом с кроватью и тяжело валится на спину. Из окна комнаты виднеются верхушки деревьев и синеватое ночное небо. Ночь сегодня безмятежна. Если прислушаться, можно различить звуки проезжающих вдалеке автобусов и парочки чаек. На мгновение Саана прикрывает глаза. Тут же телефон, поставленный на режим вибрации, оповещает о
входящем сообщении. Саана жадно хватает его. Сердце бешено колотится, внутри все сжалось. «Я очень рад встрече. Доброй ночи», — приходит с номера, который Саана занесла в адресную книгу под именем «Некий Ян». Мужчина потом сказал, что его фамилия Лейно, но сохранять его номер просто под именем и фамилией было бы слишком официально. Саана перечитывает текст и снова ничего не может поделать с тупой улыбкой — так и лежит с ней, освещенная лишь экраном мобильного телефона.
Размышления о прошедшем вечере и сошедший с ума пульс так и не дают уснуть. В полпятого утра Саана устает лежать и идет на кухню за водой. Она с надеждой бросает взгляд на экран мобильного — вдруг от Яна пришло что-то еще? Однако и самой очевидно, что в здравом уме никому и в голову не придет поговорить в такое время. Ян, скорее всего, уже десятый сон видит и не так переживает обо всем этом. Дабы скоротать время, Саана открывает на телефоне папку с фотографиями и увеличивает изображение молоденькой тети, стоящей подле ведьмы. Загадочная Инкери. Потом Саана просматривает более ранние файлы и натыкается на групповое фото из конфирмационного лагеря Хелены. И в тот момент, в синеватых утренних сумерках, до Сааны доходит. Руководителем той группы, единственным взрослым на фотографии, был не кто иной, как тот пастор из хартольской церкви. На несколько десятков лет моложе, разумеется. Антти-Юхани Форс.
Проснувшись, Ян вообще не чувствует прилива энергии. Он словно выжатый лимон, однако заставляет себя встать, сварить кофе и съесть чуть теплую готовую кашку, разбавленную водой. У Яна полнейший ступор. Поначалу его мысли беспорядочно блуждают, отчаявшись зацепиться хоть за что-нибудь. К горлу подкатывает едва ощутимая тошнота. Вывод очевиден: многовато пива и маловато воды. Ян задумчиво потирает щетину. Может, ему и встреча с Сааной приснилась? Он проверяет телефон. Нет, сообщение от нее на месте: «И я рада. Доброй ночи». В офисе тихо. Все разошлись по домам — нежатся в объятиях Морфея. Ян понимает, что неплохо бы глотнуть свежего воздуха. Он прибегает к этому средству, когда остальные оказываются бессильны, — садится на велосипед и едет куда глаза глядят. Покружив полчасика без особой цели, он останавливается у берега в Кайвари. Одиноко сидя на скале и подставляя соленому морскому ветру лицо, Ян четко понимает, что после вчерашней встречи с Сааной что-то изменилось. Печаль в его голове теперь не всесильна: на ее фоне маячит предчувствие чего-то хорошего. Он медленно поднимается. Нужно что-нибудь
перехватить, а уж после еды можно и до Лауттасаари проехаться, и оттуда — вдоль набережной до островов Сувисааресто. Звонит телефон. Это Зак.
— Мы нашли наконец Йоханну Эскола, дочь жертвы, — сообщает он. — Я попросил хельсинкскую полицию выделить для дела парочку собак. Сведения, что мы получили от семейного адвоката, и кое-какие следы привели к нужному адресу. Полиция Хельсинки только что подтвердила, что женщина у них и сейчас на пути в участок. Сразу и допросим, с делом она связана тесно. Тебя когда ждать?
— Уже еду, постараюсь побыстрее, — отвечает Ян, глядя на качающиеся на ветру деревья. Листочки осины шелестят так громко, что хочется прикрыть уши.
Ян берет два одноразовых пластиковых стаканчика и наполняет оба ледяной водой из кулера. Вскоре его выводят из холла и провожают в крохотную комнатушку. Там сидит блондинка, которая, увидев детектива, тут же поднимается. Ян смотрит на нее и приветственно кивает.
— Мои соболезнования, — сразу произносит он, протягивая женщине до краев наполненный стаканчик.
— Благодарю, — говорит она и снова садится. Ждет, пока Ян поставит свой стаканчик на стол.
— Хорошо, что мы вас все-таки нашли, — продолжает Ян. — Смена имени изрядно усложнила нашу работу. Я старший детектив Ян Лейно, ну а вы, насколько нам известно, Йоханна Эскола.
— Можно просто Юлия Сандерсон, — говорит женщина. — Йоханна Эскола умерла в день, когда я уехала из дома, — сообщает она, и в комнате повисает тишина.
Часть IV
Я
Я прекрасно разумею сложность вещей, их многогранность и противоречивость. Всецело верного или неверного не существует, мир не создан для абсолюта. Плохие поступки тянут за собой плохие последствия. Добра без зла тоже не существует. И жизни без смерти. Беспросветный черный и незапятнанный белый — это выдумка. Но мой мир отныне зиждется на одном железном правиле: за зло воздается злом.
Я представляю, как люди будут суетливо сновать вокруг этого тела. Представляю, как начнут исследовать место, искать следы. И найдут, конечно, — я позабочусь об этом. Они тычутся вслепую, они не готовы, они боятся. Так им точно не подобраться к моей идее. Можно ли на сей раз дать им чуть больше?
Лучше пока обойтись без подсказок. Я раскрою все лишь тогда, когда сочту нужным, если вообще сочту. Но знак-то они заметят — и правильно, я рассчитываю на это. Корона. Кровавая отметина, выжженная еще на одном теле нечистого короля. Еще вчера — уважаемый банкир, сегодня — лишь мертвое тело, нарушившее размеренное течение жизни королевской общины, а завтра — никто. И вскоре все встанет на круги своя. Машины продолжат свое движение по трассе номер 4. Тайнионвирта потечет дальше. Люди будут есть, работать, думать о том, что приготовить на завтра, заниматься спортом и спать. Пройдут дни, недели и месяцы. Вслед за теплым июлем наступит жаркий август, природа иссохнет, отдав все соки, польют дожди, живое застынет, и в конце будет поджидать всепоглощающий холод.
И я. Я продолжу делать то, что делаю сейчас. Сверяясь с планом. Терпеливо дождусь подходящего момента… И убью следующего короля.
11 ИЮЛЯ, ЧЕТВЕРГ, ХАРТОЛА
Саана сидит в автобусе до Хартолы. Она читает копии статей и делает пометки, пытаясь соединить разрозненные сведения между собой, но мысли то и дело сворачивают к Яну. Она надеется, что мужчина как-то даст о себе знать и они смогут вскоре увидеться снова.
Не удержавшись, она гуглит сначала Яна, потом вводит в поисковик собственное имя. О Яне почти ничего нет. Скудные результаты отсылают разве что к групповым фото времен его учебы на юридическом. Саана увеличивает изображения, стараясь рассмотреть Яна получше, но тщетно: люди слишком маленькие. Ага, юрфак — неудивительно. Саана решает посмотреть на свои профили на «Фейсбуке» и в «Инстаграме» «чужими глазами». Такими, какими бы смотрел Ян, приди ему в голову подобная идея. Они еще не добавились друг к другу в друзья на «Фейсбуке». Да и вряд ли это случится, если Яна нет в соцсетях. Посторонний человек увидит лишь фото профиля Сааны, так что волноваться не о чем.
Немного укачивает. Лазить в телефоне, сидя в автобусе, — сомнительная идея. Саана ненадолго убирает гаджет и закрывает глаза. Тут же накрывает флешбэком. Темные зимние ночи, офис, люминесцентная лампа. Ноющая головная боль — месть за неправильное положение тела и литры выпитого кофе. Чувство, что всегда будет чего-то не хватать. Скорости, заинтересованности, продуктивности, вовлеченности в курс событий. С ее уровнем нельзя создать самую популярную статью недели, даже дня. Как шлифует она тексты развлекательных новостей, как просыпается по утрам с дрожащими руками, боясь не успеть записать пришедшую в голову идею или удачный заголовок, и как потом не может заснуть снова. На субботнем ланче с друзьями она обдумывает, как закончит, наконец, очередную статью и с наслаждением вычеркнет ее из списка задач; работая над статьей, она обдумывает, как лучше посидела бы лишний раз с друзьями. Саану подташнивает не столько от движения автобуса, сколько от воспоминаний о том, как маниакально стремилась она держать руку на пульсе, была подписана на сотни страниц и за всеми следила, сторожила ленту «Твиттера». На
фоне постоянно маячил страх того, что на подходе молодые стажеры, быстрее и умнее Сааны. Хотя на самом-то деле ее все время преследовал еще один страх — быть раскрытой. Каждый божий день она тряслась в ожидании разоблачения: так и видела, как главный редактор уличает ее в отсутствии навыков. Так и говорит, мол, я все знаю, ты ничего не умеешь. Последнее Саанино обновление на «Фейсбуке» было в конце апреля. Новость об увольнении на время отменила необходимость заходить в соцсети. Последовало долгое молчание, пока Саана не опубликовала первое инстаграм-фото из Хартолы. Красная ветряная мельница на фоне летнего пейзажа. Наверное, эту фотографию можно считать начальной точкой какого-то коренного изменения.
Саана оставляет сумку в прихожей и зовет тетю. Никто не отвечает. Одновременно с этим со стороны веранды раздается какой-то грохот.
— Удалось найти в Хельсинки то, за чем ты туда ехала? — интересуется тетя. Утром она покупала неподалеку ростки многолетников.
— Зачем ты водишь меня за нос? — начинает Саана, моментально ощущая, как ступает на чужую территорию. — Почему не рассказала, что ходила тут на пару с местной ведьмой? — Саана задает вопросы, пристально вглядываясь в Инкери. — В «Хюмю» есть фотография с тобой. Что это вообще была за фигня с ведьмой?
Тетя окидывает Саану теплым взглядом и улыбается.
— Ну, я была человеком — как там говорят? — открытым новому опыту. Возможно, даже слишком открытым. Ни в коем случае не горжусь этим, конечно же, — говорит Инкери, примирительно сжимая плечо Сааны, успокаивая ее. — В студенческие годы я познакомилась с одной пожилой дамой, которая увлекалась разнообразными шаманскими практиками. Вот и меня в ту степь слегка понесло. Порой мы даже спали на болоте. В этой женщине, Алме, было что-то потустороннее. Аура такая, понимаешь. Она объездила все окрестности и успела погадать всем, кто только желал.
Саана кивает, но все равно не может понять тетиного поведения. Почему, почему было сразу не сказать? Почему все нужно клещами вытаскивать?
— Тебе есть что скрывать? — Саана немного раздражена.
— Приехали. Я что, в списке подозреваемых? — Инкери улыбается. — Просто не хотела сразу забивать тебе голову всякой всячиной. Когда ты заикнулась о поисках той статьи, я вспомнила, что и сама встречалась тогда с журналисткой, — говорит тетя, убирая поседевшие волосы в высокий пучок. — Просто не хочу расстраивать твои планы своими рассказами о том, что со временем утратило актуальность.
Саана протягивает Инкери ксерокопии статьи.
— Вид у тебя здесь довольно потерянный, — сообщает Саана, со злым смешком комментируя старое фото для статьи.
Тетя пожимает плечами.
— Возможно, я тогда и впрямь немного заблудилась. В то время я активно искала себя везде, где только можно, включая заграницу, — говорит она, поднимая со стула пару шерстяных носков. — Но знаешь, что именно старая Альма мне сказала? Что душа моя беспокойна и познает умиротворение лишь в земле. Сначала я подумала о могиле, однако спустя несколько лет поняла, что она говорила всего лишь о садоводстве, — смеется тетя.
— Теперь-то ты можешь рассказать мне точнее о последнем вечере Хелены? О вашей встрече, например. Как Хелена выглядела? Что было у нее на уме? Как она разговаривала с тобой? Какое впечатление в целом произвела? — Саана забрасывает тетю вопросами. Как-то все это нереально, если вдуматься: тетя была так близко, она пережила все это здесь, она виделась с Хеленой. — Это очень важно, — с нажимом произносит Саана, глядя на тетю с открытой мольбой.
— Ладно, — отвечает та и потягивается. — Хелена была прелестна, но слишком молода. Она стояла в самом начале своего взрослого пути, и ее что-то беспокоило. Так же как бывает у творческих натур во все времена, — говорит Инкери, и Саана активно кивает, мол, продолжай, пожалуйста. — В тот вечер она подвела глаза, и еще я заметила, что ее ногти были выкрашены в черный цвет. Приехала она на велосипеде, я следила за ней из окна бара. Помню, подумала, что девушка выглядела немного по-иному, будто что-то узнала. Казалось, она хочет мне о чем-то рассказать, но наш разговор закрутился вокруг моих путешествий. Хелене часто хотелось послушать о путешествиях. Наверное, она и сама мечтала куда-нибудь уехать. Потом она просто отдала мне стихотворение и вышла из бара. Я пожелала ей хорошего вечера.
— И все? — спрашивает Саана.
Тетя ненадолго погружается в свои мысли и продолжает.
— Думаю, Хелена видела меня кем-то вроде старшей подруги. Той, с кем можно общаться более непринужденно, нежели с матерью, — тихо говорит Инкери.
Саана замечает, что тетя немного расчувствовалась. От этого почему-то полегчало.
— Девушка не решалась рассказывать о себе. С ней мы почти всегда обсуждали литературу, хотя время от времени проскальзывали рассказы о каких-нибудь парнях. Я уже и сама начала понимать, как мало тут достойных мужчин, да и те в итоге оказывались с гнильцой.
Саана смотрит на тетю во все глаза. Та намекает на кого-то из тех, кем была увлечена?
— Ты сейчас о ком-то конкретном?
— Я уже в таком возрасте, что за жизнь успела составить множество неверных мнений о людях, — отвечает Инкери и удаляется в ванную, чтобы ополоснуть руки.
Саана вынимает из сумки купленные для тети гостинцы из Хельсинки, Инкери в это время ставит чайник. Заинтригованная, Саана достает папку с материалами, которую ей вручила журналистка. Держа в руках увеличительное стекло, она начинает просматривать пленку с негативами. Фотографии с третьей съемки особенно интересны. На них запечатлена комната, шикарно обставленная антикварной мебелью. Или это зал. В этом же помещении сделали несколько фотографий, на одной из которых позирует изящный приосанившийся мужчина. Это фон Райхманн? В таком случае зал находится в усадьбе Коскипяя, в здании, где сейчас салон Майлы Талвио. Саана разглядывает улыбающегося в камеру мужчину. Неужели это и впрямь фон Райхманн? Саана на секунду задумывается. Нет, когда приехала та журналистка, он уже уехал в Германию. На последнем снимке запечатлена картина. Она висит на стене, ее массивная, украшенная орнаментом позолоченная рама подчеркивает великолепное полотно, которое иллюстрирует какую-то историю, связанную с водой. Саана трет глаза, чтобы видеть почетче. Позже она попробует увеличить изображение. На картине отчетливо
просматривается мрачный мужчина в меховой накидке и с короной из рогов на голове. Он поднимается прямо из глубин. На берегу речного порога стоит юная прелестная девушка, облаченная в полупрозрачное белое платье. В немом отчаянии тянется она к этому мужчине. От картины очень сложно оторваться, есть в ней что-то пленительное. Такому полотну самое место в большой гостиной усадьбы. Наверное, там оно и висело.
Тетя сидит, держа в руках полную чашку чая и глядя на статью. Она улыбается то самому тексту, то фотографиям, сопровождающим его.
— Тут эта картина. Снято наверняка в гостиной усадьбы, — говорит Саана тете. — Мужчина с костяной короной на голове и в меховой накидке, девушка и вода. Понимаешь, о чем я? Знаешь о картине что-нибудь? — с надеждой в голосе спрашивает Саана, протягивая тете негатив.
Тетя щурится, поднося пленку к свету кухонной лампы и разглядывая кадр.
— Хм, — произносит она. Саана терпеливо ждет. — Krol wody, — сообщает тетя и смотрит на Саану с некоторым удивлением. — Я уверена, что название картины — Krol wody, Король воды.
11 ИЮЛЯ, ЧЕТВЕРГ, ХЕЛЬСИНКИ
Ян наблюдает за тем, как женщина, Юлия Сандерсон, пытается придать своему лицу максимально нейтральное и в то же время приветливое выражение. Юлия оглядывает детектива с видом человека, сомневающегося в благонадежности полиции. От внимания Яна не ускользают и руки женщины, сжимающие стаканчик — причем так, что вода подбирается к самому краю, однако все же не проливается.
— Смена имени в Финляндии — явление далеко не рядовое. Зачем вам это понадобилось? — спрашивает Ян, нарушая тишину.
Юлия пожимает плечами.
— Мой отец был слишком известен в нашей маленькой общине. Я просто хотела начать все заново, без родового шлейфа.
— Может, было еще что-то, из-за чего вы тогда уехали? — продолжает Ян.
— Умерла моя лучшая подруга, я тогда была совсем юная, — отвечает Юлия. — Дома такую рану не залечить, вот родители и отослали меня подальше, — говорит она. — По программе Au pair я пожила в Австралии, в Брисбене. Все верили, что щедрое австралийское солнце начнет творить чудеса. Поначалу я сильно хандрила, но постепенно смирилась с произошедшим и начала оживать. Возвращаться в Финляндию и в мыслях не было, но я все же здесь. Угрюмым финнам сложно по-настоящему влиться в чужое общество.
— И сейчас вы живете в Финляндии, в Хельсинки, в районе Лауттасаари. Работаете в ресторане «Театтери» и ведете курсы по самообороне. Все верно?
Юлия кивает.
— Я многое повидала в своей жизни. Извините, конечно, но вы не особо-то похожи на полицейского, — говорит она.
Ян молчит, позволяя последнему замечанию повиснуть в воздухе.
— Какие у вас были отношения с отцом? — спрашивает он и дает Юлии возможность обдумать ответ.
Юлия поднимает стаканчик.
— Царство ему небесное, — произносит она. — Отец мой всегда добивался поставленных целей. Не то чтобы мы с ним были близки.
— К нам попали снимки довольно деликатного характера. Заранее прошу прощения, но мы должны знать, присутствуете ли на них вы, — говорит Ян, меняя тему. Он замечает, как Юлия делает глубокий вдох.
— Можете как-то прокомментировать это? — он не ходит вокруг да около и кидает фотографии на стол. Юлия колеблется, на ее лице читается неуверенность. Она наклоняется к снимкам и протягивает к одному из них руку, дабы рассмотреть получше. Осознав, что именно изображено на фото, Юлия невольно вздрагивает.
— Меня тут нет. Это сделано в Хартоле? Обои какие-то знакомые, — говорит Юлия и кладет снимок поверх остальных. — Бедные девочки.
— Да, — говорит Ян. — И где-то по земле ходят люди, которые делали подобное с этими девочками, — произносит он, буравя Юлию взглядом. Хочет посмотреть на ее реакцию. Можно ли спровоцировать женщину на эмоции? Ян пытается заставить Юлию сбросить маску и высказаться правдиво, выплеснуть бурлящую где-то в глубине ненависть.
— Похоже, фотографии довольно старые, — говорит женщина и откидывается на спинку стула. Слова даются ей с трудом. — Я не видела их раньше.
Ян пожимает плечами.
— Мне жаль, что не смогла ничем помочь, — говорит Юлия и допивает воду в стаканчике, дабы как-то потянуть время.
— Может, у вашего отца были недоброжелатели? — спрашивает Ян, терпеливо выждав эту паузу, и смотрит, как Юлия покусывает зубами край стаканчика.
— Я больше десяти лет не виделась с отцом, — отвечает она. — Пожалуй, для крошечной Хартолы он был птицей слишком высокого полета, однако не вижу причин, из-за которых его можно было бы так сильно ненавидеть, чтобы прямо пойти и убить.
— Ясно. Спасибо — и еще раз примите наши соболезнования, — произносит Ян, заканчивая разговор.
12 ИЮЛЯ, ПЯТНИЦА, ХАРТОЛА
Саану переполняет жажда деятельности. Она решает пропылесосить тетин дом и снова думает о Яне. От него после той ночи до сих пор не пришло ни словечка. Саана очищает от пыли дощатый пол за диваном и размышляет над тем, чтобы взять инициативу в свои руки. Можно же, например, отправить ему что-нибудь дурацкое. Бессмысленное сообщение типа «привет». А вдруг не надо? Вдруг мужчинам нужно дать возможность поохотиться? И если она будет держаться от Яна на расстоянии, то сможет узнать наверняка, нравится ему или нет.
Закончив пылесосить, Саана натягивает спортивные леггинсы для йоги и топ без рукавов. Она несколько раз выполняет «приветствие солнцу», впервые за очень долгое время, и сразу ощущает приятное потягивание в мышцах. После йоги она готовит черничный смузи и усаживается в кресле гостиной, чтобы с лупой просмотреть полученные от Ритвы Сярккя пленки. Снимки полны непередаваемого ретрошарма, но разобрать на них что-либо довольно сложно. Саана рассматривает фото 1989 года, сделанные в школе, церкви и на центральной улице Хартолы. Маленькая община под увеличительным стеклом. Сконцентрироваться оказывается сложно: в голову Сааны опять лезет Ян со своим «Я очень рад встрече. Доброй ночи». Она уже наизусть выучила эти слова, но продолжает перечитывать их снова и снова.
Если Ян захочет встретиться, он свяжется с ней, вероятнее всего, дня через три. Саана старается рассуждать здраво. Сообщение после трехдневного перерыва — это идеальное решение, когда нужно сохранить достоинство, но не выглядеть чрезмерно холодным. И нет ничего зазорного в том, что пока длятся эти три дня, Саана не находит себе места. Кстати, лучше бы найти — как-то занять себя, постоянно с чем-нибудь возиться. Если Ян вдруг позвонит, на самый распространенный вопрос Саана сможет непринужденно ответить что-то типа «Гуляю в лесу», «Готовлю ужин» или «Закончила медитировать». Не говорить же, в самом деле, что она тут бессовестно предается безделью, лежа на кроватке в тетином доме, поглощая лакричные конфетки или выщипывая брови.
Саана берется перечитывать статью Ритвы в третий раз.
— Порог, — резко и громко произнесла ведьма. Потом пауза. — Король.
Я вопросительно посмотрела на помощницу. Она встретилась со мной взглядом и повторила чуть медленнее:
— Порог и король.
— И все? Ничего конкретного? — спросила я у ведьмы, а потом у помощницы.
— Речные девы, — прошептала ведьма, поднеся к сердцу старческую руку с узловатыми суставами пальцев.
— Мне бы хотелось услышать что-то более определенное, я не нуждаюсь в гаданиях, — сказала я то ли им, то ли самой себе. Хартола. Ведьма. Порог. Тело девушки нашли в речном пороге.
В описании под фотографией Ритва Сярккя перечисляет то, что ведьма разложила на полу: «Резинка для волос, пластмассовый браслет и изящный золотой крестик лежали на ядовито-зеленом коврике моего гостиничного номера. Я пригляделась к украшению и нашла на крестике гравировку. «Хелене, Конфирмация 0889». То есть это был подарок на конфирмацию. Я опустила его обратно на пол и вопросительно посмотрела на помощницу. У меня было много вопросов, но помощница сказала, что сеанс окончен».
Саана довольно оглядывается по сторонам. Солнечные лучи игриво подмигивают сквозь оконное стекло. Саана чувствует себя странновато: будто чего-то не хватает. Проходит буквально секунда, прежде чем она осознает, что не хватает гнета неопределенности и ощущения пустоты. Теперь внутри бурлит жизнь. Саане становится страшно. Она просто не привыкла существовать без стресса и непроходящего экзистенциального кризиса. Стараясь представить перед собой чистый лист, Саана пытается облечь в текст все то, что обычно расстраивает ее или выбивает из колеи.
Чувство, будто остальным понятен сюжет всего происходящего, а мне даже не дали подержать в руках сценарий; финская угрюмость и потребность в неукоснительном соблюдении правил; бездомные псы; войны; ядовитые вещества в составе косметики; дети беженцев; глутамат натрия; оскорбления в интернете; изменение климата и стыд за свой углеродный след; загрязнение океанов; подростки, потягивающие в огромных количествах энергетические напитки; нитрит натрия в сосисках…
Отлично. Захотела — сделала. Уже что-то. Саана начинает беспокоиться. Жизнь — штука неуправляемая, да еще и сами люди приближают тот день, когда они уничтожат планету. Однако вскоре что-то пронзает насквозь всю эту беспросветность, мгновенно рассеивая ее. Мыльные пузыри. Легкость. Цвета. Радость. Влюбленность. Саана не может поверить в свою удачу, в то, что ей посчастливилось встретить кого-то вроде Яна. Человека, с которым она на одной волне. На лицо опять возвращается идиотская улыбка. Оказывается, жизнь бывает и такой. Волнующей и многообещающей.
Саана вздрагивает от нового сообщения. Обычно она не включает звук на телефоне, но в последние пару дней этой привычке пришлось изменить. Вдруг придет что-то от Яна? «Привет. Хотелось бы встретиться с тобой еще разок». Такое внезапное, небрежное и создающее в голове Сааны абсолютный хаос. Глаза перечитывают эти слова раз за разом. Ей бы так хотелось ответить ему сейчас же, но нет, нужно выдержать небольшую паузу. Она делает несколько глубоких вдохов, следя за течением времени. Интересно, двадцати минут достаточно для сохранения женского достоинства? Саана находится примерно на третьей минуте ожидания, когда от Яна приходит второе сообщение: «Как насчет сегодня в 18 в кафе “Регатта”?» И вот как это понимать? Когда на них отвечать? Поскольку Ян поломал всю схему, послав подряд два недвусмысленных сообщения, Саана уверяет себя в том, что с паузами можно не заморачиваться. Однако на составление в меру небрежного и нейтрального текста у нее уходит более получаса. «Я уже за городом. Но в принципе могу подъехать». И сразу приходит ответ: «Отлично. До встречи».
Саане приятна привычка мужчины сразу переходить к делу. Она тут же присматривает себе подходящий рейс. Хотя, по большому счету, срываться в Хельсинки ради одного свидания — это безрассудство. Да и к черту все! Билет куплен, и Саана несется наверх, чтобы переодеться. Она крайне взволнована и растеряна, будто школьница. Глядя в зеркало, она говорит: «Ты прекрасна». Комплименты себе мелькали в какой-то американской книжке про самовнушение, но какая разница, если помогает.
На шкаф совершается набег — и вот все вещи уже лежат на кровати, готовые к тщательной ревизии. Результат неутешительный: ничто не вдохновляет. Выходить нужно через пятнадцать минут. Саана снова смотрится в зеркало. Ее светлые, серебристые волосы едва уловимо отливают фиолетовым. Под одеждой угадывается маленький животик. Потому что путь к ее сердцу лежит именно через него. Тут ничего не попишешь, просто кто-то любит поесть. В итоге Саана решает не усложнять ситуацию и одеться согласно первоначальному плану: в черные обтягивающие джинсы и синюю джинсовку. Она красит ресницы тушью и слегка подрумянивает щеки.
Тетя звонит, когда Саана уже на улице. Спрашивает, что готовить на ужин. Саана улыбается и отвечает, что едет на ночь в Хельсинки.
— Ты ни с того ни с сего опять подрываешься в Хельсинки. Что-то случилось? — спрашивает тетя с нескрываемым любопытством.
— Я туда и обратно, завтра утром буду в Хартоле. Ничего такого, просто кое-что нужно уточнить.
— Мужчина, да? — смеется тетя, и, хотя Саана все отрицает, обе в курсе, что это лукавство.
В автобусе Саана старается перевести дыхание. Поездку можно потратить на нечто более продуктивное, чем паника. На дело Хелены, например. Итак, жили-были две девочки, Хелена и Йоханна. И вскоре не стало ни одной: первая умерла, вторая уехала. Что заставило Йоханну стремительно и безвозвратно покинуть Хартолу? Это важно, и это надо бы как-то выяснить — лучше всего узнать от самой Йоханны, конечно. Если расчеты Сааны верны, то на данный момент Йоханне должно быть чуть больше сорока пяти лет. Еще есть Лаура Мальм. Девушка, пропавшая в этих же краях. Загадочная картина в усадьбе, Krol wody. Учитель рисования из колледжа Восточного Хяме и тетя, которая по какой-то причине отказывается выложить все карты на стол. Почему?
12 ИЮЛЯ, ПЯТНИЦА, ХЕЛЬСИНКИ
Уже в Хельсинки до Сааны доходит, что было бы неплохо слегка припоздать — для галочки. И хотя она и так не придет вовремя, спешить не стоит, чтобы не вспотеть. На подходе к кафе «Регатта» она издали замечает крепкую фигуру Яна. Он спокойно смотрит в сторону центра гребли и выглядит, мягко говоря, шикарно. Внезапно Саане становится тревожно. Ян — это одно сплошное «слишком». Да и внешне он не похож на человека, которого Саана заслуживает. Прибавить к этому его манеру смотреть на нее долгим и внимательным взглядом… В общем, женщина всерьез подумывает об отступлении. Она еще немного притормаживает и почти успевает свернуть в другую сторону, когда Ян замечает ее. Ну вот и все. Ян приветственно машет рукой в своей непринужденной манере.
Когда они оказываются рядом, паника улетучивается. Ян не проверяет мобильный, не смотрит по сторонам. Он улыбается, глядя Саане прямо в глаза.
— Привет, Саана, которая приехала сюда из далеких краев, — говорит Ян.
— Привет, Ян, который замучился ждать Саану, — говорит она и смеется. — Извини.
Смех — лучшее лекарство от дурных мыслей, ожиданий и требований. Сейчас ее голову занимает лишь то, что можно вот так стоять и дышать одним воздухом с Яном.
Какое-то время они прогуливаются вдоль берега, потом, дойдя до Мянтюниеми[61 - Мянтюниеми (Mantynieni) — одна из трех официальных резиденций президента Финляндии, расположенная в г. Хельсинки.], поворачивают и поднимаются к скалам. Ян предлагает подыскать место, удобное для посиделок в компании черешни. Лишь сейчас Саана замечает у него в руках пакет с ягодами. Они болтают о всяких пустяках, по очереди выплевывая косточки в море.
— Ты можешь во рту завязать черенок черешни в узел? — спрашивает Ян.
На вопрос у Сааны одна реакция — вызов принят. Пока Ян смотрит на море, она исподтишка окидывает его долгим взглядом, держа во рту черенок. Сердце пропускает удар, когда Ян случайно касается ее, вылавливая из пакета очередную ягодку. В полном молчании они оба мучают черенки, пытаясь завязать узел. Когда Саане это в итоге удается, Ян поздравляет и незаметно пододвигается. Саана могла бы прямо сейчас кинуться на него, на лету избавившись от одежды, однако происходит всего-навсего официальное рукопожатие. А черешни отличные, сочные. Совсем потемнеть не успели, но все равно очень сладкие. Саане кажется, что она слишком пристально разглядывает Яна, и есть подозрение, что он так же смотрит в ответ. Наверное, он уже понял, что Саана и сама для себя пока закрытая книга.
Черешня заканчивается, и Ян предлагает идти обратно. Саана в ужасе от того, что свидание, видимо, закончилось. Она за этим сюда ехала, что ли? Саана продолжает мысленно сокрушаться, пока они как-то уж очень по-дружески возвращаются к «Регатте». Она чувствует, что Яна что-то гнетет. Периодически он будто проваливается в какие-то свои невеселые мысли и становится далеким. Хочет отделаться от нее, но не знает как?
— У тебя случилось что-то плохое? — решается спросить Саана, когда они почти на месте. Немного помолчав, Ян внезапно начинает рассказывать ей о маме.
Саана почти не дышит. Разговор повернул в неожиданную сторону, и она пока не знает, как реагировать. Хотелось бы обнять и утешить. Сочувствие накрывает ее с головой, распирает изнутри. Понятно, что Яну, несмотря ни на что, необходимо думать о чем-то другом, необходимо отвлечься. Поэтому он здесь с ней.
Набравшись храбрости, Саана берет Яна за руку, и они тихонько идут вперед вот так, держась за руки. Ни у кого не возникает желания разомкнуть этот замочек, даже когда оба останавливаются.
— Я тоже уже без мамы, — говорит Саана, пока они раздумывают, куда пойти. Ян весь внимание. — Она умерла давно. По-настоящему познать горечь утраты может лишь тот, кто сам пережил нечто подобное, — произносит она.
Ян кивает.
— Кстати, где конкретно ты сейчас живешь? — спрашивает Ян, и Саана начинает смеяться.
— Решила провести лето у тети в Хартоле, — отвечает она и наблюдает целый спектр эмоций на лице Яна.
— Сделай лицо попроще, так-то я живу в Хельсинки, в Валлиле, — спохватывается Саана, чтобы Ян не решил, что она и сама из Хартолы.
Теперь, когда стало понятно, насколько Ян великолепен, последнее, что нужно Саане, — это географические препятствия. Лучше, чтобы препятствий не было вообще, нигде и никаких. Яну достаточно просто захотеть.
— А как ты смотришь… — начинает Ян.
— На что? — нетерпеливо спрашивает Саана.
— На то, чтобы пропустить по стаканчику мохито где-нибудь в Каллио? — предлагает он, а Саана до сих пор не может поверить в такие предложения, поступающие от таких вот мужчин — и конкретно ей.
Они выпивают по два мохито в баре «Муста Кисса». Когда голод все-таки настигает обоих, идут в ресторан «Лемон Грасс», где уплетают красный карри с курицей. Они бесцельно бродят по улочкам, держась за руки. Колмас-линья, Кастренинкату, Каарленкату, Кархупуйсто, Портханинкату, Портханинринне, Токоинлахти. Саана чувствует энергию и тепло, которые перетекают в нее через ладонь Яна. Держать мужчину за руку — восхитительно. Время от времени они разъединяются, смеясь от неловкости: ладони становятся слишком потными. Ян предлагает Саане выбрать следующее место. На ум сразу приходит ресторан «Юттутупа»[62 - Juttutupa — комната переговоров (фин.).], ведь им явно есть о чем переговорить, но шутку про переговоры приходится опустить — не время еще для такого. Они наслаждаются холодным пивом в «Юттутупе», и Ян интересуется, не хочет ли Саана зайти опять в «Рютми». Про себя она просто светится от счастья, надеясь, что хотя бы часть этого свечения заметна Яну.
Незаметно пробило два часа ночи. На улице на удивление светло. Саана пожирает Яна глазами.
— А как ты смотришь… — говорит он с легкой ухмылкой.
— На что? — отвечает Саана, глупо хихикая.
— На то, чтобы вскарабкаться на крышу, пропустить там пару стаканчиков чего-нибудь и встретить рассвет? — предлагает Ян. — В моем доме туда можно забраться через окно чердака. На самой крыше есть ровное местечко, где я люблю сидеть. Ну и вид там такой, что словами не передать.
— Так и быть, уговорил, — говорит Саана.
Боже, как прекрасно быть живой.
Они решают заскочить к Яну, чтобы тот взял у себя красное вино и пару одноразовых стаканчиков. Яну приходит в голову, что не помешает и плед. Саана смущенно улыбается, топчась в общем коридоре. Не знает, где лучше встать. Дверь в квартиру Яна приоткрыта. Саана прислоняется к дверной раме, будто прокрадываясь взглядом в пространство прихожей Яна. Она чувствует себя вампиром, которому необходимо специальное приглашение, иначе не войдет. В общем коридоре автоматически гаснет свет, и Саана на ощупь находит оранжевый выключатель, после чего тут же возвращается на исходное место у двери. От квартиры мужчины исходит едва уловимый запах еды. Саана слегка принюхивается к спортивной сумке, лежащей на полу в прихожей, — ароматы те еще, хотя и слабенькие.
Бросая друг на друга робкие взгляды, они подходят к лифту и едут на шестнадцатый этаж, откуда поднимаются еще немного пешком, к чердаку. Там Ян берет Саану за руку. Ночной ветер посвистывает в чердачных щелях. Они выходят на воздух. Повсюду тишина. Саана устраивается на возвышении, Ян наполняет стаканчики вином. Они молчаливо любуются ночным пейзажем, по чуть-чуть отпивая. Ян снова дотрагивается до Сааниной руки, и Саане страшно опять опозориться и вспотеть. Прикосновение мужчины прожигает каждую клеточку ее кожи. Пейзаж, раскинувшийся над крышами, невообразимо прекрасен. Они не говорят ни слова, но это приятное молчание, в нем нет ни капли неловкости. Саана покусывает краешек стаканчика, пока в нем не появляется трещинка и ей не приходится спешно выпить остатки вина. На пальцы проливается совсем чуть-чуть. За крышами уже видны рассветные лучики, и Саана с Яном воображают, как нормальные люди скоро начнут просыпаться, заплетающимися со сна ногами тащиться на кухню и включать кофеварки. А они вдвоем тут, наверху, на крыше, на сумрачном пересечении приходящего и уходящего хмелька, эффект которого
они усугубляют, сидя рядом друг с другом.
— Как думаешь, вот когда именно наступает момент, при котором бесячий весенний дождина вдруг становится летним дождем, благословением природы? — спрашивает Саана, и Ян взрывается хохотом.
Утреннее солнце купает город в оттенках розового и золотого. Ян наклоняет голову и улыбается, любуясь Сааной. Та, в свою очередь, чувствует себя свидетельницей чего-то идеального. Нежных утренних лучиков, свет от которых обрамляет голову Яна так, как надо. Его волос, подсвеченных зарей, его совершенного лица. На долю секунды Саане удается взглянуть на себя глазами мужчины — и она красива, она таинственна, она восхитительна.
В 06:18 они едут вниз на лифте. Саана чувствует, что они с Яном смотрят друг на друга поочередно, ловя момент, когда это якобы незаметно. Саана думает, стоит ли поддаться чувствам, прижаться к Яну и поцеловать его глубоко и страстно. Хочется до безумия. Однако она так и стоит, не в силах даже шелохнуться. Ее будто пригвоздили к месту. С Яном, похоже, происходит нечто подобное, и они вместе слушают приглушенное урчание лифта. «Щелк» — и приехали. Мужчина открывает скрипучую решетку, затем дверь старого лифта. По-джентльменски пропускает Саану вперед. Они прощаются, стоя у подъезда в самом сердце зарождающегося утра. Будь Саана посмелее, она сказала бы еще раз: «А как ты смотришь?..»
Ян неотрывно любуется женщиной. Потом он аккуратно убирает с ее лица попавшие на глаза пряди волос — дует довольно сильный ветер. А потом… Потом — ничего. Даже теперь — никакого поцелуя. Они прощаются друг с другом, боясь вздохнуть.
Дожидаясь трамвая, Саана начинает мало-помалу ощущать накатывающий на нее сон. Ее лицо еще помнит прикосновения Яна. Наверное, она не смогла бы заснуть, даже если бы валилась с ног от усталости. Низ живота скручивает от напряжения. Но тут, скорее всего, еще и голод примешался. Саана смотрит на часы: 06:33. Можно забежать домой, а потом уже сесть на автобус до Хартолы. Ее лето, ее вещи и ее расследование временно живут там.
Пробыв дома полчаса, Саана решается взглянуть на экран мобильного: ну, мало ли. Но сообщений нет. Если Ян отправит что-нибудь с утра пораньше, это сильно обнадежит. Саана заранее кладет на видное место средство от головной боли, потом идет в туалет и в душ. И снова смотрит на телефон — ничего. Один за другим распахивает она кухонные шкафчики в призрачной надежде найти хотя бы намек на еду, но натыкается только на подозрительно мягкие рисовые пирожки. Быстрый взгляд на телефон — пусто. Саана мужественно съедает рисовые пирожки, изучая расписание автобусов. Есть рейсы на 08:15 и 09:00. Если ехать, то пораньше. Она покупает билет — и тут приходит сообщение. Сердце почти выскакивает из груди. Это от Яна. «Работа не дала поспать. Эх. Но ничего. Когда снова увидимся?» Саана вздыхает — и это вздох, полный влюбленного обожания. Приглушенный куском пирожка, но все равно очень эмоциональный вздох. От сообщения Саана получает суперсилу: она подскакивает, проверяет, везде ли выключен свет и закрыты окна, — и уходит. В эту секунду она чувствует себя всемогущей и безумной. Сон — для простых смертных. Ей вообще
ничего не нужно. У нее есть Дело.
Проходит три с половиной часа, автобус подъезжает к Хартоле, Саана просыпается и, еще не до конца протрезвевшая, выходит, пытаясь сориентироваться на местности. Будильник на телефоне спас ее от позорного сонного пропуска нужной остановки. Автобус трогается, оставляя Саану рассеянно стоять на месте. Она уже не помнит, какой был план. Одно можно сказать наверняка: сначала — поесть. Выбор заведений тут небольшой, и она, бодрая душой, но слабая телом, ковыляет до кафе La Kar de Mumma. Там она заказывает себе ланч — жареного лосося в соусе из шиповника и овощи — и усаживается с подносом за самый задний столик. Самое время как-нибудь легко и непринужденно ответить на то сообщение, может, даже пошутить. С момента встречи с Яном не прошло и шести часов. На лице вновь улыбка влюбленной школьницы. Саана набирает текст, поглощенная мыслями о Яне, но все-таки одним глазом посматривает на зал кафе.
Звонит колокольчик над входной дверью. Входит осанистая эффектная женщина, которую Саане не доводилось раньше видеть в Хартоле. Заинтригованная, Саана наблюдает за тем, как загорелая блондинка подходит к барной стойке, берет бутылку и жадно выпивает ее прямо на месте.
— Вот что мне было нужно, — говорит женщина продавщице. Затем она достает из сумочки банковскую карту, расплачивается и уходит из кафе так же быстро, как и пришла. Продавщица и Саана смотрят женщине вслед: взмах светлых волос, силуэт джинсовой куртки и платья в пол — все, вышла.
— Печально, конечно, — произносит продавщица, вдруг решившая убрать посуду со стола Сааны. Она явно знает о расследовании. — Семья Эскола всегда жила на широкую ногу, элита. Раздутое эго в маленьком городке, так сказать, — продолжает женщина. — А та девушка совсем молоденькой еще была, когда уехала из Хартолы, бежала от печали, — продавщица понижает голос, брови Сааны сами ползут вверх. Получается, она только что, совершенно случайно, увидела живой привет из прошлого — Йоханну, лучшую подругу Хелены.
ЛЕТО 1989, ХАРТОЛА
Двор пустовал, если не считать павлина и двух цесарок, с напыщенным видом меривших газон своими крошечными шажками. Хелена робко обошла птиц и остановилась у входной двери усадьбы, которая отворилась за мгновение до стука.
— Кто-нибудь видел, как ты сюда идешь? — спросил барон и воровато оглядел участок двора через дверной проем.
Хелена покачала головой.
— Хорошо, — сказал барон, приглашая Хелену войти. — Не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
— Что-нибудь? — Хелена была слегка ошарашена, но все же нашла в себе силы на вежливую улыбку.
— В жизни бывает и хорошее, и плохое. Коскипяя не исключение, здесь тоже всякому найдется место, — ответил барон и снова включил музыку.
Немного поколебавшись, Хелена решила остаться. Барон сообщил, что в честь ее визита он сходит в погреб за каким-то восхитительным вином, и Хелена, сбитая с толку, осталась дожидаться барона — одна в прекрасной гостиной. Она чувствовала неловкость из-за того, что посмела прийти в усадьбу без предупреждения. Однако барон, казалось, был рад ее появлению, хотя и вел себя довольно странно. Что же он теперь думает о Хелене? Что она гостья или нарушительница его покоя?
Барон все не возвращался, и Хелена решила подняться и побродить по дому. Она ступала по комнатам неслышно, с трепетом. Все двери были нараспашку. Хелена на всякий случай окликнула пустоту. Свое любопытство она попыталась облагородить якобы какими-то поисками — интересно, чего именно? Пустота ей, разумеется, не ответила. Разгуливая по усадьбе, Хелена ощущала себя исследовательницей. Любопытной и питающей уважение к предмету исследования. Она впитывала в себя восхитительную атмосферу этого места и с замиранием сердца переходила из комнаты в комнату. Сложно было вообразить себе, каково это — жить в подобной красоте. Хелена представила себя владелицей этого дома. Преодолев возникшие было сомнения, она решила-таки войти в спальню. Продолжая на всякий случай окликать барона, Хелена открыла дверь спальни пошире и вошла внутрь. Она с нежностью провела по шелковому покрывалу и в немом восхищении уставилась на огромную люстру. На стене, прямо над изголовьем кровати, висел олений череп. Хелена посмотрела в черные провалы на месте глаз. Они посмотрели в ответ.
Хелена уже была готова запрыгнуть на кровать, когда вблизи внезапно раздались шаги — и она в ужасе застыла на месте.
Ян беспокойно меряет шагами офис. Его мысли попеременно занимают то Саана, то Йоханна Эскола. В уставшем мозге все перепуталось, и Яну стоит больших усилий не думать о минувшем свидании, а сконцентрироваться на деле.
13 ИЮЛЯ, СУББОТА, ХЕЛЬСИНКИ
Новое имя Йоханны Эскола — Юлия. Сейчас она живет в Хельсинки, в прошлом жила в Брисбене больше пятнадцати лет. У женщины отсутствует алиби. Неизвестно, где она была в момент смерти отца, но есть подтверждение тому, что немного ранее в тот вечер она отрабатывала смену в «Театтери». Могла ли она как-то съездить в Хартолу, совершить задуманное и вернуться обратно? В момент убийства Ларса Сундина Йоханна, то есть Юлия, точно была в «Театтери», это доказано. То, что дочь второй жертвы оказалась в одном баре с первой жертвой в ночь убийства, — совпадение? По словам Юлии, она уехала домой сразу после закрытия ресторана, но никто не может это подтвердить.
Ян вспоминает выражение лица женщины, когда та увидела фотографии, найденные у ее покойного отца. Она смотрела холодно, твердо, будто покрылась броней, разыгрывала для Яна представление. Он не думает, что Юлия была на фотографиях, но что насчет ее подруг? Послужило бы такое достаточным мотивом для серии убийств?
Придя домой, Ян первым делом направляется в ванную и снимает с себя почти сросшиеся с телом джинсы и футболку. Когда он выпускает, наконец, телефон из рук и садится на диван перевести дыхание, к горлу подступают первые слезы. Их не сдержать. Со слезами из него выплескиваются и воспоминания. Это подобно цунами. Ян не в силах справиться с гнетом. За последние месяцы он часто проведывал маму. Сначала в женской клинике, потом в хосписе «Терхокоти». Несмотря ни на что, это были хорошие месяцы. Со временем они с мамой научились открыто говорить о чувствах. Успели сказать друг другу много важного, наверстывая годы недомолвок. И все-таки Ян чувствует, что времени не хватает, что нужно торопиться. Он споласкивает лицо холодной водой и берет себя в руки.
Такси отвозит Яна в «Терхокоти». По пути он понимает, что заплатил бы любую цену за возможность не знать адрес хосписа.
13 ИЮЛЯ, СУББОТА, ХАРТОЛА
Из La Kar de Mumma Саана направляется прямиком в центр. Вот уже показалась и мрачная церковь с обширным кладбищем. Саана делает глубокий вдох и идет к могилам — успокоиться. Йоханна Эскола вернулась в родные края, вот это да. Конечно, это не повод сразу накидываться с расспросами, нужно дать время на оплакивание отца. В кафе от женщины пахнуло силой и холодком.
Саана окидывает взглядом могилы. У некоторых крестов и памятников лежат свежие цветы. Есть в этом что-то успокаивающее, незыблемое. Цветы предназначены образам тех, кто давно умер. В глазах скорбящих мертвецы остаются такими, какими их хотят помнить. Как же все субъективно, в итоге-то. Можно ли вообще за время жизни по-настоящему узнать другого человека?
Ноги снова останавливаются у могилы Хелены, и Саана разглядывает появившуюся на камне каллу, как вдруг чей-то голос вторгается в ее размышления.
— Добрый день, — произносит Антти-Юхани Форс, становясь подле Сааны. В тот же момент перед глазами пролетает какое-то насекомое — муха или слепень.
— Здравствуйте, а я как раз хотела поговорить с вами, — начинает Саана. — Получается, это вы были руководителем группы Хелены Тойвио? В конфирмационном лагере, — спрашивает Саана, удивляясь уверенности в собственном голосе. Насекомое раздражает ее, кружа над головой. Так и хочется смахнуть, но сейчас лучше сконцентрироваться на разговоре.
— Да, безусловно, в те годы много раз организовывали такие лагеря, — подтверждает Форс и ждет, что будет дальше.
— А в более ранние годы? — осторожно интересуется Саана.
Антти-Юхани Форс подошел слишком близко. Он стоит почти вплотную к женщине, будто никогда не слышал о личном пространстве — один метр в любую из сторон, между прочим.
— И тогда тоже. Я служу в этой церкви с 1983 года и с того времени ежегодно выступаю в качестве руководителя конфирмационного лагеря, — сдержанно кивает Форс.
— Лаура Мальм, — говорит Саана. — Знакомо вам это имя? Я слышала, что девушка пропала без вести в этих краях в 1987 году.
— Знакомо ли мне это имя, — повторяет Форс и ненадолго задумывается. — Нет, имя мне ни о чем не говорит, — медленно отвечает он, и Саана понимает: вот она, возможность. Слепень сел на бедро. Быстрым, точным движением Саана прихлопывает надоевшее насекомое. На джинсах остается темное пятнышко.
Форс вздрагивает, однако вскоре продолжает:
— Вполне возможно, что эта девушка была в числе прихожан, но я не могу запомнить всех поименно.
— Неужели об исчезновении совсем не сплетничали? — спрашивает Саана. — Не сохранился ли у вас список или какой-то другой документ, где были бы перечислены все подростки и вожатые, задействованные в конфирмационных лагерях разных лет? — Саана чувствует, как недостаток сна слегка раскрепостил ее. Убрал лишние фильтры. В кои-то веки она спрашивает конкретно то, что нужно. И с вопросами еще не покончено.
Без особого энтузиазма Антти-Юхани Форс рассказывает о церковных архивах и говорит, что сделает все возможное, дабы чем-то помочь Саане, но возраст берет свое, и память уже не так хороша. Когда Саана уходит, священник задумчиво провожает ее взглядом.
РЕЧНЫЕ ДЕВЫ
Вероломный порог вызывает у местных страх и трепет, однако они, Речные девы, его тайные поклонницы. Им посулили золотые горы, и они дали обет молчания. Крещение дарует им святость, но цена этой святости — молчание. Их собственной волей было стать Речными девами. Преисполненные тишины, ученицы церковной школы сидят, склонив головы, в одной руке — камень, в другой — долото. Пальцы изодраны в кровь, но они продолжают проделывать в камнях крошечные норки, чтобы потом скормить готовые чашечники речным водам. Два жертвенных камня на влажном травяном пригорке. По одному на каждую девушку. Камни — тем, кого забрал порог.
Преисполненные тишины, совершают они паломничество к матери Хелены, просят отдать им Хеленину старую резинку для волос. Бархатную темно-синюю резинку. Они вдыхают застоявшийся, тяжелый воздух в комнате Хелены, ароматы найденных в ящичке духов «Ив Роше» и одежды, сохраняют все в своей памяти. Они снимают волосы Хелены с ее старого гребешка и наблюдают за тем, как тоненькие ниточки неспешно летят на ковер. Ясный, прозрачный свет едва зародившейся осени проникает в комнату через арочное окошко, обнажая царящую повсюду скорбь. Они легонько прикасаются к ткани декоративных подушечек Хелены, к корешкам книг и под кроватью находят коробку, где покоятся дневники Хелены. В полном молчании читают они эти записи, ища то, что подтолкнуло Хелену к смерти. Они аккуратно вынимают последний из дневников, передают его из рук в руки, вдыхают по очереди его запах и кивают друг другу, выказывая полнейшее взаимопонимание. Дневник пропитан тайной. Наконец нашлась ниточка, связывающая их с Хеленой. Они поделят Хеленины записи, которые не принадлежат полиции, не принадлежат хищникам. Их объединяет тайна, идущая по пятам,
дышащая в затылок по ночам, за завтраком, на пути в школу, в скучных домашних заданиях и вечерами, когда время ложиться спать. И эту тайну у них никто не отнимет.
Они красят глаза черной краской, облачаются в белое и одна за другой едут по песчаной дороге на велосипедах. Они пьют горькое яблочное вино и кривятся, вспоминая о мальчиках и мужчинах, стремящихся разглядеть их обнаженную кожу сквозь тонкие одежды. Они поднимают в воздух средние пальцы и едут еще стремительнее. Они попробовали все. И больше никогда не будут. Они звонят в чужие дома, молча дышат и затем бросают трубку. Они прокалывают шины этим напыщенным индюкам, режут ножами резину и со смехом убегают в нежные объятия летней ночи.
Днем они тише воды, ниже травы. Серые воробушки, чирикающие под дудки учителей и родителей. Но по вечерам и на выходных они собираются вместе на одном и том же тайном месте. Они кланяются алтарю, объединяют силы и становятся куда могущественнее, чем поодиночке. Они пытаются приручить черных дроздов. Они бегут за бабочками-траурницами, воображая себя на их месте. Они пьют яблочное вино, принося его в жертву тем, кто покинул их круг. Поминают. Они огромны, они сильны, они загадочны, они меланхоличны, они помнят о клятве и помнят о девушках, которых остальные уже давно позабыли. Иногда, когда поблизости нет посторонних, они погружаются в воду, ведь они — Речные девы. Огненно-рыжая, иссиня-черная и исчезнувшая, светлая как лен.
13 ИЮЛЯ, СУББОТА, ХАРТОЛА
— Ты заметила, что дошла до дома не одна? — спрашивает тетя, поднимая голову от куста картошки.
— В каком смысле? — Саана сбита с толку. Она только ступила на двор и еще не успела заметить в саду тетю.
— Мужчина в машине немного напоминал пастора, — сообщает тетя, вновь погружаясь в прополку грядки.
Содрогнувшись, Саана оглядывается назад, на дорогу. Звук мотора неподалеку — послышался или нет? Саана не уверена, что тетя говорит серьезно. Дорога пуста. Людей нигде нет.
Саана проходит в дом и ненадолго садится на кухне. Ей тут очень нравится: кухня обставлена немного замысловато, во французском стиле, и оригинально сочетает в себе элементы старины и современности. Когда Саана была совсем ребенком, эта кухня своими ароматами и атмосферой безмятежности быстро завоевала детское сердечко. В углу красуется старинная чугунная пекарная печь, но у нее есть и достойный конкурент — чудесный крестьянский стол. Саана помнит, как любила в детстве заползать под него, в «домик», изучать порожденные временем трещинки в столешнице и поглаживать обветшалую древесину. Еще она обожала старый шкаф для посуды, ставший прибежищем для всех плошечек, тарелочек и чашечек, собранных тетей за многие годы. Саана заметила, что тетя питает особую любовь к арабской посуде: ее в доме становится все больше. Если в кухонные шкафчики помещается не все, на помощь приходит сервант в коридоре. И хотя очень многое на кухне может похвастаться пережитым столетним юбилеем, на новую и современную духовку тетя решила не скупиться. А тающие на языке кулинарные шедевры рождаются на газовой плите.
В один прекрасный день, когда Саана по-настоящему осядет где-нибудь, у нее будет такая же восхитительная кухня — по крайней мере, в мечтах.
Нужно переодеться во что-то поудобнее, и Саана поднимается к себе наверх. Ноги будто налились свинцом из-за ее недосыпа. На втором этаже одну из коридорных стен украшает маленькая картина с лисичкой. В голове Сааны тут же вспыхивает воспоминание из детства. Она идет своими крошечными босыми ножками по дощатому полу, наверху застоялся теплый воздух, на стене висит картина с лисичкой. Лисьи глаза-бусинки пронзительно смотрят. Саана останавливается у картины и легонько касается поверхности полотна кончиками пальцев. Кажется, будто она может услышать доносящиеся с нижнего этажа голоса взрослых, звуки семейных торжеств. На языке ощущается фруктовый вкус напитка Лоухисаари[63 - Напиток Лоухисаари — летний фруктовый напиток из ягод черной смородины. Также его называют напитком Маннергейма, так как маршал очень его любил.], который тетя только-только смешала, — его так приятно потягивать через трубочку, сидя на садовых качелях. Саана присматривается к лисичке, притаившейся у самого входа в еловый лес. Тетя как-то упомянула о том, что это подарок одного старого друга. Саана находит подпись. Черные буквы
едва прослеживаются на фоне темно-зеленого мха: «Krol».
Саана принимается перебирать одежду, образовавшую на кресле некоторое подобие тряпичной свалки. Домашних штанов нет — наверняка в стирке. Краем глаза она замечает, что на прикроватном столике что-то неуловимо изменилось: будто вещи лежат немного по-другому. Негативы и копии статьи теперь на самом верху, хотя до этого точно хранились между страничками блокнота. Озадаченная, Саана возвращается вниз. Вскоре со стороны веранды доносится грохот: там хозяйничает тетя.
Проведенные с Инкери недели научили Саану мастерски определять на слух, чем именно занята тетя. Судя по всему, сначала та заносит на веранду резиновые сапоги и заходит в дом. Потом моет руки в ванной лавандовым мылом и переодевается, сменив садовый костюм на домашнее платье. Саана ставит чайник, потому что именно это захочет сделать тетя, когда ворвется на кухню, источая энергию повозившегося в земле садовода-любителя.
Саана дарит тете улыбку. На Инкери надето одно из платьев «Маримекко»[64 - «Маримекко» (Marimekko Oyj) — известная финская дизайнерская компания, разрабатывающая и производящая одежду, текстиль, аксессуары, посуду и прочее с оригинальным современным дизайном.], со временем оно полиняло от частых тетиных прогулок. В детстве Саана думала, что в каждом из кармашков этого платья кроется по маленькому сюрпризику. Вода вскипает, и тетя наливает дымящийся кипяток в большущую чайную чашку с розочками, куда тут же кидает пару листиков черной смородины. Так рождается тетин фирменный напиток — черносмородиновый чай.
— Ну и?.. — начинает тетя, приземляясь на стул с чашкой чая. — Почему у меня такое ощущение, что у тебя что-то случилось? — спрашивает она, пристально глядя на Саану: ищет подтверждение своим догадкам.
Пытаясь придать лицу максимально теплое и непринужденное выражение, Саана протягивает Инкери баночку меда. Она нервно постукивает ногтями по столешнице, после чего все же решает не молчать.
— Я встретила одного очень интересного человека, — проговаривается она, и на миг воцаряется приятная, мягкая тишина.
Тетя улыбается, добавляет в чай немного меда и начинает размеренно и плавно его помешивать.
— Я постелила тебе свежие простыни.
Саана благодарит и мысленно задается вопросом: именно тогда Инкери и порылась в ее вещах, в ее записях?
— Я рада за тебя, — произносит тетя с хитрым прищуром. — И кто же этот интересный человек?
— Ой, можно я не буду рассказывать? Пока что, — говорит Саана.
Ей кажется, что, если взять и все сразу выложить, волшебство рассеется.
ЛЕТО 1989, ХАРТОЛА
Хелена обернулась и с ужасом воззрилась на дверь. Она ожидала увидеть кого-то в проеме и уже лихорадочно обдумывала объяснение своему поведению, тому, что она стоит в спальне барона. Однако стоило ей обнаружить источник шума, как тут же захотелось истерично рассмеяться — от облегчения, смешанного с пережитым страхом. Мама-утка и четыре утенка гордо прошлепали в комнату.
— Привет, милашки, — прошептала Хелена утиному семейству и на цыпочках пошла к двери. Притрагиваться к постели ей больше не хотелось. Желание что-то исследовать в этом доме отпало напрочь. Она всего-навсего мечтала уйти. Выйдя из спальни, Хелена изо всех сил ринулась в зал — и успела ровно к тому моменту, когда вернулся барон.
— Появился ли тот, кто заставляет твое сердце биться чаще? — поинтересовался барон.
Июльский вечер уже начал отдавать прохладой надвигающейся осени. Они сидели на веранде, наслаждаясь немецким белым вином. Понемногу Хелена привыкла ко вкусу алкоголя. Привыкла к тому, как он обволакивает голову, принося с собой радостные мысли. Она сидела здесь, вот так, втайне от своих близких, и пила вино с мужчиной вдвое старше ее. Теперь этот факт не вызывал у нее лишних вопросов или опасений. Наоборот. В усадьбе она чувствовала себя живой, чувствовала себя собой — настоящей. Откровенный вопрос барона повис в мягком, чуть прохладном вечернем воздухе, и Хелена покраснела.
— Есть один, но я не знаю, взаимно ли это, — ответила она.
Барон научил Хелену не стесняться и не скрывать своих чувств. Их стоило исследовать, высвобождать, отпускать, ведь только тогда они смогли бы поддерживать в человеке жизнь. Хелена была полна решимости. Барон подлил им еще вина. Где-то в поле раздавался стрекот сверчков.
Чуть позже тем летом в почтовый ящик семьи Тойвио кто-то бросил письмо для Хелены.
ПРИГЛАШЕНИЕ
Добро пожаловать на Венецианский карнавал в усадьбе Коскипяя 31.08.1989.
Дресс-код: вечерний наряд и карнавальная маска
Как Хелене не сойти с ума в ожидании конца лета? С того момента она, не переставая, думала о приглашении и представляла себе грядущее действо. Какой нарядной она будет. Как украсят усадьбу. Какая потрясающая атмосфера окутает этот праздник. Она, такая заурядная, оказалась одной из тех загадочных персон, которых барон ценил настолько, что пригласил к себе на карнавал.
Однажды вечером, за несколько недель до рокового праздника, Хелена пила невкусный яблочный сидр в комнате у Йоханны. Они слушали Dingo и крутили пустую бутылку из-под сладкого коктейля.
— Правда или действие? — спросила Йоханна, довольная тем, что горлышко указало на Хелену, а не на нее.
— Правда, — ответила Хелена и замерла в ожидании вопроса.
— Ты влюбилась? — выпалила Йоханна. — Если да, то в кого? — быстро добавила она и выжидающе уставилась на Хелену.
Сначала Хелена скривилась, будто от боли, но потом решила, что Йоханне-то можно и открыться.
— Да, — произнесла Хелена смущенно, однако при этом с каким-то воодушевлением.
Признаваться было приятно.
— В кого? — спросила Йоханна, нетерпеливо придвигаясь к подруге.
— Это уже два вопроса. Один за раз, — захихикала Хелена. Она сгорала от желания поведать о мире, в который удалось краешком глаза заглянуть этим летом, но все же промолчала, опасаясь того, что, если сразу рассказать, волшебство рассеется.
Они продолжили пить и подпевать звучащим из радиоприемника песням. Йоханна стащила немного виски из отцовского кабинета и со смехом рассказала, как добавила в бутылку воды, чтобы было не так заметно. Хелена восторженно разглядывала комнату подруги. У Йоханны ни в чем не было нужды. Мама Йоханны не разрешила впускать пса Нойманна в дом, так что тот остался на улице. Когда со двора послышался лай, девочки прильнули к окну, снедаемые любопытством. Они стояли, прижавшись друг к другу, и пожирали глазами улицу. Хелена почти могла почувствовать алкогольное дыхание Йоханны у своего лица. Двор пустовал. Наверное, пес просто взвился, услыхав приближение какого-нибудь животного — полевки или зайца.
Йоханна впилась в Хелену взглядом и наклонила голову. А затем, ни с того ни с сего, она подалась вперед и поцеловала подругу прямо в губы. Сначала Хелена растерялась, но потом ее медленно начал заливать гнев.
— Какого черта? — выпалила она, и Йоханна тут же отскочила на пару шагов назад.
От удивления Йоханну затрясло мелкой дрожью: теперь она понятия не имела, что делать.
— Я подумала, это… в смысле, что ты тоже… любишь… — разрыдалась Йоханна, и к Хелениному гневу стало примешиваться беспокойство.
— Йоханна, ты моя лучшая подруга, правда, лучшая-прелучшая и самая любимая, но ты не нравишься мне… вот так, — сказала Хелена и попыталась погладить Йоханну по плечу, однако та сразу же скинула с себя ее руку.
— Ну и кто тогда? — сдавленно произнесла Йоханна, и было понятно, что юлить не стоит.
— Тот, кого называют бароном, — призналась Хелена, стараясь звучать как можно непринужденнее. Стараясь выглядеть так, будто это чувство не настолько уж и глубокое.
И в ту секунду, когда ничего ужасного еще не произошло, они вдвоем стояли у Йоханны в комнате и смотрели друг на друга, словно чужие люди. Обе раскрыли свои секреты, надеясь на поддержку и понимание.
Однако во взгляде Йоханны промелькнула злая насмешка — и она расхохоталась. Казалось, этот мрачный бессмысленный смех не утихнет никогда.
13 ИЮЛЯ, СУББОТА, ХАРТОЛА
Юлия Сандерсон уверенно шагает вперед. Она здесь. В месте, откуда она родом и куда никогда не собиралась возвращаться. Все перед ее глазами кажется одновременно знакомым и каким-то чужим. Юлия узнает дорожку во двор. Гравий успел слегка измениться в цвете, но звук под ее подошвами по-прежнему тот же. Березы у дома, очертания леса — все это до боли родное. Воздух пропитан ароматами жасмина. В голове тут же вспыхивают обрывки воспоминаний о лете в детстве. О днях, которые тогда казались бесконечными, о велосипеде и дорожной пыли. О пении птичек, поселившихся на деревьях, о перемазанных в земле пальцах и загорелой коже. Березки, как и кусты гортензии, подросли, почтовый ящик и статуя ангелочка остались прежними. Подвесное кашпо у двери ей уже не знакомо.
Юлия гонит прочь ненужные мысли и заставляет себя идти вперед. Стоит ей дать волю сомнениям и остановиться — все пропало, она развернется и сбежит. Будь перед Юлией выбор, она, безусловно, предпочла бы уйти, а не согласилась на встречу. И все же она сознательно режет себя по живому, направляясь к родному дому. В нем, за этой самой дверью и белыми заштукатуренными стенами, прямо сейчас сидит и ждет мать. Как Юлия ни старается ее вспомнить, перед глазами лишь какие-то наметки, общие черты. Вьющиеся волосы, сдержанность. Интересно, как она выглядит сейчас? Прошло уже почти тридцать лет. Сильно ли изменился материнский облик под гнетом многолетней лжи?
Юлию потряхивает от мысли о том, что год за годом мать выстраивала этот мерзкий фасад благочестия. С завидным упорством мать играла в спектакле, сценарий и главная роль которого принадлежали отцу, уважаемому банкиру Матти Эсколе. Отцовская смерть служит Юлии отличным успокоительным — по крайней мере, пока. А вот встреча с матерью натягивает внутри все струны. С отцом Юлия мысленно распрощалась уже давно. Ситуация с матерью всегда была неопределенной.
Юлия нажимает на белую кнопку звонка, раздается знакомая мелодия. Проходит мгновение — и слышно, как в прихожей открывается внутренняя дверь. Юлия набирает в легкие побольше воздуха и заставляет себя хоть немного улыбнуться. Хочется выглядеть радостной и воодушевленной, несмотря на то, что лучше бы ей провалиться на месте.
Райя Эскола открывает дверь и какое-то время смотрит на Юлию, не говоря ни слова. Та не помнит, приходилось ли ей хоть раз видеть мать такой: хрупкой, беспомощной, неуверенной. Долгий, пронзительный взгляд, окидывающий с головы до ног, и потом — прямо в глаза. Смятение постепенно уступает место узнаванию. Юлию, скорее всего, выдал рост. Единственное, что в ней не смогли поменять эти годы.
— Здравствуй, — неуверенно обращается к маме Юлия: сама не представляет, что тут нужно говорить. Она решила не обнажать чувства, пока они по-человечески все не обсудят. Как взрослые люди. Но сейчас, глядя в огромные блестящие мамины глаза, которые видят в ней столько родного и столько чужого, Юлия чувствует подкатывающие к горлу слезы.
— Проходи давай, нечего тут нюни распускать, — говорит мама. Суровее, чем собиралась. Все, что мама когда-либо говорила, отдавало прохладцей. Однако на этот раз от Юлии не укрывается мамина растерянность.
Следующим утром, после разговора длиной в целую ночь и пары часов сна, в дверь снова звонят. Юлия просыпается от знакомого звука, которому оказалось под силу пробраться даже в сновидение. Мозг умудряется логически обосновать присутствие этой мелодии в творящемся во сне хаосе. «Кабельный завод» и Хартола соединились в сплошной бессюжетный бред. Синие татами и беспомощные женщины.
Юлия садится на постели и трет глаза. Она дома. В своей старой комнате. Обставлена, конечно, совсем по-новому — и все-таки. Ее комната. Кое-что неизменно даже сейчас: старая береза, виднеющаяся из окна, до сих пор своими веточками отбрасывает на деревянную крышу пятнистую тень. Если долго приглядываться к этим пятнышкам, можно увидеть разных существ и даже человеческие лица. Юлия тут же находит некое подобие собаки и женский профиль. Потом берет в руки телефон: 10:15. Они с мамой проговорили почти всю ночь. Заснуть получилось лишь в районе четырех часов утра.
Со спинки стула Юлия стягивает серую толстовку и надевает ее поверх ночной рубашки, так и спускается. Дойдя до гостиной внизу, она замечает стоящую у входа маму. Из дверной щели тянет прохладой. Точно. Звонок. Та кошмарная мелодия, вытащившая ее из сна.
— Доброе утро! — выкрикивает Юлия, мама подскакивает на месте и оборачивается так, словно забыла, что вчера приехала дочь. Затем Райя Эскола не терпящим возражения тоном говорит что-то человеку на улице и закрывает дверь.
— Кто это? — интересуется Юлия, забирая волосы в конский хвост. Она с сожалением отмечает, что мама еще не варила кофе.
— Да пастор. Спрашивал, как мои дела, — бормочет мама в ответ и, как бы спохватившись, здоровается с дочерью снова, уже мягче.
— Доброе утро, доченька. Как спалось?
— Форс? — спрашивает Юлия, приглядываясь к маме. Она так постарела.
— Тот еще святоша, — шипит мама, но тут же расплывается в улыбке. — Не хочу, чтобы он так скоро разнюхал о твоем приезде.
От мамы будто веет какой-то неожиданной, не свойственной ей смелостью. Даже бунтарством.
— С тобой пытались встретиться полицейские, — сообщает мама, вплывая в гостиную, чтобы смешать себе первый за сегодня алкогольный коктейль.
— Я в курсе, — говорит Юлия и следует за мамой к деревянной чайной тележке работы Алвара Аалто.
14 ИЮЛЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ, ХАРТОЛА
Маленькая команда Яна сидит за столом в номере гостиницы «Линна». Из Хельсинки в Хартолу приехали уже втроем: Хейди, Ян и Зак. Они пьют чуть теплый, обделенный вниманием кофе и обдумывают церемонию прощания, запланированную на завтра. Госпожа Эскола захотела этого, несмотря на то что тело все еще находится на вскрытии. Кофе тут, кстати, куда приличнее их офисной отравы, зато с чашечками проблема: они все на один глоток.
— Нам принципиально важно присутствовать на этом прощании. Будем наблюдать за теми, кто придет. Среди них вполне может оказаться убийца. Если разгадка кроется в прошлом Сундина и Эсколы, то справедливо будет предположить, что третья потенциальная жертва тоже появится завтра на прощании. Райя Эскола поместила в местную газету объявление о том, что приглашены все желающие, место проведения — церковь. Работу это нам, конечно, не облегчает, но есть надежда на то, что повысятся шансы встретить убийцу, — говорит Ян. — Наблюдайте за тем, кто зашел как бы случайно, наблюдайте за церковнослужителями. Короче, наблюдайте за всем, потому что у нас до сих пор ничего нет, — заканчивает он, постукивая маркером по доске.
— Все четыре симки сейчас под круглосуточным наблюдением. Если какую-то из них активируют, у нас появится след, — сообщает Зак.
— Для церемонии прощания был составлен и список особых гостей, — говорит Хейди, раздавая всем информацию, поступившую от госпожи Эскола. Ян быстро пробегается по именам, ища среди них владельцев «Ситроен-Джампер». Совпадений нет. Зак молча пробивает всех людей из списка.
Остекленевшим взглядом Ян смотрит на экран ноутбука. Мысли вообще не о том. Ян пытается взять себя в руки, но идея неотступно преследует его целый день. Если они снова в Хартоле, можно же сообщить об этом Саане. Одно лишь это придает Яну сил, хотя, по большому счету, все остальное поводов для радости не дает. Они сейчас как на пороховой бочке, в воздухе так и витает призрак следующей жертвы. Возможно, убийца мелькнет среди скорбящих.
Нового трупа, нового короля, считает Ян, им осталось ждать максимум несколько дней. Между смертями Ларса Судина и Матти Эсколы прошла неделя. Со смерти Эсколы прошло уже полторы.
Krol wody. Саана рассматривает малюсенькую картину на пленке, вспоминая о том, что обо всем этом рассказывала тетя.
14 ИЮЛЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ, ХАРТОЛА
— В конце восьмидесятых в художественных кругах Хартолы, довольно скромных, конечно, только и разговоров было, что о картинах, иллюстрирующих мифы. Возникли целые художественные направления, вокруг которых тут же повырастали эзотерические культы в Центральной Европе, — говорила Инкери. — В те годы в колледж Восточного Хяме как раз пришел новый учитель рисования. Он-то и заинтересовал студентов всей этой мистикой. Тогда же Алма организовывала свои шаманские мероприятия. Даже я на какой-то момент перестала смотреть на вещи критически. Я влюбилась в харизматичного коллегу. Поговаривали, что в районе речного порога что-то происходит. Ходили даже слухи о том, что там живет Король воды. В общем, атмосфера располагала ко всему, и смерть Хелены стала своеобразной кульминацией этого художественного безумства, кульминацией нелепой и отвратительной. То лето оставило отпечаток на всем городишке.
Рассказ тети Саана слушала затаив дыхание. Все это звучало так необычно, почти нереально. И в конце тетя добавила:
— Та картина — помню ее, разумеется. Висела в зале усадьбы Коскипяя.
Саана приносит с верхнего этажа ноутбук и гуглит: «Krol wody». Результатов не то чтобы много, но один из них — заготовка статьи на Википедии. Неожиданно перед глазами Сааны появляется та самая картина. «Картина польского художника Казимира Сальцкова Krol wody, “Король воды”», — написано под картиной. До крайности взволнованная, Саана принимается читать текст статьи.
ЭТА СТРАНИЦА ПОСВЯЩЕНА МИФОЛОГИЧЕСКОМУ СУЩЕСТВУ. О ДРУГИХ ЗНАЧЕНИЯХ СМ. КОРОЛЬ ВОДЫ (ЗНАЧЕНИЯ).
Король речного порога — мифологический персонаж, история которого уходит корнями на восток. Король порога часто упоминается в том же контексте, что и някки[65 - Някки (Nakki) — мифологическое существо, водяной дух, обитающий в темных прудах, озерах и колодцах, под пирсами, причалами и мостами. Он дразнит людей и может утаскивать их к себе. В разных легендах някки выглядит по-разному: от водорослевого комка до прекрасной девушки.]. Считается, что они принадлежат к одному мифологическому пласту. Там, где някки, согласно преданиям, меняет свой облик, Король порога остается собой, то есть существом мужского пола крепкого телосложения. Его можно узнать по короне из рогов и меховой накидке. Накидка сделана из лисиц. В польских народных сказаниях упоминается о том, что Король порога завлекает невинных девушек в воду ароматом мускуса и бурлящей рекой, своим шумом приглашающей молоденьких жертв на танец. В восточнославянской мифологии, особенно в России, функции Короля порога выполняет Русалка. Финский Ветенихен и саамский Равга напоминают Короля порога лишь отчасти. Тем не менее в группе похожих
мифологических существ Король порога наименее известный и появляется лишь в отдельно взятых сказках и легендах, где обычно упоминается вскользь. Корни этого персонажа, вероятнее всего, уходят в Польшу, где более распространен вариант имени Krol wody, то есть «Король воды».
Саане на ум тут же приходит ведьма из статьи в журнале «Хюмю» и ее слова «порог» и «король». Неужели кто-то решил создать свою версию этой легенды, оживить Короля воды? Саана захлопывает ноутбук и выглядывает в окно, любуясь великолепным садом. Телефон как-то сам оказывается в руке, и она смотрит, не пришло ли от Яна чего-нибудь, хотя в последний раз она с этой же целью проверяла экран менее получаса назад.
Ожидание грызет Саану изнутри. Она надеется, что Ян напишет или позвонит, хотя от мысли о телефонном разговоре с ним становится как-то не по себе. Они до сих пор друг другу чужие люди, если рассудить здраво. Возникшее между ними сексуальное напряжение делает из обоих неуклюжих дурачков. А еще они полны энергии, страсти и предвкушения. Предвкушения того, что пока не произошло.
ЛЕТО 1989, ХАРТОЛА
Тем летом, когда все еще только начиналось и никто не ощущал приближения трагедии, Хелена очень много времени проводила в стенах колледжа Восточного Хяме. Она успела сродниться со старой деревянной партой и окном, куда так полюбила смотреть.
В глубокой задумчивости наблюдала она за меланхоличным подрагиванием веточек березы на ветру. Они с Йоханной хранили молчание уже много дней. В классе кто-то закашлялся, и Хелена вернулась мыслями к лежащему перед ней чистому листу бумаги. Задание по творческому письму: сочинить стихотворение. Хелена посмотрела на сидевшую лицом к классу учительницу, такую красивую и естественную, умеющую держать себя уверенно и в то же время ласково. Учительница улыбнулась Хелене, заметив на себе ее пристальный взгляд.
В дверь кабинета постучали. Учитель рисования что-то нашептывал Инкери, опершись о дверной косяк. Хелена внимательно пронаблюдала за тем, как Инкери решительно, но мягко стряхнула с себя руку мужчины. Однако от Хелены не укрылось и то, что в этом жесте сквозила подозрительная легкость, намекающая на нежелание женщины рушить образовавшуюся близость. Учитель рисования игриво ухмыльнулся, не выказав никакого уныния от маленького протеста Инкери, — просто взял и улыбнулся, а потом внезапно исчез. Это были самые классные учителя колледжа — и самые красивые. Хелена была уверена, что оба живут насыщенной, интересной жизнью.
Вечером, когда занятия уже подошли к концу, Хелена наткнулась на мужчину в коридоре. Места там было предостаточно, однако мужчина даже не попытался предотвратить столкновение.
— Хелена, — начал он, останавливая девушку. — Ты сейчас идешь в бар Unioni? Если будешь хорошо себя вести, то могу угостить.
Хелена нервно сглотнула. С чего это он взял, что она, несовершеннолетняя, отважилась бы пойти в такое заведение? И зачем ей хорошо себя вести, если она еще ни в чем ни перед кем не провинилась? Хелена посмотрела на себя глазами мужчины: какая-то трясущаяся пигалица. Так дело не пойдет. Хелена густо покраснела, осознав, что поступает некрасиво по отношению к Инкери, и все же сказала: «Хорошо».
Они шли в центр, и мужчина расспрашивал ее о писательстве, о планах на будущее. Станет ли Хелена великим творцом?
— Вы были когда-нибудь в усадьбе Коскипяя? — неожиданно для себя спросила Хелена. Ей нужно было знать, права была Йоханна или нет, когда утверждала, что барону якобы по вкусу мужчины.
— Был, конечно, я знаком с Августом, он большой ценитель искусства. У этого джентльмена отменный вкус.
Хелена желала услышать что-нибудь еще, но так и не дождалась.
Когда они подошли ко входу в бар, Хелена понадеялась на то, что ноги сами уведут ее прочь, однако вместо этого ноги решительно повели ее в бар. Подойдя к стойке, учитель повернулся к Хелене и выжидающе посмотрел.
— Бокал рислинга, пожалуйста, — протараторила Хелена. Вспомнила рекомендацию барона. Сама-то она в напитках ничего не смыслила, еще и учитель этот странный — ведет себя так, будто она ему ровня. Заполучив в руки бокал, Хелена неуверенно приподняла его и сделала сразу два больших глотка. Вино было теплым и сладким. И оно даже отдаленно не напоминало настоящий рислинг. Хелена хмыкнула про себя: барон бы выплюнул это пойло.
— За тебя, прекрасная Хелена, — сказал учитель, и девушка понадеялась, что в его словах нет никакого подтекста, что красивый и немного загадочный учитель рисования не всколыхнет в ней никаких чувств. Она не желала думать о том, какие отношения связывают этого красавца и Инкери, самую незаурядную женщину из всех знакомых ей. Ей хотелось бы не обращать внимания на лесть и комплименты мужчины, но это оказалось слишком сложно. Неужели он действительно считал Хелену прекрасной? Девушка отхлебнула еще вина и улыбнулась. Однажды вечером в гостиной барон сказал, что улыбаться нужно так, будто хранишь какой-то огромный секрет. Это была Беседа о привлекательности и ее воздействии на мужчин, часть III. Хелена держалась так, словно ее душу и впрямь тяготила какая-то тайна, но поднять глаза на мужчину было страшновато. Ее взгляд где-то блуждал, игнорируя игральные автоматы, стойку и шумные столики, — он был далеко. И тогда мужчина произнес «те самые» слова, о которых она тайком мечтала, однако было в них и что-то запретное.
— Ты выглядишь немного старше своих лет, — сказал мужчина, и ничем не примечательный летний день вдруг заиграл для Хелены всеми цветами радуги. — У тебя очень взрослый взгляд, — продолжил говорить он в сумрачном полупустом баре, и Хелена от страха опрокинула в себя весь бокал. А мужчина просто сидел и неотрывно смотрел на нее, буравя глазами насквозь. Хелена кожей чувствовала этот обжигающий взгляд, хотя сама уставилась в пыльные окна бара, и старалась делать вид, что она тут ни при чем.
На пути домой мерзкое сладкое вино из бара скручивало желудок, так и норовя подняться к горлу. Хелена как могла боролась с подступающей тошнотой, сглатывая все выпитое и все сказанное за вечер. Почему мужчина позвал с собой именно ее? Почему вообще заметил ее, когда у него уже есть Инкери? О чем еще можно думать, когда рядом с тобой красивейшая женщина Хартолы?
Картина появилась лишь спустя несколько дней с того похода в бар. Адресованный Хелене пакет — обернутый в крафтовую бумагу маленький квадратик — ждал хозяйку на парте одним пятничным днем. Инкери протянула Хелене сверток, глядя на нее нечитаемым взглядом, и резко сказала:
— Это оставили тебе.
Хелена сглотнула, чувствуя исходящее от Инкери напряжение.
— Спасибо, — только и сказала она, решив открыть пакет по приходе домой. Вечером на пляже будет вечеринка. Там соберется вся молодежь, в том числе и ребята из тех, что будут с ней в конфирмационном лагере, и совсем не хотелось сейчас ломать голову над этим пакетом и его отправителем — особенно под таким взглядом Инкери.
На пляже царило обычное пятничное настроение. Почти все присутствующие были Хелене знакомы, хотя нашелся народ и из соседних общин. Хелена смотрела на пляшущие язычки пламени в костре. Удивительно, насколько сердце костра было горячим, если танцующий там огонь отливал синевой. В целом все шло неплохо. С Йоханной они худо-бедно помирились, хотя вытравить из памяти ее злой смех уже не получится. Их отношения стали более натянутыми. Наверное, Йоханна просто боялась, что Хелена расскажет всем о том постыдном поцелуе. Но Хелена ни в коем случае не стала бы так делать. Как сильно бы они ни поссорились, она всегда готова принять сторону подруги и защищать ее. И все же теперь, каждый раз видя Йоханну, она прокручивала в голове тот смех и слова: «Ты не понимаешь, что ли? Барон твой — по мужикам». Если верить Йоханне, то вот прямо каждая хартольская собака в курсе, что у барона все лето живет какой-то иностранец. «Это же очевидно».
Изнутри Хелену распирал склизкий комок разочарования. С другой стороны, эта новость все значительно упрощала, делая отношения Хелены и барона по-настоящему особенными. Это означало, что они друзья и барон ценит ее общество. В то время как дружба с Йоханной висела на волоске.
Глаза Хелены уже наполнились слезами — и она спешно смахнула их, пока никто не успел заметить. Хелена плакала от всей этой путаницы. От красного вина. От чувств, что все в ней поставили с ног на голову, но сделали живой. Девочка из параллельного класса тихонько пихнула Хелену в ребра. Не проспи, мол, вино. Хелена схватила бутылку и без раздумий снова сделала внушительный глоток. Они сидели вокруг костра. Один играл на гитаре, остальные подпевали. Мерцал огонь, и его отблески танцевали на лицах ребят. Этим вечером она просто хочет опустошить свой мозг и не думать ни о Йоханне, ни о Нем. Нужно было придумать что-нибудь еще.
Позже, когда настало время расходиться по домам, вокруг начали сгущаться сумерки, а со стороны воды слышались только визги знакомых и полузнакомых ребят, Хелена достала сверток. Охваченная яростью, распаленная красным вином, Хелена сорвала обертку и уставилась на маленькую картину. Масляные краски на холсте. Олений череп. Хелена заставила свой затуманенный алкоголем разум сфокусироваться на изображении — и чуть не завалилась на бок. В голове все так приятно затормозилось. Бессвязные выкрики пьяных знакомых казались до невозможности уютными, а она будто была частью всего этого, хотя лишь сидела в сторонке. Хелена воззрилась на картину и подумала о том, что неплохо бы закурить. И вдруг к ней кто-то подошел, выхватил картину из рук и кинул ее, прямо с оберткой, в костер. Безумный пьяный порыв. Ошарашенная, Хелена внезапно расхохоталась, улеглась на землю и так, смеясь, залюбовалась танцем язычков пламени. Прежде чем огонь поглотил сверток, Хелена успела разглядеть подпись. У самого края белыми буквами было выведено: «Krol».
15 ИЮЛЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК, ХАРТОЛА
В библиотеке ни души. Саана пыталась найти хоть что-то про миф о Короле воды — безуспешно. Она останавливается взглядом на библиотечных стульях, думая о том, приходилось ли Хелене сидеть на них с книжкой в руках.
На выходе Саана пробегается глазами по доске объявлений. Бензопила (еще продается), новые курсы вязания крючком (уже прошли) и реклама осенних программ в колледже Восточного Хяме. Пчеловодство, испанский язык, арт-терапия. Чуть ниже Саана замечает любопытную листовку. «Если ты ищешь свое место в мире. Беседы, досуг, общение с Богом для тех, кому от 15 до 25 лет. Двери церкви всегда открыты для тебя. Ступай с Богом!» Объявление о молодежном вечере для прихожан чем-то запачкано. Сверху, прямо на тексте, черными буквами написано: «Форс aka извращенец». Извращенец? Саана перечитывает объявление еще раз. Что такого сделал Форс, дабы заслужить подобную кличку? Саана гуглит его имя — мужчины ожидаемо нет в соцсетях. Единственные упоминания о нем относятся к церковному приходу.
Теперь Саане нужно узнать часы работы колледжа. Она могла бы туда наведаться. Тетя не горит желанием рассказывать о своих прошлых отношениях и об учителе рисования, в свое время вдохновившем столько людей на изучение мифов. Ведьма Алма, загадочный мужчина из усадьбы или еще более загадочный учитель рисования? Кто из них в итоге оживил для хартольцев историю о Короле воды?
Восхитительный желтый деревянный дом кажется Саане удивительно большим, когда она оказывается прямо перед ним. Красные дворовые постройки лишь дополняют идиллию. Из дома выходят два молодых человека. Двор очень ухожен, за ним явно присматривают. Несколько стульев вынесены на улицу.
Саана движется в сторону главного входа, надеясь повстречать того, кто обнажил бы для нее кое-какие моменты из прошлого колледжа. Вибрирует телефон в кармане. Сообщение от Яна: «Постоянно думаю о тебе, знаешь».
В животе приятно защекотало. Она улыбается и останавливается, обдумывая, как ответить. Смайликом, картинкой или словами? Если смайликом, то каким? В голову ничего не приходит. Наверняка Яну больше нравятся слова. «Я тоже думаю о тебе:) Как самочувствие?» Сообщение отправлено, и Саана входит в здание колледжа. Может, не стоило спрашивать о здоровье? Неромантично как-то, будто она курица-наседка. Вот дерьмо. Саана тут же жалеет, что послала такое мамашкино сообщение вместо игривого. С другой стороны, она ведь и правда волнуется, это не праздное любопытство.
Довольно улыбаясь, Саана смотрит на записанное в блокноте имя мужчины. Оно стоило ей нескольких телефонных разговоров и встречи с человеком, который знал, кто вел курсы рисования летом 1987, 1988 и 1989 годов. В итоге именно бывшая секретарша колледжа, ныне пребывающая на пенсии, оказалась той, кто искренне обрадовался возможности помочь. Она знала про эти курсы буквально все. Она и Инкери сразу вспомнила, когда о той зашла речь.
— О, так шплетни не врали, — секретарша была явно в приподнятом настроении и сильно шепелявила, как и многие милые старушки.
— Какие сплетни? — живо спрашивает Саана.
— Ну, вы же об этих двоих шпрашиваете. Штранно было бы не вшпомнить имя Инкери, когда они с тем учителем в швое время друг от друга не отлипали.
Ничего более конкретного от секретарши выведать не удалось. Но Саана все равно никак была не в силах понять, что именно заставляет тетю упорно хранить молчание. Скрывает что-то ужасное? Или, может, в душе тетя очень ранимый человек, который таким образом защищается? Воспоминания насильно погружают Инкери в то время, в которое она была бы рада никогда не возвращаться.
Саана буравит взглядом имя и думает о том, произошло ли в прошлом нечто такое, что тетя до сих пор не в силах пережить? Если мужчина связан с судьбой Хелены, для Инкери это, должно быть, страшный удар. Саана так и записывает в блокнот: «Мог ли сам учитель рисования как-то повлиять на судьбу Хелены?»
ЛЕТО 1989, ХАРТОЛА
Хелена снова дневала в ларечке, неожиданно остро ощущая свое одиночество. Краем глаза уловила она движение: чей-то мопед свернул с центральной дороги прямо к торговой площади. Когда водитель мопеда снял шлем, Хелена узнала того парня, что недавно следил за ней в бинокль. Он аккуратно примостил шлем на сидушку и принялся внимательно смотреть в сторону ларька с клубникой. Хелена притворилась, будто не замечает. Она вообще притворялась, что понятия не имеет, кто этот парнишка, хотя видела его целых два раза. Первый раз — в церкви: он был вожатым лагеря, а второй раз — когда он разглядывал ее в бинокль. Хелена знала, что парень был в числе тех немногих, кто хоть раз видел ее визиты в усадьбу. Парень направился к ларьку, а Хелена в панике искала, чем бы себя занять. Остановилась на неспешном раскладывании ягод по литровым корзиночкам.
— Я попробую? — спросил парень, хотя уже успел взять одну клубничку и наполовину ее съесть.
Хелена промолчала.
— На твоем месте я бы держался подальше от усадьбы, — сообщил он, вручая девушке хвостик от клубники. Хелена не взяла. Парень мог с тем же успехом бросить его на землю.
— Неужели? Тебе-то что? — Хелену раздражал этот парень. Худой, а голова большая. Глаза почти скрыты за стеклами очков.
— Если желаешь себе добра, — сказал парень. — Если я не ошибся и ты правда умная, не ходи туда, — прошептал он и побрел к мопеду. Несмотря на дерзкий поступок, парень казался довольно застенчивым. Не решился даже в глаза Хелене посмотреть. И как только духу хватило следить за ней в бинокль, а потом подходить с такими вот заявлениями? Видимо, парень знал чуть больше, чем Хелена. Ей очень не хватало атмосферы вневременья, царившей в восхитительной гостиной усадьбы, но слова Йоханны разрушили волшебство — и теперь Хелене казалось, что приходить к барону без приглашения как-то неприлично. Ей оставалось только ждать. В следующий раз она повезет клубнику в усадьбу уже после конфирмационного лагеря.
— Да почему? Назови хоть одну причину! — Хелена отважилась прокричать вслед парню, но слишком поздно. Тот не услышал.
Продав всю клубнику, Хелена села на велосипед и медленно поехала по песчаной дороге, бросая быстрые взгляды на знакомый густой ельник. Траурницы нигде не было. Повсюду стояла тишина. Природа будто затаилась в ожидании чего-то. Ждал лес. Ждали небеса. Хелена прислушалась, не поют ли птицы, однако вскоре осознала: близится конец лета, птичье пение постепенно стихает. Хелена подняла взгляд на небо. Ничто не предвещало бурю. Значит, лес ждал чего-то другого.
15 ИЮЛЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК, ХАРТОЛА
Хейди посматривает на пассажирское сиденье. Там спит Ян и выглядит при этом очень уязвимым, каким-то раненым. Первые полчаса Ян еще пытался бороться со сном, но потом окончательно сдался. Есть подозрение, что напарник не высыпается по-человечески уже несколько месяцев. Вот и нечего его тревожить.
Они ждут начала церемонии прощания. Кажется, будто вся Хартола в сборе. Будь это кинофильмом, непременно стояла бы пасмурная, гнетущая погода — ну, как Хейди себе это представляет. Вопреки кинематографическим клише, сегодняшнее солнце почти ослепляет, а плывущие по небу высокие облачка угрозы не несут. Ян и Хейди сидят на парковке у церкви и ждут начала. Оба надели темные гражданские одежды, как полагается. Едва ли они привлекут к себе чье-то внимание. Хейди подумывает о том, чтобы разбудить Яна.
Взгляд Хейди скользит по входным дверям церкви — и тут появляется та женщина. Она стоит прямо на входе в черном брючном костюме. Хейди узнала бы эту блондинку с любого расстояния. Далекое воспоминание о туманной совместной ночи пронзает Хейди насквозь. Она закашливается. На долю секунды в голове хаотично смешиваются желание и стыд. Грудь сдавило, и Хейди открывает окно — чтобы глотнуть свежего воздуха. От этой бурной активности просыпается Ян.
— Что такое? — спрашивает он.
— Мне нужно кое в чем признаться. Я как бы знакома с вон той, с блондинкой, — произносит Хейди, кивая в сторону женщины, стоящей на ступеньках у входа.
— С Йоханной Эскола? — приглядываясь к церкви, уточняет Ян.
— С Юлией. Я про Юлию сейчас, — говорит Хейди, и тут в ее мозгах щелкает. — Я в жопе.
— Да, ты просто ходячий геморрой, — говорит Ян. Хейди хочется ему врезать. Она густо краснеет, не успевая даже придумать достойный ответ.
Они сидят молча, пока Ян не решает высказаться.
— Ну вот какого хрена, Хейди? Ты не можешь контролировать свое либидо или что? — посмеивается он, довольный тем, что наконец прокомментировал все это. Хейди пихает его локтем под ребра. Силу она рассчитала, но ударила все равно ощутимо. Ян охает и причитает, но смеяться не прекращает. Глядя на него, Хейди и сама расплывается в улыбке. Себе-то можно признаться в том, насколько приятно видеть его таким радостным. Большая редкость. И хотя спонсором его веселья сегодня выступает опрометчивость Хейди, оно того стоит.
— Поправь меня, если я не права. Та женщина, получается, Юлия Сандерсон? В смысле, Йоханна Эскола? И как до меня не дошло, — спрашивает Хейди в полной растерянности, наблюдая за церковным входом совсем другими глазами.
Постепенно к церкви подтягивается все больше людей в черном. Закончив обмениваться новостями со своими знакомыми, все затихают и по одному ступают в дом Господа. Хейди выходит из машины и одергивает вниз пиджак. Как и всегда, на ней ни капли макияжа, но при виде Юлии на женщину внезапно накатывает озабоченность внешним видом. Узнает ли ее Юлия при таких специфических обстоятельствах?
По мере приближения к церкви мысли о Юлии парализуют сознание Хейди. Она оказалась не в состоянии сложить два и два — но можно ли ее за это винить? То, что случайная любовница неожиданно оказалась причастной к текущему расследованию, — это совпадение, нелепое и пугающее. Причастна ли она к делу как-то еще? Юлия Сандерсон, Йоханна Эскола. В церкви они с Яном проследят, как Юлия будет молчаливо сидеть, окруженная родными и близкими, и держать за руку саму Райю Эскола.
Ян наблюдает за пастором: тот жестом приглашает всех прихожан разместиться на жестких, неудобных деревянных скамеечках. Антти-Юхани Форс — мужчина солидного возраста, однако все еще в прекрасной форме. В церкви почти не протолкнуться, ее отрезвляющая прохлада под воздействием толпы превратилась в горячую влажную воздушную массу, наполненную ядреной смесью различных духов. Пастор потеет, заметно, что он мучается, стоя в жарком облачении посреди церкви. В июле. В какой-то момент его речь стихает — пастор спокойно подходит к вдове. «Мои глубочайшие соболезнования», — словно читает Ян по губам мужчины. Затем Форс делает шаг вперед, оказываясь перед Юлией Сандерсон и решительно касаясь ее руки. Мужчина сжимает ее плечо и что-то нашептывает. Яну не удается разглядеть пасторского лица, зато он замечает, как вздрагивает Юлия. Что же такого он наговорил Юлии Сандерсон, что та аж отпрянула? Антти-Юхани Форс вновь поднимается, поворачиваясь к прихожанам, и со скорбным видом начинает петь псалом. Народ тут же подхватывает. Псалом номер 30. «Земля так прекрасна».
— Рождественская песнь в июле, — шепчет Хейди, но Ян не отзывается.
Он продолжает пристально наблюдать за Антти-Юхани Форсом. Зачем было врать о том, что он не знаком с Ларсом Сундином? Ян мысленно возвращается к его алиби в ночь убийства Эсколы. Нет никакого алиби. Мужчина хлопотал в церкви — по его же собственным словам, которые никто не в силах подтвердить.
Изящные венки с плачем и всхлипываниями возлагаются на пустой гроб, гости неспешно выходят во двор.
Хейди замечает, что присутствие дочери Матти Эсколы вызывает у хартольцев приступы бурного обсуждения. Юлия не обращает на это внимания, она подходит к Хейди и Яну.
— И ты здесь, — говорит она Хейди, кивает Яну. Тот тут же отмечает, что Юлия не проронила ни слезинки.
— И ты, — напряженно отвечает Хейди, и женщины какое-то время буравят друг друга взглядом.
Первой приходит в себя Юлия.
— Отец мой, — сообщает она, указывая на церковь.
— Наши соболезнования, — произносит Хейди, постепенно смягчаясь прямо на глазах напарника.
Ян молча наблюдает за встречей. Ухоженная фитнес-богиня и красивая, хоть и упертая, женщина-полицейский. Взгляд, которым Юлия одаривает Хейди, красноречив: кажется, в сети прекрасного детектива попалась очередная жертва. Довольно необычная на сей раз.
Юлия кивает.
— Спасибо, но мы с матерью как-нибудь справимся, — отвечает она. И снова испепеляет Хейди взглядом, в котором читается: полиция, значит?
Вскоре Юлия вскидывает руку в коротком прощании и на своих высоких каблуках в несколько шагов добегает до церкви, чтобы присоединиться к прихожанам. Черный костюм красиво облегает ее тело.
На парковке Хейди быстро отключает сигнализацию, рывком распахивает дверь и садится на место водителя.
— Ты в порядке? — немного смущенно интересуется Ян.
— Более чем, — шипит Хейди, делая все в ускоренном темпе, сильно расходящемся со словами «более чем».
Яна тянет поухмыляться. Он обдумывает очередную шпильку в адрес коллеги, но остроумие ему изменяет. Что-то в лице Хейди подсказывает, что тут речь отнюдь не об интрижке на одну ночь. Со стороны было заметно: обе сдерживались, желая сказать друг другу куда больше, по-человечески объясниться.
Хейди начинает сдавать назад, не дав Яну толком сесть в машину. Пока напарница со всех ног бежала к автомобилю, Ян бросил взгляд на кладбище. Будто увидел кого-то знакомого. На секунду даже почудилось, что среди надгробий расхаживает их босс Мертанен собственной персоной. Настолько не доверяет им, что решил ходить везде по пятам? Яна трясет от гнева. Он жмурится и потирает виски. Нет, скорее всего, просто обознался.
— Хейди, — начинает он, прикрывая на секунду глаза.
— Чего? — спрашивает она с нетерпением.
Ян открывает глаза. Они уже порядочно проехали. Он обязан посмотреть на кладбище еще раз.
— Ну? — повторяет Хейди, однако Ян поглощен изучением кладбища. Там пусто. Ни души. Ян понимает, что у него случилась зрительная галлюцинация. Поскольку Хейди все еще ждет ответа, Ян решает сконцентрироваться на нем. Говорит, что обратил внимание на Форса. Почему пастор лжет? Как он связан со всем происходящим? Ян смотрит на Хейди, замечая, что и у той в голове что-то щелкнуло. Под Форса точно надо копать.
Через час Ян оглядывает себя в туалете маленькой гостиницы. Мысль рождается буквально из пустоты. «Я живу внутри вот этого чувака». Какое-то время Ян смотрит на свое отражение как бы со стороны, отделившись от заросшего щетиной лица. Он умывается чуть теплой хартольской водой, изо всех сил стараясь прийти в себя, отбросить все это. А что лучше всего помогает забыть о проблемах хотя бы на время? Ответ очевиден. Он посылает Саане сообщение: «Можем встретиться сегодня в Хартоле?» Ответ приходит на удивление быстро. Договорились на семь вечера у красной ветряной мельницы. Саана считает, что раз уж Ян полицейский, ему не составит особого труда найти нужное место.
Саанина логика забавляет Яна, он смотрит на часы — 17:38. В душ заскочить успеет.
15 ИЮЛЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК, ХАРТОЛА
Хейди сидит в тесном и скромненьком номере гостиницы «Линна», уставившись перед собой. Соседняя кровать пустует. С ней всегда так: занята лишь одна половина, и нет никого, кто покусился бы на вторую. Хейди плюхается спиной на кровать и смотрит в потолок. В голове начинают всплывать обрывки той туманной ночи. Юлия в баре, голая Юлия в постели, Юлия спит, а сама она уходит. И теперь отрезвляющая мысль: Юлия и внезапное хартольское прошлое. Йоханна и фотографии, что были найдены в доме ее отца.
Сделав глубокий вдох, Хейди пытается «выдохнуть» лишнее из головы. Желательно — все, что хоть как-то указывало бы на ту ночь с Юлией. Мечущиеся чувства, воспоминания о нежности и то, как заполошно билось сердце при виде Юлии. Хейди снова делает вдох — и медленный выдох. И теперь, хотя дыхательное упражнение не принесло никаких результатов, Хейди заставляет себя отринуть ненужные размышления и сконцентрироваться на деле так, словно ничего не было. Необходимо прислушаться к интуиции, которая шевельнулась на парковке около церкви, породив один вопрос: какова роль Юлии в деле с клеймеными жертвами?
О Юлии Хейди знает немного: довольно категоричная, отстаивает права женщин и ведет курсы самообороны в «Кабельном заводе». Также им известно, что в ночь убийства Ларса Сундина Юлия отрабатывала смену в «Театтери». Она была там и на церемонии прощания. Неужели совпадение? У Юлии были отношения с Ларсом? Какие? Способна ли Юлия на убийство собственного отца? Зак не нашел в базе никаких нарушений ни у Юлии, ни у Йоханны, но до Хейди долетали кое-какие слухи о тех курсах самообороны. Например, супруги некоторых женщин, прошедших подготовку, потребовали судебного запрета на приближение, какие-то мужья заявили о нанесении им побоев. Слухи правдивы? Юлия регулярно учит женщин драться так, что самооборона перетекает в нападение? Идею Хейди в целом понимает, однако подобный самосуд — скользкая дорожка. И как бы ни был неприятен следующий логичный вопрос, он неизбежен: способна ли Юлия вывести насилие в отношении мужчин на более радикальный уровень? Может ли организовать и успешно осуществить целых два убийства?
Уцепившись за это направление мысли, Хейди уже не в состоянии сойти с него. Все сразу становится таким правильным и реальным. Возможным. Что, если Юлия мстит за всех женщин тем мужчинам, о скотском поведении которых она знает не понаслышке? Ларс Сундин и молоденькие девушки. Матти Эскола и найденные в его доме фотографии обнаженных девичьих тел. Хейди нервно сглатывает, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Почему-то она сразу думает о реакции Яна. Что скажет руководитель расследования, когда поймет, что Хейди переспала с возможной подозреваемой? С серийной убийцей.
Хейди медленно садится на кровати. Все равно в этой мозаике что-то не сходится. Женщина стирает со лба липкий прохладный пот и отправляется в мысленное путешествие куда-нибудь повыше, подальше отсюда. Вот она выходит из гостиницы «Линна», вылетает прямо в окно навстречу полю для гольфа — и затем устремляется в открытый космос. Она смотрит на крошечные домишки, длинные змеистые дороги, машины на которых размером с игольное ушко. Люди превратились в микроскопические точечки, собравшиеся в месте под названием Хартола. «Карта — одно, местность — совсем другое». Хейди кажется, что сейчас она неспособна сориентироваться на местности. Ее сознание поднимается все выше. И на краю, на границе Вселенной, Хейди заставляет себя задуматься о том, насколько незначительно все остальное. В конце концов, все мы тут одиноки. Сами по себе. И сейчас, убаюканная величием бескрайности, Хейди начинает тихонечко двигать туда-сюда кусочки мозаики и фрагменты сведений. И так, шажок за шажком, у нее в голове вырисовывается ниточка, ведущая к разгадке убийцы с клеймом, первая версия.
Возвратившись мыслями обратно в тесный гостиничный номер, Хейди понимает, что может успокоить свое подсознание и не следовать слепо его капризам. Теперь она осознает всю неразумность порыва пойти и предупредить Юлию. Хейди в шоке от собственной одержимости. С Юлией ее связывает лишь одна ночь, хотя и страстная до искр в глазах. Со вздохом Хейди поднимается с кровати. Сейчас она примет душ, пробежится по основным моментам дела еще раз и пойдет к Яну, дабы подробно изложить ему первую более-менее состоятельную версию событий. Версию под кодовым названием «Разгневанная женщина».
Ян смотрит на себя в зеркало и пытается улыбнуться. Саана заслуживает улыбки. В этот момент раздается стук в дверь. Ян тут же разворачивается и бежит открывать. На автомате заглядывает в глазок: Хейди стоит в коридоре, напряженно глядя на дверь. Ян открывает, Хейди тут же залетает внутрь, она на взводе. Время 18:31. Хейди направляется прямиком к стене, на которой они разместили все кусочки этой мозаики. Она внимательно изучает собранный материал, будто намереваясь убедить себя в чем-то, а затем оборачивается к Яну.
— Я слушаю, — говорит Ян. Нетерпеливость Хейди говорит сама за себя, и Ян чувствует, что у напарницы есть что сказать.
И Хейди излагает Яну свою версию, центром которой, и основной подозреваемой, является знакомая им Юлия Сандерсон, Йоханна Эскола.
Выслушивая рассказ Хейди, Ян нервно вертит в руках телефон. Саана, наверное, уже на подходе к мельнице, но со свиданием придется повременить.
ЛЕТО 1989, ХАРТОЛА
Когда летняя зелень принялась темнеть, а на полях появились первые проблески желтизны, в жизни Хелены случилось очередное приключение. Конфирмационный лагерь. С ребятами из своей будущей группы она была знакома еще с весны, и тем не менее лагерь интриговал. В первый вечер они с Йоханной робко жались друг к дружке, хотя в душе их разделяли километры. Бутылка вина, пронесенная в лагерь каким-то отчаянным контрабандистом, совершала свое круговое путешествие по рукам, по ртам. Собравшиеся сонно покачивались в такт музыки из магнитофона. Слово взял вожатый, и Хелену поразило то, насколько уверенно он держался. Противоречие между неуверенностью парня и нахальным разглядыванием Хелены в бинокль, безусловно, будоражило. Но сейчас, рассказывая о чем-то, парень просто источал самоуверенность. Хелена даже не решилась взглянуть на него — так и сидела, уставившись на песок. У парня был низкий голос и довольно страстная манера говорить. Хелена пораженно отметила, как внимание всех сидящих было захвачено им в мгновение ока. Ребята притихли и слушали с восторгом.
Парень сыпанул в костер пригоршню песка и торжественно объявил, что самая веселая часть хартольского летнего конфирмационного лагеря — 89 официально началась. И да будут все вечерние развлечения вне Иисусовой досягаемости. Объявление вызвало взрыв одобрительного смеха. Затем парень — уже более деловым тоном — продолжил. Как здорово, что все они сидят сегодня именно здесь, в Хартоле. На камнях королевской общины, между прочим, сидят, жгут вековые деревья и наблюдают за тем, как годичные кольца обращаются в прах, в раскаленные угольки — лишь для того, чтобы они пожарили себе сосиски на палочках. Дерево, прожившее все эти годы и достигшее такого величия, стало жертвой огня — кто-нибудь подумал об этом? Народ стыдливо заерзал на своих местах. Парень же отхлебнул из дошедшей до него бутылки с вином и продолжил:
— Первые упоминания о Хартоле относятся к XV веку. Деревья, конечно, долгожители, но кто-нибудь подумал о возрасте камней и скал?
Смутившись, ребята быстро оглядели берег озера Раутавеси, чудесное место, где они сейчас сидели.
— Тут также находили жертвенные камни, которые родом из железного века, — с упоением рассказывал парень. Хелена не могла понять, что именно его, робеющего доходягу, так раскрепостило: вино или роль вожатого?
— Что за камни такие? — спросил кто-то, громко отхлебнув вина.
— В железном веке вблизи могильников, то есть кладбищ, ставили жертвенные камни. Их еще называют чашечниками. Люди делали в камнях углубления наподобие чаш, потому что таковы были их верования. Чаши часто фигурировали в древних обрядах плодородия, были связаны с душами и духами, к которым обращались за помощью, — ответил парень. Его познания казались безграничными.
Бутылка не прекращала своего путешествия. Хелена пригубила дешевое, сильно отдающее спиртом красное вино и с любопытством посмотрела на оратора. Внезапно он предстал перед ней в новом свете. Хелена достала из кармана джинсов сплющенную пачку сигарет. Вообще, то были сигареты Йоханны, однако после их ссоры Хелена решила сделать вид, будто пачка принадлежала ей. Она хотела поджечь сигарету «огоньком» костра, но, приблизившись, почувствовала такую волну нестерпимого жара, что тут же отпрянула. Парень тем временем завел речь о пропавшей девушке.
— Не будем поминать мертвых, — он произнес, прищурившись. — Пока неизвестно, что произошло. Но где-то в этих краях пропала девушка, — сказал парень, окидывая взглядом каждого из присутствующих.
— И девушка эта сидела на тех же камнях, что и вы. Была одной из вас. Пела те же песни, любуясь вечным огнем. А потом — пуф! — для пущего эффекта он опять кинул в огонь песка. — Девушка исчезла, и никто ее больше не видел.
Хелена попыталась правильно затянуться. Так и не поняла, получилось или нет. Кто-то попросил сигаретку, и она любезно поделилась. Видимо, курение — это все-таки немного не ее. Случай с пропавшей девушкой изрядно напугал Хелену. Кошмар. Почему никто не разобрался в этом? Хелене хотелось услышать что-то еще, но попросить открыто она постеснялась. Парень обращался сразу ко всем, и все же Хелене казалось, что слова были адресованы ей одной. Была ли та девушка как-то связана с усадьбой?
До поры до времени Хелене удавалось уворачиваться от изучающего, пронзительного взгляда, буквально прожигающего ее ноги, грудь и глаза. Взгляд преследовал ее все лето. С первой же встречи. Она чувствовала его, когда проходила мимо церкви в компании ребят, однако те ничего не замечали. Она чувствовала его, когда ела мороженое на площади. Она чувствовала его, торгуя в ларьке. И Хелена спрашивала себя: она одна такая? Смотрят только на нее? Но лишь сегодня парень заставил Хелену по-настоящему задуматься. Костер, красное вино и харизма вожатого совсем разморили девушку, и она призналась самой себе, что удивлена до крайности. Раньше ей и в голову не приходило одаривать парнишку вниманием: на фоне всегда маячило обещание чего-то большего. А сейчас Хелена осознала, что барон не сумел бы изменить ее мир так, как она надеялась. По-видимому, парень просто хотел не дать сердцу Хелены звонко разбиться.
Интерес читался и в глазах еще парочки девушек. В одночасье ничем не примечательный молодой человек стал сердцем лагеря, его звездой. Хелена исподтишка поглядывала на него, и мысль о том взгляде отчего-то перестала ее тяготить.
Их лица разделяли танцующие язычки пламени. И в этот момент Хелена посмотрела туда, где сидел парень, и уставилась в ответ. Начинало светать, хотя до первых лучей солнца было еще далеко. Они впервые смотрели друг другу прямо в глаза, и огонь между ними дымился и посылал снопики искр в синее июльское мгновение.
15 ИЮЛЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК, ХАРТОЛА
Уже перевалило за одиннадцать вечера, и Саана подумывает об отходе ко сну. Внезапно звонит телефон.
— Прости, пожалуйста. Мне правда жаль, что все сорвалось, — сокрушается Ян. — Работа.
— Да ничего, — отвечает Саана. На Яна просто невозможно разозлиться.
Воодушевленная и заинтригованная томительным ожиданием, Саана подъехала к ветряной мельнице и лишь тогда заметила сообщение от Яна. От накатившего разочарования она даже успела написать эсэмэску Лео («Как насчет выпить?»), но хватило ума ее не отправлять.
Почему она так слепо доверяет Яну? Что в нем такого? Профессия полицейского? Если подумать, они друг о друге толком ничего не знают.
— Могу я загладить вину и пригласить тебя покататься на машине? — спрашивает Ян. Тепло в его голосе растапливает Саанино сердце.
— Прямо сейчас? Так ты все-таки в Хартоле? — удивляется Саана.
— Ага, — смеется Ян, позабавленный ее реакцией. — Приходи в гостиницу «Линна» на пижамную вечеринку.
Мысль о том, чтобы оказаться с Яном в номере гостиницы, лишает Саану покоя.
— Ты сейчас где? — спрашивает она, выигрывая себе немного времени. Чего лукавить, она примчится.
— Я в номере. Могу заехать за тобой, если скинешь адрес.
Саана пулей несется в душ и чистит зубы. По полной программе прихорошиться не получается: вскоре телефон опять начинает вибрировать. С трудом переводя дыхание, Саана отвечает.
— Выгляни, — говорит Ян, и Саана не сразу понимает, о чем он. Она смотрит в окошко второго этажа — у тетиного дома останавливается машина, на крышу которой кто-то ставит мигалку. Открывается дверь, из машины выходит мужчина — несомненно, Ян — и смотрит прямо на окно, в котором замерла Саана. Ах да, заметил включенный свет. Он все еще прижимает телефон к уху и жестом показывает Саане спускаться.
— Ненормальный, — кричащим шепотом комментирует Саана и крадется по ступенькам вниз.
Стоит ей оказаться в обществе Яна, как тут же становится стыдно за одни только мысли о Лео. Наверное, Саане просто хотелось разбавить горечь и неуверенность, накатившие после сообщения динамщика-Яна. Немыслимо даже сравнивать этих мужчин между собой. Неужели все решает внешний вид? Ян — эффектный, черт возьми, даже слишком, однако и Лео по-своему красив. Так сразу и не скажешь, чем подкупает последний. Возможно, легкостью в общении, уровнем взаимопонимания. Рядом с Лео нет нужды суетиться и ежесекундно волноваться о своем невтянутом животике.
Войдя в гостиницу, они обнаруживают, что стойка регистрации пустует. Ян решительно ее обходит, берет ключ от своего номера, и они тихонько пробираются к нужной двери.
— Лучшее белое вино во всей Хартоле, — смеется Ян, выуживая из маленького шкафа-бара такую же маленькую бутылочку вина Cono Sur. У Сааны на лице застыла странноватая улыбка — с легкими нотками шока. Бокалы поднимаются вверх.
— За динамщиков и вторые шансы, — произносит Ян.
Отпивая вино, Саана яснее некуда представляет себе, чем закончится этот вечер. Взгляды, которыми они то и дело обмениваются, не оставляют пространства для фантазии.
Дабы отсрочить неизбежное, Саана заводит речь об истории Хелены.
— Дело довольно темное, никаких документов я на руки так и не получила, — начинает она и вдруг понимает, что перед ней сидит человек, специализирующийся на чем-то подобном. — Но можно же что-то нарыть?
— Ну, если ты еще никуда не продвинулась, можешь пока поспрашивать тех, кто в свое время был к этому делу причастен. Знакомых, там, или старого следователя, — предлагает он и делает глоток. — Он-то мог бы по старой памяти что-то рассказать, неофициально, не особо вдаваясь в детали, — добавляет он и тянется к лежащему за спиной у Сааны телефону. Та чувствует запах его лосьона после бритья.
— В одной из журнальных статей что-то писали о полицейских, расследовавших это дело, — на ходу сочиняет Саана. — Если не в самой статье, то уж в материалах журналистов наверняка что-то полезное найдется.
Они сидят вплотную друг к другу. Саана открыто любуется Яном: его темными волосами, светлыми глазами и щетиной — именно такой, какая ей нравится.
Это все чушь собачья, конечно. О Хелене они беседуют. Можно сколько угодно делать вид, что они тут ведут серьезный разговор, но воздух уже почти искрится. Саана ждет, что Ян ее поцелует. Он аккуратно ставит свой бокал на ковер и наклоняется, легонько прикасаясь губами к шее Сааны.
— Будешь хорошо себя вести, я даже помогу тебе составить великолепные вопросы, — шепчет он. Саана почти в обмороке.
— Правда? — отвечает она, почти поскуливая.
— Так, а что конкретно ты расследуешь? — спрашивает Ян, опустошая бокал.
Саана тоже допивает. Белое вино жжет горло, оставляя во рту привкус дешевого пакетного пойла. Пожалуй, дальше пить не стоит. Не нужно затуманивать ощущения. Не сейчас, когда Ян настолько близко.
Саана улыбается мужчине и признается в том, что поигрывает в детектива. Или, скорее, в журналиста, пишущего историю в стиле тру-крайм. Хотя в данный момент она далека что от первого, что от второго. Просто праздно любопытствует, мечтая о хорошем тексте.
— И ничего не «просто», — говорит Ян, глядя Саане прямо в глаза.
— Ладно, — соглашается Саана и мысленно обещает вести себя с Яном поувереннее. У нее с уверенностью по жизни натянутые отношения. — Это дело о смерти молоденькой девушки. Все произошло здесь, в Хартоле, в 1989 году, — начинает Саана и потом рассказывает о том, как постепенно знакомилась с тайнами маленького городка. Ян кивает, но по его виду заметно, что слушает он вполуха. Стало быть, они думают примерно об одном и том же. О том, чего сегодня не миновать.
— К сожалению, тут я тебе почти не помощник. Нельзя смешивать работу и личную жизнь, — шутит Ян, хотя Саана знает, что это справедливое замечание.
— А если я не очень хочу себя хорошо вести… — со смешком произносит Саана и с ужасом понимает, что дальше лучше помалкивать. Можно попробовать просто тихо посидеть.
Они впервые целуются по-настоящему. Ян улыбается, когда Саана опрокидывает его на спину и садится верхом. Целуются снова. Медленно, дразнясь. Когда руки Яна пробираются под кофту и расстегивают бюстгальтер, у Сааны перехватывает дыхание. Ее шея опять покрывается поцелуями. Они меняются местами, Ян нежно кладет Саану на спину и, загадочно ухмыляясь, стягивает с девушки джинсы. Вскоре Саана оказывается полностью раздета. Она чувствует, как Ян целует сначала пупок, а потом движется ниже, везде проходясь губами. Кажется, будто его прикосновения отдаются в каждой клеточке тела. Саана тяжело дышит, желая большего. У них впереди целая ночь на двоих, это невероятно будоражит.
Утром Саана просыпается от ощущения, будто на нее кто-то смотрит. Она лениво открывает глаза и тут же встречается взглядом с Яном. Они почти соприкасаются носами.
— Мне уже надо собираться, — говорит Ян.
Саана кивает — сонно и чуточку разочарованно. То есть они не смогут провести все утро, валяясь на гостиничных простынях.
Ян нежно убирает с лица Сааны прядь волос, заправляет за ухо.
— Прошлая ночь была… — начинает он, пока и сам не осознает, что слова тут бессильны. Ну, по крайней мере, на это надеется Саана, ведь она именно так и чувствует. Ночь, мягко говоря, удалась. Они были жадными — и одновременно нежными и робкими, немножко неловкими. Уж чего-чего, а жалоб на плохой секс ни от кого не поступит.
Ян наклоняется, целует Саану и рывком поднимается с кровати. Идет в туалет, чистит зубы, одевается, хватает со стола телефон и направляется к двери. Уже на выходе он останавливается и окидывает Саану долгим взглядом.
— Позвоню, как только выдастся минутка. Извини, работа не позволяет остаться, — говорит Ян, пожимая плечами. Заметно, что сожалеет он искренне.
Саана машет ему, дверь закрывается. И вот она лежит одна в постели гостиничного номера, в очередной раз понятия не имея, как быть. После этой ночи Саана потеряла покой, зато обрела голод, так что мечты о кофе и завтраке быстро вытесняют с пьедестала мечты о Яне. Вот придет она к тете — и забабахает себе поистине императорский завтрак. Яйцо пашот, тосты с авокадо, разные обжаренные семечки и свежий, хрустящий салат.
Нечестно, что Яну пришлось уйти именно сейчас, так быстро. Саана уже задумывается о том, каково будет жить с детективом. Помимо шикарного секса, это еще и постоянная неопределенность, почти жизнь на вулкане. Но, серьезно, стоит ли паниковать заранее? Сейчас Саане достаточно просто увидеть Яна как можно скорее. Он вывел ее жизнь на немыслимо высокий уровень. Она впервые страстно желает встречи с кем-то. И страстно желает кого-то.
Позже, на полный желудок, Саана вспоминает о том, что сказал Ян о случае с Хеленой Тойвио, пока они оба не потеряли голову. Может, и правда связаться с детективом, который вел то дело, и попробовать детально восстановить картину с его помощью? Наверняка полицейский допрашивал близких девушки, а также гостей праздника. Фотографии с места, где нашли труп, протоколы допросов, описание улик… Да, предложение Яна вполне может помочь, и она вытрясет какие-нибудь сведения из того следователя.
16 ИЮЛЯ, ВТОРНИК, ХАРТОЛА
Ян не помнит, когда ему в последний раз было настолько сложно откуда-нибудь уходить. Он никогда не обращал внимания на гостиничные номера, однако стоило Саане украсить собой один из них, как номер тут же намагнитился, превратившись в место, в котором Ян безвылазно просидел бы несколько дней кряду.
Нельзя не улыбаться, любуясь прекрасной женщиной, лежащей сейчас на постели. Ему отчаянно хочется присоединиться к ней, однако нужно заставить себя уйти. Впервые за долгое время Ян с нетерпением ждет свободной минутки, грозящей не настать вообще никогда, если расследование в ближайшее время не продвинется. Учитывая специфику его работы, остается только искренне удивляться тому, что им удалось спокойно провести вместе целую ночь. Да еще какую. У него перед глазами до сих пор Саана, которая заливисто смеется, укутавшись в гостиничную простынь. Ян думает о девушке с щемящей нежностью, и в то же время у него в голове не укладывается, как она умудряется быть такой восхитительной, не делая ничего особенного. Подобные чувства непривычны для Яна, чужды ему. Он счастлив? Ошеломлен? В любом случае Ян сбит с толку, что в его профессии недопустимо: он моментально становится уязвим. Нужно сделать вдох-выдох и вернуть на место самоконтроль. Голова должна быть холодной, мысли — быстрыми, выводы — логичными. Ян еще раз вдыхает и выдыхает, закрывает за собой дверь и идет в сторону машины Хейди.
Сейчас раннее утро. Слух Яна радует пение дрозда, хорошо различимое во дворе гостиницы. Они допросят Юлию, но на сей раз будут с ней пожестче.
— Уверена, что сможешь? — спрашивает Ян.
Хейди кивает. Она не позволит чувствам и интрижкам на одну ночь влиять на ее репутацию надежного следователя.
— Bring it on[66 - Вперед! (англ.).], как говорят чирлидерши в фильмах, — отвечает Хейди.
Для допроса руководство гостиницы выделило им конференц-зал. Люминесцентная лампа беспощадно слепит глаза, окрашивая все вокруг в белый цвет. При таком освещении Хейди отчетливо видит на лице Юлии синеватые круги под глазами и замечает несколько светлых волосинок, упавших на плечо.
Юлия выглядит опустошенной. Она не выпадает из реальности и все же не проявляет к ней особого интереса. Хейди безуспешно всматривается в лицо женщины, надеясь уловить какие-то мимолетные изменения в его выражении.
Хейди кладет между ними диктофон и произносит стандартную для протокола фразу: «16 июля, 10 часов утра. Допрашиваемая — Юлия Сандерсон, ранее — Йоханна Эскола».
— Что Антти-Юхани Форс прошептал вам в церкви? — без долгой раскачки начинает Хейди. На ее лице Юлия не прочла бы ничего, кроме делового интереса. Ситуацией необходимо управлять.
Зрачки Юлии едва заметно уменьшаются, она меняет позу, усаживаясь по-другому.
— Сказал, мол, добро пожаловать обратно, — в итоге отвечает женщина.
Хейди кивает. Очевидно, что Юлия лжет, но вот почему? Версия о мести разгневанной женщины до сих пор не отпускает Хейди, однако что-то в Юлии указывает на то, что она проработала свои болевые точки и сумела дистанцироваться от прошлого «я». Она довольно далека от собственного же профиля, рожденного разумом Хейди.
Чем дольше женщины находятся в одном помещении, тем меньше у Хейди оснований подозревать Юлию в этих страшных убийствах. Состоятельность версии пошатывается.
Наклонив голову, Хейди наблюдает за Юлией, глядя той прямо в глаза. Она обязательно выведет ее на чистую воду.
Мало-помалу череда вопросов начинает вырисовывать контуры тех дорожек, по которым Хейди хотела бы пройти дальше.
— Почему вы так поспешили покинуть Хартолу в прошлый раз?
— Какими были ваши отношения с отцом?
— Почему вы оборвали все связи с семьей?
— До нас дошли слухи, что вы несколько раз косвенно способствовали насилию в отношении мужчин. Это правда?
— Вы понимаете, что у вас нет алиби в ночь убийства Сундина?
— Какие у вас отношения с Форсом? Он был руководителем вашего конфирмационного лагеря? И другом семьи?
— Вы понимаете, что присутствуете здесь в качестве обвиняемой в двух жестоких убийствах? И одна из жертв — ваш отец. Почему вы убили его?
Юлия отвечает коротко и спокойно, однако к концу начинает ощутимо уставать.
— Долго вы меня тут продержите? — не выдерживает она, отказываясь от протянутого Хейди стакана воды. — «Праведник» — это последнее слово, которым можно было бы охарактеризовать Антти-Юхани Форса. Печально, конечно, но я тоже не доверяю полиции, — сообщает Юлия. — Так что больше я вам ничего не скажу.
Хейди вопросительно смотрит на Яна. У них недостаточно оснований для того, чтобы уверенно предъявить Юлии обвинения.
Юлия поднимает на Хейди глаза, и в них читается одно: предательница.
Женщину в итоге отпускают. Когда детективы остаются в конференц-зале одни, Ян подходит к Хейди, что-то напряженно обдумывая.
— Она, конечно, толком ничего не сказала, но ясно, что на Форса у нее зуб. Могла ли Юлия не просто уехать из Хартолы, а сбежать от чего-то? Почему она не доверяет полиции? Какие отношения связывают Юлию Сандерсон и Антти-Юхани Форса? Да и связан ли сам Форс со всем происходящим? Как? У него тоже нет алиби на момент убийства, — рассуждает Ян.
Хейди вынуждена поставить под вопрос свою версию. Не перегнула ли она палку, создавая из Юлии женщину-монстра, только бы никто не решил, что отношения пошатнули ее способность критически мыслить?
— В этой картине куда больше слоев, чем мы видим, — говорит Хейди. — Юлия о чем-то умалчивает.
Хейди нужна минутка на размышления. Она высаживает Яна у гостиницы, а сама едет по центральной улице к торговой площади у магазина S-Market. Вдалеке на парковке она замечает белый микроавтобус. «Ситроен-Джампер». Бешено колотится сердце. Неужели это именно тот автомобиль, который они так долго искали? Не дыша от волнения, Хейди ждет появления водителя. Сразу же звонит Заку.
— EXV-34, — диктует она и мгновенно получает ответ. Автомобиль зарегистрирован на хартольский дом престарелых. Эти сведения у них на руках уже некоторое время, но нет ничего, что связывало бы конкретно этот микроавтобус с убийством. Полиция успела побеседовать с одним из работников дома престарелых — по нулям.
Хейди дает Заку время еще раз пробить по базе всех работников и постояльцев дома престарелых. И вдруг видит: брюнетка лет сорока-пятидесяти, одетая в черное, выходит из магазина и уверенно шагает в сторону «Ситроена».
За микроавтобусом Хейди следует до самого дома престарелых. Паркуется по соседству. Раз уж она здесь, можно заодно выяснить, у кого есть доступ к служебному автомобилю. Хейди заходит в здание. Звонит телефон. Зак.
— Заходишь внутрь и просишь встречи с Майей Форс, — говорит он.
— Зачем? — спрашивает Хейди, хотя и так понятно, что без причины Зак приказы не отдает.
— Я узнал, что в доме престарелых «Икипихлая» проживает 91-летняя женщина по имени Майя Форс. Из родственников у нее есть сын, Антти-Юхани Форс. Проверку этого имени Ян запрашивал ранее.
Хейди оказывается в холле дома престарелых, тут же ощущая запах антисептика. Она наблюдает за тем, как брюнетка из микроавтобуса устраивается в кабинке регистрации за стеклянной перегородкой, и энергично подходит к окошку.
— Полиция, добрый день, — начинает Хейди. — Меня интересует журнал движения путевых листов. Если конкретнее, нужна информация о вон том «Ситроене». Можно взглянуть? — говорит Хейди, почти зайдя в кабинку регистрации. Брюнетка подскакивает на месте, выглядя при этом крайне напуганной.
— Да, конечно, где-то тут все должно быть. Но на машине езжу только я, тут везде мои записи.
Хейди берет протянутый женщиной журнал в синей обложке и проворно пролистывает до дня убийства Эсколы. Пусто. Ни одной записи. Значит, в тот день не совершено ни одной поездки? Или кто-то мог взять служебный автомобиль и не отчитаться. Хейди окидывает взглядом кабинку и про себя отмечает, что в ней же хранятся и ключи от служебного транспорта — заходи да бери, если ловкий.
— Майя Форс, — говорит Хейди. — Мне нужно встретиться с женщиной по имени Майя Форс.
— Да, конечно. У нее сейчас дневной сон, но не страшно, следуйте за мной, пожалуйста, — отвечает брюнетка. — Меня зовут Катя, — добавляет она и протягивает руку. Ладонь теплая, немного потная.
Катя открывает дверь в комнату Майи Форс, и Хейди с интересом осматривается. Стены увешаны картинами с изображением сцен из Библии и простенькими распятиями. В комнате также стоит фортепиано, на котором разместились обрамленные позолотой фотографии мужа и сына. Приблизившись, Хейди сразу находит Антти-Юхани Форса на всех фото. Единственный ребенок, гордая мать.
Катя подходит к постели, на которой, спрятавшись под покрывалом, лежит маленький холмик. Она тихонько садится на край кровати и нежно гладит рукой спящую там старушку. Через какое-то время та просыпается, почувствовав гостей.
Хейди дарит старушке благожелательную улыбку. Майя Форс садится на постели, она в явном смятении. Серебристые волосы неряшливо топорщатся после сна; старушка во все глаза смотрит на Катю, как бы ища у той моральной поддержки: что происходит?
— Майе диагностировали болезнь Альцгеймера, довольно давно, — сообщает Катя, поглаживая ладонь старушки. — Она живет прошлым. Текущие события надолго в ее голове не задерживаются. Сын тоже уже, кстати, возрастной, но в своем уме. Заходит к маме регулярно. Больше ее никто не проведывает, — рассказывает Катя. — Не беспокойтесь. Лягте поспите, — ласково баюкает она старушку. Та с очевидным облегчением ложится обратно.
Хейди смиренно кивает: с вопросами она явно не по адресу.
Ян идет в холл гостиницы налить себе воды — и по пути думает о Хейди. С годами он привык к ее волевому характеру, к привычке рубить сплеча, к вечным ее ухмылочкам. И потому задумчивая и полная сомнений Хейди тут же заставила Яна насторожиться. Возможно, ее выбила из колеи перспектива опять работать без отпуска. У каждого были планы на лето, пока убийца не подкорректировал их на свой лад. Команда Яна сейчас живет и дышит каждым новым убийством, сорванный отпуск не должен никого удивлять.
Заставив себя отхлебнуть немного воды, Ян плюхается в одно из гостиничных кресел. Серьезно, кто те люди, которым по душе сидеть в креслах отельных холлов? Пока Ян удивляется, звонит телефон.
— Бабу надо было дожать, — шипит сквозь зубы Мертанен. Ян в шоке от его тона. Он послал в Хельсинки отчет о том, как прошел допрос Юлии и как он ни к чему конкретному не привел. Но расследование потихоньку движется, появляются новые подозреваемые.
— Вас мотыляет, как говно в проруби, — продолжает Мертанен, не давая Яну возможности возразить. — И я подумал, что надо бы вам помочь, — ледяным тоном говорит он. — С женщиной наверняка не все гладко, но вы все равно не туда смотрите. Что Ларс Сундин, что Матти Эскола были очень богаты, так что я постараюсь докопаться до финансов. Вдруг отмывали средства или еще что. До 17 часов послезавтра будьте готовы предоставить мне что-нибудь более-менее существенное. Не справитесь — я сам займусь расследованием, — рычит Мертанен и бросает трубку.
Ян озадачен. Безусловно, Мертанен хочет закрыть это дело как можно скорее, но обычно он все-таки доверяет Яну, давая действовать самостоятельно. Сейчас Мертанен неотступно следует за ними, прямо стоит над душой. Кто же давит на него самого?
Яну неизвестно, насколько далеко простираются связи Мертанена и его влияние. Иной раз кажется, будто полицейским типа Мертанена важнее потешить свое эго и заслужить милость боссов, нежели раскрыть дело. Ян может дать голову на отсечение, что за этой серией убийств стоят не деньги. У них нет улик против Юлии, да и чутье подсказывает, что Юлия не хладнокровная убийца, хотя и превосходно себя контролирует. По некотором размышлении в голове Яна рождается еще одна мысль. Ее-то и хотелось бы развить, пустив расследование по другому пути. По пути, ведущему прямиком к праведному Антти-Юхани Форсу.
16 ИЮЛЯ, ВТОРНИК, ХАРТОЛА
Из окна тянет подозрительным холодком. Тринадцать градусов тепла. Серьезно?! Финское лето, конечно, богато температурными сюрпризами, но тринадцать градусов в июле — это на грани добра и зла. Саана выуживает из одежной стопки на стуле шерстяной свитер.
— Плохой погоды не бывает, нужно лишь отнестись ко всему философски, — изрекла тетя в ответ на Саанино бурчание в адрес холодов. Это было, когда та только приехала. Затем Инкери куда-то отошла, чем-то пошуршала и вернулась в обнимку с белым шерстяным свитером. Воротничок и плечи были украшены яркой вышивкой, что очень напоминало ожерелье. — Это я привезла твоей маме из Исландии, — пояснила тетя, и Саана тут же натянула свитер на себя. Он оказался настолько восхитительным, что Саана уже тогда, в июне, начала планировать его осеннее похищение.
Взгляд падает на телефон — тот молчит. Проведенная с Яном ночь то и дело всплывает в памяти, вызывая приятные мурашки. Нужно срочно что-то придумать, иначе мозг просто зациклится на всем этом.
Решено: Саана отправляется в центр. Она спускается по лестнице, пересекает двор и седлает велосипед.
Холодный ветер так и норовит пробраться под свитер через маленькие дырочки между петлями, но ему все равно не победить. Колеса велосипеда шумно соприкасаются с камушками, Саана чувствует непривычную летнюю прохладу. Неплохо бы прокатиться до усадьбы. Хотя те заигрывания с Лео уверенности не прибавляют. Кроме того, Саану не покидает ощущение, будто приехать в усадьбу — это почти ступить на территорию Лео, войти в его историю. С другой стороны, казалось, мужчина сильно воодушевился, узнав о том, что дело Хелены заинтересовало кого-то из приезжих. Интересно, Лео с кем-нибудь встречается? Подумав об этом, Саана тут же замечает, как по телу проходит волна жара. Невольно вспоминается ночь с Яном. Начиная с этого момента она сконцентрируется на мыслях о нем одном.
Спустя какое-то время Саана наблюдает за тем, как Лео укладывает на одноразовую тарелочку вчерашние, слегка подсохшие венские булочки. Она машет на пристроившуюся на сливочнике муху, и та лениво делает одолжение, отодвигаясь на пару сантиметров. Саана и Лео устроились в хорошо знакомой подсобке музея, что в одном из дворовых строений. Комната трещит по швам от количества вещей, однако некоторая хаотичность придает ей изюминку и создает уют. Саана решает помолчать, дав слово тишине. Ей интересно, как поведет себя Лео.
— Это, кстати, принадлежало фон Райхманну, — сообщает Лео так, словно вдруг придумал, чем именно можно нарушить воцарившееся безмолвие. Саана смотрит на указанную вещицу — висящий на стене изрядно запылившийся череп оленя.
— Очень популярный в Германии предмет декора, — говорит Лео и кивком намекает Саане на булочку.
Подсохшие десерты Лео — наиболее обидный источник лишних калорий для Сааны, особенно если вспомнить тетину высокую кухню, но сейчас важно проявить вежливость и согласиться. Это сразу устранит неловкость, поднимет всем настроение и подготовит почву для обстоятельной беседы. На булочке снизу что-то липкое. Саана облизывает кончик пальца и ждет. Минуты протекают в полнейшей тишине. Саана вынимает чайный пакетик из воды и принимается крошить маленький картонный квадратик на другом конце нитки.
Это самые долгие пятнадцать минут в жизни Сааны. Не произнесено ни слова.
На обратном пути Саана останавливается у кладбища. Она оглядывает могилу Хелены, как вдруг в поле зрения попадает идущая мимо старушка.
— Такая молоденькая, такая невинная — и ту забрал порог, — причитает старушка, и Саана придвигается к ней вплотную.
— Простите, что? Кто забрал? — спрашивает она, глядя старушке прямо в глаза, подернутые пеленой катаракты.
— Всего хорошего, — произносит старушка, смотря сквозь Саану, куда-то вдаль. Кажется, она не помнит, что сказала секунду назад. Неспешно бредет дальше. «Порог». Старушка говорила о пороге. Саана наблюдает за неуверенной старческой поступью, после чего наклоняется к надгробию Хелены. Ее внимание что-то привлекло. Рядом с могилой лежит камешек, испещренный углублениями наподобие чаш.
За спиной буквально из ниоткуда вырастает пастор.
— Снова вы, — говорит он без особой радости в голосе.
Священник оглядывает Саану, скрючившуюся у могилы Хелены. Саана пожимает плечами. Есть в этом мужчине что-то отталкивающее.
— Хелена с детства активно участвовала в жизни прихода, — сообщает Форс, раскачиваясь с пятки на носок. — Она красиво пела, — говорит он и наклоняется к надгробию. — Неисповедимы пути Господни, раз он забирает к себе кого-то настолько юного, — продолжает пастор, а Саана внимательно наблюдает за его поведением. Ищет на его лице намек на тоску или скорбь.
— Мне пора, — говорит Саана и покидает кладбище почти бегом, не давая пастору возможности сказать или спросить о чем-то еще.
Если тетино замечание справедливо, значит, Форс тогда проследил за Сааной до самого дома. Если ему не терпелось узнать, где она живет, — что ж, теперь знает. Но что именно дает ему это знание?
Саана шагает к дороге по кладбищенской тропе, усеянной хвоинками. Изящная старинная ограда из камня охраняет мертвых. Саана оглядывается назад. Пастор до сих пор возвышается над Хелениной могилой, однако взгляд его прикован к Саане.
Два часа спустя Саана насыпает в кофе чуть-чуть сахара — на кончике чайной ложечки. Тетя организовала кофейный перерыв во дворе. Они замечательно устроились в тени яблони, поставив на старый каменный столик изящные кофейные чашечки «Майсема» и сливочник фирмы «Арабиа». Саана в восторге от этих импровизированных кофейных посиделок и с удовольствием наполняет маленькую чашечку снова и снова.
Саана тепло улыбается тете, отрезая себе уже второй кусок черничного пирога. Она старается есть аккуратно: не хотелось бы, чтобы черника попала на скатерть «Маримекко». Побывавшая в духовке ягодная кашица так и норовит запачкать все вокруг, но страдают от этого в основном пальцы. Саана почти мурлычет от бесподобного вкуса. Прямо сейчас ей хочется кричать от счастья. На дворе лето, она сидит с Инкери посреди сада и лакомится любимым пирогом. Авралы и дедлайны остались в прошлом, как и вызванные ими бессонные ночи, как и сердце, сходящее с ума от количества кофе. И Ян. Они еще в самом начале, и хочется быть оптимисткой, наслаждаться предвкушением. Неужели именно такой видят жизнь те, кто по-настоящему ее проживает? Вся по уши в чернике, Саана счастлива.
Занося посуду в дом, Саана решает потом выйти прогуляться. Сложно усидеть в четырех стенах, когда изнутри распирает от мыслей о Яне.
Инкери посмеивается, видя, как племянница в сотый раз бросает взгляд на экран мобильного. Саана корчит тете рожицу и направляется к дороге через двор. Почему Ян до сих пор не позвонил? Как ему та ночь? Разволновавшись, Саана принимается грызть ноготь на большом пальце. И наконец звонит телефон.
— М-м-да? — Саана нажимает на зеленую кнопочку и призывает на помощь всю оставшуюся в ней беззаботность. Кто тут постоянно думает о Яне? Никто.
— Привет, женщина, — говорит Ян, и Саана не в силах сдержать очередную идиотскую улыбку. Звука его голоса достаточно для полного размягчения мозга. Саана ощущает себя подростком. Гипнотический мужской тембр проникает ей под кожу, вызывая массовый забег мурашек по всем частям тела.
Они обсуждают мелочи буднего дня. Ян говорит о дурдоме на работе, которому пока не видно конца и края. И все-таки разговор с Яном успокаивает, дарит Саане целых семь с половиной минут, свободных от тоски по мужчине. Они трижды пытаются распрощаться, пока Яна на самом деле что-то не отвлекает. Они считают до трех и одновременно завершают вызов.
Саана кладет телефон в карман, любуясь окружающим ее летним пейзажем. Обочины дороги усыпаны цветами — Саана сразу видит клевер, иван-чай, колокольчики, лесной купырь и тысячелистник. Ей хочется собрать букет. Многие ее знакомые уже выложили в «Инстаграм» фотографии букетиков полевых цветов, но Саане приятнее собрать такой для себя, не для соцсетей. Ее завораживают пурпурные цветы иван-чая и лиловые колокольчики, их она и делает основой композиции. Лето — сплошная цветочная лавочка.
Сидя с цветами на корточках, Саана вдруг замечает вдалеке белый автомобиль. Он движется слишком быстро для этих краев. Проходит какое-то время, прежде чем Саана понимает: машина частично едет по обочине — и прямо на нее. Саана пулей сбегает в кювет. Кажется, будто кто-то вдавил педаль газа, нацелившись специально на нее. Как ни в чем не бывало, автомобиль сворачивает с обочины и продолжает путь по дороге на такой скорости, что из-за пыли и гневно подскакивающих в воздух камушков почти ничего не видно. Саана ошарашенно таращится на белую машину. Что это было? Опять фантазия разыгралась или кто-то действительно пытался ее задавить?
ЛЕТО 1989, ХАРТОЛА
То было тайное знание, принадлежавшее, однако, всем. Оно распространялось подобно огоньку. Тихо тлело, но могло вспыхнуть, если кто-то подкидывал дров. И знание это добралось до Хелены. Среди тех, кто сегодня собрался, были не все. Существовал некий внутренний круг, куда попадали исключительно по приглашению. Последнее слово было за рыженькой вожатой. Приглашали только тех, кто способен стать хранителем тайны.
Сегодня вожатые порадовали своих подопечных пивом. Стараниями старших братьев и недобросовестных взрослых — завсегдатаев местного бара — у несовершеннолетних частенько оказывались сигареты, водка и сидр. Хелена наблюдала за тем, как ребята крутились около парнишки, подобно шершням. Восхитительный оратор оказался еще и ловким контрабандистом. Расположения парня добивались массово, прибегая для этого к самым авантюрным и беспечным уловкам, пытались завоевать его внимание сальными шуточками — безуспешно. Парень отмахивался от шершней. В конце концов он отошел от группы и направился к Хелене.
— Не желает ли девушка немного пива?
Хелена почувствовала, с каким наслаждением наблюдает за вытянувшимися лицами всех остальных, но на своем постаралась удержать благородно-нейтральное выражение.
— Благодарю, — сказала она, приняв бутылку из рук парня. Больше Хелена ничего ему не сказала, скованная жадными взглядами со стороны.
Прихлебывая противное теплое пиво, Хелена издалека посматривала на парня, бредущего к своим шершням. Самая красивая и популярная из вожатых пила сидр, зажав пальцами нос, и делала вид, что ее сейчас вырвет. Издав несколько смешных звуков, она встряхнула своей шикарной рыжей гривой, самодовольно оглянулась по сторонам и надула губки.
Казалось, девушка сознательно играла на публику. Просто ее игра была более зрелой, нежели у остальных. В итоге своего она добилась, и вечером внимание буквально обрушилось на нее.
Внезапно случилось ужасное. Они попались. Каждый. Хелена с упавшим сердцем видела, как из темноты выплыл стройный силуэт их пастора. От страха она буквально приросла к месту и уже приготовилась выслушивать нотации. Вы, мол, пьяницы и раздолбаи. Грешники. Однако ничего подобного не произошло.
Спиртное молниеносно скрылось за спинами «грешников», сигареты полетели в костер. Лишь рыжеволосая девушка заливисто хохотала, откинув голову назад и крепко вцепившись в горлышко бутылки из-под сидра. Хелене было известно, какая слава у этой девушки. Что ничего толкового из нее не выйдет, потому что папа — беспросветный алкаш.
— И что же предстало пред моими старыми очами, — иронично начал пастор, и все затаили дыхание. — То, что тут умеют веселиться. Это хорошо! Веселье — часть взросления, — сообщил он, ко всеобщему удивлению, и направился прямиком к костру и рыженькой вожатой. — А вот тебе уже пора на боковую, — сказал он и решительно взял девушку за плечо. Та хотела было вырваться, но перевела взгляд на того, кто в нее вцепился, и пьяно заулыбалась. Похоже, пронесло.
Пастор с девушкой ушли, а остальные спокойно продолжили веселиться у костра.
Хелена задумалась о священнике, красивом мужчине, по которому вздыхали все девчонки. Он то и дело веселил молодежь, а в своем черном поло был похож на кинозвезду. Получается, пастор и впрямь относился к девушкам-вожатым как к взрослым? Мужчине было где-то около тридцати. Наблюдая за тем, как рыженькая повисла на его руке, Хелена заметила, что смотрит не одна: еще одна пара глаз сосредоточенно провожала взглядом тех двоих. Парень.
Сойдясь мыслями, поняв друг друга без слов, они оставили компанию веселящихся товарищей и осторожно последовали за пастором и девушкой. Обогнули парочку домиков, где все жили на время лагеря. Двухэтажные кровати, крохотные комнатушки. Прошли мимо высоченной сосны, флагштока и беседки с мангалом, пока не очутились у самого леса. И там, оставаясь в тени, они увидели, как пастор прижал пьяную девушку к стволу дерева. Они увидели, как пастор касался шеи девушки — и ее грудь ходила ходуном от волнения.
17 ИЮЛЯ, СРЕДА, ХАРТОЛА
Телефонный звонок застает Яна на полпути к машине. Отец. Он сообщает именно то, чего Ян больше всего опасался и втайне ожидал. Только что умерла мама. Покинула их, уснула вечным сном.
Отец какое-то время просто молчит. Ян открывает дверь и обессиленно падает на сиденье водителя. Небо заволокло серостью — самое то для такой новости, кажется Яну. Он даже не пытается представить себе, каково сейчас отцу. Такое горе. Но у отца было время морально подготовиться. У Яна оно тоже было. С мамой он в последний раз виделся четыре дня назад, а до того — почти каждый день на протяжении всего лета. Ни одна встреча не обходилась без теплых объятий, они будто заранее прощались. Поэтапно. Однако пока мама была жива, они всеми способами избегали мыслей о неизбежном, мыслей о смерти. До самого конца в них теплилась надежда.
— Наблюдать воочию чью-то смерть, сидеть рядом — словами не передать, каково это, — неожиданно для Яна произносит отец. — Она не мучилась, приступов тоже не было. Просто уснула — и все.
Ян вставляет ключ в замок зажигания, но отчетливо осознает, что в таком состоянии вести не сможет.
— Ночью я кое-что понял. Что все это — естественный ход вещей. Смерть — естественна. Просто сначала человек — вот он, а потом его больше нет, — говорит отец. — Сразу понимаешь, как ты незначителен. Я вдруг увидел весь путь до конца — и стало так спокойно на душе, — продолжает он и замолкает. Ян не знает, что сказать. Отец поделился откровением. Они молча дышат в трубку.
— Я больше не страшусь конца, — добавляет отец.
Ян пообещал себе взять отпуск, когда дело будет раскрыто. Отпуск для скорби, которую Ян отважится выплеснуть. Мама болела очень долго, и теперь в голове у Яна воцарилась своеобразная ясность, он ощутил покой. Больше маму не мучают приступы боли, не изводит ожидание. Они успели наговориться с ней, погоревать и поразмышлять.
Придет время, когда Ян найдет в себе силы пережить это еще раз. Конец означает также и новое начало. Однако сейчас не подходящий для этого момент. Убийца с клеймом практически присвоил себе время Яна. Посланник смерти, как однажды выразилась Хейди, когда они засиделись в офисе до глубокой ночи. На самом деле живые не должны посвящать свое время бесконечным размышлениям о мертвых. Ян задумчиво потирает щетину. Та беззаботно растет сама по себе.
ЛЕТО 1989, ХАРТОЛА
Они условились дождаться, пока все заснут, и встретиться у здания столовой. Решили разобраться в том, что случилось с пропавшей девушкой, Лаурой Мальм. Почему это дело замалчивалось? Они собрали воедино все моменты, на которые обратил внимание парнишка-вожатый. Хотя алкоголь, выпитый у костра, затуманивал голову и ослаблял тело, глаза все еще могли четко видеть. И они принялись следить за девушками, в поведении которых проскальзывало что-то странное, — за рыжеволосой и брюнеткой.
Рыжая красавица-вожатая день ото дня становилась все тише и капризнее. Будто ее очертания со временем истончались, исчезали. Ее границы. Казалось, она осталась близка лишь с брюнеткой, вожатой с густо накрашенными глазами. Девушки перешептывались между собой в столовой, окидывая остальных каким-то оценивающим взглядом. У них была какая-то тайна на двоих?
Хелена и парень наблюдали за границей леса. Как темнота между деревьями может быть настолько густой? Присутствие парня смягчало пугающий эффект этой тьмы, делало ее менее грозной. Они обменялись сведениями. Парень сообщил, что однажды видел какие-то силуэты около усадьбы. Что показал отцу фотографию Лауры Мальм, бывшей вожатой, — и тот тихо кивнул. Да. Он видел эту девушку в районе усадьбы прямо перед исчезновением. Однако даже отец наотрез отказался говорить что-то еще. Это превращалось в какой-то замкнутый круг молчания, который невозможно разорвать.
Хелена побледнела. Ей на ум пришла та картина в усадьбе и изображенный на ней безликий мужчина в костяной короне. И угнетенные персонажи-девушки. А потом она вспомнила тот чудесный вечер. Возможно, лучший в ее жизни до сего момента.
— В районе усадьбы творится что-то нехорошее, — сказал парень, и Хелена удивленно вскинула брови. Она не могла принять эти слова. О чем он вообще?
— Барон — порядочный человек, — сказала она. — Он и мухи не обидит. Ты же сам видел, как бережно он относится к своим цветам — розам и орхидеям. И к птицам. Уточкам, цесаркам, попугайчикам и крохотным утятам, — произнесла Хелена с едва уловимой тоской в голосе.
— Возможно. Просто на его глазах происходят по-настоящему чудовищные вещи, — сказал парень.
Хелена кивнула. Она не знала, что и думать. Но вместе с ним они обязательно все выяснят.
Однажды вечером Йоханна застала их двоих. Она, понятное дело, толком не разобралась в увиденном и потому спросила у Хелены, не нужно ли придать пареньку ускорения. Хелена, хихикая, покачала головой. Она взглянула на стоящего рядом парня, и тот ответил ей улыбкой. Земля в радиусе ста метров озарилась вспышкой чувства, возникшего между ними.
И все изменилось. Теперь Хелена не хотела отходить от парня ни на шаг. Теперь, когда они обрели друг друга.
17 ИЮЛЯ, СРЕДА, ХАРТОЛА
Телефонный звонок застает Саану за чисткой яблока. На экране высвечивается: «Некий Ян».
— Приве-ет! — Саана немного нервничает. Вся потная, она стоит в своих тренировочных леггинсах с наполовину очищенным яблоком в руке. Причем яблоко тут явно лишнее: теперь для поддержания в организме жизни достаточно солнечного света и нового восхитительного чувства.
— Ты там как? — спрашивает Ян. Саана млеет от его низкого, мягкого голоса.
— Вчера какой-то придурок меня едва не переехал, — отвечает Саана и тут же спохватывается: не стоит понапрасну заставлять Яна волноваться.
— У провинциалов на трассах иногда срывает крышу, — комментирует Ян. Они неспешно разговаривают о том о сем. О беговых тропинках в районах Валлила и Виикки и о прогулках в городе. О том, насколько здорово по вечерам бегать, вместо того чтобы зависать где-нибудь с алкоголем. Саане неловко от того, какой поворот принимает их беседа: не хотелось бы излишне фантазировать о своей физической активности. Как ни крути, основное хобби Сааны — возлежание на мягоньком.
— Ну, или в нас начинает говорить возраст, — предполагает Ян, и Саане безумно приятно слышать вот это «нас». Она с удовольствием прогулялась бы с Яном по Ламмассаари. Кстати, он знаком с этим местом: часто катается на велосипеде по окрестностям Старого города. Получается, они даже успокоения ищут в одном и том же районе. Приятно думать, что Саана и Ян уже долгое время связаны друг с другом через Ламмассаари.
Внезапно оба замолкают. Саана чувствует, что Яну хочется рассказать о чем-то, излить душу.
— Мама умерла, — шепчет он. Саана слышит мелкую дрожь в его голосе.
— Соболезную. Если я могу чем-то помочь, только скажи, — говорит она, отчаянно желая оказаться сейчас рядом с Яном.
— Когда мама умерла, я стоял на опушке леса, — продолжает он сипло. — В восемь утра выбежал ненадолго послушать пение ранних пташек, и вдруг у моих ног оказался черный дрозд. 08:07. Он стоял на границе между травой и песчаной дорожкой. Внимательно оглядывался по сторонам. И потом посмотрел на меня — осознанно, понимающе так. Будто прилетел сказать, что все хорошо, — говорит Ян и замолкает.
Саана почти не дышит.
— Думаешь, я того? — спрашивает Ян и тихонько хмыкает.
— Нет, конечно, — Саана пытается голосом передать все свое сочувствие, поделиться силой. — Ты сейчас где? Я приду, — решительно заявляет она. Еще свежи воспоминания о дне, когда умерла ее мама. О том, как хотелось оттолкнуть других, отдалиться от них, и в то же время кому-нибудь выплакаться.
Саана нежно перебирает волосы Яна. Они уже какое-то время просто сидят в тишине. Она — на переднем пассажирском сиденье, он — на месте водителя, положив голову Саане на колени. Она просто гладит его, не говоря ни слова, потому что слов до сих пор нет. Да и кому они сейчас нужны. Время слов наступит потом.
Саана размышляет о планах Яна. Неожиданно, что он до сих пор в Хартоле. Наверное, это как-то связано со смертью банкира. Очевидно, болтовня местных об убийстве обернулась правдой, иначе зачем бы столичным детективам околачиваться в Хартоле? Но спрашивать она не будет. Они продолжают молча сидеть, пока Ян не поднимается, принявшись энергично тереть лицо.
— Спасибо, тяжело все это, — шепотом произносит он и заводит машину. — Тебя куда-нибудь подбросить? — спрашивает он куда более уверенным тоном. — Мне, в принципе, по пути. Поеду в Хельсинки к отцу.
Саана восхищенно наблюдает за мужчиной. Даже в таком состоянии он красив. И силен. Еще мгновение назад был так слаб и беззащитен, а сейчас преисполнен решимости.
— Ну, раз сам предложил, отвези меня к тете, пожалуйста. Адрес помнишь? — смущенно спрашивает Саана. Она чувствует, что Ян пока выжидает. Что он включил рабочий режим и хочет того же от Сааны. Она расслабленно откидывается на спинку сиденья и, сбитая с толку, опять не знает, чем обернутся их отношения.
Вечером Ян останавливает велосипед на пляже Хернесаари и потирает виски. В голове звенит от слез. Отец все организовал сам. Простился с мамой и проводил ее в лучший мир. Ян счастлив, что отец смог разделить с мамой последние минуты ее жизни.
Глаза распухли, голова раскалывается — и все же он бодр, как уже давно не был. Чувства обострились. Вернулась прежняя наблюдательность. Словно до этого момента Ян жил в полусне.
Он гонит на велосипеде, пытаясь оторваться от бездонной скорби. Хернесаари полнится отзвуками нежного поплескивания воды и волн, мягко обивающих береговые камни. Порывы холодного ветра хлещут по щекам, обдавая запахами соли и водорослей. Вдалеке виднеется Пихлаясаари. Беспокойство, охватившее Яна, похоже, не собирается покидать его — даже велопрогулка оказалась бессильна. Изнутри Яна распирают избыточность и в то же время недостаточность всего происходящего.
Быстрый взгляд на телефон — ничего. Он продолжает путь. Из Хернесаари в Руохолахти, оттуда — на трассу Баана и к заливу Тееле. Пересекая железнодорожный мост около Линнунлаулу, Ян чувствует, как скрип путей заполняет собой всю его голову. В Каллио слух цепляется за радостный детский смех, за музыку, урывками доносящуюся из открытых окон проезжающих мимо автомобилей. Обоняние вдруг тоже включается в работу, подсовывая Яну давно забытые запахи: бензина, жареного лука (в многоквартирном доме кто-то готовит), табака (курильщики на балконах), крема от загара, лета. Запах лета отложился у Яна в личной библиотеке обонятельных радостей еще в детстве. Взрослому человеку почти не под силу разложить тот или иной аромат на составляющие. Или это скорее ощущение? Обонятельный образ. Ян покупает себе полосатый фруктовый лед «Амппари». Воспоминания о детстве неразрывно связаны с мамой. Ян прогуливается, откусывая зараз одну полосочку фруктового льда. Сначала красную, потом желтую. От холода болят зубы и жжет в горле.
Позже, по дороге к отцу, Ян ощущает прохладу металлического поручня в метро, трещинки на старых пластиковых оболочках перил эскалатора на станции «Железнодорожный вокзал». Потом, поднявшись на поверхность, он чувствует нежность солнца. Раскаленный асфальт у станции метро пахнет сразу всем, что в него втоптали и плюнули: упавшими кусочками еды, жвачками, мороженым, ночной блевотиной, мочой. Около клумб приторговывают веществами. Глядя на наркоманов, хочется кинуться всем на помощь. И в то же время каждый из них опасен. Глаза блестят, поведение непредсказуемое.
Ян сосредотачивается на мыслях о работе и раскладывает по полочкам расследование убийств с клеймом. Когда идешь, мозг разворачивает перед глазами такие картины, которые никогда не увидишь, сидя на месте. В сознании мелькают детали дела. Труп Ларса, список владельцев микроавтобуса, кандидаты на роль третьего короля, хартольский пастор, Юлия. Работе удается потеснить мысли о маме, но Саана продолжает то и дело всплывать в голове. Просто она другая. Не такая, как женщины, которых он встречал ранее. Это некоторым образом все усложняет, рождает страх. Ян понимает, что снова улыбается, стоит лишь попытаться не думать о Саане. Пугает то, как он позволил себе быть с ней таким слабым, таким беззащитным и полным скорби.
18 ИЮЛЯ, ЧЕТВЕРГ, ХАРТОЛА
Юлия выходит во двор взять из почтового ящика «Хесари». На кухне, с газетой под мышкой, она щедро наливает себе воды и выжимает туда половину лимона. Накачиваясь жидкостью, Юлия просматривает утренние заголовки, однако взгляд скользит сквозь буквы.
Бумага в руках кажется анахронизмом. Часть новостей она еще вчера увидела в интернете. Но вот приложения ей по душе. В номере за четверг в приложении была любопытная статья, посвященная ложным воспоминаниям. Тому, как в сознание человека можно внедрить то, чего попросту не происходило. И потом мозг сам себя направляет по ложному следу.
Доверять нельзя даже себе, думает Юлия. Надо бы позвонить на работу, взять еще два выходных. И узнать наконец о человеке, который не выходит из головы. Болтая с Дивой, Юлия украшает каракулями лежащий на кухонном столе конверт.
У Юлии есть своя сеть, коллеги, которых сама она привыкла называть «попугайчиками». Работающие в барах птички приносят ей на хвостиках то, о чем многие догадываются, однако по той или иной причине распространяться не спешат. У попугайчиков Юлии глаза повсюду. В данный момент ее интересует мужчина, который объявился на прощании с Ларсом Сундином. Один вид этого мужчины пробудил в Юлии сильные эмоции. Было в нем что-то знакомое, еще и держался так уверенно. Это точно человек из прошлого.
— Расскажи-ка, милая, чем вызвана твоя ненависть по отношению к мужчинам? — интересуется Дива, выторговывая себе еще немного времени на ответ. Юлия прижала ее к стенке вопросом о мужчине, но Дива тактично помалкивала.
Юлию забавляет этот комментарий. Чем же может быть вызвана ненависть, интересно.
— Мир полон ненависти, разве нет? — с холодком отвечает Юлия. — Есть ненавидящие и ненавидимые. И мало кто принимает сторону слабых.
Дива балдеет от таких ответов. Юлия жесткая, бескомпромиссная. Юлия на стороне слабых. Она обожает Юлию. Дива делает глубокий вдох и на выдохе шепчет:
— Уже несколько лет в ночной жизни Хельсинки имеет некоторое влияние одна маленькая закрытая группка. Поговаривают, что туда входит и этот твой мужчина. Однако он настолько непростой и с такой крышей, что все наотрез отказываются говорить. В общем, его, считай, нет.
Юлия молча кивает: этого стоило ожидать. Она завершает вызов и смотрит в кухонное окно, на улицу. Интуиция кричала ей с самого начала. Мужчина так ничему и не научился. Юлия зевает и кладет ручку обратно на стол. Весь разговор она уродовала конверт своими художествами. Нужно положить его в стопку макулатуры. И тут Юлия замечает, что именно она рисовала. Совершенно бессознательно она все это время изображала корону. Корону короля.
Переодевшись в спортивный костюм, Юлия выходит на улицу, пока лень не взяла верх. А что, если прошлое — это одна сплошная иллюзия? Беспокойство не покидает ее даже во время бега. Она движется по Коскипяянтие, наблюдая вокруг до боли знакомые пейзажи. После сорока пяти минут беспорядочного бега Юлия, прямо в спортивном костюме, заходит в кафе на центральной улице, берет кофе с булочкой и садится за пустующий столик. Устроившись, она снимает кепку.
За исключением кассирши, в кафе никого нет, однако Юлия кожей чувствует на себе чей-то пытливый взгляд. Да, это я, дочка Эсколы. Пяльтесь на здоровье, думает Юлия и откусывает сразу треть булочки.
Она смотрит на светло-коричневый кофе с молоком и ощущает, как нежное тепло напитка касается ее лица. Папа. Юлия уже и не вспомнит, когда в последний раз так его называла. Матти. В юности слово «папа» обычно украшало слезливые просьбы дочери, когда на горизонте нарисовывалось очередное желание — деньги или еще что. Папа. К горлу неожиданно подступают слезы. Соленая капля чертит на щеке дорожку. Это не слеза, это пот. Юлия стирает его салфеткой. На мгновение ей становится настолько одиноко, что мысли уплывают к Хейди. Полицейская, значит. Разговор у церкви получился неловким, а допрос — и того хуже. И все-таки, несмотря на то что им было нечего сказать друг другу, в глазах Хейди плескалась искренняя заинтересованность. Сочувствие, которым Юлию не одаривали долгие годы. Хотя итоговое неравенство, безусловно, не в ее пользу: два больше одного. И ничего у них не получится. Но Хейди чем-то притягивает ее. Природной красотой? Женщина была немногословна и полна загадок — возможно, именно это и запало в душу.
Да и тем утром Хейди исчезла до того, как Юлия открыла глаза. Обычно так поступает сама Юлия.
Кажется, назревает мигрень, и вместе с кофе приходится выпить таблетку. Чуть позже, перейдя дорогу, чтобы дальше шагать по стороне церкви, Юлия замирает на месте. На обычно пустующей парковке стоит темный автомобиль. В нем кто-то сидит, и кажется, будто этот человек смотрит прямо на Юлию. На ней кепка и старая ветровка, найденная в мамином шкафу. Так просто ее не узнать. Юлии становится противно. Она молниеносно отводит взгляд и все же не может отделаться от подозрения: человек в машине — тот, встречу с которым она предвидела не без ужаса. Единственный, кому известно то же, что и ей.
Юлия торопливо перебегает дорогу обратно и решает заглянуть в «Алко». Нужно срочно оказаться в месте, где она будет не одна. Где вокруг снуют люди. В магазине Юлия подкрадывается к окну. Черная машина по-прежнему на парковке, но место водителя отсюда не просматривается — слишком далеко.
Приходится прикинуться покупательницей и взять бутылку — наугад, ту, что ближе всего. Повезло ликеру «Бейлиз», и Юлия углубляется в изучение этикетки.
Когда автомобиль сворачивает, наконец, с парковки, приходит время обдумать варианты. Юлия понимает, что за ней следят. Приехать в Хартолу изначально было дурной идеей. Ликер возвращается на полку, Юлия быстро уходит из маленького «Алко». Она старается идти дворами, чтобы за ней нельзя было поехать на машине.
Стоя на ведущей к дому песчаной дорожке, Юлия вновь недоверчиво оглядывается по сторонам. Никого. Оставшуюся стометровку она бежит со всех ног. В боку тут же начинает колоть. Ноги едва касаются земли, и Юлия чувствует движение каждой клеткой своего тела. Тишину нарушает вибрирующий в поясной сумке телефон. Юлия заходит в дом, надежно запирая дверь. Она останавливается в прихожей и вытирает футболкой проступивший на лбу пот. На экране мелькает сообщение. «Есть разговор». И подпись: «АЮФ». Антти-Юхани Форс.
Прочтя сообщение, Юлия осознает, что случайностей не бывает. Игра началась, и женщине нужно грамотно разыграть свои карты.
Она перечитывает текст и чувствует нарастающую в груди ненависть. Да, согласна. Разговор и правда есть. Пришло время встретиться со всем лицом к лицу. Для Юлии приятного тут мало, но, что важнее, Форсу придется куда хуже. Руки дрожат. Внутри все кипит от гнева, Юлия в нетерпении. На сей раз именно она будет руководить ходом событий.
Юлия потирает грудь в районе сердца. Кажется, будто все давление, все чувства сосредоточились именно в нем. Вечер Юлия проводит, беспокойно меряя шагами комнату. Сейчас она заставила себя спуститься на кухню, чтобы посмотреть на кипящие на плите яйца. Яйца — лучший источник белка.
Она достает из шкафа тарелку и ищет взглядом солонку. Затем вынимает яйца из кипящей воды и встряхивает их.
Мама сидит в гостиной, потягивая джин-тоник. Юлия проходит в комнату со стаканом минералки из Lidl. Сегодня нельзя притуплять чувства. Безусловно, ее возвращение в Хартолу наделало тут шума. И теперь, когда не стало отца, ей тоже угрожает опасность.
Юлия смотрит на двор через окно гостиной. Родной лес, родные декоративные кустики, родное небо. Бесчисленное количество раз она в детстве валялась на диване в гостиной, тупо пялясь в окно. Юлия вспоминает ранние подъемы по субботам, когда она полусонно вваливалась сюда, чтобы не прозевать утренние мультики. На завтрак она ела хлопья Weetabix. Даже сейчас она помнит, какова на вкус эта полусладкая смесь из хлопьев и молока. Юлия отрывает взгляд от леса и смотрит на маму. Как же далеки они сейчас друг от друга, хотя физически до мамы всего пара метров и стеклянный журнальный столик, которому больше тридцати лет. Мама опять заводит волынку про те фотографии.
— У Матти что, крыша поехала? Такие молоденькие! Там точно нет твоих подружек? Ты поэтому уехала, да? Этот грех, вся эта мерзость запачкали мое сердце чернотой, — стенает мама и опустошает бокал. У нее глаза навыкате.
Мама решила, что фотографии были сделаны тогда, когда и сама Юлия была юной. Тогда, когда барон жил в усадьбе и организовывал там праздники. А Хелена, глупышка, взяла да и влюбилась. Одна мысль об этом выводит Юлию из себя. Она стучит яйцом о край стола, чтобы разбить скорлупу.
— Отец был не один такой.
Мама вскидывает взгляд. Заметно, что ей такое в голову не приходило. Что зло могло бы множиться, что грехов было куда больше.
— Я их знаю? — спрашивает мама, и все в ней буквально кричит о том, что ответ она слышать не хочет.
Сотни повисших в воздухе вопросов, десятки лет сплошного спектакля. Сколько всего за эти годы они друг другу не сказали. Все отлично, мы счастливы — да хрен там. Напоказ выставлялось отборное вранье.
— Ну, по крайней мере, ты была далеко, — мамин голос дрожит. — Тогда я не понимала, но, вообще говоря, хорошо, что ты уехала, — говорит она, и Юлию начинают душить слезы.
В ванной Юлия кладет в свою черную сумку от Marc Jacobs недавно купленный пистолет. Это, конечно, незаконно, но использовать его никто не собирается — так, для уверенности. Затем Юлия открывает дверь ванной, проходит в гостиную. Мама все еще сидит на диване, уже с новой порцией алкоголя. Такая хрупкая и растерянная, думает Юлия. Остается надеяться, что мама скоро опомнится и начнет смотреть в будущее, решит, что с ним делать. Теперь-то она свободна. Юлия громко прощается с мамой и говорит, что пошла по делам.
— Что еще за дела? — удивленно кричит мама в спину Юлии, но джин убаюкивает ее, отодвигая все вопросы на периферию сознания.
— Пока-пока, — снова кричит Юлия. Так же, как она прокричала в тот раз. Тогда все ощущалось по-другому: она была растеряна и шокирована, она только что потеряла лучшую подругу. И отца — в некоторой степени. Потому и уехала, что ее заставили и приказали молчать. Она согласилась. Против воли, конечно.
Но на сей раз Юлия Сандерсон сделает иной выбор. Такой, какой следовало сделать еще тогда. Она не отступит, не испугается. Тень отца больше не нависнет над ней, но и не защитит. Она одна, и она вернулась. Пора выйти из этой тени и вытряхнуть наружу все то, о чем так долго умалчивалось. Настал ее черед подняться и подчинить тех, кто в свое время подчинял других. Юлия рада приглашению Форса. Увидимся, скотина, и ты даже не представляешь, что тебя ждет.
18 ИЮЛЯ, ЧЕТВЕРГ, ХАРТОЛА
У Сааны не выходят из головы слова старой ведьмы из той статьи в «Хюмю». Что, если порог — это не только место, где утонула Хелена, а, допустим, человек, стоящий за всем этим? «Забрал порог», — так сказала старушка на кладбище. Может, это намек на фамилию? Саана гуглит «порог» и сразу натыкается на предлагаемый перевод. Ее прошибает холодный пот, когда глаза видят: «Порог, Fors[67 - Fors — порог (шв.).]». Ну конечно! Саана хватает телефон и выходит из дома.
Вскоре она видит церковь и подсветку аптеки. Отчасти Саана жалеет о своем решении проехаться до церкви. Пошла бы лучше в «Ванха Местари», выпила бы бокальчик-другой. Но Хелена будто утягивает Саану в свое прошлое, и та начинает странным образом ощущать ее присутствие, слышать ее голос.
Саана резко тормозит, и на гравии перед церковью остается глубокий след от велосипедных шин. Что-то в Антти-Юхани Форсе настораживало изначально, заставляя избегать его общества, и теперь она задаст наконец все свои вопросы. Страдала ли Хелена суицидальными наклонностями? Была ли влюблена в кого-то? Как Форс мог забыть о Лауре Мальм?
Подходя к церкви, Саана посылает Яну в «Вотсапп» приветственное фото с хартольского кладбища. Ян отвечает ей гифкой с бьющимся сердцем. «Как слащаво», — комментирует Саана, и Ян в ответ закидывает ее кучей сердечек и добивает щенком, сердце которого буквально выскакивает из груди. Как следует отсмеявшись, Саана собирается с духом для встречи с Антти-Юхани Форсом. С тем, кто скрывается за маской ханжества и постоянно лжет, нужно держаться пожестче и идти напролом.
Парковка около кладбища пуста, и вокруг все как-то затихло. Саану преследует странное чувство. Будто в данный момент на кладбище королевской общины присутствуют лишь она и мертвецы.
Тяжелая дверь церкви поддается Саане. Открыто. Значит, Форс точно на месте. Постепенно ее глаза привыкают к полумраку. Она отправляется прямиком в главный зал. Вот и дверь. Саана ищет глазами пастора. Откуда-то доносится приглушенный стук. И тогда на противоположном конце зала она видит что-то странное. У нее плохое предчувствие. Словно у алтаря кто-то лежит.
ЛЕТО 1989, ХАРТОЛА
— Вера, надежда, любовь. Говорят, каждый год несколько избранных девушек получают в этом лагере особое крещение. Оно делает их святыми, — прошептала вожатая и жестом попросила Хелену наклониться поближе. Они стояли в женском туалете. Хелена жадно внимала каждому слову вожатой, сказанному тихо и интимно.
— И кого уже так покрестили? — спросила она, и мрачноватый туалет накрыла напряженная тишина.
— Иирис, Лауру и Катю, — сказала вожатая. — А в этом году пока еще никого.
Парень рассказывал, что тихая и приветливая девушка, которая работала в лагере уже пятый год подряд, была посвящена во все тайны. Но ему она бы ни словечка не доверила. Пришлось посылать на разведку Хелену.
Внешне девушка была ничем не примечательна, как обои на стене, и, пожалуй, именно поэтому она могла видеть больше остальных. А сейчас эти доброжелательные обои выбалтывали Хелене секреты, о которых остальные и слыхом не слыхивали.
Все эти вещи происходили тихо и «во имя святости».
Сначала выискивали тех, у кого неблагополучная жизнь.
Нет родителей, детские травмы, алкоголизм в семье и прочее. Затем начинали выстраивать доверительные отношения, давать обещания, клясться в верности и всячески выделять из толпы. Никто не знал, что конкретно там творилось, однако и без того причудливая атмосфера всего происходящего усугублялась тотальной тишиной. Угрозой, облаченной в одежды святости.
И было неясно, что случится, посмей хоть кто-нибудь открыть рот.
Хелена смотрела на девушку, пытаясь переварить услышанное.
Ходил слушок, мол, Лаура не сумела сдержать клятву молчания, и после лагеря о ней уже не было ни слуху ни духу.
Лаура слилась с прошлым, превратившись в устаревший календарь.
Лето кончилось, в Хартолу нагрянула дождливая осень. Никто ни о чем не спрашивал и когда выпал первый снег. А в 1987 году он выпал на удивление поздно, аж в декабре.
И вновь пришла весна, весной — очередная группа конфирмационного лагеря, а теперь и это лето — с Хелениной группой. С теми, кто каждый вечер сидел у костра и пил контрабандный алкоголь, пел псалмы, влюблялся и много чего еще.
С теми, кто ждал чего-то прекрасного, волнующего и по ночам горланил «All night, all day, angels watching over me my Lord»[68 - Всю ночь, весь день ангелы присматривают за мной, Господь мой (англ.).].
— К тебе уже подходили? — спросил у Хелены парень, когда они снова оказались наедине. Они стояли, опершись на стены мужского и женского домиков, — это было отличное место, полоска густой тени между строениями.
— Ко мне? А я при чем? — удивилась Хелена.
— Потому что ты очень красива, — начал парень уверенно, но вскоре опять оробел. — Они наверняка захотят сделать тебя вожатой, с красивыми всегда так.
Хелена покраснела, не зная, что сказать. Они поцеловались.
Поцелуй прервали пронзившие воздух крики. Хелена и парень нехотя оторвались друг от друга и осторожно пошли выяснять, в чем дело.
— Присоединяйтесь, мы стащим пасторские кальсоны и нацепим их на флагшток, — гоготали пацаны. Их было трое.
Парню было не до этих детсадовских приколов — он же вожатый. Зато Хелена вместе со всеми отправилась в комнату Антти-Юхани Форса, что находилась отдельно от всех: то была территория руководителей.
Пока ребята искали подходящие для флагштока вещицы, Хелена обратила внимание на прикроватную тумбочку. Там лежала знакомая резинка для волос. Красивая девушка, ее рыжие струящиеся волосы, крохотные веснушки.
18 ИЮЛЯ, ЧЕТВЕРГ, ХАРТОЛА
Ян был так измотан, что даже не нашел сил сообщить Саане о своем возвращении в Хартолу.
Хейди, наверное, уже отметила про себя его по-идиотски довольное лицо — каждый раз, когда приходят эсэмэски от Сааны. А еще Хейди видит, как все его тело будто сдавило печалью. На одно мгновение Ян воображает, как снова оказывается в объятиях Сааны, вдыхает ее восхитительный запах, утихомиривает бушующую скорбь и чувствует себя живым. Но договариваться о встречах пока рано: наверняка появятся какие-нибудь препятствия. Они с командой будут неразлучны еще как минимум 48 часов.
Как прекрасна земля, как возвышенно небо. Ян чувствует, что ходит по краю. Его мысли перескакивают с искристой любви на неописуемую тоску и глубочайшую печаль. Как прекрасна земля, как возвышенно небо. На цветистом пригорочке — пение птиц. Но темны эти воды, как темны эти воды. У Яна в голове раздается эта песня. Мама хотела, чтобы именно она звучала на ее похоронах. Яна переполняет горечь.
Хейди резко тормозит во дворе гостиницы «Линна». В полном молчании они снова бронируют номера.
— Через полчаса внизу, — отрезает Ян, Хейди кивает. Нужно отдохнуть хотя бы пару минут.
Он входит в номер, звонит телефон. Это Саана. Ян готовится услышать ее нежный голосок, однако женщина, похоже, в истерике.
— В хартольской церкви лежит кто-то мертвый, — почти кричит она, сотрясаясь от ужаса.
— Давай-ка еще разок, — немного замявшись, переспрашивает Ян.
— Здесь труп, — неестественно жестко, с нотками металла в голосе произносит Саана. Она уже позвонила в службу спасения — и все, ей просто некому больше звонить.
Ян строго наказывает Саане ни до чего не дотрагиваться.
— Точно умер? — спрашивает он на всякий случай.
— Мертвее некуда, — сдавленно сообщает она. — Я пыталась нащупать пульс, его нет, и потом запаниковала так, что до сих пор не могу приблизиться.
Ян тут же поднимает Хейди и удостоверяется в том, что в службу спасения поступал звонок из церкви. И посреди всего — быстрых реакций, четких действий и приказов — Ян умудряется на долю секунды обрадоваться. Не очередному трупу, нет, это как раз хуже не придумаешь. Но тому, что из всех людей Саана выбрала именно его, позвонила сразу именно ему.
Они добираются до церкви за семь минут. Еще даже скорая не подоспела. Саана стоит у входа, ее трясет крупной дрожью. Поначалу Ян сомневается — можно ли? — но потом открыто идет к Саане и крепко ее обнимает. Спину прожигает взглядом Хейди, сгорающей от любопытства.
— Все хорошо, волноваться не о чем, — успокаивает Ян, хотя это, конечно, вранье. Они были так близко — и все равно опоздали.
— Это Антти-Юхани Форс, — говорит Саана, Ян кивает.
— Ты в состоянии войти? — спрашивает он.
Теперь кивает Саана и заходит в церковь, вцепившись Яну в руку. В конце зала у алтаря ничком лежит труп.
Ян не уверен, что пастор официально входил в их список возможных жертв. Форс был скорее подозреваемым, но все перевернулось с ног на голову. И у них очередное тело. В хартольской церкви им почти на блюдечке оставили труп третьего короля. Ян неверующий, так что для него алтарь и Иисус на кресте — это всего лишь детали специфического интерьера. Но в лежащем у алтаря убитом мужчине есть что-то поистине кощунственное. Он словно распятый на кресте Иисус. И в очередной раз есть причины предполагать, что где-то на теле обнаружится знакомое клеймо. Корона, сочащаяся кровью. Отвергнутый, униженный отметиной король лежит перед воображаемой паствой.
Часть V
РЕЧНЫЕ ДЕВЫ
Тьма опустилась на безмолвных пичужек и на летучих мышей, резвящихся в сумерках. Они были подобны колокольчикам: склоняли головы и поглядывали исподлобья. Они были подобны папоротникам, что скручиваются, сворачиваются ночами. Они пристально наблюдали за тем, как королевская община носит траур, и сеяли слухи. Аккуратно раскладывали слова по ячейкам, дабы потом проворно рассовать их по дальним уголкам чужих сознаний — как между книжных страниц помещают цветы для гербария.
«Девочка страдала, она отчаялась». — «Это был несчастный случай». Тихонечко нашептывали они разное, оплетая городок слухами, словно грибница. «Это не был несчастный случай». — «Порог подчиняется злу». — «Красивый пастор не так прост». Они шептали — и с замиранием сердца следили за силой собственных слов, и люди говорили, что именно из их уст исходит все нечистое. Они множили, множили слухи, не забывая прилежно обрезать тонкие нити грибницы, ведущие от слов к ним самим, — иначе не миновать расправы.
Задумчивые и серьезные, они мерили шагами молчаливый церковный зал, кончиками пальцев поглаживая прохладу деревянных скамеек. Как Бог допустил подобное безбожие? Их опаляло чувством вины, и юные спинки гнулись под тяжестью бремени. А вдруг это их собственные желания пробудили весь этот кошмар, пустили все в лапы бездны, навлекли зло? Вдруг их жажда приключений привела в движение темные силы? Это по их милости траурницы лишались крылышек, а дрозды кричали до хрипоты. Это они заставили речной поток бушевать пуще прежнего. Их связали путами безмолвия и запугали так, что не могли они больше ни видеть, ни слышать и — что самое ужасное — говорить не могли тоже: страх забрал себе все слова.
Они тихонько слонялись по церкви, намертво зашив себе рты, а потом сели на жесткие лавочки, чтобы успокоиться. Они сжимали сиденья до побелевших костяшек пальцев и были тверже камня.
Они — Речные девы, и из их уст не вырвется даже шипение.
18 ИЮЛЯ, ЧЕТВЕРГ, ХАРТОЛА
Врачи, прибывшие на место, зафиксировали смерть. Ситуация щекотливая: каменная церковь, символ Хартолы, теперь место преступления.
Церковь оцепляют. Зевак просят удалиться. На кладбище всего несколько человек. Местные полицейские помогают старикам отойти подальше. Вслед за врачами скорой помощи из церкви выходит и Саана. Ян смотрит на поникшую женщину, на то, как она окидывает кладбище невидящим взглядом. И снова ему жаль, что человеку, не готовому к смерти и насилию, пришлось столкнуться со сценой из фильма ужасов, с ожившим ночным кошмаром. В случае с Сааной на душе еще горше, Яна буквально затапливает сожалением.
Пока ждали скорую и местных полицейских, Ян отвел Саану в какую-то церковную подсобку — в ризницу, просветила Яна Хейди — и задал ей самые важные вопросы. Что Саана увидела, зайдя внутрь? Обратила ли на что-то особое внимание? На какие-то звуки или даже запахи? Ян обдумывает четкие ответы Сааны. Где-то в глубине церкви она услышала приглушенный стук. Больше ничего. Возможно, Саана и убийца находились в церкви одновременно. От одной мысли об этом начинает подташнивать.
Саана уходит, и, пока все ждут криминалиста, Ян заглядывает в телефон и вспоминает о сообщении. Вот где зафиксировано время, когда Саана была на кладбище. На всякий случай он открывает ту фотографию церкви и пальцами увеличивает изображение. У самого здания церкви, довольно далеко от Сааны, виднеется силуэт. Ян тут же отсылает фотографию Заку, понимая, что это часть личной переписки. Стоит уже смириться с тем, что рано или поздно из него и так вытрясут всю правду. О своих близких отношениях со свидетельницей лучше сказать сразу и открыто.
— Хейди, — начинает Ян, тщательно подбирая слова. — В общем…
— Влюбился в нее по уши, да? — смеется Хейди и жестом указывает на дверь, откуда только что вышла Саана.
Ян ошарашенно молчит. Он и забыл, насколько наблюдательна его напарница.
— Ну, раз уж ты разродился, наконец, откровениями, я могу открыто порадоваться, — улыбается Хейди. — Мне было почти физически больно смотреть на то, как ты мечешься между скорбью и дебильными влюбленными ухмылочками, — говорит она, пихая Яна в плечо. — Это хорошо. Жизнь должна продолжаться.
Ян усмехается. Между ними никогда не было недомолвок. Наверное, легкость в общении объяснялась еще и тем, что их отношения существовали вне романтического контекста. Даже намека на него. Это просто две родственные души. Порой Хейди куда сильнее Яна. Сейчас его сердце переполняется нежностью по отношению к ней. Но пора взять себя в руки.
— Я рад, что дал тебе очередной повод искрометно пошутить. А теперь слушай, — Ян серьезен. — Когда Саана подходила к церкви, она прислала мне фото, и вот тут, смотри, кто-то есть. Видишь? — говорит он, показывая увеличенное изображение. — Еще неплохо бы понять, что Саана вообще хотела в церкви. Почему решила встретиться с жертвой?
— В смысле? — спрашивает Хейди, не скрывая любопытства.
— Саана пришла в церковь, потому что Антти-Юхани Форс как-то связан с историей, которую она расследует. Она все лето пытается разобраться с одним случаем, произошедшим здесь лет тридцать назад. Смерть девушки.
Хейди моментально ожесточается, ее брови удивленно ползут вверх.
— Твою-то мать, какой джекпот! Красотка, которая на досуге что-то расследует. Осталось купить ей уродский свитер, и будет у тебя своя ручная Линден, — дразнится Хейди. Яна это начинает раздражать. Хейди испытывает его терпение.
— Если бы не это совпадение, я дал бы ей спокойно копаться в своей истории, — отрезает Ян с холодком. — Но Хартола — королевская община, место настолько маленькое, что глупо отмахиваться от истории, которая может быть как-то связана со всем этим.
Хейди кивает, понимая справедливость замечания.
— Сама-то что в итоге? — Ян переходит в нападение.
— Сама — что? — кривясь, переспрашивает Хейди.
— Ну, там, женщины, любовь, — подкалывает Ян. — Может, еще какие подозреваемые на очереди в постель?
— Ты так заваливаешь меня работой, что на женщин просто не остается времени, — грустно смеется Хейди, и этот смех пробегается эхом по всему коридору. Он звучит как-то неожиданно жестко, и Яна это настораживает. Хейди выглядит безжизненной, холодной, отстраненной.
Вскоре на место прибывает криминалист. Ян и Хейди здороваются с ним и тихо выходят через черный ход. Глотнуть свежего воздуха. Подумать. Пока всё в церкви тщательно фиксируют — фотографируют, берут образцы, замеряют расстояния, — Ян и Хейди могут пройтись по дорожкам, которыми какое-то время назад убегал убийца. Если Саана вошла через парадную дверь и услышала вдалеке стук, то логично предположить, что, покидая место, субъект использовал именно запасный выход.
Пока они шагают, Ян ловит себя на непрерывно нарастающей панике. Как же они опаздывают. Работая почти 24 часа в сутки, они все так же на шаг отстают от убийцы. Вопрос первый: почему никому в голову не пришло подумать о Форсе как о жертве? Вопрос второй: что является связующим звеном? Запасный выход ведет на кладбище. Неподалеку посажены пышные кусты, а парковка и дорога с черного хода не просматриваются. И тот, кто им воспользовался, судя по всему, шел довольно спокойно.
— Времени в обрез, но и мы почти у цели, — говорит Ян, осматривая дверь и то, что рядом с ней. Следов нет ни на песке, ни на земле, ни в кустах — вообще никаких признаков движения.
— Да, соглашается Хейди и говорит, что уже попросила криминалиста снять отпечатки пальцев с двери запасного выхода. — Жертву, похоже, утопили, и знак на теле тоже есть. Если Саана правда слышала убийцу, когда пришла в церковь, то ему пришлось попотеть, чтобы успеть.
— Субъект действовал смелее. Возможно, его замысел скоро будет полностью воплощен. Близится конец, развязываются руки, — рассуждает Ян, когда они идут сообщить криминалисту, что покидают место преступления.
Они возвращаются в отель. Яну необходимо тут же отчитаться начальству. Для Мертанена это почти удар, и Ян в какой-то момент даже чувствует за собой вину. Но сделать больше они не могут — и так работают на износ.
В номер стучится Хейди. Пройдя внутрь, она останавливается напротив стены с расклеенными материалами дела. Оба молчат, словно пытаясь догадаться, что именно от них ускользает.
— Утопление, — говорит Хейди. — Сундин, Эскола и Форс — всех троих утопили.
Ян кивает. Утопили, причем на суше. Подтверждение от Дайвера еще не поступало, но неофициально причина смерти, конечно, известна.
— Утопление на суше показательно само по себе. Не самый простой способ лишить человека жизни, — продолжает Хейди. — Если это такой способ наказать мужчин за их грехи, то что, если эти самые грехи как-то связаны с утоплением, которое произошло в прошлом?
На мгновение Ян чувствует себя стереотипным бестолковым полицейским из фильмов.
— У нас выдался невероятно сложный, насыщенный год. Неудивительно, что голова уже начала отключаться, — говорит Хейди.
Она, безусловно, права.
— Ты смотрела когда-нибудь «Мисс Марпл»? — спрашивает Ян.
Хейди воодушевленно кивает.
— Тогда ты и сама знаешь, какими там показывают полицейских. Они как бы занятые люди, постоянно что-то расследуют, но каждый раз не имеют ни малейшего представления о том, как именно произошло убийство, — говорит Ян. — Вот сейчас я чувствую себя именно таким.
— Да брось, — смеется Хейди и тут же начинает действовать. Она звонит Заку и просит сейчас же нарыть случаи утопления. Вопросы Зака Ян считывает по выражению лица Хейди: «Где искать-то? За какой период?» Да и реально ли отыскать именно те случаи, которые связаны с клеймеными жертвами, если учитывать, что речь идет о Финляндии, земле обетованной для утопленников? В одном только Озерном крае[69 - Озерный край (Jarvi-Suomi) — географическая область Финляндии, особенностями которой являются огромное количество озер и разнообразие пейзажей. Озерный край занимает почти всю Юго-Восточную и часть Центральной Финляндии.] за последние десятилетия в воде свою смерть встретило бесчисленное количество людей. А ведь ничто не указывает на то, что нужное им утопление произошло именно в Финляндии.
— Начни с Хартолы, а там посмотрим, — отвечает Хейди, благодарит и отключается. Потом решительно смотрит на Яна.
— Ну что, судя по всему, настало время побеседовать с этой твоей женщиной. Послушать об истории, которую она расследует, и просмотреть собранные ею материалы, — говорит Хейди. Ян удивлен. «Упрямая, но учится быстро», — мелькает у него в голове.
— Вот одно мне интересно. Как так вышло, что ты еще не сбежал от нее под каким-нибудь тупым предлогом? Ты сливаешься после пары свиданий, я же помню, — спрашивает Хейди, пристально вглядываясь в напарника.
Вопрос, конечно, бестактный, однако ответ Яну уже известен.
— Просто с ней все по-другому, — удивительно спокойно признает он.
Я
Времени почти не осталось, я прекрасно это понимаю. Скрывать следы все сложнее. На третьем меня чуть было не поймали. Большая удача, что им до сих пор так мало известно. Тщательно продуманный план подарил мне возможность работать спокойно. Однако было бы ошибкой до бесконечности убаюкивать себя иллюзией полного контроля над происходящим. В какой-то момент расстановка сил поменяется и меня начнут преследовать. Но лишь мне решать, когда именно этот момент наступит.
Если все пройдет как задумано, я успею разыграть и последний акт этого спектакля. А потом они нападут на след. На долю секунды я позволяю себе погрузиться в недалекое будущее, когда все тайны будут раскрыты. Когда за этими смертями вместо анонима встану я, из плоти и крови. А потом… ничего. Когда все наконец завершится, воцарится справедливость. Я ни на миг не задумываюсь о последствиях, поскольку мои поступки находятся неизмеримо выше всех этих материй. Как восхитительно воздавать по заслугам тем, кто в свое время возомнил себя Богом. Как восхитительно видеть их предсмертные страдания. Их мольбы о пощаде, их пустые надежды. А затем — короткий миг, которым все завершается. Теперь власть в моих руках. И она дала мне право забрать раньше времени три жизни. Остался лишь последний, четвертый король.
19 ИЮЛЯ, ПЯТНИЦА, ХАРТОЛА
Ян отправился в Хельсинки к отцу — разбираться со всеми бумажными формальностями, связанными со смертью мамы. Переживания напарника не прошли бесследно и для Хейди: в последнее время она звонит маме чаще обычного. И хотя видятся они довольно редко, отношения поддерживают хорошие — по крайней мере, Хейди так кажется. Иногда она задается вопросом: как у такой нежной женщины выросла настолько суровая дочь?
Смерть Форса обернулась для всех ударом. Они не подоспели вовремя, не собрали кусочки мозаики воедино. Сейчас необходимо цепляться за каждую ниточку.
Когда Саана заходит в холл гостиницы «Линна», ее там уже поджидает Хейди.
— Спасибо, что пришли, — произносит Хейди, разглядывая собеседницу. Саана красива, от нее веет умиротворением. Волосы забраны резинкой в пучок, она слегка растрепана после поездки на велосипеде. Совсем без косметики. Прекрасное лицо, чуть тронутое загаром, большие глаза.
— В данный момент мы расследуем два убийства, произошедших в Хартоле. В подробности вдаваться не могу, но сейчас я отвечаю за поиск информации о более ранних смертельных инцидентах в этом районе. Пока работаем в широком диапазоне, хотелось бы сузить.
Саана кивает и сразу, не дожидаясь просьбы, протягивает Хейди свой черный блокнот и папку с торчащими отовсюду бумагами.
— Тут все, что мне удалось собрать за лето, — поясняет Саана. — Не знаю, много ли от этого толку. Я расследую всего один старый случай. На самом деле довольно странно вот так обсуждать это с полицией, ведь изначально я просто хотела о чем-то написать, для себя, — говорит она. — В общем, я ищу сведения об одном нераскрытом деле 1989 года. Девушка, Хелена Тойвио, была найдена мертвой в Тайнионвирте, около усадьбы Коскипяя. И до сих пор неясно, что конкретно тогда случилось. Я собиралась написать об этом книгу — ну, или запустить подкаст. Пока не решила, — говорит Саана, неуверенно поглядывая на Хейди.
— Спасибо, — говорит Хейди и берет материалы. — И где вы сейчас? На каком шаге? — интересуется Хейди. Ее тянет улыбаться, хотя ситуация, мягко говоря, к такому не располагает. Невероятно! Ян, ее напарник, ледышка, вдруг растаял перед такой миленькой дамочкой. Вспоминая его предыдущих пассий, довольно заурядных, как под копирку сделанных, она не может не удивиться тому, что видит перед собой.
— Если вы о том, что я собираюсь делать или делаю прямо сейчас, то я бы хотела взглянуть на официальные бумаги, материалы дела Хелены Тойвио, — отвечает Саана. — Еще в планах было разыскать следователя, что вел это дело, и поговорить с ним, но к этому я еще не приступала.
— Что вы делали вчера в церкви? Как именно Форс причастен к этой вашей истории?
— Он был руководителем конфирмационного лагеря Хелены, прямо перед ее смертью, и я хотела расспросить его о девушке. Мне показалось, Форс что-то скрывал.
— О’кей. Можете продолжать свое расследование, если хотите, но вот эти материалы пока полежат у нас, я просмотрю их на всякий случай, — говорит Хейди.
На «Нетфликсе» и других платформах детективные сериалы крутят в таком количестве, что всякий гражданский мнит себя великим детективом, думает она. Будто вести расследование — это так просто.
Саана оглядывается по сторонам в сумрачном холле гостиницы «Линна», ожидая от Хейди дальнейших указаний.
— Спасибо, на данный момент это все. Вы получите свои материалы, как только я с ними ознакомлюсь. На это может уйти некоторое время, — сообщает Хейди, провожая Саану к выходу. Она бы с удовольствием поболтала с женщиной чуть дольше, но сейчас точно не время. Работа не терпит отклонений от курса. Если в один прекрасный день Ян захочет нарушить собственные правила и познакомить Саану с коллегами, что ж, это его личное дело. Тогда Хейди спокойно поговорит с женщиной, а заодно и выбьет из нее обещание хорошо заботиться о Яне.
Короткое знакомство еще больше приободрило Хейди: она действительно рада за Яна. Попроси тот благословения, она бы дала его, не задумываясь. Но Ян, конечно, не попросит.
Хейди кидает Саанину папку на заправленную кровать и идет к окну. Она понимает, каков должен быть следующий шаг, но это тяжело, это очень тяжело.
Они просмотрели информацию об Антти-Юхани Форсе.
Если верить детализации звонков, полученной от Зака, на номер Юлии Сандерсон Форс отправил сообщение, в котором требовал встречи. Хейди окидывает взглядом папку на кровати и прикидывает варианты. А их и нет. Ей нужно снова встретиться с Юлией и попытаться вытащить из нее хоть что-нибудь. Им предстоит определиться с тем, виновна ли Юлия или все-таки нет.
19 ИЮЛЯ, ПЯТНИЦА, ХЕЛЬСИНКИ
Ян с отцом в полной тишине сидят на полу. Только что они единодушно решили исполнять на маминых поминках ту же песню, что она заранее выбрала для похорон. Кари Рюдман смог этой песней тонко выразить и красоту, и печаль, причудливо их переплести. «Как прекрасна земля, как возвышенно небо. На цветистом пригорочке — пение птиц. Но темны эти воды, как темны эти воды».
Ян размышляет обо всех жертвах и их близких. Как ужасно оплакивать кого-то, не зная толком, что именно с ним случилось! Целью своей работы Ян когда-то определил возвращение людям веры в добро, веры в лучшее. Смерть пожилых чуть проще принять, чем смерть молодых. И хотя он будет чудовищно скучать по маме, надо признать: смерть поджидает каждого. Это неизбежно, и никто не скажет наверняка, где и когда он умрет. И молодежи это также касается. Мысль Яна неминуемо приходит к логичному «этот день может стать последним», и в нем тут же смешиваются благодарность и горечь. То, что жизнь, в конце-то концов, лишь череда событий, которая в определенный момент прерывается, само по себе одновременно сильно нервирует и почему-то успокаивает. Суть не в том, чтобы показать чудеса продуктивности, а в том, чтобы осмелиться жить по-настоящему.
Ян очень смел и решителен на работе, однако свободное время для него будто не существует. Время, отведенное большим и маленьким радостям жизни.
Тишина в квартире угнетает. Они решили достойно встретить горе. Ян подозревает, что отец захотел разобрать мамины вещи, чтобы еще немного побыть с ней — и с Яном заодно. Хорошо, что сейчас они оба не одиноки.
В детстве Ян сильно скучал по маме. Иной раз она подолгу задерживалась на работе, и Ян очень остро переживал ее отсутствие. Когда он признался, что скучает, мама сказала: «Каждый раз, когда мамы нет дома, она спасает чью-то жизнь».
Эта мысль казалась Яну восхитительной и в то же время странной. Будто ему теперь не позволено скучать. И несмотря на то, что пока мама была дома, кто-то мог умереть, Ян был так жаден до ее внимания, что, в общем, мирился со всеми этими смертями. На время маминых дежурств в больнице Яна обычно оставляли с бабушкой. Так было всю его жизнь — сколько себя помнит. Хотя довольно сложно сказать, много ли он помнит. Детство схлопнулось в его сознании, превратившись в неделимый клубок, мягкий и туманный.
Отец остервенело комкает, плющит вещи и бросает их в мешки для мусора, толком не целясь. По мере того как мешки наполняются, Ян вдруг начинает методично их опустошать.
— Тебе бы… нам бы сначала посмотреть. Вдруг что важное выкинем, — говорит Ян. Отец прослеживает взглядом за тем, как вещи вытряхиваются из очередного мешка, и принимается наполнять ими следующий.
В доме родителей Ян задерживается допоздна. К себе он добирается лишь после полуночи. Плюхнувшись на диван, неожиданно вспоминает о Саане. День выдался тяжелым, однако и ему не удалось выжать из Яна все силы. Обрушившееся на него горе, безусловно, угнетает, но вместе с тем и освобождает. Больше не осталось места томительному ожиданию и страху того, что все закончится. Нет больше постоянного беспокойства за маму и выматывающего чувства вины из-за того, что сам он живой и здоровый. Остались в прошлом бесконечные размышления о том, справился ли он, сумел ли порадовать маму в последние дни ее жизни.
20 ИЮЛЯ, СУББОТА, ХЕЛЬСИНКИ
Мертанен заказал завтрак в отеле «Сеурахуоне» и сидит за одним из столиков, дожидаясь Яна. Тот опаздывает на три минуты. Почти неуловимым взмахом руки, будто подзывая официанта, Мертанен приветствует Яна, который уже спешит к столику.
Трапеза подошла к концу, и Мертанен переходит к делу.
— Как близко мы подобрались? — спрашивает он, промокая бумажной салфеткой уголки губ.
— Мы расследуем по всем направлениям, вы и сами об этом знаете, — отвечает Ян и кладет приборы на тарелку. — Корни этого дела, судя по всему, уходят далеко в прошлое, как мы и подозревали с самого начала.
Мертанен швыряет помятую салфетку к объедкам.
— Да что за скотина так над нами издевается и мочит всех этих мужиков? — зло выпаливает Мертанен, и слова с шипением вылетают из его напряженного рта.
Ян откидывается на спинку стула, слегка отстраняясь назад. Ему еще не доводилось видеть Мертанена в таком состоянии.
— Мы уже близко. В случае с Форсом мы практически дышали ему в затылок. Сейчас работаем на максимуме, чтобы предотвратить четвертое убийство и защитить жертву.
Лицо Мертанена становится невозмутимым. Ян замечает, что левый глаз начальника начинает подергиваться. Интересно, как долго Мертанен работает в ЦКП? Как он дослужился до такого чина? Яну почему-то сложно представить себе Мертанена в начале карьеры молоденьким и робким мальчиком на побегушках.
— Вот как хотите, но чтоб поймали эту сволочь. Никаких больше трупов, понятно тебе? — говорит Мертанен, привычно взваливая на плечи Яна ответственность за действия убийцы.
— Кто может быть следующей жертвой, есть версии? Или серия вообще закончится на третьем трупе? — спрашивает Мертанен, и Ян на секунду замолкает. — Об этом точно спросят. Вся страна в опасности или что?
— Я бы сказал, что нет, — немного подумав, отвечает Ян. — Всей Финляндии бояться не нужно. Жертвы связаны между собой, субъект выбирает не наугад. И следующий несчастный уже давным-давно определен. Мы думаем, что осталась всего одна жертва.
— Я в курсе, что вы стараетесь, — после некоторой паузы говорит Мертанен. — И у вас по-прежнему в распоряжении все ресурсы, — продолжает он, встает и неловко постукивает Яна по плечу. — Времени на сомнения просто нет. Вы должны подобраться к нему. Сделать так, чтобы этого психа посадили, — говорит Мертанен и уходит.
Ян вынимает из стаканчика зубочистку и оборачивается посмотреть на то, как начальник пересекает зал «Сеурахуоне», направляясь к выходу. Идиот, думает Ян. Но это, конечно, ничего не меняет. Мертанен по-прежнему его босс. Пожевывая зубочистку, Ян рассматривает свисающие с потолка огромные люстры и тяжелые портьеры, обрамляющие окна зала. Клиентов почти нет. Час пик завтраков уже миновал.
Из потока мыслей Яна выдергивает телефонный звонок.
— Похоже, мы что-то нарыли, — начинает Зак, не дождавшись ответа.
— Не томи, — воодушевленно торопит его Ян. Зака с головой выдает голос: сразу понятно, что случилось нечто важное.
— Горячая линия, — говорит Зак. — Вчера нам подогнали дополнительные ресурсы, и я тут же нанял парочку парней, чтобы прошерстили материалы с горячей линии. И буквально только что они прислали мне следующее. Щас. Пять дней назад на горячую линию поступил звонок с таким содержанием: «Правление королей подошло к концу. Никто не может властвовать вечно. Рано или поздно все ответят за свои поступки».
Ян тихо ругается себе под нос. Его бесит то, что это сообщение поступило на линию пять дней назад. Пять! Оно должно было оказаться у них сразу же.
— И откуда оно? — спрашивает Ян. Что-то подсказывает ему: Зак уже все нашел.
— Звонок проанализирован и отслежен. Во-первых, номер оказался не скрыт, во-вторых, разговор длился целую вечность. В общем, все по-идиотски, — говорит Зак.
То-то он такой веселый.
— Потом мы посмотрели по карте, и выяснилось, что звонили с симки, зарегистрированной в Хартоле, — продолжает Зак.
— А голос? — спрашивает Ян и ждет. Если это звонил субъект, то ответ на этот вопрос крайне важен. Мужчина или женщина?
— Ну, голос определенно женский, — отвечает Зак.
20 ИЮЛЯ, СУББОТА, ХАРТОЛА
Саана нервно пинает землю, сидя на садовых качелях, и пытается успокоиться. Глаза сухие и болят, но если она их закроет, то тут же увидит тот труп. Он буквально отпечатался на сетчатке. Вдруг в голове Сааны мелькает мысль: запасный выход церкви! Наверное, был где-то рядом с залом, раз Саана так и не наткнулась на убийцу. На уровне подсознания постоянно шевелится что-то еще. Что-то до боли очевидное и все же ускользающее.
Купленная тетей вечерняя газета лежит рядом с Сааной. Так и осталась сложена: ее еще не открывали. Любопытство любопытством, но одна мысль о том, что на убийстве сейчас клепают сенсации, вызывает тошноту. Зачем душегубу уделяется столько внимания? Разве не этого он добивается, забирая жизни? Или же за этими убийствами скрыто нечто такое, на что убийца хотел бы обратить внимание общественности?
Сначала убийство Матти Эсколы, а теперь и смерть Антти-Юхани Форса. Если Саана поняла верно, у обеих жертв на теле было клеймо. О точной причине смерти в газетах не пишут. Разве что упоминали, что судмедэксперт официально заключил: убийство. Слух о необычной смерти Эсколы успел облететь всю Хартолу: «Найден мертвым в машине. На коже клеймо». И вдруг — убитый священник, конец которого Саана увидела своими глазами. Пока сложно понять, по какой причине кто-то уничтожает хартольских мужчин.
Саана тормозит качели, чтобы сесть поудобнее. Оба имени всплывали в ходе ее расследования. Ко всему прочему, сейчас Саана сходит с ума по мужчине, который как раз занимается этими убийствами. Саана опять отталкивается от земли, приводя в движение качели. Встреча с Хейди Нурми прошла довольно хорошо, хотя Саане было неловко. Казалось, будто Хейди весь разговор пристально за ней наблюдала, как бы оценивая. Хейди и Ян — друзья или просто коллеги? Саана открывает газету и просматривает все, что касается расследования.
ВОЛНА УБИЙСТВ В ФИНЛЯНДИИ: СВЯЗАНЫ ЛИ ЭТИ СЛУЧАИ МЕЖДУ СОБОЙ?
Полиция хранит молчание.
Саана удивленно вчитывается в заголовок. Два убийства в Хартоле и одно в Хельсинки. То есть жертв еще больше? Она бегло просматривает саму статью, дабы узнать что-нибудь еще, но информации мало, детали не раскрываются. Тем не менее из текста становится понятно, что первой жертвой тоже стал мужчина. Его нашли убитым в Суоменлинне. На секунду Саана задумывается — и вдруг понимает, что речь идет о том самом мужчине, что мелькал в твиттер-постах пресс-службы полиции несколько недель назад.
Даже вообразить себе трудно, как Ян со всем этим справляется. Число жертв до сих пор растет. В воздухе повисла угроза. Кто же следующий? Ведь Ян уверен, что следующий обязательно будет. Возможно ли в принципе остаться в здравом уме при таком раскладе? Саана мысленно заносит работу Яна в категорию «достойны уважения». Там находятся все профессии, ценность которых принято преуменьшать — преступно, несправедливо. Медсестры, сиделки, воспитатели в детских садах, учителя, полицейские, пожарные. Теперь и детективы. Они решительно идут туда, откуда остальные стараются сбежать как можно быстрее.
ЛЕТО 1989, ХАРТОЛА
Те вожатые, рыженькая и брюнетка, участвовали не во всех мероприятиях лагеря. Никому ничего не объясняя, они по очереди игнорировали совместные вечера. Хелена задавалась вопросом: заметил ли это еще кто-нибудь? Она понаблюдала за тем, как брюнетка неуверенно потопталась на месте и потом подсела к рыженькой.
Хелена набросала записочку и передала ее в домик вожатых. «Иирис и Катя что-то скрывают. Х.».
Нужно было сблизиться с девушками, узнать у них обо всем, ведь лагерь вот-вот закончится.
Костер горел на удивление спокойно. Наверное, все берегли силы для прощального вечера. Это будет последняя возможность насладиться чувством сопричастности, которое в душе каждого породил лагерь, а самые смелые смогут наконец подойти к объектам своих воздыханий. Наутро все разойдутся. Сбитая лагерная команда развалится, и каждый из ее членов снова будет видеть в другом совершенно обычного человека, а не лагерного товарища. Кто-то вернется сюда, но уже вожатым, однако большинство будут предоставлены самим себе, когда это товарищество лопнет, подобно мыльному пузырю. После лагеря кто-то почувствует себя старше, кто-то — взрослее, кто-то — испорченнее, и все же мало кто изменится хоть как-то. Зато Хелена уже сейчас понимала: ее мир преобразился. Она встретила этого парня.
С парнем они условились так: они встретятся и на следующий день, и потом. Они будут постоянно видеться и вместе разгадывать тайну девушек. И пропавшей Лауры Мальм. Где она сейчас? Что делали в лагере рыженькая и брюнетка? Хелена пойдет в усадьбу к парню, и они проведут свое тихое исследование приусадебных земель — он все там знает.
— Я все тебе покажу, — прошептал он и с улыбкой притянул Хелену поближе к себе. Они стояли вплотную друг к другу, так, что Хелена видела пульсирующую жилку на шее у парня и чувствовала запах его «Рексоны».
Когда лагерь закончится, они вместе пойдут в тот дом на другом берегу реки. В дом, что совсем близко от усадьбы. В избушку, окна которой темными вечерами озарялись вспышками света — парень это видел. Никто раньше не вызывал в Хелене подобный азарт, не бросал вызов. С парнем они постоянно соревновались в эрудиции, мерялись знаниями, скрывая собственную робость, смущение и страхи. Все то, что внезапно пробудилось в их телах и сердцах. Одновременно с этим их ошарашивало ощущение взаимной поддержки, тотального принятия. И один без труда считывал страхи и комплексы другого. И влюбленно смотрел, и касался тех мест, о которых было так сладко и так стыдно думать. Один видел другого и все-все в нем принимал. И обещал оставаться собой.
20 ИЮЛЯ, СУББОТА, ХЕЛЬСИНКИ
Выяснилось, что звонок женщины поступил со старого общественного телефона на хартольском автовокзале. Зак уже несколько часов пытается найти человека, который смог бы предоставить им записи с вокзальных камер наблюдения и прилежащих территорий. Крайне вероятно, что рядом с телефоном установлена одна из камер. Ян обдумывает их дальнейшие действия. След в системе был оставлен не вчера — с того момента прошло уже несколько дней.
— Может, звонок на горячую линию намеренно был таким долгим? — спрашивает Хейди, выдергивая Яна из раздумий.
— Хороший вопрос, — соглашается Ян. Хейди на верном пути. — Что, если в сценарии этого спектакля прописан некий поворотный момент, когда убийца хочет намекнуть на себя, дать зацепку? — размышляет Ян.
Они бесчисленное количество раз переслушивали запись того сообщения, однако женский голос как был незнакомым, так им и остался. Это точно не Юлия, и Ян отмечает, как у Хейди отлегло от души.
Хотя и до самой Юлии тоже не достучаться — она как сквозь землю провалилась. Скрывается от полиции? Или от кого-то еще? Госпожа Эскола сообщила, что дочь вернулась в Хельсинки, однако там ее тоже не видели. Ян на распутье: вернуть Юлии статус основной подозреваемой или же озаботиться ее безопасностью?
До получения видеозаписей с камер наблюдения Зак успел откопать кое-что еще. Детализацию звонков Антти-Юхани Форса. Очевидно, от Форса сообщение получила именно Юлия Сандерсон, но кто же ему позвонил? Накануне своей смерти Форс в тот же день разговаривал с незнакомцем.
Хейди изучает криминалистический отчет из хартольской церкви, Ян выходит позвонить. Кай отвечает несколько гудков спустя. Ян подробно описывает ему то, что оставил после себя убийца с клеймом, и рассказывает обо всех важных мелочах, которыми полиция располагает на данный момент. Ян уверен: если они не успеют, четвертого трупа не миновать. О личности будущей жертвы пока сложно сообщить что-то определенное.
— Возможно, самосуд субъекта объясняется его тотальным бессилием в прошлом, — предполагает Кай. — Если тогда он не смог взять ситуацию с этими мужчинами в свои руки, то он делает это прямо сейчас. Демонстрирует силу — и демонстрирует жестоко.
— В общем, — произносит Зак, и Ян с Хейди навостряют уши. У Зака есть тысяча и один способ сказать «в общем». Сейчас, судя по интонации, всех ждут хорошие новости.
Зак выводит на экран стоп-кадр — входные двери автовокзала Хартолы. А в них — рыжеволосая женщина, лицо которой наполовину скрыто солнечными очками.
— А теперь, — торжественно произносит Зак и открывает другое изображение — фотографию со страницы хартольского S-Market. Персонал магазина. Рыжеволосая женщина, уже знакомая всем по снимку с камеры автовокзала.
Через три с половиной часа эта самая женщина молча сидит перед ними. Задержание разыграли как по нотам. В патрульную машину женщину сорвали прямо с кассы, посреди рабочей смены, и тут же отвезли в Хельсинки. Ее лицо спокойно, на нем ни следа удивления.
— Зачем вы позвонили на горячую линию? — спрашивает Ян, склоняясь над допрашиваемой. Над ними висит помигивающая люминесцентная лампа.
— Долго же до вас доходило. Позвонила, чтобы рассказать, как обстоят дела, — сообщает женщина спокойно, она почти шепчет. — Короли получат наконец по заслугам. Время их правления подошло к концу.
— Короли. О каких королях речь? — вклинивается в разговор Хейди. Она перевешивается через весь стол и ведет себя довольно агрессивно.
— Тихие самозванцы королевской общины. О них и речь. О тех, кто в свое время возомнил себя истиной в последней инстанции. Правосудием.
— Правосудием? Кого они судили? — продолжает напирать Хейди. Женщина пожимает плечами и пустым взглядом смотрит на Яна.
Тот принимает эстафету:
— Вы имеете в виду какой-то давний случай?
— Да, — говорит женщина и с того момента обращается исключительно к Яну.
— Вы о той девушке, что тридцать лет назад была найдена в речном пороге? — серьезно спрашивает Хейди.
Женщина не дает положительного ответа, но становится немного раздраженнее.
— Короли вообразили себя богами и ни секунды не страдали. И теперь кто-то решил отомстить, — говорит женщина так, будто все это очевидно. — И правильно. Трое из них уже поплатились.
— Трое из них, — повторяет Ян. — Вы намекаете на то, что их больше?
Женщина смотрит на Яна с нескрываемым удивлением.
— Кто они? — почти кричит Ян. Однако женщина молчит. Яну отчаянно хочется вытрясти из нее ответ. Сначала она звонит на горячую линию, а потом не говорит ни слова.
— Несладко приходится нашей верхушечке, кто-то рушит их карточные домики, — бормочет женщина, неотрывно смотря на Яна. — Короли предпочитали не раскрывать себя. Что ж, пускай и теперь их личности останутся тайной, — говорит она с крайне довольным видом.
— Кто четвертый король? — повторяет Ян. — Поймите, на кону жизнь человека, — с нажимом произносит он, однако женщина молчит.
— Вы можете просидеть здесь довольно долго, — Ян меняет тактику. — Страдать в участке из-за них — сомнительное удовольствие, согласитесь, — говорит он, пытаясь понять, сработало или нет.
— Я, в общем-то, никуда и не спешу, — говорит женщина. Затем она поднимает голову и снова смотрит Яну прямо в глаза. — Я свое отстрадала. Терять больше нечего. Всей душой надеюсь, что и последний король тоже умрет. Когда это случится, на берегу останутся лишь руины их королевства, — шепчет она и вновь уходит в себя.
Ян немного растерян. Женщина кажется такой обычной на вид. Просто дама лет сорока-пятидесяти. Иирис Леписте. Родилась в 1972 году, семьи нет. Если верить бумагам, работает в S-Market кассиром. Рыжие волосы и веснушки придают ей такой шарм, что женщину можно даже назвать красавицей, однако какие-то внутренние противоречия сказываются на внешности, крича о замкнутом, тяжелом нраве.
В комнате воцаряется тишина, которую резко разрывает Хейди: она пинает ножку стула, на котором сидит Иирис. Ян вздрагивает от неожиданности, но решает не мешать. Порой они с Хейди меняются ролями во время допроса, чтобы сбить с толку задержанного.
— Сколько можно ломать комедию, — кричит Хейди. В ее голосе Ян отчетливо слышит искреннее нетерпение, а не игру.
Ко всеобщему удивлению, женщина тут же приходит в себя и заливается каким-то демоническим смехом.
— Троих, тех, что умерли, я бы вам и во сне назвала. Но четвертого не знаю. Думаю, его никто не знает.
Расследование ныряет все глубже и глубже в прошлое королевской общины Хартолы, и Яна это удручает. Массируя виски, он читает папку с материалами по делу Хелены Тойвио. Следствие началось в сентябре 1989-го, однако на исходе зимы 1990-го уже прекратилось — и в полиции все это как-то замяли. В папке стоит пометка, мол, несмотря на отсутствие улик, точнее, именно ввиду этого отсутствия, есть все основания предполагать, что девушка угодила в воду случайно или по собственной воле. И все-таки расследование не закрыли окончательно, лишь приостановили. Значит, на то была причина. Что-то шло вразрез с теорией о самоубийстве? Ян решает перечитать материалы чуть внимательнее.
Хелена Тойвио найдена мертвой в Тайнионвирте 01.09.1989. Официальная причина смерти: утопление. На затылке отметина, синяк. Причина: удар по голове из-за падения в воду или после него. В организме обнаружены следы алкоголя.
Изучая полицейский отчет, Ян рассматривает фотографии с места. Такое ощущение, будто от этой истории хотели по-быстрому отделаться, отправить в архив, толком ничего не предприняв. Кто составлял отчет, интересно? Кто ответственен за приостановленное расследование? С удивлением Ян обнаруживает, что никакого имени в отчете не указано. Безымянный рапорт.
После допроса женщины все кажется пугающе простым. Утопление Хелены Тойвио. Пыльное, богом забытое дело о смерти молодой девушки — дело, в котором решила разобраться Саана, — все чаще всплывает в их расследовании.
От Сааны они получили довольно много всего. Заметки, персональные карточки на каждого, наброски возможных сценариев. Копии старых статей, интервью с журналисткой, встреча с мамой Хелены, точечные сведения об усадьбе Коскипяя, полученные от местного гида.
Прежде Яну не доводилось следить за чьим-то ходом расследования. Своеобразные ощущения. Комментарии Сааны вполне могли бы принадлежать ему самому. Все сделано довольно толково. Ян увеличивает изображения на телефоне, бегло читая подписи к ним. Взгляд останавливается на «Лаура Мальм, пропала». Стоп, у Сааны есть еще какое-то дело, помимо смерти Хелены Тойвио? Ян на всякий случай отправляет Заку сообщение: «Пробей. Лаура Мальм. 1980-е. Родилась прим. в нач. 1970».
В ожидании ответа Ян принимается заново собирать собственную мозаику — с учетом новой информации. Теперь, ознакомившись с бумагами Сааны, он начинает по-иному смотреть на структуру всей ситуации. В центр Ян помещает трех убитых мужчин. Ларс Сундин, Матти Эскола и Антти-Юхани Форс. Двое из них — одногодки, третий ходил с ними в одну старшую школу. Но должно быть что-то еще. Ян крепит на стену места происшествий, всех фигурантов дела и вопросы. Затем возвращается к изучению тех обрывочных сведений, что успела собрать Саана.
Фотографии дневников Хелены, молодого мужчины в окружении орхидей, фото с конфирмации, застывшие пейзажи приусадебного двора, а также изображения изразцовых печей из помещений теперешнего усадебного музея, виды из окна. Взгляд Яна цепляется за фотографию, которую Саана сделала в каком-то небольшом заброшенном домике. У него в голове что-то щелкает. Немного поразмыслив, Ян ныряет в сумку, откуда достает папку с теми фото, что еще не попали на «стену следствия». Найденные в доме Эсколы изображения девушек. Ян всматривается в свежие фотографии домика и сравнивает их со старыми свидетельствами разврата. Точно. Обои в розочку на Сааниных фото такие же, что и на старых фотографиях с девушками. Что это может означать? Ян вчитывается в подпись, оставленную Сааной под изображениями: «Сауна на берегу». Ян тут же звонит ей.
Продиктованный адрес Ян отсылает Заку, надеясь на то, что криминалист будет на месте уже утром. Сейчас полседьмого. Они с Хейди поедут сегодня.
От воды веет безмятежностью. Ян и Хейди шагают по навесному мосту к избушке на противоположном берегу реки. Насекомые тучками кружат над водной гладью, радующей глаз отражением неба.
— Только послушай, какая тишина, — произносит Хейди, останавливаясь на середине мостика. Останавливается и Ян. Поблизости нет ни души. Лишь они двое и восхитительный летний вечер, хотя и немного прохладный. Ян думает о том, где именно Хейди хотела бы очутиться прямо сейчас. Едва ли кто-то из них горел бы желанием лазить по заброшенной сауне в Хартоле, если бы можно было выбирать. Ян рад, что теперь он точно знает, где хотел бы оказаться. Где угодно — с Сааной.
Он оглядывает красивую, подтянутую Хейди. Несмотря на эффектную внешность, она по жизни одинока. Как и сам Ян — до недавнего времени. Счастлива ли Хейди? Сложно сказать, насколько это надуманно, однако Яну кажется, будто после встречи с Сааной напарница стала относиться к нему чуть мягче. Как если бы Саане удалось каким-то образом изменить ее мнение о Яне. Он прихлопывает мельтешащую у подбородка мошку и щелчком пальцев отправляет рыбам легкий перекус.
В сауне неестественно тихо. Ян первым проходит в помещение, жестом приказывая Хейди оставаться на веранде. Дверь не заперта. Он подзывает Хейди к себе.
— Сауна с земельным участком принадлежала усадьбе, что на противоположном берегу. Когда организовали музей, от сауны отказались, и она перешла в собственность общины, — сообщает Хейди, пока они осторожно ступают внутрь.
— Тут прямо совсем глухо, — говорит Хейди, кивая на предбанник, утопающий в пыли. На полу видны следы. Проходит какое-то время, прежде чем Ян понимает, что они Саанины. А вот до нее сюда не заглядывали десятилетиями.
— Криминалисту будет где развернуться, — говорит Ян по возвращении из сауны в предбанник. Кровать, пол, каждый уголок сауны — тут нужно изучить все. Вероятно, где-то в пыли найдутся волосы или что-нибудь еще, способное вывести на конкретных людей, живых или мертвых. Важно выяснить, кто именно запечатлен на тех фото. Ян останавливается в прихожей. Оленья голова взирает на него с обветшалой, потускневшей от времени стены. Все вокруг будто растеряло свои краски.
Вновь оказавшись в до боли знакомом гостиничном номере, Ян принимается обдумывать очередную версию. Есть мужчины, короли. Значит, должны быть и слуги. Что за девушки на фото и какова их роль в этой истории? Найдется ли среди жертв та, что жаждет мести?
Ян сообщает Заку о том, что все зафиксированное криминалистом в заброшенном домике должно быть тщательно изучено на предмет пересечения с клеймеными трупами и пропавшими девушками. Зак принимает все к сведению, а Ян подумывает о том, что неплохо бы теперь переговорить с Сааной. Развить эту идею не удается, так как в номер стучится Хейди — и тут же входит. Она явно озадачена.
— Это не она. Не та женщина, что звонила на горячую линию, — говорит Хейди. — Мне только что сообщили, что у нее было алиби. Иирис сидела на кассе в магазине. Это зафиксировано в расписании смен, это подтвердили коллеги. Иирис не успела бы на утреннюю смену в Хартолу после убийства в Суоменлинне.
Ян смотрит на Хейди, намереваясь что-то ответить, однако она его опережает:
— Нет, версию о том, что она ушла прямо посреди смены, а потом вернулась, можно сразу исключить. Женщина ни при чем.
21 ИЮЛЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ, ХАРТОЛА
Саана ждет не дождется встречи с Яном. Вопросов накопилось действительно много. Она любезно предоставила полиции все свои наработки, а в итоге не только папку назад не получила, но и теперь должна им какие-то дополнительные пояснения. Вот и крутилось в голове всякое. Неужели ее история как-то связана с их расследованием? Смерть Хелены и убийства с клеймом.
Обдумывая события последних дней, Саана так и не смогла по-человечески поспать. Детектив будет уточнять у нее, У НЕЕ, детали хартольских событий. Выслушает ее версии и мысли о том, что может быть связано со смертью Хелены. Будут и другие вопросы, однако на них у Сааны ответов нет. Кто из друзей или близких утонувшей Хелены мог бы отомстить? Происходило ли в тот момент что-либо, способное очернить жизни молодых девушек? Последний вопрос и вовсе не давал Саане покоя. Что, если в смерти Хелены повинен фон Райхманн? Что, если фон Райхманн воспользовался своей репутацией весьма эксцентричного человека и сотворил с Хеленой вещи, от которых уже не оправиться?
У Сааны в голове жила целая галерея персонажей тех событий, и конкретно этот человек в памяти всплывал постоянно. Загадочная картина в гостиной усадьбы, рассказ тети о том, как Хартола сама себя довела до эзотерического психоза. Август фон Райхманн, барон. О нем ведь поразительно мало известно. Раздумья удерживали Саану ото сна до трех часов ночи, и ближе к рассвету она прозрела: чтобы понять Хелену, необходимо узнать и барона. Хелена умерла на его земле — вполне возможно, что даже во время организованного им праздника. Куда мужчина уехал из Финляндии? Почему покинул страну сразу после смерти Хелены?
Потратив ночь на личность барона, к утру Саана обзавелась безумной идеей. Ей нужно отыскать барона, встретиться с ним с глазу на глаз. Если мужчина еще жив, она напрямую задаст ему все вопросы. Если мертв, Саане необходимо взглянуть на его могилу.
Она пытается дозвониться до Яна. Снова нет ответа. Посылает ему сообщение. Кажется, Яну там и вздохнуть некогда.
Ночь в отеле начинает постепенно терять краски, выцветать в памяти Сааны. Теперь она остро нуждается в подтверждении того, что Ян действительно достоин всех потенциальных усилий. И, конечно, Саане нужны ответы. Будоражащие душу приключения журналистки в итоге приняли нешуточный оборот, затащив Саану в самую гущу расследования серии жестоких убийств. Сейчас она не может все бросить. Нужно найти барона. И она поедет, да, ненадолго вырвется из-под влияния мрачной Хартолы. Возможно, небольшое путешествие приблизит ее к решению. Возможно, побыть подальше от Яна — неплохая идея. Если все заглохнет, то так тому и быть, Саана просто немножко пострадает в одиночку. Глубокий вдох — долгий выдох.
Стоит Саане разжечь в себе пламя силы и независимости, как звонит Ян. Она радуется и снова плавится, едва заслышав его голос. Но держится и не спрашивает его о следующей встрече. Вместо этого рассказывает детективу о своем решении отправиться в Берлин. Все утро она посвятила организации этой поездки. Дешевые перелеты на Norwegian, квартирка в районе Фридрихсхайн через Airbnb и поезд до Потсдама. Всего одна ночь.
— Хорошо, — отвечает Ян. — В Хартоле сейчас небезопасно, — говорит он, и Саане приятна забота в его словах. И все же мужчина не удерживается от шутки, говоря о том, что уж Саане-то нечего бояться. И добавляет: «Или как?» Иногда подтекст его шуток понять довольно сложно, а деталями расследования ему делиться, конечно, запрещено. Произошло ли в общине еще что-то, о чем Яну в силу его профессии уже известно, а публике нет?
— Отчасти поездка связана с моими раскопками, — признается Саана. — Я хочу найти Августа фон Райхманна, который жил в усадьбе Коскипяя. Его еще называли бароном. Уехал из Финляндии в год смерти Хелены без объяснения причин.
— Интересно, — говорит Ян. — Знаешь, где искать?
— У барона было доверенное лицо. Смотритель усадьбы, который содержал все это великолепие в порядке. Фон Райхманн через какое-то время после своего спешного отъезда отправил этому смотрителю открытку. В ней говорилось о том, что он проживает в потсдамском доме престарелых. У меня и адрес есть, — сообщает Саана. — В современном мире никто не может бесследно исчезнуть, да? — неуверенно спрашивает она.
— Если что, я могу помочь тебе с поиском адресов, — говорит Ян, и Саана чувствует, что он серьезен.
— Спасибо, хотя утром я уже позвонила в тот дом престарелых и все подтвердилось. Там действительно есть пожилой господин по имени Август фон Райхманн.
Ненадолго воцаряется молчание, будто Ян не знает, что сказать. Потом он тихо произносит своим низким красивым голосом:
— Будь осторожна.
ЛЕТО 1989, ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ, ХАРТОЛА
И вот настал долгожданный день. Венецианский карнавал. Теперь ее нетерпение подстегивала отнюдь не личность барона, а важная миссия. Они с парнем хотели во всем разобраться.
По окончании лагеря, на празднике конфирмации, Хелена играла роль пай-девочки, чем выделялась среди взбалмошных и дурных ровесников. Вопреки надеждам, из спиртного на празднике присутствовало лишь слабоалкогольное пиво — и никакого тебе игристого вина, как дома у Йоханны. Но ничего, праздник все равно стал началом новой жизни Хелены.
Она посмотрела на часы. С парнем они условились встретиться у заправки в пять, до того, как начнут собираться все лагерные, — они не могли ждать аж до вечера. Хелена соврала, что идет к Йоханне с ночевкой. Нет, они не будут гарцевать до рассвета. Просто посмотрят фильм и лягут спать. Хелена накрасила ногти черным лаком и положила в рюкзак платье, крайне далекое от понятия «непорочность». Черное платье, сплошь покрытое кружевами и рюшами, мало походило на наряд примерной маминой девочки. То было облачение смелой, взрослой женщины, которой Хелена намеревалась стать сегодня.
На заправке Kesoil, сидя за грязноватым столиком закусочной, парень с улыбкой дал Хелене крошечный сверток. Там лежал золотой браслет. Девушка, не медля ни секунды, протянула руку, чтобы парень сам надел на нее украшение, и одарила парня влюбленным взглядом.
Все ребята из лагеря уже прибыли на пляж. Атмосфера поначалу была несколько напряженная, потому как теперь, когда прошло уже две недели с конфирмации, лагерь казался далекой параллельной вселенной. Кто-то развлекался тем, что расспрашивал остальных о подаренных на конфирмацию деньгах и вещицах. Большинство же куда активнее интересовались табаком и алкоголем. Вожатые сдержали обещание и принесли на пляж пиво и красное вино. Всего было вдоволь. И вот сидели они, пришибленные неловкостью, вокруг костра. Казались себе взрослыми. Что-то уже позади, но и впереди ждало очень многое. Целая жизнь.
Хелена неосознанно теребила новый браслетик, не давая ему покоя. Металл приятно холодил кожу. Она потянулась к открытой бутылке пива и сделала глоток. Вкус хмеля показался почти отвратительным.
— Я глотну? — послышался голос поблизости, со стороны солнца.
Хелена подняла взгляд и увидела Йоханну.
— Конечно, хотя дерьмо еще то, — рассмеялась Хелена. Впервые за весь вечер она по-настоящему расслабилась.
— Спасибо, — сказала Йоханна, неуверенно прикасаясь к бутылке.
Возможно, именно разделенная на двоих бутылка пива помогла им окончательно помириться. Хелена смеялась и хмелела, а еще — предвкушала. Это же не весь вечер. Потом будет нечто другое, нечто по-настоящему грандиозное. В какой-то момент она покинет эти лагерные посиделки и отправится на карнавал. Парень на пляж почти не заглядывал, они договорились встретиться на территории усадьбы. Она отдала предпочтение неизвестности и парню. А на берегу озера пусть остаются эти детишки. Карнавальная маска уже прожигала рюкзак, а в усадьбе ожидало что-то неизведанное и непредсказуемое. Куда более взрослое и интригующее.
Через пару часов Хелена тихонько сбежала в лесную чащу. Густая августовская тьма уже окутала праздничное место на пляже. Свет от костра теперь касался лишь тех, кто сидел вокруг, — дальше вырваться не мог. Хелена не зажигала фонарик, просто ехала на велосипеде во весь дух по темноте. Пока все шло как по маслу. Тайный обряд перехода из детства во взрослую жизнь. Однако в группе был человек, который все заметил и внимательно следил за действиями Хелены.
Позволив Хелене отъехать на приличное расстояние, Йоханна кинулась вдогонку. Она бежала настолько бесшумно, что Хелена ничего не заподозрила.
Хмельное пиво немного ударяло в голову. Хелена припарковала велосипед и зашла в бар. Она взглядом отыскала Инкери и обрадовалась, заметив улыбающуюся женщину за самым дальним угловым столиком.
— Хотела отдать вам это, — сказала Хелена, протягивая Инкери смятую бумажку. Она решила начать исподтишка распространять слухи, сеять подозрения. — Вы мне очень симпатичны, но я видела вас в компании того учителя, — продолжила она и осталась довольна произведенным эффектом: на красивом лице Инкери проступило неприкрытое удивление. — Этот мужчина вас недостоин, он с гнильцой, — вот что сказала Хелена, ощущая, как в крови плещется странная, незнакомая уверенность. Инкери в совершенном замешательстве склонилась над бумажкой, углубившись в чтение стихотворения, а Хелены уже и след простыл.
Когда девушка добралась до приусадебных земель, карнавал уже был в самом разгаре. Приглушенная музыка доносилась до самой ветряной мельницы. В остальном было очень спокойно. Хелена оставила велосипед чуть поодаль, в лесочке, и переоделась. Ее родители никогда не узнают, что ее не было в положенном месте. Дома у Йоханны.
Хелена подошла ближе и на углу одного из приусадебных строений увидела знакомый силуэт. Робея, она приблизилась, и парень взял ее за руку. Он крепко обнял Хелену, и они целовались под звуки музыки, играющей на фоне. Этот вечер — ее вселенная. Так думала Хелена, когда парень стал покачиваться вместе с ней в такт песни.
21 ИЮЛЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ, ХАРТОЛА
Хейди пытается собрать воедино все, что им известно на данный момент. Утро она провела в компании наследства Форса. Скромный домишко, мебели по минимуму. Его жилье показалось ей каким-то совсем безликим. Похоже, мужчина был аскетом.
Хейди прокручивает в голове свои наблюдения и свежие данные от Яна. Ее безумно забавляет ирония жизни: у Яна внезапно появляется женщина, помешанная на одном старом деле, а дело это начинает играть ключевую роль в их расследовании. Ян, упертый детектив с железной хваткой и кучей принципов, вдруг позволяет себе тесно переплести работу и личную жизнь.
Кажется, будто Саана появилась в жизни напарника как по заказу. Причем по заказу Хейди. Как долго желала она увидеть перемены в его жизни! Перемены к лучшему, которые пробили бы скорлупу Яна, осветив его изнутри живительным светом. И все же теперь, когда на горизонте появилась Саана, Хейди чувствует, что сбита с толку. Хотелось бы посмеяться над собой, но она не может. Оказалось, что в ней внезапно заговорила ревность. Ян, ее коллега, боевой товарищ, ее брат, нашел себе еще одного близкого человека. Он изменит свое отношение к Хейди? Эта женщина разделит их? Обозначит границу? Хейди трясет головой так, словно движения и впрямь способны выгонять мысли. Жалкие мыслишки глубоко одинокого человека. Разумеется, она рада за Яна. Она же видела, какими глазами он смотрит на эту женщину.
Не поддается пониманию то, как убийца умудряется действовать настолько чисто. Почему у них до сих пор нет следов? Сознание Хейди беспокоят некоторые вопросы. А вдруг убийца — полицейский, владеющий искусством профессионально заметать следы или делать их незаметными? Причем незаметными настолько, что он сам в итоге подозрений вызвать не может. Ян четко проинструктировал Хейди в сообщении: «Изучи папку Сааны и ответь на ее вопросы. Общий сбор в 18:15 в номере 25». Ее все это немного бесит: два детектива отчаялись настолько, что ищут помощи у доморощенной Линден, новой пассии Яна, ведущей свое как бы журналистское расследование.
Вроде бы Саана задала Яну ровно два вопроса. Кто расследовал то старое дело? И есть ли в полицейских архивах какая-то информация о девушке по имени Лаура Мальм? В целом вопросы нормальные, по существу. Но твою ж мать, думает Хейди. Эта женщина довольно толково раскладывает все по полочкам, выруливая на след.
Просматривая бумаги, Хейди останавливается на одной из фотографий Сааниных записей. «Колледж Восточного Хяме 1985, 1988, 1989, учитель “Лассе”. Писал картины под псевдонимом Krol». Да ладно, думает Хейди. На фотографии запечатлен мужчина — один в один помолодевший Ларс Сундин. И эта ниточка намертво связывает его с Хартолой.
Хейди тут же ныряет в старую статью из «Хюмю» и ее замысловатую историю о загадочной смерти молоденькой девушки. Сам материал не особенно важен, однако Хейди с интересом всматривается в одно из изображений. В статье подчеркивается, что полиция хранит молчание. А кто вел дело о смерти Хелены Тойвио? Изображение нечеткое, полицейский сидит, отвернувшись от камеры, в служебном «Саабе», однако фотографу все же удалось запечатлеть силуэт. И это фото, сделанное в 1989 году, буквально переворачивает сознание Хейди.
«Неужели…» — думает Хейди, еще пристальнее вглядываясь в картинку. Затем она фотографирует ее на телефон, кладет стопку бумаг обратно на стол, аккуратно собирая ее в папочку. Она в растерянности. Сердце заходится в бешеном ритме. Он. Из всех людей — именно он. Хейди смотрит на время. Без пяти. Они договорились встретиться в номере Яна в пятнадцать минут. Минуты буквально ползут. Ждать уже невмоготу, и она несется в комнату напарника.
Как только Хейди рассказывает о своем открытии, слов у Яна просто не находится. Он хочет взглянуть на фото. Удостовериться.
Ян смотрит на него своими глазами. Да. На фотографии к этой статье изображен, вне всяких сомнений, их начальник, верхушка ЦКП, Юха Мертанен. Фотографировали издалека, и картинка размытая, но все-таки. Увидев фото, Ян понимает, что нужно подумать. Что дает это знание? Что оно исключает? Что меняет? Поразмышляв некоторое время, он жестом предлагает Хейди вместе покинуть номер, выйти на минутку в коридор.
— Не мешает глотнуть свежего воздуха, — поясняет он, и Хейди кивает. Она тоже догадывается. Идя по следу своих, делай что можешь. Убедись, что тебя не прослушивают. Подумай, кому можно доверять. Молчи, если ситуация патовая. Хейди и Яну известны некоторые особые случаи, о которых старательно умалчивали годами. Но сейчас совсем другое дело. Их босс становится важным фигурантом расследования.
По возвращении с прогулки Ян звонит Заку.
— Антти-Юхани Форс был знаком с Сундином и Эсколой еще в молодости. Но в Хартоле тоже кое-что нашли. Если верить находкам Сааны, Ларс Сундин какое-то время работал учителем рисования в колледже Восточного Хяме, что как раз в Хартоле. Разумеется, картины он писал под псевдонимом. И, согласно свежим данным, в восьмидесятые годы полицейским в Хартоле работал Мертанен. Сейчас важно узнать, какая официальная документация есть на Мертанена за восьмидесятые-девяностые годы. Все что угодно.
Зак обещает посмотреть и перезвонить как можно скорее.
— Будет здорово, если ты передашь все это нам в руки, — немного запинаясь, произносит Ян. Зак уже собирается затребовать объяснения, однако быстро догадывается обо всем по тону Яна. «Очень опасно, лучше встретиться лично».
Когда шесть часов спустя Зак, приехавший в Хартолу с охапкой сведений, стучится в дверь номера 25, она молниеносно распахивается перед ним. Хейди кивает Заку и отходит в сторонку, чтобы тот побыстрее проходил. Зак бросает перед коллегами стопку бумаг. На верхней распечатке — копия фотографии. Это одна из найденных у Эсколы. На ней у девушки обведено родимое пятно на шее. И точно такое же пятно есть на фото, под которым стоит подпись: «Лаура Мальм».
— Как эта девушка могла просто взять и пропасть? — спрашивает Хейди, нарушая тишину.
— Судя по документам, родители были очень активны в поисках, но ни к каким результатам это не привело, — отвечает Зак. — Версия полиции: подростковый бунт. Согласно протоколам допроса, девушка ушла из дома со скандалом, по словам ее матери. Поисками занималась полиция Хартолы, о чем и речь в папке с делом Мальм.
— Полиция? — спрашивает Хейди, многозначительно глядя на Зака.
Зак пролистывает бумаги, добираясь до конца рапорта, но имени там нет.
— Да, хартольская полиция, но конкретно этот рапорт почему-то не подписан, — говорит он. Ян с Хейди обмениваются взглядами. Кусочки мозаики с щелчком встают на свои места. В какой-то момент Мертанен удалил свое имя с материалов, чтобы не иметь отношения к расследованию.
Зак протягивает им список учеников старшей школы города Ювяскюля за определенный год. В списке кружком обведено знакомое имя.
— Черт, — выдыхает Ян, глядя на распечатку.
Видеть это имя почти физически больно. Четвертое имя, человек, потенциально приложивший руку ко всем этим событиям, их босс, Юха Мертанен. Зак поработал на славу. Если верить тому, что он нашел, Мертанен ходил с остальными в одну и ту же школу. Еще Заку удалось отыскать старый рапорт Мертанена в период его службы в хартольской полиции. Документ хранится в архиве города Лахти и относится к 1989 году. Потасовка у заправки Kesoil. Рапорт составил: Юха Мертанен. И важное дополнение, приписка: полицейское отделение Хартолы, младший констебль Юха Мертанен, 1983–1989.
Ян и Хейди молча переваривают новую информацию. Кажется, будто Хейди слышно, как крутятся шестеренки в голове у Яна. Женщина с горячей линии, разговоры про четырех королей. И трое из них мертвы. Остался всего один. Два вопроса тут же выходят на первый план. Кто же стоит за методичным уничтожением королей? Второй вопрос еще хуже: их начальник — убийца или следующая жертва?
22 ИЮЛЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК, БЕРЛИН
Стоит погаснуть надписи «Пристегните ремни», как люди срываются с мест и толпой устремляются в проход. Саана решает, что благоразумнее пока остаться на месте. Она наблюдает в иллюминатор, как работники аэропорта скидывают сумки из багажного отсека на специальные тележки. Когда салон почти пуст, поднимается и Саана. Какой смысл торопиться, если в итоге все будут стоять в общей очереди за чемоданами?
Хочется хотя бы на мгновение перестать думать о Яне. «Будь осторожна», — сказал он, и это прозвучало так тихо, словно Ян заранее извинялся за то, чем кончатся их отношения. Из-за работы они остынут, едва начавшись. Возможно, Ян со всеми женщинами такой. Очаровывает простотой и открытостью, а получив желаемое, мгновенно отдаляется, ссылаясь на занятость. Или все не так? Окажись Ян скотиной, она распишется в своей неспособности понимать людей вокруг. Настолько крепкой их связь казалась до этого момента.
Вечером Саана заходит в бар «Вонциммер», что в районе Пренцлауэр-Берг. Ее сердце наполняется благодушной берлинской атмосферой, и напрашивается логичный вопрос. Чего ради было проводить лето именно в Хартоле, когда можно было поехать в Берлин? К тому же отдыхать в Германии куда дешевле, нежели в Финляндии. Но нет. Хартола! По всему заметно, что, выбирая место для отпуска, Саана была не в лучшей интеллектуальной форме. Спасибо и на том, что умудрялась смотреть перед собой.
Заказав еще бокал рислинга, Саана достает ноутбук. Руки сами тянутся к тексту. Мысли, посетившие ее во время полета, как раз успели оформиться. Чем дальше от Хартолы, тем отчетливее звучит в голове голос Хартолы. Хеленин голос.
Спустя два бокала рислинга и одну написанную страницу Саана решает проложить в «Гугле» более точный маршрут для своей поездки. Сначала — на квартиру, отоспаться, а утром — в Потсдам на электричке. «Гугл» виртуально ведет ее за ручку от железнодорожной станции до дома престарелых. Место назначения помечено красной перевернутой капелькой на карте. Дом престарелых Св. Франциска, Потсдам, Германия.
Следующим утром Саана, сидя в электричке, перечитывает заранее составленные вопросы, на которые надеется получить ответы.
Почему вы покинули Финляндию?
Помните ли список приглашенных на последний Венецианский карнавал?
Есть ли у вас фотографии с этого праздника?
Что на самом деле случилось около усадьбы?
Саане очень бы хотелось знать все это. Она отрывает взгляд от черного блокнота и оглядывает сидящих в салоне людей. Вагон почти пуст. Вдалеке расположились мама с дочкой. В голове тут же вспыхивают воспоминания о поездках на поезде с мамой. Когда Саана была маленькой, они делали бутерброды, заворачивали их в фольгу и садились на поезд до Ювяскюля. На середине пути разрешалось начать трапезу. Огурец всегда намертво прилипал к кусочку сыра и делал мокрым мякиш. Саане были совсем не по душе эти огурцы в бутербродах, зато их очень любила мама.
По приезде в Потсдам Саана решает следовать точно по карте. И хотя ничего сложного в этом быть не должно, иной раз ей почти не под силу превратить нарисованные линии в настоящие дороги.
День стоит жаркий. Берлин уже некоторое время бьет температурные рекорды, и именно они настигают Саану в Потсдаме. Глупо жаловаться на зной, учитывая специфику финского лета, думает Саана, ступая по раскаленному асфальту.
Дом престарелых стоит в окружении деревьев, как и показывал «Гугл» на своих фотографиях. Саана робко заходит.
Брови медсестры приветливо ползут вверх, она пытается понять, о чем толкует ей Саана. Герр Райхманн? Да, шестая комната. Он знает о вашем приходе? Понятно, хорошо. Медсестра говорит по-немецки себе под нос, поэтому Саане удается лишь краем уха уловить пару слов. Фон Райхманну из Финляндии приехала синяя плитка шоколада Fazer, но жара, конечно, поработала и над ней, превратив в нечто подозрительно мягкое. И все же гостинец сразу идет в руки мужчине. Тот улыбается, ему все это очень интересно. На лице явно вырисовывается смущение.
— Здравствуйте, — говорит Саана мужчине.
— Hallo, — отвечает тот.
— Я приехала из Хартолы, где вы жили какое-то время, — произносит Саана, отмечая, что зачем-то говорит медленно и на довольно простом финском.
Мужчина беспомощно смотрит на медсестру.
— Sprechen Sie Deutsch?[70 - Вы говорите по-немецки? (нем.).] — спрашивает Саану медсестра и улыбается, желая услышать ответ. — Herr von Reichmann kann nicht Finnisch sprechen[71 - Господин фон Райхманн не говорит по-фински (нем.).].
— Finnland? Sie?[72 - Финляндия? Вы? (нем.).] — Саана призывает на помощь весь свой зачаточный немецкий, но мужчина будто ни слова не понимает.
— Ich komme aus Finnland. Hartola. Sie haben in Hartola gelebt[73 - Я из Финляндии. Хартола. Вы жили в Хартоле (нем.).], — уточняет она.
— Harrthola? Wie so?[74 - Харртхола? Как так? (нем.).] — спрашивает мужчина.
Саана обескуражена. Она и представить себе не могла, что все окажется настолько сложным. И уж никак не думала, что мужчина не знает по-фински ни слова.
— Fehler[75 - Ошибка (нем.).], — говорит фон Райхманн.
Саана понятия не имеет, что он сказал. Она прихватила с собой ту книгу из музея, где есть фотография молодого барона с орхидеями.
Она показывает мужчине старое фото, однако выражение его лица ничего хорошего не сулит. Он не имеет ни малейшего представления о том, что происходит на фотографии, и лишь трясет головой, повторяя: «Fehler».
Надо же, как повредилась его память, думает Саана, проклиная про себя все уроки немецкого, на которых она увлеченно разрисовывала тетрадь, вместо того чтобы слушать. Фелер — это такая фамилия? Саане приходит в голову попросить у мужчины его собственное фото.
— Foto?
Кажется, это он понимает: тут же бросается к старенькой книжной полке. Оттуда, неожиданно воодушевившись, мужчина достает толстый коричневый фотоальбом и любезно протягивает его Саане, а сам садится рядышком за тот же стол. Они просматривают фотокарточки, Саана вежливо улыбается, глядя на каждую из них. Комментарии мужчины от нее, естественно, ускользают. Проходит какое-то время — и она открывает правду: молодой человек на всех этих фото действительно не ее Август фон Райхманн.
ЛЕТО 1989, ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ, ХАРТОЛА
Парень и Хелена неотрывно смотрели друг другу в глаза и глупо улыбались. Затем парень взял себя в руки. У них же дело: отыскать нечто способное вывести здешнее зло на чистую воду.
Он рассказал Хелене, что барон годами не ходил в эту сауну на берегу, однако отец неоднократно замечал в ее окнах пляшущие огоньки света. Что-то было нечисто с этим карнавалом. Помещения усадьбы могли стать прибежищем порока. Доносившаяся из дома музыка на секунду затихла, и молодые люди наконец оторвались друг от друга. Первым из укрытия вышел парень, затем Хелена. Они узнают куда больше, находясь порознь. А у Хелены еще и официальное приглашение на руках. Она сжала в кулачке маленькую бумажку.
— Ты прекрасна, — прошептал парень, и Хелена зарделась, но темнота скрыла краску. На лицо девушки легла карнавальная маска.
— Уверена, что готова к этому? — спросил парень, и Хелена тут же кивнула, дабы не смалодушничать. Они все обговорили заранее. Они будут внимательно наблюдать и попытаются тайно зафиксировать то, что увидят. У парня была камера.
Стоя у самой усадьбы, Хелена на секунду залюбовалась фонариками, украшающими весь двор. Через какое-то мгновение хозяин празднества уже спешил поприветствовать молодую гостью. Хелена приблизилась к нему для поцелуев в щеки и поняла, что не знает, сколько именно нежных прикосновений барон захочет оставить на ее лице. Одно, два или все три? Хелена вновь показалась себе отвратительно невежественной. Фон Райхманн взял ее под руку и повел сквозь толпу нарядных людей, мимо накрытых столов прямиком в зал, исполняющий сегодня обязанности танцпола. Затем он низко поклонился.
— Позволит ли дама? — спросил барон, и Хелена присела в игривом реверансе.
— Твоя жизнь будет еще шикарнее, — шептал он на ушко Хелены, кружа ее в танце. Они остановились напротив стола с закусками. Хелена взяла себе бокал, и барон налил ей вина. Девушка несмело сделала глоток, после чего руки барона вновь подхватили ее в танце.
Здесь или там, шутливо сравнивала про себя Хелена события, которые происходили прямо сейчас. Лучше быть здесь, на самом захватывающем празднике Хартолы, предаваясь своему малолетнему любопытству, или же сидеть с такими же детьми, увлеченно пялясь в костер и прихлопывая комаров? Ответ напрашивался сам. Здесь, разумеется. Кружась в танце и пропитываясь загадочными ароматами взрослости. Хелена замедлилась, чтобы сделать второй глоток, и ощутила, как вино начинает доходить до головы. Делать все немного веселее. Словно притаившегося в углу зла и не существовало вовсе.
По окончании танца фон Райхманн представил Хелену нескольким гостям: «Познакомьтесь, вот молодая прелестница, которой суждено оставить свой след в этом мире». Незнакомцы в масках молча подняли свои бокалы в знак одобрения. Чужие глаза с жадным блеском следили за Хеленой, чужие губы причмокивали. На карнавале девушка ожидала встретить куда больше роскошных нарядов, однако пока взгляд зацепился лишь за пару женщин маминого возраста, одетых очень хорошо, но не то чтобы восхитительно. И где остальные молоденькие девушки? Следовал ли праздник тому сценарию, о котором думали они с парнем? Тайные гости, молчаливые силуэты.
Барон куда-то отошел, сославшись на дела хозяйские, и Хелена робко огляделась по сторонам. Она вела себя как должно, внимания не привлекала. Подобно девушкам, бывавшим здесь до нее. Подобно Лауре Мальм, например. Она ждала приглашения.
Чуть раньше, еще на пляжной пирушке, появилась Иирис. Когда Хелена курила в компании двух других девушек, Иирис подошла к ней и аккуратно отвела в сторонку. Сначала Хелена решила, что вожатой нужна сигаретка. Однако Иирис начала озвучивать свое предложение. Мол, Хелена станет новой вожатой, войдет в их тайное общество. Если согласится, перед ней откроются двери, в которые детишкам входа нет. Незабываемые праздники, реки алкоголя — но только для избранных. Хотела бы Хелена присоединиться? На нее обратили внимание.
Хелена чуть было не проговорилась о том, что у нее уже есть приглашение. Такое, с которым нет нужды ввязываться в сомнительные дела. Однако она тут же спохватилась: такой ответ выдал бы ее с головой. И Хелена промолчала. Она обратилась в слух. Хотела узнать, как все это обычно начинается, как запускается механизм.
— Тебя выбрали, — прошептала Иирис и взяла Хелену за плечи, спокойно глядя прямо в глаза. — Хочешь знать почему? — спросила вожатая. Хелена пожала плечами. Она не издала ни звука. Таков был договор: Хелена работает наживкой, парень заботится обо всем остальном.
Иирис склонилась чуть ближе и прошептала, проигнорировав молчание девушки:
— Тебя выбрали, потому что ты особенная.
23 ИЮЛЯ, ВТОРНИК, БЕРЛИН
Саана только что распрощалась с каким-то другим Августом фон Райхманном и сейчас сидит, запершись в кабинке туалета дома престарелых, — гуглит «fehler». Она меняет направление перевода с «финский — немецкий» на «немецкий — финский» и вводит нужное слово. Ответ не заставляет себя ждать. «Fehler» — это «ошибка, заблуждение». Саана нажимает на иконку громкоговорителя, чтобы под аккомпанемент звучания этого слова осознать свои собственные заблуждения.
В доме престарелых не тот фон Райхманн. Но кто виноват? Саана или кто-то из прошлого? Адрес такой, какой указан на открытке. Саане просто нужно принять случившееся как факт и признаться себе: плохой из нее детектив, прямо дерьмовый. Она прилетела в Германию не к тому человеку. То есть не нашла то, что искала. Вместо ответов появились новые вопросы. Кто же отправил эту открытку? Почему на ней стоит именно этот адрес? Где же настоящий барон?
В электричке Саану тянет рассмеяться. Пустым взглядом наблюдает она за проносящимися мимо пейзажами: ушла в глубокие раздумья. На самом деле ситуация получается довольно простая. Классический сюжет, известный по многим детективам и кинофильмам. Открытка, видимо, подделка. Кто-то сжалился над смотрителем усадьбы, скучающим по фон Райхманну, и написал открытку якобы от лица барона. Но с настоящим-то что? Где он сейчас? И кто в таком случае отправил отцу Лео эту подделку?
Какие остались варианты? Фон Райхманн жив, но находится где-то еще. Хотел исчезнуть? Если да, то почему? Или же мужчина мертв. Все это не выходит у Сааны из головы до самого Берлина. А что, если фон Райхманн и правда умер? Как это меняет дело? Возвращался ли он в Германию или же просто пустил всех по ложному следу? Это бы, конечно, все усложнило. Саане кажется, что, оставшись наедине с подобными мыслями, она потихоньку сходит с ума.
Добравшись до своей квартирки с Airbnb, находящейся во Фридрихсхайне рядом с Боксхагенер-плац, Саана пишет Яну сообщение: «Вернулась из Потсдама с пустыми руками. Как узнать в Германии, умер ли конкретный человек? Я встретилась не с тем фон Райхманном. Как ты там? Чмок».
Саана долго думает над этим «чмок», но все же отправляет. Еще она хотела бы отослать большущий вопросительный знак рядом с той фотографией барона, где он стоит с орхидеями посреди приусадебного двора.
Что с ним случилось? Поездка в Берлин была странноватой, однако отличной идеей. Саана каждую минуту скучает по Яну, но побаивается признаваться в этом. Она понимает, что он сейчас нечеловечески загружен и их отношения хрупки до невозможности. До сих пор они толком ничего друг о друге не знают, поэтому не имеют права задавать вопросы, что-то требовать и предъявлять. Какое у Яна окружение? Какой вообще Ян? Ее самооценка находится в постоянном движении от небес до плинтуса — и обратно.
Размышления Сааны о том, поесть ли в ресторане или купить кебаб, прерывает сообщение от Яна.
«Дата рождения есть? Номер страховки? Мы можем связаться с немецкими коллегами и узнать у них, мертв ли он. Когда уже приедешь? Скучаю. Ян».
Саана понимает, что добывать сведения — задача не из простых. О дате рождения барона нигде не было сказано. Немного подумав, Саана скидывает Яну точное время прибытия:
«Приземлимся в 18:40, успею на автобус в 20:00, буду в Хартоле на остановке в 22:55. Встретишь?:)»
«Свиданка на обочине», — отвечает Ян. Саана улыбается. Кажется, у них есть еще пара минут, прежде чем работа опять возьмет Яна в оборот. Она с нетерпением ждет каждую из таких минут. Она чертовски долго ни по кому не скучала.
Всю обратную дорогу Саана посвящает размышлениям о двух мужчинах. О Яне и о фон Райхманне. Барон — хороший человек или все-таки нет? Участвовал ли он в чем-то плохом? Или, может, его к плохому склонили и он не смог выбраться? В голове Сааны постепенно вырисовывается новая версия. А что, если благожелательностью фон Райхманна в свое время просто некрасиво воспользовались? Что, если он, сам того не зная, обеспечивал необходимый антураж тому, о чем и подумать страшно?
Ян стоит на обочине трассы номер 4 около остановки. Саана замечает его и тут же начинает улыбаться. Выйдя из автобуса, она мгновенно оказывается в объятьях мужчины, и они самозабвенно целуются, не обращая никакого внимания на проходящих мимо людей. Это не тот романтичный поцелуй из фильмов — нет, он мокрый, неловкий и нетерпеливый, но Саану опять накрывает мощное физическое притяжение между ними. Вдоволь нацеловавшись, Ян слегка отодвигается от нее, чтобы посмотреть прямо в глаза. Он просто улыбается и смотрит, не говоря ни слова. Саана улыбается в ответ. Вот так это происходит, да? Она любуется своим прекрасным полицейским, буравящим ее взглядом, и все сомнения улетучиваются. Есть лишь Саана и Ян. Ян и Саана. И, конечно, телефон Яна, который опять звонит.
23 ИЮЛЯ, ВТОРНИК, ХАРТОЛА
Ян, Хейди и Зак встретились у заброшенной сауны. Противоположный берег реки своим величественным видом украшает усадьба. Вода почти черная. Вокруг никого. Они остановились поговорить на мосту. Ян оглядывает свою команду: трое следователей в самом сердце лесной глуши королевской общины. Он всей душой надеется, что скоро этому аду придет конец. Что они окажутся способны разобраться в деле, сложнее которого у них еще не было.
Они сходят на берег и садятся у воды на песок. Хейди начинает вслух зачитывать имена.
— Хелена Тойвио, мертва, Лаура Мальм, пропала, Август фон Райхманн, пропал, Юлия Сандерсон, пропала, Ларс Сундин, мертв, Матти Эскола, мертв, Антти-Юхани Форс, мертв, и… — Хейди хотела бы назвать кое-кого еще, но молчит. Они пока не знают, что будет дальше. Пока остается довольствоваться одними лишь подозрениями.
— Если ориентироваться на эту информацию, я бы предположил, что Мертанен — следующая жертва, — говорит Ян, ловя на себе заинтересованные взгляды Зака и Хейди. — Кто согласен? — спрашивает он.
Проходит какое-то время, и поднимаются руки обоих коллег.
— Мертанен, определенно, в свое время входил в мужскую группировку, творившую дела, за которые уже успели поплатиться Эскола, Форс и Сундин. Вопрос в том, в курсе ли сам Мертанен, а также знает ли он о наших действиях, — произносит Ян.
Рыжеволосую женщину уже должны были отпустить за неимением доказательств, а Юлия Сандерсон неизвестно где. Кто же будет охотиться за четвертым королем?
— Когда дело предадут огласке, ЦКП, вероятнее всего, обеспечит Мертанену полную защиту. И в худшем случае убийца просто отступит. В наших же интересах действовать тихо и приглядывать за Мертаненом уже сейчас, до того, как все дойдет до руководства, — говорит Ян.
Все переглядываются. Получается, они сами бросают Мертанена в лапы убийцы?
В полном молчании они доходят до машины. Мысли Яна начинают уплывать далеко. Да, ничего не известно, да, дело приняло откровенно дурной оборот, но этот вечер и эту ночь Ян целиком и полностью посвятит Саане.
Лишь комары да прочая мелкая мошкара снуют туда-сюда в вечерних сумерках, создавая движение. И вода. Тайнионвирта продолжает свой непрекращающийся ток сквозь королевскую общину Хартолу.
— Я еще раз проверил то, что мы нашли на фон Райхманна, — сообщает Ян в номере гостиницы, притягивая Саану поближе. Та сразу прижимается к нему, и это так приятно. Их с Сааной время еще придет, однако Яна подтачивает ощущение, что Саана мало-помалу разочаровывается. Ведь так происходит каждый раз. Всем его женщинам в определенный момент надоедала вечная погруженность Яна в работу. Он сделал для себя выводы и стал избегать привязанностей и серьезных отношений, отдавал предпочтение мелким интрижкам, которые легко закончить, пока все довольны. Это был оптимальный вариант.
Ян любуется прекрасными глазами Сааны и ее серебристыми волосами, немного отливающими фиолетовым. Эта красотка наплевала на все — просто пришла и разрушила его границы.
— Немецкая полиция говорит, что на родине нет никаких записей о смерти Августа фон Райхманна, — сообщает Ян, и Саана тут же настораживается. — Они проследили его путь в Финляндию, но вот следов обратного пути нет, — говорит он, незаметно вдыхая аромат волос женщины. По крайней мере, у них есть эта ночь. Можно на время забыть о мертвых и сконцентрироваться друг на друге.
24 ИЮЛЯ, СРЕДА, ХАРТОЛА
Саана крутит педали, купаясь в лучах утреннего солнца. В качестве гостинца тете она привезла из Берлина набор натуральной косметики «Лавера» и бутылку рислинга, однако, занеся вещи в дом, подумала, что неплохо бы купить что-нибудь вкусненькое к кофе. Что-то способное умерить ее тоску по прикосновениям Яна. У них была в распоряжении целая ночь, но когда наступит следующая — большой вопрос.
Саана прикидывает, чем было бы приятнее всего полакомиться прямо сейчас. Булочкой с корицей или, например, пончиком с джемом. Воспоминания о ночи в гостинице заставляют Саану отчаянно краснеть, ей кажется, будто всем в радиусе ста метров очевидно, что у нее был секс. Саана затягивает потуже свой конский хвост и едет дальше, стараясь избегать чужих взглядов.
У стеллажей с конфетами она чуть не врезается в появившегося буквально из ниоткуда человека.
— Извините, — бормочет Саана, видя перед собой брюнетку. Ее лицо кажется отдаленно знакомым. Саане требуется пара секунд, чтобы связать в голове эту брюнетку с работницей дома престарелых, где живет Ээро Фальк.
— Ничего страшного, — говорит женщина и исчезает так же быстро, как и появилась. Саана напрягает память, пытаясь выловить оттуда имя брюнетки, но безуспешно.
В районе выпечки Саана неожиданно сталкивается с Харри Валкамой. Тот увлеченно захватывает щипцами пирожки и кладет их в бумажный пакет, а потом останавливается, заметив Саану.
— Здравствуйте, — говорит Харри Валкама.
— Ой, здравствуйте! — радостно отвечает Саана.
Знакомство с Яном вернуло ей веру в любовь. Саана медленно оглядывает энергичного Харри и думает о том, есть ли в его жизни место любви. От мужчины исходит такое тепло, он прямо светится, и это очень располагает. Саану подмывает спросить напрямую об отношениях между Харри и тетей Инкери, но в итоге она не решается.
Идея рождается сама собой. А что, если немного подтолкнуть тетю к решению этого вопроса? Саане известно, что тетя — большая мастерица выкорчевывать из своей жизни все лишнее. И лето, проведенное в ее компании, показало, что эти чистки касаются не только сорняков, но и мужчин. Красавица Инкери буквально заточила себя в саду. Нужно нечто — некто? — что пробудило бы тетю к жизни хотя бы на время. Кроме того, надо было видеть это лицо, когда она узнала о возвращении Харри в Хартолу! Бараны упрямые, думает Саана, улыбаясь про себя. Харри Валкама взвешивает ржаные пирожки с рисом, а Саану в это время посещает блестящая идея.
— Может, зайдете как-нибудь к Инкери на ужин? — как бы невзначай интересуется Саана, поддевая щипцами пару пончиков с джемом.
— К Инкери? — спрашивает Харри со знакомым огоньком в глазах.
Саана кивает и тепло улыбается. Очень уж ей симпатичен этот мужчина, да и тетю не мешало бы немного встряхнуть. Хотелось бы посмотреть на реакцию Инкери, когда в доме вдруг появится Валкама. Есть в этом мужчине что-то домашнее, уютное, он чем-то напоминает Винни-Пуха — как создан для тети. Вот и позвала бы сама на ужин! Но куда там.
Харри Валкама очень смущен, но от предложения не отказывается.
— А Инкери в курсе? — с некоторым подозрением спрашивает он, впечатляя Саану проницательностью.
— А как же, — беззастенчиво врет Саана. Харри продолжает посматривать на нее с сомнением.
— Точно? Прямо сама Инкери взяла и пригласила? — уточняет он.
Лимит вранья исчерпан, и Саана просто молча кивает. У нее всегда было туго с тем, чтобы на ходу что-то сочинять, и Харри Валкама, кажется, прекрасно это понимает. Но какая разница?
Заметив сияющее и улыбающееся лицо Харри, Саана уверена в том, что поступила правильно. Это была ложь во благо. Такое простительно, разве нет?
— День мы еще не обговаривали, но почему бы и не сегодня в шесть? — выпаливает Саана, не решаясь поднять на мужчину глаза.
Выйдя из S-Market, Саана цепляется взглядом за рыжеволосую женщину, наблюдающую за ней с обратной стороны магазина. Женщина смотрит прямо, не отворачивается, хотя видит, что Саана ее заметила. Она просто стоит, опершись о стену магазина в своей сине-желтой рабочей форме, и открыто пялится на Саану. Та кладет покупки в деревянный ящичек на багажнике и наклоняется открыть замок велосипеда. Да, она все-таки купила его, несмотря на тетину иронию по этому поводу. Но мир иногда способен неприятно удивлять, что бы там тетя себе ни напридумывала. У Сааны украли три велосипеда, и довольно сложно поверить в то, что желание присвоить чужое обходит жителей Хартолы стороной.
Саана открывает замок, стараясь избавиться от грустных мыслей. В последнее время мрачность этого мира как никогда осязаема. Мельком смотрит на экран телефона — вдруг Ян что-то написал? — и видит сообщение. Но с незнакомого номера. Шестое чувство подсказывает Саане еще раз посмотреть на обратную сторону магазина, где только что стояла рыжеволосая женщина. Той уже нет на месте.
«Хотите узнать о Хелене нечто важное — приходите сегодня на порог. Подвесной мост, 19:00. Не опаздывайте. Никому ни слова. Приходите одна».
Саана перечитывает сообщение снова и снова. Кого она там встретит? Решится ли пойти в одиночку? Во всем этом Саане ясно лишь то, что прийти непременно нужно вовремя. Справочная служба тоже не смогла определить владельца номера.
«Хорошо, до встречи», — отправляет она на незнакомый номер и беспокойно возвращается домой к тете.
Инкери возникает за спиной племянницы, когда та ставит велосипед у стены амбара.
— Привет, — радостно произносит Саана и заключает перемазанную землей тетю в крепкие объятия.
— Как поездка? — спрашивает та.
— Отлично, спасибо. Берлин прекрасен. Кстати, я в магазине столкнулась с Харри Валкамой, — начинает Саана. — Позвала его сегодня к нам на ужин.
Теплота сходит с лица тети, уступая место сначала удивлению, а потом и любопытству.
— Ну и зачем? — спрашивает тетя, однако для Сааны важнее всего то, что она не злится. Просто ошарашена.
— То есть ты позвала Харри в мой дом, а меня решила в это не посвящать, — на всякий случай уточняет тетя, на что Саана отвечает легким тычком в плечо. — Сегодня? — в полной растерянности спрашивает тетя.
— А почему нет? — говорит Саана, со смехом прыгая по ступенькам. За это время она успела сделать кое-какие выводы. Согласно им, у тети в жизни было как минимум двое мужчин. Одним из них был учитель рисования, Лассе, красивый шельмец, а вторым — Харри Валкама, замечательный и такой, какой нужно, просто тогда было неподходящее для него время. И сейчас Саана лелеет надежду на то, что тетя достигла наконец того возраста, когда женщина способна по достоинству оценить замечательного мужчину.
Встретив Харри и сославшись на внезапно возникшее неотложное дело, Саана покидает тетин дом. С приходом Харри атмосфера немного поменялась, стала странноватой, но Саана не растерялась, налив обоим по бокалу немецкого рислинга, а затем ушла. Когда маленькое вранье раскроется, лучше бы ей находиться от дома на безопасном расстоянии. Первый шок и паралич пройдут, и оба только посмеются над этой невинной выходкой. Все само собой образуется, если Саана не будет маячить перед глазами.
На пути к усадьбе лицо обдувает жарким летним воздухом, однако вблизи порога пахнет сыростью и землей. Саана опирается на веревочку поскрипывающего подвесного моста, живописно соединяющего два берега. Она вынимает из кармана телефон и смотрит на время. 18:57. Саана оглядывается по сторонам. Все будто замерло. И в тот момент где-то раздается щелчок, как если бы кто-то случайно наступил на валяющуюся на земле веточку. Саана оборачивается и видит ее. Одетую в белое рыжеволосую женщину, стоящую на одном месте и в упор смотрящую на Саану.
В знак приветствия Саана робко поднимает руку, и женщина делает то же в ответ. Затем жестом приглашает следовать за ней.
Ситуация своеобразная, но Саане по какой-то причине совсем не страшно. Она следует за женщиной по берегу — та движется легко, будто парит над землей. Наконец они оказываются в нужном месте. Женщина останавливается. Саана осматривается. Они сейчас в лесу, и прямо перед ними лежит белый велосипед, успевший зарасти мхом.
— Когда-то он принадлежал Хелене, — тихо произносит женщина, понижая голос до шепота, и Саана задерживает дыхание. На пару мгновений воцаряется молчание, потом женщина продолжает.
— После этого все было как в тумане. Я пропустила годы, почти десять лет. Мне было плохо, приходилось часто выходить на воздух, — говорит Иирис.
Саана кивает, не зная, что сказать.
— Время от времени я бываю и на пороге, оставляю каллу на том месте. В память о Хелене, — произносит женщина, глядя вдаль.
Память Сааны тут же подкидывает ту самую каллу, с которой все и началось.
— Мне очень жаль, правда, — решается заговорить Саана. Она немного растеряна.
— Можно увидеть, пойдет ли ночью дождь, — сообщает Иирис и поднимает взгляд к небу.
Саана тоже смотрит туда, не видя, однако, никаких признаков грядущего дождя. Она просто кивает и терпеливо ждет продолжения.
— В их руках была вся власть. И фотографии. Мы были недостаточно сильны, чтобы противостоять таким людям. Не помню, чтобы в своей жизни испытывала перед чем-либо такой первобытный страх. Они держали в кулаке всю общину. От них зависели деньги наших родителей, они были знакомы с руководством школы, и все события они списывали на мистику. Но Хелена могла спутать им все карты.
— Этот велосипед нашли в ельнике примерно в километре от усадьбы, он был присыпан землей, — говорит женщина, указывая на лес. — В свой последний вечер Хелена была в усадьбе, я сама ее туда позвала.
— Что случилось на самом деле? — спрашивает Саана. Сдерживать нарастающую неуверенность в голосе становится все сложнее.
Иирис — убийца? Саана чувствует, что нешуточно напугана.
— В этом непросто разобраться, они все очень гладко провернули. Нас по одной втянули в этот кошмар. Мы были вожатыми, и мало у кого не было проблем в семье. Нас опьяняло внезапно обрушившееся на нас внимание: неужели кто-то разглядел, что мы особенные? Некоторое время я жила как в сказке. Все обернулось катастрофой, когда появились остальные мужчины. И тогда моей обязанностью стало втягивать во все это других девушек. Меня шантажировали фотографиями. Осознание и чудовищный стыд пришли намного позже, — говорит женщина, и Саана также слышит все, что осталось невысказанным.
— После смерти Хелены мы, оставшиеся, решили объединить силы. Вместе мы вернули себе голос. Мы продолжали зваться Речными девами, однако стали другими, мы больше не подчинялись.
Саана смотрит на женщину. Взрослая, и все же такая хрупкая. На душе становится легче: убийцы не такие, как Иирис.
— Лауры и Хелены больше нет, но мы с Катей не позволим их историям кануть в Лету. И теперь короли расплачиваются по счетам, — произносит Иирис с улыбкой. По телу Сааны бегут мурашки. Короли. И Речные девы. Это словосочетание знакомо ей, его использовала ведьма в статье Ритвы Сярккя.
— Можно как-то поговорить и с Катей? — спрашивает Саана, одновременно стараясь не перейти грань.
— Катя, конечно, осталась в Хартоле, но я не думаю, что она горит желанием рассказывать о прошлом. Но попытка не пытка. Катя работает в доме престарелых, — сообщает женщина и пристально смотрит Саане прямо в глаза. — Я верю, что вам не все равно. И потому сейчас расскажу то, о чем никто больше не знает. А потом навсегда замолчу.
Брови Сааны взлетают вверх. Катя. Брюнетка за стойкой регистратуры в доме престарелых — та, которую она встретила в магазине.
— Это самая большая из наших тайн, — продолжает женщина, протягивая Саане дневник. — Мы хотели, чтобы нас с Хеленой продолжало что-то объединять. Что послужило бы куда более прочной связью, нежели секрет, о котором знали и мы, и Хелена. После случившегося мы никому не доверяли, особенно полиции, когда поняли, что полицейский — один из них.
Саана смотрит на маленькую книжечку. С бешено барабанящим сердцем, ощущая в душе невыразимый трепет, она берет ее из рук женщины. Неужели это дневник Хелены?
Заполучив книжицу, Саана не решается сразу начать читать. Странички пожелтели. Безусловно, это огромный шаг в ее расследовании. Дневник даст возможность услышать подлинный голос Хелены.
Когда Саана на всех парах мчится от речки до дома, затем неловко проносится мимо наслаждающихся вечером Харри и тети Инкери и бросается на кровать, она отваживается наконец открыть дневник. Саана понимает, что, дав мертвой девушке вновь ожить на страницах тетрадки, она берет на себя ответственность, которую пронесет до самого конца истории, до восстановления справедливости.
Между листочками лежат несколько фотографий и газетная вырезка — полстранички из «Хартолан Саномат». На одной из фотографий запечатлена сама Хелена за прилавком с клубникой. На другой — Хелена и девочка-блондинка кривляются в камеру, этот же дуэт появляется и на третьем фото, только там девочки катаются верхом. Хелена и Йоханна.
На газетной вырезке красуется внушительных размеров реклама клубничной фермы Тойвио и та самая фотография, где Хелена за прилавком. Пониже идет приписка, что свежие ягоды сорта «полка» снова в продаже. Саана улыбается, глядя на светящуюся от радости Хелену. Тогда ничто не предвещало беды.
Саана переворачивает вырезку — на обратной стороне рекламы красным кружком обведено объявление.
Пропала Лаура Мальм. Если вы располагаете какой-то информацией, просьба связаться с семьей девушки по телефону 918 5624129.
Почему объявление обведено? Хелена интересовалась исчезновением Лауры Мальм?
Саана берет дневник, листая странички аккуратно, боясь даже дышать на них. Просматривает короткие стихотворения Хелены, заметочки о парнях и группе Dingo. Кульминационным моментом начала старшей школы Хелена считает робкие попытки покурить и тот раз, когда они впервые напились: Йоханна где-то достала пиво «Карьяла». По две бутылки на каждую. Если верить дневнику, девушки пили, борясь с тошнотой. У Хелены красивый почерк, и пишет она без ошибок. И все-таки Саане чуть легче от того, что девушка была отнюдь не такой праведной, как о ней привыкли думать все вокруг.
Саана берет небольшую паузу и прислушивается к происходящему внизу. Оттуда доносятся приглушенные звуки беседы. Саана рада, что тетя решила не выдворять Харри. Последние страницы Саана еще не читала. 1989 год. Последнее лето Хелены.
19.06.1989
Случилось такое, что я даже дневнику не могу и не хочу рассказывать. Кажется, будто впервые в моей жизни произошло нечто по-настоящему интригующее. Теперь все не просто так. У всего есть смысл. Он придал всему смысл. Когда мне интересно, внезапно (наконец-то!) все вокруг тоже становится интересным.
22.06.1989
Неужели и у меня может быть захватывающая жизнь? Нужно только решиться на нее. Была бы я посмелее…
27.06.1989
Сегодня снова виделась с ним. Мы разговаривали. Обо всем. Даже представить сложно, что кто-то вроде него мог заинтересоваться мной. Ничего более волнующего со мной еще не происходило!
03.07.1989
Почему я так мало знаю обо всем? Об искусстве, о поэзии, о любви, о жизни.
Потом — ничего. Молчание. Несколько пустых страниц словно сигнализируют о том, что случилось нечто, принадлежащее одной лишь Хелене. И вот, спустя почти две недели, короткая запись.
14.07.1989
Черт, черт, черт. Как же хочется рассказать кому-нибудь, но я не могу, страшно. Даже маме не могу, даже Инкери. Йоханна бесит.
Через неделю короткие записи продолжаются.
20.07.1989
Спасибо, Господи, за эту новую прекрасную жизнь! Забираю назад все свои проклятия и ругательства в адрес мира. All night, all day, angels watching over me my Lord.
23.07.1989
Никто не знает, что случилось с Лаурой Мальм. Сколько же человек молчат? Почему никто не говорит? Мы решили разузнать об этом.
28.07.1989
Король воды
Лес кричит о великолепии,
Дразнит пышностью. Он уводит наш взор от того,
что дрожит, прикрываясь красотами.
Шум порога властно манит наш слух, забивая
слабые, почти онемевшие шорохи.
У Сааны перехватывает дыхание. Ей тяжело думать о том, какое отношение к случившемуся имеет тетя, превосходно проводящая вечер этажом ниже. Ведь именно это стихотворение Хелена отдала Инкери.
На страницах дневника теснятся бесчисленные слова, безумные идеи молодости, робость и ожидание. Саана чувствует тоску, от которой хочется плакать. Слезинки начинают капать на щеки. Все пережитое, испытанное когда-либо, теперь всего лишь история. Саана ненадолго встает, потягивается и выглядывает в сад из маленького окошка гостевой комнаты. Любимое место Сааны в тетином доме, и довольно давно. Мысль о том, что где-то под крышей ее дожидается уютный уголок, успокаивает и утешает. Саана снова принимается читать дневник. Июль заканчивается, и записи появляются все реже, зато разительно меняется их тон. Слова девушки теперь полны радости, негодования, неуверенности, усталости, надежды, обещаний, ликования. Очевидно, Хелена была в кого-то влюблена, и также очевидно, что после июльского разочарования на ее чувства ответили взаимностью. Получается, перед смертью девушка была по уши в грезах. Связан ли объект ее воздыханий с королями? В дневнике не сказано, с кем именно Хелена начала копать историю пропавшей Мальм. Последняя запись в дневнике сделана буквально накануне смерти.
31.08.1989
«Важный вечер & Л как Любимый»
Рядом с этими словами нарисованы сердечко, крест и кошачья карнавальная маска. Венецианский карнавал в усадьбе Коскипяя. Последний вечер Хелены.
25 ИЮЛЯ, ЧЕТВЕРГ, ХАРТОЛА
Ян немного подвинулся, заставив Саану в его объятиях очнуться от мыслей. За окном льет дождь. Ян сказал, что следующие пару часов будет свободен, — он и вправду выглядит как человек, остро нуждающийся в отдыхе, желательно не активном.
Ян запустил «Нетфликс». Он буквально пропах работой, взваленной на плечи ответственностью и горечью утраты — подобное сочетание немного беспокоит Саану. Сама она свое уже давно отстрадала, хотя временами печаль, конечно, накатывает. Она хотела бы сказать Яну, что все понимает. Что для нее он сейчас как на ладони и все его чувства она тоже видит — и что это нормально. С другой стороны, кажется, будто Яну хотелось бы держать некоторую дистанцию.
Саана даже самой себе не может признаться, однако порой становится очевидно, что такой мужчина ей просто не по зубам. Саана наклоняется к Яну и одаривает его лукавым взглядом. Любимые сериалы «Нетфликс». Они еще не сравнивали вкусы.
— Кто первый? — спрашивает Ян, Саана хохочет. Сегодня она не будет надумывать лишнего о Яне, а просто найдет, как можно было бы ему помочь. И лучше всего — поболтать о сериалах и прочей ерунде.
— Давай сначала тройку фаворитов, — предлагает Саана, готовая озвучить свою.
Какое облегчение! Оба смотрели «Убийство» и нежно его любят. Саана рассказывает лишь о половине фильмов и сериалов, которые она посмотрела. Стыдно признаваться в том, что за два последних года она не отлипала от ноутбука. Ян говорит, что предпочитает детективные сериалы.
— То есть ты приходишь с работы и смотришь сериалы про свою работу? Как тебя не тошнит? — удивляется Саана, но Ян лишь пожимает плечами. Есть вещи, которые так просто не объяснить.
В итоге они пристраиваются на узкой гостиничной кровати с ноутбуком, включают Саанин любимый фильм, «1+1»[76 - «1+1» (фр. Intouchables), 2011 г., Франция, реж. Оливье Накаш, Эрик Толедано.], и в обнимку засыпают. Саане снится, что она наполовину парализована, однако смеется и смеется без остановки. Вздрогнув, она просыпается среди ночи. Их лица так близко, что Саана может почувствовать дыхание Яна, его тепло. Ей хочется заснуть снова, глядя на мужчину, но близость начинает мешать. Саана пытается дышать в одном ритме с Яном, чтобы не пришлось впускать в себя его хрипы.
Красивые, спокойные черты Яна посреди ночи кажутся какими-то потусторонними. Неужели получилось, думает Саана, все еще подстраиваясь под дыхание Яна. Выдох — вдох. Получилось. Какое-то время ей удается держать этот ритм, чтобы никто не дышал выдохом другого, но надолго ее не хватает. Слишком уж разная у них частота дыхания.
Просыпается Саана от хлопка входной двери: Ян уходит на работу. Она идет в туалет и бросает короткий взгляд на свое отражение в зеркале. Ян заставляет ее каждую секунду чувствовать себя прекрасной. Струящиеся светлые волосы, стройное тело в огромной мужской футболке. Теперь и она видит только хорошее, не ругает себя, не высмеивает недостатки. Саана улыбается отражению.
Часы совместного счастья снова подошли к концу, Ян уже на пути в Хельсинки. Интересно, в ЦКП знают, кто виновный? Кто убил местного банкира и как все это между собой связано? Ян еще приедет по делам в Хартолу или уже все?
Позавтракать Саана решает у тети. Она неспешно прогуливается по центральной улице и, огибая церковь и вспоминая Форса, остро чувствует озноб.
Почему-то на ум просятся мысли об осени и неопределенных планах. Хартольское лето очистило ее сознание от приобретенной на авральной работе депрессии и подспудного беспокойства. Кажется, будто в сутках даже часов прибавилось.
Саана вспоминает свою работу в редакции. Уходя, она даже не освободила свой стол. Да, организационные новшества стали ударом для многих. И все же она скучает по коллегам, по обществу, частью которого была так долго. По зарплате тоже, вообще-то, скучает. Саана думает о тетином домике и пышном саде. Вслед за августом наступит осень, а там и зима. Хартола поблекнет, и тетин садик покроется снегом. Отпускники разъедутся кто куда.
Возвращения к будням не избежать. Однако сейчас еще ничего не решено. Саана только-только принимается за написание книги. И ей нужно связаться с Йоханной Эскола, спросить у нее о Хелене. Пусть зазвучит и голос лучшей подруги Хелены, голос Йоханны.
1 СЕНТЯБРЯ 1989, ХАРТОЛА
Наутро Йоханна проснулась от ужасной головной боли. Она крутилась так и эдак, стараясь урвать еще немного сна, но ничего не получалось. Она чувствовала себя какой-то разбитой. Внезапно Йоханна вспомнила о Хелене. Встреча с товарищами по лагерю и начало вечера удались на славу. Они пили противное теплое пиво, и на какой-то момент все стало по-прежнему. А потом Хелена ушла. И зачем ей только понадобилось идти в ту усадьбу? Почему нельзя было просто остаться, быть как все, думала Йоханна, потирая глаза, пока не вспомнила, что вчера не смыла косметику. Глаза тут же заслезились от высохшей туши.
Йоханна встала и позвонила Хелене домой. Ей не терпелось поговорить о том, что случилось ночью. Никто не отвечал. Выждав небольшую паузу, Йоханна снова набрала номер клубничной фермы Тойвио. Ответа не последовало и на этот раз. Она поплелась на кухню, на пути стараясь придать себе более-менее бодрый, а не похмельный вид. Мама готовила завтрак.
— А отец где? — спросила Йоханна и принялась неспешно делать себе бутерброд.
— Он же в поездке, — выкрикнула мама в спину дочери, насыпая молотый кофе в кофеварку. — Как прошел вечер?
Йоханна беспокойно смотрела в окно кухни.
— Хорошо, — ответила она, проглотив кусок бутерброда. Кажется, откусила слишком много, и кусок неприятно давил на горло.
Они всегда так разговаривали. Мать и дочь. Лгали и притворялись. Всю жизнь.
Йоханна вспомнила, как отправилась вслед за Хеленой и дошла до границы карнавальной усадьбы.
На столике в прихожей зазвонил телефон. Рука Йоханны застыла на полпути. Мама бросилась отвечать, сопровождаемая внимательным взглядом дочери. Сейчас все всплывет, да? Сейчас ей влетит за то, что пила тайком, а потом еле дошла до дома? Обратный путь Йоханна помнила обрывочно, так что вполне могла и накуролесить.
Из прихожей мама вернулась изрядно побледневшая.
— Только что мне сообщили очень печальную новость, — начала она, подходя ближе к Йоханне, будто собиралась обниматься.
— В Тайнионвирте, недалеко от усадьбы Коскипяя, нашли… В общем, твою подругу Хелену нашли мертвой, — сказала мама и разрыдалась. И именно там, на границе кухни и прихожей, невнятное похмелье Йоханны распалось на атомы.
Она потрясенно уставилась перед собой.
— Не верю, — пробормотала сквозь всхлипывания Йоханна, которой вдруг так захотелось вырваться из маминых рук. И в то же время объятия были нужны как воздух. — Не верю! — кричала она, однако мамины жесты и выражение лица говорили о том, что тут никто не шутит. Смерть — реальна. Мама прижала Йоханну к себе так сильно, что стало почти больно. Йоханна плакала навзрыд. Она никогда не чувствовала себя настолько чудовищно. Хелена не могла умереть. Ее Хелена.
Под конец дня Йоханна заперлась в своей комнате: она ждала. Думала, как новость о смерти Хелены разлетится по всей Хартоле. Горе раздавило ее и истощило. Она была беспомощна и безутешна. И в центре этого кошмара маячила не до конца оформившаяся мысль. То, что она увидела вечером, то, что в какой-то момент Хелена вдруг словно исчезла.
Она следовала за Хеленой от самого пляжа. Прошла через бар к усадьбе. Йоханна была вне себя от гнева, когда поняла, что Хелена ни словечком не обмолвилась о приглашении. Подруга в одночасье стала такой чужой и далекой. Ее лучшая подруга, силуэт которой виднелся на мрачном приусадебном дворе.
С мамой они никогда не говорили о действительно важных вещах. Мама хотела жить напоказ — ну и пожалуйста. Но с отцом все было по-другому. С ним удавалось поговорить начистоту. Йоханна сообщала, чего хочет от него, и чаще всего они успешно договаривались, заключали своего рода сделку. Йоханна получала желаемое, а в ответ должна была прилежно учиться и помалкивать о том, что знала.
Йоханна задавалась вопросом: сколько же будет стоить отцу ее новое знание? На сей раз кукол Барби и дорогой экипировки для верховой езды может оказаться недостаточно. На сей раз отец сможет откупиться только своей жизнью.
Глаза Йоханны были черны, когда она следила за тикающими стрелками на циферблате. Она молча сидела в комнате, ожидая прихода отца. Будет под вечер, так сказала ей утром мама. И в отцовом кабинете висел календарь, где четко было написано: «Командировка 30.08–01.09, возвр. вечером».
Когда входная дверь наконец открылась, Йоханна подскочила и сорвалась вниз по ступенькам. Она замерла, увидев, как мама прохладно целует отца в обе щеки в знак приветствия. Мама взяла отцовскую сумку и спросила, голоден ли он. Отец кивнул и побрел прямо в свой кабинет. Йоханна простояла на ступеньках с четверть часа и пошла следом. Она осторожно постучалась и вошла.
— Ты как, зайчонок? — спросил отец, и Йоханна окинула его пустым взглядом. Отец сидел в кожаном кресле, на столе перед ним стоял стакан виски. Привычная вечерняя порция.
— Хелена умерла, — сказала Йоханна, ее голос вновь предательски дрогнул. Слова прозвучали как-то неестественно. Смерть Хелены била прямо в сердце Йоханны. Тот кусок словно застрял в горле на целый день. Казалось, отец не сильно удивлен. Просто побледнел и пригласил Йоханну сесть рядышком, чтобы утешиться, но та лишь покачала головой.
— Нам много чего надо обсудить, — сказала она и подняла заплаканные глаза прямо на отца. Он слегка насторожился.
— Где ты вчера был? — спросила Йоханна, позволив отцу хорошенько обдумать ответ.
— В головном офисе в Хельсинки, ты и сама прекрасно знаешь. В командировке, — сказал он и потянулся к стакану.
— Но я тебя видела, — отрезала Йоханна. В голосе — решительность и холод, Йоханна стоит здесь, в кабинете, выдерживая помутневший взгляд отца. Это конец. — Я вообще все видела, — прошептала она и опять разрыдалась.
Рот отца сжался в тонкую полоску. Таким бледным она его еще не видела.
Прошло какое-то время, отец допил свой виски. И потом начались выставления условий. Отец выглядел крайне пугающе, однако Йоханна разучилась бояться. Ненависть и презрение вытеснили все остальное и придали сил. В кабинете стояли не дочь и отец. Это стояли два враждебно настроенных переговорщика, просто один из них был невинным ребенком, а второй — взрослым, максимально далеким от любой невинности.
Отец лгал. Он участвовал в Венецианском карнавале, был в усадьбе Коскипяя. И Хелена там была, а теперь Хелена мертва. Связан ли с этим отец? Как к такому отнесется мама? Как жаль, что у Йоханны не было тогда под рукой камеры. Это ее слово против слова отца. И что-то подсказывало, что ее сторону принимать никто не поторопится. Йоханна вспомнила, как неразрывно дома и жизни почти каждого хартольца связаны с займами, которые одобряет отец, с ипотеками и прочим.
У отца на лице была маска, но Йоханна узнала его даже издалека. И лишь когда она заметила, как отец начал лапать молоденькую пьяную брюнетку, ту самую вожатую, Йоханну затошнило. Она отошла в сторонку и оперлась на стену поместья — как следует отдышаться. Затем она решила отыскать Хелену. Она облазила весь приусадебный двор, украшенный прекрасными фонариками. Она искала ее в гостиной дома, даже поднялась на верхний этаж, и все без толку. В итоге Йоханне ничего не оставалось, как спуститься и уйти, но в тот момент что-то привлекло ее внимание. Несколько мощных фигур, идущих по мосту. Среди них — ее отец. И что же сделала она? Развернулась ко всему происходящему спиной и бросилась прочь. Сбежала. Теперь ничто не могло вытравить из головы возникшие тогда мысли. А что, если она не струсила бы, а пошла к мосту и начала кричать? Кричать так, что все бы открылось. Хелена осталась бы жива?
26 ИЮЛЯ, ПЯТНИЦА, ХАРТОЛА
За окном опять ливень. Саана лежит на кровати в гостевой комнате, уставившись в потолок. Ей не удалось найти о Йоханне Эскола ровным счетом ничего, нет женщины и в соцсетях. Может, сблизиться с матерью Йоханны, Райей Эскола, и выведать контакты у нее? Хотя с чего бы горюющей вдове проникаться к Саане доверием и делиться личными данными дочери? Ни с чего. Саана вспоминает о прохладном отношении хартольцев к любопытствующим приезжим. Да и сама она почти никому тут не доверяет.
Саана встает. Душа просит чего-то хорошего. Спустившись вниз, Саана понимает, что совсем одна в большом тетином доме. Точно, тетя уже несколько часов сидит в гостях у Харри Валкамы, угощается кофе. Она заходит на кухню и принимается методично изучать содержимое шкафчиков. Может, у тети где-нибудь припрятаны вкусняшки?
Обстоятельная ревизия закончилась довольно плачевно — одной открытой упаковкой полумягких печенюшек «Дорис». Прихватив с собой трофей, Саана села на диван в гостиной и открыла галерею в телефоне. Она рассматривает фотографию со стены, куда были прикреплены материалы по делу Хелены. То есть Хелена стремилась уличить мужчин, которые развращали молоденьких девушек? Могла ли Хелена выяснить, что стало с Лаурой Мальм? И почему исчезла Йоханна? Почувствовала себя в опасности? Йоханна знала о причинах смерти Хелены? Кто был осведомлен о поступках тех мужчин и хотел отомстить?
Саана пытается понять, чему ее научили бесчисленные детективные сериалы. Обычно в них специально намекают на виновность определенного человека. А потом оказывается, что убийца — некто совершенно неожиданный. Тот, кто обычно на фоне, на вторых ролях, однако все видит и все замечает. Тот, кто знает и молчит. Саана съедает последнюю печенюшку и теперь страшно хочет пить.
В числе ее фаворитов всегда был фильм «Подозрительные лица»[77 - «Подозрительные лица» (англ. The Usual Suspects), 1995 г., США, реж. Брайан Сингер.]. Его сюжет — блестящий пример того, как ловко можно манипулировать вниманием зрителя. Саана думает о калле, принесенной к порогу, о гнетущем молчании Хартолы. О жертвенности и подчинении. На кухне тихо. И в тот момент, ожидая, пока стечет прохладная вода и пойдет ледяная, Саана понимает, кто мог бы стать идеальным убийцей с клеймом.
26 ИЮЛЯ, ПЯТНИЦА, ХЕЛЬСИНКИ
— Думаю, Мертанену уже позвонили, — сообщает Зак. — Вот этот, первый звонок, — уточняет он.
— И? — мгновенно мобилизуется Ян.
— Это только догадки. Симку получилось отследить только сейчас, и боюсь, что мы опоздаем.
Ян задумчиво барабанит по донышку стаканчика навынос и взвешивает варианты действий. Учитывая специфическое положение вещей, приспосабливаться к изменениям нужно быстро. От внезапного превращения Мертанена в важного фигуранта дела кровь стынет в жилах. Все стало еще запутаннее. Сам Мертанен о своей роли помалкивает, даже наоборот, тщательно скрывает свое хартольское прошлое. И теперь, когда правда раскрылась, Ян ни секунды не сомневается в том, что с легкой руки начальника разменной монетой в этом деле окажется случайная жертва, которая и сядет за решетку, если понадобится.
Они продолжат слежку, но выдадут себя лишь тогда, когда Мертанен сам расскажет о нависшей над ним угрозе. А она есть, и она реальна. Яну еще предстоит разобраться, в каком именно порядке укладываются все части этой мрачной мозаики. И начинаться этот порядок должен непременно с того, что они поймают убийцу. Лишь после этого Мертанен ответит за свои поступки. И потому кажется диким и глупым думать о каких-то других вариантах, когда есть идеальный — сделать Мертанена наживкой, получив от него разрешение, конечно.
Также было бы неплохо определиться с тем, что именно они скажут более высокому руководству и министерству. Если обнародовать данные прямо сейчас, все может пойти под откос. Ян не в курсе, кто входит в круг Мертанена, а кто нет. Попади информация не в те руки, и Мертанен сорвет все планы, стремясь спасти свою шкуру. Интуиция подсказывает Яну, что Мертанен уже занимается этим. Так что важно как можно дольше позволять ему заблуждаться относительно их осведомленности. О своей роли он может наплести руководству что угодно. Вероятнее всего, он объявит себя жертвой, тем, чья безопасность под угрозой и кого ЦКП быстренько обеспечит всевозможной защитой, поскольку его жизнь в приоритете. И лишь спустя какое-то время откроются подлинные причины такой уязвимости Мертанена. После ареста Ян обо всем и расскажет. Разумеется, подобный план подразумевает некоторые риски. Если руководство посчитает предъявленные Мертанену обвинения несостоятельными, а все предположения — ложными и не начнет внутреннее расследование, Яну конец.
Такое нужно обсуждать с командой.
— За мной, выйдем-ка на пару минут.
Хейди везет коллег на остров Сеурасаари. На мосту ветрено. Они останавливаются, наблюдая за тем, как избалованные утки и ненасытные чайки борются за крошки хлеба.
— Не думал, что окажусь в таком положении, — говорит Ян. — Теперь я подозреваю всех, включая себя.
Хейди смотрит на Яна. Недоверчивость — профессиональная болезнь. Они гуляют, притворяясь обычными людьми. Просто вышли воздухом подышать, ознакомиться со старинными бараками, полюбоваться островом, морем и скалами. Вышли пошикать на чаек и белощеких казарок, но покормить уточек и всяких птенчиков. На ветру покачивается камыш, и каждый из полицейских про себя надеется быть где-нибудь в другом месте.
На очередной одинокой скале Ян открывает, наконец, рот. Зак и Хейди готовы слушать, по какой причине внезапно оказались на лоне природы, вдали от построенного в шестидесятые низенького участка.
— Мы не в здании, чтобы мои слова не долетели до чужих ушей, — начинает Ян.
Зак топчется с ноги на ногу и собирается что-то сказать, но в последний момент не решается.
— Положение сложное, — продолжает Ян. — Мы должны быть готовы к тому, что убийца сблизится с жертвой, но вы понимаете, что это означает. За объектом нужна постоянная слежка.
— Мертанен уже дал понять ЦКП, что находится в опасности? — спрашивает Зак и сильно удивляется, когда Ян качает головой.
— Но кто? Кто охотится на всех этих мужиков? — спрашивает Хейди, и все задумчиво замолкают.
— Если кто-то из нас будет следовать за Мертаненом, начиная с настоящего момента, мы скоро узнаем, кто в итоге к нему придет, — говорит Ян и закидывает камешек далеко в море.
Вечером звонит отец. По интонации понятно, что он немного выпил. Его голос полон энергии и даже нежности — давно так не звучал. Отец сообщает, что парится в сауне с друзьями, и Ян испытывает огромное облегчение, узнав об этом.
— А ты там как? Когда нас познакомишь? — интересуется отец, смущая Яна.
— Познакомлю с кем?
— Мне Хейди сказала, что у тебя там женщина.
— Хейди?
— Ну, я тоже умею вынюхивать, если надо, — смеется отец. — Мне нравится Хейди. Она похожа на сына, которого у меня никогда не было.
Ян натянуто смеется отцовской шутке.
— Ну так что, когда уже выберемся в «Лехтоваара» на обед, чтобы я смог взглянуть на эту женщину? — спрашивает отец.
— «Лехтоваара»? В смысле, втроем? — недоверчиво переспрашивает Ян. Никогда раньше отец не выказывал подобного интереса к жизни Яна. Наверное, болезнь и смерть мамы усмирили отцовскую суровость.
— Втроем, — подтверждает отец.
К своему удивлению, Ян замечает, что начинает закрываться.
— Посмотрим, — бубнит он и кладет трубку.
26 ИЮЛЯ, ПЯТНИЦА, ХЕЛЬСИНКИ
Мертанен чувствует себя водомеркой. Он слишком долго был на плаву, вольготно скользил по поверхности. Он легко поднялся и быстро продвинулся. Все шло так, как ему хотелось. Однако в последнее время стало казаться, будто на поверхности в любой момент может появиться огромная рыба и проглотить его. Втихаря Мертанен подчистил свое личное дело, а что не смог убрать сам, то поручил уничтожить доверенным лицам. Он делает все, лишь бы удостовериться, что на него ничего не осталось. Это, конечно, стоит денег — и, возможно, парочки жизней, — однако без чистки не обойтись. Раздача поручений сожрала много ценного времени.
Еще он пристально следит за ходом расследования Яна и по мере возможностей избавляется от доказательств. Времени всегда в обрез. После смерти Форса Мертанен начал терять контроль. Он бы любую сумму отвалил за то, чтобы поймать мерзавца, минуя следствие. Даже Яну, брошенному на это дело его лучшему детективу, до сих пор неизвестен человек, убивший троих мужчин. Если это не чокнутая дочка Эсколы, то кто, черт возьми? Мертанен прилагает все усилия, но все равно остается гребаной водомеркой, которую под поверхностью поджидает опасность.
Мертанен наливает себе еще виски Glenfiddich и прикидывает, как ему быть дальше. Он всерьез представляет, как переезжает в участок, где можно ни о чем не беспокоиться. Смерть Ларса шокировала их всех. Они не то чтобы очень близко и часто общались, однако были накрепко связаны некоторым знанием. С Эсколой все было понятно, с этим избалованным жирдяем. Но от Форса он ожидал большего, и когда того повергли, то стало ясно: Мертанен — следующий.
Мертанен вспоминает, как в один прекрасный летний денек Ларс Сундин сообщил ему в «Театтери» о том, что нуждается в помощи полиции. «Вот и звонил бы в полицию», — брякнул тогда Мертанен, однако Ларс заявил, что это дело требует особой полицейской помощи. Именно тогда Ларс упомянул о том, что кто-то начал его шантажировать. Показал полученные на днях сообщения, изображения в которых недвусмысленно намекали на прошлое. Несмотря на увиденное, Мертанен счел товарища обыкновенным параноиком и попросил не ворошить эту тему и хранить молчание.
На протяжении нескольких лет все они время от времени получали письма от так называемых «Речных дев». Мертанен сразу сжигал письма и по своим каналам выяснял, где там те девушки. Узнав о том, что одна работает в доме престарелых, а вторая долгое время сидела взаперти, Мертанен понял, что письма безобидны. Слабые, истеричные женщины просто пытались нарушить «равновесие страха», которое в свое время сложилось между ними и мужчинами. Слово против слова, и слово Мертанена весило куда больше нытья тысяч девочек. Так что трупа в Суоменлинне Мертанен никак не ожидал. К сожалению, он слишком поздно начал воспринимать убийцу всерьез. Он не делился тем, что знал, не направлял детективов к потенциальным жертвам, ведь тогда дорожка быстро привела бы и к нему самому. Он мешал расследованию, надеясь скрыть свою причастность к событиям, и сейчас эта тактика сработала в обратную сторону. Потенциальная жертва — он сам. Последний из четверки.
Посыл он уловил сразу же, еще бы. Но до сих пор понятия не имеет, кто за всем этим стоит. Ни малейшего. Хотя кидал тихий клич по своей сети. Даже в даркнет заглядывал, предлагая немалые деньги. Поймавший убийцу с клеймом получил бы шестизначную сумму. Но за дело так никто и не взялся. Будто убийцы не существовало в принципе. Его лучшие детективы всегда на шаг позади. Эта мысль буквально парализует Мертанена. Неужели в его случае Ян тоже опоздает? Форс был найден мертвым, и ничего нельзя было сделать. Его разрывает от беспокойства. И тут звонит телефон.
Мертанен допивает виски в гостиной, прежде чем пустить в ход новый план. Он всегда считал себя умнее остальных. Но что-то в поведении субъекта заставляет его нервничать. Мертанен воспроизводит в голове голос убийцы. Незнакомый, хотя не нужно работать в ЦКП, чтобы знать о способах искажения звука. Желание отомстить пробуждает в людях редкую изобретательность. Месть — проверенный временем внутренний мотиватор. Ненависть, крепнущая по мере ожидания, делает из обычного человека настоящего монстра. По этой причине Мертанен и перестал недооценивать убийцу.
Да кто это может быть? Кому еще, кроме тех спятивших дамочек, обо всем известно? Какое-то время Мертанен был убежден, что убийца — это кто-то из своих, из их четверки. Однако число подозреваемых стремительно сокращалось, и теперь он не знает, что и думать. Он даже себе верить перестал. О расследовании ему известно все. Очевидно, убийца реализует какой-то четкий сценарий, следует схеме. Один звонок, раскаленная метка и долгая, карающая смерть. Звонок уже был. Убийца сообщил ему время. Время и место встречи. Спокойное место, чтобы побеседовать. По мнению убийцы, раскаяние принесет грязной душонке Мертанена подлинное успокоение.
Мертанен обдумывает варианты. В целом с остальными жертвами и их поступками его уже ничто не объединяет, однако кое-какие сомнительные моменты навсегда запятнают его блестящую карьеру. И один из таких «моментов» — Ян. Наверняка он уже обо всем догадался и достроил необходимый контекст. Но свои люди могут укрыть Мертанена на неопределенное время, стоит только захотеть. Мертанен отпивает еще немного виски, напиток обжигает горло, и в голове вырисовывается на редкость ясная картина. Бежать нельзя. Угроз всего две. Свои и враг. Одно другого не лучше. Но если ему удастся ошарашить убийцу и при этом выжить, то есть еще Ян со своими догадками. Как много ему известно? Так что после успешной встречи с убийцей нужно будет еще и ломать голову над тем, чтобы Ян не пустил известные ему факты в свободное плавание.
Мертанен бросает взгляд на часы. Нужно еще немного выждать. Он достает из ящика журнального столика пистолет, заряжает его и опустошает бокал с виски. Понятно, что ему не избежать грядущих событий. Даже если ЦКП приставит к его дому охрану или предоставит убежище. Сейчас уровень его безопасности на нуле. Да он чувствовал бы себя увереннее в окружении разъяренных медведей. Потому и не было смысла сообщать верхушке. Однако какую-то машину он все же заметил. За ним уже присматривают. Человек Яна?
Есть лишь один способ покончить со всем этим. Убить скотину самому, прежде чем тот успеет пикнуть. Тогда Мертанен окончательно успокоится и водомерка вновь обратится белой акулой. Мертанен смотрит на время и невидящим взглядом буравит пустоту. Затем поднимается и гасит свет на верхнем этаже. Подходит к окну, проверяет двор. Надо как-то оторваться от той машины. Терпение на исходе, он ждет того часа, когда можно будет взять оружие, вылезти в окно и отправиться на ночную охоту.
27 ИЮЛЯ, СУББОТА, ХАРТОЛА
Когда наутро Саана просыпается, мысль об идеальном подозреваемом продолжает грызть ее изнутри. Нужно ли поделиться с кем-то этой версией? Можно было бы на всякий случай поговорить с Яном.
Блуждая в своих мыслях, Саана выходит во двор и садится рядом с тетей на качели. Инкери пришла домой далеко за полночь. Саана дразнит тетю, то и дело спрашивая «Ну-у-у?». Они завтракают на свежем воздухе и покачиваются на качелях, улыбаясь каждая своим мыслям.
Тишину нарушает входящее сообщение: телефон вибрирует в кармане халата. Тетя отрывается от газеты, поднимая заинтересованный взгляд. Это от Лео.
«Как насчет обеда в усадьбе? В меню суп-пюре с любистоком и свежие бутерброды. На десерт расскажешь, как продвигается твое расследование».
Саана улыбается, читая приглашение Леонарда Фалька, и мельком смотрит на тетю. Та увлеченно изучает газету. Саана оглядывает себя через фронтальную камеру. Опухшая какая-то, и круги под глазами на ярком солнце кажутся еще внушительнее. А чего она, собственно, так забеспокоилась? Ее сердце отдано Яну, просто его мир жесток и мрачен.
Близится время обеда, Саана седлает велосипед и несется по влажной тропинке. Всю ночь лил дождь, и в воздухе разливается его свежесть, а капельки до сих пор поблескивают на травинках и листьях деревьев. По пути Саана думает о Хелене и убитых мужчинах. Расследование всего одного происшествия заставило ее взглянуть на мир по-иному. Как Яну вообще удается видеть в людях хоть что-то хорошее? Она начала подозревать абсолютно всех. Инкери держит при себе то, что связано с Хеленой, так что насчет тети нельзя быть на сто процентов уверенной, ей самое место в списке подозреваемых. Воспоминание о фильме «Подозрительные лица», подарившем ей неожиданную идею, не дает Саане покоя. Это серьезное обвинение, и Саане почти стыдно даже в мыслях озвучивать нечто подобное — разгадку самого нашумевшего дела этого лета. Однако она не в силах совладать с собой. Что, если она права? Может, Лео подскажет, как быть с этим предположением.
Саана притормаживает у знакомой ветряной мельницы и поворачивает в сторону двора. Она прислоняет велосипед к стене одного из строений и дальше идет пешком. Носы кроссовок быстро намокают во влажной траве.
Приусадебный двор пустует. Видимо, сегодня нет экскурсий и музей закрыт. Саана некоторое время бродит по двору и, когда поиски Лео оказываются безрезультатными, возвращается к велосипеду. Он вообще здесь? Саана заглядывает в телефон, дабы еще раз прочитать, на какое время они договорились, и тут приходит эсэмэска от Яна. Она вызывает улыбку и одновременно — укол совести. Встреча с Лео кажется ей предательством. Возможно, это оно и есть. Лео выказал вежливую заинтересованность в расследовании дела Хелены и даже помогал искать информацию, но Саана не уверена, что за этой встречей не кроется что-то еще. Для Лео это свидание?
Наверное, обед с ним — плохая идея. Саана начинает заранее обо всем сожалеть и решает уехать обратно. Она пишет Яну, что охотится за информацией в усадьбе Коскипяя, — не хочет ничего скрывать. Еще она приписывает вопрос: «Может ли за всем этим стоять женщина по имени Катя, работница дома престарелых “Икипихлая”?» Стоит Саане убрать телефон и почти оседлать велосипед, как в окне одного из домов мелькает какое-то движение. И в дверном проеме возникает улыбающийся Лео.
— Здорово, что пришла. Я чуть было не спалил тосты, — смеется он, небрежно поправляя волосы.
— Привет, — отвечает Саана и смущенно приставляет велосипед обратно к стене.
— Как продвигается расследование? — спрашивает Лео, наливая бесподобно пахнущий суп-пюре в Саанину тарелку. День обещает быть жарким, и они садятся на ступеньках.
— Замечательно, — отвечает Саана, дуя на ложку с супом. — Я начала подозревать, что недавние убийства имеют какое-то отношение к смерти Хелены. Кажется, я даже знаю, кто может за всем этим стоять.
— Так выпьем же за блестящие теории! — говорит Лео, поднимая стакан с водой на манер кубка.
Саана смотрит на Лео и чувствует, как сильно напряжена. Сейчас она впервые кому-то озвучит свою версию.
— Думаю, Хелена пыталась разобраться в исчезновении Лауры Мальм и ее убили четверо мужчин. Пастор, банкир, учитель рисования и полицейский.
Лео смотрит на Саану и задумчиво кивает.
— Ты клонишь к тому, что кто-то мстит за Хелену?
Саана соглашается и зачерпывает еще ложечку супа. Его консистенция идеальна.
— Речные девы. Ну, одна из них, — загадочно произносит Саана. — Возможно, ты помнишь ее со времен конфирмационного лагеря, что состоялся в последнее лето Хелены. Такая брюнетка, Катя. Подруга рыжеволосой Иирис.
Лео с интересом смотрит на Саану и начинает вспоминать.
— Да, когда ты ее назвала, я вспомнил. Она была вожатой, и в лагере тогда царило «равновесие страха». Многие подозревали, что происходит что-то нехорошее между пастором и девушками-вожатыми, однако все предпочитали хранить молчание, — говорит Лео и ставит на траву пустую тарелку из-под супа.
— А девушки те организовали такой кружок для угнетенных и назвались Речными девами. Выяснилось, что эта Катя до сих пор в Хартоле и работает в доме престарелых, где живет твой отец, — продолжает Саана.
— Надо же, — говорит Лео, переваривая услышанное. — И ты утверждаешь, что убийца — Катя. Что собираешься делать?
Саана смущенно пожимает плечами. То-то и оно, она пока не уверена. Ее предположение довольно сложно доказать. На самом деле она надеется, что все возьмет в свои руки Ян, если обнаружит, что Саана может быть на верном пути. Пока Саана выскребает из тарелки остатки супа, руки Лео начинают трястись и мужчина отчетливо бледнеет. Саана испуганно на него смотрит.
— Что?..
— Все нормально, — спешит ответить Лео. — В смысле, не совсем, конечно. Эта дрожь связана с моей болезнью.
— Болезнью? — неуверенно и несколько боязливо переспрашивает Саана.
— Мне диагностировали боковой амиотрофический склероз, — отвечает Лео, на что Саане нечего сказать.
— Ох, мне очень жаль, — она наконец берет себя в руки и с горечью смотрит на Лео. Тот пожимает плечами.
— Я уже пять лет на таблетках и, между прочим, еще в относительно неплохой форме, — говорит он. — Моя болезнь протекает нетипично, раз я до сих пор не в инвалидном кресле. Этого не миновать. А потом мышцы просто до такой степени атрофируются, что легкие не смогут дышать.
Саана глубоко вздыхает и взволнованно трясет рукой. Что в таких случаях уместно говорить? Ей хочется как-то утешить Лео, но она понятия не имеет, что делать.
— Это… ну…
— Неизлечимо? Да, — отвечает Лео.
Саана в полной растерянности. Ей всегда сложно подобрать правильные слова, когда речь заходит о серьезных заболеваниях или о смерти. Видимо, именно из-за своего диагноза мужчина и не заходил дальше флирта.
— Расстроилась? — спрашивает Лео. Саана кивает, ощущая на мгновение всю смехотворность собственных проблем. Безработица и невнятное беспокойство из-за того, что нет цели в жизни. Как же все это незначительно.
— Экскурсий сегодня нет. Хочешь спокойно обойти все помещения? — спрашивает Лео, и Саана не в состоянии ему отказать. Если быть откровенной, об усадьбе она уже узнала все необходимое. Для ее истории этого достаточно. Однако она очень ценит внезапно возникшее между ними доверие. Она могла бы сделать фотографии усадьбы. Сохранить места и потом выложить какие-то фрагменты в «Инстаграм» — подвести аудиторию к этой истории. Фотографии помогли бы людям представить, как усадьба выглядела в прежние времена.
— Тут были праздничные фонарики, а там, в зале, проходили танцы, — описывает Лео, когда они медленно идут по прекрасному двору. — Это частная экскурсия, в которую включена возможность задавать мне любые вопросы, — говорит он, делая плавный жест рукой. — Обязуюсь ответить.
— Тебе известно, что тогда случилось с девушкой по имени Лаура Мальм? — тут же спрашивает Саана. — В журнале «Хюмю» писали, что она пропала в этих самых краях, и я думаю, что Хелена пыталась разобраться в деле об исчезновении девушки.
Лео начинает часто моргать.
— Она была вожатой в конфирмационном лагере за два года до смерти Хелены. И просто бесследно исчезла, — продолжает Саана.
— Мм. Говорили, что она просто сбежала из дома, однако дело так и не закрыли. Девушка пропала, не оставив никаких следов, — бормочет Лео и на мгновение останавливается, уставившись в пустоту. — Однако спустя несколько дней с момента исчезновения я внезапно нашел ботинки — там, около сауны на берегу. И выяснилось, что они принадлежали Лауре.
— Это как-то продвинуло дело? — спрашивает Саана, идя на поводу у любопытства.
— Да не особенно. Тогда исчезновение Лауры Мальм было для нас чем-то из ряда вон выходящим. Соцсетей и в помине не было, и эта история стала ужастиком для посиделок у костра. Слухов, конечно, хватало, однако полиция настаивала на том, что это подростковый бунт, — медленно произносит Лео, все больше удивляя Саану. — Лаура была не из Хартолы, а из соседней общины. Но после найденных ботинок я уже не знал, кому можно доверять. Тех мужчин было несколько, как ты и сказала. И одним из них был, очевидно, полицейский.
— Что же случилось? — спрашивает Саана.
— Если верить полиции, девушка-подросток просто сбежала из дома в большой мир. Нечто в этом роде. Но мы все считали эту версию странноватой. Обычно, когда подросток сбегает куда-то, он рано или поздно дает о себе знать. Но о Лауре Мальм больше никто и ничего не слышал.
Саана кивает, и они продолжают неспешно обходить усадьбу.
— И все же есть у меня одна теория. Пропавшая Лаура Мальм была одной из их жертв, — продолжает Лео. — Девушка нашла в себе силы противостоять мужчинам. Но вместо награды за смелость получила явно что-то похуже.
Саана напряженно смотрит на Лео. О чем еще ему известно?
— Прежде чем мы продолжим, ты должна решить, что именно собираешься делать с этой информацией, — говорит Лео с холодком и поворачивается взглянуть Саане прямо в глаза. — Я не уверен, что хотел бы видеть это в чьей-то книге.
На мосту воцаряется тишина.
Саана ошарашенно смотрит на Лео и кивает. Она и подумать не могла, что он знает так много. Разумеется, это она для себя интересуется. Они отправляются прямиком к заброшенной сауне.
— Входи, — говорит Лео, открывая пошире дверь избушки. Саана проходит внутрь, они садятся на старую железную кровать. Саана молчит: ждет продолжения рассказа Лео. И когда он вновь открывает рот, Саана, к своему ужасу, осознает, насколько ошибочна оказалась ее теория.
27 ИЮЛЯ, СУББОТА, ХЕЛЬСИНКИ
Хейди сидит в машине, тупо глядя перед собой. В последнее время она постоянно в машине. Хейди думает о Юлии, хотя и не хотела бы. Это все Ян виноват с этими своими ухмылочками. На фоне его счастья ее жизнь кажется и вовсе лишенной любви. Раньше было проще. Хейди было легче принимать свое одиночество, потому что рядом всегда оказывался Ян, сравнивая себя с которым можно было успокоиться: этот еще более одинокий. Хейди сидит в машине, пялясь на дом Мертанена и пытаясь унять мысли. И все же в голове раз за разом всплывает образ Юлии.
Сколько страданий выпало на долю молодой Юлии: сначала она переживает смерть лучшей подруги, а потом наблюдает со стороны за тем, как короли маленькой общины, включая ее отца, затыкают неугодных. Кто бы мог поверить в то, что собственный босс Хейди — это именно тот человек, который отнял у Юлии веру в полицию?
И вот она, Хейди, тратит драгоценное рабочее время на обеспечение безопасности Мертанена. Она окидывает взглядом освещенные фонарями места по периметру дома и всматривается в темные участки. Согласно ее подсчетам, Мертанен сидит дома уже довольно долго. На верхнем этаже горит свет. Признаков движения нет. Хейди припарковала машину так, чтобы четко видеть входную дверь. Она не уверена, чего конкретно ждет: выхода Мертанена или появления убийцы. Через оговоренные заранее интервалы времени Хейди совершает полный обход дома и оглядывается по сторонам. Наблюдая за дышащей пустотой территорией богачей, Хейди понимает, почему Юлия решила исчезнуть. Она сбежала от Мертанена. Трое были уже мертвы, и Мертанен оставался единственным человеком, который осознавал, какие щекотливые подробности хранит память Юлии.
«Я бы и сама исчезла на твоем месте», — шепчет Хейди Юлии, одиноко сидя в машине и устраиваясь поудобнее, чтобы от задницы осталось хоть что-то.
27 ИЮЛЯ, СУББОТА, ХАРТОЛА
— Парни просто поплатились за свои поступки, — говорит Лео, глядя в пустоту. Сердце Сааны пропускает удар, она инстинктивно вскакивает, когда осознает: это и есть убийца, и они сейчас только вдвоем.
— Я и о Лауре спрашивал, конечно, — продолжает Лео. — Лишь Форс согласился рассказать о том, где ее могила. Безымянное место с жертвенным камнем сверху. Это здесь, на усадебных землях. Он снизошел до признания, потом просил достойно похоронить свои останки. Я спросил его тогда, мол, а как же душа, но вера — последнее, о чем думал Форс в тот момент.
Саана нервно сглатывает. Голос Лео теперь незнакомый, отстраненный. В комнате будто на несколько градусов похолодало. Саана поглядывает на дверь. От кровати до нее всего-то метров пять. Внезапно Лео ложится на спину.
— Я удивился, когда ты пришла и сказала, что начала копать то старое дело. Все это время я был на твоей стороне, — говорит Лео. — Я ждал, когда ты объявишься со своими выводами, но не ожидал, что так скоро.
Саана сглатывает еще раз. Может, ее подводит слух? Все это слишком внезапно. Милый, уютный Лео, оказывается, одержим ненавистью. Правой рукой Саана незаметно тянется к телефону, лежащему в кармане платья. Она стоит у кровати, Лео лежит слева от нее.
— Они и барона прикончили, можешь себе представить? — сообщает Лео, уставившись в пыльный потолок. — Тайком убили его и наняли людей, чтобы те обставили все так, будто барон все еще жив и здоров. Приказывали моему отцу, посылали сообщения продавцам и под конец сочинили объявление: «Я возвращаюсь в Германию. Прощай, Финляндия, для которой всегда найдется место в моем сердце». Отец даже получил от барона открытку, — зло выплевывает Лео.
Саана недоумевает: как она могла так жестоко ошибиться? Как могла посчитать виновной одну из Речных дев? Липкий страх сковывает на уровне подсознания — боже, как она наивна. Разве можно было так опрометчиво довериться Лео? Он превосходно все скрывал. Саана снимает блокировку на айфоне отпечатком пальца и прикидывает, как быстрее всего дозвониться до Яна. Его номер должен быть верхним в списке входящих звонков. Саана лихорадочно подыскивает вопросы, задав которые Лео она могла бы выиграть немного времени. Она смотрит на мужчину настолько понимающе, насколько это возможно, и одновременно цепенеет от ужаса.
ЛЕТО 1989, ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ, ХАРТОЛА
Фон Райхманн последовал за мужчинами к реке. Что за делишки они проворачивают на его земле? Он уже некоторое время подозревал нечто нехорошее.
Ступив на мост, он разглядел на противоположном берегу какие-то силуэты у самой воды. Мужчины резко замерли и осветили факелами мост, чтобы увидеть, кто идет. Барон даже не замедлил шаг, он уверенно шел к мужчинам. Осматривался. Они были одни. Праздничная музыка разливалась по поверхности воды, однако барон тут же почувствовал себя очень далеким от веселья. Слишком далеким.
Подойдя ближе, он увидел, что в воде, прямо у ног мужчин, что-то плавает. Будто огромная черная тряпка. Неподвижное тело в темной воде. Барон присмотрелся повнимательнее, и его сердце пропустило удар. Он узнал платье, которое буквально мгновение назад щекотало оборочками его руки, и внутри этого платья струилась жизнь, яркая девчоночья жизнь.
— Эй, вы! — крикнул с моста барон мужчинам на берегу, стараясь скрыть в голосе страх. Он всегда был отвратительным актером. Его театральность, артистизм, чрезмерное дружелюбие — все исходило от души. А сейчас в самое сердце праздника прокрались растущее недоверие и пульсирующий страх.
— Сауна не работает, — сообщил барон, указывая на избушку. И вдруг оцепенел. Это платье… не двигается? Неужели?.. Предчувствуя недоброе, фон Райхманн сделал большой глоток вина — в его руке был бокал — и посмотрел каждому из мужчин в глаза. Сделал еще глоток и замер в ожидании.
— Я позвонил в полицию, — сказал он. Блефовал, конечно. На всякий случай.
— Бесполезно, полиция уже здесь, — послышался голос из темноты, и фон Райхманну разом открылась вся картина происходящего. Тиски зла, что крепко держали в страхе всю общину. Смешавшись с дымом потушенных сигарет и туманом над речной водой, в воздухе кружил страх. Увидев лица мужчин, фон Райхманн осознал, что выбрал неподходящий момент.
Он обходил свои владения, решив во что бы то ни стало понять источник голосов, доносящихся из сауны. Он просто слишком не вовремя себя обнаружил. Слишком поздно — для девушки. Слишком рано — для себя самого. Это мгновение, весь этот душераздирающий momentum — и затихающий августовский вечер станет для него последним в жизни.
Он даже вообразить не мог, что все закончится вот так. Резко развернувшись, он побежал по мосту прямиком к усадьбе. Удар настиг его раньше, чем можно было ожидать. «Jedem das Seine»[78 - Jedem das Seine — каждому свое (каждому по заслугам, нем.).], — пронеслось в голове. Чем же он такое заслужил? Падая, он еще успел вдохнуть аромат багульника и бросить последний взгляд на усадьбу. Он мысленно попрощался с орхидеями и утками.
27 ИЮЛЯ, СУББОТА, ХАРТОЛА
— Нужно, чтобы кто-нибудь перекопал землю под этой сауной, — говорит Лео, садясь на кровати. — Вон там, — добавляет он и указывает на окно.
Саана понимает: лучшее, что можно сейчас сделать, — оставаться предельно спокойной. Телефон в кармане уже названивает Яну, но она не услышит, ответит тот или нет. Она подгадает момент — и рванет к двери.
Лео смотрит на Саану уставшим, потерянным взглядом.
— Знаешь, как я на все это в итоге отважился? — спрашивает он, но не дожидается ответа. — Болезнь заставила. Мне осталось не больше двух лет, — говорит Лео, и его лицо подергивается грустной улыбкой. — Диагноз все расставил по своим местам. Я сразу понял, что непременно хотел бы сделать до того, как умру. Остался еще один. Последний король — и можно будет отправляться на покой.
От слов Лео бросает в дрожь, но Саана кивает ему, понимая: нужно бежать. Сейчас или никогда. Она делает два прыжка к двери, но с ужасом осознает, что ноги больше не слушаются ее. Саана падает на старый дощатый пол в трех метрах от цели. Суп. Лео подмешал что-то в суп? Саана щурится, но глаза тоже отказывают, все плывет. Тело беспомощно, разум затуманен. Она чувствует, как Лео подходит и вынимает телефон из кармана ее платья. Саана начинает что есть мочи звать на помощь — вдруг Ян услышит? В голове до сих пор каша из мыслей и вопросов. Неужели Лео убьет ее, чтобы спокойно покончить с последним королем? Она не может поверить. Она ненавидит Лео? Или жалеет? Или… боится. Слабость окончательно примагничивает ее к полу.
27 ИЮЛЯ, СУББОТА, ХЕЛЬСИНКИ
Зак просит Яна на пару слов. Они устраиваются перед компьютером.
— Я пробил одно имя в списке Сааны, Катю Ниеми, — начинает Зак, и Ян что-то бубнит в ответ: у него во рту фалафель. — И я нашел кое-что. Туда мы копнуть не додумались.
Так, отлично. Ян весь внимание.
— Согласно путевому листу, автомобилем, владельцем которого является дом престарелых «Икипихлая», регулярно пользовалась только одна из работниц этого дома, та самая Катя. А еще она ровесница Хелены, ну, всего на год старше, и была вожатой в Хеленином конфирмационном лагере.
— Так, — говорит Ян и слушает дальше.
— Но нас интересует, скорее всего, даже не она, — продолжает Зак. — В доме престарелых живет также мужчина по имени Ээро Фальк, долгое время служивший смотрителем усадьбы Коскипяя, отец человека по имени Леонард Фальк. Этот Леонард до сих пор работает в усадьбе. С Форсом мы, конечно, дали маху, но сейчас я, кажется, докопался до сути. Записи с камер наблюдения в доме престарелых дают основание предполагать, что младший из Фальков частенько брал автомобиль для своих нужд, а записей не делал. Нам необходим образец его ДНК.
Ян кивает и краем глаза замечает входящий звонок — Саана.
— Привет, — говорит он, думая над тем, стоит ли отойти от Зака на время разговора. Спустя пару секунд становится очевидно, что что-то не так. Случайный звонок из кармана? Ян озадаченно прислушивается. На фоне что-то говорит приглушенный мужской голос. Яну кажется или голос только что упомянул королей? В чем дело?
Подозрительно все это. Будто Саана попала в какую-то странную ситуацию. Ян не знает, намеренно ему позвонили или нет. На всякий случай он берет первую попавшуюся бумажку и пишет Заку: «Срочно отследи симку Сааны Хавас!» Зак кивает, кидая на Яна обеспокоенные взгляды. Возможно, Ян перебарщивает, но с этим звонком что-то не так. Интуиция подсказывает, что и ситуация в целом довольно неясная. Кому принадлежит этот голос на фоне?
Разговор длится достаточно долго для отслеживания симки. Зак подзывает Яна взглянуть на результат, местоположение загорается на экране. Территория усадьбы Коскипяя, Хартола, около 300 метров от здания усадьбы. Глаза Яна расширяются. Коскипяя, Леонард Фальк. Затем накатывает страх. Адреналин моментально проясняет голову. Саана в опасности. И тут из трубки доносится крик о помощи — его ни с чем не спутать. Разговор внезапно прерывается.
За рулем Зак. Ян зациклился на одних и тех же мыслях, а его живот сводит от голода. Жалкий намек на завтрак, литры кофе, недоеденный фалафель. Ян гипнотизирует взглядом местоположение Сааниного телефона. Как бы они ни мчались, все равно еще слишком далеко.
Пока Зак еще сильнее вжимает педаль газа в пол, Ян продумывает план действий. Он обеспокоенно смотрит на навигатор. Даже сильно превышая скорость, меньше чем за час они не доберутся. Яна гложет подозрение, предчувствие чего-то ужасного. Это сложно объяснить. Саане удалось тихонько что-то раскопать? Если да, то почему было не сообщить Яну? Он пытается дозвониться до Сааны, но слышит лишь автоответчик. «Набранный вами номер временно недоступен». Ян кладет телефон в нагрудный карман и смотрит на расчерченные поля за окном. Вскоре срабатывает автомобильная рация. Машина 324 уже на Кукинкаантие. Скоро к усадьбе Коскипяя подъедут первые местные патрульные. Больше Ян ничего не может сделать. Остается довольствоваться тем, что есть.
Он запрашивает прямое соединение с той патрульной машиной. Ему тут же отвечают.
Ян обрисовывает ситуацию и делится своими догадками.
— Положение крайне опасное. Мужчина в усадьбе подозревается в трех убийствах, только что поступил ордер на его арест. На месте есть гражданское лицо, его жизнь в опасности. — Ян переводит дыхание и продолжает: — Местность прочесывайте пешком, внимательно осмотрите берег рядом с усадьбой. Сначала — избушку у воды. Мы думаем, они там. Что бы ни произошло, действуйте быстро, не мешкайте. ЦКП нужен Леонард Фальк, живой или мертвый. На место уже едет спецгруппа. Убедитесь, что гражданский в порядке. Повторяю: гражданский нужен живым.
— Вас понял, прием, — отвечают из машины, и Яну ничего не остается, кроме как затаить дыхание.
Уже через пять минут начинают поступать сведения.
— Впереди сауна, вокруг все чисто. В воздухе дым. Мы на подходе к объекту, входим, подозреваемого нигде нет, прием.
27 ИЮЛЯ, СУББОТА, ХАРТОЛА
Саана лежит на полу. Она уже может чувствовать свои конечности, но до сих пор не в силах пошевелить ни ногами, ни даже пальцами ног — все попытки напрасны. Воюя с отяжелевшими веками, она с трудом осматривается. Все вокруг нечеткое и будто в тумане. И до сих пор непонятно, почему так вышло.
Мысль крепнет с каждой секундой. Закрой глаза, если сможешь, и насладись тишиной. Закрой глаза — и больше никогда не открывай. Но стоит грезам о вечном сне потревожить Саанины извилины, как она тут же одергивает себя: это ловушка, лживое искушение. Сдаваться нельзя ни в коем случае.
Она вновь пытается пошевелиться, в отчаянии умоляя мозг начать отдавать приказы. Саана старается подвигать непослушными, оцепеневшими руками. Безуспешно. В голову тихо прокрадывается паника. Это же какой надо быть дурой, какой идиоткой! Она не знает, чего боится больше: Лео или оставаться здесь одной.
— Поспи пока. Не волнуйся, рано или поздно тебя найдут, — говорит Лео, отходя к двери. В глазах Сааны все кружится. В дымке она различает силуэт Лео. Входная дверь захлопывается. В ноздри ударяет запах бензина. А тут еще этот дым повсюду… Это и правда дым или просто страх затуманил зрение? Она вспоминает Яна и чувствует, как смыкаются веки. Уже на грани обморока Саана осознает, что первый — и, очевидно, последний — раз в жизни у нее есть любимый человек, о котором можно подумать перед смертью.
1989, ХАРТОЛА
Парень прислушивался к музыке и приглушенной болтовне, что разносились по всей приусадебной земле, однако его это все мало интересовало. По-настоящему важной казалась встреча у сауны. Так они договорились с девушкой.
Покинув пределы слепящих огней усадьбы, какое-то время он шел почти на ощупь. Глазам понадобилось несколько минут, чтобы привыкнуть к полумраку.
На карнавальном вечере он успел узнать этих мужчин: банкира, учителя рисования и пастора. Но если верить тому, что вожатые рассказали Хелене, мужчин могло быть и больше. Лео вспомнил, как однажды вечером два года назад Лаура махнула кому-то в усадьбе в знак прощания. С кем она там виделась? И куда отправилась потом?
Лео напряженно переходил мост, ища взглядом Хелену. Сегодня он решится спросить у нее о том, что обдумывал так долго. Согласится ли Хелена стать его девушкой? Согласится ли официально встречаться с ним? Лицо горело от одной мысли об этом. Но обнимать Хелену было так хорошо и так правильно.
Лео подошел к сауне на берегу и заметил, что там не заперто.
— Есть кто? — крикнул он и зашел внутрь. Они договорились встретиться здесь, но комната пустовала. Где же Хелена? Лео видел, как к Хелене то и дело подходили те девушки. И она приняла их приглашение — они же договорились. И тут Лео пронзила мысль о том, не слишком ли они беспечны. Они не поделились своими планами ни с одним взрослым. А что, если с Хеленой что-то случится? Со стороны улицы послышались звуки. Испугавшись, он пригнулся и осторожно, краем глаза, выглянул в окно.
Он увидел мерцающие огни. Далеко впереди четыре факела освещали встречавшиеся на пути отдельные деревья и берег реки. Процессия неспешно достигла моста. Никто не разговаривал. До Лео доносилась лишь приглушенная музыка из усадьбы. Когда люди подошли поближе, Лео с ужасом понял, что один из них что-то несет.
Он взглянул на часы. Хелена страшно опаздывала. А вдруг она придет именно сейчас и столкнется с этой компанией? Огонь танцевал на кончиках факелов, когда шествие, преодолев мост, остановилось на берегу у самой реки. Лео встал, дабы получше рассмотреть из окна, что делали эти люди. Огромный сверток, брошенный на землю, напоминал человека. Девушку. Будто на земле лежала Хелена.
К горлу Лео подступила тошнота. Что сейчас в его силах? Звать на помощь? На берегу вспышка осветила рога. Лео оцепенел от страха. Когда свет мазнул по лицам людей, он сразу осознал весь ужас ситуации. Среди мужчин были все. В том числе и полицейский. Стоя у окна, он ошарашенно наблюдал за тем, как мужчины опускают тело Хелены в воду. Страх пригвоздил его к месту. Подняв камеру на уровень глаз, Лео собирался запечатлеть на пленке всех четверых. Вспышкой было не воспользоваться, они бы тотчас заметили его, а без нее света отчаянно не хватало. И все же он отщелкал всю пленку. В темноте. А после уже не знал, как быть. Его мир только что рухнул. Внутри поселилась ненависть, от которой ему уже никогда не избавиться.
27 ИЮЛЯ, СУББОТА, ХЕЛЬСИНКИ
На звонок Яна Хейди отвечает сразу же.
— Что случилось? — почти кричит Хейди, в ее голосе слышится страх.
— Они нашли там Саану, — начинает Ян, а Хейди пытается понять по его интонации, к чему стоит готовиться. — Дом пытались сжечь, но патрульные успели вовремя, сработали быстро. Саану увезли.
Ян ненадолго замолкает.
— Ее чем-то накачали, но сейчас все хорошо, — голос Яна почти дрожит, из Хейди вырывается вздох облегчения. Спокойно, уже можно начинать дышать.
— Из Тайнионвирты взяли образец жидкости. Думаю, Фальк топил мужчин в той же воде, в которой утонула Хелена, — продолжает Ян, резко меняя тему разговора. Ему приходится в очередной раз взять себя в руки из-за работы. — После инцидента в усадьбе Фальк, вероятно, сильно встревожен. Он понимает, что времени не осталось. Для нас это означает одно: нужно быть готовыми напасть, не ориентируясь ни на какие планы, выложиться по полной. Помни, что бы ни произошло, у нас уже есть ордер на арест. И необходимые основания для этого. Леонарда Фалька можно с полным правом отправлять за решетку. Он нужен нам живым или мертвым, — говорит Ян. — Убедись, что Мертанен дома. Скрываться уже нет смысла. Иди к нему и держись рядом. Я отправлю туда патруль для наблюдения за улицей, — говорит Ян и отключается. Он поедет в Хельсинки. Есть основания полагать, что и Фальк на пути туда, если уже не прибыл.
Хейди тоже отключается. Ситуация достигла своего предела. Хейди делает глубокий вдох, ощущая напряжение во всем теле. Как заставить Мертанена впустить ее? Вдруг гаснет свет на верхнем этаже. Хейди надевает куртку на бронежилет, проверяет, правильно ли лежит пистолет — так, чтобы в случае необходимости достать его за пару секунд. Она тихо закрывает дверцу автомобиля, беззвучно ставит его на сигнализацию и в полумраке бежит к стене дома. Хейди осторожно движется к входной двери и нажимает кнопку звонка. Последний взгляд на двор — пусто. Фалька нет. Хейди встает в центр освещенного фонарем участка под дверью и ждет, когда Мертанен откроет.
— Откройте, босс, это важно, — кричит Хейди, надеясь на здравомыслие Мертанена. Вскоре слышится лязг цепочки, открываются замки, раздаются щелчки. Хейди вымученно улыбается и кладет одну руку рядом с оружием.
— Ничего я у вас не куплю, — подшучивает Мертанен, открывая дверь, и Хейди неловко усмехается.
— Чего нужно? — спрашивает он, и едва Хейди открывает рот для ответа, как ее ударяют прямо по голове. Женщина падает без сознания. Все происходит так быстро, что Хейди просто не успевает отреагировать. Она удивленно падает на землю и уже не чувствует, как хитрый босс затаскивает ее в дом.
Из Хартолы Ян добирается до места за два часа и восемь минут. Саану отвезли на осмотр в Ювяскюля. Врач скорой помощи помог ей немного прийти в себя.
Ян паркуется рядом с Хейди и осматривает окрестности дома. Он сразу же замечает неподалеку полицейскую машину. Решает сходить к патрульным. Хейди в доме, патрульные ждут Фалька на улице. Пока все идет по плану. Единственное, что вызывает у Яна какое-то подспудное беспокойство, — это сам приход убийцы. Не факт, что он появится на пороге дома Мертанена. До этих пор Леонард Фальк встречался с жертвами на нейтральной территории.
Ян стучится в окошко патрульной машины, ожидая, когда оно начнет опускаться.
— Ну, как у вас тут? Нормально? — спрашивает Ян, приветствуя двух знакомых полицейских. Они договорились никому не отчитываться о слежке, пока ситуация не разрешится. Этим двум парням в машине Ян доверяет как себе.
— Да, о’кей. Мы прибыли на место и заметили в той стороне машину Нурми. Скорее всего, она уже внутри. В доме никакого движения не было. На улице тоже ничего необычного не происходило. Так, парочка собачников проходила — и все. И это за последние пару часов.
— Понял, спасибо, — говорит Ян и возвращается к машине. Он пытается набрать Хейди, но та не отвечает. Посылает ей сообщение («Все ок?») и садится ждать ответ. Она не вышла бы из дома Мертанена до того, как все разрешится. Будь воля Яна, он лично повязал бы этого Фалька.
Открыв «Вотсапп», Ян отправляет Саане сердечко и снова ждет. Его что-то тревожит. Подсознание не прекращает работу, Ян прокручивает в уме сложившуюся ситуацию. Может, он где-то промахнулся? У Фалька было около десяти часов, чтобы доехать до Хельсинки из Хартолы и отыскать Мертанена, размышляет Ян. Эта мысль не дает покоя. Если подсчеты верны, то все уже должно начаться.
Ян смотрит на дом Мертанена. Вроде бы все идет гладко. Начинает вибрировать телефон: от Сааны пришло два сердечка. Ян бросает взгляд на время, 23:17, выходит из машины и решительно направляется к входной двери. Подозрительно долго ничего не слышно. Почему? Ян еще раз оборачивается по сторонам — все в порядке, — он останавливается у самого входа и нажимает кнопку звонка. Никто не спешит открывать. Ян переступает с ноги на ногу и приоткрывает заслонку почтовой прорези. Наклоняется, чтобы лучше вглядеться в прихожую. И тут он вздрагивает: прямо на полу лежит тело. Проходит мгновение, прежде чем до мозга доходит, кого именно видят глаза. Хейди. У Мертанена в прихожей лежит Хейди.
— Заходим! — яростно кричит Ян патрульным.
Поначалу черное поле перед глазами Хейди словно начинают прорезать светящиеся зубчики пилы. Вспышка — боль, вспышка — боль. Невыносимо ноет затылок. Хейди открывает глаза и чувствует сильную хватку на своем плече. Ее кто-то трясет. Хейди с трудом поворачивает голову в сторону мучителя и узнает Яна. Какого хрена? Что происходит?
Хейди садится прямее, чувствуя, как Ян старается ей помочь. Он очень встревожен. Хейди моментально приходит в себя, мысленно воссоздав всю картину. Где Мертанен? И где Фальк? Она знает, Ян удивлен тому, что ее интуиция внезапно дала осечку, однако ему хватает такта промолчать. Оказывается, у черного столько оттенков. Чисто технически Хейди нигде не ошиблась. Она просто на какую-то секунду приняла небезопасное положение, тут-то Мертанен и пропал. Они хотели сделать его наживкой, наивные. Мертанен привык сам диктовать условия. Кажется, будто Хейди сейчас стошнит. Ян приносит ей стакан проточной воды и говорит, что отправляется на поиски Мертанена.
Хейди глотает прохладную жидкость и обдумывает ситуацию. Ее бесит, что тело еще не вернулось в норму. Форс мертв. Эскола мертв. Сундин мертв. Все, кто имел отношение к той старой истории. Мужчины, которые злоупотребляли своей властью, и мститель, методично вершащий свое правосудие в отношении этих порочных королей. Остался лишь Мертанен. Хейди прикидывает, по силам ли ему убить Фалька. Если да, то они с Яном могут потерять работу. Или убийца успешно завершит начатое и убьет Мертанена. Хейди с шипением поднимается на ноги и одергивает себя: нехорошо так думать. Она втайне надеется, что, позволив Мертанену сбежать, оказала миру большую услугу, несмотря ни на что. Что Мертанена ждет печальный конец, а ее, Хейди, неосмотрительность станет маленьким тихим проявлением солидарности с потерянными душами. С молоденькими настрадавшимися девочками.
Я
Я думаю о церкви, во власти которой находилась вся королевская община. О том, как ее каменный силуэт преследовал каждого жителя, прогуливающегося по центру. О том, как почитала община свое огромное кладбище, поглощавшее все вокруг. И о том, как посреди праведного городка пастор нашептывал всякое невинным девочкам, заманивая их в ловушку. Весной он проводил инспекцию. Тщательно осматривал всех общинных девушек-ровесниц. Оценивал фигуру, изучал характер. Узнавал, как дела в семье, — искал проблемных. По окончании конфирмационного лагеря этим избранным предлагали стать вожатыми. Начиналось все тихо и невинно, с мелких знаков внимания, почти незаметных для самих девушек. Пастор терпеливо выслушивал их, поддерживал. В таких задушевных беседах было очень удобно льстить, зазывать девушек в свои сети. Он всегда говорил, что конфирмация — важнейший ритуал взросления. Путь от неведения к знанию. Билет в большой мир взрослых людей. И под конец, нащупав подходящий момент, пастор жертвовал свою девочку всему братству.
К девушкам относились как к свиньям, идущим на заклание. Сперва их откармливали вниманием, поддержкой и любовью. Затем — комплиментами и помощью. И в день, когда они достигали нужных пропорций, когда их тщеславие, жажда приключений и потребность во внимании как следует разрастались, их нежные поросячьи тельца шли на удовлетворение чужой похоти. А тех, кто сопротивлялся, без зазрения совести забивали.
Каждой клеточкой своего тела ощущаю я эту ненависть. Направленная против преступной несправедливости ненависть вдохновила мое истерзанное болезнью тело на поступок, который, вероятно, станет для меня последним.
Я смотрю на часы. Мертанен должен быть здесь. Я смотрю на машину вдалеке, на силуэт манекена, посаженного за руль, и снова скрываюсь в тени.
Проходит мгновение — и раздается первый выстрел. Из своего укрытия я наблюдаю, как Мертанен приближается к машине, одновременно обстреливая ее. Что ж, пусть стреляет. Наблюдать за его неуверенностью, конечно, приятно, но я все же начинаю подкрадываться к своей последней жертве. Пистолет в моей руке кажется одновременно тяжелым и очень хрупким. Я думал, Мертанен захочет поговорить, однако выстрелы красноречиво обнажают его намерения. Сейчас я не стану следовать сценарию. Даже слушать оправдания не стану. Все уже сказано, все уже сделано. Сейчас я просто застрелю его. И буду стрелять до тех пор, пока из тела последнего короля не вытечет вся жизнь.
27 ИЮЛЯ, СУББОТА, ХЕЛЬСИНКИ
Расстреляв первую обойму, Мертанен замирает в ожидании. Он глубоко вздыхает. Грудь тяжело вздымается, нервы натянуты как струны. Он хочет еще немного подождать, убедиться, что никто в машине не подает признаков жизни.
Не убийца, а идиот какой-то. Наивно полагал, что Мертанена можно втянуть в разговор, запугать, прижечь клеймом и убить. Как остальные-то согласились принять подобную смерть?
Мертанен вглядывается в салон автомобиля через окна. Признаков движения нет. Он еще раз осматривается по сторонам. Чисто. Сзади — пустота, впереди лишь эта машина, за которой уже берег и море. Ни души. Вернее, одна душа. Темная душа убийцы, летящая прямиком в ад, туда, куда Мертанен ее только что собственноручно отправил. По асфальту Мертанен ступает почти бесшумно. Разве что на каждом шаге немного поскрипывают кожаные ботинки. До водительского окна остался один метр. Мертанен еще разок поворачивается, а потом резко наводит пистолет на мертвое тело убийцы.
Он целится из пистолета в нечеткий силуэт — и мгновенно бледнеет. На месте водителя сидит манекен. Кровь будто покидает его пульсирующие сосуды, выливаясь из тела маленькой чернеющей струйкой. Мертанен успевает услышать за спиной шаги, прежде чем беспомощно валится на асфальт с высоты своего роста. Пуля прошивает голову насквозь. Затем воздух прорезает целая волна бесшумных выстрелов. Пуля в грудь, пуля в сердце, пуля в мошонку, пуля в плечо, пуля в колено, пуля в глаз.
Я с наслаждением наблюдаю за тем, как этот высокомерный мерзавец понимает, что ошибся. И спокойно жму на спусковой крючок. Я не уверен, что представлял все именно так. В любом случае точка поставлена, черта подведена. Эта смерть принесет с собой успокоение. За ненависть платят ненавистью. Я заберу эту жизнь, а потом покончу со своей.
Эпилог
10 АВГУСТА, СУББОТА, ХЕЛЬСИНКИ
Идет вторая неделя принудительного отпуска, назначенного Яном. Точнее, выходные первой. Впереди еще много дней, и Хейди не имеет ни малейшего понятия о том, как все это богатство использовать.
Сомнения по поводу сегодняшнего дня было решено залить алкоголем. Она сидит в «Геркулесе» с друзьями и уже, ну, слегка подшофе. С виски в голове она способна даже отпускать все проблемы и наслаждаться моментом. Алкогольные яды вытравливают из ее сознания дурацкие мыслительные цепочки и завихрения. Только изнурительная тренировка или спиртные напитки способны освободить Хейди от всего на свете, особенно от себя самой.
Хейди заказывает очередную порцию виски, открывается входная дверь. Белые волосы, прямая спина. Хейди мгновенно ее узнает. Она инстинктивно оглядывается по сторонам в поисках пути отступления, однако понимает, что убежать не сможет при всем желании. В баре тесно, и разминуться довольно сложно. Друзья удивленно смотрят на Хейди. Сейчас-то что?
Волна стыда накрывает Хейди с головы до ног. Она лично несет ответственность за то, что Юлию подозревали в убийстве. После того случая они не виделись. Юлия вольна сама решать, как быть — оставаться или уходить. Можно просто осесть где-нибудь подальше от Хейди и «Геркулеса». Есть еще вариант — притвориться, что Хейди тут нет, чтобы та сама тихонечко ретировалась. По-хорошему, стоило бы оставить «Геркулес» Юлии. Хейди прекрасно понимала, что рано или поздно они встретятся. Хельсинки не то чтобы огромный город, а лесбийский Хельсинки — и того меньше. Да и тренируются они в одном месте. Хейди как бы невзначай посматривает на Юлию. Выглядит неплохо. Почему она еще не пронзила Хейди ненавидящим взглядом? Стакан с виски опустел, и Хейди принимает решение. Она не трусиха. Лучше встретиться с Юлией сейчас, иначе можно бесконечно друг от друга бегать. Хейди делает глубокий вдох, слезает с барного стула и нехотя идет к Юлии. Та увлеченно изучает свой смартфон, а Хейди уже не уверена, что ее вообще заметили.
— Привет, Юлия, — говорит Хейди, ожидая, когда Юлия оторвется от телефона.
Подняв глаза, Юлия искренне удивляется. Она смотрит и ждет. Хейди представляет себе ее мысли: «Какого черта ты тут встала?»
— Ты по делу или что? — спрашивает Юлия, снова утыкаясь в экран телефона.
— Хочу попросить прощения, — говорит Хейди и понимает, что ей и правда очень жаль. — Я жестоко ошиблась в выводах, — уточняет она. Когда признаешь ошибки вслух, они становятся немного меньше.
Сначала Юлия не говорит ни слова.
Хейди растеряна. Она смотрит на стол, за которым сидят друзья. Отчаянно хочется оказаться рядом с ними.
— Ты ошиблась, — повторяет Юлия, с вызовом глядя Хейди прямо в глаза. — И признаешь это?
Хейди робко отвечает на ее взгляд и послушно ждет приговора. Она подчинится, даже если Юлия скажет больше не показываться в стенах «Кабельного завода» или решит, что отныне «Геркулес» — ее личные владения. Важнее свести на нет эту ужасную ситуацию. А выпить Хейди может и в другом месте.
— Меня тронуло, что ты повинилась вслух. Немногие так умеют, — говорит Юлия, кладя телефон в карман. — Ты просто делала свою работу.
Слова Юлии сбивают Хейди с толку. Понимания она никак не ожидала.
— Можно угостить тебя выпивкой? — выпаливает Хейди. Опрометчивый поступок. Она же просто хотела избежать связанной с Юлией неловкости, а теперь сама предложила вместе выпить.
Юлия тоже сомневается. Хейди считает это признаком того, насколько Юлии неприятна ее компания.
— После примирительного виски я оставлю тебя в покое, — добавляет Хейди, после чего Юлия довольно кивает.
Принесенные извинения придают Хейди храбрости открыто взглянуть на Юлию. Она смешала все карты Хейди. Сначала удивила внезапным флиртом, по швам разорвав первое впечатление. После отличного секса и совместной ночи Хейди позорно скрылась, не говоря ни слова. Потом всплыла вся эта история с причастностью к делу. У Хейди голова шла кругом от неожиданных подозрений. На пару недель Юлия исчезла со всех радаров. Пережидала опасность, теперь-то Хейди это знает. И вот, готовая гордо встретиться с презрением Юлии, Хейди видит в глазах женщины что-то новое. Среди строгости, упрямства и подавленных эмоций неуверенно проступает дружелюбие. Своеобразная помесь любопытства и понимания. Это просто женщина. И все так, будто они, несмотря ни на что, всегда были на одной стороне.
Юлия переводит взгляд на стакан с виски. Она готова произнести тост.
— Похоже, мы настолько упрямы, что скоро нам станет тесно в одном баре, — смеется Хейди. Юлия тоже улыбается. — Я пойму, если после всего этого ты не захочешь больше видеть меня, — добавляет она.
Они чокаются.
В момент, когда стаканы поднимаются в воздух, вся жесткость куда-то улетучивается. Да, они упрямы и своенравны, однако их связывают не только взаимные подозрения, но и редкое бессловесное понимание.
Когда Юлия мельком заглядывает Хейди в глаза, та ощущает нечто странное. Будто ее кто-то по-настоящему увидел. Будто Юлия смотрит в самую душу. Взгляд ее внимателен, однако все в нем говорит: меня ничто не удивит, я приму все, что скрыто под твоей скорлупой, чем бы оно ни было. Хейди не знает, как быть.
Разговор пока не клеится, поэтому они вновь чокаются. Ленивый, тяжелый звук соприкосновения стаканов. Односолодовый виски, двойной. Хейди отпивает немного обжигающего напитка, отдающего дымом, и прекрасно понимает: виски — это предлог. Причина быть вместе. Она больше никуда не хочет уходить. Не хочет быть где-то еще. Сейчас важнее всего — не отпускать этот стакан. И Хейди будет наполнять его снова и снова, лишь бы как можно дольше сидеть рядом с Юлией.
19 АВГУСТА, ПОНЕДЕЛЬНИК, ЛИССАБОН
Саана сидит на открытом балкончике и читает с экрана смартфона новостные заголовки. Ее потряхивает.
ПОСЛЕДНИЙ ПОВОРОТ В ДЕЛЕ УБИЙЦЫ С КЛЕЙМОМ: ВИНОВНЫЙ МЕРТВ
Только что в полиции подтвердили, что виновный в четырех убийствах и одном покушении на убийство Леонард Фальк найден утонувшим в Тайнионвирте. Согласно официальной информации, мужчина был ответственен за серию убийств, произошедших летом 2019 года в Хельсинки и Хартоле.
Саана отрывается от чтения. Тогда она сама была в шаге от смертельной опасности. Звонок Яну в итоге спас ей жизнь. В определенном смысле ему она обязана всем. Жизнью и счастьем.
Саана вспоминает Лео. Вместо ненависти к нему она испытывает жалость. На какое-то мгновение ее заполняет та горечь, которую он чувствовал в свое время. Сколько всего кипело внутри Лео! Учитывая поступки четырех королей, Саана даже не может толком осуждать Лео, хотя его действия, конечно, противоестественны. Будто одно зло призвало к ответу другое. Моральная двусмысленность ситуации по-настоящему пугает.
Проститься с жизнью Лео решил в пороге. В месте, где умерла его любимая. В месте, вода из которого заполнила легкие жертв. Саана слышит шаги у себя за спиной и начинает улыбаться. Руки Яна нежно обнимают ее.
— Доброе утро, — говорит он.
В связи с расследованием получили продолжение три старых дела, до сего момента считавшиеся нераскрытыми. Разбираясь в истории четырех убитых мужчин, в Хартоле (Центральная Финляндия), вблизи усадьбы Коскипяя полиция обнаружила кости. В земле на приусадебном участке были найдены два человеческих скелета. Анализ ДНК показал, что останки принадлежат Лауре Мальм и Августу фон Райхманну. О судьбе обоих до сего момента было ничего не известно. Полиция…
Нет, она больше не может читать. Для нее эта история закончена. Когда они вернутся из поездки, Саана соберет весь материал и напишет о произошедшем так, как она сама это представляет. Но сейчас нужно перезагрузиться и насладиться моментом. В мире столько вещей, за которые можно быть благодарной. Она осталась жива, и в Лиссабон они рванули сразу же по окончании расследования. Солнце и вино заставляют на мгновение забыть обо всем. Есть только они двое, Саана и Ян, и незнакомый город.
С высоты балкона Саана рассматривает узкие улочки района Алфама. Голуби воркуют в кронах деревьев. У них впереди целых две недели на то, чтобы просто жить. Потом настанут будни, появятся новые вопросы. Поиск работы, написание книги и… Саана мельком смотрит на сидящего рядом Яна. Если она отважится, то заговорит с ним о совместной жизни. Им же нужно развивать все это, верно? У Сааны есть два желания. Она хочет закончить историю. Написать о жизни Хелены. И если все получится, то было бы здорово начать свою собственную историю — вместе с Яном. Но не стоит загадывать. Они пока не изучили друг друга вдоль и поперек. Саана тянется взъерошить торчащие во все стороны волосы Яна. Он смеется.
Больше всего Саане нравится не осмотр достопримечательностей или любование пейзажами, а моменты, когда они покупают вино в маленькой винной лавочке и пирожные паштел-де-ната в местной пекарне, после чего по крутым ступенькам поднимаются к себе, в квартиру с Airbnb на третьем этаже старого дома.
Ян разливает вино по бокалам, и они, протиснувшись в узкое окошко, выходят на небольшой открытый балкон. Подвинув стулья как можно ближе друг к другу, они любуются раскинувшимся перед глазами видом. С балкончика видно все. Крыши старых домов района Байрру-Алту, башенку церкви, неугомонных голубей, верхушки деревьев и небо. То, как краснеет заходящее солнце, превращая вечер в сумеречное буйство красок Южной Европы. Затем сумерки уступают место темноте. Как же мягок свет последнего солнечного часа, прямо перед тем, как звезда скрывается за горизонтом. Они пьют вино, кидая голубям хлебные крошки, и удивляются стрекоту цикад, слышному даже на такой высоте.
— Кажется, мы фанаты крыш, — улыбается Ян, и Саана кивает. Вот это «мы» звучит крайне обнадеживающе. Приятно быть вместе, вдалеке от всех остальных. Саана идет к холодильнику за очередной бутылкой вина винью-верде.
— Иногда я думаю, неужели и в такие моменты жизнь не перестает отсчитывать наше время? — говорит Саана, разливая вино по бокалам.
— Не перестает, — говорит Ян, потирая глаза. — А теперь представь, сколько времени уходит впустую — на телевизор или соцсети. Хотя едва ли кому-то под силу тратить каждую секунду с умом, — добавляет Ян.
Они отпивают немного вина.
— На что ты тратишь больше всего времени? — спрашивает Саана, крутя в пальцах винную пробку.
— На работу, — отвечает Ян, закрывая глаза.
— «Но ты же любишь свою работу, и ты в ней хорош», — скажут тебе в ответ.
— Тогда на «Нетфликс».
— А я — на выдавливание черных точек и рассматривание своей кожи в увеличительное зеркало, — смеется Саана. — Кстати, мне там в глаз ничего не попало, случайно?
— Дай гляну. В какой? — спрашивает Ян и целует Саану.
— В левый, — нацеловавшись, отвечает она.
— Ничего там нет. Еще по бокалу?
— Да, но пойдем лучше внутрь.
Спустя час они стоят бок о бок в ванной и чистят зубы. Саана смотрит на Яна в зеркало.
— На самом деле я пришла к тому, что существует любовь к самой жизни, огромная любовь. Если она есть, то все будет хорошо, как бы трудно ни было. А еще существует романтическая любовь, которая возможна лишь между родственными душами.
— Сложно сказать, — говорит Ян, побулькивая пеной от зубной пасты.
— Насчет чего?
— Ну, насчет того, верить или не верить в любовь к тому самому, «твоему» человеку. Со мной такого не случалось, — признается Ян, выплевывая пасту.
— Со мной, конечно, тоже.
— До тебя, — добавляет он, поднимая голову.
— Что? — спрашивает Саана, вглядываясь в отражение мужчины.
— До тебя я не верил в любовь к тому самому человеку. Теперь я прямо не знаю, что думать.
20 АВГУСТА, ВТОРНИК, ЛИССАБОН
Яна слегка забавляет то, как Саана злится на кожаные сандалии, поправляя их ремешки: натерли! Видимо, она считает, что новехонькие, только что купленные сандалии ни в коем случае натирать не будут, особенно если пройти не один квартал.
Ян удивляется, насколько эта женщина знакома и одновременно не знакома ему. Поездка кажется восхитительной и даже какой-то «слишком». Прямо сейчас в его жизни творится полный хаос. Было бы лучше, встреть он Саану чуть позже? Но в жизни, конечно, так не бывает. Она не дает возможности заранее подгадать идеальный момент для судьбоносной встречи. Просто обрушивает на голову все и сразу. В самое неподходящее время.
Саана снимает сандалию и погружается в размышления о том, можно ли как-то смягчить ремешок или растянуть его. Сейчас не лучший момент для признаний в любви. Но Яну отчаянно хочется сказать это. «Я влюбился в тебя» — это как-то слащаво. Нет, Ян хотел бы произнести «Я люблю тебя», но, наверное, он слишком торопится. Есть подозрение, что Саана догадывается о его чувствах. Видит же, как он теряет голову рядом с ней. Совсем с катушек слетает. Ян не может смотреть на Саану без улыбки. Он влюбился в нее тем же вечером, сразу, как увидел на солнечной террасе. Это сильное чувство, и для него оно в новинку. Ян не понимает, почему до сих пор ни в чем не признался. Почему не раскрыл все карты? Наверное, осторожничает, потому что боится. Никто раньше не подбирался к нему ближе, чем Саана. Это восхитительно. Никогда прежде Ян не отдавал свои чувства, свою душу на растерзание другому человеку. Принятие собственной любви тянет за собой и страх в одночасье потерять все, что стало таким ценным. Но он уже решил, что в этой поездке расскажет ей обо всем. Я люблю тебя. Вот он я. Это мои чувства, я безоружен. Делай со
мной что пожелаешь.
Мысли Яна прерывает звонок. Телефон стоит на беззвучном режиме, но Ян чувствует вибрацию где-то в районе ноги. Подсознание тут же подсовывает мысль: работа. Что-то случилось. Снова труп. И пока Саана, согнувшись, натягивает сандалии обратно на ноги, Ян вынимает телефон из кармана и тихо отвечает.
— Ян Лейно, — говорит он, чувствуя, как сразу ожесточается.
ЛЕТО 1989, ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ, ХАРТОЛА
Хелена влюбленно улыбалась. Она прибавила скорости — велосипед почти парил над песчаной тропинкой. Густой ельник вокруг был объят тишиной. «Вперед», — шептал он. «Дай волю чувствам», — подзадоривали темно-зеленые ели, как казалось Хелене.
Она уже нашла его глазами. Он смотрел прямо на нее. Это уже решено, они знали, что созданы друг для друга. Еще какое-то время они позволяли танцевать язычкам пламени в костре, пели и притворялись обычными подростками. Но позже они вместе узнают, вместе выяснят, что случилось с пропавшей девушкой, а потом признаются наконец друг другу в любви.
Воздух был пропитан дыханием осенней прохлады. Словно зима решила на секундочку заскочить, чтобы напомнить о себе и пригрозить грядущими морозами. Стоило Хелене проехать ельник — и кожу вновь обдало теплом. Деревья источали холод и запахи влажной земли, а бескрайнее поле хранило знакомое тепло, августовскую сухость и летний жар. На повороте Хелена притормозила: вдали уже виднелись праздничные огни. Еще немного проехать, потом разыграть это молчаливое, пугающее представление, а в конце — долгожданные объятия. Все остальное казалось таким неважным. Она просто хотела увидеть его. Хелена не знала, решится ли броситься в руки Лео или сумеет сдержать бушующие внутри эмоции. Она улыбнулась и мысленно взялась за протянутую Лео руку. Торопиться незачем. У них впереди еще целая жизнь — успеют узнать друг друга получше.
От автора
Вы держите в руках мой первый детективный роман. Я благодарна вам за это!
Написание книги многому меня научило. Все началось с того, что я стала вслух говорить о своей мечте. Спасибо всем, кто выслушивал все это. И особенно — моему любимому мужу Оливеру.
Много лет назад в разговоре с одной хорошей подругой я обмолвилась, что, если однажды напишу книгу, оформлять обложку будет именно она. Так и вышло! Большое спасибо Элисе Континен за прекрасную обложку и нашу дружбу. За всяческую поддержку и помощь я очень признательна Тии Туовинен, Пии Пелтонен, Йенни Канерва и Пауле Ниска. Спасибо жителям резиденции в Янисъярви: отцу, Эрье, Улле и Хейни. Отдельное спасибо маме. Я счастлива, что выросла в доме, где всегда много читали. Любимым детям и крестникам хочу сказать: отважьтесь поверить в собственные мечты!
На протяжении этого пути мне невероятно помогли и в нужный момент поддержали: Юри Малинен, Петри Лауниайнен, Маркку Тууккайнен, Паули Варома, Ниина Бакман, Тапу Харо, Вера и Никлас Бородулины, Матти Вахтера, Каролина Хуухтанен, Рику Талвитие, Антти Растиво, Пилви Риссанен, Катя Куйттинен, Ээсу Лехтола, а также коллеги, родственники, друзья и знакомые — так много людей, что прямо сердце радуется! Иногда одно маленькое предложение, написанное в нужном месте, вдохновляет на работу. Спасибо!
Разумеется, большое спасибо любимому книжному клубу @kirjaviinikerho, этим восхитительным людям, которые с 2011 года раз в месяц собираются в моей гостиной поговорить о книгах.
И конечно, спасибо издательству Otava. Не нужно быть детективом, чтобы понять: там работает целая армия потрясающих людей. Особая благодарность Антти и Силкке, поработать с которыми — большая честь для меня. Словами не выразить, что все это для меня значит.
Эта книга началась, когда я услышала одну захватывающую историю и решила съездить в Хартолу, чтобы как следует ее изучить. Королевская община Хартола и ее тягучая атмосфера тут же запустили мое воображение. Часть описанных в книге мест реальны, остальные — художественный вымысел. Все события и люди выдуманы мной, и любые совпадения случайны.
Теперь, когда все уже сказано, я с удовольствием смотрю на серебристые ивы, покачивающиеся над темными водами, и на желтую усадьбу. Спасибо музею Восточного Хяме, его вдохновляющим окрестностям и живущей в каком-то своем измерении реке Тайнионвирте.
Элина Бакман
@elinabackman_crime@elinabackman_crime(https://www.instagram.com/elinabackman_crime/)
Над книгой работали
Руководитель редакционной группы Ольга Киселева
Шеф-редактор Анна Неплюева
Ответственный редактор Надежда Молитвина
Литературный редактор Елена Буланова
Арт-директор Яна Паламарчук
Дизайн обложки Юлия Рахманина
Корректоры Надежда Болотина, Юлия Молокова
Издано при поддержке FILI — Finnish Literature Exchange
ООО «МАНН, ИВАНОВ И ФЕРБЕР»
mann-ivanov-ferber.ru
notes
Примечания
1
«Убийство» (The Killing) — американский детективный телесериал, основой которому послужил датский сериал «Убийство» (Forbrydelsen). Выходил с 2011 по 2014 г. Главные герои — детективы Сара Линден и Стивен Холдер.
2
Тру-крайм (от англ. true crime — настоящее преступление) — жанр, в центре которого стоят истории про знаменитые преступления и преступников. Существуют тру-крайм-подкасты, блоги, сайты, паблики и т. д.
3
«Сэйска» (Seiska) — финский развлекательный журнал о звездах. Издается еженедельно с 1992 г. и является ярким примером финской желтой прессы.
4
«Алиби» (Alibi) — финский журнал, статьи в котором посвящены преступлениям: самим преступникам, их жертвам, причинам, следствиям и ходу расследования. Издается ежемесячно с 1979 г.
5
Речь о книге The Summer Without Men американской писательницы, эссеистки и поэтессы Сири Хустведт.
6
«Кирппис» (Kirppis, Kirpputori) — общее название для финских комиссионных магазинов.
7
Не лезь не в свое дело! (англ.).
8
Саара Хопеа (1925–1984) — известный финский дизайнер предметов интерьера, ювелирных изделий и предметов из стекла.
9
Юханнус (Juhannus), рус. Иванов день — день летнего солнцестояния, отмечается в субботу в период с 20 по 26 июня. Общегосударственный праздник в Финляндии, так называемое «летнее Рождество».
10
Майла Талвио (1871–1951) — известная финская писательница и драматург.
11
«Хесари» — разговорный вариант названия «Хельсингин Саномат» (Helsingin Sanomat). Крупнейшая ежедневная газета Финляндии. Издается с 1889 г. (с нынешним названием — с 1905 г.).
12
Центральная криминальная полиция Финляндии. Прим. ред.
13
Пикку-Хуопалахти (Pikku Huopalahti) — район г. Хельсинки.
14
Цитируется по материалу русскоязычной версии официального сайта крепости Суоменлинна. URL: www.suomenlinna.fi/ru/kavijallevenaja/nahtavyydetvenaja/www.suomenlinna.fi/ru/kavijallevenaja/nahtavyydetvenaja/(http://www.suomenlinna.fi/ru/kavijallevenaja/nahtavyydetvenaja/)
.
15
Dingo — финская рок-группа из г. Пори, имевшая невероятную популярность по всей стране в 1980-е гг. Лидером группы и ее вокалистом был Пертти Нойманн.
16
«Я помню тебя, Элейн» (Muistan sua Elaine) — финский музыкальный хит (муз.: Аллу Косонен, сл.: Матти Юрва), обретший первую популярность в 1931 г. Музыкальные чарты эта песня по-настоящему взорвала в 1980-х гг., когда ее исполнял Пиркка-Пекка Петелиус.
17
Трупное окоченение (лат.).
18
Неофициальное название памятника мореходам, установленного в 1968 г. в память об утонувших финских моряках.
19
Monocle — британский журнал о стиле жизни, культуре, моде и дизайне, выпускающийся с 2007 г. В 2011 г. в журнале был опубликован список лучших для жизни городов, где Хельсинки занял первое место.
20
Местаритало — бизнес-центр в г. Хельсинки. Изначально это были заводские помещения фирмы Fazer.
21
«Ты среди друзей» (Olet ystavien seurassa) — официальный слоган Radio Helsinki.
22
Знаменитый стул Series 7 датского дизайнера Арне Якобсена.
23
«Эффи» (Effie) — самая престижная в мире награда в области маркетинга. Вручается за эффективность в сфере рекламных и маркетинговых коммуникаций.
24
Международный фестиваль творчества «Каннские львы» считается наиболее авторитетным международным фестивалем производителей рекламы. Проводится ежегодно в г. Канны в июне и длится 5–7 дней.
25
Харри Холе — блестящий детектив, главный герой серии романов норвежского автора Ю Несбё.
26
У лютеран конфирмация — это обряд осознанного принятия личной веры в Иисуса Христа. Обычно его проходят подростки в возрасте 14–16 лет. После конфирмации человек становится полноправным членом религиозного сообщества.
27
Алвар Хуго Хенрик Аалто (1898–1976) — финский архитектор и дизайнер, ведущий представитель модернизма в Северной Европе.
28
«Суосикки» (Suosikki) — финский молодежный журнал, издававшийся с 1961 по 2012 г.
29
Старый город (Vanhakaupunki) — исторический центр г. Хельсинки (находится на севере центральной части современного Хельсинки).
30
Ламмассаари (Lammassaari) — зона отдыха в черте г. Хельсинки, настоящий островок дикой природы.
31
Тёёлё (Toolo), Каллио (Kallio) — районы г. Хельсинки.
32
Электричка «М» (M-juna) на протяжении 40 лет курсировала между г. Хельсинки и районом Мартинлааксо (г. Вантаа). Маршрут закрыли после завершения строительства кольцевой железнодорожной линии в 2015 г.
33
Кольцевая железнодорожная линия (Keharata), открытая в 2015 г., обеспечивает связь между центром г. Хельсинки, аэропортом Хельсинки Вантаа и ближайшими пригородами. Протяженность — 18 км.
34
Кайвопуйсто (Kaivopuisto) — один из старейших парков г. Хельсинки. В разговорной речи обычно упоминается как Кайвари (Kaivari).
35
Суоменлинна (разг.).
36
Mutteri — действующее кафе в г. Хельсинки, построенное в 1927 г. Расположено в районе Лауттасаари (Lauttasaari). Слово mutteri означает «гайка», и здание кафе по форме действительно напоминает гайку.
37
«Кабельный завод» (Kaapelitehdas) — один из главных культурных центров г. Хельсинки. Расположен в здании бывшего завода компании Nokia и вмещает в себя более 250 организаций, среди которых музеи, кафе, фотогалереи, спортивные и танцевальные залы, театры, магазины и мастерские.
38
«Геркулес» (Hercules) — крупнейший гей-клуб в г. Хельсинки.
39
Ликер Salmiakki Koskenkorva, разговорные варианты — Salmiakkikossu (Салмиаккикоссу) и Salmari (Салмари). Темный ликер из корня солодки со вкусом лакрицы.
40
Мика Тойми Валтари (1908–1979) — выдающийся финский писатель, член Академии наук Финляндии. В 1940-х гг. часто проводил лето в Хартоле, где написал в том числе и свой бестселлер «Синухе, египтянин» (1945).
41
Джебран Х. Д. Странник. Притчи и речения / пер. В. Маркова. М.: Сфера, 2002.
42
Казандзакис Н. Последнее искушение Христа / пер. А. Васильева. М.: АСТ-ПРЕСС, 1993.
43
Педро Альмодовар Кабальеро (р. 1949) — испанский кинорежиссер, кинопродюсер и сценарист. В его картинах много внимания уделяется внешнему виду героев, которые зачастую выглядят вызывающе.
44
«Хюмю» (Hymy) — основанный в 1959 г. финский ежемесячный журнал, который изначально являлся образцовым молодежным изданием, поднимающим важные общественно-политические темы. С течением времени в журнале стало больше новостей-однодневок и «сенсаций».
45
«Сэура» (Seura) — основанный в 1934 г. финский журнал, публикующий журналистские расследования о жизни финнов, а также статьи на злобу дня: о здоровье, культуре, питании, природе и т. п.
46
Аксели Валдемар Галлен-Каллела (1865–1931) — финский художник шведского происхождения, видный представитель золотого века финского искусства (1880–1910). Знаменит своими иллюстрациями к карело-финскому эпосу «Калевала».
47
«Инспектор Кресс» (Der Alte) — немецкий детективный сериал о буднях мюнхенской полиции. Начал выходить в Германии (ФРГ) в 1977 г. В настоящий момент сериал насчитывает 50 неполных сезонов.
48
Керава — город и муниципалитет в Южной Финляндии, регион Уусимаа. На 2020 г. население составляет около 37 000 человек.
49
«Илталехти» (Iltalehti) — ежедневная вечерняя газета Финляндии, третья по тиражу в стране. Выходит с 1980 г.
50
Ойва Калерво Тойкка (1930–2019) — финский художник, специалист по цветному стеклу. Международное признание ему принесли стеклянные птицы.
51
«Яри-Пекка» (Jari-Pekka) — небольшая сеть круглосуточных придорожных станций обслуживания, каждая из которых вмещает в себя АЗС Neste, продуктовый магазин K-Ruokakauppa, несколько закусочных (Kotipizza, Hesburger, Subway) и магазин товаров для дома Finnmari.
52
Собор Святого Николая (Кафедральный собор, Helsingin tuomiokirkko). Расположен на Сенатской площади г. Хельсинки. Строился с 1830 по 1852 г. Автор проекта и архитектор — Карл Людвиг Энгель.
53
«Пасила» (Pasila) — финский юмористический мультсериал, выходивший в 2007–2013 гг. Сатирически повествует о буднях полицейского участка района Пасила г. Хельсинки. В серии «Похмелье “Фил Коллинз”» говорится о самом ужасном типе похмелья, при котором все люди, попадающиеся с утра на пути главного героя, имеют лицо английского певца Фила Коллинза.
54
Nada — исп. ничто.
55
«Я украл это в музее Киасма» (англ.). Музей современного искусства Киасма — один из самых популярных музеев Финляндии. Находится в г. Хельсинки.
56
В сквере Варсапуйстикко («Жеребячий сквер») расположена скульптура «Материнская любовь» (1930, Эмиль Седеркройц), отражающая взаимоотношения матери-лошади и жеребенка.
57
«Яллу» (Jallu) — финский мужской журнал, выпускавшийся с 1958 по 2015 г.
58
Юсси Тапани Парвиайнен (р. 1955) — финский драматург, сценарист, режиссер и продюсер. В детстве состоял в организации «Свидетели Иеговы». Отношения с религией являются основой его творчества.
59
Финляндская марка (markka) — национальная валюта Финляндии до перехода на евро в 2002 г.
60
Библиотека в доме «Кайса» — главная библиотека Хельсинкского университета и крупнейшая научная библиотека Финляндии.
61
Мянтюниеми (Mantynieni) — одна из трех официальных резиденций президента Финляндии, расположенная в г. Хельсинки.
62
Juttutupa — комната переговоров (фин.).
63
Напиток Лоухисаари — летний фруктовый напиток из ягод черной смородины. Также его называют напитком Маннергейма, так как маршал очень его любил.
64
«Маримекко» (Marimekko Oyj) — известная финская дизайнерская компания, разрабатывающая и производящая одежду, текстиль, аксессуары, посуду и прочее с оригинальным современным дизайном.
65
Някки (Nakki) — мифологическое существо, водяной дух, обитающий в темных прудах, озерах и колодцах, под пирсами, причалами и мостами. Он дразнит людей и может утаскивать их к себе. В разных легендах някки выглядит по-разному: от водорослевого комка до прекрасной девушки.
66
Вперед! (англ.).
67
Fors — порог (шв.).
68
Всю ночь, весь день ангелы присматривают за мной, Господь мой (англ.).
69
Озерный край (Jarvi-Suomi) — географическая область Финляндии, особенностями которой являются огромное количество озер и разнообразие пейзажей. Озерный край занимает почти всю Юго-Восточную и часть Центральной Финляндии.
70
Вы говорите по-немецки? (нем.).
71
Господин фон Райхманн не говорит по-фински (нем.).
72
Финляндия? Вы? (нем.).
73
Я из Финляндии. Хартола. Вы жили в Хартоле (нем.).
74
Харртхола? Как так? (нем.).
75
Ошибка (нем.).
76
«1+1» (фр. Intouchables), 2011 г., Франция, реж. Оливье Накаш, Эрик Толедано.
77
«Подозрительные лица» (англ. The Usual Suspects), 1995 г., США, реж. Брайан Сингер.
78
Jedem das Seine — каждому свое (каждому по заслугам, нем.).
