Выбор Блейка Алан Муратович Гатаев
        Артур Блейк раздумывал над тем, чтобы разом покончить со всеми своими бедами. После того, что случилось с их дочерью, жена ушла. Агент ФБР считал это предательством. Его судьба в бюро висела на волоске. Серые безрадостные будни тянулись один за другим, не суля ничего хорошего. Мрачный Нью-Йорк требовал свою жертву. Так не проще ли закончить все одним выстрелом? Если бы не стакан с виски, Артур так и поступил бы.
        Через пару дней соберется комиссия, чтобы решить его дальнейшую судьбу. Пока же он отстранен от расследований и вынужден заниматься бумажками, которые обычно доверяют соплякам, едва переступившим порог конторы. Только настоящее дело может оживить Блейка. И город подбрасывает ему такую возможность.
        В Нью-Йорке происходит серия кровавых убийств. На первый взгляд, между ними нет никакой связи, но почерк во всех эпизодах похож. Жертвы - молодые женщины. Ранения в шею и в грудь. Артур хочет разобраться в происходящем, но в какой-то момент понимает, что от его выбора зависит судьба близких людей и даже его собственная жизнь.
        Часть 1
        Глава 1. Итальянский на языке
        Пистолет был кислый на вкус, потому что я недавно его чистил. Ствол неприятно упирался в зубы, растягивая челюсти. Я держал его в правой руке, один из пальцев был на курке. От конца меня отделяло только странное чувство незавершенности, будто я забыл выключить утюг.
        Что если я действительно недоделал чего-то важного? Я пробежался взглядом по комнате, уцепившись краем глаза за тумбочку. На ней стояла фотография Джессики - моей дочери, которая погибла два года назад. Она попала под машину, потому что я не уследил за ней. Рядом с ее фотографией стояла фотография моих друзей, которые погибли неделю назад, потому что я не смог их вовремя остановить. Символы моего прошлого говорили мне покончить с будущим. И, по всей видимости, единственное, что мне оставалось сделать, - спустить курок и дать маленькому кусочку свинца выполнить свое предназначение.
        Моя смерть была бы благом для всех, представлял я. «Возможно, я коммунист», - донеслось откуда-то из глубины в ответ. От этой мысли меня передернуло всего, и я едва удержал указательный палец от непроизвольного фатального сгибания.
        Раздался телефонный звонок. Звонил мой адвокат, значит что-то важное - веская причина отложить пистолет в сторону.
        - Здравствуй, Артур. Заседание суда послезавтра, в десять часов. Ты обязательно должен явиться. Судья должен убедиться в том, что ты действительно заинтересован в нужном нам результате.
        - Послезавтра? Какой сегодня день?
        - Сегодня понедельник, - ответил адвокат. - С тобой все нормально?
        - Как сказать. Я постараюсь, хотя, возможно, мой приятель сегодня настоит на своем.
        - Что за приятель? Я его знаю?
        - Возможно. У него довольно известная итальянская фамилия - Беретта. Но он черный.
        - Нет, не слышал. Но я советую послушать мои доводы, а с советами друга повременить. Я буду ждать твоего звонка.
        Адвокат повесил трубку. Этот парень не зря считался одним из лучших в своем деле. У него получалось быть моим другом, словно ему действительно небезразлично, чем все закончится.
        Жена решила уйти от меня после несчастного случая с дочерью. Мучительных два года она сдерживала это свое намерение. Но мне казалось, это было предательством с ее стороны. Все вокруг твердили, что в таких случаях нужно стиснуть зубы и перетерпеть какое-то время, пока все не подстроится под новый ритм. А пока не пройдет обкатка, будут слышны странные звуки и толчки в коробке передач. Да, все именно так. И еще ни в коем случае нельзя жать на полную, или механизм ломается.
        Какая примитивная аллегория. И совсем уж примитивный способ выключить мозг - я был одним из многих, кто считал, что сладковатый вкус виски - один из лучших способов не думать о плохом или перестать думать вовсе. Пара часов - и во рту останется только безвкусная каша из прошлого, настоящего и сожалений о грядущем похмелье. Увлекательная дихотомия алкогольного беспамятства и самоубийства.
        В какой-то момент, держа пистолет в правой руке, а стакан с виски в левой, я понял, что мне не удастся пить со стволом во рту. А когда я проглотил четвертую рюмку, мне попросту стало лень закусывать дулом, и еще через пару глотков я уснул.
        Глава 2. Обратно к реальности
        Снова телефонный звонок.
        - Блейк, где ты? - это был заместитель старшего агента.
        Что я должен был ему ответить? Я чувствовал себя пробежавшим дистанцию марафонцем. А в качестве приза была дикая головная боль. Рядом с кроватью лежали две пустые бутылки виски и бутылка минералки. Многое прояснилось.
        - Да, мистер Стоун. Я, похоже, немножко проспал, тяжелый вечер.
        - Какой, к черту, проспал? Уже почти два часа дня! Тебя тут полдепартамента ищет. У тебя куча незакрытых запросов. Макмиллан в ярости. Сказал срочно найти тебя.
        Я ненавидел Стоуна за глупую привычку сгущать краски. Я знал, что ничего страшного не происходит, а Макмиллан, старший агент, всего лишь поинтересовался, все ли у меня в порядке, когда пришел в свой кабинет минут пять назад. Стоун же в попытке привести меня в тонус вывалил тысячу и одну гипотетическую причину необходимости моего присутствия на рабочем месте, хотя сам прекрасно знал, что несет полнейшую чушь. Все-таки у меня иногда пробегала в голове мысль о том, что он действительно думает о работе, а не злится из-за того, что я в очередной раз проявляю неуважение.
        Слишком ты все близко принимаешь к сердцу, хотелось мне ему сказать, но вслух я ответил иначе:
        - Да, Стоун, ты прав. Сейчас буду.
        Что ж, пока мой друг Беретта не уговорил меня расстаться с прошлым и будущим, я был всего лишь частью бюрократической системы. Правила игры никто не отменял. Я должен был лизнуть потную задницу боссу, чтобы он получил право двигать свои фигурки дальше. Неважно, что после этого мне придется вонзить очередную иголку в куколку вуду своего самолюбия, причинив себе достаточно ощутимую боль.
        Здание отдела находилось в десяти кварталах от моей квартиры, поэтому я практически не пользовался автотранспортом и всегда опаздывал. После двух бутылок виски нужно было проветриться и сделать это не торопясь. Тем более что был уже полдень, и, в общем, спешить было некуда.
        Я шел по улице, словно на автопилоте, вокруг мелькали десятки незнакомых лиц. Говорят, великие мастера Возрождения так искали образы для своих шедевров. Вглядываясь в лица прохожих, они видели то же, что и я сейчас: радость, печаль, хитрость, желание. Я же мог лишь подметить, что незнакомцы идут на таком же автопилоте, что и я, по протоптанным насквозь тротуарам. Никакого прилива вдохновения я не ощущал.
        - Привет, Артур!
        Услышав свое имя, я наконец вышел из дорожного транса. Это был Фрэнк. Фрэнк был бомжем. Его место было у коллектора в ста метрах от департамента.
        - Привет, Фрэнк. У тебя кофе есть?
        - Тебе как обычно? - спросил он тоном сосредоточенного провизора.
        - Можно немного покрепче.
        Фрэнк посмотрел на меня своими чистыми голубыми глазами и недовольно свел брови, а потом заговорщически ухмыльнулся. Глаза Фрэнка можно было причислить к одному из чудес света. Сколько бы он ни пил, они оставались ясными, склеры были белые, без единого лопнувшего сосуда.
        - У меня тут кое-что новенькое, - пропел Фрэнк со слегка отрешенным выражением на лице. - Как раз для такого ценителя, как ты.
        Фрэнк повернулся к стене, опустился к потрепанной сумке из коричневой кожи, лежавшей на мостовой, порылся в ней недолго и извлек такой же потрепанный алюминиевый термос и чистый пластиковый стакан. Фрэнк неуклюже открутил крышку термоса, шумно дунул в стакан, после чего стряхнул его и вылил туда из термоса коричневую дымящуюся жижу. Запахло алкоголем и чем-то еще, чем-то южным. Запах был такой сильный, что я на миг перестал слышать Мейн-стрит.
        - Вот, - протянул он мне стаканчик с энтузиазмом.
        Теплая жидкость, слегка пощипывая язык, мягко потекла в меня. Голова немного закружилась, затем усталое тело наполнилось легкостью и свежестью.
        - Прямо в точку, Фрэнк. Что это?
        - Не поверишь, - просиял он в ответ, - это кофе со свежими листьями коки и настоящим ирландским виски. За выдержку, конечно, не ручаюсь, но парень, который его гонит строго соблюдает технологию.
        Я не поверил своим ушам.
        - Ты это серьезно? Кока? Где, черт побери, в Нью-Йорке ты нашел коку?
        - Знаешь, достать хороший виски тут гораздо сложнее, - со знанием дела ответил Фрэнк.
        - А как же тот, что продают за углом по двести баксов за бутылку? Ты его пробовал?
        - Я вот что тебе скажу. На вкус он у них напоминает чай, заваренный в водке, - у него засверкали глаза, как у доктора Хауса в момент озарения. - А неплохая идея! Надо попробовать замочить чай в водке. Пихну Майку как коньяк. Этот тетерев все равно ничего не поймет.
        Я отхлебнул еще немного чудодейственного напитка.
        - Не забудь таблетки, Артур. Аллергия - штука серьезная.
        - Да, Фрэнк, спасибо. Ты прям моя мамочка, хотя она не знала рецептов лекарств от похмелья. Что интересного пишут в газетах?
        Фрэнк часто рассказывал мне о новостях, которые он вычитывал то тут, то там, объясняя их скрытый смысл. Так, месяц назад он с уверенностью заявлял, что утонувшая у побережья Южной Африки яхта одного из крупнейших игроков на рынке алмазов не что иное, как попытка заставить других игроков принять новые правила игры. А встречу топ-менеджеров пяти крупнейших банков Европы в Брюсселе Фрэнк уверенно назвал победой Уолл-стрит над Старым светом. Что бы это ни значило. Меня забавляло его рвение, и я эгоистично ему потакал, подстегивая его время от времени вопросами по теме.
        - Знаешь, я штудировал периодику за последние две недели. Возможно, тебе стоит заглянуть в Джерси.
        - Что там?
        - Помнишь, на прошлой неделе я говорил тебе об убийстве в Бронксе? В Джерси произошло такое же. Я чувствовал, что одним это не кончится. Слишком искусно проделанная работа.
        Это был первый сигнал к возвращению в реальность.
        - Ты хочешь сказать, что это серийный убийца? Но это нетипично, - начал анализировать я. - Слишком далеко от первой жертвы. Да, к тому же, два убийства - это еще не признак. Это всего лишь дурной знак. Мертвый ворон у водопоя не всегда значит, что твой конь подохнет. Где ты это вычитал?
        - Но как насчет почерка? Посмотри.
        Фрэнк протянул мне аккуратно обрезанные газетные колонки, на которых были изображены тела жертв. Разумеется, по картинке понять ничего было нельзя, но в статьях действительно описывался схожий способ убийства.
        - Это ведь не может быть подражатель, - продолжил Фрэнк. - Возможно, у него просто большой ареал.
        - Где ты это взял, Фрэнк?
        - Одна джерсийская газетенка опубликовала с утра. Похоже, крупные издания еще не в курсе. Да и судя по твоей реакции, у вас тоже ни сном ни духом.
        - Не зарывайся, друг. Бюро - дело святое даже для меня.
        Фрэнк подошел к памятнику Джефферсона, расстегнул ширинку и стал поливать монумент без малейшего зазрения совести.
        - Ты чего творишь, Фрэнк? Тут же люди.
        - Я хочу писать.
        - Кончай давай, вон идет коп.
        - Что здесь происходит? - вмешался страж порядка. Он стремительно направлялся к Фрэнку, намереваясь прервать акт вандализма. Надо было что-то делать, иначе он мог найти дурь в сумке Фрэнка.
        - Стой, парень, - я перерезал ему дорогу и показал жетон. - Лучше тебе пройти мимо.
        - Но это же центр Нью-Йорка!
        - Что ж, думаю, большое яблоко потерпит испражнение одного бомжа.
        - Вы это серьезно? Он мочится на Джефферсона!
        - Слушай, друг. Ты же видел жетон. Я тут провожу официальное расследование. Я устанавливаю с ним психологический контакт и, не дай бог, ты сейчас его сорвешь.
        - Но…
        - Дяде Сэму нужно, чтобы этот бомж прямо сейчас обоссал Томаса Джефферсона. Тебе понятно? И если ты продолжишь тут строить из себя поборника морали, я сделаю так, что тебя переведут в регулировщики на такой длительный срок, что в свидетельстве о рождении твоего ребенка в графе отец напишут «Регулировщик». Тебе ясно?
        У бедолаги глаза поползли вверх. Все, что он смог процедить, это унылое «Да, сэр», после чего поспешно ретировался и растворился в толпе.
        - Кто это был? - непринужденно спросил Фрэнк, протирая ладони влажной салфеткой.
        Каков наглец. Но я не собирался обижаться на него.
        - Ладно, проехали. Это все, конечно, незаконно, но держи наготове эту свою штуку, ладно? Кстати, как ты ее назвал?
        - «Мери Лу», - мечтательно протянул Фрэнк и глубоко вздохнул.
        - Что за «Мери Лу»? Хотя ладно, потом расскажешь. Меня тут и так заждались. Читай газеты дальше.
        - До встречи, парень.
        «Мери Лу» сделала свое дело. Я чувствовал себя прекрасно. Надо было отдать должное Фрэнку - он разбирался в тонкостях человеческой души и умел варить лечебные зелья на любой вкус.
        Через пару кварталов я оказался перед зданием отдела. Я вошел в просторный холл, поздоровался с персоналом, поднялся на второй этаж и направился в свой кабинет. По дороге еще пришлось отпустить пару дежурных приветствий и построить глазки секретарше босса. Я открыл кабинет Стоуна, и в нос ударил терпкий запах сигар. Где-то из-за жалюзи доносился гул улицы, сирены, сигналы машин. Стоун был единственным человеком во всем здании, в чьем кабинете открывались окна. На выполнение этого трюка ему пришлось потратить целую кучу денег и связей, но, по-моему, оно того стоило.
        - Сколько можно опаздывать, ну на самом деле, Артур. Я уже не знаю, как с тобой разговаривать.
        Стоун без прелюдий разыгрывал свою пьесу. Поначалу его негодование всегда было наигранным, но после пары минут увещеваний абсолютно бесстрастное выражение моего лица вгоняло его в уныние, и он пытался вырваться из него при помощи настоящих эмоций.
        - Если ты не хочешь работать в департаменте, то напиши рапорт на перевод. Освободи ты место, и мы найдем того, кто будет выполнять обязанности как следует. Почему кто-то должен делать твою работу? Лари пришлось писать за тебя отчет на прошлой неделе!
        - Ты можешь разрешить мне запросить данные по убийству в Бронксе? - пора было кончать его монолог.
        Стоун вылупил глаза.
        - Тебе не кажется, что ты уже слишком наглеешь? - зло проговорил он.
        - Не для протокола. Я хорошо к тебе отношусь, ты это знаешь. Но эта твоя театральность уже приелась. Мне нужны данные по убийству в Южном Бронксе. Что у тебя есть?
        - Не знаю, ничего у меня нет! - осекся Стоун и закурил сигару. Подавив бесполезный приступ гнева, он сказал. - Иди, не хочу тебя видеть.
        - Мне надо выехать, - сказал я.
        - Допиши отчет, который ты должен был сдать еще в прошлый понедельник, и проваливай куда хочешь.
        Наверное, следовало почувствовать себя слегка виноватым, ведь я его расстроил. Стоун был неплохой малый, поэтому я не стал уходить. Я подождал минуту. Сигара у него стала примерно на сантиметр короче, а значит можно было обращаться к нему снова.
        - Так что с убийством?
        - С каких это пор тебя интересуют дела об убийствах?
        - Если вкратце, я думаю, это может быть маньяк. Или что-то еще. Я пока не уверен. Нужно заняться.
        - Ты отстранен, помнишь? - съехидничал он.
        - Почему ты об этом не помнишь, когда заставляешь меня отвечать на эти глупые запросы? Этим должны заниматься сосунки.
        - Ты совсем охренел? - взревел Стоун.
        - Мне нужно заняться чем-нибудь. Понимаешь? Это может быть действительно важным.
        - Подожди, - сказал он наконец и взял телефонную трубку. Пара фраз, заставивших тех, кто на другом конце, убедиться в весомости его полномочий, пара минут измученного выражения на лице, и Стоун положил трубку.
        - По первому убийству получишь полицейский отчет и заключение криминалиста. По второму отчет еще не готов. Тебе придется выехать на место. У них там какие-то проблемы. Обследование проводят заново. Давай, проваливай. Нет, постой. Ты же отстранен, - Стоун протяжно фыркнул, протер лысину ладонью и откинулся в кресле. Потом он презрительно взглянул на табличку «Курить запрещено», висевшую в коридоре, достал сигару и с удовольствием ее прикурил. - Ты отстранен, так что приклейся там к какому-нибудь детективу. Напусти важности. Пускай делает работу. Ну что, мне тебе все объяснять? Давай, иди.
        Я кивнул в ответ.
        - И не забудь. В четверг заседание комиссии.
        Новость была неожиданной, хотя судя по всему я должен был помнить об этом. Пришлось напрячься, чтобы подавить волну тошнотворного возбуждения, захлестнувшего мою без того распухшую голову.
        - Ты это серьезно? - попробовал я пошутить. - Хочешь сказать, мне придется одевать галстук?
        - Заканчивай уже, - прорычал он.
        - Есть идеи, что Макмиллан затевает?
        - Не знаю, - Стоун громко выдохнул и покачал головой. - Ничего не могу тебе сказать. Но он точно выкрутится. Я не знаю как. Но он выкрутится. Что там твои связи? Ты с кем-нибудь говорил об этом? Кто-нибудь сверху тебя поддержит?
        - Сомневаюсь, - ответил я. - А ты? Ты сможешь помочь?
        Стоун напрягся всем телом. Лицо его внезапно стало уставшим. Ему явно не хотелось отвечать на мой вопрос, но я не отставал.
        - Что скажешь?
        - Не знаю, - наконец выдавил он из себя, вертя головой из стороны в сторону, будто искал место, где можно было бы спрятаться. - Никто ничего конкретного не говорит.
        Это был его собственный способ сказать, что у него ничего не получилось, и попытаться не потерять при этом лицо.
        - Ладно, убедил! - улыбнулся я. - В четверг надену глаженую рубашку.
        Стоун снова стал орать на меня. Он говорил слова, которые должны были меня мотивировать или оскорбить, я, по правде, давно перестал понимать, что именно начальство пытается сделать, чтобы заставить меня выполнять их волю. Что ж, это был второй сигнал. Пора было возвращаться к реальности.
        Глава 3. В погоне за фактами
        После Стоуна я зашел в свой кабинет, уселся в кожаное кресло, которое мне однажды удалось умыкнуть из конференц-зала, и смог немного расслабиться. Я оглядел свои владения, и на душе стало немного спокойнее. Все стояло на месте. Мои три цветка были в порядке. Думаю, уборщик в душе ненавидел меня за необходимость их поливать. Я не знал, как они называются, поэтому дал им имена. Зеленый - Форца, красный - Хальт, желтый - Голд. К каждому я прилепил стикеры с подробными инструкциями о том, как именно нужно их поливать, потому что уборщик чуть не убил Хальта и Голда, поливая их так же обильно, как слон свой задний проход после длительного перехода от одного оазиса к другому. Наверное, мои инструкции, написанные слегка нахальным тоном, изрядно позлили уборщика.
        И пускай злится, подумал я в сотый раз. Бюро платит ему за это деньги. Пока что я часть бюро. И мы живем в Нью-Йорке, а не в Пхеньяне. Здесь, если ты получаешь деньги за работу, ты должен молча выполнять волю заказчика и запрятать свое возмущение и негодование куда-нибудь глубже. Иначе твое место займет другой, которому, в принципе, нет никакого дела до чужой души. И все, что ему надо, - это тереть пол с девяти до шести, чтобы получить свои пятнадцать сотен долларов, заплатить за канал порнухи, а если повезет, то купить пиццу и пиво на сдачу. Вот он - капитализм, когда один имеет право заткнуть другому рот деньгами, а другой доволен, ведь он тоже получит возможность заткнуть кому-нибудь рот заработанным.
        Покончив с цветами, я повернулся к доске из коры пробкового дерева, на которой я размещал схемы преступлений. Я достал из кармана пиджака газетные вырезки Фрэнка и приколол их в центре доски.
        «В Нью-Йорке очередное убийство. Жертва - Мери Ламберт. Ей было 32 года. Убийство произошло на Парк-стрит 23 июня 2015 года в 23:16. Жертве нанесены четыре колотые раны в область шеи с задней стороны. При этом артерии были перерезаны. Жертва лежала на спине, но судя по всему ей также был нанесен удар в грудь, в область сердца».
        Потом я приколол к доске более свежую вырезку. Автор этой заметки не скупился на подробности.
        «Дороти Картер тридцати пяти лет была зверски убита на пороге своего дома, на юго-западе Нью-Джерси. Убийца нанес ей пять тяжелейших ранений в шею, а закончилась эта феерия ужаса ударом огромного тесака в сердце. Она истекла кровью, как жертва древнему ацтекскому богу».
        Я отошел от доски и увидел обширную коричневую пустоту. Эта пустота пугала, потому что мне предстояло заполнять ее подробностями, новыми фактами и, скорее всего, новыми некрологами. Эта доска была словно магический шар предсказательницы, но в отличие от шара на ней можно было разглядеть только плохой конец.
        В кабинет без стука вошел Пол Шульц. Мы учились в Квантико на одном курсе. После окончания обучения его отправили в Мичиган. Только через пять лет ему удалось перевестись в Нью-Йорк. Шульц протянул мне папку с бумагами.
        - Вот, Стоун попросил передать тебе, - сказал Шульц. - Что там?
        Быстро просмотрев содержимое папки, я заговорил с ним.
        - Убийство в Джерси. Оно, возможно, связано с еще одним убийством на прошлой неделе в Нью-Йорке. Пока что я смог получить только заключение патологоанатома по первой жертве и кое-какие заметки детектива. Ничего особенного. Ты не заглянул в папку?
        - Понятно. Что там слышно про этого педика, Марка? Ты его видел?
        - Нет. Что-то случилось? - мне понадобилась пара секунд, чтобы переключиться на тему, которую предложил Шульц.
        - Да, он хотел меня заставить взяться за расследование дела об инсайде, - выпалил Шульц воинственным тоном. - Но я послал его куда подальше и потребовал от него письменного указания, направленного через секретаря.
        Шульц говорил о старшем агенте департамента Марке Макмиллане, с которым у него отношения не складывались с самого перевода в Нью-Йорк. Хотя в последнее время Макмиллан доводил весь департамент своим нервозным поведением и желанием выжать из нас все соки.
        - Лихо, - честно признался я. Безрассудная смелость Шульца иногда будила во мне давно забытые восторженные чувства. Я ощущал себя маленьким ребенком, чей школьный приятель посмел восстать против надоевшего всем учителя и поставить его на место.
        - Ну, ты даешь, - приободрил я Шульца. - И что он тебе сказал?
        - Ничего, - фыркнул Шульц. - Как обычно, засунул язык в задницу и сказал, чтобы я уходил из его кабинета.
        - Что думаешь делать дальше?
        - Я буду писать рапорт директору. Я рассчитываю на твою помощь, - серьезно подвел черту Шульц.
        Напрягать ситуацию мне не хотелось, ведь моя собственная судьба висела на волоске. Я попытался представить себе, что будет предпринимать Макмиллан и действия Шульца. Но целостная картина не выстраивалась.
        - Ты же знаешь, мне нужно пережить комиссию, - посетовал я. - А еще есть Фостер и другие, которые тебя не поддержат.
        - Смит сказал, что поддержит меня. Надо проявить принципиальность и прижать его. Сколько он еще сможет так обращаться с нами всеми?
        Но Шульцу пришлось уйти, не дождавшись от меня ответа. Он остался недоволен нашей беседой, и меня это смутило. Конфликт с начальством набирал обороты. Макмиллан в последнее время стал допускать оскорбления в адрес всех подчиненных, в том числе и меня. Шульца же Макмиллан и вовсе пытался учить жизни, чего последний никак не мог терпеть, так как был родом из Монтаны.
        Отложив мысли о баталиях в департаменте, я направился к кабинету Дэна Франклина.
        - Привет, Дэн. У меня тут пара вопросов назрела. Можешь помочь?
        - Да, заходи, - ответил Дэн, не отрываясь от монитора. Вид у него был слегка измученный, приправленный чувством ответственности и озлобленности.
        Как только я зашел к нему в кабинет, зазвонил телефон. Дэн ответил, и тут зазвонил его мобильный. Глядя на это, я понял, почему в Нью-Йорке падает посещаемость в цирках. Дэн каким-то чудом ухитрился воспринять поток информации с обоих телефонов и связно ответить в обе трубки. Потом он едва заметно прикрыл веки и выдохнул так, будто только что распял звонивших. Он посмотрел на меня и бесстрастно спросил:
        - Что?
        - Два убийства. В Нью-Йорке и Джерси. Мери Ламберт и Дороти Картер. Ты слышал про них?
        - Да, читал в сводках. Что с ними?
        - Твоя осведомленность не перестает восхищать. Черт побери, как ты это делаешь?
        Дэн был единственным человеком во всем департаменте, кто получал удовольствие от того, что делал. Или, по крайней мере, он был единственным, кто понимал смысл нашей работы.
        - Сколько ты уже изучил? - спросил я, слегка меняя тему.
        - Вся судебная практика штата до девяносто шестого года. Есть отдельные акты восьмидесятых и семидесятых, - едва уловимо усмехнулся Дэн.
        - Ты чертова машина. Как Шерлок Холмс, только вместо кокаина у тебя информация.
        В отличие от Холмса Дэн наполнял свои чертоги абсолютно всем без разбора. И этим пользовался целый департамент. К Дэну звонили все без разбора по любым самым глупым вопросам, а он всем отвечал. И хотя он мог сделать блестящую карьеру адвоката, почему-то Дэн продолжал работать в бюро. Ко всему прочему, у него была удивительная способность проникновенно молчать. Люди приходили к нему, начинали говорить, а он только и делал, что молчал. Не получая в ответ ни слова, люди сидели и выкладывали ему разную дребедень. А он все это слушал, но никогда не выдавал ничьих тайн.
        - В общем, я говорил с Фрэнком, и он посоветовал обратить на них внимание. Что скажешь? - я протянул Дэну свою папку с данными по убийствам.
        - Тебе официально поручили это дело?
        - Нет, я ведь отстранен. И Стоун пока не видит необходимости нам вмешиваться.
        - А где второй отчет?
        - Стоун сказал, что полицейские проводят повторное обследование второго места преступления. Отчета криминалиста у них тоже пока нет.
        - Я понимаю, почему Фрэнк посоветовал тебе изучить эти убийства. Судя по тому, что я пока вижу, почерк схожий. Очень скрупулезная работа. Схема убийства отработана до автоматизма.
        - Даже слишком скрупулезная. Он делал это и раньше, - добавил я.
        - Я бы поехал на место преступления и прочесал все сам, - сказал Дэн. - Скорее всего, копы действительно что-то упустили. Ты, конечно, не лучший агент бюро, но свой взгляд на вещи имеешь. А у них глаз замылен.
        - Да уж.
        - Как там у тебя дела, Артур? Вы уже развелись? - если Дэн решил спросить о личном, значит вид у меня был действительно жалкий.
        - Вчера опять допился до беспамятства.
        - Ну и как? Помогает?
        - Нет. Но что еще делать, я не знаю. Все летит в пропасть. К тому же Марк наседает. Благодаря Стоуну у меня есть хоть какая-то возможность заниматься делом. Правда, меня лишили допуска к базам.
        - Это скверно, - произнес Дэн, уставившись куда-то в угол кабинета. - Сколько уже прошло со дня смерти Джессики?
        - Вчера было два года.
        Дэн понимающе кивнул головой.
        - Слушание в четверг?
        - Да.
        - Ты готов?
        - Был ли готов Иисус к распятию? Он догадывался, что дела будут скверные, но вряд ли был готов.
        Дэн глухо усмехнулся.
        - Ты что-нибудь слышал от Макмиллана? Он говорил о том, что будет на комиссии?
        - Нет, - ответил Дэн, - но Макмиллан очень спокоен. Еще вчера он бегал, как угорелый, а сегодня вдруг успокоился.
        - Что остальные? Кто-нибудь из наших собирается выступать?
        - Я не знаю. Отвлекись. Займись этими убийствами, - заключил Дэн, - поезжай в Джерси.
        Глава 4. Он, Дженкинс
        По приезде я обнаружил полицейский кордон. Стены домов отсвечивали синим и красным в тон свету, меняющемуся в сиренах. Зевак не было, и я с легкостью нашел детектива, который с уставшим видом руководил роем сержантов и коронеров в черных кепках.
        - Отчет до сих пор не составлен? - спросил я его.
        Детектив посмотрел на меня с нескрываемым отчаяньем, но по опыту я знал, что это всего лишь привычное состояние для его мимических мышц. В мире детективов не было принято тренировать улыбку от уха до уха. Лица этих парней чаще всего застывали в злобе или в отчаянии, в зависимости от того, как реагировала их нервная система на прелести профессии вроде вспоротых кишок и ночных вызовов. Хотя я и встречал как-то улыбчивого детектива, но он улыбался потому, что стал детективом слишком поздно, да и был всегда немножко под мухой. Так что это не считается.
        - А вы, простите? - спросил он меня. Голос его с натяжкой можно было назвать дружелюбным и малость надменным. Вот куда реализовалось его продиктованное тысячами плакатов желание иметь беззаботную улыбку.
        - Я из ФБР, - повторив ритуал с демонстрацией значка, я смог продолжить. - Так что с отчетом?
        - ФБР занимается убийством? С чего это?
        - Думаю, вопрос неуместен. Это официальное расследование, и я жду всецелой поддержки.
        - Работу начал мой старший коллега. Он закончил все как-то слишком быстро. Я подумал, что он мог что-то упустить.
        - Скорее всего, - многозначительно сказал я. - Но это, наверное, от недостатка опыта.
        - Скорее от его переизбытка. Мне кажется, он просто не желает искать следы, ведущие к длинной дороге.
        Парень не на своем месте, подумал я. Образно мыслит, да и галстук был подобран в тон к рубашке.
        - А вы, стало быть, хотите? - поинтересовался я.
        - Вот, взгляните.
        Он протянул мне два прозрачных пакета. В одном из них был небольшой золотой медальон в форме головы оленя. Медальон был в крови. Во втором - кусок сломанного ногтя. И это уже было действительным признаком неординарного мышления.
        - Вы знаете, что это значит? - спросил он.
        - Да, я знаю. Чего я не знаю, это вашего имени, и это немного напрягает.
        - Дженкинс.
        - Стало быть, Дженкинс, в доме убитой вы нашли символ Ордена Седьмого дня и кусок ногтя. Где вы его нашли?
        - Его нашли за комодом.
        - Первый раз слышу, что полицейские сдвигают комоды при обыске.
        - Крайне щедрый подарок судьбы, не так ли? - просиял слегка Дженкинс.
        - Точнее не скажешь.
        Меня заинтриговало то, как складно у нас получалось развивать диалог. Дженкинсу на вид было не больше двадцати пяти. И мне начинало казаться, что он из той категории молодых людей, которые слишком рано начинают воспринимать все серьезно. Да, определенно, он был именно таким. Аккуратно одетый, раздавал указания с четкой, слегка жестокой интонацией. Из небедной семьи, судя по часам и широко расставленным плечам, будто он с детства привык командовать небольшими толпами прислуги.
        Мне стало интересно, что он подумал обо мне.
        - Пришлите мне отчет, когда он будет готов. Коронеры знают, как меня найти. Попросите их отправить копию спецагенту Блейку.
        Дженкинс рассеянно кивнул мне, обшаривая в четвертый раз книжные полки.
        - Дженкинс. Интересная фамилия. Звучная. Откуда вы?
        - Я из Бостона, - судя по выражению, с которым он это произнес, я сделал вывод, что ему больше нравились гамбургеры, чем утиная печень по-бургундски. Готов был поспорить, что Дженкинс-старший писал кипятком, когда непокорный сын пытался ему это объяснить. Но папаша сам виноват. Чего еще можно ожидать от отпрысков поколения «ютьюба»?
        - Да, мне стоило догадаться. У меня было несколько однокурсников-бостонцев в Квантико. Но в мое время бостонцы были, как бы это правильнее сказать, недоступнее.
        - Это все «ютьюб», - сказал Дженкинс так серьезно, что у меня пробежали мурашки по телу. Парень читал мои мысли. - Простите, мне нужно продолжить.
        В то время как рой полицейских во главе со своим откровенно аристократическим вожаком, кряхтя и ругаясь, обшаривали углы таунхауса, я встал у входа в гостиную комнату, засунул руки в карман и начал оглядываться. Вот пятна крови на дверном проеме, ведущем на кухню. Здесь убийца ударил жертву головой об косяк. Затем он оттолкал ее в центр зала. Бил он метко, кровь за несколько минут практически вся вытекла из жертвы.
        - Прямо иудейское жертвоприношение, - вырвалось у меня.
        - Вы еврей? - прозвучал резкий вопрос.
        - Вас это смущает? - ответил я откровенно по-еврейски.
        - Пока нет, - ответил Дженкинс и как-то совсем по-саксонски покосился на меня. - Выглядите, скорее, как выходец с Кавказа.
        - Неужели? Где это? - пошутил я.
        - Где-то в России и в ее окрестностях.
        Шутка не прошла. Все-таки слишком серьезный, подумал я и попробовал ответить предельно драматично.
        - Никогда там не бывал. Хотя кто знает? Америка перемолола не одну народность. Может быть, кто-то из моих предков не был до конца благочестив и имел-таки дело с кавказскими гоями. Не хотите перейти к обсуждению убийства?
        Лицо Дженкинса снова стало измученно-серьезным. Он повернулся к месту, где лежало тело, и стал излагать свою точку зрения, которая не отличалась от моей. Из этого я заключил, что мне все-таки придется угостить его виски. Или молочным коктейлем. Я подумал, что неплохо было бы поинтересоваться заранее.
        - А что вы предпочитаете из напитков? - спросил я, когда он закончил деловое повествование.
        - Бренди, сер, - ответил Дженкинс, вытянувшись на пятках и вздернув подбородок. Мой вопрос его явно воодушевил.
        - Тогда имеет смысл обсудить детали где-нибудь, где, по крайней мере, в ближайшее время никого не убивали. Дайте указание сержанту закончить с отчетом и поехали со мной. Мне придется воспользоваться вашей помощью в расследовании, и не сказать, что мне будет неприятно.
        По настоянию Дженкинса мы приехали в загородный клуб, в котором, очевидно, люди моего пошива появлялись только с целью показать бесстрастному привратнику ордер на обыск и получить вежливый отказ после нескольких минут ожидания. Мне стало слегка не по себе, когда пришлось парковать свой черный «Таурус» возле новенького «Мазерати», но я сделал вид, что подобные заведения вполне для меня привычны.
        Клуб представлял собой огромный трехэтажный дворец в викторианском стиле с двумя пятиэтажными шпилями в восточной и западной части. Здание было построено из темно-красного кирпича, оконные ставни были нарочито деревянные, словно насмешка над всеми «зелеными» движениями. Вокруг его опоясывало обширное поле для гольфа, укрытое от посторонних глаз густым лесом.
        - Спасем леса Амазонки, - прокричал я шепотом.
        - О да, несомненно, - усмехнулся Дженкинс. - Я вас понял. Место, конечно, противоречивое, но бренди здесь подают отменный.
        - Этот лакей так смотрит на меня, будто ждет, пока я пройду мимо, чтобы всадить мне серебряный нож в спину.
        - Милтон? Вполне возможно, - заметил Дженкинс. - Я больше чем уверен, что он на это способен. В прошлом году он на глазах у всего клуба из дробовика снес голову еноту, который имел неосторожность залезть на кухню. Его не выгнали потому, что местная публика крайне консервативна и обожает подобного рода демонстрации человеческого характера.
        - Мне повезло, что пиджак на мне сегодня твидовый, и я вряд ли смахиваю на енота.
        Миновав Милтона, мы удобно расположились в кожаных креслах у стены в огромном зале, стены которого были богато отделаны деревом. С высоченного потолка, изысканно обведенного лепниной, свисала огромная хрустальная люстра. Будто этого было мало для создания антуража английского салона, на стенах также висели картины с изображением английской охоты, а по углам помещения красовались огромные фарфоровые вазы. Тут же к нам подошел джентльмен средних лет во фраке, с белым полотенцем на руке и поинтересовался, не желаем ли мы отобедать.
        Разумеется, я предоставил свободу действий Дженкинсу, который весьма ловко дал понять джентльмену, чего именно нам хочется в это время суток, после чего джентльмен с полотенцем удалился, и мы смогли начать говорить.
        - Как вы попали в ФБР? - спросил Дженкинс.
        Какого черта, подумал я и окончательно решил с ним подружиться. В конце концов, он рассказал мне правду о дворецком.
        - Как мне кажется в последнее время, за меня решили другие. Иными словами, я не помню. Началось все в колледже, где я изучал право. На втором курсе ко мне подошли два джи-ай, пригласили побеседовать и предложили поехать в Квантико. Пара лет там, и вот я уже федеральный агент. Сейчас уже тринадцать лет как агент. Декада непрерывного роста экономики и уровня преступности в стране позволили мне не менять работу. Ну а пара обрушений биржевых котировок убедили в правильности выбора профессии. Весьма банальная история. Ну а вы? Как вы оказались в полиции?
        - Ответ простой - из чувства мести.
        - Я уверен, все не так просто.
        - Наверное, нет. Но на поверхности было желание насолить отцу.
        Дженкинс принял от сеньора во фраке стакан с бренди, отхлебнул немного и продолжил:
        - Я наследник крупной корпорации. Очень крупной. В моей жизни не было испытаний, знаете ли. Все вокруг происходило само по себе, и в какой-то момент это мне надоело. Отец никогда не говорил, но я знал, что однажды мне придется заняться управлением компании.
        - Так зачем же вы пошли в полицейские? Что за форма протеста такая?
        - Вы сами сказали. Протест был на поверхности. На самом деле я испугался, что ничего не понимаю в жизни.
        - Я думал, что в таких случаях люди ищут опыт, скажем, в финансовой школе.
        - Да бросьте! Чтобы успешно управлять большой группой людей, нужны другого рода знания и умения. Я решил, что должен пройти жизненный путь вне заботливого кокона, свитого могуществом моего отца. Чтобы знать цену той жизни, что есть у меня, нужно было увидеть и другие варианты.
        - Довольно лицемерное заявление, должен я заметить. Пытаться узнать об ужасах жизни, имея возможность спрятаться от них в подобном бастионе благополучия. И могу поспорить, что живете вы не в Бронксе.
        - В Файв Пойнтс, - парировал Дженкинс, но отступать было поздно.
        - И все же как-то не то. Все равно, что если бы Памела Андерсен, увеличив груди, заявила, что сделала это из мести интернет-проституткам.
        Дженкинс насупился и отхлебнул бренди. Его саксонской выдержки не хватило, чтобы скрыть возмущение, вызванное моим беспардонным нападением на его благие стремления. Нужно было разряжать обстановку.
        - Хочу заметить, что вы все равно весьма экстраординарная личность. Могу представить, как к вам относятся в вашем офисе.
        - Мне пришлось поменять два «Порше», знаете ли, - оживился он.
        - О, неужели!
        - Да-да! Первый раз на капоте нацарапали «Соси, пижон».
        - Грубо.
        - Второй раз прокололи колеса, и надпись стала длиннее: «Грязный педик, проваливай в свой Гарвард». И, разумеется, даже запятой в нужном месте не поставили.
        - Ну, это уже хамство, - согласился я.
        - После этого мне пришлось пересесть на «Приус».
        - Что-то мне подсказывает, что ненадолго. Мой вам совет - пользуйтесь служебным транспортом.
        В нашу беседу вмешался телефонный звонок. Мелодия из кармана Дженкинса разлетелась по огромному залу, вызвав бурю негодующего шиканья среди других членов, занятых обсуждением каких-то важных дел. По крайней мере, мне хотелось думать, что отдыхавшие в таком месте люди могут общаться только на серьезные темы. Наверное, я слишком явно смутился, потому что Дженкинс поспешил меня успокоить перед тем, как ответил на звонок.
        - Не обращайте на них внимания. Скорее всего, они обсуждают очередную операцию по увеличению груди жены Куллиджа.
        - А сколько их уже было?
        - Это четвертая. Да, алло, Дженкинс…
        На минуту я остался один на один со своей фантазией и живо представил себе, что смогут сделать с женщиной четыре операции на груди при неограниченном финансировании. Куллидж в моих глазах приобрел статус древнегреческого патриция, стремящегося к прекрасному.
        - Это криминалист, - сказал Дженкинс. - Похоже, у нас есть подозреваемый.
        - Нам с вами некуда торопиться, мистер Дженкинс. Кстати, как вас зовут?
        - Гарольд.
        - Вы серьезно? Гарольд?
        - Что-то не так?
        - Я не намерен засорять свою телефонную книгу именем Гарольд.
        - Я согласен на Гарри, - сказал он и залпом допил бурбон. - Ну а вы же не просто федеральный агент Блейк?
        Я кожей почувствовал, что при фразе «федеральный агент» компания Куллиджа навострила уши.
        - Можно Артур.
        Мы пожали руки.
        - В таком случае, Гарри, я предоставляю тебе возможность окунуться в мерзость этого мира и задержать гада без меня.
        Дженкинс подбросил мне до департамента. В здании горел свет и, поразмыслив пару секунд, я все же решил подняться наверх.
        Странно, но целый день меня больше никто не искал. Вероятно, тучи сгущались надо мной всерьез. Из загородного клуба я поехал в бюро. Было уже поздно, но я надеялся застать Дэна. Так и оказалось. Свет в его кабинете пробивал в бетонной мгле здания департамента брешь, словно древний маяк.
        - Что-нибудь раскопал? - спросил Дэн с порога. Перед Дэном лежал невообразимых объемов ворох бумаги, в котором он искал что-то нужное.
        - Я был на месте. Походит на ритуальное убийство. Копы нашли амулет и, по-видимому, ДНК убийцы.
        - Да? Что за амулет?
        - Кажется, амулет Церкви Седьмого дня.
        - Интересно. Но ничего не доказывает.
        - Умеешь ты поддержать.
        - Иди домой. Все это ровным счетом ничего не значит. А того ублюдка копы и без тебя сцапают.
        - Над чем работаешь?
        Дэн не стал отвечать. Это означало, что спрашивать не стоит. Я оставил его на своем месте и тихо вышел из кабинета. Я побрел искать Фрэнка, но успехов это предприятие не имело. Его нигде не было. Я обзвонил пару ночлежек, но безрезультатно. Это было не самое удачное начало недели, и все, что я мог сделать, - топить своих демонов самостоятельно.
        Глава 5. Дергая за ниточки
        Дженкинс подобрал меня возле дома. Было восемь часов утра, и день явно начинался не с той ноты. Тело трясло от ужасного похмелья. Но раз уж я чувствовал боль - значит еще одна ночь прошла без пули в моей голове. По совершенно непонятным мне причинам сквозь адскую боль в такие моменты на меня находило прозрение. Несмотря на дикую потребность в лишении возможности чувствовать свое тело, мозги мои начинали работать острее. Возможно, потому, что ощущение физической боли отвлекало периферические рецепторы сознания от ненужных мыслей, давая возможность центру сфокусироваться на главном, не растрачивая потенциал на глупое ворошение прошлого. Случаем нужно было пользоваться.
        В машине Дженкинс посмотрел на меня, как обычно смотрят на людей с ужасными дефектами внешности, и предложил выпить кофе, но я отказался. Я поинтересовался у Дженкинса, с каких пор в западной культуре стало принято считать, что кофе является панацеей от всех видов душевного расстройства, включая похмелье, но он ничего ответить не смог.
        - Вы все, копы, такие назойливые, - прошипел я. - Зачем ты поднял меня так рано?
        - Прости, я думал, для тебя это тоже будет важно, - сказал Дженкинс осуждающе.
        - Допустим. Вы его задержали?
        - Криминалисты установили совпадение найденного ДНК. Наш клиент - некто Горан Брегович, въехал в Штаты в начале двухтысячного года. Зарегистрирован в Нью-Йорке. Хозяин его дома говорит, что он не появлялся примерно месяц, но за проживание заплатил вперед еще на три месяца.
        - Кто он?
        - На заднем сиденье его дело. Просмотри.
        Я дотянулся до аккуратной папки и начал листать страницы.
        - Так, что мы тут имеем. Горан Брегович. 1970 года рождения. Эмиграционная карта, талон, грин-карта. Ничего себе, гражданство! Так быстро? Чем же он заслужил такую милость? Места работы - ничего странного. Что с его последним местом работы? Кого-нибудь опросили?
        - Да, все говорят одно и то же. Молчаливый, друзей не имел, но чрезвычайно исполнительный. Я думал, ты сможешь покопаться через свои каналы.
        - Тут страниц не хватает, - заметил я. - С кем-нибудь из офиса Мери Ламберт разговаривали?
        - Журналистки? Ну да, я пообщался с некоторыми из ее коллег. Но зачем нам все это? Мы знаем, кто убийца. Осталось его поймать.
        - А как же мотивы преступления? Нужно понять, зачем он это все сделал. И вообще, может быть, это не он. Оправдательную версию никогда нельзя исключать. В общем, работы пока у нас хватает. Ты разговаривал с боссом мисс Ламберт?
        - Я не смог к нему попасть, - смущенно ответил Дженкинс.
        - Тогда едем к нему. А что рассказали ее коллеги?
        - Говорят, она работала над крупным проектом. Ее должны были вот-вот повысить.
        - Подробности по проекту?
        - Ничего, - произнес Дженкинс почти по-детски, явно не готовый к моим расспросам.
        - Это может быть важно, - сказал я спокойным тоном.
        Следующие несколько кварталов Дженкинс вел машину молча, а я потягивал теплый кофе. Припарковав наконец машину возле здания «Дейли Мейл» Дженкинс улыбнулся и сказал:
        - Ладно, ты прав. Я не доработал.
        - Да я молчу, - улыбнулся я в ответ. - Поговорим об этом позже. Пошли.
        Дух отрицания государственной машины можно явственно почувствовать только в таких местах, как «Дейли Мейл». На пороге нас встретили дружелюбной улыбкой, но никоим образом мы не почувствовали себя зваными гостями. Сами стены здания были пропитаны отрицанием формализма и отсутствием хоть какого-то намека на бюрократический порядок. Мат здесь стоял трехэтажный. Все были одеты во что попало. Я был готов поспорить, что видел даму лет пятидесяти в коротких шортах и тапочках, но проверять не стал.
        Туда-сюда по обширному холлу, а затем и рабочим коридорам сновали измученные сроками сдачи статей журналисты - кто-то расторопнее, кто-то помедленнее. Чувствовалось, что все эти люди оказались тут по своей воле. По своей воле они рыли землю в поисках того, что можно сдать в печать, что может заставить рядового потребителя фактов ахнуть от удивления. Заряженные энергией либерализма и отрицания главенства порядка над хаосом, превознося свое желание стать лучше остальных, эти люди отвергали всякие нормы морали в поисках сиюминутной сенсации и, как следствие, похвалы босса. Ну, или, на худой конец, какого-нибудь скандала.
        - Добрый день, - услышал я в свой адрес приветствие секретаря редактора. Я не стал запоминать его имя, но, несмотря на это, он предложил нам подождать окончания какого-то совещания. - Прошу простить, мистер Эдлер обсуждает завтрашнюю передовицу.
        - Можно кофе? - попросил я.
        - Разумеется, - улыбнулся секретарь и исчез из моего поля зрения.
        - Ты же говорил, что не хочешь кофе? - раздраженно спросил Дженкинс.
        - Ничего личного, парень, - развел я руками.
        - Что ты хочешь у него выяснить? - спросил Дженкинс уже спокойно.
        - Кроме стандартной ерунды нужно выяснить, что он собирается от нас скрывать.
        - Я не понял, - сказал Дженкинс.
        - В общем, так. Подам тебе знак - начнешь наезжать на него.
        - Ладно. А как?
        - Не знаю, я даже не видел этого парня ни разу. Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал?
        - Я думал, у тебя есть какой-то план действий, - возмутился Дженкинс.
        - Нет у меня никакого плана, - прошипел я, пытаясь не привлекать внимания секретаря. - Ты что, не знаешь, в чем суть?
        - Выяснить факты, думаю.
        - Так, хорошо…
        - Ваш кофе, сэр, - перебил секретарь, нашедший повод подойти поближе.
        - Спасибо, - сказал я, принимая аккуратную чашку из кремового фарфора. - А здесь очень мило. Кто дизайнер?
        - Саймон Джонс, - ответил секретарь с важным видом.
        - Очень просторно. У вас тут все на виду и на слуху, правда?
        Мы взяли у секретаря кофе, и тот уселся за свой рабочий стол, явно раздраженный моим наблюдением. Я снова стал говорить тише.
        - Главное, заставить его чувствовать себя некомфортно. Тогда он начнет совершать ошибки, проговариваться. Понимаешь?
        - То есть, ты думаешь, он будет врать?
        - Боже мой, он ведь редактор крупной газеты. Разумеется, он будет врать. Даже не сомневайся в этом. У него это что-то вроде рефлекса - говорить то, что ты хочешь услышать. Он собьет тебя со следа, глазом не моргнув. У него в неделю бывает, по крайней мере, одна неприятная беседа с теми, кто платит ему зарплату. И ему еще не то приходится делать, чтобы не выдать истинное положение дел. Но если получится выбить его из седла, то он выдаст что-нибудь важное для нас.
        Дверь в кабинет Эдлера открылась, оттуда высыпался рой редакторов и их помощников. Все что-то шумно обсуждали, растворяясь по кабинетам.
        - Вы можете проходить, - сказал секретарь, странно покосившись на меня.
        Кабинет Эдлера оказался на удивление уютным, сравнительно небольшим. Мебель была подобрана со вкусом. На стенах висели гравюры мастеров Возрождения. Скорее всего, это были оригиналы. В центре кабинета стоял стол для совещаний из темного лакированного дерева на двенадцать персон. Эдлер пригласил нас к своему рабочему столу и рассадил в удобные анатомические стулья, сделанные по дизайну кого-то из шведов, повернутых на комфортной фурнитуре. Все вокруг источало спокойствие и умиротворение. Тем интереснее.
        - Прошу меня простить. У меня мало времени, поэтому не могли бы мы сразу перейти к делу, - быстро проговорил Эдлер. Ему было за пятьдесят, выглядел он довольно подтянутым для своих лет. Двигался Эдлер очень плавно и уверенно. Его голубые глаза разглядывали меня с интересом, он будто пытался снять с меня мерку для гроба. Я понял, что он начал привычную игру в поддавки, а значит будет терпеливо ждать, пока я не выдам ему все свои карты, после чего его обширный жизненный опыт подскажет ему, как меня облапошить. У меня в арсенале было единственное противоядие от таких трюков - заставить себя ненавидеть.
        Не произнося ни слова, я стал разглядывать кабинет. Дженкинс, не готовый к такому тактическому ходу, беспокойно заерзал на своем месте. Через три долгих минуты молчания Дженкинс посмотрел на меня почти умоляющим взглядом, но я, как ни в чем не бывало, продолжал разглядывать гравюры. Молчание действительно начало затягиваться. Эдлер переводил дружелюбный взгляд с Дженкинса на меня и обратно, также сохраняя молчание.
        Дженкинс не выдержал первым и пытался заговорить, но я одернул его. Заметив это, Эдлер удивленно посмотрел на нас.
        - Итак, господа, я вас слушаю, - фраза прозвучала настолько нелепо и натянуто, что я едва удержался от улыбки.
        - Неплохие гравюры, - начал я поддевать Эдлера, - Маркес, насколько я понимаю.
        - Нет, - холодно ответил он. - Это Мантенья. Я увел ее из-под носа нью-йоркского музея искусств.
        - Представляю, как себя чувствовал Парсонс, - радостно воскликнул Дженкинс, ухватившись за возможность вклиниться в беседу. Я посмотрел на него с иронией. - Томас Парсонс, директор музея, - прокашлял Дженкинс. - Он друг семьи.
        - Неужели! - процедил Эдлер. - Господа. Прошу вас. У меня мало времени. Зачем вы ко мне пришли?
        Помолчав еще минуту, дождавшись, пока Эдлер не станет раскачиваться в разные стороны, наполняясь злостью, я кивнул Дженкинсу.
        - Позавчера одна из ваших сотрудниц была убита на пороге своего дома, - проговорил он, будто вместо слов выплевывал горячие гвозди.
        - Вы говорите про Мери Ламберт, - выдохнул Эдлер, моментально состроив грустную мину. - Да, это, несомненно, трагедия.
        Глаза Эдлера, напротив, стали источать небрежную уверенность. Внутренне он был готов к моим трюкам, а я, казалось, просчитался.
        - Что вам известно об этом? - продолжил Дженкинс.
        - Только то, что удалось раскопать моим людям, - реакция его была отточена до автоматизма: легкий налет сожаления и скорби, руки спокойно складывались на столе. - Вы знаете, Мэри была перспективной. Я собирался ее повысить.
        - Мы говорили об этом с ее коллегами, - перебил его Дженкинс, не дав выговориться.
        - Это мне тоже известно, - сказал Эдлер, потеряв мысль. Дженкинс слишком рано прервал его, подумал я, но не стал вмешиваться.
        - Мы бы хотели знать, над чем она работала, - сказал Дженкинс.
        В этот самый момент я уловил едва различимую гримасу боли, тотчас растворившуюся на лице Эдлера. Потом он напряженно выпрямился на стуле и сложил руки в замок. Я стал чувствовать себя увереннее.
        - Насколько я понял из заметок, которые она мне показывала, статья была о высокопоставленных чиновниках в Вашингтоне или о ком-то из Сената. Не могу точнее сказать. Это были наброски, без имен. Тут все так делают, чтобы кто-нибудь случайно не умыкнул сенсацию. К тому же ее черновики я уже уничтожил. Простите, господа, но мне, правда, нечего больше добавить. Возможно, позже, когда вы сможете задать мне более конкретные вопросы, я смогу помочь.
        Когда Эдлер вернул разговор в нужное ему русло, расточая ничего не значащие фразы о том, что весь коллектив скорбит об утрате, я взял Дженкинса под руку и, откланявшись, пошел к выходу.
        - Вот где он начал врать, - объяснил я Дженкинсу уже в машине.
        - Ты хочешь сказать, что мимолетная гримаса - признак того, что он врет? Объясни, какого черта там произошло? - воскликнул Дженкинс.
        - Да, езжай к памятнику Джефферсону, - сказал я.
        - Ты вел себя так странно, чтобы вывести его из себя, - не унимался Дженкинс, - это я понял. Но при чем тут гримаса?
        - Мое поведение, как ты понял, слегка его обескуражило. Но только слегка. Ему пришлось, конечно, немного понервничать, чтобы держать себя в руках. И надо признать, до твоего вопроса о статье Мери, он вел себя весьма достойно. Но как только ты его спросил, бах - и он не сдержался. На одно мгновенье весь он стал каким-то неестественным. Он знает о ее статье больше, чем говорит. А потом он снова взял себя в руки, потому что внутренне был готов к обороне. Он вспомнил всю ложь, которую проговаривал про себя перед нашей встречей, чтобы убедить нас в своей невинности. Дальше ты мог без конца с ним разговаривать. Он уже был готов.
        - Ничего из этого я не заметил. Столько времени впустую, - проговорил Дженкинс.
        - Что значит впустую? Ты ничего понял? Что он должен был сделать? Увидеть твой значок и начать целовать тебе пятки, пытаясь утолить свою жажду гражданского сотрудничества с органами правопорядка? Я никогда с ним раньше не встречался. И ты не встречался. Мы не могли ничего поделать.
        - Мы могли подготовиться, - бросил Дженкинс, и мое желание спорить иссякло.
        Возле памятника Джефферсона Дженкинс остановил машину.
        - Я тут думал о Бреговиче, - заговорил Дженкинс. - Судя по тому, как он себя ведет, он не особо-то и прячется.
        - Согласен, он не так прост, - ответил я. - Мне нужно будет подумать о нашей беседе с Эдлером и решить, что делать дальше.
        - Что делать мне? - спросил Дженкинс неуверенно. - Я не понимаю тебя.
        - Пока что нечего понимать.
        Глава 6. Откровенный Фрэнк
        С самого утра я выпил три рюмки текилы, чего делать было категорически нельзя, потому что после трех должна была идти четвертая и так далее. Я чувствовал себя медведем, который проснулся слишком рано после зимней спячки и которому никак не удается уснуть обратно. Этим утром я пил потому, что хотел набраться храбрости перед визитом в суд.
        Я собирался явиться в зал заседания, словно рыцарь, вести себя достойно, не упасть лицом в грязь, толкнуть длинную и складную речь и, в общем, произвести благоприятное впечатление. Хотя участвовать в бракоразводном процессе - это как чистить ковер во дворе многоквартирного дома: нельзя делать это с достоинством. Но, вспомнив разговор с женой, когда она обвинила меня в убийстве Джессики, я разбил кулаком зеркало, висевшее над приставным столиком в гостиной, а потом разнес и сам столик. Уловив свой звериный взгляд в осколках зеркала, я понял, что не смогу сдержаться, и стал пить.
        Разумеется, мне пришлось отказаться от затеи посетить суд, и мой адвокат вылил на меня вереницу из фактов и необходимостей, но все было без толку. В конце концов, я собрал остатки разбитого алкоголем сознания и сообщил адвокату, что у меня дела. Единственным спасением было спуститься под землю к Фрэнку.
        - Я не пошел в суд, Фрэнк, - проскулил я, спустившись в его логово.
        - Тогда, братец, лови торпеду! - воскликнул он и протянул мне стакан с «Мери Лу». На этот раз жидкость была теплая, и после первого же глотка меня пригвоздило к подобию кровати из офисного хлама.
        - Это значит, что все будет плохо? - поинтересовался я у него.
        - В общем и целом, да. В этой стране, дружок, не любят самцов, ищущих свободу от социальных обязательств. Ты должен лишиться всякой возможности на восстановление себя в качестве полноценного члена мужского сообщества с правом тратить заработанные деньги на что-то кроме тампонов своей бывшей жены.
        Я рассказал Фрэнку о Дженкинсе и беседе с Эдлером. А еще я рассказал про странное поведение убийцы.
        Фрэнк выглядел как хиппи. Глаза его слегка щурились, губы расплывались в улыбке. Он неспешно курил сигарету, и в тот момент мне показалось, что он просто внимательно меня слушает, пытаясь составить для себя какую-то картину.
        - Это важное дело, Артур, друг мой, - заключил вдруг Фрэнк. - У меня возникают кое-какие идеи.
        Он замолчал и продолжил курить.
        - Ты не поделишься своими идеями? - спросил я.
        - Выпей пока. На трезвую голову ты такое не поймешь. Давай, хлебни, расслабься. Поговори со мной сначала. Есть вещи, которые нужно воспринимать, опустошив голову полностью.
        Я опять не обратил внимания на знаки, которые он посылал мне. Через полчаса молчания «Мери-Лу» взяла свое, и я начал говорить. Мне нужно было говорить.
        - Знаешь, Фрэнк, раньше я находил для всего этого оправдание.
        - Ты про рутину?
        - Да, Фрэнк, именно, - его проницательность произвела на меня впечатление. - Но теперь я уже не вижу смысла. Я истратил все идеи. Сначала я пытался со всеми дружить и понял, что это невозможно. Все вокруг ведь эгоистичные сукины дети. Потом я начал посылать всех к черту, и оказалось, что единственный человек, который соглашается меня слушать, - это бомж. Но главное - это смерть Джессики. Я ведь, правда, виноват в ее смерти. Это не может уложиться у меня в голове. Одно неверное движение - и моей дочери больше нет. Ты это понимаешь?
        Я вдруг понял, что кричу во все горло, и у меня текут слезы из глаз.
        - Прозвучало очень эпично, - сказал Фрэнк и протянул мне косяк.
        После нескольких затяжек у меня запершило в горле. Я откашлялся и смог говорить спокойнее.
        - Раньше я чувствовал себя гончей, бегущей за кроликом. Но я уже поймал столько кроликов, что больше не вижу смысла в их ловле. Меньше их не становится, как ни старайся. Вся эта чертова система с ее рекламой недостижимых грез создана для производства кроликов. А самое страшное, что мне больше не для кого их ловить.
        - И что, по-твоему, должно произойти в твоей жизни, чтобы ты решил двигаться дальше?
        - Не знаю. Кроме того, чтобы получить пулю в голову? - мне пришлось собраться с мыслями, чтобы найти достойный ответ на его вопрос. - Может быть, мне нужны новые секреты, потому что в моей голове их больше не осталось. Но все, что я получаю, - это убийства, между которыми нет логической связи. Это не секрет. Это просто отсутствие возможности заполучить факты.
        - Большинство из нас выполняют рутину, - начал Фрэнк. - Из миллиона, возможно, четверо получают шанс вершить историю, спасать мир. Ну а как может быть иначе? Ты только представь, если каждый из нас получит возможность поучаствовать в таком мероприятии. Это сколько же угроз на долю одного мира! Он столько не выдержит!
        - Фрэнк, это сейчас было очень сильно. Но ты это к чему?
        - К тому, что, возможно, это дело введет тебя в круг избранных. Судьба увидела в тебе того, кто может справиться. Секреты - это важно, дружище. Но ты должен понять свою новую роль и подчиниться ей.
        Он говорил о подобных эзотерических вещах крайне убедительно. Хотя именно так, наверное, и должен разговаривать профессор Гарварда по уголовному праву, пусть даже и бывший. Ведь что такое уголовное право, как не чистая эссенция эзотерической мысли.
        - Продолжай, - сказал я и хлебнул его чудесного пойла. Я стал получать наслаждение от пьянящего коктейля из дурмана, самоистязания и глубокого полированного дорогим алкоголем баритона Фрэнка.
        Внезапно дурман отпустил меня, образовав крохотный коридорчик между сознанием и реальностью. Я сначала почувствовал, а затем и осознал, что нахожусь где-то в канализации. Я уловил теплый запах миллионов разновидностей отходов, сбрасываемых с поверхности. Потом в голове появилась мысль о том, что это действительно парадокс: тухлый запах канализации с триллионом ароматов действовал отрезвляюще подобно свежему монотонному горному ручейку. Воля моя поколебалась. Что выбрать - мерзкую осязаемость реальности или вернуться обратно туда, где было только то, чего хотел я? Что было правильно? И как раз в тот момент, как нестерпимое напряжение от необходимости выбирать стало причинять мне страдания, дурман закрыл коридор, выдернул меня из объятий безысходно конечного мира и швырнул обратно в облако наркотической эйфории. Я посмотрел на Фрэнка. Он был со мной в мире, лишенном забот. Он был его творцом. И я решил быть с ним откровенным.
        - Ответь сначала на один вопрос, Фрэнк. И именно сейчас я думаю, что мне действительно необходимо услышать историю твоего падения. Вот он, тот миг, когда я должен узнать, как ты пал, чтобы окончательно понять, где правда.
        Фрэнк погрустнел. Он отложил стакан с выпивкой, и я забеспокоился, что обидел его. Лицо Фрэнка совсем потухло, он громко вздохнул, мне показалось, что он даже крякнул пару раз. Я понял, что он хочет рассказать и ему нужно настроиться, поймать правильную интонацию.
        - Помнишь песню Синатры? - заговорил он вполголоса.
        - Какую именно?
        - Какую-нибудь.
        - Да, конечно. Незнакомцы в ночи и так далее.
        - Ладно, подойдет. Это была моя жизнь. Все было понятно и ладно, как в песнях Синатры. Я был небожителем. Рутина моей жизни была приятной - приемы, вечеринки, некоторая доля обожания. Я мог стоять в окружении людей, говорить, что думаю, и меня слушали. Ты понимаешь, что это значит, да?
        - Что?
        - Некоторые назвали бы счастьем именно то, когда люди слушают тебя.
        - Никогда об этом не думал, - признался я.
        - Да, в те времена в моей жизни вообще было много разновидностей счастья. Внимание женщин, деньги и прочее, прочее. В конце концов, даже буква закона подчинилась моей воле. Судьи и адвокаты в очередь выстраивались ко мне за советом. Большинство бы назвало это не просто счастьем, а успехом. Но, как ты говоришь, в моей жизни не осталось тайн и кроликов. Я поймал их всех. Стоило пушистому сукиному сыну появиться на горизонте, как я бросался на него, как кубинец на девственницу, заворачивающую табак своей грудью. Тайна, с которой началось мое падение, разумеется, была в женщине. Женщина, которая разбудила во мне незнакомое чувство. Я подумал, что, может быть, в жизни есть что-то, кроме власти и достатка. Ты понимаешь, о чем я? Все то, что показывают по телевизору и в кино. Но все идет хорошо, пока ты остаешься конченой мразью и плюешь на мораль, честь и так далее. Или играешь по правилам, называй как хочешь. Просто закрываешь забрало и делаешь, что душе угодно. Вот истинный путь к успеху, друг мой. А возвышенные чувства не терпят подобного отношения. Нужно выбирать - или оставаться мразью, или
начинать жить по совести. В общем, у меня появилась куча вопросов, ответов на которые я не знал. Теперь же я знаю ответ на все вопросы.
        - Говори же, - не сдержался я.
        Фрэнк привычно вздохнул и сказал серьезным тоном, который он использовал очень редко.
        - Тот амулет, который нашли у жертвы. На нем символ Ордена Седьмого дня. Его руководитель - Филипп Нортон. Черт… - он запнулся и замолчал. - Насчет Эдлера. Ты знаешь, кто владелец газеты? - продолжил он.
        - Куча акционеров, полагаю. Откуда мне знать?
        - Выясни. Это важно. Попроси своего нового друга помочь.
        - Дженкинса? Зачем это?
        - Затем, что, скорее всего, по запросу простого агента такие вещи не разузнать.
        - А что насчет Нортона? Мне начать подозревать руководителя всего ордена?
        - Не все сразу, - он добродушно усмехнулся.
        Почувствовав, что разговор иссякает и Фрэнк не собирается больше ничего выдавать, я решил вернуться к себе домой прежде, чем уснуть в сточной канаве. К тому же у него не было гостевой коробки от холодильника.
        - Все действительно было из-за женщины? - крикнул я ему, направляясь к выходу из царства помоев.
        - Разумеется, нет, - крякнул он мне вслед.
        Я огляделся. Меня окружала свалка прошлого миллионов тех, кто снует на поверхности. Тут и там валялись обломки воспоминаний, а Фрэнк был королем этого прошлого. Спрятанный от посторонних глаз и ушей под горой мусора, он был единственным отбросом, который мог поведать секреты из жизни тех, кто его отверг.
        - Подожди! - донесся хриплый голос Фрэнка, когда я почти дошел до выхода. - Вернись. Мне нужно тебе кое-что рассказать.
        - Ты это серьезно? Я уже настроился выбраться из этой канавы.
        - Нет, это важно. Ты говорил, что хочешь знать правду.
        Старик был не на шутку взволнован. Он часто глубоко вздыхал и сдавливал в руке потертую кружку.
        - С тобой все в порядке? - спросил я, подбежав к нему. Я взял его руку. Пульс у него был бешеный, ладонь мокрая.
        - Все изменила не женщина, - произнес он, указывая мне на мое место. - Присядь. Точнее не одна женщина, их было пять. Теперь осталось три, по всей видимости.
        - Я не понял, - Фрэнк дождался, пока я вернусь на свое место.
        - Пятнадцать лет назад я был на пике, - продолжил он. - Я вошел в круг избранных, куда попал через братство в колледже. Ты знаешь, насколько все в братствах серьезно. Я был из простой семьи и, поступив в колледж, стал вкалывать, как проклятый, чтобы пробиться. Несмотря на простое происхождение, я быстро набирал популярность среди детей влиятельных людей. В итоге я попал в исключительный круг, куда входили только пятнадцать избранных членов общины. Это были пятнадцать фамилий, чья суммарная власть могла стереть с лица земли целые государства. Я не собираюсь рассказывать обо всем и обо всех.
        Круг существовал не один десяток лет, и в нем сложились определенные ритуалы. Скажем, раз в месяц устраивались костюмированные оргии. На них приглашались молодые девушки. Разумеется, все, что там происходило, мягко говоря, нельзя описать как культурный отдых. Черт, как же тяжело об этом говорить, - Фрэнк закашлял и выпил «Мери-Лу». - Я был частью всего этого. Мы вгоняли в себя столько наркоты и алкоголя, что даже у Кита Ричардса случился бы кровавый понос. Иногда мы насиловали девушек, когда те не хотели. Черт. Сейчас все это кажется ужасным, но тогда все было естественно. Понимаешь, пока одна из них ублажала меня своим чудесным ротиком, я мог убеждать конгрессмена от Пенсильвании утвердить законопроект об увеличении расходов на исследование проблем гомосексуальных отношений или заставить заместителя министра обороны убедить своего босса увеличить контингент сил в Ираке, угрожая ему рассказать всем, какой у него маленький хрен.
        Все мы были практически равны, но выделялся среди нас один. Гарри Нортон, чертов сукин сын. Хитрый, коварный, сильный, как стадо буйволов. Неудержимый и вспыльчивый. Однажды я наблюдал, как девушка под ним умерла от передоза, а он все продолжал ее иметь, пока не кончил. А потом он просто велел выкинуть ее тело. Это меня задело. Вдруг я понял, что это черта. Я понял, что превратился в животное.
        И вот, в ночь на Рождество две тысячи первого года Круг снова был собран. Нортон объявил, что будет нечто особенное, что вхождение в новое тысячелетие мы должны отпраздновать по-настоящему. Нортон велел привезти пять девственниц. Он выстроил для нашего собрания специальный зал. В центре его был установлен алтарь, слабо освещаемый светом от факелов, развешанных на стенах вокруг. Сцена была жуткая. Мы выстроились вокруг алтаря, все изрядно поддатые, кое-кто уже принял чего-то тяжелого. Нортон объявил, что отныне мы будем приносить жертвы. Большинство одобрительно завопило, некоторые остались молчать и стали ждать того, что будет дальше. Я не поверил тому, что услышал, ведь это был конкретный бред. Не знаю, почему я так отреагировал. Может, потому, что не был достаточно пьян.
        Нортон велел ввести в зал пять девушек. Они были облачены в какие-то робы - все молодые и безумно красивые. Их напичкали чем-то, они шатались. Они встали вокруг алтаря, и Нортон продолжил нести какую-то ахинею про необходимость приносить жертвы. Рядом с ним стоял маленький щуплый человек, которого никто из нас прежде не видел. Этот человек был в уродливой маске из черепа козла, подбитого по бокам облезлой шкурой. Сам он был какой-то скрюченный, будто болел чем-то. Он слушал Нортона, который во весь голос скандировал что-то на латыни. Нортон объявлял о пришествии новой церкви, нового времени и что этот человек, стоящий рядом с ним, - это его младший брат Филипп - принес ему истинное знание. Я трезвел с каждым словом, которое произносил Гарри. Мне становилось не по себе. Наконец младший брат объявил, что эти пять девушек должны быть принесены в жертву их новой церкви - Церкви Седьмого дня.
        Откуда-то в руках Филиппа Нортона появился огромный нож с рукояткой из кости. Он размахивал им над головами девушек и бубнил молитву на каком-то восточно-европейском наречии. Девушки стояли, пошатываясь, и смиренно ждали своей участи. Затем одну из них уложили на алтарь. Она чистая и красивая. Боже мой, какая она была красивая. Я залюбовался ею и забыл, что происходит. Внезапно она посмотрела мне в глаза. Я не знаю, почему именно мне. От этого я почувствовал себя живым, ты понимаешь меня?
        Вдруг все ее тело содрогнулось, она согнулась и скорчилась от боли, но это продолжалось какое-то мгновение. Я даже не успел ничего понять. В следующую секунду ее тело безжизненно расплылось по холодному граниту алтаря. Из груди ее багряной струей изливалась кровь, пачкая белоснежное платье… А глаза… Глаза ее снова смотрели на меня, теперь уже какие-то пустые. И мне стало очень страшно. Черт…
        Фрэнк замолчал. Я заметил, как чашка в его руках задрожала. А я понял, что сам полностью протрезвел, и жаждал услышать, чем все это кончилось. Поэтому я сидел, молча, пока Фрэнк не продолжил рассказ.
        - Когда я пришел в себя и понял, что мы натворили, мне стало дурно. Я был трезвый как стеклышко. Я услышал, как комната наполнилась возмущением. Кто-то даже кричал. Кто-то смеялся. Но никто ничего не делал.
        Пока я смотрел по сторонам, на алтарь уложили вторую девушку. Но я не мог больше позволить этим ублюдкам убивать. Я подошел к Филиппу, вырвал у него из рук окровавленный нож и залепил ему пощечину. Я закричал что было мочи, что этих девушек никто не обидит. Боже, мне никогда не было так страшно. Толпа вокруг алтаря ожила и стала двигаться. В мою сторону двинулся старший Нортон, который стоял ближе к стене. Он кричал какие-то проклятия, но его не пустили. Нортон стал жарко спорить с остальными, а я воспользовался суматохой и вывел девушек из зала на улицу. Я кое-как запихал их в свою машину, благо, они были худенькие, и отвез к себе домой. Черт, это была самая долгая ночь в моей жизни. Я смотрел на этих, по сути, детей. Я дал им кое-каких таблеток и привел в чувство. Они стали рыдать, забились по углам. Мне стали звонить, но я не брал трубку. Всю ночь я думал, что с ними делать. Утром я позвонил своему другу из ФБР и попросил спрятать их.
        Нортон потребовал, чтобы я вернул девушек. Он кричал, что девушки - свидетели убийства, а мы все соучастники, что их могут использовать против нас. Потом он начал угрожать, но мне было все равно.
        А дальше он исполнил свои угрозы. Карьера, друзья, деньги. Я был уничтожен. Но после той ночи, глаз этой невинной девушки, чью смерть я не предотвратил, я не смог смотреть на свою жизнь, как прежде. Черт, прошло пятнадцать лет. Я забыл свою прошлую жизнь, забыл про все, что случилось, пока не наткнулся на статью об убийстве в Джерси. Жертвой была одна из тех девушек.
        Фрэнк тихо заплакал.
        - Ты понимаешь, Артур? Он их нашел. Я не знаю, как, но он их нашел. Ты должен их спасти.
        - Погоди, а жертва в Бронксе? Она тоже была одна из них?
        - Нет, ее я не знаю, - ответил он сквозь слезы.
        - Тогда с чего ты взял, что это они?
        - Рядом с жертвами ведь были найдены медальоны?
        - И что с того?
        - Настоятель Церкви Седьмого дня - Филипп Нортон.
        - Фрэнк, успокойся. Это ничего не значит. И вообще, это какой-то бред. Настоятель церкви и один из самых влиятельных людей страны - убийцы-сатанисты? Да ты просто не в своем уме, Фрэнк.
        Я разозлился на него, потому что все это выглядело нелепо и попросту не укладывалось в голове.
        - Да пусть все это и так, что мне с этим делать? Ты хочешь, чтобы я посадил Нортона за убийство пятнадцатилетней давности, единственный свидетель которого - это пьяный обдолбанный бомж?
        Фрэнк не сказал ни слова. Он просто повернулся ко мне спиной, свернулся калачиком и лежал, пока я наконец не ушел к себе домой. Кошки скребли на душе, но он перегнул палку, и я не поверил в его историю.
        Часть 2
        Глава 7. За и против
        Я сидел в кресле в своем кабинете после ночи откровений и держал в руке телефон. На экране светился номер моей теперь уже бывшей жены. Адвокат звонил минутой раньше и сказал, что мы разведены. Судья решил, что с него хватит моего наплевательского отношения. Поэтому у меня отобрали практически все, что было. Хорошо, что судья не знал про мои цветы, иначе забрал бы и их. Единственное, чего смог добиться мой адвокат, - «Мустанг Фастбэк» шестьдесят седьмого года все еще был моим. Подумав о машине, я вспомнил о том, как мы поехали на этом старом ведре в Калифорнию. Не проехав и половины пути, мы вернулись обратно на поезде. Машину привезли через пару дней на эвакуаторе. Мери тогда была очень красивой.
        Я вспоминал свои чувства к ней. Мне захотелось поговорить с ней просто так, без злобы, попробовать не обращать внимания на ее вызывающий тон. Это желание вернуло меня к реальности. Я нажал кнопку вызова на экране телефона. В тот же момент в дверь постучали, и я судорожным движением отменил набор. Охранник провел в мой кабинет Дженкинса.
        - Как ты сюда пробрался? - спросил я, слегка растерянный. Вид у меня в тот момент, наверное, был, как у школьника, прячущего журналы с порнухой от родителей.
        - Сказал, что работаю на тебя, разумеется, - ответил серьезным тоном Дженкинс.
        - Ладно, располагайся, - указал я ему на стул, - мне тут нужно собраться с мыслями.
        Я спрятал телефон и попытался сделать то же самое с чувствами. Мне не хотелось, чтобы Дженкинс видел во мне слабость. Но его внимание было приковано к моей доске. Он посмотрел на нее с нетерпением, как художник на недописанную картину в момент вдохновения. Он вдруг поднялся со стула и подошел к доске.
        - Вот, нужно сюда добавить, - сказал он и прилепил к доске новую газетную вырезку и два желтых стикера. На них Дженкинс сделал какие-то пометки карандашом и повернулся ко мне с чувством выполненного долга. Я сначала не понял, что он сделал. Дженкинс вел себя, будто видел мою доску уже не раз и абсолютно четко представляет себе ход моих мыслей. Меня это слегка напугало.
        - Что ты там прилепил? - спросил я, невольно добавив в голос некоторую долю раздражения. - Я же не разрешал тебе ничего делать с доской.
        - Ну, я увидел ее. У меня почти такая же была в колледже. Я понял, что ты собираешь факты про жертв в хронологическом порядке, слева направо. И вот, еще тебе свежая газетная вырезка. Новая жертва - Мэддисон Элрой - преуспевающий адвокат из Файв Пойнтс, и еще два факта, которые необходимо внести в схему.
        - Еще одно убийство? - я не сразу понял, что меня так задело: то, что он моментально разобрался в моей схеме, или то, что он без моего разрешения стал вносить в нее изменения. Все равно, что он без спроса одел бы мою любимую рубашку. Еще несколько секунд прошло перед тем, как я понял, что пора начать соображать. - Черт подери, не делай так больше.
        - Да уж, - сказал Дженкинс, отводя от меня взгляд. Я подошел к доске и вслух прочитал свежую газетную вырезку.
        - Мэддисон Элрой, тридцать пять лет. Колотые раны в области шеи. Детали те же?
        - Абсолютно, - подтвердил Дженкинс. - Мы нашли еще ДНК Бреговича.
        - А что еще за факты?
        - Элрой и Картер - не их настоящие имена.
        - Откуда ты знаешь? - внутри у меня все упало.
        - Я как раз был в Беркли, проверял Дороти Картер, когда мне позвонили и сказали о третьей жертве. На всякий случай я пробил и ее. Данные о том, что они учились в Беркли, есть, но преподаватели их потока ничего о них не знают. Я порылся в их прошлом. Вообще, легенды разработаны очень хорошо, но как только я начал проверять факты, все начало разваливаться. Видимо, они прятались от своего прошлого. Их настоящих имен в полицейской картотеке я найти не смог. Должны быть отпечатки, данные по страховке. Проверь их в своих архивах.
        - Не может быть, - вырвалось у меня. Я не мог в это поверить. Неужели бредовая история Фрэнка могла оказаться правдивой?
        - Что ты имеешь в виду? - переспросил Дженкинс.
        - То есть, ты решил, что они проходят по программе защиты свидетелей? - я, как мог, пытался не выдать волнения.
        - Я не знаю, кто кроме федералов мог подправить прошлое так складно. Маршалы ответят после обеда. Но я сомневаюсь, что это они. У обеих была хорошая работа, они делали карьеру. Нельзя просто так взять и спрятаться, если только у тебя нет больших денег или связей. Но зачем прятаться, если у тебя миллионы.
        - Значит, связи. Малыш, твое рвение достойно воспевания в романе.
        Дженкинс натянуто улыбнулся, но этого хватило, чтобы мне стало легче. Потом он снова уставился на доску. Постояв молча минуту, он потянул к ней руку, но на полпути осекся и посмотрел на меня, ожидая разрешения.
        Смирившись с его нахальством, я одобрительно кивнул, и он обвел место жительства жертв кружочками и стал водить рукой вдоль и поперек карты.
        - А это зачем?
        - Не уверен. Просто пытаюсь уловить. Может быть, на карте получится какая-то пентаграмма или какой-то еще религиозный символ?
        - Да, абстрактно мыслишь, но жертвы всего три. Какой символ можно нарисовать из трех точек?
        - Еще одно - и получится крест, - произнес он с вызовом. - Это же ритуальные убийства.
        - Тебе пора. У меня сейчас будет очень длинное и тяжелое совещание. Обсудим все идеи позже.
        - Позвони, как освободишься. Я буду в участке.
        Когда Дженкинс ушел, я позвонил Шульцу и попросил его зайти в мой кабинет.
        - Ну как, ты готов? - спросил Шульц, громко хлопнув дверью. Вид у него был довольно воинственный.
        - Да, готов, - соврал я. Не хотелось его расстраивать.
        - Сегодня он попытается на нас наехать. Но мы должны дать ему отпор, ты понимаешь?
        - Да, я понимаю. Но вот чего я не понимаю, так это что нам делать дальше. Макмиллан, конечно, - мразь, но он глава департамента.
        - Ну и что? Правда ведь на нашей стороне. Главное, поддержи меня, - не унимался Шульц. Я чертыхнулся про себя, не находя слов, чтобы его успокоить. Мне нужна была его помощь, поэтому пришлось ему потакать.
        - Договорились.
        Шульц удовлетворенный направился к двери, но я его окликнул:
        - Нужно пробить по базе данных программы защиты свидетелей этих женщин.
        Шульц взял две папки.
        - Ты что-то выяснил? - спросил он.
        - Пока не знаю. Мне нужны данные как можно скорее. Да, чуть не забыл. Там третья жертва. Вот, пока только имя.
        - Постараюсь, - фыркнул он недовольно. Я стерпел потому, что просьба была серьезная.
        - Как ты думаешь, откуда придет удар на коллегии?
        - Если только кто-то из своих не сдаст, я не знаю.
        - Кто-то пойдет на такое?
        - Не думаю, - ответил Шульц уверенно.
        Шульц по привычке шумно закрыл за собой дверь, отчего у меня в ушах зазвенело. Не позволяя себе отвлечься и начать сомневаться, я достал телефон из кармана и набрал номер жены.
        - Здравствуй. Извини, что не появился на суде.
        - Уже не важно. Что тебе нужно?
        - Я хочу увидеть тебя.
        - Но я не хочу видеть тебя.
        - Слушай, мы должны были увидеться на суде, так или иначе. Если тебе так противно мое общество, представь, что мы на процессе. Я очень тебя прошу.
        Мери молчала очень долго, но я не прерывал тишину. Наконец, она тяжело вздохнула.
        - Хорошо. Увидимся в субботу вечером на Седьмой.
        Она повесила трубку.
        Дверь в кабинет снова приоткрылась.
        - Пойдем, Браун уже здесь, - сказал Стоун, просунув свою лысую голову в образовавшийся проем. - И надень нормальный галстук. Что у тебя за вид?
        - Стоун, стой. Мне нужно поговорить с тобой.
        - Давай потом. Сейчас коллегия.
        - Нет, черт тебя дери. Зайди в кабинет. Сегодня еще один труп нашли по моему делу. Это очень важно.
        В конце концов, мне пришлось силой втащить его в свой кабинет. А через минуту после того, как я рассказал ему историю Фрэнка, опустив кое-какие подробности, он уже скулил во все горло.
        - Ты совсем с ума сошел, чертов пьяница? У тебя через двадцать минут военный трибунал без присяжных с вынесенным заранее вердиктом, а ты вместо того, чтобы придумать, как вытащить свою задницу из петли, пытаешься затянуть ее еще туже. И откуда ты это вообще взял? Кстати, это был очередной пьяный приход, или ты уже перешел на что-то тяжелое? Псих чертов.
        - Пошел ты к черту, Стоун! - я решил сорваться. Отчасти, потому что не хотел больше терпеть. Но, главное, я решил рискнуть и начать действовать, ведь Стоун был совершенно прав. Меня скоро распнут. - Хоть раз попытайся вытащить свою лысую голову из задницы и сделать то, что тебя просят. Ты понимаешь, что жизнь людей под угрозой, и каким бы это бредом ни казалось, нужно сделать все, что можно.
        Реакцию долго ждать не пришлось. Стоун сначала побагровел от злости, хотел было закричать на меня снова, но не успел.
        - Или ты хочешь взять на себя ответственность за гибель еще двух девушек? А? - наседал я. - Что если я окажусь прав? Что если они действительно существуют, и единственная причина, по которой ФБР не смогла их спасти, - это твое упрямство? После того, как я тебе все это рассказал, ты сможешь стоять в стороне, да?
        - Иди ты… - прошипел он на меня, состроил кислую гримасу и махнул рукой. Он неуклюже вышел из кабинета, злобно бормоча себе под нос разные гадости, но я понял, что наживка заглотана. Теперь Стоун сделает все что угодно, лишь бы избавить себя от какой-либо, даже гипотетически возможной, ответственности за гибель людей. Для него это было очень серьезно.
        Я зашел в пустую столовую и налил себе в бумажный стаканчик колумбийского кофе из швейцарской кофеварки, собранной в Китае. Я сделал несколько глотков, и мне стало страшно. Всего еще несколько глотков отделяли меня от адской пытки. Снова придется пережить тот страшный день, а Фрэнка рядом не будет. Не будет ни его убаюкивающего голоса, ни успокоительных таблеток, ни «Мэри-Лу». Кофе показался мне безвкусным, и я выкинул недопитый стаканчик в мусорное ведро. Мне остро захотелось почувствовать холодный вкус стали и баллистола.
        Глава 8. Виновные будут
        - Мистер Блейк, расскажите членам комиссии, что произошло 23 мая.
        Заместитель директора Бюро Майкл Браун сидел передо мной в кресле. Вид у него был как у хищника, несущегося за добычей. Он отошел от протокола и сам вел допрос. Из остальных членов коллегии в моем допросе принимала участие только стенографистка, заносившая в протокол происходящее со скоростью снаряда, вылетающего из ствола нацистской пушки.
        - За два месяца до этого, то есть, примерно в конце марта, я получил наводку от информатора о том, что в одном из отелей Бронкса поселились несколько арабов, - начал я, откашлявшись. - У нас на них ничего не было. Мы организовали облаву. То есть проверку миграционной службы, но результатов она не дала. У всех были надлежащим образом оформленные рабочие визы. В квартире ничего подозрительного не было. Только книги на арабском.
        - Вы имеете в виду Коран? - зачем-то спросил резким тоном Браун.
        - Нет, не Коран. Какие-то высказывания арабских богословов. Точнее сказать не могу.
        - Что вы сделали дальше?
        - На всякий случай, я запросил информацию через Интерпол, а также направил фотографию нашим экспертам. Через пару дней я получил ответ от наших, что один из арабов - это, возможно, Абу Фадлах, член восточной ветки Аль-Каиды. Со слов эксперта, совпадение было примерно 60 процентов.
        - Продолжайте.
        - Шестьдесят процентов мне показалось недостаточным. На всякий случай, я решил перестраховаться и подождать ответа из Интерпола. Информатор сообщил, что арабы подрабатывают строителями, поэтому их прораб получил подряд в «Данросс Констракшнз». Ее, как вам известно, контролирует бюро. Таким образом, я смог следить за ними практически двадцать четыре часа в сутки. Какое-то время никаких сведений об арабах не поступало. Затем 21 мая, буквально в один и тот же день, я получил ответ из Интерпола и наводку из «Данросс». Это действительно оказался Абу Фадлах, а информатор сообщил, что Фадлах здесь находится транзитом и ищет возможность выехать в Канаду для устранения некоего Хамзы Бин-Аббаса, ответственного за серию терактов в Сирии и Ираке. Мой непосредственный руководитель, мистер Макмиллан, поручил провести обследование квартиры и взять Фадлаха. Я выдвинулся в адрес с тремя агентами департамента… - мне стало невыносимо больно. Страх и стыд сковали грудь, стало тяжело дышать. Я очень хотел избежать воспоминаний о том, что произошло дальше. «Нет! - кричал мозг. - Не лезь туда!»
        - Продолжайте! - требовал Браун.
        - Я выехал в Бронкс со своим напарником - агентом Синклером - и еще двумя агентами: Фордом и Уоттсом.
        - Была ли с вами тактическая группа поддержки?
        - Нет.
        - Саперы?
        - Нет.
        - Почему?
        Я посмотрел на Макмиллана. Он сидел, сложив руки на столе, и смотрел на меня сквозь очки. Вид у него был подозрительно спокойный, отчего меня накрыла новая волна беспокойства. Он явно был готов к тому, что я собирался сказать. Но откуда должен был последовать удар, я не имел ни малейшего понятия. Стоун сидел рядом с Макмилланом и время от времени поглядывал на меня.
        - Мой босс не согласился с моими доводами и дал указание действовать без группы сопровождения. Мистер Макмиллан указал на то, что дом их уже проверяли, а для того, чтобы взять одного араба, достаточно четверых крепких агентов.
        - Почему вы не возразили?
        - Я возражал, сэр.
        - Кто может это подтвердить?
        - Они все мертвы, сэр.
        - Вы имеете в виду агентов Синклера, Форда и Уоттса? - спросил с вызовом Браун.
        - Да.
        - Дальше.
        - Все трое работали в департаменте чуть больше года. Оперативного опыта почти не имели.
        Я снова запнулся, но теперь меня никто не стал подгонять. Видимо, вид у меня уже стал совсем паршивый.
        - Я позвонил мистеру Макмиллану и в последний раз попросил группу поддержки, но убедить его мне не удалось. По-видимому, я разговаривал слишком громко, и парни все слышали. Синклер не стал ждать, он был импульсивным. В общем, он потащил остальных за собой, выбил дверь и забежал внутрь. Я и опомниться не успел.
        - Что было, когда вы вошли?
        - Когда я вошел, на полу жилой комнаты лежали два человека. Синклер и Уоттс уперли им в затылки свои пистолеты, а Форд… Форд поднял край матраса в спальной одного из этих ублюдков. В ту же секунду раздался взрыв, и Форда разорвало на куски. Остальных насмерть посекло осколками.
        - Вы были старшим группы, - процедил Браун.
        - Да.
        - То есть, ответственность за действия группы лежит на вас.
        - Не совсем, сэр, - я посмотрел на Макмиллана. - Без указания своего руководителя я бы не стал входить в то помещение.
        Браун повернул голову к Макмиллану.
        - Мистер Макмиллан. Вы можете подтвердить показания мистера Блейка?
        - Нет, сэр. Я понимаю желание агента Блейка выгородить себя, можно сказать, уйти от ответственности, но подтвердить его слова не могу. Блейк получил от меня прямые указания, не входить в квартиру без группы поддержки. Блейк приписывает мне свои собственные слова о том, что квартира уже была обследована и так далее. Он шел на свой страх и риск и виновен в смерти трех молодых перспективных агентов.
        - То есть, вы утверждаете, что не давали агенту Блейку разрешения входить в дом?
        - Нет, сэр. Такого разрешения я Блейку не давал.
        - Кто может подтвердить ваши слова?
        - Их могли бы подтвердить те самые агенты Синклер, Форд и Уоттс. Но, к сожалению, они мертвы.
        - Это все?
        - Нет, мои слова может подтвердить агент Фостер. Он находился в моем кабинете во время моего телефонного разговора с агентом Блейком.
        - Вы имеете в виду перед тем, как он вошел в квартиру?
        - Именно так, сэр.
        От злости у меня чуть не лопнули перепонки. Я ничего не слышал, взгляд затянуло белой пеленой. Каким-то чудом я удержался на месте и не кинулся на Макмиллана. Стоун вытаращил на меня глаза и громко выдохнул. По его губам я смог прочитать:
        - Твою мать.
        Похожий на уставшего гнома, в зал вошел Фостер. Он сутулился сильнее обычного. Но на меня он посмотрел бесстрастно, после чего подошел к трибуне. Принеся присягу, Фостер, не моргнув и глазом, ответил на вопрос Брауна.
        - Да, я могу полностью подтвердить слова мистера Макмиллана.
        Ноги мои дрожали он нахлынувшего бессилия. Кожа горела от возбуждения, все вокруг поплыло прочь от меня. Как я ни пытался, я больше не смог поймать взгляд Фостера. Он отчеканил ответы на заданные вопросы и тихо вышел из зала.
        - Что ж, мистер Блейк, - заговорил Браун. - Комиссия еще раз изучит все обстоятельства дела и примет решение. Окончательное заседание в следующую среду. Для начала вы отстраняетесь от ведения дел. Ваше руководство доведет до вас остальную информацию.
        Все члены комиссии вышли из зала, оставив меня наедине с навалившейся безысходностью. Еще один гвоздь в крышку моего гроба. Кто знал о том, что Фостер выступит на стороне Макмиллана? Кто мог предупредить о засаде? Стоило ли теперь об этом волноваться? А о чем стоило волноваться, как не о своем будущем?
        Теперь я не мог покончить с собой, ведь теперь это будет означать победу Макмиллана. Сукин сын не должен был победить. И оставались еще две девушки. Я еще мог оказаться полезен. Спасти две жизни взамен четырех потерянных - и, может быть, в аду мне будет не так жарко.
        Прошло еще некоторое время, в зал вошла секретарша Стоуна и попросила меня зайти к нему в кабинет. Поправив галстук, я так и сделал.
        - Это просто ужас, - произнес Стоун, мотая головой. - Эта маленькая сволочь, Фостер.
        - Что он ему пообещал? - спросил я.
        - Не знаю, мне из них никто ничего не говорил. Что теперь делать? Можно же было как-то выйти из ситуации. Ну конечно, Макмиллан виноват в том, что случилось. Зачем еще и тебя губить? Он мог решить вопрос по-другому.
        Какого же черта ты молчал, когда надо было это сказать, вертелось у меня на языке.
        - Ты разговаривал с Макмилланом насчет того, что я тебе рассказал?
        - Он приказал взять у тебя образец крови и мочи и проверить на наркотики. Совсем уже обнаглел. Но теперь это уже неважно. Передай дело Шульцу. Пускай разбирается. Если он не угомонится и не оставит свой крестовый поход против Макмиллана, то следующим пойдет под каток.
        - Слушай, понятно, что дела скверные. В среду они признают меня виновным в смерти парней и передадут мое дело прокурору. Но у меня еще пара дней в запасе. Я справлюсь с этим делом. Пускай оно пару дней повисит в воздухе.
        - Ты что несешь? В каком воздухе? Отдай материалы Шульцу, немедленно!
        Глава 9. Ближе к делу
        Шульц был недоволен поворотом событий.
        - У меня нет никакого желания заниматься этим делом, - сказал он, отводя нос от папки, как от стакана с прокисшим молоком.
        - Отлично. Я займусь им дальше. Ты только помоги с допуском. Остальное я устрою. Времени у меня все равно только до среды.
        - Что там вообще по делу есть? - продолжал он брюзжать.
        - Три трупа. Все одного возраста. Связи между первой жертвой и остальными двумя никакой. Прошлое двух последних жертв чудесным образом подправлено. Их никто нигде не знает и не видел, но на бумаге у них вполне себе настоящая жизнь.
        - Ты подумал, что они проходили по программе защиты свидетелей, да? - задумчиво произнес Шульц, сведя по привычке брови.
        - Да, - подтвердил я.
        - В общем-то, так и есть, черт бы их побрал. Пока тебя распинали на коллегии, я пробил их по базе, и все стало по-настоящему странно. Они проходили в качестве свидетелей по делу мафии.
        - Мафия? В двухтысячном?
        - Русская мафия. Всего по делу проходило больше полусотни законспирированных свидетелей.
        - Ничего себе размах.
        - Да, впечатляет. Две из трех жертв тоже проходили, как свидетели. Правда согласно записям на слушанья их так и не вызывали. Дальше, в базе есть только их настоящие имена. Имена, присвоенные им по программе, отсутствуют. О них там вообще ничего больше нет.
        - Как же ты их нашел, если имен нет?
        - Там новая программа распознавания по фотографиям. Классная вещь. Нужны были только фотографии посвежее. Я покопался в Фейсбуке, они же бабы, как ни крути. В общем, проблем это не составило.
        - Что еще?
        - Потом мне все-таки стало интересно, и я просмотрел весь список свидетелей. Всего шестьдесят восемь человек. И вот еще два свидетеля без соответствующих данных. Точнее, их фотографии и настоящие имена.
        - Получается четыре, - сказал я, чтобы постараться выглядеть спокойным. - А почему нельзя забить в базу их фотографии и не найти в Фейсбуке их аккаунты?
        - Нет, программа пока работает только в замкнутых федеральных сетях.
        - Твою мать.
        - Я ни черта не понял из того, что нашел, - развел руками Шульц. - Зачем было их включать в программу и даже не вызывать на слушанья? Можно подумать, суд посчитал их показания несущественными. Тогда зачем их убивать через столько лет?
        - Ты думаешь, это мафия мстит?
        - Это первое, о чем можно подумать.
        - Согласен. Но тогда почему не начали с ключевых свидетелей? И откуда у них вообще данные жертв? И при чем тут журналистка?
        - Тут у меня созрела версия, - просиял он. - Ты говорил, что журналистка писала какую-то там статью?
        - Она писала статью про Уолл-Стрит, не про мафию.
        - Ах, один черт, - фыркнул разочарованно Шульц.
        - Это точно, - моя голова раскалывалась от беспомощности. Так много информации, и никакой возможности ее использовать. Это было действительно невыносимо. - А кто их курировал?
        - Тут еще одна странность, - снова оживился Шульц. - Во всех документах значатся только инициалы «М. Б.». Ни подписи, ничего другого, что указывало бы на ответственного агента. По делу, должно быть, работала чертова куча народа. Творилась такая неразбериха, что можно было под шумок что угодно наворотить.
        - А куда смотрели бухгалтеры?
        Шульц промолчал, сложившись в своем кресле. Больше, по-видимому, ему нечего было добавить.
        - Спасибо, Шульц. Ты опять мне помог.
        - Уж в который раз, - воскликнул он.
        - Кто считает? - отшутился я, выходя из его кабинета.
        Шульц был молодец. Я бы с такой работой сам никогда не справился. Но теперь нужно было действовать дальше. В паззле только добавилось элементов, но складываться в картину они не торопились. Я остро ощутил нехватку времени. Я позвонил Дженкинсу и спросил у него, как дела.
        - Кажется, что-то наклюнулось, - сказал он неуверенно. - Первая и вторая жертвы, они жили вместе около четырех лет назад.
        - Что? - не сразу уловил я. - Откуда данные?
        - Я начал прорабатывать историю журналистки, так как в ней практически нет белых пятен. Я просмотрел все адреса ее мест жительства. Оказалось, что в 2010 году соседкой Мери Ламберт была некая Дороти Картер.
        - Фантастика! Продолжай.
        - У меня была с собой фотография, я показал ее управляющей дома, она подтвердила. Дороти Картер и Мэри Ламберт были соседками.
        - Заезжай за мной, срочно!
        От нетерпения я не мог спокойно устоять на месте и около десяти минут ходил возле входа в департамент. Это была неслыханная удача. Но я не был уверен, стоило ли рассказывать Дженкинсу историю Фрэнка. Причин было несколько. Самая веская - он мог счесть меня за идиота. В общем, это все, что мне приходило в тот момент в голову.
        - Что так долго? - выпалил я, прыгнув в машину к Дженкинсу. Малыш был совершенно измотанным, мешки под глазами придавали его благородному лицу сходство с персонажами средневековых гравюр. - Что с лицом?
        - Ночное дежурство и еще одно убийство, - уныло произнес Дженкинс. - Я не вытягиваю нагрузку.
        - Парень, я буду с тобой откровенен. Все очень плохо. Времени у нас с тобой осталось до среды. Я не могу пока объяснить почему, но думаю, что будут еще жертвы.
        - Что это значит, не можешь? - удивленно покосился на меня Дженкинс.
        - Поехали, попьем кофе, - сказал я примирительно. - Я пробил их по базе. Они действительно проходили по программе защиты свидетелей. Но толку от этого совершенно никакого. Имен прикрытия в базе не оказалось. Данные кто-то подправил.
        - Не понимаю, как это возможно?
        - Не знаю, но, похоже, есть еще, как минимум, два человека, которые могут пострадать. Все, что у меня есть, это их фотографии и реальные имена.
        - Пробивать их прошлое бесполезно, - рассеянно проговорил Дженкинс. Он вел машину отрешенно, едва придерживая руль.
        - Может лучше мне сесть за руль? - поинтересовался я. Дженкинс удивленно поднял брови.
        - Все в порядке, - сказал он устало. - Выкладывай дальше.
        Перелопатив в голове все за и против, подавив панику, я решил рассказать ему историю Фрэнка, но скрыл источник информации. Переспросив меня несколько раз в ключевых местах, Дженкинс наконец понял все, что я хотел сказать, после трех кварталов полусонного вождения он озвучил идею, созревшую у нас обоих.
        - Картер жила вместе с Ламберт. Они очень сблизились. Картер рассказала Ламберт о своем прошлом, о том, что участвовала в программе защиты свидетелей, рассказала, почему она была включена в программу. Потом они разъехались. Ламберт посулили повышение, и она решила поведать миру страшную тайну того вечера, разоблачить одних из самых влиятельных людей страны. Вот дура! - заключил он.
        - Свобода слова, - заметил я.
        - Если тыкать медведю в задницу иголкой, нужно быть готовым, что он разорвет тебя в клочья просто потому, что он это может. Значит, за всем стоят братья Нортон. Они решили закончить историю. И что дальше?
        - Дальше нужно спасти оставшихся в живых девушек - Мелиссу Санчес и Джейн Броуди. Это мы можем. Что с убийцей?
        - Его ищут, но пока безрезультатно, - пожал Дженкинс плечами.
        - Ясно. Я хочу поговорить с младшим Нортоном.
        - Ты это серьезно? - воскликнул он.
        - Вполне.
        - Что тебе это даст?
        - Хочу посмотреть на знаменитого пастора. Ты можешь помочь? Фрэнк говорил, что добиться его аудиенции очень непросто.
        - Кто такой Фрэнк? - донимал Дженкинс.
        - Один приятель, большая фигура в андерграундной тусовке. Но это подождет. Едем к Эдлеру. Теперь мы знаем, что у него спрашивать.
        По дороге мы оба молчали. О чем думал Дженкинс, я понял только у самого подъезда к издательству. Перед тем, как мы вышли из машины, он серьезно спросил:
        - Почему они до сих пор живы, те две оставшиеся девушки? Почему он не убил их вчера или сегодня?
        - Это небезопасно. Ему нужно постоянно менять место, запутывать следы. Судя по тому, как он действует, он не особо скрывает свою личность. Ему главное, чтобы копы его не опередили, главное, не попасться на какой-нибудь глупости. Поэтому он действует ночью и убивает их дома, а не где-то в людном месте, где ему могут помещать. Если даже соседи успеют вызвать полицию, он успеет скрыться. По крайней мере, мне так кажется.
        - Значит, у нас есть фора? - задумчиво спросил он.
        - Думаю, день у нас есть в запасе. Но не больше. Мы должны придумать, как найти остальных девушек раньше него.
        - Стой, я хочу сказать еще одну вещь. Ты ведь не думаешь, что нам удастся остановить Нортонов?
        - Почему нет? - удивился я.
        - Потому, что Нортоны входят в круг тех, кто решает, проснутся жители этой страны завтра утром в своих собственных домах и пойдут на работу добровольно или их будут гнать на каменоломни надзиратели из бараков. Они настоящие неприкасаемые. И девушек этих убивают только потому, что они могут это сделать, а не потому, что боятся привлекать к себе лишнее внимание. Это их мир.
        - И ты думаешь, мы ничего не сможем изменить? - спросил я. Слова Дженкинса задели меня за живое. - Мы же не в Азии живем, в конце концов. Здесь нельзя купить закон.
        - Закон - это не квантовая механика. Закон - это люди, его можно корректировать. Они и есть закон.
        - Это мы еще посмотрим, - бросил я ему, разозлившись.
        Глава 10. Правда о правде
        Чего я ждал от разговора с Эдлером? Мне хотелось показать Дженкинсу, что не все так плохо, как он думает. В тот момент я еще надеялся, что справедливость существует.
        - Я ничего не знаю, - вопил Эдлер, пытаясь увернуться от моих пощечин. Я держал его за галстук и хлестал по иссиня-белым щекам. Дженкинс, завороженный развернувшимся действием, безмолвно стоял в стороне. Когда мне надоело хлестать Эдлера, я швырнул его на кресло и запустил ему в голову здоровенным фолиантом, лежавшим на рабочем столе. Эдлер вскрикнул и тоже умолк. В кабинете воцарилась тишина. Я представил лицо Стоуна, когда он узнает об этой нашей милой беседе. Я едва удержался от смеха и, чтобы отвлечься, стал рассматривать гравюру, висевшую у самого входа в кабинет. На ней был изображен какой-то демон, страшное чудовище. Гравюра завораживала размытыми линиями и смазанными контурами. Стоило попытаться сконцентрироваться на силуэте чудища, как в глазах начинало двоиться, чудище, казалось, медленно машет крыльями.
        - Что это? - спросил я.
        Эдлер тихо скулил в кресле и не отвечал.
        - Ну, это ты сказать можешь? - тормошил его я. - Ладно, погуглю позже. Ты понял, что я настроен серьезно, да? Ты сгниешь в тюрьме за соучастие в убийстве, - я двинулся на него, состроив слегка обезумевший взгляд. Эдлер был испуган. Вопрос был, достаточно ли я его испугал.
        - Стой, - вмешался вдруг Дженкинс. - Давай теперь я.
        Пришлось уступить.
        - То, что хочет донести до вас мистер Блейк, что жизни двух женщин в опасности. Нам нужно найти их прежде, чем убийца. Вы ни в чем не виноваты, вы их, по всей видимости, даже не знаете. Расскажите, что сообщила Мери. А я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы агент Блейк перестал вас калечить.
        - Этого не достаточно, черт бы вас побрал, - выкрикнул Эдлер, подпрыгнув на кресле. - Не достаточно. Вы думаете, я боюсь тюремного срока? Да плевал я на тюрьму.
        - Все дело в Нортоне? - произнес Дженкинс, приблизившись к Эдлеру. Тот ошеломленно вылупил на Дженкинса глаза, челюсть его слегка отвисла. Он быстро заморгал, переводя взгляд то на меня, то на Дженкинса. Потом он опустил голову и слегка кивнул.
        - Мери принесла мне наработки по статье, - начал Эдлер дрожащим голосом. - Я обещал ей повышение при условии, что она напишет мощную статью. Через несколько дней она пришла ко мне изможденная и передала наброски. Она сказала, что это история ее знакомой, которой она доверяла. Мери понимала, что существует опасность, и не стала раскрывать источник. Я настаивал, но она уперлась. Я пригрозил, что не буду печатать статью, основанную на пустых сплетнях, но все безрезультатно. А когда я прочитал фамилию Нортона, у меня чуть приступ не случился. Я растерялся, понимаете? Я немедленно спрятал данные и попросил Мери принести все, что у нее есть. Потом я сообщил Нортону. Он ведь совладелец газеты. Я… я знал, что у меня будут неприятности, если статья выйдет. Но того, что случилось дальше, я не ожидал. На следующий вечер ко мне пришел мужчина. Лицо у него было, как та гравюра у входа, черты какие-то расплывчатые, страшные. Он сказал, что его прислал Нортон, и потребовал у меня материалы Мери. Я все ему отдал. Я рассказал ему, как найти Мери. А на следующий день ее убили. Я понял, что это Нортон сделал. Но я
не хотел ее смерти. Я думал, ее припугнут слегка и все.
        - Конечно, припугнут! Ублюдок ты долбаный! - закричал я.
        - В материалах Мери были данные других девушек? - спросил Дженкинс.
        - Фотография одной из них. Больше ничего, - промямлил Эдлер.
        - Их настоящие имена или вымышленные? - продолжал Дженкинс.
        - Нет, клянусь вам, там ничего не было.
        - Записи еще остались?
        - Нет.
        - Не ври, сукин сын, - снова крикнул я. Эдлер поежился, но стоял на своем:
        - У меня больше ничего нет. Я все передал тому мужчине.
        - Как его зовут? Кто он? Как его можно найти?
        - Я его больше никогда не видел. Он пришел ко мне только один раз и все. У меня нет ни его адреса, ни телефона. Я даже имени его не знаю.
        - Давайте сначала, - продолжил Дженкинс, - что было в материалах Мери?
        - В них рассказывалось про ритуал, про то, как младший Нортон убил девушку, что оставшихся четверых удалось спрятать агентам ФБР, к которым они обратились за помощью.
        - Может быть, там были данные агентов ФБР?
        - Нет, ничего такого.
        - Что с девушками? - вмешался я. - Вспомни, что там было про девушек?
        - Там не было ничего конкретного, кроме одной фотографии, клянусь!
        Дженкинс устало выдохнул, а я сорвался и, схватив книгу, снова начал колотить Эдлера. Дженкинс не сразу стал меня оттаскивать, но, когда Эдлер завыл, как шакал, он схватил меня за руки и отвел в сторону.
        - Хватит, Блейк, - крикнул он на меня.
        - Пойдешь в суд, ублюдок. Будешь свидетелем, иначе я упрячу тебя в «Синг-синг» до второго пришествия, - рычал я через плечо Дженкинса.
        - Нет, не пойду, - ответил Эдлер, и я понял, что проиграл эту партию. Эдлер не боялся закона, он боялся права сильного.
        - Тогда ты сядешь, - это все, что я мог ему сказать.
        Час спустя мы стояли с Дженкинсом у берега Гудзона. Мутная вода глотала наши отражения и солнечный свет. Тысячи звуков - от гудков такси до крика жирных городских чаек - сливались в поток глухого шума. В руке у Дженкинса дымилась чашка кофе. Он отхлебывал понемногу и смотрел, как чей-то маленький кораблик бьется о гранитный берег.
        - Как он их находит? - спросил Дженкинс в перерыве между глотками. - Откуда у него могут быть их данные? Мы ведь их не можем найти?
        - Ты помнишь, все их дома были перевернуты с ног на голову, - ответил я.
        - И что?
        - Он начал с Мери потому, что знал, где ее искать, и потому, что он больной сукин сын. Убил ее, перевернул все вверх дном, но ничего не взял. Так?
        - Ну да, - подтвердил Дженкинс.
        - А что если взял? Что если он нашел то, что могло привести к Дороти Картер? Если они были близки, у Мери могло что-то остаться.
        - У Мери могли быть данные и других девушек.
        - Возможно, - ответил я. - Но точно этого мы знать не можем.
        - Я знаю, как мы можем их предупредить об опасности, - сказал Дженкинс уверенно. - Мы можем пустить сообщение в телеэфир. Опустив подробности, разумеется. Мы дадим в эфир их фотографии и их настоящие имена. Сообщим, что они в опасности и им нужно обратиться за помощью в ФБР.
        - А что, если убийца еще не знает, кто они? - предположил я, пытаясь скрыть вскипавшее раздражение. Фраза о том, что потенциальным жертвам нужно было позвонить в бюро, значила, что само бюро не может их найти. Это была правда, но пока она хранилась где-то на периферии сознания, было не так неприятно.
        - Все, что он сможет получить - их фотографии пятнадцатилетней давности, - ответил Дженкинс.
        - Интересная идея, - соврал я, хотя и не совсем представлял, что из этого вообще может получиться. Я хотел еще немного поспорить с ним, заставить его поразмыслить над проблемой, но вид у Дженкинса был очень уставший. - Все, парень. Иди, отдыхай. Мы увидимся завтра. А я займусь телеэфиром.
        Дженкинс устало выдохнул:
        - В девять тридцать я заеду за тобой в офис.
        Я смотрел, как блестящий «Таурус» Дженкинса растворялся в автомобильном потоке, и никак не мог взять в толк, какого лешего этот парень пошел в полицию. Он говорил, что хочет изучить дно жизни, но судя по всему там, наверху, дела обстояли не лучше. И с этим поделать было ничего нельзя. Все, чего я смог добиться в этот четверг, - запугать до полусмерти одного человека и выяснить, что боится он совсем не меня. Какая-то детская обида не давала нормально вздохнуть. В горле застрял комок, хотелось кричать на всю улицу, какие все вокруг негодяи и лицемеры. Но Дженкинс был прав, а я нет. Пора было действовать.
        Глава 11. Откровенный гнев
        В бюро было на удивление многолюдно, и все, кого я встречал по пути к офису Дэна Франклина, смотрели на меня с каким-то сочувствием, будто я был смертельно болен и жить мне осталось несколько дней. Разумеется, я осознавал глубокий символизм происходящего. Я пробрался в кабинет к Дэну и вздохнул с облегчением, закрыв за собой дверь. По привычке Дэн и не думал обращать на меня внимание. Он таращился в монитор, как оператор «Матрицы» впоисках «дамы в красном». Пальцы его вихрем носились по клавиатуре, увеличивая документооборот отдела. Наверное, это было что-то важное, промелькнуло у меня в голове, но времени на церемонии не было.
        - Дэн, нужна помощь.
        - А? Что? - произнес он, словно очнувшийся ото сна медведь. - Что надо?
        - Ты кого-нибудь знаешь с телевидения?
        - Да, есть один приятель, - продолжал он отвечать машинально.
        - Слушай, мне нужно разместить сегодня ближе к прайм-тайм одно сообщение, минуя начальство.
        - Ну, ты сказал, - усмехнулся Дэн, будто пожалел, что ответил на мой призыв.
        - По моему делу проходят еще две потенциальные жертвы. Я должен их как-нибудь предупредить.
        - А почему ты не хочешь обратиться к телевизионщикам по официальным каналам?
        - Макмиллан и так думает, что я спятил, и ни за что не станет помогать. И потом, меня же отстранили от расследований. Дело у Шульца. А он ничего делать не будет, если не он сам автор идеи. Ты его знаешь.
        - Когда окончательное заседание комиссии? - спросил Дэн.
        - В среду. Но я прекрасно понимаю, что они уже все решили. Этот урод, Фостер, постарался, чтобы сомнений ни у кого не осталось.
        - Я слышал об этом, - кивнул Дэн. - Стоун вроде с ним поговорил.
        - Да ты что? Вот бы и мне с ним поговорить.
        - Не стоит, - сказал Дэн резко. - Держись от него подальше.
        - А чего мне еще бояться?
        - Не надо нагнетать обстановку. Департамент и так ходуном ходит. Вот бы и Шульц успокоился.
        - Черт с этой комиссией! Ты поможешь с публикацией?
        Дэн уставился в стену, многозначительно промычал и воскликнул:
        - Да!
        - Сообщение должно пройти сегодня. Что-то типа «ФБР ведет официальное расследование, и у нас есть достаточно оснований полагать, что две жительницы Нью-Йорка находятся в опасности, им срочно нужно связаться с агентами ФБР, ведущими расследование». Вставь номер телефона Шульца. Вот их фотографии. Пожалуйста, поторопись. Времени совсем не осталось.
        - А что будешь делать ты? - поинтересовался Дэн. Он редко интересовался делами других, и я даже как-то растерялся.
        - Понятия не имею, - пожал я плечами.
        По-настоящему я задумался над вопросом Дэна, только когда вошел в свой кабинет и свалился в кресло. Было уже почти шесть часов, отдел должен был начать пустеть, ведь сверхурочные агентов стоили недешево. Хальт, Голд и Форца грустно стояли у окна, стараясь уловить последние лучи уходящего дня. Доска была непривычно пустой, ведь загадку удалось разгадать и без сложных схематических выкладок, а новых дел ждать уже не стоило. Голова была пустая, не было никаких мыслей, хотя мне и казалось, что я просто обязан испытывать тревогу. Но потом, вглядевшись в фотографии жертв, я понял, что сам еще жив. Меня накрыл приступ тошноты от предчувствия беды. Выживут девушки или нет? И снова теория игр - стоило подождать до конца. Стоило сделать последний рывок и разорвать последнего кролика в клочья, прежде чем покончить со своей собственной судьбой.
        Нужен был стимул, чтобы появились новые идеи, и я отправился к Фрэнку за допингом. На этот раз я нашел его там же, где и обычно. Он был пьян и сидел на асфальте. Я обратил внимание на его бороду - она была чистая и причесанная, но спрашивать о ней не стал.
        - Нужно поговорить, Фрэнк.
        - Говори, - икнул он на всю улицу. Запах, вырвавшийся из него, не поддавался идентификации.
        - Может, пойдем туда, где нас никто не сможет услышать?
        - Дружище, тут нас точно никто не услышит! - воскликнул он, раскинув широко руки. - Вот, видишь? Я собственных газов не слышу. Этих жирных охотников за благополучием с каждым днем все больше и больше. Черт бы их побрал. Вот, посмотри на эту молодую девушку, - ткнул он в сторону брюнетки, которую через секунду проглотил живой поток. - Вся такая дорого одетая, идет быстрым шагом по центру с папкой документов. «Какого черта?» - хочется мне крикнуть на эту дуру. Иди рожать детей, тупая ты жертва пропаганды. Переезжай в Джерси и расти Тодда и Луизу, - потом Фрэнк несколько раз крякнул, развел руками и по-дружески сказал. - Давай, поднеси свое лицо поближе ко мне и говори.
        Спорить с ним было глупо, но мне не хотелось терпеть его вонь. Я попытался взять его за шкирку, но он с неуловимой ловкостью вырвался из моих рук и плюхнулся обратно на землю.
        - Нет, дружище! Я отсюда не встану, - хитро прищурился Фрэнк, а потом истерически захохотал, схватив себя за бока.
        - Черт с тобой. Я и малыш разгадали ребус. Ты знаешь, как найти убийцу?
        - Откуда же мне знать? - ответил он серьезным тоном. - Это может быть кто угодно.
        - Я знаю имя - Брегович.
        Фрэнк выпрямился и вытянул подбородок вверх.
        - Ты его не найдешь, пока он сам этого не захочет, - сказал он мрачно.
        - Кто он?
        - Знаю, что он приехал из Сербии с Филиппом Нортоном в конце девяностых или начале двухтысячных. Братья несколько раз пользовались его услугами, так сказать. Можно назвать его наемным убийцей, хотя, судя по его последним похождениям, он перерос это понятие.
        Теперь мое чувство тревоги обретало смысл. Я пересказал ему теорию Дженкинса-Блейка и поинтересовался, что он думает о судьбе оставшихся двух девушек?
        - Я что, магистр Ёда? Неведомо мне их будущее.
        Таким Фрэнка я еще не видел. Запах алкоголя смешался с ароматом злорадства и ненависти. Возможно, он испытывал разочарование во мне.
        - Сегодня их фотографии покажут в прайм-тайм.
        - Что? - воскликнул Фрэнк. - Что покажут?
        - Я так и не понял, есть у него данные девушек или нет, и решил рискнуть. Если Брегович ничего о девушках не знает, они будут предупреждены.
        - А если есть? Что если есть? - Фрэнк вскочил на ноги и с безумным видом начал ходить вокруг меня. - Ты приставил к ним охрану?
        - Разумеется, нет. Я ведь понятия не имею, кто они и где находятся.
        - Ты хоть понимаешь, что ты натворил? Ты убил их! Ты убил их!
        Внезапно он рванул вниз по улице, выкрикивая в мой адрес несвязные проклятия.
        - Фрэнк, стой!
        Но он не слушал. Фрэнк скрылся за поворотом, где должен был быть тупик, а, когда я заглянул за угол, там никого не оказалось. Чертов алкаш, подумал я. Неужели он не понимал, что больше ничего предпринять было нельзя? Я присел на грязную мостовую и попытался хоть немного расслабиться. Положив ладони на колени, я заметил, как правая рука дергается в треморе. Справа до меня донесся резкий барабанный стук, а потом бас-гитара и ритм-гитара. Я даже подскочил на месте. Прислушавшись, я расслышал мелодию. Раньше я ее не слышал, это было какое-то ритмичное джазовое произведение. Послушав несколько тактов сидя, я решил подойти поближе. Четверка парней заиграла бодрее, когда я бросил им в футляр пятерку: барабанщик выдал несколько финтов, гитарист отчаянно дернул струны, разрывая усилитель.
        Через пару мелодий я побрел к себе домой проматывать время.
        Глава 12. Все еще живая мишень
        - Артур, ты меня слышишь? Артур, вставай!
        Мне показалось, за мной пришла сама смерть, но это всего лишь было очередное глубокое похмелье и назойливый коп. Дженкинс барабанил в дверь моей квартиры. Я впустил его и попросил молчать. Голова болела жутко. Он указал на мой сотовый - двадцать шесть пропущенных. Десять от него, остальные с работы.
        - Какого черта? - проскрипел я, задев мизинцем ноги пустую бутылку из-под виски. Дженкинс сначала распахнул окна, впустив то, что в Нью-Йорке называют свежим воздухом.
        - Твой коллега Шульц найден мертвым в своей квартире в полтретьего ночи.
        Меня будто молнией ударило. Я тут же протрезвел, почувствовав адскую боль в печени.
        - Тебя ищут на работе. Там у вас какой-то ад творится.
        - Да, - ответил я, пытаясь не свихнуться, но мне нужна была помощь. Я побрел из гостиной на кухню и попросил Дженкинса рассказать подробности. На кухне я достал два яйца и разбил их в стакан.
        - Добавь чуть больше томатного сока и немного уксуса, - посоветовал Дженкинс. - Так вот, я посмотрел отчет криминалиста. Сомнений нет, это почерк Бреговича. Вряд ли ты смотрел телевизор вчера вечером, но твое сообщение прошло. Но зачем убивать Шульца, я не знаю.
        - Почему этот подонок еще жив? - взревел я, разбив стакан с похмельной жижей об стену. - Ты можешь мне сказать, как этот урод спокойно передвигается по городу, напичканному камерами, копами, федералами и прочей швалью со значками? Мать их, они совсем охренели?
        - Я понимаю…
        - Ни хрена ты не понимаешь, черт тебя дери. Он должен был убить меня, разве не ясно? Дело я передал Шульцу, его телефон был указан в сообщении, он пробивал жертв по базе данных, его имя в журнале записей. Брегович решил, что Шульц знает, кто они такие, и пришел к нему. Это была твоя тупая идея. Твою мать, я прямо сейчас тебе пулю в голову пущу!
        Я бросился переворачивать шкафы и полки в поисках пистолета, но его не было. Я увидел кобуру Дженкинса и кинулся на него. Дженкинс схватил меня за руку, я врезал ему по щеке. Он отпустил мою руку, отошел на шаг назад и с хорошим размахом заехал мне прямо по носу. Из глаз у меня полетели искры, и я свалился на пол. Я тяжело дышал и не мог успокоиться.
        - Ты совсем с ума сошел? - крикнул Дженкинс, отдышавшись.
        - Пошел ты!
        - Я тебя сейчас в камеру брошу, ты понял? - он сунул мне в руку зазвонивший телефон.
        - Иди к черту! Да, слушаю, - я поднес телефон к уху, пытаясь расслышать голос на том конце сквозь пульсировавшую в ушах кровь. Это был Стоун.
        - Куда ты опять пропал, а?
        Швырнув мобильник в сторону, я заплакал. Слезы потекли по щекам, но легче не становилось. В какой-то момент я начал рыдать во все горло, барабаня ладонями по полу. Дженкинс сидел рядом на диване. Когда злость перешла в отвращение к самому себе, я пошел в ванную, а Дженкинса попросил достать из холодильника коричневую банку и погреть ее немого в микроволновке. - Если сам захочешь попробовать, то не больше двух глотков, - предупредил я. - Иначе тебя прибьет к чертовой матери.
        - Что это за хрень? - спросил Дженкинс, когда я вышел из душа.
        - «Мэри Лу». Сколько ты выпил?
        - Всего глоток, черт. Мне воздуха не хватает.
        - Сейчас отпустит.
        Я допил содержимое банки, и у меня тоже закружилась голова. Прошло десять минут бездумного молчания, а потом я решил рисковать.
        - Мне нужно увидеться с Филиппом Нортоном.
        - Тебе нужно успокоиться, - попытался вразумить Дженкинс.
        - Брегович - его ручной пес. Я поговорю с ним, и он спустит своего пса на меня.
        - Я не понимаю, - развел он руками. - Ты хочешь, чтобы этот псих тебя тоже зарезал, как жертвенную овцу?
        - Нет, я совсем не хочу, чтобы он меня зарезал. Но это единственная возможность его выманить. Мы сможем организовать на него засаду.
        - Это самая сумасшедшая твоя идея, - воскликнул он.
        - Ты знаешь меня всего неделю, малыш, - парировал я. - Все еще впереди.
        - Нет, если этот чокнутый мясник доберется до тебя.
        - Сомневаюсь, что у тебя есть идеи ярче.
        Он помялся с ноги на ногу, затем нехотя достал свой телефон и стал звонить. Не желая доставлять ему еще больших неудобств, я занялся своим гардеробом. А когда я повязывал галстук, он сказал, что встреча невозможна.
        - Черт с ним. Поедем к нему. Я сделаю все, чтобы этот ублюдок обратил на меня внимание.
        Когда мы сели в машину, Дженкинс напрягся. Проехав четвертый светофор, он заговорил холодным голосом.
        - Когда мне было шестнадцать, меня похитили. За меня просили выкуп. Как я потом выяснил, они были колумбийцами. Они издевались надо мной. Били, мочились пару раз мне на голову. Родители, разумеется, подключили связи, ФБР и даже ЦРУ. Но все было напрасно. Примерно через две недели за меня заплатили выкуп. Меня освободили, но я остался жить с этим навсегда. Во мне было столько злобы, которую я не мог никуда деть, что я чуть с ума не сошел. Срывался на всех подряд. Боялся выйти на улицу. Я ведь жил с чувством абсолютной защищенности, понимаешь? А потом вдруг оказалось, что моя жизнь - всего лишь куча бумажек в чемодане. Они, в смысле похитители, они ходили без масок в моем присутствии. Я их запомнил. Я стал их искать. Потратил кучу денег и времени, чтобы все-таки их найти. Все, что мне удалось выяснить, что двоих из банды застрелили полицейские при сопротивлении аресту. Не ФБР, не ЦРУ. Парочка обычных патрульных порешила этих выродков. Вот почему я на самом деле пошел в полицию - чтобы в один прекрасный день мне повезло, и я наткнулся на третьего и смог отомстить. Выплеснуть ту отчаянную злость,
которая точит меня изнутри. Но его все нет. И мне приходится каждый день свыкаться с мыслью, что я могу так его и не встретить.
        Образ Дженкинса в моем сознании разбился на тысячи осколков, как рейнская мозаика во время бомбежки. Я испытал глубокий шок, и даже «Мери Лу» не могла служить эмоциональным барьером. Я не мог сказать, что в ту же минуту понял все мотивы его поступков, но в чем-то он перестал быть загадкой. Его порой до крайности измученное лицо теперь казалось мне вполне гармоничной частью его образа. Наверное, он пытался донести до меня, что у всех в жизни происходит то, что может убедить в бесполезности дальнейшего существования. Но времени спрашивать, каким образом он смог найти выход, не было.
        Когда мы наконец доехали до места, Дженкинс сказал:
        - Пожалуйста, будь аккуратнее.
        - А что может его по-настоящему разозлить?
        - Не знаю, - ответил он сухо и отвернулся.
        Я вышел из машины и, собрав последние остатки воли, зашел в фойе. В центре просторного холла сидел консьерж - опрятный мужчина лет сорока. Он улыбнулся приветливо и поинтересовался, кого я ищу.
        - Здравствуйте, я агент Блейк, ФБР, - я картинно достал удостоверение, убедившись, что как можно больше камер его зафиксируют. - Мне нужно поговорить с настоятелем Церкви Седьмого дня, мистером Нортоном.
        - Очень приятно, сэр. Вам назначено? - поинтересовался клерк.
        - Нет, но мистер Нортон должен дать показания по делу об убийстве прихожан его церкви.
        Клерк изменился в лице.
        - Минуточку, - произнес он настороженно и поднял трубку телефона. - Агент Блейк из ФБР к мистеру Нортону. Сэр, не могли бы вы уточнить, кто именно был убит?
        - Мэри Ламберт и Дороти Картер, - ответил я с вызовом.
        - Извините, сэр, но в Церкви Седьмого дня нет прихожан с такими именами, - вежливо произнес клерк, не убирая телефонную трубку от уха.
        - У них нашли кулоны вашей церкви. Не морочьте мне голову. Вы собираетесь мешать официальному расследованию?
        - Нет, что вы, сэр. Но церковь в этом году осуществляла рассылку кулонов для привлечения новых прихожан.
        - Это мне пускай объяснить мистер Нортон.
        - Сожалею, сэр, но мистер Нортон сейчас в Европе. Я ничем не могу помочь, - извинился клерк.
        Наживка была проглочена. Я еще раз пристально посмотрел во все камеры, громко хлопнул по стойке и вышел на улицу.
        - Мне страшно, - признался я, когда сел обратно в машину к Дженкинсу. Я допил остаток «Мери Лу», но напиток действовал медленнее, когда остывал. Я таращился сквозь ветровое стекло на улицу и пытался успокоиться.
        - Что тебе сказали?
        - Что он в Европе.
        - А ты что сказал?
        - Я сверкал рожей и значком как только мог, и сказал, что он должен дать показания по обстоятельствам убийства двух его прихожан.
        - Твою мать… - прошептал Дженкинс и ударил лбом по рулю. - Теперь он точно натравит на тебя своего монстра.
        - И нам придется придумать, как мне остаться в живых.
        - Мы не можем тебя прятать. Мы не можем выставлять охрану слишком явно. Да мы и не успеем получить разрешение. Твою мать, - заключил Дженкинс.
        - Ты меня прикроешь, - сказал я самым простым тоном, на который был способен. - Малыш, я полез в мышеловку, а ты должен меня оттуда вытащить живым и невредимым.
        Дженкинс ничего не говорил.
        - Скорее всего, он заберется ко мне домой, как к Шульцу, как к остальным, - продолжил я. - Пока мне надо в бюро, разобраться с делами. Господи, Шульц. Я пройдусь немного, ты не против?
        - Пройдешься пешком?
        - Расслабься. Даже в Нью-Йорке вряд ли кто-то нападет на человека в костюме джи-ай с ножом. Мне нужно как-нибудь успокоиться.
        Минуя светофор за светофором, я все отчетливее понимал, какую глупость совершил. Скорее всего, это были мои последние часы жизни. Я думал, что все будет как-то безболезненнее. Я хотел сделать это сам. Но теперь мне придется терпеть адскую боль, чувствовать, как холодная сталь пронзает мое тело, нанося смертельные увечья. Как сопротивляться такому, как этот Брегович? Как подготовиться к схватке? Он убил Шульца, который был на полкорпуса выше меня. Бедняга Шульц. Как я мог его в это втянуть. Я бы в любом случае передал ему дело, но сам бы он так далеко не зашел, не привлек бы внимания. Пятая смерть на моей совести.
        Пленка из мрачных мыслей и воспоминаний прокручивалась у меня в голове до самого офиса. Там все стояли на ушах. На меня уже никто не обращал внимания. Был убит агент, и убийца должен был быть найден, желательно застрелен при сопротивлении аресту.
        Как бы печально это ни звучало, думаю, только в подобных случаях вся эта свора заплывших жиром псов действительно была способна на продуктивную работу. Потому что цель была ясна и понятна каждому из них. Угроза нависала над каждым в отдельности. И тут уже не плетка начальника гнала вперед, а инстинкт. Древнее оружие невидимой воли, пинающей человека под зад ради выполнения единственно важной цели - выживания.
        Я пошел в сторону кухни, чтобы набрать кофе, и наткнулся на Фостера. Он быстрым шагом шел по коридору, сжимая в руках какие-то бумажки. От неожиданности Фостер встал передо мной как вкопанный, но потом резко опомнился, нагло пихнул меня плечом и быстро пошел дальше по коридору. Что я должен был сделать? Швырнуть в него свой кофе? Ударить по морде?
        - Что он тебе обещал? Место в своей постели? - крикнул я ему вслед, потому что мне было совсем безразлично, что будет дальше. Я знал, что не переживу эту неделю никоим образом. Меня бы прикончил Брегович, или я бы сам пустил себе пулю в голову. А Фостер поступил именно так, как он мог поступить, - послал меня куда подальше и побежал по своим делам. Мне осталось только забрать свой пистолет и пойти навстречу с неизбежностью, но на выходе из кабинета я наткнулся на Макмиллана и Стоуна. Макмиллан смотрел на меня с презрением. Говорил Стоун.
        - Где ты был весь день? Шульц убит.
        - Да, я знаю. Потому и не пришел. Смотреть на этот дурдом не очень хотелось, - ответил я.
        Я заметил, что Стоун едва сдерживался, чтобы не заорать, но говорил он спокойно, потому что это был не обычный разговор. Он меня допрашивал.
        - Что тебе известно о его смерти?
        - Ничего, - соврал я.
        - Что у него было по тем серийным убийствам?
        - Понятия не имею.
        - Ты смотрел вчера телевизор?
        - Ты имеешь в виду странное сообщение с номером его телефона? Разумеется. Но я ничего об этом не знаю.
        - Что ему стало известно? - продолжал Стоун с напряжением.
        - Слушай, ты сам сказал мне отдать дело Шульцу. Что там было дальше, я не знаю. Вы ведь сами прекрасно понимаете мое положение. Мне незачем было в этом рыться.
        - Поговорим позже, - сказал вдруг Макмиллан, и они со Стоуном пошли дальше по коридору. Внезапно мне пришла в голову мысль, что они уже узнали, что сообщение на телевидение прошло через Дэна Франклина, и Макмиллан задавал ему неприятные вопросы, но потом решил, что просить прощения у Дэна можно будет позже. Я выдохнул с облегчением и посмотрел в окно. Начиналась ночь. Улицы заливало светом от бесконечных рекламных панелей и старомодных неоновых вывесок. Было необычайно душно, кондиционеры не справлялись. Все вокруг были измождены суетой, конца которой не было видно.
        В квартире у меня было мрачно, как в склепе. Все мои вещи лежали на месте, но чего-то не хватало. На столе я нашел записку от Мэри, в которой она сообщала, что забрала все свои вещи. Она писала, что ждала моего звонка, но я так и не позвонил. Щелкнув себя по лбу ладонью, я быстро набрал ее номер. Казалось, гудки шли вечно. В последний момент она ответила.
        - Что тебе нужно?
        - Извини, что я не пришел. Помнишь Шульца? Его убили этой ночью. У нас там такой бардак творится.
        - Господи. Какой кошмар, - она надолго замолчала. Когда она снова заговорила, в ее голосе чувствовалась нечеловеческая усталость. - Не звони мне больше, пожалуйста. Я не вытерплю этого. Не знаю, в тебе дело или в чем-то еще, но, когда я смотрю на тебя, мне кажется, что смерть где-то рядом.
        - Мне очень нужно тебя увидеть, - сопротивлялся я. - Мы должны поговорить.
        - Нет, Артур. Это наш последний разговор. Я не хочу тебя больше видеть. Прощай.
        Так закончилась моя личная жизнь. Воистину, это была неделя подведения итогов. Оставалось спокойно сесть и дожидаться окончания этого безумного спектакля.
        - Это я, Дженкинс, - раздалось за входной дверью некстати.
        Я впустил его в квартиру. Он прошел и поставил на стол бутылку виски.
        - Это мы выпьем после того, как спасем тебя, - сказал он торжественно.
        - Мне нравится другая формулировка. Мы выпьем, когда прибьем этого гада.
        - Да, - вздохнул он. - Ну и какой у тебя план? Что мне нужно делать?
        - Ждать. Сегодня я засветился, где только мог. Выходя из конторы, я всем и каждому сообщил, что иду к себе домой. В «Пицца-хат» явзял две «Маргариты» и «Пеперони». Я позвонил жене, чтобы мой мобильник тоже засветился в квартире. Я зашел еще к своему приятелю, но его на месте не оказалось. Ты видел что-нибудь подозрительное?
        - Ничего, - ответил он и стал осматривать мою квартиру. - У тебя вещей, кажется, поубавилось.
        - Да, это моя жена. То есть, теперь уже бывшая. Забрала сегодня свои вещи, пока меня не было.
        - Понятно.
        Разговор как-то не клеился. После того, как Дженкинс рассказал о своем прошлом, мне было не совсем комфортно в его обществе. Было ощущение, будто мы считали количество боевых шрамов на теле, и оказалось, что у него их больше.
        - Раз уж на то пошло, располагайся вот тут, - указал я ему на встроенную в стену кладовую возле входа в квартиру. Мимо он точно не пройдет. Мы можем снять дверь. Так тебе будет удобнее смотреть.
        - По-моему, идея бредовая. А что, если он через окно полезет?
        - Тут седьмой этаж двадцатиэтажного дома. Не думаю, что он сможет это провернуть без шума.
        - Нет, - возразил он. - Мы расположимся оба в зале. Я на полу под телевизором, а ты на видном месте, на диване. Он ведь должен будет подойти к тебе вплотную. Я успею его застрелить.
        - Будь по-твоему. В шкафу есть таблетки кофеина, чтобы ты ненароком не уснул. Хотя стой. Посмотри в холодильнике красные таблетки. Выпей одну, но постарайся держать себя в руках?
        - А что в таблетке?
        - Тебе лучше не знать. Но она поможет, поверь.
        Я бросил Дженкинсу на пол несколько подушек, а сам устроился на диване. Дженкинс вернулся с кухни и улегся передо мной. Никто ничего не говорил. Я лежал и смотрел в потолок, а он настороженно глядел то на окно, то в сторону прихожей.
        - Кто та девочка на фотографии? - нарушил он тишину.
        - Моя дочь.
        - Она с женой?
        - Нет. Она умерла. Тоже моя вина.
        - Из-за этого вы разошлись?
        - С этого все началось.
        - Мне очень жаль.
        - Потом погибли мои друзья. Сегодня погиб Шульц. Слишком много смертей на одной совести.
        - Не знаю, что сказать. Поэтому ты решился на этот фокус с Нортоном.
        - Да. Думал, все будет нормально, но мне страшно до одурения. Вообще-то я сам недавно пытался прострелить себе голову, но как-то не сложилось. А теперь, когда мне грозит смерть от чужих рук, хочется жить.
        - Я ведь тоже могу не пережить этот вечер, - заметил Дженкинс. Он разлил виски по рюмкам и бойким залпом опрокинул себе в горло порцию.
        - Неплохо, парень, - оценил я. - А о чем ты думал, когда тебя держали в заложниках?
        - Тоже боялся. Но недолго. После пары побоев я перестал бояться. Я как-то свыкся с мыслью о возможной смерти. Временами даже приходилось скучать. Да, было жутко страшно, но, похоже, человек - действительно удивительное животное, может привыкнуть совершенно ко всему. Кажется, опять твой мобильник зазвонил.
        Мой телефон сверкал и жужжал на столешнице. Звонил Дэн.
        - Привет, Дэн. Что-то случилось? - спросил я будничным тоном. Для извинений все еще не было времени.
        - Я просматривал вечерние сводки, - Дэн говорил ровно, будто ничего не произошло. Но я знал, что он злится. - В больницу поступил некто Фрэнк Тайлер. Множественные ножевые ранения. В критическом состоянии.
        - В какой больнице? - прохрипел я.
        - «Мемориальная» на двенадцатой. Я с ними созванивался. Кажется, это тот самый Фрэнк. Он в критическом состоянии, но пока живой. Думал, тебе нужно знать.
        - Спасибо, - закончил я разговор с Дэном. - У Бреговича на счету еще одна жертва.
        - Кто на этот раз? - воскликнул Дженкинс, нелепо приподнявшись на подушках.
        - Друг. Это он рассказал про девушек и про Нортонов. Он участвовал в том ритуале пятнадцать лет назад.
        - Почему ты мне сразу о нем не рассказал?
        - Вот поэтому.
        Мне нужно было выпить. Мои руки тряслись от волнения, в горле пересохло. Я пошел на кухню, взял стакан покрупнее и наполнил его виски, который принес Дженкинс. Не чувствуя вкуса жидкости, я выпил ее в два глотка.
        Я полностью потонул в себе, поэтому не услышал звука открывшейся двери. Его выдала только тень, бесшумно скользнувшая у меня за спиной. Со всей полупьяной дури я развернулся, пытаясь заехать ему стаканом по голове, но промахнулся. С нечеловеческой быстротой тень метнулась вправо, опрокинув меня на землю. Я повлек за собой посуду, послышался грохот. Я заметил, как клинок сверкнул над моей головой, но успел выкинуть руку. Это выиграло для меня драгоценные секунды, и я пнул его стопой в колено. Брегович вскрикнул и отскочил назад и, не давая мне опомниться, бросился в новую атаку. Лихорадочно отползая назад, я уперся спиной в стену и от страха закрыл голову руками, выставив вперед локти. Все, что я запомнил, - это звук выстрела и глухой грохот. Когда я развел руки, то увидел Бреговича, валявшегося на полу лицом вниз. Зачем-то Дженкинс еще два раза выстрелил в Бреговича. Из ран на его теле потянулись протяжные струйки дыма, кровь растеклась багровым пятном на узорчатом полу кухни. Я встал на ноги и осмотрел свое тело. Из левой руки торчал нож. Из раны тоненькой струйкой сочилась кровь.
        - Так быстро. Даже не верится, - проговорил Дженкинс, застыв над телом Бреговича.
        - Вот только ногой его не пинай. Зачем ты в него еще два раза пальнул?
        - На всякий случай, - повел он плечами. Я не стал говорить вслух, что он сработал на славу. Я остался жив. У меня даже поднялось настроение. - Звони своим. Все закончилось, черт побери. Нужно убрать труп из моей квартиры как можно скорее, - тараторил я взволнованно.
        - Только нож не трогай, - предупредил Дженкинс. - Кровь пойдет сильнее.
        - Не учи ученого, - ответил я. Мы оба были на взводе. Адреналин стучал в висках. Руки тряслись, мы оба пытались отдышаться.
        - Да, и вызовите скорую. Тут агент ранен, - кричал в трубку Дженкинс, как сумасшедший. Я громко рассмеялся, глядя на него. Он сначала смотрел на меня, как на безумного, а потом сам залился безудержным смехом.
        Глава 13. Выбор Блейка
        Фрэнк выглядел совершенно беспомощным. Он лежал в палате реанимации, замотанный в бесконечный пучок проводов от аппаратов жизнеобеспечения. Вокруг него, как в кабине звездолета, была куча разных мониторов, некоторые из которых мерзко пищали. Хотя это было хороший знак - он все еще был жив. Из палаты Фрэнка вышел врач с большой кипой бумаг. Врач выглядел слегка уставшим, но поговорить со мной не отказался.
        - Как он, доктор?
        - Что ж, этот случай можно описывать в медицинских учебниках. Правда, я не уверен до конца, в которых именно учебниках.
        - Не уверен, что понимаю ваш юмор, сэр, - признался я доктору.
        - Видите ли, у него, по крайней мере, четыре ножевых ранения, не совместимых с жизнью. Пробиты легкое, печень, одна почка. Повреждена артерия. Я просто не уверен, есть ли отрасль медицинской науки, которая может объяснить подобное.
        - Как же он остался жив?
        - Анализы показали наличие у него в крови тридцати двух разных видов наркотиков. О большинстве из них я даже во время учебы не слышал. Не считая, скажем так, классических, таких, как кокаин, марихуана, экстази, метадон, в списке еще куча синтетических веществ. Звучит как бред, но наркотики вызвали сокращение объема его внутренних органов, кровь сгустилась настолько, что даже при повреждении артерии кровопотеря была нелетальной. А еще наркотики спасли его от болевого шока. Он просто взял и уснул, когда из него вытекло немного крови.
        - К нему можно зайти? Мне нужно ему кое-что сказать.
        - Нет, пока нельзя. Ему нужен покой.
        Доктор откланялся и пошел по своим делам. Когда его белый халат скрылся за поворотом, я осторожно оглянулся - больше никого не было. Приоткрыв тихонько дверь, я зашел в палату и подошел к Фрэнку. Его глаза были закрыты. Грудь тяжело поднималась от входившего через трубки кислорода.
        - Вот и все, Фрэнк. Я спас твоих девушек. Убийца мертв, а ты вроде пока живой. Но я все еще жив.
        Я достал пистолет из кобуры, не задумываясь, поднес его к виску и отвел боек. Металл звонко щелкнул. Осталось только спокойно сжать палец и наслаждаться бесконечным спокойствием.
        Дверь в палату открылась. В палату зашел Майкл Браун - заместитель директора ФБР. Наверное, я выглядел очень глупо - с пистолетом у виска и удивленным взглядом.
        - Сэр, что вы здесь делаете? - произнес я единственное, что пришло мне в голову.
        - Пришел проведать старого друга, - Браун подошел к Фрэнку и погладил его по руке. - Я долго искал его. Полчаса назад мне сообщили, что он в реанимации.
        - Вы знаете Фрэнка?
        - Да, мы познакомились около двадцати лет назад. Тогда он был рок-звездой. Мик Джаггер уголовного права. Да, я застал его в зените славы.
        - То есть, вы знаете, что с ним случилось?
        - Разумеется, знаю. Это я помог ему спрятать тех девушек. Когда Фрэнк отказался отдавать их ему, Нортон стал угрожать. Одно покушение Фрэнк смог пережить, после чего решил пропасть навсегда. Конечно, способ пропасть он выбрал радикальный, но, наверное, у него были на это причины.
        - «М. Б.» вграфе «агент, ведущий дело» вличных делах девушек - это Майкл Браун. Черт побери, об этом я даже подумать не мог. Как вы смогли все это провернуть? Зачем вам это было нужно?
        Браун пристально посмотрел мне в глаза. Он источал вызов и уверенность. Он изучал меня, решая для себя, насколько близко может меня подпустить.
        - Фрэнк - мой друг. Он сделал меня тем, кто я есть сейчас. Без него я бы тоже, наверное, кончил как вы, с пистолетом у виска. Пятнадцать лет назад я нашел самое запутанное дело, которое было у бюро, и воткнул в список засекреченных свидетелей еще пять фамилий. Тогда с бюрократией было не так строго. И хитрость удалась. Я стер их вымышленные имена. А Фрэнка я потерял из виду несколько лет назад. Но у нас с ним остались общие друзья, которые помогли мне пробиться наверх.
        - Ну, теперь план Фрэнка доведен до логического завершения.
        - Вряд ли Нортоны сдадутся так легко. Но вы сработали интересно. Уловка с телевизионным сообщением мне понравилась. Хотя я не верю, что вы бы дождались от них звонка, ведь я лично инструктировал каждую. Подобная хитрость была возможна и со стороны Нортонов. Вы рисковали.
        Он медленно прошелся по палате и повернулся ко мне.
        - И что же будет? - спросил я.
        - Ну, если вы решите дожить до заседания коллегии, скорее всего, вы отделаетесь выговором и отстранением на месяц.
        - А как же расследование?
        - Скажем так, мистер Блейк. Комиссия провела расследование и сделала выводы. Я прекрасно знаю Макмиллана и представляю, как все могло быть на самом деле. Вы были старшим группы и должны отвечать за ее действия. Отстранение на полгода без оплаты и месяц реабилитации у психолога тоже за свой счет.
        - А что с Макмилланом?
        - Он получит повышение и будет переведен в Вашингтон и, скорее всего, не станет настаивать на вашем увольнении. Послушайте, Артур, - продолжил Браун после недолгой паузы. - Мне нужна помощь.
        - Что за помощь?
        - Брегович - всего лишь инструмент в руках этих акул, - говорил он, медленно подбирая слова. - А раз Фрэнк снова здесь, его нужно спрятать. Возможно, вы сможете помочь мне это сделать, Ну, и, разумеется, за ним нужно приглядывать. Конечно, если вы не решите все же закончить все прямо здесь раз и навсегда.
        Пистолет тяжело оттягивал руку, напоминая о себе и способе решения проблемы. Браун смотрел на меня, предлагая новый путь.
        - Я могу подумать до понедельника?
        - Думаю, нет. Решите сейчас, - сказал он строго.
        Глядя на Фрэнка, я вдруг представил, что ему пришлось пережить за последние пятнадцать лет. Отказаться от мечты и отправиться в добровольную ссылку ради спасения незнакомых людей, променять пентхаус на коробку из-под китайского холодильника в нью-йоркской подворотне. Мои проблемы показались мне такими ничтожными и мелочными, что захотелось кричать от боли. Стоя перед ним, я не мог позволить себе такую слабость, как самоубийство. Я подумал о Дженкинсе, которого судьба тоже швырнула в ад. Но он, будучи куда менее опытным, чем я, нашел в себе силы и оправдание, чтобы бороться. Браун был прав. Я мог и должен был еще найти в себе силы.
        - Что ж, пожалуй, Фрэнк - это достаточно веская причина задержаться на этом свете еще ненадолго, - ответил я Брауну.
        Браун кивнул и, не прощаясь, вышел из палаты. В палате остались только писк и шипение аппаратов жизнеобеспечения.
        Я остался с Фрэнком. В одной руке я держал Беретту, в другой руке сжимал ладонь друга.
        Беретту я спрятал в кобуру.
        Выбор был сделан.

* * *
        В оформлении обложки использована фотография автора Rohit TandonRohit Tandon(«silhouette photography of high-rise buildings» с https://unsplash.com/https://unsplash.com/(https://unsplash.com/)