Убийство на острове Мюстик
Энн Гленконнер


        Тропический детектив – и бешеная гонка с временем.


  Добро пожаловать на остров Мюстик – рай для самых богатых и знаменитых! Здесь вас ждут потрясающая природа, чистейшее море и кораллы. По вечерам для вас будут петь суперзвезды рок- и поп-музыки – ведь их дома находятся рядом с вашим. А если вас здесь случайно убьют – это преступление будет расследовать лично… фрейлина принцессы Маргарет!


  Леди Вероника Блейк, знатная дама и бывшая фрейлина Ее королевского высочества, собирается устроить на Мюстике вечеринку в честь совершеннолетия Лили, своей племянницы. Однако, прибыв на остров, она узнает жуткую новость: бесследно исчезла Аманда, лучшая подруга Лили. И есть подозрения, что живой ее уже никто никогда не увидит. Преступление? Но Мюстик – самое безопасное место на земле, здесь все свои, и она прекрасно всех знает. Чужаков на острове нет. Несчастный случай? Но где же тогда тело?.. До начала праздника леди Ви должна найти ответ. А если это убийство – то и убийцу.


  «Замечательно… роман, полный блеска, интриг и слухов». Telegraph Magazine


  «Полный деталей жизни высшего общества, этот роман дарит чувство сопричастности с закулисьем жизни богатых и знаменитых… и вместе с тем возможность соприкоснуться с не столь светлыми сторонами их жизни». Daily Mail


  «Вы будете очарованы не только самой историей, но и необычной – и необычно привлекательной – личностью самого автора». Sunday Telegraph


  Детектив, написанный уникальным человеком – бывшей фрейлиной британской королевы Елизаветы II и ее сестры, принцессы Маргарет. Ее мемуары стали в 2019 году абсолютным бестселлером.


  Карибский остров Мюстик совершенно реален и очень знаменит. После того, как леди Энн Коук вышла замуж за Колина Теннанта, 3-го барона Гленконнера, в 1958 году супруги купили его и обустроили там курорт для самых богатых и знаменитых людей планеты – аристократов, промышленных и финансовых воротил, звезд кино, музыки и шоу-бизнеса. Его посещали и посещают такие люди, как, к примеру, Брайан Адамс, Мик Джаггер, Робби Уильямс, Дэвид Боуи, Кейт Мосс, Билл Гейтс, Томми Хилфигер, Дженнифер Лопес, Хью Грант, Кейт Миддлтон и принц Уильям.




        Энн Гленконнер
        Убийство на острове Мюстик


        Anne Glenconner
        Murder on Mustique


        © Anne Glenconner 2020
        © Павлычева М. Л., перевод на русский язык, 2021
        2021

* * *


        Посвящается Колину, который превратил Мюстик в наш дом

        Мы должны идти дальше, потому что не можем повернуть назад.
    Роберт Льюис Стивенсон «Остров сокровищ»






        Часть I


        Прогноз погоды в тропиках
        Национальный центр по ураганам, Майами, Флорида
        Пятница, 13 сентября 2002 года
        Прогноз для Северной Атлантики и Карибского моря
        Информационное сообщение Национального центра по ураганам по тропическому шторму «Кристобаль», локализовавшемуся в ста милях к востоку от побережья Южной Каролины.
        Циклон продвигается на юго-восток. Степень риска на текущий момент: низкая.



        Пролог

        Пятница, 13 сентября 2002 года
        Пять утара, и Аманда Фортини в красном бикини идет под пальмами к Британния-Бэй. Она босая и еще хмельная после вчерашней вечеринки. Ныряя на островном коралловом рифе и бездельничая у бассейнов друзей, Аманда загорела, а за шесть недель после приезда на Мюстик ее светлые волосы стали на два тона светлее. Она останавливается на мгновение, вдыхает аромат диких лиан, цветущего гибискуса и приключений. Этот запах поднимает ей настроение, и она идет дальше по дороге, тянущейся в зарослях высоких, по плечо, папоротников. Ей двадцать три, и она впервые ощущает ответственность за свою жизнь. Она совершала ошибки и выбирала не тех мужчин, несмотря на то что статус нью-йоркской светской львицы позволял ей знакомиться со многими достойными холостяками. Теперь хватит. Ее уверенность в принятом решении только укрепляется, когда перед ней открывается океан, бирюзовый и сверкающий до самого горизонта.
        Молодая женщина улыбается, окидывая взглядом пляж – тянущуюся широким полумесяцем полосу розоватого песка. Жара усиливается, хотя Аманда и находится на западной стороне острова, и поднимающееся солнце греет ей спину. Еще рано, поэтому вокруг никого нет. Океан манит ее к себе, приглашая побегать в линии прибоя, как это делают счастливые дети. Она может делать здесь все, что угодно. За деревьями не прячутся журналисты, они не подстерегают ее, как на Манхэттене, не вынуждают ее постоянно быть настороже. Быть знаменитостью – вот цена, которую она платит за принадлежность к богатой семье, и требования этого статуса постоянны. Все подробности ее жизни появляются на страницах глянцевых журналов. Мюстик – это единственное место, где она может расслабиться без свидетелей. И это пьянящее ощущение свободы заставляет ее кружиться, окидывая взглядом заросли джунглей, девственно-белую виллу на холме и солнце, бросающее монетки света на поверхность воды. Карибское море спокойно, как чаша с ртутью, и с радостью готово принять ее в себя.
        Аманда заходит в воду, сначала медленно, позволяя ряби смыть с кожи жар ее вчерашнего танца на пляже у костра. На фоне горизонта покачивается огромная яхта, ее палуба сияет в лучах солнца. Следующая волна приподнимает Аманду, отрывая от песка, и она не сопротивляется ей. Ее мышцы свободны и раскованны, когда она отплывает от берега, быстро работая руками и ногами.
        Оборачивается только один раз. Мюстик похож на рекламу отдыха в тропиках; высокие холмы окружены густыми лесами и пустынными пляжами. Аманда переворачивается на спину, обращая лицо к солнцу, и отдается во власть течения.
        Пока она любуется соблазнительными очертаниями острова, откуда-то начинает звучать слабый шум. Она узнает уродливое механическое рычание мотора, которое с каждым мгновением становится громче. Может, это местный рыбак или хозяин яхты? Но почему он идет так быстро? Всем известно, что здесь, в воде, всегда полно купающихся. Аманда переворачивается и видит, что катер несется прямо на нее. Инстинкт вынуждает ее нырнуть на глубину. Лодка пролетает в дюйме от ее лица. Неужели там не видели, как она махала им? Почему они не изменили курс? Лодка резко разворачивается, и Аманда в панике снова ныряет. В третий раз, когда лодка несется на нее, ее реакция оказывается недостаточно быстрой.
        Нос лодки подбрасывает ее вверх, как тряпичную куклу, а потом она падает в воду. Перед ее глазами мелькают лица тех, кого она любит: матери, друзей. Практически без сознания, Аманда поднимается на поверхность; шум волн отдается у нее в ушах гулом. Ее взгляд снова останавливается на острове, как объектив фотоаппарата, делающего последний снимок рая…



        Глава 1

        Суббота, 14 сентября 2002 года
        Мои руки зависают над картонной коробкой с надписью «Принцесса Маргарет» на крышке. В это утро я дома, на своей норфолкской ферме, и делаю то, что откладывала несколько месяцев. Я уже знаю, что в коробке: подарки, которые принцесса дарила мне в течение четырех десятилетий моей службы при ней в качестве фрейлины. Семь месяцев назад, после ее похорон, я отнесла коробку на чердак.
        Письма принцессы Маргарет собраны в аккуратные стопки; на конвертах ее цветистым почерком написан мой полный титул, «Леди Блейк». От вида этих писем у меня в горле встает комок. Она всегда писала мне, если нас разделяла болезнь или семейные обязанности, однако пока что я не могу заставить себя перечитать их. Мне всего лишь нужно найти что-нибудь в подарок на двадцать первый день рождения моей крестнице Лили Колдер. Девочку всегда завораживал прекрасный мир, в котором существовала принцесса. Перебирая подарки, я не замечаю времени. Изящная подставка для яиц из белого фарфора с золотой полоской, бирюзовый шелковый шарф, резная мыльница из эбонитового дерева… Принцессе нравилось дарить практичные вещи, она всегда тщательно выбирала подарки. Все это пробуждает воспоминания о вояжах принцессы, об окружавшем ее мерцании фотовспышек, которые сначала льстили ей, а потом, в месяцы, предшествовавшие смерти, высвечивали жестокую реальность. Я беру шелковый шарф и в очередной раз восхищаюсь им. Первый подарок принцессы – она подарила мне этот шарф в 1955 году, после того как Джаспер купил Мюстик, а он купил
его задолго до того, как на острове появились электричество или водопровод. Это будет отличным подарком для Лили, особенно когда она узнает о его происхождении. Я знаю, что принцесса не стала бы возражать – ей всегда нравилось, когда вещам находилось достойное применение.
        В половине девятого звонит телефон, и я испытываю облегчение от того, что прошлому не удается поглотить меня. Я уверена, что звонит мой муж с желанием сгрузить на меня свои тревоги, но голос на том конце линии принадлежит моей крестнице. Я забочусь о Лили последние шестнадцать лет, с тех пор, как умерла ее мать. Крестница живет на нашей вилле на Мюстике, и я не ожидала, что она будет звонить домой; время на острове отстает от британского на пять часов, так что, должно быть, она встала до рассвета. Я слушаю ее, а Лили рассказывает, как проводит время, как работает над начатым много лет назад ее матерью проектом по сохранению рифа, защищающего остров. С подросткового возраста она каждое лето трудилась на рифе, как ломовая лошадь, а с июля, получив степень по биологии моря, стала работать уже как штатный сотрудник. Добровольцы помогают ей пересаживать живые кораллы на участки, обесцвеченные загрязняющими веществами и повышением температуры морской воды. Любой, не научившийся улавливать оттенки ее голоса, не расслышал бы в нем беспокойство.
        – Рассказывать больше не о чем, Ви. Я просто хотела пообщаться с тобой.
        – Для тебя еще слишком рано, дорогая. У тебя всё в порядке?
        Она колеблется чуть дольше.
        – Всё в порядке. Жду не дождусь, когда увижу тебя, вот и всё. Ведь вы с Джаспером приедете на мой день рождения, да?
        – Мы ни за что не пропустили бы его. Я вылетаю в следующие выходные, так что у нас есть неделя, чтобы решить, как тебе хотелось бы его отпраздновать. Джаспер обещал присоединиться к нам. – Слышу, как она делает глубокий вздох, будто пытается сдержать слезы. – У тебя что-то случилось, верно?
        Я жду ее ответа; молчание всегда было лучшим способом пробить брешь в замкнутости Лили. У девочки жизнерадостный характер, но приближается годовщина смерти ее матери, и это всегда выбивает ее из равновесия.
        – Вчера вечером должна была зайти Аманда, но так и не пришла.
        – Может, она забыла. Почему бы тебе самой днем не зайти к ней?
        – Вся неделя была какой-то странной. Несколько дней назад, ночью, когда я возвращалась домой из бара «У Бейзила», я слышала шаги. Кажется, кто-то шел за мной.
        – Ты уверена? Может, кто-то просто шел на свою виллу после того, как выпил слишком много коктейлей?
        – Возможно, ты права, – говорит она, и ее голос звучит увереннее. – Сообщи, когда узнаешь номер рейса. Я тебя встречу.
        – Лили, проведи день с друзьями. Мне неприятно от мысли, что ты одна в этом огромном доме.
        – Со мной всё в порядке, честное слово. У меня масса работы на лодке.
        – Дорогая, тебе не запрещается время от времени отдыхать. Едва ступлю на остров, я буду развлекать тебя пикниками и сплетнями.
        Она издает короткий смешок.
        – Это то, чего мне не хватает… Я скучаю по тебе.
        – Я тоже, но мы скоро будем вместе.
        На прощание я говорю Лили, что люблю ее. Напряжение, что я слышала в ее голосе, продолжает беспокоить меня; она никогда не поднимала шум по пустякам, и если уж заволновалась, значит, для этого есть основания. Должно быть, она заработалась, если переполошилась из-за того, что за ней кто-то шел, в одном из самых безопасных мест мира. Девочка всегда больше переживает за других, чем за себя, и именно поэтому я планирую устроить грандиозную вечеринку-сюрприз в честь ее дня рождения. Я хочу, чтобы Лили знала, как много она значит для Джаспера и меня, и для наших взрослых детей. Я получала удовольствие, воспитывая ее, однако она, кажется, всегда сомневалась в том, что занимает важное место в нашей семье.
        Мои мысли остаются с Лили, когда я снова заглядываю в коробку. Следующий предмет, что я достаю, – цитриновые бусы, и они пробуждают более радостные воспоминания. Принцесса Маргарет выбрала их в подарок мне, так как считала, что они будут отлично смотреться с моим любимым платьем.
        Я уже собираюсь убрать коробку обратно на чердак, когда телефон снова звонит. По сердитому молчанию на том конце я понимаю, что это мой муж. У этого человека настолько неровный характер, что он может в одно мгновение переключиться с заразительного веселья на малодушную ярость.
        – Джаспер, это ты?
        – А кто еще это может быть? – резко бросает он.
        – Кто-нибудь из друзей или дети.
        – Ай, Ви, ради бога, у меня тут полный крах… Мне придется бросить весь проект.
        – В каком смысле?
        – Этот чертов архитектор – полный недоумок. С виллами катастрофа, и казуарины, что я хотел сохранить, все срубили. Уж лучше б я с самого начала сдался. – Его голос поднимается все выше, предупреждая меня о том, что Джаспер сейчас взорвется.
        – У тебя все наладится, – спокойно говорю я. – Пожалуйста, Джаспер, выслушай меня. В следующую субботу я лечу на Мюстик, чтобы подготовить вечеринку на день рождения Лили. Обещай мне, что соберешь все костюмы и вовремя привезешь их. Это не просто семейный праздник; гости съедутся со всего мира.
        – Господи, да впереди еще две недели… В последние месяцы ты только об этом и говоришь.
        – Не забывай, это сюрприз. Ты не должен никому даже заикаться об этом, особенно Лили.
        – Я умею хранить секреты, Ви, ты отлично это знаешь… Ох, жаль, что ты не видишь Карибское море; сегодня вода чистейшая, в небе ни облачка. Всё как в те дни, когда мы спали в палатке на Мюстике. Здорово было, правда?
        – Если не считать мерзких комаров.
        Джаспер смеется.
        – Бедняжка, стоило одному укусить тебя, и на тебя бросался целый рой.
        – Даже не напоминай.
        – Здесь Филип, он поддерживает меня. Ты по нам скучаешь?
        – Да, конечно.
        – Помнишь, как всё здесь, на Мюстике, начиналось? Мы голыми руками ловили в лагуне лобстеров, потом целый день грелись на солнышке. Я именно так и представлял рай.
        Напряжение в голосе Джаспера уже сменилось тоской, на первый план вышла мягкая сторона его натуры. Последние две недели мой муж находится на Сент-Люсии, где контролирует свой недавний проект по строительству пляжного комплекса с виллами, которому предстоит конкурировать с Мюстиком. Я не позволяю себе спрашивать, в какую сумму все это обходится, – проект уже поглотил огромную часть его состояния. Всю свою жизнь я наблюдала за перепадами настроения Джаспера, радуясь хорошему и пережидая плохое. Лучше забыть о деньгах, которые так легко утекают у него сквозь пальцы, и сосредоточиться на будущем.
        Я откладываю телефон. С яблонь за моим окном падают листья. Сейчас начало медленного осеннего увядания, мое самое нелюбимое время года, потому что оно напоминает о том, что мне семьдесят. Моих родителей вдохновила очень стойкая героиня из романа Герберта Уэллса, и они при рождении дали мне ее второе имя, Вероника. Я всегда стараюсь следовать ее примеру. Интуиция подсказывает мне, что нужно менять планы и сегодня же лететь на Мюстик, чтобы быть с Лили. Я без промедления заказываю билет и выезжаю.



        Глава 2

        Детектив-сержант Соломон Найл сидит в своем кабинете и гадает, чем бы ему заполнить день. Он заступил на должность всего три месяца назад, и теперь на его плечах лежат нелегкие обязанности единственного на Мюстике всесторонне подготовленного офицера полиции. Он прилетел из Великобритании в июне, и лето прошло без каких-либо инцидентов, что лишило его оснований просить себе заместителя для обеспечения правопорядка на территории острова. Шеф полиции на Сент-Винсенте громко расхохотался бы, если б Соломон заявил, что Мюстик нуждается в еще одном офицере. Остров, на котором он родился, имеет всего три мили в длину и полторы в ширину, и на нем не было зарегистрировано ни одного преступления. Любое правонарушение закончилось бы заключением в Сент-Винсентскую тюрьму, находящуюся в двадцати пяти милях, и бессрочным запретом появляться на частном острове.
        Сейчас у Найла испытательный срок, и ему нужно произвести впечатление на руководство; его отец болен, а он старший из двух сыновей, ему тридцать. Огромную часть своего жалованья он тратит на лекарства для отца. Эта должность – совсем не то, о чем он мечтал, но преданность семье и необходимость принять решение по поводу своего будущего вынудили его согласиться на назначение. С семи лет, когда умерла мать, Соломон помогал отцу воспитывать своего младшего брата Лайрона. И сейчас эта должность дает ему пространство для маневра, хотя его рабочее пространство настолько мало, что в него с трудом удалось впихнуть обшарпанный письменный стол и два пластмассовых стула и установить кондиционер, который весь день громыхает, как молотилка, но температуру в помещении не понижает. Пусть в своей форме – в накрахмаленной белой рубашке и черных брюках – он и выглядит шикарно, однако эта одежда противоречит здравому смыслу, когда температура снаружи поднимается почти до восьмидесяти градусов[1 - Примерно 27 градусов по Цельсию. – Здесь и далее прим. пер.].
        Детектив через приоткрытую дверь бросает взгляд на играющих в карты подчиненных, Уинстона и Чарли Лейтонов. Братья на десять лет старше его и совсем потеряли форму из-за того, что девяносто процентов времени проводят в безделье. Их желтые футболки украшает слово «Охрана». В критический момент Найл не доверился бы ни одному из них.
        На письменном столе впервые за несколько недель звонит телефон, и Соломон секунду размышляет, прежде чем взять трубку. Он молча слушает Лили Колдер, которая говорит спокойно и убедительно; к тому моменту, когда она сообщает о пропаже человека, он уже на ногах. Ее подруга Аманда Фортини собиралась зайти к ней прошлым вечером, но так и не зашла, и на телефонные звонки не отвечает. Найти молодую женщину будет легче легкого: к концу сезона на острове обитаемыми остались всего несколько десятков вилл. Большинство отдыхающих уже улетели домой, чтобы избежать тропического шторма, который медленно, но верно движется через Атлантику. Для них пребывание на Мюстике – это небольшой перерыв в реальности.
        Братья Лейтоны слишком поглощены покером, чтобы бросить «пока» вслед ушедшему Найлу. Он оглядывается на здание полиции и ощущает еще один приступ разочарования. В восемнадцать лет Соломон, убежденный в том, что перед ним открыты все двери, выиграл место на историческом факультете в Оксфордском университете, однако после возвращения домой его взгляды изменились. Его нынешнюю должность отличают плохо пригнанные окна, две сложенные из шлакоблоков камеры временного содержания и крыша из гофрированного железа, которая наверняка будет протекать, когда начнутся осенние тропические штормы. Через полгода, когда закончится испытательный срок, Найл планирует обратиться к шефу полиции на Сент-Винсенте с просьбой модернизировать здание.
        Настроение детектива улучшается, когда он садится в багги для езды по песку. Багги полагается ему по должности. Это самый быстрый способ передвижения по пересеченной местности острова и лучшая отличительная черта его должности, хотя заводить двигатель получается только с третьей попытки. Он мог бы пешком дойти до виллы Фортини, однако пассаты уже стихли и стоит удушающая жара. Полицейский участок находится в той части острова, где редко бывают отдыхающие, которые в большинстве своем просто сидят на виллах и выбираются оттуда на коктейль в бар «У Бейзила», в «Светлячок» или в «Хлопковый склад», а потом улетают домой.
        Найл оглядывает плотные заросли по обе стороны от мощенной камнем дороги. С его детства остров сильно изменился, однако застройщикам удалось сохранить иллюзию тропических джунглей и спрятать в деревьях целую сотню вилл. Сейчас, как и в его детстве, на пляж вылезают морские черепахи и откладывают яйца, а по джунглям бродят угольные черепахи. Дикая природа острова по-прежнему включает в себя множество птиц. Вот и сейчас над ним вьется зеленохвостый попугай, когда он проезжает мимо Британния-Бэй, где купаются несколько отдыхающих; на светлом песке яркими пятнами выделяются их пляжные полотенца.
        Любопытство детектива растет, когда он паркует багги у дачного дома Фортини. С огромными террасами, построенными на склоне холма, вилла больше похожа на сказочный дворец. Это одно из самых впечатляющих зданий на Мюстике, что неудивительно. Кофейная империя Фортини – крупнейшая в мире. Найлу всегда было интересно, каков этот дворец внутри, и сегодня он наконец-то увидит все своими глазами.
        Найл поднимается по ступенькам и видит, как террасу подметает его соседка из Лоуэлла. Он знает эту женщину средних лет всю свою жизнь, однако сейчас она почему-то отводит взгляд. Не впервые его полицейский жетон способствует холодному приему. Когда сержант спрашивает, дома ли Аманда Фортини, женщина отправляет его к экономке.
        – Она должна быть на кухне.
        Уборщица жестом предлагает ему войти и возвращается к своей работе – сметать невидимую пыль с террасы.
        Найл ловит в окне свое отражение, которое напоминает ему о несоответствии между его внешним видом и его статусом. У него рост шесть футов пять дюймов[2 - Примерно 192 см.], он почти так же высок, как Усэйн Болт[3 - Ямайский легкоатлет, чей рост 195 см.], у него тоже широченные плечи с рельефной, хорошо развитой мускулатурой – результат того, что он плавает круглый год. На этом сходство заканчивается. У Найла телосложение спринтера, однако он лишен присущей этому легкоатлету чванливости. Карие глаза детектива скрыты круглыми очками в золотой оправе, что делает его похожим на студента, а не на спортсмена. В его взгляде всегда присутствует любопытство, но редко проявляется уверенность в себе.
        Полицейский восхищенно присвистывает, когда заходит в холл, больше похожий на кафедральный собор, чем на жилой дом. Вверх поднимаются изогнутые мраморные лестницы с золотыми поручнями, из окон над головой льется свет. Найл окликает экономку, но ответа нет, лишь его голос эхом разносится по холлу.
        С каждым шагом внутреннее убранство виллы становится все более величественным. Гостиная больше, чем весь дом Найла, и хотя вид с его заднего крыльца не хуже, чем отсюда, здесь для пейзажа прекрасной оправой служат идеально спроектированные арочные окна. Бесконечный бассейн выложен плиткой, в которой отражается выбеленное небо, между пальмами развешены гирлянды с волшебными огоньками, лужайка усыпана похожими на конфетти лепестками бугенвиллеи. Найла никогда не интересовало изобразительное искусство, но картины, развешанные по вилле, выглядят ценными. Из всех он узнает только морской пейзаж, написанный Мамой Тулен, ближайшей соседкой отца в деревне Лоуэлл. Останавливается перед ее акварелью, изображающей залив Геллико, – художнице удалось точно передать момент, когда на закате море становится розовым, как устричная раковина.
        Уже обойдя весь первый этаж, Найл замечает открытую дверь, ведущую в погреб. Это единственное помещение на вилле Фортини, которое лишено роскоши и лоска: на простом бетонном полу вдоль стен стоят стеллажи с уложенными на них сотнями винных бутылок. Спустившись вниз, он видит женщину с тряпками для пыли в обеих руках.
        Экономка ходит в церковь его отца. Ей около шестидесяти, пышные формы скрывает халат. Женщина сосредоточенно стирает пыль с бутылок. Найла она приветствует гораздо радушнее, чем уборщица.
        – Соломон Найл, – говорит экономка, сияя улыбкой. – Ты замечательно выглядишь в этой форме! Приходи ко мне в следующее воскресенье – двум моим дочкам нужен достойный муж. У тебя будет возможность сделать выбор.
        – Я бы с радостью, миссис Джексон, но это было бы нечестно. Я предпочел бы прогуляться с вами по берегу, в любое время.
        – Сплошная ложь. – Она откидывает голову и громко хохочет.
        Найл отвечает ей в той же манере веселого поддразнивания – он помнит эту манеру с детства. Ему недостает прежней легкости в общении, когда он везде считался своим. После своего долгого отсутствия Соломон прилагает все силы к тому, чтобы вписаться в местное общество.
        – Я ищу мисс Фортини, – говорит он экономке. – Лили Колдер никак не может связаться с ней.
        – Вот как? – Радушие экономки сразу сменяется холодностью. – Барышня не желает никого слушать. У нее свои правила.
        – В каком смысле?
        – Мисс Аманда из достойной семьи, но любит валять дурака. Когда ее родители улетают домой, она все вечера проводит в барах. А я не могу сказать ей ни слова, хоть и была ее няней… правда, давно. Если б она была моей дочкой, я посадила бы ее под замок.
        – Когда вы в последний раз видели ее?
        – В четверг, в два часа дня. Она захотела на обед раков и рис с шафраном, без десерта и, слава богу, без вина, просто ледяную eau naturelle[4 - Природная вода (фр.).]. А все потому, что у нее было похмелье. Точно тебе говорю.
        – С тех пор не видели?
        Женщина задумывается.
        – Вчера я приготовила ей завтрак, но она так и не появилась, ее постель не тронута, так что она в ней не спала. Можешь сам делать выводы.
        – Ничего не случится, если я обыщу ее комнату?
        – Вперед, мистер Полисмен. Комната на верхнем этаже, последняя дверь от лестницы, справа по коридору.
        Найл благодарит ее, прощается и поднимается по лестнице. Что-то в атмосфере виллы тревожит его; складывается ощущение, будто везде затаились призраки, несмотря на то что помещения залиты светом. Дом кажется стерильным, каждый дюйм пола отполирован до зеркального блеска. Спальни обставлены современной мебелью, а стильность помещениям придают редкие вкрапления антиквариата. Со все возрастающим любопытством сержант входит в спальню Аманды Фортини. Кровать аккуратно заправлена и завешена москитной сеткой, ниспадающей с потолка. Он заглядывает в гардероб и видит там горы шлепанцев и эспадрилий, множество тончайших юбок и платьев с блестками. На приколотых к стенам фотографиях – молодая женщина в окружении друзей; ее светлые волосы развеваются на ветру, она сияет улыбкой. Кажется, что ей ни разу в жизни не доводилось испытывать сомнения, но Найл по опыту знает, что внешность обманчива. Он осматривает комнату в поисках личных вещей. На комоде рядом с органайзером с косметикой стоит коробка, полная украшений. Мобильного телефона не видно.
        На прикроватной тумбочке детектив находит брошюру. В ней содержится информация об охватывающем весь остров проекте Лили Колдер по возрождению жизни на рифе. Хотя рыбаки всегда очень бережно относились к коралловому атоллу, все их усилия обречены на провал. Скоро здесь не останется зон для размножения морского окуня, лобстера и рака – даров моря, присутствующих практически в каждом меню на Наветренных островах. Если коралл умрет, рыбаки лишатся средств к существованию. Большинство местных благодарны этой молодой женщине, которая тратит свои силы на благое дело.
        Найл снова оглядывает комнату, но никак не может определить характер Аманды Фортини. Американка оставила дома сумочку, полную кредиток, и в то же время она не боится запачкать руки, помогая проекту. Детектив отодвигает в сторону москитную сетку и только тогда замечает нечто странное. На заправленной кровати лежит кусок коралла шириной в фут, на простыне рассыпан песок. Коралл чисто-белого цвета и хрупкий на ощупь. Чуткие ноздри Найла улавливают солоноватый запах. Кто-то вырезал на нем ножом две скрещенных стрелы. И зачем Аманде Фортини понадобилось пачкать простыню кораллом, в который въелся песок? Она могла бы оставить его на туалетном столике. Продолжая держать коралл в руке, Найл осматривает примыкающую к комнате ванную. Там ничего нет, если не считать слабый аромат цитрусовых духов, уже почти выветрившийся.
        Детектив покидает виллу. У него в голове роится столько вопросов, что он забывает попрощаться с уборщицей, которая продолжает мести террасу. Однако она обращает внимание на его оплошность. Ему вслед летит поток ругательств на креольском.



        Глава 3

        Я каким-то чудом успеваю на дневной рейс из Гатуика до Сент-Люсии. Точно знаю, что Джаспер расстроится, когда узнает, какой стыковочный рейс я выбрала. Он предпочел бы, чтобы я посетила его стройку, а не пересаживалась на самолет до Мюстика, но моя главная задача – поддержать Лили и позаботиться о том, чтобы моим планам на вечеринку в ее честь ничего не помешало. Я удостоверюсь, что всё в порядке, и буду вволю плавать и загорать, пока не приедет Джаспер.
        Мы взлетаем; Англия внизу выглядит серой и мрачной. Я понемногу успокаиваюсь. Принцесса Маргарет воспринимала все перелеты как отдых от королевских обязанностей и от ощущения, будто ты выставочный экспонат. Я намерена поступить так же. Слушаю аудиоверсию «Разума и чувств»[5 - Роман Джейн Остин.] и позволяю себе медленно плыть по течению сюжета, однако через несколько часов моя концентрация слабеет, и к моему вниманию начинает взывать прошлое.
        Я так хорошо помню события, приведшие к тому, что Лили вошла в нашу жизнь, будто они случились вчера. Шестнадцать лет назад ее мать, доктор Эмили Колдер, моя близкая подруга, развелась и арендовала виллу рядом с нашей. Ей было за тридцать, она имела степень, полученную в Гарварде, и растущую известность в качестве новатора в области защиты морской природы. Каждое лето Эмили проводила на Мюстике и трудилась на рифе. Все восхищались ею, потому что она была веселой, харизматичной и умной. Я с радостью согласилась стать крестной пятилетней Лили. Проведя весь день на море, этот доброжелательный ребенок весело резвился в мелкой части бассейна, пока мы болтали с ее матерью. Эмили практически не упоминала о разводе, но я сейчас сильно сожалею о том, что тогда не заметила опасные признаки. В тот вечер она выпила вместе со мной свою последнюю рюмку, удалилась на виллу, а потом, пока Лили спала, ушла в море, не оставив ничего, что могло бы объяснить ее самоубийство. Ее саму не нашли, лишь аккуратно сложенный саронг остался лежать на Макарони-Бич. Я так и не смогла найти разумное объяснение ее поступку. Эмили
была молода и красива, у нее имелось много друзей, готовых выслушивать ее жалобы, однако она бросила все это и оставила Лили на произвол судьбы. Могу допустить только то, что она сражалась с депрессией, но держала это в тайне. Если она и написала записку, ее не нашли; Эмили не оставила слов утешения для своей дочери.
        Джаспер быстро согласился в том, что мы должны воспитать ребенка Эмили. Мальчишеская сторона его характера помогает ему находить общий язык с детьми, к тому же наши птенцы уже вылетели из гнезда. Они приняли появление Лили без каких-либо вопросов, однако ее детство было омрачено сначала смертью матери, а потом безразличием отца. Генри Колдер – нефтяной магнат; кажется, он свято верит в то, что основанием маленького трастового фонда выполнил свои родительские обязанности. Он редко утруждает себя контактами с дочерью. У девочки хватает денег на жизнь, однако она никогда не станет богатой, и ей не на кого опереться, кроме меня и Джаспера. И все же Лили остается оптимисткой. Она полна решимости спасти риф, и я почему-то уверена, что ничто ей в этом не помешает.
        Погружаюсь в беспокойную дрему, а когда просыпаюсь, командир объявляет, что до Сент-Люсии осталось полчаса и что нас ждет болтанка из-за того, что мы проходим зону турбулентности. Самолет качается и дрожит, а время перестраивается. Сейчас уже начало шестого вечера, местное время на пять часов отстает от британского.
        Мне в голову приходит мысль позвонить Джасперу, но перелет отнял у меня все силы. Я решаю отложить звонок на потом, когда посплю. В маленьком аэропорту полно народу: родственники, жаждущие поприветствовать членов своих семей, таксисты и носильщики, предлагающие за небольшую плату поднести мой багаж. Я уже собираюсь регистрироваться на следующий рейс, когда замечаю в толпе знакомое лицо. Это Саймон Пейкфилд, британский врач, замещающий нашего обожаемого доктора Банбери, который навещает родственников в Великобритании. Весь остров скучает по Банбери, ибо тот уже много десятилетий врачует наши недуги. Пейкфилд не машет мне в ответ, хотя мы с ним не раз виделись. У этого человека с бледным бесстрастным лицом и копной иссиня-черных волос странные манеры. Странность состоит в том, что с больными он ласков, а вот социальных навыков ему не хватает. Создается впечатление, будто ему гораздо приятнее общаться с людьми, когда они его пациенты, а не друзья.
        Пейкфилд исчезает в толпе, а меня окликают. Ко мне через людской поток с поднятой в приветствии рукой прорывается мой давний друг Филип Эверард. Он канадский актер, и ему здорово за шестьдесят, но по внешнему виду об этом не скажешь. Филип выглядит почти так же, как в конце восьмидесятых, когда снялся в главных ролях в десятке элегантных комедий, которые штурмом взяли мир. Он из тех, кто привлекает внимание и мужчин, и женщин всех возрастов; открытый бисексуал, что только усиливает его харизму. Филип одет в голубую льняную рубашку, подчеркивающую его загар; седые волосы коротко подстрижены, а резкие черты лица кажутся более утонченными, чем всегда.
        – Фил, ты, как всегда, неподражаем; ты идеальный главный герой.
        – Все равно мне не сравниться с тобой. – Он улыбается и обнимает меня. – Как тебе удается сохранять такую гладкую кожу?
        – Удачные гены и крем из «Хэрродс». А ты что здесь делаешь?
        – Лили сказала, что ты прилетаешь, поэтому я отложил свой вылет домой. Я здесь помогал Джасперу общаться с противным архитектором-французом.
        – Какой ты милый… Как Джаспер? У него всё в порядке? Я никогда не слышала, чтобы у него был такой голос, он был очень подавлен.
        – Он нуждается в том, чтобы ты промокала ему вспотевший лоб, и склонен закатывать истерики, так что бизнес идет своим чередом. – У Филипа веселый вид. – Я полдня охотился за подарком для Лили.
        – И что нашел?
        – Серьги с пресноводным жемчугом и сочетающийся с ними браслет. Не слишком ли скучно?
        – Она будет рада.
        – Слава богу, что ты летишь на Мюстик, а не едешь в ту дыру, что создал Джаспер. – В речи Филипа слышится легкий французский акцент – он провел детство в Квебеке.
        – И не говори, дорогой… Мой организм нуждается в водке.
        – Выпивка подождет. Многие рейсы задержаны, а мы вылетаем последним. После нашего взлета они закрывают аэропорт. Сюда, очевидно, надвигается тропический шторм. Одному господу известно, почему они так всполошились, – ведь у нас тут и намека нет на это проклятое бедствие.
        Фил достаточно быстрым шагом ведет меня по аэропорту, держа за руку. Мы дружим уже тридцать лет, с тех пор как он купил самую маленькую на Мюстике виллу, хотя у него было достаточно заработанных в Голливуде денег, чтобы построить дворец. Он хотел иметь убежище, куда можно было бы сбегать от папарацци, однако скромность не позволяла ему декорировать свое укромное местечко в роскошном стиле. Филип всегда был душой всех вечеринок и карнавалов; к сожалению, в последнее время он здорово сбавил темп. Я не помню, когда он в последний раз работал. Наблюдая за тем, как Фил регистрируется на наш рейс, такой деловитый и серьезный, я представляю его в роли благородного правозащитника или американского президента, придерживающегося консервативных ценностей.
        Когда мы подходим к крохотному самолетику, ожидающему на полосе, настроение Фила вдруг резко меняется.
        – Я говорил тебе, что Хосе ведет себя как-то странно? Он отлично ухаживает за нашими садами, но почему-то постоянно преследует меня – утром, днем и ночью.
        – Это не к добру.
        – Что нам делать?
        – Я поговорю с ним, если хочешь.
        – Давай не будем пугать беднягу; я просто хочу, чтобы он перестал строить из себя моего телохранителя.
        Хосе Гомес работает на меня и Филипа последние пять лет, деля свое время между нашими двумя садами. Господь наделил молодого человека легкой рукой, однако он немой от рождения. Иногда, когда Хосе обихаживает лужайку, я слышу, как он насвистывает, но за все время садовник не произнес ни слова.
        Филип, видимо, рад тому, что сбросил с себя эту проблему, и снова берет меня за руку, когда самолет готовится к взлету.
        – Мне ужасно хотелось рассказать Лили о вечеринке, но я держу рот на замке. Она очарована былыми временами – в ее глазах сборища на Мюстике стали легендой.
        – Вот я и хочу, чтобы нынешнее превзошло все прежние. Лили заслужила, чтобы ей подняли самооценку. До вечеринки всего две недели. Мы с Джаспером наняли дизайнеров, они на Сент-Люсии и готовят десятки роскошных костюмов для наших гостей, в том числе и для тебя.
        – А какая тема?
        – Мы называем ее «Лунным балом», потому что в эту ночь должно быть полнолуние, и я молю бога о том, чтобы небо было чистым. Хочу, чтобы весь остров сиял в честь Лили.
        – В отличие от вас с Джаспером, все относятся к подготовке вечеринок очень поверхностно. Помню, как ты много лет назад ездила в Кералу, чтобы купить костюмы и прочий реквизит для какой-то вечеринки. Даже арендовала яхту, чтобы гости могли переодеться в море и в готовом виде сойти на берег. Кажется, у тебя несколько недель ушло на то, чтобы построить тот дворец на лужайке, да?
        – У Лили не такой изощренный вкус, как у нас, но меня это не волнует. Собираются все: члены королевского дома, супермодели, рок-звезды – и ты, естественно. – Я улыбаюсь ему.
        – Тебе еще не поздно выйти за меня.
        – Джаспер никогда не даст мне развод, а ты бросишь меня ради первой встречной красавицы – или красавца.
        Доктор Пейкфилд сидит через три ряда впереди нас. Он глубоко задумался, повернувшись к иллюминатору. Двигатели рычат, набирая обороты. Взлет маленького, на десять мест, самолета похож на катапультирование в небо, но в конце пути меня ждет Мюстик, что делает неприятные ощущения сносными. Опускаются сумерки, и капитан, вероятно, спешит добраться до острова, так как посадка в темноте запрещена. По мере нашего продвижения на юг огни Сент-Люсии исчезают, и под нами на много миль раскидывается океан. Я не знаю, почему меня охватывает озноб, когда в поле зрения появляется остров; из-за плотной растительности он напоминает изумруд, лежащий на темно-синем бархате. Я еще помню, каким диким и необжитым он был, как по джунглям бегали дикие коровы и козы, как в воздухе кишели москиты. Наш самолет проходит над самой высокой вершиной Мюстика, и Филип снова сжимает мою руку, потому что мы камнем падаем на крохотную взлетную полосу.



        Глава 4

        Темнота наступает через несколько минут после нашей посадки. Я могу различить лишь окруженную двухсотлетними пальмами равнину, лежащую в сердце Мюстика. Когда-то она была частью хлопковой плантации. Меня охватывает ликование, когда мы спускаемся по трапу в теплый воздух и аромат орхидей. У входа в маленький терминал нас приветствует персонал аэропорта, а само здание буквально олицетворяет местную атмосферу расслабленности. Очень примитивное, оно остается таким даже несмотря на то, что каждый год в разгар курортного сезона через него проходит множество приезжающих и отъезжающих знаменитостей. Остроконечную крышу закрывают пальмовые листья, слова «Прилет» и «Вылет» написаны от руки, а сами таблички висят над двумя маленькими дверцами. Начальник аэропорта кланяется мне, не утруждая себя проверкой моего паспорта, как будто я все еще владею островом. Он почтительно справляется о здоровье лорда Блейка, и хотя мне нравится, с каким радушием меня встречают на Мюстике, я испытываю облегчение, когда выхожу из здания после долгого обмена любезностями.
        Мой дворецкий заранее пригнал багги на парковку, на которой хватает места всего для нескольких машин, составляющих наш крохотный автопарк. Обычно я хожу по Мюстику пешком, но сегодня рада тому, что до дома доберусь на транспорте. Уложив чемоданы на заднее сиденье, мы с Филипом отправляемся в путь. Я полной грудью вдыхаю воздух острова, в котором смешались сладковатый запах опавших листьев, аромат моря и паприки, сочащийся из чьей-то кухни, – и чувствую, как уходит напряжение из моих плеч. Однако Мюстик сильно изменился за шесть месяцев, с моего последнего визита. Дорога сквозь заросли казуарин и подлесок теперь вымощена, и скоро весь остров будет исчерчен официальными пешеходными дорожками, а не песчаными тропками, которые я так люблю. На участке Мика Джаггера свет не горит – значит, на острове будет не так весело, и нас не ожидают импровизированные матчи по крикету. Дом Дэвида Боуи тоже погружен во мрак, так что походы в бар «У Бейзила» будут скучными до тех пор, пока оба не прилетят на день рождения Лили[6 - Мик Джаггер (р. 1943) и Дэвид Боуи (1947–2016) – всемирно известные рок-музыканты.].
        Вилла Филипа находится чуть западнее моей и смотрит на Плэнтин-Бэй. Она одна из нескольких, что не окружены живой изгородью, которая защищает от ветров, мечущихся по острову в сезон ураганов. Вилла получила свое название в честь окружающих ее джакарандовых деревьев, чья крона все еще усыпана фиолетовыми цветами. «Джакаранда» – это скромный коттедж из беленой древесины с шиферной крышей. Дом во многом говорит о характере Филипа, который преклоняется перед простотой своего жилья и держит всего двух слуг – пожилую горничную и Хосе для ухода за садом. Он приглашает меня зайти выпить, но мне поскорее хочется увидеть Лили, поэтому я приглашаю его на завтра, на поздний обед. Он обещает принести свежую папайю прямо с дерева и прощается со мной.
        На последнем этапе своего путешествия я сбавляю скорость, чтобы прислушаться к мирному спокойствию. Людей не слышно, только москиты, в честь которых назван остров, и цикады, чей стрекот так похож на аплодисменты. Находясь в Англии, я представляю этот тихий гул, и он убаюкивает меня. Тут я слышу новый звук: шаги, медленные и ритмичные, на дорожке позади меня, однако когда я поворачиваюсь, вижу лишь темную массу пальм и сияющие над головой звезды. Шаги на мгновение затихают, потом приближаются.
        – Кто там? Идите ко мне, – говорю я в темноту.
        Из подлеска выходит Саймон Пейкфилд. Он от меня в двадцати ярдах, но и я по сгорбленной, как у школьника, ожидающего наказания, позе понимаю, до какой степени ему неловко.
        – Как поживаете, Саймон? Я видела вас перед вылетом, хотела поздороваться, но вы, кажется, пребывали в собственном мире…
        – Сожалею, леди Ви, – он неловко улыбается. – Я вас не видел.
        – Не переживайте. Давайте я подброшу вас домой.
        Доктор садится в багги. Мы едем в том же направлении, потому что он всегда живет на вилле доктора Банбери, пока тот в отъезде. Пейкфилд рассказывает о планах на те два месяца, что он проведет на острове: продолжить работу нашего доктора по сбору средств на новое рентгеновское оборудование и на оснащение маленького терапевтического отделения в медцентре новыми койками и другой мебелью.
        – Просто великолепно, я организую сбор средств. Ваша жена на этот раз с вами?
        – Хлоя осталась с детьми; мы не хотим снова срывать их с места.
        – Очень жаль. Вы должны обязательно прийти к нам на ужин; не стоит слишком много времени проводить в одиночестве.
        – Вы очень добры, но мои пациенты не дают мне бездельничать. Честное слово, я всем доволен.
        – И все же позвольте мне назначить дату – мы будем рады видеть вас.
        Когда мы подъезжаем к развилке, доктор прощается и идет к своей вилле, а я остаюсь полной сочувствия. Саймон Пейкфилд всю жизнь полагается на уверенную в себе и общительную жену; чтобы он не попал в изоляцию на острове, ему нужно оказать особую поддержку. Эта встреча убеждает меня в том, что шаги, о которых говорила Лили, были плодом ее воображения. Я все еще продолжаю удивляться тому, что этим летом после возвращения из Калифорнии она предпочла вернуться на Мюстик. Наверняка остров вызывает у нее массу болезненных воспоминаний, однако она полна решимости использовать лодку, оставленную матерью, чтобы продолжить работу на рифе, и основать благотворительный фонд по возрождению морской жизни. Я бы никогда не стала расхолаживать ее, но иногда жалею о том, что Лили не может забыть прошлое.
        У меня подпрыгивает сердце, когда я сквозь переплетение ветвей вижу «Райский уголок». Джаспер дал название нашей вилле еще до того, как был уложен первый кирпич, и мы действительно чувствовали себя словно в раю, после того как перебрались в нее из палаток. Трехэтажный дом потрясает своим великолепием, особенно по ночам, когда на фасаде горят две дюжины высоких окон. Особняк был создан Оливером Месселем, архитектором, прославившимся своей театральностью и склонностью к стилю пряничного домика. Белое здание отличают характерное для Месселя смешение современных и классических черт, нарядные резные деревянные панели, украшающие крышу, и изящные балконы на верхнем этаже. Дом недавно заново покрасили, и он выглядит достаточно романтично, чтобы стать съемочной площадкой для Ромео и Джульетты; передо мной расстилается роскошная мраморная терраса. Сад тоже выглядит потрясающе, и свет фонариков отражается в бассейне, расположенном на дальнем краю лужайки.
        Заходя внутрь, я окликаю Лили, но ответа нет, что неудивительно. Слуги уже разошлись, а мой рейс задержали. Я ощущаю странный дискомфорт, хотя меня всегда радовала спокойная элегантность дома. Может, все дело в том, что я редко бывала одна в доме, который мы с Джаспером любим всем сердцем. У меня нет повода нервничать, если не считать мое долгое путешествие.
        Отгоняю неприятное чувство и иду по первому этажу. Я сама выбирала декор, мне немного помогал мой друг Никки Хэслем[7 - Любимый декоратор принца Чарльза, Мика Джаггера, Чарльза Саатчи и других ценителей английской роскоши.], обладающий безупречным вкусом. В комнатах высокие потолки и белые стены, прославляющие свет, льющийся внутрь целый день. В каждой комнате расставлены сувениры, которые я привезла из своих путешествий с Джаспером и с принцессой Маргарет по Индии и Карибам. На стенах висят высокие зеркала в серебряных рамах, на которых сто лет назад рукой умелых мастеров из Джайпура были выгравированы мифические фигуры. К тому моменту, когда я поднимаюсь наверх, ко мне возвращается хорошее настроение. В моем гардеробе висит одежда, оставленная мною в прошлый раз, наша коллекция картин все еще радует глаз. Над кроватью брызжет яркими красками пейзаж, купленный мною у местного художника; на туалетном столике стоит ваза, что я нашла в Японии, и ждет, когда ее заполнят цветами.
        Я могла бы спуститься к Британния-Бэй, поискать Лили в баре «У Бейзила», но стоит мне переодеться и причесаться, как я чувствую, что силы мои на исходе. Иду по коридору, беря в руки вещи, которые не видела много месяцев. Через открытую дверь заглядываю в спальню Лили и вижу, что там не такой хаос, как обычно. На полу, рядом со скомканными пляжными полотенцами, валяется пара старых сандалий, в остальном же полный порядок. Ремонт в комнате не делали с тех пор, как Лили была ребенком, и повсюду присутствуют свидетельства ее страстной любви к океану. С постера над кроватью на меня несется акула, к стене приколота таблица с различными видами тропических рыб, рядом – подводный снимок цветущего коралла.
        Спустившись вниз, я выключаю подсветку бассейна и сажусь в шезлонг. Свет звезд – лучший вид освещения; над головой мерцает вселенная, а сами звезды напоминают россыпь бриллиантов на гигантской школьной доске. Луна рисует тропу по поверхности воды. Единственные звуки – старомодная музыка калипсо, доносящаяся с чьей-то виллы, приглушенный смех да пение змеешеек. Я наслаждаюсь тропическим воздухом, радуясь, что уехала из осеннего холода Норфолка. Мои воспоминания о Мюстике помогают мне расслабиться. Мы с принцессой Маргарет часто сидели здесь, наблюдая, как солнце садится за горизонт, и надеясь увидеть тот самый зеленый отблеск, означающий, что солнце исчезло. Нам так и не довелось его увидеть, зато мы долго и весело болтали, глядя вдаль.
        Заслышав шаги на дорожке, я сразу понимаю: что-то случилось. Это даже не шаги, а частый топот. Моя крестница бежит во весь опор и резко останавливается, когда видит меня. Она тяжело дышит, но все равно выглядит прекрасно. Девочка превратилась в настоящую красавицу. В белых капри и черном топе, Лили напоминает более высокую версию Одри Хепберн. Ее черные волосы подстрижены ежиком, в небесно-голубых глазах отражается шок. Это выражение на ее лице в одно мгновение сменяется восторженным. Я встаю, и Лили крепко обнимает меня; потом отстраняется, держа меня за плечи, и внимательно оглядывает.
        – Я так рада, что ты приехала…
        – Дорогая, у тебя всё в порядке? – спрашиваю я. – Почему ты бежала?
        – Я испугалась. По дороге домой кто-то опять шел за мной.
        Лили выглядит такой ранимой, что я опять вынуждена напоминать себе о том, что она – взрослый человек, три года прожила в Америке и даже процветала там.
        – Жаль, что ты не сказала, когда приезжаешь, я бы встретила тебя в аэропорту. Надеюсь, ты прилетела раньше времени не из-за меня…
        – Вовсе нет, но мне очень хотелось увидеть тебя, да и остров тоже.
        – Заведи себе мобильник, прошу тебя. С ним жизнь гораздо проще.
        – Не выношу их визгливые звонки. Ты сейчас из «Бейзила»?
        – Я ходила в «Хлопковый склад», искала Аманду, но ее никто так и не видел. – В ее голосе опять явственно слышится тревога, которую невозможно не заметить.
        – А вы с ней часто виделись после того, как она приехала?
        Лили энергично кивает.
        – Она в своем репертуаре – энергия хлещет через край, болтушка, каких свет не видывал…
        – Ты говорила с полицией?
        – Я ходила туда в обед, но там никого не было. А ты знаешь, что весь остров охраняет только один полицейский?
        – Это потому, что здесь никогда не было преступлений. Мы с Джаспером хорошо его знаем. Соломон Найл, выпускник Оксфорда и, наверное, умнейший человек на Мюстике.
        – Когда я говорила с ним по телефону, мне показалось, что он излишне спокоен. Аманда никогда раньше не подводила меня; она предупредила бы, если б у нее появились другие планы. Этим летом мы с ней были вместе почти каждый день… – Лили опускает взгляд. – Несколько дней назад кто-то нацарапал мерзкую надпись на креольском на моей лодке: «Убирайся с Мюстика или умри, как коралл».
        – Боже мой, почему ты не рассказала? Я бы сразу прилетела…
        – Зачем мне было беспокоить тебя? Братья Лейтоны видели надпись до того, как я ее смыла, но они ни капли не всполошились.
        – Соломон – другой; он быстро выяснит, куда делась Аманда.
        – Будем надеяться. – Девочка плюхается в шезлонг рядом со мной и скидывает шлепанцы точно таким же движением, как в детстве.
        – Филип говорит, что Хосе странно ведет себя. Это правда?
        У Лили удивленный вид.
        – Мне кажется, с ним всё в порядке; по мне, так он забавный. Почти все свое свободное время проводит со мной на лодке, помогает…
        – Осторожнее, дорогая. Он всегда был без ума от тебя.
        Лили явно довольна.
        – Чушь, Ви. Он такой же, как ты и я, только не говорит. Это единственное отличие.
        – Я беспокоюсь о тебе, вот и всё.
        – Расскажи, как у тебя дела, – говорит она, пожимая мою руку. – Перескажи мне все новости, я дико скучаю по нашей шайке.
        Я рассказываю о семье, и лицо Лили проясняется. Она будет в восторге, когда все прилетят на ее праздник. Лили наблюдает за мной, как всегда задумчивая.
        – Наверное, я слишком бурно отреагировала на те шаги в джунглях… Переутомилась, вероятно.
        – Для тебя сейчас нелегкий период, да?
        – Я мало думаю о годовщине смерти мамы, просто у меня проблемы с моей заявкой на грант. Если Океанографическое общество не возобновит финансирование, придется полагаться только на частные пожертвования.
        – Мы с Джаспером можем увеличить наш взнос.
        – Вы и так слишком щедры. – Лили переводит взгляд на море. – Может, это покажется странным, но сейчас, когда больше времени провожу на лодке и посвящаю проекту, я чувствую близость с мамой. Как ты думаешь, она была бы довольна?
        – Эмили очень пылко воспринимала морскую жизнь острова, как и ты, но она была человеком широкой души. Она была бы рада всему, какую бы дорогу ты ни избрала. Главное, чтобы тебе нравилось.
        – Почему я иногда скучаю по ней, хотя едва помню ее?
        – Это вполне естественно.
        – Ведь моей настоящей матерью была ты, Ви, да и Джаспер оказался молодцом… Пусть он безумный гений, но он всегда был добр.
        – Тебя, Лили, легко любить.
        Она наклоняется ко мне и изучает мое лицо.
        – Ты так грустила после смерти принцессы Маргарет… Тебе не стало лучше?
        – Я каждый день думаю о ней, но этого и следовало ожидать. Мы были вместе дольше, чем продолжаются многие браки.
        Молчание – и теперь тишину нарушает жужжание насекомых. Мы смотрим в одном направлении, на океан, в котором отражается свет звезд. Я много месяцев спорила с Джаспером по поводу того, где возводить виллу. Я хотела жить на защищенной стороне острова – на той, которая смотрит на Карибское море, – а он настаивал на том, чтобы наши окна выходили на дикую Атлантику. Джаспер желал наблюдать за каждым штормом, зарождающимся на горизонте. Как ни грустно, но я вынуждена признать, что он был прав. Драмы, разворачивающиеся в океане, до сих пор завораживают меня. Я провела бессчетное количество ночей на террасе, наблюдая за тем, как темнеет небо над берегом под нашей виллой… Однако пропажа подружки Лили вызывает у меня беспокойство. Новая угроза, которую никто не смог предвидеть, способна налететь с любой стороны.
        Прогоняю эту мысль и сосредоточиваю свое внимание на Лили, снова шутливо заговаривая о том, что пора бы ей найти подходящего парня. Она ведет разговор в той же манере, что и ее мать, весело и оживленно. Лили не осознает своей красоты, и это только добавляет ей очарования.
        Я смотрю на часы и понимаю, что два часа пролетели словно одно мгновение, и на мне начинают сказываться тяготы моего путешествия. Искушение еще посидеть и поболтать велико, но у нас впереди целый месяц для того, чтобы наслаждаться обществом друг друга. Я напоминаю Лили о том, чтобы она заперла парадную дверь, когда пойдет наверх, и желаю ей спокойной ночи. Добравшись до спальни, я чувствую себя страшно измотанной, однако меня не покидает радость от того, что Мюстик не утратил своей древней магии.
        Я собираюсь идти спать и, соблазненная лунным светом, льющимся в щелочку между шторами, выглядываю в окно. Ночное небо такое чистое, что лунные кратеры видны гораздо четче, чем в Британии. Я вижу белую полосу, прочерченную по океану. Эта картина действует на меня успокаивающе, пока я не замечаю движение в саду. Создается впечатление, будто ветер качает растения, но на самом деле кто-то идет по лужайке, полускрытый деревьями. Он крадется медленно, как хищник. Затаив дыхание, я жду. Из тени появляется фигура. Это Хосе Гомес, молодой садовник. Секунду он стоит на дорожке, его лицо освещает лунный свет; затем он поднимает взгляд к моему окну. А в следующую секунду исчезает, и я уже не вижу, где он прячется. Почему работник из обслуги бродит по нашей вилле в такой поздний час, когда все его обязанности выполнены?



        Глава 5

        Воскресенье, 15 сентября 2002 года
        Найл просыпается от кошмара на рассвете. Он почти каждую ночь оказывается на месте одного и того же преступления в Оксфорде, даже несмотря на то, что старший детектив-инспектор заставил его несколько недель ходить к психологу. Соломон не раз подумывал о том, чтобы уволиться, – и новая должность поможет ему решить, оставаться в профессии или уходить.
        Он до сих пор не может привыкнуть к тому, что живет там же, где вырос. Хижина стоит в центре деревни Лоуэлл, состоящей из маленьких деревянных домиков, разбросанных по склону холма. Первое, что видит в это утро сержант, – коралл из комнаты Аманды Фортини. Он лежит на подоконнике, наполняя воздух запахом водорослей. Это кусок высохшей кости, однако он когда-то пульсировал жизнью, и каждая его ветвь была отдельным организмом. Найл тщательно изучает коралл, водя пальцем по резным ветвям, затем кладет его обратно на подоконник. Окидывая взглядом маленькую комнату, берет полотенце со спинки стула. В детстве здесь было его убежище; он провел здесь бессчетное количество часов, готовясь к экзаменам и мечтая о будущем. Письменный стол, который отец сделал из банановых ящиков, так и стоит между дверью и узкой кроватью, только он уже маловат для взрослого мужчины. Место для одежды есть лишь за дверью. Нынешнее жилье детектива сильно отличается от роскошной квартиры в центре Оксфорда, которую он делил еще с двумя полицейскими, однако в глубине души Соломон рад жить дома. Загрязненный городской воздух оставлял
кисловатый привкус у него во рту, а ночь вместо убаюкивающего сердцебиения моря приносила рев мощных грузовиков с кольцевой магистрали. Стесненное материальное положение Найл воспринимает как заслуженное: в Великобритании никто не наказал его за ошибку, так что это элемент естественной справедливости.
        Когда Соломон идет в ванную, кто-то издает тихий стон. Как есть, в б?ксерах, детектив выходит из дома и видит, что на террасе развалился Лайрон и что-то бормочет во сне. Это не первый раз, когда его двадцатитрехлетний брат засыпает здесь после ночных гулянок. Найл возвращается в дом, наливает в кувшин воды и засыпает туда лед. Он получает огромное удовлетворение, поливая ледяной водой голову Лайрона. Тот резко выпрямляется и громко ругается.
        – Заткнись, Лай. Разбудишь соседей.
        – Ублюдок…
        – Угомонись, ради всего святого.
        Найл приваливается к стене и наблюдает, как брат, потирая глаза, с трудом поднимается на ноги. Между ними всего семь лет разницы, но Лайрон все еще ведет себя как ребенок. Найл признает, что брата при рождении наделили красивой внешностью, а его – мускулами. Гибкий, как баскетболист, с высокими скулами, Лайрон на несколько дюймов ниже ростом. Однако сейчас, когда он сыплет ругательствами, не время для комплиментов.
        – Я все же вышибу тебе мозги.
        – У тебя и раньше это не получалось. – Найл дружелюбно улыбается.
        – А сейчас получится, злобный ты идиот.
        – Ты забыл, что папа болеет? Ему только не хватало, чтобы ты каждый вечер приползал домой на карачках…
        – Сол, хватит меня учить. Не тебе решать.
        – Выслушай меня хоть раз в жизни. Ты спускаешь свою зарплату на выпивку и девочек, а моя уходит на лекарства для папы. Ты собираешься вносить свою долю?
        На лице Лайрона появляется покаянное выражение, его злости как не бывало.
        – Сколько ему надо?
        – Шестьсот в месяц.
        – С каждого?
        Найл кивает.
        – Продукты тоже стоят денег, да и дом требует ремонта.
        – Да это же почти вся моя зарплата!
        – И моя тоже. Если найдешь другой способ, дай знать.
        Лайрон берет у Найла полотенце, чтобы вытереть лицо и волосы, а потом отбрасывает его. Мужчины садятся рядышком на верхнюю ступеньку и не говорят ни слова. Найл смотрит на профиль брата, и ему кажется, что тот без своей ухмылки выглядит старше. Детектив помнит, как рыдал в аэропорту одиннадцатилетний Лайрон, когда он улетал в Великобританию. Жаль, что они уже не так близки, но брешь между ними очень велика, чтобы ее можно было заполнить. Он с радостью возобновил бы их прежнюю дружбу, только говорят они на разных языках.
        – Лай, зачем ты теряешь время? Ты слишком умен для работы в баре. Мне казалось, ты хотел быть пилотом…
        – Никто не будет платить за меня налоги. Если ты не заметил, здесь нет хорошей работы. Смешивать коктейли – это лучший вариант для меня; по крайней мере, я получаю щедрые чаевые.
        – Переезжай в Сент-Винсент и иди в вечернюю школу. Хоть один из нас должен прилично зарабатывать.
        – Ты забыл, что я тупой? Все дипломы и сертификаты у тебя.
        – О чем ты говоришь? Ты тоже очень умен, просто тебе лень пользоваться своими мозгами. – Найл легонько хлопает брата по плечу. – Твоя очередь вести папу в церковь. Только сначала прими душ – от тебя несет бурбоном и дешевым куревом.
        Лайрон игнорирует совет.
        – Кто-то сказал, что пропала женщина. Это правда?
        – Да. Пропала Аманда Фортини; вечером в пятницу она должна была встретиться с подругой, но не пришла.
        – И что с ней случилось?
        – Если повезет, выясню сегодня.
        – Вряд ли она ранена, как ты думаешь? Здесь никогда ничего плохого не происходит.
        Найла удивляет напряженное выражение на лице брата. Раньше он не проявлял интереса к владельцам вилл. Вероятно, в это лето девица Фортини часто появлялась в «У Бейзила», и Лайрон наверняка смешивал для нее коктейли…
        Брат внезапно вскакивает и идет в дом, и Найл не успевает расспросить его о пропавшей женщине. Он собирается последовать за ним, но его окликают из соседнего дома. Жилище Мамы Тулен отличается от других домов; по розовым гераням, цветущим на маленькой террасе, по стенам, покрашенным в цвета радуги, легко догадаться, что она художник. Хотя она дружит с отцом, Найл так и не запомнил ее имя. В Лоуэлле принято, чтобы дети в знак уважения называли старших Мама и Папа. Детективу трудно представить, зачем он ей понадобился, но все же он в ответ поднимает руку и идет в дом. Нельзя же заявиться к ней в синих боксерах…
        Найл быстро умывается и надевает форму, хотя еще только семь утра. На службу ему надо к восьми, однако он не может забыть, каким голосом миссис Фортини молила его найти ее дочь, когда он вчера позвонил ей. Сержант приходит к Маме Тулен, которая поливает свои растения. Она крупная женщина, на ней красное свободное платье, ее лицо обрамляет облако седых завитков. Она все еще красива, несмотря на возраст. Мама родом с Сент-Люсии и на смеси французского и креольского велит ему сесть, а сама отправляется за кофе. Нечто в ее манерах исключает неподчинение. Женщина неспешным шагом заходит в дом, Найл же остается на террасе. В Лоуэлле поговаривают, что Мама Тулен занимается обеа – это форма вуду, все еще преобладающая на Сент-Люсии. Найл почти уверен, что стоящая в углу палка, расписанная черепами и украшенная перьями, – коко-масак, волшебный инструмент для заклинаний. Плоды художественного таланта Мамы повсюду, куда ни кинь взгляд. К стене прислонена картина, изображающая Британния-Бэй, в лучах солнца поблескивает песок. Найлу всегда хотелось купить для отца одну из работ Мамы, но ее произведения
продаются за многие тысячи в крупных американских галереях.
        Он садится в бирюзовый шезлонг и ждет Маму. Когда та сует ему в руку чашку с густой черной жидкостью, поздно признаваться в том, что в последнее время он пьет кофе не по-креольски, а с молоком. Из-за цикория напиток сильно горчит, и Найл морщится от первого глотка, но Мама слишком занята разговором, чтобы заметить это. Она рассказывает ему о своих детях, которые работают в Сент-Винсенте и Гренадинах, о своей последней выставке, и наконец он убеждается в том, что ей просто хотелось говорить и нужен был слушатель.
        – Рад был повидать вас, Мама, но мне нужно на работу. Спасибо за кофе.
        – Подожди минутку. – Она жестом велит ему сидеть на месте. – В пятницу я поставила мольберт над Британния-Бэй, хотела писать солнце на рассвете. Там была девица Фортини. – Она берет картину, прислоненную к стене, и передает Найлу. – Выглядела она красавицей, и я поместила ее в картину.
        Найл снова рассматривает сюжет и теперь видит маленькую фигурку в алом бикини и с золотистыми волосами. Еще он замечает огромную яхту, маячащую на горизонте в розовых лучах заходящего солнца.
        – Что она там делала?
        Женщина хмурится.
        – Она поплыла к той лодке, а я продолжила писать. Когда опять посмотрела туда, ее уже не было. Я решила, что она поднялась на яхту или поплыла к следующему заливу.
        – Она так и не вернулась?
        – Я провела там два часа, но в заливе никто не появился, если не считать быстроходный катер, несшийся с безумной скоростью. Я и не знала, что они могут так летать.
        – Катер был с яхты?
        – Я не разглядела, солнце было слишком ярким. Это вполне мог быть катер Бейзила или с какой-нибудь виллы.
        – Спасибо вам за помощь.
        – Еще кое-что, пока ты не ушел. – Она понижает голос, выражение на ее лице вдруг становится жестким: – Я рада, что ты у нас блюститель закона; у тебя есть голова на плечах, причем умная голова. Но ты должен быть осторожен.
        – Все хорошо, Мама, но я обязан помогать всем, опираясь на одинаковые правила.
        Художница неожиданно встает. Найл не знает, как реагировать, когда она кладет ладонь ему на лоб, словно измеряет температуру. Он из вежливости не отталкивает ее. С губ Мамы сыплются креольские слова, она бормочет слишком тихо, чтобы Соломон понял. Наконец Мама убирает руку, и в ее глазах отражается паника.
        – Я сейчас пыталась прочесть твой дух, но вместо этого увидела Геде[8 - Геде – бог религии айоба, управляющий дорогой от жизни к смерти и загробным миром; его символ – крест на могиле. Имеет власть над зомби.]. Он не может понять, жив ты или умер. Не важно, веришь ты в обеа или нет; боги не станут защищать тебя. Защищайся сам, пока угроза не исчезнет. Ты слышишь меня?
        – Да, Мама.
        Она долго изучает его лицо, прежде чем ее взгляд становится спокойным.
        – Не убегай, Соломон, посиди еще. Жизнь слишком коротка, чтобы спешить. Допей сначала свой кофе.
        Найл собирается с духом, прежде чем выпить остатки напитка. Он перестал верить в бога много лет назад, но страх в глазах Тулен кажется настоящим. Каким-то образом ему удается произнести слова прощания, хотя ощущение такое, будто у него рот полон песка.



        Глава 6

        Я просыпаюсь с улыбкой, несмотря на то что в моем саду побывал поздний гость. Мой долгий сон нарушал лишь яростный гул москитов, разозленных тем, что добраться до меня им мешает сетка над кроватью. Эти создания обожают мою белую британскую плоть, сколько бы чеснока я ни съела и какой бы отравой ни опрыскивала свое тело. Сегодня я намерена поговорить с Хосе и положить конец его странному поведению; правда, сначала я поплаваю. Возраст – это просто число, физические упражнения помогают мне держаться в форме, а купание в море – одно из самых больших удовольствий для меня.
        Я надеваю купальник и саронг, потом беру полотенце. Однако, когда я выхожу в коридор, меня встречает нечто неожиданное. На полу перед комнатой Лили лежит обломок коралла; он белый и окаменелый, медленно превращающийся в порошок. Может, это сама крестница выложила его, чтобы напомнить мне, почему она так одержима идеей спасти риф? Однако кажется странным, что девочка вырезала на его поверхности рисунок из перекрещенных линий. Вид коралла наполняет меня грустью. Мы с Джаспером, вооружившись трубками и масками, часами наблюдали, как охотящиеся осьминоги дрейфуют над розовыми кораллами. Лили, вероятно, уже в море – в комнате ее нет.
        Я спускаюсь вниз с кораллом в руке. Наш дворецкий ждет меня в холле; он стоит навытяжку, как часовой. Уэсли Джилберт является нашей правой рукой уже двадцать лет, и ему удалось сохранить импозантную внешность. Я помню, какое сильное впечатление он произвел на меня, когда, еще молодым, пришел на собеседование. Отслужив в армии Гренадин, Уэсли вернулся на свой родной остров. Он отвечал на все вопросы со спокойной властностью, создавая у меня впечатление, будто в нашей беседе главенствует он, а не я, и лишая меня возможности получить хоть какое-то представление о его личной жизни. И давая понять, что решение о том, работать на нас или нет, будет принимать он, сколько бы я его ни уговаривала. Сейчас ему за пятьдесят, он среднего роста, с пристальным взглядом и красивой внешностью уроженца Западной Африки; его лысая голова блестит в свете люстры. Уэсли железной рукой управляет своей командой из одного садовника и двух горничных, работающих неполный день. У него такой же волевой характер, как и у моего мужа, и он до сих пор тщательно скрывает свою личную жизнь.
        По тому, как Уэсли отказывается встречаться со мной взглядом, я понимаю, что он чем-то недоволен. Заговаривает лишь после долгого и неловкого молчания.
        – Предполагалось, что вы, леди Ви, предупредите меня о своем прибытии заранее, за несколько дней, а не за несколько часов. Тогда я мог бы позаботиться о том, чтобы у нас было все необходимое. Вы знаете об этом, но всегда забываете.
        – Извини, Уэсли, просто я решила приехать пораньше. Спасибо, что пригнал для меня багги. Как ты поживаешь, как твоя семья? Я давно тебя не видела.
        – Все хорошо, спасибо. Что вам приготовить на завтрак?
        – Я пойду, немного поплаваю. Меня вполне устроят сок и тост.
        – Сок? Тост? – От удивления его глаза округляются, хмурая складка между бровями становится еще глубже. – Как вы доберетесь до обеда с таким завтраком? Мисс Лили позавтракала яйцами, беконом и жареными помидорами, прежде чем отправилась на свою лодку.
        – Разве я когда-либо завтракала чем-то горячим?
        Уэсли неодобрительно фыркает.
        – Плавайте сколько хотите, леди Ви. Мы найдем для вас что-нибудь приемлемое, если вы дадите нам время.
        Он выпроваживает меня, и я оказываюсь на террасе, где новая горничная раскладывает на одном из столов мои лучшие столовые приборы, затем ставит страстоцветы в мою любимую вазу. Я приветствую ее улыбкой, но она не поднимает глаз; робость мешает ей ответить. В полнейшем спокойствии я кладу коралл в цветочный горшок на террасе. По опыту знаю, что Уэсли, несмотря на ворчание, рад меня видеть; просто ему нужно поддерживать репутацию жесткого руководителя. Пройдет целая вечность, прежде чем мне принесут еду, и после этого можно будет начать процесс примирения. Я предоставляю ему полную власть в управлении домом и моей маленькой командой слуг, и он еще ни разу не разочаровал меня. Б?льшая часть наших разговоров – игра в политику балансирования на грани войны, однако я почти уверена, что наши отношения скоро снова станут задушевными. Я не пожалела о том, что наняла столь принципиального человека. Он единственный на Мюстике, кроме меня, у которого хватает смелости противостоять Джасперу.
        Меня охватывает радостное возбуждение, когда я спускаюсь по ступенькам к ближайшему пляжу, расположенному в сотне метров от «Райского уголка». На пляже, как всегда, пусто, светлая песчаная полоса окаймлена пальмами, настолько сильно оплетенными лианами, что через них не проникает свет. Сегодня вода спокойная. На Мюстике не бывает приливов и отливов; океан каждый день на несколько дюймов надвигается на берег, а потом отодвигается; он словно боится обнять сушу и тем самым напоминает робкого поклонника.
        Я вхожу в воду, и заботы отлетают от меня. Вода лишь на несколько градусов ниже, чем температура тела, достаточно прохладная, чтобы по коже пробежали мурашки. В нескольких футах от меня на поверхность поднимается черепаха. Я плыву на спине, и время исчезает. Я учила своих детей плавать, когда в этих водах жили тысячи черепах. Мы часами собирали ракушки и делали из них ожерелья.
        Солнце греет меня, и мои мышцы расслабляются, а настроение улучшается. Вернувшись к берегу, я еще некоторое время нежусь в теплом воздухе. С годами моя любовь к этому месту не изменилась, она только упрочилась благодаря воспоминаниям. В сердце королевы Мюстик тоже занимал особое место. Я все еще помню, в каком она была восторге, когда плавала в Макарони-Бэй, точно зная, что никто не будет ее фотографировать. С тех пор у нее больше не было возможности получить такое глубокое отдохновение, так что остров сохраняет особую магию в ее глазах.
        Я все еще ощущаю душевный подъем, когда иду домой. Хосе нигде не видно, и сейчас не самое подходящее время для того, чтобы просить Уэсли привести его, потому что это опять вызовет недовольство дворецкого. Я беру паузу и звоню мужу. Он все еще в состоянии удивлять меня. Вчерашнее раздражение моим отсутствием сменилось отчаянием. Когда Джаспер слышит, что я уже на Мюстике, он разражается слезами – ведь он знает, что сможет присоединиться ко мне, только когда отменят штормовое предупреждение. Меня вдруг охватывает чувство вины. Наверное, это ужасно, когда тобой управляют эмоции, когда малейший толчок может сбить тебя с курса. Я слушаю, как стихают его всхлипы, затем произношу несколько ободряющих слов. И не прощаюсь, пока не убеждаюсь, что с ним всё в порядке.
        Поднимаюсь наверх, чтобы одеться, затем гуляю по саду, где передо мной воочию предстают достижения мастерства Хосе. Он выращивает и фрукты, и цветы; плоды лаймовых и лимонных деревьев, маракуйю и авокадо скоро можно будет есть. Когда мы приехали сюда, я пыталась вырастить розы, но из этого ничего не вышло – в тропических условиях выживают лишь самые сильные растения.
        Бугенвиллея усыпает лужайку неоново-розовыми цветами. Я останавливаюсь у живой изгороди; вилла Фортини скрыта от меня древовидными папоротниками, и признаков жизни там не видно. Окна закрыты, в бассейне плавают опавшие листья, и факт отсутствия Аманды вдруг становится очевидным. Пауло и Джованна Фортини – наши добрые друзья, их большая итальяно-американская семья регулярно приезжает на Мюстик. Они известные филантропы и с тех пор, как их бизнес расширился, раздают огромные суммы, однако разрыв в богатстве между Амандой и Лили никогда не имел значения. Девочки неразлучны с детства, они каждое лето играли вместе или бегали на пляж к своим друзьям Саше и Томми. Здесь детям всегда разрешалось бродить где угодно. Если один из моих детей терялся, кто-то всегда знал, в чей дом он пошел или на чьем пляже предпочел строить замок из песка. Мюстик – это заповедник для младшего поколения, и в этом состоит одно из главных достоинств острова.
        Я снова устремляю взгляд на виллу Фортини в надежде увидеть Аманду в окне, но вижу только отражение солнца.
        Когда я сажусь, объявляется Уэсли. На его лице торжественное выражение. Он подталкивает вперед новую горничную, которая не отрывает взгляда от белой скатерти. Уэсли требует от своего персонала быть видимыми, но неслышными, как хорошие викторианские дети. Горничная ставит поднос, и он взмахом руки отсылает ее на кухню. Несмотря на его бурчание, еда очень изысканная: нарезанное ломтиками манго, греческий йогурт с медом и два больших круассана.
        – Все отлично, спасибо, Уэсли. – Мой дворецкий собирается удалиться в дом, когда я спрашиваю: – Могли бы мы с тобой обсудить грядущую вечеринку для Лили?
        – Я в вашем распоряжении. «Хлопковый склад» обеспечивает выездное обслуживание и организует освещение и музыку в Британния-Бэй. Я также заказал все помещения в «Светлячке», как вы и предлагали.
        – Замечательно; мелкие детали мы можем обсудить позже. Нам нужно, чтобы все работало как часы; я намерена решать организационные вопросы, когда Лили нет дома. Будь любезен, в следующий раз, когда натолкнешься на Хосе, попроси его прийти ко мне.
        – Что-то случилось, леди Ви?
        – Вовсе нет, хочу сказать ему пару приятных слов. Сад просто изумителен.
        – Я рад, что вам нравится.
        – Ты слышал, что пропала Аманда Фортини? Ты что-нибудь знаешь об этом?
        Он качает головой.
        – Барышня не снисходит до разговоров со мной. Она помогает мисс Лили на рифе – это все, что я знаю.
        Я чувствую, что Уэсли настроен негативно по отношению к девочке, но наши взаимоотношения еще слишком хрупки, чтобы я задавала ему вопросы. Поэтому я просто извещаю его о том, что в обед ко мне присоединится Филип Эверард, и он уходит. Пройдут часы, прежде чем Уэсли удостоит меня улыбки, но к вечеру, возможно, уже поделится новостями.
        Пока я ем, мое внимание поглощено океаном. Никаких признаков, возвещающих о приближении шторма «Кристобаль», нет; море мерцает, как бледно-голубой шелк. Мне всегда казалось странным, что метеорологи дают ураганам, несущим с собой страшные разрушения, такие красивые имена. Обычно на нас обрушиваются лишь отголоски яростных циклонов, проносящихся над Атлантикой в сезон ураганов, но этот, вероятно, стал исключением. «Кристобаль» все еще кружит над Восточным побережьем Америки, однако Лили предпочитает игнорировать прогнозы погоды. Она не поплывет на риф только в том случае, если шторм будет девять баллов.
        Мой завтрак почти закончен, когда на лужайке появляется Хосе. Он наклоняется над клумбой и выпалывает сорняки. Я подзываю его. Он спешил ко мне, так и не выпустив тяпку из рук, как будто собирается защищаться ею. Атлетического телосложения, с тонкими креольскими чертами, позолоченной солнцем кожей и вьющимися волосами до плеч, вблизи он выглядит мальчишкой, несмотря на то, что ему двадцать пять. Я еще помню тот день, когда мать привела его на нашу виллу и за него отвечала на все вопросы. Она заверила меня в том, что он хороший работник, что понимает речь, хотя и не может говорить.
        Сегодня взгляд его янтарных глаз тревожен. Он не улыбается, когда я благодарю его за отличную заботу о саде и бассейне. Выражение на его лице остается бесстрастным, когда я объясняю ему, что он не должен преследовать Филипа или бродить по моему саду по ночам без серьезных на то оснований. Я уверена, что он понял все до последнего слова, однако на его лице отражается единственная эмоция – облегчение, – когда я отпускаю его. Мой молодой садовник быстро уходит прочь, продолжая сжимать в руке садовый инструмент, как мушкет. Разговор оставляет у меня неприятное чувство. Я никогда не могла уяснить, как много понимает Хосе, но надеюсь, что он прекратит вести себя странным образом, иначе я буду вынуждена говорить с его матерью, на которую и так давит необходимость заботиться о своей большой семье.
        Я допиваю кофе, и тут появляется еще один гость. В молодом человеке, которому мы с Джаспером оказали финансовую поддержку для получения университетского образования, я не сразу узнаю Соломона Найла; мне доставляет удовольствие видеть его. Я не могу удержаться от улыбки – уж больно неловко он чувствует себя в полицейской униформе; его рубашка столь тщательно отглажена, что складки на рукавах остры, как бритвы. Очки в тонкой золотой оправе выглядят не к месту, в остальном же он внешне напоминает боксера-тяжеловеса.
        – Соломон Найл, в последнюю нашу встречу ты был нескладным подростком… Приятно видеть тебя в добром здравии.
        Он протягивает руку, чтобы поздороваться, но я приподнимаюсь на цыпочках и чмокаю его в щеку.
        – Добро пожаловать домой, леди Вероника. Вас слишком долго здесь не было.
        – Пожалуйста, называй меня Ви. Я слышала и о дипломе с отличием, и о твоем решении поступить в полицию. Садись и рассказывай обо всем. Мы с Джаспером предполагали, что ты останешься в университете.
        Он садится на стул.
        – Я даже выбрал тему для кандидатской, но потом понял, что предпочитаю заниматься чем-то практическим. И мне захотелось все изменить. Меня отобрали на курсы ускоренной подготовки офицеров полиции в Оксфорде.
        – А я вот не училась в университете. Мы оба очень гордимся тобой.
        – Все благодаря вам и лорду Блейку.
        – Прошу тебя, Соломон, давай без благодарностей. Мы получали от тебя десятки писем и открытки на Рождество, от которых я была в восторге. А твоя выпускная фотография так и стоит у нас на камине. В шапочке и мантии ты был красив до умопомрачения.
        – Я не рассчитывал зайти так далеко.
        – Мисс Эвелин сказала, что ты был самым одаренным из всех ее учеников. Ты ведь помнишь ее, да?
        Его глаза весело блестят.
        – Мы и сейчас поддерживаем связь, она уже не такая строгая. Мисс Эвелин так ратовала за высокие оценки, что била меня линейкой по костяшкам пальцев каждый раз, когда я делал промах, и это заставляло меня сосредоточиться.
        – Я очень рада, что ты вернулся, но и удивлена тоже.
        – Ситуация изменилась, леди Ви. Отец неважно себя чувствует.
        – Печально это слышать.
        – Он не жалуется, но болезнь Паркинсона сильно портит ему жизнь.
        – Для такого энергичного человека это очень тяжело. Уверена, у него до сих пор сердце воина, хотя тело и ослабло. Он активно защищал права острова на рыболовство и заработал себе репутацию борца. Я помню, как Осия и его коллеги расправились с конкурирующими рыбаками, пришедшими с Бекии. Даю слово навестить его в ближайшее время; Осия всегда был мне другом. Но ведь ты здесь из-за Аманды Фортини, верно?
        Найл вынимает из кармана блокнот. Он снова смотрит на меня, и сейчас его взгляд похож на лазер, такой же точный и острый.
        – Леди Ви, что вы знаете о ней?
        – Аманда помогала с проектом по сохранению жизни на рифе. Она одна из близких подруг моей крестницы и наша соседка.
        – Вы могли бы описать мисс Фортини?
        – Люди считают Аманду светской львицей, потому что ее любит желтая пресса, но из нее получилась великолепная бизнес-леди, несмотря на ее молодость. Художественная галерея Аманды в Нью-Йорке процветает; поэтому ей нравится каждое лето приезжать сюда – чтобы расслабиться. Она из тех девочек, что привлекают внимание; на них летят, как мотыльки – на огонь. Выглядит как самая обычная красотка, но при этом умна и хороший товарищ.
        – У нее был молодой человек?
        – Вот об этом надо спросить Лили; она в гавани Старой плантации. Я не вмешиваюсь в любовные дела молодежи, это истощало бы мои силы.
        – Я не виню вас, леди Ви. Сейчас же поговорю с вашей крестницей.
        – Задержись на минутку, пожалуйста. Мне приятно поболтать с тобой. Соломон, ты не скучаешь по историческим трудам?
        – Каждый день, леди Ви. Но прошлое значит гораздо меньше, чем настоящее. – Лицо Найла впервые освещает улыбка, и от этого в его глазах за очками появляется блеск.
        – Расскажи, как ты проводил время в Оксфорде.
        – С радостью, если вы просветите меня кое в чем. Вы, случайно, не знаете, у кого из жителей острова есть большие скоростные катера?
        Вопрос заставляет меня рыться в памяти.
        – Один приписан к «У Бейзила», один есть у Фила Эверарда, еще у доктора Банбери и Кита Белмонта… Сама я их не выношу; они потребляют слишком много топлива и страшно шумят. А почему ты спрашиваешь?
        – Это касается моего расследования.
        Я наблюдаю, как Соломон записывает имена в свой блокнот, затем забрасываю его новыми вопросами, пока он не делится со мной всеми подробностями своей жизни в Великобритании. В оксфордской полиции Найл закончил ускоренные офицерские курсы, что позволяло ему занять доходную руководящую должность, однако он предпочел вернуться, а не высылать отцу деньги. Мне интересно почему, но я не спрашиваю. Я потрясена его достижениями и с удовольствием слушаю его приятный баритон. Он выглядит как спортсмен, а не как детектив, но мы с Джаспером были правы, когда купили ему образование. Интеллект Соломона проявляется в его пристальном взгляде и точном построении фраз. Если ему и удастся доставить подругу Лили домой целой и невредимой, мы будем от всей души ему благодарны.



        Глава 7

        Детектив Найл задает еще несколько вопросов об Аманде Фортини и прощается. Стиль общения леди Вероники не изменился с тех пор, как она в последний день его учебы в школе вручила ему похвальную грамоту. Сейчас ей, должно быть, почти семьдесят, но выглядит она молодо – ей можно дать чуть больше пятидесяти. Одета леди Ви все так же элегантно и изысканно. Сегодня на ней все белое: свободная туника, легкие брюки; лицо от солнца закрывает соломенная шляпа. Ее манеры все еще игривые, но решительные; кожа очень белая, так как она, вероятно, очень тщательно оберегает ее; взгляд живой и мудрый. Когда Найл уходит, на него еще сильнее давит необходимость найти пропавшую женщину. Леди Ви и лорд Блейк выделили ему такую щедрую финансовую помощь, что он просто не может подвести их.
        Сегодня детектив ходит пешком в надежде увидеть больше. Маршрут приводит его в северную часть острова. Это самый густонаселенный район Мюстика – виллы стоят через каждые несколько сотен метров. Застройщики пытались скрыть их за высокими стенами и быстрорастущими растениями, но здания все равно торчат из земли, как грибы. В детстве Соломон любил кататься здесь на велосипеде и любоваться красивыми домами. Одни напоминают сказочные замки, другие – поместья в Тоскане или в Англии. Этот район просто купается в деньгах, и все же он похож на город-призрак. Большинство рок-звезд, аристократов и миллионеров, которые приезжают на свои дачи раз в год, уже разъехались по домам. У всех вилл есть ласковые названия – «Колибри», «Спокойствие» и «Цветок лотоса», – но их окна закрыты уродливыми металлическими ставнями.
        Лодка леди Колдер пришвартована на защищенном, западном берегу, который выходит на Карибское море, а не на грубую Атлантику. Бухта Старой плантации – самая маленькая на острове. У пристани привязано с десяток рыбачьих лодок. Почти у всех здесь есть лодка того или иного вида, от каноэ до тридцатифутовой яхты. Более крупным судам приходится стоять на якоре в море, потому что в гавани мелко. А мегаяхтам приходится использовать катера, чтобы добраться до берега, – правда, при условии, что у них есть приглашение. Лодка Колдер, «Возрождение», – переделанный рыболовный траулер, видавший лучшие дни. Найл подходит к пристани, но Колдер нигде не видно. Его задача – проверить два больших скоростных катера, пришвартованные по обе стороны от причала. Огромные «Бэйрайдер XF7», на которых может разместиться не менее десяти человек, пыжатся кожаными сиденьями и сверкающим хромом поручней. По наклейкам на носу Найл выясняет, что катера принадлежат двум постоянным обитателям острова, Филипу Эверарду и Киту Белмонту. Оба являются представителями шоу-бизнеса, но детектив с ними не знаком. Катера выглядят безупречно,
на корпусах из стекловолокна ни единого повреждения. Так как на гавань не выходят окна ни одной виллы, Найлу придется потрудиться, чтобы доказать, что один из этих катеров покидал гавань в то утро, когда пропала Аманда Фортини. Проверить нужно еще две лодки.
        Найл громко кричит, спрашивая разрешения подняться на борт лодки Лили Колдер, но ответа не получает. Женщина, появляющаяся из каюты, приводит его в ошеломление. Она высокая и длинноногая, у нее блестящие черные волосы; движения плавные, как у балерины. Через футболку, доходящую до бедер, проглядывает желтый купальник, на темени балансируют солнцезащитные очки. Она окидывает детектива оценивающим взглядом, прежде чем спрятать голубые глаза за очками. Найл рад тому, что женщина не увидела его глаз – есть надежда, что она не заметила, как он оглушен. Соломон обретает дар речи только тогда, когда она с протянутой рукой проходит вперед.
        – Детектив-сержант Соломон Найл?
        – Все верно, мисс Колдер. Вы звонили по поводу своей подруги.
        – Называйте меня Лили. Я надеялась увидеться с вами еще вчера.
        – Я искал вас и здесь, и у вас дома. Должно быть, мы разминулись. – Выражение на ее лице остается настороженным. – Вы могли бы еще раз изложить мне имеющуюся у вас информацию?
        Она садится на скамью на корме и жестом предлагает Найлу занять место рядом.
        – Аманда сказала, что зайдет ко мне в пятницу вечером, но так и не пришла, что не в ее характере. За все годы, что мы знакомы, она ни разу не подводила меня. Вчера утром я зашла на ее виллу, но Аманда там не ночевала. И она не отвечает по мобильнику.
        – Один человек из Лоуэлла видел, как она утром плавала в Британния-Бэй. С тех пор ее никто не видел.
        Когда Лили снимает очки, Найл понимает, что она напугана, что в ней нет никакой надменности. В ее глазах отражается ужас.
        – Она не могла утонуть. Она все лето ныряла со мной на рифе; она отлично плавает.
        – Вполне возможно, Аманда поплыла к той большой яхте, что видно отсюда. Вам известно, кто владелец?
        – Сомневаюсь в этом. Она бы сказала, если б на яхте прибыли друзья.
        – Когда Аманда плавала, в заливе видели большой скоростной катер, такой же, как те, что пришвартованы здесь. Вам известно, не выходил ли один из них в море в то утро? Возможно, водитель видел ее в воде.
        – Этими катерами почти не пользуются. Не знаю, зачем Фил держит его здесь – в последнее время он плохо переносит качку. Кит берет свой время от времени, но я постоянно упрекаю его за это, потому что катер ест слишком много топлива.
        – Спасибо, это очень полезная информация. Скажите, а у Аманды был молодой человек здесь, на Мюстике?
        – Она встречалась с Томми Ротмором, но несколько месяцев назад они расстались, что далось ей нелегко. Ведь мы многие годы дружили вчетвером: Аманда, Саша, я и Томми. В детстве мы были как братья и сестры. Томми тоже вызвался помогать с проектом на рифе, но после разрыва перестал выходить с нами. Аманда намекала, что встретила другого, но у нее с ним ничего не получилось. Может, она не хотела распространяться о неудачной попытке…
        – Почему?
        – В Америке Аманда знаменитость, Томми тоже из известной семьи. Думаю, на этот раз она хочет сохранить свою личную жизнь в тайне, но в начале этого года они с Томми поговаривали о помолвке. Еще она не хотела ранить его чувства.
        – Вы можете вспомнить, не совершала ли Аманда какие-то необычные поступки? Нечто такое, что было не в ее характере?
        Молодая женщина задумывается.
        – Несколько недель назад я видела ее в Бамбуковой церкви, что показалось мне странным. Ее родители очень набожны, а она почти не ходит в церковь. Их разговор с пастором Боакье выглядел напряженным. Они сидели рядышком на скамье. Я потом спросила ее об этом, но она сменила тему.
        Бамбуковая церковь стоит рядом с аэропортом; это примитивное строение, в котором ежегодно проводится множество церемоний. Найл несколько раз встречался с пастором Боакье; тот произвел приятное впечатление на местную общину.
        – Я зайду к нему. – Найл что-то пишет в своем блокноте. Он поднимает голову и видит, что Колдер внимательно, будто под микроскопом, изучает его. – Обещаю выяснить, что случилось с вашей подругой.
        В ее глазах блестят слезы, и она быстро смахивает их.
        – Я очень беспокоюсь, поэтому я постоянно здесь, занимаю себя каким-нибудь делом. Аманда мне больше сестра, чем подруга. Чем я могу помочь?
        – Скажите, были ли у нее на Мюстике враги?
        Колдер качает головой.
        – Ни одного. Правда, они с Сашей недавно поссорились. У них все было хорошо, пока между ними не встал Томми. Думаю, Саша приревновала, когда Аманда стала встречаться с ним в прошлом году. Она навещала его после того, как их отношения закончились.
        – У Аманды здесь много близких друзей?
        – Все ее любят. Аманда – свободолюбивая золотая девочка, весь мир у ее ног, но это не испортило ее. Она верит в мой проект и сама вызвалась помогать. Мы неделями проводили здесь время, ныряли…
        – А в чем состоит задача?
        – Мы прививаем живой коралл на обесцвеченные участки. Уже есть признаки восстановления. – Она сникает, энтузиазма как не бывало. – Только вот кому-то не нравится моя работа. Вы слышали о том, что на прошлой неделе на моей лодке появилось граффити?
        – «Уезжай с Мюстика или умри, как коралл». Как вы думаете, кто это сделал?
        Она отвечает не сразу.
        – Наверное, Томми, чтобы расстроить Аманду. Я тепло отношусь к нему, он мой друг, но он невероятно чувствительный. Обычно пьет мало, но после их разрыва здорово пристрастился к выпивке.
        – Есть что-нибудь еще, что мне следовало бы знать?
        – В четверг кто-то преследовал меня, когда я шла домой; потом это повторилось вчера вечером. Я слышала шаги, когда шла через лес. Но когда я поворачивалась, дорога была пуста.
        – Пожалуйста, не ходите одна по ночам, пока Аманда не вернется домой.
        Она опять устремляет живой взгляд голубых глаз на Найла.
        – Вы думаете, она в опасности, да?
        – Я скоро это выясню, – отвечает сержант, вставая. – Спасибо, что уделили мне время.
        – Пожалуйста, позвоните мне, когда у вас будут новости.
        – Мисс Колдер, советую вам сегодня остаться в гавани. Если начнется шторм, вы от него не убежите.
        – По радио говорят, что он придет не скоро. – На ее лице мелькает улыбка. – Мне просто нужно проверить, прижились ли мои последние прививки; это быстро.
        Найл понимает, что еще один совет будет пустой тратой сил. Лили Колдер уже укладывает баллоны с кислородом, готовясь к погружению. Женщина настолько красива, что оставляет отпечаток в его сознании, однако она из другого мира. Детектив отталкивает влечение, пока оно не оставило свою отметину в душе, и все же ее голубые глаза продолжают волновать его, пока он ходит по острову.



        Глава 8

        Бар «У Бейзила» – одно из моих любимых мест на Мюстике, поэтому я отправляюсь туда пить утренний кофе и иду пешком, а не еду на багги. По извилистой дороге до Британния-Бэй всего двадцать минут. Я помню, что когда-то бар был жалкой лачугой на пляже с несколькими столиками, теплым пивом и костровой ямой для ночных любителей барбекю. Сейчас это уже более изысканное заведение. Залив выглядит замечательно: море похоже на гладкую голубую ленту, соединяющую океан с небом.
        Я сажусь на барный стул и представляю это место таким, каким оно было в самом начале, с длившимися всю ночь вечеринками, танцами лимбо[9 - Танец лимбо заключается в проходе человека под заранее установленной планкой. Танцор, следуя ритму играющей музыки, подходит к планке и отклоняется назад.] и купанием нагишом. В те времена остров напоминал большое загородное поместье: все знают друг друга, все беззаботны. Бар существует только потому, что мой муж в Сент-Винсенте случайно нашел на обочине одного молодого человека. Бейзила Чарльза сбила машина, и Джаспер доставил его в больницу. Они поддерживали связь. Нам обоим так понравился этот харизматичный молодой мужчина, что мы привезли его на Мюстик и помогли ему наладить работу бара. Я оглядываюсь в поисках его белых волос и легендарной улыбки, но Бейзила нигде нет. У него сейчас так много коммерческих предприятий, что он редко бывает на Мюстике, зато обязательно приезжает на ежегодный Голубой фестиваль, который сам и основал много лет назад.
        В мужчине, сидящем у стойки, я узнаю Декстера Адебайо. Ему за пятьдесят, но я помню его молодым и красивым инструктором по дайвингу, который только что получил разрешение на то, чтобы сопровождать постояльцев гостиницы, когда у тех возникает желание исследовать риф. У него свой маленький бизнес, и он набрал несколько стоунов[10 - Стоун – английская мера веса, равная 6,35 кг.]; теперь это крупный мужчина с величавыми манерами, которые контрастируют с его яркой одеждой. На нем цветастая гавайка, сильно поношенные джинсы; на голове толстые седые дреды. Благодаря спокойному характеру он заработал репутацию хорошего слушателя. Если б Декс продавал секреты, доверенные ему богатыми отдыхающими во время выходов в море, он уже стал бы миллионером. Мне кажется, что Декстер постарел с нашей последней встречи; когда он видит меня, его лицо расплывается в улыбке, и лишние годы словно исчезают.
        – Добро пожаловать домой, леди Ви. Вы все еще самая красивая женщина на Мюстике.
        – Какой же ты льстец, Декс.
        – Позвольте принести вам что-нибудь выпить.
        – Ты очень добр. – Я пересаживаюсь поближе к нему. – Эспрессо и стакан минеральной воды, пожалуйста. Я уже не пью так, как в былые дни. Нужно ограничивать себя.
        – Мне тоже. Алкоголь только по вечерам, днем – ни капли. Но мне все равно приятно выпить на коктейльных тусовках. Я здесь только для того, чтобы встретиться с группой туристов, собирающихся на дайвинг.
        – Ты все еще сам водишь группы?
        – Когда выпадает такая возможность.
        – Можно я монополизирую тебя, пока они не пришли? Я бы с радостью послушала, что произошло в мое отсутствие.
        – Буду рад поделиться, леди Ви.
        Он заказывает еще два эспрессо, и бармен варит их в темпе, который никогда не потерпели бы в Великобритании. Я замечаю, что после лета здесь прибавилось столиков и стульев, заведение сияет чистотой. Мы с Дексом чокаемся чашками и пьем за здоровье друг друга. Я чувствую, как он окидывает меня оценивающим взглядом, когда делает глоток. Декс из тех, кого трудно прочитать.
        – Рассказывать особо не о чем, – говорит он. – Здесь мало что изменилось. Люди приезжают, чтобы хорошо провести время. А вы? Почему вы так долго избегали нас?
        – Я ездила домой на похороны принцессы. Надо было кое с чем разобраться.
        Декстер кивает на оправленный в раму портрет принцессы Маргарет над баром. На фотографии ей за тридцать; в те годы она больше походила на кинозвезду, чем на члена королевского семейства.
        – Здесь начинала кипеть жизнь, когда она приходила сюда, танцевала с вами и лордом Блейком…
        – Что случилось с ее домом?
        – Несколько месяцев назад Les Jolies Eaux[11 - «Красивые воды» (фр.).] продали какому-то французскому бизнесмену. Он живет, как монах.
        – Жаль. Дом создан для веселья…
        – Весь остров с возбуждением обсуждает вечеринку в честь мисс Лили, до которой еще две недели. Я слышал, что наняли дополнительный персонал, чтобы подготовить пляж и построить сцену для музыки. Она наверняка будет в восторге. Не каждая девушка в свой двадцать первый день рождения слушает серенаду в исполнении Мика Джаггера.
        – Он написал песню специально для нее.
        – Мистер Джаггер тоже наполняет это заведение весельем. – Он снова изучает меня. – Я слышал, проект мисс Лили идет успешно. О нем говорили по радио, сказали, что он поможет местной экономике…
        – Его все поддерживают?
        – В Лоуэлле некоторые рыбаки жалуются, что поддерживали риф всю свою жизнь, но тут возобновился проект по возрождению, и девчонка берет на себя всю ответственность за работу матери. Мне в этих заявлениях слышится глупая горечь.
        – Зато это может объяснить, зачем кто-то написал «Умри, как коралл» на борту ее лодки.
        Декстер изумленно таращится на меня.
        – Любой мыслящий человек знает, как бережно она к нему относится. Точно так же, как ее мама. Она пытается все исправить с помощью научных знаний. Когда ныряю, я вижу, сколько она сделала.
        – Надпись сделали на прошлой неделе, до того, как пропала Аманда Фортини.
        – До меня доходили слухи. Ее так и не нашли?
        – Нет. Декс, ты пробыл на острове все лето. Ты не видел, ей никто не доставлял проблем?
        Декс колеблется, как будто взвешивает «за» и «против», прикидывая, говорить ли правду.
        – Одно время был такой. Томми Ротмор. Парень заявился сюда пьяный, громко орал, выкрикивал оскорбления и размахивал кулаками. Обычно он серьезен и вежлив, но после того, как его родители вернулись в Великобританию, стал неуправляемым. Мне стало жалко парня, я увел его домой. С тех пор он держит себя в руках, но иногда наблюдает за ней.
        – В каком смысле?
        – Как ребенок глядит на солнце. Будто хочет навсегда запомнить эту золотую красоту, хотя и знает, что она ослепляет. Оно стоит тех страданий – взглянуть хоть одним глазком…
        – У тебя, оказывается, есть скрытые таланты, – говорю я. – Ты прямо-таки поэт.
        – Ему нужно двигаться дальше, но он не может оторвать себя.
        Наш разговор резко прерывается, когда появляется группа Декса. Все держат в руках гидрокостюмы и маски с трубками и горят желанием приступить к погружению.
        Я выхожу наружу, в тень, и потягиваю ледяную воду. В голове все крутятся слова Декса Адебайо; я много лет знаю Ротморов. Они одними из первых купили у нас виллу, так что придется потрудиться, чтобы убедить меня в том, что их единственный сын причинил какой-то вред своей бывшей девушке или написал злобное послание на лодке Лили. Но я не отрицаю, что мальчик мог потерять разум. В душе поднимается смесь любопытства и беспокойства, и я спешу домой, чтобы позвонить на виллу Ротморов.
        Не знаю, почему вдруг я настораживаюсь, когда иду сквозь плотные заросли деревьев. Обычно мне нравится вдыхать сладковатый запах увядающих листьев, нравится, когда папоротники ласково касаются щиколоток, но сейчас я точно знаю, что кто-то наблюдает за мной. Я выработала у себя это свойство, когда присматривала за принцессой Маргарет, – мои антенны постоянно ловили малейшие признаки нежелательного внимания к ней. Останавливаюсь. На дорожке никого, даже ветер не колышет подлесок. Мне удается увидеть его, только когда я вглядываюсь в заросли; я замечаю лицо в море зелени. Хосе Гомес внимательно смотрит на меня, но когда я окликаю его, он исчезает, словно клуб дыма.



        Глава 9

        Детектив Найл снова сидит в своем участке. Кондиционер все так же издает кашляющие звуки, но воздух не охлаждает. Шум дико раздражает детектива, и ему хочется схватить эту чертову штуковину и выбросить в окно, однако это приведет к тому, что его испытательный срок закончится с печальным результатом. Сержант бьется головой о стену разочарования. Первым делом он хочет повидаться с Томми Ротмором – если кто-то причинил вред Аманде Фортини, то лучше всего начать с ее бывшего парня, – однако молодой человек не берет трубку.
        Последний час Найл ждет, когда его начальник в Сент-Винсенте пришлет по электронной почте ордер на обыск яхты, все еще сто?щей на горизонте Британния-Бэй. Пока документ не пришел, он снова просматривает информацию по судну. «Морская греза» была построена в Монте-Карло. Длиной шестьдесят метров, элит-класса, для выхода в океанические воды, с огромным топливным баком, что исключает частые подходы к берегу для дозаправки. Ее продали два года назад за тридцать миллионов долларов, зарегистрирована на компанию с ограниченной ответственностью под названием «Морская греза», имеющую право вести коммерческую деятельность в Южной Америке, но отсутствующую в интернете. Детектив уже проверил разрешения на скоростные «Бэйрайдеры», принадлежащие доктору Банбери и бару «У Бейзила», но катер, что Мама Тулен видела в Британния-Бэй в то утро, когда пропала Аманда Фортини, вполне мог быть с яхты. Не исключено, что он пришел за ней, и Аманда в настоящий момент на яхте, а он бессилен что-то сделать. Найл поводит плечами, опять глядя на распечатку. Ему нужно опросить экипаж на предмет того, не видел ли кто-нибудь Аманду
Фортини в утро ее исчезновения. Сквозь закрытую дверь сержант слышит, как братья Лейтоны разражаются хохотом, и догадывается, что объект шутки – он сам. Нет смысла сидеть сложа руки и ждать ордера, поэтому Соломон отправляется к единственному на острове священнику.
        Бамбуковая церковь стоит на равнине в центре Мюстика, рядом с аэропортом. Когда она появляется в поле зрения, в Найле поднимается зависть к пастору – уж больно хорошее у него рабочее место. Здание стоит в тени слоновьего дерева, фотографии которого есть во всех путеводителях. Этому баобабу, должно быть, сотни лет; массивный ствол кренится на одну сторону. У него серая и рыхлая от возраста кора; длинная ветка склонилась до земли, и создается впечатление, будто слон пьет из бассейна. Найл помнит, как в детстве забирался на это дерево и представлял себя погонщиком, который верхом на слоне едет через джунгли. Все заканчивалось тем, что старый пастор отчитывал его за то, что он в субботу валяет дурака. Церковь представляет собой примитивный навес с крышей из бамбуковых шестов, чтобы уберечь паству, если во время службы начнется ливень. Обстановка включает простой стол, служащий алтарем, и тридцать-сорок деревянных скамеек.
        Найл замечает пастора на опушке рядом с церковью. Тот покрывает лаком одну из лавок. Пастор Боакье без черного костюма и белого воротничка, на нем шорты и футболка с рисунком в виде разноцветных пятен. Когда детектив подходит к нему, он явно смущается, словно ему неловко, что его застали за неподобающей работой. Найл не очень хорошо его знает, но они примерно одного возраста, и Соломону доводилось слушать несколько его пылких проповедей, когда он был вынужден сопровождать в церковь отца. Рассказывали, что Боакье приехал сюда полгода назад из Лагоса, что епископ возложил на него миссию покинуть Нигерию и отправиться в далекие земли. У священника экспансивная и угодливая манера общения; кажется, он полон решимости доказать свою полезность.
        Пастор Боакье идет к нему с протянутой рукой, словно собирается зазывать его в лоно церкви, но с Найлом это безнадежное дело. Пока что детективу удавалось скрывать свою приверженность атеизму, однако Осия обязательно узнает правду, это лишь вопрос времени.
        – Рад видеть вас, Соломон. Вы пришли, чтобы помочь мне приукрасить нашу церковь?
        – Боюсь, не сегодня. Мне нужна ваша помощь, отец. Надеюсь, у вас есть минутка.
        – Конечно, я в вашем полном распоряжении. – Священник ведет его к стоящей в тени лавке.
        – Я ищу Аманду Фортини. Как я понимаю, она недавно приходила сюда, чтобы поговорить с вами…
        Пастор быстро кивает.
        – Она заходила несколько раз, хотя она и католичка, а церковь баптистская. Аманда просила о духовной поддержке, только я, боюсь, не могу нарушить конфиденциальность…
        – Пожалуйста, говорите открыто; ее друзья очень встревожены.
        – Могу сказать только то, что у нее были трудности.
        – Аманда пропала примерно сорок восемь часов назад, отец. Не исключено, что ей угрожает опасность.
        – Я очень хочу помочь, но она расстроится, когда узнает, что я обсуждаю ее тайны. – Священнику неловко. – Аманду беспокоили ее отношения с одним мужчиной. Она бросила молодого человека, который был глубоко к ней привязан, потому что ее привлек другой. Она назвала его непредсказуемым, даже опасным. И пыталась найти в себе силы, чтобы перестать видеться с ним.
        – Аманда говорила, как его зовут?
        – Боюсь, нет. – Священник на мгновение прикрывает глаза, его лицо выражает сожаление.
        – Наверное, после Лагоса вам тут тесно…
        Пастор Боакье улыбается.
        – Все достойны любви Господа, где бы они ни жили. Давайте вместе помолимся за Аманду, попросим, чтобы она целой и невредимой вернулась домой.
        Найл на мгновение застывает.
        – Я неверующий. Я привожу отца на службу, но сам уже давно в церковь не хожу.
        – Для этого есть какие-то причины?
        – Я потерял веру в одно мгновение.
        – Печально, Соломон… Помните, я всегда здесь, если вам захочется поговорить. – Пастор подается вперед. – Я могу попросить Господа о помощи от вашего имени?
        – Как хотите, отец. Мне пора возвращаться к работе.
        – Приходите в любое время, если прошлое тяготит вас.
        Детектив встает, бросает быстрое «спасибо» и уходит. Причина утраты им веры слишком уродлива, чтобы ее объяснять. Проще искать Аманду Фортини, чем возвращаться в прошлое.



        Глава 10

        Когда я возвращаюсь в «Райский уголок», кажется, что все вокруг дышит миром. Я уже загнала внутрь сознания мысли о странном поведении своего садовника. Уэсли изображает профессиональную улыбку, когда я объявляю о своем намерении освежиться перед обедом, но прежде я по стационарному телефону звоню на виллу Ротморов. Наверняка есть простое объяснение тому, почему Томми не берет трубку, – ведь найти человека на Мюстике легко. Управляющая «Хлопкового склада» извиняющимся тоном говорит, что молодой человек не был у них уже целую вечность. В последний раз он посещал ресторан с родителями в прошлом месяце, перед тем, как те улетели.
        Я собираюсь получать удовольствие от обеда с Филипом, что бы ни случилось дальше. Есть опасения, что пропажа Аманды сильно повлияет на мою жизнь именно тогда, когда я должна сосредоточиться на организации вечеринки для Лили, однако я ненавижу бросать загадки до того, как они решены. Отодвигаю в сторону свою озабоченность, когда поднимаюсь наверх, – мне всегда нравилось накладывать макияж, я чувствую себя актером, готовящимся выйти на сцену; губная помада от «Шанель» – потрясающее средство для поднятия духа. Я удовлетворена результатом: законченный макияж прячет мою тревогу от чужих глаз.
        Когда я спускаюсь вниз, Филип уже ждет. Он все еще остается самым очаровательным из моих друзей, даже сейчас. Неудивительно, что к его ногам падают и мужчины, и женщины, и старые, и молодые. Возможно, черная льняная рубашка, серые брюки и пляжные туфли выглядят просто, однако стоят они целое состояние. Гардероб этого человека забит костюмами от Бальмена и итальянскими джемперами из мериносовой шерсти. Он стоит, опершись на балюстраду, и смотрит на море; при виде меня его лицо освещается радостью. Приход актера улучшает и настроение Уэсли: мой дворецкий прибывает со свитой из двух горничных. Он с помпой водружает бутылку шампанского в ведерко со льдом и незаметно пятится. За годы я поняла, почему Уэсли злится; он перфекционист, что включает тщательное планирование, поэтому мельчайшие изменения вызывают у него полноценную панику. А вот Филип, в противоположность ему, абсолютно расслаблен, сидя в кресле.
        – Как здорово, что ты здесь, Ви. Все остальные либо вгоняют меня в скуку, либо забывают о моем существовании. Может, останешься, а?
        – Искушение большое, но я слишком глубоко вросла корнями в Норфолк.
        – Я еще долго не подпущу тебя к самолету… Ты виделась с Хосе?
        – Вчера ночью он бродил по саду. Я говорила с ним сегодня утром, но это ничего не дало. Он только недавно следовал за мной до «У Бейзила».
        – Что с ним такое? Он всегда был таким надежным.
        – Будем надеяться, что скоро все закончится. Расскажи мне, Фил, что здесь было. Я очень долго отсутствовала.
        В глазах моего друга появляется блеск, он неожиданно мрачнеет.
        – Всевозможное фиглярство и шутовство, моя дорогая. Интриги, ссоры, незаконные сделки… Я говорил, что занялся йогой?
        – Это кризис среднего возраста?
        – Мой, слава богу, закончился много лет назад. – Ему весело. – Присоединяйся ко мне. Занятия по пятницам, утром, у Кита Белмонта.
        – Удивляюсь, откуда у него столько энергии; его последней невесте было шестнадцать, не так ли?
        – У него скелетов в шкафу больше, чем у меня.
        – Ты о своих никогда не рассказывал, я бы с радостью послушала.
        – Я не стал бы загружать тебя грязными подробностями. Я был уродливым несносным ребенком. Мои братья и сестры натерпелись от меня.
        – Чушь, уверена, ты был очаровательным.
        – Я был чудовищем, поверь мне. Одному богу известно, почему родители ждали, когда мне исполнится шестнадцать, чтобы отвергнуть меня. Я их ни капли не осуждаю.
        Я помню, как Филип рассказывал мне, что в детстве его забрали из семьи, и знаю, что ему больно обсуждать это, поэтому возвращаюсь к прежним темам.
        – У меня не укладывается в голове, что ты проводишь время с Китом Белмонтом.
        Филип издает смешок.
        – Пусть он тебе не по вкусу, но я обожаю старого развратника. Пока тебя не было, он был моим подельником, хотя и начал с чистого листа. Он хочет помочь Лили с ее коралловым проектом и пообещал крупное пожертвование, если ему позволят принять активное участие.
        – Я бы отнеслась к его словам с определенной долей скепсиса. Я не верю в его мотивы.
        – Кит такой же, как и я, – постоянно ищет развлечения. Старые рок-звезды выходят из употребления так же, как и актеры, – говорит он с неожиданной горечью.
        – Ты в ближайшее время не собираешься в Штаты? Я читала, что у тебя намечается нечто крупное в Голливуде.
        – Планы рухнули, что жаль, хотя имена звезд давно не печатают на видном месте на афише. Директор поставил меня на роль отца звезды. – Его улыбка неожиданно угасает. – Здесь то же самое: я, кажется, с дикой скоростью выхожу из моды, но это означает, что я могу остаться до конца года.
        – Ты можешь сам снять фильм?
        – Я больше не могу полагаться на киноиндустрию, так что не высовываюсь, пока мне под дверь не подсунут сценарий, достойный «Оскара». Я не позволю какому-то ублюдку-режиссеру ставить меня на роль старого дурака. – Гнев, вспыхивающий в глазах Фила, напоминает мне о его чувствительности; одно неосторожное замечание может ранить его в самое сердце. Однако он вскоре успокаивается.
        – Я заметила кое-что интересное. Обычно ты кладешь на стол пачку сигарет, чтобы она ласкала глаз, не для курения. Ты наконец-то бросил?
        – Три месяца назад. Но дома все равно держу пачку на крайний случай. Я и пить бросил. – Он дотрагивается до моей руки. – Ви, расскажи мне о себе. Ты наконец-то свободна, ты больше не фрейлина… Теперь ты сама можешь стать центром внимания.
        – Все это кажется мне нереальным. Я постоянно жду вызова из дворца.
        Мой давний друг снова окидывает меня проницательным взглядом.
        – Чему тебя научила эта работа?
        – Главным образом умению все подмечать. Мне приходилось быстро просчитывать ситуации, заботиться о том, чтобы у принцессы был правильный кофе, белые хлопчатобумажные перчатки и ее любимый виски. Я даже познакомила ее с Родди Ллевеллином[12 - Сэр Родерик Виктор «Родди» Ллевеллин, 5-й баронет (р. 1947) – британский аристократ, специалист по садовому дизайну, автор ряда книг, ведущий двух телевизионных шоу. Известен в первую очередь из-за своего многолетнего романа с принцессой Маргарет.].
        – Ты никогда не жалела о том, что пожертвовала столько времени?
        – В большинстве случаев это было удовольствием. Мы дружили с детства, и она подарила мне множество приключений. В королевских турне мы посетили десятки малоизвестных стран, и с ней было ужасно весело. – Взгляд моего друга остается серьезным. – Фил, а давай поплаваем после обеда? Я уже купалась, но мне очень хочется обратно в воду.
        – Я с радостью пойду на пляж, но только чтобы позагорать. У меня уже несколько недель тянется воспаление среднего уха. Доктор велел мне оставаться на суше и запретил летать дальними рейсами.
        – Ах ты, бедняжка…
        – Знаешь, Ви, жизнь меняется слишком быстро. Я, в отличие от тебя, старею, как это ни печально. На вечеринках я чувствую себя древним стариком. Молодежь видит во мне выдохшегося старого динозавра.
        – Чушь, дорогой мой. Мужчины с возрастом становятся только изысканнее.
        Он вдруг опять расслабляется и заразительно смеется.
        – Из тебя получился великолепный дипломат.
        После еще одного бокала шампанского наш обед наполняется весельем, флиртом и смехом, но я чувствую, что Фил в не очень хорошем состоянии, поэтому поддерживаю легкую беседу. Он – главный сплетник острова и рассказывает мне о романах между владельцами вилл, об их ошибочных финансовых операциях и о планах в отношении острова. Очарование Мюстика – в его спокойствии; надеюсь, остров сохранит его навсегда.
        Когда мы доедаем пудинг, разговор возвращается к Аманде Фортини.
        – Фил, ты часто видел ее этим летом?
        – Я давал ей уроки французского; она собирается в большое путешествие по Парижу, чтобы сделать покупки для своей галереи. Меня так и тянет увязаться за ней. Девочка – умница, у нее уже довольно беглая речь.
        Когда я рассказываю Филипу о том, что пыталась дозвониться до Томми Ротмора, у него расширяются глаза. Он был свидетелем той сцены в баре «У Бейзила», что описал Декстер, когда молодой человек пришел пьяный, выкрикивал оскорбления и махал кулаками. Его отношения с Амандой закончились за несколько недель до того дня, но он продолжал злиться.
        – Томми никогда не причинил бы вред женщине, правда?
        Филип отводит взгляд.
        – Любой способен сорваться, когда находишься под постоянным давлением.
        – В каком смысле?
        – Его родители рассчитывают, что он будет управлять «Фондом Ротморов», а это миллиарды. Это тяжелое бремя для такого юноши. Может, Аманда поэтому порвала с ним. Она свободно пользуется своим наследством, а Томми придавлен ответственностью. Плюс он потерял любимую. Я по опыту знаю, что сердечная рана может превратить человека в чудовище.
        – Я намеренно не спрашивала о Карлосе. Где он сейчас?
        – Вернулся в Рио, танцует босса-нову с типом в два раза младше меня. В следующий раз я собираюсь запасть на женщину постарше и понятливую.
        – Бедняжка, я знаю, как ты обожал его… – Тянусь через стол и беру его за руку.
        – Он вдребезги разбил мне сердце. Я уже пришел в себя, но жертвы иногда после разрыва нападают на своего партнера, ведь так? Все те недели Томми был на грани.
        – Давай нанесем ему визит.
        – Ви, ты думаешь, это правильно? Это же дело полиции.
        – У меня есть к нему несколько невинных вопросов. Ведь он не станет целиться в нас из пистолета, а?
        После двух бокалов шампанского мое любопытство в отношении Аманды только усилилось. Мы с Филипом решаем не пить кофе и в багги едем на виллу Ротморов – дорога занимает всего десять минут. Алкоголь и приятная компания подняли мне настроение. Мы проезжаем мимо самых красивых домов Мюстика, и я чувствую себя тропической версией мисс Марпл. С шестидесятых годов «На закате» стоит на вершине самого высокого холма острова. Вилла построена во французском деревенском стиле из светлого камня с кобальтово-синими ставнями; в саду множество экзотических орхидей и лилий. Размеры особняка скромные, если учесть огромное банковское состояние Ротморов, но из него открываются лучшие виды. Когда я поднимаюсь на террасу, мне видно все карибское побережье Мюстика, от Индевор-Бэй до Старой плантации.
        Мы приближаемся к вилле, и я чувствую, что что-то изменилось. Ставни закрыты, никто не выходит, когда Филип звонит в дверь. Это странно. Для обслуживания своей собственности в течение года владельцы вилл нанимают маленькие команды персонала, но здесь, кажется, никого нет. Я знаю, что семьи вроде Ротморов предпочитают Мюстик именно потому, что здесь высочайшая степень безопасности. В Великобритании их дом наверняка охраняется круглосуточно, на острове же все построено на доверии. Существует негласная договоренность о всеобщей безопасности, так как никому не надо ни красть, ни совершать насилие. Хотя сейчас что-то пошло не так.
        – Такое впечатление, что в доме одни призраки, – говорит Филип.
        Мой друг заглядывает в окно кухни, которая, кажется, перенеслась сюда прямо из журнала по интерьерам; все говорит о том, что и бесконечными блестящими поверхностями, и круглым столом давно не пользовались. Я вижу, что Фил получает удовольствие, играя роль какого-нибудь знаменитого вора-домушника под воображаемыми кинокамерами. Ему удается приоткрыть одно из окон первого этажа, не повредив его, однако моя подпитанная алкоголем храбрость постепенно испаряется.
        – Фил, мы не имеем права вламываться в чужой дом.
        – Не занудствуй. И не забывай, это твоя идея. Ты достаточно тоненькая, чтобы пролезть в щель.
        Я продолжаю ворчать, когда он подсаживает меня на подоконник, однако любопытство побуждает меня узнать правду. Приключение заставляет меня чувствовать себя снова молодой, азарт подстегивает меня. Оказавшись в кухне, я отпираю заднюю дверь и впускаю Филипа, который улыбается, как перевозбужденный школьник. Мы договариваемся сначала осмотреть первый этаж в поисках какого-нибудь намека на то, что Томми мог причинить вред своей бывшей девушке.
        Мы оба хорошо знаем дом, потому что часто бывали здесь на днях рождения, ужинах и прочих празднованиях, которые устраивали Ротморы; правда, сегодня он выглядит иначе. Комнаты погружены в полумрак, антикварные диваны закрыты чехлами от пыли. Французская тема продолжается и в столовой, которая тоже несет на себе отпечаток великолепного вкуса моего друга Никки Хэслема. Я почти уверена, что Ротморы наняли его для изготовления на заказ мебели, элегантной и легкой. Мне в голову приходит мысль, что отсутствие Томми может иметь простое объяснение: вполне возможно, что он живет у друга, пытается справиться со своим горем. Многие владельцы вилл разъехались по домам, но у некоторых здесь остались взрослые дети, которые не спешат вернуться к повседневности.
        – Господь всемогущий, – бормочет Филип. – Это подлинный Пикассо?
        – Думаю, да.
        Мы смотрим на абстрактный портрет женщины, чьи черты рассечены, а потом опять собраны в яркие синие и красные тона.
        – Красиво, кто бы это ни написал. Но где персонал?
        – Может, у них отгул?
        На первом этаже ничего подозрительного нет. Все выглядит законсервированным, как будто Ротморы не собираются возвращаться. Такое же чувство появляется у меня, когда мы обследуем второй этаж. Просторные спальни похожи на гостиничные номера, ванные просто сияют чистотой. Я не понимаю, почему молодой человек не оставил в доме никаких следов своего пребывания.
        Я стою в коридоре, когда эхо разносит звук шагов. Филип тоже слышит их. Он с испуганным видом выходит из одной из спален и шепчет:
        – Прячься!
        – Не глупи. Это наверняка Томми; мы просто скажем, что ищем его мать.
        – Это явная ложь. Ви, тебя арестуют.
        – Успокойся, дорогой, и следуй за мной, – говорю я ему.
        Принцесса Маргарет научила меня никогда не мириться с поражением. Если обстоятельства против тебя, не вешай нос и улыбайся. Я гордо вскидываю голову, придаю лицу восторженное выражение и иду вниз, готовая расплачиваться за свои действия.



        Глава 11

        Найл удивлен тем, что кухонная дверь Ротморов открыта, но находит этому разумное объяснение, когда слышит шаги наверху. Должно быть, Томми дома, или на втором этаже работает кто-то из персонала. Он впадает в шок, когда видит, как по главной лестнице быстро спускаются лучащаяся улыбкой леди Вероника и красивый седой мужчина ее возраста.
        – Леди Ви, что вы здесь делаете? – спрашивает Найл.
        – Я надеялась увидеться с Томми Ротмором. Его родители – наши близкие друзья, но он не отвечал на звонки.
        – И вы решили влезть в чужой дом?
        Она пропускает вопрос мимо ушей.
        – Ты знаком с Филипом Эверардом?
        Найл, наконец-то сообразив, кто перед ним, обменивается с мужчиной рукопожатием. Это актер, снимавшийся в старых фильмах и в телевизионной рекламе. Вживую детектив никогда его не видел. Внешне он выглядит таким же подтянутым, как в кадре, однако в нем нет той же уверенности. Найл вырос на острове, где полно знаменитых музыкантов, политиков и представителей королевского дома, но он все равно приходит в замешательство, когда знакомится со звездой, особенно если эта звезда нарушает закон.
        – Рад видеть вас, сэр. Я видел много ваших фильмов.
        Лицо актера проясняется.
        – Вы очень добры, спасибо.
        – А теперь прошу вас обоих на минутку выйти наружу.
        Найл мягко предупреждает парочку о том, чтобы они самочинно не вершили суд. Если они испытывают обеспокоенность в отношении других обитателей острова, им следует в первую очередь обратиться к нему. У Филипа Эверарда хватает ума изобразить раскаяние, а вот леди Ви, которой всегда удается подмечать главное, окидывает его холодным взглядом. Детектив вынужден делать трудный выбор между соблюдением закона и уважением к женщине, чья щедрость кардинально изменила его жизнь к лучшему. Она продолжает смотреть на него из-под полей соломенной шляпы.
        – Прости нас, Соломон, но дело не только в Аманде. Кто-то оставил угрозу на лодке Лили. Я не могу допустить, чтобы это повторилось.
        Полицейский удивлен резкой переменой в поведении своей покровительницы. До настоящего момента она казалась тихой и спокойной, рафинированной английской аристократкой; ее безудержная решимость была глубоко запрятана. Руки леди Ви чуть согнуты в локтях, словно она собирается драться за безопасность Лили Колдер, хотя у Найла сложилось четкое впечатление, что молодая женщина сама способна постоять за себя.
        – Давайте присядем и спокойно поговорим, – предлагает он.
        Они прячутся от солнца в беседке у бассейна.
        – Мы все хотим найти мисс Фортини, – говорит детектив. – Я нуждаюсь в вашей помощи, мне нужна вся конфиденциальная информация о владельцах этой виллы; вы пользуетесь их доверием, но руководить всем должен я. Если мой начальник в Сент-Винсенте узнает об этом разговоре, меня уволят.
        – Не беспокойся, мы всё сохраним в тайне, и оба готовы помочь. – Леди Ви кивает ему, ее друг-актер что-то одобрительно бурчит. – Нам известно, что Аманда до сих пор считается пропавшей без вести, и мы обыскали дом Ротморов. Похоже, Томми давно не появлялся здесь.
        – Как утверждают на соседней вилле, три дня назад он уволил всю прислугу.
        Эверард вдруг оживляется.
        – А что насчет летнего домика? Я вижу его за кустами. Мы только там не были.
        Они одновременно встают, и в глубине души Найла поднимается паника. На первом плане у него стоит обыск «Морской грезы», но ордер еще не прислали, а теперь его уводят в сторону. Безукоризненно одетые леди Ви и Филип Эверард мало похожи на помощников полиции. Зато у них есть то, чего нет у него: доверие всех миллионеров Мюстика. Найл продолжает верить, что найдет ответы, касающиеся исчезновения Аманды Фортини, на яхте, которая все еще маячит на горизонте, или на одном из быстроходных катеров, если ему все же удастся разгадать загадку.
        Найл идет впереди всех по лужайке к летнему домику. Строение почти полностью скрыто разросшимися страстоцветами, слоновьими пальмами и жасмином. Оглянувшись, детектив видит, что леди Ви в неторопливом темпе следует за ним, стараясь не запачкать одежду. Теперь, добившись своего, она опять спокойна и невозмутима. Найл пока не может решить, правильно он поступил или совершил ужасную ошибку.
        Детектив мгновенно забывает о своем беспокойстве по поводу нарушения следственного протокола, едва доходит до летнего домика. Все говорит о взломе. Кто-то в ярости выбил дверь, сорвав ее с петель, и разнес в щепки садовую мебель. Внутри на матрасе сбитая простыня, повсюду разбросаны бутылки из-под виски. По всей видимости, разрыв отношений привел Томми Ротмора к катастрофе.
        – Бедный мальчик, – говорит леди Ви.
        Она сняла шляпу, словно отдавая дань уважения у могилы; в деревянном домике действительно присутствует ощущение смерти. Детектив ступает по щепкам бамбука, оставшимся от мебели, и сердце его сжимается. Он останавливается, когда видит на дальней стене штук десять больших фотографий Аманды; все они забрызганы красной краской и напоминают граффити на лодке Лили Колдер. Черты девушки стерты мазками кисти.



        Глава 12

        Я помню Томми Ротмора еще мальчиком, который вместе с Лили и ее друзьями плескался в бассейне или бегал по пляжу. Томми был спокойным, воспитанным ребенком, достаточно умным, чтобы понять, какое место он занимает во всемирно известной династии банкиров. С годами его манеры не изменились, он остался тихим и задумчивым и не превратился в заядлого тусовщика и мажора, как многие его сверстники. Я видела его полгода назад, этого красивого молодого холостяка, под руку с Амандой Фортини. Меня удивило, что они вместе, но тогда мне показалось, что его серьезность послужит идеальным фоном для ее веселого характера. Трудно поверить, что за такое короткое время он мог пасть так низко. Некто потратил огромное количество энергии, разрушая этот летний домик, но наверняка не Томми, ведь так? Филип тоже, кажется, расстроен царящим тут разорением: его взгляд сосредоточен, когда он изучает испорченные фотографии на стене, что неудивительно, поэтому я жалею его и говорю, что оставаться здесь надобности больше нет. Соломон задает ему пару вопросов о том, когда тот в последний раз пользовался своим катером, который уже
много месяцев томится в гавани. Мой друг спешит наружу, словно хаос может быть заразен.
        Соломон сосредоточенно, с дотошностью, фотографирует картину разрушения на свой телефон. Я испытываю некоторое сожаление из-за того, что загнала его в угол, однако это сожаление не настолько сильное, чтобы заставить меня передумать. Пока Лили в опасности, я должна быть в центре расследования. Стою у двери, оглядывая поломанную мебель и грязные простыни, на которых кто-то спал. Вполне возможно, что Томми не имеет никакого отношения к исчезновению Аманды. Он мог остаться у своего друга, однако сейчас, когда многие разъехались по домам, выбор у него небольшой. Я все еще гадаю, куда он делся, когда ко мне подходит Найл.
        – Мне нужно встретиться с Сашей Милберн. Она недавно навещала Томми, но сейчас не берет телефон.
        Я удивленно смотрю на него.
        – Я точно знаю, где она; мы можем воспользоваться моим багги.
        – Спасибо, но я сам справлюсь.
        – Разве, Соломон? Не забывай, тебе нужны мои связи.
        Найл складывает на груди руки, как будто готовится защищаться от сильного удара.
        – Хорошо, леди Ви, но только один раз. И пожалуйста, дайте мне слово, что потом поедете домой.
        Я улыбаюсь ему вместо того, чтобы что-то обещать, потом говорю, что Саша будет в «Светлячке». Будь то дождь или солнце, молодежь собирается там, чтобы пропустить по стаканчику. Найл выглядит раздраженным, когда мы отъезжаем от виллы, направляясь на юг через центр острова.
        Проезжаем мимо обновленного медцентра – и я вижу новые свидетельства того, что Мюстик меняется. Медцентр похож на пару шикарных бунгало. С одной стороны расположены операционная, маленькое терапевтическое отделение и две VIP-палаты, где больные могут дожидаться ближайшего рейса. У спортивной площадки появился павильон, и даже конюшни разрослись, чтобы принимать больше лошадей. Сегодня конюшни выглядят идиллически; три арабские кобылы пасутся в паддоке, ожидая, когда кто-нибудь пустит их в галоп вдоль Рутленд-Бэй.
        С Соломоном приятно иметь дело: с ним не надо поддерживать светскую беседу, он рад молчанию. Вероятно, обдумывает свои вопросы к Саше Милберн.
        Мое настроение поднимается, когда я вижу «Светлячок». Гостиница примостилась среди кокосовых пальм, и из ее окон открывается вид на Британния-Бэй. Мне всегда нравилась умиротворяющая атмосфера «Светлячка». В гостинице всего семь номеров, так что в баре «У Патрика» редко бывает многолюдно, зато там готовят великолепный мартини. Я скрещиваю пальцы – пусть Томми Ротмор будет там, в компании своих приятелей. Но когда мы подъезжаем, веранда кажется пустой.
        – Соломон, ты часто бывал здесь? – спрашиваю я.
        – Никогда.
        Детектив внимательно осматривает тропические сады и рукотворные водопады, и я вдруг вижу окружающую обстановку другим взглядом. Пустые ведерки на барной стойке ждут, когда в них положат шампанское стоимостью триста долларов за бутылку; в обеденном зале с потолка свисает изящная люстра; столы застланы девственно-белыми скатертями. Я уже собираюсь спросить у официанта, когда в последний раз сюда приходила Саша Милберн, но тут Найл хлопает меня по руке.
        – Ведь это она там, в глубине, да?
        Я разглядываю молодую женщину, в одиночестве сидящую за столиком, и узнаю копну рыжих волос. Она из знаменитой богемной семьи, ее мать – преуспевающая модистка, а отец – гуру по образу жизни, постоянно сочиняющий руководства по тому, как самому, без посторонней помощи, обрести внутренний мир. Саша так сосредоточенно что-то пишет, что не замечает нас. Она вздрагивает, когда я окликаю ее; замечаю, что обложка на ее записной книжке такого же яркого красного цвета, что и ручка. Она быстро прячет их в сумку и напряженно ждет, когда мы подойдем. Саша уже не та веселая девочка, что играла с Лили и Амандой; я вспоминаю, как ее мать говорила, что в университете у нее случился кризис уверенности в себе. Нелегко иметь стильных и успешных родителей, во всем затмевающих тебя. У нее плохая стрижка, кожа покрыта веснушками; серый сарафан настолько блеклый, что делает ее практически безликой. Плохо, что она так мало внимания уделяет своей внешности; достаточно было бы кое-что чуть-чуть изменить, и она превратилась бы в красавицу, вышедшую из-под кисти прерафаэлитов.
        – Добро пожаловать домой, Ви, – бормочет она. – Рада видеть тебя.
        – Я тоже, Саша. Мы можем присесть? Это мой друг, детектив Соломон Найл. Его недавно назначили начальником полиции острова.
        Саша неловко улыбается.
        – Слава богу, наконец-то хоть кто-то будет удерживать нас на верном пути.
        – Как поживаешь, дорогая? – спрашиваю я.
        – Планировала улететь в Великобританию, но решила остаться на день рождения Лили. Без семьи, без привычного шума и гама, на вилле немного неуютно.
        – Приходи к нам в любое время. Ты же знаешь, Лили всегда будет рада видеть тебя.
        Саша благодарно улыбается мне, затем поворачивается к Соломону.
        – Вам нравится новая работа?
        – Она не дает мне сидеть сложа руки. Как раз сейчас я занимаюсь поисками Аманды Фортини.
        Лицо Саши утрачивает какое-либо выражение.
        – В последнее время мы мало виделись. Боюсь, я не представляю, где она может быть.
        – А как насчет Томми Ротмора? Он тоже пропал.
        – Вот это уже плохо, – говорит она. – Он так тяжело все воспринял…
        – В каком смысле? – спрашивает Найл.
        – Томми здорово расклеился после того, как Аманда бортанула его. Он был моим первым парнем, много лет назад. С тех пор много воды утекло, но я все равно желаю ему добра. Я пыталась уговорить его повидаться с пастором Боакье. Я не религиозна, но беседа с ним очень помогла мне и многим другим; я думала, что и Томми она пойдет на пользу. Правда, когда я предложила это, он взбеленился.
        – Когда это случилось?
        – В субботу днем, с тех пор я его не видела. Он орал на меня, требуя, чтобы его оставили в покое.
        – Вам известно, почему они с Амандой расстались?
        – Она с первого дня плохо с ним обращалась. Не понимаю, почему люди позволяют ей такое, – говорит Милберн, неодобрительно хмурясь. – Томми очень добросовестно относится к своей работе в фондах, у него мало времени на личную жизнь. Аманда слишком избалованная, чтобы поддерживать его; она решила, что ей мало уделяют внимания, и отправилась на поиски другого. Она не рассказывала, кого нашла, хотя они с Томми были вместе больше года. Такое нельзя прощать, правда? Вот он и расстроился, стал набрасываться на всех, кто рядом…
        – Он угрожал тебе физической расправой? – спрашиваю я.
        – Я испугалась. Он крушил мебель, а до этого врезал кому-то из слуг. Остальные сразу же уволились.
        – Вы не думали о том, чтобы вызвать полицию?
        – Это было бы предательством по отношению к Томми, тем более когда он так тяжело переживал.
        Я беру молодую женщину за руку.
        – Ты ни в чем не виновата, дорогая. Нам просто нужно найти его. Чтобы он не причинил вред себе или Аманде.
        – Я пыталась защитить его, но у меня ничего не получилось. – На лице Саши неожиданно отражается гнев. – Аманда не заслуживала его. Если она попала в беду, это ее вина.
        – Почему? – спрашивает Найл.
        – Я вижу все, что тут происходит. Томми не имеет никакого отношения к ее исчезновению. Она по ночам бегала в Лоуэлл.
        – Откуда вы знаете?
        Взгляд Саши упирается в стол.
        – Все знают, что Аманда видится с кем не надо.
        Она явно не хочет называть свой источник, несмотря на попытки Соломона выяснить это. Нам нужно как можно скорее найти Аманду Фортини; если что-то идет не так, всегда проще обвинить окружающих.
        – Извини, Саша, что оторвали тебя от дела, – говорю я. – Ведь ты что-то сосредоточенно писала…
        Она выдавливает из себя улыбку.
        – Это просто заметки. Кстати, я подумываю о том, чтобы сочинить сказку для детей.
        – Замечательно, – говорю я, вставая. – Приходи к нам. Уверена, мы с тобой поболтаем на дне рождения Лили; но, пожалуйста, держи это в секрете. Я очень рассчитываю, что все, кто знает, проявят благоразумие. Не будем мешать тебе работать.
        Найл озабочен, когда мы спускаемся к следующей террасе. В плитке бассейна отражается небо. Океан кажется стеклянным в своем спокойствии, хотя прогноз предупреждает о движущемся на юг шторме. Однако детектив не в том настроении, чтобы восхищаться видами. Коротко кивнув, он благодарит меня за помощь и уходит.



        Глава 13

        Найл доходит до гавани в Британния-Бэй. Он разочарован до крайности. Сейчас семь вечера, солнце уже садится, а он так ничего и не выяснил. Полицейский катер, накрытый брезентом, покачивается у причала. Им давно не пользовались. Катер чуть больше стандартной шлюпки, на носу – выцветшая эмблема полиции Сент-Винсента, корпус из стекловолокна сильно поцарапан. Найл так и не получил разрешения на посещение «Морской грезы», однако его терпение на исходе. Яхта все еще маячит на горизонте, за пределами бухты.
        Детектив приходит в изумление, когда мотор заводится с первого раза, как будто катер только и ждал нового приключения.
        Путь до яхты занимает всего десять минут, и вот над Найлом высятся борта судна. Никаких признаков жизни нет, если не считать желтый свет в паре иллюминаторов; корпус выдраен так, что сияет в лунном свете. На палубе закреплен такой же «Бэйрайдер XR7», как и те, что в гавани Старой плантации; в воду его опускает гидравлический лифт. Найл прикидывает, есть ли кто-нибудь на борту, когда на палубе появляется мужчина лет тридцати с небольшим. На нем типичная для экипажа форма: синие шорты, белая футболка и парусиновые туфли. Найл просит пустить его на борт; в ответ на лице мужчины не появляется даже тени улыбки. Детектив поднимается на палубу по веревочной лестнице. С сединой в светлых, до середины шеи, волосах мужчина выглядит старше, чем казалось издали. Его обветренное лицо с точеными чертами смутно знакомо Найлу, и интуиция подсказывает ему, что это может быть тот самый мужчина, к которому, вопреки здравому смыслу, так влекло Аманду Фортини.
        – Я капитан этого судна, – говорит мужчина, у него жесткий, протяжный говор. – Что вам надо?
        Прежде чем Найл успевает ответить, он слышит шаги, и из трюма поднимается еще один мужчина. Оба мускулистые и похожи на вышибал из ночного клуба, на обоих одинаковая униформа, и оба смотрят на него, как на инопланетянина. Мужчины заметили пистолет, который Найл вынужден носить в соответствии с местными полицейскими правилами, и на этот раз он рад тому, что оружие при нем. Атмосфера враждебности усиливается.
        – Я детектив-сержант Соломон Найл. Мне нужно задать вам несколько вопросов.
        Капитан медленно кивает.
        – Слушаем.
        – Ведь вы бывали на Мюстике и раньше, не так ли?
        Он качает головой.
        – Я впервые на Наветренных островах с тех пор, как получил права капитана.
        – На Мюстике пропала молодая женщина. Видели, как она плыла в сторону вашей яхты; это было в пятницу на рассвете. Ее зовут Аманда Фортини. Вы видели ее?
        – Никто не заплывал так далеко.
        – Обычно яхты проводят в местных водах ночь или две, а затем идут дальше. Какова причина вашей задержки здесь?
        – Мы укрываемся здесь, пока существует опасность шторма. – Капитан указывает на гидрокостюмы, которые сушатся на поручне. – Чтобы немного развлечься, занимались дайвингом.
        – Кто владелец?
        – Компания под названием «Морская греза». Имен я не знаю. Мы по их поручению перегоняем судно в Сент-Киттс.
        – Как ваше имя, капитан?
        – Дэн Келлерман.
        – Мистер Келлерман, вы отправляли катер на Мюстик в пятницу утром?
        – Мы не пользовались им всю неделю, только несколько раз ходили в Лоуэлл за продуктами.
        – Мюстик – частный остров. Вы не имеете права выходить на берег без специального разрешения.
        – Но вы же не хотите, чтобы мы померли с голоду, не так ли?
        Найл через окно заглядывает в столовую с простой мебелью и парой картин на стенах. Скромный декор совсем не вяжется с такой дорогой яхтой.
        – Мне нужно осмотреть все здесь.
        – Это невозможно без ордера.
        Детектив пытается применить другой подход.
        – Мистер Келлерман, пропавшей женщине всего двадцать три года. В последний раз ее видели два дня назад, когда она плыла к вашей яхте. Ей наперерез шел большой катер, такой же, как ваш.
        Он достает из кармана фотографию Аманды Фортини и протягивает капитану, который берет ее, но, лишь мельком взглянув на фото, отдает другому мужчине. Тот поспешно, будто снимок покрыт чем-то жгучим, возвращает его Найлу.
        – Никто из нас ее не видел.
        – Вы могли бы сэкономить массу времени, если б позволили мне осмотреть судно.
        – Принесите мне нужную бумагу, и я подумаю над этим.
        Капитан надвигается на детектива, словно собирается сбросить его за борт, однако сейчас как раз тот случай, когда мощное телосложение позволяет Найлу не обращать внимания на угрозу физического воздействия.
        – Мы скоро снова увидимся, мистер Келлерман.
        Найл возвращается в участок. В помещении почти девяносто градусов[13 - Примерно 32 градуса по Цельсию.], поэтому сержант сидит на скамейке снаружи и просматривает свои записи. Он уже успел порыться в полицейской базе данных в поисках Дэна Келлермана, капитана «Морской грезы», но так и не нашел его в реестре. Либо тот не был сертифицирован в качестве капитана, либо назвался вымышленным именем.
        Детектив все еще анализирует вскрывшиеся факты, когда ему звонит начальник из Сент-Винсента. Найл наблюдает, как солнце скатывается за горизонт, пока в трубке звучит голос детектива-инспектора Фентона Блэка. Это крупный добродушный мужчина с приятной улыбкой, однако сейчас в его тоне нет ничего приятного.
        – Найл, сегодня мне звонили родители Аманды Фортини. Ты с ними не разговаривай без моего разрешения. Теперь все новости им буду сообщать я, ясно? Они не должны знать о тех трудностях, с которыми ты столкнулся, разыскивая девчонку. И для завтрашнего разговора с ними мне нужно что-то существенное.
        Найл вкратце описывает ситуацию, добавляя, что связался со всеми хозяевами домовладений на Мюстике и поговорил с людьми из окружения Аманды Фортини. Складывается впечатление, что тут замешан ее бывший: он уволил весь персонал и, впав в неистовство, крушил мебель на своей вилле.
        – Тогда арестуй его. На этом и закроем дело.
        – Его нигде нет, и думаю, что это как-то связано с «Морской грезой». В последний раз Фортини видели, когда та плыла к яхте; в то утро она и исчезла. Вполне возможно, что экипаж удерживает ее там. Мне срочно нужен ордер на обыск.
        – Вряд ли это получится. – Блэк долго молчит, прежде чем продолжить. – Это не в моих силах, Найл. Мой шеф ждет разрешения свыше.
        – В чем проблема?
        – Он решает вопрос, понятно? Что еще ты нашел?
        – По словам местного священника, Аманда Фортини состояла в тайной любовной связи. Возможно, сейчас она со своим новым любовником, только надо найти его.
        – Остров всего три мили длиной, Найл. Неужели это так сложно? Завтра же привлекай его.
        – Сделаю все, что в моих силах.
        – Ты же понимаешь, что Фортини – одна из богатейших семей в мире, да?
        – Я знаю это, сэр. Могу я попросить у вас поддержки для проведения расследования?
        – Только после того, как отпадет угроза шторма. Авиарейсы отменены, а морская полиция прекратила все передвижения.
        – Они добрались бы сюда за два часа.
        – Ты забыл, что мы должны придерживаться закона? – Блэк громко вздыхает. – Не подведи меня, Найл. Завтра я жду ответы.
        Детектив-инспектор Блэк отключается, не говоря больше ни слова, а Найл продолжает наблюдать за закатом, и этот достойный открытки вид не приносит ему ни капли утешения. Он заходит в помещение и с еще большей целеустремленностью принимается за работу. Просматривает список всех владельцев вилл, все еще находящихся на Мюстике, затем – список избирателей. Сразу отбрасывает тех, кто слишком стар или немощен, чтобы причинить вред физически крепкой молодой женщине. Еще он проверяет записи о передвижениях. В то утро, когда пропала Аманда Фортини, более десятка обитателей острова находились на Сент-Винсенте или на Сент-Люсии, в том числе и Филип Эверард; остальных же можно будет вычеркнуть только в том случае, если они предъявят алиби.
        В Лоуэлле проживает приблизительно триста человек, на остальной части острова сейчас меньше сотни. Найл холодеет, вспоминая предположение Саши Милберн о том, что тайный любовник Аманды Фортини может быть из деревенских, как утверждают слухи. Именно раскол в обществе побудил Найла не продолжить учебу, а поступить в полицию и попытаться хотя бы уменьшить этот дисбаланс. Он сокрушенно качает головой, изумляясь собственной вере в то, что у него получится своими силами изменить статус-кво. Домой его привела совесть – комбинация надрывающего сердце звонка Мамы Тулен по поводу плохого состояния отца и собственного страха повторить ошибки, который могут стоить жизни какой-нибудь женщине, – но сможет ли совесть удержать его здесь, на низшей ступеньке карьерной лестницы?
        Соломон бросает взгляд на часы: прошло много времени с тех пор, как он погрузился в работу, у него разболелась спина от сидения за компьютером. Уже десять вечера, ему надо домой, чтобы убедиться, хорошо ли Лайрон устроил их отца на террасе. Он запирает дверь и смотрит на север…
        Ключи с металлическим звяканьем падают на землю. Солнце давно село, но ему хорошо видны клубы дыма; рвущиеся ввысь языки пламени освещают небо. Детектив нащупывает на земле ключи, затем звонит в добровольческую пожарную службу. Затем стремглав несется к багги, спеша выяснить, чья же вилла охвачена пожаром.



        Глава 14

        Впервые за долгое время я наслаждаюсь вечером наедине с Лили. Мы сидим в гостиной у окна, которое выходило на море. Я вижу, что она встревожилась после того, как я рассказала о поисках Томми Ротмора. Теперь крестница переживает за двоих друзей вместо одного, однако изо всех сил прячет свой страх. Последние полчаса Лили потчевала меня историями о рифе.
        – Я подумываю о том, чтобы научиться фридайвингу, – говорит она.
        – Что это такое?
        – Декс Адебайо в нем спец; это погружение без кислорода. Некоторые могут погружаться на двести метров, задерживая дыхание.
        – Нет, дорогая, прошу тебя. Иначе я превращусь в невротичку.
        Лили улыбается мне, ее желание поозорничать никуда не делось.
        – А давай, Ви, тренироваться вместе. Когда я была маленькая, ты в Шотландии ныряла за устрицами. Тебе всегда нравилась вода.
        – Меня вполне устраивает мелководье. Существует тонкая граница между храбростью и безумием.
        – Это так похоже на Джаспера… Он – идеальное сочетание и того, и другого, правда?
        Я собираюсь ответить, но тут в комнату влетает Уэсли. Обычно наш дворецкий прячет свои чувства под маской бесстрастия, однако сегодня на его лице явственно читается напряжение.
        – Леди Ви, дом Фортини горит.
        Мы с Лили бросаемся к окну. Из окон верхнего этажа соседней виллы вырываются языки пламени. Неожиданно что-то взрывается, будто сдетонировавшая бомба, и часть крыши проваливается вниз, выплескивая вверх огонь.
        – Там может быть моя сестра, – бормочет Уэсли.
        Он бежит наружу, мы следуем за ним. Уэсли несется вдоль стены ограждения, затем сворачивает к горящему зданию, Лили не отстает от него. Я не поспеваю за ними – мне мешает шелковое платье, которым я за все цепляюсь. Уэсли пытается проскочить в открытую дверь, затем кирпичом разбивает окно и забирается внутрь. До настоящего момента я считала, что он одержим манией контроля, что он не из тех, кто способен ринуться в огненный ад. Я совсем забыла, что он когда-то служил в армии.
        Лили уже помогает добровольческой пожарной команде; те борются с огнем, заливая его из шланга, но пламя набирает силу. Воздух оглашается грохотом падающих бревен; треск стоит такой, что я глохну. Едкий дым мешает дышать, во рту появляется кислый привкус, глаза слезятся. Струя воды из шланга целится в языки пламени на крыше, однако они, кажется, неугасимы. На мгновение огонь слабеет, а потом вспыхивает с еще большей злостью. В окнах первого этажа появляется силуэт Уэсли. Он перебегает из комнаты в комнату. Заходить внутрь было безумием, но мне остается только наблюдать.
        Я отхожу на несколько метров и тут слышу звук, скрипучий и неуместный. Кто-то хохочет во весь голос. Рядом появляется Лили. Хохот истеричный, как в детском приступе веселья, который обычно заканчивается плачем. За плотным дымом трудно что-либо разглядеть. Когда воздух очищается, я вижу человека, сидящего на земле. Его одежда порвана, лицо в саже, в волосах пепел, однако я сразу узнаю Томми Ротмора. Он сидит по-турецки, скрытый разросшимися пальмами, и не двигается, словно заколдованный пожаром. Его хохот становится более пронзительным, и мы с Лили подходим ближе. Моя крестница присаживается на корточки рядом с ним, Томми же устремляет взгляд на меня.
        – Осторожнее с огнем! – кричит он. – А то у вас сгорит вечернее платье!
        Лили говорит с ним успокаивающим тоном, однако достучаться до него невозможно. Сквозь рваную рубашку видна обожженная кожа, брови опалены. Он что-то держит на коленях, и на какое-то мгновение создается впечатление, будто он баюкает младенца, бережно обхватывая его руками. Я наклоняюсь к нему, и меня обдает мощным запахом перегара.
        – Томми, пошли с нами, – говорит Лили. – Нужно обработать ожоги.
        – Ничто не причиняет больше боли, чем бог. – Он указывает на пламя, и из его горла вырывается хохот. – Костер тщеславия.
        – Прошу тебя, пойдем, – говорит Лили. – Мы позаботимся о тебе, обещаю.
        Томми мотает головой.
        – Я знаю, где Аманда. Стоит мне закрыть глаза, и я представляю это место…
        Я наклоняюсь еще ниже.
        – В каком смысле, дорогой?
        Вокруг в траве разбросаны канистры из-под бензина и уайт-спирита, однако сейчас меня не волнует, он ли поджег дом своей бывшей возлюбленной, и я уверена, что Лили чувствует то же самое. Она дружески обнимает Томми за плечи.
        – Не плачь, Лили, – говорит он, и его взгляд теплеет. – Она ненавидит, когда люди счастливы.
        – Кто ненавидит, Томми?
        – Аманда, естественно. – Он опять хохочет, словно из-за того, что мы не видим очевидного, потом вдруг вскакивает. Веселое выражение на его лице сменяется испуганным. – Она здесь. Не трудитесь искать ее в другом месте.
        Томми пихает мне что-то в руки, но я не вижу, что именно, поскольку смотрю, как он, спотыкаясь, бредет между деревьями. Лили спешит за ним, однако Томми отмахивается от нее и вдруг устремляется вперед с такой скоростью, что его уже не догнать.
        Теперь уже весь дом охвачен пламенем. По лужайке бегают люди, ведрами таская воду из бассейна, – как будто эти капли способны укротить огонь. Слава богу, вилла окружена каменными террасами. Они сдерживают огонь и не пускают его к деревьям, иначе он перекинулся бы на наш дом. С крыши каскадом сыплется черепица. Вокруг уже собрался народ: одни – чтобы узнать, чем можно помочь, другие – чтобы взглянуть, как обрушится дом. Мой молодой садовник стоит в стороне от всех и сосредоточенно наблюдает за пожаром. Я слишком далеко от него, чтобы увидеть выражение на его лице.
        Лили опять помогает пожарным, а вот у меня нет сил помогать им. Я не могу забыть, с каким жаром Томми утверждал, что Аманда здесь. А вдруг он закопал ее тело в саду или спрятал где-то в доме, прежде чем поджечь виллу?
        Внимательно оглядываю толпу, но Уэсли не вижу и в панике стискиваю руки, машинально сжимая тот предмет, что сунул мне Томми. Это кусок мертвого коралла, такой же, как тот, что лежал у двери в комнату Лили. Только рисунок на его поверхности другой. Кто-то ножом или скальпелем вырезал две скрещенных стрелы.



        Глава 15

        Когда Найл приезжает, виллу Фортини уже не спасти. Все здание в огне, пожарные мало на что способны. На фоне виллы их машина выглядит крохотной, струя воды никак не действует на пламя. На лужайке все еще десятка два людей; их лица, освещенные огнем, кажутся демоническими. Найл проходит сквозь толпу, уговаривая любопытных разойтись, пока не рухнули стены. Люди стоят слишком близко к огню и могут получить увечья. Глядя на пожар, он понимает, что привлекло сюда зрителей. Жизнь на острове под мирным небом и рядом с почти неподвижным морем размеренная, все дни похожи друг на друга, а тут у них на глазах разворачивается драма… Огонь завораживает их, поглощая все на своем пути.
        Найл продолжает разгонять по домам зевак, когда видит, что на земле лежит мужчина и вокруг него суетятся леди Вероника и Лили. Он подходит поближе и понимает, что это дворецкий, Уэсли Джилберт. Тот тяжело дышит, глаза у него закрыты.
        – Леди Ви, что случилось?
        – Этот глупец ворвался в дом прежде, чем его успели остановить.
        – Тревогу подняла его сестра Шеба, – говорит Найл. – С ней всё в порядке, я только что ее видел.
        Мужчина садится, его дыхание с хрипом вырывается из груди.
        – Где она?
        – Вот там. – Найл указывает на женщину в толпе.
        – Слава богу, – бормочет Джилберт.
        Он хватает ртом воздух, у него нет сил говорить. Найл знает его с детства; из-за строгости и военного прошлого Уэсли всегда считался жестким, однако сегодня наружу вылезла его ранимость. Пытаясь преодолеть ее, Джилберт с трудом встает. Его качает. Кто-то, должно быть, вызвал медпомощь – к ним уже трусцой бежит доктор Пейкфилд с чемоданчиком в руке. Он заставляет Джилберта лечь и запрещает ему вставать, пока его дыхание не выровняется.
        Леди Вероника стоит рядом с Найлом, а Лили тем временем успокаивает беднягу. Аристократка выглядит здесь чужой, в светлом платье в отблесках пламени она напоминает привидение.
        – Томми Ротмор только что говорил об Аманде, – рассказывает она. – Мы обе старались помочь ему, но он убежал.
        Найл вместе с ней идет в сад, прочь от горящей виллы. Его глаза вылезают на лоб, когда он видит с десяток разбросанных канистр из-под бензина. Сержант внимательно слушает, пока леди Ви объясняет, что молодой человек был пьян и говорил бессвязно, хохотал, глядя на огонь. Вероятно, Томми прятал канистры в саду, потом дождался, когда вилла опустеет, и поджег ее. Найл по опыту знает, что пожар может вспыхнуть за секунды, – он смотрел обучающее видео Лондонской пожарной службы. Мебель и шторы загораются моментально, под действием огня краска отслаивается от стен, и у обитателей очень мало времени на то, чтобы спастись. Такая вилла, как у Фортини, превращается в обугленные деревяшки за двадцать минут.
        – У мальчика проблемы с психикой, – говорит леди Ви. – Он сказал, чтобы мы искали Аманду здесь, в земле. Затем отдал мне этот кусок коралла и убежал.
        – Я нашел точно такой же в ее комнате.
        – Еще один я нашла на нашей вилле, на следующее утро после приезда.
        – Леди Ви, мне нужно взглянуть на него.
        Найл берет коралл в руку; он легкий, как губка. Этот коралл отличается от того, что лежал на кровати Аманды Фортини. Он меньше, от рифа его отрубили острым лезвием, поверхность очень сухая, поэтому трудно представить, что когда-то он был ярким и живым. Но зачем Томми Ротмор вырез?л на каждом скрещенные стрелы? Эти стрелы, похожие на символ вуду, напомнили Найлу о предостережении Мамы Тулен. Если Томми виновен в исчезновении своей бывшей девушки, по каким-то понятным только ему причинам он использует коралл как свою визитную карточку…
        Продолжая рассматривать прощальный подарок Ротмора, Найл просит леди Ви вернуться на ее виллу из соображений безопасности и дает слово держать ее и Лили в курсе. Детектив видит сожаление на ее лице, когда она желает ему спокойной ночи. У Томми Ротмора действительно серьезные проблемы; молодой человек почти признался. Чтобы обыскать сад, нужно провести гигантскую работу. Аманда Фортини может лежать где угодно: и под обломками, и в неглубокой могиле, и в подлеске. Для этого ему понадобятся полицейские и оборудование, но вряд ли все это быстро прибудет.
        Найл идет к стоящей на холме вилле Ротморов в надежде найти молодого человека в летнем домике, однако там пусто. Остров всего несколько миль в длину, однако на нем есть множество мест, где можно спрятаться. Не исключено, что кто-нибудь мог предоставить ему убежище. Детектив неторопливым шагом отправляется в Лоуэлл, по пути оглядывая пустующие виллы. Кое-что интересное он видит, когда доходит до дома доктора. У садовой стены выставлены в ряд канистры с дизельным топливом. Канистры точно такие же, как и те, что разбросаны в саду Фортини. Найл уже собирается подойти к дому, как замечает идущего по дорожке доктора Пейкфилда. При виде сержанта тот резко останавливается.
        – Вы меня напугали, детектив Найл… Вы ко мне?
        – Извините, что так поздно. Я увидел свет и хотел спросить, понадобилась ли кому-то еще, кроме Уэсли Джилберта, ваша помощь после пожара.
        – Серьезные увечья только у дома.
        – Рад слышать. Вы вышли на прогулку?
        – Люблю пройтись перед сном. Помогает заснуть.
        – Вам известно, зачем здесь выставлено столько канистр с дизельным топливом?
        Доктор бесстрастно смотрит на Найла.
        – Они принадлежат доктору Банбери; может, для лодки.
        – Вы пользовались ею?
        – Было бы странно, если б я взял ее без спроса. Мои дети с радостью покатались бы, однако их здесь нет.
        – Вам известно, где она содержится?
        – В эллинге на берегу под виллой. Вы не против, если я продолжу прогулку? Завтра рано вставать.
        Найл отпускает его. Уже далеко за полночь, но доктор рад уйти прочь; его силуэт движется очень быстро, создается впечатление, что он вот-вот побежит. Интуиция побуждает Найла спуститься на пляж, чтобы проверить катер доктора Банбери. В деревянном эллинге темно, однако нечто интересное все же обнаруживается, когда внутрь проникает лунный свет. Катер более старый, чем те, что видел Найл, его корпус из стекловолокна чист; ведь катер – это радость и гордость доктора Банбери, все это знают. И только когда детектив проводит пальцами по носу лодки, он чувствует глубокую царапину. У него нет способа доказать, что доктор Пейкфилд ходил на катере в Британния-Бэй в то утро, когда исчезла Аманда Фортини, зато он уверен в том, что лодкой недавно пользовались. Хозяин наверняка уничтожил бы все повреждения, а не оставил бы их у всех на виду.



        Глава 16

        Понедельник, 16 сентября 2002 года
        Я ощущаю запах дыма еще до того, как утром, в восемь часов, раздвигаю шторы. Солнце уже высоко; я смотрю на виллу Фортини и вижу страшную сцену разрушения. Внешние стены почернели от копоти. Неповрежденной осталась только центральная дымовая труба; она все еще стоит навытяжку, как солдат на поле боя в окружении погибших товарищей. Я продолжаю размышлять над странным поведением Томми Ротмора, в ушах у меня все еще звучит его безумный хохот.
        Я выхожу на террасу и вижу Лили, которая смотрит на руины.
        – Просто не верится, Ви. Сначала исчезла Аманда, потом сгорел ее дом… Кто ее так сильно ненавидит?
        – Вчера Томми был сильно встревожен. Мне показалось, что ему стало стыдно за что-то, прежде чем он убежал.
        Страх в глазах Лили доказывает, что она верит в вероятную виновность Томми, однако моя крестница слишком расстроена, чтобы обсуждать это. Лили очень независимая, я иногда забываю о той травме, что она пережила в детстве. Вилла Фортини была одним из немногих мест, где она чувствовала себя в безопасности после смерти матери. Теперь вилла разрушена, а ближайшая подружка моей крестницы так и не найдена. Вполне возможно, что вчера Томми пытался признаться в содеянном, но сейчас я перевожу разговор на более безопасную тему.
        – Уэсли заплатил высокую цену за свою храбрость. Он надышался дымом, и это пошло ему во вред.
        – Он несокрушим, Ви. Ничто не может сломить его.
        – Значит, таким ты его видишь?
        Она улыбается в ответ.
        – Он был ужасно строгим, когда я была маленькой, но его глаза всегда горели лукавым огнем. Надеюсь, ему лучше.
        – Я тоже надеюсь. Проведаю его после завтрака. Он явился на работу, хотя я и велела ему отдыхать.
        – Вот видишь! Этот человек бессмертен. – Ее веселое настроение вдруг резко меняется. – Как бы мне хотелось найти способ помочь Аманде и Томми… Я чувствую себя бесполезной.
        – Соломон пообещал держать нас в курсе. Скоро он нам все расскажет, – говорю я. – Дорогая, прошу тебя, прекрати расхаживать взад-вперед. Ты сотрешь свои сандалии.
        Горничная приносит еду, которую Уэсли, движимый страстью к деталям, аккуратно разложил на блюдах, несмотря на ночную трагедию. Здесь и нарезанный ломтиками банан, и измельченный кокос, и бриоши, и домашний джем, и лучший на острове козий сыр, выложенный на доске. Но Лили интересует, кажется, только полный кофейник. Я неожиданно вспоминаю о коралле, найденном в коридоре наверху, и достаю его из цветочного горшка.
        – Лили, вот это я нашла в воскресенье утром у твоей двери. Это ты положила его туда?
        – С какой стати мне носить обломки коралла в дом?
        – Я подумала, что ты хочешь показать мне, в каком плачевном состоянии находится риф.
        – Ты и так это знаешь, ведь вы с Джаспером – мои самые щедрые благотворители… Кто-то здесь что-то вырезал. Как ты думаешь, это паутина?
        – Очень может быть, – говорю я, прикасаясь к кораллу. – Но меня больше волнует вопрос, кто его туда положил. Коралл появился у твоей двери в ту же ночь, когда я видела Хосе.
        – Давай поговорим с детективом Найлом. Я рассказывала тебе, что Кит Белмонт собирается сделать мне большое пожертвование? Его адвокат прислал мне для ознакомления договор на пятнадцати страницах, и там только и говорится что о потенциальной роли Кита.
        – Хорошенько подумай, дорогая, прежде чем соглашаться; он довольно скользкий тип. Ну а теперь расскажи мне, как идет трансплантация.
        – Прижилось восемьдесят процентов, – отвечает Лили. – Но шторм может все испортить, если пойдет в нашу сторону. Он вырвет те черенки, что пока не прижились.
        – Я совсем забыла об урагане. Море выглядит таким мирным…
        – Прогноз предупреждает, что он приближается. Ведь перед штормом всегда все спокойно, правда?
        Я испытываю облегчение, когда Лили говорит, что сегодня не выйдет в море, так как займется техническим обслуживанием лодки. А потом вернется домой, чтобы поработать над заявкой на грант для Океанографического общества. Лили спокойна и расслабленна, когда объясняет, что финансирование на еще один год позволило бы ей привлечь больше дайверов, которые помогли бы вернуть к жизни риф.
        Однако ее напряжение снова становится заметным, когда она возвращается к событиям прошлой ночи.
        – Думаю, Томми винит меня в разрыве их отношений, только не знаю почему. Да и Саша странно себя ведет. В начале лета мы все отлично ладили, а сейчас вся компания распалась.
        – Держись от него подальше, если увидишь, хорошо? И сразу звони Соломону Найлу.
        – Просто не верится, что Томми мог кому-то причинить вред… Но я сделаю так, как ты говоришь. Совершенно очевидно, что он не в себе.
        – У тебя есть номер Соломона?
        Она наливает себе еще кофе.
        – Он дал его мне в первую нашу встречу.
        – Красивый, правда? Я представляю, как он выглядел бы без очков – просто мечта любой девушки.
        Взгляд Лили становится жестким.
        – Я не смотрела; я просто хотела, чтобы нашли Аманду.
        – А почему бы тебе не остаться сегодня здесь, со мной? Поработала бы с лодкой завтра…
        – Я сойду с ума, если буду сидеть без дела, да и двигатель требует капитального ремонта. «Возрождение» нужно подготовить для выхода в открытое море, чтобы я могла перейти к следующему этапу прививки до того, как кораллы начнут нереститься.
        Лили чмокает меня в щеку и исчезает в доме. Она льнула ко мне, когда была маленькой, но сейчас она бывает безжалостной. Меня восхищает ее упорство, хотя я и предпочла бы держать ее рядом с собой, в безопасности.
        Я собираю тарелки и отношу их в кухню, где Уэсли полирует винные бокалы. При виде меня с подносом он приходит в ужас.
        – Что вы делаете, леди Ви? Это работа горничной, – говорит он, выхватывая у меня поднос.
        Я присаживаюсь на стул возле его стола.
        – Извини, что рыкнула на тебя вчера. Ты меня страшно напугал.
        Дворецкий продолжает полировать бокалы до сияющего блеска.
        – Беспокоиться было не о чем. Всё в полном порядке.
        – Мы все очень боялись, что ты получишь увечье.
        – Мне не грозила никакая опасность. – Его голос звучит чуть мягче.
        – Ты потерял сознание, надышавшись дымом.
        – Доктор говорит, что я здоров и в хорошей форме. В армии бывало и похуже.
        – Мало кто ворвался бы в горящее здание, чтобы спасти кого-то. Думаю, ты герой. Пожалуйста, возьми несколько дней отпуска и хорошенько отдохни.
        – А кто будет заботиться о вас? – Уэсли отставляет бокал и поворачивается ко мне. – Вчера у меня не было выбора. У моей сестры трое детей, они еще учатся в школе. Она всегда уходила последней с виллы Фортини.
        Я смотрю на него с веселым удивлением: мой дворецкий впервые произнес такую длинную речь. Я была бы рада, если б он почаще ослаблял бдительность, однако твердая уверенность в неприкосновенности частной жизни защищает этого человека, как силовое поле. Он в буквальном смысле не откровенничает о своей жизни, хотя во всех подробностях знает мою.
        – Мне повезло, Уэсли, что ты управляешь «Райским уголком». Я редко благодарю тебя за это.
        Ему удается улыбнуться.
        – Одного раза в год достаточно.
        – Ты незаменим.
        – Рад стараться, леди Ви. Я просто делаю свою работу, – говорит Уэсли и снова застывает с прямой спиной.
        – Можно спросить у тебя кое-что об Аманде Фортини?
        – Спрашивайте.
        – У меня такое чувство, что она выводит тебя из душевного равновесия. Для этого есть какие-то причины?
        Он молчит, собираясь с мыслями.
        – Я не рассчитываю, что все ваши гости будут обращаться со мной как с равным – вы и лорд Блейк отличаетесь от остальных, – но она категорически не хочет замечать меня. Я будто невидимка, когда подаю ей напиток. Готов поспорить, что даже после стольких лет она не знает, как меня зовут.
        Я чувствую, как воздух накаляется от его гнева.
        – Такое поведение возмутительно. Сожалею, Уэсли, я об этом не знала.
        – Мисс Лили и ваши дети всегда уважительны; вы научили их быть цивилизованными. А теперь, если не возражаете, я закончу с бокалами; на очереди у меня серебро.
        Когда я дохожу до коридора, звонит телефон. Панический женский голос прерывается всхлипами; это Джованна Фортини. Кажется, ей плевать на то, что ее загородная вилла стерта с лица земли. Потеря кирпичей и цементного раствора ничто по сравнению с пропажей дочери. Я в силах только напомнить ей, что полиция везде ищет Аманду. Я не рассказываю ей, что местное подразделение состоит всего из одного детектива. Ее больше беспокоит то, что она не может добраться до острова и сама заняться поисками, – все аэропорты и паромные переправы закрыты. И эта ситуация не изменится, пока к нам, танцуя под слышную только ему музыку, приближается шторм «Кристобаль».



        Глава 17

        Детектив-сержант Найл разместил объявление на местном радио, вещающем на всех Наветренных островах. Объявление повторяется каждый час и оповещает жителей Мюстика об исчезновении Аманды Фортини и о просьбе сообщить о ее местонахождении и местонахождении Томми Ротмора, однако до настоящего момента – а уже десять утра – никто не откликнулся. Найл смотрит в открытую дверь своего кабинета. Братьев Лейтонов не видно. Возможно, они ради разнообразия занялись какой-то работой, однако где они, так и останется тайной, потому что эти двое никогда не отчитываются за свои действия.
        Детектив покидает участок, чтобы снова искать Томми Ротмора. Когда он запирает дверь, звонит его телефон. Какой-то человек с виллы Кита Белмонта сообщает о том, что прошлой ночью на виллу проник неизвестный, а потом видели, как он убегал. От такой новости Найл скрежещет зубами. Ему хочется рявкнуть, что такая мелочь для него не главное: у него пропала женщина, а потенциальный преступник на свободе; однако он прикусывает язык. Если откажется разбираться с этой историей, Белмонт может пожаловаться на него начальству на Сент-Винсенте.
        Через десять минут Найл доезжает на багги до виллы Белмонта. Та прячется за тянущейся по всему периметру живой изгородью высотой десять футов[14 - Примерно 3 м.]. Сообщив по интеркому о своем прибытии, он изучает табличку с названием на стене. Вилла называется «Голубой рай», как и группа Белмонта. Найл не фанат хард-рока, но тридцать лет назад «Голубой рай» пользовалась огромным успехом, и фанаты группы оставались верными ей до прошлого года, когда группа распалась. Частная жизнь Белмонта привлекала к нему столько же внимания, сколько его музыка; недавняя женитьба Кита на шестнадцатилетней девочке стала сенсацией. Найл где-то прочитал, что последние мировые гастроли «Голубого рая» собрали более пятисот миллионов долларов, хотя все свободное время группа тратила на склоки. В любой другой день возможность побывать на вилле Белмонта только осчастливила бы его любопытную натуру, но сегодня же не самое подходящее время для визита. Переполненный раздражением, Найл ждет, когда металлическая дверь со щелчком откроется и впустит его в империю рок-звезды.
        Он ожидал увидеть огромный вычурный особняк с бассейном олимпийского размера, однако дом Белмонта – это чудесное сочетание чистых линий и отполированной стали. Окружающий виллу сад тоже отличается минимализмом; территория засыпана белым гравием, и эту ровную белизну нарушают несколько статуй и кое-где рассаженные кактусы.
        Найл идет по дорожке; никто его не встречает, но парадная дверь приоткрыта. Единственным признаком того, что здесь проживает всемирно известный фронтмен «Голубого рая», служит висящая на стене гитара «Фендер Стратокастер». Детектив подходит к ней и с восхищением разглядывает; инструмент выглядит потертым, он в царапинах и вмятинах; по нескольким наклейкам можно определить, какие города брала штурмом группа.
        – Судя по тому, как вы внимательно изучаете мою любимую гитару, вы – музыкант. Я купил ее в одном ломбарде Нэшвилла сорок лет назад.
        Найл поворачивается, а худой мужчина средних лет наблюдает за ним. На нем черная футболка, потертые «Ливайсы» и «Биркенстоки», седые волосы собраны в хвост. В нем нет ничего, что свидетельствовало бы о славе, если не считать известного всему миру лица, которое кажется высеченным из скалы. Он, судя по всему, настроен держать дистанцию и не делает шаг навстречу.
        – На каком инструменте вы играете? – спрашивает Белмонт.
        – На барабанах, но не так давно.
        – Ничего, наловчитесь… Спасибо, что приехали. Я хотел заявить об ущербе, прежде чем убирать. Можно вас чем-нибудь угостить? Сок или ледяной чай?
        – Лучше воды, спасибо.
        Найл удивлен тем, что Белмонт ведет его в кухню. У музыканта слегка дрожат руки, когда он придвигает к детективу стакан. Почему тот, кто выступал перед сотнями тысяч поклонников, так нервничает? Может, ему есть что скрывать? При ближайшем рассмотрении Найл видит, что Белмонт сохранил свое лицо таким, каким его создала природа; оно такое же потрепанное, как и его гитара, все в глубоких складках. Если он и был шокирован или встревожен взломом, по нему этого не скажешь.
        – Мистер Белмонт, вы живете здесь круглый год?
        – Пожалуйста, без формальностей. Называйте меня Китом. – Он плюхается на кухонный стул и жестом приглашает Найла сесть. – Я здесь уже полгода, пару раз ездил в Великобританию. После жестокого развода у меня в голове был полный кавардак, но вы слишком молоды, чтобы понять это.
        – Я достаточно взрослый, чтобы понять, что расставание – это тяжело.
        Белмонт трет шею, как будто пытается массажем избавиться от напряжения.
        – Не устаю повторять себе, что брак – плохая идея, но трижды ввязывался в него.
        – Возможно, четыре – ваше счастливое число.
        – Этому больше не бывать.
        Найл допивает воду и ставит стакан на прилавок. Разговор выглядит странно: этот человек выступал в «Мэдисон-сквер-гарден» и «Альберт-Холле», однако делится с ним подробностями своей личной жизни. Найл пока не может понять, искренна открытость Белмонта, или это просто желание произвести эффект на зрителя.
        – Я мог бы взглянуть на повреждения?
        Музыкант ведет его в гостиную. В помещении пахнет алкоголем, винный шкаф перевернут, бутылки валяются на полу. Двойные двери раздроблены кувалдой, которая так и лежит на земле, каменные плитки усыпаны осколками стекла. Картины, висевшие на стенах, порезаны на ленты, на полу лежит разбитый большой телевизор. Мебель тоже разбита, из разрезанной обивки торчат внутренности дивана.
        – Многое было похищено?
        – Ни шиша, насколько я могу судить. Они порушили тут всё и удалились; думаю, это дело рук одного человека. Я успел заметить его, когда он перелезал через задний забор.
        – Ваш персонал что-нибудь слышал?
        – Из наемных работников у меня только помощник. Он здесь с девяти до пяти, с понедельника по пятницу. В выходные я сам по себе.
        – Значит, это вы звонили? Я думал, у вас есть обслуга…
        – В смысле, окружение? – Белмонт издает смешок, и в его голосе неожиданно звучит горечь. – Терпеть не могу все это. Одиночество помогло наконец-то навести порядок в голове.
        – Вам известно, в какое время это произошло?
        – Примерно в три ночи. Обычно я хорошо сплю, но меня разбудил какой-то шум, я накинул на себя одежду и побежал вниз. У этого типа не было времени что-нибудь стащить. Потом я вернулся в кровать и проспал до утра.
        Найл изумленно смотрит на него.
        – Воры ворвались в ваш дом, а вы отправились спать?
        – Со мной случались вещи и похуже.
        – Вы уверены, что видели только одного человека?
        – Я видел его мельком. Ущерб – ничто по сравнению с тем, как я громил гостиничные номера. Когда я был молод, мне нравилось ломать вещи; может, им только того и надо было…
        – Вы не возражаете, если я выйду наружу?
        – Милости прошу.
        Найл идет по разбитому стеклу, прикидывая, как сбежал злоумышленник. Сад окружен выкрашенной в белый цвет стеной как минимум десяти футов высотой, так что тот, кто буйствовал в гостиной Белмонта, должен быть очень ловким; он так спешил, когда музыкант спустился вниз, что даже оставил отметины на стене. Однако детектив не может понять реакцию Белмонта. Даже самые хладнокровные индивидуумы были бы слишком шокированы столь жестоким вторжением, чтобы сразу же отправиться спать. Ведь воры могли вернуться в любой момент!
        Кит Белмонт подзывает к себе Найла, и детектив предполагает, что у того есть какая-то информация касательно взлома. Однако музыкант ведет его в звукозаписывающую студию. Единственный признак гордости собой и тщеславия – коллекция золотых и платиновых дисков, покрывающих дальнюю стену.
        – Я рад, что они не своровали вот это. Я пришел бы в отчаяние, хотя раньше воспринимал все это как должное.
        – Это большое достижение.
        – Ты хорош настолько, насколько хорош твой следующий альбом. В этом году я собираюсь записать сольные треки. – Выражение на лице Белмонта остается бесстрастным. – Можете сыграть мне что-нибудь, а?
        – Мне надо идти.
        – Не заставляйте умолять вас. Это займет у вас всего минуту, максимум.
        Найл чувствует, что отказ только задержит его, однако сильно стесняется. Прошло много времени с тех пор, как он в последний раз держал в руках палочки, и сейчас они кажутся ему чем-то чужеродным. Бит звучит неуверенно, и все же память помогает ему простучать несколько тактов регги и дополнить их длинной барабанной дробью.
        Белмонт расплывается в улыбке.
        – Где же вы прятались? Я обшарил весь чертов остров в поисках хорошего ударника… Приходите в воскресенье вечером, у меня соберутся ребята, чтобы поджемовать за банкой пива.
        – Боюсь, мистер Белмонт, я буду работать…
        – Кит. И давай на «ты». Ты нужен мне, парень. Не ищи отговорки.
        – Вы, должно быть, слышали, что пропала Аманда Фортини; у меня много дел в связи с этим…
        Музыкант изумленно таращится на него.
        – Такая милая девочка… Вчера я видел дым над ее виллой.
        – Вы хорошо ее знаете?
        – Она каждую неделю ходит сюда на йогу, периодически мы играем в теннис. А ты знаешь, что случилось?
        – Мне нужно поговорить с ее бывшим молодым человеком.
        – Томми Ротмор в глубокой депрессии. Я и его приглашал на йогу, но парень не выдержал. Он и пяти минут не может спокойно усидеть на месте.
        – Если увидите, пожалуйста, сразу перезвоните мне. А пока я составлю отчет о происшествии для вашей страховой.
        Мужчины возвращаются в гостиную, и Найл вдруг замечает нечто интересное. Это обломок коралла, такой же, как и остальные, только рисунок на нем другой. Детектив наклоняется, чтобы рассмотреть его. На поверхности вырезана простая латинская буква U.
        – Это ваше?
        Белмонт тоже наклоняется.
        – Это коралл, но не из моей коллекции. Я увлекаюсь кораллами. Даже научился нырять, чтобы видеть их вблизи. Я собирал образцы по всему миру, и все мои кораллы были взяты без вреда для окружающей среды.
        – Как получилось, что вы увлеклись ими?
        – Коралл – это уникальное существо. Он способен возродиться из одной клетки, у него тысячи подвидов, и он может разлагать злейшие из ядов, что мы сбрасываем в море. – Белмонт с отвращением качает головой. – Какой-то идиот отрубил его чертовым мачете.
        – У вас же есть скоростной катер «Бэйрайдер XR7»? Я видел его в гавани.
        – А при чем тут он?
        – Наверное, ни при чем, но вы пользуетесь им, чтобы добраться до рифа?
        – В последнее время я использую байдарку, если хочу понырять. Лили Колдер просто запилила меня за то, что я проделываю дыру в озоновом слое.
        – Когда вы в последний раз брали «Бэйрайдер»?
        – Давно, несколько недель назад… А что?
        – Судно, очень похожее на ваше, видели в Британния-Бэй в пятницу утром, тогда же, когда там купалась Аманда Фортини.
        – Я был здесь один. У меня дурная привычка – спать допоздна.
        Музыкант с бесстрастным выражением на лице наблюдает, как Найл берет коралл. Он повторяет свое приглашение на субботний джем-сейшн, но детектив не дает гарантий в том, что придет. Он советует Белмонту позаботиться о безопасности дома и пожить у друзей или в «Светлячке» до тех пор, пока злоумышленник не будет найден. И только после того, как за ним со щелчком захлопывается металлическая дверь, понимает, что музыкант проявил эмоции только тогда, когда речь зашла о кораллах. Их разговор подтвердил, что Белмонт обладает дайвинговыми навыками, необходимыми для сбора тех самых кораллов, которые появляются на каждом месте преступления.



        Глава 18

        Джаспер нетрадиционно спокоен, когда звонит утром. Мой муж отлично справляется с задачей, возложенной на него, чтобы занять его делом; он усердно собирает костюмы для гостей будущей вечеринки и хранит их в аэропорту. Как только штормовое предупреждение отменят, их переправят сюда. Больше всего я боюсь, что празднование дня рождения Лили будет омрачено отсутствием Аманды, но Джаспер, кажется, рад, что может отвлечься.
        – Я бы лучше переживал из-за вечеринки, чем общался с этими чертовыми архитекторами.
        – Ты убедишь их в своей правоте, дорогой.
        – Как же! Они же не желают ничего слушать! – Его голос слегка дрожит.
        – Прошу тебя, не надо слишком сильно волноваться из-за этого.
        В течение многих лет психическое здоровье Джаспера отличается шаткостью. Я делаю все возможное, чтобы защитить его от стресса, но это не всегда получается. За семь десятков лет жизнь преподала мне множество ценных уроков – частью неприятных, но в большинстве полезных. Я давно уяснила, что физические упражнения помогают мне не переживать из-за мужа, поэтому заставляю себя сделать тридцать кругов в бассейне. После некоторого внутреннего беспокойства вначале я начинаю получать удовольствие. Плыву на спине, слушая щебет колибри над головой и собственное мерное дыхание, и вчерашний пожар и нестабильность Джаспера превращаются в далекие воспоминания.
        Я уже заканчиваю последний круг, когда на террасе появляется Филип. Он горит желанием помочь мне расселить наших гостей – распределить их между его домом, моим и двумя островными гостиницами. В брюках с высокой талией и в накрахмаленной белой рубашке, сегодня он выглядит так, будто вышел из пьесы Ноэла Кауарда[15 - Сэр Ноэл Пирс Кауард (1899–1973) – английский драматург, композитор, режиссер, актер и певец.].
        – Присоединяйся ко мне, – зову я его.
        – Не могу. У доктора будет удар.
        – Вечно ты портишь другим настроение.
        – Если я буду плавать, у меня пострадает слух. – Филип хлопает по своему уху, затем жестом предлагает мне продолжать, и я заканчиваю круг. Моя кожа светится после тренировки. Полчаса в воде избавили меня от жизненных невзгод. Я заворачиваюсь в полотенце и иду к Филипу.
        – Ты похожа на нимфу, скользящую по волнам, – говорит он.
        – В моем возрасте – уже, наверное, на крокодила.
        – Чушь. Я хоть сейчас сбежал бы с тобой. – Мой давний друг улыбается, но я вижу, что он встревожен.
        – В чем дело, дорогой? Ты эти дни сам не свой.
        – Надо было рассказать тебе раньше… – Фил мгновение колеблется. – На прошлой неделе Томми позвонил мне на виллу; он был дико расстроен разрывом с Амандой. Жаль, что я невнимательно его слушал. Я, конечно, не сказал, что на ней свет клином не сошелся, но уж больно он меня достал.
        – Может, он давно в депрессии, просто уход Аманды стал для него последней каплей…
        – Вот я этого и не понял. – Филип опять устремляет на меня взгляд. – Ты думаешь, это он расправился с ней?
        – Что бы там ни случилось, ты в этом не виноват.
        – Зря ты так легко меня прощаешь. – Он касается моей руки. – Мальчик обратился ко мне за советом, но я не стал мудрее за прошедшие годы. Отказ ранит меня так же, как и в юности. Я жалею, что не утешил его, но это большая работа – вести себя по пути истинному.
        – Не суди себя строго; мне трудно представить, чтобы ты плохо к кому-то относился. За все эти годы ты оказал нам с Джаспером огромную поддержку.
        – Какая же ты добрая, Ви… Если б у тебя была возможность вернуться в прошлое, в какое время своей жизни ты перенеслась бы?
        – Когда дети были маленькими, наверное. А ты?
        – В период сразу после окончания актерской школы, когда я ничего не зарабатывал и играл в небродвейских спектаклях. Вчера мне приснилось, что я опять в крохотном театрике и играю в «Вишневом саде». Я был бесподобен.
        – Я так и вижу тебя молодым, красивым трагиком.
        Чмокаю Филипа в щеку и оставляю его пить мятный чай, а сама поднимаюсь наверх, чтобы одеться. Для обороны от жары Мюстика я всегда выбираю светлые тона. Вот и в это утро надеваю белые льняные брюки и легкую голубую рубашку, завершая наряд ниткой агатовых бус. Мой друг, судя по всему, доволен тем, как я выгляжу – вероятно, для него отступление от элегантности было бы смертным грехом, – однако на наш разговор бросает тень пожар на вилле Фортини. В воздухе все еще витает запах горелого дерева, и до сих пор не верится, что такой прекрасный дом превратился в руины. Я заставляю себя сконцентрироваться на вечеринке в честь Лили, вместо того чтобы переживать из-за того, на что я не в силах повлиять.
        – Приедет около полутора сотни гостей. Половина прилетает на частных самолетах.
        – Тебе не кажется, что это перебор, а? – прищурившись, спрашивает он.
        – Джозефина и Джорджия прилетают на следующей неделе, чтобы помочь нам, благослови их господь. Каждая может разместить на своей вилле по двадцать человек, еще четырнадцать забирает «Светлячок», еще тридцать – «Хлопковый склад». Уверена, остальных мы раскидаем по виллам друзей, как ты думаешь?
        Мы обсуждаем, как организовать комитет по встрече в аэропорту и украсить здание в виде ночного неба, чтобы гости попали в праздник сразу после приземления, и тут я замечаю, что по лужайке бежит человек. Со свирепым выражением на лице Хосе Гомес хватает меня за руку и вынуждает подняться. Он тянет меня к ступенькам, как будто ему нужно что-то мне показать.
        – Хосе, что ты здесь делаешь? У тебя же выходной.
        Он издает гортанный звук, но продолжает тащить меня к лестнице, ведущей на пляж, пока на помощь не приходит Филип.
        – Прекрати немедленно! – говорит он садовнику. – Ради всего святого, что случилось?
        Молодой человек выпускает мою руку и пятится, в его глазах ужас. В этот момент появляется Уэсли.
        – Иди домой, Хосе, – велит мой дворецкий. – Я завтра с тобой побеседую.
        – Что с ним такое? – спрашивает Филип. – На прошлой неделе он точно так же поступил со мной, когда я завтракал.
        Хосе уже идет прочь между деревьями. Я до сих пор не знаю, кто проник на мою виллу и оставил коралл у комнаты Лили, однако поведение Хосе выглядит странно, и я поневоле начинаю подозревать, что он к этому как-то причастен. У него было много возможностей наблюдать за Амандой в саду по соседству, и я знаю, что он преследовал Филипа и меня. Мой взгляд опять обращается к вилле Фортини, пока Уэсли и Филип обсуждают поведение садовника. Опаленный остов дома выглядит еще мрачнее, и мои воспоминания о том, как мы там устраивали вечеринки у бассейна и танцевали в саду, превращаются в пепел.
        – Я бы позвонила Соломону, – говорю я Филипу.
        – Отличная идея, надо разобраться в этом.
        Я спешу в дом и звоню на мобильный нашего детектива, но ответа нет.



        Глава 19

        Уже начало двенадцатого, когда Найл получает голосовое сообщение от леди Ви насчет странного поведения садовника, однако работа в одиночку лишает его возможности ответить. Нужно заниматься более крупной проблемой, прежде чем ехать в «Райский уголок». Кто-то видел, как у рыбацкой лодки сломался двигатель в районе бухты Старой плантации, а так как надвигается шторм, морская спасательная служба Сент-Винсента не готова отправить спасательный катер. Найла злит новая проблема, но он не может игнорировать ее. Течения унесут лодку в открытое море, если не поторопиться. Он приходит в гавань, но с причала лодка не видна, так что не исключено, что ее уже отнесло на много миль от острова.
        Найл трижды поворачивает ключ зажигания, прежде чем полицейский катер оживает. Он медленно идет прочь от берега, когда гавань на полной скорости пересекает большой быстроходный катер. По воде от него расходятся крупные волны, на носу четко видно название «Морская греза». Найл чувствует неприятное покалывание в затылке; он почти уверен, что таинственная яхта связана с исчезновением Аманды Фортини, однако у него связаны руки из-за того, что начальство отказалось выписывать ордер. Он увеличивает скорость, внимательно осматривая пространство впереди себя, но оказавшейся в беде лодки не видно, только скоростной катер несется через бухту. Кажется, Келлерман решил подразнить его, побравировать своей свободой.
        Через полчаса Найл замечает лодку, беспомощно дрейфующую по воле волн. Лодка такая же, как у отца, – самодельная шлюпка, выкрашенная в ярко-желтый цвет, с навесным мотором и без навеса от солнца. Осия часто рассказывает о тех днях, когда рыбаки приносили домой столько рыбы, чтобы хватило на еду и еще чуть-чуть для соседей, а остальную выпускали в море. Сейчас же у Сент-Винсента орудуют траулеры, каждый день вылавливая из моря тонны рыбы и почти ничего не оставляя для рыбаков Лоуэлла. Сидящий в лодке старик энергично машет руками, и Найл понимает, как тот рад. Это один из близких друзей отца, Клод Буле, однако это не умаляет беспокойства детектива. Он предпочел бы искать Аманду Фортини и ее психически больного бывшего кавалера, чем спасать потерявшегося рыбака. Старик без рубашки и без шляпы, на нем только потертые шорты.
        – В чем дело, Папа? Неужели другая лодка не могла дотащить вас до дома?
        Буле подзывает его к себе, и Найл видит, что утро старика было плодотворным. Корзина у его ног с верхом полна рыбы – там и камбала, и желтохвостый люциан, и рыба-белка. Старик должен был бы ликовать, но его лицо бесстрастно.
        – Ты должен взглянуть, что стало причиной поломки двигателя.
        – Зачем? Вы сами можете починить его, когда вернетесь в гавань.
        Старик сверлит его взглядом.
        – Быстро перебирайся на борт, Соломон.
        Найл тихо чертыхается, но все равно выполняет требование Буле. В Лоуэлле не исчезла культура уважения к старшим, которые имеют полное право указывать младшим. Если какой-то пожилой житель деревни обращается с настоятельной просьбой, долг обязывает подчиниться ему, и полицейский жетон Найла ситуацию не меняет.
        С помощью причального конца он связывает обе лодки и перебирается в шлюпку. Вблизи виден истинный возраст Папы Буле. Волосы у него на груди седые, глаза помутнели, под кожей совсем не осталось жира.
        – В чем дело, Папа?
        Буле качает головой.
        – Я видел, как буревестники ныряют все вместе. Я подумал, что они нашли косяк морского окуня, и быстро пошел туда.
        – И что вы нашли?
        – Что-то очень большое. Я не смог затащить это на борт. Я недостаточно силен, чтобы вручную вытаскивать сеть.
        – Может, это рифовая акула?
        – Плохо говорить о ней в море, это не принесет удачи. – Старик закрывает глаза. – Взгляни сам.
        Найл проходит мимо старика. Лодка, как пьяная, качается на волнах, солнце печет ему затылок. Он обливается потом, когда вытаскивает сеть, перехватывая ее руками, и к его ногам падает с десяток красных люцианов. На дне сети есть что-то тяжелое. Улов шокирует детектива, вызывая учащенное сердцебиение. Сначала появляется человеческая ступня, запутавшаяся в сети. Найл делает глубокий вдох и тащит изо всех сил, пока не вытягивает на поверхность человеческое тело лицом вниз. Тело одето в рваную голубую рубашку и джинсы, на запястье – «Ролекс». У Найла мутнеет в глазах, когда он переворачивает тело: лицо Томми Ротмора почти неузнаваемо. Один светло-голубой глаз вырван из глазницы, кожа исчиркана порезами. Сержант вынужден устремить взгляд на горизонт, чтобы справиться с приступом тошноты.
        Папа Буле стоит на коленях и молится над телом. Найл был бы рад разделить с ним веру, однако сегодня что-то мало признаков присутствия божественной сущности. Вокруг только безжалостный океан и удаляющийся из поля зрения Мюстик. Детектив смотрит на восток и замечает «Морскую грезу», стоящую на якоре настолько близко, что отчетливо видны все иллюминаторы. В темных глубинах океана исчезла Аманда Фортини, а теперь из этих глубин выловлен ее бывший возлюбленный…
        В небе неожиданно усиливается гвалт; птицы снова сбиваются в стаю прямо над телом Ротмора, ожидая легкую поживу.



        Часть II


        Прогноз погоды в тропиках
        Национальный центр по ураганам, Майами, Флорида
        Понедельник, 16 сентября 2002 года
        Прогноз для Северной Атлантики и Карибского моря
        Информационное сообщение Национального центра по ураганам по тропическому шторму «Кристобаль», локализовавшемуся над Центральной Кубой. Причинен значительный имущественный ущерб. Ветер 90 миль в час с прогнозируемыми штормовыми нагонами.
        Циклон продвигается на юг; степень риска на текущий момент: умеренная.



        Глава 20

        Филип уже ушел домой на сиесту, когда снова звонит Джаспер. Я не успеваю поздороваться, как уже слышу его ровный от отчаяния голос.
        – Чертовы строители работают с черепашьей скоростью. Ви, ты нужна мне здесь. Все разваливается.
        – На Мюстике все то же. Аманда числится пропавшей, и никто не может найти Томми Ротмора. Ее не видели уже три дня, и похоже, он сжег ее виллу.
        – Господь всемогущий, ты серьезно? Ведь мальчик – миллиардер, да?
        – При чем тут это?
        – Весь мир у его ног.
        У Джаспера раздражение сменяется любопытством, когда я отвлекаю его рассказом о расследовании. Хотя мой муж легко расстраивается, у него есть одна сильная сторона: он редко лелеет свои жалобы. Он требует от меня мельчайших подробностей, как Эркюль Пуаро, и я с радостью слушаю его спокойный голос, когда прощаюсь.
        Несколько мгновений спустя телефон звонит снова. Тон Соломона Найла сдержанный; на заднем фоне кричат чайки, когда он просит меня об одолжении. Он хочет, чтобы в гавань Старой плантации прислали единственную на острове машину «Скорой помощи». Я сразу чувствую, что произошло нечто серьезное, когда он дает мне следующее указание:
        – Леди Ви, пожалуйста, приведите с собой доктора Пейкфилда.
        У меня падает сердце; судя по сдержанному тону Найла, он нашел труп, а не живого человека. Девять минут уходят на то, чтобы убедить регистратора медцентра в том, что наш врачебный местоблюститель, хотя он и ходит по вызовам, требуется срочно. Моя настойчивость оказывает должный эффект. Саймон Пейкфилд ждет снаружи медцентра, когда я подъезжаю на багги. Я не виделась с ним с пожара на вилле Фортини; он вежливо приветствует меня. Вид у него усталый, словно его беспокоит что-то личное, однако сейчас не время для заботы о его душевном состоянии. Мы вместе освобождаем машину, перетаскивая коробки с лекарствами и перевязочными средствами в маленький вестибюль медцентра. Это типичная, пусть и эксцентричная, черта островной жизни – то, что «Скорая» используется как обычный пикап и что часто за руль садится сам доктор. Пейкфилд озадачен моей настоятельной просьбой двигаться прямиком в гавань Старой плантации. Мы едем на небольшой скорости – быстрая езда по плохим дорогам острова может закончиться сломанной осью. Никто из нас не утруждает себя светской беседой. Мы оба понимаем, что срочный вызов «Скорой»
редко знаменует хорошую весть.
        Добираемся до причала и видим, что Соломон в старой рыбацкой лодке разговаривает с Клодом Буле. Мы знаем этого рыбака целую вечность, потому что он приносит свой улов на мою виллу; Уэсли покупает у него лобстеров или рыбу-меч. Обычно Буле приветлив, но сегодня он рассеянно здоровается с нами и спешит прочь.
        – Соломон, что случилось? – спрашиваю я. – Это Аманда?
        – Леди Ви, давайте поговорим в медцентре.
        Найл приглушенным голосом что-то бросает доктору Пейкфилду, и мои страхи подтверждаются, когда они переносят из лодки нечто большое и тяжелое, завернутое в брезент. Очертания однозначно указывают на человеческое тело. Я возвращаюсь на пассажирское сиденье и вцепляюсь в приборную панель, как в одеяло. На обратном пути мужчины молчат.
        – Пожалуйста, подождите снаружи, – говорит мне Найл. – Вам не захочется видеть это.
        – Тебе нужен кто-то, кто опознает жертву.
        – Это должен быть кто-то из родственников.
        Я пристально смотрю на него.
        – Я считаю всех жителей острова членами своей огромной семьи. Я не могу просто так взять и уйти.
        Найл громко вздыхает и впускает меня внутрь. Лицо жертвы уже открыто. К счастью, я стою у стены – мне приходится привалиться к ней, чтобы не упасть. У меня всегда был крепкий желудок, но вид изрезанного тела молодого человека будет еще долго преследовать меня в кошмарах. Я мгновенно узнаю пепельные волосы Томми Ротмора, однако черты его лица уничтожены. Даже наш сдержанный врачебный местоблюститель, кажется, тронут тем, что жизнь молодого человека закончилась так жестоко.
        Соломон телефоном делает фотографии, а доктор убирает брезент. Томми одет в потрепанные джинсы, в распахнутых полах рубашки видна голая грудь. Он такой щуплый, что больше похож на подростка, чем на взрослого мужчину. Теперь и Ротморам придется пережить утрату ребенка, и мое сердце сжимается от сострадания к ним. Став свидетелем его странного поведения вчера, я боялась, что он покончит с собой.
        Доктор Пейкфилд надевает белый халат и хирургические перчатки, готовясь к изучению тела. Найл, возвышаясь над каталкой, напоминает гиганта в кабине лифта; он что-то сосредоточенно пишет в своем блокноте.
        – Как давно вы нашли его? – спрашивает доктор.
        – Его вытащили сетью из моря два часа назад.
        – Нужно, чтобы из Сент-Винсента прислали патологоанатома, когда закончится шторм, но я уже сейчас могу сказать, что он утонул. В его легких вода. Если б в море сбросили мертвое тело, в легких воды не было бы. Мертвые не дышат.
        – Вероятно, его где-то держали, – говорит Найл. – У него на щиколотке веревка.
        Врач, подняв вверх штанины джинсов, изучает ноги молодого человека, и у меня учащается дыхание. Веревка с обтрепанными концами крепко обвязана вокруг правой щиколотки Томми, его икры в порезах и царапинах. Я пытаюсь примириться с ужасной смертью молодого человека и заставляю себя без дрожи смотреть на раны. Из той, что на икре, торчит несколько белых, как мел, шипов, длинных и тонких, словно отрубленные пальцы.
        – Похоже, его привязали к чему-то на морском дне, – говорю я. – Эти фрагменты в ране – шипы мертвых кораллов, ведь так?
        Найл кивает.
        – Я возьму один в качестве образца.
        – В море много всякого мусора, и мы не можем определить, как он получил эти повреждения, – говорит доктор. – Нам придется долго хранить здесь тело. В здании есть медицинский холодильник.
        Я молча смотрю, как Найл кладет обломок коралла в пластиковый пакет, а затем помогает доктору уложить тело Томми в мешок, при этом голова бедняги мотается из стороны в сторону, словно он рвется сказать последнее слово. У меня начинают дрожать руки, когда его единственный оставшийся глаз обращается к моему лицу, словно в мольбе найти убийцу, и я мысленно даю слово сделать все возможное. Доктор Пейкфилд застегивает «молнию» на мешке, и короткая жизнь мальчика заканчивается. Его тело катят в соседнее помещение, и там мужчины почтительно, но все же с некоторой отрешенностью перекладывают его в камеру холодильника. Теперь уже нет никаких доказательств существования Томми, если не считать номер один на металлической дверце камеры и клуб холодного воздуха.
        Я сразу же прощаюсь с Соломоном и доктором. Я знаю, как быстро новость расходится по крохотному острову, и хочу, чтобы Лили услышала весть от меня, а не из других источников. Найл наверняка пожелал бы сохранить в тайне смерть Томми до того момента, когда он сможет официально известить родителей мальчика, однако у него мало шансов на это, поэтому я сажусь в свой багги и на большой скорости еду в «Райский уголок».



        Глава 21

        Соломон Найл ненавидел запах больниц с детства, с тех пор когда отец заставил его сказать последнее «прости» матери. Он заблокировал это воспоминание, а вот запах лекарств и антисептика заблокировать не получилось. Сегодня в коридоре стоит именно такой запах, и детектив жалеет о том, что доктор Банбери все еще в отпуске. Из-за уклончивости Пейкфилда трудно получить четкие ответы; похоже, доктор слишком много времени проводит в помещении, на его бледной коже нет ни намека на загар. Кажется, что врачебный местоблюститель постоянно чем-то обеспокоен, но нельзя же арестовать человека только за то, что у него виноватый вид.
        – Доктор, прошу вас, давайте поговорим в вашем кабинете. Мне нужно кое-что уточнить.
        Пейкфилд ведет Найла по коридору, затем устраивается за своим столом; на его лице мрачное выражение, как будто он собирается сообщить смертельный диагноз.
        – Мне все это не нравится, – тихо говорит врач. – Томми пришел сюда на прошлой неделе; его мучили тревога, бессонница и навязчивые мысли. Я выписал ему мягкие антидепрессанты и посоветовал обратиться к психотерапевту. Возможно, я что-то пропустил…
        – Что вы имеете в виду?
        – У малого количества пациентов психоактивные препараты могут провоцировать бредовые состояния. Пусть мой вопрос покажется странным, но ведь он мог совершить самоубийство, да?
        – А как же тогда веревка на его ноге? Похоже, он повредил ступни и икры о риф, как будто изо всех сил пытался освободиться.
        – Я продолжаю думать, что Томми мог сам покончить с собой. Иногда самоубийцы набивают камнями карманы; он мог привязать груз к ноге, а потом спрыгнуть с лодки. Прилив мог унести шлюпку на многие мили.
        – Все это маловероятно, доктор. Мы бы уже давно нашли ее.
        – Что ж, для меня это облегчение… Мне было бы больно думать, что нанести себе вред его вынудило психическое состояние. – Неожиданно доктор оживляется, хмурое выражение исчезает с его лица.
        – Вы не возражаете, если я спрошу, что привело вас на Наветренные острова?
        – Я преподавал в крупнейшей лондонской клинике, много лет работал там помощником регистратора, а потом мне захотелось сменить работу.
        – Вы отказались от высокой должности, чтобы стать здесь врачом общей практики?
        – Мы с женой хотели, чтобы наши дети увидели мир. – Пейкфилд быстро заморгал. – Простите, но какое отношение моя трудовая деятельность имеет к смерти Томми Ротмора?
        – Извините, никакого. Простое любопытство.
        – Понятно, но я должен позвонить коронеру, а потом сесть писать отчет.
        Найл переполнен информацией, когда выходит из кабинета. Идея, что молодой человек прикрепил к своему телу груз, чтобы ускорить свою смерть, кажется ему противоестественной, в каком бы психическом состоянии тот ни находился. Но начальство на Сент-Винсенте, детектив-инспектор Блэк, хватается за эту версию. Кажется, он рад тому, что ему подкинули правдоподобную историю для прессы и родственников: молодой человек покончил с собой после того, как убил свою бывшую девушку в отместку за то, что она разбила ему сердце. Тело Аманды Фортини пока не найдено, но все знают, в какую ярость пришел Томми, когда его отвергли. Вполне возможно, что он разделался с ней, бросил ее труп в море, а потом покончил с собой.
        – Доктор говорит умные вещи, Найл. Пусть он напишет все это в отчете.
        – Это все догадки, сэр, и мы оба согласились в том, что Ротмора, вероятно, похитили, когда он был пьян, а потом связали и утопили. Похоже, его протащили по рифу; мы нашли в ранах обломки кораллов.
        Версия вызывает у Блэка насмешку.
        – На Мюстике, Найл, никогда не было убийств. Позвони родителям, затем объяви о трагических обстоятельствах. Мистер Томас Ротмор покончил с собой, мисс Аманда Фортини числится пропавшей без вести, предположительно мертва. Пусть обитатели острова сами делают свои выводы, зато дело закрыто.
        – Его тело было найдено недалеко от «Морской грезы». Мне срочно нужен ордер на обыск, сэр.
        – Забудь о нем, – отвечает Блэк. – У исполнительного директора компании «Морская греза» есть друзья в высших кругах, а экипаж имеет дипломатический иммунитет в наших водах. Держись от них подальше, ясно? Я рассчитываю, что ты выполнишь мои приказы; или будешь уволен, если поднимешься на борт. Сегодня же передай эту историю на радио. И пройдись по домам. Нужно, чтобы жители острова узнали, что все закончилось, пока у них не началась паника.
        Детектив в сердцах сует телефон в карман и снова замечает мегаяхту на горизонте; ее присутствие не дает ему покоя. Он идет по дорожке, тянущейся за больницей в густых зарослях деревьев – остатках тропических джунглей, покрывавших когда-то весь Мюстик. Под кронами разливается зеленоватый свет и стоит прохлада. Сержант садится на упавший ствол и наблюдает, как послеполуденное солнце просачивается сквозь листву банановых пальм. Немного успокаивается, вспоминая названия деревьев, различать которые его в детстве научил отец: ладан, фустик, шене и кордия. Он с наслаждением вдыхает аромат джунглей вместо больничных запахов. Над головой летают вымпелохвостые колибри и королевские тиранны, в отдалении каркает пальмовый ворон. Красота острова осталась прежней, но Найл убежден, что, вероятно, Ротмора держали связанным долгие часы, прежде чем убили.
        Он уже собирается идти дальше, когда слышит шорох между деревьями. Помня о том, что недавно за Лили кто-то следил, он вскакивает. Интуиция заставляет его пойти на звук, однако то, что издавало шорох, удаляется очень быстро. Птицы над головой устраивают гвалт, возбужденные внезапной суетой, но никого в поле зрения нет.
        Найл выходит из леса, плохо представляя, как своими силами дальше вести расследование. Внутренний голос подсказывает ему, что нужно доверять интуиции; он всегда будет жить с сожалением о том, что не сделал этого в Великобритании. Детектив обдумывает инструкции босса объявить по радио о смерти Ротмора и о необъяснимом исчезновении Аманды Фортини, однако решает сделать обход по домам только после того, как выяснит правду. Он просматривает записи в своем блокноте. Саша Милберн – единственный человек на Мюстике, имеющий долгую историю конфликтов со своими бывшими друзьями. Она поссорилась с Амандой, потом Томми Ротмор взбесился, когда она предложила ему побеседовать с местным священником, чтобы тот наставил его на путь истинный. Милберн должна бы быть сильно обижена, чтобы убить своего бывшего, а она печется о нем, как о мятущейся душе…
        Детектив знает, где она живет, так как вилла ее родителей стоит близко к Лоуэллу. Он обычно любовался особняком, когда шел в школу по пляжу и приходил в класс в обуви, полной песка. Дом высится прямо из склона холма, и кажется, будто он парит в воздухе, поднятый чудесной магией. Соломон идет не торопясь – ведь Ротмору уже не поможешь, а Аманда Фортини убита, возможно, тем же злоумышленником. Ему лишь остается сделать свою работу – выяснить, почему это произошло, и доказать, что его самодовольный начальник ошибается.
        Дорога к вилле «Звездочет» вьется по склону холма, и только перила защищают посетителей от обрыва в сто футов. Найл рад, что путь окончен, когда выходит на террасу, окруженную невысокой, до пояса, стеклянной оградой, позволяющей подпившим тусовщикам восхищаться видами без опасения кубарем полететь вниз. Детектив замечает четыре больших телескопа, установленные на всех четырех углах террасы, и выложенные мозаикой знаки зодиака у бассейна. Окна на верхнем этаже виллы распахнуты, и на ветру хлопают светлые шторы; на столе у входа в дом стоит стакан, в котором тает лед. Найл узнаёт на столе красные записную книжку и ручку, которые видел у Саши Милберн при их недавней встрече. Велика вероятность, что в записной книжке хранится важная информация, однако он сдерживает свой порыв полистать ее.
        Вышедшая из дома женщина явно испытывает неловкость. Она опять одета в нечто унылое, делающее ее безликой; рыжие волосы выглядят нерасчесанными.
        – Я увидела вас сверху, – говорит она. – Что-то случилось?
        – Мисс Милберн, вы сегодня слушали радио?
        Она мотает головой.
        – Я все утро писала.
        – Боюсь, новость печальная. Несколько часов назад нашли тело Томми Ротмора.
        Найл наблюдает за Сашей, чтобы увидеть ее реакцию, однако ее сдержанность удивляет его. Не склонив головы, она смаргивает слезы; правда, голос ее немного дрожит.
        – Я знала, что случится что-то ужасное, и даже написала об этом несколько дней назад.
        – Есть вероятность, что он совершил самоубийство.
        – Я не верю. Томми не был трусом. В последний раз, когда мы разговаривали, он сказал, что разрыв с Амандой не сломит его.
        – Мисс Милберн, в «Светлячке» вы сказали нечто, что заинтересовало меня, – что Аманда по ночам бегала в Лоуэлл и что все это знали. Это правда?
        Она хмуро смотрит на него.
        – Я сама видела. Кто-то же должен следить за тем, что происходит на острове.
        – Мисс Милберн, это моя работа.
        – Я наблюдала целый год. Меня можно бы назвать совестью Мюстика. Я видела, как она шла туда после того, как встретилась с каким-то парнем на пляже.
        – Вы следите за людьми?
        – Я просто мониторю, что происходит. – В ее взгляде читается вызов. – Телескопы полезны не только для созерцания звезд, они хороши и для наблюдения за людьми. Я слежу за тем, что происходит, и все записываю.
        – Вы сказали, что пишете сказку для детей.
        – Называйте это притчей о добре и зле. Некоторые люди совершенно не уважают друг друга; нарушают закон и лгут. Со мной тоже плохо обращаются. Вас это не волнует?
        – Что вы имеете в виду, мисс Милберн?
        – Несколько человек были добры ко мне все лето – например, Мама Тулен и Декс Адебайо; зато остальным плевать, что я чувствую.
        – Мисс Милберн, я расследую серьезное преступление. Это означает, что мне надо искать убийцу, а не контролировать поведение ни в чем не повинных людей или следить за ними.
        Она издает смешок.
        – Я наблюдала за той большой яхтой в бухте, за «Морской грезой».
        – Что вы видели?
        – Почти каждую ночь экипаж выходит на берег. Они пьют в баре в Лоуэлле, хотя их туда никто не приглашал.
        – Похоже, вам нравится наблюдать…
        Она сдержанно улыбается.
        – Люди забавляют меня, особенно такие, как Томми и Аманда.
        – В каком смысле?
        – Красивые. В детстве я не понимала, как сильно они отличаются от других, а сейчас вижу. Они с огромной легкостью плывут по жизни. – В ее голосе слышится тоска.
        – Только не в этот раз, – говорит Найл. – Могу я воспользоваться одним из ваших телескопов?
        – Прошу.
        Он выбирает тот, который направлен на окрестности Лоуэлла, где шлюпки лежат на берегу, похожие на разноцветный косяк рыб. Увеличение настолько высокое, что детектив может прочитать название каждой лодки и разглядеть облупившуюся краску на борту. Когда в объективе появляется местная женщина с сумкой, полной овощей, он видит бусины, вплетенные в ее волосы. От такой детализации ему делается не по себе. Телескопы стоят тут с момента постройки дома. Может, семейство Милберн видело, как он, Соломон, каждый день ходил в школу, но гораздо важнее то, что Саша все это время вмешивалась в личную жизнь посторонних людей. Продолжая смотреть в телескоп, он спрашивает:
        – Когда Аманда ходила в Лоуэлл?
        – Во вторник и четверг на прошлой неделе, ближе к вечеру, я записала это. Она встретилась с одним парнем на пляже, а потом они вместе пошли вокруг мыса.
        – Он вам знаком?
        – Он работает в баре «У Бейзила». Не помню его фамилию, но зовут его Лайрон.
        Найл вскидывает голову. После долгого глядения в телескоп перед глазами у него все расплывается.
        – Вы уверены?
        – На сто процентов; я много раз его видела. Он был груб с Томми, когда тот напился и пока Декс не увел беднягу на виллу.
        – Почему вы не рассказали?
        – Не знала, что это имеет какое-то отношение, – задумчиво произносит она.
        – Это многое изменило бы… Спасибо, мисс Милберн, что уделили мне время.
        Найл идет вниз, но тут верх над ним берет интуиция. Он срывается с места в карьер и бежит по песку в сторону Британния-Бэй.



        Глава 22

        Лили все еще выглядит ошарашенной. Я позвала ее на виллу, чтобы поделиться новостью о смерти Томми, и с тех пор она почти все время молчит. Ей довелось пережить много утрат, однако на этот раз я ничем не могу ей помочь. Сейчас ранний вечер, солнце ползет за горизонт, и я стараюсь выглядеть спокойной, хотя у меня перед глазами стоит изуродованное лицо молодого человека. Я в ужасе от того, что нападению подверглись друзья Лили, один за другим, и это делает ее очень уязвимой. Мне до сих пор неясно, как кто-то пробрался на нашу виллу и оставил обломок коралла у ее двери. Яростное стремление Лили к независимости тоже делает ее уязвимой. Она так привыкла самой заботиться о себе, что любые попытки защитить ее только отдалят мою крестницу; поэтому наш разговор ходит по кругу.
        – Ви, еще раз расскажи мне все в подробностях. Бессмыслица какая-то…
        – Я же говорила тебе, дорогая: один рыбак нашел тело Томми в своей сети. Вокруг его щиколотки была крепко завязана веревка, голени и икры исцарапаны и изранены, в одной из ран нашли куски кораллов. Они походили на палочки мела с заостренным концом.
        Наконец Лили поднимает голову.
        – Эти белые палочки называются «пальцы мертвеца»; после того как отвердевают, они становятся острыми как бритва. Я сама не раз резалась об них, когда высаживала образцы на мертвые участки рифа.
        – Ты о чем, Лили?
        – Похоже, той веревкой, что на щиколотке, его привязали к рифу.
        – Мне тоже кажется, что это имеет отношение к кораллу. Но зачем кому-то надо было заплывать так далеко?
        – Они могли точно так же поступить с Амандой; надо бы поискать ее. – Лили бледна от утомления, но все равно встает.
        – Пожалуйста, не сегодня. Уже темно, ты же слышала прогноз по радио; сегодня ночью шторм «Кристобаль» может дойти до Ямайки, если не свернет с пути.
        – Он все равно далеко, а самая крупная секция выбеленных кораллов близко к берегу. Нырять я буду завтра, но вот лодку надо приготовить.
        – Я пойду с тобой, и Соломона надо обязательно взять.
        Я продолжаю урезонивать ее, когда на дорожке слышатся шаги – кто-то медленно идет по гравию.
        – Ви, я не могу никого видеть. Если понадоблюсь тебе, я буду в гавани.
        Лили спешит по дорожке к пляжу. Я надеюсь увидеть Соломона Найла, но у нижней ступеньки лестницы появляется Кит Белмонт. Обычно я рада всем, кроме тех, кто ведет себя невежливо, однако сейчас стареющая рок-звезда вызывает у меня отвращение. Он – один из немногих обитателей острова, кто настолько невоспитан, что может заявиться без приглашения. И все же я складываю губы в улыбку. Я читала интервью, которое Белмонт дал много лет назад; в нем он утверждал, что во время многочисленных гастролей переспал с тысячью фанаток и перепробовал все возможные наркотики. Я заставляю себя не морщиться, когда он целует меня в щеку. Кит обладает шармом продавца подержанных машин, жаждущего заключить сделку. Его седые волосы собраны в тощий хвост, вокруг рта залегли глубокие складки, грязно-зеленые глаза внимательно следят за моей реакцией. Как я ни пытаюсь скрыть неудовольствие, оно заметно. Если он и знает о смерти Томми Ротмора, я не намерена это обсуждать.
        – Рада видеть тебя, Кит. Хочешь выпить?
        – Хорошо бы соку. Я уже много недель в завязке.
        Когда появляется Уэсли, я прошу водку с тоником и что-нибудь безалкогольное для моего гостя, который с видом, будто составляет опись, разглядывает все вокруг, от цветущих гибискусов до сброшенных у двери эспадрилий Лили.
        – Ви, Лили здесь? Я надеялся перемолвиться с ней парой слов.
        – К сожалению, ее нет, но я была тронута, когда услышала, что ты подумываешь о том, чтобы поддержать ее проект.
        – Она делает огромную работу по возрождению рифа, но проект должна поддерживать какая-то более крупная фигура, если Лили хочет, чтобы благотворительные взносы росли. Ей нужно кое-что изменить, прежде чем я приму решение.
        – Сомневаюсь, что она согласится. Лили работает круглыми сутками; она очень увлечена системой, созданной ею же.
        – Замечательно, но я говорю о публичности. Если мы назовем это дело «Коралловый проект Кита Белмонта», его сразу же поддержат СМИ. Я бы сделал существенный взнос, чтобы раскрутить проект, в том числе и на кампанию в прессе. – Он достает пачку сигарет. – Ты не возражаешь, если я закурю?
        – Кури, пожалуйста; когда Уэсли вернется, я попрошу его принести пепельницу.
        Кит глубоко затягивается, и я, видя блеск в его глазах, благодарю бога за то, что ни одна из моих дочерей не присоединилась к длинной череде его жен. Я думаю о том, как Лили жертвует собой, рассылая везде заявки на гранты, хотя предпочла бы потратить это время на работу на рифе. Взнос Кита освободил бы ее от необходимости заполнять множество форм. Но стоит ли оно того?
        – Кит, почему тебя так интересуют кораллы?
        – Веришь или нет, но у меня есть совесть. Если я могу восстановить риф, значит, я делаю что-то на благо планеты, оставляю наследие. Называй это компенсацией за мои перелеты на частных джетах и за пожирающие бензин машины.
        – Ты мог бы просто поддержать ее благотворительным взносом, вместо того чтобы брать на себя управление.
        – Ви, я фронтмен. Не в моем стиле оставаться на заднем плане. – Улыбающийся Кит напоминает мне крокодила, предвкушающего сытный обед. – Я бы отправил ее старую лодку на свалку и купил бы ей новую. Это старое корыто проржавело насквозь. Нам нужна современная система GPS и больше кают для дайверов.
        – «Возрождение» принадлежала ее матери, Эмили. Это последнее звено, что связывает их.
        – Это, конечно, трогательно, но восстанавливать риф нужно быстро. А потом мы перебрались бы на другой остров и приступили бы к работе там. Лили нужно подписать бумаги завтра, пока я не передумал. Мой адвокат хочет закрепить все условия.
        – Она читает мелкий шрифт.
        – Только сумасшедший может отказаться от такого большого пожертвования. – Кит пристально вглядывается в мое лицо. – Ты слышала о Томми Ротморе?
        – Только что. Ужасно жалко, правда?
        – Думаешь, это как-то связано с исчезновением Аманды?
        – Не имею ни малейшего представления, но я верю в нашего детектива.
        – Соломона Найла? Неплохой парнишка, но неумелый.
        – Почему ты так думаешь?
        – На этой неделе в мой дом вломились. Он не знает, что искать, и он очень торопился, поэтому быстро ушел.
        – Кит, он занят. Аманду Фортини не могут найти несколько дней.
        Улыбка музыканта чахнет, когда он выпускает очередной клуб дыма. Не знаю, зачем пришел Кит – шантажировать Лили и собирать сплетни, – однако он не на ту напал. От меня он не услышит ни одной подробности, если это может поставить под угрозу расследование Найла.
        – Кит, чем ты занимался с тех пор, как вернулся на Мюстик?
        Белмонт с недовольной гримасой принимает смену темы, а затем произносит целую речь о ежедневных заплывах, о здоровом питании и об очищении души. Выясняется, что он много недель провел в Балийском центре йоги и вернулся обновленным. Он отказался от кофе, алкоголя и наркотиков. Этот человек заново открыл для себя веру в бога, от которой отказался в годы своей необузданности. Все это звучит очень мило, от моего внимания не укрылся большой золотой крест на золотой цепочке у него на шее, однако все эти внешние проявления не убеждают меня. Взгляд у него холодный, как вечная мерзлота; и вот наконец-то выясняется причина его визита…
        – Ви, пусть Лили решит. Я всего лишь делаю для нее доброе дело.
        – Я не могу влиять на нее; она сама делает выбор.
        На лицо Кита возвращается крокодилья улыбка.
        – Пожалуйста, скажи ей, чтобы позвонила мне до того, как я сниму свое предложение.
        Он бросает окурок на мраморные плитки пола, затаптывает его и уходит. Мое сердце бьется учащенно, и мне неуютно. Кит Белмонт нашел способ очистить свою совесть за все грехи, что он совершил, но я очень надеюсь, что у Лили хватит ума отказаться. Пусть у Кита Белмонта достаточно харизмы, чтобы раскачать целый стадион своих фанатов, однако общаться с ним один на один – все равно что беседовать с гремучей змеей.



        Глава 23

        Детектив-сержант Найл заходит в бар «У Бейзила». Там пусто, если не считать нескольких отдыхающих, задержавшихся на острове до окончания шторма. Они, кажется, рады продлить свой отдых, попивая бесчисленные коктейли, и в восторге от того, что у них неожиданно появилось свободное время. Найл замечает в углу Декстера Адебайо и удивляется тому, как сильно тот постарел. Совершенно ясно, что Декс продолжает использовать бар в качестве своего офиса – на столе лежит его мобильник и стопка бумаг, – но в нем трудно узнать того беззаботного парня, который пятнадцать лет назад учил Найла нырять. У него отсутствующий взгляд, как у сломленного человека. Сержант улыбается ему, хотя тот чем-то занят.
        – Рад видеть тебя, Декс. Как дела?
        – Как всегда, Соломон. Я думал, ты останешься в Великобритании, пустишь там в ход свои мозги…
        – Если честно, я и остался, только обстоятельства изменились, – говорит Найл, усаживаясь на барный стул. – У меня к тебе быстрый вопрос. Когда ты в последний раз выходил на своем XR7?
        Декстер хмыкает.
        – Если б он был моим, я бы давно его продал, но половиной владеет бар. Когда он не нужен мне для дайвинговых экскурсий, они сдают его в аренду туристам. – Он роется в бумагах, потом берет один лист и читает. – В последний раз его арендовала семья французов из «Хлопкового склада» десять дней назад. Каждый раз, когда его берут в аренду, я делаю себе пометку – это для страховой, на случай повреждения.
        – Ясно, спасибо, Декс. Увидимся. Мне нужно поговорить с братом.
        Детектив поворачивается; Лайрон со скучающим видом полирует стол. У молодого человека отвисает челюсть, когда Найл берет его за локоть и ведет к выходу.
        – Сол, я не могу сейчас уйти. У меня смена до полуночи.
        – Ты пойдешь со мной, – шипит Найл.
        – Зачем? Папа заболел?
        Найл сверлит брата взглядом до тех пор, пока тот не следует за ним на пляж. Детектив вдруг с удивлением осознает, что Мюстик всегда, что бы ни случилось, выглядит прекрасно. Заходящее солнце разбрасывает золотистые и лиловые всполохи по небу, однако его гнев все еще ярко-красный.
        – Ты арестован, – твердо заявляет он брату.
        – Это шутка?
        – Ты отлично знаешь, зачем я здесь. Я думал, ты поможешь мне, а ты отмахнулся от меня…
        – Ничего не понимаю.
        – Ты не обязан ничего говорить, но все, что ты скажешь, может быть использовано против тебя в суде, если твое дело будет передано в суд.
        Улыбка Лайрона блекнет.
        – Что я, по-твоему, сделал, черт побери?
        – Тебя видели на пляже с Амандой Фортини, дважды, а ты заявил, что не знаком с ней.
        – Если ты серьезно думаешь, что я причинил бы вред женщине, то ты совсем помешался.
        Брат Найла таращится на него, но детективу на это плевать. Он хватает Лайрона за руку и тащит по пляжу к полицейскому участку, где братья Лейтоны играют в карты. Они вскакивают и жмутся к стене, когда Лайрон наносит удар, который попадает Найлу в челюсть и сбивает с него очки. В следующее мгновение правый хук Соломона врезается в плечо Лайрона. Драка продолжается. Для победы Найлу хватает несколько мощных ударов. Лайрон совсем вымотан. Детектив вталкивает его в камеру и запирает дверь. Заключенный бьет кулаками в стену, трясет решетку, ухватившись за прутья, и кричит, чтобы ему предоставили адвоката, но Найл идет прочь. По тому, как братья Лейтоны косятся на него, ясно, что они его зауважали.
        – Вы все еще здесь, ребята? Хотите того же? – Они одновременно мотают головами. – Не мешайте мне разгребать, как всегда, это дерьмо. Но сначала, Чарли, отдай-ка мне ключи от своего мотоцикла. На нем будет быстрее передвигаться по острову, чем на багги. Не знаю, когда я тебе его верну.
        Лейтон без единого слова отдает ключи, и Найл ждет у стойки, когда стихнут вопли брата. К счастью, его очки лишь поцарапались, но не сломались. Крики стихают только к восьми вечера. Когда Найл открывает дверь в КПЗ, его брат сидит на матрасе, обхватив голову руками.
        – Жалеешь себя, да?
        Лайрон поднимает голову.
        – Ты знаешь, каково это – быть твоим братом?
        – Ты о чем?
        – В первый же день в школе учителя немедленно рассказали мне, какой ты одаренный. Ты на «отлично» сдавал все экзамены, получал медали за бег и плавание. В мире нет ничего, в чем я был бы лучше тебя.
        – Не мели ерунду.
        – Это правда.
        – Когда я вернулся домой, я думал, ты поддержишь меня в моей работе. В детстве у тебя был огромный потенциал.
        – А ты когда-нибудь помогал мне? Ты уехал, и я не виделся с тобой много лет.
        От этих слов Найла охватывают угрызения совести, но он игнорирует их. Кладет на пол диктофон и начинает.
        – Я делаю эту аудиозапись беседы со своим братом, Лайроном Эдвардом Найлом, так как здесь нет второго офицера, чтобы засвидетельствовать наш разговор. Лайрон, я должен опять напомнить тебе, что все, сказанное тобой, может быть использовано против тебя в суде, если дело дойдет до суда.
        Брат снова поднимает голову, и Найл видит, что тот плачет, но выразить сочувствие у него права нет.
        – Расскажи мне о своих отношениях с Амандой Фортини.
        – Она выпивает у «Бейзила», вот и всё. У меня нет времени на девчонок. – Лайрон не мигая смотрит на него.
        – Где ты находился, когда на вилле Фортини случился пожар?
        – Работал, как всегда. Спроси у моего босса.
        – Обязательно, не беспокойся. Как получилось, что ты заработал репутацию наркодилера?
        Лайрон колеблется секундой дольше, чем следовало бы.
        – Кто сказал тебе такую чушь?
        – Это не имеет отношения к делу. Сегодня же обыщу твою комнату.
        – Отлично; ты знаешь, где я живу.
        Мужчины сердито буравят друг друга взглядами, но Найл знает, что одержит верх. Ведь не он сидит в клетке, преодолевая боль в разбитых о стену костяшках.
        – Лайрон Найл отрицает оба обвинения. Он будет задержан на двадцать четыре часа, пока я буду искать доказательства по обоим обвинениям.
        В сердцах нажимая на кнопку большим пальцем, Найл останавливает диктофон и опять смотрит на Лайрона. Брат плачет, закрыв лицо ладонями; он опять мальчишка, слишком легко поддающийся влиянию.
        – Успокойся, прежде чем звонить. У тебя есть право только на один звонок, так что воспользуйся им с умом. Помни: мне надо всего десять минут, чтобы дойди до дома и обыскать твою комнату.
        Найл передает брату телефон и оставляет его одного. Через пять минут, когда он возвращается, тот отказывается встречаться с ним взглядом.
        Детектив подавлен; он выходит наружу, оставив брата размышлять над своим будущим. Его отцу понадобится много времени, чтобы вернуться в дом, поэтому он замедляет шаг и идет длинной дорогой через заросли финиковых пальм, пока остров ласково окутывает темнота. Наконец садится на валун и устремляет взгляд в песок под ногами. Он понимает гнев брата; на Мюстике трудно зарабатывать на жизнь. Соломон всегда считал, что у Лайрона хватит ума оставаться чистым, но, вероятно, он ошибался.
        Проходит еще полчаса, прежде чем сержант добирается до дома. Отец, опершись на палку, стоит у жаровни рядом с домом и смотрит, как в продырявленной по бокам металлической бочке пляшет огонь. Найл несколько мгновений ждет, а через дырки на землю сыплется пепел.
        – Что, Папа, решил разжечь костер?
        Лицо отца, наблюдающего за пламенем, выглядит постаревшим. Он предоставляет Найлу выполнять профессиональный долг, которого тот предпочел бы избежать. Когда детектив заходит в комнату брата, его опять охватывают угрызения совести. Доска на стене сплошь завешана фотографиями родных. На одном снимке – Соломон в день окончания школы, на двух других – братья бегут по пляжу, на еще одном – двухлетний Лайрон сидит на плечах у брата. Соломон ищет в обуви, под кроватью и в карманах, чтобы сегодня же написать отчет с чистой совестью. Затем берет кусок коралла, который все еще лежит на подоконнике, и спешит в участок, не желая отвечать на вопросы отца.



        Глава 24

        От визита Кита Белмонта у меня во рту остается неприятный привкус. Может, это потому, что он слишком сильно жаждет завладеть империей Лили. Она всегда казалась слишком рассудительной, чтобы на нее можно было повлиять деньгами со столькими оговорками, однако у меня нет полной уверенности. Соблазн продолжать работу в течение многих лет может оказаться слишком сильным, чтобы устоять. Когда из дома, чтобы проведать меня, появляется Уэсли, я сообщаю ему, что беру багги и еду в гавань Старой плантации.
        – Может, мне поехать с вами, леди Ви?
        – Я слишком старая, чтобы мне требовалась дуэнья. – Взгляд моего дворецкого говорит о том, что он уже знает о смерти Томми Ротмора, но осторожность не позволяет ему заговорить об этом.
        – Уверен, лорд Блейк попросил бы вас остаться сегодня вечером дома, в безопасности.
        – Я не могу допустить, чтобы Лили одна шла домой.
        Уэсли стоит между мной и парадной дверью, преграждая мне путь, как будто хочет загнать меня внутрь и выбросить ключ. Его покровительственность душит меня, и я чувствую облегчение, когда желаю ему доброй ночи. Пересекаю террасу; свет садовых фонариков отражается в бассейне, освещая тропические орхидеи, за которыми так тщательно ухаживает Хосе, и напоминая мне о том, что созданный Джаспером и мной райский уголок под угрозой. Я беру кусок коралла, найденный у двери Лили, на тот случай если Соломон вдруг окажется в гавани, и тороплюсь к своему багги.
        Еду на юг. Когда проезжаю мимо бара «У Бейзила» и просторной Британния-Бэй, в воздухе плывут звуки блюза. Я углубляюсь в плотные заросли, и огни гаснут. Обычно мне нравится ездить по дикой части острова, но сейчас я слишком напряжена: едва не падаю с сиденья, когда над головой, чиркнув по крыше багги, пролетает змеешейка. Воздух кажется липким, мое дыхание затруднено, однако эти ощущения отступают, когда я наконец спускаюсь к Старой плантации. «Возрождение», траулер матери Лили, ярко освещен на фоне темноты. Я подхожу ближе; по палубе разбросаны инструменты, Лили скребет бок своей лодки. При звуке моих шагов она резко оборачивается, и на ее лице появляется улыбка, когда она узнает меня.
        – Кто-то написал мне еще одно послание. «Оставь Мюстик или умрешь, как коралл», – такое же, что и в прошлый раз.
        – Почему ты сразу же не вернулась домой?
        – У меня есть все права находиться здесь. Я не позволю кому-то угрожать мне.
        – Глупо так рисковать.
        Усталость Лили становится заметной, когда она садится на скамью на причале рядом со мной и кладет голову мне на плечо. Я беру ее за руку, и во мне вспыхивает ярость. Девочка из плохого начала выстроила хорошую жизнь, но кто-то взял ее на прицел, и это точно не Томми Ротмор, потому что его тело лежало в больничном холодильнике, когда сюда заявились вандалы. В памяти всплывают побитые временем черты Кита Белмонта; он вполне мог оставить послание на лодке Лили, а потом увидеться со мной. Но зачем человеку, который утверждает, будто высоко ценит ее работу по сохранению рифа, оставлять ядовитую угрозу?
        – Ты рассказала Соломону о послании?
        – Я собираюсь повидаться с ним утром.
        – Я пойду с тобой. Я не допущу, чтобы ты подвергала себя риску.
        Она поднимает голову и смотрит на меня, ее лицо уже не такое напряженное.
        – Мы с Томми одного возраста, Ви. Я обожала его, когда мы были маленькими, а в последние недели мы с ним почти не разговаривали. Мне плохо, когда я думаю, что приняла сторону Аманды после их разрыва.
        – Все утряслось бы; ведь он знал, что дорог тебе. Ты не могла не поддержать свою ближайшую подругу.
        – Аманда никогда бы нас так не напугала, если б с ней все было хорошо. Завтра придется начать ее поиски. – Ее взгляд устремляется к горизонту.
        – Завтра вечером я хочу устроить поминальную церемонию в Бамбуковой церкви, а потом поминки. Службу проведет пастор Боакье. Томми не похоронят, пока не приедут его родные, но мы должны вспомнить о его жизни на Мюстике. Он заслуживает достойных проводов.
        – Какая хорошая идея, Ви…
        Неожиданно я вспоминаю о похоронах Эмили. Девочка вела себя примерно, сидела в Бамбуковой церкви между Джаспером и мною, а потом наблюдала, как на маленьком кладбище устанавливают мемориальный камень, хотя тело ее матери так и не нашли. Я всегда боялась, что такая страшная утрата скажется на ее душе тяжелой травмой, но она, как и я, жизнестойкая, и этим можно объяснить, почему я так сильно люблю ее. Она преодолевает каждое испытание с неиссякаемой энергией.
        – Лили, ты не обязана заканчивать работу своей матери. Ведь ты знаешь это, да? Твои усилия очень пригодились бы проектам по сохранению морской среды по всему миру.
        Ее губы дрожат, когда она улыбается.
        – Я всегда заканчиваю то, что начала, причем своими силами.
        – В таком случае у тебя есть новый работник. Я помогу тебе очистить лодку.
        – В таком одеянии? – Она издает смешок.
        Лили права: на мне до нелепости непрактичная одежда – сарафан от «Либерти» и тонкие белые босоножки.
        – У меня под низом купальник. У тебя есть что накинуть сверху?
        – Сейчас что-нибудь нарою.
        Она возвращается с парой шортов и футболкой, заляпанной масляными пятнами. Принцесса Маргарет от души посмеялась бы, если б увидела, как я в наряде уличного мальчишки соскребаю краску с лодки, но совместная работа побуждает Лили к откровенности. Она рассказывает о своих честолюбивых замыслах, и я понимаю, почему так загорелся Кит Белмонт. Если ее система трансплантации действительно поможет возродить риф, метод может быть использован по всему миру и она станет известной в научных кругах. И не задался ли Кит целью променять свою преходящую славу и череду неудачных браков на наследие добрых дел?
        – Лили, я горжусь тобой. Ты ведь знаешь это, да?
        – Я бы ничего не достигла без вас с Джаспером.
        – Приятно слышать, дорогая, но ты и сама отлично справилась бы, без наших аплодисментов в первом ряду.
        Мы работаем до тех пор, пока не стираем последнее пятно краски; я снимаю одолженный наряд и надеваю свое платье.
        – Давай выпьем что-нибудь у «Бейзила» по дороге домой?
        Лили качает головой.
        – Мне уже хочется спать.
        – Мне тоже. Визит Кита Белмонта отнял у меня все силы.
        – Чего конкретно он хотел?
        – Твоей подписи на его контракте. Он готов завалить твой фонд рекламой и наличностью при условии, что фонд будет носить его имя.
        Лили устало улыбается.
        – Искушение велико, признаю, но я не могу работать на ненадежного человека. Сейчас он говорит об очищении своей души, а через минуту клеится к малолетке в «Светлячке».
        – За кем он гоняется?
        – За каждой женщиной моложе двадцати пяти, и чем моложе, тем лучше.
        Я поворачиваюсь к ней.
        – Он преследовал Аманду?
        – В это лето она была у него первой. Он пригласил ее на йогу, и ей пришлось ясно дать понять, что ее это не интересует, прежде чем Белмонт перестал слать ей цветы. Саша – единственная, кого он не удосужился пригласить на ужин.
        – Кита оскорбил отказ Аманды?
        – Не знаю. Он не из тех, кто демонстрирует истинные чувства.
        – С тобой он тоже флиртовал?
        – Несколько раз нырял со мной. Он действительно страстно любит кораллы, но от него у меня мурашки бегут по коже.
        Неожиданно мои мысли выстраиваются в четкую последовательность.
        – Как ты думаешь, он может быть тем, кто вредит людям, а? Его влечет к тебе и Аманде. Аманда исчезает, а ты получаешь эти жуткие послания.
        – Но зачем ему тогда набрасываться на Томми?
        – Ладно тебе, Лили; признай, что это выглядит немного странно.
        – Думаю, нам стоит рассказать Соломону о новой надписи. Прямо сейчас и напишу ему.
        Я веду багги через лес и радуюсь, что Лили не приходится идти домой в одиночестве. Плотные заросли и гнилостный запах, поднимающийся от земли, напоминают мне о том, что когда-то на затерянных в джунглях полянах проводились ритуалы вуду. Поведение Лили тоже изменилось; она замолчала, оказавшись во мраке густого леса, и я жалею о том, что у багги такие слабые фары. Мы несколько минут едем в темноте, прежде чем она просит меня остановиться.
        – Ви, я опять это услышала, – шепчет она. – В прошлый раз за мной следовали именно здесь.
        Я оглядываюсь, но нас окружают лишь черные силуэты деревьев.
        – Поехали дальше.
        Мы трогаемся с места. Звук шагов становится громче, я слышу его сквозь урчание двигателя. Ударяю по тормозам и кричу:
        – Эй, кто там! Покажись!
        На дорогу выходит высокий мужчина, и я стискиваю руку Лили. Если он набросится на нас, мы превзойдем его числом.
        – Это я, леди Ви, иду домой с работы. – Это Декстер Адебайо. Он выглядит как обычно – дородный, с седыми дредами до плеч, – только вот выражение на его лице более мрачное. – Я остановился, чтобы покурить, после выпивки в баре. Моя жена бесится, если я курю дома.
        – Декс, ты нас напугал, – говорит Лили.
        – Извините, дамы. Но помните: бояться нужно только самого страха. Это сказал Франклин Делано Рузвельт, а американские президенты никогда не лгут, ведь так? – Лицо бармена наконец-то расплывается в улыбке. – Пойду-ка домой, а то жена еще подаст на развод.
        Лили ждет, когда его шаги затихнут, и от души хохочет. Кажется, она убедилась, что шаги, которые она слышала раньше, принадлежали Декстеру, бредущему через лес и подыскивающему удобное место для перекура. Однако у меня такой уверенности нет.
        Лили замолкает и достает из кармана телефон.
        – Соломон все еще в участке. Он нас ждет.
        Мы едем на юг, и джунгли полнятся странными отголосками.



        Глава 25

        В ожидании посетителей Найл смотрит на экран компьютера. Он составил список всех обитателей Мюстика, кто мог похитить молодых наследников состояний Фортини и Ротморов. Логика подсказывает ему, что убийца – крепкий мужчина, достаточно сильный, чтобы справиться с Томми Ротмором.
        – Выпусти меня, ублюдок! – орет Лайрон через дверь, которая отделяет участок от камеры.
        Найл не считает нужным отвечать. Разочарование в брате настолько сильное, что он просто не готов к еще одному разговору, хотя уже и убедился в его невиновности. Управляющий бара «У Бейзила», в котором работает Лайрон, подтвердил, что тот был на рабочем месте, когда горела вилла Фортини; однако брату еще предстоит выучить много уроков. В былые дни они всё делали вместе; сейчас же Лайрон, вероятно, отправится на Сент-Винсент в поисках приключений.
        Найл просматривает перечень основных моментов дела. Кораллы, найденные на месте каждого преступления и в домах жертв, наверняка что-то означают; это единственная прямая форма диалога с убийцей. Может, детектив-инспектор Блэк и прав в том, что это простое преступление на почве страсти: Томми Ротмор мог убить свою бывшую девушку, затем сбросить ее тело в море, а потом совершить самоубийство, когда чувство вины стало невыносимым. Вот только эта версия вызывает у Найла внутреннее беспокойство. Ведь кто-то снова намалевал свое послание на борту лодки Лили Колдер: «Оставь Мюстик или умрешь, как коралл». Кто-то вломился в дом Кита Белмонта и оставил там коралл. Если убийца уже мертв, кто тогда продолжает преследовать представителей островной элиты?
        Найл снова выглядывает в окно и видит, как леди Ви вылезает из своего багги с куском коралла в руке и как Лили направляется к участку. Соломон не имеет права отвлекаться на ее красоту, но он всего лишь человек. Шорты подчеркивают длину ее бесконечных ног, однако в ней нет ни капли тщеславия; если она и заметила, какое впечатление производит на него, то внешне это никак не показала. Женщины входят в здание, и тут Лайрон опять начинает кричать, требуя, чтобы его выпустили из камеры на свободу. Гораздо проще смотреть на лежащие на письменном столе кораллы, найденные им в доме Аманды Фортини и на вилле Кита Белмонта.
        – Ты кого-то арестовал? – спрашивает леди Ви.
        Найл секунду колеблется, прежде чем ответить.
        – Своего брата, Лайрона. Я уверен, он ни при чем, но сегодня я его домой не отпущу. Ему нужно сначала остынуть.
        – Наверняка это тяжело для вас обоих. – Лили устремляет на него спокойный взгляд.
        – Не обращайте внимания. Леди Ви, пожалуйста, покажите мне коралл.
        Она передает ему кусок.
        – Я нашла его в воскресенье утром у комнаты Лили.
        – Он отличается от того, что был у Кита Белмонта. – Найл рассматривает три вырезанных рисунка: паутина, перекрещенные стрелы и перевернутая чаша или буква U. – Я знаю, что это символы обеа, но не знаю, что они означают.
        – Я все равно не понимаю, зачем убийца оставляет кораллы, – говорит Лили. – Все они в критическом состоянии. Раз коралл выбелен, значит, он умер навсегда, если только вмешательство человека не запустит новый жизненный цикл.
        Леди Ви держит свои мысли при себе; склонив голову, она изучает визитные карточки убийцы.
        – Лили, как вы думаете, кому на острове может не нравиться ваша работа на рифе? – спрашивает Найл. – Ведь в прошлом году благодаря вам изменили закон, не так ли? Рыбаки больше не могут ловить сетями в заливах, а в течение определенных месяцев вообще не могут ловить рыбу.
        – Б?льшая их часть поддержала закон. Риф – это их средства к существованию; если они нанесут ему вред, рыба исчезнет.
        – Это верно, но, возможно, это мешает нелегальной деятельности. Теперь лодки сильно ограничены в своих передвижениях.
        Леди Ви переводит на него взгляд.
        – Я продолжаю думать, что Кит Белмонт как-то причастен к этому. Сегодня вечером он нанес мне довольно угрожающий визит и предупредил, чтобы я не лезла в бизнес Лили. Мне кажется, Кит вполне хладнокровен, чтобы убить человека, и его последняя навязчивая идея – кораллы.
        – Леди Ви, это не делает его убийцей. Если он сам инсценировал взлом на своей вилле, чтобы выглядеть невинной жертвой, то он отлично поработал. Мне показалось, он был искренне удивлен, когда увидел коралл у своей двери.
        – Белмонт вполне мог написать те угрозы на лодке Лили, чтобы напугать ее и заставить передать кому-то управление своим благотворительным фондом; и еще этим летом он домогался обеих, Аманду и Лили.
        – Белмонт есть в моем списке подозреваемых, но у нас нет твердых доказательств, что он похитил Аманду или Томми. Ответ может прятаться в этих кораллах. Один оставили у вашей двери, Лили, два дня назад. Леди Ви, скажите, у кого есть ключ от вашего дома?
        – У Джаспера, у Лили, у меня, у моих детей и, конечно, у нашего дворецкого.
        Детектив записывает в свой блокнот.
        – Мне надо поговорить с Уэсли.
        – Он всегда был предан нам. Я бы предпочла, чтобы ты не беспокоил его.
        – Уэсли может подсказать, кто украл ключ от вашего дома.
        – А потом ты решишь допросить Фила Эверарда, да?
        Найл поднимает руки в знак отрицания.
        – Когда Аманда исчезла, он был на Сент-Люсии, так что его исключаем. Надо, чтобы наш убийца был в нужном месте в нужное время.
        Леди Ви неожиданно вскидывает голову, ее лицо становится испуганным.
        – Кажется, я наконец-то поняла. Все дело в месте, да? С помощью этих кораллов он дает нам информацию о том, где искать его жертвы. Он рассказал Томми о своем методе, прежде чем убил его.
        – В каком смысле, леди Ви? – спрашивает Найл.
        – Томми передал мне этот кусок коралла в ту ночь, когда сгорела вилла Аманды. Он сунул его мне в руку и сказал, что именно там надо искать ее тело. Я подумала, что Томми имеет в виду сад Фортини, но он говорил о рифе.
        Неожиданно оживляется Лили.
        – Коралл из семейства Стагхорн. Здесь есть только одна такая колония, к северу отсюда; она находится в опасном месте, в Л’Ансекой-Бэй. Он точно такой же, как тот, что был на кровати Аманды, и рисунок такой же – скрещенные стрелы.
        Найл представляет, какой скепсис отразится на лице детектива-инспектора Блэка, когда тот услышит, что убийца Томми Ротмора, вероятно, топит свои жертвы и оставляет их тела под водой, привязывая к определенному виду коралла; однако он собственными глазами видел веревку на ноге молодого человека. Возможно, на острове есть некто, кто повредился в рассудке настолько, что совершил череду уникальных убийств.
        – Если это так, у нашего убийцы есть доступ к лодке и к дайвинговому оборудованию, он достаточно силен, чтобы одолеть физически крепкого молодого человека, – говорит Найл. – Если шторм задержится, мы можем завтра рано утром понырять в Л’Ансекой-Бэй и поискать Аманду. Это единственный способ подтвердить данную версию.
        – У вас достаточная квалификация? – спрашивает Лили.
        – Много лет назад меня научил Декс Адебайо, а потом, уже в Великобритании, я получил сертификат БПК[16 - Британский подводный клуб.].
        – Тогда мы можем нырять по системе напарников.
        Леди Ви снова вскидывает голову.
        – Взять с собой Филипа? Он не великий моряк из-за проблем с ухом, действующих на его вестибулярный аппарат, зато может помочь мне на палубе.
        – Отличный план, леди Ви. Давайте встретимся в гавани в восемь утра.
        После ухода двух своих помощниц Найл засиживается за письменным столом до полуночи; он прекрасно понимает, что их завтрашняя затея может ни к чему не привести, но это лучше, чем бездельничать, как братья Лейтоны. Сержант пытается собрать досье на всех обитателей Мюстика, однако самая простая проверка – настоящая головная боль. Сигнал сети слабый, а программное обеспечение Бюро полицейского учета настолько древнее, что для обработки запроса нужна вечность.
        Соломон уже собирается уходить, когда окно над его письменным столом неожиданно распахивается, в помещение врывается прохладный воздух. Шторм соизволил заявить о себе как раз в тот момент, когда ему так нужно спокойствие…
        Внезапный шум заставляет Найла резко открыть дверь кабинета; при вдохе в его легкие попадает дым. По полу скачет петарда, поджигая тоненький ручеек бензина. Инстинкт заставляет детектива схватить огнетушитель и направить пену на огонь, прежде чем здание превратится в ад, как и особняк Фортини. Он выбегает наружу, но там никого нет, кроме усиливающегося ветра. Кто бы ни бросил «коктейль Молотова» в щель для почты, этот человек оказался очень прытким, чтобы сбежать.
        Шок наваливается на детектива, только когда он заходит внутрь. Убийца залил бензин через дверь участка, и это подтверждает невиновность брата, причем более действенно. Это доказывает, что убийца пристально наблюдает за ним, хотя время далеко за полночь. На память приходит одержимость Саши Милберн, ее стремление следить за всеми на Мюстике. Идея кажется притянутой за уши, однако Найл без труда представляет, как она, всю жизнь чувствуя себя недооцененной и твердо веря, что Аманда плохо обошлась с Томми, поджигает виллу Фортини. Но неужели она настолько не в себе, чтобы поджечь отдел полиции острова?
        Соломон решает не идти домой. Несмотря на злость на Лайрона, он не может оставить его там, куда только что бросили зажигательный снаряд. Возвращается в свой кабинет и выключает компьютер, затем пытается поудобнее устроиться на жестком стуле, но дело это гиблое.



        Глава 26

        Вторник, 17 сентября 2002 года
        Я просыпаюсь рано и гадаю, не схожу ли я с ума. Прошлой ночью казалось логичным искать тело Аманды на рифе, но дневной свет заставляет меня усомниться в правильности нашей затеи. Я допускаю, что гонюсь за химерами, а вот Лили непреклонна в своем стремлении двигаться вперед, когда мы с ней встречаемся внизу. Я обеспокоена тем, что она и Соломон собираются нырять там, где растут «пальцы мертвеца», в самой опасной части береговой линии Мюстика; однако ее уже не остановить, если она приняла решение.
        В это утро, когда мы садимся в багги, погода уже другая. С моря дует теплый ветер, в небе собираются облака, предвестники надвигающегося шторма. Лили, вероятно, изменение погоды совсем не тревожит. Мы проезжаем мимо виллы доктора Банбери. Двухэтажное здание из побеленного кирпича выглядит так, будто его трансплантировали из Великобритании прямо с новыми заборчиками из штакетника. Доктор Пейкфилд делает зарядку на лужайке, в шортах и футболке; он подвергает себя серьезной нагрузке, выполняя прыжок «звезда» и выпады, а солнце тем временем пригревает. В его упражнениях есть нечто от самоистязания. Он так сосредоточен, что не замечает нас; когда я останавливаюсь, на его футболке темные круги от пота.
        – Саймон, это тяжелая тренировка для жаркого дня, – кричу я ему.
        Он резко поворачивается к нам.
        – Надо держать себя в форме, леди Ви. У меня нет иного выбора – плавать-то я не умею.
        – Жаль, в таком-то месте…
        Пейкфилд робко улыбается, козырьком приставляя ладонь ко лбу, чтобы защититься от солнца.
        – Надеюсь, Саймон, мы увидим вас сегодня вечером на поминовении Томми?
        – Боюсь, я буду занят в медцентре.
        – Пожалуйста, приходите; на острове есть традиция провожать людей в последний путь.
        – Сделаю все возможное, обещаю.
        Он отворачивается, прежде чем я успеваю сказать что-то еще, и ложится на землю, чтобы делать отжимания. Не знаю, почему меня всегда интригуют загадочные люди. Я оглядываюсь; Пейкфилд продолжает напряженную тренировку, а вот Лили сосредоточена на предстоящей задаче.
        Я еду той же дорогой, что и прошлой ночью, но сегодня остров кажется доброжелательным; плотные заросли деревьев не пугают меня, когда сквозь кроны льется солнечный свет, а над головой визжат длиннохвостые попугаи. Интуиция заставляет меня на мгновение остановиться у Британния-Бэй; я думаю, что вместо дайвинговой экспедиции было бы лучше поплескаться в море. Мне нравится чувствовать, как песок просачивается сквозь пальцы ног, – в отличие от принцессы Маргарет, которая всеми фибрами души ненавидела, как он царапается. Мне всегда нужно было готовить полотенца и теплую воду, чтобы она могла омыть ноги после того, как выходила из воды. Сегодня утром на пляже с полдюжины человек; они прогуливаются вдоль линии прибоя, как будто остров – самое безопасное место на земле.
        Соломон и Филип ждут нас на причале в гавани Старой плантации. Соломону явно не терпится приступить к делу, а вот мой старый друг, кажется, нервничает. В последнее время он предпочитает оставаться на суше, но сейчас для меня большое облегчение разделить с кем-нибудь ответственность за управление «Возрождением», пока Найл и Лили будут нырять. Поведение моей крестницы уже изменилось. Теперь она – капитан, поэтому больше уверена в себе, а ее речь убедительна.
        – Ви и Фил, пожалуйста, наденьте спасательные жилеты. Если мы опрокинемся, никто не придет нам на помощь.
        В бухте спокойно, но как только мы выходим в открытое море, нас подхватывают волны. Филип держится из последних сил, но я все равно рада, что он с нами. Нам обязательно понадобится человек, который будет направлять трос, когда мы дойдем до Л’Ансекой-Бэй.
        – У вас есть гидрокостюм моего размера? – спрашивает Найл у Лили.
        – Давай на «ты», так проще. Я все лето ныряла с рослыми парнями из Университета Вест-Индии, так что выбери сам. – На ее лице появляется улыбка. – По закону, ты можешь нырять на двадцать метров, но не отцепляйся от троса. Если утонешь, я навсегда лишусь страховки.
        «Возрождение» идет на север; я стою в рулевой рубке. Ветер чуть сильнее, чем прошлой ночью; он делает наше путешествие захватывающим. Высокие волны раскачивают лодку во все стороны, и я радуюсь своему умению ходить по палубе во время качки. Найлу, который вырос на отцовской лодке, тоже вполне комфортно.
        В спокойный день путешествие к крайней северной точке Мюстика было бы сплошным удовольствием, но сейчас меня не отпускает ощущение, будто я совершаю ошибку. Поэтому пытаюсь отвлечься на пейзажи. Когда мы проходим Индевор-Бэй, я замечаю отдыхающих у центра водных видов спорта. Два виндсерфера несутся на впечатляющей скорости; их красные паруса скользят над волнами, наполненные порывистым ветром.
        Лили ведет лодку мимо Онор-Бэй, и в поле зрения появляется Пойнт-Лукаут. Волны становятся выше, когда мы приближаемся к самой северной оконечности острова. Здесь, где сталкиваются Карибское море и Атлантический океан, где в сезон ураганов поднимаются огромные волны, самый опасный пролив Мюстика, однако сегодня обстановка вполне приемлемая. В спокойную погоду Л’Ансекой-Бэй – прекрасное место для пикника, отсюда открываются великолепные виды на Бекию и Сент-Винсент. Этот залив – тоже часть истории острова. Тридцать лет назад французский круизный лайнер «Антильские острова» налетел здесь на риф. Экипаж и пассажиров переправили на берег, и потом их забрала «Королева Елизавета», а вот лайнеру повезло меньше. После нескольких попыток потушить пожар несчастное судно оставили гореть. Сейчас его проржавевший остов врос в риф и стал частью него, однако здесь запрещено нырять, и я вижу почему. Большие волны с шапками бурунов качают «Возрождение», осложняя жизнь, однако их натиск кажется игривым, а не озлобленным. Мои нервы натягиваются как струны, когда я смотрю на темную воду. Скоро Лили скроется под
поверхностью воды, готовая противостоять любой опасности ради того, чтобы найти свою подругу.



        Глава 27

        Найл уже лет девять не надевал акваланг. Чтобы не погибнуть, ему придется полагаться на свою память, а также на инструкции. Он застегивает «молнию» на гидрокостюме. Красивое лицо Филипа Эверарда выглядит унылым; однако походка актера становится тверже, когда он помогает бросать якорь, а потом стоит рядом с Ви, взявшейся за штурвал.
        Лили ждет, когда они с Найлом полностью экипируются; сидя на планшире, она в последний раз проверяет давление в баллонах с кислородом.
        – Течения тут злобные, так что не отцепляйся от троса. И не дай поймать себя обратному течению; так уже погибли несколько дайверов.
        – Всё в порядке, я знаю условия.
        – Как хочешь. – Она сдержанно улыбается. – Детектив, мы нарушаем закон. Агентство по морской безопасности запрещает нырять здесь без письменного разрешения.
        – Не бери в голову, меня и так уволят.
        Улыбка Лили становится шире, прежде чем она спиной вперед переваливается через планширь и падает в море. Найл крутит головой во все стороны, когда прыгает в воду. Подводный мир, пронизанный бирюзовым светом, выглядит слишком прекрасным, чтобы быть опасным, однако невидимые силы тут же начинают тащить детектива прочь от курса. Он опускается вниз вдоль вертикального троса, держа в поле зрения ласты Лили. Даже рыбам приходится нелегко: его окружает стая морских окуней, но течение относит их на север. Соломон был бы рад остановиться и полюбоваться этой новой вселенной, где нет ничего безопасного или предсказуемого. Его тело, громоздкое на суше, здесь, под водой, подобно куску плавника, отданному на милость течений.
        Лили продвигается вперед, у нее непринужденный стиль плавания. Найл отчетливо осознает, что, согласившись на эту затею, подвергает Лили опасности. Вполне возможно, что риф не даст им никаких ответов на загадку о судьбе Аманды Фортини, но уже виден искореженный остов «Антильских островов». Найл обращает внимание на то, что тот врос в подводную экосистему; его очертания смягчены густыми массами ракушек, водорослями и похожими на розовую пену кораллами. Лили уже парит над ним, выискивая признаки присутствия убийцы. Когда Найл подплывает к ней, она большим и указательным пальцем показывает, что всё в порядке. Он отвечает ей таким же жестом, но не видит ничего, кроме изломанного корпуса лайнера, который сулил роскошь богатым французским туристам, прежде чем прошел слишком близко от берегов Мюстика в надежде хоть одним глазком взглянуть на его знаменитых обитателей.
        Найл видит, что что-то блестит на дне, и опускается вниз вдоль троса; но это просто осколки обожженного стекла, отполированные за три десятилетия после гибели «Антильских островов». Он заглядывает сквозь отверстие внутрь корпуса; красный люциан, напуганный появлением незваного гостя, мечется в сторону и едва не сбивает с детектива маску. Соломон продолжает заглядывать в отверстие, и наконец ему удается рассмотреть нечто черное, привязанное к проржавевшему железу. Послушав интуицию, он отцепляется от троса, намереваясь пробраться внутрь, – и тут его тело выходит из-под контроля и начинает крутиться. Течения тащат его прочь, а Лили не видит, что он в беде. Найл борется изо всех сил, но вода сильнее; она отшвыривает его, а потом бросает обратно на обломки, и это происходит так быстро, что он не успевает ничего сделать. Если не ухватиться за что-нибудь прочное, течение утащит его в морские глубины. Наконец сержанту удается зацепиться за якорную цепь судна, и только после этого его сердцебиение успокаивается.
        Лили появляется рядом через несколько мгновений. Она сокрушенно качает головой на его элементарную ошибку, а потом закрепляет линь детектива на тросе. Ее лицо проясняется, едва Найл указывает внутрь корпуса судна; его оплошность уже забыта, когда они вместе смотрят в отверстие. Лили стучит по часам, но Соломон еще не готов к тому, чтобы уплыть от таинственного черного предмета. Он вытягивает руку и хватает его, но ему приходится несколько раз сильно дернуть, чтобы вытащить его. Когда он подтаскивает к себе предмет, оказывается, что это мешок для трупов, такой же, как тот, в котором сейчас в медцентре лежит Томми Ротмор. Лили мрачнеет под маской.
        Они поднимаются на поверхность, таща за собой мешок. Первое, что видит Найл, когда выныривает, – руку Филипа Эверарда, протянутую для помощи. Актер выглядит вполне уверенно, но расстроен доставленным ими грузом.
        – Это Аманда? – спрашивает он.
        – Надо заглянуть внутрь, чтобы узнать.
        Найл ждет, когда Лили благополучно поднимется на борт; он чувствует, как она напряжена, и просит всех троих отойти в сторону. Если внутри тело, то оно может быть в любом состоянии. Дыхание детектива учащается, когда он на несколько дюймов расстегивает молнию, выпуская поток воды. В щели появляется прядь светлых волос, и Соломон каменеет. Этот золотистый оттенок легко узнаваем, однако он все равно заглядывает внутрь, чтобы убедиться. Аманда Фортини больше не выглядит светской львицей; ее кожа покрыта пятнами, глаза мутные. Найл уже собирается застегнуть мешок, но тут на палубу вываливается кусок коралла с двумя перекрещенными стрелами. Должно быть, убийца вложил его в мешок, дабы показать, что он контролирует ситуацию. Найлу плевать, что означают эти символы; они – просто насмешка, не более, убийца издевается над ним на чужом языке. Детектив скрипит зубами и резким движением застегивает мешок.
        – Возвращаемся на берег, – говорит он.
        Филип Эверард тяжело опускается на носовое сиденье, леди Ви крепко сжимает его руку. Найл присоединяется к Лили в рубке. Девушка слишком сосредоточена на том, чтобы провести лодку между перекатывающимися волнами, ей не до разговоров; однако ее переживания очевидны. Лили только что нашла тело своей ближайшей подруги, привязанное к тому самому кораллу, который она пытается сохранить. По ее лицу катятся слезы, и она смаргивает их. Найлу хочется утешить ее, но море неспокойно, ей нельзя отвлекаться. Сержант идет на нос, чтобы позвонить детективу-инспектору Блэку. Он вынужден кричать в телефон, сообщая весть о гибели Аманды Фортини, однако ветер уносит его слова прежде, чем они достигают собеседника.



        Глава 28

        Филип выглядит измотанным, когда «Возрождение» подходит к причалу в заливе Старой плантации, поэтому Лили предлагает подвезти его до дома. Я слышу, как Соломон благодарит обоих за помощь. Глядя на мешок, лежащий на палубе переделанного траулера, я думаю о мужестве Лили. Многие сломались бы, осознав, что друг погиб при столь ужасных обстоятельствах, но она без единой жалобы доставила нас до дома по бурному морю. Предыдущие страдания сделали ее не по годам зрелой. Я ежусь впервые после нашего возвращения на Мюстик; хотя ветер теплый, моя одежда намокла от брызг.
        – Леди Ви, вы можете поехать в больницу? – спрашивает Соломон. – Я хотел бы потом сравнить наши выводы.
        Я рада участвовать в расследовании, даже несмотря на то, что мне страшно увидеть тело Аманды. Единственная «Скорая» на Мюстике уже прибыла, за рулем Саймон Пейкфилд. Медик, как всегда, отчужден, но его психическое состояние меня мало волнует. Не исключено, что Аманда Фортини пролежала на дне океана все четыре дня, что мы ее ищем, и нам нужны особые детали, чтобы понять, кто ее туда поместил.
        Все молчат, пока «Скорая» едет в медцентр. Обычное молчание сидящего за рулем врача сейчас раздражает меня; я уже знаю, что он заговаривает только в тех случаях, когда хочет изложить факты. Ясно, что он воспринимает свою работу со всей серьезностью, однако более уверенный в себе врач уже давно оказал бы людям эмоциональную поддержку.
        Когда тело оказывается в медцентре, Найл объясняет, что произошло. Доктор явно шокирован, но сохраняет профессионализм и кивает Соломону, открывая мешок.
        – Пожалуйста, наденьте перчатки и халат. Мне понадобится помощь, чтобы перенести ее на стол.
        Найл выбирает самый большой из белых халатов, висящих на крючке на стене, и вдруг замечает руку Аманды, вывалившуюся из мешка, как будто та пытается выбраться. Он на мгновение застывает, но быстро справляется с собой.
        – Детектив, присядьте, если вам нехорошо.
        Детектив качает головой.
        – Давайте приступать, я в порядке.
        Мужчины за секунды поднимают тело Аманды на стол, и я понимаю реакцию Соломона. Я не могу определить, какая часть травм имеет насильственное происхождение. Эти зеленые пятна на коже вполне могло оставить время; тело распухло, алые бикини врезались в бедра. Лицо молодой женщины утратило изящество и четкость черт, на правом виске страшная рана, кости сломаны. Только волосы остались прекрасными, все еще сохраняя оттенок старого золота.
        – Ублюдок, – цежу я сквозь зубы.
        – Читаете мои мысли, – соглашается доктор. – Ее тело как после автомобильной аварии; что-то налетело на нее справа на большой скорости. По осмотру могу сказать, что у нее проломлен череп, имеются переломы ребер и таза. Полагаю, она умерла мгновенно.
        – На нее мог налететь скоростной катер? – спрашивает Найл.
        – Да, такое возможно.
        Мы смотрим на тело Аманды, и во мне бурлит гнев. Не важно, какие ошибки она совершила, – она не заслужила такой страшной смерти. Сейчас самое очевидное объяснение – что ее сбил тот самый катер, который Мама Тулен видела в бухте. Я не могу представить никого из обитателей острова, в том числе и Кита Белмонта, кто мог бы настолько повредиться в рассудке, чтобы сначала жестоко убить Аманду, а потом затащить ее тело на дно океана.
        – Расскажите мне о мешке, – говорит Найл.
        Доктор поднимает голову и смотрит на него.
        – На задней стороне стоит штамп медцентра в виде креста, но, боюсь, я не могу сказать, когда его взяли.
        – Почему?
        – Вы забыли, что я здесь временно? У меня не было причин проверять больничные запасы. В последнее время здесь никто не умер, если не считать молодого Ротмора.
        – Кто мог украсть мешок из кладовой?
        Врач качает головой.
        – Я бы рад ответить, но у нас нет видеонаблюдения. Центр открыт весь день, чтобы пациенты могли получать лечение.
        – Уверена, мы сможем добыть эти сведения из другого источника, – говорю я. – Нам надо держать свою находку в тайне до того, как будет проинформирована ее семья, так? Думаю, мы должны объявить жителям острова о смерти Аманды на сегодняшней поминальной службе по Томми Ротмору.
        – Это ваше решение, леди Ви. – Врач снимает перчатки и бросает их в раковину. – Все это очень печально. Люди и так потрясены смертью Томми, а тут еще весть о новой смерти…
        Саймон Пейкфилд смотрит сначала на Соломона, потом на меня, словно мы оба потенциальные убийцы. Молчание сгущается, когда Найл помогает ему переложить изломанное тело молодой женщины обратно в мешок и катит в соседнюю комнату. Аманду помещают в холодильник, и только тонкий слой металла отделяет ее от Томми Ротмора; две жертвы опять соединились в своей смерти, хотя их отношения закончились несколько недель назад.
        Я слишком ошеломлена, чтобы плакать, да и у Соломона лицо бесстрастно, когда мы смотрим на камеру, в которой лежит тело девочки. Теперь веревка на щиколотке Томми обретает смысл; убийца, вероятно, привязал его к другому участку коралла, и веревка перетерлась, когда волны мотали тело. Я смотрю в единственное в комнате окно; оно из матового стекла, которое должно защищать частную жизнь умерших; полуденное солнце превращает его в тусклое пятно.



        Глава 29

        Найл восхищен тем, как держалась леди Ви, когда увидела тело Аманды Фортини. Она бодра и решительна. Они садятся на скамью в сотне метров от медцентра, где их никто не услышит. На него производит впечатление то, как леди Ви отодвигает в сторону собственные чувства, чтобы сосредоточиться на достижении справедливости для жертв.
        – Это некто, кто умеет нырять, кто жаждет опасности, – говорит она. – Они могли бы оставить тело Аманды в более спокойном месте – но выбрали самый труднодоступный залив.
        – Он искал историческое место. Люди до сих пор обсуждают крушение «Антильских островов». Мой отец помнит, как ходил туда на лодке, чтобы проверить, все ли пассажиры в безопасности. – Найл закрывает глаза от яркого солнца, пытаясь представить, как убийца ныряет к подножию рифа и тащит за собой мешок с телом. – Я продолжаю считать, что тут замешана «Морская греза».
        – Ты уверен? Мы придерживаемся версии, что убийца – мужчина, но ведь это может быть и женщина, не так ли?
        – Тогда она должна быть очень сильной физически. Этот человек одолел двух натренированных молодых людей, потом затащил их на лодку и переправил тела на риф.
        – Я понимаю, что ты имеешь в виду, но этот человек должен отлично знать местность. Мюстик живет кораллами. Они выбрали куски островной ДНК в качестве подсказок. Сегодня я попытаюсь выяснить, что означают эти символы. Перед церемонией загляну к твоему, Соломон, отцу, но в церковь все равно приду раньше, чтобы повидаться с пастором Боакье.
        Найл смотрит ей вслед; в одежде бледных тонов леди Ви являет собой квинтэссенцию английской дамы. Он никогда не предположил бы, что она станет его ближайшим профессиональным помощником на Мюстике; мудрость и проницательность делают ее идеальным напарником. Ей рады в каждом доме на Мюстике.
        Детектива опять охватывает раздражение, когда он заходит в медцентр, чтобы пообщаться с медсестрой, работающей на полставки. Молодая женщина утверждает, что кладовая всегда заперта, однако Найл в этом сомневается. Наверняка бывают случаи, когда в регистратуре никого нет, что дает возможность случайному посетителю украсть мешок и незаметно исчезнуть через пожарный выход.
        В два часа дня Найл покидает здание, держа свой гнев в узде. Он знает, что пошатнулся во время осмотра только потому, что вид тела Аманды Фортини вызвал у него слишком живую ассоциацию с женщиной, которую он подвел в Оксфорде. Сержант смотрит на «Морскую грезу», маячащую на одном месте на горизонте. Детектив-инспектор Блэк предупредил его держаться от нее подальше, однако строгое соблюдение протокола не защитило жертву. На этот раз он должен следовать своей интуиции, пока они не потеряли еще одну жизнь.
        Найл быстрым шагом возвращается в гавань. После нескольких попыток он заводит двигатель полицейского катера. Волны гораздо выше, чем в прошлый раз, они длинные и пульсирующие. Для серфинга они еще недостаточно высоки, однако шторм заявляет о своем присутствии. Эта зона Карибского моря остро реагирует на перемены в погоде, надвигающиеся на Наветренные острова, что обеспечивает Найлу великолепное оправдание.
        Сержант приближается к «Морской грезе». Дэна Келлермана нигде не видно, поэтому он кружит вокруг яхты, фотографируя на телефон. Подходит достаточно близко, чтобы через иллюминаторы сделать снимок внутреннего убранства. Еще фотографирует катер, закрепленный на палубе. На нем нет никаких свидетельств того, что человеку было нанесено повреждение. С другой стороны, пловец не смог бы избежать столкновения с несущимся на большой скорости катером с мощным мотором…
        Детектив борется с искушением подняться на борт, и тут неожиданно появляется капитан, возмущенный тем, что у Найла в руках камера.
        – Что вы тут делаете, черт побери?
        – Добрый день, капитан. Не возражаете, если я присоединюсь к вам? – кричит детектив, лучась улыбкой.
        – Я же сказал, никто не поднимется на борт без ордера.
        – Я здесь для того, чтобы предложить вам укрытие. Даю вам свое разрешение подойти к берегу. Выбирайте любой залив и оставайтесь в безопасности, пока не закончится шторм. Можете даже причалить.
        Капитан буравит его взглядом.
        – Вы только что фотографировали?
        – Да, верно. Я энтузиаст морской жизни. Вам известно, что в прошлом году в этих местах видели китовую акулу?
        – Заткнись, идиот. Я добьюсь, чтобы тебя за это уволили.
        – Позаботьтесь о своей безопасности, капитан. Подходите к берегу, если шторм двинется в нашу сторону.
        Возвращаясь в гавань, Найл полностью удовлетворен; по крайней мере, у него теперь имеется план внутренних помещений на яхте. Он берет мотоцикл Чарли Лейтона и от участка едет в Лоуэлл. Хижина Уэсли Джилберта – самая высокая в деревне, ярко окрашенные домики разбросаны по спускающемуся к пляжу холму. По сравнению с ними дом Джилберта выглядит строгим, темно-синие стены и белый забор из штакетника словно предназначены для бывшего солдата.
        У дворецкого леди Ви, видимо, включено радио. Сквозь открытую дверь слышится испанское фламенко, глубокое и мелодичное; каждая нота звучит вовремя. Найл понимает свою ошибку, только когда подходит поближе. Джилберт, закрыв глаза, перебирает струны гитары. Соломон ждет, пока тот не закончит, и объявляет о своем присутствии.
        – У вас большой талант, Папа.
        – Надо больше практиковаться. – Джилберта, кажется, не смущает появление гостя. Он ставит инструмент к стене и приглашает детектива в дом. – Меня рано называть Папой. Пока я не ушел на пенсию, зови меня Уэсли.
        Найл улыбается в ответ, но манеры Джилберта не позволяют ему расслабиться. Тот изучает его, как директор школы, мысленно перебирающий разнообразные наказания.
        – Соломон, ты ведь пришел сюда не для праздной беседы?
        – Мне надо выяснить, что происходит на вилле леди Ви. Преступление каким-то образом связано с проектом Лили Колдер по сохранению кораллов.
        – Хочешь пива?
        – Было бы здорово, спасибо. У вас сегодня выходной?
        – Леди Ви отправила нас всех по домам; позже некоторые из нас будут помогать в подготовке поминок Томми Ротмора. В этом задействована б?льшая часть домашнего персонала.
        Найл оглядывается по сторонам, а Джилберт тем временем приносит напитки. Мебель сделана из простого темного дерева, на стенах висят написанные маслом картины: на одних – пейзажи с яркой листвой, на других – белые цветы, распускающиеся только ночью. Детектив узнает стиль Мамы Тулен, однако он не ожидал увидеть ее работы у Уэсли Джилберта. Сержант вслед за хозяином, который несет две бутылки лагера и миску с начос, выходит наружу. Джилберт устраивается в глубоком кресле и кладет ноги на перила, его лицо смягчается.
        – Итак, Соломон, чем я могу помочь?
        – Вы, должно быть, часто видели этим летом Томми Ротмора и Аманду Фортини. Замечали ли вы что-нибудь странное в «Райском уголке»?
        – Я стараюсь не присматриваться. Моя главная обязанность перед леди Ви и лордом Блейком – быть их дворецким; конфиденциальность гарантируется.
        – Правила изменились. Мы только что нашли тело Аманды.
        У Джилберта расширяются глаза.
        – Печально слышать это. Такая молодая…
        – Несколько месяцев назад ей исполнилось двадцать три.
        – Томми и Аманда были молодыми наследниками огромных состояний. Деньги им преподнесли на тарелочке, а это, я думаю, может быть одновременно благословением и проклятьем. – Его голос звучит нейтрально; он констатирует факт, а не сокрушается по поводу разрыва в уровне благосостояния. – Томми перестал приходить в «Райский уголок» сразу после того, как их отношения закончились.
        – Как вы думаете, почему они стали целью преступника?
        Джилберт делает глоток пива.
        – Такие люди иногда не замечают других.
        – В каком смысле?
        – Они находятся слишком высоко, им достаточно просто щелкать пальцами; но если ты официант, кухарка или горничная, ты невидим. Некоторые люди терпеть не могут, когда их не замечают.
        – В том числе и вы?
        – Я не смог бы делать свою работу, если б это так сильно меня ранило. После армии должность дворецкого была не из тех, за которую я ухватился бы в первую очередь, однако эта работа меня вполне устраивает. – Джилберт твердо встречает взгляд Найла. – Это потому, что леди Ви и лорд Блейк относятся ко мне справедливо. Пусть они не самая богатая пара на Мюстике, зато у них есть класс. И они привили эти ценности Лили.
        Разговор начинает раздражать Найла. Он надеялся на ответы, а не на заявление о преданности своему делу. Его следующие вопросы наверняка разрушат мирную атмосферу, но этого не избежать.
        – Преступник оставляет куски кораллов в домах своих жертв, и это наверняка кто-то из своих, если только он не умеет ходить сквозь стены. В субботу вечером некто, не разбив окно и не выбив дверь, проник в «Райский уголок» и оставил коралл под дверью Лили. Наверняка у него был ключ, и он знает расположение комнат.
        – Под эту категорию подходят только родственники леди Ви и я. Если вы спрашиваете, делал ли я дубликаты и передавал ли их кому-то, то я давно бы это сделал, если б хотел навредить семье.
        – Как насчет Хосе Гомеса? Леди Ви видела его в саду в полночь.
        – Хосе немой, а не тупой. Он никому не причинил бы вреда.
        – Уэсли, как вы провели вечер субботы и утро воскресенья?
        – Я знал, что ты рано или поздно дойдешь до этого. – Он сухо улыбается. – Сразу после работы я пошел к Патти Тулен и оставался там до восьми утра следующего дня.
        – Я знал, что вы дружите с Мамой Тулен, но не знал, что живете вместе.
        – Тебя, Соломон, долго здесь не было. Патти слишком сильно любит свою независимость, чтобы сожительствовать с кем-то, но мы вместе уже много лет.
        – Теперь понятно, откуда у вас ее работы… Кто еще мог ночью проникнуть в «Райский уголок»?
        Джилберт задумывается.
        – Про родственников леди Ви ничего сказать не могу. Вполне возможно, что кто-то из них проявил беспечность, и некто сделал дубликат.
        – Как насчет друзей? Ведь она всех пускает к себе в дом, не так ли?
        – Блейки часто устраивают званые ужины.
        – Как насчет Филипа Эверарда? Он уже долгие годы дружит с Блейками.
        Джилберт коротко смеется.
        – Этот парень полувлюблен в леди Ви, и он не обидел бы и муху. Он так озабочен чувствами окружающих, что даже помнит мой день рождения. В прошлом году подарил мне часы «Картье». Когда Аманда пропала, Филип был на Сент-Люсии, помогал лорду Блейку, не так ли?
        – Я просто хочу понять, кто мог взять ключ.
        Перед уходом Найл благодарит Джилберта. Он рад, что алиби исключает его из круга подозреваемых, но ему нужны твердые факты. Его удивляет, что Мама Тулен выбрала себе в сожители такого сдержанного человека, однако сегодня этот человек показал свою истинную личность. Джилберт рассказывал, как его игнорирует молодежь – за исключением Лили Колдер, – которой он прислуживал все лето, и не исключено, что кто-то другой, обладающий меньшей выдержкой, мог обидеться. До настоящего момента Найл считал, что Хосе Гомес, по-детски слишком наивный, чтобы испытывать столь смертоносный гнев, не причастен к преступлениям, однако в последнее время он ведет себя странно.
        Соломон быстро доходит до береговой линии и ищет Хосе. Хотя хижина Гомесов стоит на деревянных столбах для защиты от штормовых волн, выглядит она ненадежной. Деревянные ступеньки, ведущие на террасу, сломаны, да и вся конструкция нуждается в ремонте. Постучав в дверь, Найл выжидает несколько минут, но в доме никого нет.



        Глава 30

        У меня все еще плохое настроение, когда я еду на багги в Лоуэлл, однако я пообещала навестить Осию Найла и не могу отступить от своего слова даже несмотря на то, что все мои мысли занимает Аманда Фортини. Вижу разбросанные по склону холма домики в пастельных тонах, освещенные ярким карибским солнцем, и память перебрасывает меня в более счастливые времена. Сорок лет назад, когда Джаспер впервые привез меня сюда, община жила в совершенно других условиях, без водопровода, электричества и медицинской помощи. Сейчас здесь есть школа, церковь и библиотека. Я могу утверждать, что община по-своему процветает. Сады полны лаймовых деревьев и банановых пальм, у крылечек буйно цветут герани.
        Дом Осии Найла стоит в центре Лоуэлла и смотрит на море. Осия сидит с Мамой Тулен на террасе и поднимается, когда видит меня. Мне приходится скрывать, как я шокирована его больным видом. Рука Осии дрожит, когда он протягивает ее мне. Мама Тулен стоит позади него. Мне приятно ее видеть; она великолепна в переливчато-синем платье, отделанном алой вышивкой, и с царственной осанкой. Мама Тулен целует меня в щеку, прежде чем взять у меня поднос с пирогом, и оставляет нас с Осией на террасе. Он сильно изменился и уже не напоминает молодого рыбака, который в те давние дни, когда из-за густых джунглей б?льшая часть берега была недоступна, со своей лодки показывал нам различные бухты. Кажется, он рад гостю, однако легко теряет нить разговора, его речь медленная, а взгляд постоянно устремлен в море.
        Мама Тулен оживляет беседу, возвратившись с нарезанным и разложенным по тарелкам пирогом. Возможно, это мои фантазии, но художницу что-то гнетет, хотя объявления о смерти Аманды еще не было. Не могу сказать, что ее тревожит, – Осия или какие-то свои проблемы.
        – Соломон доволен своей новой работой? – спрашиваю я.
        Осия не сразу выдает ответ.
        – Ему надо было оставаться в Оксфорде. Но чувство долга вернуло его домой.
        – Это замечательное качество для молодого человека. Я всегда верила в преданность.
        – Я тоже, леди Ви, но у одного моего сына чувства долга слишком много, а у другого – слишком мало.
        Грустное выражение на лице старика заставляет меня сменить тему. Осия всегда обладал сверхъестественной способностью читать море; он говорит, что у шторма «Кристобаль» может уйти двадцать четыре часа на то, чтобы выбрать остров для следующей атаки. Есть время на то, чтобы закрыть штормовые ставни и задраить люки. Миновало несколько десятилетий с тех пор, как тропический шторм нанес серьезный ущерб Мюстику. Тайфуны обычно проходят мимо нас, валя деревья и снося дома на Багамах.
        Вскоре Осия утомляется, хотя мой визит длится всего полчаса; его речь становится невнятной.
        – Давай-ка пройдем в дом, пока у тебя есть силы, – предлагает ему Мама Тулен.
        Осия в конечном итоге соглашается, и она помогает ему встать из кресла; болезнь Паркинсона превратила его некогда энергичную походку в немощное шарканье, и я сижу в молчании, не имея возможности помочь. Через несколько минут Мама Тулен возвращается, на ее лице мрачное выражение.
        – Мама, вы идете на поминальную службу? – спрашиваю я.
        – Конечно, я всегда выражаю свое почтение, когда уходит душа. Это обычай обеа.
        – Я как раз хотела спросить вас об этом. Обеа – это своего рода колдовство, не так ли?
        Она уверенно качает головой.
        – Это религия, как и христианство. Обеа исповедуют тысячи людей на Сент-Люсии, да и здесь, на Мюстике, тоже. На небе хватает места для множества богов.
        – Я не хотела вас обидеть; просто пытаюсь понять.
        – Волшебство обеа можно применить и во благо, и во зло, но мало у кого есть такой же дар, как у меня. – Она поворачивается ко мне, ее взгляд полон тревоги. – Осия переживает из-за своего сына Лайрона, поэтому так быстро устает. Он не хотел оскорбить вас, когда ушел внутрь.
        – Не надо извиняться, я была рада повидать его. – Мой взгляд падает на два нечетких символа на тыльной стороне ее ладоней, такие же, как рисунки на кораллах. – Мама, вы не обидитесь, если я спрошу, что означают ваши татуировки?
        – Жизнь и смерть. – Тулен вытягивает руки и показывает мне символы. – Открытая чаша – это бог жизни; он – вода и вино, которые никогда не иссякают. Перекрещенные стрелы символизируют Геде, бога смерти. Одетый гробовщиком, он со своей командой гробоносцев стоит на перекрестке между этим миром и следующим. Наши судьбы в его руках.
        – Очень интересно. А есть другие символы обеа?
        – Б?льшая их часть пришла из естественного мира. Мы верим, что птицы – посланники духов. Если видишь белую сову, в твою общину через три дня придет смерть или болезнь.
        – А что означает паутина?
        – Это тоже плохой знак, он символизирует препятствие. Если найдешь паутину, значит, кто-то стоит на твоем пути.
        – Скрещенные стрелы – мощный символ?
        Мама медленно кивает.
        – Это худший из всех символов. Стрелы показывают, что Геде сразу же придет за тобой, если ты сделаешь что-то плохое.
        – Молодежь не понимает, как крепко связаны жизнь и смерть, правда?
        – Они думают, что будут жить вечно… Но у вас, леди Ви, много своих проблем. Я слышу это по вашему голосу.
        – Разве проблемы не у всех?
        Она издает смешок.
        – Ясновидение – это бремя.
        – Я вам не завидую. Даже с настоящим разобраться сложно. Многие исповедуют обеа?
        – В этой религии был воспитан Декс Адебайо, как и я, но много и других. Некоторые владельцы вилл верят в наши ритуалы.
        В лице Мамы столько мудрости, что мне хочется рассказать ей обо всем, но я вынуждена говорить общими словами.
        – Кто-то вредит молодым привилегированным членам общины и оставляет символы обеа.
        – Взгляните на тех, кто ближе всего к вам. Взять, например, доктора Пейкфилда. Он ночью ходил к той большой яхте, что, как тень, пятнает горизонт.
        – И зачем ему это понадобилось?
        – Вы можете выяснить сами.
        Мама Тулен снова смотрит мне в глаза, заглядывая глубоко, словно читает мою душу, и вдруг отшатывается; улыбка исчезает с ее лица.
        – Что вы увидели?
        – Ничего такого, о чем можно говорить вслух. Вы любите свою девочку, так что берегите ее. Слышите меня?
        – Вполне отчетливо, Мама.
        После этого в беседе возникает неловкость. То, что художница увидела в моих глазах – что бы это ни было, – вынудило ее отгородиться молчанием.



        Глава 31

        Найл не горит желанием выполнять стоящую перед ним задачу, но у него нет возможности избежать этого. Ему остается только надеяться, что непродолжительное тюремное заключение изменило брата в лучшую сторону. Лайрон стоит под расположенным под потолком окном, его лицо спокойно, он смотрит сквозь решетку. И остается на месте, когда дверь отпирается, не демонстрирует намерения драться. Когда он садится на скамью у входа в отделение, Найл присоединяется к нему. Братья наблюдают, как море медленно приобретает сероватый оттенок.
        – Веришь или нет, но я не мог дождаться, когда ты вернешься, – тихо говорит Лайрон.
        – Я тоже. Я подумывал о том, чтобы пошататься по Сент-Винсенту, поискать девушек…
        – Чего их искать? Они никогда не клеились к тебе.
        Найл не может удержаться от улыбки.
        – Все те же старые подколки.
        – У меня есть сексуальная привлекательность, а у тебя – мозги.
        – Лайрон, пора двигаться дальше. Ты достаточно умен, чтобы стать пилотом. Если тебе нужны деньги на подготовку, я помогу тебе собрать их.
        – Мне сначала пришлось бы сдавать вступительный экзамен. – После непродолжительного молчания молодой человек продолжает: – Сол, тебе что-то не дает покоя, да? Тебя уволили там, в Великобритании?
        – Я совершил ошибку. Как и ты. И пытаюсь найти способ жить с ней.
        Лайрон изучает его со спокойным выражением на лице.
        – Ты вспоминаешь и другие вещи из прошлого, да?
        – В каком смысле, Лай?
        – Я изменил твою жизнь, ведь так? Наша мама умерла из-за меня.
        – Ты серьезно?
        Лайрон пихает камень на земле.
        – Все уже случилось, я ничего не могу изменить.
        – Неужели ты все время носил это в себе? – Найла охватывает желание все отрицать, однако правда медленно дает о себе знать. – Я ненавидел тебя, когда мне было семь, но ненависть прошла задолго до того, как мне исполнилось восемь. Как я мог злиться на малыша, который только учился ходить?
        Лайрон выпрямляется.
        – Ты в этом уверен?
        – Абсолютно.
        – И ты помог бы мне поступить в летное училище?
        – Я дам тебе столько же, сколько ты накопил, только держись подальше от проблем. Если тебе нужны деньги, скажи. Договорились?
        Лайрон медленно кивает, затем встает, однако детектив не может вместе с ним идти домой. Он хлопает брата по плечу, радуясь возможности прояснить ситуацию.
        Соломон едет на мотоцикле Чарли на виллу леди Ви, и все его мысли заняты расследованием. Ему плевать на то, что крепнущий ветер раскачивает ветки деревьев и пытается столкнуть мотоцикл с дороги. Его единственное желание – выяснить, как умерли обе жертвы, и снять груз со своей совести.
        Найл оставляет мотоцикл у виллы. От влажного воздуха кожа делается липкой. Он оглядывается на руины виллы Фортини, до которой всего метров сто, и вспоминает о том, что сегодня семья понесла еще более тяжелую утрату; мать Аманды горько рыдала в телефон, когда узнала о смерти дочери. Сопутствующий ущерб тоже велик: их дом превратился в горы обломков и битого стекла, деревья сильно повреждены огнем.
        Сержант видит на террасе Лили Колдер. К ней уже вернулась обычная сдержанность. Она изящным движением, как гимнастка, встает с шезлонга и устремляет на детектива внимательный взгляд бирюзовых глаз.
        – Ты одна? – спрашивает он.
        – Ви отправилась на поминальную службу после визита к твоему отцу.
        – Зря ты не пошла с ней. Одной небезопасно.
        – Остаток дня мне и так придется провести среди людей.
        Они садятся за стол.
        – Лили, ты в порядке?
        – Более-менее, – отвечает она, но улыбка у нее неуверенная. – Если не считать того, что я только что потеряла двоих друзей детства.
        – Мне неприятно говорить это, но очень возможно, что ты – следующая цель убийцы.
        – В каком смысле?
        – Ты – эксперт по кораллам на острове, он оставил угрозы на твоей лодке, и он убивает людей, которые тебе дороги. Даже вломился ночью на вашу виллу, чтобы оставить у тебя под дверью свою визитную карточку.
        – Все это какая-то бессмыслица… Здесь у меня нет врагов.
        – Вероятно, Аманда и Томми думали так же.
        Лили ежится от ветра.
        – Ты говоришь все это, чтобы напугать меня?
        – Как раз напротив. Я хочу защитить тебя.
        – Я тоже. – Наконец ее улыбка становится шире. – Есть множество других рифов, которые нуждаются в моей помощи… Соломон, у тебя наверняка есть версии. Как ты думаешь, кто это делает?
        – В последний раз, когда видели Аманду, она плыла в сторону «Морской грезы». У меня нет полномочий подняться на борт, но несколько часов назад я сходил туда, чтобы сделать фотографии. У двух членов экипажа есть дипломатический иммунитет, так что их нельзя привлечь к ответственности.
        Она недоверчиво качает головой.
        – Можно взглянуть на фотографии?
        Лили садится рядом с ним и просматривает снимки. На одном – закрепленный на палубе «Бэйрайдер», ожидающий, когда гидронасос спустит его на воду; на остальных – внутренние помещения яхты. Каюты, которые Найл сфотографировал через иллюминаторы, на удивление скромные для такого дорогого судна, с простой деревянной мебелью и линолеумом на полах, без предметов роскоши. В одной у стены сложено дайвинговое оборудование и баллоны с кислородом.
        – Не похоже, что они тут кого-то мучили.
        – Возможно, они сразу хоронили их на рифе.
        Лили вдруг прикрывает глаза.
        – Не исключено, что эти ублюдки держали ее там. Один господь знает, что она выстрадала, прежде чем умерла…
        – Доктор Пейкфилд считает, что она умерла мгновенно, в воде.
        – Хоть какое-то утешение.
        – Расскажи мне о ней. Я знаю, что что-то упускаю; мне нужно понять связь между ней и Томми.
        – Она была веселой, доброй и щедрой, но ей не всегда давалась эмпатия.
        – То есть она была высокомерной?
        – Аманда обожала свою жизнь, а вот Томми был более осторожным. Они часто бывали эгоцентричны. Ведь в таком состоянии человек игнорирует предупреждающие знаки, правда?
        Найк качает головой.
        – Мой начальник хочет, чтобы все верили, будто Томми убил ее, а потом утопился.
        – Он был слишком мягким для этого, хотя и сильно страдал. – Взгляд Лили затуманивается, и Найл прикусывает язык: он совсем забыл ту историю, когда ее мать ушла в море.
        – Прости, ляпнул не подумав.
        – Все нормально, просто сегодня годовщина ее смерти… В такой день я всегда стремлюсь заниматься делом, а не сидеть дома и грустить.
        – Я знаю, каково это. Моя мама тоже умерла молодой.
        Он удивлен тем, что в ее глазах появляется сочувствие. Ее рука на мгновение накрывает его руку, прикосновение легкое, будто бабочка коснулась крылом. В следующую секунду Лили вскакивает.
        – Почти пять. Мне нельзя опаздывать на поминовение Томми.
        – Тебя подвезти?
        – Спасибо, я быстро.
        Лили бежит в дом, перепрыгивая через ступеньку. Пять минут спустя, когда она опять появляется на террасе, на ней уже короткое черное платье, туфли на высоких каблуках и огромные очки, закрывающие глаза. В таком виде ей бы ехать на лимузине, а не трястись на старом мотоцикле, но ее это, кажется, не волнует. Найл запускает двигатель, и Лили обхватывает его за талию так, будто это самое естественное движение в мире.



        Глава 32

        На Мюстике время работает по-другому. Мероприятия обычно начинаются позже назначенного, даже поминальные службы. В пять вечера я прихожу в Бамбуковую церковь одной из первых, потому что мне хотелось поскорее закончить напряженный разговор с Мамой Тулен. Я восхищаюсь ее картинами, однако из-за потусторонней ауры этой женщины мне не по себе, словно она на самом деле может видеть жизненные опасности отчетливее, чем остальные из нас.
        Церковь стоит за Лоуэллом, дальше от берега, чем деревня, на ровном участке. У нее нет витражей, сводчатых потолков и шпилей, однако отдыхающие часто фотографируются на фоне этого деревянного каркасного здания. Со своего места я отлично вижу слоновье дерево. Его массивные ветви наклоняются к моей скамье, как будто слон тянется своим хоботом. Благодаря климату на Мюстике все вырастает до гигантских размеров, в том числе и сороконожка, которая ползет по скамье передо мной. Постепенно собираются прихожане. Не исключено, что на службе появится и убийца Томми и Аманды. Он наверняка все еще на острове, так как никто не может свободно уехать отсюда. Сейчас великолепная возможность понаблюдать за людьми – не выдаст ли себя кто-нибудь.
        Когда приходит пастор Боакье, я спешу переговорить с ним. Пусть и новичок на Мюстике, он всем пришелся по душе; всегда выглядит ухоженным, волосы уложены в тугие косички, выражение на лице серьезное. Пастор поразил меня силой своего добра, взяв молодежь под крыло. Доброй улыбкой он вселяет в меня уверенность в том, что все проблемы разрешимы, однако мрачнеет, когда я сообщаю ему о смерти Аманды Фортини. Я хочу, чтобы Боакье объявил об этом в самом начале службы, – тогда мы сможем почтить память обоих.
        – Леди Ви, как могло случиться подобное в таком тихом месте? – негромко говорит он.
        – Не знаю, отец, но мне очень хочется, чтобы это прекратилось.
        – Какая трагедия для обеих семей… Обещаю, я буду молиться за них обоих.
        Я всегда находила утешение в церкви, но сейчас, когда я сажусь на свое место, мне кажется, что молиться за Аманду и Томми – слишком поздно.
        Саша Милберн не замечает меня, когда спешит по проходу. На девочке темно-синее платье с высоким воротом, в нем она похожа на викторианскую гувернантку; подол волочится. Я вижу, что Саша плакала, но не могу забыть ее поведение в «Светлячке». Раньше она была такой милой девочкой, все лето играла с Лили; сейчас же обременена заботами, словно ей тяжело плыть во взрослом мире. Саша садится на скамью и вытирает глаза, и неожиданно у меня в сознании начинают тесниться мои собственные утраты. В последний раз я хоронила принцессу Маргарет. Она сама распланировала все детали церемонии, потребовав, чтобы служба проводилась в узком кругу родственников и близких друзей в часовне Святого Георгия в Виндзорском замке, без посторонних. Я закрываю глаза, вызывая в памяти более счастливые события, отмечавшиеся в Бамбуковой церкви; свадьбы, праздновавшиеся в прекрасный летний день, чашки с рисом, которым мы забрасывали новобрачных вместо конфетти…
        Я испытываю облегчение, когда приходит Филип, уже оправившийся от своей болезни и выглядящий безупречно в темном льняном костюме. Он всегда знает, как помочь мне, и сразу же берет мою руку в свою.
        – Я принес добрую весть с Сент-Люсии. Джаспер наконец-то достиг прогресса. Он был в приподнятом настроении, когда мы говорили по телефону, – шепчет он мне.
        – Слава богу. Я свяжусь с ним сегодня.
        Я слишком увлечена наблюдением за людьми, чтобы внимательно слушать Филипа. Больше половины пришедших – из Лоуэлла. Я замечаю Декса Адебайо, одетого в яркую гавайку с розовыми фламинго, летящими по его груди, однако выражение его лица не столь жизнерадостное, а язык тела говорит о нервозности. Возможно ли, что все эти годы я неправильно читала его? А вдруг в нем выросла ненависть ко всем тем богачам, которых он учит нырять, которые прилетают навстречу новым приключениям, когда он застрял на одном месте? Доктор Пейкфилд все же пришел на службу; он сидит на пустой скамье, и жесткое выражение его лица отпугивает людей. Мне нужно рассказать Найлу о его позднем ночном путешествии на «Морскую грезу», которое доктор предпочел скрыть. Вполне вероятно, что медик мог направить свой кипящий гнев на молодежь острова. Он стал бы не первым врачом, который отбирает жизнь, вместо того чтобы спасать ее…
        Мое внимание снова обращается на Филипа; я пытаюсь представить его убийцей, как и других членов нашей общины. Филип – один из моих давних друзей, его компания радует, но он невероятно ранимый. Бедняга жутко страдает, если его игру критикуют. Его чувствительность одновременно и благо, и проклятье. Он слишком быстр на эмпатию, воспринимает любую вибрацию как перетянутая струна скрипки. Я знаю, что Филип долгие годы переживал из-за своей бисексуальности, кажется, у него было ужасное детство, но за тридцать лет, что мы знаем друг друга, он безоговорочно поддерживал меня. В то утро, когда пропала Аманда Фортини, Филип находился на Сент-Люсии и помогал Джасперу, так что для меня большое облегчение вычеркнуть его из своего мысленного списка потенциальных убийц.
        Пианист начинает тихо наигрывать, и я оглядываюсь. На церемонию явился весь персонал моей виллы. Уэсли очень красив в черном костюме; он приглядывает за Хосе Гомесом, сидящим впереди, на тот случай если садовник поведет себя неподобающе. С ними пришли и две мои горничные. За годы манера держаться Уэсли не изменилась. Он всегда отличался исключительно величественностью, проявлял профессионализм в служении моей семье и при этом всячески оберегал свою частную жизнь. Наш недавний разговор на кухне – самая откровенная беседа за многие годы. А вот Хосе Гомес – совсем другое дело. Мой молодой садовник казался доброй душой, однако в последнее время он ведет себя необычно, и я не могу понять почему.
        Я ощущаю странное покалывание в руках, как будто резко упала температура, когда Мама Тулен садится на краю их скамьи. На ней все тот же яркий наряд, в волосы вплетены бусины и алые перья. Художница – эксперт по символам обеа, оставленным на кусках коралла. Вполне возможно, что она видела больше, чем рассказывает.
        Пастор стоит у алтаря под большим деревянным крестом. Он одет в белую накрахмаленную ризу и мягким голосом объявляет о смерти Аманды. Над паствой проносится одновременный вдох, затем на работающем от аккумулятора проекционном экране появляются фотографии Томми Ротмора, напоминая мне о его детстве, когда он был золотоволосым мальчиком. Снимки рассказывают, как он плескался в море, как устраивал пикники с друзьями; вот он в вечернем костюме, обнимает за плечи Аманду Фортини. Эти двое так похожи, что их можно принять за брата и сестру; два красивых аристократа, у ног которых лежал весь мир. Казалось, у них нет врагов.
        Я отвлекаюсь, когда Филип пихает меня. Лили приходит вместе с Соломоном, они опаздывают; детектив надел куртку поверх формы, и я никогда не видела, чтобы Лили было так комфортно в обществе мужчины. Они садятся рядышком на скамью сзади. Чтобы удержать интерес Лили, мужчина должен быть достаточно умным, и вполне возможно, что Найл смог бы выдержать ее независимый характер. Однако я не должна вмешиваться. Если Лили почувствует, что ее подталкивают, она наверняка побежит в противоположную сторону.
        Пастор Боакье обращается к нам, и мои мысли возвращаются к жертвам. Священник призывает нас воспеть их жизнь, оплакивая их безвременную кончину. Я снова перевожу взгляд на доктора Пейкфилда; он смотрит в свой сборник гимнов, но его губы плотно сжаты, в то время как остальные поют «Великую благодать». Его манера держаться все еще настолько неловкая, что мне трудно представить доктора достаточно уверенным в себе, чтобы атаковать кого-то.
        Музыка не трогает меня до тех пор, пока одна девчушка из Лоуэлла не запевает африканскую молитву под аккомпанемент только птичьих трелей. Ее чистый голос распахивает мою душу, и я вдруг начинаю оплакивать принцессу Маргарет и давно ушедших родственников, а также Аманду и Томми, чувствуя, как Филип сжимает мою руку. Мой друг сдерживает слезы, как и все, кроме Кита Белмонта, которого я замечаю только что. Он сидит в конце нашей скамьи, его глаза спрятаны под темными очками. Я вспоминаю, как он утверждал, будто вновь обрел веру, вспоминаю его уродливый золотой крест на шее, однако язык его тела пугает меня. Он абсолютно неподвижен, как змея, приготовившаяся к броску.



        Глава 33

        Длившаяся час служба заканчивается, и все встают. Найл наблюдает за людьми. Кит Белмонт уходит первым; он приветствует сержанта сдержанной улыбкой, прежде чем выйти. Лили утешает свою подругу Сашу Милберн, коротая эмоциональнее всех проявляет свои чувства. Странная привычка рыжеволосой наблюдать за населением острова мешает Найлу исключить ее из списка подозреваемых, однако в настоящий момент, когда она захлебывается рыданиями, потребовалось бы очень богатое воображение, чтобы представить ее убийцей.
        Люди не спешат расходиться – кроме Хосе Гомеса. Найл замечает его за толпой, и садовник леди Ви отводит взгляд. Прежде чем детектив успевает пробраться к нему, он скрывается за деревьями, оставляя Найла со списком неотвеченных вопросов. Персонал «Хлопкового склада» заранее сервировал в тени слоновьего дерева прохладительные напитки, оплаченные леди Ви. Все это напоминает шикарную вечеринку в саду, и сегодня на пляже Британния-Бэй будут музыка, выпивка и танцы. Такова освященная веками традиция на Мюстике – воспевать жизнь умерших вечеринками, а не унылыми похоронами.
        Найл идет к выходу, когда его останавливает пастор Боакье.
        – Соломон, могу я поговорить с вами? – Мелодичный западноафриканский говор звучит у него как обычно, однако сам он выглядит более напряженным.
        – Конечно, отец. Давайте найдем укромное местечко.
        Пастор ведет его прочь от церкви, под сень древовидных папоротников. Найл обращает внимание на то, что манеры Боакье изменились. Жесты стали дергаными, на верхней губе блестит пот. Пастор достает носовой платок и промокает лоб, прежде чем заговорить.
        – Я должен был сказать об этом раньше. В воскресенье ночью, примерно в два часа, Томми пришел ко мне в хижину.
        – В ту ночь, когда сгорела вилла Аманды.
        – Он говорил сбивчиво, одежда была обожжена. Он сказал, что на него кто-то набросился. Что они оставили на его участке проклятье, вырезанное на кусках коралла. Томми выбросил их, но я видел, что он мучается. Я решил, что кто-то навел на него проклятье обеа, чтобы ему не было покоя. Он продолжал что-то бормотать о коралле. Сказал, что коралл умирает, как и он сам.
        – Что вы сделали?
        – Мало что, – отвечает пастор, на мгновение зажмуриваясь. – Томми сказал, что ему страшно умирать, но через какое-то время он, как мне показалось, успокоился.
        – Он что-нибудь еще говорил о своих проблемах?
        – Сказал, что напавший на него ненавидит кораллы. Он хочет, чтобы все они умерли. Я спросил, кто напал на него, но Томми был слишком напуган, чтобы назвать имя.
        – Бессмыслица какая-то…
        – Я настоял, чтобы Томми ночевал у меня, чтобы не оставлять его одного, пока он в неуравновешенном состоянии. Я постелил ему на диване, но к утру он исчез, бросив дверь открытой. Это тоже встревожило меня.
        – Почему?
        – Закон обеа похож на старые верования в Нигерии. Там считают, что нужно оставлять дверь или окно открытыми, чтобы злые духи могли свободно покинуть дом, не попав в ловушку. Зря я не просидел рядом с ним до утра. Это могло бы спасти ему жизнь.
        – Вашей вины в этом нет. Если кто-то желал ему смерти, они все равно убили бы его.
        Священник явно поражен.
        – Вы думаете, это не самоубийство?
        – Я детектив, отец. Я ни в чем не уверен, пока не докажу это.
        Боакье со скорбным выражением на лице смешивается с толпой, которая становится все более оживленной по мере того, как рекой течет «Пиммз». Священник являет собой ярый контраст с остальной паствой. Его гнетут собственные проблемы, которыми он не желает ни с кем делиться.
        Однако сейчас нет времени разбираться с этим. Сегодня вечером на пляже будут песни и танцы, все будут вспоминать жизнь двух молодых людей с весельем, а не с грустью, однако у Найла нет возможности расслабляться, пока он не найдет недостающее звено. Заметив леди Ви и Лили, сержант направляется к ним. Толпа расступается перед его крупной фигурой, как Красное море.



        Глава 34

        Я больше не люблю поминальные вечеринки, так как теряю многих из тех, кто мне дорог. Пусть смерть неизбежно сопровождает жизнь, но я предпочла бы не встречать ее с распростертыми объятиями. И я рада возможности уйти с мероприятия, когда Соломон приглашает Лили и меня в полицейский участок. Мы быстрее доберемся до истины, если будем идти в одном направлении. Соломон скорее похож на серьезного молодого учителя, а не на копа, когда обращается к нам с просьбой; его очки в золотой оправе поблескивают на солнце. У меня вызывает интерес тот факт, что Лили решает ехать на его древнем мотоцикле, а не на моем багги, поэтому я в одиночестве еду по дороге в Лоуэлл.
        Найл проводит нас внутрь, и мы натыкаемся на стену жара, запах сигаретного дыма и застоявшегося кофе. В его глазах горит любопытство, когда мы все садимся в приемной.
        – Я хочу, чтобы мы составили план на сегодняшнюю вечеринку, но сначала нужно обменяться информацией. Леди Ви, вы нашли что-нибудь новое?
        – Доктора Пейкфилда видели, когда он на скоростном катере шел к «Морской грезе»; это было в понедельник поздно вечером, что является нарушением его контракта. Предполагается, что врач Мюстика должен находиться на острове круглосуточно, на тот случай, если кто-то заболеет. Меня все еще тревожит Кит Белмонт. Он кажется таким искренним, а в следующую секунду становится скользким…
        – У нас нет никаких улик против Белмонта, а вот Пейкфилда я проверю. Как насчет тебя, Лили? Есть что сообщить?
        – Возможно, мы слишком зациклились на кораллах. Те символы, что он вырезает, могут означать что-то большее.
        – Сегодня Мама Тулен объяснила эти символы, – говорю я. – Перекрещенные стрелы символизируют Геде, бога смерти, а чаша – это бог жизни. Паутина означает, что кто-то стоит у тебя на пути.
        – Очень интересно, – говорит Найл. – Знак смерти был оставлен в домах Томми и Аманды, а знак жизни – у Кита Белмонта. Под твоей дверью оставили паутину, да, Лили?
        – Значит, я стою у него на пути, но есть шанс, что я останусь жива, – говорит она с нервным смешком. – Приятно это узнать.
        – Это может быть кто-то из Лоуэлла, сдвинутый на местном фольклоре, – говорит Найл. – Или владелец виллы, пытающийся замаскироваться.
        – Мама Тулен сказала, что Декс Адебайо верит в обеа.
        – Его единственное алиби – утверждение его жены, что он был с ней, когда сгорела вилла, так что я приглядываю за ним. Мы так и не выяснили, кто вломился в «Райский уголок» в субботу ночью. Похоже, этот человек хорошо знает ваш дом. Да и Гомес странно себя ведет, верно?
        Я качаю головой.
        – Он уязвим, но ему нравится работать в саду; до последнего времени Хосе был идеальным работником.
        – Однако он изменился, леди Ви. Он шел за вами и Филипом, а возможно, и за Лили. Как только я приближаюсь к нему, он убегает.
        В глазах Лили сомнение.
        – Хосе сам вызвался помогать мне, и я разрешила ему работать на мелководных частях рифа, с трубкой и маской. Он показал себя мастером пересадки; правда, уже неделями не появляется в гавани.
        Пока Найл говорит, я бросаю взгляд на его записи в блокноте. Там список; на верхней строчке Хосе, затем идут Кит Белмонт, Саймон Пейкфилд и Декс Адебайо. Внизу страницы написано «Морская греза». Его список подозреваемых почти совпадает с моим. Соломон передает мне свой телефон и показывает фотографии «Морской грезы». Внутреннее убранство яхты гораздо проще, чем я ожидала. Обычно мегаяхты отделывают в ультрасовременном стиле с изящной мебелью на заказ и изысканной легкой фурнитурой; здесь же на полу примитивный линолеум, а вдоль стен обычные деревянные шкафы с полками. Уж больно все просто, чтобы удовлетворить вкусы миллиардера.
        – Я ожидала позолоту и хрустальные люстры.
        – Я тоже, леди Ви. Но сейчас для меня главное – безопасность вас обеих. Я хочу, чтобы вы пригласили Филипа пожить у вас; и попросите Уэсли ночевать в «Райском уголке», пока все это не закончится.
        – Думаю, никаких проблем не будет; оба беспокоятся за нас.
        – Чем больше народу, тем безопаснее. Расскажите мне, пожалуйста, что вы запланировали для сегодняшней пляжной вечеринки.
        – Людям нужна возможность поговорить о Томми и Аманде; мы все глубоко потрясены их гибелью. Я договорилась с баром «У Бейзила», что они все организуют в Британния-Бэй – музыку, выпивку и барбекю. Вход открыт для всех жителей острова.
        – Вполне вероятно, что там будет и убийца. Думаю, он был и на поминальной службе – смотрел, как люди страдают от причиненной им боли… Мы все должны сохранять ясность ума и выискивать признаки странного поведения. – Найл что-то пишет в своем блокноте. – Нам важно выяснить, кто мог раздобыть ключ от вашего, леди Ви, дома. Пожалуйста, вспомните, мог ли кто-нибудь находиться внутри один достаточно долго, чтобы рыться в ваших вещах.
        – Обязательно, Соломон. – Я встаю, неожиданно преисполнившись энергии. – Мне нужно проверить, все ли спокойно у нас в доме. Не беспокойся за меня, я отлично доберусь на багги.
        Я торопливо прощаюсь с Лили и Соломоном и спешу наружу. Меня доконала жара, стоящая в здании, и хочется глотнуть свежего воздуха. На острове кто-то ведет с нами грязную игру, и у нас нет возможности убежать от этого. Больше всего меня тревожит то, что убийца оставил коралл у комнаты Лили. Значит, она следующая в его списке, но я не очень хорошо понимаю эту угрозу, хотя и узнала кое-что о символах обеа. После исчезновения Аманды я взяла за правило запирать все двери, до этого мы с Джаспером считали, что живем в полной безопасности. А ведь надо обладать немалой выдержкой, чтобы ночью проникнуть в запертый дом и оставить послание судьбы. Тот, кто это сделал, очень отважен – либо полностью лишился рассудка, и ему безразлично, что его могут поймать.



        Глава 35

        Найл ожидает, что Лили последует за своей крестной, но она продолжает сидеть на уродливом пластиковом стуле и изучает куски коралла. Неожиданно звонит его телефон. Соломон слышит женский крик о помощи, и линия отключается.
        – У Саши Милберн проблемы.
        Детектив бросается прочь из участка, Лили бежит за ним. Мотоцикл несется по дороге, и растительность по обочинам сливается в сплошную зеленую полосу.
        Вилла «Звездочет» выглядит вполне мирно, террасу все так же охраняют телескопы на постаментах. И только когда детектив и Лили подбегают ближе, Найл замечает, что вода в бассейне имеет розоватый оттенок, а на дне лежит что-то темное.
        Лили сбрасывает обувь и, нырнув, поднимает Сашу Милберн на поверхность. Детектив вытаскивает неподвижное тело на мраморный борт, всеми силами сдерживая панику. Он укладывает Сашу в спасительное положение, затем бьет ее по животу, пока изо рта не выплескивается вода. Прижимает два пальца к ее шее; ее пульс почти не прощупывается.
        – Только не ты, – бормочет сержант себе под нос.
        Он чувствует, что она уходит. Девушка неестественно бледна, из раны на затылке течет кровь, мокрое длинное платье облепило тело. Лили освобождает ее дыхательные пути, а Найл тем временем ритмично надавливает ей на грудную клетку. Он помнит, как его учили оказанию первой помощи на вводном инструктаже в полиции, однако сейчас уже может быть поздно. Кровь все еще течет из раны на затылке, челюсть отвисла. И вдруг Саша вздрагивает, возвращаясь к жизни. Лили придерживает ей голову, пока она выкашливает воду. У Найла словно груз падает с плеч. На этой неделе у него уже два трупа, и он не простит себе, если погибнет еще кто-то.
        Доктор Пейкфилд хранит молчание, пока Найл по мобильному объясняет ему ситуацию, затем дает несколько кратких указаний и отключается. Лили уже останавливает кровь полотенцем. Найл оглядывает террасу, пытаясь понять, что же произошло. На столе рядом с красной ручкой Саши стоит стакан сока, а вот записной книжки нет. Вполне возможно, Саша вернулась с поминальной службы и излила свою тоску в записной книжке, однако убийца забрал ее из опасений, что там содержится компрометирующая информация.
        Ситуация немного проясняется, когда детектив видит кровь на земле. Пройдя по следам, он понимает, что Саше нанесли удар возле лестницы, ведущей вверх от пляжа, и она побежала к дому. Должно быть, у нее с собой был телефон; она позвонила ему, прежде чем ее столкнули в воду. Аппарат все еще лежит на дне бассейна. Вероятно, убийца решил, что дело сделано – ведь весь персонал виллы находился в Бамбуковой церкви, на радушной вечеринке после поминовения Томми Ротмора.
        Саша полностью приходит в себя, и Найл садится рядом на корточки.
        – Вы видели, кто вас ударил?
        – Он был сзади. – Ее голос звучит слабо, глаза то и дело закрываются, словно ее клонит в сон.
        – Не спи, милая моя, – шепчет Лили. – Доктор Пейкфилд уже едет сюда.
        – Только не он, прошу тебя… Я больше не хочу его видеть. – Слезы текут из ее полуприкрытых глаз.
        – Чего вы так боитесь? – спрашивает Найл. – Всё в порядке, теперь вы в безопасности.
        Приезжает доктор Пейкфилд, его лицо мрачно. На нем все еще тот темный костюм, в котором он был на поминальной службе. Доктор выглядит таким же, как все, однако его появление пугает Сашу. Она пытается отползти, когда он подходит.
        – Оставьте меня в покое! – кричит Саша, и вдруг ее глаза закрываются.
        – Пусть вас не тревожит ее поведение. Травмы головы могут вызвать у пациента галлюцинации, – говорит медик. – Помогите мне перенести ее в машину.
        Саша то впадает в беспамятство, то обретает сознание. Лили забирается в «Скорую», оставляя Найла на террасе. На его белой рубашке кровь, брюки пропитались хлорированной водой из бассейна. Рядом валяются позабытые Лили босоножки. Она так спешила помочь подруге, что села в машину босая и в мокром платье. На лице детектива появляется восхищенная улыбка, когда он вспоминает, как она нырнула в бассейн одетой. Да, Саша была на волосок от смерти… Ее спасла комбинация удачи и хорошая работа в команде.
        Найл уже собирается ехать обратно в участок, когда на крыльце Сашиной виллы появляется человек. Седые дреды, яркая рубашка, застиранные добела джинсы. Стиль одежды Декстера Адебайо не менялся десятилетиями. Он явно напряжен и не снимает солнцезащитные очки, когда к нему подходит Найл, который внимательно оглядывается по сторонам, прежде чем поздороваться.
        – Где Саша? Что случилось?
        – Кто-то набросился на нее. «Скорая» только что увезла ее в медцентр.
        Найлу интересна его реакция. Кажется, Адебайо шокирован, но при этом он изо всех сил старается сохранить спокойствие. Испарина на лице и резкие движения рук говорят об опьянении.
        – Декс, что ты здесь делаешь?
        – Меня позвала Саша, но не сказала зачем. Мы с ней приятели, и я знаю, что сейчас у нее нелегкие времена. Думаю, она была неравнодушна к Томми Ротмору и переживает его смерть. – Адебайо пятится, чтобы избежать взгляда Найла.
        – Что-то ты сегодня напряжен.
        – На меня сильно подействовала поминальная служба. Я перебрался сюда с Сент-Люсии в поисках мира и спокойствия, а не насилия.
        – Расскажи мне, пожалуйста, что ты знаешь о кораллах. Ты же как-никак дайвер и видишь их каждый день.
        Адебайо наклоняет голову.
        – Я с детства знал, насколько они важны. Мой отец был рыбаком, как и твой. Он учил меня, что коралл защищает жизнь моря. Если он умрет, все мы будем голодать.
        – Тебя же воспитывали в обеа, да?
        – Сейчас для меня эти старые верования ничего не значат – просто древнее вуду, которое давным-давно перестало работать.
        – Расскажи мне еще о «Бэйрайдере», которым ты владеешь пополам с «У Бейзила». Ты никогда не брал его рано утром, чтобы понырять в одиночестве? Когда-то ты обожал так делать…
        – Каждый выход должен оплачиваться; я никогда не беру его для себя, – отвечает Декстер, его взгляд перемещается вниз. – Пожалуйста, передай Саше мои наилучшие пожелания. Мне очень нравится эта молодая дама.
        Адебайо уходит, оставляя Найла одного на террасе; фильтрационная система бассейна уже удалила розовый оттенок из воды, как будто ничего не случилось.
        Детектив ищет «визитную карточку» преступника, но находит ее, только когда начинает спускаться на пляж. Коралл валяется у самой вершины; он такой же, как и те, что Найл нашел в домах жертв. Детектив фотографирует вырезанную на бледной поверхности паутину, однако когда он снова рассматривает коралл, что-то щелкает у него в мозгу. Его так тошнит от игр убийцы, что он швыряет коралл вниз. Декстер Адебайо вполне мог наброситься на Сашу, зная, что она будет одна, а потом вернуться, чтобы порадоваться своему успеху и оставить «визитную карточку». Это дело выталкивает его, Найла, на незнакомую территорию, где люди, которых он любил и которым доверял всю свою жизнь, становятся похожими на убийц.



        Глава 36

        Внимание Уэсли к деталям заявляет о себе, когда я вхожу в кухню. В холодильнике стоят блюда с салатом, паштетом и сыром – как будто мы с Лили умерли бы с голода без его умело приготовленной еды.
        Мысль, что кто-то взял запасной комплект ключей от «Райского уголка», заставляет меня нервничать. Я брожу из комнаты в комнату, проверяя окна и двери, но все замки работают. Ключи лежат в коробе из-под сигар в ящике моего письменного стола, именно там, где они и хранились. Я прячу их в карман.
        Остров все еще кажется идиллическим, но присутствие шторма уже ощущается. По моему саду гуляет горячий ветер, срывая лепестки с орхидей и раскачивая молодые банановые деревья. Прогноз предупреждает, что шторм «Кристобаль» нагрянет завтра. Вероятность того, что он проскочит мимо или же опустошит Мюстик, – пятьдесят на пятьдесят, и сейчас хрупкость острова особенно очевидна. Ведь Мюстик – это всего лишь крупинка коралла, застрявшая между Карибским морем и Атлантическим океаном и сдавшаяся на милость этих противоборствующих стихий.
        Все еще размышляя о шторме, я набираю номер гостиницы Джаспера – так, на всякий случай, а вдруг он на месте. Для меня облегчение, что он сразу берет трубку.
        – Это нечто экстраординарное, Ви! Ты позвонила мне сама впервые за сорок лет! – Линию заполняет его неподдельное ликование.
        – Ты сильно преувеличиваешь. Я просто проверяю, как ты там.
        – В полнейшем восторге. Подрядчики в кои-то веки стали слушаться, и вторая партия мрамора отличного качества.
        – Замечательно, дорогой.
        Наступает молчание, потом он снова заговаривает:
        – Что у тебя, Ви? Ты чем-то расстроена.
        – Боюсь, у меня ужасные новости. Сегодня утром мы нашли тело Аманды. Сегодня я организовала поминки ее и Томми, и мне хочется лечь в кровать и расплакаться.
        – Ты позвонила за моральной поддержкой?
        – Да, что-то вроде этого.
        – Послушай, девочка моя, я очень беспокоюсь за тебя. И дай мне слово, что позаботишься о Лили. Вы значите для меня гораздо больше, чем эти дурацкие виллы.
        – В жизни не встречала более непоследовательного человека, чем ты. Целыми днями сводишь меня с ума своим беспокойством из-за проекта, а потом говоришь невероятно милые вещи…
        – Я абсолютно серьезно, Ви. Без тебя я скатился бы в пропасть.
        Джаспер редко выражает свои эмоции, будто боится потерять лицо, так что его слова все еще звучат у меня в голове, когда я кладу трубку. Пусть мой муж иногда и бывает невнимательным, но сейчас он выбрал совершенно правильный тон и в одно мгновение поднял мне настроение.
        Я на багги отправляюсь к Филипу на виллу, не позвонив заранее. Меня грызет совесть за то, что после церковной службы я бросила его, не попрощавшись. На багги путь недолгий, однако с приближением шторма растет влажность, и моя одежда прилипает к телу.
        Несмотря на то что ветер стряхивает цветки с деревьев и разбрасывает пурпурные цветочные головки по траве, вилла Филипа выглядит привлекательно. Пусть «Джакаранда» – один из самых маленьких особняков на Мюстике, мне нравится его причудливый стиль. Плавательный бассейн, обложенный плитами окаменевшего коралла, между которыми растут полевые цветы, напоминает тропическую весну. Мой друг сидит в саду, глядя на водную гладь с таким видом, будто имеет ответы на самые сложные жизненные загадки. Он снял костюм от «Армани», в котором присутствовал на поминовении Томми, и переоделся в шорты и белую льняную рубашку, подчеркивающую его загар. Я сразу чувствую: что-то не так. Он не замечает, как я иду по лужайке, а когда поднимает голову, на его лице отражается глубокое потрясение.
        – Господи, Ви, ты до смерти напугала меня…
        – Извини, дорогой. Неужели у тебя так редко бывают гости?
        Филип выдавливает из себя нервную улыбку.
        – Просто я на пределе, вот и всё.
        – Давай я принесу нам выпить; я знаю, где все взять.
        – Только не заходи в дом. Там все кишит чертовыми москитами, и я побрызгал отравой. Я не могу допустить, чтобы ты надышалась химией. – Он смотрит на меня. – Лили связалась с тобой? Она звонила мне из медцентра.
        – Что случилось?
        – На Сашу Милберн напали. Сейчас с ней всё в порядке, но мне как-то не верится… – В его глазах появляется затравленное выражение.
        – Все это причиняет тебе сильную боль, да?
        – Мое детство, Ви, было зоной боевых действий. И нынешние события очень напоминают мне его.
        – Ты бы рассказал мне о нем.
        – История не из приятных. Мои родители были слишком бедными, чтобы прокормить весь выводок детей, так что нам приходилось драться за объедки и любовь. И того и другого не хватало, поэтому драки были жестокими. – Он печально улыбается. – Разве не странно, что с возрастом прошлое становится четче, вместо того чтобы поблекнуть, правда? Я думал, что со временем будет легче.
        – Ты ходил к психотерапевту?
        Филип качает головой.
        – Уж больно многие мозгоправы продают наши секреты прессе. А я всегда терпеть не мог, чтобы обо мне судачили, – ну если только после оглушительного успеха.
        – С тобой рядом должен быть кто-то благоразумный, если прошлое продолжает тревожить тебя. Обещаю, скоро здесь опять будет спокойно. – Я накрываю его руку своей. – Если мы позволим себе испугаться, значит, убийца победил. Как ты смотришь на то, чтобы пожить с Лили и со мной в «Райском уголке», пока опасность не минует? Я собираюсь попросить о том же и Уэсли. Мы обе почувствуем себя в безопасности, если ты будешь рядом.
        Его лицо мгновенно проясняется.
        – С радостью.
        – Я принесла тебе ключи, так что можешь приходить когда захочешь. Лили будет в восторге. Чем больше народу, тем безопаснее.
        Филип целует меня в щеку, а я гадаю, почему раньше не пригласила его. Ведь он в одиночестве провел все лето, страдая от разбитого сердца. Я вспоминаю рассказы о его несчастном детстве в Канаде, на захудалой ферме. Его мать и отец винили друг друга в нищете, а Фил и его братья и сестры попадали под перекрестный огонь. И я снова восхищаюсь тем человеком, которым он стал, и замечаю, как пружинит его шаг, когда он идет за напитками для нас обоих. Филип возвращается с двумя «Манхэттенами» на серебряном подносе; бурбон и вермут смешаны в правильной пропорции и подслащены ликером мараскин. Безупречный стиль Филипа станет дополнительным бонусом к его пребыванию у нас в качестве гостя.
        – Фил, давай забудем о проблемах. Мне хочется наслаждаться сегодняшним вечером; нам просто нужно держаться вместе и наблюдать. Меня не покидает странное ощущение, что убийца у нас под носом, просто мы за деревьями не видим леса.
        – Мне нравится твой боевой дух, Ви. – Наконец-то на его лице появляется открытая улыбка.
        – Поверь мне, я найду этого мерзавца. Когда выясню, кто это, я добьюсь, чтобы его навсегда посадили под замок.
        – Только не рискуй. И пообещай мне одну вещь. Всегда носи с собой телефон; у меня есть запасной, я могу дать его тебе. Это безумие – быть без связи в такое время.
        – Нет, дорогой. Все эти штуковины ниспосланы, чтобы мучить нас. Если разговор стоит того, он может подождать до моего возвращения домой.
        Я делаю еще один глоток идеально смешанного коктейля, а Филип рассказывает, как готовится к шторму: устанавливает ставни и заносит в помещение мебель. Я не должна тревожить Филипа, его состояние и так очень хрупко, но недавнее нападение потрясло меня. Саша Милберн – третья из круга общения Лили, кто стал мишенью, и я боюсь, что Лили может стать следующей. Тем больше оснований собрать всех, кого я люблю, вместе, чтобы никто не пострадал.



        Глава 37

        В семь вечера Найл возвращается в полицейский участок, продолжая анализировать нападение на Сашу Милберн. Надо будет проверить поведение Декса Адебайо, а также странное отношение Саши к доктору. Детектив решает найти Хосе Гомеса, прежде чем ехать на пляж Британния. Не может же этот парень все время бегать от него. Он уже три дня подряд не выходил на работу, а его мать, когда ей звонишь, держит рот на замке; так что пора получить ответы.
        Хижина семейства Гомесов, стоящая на хлипкой платформе на берегу, все еще выглядит уязвимой. Папа Гомес – рыбак, но теперь его маленькая лодка вытащена на розовый песок. Найл рад тому, что большинство лодок уже вытащены на берег, чтобы защитить их от шторма. Похоже, на этот раз дома кто-то есть. Луэлла Гомес сосредоточенно трудится, когда Найл паркует свой мотоцикл. Она стоит на стремянке и прибивает лист оргалита к внешней двери, как будто этот тонкий материал может помешать шторму разрушить ее дом.
        Найл окликает Луэллу. Ее реакция удивляет его. Она буквально скатывается со стремянки, бросается ему на шею и рыдает у него на груди; слезы впитываются в его рубашку. Соломону остается только бормотать слова утешения. Луэлла – креолка лет пятидесяти, мать пятерых детей; ее муж то в море, то в местном баре, где напивается в стельку, предоставляя ей в одиночестве решать все проблемы. Она совмещает две работы, кухарки и уборщицы, – как и его мать когда-то, пока была жива.
        – Луэлла, присядьте. Расскажите, что случилось.
        Миссис Гомес вытаскивает носовой платок из кармана халата.
        – Извини, я расклеилась… Просто я очень беспокоюсь.
        – Что случилось?
        – Вчера Хосе не вернулся с работы, а в последнее время он чем-то расстроен. Боюсь, его выловят из моря, как того мальчика в заливе Старой плантации.
        – Я только что видел его в Бамбуковой церкви.
        – Слава богу, он жив… – Миссис Гомес несколько раз крестится, как будто судьбу Хосе можно решить только ее верой.
        – У Хосе дома всё в порядке? Он днем и ночью ходит за леди Ви и Филипом Эверардом.
        – Хосе всегда был непоседой, он не любит сидеть дома; в полночь гуляет у моря. И отказывается спать в доме.
        – Как вы думаете, почему он вдруг стал преследовать людей?
        – Мой сын боготворит леди Ви, Лили и мистера Филипа. Думаю, он боится, что с ними может случиться что-то плохое. Они единственные на Мюстике, кто дал ему шанс, и он хочет, чтобы они были в безопасности.
        – Он считает, что им угрожает опасность?
        – Другой причины я найти не могу. Он обязан им жизнью.
        – Я думаю иначе, Луэлла: эта честь принадлежит вам. Ему повезло, что вы так хорошо о нем заботитесь. – Слова Найла вызывают новый поток слез. – Если я увижу его, то немедленно отправлю домой.
        Луэлла хватает Найла за руку.
        – Соломон, Хосе никому не причинил бы вреда. Некоторые в Лоуэлле боятся его, потому что он немой, но Мама Тулен говорит, что у него добрая душа и что на его стороне боги. Ты ведь веришь в это, правда? Пожалуйста, скажи, что ты понимаешь.
        Вместо ответа Найл кладет руку ей на плечо. Луэлла – одна из маленького отряда помощников, поддержавших его отца, когда тот овдовел. У детектива сохранилось смутное воспоминание о том, как она пела ему колыбельную, чтобы он заснул, кормила его и позволяла играть с ее старшими сыновьями на пляже. Соломону не хочется верить, что Хосе причастен к преступлениям, однако объяснений странному поведению садовника у него нет.



        Глава 38

        Допив коктейль, я оставляю Филипа собирать вещи. Мой друг, кажется, все еще потрясен моим приглашением; он ведет себя как ребенок, готовящийся к ночевке у друга. Я часто забываю, каким коварным может быть одиночество. Что до меня, то мне не дает скучать Джаспер, проносясь через мою жизнь как ураган, который сейчас угрожает Мюстику, подвергая риску все суда в средней Атлантике. Между одиночеством и отчаянием проходит тонкая грань.
        У меня есть время, чтобы приготовиться, прежде чем ехать к Лили в больницу. В детстве мама научила меня получать удовольствие от вечеринок, и с тех пор я пользуюсь ее методом. Выбрать хорошие украшения, тщательно сделать макияж и, что самое главное, улыбаться. К светским мероприятиям всегда нужно подходить с добрыми намерениями. Я нервно улыбаюсь, нанося губную помаду – сегодня это цвет фуксии с розовым оттенком, – однако улыбка все еще остается моим главным активом. Я внимательно изучаю свой облик в зеркале: на мне лимонно-желтое платье из «Харви-Николса», босоножки на тонких ремешках и щедрая порция «Шанель № 5». Если сегодня на поминки заявится убийца, я готова к битве. Отточенное годами умение наблюдать поможет мне подметить любое отклонение от нормального поведения. Я чуть-чуть оттеняю щеки автозагаром и выхожу из дома, оставляя «Райский уголок» запертым на все замки. Выезжаю на своем багги, прихватив с собой любимое красное платье Лили и босоножки.
        Еду к медцентру. Мои нервы натянуты до предела, хотя сейчас еще ранний вечер. Если на Сашу Милберн напали при свете дня, каждый из нас под угрозой. Проезжаю мимо конюшен, и одна из красивейших арабских кобыл в паддоке вдруг бежит прочь. Усиливающийся ветер сделал лошадей пугливыми. Одна встает на дыбы, прежде чем ринуться в галоп.
        В больнице пахнет лекарствами и паникой, но мне деваться некуда. Я хочу точно знать, что случилось с Сашей Милберн.
        Лили сидит на банкетке возле Сашиной палаты, поставив босые ноги на линолеум. По тому, как она подскакивает и обнимает меня, я понимаю, как сильно расстроена моя крестница. Она уже долго сидит у постели своей подруги и, подозреваю, останется здесь и на ночь, если я не вытащу ее отсюда. Лили выглядит оживленной, несмотря на сегодняшние испытания; ее загорелая кожа кажется золотистой.
        – Ви, я думала, Саша утонула… Она даже не дышала.
        – Вы с Соломоном спасли ее. Это самое важное.
        В глазах Лили блестят слезы.
        – В «Скорой» она была в полном порядке, говорила четко и ясно, а сейчас лежит без сознания…
        Прежде чем я успеваю задать вопрос, появляется сиделка. На ее лице сочувственное выражение, когда она сообщает, что Саша все еще не пришла в себя и что последствия сотрясения мозга непредсказуемы. Сразу после травмы головы пациент может чувствовать себя замечательно, а потом впасть в кому из-за отека мозга. Женщина окидывает нас ласковым взглядом и объясняет, что Сашу следовало бы переправить самолетом на Сент-Винсент, чтобы сделать КТ, но приходится ждать окончания шторма.
        – Доктор уже проверил ее рефлексы, и она все еще реагирует. Вполне возможно, что ее тело справится само. Она, скорее всего, придет в сознание, но никто не может сказать, когда. Заходите и проведайте ее.
        У меня падает сердце, когда я вижу Сашу на больничной койке; длинные рыжие волосы разметались по подушке, простыня плотно облегает тело. Это даже не палата, а маленький белый бокс. Мне хочется распахнуть окно, чтобы помещение наполнилось свежим воздухом и чтобы Саша могла слышать пение птиц.
        Лили держит подругу за руку, лишний раз напоминая мне, какое у нее доброе сердце.
        – Странно все это, Ви. Она впала в кому сразу после того, как ее обследовал доктор Пейкфилд. Я вышла всего на несколько минут, и в палате с ней был только он.
        – Это просто совпадение. Симптомы травмы головы могут проявить себя через несколько часов.
        Мои слова явно не убеждают Лили, и я тоже начинаю задумываться, вспомнив, как Мама Тулен предупреждала насчет медика. Во мне вспыхивает надежда, когда зеленые глаза Саши вдруг открываются, и ее взгляд останавливается на чем-то, что видно лишь ей, а потом опять закрываются. Только в ее состоянии уже нет былого спокойствия; руки дергаются, будто у нее пляска святого Витта.
        – Дорогая, может, ты переоденешься? А я поговорю с доктором, – предлагаю я.
        В приемной доктора Пейкфилда нет. Я иду дальше по коридору и вижу, что дверь его кабинета приоткрыта. Заглядываю в щелочку. Доктор сидит за письменным столом, обхватив голову руками. Он остается в таком положении до тех пор, пока я не стучу в дверь, тем самым вынуждая его встать.
        – Простите, что побеспокоила вас, Саймон. Мы можем поговорить?
        – Боюсь, нам остается только ждать, если вы насчет Саши, – медленно произносит он. – Мои возможности ограничены; ей, как ни печально, надо бы в неврологию.
        – У вас усталый вид. С вами всё в порядке?
        – Любому врачу тяжело, когда страдает пациент.
        Я перевожу взгляд на его письменный стол и вижу нечто, что не заметила раньше. Еще один кусок коралла с вырезанной на нем паутиной. Я беру его. Впервые на лице доктора появляются эмоции, тревога, смешанная с чувством вины.
        – Где вы его нашли? – спрашиваю я.
        Его лицо опять принимает нейтральное выражение.
        – У двери в палату Саши, вскоре после того, как ее туда поместили.
        – Можно взять? Соломон Найл обязательно захочет взглянуть на него.
        – Берите.
        – Есть еще кое-что. Вас видели, когда вы на скоростном катере шли к «Морской грезе» поздним вечером в понедельник. Вы можете объяснить свои действия?
        Он быстро моргает.
        – Это неправда. Я обязан оставаться здесь двадцать четыре часа в сутки и покидать остров могу только по уведомлению попечителей.
        – Я очень доверяю тому человеку, который мне об этом рассказал.
        – Он ошибается. – Пейкфилд берет бювар с зажимом, пытаясь таким образом закончить разговор. – Прошу прощения, но мне нужно вернуться к работе.
        Я вижу, как велико его желание прогнать меня прочь, но мое отношение к нему меняется.
        – Я переживаю за Сашу. Убийца оставляет куски коралла в качестве своей визитной карточки, так что он может предпринять еще одну попытку напасть на нее. Сегодня нам с Лили нужно присутствовать на поминальной вечеринке, но прежде чем мы уйдем, я пришлю охрану.
        – Здесь она будет в полной безопасности.
        – Давайте не будем рисковать. Я не хочу потерять еще одну молодую жизнь.
        Дело в том, что убийцей может оказаться тот, кому я всецело доверяю. У доктора Пейкфилда была возможность воспользоваться лодкой доктора Банбери, чтобы собрать куски кораллов, в том числе и тот, что лежит сейчас у него на столе. Но если он виновен, нападения, кажется, не приносят ему удовольствия. По тому, как напряжена его спина, когда доктор встает и выходит из кабинета, я вижу, что он страдает.
        В коридоре появляется Лили; она выглядит потрясающе в алом платье, которое облегает ее идеальную фигурку. Она не удосужилась сделать макияж, но ее кожа светится изнутри. Мне больно омрачать ее настроение, ведь она и так прошла через многое, однако у меня нет выбора.
        – Ты выглядишь сногсшибательно, но я прошу тебя позвонить Соломону. Я хочу, чтобы сюда немедленно прибыл один из братьев Лейтонов. Убийца оставил еще один кусок коралла.
        Напряженное лицо Лили являет собой резкий контраст с ее ярким платьем. Я уверена, убийца был бы счастлив увидеть, как радость покидает ее.



        Глава 39

        Пляжная вечеринка в полном разгаре, когда Найлу звонит Лили. Персонал бара «У Бейзила» уже разжег костер на песке. Пляж Британния выглядит так же, как и в детстве Соломона; длинный полумесяц береговой линии имеет розоватый оттенок благодаря перемолотому в пудру морем кораллу, который и составляет основу острова. Однако былое ощущение безопасности исчезло, и было бы большой ошибкой предаваться сегодня ностальгии. Детектив быстро находит в группе мужчин из Лоуэлла Чарли Лейтона, потягивающего бесплатное пиво. Он приказывает ему охранять Сашу Милберн, и тот тяжелой трусцой бежит к больнице. Главное достоинство маленького Мюстика состоит в том, что здесь всё рядом. Лейтон будет в медцентре через десять минут, если не перейдет на шаг.
        Найл оглядывает растущую толпу. Кажется, леди Ви считает, что Пейкфилд причастен к убийствам, но вполне возможно, что убийца стоит в метре от него. Ведь все преступники – эгоисты и верят, что их жизнь важнее всего. И сейчас убийца должен ликовать. Он отнял две жизни, подверг опасности третью и вверг в пучину страданий три семьи.
        Однако сейчас никто не догадывается о том, что на острове царит насилие. Единственный признак того, что вечеринка на самом деле поминки, – две большие фотографии Томми и Аманды над импровизированным баром; на их лицах беззаботные улыбки. Официанты снуют между гостями, балансируя подносами с винными фужерами, выпивка течет рекой. Некоторые из друзей отца расположились в шезлонгах и наслаждаются атмосферой. Мероприятие привлекло и знаменитостей острова. Кит Белмонт беседует с Декстером Адебайо; мужчины смотрят на огонь, их лица серьезны. Из подвешенных динамиков гремит музыка всех жанров, от калипсо до «Мотауна» и регги.
        Привлекла вечеринка и оставшихся владельцев вилл. Присутствуют одна актриса, театральный импресарио из Нью-Йорка и британский политик. Все постепенно раскрепощаются, пары танцуют, смех становится все громче. Взрыв аплодисментов встречает песню «Голубого рая» и Кита Белмонта, который хриплым голосом рассказывает толпе, что нужно плясать, как дьявол, потому что завтра может не наступить. Найл мог бы часами наблюдать, как бурлит закоренелый гедонизм острова, но это было бы пустой тратой времени.
        На дальнем краю толпы появляется физиономия Лайрона, что-то обсуждающего с другим работником бара. После того разговора брат стал жизнерадостнее; он теперь больше похож на веселого мальчишку, которого помнит Найл. И детектив рад, что сегодня брат здесь – так проще обеспечить его безопасность.
        Время половина одиннадцатого; из-за облаков появляются звезды, и их мягкий свет словно заливает море ртутью. Найл поворачивается и обнаруживает, что с дюн за ним наблюдает Хосе Гомес. Тот, как и на поминальной службе, мгновенно убегает, едва их взгляды встречаются. Застенчивость молодого человека хорошо всем известна, однако детектив считает, что за таким фасадом может скрываться нечто более зловещее. Он делает несколько шагов в его сторону, но садовника уже и след простыл. Похоже, Гомес предпочитает следить за гостями вечеринки издали. На берегу ничего нет, если не считать вылепленной ветром длинной полосы кустов эфедры.
        Когда Найл проверяет свой телефон, приходит сообщение от Чарли Лейтона. Состояние Саши Милберн серьезное, но стабильное. Леди Ви велела ему находиться у ее кровати, пока его не освободят от задания. Найл понимает, что спасти себя девушка сможет только сама; теперь ей придется бороться за то, чтобы прийти в сознание. Детектив снова оглядывает толпу; собралось больше ста человек, все смотрят на огонь, лица подсвечены оранжевым. Кит Белмонт окружен французскими туристами из «Светлячка», флиртует с самой юной девушкой из группы, как в былые времена. Декстер Адебайо стоит рядом с костром. Он выглядит значительно более напряженным, чем тот жизнерадостный парень, который когда-то учил Найла нырять; неотрывно смотрит на огонь, пока остальные гости развлекаются. Уэсли Джилберт, должно быть, сказал правду о Маме Тулен: парочка держится рядом, им так хорошо в обществе друг друга, что они не нуждаются в разговорах.
        К Найлу подходит Лили Колдер. Молодая женщина держит в одной руке туфли на высоких каблуках, в другой – коктейльный стакан. Прекрасная в коротком красном платье, она выглядит самой настоящей светской львицей, однако при ближайшем рассмотрении ясно, что Лили совсем не соответствует этой категории. Для светской тусовщицы в ее лице слишком много тревоги.
        – Соломон, что ты такой задумчивый?
        – Все наблюдаю… Я упускаю что-то важное.
        – Видел ту девочку, с которой болтает Кит? Вряд ли она совершеннолетняя.
        – Я проверял ее документы. Ей только что исполнилось шестнадцать. Надеюсь, она пьет лимонад.
        Музыка звучит громче; «Три маленькие птички» Боба Марли и «Уэйлерз» вдруг так оглушают, что Найл не слышит собственные мысли. Он рукой указывает на линию прибоя, и Лили следует за ним. В крови у него все еще бурлит дневной адреналин; если б Соломон был в Оксфорде, он надел бы кроссовки и пробежался бы по улицам, но сейчас ему хочется окунуться в воду и уйти в долгий заплыв. Лили Колдер, кажется, чувствует то же самое. Они идут дальше вдоль линии прибоя, пока музыка не превращается в глухую металлическую пульсацию. В небе правит яркий полумесяц.
        – Ты что-нибудь выяснил насчет напавшего на Сашу? – спрашивает Лили.
        – Вполне возможно, за ней шли от церкви, или кто-то затаился и ждал ее на вилле. Завтра мне нужно покопаться в историях некоторых людей, в том числе и тех, кого я не брал в расчет. Уж больно непростая это работа для новичка.
        Лили садится на ствол поваленной пальмы и ждет, когда Найл сядет рядом.
        – Кто настолько безумен, чтобы атаковать моих друзей и оставлять полные ненависти послания?
        – Не беспокойся, мы выясним. Но тебе надо позаботиться о своей безопасности.
        – Пока все не закончится, я не буду выходить на маминой лодке одна.
        – Не знал, что «Возрождение» принадлежала твоей маме. – Найл избегает смотреть на нее прямо. Прошло много времени с тех пор, как его так сильно тянуло к женщине, однако сейчас он не вправе поддаваться этому влечению. Лили словно уходит в свой собственный мир; она откидывает голову и любуется ночным небом. – Сколько тебе было, когда она умерла?
        – Пять. А тебе?
        – Только исполнилось семь. Сейчас я с трудом представляю ее, и, возможно, это во благо. А вот отец помнит ее слишком хорошо. Он так и не женился.
        Взгляд Лили спокойнее, чем волны, набирающие силу.
        – Ты когда-нибудь винил себя?
        – Постоянно. И ничего не мог с собой поделать.
        – Я никогда не узнаю, не стала ли забота обо мне той самой последней каплей после ухода отца. Без ребенка, на которого надо тратить силы и время, она смогла бы делать карьеру, – Лили грустно смеется. – Извини, я что-то рассентиментальничалась. Это все хмель и переживания от того, что еще один друг оказался в беде. Пойду-ка я назад.
        Найл встает вместе с Лили, но она покачивается. Затем валится на него, и он поддерживает ее, обхватив за талию. Лили приподнимается на цыпочки и целует его под отдаленную мелодию древней калипсо, под звуки гитары, принесенные ветром. Найл хочет поцеловать ее в ответ, но она отстраняется и спешит к огню.



        Глава 40

        Карибское побережье – лучшее место для того, чтобы любоваться ночным небом, и вечеринка достигает своего пика ближе к полуночи. Дующий с моря ветер усиливается, хотя шторм всего в ста милях к северу, однако это, кажется, никого не тревожит. Гости самозабвенно танцуют и пьют. Полумесяц в окружении облаков, смягчающих его серебристые очертания, напоминает мне картину Эткинсона Гримшоу. Я вижу в отдалении Филипа, на нем белая льняная рубашка и бледно-серые брюки. Он разговаривает с кем-то из сотрудников «Хлопкового склада». Персонал «У Бейзила» отлично справился с организацией, что неудивительно. Импровизированные вечеринки на Мюстике устраиваются так часто, что они уже приспособились за час обеспечивать еду, выпивку и музыку. Однако сегодняшнее мероприятие так и не дало ответы на мои вопросы. Последние несколько часов я внимательно наблюдала за толпой, выискивая признаки подозрительного поведения; Лили и Соломон занимались тем же. Возможно, мы не можем выявить убийцу только потому, что уже нашли его. Доктор Пейкфилд все еще в больнице, где на страже стоит Чарли Лейтон, а Кит Белмонт исчез час назад
с юной девочкой из «Светлячка». Мне трудно понять, почему она согласилась отправиться домой к мужчине, годящемуся ей в дедушки, но для молодых слава всегда была соблазнительна. Я не могу отделаться от ощущения, что он каким-то образом причастен к этому делу. Уводя девочку с собой, Кит одарил меня наглой улыбкой; его рука обнимала ее за плечи.
        Когда костер вспыхивает ярче и ветер бросает в небо пригоршни оранжевых искр, время откатывается вспять. Я жалею, что рядом нет Джаспера; его своеобразный характер проявляет себя на любой вечеринке, даря всем веселье. На этом побережье некоторые всемирные знаменитости раскрепостились – свобода Мюстика снимает все запреты. Я часто видела, как известные в театральном и киношном мирах личности удаляются в дюны для тайных рандеву, не говоря уже о лесных чащах острова. Я моргаю, и призраки удаляются за пределы моего видения. Единственный источник света – звезды на очистившемся от облаков небе. Мои мысли сосредоточены на гибели Томми и Аманды. Я должна сохранять ясность ума, чтобы выяснить, почему они умерли.
        За свою жизнь я побывала на огромном количестве всяческих мероприятий и научилась распознавать тот момент, когда энергия толпы иссякает. Ушел уже кое-кто из самых стойких, в том числе и Декс Адебайо. Сейчас час ночи, и танцы замедлились, хотя голос Вана Моррисона из динамиков все еще рассказывает нам, как прекрасна эта ночь для танцев под луной. Все поворачиваются ко мне, когда я забираюсь на лежащий на песке ящик из-под пива и произношу прощальную речь.
        – Спасибо всем за то, что были сегодня с нами и вспоминали двух замечательных молодых людей. Томми было чуть больше двадцати, но он обладал мудрой душой; он был добрым, серьезным, полным любви. Аманде нравилось веселиться, но она тоже была яркой личностью, преданной тем, кто оставался ей дорог, особенной моей Лили. Давайте всегда помнить о них. Пожалуйста, поднимите бокалы; выпьем за них обоих. И не спешите расходиться, ладно? У нас еще много шампанского.
        Толпа встречает мои слова одобрительным гулом и аплодисментами. Лили сияет, хотя вечеринка так и не дала ответы на наши вопросы. Я увидела только друзей и знакомых, веселящихся изо всех сил, чтобы забыть о нависшей над нами угрозе. Отдыхающие из «Светлячка» и «Хлопкового склада» натанцевались вволю и выпили огромное количество алкоголя. Мне жарко в моем тонком платье, но я готова идти домой. Реакция Уэсли на мою просьбу о помощи наполняет меня благодарностью. Когда я обратилась к нему за защитой, он едва ли не отдал мне честь, прежде чем сбегать домой за вещами. Сегодня я еще острее порадовалась тому, что он мой дворецкий и что его преданность неизменна.
        Я видела, как Лили удалилась в темноту с Соломоном Найлом, и сейчас, глядя, как она весело с кем-то болтает, надеюсь, что они получили удовольствие от общества друг друга и обсудили ход расследования. Ей надо веселиться после бдения у постели Саши Милберн. А вот Соломон серьезен и сосредоточен. Я уверена, что он трезв, как и я, и сохраняет свой ум в ясности. В моем стакане чистый яблочный сок, смешанный с газировкой, – это выглядит как шампанское; мне не хотелось бы казаться занудой, но сейчас не то время, чтобы ослаблять оборону.
        Неожиданно из толпы появляется Филип. Он забирает у меня стакан и ставит его на стол, потом его рука ложится мне на талию.
        – Потанцуй со мной, Ви. Я попросил, чтобы поставили твою любимую песню. Я ждал этого весь вечер.
        Брайан Ферри поет «Дым застит тебе глаза». Мелодию встречают радостными возгласами, потому что Ферри – постоянный гость на Мюстике и любим здесь. Но возгласы стихают, и вот Филип ведет меня в медленном вальсе вокруг костра, а все расступаются и смотрят на нас. Я позволяю себе представить своим мужем Филипа, а не Джаспера, на секундочку, – и тут же прогоняю эту мысль.
        – Добраться всем до дома целыми и невредимыми будет непросто, – тихо говорит Филип. – Я уже сказал им, чтобы шли группами.
        – Ты видел что-нибудь странное?
        – Декс показался мне очень напряженным, а Кит Белмонт заманил школьницу в свою берлогу.
        – Надеюсь, ей ничего не грозит.
        – Соломон собирается нанести ему визит. Давай отправлять людей по домам, а потом мы можем выпить по стаканчику у тебя на террасе.
        – Отлично.
        Он сжимает мои плечи, прежде чем нырнуть в толпу. Мне предстоит объявить об окончании мероприятия, однако во рту у меня так пересохло от разговоров, что я беру со стола свой стакан и в два глотка опустошаю его.
        Минут пятнадцать беседую с расходящимися гостями, а потом, когда перевожу взгляд на огонь, меня охватывает странное чувство. Пламя вдруг начинает бушевать, цвета на одежде людей становятся такими яркими, что я вынуждена зажмуриться. Открываю глаза – и мир вокруг меня вращается, а мысли в голове скачут слишком быстро. К горлу неожиданно подкатывает тошнота, и инстинкт гонит меня прочь от толпы. Я продираюсь сквозь кусты эфедры и падаю на четвереньки. Голова кружится, но я все равно пытаюсь вернуться к людям за помощью. И тут в кустах раздается громкий шорох. Кто-то обхватывает меня сзади и крепко сжимает мои руки, причем с такой силой, что завтра на каждом пальце останется синяк. В следующее мгновение в голове разливается боль, лишающая меня дара речи. Я даже не могу позвать на помощь. Луна исчезает между деревьями, и у меня темнеет в глазах.



        Часть III


        Прогноз погоды в тропиках
        Национальный центр по ураганам, Майами, Флорида
        Среда, 18 сентября 2002 года


        Вниманию всех судов:
        Информационное сообщение Национального центра по ураганам по тропическому шторму «Кристобаль», локализовавшемуся к северу от Гаити.
        Циклон продвигается на юг к Наветренным островам со скоростью 110 миль в час, степень риска на текущий момент: высокая.



        Глава 41

        Среда, 18 сентября 2002 года
        Найл смотрит, как люди расходятся. Шторм наконец-то подошел к побережью, ветер дует порывами, вздувая одежду, но большинство гостей в хорошем настроении; несколько пьяных опираются на своих друзей, прощаясь с остальными. Уже второй час ночи, персонал бара собирает ведерки для льда, затем складывает и убирает столы. Лили помогает собирать пустые пивные бутылки, разбросанные по песку. Костер быстро догорает, на диком ветре пламя пляшет уже не так яростно. В небе клубятся облака, закрывая звезды.
        Филип Эверард, кажется, отлично держался весь вечер, несмотря на то, что Найл застал его за тем, как он внимательно оглядывал толпу, явно надеясь вычислить убийцу. Актер подходит к детективу, и вид у него усталый.
        – Ты давно видел леди Ви? – спрашивает он.
        – Она несколько минут назад разговаривала с каким-то постояльцем «Хлопкового склада».
        – Мне нужно найти ее. Она хотела раздать чаевые, прежде чем персонал разойдется.
        Мужчины обводят взглядами пляж, затем Найл достает телефон и звонит в «Райский уголок». Ответа нет, и в глазах Эверарда начинает плескаться паника. Этот человек с самого начала не скрывал своей симпатии к леди Ви, словно она единственная на всем Мюстике, кому актер по-настоящему доверяет. Они все еще обсуждают, куда она могла деться, когда из темноты выбегает фигура. Хосе Гомес выбрал странное время для возвращения – именно сейчас, когда вечеринка закончилась. Его волосы растрепаны, одежда в песке; он хватает Лили за руку и, словно обезумев, тащит ее к пляжу. Найл видит, как шевелятся его губы, но с них не слетает ни единого звука. Лили изо всех сил пытается успокоить его, но он не обращает внимания на ее слова. Поведение Гомеса меняется, когда подходит Найл: Хосе съеживается, как ребенок, ожидающий наказания. Однако детектив заговаривает с ним мягким голосом:
        – Хосе, в чем дело? Твоя мама беспокоится о тебе.
        Садовник переключает внимание на Найла; с мольбой глядя на него, он манит его за собой и трусцой бежит по песку. Детектив следует за ним; путь им освещает луна. Хосе останавливается рядом с багги леди Ви, и беспокойство Найла усиливается. Она бы никогда не ушла до окончания мероприятия и не бросила бы свой транспорт. Гомес снова указывает на багги. Найл приглядывается и видит кусок коралла на водительском сиденье. На его поверхности вырезаны скрещенные стрелы.
        – Только не это, – бормочет Найл.
        Гомес уже бежит прочь, но детектив, благодаря своим длинным ногам, быстро догоняет его и хватает за плечо.
        – Хосе, кто похитил ее? Что ты видел?
        По щекам Гомеса текут слезы, но в невиновности садовника Найла убеждает выражение на его лице. Тот озадачен, как будто взрослый мир для него – загадка, которую он не может решить. Детектив велит ему спешить домой. Хосе показал, что леди Ви похитили, но не в состоянии объяснить почему. Тот, кто это сделал, напугал его до крайности. Убийца, должно быть, притаился в дюнах и наблюдал. А Найл был слишком занят, выискивая в толпе неестественное поведение; к тому же он не мог предположить, что кто-то похитит хозяйку вечера прямо у него из-под носа…
        Найл возвращается к багги. Лили стоит с безжизненным лицом, вцепившись в руку Филипа Эверарда; однако ее голос звучит спокойно.
        – Ви похитили, да? Хосе видел, как это случилось?
        – Немедленно отправляйтесь в «Райский уголок», оба, прошу вас. Заприте двери и ждите меня там.
        Эверард качает головой.
        – Я пойду с тобой. Нам надо поймать маньяка, прежде чем тот что-то сделает с Ви.
        Найл хлопает по пистолету, который носит с собой с тех пор, как получил полицейскую форму.
        – Вы забыли, что я вооружен? Это моя работа – обеспечивать вашу безопасность.
        Лили яростно протестует, но Найл ждет до тех пор, пока Эверард не усаживает ее в багги. Они едут к «Райскому уголку». Детектив в одиночестве остается на берегу. Единственным доказательством тому, что здесь недавно была вечеринка, служат догорающие угли; на плоском лике луны читается осуждение. Сейчас Найл чувствует себя точно так же, как в Оксфорде, когда еще одна жизнь выскользнула из его рук. Его тогда никто не осуждал, но с тех пор его мучают уколы совести.
        – Чертов ублюдок! – кричит он во мрак.
        Ответом служит вой ветра над головой; шторм наконец-то ударил по острову, и Найл, спеша прочь, слышит в его боевом кличе свой приговор.



        Глава 42

        Мои кошмары сменяют друг друга быстрой чередой. Я вижу, как Лили плывет в море; на горизонте черная гряда туч, волны разбиваются о берег. Я кричу, но мой голос теряется в шторме. Она исчезает, когда мои глаза распахиваются. И я вижу только мрак. Мой рот забит, кляп удерживает что-то плотное.
        Я не могу разобраться, откуда боль между плеч; когда глотаю, ощущаю сухой привкус химии. Я лежу на мокром бетонном полу, у меня болят все мышцы. Запястья и щиколотки связаны так туго, что руки и ноги онемели. Я никогда не чувствовала себя такой беззащитной, как сейчас, когда лежу в позе эмбриона и нахожусь в полной власти убийцы.
        Я танцевала с Филипом, потом увидела, как он дурачится с Лили на дальнем краю толпы, и после этого у меня все поплыло перед глазами. Истина обретает очертания по мере того, как я выкладываю события в четкой последовательности. Мне что-то подсыпали в напиток. Этим объясняется, почему у меня кружится голова и дрожат руки и ноги, а во рту неприятный привкус. Зря я не осталась с теми, кто мне дорог, а ушла на поиски уединения… Теперь надо сосредоточиться на том, чтобы остаться в живых. Наверняка поблизости есть чей-то жилой дом. Тот, кто похитил меня, боится, что я буду кричать, – а иначе зачем было вставлять кляп? Я трусь щекой о бетон в попытке сдвинуть кляп, но лишь расцарапываю щеку.
        Я намерена всеми силами бороться за свою жизнь, но мое положение – хуже некуда. Я в ловушке, в ушах стоит какое-то механическое жужжание. Тропическая птица, пролетая над головой, криком приветствует утро.



        Глава 43

        Найл мысленно пробегает по списку подозреваемых, пока багги трясется по дюнам. Он уверен, что у убийцы есть личные счеты с леди Ви. Его главные подозреваемые – Кит Белмонт и Декстер Адебайо. Если б он знал, кого преследовать в первую очередь, можно было бы предотвратить убийство женщины, которую он глубоко уважает всю свою жизнь.
        Неожиданно усилившийся ветер раскачивает и клонит пальмы на кратчайшем пути к вилле Кита Белмонта. Постаревшая рок-звезда – единственный человек на Мюстике, к кому леди Ви испытывает искреннюю антипатию, и Найл почти уверен, что тот что-то скрывает. Музыкант рано ушел с вечеринки в обнимку с юной туристкой, но не исключено, что она просто была его алиби, позволившим ему вернуться и совершить злое дело.
        При иных обстоятельствах детектив никогда не приблизился бы к одной из вилл в два часа ночи, тем более когда владелец соблазняет девочку-подростка, однако сейчас ему плевать на то, что кто-то будет жаловаться его начальству. Он давит большим пальцем на кнопку звонка до тех пор, пока сонный голос в интеркоме не требует, чтобы он прекратил трезвонить на весь дом.
        Белмонт одет в боксеры и черную футболку; он хмурится, когда укрепленная дверь отъезжает в сторону.
        – Какого черта тебе надо?
        Найл переступает порог прежде, чем музыкант успевает помешать ему.
        – Пропала леди Ви.
        Судя по лицу, музыкант шокирован, но это тоже может быть обманом, таким же, как его утверждения о том, будто он стал другим человеком. От него несет перегаром и сигаретами, язык тела говорит о недовольстве тем, что его грубо прервали. Он уходит и возвращается в банном халате, более спокойный под свежим слоем маскировки. Приносит два стакана воды и садится за стол, продолжая хмуро глядеть на возвышающегося над ним Соломона.
        – Где девица из «Светлячка»?
        – Я вовремя пришел в себя, слава богу. Проводил ее в гостиницу и нежно чмокнул в щечку. За это полагается медаль, правда?
        – С какой стати?
        – Я пытаюсь измениться. – Неожиданно Белмонт подается вперед. – Мне достаточно попробовать что-то один раз, чтобы потом постоянно жаждать этого; это проблема аддиктивных личностей. Такие, как я, не прекращают есть, когда брюхо уже набито, в отличие от остального человечества, – и это относится не только к сексу. С сигаретами, алкоголем и наркотиками та же история. Сейчас я почти одержим кораллами – но с проектом Лили я зашел слишком далеко. Надо бы извиниться.
        – Вы утверждаете, что девица в безопасности?
        – Она мирно спит в своей кроватке. Но мне нужен кто-то вроде тебя, чтобы держал меня на верном пути. Это было чертовски соблазнительно – привести ее сюда и утром проснуться не в одиночестве… – Белмонт вздыхает, и Найл спрашивает себя, не проявляется ли сейчас настоящая личность этого человека. – Сегодня вечером я набрался по-крупному, но завтра опять уйду в завязку.
        – В котором часу вы вернулись домой?
        – Примерно час назад, и чувствовал себя полным идиотом. Я здорово попортил жизнь многим женщинам. – Взгляд красных глаз Белмонта наконец-то останавливается на Найле. – А знаешь, что причиняет особую боль? Мои дети перестали общаться со мной много лет назад. Они даже не отвечают на звонки.
        – Это к делу не относится. Мне нужно найти леди Ви.
        Белмонт игнорирует его слова.
        – Соломон, а у тебя есть зависимость?
        – Занятия спортом, наверное. В Великобритании я ходил в зал или бегал каждый день.
        – Это не считается. – Насмешливый хохот Белмонта напоминает бульканье воды в сточной трубе. – У меня были выпивка и наркотики. Достаточно было поднять трубку телефона…
        – Кому вы звоните?
        Он колеблется, прежде чем ответить:
        – Никому дважды.
        – Дексу Адебайо?
        Удивление в лице Белмонта доказывает, что догадка Найла верная. Это объясняет, как брат оказался втянут во все это; Лайрон наверняка видел его каждый день.
        – Мистер Белмонт, ведь вам никогда не нравилась леди Ви, да?
        – В общем, мы ладим, но аристократы в своем большинстве презирают простых людей. Она думает, что лучше всех, да и муж у нее такой же.
        – Я сталкивался с совсем другим.
        – У нее были все привилегии. Я знал, что она будет вставлять палки в колеса с благотворительным фондом Лили. Я мог бы годами финансировать коралловый проект, но она не хочет, чтобы я тянулся к нему своими грязными лапами. – В голосе музыканта слышится горечь. – Она думает, что такие, как мы, должны и дальше оставаться в канаве.
        – Леди Ви – самый щедрый человек на Мюстике. Блейки оплатили мое образование, причем без каких-либо условий.
        – Какой же ты наивный. – Белмонт ставит стакан, стукая о стол громче, чем необходимо. – Если б ты захотел встречаться с ее драгоценной доченькой, она тут же выперла бы тебя с Мюстика.
        – Не согласен, – говорит Найл, пристально глядя на него. – Вы можете точно назвать время, когда вы вернулись домой?
        – Я написал несколько писем. На них стоит время, когда я их отправил.
        – Позвольте взглянуть на ваш компьютер.
        – А еще я звонил. Пастору Боакье.
        – Зачем?
        – Он разрешил мне звонить ему в любое время, если я не могу справиться с соблазном. Этот парень знает, что я борюсь со своими демонами. Может, потому, что и у него есть свои демоны.
        – В каком смысле?
        – Я предпочитаю знать, с кем имею дело, поэтому проверил его в интернете и сделал несколько звонков. Выясняется, что никаких записей о том, что он обучался в семинарии в Нигерии или служил в церкви в Лагосе, нет. Но разве в этом дело? Этот парень проявил ко мне больше искренней доброты, чем кто-либо еще.
        Интерес Найла растет. Многие обитатели острова расхваливали священника на все лады, но не исключено, что он мошенник. Надо было проверить резюме этого типа, прежде чем принимать на веру историю о том, что якобы за границу его отправил епископ.
        Белмонт упер взгляд в стол.
        – Единственный человек, которому я причиняю вред, – это я сам. Леди Ви – сноб, но это не моя проблема. С чего бы это вдруг слетать с катушек от ярости, если мне всю жизнь покровительствовали?
        – Кораллы значат для вас очень много, не так ли?
        – Просто кораллы такие же, как я. Большой ребенок. Один раз у меня случилась передозировка, и мне пересадили печень; просто чудо, что я все еще здесь. И с кораллом то же самое. Можно возродить целый риф с помощью нескольких правильно пересаженных трансплантатов. – Тоска на лице Белмонта застает Найла врасплох.
        – Пожалуйста, покажите ваши электронные письма.
        – У тебя, Соломон, тоже есть демоны. Это написано у тебя на физиономии. Кому ты навредил, поднимаясь вверх?
        – Мистер Белмонт, не вынуждайте меня арестовать вас.
        Музыкант медленно поднимается на ноги. У Найла учащается пульс, хотя сейчас не время для того, чтобы размышлять о прошлых ошибках. Шторм с пронзительными воплями набрасывается на крышу виллы.



        Глава 44

        В помещении кромешный мрак, если не считать лунного света, сочащегося через дырки в деревянных стенах. В моем сознании теснятся разные картины. Мои дети опять маленькие, бегут ко мне, когда я приезжаю за ними в школу-интернат. Двое ушедших обретают кровь и плоть в моих объятиях. Мне хочется последовать за ними, и для этого нужно лишь позволить себе плыть по течению, но инстинкт выталкивает меня к берегу. Препарат заставляет мое тело дергаться, зато разум бодр и готов действовать. Ради Лили я обязана попасть домой. Девочка и так уже пережила слишком много утрат; я не хочу, чтобы она организовывала еще одни похороны.
        Наконец-то мое зрение проясняется. Я вижу газонокосилку, ведра и швабры. Приглядевшись, различаю на полках контейнеры с солью и хлоркой, и меня охватывает шок. Место выглядит знакомым, потому что это мой дом. Я заточена в сарае у бассейна, где Хосе держит свои инструменты для уборки. Сарай стоит в сотне метров от террасы «Райского уголка», полускрытый деревьями и разросшимся гибискусом. Инстинкт заставляет меня откинуть голову и закричать, но из моего забитого кляпом рта вылетает лишь сдавленный шепот.



        Глава 45

        Найл доезжает до медцентра и видит Чарли Лейтона, охраняющего палату Саши Милберн. Кажется, тот наконец-то осознал всю важность возложенной на него задачи: он сидит с прямой спиной, готовый преградить путь любому чужаку, желающему войти; его взгляд прикован к двери. Чарли явно потрясен, когда Найл благодарит его; у него вид ученика, которого похвалила любимая учительница. Саша все еще без сознания, ее рыжие волосы разметаны по подушке.
        Проходит десять минут, прежде чем в медцентр влетает доктор Пейкфилд; он сильно возбужден.
        – Доктор, где вы были? – спрашивает Найл.
        – Вышел подышать свежим воздухом.
        – При штормовом ветре?.. Нам надо поговорить в вашем кабинете.
        Судя по выражению лица, медик всеми силами пытается подавить негодование, однако он молчит, пока они не входят в кабинет.
        – В чем дело? Мне нужно проверить Сашу.
        – Не так давно вы брали отгул, причем без разрешения. Я назвал бы это нарушением служебного долга.
        – Что вы имеете в виду?
        – Вас видели на скоростном катере, когда вы навещали «Морскую грезу». Вы думали, что весь остров спокойно спит? Доктор Пейкфилд, у меня есть свидетель. Вы имеете право объясниться.
        Медик падает в свое кресло, его энергия вдруг иссякает.
        – Мне позвонили поздно ночью в понедельник, кто-то из экипажа «Морской грезы». Сказал, что им срочно нужен врач.
        – По условиям контракта, вы должны оставаться на острове и вправе покидать его только с разрешения.
        – Он был в отчаянии. – Взгляд медика перемещается к двери, словно он обдумывает побег.
        – Сколько они заплатили?
        – По разговору получалось, что дело действительно срочное. Они знали, что я нарушаю условия договора, и выплатили мне компенсацию. Но я не рассчитывал на плату.
        Крупная фигура Найла отбрасывает тень на письменный стол.
        – Продолжайте – вы же не хотите потерять лицензию…
        – На яхте всего два члена экипажа. Один из них порезал ногу, когда нырял. Рана была инфицирована. Я выполнил все необходимые процедуры и сразу покинул яхту. Я провел на борту всего полчаса.
        – Сколько вам заплатили?
        Доктор быстро моргает.
        – Капитан дал мне конверт с тремя тысячами долларов.
        – Это кругленькая сумма за обработку пореза, если вы действительно обработали порез… Что еще вы там видели?
        – Только мужчину за тридцать с нагноившейся раной. У меня сложилось впечатление, что экипаж изнывает от скуки. Что им хочется идти к следующему пункту назначения, а потом домой. Они уже много месяцев в открытом море.
        – Почему Саша Милберн так боится вас? После нападения она пришла в ужас при вашем появлении.
        – Я объяснял вам: травмы головы могут вызывать галлюцинации.
        – Говорите правду, иначе я арестую вас.
        У Пейкфилда опускаются плечи.
        – Мой брак в беде, – шепчет он. – Жена с детьми вернулась в Великобританию. Я пошел в «Светлячок», чтобы в выпивке утопить свои печали, и там была Саша. Все закончилось тем, что мы переспали… правда, только один раз. Я сразу пожалел об этом, потому что хотел вернуться к жене. Возможно, на следующее утро я был не слишком любезен… Но я переживал из-за своей глупейшей ошибки.
        – Значит, у Саши были основания ненавидеть вас, ведь вы отвергли ее; и еще я уверен, что вам нужны деньги на развод. На Мюстике вы получаете в два раза больше, чем на Сент-Винсенте, а плата за обучение ваших детей в школе будет огромной. – Найл сверлит доктора взглядом. – У вас был доступ к катеру, и вы побывали на борту «Морской грезы». Сколько они платят вам за то, чтобы вы помалкивали об их деятельности?
        – Я ничего не видел.
        – Думаю, вы завидуете жителям Мюстика. Вас охватывает злость, когда вы видите их огромные виллы и плавательные бассейны?
        – Разве я согласился бы здесь работать, если б это было так? Меня привлекает природная красота этого места.
        – Вы уже лгали, доктор Пейкфилд. Как я могу вам после этого доверять? Сидите в коридоре, чтобы Чарли Лейтон мог присматривать за вами, и не прикасайтесь к Саше Милберн. Вы меня поняли?
        – Я просто помог раненому…
        – Прежде чем мы расстанемся, покажите мне, что вы храните в своем письменном столе.
        У медика отвисает челюсть.
        – Это же личные вещи.
        – Открывайте.
        Первое, что видит Найл, – ярко-красная записная книжка с именем Саши на обложке.
        – Зачем вы это взяли?
        – Она сама отдала мне ее на хранение.
        Найл не тратит время на вопросы по поводу столь очевидной лжи. Он лишь дергает головой, давая доктору знак следовать за ним. Детектив чувствует волнами исходящую от Пейкфилда ярость, когда тот садится в коридоре и складывает на груди руки поверх накрахмаленного халата.
        Чарли Лейтон, кажется, рад тому, что на него возложили дополнительную ответственность. Найл предпочел бы запереть Пейкфилда в КПЗ, но тот единственный медик на острове, и Саша нуждается в его помощи.
        Детектив уже собирается уходить, когда Лейтон обращается к нему.
        – Девочка очень слаба, – шепчет он. – Позвать пастора Боакье? Если кто и спасет ее, то только он. Пастор творит чудеса.
        – В каком смысле?
        – В январе моя жена потеряла ребенка. Она была не в себе, пока пастор не навестил нас. Он наделен даром целительства.
        – Я не верю в чудеса, но мне все равно надо увидеться с ним, так что я пришлю его сюда. Саша верит ему, так что он может принести пользу. – Найл поворачивается, чтобы идти к выходу, но шторм уже захлестнул остров. Ветер швыряет черепицу в деревья, распластывает по земле шестифутовую пампасную траву. – Чарли, ты же живешь здесь всю жизнь. Если б тебе предстояло решить, кто из местных убийца, кого бы ты назвал?
        – Декса Адебайо, – мгновенно, не задумываясь, отвечает Лейтон. – В человеке, который терроризирует свою жену, нет ничего хорошего.
        Найл холодеет.
        – Он плохо обращается с Шерелл?
        Лейтон мрачнеет.
        – Они наши соседи. Мы слышим, как они ругаются. Когда я захожу к ним, она боится слово вымолвить.



        Глава 46

        Все еще темно, когда я слышу шум. В вое ветра звук почти неразличим; может, это биение моего сердца… Но он усиливается. Кто-то идет сюда по бетону. Не могу определить, мужчина это или женщина, но я настороже. Я должна стойко встретить грядущее.
        Дверь открывается, и меня после мрака ослепляет свет. Кто-то светит фонариком мне в лицо, затем на меня опускается полотно полиэтилена. Мои руки все еще связаны за спиной. Ко мне возвращается энергия; я не сдамся без боя. Я с силой пинаюсь – и тут же подвергаюсь наказанию. Меня тащат из сарая, мое платье рвется. Ветер приподнимает полиэтилен над моим лицом, и я успеваю увидеть «Райский уголок». Мой дом – сказочный замок, недосягаемый для меня. Я опять ничего не вижу. Мое тело швыряют на что-то твердое, потом начинает работать двигатель. Меня куда-то везут. Я стараюсь не впадать в панику и сохранять здравый рассудок. Мы едем на запад, по самым ухабистым дорогам острова. Убийца старается не попадаться никому на глаза.
        Не знаю, кто похитил меня, но путешествие наше недолгое. Меня куда-то переносят; полиэтилен так плотно облегает мое тело, что мне трудно дышать. На этот раз я точно знаю, что происходит. Я лежу в трюме скоростного катера; из-за бешеной качки перекатываюсь с боку на бок, и это отзывается в моем теле болью. Только безумец может выйти в открытое море в преддверии такого мощного шторма. Волны яростно раскачивают катер, затем оживает мотор. Я спиной ощущаю холод стеклопластика и скрежещу зубами, когда меня окатывает морской водой.



        Глава 47

        Найл приезжает в «Райский уголок». Ветви деревьев не уберегают его от тяжеленных капель дождя. Вилла тоже страдает от шторма; ставни болтаются на петлях. Детектив вынужден наклониться вперед, чтобы, несмотря на свой вес, преодолевая напор ветра, подняться по ступенькам. Он промок насквозь. Записную книжку Саши Милберн постигла та же участь: страницы слиплись. Лили открывает дверь; совершенно очевидно, что она испытывает сильный стресс, зато хотя бы выполнила его инструкции и осталась дома. Девушка закрывает дверь на щеколду и ведет Найла в кухню, где за столом сидит Филип Эверард. Для Соломона большое облегчение видеть его здесь: чтобы вернуть леди Ви домой, ему понадобится помощь ее союзников. Когда он входит в помещение, актер встает: он явно жаждет новостей. Но в этот момент, прежде чем кто-то успевает произнести хоть слово, в заднюю дверь входит Уэсли Джилберт.
        – Я проверил участок, – говорит он. – Кто-то недавно побывал в сарае. Замок взломан, и я нашел кусок веревки. Думаю, это туфля леди Ви.
        Он кладет на стол одну босоножку на высоком каблуке, и Лили мрачно кивает:
        – Это точно ее.
        – Нам нужно работать в команде, – говорит Найл. – Похоже, они держали леди Ви в ее же собственном сарае, просто чтобы утереть нам нос. У нас три главных подозреваемых: Декстер Адебайо, Кит Белмонт и доктор Пейкфилд. Декс и Кит ушли с вечеринки рано, а Пейкфилд исчез из больницы как раз тогда, когда напали на леди Ви. Он завладел записной книжкой Саши, и у него было достаточно времени, чтобы захватить леди Ви и где-нибудь спрятать ее. Складывается впечатление, что пастор Боакье лжет, но он не наш убийца. После поминальной службы он не успел бы добраться от Бамбуковой церкви до «Звездочета» к тому моменту, когда напали на Сашу, однако он утаивает информацию. Я продолжаю считать, что к этому делу как-то причастна «Морская греза», но у меня нет полномочий на обыск.
        Джилберт заговаривает первым. Сейчас, как никогда, очевидно его военное прошлое: его плечи расправлены, он стоит по стойке «смирно», словно его опять призвали к оружию.
        – Сначала мы должны проверить Декстера. Этот тип знает обо всем, что здесь происходит.
        – Думаю, он попутно торгует наркотиками, – говорит Найл. – Не исключено, что Декстер жестоко обращается со своей женой; он может быть достаточно нестабилен, чтобы осуществить все эти нападения.
        Лили качает головой.
        – Он всегда казался мне порядочным.
        – К сожалению, многие убийцы тоже кажутся порядочными.
        Найл выглядывает в окно; в саду дикий ветер срывает листья и ломает ветки, лужайка леди Ви вся засыпана ими. Из-за темноты трудно определить состояние океана, но волны яростно обрушиваются на пляж внизу. Детектив переводит взгляд на троих помощников. Лили сняла красное платье и переоделась в джинсы и майку, однако осталась такой же красивой, несмотря на беспокойство.
        Филип Эверард ссутулился над столом, его пальцы выбивают быстрый ритм.
        – Мы теряем время. Если быстро не найдем Ви, этот ублюдок пригвоздит ее к океанскому дну.
        – Кто-то должен прочесть Сашину записную книжку, – говорит Найл. – Она постоянно наблюдала за островом. Там могут оказаться важные улики.
        – Хочешь, я займусь этим? – вызывается Филип. – В свое время я прочитал немало паршивых сценариев.
        – Ваша помощь будет кстати, спасибо. Уэсли, вы могли бы патрулировать дом на тот случай, если кто-то рыскает вокруг? Помните, у убийцы есть ключ. Лили, я хотел бы, чтобы ты вместе со мной встретилась с Декстером и его женой. Она почувствует себя увереннее в твоем присутствии.
        Уже два ночи, когда Найл и Лили под проливным дождем бегут вниз по дороге к хижине Адебайо. Детективу нужно выяснить, какое алиби есть у Декстера на вторую половину дня и вечер – ведь у него было все, что нужно убийце, от возможности использовать быстроходный катер до отличного знания привычек жертв благодаря своим ежедневным визитам в «У Бейзила». Опыт дайвинга также делает его наиболее вероятным преступником. Характер Декстера сильно изменился, и теперь ясно, что он долгое время скрывал темную сторону своей натуры.
        Найл тяжелым кулаком ударяет в дверь. Удары сыплются с минуту, прежде чем на пороге появляется жена Адебайо. Шерелл выглядит старше, чем помнит Найл.
        – Декса нет, – говорит она, адресуясь к Лили. – После вечеринки он к кому-то пошел, чтобы пить дальше.
        – Шерелл, мы можем поговорить? – спрашивает Найл. – Мы ненадолго.
        Шерелл приглашает их в дом. Там полнейший беспорядок. На скамейке, рядом со стопкой приготовленного к глажке белья, свалены газеты. Ничто не указывает на то, что у Декстера есть побочный заработок, – он наверняка купил бы новый холодильник вместо того антикварного чудовища, которое громко гудит в углу, словно вот-вот взорвется.
        Шерелл освобождает место на диване, чтобы гости могли сесть, затем сама садится на краешек стула напротив и принимается сковыривать с ногтей лак.
        – Ты можешь рассказать нам, чем занимался Декс в последнее время?
        – Работал и тусовался в «У Бейзила», как всегда, – отвечает женщина усталым голосом. – Он мне мало что рассказывает.
        – Шерелл, мне нужны все подробности. – Найл развалился на диване с таким видом, будто никуда не спешит. – Чем раньше ты начнешь говорить, тем быстрее мы уйдем, но сначала я должен тебя кое о чем спросить. Декс бьет тебя?
        Лили ласково дотрагивается до ее руки.
        – Всё в порядке, вы можете спокойно рассказать нам. И долго это продолжается?
        Шерелл хочет возразить, но в следующее мгновение морщится.
        – В этом году что-то пошло не так. Я почти не узнаю его.
        – В каком смысле?
        – Не знаю, что с ним случилось, но я не могу до него достучаться. И не могу предугадать, что разозлит его. Раньше он взвивался, когда я что-то говорили или делала, а сейчас впадает в бешенство вообще без всякой причины.
        Найл чувствует, как к горлу подкатывает тошнота; он снова вспоминает женщину из Оксфорда.
        – Отсутствие причин, Шерелл, тоже может стать достаточно веским основанием для физического насилия. Я позабочусь о том, чтобы такое не повторялось, однако сейчас мне нужно знать, когда ты в последний раз видела его. Сразу после того, как напали на Сашу Милберн, он был в ее доме, а потом пришел на вечеринку. Тебе известно, где он сейчас?
        – В последнее время Декс сам устанавливает для себя правила.
        – Скажи, он когда-нибудь ходил на своем катере к той большой яхте, что стоит за пределами Британния-Бэй?
        – Несколько раз он доставлял экипажу пиво и сигареты; они хорошо платили ему. Но денег я не видела.
        Прежде чем уйти, Найл уточняет, есть ли у Шерелл возможность пожить у кого-нибудь, и настаивает, чтобы она позаботилась о своей безопасности. Еще рано высказывать свои предположения о том, что Адебайо, возможно, причастен к серии жестоких убийств, но неожиданно на поверхность вылезает комплекс вины Найла – прежде, чем он успевает задавить его. От жутких образов у него начинает кружиться голова, и сержант вынужден опереться на поручень на крыльце. Он вспоминает женщину, которую подвел: двадцать пять лет, красивая и испуганная.
        – Она была не сильно старше тебя, – бормочет он.
        Лили подходит к нему.
        – Что это на тебя нашло?
        – Я не должен был соглашаться на эту должность.
        – Ты слишком много работаешь, вот и всё. Расскажи, что не так.
        Найл наконец-то находит в себе силы выдохнуть.
        – Там, в Оксфорде, меня вызвали к молодой супружеской паре. Соседи слышали, как женщина кричала, но оба раза, когда я приходил к ним, муж был дома. Она ничего не рассказывала, больше молчала, а я неправильно истолковал ее молчание. Я чувствовал, что парень опасен, и хотел арестовать его, но начальник велел мне не лезть в это дело. Он сказал, что мы сможем прищучить его, только если она даст показания, а давить на нее я не имею права, так как это было бы нарушением закона о насильственных действиях. Муж сорвался с катушек неделю спустя. Я нашел эту женщину в багажнике ее же машины на одной проселочной дороге, все тело было в ножевых ранах. Тот тип получил восемнадцать лет, только ничего уже нельзя было изменить.
        Он чувствует на спине тепло ладони Лили, но боится смотреть ей в глаза.
        – Твой начальник, Соломон, принял неправильное решение. Ты сделал все, что мог.
        – Я допустил, чтобы она умерла. Меня до сих пор не покидает ощущение, что нужно уволиться из полиции; я перевелся сюда в надежде, что смогу принять решение…
        Ладонь Лили все еще лежит на его спине.
        – Прости себя. Все на Мюстике видят, какой ты порядочный человек и как велико твое желание делать добро. Пусть это будет на его совести, а не на твоей.
        Спокойная уверенность Лили наконец-то пробивает броню Соломона, и его взгляд проясняется.



        Глава 48

        Лодка раскачивается, и я сдерживаю приступы морской болезни; паника постепенно отпускает меня по мере того, как я концентрируюсь на том, чтобы выжить. Я даже не могу закричать. Та же мокрая тряпка затыкает мне рот, затрудняя дыхание. Вероятно, убийца ушел далеко от Мюстика, чтобы избавиться от моего тела, как от тела Томми Ротмора.
        Он обращается с моим телом, словно это груз, – то ставит вертикально, то валит на днище. От неожиданного удара мое бедро пронзает боль, но мерзавцу плевать на человеческие страдания. Он тащит меня за ноги, как предмет мебели, и от боли я вырубаюсь.
        Когда я прихожу в себя, ситуация уже другая. Я сижу на стуле, на глазах повязка. Я использую остальные органы чувств, чтобы понять, где меня держат; тишина давит на уши. Я ощущаю вонь гниющей рыбы – или коралла? Когда я нашла послание от убийцы у комнаты Лили, в воздухе тоже витал солоноватый запах разложения…
        Шаги приближаются, и мой пульс учащается, затем слышатся ругательства, и дверь со скрипом открывается. Мне очень хочется увидеть своего похитителя, но я различаю лишь размытые пятна света по краям повязки. Кто-то наконец-то вынимает кляп. Мне противно прикосновение к коже чьих-то мозолистых рук. Теперь освобождают мои запястья. Для меня это большое облегчение, потому что руки онемели от многих часов в связанном состоянии.
        От мужчины пахнет кофе, выпивкой и сигаретами. Вполне возможно, что он был среди гостей вечеринки, пил за мой счет, пока следил за мной…
        – У вас ничего не получится. Меня будет искать весь остров, – говорю я хрипло.
        Он не отвечает и сдирает повязку; когда мое зрение проясняется, я понимаю, что нахожусь в одиночестве в маленькой темной каюте. Позади меня захлопывается дверь, и в замке поворачивается ключ. Свет звезд льется через иллюминатор диаметром в фут; из него открывается вид на вздымающиеся волны, переваливающие лодку с боку на бок. В каюте никого нет; я вижу ведро, рулон туалетной бумаги, бутылку воды и сэндвич на тарелке. Похититель хочет, чтобы я облегчилась, и в моих интересах выказать благодарность, однако инстинкт вынуждает меня освободить от пут щиколотки и приготовиться к битве.
        Когда я вожусь с веревкой, каюту неожиданно заливает серебристый свет, подтверждая мою догадку о том, куда меня привезли. Соломон показывал мне фотографии серого линолеума и деревянной мебели на «Морской грезе». Неужели здесь, на этой таинственной яхте, сидели и другие жертвы в ожидании своей участи? Пальцы начинают двигаться быстрее; я понимаю, что это мой последний шанс.



        Глава 49

        В крови Найла столько адреналина, что ему хочется бегать от дома к дому в поисках убийцы. Однако, когда он обдумывает свои следующие шаги, звонит его телефон. Это Чарли Лейтон; он сообщает, что пастор Боакье не отвечает на его звонки. Эта весть усиливает подозрения Найла. Тот, кто похитил леди Ви, внимательно следил за вечеринкой, затем выскочил из темноты и схватил свою жертву. А Боакье так и не появился – поэтому вполне возможно, что он тем или иным способом помогает убийце.
        – Нам надо навестить пастора, – говорит Соломон Лили. – Вероятно, он все время лгал.
        Детектив повинуется своей интуиции, когда они едут вниз по холму к Лоуэллу, где на краю деревни стоит хижина священника. Дверь открывает сам пастор; он полностью одет, хотя стоит глубокая ночь. Судя по всему, Боакье хочет сбежать – но остается на месте, потому что бежать некуда. Пока шторм не закончится, он не найдет транспорт, который поможет ему выбраться с острова. Ветер такой сильный, что пихает Найла в спину, пока они с Лили стоят на крыльце.
        – Куда-то собрались, отец?
        – Навестить прихожанина, – невнятно бормочет Боакье. – Он очень страдает в одиночестве.
        – Вы о Ките Белмонте?
        – Откуда вы знаете?
        – Вас здесь очень быстро приняли. Готов поспорить, вам известны секреты всех владельцев вилл. Некоторые из них настолько знамениты, что на продаже СМИ информации о них можно сделать состояние.
        На лице священника отражается ужас.
        – Я бы никогда так не поступил. Все заслуживают защиты Господа; это моя работа – помогать тем, кто во мне нуждается.
        Найл смотрит ему прямо в глаза.
        – Вы подделали свои дипломы и сертификаты, да?
        Его плечи падают, как у сломанной марионетки.
        – Я надеялся все начать сначала…
        – Еще одна женщина пропала, а вы все это время лгали. Может, вы помогаете убийце?
        – Я просто следую своему призванию, поэтому нахожусь здесь.
        – Советую вам объясниться, – цедит Найл.
        – Люди начинают понимать бедность только после того, как сами испытают ее. – Боакье разглядывает свои руки. – В Лагосе живет двадцать пять миллионов человек; у многих нет водопровода или удобств, как, например, у моей семьи. У родителей не было денег, чтобы отправить меня в школу, однако религия помогла мне не сойти с ума. Я почти лишился надежды, когда наш священник сказал, что мне нужно получить степень по теологии, чтобы принять духовный сан, – и это несмотря на то, что я был рожден для службы Господу. – В его глазах вспыхивает праведный гнев.
        – И тогда вы купили поддельный диплом и состряпали себе резюме… Откуда вы так хорошо знаете Библию?
        – Это была единственная книга, что имелась в моей семье. Я выучил наизусть многие отрывки.
        – Но вас все равно рано или поздно поймали бы.
        Его глаза наполняются слезами.
        – Я думал, Господь защитит меня. Я делал все возможное, чтобы поддержать общину; никто не трудился больше меня…
        – Это вы сегодня напали на леди Ви?
        – Естественно, нет. – Боакье склоняет голову, будто в молитве.
        – Отправляйтесь в больницу и оставайтесь возле Саши Милберн, пока я не позову вас. Она верит в вас и нуждается в защите. Если я узнаю, что вы не позаботились о ней, ваше положение станет хуже некуда.
        Боакье складывает руки в молитвенном жесте, словно перед новым божеством.
        – Не выдавайте мою тайну, прошу вас. Я рожден для этой работы. Ни один священник не относился бы к своей общине с такой любовью.
        – Ваш дом рядом с хижиной Декстера Адебайо. Вам известно, куда он отправился?
        Он мотает головой.
        – Вот еще один человек, который изо всех сил пытается найти свой путь.
        – Жалеть надо его жену, – говорит Лили.
        – Иногда он ночует под открытым небом недалеко от «У Бейзила», просто чтобы побыть одному.
        Найла мало заботит участь Боакье. Но низкий и страстный голос фальшивого священника, читающего молитву, несется ему вслед, когда он с Лили идет по дороге.



        Глава 50

        Не знаю, сколько времени у меня ушло на то, чтобы развязать веревку на щиколотках. Я вынуждена сгибать и разгибать ноги, чтобы вернуть им чувствительность, и я знаю, что убийца, возможно, скоро вернется. Мое левое бедро опухло, поэтому каждое движение причиняет боль, однако сейчас это мало меня волнует. Я роюсь в шкафах, выстроившихся вдоль стен, но нахожу лишь спасательные буи и жилеты. Единственная полезная вещь – ружье для подводной охоты на рыб на мелководье; маленькая стрела едва ли причинит большой вред человеку, однако иного выбора у меня нет. Можно было бы стулом и деревянной скамейкой забаррикадировать дверь, но интуиция подсказывает мне, что нужно оставить все как есть. Мое главное оружие – внезапность.
        Волны продолжают атаковать лодку. Я выглядываю в иллюминатор и могу точно сказать, где мы находимся, – как-никак сотни раз плавала вокруг Мюстика. «Морская греза» стоит на якоре в Онор-Бэй, хотя это плохое место для того, чтобы прятаться от шторма, и яхта медленно дрейфует к подводным скалам. Листья морских водорослей бьются о поверхность воды, как воздушные змеи на сильном ветру. Волны то и дело оголяют заостренные зубы камней и все ближе подталкивают к ним лодку, при этом якорная цепь жалобно стонет. Теперь у меня хотя бы есть возможность передвигаться, если «Морская греза» пойдет ко дну; однако шанс у меня появится, только когда я открою дверь. Зажмурившись, представляю обжигающе жаркий день; я плыву к королевской яхте «Британния» после долгих недель, прожитых в палатке на берегу. Принцесса позволила нам с Джаспером принять душ, потом мы пили на палубе, веселились и хохотали, пока не настала пора плыть обратно к берегу. Я до сих пор помню, как вода поддерживала мое тело, как теплый воздух ласкал лицо. Воспоминание о том счастливом дне наполняет меня энергией. Я обязана спасти себя.
        Яростная качка бросает меня на стену. Я снова слышу шаги. В каюте все еще темно. Под дверью появляется полоса света; я на удивление спокойна. Время замедляется, когда открывается дверь. У меня есть одно преимущество: мои глаза уже привыкли к темноте. Я бью в возникшее передо мной лицо прикладом ружья. Мужчина замахивается на меня, но я налетаю на него и толкаю. Он падает; раздается тошнотворный хруст, когда его голова бьется о стену, а потом наступает тишина.
        Я боюсь, что в любую минуту может появиться другой член экипажа, однако до меня не доносится никаких звуков, кроме голоса ветра, который подыгрывает себе на такелаже яхты, как на струнах. Мужчина, которого я ударила, дышит, что наполняет меня облегчением: что бы ни случилось, я не хочу новых смертей. Выглядываю в дверь. Удача сопутствует мне: из замка торчит ключ, так что я запираю раненого в каюте.
        Теперь меня подстерегают другие опасности. Я иду на цыпочках по узкому коридору, дергая за все ручки, но двери заперты. Слышу над головой шаги и прячусь в последней каюте, дверь которой оказалась незапертой. Теперь я вижу камни более отчетливо, и мне надо понять, кто взял меня в плен. Я на ощупь продвигаюсь вперед и натыкаюсь на письменный стол. Выдвигаю первый ящик – и ищу ответы.



        Глава 51

        Сразу после разговора с Боакье Найл и Лили возвращаются в «Райский уголок». Есть вероятность, что Филипу удалось найти полезную информацию в записной книжке Саши. Уэсли приветствует их в коридоре; Филип так и сидит в кухне, склонившись над записями.
        – Это своего рода притча, только место действия – Мюстик, – говорит он. – Здесь полно местных персонажей и достопримечательностей; читается, как детская сказка.
        – О чем она?
        – Темные силы пытаются похитить с острова красоту. Они превращают людей в уродцев и контролируют их сознание, убивают деревья и животных и делают небо серым.
        – Она упоминает имена?
        – Я ни одного не видел, но у нее ужасный почерк, некоторые места нечитаемы. Она зачеркивала целые абзацы.
        – Я попробую, – говорит Лили. – Мы с Сашей писали друг другу письма, когда были подростками; может, я разберу ее каракули…
        Филип колеблется, прежде чем передать ей записную книжку; складывается впечатление, что он огорчен тем, что не нашел ничего существенного. Актер быстро соглашается сопровождать Найла в его следующем визите и оставить Лили разбираться в записях Саши Милберн под охраной Уэсли. Он неестественно молчалив, когда они на багги леди Ви едут к Британния-Бэй; сведенные на переносице брови свидетельствуют о его беспокойстве. И не моргая смотрит вперед, на море, где беснуются огромные волны.
        – Филип, вы в порядке? – спрашивает Найл.
        Эверард вздрагивает от звука его голоса.
        – Я все думаю о Ви. Они с Джаспером были замечательной парой, когда я купил здесь свою виллу.
        – Мы найдем ее, не переживайте.
        – Очень надеюсь, что ты прав. На долю Лили и так выпало много страданий.
        Найл манит Филипа за собой. Он громко зовет Декстера Адебайо, и тот, вздрагивая, просыпается в шезлонге, который служит ему кроватью.
        – Какого черта вам тут надо? – взрывается Адебайо; его взгляд мечется между Найлом и Эверардом, как будто он прикидывает, кто из двоих сумасшедший.
        – Декс, почему бы тебе не пойти домой?
        – Не могу выносить нытье Шерелл.
        – Люди говорят, что ты изменился. Что ты стал напряженным, замкнутым, совсем другим человеком… Что с тобой, Декс?
        – Не знаю, о чем ты.
        – Ладно тебе, Декс. В Великобритании я повидал множество наркоманов, – говорит Найл.
        Адебайо поднимается на ноги; в нем нет ничего от того милого парня, которого любил весь остров.
        – Лучше оставь меня в покое, а не бросайся обвинениями.
        – Я только начал, – говорит Соломон, делая шаг к нему.
        – Ах ты, надменный кусок дерьма!..
        Адебайо наносит удар, но Найл с легкостью блокирует его. Второй раз за неделю физическая сила оказывается лучшим способом закончить спор, хотя детектив предпочел бы действовать иными методами. Правым хуком он бьет противника в живот, и тот падает на колени.
        – Зачем это? – бормочет Эверард. – Ведь он может подать в суд на полицейский произвол.
        – Это его не спасет. Декстер, я арестовываю тебя за нападение с нанесением побоев. Ты пойдешь со мной.
        Найл чувствует себя гораздо лучше, когда уводит Адебайо. Он отплатил за жестокое обращение с Шерелл и начал избавляться от угрызений совести за женщину, которой позволил умереть. До настоящего момента сержант никогда не верил в катарсис, но вполне возможно, что все это правда.
        – Филип, пожалуйста, отвезите его в «Райский уголок». Заприте в одной из спален и охраняйте. А потом передайте Уэсли и Лили, чтобы они ждали меня в гавани Старой плантации.



        Глава 52

        Найл уже готов бежать в гавань, но решает сначала позвонить. Он укрывается за дальней стеной бара «У Бейзила» и звонит детективу-инспектору Блэку на Сент-Винсент; над головой у него вопит ветер. Узнав о похищении леди Вероники на поминальной вечеринке, начальник впадает в молчание, но ненадолго. Найл отставляет телефон от уха, когда в динамике раздается голос босса, орущего во всю глотку. Блэк заявляет, что Найл глупец; пусть он хорошо знает историю, но детектив он паршивый.
        – Мне сегодня же нужно подняться на «Морскую грезу», сэр. Это единственное место, где я не искал.
        Детектив-инспектор Блэк далек от покладистости.
        – Найл, даже не приближайся. Я сотни раз повторял тебе. Если ослушаешься, окончишь свои дни в тюрьме.
        – Сэр, леди Ви наверняка там. Вы хотите, чтобы она умерла?
        – У тебя нет разрешения. Я запрещаю, слышишь меня?
        Найл выходит из укрытия и всем телом ощущает напор ветра.
        – Извините, я не разобрал. Слышите, как тут шумит ветер?
        – Не шути со мной, Найл.
        – Сэр, вы здесь?.. Связь постоянно прерывается.
        – Оставайся на берегу. Ты понял меня?
        – Я вас не слышу, сэр. Перезвоню позже.
        Найл достаточно долго следовал бессмысленным правилам; еще раз такую же ошибку он не совершит. Сержант бежит на юг, и по нему хлещут тяжелые плети дождя. Шторм набрасывается на остров, как злобный ребенок; для выхода в море худшей погоды просто не бывает, однако у детектива нет иного способа выяснить правду. В гавани Старой плантации мощные волны мотают маленькие рыбацкие лодки. Уэсли Джилберт и Лили уже на причале. Найл качает головой, когда Лили предлагает взять «Возрождение»; на «Морской грезе» обязательно увидят траулер. Их единственный вариант – воспользоваться крохотным полицейским катером и надеяться, что с выключенным носовым прожектором их не заметят. У Найла холодеет в животе, когда он надевает спасательный жилет. Интуиция заставляет его оставить на телефоне Лайрона голосовое сообщение, прежде чем они отчаливают.
        «Морская греза» – мерцающая точка на горизонте. Месяц решил спрятаться именно тогда, когда им нужен его свет; звезды тоже скрыты тучами. У Уэсли Джилберта решительный вид, а вот в глазах Лили появляется возбужденный огонек, когда Найл запускает двигатель; в ней пробудился дух авантюризма, и это может лишь осложнить ситуацию. Найл должен вести катер с особой осторожностью. Одна ошибка – и лодку бросит на причал и разобьет в щепки. Может, зря он отверг веру, которая так успокаивает отца? Соломон с радостью помолился бы сейчас какому-нибудь богу, только никакой ангел-хранитель все равно не прилетит, чтобы спасти его. Найлу удается отвести катер от причала, и судно оказывается во власти морской стихии, как пробка, которую несет к водопаду.
        Он оглядывается на Лили, и та улыбается ему. Она видела много штормов, но его волнуют те опасности, что поджидают их на «Морской грезе». Вполне возможно, два члена экипажа на ночь перебрались на берег, чтобы переждать шторм на суше, однако погодные условия могли задержать их на борту. Мотор работает на полную мощность. Внезапно раздается звук, будто металлическими тарелками ударили по твердому полу, и катер останавливается. Следующая же волна кладет судно на бок под сорок пять градусов. Нужно как можно скорее восстановить ход, иначе их опрокинет.
        – Сейчас посмотрю, что можно сделать, – говорит Лили, спускаясь вниз; еще одна волна ударяет в корпус катера.
        На лице Уэсли нет ни намека на страх, и Найл наконец-то понимает, почему тому так нравится должность дворецкого. Он умеет скрывать все эмоции, даже когда шторм угрожает его жизни. Его голос звучит весело:
        – Море любит жестокие шутки. Вот поэтому, Соломон, я и выбрал сухопутные войска.
        Мужчины спешат вниз, чтобы помочь Лили с мотором, но в машинном отделении так тесно, что им остается только наблюдать. Судно все еще во власти волн, которые толкают его не в ту сторону, в зубы к шторму.
        Проходит полчаса, прежде чем Лили поднимается наверх; ее руки испачканы машинным маслом.
        – Приводной ремень порвался, – говорит она. – Попробуй завести; посмотрим, заработает ли.
        Найл дважды поворачивает ключ, прежде чем двигатель оживает. Детектив надеется, что экипаж «Морской грезы» не смотрел в иллюминаторы яхты и не заметил маленькое суденышко, болтающееся на волнах. С каждой секундой очертания мегаяхты становятся все отчетливее, она раз в десять больше полицейского катера, но точно так же страдает от шторма, и высокие волны точно так же раскачивают ее с боку на бок. Найл замечает скоростной катер, дрейфующий за «Морской грезой» на длинном лине. Трудно определить, когда он тут появился, но штормовые волны могли бы уже давно разбить его о корпус яхты.
        – Встать за штурвал? – кричит Лили, но ее голос глушит ветер.
        Найл передает ей руль. Пусть у нее нет водительских прав, зато есть опыт, и теперь его жизнь в ее руках. Уэсли хочет вместе с ним подняться на палубу, но детектив требует, чтобы тот остался с Лили. Найл готовится к переброске на яхту. Одна маленькая ошибка в расчетах – и его прыжок закончится катастрофой. Его сердце подскакивает вверх, когда огромная волна поднимает полицейский катер выше палубы «Морской грезы», а потом стремительно опускает. Он слышит, как считает Лили, – отец делал то же самое, когда учил его ходить под парусом. Каждая седьмая волна выше предыдущих. Когда Лили кивает ему, он понимает, что в следующем цикле она подойдет вплотную к яхте.
        Детектив вцепляется в поручень. Он точно знает, что ему предстоит; неправильно выбранный момент – и он окажется в воде. Жилет не спасет: его зажмет между двумя лодками и раздавит. Вода уже раззявила рот, готовая к его падению. Найл оглядывается, ожидая, когда Лили поднимет вверх большой палец, но та качает головой.
        Еще одна огромная волна обрушивается на нос, окатывая его водой, – и он прыгает. Хватается за нижнюю перекладину веревочной лестницы и быстро поднимается к палубе «Морской грезы»; теперь все зависит от него. С помощью Уэсли Лили должна удерживать катер поблизости до того момента, когда он будет готов покинуть яхту. Сержант жестом показывает ей, чтобы она не подходила вплотную, но вздымающиеся волны скрывают от него катер. Он планирует внезапно напасть на капитана, затем обыскать судно, причем в любом случае, даже если ему будет оказано сопротивление. Вполне возможно, обнаружится лишь груз наркотиков – но крохотный шанс, что леди Ви жива, все еще остается.
        Соломон пробирается на нос «Морской грезы» и заглядывает в окно. Однако в рубке пусто. На приборной панели лежит раскрытая навигационная карта и мигает сигнал о переданном по спутнику штормовом предупреждении. Экипажа нигде нет, хотя он должен быть на борту. Никто не бросил бы дорогущую, стоимостью в несколько миллионов фунтов, яхту на милость шторма, как это случилось с «Марией Целестой»[17 - «Мария Целеста» – бригантина, покинутая экипажем по невыясненной причине и найденная 4 декабря 1872 г. в 400 милях от Гибралтара. Знаменитый корабль-призрак.]. Но что все-таки произошло?



        Глава 53

        В верхнем ящике письменного стола я нашла зажигалку и использую ее, чтобы осмотреть маленький кабинет. Мебели здесь минимум: стол в углу и пара кресел. Похоже, это чье-то убежище. В одном из ящиков катаются бутылка виски и стакан. Мне нужно найти подходящее оружие, пока не появился кто-нибудь из экипажа: я помню, как Соломон рассказывал, что на борту двое мужчин. Значит, второй может найти меня в любую минуту, однако я все равно спешу выяснить, кто стоит за всеми нападениями.
        В качестве оружия нахожу лишь пресс-папье. Оно тяжелое; я могу поднять его лишь двумя руками, но оно более смертоносное, чем ружье для подводной охоты. Надо провернуть тот же трюк, что и в каюте, – затаиться за дверью. Неожиданно я вспоминаю Филипа, выражение ужаса на его лице, когда Соломон Найл застал нас на вилле Ротморов. Тогда я не испугалась – и сейчас больше, чем когда-либо, должна поддерживать в себе смелость.
        Поднимаю зажигалку вверх и вижу книги на полке над столом: классические европейские романы Виктора Гюго и Томаса Манна. Есть еще пьесы Ибсена, Чехова и Пинтера, что вызывает у меня удивление. Неужели все жестокие убийцы питают страсть к классической литературе и драматургии?
        Я продолжаю шарить в ящиках и нахожу конверт с детскими фотографиями Томми, Аманды, Саши и Лили. И – я холодею – фотографии из моих альбомов в «Райском уголке». Кто-то побывал в моем доме и рылся в моих личных вещах. В следующем ящике я нахожу книгу с древними символами обеа. Открываю ее, и на пол падает красное перо – такое же, как то, что было вплетено в волосы Мамы Тулен. Но мне не верится, что художница имеет отношения к нападениям, хотя ее духовная аура и заставляет меня нервничать. Дальше я нахожу маленький кусочек черепахового панциря в виде треугольника – медиатор для гитары. Непроизвольно роняю его, представляя, как Кит Белмонт сидит здесь, играет на гитаре и потягивает виски… Однако что-то не стыкуется. Пусть Кит не всегда честен, но его вновь обретенная любовь к морской среде выглядит искренней.
        Мой взгляд перемещается вверх, на еще одну фотографию, приколотую к стене. На ней крупным планом заснята женщина, чьи красивые черты освещены лучами солнца. В последний раз мы с ней виделись двадцать лет назад. Но как фото Эмили Колдер, матери Лили, через двадцать лет после ее смерти оказалось на «Морской грезе»?



        Глава 54

        С палубы «Морской грезы» Найл едва различает полицейский катер. Лили направляет судно на надвигающуюся волну, и катер кажется спичечным коробком, который подбрасывает очередной вал. Им с Уэсли придется справляться одним – расстояние слишком большое, чтобы можно было подать сигнал. Найл стоит в тени рубки, пока в поле его зрения не попадает скоростной катер, дрейфующий на тонкой веревке; он слишком далеко, чтобы прочитать название на носу. Детектив не понимает, почему его не подняли на борт, чтобы защитить от повреждений, которые может причинить шторм; если только у владельца не хватило на это времени до того, как погодная обстановка ухудшилась.
        Сознание детектива, продвигающегося к жилым отсекам яхты, переполнено версиями. Все его главные подозреваемые сейчас находятся на Мюстике, однако он уверен, что один из них связан с «Морской грезой». Эта мысль ускользает, когда Соломон слышит звонок телефона. Звук идет из кубрика, который он видел в прошлый визит, но сейчас шторы там плотно сдвинуты.
        Найл наклоняется, чтобы заглянуть в щель между полотнами, и тут кто-то сзади пихает его с такой силой, что он ударяется о поручень. Пытается ухватиться за него, но все равно падает в воду, а на палубе звучит дикий хохот, который, эхом отражаясь от волн, превращается в какофонию. Спасательный жилет удерживает Найла на поверхности, но от холодной воды немеет сознание. Он видит «Морскую грезу», свет, льющийся из иллюминаторов, и крохотный полицейский катер, прежде чем все исчезает. Соломон словно оказывается в гигантской стиральной машине, лишенный возможности дышать. Когда вода снова выплевывает его наверх, приходят воспоминания. Вот ему четырнадцать, и он потерял девственность с девочкой из деревни; вот Лайрон бежит по берегу; вот отец сидит в качалке… Вода наконец-то оставляет его в покое, и он плывет на спине, однако «Морская греза» уже далеко. Ему придется выгребать против волн, и следующий вал обрушивается ему на голову.



        Глава 55

        Яхта принимает на себя атаку шторма, и я не слышу ничего, кроме усталых воплей якорной цепи. Я уверена, что на борту есть еще один мужчина, однако он, вероятно, пока не понял, что я сбежала из каюты. Снова щелкаю зажигалкой и вижу на письменном столе коробку. В ней пачка сигарет и металлический контейнер размером с ладонь. В нем что-то гремит. В контейнере с десяток патронов, и моя тревога усиливается. Я дрожащей рукой кладу патроны в карман. Если люди, которые привезли меня сюда, вооружены, шансы мои невысоки, и тот, которого я заперла, уже пришел в себя. Я слышу, как он колотит кулаками в дверь, его голос поднимается до рева.
        Паника вынуждает меня снова обыскать ящик, но ничего полезного там нет.
        Дверь неожиданно распахивается, и я прячу пресс-папье под порванным платьем. Я не могу разглядеть лицо мужчины, так как свет падает из коридора, зато меня оглушает его хохот. Он включает настольную лампу и плюхается в кресло, чувствуя себя как дома. Заговаривает хриплым от курева голосом, и я слышу грубый лондонский выговор:
        – А вы крепче, чем я думал… Не ожидал, что такая благородная дама, как вы, будет драться не на жизнь, а на смерть.
        – Кто вы?
        – Дэниел Келлерман; если хотите, зовите меня Дэн.
        – Мы с вами раньше встречались?
        – Совсем недавно. – Его хохот напоминает бульканье канализации. – Мы с вами вращаемся в разных кругах. Но оказались вместе на одной вечеринке.
        – Немедленно переправьте меня на берег.
        – Боюсь, это невозможно. – На его лице появляется притворное сочувствие. – Босс просто хотел вас встряхнуть, заставить прекратить поиски убийцы. Вы должны были оставаться под замком, и завтра мы вернули бы вас на берег целой и невредимой. Но теперь все зашло слишком далеко.
        – Меня ищет полиция.
        – Уже не ищет. – Он закуривает сигарету и глубоко затягивается. Его вытянутое лицо, обрамленное длинными, до ворота, волосами, кажется мне знакомым, но я не могу вспомнить. – Хотите знать, что случилось с вашим другом-детективом?
        – С Соломоном Найлом?
        – Человек оказался за бортом. Он выбрал плохую ночь для заплыва, не так ли?
        Я бросаюсь к иллюминатору. Волны огромные, как «американские горки», и яхта опасно приблизилась к камням, однако вид Мюстика прибавляет мне сил. Надо выиграть время, пока я не найду путь на берег.



        Глава 56

        Ярость толкает Найла вперед. Волны бросаются то в одну сторону, то в другую; он сможет победить их только целеустремленностью. Его цель – любым способом добраться до «Морской грезы». Соломон ждет промежутка между двумя валами, затем плывет размеренным кролем, пока следующая волна не отшвыривает его назад. Он продвигается вперед медленно, однако с каждой попыткой яхта, светящаяся ярко, как маяк, становится все ближе.
        Сознание Найла выкидывает фокусы; прошлое снова возвращается к нему, пока он прокладывает себе путь в воде. В памяти опять появляется умершая женщина; она сдержанно улыбается ему и желает остаться в живых. Выражение на ее лице говорит ему, что одна бессмысленная смерть лучше двух, и он понимает, что она останется в его воспоминаниях навсегда, потому что ему важна его работа. Он не готов сдаться.
        Еще один вал сбивает Найла с курса, а его сознание возвращается к долгу, который он должен выполнить. Он может либо утонуть в воспоминаниях, либо продолжить борьбу. У него уходит целая вечность на то, чтобы вновь прикоснуться к металлическому поручню. Из последних сил он забирается наверх. Притаившись за рубкой «Морской грезы», ждет, когда дыхание выровняется, и дрожит от холода, несмотря на теплый ночной воздух. Яхта продолжает качаться с боку на бок, превращая каждое движение в тяжелейшее испытание. Интуиция подсказывает детективу достать оружие, но когда он достает его, из ствола выливается вода. На учебном курсе никогда не объясняли, можно ли стрелять из мокрого пистолета, однако он может оказаться полезен. Если экипаж не вооружен, вид оружия может вызвать у них панику и они ослабят бдительность.
        Найл уже собирается выпрямиться, когда рядом с его укрытием появляется тень. Это мужчина, одетый в черное; он стоит спиной к детективу возле планширя и наблюдает за штормом. Стоит он довольно долго. Найл видит, как мужчина спускается вниз по трапу, и бесшумно следует за ним. Сердце едва не выпрыгивает у него из груди, когда он оказывается в узком коридоре.
        Мужчина ждет у одной из дверей в дальнем конце коридора; его тело напряжено. А из-за двери доносятся голоса. Они словно заворожили его. Он даже прижимается головой к двери, словно боится пропустить хоть одно слово.



        Глава 57

        Я стою, прижавшись спиной к стене, и прижимаю к боку пресс-папье. Чутье подсказывает мне, что мой единственный шанс остаться в живых – вынудить Келлермана говорить как можно дольше, чтобы тот расслабился.
        – Боссу это не понравится, – говорит он. – Он терпеть не может пачкать руки.
        – Пожалуйста, скажите мне, кто он. Если вы собираетесь убить меня, я унесу это с собой в могилу.
        Мужчина усмехается.
        – Может, сами догадаетесь? Он все время повторяет, что хочет открыть новую страницу; что он не прикасается к выпивке и наркотикам, но пока сам не увидишь, не поверишь… Этот парень – наркоман. Его все еще тянет к красивым девочкам, да и к мальчикам тоже.
        – Зачем же вы работаете на него?
        – Мы давние друзья. Я познакомился с ним много лет назад, когда жизнь была проще. – Мужчина широко улыбается. – Мне нравится наша беседа, но приказ есть приказ. В убийстве пожилой дамы или ребенка нет ничего приятного, так что я хочу поскорее разделаться с этим.
        – Разве вы не заметили, что мы дрейфуем к берегу? Скоро мы налетим на скалы у Онор-Бэй. Вы выбрали самое опасное место, чтобы встать на якорь.
        Мужчина выглядывает в иллюминатор, и на его лице отражается паника, однако язык его тела меняется. Он собирается убить меня до того, как отведет яхту на безопасное расстояние. Когда Келлерман выпрямляется, из его кармана показывается край чего-то блестящего – рукоятка пистолета. Слова потоком льются из моего рта – это я пытаюсь выторговать себе еще минуту.
        – Сначала расскажите мне о кораллах, прошу вас. Это с самого начала удивило меня. Зачем он оставлял эти куски в домах жертв?
        – Боссу ненавистно возрождение кораллов, и он терпеть не может тех, кто к этому причастен. Рисунки, что он вырезал, – это символы обеа; ему нравится это вудуистское дерьмо. – Келлерман опять улыбается, и в слабом свете лампы поблескивает золотой зуб. – У него шрам на плече размером с Большой каньон. Когда он закончит на Мюстике, здесь никого не останется.
        Перед моим мысленным взором вдруг появляется лицо, и я громко охаю. Келлерман с бесстрастным видом достает из кармана пистолет. Но тут мощная волна заваливает лодку на бок; я хватаю пресс-папье и бью Келлермана снизу вверх в челюсть. Он оглушен; хватка его ослабевает, и я забираю пистолет.
        – Сядь в кресло, идиот. И отдай ключи.
        У него шокированный вид, когда я целюсь ему между глаз – правда, я никогда в жизни не стреляла из пистолета. В коридоре слышен шум, но пистолет прибавил мне уверенности в себе. Пятясь, я выхожу из каюты и запираю своего второго противника. В коридоре пусто, и я не могу удержаться от улыбки, слушая, как вопит мой первый противник, требуя, чтобы его выпустили.



        Глава 58

        Удерживая мужчину за горло, Найл тащит его на палубу, а другой рукой зажимает ему рот. После долгого заплыва ему приходится прилагать все силы, чтобы удержать незнакомца; тот вырывается, и детектив вынужден достать оружие.
        – Не дергайся, иначе я выстрелю, – говорит Найл. – А стреляю я хорошо.
        В темноте лица мужчины не видно; на затянутом тучами небе нет ни единого проблеска света, чтобы разглядеть врага. После собственной встречи со смертью Найла так и тянет нажать на спусковой крючок, но чувство справедливости не позволяет ему сделать это. Черты мужчины скрыты капюшоном, и он явно не намерен говорить.
        – Что заставило тебя пойти на это? – спрашивает Найл. – Радуйся свободе, потому что из тюрьмы ты не выйдешь.
        Мужчина бросается на детектива, но тот ударяет его рукояткой пистолета. Морская вода заливает палубу, ветер воет, натянутый такелаж глухо стонет. Найлу плевать на то, что ублюдка может смыть за борт, потому что сейчас его внимание сосредоточено на чьем-то быстром топоте по палубе, за которым неожиданно следует выстрел. Найл пригибается, чтобы спастись от следующей пули, однако кровь, запачкавшая его обувь, чужая. Мужчина, с которым он боролся, лежит лицом вниз и стонет, и кровь из его раны течет по палубе.



        Глава 59

        Грохот выстрела все еще звучит у меня в ушах, но битва не закончена. В десяти метрах от меня мужчина, в которого я стреляла, с трудом поднимается на ноги, из его руки хлещет кровь. Соломон Найл борется с ним, однако сейчас я не могу помочь ему. Тела мужчин сплелись слишком плотно, и я боюсь, что следующая пуля по ошибке попадет в Соломона. Снова раздается оглушительный звук выстрела, но на этот раз не из моего оружия. Соломон подминает под себя противника, и тот наконец-то теряет силы. Его руки повисают, и я выхватываю у него пистолет, а потом бросаю его за борт вместе со своим, чтобы они больше никому не причинили вред.
        Лица мужчины я не вижу, но знаю, кто это. В кабинете внизу я нашла достаточно подсказок, и это потрясло меня до глубины души.
        Соломон уже поднялся на ноги, его противник лежит на палубе. Я беру кусок веревки и связываю ему руки за спиной, оставляя его в таком положении, хотя волны все так же яростно обрушиваются на палубу. Сейчас меня больше волнует состояние Соломона.
        Тот привалился к рубке. Мне не хватает света, чтобы понять, насколько сильно он ранен, и во мне поднимается паника, когда я вижу, что по правому боку у него течет кровь.
        – Тебе больно?
        Его взгляд туманится.
        – Леди Ви, давайте вернемся на Мюстик. Этих людей нужно запереть в камере.
        – Обязательно. Помощь уже в пути.
        Я вижу, как к нам подходят две лодки – полицейский катер, с которого энергично машет Лили, стоящая рядом с Уэсли, и старый траулер из рыболовного флота острова. Но, возможно, уже поздно: у Соломона такое сильное кровотечение, что он вот-вот отключится.
        – Соломон, я зажму рану. Будет больно, так что ругайся от души.
        Он хватает ртом воздух, когда я прижимаю ладонь к ране. Боль, наверное, страшная, но он молчит, его остекленевший взгляд устремлен вдаль.
        – Говори со мной, прошу тебя. Не засыпай.
        Его губы изгибаются в улыбке.
        – Лили поцеловала меня, там, на пляже.
        – Разумная девочка. И она обязательно поцелует тебя еще раз, если мы доберемся до берега.
        – Не беспокойтесь, леди Ви. Шторм закончился. Разве вы не видите?
        Лицо молодого человека бледнеет, прежде чем он ускользает за пределы досягаемости.



        Глава 60

        Найл пытается бодрствовать, но ему на грудь давит тяжелый груз. Леди Ви склоняется над ним и что-то шепчет, но Соломон не разбирает ее слов. Он ощущает в теле холод моря. Для него становится шоком, когда в поле его зрения появляется Лайрон. У брата напряженное лицо, и он резким движением поднимает его на ноги.
        – Давай, Сол, иди. Ты слишком большой, чтобы нести тебя.
        Найлу удается опереться на поручень. Море уже спокойнее. Внизу ждет старый траулер отца, а это говорит о том, что Лайрон вышел в море сразу же, как получил сообщение на свой телефон.
        Кто-то помогает Соломону спуститься в лодку; в следующий раз он приходит в сознание, когда Лайрон прижимает сложенную тряпку к его боку, и теперь шок сменяется болью. Ощущение такое, будто между ребрами воткнули раскаленный железный прут. На лице брата отражается ужас.
        – Лай, с тобой все будет в порядке.
        – Не трать силы, просто дыши, медленно и размеренно.
        – Пригляди вместо меня за отцом. Убедись, что ему хорошо.
        – Прекрати, Сол. Мы тебя заштопаем.
        Найл слышит, как брат и Уинстон Лейтон решают оставить двух членов банды на борту до завтра, и впадает в беспамятство. Невелика потеря, если шторм разделается с этой парочкой.
        Он снова открывает глаза, когда на борт спускается леди Ви. Вид у нее торжествующий, хотя порванное платье заляпано кровью. Рядом Найл видит силуэт того, кто стрелял в него. Через боль прорывается любопытство. Убийца в черных джинсах, лицо скрыто капюшоном.
        – Филип, не пора ли открыть себя? – цедит леди Ви. – Я уже давно догадалась, что это ты.
        Когда над головой появляется луна, она стягивает капюшон и выставляет на всеобщее обозрение черты, которые когда-то Голливуд считал совершенными. В свете звезд лицо полностью лишено красок, и Филип Эверард больше не похож на кинозвезду. Он просто старик, и в его взгляде плещется ярость.



        Глава 61

        Я обращаю внимание на свой вид, только когда Лили помогает мне сойти на берег. Ветер продолжает завывать. Платье превратилось в лохмотья, руки до локтей измазаны машинным маслом, босые ступни черны от грязи. Я непроизвольно издаю смешок, когда думаю о принцессе Маргарет. Она установила высокие стандарты для своих фрейлин и рассчитывала, что мы всегда будем выглядеть идеально. Сейчас, на рассвете, я похожа на жертву кораблекрушения, и мне до отчаяния хочется оказаться дома. В глазах Лили блестят слезы; последние двадцать четыре часа и ей, должно быть, дались тяжело. Она крепко обнимает меня только тогда, когда я ступаю на сушу.
        – Слава богу, ты жива, Ви… Мы немедленно едем в медцентр.
        – Нет надобности, дорогая. Это может подождать до завтра.
        – Не глупи, ты вся в синяках. Что эти мерзавцы сделали с тобой?
        – Ничего серьезного. – У меня пока нет желания делиться подробностями, хватит с нее переживаний.
        – Ви, скажи, кто убийца? Он был на лодке, да?
        Лили потрясена, когда узнает правду, и впервые за все время меня охватывает гнев. Этот человек оказался мошенником, он многие годы обманывал всех нас… Но каковы были его мотивы? Я отпихиваю в сторону эту мысль, ощущая боль в бедре, и с радостью опираюсь на руку Лили. Вскоре кто-то приезжает на багги, и нас доставляют в медцентр, потом Лили находит кресло-каталку и везет меня к двери, из которой появляется Уэсли Джилберт. Мой дворецкий растрепан, выглядит так же, как во время пожара на вилле Фортини, когда он искал свою сестру, однако на этот раз он рисковал жизнью ради меня. Уэсли садится на корточки рядом со мной, и его голос звучит необычно нежно.
        – Леди Ви, я рад, что вы пережили это приключение. Вы заставили меня волноваться.
        Я кладу руку ему на плечо.
        – Я говорила тебе, что мне невероятно повезло, когда ты стал заботиться обо мне?
        – Не так давно, – отвечает он, и его суровое лицо становится мягче. – Но мне все равно приятно это слушать.
        – Как Соломон? – спрашиваю я.
        – Жив, но потерял много крови. Пуля прошла навылет. Доктор сейчас работает над ним.
        Прежде чем я успеваю задать следующий вопрос, Уэсли отходит, чтобы поговорить с братом Найла. Нет смысла идти внутрь, пока доктор Пейкфилд занят, поэтому мы сидим снаружи, и я наслаждаюсь свежим воздухом. Возможно, мне это только кажется, но ярость шторма постепенно спадает. Мюстик находится во власти урагана почти неделю, с того дня, как пропала Аманда Фортини, хотя шторм «Кристобаль» подошел к острову только вчера ночью. Много поваленных деревьев, на клумбе валяется лист гофрированного железа с крыши, птиц почти не слышно – вероятно, бедняги боятся, что страшный ветер снова вернется. Мне же очень хочется верить, что жестокие испытания закончились. Лили сидит на скамейке рядом со мной и ладонью прикрывает глаза от раннего солнца.
        – Дорогая, иди поищи Соломона. Надо, чтобы кто-то поддержал его.
        Она начинает спорить, но потом спешит внутрь. Изнеможение накрывает меня, как цунами. Убаюканная прощальной песнью шторма, откатывающегося в море, я засыпаю, сидя с прямой спиной в кресле.



        Глава 62

        Найл не представляет, как долго он спал. Открывает глаза; бесцветная жидкость из капельницы мерно, капля за каплей, вливается в его вену. Он чувствует давление в боку, но боли нет. Вакуум в его сознании пропадает, едва в дверь входит доктор Пейкфилд. Медик смертельно бледен, словно солнечный свет, проникающий через жалюзи, медленно убивает его. Глядя на часы, Пейкфилд прижимает два пальца к шее сержанта.
        – У вас, детектив Найл, конституция быка, но ночью вы создали мне массу проблем. У вас редкая группа крови. Две порции дал Лайрон, и еще две – Кит Белмонт; так что вы обязаны им жизнью.
        Найл подавляет смешок – теперь они с солистом «Голубого рая» кровные братья навек; однако дар Лайрона его не удивляет. На мгновение ему становится совестно за то, что он подозревал всех этих людей, хотя настоящий преступник разгуливал у него под носом.
        – Простите меня, доктор. Вы всего лишь нарушили правило ради того, чтобы помочь человеку. Зря я обвинял вас.
        – Я принимаю ваше извинение, – говорит доктор со сдержанной улыбкой. – Завтра с Сент-Винсента прибывает команда офицеров, чтобы переправить ваших подозреваемых в исправительное учреждение Белль-Иль. Ваш начальник согласен, чтобы вы взяли неделю или две на восстановление после такого серьезного ранения. Он допросит Филипа Эверарда утром.
        Найл пытается сесть, но от приступа острой боли у него начинает кружиться голова. Доктор кладет прохладную руку ему на плечо.
        – Лежите спокойно, иначе рана не затянется. Жмите на кнопку, если что-то понадобится.
        – Как Саша?
        – Она вчера вечером пришла в сознание, и я извинился за свои действия. Завтра утром, если ее дела пойдут на лад, я отправлю ее выздоравливать домой.
        – Мне надо в участок. Может кто-нибудь отвезти меня туда?
        – Не глупите. – Доктор суровым взглядом пригвождает его к месту. – Вы остаетесь в больнице на следующие сорок восемь часов. А теперь спите, я зайду к вам попозже.
        Найл не сопротивляется, когда его глаза закрываются. Возле кровати появляется Мама Тулен с охапкой орхидей, и ему кажется, что она – часть его сна. Она выглядит африканской королевой, ее переливчато-синее платье украшено желтой парчой. На ее лице нежность, и она гладит его по лицу.
        – Как поживаете, молодой человек?
        – Уже лучше, Мама. Скоро снова встану в строй.
        – Геде все еще на перекрестке, Соломон. Будет еще одна смерть, прежде чем он покинет остров и оставит его в покое; не допусти, чтобы это была твоя смерть.
        Тулен целует его в щеку, и Соломон засыпает самым глубоким за свою жизнь сном. Когда детектив просыпается, свет уже другой, он мягче и окрашивает палату в тусклые охряные тона. Садиться больно, но Найлу плевать. При каждом движении ребра пронзает такая боль, что на глаза наворачиваются слезы, однако он не может оставаться в кровати. Звонит Лили, затем с трудом встает – как раз в тот момент, когда в палату входит леди Ви. Она, как всегда, в светлом, как всегда, элегантная, видно лишь несколько синяков.
        – Леди Ви, я слышал, вы спасли мне жизнь… Вы самая отважная женщина на Мюстике.
        Она ласково улыбается.
        – Ты тоже спас мне жизнь. Я рада, что в Ассоциации девочек-скаутов меня научили оказывать первую помощь. Не важно, насколько велика рана, – нужно любыми способами остановить кровь.
        – Если б вы этого не сделали, меня бы здесь не было.
        – И для всех нас это было бы большое горе, – говорит она, подходя ближе. – Как все ужасно получилось, правда?
        – По крайней мере, мы нашли убийцу.
        – Каковы наши дальнейшие действия?
        – Мой босс собирается завтра утром допросить его, потом до суда его будут держать в тюрьме.
        Лицо леди Ви становится жестче.
        – Нельзя, чтобы лавры достались твоему боссу, когда всю работу сделали мы с тобой. Ты заслужил повышение, а мне нужно из первых уст услышать признание Филипа.
        Найл с трудом усмехается.
        – Я знал, что вы именно так к этому и отнесетесь. Скоро здесь будет Лили на вашем багги. Поехали в участок вместе.
        – Отлично. Твой брат принес тебе чистую одежду. Давай я помогу тебе надеть рубашку. А потом, после того как мы повидаемся с Филипом, ты вернешься сюда отдыхать.
        – Доктору не понравится, если я покину медцентр.
        – Тебе это так важно? – Она наклоняется к нему и пристально смотрит на него. – После прошлой ночи нас уже ничто не остановит.
        Найл одевается, и его пронзают новые приступы боли, однако торжествующий тон леди Ви придает ему сил. Он так сосредоточен на предстоящей задаче, что перестает замечать боль.



        Глава 63

        Шторм «Кристобаль» атаковал полицейский участок в полную силу. Крыша сорвана, двор завален ветками, с дерева свисает старый велосипед… Однако все это проходит мимо внимания Соломона. Завтра власть перейдет к детективу-инспектору Блэку, а пока главный тут он, и нам обоим нужно узнать, зачем Филип совершил эти дикие преступления. Мы вместе идем к входной двери, оставляя Лили ждать нас в багги.
        Я не готова к той душевной боли, что охватывает меня при виде Филипа. Я знаю его тридцать лет и всегда считала его чувствительной натурой, нуждающейся в моей поддержке; оказывается, он лучший актер всех времен и народов… Он так ловко водил меня за нос, что я не сдерживаю свои эмоции.
        – Леди Ви, вы готовы? – спрашивает Соломон.
        – У меня бывали и лучшие дни, зато он, слава богу, больше не сможет навредить никому из нас.
        – Нам нужно полное признание; возможно, он откроет нам больше, если вы изобразите сочувствие. Я буду записывать каждое его слово.
        – Постараюсь.
        Мы с Соломоном проходим внутрь. Филип сидит по-турецки на полу камеры и смотрит на небо в окне. Он не реагирует на нас, когда мы садимся на скамью напротив, зато я получаю возможность разглядеть его. В памяти всплывают обрывки историй, которые Филип рассказывал мне все эти годы: о детстве в нищете, о болезненных разрывах отношений, причину которых он мне так и не объяснил. Вспыльчивость Филипа стоила ему и актерской работы из-за его стремления мстить своим звездным коллегам в тех случаях, когда он считал, будто они отняли у него славу. Почему я не заметила, что он так и не избавился от злобности?
        После нескольких минут тишины Филип наконец-то заговаривает.
        – На небе ни облачка. Кажется, этот оттенок называют небесно-голубым, да?
        – Лазурным, я бы сказал, – отвечает Соломон. – Бирюзовым с налетом желтого.
        – Может, ты и прав. – Филип облегченно улыбается. – Соломон, мне жаль, что ты вчера получил увечье. Сопутствующий ущерб – это всегда печальный факт.
        Детектив держит рот на замке. Кажется, он понимает, что молчание – лучший путь к получению информации; мало кто способен выдержать его зияющую пустоту.
        – Ви, я рад, что ты здесь. Я хотел попросить, чтобы тебя позвали, потому что наши с тобой беседы всегда успокаивали меня. – Филип чуть-чуть поворачивает голову, но все равно не хочет встречаться со мной взглядом. – На мнение всех остальных мне плевать. Ты единственная, кто во всем разобрался.
        – Тебя выдали вещи из ящиков в твоем письменном столе. Они показали, как много ты скрываешь; не только сигареты, которые иногда покуриваешь, но и свою тоску по театральным ролям. Ты же начинал на сцене, с Ибсена и Чехова, да?
        – Голливуд сделал из меня типаж. Они брали меня только в романтические комедии, и больше никуда.
        – Мало у кого хватает таланта, чтобы завоевать «Оскар», как это сделал ты.
        – Ты всегда была очень добра… Соломон, можно мне поговорить с Ви наедине, в последний раз?
        – Боюсь, нет. Все должно быть занесено в протокол.
        Взгляд Филипа все так же устремлен к клочку неба над головой. Похоже, мне предстоит стать его публикой, поэтому я понижаю голос до шепота, как в наших прошлых задушевных беседах.
        – Бедный ты мой… Ты, наверное, так настрадался…
        – Ви, это было невыносимо. Я ненавижу себя за все это. – Наконец-то он поворачивается ко мне. – Но я знал, что ты меня поймешь.
        Я выдавливаю из себя улыбку.
        – Теперь понятно, почему Хосе так расстроился, да? Он, должно быть, видел, как ты делаешь нечто пугающее или как идешь за Лили до дома… Мальчик просто пытался защитить меня.
        Краем глаза я вижу Соломона. Он явно страдает от боли; его красивое лицо покрыто испариной, как и прошлой ночью, когда я думала, что он умирает. Соломон проявил исключительную отвагу, и мне хочется помочь ему получить признание. Однако тяжело встречаться взглядом с Филипом, когда во мне кипит гнев.
        Филип в камере пересаживается на жесткий пластмассовый стул прямо напротив меня; он всего в нескольких метрах. Все это очень похоже на съемочную площадку нового блокбастера, где маститая кинозвезда обвиняется в преступлениях, которые она не совершала, и мне ужасно жаль, что правда не так проста. На его лице такая мука, что я поддаюсь порыву и просовываю руку сквозь прутья решетки – и он тут же тянется к ней.
        – Прости, Ви. Я догадался, что ты близка к правде, потому что ты всегда была проницательной. Я просто хотел сбить тебя с пути на некоторое время, чтобы успеть сбежать на лодке. Но теперь я все потерял…
        – Я должна понять, почему ты все это сделал. Из-за чего-то в твоем прошлом?
        Судя по виду, он вот-вот заплачет.
        – Моя семья распалась, но я не могу винить их за все мои беды. Я родился с темной душой. Когда мне было пятнадцать, я пытался задушить одного из своих братьев, но отец оттащил меня. Они никогда меня не слушали. Я так на это злился, что физически причинял боль всем, кто оказывался у меня на пути. Когда я набросился на одну из сестер, меня отправили жить к дядьке. Меня били почти каждый день. Я стал прогуливать школу, пристрастился к наркотикам, стал совершать мелкие преступления…
        – Какой ужас.
        – Во мне что-то выключилось. Я был вынужден бежать, и игра позволяла мне становиться кем-то другим. Однако ущерб уже был нанесен. Я видел, что люди боятся меня, и эта власть опьяняла. Мне было плевать, скольких я растоптал на своем пути. Я уже не контролировал боль и жестокость, что сидели во мне.
        – Мне довелось увидеть только твою светлую сторону, да? – Я делаю паузу. – Ты планировал пойти на «Морской грезе» в какое-то конкретное место?
        – В Венесуэлу или в Эквадор. Я мог бы исчезнуть в горах… – Его голос затихает, и наступает тишина.
        – Филип, расскажи, как все произошло. Возможно, от этого тебе станет легче.
        Неожиданно он убирает руку, садится прямо и вскидывает голову, словно под прожектором.
        – Сначала мне здесь очень нравилось. Я был большой шишкой, получал главные роли, присутствовал на всех вечеринках. Но все изменилось, когда приехала Эмили Колдер. Она была из нью-йоркской знати, до умопомрачения обворожительная; я сразу влюбился в нее. Однако для нее я был грязным мальчишкой с нищей фермы. С первого дня она смотрела на меня свысока.
        – Ты ошибаешься, Эмили была очень расположена к тебе.
        – Люди только и говорили что о ее коралловом проекте, как будто больше ничего не имело значения. Она была всеобщей любимицей.
        – Ты за это и убил ее?
        – Я любил ее, а она отвергла меня. Мне надоело вечно чувствовать себя вторым сортом. Люди игнорировали меня из-за недостатка аристократизма, всегда осаживали, никогда не давали те роли, что я хотел. Вот поэтому я и восхищался тобой и Джаспером. Вы – аристократы, а обращались со мной с уважением.
        Филип продолжает; ощущение изгоя перекликалось в нем с детскими страданиями, подталкивая к сопротивлению. Эмили Колдер отвергла его ухаживания, поэтому он подстерег ее и задушил. Дождался, когда весь остров заснет, затем дотащил тело до моря и оставил на песке ее сложенное платье.
        – Лили с друзьями приглашала меня везде до тех пор, пока не начала работать над коралловым проектом Эмили. Она знает, что я не умею нырять, но наплевала на это. Молодые и красивые, они предпочли проводить время на этой чертовой лодке, а меня оставляли в одиночестве. Они отвернулись от меня, все до одного.
        – Начиная с Аманды Фортини?
        – Она запала на меня после двух уроков французского, а потом отвергла так же быстро, как Эмили. На самом деле ей просто хотелось тусоваться с молодыми парнями и нырять к проклятому рифу. История повторялась, и во мне опять вспыхнула ярость.
        – А что насчет Томми Ротмора?
        – Я думал, он догадался обо мне и Аманде, поэтому рассказал ему о том, что оставил ее тело под водой. Я пытался покончить с ним в летнем домике Фортини, но он сбежал. И поймать его мне удалось только тогда, когда я поджег виллу Фортини. Пожар помог избавиться от телефона Аманды, ее фотоаппарата и идиотских любовных писем, что она слала мне вначале. Еще я развесил ее фото у него на стене.
        – У тебя не было надобности нападать на Сашу Милберн или вламываться к Киту Белмонту.
        Его глаза гневно блестят.
        – Саша постоянно следила за людьми и записывала все в свою дурацкую книжку, поэтому я вырвал те листки, где было обо мне. Я отдал записную книжку доктору, потому что она написала об их перепихе. Чтобы заставить его молчать, я сказал ему, что скопировал все страницы. Я не мог рисковать – нельзя было допустить, чтобы он проболтался о том, что видел меня на «Морской грезе». Наша дружба с Китом Белмонтом рухнула, когда он помешался на спасении кораллов, как и все остальные. Это было мое предупреждение ему.
        – Ты пытался подставить и Декса Адебайо, да? Все эти символы обеа заставили нас заподозрить тех, кто исповедует эту религию.
        – Мы с Дексом давние друзья; у нас с ним все эти годы был маленький побочный бизнес. Но люди – это расходный материал. Он сбился с пути, когда подсел на наркоту.
        – Почему в тебе все еще столько ненависти? Ведь твое детство было давно, а ты добился большого успеха.
        – Ви, разве ты не понимаешь? Никто никогда не любил меня без всяких условий, ни в детстве, ни сейчас. Саша, Аманда и Томми – все они родились миллионерами и смотрели на меня свысока, как Эмили Колдер, потому что я сделал карьеру, выбравшись из сточной канавы.
        – Но это не объясняет, почему ты нацелился на Лили.
        Филип снова мрачнеет.
        – Она с каждым годом все сильнее походила на мать – такая же красивая и беспечная, одержимая кораллами… Это я оставлял послания на ее лодке.
        – Она любила тебя как дядю и полностью доверяла тебе. – Мне стоит большого труда смотреть на него. – Где ты взял ключ, чтобы оставить коралл у комнаты Лили?
        – Ты забыла, что много лет назад давала ключ Эмили Колдер? Чтобы та могла жить в «Райском уголке», когда вы уезжали… После ее смерти ты так и не сменила замки.
        Я вспоминаю, как на званом обеде в обществе Джаспера и Филипа передала ключ Эмили. Лили тогда еще плескалась в бассейне.
        – Зачем ты вырез?л все эти символы на кораллах?
        – В обеа куча богов и демонов, которые отражают человеческую сущность. Мы все – смесь добра и зла, правда?
        Соломон тихо спрашивает:
        – Значит, это ваша лодка сбила Аманду? И как вы убедили людей на «Морской грезе» оставлять тела жертв на рифе?
        Он издает смешок.
        – Эти идиоты готовы на все за деньги, только ума у них маловато. Вчера они, не посоветовавшись со мной, выбрали худшее место, чтобы бросить якорь во время шторма. Я делал всю работу на суше, на виллах, украл из медцентра все, что нам могло понадобиться; они делали свою работу в море. А также соорудили петарду для полицейского участка. Я нашел их обоих в Голливуде. Этот город мишуры кишит несостоявшимися каскадерами, погасшими звездами и писателями-фантастами. Их лица можно увидеть на заднем плане старых мыльных опер и полицейских телесериалов. Я позволил обоим взять новые имена, затем сделал для них фальшивые паспорта. Какое-то время они просто перевозили грузы, но последние несколько недель стали для них настоящим приключением.
        – Так вот как ты добывал деньги, чтобы содержать «Морскую грезу»!
        – Я потратил на нее все свои голливудские гонорары, но держал это в тайне. Мне нужны были средства, чтобы обслуживать ее, поэтому я зарабатывал как мог. Зачем соглашаться на мелкую роль, если на морской перевозке наркотиков я мог заработать в десять раз больше?
        – Какая ирония для человека, который боится воды…
        Филип смеется, как будто это первоклассная шутка.
        – Моя боязнь моря не так сильна, как я показывал. Ведь вчера мне удалось опередить тебя и добраться до яхты первым.
        – Как вы получили дипломатический иммунитет? – вклинивается Соломон.
        – Это стоило недорого, дружище. Я купил благосклонность твоего начальника; он курировал все это дело, не задавая вопросов.
        – Теперь ясно, почему он не подпускал меня к «Морской грезе»…
        Филип поворачивается ко мне.
        – Теперь все это не имеет значения. Пожалуйста, Ви, скажи, что прощаешь меня. Сейчас для меня важно только это.
        У меня перед глазами проходят годы нашей дружбы, все те счастливые времена на Мюстике. Но реальность сметает эти воспоминания, как мокрая тряпка – мел со школьной доски. На глаза наворачиваются слезы.
        – Ты действительно рассчитываешь на то, что я прощу тебя? Лили в пять лет лишилась матери. Потом ты убил двоих ни в чем не повинных молодых людей. Соломон и Саша едва не умерли, и ты что-то подсыпал в мой стакан на поминальной вечеринке. Ты не задумываясь позволил бы тем людям убить меня.
        Я радуюсь, что нас разделяют прутья решетки, когда на его лице отражается ненависть в ответ на мой отказ простить его. Как я могла не заметить этот безумный блеск в глазах Филипа или его раболепный нарциссизм? Мой старый друг плачет и зовет меня, когда я ухожу. Соломон шепотом утешает меня и поддерживает за руку. Старые привязанности тянут меня назад, но я не позволяю себе оглянуться.



        Глава 64

        Понедельник, 23 сентября 2002 года
        Соломон Найл сидит в шезлонге на террасе, а его отец погружен в послеобеденную дрему. Остров выглядит так же, как до шторма «Кристобаль», если не считать нескольких поврежденных крыш, ремонтом которых уже усердно занимаются соседи. Соломон был бы рад им помочь, но за три дня дома рана еще не зарубцевалась. Кажется, что Мюстик вернулся к обычной жизни: на небе ни облачка, море ярко-голубое… Но многое уже меняется. Лайрон наконец-то повзрослел; он планирует трудиться разнорабочим за более высокую зарплату, а потом исполнить свою мечту и стать пилотом.
        Найл наблюдает за маленькой рыбацкой лодкой, возвращающейся в гавань. Ему нравится, пока рана не затянется, любоваться красотой острова. Он потягивает ледяной чай, а обитатели Лоуэлла занимаются своими делами.
        А это кто приближается? Неужели Лили Колдер? В шортах и белом топе, она идет по дороге, и на плече у нее висит холщовая сумка. Длинноногая Лили напоминает ему балерину. После того как Мюстик снова вздохнул свободно и Филипа Эверарда отправили на Сент-Винсент ожидать суда, Найл решил, что их с Лили пути больше не пересекутся. Однако вот она, идет к его хижине…
        Не здороваясь, как будто ее визиты в его дом – обычное дело, Лили садится в соседний шезлонг.
        – Соломон, я принесла новости из внешнего мира.
        – Хорошие?
        – Очень даже.
        – Тогда выкладывай.
        – Твоего начальника уволили – за то, что он брал взятки у Филипа. Ви говорит, что полицейское руководство хочет поставить тебя на его место с существенным повышением жалованья. Сейчас старшие офицеры разбираются в выявленных тобой проблемах. Декса Адебайо арестовали за торговлю наркотиками. Еще ему предъявят обвинение в нападении – Шерелл все же решилась заявить на него. Те типы с лодки будут привлечены за непредумышленное убийство.
        – Что еще? Я вижу, что ты не закончила.
        – Доктору Пейкфилду разрешили продолжить работу до возвращения доктора Банбери; единственный его проступок – то, что он ночью на лодке отправился к «Морской грезе» и взял деньги ради помощи своим детям. Похоже, простят и пастора Боакье.
        – Просто не верится. Ведь его резюме – сплошная выдумка…
        Лили улыбается ему.
        – Весь остров знает, что он сделал это ради того, чтобы вытащить свою семью из нищеты и следовать своему предназначению. Пастор отсылал почти все жалованье домой, в Лагос, и здесь у него много почитателей – например, Кит Белмонт. Они все стоят за него горой. Он год проучится в семинарии на Сент-Винсенте, а потом уже будут решать, куда его отправлять.
        – Будем надеяться, что он искренен.
        – Боюсь, есть еще кое-что… – Она снимает солнцезащитные очки, в ее голубых глазах словно отражается безмятежная лазурь моря. – Прошлой ночью Филип покончил с собой в тюремной камере.
        Найл вспоминает, как Мама Тулен говорила, что будет еще одна смерть, и чертыхается.
        – Что происходит, черт побери? Эти идиоты, что, не присматривали за ним?
        – Они проверяли камеру каждые пятнадцать минут. Но, вероятно, у него был веский мотив… Он повесился на своей одежде.
        Найла охватывает гнев. Эверард все же нашел способ привлечь к себе всеобщее внимание.
        – Ты поэтому зашла?
        – Я пришла бы раньше, но думала, что тебе надо время, чтобы отдохнуть.
        – Извини, что сорвался.
        – Всё в порядке. Я тоже все время об этом думаю; мне с трудом верится, что тех двоих, с которыми я с детства проводила каждое лето, больше нет на свете. Зато в отношении мамы, как ни странно, мне стало легче. Значит, она не бросила меня, и моей вины в этом нет. Просто она оказалась не в том месте и не в то время.
        В ее голосе столько печали, что Найл дотрагивается до ее руки.
        – Я рад, что ты здесь.
        Улыбка на лице Лили медленно оживает.
        – Я позаимствовала у Ви багги на вторую половину дня. Если ты нормально себя чувствуешь, мы могли бы найти пустой пляж и полежать на песочке. Я даже захватила с собой еду. Пикник избавил бы тебя от печальных размышлений.
        – Вовсе они не печальные.
        Воздух оглашает ее переливчатый смех.
        – Чушь все это, и у меня есть свидетели.
        – Поездку на пляж я бы осилил.
        – Называй это роскошным пикником с доставкой на лимузине с водителем.
        – Такое меня устраивает.
        Найл засовывает ноги в старые шлепанцы. Он кладет руку на плечо Лили, когда они идут к океану, который, сияя в лучах полуденного солнца, расстилается перед ними, словно волшебный ковер.



        Глава 65

        Суббота, 28 сентября 2002 года
        Лунный бал начнется через час. Я наношу последние штрихи макияжа, легкими мазками накладываю блеск на щеки и чуть-чуть подкрашиваю спреем волосы. Мы с Джаспером подумывали о том, чтобы отменить прием и отметить день рождения Лили в узком кругу, но потом решили не делать этого. Ротморы на Мюстике, Фортини гостят у нас; оба семейства настаивают на том, чтобы все шло своим чередом. На балу почтут память друзей Лили и отпразднуют ее совершеннолетие. Сегодня Томми и Аманда будут с нами, но и жизнь моей девочки имеет значение. Я хочу, чтобы она уверенно шла вперед, осознавая себя центром нашей семьи. Я очень рада, что могу быть рядом с ней.
        Встаю и смотрюсь в зеркало на туалетном столике. Мой наряд идеально дополняет облик. Костюм из воздушного серого шелка, волосы собраны в пучок на затылке. Пусть я и не похожа на лунный свет, но чувствую себя элегантной и готова к приему. Я спускаюсь вниз; Джаспера нигде не видно. Шатер на лужайке светится, как космический корабль, собирающийся взмыть в небеса; столы в шатре ломятся от деликатесов и разных вин со всего мира.
        Я стою на террасе, наблюдая, как Хосе Гомес, хотя солнце еще не село, проверяет висящие на деревьях гирлянды с лампочками в виде звезд. Его движения неторопливы и грациозны, и я радуюсь тому, что он опять счастлив. Мы с Джаспером вознаградили его за отважные попытки доказать, что Филип опасен, и защитить нас всех. Надеюсь, более высокая зарплата поможет его семье. Все наши гости прибыли на лунный бал вовремя. Я слышу в отдалении музыку – это некоторые из всемирно известных рок-звезд готовятся петь серенады Лили. Бал пройдет так же, как и раньше: волна гостей будет перетекать от одной виллы к другой, пока не наступит музыкальный финал с огромным фейерверком на пляже.
        Позади меня раздаются торопливые шаги, и я вздрагиваю. После морского приключения я все еще на нервах, хотя прошла уже неделя и все мои раны зажили. Это Уэсли, у него на подносе один стакан. Мой дворецкий одет в золотой пиджак со сверкающими блестками, вся остальная его одежда черная.
        – Водка с тоником для вас, леди Ви, чтобы дать начало вечеру.
        – Спасибо, ты очень заботлив. Кстати, Уэсли, ты очень красив.
        Он скупо улыбается.
        – Лорд Блейк предложил, чтобы я нарядился падающей звездой, но я наотрез отказался.
        Уэсли уходит; он, как обычно, держит ситуацию под контролем, его чувство собственного достоинства неизменно. Начинают собираться гости. Джаспера нигде не видно, но я слышу его смех и радуюсь тому, что сегодня он счастлив и готов в полной мере подтвердить свое прозвище Лорд танца. На дальнем краю лужайки я наконец-то замечаю Лили. Она еще не переоделась в костюм, что не удивляет меня, потому что после окончания расследования они с Соломоном проводили вместе каждую свободную минутку – выходили в море на ее лодке, проверяли, как коралловые трансплантаты пережили шторм, и устраняли его последствия… Соломон помогает ей оправиться от потерь. Мне кажется, что и ему полегчало на душе; он словно сбросил тяжкий груз, который нес все это время. Мою же собственную скорбь обозначить труднее. Почему я так сильно страдаю из-за утраты того, чего, по сути, не существовало? Доброта Филипа была еще одним притворством в игре, тянувшейся всю жизнь. Со временем та пустота, что он оставил после себя, заполнится…
        Я отпиваю из стакана и снова, но уже ближе, слышу голос Джаспера – он зовет меня. Искушение остаться здесь велико, но я должна присоединиться к гостям и взглянуть, что за хаос творит мой муж. Солнце скользит за горизонт, и мне кажется, что я успела увидеть изумрудный проблеск на поверхности моря, – но нет. Мюстик, наш второй дом, до невозможности красив, и мое сердце полнится благодарностью к нему. Я спешу вниз по ступенькам, чтобы приветствовать своих друзей…


notes


        Примечания




        1

        Примерно 27 градусов по Цельсию. – Здесь и далее прим. пер.



        2

        Примерно 192 см.



        3

        Ямайский легкоатлет, чей рост 195 см.



        4

        Природная вода (фр.).



        5

        Роман Джейн Остин.



        6

        Мик Джаггер (р. 1943) и Дэвид Боуи (1947–2016) – всемирно известные рок-музыканты.



        7

        Любимый декоратор принца Чарльза, Мика Джаггера, Чарльза Саатчи и других ценителей английской роскоши.



        8

        Геде – бог религии айоба, управляющий дорогой от жизни к смерти и загробным миром; его символ – крест на могиле. Имеет власть над зомби.



        9

        Танец лимбо заключается в проходе человека под заранее установленной планкой. Танцор, следуя ритму играющей музыки, подходит к планке и отклоняется назад.



        10

        Стоун – английская мера веса, равная 6,35 кг.



        11

        «Красивые воды» (фр.).



        12

        Сэр Родерик Виктор «Родди» Ллевеллин, 5-й баронет (р. 1947) – британский аристократ, специалист по садовому дизайну, автор ряда книг, ведущий двух телевизионных шоу. Известен в первую очередь из-за своего многолетнего романа с принцессой Маргарет.



        13

        Примерно 32 градуса по Цельсию.



        14

        Примерно 3 м.



        15

        Сэр Ноэл Пирс Кауард (1899–1973) – английский драматург, композитор, режиссер, актер и певец.



        16

        Британский подводный клуб.



        17

        «Мария Целеста» – бригантина, покинутая экипажем по невыясненной причине и найденная 4 декабря 1872 г. в 400 милях от Гибралтара. Знаменитый корабль-призрак.