Свинцовый шторм Сергей Иванович Зверев
        Морской спецназ # У побережья Мозамбика на морском дне лежат две экспериментальные советские торпеды. Их не успели вывезти в начале 90-х годов - и в экстренном порядке затопили… Спустя много лет о торпедах узнают торговцы оружием из высших эшелонов российской власти. Они хотят продать торпеды международным террористам. Однако об этих планах становится известно ФСБ, и она срочно планирует операцию по уничтожению торпед. Поручается это ответственное задание подполковнику ВДВ Орехову и двум его верным друзьям - боевым пловцам Скату и Тритону…
        Сергей Зверев
        Свинцовый шторм 
        Часть первая. Черный транзит

1. Южная Африка, 1991 год

…Охота - штука азартная, интересная и захватывающая. Если это охота не на тебя.
        Боевой вертолет - машина невероятно красивая, поражающая и завораживающая своей маневренностью и мощью. Выкрашенная в камуфляжные или иные цвета, она появляется почти всегда внезапно, выныривая из грязно-серых облаков, из-за кромки леса или из-за ломаной линии гор. С ревом и грохотом проносится над землей, подвывая турбиной и шумно стегая воздух длинными пальцами лопастей. Пролетает мимо, возвращается - и подобно смертоносной кобре вдруг замирает в воздухе, хищно поводя носом и нащупывая цель, что ошалело мечется где-то там, внизу, уже чувствуя свою беззащитность и обреченность, мечется в наивной надежде уйти, спрятаться от холодного и безжалостного взгляда прицела, через который разглядывает настигаемую жертву пилот, уже откидывающий крышечку с кнопки «пуск». В эти секунды именно он, сидящий за штурвалом боевой машины, становится богом, легким движением пальца дарующим жизнь или обрекающим загнанную жертву на смерть.
        Нажатие кнопки - и деловито застучат авиапушки, с невероятной скорострельностью опустошающие кассеты, снаряженные боеприпасами, пули которых с непринужденной легкостью разрезают стальную громаду грузовика. Еще одно движение руки - и автоматика начинает вращать барабаны, из которых к земле рванутся огненно-дымные ракеты, не оставляющие ни малейшего шанса уцелеть никому и ничему, превращающие площадь обстрела в горящий и грохочущий ад. Пыль, дым, огонь и грохот… Атака боевого вертолета выглядит очень впечатляюще и красиво в кино, снятом настоящим мастером вроде Копполы с его знаменитым «Апокалипсисом». Правда, в реальной жизни
«Танец Смерти в исполнении вертолета» красив лишь при одном условии: если стальная кобра охотится не за тобой…
        Откуда вдруг появилась эта стремительная тварь, прапорщик Михаил Вострецов так и не понял. Вроде бы все было нормально: он привычно покручивал баранку зеленого армейского «уазика», тихо матерясь и проклиная полное отсутствие дороги как таковой, одуряющую липкую жару и белесо-желтую пыль, поднимаемую бодро катившим впереди грузовиком. В кабине 131-го «ЗИЛа» на водительском сиденье восседал темненький боец из местных, и прапорщик порой невольно кривил губы в злорадной усмешке, представляя, какое пекло сейчас стоит в прокаленной солнцем «зиловской» коробке. Если уж в «уазике» со снятыми боковыми стеклами от духоты все слипается, то там-то должен быть и вовсе полный караул! Ничего, подумал Вострецов, бросив взгляд на свои «командирские» часы, до базы немного осталось, да и привычные они ребята, им пар костей не ломит…
        А потом над машинами пронеслась какая-то тень, и лишь мгновением позже прапорщик расслышал сквозь натужное подвывание грозившего вот-вот закипеть двигателя тугой рокот вертолета, со свистом резавшего лопастями воздух, неверным маревом струившийся над саванной.

«Наш, нет?» - еще не испытывая серьезного беспокойства, прикинул Михаил, пытаясь по удаляющемуся силуэту определить, что там за птица появилась над бушем. Не разглядел - и тут же вновь едко усмехнулся, сообразив, что в этих краях понятие
«наши» несколько неуместно. Поди разберись, кто из местных темненьких ребятишек за кого воюет! Все черные, все с оружием, все в камуфляже; небось и сами-то толком не знают, кого и за что бьют… Так, вроде бы возвращается, собака… Еще через полминуты Вострецов отчетливо понял, что вертолет, очень даже похожий на «Апач» самого что ни на есть американского производства, нашим быть никак не может. Наивную и робкую надежду на то, что все еще, может быть, обойдется, перечеркнула рваная цепь пыльных фонтанчиков, пробежавшая сначала чуть сбоку «уазика», а мгновением позже заплясавшая уже впереди, поперек курса.

«Сука! И откуда ж ты только взялся?! - Рефлекторно вбивая педали тормоза и сцепления в пол, Вострецов лишь теперь отчетливо расслышал дробный стук пулемета. Мелькнула дурацкая мысль: хорошо еще, что выцветший добела брезентовый тент не сняли… - Придурок, а что тебе тент? От пули закроет? Он не снайпер, ему тебя видеть не обязательно. Сейчас долбанет ракетой, и не останется от тебя даже куска горелого мяса! Что ж делать-то, а? Хоть бы лесок какой…»
        Согласно инструкции, при авианалете следовало по команде «воздух!» произвести немедленное рассредоточение следующей в колонне техники, с максимальной эффективностью используя естественные укрытия вроде лесных массивов и неровностей рельефа; после чего личный состав должен покинуть занимаемые в движущемся транспорте места и рассыпаться на местности…»
        Михаил вел джип в рваном ритме, то резко газуя, то притормаживая, по-раллийному накручивая баранку и бросая свой многострадальный «уазик» из стороны в сторону.

«Козлы! - в очередной раз ударяя по педали тормоза, сквозь зубы выругался прапорщик, чувствуя, как холодом стягивает кожу затылка и в груди волной поднимаются к самому горлу отчаяние и страх - как в детстве, когда, случалось, за ним гнался злющий громадный пес, живший в соседнем дворе и наводивший на всех мальчишек ужас, ничуть не меньший, чем внушала героям Конан Дойля легендарная собака Баскервилей. - Какие, к чертям собачьим, укрытия?! Кругом степь, ровная как стол - считай, ни кустика, ни холмика. И гонит он нас сейчас точно так же, как мы бегаем с тапком в руке за тараканами на кухне… Вот сейчас… Сейчас долбанет - и только брызги кровавые полетят…»
        Вертолетное «тух-тух-тух» сместилось куда-то влево, и Вострецов резко выкрутил руль, заставляя джип тоже метнуться влево, - прапорщику казалось, что именно там он может попасть в глухую зону под брюхом вертолета и выгадать еще хотя бы несколько секунд драгоценной жизни.
        Темное пятно грузовика, едва различимое в густом облаке пыли, вдруг вильнуло куда-то в сторону и в то же мгновение окуталось новым облаком - уже огненно-оранжевым пополам с черным. Звук взрыва Вострецов услышал долей мгновения позже. «Отбегался, кранты пацану! В бензобак попал… - Мозг как-то отстраненно, без особых эмоций фиксировал и комментировал происходящее. - Теперь моя очередь… Попробовать выпрыгнуть? Ну да, ты же у нас каскадер прославленный! На полном ходу сиганешь - и получишь мешок с костями… мелкими. Несколько пуль этому уроду сэкономишь… Ну, давай уже, сука! Хрена ли ты играешься?! Интересно тебе? А вот хрен! Уйду. Уйду-у! Эхма, на разворот пошел… А мы вот так!»

«Уазик», послушно реагируя на новый поворот рулевого колеса, заложил вираж, отбрасывая в сторону тучу пыли и едва не опрокидываясь набок, и рванулся в обратную сторону - туда, где еще дымилась догоравшая груда 131-го «ЗИЛа». Прапорщик решил, что если рядом нет ни лесочка, ни другого укрытия, то, возможно, останки грузовика смогут послужить таковым хоть в каком-то смысле - если выскочить из джипа и нырнуть под «ЗИЛ»… Если не сгоришь к чертовой маме, то призрачный шанс есть. Не будет же этот придурок до последнего патрона и до последней капли горючки гоняться за каким-то одиночкой…
        До грузовика Вострецов не доехал самую малость - метров тридцать. Сначала был удар - словно по левому плечу и по голове со всего маху кто-то саданул увесистой дубиной. А потом вспышка - словно в голове тоже взорвался маленький бензобак, - и сразу за ней - темнота. Прапорщик всю свою жизнь очень боялся боли, но тут никакой боли он и не почувствовал - удар, и больше ничего…

2. Подмосковье, июнь 2010 года
        - Вот интересно, какой придурок эту рыбалку выдумал? - Невысокий и крепкий мужчина лет пятидесяти с небольшим пренебрежительно усмехнулся и швырнул в темноватую воду окурок; тут же извлек из нагрудного кармана пачку сигарет с новомодной угрожающей надписью, сулившей массу смертельных болезней, и прикурил новую, шумно пыхая и окутываясь клубом голубоватого дыма. - Комары, гнус этот… Природа, мать ее… Нет, я понимаю, когда первобытному человеку жрать было нечего; ну, а сейчас? Что, не клюет?
        - Да что-то не хочет, - без особых эмоций отозвался собеседник крепкого мужика, словно по некой иронии судьбы казавшийся полной противоположностью своего старшего товарища: высокий, сутуловатый и болезненно худой. Образ городского интеллигентика дополняли очки - правда, по всей видимости, дорогие и модные, в золотой оправе. - Вроде и должна быть, если по месту судить… Опять же, подкормил…
        - Вот-вот, - не скрывая иронии, подхватил старший и с коротким матерком прихлопнул на шее комара, - рыбу надо подкормить, комарам и гнусу кровушки дай, а отдачи никакой. Прямо как в семье у меня - всем дай, все как птенцы, так и живут с разинутым на километр клювом… И какого черта я сюда с тобой поперся?
        - Ну, полковник, вы же сами просили найти место потише, где точно никаких прослушек и чужих ушей не будет… - Худощавый еще несколько секунд полюбовался на неподвижную верхушку поплавка, затем сокрушенно вздохнул и, привычным движением руки вскинув длинное гибкое удилище, ловко поймал и начал сматывать леску. - Как говорят америкосы, сегодня не мой день.
        - Ну да, просил. - На этот раз в голосе полковника не было и намека на иронию, а выражение лица как-то сразу потеряло большую часть вальяжности и снисходительного высокомерия. - Кто ж знал, что ты меня в такую глушь затащишь! Прямо тайга! Одни комары чего стоят… Ладно, пошли к костру. Что там с твоей ухой, дошла? Или как там… настоялась?
        - Сейчас попробуем. - Худой аккуратно приставил к молоденькой березке удочку и направился к раскладному столику, высившемуся рядом с внедорожником неопределенной национальности и такого же неопределенного темного цвета. Взяв со стола объемистую ложку с длиннющей ручкой, незадачливый рыбак присел перед остывавшим в сторонке котелком и с видом знатока снял пробу. - М-мм! Полковник, да ради такой ухи можно было и еще полсотни верст отмахать!
        - Ага, только уху эту можно было сварить прямо на крыльце магазина, в котором ты для нее рыбу купил. И ехать никуда не надо… Ну что ты там теперь прирос? Разливай давай!
        Полковник основательно утвердился за столом, привычно скрутил «голову» литровой бутылке очень приличной водки и, набулькав в металлические стаканчики, приглашающе приподнял свою посудину. Мужчина в очках к этому времени уже успел разлить по блестящим стальным мискам пахучее, исходящее паром варево, поставить миски на стол и усесться напротив товарища. Осторожно поднимая чуть ли не до краев налитую стопку, он с сомнением покачал головой и осуждающе нахмурился.
        - Не многовато будет, полковник? Мне же завтра с утречка за руль…
        - Мое дело налить, - добродушно усмехнулся крепыш, - а ты уж сам смотри, не мальчик… Ну, давай, за твою царскую уху!
        Махнув свою стопку, полковник крепкими зубами прикусил пучок перьев зеленого лука, кинул в рот кусочек хлеба и шумно отхлебнул с ложки наваристой, поблескивающей янтарем ухи. Одобрительно кивнул и уже безостановочно заработал ложкой, с завидной быстротой очищая миску.
        - Еще, товарищ полковник? - не смог удержаться от улыбки худой. - Аппетит у вас - аж зависть маленько берет.
        - Вот-вот, от зависти ты, наверное, и тощий такой! Ни выпить, ни пожрать толком не умеешь, а еще Бочкин… Не идет тебе твоя фамилия. Чистый анекдот! Нет, хорош пока, - полковник разлил по стаканчикам еще раз и, уже не дожидаясь собеседника и не тратя время на тосты, выпил, после чего со вкусом затянулся сигаретой, безуспешно пытаясь отогнать дымом стайку надоедливой мошкары. - Вот же суки… Должны же быть или мошка, или комары, а тут все сразу!
        - Ну, у вас, положим, фамилия тоже не Мстиславский, - узкие губы Бочкина едва тронула тонкая улыбка.
        - Это точно, - без тени обиды хохотнул полковник. - Я еще в училище гордо всем объявлял, что про меня уже книжки написаны. А тем, кто начинал сомневаться, совал под нос уставы: там через страницу - «Иванов, Петров, Сидоров»… Сидоров, брат, звучит раскатисто и громко! Ладно, не смурней лицом, я про дело всегда помню… Что там, кстати, с нашим капитаном? Ну, со складов артвооружений?
        Сидоров постарался, чтобы вопрос прозвучал этак небрежно - мол, не так уж меня этот капитан и волнует, - но получилось у полковника неважно; его собеседник эту неумело сыгранную небрежность мгновенно раскусил.
        - С капитаном? - Худощавый как-то неопределенно шевельнул бровью. - Да нормально там все… Застрелился наш капитан. С пьяных глаз устроил пожар на складе, потом маленько очухался, понял, что натворил, - и застрелился, бедолага. Шутка ли - два дня там все потрескивало да постреливало…
        - А следствие?
        - Да какое следствие! - отмахнулся Бочкин. - Приехали, посмотрели, поохали, а к головешкам, можно сказать, даже и не подошли. Капитана похоронили без почестей, убытки списали - и всё!
        - Я сразу говорил, что с ним не стоит связываться, - недовольно поджал губы Сидоров, хотя на самом деле ему хотелось облегченно выдохнуть и радостно улыбнуться - и на этот раз, кажется, пронесло. - И со всеми этими патронами-гранатами - тоже. Одно дело - камуфляж, берцы и тушенка, и совсем другое - реальное оружие и боеприпасы. И статья при случае другая…
        - Так ведь и деньги реально другие, полковник. - В наступивших сумерках взгляда худого сквозь стекла очков было не разглядеть, но в голосе отчетливо слышались жестковатые интонации, живо напомнившие Сидорову не такую уж и давнюю сцену, когда ему, полковнику интендантской службы, мягко, но настойчиво намекнули, что детские игры в ворованные спички закончились и пора начинать работать всерьез, за серьезные деньги…
        - Да, другие, это ты верно… Что-то у нас костер совсем зачах. - Сидоров выбрался из-за стола и, присев перед едва теплившимся огоньком, начал подкладывать сухие веточки - сначала тоненькие, потом поленца посерьезнее. Пламя живо откликнулось, и уже через минуту-другую с веселым треском выплясывало под днищем чайника, висевшего на тонкой перекладине, и швырялось в сгустившуюся темноту дымком и искрами.

«С денег в этой жизни начинается многое, - невесело размышлял полковник, дымя новой сигаретой и слегка морщась - то ли от жара костра, то ли еще от чего. - А если точнее, то с их отсутствия или нехватки. А интересно, кто-нибудь когда-нибудь заявлял, что этих цветных бумажек ему хватает? Вряд ли… Вообще-то, если бы не Лариска… Это она, как прорва бездонная, - все дай да дай! Квартирку сними, колечко, тряпки, шубку, хренупку - все купи… Опять же женушка, детки - а зарплата-то одна, да и та - тьфу, слезы горькие! Вот и пришлось… подработку искать. А что тут такого? Все вертятся, выживают как могут… Ишь, крыса, очечками прямо как Берия посверкивает. Доволен, сука, что полковника на крючке держишь?
        А ведь как красиво и культурно все начиналось… Пришли, поговорили - так и так, мол, вы, полковник, в большом кабинете сидите, все бумаги по всем складам у вас в руках. Что и где лежит, за минуту можете узнать. А есть люди, готовые платить хорошие деньги за эту информацию. Никакого криминала, всего лишь бизнес! И делать почти ничего не нужно - всего лишь коротенькую справочку иногда… А деньги за эту справочку будут платить очень приличные. А что было делать? Смотреть, как все армейское имущество спокойно разворовывают те, кто поумней, и как миллионы мимо плывут?! Согласился - и пошло. Сначала тушенка, а потом вещи и посерьезнее… Вот только эта крыса пока еще не знает, какой я ему сюрприз приготовил… Ничего, сейчас узнаешь, и морда твоя еще длинней станет!»
        - Полковник, у вас сейчас такой загадочный вид… Что-то случилось? Или наверху вам генерала решили дать?
        - Почти угадал. - Сидоров повернулся к худощавому и кивнул. - Только все наоборот, дружище. Как в старом анекдоте.
        - То есть? - насторожился Бочкин и недобро прищурился.
        - А то и есть, - почти весело отозвался полковник, - что наверху как раз решили дать мне по шапке. Или, если хочешь, под зад пинка. Все, кончилась моя служба, кина не будет! И фирмочке «Подскажем, где добришко лежит» тоже полный этот самый…
        - Ты сейчас это серьезно?
        - Более чем и как никогда. Добрые люди шепнули, что будет не то сокращение очередное, не то кто-то решил на мое место своего человечка пристроить - да это и не важно… Важно то, что в ближайшее время я куплю большую лопату и поеду на дачу грядки под георгины вскапывать. - Сидоров, отбрасывая деланую веселость и уже не пытаясь скрыть душившую его злобу, принялся ожесточенно ворошить палкой головни костра, взметая облачка пепла и искр. - И это еще не самый плохой вариант. Сам знаешь, сегодня могут ведь и без всякой пенсии выгнать к чертовой матери с волчьим билетом, а то и вообще погоны сорвать и за решетку засунуть - у нас это сейчас модно… Война с коррупционерами и оборотнями, мать их… Так что, господин посредник, придется вам нового информатора окучивать!
        - Так, значит… - Бочкин некоторое время очень серьезно смотрел на полковника, потом задумчиво кивнул и спросил: - А на лопату-то хоть денег скопил, нет?
        В ответ Сидоров только многозначительно скривился и сплюнул в костер.
        - Кажется, у вас в армии это называется дембельский аккорд…
        - В смысле? Ты на что намекаешь?
        - Я не намекаю, я прямо говорю: если тебя «уйдут», то было бы неплохо напоследок отхватить солидный куш… и только дурак от этого откажется, нет? Но товар, как ты понимаешь, нужен дорогой - как нынче любят говорить, эксклюзивный!
        - Эксклюзивный, - скептически хмыкнул полковник и начал прикуривать новую сигарету. - Новейший истребитель пятого поколения или уж сразу ядерную бомбу? Так нет у меня к ним доступа, да и кто купит такую хрень? Это ж миллионы долларов!
        - В мире немало людей, готовых выложить любые деньги за стоящий товар, - несколько расплывчато ответил посредник, уже не первый год вращавшийся среди покупателей и продавцов темных рынков всех оттенков и уровней. - Ты на досуге подумай…
        - А знаешь что, Бочкин? - Доселе мрачноватое лицо полковника буквально осветилось некой новой мыслью и вызвало у посредника забавные ассоциации с алкоголиком, мучающимся с похмелья и неожиданно вспомнившим, где у него должна оставаться заначка в виде вожделенной стопки водки. - А ведь, кажется, есть у меня такой товар…

3. Южная Африка, 1991 год

…Вострецов медленно приоткрыл глаза и тут же вновь крепко зажмурился, рефлекторно сжимая зубы от боли и вытягиваясь всем телом. Лучше бы он этого не делал - стало только хуже. Боль, казалось, была везде, и она была очень разной - от тупо-глухой, лениво ворочавшейся где-то в глубине, до острой и жгучей, время от времени раскаленным штыком пронзавшей избитое и израненное тело то здесь, то там. Не так уж и давно прапорщик сознание от боли потерял; теперь в сознание пришел - и, похоже, тоже от боли. Лучше бы уж и оставался там, за черной занавеской, где не было ни страха, ни боли, ни этого мерзкого чувства растерянности и полной беспомощности. И еще чувства унижения, от которого хотелось не то по-детски заплакать, не то просто биться головой об стену - стучать и стучать, до тех пор, пока снова не придет спасительная чернота беспамятства.

«Не так уж и давно? Тебе-то откуда знать, сколько времени прошло с той минуты, когда тебя в «уазике» чем-то шандарахнуло, - размышлял Вострецов, прислушиваясь к ощущениям в разбитом теле и стараясь даже дышать неглубоко и пореже, чтобы не тревожить, не провоцировать лишний раз эту проклятую боль. - Плечо забинтовано… А кровь-то на бинтах уже почернела, подсохла… Наверное, все же осколок какой. Если бы пуля из пулемета, то плечо в лоскуты разнесло бы, и ты, прапор, уже давно холодный бы лежал. И мухи над тобой роились… Хотя мух, я смотрю, и здесь хватает… Где же это я, а? Вроде камера тюремная: дверь железная с крохотным окошком, на окне решетка. Знать бы еще, чья это тюрьма…»
        - Эй! Есть там кто? Воды… - Вострецов сам удивился своему голосу - едва слышному и какому-то чужому, жалкому и прерывающемуся. Прапорщик попробовал шевельнуть правой рукой. Получилось. Попытался сжать пальцы в кулак и постучать по доскам нар - не смог, только новая волна боли рванулась в теле, выжимая обильную холодную и липкую испарину. Вострецов вновь сжался, подождал, когда боль чуточку ослабнет, и снова позвал: - Суки! Воды! Воды дайте… люди вы или… Пи-ить!
        За дверью вроде бы послышалась какая-то возня или шаги; звякнула, откидываясь, стальная пластина «кормушки», и в окошке мелькнуло темное лицо - вероятно, охранника или надзирателя. Затем в замке заворочался ключ, и дверь открылась, пропуская в камеру здоровенного темнокожего парня в камуфляже. Здоровяк подошел к нарам, минуту-другую молча с интересом разглядывал раненого пленника, затем что-то спросил на языке, который прапорщику показался абсолютно незнакомым - не то искаженный английский, не то местный африкаанс, а может быть и вообще диалект какой.
        - Нихт ферштеен, донт андерстенд ю… Воды! Вассер, уотер, плиз… Не понимает, сука. Воды дай, падла! - Вострецов в отчаянии просто поднял руку и, превозмогая боль, знаками показал, как он пьет из воображаемой кружки. - Брат, ну понял? Уотер…
        - Уотер? Йес, баас! Ван момент, - негр улыбнулся, демонстрируя зубы, которым позавидовала бы половина Голливуда, кивнул и вышел из камеры. Вернулся меньше чем через минуту, и не пустой - темные пальцы огромного кулака сжимали алюминиевую кружку.
        Вострецов, собрав все свои силы, немного приподнялся и, еще не очень веря своему счастью, потянулся к вожделенной кружке с водой. Рука предательски, противно и жалко тряслась, да черт уж с ней…
        - Брат, вот… спасибо… - Пересохшие, разбитые губы слушались тоже плохо.
        - Плиз! - Здоровяк вновь широко улыбнулся и выплеснул содержимое кружки прапорщику в лицо. После чего несколько секунд все с той же улыбкой наслаждался произведенным эффектом, а затем развернулся и вышел, грохнув железом двери…
        Слов у Вострецова не нашлось - он просто тихо завыл на одной бесконечной ноте. Из глаз по грязным щекам стекали неведомо откуда взявшиеся в обезвоженном организме редкие слезы. Такого унижения прапорщик в своей жизни, пожалуй, еще не испытывал. И теперь как-то сразу стало понятно, что это только начало…
        Вострецов не знал, сколько прошло времени после посещения чернокожего амбала - час, два или сутки. Боль сменялась туманным полуобмороком, на смену провалам в какой-то черно-серый бред снова приходила боль. И жажда - всепоглощающая и ежесекундная. Теперь прапорщик точно знал, что рассказы о слонах, в которых говорилось о том, что могучие великаны от жажды просто сходят с ума, не врали.

«Странно, - думал Вострецов, - сто лет прошло, и вот вспомнилось… И я скоро так… И никто и никогда не узнает, что я сумасшедшим сижу в этом каменном мешке. Неужели меня так никто и не станет искать? Хотя какие уж тут поиски! Такая заваруха началась… Кто б еще толком разъяснил, кто и кого мочил в этом перевороте? Каждый день власть меняется - один черномазый князек другого душит-режет и попутно всех вокруг… Как там сказал капитан? «Все, Вострецов, кончается тут наша Советская власть! Да и не было ее никогда в этой дыре поганой. А теперь и вовсе местные отцы решили с нами раздружиться. Крысы ненасытные! В столице переворот, надо ноги уносить. Все подчищаем, что нельзя вывезти - уничтожаем, такой из Москвы приказ пришел. Действуй, прапорщик!»
        А все-таки хорошо, что груз мы с тем парнем сбросить успели. Хотя… Если б вертолет
«зилка» еще по дороге туда расстрелял, то, возможно, ты, прапорщик, сейчас тут и не мучился бы…»

…Из темно-серого тумана сначала выплыли чьи-то голоса, потом был кто-то в белом - наверное, врач, поскольку Вострецов почувствовал слабый укол в руку, а потом ему дали попить. Дали много вкусной, чистой и холодной воды! Вероятно, укол был каким-то наркотиком вроде промедола, поскольку боль сразу затихла и спряталась где-то глубоко-глубоко… А потом был допрос.
        Чернокожий мужчина в довольно-таки приличном костюме присел рядом с нарами на принесенный стул и начал задавать вопросы - на почти правильном русском, но с жутким акцентом.
        - Ваше имя? Национальность? Звание и должность? Номер воинской части?
        - Иванов Петр Сергеевич, русский, вольнонаемный водитель, - едва слышно отвечал Вострецов первое, что приходило на ум.
        Черный внимательно посмотрел прапорщику в глаза, задумчиво покивал, затем неприязненно поджал губы и что-то негромко сказал стоявшему за дверью охраннику, после чего прикурил сигарету и вышел из камеры.
        Били прапорщика недолго, но со знанием дела - очень жестко и больно. Правда, закончилось все довольно быстро - опять навалилось спасительное беспамятство после того, как охранник с улыбочкой раздавил Вострецову кисть больной руки…
        Когда его привели в чувство и черный снова начал задавать свои вопросы, прапорщик на все ответил правильно, ничего не утаивая. Кроме одного - куда и зачем он ездил во время своей последней поездки и что за груз был в кузове сгоревшего «ЗИЛа». На все попытки черного выяснить что-то новое отвечал, что ездили по приказу начальства за продуктами в близлежащие деревни…
        Удача - дама ветреная и ради каприза иногда может заглянуть в самые неожиданные места. Видимо, именно поэтому однажды в камеру к уже немного окрепшему Вострецову пришли непонятные люди с аппаратурой. Прапорщика - или, как его теперь именовали,
«уоррент-офицера» - спешно помыли, переодели в чистый камуфляж и сделали несколько снимков. Через день-другой эти снимки появились в местных газетах в сопровождении соответствующих комментариев, в которых рассказывалось о «военных специалистах из СССР и о наглом вмешательстве «красных» во внутренние дела африканских республик».
        В следующий раз Удача заглянула в темную нору прапорщика в лице тюремного электрика, который чуть позднее сообщил о пленнике в представительство Международного Красного Креста. А уж из кабинетов представительства информация отправилась прямиком в западные газеты и в соответствующие кабинеты, расположившиеся в Москве. Москва, до сих пор получавшая на все запросы стандартные отписки, в которых власти ЮАР отрицали наличие в ее тюрьмах каких-либо пленников из России, наконец-то получила достоверную информацию и могла предпринимать какие-либо действия по освобождению Вострецова. Дело осложнялось еще и тем, что между ЮАР и СССР дипломатических отношений не было - все переговоры велись, что называется, через третьи руки…
        Этот ноябрьский день Вострецов запомнил на всю жизнь. И во время полета в
«Боинге», который доставил прапорщика в аэропорт Лусаки, и в самом аэропорту, где к тому времени уже совершил посадку советский «Ту-154», Вострецова не покидало всепоглощающее чувство тревоги пополам с неистовой, рвущей душу надеждой, готовое в любую секунду уступить место страшному отчаянию. В мозгу билась лишь одна повторяемая как заклинание мысль: «Только бы не сорвалось! Господи, господи, ну что тебе стоит, а? Помоги! Пусть все пройдет нормально…»
        Мрачноватый мужчина из представительства Красного Креста, сочувственно посматривавший на изуродованную руку русского «уоррент-офицера», негромко инструктировал за несколько минут до обмена:
        - Когда поравняетесь с пленником, которого ваши соотечественники решили обменять на вас, вам следует обменяться с ним рукопожатием. Все-таки в какой-то мере он помогает вам вернуться на родину.
        - А кто он, этот пленник? - Вострецов прищурился, пытаясь рассмотреть группу людей, стоявших неподалеку от трапа, подогнанного к борту «Ту-154».
        - Боевой летчик юаровских ВВС. - В голосе мужчины отчетливо слышалось некое уважение - вероятно, африканскому летчику он тоже по-своему сочувствовал. - Кажется, его сбили где-то над Анголой.
        - Понятно. - Слово это из уст прапорщика прозвучало отрывисто и сухо.
        Руки летчику Вострецов, естественно, так и не подал - много чести для убийцы, видел прапорщик их работу! - и молча прошел мимо. Лишь мимолетным неприязненным взглядом мазнул по вполне обычному европейского типа лицу, на секунду уловив интерес и любопытство во встречном взгляде, и на предательски ослабевших, дрожащих ногах поспешил к своим, уже поджидавшим прапорщика с бутылкой шампанского в руках…

«Вот только бы не заплакать…» - приближаясь к советскому самолету, мысленно твердил Вострецов новое заклинание. Не заплакать, черт возьми, не получилось…
        В Москве шампанского уже не было, зато была черная «Волга» со шторками, поданная почти к самому трапу лайнера. Что за неприметной внешности мужики поджидали Вострецова у подножия трапа, догадаться было нетрудно. Как говаривали в армии:
«КГБ - он и в Африке КГБ!»
        На дворе стоял уже далеко не тридцать седьмой, и Вострецов отделался довольно легко по его понятиям: из армии уволили-комиссовали, дали какую-то смешную пенсию, а чуть позже и небольшую квартирку - повезло. Потом неожиданно появился тот самый капитан - теперь уже с майорскими звездочками на погонах, - и долго расспрашивал о том, как оно все было? в стенах лефортовской тюрьмы. Узнав, что о грузе Вострецов рассказал «правильную» версию, облегченно вздохнул, успокоился, пообещал при случае любую помощь и… исчез навсегда.

«Правильная версия» заключалась в том, что ящики с грузом якобы были сброшены в океан и взорваны - именно так умолял его говорить капитан, почти случайно обнаруживший на своих перевалочных складах этот загадочный груз. Груз, который по документам давно должен был быть отправлен на некий секретный испытательный полигон ВМС, который спецы из СССР построили в соседней, на тот момент тоже дружественной, африканской стране.

«Вострецов, друг, кровь из носа, умри, но сбрось эти ящики в море! - Капитан был бледен и суетлив. - Не успел я. Если командование узнает, что они по моей вине могли черт знает в чьи руки попасть - мне конец! Да и тебе, прапорщик, тоже…»

…Ящики спокойно мокли и обрастали ракушками на дне океана, капитан успешно продолжал строить свою карьеру, а Вострецов постарался просто забыть и проклятую Африку, и эти поганые ящики, из-за которых он чуть не погиб среди пыльной, выжженной чужим солнцем саванны и чуть позднее - в грязной тюрьме…

4. Подмосковье, база войск специального назначения, июнь 2010 года
        Нет, мир, конечно же, не рухнул, и даже не потемнел - разве что так, слегка прикрылся серой тоскливой вуалью. Орехов неприязненно покосился на крепкого мужика в белом медицинском халате, что-то там строчившего своим классически нечитаемым почерком в пухлой медкарте. В эту минуту майору в этом давно знакомом подполковнике медицинской службы казалось неприятным решительно все: и чистенький халат, обтягивающий округлые борцовские плечи, и отстраненно-суховатое выражение лица, и эти до неправдоподобной стерильности отмытые сильные пальцы, сжимавшие простенькую шариковую ручку.
        Орехов понимал, что несправедлив сейчас к этому не самому плохому в своей области спецу, но ничего со своей неприязнью поделать не мог. Память услужливо подкинула, казалось бы, безнадежно забытую картинку из далекого прошлого: по-собачьи тоскливые, больные глаза паренька из его тогда еще курсантского взвода, которого комиссовали из ВДВ в конце второго курса. Только теперь майор в полной мере понял, что испытывал тогда тот мальчонка, у которого одним росчерком вот такой же ручки украли будущее, вырвали из рук мечту. Понятно, у врачей своя работа, но все же, все же…
        - И что мне теперь? - Сейчас даже голос собственный Орехову показался каким-то чужим и неприятным. - В кладовщики идти записываться или сразу уж в дворники?
        - Слушай, майор, - доктор чуть улыбнулся краешком губ и вздохнул, сразу делаясь похожим на школьного учителя, уставшего от общения с туповатым подростком, вполне искренне считающим своего педагога придурком, а весь мир - злобными врагами, - ну что ты как пацан зеленый, а? Лицом тут, понимаешь, темнеешь, желваками поигрываешь… Я что, в запас тебя выгоняю или карьеру ослепительную рушу? Я просто говорю, что ты уже, извини, не мальчик, чтобы с автоматом по лесам и по горам бегать - для этого найдутся ребятки помоложе. Ты в своем училище «технологию металлов» изучал?
        Орехов, уже прекрасно понимая, что этот лепила ухоженный скажет дальше, отвел взгляд и мрачно кивнул.
        - Ну вот, тогда должен понимать, что такое усталость металла. Ствол твоего автомата на сколько выстрелов рассчитан? Или этот… парашют? Сделал ты с ним строго определенное количество прыжков - все, сдавай на утилизацию, даже если он тебе кажется еще чуть ли не новеньким… Ну, вот ты, майор, разрешишь молодому пацану прыгать с куполом, который ресурс выработал?
        - Нет, конечно, - буркнул Орехов, - я что - убийца?
        - А мне ты кем предлагаешь стать? - Глаза подполковника блеснули довольством рыбачка, все-таки подловившего простодушного карасика. - Слышал, наверное, что у каждого врача есть свое кладбище? Так вот, я хочу, чтобы мое было самым маленьким!
        - А оно и у тебя есть? - совершенно бестактно ухмыльнулся майор.
        - Даже не сомневайся, - отрубил доктор и уже прямым текстом жестко закончил: - Старый ты, понял? И реакция, и все прочее уже не то. Три ранения, контузия… Учить молодых, с парашютом прыгать, даже марш-броски бегать ты еще можешь. Воевать - нет!
        - Док, ты никогда не задумывался, зачем люди в горы ходят, на вершины поднимаются? Так я тебе скажу. - Орехов прекрасно понимал, что он сейчас неправ, но удержаться все же не мог. - Там жизнь настоящая, там мужская работа, там воля и адреналин. Один раз поднялся на вершину, и всё - нет для тебя жизни без гор! А ты мне…
        - Ой, майор, - доктор досадливо поморщился, - давай без истерик! Эти твои самурайские красивости мне, честно говоря, по барабану. Не надо мне тут… Повторяю: ты стал старым и недостаточно проворным. А я не хочу быть виновным ни в твоей гибели, ни в чьей другой! Все, прения прекращаем. Встал, и - кругом, марш!
        - Да ухожу, ухожу, - майор как-то обреченно, устало вздохнул и поднялся. Подойдя к двери, повернулся и насмешливо спросил: - Что б такое сотворить, а? Ты же доктор, посоветуй что-нибудь…
        - Я же не психолог и не капеллан, - в свою очередь улыбнулся подполковник. - Ну, не знаю, напейся, что ли… Или морду кому-нибудь набей. Только не вышестоящему начальству - могут неправильно понять… Можно еще веревку и кусок мыла купить, потом табуреточку оттолкнуть - и расслабиться. Но, думаю, эти глупости не для тебя - ты мальчик взрослый и неглупый…
        - Ладно, док, утешил. Спасибо. Пошел я… Насчет морды - это идея. Я подумаю. До свидания…
        - И вам, батенька, не хворать, - доктор, уже уткнувшийся в какие-то бумаги, не поднимая головы, рассеянно помахал чистенькой ладошкой. И настолько все это выглядело красноречиво, что Орехову, и без того ясно понимавшему, что по большому счету плевать этому эскулапу на все его беды и что «каждый умирает в одиночку», вдруг остро захотелось вернуться и от души врезать именно вот по этой холеной… Но майор всего лишь еще разок хмыкнул и вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой белую дверь…
        - Эй, майор, подожди! - услышал за спиной Орехов, едва успев спуститься по ступенькам, по которым он час назад поднимался в небольшое здание санчасти. Тогда, час назад, он, майор Орехов, вошел туда действующим боевым офицером, а сейчас… Сейчас майор чувствовал себя неким неопределенным субъектом, о которых в штабных бумагах пишут «за штатом».
        Орехов обернулся и увидел доктора - тот подошел и, почему-то глядя на высокие ботинки майора, негромко спросил:
        - Ты сейчас куда, в общагу?
        - Ну да, а куда ж еще, - насторожился Орехов. Что еще за гадость этот друг сообщить хочет?
        - На, - подполковник сунул в руку Орехову какую-то бумажку и плоский желтый ключ. - Это от квартиры дружка моего - он в командировке сейчас. И адрес. В офицерской общаге тебе сейчас делать нечего - даже напиться со вкусом не дадут… Только ты там смотри, чтоб это… как в объявлениях пишут: «порядок гарантируем».
        - Спасибо, док. - В общежитие Орехову и в самом деле сейчас идти не хотелось.
        - Да ладно, - отмахнулся эскулап и напомнил: - Смотри, про порядок не забудь…

…До столицы майор добрался на попутном дежурном грузовике, не то отвозившем белье в прачечную, не то собиравшемся грузиться на продуктовой базе. Потом было метро, откуда до адреса, данного доком, было всего-то три остановки.
        Двор был самым обычным: серенькие бетонные многоэтажки, чахленькие кусты и несколько таких же заморышей деревьев, жухлая скучная трава, почти пустая детская площадка с неизменными горками и какими-то облезлыми ракетами. Оживляли картинку разве что цветные пятна припаркованных в самом вольном, чисто российском порядке легковушек всех фасонов, размеров и возрастов.
        Орехов сверился с бумажкой и решительно двинулся к одному из домов. Правда, до подъезда дойти майор так и не успел, поскольку откуда-то слева до его слуха донеслось истерически-испуганное: «Помогите!» Орехов на секунду придержал шаг, вполголоса чертыхнулся и, обреченно вздохнув, направился в сторону источника ставшего уже классическим для новой российской действительности призыва.
        Картина, представшая перед взором майора, со смехотворной точностью соответствовала его ожиданиям и все той же классике жанра: два небритых брюнета очень даже характерной наружности пытались затолкать в темное нутро какого-то пижонского кроссовера светленькую рыжеволосую девчонку. Девчонка, своей раскраской и легкомысленным прикидом вызывавшая стойкие ассоциации с более чем определенной профессией, отбивалась изо всех сил, а жгучие брюнеты, имевшие в этих самых силах несомненный перевес, как раз, похоже, перестали посмеиваться и начинали сердиться уже всерьез. Что девчонке, скорее всего, ничего хорошего в ближайшем будущем не сулило.

«Ну вот тебе и морды…» - к месту вспомнился Орехову недавний разговор с доком.
        Если бы на месте небритых оказались русские мужики, Орехов, скорее всего, просто прошел бы мимо - если влезать во все дешевые разборки проституток с их клиентами, то никакой жизни не хватит. Но тут было нечто иное, и это меняло дело.
        - Девчонку отпусти, уважаемый, - негромко обратился Орехов к тому, что выглядел чуть постарше напарника. - Ты же видишь, она не хочет никуда ехать.
        - Пошел ты… - Уточнить адрес брюнет не успел, потому что получил точно рассчитанный и жесткий прямой удар в лицо; тут же присел, рефлекторно прикрывая в кровь разбитые губы и нос смуглыми ладонями и как-то не очень мужественно подвывая.
        Второй, обнаруживая похвальную реакцию, тут же отбросил девчонку в сторону и, ощерив красивые белые зубы, принял нечто вроде боевой стойки и даже успел довольно неплохо провести высокий удар ногой, который, однако, цели не достиг. А вот простенький, но весьма действенный выпад Орехова по голени опорной ноги нападавшего попал точно в цель, а после того как брюнет завершил свой изыск на тему большого карате и вновь утвердился на двух ногах, майор без особых затей молниеносно ударил подъемом ступни как раз между этих самых ног. Ударил - и попал. Дальше все было совсем неинтересно и кино вовсе не напоминало. Орехов не стал дожидаться, пока спасенная девица с визгом бросится его обнимать-благодарить, а просто развернулся и пошел прочь, на прощание буркнув поверженным брюнетам нечто на каком-то малопонятном языке.
        - Э, э, э! А я?! - Девица, до этого момента с перепуганным лицом жавшаяся в сторонке и завороженно следившая за расправой, вприпрыжку догнала Орехова и нешутейно вцепилась в рукав его легкой курточки. - Вы не можете меня так бросить! Они же меня разорвут…
        - А на хрена ты мне? - Майор слегка дернул рукой, пытаясь освободиться, и мысленно уже проклиная собственное благородство: верно говорят знающие люди, что ни одно доброе дело не останется безнаказанным. - Я с вашим братом дел не имею и иметь не хочу.
        - С каким братом? - туповато спросила девчонка и тут же вполне явственно покраснела и возмущенно выпалила: - Я не ваш брат! То есть не сестра. Это совсем не то, что вы подумали!
        - Ну конечно, ты - монашка, а это у вас теперь такая форма новая, - беззлобно ухмыльнулся Орехов. - Извини, святая сестра, я тороплюсь…
        - Нет, не монашка! Я - журналист. - Девушка попыталась гордо выпрямить свой далекий от пышностей и округлостей стан, но получилось неважно. Возмущенный тон снова сменился просительным и чисто по-детски испуганным: - Ну, пожалуйста, можно мне пойти с вами, а? Они уедут, тогда и я уйду…
        - Ладно, - смирился с ролью благородного спасителя Орехов, - идем. Только я тебя прошу: помолчи, а? И без твоей трескотни тошно…
        Квартира оказалась на десятом этаже, куда майор со спасенной девицей с легким грохотом и лязгом прибыли в тесноватой кабинке лифта. Орехов подошел к двери, номер на которой соответствовал цифирке на докторской бумажке, достал ключ, но вставлять его в замок передумал, окинув девицу задумчивым взглядом.
        - Документы есть?
        - Естественно, - высокомерно фыркнула девчушка. - Паспорт подойдет?
        - Давай… Так… Вострецова Елена Владимировна, - майор вернул паспорт и непререкаемым тоном приказал: - Вот что, Елена… Владимировна, я на минут пятнадцать отлучусь. А ты стой здесь и жди. В квартиру, уж извини, не пущу - как говорят у вас, у журналистов, мало ли что. Я скоро - у меня в доме шаром покати, а гостью чаем напоить надо бы… Жди!
        Спустя ровно час Орехов угощал Елену довольно-таки приличной яичницей с помидорами, ветчиной и сыром. Все это великолепие, щедро присыпанное зеленью, майор предварил объемистой стопкой хорошей водки, а за минуту до того, как его тарелка опустела, хлопнул вдогонку еще одну, после чего закурил самую обычную
«примину» из красной пачки.
        Гостья, довольно-таки милостиво согласившаяся разделить со своим благородным спасителем трапезу, быстренько смела свою долю и теперь неторопливо прихлебывала кофе, без всякого стеснения разглядывая странного мужика. Странным майора Елена назвала после того, как он сначала на опасливый вопрос о возможных приставаниях ответил: «Даже и не надейся!» - а чуть позже на просьбу «плеснуть немножечко водочки и девушке» пригрозил «наддать по заднице».
        - Ты не мент, - после некоторых умозаключений вынесла вердикт Елена. - И не спортсмен. Ты или военный, или крутой бандит - такой, знаешь, благородный…
        - Угу, - приминая окурок в пепельнице, кивнул Орехов, - угадала. Киллер я. Но очень благородный. Иногда даже тошно от этого благородства. Сейчас сидел бы и спокойно водку пил… Так нет, спас на свою голову… журналистку.
        - Нет, на киллера ты не похож, - убежденно заключила гостья и с чисто женской последовательностью спросила: - А почему ты не поинтересуешься, как я к этим уродам чуть не попалась?
        - Тоже мне секрет… Небось решила изучить явление изнутри, а потом написать
«супербомбу» для желтой газетенки? Не знаю уж, что там у тебя было в школе по русскому и литературе, но по ОБЖ тебе надо ставить твердую двойку, а то и единицу. Падишах в гуще народа… Так, ты поела? Отдышалась? Сейчас я такси вызову, и дуй-ка ты к маме с папой!
        - Я приезжая, у дядьки живу. - Елена слегка опечалилась. - Он, между прочим, военный в отставке. Он в Африке воевал и даже в плену там был, в тюрьме сидел!
        - Я ему искренне сочувствую. - Орехов поднялся и направился к телефону. Такси женским голосом пообещало приехать минут через десять. - Собирайся, сейчас машина придет.
        - Слушай, а что ты там, ну, во дворе, сказал этим козлам? Не по-русски что-то?
        - Это по-арабски. «Если волк решил задрать овцу, то он должен посмотреть, нет ли где поблизости волкодава».
        Расставание прошло вполне обыденно, без особых эмоций. Майор, явно тяготившийся ролью благородного рыцаря, все же проводил Елену до машины, после чего вернулся в квартиру с твердым намерением теперь-то уж напиться по-настоящему. Но настроение каким-то непостижимым образом изменилось, и сейчас Орехову вдруг захотелось просто посидеть молча и послушать какую-нибудь хорошую музыку. Соответствующий агрегат в квартире нашелся, а вот подбор дисков оказался каким-то не очень веселым. Первая же песня попала почти в десятку. Орехов выругался, выпил еще стопку, закурил и снова затосковал всерьез.

«Гвардии майор здесь никому не нужен, как белая сирень под каблуком сапог…» - старательно хрипел мужской голос, и Орехов, окутанный серо-голубым сигаретным дымом, покачивал в такт головой и ухмылялся нетрезво и зло. Потом Газманов пел про далекий дом и про кресты, что должны хранить покой умерших на чужбине казаков, а уж за ним последовал Розенбаум со своим «Черным тюльпаном». Неведомо, что все-таки добило Орехова, - вердикт дока, песни, напомнившие о погибшем в Афганистане брате, водка или все вместе, - но закончилось все невесело…
        Чуть позднее Орехов понял, что док был прав и мудр, когда сунул ему ключи от этой пустующей берлоги: оказывается, и в жизни мужественных майоров бывают такие минуты, когда никому не нужно их видеть…

5. Аденский залив, пятьдесят морских миль от берегов Сомали, июнь 2010 года

…Наверное, эти голубые воды и много тысяч лет назад были такими же спокойными и величавыми, как в этот самый обычный июньский день. Так же веселый сухой ветерок гнал по морской поверхности легкую рябь, а в блеклом, словно застиранная скатерка, небе точно так же неспешно с востока на запад катилось по своей дорожке бледно-желтое слепящее солнце. И мир был чист, красив и полон мудрой гармонии…
        А потом появился человек с его лодками, парусниками и пароходами. Чуть позднее это неугомонное существо вооружилось дизельными двигателями, электричеством, большой химией и прочими достижениями многомудрых наук - и мир изменился. Мир, поневоле покоряясь и подчиняясь все новым и новым безумствам так называемой цивилизации, стал суетлив, шумен и грязен, как дикий средневековый базар. Но, пожалуй, самыми разрушительными и мерзкими качествами этого малопонятного существа по имени Человек стали его неуемная жадность и стремление убивать…
        Этот средних размеров контейнеровоз ничем не напоминал белоснежный океанский лайнер или яхту богатого нувориша, поскольку был откровенно стар и некрасив. Обшарпанные борта его были украшены потеками ржавчины, а палубные надстройки давным-давно уже втайне мечтали о свеженькой краске, которая прикрыла бы неприглядные свидетельства почтенного возраста трудяги, разменявшего уже далеко не первый десяток тысяч морских миль. Правда, машина контейнеровоза, хотя явно и страдала старческой одышкой, довольно бодро вращала гребной вал, отчего посудина вполне уверенно перемалывала винтом воды залива и без особой спешки продвигалась в порт назначения.

…Две лодки, наполненные темнокожими, вооруженными почти в прямом смысле до зубов людьми, вынырнули, казалось, буквально ниоткуда, словно материализовались из солнечных бликов на голубой поверхности залива. Одна из лодок была самой обычной, рыбачьей, а вторая - резиновой надувной военного образца. Общим для этих плавсредств были довольно мощные навесные моторы, позволявшие даже при солидной нагрузке в виде десятка взрослых мужчин без всяких усилий догонять практически любое морское судно. Ну, разве что за исключением быстроходных пограничных катеров; но контейнеровоз, шлепавший под либерийским флагом, к пограничной страже явно не имел ни малейшего отношения.
        Лодки согласованно и почти синхронно разошлись и подлетели вплотную к контейнеровозу со стороны левого и правого бортов, после чего через фальшборты в считаные мгновения перелетели несколько стальных кошек с привязанными к ним концами-веревками. Нашлась в арсенале абордажных средств пиратов даже парочка веревочных лестниц, по которым бандиты с похвальной сноровкой и быстротой взбирались на борт судна и с криками и воплями набрасывались на экипаж контейнеровоза, похоже, даже и не помышлявший о каком-либо сопротивлении. Для пущего эффекта и для устрашения резвые темнокожие парни дали несколько очередей из
«калашниковых» в воздух, что было, по всей видимости, уже перебором, поскольку и капитан судна, и все члены его команды, за исключением мотористов, уже сгрудились у одной из надстроек и предусмотрительно подняли руки вверх.
        Вожак пиратов неторопливо подошел поближе к сбившимся в нестройную толпу морякам и, сохраняя на темно-коричневом лице пренебрежительно-высокомерное выражение, окинул пленников презрительным взглядом.
        - Овцы! - Он небрежно сунул свой многозарядный пистолет в кобуру, болтавшуюся на поясе и, ни к кому конкретно не обращаясь, коротко бросил через плечо: - Что с радистом?
        - Здесь радист! - Из темного провала двери одной из надстроек показался массивный детина с ручным пулеметом наперевес, увешанный пулеметными же лентами наподобие давно уж забытых революционных матросов времен гражданской войны в России. Пулеметчик, крепко придерживая за шиворот перепуганного щуплого мужичка, пинками загнал его в толпу пленников и радостно доложил: - Он даже хрюкнуть не успел, не то что SOS подать!
        - Это хорошо, - сохраняя явно наигранную важность, кивнул главарь. - Я же говорю: овцы! Теперь давайте их всех в трюм. Штурмана и рулевого - в рубку! Пусть ведут это корыто…
        Куда конкретно собирался увести контейнеровоз вожак бандитской группы, команде судна узнать было, видимо, не суждено, поскольку договорить пирату так и не дали: фраза была прервана грохотом внезапно распахнувшихся створок двух стоявших на палубе контейнеров. А уж из железных коробок к слегка расслабившимся пиратам рванулись непостижимо быстрые тени в темном камуфляже.
        Скоротечное боестолкновение тем и отличается от показательных выступлений любого спецназа, что разглядеть там что-либо трудно. Спецназовцы без малейшей задержки и суеты набросились на бандитов, и выглядело это так, словно они заранее рассмотрели врагов сквозь железные стенки контейнеров, - каждый, не мешая друг другу, брал своего противника. Наверное, именно так выглядит и ракета, выпущенная в тесную комнату: глазу просто невозможно уследить за ее причудливой траекторией! Первый же спецназовец ринулся к главарю и, без колебаний делая длинный выпад автоматом с примкнутым штык-ножом, вонзил широкое лезвие бандиту под ложечку. Быстрый доворот, рывок оружия назад - и второй бандит, оказавшийся рядом, получил страшный удар прикладом в лицо. Пожалуй, самым страшным и парализующим для бандитов было то, что нападавшие не кричали, не извергали проклятия и угрозы, а делали свою жутковатую работу молча. Слышался лишь лязг оружия, топот кованых каблуков по палубе, глухие и чавкающие звуки ударов, надсадное хаканье и хруст костей. Несколько криков все же раздалось, но это были крики ужаса, паники и запоздалые,
бессмысленные визги о пощаде.
        Пока на борту контейнеровоза спецназовцы в клочья рвали ошалевших от ужаса бандитов, на воде разыгрывалось параллельное действо. Началось оно в ту же секунду, что и распахнулись створки контейнеров, в которых до времени таились боевые группы спецназа. Оставленный пиратами в лодке бандит, привлеченный непонятным шумом на судне, поднял голову и прислушался, пытаясь понять, что же там, наверху, делается. Он не мог ни слышать, ни видеть, как с небольшой глубины, с невероятной силой работая ластами, к поверхности торпедой неслась гибкая фигура, затянутая в прорезиненный черный гидрокостюм. Вода рядом с рыбачьей лодкой буквально взорвалась; в воздух вместе с брызгами взметнулось сильное тело и на счет «раз-два» проделало сразу две вещи: ухватив бандита за воротник безрукавки, пловец одним сильным рывком сдернул противника за борт и тут же коротким, отработанным махом перехватил ему горло длинным ножом. Вода рядом с лодкой тут же окрасилась красноватыми мутными разводами.
        Второго пирата, дожидавшегося своих товарищей в надувной лодке с другой стороны контейнеровоза, также постигла участь быть, словно редиска, выдернутым из лодки. Разве что этому темнокожему парню повезло больше - напарник первого боевого пловца резать бандита не стал, а всего лишь притопил и легким ударом обездвижил, после чего бесчувственное тело без особых нежностей было поднято на палубу судна.
        Стая даже очень злых дворняжек или шакалов не в силах противостоять стае матерых волков - закаленные в кровавых драках жилистые хозяева лесов и степей с непринужденной легкостью разорвут и гораздо более серьезного врага…
        Когда боевые пловцы поднялись на борт контейнеровоза, там все уже было кончено. Бойцы спецназа, вполголоса переговариваясь между собой, перекуривали, пыхая голубоватым дымком сигарет и помаленьку отходя от только что пережитой схватки. Команда контейнеровоза дружно суетилась, наводя на палубе порядок: тела убитых пиратов уже перетаскали и сложили в ряд у левого фальшборта, и один из матросов торопливо поливал палубу из брандспойта, смывая за борт расплывчатые лужи, брызги и потеки всех оттенков красного цвета. Лицо морячка было сейчас заметно бледноватым, и эту бледность не мог скрыть даже очень приличный загар, приобретенный явно не в северных широтах.
        Командир группы спецназа окинул ничего не выражающим взглядом уложенных на кусок старого брезента убитых, затем подошел к небольшой горке беспорядочно сложенного в сторонке оружия пиратов и удовлетворенно кивнул. Слегка тронул носком высокого ботинка обшарпанную трубу старого гранатомета РПГ-7, секунду подумал и, подхватив оружие с палубы, направился к фальшборту. Не торопясь, вскинул трубу на плечо, прицелился и нажал спуск. Через мгновение граната с жутким грохотом разорвалась в корме рыбачьей лодки, разнося в клочья и старый корпус, и мотор. Когда в море упали последние ошметки и брызги, на водной поверхности осталось лишь небольшое радужное пятно - остатки сгоревшего топлива, смешанного со смазочным маслом.
        - А зачем стрелять-то было? - К командиру подошел помощник капитана и с явным сожалением глянул за борт, где еще минуту назад покачивалась еще вполне крепкая лодка с хорошим мотором. - Движок можно было снять, он дорогой. Трофей как-никак…
        - Ты что, чиф, офонарел? Какие, к хренам собачьим, трофеи? Я что, похож на идиота, чтоб улики против себя собирать? Это мы с тобой понимаем, что те темненькие ребятки - обычные уголовники и пулю каждый из них получил вполне заслуженно, за дело! А для каких-нибудь крыс-правозащитничков они - жертвы беззакония. Типа перестреляли бедненьких вместо того, чтобы судить по всем правилам. В общем, шел бы ты… своим делом заниматься, а тут мы сами… - Командир повернулся в сторону бойца, снимавшего на камеру уложенных в ряд мертвых бандитов. - Ты скоро? Сколько можно вокруг этих жмуров крутиться? Михалков, блин…
        - Да я все уже, - негромко ответил боец, - осталось диск переписать - и все, готово.
        - Что там с тем клоуном? - На этот раз старший спрашивал о плененном пловцами пирате, до сих пор не желавшем подавать никаких признаков жизни.
        - Да, по-моему, уже очухался, - насмешливо ответил один из пловцов, уже успевших стянуть с себя акваланги и гидрокостюмы и переодеться в обычный камуфляж, - но изо всех сил прикидывается бездыханным. Как тот кот, что спрячет голову под диван и считает, что его не видно.
        Командир вновь отыскал взглядом бойца с камерой, тот в ответ на немой вопрос кивнул и подал старшему маленький диск в плоской коробочке. Получив в руки «кино», командир неторопливо подошел к уцелевшему в резне пирату и без особых церемоний пнут пленника носком кованого ботинка.
        - Черный, ты понимаешь меня? - Разговор спецназовец начал по-английски - в целях конспирации именно на этом языке все время общались между собой российские спецназовцы. - Если онемел от страха и в штаны наложил, то кивни, ублюдок!
        Пленник, убедившийся, что притворяться безжизненным полутрупом дальше не имеет смысла, широко открыл темные глаза, в которых метался неприкрытый страх, и торопливо кивнул, напряженно вслушиваясь в голос, чуть измененный матерчатой маской - по приказу командира все спецназовцы на всякий случай прикрыли лица.
        - Отлично. Сейчас я дам тебе диск. Ты вернешься на берег к своим боссам и отдашь диск им. И передашь, что теперь такая участь будет ждать каждого из немытых черномазых, кто решит подзаработать на захвате судов в этих водах. Каждого! Ты все понял, черный?
        Бандит, мгновенно сообразивший, что убивать его, похоже, никто не собирается, вновь закивал - на этот раз быстро-быстро.
        - Отлично, - холодно подытожил спецназовец и указал рукой за борт: - Там твоя надувная лодка. А теперь убирайся отсюда, и помни все, что я тебе сказал! Пшел!
        Дважды просить себя бандит не заставил. Уже через пару минут за бортом контейнеровоза взревел двигатель «резинки», и посудина на максимальной скорости устремилась прочь от страшного судна, на палубе которого остались все товарищи уцелевшего пирата…
        Когда шум мотора умчавшейся лодки затих вдали, командир снял шлем, рукавом отер пот с лица и устало приказал, показывая на убитых и сложенное оружие:
        - Это все за борт! Оружия маловато… У капитана возьмите еще какие-нибудь железяки и привяжите к ногам. Ну, и все остальное.

«Все остальное» подразумевало довольно-таки специфическую процедуру, предназначенную для того, чтобы трупы через день-другой не всплыли.
        - Командир, - несмело обратился к спецназовцу капитан контейнеровоза, - так что, их прямо вот так и за борт? Нехорошо как-то…
        - А ты что, предлагаешь мне на берег слетать и каждому персональный гроб притащить, или что там у них полагается? - неприязненно посмотрел старший на невысокого моряка сверху вниз. - Нет у меня для них такой роскоши! Всех за борт, я сказал! И быстро!
        Один из боевых пловцов, высокий и крепкий - да других, собственно, в спецназ ВМФ и в морскую пехоту и не берут, - широкоплечий молодой мужик, с истинно философским спокойствием наблюдая, как спецназовцы отправляют за борт трупы и трофейное оружие, негромко спросил у напарника:
        - Скат, слушай, а правда у них богатым считается тот, у кого верблюдов больше?
        - Да черт их знает… Вроде правда, - ответил второй - капитан Катков, что был почти копией своего товарища, разве что чуть постарше. - А ты, мичман, это к чему?
        - Да так, - старший мичман Троянов, отзывавшийся также на нехитрый позывной
«Тритон», чуть пожал плечами. - Лучше бы эти ребятки верблюдов своих пасли - глядишь, целее были бы… Дядя Слава, а как ты думаешь, будет от этой акции толк? От таких вот ловушек? Или наши отцы-командиры…
        - А это, Валера, уже не наше дело, - грубовато перебил Катков мичмана. - Наше дело - выполнять приказы и поменьше умствовать, ясно? И вообще, умник, ты бы язык свой в рулончик скатал, а то не ровен час… Погоны сорвут и пошлют в края, где Макар телят не пас.
        В ответ Троянов демонстративно оглядел горизонт и обреченно вздохнул:
        - А я сейчас где, по-твоему? Ты глянь, кэп, - море кругом, и ни одного даже самого паршивого теленка…

6. Сомали, окраина города Алула, июнь 2010 года
        О Сомали большинство простых россиян имеют примерно такое же представление, как и о легендарном созвездии Тау-Кита. То есть весьма туманное и неопределенное. Чуть более сведущие в географии, возможно, припомнят, что это небольшая страна в Африке, в ее восточной прибрежной части, обычно именуемой Африканским Рогом. Страна, естественно, чисто по-африкански бедная, очень жаркая из-за непосредственной близости к экватору, почти начисто лишенная лесов и преимущественно равнинная. Причем равнины особым богатством почв и растительности тоже никак похвастать не могут, а посему с давних времен местные народы предпочитали заниматься скотоводством.
        После того, как в 1960 году Сомали получила долгожданную независимость от Италии и Великобритании, страна бодро начала строить новую жизнь. В этом сомалийцам, немедленно записанным в лучшие друзья, активно помогал СССР. Помогал до 1977 года, когда немного потерявшие чувство реальности туземцы решили маленько повоевать с Эфиопией и оттяпать у соседей кусок территории. Богатый и любвеобильный Союз к тому времени успел сдружиться и с Эфиопией, а раз заварилась такая военная кашка, то советским боссам пришлось сделать выбор между двумя друзьями. Выбор пал на Эфиопию, которая с советской и кубинской помощью сомалийцам хорошенько всыпала. Для Сомали наступили тяжелые времена междоусобиц, переворотов и прочих неурядиц, усугублявшихся кризисами в дохленькой экономике и вульгарными засухами. Весь этот, мягко говоря, беспорядок растянулся на долгие годы, и на сегодняшний день форму правления в Сомали специалисты именуют «анархией», а люди попроще о ситуации в стране говорят коротко и емко: «полный бардак».
        Ситуация немного изменилась в начале двухтысячных, когда газеты всего мира запестрели заголовками, известившими читателей о новом промысле жителей Сомали. Подобно аборигенам далекой Колумбии и не очень далекого Афганистана, в трудные времена легко забросившим выращивание традиционных сельхозкультур и засеявшим свои поля несравненно более выгодными кокой и опиумным маком, бывшие рыбаки Сомали повесили свои сети на колья и занялись делом поинтереснее - пиратством. Правда, оно оказалось, естественно, опаснее мирной рыбной ловли, но среди тысячи молодых, малограмотных и безработных парней всегда отыщется сотня готовых рискнуть ради хорошего куша не только здоровьем, но и головой.
        Пиратство оказалось штукой, выгодной не только для самих бандитов, но и для страховых компаний, для всякого рода темных посреднических контор, которые имеют свой процент с сумм выкупов, и в какой-то мере для судовладельцев. Нашлись знатоки, обвиняющие также и военных многих стран, отправляющих свои боевые корабли для патрулирования морских путей, проходящих через Суэцкий канал, и для защиты мирных судов. Якобы многозвездным генералам и адмиралам очень нравятся солидные ассигнования, выделяемые на обеспечение операций по борьбе с пиратством. Боевая работа - это всегда большие деньги, к которым у высокого начальства добавляется ощущение собственной значимости и возможность еще большего карьерного роста. В пиратских историях нашего времени хуже всех, пожалуй, приходится попавшим в плен морякам…
        Алула, небольшой городок на берегу Аденского залива, был точно таким же, как и многие прочие, разбросанные по побережьям Сомали: пыльным, грязным и полуразрушенным. Поскольку главным местным строительным материалом была и остается самая обычная глина, то и городок получился тоскливого желто-бурого цвета, весьма и весьма напоминающим традиционный среднеазиатский кишлак. Глиняные дома, глиняные заборы, при взгляде на которые возникало стойкое ощущение, что в Африке буквально все слеплено из глины и нигде нет ни зелени, ни воды, и вообще ничего живого, веселого и красивого. Нельзя же назвать красивыми трущобы, в которых там и сям среди отбросов снуют своры бродячих собак и стайки обезьян…
        Этот неприметный глинобитный домик расположился в самом конце относительно оживленной улицы, на всем протяжении которой раскинулся импровизированный рынок. Продавцы, покупатели - среди тех и других немало вооруженных, - навесы, прилавки, заполненные местными продуктами, питьем и всеми разновидностями барахла и хлама. Все это сборище, над которым вились неисчислимые рои мух, шумело, суетилось и поднимало облачка пыли. Но во дворе домика, укрытого от любопытствующих взглядов высоким глинобитным забором, было неожиданно тихо и почти чисто.
        Такая же тишина царила и внутри домика, где за обычным столом, грубовато сколоченным из плохо выстроганных досок, сидел темнокожий мужчина в пропотевшем камуфляже и молча прихлебывал из чашки крепкий чай густо-красного цвета. Со стороны могло показаться, что в эту минуту для мужчины нет ничего на свете важнее приятного и неспешного чаепития в прохладном полумраке, располагающем к хорошей беседе с мудрым человеком. В комнате присутствовал еще один человек, но, вероятно, для сидящего за столом он не был ни мудрым, ни приятным, поскольку хозяин не обращал на тоскливо переминавшегося с ноги на ногу молодого парня ни малейшего внимания. Парень же, напротив, не сводил с камуфлированного обеспокоенного и виноватого взгляда, обильно потел и старался не смотреть на лежащий под рукой хозяина пистолет внушительного калибра. Там же, на столе, стоял и раскрытый ноутбук хозяина, на мониторе которого несколько минут назад мелькали кадры с уложенными в ряд мертвыми парнями из абордажной команды…
        - Как это могло произойти? - Сидящий за столом мужчина наконец-то отставил в сторону пустую чашку и, по-прежнему не глядя на нервно кусавшего губы собеседника, начал с преувеличенной тщательностью рассматривать ногти на своих крепких смуглых пальцах. - И почему они все мертвы, а ты стоишь здесь, живой и невредимый?
        - Уважаемый Мохаммад, клянусь Аллахом, я не знаю! - Голос парня был тороплив и растерян. - Все было как обычно: мы подскочили, парни взобрались на борт этого проклятого сухогруза… Я, как и было приказано, оставался в лодке. А потом… потом меня кто-то сбросил в море и я потерял сознание. Что было дальше, вы уже видели на диске…
        - Как называлось судно? Под каким флагом оно шло? Кто были эти люди?
        - Я не разобрал названия - что-то иностранными буквами… Флаг? Вроде бы либерийский… Я точно не помню - На парня жалко было смотреть, он даже посерел от осознания собственной беспомощности и от страха перед возможным наказанием. - Да и зачем? Ведь наш Ахмад командовал, он и смотрел за всем…
        - Как выглядели люди, расстрелявшие наших парней? На каком языке говорили? - тихо повторил свой вопрос Мохаммад - так тихо, что парню пришлось непроизвольно податься вперед, чтобы расслышать.
        - Они все были в масках. В черных. А двое и вообще в стеклянных…
        - Что ты несешь, сын грязного ишака?! В каких еще «стеклянных»?
        - Ну, в этих, в которых водолазы ныряют, - еще больше заторопился допрашиваемый. - А говорили по-английски. Думаю, это были американцы. Или англичане.
        - Или китайцы, - в тон парню подсказал хозяин. - И где вас, таких недоумков, только набрали… Безмозглые ослы! Значит, решили поменять тактику…
        - Клянусь, мы ничего не меняли, все было как всегда! Уважаемый Мохаммад, а что… со мной? - решился прервать рассуждения командира парень, явно изнывая от тягостного чувства неизвестности и неопределенности. - Я могу это… идти?
        - А, ты еще здесь. - Мохаммад задумчиво прищурился, несколько секунд помолчал, что-то там прикидывая в уме и, наконец, чуть заметно улыбнулся: - Думаю, тебе сегодня здорово повезло.
        - Да, мне повезло, - парень тоже попытался улыбнуться, но получилось плохо и откровенно жалко. - Они все там, а я, слава Аллаху, здесь, разговариваю с тобой.
        - Да, все в руках Всевышнего. Он оставил тебе, жалкому ублюдку, жизнь. - Голос Мохаммеда становился суше и тише с каждым произнесенным словом. - А зачем? Чтобы ты принес мне дурную весть - и продолжал вонять дальше? А зачем тебе жизнь? Ведь Аллах сказал, что жизнь в этом мире - всего лишь обманчивое наслаждение. А ведь ты, тупое и грязное животное, даже не в силах понять, о чем говорится в этом аяте… Когда я сказал, что тебе повезло, я имел в виду другое…
        - Что… другое? - На этот раз парень, несмотря на всю свою простоту, похоже, все-таки догадался, что его ждет в ближайшие мгновения.
        - То, что уже сегодня, сейчас, ты снова увидишь своих друзей.
        Последнее слово командира еще не затихло, а он уже успел подхватить со стола пистолет и без малейшей задержки нажать на спуск. В тесной комнате выстрел прозвучал неприятно сухо и неестественно громко. Резко запахло сгоревшим порохом.
        Дощатая дверь немедленно распахнулась и в комнату, мешая друг другу, вбежали двое молодых мужчин с автоматами Калашникова в руках. Увидев босса живым и здоровым, мужчины перевели взгляды на лежащего на полу. После яркого уличного света обычным глазам трудно разглядеть в полумраке маленькую черную дырочку на темном лбу, но охранники то ли обладали уникальным зрением, то ли просто слишком хорошо знали своего командира. Не выказывая удивления, оба с подчеркнутой готовностью смотрели на босса, ожидая приказаний.
        - Уберите эту падаль, а мне заварите свежего чая, - негромко распорядился Мохаммад и, мельком глянув на циферблат дорогих часов, поблескивавших широким браслетом, добавил: - С чаем не спешите, мне надо позвонить. Минут через двадцать принесете…
        Едва за охранниками, без всякого почтения и каких-либо особых нежностей утащившими труп, закрылась дверь, Мохаммад извлек из одного из многочисленных карманов своей куртки спутниковый телефон и набрал многозначный номер. Несколько секунд были слышны лишь длинные гудки, затем в динамике что-то долго шуршало и попискивало, и наконец-то трубка отозвалась неожиданно чистым и отчетливым: «Слушаю вас…»
        - Это я… Хорошо, что узнал… У нас неприятности. Нет, не у меня, а именно у нас! Очередное дельце сорвалось. Всех работников пришлось уволить. Да так, черт возьми, что их всех перестреляли, как бродячих собак! Откуда я могу знать, кто? Я не ору… Да нет, всё вроде бы шло как обычно: мой человек поставил маяк, потом парни догнали этот контейнеровоз в море… Там их всех и положили, а мне прислали диск с записью! А может быть, и не мне одному… Ну, куда-куда… в какую-нибудь телекомпанию… Они поменяли тактику. И это плохо. Да нет, таких команд я наберу еще хоть десяток - голодных собак здесь сколько угодно. Дело в другом: если это станет системой, то о легких деньгах можно будет забыть!.. Как что? Нужна крупная, громкая во всех смыслах акция! Что? Да чем я ее устрою - ржавым пистолетом?! Тут нужен, по меньшей мере, хороший торпедный катер с парочкой приличных торпед - это я, Мохаммад, тебе говорю! Ты про город Севастополь слышал что-нибудь? Так я и думал… А я там учился в военно-морском училище!.. А мне плевать, где ты их найдешь. Ищи, подключай все свои связи. У русских поищи: там сейчас бардак и за
деньги можно купить все… Вот и хорошо. Да, буду ждать и думать… Все, отбой связи…
        Мохаммад раздраженно бросил трубку на стол, после чего выудил из очередного кармана пачку сигарет и щелкнул зажигалкой, прикуривая и окутываясь облачком ароматного дыма. Минуту-другую молча пыхал сигаретой, потом зло усмехнулся и процедил сквозь зубы:
        - Дерьмо! И какой идиот обозвал их белыми воротничками? Гораздо больше им подошло бы: «жадные тупоголовые свиньи»…
        Через восемнадцать часов после звонка Мохаммада в далекий северный город, где вопреки стереотипам в эти дни вместо серых туманов вовсю светило солнце, человек, беседовавший с сомалийцем, подключил все свои связи и начал осторожно искать выходы на так называемую «русскую мафию». Еще через двое суток до господина Бочкина, известного в определенных кругах как Посредник, дошла пока еще смутная информация о том, что некие серьезные люди весьма заинтересованы в покупке некоего подобия малогабаритных ракетно-зенитных комплексов. Как вариант покупателей вполне устраивали и торпеды с подобными же характеристиками…

7. Спальный район на юго-западе Москвы, июнь 2010 года
        Тихое и усталое летнее солнце уже завалилось куда-то за спины бетонных многоэтажек, но здесь, среди длинных рядов гаражей, было все еще достаточно светло и о какой-либо вечерней прохладе говорить было еще рано - синоптики предрекали небывалую жару и, похоже, на этот раз не врали. Несмотря на относительно поздний час, двери многих гаражей были распахнуты и там продолжалась малопонятная для женщин жизнь. Кто-то возился с машиной, кто-то под бутылочку и нехитрую закуску вел с друзьями разговоры «за жисть» и домой, судя по всему, отнюдь не торопился, а кто-то спорил с соседом по боксу, выясняя, какая тачка круче и надежнее.
        - Ну-ка, теперь попробуй, - негромко скомандовал молодому парню, сидевшему за рулем «жигуленка», невысокий мужчина в не очень чистой, измазанной не то маслом, не то мазутом рубашке и принялся неторопливо вытирать руки ветошью.
        Парень запустил мотор - тот мгновенно отозвался на первый же поворот ключа и заработал ровно и чисто, без всяких признаков каких-либо перебоев.
        - Газку кинь-ка. - Мужчина наклонился к мотору и что-то там еще немножко подкрутил. Прислушался, как двигатель послушно взвыл на повышенных оборотах, удовлетворенно кивнул: - Ну вот, другое дело! А то троит, троит… Ты свечи вообще когда-нибудь чистишь? И на станцию надо вовремя гонять, а не ездить до последнего…
        - Спасибо, дядь Миша, - парень без особого смущения пожал плечами. - Да сам знаешь, все как-то некогда… Дела! Сколько с меня? Пятисот хватит?
        - В самый раз, - флегматично отозвался мастер и, получив купюру, небрежно сунул ее в нагрудный карман. - Ты бы радиатор промыл, что ли, а то на жаре он у тебя греться будет. И движок грязный, как не знаю что, и масло небось чернота одна… Самому лень, так на станцию сгони, а то стуканет движок - и к бабке не ходи…
        - Это обязательно, дядь Миш, - весело отозвался хозяин «Жигулей» и, бодро газанув, быстренько укатил куда-то по очередному из своих бесчисленных дел.
        Механик скептически хмыкнул и направился было внутрь своего гаража, но был остановлен прозвучавшим из лихо притормозившей рядом иномарки:
        - Командир, погоди! Мою колымагу не посмотришь?
        Дядя Миша окинул сверкающую лаком иномарку ничего не выражающим взглядом, затем посмотрел на выбравшегося из салона водителя; судя по всему, узнал, но ни малейших признаков радости по поводу встречи со старым знакомым не проявил. Напротив, почти не скрывая досады, поморщился и довольно-таки неприветливо буркнул:
        - Что ее смотреть… От такой колымаги здесь никто не отказался бы. Как ты меня нашел, майор? Хотя уже полковник, небось… Или в генералы забрался?
        - Полковник, - почти неуловимо изменился в лице Сидоров, протягивая бывшему прапорщику ладонь для рукопожатия. - Ну, здорово, Вострецов! Как говорится, сколько лет, сколько…
        - Чего надо, полковник? - без особого почтения перебил Сидорова Михаил. - Вот уж ни за что не поверю, что тебя ностальгия по старым временам одолела.
        - А почему бы и нет? - обаятельно улыбнулся полковник. - Мне ничто человеческое не чуждо… Ну, не мрачней, мастер! Есть, есть небольшое дельце к тебе. Поговорим?
        Вострецов на минуту задумался, словно прикидывая, как бы поудобнее послать нежданного гостя, но в итоге негромко произнес:
        - Ну, пойдем - я тут недалеко живу. Машину можешь здесь оставить, не тронет никто…
        - Э, нет, - энергично дернул подбородком Сидоров, - знаю я расейский народец, понимаешь! Давай, садись и показывай, куда ехать-то…
        Многоэтажка прапорщика оказалась действительно в двух минутах езды, и вскоре хозяин с гостем расположились на маленькой кухоньке за столом, на котором возвышалась объемистая бутылка коньяка, принесенная полковником, и тарелочки с домашней снедью, выставленные бывшим прапорщиком. Хозяйничал Вострецов сам - жена с племянницей, по его словам, остались ночевать где-то на даче. Выпили по первой, по второй, и лишь тогда Сидоров небрежным тоном задал простенький вопрос:
        - Так как живешь-то, Михаил? Не шибко богато, смотрю…
        - Живут и хуже… Крыша над головой есть, на хлеб-соль хватает. Не всем же на
«Ягуарах» раскатывать.
        - А не хотелось бы? На «Ягуаре» порассекать?
        - Полковник, если ты так издалека подходить будешь, то и к концу пузыря до сути не доберешься! Мы пацаны уже взрослые, так что давай о деле. Без всех этих…
        - Давай, - согласно кивнул полковник. - Ты помнишь, как тогда, в 91-м, с тем черномазым ящики возил?
        - Ну, возил, и что? - заметно напрягся Михаил и невольно покосился на свою изуродованную руку. - И рад бы забыть, но вот ты, например, не даешь.
        - В документах везде написано, что ящики сброшены в море и взорваны, так?
        - Так, и что дальше? Как ты просил, так я и говорил…
        - А дальше то, что ящики те были так заделаны, что им сто лет никакая морская вода не страшна! И лежат они, родимые, на дне, и в них спокойно спят оч-чень интересные железки… А точнее - экспериментальные торпеды очень даже солидной мощности. Их должны были на военно-морском полигоне испытывать в теплых и соленых морях. Но, как ты помнишь, все тогда тем самым тазом накрылось. А вот теперь нашлись люди, которым эти самые торпеды позарез нужны, и они готовы платить очень хорошие деньги. Очень хорошие!
        - Ты хочешь сказать, полковник, что я - единственный, кто сегодня знает точно, где они лежат? - Вострецов посмотрел в глаза полковнику совершенно трезвым взглядом. - А потом я должен показать это место на карте? Что будет дальше - догадаться несложно… И кто же покупатель? Грузины? Турки? Или какие-нибудь отморозки вроде этих… как же их…
        - А тебе-то какая разница? - Сидоров устало вздохнул и нехорошо потемнел лицом, а в глазах мелькнула открытая неприязнь. - Как чувствовал, что будет с тобой морока! Все совка из себя вытравить не можешь? «Ах, невинные жертвы, ах, как это нехорошо…
        Ты бы лучше о себе да о семье своей подумал - живешь как бомж какой… А то, что эта страна тебя, как изношенный сапог, на помойку выбросила - как и тысячи офицеров, между прочим, тоже, - это правильно, нормально?! Да ладно, хрен с ней, со страной, ты мне скажи: на место поедешь, покажешь? За хорошие деньги? Про поездку я потому говорю, что какие к лешему могут быть карты - если и остались от тех времен какие, то они в таких сейфах лежат, что… А рисованные планы в тетрадке или точка в малом атласе - это ведь детский лепет, сам понимаешь. Так что скажешь насчет турпоездочки? На халяву, а?
        - Я что, на идиота похож? - почти равнодушно ответил хозяин и твердой рукой разлил коньяк по стопкам. Выпил, кинул в рот ломтик колбасы и отрицательно покачал головой. - Да ни за какие деньги я туда больше не сунусь! Мне и тех месяцев хватило, что я в их поганой тюрьме просидел. До сих пор иногда снятся те рожи… Так что, господин полковник, давай еще разок выпьем и все забудем. И провожу я тебя - время уже позднее…
        - Значит, нет? И уговаривать, как я понимаю, бесполезно? Извини, прапорщик, но дурак ты… Ладно, нет так нет. Давай, на посошок наливай! Не чокаясь, за всех, кто в теплых краях тех проклятых навсегда остался…
        Расставались бывшие однополчане-сослуживцы в прихожей - без особого сожаления и, естественно, без объятий. Придерживая уже распахнутую дверь, Сидоров достал бумажник и протянул бывшему прапорщику белый картонный прямоугольничек:
        - Ты, Миша, еще разок хорошенько подумай… Если что - вот мои координаты, звони.
        - Это вряд ли, - Вострецов уже нетрезво качнул головой, - я все сказал. Беспокойная жизнь у тебя, полковник! А мне уже вся эта суета не по возрасту, извини. Все, бывай!

…Уже сидя в своей иномарке, Сидоров, перед тем как запустить двигатель, пощелкал клавишами мобильного телефона и, услышав ответное «да», сообщил собеседнику:
        - Он отказался. Да уговаривал я, а он уперся - и всё… Я ему свой телефон оставил - может, и передумает еще… Думаешь? Ну, ладно, подождем-посмотрим…
        Ждать, как выяснилось, пришлось недолго. В течение всего следующего, по-летнему долгого дня бывший прапорщик занимался обычными своими делами: с утра отправился на работу в небольшую частную автомастерскую, где уже несколько лет числился автомехаником не из худших, а вечерком пару часов провозился с машинами уже своих личных клиентов - халтурка давала пусть и небольшую, но все-таки ощутимую прибавку к основной зарплате. Уже поздним вечером, когда Вострецов после более чем скромного ужина принялся за умело заваренный чай, раздался первый звонок. Звонила с дачи жена. С первых же слов, произнесенных одновременно растерянным и взволнованным голосом, стало понятно, что вчерашняя история с визитом полковника, увы, не закончилась, а только лишь начинается…
        - Миш, ты сейчас дома? Послушай, а Ленка не у тебя? Что-то ее до сих пор нет… Звоню на мобильный - не отвечает!
        - Ну, может, у подружки где или у этого своего… как его там?
        - Миш, ну что ты как ребенок, ей-богу! С тем придурком она давно уже разругалась и сто лет его не видела, а у подружек, как ты говоришь, она никогда в жизни не оставалась ночевать! Миш, я боюсь - а вдруг с ней что… Сам знаешь, как бывает! Что делать-то, а?
        - А что ты сейчас сделаешь? Считай, ночь на дворе… Короче, ты позванивай на ее номер - может, отзовется. И не паникуй раньше времени. Мало ли, батарейка у нее села или еще что… А я сейчас тут номера ее институтских ребят поищу - вроде были записаны где-то… Ты мне через часок перезвони, или нет - лучше я сам… Все, давай!
        Жена, конечно же, права: Ленка была совершенно обычным, почти домашним ребенком и до сих пор каких-либо особых вольностей вроде ночных гулянок и шатаний по сомнительным тусовкам и клубам себе не позволяла. Тут отчасти и воспитание сказывалось, и более серьезные, чем все эти тупо-гламурные тусовки, интересы; да и Вострецов с женой старались ненавязчиво, но все же контролировать, где, как и с кем проводит свое свободное от учебы время их племянница. Хотя, прикидывал Михаил, дураку понятно, что не во все подробности своей жизни Ленка их посвящает…
        Номера институтских товарищей Елены прапорщику искать так не пришлось, поскольку почти сразу же после дачного звонка жены раздался еще один, и незнакомый мужской голос сухо сообщил:
        - Ваша племянница у нас. С ней все в полном порядке. Пока в порядке…
        - Что вам надо? - грубовато спросил Вострецов, понимая, что выяснять, кто это звонит, бессмысленно и глупо, и уже почти наверняка догадываясь, что он сейчас услышит в ответ.
        - Тебе предлагают небольшое бесплатное путешествие. Ты почему-то отказываешься. Неразумно. Ты еще разок хорошенько подумай, а мы тебе перезвоним!

«Надо было потребовать, чтобы Ленке трубку дали… Так этот гад уже отбой нажал. Так, значит, господин полковник, да? - Михаил, нервно прохаживаясь по кухне, все больше наливался злобой, одновременно понимая, что ничего толкового он сейчас сделать не сможет и ситуацию в целом тоже изменить не в силах. - Ну, а кто еще мог такое гадство сотворить? Только он! Ну, падла… Что ж делать-то, а? В ментовку нельзя - ежу понятно, что только хуже сделаешь! Черт, и Нинка сейчас с дачи позвонит - ей что говорить? А что ни говори, а деваться некуда - Ленку надо спасать…»

8.
        Сейчас Михаил буквально физически ощущал всю тяжесть свалившегося на его плечи груза. Груза, который придавливал к земле, не давал дышать и наполнял душу мерзким ощущением собственной малости и бессилия перед некой загадочной злой силой, которая с непринужденной легкостью могла раздавить и его, немолодого и не очень здорового мужика, и его самых близких и родных людей, которые к той давней истории и вовсе ни малейшего отношения не имеют. Словно он опять каким-то мистическим образом оказался там, посреди бледно-желтой, выжженной чужим безжалостным солнцем саванны и над ним снова кружит тот самый вертолет. И снова он в любую минуту может полоснуть пулеметной очередью, от которой невозможно ни укрыться, ни спастись… А ведь тогда, в Африке, все было, как теперь оказывается, намного проще и легче - там он отвечал только за себя и рисковал только своей жизнью. Теперь, здесь, все иначе…
        Хотя почему «загадочной силой»? Ясно, что это за сила: еще в начале девяностых уверовавшие в свою безнаказанность и всесилие бандиты и ворюги! И пусть они себя как угодно называют, пусть они одеты в самые дорогие костюмы от всяких там
«версачей», а на плечах их мундиров лежат золотые погоны с большими звездами - суть-то не меняется, воры они, уголовники… И что он, бывший прапорщик Вострецов, может противопоставить всей этой наверняка прекрасно организованной и оснащенной банде? Да решительно ничего! Здесь нужна своя, не менее мощная «группа войск», а ее-то и нет… И думать здесь не о чем, надо соглашаться на любые условия. Воображение услужливо подкинуло картинку здоровенных тупоголовых гоблинов, гнусно гогочущих и… Нет, только не это! Иначе останется только взять и застрелиться или в петлю влезть, потому что с таким грузом на душе нормальному мужику жить просто невозможно… Всё, все глупости в сторону - надо соглашаться!
        Михаил с раздражением и опаской посмотрел на свой домашний телефон, из мирного куска пластмассы вдруг превратившийся в невольного сообщника тех самых гоблинов. Об стенку бы его со всего маху, но ведь глупо это и проблему решить не поможет… Стоп! Как же это он забыл, а? Есть ведь вариант - если и не помогут, то хотя бы совет дельный, возможно, дадут…
        Через пять минут Вострецов уже находился двумя этажами выше, в квартире малознакомой соседки по подъезду, и набирал, сверяясь с записной книжицей, номер одного старого знакомого из какого-то там союза ветеранов африканских военных конфликтов. Точного названия прапорщик вспомнить не смог, поскольку в книжке значились только имя и номер, а сам Михаил ни в одной из подобных организаций не состоял - не нравились ему все эти «клубы ветеранов», и об Африке прапорщик предпочел бы вообще никогда больше не слышать… Телефон долго и равнодушно выдавал лишь длинные гудки, потом все же отозвался чуть хриплым, прокуренным мужским голосом:
        - Да, слушаю…
        - Салям алейкум, ас-сейид, - поздоровался Михаил и, не давая собеседнику возможности задать очевидный вопрос, торопливо продолжил: - Имен не называй, пожалуйста… Мастер по ремонту тебя беспокоит - ты у меня недели три назад свою тачку лечил…
        - Да понял я, вспомнил. Дальше давай… Что за штучки шпионские? Стряслось что?
        - Если в двух словах, то помощь нужна… - Прапорщик почувствовал, что голос его, наверное, со стороны звучит жалко и растерянно, и тут же следом мелькнула мысль, что, скорее всего, сейчас его просто пошлют по известному адресу и положат трубку. - У меня…
        - Стоп, ничего больше не говори. - Невидимый собеседник ненадолго умолк и после паузы продолжил суховато-деловым тоном: - Помнишь, я тебе говорил про местечко одно, где наши пацаны мячик гоняют?
        - Ну да, помню, - оживился Вострецов, и где-то в груди ворохнулось нечто похожее на робкую надежду - может статься, и не зря позвонил…
        - Там сквер еще есть небольшой рядом. Будь на месте минут через сорок. Успеешь?
        - Успею, конечно! А как…
        - Никак. Жди у табачного киоска - я сам подойду…
        До места Вострецов добрался гораздо раньше названного срока и, переходя оживленную, запруженную машинами улицу, мысленно похвалил себя за то, что сообразил-таки поехать на метро - на своем «жигуленке» точно где-нибудь в пробке застрял бы.
        Сквер оказался точно таким же, как и сотни ему подобных в столице: уже слегка утомленные зноем деревца, кусты сирени и акации, лужайки с неизменными собачниками, дорожки, лавочки. На лавках восседали вездесущие пенсионеры обоих полов и всех возрастов, молодые мамочки, озабоченно покачивающие детские коляски, и прочий праздный народ. Кто-то был занят чтением газет, кто-то неспешно распивал пиво, ловя на себе неодобрительные, а порой и завистливые взгляды, а кто-то и просто беседовал с соседом по лавочке - ни о чем и обо всем сразу. Прапорщик без раздумий направился к табачному киоску, где за чисто вымытыми стеклами отсвечивали всеми цветами радуги бесчисленные пачки сигарет, и присел на первое же свободное местечко, обнаруженное на ближайшей скамейке, сколоченной из толстых реек.
        - Простите, у вас прикурить не будет? - услышал Вострецов как раз в тот самый момент, когда начал припоминать старую затасканную присказку о том, что нет ничего хуже, чем ждать и догонять.
        Михаил узнал голос с первого же слова и быстро вскинул взгляд, одновременно доставая из нагрудного кармана рубашки зажигалку. Перед ним стоял полноватый мужичок в хорошо потертых джинсах, в бесформенной майке не первой свежести и на вид явно нетрезвый. Мужчина вертел в пухлых пальцах сигарету и, пьяненько улыбаясь, терпеливо ждал.
        - Да, пожалуйста, - прапорщик торопливо крутнул колесико, высекая огонь, и поднес зажигалку к сигарете нагнувшегося мужчины.
        - Что стряслось? - Полноватый, которого Вострецов больше знал как Ассеида, что по-арабски означало «господин», выпустил клуб голубоватого дымка и довольно улыбнулся. Любой, увидев со стороны двух мирно беседующих мужчин, мог бы смело предположить, что разговор идет, естественно, о погоде, о футболе или о молодых мамочках, но уж никак не о каких-то там похищениях и прочих ужасах.
        Стараясь быть кратким, Вострецов рассказал Ассеиду о похищении племянницы. Собеседник слушал молча, внимательно и задал всего лишь два уточняющих вопроса:
        - В полицию ты, конечно, не обращался? И ты уверен, что это не простые бандиты?
        - Да какие бандиты?! Я что, олигарх какой? Нет у меня ничего такого, чтобы именно так на меня наезжать, понял? Я, между прочим, ни рубля никому не должен!
        - Да понял я, понял, не кипятись ты… В общем, так, прапорщик: давай свой адрес, езжай домой и жди. Я тут буквально на днях с одним интересным майором пересекся. Его в теплые края военспецом отправляют, и он заходил к нам за кой-какими консультациями. Мужик, как я понял, из довольно-таки серьезной конторы… Короче: ты пока делай все, что тебе эти уроды скажут, на все условия соглашайся. А я с этим майором свяжусь. Если он захочет и сможет помочь, то сам тебя найдет. Если же нет… Тогда, наверное, есть смысл и в полицию обратиться. Хотя, я бы, например, не пошел - вряд ли от них толк будет, а племянница… В общем, сам все понимаешь, не маленький. Ну, все, пошел я. Если в течение суток майор не объявится, то, извини, придется тебе действовать по обстановке… Ну, бывай!
        Вострецов хмуро кивнул в ответ и, скользнув невидящим взглядом по суетливым голубям, копошащимся вокруг раскрошенного кем-то из сердобольных посетителей кусочка булки, не удержался и посмотрел вслед уходящему Ассеиду. Между кустов акации в последний раз мелькнула застиранная футболка полноватого - а может быть, и чья-то другая, похожая…

«Надо идти, - устало подумал Михаил, - домой идти. Сижу тут без толку, а там, может быть, телефон надрывается. Опять ждать… А что ты думал? Придет добрый дядя и беду руками разведет? Да нет, брат, похоже, каждый свою кашу расхлебывает в одиночку! Ладно, сейчас домой, а там посмотрим…»
        По дороге домой Вострецов неожиданно вспомнил, что, идя на встречу, отключил свой мобильник. Извлек из кармана аппарат и торопливо защелкал кнопками: так и есть, семнадцать пропущенных вызовов, и все от жены. Сейчас начнется…
        - Ну, наконец-то! Где ты пропал? Я уже всю валерьянку выпила и телефон разбила, а у тебя все «номер абонента выключен» да выключен! Ну, что там у тебя? Есть новости какие?
        - Пока ничего. Нин, ты это… не надумай приехать, - тщательно подбирая слова, чтобы не наговорить лишнего - мало ли эти уроды телефон как-нибудь слушают! - и в то же время хотя бы немного успокоить жену, втолковывал прапорщик. - Ты все равно здесь ничем не поможешь. И вот что… Ты ночку-другую где-нибудь у соседей переночуй - и тебе чуть повеселее будет, и мне спокойнее. И не звони больше. Будут новости - я сам позвоню. Все, Нина, пока… Да сказал же, сразу позвоню! Все, до связи!

…Вечер тянулся неимоверно долго. Вострецов бесцельно бродил по непривычно пустой, как-то нехорошо притихшей квартире, подходил к окнам и тут же ловил себя на том, что ничего он там, за чистыми стеклами, не видит. Вернее, видеть-то видит, не все картинки почему-то тоже казались не то застывшими, не то умершими. Телефон, на который время от времени посматривал прапорщик, тоже упорно молчал. Михаил включил телевизор: пусть хоть что-то создает иллюзию человеческого присутствия в доме… Прошел в кухню, поставил чайник. Вспомнилось, что за целый день так ни разу и не поел ничего. Да и сейчас ни малейшего желания не было. Разве что чайку кружку…
        Вострецов пил чай, не замечая вкуса, и с ненавистью посматривал на часы.

«Да уж, точно хуже нет… Стрелки как будто гвоздями кто присобачил… Ох, Ленка, Ленка, где ж ты сейчас, а? Сучья жизнь… И когда тот майор позвонит? Если вообще позвонит…»

…Очнулся прапорщик по причине, мягко говоря, жутковатой: сон улетучился из-за удушья, вызванного тем, что чья-то сильная и жесткая ладонь закрывала ему нос и рот. Михаил, чувствуя, как мерзкая и холодная волна страха буквально разрывает его изнутри, попытался вскочить и отбросить чужую руку, но незнакомый голос едва слышно, но все же отчетливо прошептал:
        - Я майор, от твоего знакомого Ассеида… Не дергайся. Сейчас мы тихонько пройдем в ванную и там ты мне все расскажешь. Если понял, кивни… Вот и ладушки… Идем!
        Не зажигая света и стараясь не зашуметь, мужчины прошли в ванную, где гость первым делом открыл воду, и прикрыли за собой дверь. Естественно, в ванной хозяин квартиры свет все же включил. Вострецов, не скрывая любопытства, несколько мгновений молча рассматривал сухощавого мужика лет около сорока и с неприятно-холодными глазами, и лишь затем спросил:
        - Как ты вошел-то? Я же вроде дверь запирал…
        - Домушник я, пять ходок… Шучу. Майор Орехов я… Твою племянницу не Еленой зовут? Щупленькая такая, рыженькая? Журналистка будущая, так?
        - Ну да, она, Ленка наша… А ты откуда… А, Ассеид рассказал.
        - Не важно. Хм, - жестко усмехнулся Орехов, - слышал я, что мир тесен, но не настолько же, итить его… Ну, давай, рассказывай, в какую еще историю влипла журналистка твоя. Только учти: увижу, что врешь или недоговариваешь что - а я увижу, не сомневайся! - то просто развернусь и уйду. И все - разбирайся со своими проблемами как хочешь…
        Михаил иногда искренне удивлялся, как это некоторым людям удается так длинно, а порой и так же интересно рассказывать о своей жизни. Показывают, например, по телевизору какого-нибудь актера преклонных лет, и он начинает вспоминать свое детство, родителей, всех своих учителей, товарищей и просто знакомых. Рассказывает о каких-то встречах, о ролях, о взлетах-падениях, пересыпает свое повествование байками - и, оказывается, все это неимоверно интересно слушать! А у простых людей подобные рассказы почти всегда напоминают скучную и серо-безликую автобиографию для личного дела: «Родился, учился, работал и… помер в таком-то году».
        Вострецову на все про все понадобилось минут девять. Действительно уж, словно автобиографию пересказал. Майор Орехов слушал практически не перебивая, лишь иногда задавал короткие уточняющие вопросы, а так все больше молча кивал, и Михаилу порой начинало казаться, что гостю его рассказ не очень-то и интересен.
        - Я все понял, прапорщик. Торпеды, говоришь… Это, конечно, немного другая епархия, но что-нибудь придумаем. Теперь слушай сюда! Сделаем так…

9.
        В жизни даже самого простого человека бывает не так уж и мало приятных минут. А в жизни полковников таких минут, надо полагать, гораздо больше, чем в жалких буднях зеленых лейтенантов, на плечи которых в основном и ложатся все «тяготы и лишения воинской службы». Конечно, у лейтенантов есть и некие несомненные преимущества - например, в виде молодости и завидного здоровья, - но они по причине малого жизненного опыта преимущества эти почти не замечают и как раз с завидным упорством мечтают о полковничьих и генеральских погонах. Словом, все до смешного соответствует старой присказке: «Ах, если бы молодость знала… Да если бы старость могла…»
        Полковнику Сидорову до старости было еще далековато, а уж приятные минуты в своей жизни он умел ценить, пожалуй, так, как мало кто умеет. Только что полковник закрыл и опечатал сейф в своем уютном кабинете, то же самое проделал с входной дверью и, сдав ключи на хранение в дежурку, не без удовольствия прикрыл за собой еще одну тяжелую дверь, за которой таилось в прохладной тишине длинных коридоров его рабочее место.
        Вот эти-то последние минуты рабочего дня полковник и любил больше всего. Любил за возможность не спеша выйти на широкое крыльцо, со вкусом закурить душистую сигаретку и опять же неторопливо направиться к служебной стоянке, где покорно дожидается хозяина чистенькая ухоженная иномарка…

«Вот интересно, - пыхая голубоватым дымком сигареты, лениво размышлял Сидоров, покручивая на пухлом пальце ключи от своей «ласточки» и вразвалочку направляясь к стоянке, - в каждом кабинете давно уже кондиционеры, современные компьютеры стоят, оргтехника и всякая подобная хрень, а сейфы остались еще те, советские. С пластилиновой печатью и с ниточкой! Умора… Фу-у, вся спина мокрая… Сейчас в машину, кондиционерчик врубим, музычку - и вперед, к Лариске!
        Моя там чего-то вякала про дачу, но грядки подождут - делать мне больше нечего, как только про клубнику ее думать. Один хрен ни черта с утра до вечера не делает, так села бы в свою таратайку и съездила! И рылась бы там до посинения, или вообще до белых мух… Нет, это вечная загадка: как и когда юные веселые девчонки превращаются в вечно недовольных и склочных баб? Ведь вроде вот только что ты, молодой дурак, ее в ЗАГС водил и шампанским на радостях упивался, а глядишь - и вот уже рядом с тобой ворчит что-то непонятное и вообще на женщину мало похожее. Хотя, бабки они, заразы, в любом возрасте за сто верст чуют! Да так чуют, что служебные собаки обзавидуются…
        Сейчас к Ларке приеду, сразу в душ, потом романтический ужин при свечах - кажется, так вся эта прелюдия называется. И что в ней такого уж пошлого умники находят? Нормально! Красиво. А не то что водяры паленой стаканюгу засосал, килькой томатной прямо из банки зажевал и в койку - тьфу! Мы ж не быдло какое…»
        Полковник открыл дверь и нырнул в душное, припахивающее синтетикой нутро салона. Уселся на неприятно жаркое сиденье и, отдуваясь и недовольно поерзывая, вставил ключ в замок зажигания. Сейчас движок заурчит, кондиционер салон остудит и можно будет ехать…
        - Руки на руль положи. - В сумрачной тишине салона чей-то чужой голос прозвучал неестественно громко, отчего Сидоров судорожно дернулся, но тут же и замер, поскольку почувствовал, как под ухо больно ткнулось что-то жесткое - нетрудно было догадаться, что это, скорее всего, ствол пистолета. Полковник непроизвольно вскинул взгляд к зеркалу заднего вида, но оно оказалось заклеенным куском пластыря и что-либо увидеть в нем, ясное дело, было невозможно. - И не шуми. Дергаться тоже не надо - я все равно выстрелю быстрее…
        - Вы… кто? - Сидоров попытался осторожно скосить глаза, но смог лишь краем глаза увидеть нечто в черной маске наподобие тех, что надевают спецназовцы, после чего тут же получил сильный тычок стволом и, сдавленно взвыв от боли, стал смотреть строго вперед.
        - И что нам надо, да? Из профсоюза бывших прапорщиков я. А надо мне, чтобы ты, гнида, шепнул, где держат похищенную девчонку.
        - Я не знаю, детьми клянусь! - заторопился полковник, чувствуя, как противные горячие струйки бегут по взмокшей спине. - Я вообще не знал, что эти придурки ее похитили!
        - Тебе не доложили? Или вообще даже не посоветовались? Нехорошо… Не уважают, значит. Но на твой статус мне тоже плевать. Даю тебе ровно два часа. Потом я звоню, и ты сообщаешь мне точный адрес и точное число охранников - если ее там кто-то стережет.
        - Но я… А если они мне не скажут? - Сидоров откровенно растерялся, поскольку был почти уверен, что проклятый Посредник, затеявший всю эту историю с киднепингом, просто посмеется над ним и ничего не скажет - не твое, мол, собачье дело…
        - Так ты у нас полковник или дерьмо на палочке? Уж постарайся. Деваться тебе некуда. Ты будешь очень стараться, можешь поверить мне на слово. - В голосе незнакомца промелькнули какие-то не то издевательские, не то насмешливые нотки, и у Сидорова сразу больно защемило в груди - появилось стойкое убеждение, что незнакомец знает гораздо больше, чем говорит. Да наверняка знает! ФСБ? А если они его давно пасут и, действительно, знают все? И про того якобы застрелившегося капитана со складов и… про все остальные дела и «гешефты»… А может быть, он просто нанятый бандит? По-любому, надо соглашаться на все, иначе грохнут сейчас прямо в машине, и концов никто и никогда не найдет!
        - Я постараюсь. Сделаю все, что смогу. Слово офицера!
        - Да по мне хоть здоровьем тещи клянись, только дело сделай! А сейчас смотришь прямо перед собой, закрываешь глаза и считаешь до ста. Медленно считаешь. Потом езжай домой. Через два часа я позвоню…
        Сидоров послушно прикрыл глаза и, перемежая цифры ругательствами, тем не менее, досчитал до положенной сотни. Еще на первом десятке он услышал, как чуть слышно открылась и вновь захлопнулась задняя дверь, но попробовать оглянуться так и не решился - искушать судьбу было неразумно.
        До дома полковник добрался гораздо быстрее, чем рассчитывал, хотя и старался лишний раз не наглеть и правил не нарушать - еще не хватало в разборки с гаишниками влезть! Сейчас время работало против него, и Сидоров это прекрасно понимал, стараясь даже не смотреть на стрелки часов, бесшумно делавших свою работу…
        Что имел в виду незнакомец, говоря свое «ты будешь очень стараться», полковник понял, едва переступив порог своей квартиры: такой свою жену он не видел, пожалуй, никогда. Вера, вся встрепанная и какая-то невероятно жалкая, встретила его с посеревшим, залитым слезами лицом и, заикаясь и путая слова, сообщила, что около часа назад ей кто-то позвонил и сказал буквально следующее: «Ваш ненаглядный сыночек у нас. Передай муженьку, что у него на все про все есть два часа. Два! Мы очень надеемся на его благоразумие…»
        - Витенька, я хочу знать, что происходит? Надо же что-то делать! В полицию звонить или еще куда… Господи, ну за что, за что? Наш мальчик… Ну что ты молчишь?!
        - Вера, пожалуйста, успокойся и помолчи. - Полковник стиснул зубы и даже зажмурился, пытаясь удержаться от безобразного и совершенно бесполезного в данной ситуации крика, хотя желание наорать на жену и хотя бы частично сбросить неимоверное напряжение было почти непреодолимым. - Все потом. Сейчас просто помолчи и не мешай мне - времени и так в обрез… Ты вот что: иди на кухню и сделай мне чай… покрепче.

«Наверное, именно так чувствуют себя подводники, когда на глубине в лодке открывается сильная течь. Хлещет вода, и ты понимаешь, что надо куда-то бежать, заделывать пробоину или хватать спасательные средства и по-быстрому уматывать с обреченного корабля… Думай, Витя, думай! Как и волка накормить, и самому потом в пасть крокодилу не угодить. Точно как в детской книжке про Мюнхгаузена: между крокодилом и львом…» Сидоров, кусая губы, листал свою записную книжку, прикидывая, с чего же ему начать, но мысли путались и как-то все равно получалось так, что ни один из вариантов не подходил. При любом раскладе он, Виктор Сидоров, попадал если и не под топор, то под серьезное подозрение, а любые подозрения в двурушничестве, в конце концов, все равно могли швырнуть его все под тот же топор, что в переводе с иносказательного означало самую обыкновенную пулю.

«Бочкину звонить нельзя категорически - он далеко не дурак и потом вмиг сложит два и два… Остаются его боевики. Он думает, я ничего не знаю про группу отставников, которая решает для него некоторые вопросы и разруливает щекотливые ситуации вроде той, что возникла с капитаном… Не-ет, брат, мы тоже не лаптем щи хлебаем, у Вити все записано и номерочки телефонов кое-какие есть! Ага, вот он… Так, успокоились, выдохнули и звоним…»
        - Юрок? Приветствую тебя, друг мой. Кто?.. Ну, брат, начальство не узнавать грех, но я тебя прощаю, - полковник все-таки умел собраться в нужный момент. Голос Виктора звучал, как ему и положено во время разговора вальяжного шефа с мелкой сошкой: слегка насмешливо и добродушно-снисходительно. - Вот именно, богатым обязательно буду и тогда, вполне возможно, и тебя не забуду, ха-ха. Слушай, я чего звоню-то… Есть дельце одно небольшое. Ты про должок не забыл? Вот и ладушки! Короче, слушай…

10.
        Цепочка была стальной, серебристо-блестящей, чуть больше метра длиной. Ее можно было бы назвать даже изящной и вполне симпатичной, если бы не одна маленькая, перечеркивающая все красоты деталь: одним своим концом цепочка крепилась к стальному же браслету-наручнику, а другим - к кольцу, подсунутому под ножку старого тяжеленного дивана. Дивана, который Елена вряд ли смогла бы приподнять даже в том случае, если бы ей решили помочь обе ее подружки с факультета журналистики.
        Девушка устало вздохнула и, отложив в сторону книгу, без особых эмоций посмотрела на мелодично звякнувшую цепочку и расслабленно откинулась на спинку дивана. Некоторое время молча наблюдала, как охранник, восседавший за столом, продолжает, не обращая на пленницу ни малейшего внимания, читать очередную газету, затем не выдержала и язвительно произнесла:
        - А говорят, в России никто сегодня не читает! Оказывается, еще как читают, блин… Слышь, ты бы мне хоть газетку дал бы свою - я бы посмотрела, кому там наши футболисты-кальянщики в очередной раз продули. Молчишь… Тебя, случаем, не Гримо зовут, а?
        Спрашивала Елена без особой надежды на ответ, поскольку сегодня ее охранял бандит
«молчаливый». Был еще второй, «разговорчивый», но его туповатые и сальные шуточки девушку откровенно бесили, и то, что нынче выпала смена именно «Гримо», Елену пусть немного, но все же радовало и успокаивало. Сидит бандит за столом, культурненько этак читает, не издевается, не пристает - много ли для счастья надо пленнику… Пожаловалась, что скучно, - принес несколько каких-то идиотских женских журналов, а в придачу книжку с полки снял и молча сунул. Правда, книга оказалась чуть моложе церковно-славянских рукописей и повествовала о жизни в каком-то занюханном колхозе семидесятых, но факт почти заботливого отношения к заложнице был, что называется, налицо. Хотя кормить могли бы и получше, а не одной лишь пиццей, которую к тому же приходилось запивать мерзким растворимым пойлом, которое назвать кофе язык не поворачивался.
        В первые минуты похищения Елена, как и все, бывавшие в подобной ситуации, испытала жуткий страх. Какие-то мужики схватили, затолкали в машину, надели на голову вонючий темный мешок и куда-то повезли, совершенно не реагируя на попытки брыкаться, возмущаться и кричать. Хотя нет, кричать охоту отбили мгновенно, легонько и точно двинув локтем под ложечку - так, что минуту-другую Лена не то что крикнуть, а просто вдохнуть не могла. Чуть позже, когда стало ясно, что никто ее в ближайшее время ни убивать, ни лишать драгоценной чести вроде бы не собирается, страх сменился любопытством, на смену которому пришла обыденная и даже несколько забавная для истории непонятного похищения скука.
        Девушка снова брякнула цепочкой и завозилась, устраиваясь поудобнее. Хорошо еще, что чертова привязь не слишком короткая: можно при желании и сидеть, и прилечь. Было бы совсем замечательно, если бы еще знать, кто и зачем на нее эти цепи кандальные нацепил. Сколько ни прикидывала Елена различные варианты, ничего, хотя бы отдаленно похожего на приемлемую версию, не вырисовывалось. Не было у нее ни родственников богатых, ни поклонников-олигархов, как не было и ничего похожего на то, что обычно именуется «скандальным журналистским расследованием, грозящим неприятностями серьезным людям». Но, с другой стороны, только последние отморозки хватают и увозят первую попавшуюся под руки девицу, а ее похитители на отморозков были ничуть не похожи - это Лена поняла в первые же часы после того, как ее притащили в эту явно съемную квартиру.

…Сначала Елене показалось, что за окном, наполовину прикрытом старенькой тюлевой занавеской, мелькнула какая-то тень, но тут же ее внимание отвлекли какие-то странные звуки, доносившиеся из прихожей. И звуки услышала, как оказалось, не только она: охранник тут же приподнял голову, отрываясь от газеты, и посмотрел в сторону прихожей, одновременно настороженно прислушиваясь и вытаскивая откуда-то из-за спины пистолет. Аккуратно отодвинул стул от стола, поднялся, почти беззвучно сдвинул флажок предохранителя, передернул затвор, досылая патрон в ствол, и направился в прихожую.

«Во будет смеху, если я сейчас ментам маленько помогу, - мысленно улыбаясь, размышлял бывший старший лейтенант войск связи, держа пистолет стволом вверх и прислушиваясь к чьей-то осторожной возне в замке квартиры. - Смене еще рано. Тогда кто еще, кроме домушника какого-нибудь? Ну точно, ворюга отмычкой замочек скребет. Сейчас откроет и войдет. И будет оч-чень неприятно удивлен, ха-ха…» Все-таки не зря Бочкин-Посредник, искренне презиравший и ненавидевший простых уголовников, набирал в свою охранно-боевую группу преимущественно отставных офицеров, тщательно отсеивая пьющих, физически слабоватых и просто психов всех мастей, коих среди уволенных в запас и ушедших в отставку очень даже немало.
        Охранник не то увидел-таки краем глаза, не то просто почувствовал за спиной какое-то движение и в последний момент даже попытался развернуться, но не успел: на голову его обрушился страшный удар, мгновенно лишивший бывшего старлея сознания и погрузивший горе-тюремщика в безмолвно-непроглядную темноту…
        Орехов наклонился над бесчувственным телом, подобрал с пола пистолет и засунул трофей в карман своей легкой куртки, после чего извлек из другого кармана рулон скотча и, завернув руки поверженного противника за спину, ловко стянул запястья лентой. Ноги бандита тоже получили свои полтора метра крепкого скотча. Со стороны действия майора здорово смахивали на манипуляции профессионального ковбоя, мгновенно связывающего ноги поваленного бычка. Обшарив карманы связанного, Орехов вытащил какое-то удостоверение, раскрыл, чему-то усмехаясь, просмотрел и швырнул корочки на пол. Закончив с охранником, майор стянул с головы черную шапочку с прорезями для глаз, прошел в комнату, где на диване старательно зажимала ладошкой рот изнывающая от неизвестности Елена, и будничным тоном негромко произнес:
        - Здрассте, барышня! Смотрю, везет вам на эти дела. Сдается мне, что пора с вас хотя бы полставки телохранителя требовать… Молчишь? Молодец. Я, честно говоря, больше всего боялся, что ты орать начнешь и все испортишь…
        Одним движением маленького ключика, позаимствованного в кармане отдыхавшего в прихожей старлея, Орехов освободил девушку от браслета, небрежно швырнул блестящее
«украшение» на диван и спросил:
        - Так мы идем или ты еще погостишь чуток?
        В прихожей Елена опасливо обошла по-прежнему витавшего в темном зазеркалье охранника и несмело поинтересовалась:
        - Вы его убили?
        - Только трупов мне и не хватало, - ядовито отозвался майор. - Я сюда не за этим пришел. Сейчас спокойно открываем дверь, спускаемся, садимся в машину и уезжаем. Я понятно излагаю?
        - Да. А этот? Наверное, надо полицию вызвать…
        - Не надо. Полиция в наши планы не вписывается. Сменщик его освободит, а уж начальство все, что ему причитается, надеюсь, добавит. Все, время, время! Идем…
        Уже сидя в мерно урчащем «уазике», катившем в неизвестном направлении, девушка, уже полностью поверившая, что малопонятный плен остался в прошлом, задала несколько неожиданный вопрос:
        - Так вы что, совсем один меня освобождали?
        - Я смотрю, мои акции ползут вверх, - не отрывая взгляда от дороги, сумрачно усмехнулся Орехов. - В предыдущую встречу вы, мадемуазель, обращались ко мне на
«ты». Так и до «вашего благородия» недалеко… Ты что, разочарована? Хотела, чтобы ради тебя взвод спецназа вроде «Альфы» корячился? Это уж, милая моя, как-нибудь в другой раз, когда ты спецкором серьезного телеканала станешь…
        - А куда мы едем?
        - Хороший вопрос, правильный, - одобрительно кивнул майор. - Отвечаю: мы едем в надежное место, где вас, барышня, никто не найдет и уж точно не похитит. И сразу уточняю, что твой дядька в курсе и мои действия вполне одобряет. Чуть позже мы ему позвоним…

«УАЗ» намотал на свои колеса положенное количество километров и вместе с дружным табуном других колесно-копытных, занимавшим несколько полос трассы, ведущей в сторону Твери, выкатился из столицы. Правда, вместо того чтобы подкинуть газку и уже чуть более уверенно и свободно продолжить свой путь, Орехов почти в первом же населенном пункте перестроился в крайний правый ряд, и вскоре джип, подмигивая поворотниками, припарковался неподалеку от автобусной остановки.
        - А здесь что? - с любопытством поглядывая в окошко, спросила Лена. - Или ждем кого?
        - Да, захватим одного человечка. - Орехов глянул на часы, потом на табличку с изображением автобуса, закрепленную на длинном кронштейне. - Думаю, минут через пять подъедет…
        Орехов почти угадал. Правда, прошло не пять, а девять минут, но ожидаемый им автобус все же завернул к остановке, шумно вздохнув пневматическими тормозами, выплюнул из душного салона пяток пассажиров и, оставляя после себя облачко едкого черного дыма, отправился дальше. От пятерки вышедших из автобуса пассажиров отделилась невысокая полноватая женщина, как-то не очень уверенно окинула взглядом несколько припаркованных у обочины легковушек и грузовиков и, увидев, что армейский «уазик» здесь всего лишь один, решительно направилась к зеленоватому джипу.
        - Тетя! - Елена дернулась на сиденье, едва не стукнулась лбом о стекло и судорожно схватилась за полумесяц ручки двери с явным намерением выскочить из машины и броситься навстречу Нине.
        - Сидеть! - рявкнул Орехов, не поворачивая головы, и через секунду, увидев, как девушка испуганно пригнулась, втягивая голову в плечи и недоуменно посматривая на него, уже на пару тонов ниже пояснил: - Не надо выходить из машины. Она сама подойдет…
        Нина села на заднее сиденье к племяннице, и майор минуты две терпеливо и без комментариев выслушивал типично женские возгласы и причитания вроде: «Леночка моя родненькая, ну слава богу! Как ты? Как себя чувствуешь?.. Тетя, тетечка, прости, что так получилось…» и все прочее в том же духе. После чего, справедливо полагая, что сцену, подозрительно напоминавшую эпизод из второсортного сериала, пора прекращать, совершенно будничным тоном спросил:
        - У вас с собой еда есть какая-нибудь? И эти… пардон, женские штучки всякие вроде белья? Там, куда мы сейчас едем, магазинов нет. Вообще нет. Хорошо, если автолавка раз в неделю хлеб привозит…
        В маленькую тверскую деревушку, где располагалось «фамильное поместье морского офицера Каткова», добрались уже заполночь. Орехов по пути не раз и не два похвалил себя за предусмотрительность, благодаря которой в неблизкий путь отправился на двухмостовом «уазике», а не на чем-либо побыстрее и покомфортнее: дорога уже на тверской границе явно начала уступать по качеству московским, а уж когда пришлось съехать на простую грунтовку… Здесь, среди луж, канав и прочих колдобин, майор получил еще одно убедительное доказательство того, что в России «дорог нет, а есть лишь направления». Или как иногда говаривал сам Орехов: «В России хорошие дороги строить? Дураков нет! Ворюгам куда выгоднее их ремонтировать…»
        Не успел майор заглушить двигатель и помочь женщинам перенести в дом-дачу сумки и пакеты с купленными по дороге вещами и продуктами, как со стороны соседского дома хлопнула калитка и вскоре перед прибывшей троицей предстал невзрачный мужичок лет шестидесяти. В облике небритого дядьки, облаченного в обтерханный пиджачишко на голое тело и классические треники, не было бы ничего грозного, если бы не одна мелочь: почти новенькая двустволка, которую мужик держал в жилистых руках очень даже уверенно.
        - Кто такие и почему? И без хозяина, между прочим…
        - Сергеич, не шуми, - миролюбиво отозвался Орехов и посоветовал: - Ты с мушкетом своим поосторожнее… Я это, Орехов. Уже забыл, как мы зимой тут гостили у Славки? Я вот тут гостей привез - Славка в курсе, не сомневайся…. Сам сейчас обратно в Москву поеду. А к тебе просьба у меня будет… Ты тут за нашими дамами присмотри, хорошо? И ружьишко сильно далеко не убирай…
        - Это что ж, - озадаченно почесал в затылке Сергеевич, - вроде как в кине? Прячутся они от кого или как?
        - Да можно и так сказать. Нет, искать здесь их точно никто не будет, но сам понимаешь: береженого… так, на всякий случай. Лады?
        - Ну дык об чем разговор, - солидно шмыгнул носом мужичок, переминаясь босыми ступнями, всунутыми в совсем уж экзотические галоши, - присмотрим. Как там Славка? Чего-то давно его не видать? Ай, все служба не пускаит?
        - Да, Сергеич, все воюем потихоньку…
        - Викторыч, а может, это… по маленькой, а?
        - Рад бы, брат, но как-нибудь в другой раз, - сокрушенно развел руками майор, - мне еще обратно почти две сотни верст пилить… Да, Сергеич, вот еще что: я тебе мобильник с новой симкой оставлю. Бабам про него ни слова! Я у них, кстати, телефоны временно изъял. Нет здесь связи вообще, понял? Там, в телефоне, всего один номер забит - мой. Но звонить можешь только в том случае, если кругом будет стрельба, огонь и всеобщая паника…
        - Это, надо понимать, то есть никогда? А телефон, так сказать, на всякий пожарный?
        - В точку, Сергеич! Ты все правильно понял… Пойдем, я тебя с ними познакомлю, да и назад двину - пора мне…
        В обратный путь Орехов отправился минут через тридцать, уверив Нину с Еленой, что их деревенские каникулы надолго не затянутся - максимум недели на две-три…

«Бабы с возу - кобыле легче, - неторопливо размышлял майор, привычно придерживая баранку «УАЗа» и почти не отрывая взгляда от бесконечного то светло-, то темно-серого полотна дороги, набегавшего на темный обрез капота и тут же нырявшего под колеса джипа. - Ха, хотел бы я видеть морды тех упырей, что распорядились Ленку у прапорщика похитить! А вот полковнику я не завидую: там ведь тоже не дураки, могут его на раз вычислить… С пацаном-то все было просто… Ну, подъехал дядька в военном джипе, сказал, что папа занят и просил отвезти сыночка на стрельбище. Сам полковник, мол, приедет чуток попозже и будет там вместе с другими офицерами зачет по стрельбе сдавать. И сыночку раз-другой пальнуть даст. И какой мальчонка десятилетний устоял бы? А дальше все было честно и благородно: полкаш мне Ленку отдал, а добрые люди прямо во двор его Митьку доставили. Сказали, что Митяй на прощание даже ручкой им помахал - так и не понял, что в заложниках побывал… Интересно, до чего там с прапором-то, с Михаилом этим, мужики договорились… Ладно, поживем - увидим…»

11. Остров Ямайка, город Негрип, июнь 2010 года
        - Дерьмо, - вынес мгновенный вердикт чуть ли не дочерна загорелый мужчина, отхлебнув из стакана, после чего недовольно поморщился и раздраженно пристукнул донышком о стойку. Напиток, воспетый самим Стивенсоном и другими романистами, слагавшими истории о похождениях Генри Моргана и других прославленных пиратов, всколыхнулся и радостно выплеснулся на стойку бара, и без того далеко не блиставшую чистотой. - Я за тысячи миль приперся сюда из Штатов именно для того, чтобы попить настоящего ямайского рома, а не этого разбавленного помоями дерьма, что ты мне подсовываешь! Или ты думаешь, я не знаю вкуса настоящего рома?
        - Хорошо, мистер, я налью вам из другой бутылки. - Бармен, видимо, давно привычный еще и не к таким капризам подвыпивших клиентов, спорить не стал, а всего лишь равнодушно пожал плечами и потянулся за другой бутылкой. Этот белый, наверное, и вправду приехал из Штатов - вон какой наглый и самоуверенный. И денежки у него, судя по очень даже недешевым часам на массивном браслете, есть. - Только зря вы так… Мы торгуем только лучшим ромом из самого Эпплтона - прямо с завода берем, без всяких там посредников!
        - Да ладно, плавали, знаем все эти ваши… - Мужчина взял новый наполненный стакан, недоверчиво принюхался, отпил глоток, задумчиво посмотрел в низкий потолок и милостиво кивнул: - Другое дело! Тебя как зовут, мой черный друг?
        - Чака, - бармен раздвинул толстые губы в улыбке, показывая неправдоподобно белые зубы, и, по-видимому, весьма довольный, что смог так быстро угодить привередливому клиенту, в свою очередь поинтересовался: - А вас, мистер? Вы действительно прибыли к нам из Штатов?
        - Действительно… - Кивок мужчины получился слегка замедленным - видимо, стаканчик рома был уже не первым, не вторым и даже не третьим. Затем на лице белого вдруг отразилось некое недоумение, а в глазах застыл немой вопрос. Мужчина хмыкнул и потянулся к заднему карману легких брюк, из которого извлек внушительных размеров бумажник. Из его недр, в которых острый, наметанный глаз бармена отметил солидную пачку банкнот, белый выудил паспорт и начал листать его страницы, приговаривая: - А в самом деле, как же там меня… О, блин, забыл… Во! Точно, Сэмюэль Джексон. Чака, друг, Сэм я! Джексон.
        - Привет, Сэм! Думаю, тебе у нас понравится. - Бармен без лишних напоминаний поставил перед Джексоном новый стаканчик, в котором нежно позванивали прозрачные льдинки, еще разок окинул клиента оценивающим взглядом, и, протирая липкую стойку полотенцем подозрительной свежести, незаметно подмигнул одному из пятерых парней, сидевших за столиком неподалеку.
        - Это обязательно, - Сэм пьяно ухмыльнулся и, разворачиваясь вполоборота, едва не свалился со своего высокого стульчика, после чего с чувством выругался и начал бесцеремонно разглядывать лениво топтавшуюся на танцевальном пятачке стройную мулатку с богатыми, едва прикрытыми узким платьицем прелестями. - Эй, красотка! Шамп… ик! Шампанского хочешь выпить со мной?
        - Почему бы и нет, красавчик. - Мулатка оказалась на соседнем стульчике гораздо быстрее, чем можно было ожидать от дамы, отметившей свое тридцатилетие минимум десяток лет назад. - Обещаю, тебе не будет скучно и ты ни о чем не пожалеешь - даже о своей паршивой сотне…
        - Ты че, мать, перетанцевала? Да за сотню я найду пару задниц и помоложе. - Джексон попытался пренебрежительно фыркнуть - получилось неважно, а затем скомандовал бармену: - Чака, притащи-ка нам пивка свеженького. Не-ет, с полки ты сам пей! Ты из холодильничка принеси…
        - Слышь, белый, а чем тебе наша Элис не нравится? - Здоровенный темнокожий парень по-хозяйски облокотился на стойку, явно демонстрируя мощные плечи и бицепсы, и, не мигая, недобро посмотрел на Джексона долгим взглядом. Потом одним движением подхватил стакан как-то враз притихшего белого и одним глотком допил остатки рома. Подумал мгновение, плюнул в стакан и поставил посудину на стойку. - Может, ты гомик? Или ты такой жадный? Жадным быть нехорошо. А за нехорошее поведение мы наказываем.
        - О’кей. Я понял, брат. - Джексон осторожно тронул пальцем бицепс парня, уважительно присвистнул и напрямик поинтересовался: - Сколько? По паре пива парням хватит?
        - А сколько ты готов заплатить за то, что мы позволим уйти тебе отсюда живым? Что-то мне шепчет, что ты отдашь все. И часики впридачу.
        - Так, да? Боюсь, мальчик, тебе столько не унести, - грустно усмехнулся белый, трезвея прямо-таки на глазах, и посмотрел на здоровяка почти с жалостью. - Что ж ты-то такой жадный?.. Я передумал - не будет вам пива. И пошел вон отсюда, попрошайка вонючий…
        Реакция темнокожего парня оказалась вполне предсказуемой: крупный кулак с неплохой скоростью полетел в лицо явно потерявшего разум белого наглеца. Полететь-то полетел, но вместо вражеской челюсти почему-то попал в пустоту. Джексон едва заметно уклонился и, правой рукой перехватив запястье нападавшего, левой вцепился в темный затылок и одним движением припечатал лицо парня к далеко не мягкой стойке, на которую из разбитых носа и губ тут же брызнула темно-вишневая в приглушенном свете ламп кровь. Сэм с почти детским любопытством понаблюдал, как потерявший сознание мужчина почти без шума сполз на грязный пол, потом окинул взглядом забрызганную кровью стойку и глубокомысленно изрек:
        - Красное и черное. В этом что-то есть…
        Столь острые жизненные наблюдения Джексону пришлось прервать по вполне объективной причине: четверка остальных бандитов дружно выскочила из-за стола, напоминая резко распрямившиеся пальцы кулака, и рванулась к бару с благородными намерениями, которые во все времена пробуждал известный клич «наших бьют!». Правда, с местью опять-таки произошла некоторая незадача, потому что вспыхнувшая в лучших традициях старых добрых вестернов драка протекала как-то неправильно. По всем признакам, четверо здоровых темнокожих парней должны были здорово помять одного немолодого белого джентльмена, но на деле все происходило с точностью до наоборот.
        Первого из подскочивших противников Сэм встретил совсем не эффектным, но невероятно эффективным ударом ступни, угодившим как раз в верхнюю точку своеобразной арки, образованной толстыми и кривоватыми ногами, обтянутыми узкими джинсами. Если бы глаза парня были закреплены в глазницах чуть послабее, то они, несомненно, выскочили бы на пол от невероятно болезненного для мужчин удара. А к первому добавился еще и второй удар открытой ладонью в лицо, опрокинувший тонко взвывшего парня на пол.
        Второго Джексон сбил подсечкой, и уже падающему противнику по-футбольному засветил ногой по лицу; парень отлетел метра на два и, в точности повторяя движения первого, пополз куда-то в уголок потемнее и потише.
        Третьему достался красивый высокий удар ногой в грудь, после которого темнокожего бойца отбросило к столикам, один из которых паренек с грохотом и скрежетом и разнес своим телом - если и не в щепки, то на составные части точно.
        Наверное, со стороны все это напоминало небольшое торнадо, залетевшее в полутемный бар. Гремела местная музыка в стиле рэгги, под которую с непостижимой быстротой метались тела и тени, звенело стекло, грохотали столики и стулья. Зрелище было не очень «киношным», но все же красивым и даже завораживающим, что подтверждали замершие от страха и вжавшиеся в стены, однако не отрывавшие от драки жадных взоров бармен с бутылками пива в руках и зрелая дамочка с голливудским именем Элизабет.
        Последний из нападавших, увидев, с какой почти непринужденной простотой и легкостью белый вывел из строя его товарищей, слегка притормозил и прямо на ходу решил, по-видимому, сменить тактику. Вместо того чтобы с лету кидаться на врага, он, наоборот, резво отскочил и выхватил приличных размеров нож, клинком которого сделал несколько быстрых крестообразных движений и, заорав что-то вроде «а сейчас я выпущу твои кишки, урод!», бросился на Джексона.
        - А вот это ты зря, - осуждающе качнул головой Сэм и, делая почти неуловимый шаг в сторону, резко развернулся боком к парню, успевая одновременно вывернуть руку с ножом и нанести страшный удар коленом по ребрам невольно наклонившегося любителя острых мачете. Судя по неприятному хрусту в заломленной руке, можно было смело утверждать, что в ближайшее время парню вряд ли доведется держать в ней нож или хотя бы ложку. Затем последовал еще один удар, после которого бандит вмиг преодолел метра три и с нехорошим стуком врезался головой в деревянную стенку бара. Где-то с внутренних нижних полок что-то посыпалось с жалобным стеклянным перезвоном.
        - Что ж ты наделал, парень… - Глаза Элизабет смотрели на Джексона с сочувствием и со страхом одновременно. - Это люди Большого Джима. Теперь они точно убьют тебя.
        - Это вряд ли, - мрачно усмехнулся Сэм и почти без злости посмотрел на бармена, по-прежнему вжимавшегося спиной в стену. Если бы мастер коктейлей умел мыслить какими-либо образами, он непременно отметил бы, что улыбка белого сейчас больше напоминала оскал матерого волка, случайно оказавшегося среди бродячих дворняжек. - Эй, придурок, у вас русская водка есть?
        - Водка? Русская? Нет. - Бармен осторожно поставил бутылки с пивом на полку и почему-то встал по стойке «смирно».
        - А на хрена тогда вы этот гадюшник открыли? - Вопрос был скорее риторическим, а вот предложение, с которым Джексон обратился к Элизабет, было вполне конкретным: - Лиз, а не пойти ли нам с тобой куда-нибудь в приличное место? Отдохнем чуток…
        На лице мулатки начала отчетливо отражаться целая гамма чувств: и страх перед компанией какого-то очень большого Джима, и алчность, вспыхнувшая при виде толстого кошелька Сэма, и даже доля симпатии к солидному белому мужчине, оказавшемуся таким крутым. Что уж там перевесило, неизвестно, но лицо мулатки осветилось улыбкой, сразу сделавшей ее на десяток лет моложе, и Джексон услышал почти уверенное «да».
        Уже направляясь к выходу, Сэм вдруг развернулся и на прощание посоветовал испуганно дернувшемуся бармену:
        - Ты бы, сынок, поменьше мужикам подмигивал. Другой может оказаться не таким покладистым, как я, и ты запросто останешься без глаза. А то и без двух…
        В такси Элизабет, уже почти избавившаяся от чувства робости по отношению к Джексону, мягко прижалась к его плечу и доверительно шепнула, что ей известно одно местечко, где можно найти самую настоящую «рашен уодка», на что Сэм недоверчиво проворчал в ответ:
        - Не смеши меня, мамуль… Откуда в этой деревне может быть настоящая водка? И вообще, что-то я устал маленько… Эй, друг, мы передумали! Давай-ка, вези нас ко мне домой!
        Джексон назвал адрес и, отваливаясь на спинку сиденья, начал бубнить что-то неодобрительное о местных шоферах, каким-то образом умудрявшихся ездить на своих таратайках всего с одной рабочей фарой, а то и вовсе почти вслепую. При этом практически никто не соблюдал никаких правил движения, вместо тормозов большинство водителей по непонятной причине предпочитали пользоваться клаксоном, и при всем при этом они каким-то непостижимым образом умудрялись почти не попадать в аварии. После шоферов досталось уже местной природе и климату: Сэм, как выяснилось, ненавидел и местную жару, и проклятые дождливые сезоны, и ураганы, носившиеся над Ямайкой чуть ли не по полгода.
        - И вообще, какой дурак придумал, что сумерки пахнут ямайским ромом? По-моему, здесь круглый год воняет псиной и плесенью! Кстати, - без всякого перехода обратился к даме Джексон, - ты готовить хоть что-нибудь умеешь? В моей халупе плита есть и холодильник, а я что-то зверски жрать захотел…
        - Готовить? - Брови мулатки удивленно взлетели чуть ли не на середину высокого лба, прикрытого густой челкой, но дама тут же поспешно ответила: - Конечно, красавчик, я умею все! В том числе и готовить. Могу сделать яичницу с беконом, могу приготовить маринованную рыбу с нашим фруктом акки или, если хочешь, свинину по-креольски. Еще я умею запекать на углях козлятину…
        - Углей у меня в бунгало нет, дура. Яйца есть, - оборвал Сэм гастрономическое вранье красотки, явно опасавшейся упустить выгодного клиента, и для ясности добавил: - Куриные. Мастер, стоп, приехали…
        Бунгало Джексона, несмотря на столь солидное наименование, оказалось обыкновенным домиком, сколоченным чуть ли не на японский манер из брусков и досок и крытым гофрированными листами какого-то блестящего металла. Правда, внутри оказалось аж целых две комнатки, одна из которых гордо именовалась гостиной, а вторая - спальней, и небольшая кухонька с неправдоподобно большим холодильником и двухконфорочной плитой.
        - Вот это да! - изумилась мулатка, с любопытством оглядывая жилище своего героя. - А зачем тебе такой огромный холодильник?
        - Я там трупы храню. Шучу - на самом деле я в нем сплю… Иди в душ, дитя мое, и шампуня не жалей - от тебя должно пахнуть хвоей, о’кей?

…Минут через тридцать Сэм, расслабленно отвалившийся на подушки, лениво покуривал сигаретку и думал о чем-то своем - судя по нахмуренным бровям, думы были не очень веселыми и светлыми.
        - О чем ты думаешь? - Лиз осторожно прижалась к Джексону и тихо тронула ладонью жесткое плечо. - Ты какой-то… у тебя больные глаза… Кто ты?
        - Хотел бы я и сам это знать… Странник…
        - Я могу приготовить тебе кофе. Лучший - «Блю Маунтин». Хочешь?
        - Чуть позже, - Сэм мельком глянул на стрелки часов и решительно раздавил окурок в пепельнице. - А что, мамуль, не рвануть ли нам еще разок… к звездам, а?

…Потрепанный пикап, чуть слышно ворча двигателем, прокатился по гравийной дорожке и мягко притормозил метрах в двадцати от бунгало, освещенного тусклой лампочкой, болтавшейся вместе с жестяным козырьком над входной дверью. Из кузова выпрыгнули двое почти сливавшихся с темнотой темнокожих мужчин. Третий выбрался из тесноватой кабины. С минуту троица прислушивалась к едва слышимой музыке, доносившейся из домика, и посматривала на окна, в которых вместе с легкими занавесками качались неясные цветные отблески - вероятно, там работал телевизор. Затем ночные визитеры почти одновременно передернули затворы автоматов и так же дружно нажали на спусковые крючки…

12.
        Прежде чем стать Посредником, Дмитрий Петрович Бочкин успел попробовать свои силы на разных поприщах. Естественно, вначале были школа и институт - простой педагогический, поскольку для того, чтобы попасть в какой-либо из особо престижных, нужны были или весьма незаурядные способности, или солидные связи. Ни тем ни другим Дима похвастать не мог, поэтому пришлось выбрать заведение, готовившее для школ страны сеятелей разумного, доброго и вечного. Правда, будущий историк Дмитрий Бочкин с самого начала прикидывал, что школа с ее мало управляемыми детишками вполне может обойтись и без него, а с дипломом в кармане можно найти и гораздо более престижное и теплое местечко.
        А поскольку юность Димочки пришлась как раз на годы перестройки, когда многим казалось, что в стране наступают новые времена и вот-вот наступит новая жизнь под руководством старой, но здорово поумневшей партии, то и будущее свое он планировал связать именно с партией. Дорожка для умных, умеющих устроиться в жизни людей, давно уж была накатана: сначала комсомол, затем партия. Та, которая КПСС. Та, которая умела ценить своих преданных работников, именуемых словечком
«номенклатура», и заботилась о них не в пример лучше, чем об остальных гражданах
«великого и могучего СССР». Квартиры, машины, пайки из закрытых распределителей, лучшие санатории и многое другое, но непременно самое лучшее - все это было очень весомым довеском к скромному званию «слуга народа».
        Дима закончил свою бурсу, годок-другой стойко отмучился в стенах простенькой средней школы, а потом без особого шума перебрался в райком комсомола, на скромную должность инструктора. Конечно, было бы неплохо устроиться сразу в райком партии, но до теплого места в доме «старшего брата» надо было дорасти - просто так, с улицы на хлебные места не брали. А пока можно было, при особой сноровке, на кусок хлебушка с маслом и с икоркой заработать и под «комсомольской крышей»: в стране росло и ширилось кооперативное движение, одобренное главной партией и лично Михал Сергеичем. Правда, на деле эта кооперация больше занималась самой обычной спекуляцией, но тонкости терминологии никого особенно не занимали, поскольку главным было то, что умным людям дали возможность почти честно заработать большие деньги. И умных вдруг оказалось очень немало. Как немало нашлось и крепких ребят с уголовным прошлым и без оного, которые с успехом начали претворять в жизнь уже подзабытый лозунг: «Грабь награбленное»…
        Дима успешно сотрудничал с несколькими кооперативами и успел заработать первые относительно большие деньги, когда в конце восьмидесятых в стране случилась большая неприятность: казавшийся таким солидным советский рубль как-то незаметно растерял свою покупательскую способность. Дмитрию, как и многим другим деловым людям, пришлось спешно осваивать способы обмена «деревянных рубликов» на более серьезную валюту. Доллар складывался к доллару, жить становилось, как некогда заметил лучший друг советских кооператоров, все лучше и веселее…
        Вот тут-то и грянул настоящий гром: период маловразумительной болтовни закончился развалом страны, похоронившей под обломками и комсомол, и КПСС, и будущую карьеру. Бочкин без особой печали плюнул на руины и окончательно ринулся в пучину дикого бизнеса. К тому времени самым модным словечком в околоденежных кругах стало загадочное «бартер». Если деньги становятся ничем не обеспеченными фантиками, то на первое место выдвигается простой обмен. Меняли все что угодно, и схемы порой вырисовывались посложнее многостраничных математических формул. Вот на ниве бартера-обмена и расцвел новый талант Дмитрия Петровича. Благодаря предусмотрительно сохраненным старым и заведенным новым связям, Бочкин вдруг понял, что есть способ зарабатывать серьезные деньги без всякого криминала и почти без особого риска! Все оказалось до смешного просто: нужно было всего лишь помогать продавцам искать выгодных покупателей - и наоборот. Естественно, за приличный процент со сделок… Так среди почти приличных и почти законопослушных бизнесменов и ворюг появился Посредник.
        Самый большой куш Бочкину удалось урвать во время двух кампаний в Чечне. Патроны, оружие, снаряжение и прочая военная «справа» шли влет и за очень хорошую цену. Дмитрий Петрович прекрасно понимал, в кого будут стрелять автоматы, с его помощью проданные боевикам, но совесть его ничуть не мучила - так же, впрочем, как не мучила она и тех людей, кто старательно взрастил и вскормил обе войны, а потом заработал на них совсем уж невообразимые деньги. Бизнес есть бизнес. А тысячи убитых российских солдатиков… Что ж поделаешь, служба у них такая, а на войне везет далеко не всем…
        - Теперь я, кажется, понимаю, почему развалилась наша армия, - негромко произнес Бочкин, в упор рассматривая провинившегося охранника уничтожающе-презрительным взглядом. - Да и страна тоже… Как там у вас говорят? «Чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона»? Правильно говорят… Я все-таки хочу услышать вразумительный ответ на мои вопросы. Кто это был? И сколько их было? И как так могло получиться, что тебя, молодого, здорового, трезвого мужика, этак легонько вырубили и связали, как пьяного барана?
        Охранник в ответ лишь мрачнел, не поднимая глаз, виновато вздыхал и тупо разглядывал что-то невидимое на полу, словно силился именно там разглядеть и прочесть ответы на вопросы грозного босса. Да и что можно было сказать в свое оправдание, если действительно как безмозглого барана обвели вокруг пальца…
        - Молчишь? Правильно молчишь, охранничек, раствою перетак… - Дмитрий, поигрывая желваками, повернулся к командиру группы боевиков и все тем же неприязненным тоном спросил: - Насчет девки глухо? Или прапора этого? Хоть какие-то соображения есть?
        - Да есть, как не быть, - полноватый, но явно неслабый мужчина лет сорока с силой провел ладонью по бритой голове от лба до затылка и без малейшего страха посмотрел на заметно нервничавшего босса. - Взвода спецназа там, конечно же, никакого не было, иначе о таком событии весь подъезд до сих пор гудел бы. Так нет ведь. Думаю, их двое было. Один этого барана отвлек, а второй в это время через открытый балкон забрался. Ну, а дальше все было просто… Скажу только, что работал явно не лох с рынка: спустился он, скорее всего, с крыши, а это для человека неподготовленного вещь, считай, невозможная.
        - Как думаешь, не Контора?
        Бритый отчетливо уловил напряженные нотки в голосе Бочкина и мысленно злорадно усмехнулся: а ведь дрейфит могучая и страшная босса! Но вида не показал и глубокомысленно пожал плечами.
        - Не, не должно бы. Иначе мы все уже в уютных камерах сидели бы и через стенку перестукивались. - Бандит повернул голову налево, трижды аккуратно сплюнул и, на всякий случай, дополнительно пристукнул костяшками крупного кулака по столешнице. - Думаю, что прапор тот каких-то своих корешей напряг - они и сработали. Среди ветеранов еще немало крепких мужиков, которые такие вещи умеют творить, что мама не горюй…
        - Да мама не загорюет, - скрипнул зубами Дмитрий Петрович, - ты бы лучше за своими архаровцами следил… А то не пришлось бы нам всем вскорости горевать. А, хватит пустых базаров… Ты вот что: вызвони-ка мне нашего полковника. Он на этого прапора боевого нас вывел - с него и спрос. Пусть ищет, падла, землю роет… Да хоть жрет ее, но прапорщик мне нужен в ближайшие дни! Я уже людям пообещал, что все будет солидно и красиво. А у нас вместо «красиво» получается полная ж…!
        Бритый выудил из кармана мобильный телефон, пощелкал кнопками, выводя на дисплей номер полковника, но на вызов нажимать не стал, а, кивая на по-прежнему молчаливо страдавшего в стороне бойца, негромко спросил:
        - Дмитрий Петрович, а с этим что делать будем?
        - Байку хочешь? - ядовито ощерился Бочкин и, холодея взглядом, продолжил: - Как-то начальник Генштаба Шапошников на вопрос Сталина о том, как он наказал провинившегося офицера, ответил, что выразил ему свое неудовольствие. Сталин, естественно, недоуменно спросил: «И это все?» А Шапошников и говорит: мол, в старое время этого было достаточно, поскольку после такого выговора офицеры обычно шли и стрелялись… Если бы я знал, что этот клоун пойдет и застрелится, я бы выразил ему свое неудовольствие. Но времена сегодня другие, и я скажу так: накажем его рублем. За этот месяц зарплаты ему не давать! Может, и другим наука будет… Давай-давай, звони полковнику! Кстати, а Сидоров наш ссучиться не мог? В смысле, шепнуть по старой дружбе прапору насчет девки?
        - Это исключено, - уверенно замотал головой командир боевиков и начальник контрразведки по совместительству. - Полковник ничего не знал о нашей операции. А если бы и знал… Не дурак же он - прекрасно понимает, что мы его на раз вычислили бы!
        - Ох, не люблю я темных пятен… Ладно, что гадать… Звони ему, пусть сюда подгребает.

…Сидоров расспрашивать о причине вызова и вести долгие разговоры не стал, а просто пообещал приехать, более чем лаконично буркнув в трубку: «Минут через двадцать буду». Правда, вместо двадцати минут прошло почти полтора часа, прежде чем в комнату, где расположились бритоголовый «старшой» и нетерпеливо посматривавший на часы Бочкин, шумно отдуваясь, вошел полковник и прямо с порога недовольно прогудел:
        - Здорово! Ну, что тут у вас стряслось? Что за пожар? Я, между прочим, на службе!
        Если бы Бочкин смог чуточку отвлечься от своих невеселых дум и повнимательнее присмотрелся к полковнику в первые секунды его появления, то, возможно, и увидел бы легкую тень растерянности и даже откровенного страха, мелькнувшую на лице Сидорова при виде флегматично крутившего в сильных пальцах спичечный коробок бритоголового. Но Посредник не заметил ничего странного в облике неведомо где припозднившегося приятеля и разговор начал именно с давно, видимо, наболевшей темы.
        - Полковник, знаешь, за что я ненавижу эту страну? За то, что здесь ни на кого и ни в чем положиться нельзя! Пообещать и не сделать? Пожалуйста. Сорвать из-за пьянки даже самый выгодный контракт? Да раз плюнуть! Сказать, что будешь через полчаса, а приехать через пять часов, а то и вовсе забыть и не появиться? Это мы тоже умеем как никто в мире!
        - Ну, остынь, Петрович, - миролюбиво улыбнулся Сидоров, - признаю, виноват. Пробки проклятые - сам ведь знаешь… Так что случилось-то? А это, - полковник кивнул в сторону бритоголового, - как я понимаю, телохранитель твой, что ли? Ха-ха, крут ты, брат, я смотрю. Мужик, ты не из наших будешь? Не из армейских?
        - Оттуда, товарищ полковник, - сдержанно ответил бандит, не утруждая себя даже намеком на попытку по старой привычке встать, приветствуя старшего офицера - не армия, что зря суетиться. Субординация - вещь хорошая и полезная, но все хорошо в меру. - Юрий Зимин, бывший майор.
        - Ха, я ж и говорю: глаз - алмаз!
        - Проблема у нас, полковник, - нажал голосом Бочкин, давая понять, что пустые разговоры можно перенести и на потом. - Короче, чтобы твой прапор был посговорчивее, взяли мы его племяшку. Все культурно, что называется, никакого насилия. Почти. Ну, а закончилось тем, что нашу девочку кто-то очень даже лихо освободил, и мы теперь в… затруднении.
        - А я-то чем, так сказать? - поджал губы Сидоров. - Я тебе про груз сказал, прапорщика нашел, а уговорить я его и не обещал… Сам знаешь, он меня чуть ли не послал.
        - Зато я уже пообещал. - Посредник зло выругался и даже сплюнул от досады. - Серьезным людям, понимаешь? В общем, так, товарищ воинский начальник, я не знаю, как ты это сделаешь, но прапора ты должен уговорить!
        - Хорошее дело, - присвистнул Сидоров, - «уговорить»… Да после истории с племянницей он нас всех теперь уже точно пошлет - и будет прав!
        Полковник не смог отказать себе в удовольствии лишний раз намекнуть на провал бойцов Посредника и мстительно ткнуть этого шибздика в очечках, возомнившего из себя великого дельца и стратега, в дурно пахнущую кучу, в которую тот сам себя и загнал. Насладиться мысленным видением барахтающегося в «этом самом» Бочкина полковнику помешал звонок мобильника, громко выдавшего известную мелодию песенки про «батяню-комбата».
        - Да, слушаю! Ты?! Да узнал, узнал… Да что ж вы все… Не пыхти, я тебе слово даю, что ни сном ни духом. Именно: и в глаза не видел… Да точно!.. Ну… И что теперь?.. Так, да? Ну, не знаю, я попробую связаться и поговорить… Давай так: если что выгорит, я тебе завтра примерно в это же время звякну, лады? Добро. Все, давай…
        Сидоров нажал кнопку отбоя, озадаченно хмыкнул и лишь затем перевел на Посредника заметно повеселевший взгляд и ответил на немой вопрос, хотя и был уверен, что тот уже наверняка догадался, кто звонил:
        - А вот и наш прапорщик объявился. Повезло тебе.
        - Что он сказал?
        - Говорит, согласен. На путешествие. Но на новых условиях, - полковник расплылся в ехидной улыбке и развел руками, - и за другие деньги…

13. Остров Ямайка, город Негрип, июнь 2010 года

…Грохот стрельбы продолжался минут пять. Огненные трассеры полосовали хлипкие стены бунгало вдоль и поперек, вдребезги разбивая стекла окон, разнося в щепки досочки и брусочки, с визгом рикошетя от каких-то металлических уголков и скоб. Несколько полных магазинов-рожков, выпущенных из раскалившихся стволов, превратили и без того хлипкое строение в жутковатое решето. После такого обстрела в доме могла уцелеть разве что мышь - да и то если бы она успела шмыгнуть куда-нибудь под доски пола. Но мужчинам, видимо, показалось это недостаточным: после того как умолкли автоматы, один из стрелков достал из кузова компактный ручной гранатомет и без раздумий выпустил заряд, с оглушительным треском взорвавшийся где-то внутри изуродованного домика. Пламя рванулось из всех щелей и вскоре останки бунгало начали напоминать большой и очень невеселый костер…
        Три стрелка, видимо, были слишком уж поглощены завораживающим зрелищем пылающего дома и не увидели, как за их спинами откуда-то из темноты появилась быстрая мужская тень. Мужчина уверенно поднял руку, в которой блеснул ствол пистолета, и с непостижимой быстротой произвел три выстрела. Три пули с громадной скоростью влетели в три затылка, и три тела обмякшими мешками рухнули на гравий дорожки…
        - О, май гад… Ты их убил! - Из маленького не то сараюшки, не то гаража, стоявшего чуть поодаль от горящего дома, появилась мулатка. Огонь красиво поблескивал в ее темных глазах с синеватыми белками, а вместе с огоньками приплясывал и неприкрытый страх. - Что теперь со мной будет? Они ведь видели, что я уезжала с тобой! Это конец, конец…
        - Ну, до нашего конца еще, думаю, далеко, а эти… Мне иногда кажется, что весь мир состоит из одних олигофренов… - Джексон без особого сожаления посмотрел на жутковатые, рвавшиеся в ночное небо языки пламени и рваные клубы почти черного дыма и равнодушно заметил: - А ведь насчет углей я поторопился: теперь здесь этого добра хоть отбавляй… В вашей деревне пожарные, кстати, есть? А то тут, понимаешь, огонь бушует, а кругом тишь, благодать и сонное благолепие…
        Как выяснилось буквально через секунду, пожарные в городе, видимо, все-таки имелись, поскольку где-то в отдалении и раз, и другой коротко и тревожно взвыла сирена.
        - Во, похоже, едут… - Повернув голову в сторону подвывавшей сирены, Сэм прислушался и, бросив взгляд на уже теряющее силу пламя, сокрушенно закивал: - Совсем как наши. Пару головешек еще застанут… Однако надо поспешать!
        Джексон быстро подошел к одному из убитых, поднял выпавший из рук автомат и, проверив, остались ли в рожке патроны, без раздумий направил ствол в лицо бандита и нажал на спуск. Автомат отозвался короткой гулкой очередью и тут же был вложен в руку другого бандита, лежавшего чуть в стороне. Причем тело Сэм развернул ногами к пожарищу. Далее Джексон оттащил парня с изуродованным до неузнаваемости лицом на несколько метров и положил головой в сторону дома, пристроив в уже едва теплую ладонь свой пистолет. Не забыл импровизатор и про свои отпечатки пальцев: оружие было торопливо, но тщательно протерто носовым платком. Проделав все эти манипуляции, Джексон, наклонив голову, полюбовался на дело своих рук и удовлетворенно кивнул.
        - Нормально. Приедет полиция - и что увидит? Правильно, три придурка сожгли бунгало, постреляли, а потом друг в друга палить начали. С чего вдруг? А пусть господа полицейские голову поломают… - Тут Сэм, словно только сейчас вспомнив про даму, развернулся к мулатке и, увидев ее посеревшее, какое-то отсутствующее лицо и безвольно опущенные руки, удивленно спросил: - Ты чего, подруга, молишься, что ли?
        Только теперь Джексон сообразил: скорее всего, мулатка прикинула, что теперь она стала опасным для него свидетелем и ее ждет та же участь, что и троих любителей пострелять по ночам. Тогда понятно, почему она и с лица спала, и почему что-то там шепчет горячо.
        - Не, ну точно все бабы - дуры! Потом помолишься, сестра моя, а сейчас двигать отсюда надо - вон, уже сполохи синие видны. Минуты через две здесь будут…
        Увидев, что в ближайшее время ее, кажется, никто убивать не собирается, мулатка заметно приободрилась и даже внесла небольшой вклад в импровизацию Джексона: достала из сумочки потрепанную колоду карт и, быстренько перелистав ее, выбрала пикового туза и довольно лихо пришлепнула его ко лбу одного из покойников.
        - Вот! У нас тут одна банда таких тузов вместо визиток подбрасывает… Пусть будет еще один след. И пусть копы проклятые себе мозги свернут…
        Как подъехала к догоравшему дому пожарная машина, беглецы уже не увидели, поскольку в эти минуты уже катили на мотоцикле, давно припрятанном на всякий случай Джексоном, в сторону Лусеа, откуда можно было без труда добраться до Монтего-Бей.
        Сэм почти полностью предугадал действия как пожарных, так и местной полиции. Пожарные, обнаружив сразу троих убитых, выполнение своих прямых обязанностей отложили на неопределенное время - благо огонь уже почти угомонился и никакой угрозы ни для кого не представлял - и вызвали полицию. Полиция прибыла и, оправдывая изречение о том, что «никому не нужна лишняя головная боль, висяки и плохая отчетность», быстренько оформила надлежащие бумаги, из которых следовало, что «на окраине города имела место быть обычная бандитская разборка». Почти одновременно с полицейскими примчалась и машина с пронырливыми журналистами, которых никто не вызывал…
        Наутро на одном из местных телеканалов в выпуске новостей был показан коротенький сюжет, о котором мгновенно все забыли - подумаешь, тремя бандитами стало меньше.
        Хозяин бунгало намеревался в ближайшее время получить страховку, а исчезновение клиента, снимавшего домик, его нимало не беспокоило: плата была получена вперед, жалоб никто не предъявлял, а нет жалоб - нет и проблем. Таким образом, ни Джексон, ни бежавшая с ним мулатка, вопреки их опасениям, решительно никому не были нужны…
        Расстались Джексон и его спутница в Монтего-Бей. Сэм протянул мулатке тоненькую пачечку долларов и без особого сожаления произнес:
        - Вот все, что осталось. На первое время тебе хватит, а там что-нибудь придумаешь. Хотел все ваши пиратские достопримечательности посмотреть: Порт-Ройял и все такое… Рома бочку выпить - в общем, красиво потратить. Да видно, не судьба. Поеду, поищу местечко попрохладнее - благо дружок один старый приглашение прислал…
        - Я помолюсь за тебя, - судя по мелькавшему время от времени в темных глазах дамочки страху, Элизабет все еще не могла до конца поверить, что именно со стороны этого жесткого и уверенного в себе белого ей ничего не грозит. Вон, даже денег дает… - Как же все-таки зовут тебя?
        - Странник, - почти по-доброму усмехнулся Джексон и, мельком взглянув на ярко-голубое небо, кивнул вверх: - Там все знают, так что молись смело… Ладно, прощай, подруга, и можешь пожелать мне удачи…
        Через два часа после расставания с симпатичной мулаткой Джексон уже сидел в уютном кресле самолета, уверенно гудевшего могучими турбинами и деловито отсчитывавшего милю за милей, разделявшие Западное полушарие Земли и Восточное. Где-то далеко внизу мерно дышали необозримые просторы голубой Атлантики, в салоне «Боинга» было почти по-домашнему тихо, чисто, а приглушенный свет и ровный шум двигателей располагали к расслабленной дреме. Этому же приятному времяпрепровождению способствовали и парочка стаканчиков весьма приличного виски, принятого большинством пассажиров рейса. Кто-то пил для того, чтобы послаще дремалось, а кто-то и для того, чтобы хотя бы чуть-чуть расслабиться и утопить в янтарном напитке свой страх. Думать о многокилометровой бездне под крыльями самолета и о ничуть не менее опасных океанских глубинах никому не хотелось, только вот унять свои страхи и отвлечься от нехороших мыслей удавалось далеко не всем. У Джексона это получалось - ему было, по большому счету, совершенно наплевать, когда и где его крепко ухватит за руку симпатичная старушка с косой.
        Он действительно очень не любил вспоминать свое настоящее имя. До такой степени не любил, что и сам порой начинал верить, что давно позабыл и детство, и юность свою курсантскую, и все, что было в его жизни позже. А было многое…
        Сначала был Афганистан, куда молодой лейтенант совершено искренне мечтал попасть с первых дней учебы в Рязанском училище ВДВ. Война быстренько вправила лейтенанту мозги, буквально за месяц-другой объяснив, что «романтика войны, настоящая мужская игра, испытать себя огнем, орденок заработать» - это не более чем стандартный набор молодого дурака. На самом же деле никакой «красивой войны за интересы великого и могучего СССР» не было, да и быть не могло - а были грязь, кровь, страшная усталость и вполне реальная возможность просто сойти с ума… Слепящее белое солнце, «зеленки», красно-коричневые горы, серпантины дорог, по которым с грохотом и пылью проносились боевые машины десанта, БТРы, БМП, танки и колонны грузовиков. Много-много белой афганской пыли и… черного жирного дыма. Так страшно горели подожженные моджахедами наливники-бензовозы…
        А потом Джексон, носивший в те дни обычную русскую фамилию, попал в плен. Был советский офицер, а стал никому не нужный грязный мужик, сидевший в поганой глубокой яме. Сначала теплилась надежда, что свои не бросят, найдут, отобьют или обменяют. Потом надежда потихоньку растаяла. И лейтенант для себя решил, что Родине, оказывается, на него абсолютно наплевать! Ни ей, ни генералам, никому он не интересен и не нужен. Никому. Так, забытое быдло и пушечное мясо…
        Затем появились какие-то журналисты и непонятная благотворительная контора, выкупившая Джексона из грязного афганского зиндана. Не Родина-мать, а совершенно чужие люди спасли - это бывший лейтенант крепко запомнил… Дальше был Запад, где быстренько выяснилось, что и там русский парень, в общем-то, тоже не нужен никому.
        Скитания закончились на вербовочном пункте, где Джексона без малейших проволочек и проверок записали в интернациональную семейку наемников. А воевать бывший лейтенант воздушно-десантных войск умел. Менялись имена, страны, сослуживцы, которых ушлые журналисты и писаки называли то «псами войны», то «солдатами удачи». Лично Джексону больше нравилось «дикие гуси». Нравилась и новая работа. Нравилась именно потому, что в ней, как казалось Джексону, не было ни политики, ни завуалированной лжи - ничего, кроме пусть и циничного, но честного желания просто заработать. И до определенного момента экс-лейтенанту было все равно, в кого стрелять.

«Определенный момент» наступил, когда Сэм, носивший в те дни имечко Боб, гонялся со своими ребятами за группой российских спецназовцев в окрестностях реки Ориноко, на территории Венесуэлы. И насмешливая Судьба свела Джексона с командиром русских боевых пловцов, оказавшимся - почти как в дурацком индийском кино! - родным братом одного офицера-десантника, некогда спасшего Джексона в Афганистане и чуть позже там же погибшего… Венесуэльская история закончилась тем, что Джексон, на руках которого было уже предостаточно крови - и русской в том числе - серьезно помог российским спецназовцам уничтожить тайную базу наркоторговцев. После заварушки Сэм крепко выпил с русским майором, и затем они тихо расстались - ни врагами, ни друзьями. Правда, вскоре майор Орехов получил коротенькую записку, в которой было написано примерно следующее: «Прощай, солдат! Хотя… Говорят, Земля наша удивительно маленькая и тесная. Если тебе станет совсем хреново или понадобится помощь - напиши по этому адресу… Б.Дж.»[Об этих событиях рассказывается в романе С. Зверева «Секретный туннель».] .
        Приглашение от «старого дружка», о котором Джексон вскользь упомянул в разговоре с мулаткой, пришло по электронной почте именно от российского майора. И бывший наемник, которому уже давно надоело откровенно скучноватое безделье, решил:
«Почему бы и нет?» Тем более что на Ямайке начался сезон дождей, а дождь Боб недолюбливал…

14. Подмосковье, июнь 2010 года
        Все приличные аэропорты мира похожи друг на друга, а все скверные и неудобные гадки каждый по-своему. Поскольку аэропорт с каким-то домашним, уютным названием Домодедово принадлежал все-таки скорее к первой группе, то большинству пассажиров, пользовавшихся и пользующихся этими воздушными воротами в большой мир, он нравился.
        Есть в больших аэропортах что-то такое, что вызывает невольное уважение и даже некоторую робость, рождаемые в пассажирах, возможно, именно ощущением собственной малости в сравнении с огромными лайнерами, отдыхающими или степенно перекатывающимися по бескрайним полям аэродрома. Там же белоснежные машины с невероятным размахом крыльев стремительно пробегают по взлетно-посадочным полосам и с кажущейся легкостью взмывают в небо, натужно и ровно подвывая могучими турбинами и плавно набирая высоту. Очередная машина тает среди облаков, и в душе наблюдателя рождается еще одно неожиданное и острое понимание, что Земля-то наша, оказывается, и в самом деле очень маленькая! Четыре часа лета - и ты уже в Лондоне. Еще несколько часов - и вот она, статуя Свободы, машет давно знакомым по картинкам факелом, зажатым в зеленой руке…
        В огромном и сдержанно-шумном зале прилета, несмотря на кажущееся подобие беспорядочного броуновского движения, все пути, как в известной присказке, вели от дверей, в которые пассажиры стекались из разных терминалов, к дверям, через которые добравшиеся до цели своего перелета счастливцы могли попасть на обширные стоянки транспорта нескольких видов. Была там и станция, с которой отправлялись электрички, курсировавшие между аэропортом и Москвой, были и стоянки автобусов и маршруток; но элитой, которая во все времена умела мастерски управляться со стадами жаждущих добраться до столицы, как были, так и остались таксисты. Шустрые, многоопытные мужики и парни, которых одни величали «ковбоями асфальтовых прерий», другие - и почему-то их было большинство, - «наглыми шакалами»…
        В жиденькой толпе встречающих прибывших лондонским рейсом бритоголовый Юрий Зимин и переминавшийся рядом Вострецов ничем особенным не выделялись, разве что самодельной табличкой с далеко не каллиграфической надписью: «Bob Jackson», которую держал в приподнятой руке начальник контрразведки Посредника.
        - А вон они, кажется, - кивнул в сторону приближающейся группы пассажиров Зимин, незаметно косясь на прапорщика, стоявшего рядом с лицом сумрачным и равнодушным, - казалось, ему было совершенно плевать на всех пассажиров разом и на бритоголового
«старшого» в отдельности. Дешевая ловушка не сработала, и тогда бывший майор уже в открытую помахал рукой троим мужчинам, табличку, судя по всему, уже заметившим и направлявшимся прямо к нему и к Вострецову.
        Зимин не без некоторой зависти рассматривал двоих высоких молодых парней с прекрасно развитыми мышцами плеч, груди и рук, поджарых и длинноногих. Третий производил впечатление гораздо менее приятное: роста чуть выше среднего, скорее худощавый, чем накачанный. Хотя Юрий, кое-что понимавший в силовой подготовке, мог поклясться, что заломать такого мужика при случае будет очень непросто. Лет около сорока с небольшим, внешность самая гэбэшная - то бишь серенькая и неприметная. А вот глаза… Глаза нехорошие: взгляд циничен, тяжел и настороженно-недоброжелателен. Так, ничего удивительного - одно слово, наемник… Бросалась в глаза и еще одна особенность: все трое являлись обладателями крепкого и явно не вчерашнего загара - такой оттенок невольно наводил на мысль о краях, где жаркое солнце светит не пару месяцев в году, а по меньшей мере дней триста.
        - Привет, Майкл, привет, старина, - не обращая внимания на подозрительные взгляды бритоголового, Джексон не без осторожности обнял Вострецова и дружески похлопал его по обтянутой летней курточкой спине. - Рад, что ты еще жив, дружище! Как твоя клешня? Девок за задницу уверенно хватаешь? Ах, да, забыл, что ты по-английски не очень…
        Наемник цепким, сканирующим взглядом окинул Зимина и, угадывая в нем старшего и переводчика, представился и попросил перевести для Вострецова приветственные слова.
        - Да по-всякому бывает, мистер Джексон, - выслушав почти дословный перевод, сдержанно и немного смущенно улыбнулся прапорщик. - Но отвертку и стакан уже могу крепко держать. Кстати, это мой… хм, старший товарищ, зовут его Юрий Зимин. А это, если не ошибаюсь…
        - Йес, май дарлинг, это мои друзья - большие любители дайвинга, - наемник усмехнулся и, подражая гидам, указал рукой на своих молчаливых спутников, с любопытством озиравшихся вокруг - возможно, гости никак не могли взять в толк, почему нигде не видно прославленных пьяных мужиков в ушанках и в валенках и развеселых медведей с балалайками. - Думаю, паспорта их вам ничего не скажут, так что для краткости - это Скат, а тот, что немного пониже, пожиже и помоложе, - Тритон. Меня можете называть как угодно: Сэм или Боб Джексон, капитан и даже Кондор - это вроде позывного или клички…
        Скат и «тот, что пожиже», широко улыбнулись и почти синхронно кивнули - мол, так все и есть, как говорит знающий и опытный босс.
        - Ну что ж, джентльмены, как говорится, вэлкам на московскую землю, - решительно взял бразды правления в свои руки Зимин. - У вас с документами, с таможней там… все путем? В смысле, в порядке? Тогда едем. Время, как говорится, деньги.
        - Говорят, у вас очень дорогое такси? - озабоченно спросил Джексон, осматривая суетливый муравейник ближайшей стоянки и тут же как-то невпопад заметил, оглядываясь на голубую громаду здания аэровокзала: - На пожарную часть с каланчой похоже, забавно…
        - А ведь и точно, похоже, - ухмыльнулся бритоголовый и небрежно добавил, отвечая на вопрос наемника о такси: - Обижаете, капитан, у нас колеса свои! Вон, внедорожник черный видите? Так что прошу, джентльмены!
        Поскольку весь багаж новоприбывших составляли всего лишь небольшие спортивные сумки, погрузка заняла не больше двух минут, после чего джип утробно рыкнул многосильным двигателем и выкатился со стоянки. Причем Зимину удалось проделать этот нехитрый маневр именно так, что со стороны могло показаться, что внедорожник едет, по-особому спесиво задирая несуществующую голову, свысока поглядывая на более мелкие автомобильчики и меленько поплевывая на них из черного жерла выхлопной трубы.
        Выезжая на Каширское шоссе, автомобиль ритмично защелкал указателем правого поворота, и Джексон, пригибая голову и оборачиваясь на указатель, недоуменно спросил сидевшего на водительском месте бритоголового:
        - Разве мы не едем в Москву?
        - Нет, господа, - не отрывая взгляда от дороги, сухо ответил Зимин. - Нас ждут в другом месте. Там вы и поживете пару-тройку дней. А с экскурсиями придется повременить.
        - О’кей, - не стал спорить наемник и понимающе кивнул: - Сначала бизнес, девки и водка - потом…
        Минут через двадцать джип свернул направо, потом слегка попетлял по лесным трассам, назвать которые «дорожками» ни один язык не повернулся бы, поскольку были они для русского глаза непривычно широки, гладки и ухожены, и наконец въехал на территорию чьего-то загородного владения, прятавшегося за высоким, крепким и красивым забором из отборного кирпича. Металлические ворота немедленно закрылись, а джип закончил свой путь на чистенькой стоянке, расположившейся метрах в тридцати от двухэтажного здания, для которого скучное название «дом» подходило, пожалуй, еще меньше, чем «кораблик» для авианосца ВМФ США. До «Версаля» дом, конечно же, не дотягивал, но именоваться солидной виллой имел полное право.
        - Неплохо для нищей, слаборазвитой страны, - окинув особняк оценивающим взглядом, негромко проворчал Джексон, вскидывая на плечо лямку своей сумки и с силой распрямляя занемевшие за время поездки спину и плечи. Потянулся и, явно нацеливаясь на особняк, поинтересовался у Зимина: - Нам куда прикажете, босс?
        - Нет-нет, - немного смутился бритоголовый и указал рукой направо, где между деревьев виднелся небольшой аккуратный бревенчатый домик, с первого взгляда вызывавший стойкие ассоциации с русской баней, - нам туда. Основное здание сейчас большую часть времени пустует - еще отделочные работы не закончены, знаете ли… А там у нас гостевой домик. Немного тесновато, наверное, но для нормальной жизни все есть: спальные места, телевизор, кухонька и даже душевая кабинка! Идемте, господа.
        Домик действительно оказался вполне приличным, но Джексон не преминул отметить про себя, что «в господский дом холопов не пустили - и правильно, нечего паркеты сапожищами портить!» На то, чтобы бросить рядом с отведенным каждому гостю койко-местом сумку с нехитрым багажом, ополоснуться после долгой дороги и расположиться за общим столом, ушло минут сорок. Как только Зимин на правах хозяина начал потчевать гостей чаем и кофе, в гостиную вошел полковник Сидоров, нацепивший на лицо одну из своих самых простецких и дружелюбных улыбок.
        - День добрый, джентльмены! Вижу, уже немножечко освоились, молодцы. А что же ты, друг Юрий, пустой водичкой гостей угощаешь? Нехорошо. Давай-ка неси нам по граммов несколько! За встречу и за знакомство, так сказать…
        Пока Зимин нырял в раскрытый холодильник, извлекал бутылки, закуски и аккуратно расставлял все это богатство на столе, Сидоров в открытую оглядел сдержанно помалкивающих зарубежных гостей, одобрительно покивал и на скверном английском доверительно сообщил, похлопывая Вострецова по плечу:
        - А мы с Михаилом тоже ведь еще с Африки знакомы, да… Я тогда еще зеленым капитаном был, а прапорщик у нас автопарком заведовал. Мастер на все руки, так сказать… Давай, давай, майор, шевелись, разливай!
        - Сейчас вы, вероятно, уже полковник? - учтиво спросил Джексон, по-гусарски наклоняя голову. - Если не секрет, то какой род войск представляете?
        - Да, собственно, - смущенно вильнул взглядом Сидоров и, пару раз кашлянув, торопливо поднял наполненную Зиминым стопку, - мы по интендантской части больше… Майор, переведи-ка ему! А эти два молодца, слышь, как двое из ларца, одинаковых с лица из старого мультика, ха-ха… А разговорчивы как - жуть просто!
        - What does he speak? - моментально напрягся Джексон и требовательно посмотрел на бритоголового. - Что он говорит?
        - Все нормально, джентльмены, - успокаивающе поднял руку Зимин. - Он говорит, что ваши парни похожи на настоящих богатырей из русской сказки и - что ему особенно нравится - явно не болтливы.
        - Йес, йес, - полковник вновь улыбнулся и приглашающе поднял серебряную стопочку. - Ну, давайте по русскому обычаю за полезное и приятное знакомство! Майор, ты переводи, не спи…
        Гости дважды упрашивать себя не заставили, дружно выпили и еще более дружно накинулись на закуски - весьма, кстати, приличного ассортимента и качества, - что было вполне объяснимо, поскольку с момента жиденького завтрака в салоне самолета прошло немало времени. Сидоров не медля разлил по второй, но наемники неожиданно дружно отрицательно замотали головами.
        - Не понял, - озадаченно вздернул брови полковник. - Парни, у нас так не принято, чтобы от второй отказываться! Вы у меня в гостях, можно сказать, и… не, так не пойдет!
        - Мы уважаем ваши традиции, полковник, но на работе не пьем, - суховато пояснил Джексон. - Нам бы хотелось более подробно побеседовать с вами о той проблеме, ради которой Михаил пригласил меня и моих друзей сюда, в Москву…
        - Узнаю западную хватку! Хвалю и восхищаюсь, - вновь широко улыбнулся Сидоров, хотя восхищения в его глазах нельзя было увидеть даже при большом желании. А вот смутные сомнения и недоверие там посверкивали вполне отчетливо. - Но для начала хотелось бы услышать ваши настоящие имена. Кто вы, откуда…
        - Простите, полковник, но это дурной тон, - нехорошо прищурился наемник. - В определенных кругах задавать подобные вопросы считается непозволительным. Зачем вам знать мое настоящее имя? Или вы собираетесь дочь за меня выдавать? Нет? Ну и славно. Да, мы наемники - «дикие гуси», если угодно, - и не скрываем этого. Насколько я понимаю в этих вещах, вам, уважаемый, нужны люди для выполнения некоего… хм, задания. Так вам нужны стоящие профессионалы или вы хотите послать вместо них чистые паспорта и аккуратненько заполненные автобиографии?
        - Ну, хорошо, а как насчет проверки этого самого профессионализма? - не очень уверенно предложил полковник, чувствуя, что по непонятной причине теряет в разговоре инициативу, и уже не очень понятно, кто для кого здесь командир, воинский начальник и работодатель.
        - Да хоть сию минуту, - Джексон пожал плечами. - И как вы себе это представляете?
        - Как? Ну, например, пусть ваши бойцы покажут свои навыки в рукопашной схватке с нашими ребятами из охраны. Зимин, как твои - не подкачают?
        - Если надо, постараются, - усмехнулся бритоголовый, на самом деле чувствуя легкую тревогу за исход возможной схватки - вон какие лбы сидят… И наверняка не только жрать балыки и мясцо умеют - тренированные, гады, сразу видно. - Только надо ли? Ребята серьезные, сами видите.
        - А вот вожжа мне под хвост попала! - Сидоров, уже принявший на грудь граммов двести, недобро ощерился и неуклюже выбрался из-за стола. - Пойдем во двор! Там и посмотрим, какие они крутые…
        - Нет, джентльмены, так не пойдет, - не двигаясь с места, возразил Джексон. - Для начала я хотел бы оговорить условия поединка. Майор, сколько у вас свободных бойцов в наличии?
        - Ну, если считать без меня, то трое, - в глазах Зимина мелькнуло что-то похожее на смесь интереса и уважения. - И как вы хотите? Три на три?
        - Нет, ни Скат, ни Тритон драться не будут, - непререкаемо заявил наемник. - Я не позволю им рисковать. Им, возможно, завтра-послезавтра придется под воду идти. А вдруг ваши парни нанесут кому-нибудь из них травму? Какие тогда из них будут боевые пловцы? Вы же, полковник, вместо них работать не сможете, и я не смогу. Но можно сделать по-другому: я один положу троих ваших бойцов! Предлагаю пари, полковник.
        - О'кей! - Сидоров азартно потер ладони. - Ставлю триста баксов против пятидесяти за то, что наши за три минуты сделают из вас, мистер «зеленый берет», чудный свекольник!
        - Согласен, - кивнул Джексон, выслушав перевод, и недоуменно спросил: - А почему именно «свекольник», майор? И что это такое вообще?
        - Это русский холодный суп, - услужливо пояснил бритоголовый. - В него всегда кладут свеклу, и поэтому он красного цвета. Почти как кровь.
        - Отлично, - наемник неожиданно расхохотался и пружинисто встал из-за стола, - Идемте зарабатывать триста баксов!

…Место для поединка было выбрано на обширной лужайке с хорошо подстриженной на английский манер травой - видимо, садовник или кто еще из обслуги свое дело знал. Из домика был вынесен и поставлен в сторонке столик с напитками и закусками и стулья для зрителей. Зимину понадобилось не больше пяти минут, чтобы созвать своих троих боевиков и поставить им четко определенную задачу: хорошенько помять слишком самоуверенного иноземца, но не калечить и уж тем более не убивать. Бойцы понимающе усмехнулись и, слегка размявшись на зеленой травке, застыли тремя мускулистыми монументами в ожидании предстоящей потехи.
        Джексон, стоя рядом со столиком, за которым вальяжно развалился Сидоров, оценивающе осмотрел готовых к драке мужчин, проворчал что-то невнятно-одобрительное и, поворачиваясь к полковнику, начал снимать с запястья браслет с часами.
        - Не подержите? Подарок, жалко будет, если разобьют ненароком…

…В первое мгновение у полковника почему-то мелькнула совершенно идиотская мысль, что в него на всей скорости врезался грузовик. А уже долей секунды позже он сообразил, что проклятый наемник выдернул его, полковника Сидорова, из-за стола, как какую-нибудь редиску из рыхлой земли и держит в мертвом захвате, жестко и очень больно сдавливая шею. Мало того, в руке Джексона хищно поблескивала острыми зубчиками стальная вилка, которую этот бандит держал в опасной близости от глаз полковника, как-то сразу растерявшего всю свою вальяжность и побагровевшего, как тот самый свекольник, о которой шла речь минуту назад…

15. Эфиопия, учебный центр частей коммандос «Блатен», 350 километров юго-западнее Аддис-Абебы, июнь 2010 года
        Теперь подполковник Орехов точно знал, что такое настоящая Африка. Странная смесь из детских воспоминаний и представлений, рожденных «Пятнадцатилетним капитаном» Жюля Верна, песенкой про «горы вот такой вышины» и полузабытой сказкой про Айболита, блуждавшего в окрестностях речки Лимпопо, всего за несколько дней трансформировалась во вполне конкретную страну Эфиопию, куда получивший повышение майор был отправлен начальством в служебную командировку.
        Эфиопия, название которой у некоторых россиян в первую очередь вызывает неясные ассоциации с абиссинцем Васькой и нашим дорогим товарищем Пушкиным, Орехову не то чтобы очень понравилась, но и особой неприязни не вызвала. Обычная страна, раскинувшаяся по соседству с гораздо более известной сегодня Сомали. Довольно обширная, с мягким и теплым климатом - круглый год температура держится в районе
25-30, не очень засушливая, но и не перенасыщенная влагой наподобие жарких и душных джунглей, разбавленных гиблыми малярийными болотами. Большая часть занята разноуровневыми плато, меньшая - саваннами, где прогуливаются или носятся стада слонов, жирафов и антилоп. За стадами потихоньку шествуют львы и гепарды, которым охотно уступает дорогу всякая мелочь вроде лис и шакалов. И, конечно же, водятся в этих краях крокодилы, бегемоты и много диких обезьян - куда же в Африке без них…
        Орехов проделал последнее ускорение, заканчивая традиционную утреннюю пробежку, несколько минут походил, приводя в порядок дыхание, и начал энергично размахивать руками и ногами, одновременно делая и зарядку и отрабатывая общеизвестный, стандартный набор базовых движений карате - ката. Выпад, шаг назад с одновременным блоком, разворот, высокий боковой йоко-гери, уклон и снова выпад… Работать в легких камуфляжных брюках и в летней бело-голубой десантной тельняшке было легко, а ноги в кроссовках, казалось, готовы были с непостижимой легкостью бежать и двадцать, и полсотни километров. Эти дорогущие кроссовки подполковник привез вместе с теплым спортивным костюмом. Его Орехов уложил в багаж вместе с прочими мелочами вроде бритвенного станка, узнав накануне командировки, что в Эфиопии, как и в Афганистане, есть такая вещь, как приличный перепад дневных и ночных температур - градусов на пятнадцать. Правда, уже на месте Сергей Викторович понял, что этот перепад - вещь не столько неприятная, сколько, наоборот, полезная: ранним утречком, до наступления дневной жары, было очень недурственно совершать
пробежки.
        Закончив с зарядкой, Орехов быстренько умылся, пока воду не отключили, и отправился завтракать. С питанием в центре, кстати, все оказалось гораздо лучше, чем можно было предполагать, - готовили здесь только из свежих продуктов, закупаемых на местном рынке. Так что заказывать можно было почти все, что душе угодно: баранину, козлятину, говядину, кур, тропические и самые обычные фрукты, овощи и много чего другого, не считая чая, кофе и так называемых прохладительных напитков.
        Правда, завтрак подполковник предпочитал готовить сам. Для этой цели из России были привезены несколько пачек «Геркулеса» - мелкого «третьего номера», - из которого Орехов варил себе кашу. Даже, собственно, не варил, а просто заливал кипятком на три минутки. Чуть-чуть соли, кусочек масла - и невероятно полезная, легкая и сытная еда готова. За кашей непременно следовала огромная кружка крепкого и сладкого чая…
        Сергей допивал уже вторую кружку и благосклонно посматривал на красную пачку простеньких сигарет без фильтра, предвкушая первую и самую сладкую затяжку, когда в проеме открытой двери металлического модуля появилась массивная фигура капитана Дрогова, ведавшего тактической и огневой подготовкой местных спецназовцев.
        - Разрешите, товарищ подполковник? - Капитан деликатно постучал костяшками пальцев по косяку двери. - Капитан Дрогов по вашему приказанию…
        - Заходи, капитан, - прервал доклад офицера Орехов и указал рукой на табурет, - присаживайся. Чай будешь?
        - Нет, спасибо, уже по самое горло воды нахлебался, - сдержанно улыбнулся капитан, присаживаясь на хлипковатую мебель, сколоченную местными умельцами.
        - Вода - это зло, а чай - напиток богов - Сергей выудил из пачки сигарету, прикурил и выдохнул в потолок струю голубоватого дыма. - А хорошо, брат, тут у вас! Ты выдохни - не к генералу на прием пришел! Я в больших начальниках недавно, а так все больше не ротами командовал, а по лесам бегал… Так что, по сути, такой же «курок», как и ты.
        - Ну, - немного смущенно пожал плечами Дрогов, - вы все-таки проверяющий из самой Москвы. А я как-то все больше по уставу привык…
        - По уставу - это хорошо, - одобрительно кивнул Орехов, шумно отхлебнул глоток чая и без всякого перехода предложил: - Вот и расскажи грозному проверяющему, как вы тут живете, да что поделываете. Только не лекцию мне давай, а в двух-пяти словах.
        - Историю нашего возвращения рассказывать?
        - Угу, но это тоже покороче.
        - В общем, с Эфиопией мы ведь еще со времен Советского Союза корешились. - Капитан задумчиво потер загорелую дочерна шею твердой ладонью, на которой выделялись мозолистые шишки на костяшках - явный признак того, что с рукопашным боем Дрогов был знаком неплохо. - Где-то в середине восьмидесятых дружба наша помаленьку свернулась. Эфиопы начали новую армию создавать. Попробовали сперва с американцами, а потом и с китайцами договориться насчет военспецов и поставок вооружения. Но ни фига у них не вышло толкового: американцы уж больно капризны оказались, а братья с Востока тоже что-то там вола вертели. Тогда правительство и военные вспомнили о старом северном друге. Пообещали платить исправно и все такое… Ну, а наши и согласились. Теперь вот в этом центре спецназ готовим. Или, если по-ихнему, коммандос…
        - Как горшок ни назови… - Орехов раздавил окурок в консервной банке, приспособленной под пепельницу и тут же прикурил новую сигарету. Выдохнул, поморщился и чуточку виновато пояснил: - Как Марк Твен - уже сто раз бросал, но так ни разу и не получилось… Отрава жуткая, конечно, но никак не отвыкну - лучше жрать не буду… И чему вы наших братов загорелых учите? Как они вообще? Толк есть?
        - Ну, честно сказать, сначала был мрак, - широко улыбнулся капитан. - Они ведь даже ползать по-пластунски не умели, представляете? Тут вообще специфика такая… Считай, как и у нас, у русских: ленивы страшно, понятия собраться и прийти куда-то вовремя вообще никакого! А могут, например, выйти на полевые - и полдня под кустами проспать, блин. Да еще и с языком полная чума! Я говорю по-русски, переводчик объясняет местному толмачу по-английски, а уж тот доводит до солдат объяснения или приказ по-амхарски.
        - Хм, игра в испорченный телефон получается… И как, привыкли, не путаетесь?
        - Да приноровились помаленьку. Мы их язык учим, они - русский. Не стихи Пушкина, конечно, а приказы, команды основные… А учим в основном огневой подготовке - тут они уже вполне лихо стреляют. Альпинизма немножко: с горы на веревках спуститься, речку по тросу преодолеть-перелезть… Инженерно-саперная подготовка - тут в основном минно-подрывное дело… Кое-что по тактике. Вроде всё. Да, наши ребята их бойцов и офицеров плавать научили - так восторгов и визга было до небес. А так ребята вполне нормальные, работать с ними можно…
        - А как с физподготовкой, с рукопашкой дело обстоит? - пытливо прищурился подполковник. - Мне рассказывали, когда эфиопы в прежние времена в Рязанском учились, то в спортзалах и на полосе препятствий, можно сказать, и жили.
        - С этим как раз туго, товарищ подполковник, - сокрушенно вздохнул Дрогов. - Они считают, что незачем кулаки набивать, если автомат в руках - мол, пуля все равно быстрее…
        - Ну что ж, есть в их рассуждениях своя сермяжная правда… - Орехов, покряхтывая, закончил шнуровать высокие ботинки, выпрямился и затянул на талии кожаный офицерский ремень с портупеей. С силой расправил плечи, обтянутые легкой тропической курточкой песочного цвета без опознавательных знаков и, натянув почти на самые глаза кепи с длинным козырьком, тяжко вздохнул: - Фу, старость - не радость… Придется их переубеждать. Веди, капитан, к своим темным гусям - знакомиться будем…
        - Товарищ подполковник, - не то любопытствуя, не то опасаясь, негромко спросил Дрогов, - а генерал, что с вами прилетел, - он как, проверять нас, или…
        - «Или», капитан, - ухмыльнулся Орехов, вспоминая, как грузного генерала чуть ли не на руках вынесли из самолета и отправили в гостиницу - немного освежиться и отдохнуть. Отдыхать грозному начальству было от чего: уже на посадку генерал прибыл «теплым» - в полете высосал пол-литра коньяка - и в Аддис-Абебе едва не свернул себе шею, спускаясь с трапа самолета. - У него свои дела в их министерстве обороны. Он им там, чувствую, даст жизни…
        - Суровый мужик? - осторожно и уважительно поинтересовался капитан.
        - Не то слово, - многозначительно кивнул Орехов, опуская уголки губ…

…Российские инструкторы, видимо, кое-чему эфиопских парней научить все же смогли: учебной роте понадобился всего десяток минут для того, чтобы построиться повзводно на обширном песчаном плацу. Орехов, сопровождаемый капитаном Дроговым и темнокожим сержантом, исполнявшим обязанности переводчика, неторопливо прошелся вдоль почти безупречных взводных «коробок», осматривая экипировку, оружие и выправку. В отличие от инструкторов солдаты были облачены в грязно-зеленый камуфляж с вкраплениями коричневых пятен. Оружие на первый взгляд было в полном порядке, явно свежевычищенное - подполковник уже знал, что бойцы ни в какие «оружейные комнаты» свои автоматы не сдают, а носят их при себе постоянно. Выправка, конечно, была похуже, чем у солдат российского Президентского полка, но ведь и до Кремля отсюда было далековато…
        - Бойцы! - начал по-английски Орехов, тщательно подбирая слова и стараясь выражаться попроще и поконкретнее, чтобы особо не мучить переводчика. - Вы уже многое умеете, как мне рассказал ваш русский инструктор, капитан Дрогов. Но умеете вы не всё. Кто скажет, какая главная задача ставится перед хорошим солдатом?
        Темнокожие парни внимательно выслушали перевод, еще более внимательно рассмотрели нового русского начальника, но давать ответ на поставленный вопрос никто явно не спешил.
        - Убить всех врагов! - с легким вызовом наконец откликнулся один из коммандос.
        - Верно, молодец, - согласно кивнул Орехов, подходя к бойцу почти вплотную. - Но это не все. Хороший солдат убьет всех врагов, но сам останется жив и невредим. Мертвым победа не нужна. А чтобы убить врага, нужно быть умнее, сильнее и быстрее его! Мне сказали, что вы хорошо стреляете. Но иногда патроны у солдата могу закончиться, а враг - вот он, перед тобой! Вот ты, боец, что в таком случае станешь делать?
        - Ударю врага прикладом, - как-то не очень уверенно ответил коммандос.
        - Выйди из строя, - негромко скомандовал подполковник и, с насмешливым интересом глядя на крепкого темнокожего парня, предложил: - Ну, давай, бей меня! Бей, не стесняйся.
        Боец сдернул с плеча АКМС, откинул металлическую рамку приклада и, беспомощно переминаясь, вопросительно посмотрел на сержанта-переводчика - видимо, хотел получить еще одно подтверждение, что правильно понял пожелание белого командира. Сержант сердито продублировал приказ, и тогда парень поудобнее перехватил автомат, пружинисто присел на широко расставленных ногах и начал медленно наступать на предполагаемого врага. Замахнулся и хотел ударить, но практически мгновенно оказался на песке, а автомат каким-то непонятным образом выпрыгнул из рук и повис на плече белого.
        Парень, на лице которого недоумение и досада начинали смешиваться со злостью, ловко вскочил, отряхнул с камуфляжа песок и ладонью показал на штык-нож, висевший в ножнах, прикрепленных к поясному ремню.
        - У меня еще есть нож, - недобро поглядывая на Орехова, сообщил он.
        - Давай, режь меня, - уже без насмешки скомандовал подполковник.
        Штык-нож постигла та же участь, что и автомат: Орехов парировал не очень-то и быстрый выпад парня, перехватил руку с ножом, чуть вывернул, свободной рукой вырвал оружие и слегка ткнул нападавшему открытой ладонью в подбородок. Обескураженный боец долго соображал, что же ему предпринять, и наконец сообщил:
        - Я бегаю быстро, как гепард. Убегу и найду новый автомат. Вернусь и убью врага.
        - Беги, гепард. - Орехов посмотрел на помрачневшего парня почти с сочувствием.

«Гепард» резво рванул в сторону видневшихся неподалеку реденьких кустов, но не успел добежать и до края плаца, как белый в несколько невероятно быстрых и огромных прыжков догнал его и сшиб с ног ловкой подсечкой, после чего сымитировал добивающий удар, с резким выдохом вбив кулак в землю в сантиметре от головы инстинктивно зажмурившегося коммандос…
        Когда боец, получивший свое оружие обратно, под насмешливый шумок товарищей занял прежнее место в строю, Орехов вновь медленно прошелся перед строем и заявил:
        - Как я уже сказал, вы умеете многое, но не всё. Я приехал сюда для того, чтобы помочь вам стать хорошими солдатами. Лучшими во всей вашей армии. И я это сделаю! Будем учиться военному делу настоящим образом, как говорил дедушка Ленин. Чтобы вам не пришлось всего один раз пролить кровь где-то там, вам придется пролить сто потов здесь! Хватит вам под бананами лежать и груши околачивать! Я вас, разгильдяев, намочу и высушу…
        Последние две фразы подполковник произнес с недоброй серьезностью и по-русски, тщательно соблюдая все правила ненормативной лексики…

16. Подмосковье, июнь 2010 года
        - Стоять!!! - заорал Джексон, обращаясь сразу и к троим бойцам, в растерянности застывшим на лужайке, и к Зимину, дернувшему было рукой в направлении подмышки, где у него, видимо, скрывался под легкой курточкой ствол в наплечной кобуре. - Майор, быстро достал ствол двумя пальчиками и положил на землю! А вы, ребята, дружно упали и раскинули руки и ноги, чтобы я хорошо видел трех распятых мужиков! Быстро, я сказал!! Майор, переводи, слово в слово переводи! Одно неосторожное движение, и я сначала выколю этому пузану глаза, а потом проткну сонную артерию! А ты, полковник, не молчи, прикажи своим соплякам… Я до трех считать не буду. На
«два» будет первый глаз. Раз…
        - Всем лечь, твари! - Трудно было предположить, что у взрослого мужика может быть такой голос - примерно так кричат раненные ружейной дробью зайцы. - Быстро!!
        Дважды приказывать никому не пришлось - народ на лужайке собрался военный и в основном дисциплинированный. Первыми упали на выставленные руки трое так и не добравшихся до противника бойцов. Упали и послушно растянулись на траве, раскинув в стороны руки и ноги. Следом, аккуратно положив на землю пистолет, и Зимин сначала нехотя опустился на одно колено, затем на другое и, наконец, улегся, что-то злобно процедив сквозь зубы - наверняка что-нибудь вроде «ну, погоди, падла, мы еще посмотрим…». Даже наемники Джексона, видимо, никак не ожидавшие от своего босса такого фортеля, сначала демонстративно приподняли руки в успокаивающем жесте, а потом и без особой суеты легли на землю немного в стороне.
        - И что… дальше? - Полковник, чувствуя, что хватка немного ослабла и дышать стало полегче, судорожно сглотнул и попытался отвести взгляд от посверкивающих зубцов, словно застывших в сладостном предвкушении того мига, когда им разрешат вонзиться в такой близкий и беззащитный глаз. - Что ты молчишь?! Скажи, что тебе нужно? Что?
        Джексон вдруг ослабил захват, мягко нажимая на плечи, усадил Сидорова на стул и небрежно швырнул свое оружие на стол. Полковник тупо смотрел на глухо стукнувшую о столешницу и казавшуюся такой безобидной вилку, и не сразу расслышал, что наемник о чем-то говорит ему. Лишь со второго раза до Сидорова дошел смысл сказанного.
        - Для начала мне нужны три сотни баков, которые я честно выиграл, - без улыбки сказал Джексон и небрежно кивнул в сторону лужайки, где люди полковника все еще послушно изображали букву «Х». - Я положил даже больше народа, чем обещал…
        - Ну, ты и сука… Майор, это не переводи… - Полковник как-то сразу обессиленно обмяк, словно воздушный шарик, из которого выпустили часть воздуха, заметно дрожащей рукой выплеснул из высокого стакана остатки минеральной воды, налил себе сразу граммов сто пятьдесят водки и одним махом выпил. Ладонью утер губы, длинно и сильно выдохнул и, зло щурясь, процедил: - Не знаю, как там у вас в вашей Америке, но у нас за такие шутки морду бьют! Рейнджер-террорист, мать твою…
        Джексон спокойно выслушал перевод, равнодушно кивнул и, наблюдая, как к столу помаленьку подтягиваются старательно прячущие ухмылочки люди Сидорова, постучал согнутым пальцем по краю стола.
        - Три сотни, полковник.
        - Виктор Андреевич, вы бы деньги отдали - он ведь прав, - мрачно посоветовал Зимин, заботливо протирая поднятый с земли пистолет и пряча оружие в кобуру. - Если не придираться к тонкостям, то он пообещал положить троих парней - и уложил. А способ, собственно, не важен. Не стоит терять лицо, полковник.
        - Да, ты прав, не стоит ссориться с этими… - Сидоров сделал еще одно усилие над собой и полез в карман за бумажником. Стараясь особенно не засвечивать содержимое, отлистнул три бумажки по сто долларов и пришлепнул деньги ладонью к столешнице. На языке так и вертелось чисто русское «на, подавись!», но полковник и здесь смог-таки выдавить дипломатическое: - Нестандартное решение проблемы как раз свидетельствует о вашем профессионализме, мистер «зеленый берет». Уважаю. А кстати, где вы служили-то?
        - Везде, - бережно убирая деньги в нагрудный карман, холодновато-вежливо ответил наемник. - В Африке, в Латинской Америке, в пустынях, в джунглях и в горах. Принимал участие в высадке в Заливе Свиней, в убийстве Кеннеди, а чуть пораньше мы с парнями съели капитана Кука. Скажу по секрету, на вкус он был так себе… Полковник, я хотел бы услышать от вас четкий и ясный ответ на простой вопрос: вы нуждаетесь в наших услугах? Если да, то давайте все-таки поговорим о деле. Если нет, то вы сейчас же выплачиваете нам компенсацию за напрасно потраченное время и оплачиваете обратную дорогу.
        - Слышь, Зимин, вот не нравится он мне, и все! - дружески улыбаясь, по-русски сказал полковник, одобрительно кивая и не отводя взгляда от чертова рейнджера. - Печенкой чую какую-то гнильцу в этих головорезах. Не-не, это не потому, что он меня за кадык прихватил, а так, вообще…
        Звонок мобильного телефона отвлек Сидорова от глубокого анализа потенциальных работников. Полковник досадливо цыкнул зубом, дальнозорко отводя руку подальше от глаз, всмотрелся в светящийся экранчик, ткнул в зеленую кнопку и сдержанно произнес: «Да!» Если бы разговор происходил по громкой связи, то присутствующие услышали бы примерно следующий диалог…
        - Что так долго не отвечал? Или надпись «Бочкин» никак не мог разглядеть? Ты бы не пижонил, а как все нормальные люди очки носил… Как там наши гости?
        - Нормально. Не нравятся они мне. Уж больно понтов до фига.
        - Ха-ха, а вот это, господин полковник, в вас простая такая, незатейливая зависть к молодым взыграла и неприязнь штабной мышки к боевым ребятам, нет?
        - Нет! Тут другое…
        - Сидоров, ты свои мюллеровские штучки отложи и меня послушай. Нравится тебе или не нравится что-то там, но процесс запущен, понял? Я буквально пару часов назад разговаривал с… серьезными людьми и пообещал, что уже завтра, или - крайний срок - послезавтра, к ним прибудут парни со специальной подготовкой. Они там уже подходящее судно ищут и команду. Ты понимаешь, о чем я тебе толкую? И ты, что, предлагаешь мне снова позвонить им и сказать: «Ой, извините, парни, тут одному моему мудрецу что-то нехорошее привиделось! Давайте все отменим, а?» Ты слушаешь там или спишь? Алё!
        - Да слушаю, слушаю… - потемнел лицом Сидоров и без особого энтузиазма пожал плечами: - Да я что… я так… Вам решать. Сколько я могу им обещать?
        - Хороший вопрос. Отвечаю: сколько ни запросят - соглашайся. Но в пределах разумного. Думаю, тридцать тысяч серо-зеленых им за глаза хватит. Ладно, пусть будет пятьдесят… Все, отбой. Обговаривай с ними нюансы и отправляй в аэропорт. Да, ты уж извини, но в делах военных ты не очень… По стратегическим и тактическим вещам пусть с ними Зимин договаривается - он в курсе… Все, давай. До связи!
        Джексон, безмятежно попивавший минералку, без улыбки посмотрел на раздраженно сопевшего полковника и, переведя взгляд на бритоголового, вопросительно качнул головой - мол, что за дела и чем высокое начальство недовольно?
        - Что там, полковник? - в свою очередь спросил Зимин у присевшего к столу и уже торопливо наливавшего себе очередную порцию бодрящих напитков Сидорова.
        - Там все путем. - Полковник махнул стопку, хрустнул свежим огурчиком и, исподлобья косясь на наемников, невнятно произнес: - Ты у нас стратег и тактик. Волоки карту и объясняй этим «крутым пацанам», что и как им делать. Мне начальство повелело тебе не мешать. Да больно надо! Я вон лучше водочки выпью да со стороны уму-разуму поучусь…
        Джексон, слышавший весь разговор, мысленно злорадно улыбнулся, наблюдая, как Сидоров скорым марш-броском движется к закономерному финишу, который в русском языке иногда называют простеньким словечком «вырубон».

«Вот смотришь на такого полковника, и сразу понимаешь, почему русскую армию до сих пор во всем мире боятся! Один дурак иногда пострашнее роты спецназа будет, блин… Да, видно, ты, парень, здесь даже не валет, а сошка помельче… - Наемник тоже придвинулся к столу поближе и начал без особого интереса рассматривать принесенную бритоголовым и разложенную карту южной оконечности Африки. - Он бы еще контурные карты для пятого класса принес… Господи, дай мне, дураку, побольше терпения!»
        - Значит, так, джентльмены, - Зимин прихлопнул ладонью подхваченный ветерком угол карты и ткнул пальцем в какую-то точку на голубой поверхности, изображавшей океан неподалеку от береговой линии Мозамбика, километрах в сорока от Мапуту, - то, что вам предстоит найти и поднять со дна моря, находится примерно в этой точке. Так, прапорщик?
        - Ну да, примерно, - неуверенно посмотрел на палец майора Вострецов. - Я так не очень понимаю. На месте бы я лучше сориентировался…
        - План вкратце такой: вылетаем в Алулу - это порт на самом острие Африканского Рога. Там нас встретят и посадят на судно, которое доберется до юга Мозамбика. Найдем точку, Скат и Тритон отыщут груз, поднимем его на борт - и снова по-тихому уйдем, как говорится, на Север. Покупатель получает товар, вы получаете свои деньги, и мы мирно и красиво расстаемся. Примерно так…
        - Нет, так не будет, - отрицательно покачал головой Джексон. - Во-первых, почему мы должны тащиться на каком-то корыте за чуть ли не три тысячи миль? Вам что, нужны дополнительные проблемы с судовыми списками и той же береговой охраной? Гораздо рациональнее будет, если мы вылетим прямо в Мапуту, а там наймем автомобиль. Мы вполне можем прикинуться группой дайверов, которые хотят понырять у тамошних коралловых рифов. Для лучшего прикрытия можно даже изобразить съемочную группу какого-нибудь телеканала наподобие «Дискавери»… Думаю, с документами-то проблем не будет?
        - Логично, - не стал спорить Зимин. - Еще не поздно все скорректировать. С документами все будет о'кей. Какое снаряжение вам понадобится? Его закупит и доставит на место покупатель товара…
        - По снаряжению все вопросы к Скату - он знает, что и где лучше покупать.
        - Мы что, будем ждать, пока судно заказчика доставит снаряжение в Мапуту или куда еще там? - подал голос Скат. - Но ведь это несерьезно! Так дела не делаются, господа. К подходу судна мы уже должны исследовать район и найти груз. Чтобы без малейших проволочек этот груз достать, погрузить на корабль и побыстрее убраться из Мозамбика подальше. А значит, снаряжение мы должны купить на месте. Естественно, за ваши деньги.
        - Кстати, о деньгах, - небрежно, как о чем-то не очень существенном, заговорил майор. - На какую сумму вы рассчитываете в конечном итоге? Билеты, документы, снаряжение - это, ясное дело, за наш счет. Ваша цифра?
        - Тридцать. На каждого. Причем половину вы заплатите авансом - номера счетов мы вам дадим. Вторую половину - после завершения работы. Сколько вы заплатите Михаилу - это ваше внутреннее дело.
        - Рейнджер, а ты ничего не попутал? - неожиданно встрял в переговоры Сидоров, как оказалось, еще достаточно трезвый, чтобы разобрать-таки слово «тридцать» и прикинуть, что тридцать, умноженное на три, - это гораздо больше назначенной Бочкиным максимальной суммы. - Девяносто тыщ! Расценочки у вас, ребята, однако…
        - О’кей, - Джексон дружески улыбнулся полковнику и предложил: - Если для вас это дорого, то есть оч-чень простой и дешевый вариант: вы сами идете под воду, разыскиваете и поднимаете груз. Здорово сэкономите! Только вам придется оплатить нам неустойку и обратные билеты. Как вам такой расклад, полковник?
        - Да ну вас, - вяло отмахнулся Сидоров. - Зимин, скажи им, что мы согласны. Какие же они жадные, собаки… Девяносто тысяч…
        Подробное обсуждение операции заняло еще около часа, после чего окончательно осоловевшего полковника отправили спать, Джексон, Вострецов и Зимин ушли в дом, чтобы позаботиться об ужине, а Катков и Троянов остались на улице.
        Тритон, порядком уже уставший от непривычно долгого молчания, со скучающим видом отхлебнул свежезаваренного чая из фаянсовой кружки и негромко спросил мирно подремывавшего в раскладном садовом кресле капитана Каткова - естественно, по-английски:
        - И что ты обо всем этом думаешь?
        - Думаю, что Кондор - это очень мудрая птица, - не открывая глаз, невнятно пробормотал Скат и, чуть помедлив, добавил: - Но не всегда. По-моему, у нашего босса есть еще один редкий и явно неучтенный нами талант: он виртуозно умеет наживать себе врагов…

17. Борт «Боинга-737», перелет Москва - Мапуту, конец июня 2010 года
        Капитан Катков с чисто мужской заинтересованностью проводил взглядом ладненькую фигурку стюардессы и, слегка толкнув локтем сидевшего рядом Тритона, кивнул вслед девушке и незаметно показал кулак с оттопыренным большим пальцем.
        - Какая фемина, а, Тритончик? Я люблю ее как дочь… Обожаю мулаток и японок!
        Мичман Троянов в ответ лишь пренебрежительно махнул ладонью и, прикрывая рот, протяжно зевнул. Повозился, устраиваясь поудобнее в мягком кресле, и философски проворчал в ответ:
        - Люби не люби, а сядет самолет в Мапуту и все - кирдык твоей любви. Но ты не плачь, мы тебе там еще темнее и толще найдем. Дай поспать, пингвин озабоченный…

«Озабоченный пингвин» дернулся было хорошенько шлепнуть обнаглевшего вконец мичмана по шее, но передумал: и тесновато для товарищеской потасовки, да и народ может неправильно понять… Вместо этого капитан тоже прикрыл глаза и погрузился в размышления и воспоминания, или, как он иногда называл неторопливый разбор и раскладывание по воображаемым полочкам минувших и грядущих событий, начал
«приводить в порядок картотеку».
        Начать, пожалуй, следовало с той минуты, когда по радио была получена шифрограмма, предписывавшая капитану Каткову и старшему мичману Троянову в срочном порядке прибыть в Москву, в распоряжение одного из отделов разведки ВМФ, тесно сотрудничавшего как с ГРУ, так и с ФСБ. Вызов капитана ничуть не удивил, поскольку время от времени, в силу специфики своей профессии, ему вместе с мичманом приходилось работать и с так называемыми «сухопутными спецназовцами».
        Достаточно было вспомнить хотя бы не столь и давнюю операцию в Венесуэле, где Скат и Тритон вместе с майором спецназа Ореховым немножечко сцепились с парнями из наркомафии. Мафиозная контора оборудовала в одном из притоков Ориноко, надежно укрытом джунглями, целую базу подводных лодок, обнаружением и разгромом которой и занимались российские спецназовцы. Естественно, в контакте с местными спецслужбами. База была разгромлена, субмарины - уничтожены, а бандиты - в основном перебиты. Уцелел, правда, Боб Джексон, но он волей случая чуть ли не подружился с Ореховым и, в конце концов, здорово помог в «зачистке» базы. И вот теперь мистер Джексон, наемник с довольно темным прошлым, является их, красиво выражаясь, товарищем по оружию и дремлет в соседнем ряду кресел авиалайнера.
        Судно, на котором базировалась группа спецназа морской пехоты, задействованная в антипиратских операциях, доставило боевых пловцов к ближайшему порту Сомали, и уже через несколько часов Катков и Троянов встретились в Москве со своим непосредственным начальником - подполковником морской пехоты Вашуковым.
        Вашуков, крепкий и немногословный мужик лет сорока с небольшим, являлся командиром одного из спецподразделений боевых пловцов «Дельфин», некогда сформированных под широким крылом ГРУ - Главного разведуправления Генерального штаба. «Дельфин», по первоначальному замыслу больших генералов, создавался для возможных боевых операций за пределами страны. Много ли было таких операций и были ли они вообще - об этом военные предпочитают умалчивать, поскольку понятие «военная тайна» пока еще ни в одной стране мира не отменено. Да это, собственно, не так уж и важно; важно то, что подобные подразделения в Российской армии и на флоте были, есть и будут…

«Хорошо турбины тянут, ровно… А ведь забавно: мы с Валеркой - боевые пловцы, а в самолетах, если хорошенько прикинуть, времени проводим даже больше, чем под водой! По морям, по облакам, нынче здесь, а завтра… А завтра мы должны быть в Мапуту, где
«новыми работодателями» велено тихо и культурно поселиться в отеле звездочки на три, потом взять напрокат джип и арендовать для морских прогулок приличное корыто типа катер или рыболовное суденышко…
        Погоди, Слава, вперед не забегай! Что там у нас было после встречи с Вашуковым? А было еще несколько не менее интересных свиданий. Первое с каким-то облезлым мужичонкой из ФСБ, - капитан Катков чуть заметно усмехнулся и, мысленно устыдившись своей явной предвзятости к людям из «сухопутного ведомства», поправился: - Да нормальный мужик, только немного занудливый. Потом было что-то вроде общего совещания. Как написали бы в протоколе или в… как же ее называют? А, в стенограмме! Так вот, написали бы, что «присутствовали»: спец из ФСБ, капитан первого ранга из разведки ВМФ, подполковник Вашуков, подполковник Орехов, бывший прапорщик Вострецов и… товарищи Скат и Тритон. Джексон в это время отсыпался в какой-то тихой гостинице, наверняка находящейся под сереньким крылышком ФСБ - высокое начальство порешило, что наемнику не стоит знать всех подробностей и тонкостей предстоящей операции. А название для акции придумали - Задорнов обмер бы от зависти: «Энигма»…
        Вот только доставать нам придется не шифровальный агрегат с немецкой подводной лодки, а два простых ящика со дна моря. Два длинных ящика, изготовленных русскими умельцами. Если еще точнее, то два советских ящика с упакованными в них торпедами… Да, Тритон еще спросил эфэсбэшника: мол, а почему бы эти ящики не подорвать на месте, и все дела? На что мужик довольно резонно ответил, что перед нами ставится задача не просто не допустить, чтобы секретные торпеды не попали в руки пиратов, а отследить и выявить всю международную сеть, в которой пираты играют всего лишь роль вульгарных разбойников.
        Как же он тогда сказал-то? Что-то вроде того, что цель операции состоит как раз в том, чтобы выяснить, кому в первую очередь пиратство выгодно, кто бандюг покрывает-прикрывает, снабжает оружием и информацией. Выяснить, собрать доказательства и поднять шум на весь мир, чтобы и телевидение, и газеты, и вся остальная шушера-мякина… Короче, нанести по сомалийскому пиратству «сокрушительный удар».
        Надо нанести - нанесем! Ясно, что народу много пашет, каждый делает свое дело, а нам с Валеркой досталась не самая плохая работа: смотаться в Мозамбик, понырять, поднять со дна ящики, помочь доставить их пиратам. Скрытая видеосъемка, клопы-жучки-маячки, а в конце… Нет, капитан, загадывать рановато. У нас ведь всегда так: гладко на бумаге, а на деле - сплошь ямы да овраги!»

«Боинг», без особого труда преодолевший девять тысяч верст с лишним, прилетел в Мапуту точно по расписанию, благополучно приземлился и, высадив пассажиров, был отбуксирован тягачом на стоянку, где и затих, устало опустив натруженные крылья и беззвучно отдуваясь после нелегкого перелета. Ни внештатных ситуаций, ни аварий - словно этот, изготовленный где-то по ту сторону Атлантики, лайнер и не знал, что в последнее время среди самолетов стало чуть ли не хорошим тоном время от времени падать, гореть и попадать в прочие нехорошие истории…
        На двух такси добрались до небольшого отеля «на три звездочки», где без проблем сняли три номера: отдельный для Джексона и еще два двухместных, в которых устроились боевые пловцы и Зимин с экс-прапорщиком. Когда сумки были разобраны, вещи определены по шкафам и все, словно по единодушному уговору, приняли душ с дороги, путешественники собрались на совет в номере Боба Джексона.
        - Итак, джентльмены, - медленно прохаживаясь по заметно потертому гостиничному ковру, открыл «совет в Филях» наемник, - Скат и Тритон отправляются в порт. Там есть отдельные пирсы - или как там они называются - для частных судов, яхт и катеров. Выберете что-нибудь подходящее и зафрахтуете на… Мистер Зимин, когда ожидается приход в местные воды ваших друзей из Сомали?
        - Если верить шефу, то дня через два они должны быть здесь, - без особой уверенности ответил бритоголовый. - Если ничего экстраординарного не случится…
        - Значит, зафрахтуете судно на две недели, - не стал экономить чужие деньги Джексон. - Мистер Вострецофф и экс-майор таким же образом берут в аренду две машины. Нужны, думаю, микроавтобус и джип. Помощнее. Согласны, Вострецофф?
        - Да, нормально будет: и народу сколько надо влезет, и снаряжение будет куда положить, - согласно кивнул прапорщик.
        - А что будете делать вы, мистер Джексон? - не скрывая недовольства, спросил Зимин, которого, несмотря на все предыдущие договоренности, не очень-то радовало и устраивало то обстоятельство, что командовать группой будет этот малопонятный наемник.
        - Отличный вопрос и вовремя задан, - доставая из пачки сигарету и прикуривая, похвалил бритоголового Джексон. Выпустил в потолок длинную струйку дыма и неожиданно предложил: - Мистер бывший майор, подойдите, пожалуйста, к окну.
        Зимин недоуменно переглянулся с хранившими спокойное молчание товарищами по будущему предприятию и, независимо пожав плечами, подошел к окну, из которого открывался вид на недалекую прибрежную полосу океана, вдоль которой колыхались под свежим ветерком рослые пальмы.
        - Что вы там видите?
        - Берег вижу, пальмы, море…
        - Ваши глаза вас не обманывают, мистер Зимин, - благосклонно наклонил голову наемник и, постепенно добавляя в голос жесткости, продолжил: - Хочу вам напомнить, что Москва далеко - это раз. Как человек некогда военный, вы должны понимать, что командир может быть только один - это два. Как, впрочем, и капитан на судне… Есть хороший русский анекдот, в котором рассказывается о проведенном в одном королевстве конкурсе на лучшую конституцию. Победил вариант из двух пунктов. В первом было написано: «Король всегда прав». Во втором: «Если король неправ, смотри пункт первый…» Я достаточно ясно излагаю? Вы хорошо меня понимаете?
        - Да, я все услышал и все понял… мистер Джексон, - сдержанно ответил Зимин и лишь очень внимательный слушатель уловил бы в его голосе глубоко скрытую угрозу вроде той, что обычно кричат друг другу повздорившие мальчишки: «Ну, погоди, зараза! Мы еще посмотрим…»
        - Отлично, - не обращая внимания на недовольство бывшего майора, подытожил наемник. - Мне плевать, какие там тайные указания вы получили от своих боссов, но здесь вы связной, посредник и наблюдатель - не более. Да, и вот еще что… Если я вдруг совершенно случайно обнаружу в своем номере что-либо похожее на прослушку или вдруг увижу вас подсматривающим в замочную скважину, то предупреждаю честно: я сверну вам башку как глупому цыпленку. Кстати, на время операции присваиваю вам позывной «Лысый».
        - Почему именно Лысый? - зло заиграл желваками Зимин под сдержанные смешки боевых пловцов.
        - Ну не волосатый же, - ухмыльнулся Джексон и потянулся за новой сигаретой. - Да ладно вам, майор! Не злитесь - я просто пошутил. В конце концов, все мы сейчас в одной лодке, и нам нужно сделать свое дело. И сделать его хорошо. Так что за работу, джентльмены!

…Мапуту особого впечатления на Каткова не произвел. Обычный город-«миллионер» на берегу теплого океана, возникший еще во времена португальской колонизации. Как и в остальных подобного типа городах, в Мапуту было странным и причудливым образом намешано всего понемножку: и вполне современные высотки и стеклянно-бетонные громады центра, и слегка облезлые исторические «достопримечательности» колониального периода, и гораздо менее блестящие окраины с их бедноватыми, неухоженными кварталами. При желании без особого труда можно было отыскать и откровенные трущобы с отвратительными дорогами и заросшими бурьяном помойками - но это в принципе можно с легкостью найти и во многих российских городах.
        Скат неожиданно поймал себя на мысли, что нечто подобное он видел и в Венесуэле, и в других странах - только там разве что зелени было побольше и была она поярче, побогаче. А так в принципе то же самое: голубое небо, синий океан, серо-желтый песок и мохнатые метелки пальм. Хотя нет, тут же поправил себя капитан, есть разница. Оказывается, морская вода везде разных оттенков. В лагунах островов Океании море нежно-лазоревого, чуть зеленоватого цвета, воды Карибского бассейна - светло-голубые с синевой. Океан у берегов Мозамбика почему-то был серовато-свинцового колера, напоминавшего о холодных водах северной Балтики в сырые осенние дни…
        В порту, где Катков и Троянов без особого труда разыскали обширную стоянку разнокалиберных судов и суденышек на все вкусы, общая картина и впечатления также до смешного напоминали уже виденное в других местах: пирсы, причалы, жирафоподобные грузовые краны, снующие туда-сюда буксиры; усталые, облезлые корабли с ржавыми потеками на высоких бортах; бестолковая суета человеческого муравейника, для которого порядок и красота так, вероятно, и останутся недостижимой мечтой.
        Приглядев нечто подходящее, боевые пловцы расспросили темнокожего аборигена, возившегося неподалеку с мотором одного из рыбачьих баркасов, и отправились прямиком в небольшую конторку, где за совсем смешные деньги взяли в аренду судно. Плавсредство, выбранное Катковым и мичманом, являло собой нечто среднее между мощным катером и небольшим сейнером: метров семь в длину, приличная ширина, небольшая посадка и достаточно сильный двигатель.
        - Узлов двадцать, пожалуй, даст, - гоняя двигатель на холостых оборотах и прислушиваясь, как послушно взрыкивает басом силовая установка, по-английски заявил Троянов, поворачиваясь всем корпусом к напарнику.
        - Двадцать пять даст! - горячо заверил «представитель фирмы» и для убедительности даже показал на пальцах. - Двадцать пять узлов! Это тридцать семь километров в час…
        - Врет, конечно, но мы это ржавое корыто берем, - не обращая внимания на угодливо заглядывающего в глаза клиентам представителя, завершил осмотр Скат.

…Почти в те же самые минуты во дворе фирмы по прокату автомобилей бывший прапорщик Вострецов так же гонял на всех режимах двигатель солидного внедорожника неопределенной национальности. Несмотря на явно не юный возраст, джип Михаилу понравился, и тот, почти слово в слово повторяя слова капитана Каткова, сказал, обращаясь к мрачновато-безразлично стоявшему рядом Зимину:
        - Берем! Не «Лендровер», конечно, но тачка вполне ничего, живая… Ну что, тогда сейчас бумаги оформим, какие там надо, и поехали? Я этот погоню, а ты в микроавтобус садись. Поладишь?
        - Да уж как-нибудь, - недружелюбно проворчал экс-майор. - Небось не самолет.
        На оформление бумаг ушло минут двадцать, после чего Вострецов уселся за руль джипа и выехал со стоянки. Если бы прапорщик был бойцом спецназа или оперативником, то он наверняка вспомнил бы одно из главных правил боевой работы: никогда не оставлять вероятного противника за спиной. Но Михаил с оперативной работой был совершенно не знаком и поэтому откровенно насмешливый и одновременно ненавидящий взгляд Зимина, которым тот провожал уезжавший джип, просто не заметил…

18. Мозамбик, километров пятьдесят к юго-востоку от Мапуту, начало июля 2010 года
        Колеса джипа, обутые в широкопрофильные шины, легко подминали под себя желтовато-бурую траву саванны и послушно катили автомобиль туда, куда его направляли профессионально небрежно придерживавшие баранку узловатые пальцы прапорщика Вострецова. Рядом на сиденье восседал как всегда чем-то недовольный Зимин, водрузивший на бритую голову широкополую тропическую панаму и со скукой во взгляде посматривавший на проплывающие мимо пейзажи. Красочного и веселого в безжизненных, заросших травой просторах, действительно, было мало. Если быть точным, то и вообще ничего похожего на бодренькие рекламные картинки в стлавшейся под колеса саванне не было. Правда, небрежно развалившегося на заднем сиденье Джексона эта серая скукота, видимо, заботила и удручала мало - наемник вполне узнаваемо безмятежно насвистывал старый хит под африканским названием «Марракеш».
        - Ну что, долго мы еще бензин жечь будем? - не выдержал экс-майор, бросив взгляд на стрелки часов, предусмотрительно переведенных на местное время еще в салоне самолета. - Уже черт знает сколько времени по этой степи крутимся, а ты все место найти не можешь! Следопыт хренов…
        - Сильно умный? Так садись сам за руль и ищи! - огрызнулся Вострецов, раздраженно прижимая педаль газа. - Вроде все то и едем правильно… Во! Вон вроде то место, где нас вертолет гонял! Только что-то никаких ржавых обломков ни от «ЗИЛа», ни от
«уазика»…
        - Ну, значит, местные железо собрали и в утиль сдали, - заметил Джексон. - Так это точно то место?
        - Да вроде то, - не очень уверенно ответил прапорщик, вдруг почувствовавший, как затылок начинает стягивать холодом. Да, точно, то самое… Вон, и пригорки вроде знакомые, и здорово подросшие стайки кустов, и одинокое бутылочное дерево… На секунду показалось, что в ровный шум двигателя вездехода вклинилось лопочущее
«шух-шух-шух» вертолетных лопастей, и сердце тут же неровно дернулось и на мгновение замерло… - Не, точно то!
        - Ну, раз то, тогда сколько километров до того вашего берега осталось? - спросил Джексон, имея в виду, конечно, тот самый берег, с которого почти двадцать лет назад Вострецов и его темнокожий напарник сбросили в океан ящики с торпедами.
        - Километров шесть-семь, - вновь неуверенно ответил Михаил, морща лоб, отчего вдруг стал удивительно похожим на очень немолодого грустного шимпанзе. Сходство было таким разительным, что Джексон как-то странно усмехнулся и вдруг задал неожиданный вопрос:
        - Слушай, Майкл, а ведь ты, как я знаю с твоих же слов, сначала послал нашего полковника вместе с его предложением. Что же заставило тебя вдруг изменить свое решение?
        - Да не вдруг, - не отрывая взгляда от «дороги», ответил прапорщик, выслушав перевод Зимина, незаметно, что называется, навострившего уши. - Я сначала ляпнул, а потом подумал-подумал… Всю жизнь пахал как проклятый, а так и не смог для своей семьи создать крохотный оазис благополучия… Подумал и решил: да пусть и в самом деле хоть весь этот поганый мир сдохнет, а я все-таки попробую урвать свой кусок счастья! Пока оно само в руки плывет…
        - Как бы, ребята, нам это счастье руки по самый локоть не отхватило, - сумрачно сплюнул в сторону Зимин. - Что-то у меня предчувствие нехорошее…
        - Не плачь, бывший майор, - покровительственно хлопнул бандита по плечу Джексон. - Все будет о’кей! Запомни: Кондор в сомнительные дела никогда не лезет. У меня нюх на неудачи. А мои боевые пловцы, если понадобится, всю Африку в океан загонят и добела отмыться заставят! А я им помогу.
        - Все, приехали, - плавно выжимая педаль тормоза, объявил Вострецов и выключил натруженный двигатель. - На сто процентов не поручусь, но вроде бы то самое место. Вон туда мы «зилка» подгоняли и ящики вниз сбрасывали…
        На несколько мгновений повисла непривычная тишина, а затем путешественники выбрались из машины, разминая ноги и спины и оглядывая видневшийся метрах в двадцати впереди поросший травой обрыв и раскинувшуюся до самого горизонта серо-синеватую полосу океана.
        Джексон достал из нагрудного кармана сигареты, закурил, из другого кармана выудил крупномасштабную карту, разложил на горячем капоте джипа и, еще раз окинув взглядом берег, с некоторым сомнением ткнул в карту пальцем.
        - Тогда мы сейчас здесь. Если, конечно, эта карта не врет… Ну что ж, будем звонить нашим отважным мореходам, - в руке наемника появился извлеченный из очередного кармана спутниковый телефон с толстенькой и короткой антенной. Набрав номер, Джексон несколько долгих секунд ждал ответа; дождался и, посматривая на часы, спросил: - Так вы сейчас где примерно? Да по карте, конечно, - вот она передо мной лежит. Ага, понятно - это миль девять-двенадцать… Сейчас, погоди, не отключайся - я еще по компу посмотрю. Мистер Зимин, достаньте ноутбук и включите его, пожалуйста… Как ваше корыто? SOS еще не орете в эфире? Сейчас, минуту…
        Зимин молча аккуратно поставил перед Джексоном открытый ноутбук и встал рядом, с интересом всматриваясь в экран, где после ловких манипуляций наемника появилась карта, на которой без особого труда можно было угадать ломаную линию берега и две маленькие точки: красную и зеленую. Красная вроде бы стояла на месте, а зеленая, подобно минутной стрелке, неуловимо для взгляда, но все же двигалась по экранной карте слева направо. Джексон удовлетворенно кивнул и тут же, небрежно смяв бумажную карту местного производства, отбросил ее в сторону.
        - Так, слушай меня! Вы от нас сейчас примерно в семи милях. Скоро мы увидим друг друга. Как только я ваше судно засеку, дам оранжевый фальш-файер… Все, отбой связи!
        Суденышко Ската и Тритона троица, дожидавшаяся на обрыве, увидела минут через пятнадцать, после чего Зимин по приказу Джексона тут же запалил сигнальную шашку, и в синее небо очень красивой неровной струйкой потянулся ярко-оранжевый дым. Катер прошел оставшееся до точки рандеву расстояние и стал на якорь метрах в восьмидесяти от высокого скалистого берега, в который лениво плескал серыми волнами слабый прибой.
        На берегу к этому времени уже успели всё приготовить к встрече: была до тугого звона накачана резиновая лодка, предусмотрительно купленная в местном магазине спортивных и охотничьих принадлежностей, а Джексон затягивал страховочный пояс, проверял карабины и разматывал прочный капроновый трос, по которому намеревался спуститься вниз, к воде.
        - Так, джентльмены! - подойдя к краю обрыва, прикинул наемник. - Тут всего-то метров пятнадцать… Сейчас я спущусь и встану вон на том уступе. А вы таким же образом спустите мне вниз лодку и весла. Майкл, подгоняй-ка джип поближе: трос я хочу привязать к бамперу.
        - Мы могли бы веревку и руками придерживать и потихоньку стравливать, - холодно сказал Зимин и презрительно-насмешливо прищурился: - Или вы нам обоим не доверяете?
        - Я, майор, никогда и никому не доверяю, - отрезал наемник, каким-то мудреным узлом закрепляя на швеллере бампера подогнанного автомобиля трос и с силой пробуя страховку на прочность. - Возможно, именно поэтому и живой до сих пор. Все, я пошел…
        Для пущей уверенности Вострецов поставил джип к линии берега боком, да еще и нажимал на тормоз до тех пор, пока веревка не ослабла и пару раз дернулась, сигнализируя о том, что Джексон благополучно спустился на свой уступ у самой кромки прибоя. К освобожденной веревке тут же была привязана лодка вместе с коротенькими веслами, и уже минут через пять Михаил и Зимин наблюдали, как наемник не очень-то ловко борется с волнами, пытаясь поскорее выбраться на более спокойную чистую воду и погрести дальше, к видневшемуся неподалеку катеру…
        - Добро пожаловать на борт нашего линкора, адмирал, - Скат шутливо отдал честь на американский манер, помогая Джексону перебраться из вертлявой «резинки» на носовую палубу своего судна. - Смотрю, у вас не очень-то получается с греблей.
        - Фу-уу! - облегченно выдохнул наемник, присаживаясь прямо на деревянный настил и предоставляя Каткову почетную обязанность принайтовать надувную лодку к небольшому носовому кнехту. - Оказывается, по пустыне и то легче бегать! В Венесуэле мы, помнится, все больше на моторках плавали. То есть, сорри, ходили… Как добрались?
        - Нормально. Корыто вполне себе ничего, да и мотор в норме, тянет, - кивнул Скат и, в свою очередь, спросил: - Ну, что прапор говорит? То место? Можно начинать работать?
        - Говорит, то, - закуривая, подтвердил Джексон и с удовольствием затянулся дымом. - Так что можете спуститься и посмотреть, какие там внизу кораллы растут…
        Гидрокостюмы, акваланги и прочее необходимое оборудование были загодя куплены в самом обычном магазине для дайверов, где, как оказалось, можно было не только купить снаряжение, изготовленное лучшими фирмами мира, но и за чисто символическую плату зарядить опустевшие баллоны свежей дыхательной смесью.
        Джексон оставался на борту, а Зимин и Вострецов внимательно наблюдали с высокого берега, как боевые пловцы, почти неотличимые друг от друга в своих инопланетных нарядах, довершенных длинными ластами и угловатыми масками, один за другим упали спиной вперед за борт и исчезли в мерно вздымавшейся серо-синей океанской воде.
        Наемник, почти не отрываясь, всматривался в колышущуюся водную гладь, наблюдая, как на поверхности иногда рассыпаются мелкие стайки воздушных пузырьков, указывавшие место, где в данную минуту находятся пловцы. «Почти» потому, что Джексону было велено обязательно присматривать за двумя якорными цепями, собранными из мелких звеньев: сорвется якорь с грунта или лопнет цепь, - лодку может швырнуть на каменистый берег и если не разбить, то здорово помять.
        Рядом с блестящим черным бортом надувной лодки, напоминающим спину гигантского дельфина, на поверхность вдруг вынырнул круглый черный поплавок с большим стеклянным глазом. Вслед за поплавком показались обтянутые прорезиненной тканью гидрокостюма широкие плечи - и Скат, придерживаясь за округлый борт «резинки», вынул изо рта загубник дыхательного аппарата и вздернул на лоб маску с мокро поблескивающим стеклом.
        - Ну, что там? - Джексон потянулся за новой сигаретой.
        - Глухо пока, - Скат, устало гримасничая, жадно хватал ртом свежий влажный воздух. Повернул голову направо, отыскивая взглядом Троянова; не увидел и пожаловался: - Там видимость совсем хреновая - метра три, не больше. Прибой муть гоняет, чтоб его… Ящики, по идее, тяжелые, уволочь или передвинуть течением их никак бы не должно. Ну ладно, я пошел дальше шарить…
        Прошло еще часа три с небольшим, в течение которых боевые пловцы несколько раз поднимались на поверхность, прежде чем вынырнувший рядом с лодкой старший мичман Троянов устало сбросил маску и с победной улыбкой показал сложенные в нолик большой и указательный пальцы.
        - Есть, босс! - переваливаясь через борт «резинки» и перебираясь затем на палубу основной посудины, сообщил он. - Маленько ошибся наш прапорщик. Знаешь, где я их нашел? Вон там, считай, почти в километре отсюда. Все на месте! Лежат наши ящички. На вид вроде целые и невредимые. Если шторма в ближайшие дни не будет, то, думаю, поднять их можно без особых проблем. Правда, есть одно серьезное «но»…
        - Какое еще «но»? - недовольно нахмурился Джексон, глубоко затягиваясь дымом и сердито выдыхая в сторону голубоватое облачко.
        - Кто знает, что там могло стать с взрывателями и с системой самоликвидации во время удара, когда торпеды с обрыва скидывали…
        - Ты что, хочешь сказать, что они во время подъема могут…
        - Могут, - просто кивнул мичман. - Лежалый товар может выкинуть любую подлянку…

19. Около двадцати морских миль к юго-востоку от Мапуту, начало июля 2010 года
        Средний рыболовный траулер - так примерно можно было бы назвать это судно, судя по габаритам и оснастке, - деловито бухтел машиной и, плавно поднимаясь и опускаясь на широких и пологих океанских волнах, неторопливо шел курсом на юго-запад. Слева в синевато-белесой дымке тянулся далекий мозамбикский берег.
        - Сколько еще осталось? - опуская морской бинокль с сильной цейсовской оптикой, поинтересовался у рулевого темнокожий крепкий мужчина в обычной ветровке и в еще более обычных парусиновых джинсах - Мохаммад по понятной причине сменил свой обычный камуфляж на тряпки, более подходящие простому рыбаку. - Один Аллах ведает, как же мне надоело это тайное путешествие Синдбада!
        - Еще миль десять, капитан, - после короткой заминки ответил рулевой, по совместительству исполнявший и обязанности штурмана. - Почему тайное, кэп? У нас все судовые бумаги и документы в полном порядке! Обычный сейнер, приспособленный под научно-исследовательское судно. А то, что в территориальных водах этого драного Мозамбика, так если береговая охрана прицепится, мы всегда можем на шторм или на неисправное оборудование сослаться. Ты же знаешь, что у нас и спутниковая связь барахлит иногда, и радар, и шайтан знает, что еще…
        - Да кому мы нужны здесь, - без особых эмоций отозвался Мохаммад и пояснил: - Просто я не уверен, что наше предприятие закончится благополучно. Есть у меня предчувствие нехорошее. Не верю я всяким наемникам - они, собаки грязные, за десятку долларов продадут кого угодно и когда угодно!
        - Все в руках Всевышнего, уважаемый, - почтительно наклонил голову рулевой и повернул штурвал, на несколько градусов корректируя курс и уходя мористее.
        - Иншалла, - согласно кивнул капитан и провел ладонями по лицу, - на все воля Аллаха…
        Видимо, Всевышний в этот день был на стороне Мохаммада и его людей: прошло около часа - и командир пиратов с помощью своего бинокля уже подробно рассмотрел стоявшее на якоре почти у самого обрывистого берега неведомое суденышко. Чуть выше и левее на травянистой кромке обрыва на бледно-голубом фоне неба четко вырисовывался силуэт автомобиля - судя по очертаниям, мощный внедорожник.
        - Если наши друзья из Лондона не ошиблись с координатами, то это корыто, вполне возможно, и есть то, что нам нужно, - Мохаммад подхватил со штурманского столика ракетницу и переломил толстый ствол, проверяя, с ракетой того ли цвета вставлен патрон. Все верно, сигнал был правильный, заранее условленный. Выйдя из рубки на открытую палубу, мужчина поднял ракетницу и нажал спуск: в небо, оставляя светло-дымовой след, рванулась ярко-зеленая ракета. Через минуту с берега последовал ответный сигнал - тоже зеленый.
        - Слава Аллаху, это они, - Мохаммад вернулся в рубку и, небрежно швыряя ракетницу на столик, скомандовал: - Давай поближе к их баркасу… или что там у них…
        На взаимное настороженное обнюхивание у двух «волчьих стай» ушло совсем немного времени. А в том, что перед ним настоящие матерые волки, Мохаммад ни секунды не усомнился. По едва уловимым, но хорошо известным посвященным признакам полицейские всех стран почти мгновенно вычисляют в толпе тех, кто имел сомнительное удовольствие несколько лет провести в тюрьме. Уголовники, в свою очередь, так же быстро определяют служителей закона. То же самое можно сказать и о тех, для кого профессией стала война. Люди, не понаслышке знающие, как выглядит смерть, сразу узнают друг друга по особому, знающему взгляду - это трудно объяснить, но, тем не менее, так оно и есть.
        Переговоры быстро закончились и началась работа: до темноты оставалось не так уж и много времени, а сделать нужно было многое.
        Компрессор усердно молотил поршнем, нагнетая воздух в мятую гору прочной прорезиненной ткани, и вскоре гора начала расти в объеме, медленными рывками расправляться, превращаясь в солидных размеров надувной понтон. Когда он, надежно закрепленный на растяжках и угловых якорях, почти недвижно лег на широкую морскую спину, на него тут же были переправлены две ручные лебедки, с помощью которых и должен был осуществиться подъем затопленных ящиков. У лебедок встали люди из команды Мохаммада, а со стороны отряда Джексона в дело вступили Скат и Тритон, уже облаченные в свои гидрокостюмы и полное снаряжение. Задача боевых пловцов была самой что ни на есть мирной: подвести тросы под ящики и присмотреть за тем, чтобы подъем прошел без происшествий вроде соскользнувшего троса или чего-либо подобного.
        Капитан Катков - как, впрочем, и старший мичман Троянов, прошедший курс подрывного дела и не раз занимавшийся как постановкой мин, так и разминированием, - свою задачу простенькой не считал. Не считал именно по той причине, что слишком хорошо представлял, чем может грозить неразорвавшийся снаряд или авиабомба. Во время хранения на складе та же мина спокойно полеживает себе на стеллаже или в уютном прочном ящике и практически безопасна, пока в ее корпус не ввинчен взрыватель и мина не поставлена на боевой взвод. Но если приличных размеров боеприпас по какой-либо причине падал-кувыркался… Ни один сапер не сможет поручиться за то, что взрывное устройство в полном порядке. Вполне может статься и так, что легкого комариного чиха будет достаточно, чтобы поврежденный и, вполне возможно, замерший на полпути взрыватель завершил свою работу.
        Глубина была метров двенадцать, течения как такового не ощущалось, зато отчетливо было видно, как мутная грязно-серая толща воды колышет еще более мутные, расплывчатые облака грунта - не то поднятого со дна, не то приносимого откатной волной со стороны каменистого берега. В голубоватом свете сильных фонарей, которыми пользовались пловцы, лежавшие метрах в трех друг от друга длинные ящики были хорошо видны. Скат, сжимая в руке конец мягкого и гибкого троса, подплыл к первому ящику. Несильно работая длинными ластами, чтобы удержаться на месте, схватился свободной рукой за угол и попытался подсунуть трос под ящик - ничего не получилось, днище сантиметров на двадцать-тридцать утопало в грунте. Попытка проделать то же самое на другом конце ящика оказалась более успешной. Катков подал знак Тритону; тот подплыл к торцу ящика, схватился за нижние углы и, упираясь ногами в грунт, максимально осторожно, буквально сантиметр за сантиметром начал приподнимать упакованную в дерево торпеду. Катков также по чуть-чуть продвигал вдоль корпуса заведенную под днище петлю…
        Наконец, оба троса были накрепко затянуты надежными петлями-узлами, и пловцы, с силой работая руками и ногами, устремились к светлой колышущейся поверхности. Вынырнув, Скат показал на пальцах «о’кей» и вместе с напарником торопливо устремился подальше от понтона - под прикрытие корпуса своей лодки, с борта которой за операцией подъема бесстрастно наблюдал Джексон.
        Стоявшие у лебедок бандиты - а по совместительству и матросы капитана Мохаммада - проводили взглядами аквалангистов и вопросительно посмотрели на своего командира и капитана. Тот молча кивнул и большим пальцем показал международный жест, означающий «вира помалу!».
        Заработали лебедки, наматывая на маленькие барабаны тросы. Вскоре слабина была выбрана; тросы потихоньку натянулись, дрогнули раз-другой и плавно, виток за витком наматываясь на барабаны, потянули из глубины опасный груз. Из воды показался ящик; еще минута, и матросы аккуратно завели и опустили его на понтон.
        Джексон, сохраняя внешнее спокойствие и полное безразличие, все же внутренне дрогнул, когда увидел, как Мохаммад ловко спрыгнул в надувную лодку и, быстро преодолев разделявшие судно бандитов и понтон три десятка метров, перебрался на плавучую площадку и начал тщательно осматривать мокрый, облепленный илом и ракушками ящик. «Научное судно» в это время отработало машиной «малый назад» и предусмотрительно отошло подальше от опасного понтона.
        В руках пиратского главаря появился самый обычный топорик, и сомалиец без долгих раздумий начал умело вскрывать крышку, под которой прятался желанный приз. С противным визгом и скрипом поддались лезвию топора какие-то хитрые, винтообразные гвозди. Вскоре Мохаммад аккуратно отложил в сторону дощатую крышку и начал вытаскивать из ящика гидроизоляционный слой и прочие упаковочные материалы, оберегавшие длинное и узкое туловище торпеды. Наконец, с помощью остальных находившихся на понтоне пиратов торпеда была извлечена из ящика и с максимальными предосторожностями размещена на брезенте, уложенном в несколько слоев.

«Какой, однако, смелый мальчик, - мысленно одобрительно хмыкнул Джексон, которому, естественно, ничего не было известно о том, что сомалиец в прошлом окончил советское военно-морское училище. - Не вздумалось бы ему по корпусу топором постучать - типа правильно ли звенит…»
        Мохаммад стучать по корпусу, конечно же, не стал. Зато чуть ли не по сантиметру просмотрел все швы, крепления, таблички - все было в полной сохранности, без малейших следов повреждений, ржавчины или сырости. Умели на заводах оборонки упаковывать боеприпасы должным образом… После поверхностного осмотра в руках сомалийца блеснула отвертка, и исследование торпеды было продолжено. Мохаммад явно со знанием дела откручивал какие-то лючки, все осматривал и одобрительно кивал. Примерно через час торпеда с прежними предосторожностями снова была уложена в ящик и с помощью стреловидного крана перегружена на базовое судно.
        - Все о’кей, джентльмены, - объявил Мохаммад во всеуслышание и обратился непосредственно к Джексону: - Командуйте, сэр! Ваши люди могут начинать работу со вторым ящиком.
        Прошло еще часа полтора, и опасная, напряженная работа была закончена: обе торпеды перегружены на палубу пиратского судна, понтон демонтирован и уложен в трюм. Все оказалось даже проще и обыденнее, чем можно было себе представить. Скат, уже переодевшийся в обычную одежду, устало кивнул в сторону сомалийского судна, на котором заканчивались под руководством Мохаммада авральные работы по подготовке к обратному рейсу, и спросил у Джексона:
        - И что дальше? Так просто и расстанемся? А если им предложить услуги опытных боевых пловцов, а? Может, клюнут…
        На заманчивое предложение главарь пиратов дал весьма своеобразный ответ. Когда пловцы и Джексон подгребли на надувной лодке к борту сомалийца и объявили о своем намерении переговорить с капитаном, тот появился в сопровождении двух молчаливых бойцов, сжимавших в жилистых руках автоматы Калашникова. Явно намекая именно на этот «весомый автоматический аргумент», Мохаммад, едва выслушав предложение Джексона, отрицательно покачал головой.
        - Нет, джентльмены! Я не беру на работу чужаков - даже таких несомненно опытных и достойных, как вы. Благодарю за помощь, но на этом наше сотрудничество и заканчивается. С вашими хозяевами я полностью рассчитался - дальше это уже ваши дела. Так что прощайте, и да хранит вас Аллах!
        Провожая взглядами медленно таявший где-то у кромки горизонта корабль сомалийцев, Джексон пробормотал что-то вроде «еще не вечер» и знаком подозвал к себе Ската и Тритона. Показывая на ярко-оранжевую точку на экране дисплея ноутбука, он неторопливо прикурил сигарету и довольно кивнул:
        - Работает, собака. Вы куда маячки присобачили, господа тюлени?
        - Да как и договаривались: по одному втиснули между досок ящиков с торпедами, еще один пришлепнули к днищу судна, - Скат задумчиво посмотрел на экран и неуверенно добавил: - Не знаю, босс… В общем, что-то мне не нравится, а что - толком понять не могу. Как-то все очень уж просто у нас получается: прилетели, нырнули, нашли, достали и отдали…
        - И что тебе не нравится? - недоуменно пожал плечами наемник. - Радоваться надо, что все так гладко прошло.
        - Да я радуюсь… - рассеянно пробормотал Катков и вдруг спросил: - А ты помнишь, как наши отцы-командиры и эфэсбэшники сначала нашу операцию назвали? А, тебя на том инструктаже не было… Так вот, сначала был «Африканский гамбит», а потом уже придумали «Энигму».
        - И что? Не вижу разницы. Детские игрушки - спецслужбы такие красивости любят.
        - Ты в шахматы не играешь?
        - Я в покер предпочитаю или в блек-джек, - в глазах Джексона наконец-то мелькнуло что-то наподобие заинтересованности. - Ты к чему клонишь, пловец?
        - К тому, что гамбит - это когда в игре жертвуют пешку или фигуру ради выигрышной позиции или для обострения ситуации. Знать бы еще точно, кто мы в этой партии…
        - Ладно, - пристукнул ладонью по кромке низенького фальшборта наемник и выбросил за борт мелькнувший красной рассыпчатой звездочкой окурок, - завтра попробуем разобраться, кто у нас пешки, а кто эти… ферзи. Мне тоже, между прочим, показалось странным, что наш пират черномазый как-то слишком уж уверенно торпеды проверял - так, словно точные схемы уже видел-изучал. Может быть, в Москве у ваших крот сидит и подробные чертежи этим гадам переслал давным-давно… Ладно, темно уже. Я, пожалуй, здесь с вами переночую - неохота на берег выбираться. Да там и спать-то особенно негде: в джипе и для экс-майора с экс-прапорщиком места мало…

…Вострецов умер почти мгновенно: Зимин сильной ладонью крепко зажал спящему прапорщику рот и рассчитанно точно ударил ножом в левую сторону груди. Тело Михаила коротко дернулось один-единственный раз и сразу же обмякло. Бритоголовый выдернул нож, не торопясь обтер клинок о рубашку убитого и, повернув голову в сторону океана, прислушался. Было тихо, если не считать стрекот каких-то насекомых в жесткой редкой траве и приглушенный шум прибоя, лениво накатывавшего на каменистый берег внизу под обрывом.
        Зимин достал из кармана мобильный телефон, пощелкал кнопками, набирая нужную комбинацию. На лице бывшего майора, подсвеченном нежно-зеленым светом дисплея, мелькнула мрачноватая и хищная полуулыбка-полугримаса.
        - Говоришь, король всегда прав? Ну-ну… Посмеиваются они, суки козлиные… Мы еще посмотрим, кто будет смеяться последним! Прощайте, ребятки…
        Одновременно с последними словами Зимин подошел почти к самому краю обрыва и нажал зеленую кнопочку вызова. В непроглядной темноте сначала вспыхнуло оранжево-синее облако, а долей секунды позже громыхнул тугой взрыв. Мимо головы бандита что-то тихо вжикнуло - вероятно, пролетел какой-нибудь мелкий обломок от погибшего баркаса.
        Зимин сплюнул в сторону океана и, круто разворачиваясь, направился к джипу…
        Часть вторая. Сафари по-русски

1. Балтийск, военно-морская база, конец июля 2010 года
        Специфика армейской службы такова, что Андрей Николаевич Вашуков порой слегка удивлялся и даже не сразу реагировал, когда к нему обращались по имени-отчеству. В чем, собственно, не было ничего необычного и странного, поскольку начиная с далекого восемьдесят третьего Вашуков сначала привыкал к обращению «товарищ курсант», потом пришла очередь лейтенанта и так далее - вплоть до сегодняшних подполковничьих звезд на погонах. Андреем Николаевичем подполковника именовали нечасто - разве что в минуты общения с равными по службе, или с командирами, да и то лишь тогда, когда беседа имела некий доверительный характер. Обычно же и командование, и товарищи, и уж тем более подчиненные обращались к Вашукову коротко и по-уставному: товарищ подполковник.
        И лишь двоим было позволено называть его иначе: жене Светлане и дочери Екатерине. Для них подполковник всегда оставался просто Андрюшей и папкой. Что с женой, что с дочерью Вашукову крепко повезло - обе прекрасно понимали, что такое служба и боевая работа, а посему по мере сил пытались создать боевому офицеру тыл крепкий и беспроблемный, надежный. Дом, то бишь квартира - как принято в Вооруженных силах, далеко не первый и не второй с начала службы, - всегда был для подполковника если и не крепостью, то уж надежной и тихой гаванью точно. Конечно, не всё и не всегда в жизни семьи Вашуковых выглядело так уж карамельно и идиллически, но, в общем и в целом, Андрей почти ни разу о своей женитьбе на Светлане не пожалел.

«Почти» случалось пару раз, но связано это было не с какими-то вульгарными изменами и прочими глупостями, коими так богата семейная жизнь, а с вещами сугубо скучными и прозаическими. Скучной прозой в данном случае Вашуков называл вынужденное пребывание в госпиталях, когда, глядя на осунувшуюся от переживаний и бессонницы жену, испытывал легкие угрызения совести из-за того, что в силу своей профессии доставляет Светке столько отнюдь не радостных минут. Вышла бы замуж за какого-нибудь врача или ученого, думалось подполковнику, - глядишь, и жизнь была бы поспокойнее…
        Так же практически ни разу подполковник Вашуков не пожалел и о выборе, который вполне сознательно сделал, поступив в военное училище. Мечтой было Рязанское воздушно-десантное, но, как выяснилось, конкурс туда был побольше, чем в отряд космонавтов, и Андрейка, сокрушенно вздохнув, выбрал дорогу чуть попроще: поступил в инженерно-саперное командное, в котором было отделение, готовившее спецов и для ВДВ. Уже в училище Вашуков узнал, что специалисты по минно-взрывному делу требуются практически во всех родах войск. И так уж сложилось, что вскоре после окончания училища молодой лейтенант ВДВ попал сначала в спецназ морской пехоты, а чуть позже и в элитное подразделение с красивым и вполне мирным названием
«Дельфин». Правда, задачи перед боевыми пловцами чаще всего ставились отнюдь не простые и не очень-то мирные…
        Служил Вашуков честно, за чужие спины никогда не прятался, награды аккуратно складывал дома в специальную коробочку - за все годы службы в «парадке» пришлось щеголять раза три-четыре, не больше. Кроме того, из соображений секретности некоторые ордена и вовсе было рекомендовано лишний раз не «светить», дабы избежать ненужных расспросов. Хотя какие уж там расспросы - в военных городках народ обычно подбирается понимающий и лишних вопросов никто и никому не задает.
        Справедливости ради стоит заметить, что некоторые сомнения в разумности действий высшего командования Вашукова за годы службы посещали не раз и не два, но подполковник успокаивал себя тем, что и лично он, и его подчиненные служат в таком подразделении, которое при любом раскладе останется элитным и востребованным…
        Новенький «уазик» с армейскими номерами миновал шлагбаум КПП и въехал во внутренний двор здания штаба. Скрипнув тормозами, мягко клюнул носом и остановился строго параллельно белой линии разметки, нанесенной на сером асфальте стоянки. Вашуков недовольно поморщился и, выходя из машины, проворчал, не глядя на водителя - молоденького морпеха в чистенькой, отутюженной форме:
        - На весь Балтийск тормозами визжишь! Ты председателя колхоза возишь или офицеров?
        - Так там, наверное, накладки, товарищ подполковник… - виновато пожал плечами боец, о председателях и о колхозах имевший по молодости лет весьма смутное представление, отчего и не способный в должной мере оценить сарказм отца-командира.
        - Сносились - замени! Разгильдяй… - Вашуков поправил берет, шумно выдохнул и направился к тяжелой высокой двери, за которой скрывались прохладные коридоры штаба военной базы Балтийска.
        Это старинное здание, оставшееся в наследство городу еще от Восточной Пруссии, скорые на слово журналисты непременно назвали бы пряничным домиком, намекая на старонемецкую архитектуру и типично европейскую раскраску: красную - черепицы, бело-розовую - стен. Но Вашукову при взгляде на массивные стены с затейливой формы арочными высокими окнами, больше напоминавшими бойницы средневекового замка, почему-то сразу вспоминалось слово «цитадель». И сразу же за «цитаделью» на ум приходил Бисмарк - как символ чего-то истинно по-немецки основательного и грубоватого…
        Проходя мимо осоловевшего от недосыпа дневального со штык-ножом на поясе, подполковник небрежно кивнул в ответ на уставное приветствие и поднялся на второй этаж, где в конце узкого и неправдоподобно тихого коридора располагалась дверь без номера, за которой прятался кабинет начальника местного разведотдела флота.

«Вот интересно, - неторопливо шагая по чистенькой ковровой дорожке темно-красного цвета, размышлял Вашуков, - сколько лет уже прошло, сколько начальников и командиров эти коридоры перевидали… А дорожки, наверное, такие же, как и во времена товарища Сталина были. Ну, или как в восьмидесятые в обкомовских коридорах. Все меняется, а вот атмосфера в таких коридорах и кабинетах, наверное, остается неизменной - строгой, любого заставляющей как-то невольно подобраться и настроиться на серьезный лад…»
        В «предбаннике» начальника отдела подполковник поздоровался с дамой средних лет с погонами мичмана на кремовой форменной рубашке и, кивая на дверь кабинета, спросил:
        - У себя? Мне на четырнадцать сорок…
        - Проходите, товарищ подполковник, - дама-референт, решительно ничем не напоминающая традиционный образ грудастой и длинноногой красотки, посмотрела на Вашукова с нескрываемым сочувствием и вполголоса сообщила: - Из штаба флота приехали, зело сердиты…
        - Разрешите? Товарищ капитан первого ранга… - козырнув, начал доклад Вашуков, но каперанг, не дослушав, перебил, досадливо морщась и указывая рукой на стул напротив:
        - Вижу, что прибыл. Проходи, присаживайся… - Он встал и, выдернув из розетки выпустивший густое облако пара чайник, начал заваривать чай: щедро сыпанул в стакан заварки, залил кипятком и прикрыл напиток фаянсовой крышечкой. - Чай будешь?
        - Спасибо, нет, - подполковник тронул пальцами влажный лоб, - и так пекло такое, что не знаешь, куда и деваться… У вас тут еще вполне сносно - стены по метру, прохладно.
        - Да, лето нынче, похоже, еще даст нам жизни… - Каперанг снова уселся за свой массивный стол, зачем-то передвинул лежавшую на краю пачку бумаг, взял в руки карандаш и, задумчиво поглядывая на остро отточенный грифель, сообщил: - Был я сегодня в штабе флота. Господа адмиралы шибко интересуются, что там у нас с операцией «Энигма»… В общем, дела наши хреновые, Николаевич. Сколько уже твои ребята на связь не выходят?
        - Две недели без малого, - помрачнел Вашуков. - Если точно, то двенадцать дней и шестнадцать часов.
        - И что скажешь, подполковник?
        - То же, что и неделю назад: что-то там не так пошло…
        - Не так… - Каперанг задумчиво пожевал губами и задал новый вопрос: - А не могли они в целях, так сказать, особой конспирации уйти на дно, затихариться? Мало ли там что?
        - Исключено, товарищ полковник, - твердо заявил Вашуков. Каперанг хотя и носил морскую форму, но не возражал, когда его именовали на «сухопутный манер». Вполне возможно, военное училище, в котором полковник осваивал азы разведработы, не имело ничего общего с морской тематикой. - Они ведь не какие-нибудь дайверы-разгильдяи, а люди военные - по-любому нашли бы возможность выйти на связь.
        - В общем, думаю, ты прав, - каперанг раздраженно стукнул карандашом по столу и отхлебнул глоток чая. Обжегся, тихо чертыхнулся и отставил стакан. - Из Службы внешней разведки информация поступила… Короче, на берегу океана был обнаружен труп некоего гражданина. В машине. Зарезали мужика. И, судя по всему, этот мужик - наш бывший прапорщик Вострецов. Такие вот дела, товарищ подполковник.
        - А… остальные? - Вашуков с опаской посмотрел на полковника, вновь принявшегося за свой чай.
        - Как в воду канули. Наши компьютерщики пошарили в базах данных отеля, где они останавливались, - никто из них не выписался. Все тихо и благолепно. Подать в розыск мы их, естественно, не можем: сам помнишь, что паспорта у них были очень даже не российские…
        - А базы данных аэропортов?
        - Правильно мыслишь, но там ничего нарыть не удалось, как я понял… - Полковник допил свой чай и снова принялся терзать ни в чем не повинный карандаш. - Как ни прискорбно, но приходится признать, что операция наша, похоже, со страшным треском провалилась. И у адмиралов-генералов, дававших добро на продажу торпед, теперь появилась новая забота…
        - Поскорее прикрыть мощным щитом свои… погоны и мягкие места, - догадливо кивнул Вашуков. - Быстренько сообразили, что, по сути, отдали в руки террористов нешуточное оружие. И теперь прикидывают, что будет, если эти моджахеды шандарахнут нашей торпедой по какому-нибудь очень солидному транспорту. Так, нет?
        - Именно, - невесело хмыкнул разведчик. - Мы-то планировали отследить цепь, а потом вывести всех на чистую воду, так сказать, и с помощью журналистов шум поднять…
        - А карта, похоже, ложится так, что шум может подняться по поводу того, что Россия тайком снабжает злобных пиратов оружием, так?
        - И снова в точку, Николаевич. Так что надо спасать положение. Причем срочно. Уточняю: спасать надо не мягкие места генералов, как ты изящно выразился, а престиж и честное имя страны. И, поверь, я сейчас не впадаю в какой-то там пафос! Мне, как и тебе, на генеральские тревоги, по большому счету, плевать, а вот на доброе имя страны - нет. Мне может многое не нравиться, но мы с тобой присягу давали… ну, и все остальное - сам не маленький, понимаешь.
        - Понимаю, - снова кивнул Вашуков, уже не первый день терзавшийся сомнениями и тягостной неизвестностью.
        Опыт и чутье подсказывали, что, скорее всего, все там, в Мозамбике, пошло наперекосяк, но чисто по-человечески в плохой исход операции верить не хотелось - оставалась еще зыбкая надежда, что все еще как-то образуется и Скат с ребятами объявятся живы и здоровы. Ну просто не могло быть так, чтобы капитан… Хотя, сам себя обрывал подполковник, ты ведь - как, пожалуй, никто - знаешь, что в работе боевых пловцов случиться может всякое - даже то, чего по определению и не может быть никогда…
        - Понимаешь - это хорошо, молодец, - похвала полковника прозвучала весьма сдержанно, и он тут же задал ключевой вопрос, ради которого, собственно, и вызвал командира пропавшей группы боевых пловцов: - Только вот одного понимания мало. Что делать-то будем? Какие-то соображения, варианты есть?
        - Да какие тут могут быть варианты, товарищ полковник… Моя группа, ясное дело, больших генералов-адмиралов не очень-то заботит. А по остальным позициям все и без вариантов ясно: надо срочно проданные торпеды найти и… взорвать к морской бабушке! Вторую группу нам задействовать, конечно, никто не даст, так?
        - И думать забудь! - Полковник даже потемнел лицом и с полминуты играл желваками под чисто выбритыми скулами. - Нам еще по группе Ската твоего придется не один месяц отписываться. Да еще и Джексон тот… мать его… Орехов тоже хорош - заварил кашу, наемника этого нам подсунул, а сам в теплые края советником-инструктором подался…
        - Полковник, что мы вокруг да около ходим… - Вашуков прекрасно понимал, куда клонит каперанг, и решил высказаться открыто. - И ты, и я понимаем, что подполковнику Вашукову придется тряхнуть, что называется, стариной. И выглядеть это будет, как в самом тупом американском кино: «Джон, ты нужен Америке! Ты сделаешь это! Но если ты провалишь задание и попадешься - мы отречемся от тебя!»
        Подполковник очень похоже изобразил гоблиновский гнусавый говорок, и разведчик, несмотря на всю серьезность разговора, не смог удержать улыбки. Правда, тут же посерьезнел и коротко, по-деловому спросил:
        - Кого с собой возьмешь? Все, что в моих силах, сделаю.
        - А сам будто не знаешь… Орехова, кого же еще.
        - Вдвоем? - недоверчиво прищурился каперанг и с сомнением покачал головой. - Я, конечно, нисколько не сомневаюсь ни в твоих боевых качествах и выучке, ни этого… военспеца, но дело-то серьезное.
        - Да мы ведь тоже не клоуны из петросяновского «Зеркальца», - жестко усмехнулся Вашуков и добавил: - А за подполковника Орехова я ручаюсь как за себя!
        - Ну-ну… Тогда давай обсудим детали?
        - Давайте, товарищ полковник. Только у меня одно условие…
        - Какое? - после секундной паузы поинтересовался разведчик вместо того, чтобы на правах старшего командира возмутиться наглостью подполковника в морпеховской форме.
        - Мы «сделаем» эти торпеды - в первую очередь, естественно. А во вторую…
        - А вот этого, подполковник, я не слышал, - каперанг демонстративно отвернулся и даже помахал ладонью, словно отгораживаясь от непрозвучавшего заявления командира боевых пловцов. Правда, тут же, понизив голос, устало добавил: - Николаевич, я все понимаю. И ты понимаешь - не мальчик. Никто добро на поисковую операцию в чужой стране нам не даст. Мозамбик сегодня - это не африканский друг 70-х… Так, все - давай-ка о деле! И в первую очередь надо прикинуть, как тебя прикрыть…
        - Да как… - дернул плечом Вашуков. - Чего велосипед изобретать? Полечу, как и ребята мои, обычным туристом - этаким богатеньким бездельником.
        - Богатеньким, - едко усмехнулся разведчик и осуждающе покачал головой. - Ишь, как вам нравится казенные деньги на всякие фу-фу пускать! Да ладно, не бледней, пошутил я. А прикрывать вас будем от своих же: очень умные адмиралы требуют задачу выполнить, но…
        - «Пусть это будут люди не из нашего района», так? Как в «Кавказской пленнице»? Да не вопрос! Я вот, товарищ капитан первого ранга, сорок с лишним лет прожил, а в какой стороне Африка та находится, даже и понятия не имею…

2. Эфиопия, учебный центр частей коммандос «Блатен», 350 километров юго-западнее Аддис-Абебы, конец июля 2010 года
        Подполковник Вашуков, мягко говоря, немножечко лукавил, заявляя, что ему даже неведомо, в какой стороне находится Африка. Что-что, а географию российские и советские офицеры знали прекрасно, поскольку изучали они ее вместе с «грамматикой боя и языком батарей». Достаточно вспомнить суворовских молодцов, не раз поддававших туркам и «всяким прочим шведам», или солдат, дравшихся на склонах Шипки. Что такое русский солдат и казак, не понаслышке знали во многих европейских и южных странах.
        Потом на смену русскому солдату пришел советский, у которого была уже своя география, в которой нашлось место и для Китая 20-30-х, и для Испании 36-го, и для Кореи 53-го года. В шестидесятые как из рога изобилия посыпались названия далеких и загадочных африканских стран, освобождавшихся от колонизаторов и начинавших строительство новой жизни. А поскольку новую жизнь приходилось не только строить, но и защищать, то многие новоиспеченные лидеры всех оттенков черного цвета вовсю стремились заручиться помощью и поддержкой старшего Северного Брата - СССР. Брат помогал всем, чем только мог - от строительных материалов и врачей до танков-самолетов и военспецов. Правда, официально Москва не очень-то признавала присутствие в других странах своих военных, поэтому до сих пор в документах бывших советников значатся безликие номера воинских частей, за которыми пряталось 10-е Главное управление Генерального штаба ВС СССР. Корея, Вьетнам, Куба, Никарагуа, Перу, Индия, Бангладеш, Лаос, Камбоджа, Египет, Сирия, Ирак, Ливия, Северный и Южный Йемен, Алжир, Ангола, Мозамбик, Сомали, Эфиопия, Зимбабве, Руанда и Чад…
Афганистан в этом списке стоит отдельной строкой, поскольку в той войне СССР участвовал вполне открыто…
        Считалось, что военспецы никогда и ни в каких боевых действиях не участвовали, поскольку их главной и основной задачей было всего лишь обучение аборигенов военному делу и обращению с поставляемой Союзом техникой. Но жизнь всегда гораздо сложнее любой инструкции, и нашим «учителям» не раз приходилось брать в руки автомат и воевать наравне со своими учениками. Кстати, в пыльных пустынях, в травянистых саваннах и в душных джунглях можно было не только с легкостью словить пулю - всюду реально было подхватить желтую лихорадку, малярию или какую-нибудь неведомую тропическую инфекцию, убивавшую зачастую безжалостнее и вернее любой пули…
        По вполне понятным причинам спецназовцы, выполнявшие свою работу за пределами СССР и России, мемуаров не пишут. Да и кто поверит рассказам бывшего офицера о боевой работе в какой-либо экзотической стране, если правительство его родной державы твердо заявляет, что «наших там не было и быть не могло»…
        - …Отставить! Стоять, я сказал! - Орехов раздраженно отшвырнул окурок и, выбросив в сторону руку, ткнул пальцем куда-то в пространство. - Никуда не годится, мать вашу за ногу! Да что ж ты тупой такой, а… А ну, давай на исходную!
        Темнокожий боец виновато потупился и, рукавом камуфлированной куртки вытирая обильный пот с лица, вразвалочку направился на исходную позицию, чтобы в очередной раз попытаться преодолеть простенькое на первый взгляд препятствие: самое обычное бревно, приподнятое на метр над землей и водруженное на три врытых в грунт столбика.
        - Ты что, по буму никогда не ходил? Или у тебя вообще вестибулярного аппарата нет? Боишься верхом сесть и достоинство свое бесценное разбить? - Орехов зло сплюнул в сторону и, явно пытаясь взять себя в руки, тут же понизил тон и раздельно произнес: - Еще раз объясняю для особо одаренных: это простейшее препятствие, и брать его нужно с ходу! Будешь примериваться - обязательно свалишься. Хорошо, если до земли метр, а если это будет бревнышко, перекинутое через пропасть метров тридцать глубиной? Все очень просто: смотреть надо не под ноги, а вперед, на конец бревна, и не идти вперевалочку, как баба беременная, а бежать! Показываю…
        Подполковник взял легкий разбег и непринужденно пробежал по узкому бревнышку так, словно под подошвами его высоких десантных ботинок была удобная и твердая беговая дорожка. Спрыгнул на землю и на этот раз ткнул жестким пальцем в грудь другого бойца, на которого была возложена особая миссия - с размаху лупить длинной палкой тех, кто, успешно преодолев бум, должен был продолжать движение по полосе препятствий.
        - Что ты улыбаешься? Смешно тебе? Ты почему бьешь не в полную силу, а? Давай сюда палку, а сам дуй на исходную! - Орехов выхватил палку и, небрежно опираясь на деревянное орудие боя, с видимым равнодушием наблюдал, как темнокожий парень лениво-тяжеловато берет разбег.
        По бревну паренек пробежал довольно уверенно и спрыгнул на песок, стараясь приземлиться подальше и в сторону от вооруженного палкой инструктора. Но равнодушие и расслабленность Орехова оказались обманчивыми: едва ноги бойца коснулись песка, подполковник с непостижимой быстротой сильно и жестко ткнул концом палки в бедро парня. Будущий коммандо рефлекторно наклонился, хватаясь руками за ушибленное место, и тут же заработал несильный удар палкой по затылку.
        - Плохо, - бросая палку под ноги потиравшему слегка ушибленный затылок парню, сокрушенно вздохнул подполковник. Окинул взглядом толпившихся неподалеку улыбающихся курсантов, приказал построиться. Прошелся перед строем и, устало выдохнув, в очередной раз начал объяснять, казалось бы, очевидные вещи: - Я хочу, чтобы вы поняли: здесь вы находитесь не для того, чтобы в детскую войну от нечего делать поиграть, а для того, чтобы научиться драться лучше любого вероятного противника… В реальной войне вы, допустим, начнете преследовать врага по пересеченной местности… Ты перемахнул овраг, а там за кустом затаился не друг, с которым ты после ужина о девках зубоскалишь, а враг - вполне реальный и безжалостный. И ткнет он тебя не игрушечной палкой, а стальным штыком в брюхо, а потом еще и прикладом по башке кудрявой добавит - да так, что мозги ваши пустые по кустам разлетятся! Поэтому еще раз напоминаю: это не игра! Вы в любую секунду должны быть собранны, внимательны и быстры - от этого в будущем будет зависеть ваша жизнь… Сержант, продолжайте занятия!
        - Господин инструктор! - К полосе препятствий легкой трусцой подбежал запыхавшийся молодой старлей, лишь недавно прибывший из России на смену офицеру, подхватившему, несмотря на десяток разных прививок, какую-то тропическую дрянь и отправленному на Родину; перешел на шаг и, переводя дух, выпалил, возбужденно поблескивая веселым взглядом: - Там это… Вас требуют! Из самой Аддис-Абебы машина пришла. Вроде бы…
        - Так вроде бы или действительно из столицы? - озадаченно поджал губы Орехов и намеренно неторопливо принялся прикуривать извлеченную из кармана светлой курточки сигарету. Прикурил, пыхнул облачком голубоватого дыма и спросил: - Требуют, говоришь? Не иначе как большой генерал пожаловали-с. Ну, раз так все серьезно, то пойдем в лагерь, посмотрим, что там к нам приехало…
        До военного городка было не больше полукилометра, так что уже через пяток минут Орехов вместе со старшим лейтенантом оказались на территории военной базы, где подполковник направился было к приземистому зданию штаба, около которого виднелся старенький запыленный «уазик», видимо, оставшийся еще со времен советско-эфиопской дружбы, - вероятно, именно на нем и прибыл гость из столицы. Но старлей покачал головой и, указывая рукой в сторону жилого комплекса, чуть виновато пояснил:
        - Он в штаб зашел, как и положено, отметился, а потом спросил, где вы живете, и сказал, что там передохнет и вас подождет. Ничего? У нас же двери нигде, считай, не запираются…
        - Да нормально все, расслабься, - отмахнулся Орехов от объяснений молодого парня и решительно направился к своему модулю, тускло поблескивающему металлической крышей.
        Первое, что сумел разглядеть подполковник, пока глаза привыкали после яркого солнца к полутьме, царившей в комнатке его жилого модуля, были широкие плечи и спина, обтянутая обычной для российских инструкторов формой песочного цвета. Мужчина с короткой армейской стрижкой, услышав шаги за спиной, развернулся вполоборота и, окидывая хозяина жилья заинтересованным взглядом, одобрительно прокомментировал:
        - Молоток, хоть сейчас бери и в кино снимай… Ну, здорово, полковник…
        - Вашуков? - Орехов, сам не зная почему, не особенно и удивившийся, крепко обнял старого знакомого и, похлопывая морпеха по крепкой спине, в свою очередь съязвил: - Тебя что, с флота выкинули или как? Что в наши-то края? Или адмирала какого послал по глупости да в горячке?
        - Да не то чтобы… - как-то туманно ответил Вашуков, снова присаживаясь к столу и потирая затылок. - Вообще-то меня тут, можно сказать, и нету. Подполковник Вашуков сейчас лежит, весь переломанный-забинтованный в отдельном боксе в госпитале - машина его, понимаешь ли, сбила. Случайно…
        - Та-ак… - Орехов понимающе кивнул и, разом мрачнея, швырнул на застеленную солдатским одеялом койку свое офицерское кепи. Подполковнику, не один год прослужившему в спецназе, не нужно было лишний раз объяснять, что может означать такого рода прикрытие для офицера уровня Вашукова. - Группа Ската, нет? Что с ребятами?
        - Угадал, полковник, - морпех по армейской привычке опускал уточняющее «под», автоматически повышая товарища в звании на одну ступеньку. - Дрянь дела, Серега… Не знаю, что уж там у них стряслось или пошло не так, но группа не выходит на связь - уже третья неделя пошла.
        - А с торпедами что? Нашли, нет? Да рассказывай ты поживей, что тянешь-то, как…
        - В том-то и загвоздка вся, что торпеды Скат с Тритоном успешно подняли - конечно, после того, как тот бывший прапор место показал… От сомалийцев пришло судно, ящики с торпедами на него погрузили, и кораблик благополучно ушел. Последняя информация как раз об этом и была. А следующий сеанс уже не состоялся…
        - По другим каналам пробить пробовали? - без особой надежды поинтересовался Орехов, уже почти наверняка зная, что услышит в ответ, - если бы какая-то ясность появилась бы, то морпех сейчас вряд ли сидел бы в этом душном модуле.
        - Пробовали, конечно, - тусклым голосом подтвердил догадки подполковника Вашуков, - но выяснить удалось лишь одно: на берегу тамошняя полиция случайно обнаружила брошенный джип. Или сообщил им кто - не знаю я точно. А в джипе - труп этого… Вострецова. Зарезали мужика. А все остальные как в воду канули.
        Морпех не удержался и трижды сплюнул, не забывая суеверно постучать костяшками пальцев по деревянной столешнице.
        - Та-ак, - снова повторил Орехов, усаживаясь напротив подполковника и в упор рассматривая собеседника напряженным, требовательным взглядом, - и что теперь? Ты здесь, как я понимаю, не с инспекторской проверкой и не антилоп пострелять в такую даль притащился…
        - Нет, не антилоп, - жестко усмехнулся Вашуков и просто, словно речь шла о чем-то очень простом и обыденном вроде дружеского похода в баню, обрисовал задачу: - Надо торпеды найти и взорвать. И ребят тоже найти. Или хотя бы выяснить, как… они погибли.
        - Ну да, - изображая идиотскую радость, делано всплеснул руками Орехов, - как же я сразу-то не сообразил?! «Сэр, не желаете ли спасти мир от апокалипсиса? У вас в запасе целых полчаса!» - «О’кей, парни, сейчас, только штаны подтяну…» Дурдом, б… ь! Ну, и чего ты ржешь?!
        - Да так, вспомнилось, - сдержанная усмешка Вашукова превратилась в широкую, откровенную улыбку. - Пару дней назад я почти то же самое говорил одному полковнику из разведотдела - так он тоже типа ржал чуток. Так что не злись. Видишь, у нас с тобой даже мысли сходятся, как и бывает среди умных людей…
        - Да? - Сергей отнюдь не дружелюбно взглянул на товарища. - А, по-моему, в народе говорят маленько иначе - что-то там про дураков…
        Орехов вскочил на ноги, прошелся раз-другой по крохотной комнатке, умудрился стукнуться коленкой о край железной кровати, снова выматерился и, опять усаживаясь к столу, напрямую предположил:
        - И раз ты, весь такой засекреченный, сидишь тут, у меня в сарае, то я делаю вывод: спасать мир и взопревшие от страха генеральские… спины придется нам с тобой. Угадал?
        - И ребят искать - тоже, - утвердительно кивнул Вашуков, благоразумно помалкивая о том, что вся эта суета вокруг торпед, по сути, и началась с подачи Орехова. Морпех прекрасно понимал, что подполковник в состоянии сложить два и два, и сам не хуже других помнит о своей роли в «торпедной» истории. Как помнит и о том, что и наемника Джексона на роль достоверного прикрытия предложил тоже он…
        - И ты так серьезно рассуждаешь о том, что два человека - заметь, подполковник, не очень-то и молодых! - смогут сделать то, что под силу разве что взводу хорошего спецназа? Да еще где - в краю, где каждый белый так же незаметен, как большая муха в сметане! А ты в курсе, что меня, между прочим, с боевой работы комиссовали ко всем чертям?!
        - Сергей, ты девиз ВДВ не забыл? - В глазах морпеха появилась грустная усмешка. - Вроде бы, если мне память не изменяет, - «Никто, кроме нас»? И ты не хуже меня знаешь, что это не просто красивые слова. Вот и получается, что больше некому, товарищ подполковник…
        - Да ничего я не забыл, - огрызнулся Орехов, выуживая из помятой пачки сигарету без фильтра и прикуривая от дешевенькой пластмассовой зажигалки.
        Минуту-другую он молча курил, окутываясь облачками отнюдь не самого ароматного дыма, и не обращая ни малейшего внимания на морщившегося от ядовитой атаки Вашукова. Потом провел сухой ладонью по доскам стола, словно освобождая место для тактической карты с ее синими и красными стрелками, обозначающими хитрые оборонительные и наступательные маневры батальонов, полков и дивизий, и уже совсем другим, деловым тоном предложил:
        - Давай, командир, высказывай свои соображения! Думать будем, однако…

3. Сомали, окраина города Алула, конец июля 2010 года
        Пачка новеньких купюр в фирменной банковской упаковке обычно не воспринимается как настоящие деньги - для обретения соответствующего статуса и приличествующего ему уважения купюрам нужно походить по рукам, обрести легкую помятость и потертость…
        Небольшая стопка купюр, лежавшая на краю стола, была «живой» - десятков восемь серо-зеленых бумажек, прошедших через множество рук, чуть помятых и давно утративших девственную чистоту и новизну. Президент Франклин, почему-то похожий одновременно и на потрепанного жизнью Сильвестра Сталлоне, и на пирата Билли Бонса из детской книжки, вроде бы бесстрастно взирал с верхней купюры, хотя временами казалось, что дядюшка Бен все же улыбается уголком рта и вот-вот подмигнет. Да еще и проворчит с добродушной усмешкой: «Что, ребята, нравятся вам бумажки с моим портретом?»
        Судя по завороженному взгляду, в котором поблескивала самая обычная жадность, толстому темнокожему мужчине лет пятидесяти нравились бумажки с любыми портретами и картинками - лишь бы номинал купюр был посолиднее. Толстяк тыльной стороной ладони смахнул с мясистого лба капли пота, тщательно вытер о цветастую и явно несвежую рубашку руки и лишь после этого несмело тронул пальцами неровную пачку денег.
        - Смелее, мой друг! Это хорошие деньги. Можешь пересчитать, - Мохаммада, судя по всему, забавляли некая робость и неприкрытая алчность хозяина ремонтной мастерской, принимавшего заказы на ремонт и строительство морских судов и суденышек самой разной величины и модификаций. - Это небольшой аванс - для начала. Чуть позже можно будет поговорить об основной сумме.
        Толстяк с завидной сноровкой зашелестел купюрами и, закончив пересчет, недоуменно посмотрел на потенциального заказчика, качнув зажатыми в пальцах деньгами.
        - И это ты называешь хорошими деньгами? Здесь всего одна тысяча семьсот долларов!
        - Значит, правильно говорят люди… А я, глупый, не хотел верить, - делано грустнея лицом, начал сокрушаться Мохаммад, разводя руками с зажатыми в правой ладони четками.
        - А что говорят… люди? - настороженно спросил толстяк, кладя пачку купюр на стол.
        - Говорят, что наш уважаемый Юсуф богатым стал, заносчивым… Ни с кем делиться не хочет. Нехорошо, дорогой. Жадных, забывающих поделиться с бедными и несчастными, Аллах наказывает. Там, в пачке, четыре Франклина, двадцать Джексонов, десять Грантов и целых сорок Гамильтонов, - имея в виду портреты американских президентов и деятелей, изображенные на деньгах, издевался Мохаммад, - а тебе все мало… Семьдесят четыре хорошеньких, побывавших в обращении купюры! И, между прочим, я тебе не подсунул ни одной пятерки с Линкольном! Наверное, ты хочешь меня обидеть, дорогой Юсуф…
        - Я всегда говорил, что ты редкостного ума и образования человек, уважаемый Мохаммад! Вон, ты всех этих нечестивцев по именам знаешь, - угодливо склонил голову толстяк, пряча мелькнувший в темных навыкате глазах страх. - Конечно, ты прав, это хорошие деньги! Но, согласись, все же недостаточные для оплаты такого солидного заказа. Быстроходный катер двенадцати метров длиной, два с лишним шириной, с двумя могучими моторами! Да плюс отделка, оборудование, то-се… Такой катер стоит больших денег! Только себестоимость его будет не меньше пятнадцати тысяч долларов. Но ты бы первый перестал меня уважать, если бы я начал работать себе в убыток. А у меня, ты знаешь, большая семья. Так что…
        - Так что ты построишь для меня этот катер за десять тысяч долларов, - перебил хозяина мастерской бандит, довольно бесцеремонно и жестко прерывая разглагольствования толстяка о сложностях и трудностях жизни больших семей. - И ни единого цента больше я тебе не дам. И самое главное: сроку тебе - три недели.
        - Дорогой Мохаммад, при всем уважении к такому большому человеку должен сказать тебе, что это абсолютно нереально, - на Юсуфа было жалко смотреть - толстяк уже в десятый, наверное, раз вытирал лицо, шею и грудь какой-то сомнительной чистоты тряпкой, буквально на глазах теряя всю свою солидность и важность. - Только несущий каркас из труб и уголков мои ребята смогут сварить никак не меньше, чем за неделю! А еще обшивка, монтаж двигателей… Нет, дорогой, это невозможно!
        - У тебя на стапеле я полчаса назад видел почти готовый корпус как раз такого размера, какой необходим мне, - вкрадчиво сообщил бандит, словно ненароком трогая кобуру с торчащей из нее рукояткой пистолета. - Так что ты можешь здорово сэкономить время. А за оставшиеся три недели доделать все остальное. И не надо рассказывать мне, что это чужой заказ, а ты связан словом и обязательствами перед уважаемыми людьми. Ладно, считай, что ты уговорил меня - я заплачу тебе, дорогой мой друг Юсуф, пятнадцать тысяч. Я даже добавлю к авансу еще триста долларов для круглого счета. Но и ты должен пообещать мне, что ровно через двадцать дней мой катер будет покачиваться у причала, полностью готовый к выходу в море. По рукам?
        Юсуф вновь пробежался своей тряпицей по лицу, бросил жадноватый взгляд на стопку денег и немного затравленный - на двоих молчаливых телохранителей Мохаммада, все время переговоров простоявших по обеим сторонам входной двери с недобрым выражением темных лиц и с автоматами в руках, и покорно кивнул.
        - Вот и замечательно, дорогой Юсуф, - Мохаммад легко поднялся из-за стола, достал из кармана пухлый бумажник и, выудив из него еще несколько бумажек, небрежно швырнул деньги чуть ли не в лицо толстяку. - И не забудь - двадцать дней! Я пришлю в твою мастерскую своего человечка - он поможет тебе… добрым советом. Все, Юсуф, работай.
        - Да сохранит тебя Аллах, уважаемый…
        Юсуф еще не успел договорить прощальной фразы, а бандит вместе с сопровождающими его головорезами уже исчез, так что последнее слово пришлось выслушать двери, закрывшейся с противным скрипом… Во дворе мягко хлопнули автомобильные дверцы, затем утробно заворчал многосильный двигатель. Когда звуки отъехавшего джипа затихли, толстяк быстро сгреб со стола деньги и с ненавистью плюнул в сторону двери.
        - Да покарает тебя Всевышний! Чтоб ты сегодня же ночью издох, грязная собака…
        В ту самую минуту, когда Юсуф просил у Всевышнего для Мохаммада «особой милости», бандит разговаривал по мобильному телефону - несмотря на анархический разброд и откровенный бардак в стране, сотовая связь в Сомали работала вполне исправно.
        - Ну, что, нашел? Молодец, премию получишь. Нет, никуда его не выпускай - ни в коем случае! Я скоро приеду и сам с ним поговорю…
        Гость, заметно нервничавший и, судя по всему, не первый час томившийся в глинобитном домике, прятавшемся в конце оживленной улицы за таким же глиняным забором, особого впечатления на Мохаммада не произвел. Если быть точным, то вообще никакого: высокий, тощий старик с седой щетиной на морщинистом лице и с затравленным выражением в темных слезящихся глазах. Перед стариком, примостившимся сбоку дощатого стола, стояла пиала с, видимо, давно остывшим чаем и тарелочка с какими-то сластями, к которым гость так и не притронулся - не то был сыт и не испытывал ни малейшей жажды, не то от простого испуга. Мохаммад мысленно презрительно улыбнулся - он-то был уверен, что старик просто до смерти испугался и именно по этой причине не в силах сделать даже глотка.
        - Ассалам алейкум, почтенный! - Мохаммад приложил ладонь к груди и уважительно склонил голову, после чего прошел в комнату и по-хозяйски уселся за стол. - Простите, что заставил вас так долго ждать - дела, знаете ли… Что же вы к угощению, смотрю, так и не притронулись? Не любите чай? Так, может быть, кофе?
        Старик, видимо, совсем растерявшийся, не то пожал плечами, не то просто испуганно дернулся, но, кроме робкого «ваалейкум ассалам», так ничего и не сказал.
        - А может быть, вы, как это принято в некоторых странах Востока, решительно отказываетесь вкушать любую пищу или напитки в доме врага? Вроде бы, если ты выпил хотя бы глоток воды из рук врага, то этим самым признаешь в нем друга… Так вам, почтенный, какой вариант больше по сердцу: мы - друзья или все-таки враги?
        - Я слишком стар и слаб для того, чтобы быть чьим-то врагом, - сдержанно ответил старик, но в его голосе отчетливо слышалось достоинство, и бандиту это понравилось. - А для того, чтобы быть чьим-то другом, я слишком малозначителен и нищ. Кому может быть интересен бедный больной старик? Сегодня - впрочем, так было, да и будет во все времена - люди предпочитают богатых и могущественных родственников и друзей.
        - Мне нравятся твои рассудительность и мудрость, старик, - Мохаммад небрежным движением руки приказал вошедшим вместе с ним охранникам выйти, намереваясь поговорить с гостем с глазу на глаз. - Да, и скажите там, чтобы нам подали чего-нибудь перекусить. И пусть заварят свежего чая!
        Минуты три бандит, сосредоточенно посапывая, распаковывал новую пачку сигарет с приметным верблюдом на картинке, потом прикуривал от солидно сверкнувшей золотым бочком зажигалки и, несколько раз пыхнув душистым дымком, неожиданно спросил:
        - Ты когда-то учился в русском городе Баку? И было это в начале семидесятых, в те времена, когда еще был жив СССР, верно?
        - Д-да, это было, - согласно прикрывая глаза, подтвердил пленник. - Только Баку - это не русский город, а столица провинции Азербайджан. Да, я учился там, но очень давно…
        - Но ведь не настолько, чтобы ты забыл, какую специальность получил в Бакинском военно-морском училище? Мастер-техник по обслуживанию, ремонту и эксплуатации торпедных аппаратов, применяемых на подводных лодках, надводных кораблях и на собственно торпедных катерах - я не ошибся, все правильно назвал? - Мохаммада явно позабавила растерянность, отразившаяся на лице собеседника - тот никак не ожидал от бандита такой осведомленности. - Не удивляйся, я и сам немного поучился в той стране - правда, в другом городе… А нужен ты мне вот зачем…
        В дверь негромко постучали. Бандит недовольно поморщился и, чуть повернув голову, отрывисто скомандовал войти. Появился один из телохранителей с обширным подносом в руках и, повинуясь нетерпеливому жесту командира, ни слова не говоря, быстро составил на стол тарелки с закусками и сластями к чаю, новенькие чистые пиалы и объемистый чайник, прикрытый салфеткой. Опустошив поднос, бандит так же беззвучно исчез за дверью.
        - Угощайся, почтенный! Смелее, у нас впереди долгий разговор… Так, на чем я остановился? Ах, да - зачем ты мне нужен… У меня есть что-то вроде торпедного катера. Вернее, скоро он будет готов. И мне нужны два торпедных аппарата. Ты получишь в свое распоряжение людей, все необходимые материалы и инструменты - всё, что скажешь, всё, что будет нужно. За работу я щедро заплачу тебе. Много денег. Ты сможешь уехать, куда захочешь - в любую страну, подальше от этой грязной помойки. Купишь участок земли, построишь большой дом, в котором твоя семья будет счастлива.
        - Ты так уверенно говоришь… - робко произнес старик, осторожно пригубливая горячий чай, и пожал плечами. - А я вот не уверен, что смогу сделать то, что тебе нужно. Ведь все это было так давно, что, боюсь, сегодня я не отличу трубу торпедного аппарата от дымовой трубы сухогруза.
        - Не надо так говорить со мной, почтенный. - Мохаммад устало вздохнул и с почти искренней печалью и заботой напомнил пленнику: - Не забывай о своей большой семье. Семеро внуков… Неужели ты хочешь, чтобы с ними случилась какая-нибудь беда? Ты ведь знаешь, как неспокойно сегодня у нас в стране, как злы и по-звериному жестоки люди - да смягчит всемогущий Аллах их сердца и вразумит глупые головы…
        - Я все понял, - после секундной заминки отозвался старик, - и сделаю все, что смогу. Для начала мне нужно знать, под какой тип торпед нужны аппараты. Потом я скажу, что понадобится для их постройки.
        Судя по готовности пленника выполнить любое требование хозяина, можно было смело предположить, что старик без особого труда догадался, что если его отпустят потом, после выполнения заказа этого бандита, хотя бы просто живым, без всяких денег, то это уже будет невероятным везением.
        - Вот такой разговор мне нравится. Сейчас мы с тобой пойдем в мой склад на причале - там же есть и небольшая мастерская. Ты все увидишь своими глазами, и тогда мы поговорим подробно обо всем… А почему ты не спрашиваешь, для чего мне нужен торпедный катер с боевыми торпедами? Или ты, старик, настолько догадливый?
        - Не нужно быть провидцем или пророком для того, чтобы догадаться, для чего нужен боевой катер в стране, где каждый если и не третий, то уж четвертый точно - морской разбойник. Думаю, кому-то здорово не повезет, когда твой торпедный катер выйдет в море…

4. Эфиопия, учебный центр частей коммандос «Блатен», 350 километров юго-западнее Аддис-Абебы, конец июля 2010 года
        - А как было бы красиво… - Орехов с тоской смотрел на разложенную на столе карту с нанесенным на неважного качества бумагу восточным районом Африки. - Слышь, морпех, вот смотри: ровненько так по десятой параллели катим почти до самого океана, а на пятидесятой долготе раз - и налево! А там уж до Алулы совсем рукой подать.
        - Ты бы еще на курвиметре по карте покатался, - недовольно отозвался Вашуков, наливая в кружку остывший чай. - Там по прямой всего каких-то полторы тысячи верст. Ты по делу можешь что сказать или так и будешь зубы скалить?
        - Юпитер, ты гневаешься? Значит, ты не прав! - Орехов прикурил сигарету, со вкусом затянулся и не без гордости сообщил: - Да не так уж все и плохо, товарищ полковник. Я с местными ребятами договорился - они нас до Аддис-Абебы на вертушке подбросят. Из столицы махнем в Джибути, а уже оттуда - в Сомали. Ну, или, если точнее, то в Сомалиленд - там же, на северо-западе, своя махновская республика… В Москву звонил? Что там по нашему предку Александра Сергеевича? Как его - Мохаммед?
        - А черт его знает, как правильно… Вроде, Мохаммад. В общем, говорил я со своим каперангом, - без особой уверенности начал рассказывать Вашуков, в свою очередь тоже засмоливший отнюдь не самую ароматную сигарету, - так он подтверждает, что этот Мохаммад со всей своей бандой дислоцируется в Алуле. Уж не знаю, через какие каналы он добывал информацию, но вроде бы у него и во внешней разведке хорошие знакомые есть, и даже Интерпол там каким-то боком замешан… Это нам еще сказочно повезло, что Скат успел фотку в Москву переслать. Кстати, каперанг еще одну штуку подсказал: если верить базе данных Интерпола, то те пираты, которых наши спецназовцы на сухогрузе покрошили, как раз были из банды Мохаммада.
        - И что, твой каперанг вот так вот запросто обратился к мужикам из Интерпола? Мол, наши морпехи тут десяток пиратов в капусту порубали, не опознаете ли по своей базе данных зверски убиенных? - недоверчиво покосился на товарища Орехов и скептически покачал головой.
        - Орехов, не прикидывайся дурнее, чем ты есть, - поморщился морпех и пояснил: - Нет, конечно. Просто… Да какая нам, к фигу, разница, кто, что и как? Главное, что нам адресок и наводку дали. Ты прикинь, как все красиво складывается: Мохаммад на очередном захвате теряет большую группу своих людей. Ясный перец, обозлился страшно и решил провести шумную акцию - такой тарарам устроить, чтобы все неверные нервно вздрогнули и побледнели от ужаса. Для чего он торпеды купил, как считаешь? Дураку же ясно, что не для того, чтобы вместо «банана» на них кататься!
        - Вот-вот, кстати, о птичках, - задумчиво покивал Орехов и, чисто по-русски почесывая в затылке, поинтересовался: - И какие будут соображения по поводу того, как мы к этому Мохаммеду подкатимся?
        - Да черт его знает… И, заметь, не мы, а ты, - поправил товарища Вашуков, в течение всего разговора размышлявший о чем-то своем, отчего и выглядел слегка рассеянным, и отвечал порой невпопад. Увидев искреннее недоумение и вопрос на лице спецназовца, морпех пояснил: - Да, да, полковник, ты не ослышался - в Сомали ты отправишься один. А я хочу в Мозамбик махнуть и на месте попробовать разобраться - вдруг и найду какие-то следы или зацепки…
        - В Мозамбик? Хорошее дело. - Орехов, нехорошо темнея лицом, потянулся за очередной сигаретой. - Только вот что я тебе, Андрей Николаевич, скажу: нельзя в одной руке удержать два арбуза! Ты же не зеленый мальчик, который «Рэмбо» насмотрелся и поверил, что крутой спец может в одиночку с целыми армиями или бандами воевать…
        - А тебя, полковник, никто и не заставляет там, в Сомали, с кем-то воевать. Для начала просто осмотришься и на месте прикинешь, что и как. А потом я вернусь, и мы вместе сделаем дело… Ну пойми, Серега, не могу я вот так просто про пацанов своих забыть и другими делами заниматься! Может быть, именно в эту самую минуту им помощь нужна, а кто, кроме меня, им эту помощь может оказать?
        - Взрослый мужик, боевой офицер, а такую ахинею несешь, что даже стыдно… Не знаю, что тебе и сказать-то, - Орехов от злости скрипнул зубами и с силой двинул по столу кулаком, отчего тот возмущенно хрустнул и чуть сдвинулся в сторону. - Я тебе две вещи скажу: во-первых, они не пацаны, а тоже боевые офицеры, и прекрасно понимали, куда и зачем едут и что их там может ожидать! А во-вторых, и Катков, и Троянов, и даже Джексон этот липовый для меня не чужие - они, между прочим, мне в той же Венесуэле жизнь спасли, на себе меня, раненого, тягали… Да и потом я с ними под пулями бывал и хоть сейчас готов жизнь свою чертову отдать, чтоб только их спасти. Но у нас с тобой приказ! И там ясно сказано, что в первую очередь мы должны найти и уничтожить торпеды, чтобы Мохаммед со своими корешами не наделал еще больших бед с еще большими жертвами!
        - Ты прав. Ты логичен, - хладнокровно согласился Вашуков. - Приказ - это святое, и мы его, конечно же, выполним. Но два-три дня погоды не сделают. Я лечу в Мозамбик. А потом сразу к тебе, в Сомали. И все мы сделаем тип-топ, как учили. Ну, о'кей?
        - Да ну тебя, - обреченно отмахнулся Орехов, одним движением гася окурок в банке, приспособленной под пепельницу, - ты мальчик взрослый, делай, что считаешь нужным. По-своему ты прав. Лети на юг, а я двину на северо-восток. Как говорят в народе, для бешеной собаки сто верст не крюк…
        Спустя примерно часа три Орехов и Вашуков на стареньком «Ми-8» советского производства летели в сторону Аддис-Абебы и любовались Эфиопией с высоты птичьего полета. Хотя, честно говоря, любоваться чем-либо у спецназовцев не было особого желания, да и смотреть, собственно, было не на что - однообразная красно-коричневая унылость пыльных гор, местами перемежавшаяся желтоватыми участками степей или зелеными островками кустарников и лесов. Лишь однажды удалось увидеть стайку каких-то антилоп, испуганно метнувшихся от вертолетного грохота, да чуть позже далеко внизу, грациозно качая маленькими головами на длинных шеях, неторопливо пробежало стадо жирафов, отдаленно напоминавших портовые краны…
        Прошло еще несколько часов, и Орехов уверенно предъявил на пограничном посту между Джибути и «независимым» Сомалилендом свои документы. Паспорт на имя какого-то голландского джентльмена, вполне прилично изготовленный в московской спецмастерской, не вызвал у измученного жарой и сонной скукой пограничника ни малейших подозрений. Орехов заполучил нужные штемпеля в бумагах и, как особый бонус, невнятное «вэлкам» из уст темного, как эфиопская ночь, бойца с пистолетной кобурой на боку. Подполковник, повидавший на своем веку не один пограничный пункт в разных концах света, был приятно удивлен простотой и обыденностью, с которой свершался торжественный акт пересечения границы. Было в этой простоте что-то по-настоящему мудрое и по-африкански несуетливое: чуть ли не посередине голой степи стоит будка, а при ней чиновник и шлагбаум. Чиновник шлепает печать, поднимает облезлую жердь и небрежно эдак говорит путнику: «Вэлкам, добро пожаловать! Иди, друг, все будет о'кей!»
        - Простите, уважаемый, не подскажете ли… - у Орехова не было твердой уверенности, что полицейский, отдаленно напоминавший сонного, флегматичного бегемота, вообще слышит его и понимает, - как мне до столицы, до Харгейса добраться, а?
        Полицейский помолчал минуты две, не меньше, затем лениво шевельнул пухлой ладошкой, указывая куда-то себе за спину, и неразборчиво буркнул что-то вроде:
«Там найдешь…»
        И действительно, пройдя пару десятков метров, Орехов обнаружил нечто вроде автомобильной биржи или стоянки такси, если этаким красивым термином можно было назвать несколько облезлых, ржавых машин - почему-то все они были японского производства и с правым рулем.
        Столковаться с одним из водителей удалось до неприличия быстро, но тут же выяснилось, что в рейс такси отправится только тогда, когда наберется полный комплект пассажиров - ну совсем как в российских маршрутках. Ждать пришлось часа два - по местным меркам, считай, вовсе ничего, - после чего ржавая «японка» довольно бодро рыкнула двигателем, скрежетнула коробкой передач и уверенно покатила по грунтовке в сторону Харгейса. Орехов намеренно не стал интересоваться у бегемота в полицейской форме, как проще и удобнее добраться до Берберы и дальше - до самой Алулы. Сергей справедливо решил, что знать, куда на самом деле стремится попасть подтянутый, загорелый европеец, полицаю было совсем не обязательно - кто же в таких делах оставляет лишние следы…
        Десятка два километров по каменистой и пыльной грунтовке Орехову вполне хватило, чтобы понять одну относительно важную и приятно тешащую самолюбие россиянина вещь: многолетние слухи о том, что в России самые мерзкие в мире дороги, здорово преувеличены.

«Японку», на приличной скорости несущуюся по трассе, трясло, подкидывало и мотало так, что ни у кого из пассажиров и мысли не возникало о таких глупостях, как любование окрестными видами. Во-первых, смотреть, собственно, было и не на что, кроме любопытных и наглых бабуинов на обочинах. А во-вторых, гораздо важнее было не по сторонам глазеть, а постараться уберечь свои головы и языки, которые можно было с легкостью соответственно отбить и откусить…
        Мудрецы давным-давно подметили, что даже самый длинный путь становится короче после первого шага и рано или поздно, но обязательно заканчивается. Путешествие Орехова, на денек прерванное пребыванием в Харгейсе, закончилось в Бербере - в городе-порту, откуда можно было без особого труда добраться и до Алулу. Но Орехов решил не торопиться - поспешность, как известно, нужна совсем в другом ремесле…
        Когда подполковник, донельзя измотанный, ввалился в вестибюль отеля в Бербере, в его гудящей голове билась только одна мысль: «Господи, скорее бы добраться до душа и упасть в чистую постель да выспаться!»
        Менеджер отеля был в меру приветлив и улыбчив. Быстро оформил необходимые бумажки и, вручая гостю ключ от номера, вежливо поинтересовался:
        - Путешествуете? И как вам наша страна?
        - Свыше всяких ожиданий, я потрясен, - с вымученной улыбкой на обветренном лице честно признался подполковник, и в самом деле чувствовавший, что местные лихачи своей ездой отбили ему все печенки.
        Уже поднимаясь по лестнице на свой этаж, Сергей устало ворчал, разговаривая сам с собой:
        - Будь прокляты все путешествия вместе взятые! Это какие ж задницы должны были быть у тех же монголов, которые целыми неделями с седла не слезали… Наверное, как панцирь черепаховый.
        В номере, вполне обычном, считай, ничем не отличавшемся от подобных где-нибудь в Подмосковье или в европейской глубинке, Орехова ждало еще одно потрясение: вопреки ожиданиям, душевая функционировала и из новенького рожка лилась теплая вода. Скинув пропотевшую и до безобразия запыленную одежду, подполковник торопливо забрался в крохотную душевую и добрых минут двадцать блаженствовал под жиденькими струйками воды, охая и мыча от удовольствия.
        Выйдя из душа, он открыл дверцу объемистого холодильника, одним духом опустошил пластиковую бутылку минеральной воды, закурил сухую сигарету из новой пачки и впервые за много часов почувствовал себя человеком.
        - Хорошо быть белым человеком с хорошими деньгами в кармане, - глубокомысленно изрек Орехов, вспоминая нелегкий путь, проделанный от базы коммандос под Аддис-Абебой до этого милого отельчика в довольно симпатичном городке на берегу Аденского залива.
        Назвать путешествием минувшие сумасшедшие гонки по пересеченной местности у него язык не поворачивался. Да и впечатлений оказалось не густо: разве что памятник советскому истребителю «МиГ» в Харгейсе удивил спецназовца, да то, с каким воодушевлением сомалийцы старательно объедали с веток зеленые листочки ката - местного не то легкого наркотика, не то транквилизатора. Причем веники этого ката продавались, считай, на каждом шагу. Больше, собственно, и вспоминать-то было нечего - унылая степь кругом, жара, пыль и немилосердная тряска в полудохлых автомобильчиках…

…Вашукову, прибывшему в Мозамбик почти в то же самое время, когда и Орехов добрался до Берберы, повезло значительно меньше: ни чистой постели в уютном номере, ни душа ему не досталось. Двое дюжих полицейских подвели морпеха к железной двери камеры, сняли наручники и втолкнули арестованного в душный сумрак, откуда пахнуло едкой вонью и чей-то голос негромко произнес на скверном английском:
        - Ого, братцы! Вы только посмотрите, кого к нам подсунули. Всякое эти стены повидали, а вот белого здесь, готов поклясться, не было ни одного…

5. Сомали, порт Бербера, один из городских рынков, начало августа 2010 года
        Если бы сейчас кто-то спросил Орехова, что общего у стран Африки, он бы, не раздумывая, назвал цвета, жару и пыль. Причем в понятие цветности подполковник включил бы не только желто-коричневые и зеленые оттенки пейзажей, но и цвета кожи обитателей этих стран. Хотя, если честно, и кожа аборигенов частенько имела не только черно-угольный оттенок, а говоря о расцветках пейзажей, непременно стоило бы упомянуть и сине-голубое небо, и серебристо-синее море - где оно было, конечно. А разница, по мнению подполковника, была лишь в нескольких градусах плюс-минус, да в том, что одни страны были излишне засушливы, а другие страдали от переизбытка влаги подобно джунглям и болотам Вьетнама. Утешало Орехова лишь то, что забрасывать его в жарко-душные джунгли судьба пока вроде бы не планировала…
        Во многих странах биржей свеженьких новостей по-прежнему остается рынок - или базар, если употреблять более точное и менее официозное словцо. Именно на местный рынок и отправился Орехов прямо с утра, справедливо полагая, что именно в это время там идет наиболее бойкая торговля и болтается больше народа. Для начала подполковник обменял в каком-то подозрительном сарайчике полсотни долларов на местную валюту. При обмене выяснилось, что напряженки с бумагой в гордом Сомалиленде нет - взамен трех американских бумажек Орехову выдали восемь полновесных пачек денег, для переноски которых тут же пришлось купить специальный пакет.
        Рынок-базар Сергею в принципе понравился. Как и положено подобному предприятию, рынок был шумен, деятелен, пахуч и по-цыгански многоцветен. Причем обилие цветов имело место быть не только в одеждах покупателей и торговцев, но и на прилавках - хотя большая часть товаров лежала прямо на земле или была просто развешана на веревках. Проходя по овощным и фруктовым рядам, Орехов быстро выяснил, что в Африке, оказывается, выращивают и едят то же самое, что и во всем остальном мире: картошку, лук, чеснок, морковку, помидоры и яблоки. Из экзотики подполковнику удалось разглядеть разве что ананасы, бананы и маниоку, да еще добрую сотню каких-то неизвестных специй. Зато ни одного грейпфрута или, например, зелененького киви Орехов так и не увидел. А вот в рыбных рядах пришлось признать, что почти ни одной из разложенных на прилавках и в лотках рыбин подполковнику до этого дня видеть не приходилось. Правда, Орехова это ничуть не огорчило, поскольку на рынок он пришел не рыбу или картошку покупать, а совсем за другим…
        Это «другое» долго искать не пришлось: то там, то тут подполковник натыкался взглядом на небольшие группки молодых людей в разнообразных нарядах, но с весьма характерной внешностью и повадками.

«Вот интересно получается… - прикидывал Орехов, не спеша пробираясь между рядами и беспечно помахивая сумкой с местными тугриками. - Сколько на свете стран, сколько народов и национальностей, а эта порода, считай, везде одинаковая. Повадки, походочка, особый взгляд… Вроде бы и не уголовники - те как раз посерьезнее выглядят, - а публика все равно поганая и достаточно опасная. Одно слово - шпана…»
        У здоровенной бабищи в немыслимой расцветки и еще более немыслимого размера платье подполковник купил банку вроде бы немецкого пива, чпокнул крышечкой и осторожно отпил глоточек. Пиво оказалось вполне приличным, и спецназовец, не без удовольствия прихлебывая горьковато-терпкий напиток, подошел к двоим топтавшимся в стороне парням несомненно шпанистого вида и без обиняков заявил:
        - Хочу с вашим старшим поговорить. - Увидев, с какой задумчивой серьезностью аборигены смотрят на его внушительных размеров пакет-кошелек, Орехов понимающе усмехнулся и небрежно пообещал: - Заработаете на пиво. А если начнете соображать чуть быстрее, то и на закуску к пиву накину.
        - А если мы просто дадим тебе по башке и заберем всю твою бумагу, которую тебе, видно, девать некуда? - вполне серьезно спросил один из темнокожих, кивая на пакет.
        - Ребята, вы же понимаете, что здесь всего-то полсотни долларов - стоит ли мараться? А старшего я все равно найду. А когда найду, то обязательно расскажу ему про то, как два недоумка лишили его возможности заработать по-настоящему. Так что, пойдем к нему или по башке бить будете?
        - Жди здесь, далеко не уходи, - после некоторого раздумья выдал паренек и все так же серьезно пообещал: - Если твое дело окажется ерундой, то ты об этом здорово пожалеешь и заплатишь неустойку в десять раз больше, чем в этой твоей сумке…
        Отсутствовал посредник минут сорок - за это время Орехов успел перекусить в неком подобии кафе под открытым небом, где подавали вполне приличный кебаб, и выкурить пару сигарет. Наконец паренек вынырнул откуда-то из толпы и коротко пригласил:
«Иди за мной!» Идти пришлось недалеко - минуты через две Орехов уже стоял перед дверью какого-то металлического склада-ангара и, послушно приподняв руки с зажатой в правом кулаке сумкой, ждал, когда новый темнокожий мужичок закончит его обыскивать.

«Вот ведь интересно, - размышлял он, вышагивая вслед за мужиком по захламленному штабелями ящиков, мешков и прочей дряни ангару, - когда эти темненькие стоят рядом - я их различаю. А вот скажи мне описать их внешность - не смогу ведь. Черный - и все! Глаза черные, волосы черные, носы широкие… М-да, китайца должен опознавать китаец…»
        Старший, или пахан - черт их знает, как они тут называются, - оказался вовсе не старым, а всего, может быть, на пяток лет постарше парней из рыночной шпаны. Широкоплечий крепыш, восседавший за облезлым канцелярским столом и что-то высматривавший на мониторе новенького ноутбука, оторвался от своего увлекательного занятия и поверх очков глянул на доставленного посетителя.
        - Зачем ты искал меня, чужестранец? И кто ты такой?
        - Я Макс Лурье, - невыразительным тоном представился Орехов, - но на имя можете не обращать внимания. Я не немец и не француз, а гражданство у меня вообще голландское. Я журналист, сюда приехал, чтобы собрать материал для книги.
        - Журналист, писатель… - Взгляд пахана стал более заинтересованным и в то же время насмешливым. - А по-моему, ты больше похож на наемника или копа. Что скажешь?
        - Скажу, что я и есть наемник, - невозмутимо ответил подполковник, - вернее, был им. Когда-то служил в спецназе, потом был вольным стрелком. А сейчас сотрудничаю с журнальчиком одним… «Солджер оф Форчун» - может, слышал?
        - В спецназе? - уважительно покивал мужчина и вдруг с непостижимой быстротой подхватил со стола неведомо как оказавшееся в этом ангаре пресс-папье и швырнул его прямо в лицо расслабленно стоявшего метрах в трех от него гостя. Орехов чисто рефлекторно вскинул руку, поймал опасный снаряд и, после короткой паузы, аккуратно положил тяжелую штуку на край стола.
        - Верю, мистер Лурье. И чем, по-вашему, я могу быть полезен бывшему наемнику?
        - Я хочу написать книгу о ваших пиратах, - без обиняков заявил подполковник, отметив, как едва заметно напрягся пахан при упоминании о местном бизнесе, - но это должна быть не просто журналистская басня-сказка, а штука правдивая. Книга-бомба, блокбастер, супер-бестселлер! Для этого мне нужно знать все изнутри, так сказать.
        - Сколько громких слов сразу… - Мужчина еще раз внимательно окинул пришельца ироническим взглядом и, неуловимо твердея лицом, жестко заявил: - Не там ищешь, белый! У нас, в Сомалиленде, пиратов нет и быть не может! Здесь их сразу сажают в тюрьму. Все пираты обитают в Пунтленде или в районе Могадишо.
        - Я слышал об этом, уважаемый, - покладисто согласился Орехов и пояснил: - Но там меня без рекомендации и близко ни один из боссов не подпустит - сразу зарежут, и все дела.
        - Так тебе нужна рекомендация от уважаемых людей? - насмешливо вскинул брови пахан и вдруг заявил: - А ты мне нравишься, журналист! Люблю наглецов. Хорошо, я дам тебе адресок в Алулу, а там можешь сослаться на меня. Меня зовут Ахмед-биржевик - это потому, что я играю на бирже. И почти всегда выигрываю… Но ты должен пообещать мне, что не устроишь какую-нибудь подлянку тем людям, к которым я тебе дам рекомендацию.
        - Ну, - уклончиво протянул подполковник, - это уж как получится…
        - Не врешь - это хорошо, уважаю, - пахан вдруг залился почти беззвучным смехом, но тут же резко оборвал веселье и сказал: - Да делай, что хочешь, - в случае чего, плевать я на них хотел. Даже здорово будет, если ты сдашь полиции или еще кому пару гнезд этих придурков.
        - Вот то, что полиции я сдавать никого не буду, могу тебе, уважаемый Ахмед, обещать твердо. Я всего лишь хочу написать книгу, на которой можно будет хорошо заработать.
        - Хорошо. Как думаешь добираться до Алулу? - деловым тоном спросил Ахмед.
        - Пока не думал… Может быть, морем. Ходят же у вас какие-нибудь каботажные суда…
        - О'кей, я помогу тебе. Тут, в Бербере, есть большой аэродром - его еще русские строили много лет назад. Там же базируются несколько частных крохотных авиакомпаний. Если есть чем заплатить, то можно договориться, чтобы тебя на вертолете добросили до самого Алулу.
        - Замечательно, уважаемый Ахмед! - Орехов благодарно поклонился, прикладывая правую руку к сердцу. - Сколько я должен за помощь лично вам?
        Бандит тяжко задумался, вскинул глаза к потолку и начал что-то прикидывать, шевеля губами и загибая смуглые пальцы. Потом с хитрецой перевел взгляд на подполковника и огласил итог своих подсчетов:
        - Много. Ты пообедаешь со мной, выпьешь чая и расскажешь мне о своей службе. Потом дашь немного денег тем двум придуркам, что привели тебя ко мне - так, на банку-другую пива, а потом я прикажу отвезти тебя в аэропорт…
        Около часа Ахмед на правах хозяина потчевал Орехова местными бесхитростными блюдами и традиционным чаем с молоком. Подполковник, молока не переносивший вообще, мужественно допил первую чашку, а вторую уж попросил налить без всяких добавок. Хозяин понимающе усмехнулся и гостя, в свою очередь, тоже уважил - налил в чашку черного.
        Неспешно попивая чаек и покуривая, мужчины вели степенную беседу: Ахмед время от времени задавал наводящие вопросы, а Орехов вдохновенно рассказывал о своих реальных и мнимых подвигах, стараясь больно уж не завираться. Ахмед слушал, кивал и подливал гостю чайку, ничем не выражая своего отношения к повествованию разговорчивого наемника. Лишь перед расставанием сомалиец печально вздохнул и с улыбкой произнес:
        - Мне плевать, кто ты там на самом деле, белый, но рассказываешь ты скверно. Может быть, пишешь ты и лучше, но, имей в виду, любой мало-мальски здравомыслящий человек сразу заподозрит в тебе человека из спецслужб или что-то в этом роде. И тебя действительно могут сразу прирезать. Так что ты хорошо подумай еще раз - надо ли тебе туда соваться… Все, прощай, мсье Лурье. Сейчас мой человек отвезет тебя в отель, а потом и на аэродром. И еще… На всякий случай запомни мой номер телефона - вдруг пригодится. Чем смогу - помогу…
        Через сорок минут Орехов уже подъезжал к огромному аэродрому с длиннющей взлетно-посадочной полосой, а еще через два часа забрался в темное, остро пахнущее керосином и еще какой-то гадостью нутро старого, облезлого вертолета неопределенной национальности и вылетел на восток. Туда, где на самом острие Африканского Рога примостился небольшой городок с забавным полинезийским названием Алула…

6. Мозамбик, один из полицейских участков Мапуту, август 2010 года
        Вашуков, не отходя от двери камеры, ждал, когда глаза привыкнут к душному полумраку и можно будет получше разглядеть внутреннее убранство камеры и ее обитателей. Правда, один из сидельцев тут же объявился сам и негромко произнес на скверном английском:
        - Ого, братцы! Вы только посмотрите, кого к нам подсунули. Всякое эти стены повидали, а вот белого здесь, готов поклясться, не было ни одного…
        - Значит, я буду первым, - негромко произнес Вашуков и поздоровался: - День добрый, джентльмены. Где тут для меня найдется местечко?
        - Местечко еще заслужить надо… Курево есть? - В хрипловатом низком голосе тощего темнокожего парня, вынырнувшего из сумрака камеры, не было и намека на вежливость - примерно так же в армии бывалый дед обращается к зеленому, молодому солдатику.
        - Нет, - без особой печали сообщил новый арестант и развел руками, - при задержании отобрали. Денег, часов, документов тоже нет. И даже ни одного золотого зуба нет - не знаю, чем вас и утешить, ребята.
        - А чего это ты, белый, такой разговорчивый? - К первому парню присоединился еще один - чуть постарше и покрупнее. - Думаю я, это от страха, а? Ты кто такой вообще?
        - Человек, - беспечно пожал плечами Вашуков, незаметно смещаясь чуть левее и делая шаг к стене - на всякий случай, поскольку догадаться, что же последует дальше, было не так уж и трудно. А во время драки в ограниченном пространстве с несколькими противниками лучше всего иметь за спиной стену - тогда есть хоть какая-то гарантия, что тебе не воткнут нож или заточку в спину.
        - Челове-ек, очень белый человек, - насмешливо протянул первый и, изображая рукой гостеприимный жест, указал куда-то в угол: - Ну, тогда тебе туда - там у нас сортир. Только сначала мы, на всякий случай, проверим твои карманы - а вдруг ты нам врешь, и пачечку сигарет спрятал…
        - Ты бы, парень, руки-то убрал, - миролюбиво посоветовал Вашуков и добавил: - А то может и неприятность случиться…
        - Ты что, лемур облезлый, нам угрожаешь?! - Парень изобразил нечто вроде боевого танца и, вероятно, посчитав, что прелюдия несколько затянулась и пора переходить от слов к делу, резко ударил новичка с правой, целя в наглую рожу явно потерявшего страх белого.
        Вашуков легко уклонился и, делая короткий шаг в сторону, правой перехватил руку нападавшего и, помогая себе левой, сильным толчком буквально вбил парня лицом в стену. Глина, конечно же, мягче камня или кирпича, но все же достаточно крепкая вещь, чтобы расквасить лицо человека в кровь и вышибить из него сознание. Первый из нападавших еще не успел осесть на земляной пол камеры, а на смену ему рванулись, мешая друг другу, еще двое. Но повезло им не больше, чем первому: одного подполковник сбил подсечкой, а второму, не изобретая чересчур уж изящных комбинаций, с разворота заехал локтем в лицо, отчего парень завыл подобно раненному пулей зверьку.
        Пока второй уползал куда-то в темный уголок, с пола подскочил сбитый подсечкой и вновь бросился в атаку - видимо, пример двоих вышедших из строя товарищей его ничему не научил. Вашукову поневоле пришлось продолжить: отбросив с помощью гибкого блока летевший в его лицо кулак, морской пехотинец сделал короткий шаг навстречу и одновременно с шагом резко ударил противника под ложечку. Парень непроизвольно открыл рот и выпучил глаза - со стороны это выглядело так, словно бедняга с разбегу наткнулся на острый деревянный кол. Следующим движением Вашукова стал добивающий удар локтем в основание черепа, прикрытого жесткими курчавыми волосами. Еще через мгновение подполковник сделал широкий шаг в сторону и, все так же не отходя от стены, настороженно осмотрел поле боя. Хотя, точнее это можно было бы назвать полем избиения младенцев царем Иродом.
        - Ты их не добивай, смотри, - из угла камеры, смутно вырисовывавшегося в сумраке, вдруг раздался равнодушный голос - судя по тембру и интонациям, немолодой. - За это у нас и посадить могут…
        Только сейчас новый постоялец импровизированного отеля, лет сто назад слепленного из глины, разглядел возлежавшего на каком-то драном матраце худощавого мужика в обычных спортивных брюках и грязной, неопределенного цвета майке. Вашуков присмотрелся к изрезанному морщинами лицу, к спутанным кудрям, изрядно побитым сединой, и решил, что старшему в камере должно быть никак не меньше шестидесяти - хотя морпех и допускал возможность ошибки в пяток лет. «Наверное, он у них типа нашего смотрящего в камере или пахана - если по-старому…» - мысленно прикинул подполковник.
        - Да нет, отец, о каком убийстве ты говоришь - я же их так, чуть-чуть помял… - Вашуков в этот раз сказал чистую правду, поскольку если бы это был реальный бой, то все трое уже лежали бы по-настоящему мертвые, а не охали и подвывали - чем, потихоньку очухиваясь, и занялись «побитые гостем хозяева».
        - Присаживайся, - старик гостеприимно указал на край своего матраца - единственного в камере, из чего можно было сделать вывод, что старик находится в ранге сидельца привилегированного. - Курить будешь?
        - Давай, - Вашуков потянулся к протянутой пачке недешевых сигарет, аккуратно выудил одну и прикурил от огонька зажигалки, на пару секунд осветившего лицо и руки старика - на самом деле тот оказался не таким уж и древним.
        - За что тебя к нам? - без особого интереса спросил старик, как показалось морпеху, гораздо больше занятый наблюдениями за расползавшимися по своим норам постанывающими парнями.
        - Да так, ерунда, - с удовольствием затягиваясь душистым, сухим дымом, небрежно отмахнулся подполковник, - обознались. Прикинь, ваши полицаи меня за какого-то крутого бандюка приняли! Так что я особо не парюсь - разберутся и выпустят…
        - Бывает, - флегматично согласился абориген и, пошарив под матрацем, извлек блеснувшую нержавейкой небольшую фляжку, отпил глоточек и спросил: - Хлебнешь?
        Вашуков молча кивнул и хлебнул из фляжки, в которой оказался если и не чистый спирт, то какая-нибудь местная самогонка градусов этак семидесяти. Запить было нечем, поэтому морпех шумно выдохнул и затянулся сигаретой, чувствуя, как под ложечкой начинает расплываться приятное жаркое облачко.
        - А ты вообще по жизни кто? - задал старик новый вопрос, хотя подполковнику опять-таки показалось, что ответ аборигена не больно-то и интересует - скорее всего, тот спрашивал не из любопытства, а просто от скуки и для поддержания хоть какой-то видимости разговора.
        - Так, - неопределенно шевельнул ладонью Вашуков, - что-то вроде бизнесмена средней руки. Что-то купил по дешевке, потом продал чуть дороже… Думал, тут у вас кое-что провернуть, - а видишь, как оно обернулось… Придется, видимо, уезжать домой ни с чем - не нравится мне ваша тюрьма: темно, жарко и народ уж больно горячий…
        - Домой - это хорошо. Отпустят, не переживай… И полетишь ты в свою Россию, - старик понизил голос почти до шепота, так что мгновенно напрягшемуся морпеху не стоило опасаться, что слова аборигена расслышал кто-либо из слишком увлеченных ощупыванием своих ссадин и набухавших синяков сокамерников. - Ты ведь русский, так?
        - С чего ты, старик, решил, что я именно русский? - по-прежнему по-английски и с искренним недоумением - во всяком случае, ему казалось, что это выглядит именно так - спросил Вашуков. - Или у меня на лбу написано, что я из Сибири?
        - Не суетись, - с грустной усмешкой почти беззвучно посоветовал старик, - я тебя не продам. Не знаю уж, для чего ты англичанином или кем там еще прикидываешься, но, по-моему, ты русский… Ну, ладно, поясню. Пьешь ты как русский, сигареты разминаешь как русский; и только русский мог ввязаться в драку сразу с тремя черными, ничуть не думая о последствиях. И еще одна ма-аленькая штука: ты и сам не заметил, как по-русски выругался, когда дрался с этими придурками…
        - Серьезно, по-русски? - Вашуков вдруг почувствовал, что ему очень хочется провалиться под землю. Неужели он, подполковник морской пехоты, подготовленный, бывалый и достаточно хладнокровный человек, мог вот так глупо проколоться на такой ерунде? Или старик берет его на испуг? «На понт», как говорят в камерах российских. Да ну, глупость какая… Ему-то это зачем? - И что же я такого сказал, не напомнишь?
        - Ты назвал их козлами - а это чисто русская штучка, я знаю. Да не тушуйся ты - говорю же, не продам… Лет двадцать с лишним назад я работал с русскими - это были отличные ребята. У меня сын был… - старик вдруг замолчал и начал возиться со своей фляжкой - отхлебнул, протянул морпеху; потом оба закурили, и еще минут через пять абориген продолжил свой рассказ: - Русские врачи его спасли, когда он чуть не помер…
        - Спасли - это хорошо. Как он сейчас?
        - Никак. Его потом убили - слышал, наверное, что у нас до самого 92-го года гражданская война тянулась… Ты точно ничего там не накосячил? Правда, у полиции ничего против тебя нет?
        - Точно ничего, - ответил Вашуков, хотя, вспоминая чисто российские милицейские штучки, полной уверенности уже не испытывал. Мало ли что этим темненьким ребятам вдруг понадобилось… Может быть, политику какую пришить хотят или еще чего похуже - тогда и наркоту подбросить могут, и все что угодно. Глянут в документы, да и пошлют запрос в соответствующее консульство… Остается надеяться, что действительно ошиблись, или просто взятку слупить хотят. - Не успел я ничего натворить, отец. Меня ваши копы чуть ли не в аэропорту загребли. Говорю же, ошиблись!
        - Может быть, и ошиблись… А я давно живу на свете и скажу тебе без ошибки: если ты и имеешь какое-то отношение к бизнесу, то только к тому, который здорово припахивает оружейной смазкой. Извини, но от тебя за милю тянет чем-то таким… опасным. Да и дерешься ты… слишком хорошо для простого бизнесмена. Не хочешь сказать, что тебе нужно в моей стране на самом деле? Возможно, я мог бы помочь тебе - есть у меня и связи кое-какие, и возможности…
        - Тогда ответь мне на вопрос, который задавал мне: а ты сам-то кто? - Вашуков вдруг непонятно отчего ощутил внутреннюю уверенность в том, что старик и в самом деле может реально помочь ему в поисках. Что породило эту уверенность, подполковник, пожалуй, не смог бы ответить даже самому себе.
        - Контрабандист я, - просто ответил абориген, словно признал свою принадлежность к самой обычной и вполне уважаемой гильдии вроде каких-нибудь корабельщиков или столяров-краснодеревщиков. - Несколько суденышек, десятка два человек. Товар разный туда-сюда…
        - Суденышки, говоришь? - В мозгу Вашукова что-то почти физически ощутимо щелкнуло, и вмиг начала выстраиваться пока еще туманная, едва уловимая, но уже вполне связная цепочка: море, контрабандисты, каботажные рейсы… - Слушай, а ты ничего не слышал от своих знакомых мореходов о том, как милях в пятидесяти от города нашли брошенную машину, а в ней труп один интересный, нет?
        - Нет, - твердо сказал старик и для убедительности отрицательно покачал головой, - ничего такого я не слышал. Но если очень надо, то могу навести справки.
        - Надо, - кивнул морпех и, после недолгих колебаний, попросил попробовать что-либо выяснить и насчет того, не слышал ли кто из морячков что-нибудь о пропавших в том же районе троих белых мужчинах.
        Из тайных глубин все того же матраца абориген выудил обычный мобильный телефон, подмигнул Вашукову и, поглядывая на дверь, начал набирать номер. Минут за десять старик сделал три звонка. Потом молча выкурил сигарету и позвонил еще кому-то, с кем проговорил не меньше пяти минут. А еще через минуту подполковник узнал о существовании человека, который не только видел, как в указанном месте взорвалась большая лодка, но и, возможно, что-то знает о судьбе людей, на том суденышке находившихся.
        Все оказалось до такой степени неожиданно просто, что в первую минуту Вашуков даже не поверил старику и попросил повторить все добытые новости еще разок. Нет, похоже, все сходилось: и место, и время. Правда, тут же морпех сообразил, что есть одно простенькое и весьма неприятное обстоятельство, мешающее ему сейчас же броситься к тому человеку и подробно выяснить, что, где и как, - чтобы куда-то
«броситься», надо было сначала выйти из тюрьмы…

7. Сомали, окраина города Алула, август 2010 года
        - По-моему, он очухался… - Голос, вроде бы незнакомый, прозвучал откуда-то со стороны и в то же время сверху. Хотя, почему «сверху», как раз понятно - потому, что сам он лежит на полу, на жестком и грязном полу рядом со стеной, уходящей вверх, где в полутьме едва виден закопченный потолок. Голос и звон… Звон-то откуда? Да еще какой-то двойной. Ага, понятно: один звон нескончаемой нотой звучит в голове - как будто по стеклянному шару слегка стукнули стальным прутиком; а второй звон - это легкое позвякивание стальной цепочки, тянущейся от наручников к крюку вбитому в стену. Где-то он уже видел подобную цепочку…
        Орехов сдавленно застонал и слабо дернул занемевшей правой рукой, высоко вздернутой наручниками. Одно кольцо было защелкнуто вокруг запястья, а сквозь второе была пропущена цепь. Хорошо еще, что одну руку свободной оставили… Подполковник крепко зажмурился, усилием воли стараясь загнать поглубже звенящую боль в голове и во всем теле, и в то же время незаметно попробовал напрягать разные группы мышц и шевелить руками-ногами. Вроде бы все цело, отзывается и послушно шевелится. Только тупой болью отдает и там и сям. А вот пара ребер точно сломана - при каждом вздохе грудину как шилом кто протыкает. По ребрам, значит, чуть позже настучали, твари, когда он уже вырубился…
        Сергей вспомнил все почти сразу после того, как очнулся под невеселый звон цепи, вторивший нудной музыкальной шкатулке, которая звучала в голове, пострадавшей от удара рукояткой пистолета. Если бы не притаившаяся в ребрах боль, со злорадством выжидавшая любого его неосторожного движения, Орехов, наверное, сейчас бы рассмеялся - от души и в полный голос. Хотя причин веселиться не было ни единой - ну, разве что по поводу того, что он еще жив до сих пор, а не кормит морских гадов и рыбок.

«Баран ты, Сергей Викторович, а не спецназовец, - уныло размышлял Орехов, не жалея для «комплиментов» себе самых хлестких матюков. - Расскажу потом Вашукову - ни за что ведь не поверит, а как поверит, так со смеху сдохнет! Ну, чисто самодеятельность в отсталом колхозе, а не работа профессионала. Одно только меня слегка может оправдать: я все же солдат, а не разведчик-нелегал. Сначала вроде бы все нормально шло… Прилетел в Алулу, номер в зачуханном отельчике снял. Побродил в районе порта, по рынку, посмотрел-послушал. В порту только-только нащупал тропку к людям, наверняка имеющим связи с пиратским бизнесом, - и тут же получил по голове. Ни документов никто не спрашивал, ни тем более рекомендаций, ничего - сразу по чану. Простые ребята - как приклад от автомата Калашникова! А ты чего хотел? Чтобы тебя под белы рученьки вежливо отвели к боссам, да и чайком угостили? Правильно отмудохали! И радуйся, придурок, что жив еще. Только вот надолго ли…»
        Где-то совсем рядом чей-то голос произнес короткую фразу на непонятном языке - видимо, на местном диалекте, поскольку Орехов, немного знакомый с арабским, разобрал только одно слово: «белый», да и то без особой уверенности. Уверенность пришла, когда охранники подхватились со своих мест и начали отстегивать от крюка кольцо наручников, которое тут же защелкнули на дотоле свободном запястье левой руки. Вдвоем бандиты без каких-либо осторожностей и нежностей рывком поставили пленника на ноги и, не обращая внимания на стоны и ругань Орехова, быстро повели его по каким-то коридорам и темным переходам.
        Правда, идти пришлось недолго; вскоре пленника втолкнули в небольшую, ярко освещенную комнату и силой усадили на стоявший неподалеку от стола стул. Орехов, с минуту просидевший молча и стиснув зубы, чтобы не застонать от резкой боли в поврежденных ребрах, медленно поднял взгляд и увидел за столом крепкого темнокожего мужика в камуфляже. На столе стоял раскрытый ноутбук, лежали какие-то книги и бумаги, а на краю чернел армейский берет с замысловатой кокардой.
        - Как самочувствие? - по-английски спросил мужчина. Прозвучи этот вопрос при других обстоятельствах, Орехов, вероятно, поверил бы искренней заботливости и сочувствию этого, судя по всему, умного и опасного человека. - Мои люди, вижу, немножечко перестарались. Мне очень жаль, но вам не следовало проявлять излишнего любопытства - здесь этого не любят. А теперь я хотел бы услышать от вас объяснения: кто вы, ну, и прочее… Итак?
        - Макс Лурье, журналист, подданный Королевства Нидерландов, - монотонно проговорил подполковник, заранее предчувствуя, что этот чернокожий крепыш не поверит ни единому слову. - Я не из спецслужб и не шпион. Я всего лишь хотел познакомиться с кем-нибудь из местных… полевых командиров, неформальных лидеров, которые… Которые командуют людьми, выходящими в море для… своеобразного промысла, который…
        - Смелее, мой друг, смелее! Промысел, который весь цивилизованный мир именует пиратством - это ты хотел сказать? - насмешливо подсказал бандит, но Орехову вдруг показалось, что в блестящих глазах темнокожего мелькнуло что-то наподобие заинтересованности. - Журналист? Где работаешь?
        - Журнал «Солджер оф Форчун», внештатник. Ну, и еще кое-какие издания…
        - Журналист из Голландии. Отлично… Ну, королеву Беатрикс мы беспокоить, думаю, не станем, - пальцы мужчины быстро забегали по клавиатуре включенного ноутбука, - а вот в редакцию журнальчика твоего позвоним… Ага, вот контакты. Номер…
        Темнокожий по-приятельски подмигнул пленнику, вновь потыкал пальцем кнопочки - на этот раз спутникового телефона - и замер, ожидая, когда произойдет соединение.

«А вот тут ты, парень чернокожий, дал маху! - невозмутимо наблюдая за манипуляциями бандита, злорадно подумал Орехов. - Никогда ни одна редакция не сдаст тебе своих сотрудников. Так что на этом ты меня фиг поймаешь! А если про публикации спросишь, так я тебе парочку назову - специально посмотрел. Имя, скажешь, не совпадает? Так ведь псевдоним - и поди, докажи, что это не мои статьи…
        Орехов оказался прав: как только бандит на почти безупречном английском задал свой очень вежливый вопрос насчет внештатных сотрудников журнала, на том конце провода, видимо, его не менее вежливо послали по известному адресу и положили трубку. Подполковник внутренне сжался в ожидании новых неприятностей, в сравнении с которыми, возможно, и сломанные ребра покажутся мелким пустячком. Но последующие слова темнокожего крепыша здорово удивили Орехова…
        - Тебе повезло, парень. Если бы мне ответили, что ты на них работаешь, я тут же приказал бы содрать с тебя шкуру. Живьем. Потому что для меня такое подтверждение означало бы, что ты из Интерпола или из другой подобной конторы, и позаботился о достоверном прикрытии… Но мне сказали, что сведения о сотрудниках являются тайной и справок они кому попало не дают… Оставьте нас! - Темнокожий вздернул подбородок и повелительно махнул ладонью, обращаясь к молчаливо подпиравшим косяки входной двери охранникам. - Скажите там, пусть принесут свежего чая.
        В комнатке на минуту-другую повисла тишина, которую нарушало лишь зудение под потолком каких-то беспокойных мелких мух, да тихое шипение вентилятора ноутбука.
        - Мое имя Мохаммад Али Шариф, - негромко начал бандит, прикурив две сигареты и одну из них заботливо сунув в губы пленника. - Кури, друг… Мы почти ровесники и, думаю, ты меня поймешь. У меня много денег, но нет ни жены, ни семьи, ни подобающего настоящему мужчине дома. Я устал от грязи и несовершенства этого мира, где все только и заняты тем, что жрут друг друга, как безмозглые шакалы. И я хочу исчезнуть. Но на прощание я хочу громко хлопнуть дверью. Очень громко - так, чтобы в Белых домах мно-огих стран посыпалась с потолка штукатурка! У меня есть отличный торпедный катер и замечательные, мощные торпеды. А мимо Алулу иногда проходят огромные танкеры, которые перевозят в своих танках-цистернах сотни тысяч тонн нефти… Ты, журналист, понимаешь, о чем я?
        - Кажется, понимаю, - выплевывая на пол окурок, кивнул Орехов, стараясь придать лицу сонное выражение, - не хватало еще, чтобы этот темнокожий бандюган умудрился разглядеть в его глазах что-нибудь вроде презрения или насмешки. - Ты хочешь напоследок взять хороший куш, большой выкуп.
        - Плевать я хотел на выкуп, понял? - вскинулся Мохаммад, и подполковнику очень не понравился лихорадочный блеск в глазах разгорячившегося бандита. - Когда-то я учился в Советском Союзе - еще до семьдесят седьмого года, когда наши недоумки в пух и прах разругались с русскими. Если бы все сложилось иначе, сегодня я мог бы быть по меньшей мере министром обороны независимого Сомали. А возможно, и президентом! Но эти твари погубили все, перегрызлись, как глупые бродячие собаки, и я стал никем - командую шайкой нищих, грязных пиратов… Ну что ж, если мир не захотел слышать о президенте Мохаммаде, он услышит о террористе Мохаммаде! Весь мир услышит! И вздрогнет, побелев от ужаса…
        - Так ты хочешь просто взорвать танкер, бабахнуть на весь мир? По-моему, ты сумасшедший, - негромко и очень серьезно сказал Орехов, отметив кроме нездоровой горячности и блеска в глазах бандита еще и катившиеся по его лицу капли крупного пота, которые Мохаммад смахивал нервным движением дрожащих пальцев. - Ну, а я-то тебе зачем? Или просто поговорить о своих планах не с кем?
        - Не-ет, я не сумасшедший, - неожиданно успокаиваясь, с улыбкой возразил бандит, даже и не думая сердиться - напротив, посмотрел на пленника с нескрываемой симпатией и тут же пояснил: - Король Лир, по-твоему, сумасшедший? Или тот белый, что застрелил Джона Леннона? Как его, помнишь? Правильно, Марк Дэвид Чепмэн… А кто сегодня назовет хотя бы одно из имен террористов, направивших «Боинги» в башни-близнецы? Никто! Мало совершить подвиг; надо, чтобы о нем кто-то рассказал миру - иначе никто и никогда так и не узнает твое имя… Вижу, догадался, о чем я. Да, именно ты напишешь обо мне книгу! И снимешь фильм - пусть любительский, но каждый кадр будет стоить миллионы!
        - И сколько из этих миллионов ты отстегнешь мне? - пряча улыбку, поинтересовался подполковник, которому и весь этот разговор о супертеракте, и слова о призрачных миллионах, звучащие в заплеванной глиняной халупе, казались бы откровенным бредом, если бы не одно «но» - торпеды у Мохаммада действительно были. А значит, вполне возможно, что сидящий напротив террорист-маньяк может без раздумий пустить их в дело…
        - Ты получишь все, - совершенно серьезно пообещал Мохаммад и после короткой паузы добавил вполголоса: - Если сможешь уцелеть…
        Принесли чай, какую-то еду. Мохаммад, ни на минуту не прерываясь, воодушевленно живописал все новые подробности своего грандиозного плана, не забывая на правах гостеприимного хозяина потчевать пленника всем, что находилось на столе. Наручники с Орехова сняли и, покуривая одну за другой сигареты из пачки бандита, подполковник прикидывал, что сейчас он вполне мог бы без особого труда свернуть этому темнокожему болтуну шею…
        Но это ничуть не приблизило бы Орехова к основной цели, которая заключалась в обнаружении и уничтожении торпед, о которых Мохаммад упомянул лишь однажды, да и то вскользь. Наверняка, прикидывал спецназовец, торпеды хранятся где-то в отдельном тайнике. Значит, придется помалкивать, кивать с умным видом и ждать, когда возомнивший себя новым Геростратом сомалиец приступит к заключительной стадии своей операции. Когда к пирсу встанет его «отличный» катер и на него погрузят «замечательные» торпеды. Вот тогда и наступит час «икс», когда… А вот что конкретно можно и нужно будет сделать, предстояло еще придумать.

«Как же мы неправильно поступили! - внутренне изнывая от досады, беззвучно матерился Орехов. - И как чертовому морпеху удалось меня уломать? Идиоту ведь ясно, что один в поле не воин… Много я могу сделать в одиночку и голыми руками? Могу, конечно, но вдвоем было бы сподручнее. Я - здесь, внутри банды, а Вашуков вертелся бы где-нибудь поблизости и в нужный момент… Так, стоп, Серега! А кто тебе сказал, что его здесь точно нет? Черт, надо быть повнимательнее - может быть, наш морпех уже здесь, в Алулу, меня разыскивает… Ладно, посмотрим. Если Вашуков объявится, то и меня найдет, и о себе знать даст. Только вот как там его поиски… И живы ли пацаны вообще…»

8. Мозамбик, побережье неподалеку от Мапуту, август 2010 года
        С моря ощутимо тянуло легкой свежестью, прилетавшей на широких невидимых крыльях ночного ветерка. Охранник, безмятежно покуривавший тонкую сигаретку, сделал последнюю затяжку, бросил окурок в воду и зябко поежился. Время, судя по звездам, потихоньку начавшим гаснуть одна за другой, близилось к рассвету, и мужчина прикидывал, как вернется в каюту охраны, выпьет чашечку-другую обжигающего кофе и завалится спать.

«Хозяин совсем свихнулся на своей безопасности, - неодобрительно размышлял охранник, перекидывая винтовку «М-16» за спину и присаживаясь на корточки, чтобы зачерпнуть морской воды и освежить лицо. - Ладно, в своем особняке на берегу ночевать последнее время отказывается - хотя там и забор двухметровый с колючей проволокой, и камеры видеонаблюдения, и собаки… Понятно, что налета боится. Или опасается, что конкуренты или те, кому он насолил, снайпера подошлют. А насолить наш Ян умудрился многим! Вроде бы и умный человек, и оборотистый, и в делах понимает - иначе не создал бы такой бизнес, не заработал бы столько денег, - а вот с людьми ладить совсем не умеет… Теперь вот мотаемся вдоль берегов на этой яхте, да еще в караул нас ставит, как в армии. Точно, совсем свихнулся! Хотел бы я посмотреть на того смельчака, который осмелится бросить хозяину вызов или просто косо посмотреть на него…»
        Охранник вскинул голову и посмотрел на готовое вот-вот начать светлеть небо, затем бросил взгляд на часы и, отряхнув мокрые ладони, поднял воротник куртки. Еще часок - и его смена закончится, можно будет идти пить кофе. Мужчина хотел было встать, но в воде, сонно-лениво плескавшейся у края небольшого плотика, принайтованного у подножия трапа яхты, вдруг мигнул какой-то расплывчато-голубой огонек. Озадаченный охранник вставать тут же передумал и, наклоняясь почти к самой воде, начал напряженно всматриваться в непроглядную тьму набегавших волн. Почудилось или какая-нибудь рыба из глубины подошла фосфоресцирующая?
        Кофе охраннику выпить так и не довелось. Темная гладь моря у края плотика словно взорвалась, и из воды в облаке брызг взметнулось гибкое тело в черном гидрокостюме; аквалангист левой рукой крепко прихватил мужчину за воротник куртки и одним рывком сдернул с плота, увлекая жертву за собой в глубину. Впрочем, захлебнуться соленой горечью морской воды охранник не успел, поскольку пловец тут же прекратил его страдания точным ударом длинного клинка в шею. Мертвое тело еще медленно опускалось на дно и неразличимое в сумраке облако крови потихоньку рассеивалось в толще воды, а аквалангист уже выбрался на плотик и ловко освободился от снаряжения, оставаясь в мокро поблескивающем гидрокостюме.
        Пловец проворно взбежал по трапу и, бесшумно ступая по чистеньким доскам палубы, проскользнул к выкрашенным белой краской надстройкам. Прижался спиной к переборке, прислушался - кроме слабого поскрипывания такелажа, на скупо освещенном стояночными огнями судне не было слышно ни звука. Разве что где-то внутри, в какой-то из кают, можно было уловить слабые переливы музыки - вероятно, нечто в восточных мотивах…
        Подполковник Вашуков был уверен, что музыка здесь могла звучать лишь в одном помещении - в каюте хозяина яхты. Старик Али, с которым морпех так удачно для дела познакомился в тюрьме, подробно все расписал: и общий план яхты, и распорядок дня хозяина, и количество охранников. Одного уже можно вычеркивать из списка, а еще трое, скорее всего, дрыхнут в кубрике. Сменяют друг друга они через три часа, так что на все дела у подполковника еще оставалось около часа.
        Вашуков нырнул в освещенный проем в кормовой надстройке, где находилась лесенка-трап, ведущая во внутренние помещения яхты, расположенные ниже уровня палубы - именно там находилась каюта хозяина судна. Десяток ступенек вниз, прямо по коридору - и метров через пять перед глазами морпеха предстала отделанная деревом стальная дверца. Наверняка заперта, но старик дал неизвестно откуда добытый дубликат ключа и клятвенно заверил, что с замком проблем не будет…
        Подполковник только вознамерился аккуратненько вставить ключ в замочную скважину, как где-то сзади и сверху послышались отчетливые шаги: похоже, кто-то, ничуть не скрываясь, направляется именно сюда, к хозяйской каюте. Стюард? Или кто-то из охраны решил проявить бдительность и обходит судно с проверкой? Нет, прикинул морпех, если бы охрана, то сначала часового у воды проверили бы… И наверняка бы уже объявили тревогу.
        Метаться в поисках укрытия было бессмысленно - ноги стюарда или кого еще там уже появились на ступеньках. Тогда Вашуков одним движением руки сбросил с головы прорезиненный капюшон, небрежно прислонился плечом к переборке и, сложив руки на груди, начал негромко насвистывать какую-то легкомысленную мелодию.
        Человек, спустившийся по трапу, действительно оказался кем-то вроде стюарда, поскольку довольно ловко удерживал на растопыренных пальцах небольшой поднос с дымящимся кофейником и бутылкой виски. Увидев в коридоре неподалеку от двери каюты босса незнакомца в гидрокостюме, парень резко замедлил шаг, недоуменно всматриваясь в дружески улыбающееся лицо.
        - Ты кто?
        - Русский боевой пловец, - еще шире растягивая губы в улыбке, негромко ответил морпех и, не давая стюарду опомниться, быстро добавил, подмигивая: - Смотри, поднос потеряешь - от босса влетит! Ну вот, упаковка пива - моя. Я с парнями поспорил, что ты перепугаешься - так оно и вышло. Да расслабься ты! Я новый охранник, только вчера из самого Кейптауна прибыл. Хозяину приспичило искупаться, вот я и надел гидрокостюм, чтобы его от всяких неожиданностей подстраховать… Неси скорее кофе, а то он уже рвет и мечет!
        Стюард, все еще сохраняя на лице опасливое выражение, осторожно прошел мимо пловца и направился к двери, за которой ожидал свой кофе босс. Уже занеся над дверью руку, чтобы вежливенько постучать, парень, видимо, что-то все же почуявший, резко повернул голову назад, но было уже поздно… Вашуков ударил ножом, одновременно подхватывая обмякшее тело и пытаясь не дать с грохотом упасть подносу со всем кофейно-бутылочным набором. Удалось лишь отчасти: и кофейник, и бутылка все же соскользнули на лакированные доски пола, но большого шума не произвели, поскольку подполковник успел-таки опустить поднос пониже. Теперь следовало поспешить. Морпех решительно вставил ключ в прорезь замка, повернул и тут же толкнул дверь внутрь.
        Хозяин каюты, погруженной в уютный полумрак и подсвеченной желтоватым светом утопленных в потолок ламп, увидев приоткрывшуюся дверь, с похвальной резвостью подхватил со столика «Беретту» и направил пистолет на входящего. Увидев знакомую белую куртку и поднос с кофейником, на мгновение расслабился и немного опустил оружие. Этого мгновения подполковнику морской пехоты хватило - Вашуков отработанным движением бросил нож, и клинок беззвучно пробил толстую шею крепкого светловолосого мужчины.
        Хозяин яхты рефлекторно вскинул руки к горлу и с недоумением в гаснущем взгляде замедленно рухнул на ковровое покрытие пола. Морпех, сдернув со столика полотенце, наклонился к трупу, прикрывая рану полотенцем, выдернул нож и быстро вышел вон из каюты.
        Кубрик, в котором досматривали свои последние сны охранники, Вашуков отыскал без труда. Осторожничать и таиться теперь не было надобности, поэтому морпех в открытую просто подошел к распахнутому иллюминатору и без раздумий швырнул внутрь тускло освещенной каюты брикет из четырех стянутых скотчем взрывпакетов. После того как в тесном помещении раздался тугой грохот взрыва, подполковник закинул в круглое окошко еще один подарок - газовую гранату.
        Выждав минуту, Вашуков подошел к входу в каюту, намереваясь войти внутрь, и едва не получил распахнувшейся стальной дверцей по лбу - из темноты вместе с клубами слезоточивого газа выпрыгнул один из охранников. Бандит, умудрявшийся одновременно хрипеть, кашлять, отплевываться и отчаянно тереть глаза, морпеха, естественно, не увидел. Бедняга так и умер, получив точно выверенный удар чуть ниже грудной мышцы и не увидев глаза своего врага.
        Несколько обычных взрывпакетов в сочетании с газовой гранатой, брошенные в маленькую комнату, дают эффект чуть меньший, чем более серьезная граната. Во всяком случае, Вашукову, выхватившему из наплечной кобуры убитого им охранника пистолет, осталось совсем немного работы. Да, собственно, четыре прицельных выстрела, сделанные в течение трех-четырех секунд, и работой-то для спецназовца называть как-то неловко.
        - «Дело сделано, сказал слепой», - вполголоса процитировал подполковник и бросил взгляд на светящиеся стрелки часов - оставалось еще предостаточно времени на
«декоративные работы». - Ну вот, теперь надо все обустроить так, чтобы ни у полиции, ни у журналистов не возникло никаких вопросов. Кроме одного…
        Мужчина, сидевший в резиновой лодке примерно в полумиле от яхты, на которую отправился Вашуков, без особого беспокойства тоже время от времени поглядывал на часы.

«Пора бы этому «ночному дельфину» и возвращаться - светает уже… - Мужчина посмотрел на начинающее светлеть небо и осуждающе покачал головой. - Что-то он там застрял. Делов-то - тройку охламонов замочить! Или что-то не так пошло? Да не должно бы - морпех далеко не мальчик, и на этих делах небось добрую сотню собак съел… Ага, ну наконец-то!»
        В толще воды совсем рядом с резиновым бортом раз-другой мигнуло мутноватое пятно голубого света; через пару секунд вода забурлила и на поверхности показалась обтянутая мокрой тканью гидрокостюма голова в маске. Пловец, качнув лодку, ухватился рукой за борт и, сдвигая маску на лоб, вынул изо рта загубник. Морщась, тяжело задышал, хватая свежий прохладный воздух.
        - Ну наконец-то! Явился, душегуб… Как прошло все?
        - Как учили - в штатном режиме, - вяло огрызнулся Вашуков. - Стар я стал, брат, для таких дел. Но наши выиграли со счетом «шесть - ноль»… Помоги-ка дедушке в лодку забраться!
        Подполковник с помощью товарища перевалился через тугой валик борта и, откидываясь на спину, начал освобождаться от снаряжения. Прежде чем скинуть акваланг, отвязал закрепленный на поясе конец тонкого капронового шнура и закрепил его на миниатюрном кронштейне, торчавшем на корме суденышка.
        - Все, друг мой, - подытожил морпех, извлекая из кармашка на широком поясе нечто вроде брелока и нажимая светившуюся зеленым светом кнопочку. - Теперь греби в усиленном темпе. Минут через десять можно будет и мотор запустить…
        Опустевшая яхта, на борту которой медленно остывали трупы хозяина, стюарда и моториста, практически случайно обнаруженного Вашуковым в машинном отделении, сиротливо покачивалась на легкой волне, поднимаемой утренним ветерком. Нажатием кнопки подполковник привел в действие взрывной механизм совсем крохотной мины-зажигалки, которая послушно запалила разлитое в нескольких местах горючее. Ветер, налетавший со стороны океана, радостно набросился на яркую игрушку, все сильнее раздувая деловито потрескивающее оранжевое пламя, бушевавшее среди клубов черного дыма. Жаркий плавучий костер старательно уничтожал не только яхту, стоившую очень приличных денег, но и трупы, а вместе с ними и все следы…

9. Мозамбик, пригород Мапуту, начало августа 2010 года
        Из тюрьмы Вашуков вышел несколько нетрадиционным способом. Не было никакого
«звонка», как не было и обязательного в подобных случаях похлопывания по плечу охранником, сопровождаемого непременной фразой: «Смотри, парень, больше сюда не попадай!» И уж тем более подполковнику не пришлось рыть подкоп или захватывать в заложники начальника тюрьмы, чтобы, прикрываясь испуганно трепыхающимся жирным тельцем, истерично требовать открыть ворота.
        Первым освободили старика-контрабандиста, а буквально на следующий день тот договорился с кем следовало и с надежным человечком передал тюремному начальству небольшой взнос в виде серо-зеленых бумажек. Те незамедлительно превратились в золотой ключик, открывший для российского морского пехотинца заветную дверцу, за которой была воля. Причем, как выяснилось, ключик не только открыл все замки, но и загадочным образом закрыл мутноватое дело по обвинению Вашукова в самых немыслимых грехах. Перед подполковником очень вежливо извинились, пожелали доброго пути и даже вернули все личные вещи и деньги - вплоть до самой мелкой монетки. Мелочь, заботливо сложенная в стопочку рядом с остальным барахлом, окончательно заставила Вашукова поверить в могущество старого контрабандиста.
        После темноватой камеры на улице было слишком жарко, а глаза пришлось прятать за темными стеклами очков. Морпех поймал такси, назвал адрес гостиницы и, пока пожилой негр крутил баранку разбитого «Шевроле», пассажир дремал на заднем сиденье и мечтал о прохладном душе.
        Гостиница, в которой, как сообщил по телефону старик-сокамерник, для Вашукова был забронирован номер, находилась на южной окраине города, неподалеку от порта. Морпех расплатился с таксистом, вошел в тесноватый холл и направился к стойке портье. Служитель, оправдывая свою должность, слегка поклонился и с услужливой улыбочкой протянул постояльцу ключи от номера на втором этаже. Правда, как-то уж слишком бегали у темнокожего паренька глаза, да и улыбка показалась подполковнику откровенно трусливой, а не по-лакейски услужливой.

«Что ж этот урюк копченый так засуетился, а? - поднимаясь по узкой лестнице, жестко усмехнулся Вашуков, прикидывая, что из оружия при нем разве что руки-ноги да увесистая деревянная грушка, прицепленная к ключу от номера. - Похоже, в номере меня гости ждут… Старик? Или кто-то из его людей? Скорее всего. Ладно, будем посмотреть, как любит говаривать товарищ Орехов…»
        Ключ в прорезь замка вошел совершенно бесшумно и так же, по мнению Вашукова, провернулся, оттягивая в сторону защелку. Морпех медленно и чуть-чуть приподнимая - чтобы не скрипнула предательски - открыл дверь и сделал первый шаг в освещенную настенным светильником узенькую прихожую. Остановился, прислушался - ни звука…
        - Я убрал из прихожей все тяжелые предметы, - довольно громко и отчетливо сообщил по-английски чей-то смутно знакомый голос. - На всякий случай. Я безоружен и совершенно не опасен, так что проходите смело. Это ведь, в конце концов, ваш номер.
        Вашуков, уже не таясь, но все же с некоторой опаской, сделал еще два-три шага и замер на пороге комнаты, увидев вольготно расположившегося в кресле крепкого белого мужчину. Перед незваным гостем на столике возвышалась бутылка хорошего виски, стеклянная плошка со льдом и два стакана, в одном из которых еще оставалось немного темно-золотистой жидкости.
        - Джексон, да чтоб тебя… - облегченно выдохнул подполковник и, расслабляясь самую чуточку, плюхнулся в соседнее со столиком кресло, закурил и тут же уставился в наемника напряженно-злым взглядом. - Вот уж кого не ожидал… Ну, что молчишь? Что с ребятами?
        - Откинулся? За это надо выпить! Как там, у черных на зоне?
        - Я, сука, тебе вопрос задал… - Даже при неярком освещении было заметно, как недобро потемнело и без того крепко загорелое лицо морпеха, а костяшки сжатых в кулак пальцев, напротив, побелели. Не нужно было обладать особым даром предвидения, чтобы безошибочно определить - еще секунда, и кулак вполне может со свистом полететь в лицо наемника. Джексон, враз трезвея, смахнул с лица улыбку и примирительно приподнял раскрытые ладони.
        - Извини, дружище! Признаю: шутка была неудачной. Докладываю: живы твои пацаны. Оба. Но…
        - Что «но»? - Рука Вашукова, потянувшаяся было к бутылке, замерла на полпути. - Где они?
        - В частной клинике, - нехотя сообщил Джексон, доставая из пачки сигарету. - Да ты особо не пугайся, сейчас с ними почти все в порядке. Скат, правда, чуть без головы не остался, а Тритон сильные ожоги получил… В общем, если в двух словах, то дело было так. Достали мы со дна торпеды, погрузили на судно Мохаммада и приготовились предлагать им свои услуги: типа, на службу в его банду пристроиться. Но он мужик непростой оказался - автоматчики нам быстро пояснили, что мы им и на фиг не нужны. Ну, ладно, ушла их посудина, а мы остались. Решили на месте переночевать, а с утра уже решать, что же делать дальше. Да, в ящики с торпедами твои ребята, как и договаривались, маячки пристроили…
        - И что же было дальше? - затягиваясь сухим сигаретным дымом, нетерпеливо спросил морпех. - Кто из вас где спал?
        - Я и Скат с Тритоном остались на судне, а прапорщик с Лысым должны были ночевать в машине на берегу. Короче, ночью оно и рвануло…
        - Прапорщика Вострецова нашли в джипе. Зарезанным, - холодно сказал Вашуков и выматерился сквозь зубы. - Так что и гадать, кто вам в катер - или что там у вас было - взрывчатку подложил, нечего… Лысый друг нашего полковника… как там его… Юрий Зимин. И как же вы так лопухнулись, а? И где та падла взрывчатку умудрилась найти?
        - Ну, если уж на то пошло, командовал группой не я, - окрысился наемник и тут же, остывая, безнадежно махнул рукой. - Да какая, к чертям собачьим, теперь разница, кто командовал! Я так теперь понимаю, что у них с полковником и с этим… с Посредником еще в Москве была договоренность списать нас сразу после дела. Подумаешь, четыре наемника сгинули - никто, ясное дело, и искать не станет. Голову на отсечение даю, что взрывчатку ему Мохаммад привез - по особой просьбе, так сказать. Пока мы с торпедами возились, Зимин с человечком того моджахеда и встретился. А потом на катере взрывчатку и пристроил. Это нам еще крепко повезло, что мы не спали - иначе точно уже рыбки наши косточки добела объели бы…
        - Рвануло у вас, и дальше что было? - перебил разглагольствования Джексона подполковник, разливая по стаканам виски. Выпили, закурили, и наемник продолжил свой невеселый рассказ.
        - После взрыва пожар начался. Я, честно говоря, плохо все помню. Меня об переборку крепко стукнуло, и очнулся я уже в воде. На месте катера - облако огня и дыма. Ни Ската, ни Тритона не видно… Плыть не могу - рука как плетка болталась, вывихнул. За какой-то обломок схватился, болтаюсь как… и подвываю потихоньку, - наемник невесело усмехнулся и, наливая новую порцию «антидепрессанта», зябко передернул плечами. - На наше счастье, поблизости баркас местных контрабандистов проходил. Они нас и выловили. Я как глянул на пацанов, думал, конец: у Каткова лицо белее бумаги, а все остальное кровью залито; Троянов - так тот еще хуже… Сгоряча показалось, что, кроме лица, у него все обгорело - видимо, горючка на него выплеснулась…
        - И куда вас эти контрабандисты определили? Что, ни позвонить, ни чего другого нельзя было? Хоть бы весточку подали, что живы!
        - В какую-то закрытую клинику привезли, - сухо ответил Джексон. - Первую помощь оказали. Мне руку вправили, потом уколами накололи и - спать. Ребят в операционную или в процедурную увезли - их я только через неделю увидел. «Позвонить»… Ты бы, полковник, ту больничку видел: забор три метра, колючка, двери без ручек! В общем, типа психушки. Ну, мог я, в принципе, там шухер навести, но как я пацанов бросил бы?! Те бандиты нас спасли в легкую, мимоходом, но так же простенько могли и горло перерезать…
        - Могли, конечно, - легко согласился Вашуков. - Но, если с самого начала не зарезали, то, значит, какие-то планы относительно вас у них были. Может быть, на выкуп надеялись, а может, еще что - в простое человеколюбие, ясен пень, как-то не очень верится… А теперь, как я догадываюсь, мой дедок Али, с которым я в камере скорешился, с вашими спасителями договорился… Так, нет? Он мне все про любовь к России рассказывал - аж до слез пробирало; но чую я, что и у старичка есть какой-то свой интерес, а?
        - Вот именно, - мрачно усмехнулся наемник, - куда ж сегодня без него, без интереса… Меня вот выпустили и к тебе сюда направили. В общем, полковник, твой дед договорился с нашими спасителями-тюремщиками, что те нас отпустят, а он с удовольствием отправит нас на распрекрасную Родину. Но есть у спасителей одно условие - мы должны оказать им небольшую услугу. А конкретно - убрать конкурента. Больно уж он мешает им крутить свой контрабандный бизнес, вот темненькие и решили и рыбку съесть, и нашими руками разборку устроить. Вот, полюбуйся!
        Джексон достал из кармана пухлый конверт и бросил его на столик. Морпех не спеша рассмотрел несколько фотографий, на которых был запечатлен некий господин, и прочел небольшое досье, из которого следовало, что заказать им хотят мужичка очень и очень нехорошего. Контрабандист, бандит совершенно беспринципный и безбашенный, торговец оружием, людьми и решительно всем, за что может заплатить покупатель. Пожалуй, только в одном грехе составители досье господина не обвинили - в людоедстве. И то, вероятно, лишь потому, что господин с фотографий был белым…
        - Ясно, - Вашуков брезгливо отбросил бумаги, на несколько мгновений тяжко задумался и, видимо, принимая решение, деловито спросил: - Ручка с бумагой есть? Давай! Будем план акции придумывать и список снаряжения писать.
        - Слушай, морпех, - наемник налил еще немного виски, выпил и с сомнением покачал головой, - а тебя не напрягает, что по наводке каких-то сомнительных темных ребяток мы должны прикончить этого мужика? Белого, между прочим…
        Подполковник вскинул вроде бы и не выражавший ничего взгляд, помолчал, потом отвел глаза в сторону и с расстановкой сказал:
        - Вот что, Джексон, или как там тебя… Здесь и сейчас я тебе одну простую вещь скажу, которую больше нигде и никогда не повторю. Даже если в этих бумагах одно сплошное вранье, - мне плевать, понял? Если для спасения моих парней надо будет пол-Африки вырезать к чертовой матери - я просто возьму нож и пойду резать! И мне без разницы, какого цвета мужики под мой нож попадут. Для меня расклад ясен и прост: два чернокожих бандита просят прикончить такого же бандита, только посветлее. Все, тему закрыли. Давай думать, как сделать дело грамотно и без потерь…
        - Давай. Только еще один вопрос: не боишься, что за такую халтурку тебе в Москве - или где там ваше начальство сидит - погоны вместе с головой снимут?
        - Боюсь. - Вашуков угрюмо посмотрел на почти пустую бутылку, вздохнул и вновь потянулся за сигаретами. Прикурил и, многозначительно поглядывая на наемника, едва заметно улыбнулся: - Но не очень - они ничего и не узнают, если мы все чисто проделаем. Я же не идиот на себя доносы писать! Кроме того, жизни моих ребят стоят много дороже погон вместе с головой и всем остальным…

…Спустя семнадцать часов после приведенного разговора яхта белого господина с коротеньким именем Ян запылала ярким огнем, выжигавшим новые просторы для бизнеса местных контрабандистов. Еще через пять часов Вашуков и Джексон с интересом посмотрели выпуск новостей местного телеканала, в котором были продемонстрированы кадры обгоревшего остова уничтоженной яхты. За сюжетом с места событий последовал пространный и расплывчатый комментарий, в котором мордастый сотрудник пресс-центра полицейского управления Мапуту с умным видом рассказал о бандитской разборке, жертвами которой стали некий уважаемый бизнесмен и несколько его сотрудников. Поскольку пожар уничтожил практически все следы, сокрушался полицейский с искренней печалью в глазах, даже точное число пострадавших следствие пока назвать не может.
        - Трупы охранников мы в океан подальше отбуксировали, так? - поглядывая на экран телевизора и загибая пальцы, начал подсчитывать Джексон. - Их было трое. Ты скинул их трупы в море, связал изящной гроздью, а трос к лодке привязал… Сам босс и стюард - пятеро. А ты, помнится, что-то про шестерых говорил, нет?
        - Говорил, - мрачно подтвердил морпех. - Шестым был моторист - я его в машинном отсеке нашел… Хватит, счетовод! Надо в путь собираться - у нас еще работы непочатый край.
        - А Скат с Тритоном? С ними как? - недоуменно вскинулся наемник.
        - Они у моего «деда с кичи» погостят - обоих уже перевезли в надежное место. Там и персонал медицинский есть, и уход нормальный будет. Я моему сокамернику почему-то верю. А если бы и не так, то какие из них сейчас бойцы? Пусть лежат, раны зализывают. А нам с тобой надо к Орехову торопиться. Если еще не поздно. Ох, боюсь я, дали мы маху с нашим Мохаммадом - умен, собака, и хитер. Маяки он наверняка вместе с ящиками в море выкинул. И что он еще может отмочить - одному Аллаху известно. Например, запросто Сереге башку отрезать…
        Этим же вечером Вашуков и Джексон на небольшом частном самолете вылетели из Мапуту в Могадишо, а еще через несколько часов добрались до Алулу, где и устроились в крохотной грязноватой гостинице на окраине города…

10. Сомали, окраина города Алула, август 2010 года

…Катер был хорош. Корпус чуть больше двенадцати метров длиной, около трех шириной, выкрашенный в традиционный серо-стальной «военно-морской» цвет, имел изящные, красивые обводы и почему-то вызывал у подполковника ассоциации с породистым скакуном. Наверное, все-таки из-за принадлежности Сомали к странам арабского мира. Да, прикидывал спецназовец, уважительно рассматривая новенький катер, на испытания которого его пригласил Мохаммад, пожалуй, эту железяку именно так и можно назвать: породистый арабский скакун.
        - Ну, друг мой, как тебе мое приобретение, а? - Азартно поблескивая темными глазами, Мохаммад ласково провел темной крепкой ладонью по краешку фальшборта, словно действительно погладил горячего, норовистого коня. - Сейчас посмотрим, как он себя поведет на воде. Ай, ты мой красавец! Представляешь, Лурье, два двигателя
«меркрузер» по двести с лишним лошадей! Это же мощь, сила, скорость и… красота. Если бы ты знал, как красив военный быстроходный катер, когда он с ревом несется по волнам! Ты никогда не думал, журналист, что любое оружие обладает дьявольской красотой? Посмотри на любой пистолет, автомат, танк или боевой корабль: какое изящество, какая удивительная целесообразность в каждой линии…
        - Как же ты, уважаемый, назовешь свой крейсер? - без тени улыбки спросил Орехов, доставая из нагрудного кармашка пачку сигарет. - «Бледный всадник Апокалипсиса»?
        - Не смей здесь курить! - нахмурился бандит и тут же, после секундного раздумья, улыбнулся, сверкнув белыми безупречными зубами. - Это было бы слишком длинно и напыщенно до глупости. Но и каким-нибудь дурацким «Мечом Аллаха» я его называть не стану. Кстати, ты мне подал недурную мысль… На его бортах будет красоваться только номер. Три шестерки - это будет замечательно! «Число Зверя», ха-ха-ха! Кстати, пока мои люди заправляют баки горячим и стаскивают этого красавца на воду, обязательно запиши наш диалог! Пиши-пиши, зарабатывай свой миллион - ни единого слова не должно пропасть!
        О записях бандит мог бы и не напоминать - столько писать Орехову не приходилось, пожалуй, с тех самых пор, когда он, еще молодой курсант, исписывал на лекциях десятки толстых тетрадей. Каждый день Мохаммад, почти ни на минуту не отпуская гостя-пленника от себя, заставлял выслушивать и записывать бесконечные воспоминания сомалийца о детстве, юности, об учебе в советском военно-морском училище и о последующих годах. Воспоминания перемежались длиннейшими разглагольствованиями о судьбах мира, о роли сильного человека в мировой истории, о религиях и одному дьяволу известно о чем еще.
        Орехов молча выслушивал, понимающе кивал, изредка вставлял какие-то замечания и послушно записывал неразборчивой скорописью все бредни Мохаммада. По вечерам все записанное приходилось расшифровывать и переписывать начисто - бандит ревностно следил за тем, чтобы «журналист Лурье» хлеб даром не ел. Про себя Орехов, посмеиваясь, называл свой многостраничный труд «Новая Майн Кампф» - по аналогии с бредовой «нетленкой» Гитлера. Хотя, наверное, наименование «Новый Герострат» было бы поточнее…
        Поскрипывая, заработали лебедки, наматывая на барабаны тонкие струны стальных тросов. Те натянулись, задрожали, и Орехов на всякий случай сделал несколько шагов в сторону - он отлично знал, что может натворить лопнувший металлический трос с разлохмаченной стальной кисточкой на конце… Но никаких эксцессов не произошло: корпус катера дрогнул и медленно пополз по смазанным солидолом рельсам. Еще через пару минут стальное корыто соскользнуло в грязноватую, покрытую радужными разводами воду, взбило целое облако брызг и радостно закачалось у причала.
        Мохаммад, явно сдерживая нетерпение, лично проверил все, что только можно было проверить, облазил все закоулки новенького судна и лишь после этого дал команду всем занять свои места. Команда касалась непосредственно Орехова и двоих молчаливых темнокожих бойцов, вооруженных автоматами.
        Моторы послушно откликнулись на первый же поворот ключа зажигания и дружно зарокотали на холостых оборотах. Мохаммад, поигрывая дросселями, погонял двигатели, прислушиваясь к ровному и бесперебойному сдержанно-мощному ворчанию, и довольно кивнул. Посчитав, что двигатели прогрелись достаточно, сомалиец перевел регулятор хода на «самый малый вперед» и медленно вывел судно из крытого дока.
        На открытой воде Мохаммад, по-видимому, самую чуточку рисуясь перед «журналистом», показал, что не зря обучался в военно-морском училище. Катер послушно отзывался на каждое, даже самое легкое движение рулей. «Морской скакун» закладывал виражи, отбрасывая веером прозрачную струю воды, переходил с режима на режим и почти в прямом смысле слова летел, легко и непринужденно разрезая форштевнем синие волны залива.
        - Не боишься так резво гонять? - сквозь рев двигателей прокричал сомалийцу Орехов. - Ведь моторы новые, не обкатанные еще!
        - Нет, не боюсь, - самодовольно ощерился Мохаммад, бросил взгляд на стрелки тахометров и пояснил: - Все учтено! Они уже обкатаны на стендах - еще на заводе. Ну что ж, хорошего помаленьку - пора возвращаться…
        В доке Мохаммад потребовал вызвать мастера и, неприязненно поджимая толстые губы, приказал услужливо склонившемуся корабелу еще раз хорошенько отрегулировать подачу топлива - мол, при резком переходе на максимальные обороты двигатели дают сбой,
«провалы» в работе. Начальник мастерской немедленно клятвенно заверил требовательного и денежного клиента, что уже к следующему дню все будет в полном порядке. Орехов, молча наблюдавший за этой сценой, стоя в сторонке с блокнотом в руках, в очередной раз мысленно усмехнулся - никаких перебоев в работе моторов он не заметил. Хотя, как говорится, хозяин - барин, ему виднее.
        Вечером в комнате, которую Орехов назвал гостиной, хозяин устроил нечто вроде торжественного ужина, посвященного спуску «крейсера» на воду. Кроме обычных блюд и чайника, подполковник с удивлением обнаружил на столе объемистую бутылку хорошего виски. «Журналист Лурье» одобрительно хехекнул и с ехидной улыбкой поинтересовался у предводителя пиратов:
        - А как же, уважаемый Мохаммад, на такую вольность посмотрит Всевышний? Кажется, вам запрещено пить спиртное, нет?
        - В священной Книге говорится о вине, - иронически прищуриваясь, ответно улыбнулся сомалиец, - а о виски там нет ни слова, дорогой мой Лурье. Великий Омар Хайям был мудр и не раз говорил, что немного хорошего вина не повредит умной беседе настоящих мужчин - лишь придаст свежести мыслям и остроумия языкам. А еще глоток хорошего виски делает возникающие образы и ассоциации более красочными и богатыми - это уже из личного опыта. Можете не беспокоиться, я никогда по-настоящему не пьянею, да и вам напиться не позволю. У нас впереди долгий вечер и, надеюсь, приятный разговор.
        - Я тоже надеюсь на это, - разливая темно-золотистый ароматный напиток в стаканы, согласно закивал Орехов. - За что будем пить?
        - За то, чтобы в ближайшие дни мой специалист закончил монтаж торпедных аппаратов на катере, - хищно улыбнулся Мохаммад, поднимая свой стаканчик. - И за то, чтобы твой будущий роман обо мне стал мировым бестселлером. Да будет на то воля Аллаха!

…Пока Мохаммад отмечал с Ореховым спуск на воду своего «крейсера», на другом конце города подполковник морской пехоты Вашуков с хмурым выражением на лице лежал на узкой гостиничной койке. Закинув на американский манер ноги в ботинках на спинку, он заложил руки за голову и сосредоточенно всматривался в потолок, где в слабо освещенном уголке солидных размеров паук увлеченно расправлялся с неосторожной мухой, угодившей в растянутую хитроумным ловцом сеть. Умирать мухе, судя по отчаянному жужжанию, совсем не хотелось, а сил противостоять здоровенному охотнику, конечно же, недоставало.
        - Дура, - равнодушно прокомментировал Вашуков прощальную песню глупой мухи и настороженно повернул голову в сторону входной двери, где раздался характерный шум открываемого замка. Увидев на пороге входящего в номер Джексона, подполковник с удовольствием расслабился, потянулся всем телом и спросил: - Ну-с? И какие гадости вы имеете нам сообщить, господин тайный лазутчик?
        - Вот чего-чего, а этого добра у нас навалом… - Наемник раздраженно швырнул на столик затемненные очки в золотистой металлической оправе и, осторожно отлепляя бутафорские усы, направился в ванную комнату, где принялся с наслаждением плескаться, смывая с лица темный грим. Вытираясь бумажным полотенцем, высунулся из ванной и, скептически посматривая на морпеха, с сарказмом заметил: - Хорошо быть начальником - полеживай на кроватке да приказания раздавай! А тут, понимаешь, как клоун дешевый…
        - Я же не виноват, что у меня рожа чисто русская, - флегматично парировал Вашуков и демонстративно перекинул ногу на ногу, устраиваясь поудобнее. - Это ты у нас аристократ с тонкими чертами. Тебя и под араба легче замаскировать… Ты, друг Джексон, прекрасен, как Гарун-аль-Рашид или как там его… Хорош рожу тереть, давай, докладывай боссу!
        - Да что докладывать, товарищ подполковник? - Наемник достал из холодильника бутылку минеральной воды и, присаживаясь к столику, со вкусом сделал большущий глоток. - Я бы даже сказал, что и вовсе нечего. В порту я пошатался, то-се, пятое-десятое… В общем, видел я нашего старика Гикори…
        - Кого?! Какого еще Гикори?
        - Гикори, босс, это такая разновидность ореха - в Америке растет. А Стариком Гикори американцы обзывали одного президента - жесткий был парень… Так вот, наш Орехов прогуливался чуть ли не под ручку с Мохаммадом - между прочим, без всяких там цепей и наручников. Правда, рядом с ними и охрана болтается - парочка страшно грозных и серьезных темненьких пацанов с «калашниковыми». Так что не знаю уж, как там все сложилось, но похоже на то, что Серега с бандитским адмиралом очень даже крепко подружились… Больше ничего выяснить не удалось - сам понимаешь, шибко любопытному здесь запросто могут и голову отрезать. Даже если она ну очень смуглая и с усами.
        - Подружились, говоришь? - Вашуков рывком приподнялся и уселся на краю постели. - Это интересно. Значит, Орехов как-то умудрился к нашему грозному пирату вплотную подобраться. Знать бы еще, какую он игру там ведет… Как бы нам с ним связаться, а? Мысли есть какие, господин «дикий гусь»?
        - В академиях мы не обучались, - недружелюбно скривился Джексон, давая понять морпеху, что упоминание о профессии наемника ему не очень-то и приятно, - но тут и ежу понятно, что нужно какое-то нестандартное решение…
        - Ну, самым нестандартным решением вопроса было бы в открытую ввалиться к Мохаммаду, заехать кулаком в рожу и, растопырив пальцы веером, спросить: «Ты, падла гнутая, куда торпеды запрятал?!» Но, боюсь, нас могут неправильно понять.
        - Грубый ты человек, Вашуков, без фантазии, и юмор у тебя солдатский… - Наемник задумчиво побарабанил пальцами по столешнице и предложил: - Надо с Сергеем связь наладить - раз. Или хотя бы дать знать ему, что мы здесь, рядом. Взрывчатку найти - два. Оружие и снаряжение - три. Надо, думаю, исходить из того, что полковник у пиратов в плену и не имеет ни малейшей возможности что-либо сделать.
        - Оружие-снаряжение мы найдем, - ответил морпех, - дал мне мой дедок мозамбикский пару адресочков. А связь… Надо подумать.
        - А что тут думать? - Взгляд Джексона был серьезен, хотя по губам и пробежала легкая улыбка. - Порт стоит на берегу моря, а в порту у пирса покачивается катер Мохаммада. Задачка для первого класса. А боевой пловец у нас ты - так что, вам, сэр, и карты в руки, а загубник - в зубы…

…Примерно в эти же самые часы к западному причалу нефтяного терминала иранского города-порта Бушир встал под загрузку огромный, почти трехсотметровый итальянский танкер «Неаполь». Загудели мощнейшие электромоторы, вращающие приводы насосов, жадно и часто зачавкали всасывающие патрубки толстенного трубопровода, и жирная черно-коричневая нефть хлынула в гулко-пустые, душные цистерны-танки. Минута за минутой, сотня за сотней тонн маслянистой, густой жидкости - насосы неутомимо гнали и гнали в необъятное чрево супертанкера неиссякаемые потоки «черного золота».
        Громада танкера, словно напившийся свежей крови сказочно-исполинский комар, все тяжелела и тяжелела, медленно погружаясь все глубже. Через несколько часов судно осело под тяжестью принятых в цистерны двухсот тысяч тонн сырой нефти почти по самую ватерлинию, красной чертой протянувшуюся вдоль черных, округлых бортов. Полтора миллиона баррелей дорогой горючей жидкости - великолепнейшего сырья, из которого на нефтеперерабатывающих заводах Италии будут получены чистейший авиационный керосин, высокооктановый бензин, мазут и много-много чего другого. Все эти вещи не только таят в себе огромную энергию, которая выделяется при обычном прямом использовании топлива в топках и в двигателях, - они и сами по себе желанная пища для случайной искорки, несущей в себе огонь. Простая случайность, чья-то небрежность или преступный замысел - и из неприметной искорки рождается Большой Огонь. Неукротимый, страшный и смертоносный. Впрочем, огонь таит в себе и сырая нефть, которая отличается от бензина, пожалуй, лишь одним - ее чуточку труднее поджечь…

11.
        Даже в самых образцовых армиях мира служат все-таки не пластиковые биороботы, а люди живые, и им свойственны как достоинства, так и недостатки обычных людей. Не секрет, что время от времени человек хочет спать, и ничего уж с этим не поделаешь. Кто служил, тот хорошо знает, что солдат хочет спать всегда и умудряется вздремнуть везде, даже в самом не подходящем для нормального сна месте. Например, в наряде или в карауле… И как это ни парадоксально, но лучший часовой - это молоденький солдат, заступивший в караул впервые. Как стойкий оловянный солдатик, он и в самые глухие и сонные ночные часы не спит, а, изнывая от тревоги, несет службу, чутко прислушиваясь к каждому случайному шороху. А вот самым никудышным в важном деле охраны объектов, как правило, оказывается солдат старослужащий, изучивший все тонкости и особенности службы. «Дедушка» плевать хотел на всех врагов и лазутчиков, зато прекрасно знает все тихие закоулочки на территории поста, где можно спокойно подремать до прибытия смены…
        Темнокожий автоматчик зябко поежился от ночной свежести, веявшей с залива, с тоской посмотрел на темное небо с рассыпанными по темному своду звездами и, подойдя к оконечности пирса, прислонился спиной к штабелю ящиков. Сразу стало чуточку теплее. Недолго думая, боец воровато оглянулся в сторону едва колыхавшегося у причала катера, где под тусклым фонарем темным столбиком маячил второй охранник, и присел на свободный ящичек. Поудобнее прислонился к штабелю спиной, автомат, не выпуская из рук, поставил между коленей и, улыбаясь своим мыслям, прикрыл глаза. Ничего, прикидывал нарушитель устава караульной службы, второй зато не спит, службу несет…
        Проснулся боец от укуса - видимо, какая-то тварь кровушки теплой попить захотела. Парень хотел было взмахнуть рукой и прихлопнуть наглое насекомое, но с удивлением почувствовал, что рука его не слушается. Правда, удивление длилось всего пару секунд, поскольку уже на третьей-четвертой часовой снова крепко уснул.
        Рядом с бетонной стеной пирса на тускло поблескивающей поверхности воды совершенно бесшумно вынырнула обтянутая черным гидрокостюмом голова в маске. Пловец осмотрелся и одним махом выбрался на пирс. Подошел к уснувшему охраннику и выдернул из темной шеи миниатюрный шприц, подобный тем, которыми ветеринары при необходимости усыпляют опасных животных вроде тигров или медведей.
        Скрываясь за штабелями ящиков и мешков, пловец, освободившийся от снаряжения, без единого звука проскользнул к катеру, рядом с которым должен был прогуливаться второй часовой. В правой руке бойца тускло поблескивала удлиненная трубка, напоминавшая ствол пистолета с глушителем. Правда, стрелял этот пистолет не пулями, а специальными шприцами. Сразу же выяснилось, что и второй боец из команды Мохаммада не очень-то убивался по поводу «охраны и обороны важного объекта» - он просто улегся на штабель мешков и безмятежно покуривал, пуская светлые кольца дыма в темноту и чуть слышно мурлыча какую-то мелодию. Когда новый шприц вонзился и в его шею, песня быстро перешла в спокойное сопение глубоко спящего человека.
        - Я уже заждался! От скуки начал подумывать, а не свернуть ли мне этим клоунам шеи? - выныривая откуда-то из темноты, шепотом сказал пловцу Джексон и тут же поинтересовался: - Сколько у нас есть времени?
        - Два часа точно, если нас со снотворным не надули, - так же тихо ответил Вашуков и, заботливо притушив выпавший из руки часового окурок, деловито приказал: - Вперед, за работу! У нас еще дел куча. Давай, дуй на катер, а я за мешком с гостинцами смотаюсь - я их на краю пирса оставил…
        Джексон тенью запрыгнул в катер и, подойдя к рулевому управлению, начал внимательно осматривать приборную доску, каждый борт в отдельности. Все «морские штучки» были на месте - всё строго, рационально и красиво. Джексон сделал несколько шагов в сторону кормы и почти сразу же на левом борту увидел то, что искал.

«Ага, значит, мои догадки и предположения оправдываются! - победная улыбка озарила темное лицо наемника. - Именно так этот урод черномазый и собирается поступить… Ну, ладно, посмотрим, что тут можно сделать. Глупо, как говорят шибко умные британцы, класть все яйца в одну корзину. Но еще глупее, работая под куполом цирка, страховаться лишь тоненькой веревочкой. Оно надежнее, когда внизу трюкача ждет еще и крепкая сетка или батут. Да помогут нам все силы небесные… Черт нас всех побери, да пусть любые - лишь бы помогли и толк был!»
        Вашуков вернулся через несколько минут и сообщил, что часовой благополучно дрыхнет, пускает слюни и даже чему-то там улыбается - наверное, во сне девок щупает.
        - Пусть щупает, а у нас - время! Так что давай за работу! Нашел, что искал?
        - Вон, полюбуйся. Голову даю на отсечение, что эта штука как раз та самая, о которой я тебе вчера говорил.
        - В мешке инструмент - работай, - коротко распорядился морпех, - а я в машинный отсек загляну. Да, как с этим управишься, ушки куда-нибудь понадежней присобачь - они тоже в мешке. Там пакет водонепроницаемый - найдешь…
        Люди, за приличную сумму снабдившие спецназовцев снаряжением, оружием и снотворным, не обманули - первый часовой проснулся ровно через три часа. Непонимающим взглядом осмотрелся, глянул на начинающий светлеть и наливаться зарей горизонт, затем испуганно посмотрел на циферблат дешевеньких часов и резво вскочил, подхватывая лежавший на грязном цементе автомат. Тревожно оглядываясь по сторонам, охранник в первую очередь бросился к катеру - вроде бы все оказалось на месте, все в порядке. Облегченно переводя дух, боец наткнулся взглядом на сладко посапывающего на мешках напарника и злорадно улыбнулся. Ступая на цыпочках, подошел поближе и ощутимо ткнул разгильдяя стволом в бок.
        - Так-то ты службу несешь, верблюд чумазый! Спишь, а другие должны катер хозяина охранять, как свою собственную невесту… - Охранник, внутренне ликуя, не собирался жалеть невезучего парня, с которого твердо вознамерился содрать выкуп за молчание. - Скажи спасибо, что я пожалел тебя и всю ночь сторожил, глаз ни на секунду не сомкнул! Так что, с тебя, дружок, угощение. Не приведи Аллах, хозяин узнает - глаза выдавит за такую службу. Ты его знаешь!
        - Клянусь Аллахом, дорогой, сам не понимаю, как это получилось, - часовой был растерян и жалок. - Но ведь все в порядке, правда? Ты уж не говори Мохаммаду, прошу тебя, а то он ведь и правда может…
        - Не бойся, - более удачливый охранник, прямо на глазах раздуваясь от гордости, важно кивнул и снисходительно потрепал товарища по плечу: - У нас все в порядке, и я тебя не выдам. Протри глаза, а то сейчас уже смена придет, а то и сам хозяин…
        Действительно, минут через тридцать на пирс прибыл сам господин Мохаммад в сопровождении новой смены охранников и с белым гостем в придачу. Придирчиво осмотрев катер, босс милостиво кивнул и отрывисто спросил:
        - Как смена прошла? Все было тихо?
        - Да, почтенный Мохаммад, слава Аллаху - никаких происшествий не было.
        - Сколько вас учить? - недовольно поморщился сомалиец. - Надо говорить коротко: происшествий не случилось! Свободны, можете отдыхать…
        - Чем будем заниматься сегодня, господин Мохаммад? - без особого интереса спросил бандита Орехов, постукивая ребром записной книжицы по ладони. - Еще разок пробежимся на этом чуде по заливу?
        - Нет, дорогой Лурье, сегодня у нас будет другая, более ответственная работа, - улыбнулся сомалиец и тут же, стерев улыбку с темного лица, пояснил: - Сегодня мастера будут устанавливать трубы торпедных аппаратов - они уже готовы. Если за день управятся, то завтра можно будет опробовать их в деле.
        - То есть вы хотите устроить боевые стрельбы? - удивленно вскинул брови морпех. - И не жалко будет выпускать настоящие торпеды? Или у вас что, забит ими целый склад?
        - Неужели я похож на идиота, Лурье? Конечно же, это будут учебные болванки…

…«Конечно же, это будут учебные болванки!» - Вашуков, придерживая чашку наушников, подмигнул Джексону и показал большой палец - мол, слышимость хорошая, «все грае, все пляше!». Когда разговор сменился маловразумительными обрывками фраз, перемежаемых стуком и лязгом инструментов, подполковник отложил наушники и, поворачиваясь к напарнику, предложил:
        - Сэр, а не выпить ли нам чайку, а? Нам ведь теперь не час и не два дежурить на этом пункте прослушки… Значит, он начинает торопиться. Как думаешь, долго еще нам главной акции ждать?
        - Я в карты только играть умею, - Джексон налил в чайник воды и поставил на электроплитку, - а гадать - это не мое. Думаю, недолго. Скорее всего, это вопрос пары-тройки дней. У нас ведь есть агрегат и для прослушки на расстоянии. Вечерком можно попробовать подобраться к их гнездышку чуть поближе - вдруг что и услышим полезное…

…Мощные портовые буксиры, пыхтя от натуги, вывели громаду танкера «Неаполь» на открытый простор Персидского залива, и трехсотметровый наливник взял курс на юго-восток. Танкер намеревался обогнуть нижнюю оконечность Аравийского полуострова и через Аденский залив пройти в узкий рукав Красного моря. Далее путь нефтевоза, тщательно вымеренный и вычерченный на штурманской карте, лежал через ниточку Суэцкого канала, и уже по голубым водам Средиземного моря «Неаполь» должен был дойти до порта назначения, где заказчики с нетерпением ожидали свои полтора миллиона баррелей сырой нефти.

12. Аравийское море, 180 морских миль от берегов Сомали, август 2010 года
        - Старпом, доложите обстановку! - Капитан «Неаполя» нервным движением отодвинул в сторону опустевшую чашку, из которой он только что допил уже третью за утро порцию крепчайшего кофе, и брюзгливо проворчал: - Гнать надо стюарда - не кофе, а помои…
        - Все в порядке, господин капитан! Идем точно по графику. В машинном отделении, по докладам главного судового механика, тоже все в норме.
        - Штурман? - Капитан, не глядя на подчиненных, собравшихся в ходовой рубке для обычного утреннего доклада, принялся сосредоточенно раскуривать толстенную сигару.
        - Здесь, сэр! Курс двести сорок два градуса - согласно утвержденному вами маршруту. Через сорок минут на траверсе будет оконечность Африканского Рога - там мы на двадцать градусов поворачиваем к весту…
        - Чиф, что там с чертовыми эсминцами сопровождения? - Капитан, не без удовольствия пользуясь высокой привилегией курить там, где остальным членам экипажа это настрого запрещалось, выпустил длинную струйку голубоватого дыма и требовательно взглянул на старшего помощника.
        - Они подойдут примерно через тридцать пять - сорок минут, сэр, - глянув на часы, уверенно ответил старпом и улыбнулся: - Полагаю, нам не о чем беспокоиться, кэп. На танкер такого класса, да еще сопровождаемый эсминцами НАТО, эти оборванцы напасть не посмеют.
        - Мне бы немного вашей уверенности, - капитан озабоченно нахмурился и, выпячивая нижнюю губу, выпустил очередной клуб. - Синьоры, не забывайте, что у нас в брюхе болтаются целых четыре тысячи железнодорожных цистерн горючей дряни. Нет, надо уходить с этой керосинки к чертовой матери! Пора, пора на покой… Сидеть на бочке с порохом и смотреть, как вокруг тебя пляшут черномазые придурки с факелами в руках - это уже слишком для моих старых нервов…

…С первого же взгляда на вошедшего в комнату Мохаммада Орехов понял, что, по-видимому, тот самый час «икс», о котором в последние дни было столько разговоров, настал или вот-вот настанет. Командир бандитского сброда, именуемого во всех СМИ мира пиратами, был облачен в новенький камуфляж, чисто выбрит, вымыт и сиял почти так же, как его начищенные до неправдоподобного блеска армейские берцы. Сомалиец молча прошел к металлическому сейфу, возвышавшемуся в углу, полязгал ключами - и к столу, за которым Орехов старательно дописывал очередной кусок будущего «бестселлера века», подошел с ополовиненной бутылкой виски в руках.
        - Все, дружище, заканчивай и собирай свои бумаги - я их пока в сейф запру, - щедро наливая в стаканы, Мохаммад многозначительно улыбнулся. - Только что мне сообщили, что некий супертанкер вошел в наши территориальные воды. Один Аллах ведает, сколько я ждал этого дня! Давай, журналист, поднимем эти бокалы за нашу удачу. Пусть это и не старый добрый ром, но, думаю, души знаменитых джентльменов удачи прошлого на нас не обидятся, ха-ха-ха! Пей, Лурье, и молись, чтобы все у нас прошло замечательно…

«Ишь, как сияет, сука… - Орехов, нацепив на лицо на вид вполне искреннюю дружескую улыбку, без раздумий опрокинул свой стакан. - Значит, все-таки танкер. А ведь он все продумал, и у него действительно может получиться! Торпеды ему сейчас подвезут - до последнего часа, гад, так и не обмолвился ни единым словечком, где прятал их… Аппараты мастера еще два дня назад поставили и даже испытательные стрельбы провели. Не врал, мореход хренов, умеет с торпедными аппаратами управляться! Сейчас хряпнем за удачу, погрузим торпеды, зальем баки под завязку - и на перехват наливника… Думай, подполковник, думай!.. Ладно, на месте посмотрим. Он, может быть, тебя с собой и не возьмет. О, а что это мой темнокожий друг не пьет? Ни глотка даже не пригубил… Вспомнил вдруг, что он правоверный мусульманин? И смотрит как-то совсем нехорошо… Черт, а у меня что это с глазами - плывет все? Ах, ты, падла хитрая… Он же меня…»
        Очнулся подполковник Орехов уже на катере. Открыл глаза - и первое, что он увидел, были надежные, из отличной хромированной стали наручники, одним кольцом намертво прихватившие левое запястье; второе кольцо было пристегнуто к дугообразной скобе, привинченной к борту.
        - Проснулся, дружок? - Улыбка склонившегося над пленником Мохаммада была почти ласковой, хотя голос звучал непривычно жестко и холодно. Уперев ладони в колени, бандит, склонив голову, увенчанную черным беретом, насмешливо вглядывался в лицо Орехова - не то отыскивая следы испуга, не то просто издеваясь. - Ну что, поедем, красотка, кататься? Кажется, так звучит ваша русская песня? Что глаза выпучил, свинья бледная? Думал, обманул меня, да? Думал, что Мохаммад - чурка тупая, обезьяна черномазая? Не-ет, дорогой, я тебя сразу раскусил! Ты же наверняка знал, что я в Советском Союзе учился; так неужели не дотумкал своей башкой, что я могу сложить два и два и просчитать, что ты ко мне заявился именно из-за этих поганых торпед, которые, между прочим, твои же соплеменники мне и продали? И недорого, кстати… Журналист, говоришь? Ха-ха-ха! Знал бы ты, как забавно было наблюдать за твоими школярскими потугами. Роман века! «Исповедь террориста номер один!» Но труд твой не пропадет: после дела я лично позабочусь, чтобы книга вышла. Вот только ты, ублюдок, ее не увидишь!
        - По-моему, ты просто псих, - равнодушно пожал плечами Орехов. - Грибов обожрался ядовитых? Русские всюду мерещатся? Вот с чего ты это взял, а, придурок?
        - Смелый? - широко улыбнулся сомалиец. - Молодец, люблю таких. С чего взял? А ты вспомни, как впервые попал ко мне! Я лично тебя осмотрел, пока ты без сознания, как полудохлая собака, валялся. У тебя на плече татуировка десантная и русские буковки: «ДШБ». Думаешь, я не знаю, что это означает «десантно-штурмовая бригада»? Глупец…
        - Да, братец, тут ты прав, - насмешливо согласился спецназовец. - Эта татуировка уже второй раз меня под монастырь подводит… Был в моей жизни еще один такой же грамотный, как ты… Ну, и что дальше, гражданин Большой Пират? На абордаж?
        - Сегодня хороший день для смерти, - поворачивая ключ зажигания в замке, Мохаммад через плечо глянул на Орехова и вновь улыбнулся: - Не помню, кто это сказал, но сказано здорово. Выше голову, русский брат! Не стоит печалиться - рано или поздно, но мы все умрем и легкой дымкой растаем в небе. Да поможет нам Аллах!
        Мохаммад плавно увеличил обороты, двигатели послушно отозвались могучим ворчанием, и, взбивая за кормой белый бурун, катер отвалил от пирса. Следом за флагманским катером командира двинулись две большие моторки с двумя десятками темнокожих пиратов, вооружившихся по полной программе: Орехов без труда разглядел три пулемета и парочку гранатометов. «Калашниковы» были практически у всех…
        Три пиратских суденышка уходили от берега все дальше, превращаясь в едва видимые точки почти у самого горизонта, когда на длинном причале, где теснились бесчисленные лодки, баркасы и катера, появились Вашуков и Джексон. Морпех и наемник явно спешили, намереваясь выйти в море следом за пиратами - специально для этого еще два дня назад спецназовцы арендовали у местных рыбаков две подходящие быстроходные посудины.
        Однако дорогу к стоянке плавсредств им сразу же преградили два молчаливых темнокожих парня, вооруженных автоматами, стволы которых более чем недвусмысленно намекали белым мореходам, что путь к причалу закрыт.
        - Ребята, вы чего? - недоуменно переглядываясь и опасливо поглядывая на автоматы, спросили белые, всеми силами демонстрируя дружелюбие и заискивающе улыбаясь. - Мы на рыбалку собрались, можете пойти посмотреть - в лодках и снасти приготовлены… Что тут у вас - очередная война или переворот какой?
        - Нельзя, - один из бандитов щелкнул пластиной предохранителя и с металлическим лязгом передернул затвор. - В море выходить запрещено. В другой раз порыбачите!
        - Ну, родной, а вот тут ты неправ. - Вашуков молниеносно сделал скользящий шаг вперед и влево, развернулся, перехватывая ствол правой рукой, и ребром левой резко ударил бандита по горлу. Нечто подобное одновременно с морпехом проделал и Джексон, обезоруживая и выводя из строя и второго автоматчика. - Совсем нюх потеряли, салаги копченые! Они еще будут нам указывать, когда и куда ходить… Давай, давай, сэр, поспешаем - нам еще их догонять. Только бы Орехов сгоряча дури какой не сотворил, а то пристрелит его Мохаммад, и все дела…

…Эсминец из объединенной эскадры военно-морских сил НАТО встретил танкер «Неаполь» даже чуть раньше назначенного для рандеву судов времени. Командир эсминца обменялся с капитаном танкера приветствиями, и военный корабль начал выполнять маневр разворота, чтобы дальше идти параллельными курсами до самого Суэцкого канала. Капитан «Неаполя» наконец-то облегченно вздохнул, хотя и не отказал себе в удовольствии поворчать по привычке: ведь первоначально командование объединенных сил обещало выслать для сопровождения два военных корабля. Но быстро успокоился, справедливо прикинув, что один эсминец - это все же лучше, чем ничего. Под орудия военного судна пираты точно не сунутся - побоятся, шакалы черномазые…

13. Аденский залив, восемьдесят пять морских миль северо-западнее Сомали, август
2010 года
        - Черт побери, старпом, что они творят?! - Капитан «Неаполя», багровея от негодования и сжимая внушительные кулаки, не отрываясь, смотрел на непонятные маневры эсминца, явно намеревавшегося совершить разворот. - Немедленно запросите их командира - куда это он собирается улизнуть?!
        Старший помощник, не медля ни минуты, послушно связался с радиорубкой и через несколько минут, растерянно и чуточку виновато поглядывая на разъярившегося начальника, доложил, что командир эсминца только что поймал в эфире сигнал SOS, посланный с какого-то сухогруза, следующего милях в пяти позади танкера.
        - Дайте мне связь! - Капитан нервным движением выхватил из рук старпома трубку переговорного устройства; раздраженно путаясь в кнопках, толстым пальцем нашел-таки нужную и почти заорал в микрофон: - Капитан, вы что же такое творите, а? Да как вы смеете оставлять мой танкер без прикрытия именно сейчас, когда мы ползем мимо этого чертова пиратского гнезда?! Что? Да плевать мне, что вы
«командир», а не «капитан»! Я спокоен! Сколько? Хорошо, можете исполнять свой
«долг морской чести» - идите, спасайте сухогруз, чтоб он… Да, я тоже надеюсь, что за час-другой с нами ничего не случится. Но я буду вынужден, слышите, буду вынужден подать рапорт вашему командованию! Все, отбой связи… Сволочь… Кретин. Хотя бы десяток матросов с оружием оставил бы - так нет!.. Старпом! Передайте в машинное отделение: пусть переведут машины на «самый полный!»

…Пока капитан танкера вел переговоры с командиром эсминца, катер Мохаммада с выключенными моторами лениво дрейфовал по синим волнам залива, мерно приподнимаясь и покачиваясь на легкой зыби.
        - Появился? Отлично! Делайте, что хотите, но мне нужно по меньшей мере сорок минут. Отбой связи!
        Сомалиец отшвырнул в сторону трубку спутникового телефона и, поворачиваясь к пленнику, ощерился в улыбке, которую нельзя было назвать иначе как «зловещей». Орехов мрачно всмотрелся в лицо Мохаммада, и ему совершенно не понравились возбужденно-отрешенное выражение и какой-то сероватый оттенок кожи пирата. Сомалиец же, поблескивая белками темных глаз, объявил:
        - Вот и все, дружок. Эсминец мои люди отвлекли - командир-дурак бросился спасать никому не нужный сухогруз… А мы с тобой, русский, сейчас вспорем черное брюхо танкера, нашего величайшего из китов! Это и будет атакой века, клянусь Аллахом! Ты сгоришь. А я уйду, и потом… Страшно, а, русский?
        - Конечно, страшно, - вполне серьезно кивнул подполковник, непроизвольно шевельнув прикованной к борту рукой.
        - Не бойся, ты же воин, мужчина, - поворачивая ключ зажигания, возбужденно сказал Мохаммад. - Ты умрешь быстро. Просто испаришься в жарком пламени. Думаю, это будет совсем не больно…
        Если бы над районом, где разворачивались события вокруг «Неаполя», барражировал вертолет, то с высоты можно было бы увидеть любопытную картину. Поблескивающую миллионами солнечных бликов бледно-синюю гладь залива утюжила темная махина танкера, а с юга к ней неумолимо приближались три суденышка: торпедный катер Мохаммада, металлическая посудина под управлением Джексона и надувная лодка, в которой находился подполковник Вашуков. Каждое из плавсредств оставляло за кормой медленно расходящийся светло-пенный след, а все три следа напоминали гигантский трезубец, в котором центральным и самым длинным был «зубец» с катером сомалийца на острие…
        - Этого не может быть… Проклятье! - Капитан танкера опустил бинокль, в который ясно рассмотрел несущиеся по направлению к его судну три катера, и прямо на глазах хранивших молчание подчиненных превращался из багроволицего, самоуверенного морского волка в растерянного и бледного, откровенно жалкого старика. - Старпом, командуйте… Командуйте аврал! Быстро задраить все люки и двери. Привести в полную готовность все средства пожаротушения! Да пошевеливайтесь, дьявол вас подери!!! Неужели не видите, что это пираты?! Что б они передохли все, собаки… И эсминец со всей командой вместе с ними!

…Вашуков до упора выжал рукоятку управления дросселями, и надувная лодка, задорно шлепая подпрыгивающим на волне носом, изо всех лошадиных сил мощного мотора стремилась догнать более скоростной катер Мохаммада.

«Ни черта не получится, - с беспощадной ясностью понял морпех, с наивным упорством пытаясь поддать еще хотя бы немного газку. Он покосился на автомат, лежавший под рукой, прикинул расстояние и, проклиная все на свете, готов был взвыть от бессилия. - Нет, стрелять нельзя! Лодку бьет на волне, стрелять придется с одной руки - ствол сразу уведет… Одна шальная, неточная пуля - и запросто можешь или Ореха пристрелить, или в торпеду угодить. Где там Джексон? У него движок, кажись, посильнее будет… Танкер-то, вот он - рукой подать! Мохаммад уже понял, что времени для атаки у него ни хрена не остается. Ему надо выпускать торпеды и круто ложиться на разворот, иначе он в борт танкера вмажется…»
        Орехов, конечно же, давно заметил стремящиеся настигнуть их с Мохаммадом торпедный катер суденышки Вашукова и Джексона; правда, из-за дальнего расстояния, естественно, не мог разглядеть, что преследуют их именно морпех и воскреснувший наемник. Более того, даже в том, что неведомые преследователи являются врагами сомалийца, уверенности у подполковника не было. А вот в том, что сейчас вполне может случиться непоправимое, Орехов был уверен абсолютно. Вот сейчас Мохаммад выровняет курс катера, прикинет угол атаки, нажмет кнопку пуска - и тогда конец всему! Да и угол атаки высчитывать не нужно: танкер вырастает прямо на глазах и скоро, кажется, закроет своей черной тушей весь горизонт - лупи, что называется, прямой наводкой и не промахнешься…
        Сомалиец неожиданно сбавил обороты, совершенно не обращая внимания на отчаянные маневры обхватывающих его с двух сторон преследователей. До «Неаполя» оставалось не больше трех кабельтовых. Далее произошло то, что окончательно прояснило намерения пирата, до сих пор прятавшиеся за мутной завесой пространных разговоров. Мохаммад азартно улыбнулся, подмигнул пленнику и, вытащив из бокового ящика акваланг, ловко накинул на плечи ремни и перекинул гофрированные трубки на грудь. Маску и ласты бандит повесил на левую руку, после чего снова встал к рулю и до упора выжал рукоятку «газа».

«Вот и все… - обреченно прикинул спецназовец, сверля взглядом застывшую фигуру Мохаммада и испытывая непреодолимое желание заорать от отчаяния и сознания собственного бессилия. - Сейчас он нажмет «пуск» и выпустит обе торпеды… А сам прыгнет в море и спокойно уйдет. Уйдет! Какого же я дурака свалял…»
        Орехов не успел додумать свою мысль, как сквозь рев моторов до него совершенно явственно долетел усиленный мегафоном крик Джексона:
        - Серега!!! Рви сильнее и прыгай! Скоба… Пры-ыга-ай!!
        Вашуков, на полсотни метров отставший от катера наемника, вдруг отчетливо, словно в замедленной съемке, увидел, как вскинулся со своего места Орехов, на руке которого болталась блестящая железка наручников. Морпех почувствовал, как радостно что-то там ворохнулось у него в груди, и из горла рванулось то же самое: «Прыгай!» Но вместо того, чтобы прыгнуть за борт, Орехов бросился на сомалийца.
        Видимо, Мохаммад в своем военно-морском училище не только над учебниками корпел, да за русскими девками бегал: нападение спецназовца пират встретил градом ударов, разом отбросив Орехова к борту, - даже надетое снаряжение не лишило бандита быстроты и подвижности. А дальше произошло и совсем неожиданное: Сергей вновь бросился к бандиту, и они, сцепившись, как матерый волк с опытным волкодавом, несколько мгновений боролись стоя, а потом подполковник рванул Мохаммада на себя, и оба рухнули в море.
        Брошенный катер с мощнейшими торпедами в аппаратах слегка вильнул, но тут же выровнялся и стремительно понесся на танкер…
        Моторка Джексона со страшным скрежетом и треском на всем ходу врезалась в борт торпедного катера, прямо на глазах разваливаясь на куски, но тут же картинка исчезла в громадном огненно-водяном облаке взрыва - обе торпеды, поставленные на боевой взвод, одновременно сдетонировали от страшного удара…
        Капитан «Неаполя» дрожащей рукой вытер скомканным носовым платком струившийся по лицу пот и, хватая ртом воздух, едва слышно просипел:
        - Клянусь ключами святого Петра, этот парень подоспел вовремя, черт нас всех подери… Да упокоит святая Дева Мария его светлую душу…

14. Небольшая тверская деревня в 180 км от Москвы, осень 2010 года
        Усталое, по-осеннему тихое и спокойное солнце только-только опустилось куда-то за неровную кромку молчаливого леса. Вечернее серенькое небо темнеть пока не собиралось, и черные ветви яблонь с редкими листочками и несколькими одинокими, каким-то чудом уцелевшими яблоками четко вырисовывались на светлом фоне, словно нарисованные тушью. Между старых корявых стволов разгуливал знобкий ветерок и попеременно гонял то рыже-коричневые кучки палых листьев, то легкий и пахучий голубой дымок, слегка разнообразивший прозрачную и сиротливую пустоту сада. Если уж быть точным, то дымка было два: один, едва заметный, вился над черным железным коробом мангала, другой - погуще, и остро и горьковато пахнущий, - над пламенем костра, уютно потрескивающего чуть в стороне от деревьев.
        - Скрылось солнышко за ели… Мы сегодня хоть кусочек мяса получим, нет? Сколько можно над народом издеваться? - Молодой и крепкий мужчина, чуть заметно прихрамывая, подошел к костру и сбросил на землю принесенную охапку порубленных на дрова старых досок и сухих яблоневых веток. Присев на корточки, он поворошил прогоревшие головни и подбросил несколько новых полешек. - «Шяшлик-мяшлик - вах, хорошо!» И где этот ваш «мяшлик»?
        - Скат, ты же не мальчик - знаешь, что в нашем деле главное - что? - Вашуков погонял небольшой фанеркой горячий дух над мангалом, заботливо и ловко перевернул десяток шампуров с тесно нанизанными кусочками мяса, лука и помидоров и насмешливо посмотрел на младшего товарища и подчиненного. - А главное у нас - терпение и еще раз терпение. Ну, не плачь, сын мой, все уже почти готово. Давай, зови ребят. Пусть на стол собирают…
        На дощатом столе, вынесенном во двор и установленном рядом с костром, тесно расположились миски, тарелки и тарелочки и, естественно, пара-тройка бутылок с традиционным российским напитком, рядом с которыми красовалась яркой этикеткой и одинокая бутылочка вина. В одной миске влажно поблескивали светленькие и темные грибочки, в другой исходила паром посыпанная укропом картошечка, на тарелочках розовели пласты копченого мяса и желтели пластинки сыра - в общем, все было по-русски просто и обильно.
        Катков на правах хозяина разлил по стопкам, поднял свою и обвел взглядом всех, собравшихся вокруг стола: подполковника Вашукова, подполковника Орехова, своего друга Троянова и единственную даму - Елену Вострецову, племянницу погибшего в Мозамбике прапорщика. Внимательному наблюдателю со стороны наверняка бросилось бы в глаза, что при взгляде на Елену Скат чуть заметно нахмурился и быстро отвел глаза, а водка в его стопке дрогнула, едва не выплескиваясь через край.
        - Товарищ подполковник… Андрей Николаевич, слово скажите, - негромко произнес Катков, обращаясь к морпеху.
        - Ну что, друзья… Не мастер я слова-то говорить, но раз такое дело… - Вашуков скупо улыбнулся и продолжил: - Для начала давайте за встречу? За то, что лето африканское наконец-то закончилось. За то, что мы с вами сегодня здесь, в этом замечательном саду собрались… Пью за вас за всех!
        Выпили, закусили, не обходя вниманием ни сельские, ни городские гостинцы. Под вторую стопочку Вашуков с затаенной гордостью торжественно оделил каждого палочкой шашлыка, действительно оказавшегося ароматным, сочным и прекрасно прожаренным. Некоторое время над столом раздавались лишь подобающие минуте возгласы вроде:
«Вах, савсэм харашо!», «Соль передай…» и «А водка и вправду ничего…» Минут через двадцать пришло и время третьего тоста. Налили, подняли стопки и как-то сразу все одновременно помрачнели, притихли, и каждый на мгновение перенесся в свою, особую даль, где в тихом местечке копились и укладывались на хранение потери, горести и воспоминания. О потерях последнего времени сейчас напоминали и отдельно поставленные две стопки водки, накрытые кусочками хлеба.
        - Вот что я скажу, друзья-товарищи… - на этот раз слово взял Орехов. - Сами знаете, что на этот раз хвалить нас не за что. А вот бить - есть за что! Ладно, не буду топтаться по самолюбию; думаю, каждый из нас свою порцию «пряников» уже получил. Давайте за тех, кто честно, до конца исполнил свой долг… И остался там… За прапорщика Вострецова и за Джексона - они были хорошими солдатами и просто нормальными мужиками…
        Минут через пять Сергей, бросив острожный взгляд на Елену, с задумчивым видом подбрасывающую сухие веточки в костер, предложил морпеху:
        - Николаевич, отойдем, покурим…
        Выйдя за ворота, подполковники присели на брошенное у забора старое, выбеленное солнцем и дождями бревно и неторопливо закурили.
        - Слушай, Николаич, ну зачем ты сюда девчонку привез, а? - не глядя на собеседника, спросил Орехов и укоризненно покачал головой: - Ты что, не понимаешь, что ребятам сейчас и так сквозь землю провалиться хочется, а тут еще она с немым вопросом в глазах… Мол, а почему это вы, сволочи такие, живы-здоровы, водку тут пьете, а дядьки моего любимого уже нет? Видят, Андрей, видят, даже если его, вопроса такого, там и в помине нет!
        - Ну, во-первых, им полезно лишний раз напомнить, что в Африке они облажались по полной, - хладнокровно ответил морпех и, заметив, как вскинулся Сергей, явно намереваясь возразить, властным жестом вскинул руку и жестко добавил: - Не спорь, подполковник! И не только они… Мы все - включая и нас с тобой, - сработали отвратительно. Да, Вострецов погиб не по их вине, но Скат как командир просто обязан был предусмотреть и просчитать все варианты. Не сумел. Хорошего человека потеряли и сами едва на тот свет не отправились… Это, по-твоему, работа профессионалов?! Да если бы не тот же твой Джексон, то и мы с тобой сегодня имели бы ну очень бледный вид. Если бы вообще… А, да что тут говорить! Он, человек со стороны, наемник, сделал за нас с тобой главную часть работы. Опоздай он еще на несколько секунд…
        - А опоздай немного ты, - с грустной усмешкой перебил друга Орехов, - я бы тоже вряд ли выплыл тогда.
        - Выплыл бы, - уверенно сказал Вашуков и уважительно хлопнул Сергея по плечу. - Я до сих пор, кстати, удивляюсь, как ты сумел того кабана черного замочить. Ха, вроде каламбур получается… Кстати, винтики, которыми скоба к борту крепилась, тоже Джексон сообразил подрезать - чтоб ты одним рывком освободиться мог.
        - Да, я тоже хорош… Как говорят молодые, напорол косяков, - отмахнулся Орехов, дергая щекой и кривясь от нестерпимой досады. - Теперь понимаю, что прав был доктор, когда с боевой работы меня списал! Мохаммад даже старше меня был, а я едва с ним управился… Тысячу раз прав ты: Джексон один за всех нас работу сделал. Что там в архивах, нарыл чего?
        - Гринев Игорь Владимирович, закончил Рязанское училище ВДВ, выпуск 1985 года. С восемьдесят восьмого числится пропавшим без вести.
        - Родные есть где? Может, сообщить - наверняка ведь искали, надеялись…
        - Нет у него никого, - отрицательно качнул головой морпех и принялся закуривать сигарету. Затянулся, длинно вдохнул, выпуская струйку дыма и пояснил: - Мать два года назад умерла, а отца и вовсе не было. Такая вот судьба у твоего друга… Ладно, пойдем к ребятам.
        - Погоди, а с теми гавриками - ну, с Бочкиным, Сидоровым и их компанией - что? - оглядываясь на забор, за которым невнятно слышались негромкие голоса о чем-то беседовавших Троянова и Елены, придержал товарища Орехов.
        - Полковник Сидоров сейчас под следствием, - на лице Вашукова вдруг расцвела ехидная улыбочка. - По-моему, военная прокуратура на него даже тушенку, украденную со складов еще до его рождения, вешает. И повесят, можешь быть уверен!
«Посредник»-Бочкин, хитрая скотина, где-то в бегах - розыск объявили, конечно, но, думаю, он давно за бугор куда-нибудь свалил, и хрен его теперь найдешь… А что же ты насчет Лысого-Зимина не спрашиваешь? Его-то ведь нашли! Хотя нашли совершенно случайно - с очень некрасиво перерезанным горлом, между прочим. Кто и за что Юрика прирезал - ни малейших зацепок. Хотя, если честно, догадки у меня кое-какие есть… Помнишь, ты с ветеранами Африки пересекался, когда Елену похитили? Они там никаким боком случайно ни-ни? Ты ничего такого не слышал?
        - Да помилуй Бог, - недовольным тоном мгновенно ответил спецназовец и окинул друга укоряющим взглядом, причем морпех тут же отметил про себя, что взгляд Орехова светился какой-то слишком уж подкупающей искренностью. - Солидные, взрослые люди - больше им делать нечего, как за всякими уродами гоняться и глотки им резать!
        - Ну да, ну да, куда уж им, стареньким, - с сомнением протянул Вашуков, легко поднялся и, не глядя на друга, предложил: - Ладно, пойдем водку пить. Да, Серега, а ведь Ленку я привез по ее просьбе, между прочим. И угадай с двух раз, кого именно она так рвалась увидеть? Специально для особо умных подсказываю: это не Катков с Трояновым, не я и даже не катковский сосед Сергеич. По-моему, тут явно наклевывается небольшой романец…
        - Полковник, ты чего - не тех грибов наелся, что ли? - Орехов от неожиданности даже споткнулся и возмущенно фыркнул - получилось это у него как-то по-собачьи забавно. - Какие, к лешему, романы - мне через два дня снова в Эфиопию улетать! Да и Ленка - она мне, считай, в дочки годится…
        - А это уже не мое дело, - пряча улыбку и насвистывая легкомысленный мотивчик, беспечно отозвался морпех, открывая калитку. - Ты мальчик уже большой - сам разбирайся…
        Застолье возобновилось, хотя какого-либо особого веселья и оживления в компании сторонний наблюдатель отнюдь не заметил бы - сидят люди, помаленьку выпивают-закусывают, неспешные разговоры ведут.
        Катков и Троянов несколько раз пытались было задавать какие-то вопросы своему командиру, но Вашуков отделывался односложными и малопонятными отговорками - возможно, давал ребятам понять, что в присутствии почти постороннего человека разговоры о служебных делах лучше отложить на потом. Вероятно, Елена почувствовала, что играет неблагодарную роль женщины на корабле и, поднимаясь из-за стола, попросила Орехова:
        - Сергей Викторович, может быть, вы покажете даме красоты местных окрестностей? А то ведь вернусь в город, и вспомнить, кроме замечательного шашлыка, будет нечего…
        - Почему нет, - бросая осторожный взгляд на морпеха и его подчиненных, ответил Орехов, подхватывая со стола сигареты и зажигалку. - Идем, покурим на природе.
        Провожая подполковника и девушку насмешливым и чуточку завистливым взглядом, мичман беззлобно проворчал:
        - Вот так всегда: лучшие девушки начальству достаются, а ты сиди тут с грубыми мужланами и солдафонами. Ну и ладно - хоть поговорить теперь можно… Андрей Николаевич, что там с нами решили в больших кабинетах?
        - Пока долечивайтесь, вот что, - негромко ответил Вашуков, разливая водку по стопкам и накалывая на вилку грибочек покрупнее. - Потом на полгода пойдете в учебный центр - молодежь обучать. А дальше посмотрим. Если в отставку с волчьими билетами не отправят, то, может быть, еще и побарахтаемся… Ладно, хватит о делах! Давайте выпьем. В кои-то веки довелось просто так посидеть и, никуда не торопясь, водочки попить…
        - За что выпьем-то, командир? - Скат вдруг болезненно поморщился и, стараясь проделать это незаметно, потер больную ногу.
        - Вот за это самое, - кивая на ногу капитана, сварливо произнес морпех, - чтобы все ваши болячки побыстрее прошли. Ну, и за нашего подполковника - чтоб у него с этой девочкой все сложилось. Хорошая девочка, небалованная…
        Орехов с Еленой прошли с полкилометра и остановились около небольшой березовой рощи, некогда стоявшей на краю большой деревни, а сегодня почти слившейся с диким лесом, вплотную подступившим к десятку оставшихся домов, из которых половина пустовала. Разговор не очень-то клеился, поскольку говорила больше девушка, а Сергей ограничивался односложными словечками вроде «да» и «нет».
        - А давай здесь костер разведем, а? - неожиданно предложила Елена, разглядывая собранный из кленовых и рябиновых листьев букет, особым украшением которого была большая кисть ярко-красной рябины. - Не хочется назад идти - я же понимаю, что только мешаю мужикам свои разговоры говорить…
        Что-что, а костры разводить подполковник умел мастерски - уже через несколько минут жаркое пламя весело приплясывало над грудой сухих сучьев и подбрасывало в вечернее небо стайки летучих искр и редкие облачка пахучего дыма. Елену Сергей усадил на специально притащенный к кострищу обрубок толстого бревна, найденный неподалеку. Покуривая сигарету, он не без удовольствия посматривал на непривычно задумчивую девушку - и вдруг неожиданно поймал себя на мысли, что ему совсем не хочется уезжать из этой тихой и славной деревушки, чтобы отправиться еще дальше, в солнечную и теплую Африку.
        - «Не нужно мне солнце чужое, и Африка мне не нужна», - подбрасывая в костер сухие ветки, вполголоса продекламировал Сергей. Хотел, чтобы прозвучало весело и насмешливо, но почему-то получилось грустновато.
        - У Вашукова есть какие-то друзья в Африке… Ты туда улетаешь, да? - В глазах Елены задорно приплясывали оранжевые отблески, за которыми не так уж и сложно было заметить искреннюю печаль. - Знаю, туда. Орехов, а можно я буду тебя ждать? Тебя ведь все равно ждать некому, правда?
        - Правда, - не стал спорить Орехов и коротко ответил: - Жди, я не против. Только не очень-то понимаю, честно говоря, зачем тебе такой старый пень, как я. Нет, конечно, понимаю, но…
        - Дурак ты, хоть и подполковник, - девушка улыбнулась и посмотрела на Сергея одновременно и веселым, и лукавым, и каким-то очень женским взглядом…
        Через три дня подполковник Орехов улетел в Эфиопию. Впервые за несколько последних лет он знал, что дома его по-настоящему ждут. И теперь он точно знал, что это ему здорово нравится… 
        notes
        Примечания

1
        Об этих событиях рассказывается в романе С. Зверева «Секретный туннель».