Не все ангелы летают Кирилл Казанцев
        Василий Снегирев, писатель, автор детективных романов, приехал на поминки недавно погибшей родственницы Галины — несчастная женщина выпала с балкона. И вот там, на этом печальном мероприятии, Василий узнает, что вслед за гибелью Галины неподалеку были убиты два парня, которые не только оказались случайными свидетелями трагического случая, но и засняли его на видео. И Снегирев понял, что с падением Гали что-то нечисто. Но это открытие не облегчает ему жизнь. Напротив, кто-то с маниакальной настойчивостью снова и снова пытается его убить…
        Кирилл Казанцев
        Не все ангелы летают
                
* * *
        От меня ушла жена. Не вынесла душа поэта! Хорошо, пусть не поэта — писателя. Ладно, не писателя — сочинителя детективных романов. Черт! Сейчас я начну думать, она правильно сделала, что от меня ушла!..
        Из-за чего люди разводятся — известно. Один из супругов сражается со змеем с упорством Георгия Победоносца. Правда, с обратным результатом. Либо дела амурные. Он — ходок налево, или она вертит хвостом и направо и налево. Ничего подобного у нас не было. Все по кондовой формулировке: не сошлись характерами! «В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань»,  — сказал Александр Сергеевич Пушкин. Конечно, он не имел в виду цирк, где еще не такое проделывают. Наше с Зинаидой совместное житье довольно часто напоминало представление. Кто был в роли клоуна — понятно.
        До развода я считал, у нас мало общего. После расторжения брака выяснилось, что у нас много чего общего осталось. Дочь — само собой. Умница (вся в папу) и красавица. А еще — сонм знакомых, друзей и родственников. Родственников — особенно. О них-то и пойдет речь, а вовсе не о наших с бывшей супругой отношениях, как кто-то мог подумать…
        Зинаида позвонила в самое мирное время, не было еще и восьми вечера. Не ночью, не ранним утром, когда от телефонной трели подскакиваешь в постели и холодеет сердце. Потом слышишь в трубке нетрезвый голос: «Сашу можно?.. Как нет такого? А куда я попал?»  — «Могу только объяснить, куда ты попадешь, если бухать не бросишь, придурок!..» Однако то, что бывшая жена сообщила, значения от этого не поменяло. Словно из пушки пальнула! Заставила, образно говоря, все мои мысли и чувства присесть на корточки.
        — Тетя Галя погибла!
        — Какая тетя Галя?  — спросил я, хотя уже догадался, но боялся поверить.
        — Наша тетя Галя. Мать Вики.
        Тетя Зинаиды имела среди родственников прозвище Галя Биржа за неувядаемую предпринимательскую жилку в душе. «А почему «Биржа»?  — спросил я, когда услышал впервые.  — Биржа сама ничего не продает, только создает условия». «А наша продает,  — ответила супруга на мое «умничанье». Тогда оно ее еще не раздражало.  — И создает условия».
        В новейшей истории чем только Галя Биржа не занималась! Во время табачного дефицита торговала сигаретами, которые ей доставляла племянница, работавшая проводницей на железной дороге. Как пошел пивной бум — астраханской воблой. А дворовые пацаны сдавали ей за полцены собранные порожние бутылки. Галя складировала их в дворницкой подсобке, у своей подруги, Пелагеи Петровны, по прозвищу Пепе Длинный Чулок. Рост дворничиха имела гренадерский.
        Когда посуды набиралось достаточно много, зять тети Гали, Борис, тогда еще капитан, подгонял военный грузовик, и пара сноровистых солдатиков загружала в кунг позвякивающие ящики, чтобы потом сгрузить возле приемного пункта стеклотары.
        Между прочим, хорошие деньги Галя Биржа сделала в «МММ». Один умный человек вовремя посоветовал ей остановиться, и она не прогорела. Зато чуть не потеряла все «нажитое непосильным трудом» в жилищной пирамиде. Тут вмешались мы с Борисом. Вспоминая потом, как изображали «крышу» его тещи, мы долго угорали со свояком. Он раздобыл где-то спецназовскую форму — берет, берцы, все дела! А я, одетый в хороший серый костюм, махнул перед носом директора товарищества ксивой сотрудника ФСБ, купленной по случаю в московском подземном переходе. Директору напомнили, что пирамиды создавались для погребения фараонов. Он проникся и деньги вернул. А вот его секретарша, кажется, прятала улыбку. Была она такая девочка от ботаники, если смотреть сверху: косичка, дымчатые очочки, белый воротничок, застегнутый до последней пуговки. А если снизу — этакая секси в мини-юбке. Кажется, снимет сейчас свои очочки и такие штуки начнет вытворять, что уводите детей от экрана!
        Впоследствии директор скрылся в неизвестном направлении, и его секретарши тоже след простыл. Галя Биржа, наблюдая толпу возмущенных вкладчиков перед закрытой дверью офиса товарищества, могла убедиться, что не зря накрывала поляну своей «крыше»…
        Будь Галя Биржа помоложе, из нее могла бы получиться преуспевающая бизнес-леди. У пенсионерки же все коммерческие начинания выглядели слегка комичными. Чего, например, стоила идея выращивать кур на лоджии девятого этажа? Галя спускала их в лифте во двор пастись, на радость городским детишкам, и лично охраняла от кошек и псов…
        — Как это произошло?  — спросил я Зинаиду.
        — Упала с балкона.
        — С лоджии?  — уточнил я, вспомнив про куриц, давно пошедших на супы.
        Бывшая супруга давно перестала терпеть мое «умничанье», поэтому сразу взъерепенилась:
        — Какая разница?!
        Она умела сказать что-то резкое, после чего сразу замолчать. А я потом долго «обтекал».
        «В данном контексте пожалуй что разницы никакой»,  — подумал я. Немного подышал носом и спросил примирительно:
        — Что же случилось? Давление? Голова закружилась?
        — Вроде не жаловалась,  — совершенно спокойно ответила Зина и вдруг добавила:  — Темная история. Пепе Длинный Чулок считает, что она… не сама.
        — Вот как? А что милиция… то есть полиция, говорит?
        — Несчастный случай.
        — Ну видишь. Все-таки возраст.
        — Не знаю.
        Мы помолчали, потом я припомнил:
        — Лоджия вроде бы застеклена была? Когда там птичник работал.
        — Я не обращала внимания.
        Довольно продолжительное время после разговора с бывшей женой я просидел в задумчивости, пока не почувствовал, что желание скорбеть во мне пошло на убыль. Тогда открыл ноутбук.
        С некоторых пор я заделался завсегдатаем сайта знакомств, благодаря Генке Панкратьеву. Не то чтобы этот человек вообще оказывал на меня большое влияние. Он всего лишь являлся моим соседом. Однажды, когда после моего развода с женой прошло достаточно времени, он сказал:
        — Тебе, Василий, надо завести женщину. Одному плохо.
        — Одному плохо что?  — решил уточнить я. Разговор происходил на лестничной площадке.
        — Вообще.
        — Знаешь, Гена! Завести, как ты выразился, женщину, еще постараться надо. А вот ей тебя завести — с полуоборота причем — раз плюнуть.
        Генка хихикнул, но я распалился и решил дать ему отповедь по полной программе.
        — Вот ты, Гена, завел собаку, так?  — Я посмотрел на панкратьевского лабрадора, присевшего возле хозяина в ожидании, когда тот поведет его дальше, на улицу.
        — Так,  — согласился Геннадий.  — Джеймс!  — Он потрепал собаку по голове.  — Ух ты, моя песа!
        Джеймс посмотрел на хозяина снизу вверх и вдруг тихонько гавкнул.
        — Завел, теперь ты обязан о ней заботиться, кормить, играть с ней, выводить гулять, хочется тебе этого или не хочется. Да? Но Гена! Женщина в этом плане гораздо хуже собаки! Я не говорю, что она громче лает. Ее нужно не только кормить, но иногда еще и поить. Шампанским. А кроме того, одевать, водить в театр, и для этого — одевать особенно, поселить ее в квартире с евроремонтом, купить ей шубу, автомобиль и возить на отдых за границу.
        — Если ты выложишь свою программу на сайте знакомств, от невест отбоя не будет!  — оценил Генка.
        «Если я обнародую такую программу, ко мне жена вернется,  — подумал я.  — А если бы я следовал этой программе раньше, она бы от меня не ушла. Но тогда я сам от себя ушел бы».
        Вслух же сказал:
        — Вот именно. Потому что любовь была хороша в юности, когда доставалась на халяву и без обязательств… Иди, Гена, гуляй с собакой! Не морочь мне голову.
        Люся, жена Генки, завела собаку, чтобы муж «не лентяйничал на диване» по вечерам (в каком смысле, интересно?). Не растил пузо перед телевизором. Наивная женщина! Каждую вечернюю прогулку с Джеймсом Генка скрашивал двумя дополнительными бутылочками пивка, не щадя живота. Джеймс оказался на редкость спокойным псом — весь в хозяина. Не тащил за собой, не дергал. Насчет браков, заключаемых на небесах, меня собственный опыт заставил усомниться, а вот собак, похоже, нам выбирают именно там! Спросила бы меня Люся насчет породы, я бы посоветовал завести для ее мужа лучше родезийского риджбека. Летал бы Генка за ним на поводке, как водный лыжник за катером, и очень скоро у него пропал бы не только живот — вообще вкус к пиву! На бегу-то. Один такой собаковод жил возле моей конторы. Выводил пса на прогулку, а там разгуляться негде. Направо — дорога, налево — дома. А риджбек — такая крупная, длинноногая собака, которой надо бегать, бегать, бегать! Она и бегала. И хозяин малахольный за ней передвигался на поводке быстро-быстро-быстро!
        Бравировав перед Генкой своей свободой, я тем не менее вспомнил впоследствии про его сайт знакомств в связи с собственными творческими начинаниями. Сев за написание нового детектива, решил, пусть мой главный герой будет парень продвинутый и познакомится с героиней через Интернет. Чтобы достоверно рассказать читателю, как это будет, автору неплохо было бы самому понять, как люди находят друг друга в виртуальной реальности не для того, чтобы впарить какой-нибудь товар — это сочинителю было известно,  — а из романтических побуждений.
        Найдя сайт, я заполнил анкету, нащелкал с десяток селфи, подражая волку из мультфильма «Ну, погоди!»  — тогда и слова такого не было. Принялся активно выбирать невесту — ведь кавалеры приглашают дам.
        Дочь, Варя, углядела, чем я занимаюсь:
        — Ты что, папа, решил себе фрейлейн найти?
        — Я подумаю над твоим предложением,  — ответил я.  — Но пока — не себе. Своему герою. Надеюсь, разберусь, как это делается через Сеть, быстрее, чем разобью чье-то сердце. И уж тем более раньше, чем кто-то разобьет мое!
        Мудрость «Не зарекайся!» почему-то тогда не пришла на ум.
        — Ну-ну!  — Варвара, кажется, мне не поверила. Ну а ее мать — не поверила точно. И в тот же вечер позвонила:
        — Решил найти молодую, красивую?  — спросила Зинаида.
        — Ты мне такую и желала уходя,  — напомнил ей.
        — Ну, конечно!  — засмеялась бывшая супруга несколько наигранно, как мне показалось.
        Я же продолжил путешествие по ярмарке невест. Оказалось, весьма увлекательное занятие.
        Шел козел по лесу, по лесу, по лесу.
        Нашел себе принцессу, принцессу, принцессу.
        — Давай, коза, попрыгаем, попрыгаем, попрыгаем!
        И ножками подрыгаем,
        подрыгаем, подрыгаем! —
        крутилась в голове детская то ли песенка, то ли считалочка.
        «Дрыгать» доселе было не с кем. У меня появилось несколько подружек, с которыми занимался ежевечерней болтологией, и только-то. Главная героиня, чувствовал, еще не найдена. А хотелось бы.
        Понимая, что Галю Биржу в этот вечер из головы не выбросить, я все же вошел в виртуальную реальность. Нашел несколько новых сообщений в почте, выделил одно из них, увидел новое лицо. И — опля! Понял, что это она! Белокурая красавица смотрела на меня своими голубыми глазами с еле уловимой то ли улыбкой, то ли усмешкой на губах. Будто знала обо мне что-то такое, чего я сам о себе не знал, как это бывает с героями индийского кино.
        Не понимал, что она во мне нашла, написав первой? Возрастных категорий мы с ней были разных, я — постарше. Не красавец. Конечно, на зеркало пенять особых причин тоже не было. Глаза не косые (разве что иногда бывало), нос не кривой, усы подстрижены ровно. А все-таки?..
        Ее фото, судя по дате в уголке, не было выбрано из двух сотен, накопленных за последние двадцать лет, как самое, по мнению его обладательницы, удачное. Оно было не просто свежим, а сделанным именно в этот день! Дама стояла, прислонившись к столу, рядом с компьютером. Ее фигура была отнюдь не модельной — достаточно упитанной, но весьма пропорциональной, как у героинь того же индийского кино.
        Ее сообщение ко мне содержало единственный вопрос. В прямом смысле, вот такой: «?»  — набранный крупным шрифтом, чтобы я его не пропустил на пустой странице. Конечно, это был плагиат. Мне была известна самая короткая в истории переписка — Виктора Гюго со своим издателем по поводу оценки романа «Отверженные». И я ответил соответствующе: «!»  — имея в виду собственную оценку внешности своей новой собеседницы. Моя красавица находилась онлайн, судя по зеленой фишке, и тут же написала: «Тамара». Хоть имя я прочитал ранее в ее анкете, но у нас пошел диалог. Я тоже представился: «Василий Снигирев». Поскольку после этого замолчал, как дурак, она спросила: «И?..» Я спохватился: «Приглашаю на свидание! В воскресенье, в полдень, на площади Минина и Пожарского, у кафе «Олень». Тамара ответила: «Согласна». И зеленый огонек погас. Она вышла из Cети.
        Я все смотрел на ее фото и дивился своему везению. Девушка мне кого-то напоминала. Актрису? Девчонку из параллельного класса? Лицо известной парфюмерной компании? Не понять.
        Заниматься болтологией с прочими виртуальными подружками в этот вечер уже не хотелось, и я выключил компьютер. Только тут хлопнул себя по лбу! Какое воскресенье?! Какой полдень?! В воскресенье, в полдень, я должен буду провожать в последний путь Галю Биржу! Свидание требовалось сдвинуть. Истинную причину называть не хотелось, вдруг девушка суеверна? Подумает, плохая примета. Написал абстрактно про открывшиеся обстоятельства. Извинившись, предложил перенести встречу на вечер понедельника.
        Боялся, а вдруг она до воскресенья не заглянет больше на сайт знакомств? Однако, посмотрев почту еще раз перед сном, убедился, что мое письмо прочитано. Тамара написала: «Бывает»  — и согласилась на перенос свидания. Очевидно, она не считала, что понедельник — день тяжелый.
        Когда мы с дочерью в воскресенье добрались до нужного дома, увидели траурную толпу перед подъездом, к которой еще стекались люди. Галю Биржу многие знали. Увидев близкую подругу покойной, Анну Спирину (отчества я не помнил), двигавшуюся сквозь народ к подъезду, я решил держаться ее. Потянул за собой Варю. Тетя Галя Спирину называла «Аспириновной» за то, что часто хворала, а вот поди же ты! Аспириновна будет «хворать» еще лет двадцать (дай ей бог здоровья), а той, что над ней подтрунивала, больше нет. Я почувствовал, как к горлу подступил комок…
        Вместе с Аспириновной мы с Варей поднялись на девятый этаж. Выйдя из лифта, увидели на площадке серьезных мужчин и лишь единственную женщину — мою бывшую супругу, Варькину мать. Когда я на ней женился, Зинаида была маленькая и тоненькая, как Дюймовочка. Росту с тех пор она не прибавила, а некоторое количество килограммов — таки да, как сказали бы в Одессе, откуда родом моя мама.
        — Привет!  — сказала нам с Варей ее мама.
        — Привет!  — хором ответили мы.
        Почему-то за время, прошедшее после развода, Зинаида ни разу не приснилась мне. Надеялся, что я ей — тоже. Иначе что бы она увидела? Мою спину, склонившуюся над письменным столом? А если бы она услышала во сне мой голос, то голос наверняка попросил бы ее сделать телевизор потише. Если бы Зина приснилась мне, то, конечно, сидящей перед телевизором, по которому идет ее любимое ток-шоу «Вече», где люди стараются не просто говорить о наболевшем — кричать! Причем, главное, перекричать друг друга…
        — Ну как вы?  — спросила Зинаида, ощупывая цепким материнским взглядом своего ребенка — достаточно ли пушистый?
        — Нормально.  — Ребенок смотрел на свою мамашу сверху вниз с иронией. Улыбнуться шире ребенку не позволяла обстановка.
        Я решил не мешать разговору мамы с дочкой, которые давно не встречались — аж со вчерашнего вечера!  — и прошел вперед. Тем более что видеть меня со спины Зинаиде будет привычнее, подумал.
        К сожалению, из-за заминки с экс-супругой, я потерял из виду Аспириновну, которая, сама того не зная, нас вела. Зато увидел Вику, двоюродную сестру Зинаиды. Чуть не брякнул, что черное платье ей идет! Только тут до меня дошло, что именно Вике мне и предстоит выражать соболезнования! Кому же еще? Ведь она — дочь Гали Биржи.
        Я испугался, но тут же взял себя в руки. Подумал, что это не тот случай, когда надо бояться. Да уж! А бояться, конечно, было отчего.
        Не так давно Вика заявилась ко мне под тем предлогом, что записалась лечить зуб в поликлинике, расположенной в соседнем доме, а там — очередь. Не хотелось ей сидеть в гнетущей обстановке.
        — Надо же!  — сделал я ей комплимент, принимая беленькую шубку.  — Никогда бы не подумал, Вика, что у тебя может болеть зуб. Что от твоей улыбки заболит у какой-нибудь завистницы — другое дело.
        Вика тут же мне эту свою улыбку и подарила. Она была в странноватом, для посещения стоматологической поликлиники, наряде: в мини-юбке, в прозрачных капроновых чулках и коротких сапожках на высоком каблуке.
        — Кофе?  — предложил я.
        Вика знала, что кофе я завариваю исключительный.
        — Неплохо бы.
        Пока возился с туркой, отметил боковым зрением, что Вика за моей спиной ходит туда-сюда. Подумал, зубного врача боится.
        Приняв чашку, она перешла в гостиную. Мне пришлось проследовать за гостьей. Пока пили кофе, вели светскую беседу. Мне показалось, Вика и сама болтает что попало и меня тоже почти не слушает. Вдруг она спросила:
        — Ну а как ты вообще живешь, Василий Снигирев, один?  — Она поднялась с кресла, в котором сидела.
        — Нормально,  — выдал я самый остроумный на свете ответ. И добавил:  — Стал чемпионом своей квартиры по выполнению комплекса ГСУ (готовка — стирка — уборка). Варваре за мной не угнаться.
        — Жалеешь, что с Зиной развелся?  — Задавая этот вопрос, Вика вдруг уперлась ногой в диван, на котором я сидел, и посмотрела мне в глаза сверху вниз. Решила поиграть в следователя, что ли? Я невольно скосил глаза на ее ногу в прозрачном чулке, по которой юбка, и без того «символическая», еще дальше уползла наверх. Нога мне понравилась, но я постарался на нее больше не смотреть. Не стал отвечать, что это Зина со мной развелась, а не я с ней. Решил отшутиться:
        — Все ночи провожу теперь в слезах и раскаянии.
        Вика подняла повыше подбородок, смерила меня оценивающим взглядом и внезапно отколола такой номер! Сделав упор на ногу, которой я залюбовался, встала на диван во весь рост, так, что мои колени оказались между ее длинных ног, и, уперев руки в боки, посмотрела на меня с видом победительницы. Я не успел сообразить, что означает сей акробатический этюд, лишь пропищал шутовски-испуганно:
        — Зачем же ты через меня переступила? Теперь больше не вырасту!
        — Еще как вырастешь!  — с этими словами Вика уселась верхом на мои колени и мягко и властно впилась своими губами мне в губы так, будто ее прадедушку звали не Иван Петрович (или Иван Сидорыч), а граф Дракула!
        — С ума сошла?!  — оторвал я ее от себя.
        — А что, нельзя?  — Она снова обвила мою шею руками.  — Нельзя с ума сойти?  — прошептала в самое ухо и опять принялась целовать.
        И что мне оставалось делать? Брыкаться, как девочке? Совратить голодного мужика — дело не хитрое. Чтобы не потерять лицо, пришлось брать инициативу в свои руки. Я перевернул совратительницу на спину, вдавил плечи в диван и спросил:
        — Ты уверена?
        — А то!  — Она дунула на прядь своих волос, упавших на лицо…
        Когда Вика удалилась, я попытался истолковать, что это такое было? Дать морально-нравственную оценку случившемуся. И понял, что это — бардак! Меня просто изнасиловали! Ладно, хоть будет что вспомнить на старости лет, как той бабушке, что пережила налет…
        Виктория же на этом не успокоилась и, позвонив мне через несколько дней, призналась, что у нее… опять болит зуб!
        — Нет!  — захрипел я в трубку, подражая одному из любимых артистов.  — На это я «пойтить» не могу! Я не стоматолог!
        Вика заржала, как дурочка, и дала отбой. А потом мы встретились с ней у Зинаиды. Улучив момент, когда ее сестра оставит нас наедине, коварная свояченица приставила ладонь к щеке и выразительно посмотрела на меня: мол, болит! Я переменился в лице, а она расхохоталась. Она издевалась надо мной! Она звонила, предлагала встретиться, но я отказывался. Кажется, Вика в итоге оскорбилась. «Что за дела! У нее, черт возьми, есть муж!  — думал я.  — Что, если Боря узнает?» Нет, я не столько мордобоя боялся, сколько выглядеть идиотом. Ничего подобного в отношении Вики у меня никогда прежде и в мыслях не было. Она же почти родственница!
        А если узнает Зинаида? Еще посчитает, что я таким образом решил ей отомстить! А при чем тут я?..
        Раскрыв для Вики соболезнующие объятия, я ощутил под своими ладонями ее упругие плечи, вспомнил, как вдавливал их в свой диван, и неожиданно испытал вовсе не благочестивое волнение. Вот идиот!
        Оставив Вику, прошел в зал, где находился гроб — к счастью, закрытый. И это добавляло таинственности уходу из жизни Викиной матери. Представить себе плутоватую, жизнелюбивую Галю Биржу неживой я не мог.
        Под стеной, на диване и стульях, сидели знакомые. Я узнал свою бывшую тещу. Впрочем, тещи, полагал я, как и сотрудники КГБ, бывшими не бывают. Тем более что с ее дочерью мы продолжали интеллигентно дружить, подражая нашим «звездам». Они там все в своей тусовке — бывшие мужья, жены. Дети общие бегают. Так сразу, наверное, и не вспомнить, кто чей… Отметил среди сидящих в «карауле» у гроба еще лошадиное лицо Пепе Длинный Чулок, возвышающееся над остальными. Кивнул, одними губами прошептал: «Здравствуйте». Посмотрел в молчании некоторое время на полированную крышку гроба, соблюдая приличия, и вышел, уступая место иным желающим проститься.
        Через чье-то плечо узрел в кухне Бориса. Подавил желание кинуться к нему, чтобы потрясти руку так, словно по-прежнему являюсь для него славным свояком, а не пособником его супруги в наставлении рогов. Узнай такое, Борис сам, наверное, захотел бы согнуть в бараний рог если не меня, то свою супругу. А скорее всего — обоих.
        Боря на вид был еще в форме, хотя и слегка располнел. Сказывалась спокойная жизнь, очевидно. Прежде он то и дело мотался по командировкам, в том числе и на Северный Кавказ. Нет, не воевал. Доставлял технику и пополнение. Но Вика все равно волновалась. Какой тогда была Чечня!
        Выйдя в отставку, Борис устроился инженером в речной порт. Зимой там работы почти не было, платили копейки. «Двушку» на окраине, которую ему повезло получить перед дембелем, сдавал студентам внаем. Еще капало немного.
        Вика зарабатывала побольше супруга в своем автосалоне, являющемся дилером всех на свете производителей четырехколесных коней, в котором она занимала должность менеджера по персоналу. Поэтому она играла первую скрипку в семье. Но тоже была вынуждена прогибаться перед матерью, поскольку жили они с мужем в ее квартире. Их сын Леха проживал отдельно от родителей со своей девушкой. Брак пока не регистрировали. Жениться без «испытательного срок» нынче стало не принято. Оно, конечно, разумно, считал я, но несколько унизительно для девушки. Ей приходится притворяться, будто не хочет замуж. Тогда как любому ясно, девушка, которая не хочет замуж, это так же невероятно, как солдат, который не хочет девушку…
        Скупо кивнув Борису — он кивнул в ответ,  — я не стал пробираться к нему, повернул в другую сторону и присоединился к своим.
        Подумал, что теперь Борис и Вика смогут, при наличии доброй воли, поменять Борисову «двушку» на окраине и Галину «трешку» в верхней части на весьма приличное современное жилье. Подивился своим рациональным мыслям. О чем это я? Человека не стало!
        Сразу переключился на воспоминания. Как шумно и весело бывало в этой, Галиной, квартире, нынче заполненной притихшими людьми, по праздникам! Хоть Галя умела все организовать так, чтобы самой не очень тратиться, кто на это тогда обращал внимание? Хорошее было время. Полно детей, которые вечно на мне висли. Сказывался опыт. Будучи студентом, я несколько смен отработал вожатым в пионерском лагере. Биржа, которая всем давала прозвища, называла меня «Усатый нянь». Какая Варя тогда была маленькая и смешная!
        Выросшая, но для отцовского взгляда не менее забавная, Варвара, едва забежав после поминок домой, поспешила дальше, к друзьям и приключениям. Я же был обречен сидеть в пустой квартире. Быть может, кто-то когда-то тихонько пошептал мне в спину: «Чтоб тебе пусто было». С большой долей вероятности я мог бы даже предположить, кто именно это сделал, если вспомнить, кому чаще других доводилось видеть мою спину. Этот человек, в общем-то, сам и сделал первый шаг к тому, чтобы его слова сбылись. Шаг — в прямом смысле.
        К счастью, помимо ушедшей жены, у мужчины еще остаются соседи. Хоть время коммунальных квартир миновало, значение соседей преуменьшать не стоило бы, считал я. В отличие от супруги соседи никуда не уходят. И хотя некоторых порой хотелось бы послать очень далеко, это никакого отношения не имело к Генке Панкратьеву, который часто спешил мне на выручку. Он же и постарался, чтобы мое жилище не было совсем уж пустым.
        Видя, что я решительно не хочу «завести женщину», Геннадий, в стремлении скрасить мое одиночество, зашел с другой стороны. Однажды, позвонив в дверь, он предстал моим глазам с маленьким серым котенком в руках.
        — Смотри, Василий!  — сказал Генка.
        — Гена!  — прищурился я.  — Да тут смотреть практически еще не на что.
        — Не возьмешь себе?  — спросил сосед.  — Жена подобрала из жалости, а у нас — собака.
        Я внимательно осмотрел чудо природы со всех сторон и, рассудив, что еще одна живая душа, не считая телевизора, в доме не помешает, решился:
        — А что? Возьму! Назову его Валентином. Кратко — Валя. Потому что котик.
        — В честь пионера-героя?  — догадался Генка.
        — Ну, естественно, не в честь Дня влюбленных. Это не мой праздник! Не говоря о том, что не наш. Вот если учредят всемирный день пессимиста и мизантропа — другое дело…
        Котик Валя оказался уникальным сторожевым котом! Едва заслышав чужие шаги на лестничной площадке, мчался в прихожую со злобным урчанием. Словно на дворе март, а за дверью — соперник. Варю же узнавал безошибочно еще до того, как она вставляла ключ в замок. Молча прыгал на полку под зеркалом и замирал на ней, будто игрушечный.
        Именно так он и повел себя в понедельник вечером, когда я собирался на свидание с «девушкой из компьютера».
        «Свои»,  — подумал я, видя, как Валентин молча протрусил в прихожую, хвост — трубой. Провернулся ключ в замке, открылась дверь, и на пороге возникла Варвара Краса Длинная Коса. За плечами, на манер рюкзака,  — гитара в чехле. Над головой торчит гриф, точно заячьи уши. Вопреки обыкновению, на котика она даже не посмотрела. Я заметил, что дочь какая-то поникшая.
        — Папа, у нас такое!  — воскликнула она.  — Двоих пацанов убили, представляешь? Пашку Бугрова и Мишку Вахрушева. Застрелили прямо у Мишки дома. А еще — собаку его, овчарку.
        — Ничего себе!  — неподдельно ужаснулся я, хоть и слышал названные имена впервые. Варя моя была человеком суперкоммуникабельным. В ее друзьях-приятелях состояла половина города. Или больше. Если мы выбирались вместе на «Покру» (Большую Покровскую), Краса то и дело кому-то махала рукой, кричала «Привет!». Отходила от меня, чтобы обняться с музыкантами, развлекающими прохожих на «Нижегородском Арбате», расцеловаться с художницей, выставляющей свои картины на уличном вернисаже…
        — Кто же их, за что?!!
        — Неизвестно. Вероятно, грабители. И денег-то немного было. Унесли ноутбук, планшет, видеокамеру… Пашку я буквально пару дней назад видела в нашей тусовке на Музее района. Хвастал новым смартфоном. Всех снимал. Родители на день варенья подарили.  — По щеке Варвары покатилась слеза.  — А к Мишке мы с Наташкой раньше постоянно на репетицию ездили, в ДК Чехова, попеть, поиграть. Пацаны там студию снимают…  — Дочь не выдержала, разрыдалась и скрылась в ванной. Я взял гитару, оставленную ею в прихожей, и отнес в комнату. «Что творится?!!»  — думал я…
        К счастью, когда Варя вышла из ванной, ей на трубку позвонила однокурсница и заняла разговором по учебе. Когда Краса его закончила, обратила внимание, что я принарядился.
        — Папа, а ты куда?  — заинтересовалась она.
        — Знакомиться с будущей героиней романа,  — усмехнулся я.
        — Ах вот как? С героиней романа? Что вы говорите!  — ни одной ироничной нотки не послышалось в голосе Варвары Красы Длинной Косы, дочери своего папы.
        — Главное, чтобы вы ничего не говорили. Сами знаете кому. Люди, далекие от творчества, которые не играют на гитарах, не пишут картин, не сочиняют романов, могут не понять… А впрочем, как угодно!  — закончил я. Мол, вся ответственность за непонимание в таком случае будет лежать на том, кто проболтается.
        С тем я и убыл. Хоть настроение вовсе перестало быть авантюрным после дикой новости Варвары, но отказываться и переносить встречу с Тамарой во второй раз было бы совсем некрасиво, да и некогда. Я и так уже опаздывал.
        Я появился у кафе «Олень» с десятиминутным опозданием. Хорош, нечего сказать! «Девушка из компьютера» была уже на месте. Я узнал ее. Подумал: «Да-а! На 3D-принтере такую не напечатаешь!»
        Я вдруг отметил, что вечернее небо нынче ясное, воздух прозрачен, и оттого кажется, будто фонари на улицах зажглись прежде времени. Словно — ранняя весна, а не середина зимы.
        — Здравствуйте, Тамара! Я опоздал. Знаю, нет мне прощения! Ни слова не скажу о пробке, если только это не пробка от бутылки шампанского. Готов искупить свою вину! Это вам.  — Я вытащил из-за спины и протянул ей маленький букетик.
        — Спасибо. Я вас прощаю. Еще неизвестно, сколько бы вам пришлось меня ждать! Но я тут живу неподалеку и пришла пешком.
        Я отметил про себя то, что она сказала. В районе площади Минина и Пожарского раньше жили люди не простые, а теперь — не бедные. Некоторые, наверное, так в кремле и работают, как их родители. Династии бывают не только у артистов цирка, в администрациях — тоже. Еще неизвестно, где больше нужны свои.
        — Позвольте пригласить вас в кафе?  — Я старался, чтобы голос мой звучал уверенно.
        — Выпить на брудершафт и перейти на «ты»?  — спросила она, словно знала наизусть мою программу. Ее голос волновал и мешал моему звучать уверенно.
        — Это будет логично. На сайте знакомств не встретишь ни одного мужчины, ни одной женщины, не говоря о бабушках и дедушках. Только «парни» и «девушки» от шестнадцати до восьмидесяти и старше. Чего же важничать?
        — Не получится,  — виновато втянула голову в плечи Тамара.  — Кафе закрыто. По техническим причинам. Там объявление.
        — Как это по-нашему!  — воскликнул я. Задумавшись на секунду, предложил:  — Есть запасной вариант. Одно кафе, которое точно открыто. Ехать — пять минут, если не попадем… Но я обещал о ней не говорить. Я тут машину недалеко припарковал…
        Мы пошли рядом. Честно говоря, у меня дух захватывало от красоты «девушки из компьютера» при каждом взгляде на нее. «Кто это совсем недавно выражал иронию по поводу разбитых сердец? Кто гордился свободой, говорил, что День святого Валентина — не его праздник? Кто считал, что писать интереснее, чем жить?..»  — мысленно задавал себе вопросы.
        Увидев мой джип, Тамара оценила его по достоинству:
        — Какой… м-м-м… брутальный автомобиль!
        — Машина всегда похожа на своего хозяина. Вы разве не замечали?
        — Так говорят о собаках!  — рассмеялась она.  — Собака похожа на своего хозяина!
        — Автомобиль — еще больше,  — заверил я ее.  — У меня жил пес. А теперь я завел кота. И, знаете, у него оказались отменные сторожевые качества!
        Я рассказал Тамаре о таланте Валентина непостижимым образом отличать своих от чужих через закрытую дверь. Непринужденно болтая, мы доехали до моей работы. Нет, в офисный центр заходить я не собирался, боже упаси! С торца к нему прилепилось кафе, которое внутри было гораздо просторнее, чем выглядело снаружи. Я рассказал Тамаре, что, с тех пор как живу сам по себе, завтракаю здесь по будням. Иногда и обедаю. А вот вечерами, когда музыка играет и заходят пары, бывал от силы раз пять.
        Когда мы подошли к заведению, мимо пронесся рыжий риджбек с хозяином на поводке.
        — Это местная достопримечательность,  — объяснил я.  — Африканская порода, охотник на львов. Только не спрашивайте меня, откуда у нас львы, иначе придется произносить избитую шутку про Льва Абрамовича, Льва Моисеича и моего компаньона по работе, Васю Голобородова, который лишний раз тут тоже старается не маячить, потому что по гороскопу — Лев.
        — Энергичная собачка,  — оценила моя спутница.
        — Гиподинамия ее хозяину не грозит,  — согласился я.
        Мы вошли внутрь кафе.
        — Может, сюда?  — указал я на свой любимый столик в углу.  — Прошу!  — чуть отодвинул стул для своей дамы. К нам приблизилась хозяйка, сама обслуживающая клиентов,  — фигуристая армянка Лия. Полагал, что кафе было названо «Амалия», конечно, ее супругом в честь нее. Сам он трудился поваром.
        У семейной пары, содержавшей кафе «Амалия», работала еще молодая девушка — Зара. В редкие минуты, когда она не была в движении, а просто выходила в зал передохнуть, можно было заметить… нет, не так. Невозможно было не заметить, что у нее — прекрасные зеленые глаза. Мой компаньон Голобородов как-то на пирушке признался, что влюблен в нее. Я пообещал не говорить этого его жене… Продукты и все необходимое доставляли в кафе то ли сыновья, то ли племянники хозяев. Словом, семейный бизнес…
        Лия держала в руках меню в отделанной бархатом папке с золотыми буквами.
        — Ва-асилий Сергеевич! Ка-акая приятная неожиданность видеть ва-ас в это время!
        Если коренные нижегородцы заворачивают в разговоре на «о», москвичи — на «а», то Лия со своим растянутым «а» и москвичей заткнула бы за пояс!
        — Решил показать моей спутнице, Лия, где можно уютно посидеть и вкусно покушать.
        — Пра-авильно, пра-авильно. Вот, пожалуйста.  — Она протянула меню. Я предложил меню Тамаре.
        — Хотите спросить, вино какой страны я предпочитаю в это время суток?  — улыбнулась она.  — Увы! Я совсем не пью. У меня и так буйная фантазия, чтобы еще взвинчивать ее алкоголем. Так что выбирайте сами.
        — Ну, нет. Я еще не дошел до того, чтобы пить одному. Хотя машину можно было бы оставить возле офиса и уехать на такси… Ударим по соку? Мы ведь должны выпить на брудершафт?
        — Это конечно.  — Тамара раскрыла меню, но тут же оставила его.  — Было время, когда я могла выпить,  — призналась она.  — Даже много. Даже одна… Но это было раньше. Жизнь была другая. Времена изменились. Жизнь понеслась вперед. Некогда пить. Пить крепкие напитки, курить табак — старомодно. Это — удовольствие для стариканов, которые так и не смогли найти себя и теперь выпали из жизни.
        — Категорично!  — оценил я ее заявление и, машинально посмотрев в сторону, увидел собственное отражение в темном окне. Накрыв ладонью нижнюю часть лица, посмотрел на Тамару круглыми глазами и, отняв руку, спросил:
        — Мои усы, вероятно, тоже старомодные?
        — Старомодные,  — подтвердила Тамара с сожалением.
        — А ведь я чувствовал это!  — с видом только что прозревшего заключил я.  — Пожалуй, придется усы сбрить,  — добавил то ли в шутку, то ли всерьез — сам еще не понял. Не прошло и полутора часов, как День святого Валентина вдруг перестал быть для меня чужим праздником, а я уже, кажется, готов был совершать безумства. Усы я носил столько лет!  — некоторые столько не живут…
        Вдруг поняв, откуда выскочила эта шутка, которую, слава богу, вслух не произнес, мысленно обозвал себя «дегенератом». По телевизору, экран которого светился за барной стойкой, как раз пошли нижегородские новости. Поскольку Тамара, пока Амалия выполняла наш заказ, отправилась «припудрить носик», я навострил уши. Говорили про жестокое преступление в Щербинках. Тремя выстрелами неизвестный преступник убил двух школьников одиннадцатого класса и собаку одного из друзей у него же на квартире. Соседи — пенсионеры и молодая мать с маленьким ребенком — не слышали выстрелов, хотя преступление, по выводам экспертов, было совершено днем. Мотив убийства пока не ясен. Рассматриваются различные версии, от ограбления до профессиональной деятельности отца одного из юношей. Тот является депутатом областного законодательного собрания…
        Я, честно признаться, ничего не понял. У сочинителя детективных романов Василия Снигирева возникли вопросы. Для простого грабителя преступник (если он был один) слишком хорошо стреляет. Три выстрела — три трупа. Собака вряд ли была обучена, одно название — «служебная», но все равно в нее еще попасть надо, так, чтобы наповал. Иначе соседи услышали бы жуткий вой! А они не слышали ни воя, ни выстрелов. Значит, пистолет был с глушителем. Стало быть, работал профи. Из квартиры что-то пропало, говорила мне Варя. Но, наверное, залезли не за этим все же. Если хотели свести с ума отца-депутата, то при чем тут второй ребенок? Такие вещи тщательно планируются. Да и депутат, судя по всему, рядовой, не глава комитета какого-нибудь, иначе бы сказали. Что от него зависит?.. Странное преступление! И что какая-то шпана залезла наудачу, тоже не скажешь, при такой-то меткости!..
        Тамара вернулась, я чуть позже, чем следовало, оторвался от телевизора.
        — Что-то интересное?  — спросила она.
        — Совсем неинтересное! Извините. Говорят про тройное убийство — двух подростков и собаки, о котором я слышал сегодня от дочери. Там погибли ее знакомые.
        — Какой ужас,  — сказала Тамара, при этом не пропустив мимо ушей самого главного, что я жених с прицепом.  — Сколько лет дочери?  — спросила она, помолчав.
        — Достаточно для того, чтобы считать себя умнее отца. Двадцать. А у вас есть дети?
        — Сын. Но он живет не со мной. Так уж вышло.
        — Прошу прощения… Я тоже вижу дочь лишь изредка,  — поспешил сгладить я неловкость…
        Лия принесла наш ужин. Я поднял бокал абрикосового сока.
        — Хочу выпить за вас, Тамара, и за… Интернет! Если бы не Паутина, наше знакомство не состоялось бы. Увидев вас на улице, ни за что не решился бы первым заговорить. Я не настолько самоуверенный тип…  — Мой слегка развязный тон должен был изобличить во мне волка, который прикидывается овечкой, но не слишком заботясь, чтобы ему поверили.  — На брудершафт?
        Улыбаясь друг другу, мы переплели руки. Выпив сок, я быстро поцеловал ее в уголок губ и, поскольку усы были еще при мне, кажется, уколол. Тамара уставилась на меня. Похоже, брудершафт в ее понимании не должен был заходить так далеко, хотя… Я поковырял в тарелке вилкой, делая вид, будто мой поцелуй — не более чем дань традиции. Так поздравляют с днем рождения или Восьмым марта… Почувствовал, что Тамара по-прежнему смотрит на меня. Подняв глаза, увидел, что она смеется.
        — Вы упорно не хотите меня узнавать, Василий Сергеевич!  — сказала она.
        — Мы же теперь на «ты»…  — начал было я, пока дошло, что она сказала.  — А мы разве встречались?  — У меня тотчас возникло ощущение, что попал впросак.
        — Неужели я так изменилась? Я — Тамара Кошелева, физорг второго отряда. Помните лагерь «Дружба» от «НИИПрода»? Вы были у нас вожатым. Пели песню: «Вас, девчонки, съела моль!»
        Я почувствовал, что стремительно лечу в другой мир: летний, солнечный, зеленый и радостный!
        — Томка-котомка!!!  — воскликнул я. Вот почему ее лицо казалось мне знакомым!
        — Ну, наконец-то!  — рассмеялась она.  — С вашей легкой руки меня так и прозвали в отряде. Я же должна была проводить утреннюю зарядку, вот и таскала за спиной этот рюкзачок со скакалками да мячами. И фамилия — подходящая…
        Ее выбрали физоргом отряда, поскольку занималась художественной гимнастикой. Какой она была тоненькой, худенькой тогда! Но девчонки ее слушались, она умела найти подход. Пацаны — тоже, хотя и с подначками. Томка была симпатичной девчонкой. Даже маленькая должность — это маленькая сцена, то есть человек все время на виду.
        — Ты выросла за лето!  — отметил я.
        — Ха-ха-ха! Сколько их прошло, лет?..
        Вот теперь все встало на свои места. Сделалось понятно, почему вообще красавица написала мне. Узнала бывшего вожатого!
        — У меня слова той песенки долго звучали потом в голове,  — призналась Тамара.  — «Моль — это маленький букашка. Моль — это маленький зверек. Где ни сядет, всюду тянет, всюду жрет!» В тебя были влюблены все девчонки отряда.
        — Ну, это ты загнула!  — не поверил я.
        — Правда, правда! Но ты замечал лишь Зинаиду, младшую пионервожатую. Она мучила тебя, мы видели. Вы все время спорили с ней… Интересно, где она сейчас?
        — В общем-то, неподалеку. Мы спорили еще восемнадцать лет, но почти два года назад развелись.
        — О как!  — весело воскликнула Тамара.  — То есть я хотела сказать: «Извини».
        — Да хоть сто раз!  — Я беспечно махнул рукой.  — А ты замужем?
        — Была. Тоже в разводе.
        — Даже боюсь спрашивать, что стало с тем несчастным, которого ты оставила?
        — Нет, это он меня бросил.
        — Он что, сумасшедший?
        — Сумасшедшая я. Я же говорила — даже пить не требуется. Кипит мой разум возмущенный!
        Углубляться я не решился, хотя чувствовал себя теперь совершенно раскованно, обнаружив в лице незнакомки из Интернета свою бывшую подопечную. Жаль было только, что этим вечером, очевидно, все и закончится. Она узнала меня на сайте знакомств, захотелось встретиться, повспоминать. Сразу не призналась, сохранила интригу. Молодец!
        Мы прекрасно провели время. Но что будет дальше?.. Точнее, будет ли что-нибудь дальше? Сам себя я сравнивал с безумным бухгалтером, все пытавшимся подсчитать выгоду от… весны. Выходило — вздорное время года. Зачем оно? А когда пришла весна, калькулятор выпал из рук…
        Я довез Тамару до подъезда. Сталинский дом на улице Минина, примыкающей к одноименной площади, производил впечатление.
        — Вот здесь я и живу,  — указала Тамара на свой подъезд. Мне хотелось спросить, с кем, но я лишь произнес:
        — Скромненько и со вкусом.
        Она хмыкнула и приложила ключ-«таблетку» к домофону. Раздался тонюсенький писк, не солидный для такого фундаментального здания. «Гора родила мышь»,  — подумал я. Кажется, это относилось ко всему вечеру в целом.
        Я боялся, что за романтическим понедельником меня ожидает скучная трудовая неделя, но все оказалось иначе. Позвонил Феликс, наш оригинальный партнер из Николаева.
        Фирма, в которой я работал, когда-то была самой настоящей — несколько учредителей и человек тридцать персонала. От кризиса к кризису она таяла, точно шагреневая кожа, пока нас с Голобородовым не осталось всего двое — хозяев и работников в одном лице. Плюс главный (и единственный) бухгалтер, работающий на дому. Документы ходили по электронной почте. Милости просим в двадцать первый век!
        С компаньоном бизнес мы строили нынче чрезвычайно просто. Тупо забили склад китайской конструкционной пластмассой, завели собственный сайт и по очереди ездили на базу, расположенную в пяти минутах от офиса, где арендовали ангар, отпускать товар, если находились покупатели. Когда склад наполовину пустел, заказывали в Поднебесной новую партию и ждали прихода контейнера, чтобы заняться «растаможкой».
        Кроме контрагентов из Китайской Народной Республики, у нас имелся еще один поставщик, живущий на братской Украине. Этот самый Феликс, бывший снабженец большого завода, теперь промышлял пластмассовыми неликвидами. По старым связям добывал их всеми правдами и неправдами. Для нас закупать неликвиды выходило еще интересней, чем таскать пластмассу из Китая. К сожалению, коммерческие предложения Феликса не были регулярными, но коль скоро они появлялись, грех было отказываться.
        Когда утром, наступившим после романтического ужина, я после хорошей зарядки в спортгородке, контрастного душа и вкусного завтрака в кафе у Амалии появился в офисе, Голобородов обрушил на меня радостное известие: «Феликс проклюнулся». Сообщая эту новость, коллега, и к тому же тезка, Василий Голобородов посмотрел на меня заискивающе. Очередь ехать в командировку была его, но у него на носу висел день рождения младшего сына, которому папа с мамой обещали поездку в Казанский аквапарк. Уже и номер в гостинице был забронирован. Поскольку извергом я не был, если не принимать во внимание мнение моей бывшей жены, то в Николаев лететь предстояло мне. «Эй, товарищ, кто здесь крайний? Я хочу в авиалайнер!» Спасибо Александру Розенбауму за возможность выразить настроение одной строкой!
        Оповещая своих, то есть бывшую жену и дочь, на вопрос, куда лечу, ответил: «Почти в Одессу!» Они решили, что я не упущу случая заглянуть к родственникам. То есть обратно скоро не ждать. Я и сам так думал. Но Феликс оказался коварен! В этот раз он надыбал такое количество текстолита, фторопласта и винипласта по разным точкам, что всего просто не смог оплатить и свезти к себе на складик. Поэтому он возил меня по своим поставщикам, чтобы я лично тыкал пальцем в товар, что берем, чего не берем. И я тыкал. На «тыканье» ушла вся рабочая неделя. Потом пришлось возвращаться в Нижний, чтобы ждать и встречать машину, которую отправит Феликс. В Одессу так и не попал, хотя доехать от Николаева было — всего ничего.
        Оказавшись в пятницу, поздно вечером, наконец дома, я первым делом раскрыл ноутбук. Чего греха таить? Всю командировку я возил с собой в душе романтическое настроение и надежду увидеть письмецо от Томки-котомки на сайте знакомств. Готовился, если не найду, отписать сам, следуя старой мудрости про гору и Магомета. Но они были, ее письма, были, были! И не одно.
        Тамара начала мне писать уже во вторник. Потом писала еще. Даже успела рассердиться, или сделать вид, за то, что не отвечаю! В последнем послании она приглашала меня в субботу в кино. Вот так. Она меня приглашала! И, если я буду настолько невежлив, что и на это письмо не отвечу, обещала больше никогда-никогда не писать.
        Я страдальчески усмехнулся: опять нестыковка! В субботу я должен идти на девятый день Гали Биржи. Пришлось оправдываться, мол, только что вернулся из командировки, накопились дела, извиняюсь, прошу перенести поход в кино. На этот раз не на понедельник, день тяжелый, а на воскресенье. Обещал позаботиться о билетах.
        Вика просила приехать на поминки попозже, чтобы посидеть подольше по-родственному после всех. Хоть мы с Варей и постарались не торопиться, но, добравшись до Вики, увидели, что предыдущая смена еще не встала из-за стола. Не хотелось сидеть в углу, как бедным родственникам. Правда, богатства я не нажил, не считая того, о котором пел Вахтанг Кикабидзе, но все равно решил пройти пока на лоджию. Как понял, мужчины выходили сюда покурить. Некурящие соотечественники день ото дня становились все более воинственными — в подъезд с цигаркой не сунешься!
        Как только оказался на лоджии, тотчас мелькнула мысль: здесь-то все и произошло! Рамы остекления — вот они, стоят под стеной. Для чего их сняли? Чтобы белье лучше сохло? Веревки под потолком сейчас пустовали. В углу стоял табурет. Тетя Галя хотела развесить белье, встала на табурет, держа в руках тяжелые мокрые простыни…  — воображение услужливо рисовало картину несчастного случая. Я потрогал руками табурет. Вообще-то, он был крепкий и вполне устойчивый. Правда, я еще не пробовал на нем стоять. Кажется, еще чуть-чуть, и попробовал бы, но на лоджию вышла Варя. Осмотревшись, она высказала вслух мою мысль:
        — Зачем они убрали стекла?
        — А кто убрал, ты знаешь?  — спросил ее.
        — Ну кто? Дядя Боря, наверное, кто же еще?
        — Ну да. Кстати, что-то я его не видел сегодня.
        — Тетя Вика говорит, он в отпуске. К родителям, в Белгород, уехал.
        «Вот как?  — подумал я.  — Девяти дней не прошло, как тещи не стало, а он уехал отдыхать?..» Бесполезно было гадать, как бы я поступил на его месте. По моему внутреннему убеждению, тещи должны были бы жить дольше своих зятьев. Особенно если они обитают на одной жилплощади. Случай Бориса можно было считать исключением из общего порядка. Варе своих мыслей высказывать не стал, поскольку не был уверен, что хочу, чтобы дочь переняла от папы в полной мере его манеру шутить. Тем более что увидел нечто такое, что сразу сбило меня с и без того неуместно веселых мыслей.
        — Смотри-ка,  — указал я Варваре на соседнюю лоджию девятого этажа. Она располагалась в доме, под прямым углом примыкающем к тому зданию, в котором находились сейчас мы с дочкой.  — Там тоже траур.
        В лоджии стояла женщина в черной косынке. Она смотрела вниз невидящими глазами.
        — Так это же, папа, мать Пашки Бугрова,  — тихо сказала Варя,  — которого убили.
        — Он там живет… то есть жил?  — спросил я.  — Вот оно что… Как только она держится, бедная женщина?..  — произнося это, я, признаться, поймал другую мысль, и она обожгла мой мозг! Значит, с лоджии Бугровых нас тоже было видно! Правда, мать Пашки сегодня нас, кажется, даже не заметила, потому что взгляд ее был направлен внутрь себя. Но это не значит, что с того же места не мог увидеть лоджию Гали Биржи сам Пашка, тогда еще живой и здоровый. Но видел он, конечно, не нас, а… как Галя Биржа падала на землю! Вдруг такое было?! А может быть, парень не просто увидел, что Биржа в самом деле «не сама», но и… все заснял на новый смартфон, недавно подаренный родителями на день рождения? Он ведь не выпускал смартфон из рук! Я захотел уточнить у Вари: это Пашка Бугров был в тусовке на Музее района с новым смартфоном, я правильно запомнил? Или его друг?.. А может, они оба вместе случайно оказались тогда на лоджии у Бугровых? Что, если преступник в последний момент их заметил? Посулив хорошую награду за молчание, договорился о встрече и избавился от свидетелей?.. Или, может, еще круче? Преступник их не видел, но
ребята, насмотревшись боевиков по телевизору, решили заработать шантажом? Не приняли во внимание, что даже в кино шантажисты обычно плохо кончают?.. Тогда они должны были знать преступника в лицо, иначе с кого спрашивать выкуп, с чужого дяди? Или не знали, но как-то узнали, кто он. Вполне вероятно, преступник потребовал с пацанов доказательство, что они не блефуют. Те прислали ему копию записи, и он без труда определил, откуда она велась. Когда личности шантажистов перестали быть тайной, торговля пошла в открытую. Пацаны думали, что Мишкина овчарка станет гарантией их безопасности? Не стала. Неизвестно, имелись ли у преступника деньги, а вот пистолет с глушителем нашелся. Что там, Варя говорила, пропало на той квартире, где произошло убийство? Ноутбук, планшет, видеокамера? Преступник нашел все, на что могла быть сделана или скопирована изобличающая его запись. Ну а деньги и ценности прихватил для отвода глаз или так — заодно. Чего добру пропадать?..
        По окончании посиделок я смог задать Варе свой вопрос.
        — Краса, а это Пашка Бугров был с новым смартфоном на Музее района, я правильно запомнил? А к Мишке вы с Наташкой ездили в студию песни петь?
        — Да, а что?
        — Нет, просто спросил.
        К счастью, Варя мыслями была уже у Наташки, к которой собралась идти, поэтому не стала докапываться до смысла моего вопроса.
        «Интересно, если я с новорожденной своей версией приду в полицию, меня там далеко пошлют?  — думал я.  — Если узнают, что сам являюсь сочинителем детективных романов, вероятно — очень далеко!»
        Времени до начала сеанса было достаточно, когда мы встретились с девушкой из компьютера. Едва справившись с волнением от вида «новой» Тамары в новом наряде, я пригласил ее в ближайшую кофейню. Тамара жутко заинтересовалась моей командировкой: где был, что видел? Чем я вообще занимаюсь? А то весь прошлый вечер мы с ней будто провели в пионерском лагере… Пришлось отвечать на вопросы, куда деваться? Объяснил, что занимаюсь я ловлей блох. То есть раньше это называлось бизнесом, а теперь — так, как я сказал. Рассказал про Феликса и мое «тыканье» пальцем в Николаеве. Она слушала с живым интересом и даже ни разу не зевнула. Я, во всяком случае, не заметил. Никак не думал, что в разговоре с дамой придется произносить такие слова, как «фторопласт», «винипласт», «текстолит». Мне казалось это ужасней, чем ненормативная лексика.
        Ненормативной лексикой был нашпигован фильм, который мы потом смотрели. Отечественного производства, он угнетал своей реалистичностью. Просто кусок жизни, полная безнадега. Картина номинировалась на «Оскара» и вызвала в средствах массовой информации дискуссию о допустимости этой самой ненормативной лексики в художественных произведениях. Тамара захотела узнать мое мнение на сей счет.
        — О чем тут спорить?  — недоумевал я.  — Режиссер никого не удивил. Словарный запас любого школьника богаче того, что мы услышали в кино. Давно известно, мат нужен для связки слов. Кому можно посочувствовать, так это депутатам, журналистам и прочим публичным людям (публичные женщины не в счет). Лишенные возможности говорить так, как хочется, они выглядят, будто на уроке русского языка в первом классе, со своими растянутыми гласными: «А-а-а… Э-э-э…» «Сегодня… а-а-а… на пленарном заседании… э-э-э… был принят закон… а-а-а…» Могли бы выражаться, как с детства привыкли, всем стало бы легче… Правда, лично я стараюсь попусту не сквернословить, хотя бывают такие ситуации, что сам удивляюсь, как мне это удается? От тебя я тоже за два вечера не услышал еще ни одного худого слова,  — сделал я комический комплимент Тамаре.  — Но это, вероятно, потому, что повода пока не давал…
        — А я боюсь грубых мужчин, нецензурно выражающихся,  — с особенной улыбкой призналась Тамара. Глаза ее при этом потемнели.
        Я захотел ощущать себя грубым мужчиной, способным нецензурно выразиться, которого следует бояться. Но Тамара, кажется, видела во мне лишь бывшего вожатого. Она втянула меня в дружескую беседу. Захотела все про меня узнать. Ее интересовали дома, которые я построил, деревья, которые посадил, дети, которых вырастил. Стало смешно и грустно: Котомка словно пыталась найти во мне выдающегося человека, недаром еще тогда, в пионерском лагере, влюбившего в себя всех девчонок второго отряда. Боялся, что ничем не смогу оправдать ее надежды.
        — Сама-то ты как?  — в свою очередь любопытствовал я.  — Почему ушла из большого спорта?
        — Потому что поняла, лично у меня он все равно останется маленьким… Окончила институт. Строительный. С красным дипломом, между прочим! Работала в «Газпроме».
        — Фиу-фить!  — присвистнул я.
        — Хотела сделать карьеру… на свой манер. Пока я была в длительной командировке, от меня ушел муж.
        Меня это взволновало. Я стал задавать вопросы:
        — Что же он не поехал с тобой?
        — Только этого не хватало!  — странно усмехнулась Томка.
        — Ты была за границей?
        — Нет, у нас. На Севере.  — Она вздохнула, и, как это умеет русский человек, в одном вздохе выразилась вся суровая романтика прежней жизни и те издержки, которые неизбежно ей сопутствовали.
        — А почему ты развелся с женой?  — спросила она меня.
        — Я с ней не разводился. Разве мог я взять на себя такую ответственность — оставить женщину одну пропадать в этом холодном мире? Она со мной развелась.
        — Почему?
        — Потому что я ей все время отказывал.
        — ???
        — Не хотел делать евроремонт, не хотел отдыхать за границей, не хотел, чтобы все было, как у людей. Пусть лучше люди помечтают, чтобы у них все было, как у меня… У меня были средства, но я не хотел.
        — А чего ты хотел?
        — Чего хотел?.. Конструировать мебель своими руками. Ездить на рыбалку. Заниматься спортом. По вечерам — читать книги и находиться как можно дальше от телевизора, из которого мне лезет в уши то, что я не хочу слушать. То есть подальше от того места, где находилась Зинаида, получалось так. В общем, я был чудаком, клоуном. За такого мужа перед подругами стыдно… Словом, ты сама понимаешь, что от нормальных мужей жены не уходят,  — решил я поиграть в самоуничижение.
        — А от нормальных жен — мужья,  — улыбнулась Котомка.
        Вечер, очевидно, должен был так и закончиться — дружески. Я понятия не имел, как выйти из роли вожатого. А выйти хотелось!
        Тамара предложила сходить вместе в бассейн. Там можно взять разовый абонемент.
        — Это отличная идея!  — восхитился я.  — В бассейне я не был еще дольше, чем в кино. Ты мне просто мир заново открываешь!.. В детстве я посещал секцию водного поло, но потом нашего тренера забрали в армию. В «морские котики», должно быть. И все закончилось. Правда, после я еще много чем занимался.
        — Я помню, как ты на турнике «солнышко» крутил!
        — Да, было дело!  — рассмеялся я.  — До сих пор люблю на турнике поболтаться. Наверное, мои предки действительно произошли от обезьяны. В ближайшем спортгородке, куда бегаю по утрам, есть такая высоченная и длинная лестница! Мало кто, кроме меня, может ее всю пройти на руках, только сумасшедшие пацаны. Кто такую установил — понятия не имею. Вероятно, бывший парашютист… Так, значит, завтра я за тобой заезжаю? Во сколько?
        — Вообще-то у меня своя машина есть,  — решила Котомка похвастать в ответ на мою браваду.  — Вот она стоит.  — Я увидел чистый, будто только что из автосалона, аккуратненький хэтчбек.
        — Ну-ка, ну-ка?  — Я подошел к машине поближе.  — О! Клевая тачка!.. Хм! А бейсбольная бита в салоне зачем? Что, уже были случаи?..
        — А то!  — засмеялась Тамара.  — Одна тетка за мной до приезда «гаишников» вокруг машины бегала после мелкой аварии с ее «корытом». Бегала с такой вот штукой!  — Она указала на биту.  — Решила тоже завести, чтобы было чем фехтовать в другой раз.
        — О времена, о нравы!  — воскликнул я.
        — Но, если хочешь, заезжай за мной,  — разрешила Тамара.  — Будем дорогой о чем-нибудь разговаривать.
        Она назвала время.
        — Конечно. До завтра!  — Я легонько встряхнул ее руку. «Томка-котомка! Надо же, завтра мы идем в бассейн!»  — ликовал, отъезжая от ее дома.
        Поставив машину в гараж, я не пошел домой, а решил побродить по ночному парку, мысленно поздравив святого Валентина. Очевидно, в его армии одним олухом стало больше… Я шел по дорожке над откосом, охватывая взором панораму нижней части города, той, что за рекой. Она вся была в огнях. «Как-то стало весело у нас по ночам, будто днем!  — думал я.  — Горят фонари, по проспектам машины ездят. В парке людей хоть и меньше, чем днем, но они есть. Вероятно, все наши — «олухи». Даже на речке, по льду, ползали какие-то белые огоньки, немного не доползая до середины, где черная вода еще не замерзла. Дошло — рыболовы! Дня им уже мало, по ночам рыбе спать не дают! Мы с Генкой, соседом, тоже увлекались, но до ночной рыбалки дело еще не доходило. Надо будет ему сказать»,  — подумал я, поворачивая к дому.
        С Варварой мы виделись довольно редко, хоть и жили в одной квартире. Обычно, когда дочь возвращалась вечером домой (если возвращалась), я уже спал. Когда утром я уходил на работу — она еще спала. В этот раз мы поменялись ролями. Варвара и Валентин встречали меня.
        — Где был?  — спросила Краса.
        — Гулял.  — Я отвел глаза на Валю и почесал его за ухом. Котик запел.  — С героиней романа,  — продолжил я, не дожидаясь следующего вопроса. И рассмеялся:  — Знаешь, кем она оказалась? Моей бывшей подопечной из пионерского лагеря! Помнишь, я тебе рассказывал про «Дружбу»?
        — Здорово!  — тоже рассмеялась Краса Длинная Коса.  — Она, наверное, была в тебя влюблена.
        Я подивился незаурядной проницательности двадцатилетнего ребенка:
        — Ты откуда знаешь?
        — Так я сколько по лагерям и турбазам ездила благодаря вам с маманей?
        — Тоже в вожатых влюблялась?
        — Не без этого…  — вздохнула девушка с богатым жизненным опытом.  — Ладно, спокойной ночи.  — Она собралась удалиться к себе, но вдруг обернулась:  — Да, представляешь, папа? Оказывается, в квартиру Пашки Бугрова тоже залезли, я только сегодня узнала.
        — Вот мерзавцы! Здорово поживились?
        — Да нет. Чего у них брать? Сейфов с бриллиантами не держали. Практически тот же набор, что и у Вахрушевых: немного денег да то, что можно в руках унести,  — ноутбук, цифровик, фотоаппарат… Системный блок от компьютера не поленились прихватить. Монитор оставили…
        Я качал головой, а сам думал: «Не получил ли я только что подтверждение своей версии? Преступник не нашел у Вахрушевых «своей» записи и полез за тем же к Бугровым?.. Что, если и у Бугровых ему не повезло? Могли ведь пацаны подстраховаться, отдать кому-то запись на хранение? И ведь, наверное, предупреждали душегуба об этом, но тот им не поверил. А может, и не успели предупредить. Он сразу стрелять начал…» Я поймал себя на том, что зеваю. К стыду своему должен был признаться, что вовсе не о каких-то преступлениях хотелось нынче думать сочинителю детективных романов.
        Это теперь понастроили ФОКов и продолжают строить, а во время моего детства в бассейн «Дельфин», куда мы приехали с Тамарой, попасть стоило трудов. И в водное поло я записался тогда только ради возможности купаться зимой, а вовсе не из-за тяги к этому виду спорта.
        Постояв под горячими струями, вышел из душевой в огромный зал бассейна, увидел прозрачно-голубую воду, натянутые дорожки, вышки с той стороны, где глубина, и испытал радостное возбуждение. Словно вернулся в детство!
        Свою русалку не сразу узнал в розовой резиновой шапочке. Найдя глазами меня, она быстро подошла и встала сбоку, словно мы обязаны были построиться в одну шеренгу.
        — Не смотри на меня, я почти голая!  — сказала мне.
        Такое начало разговора мне понравилось.
        — Хм! Мой наряд вдвое скромнее,  — заметил ей.  — Или — откровеннее. Как поглядеть…
        Она посмотрела на меня потемневшими глазами. Неужели сегодня я наконец стал похож на одного из грубых мужчин, которых она боится, а не на вожатого?..
        — Ну что, плавать пойдем или будем разговаривать?  — спросила Томка меня. Ей, очевидно, хотелось поскорее забраться в воду, где ее, «почти голую», будет меньше видно. У нее была прекрасная фигура, сколько я успел оценить. Не гусеница на ходулях, а танцовщица индийского кино!  — мне не в первый раз приходило на ум это сравнение. Вероятно, танец живота в ее исполнении выглядел бы обалденно! Живота, кстати, не было.
        — Ты что, комплексуешь?!  — спросил я ее, понизив голос.  — Ты же выглядишь сногсшибательно. Я правда чуть не упал!
        — Не ври. Я толстая.
        — Ты?!!
        — Все, пошли, пошли!  — Она взяла меня под руку и потащила к лесенке.  — Ты первый!
        Обычно в воду я захожу очень медленно, как неженка, поеживаясь и постанывая. Перед лицом прекрасной дамы пришлось изображать толстокожего бегемота и, сцепив зубы, нырять рыбкой, затем энергично работать руками, чтобы согреться. Русалка догнала меня лишь в конце дорожки, где я ее поджидал.
        — Для человека, бывшего в бассейне до этого сто лет назад, ты довольно быстро плаваешь! За тобой не угонишься!  — похвалила она меня радостно, стараясь отдышаться.
        — Ну, летом-то я все-таки плаваю. В речке, в море… Мне только в цифрах плавать нельзя. Но о работе не будем.
        — В работе можно утонуть, если нырнуть в нее с головой.
        — Или сгореть на ней — парадокс!
        — А то и погореть. Смотря какая работа.
        Я взглянул на Тамару с интересом:
        — Хорошо, нас не слышат спасатели, пожарные и полицейские, понимающие такие вещи буквально… Еще дорожку?
        — Обязательно!..
        — Ты молодец, в форме!  — сделал я Тамаре комплимент.  — Гимнастикой давно перестала заниматься?
        — Давно. Поняла, что не всем дано. Да и здоровье следовало поберечь…. Однако на шпагат до сих пор сесть могу,  — похвасталась она.
        — Надеюсь, в жизни тебе это не пригодится… Я тоже в институте занимался боксом, но однажды решил, что голова мне еще пригодится для другого. Не только чтобы по ней били.
        — И как, пригодилась?
        — Ах ты, язва! Я тебя!..
        Тамара взвизгнула и принялась от меня уплывать, я — догонять.
        — Эй, ты что меня за ноги хватаешь?!  — делано возмутилась она. «За ноги»  — слишком громко было сказано. Я ее всего лишь за щиколотку ухватил.
        — Я с тобой заигрываю!
        — Да это уже домогательство называется!..
        Мне нравилось, что Томка-котомка любит пошутить. Не девушка — мечта. Я всю жизнь хотел встретить красивую, умную и веселую, и почти уверился, что таких не бывает. Если красивая, то не умная. Если умная, то не красивая. Если умная и красивая, то не веселая… Но чаще всего встречались не особо умные, не слишком красивые и совсем не веселые. Возможно, это я на них так действовал… В стройотряде у нас жила собака по кличке Уксус — к чему-то вспомнилось…
        Наплававшись, я, вероятно, слишком долго растирался полотенцем в раздевалке. Когда вышел, Тамара уже прохаживалась в вестибюле и разговаривала по телефону.
        — Нет, Артур. Сегодня я занята.
        «Конечно, случается, что дамы у нас берут себе мужские имена — Жасмин, Максим…  — подумал я.  — Чтобы девушку звали Артуром, я еще не слышал. Стало быть, Тамара разговаривает с мужиком. Только что я принимал горячий душ, а теперь судьба решила обрушить на мою голову холодный?..»
        — Артур, не сегодня. Я сама перезвоню.  — Тамара увещевала неведомого Артура так же мягко и женственно, как разговаривала со мной. «Ну а ты бы что хотел?  — мысленно сказал я себе.  — После пионерлагеря «Дружба» и до вашего совместного посещения кафе она жила, и до сих пор живет, своей жизнью, никак тебя не касающейся. У нее есть сын, бывший муж, этот вот Артур, если только это не одно и то же лицо. Если так, то еще ладно бы…»
        В этот момент Тамара увидела меня и быстро свернула разговор. Она не подумала объяснять, с кем общалась, а я, разумеется, не пытался спрашивать. Это было неважно. Несмотря ни на что, сейчас Тамара была все-таки со мной, а не где-то там, где она блистала раньше, без своего бывшего вожатого. Я чувствовал себя на подъеме. Ледяной душ пролился мимо! Всю дорогу, пока я вез ее, Котомка старалась меня разговорить. Вероятно, догадалась, что я услышал, с кем она судачила по телефону… Я лишь посмеивался про себя.
        Словно в оправдание моего оптимизма, Тамара пригласила к себе.
        — Ты меня с мамой познакомишь?  — догадался я, помня, как она меня поддела с «брудершафтом» у кафе «Олень».
        — С тетей,  — улыбнулась Котомка.
        — Угу,  — сказал я с такой интонацией, мол, весьма польщен. Тамара приложила брелок к домофону, «гора», как в прошлый раз, «родила мышь», мы вошли в подъезд. Поднялись на третий этаж, Тамара открыла и дверь, мы оказались в довольно просторной прихожей. Я увидел несколько дверей, лестницу-стремянку, приставленную к стене в одном месте, в другом — коробки из-под бумаги для ксерокса, в каких, как учит история отечественной демократии, удобно выносить наличные деньги из Дома правительства. Тут коробки были забиты всякой мелочовкой, типа расчесок-мочалок. Возникло ощущение, то ли в квартиру недавно вселились, то ли здесь производят ремонт.
        — Тетя Таня, мы пришли!  — возвысила голос Тамара. Одна из дверей открылась, и появилась высокая худощавая пожилая леди, как я мысленно ее назвал, с седыми волосами, собранными сзади в пучок, одетая в фирменный спортивный костюм. На носу очки, в руке — газета, которую она, очевидно, только что читала.
        — Здравствуйте,  — сказал я.
        — Познакомься, тетя Таня, это Василий. Я о нем тебе говорила,  — представила меня Тамара.
        — Пионервожатый второго отряда,  — отрекомендовался я.
        — Взвейтесь кострами синие ночи? Мы — пионеры, дети рабочих?  — спросила тетя, переводя взгляд поверх очков с Котомки на меня.
        — Тот не знает наслажденья, кто картошки не едал,  — подтвердил я.
        — Меня называли орленком в отряде, враги называли орлом,  — жалобно пролепетала Тамара.
        — Я не люблю отряды,  — сказала тетя Таня. И, не меняя выражения, добавила:  — Чайник вскипел.
        После чего удалилась. Мне показалось, что пионеры были Томкиной тетке не по душе. То ли оттого, что они наших били, если верить кинематографической классике, то ли по какой другой причине. «Странная тетя»,  — подумал я.
        — Она, случайно, начальником смены в лагере не работала?  — спросил тихонько Тамару.
        — Что ты! Ей такое не скажи,  — испугалась Котомка.  — Не была она никаким начальником. Совсем наоборот.
        Что может быть «наоборот», я не понял, а уточнять не стал. Если бы мне предложили угадать профессию Тамариной тети, я бы предположил, что она бывшая учительница (а может быть, и не бывшая), которой сильно надоели глупые ученики. А особенно — их родители.
        — Проходи в мой кабинет.  — Тамара отворила одну из дверей.  — В гостиной у нас ремонт,  — махнула она рукой на другую дверь. (Я угадал.)  — Сейчас сделаю чай с лимоном. После спорта — классно! Или ты будешь кофе? Чай? Хорошо.
        В комнате, которую Тамара назвала своим кабинетом, тоже были какие-то коробки. На диване лежали запакованные прозрачные пакеты с одеждой. Рядом с компьютерным столом стоял самый настоящий кульман, и у меня, бывшего железнодорожного конструктора, сердце екнуло. «Разве может компьютерная графика заменить шуршание рейсшины по ватману? Это же как чтение живой, а не электронной, книги!»  — подумал я. На доске был приколот чертеж какого-то помещения. Я уже знал, что Тамара работает дизайнером.
        — Как тебе мое рабочее место?  — спросила она, появляясь с подносом.  — Правда уютненько? Некоторый беспорядок, конечно…  — Она прибрала с дивана пакеты с одеждой.  — Но лучше, чем жить с родителями. Они до сих пор пытаются меня воспитывать.
        — А тетя Таня?
        — Тетя Таня — нет. Даже разрешила мне женихов водить. При условии, что и ей кого-нибудь подыщу.
        Я обернулся на закрытую дверь кабинета, потом посмотрел на Тамару с испугом:
        — Надеюсь, я не для того здесь?..
        — Нет-нет!!!  — засмеялась Котомка.  — Своего вожатого я никому не отдам!
        Я внимательно посмотрел на нее. Она вдруг поняла, что сказала, и, подойдя близко, положила мне руки на плечи. Глаза ее потемнели, как, я уже не раз замечал, прежде бывало. В ответ я положил ей руки на талию. Но поскольку музыка не играла, то мы не закружились в танце. Все пошло по другому сценарию. Причем стремительно! Я стал целовать ее в губы, в шею. Аромат ее духов свел меня с ума. Она все же успела через мое плечо дотянуться до выключателя и потушить свет…
        Когда ураган миновал, я обрел способность соображать, подумал, что у Котомки давно никого не было. А может быть, это я передал ей своего нерастраченного огня. Если же она всегда такая, то это что-то!.. Следующая мыслишка была довольно ехидная. Я некстати, да еще к ночи, вспомнил Вику, и даже мысленно плюнул трижды через левое плечо — на всякий случай. И сделал вывод: какие, однако, инициативные дамы пошли! Есть в этой беде, под названием «эмансипация», и хорошие стороны… От этой глупости я развеселился.
        — Что ты ржешь?  — спросила Тамара.  — Я едва живая… Я — в душ.
        Поутру, накормленный завтраком, я решил, что пора и честь знать. Перед работой следовало еще заскочить домой, приветить котика, оставленного мной вчера без ужина. Варвара, судя по всему, дома не появлялась, иначе позвонила бы узнать, где я, собственно, пропал. Пришлось бы находить приличную формулировку для своего неприличного поведения. Дочери не объяснишь, что я не пропал, а, можно сказать, заново родился….
        Я одевался в прихожей, когда тетя Таня, улучив момент, сказала мне, посмотрев поверх очков:
        — Томку мне береги!
        Хотел спросить: «В каком смысле?»  — но лишь сказал:
        — Обязательно.
        — Я не шучу,  — зачем-то добавила тетя Таня и ушла к себе.
        С Варварой мы столкнулись носом к носу возле подъезда.
        — О, папа! А ты чего — домой, а не из дома?
        — Вспомнил, что котика не покормил,  — сказал я истинную правду. Но не всю… О том, что я думал скрыть, Варя тотчас догадалась, едва мы вошли в дом, поскольку Валентин лишь под зеркалом мог сидеть словно игрушечный. Во всем остальном он был самым обычным котом, и ничто кошачье ему не было чуждо. К сожалению.
        — Ха! Ты не только не кормил, но и не убирал за ним!  — воскликнула юная обличительница.
        — Ты — тоже,  — заметил я, чтобы не сильно задавалась.
        Я хотел улизнуть, обиходив котика Валю, но Варвара не дала:
        — Папа, стой! Может, довезешь меня до универа? Я только переоденусь. Пять минут.
        — Изволь,  — попался я, как пацан. Совсем забыл, что минуты, они тоже делятся по половому признаку — мужские и женские. У Варвары Васильевны «пять минут» растянулись на полчаса, пока я палил горючку перед подъездом.
        — Поехали,  — как ни в чем не бывало разрешила она, плюхнувшись на переднее сиденье.
        — В следующий раз, если будешь столько копаться, не я буду ждать, а ты. Трамвай. На остановке. Потому что я уеду.
        Краса пропустила мою угрозу мимо ушей.
        — Можно я диск поставлю?  — спросила она через некоторое время.  — Это группа Мишки Вахрушева, «Супертаракан».
        В ином случае я бы, наверное, предположил, что основатель группы, вероятно, выразил в названии то, что у него в голове, но в свете известных событий не стал.
        — Поставь,  — согласился, сразу меняя настроение. Укусила совесть. Подумал, что пока я кручу роман, то, что хотел проверить, так и не проверено, и время уходит. А погибли, между прочим, не чужие люди. Тетка бывшей супруги, знакомые дочери. А даже если бы и чужие?.. Вполне возможно, что я единственный человек, имеющий реальную версию преступления. И, как говорят десантники, если не я, то кто? Или они говорят: «Никто, кроме нас»? В принципе, это одно и то же. По ассоциации вспомнил Бориса в берете и берцах, когда мы ходили возвращать деньги его тещи. Хорошо, не засмеялся — оскорбил бы Варькину грусть. Это без шуток. Почему-то память довольно часто увиденное возвращает в виде карикатуры, подумал я.
        — Краса, а ты можешь договориться, чтобы меня пацаны пустили на свою репетицию?  — спросил дочь, прослушав пару песен, но, если честно, совершенно не вдумываясь, о чем они.  — Скажи, что я их фанат.
        Варя посмотрела внимательно на мой профиль — я сосредоточенно вел машину — и возразила:
        — Папа, ты не похож на фаната. Но я договорюсь. Хочешь новых впечатлений для книжки?..  — по-своему поняла меня Варвара.  — Сегодня среда. У них должна быть «репа» в ДК имени Чехова. Пойдешь сегодня? Я позвоню Олегу. Это их солист и вообще — лидер.
        Я всегда придерживался принципа: «Не надо откладывать на завтра то, что можно потратить сегодня»,  — поэтому тотчас согласился.
        Решил, что сегодня моя очередь развлекать свою любовь, и позвонил ей с работы, когда Голобородов укатил на склад.
        — Планы на вечер?  — спросил я ее.  — Никаких? Есть предложение — закачаешься! Приглашаю тебя на репетицию рок-группы. Как называется? «Супертаракан»! Не слышала такую? Да ты что! Она уже стадионы собирает! Правда, пока — в Нижегородской области, в летних лагерях. Ну, ты знаешь. Однако лиха беда — начало. Так как? Вот и я говорю — любопытно…
        Кудрявый малый, на голову выше меня ростом, при том что маломеркой я бы себя тоже не назвал, встретил нас с Тамарой на входе в студию. Услышав пароль: «Мы от Вари Снигиревой»,  — спросил меня:
        — Вы ее отец, да?
        — А что, не похож?  — улыбнулся я.  — В истории это случается. Например, отца Карла Великого звали «Пипин Короткий».
        Парень хмыкнул, приглашая нас войти.
        — А вы правда писатель?  — задал он новый вопрос.
        — Ну, писатель — это Лев Николаевич Толстой,  — засмущался я.  — Ваш покорный слуга — всего лишь сочинитель детективных романов.
        Щеку мне жег взгляд Тамары. Ее глаза, кажется, стали шире лица.
        — Держи, это тебе,  — вручил я парню книжку своего первого романа, изданного в престижном московском издательстве.  — Так сказать, визитная карточка.
        — Круто!  — восхитился он.  — А автограф?
        — Обменяемся после репетиции. Я прихватил ваш диск. Договорились?
        — О’кей. Мужики!  — крикнул он в сторону сцены.  — У нас сегодня гости!
        И — нам:
        — Занимайте места в партере.
        Тамара едва дождалась, пока Олег нас оставит, и сразу набросилась на меня:
        — Это что, была твоя книга?! Ты — писатель?!
        Мне стало смешно. Кажется, Котомка нашла наконец подтверждение тому, что не зря были в меня влюблены все девчонки второго отряда, и она — тоже. Я — выдающийся человек!
        — Тома, и ты туда же? Ну какой я писатель? Писатель — это член Союза писателей, общественный деятель, человек, у которого спрашивают мнение по каждому резонансному событию в стране и мире, от выступления сексуальных меньшинств в Москве до полета на Марс. Даже когда сам он принадлежит к большинству и на Марс лететь не собирается, если и пригласят. Здесь есть чем заняться… Я пишу — так, для души, и чтобы друзей повеселить. Таких писателей, как я,  — пруд пруди!
        — Нет, среди моих знакомых ни одного не было,  — возразила Тамара.
        — Теперь есть. Давай музыку слушать!
        Тамара просунула свою ладонь мне под локоть, прижалась плечом с задумчивой улыбкой.
        Тексты песен группы «Супертаракан» оказались не на шутку сердитыми. Создавалось впечатление, будто нам излагают программу Тузика в отношении грелки. Лучшего, по мнению авторов, этот мир не заслуживал. Словом — юношеский максимализм. Но мелодии порой проскальзывали интересные. Кое-что нам действительно понравилось. Тамара даже сказала, что возьмет у меня переписать диск. Будет в машине слушать.
        Я размышлял, как половчее подступиться к цели своего появления на репетиции друзей покойного Мишки Вахрушева. К счастью, Олег сам мне перекинул мостик, о том не ведая. После того как на диске расписалась вся группа, он мне сказал:
        — Жаль, не сможет расписаться Мишка. Здесь каждая композиция записана с его участием…
        Пацаны стали совещаться, кто сможет заехать завтра за инструментами. На такси, видно, денег не нашлось. Я предложил свои услуги, не откладывая до завтра. Их приняли. С нами поехал Олег — гитары и прочее следовало доставить к нему домой. Я помог донести инструменты до квартиры и задал вопрос, который хотел:
        — Олег, ответь, вы с Мишкой Вахрушевым были близкие друзья?
        — Ну, как сказать?.. Играли вместе. Они больше с Пашкой Бугровым корешились. Пашка бывал у нас на репетициях, но с музыкой у него не ладилось. Медведь на ухо наступил, как говорится.
        — Только с Пашкой?
        — Ну, еще с Вованом Тальниковым, Пашкиным соседом. А зачем вам? А! Я понял. Пацаны погибли, хотите детектив написать?
        — Даже в мыслях не было,  — опроверг я.  — Дело в другом. Кажется, я догадываюсь, за что ребят убили. Осталось выяснить — кто?
        — Хм! Менты не догадываются, а вы догадываетесь?
        — У меня накануне убийства парней родственница погибла. Полиция никак не связывает эти смерти. Я и сам чисто случайно натолкнулся на догадку. Но идти в полицию не с чем. Там просто посмеются надо мной. Надо самому кое-что проверить. Поможешь?
        — И что от меня требуется?
        — Как найти этого Тальникова? Я хотел бы с ним поговорить.
        — Талый сейчас в Египте с родичами.
        — А как же учеба?
        — Да он школу-то окончил. Работает. В отпуске сейчас.
        — Давно уехал?
        — Если мне не изменяет память, за день-два до того, как все случилось. Наверное, не в курсе еще…
        — Олег, узнай, пожалуйста, когда он возвращается, хорошо? И о разговоре нашем — никому. Договорились?
        Отвезя Тамару домой, я вовсе не думал напрашиваться к ней в гости, видя, что дама моя уже спит на ходу. Но она сама молча взяла меня под руку и потащила за собой в подъезд. Кажется, мне стал нравиться мышиный писк их домофона. Вот только Варвара… После того как снова не приду ночевать, круги, которые и без того уже пошли по воде, превратятся в волны: папаша кого-то закадрил! Откровенно говоря, не имел ни малейшего намерения афишировать свою личную жизнь. Не хотелось волновать свою «близкую родственницу»  — бывшую жену… Чему быть, того не миновать.
        Утром я настолько проспал работу, что решил вообще на нее не ходить. Голобородов, поставленный мной в известность ближе к обеду, тактично не спросил, в чем причина. Иначе пришлось бы ему сказать, что я нашел себе бабу и загулял. Он мне еще за Казанский аквапарк должен!.. «Баба» моя в свою небольшую строительную организацию тоже не торопилась. Призналась, что для дизайнера сейчас работы мало, и она выполняет ее на дому. К шефу только на оперативки иногда ездит. Между тем я невольно отметил, что моя любовь прежде не бедствовала, судя по нарядам, автомобилю. Да и спортивный костюм тети, насколько я разбираюсь, был куплен отнюдь не на вещевом рынке. Однозначно в фирменном салоне. Не говоря о квартире в пяти минутах ходьбы от кремля.
        Тревожила судьба котика. Если Варя опять где-то тусила (тяжкое бремя — светская жизнь), то питание Валентина приобретало угрожающую нерегулярность. Поймать мышь он в квартире не смог бы при всем желании. Разве что — компьютерную, дабы выместить на ней свою досаду. К вечеру я покинул гостеприимную квартиру моей бывшей подопечной, чтобы тетя Таня не думала, будто я решил у них прописаться.
        Мне показалось, что Котомка весьма уважает свою родственницу. Со мной пожилая леди практически не общалась, поэтому я не мог сделать вывод, что она за человек и как ко мне относится. Главное, чтоб валенки не спрятала. В конце концов, она не маменька Котомке. И та уже большая девочка.
        По утрам в кафе у Амалии обычно бывало не так много посетителей, как в обед или вечером. Помимо нашего офисного планктона, заходили еще полицейские из расположенного по соседству РОВД, и так, случайные люди. В это утро питались двое мужиков из нашего центра — пили пиво с пиццей. В другом конце зала завтракала юная парочка, студенты. Какая-то мамаша, презрев ангину, привела дочку покормить мороженым с утра пораньше — вероятно, заслужила. Слева от меня еще мужик читал газету, попивая чай. Через край блюдца свисал на ниточке ярлычок от пакетика…
        Амалия подавала мороженое для девочки, когда помощница, Зара, выставила на барную стойку мой заказ — блинчики со сметаной и неизменный кофе. Мужик, что чаевничал, допил свой чай и, сложив газету, подошел к стойке за сигаретами. «Одну минуточку,  — сказала ему Амалия, забирая мой заказ и неся к столу.  — Сейчас я ва-ам подам сига-ареты».
        Я потянулся к чашке, чтобы сделать первый глоток бодрящего напитка, когда дверь кафе открыл новый посетитель, сам того не зная, какой сейчас поднимется переполох. В зал вдруг влетела кошка. В один миг она прыгнула на мой стол, с него — на подоконник! Киса явно была в панике, и через секунду стало ясно отчего. Следом за ней в кафе ворвался знакомый родезийский риджбек! Новый посетитель, которого собака крепко задела по ноге, беззлобно выругался. Рыжий пес вскочил передними лапами на мой столик и замер, глядя на кошку, выгнувшую спину дугой и злобно гудевшую с подоконника. Я увидел в полуметре от себя глаза собаки. Они горели радостным огнем. Пес вилял хвостом, на его ошейнике висел обрывок поводка. Пес сделал движение, кошка спрыгнула с подоконника на пол и рванула в подсобку. Риджбек оттолкнулся лапами от стола, отчего моя чашка звякнула на блюдце и на стол выплеснулось немного кофе, и дернул за добычей! То ли он, не дождавшись, когда его повезут в родную Африку за львами, решил пока тренироваться на кошках, то ли конкретно этот котяра возомнил о себе слишком много — осталось неизвестным.
        — Ай!  — взвизгнула студентка.
        — Ух ты!  — воскликнул ее друг.
        — Ах ты, черт!  — закричала Амалия. У нее получилось: «Чхорт!»
        — Роджер, Роджер!  — В кафе появился взволнованный хозяин собаки с оборванным поводком в руках.  — Ко мне! Ах ты, разбойник!
        — Веселый Роджер!  — сказал я новому посетителю, который присел за мой столик, пока из кухни выдворяли собаку. Я узнал соседа, это был полицейский из РОВД. Обычно он ходил «по гражданке»  — то ли опер, то ли следователь. Мы с ним здоровались при встрече, хотя еще не познакомились.
        — Чуть не сбил меня в дверях!  — со смешком сказал он, кивая на пса, которого хозяин пристегивал на связанный из двух кусков потертый брезентовый поводок. Мужчина рассыпался в извинениях. Кажется, на него никто не сердился, всем стало весело. Правда, ненадолго… Кошку выпустили через служебный выход. Амалия захлопотала, забрала с моего стола и блинчики, и кофе, сказав, что все поменяет. Я было отговаривал ее, но она и слушать не хотела. Протерла стол тряпкой. Блинчики скормили собаке, с разрешения хозяина.
        — Так он сюда повадится забегать, не дожидаясь кошек,  — выдвинул предположение я.
        Едва хозяин увел пса, в зале появился муж Лии, хозяин заведения, высокий, тучный мужчина с крупным носом и густыми черными усами. Лицо его было растерянным.
        — Амалия! Амалия!..  — от волнения он заговорил на родном языке. Но армянского и знать не требовалось, чтобы понять: что-то случилось.  — Зара, Зара!..
        — Что такое?  — Амалия бросилась следом за ним в кухню, но тут же вернулась в зал:
        — Как по сотовому телефону «Скорую помощь» вызывать, кто знает?!!  — возопила она к присутствующим.  — Девушке плохо! Умирает совсем!
        Мой сосед резко поднялся. Подсказав Амалии, как вызвать «Скорую», он быстро прошел за стойку, куда обычно посетителям было нельзя. Возникло всеобщее замешательство. Амалия несколько раз выходила в зал, извинялась перед посетителями. Мамаша увела ребенка, студенты сидели из любопытства. Я хотел уйти, но вернулся мой сосед.
        — Дело дрянь,  — сказал он.  — Кажется, девушке совсем худо. Она отключилась.
        — Несколько минут назад была совершенно здорова!  — поразился я.  — Что с ней стало?
        — Сам не пойму. Я не врач, но похоже на инсульт.
        — Она же девчонка совсем!  — не мог поверить я.
        Полицейский в штатском только пожал плечами.
        «Скорая» приехала довольно быстро. Люди в белых халатах вошли внутрь пищеблока и проследовали на кухню. Мой сосед — вместе с ними. Я, еще помаявшись, отправился к себе в офис. Про завтрак пришлось забыть.
        Следом за мной в офис вошел мой коллега и единственный компаньон, да к тому же — тезка, Василий Голобородов. В последнее время на лице его постоянно отражалась озабоченность (не в том смысле). Покупатели конструкционной пластмассы жаловали нас своим вниманием нечасто. Заработки наши оставляли желать лучшего. Голобородов не раз уже высказывался в таком духе, что расстался бы со свободой и пошел работать по найму, если бы предложили хорошую зарплату. Он готов был даже завербоваться, только не на Север, а на Юг, поскольку любил тепло. Например, на сбор черешни, если бы там платили, как на Севере… На это я отвечал ему, что на студента он не похож, а за черешней они ездят. Причем там же находят и клубничку, и живут, как в малине… После этого мы оба вздыхали о славных студенческих временах, когда все было на халяву, особенно — любовь…
        — У нас возле кафе сцена какая-то: «уазик» полицейский, «Скорая»,  — сообщил он мне.  — Сначала думал, ДТП. Смотрю — нет, все в кафе чего-то бегают.
        — Девушке, Заре, помощнице Амалии, которая тебе нравится — глаза зеленые,  — худо сделалось. Как-то, прямо, в момент! Была совсем здорова, и вдруг… А полиция зачем приехала, не знаю. В Зару вроде бы никто не стрелял!  — вспомнил я «своих» подростков.
        На другой день в наш офис, после деликатного стука в дверь, заглянул неожиданно мой вчерашний сосед из заведения Амалии.
        — Здравствуйте!  — приветствовал он нас с Голобородовым.  — Извините, я одного человека ищу…  — всмотревшись в мое лицо, он закончил фразу:  — Кажется, уже нашел! Доброе утро!
        Он подошел, протянул мне руку:
        — Мы с вами в кафе иногда встречаемся…
        — Я вас узнал.
        — И вчера… встречались. Там скверная история произошла,  — сказал он доверительно.  — Мы можем поговорить?
        — Да, конечно.  — Я поднялся.
        — Я на склад,  — сообразил мой компаньон.  — Из Кирова приехали,  — напомнил он мне, скрывая укор. Не вечно же ему теперь аквапарк отрабатывать!
        — Хорошо, спасибо, Вася,  — поблагодарил я.  — Буду должен.
        — А то!  — заключил Голобородов, закрывая дверь. Я указал гостю на кресло:
        — Прошу. Я вас слушаю.
        — Я из полиции,  — сообщил он.
        — Я уже догадался,  — заверил я его.
        — Ну да. Капитан Банников,  — представился он,  — Игорь Вениаминович.
        — Снигирев Василий Сергеевич,  — отрекомендовался я.
        — Мы пытаемся выяснить, что произошло в кафе. Девушка умерла…
        — Правда? Очень жаль. Такая молодая!
        — Ее убили. Отравили. Яд подмешали в кофе… Персонал кафе составляют всего три человека. Рубен Варданян — повар и директор заведения, его супруга — Амалия Варданян и Зара Ширванян, которая погибла. Рубен в момент ее гибели находился рядом, в поварской. Амалия туда практически не заходила.
        — Любовный треугольник?  — выдвинул версию сочинитель детективных романов Василий Снигирев.
        — Да, мысль такая приходила в голову,  — признался Игорь Вениаминович.  — Рубен — мужчина в расцвете лет, а тут молодая девушка под боком… Но, во-первых, Зара — родственница Варданянов…
        — Слово «инцест» родилось не на пустом месте…  — вставил я.
        — Да, но допрос родственников и ближайшей подруги Зары, а также самих супругов Варданян, говорит о том, что не только отношений, но хотя бы поползновений их завести со стороны Рубена не было. Сыновья Варданян, их у них трое, все взрослые, в один голос заявляют, что предположить такое об их отце — просто дико!.. Еще один существенный момент. По словам Рубена, девушка выпила кофе из чашки… принесенной из зала! Амалия сказала Заре: «Вылей его». Зара перепугалась, что сделала что-то не так. Кофе ведь она сама готовила. Спросила, чем, мол, клиент недоволен? Амалия объяснила, что дело не в этом, посетитель кофе и не пробовал. Просто собака встала на стол лапами. «Она что, в чашку лапу сунула?»  — спросила Зара. «Нет, рядом поставила».  — «Тогда я сама этот кофе выпью. Как раз хотела». И выпила!.. Так вот, Василий Сергеевич, это была ваша чашка кофе!
        Об этом я догадался без него. Осталось спросить:
        — Вы что, хотите сказать, это я отравил девушку? Тогда мы с вами — в сговоре, Игорь Вениаминович! Ведь это вы впустили кошку, а следом и собаку внутрь заведения, создав, так сказать, условия… Но не слишком ли витиеватый замысел?..
        Я еще хотел добавить, что хоть сам являюсь сочинителем детективных романов, но такой разгул фантазии — даже для меня перебор, однако, заглянув сыщику в глаза, осекся:
        — Подождите. Вы что, хотите сказать, это меня хотели отравить?! Ведь моя чашка всего лишь случайно оказалась в руках у девушки!
        — Суицида, судя по всему, вы не планировали?
        — Шутить изволите?
        — Да. Извините. Мы не смогли выявить у погибшей девушки не то что врагов, хотя бы людей, с которыми она ссорилась. А у вас?
        — Что у меня?
        — Враги есть?
        — Еще бы! «Алькаида», ЦРУ, международные террористы… Откуда у меня враги?
        — Вам виднее. Я просто спрашиваю. Давайте-ка по порядку…
        Довольно долго я отвечал на вопросы следователя, Игоря Вениаминовича. Объяснял ему, что Зару видел только в кафе, редко, мельком, и нигде более. Отношений никаких у меня с ней быть не могло… Что с женой мы в разводе, но остаемся друзьями, и никаких претензий, помимо того, что я загубил ее молодость, у бывшей супруги ко мне не имеется. У нас прекрасная дочь… Что наш бизнес с компаньоном настолько мал, что и делить-то нечего… И так далее. В итоге всех этих откровений я чуть не расплакался. На поверку выходил таким ничтожным человечишкой, что меня не то что любить, хотя бы ненавидеть не за что! Если бы не пришла мне счастливая мысль в то далекое лето устроиться пионервожатым в лагерь «Дружба», то, вероятно, и постель делить теперь было бы не с кем, не считая женщин легкого поведения, которых я старался избегать. Не из чистоплюйства, как говорил один товарищ,  — из чистоплотности. О бывшей свояченице Вике вспоминать нечего. Что за фантазия ей пришла в голову меня совратить — бог знает!
        Неизвестно, какие выводы из услышанного от меня сделал Игорь Вениаминович, но, слава богу, тащить в кутузку не стал, хотя она находилась в двух шагах от нашего офиса, в РОВД. И даже подписку о невыезде брать не думал. То есть сыщик и впрямь склонялся к мнению, что отравить хотел не я. Отравить хотели меня. Весело!
        После работы я поехал к Тамаре, чтобы рассказать о том, что со мной приключилось, наказав дочери покормить Валентина. Чем меня восхищала Тамара, так это своим здоровьем и энергией. Я еще ни разу не слышал, чтобы у нее болела голова или что она устала на работе, поэтому, едва выпив чаю, мы оказались в постели,  — благо тетушка нас никоим образом, традиционно, не беспокоила. Однако неведомый Артур, не в пример ей, стал доставать! Он позвонил в самый неподходящий момент. Тамара отвечать не стала, но она, зарычав сквозь зубы, вынуждена была поднести телефон к глазам — мало ли кому понадобилась? Не увидеть смазливого брюнета на большом дисплее ее смартфона и имени «Артур» я никак не мог, она это поняла. Он не в первый раз звонил ей при мне, но до сих пор Тамара ловко переносила разговор с ним на потом, ничего мне не объясняя. На моем сердце всякий раз оставался очередной маленький рубец, но я молчал, молчал… Промолчал бы и сейчас, но Котомка, отложив аппаратик в сторону, призналась без вопросов, сама, что это ее бывший друг, с которым давно рассталась, но он все никак не успокоится. Названивает, а то
еще возле дома поджидает.
        — Может, мне с ним поговорить?  — предложил я.
        — Нет, не стоит!  — Она вдруг засмеялась.
        — И чего ты ржешь?  — не понял я.
        — Могу себе представить, как ты с ним поговоришь.
        — Как?
        — Ну, не знаю. Ты — такой выдумщик!
        — Я — выдумщик? Откуда ты знаешь, что я — выдумщик?
        — Ну ты же — писатель!  — смутилась она.
        — А-а-а… При чем тут это?
        Тамара виновато втянула голову в плечи, потом вылезла из-под одеяла и отправилась в душ. А я стал думать. Что, если это бывший бойфренд Тамары решил избавиться от меня? «Там, где любовь, там всегда проливается кровь!»  — вспомнил я «арию» Остапа Бендера из «оперы» Гайдая «Двенадцать стульев»… А если на тему посмотреть шире? Может, это не Артур, а, например, моя жена, из проснувшейся ревности? И зря я расписывал сыщику, что у меня все гладко в жизни? Мол, «не доставайся же ты никому»?! Не говоря о кое-каком нашем с ней совместном имуществе… Или Вика, влюбившаяся в меня, решила отомстить за то, что я ее, по сути, отверг? Звучит смешно, конечно… А вдруг — ее муж, Борис, узнавший каким-то образом об измене? Цену адюльтера предугадать сложнее, нежели почем уйдет лот на аукционе «Сотбис». Чего супружеская измена может человеку стоить? Карьеры? Состояния? Друга? Жизни?.. Наконец, если оставить амурные страсти и обратиться к чисто меркантильной теме, то надо пристальнее посмотреть на Голобородова. Вдруг он нацелился стать единоличным владельцем контейнера, забитого китайской пластмассой, вкупе с хорошим
довеском от Феликса?..
        Подумал я также про свое мини-расследование гибели Гали Биржи. Но после разговора с Олегом, музыкантом, времени прошло так мало! Разве успеешь приготовиться? Запастись ядом, разведать кафе? Казалось — совершенно не реально.
        Может быть, у меня напрасно начинается паранойя, попробовал я себя успокоить, и тот кофе предназначался именно девушке, а вовсе не мне? Все-таки чашку между барной стойкой и моим столиком туда-сюда носила Амалия. Кому, как не ей, было сподручно зарядить кофе ядом? Вдруг у мужа Амалии имелись-таки шашни с юной родственницей, но о них никто не знал, даже подруга Зары, а Лия все же узнала? Долго ли опустить незаметно в чашку таблеточку?.. Я попытался мысленно проследить путь той чашки. Приготовив кофе, Зара выставила ее вместе с блинчиками на барную стойку. Амалия подала чашку мне. В какой-то момент я готов был отхлебнуть кофе… При воспоминании об этом вдруг бросило в холодный пот! Я понял, что был на волосок от смерти и своим избавлением обязан неизвестной кошке (а может быть, это был кот) и «чхорту»  — родезийскому риджбеку Роджеру!.. Стоп! Перед тем как Амалии принять поднос с чашкой и порцией блинов, этот поднос на какое-то время скрылся из моего поля зрения за спиной того мужика с газетой. Он подошел за сигаретами! Как он выглядел? Не рассмотрел. Запомнилась только борода — эспаньолка. Ну да. А
так, лицо было прикрыто длинным козырьком бейсболки. Он ее не снимал, хотя в кафе у Амалии всегда тепло. Вроде бы очки еще имелись…
        Я так увлекся размышлениями, что без эмоций проследовал мимо вышедшей из ванной комнаты Тамары, чтобы тоже постоять под освежающими струями, не приобняв ее, не поцеловав или хотя бы не ущипнув. Она посмотрела мне вслед с удивлением — почувствовал спиной. Насчет женских взглядов моя спина была натренированной… Когда я с таким же серьезным лицом и из душа вернулся, Тамара не выдержала.
        — Ты что, некролог сочиняешь?  — спросила меня.
        — Самому себе,  — ответил я, удивляясь, насколько она попала в точку.
        — Глупая шутка!  — отреагировала Тамара.
        — Была бы глупой,  — согласился я,  — если была бы шуткой. Меня сегодня хотели убить.
        Тамара, видно, не поверила.
        — С этого момента поподробнее,  — произнесла она фразу, звучащую в каждом телевизионном сериале.
        Если честно, я вовсе не был уверен, что убить хотели именно меня, но очень захотелось рассказать героическую историю о том, что мне довелось пережить и при этом спастись. Тамара выслушала меня очень внимательно и серьезно. Я же свои версии о том, кто мог желать ее вожатому погибели, постарался передать как можно веселее. И про Зинаиду — ее Тамара помнила как младшую вожатую — рассказал, и про коллегу Голобородова. Ни словом не обмолвился лишь о Вике и ее рогоносном муже, посчитав лишним. Самое оглушительное для Тамары я приготовил под занавес, как положено сочинителю детективных романов.
        — Но, скорее всего, на меня охотится… твой бывший друг. Как его… Артур? Я, кстати, его понимаю. Тоже за тебя любому бы глотку порвал!
        Она так посмотрела на меня, что оставлять ее без поцелуя было никак нельзя!
        — Ладно, не пугайся. У меня воображение разыгралось. Все это какая-то дурацкая история, никак меня не касающаяся, на самом деле. Кому я нужен? Кто за мной станет охотиться?..
        Я отметил, что мой шутливый тон на Тамару не подействовал. Мы поменялись ролями. Теперь я делал вид, что все трын-трава, а она хмурилась.
        Оказалось, Игорь Вениаминович думает в том же направлении, что и я. Он пришел в офис, чтобы поговорить о посетителях кафе. Голобородова не было. Поскольку загулять, как мне, у Голобородова, поднадзорного супруга своей жены, не было ни малейшего шанса, то, возможно, планировал новый аквапарк… В прошлый раз я описал Вениаминычу всех тех, кого запомнил, чтобы он сверился со своими собственными воспоминаниями. Нынче сыщик сказал, что пообщался со всеми клиентами Амалии, кроме мужчины с газетой. Его найти не удалось. Я обрисовал мужика, как мог, еще раз. Когда этот тип покинул кафе, не отложилось в собачьем переполохе. Возможно, что еще до появления самого Банникова. Игорь Вениаминович мужика не помнил совсем. Вздохнул, мол, информации не густо. Амалия, по его словам, тоже из внешности того посетителя не запомнила ничего, кроме куцей бородки и «чепчика с козырьком», как она выразилась. Вроде бы был в кожаной куртке. Я подтвердил: точно — в кожаной, на меху. Примета так примета! Очень редкая для зимнего Нижнего Новгорода форма одежды…
        Я спросил про яд, которым извели ни в чем не повинную девушку. Что он собой представлял? Оказалось, какой-то синтетический, из арсенала спецслужб. Конечно же — «ихних». «Вот так ни хрена себе, извиняюсь за выражение!»  — подумал я…
        — Нам повезло, что тело быстро доставили на вскрытие,  — сказал Банников.  — Еще полчаса — и следов отравы в организме не обнаружили бы.
        Едва дождавшись окончания рабочего дня, отправился к Тамаре. Подъезжая к дому, увидел ее с приличного расстояния в компании какой-то дамы. Мне показалось… что это Вика! Что за глюки?! Но когда Тамара и похожая на Вику гражданка сели в машину — неизвестная за руль, а Тамара на пассажирское место,  — я облегченно выдохнул: у Вики такого длинного представительского седана не было, ее машинку я знал как облупленную. Привидится же такое!.. Однако любовь моя куда-то укатила. Преследовать ее, даже если бы такая мысль пришла в голову, я не мог. Пока стоял на светофоре у Водной академии, седан скрылся из глаз, как его и не было.
        Все же я доехал до подъезда. Вдруг и Тамара мне привиделась тоже? Трижды набирал номер квартиры, но тетя Таня не откликнулась, и Тамара — само собой. Несолоно хлебавши поехал домой. Думал: «Есть! Есть у моей Котомки своя, не касающаяся меня жизнь! Рано обрадовался, что заполучил ее в полную собственность! Вот, умотала куда-то. Жди теперь, пока объяснит…»
        Внезапно позвонила бывшая супруга. А у меня как раз в планах было с ней поговорить. Нет, Зинаида-то телефонировала не для того, чтобы лясы точить. У нее кран потек. Раньше я для нее был мужем вообще, а теперь стал «мужем на час». То есть придется идти, кран чинить. «Это будет один из тех редких случаев,  — подумал,  — когда видеть мою спину бывшей жене будет приятно. Все равно Тамара скрылась в неизвестном направлении…» Пока, припарковав автомобиль, топал к Зинаиде, гадал, могла ли, в принципе, бывшая супруга попытаться меня извести? Случаев таких в истории — сколько угодно. Ни один из ушедших в мир иной от рук своей благоверной мужей не предполагал заранее для себя подобного исхода. Яд в кофе — это, конечно, по-женски, только откуда у Зинаиды возьмется профессиональная отрава? Ладно бы еще крысиный мор из хозяйственного магазина! И кого она могла по-дружески подписать на роль палача? Ее-то самой в кафе не было… Разумеется, серьезно подобную версию я рассматривать не мог. Работая на кухне у Зинаиды попеременно газовым ключом, пассатижами и отверткой, все бросал косые взгляды в сторону бывшей
супруги, примеряя ее на роль злодейки. «Злодейка» нарезала ветчину для бутербродов мастеру, согласно традиции. Я уже много чего переделал в ее новой квартире, на которую грохнули семейные сбережения после развода, решив имущество не делить, а преумножать. Зинаида не выдержала и спросила, чего я на нее так смотрю? Я ответил, чтобы она не боялась. Второй раз предложения делать не стану, хоть новая стрижка ей и идет. Зинаида делано рассмеялась. А потом вдруг припомнила, как тетя Галя, покойница, но тогда — еще нет, вдруг принялась ее ругать за то, что развелась со мной. Почему-то сразу после развода не ругала, а по прошествии времени взялась костерить. И не просто костерить, а настоятельно советовать снова выйти за меня замуж и жить вместе.
        — Я не понял, это теперь ты мне предложение делаешь?  — спросил я.
        — Нет, нет!  — замахала на меня руками бывшая жена.  — Что ты! Боже упаси! Делай, Василий, кран, не отвлекайся.
        — А когда это она тебя ко мне по новой сватала?  — заинтересовался я.  — Что это было до ее смерти, можешь не объяснять, я понимаю.
        — Шуточки у тебя… Когда я у Вики с Борисом в гостях была. Тетя Галя как раз из санатория вернулась. Заодно и ее возвращение отметили.
        — А в какой санаторий она ездила?  — просто так спросил я.
        — Не знаю. Для пенсионеров какой-нибудь, наверное.
        — А Вика, Борис как сейчас вообще живут?  — осторожно поинтересовался я.  — На поминках особо не поговоришь.
        — Денег у них нет,  — ответила сестра Вики.  — Хотели вдвоем в Испанию лететь, а тут — похороны. В итоге Борис один к себе в Белгород уехал, родителей проведать. Борис, как в отставку вышел, пенсию получает — так себе. Устроился, правда, инженером в этот порт, но сколько там платят?
        — В армии он что, много получал, что ли?  — спросил с некоторым высокомерием в голосе бизнесмен Снигирев.
        — Как военным зарплату повысили, так ничего. Да и прежде не жаловался…
        — Верится с трудом… А Вика про меня что говорит?
        До сих пор я инстинктивно избегал спрашивать про Вику, а тут решился.
        Зинаида на меня прищурилась:
        — Говорит, что ты женщину себе нашел.
        Я чуть не подпрыгнул:
        — Она-то откуда знает, кого я нашел, кого не нашел?!
        — Решил Варе мачеху привести?  — вместо ответа задала Зинаида новый вопрос с улыбочкой.
        — Зина! Я тебя умоляю, не смеши меня!  — взмолился я.  — Наша Варя любую мачеху на завтрак съест и еще одну попросит!.. Сколько лет нашему ребеночку?
        — Не горячись так, Василий. Находи себе, кого хочешь,  — разрешила бывшая жена.
        Управившись с краном, потом и с бутербродами, я покинул Зинаиду, констатировав: ничто про злодейские настроения родственников в отношении меня не говорит.
        Сев в автомобиль, я набрал Тамару и без обиняков спросил, что за дама увела ее сегодня у меня из-под носа?
        — Ты нас видел?  — удивилась Котомка.  — Правда, да?.. А чего не посигналил?.. Я бы задержалась…
        Странно. Она как будто уходила от прямого ответа, мне показалось.
        — Я далеко был. Напугал бы ближайшие автомобили, а ты все равно не поняла бы.
        — А! Далеко… Понятно.
        — Так кто это был?
        — Да, никто… Предложила мне одну работу!  — Тамара так усмехнулась, будто ей предложили что-то несуразное. Например, выступить на трапеции под куполом цирка.  — Нашла меня… м-м-м… по рекомендации. Я отказалась.
        — А что за работа?  — спросил я, теряя интерес.
        — Один проект.
        «Слава богу, что отказалась,  — подумал я.  — Нет хуже, когда женщина устает на работе. Особенно если — как собака. У нее потом начинает голова болеть…»
        Мы еще поболтали немного о пустяках и пожелали друг другу спокойной ночи. Я отправился ставить машину в гараж. Загнав джип в бокс, заглянул к Генке Панкратьеву. Он являлся моим соседом не только по квартире, и по гаражу тоже.
        — Как жизнь, Геннадий?
        — Разве это жизнь!  — махнул он рукой.  — Три машины сделали,  — он перечислил марки,  — а продать ни одной не можем!.. К весне уйдут, конечно,  — успокоил он сам себя. Мы позакрывали гаражи и пошли домой.
        Генка промышлял скупкой и восстановлением битых автомобилей, то есть делал из пищи воробьев конфетку. «Пипл» «хавал».
        — За что боролись, на то и напоролись,  — высказал свое мнение я.  — Никакой уверенности в завтрашнем дне…
        Это были последние слова, которые я произнес нормальным голосом. В свете того, что произошло дальше, они приобрели особый смысл. Я увидел, что в нашу сторону едет автомобиль — какая-то старенькая иномарка. Она стояла у обочины в отдалении и тронулась, когда мы с соседом подходили к дороге. Дорога, вдоль которой располагался наш гаражный кооператив, была, конечно, не проспект Гагарина, но машина на ней все же не являлась редкостью. Что меня насторожило? Пожалуй, то, что авто сразу пристроилось к левой, то есть нашей обочине, хотя дорога и справа была свободна. Движение здесь одностороннее, но любой водитель обычно инстинктивно все равно придерживается правой стороны. Конечно, это я потом только сумел себе объяснить. Авто вдруг выскочило двумя колесами на обочину и понеслось прямо на нас с Генкой. Я находился ближе к надвигающейся беде, поэтому первым отпрянул назад и, ухватив Генку под руку, дернул на себя. Однако этот боров был тяжелее меня,  — ежевечернее пиво даром не прошло,  — и автомобиль все же задел соседа по ноге, прежде чем я свалился спиной на снег, а Генка — на меня.
        — Твою мать!!!  — заорал он.
        Машина, проехав еще некоторое расстояние по обочине, соскочила с нее обратно на дорогу и стремительно удалялась от нас. Генка валялся на снегу и перемежал стоны с матом, схватившись за ногу выше колена. Как, интересно, вел бы себя на его месте публичный человек, лишенный возможности выражаться?..
        — Держись, держись, сейчас!  — Я уже тыкал пальцами в смартфон, чтобы вызвать «Скорую». Слава богу, она приехала довольно быстро. Врач, оказав первую помощь, спросил, будем ли мы сейчас сообщать в полицию? Либо он сам потом сообщит, поскольку — обязан. А про что нам сообщать? Про грязную иномарку непонятной «породы» с неразличимыми номерами? Я — не полицейский, и то понимал, что ее никто никогда не найдет, даже если она будет стоять в соседнем дворе. И прежде всего потому, что искать не будет. Мы же не в сказке живем: «Поди туда, не знаю куда. Принеси то, не знаю что». Только женщины могут так задачу формулировать, да и то — красивые.
        Я поехал с Генкой в больницу, поддерживая его морально, как мог. Естественно, у него оказался перелом, и довольно сложный, но хирург успокоил: «Парень он молодой, до свадьбы заживет».
        — Он уже женат,  — сказал я доктору и тихонько добавил:  — Только не напоминайте ему об этом. У него сейчас и так настроение плохое.
        — А вы — веселый человек!  — улыбнулся доктор.
        — Ну, я-то в разводе,  — объяснил ему.
        Сдав пост прибывшей Люсе, той самой Генкиной жене, упоминание о которой, по моему мнению, могло понизить настроение травмированного, я убыл восвояси, постаравшись перед тем, как мог, им обоим настроение, наоборот, поднять. Пообещал иногда выгуливать Джеймса, пока Генка ходит в гипсе. А если сосед останется хромым на всю жизнь, то у меня есть знакомые корейцы, которые могут позаботиться о собачке… Ретироваться мне пришлось довольно быстро, пока самого инвалидом не сделали за кощунственные шутки в адрес четвероногого члена семьи Панкратьевых. Если бы от меня сбежал Валентин (а это возможно при таком уходе), я бы, вероятно, тоже расстроился, лишившись возможности, не подходя к двери, определять, кто за ней, свой или чужой? Это же не кот — просто авиадиспетчер какой-то!..
        Уезжая от Генки, я пытался понять, что такое с нами приключилось? В том, что на нас хотели наехать специально, я не сомневался. Впрочем, почему на нас? На меня!
        Когда я на другой день пришел проведать соседа, то сперва пришлось отвечать на вопросы полиции, прибывшей соблюсти формальности. Потом мы с Генкой уже сами долго судили-рядили вчерашнее происшествие. Я выяснял у него примерно то же, что прежде у меня — капитан Банников. Не задолжал ли Геннадий кому? Не подсунул ли гнилую машину, сорвав за нее большие бабки? Не соблазнял ли чужих жен, позабыв о конспирации? И так далее… Все у соседа выходило гладко. Как, впрочем, и у меня. С той разницей, что с ним ничего плохого до сих пор не происходило, я же о себе подобного сказать не мог. Стало быть, логично считать, что задавить хотели именно меня. Но кто?! За что?!! Генка, впрочем, смеялся над моим предположением, будто кто-то на нас целенаправленно покушался.
        — Козел какой-то нажрался, вот и дурил!  — был уверен Геннадий.  — Ты, Василий, дорожную хронику посмотри вечером. Сколько пьяных уродов каждый день отлавливают! Как будто тому, кто забухал в свое удовольствие, больше делать нечего, как только на машине пойти покататься.
        Конечно, я не стал Генке рассказывать о своем предыдущем приключении, чтобы его излишне не волновать. А то нога еще криво срастется, и придется вправду с его псиной гулять. Кто меня за язык тянул? Я и пиво-то не больно люблю, а эта собака будет сама на каждой прогулке к магазину подводить.
        Как ни пытался я мысленно хохмить, а все-таки было не по себе. Кто-то за мной охотится, а я не знаю, на кого и подумать. Впрочем, можно, конечно, и дальше полагать, что это идиотские совпадения. В кафе отравить хотели не меня, а именно девушку. А злополучным вечером за рулем того автомобиля сидел какой-то алкаш, который руля уже не видел, как считал Генка. Но сочинитель детективных романов в такие совпадения не верил. Наверное, потому, что сам — сочинитель. Но на бумаге, не в жизни же!
        Поскольку ночевал я дома, с утра отправился на гимнастику в спортгородок. Совершив пробежку, сделав разминку, приступил к силовым упражнениям — на турнике, на брусьях, потом — на своей любимой лестнице, которую надо было пройти на руках. Желающих выполнить этот трюк полностью и вправду находилось немного. Подняться вверх и тут же спуститься — да. Но таких отважных, чтобы забраться наверх, пройти всю лестницу, болтаясь на руках, и спуститься с другой стороны — стоило поискать. Дойдешь до середины, сил не хватит, что делать? Прыгать вниз? Ноги висят в двух метрах над землей однако!.. Я был одним из немногих «трюкачей». Поднялся наверх, пошел по прямой, дошел до середины, и тут произошло нечто непредвиденное. Перекладина лестницы с одного края внезапно обломилась, погнулась, и я поехал вбок! Рука заскользила неудержимо. Хорошо, перебирал я руками довольно быстро. Успел другой рукой дотянуться до следующей перекладины, ухватиться, сделать еще шаг… Но перчатки стали какими-то скользкими, пропало сцепление, и я все-таки сорвался вниз! Приземлился, слегка отбив ногу. Поднялся, попробовал пройтись — нет,
перелома, по ощущениям, не случилось. Правда, я и прежде никогда ничего сам не ломал, не считая копий и дров, поэтому не вполне представлял себе, что должен ощущать человек со сломанной конечностью. Слава богу!
        Осмотрел горку под лесенкой и обнаружил, что она — ледяная. Ледяное спокойствие сохранить не удалось. Я выругался, и не как спортсмен, скорее — как спортивный болельщик. Во всяком случае — не публичный человек! Горка выглядела так, будто ее специально водой полили! Я глянул наверх, на отогнутую ступеньку, затем — опять на горку. Впрочем, почему «будто полили»? Ее и вправду полили! Не было такой оттепели, чтобы снег подтаял, затем снова замерз. Да и горки тут не было. Дорожка прочищена, а снег аккуратно сгребли весь сюда. И полили водой! Вокруг снег рыхлый. Я снял перчатки, посмотрел на них, даже понюхал — они пропитались какой-то смазкой, что ли?.. Я снова полез на лестницу, преодолевая неприятное ощущение под голыми руками. По-простому полез, на четвереньках. Дойдя до «своей» ступеньки, обнаружил, что она подпилена. С одного края — совсем, с другого — наполовину. Хорошо еще вовсе не оторвалась! И щедро смазана чем-то типа «Литола». Это что, дети пошалили? В ином случае я бы, наверное, так и подумал. Но теперь, после кафе и «пьяного» автомобиля,  — извините! Спустившись вниз, я еще раз осмотрел
«гостеприимную» ледяную горку, ждавшую меня. Уже являясь соседом Генки по квартире и гаражу, я имел отличный шанс стать его соседом еще по больничной койке в отделении травматологии — это как минимум. А то и вовсе позвоночник сломать. Если бы не передвигался на руках быстро, не сумел сделать еще пару шагов!
        Ну и что, это тоже совпадение? Я снова стал случайной жертвой чьей-то шутки, приготовленной для другого? Тем более — детской? Слабо мог себе представить даже шкодливого ребенка, сидящим ночью (скорее всего — ночью) сверху с ножовкой по металлу, будто на уроке труда. А вот взрослого дядю с недобрыми мыслями в голове — запросто!
        Возвращаясь со спорта, я бежал, внимательно глядя по сторонам, точно киношный индеец на тропе войны. Какой еще подлянки ждать? Открытого канализационного люка, кирпича на голову?.. В таком состоянии и на работу приехал и весь день находился в напряжении. Резко оборачивался на открывающуюся за спиной дверь, вздрагивал от телефонного звонка. И все думал, думал: кто, кто, кто?!. Присматривался к Голобородову — он ведь тоже попал у меня в число подозреваемых. И чем чаще на него посматривал, тем острее, очевидно, развивалась у меня мания преследования. Мы ведь с Голобородовым не были друзьями. Разные интересы, разные компании, разное количество спиртного выпивали за столом — когда выпивали. Но я глубоко сомневался в том, чтобы компаньон, из-за моей доли в нашем общем смехотворном капитале, мог затеять такое. И все же после того, как меня трижды пытались прихлопнуть, в голову стали приходить самые невероятные предположения… В этот день я изо всех сил старался разговорить тезку на отвлеченные темы. В итоге это удалось. Мы поболтали о женщинах, несмотря на то что оба — трезвые, о политике, о религии, о
детях, о кошках и бог знает о чем еще. Благо никто в этот день не дергал нас на склад. Как ни старался, я не мог выявить у Голобородова хоть какой-нибудь озабоченности, не считая той, от которой страдает всякий нормальный мужик по вине матушки-природы. Или делает вид, что страдает, чтобы о нем чего худого не подумали… А также — мрачных мыслей, проблем в семье и тому подобного, от которых у Голобородова мог произойти сдвиг по фазе и созреть черный план. Ну, никак не мог!..
        Разговоры с компаньоном как-то потихоньку развеяли тревожное настроение, хоть и заставили усомниться в собственных психоаналитических способностях. Однако, выйдя из офиса, я заметил, что три десятка шагов до автомобиля, по темной улице, мне дались нелегко. Лишь закрывшись в своем большом, надежном внедорожнике с тонированными стеклами, почувствовал себя спокойнее. С этим надо было что-то делать! Мысль о народном средстве, конечно, пришла в голову, но до него еще дотерпеть следовало. Это только герой в фильмах про девяностые пьет водку прямо из горла за рулем и ему за это ничего не бывает, поскольку режиссер бережет его для иной погибели…
        Добравшись до дома, нашел в своем почтовом ящике извещение. На мое имя поступила телеграмма. Что еще за телеграмма?.. Глянув на часы, я полетел по лестнице вверх. Без того достаточно загадок, чтобы еще гадать про какую-то телеграмму до утра, если почтовое отделение закроется. Телеграмма — это что-то! В наше время сотовой связи и электронной почты получить обыкновенную телеграмму — диковинное дело. Слава богу, успел до закрытия «лавочки». Назвав себя, произнеся номер извещения, уговорил девушку зачитать текст. Она согласилась, но предупредила, что телеграмма нехорошая. Я напрягся. Текст гласил: «Вася, восклицательный знак. Где ты ходишь, вопросительный знак. Богданыч умер, точка. Срочно приезжай, восклицательный знак. Григорий, точка».
        Телеграмма была из Одессы. Григорий — это Гриша, племянник. Богданыч умер?! Это, конечно, был удар! Нет, я знал, что Богданыч плох, но не теряет присутствия духа. Сразу стал звонить Григорию.
        — Да!  — услышал в трубке недовольный голос.
        — Гриша, здравствуй! Это дядя Вася,  — сказал с иронией.  — Получил телеграмму.
        — Здра-авствуй, дядя Вася!  — с еще большей иронией воскликнул племянник.  — У тебя что, война, революция? Все средства связи выключены? Звоню — абонент — не абонент! На «электронку» пишу — не отвечаешь!.. Тете Вере не стал звонить. Подумал, ты лучше сам ей скажешь. Все же — возраст…
        «Тетей Верой» он называл мою маму, хотя реально она являлась ему двоюродной бабушкой. На бабушку, когда племянник учился выговаривать это слово, моя мама никак по виду не тянула. Да и теперь выглядела молодцом. Я в нее, наверное…
        — Извини, Гриша! Телефон я поменял, а тебе не сообщил. На «электронку» я не заглядывал уже несколько дней (хорошо, Гриша не мог увидеть, как краснею. Мне следовало читать письма не только от Тамары…). Это что, правда? Про Богданыча?
        — Правда! Нет больше Богданыча!  — сказал Гриша так, будто Богданыча не стало из-за того, что я не заглядывал в электронный ящик и не брал трубку.
        — Когда похороны?
        — Так схоронили уже! Две недели тому назад.
        — Да ты что! Сколько же телеграмма шла? Пишешь: «Приезжай!»
        — Телеграмму я только вчера отбил, когда понял, что уже бог знает сколько времени никакими современными средствами связи не могу тебя достать. Двигай в Одессу, Вася, и побыстрее! Тут тебе Богданыч оставил кое-что.
        — Что «кое-что»?
        — Письмо и… приедешь — увидишь. По «электронке» это я тебе не пошлю. И чем скорее прибудешь, тем лучше.
        — Прямо-таки надо ехать?
        — За пустяками я тебя не стал бы дергать. Купаться летом приглашу. Узнал недавно, у нас тут море есть, оказывается…
        Я понял, что, несмотря на последнюю дежурную хохмочку, в целом Гриша не шутит. То есть шутит он довольно часто, иначе не был бы одесситом, только не в этот раз.
        Богданыч был вторым мужем моей родной тети. Мы с ним сошлись. Любили побеседовать, в шахматы сразиться. Когда он увидел, потом прочел первую мою изданную книгу, пришел в восторг. Обещал распечатать и передать мне свой дневник, сопроводив еще комментариями. Может, пригодится? Богданыч — бывший милиционер и, конечно, много чего повидал в жизни. К тому же — фронтовик, воевал. Я полагал, что за архивом Богданыча теперь и поеду.
        Мысль сорваться из родного города, с его подламывающимися лестницами, убийственными автомобилями и отравленным кофе, показалась ужасно соблазнительной. Но тут же стало стыдно перед женщинами, которых я бросаю на произвол судьбы, ухватившись за спасительное приглашение племянника. Немедленно кинулся всем им звонить.
        Бывшая супруга совершенно спокойно выслушала новость, что я снова уезжаю в Одессу.
        — Почему «снова»? В прошлый раз я улетал в Николаев!  — удивился я.
        — Разве? Мне послышалось, ты говорил: «В Одессу»…
        — Я сказал: «Почти в Одессу».
        Стало жаль, что не смог заехать тогда в «жемчужину у моря», как намеревался. Возможно, еще застал бы Богданыча живым.
        Дочь пообещала, пока меня не будет, жить у матери и Валентина забрать к ней. Я сделал вид, что поверил. На самом деле, на время моего отсутствия наверняка в квартире поселится табор из пяти-семи студентов и станет отжигать…
        Ни у жены, ни у дочери, очевидно, не возникло ни малейшего ощущения «брошенности на произвол судьбы». А вот Тамара почему-то жутко заинтересовалась. Прицепилась ко мне, как клещ, куда я еду? Что за дело? Точно законная жена! И, конечно, своими ласковыми коготками вытянула из меня все, что хотела — сердце мое горело к ней огнем. Узнала про ушедшего из жизни близкого нам с племянником человека, который просил мне что-то передать, и племянник уверяет, что я должен за этим приехать лично. Поделился с ней своим предположением, что Богданыч, знавший о моей творческой жилке, оставил свой архив. Он обещал. Может, и что-нибудь из вещей. Саблю или наградной «маузер». Кто знает, что у этих старичков в сундуках хранится?.. Тамара взяла с меня слово, что ей обязательно расскажу, когда вернусь. Своим столь живым участием на фоне равнодушия остальных она меня сильно порадовала. С удовольствием взял бы ее с собой, да случай не тот. Сезон не пляжный — зима. Разговоры с родственниками предстоит водить, ей там что делать?
        Голобородов по поводу моего отъезда не выказал волнения. Наверняка планировал новый аквапарк втихаря!
        Племянник встречал меня в аэропорту на приличном германском минивэне.
        — Просторная тачка,  — оценил я.  — Девчонок много можно посадить!  — добавил, зная пристрастия племянника.
        — Вася! Я — женатый человек,  — напомнил Григорий.
        — В который раз?  — уточнил я.  — В третий?
        — В пятый.
        — Ха! Как я отстал от жизни! Ты хоть помнишь, сколько у тебя детей, Гриша?  — спросил я его.  — Звезда ты наша шоу-бизнеса!
        — Мне известно о троих,  — ответил ловелас.  — Но на всякий случай каждого встречного тоже стараюсь обласкать…
        — Один мой товарищ говорил, что кабаки да бабы доведут до цугундера.
        — Это он с личного опыта?
        — Полагаю, да. Хотя потом я эту фразу в кино услышал… Ладно, куда едем? На кладбище?
        — Туда мы всегда успеем,  — не упустил моей оплошности Гриша.
        — Я серьезно. К Богданычу?
        — Я понял. Повторяю, успеем. Богданыч нас подождет. Сначала я хочу свозить тебя к нему на работу. Я же говорил, он тебе оставил кое-что.
        Я подумал, что архив Богданыча лежит, быть может, в его рабочем сейфе. Богданыч трудился заведующим сауной шикарного загородного пансионата. У него еще с советских времен парились очень немаленькие люди, причем не только по меркам Одессы. Оттого у скромного Богданыча имелись весьма хорошие связи. Лично я, правда, никогда его ни о чем не просил, кроме как показать немногие фронтовые фотографии, но родственникам, знал, он не раз помогал, то в одном, то в другом. Единственным человеком, с кем Богданыч так и не смог наладить отношения, была его родная дочь. Это являлось главной его бедой. С моей тетей — старшей сестрой моей матери — они жили душа в душу. Тетя ушла первой, он, получается, пережил ее на семь лет…
        Когда я увидел голубую, простирающуюся до горизонта, живую, в дымке, гладь — даже зажмурился от счастья! Ну, здравствуй, Черное море! Я снова здесь! Моя мама — родом из Одессы, значит, и я немножко тоже одессит. Пусть настоящие одесситы скажут, подмазываюсь — наплевать! У них — своя Одесса, у меня — своя. Залитый солнцем старый двор — колодец на Пересыпи. С вьющимся до второго этажа виноградом, с суетливыми воробьями, с вонючим общественным туалетом, запрятанным в углу, с горластой соседкой — тетей Руфой, зазывающей отпрыска: «Марик! Иди уже кушать, несчастье мое!» С колокольчиком, возвещающим о прибытии мусоровоза, и с утренним ожиданием: скоро — на море. Скорее бы!..
        Здравствуй, здравствуй, Черное море! Извини, но в этот раз я приехал не к тебе. Только погляжу издали…
        Гриша заглушил мотор перед воротами пансионата. Сказал:
        — Ну вот,  — и, откинув голову на подголовник, устремил задумчивый взгляд на буквы на фасаде главного корпуса, составляющие название: «Черноморочка», загорающиеся по вечерам, как я помнил, неоновым светом. Я молчал некоторое время, уважая задумчивость племянника. Полагал, он вспоминает Богданыча. Не хотелось выглядеть «нижегородским чертом», лишенным чуткости. Когда пауза в исполнении племянника стала затягиваться, я не выдержал:
        — Мы что, сюда погрустить приехали?
        — И это — тоже,  — подтвердил одессит.  — Я говорил, что Богданыч оставил тебе кое-что…
        — И не раз,  — подтвердил я.  — Моя заинтригованность достигла уже крайней степени!
        — Не перебивай младших! Хотел, чтобы ты увидел это собственными глазами.
        — Что «это»?
        — Вот это!  — Гриша кивнул на презентабельные ворота «Черноморочки».  — Это теперь твое.
        — Что «это теперь мое»?  — сам себе я начинал напоминать попугая.
        — Пансионат. Он теперь твой.
        — В каком смысле? Могу путевку в него взять или что?
        — Вася, не расстраивай меня! Богданыч считал тебя разумным человеком! Зачем хозяину брать путевку в собственный пансионат? Ты теперь — владелец «Черноморочки»!
        Я уставился на племянника в полном недоумении, которое тут же и выразил словами:
        — Гриша, я не пойму, ты хочешь меня с ума свести или сам рехнулся? Что за чушь ты несешь? Как я могу стать хозяином пансионата, в котором Богданыч всего лишь работал банщиком? Меня даже на его место никто не примет с моим кацапским выговором! Настоящие одесситы станут обижаться. Одно радует: когда они обижаются, за ними можно записывать, потом читать со сцены.
        Гриша пропустил мимо ушей комплимент землякам. Он на меня долго смотрел, после чего сделал вывод:
        — А ты, похоже, вообще не в курсе? Это на Богданыча похоже. Он скромным был.
        — Что он был скромным, я в курсе.
        — Даже в советское время, чтоб ты знал, Богданыч не был простым банщиком, если принять во внимание, какие люди у него парились. Назвать?
        — Не надо. Кое-что слышал. Дальше!
        — Дальше, во время тотальной приватизации — ну, ты помнишь, как это было,  — один из клиентов Богданыча, поднаторевший в инвестиционных аукционах, сумел много чего переписать на себя. Даже чересчур много для бывшего партийного руководителя, по определению — врага частной собственности. Прежде он заседал в горкоме партии. Но после смерти брата, весьма преуспевшего цеховика, принял его бизнес и женился на вдове. Или наоборот — сначала женился, потом принял, за порядок не ручаюсь. Но с руководящей партийной работы ушел. Вот какой принципиальный был человек, царствие ему небесное!.. Дабы сильно не выпячиваться, часть имущества он решил оформить на родственников, а также — на хороших, надежных, проверенных друзей. Одним из них являлся наш скромный Богданыч. Из всего трудового коллектива пансионата Богданыч стал самым крупным акционером, а впоследствии — единственным… И вот какая штука. Того олигарха, бывшего партийца, уже лет десять как нет на свете. С его смертью больше никто не знает, что Богданыч был только подставным лицом. По бумагам, то есть юридически, он всегда являлся истинным хозяином. Вся
прибыль, что уходила тому дяде, уже десять лет как никуда больше не уходит. И в заведении все, конечно, считают Богданыча настоящим собственником, поскольку так оно и есть. Ясно?
        Я так долго глядел на переднюю панель немецкого минивэна остановившимися глазами, что племянник не выдержал, помахал у меня перед лицом ладонью:
        — Эй! Ты что, в ступор впал, дядя Вася?
        Я оттаял и посмотрел на него:
        — И Богданыч завещал пансионат мне?
        — Да!  — широко улыбнулся Гриша.
        — А почему не тебе?
        — Потому что я — шалопай! На, читай.
        Григорий протянул мне листок бумаги. Я прочел написанную аккуратным почерком записку Богданыча, адресованную мне. В ней он с обычным своим юмором сообщал, что, похоже, надолго здесь не задержится и хочет распорядиться доставшимся ему хозяйством. Единственным порядочным человеком, который дружит с головой, по его мнению, являюсь я. Григорий, хоть и находится ближе, не подходит. Его девки оберут до нитки. Я же сумею быть настоящим хозяином, опыта у меня достаточно, и о Григории позабочусь, и в беде, если что, никого не оставлю (вероятно, Богданыч имел в виду свою непутевую дочь).
        Напоследок он спрашивал, разбирал ли я партию за звание чемпиона мира? Ему кажется, у претендента просто нервы сдали, иначе бы он действующего подвинул.
        Я грустно улыбнулся этому присутствию духа у смертельно больного человека. Фронтовиков не сломать!
        Сунув записку в нагрудный карман, с намерением сохранить на добрую память, я улыбнулся Грише:
        — Вот теперь мне, кажется, стало понятно!
        — Слава богу!  — обрадовался Григорий.
        — Я не о том, о чем ты подумал,  — вынужден был разочаровать его.  — Я понял наконец, за что в новейшей истории меня уже трижды пытались грохнуть! А я-то чушь какую-то себе насочинял! Про ревнивых жен, их ревнивых сестер, ревнивых мужей ревнивых сестер, про любовниц и их ревнивых любовников, ополчившихся против меня… Ополчаться — это в традициях у нижегородцев…  — пояснил Грише на всякий случай.  — Да еще до кучи сюда коллегу по работе приплел, невинного, аки младенец! Тому лишь бы в аквапарке с горки покататься, а я его в душегубы записал…
        Настал черед племянника глядеть на меня квадратными глазами.
        — Я ничего не понял, кроме того, что у тебя там — натуральный Декамерон!
        — Какой вы, Григорий Борисович, однако, начитанный!  — с большим уважением сказал я.
        — Конечно! Чужие жены с мужьями за ним гоняются!.. Давай-ка поподробнее!
        Я принялся рассказывать Грише все по порядку: про отравленный кофе, про соседа, угодившего под колеса автомобиля, про собственное падение в спортгородке. Закончил повествование словами:
        — Понимаешь, я там всякие варианты перебирал. Но что ветер дует из Одессы — подумать не мог, потому как не только не знал о наследстве, но даже не представлял, что на свете есть хоть один человек, который может мне наследство оставить. Так что давай покумекаем, Гриша, кто еще готов на это состояние претендовать? Кто он, человек, узнавший о наследстве раньше самого наследника?
        — Это не я!  — приложил руку к сердцу Гриша.  — В смысле, о наследстве знал, но ты мне живой больше нравишься.
        — Понятно, что не ты. Пансионат ты вполне можешь на себя оформить без того, чтобы лишать меня жизни. Я не буду против.
        — Ты хочешь, чтобы меня грохнули?
        — Типун тебе на язык!
        — Богданыч знал, что ты — такой. Поэтому тебе все и оставил. Тебе, Вася! Насчет меня он был прав. Девки у меня все растащат. А не дай бог, что случится, так — вообще. Нет, Богданыч верно рассудил… Ближе нас с тобой у него никого не оставалось. Да и завещание оформлено на тебя. Как мы это переиграем? Как ни крути, а в наследство тебе вступать.
        — Кроме тебя кто об этом знает?
        — Только нотариус. Я никому не говорил. Хоть и не всегда дружу с головой, как считал Богданыч, но это касается лишь женщин.
        — А дочь Богданыча!  — вдруг озарило меня.  — Про Элеонору-то мы чего не думаем? Уж она-то скорее всего имеет желание завещание оспорить! Она-то про него знает наверняка.
        — Знает. Она присутствовала у нотариуса. Собственно, нас двое и было. Свой экземпляр завещания Богданыч отдал мне вместе с запиской для тебя незадолго до смерти.
        — Ну, вот!  — расхохотался я.  — А говоришь: «Никто»! Говоришь, с головой дружишь!
        — Я же оговорился: когда не касается женщин… И сказал, что лично я — никому не говорил… Элеонора не собирается завещание оспаривать,  — почему-то уверенно заявил Григорий.  — Я с ней общался. Я-то, полагаю, нашел к ней подход.
        — Ну, еще бы! Чтобы ты, да не нашел подход к женщине? Я бы сильно удивился!
        — Не в том смысле. Я молоденьких люблю… Понимаешь, Элеоноре, мне кажется, сейчас не до того. Во-первых, она и так хорошо упакована. Четыре квартиры в Одессе имеет, одна другой больше… Сколько денег на счету — не знаю, но кое-что имеется.
        — Много бывает чего угодно: проблем, забот, трудностей… Только не денег!  — возразил я.
        — Какие-то заморочки у нее. После встречи у нотариуса я прямо спросил ее: «Обидно?» Она ответила, что такова воля отца. С тобой, мол, почти не знакома, но отец в людях разбирался. Я предложил вам встретиться, обсудить. Ты, говорю, человек справедливый. А она повторила, что, раз отец так решил, чего обсуждать?..
        — Чудно то, что ты говоришь… Но может быть, она как раз наследством и была заморочена? Просто не захотела делиться? Я имею в виду — мыслями, чтобы не сказать «замыслами». Наследством — само собой. Кто мы ей?
        — Мне показалось, что наследство ее не интересует,  — упрямо повторил племянник,  — и вообще, разговоры о нем раздражают.
        — Ты сам в это веришь? Уж на что я себя считал философом, и то, признаюсь, взволнован… Детей у Элеоноры много?
        — Она — бездетная.
        Помолчали.
        — А со стороны партийного олигарха не могут наследники сыскаться?  — нашло на меня новое озарение. Но племянник успокоил:
        — Вася! Если деловые люди после смерти олигарха столько лет не докучали Богданычу, то с чего сейчас спохватились?.. Если бы у кого-то имелись претензии, давно уже предъявили бы. Никто не стал бы стесняться. И зачем на тебя сразу покушаться? Проще с тобой поговорить по-хорошему. Уверен, ты пошел бы на компромисс, если жить не надоело… Да и вопроса твоя гибель не решает. Не будет одного, так сказать, официального наследника, появится другой. Вопрос не в этом, а в том, кто купоны стричь будет?.. Нет! Олигарх тут ни при чем. Думаю, в сторону Одессы в поисках врагов смотреть не стоит… И обрати внимание на детали, Вася. Как ты говоришь? Лесенку подпилили? Как-то это не серьезно. По-детски как-то. Ну, набил бы ты себе шишку! Что это за покушение такое?
        — Шишку? Если с двух метров спиной на лед брякнуться — костей не соберешь! Это только фигуристкам все нипочем. Их с пеленок на лед роняют.
        — Да ладно!
        — Просто ты в своей Одессе зиму лишь по телевизору видишь… Ну а отравление профессиональным ядом?
        — Это — да. Но наезд этот автомобильный? К чему так замысловато? Профи тебя хлопнул бы со ствола безо всяких наездов, спортивных фантазий… Яд-то, может, просто в руки к «чайнику» случайно попал?
        Слова племянника вдруг напомнили мне то, о чем совсем забыл!
        — Слушай! Профи, говоришь? Профи со стволом — тоже был! Да, да. Только ко мне это вроде бы отношения не имеет…
        — Ну-ка, ну-ка?  — заинтересовался племянник.
        Я рассказал ему про гибель Гали Биржи и пацанов — знакомых моей дочери. Все внимательно выслушав, Гриша спросил:
        — А этот пацан, музыкант, не мог так крепко болтануть про то, что ты хочешь разнюхать это дело, что дошло до киллера?
        — Я думал на эту тему. После нашего с музыкантом разговора до случая в кафе времени прошло — всего ничего. А тут подготовка нужна… Но по возвращении все же поинтересуюсь у восходящей рок-звезды.
        — Надо разобраться,  — поддержал Гриша.  — И знаешь что? Есть предложение. Сейчас мы войдем в твой пансионат, вызовем твоего начальника охраны и посоветуемся с ним. Он — дядька весьма опытный, подскажет. Может, тебе в Нижний его с собой взять? Или пусть человека даст. Ты используй свой ресурс, не стесняйся.
        — Так, Гриша, стоп. Я — не одессит, мне до твоей наглости расти и расти! Я в наследство еще не вступил. И давай пока не будем никого смешить подпиленными лесенками, сначала я сам разберусь. Думаешь, мне в Нижнем обратиться не к кому? При том что там люди, которые знают свой город!.. Пойдем лучше погуляем по пансионату. Потом съездим на кладбище…. И вот что. Ты телефон Элеоноры знаешь?
        — Знаю, но ее сейчас нет в Одессе. Она уехала за границу. Хотела через некоторое время вернуться.
        — Тогда отслеживай ее возвращение, хорошо? Условься о встрече. Я хочу с ней увидеться, прежде чем вступать в наследство.
        — О’кей.
        В пансионате нас встретил начальник охраны. Выше среднего роста, крепкий, точно дуб, фактурный дядька. Темные с легкой проседью волосы, черные огневые глаза, и при этом — совершенно белая, коротко подстриженная борода. Джеймс Бонд в отставке! У главного секьюрити было редкое имя — Епифан. По отчеству — Валерьевич. Свои в пансионате, как я услышал, звали его Пиф Валерич.
        — Пса во французских комиксах Пифом зовут,  — посмеялся племянник украдкой.
        — Господи, Гриша!  — не удержался я.  — Ты и французские комиксы смотришь? Какая разносторонняя натура однако.
        — Ты прав,  — принял шутку племянник.  — Комиксов у нас в Одессе своих хватает. Не знаю, зачем я это делаю.
        Как он мне рассказал потом, Пиф Валерич служил в каком-то российском спецназе — то ли военном, то ли ментовском,  — прежде чем выйти в отставку и вернуться на «Ридну Украину». Судя по всему, повидал в жизни всякого. Обстановку в пансионате и вокруг него знал, по заверению Григория, как свои пять пальцев знает модница, помешанная на маникюре. Со всеми улыбался, балагурил, держался точно дедушка с внуками. Племянника он называл «Гришенька», девушку на ресепшн при мне назвал Валечкой. Меня же сразу стал величать Василий Сергеевич, понимая, что перед ним новый хозяин заведения. Сочинитель детективных романов, он тоже немножко художник все-таки, и я невольно залюбовался колоритным дядькой. Пригласи его племянник с собой по девочкам, еще неизвестно, с кем бы ушла самая красивая, несмотря на разницу в возрасте.
        В пансионате меня пытались принять как персону, поскольку Гриша, неофициально являвшийся у Богданыча правой рукой, о чем все знали, загодя сделал мне рекламу. Было забавно ощущать себя олигархом. Еще вчера у меня за душой не было ничего, кроме обычного обывательского набора: квартиры, приличного автомобиля с гаражом (плюс старенькая «Нива» для рыбалки) и небольшого домика в деревне на двоих с Зинаидой. Ну и половина контейнера китайской пластмассы, которую еще реализовать требуется. А теперь я стал владельцем нескольких шикарных корпусов в пятистах метрах от моря, где имеется собственный пляж, плюс бассейн, плюс сауна, плюс теннисные корты и еще много чего для активного отдыха, не считая гаража, автопарка и многочисленных вспомогательных построек! В сезон это хозяйство в день приносило столько дохода, сколько я, вероятно, не заработал в своей фирме за пятнадцать лет! Да и зимой пансионат не пустовал… Мы с Гришей отказались от обеда в ресторане и посидели в сауне. Нет, не парились — в банкетном зальчике. Днем сауна оказалась свободной.
        Потом покинули пансионат, побывали на кладбище. И несколько дней я мотался по родственникам, по возможности стараясь беречь печень. О наследстве не было сказано ни слова.
        Улетая из Одессы, я, примеряя на себя грядущее богатство, вспоминал бабушку. Но не свою, а ту, которая надвое сказала. К сожалению, не знал, как она выглядела. Надеялся, лучше, чем кузькина мать. Ее-то мне хотели показать в родном городе, в который приходилось возвращаться. И я думал, что надо вести себя как-то осторожнее. Не пить кофе в заведениях общепита, не ходить вдоль дороги и не лазать по лестницам — само собой. Однако чувствовал, этого будет недостаточно. А что еще? Вооружиться? Сделать обрез из единственного охотничьего ружья? Ружье жалко. Да и человек с обрезом в отечественной кинематографии запечатлен как крайне отрицательный персонаж. Это потом выяснилось, что кулаки были не такие плохие ребята, двигали вперед сельское хозяйство и создавали рабочие места…
        Откуда штормит? Вот главный вопрос. Если причиной всему «Декамерон», как выразился племянник, в который меня втянули,  — одно. А если наследство — другое. На мой взгляд, наследство, как источник опасностей, перетягивало десять провинциальных «Декамеронов». Или сто. Гриша не успокоил меня насчет Элеоноры. Может, и за бугор она свалила только для того, чтобы без нее тут навели порядок в деле, которое она считала своим, специально обученные и проплаченные люди? «Если так,  — размышлял я,  — то за своих близких мне тоже стоило волноваться. Кто станет следующим после меня?.. Даже подумать страшно!» Принял решение по возвращении немедленно послать бывшую жену и дочь куда подальше. В прямом смысле — в дальние края. Пусть развеются! Денег наскребу — я же без пяти минут богатей!.. И маманю спрятать!
        Варька запрыгала от радости, а Зинаида сказала о себе, как кто-то в телевизоре: «Звезда в шоке»,  — когда я предложил им на пару отправиться в какую-нибудь экзотическую страну. Бывшая жена летний отпуск упустила, на зимний тоже денег не было. Все квартиру благоустраивала. Ясно, не думала ко мне возвращаться. Так что из «Декамерона» ее, пожалуй, можно исключить. Кто променяет новую квартиру на старого мужа? Круглой дурой надо быть, чтобы так поступить!.. Варвара заверила, что в учебе потом нагонит. «Смотри, тебе жить»,  — сказал я ей, точно аксакал. Дамы мои все допытывались, чего это я так расщедрился? Отшутился про подарок авансом к Восьмому марта.
        Сложнее было с мамой. Несмотря на ее хорошие отношения с Зинаидой, с внучкой — говорить нечего, отправить маму мою с ними за бугор развеяться не представлялось возможным. Не столько по причине возраста, сколько из-за ее здравого смысла (точно, точно я — в нее!). «Что я с этого буду иметь, Вася?  — спросила бы мама.  — Головную боль от жары? Что я там увижу, с больной головой? По телевизору покажут лучше!»
        Но делать что-то надо было, и я придумал. Оставив девушек за обсуждением, что им прикупить с собой в путешествие, отправился обзванивать все санатории Зеленого города и нашел-таки в одном подходящий график заезда, после чего сочинил родительнице сказку про льготную путевку, которую получил благодаря связям по работе.
        Мама выслушала мою сказку, внимательно глядя на меня своими серо-голубыми глазами. Чувствовала, что я таки где-то маленько брешу. Видя благородное лицо своей матери, я думал о себе, каким мог бы выглядеть красавцем, если бы не пил в юности водку, не курил табак и не щурился от солнца на многочисленных охотах и рыбалках, зарабатывая мимические морщины. Принадлежал бы, как она, исключительно к клубу кинопутешественников!
        Конечно, мама согласилась поехать, коль скоро путевку я уже взял, не посоветовавшись с ней. Последним аргументом стало мое обещание, пока мама будет в Зеленом городе, подрядить Сашу побелить ей потолок в кухне и в ванной комнате, как планировала. Саша (на самом деле — Шамсия) была начальницей бригады порядочных гастарбайтеров, хорошо себя зарекомендовавших.
        Уже в этот день я отвез маму в Зеленый город, снабдив портативным телевизором, дабы кинопутешествия ей тоже оставались доступны, а сам отправился ловить Сашу-Шамсию, чтобы договориться о работе, вручить задаток и ключи от маминой квартиры.
        Далее отправился наконец к Тамаре. Она сделала мне большие радостные глаза из-за плеча тети Тани, открывшей дверь. Затем, мягко отодвинув тетушку, обняла, вскружив голову ароматом своих духов, расцеловала, принялась хлопотать: чай-кофе, конфетки-бараночки. Глаза же ее, я видел, горели любопытством. Она этого и не стала скрывать, спросила сама:
        — Ну, для чего тебя племянник вызывал?
        Я почесал нос:
        — Это лучше увидеть. У тебя компьютер на ходу? Включай!..
        Тамара уставилась на экран, когда я, найдя в Интернете, что хотел, отодвинулся, уступая ей место перед монитором. Тома принялась читать надписи под фотографиями:
        — «Пансионат «Черноморочка» расположен под Одессой, на самом берегу моря. Его двери всегда открыты…» Что это?  — спросила она меня.  — Зачем ты нашел мне эту рекламу? Да и реклама — так себе.
        — У тебя будет возможность ее подредактировать, если захочешь. Это теперь мой пансионат! Осталось оформить наследство.
        Я описал ей во всех подробностях, как узнал о свалившемся на меня богатстве. Сказать, что Тамара была шокирована,  — ничего не сказать. Она лишь повторяла, точно завороженная: «Понятно… понятно… понятно…»
        — Так что приглашаю летом!  — подытожил я.  — Уверен, это будет не хуже пионерского лагеря «Дружба». Соберем компанию…
        Я видел, что Тамара испытывает особое удовлетворение. Как на репетиции группы «Супертаракан», когда узнала, что я, типа, писатель, только еще более глубокое. Казалось, она окончательно убедилась, что не зря в меня были влюблены все девчонки второго отряда! Я видел, она меня ждала.
        Гордиться собой на полную катушку не позволяло не проходящее чувство опасности в душе.
        «Кстати, о тараканах…»  — сказал я себе, набирая номер Олега-музыканта, пока Тамара отправилась колдовать на кухне.
        Как бальзам на душу легло признание Олега в начале разговора, что он прочел мою книгу на одном дыхании. Такие слова сочинителю — что артисту аплодисменты!.. В качестве ответной любезности сообщил ему: диск с записью его группы у меня взяла переписать подруга. Потом перешли к делу. Я поинтересовался, удалось ли узнать, когда приезжает старший товарищ погибших пацанов? Как его — Тальников, да? Олег выяснил, Тальниковы взяли трехнедельный тур. Назвал дату окончания. Я отметил в смартфоне. И, когда парень уже думал, будто разговор окончен, спросил его, как бы с легкой укоризной:
        — А зачем же ты, Олег, наш уговор нарушил? Про разговор рассказал…
        Я ожидал натолкнуться на непонимание с его стороны — искреннее или наигранное, но Олег неожиданно вздохнул:
        — Дошло до вас, да? Виноват, чего греха таить! Я — только Женьке. Он же кореш мой, на ударных у нас… А Жентос нажрался по случаю своего дня рождения. Меня не было. Разговор в тусовке про Мишку с Пашкой зашел, ну он и растрепал, что, мол, в их смерти серьезный дядя сейчас разбирается, и в отличие от ментов разберется!.. Ко мне уже несколько человек подходили справиться, как расследование продвигается. А правда, вы что-нибудь узнали?
        Я тяжело вздохнул. Завышенную оценку собственных способностей «в отличие от ментов» даже комментировать не хотелось. Сказал только:
        — Прав был папаша Мюллер в «Мгновениях», Олежек. Он говорил: «Что знают двое, знает и свинья». Ничего я пока не узнал, а вот свинья, кажется, действительно узнала. Но это я тебе как-нибудь в другой раз поясню.  — «Если он будет — другой раз»,  — добавил про себя.
        Вот, оказывается, в чем было дело! Я искал причину своих, мягко говоря, неприятностей, а она, похоже, очевидна. Я же и поднял волну! Доверился пацану. Сам — как ребенок! Преступник понял, что я догадался о насильственной смерти Гали Биржи, связал ее с гибелью ребят и теперь иду по его следу. Он решил, что я могу представлять для него опасность. Скажем, добраться до изобличающей записи раньше его. Я-то имею возможность открыто расспрашивать друзей Пашки и Мишки, а убийца не должен привлекать к себе внимание.
        Собирать ребят-музыкантов, выпытывать, кому они про меня разболтали, будет бесполезно, понимал я. Сколько там человек, в их тусовке? Если судить по моей дочери — имя им легион! Но преступник где-то рядом, коли так быстро узнал о моем разговоре с Олегом-музыкантом. Правда, непонятно по-прежнему, как он успел спланировать акцию в кафе… Это кто-то свой, имевший зуб на Галю Биржу. Сосед? Обиженный ею знакомый? Была какая-то история с дачным участком, перехваченным у соседей, припомнил я. Еще говорили, в гаражный кооператив Биржа каким-то образом зятя пристроила, а кому-то не досталось места. Правда, давно это было. Ни про какой гараж от Бори я сто лет не слышал. Продал, должно быть. Сейчас деньги больше решают, чем блат, рассуждал я… Черт! Раньше подобные анекдоты, касающиеся деловитой тетушки, я пропускал мимо ушей. Может, Биржа и в последнее время о чем-нибудь хлопотала, кому-то дорогу перешла? Она всегда чего-нибудь замышляла. Нет, помирать не собиралась точно!.. Что же мне теперь, идти Вику с Борей расспрашивать? Те скажут, что у меня от сочинительства крыша поехала! Решил в натуре детективом
заделаться. Полиция вынесла свое заключение. Полиция не нашла ни признаков умышленного убийства, ни мотива преступления, ни подозреваемых. Разумеется, полиция выяснила, что конфликтов в семье покойной не наблюдалось, к тому же алиби у каждого из домочадцев наверняка проверялось.
        Как злоумышленник узнал мои привычки? Где завтракаю, куда ставлю машину, когда отправляюсь на зарядку? От кого?.. Жене, конечно, известно, где находится гараж и где я занимаюсь спортом по утрам, но она понятия не имеет, что я теперь питаюсь в кафе. Завел традицию столоваться там уже после развода.
        Голобородов знает про кафе, но ни разу не был у меня в гараже. Да и при чем тут Голобородов, когда речь идет об убийстве Биржи, как начале череды злодеяний?..
        О том, что я такой крутой физкультурник, всякий раз прохожу лестницу на руках в спортгородке, вообще никто не мог знать, кроме приятелей-спортсменов, с которыми там встречаюсь. Томке, правда, похвастался, но моему знакомству с ней — без году неделя, а тетю порешили, когда Тамара вообще еще «жила» в компьютере. История с пионерским лагерем, понятно, не в счет… Значит, слежка? Не замечал. Впрочем, разве я обращал внимание?..
        Тамара, принесшая свой фирменный поднос с угощением, застала меня сидящим на ее диване. В одной руке — сотовый телефон, другой — обхватил подбородок. Глаза мои, вероятно, горели лихорадочным огнем, волосы стояли дыбом, а над головой зримо крутились мысли, как у рационализатора в изображении Аркадия Райкина. Разумеется, Котомка не могла не поинтересоваться, что привело ее вожатого в такое возбуждение?
        Я передал ей содержание разговора с лидером «Супертаракана», сделав экскурс в историю. Она ведь не слышала еще от меня ни про Галю Биржу, ни про то, что убийство пацанов, по моему мнению, связано с ней. Рассказал также про попытку наезда и спортгородок. Хоть сам я старался шутить, Котомка выслушала меня без тени улыбки. Впечатлительная девушка! Я рассмеялся.
        — А веселишься ты с чего?  — поинтересовалась она.
        — Ты так серьезно внимаешь! А я, на самом деле, до сих пор не уверен. Может, это все только плоды моей фантазии? В действительности пожилая женщина без посторонней помощи сорвалась вниз, пацаны стали жертвой «обыкновенного» грабителя, в кафе хотели отравить именно помощницу хозяйки (кто — это другой вопрос), за рулем автомобиля сидел алкаш, а лесенку подпилил подросток, чтобы приколоться над своим товарищем… Что скажешь?
        — Слишком много случайностей за короткий промежуток времени,  — уверенно ответила Тамара.  — Я бы думала про наследство,  — добавила она.
        Я внимательно посмотрел ей в глаза и согласился:
        — Я бы тоже. Сейчас, поостыв, я понимаю, что гибель тетушки, как первопричина моих приключений,  — версия не лучше других. Наследство перетягивает. Но я все-таки думаю поговорить с подругой Биржи. Она имеет смешное прозвище — «Пепе Длинный Чулок». Пепе почему-то сразу заявила, что Галя — не сама. Правда, полиция к ее словам не прислушалась.
        Пепе меня сразу узнала. Случалось бражничать за общим столом. В последний раз, к сожалению, на поминках.
        — Пелагея Петровна! Значит, вам кажется, тетя Галя как-то странно упала? Вроде бы на голову не жаловалась?
        — Хм! Другие от нее на голову жаловались! Это бывало.
        Я одобрительно хмыкнул.
        — Да что говорить! Просто кокнули ее!  — безапелляционно пробасила подруга Гали. Голос у нее был под стать росту.
        — Почему вы это подозреваете?
        — Подозреваю? Я точно знаю! Анна, Аспириновна, в тот день мужика видела. Сама она на восьмом этаже живет, а мужик с девятого спускался. Потом догадалась: с чердака он слез. На девятом молодежь одна проживает, днем работает… В Галькином подъезде на чердак он поднялся, а у Аспириновны спустился. Уходил так, ясно?
        — А что за мужик?
        — В кожаной куртке, в кожаной кепке, Анна говорила… Да тебе зачем? Полиция все равно не придала значения: мало ли кто ходит. Хочешь, сходим к Аспириновне, у нее спросишь.
        Мы пошли вместе к Аспириновне. Та, оправдывая прозвище, пожаловалась сперва на здоровье. Я не перебивал. Когда добрались до сути, рассказала, что у мужика того борода была. «Короткая такая.  — Она огладила свой подбородок.  — А козырек на глаза опустил». Борода вызвала у меня смутные ассоциации. С трудом вспомнил: кафе! Там мужик, который с газетой, тоже был в бейсболке с козырьком, и бороденка короткая у него имелась. С сыщиком еще обсуждали… Конечно, может, тоже совпадение. Бороденки сейчас у нас так же в моде, как в Израиле — пейсы.
        — За что же тетю Галю могли убить?  — спросил я. На этот вопрос бабульки только руками развели. Вот и поговорили! «Бабушки-старушки, ушки на макушке…»
        В аэропорту, провожая дочку с бывшей супругой на рейс до Бангкока, убедился, что сарафанное радио у нас функционирует не хуже электронной почты. Зинаида пожелала знать, чего это я расспрашиваю про гибель тети Гали соседок? Ей Вика сказала. «Наслушался их же домыслов и поверил, что ли? Или детективчик очередной замыслил?»  — «Ну вот, опять!..»  — пробурчал я.
        Нет, сама-то Зинаида, по ее словам, так просто не отмахивалась бы от соседок. Полиция работать не хочет! Тут я был с ней полностью согласен. Редчайший случай в истории наших с бывшей женой отношений!.. Хорошо, что все прочие, кроме полиции, у нас работать очень хотят!
        Варвара, пока ее мать ходила «подкрасить ресницы», доверительно сообщила мне, что тетя Вика подначивала ее, Варвару, посплетничать. Что, мол, папа себе подругу завел? Какие у него с ней отношения — хорошие? Дескать, маме она не скажет. Она, Варя, ответила: «Никого не завел!» Но тетя Вика заявила, что видела сама меня с красивой дамой на площади Минина. Несколько дней тому назад, когда стояла на светофоре. Однако она, Варя, тете Вике так и не призналась и мамане тоже ничего не скажет.
        Я только хмыкал, кряхтел и отдувался. Не хватало еще подобных разговоров с дочерью! «Ну а что маме не скажет — молодец!»  — подумал я. Пусть Зинаида спокойно отдыхает в знойном Таиланде. Сам я, правда, считал, что туда лучше на мальчишник летать, но куда путевки были…
        Проводив дочку и бывшую жену, я хотел было пригласить к себе Тамару, но вовремя заметил, что в жилище царит настоящий хаос. Очевидно, предположение насчет табора студентов, поселившихся в мое отсутствие в хате, оказалось справедливым. Пришлось собрать волю в кулак и заняться уборкой. Валентин наблюдал за мной с подоконника. Аристократ дворового происхождения терпеть не мог ходить лапами по мокрому полу, как я заметил. Добравшись с тряпкой до своей комнаты, где в углу находился оружейный сейф, я вспомнил, что с последней охоты не чистил свою пятизарядку. Решил, раз уж вечер пропал, навести порядок и в собственном небольшом охотничьем хозяйстве. Разложил все на диване, тут позвонила Котомка. Сказала, что ложится спать. Одна почему-то…
        Естественно, я заявил, что немедленно лечу к ней.
        — Нет, нет, не-е-ет,  — возразила моя бывшая подопечная с укором.  — Поздно!
        Стал оправдываться, чем занимался. Готовил свое обиталище для посещения королевы! Был прощен, после чего мечтательно сжевал бутерброд, покормил котика, и мы вместе устроились на диване посмотреть кино. Поймал отечественный сериал, он меня захватил, пришлось досматривать. Когда окончился, было за полночь. Голубой экран погас, квартира погрузилась во тьму. Глаза привыкли — стал различать предметы. Почти заснул, как вдруг Валентин, спокойно спавший доселе, свернувшись калачиком подле меня, неожиданно подскочил и с громким урчанием устремился в прихожую. В этот момент вдруг затих холодильник. Не сказать, чтобы он очень уж громко работал, но все равно эффект был таков, будто в лесу разом умолкли птицы. В наступившей тишине я услышал, как в замке проворачивается ключ! Что это не Варвара, было ясно по реакции Валентина, не говоря о том, что дочь сейчас должна была подлетать к Бангкоку, а может, уже прилетела… В две секунды я оказался в спальне, где на диване — удача!  — лежало ружье, так и не убранное мной в сейф. Я про него попросту забыл, отвлеченный Тамарой. Думать, не склероз ли у меня, часом, было
некогда. Зарядив два патрона — сколько рука захватила,  — я еще задернул штору на окне, прежде чем вернуться в гостиную. Когда надо, голова, оказывается, соображала очень быстро. На все про все ушло еще несколько секунд. Сказать, что было страшно,  — мало. Это был леденящий ужас. Почему я не оцепенел, а действовал, объяснить не смог бы. Прежде подобных ситуаций в моей жизни не бывало. Прижавшись к косяку, поднял ружье. Увидел, как от прихожей бесшумно шагнул человек. Дверь в кухню была отворена, на него упал свет от окна. Слабенький, но я непрошеного гостя все же видел, а он меня — пока нет. Лицо страшного визитера было темным — очевидно, надел маску. В руке он держал удлиненный предмет, в котором даже ребенок, смотревший по телику боевики, угадал бы пистолет с глушителем.
        — Брось пушку, у меня ружье!  — внятно произнес я и сделал шаг в сторону. Вовремя, поскольку человек мгновенно вскинул ствол, раздался хлопок и одновременно удар в косяк, возле которого секунду назад стоял я. Гад стрелял на голос! В том душевном состоянии, в котором находился, с ответом я не замедлил. Мой выстрел прозвучал в замкнутом пространстве комнаты, точно выстрел из пушки! Будто лопнул металлический орех, и вся квартира разом зазвенела: и стены, и потолок, и моя голова — тоже! Преступник успел отступить в прихожую секундой раньше. Не раздумывая, я тут же влупил второй заряд в стену, за которой он спрятался. Услышал, как хлопает дверь и раздается удаляющийся топот на лестнице. Ушел?.. На всякий случай я вернулся к сейфу и зарядил ружье еще, прежде чем идти к входной двери. Внезапно осветился и завибрировал мой смартфон, лежащий на тумбе мебельной стенки. Тут меня реально кондрашка чуть не хватила! Слава богу, что в телефон не выстрелил! Дочь прислала эсэмэску, они долетели. «А я чуть не улетел!  — хотел им ответить.  — На небеса!» Поднося телефон к уху, чтобы вызывать полицию, заметил, что
рука моя трясется, как у Адольфа Гитлера в последние дни войны, в советском фильме. Кажется, и голова стала трястись, когда приложил аппаратик к ней. Голос звучал так, как, вероятно, звучал бы у марафонца, если бы тому пришла фантазия позвонить кому-нибудь по мобильному телефону на сорок втором километре дистанции.
        Что было дальше — понятно. Приехала полиция. До утра в моей квартире горел свет, по ней ходили чужие люди, и даже побывала собака — немецкая овчарка. А я забыл предупредить, что в доме есть кот, поскольку Валентина нигде не было видно. При первом выстреле он пролетел мимо окна тенью — я видел боковым зрением — и с тех пор больше не появлялся. Забыть про котика Валю, конечно, было свинством с моей стороны, поскольку это он, в общем-то, спас жизнь своему хозяину!.. Пистолетную пулю нашли в куче белья. Расщепив косяк, она отрикошетила в шкаф и, пробив стенку, застряла в кипе моих футболок.
        В следователе я с удивлением узнал капитана Банникова, а он, я видел, с не меньшим удивлением узнал меня.
        — А вы как здесь?  — спросил я его.  — Вы же вроде бы в Советском РОВД служите, а я проживаю в Приокском районе. Не ваша земля!
        — Я служу вовсе не в Советском РОВД, а в главке,  — сказал он.  — В кафе же завтракаю потому, что живу рядом. Женой не обзавелся, готовить некому.
        — Вот как! Я, видите ли, обзавелся, да не удержал. Ушла. Вот и перешел на готовые харчи.
        — Это бывает,  — признал следователь.
        Думаю, он мог бы рассказать немало историй о том, как люди переходят не то что на готовые — на казенные харчи, и он им помогает в этом, да сейчас было не до того. Возникла потребность найти и поймать еще одного кандидата на смену режима питания…
        — Теперь вы убедились, что в кафе охотились именно за вами, не так ли?  — спросил Банников после того, как я ему описал, как мог, стрелявшего. То есть почти никак. Но спросил таким тоном, будто сам он так больше не считает.
        — А разве это не очевидно теперь?
        — Уж больно почерк разный,  — пожал плечами Банников.  — Одно дело незаметно подсыпать яд в чашку, другое — вломиться в чужую квартиру со стволом!.. Или вы припомнили, кому так насолили?
        — Насолил вряд ли. Но из-за чего за мной охотятся, кажется, теперь догадываюсь.
        В этот момент я не только был твердо уверен, что профи в маске никак не может быть посланцем ревнивых жен, мужей и любовников, но даже про тетю Биржу забыл, хотя до ночной перестрелки решил было, что все с нее началось. Теперь же считал, что таких специалистов, с каким я ночью схлестнулся и чудом уцелел, могут «послать» только деньги. Большие деньги!
        — Интересно послушать ваши догадки,  — поджал губы следователь.
        — Видите ли, Игорь Вениаминович. Вскрылись новые обстоятельства, которых я не знал, когда произошел тот случай в кафе. Я получил наследство!
        — Наследство? Да вы что! Как интересно. Значит, я зря силы тратил, разрабатывая окружение Варданянов все это время? Правда, все равно собирался к вам вернуться… Расскажите же подробнее о вашем наследстве.  — Мне послышалась скрытая ирония в словах капитана Банникова.
        Я рассказал ему про пансионат, умолчав лишь о том, каким образом сам Богданыч сделался его владельцем. Не то менты еще разворошат улей, и среди знакомых покойного олигарха вправду найдутся новые соискатели моего богатства!
        — Стало быть, мотив имеется у дочери Александра Богдановича Приходько, Элеоноры Александровны, так?  — подытожил следователь, заглядывая в свою запись.
        — Да. Но, повторяю, племянник, Григорий Беляев, уверен, что Элеонора ни при чем. Ведь ей предлагалось все обсудить. Но она сказала, что уважает волю отца. И уехала за границу. При этом, по словам Гриши… Григория Беляева… у нее не было никакого недовольства, зависти, злобы.
        — Не было, либо она вида не подала,  — сказал Банников то же самое, что и я в свое время.
        Я пожал плечами: что тут возразить?
        — Игорь Вениаминович! Если вы намерены допрашивать Элеонору… Взяться за нее, так сказать, всерьез, то я хотел бы с ней сам поговорить сперва,  — попросил я.  — А то как-то некрасиво получится, не по-мужски, если я сразу натравлю на женщину полицию, не попытавшись поговорить сам.
        — Ну, взяться за нее всерьез, как вы выразились, вот так, сразу, я и не могу. Разве что поехать и пообщаться с ней неофициально. Обращаю внимание, что женщина, судя по всему, является гражданкой другого государства, и, чтобы допрашивать ее, придется сначала договариваться с украинскими коллегами. Если только она не в России… У вас есть возможность выяснить, где она в данный момент находится, чем занимается?
        — Я могу только позвонить племяннику. Может, он знает что-то новенькое про Элеонору.
        — Позвоните. Попробуем по-простому.
        Я тут же в присутствии капитана телефонировал Грише. Для начала разговора Григорий спросил, не рухнул ли я с дуба, звонить в такую рань? Я ответил, что у него, может, и утро, а у меня еще вечер никак не закончится. Племянник расхохотался и сказал, что завидует. У дяди Васи, вероятно, была чудесная ночь! «Нечему тут завидовать!»  — заверил его «дядя Вася» и пообещал при случае доказать. Пока же хотел бы спросить, не объявлялась ли Элеонора?
        — Ты что, ради этого вопроса позвонил мне ни свет ни заря?
        — Ради этого,  — подтвердил я.
        — Ну ты даешь! Да, помню я, что ты хотел с ней поговорить. Звоню ей периодически. Пока абонент — не абонент. Съезжу к ее соседям. Договорюсь, пусть поставят в известность, как Элеонора приедет. Чтобы прокола не вышло.
        Попрощавшись с племянником, объяснил Банникову, что пока — вот так. Остается только ждать. Я не увидел в глазах следователя ни малейшего желания искать дочь Богданыча силами российской полиции. Может, и к лучшему. Даже не пожелав мне беречь себя, не говоря о том, чтобы предложить охрану, сыщик ушел, прихватив мое ружье. А что сделаешь? Проводив его до дверей, я подивился отсутствию в поле зрения соседей этой неспокойной ночью. Видимо, Геннадий спал без задних ног под пивной анестезией, а его супруга вставила беруши, чтобы не слышать мужниного храпа. Джеймс, вероятно, молчал потому, что выслуживаться было не перед кем. Прочие обитатели площадки являлись лишь нанимателями квартир. Никого не знали и не высунулись бы, даже если на лестничной клетке выпустить недорезанного поросенка. Почему молчали матерые соседищи снизу, мне было понятно. После табора студентов, жившего здесь несколько дней, ночные выстрелы, видимо, показались им не громче упавшей на пол кастрюли.
        Однако опасаться, что оставил соседей без сенсации, мне не приходилось, поскольку слышал, как капитан Банников давал поручение своему молодому помощнику — оперативнику, должно быть — пройтись, как рассветет, по людям: кто что видел, кто что слышал?
        После ухода полиции откуда-то из угла вылез Валентин, взъерошенный, точно петух после разборки с соперником. Он запрыгнул на тумбу мебельной стенки и, брезгливо обойдя смартфон, уселся, демонстративно отвернувшись от меня. Видимо, не мог простить мне выстрелы в квартире, а особенно — овчарку.
        В стенке, отделявшей гостиную от прихожей, зияла дыра размером с тарелку. В самой гостиной, в несущей кирпичной стене, куда угодил первый заряд, появилась выщерблина в обрамлении разорванных обоев. Измученный бессонной ночью, я тем не менее решил не ложиться. «Интересно,  — размышлял я,  — ночной посетитель надолго оставил меня в покое? Я ведь снова остался с ним один на один. Только я-то — вот он, а где этот киллер сейчас? Надо было просить охрану!» От этой мысли самому стало смешно. Кто мне ее даст? А потом сделалось совсем не по себе. Видимо, теперь, куда бы я ни пошел, придется не глядеть вперед, а оглядываться по сторонам, не идти прямо, а красться, и все время ждать опасности неизвестно откуда. Стало понятно, что все прошлые случайности были не случайности, но кое-что по-прежнему оставалось неясным. Запали слова сыщика про разные почерки. Если преступник так легко управляется с пистолетом, то при чем тут автомобили, подпиленные лесенки? Что за детский сад, в самом деле?.. У пацанов побывал этот же стрелок или другой? Если все началось с Гали Биржи, то наследство, выходит, ни при чем? А
Банникову я только о наследстве и говорил. Черт! Сам запутался уже! Впрочем, никакой ясности и прежде не было…
        Следовало как-то выйти из дома. Одетый, я стоял под дверью и прислушивался. Как только стали покидать свои квартиры наниматели — те самые, которых недорезанным поросенком не проймешь, пристроился к ним и рядышком, рядышком дошел до трамвайной остановки, а там уже отделился и припустил к своему гаражу вместе с мужиками из нашего кооператива, которых приметил. Веселые люди не чувствовали моей тревоги и не подозревали, что пользуюсь ими как живым щитом, в надежде, что киллер не станет расстреливать целую группу. К счастью, ничего угрожающего нигде не увидел. Без приключений выгнал машину и поехал к Тамаре. Срочно требовалась жилетка, в которую можно поплакаться. Всю дорогу внимательно смотрел в зеркало заднего вида, нет ли «хвоста»? Шпиономания! Сочинителю детективных романов не могло и присниться, что в жизни с ним случится такое…
        — Пионервожатый!  — отозвался я на голос Тамары в динамике «мышиного» домофона. Раздался знакомый писк, я потянул дверь парадного на себя. Услышал, как сзади хлопнула автомобильная дверца, но значения не придал, поскольку подобный звук в наше время необычным никак не назовешь. Уже открыв дверь, почувствовал, что следом за мной еще кто-то хочет войти в подъезд, но, оглянуться не успел — меня втолкнули внутрь. «Конец!»  — пронеслось в голове. Душа ушла в пятки.
        — Тихо, не дергайся!  — услышал я шепот у самого уха. Одновременно в позвоночник, в районе поясницы, мне уперся твердый предмет, который сознание идентифицировало как ствол пистолета. Прежде, правда, никто никогда меня таким образом не «щекотал», но я много раз видел подобное по телевизору, не говоря о том, что сам — сочинитель детективных романов.  — Слушай меня!  — шепот человека стал громче.  — Сейчас ты уйдешь и больше здесь никогда не появишься, понял?  — напавший на меня заговорил в голос.  — Чтобы духу твоего возле Тамары не было, ясно? Я тебя грохну!!  — Он почти визжал. Но лучше бы шептал. Как-то раз в разговоре с Артуром Томка случайно включила громкую связь. Я услышал, что ее дружок немного картавит. По этой картавости я его теперь и узнал.
        — Понял, понял!  — изобразил я страх, впрочем — не совсем поддельный. Пистолет в руках неврастеника может ведь и впрямь выстрелить! Ухватив за воротник, Артур оторвал меня от стены, лицом к которой я был прижат, и, развернув в сторону двери, скомандовал:
        — Пошел вон! Я тебя предупредил!
        Я надавил кнопку домофона, толкнул дверь, в предбаннике стало светлее. Резко крутнувшись, ударил ребром ладони сверху вниз по руке, сжимавшей и вправду ствол. Железная «пушка» брякнулась на цементный пол. Слава богу, самопроизвольного выстрела не случилось! Я же принялся вспоминать свои боксерские навыки. В три удара осадил вражину на пол и, развернув мордой лица вниз, связал сзади руки его же тонким, длинным шарфом. Классная удавка получилась бы, да пусть живет! Допустимую оборону в суде доказать, вероятно, не легче, чем попытку изнасилования. Отдышавшись, набрал Котомку и сказал, что зайду к ней позже: неожиданно знакомого встретил, надо поговорить.
        — Где встретил?  — не поняла Тамара.
        — Да прямо возле подъезда, представляешь?!  — весело ответил я.  — Войти не успел… Жди меня!
        Потом позвонил Банникову, сообщить, что лично взял стрелка. Полиция приехала очень быстро. Артурчик только-только начал выходить из нокаута, в который я его отправил. Даже побаиваться стал — не перестарался ли? Оборона-то допустимая, оборона!.. Банников поджидал нас в Нижегородском РОВД, куда доставили задержанного и потерпевшего. Впрочем, по-моему, на первый взгляд со стороны было не понять, кто из нас кто. Я надеялся, что Артурчик выглядит хуже. Сначала был допрошен он, потом уже я. Банников сообщил, что этот Артур, с говорящей фамилией Голоденко, ошарашен подозрением, будто он проник под покровом ночи в чужое жилище и пытался убить хозяина, то есть меня. А после того как постигла неудача, повторил покушение в подъезде дома, где живет моя подруга, гражданка Кошелева. Артур уверяет, что Тамара — его подруга, а я лезу к чужой женщине, и он хотел просто попугать меня. Пистолет, которым он угрожал,  — пневматический, стреляет шариками. Конечно, это серьезнее, чем рогатка, но через пальто, в которое я был одет, можно разве что синяк поставить — не более того…
        Если честно, я и сам думал, что Артур, насколько я успел понять его личность за столь короткое время знакомства,  — этот визгливый голос, эта горячность!  — никак не походит на ночного стрелка, пустившего пулю на слух и наверняка попавшего бы в цель, если бы «цель» не сместилась заблаговременно! Артур походил не на профи, а на визгливого интеллигента. Младшего научного сотрудника, у которого умственные упражнения и неудовлетворенные амбиции расшатали нервную систему. Тем паче что и с детства бойцом не был. Все — в хоккей, а он — за книжку…
        Тамара вполне подтвердила мои предположения насчет бывшего своего дружка. «Он безобидный, как ребенок!  — восклицала она.  — Только очень самолюбивый. Он не выстрелил бы в человека никогда! Он просто ревнивец и хотел только напугать!» Она упрекала меня за то, что сразу вызвал полицию, а не сообщил ей. Сама бы его отходила, чтоб навсегда дорогу забыл! И чего она терпела столько времени его нытье?!
        Но тут уж я ошарашил Тамару объяснением, почему так поступил. Когда через очень короткое время на тебя снова бросаются с пистолетом, как тут понять, что это другой человек, другой пистолет?
        Тамара примолкла, испугавшись. После обняла меня и заявила, что никуда больше не отпустит.
        Признаться, я и сам не хотел никуда уходить!.. Потом она выудила у меня обещание, что я заберу у полиции свое заявление на Артура.
        Зазвонил телефон. Я разлепил один глаз и увидел, как Тамара наморщила носик, не поднимая ресниц, простонала: «М-м-м»  — и, повернувшись на бок, представила моему взору обнаженные плечи и часть спины. Я решил, что на это стоит посмотреть обоими глазами, и разлепил второй. «Артур не может быть,  — злорадно подумал я про звонок.  — Он сидит». Тут проснулся окончательно. При чем тут Артур? Нас разбудил мой телефон, а вовсе не Тамары!
        — Да!  — сердито бросил в трубку, прочитав на дисплее имя Гриша.
        — Добрейшего утречка, дядя Вася!  — елейным голоском пропел племянник.
        — Ты что, с дуба рухнул, звонить в такую рань?  — вернул ему его же прошлую брань.
        — Нет, ты можешь дрыхнуть, сколько хочешь,  — разрешил добрый племянник,  — только имей в виду, Элеонора прилетела всего на пару дней.
        — Прилетела?!
        — А я о чем толкую?
        — Все, я лечу в Одессу!
        Дав отбой, обнаружил, что Тамара смотрит на меня глазищами шире лица.
        — Лечу,  — извиняющимся голосом подтвердил я,  — Элеонора объявилась, дочь Богданыча. Надо отправляться, договариваться, чтобы отменила свой заказ и отозвала своего киллера обратно. Плохо, если киллер ей ответит: «Не волнует. Уплочено»,  — пытался я шутить.
        — Ты уверен, что это она? Если так, то ехать тебе опасно!
        — Конечно, я не уверен, что это она. Нисколько не уверен. Но пусть она хотя бы успокоит меня на свой счет. К тому же где сейчас опаснее, там или здесь,  — вопрос. Мне и у тебя-то, наверное, находиться не стоит.
        Тамара сказала, что меня не оставит и вместе мы обязательно что-нибудь придумаем, разберемся. Героическая женщина!
        Я решил озаботиться изменением внешности. Отправил Тамару в торговый центр, снабдив инструкцией и кредитной картой. Сам же, испросив у нее станок, отвратительного гламурно-розового цвета (других у нее не было), отправился в ванную брить усы. Тем более что они когда еще были заклеймены Котомкой как «старомодные»! Вернувшись из гипермаркета, моя подруга меня не узнала:
        — Да ты просто мачо стал! Антонио Бандерас!
        Я покраснел от смущения:
        — Ну, спасибо на добром слове. Боялся тебя разочаровать! Сам себя, например, я не узнал. Я же двадцать лет ходил «Чапаем». Теперь гляжу — чужой кто-то из зеркала смотрит. Оказалось, под усами я был совсем другой, не такой, каким себя помнил… Просто шок!
        — Так лучше!  — заверила меня Тамара. Я успокоился и принялся примерять привезенные ею новые шмотки: желтые джинсы, ярко-синюю куртку, красную шерстяную тюбетейку с помпоном. Никогда в жизни я прежде так не «петушился» в смысле внешнего вида! Надел солнцезащитные очки — Тамара ничего не забыла,  — перекинул через плечо новую спортивную сумку с запасным бельем и откланялся. Стало интересно, родная мама узнала бы меня без усов, в таком наряде? Ехать в Зеленый город, чтобы проверить, было некогда. Жена бы не узнала точно. Она без усов меня никогда не видела. Разве что сразу спиной повернуться? Со спины, возможно, узнала бы.
        Возле подъезда, где самым скромным автомобилем был «американец» моей подруги, среди дорогих джипов и представительских седанов мое внимание привлекла зачуханная «девятка» с тонированными стеклами. Когда я быстрой походкой проходил мимо, водительское стекло патриарха отечественного автопрома поползло вниз. Я похолодел. Но ничего страшного не произошло. На тротуар полетел дымящийся окурок. «Жлобье!.. Долго еще мне шарахаться от каждой кошки?  — подумал я. Кстати:  — Не забыть про Валентина!»
        По дороге в аэропорт я позвонил матери, узнать, как ей отдыхается в Зеленом городе? Сообщил, что уезжаю в командировку, совсем не надолго. Затем телефонировал Генке — его выписали из больницы. Он пообещал «дохрамывать» до моей квартиры, чтобы кормить котика и убирать за ним, пока я отсутствую.
        Потом позвонили мне. Глянул на дисплей — номер незнакомый. Подумал: «Клиенты? Соискатели китайской пластмассы? Придется отсылать к Голобородову. На месте компаньона я бы уже сравнивал меня с Аршавиным — дескать, тоже забивать люблю. Только футболист — в ворота, а я — на работу! За аквапарк тезка Василий рассчитался сполна…»
        — Слушаю.
        — Василий Сергеевич? Это капитан Банников из Управления МВД. Узнали? Хорошо. Я знал, что богатым мне никогда не быть,  — пошутил он.  — С вами хочет поговорить один человек. А именно — отец Артура Голоденко. Вы позволите дать ему номер вашего телефона?
        — Он, наверное, станет просить, чтобы я забрал заявление?  — усмехнулся я.
        — А вы готовы забрать?
        — За Артура уже просила Тамара Кошелева, и я ей обещал.
        — Я знаю, она сегодня была у меня.
        «Сегодня? Была?!  — мысленно удивился я.  — А мне почему ничего не сказала?..»
        — Так как насчет телефона?  — спросил Банников, поскольку я молчал.
        — Пожалуйста, дайте. Я ни от кого не прячусь. Не считая того, кто прячется от вас. И кого вы, надеюсь, найдете.
        — С вашей помощью.
        Банников попрощался, а я все думал, когда же Тамара успела побывать у него? Очевидно, когда отправилась в торговый центр — когда еще? Сейчас, после моего отъезда, она просто не успела бы…
        Взяв билет до Одессы (напрасно волновался, что без усов не дадут, глядя на фотографию в паспорте), я посмотрел на часы и понял, что у меня еще уйма времени. Купил свежую газету, но развернуть не успел. Кто-то опять про меня вспомнил и позвонил на мобильный.
        — Здравствуйте!  — приветствовал меня хорошо поставленный, но, кажется, слегка взволнованный баритон.  — Снигирев Василий Сергеевич?
        — Так точно!  — по-военному ответил я.
        — Извините за беспокойство. Меня зовут Голоденко Виктор Александрович. Я отец Артура Голоденко, с которым у вас э-э-э… произошел конфликт.
        Растянутое «э-э-э» выдало в Голоденко-старшем публичного человека.
        — Я вас слушаю, Виктор Александрович.
        — Могли бы мы с вами встретиться? Я готов сейчас подъехать в любое удобное для вас место.
        — Для чего, Виктор Александрович? Если вы хотите попросить меня забрать заявление, так я и так готов. Вам даже не стоит трудиться и намекать мне, что мы можем договориться, как это принято у людей… умеющих договариваться,  — сказал я с иронией.  — Я заберу заявление совершенно бескорыстно. Договаривайтесь со следователем. Не в том смысле… За вашего сына уже попросила Тамара. Кошелева. Вы, вероятно, с ней знакомы?
        — Да, да, Тамара. В ней-то все и дело, Василий Сергеевич. Я хотел бы вам кое-что объяснить.
        Такая настойчивость сразу меня обеспокоила. Возникло ощущение, что не все тут так просто. «Уж не является ли отставной Артурчик, в самом деле, папашей «киндера» Тамары?  — задался вопросом я.  — Она же говорила, что у нее есть сын, но не уточняла, кто его отец».
        — Ну что же, извольте,  — пришлось согласиться мне.  — Но, к сожалению, могу вам предложить единственное место встречи — аэропорт Стригино. Через два с половиной часа у меня самолет.
        — Хорошо, спасибо. Я немедленно выезжаю…
        Виктора Александровича Голоденко привез шофер на очень приличном автомобиле. Увидев отца Артура (перезвонившего мне на подъезде), я окончательно уверился, что передо мной — человек публичный. Пальто, белоснежная сорочка, галстук. Вспомнив, как в настоящее время выгляжу сам, я едва не рассмеялся. Голоденко-старший, вероятно, должен был принять меня за кутюрье, дамского парикмахера или, быть может, музыкального продюсера. Словом, человека, который так много времени проводит с женщинами, что это не может не сказаться и на его собственном внешнем виде. То есть крыша малость поехала…
        — Извините мой дресс-код, Виктор Александрович,  — с иронией глядя в глаза этому «солидолу», произнес я.  — Не готовился к официальному приему.
        — Да что вы,  — сразу успокоился после моего хамоватого извинения непрошеный визави.  — Я сам не выношу собачьих удавок… Просто я с работы и на работу… Я в нижегородском отделении «Газпрома»  — не последний человек,  — сказал он с такой интонацией, будто извинялся.
        «А у меня свой пансионат на Черном море имеется»,  — захотелось сказать ему. И хорошо бы еще язык показать, но сдержался. Тема разговора, анонсированная им,  — про Тамару — уж больно встревожила.
        — Я не знаю, как Артуру пришла в голову идея угрожать вам,  — заговорил отец юного сидельца. Мы не спеша пошли рядом вдоль здания аэровокзала.  — Он не признается. Но как только я услышал от следователя имя «Тамара Кошелева», понял, что он по-прежнему привязан к ней. Я всегда был против этого знакомства!
        — Почему? Я, собственно, тоже против этого знакомства вашего сына. Мне просто интересно.
        — Хочу рассказать вам одну историю. Во время приватизации мы с приятелями учредили чековый инвестиционный фонд. Вы, конечно, помните ваучеры? Я уже тогда занимал хорошую должность, имел ученую степень и был избран, так сказать, лицом организации, директором управляющей компании. Кошелева работала у меня секретарем. Дурного о ее деловых качествах не сажу. Девушка она не глупая, все хватает на лету, не ленива. Ее порекомендовал один из компаньонов. Позже мы с ним расстались. Он оказался нечист на руку. Я был уверен, что Тамара помогла ему часть ваучеров превратить в кораблики.
        — Как это?
        — Они уплыли в неизвестном направлении. Документация была так хитро запутана, что выяснилось это почти случайно. В каждом из приобретенных объектов недвижимости наш процент акций оказался на поверку ниже, чем мы полагали. Но доказать я ничего не смог. А главное, у девушки появился заступник в лице… моего собственного сына! Я видел, Артур влюблен в Тамару и слышать ничего не хочет ни о каких подозрениях насчет нее. Она же — отнюдь не проста…
        — Виктор Александрович! Я бы вас попросил…
        — Да, да. Вы — тоже ее заступник, понимаю. Но обязан вам сказать. Я считал и считаю, что Тамара никогда ничего не делает просто так… Одно время она вроде бы оставила моего сына в покое, уехала работать в другой регион — Артур говорил. Потом появилась опять. Страсть моего наивного мальчика воспылала с новой силой. Тамара, я уверен, не относилась к нему серьезно. Во всяком случае — тогда. Он был ребенок по развитию, в сравнении с ней. Она просто использовала его как ширму для себя. Я очень не хотел бы, чтобы из-за нее в итоге ему поломали жизнь. Ваши с ней отношения — ваши с ней отношения. Но присмотритесь к ней внимательно. Не использует ли она и вас для чего-нибудь?..
        Разговор этот очень мне не понравился. В Голоденко-старшем, конечно, говорили чувства отца отставленного сына. Я хоть и сказал ему, что он несправедлив к Тамаре, ведь она замолвила словечко за Артура, но сам почему-то вспомнил, какой Котомка была в пионерском лагере, как ловко управлялась с подружками! «Психолог»,  — сказала тогда про нее моя напарница Зина, будущая жена.
        В самолет я садился с тревожным настроением в душе. Главное, подумал, чтобы оно не передалось пилоту и не проявилось в тот момент, когда «обнимая небо сильными руками, летчик набирает высоту».
        В Одессе мало что изменилось. Машина у племянника была та же, жена, по его словам,  — тоже.
        Меня он поначалу категорически не хотел узнавать в толпе авиапассажиров.
        — Гриша, не крути головой, я уже здесь,  — обратил я на себя его внимание. Григорий осмотрел меня с головы до ног, высоко подняв брови.
        — Боже мой, Вася! Что случилось? Где твои пышные усы? Почему ты выглядишь как светофор?.. Я даже боюсь спросить, не поменялось ли что-нибудь в твоем характере?..
        — Не бойся. Мне пришлось поменять только имидж. Конспирация, батенька. Это с одной стороны. А с другой — хочу, чтобы Элеонора сразу увидела во мне веселого, позитивного, жизнерадостного придурка и, стало быть, расхотела меня этой радости лишать. То есть жизни. Отменила свой заказ…  — Я рассказал Грише о своих последних приключениях.
        — Как видишь, мне фантастически везет,  — подытожил свое повествование я.  — Но на примере Колобка мы знаем, что это — до поры до времени….
        — Типун тебе на язык!.. Нет, Вася, я не думаю, что это Элеонора…
        — Увидим… Поехали. Где она сейчас живет? Ты говорил, у нее много квартир.
        — В центре.
        Сказать по правде, Элеонора выглядела неважно. Раньше дочь Богданыча была эффектной женщиной, о чем свидетельствовала ее бурная личная жизнь. Прежде мы виделись с ней лишь мельком. Пару раз вели короткие светские беседы. Я никогда не знал точно, в чем суть ее разногласий с отцом, но предполагал, что именно в ее разгульном бытии. То, на что Богданыч смотрел сквозь пальцы у Гриши, он не прощал родной дочери. «Быть может, ему хотелось своих внуков, которых дочь его лишила»,  — подумалось теперь.
        Речь моя к Элеоноре не то чтобы получилась краткой, она, можно сказать, вообще не состоялась. Едва открыл рот, объяснить ей, что получение наследства пуще всех удивило меня самого, и Элеонора наверняка считает несправедливым…
        — Брось, Вася,  — перебила она меня так бесцеремонно, словно мы с ней давно были на короткой ноге.  — Ничего я не считаю. Я и Грише говорила… Оставил отец тебе пансионат, значит, оставил. Пользуйтесь на пару с Гришей, радуйтесь жизни!
        — Но, Элеонора, видите ли…
        — Давай на «ты»,  — предложила она.  — Что мы как чужие?
        Я кивнул головой.
        — Видишь ли, у меня в последнее время случаются всякие неприятности… Да что там! Новоявленного наследника просто хотят убить, и только чудом я избегаю печальной участи.
        — А ну-ка поподробнее,  — велела Элеонора. Мне показалось, что я вижу глаза Богданыча: внимательные, серьезные, изучающие. Я рассказал все, от начала до конца. Гриша тоже слушал, затаив дыхание, хоть и во второй раз. Захотелось предложить ему повторить потом еще разок, на сон грядущий, если ему так понравилось. Только это не сказка…
        — Я не то что боюсь…  — подытожил я свое повествование.  — Нет, боюсь, конечно. Дураки не боятся. Просто я что хотел спросить? Я думал, может быть, ты, Элеонора, считаешь, будто я втерся в доверие к твоему отцу? Каким-то образом стяжал…
        Элеонора твердо посмотрела на меня.
        — Вася, не ходи вокруг да около. Спрашивай прямо, что хочешь… Ты думаешь, это я киллера наняла, что ли?!  — наконец догадалась она.  — О-ой! Ха-ха-ха!  — расхохоталась дочь Богданыча.  — Боже мой, мало мне грехов! И так черной вдовой прозвали. Троих мужей, дескать, уморила. Знали бы завистники, как весело жилось!.. Дело не в том. Ладно. Так.  — Она сосредоточилась.  — Вася, клянусь, я тут абсолютно ни при чем! И докажу. Не хотела о грустном… У меня — плохая болезнь. Онкология. Я в Израиле лечиться буду. Сюда на пару дней прилетела и — обратно. Так что, возможно, скоро, наоборот, вам еще добра подкину. Вот Гришке завещаю свою недвижимость, перед тем как самой в недвижимость превратиться, как сказал один юморист…
        Тут, разумеется, мы с Гришей в два голоса зашумели, мол, что ты, и не думай, тебе еще жить да жить!..
        — Ай, ладно!  — махнула она рукой.  — Спасибо вам! Еще побарахтаюсь!  — Она тряхнула кудрями.  — Ты, Вася, правильный, я поняла. Сумеешь пансионатом управлять. Так что дерзай. Уж если жива буду, да туго придется, без копейки не оставишь? А Гришку я люблю! Мы с ним похожи. Он такой же беспутный. Зато — добрый, как и его бабушка, отцова вторая жена. Царствие ей небесное! Последнюю рубашку с себя снимет и отдаст…
        Племянник начал было краснеть от сомнительной похвалы, но беседу нашу неожиданно прервал телефон, затренькавший у меня в кармане. Жена? Дочь? Или Тамара соскучилась?.. Глянул на дисплей: Банников! Сыщик!
        — Слушаю, Игорь Вениаминович, здравствуйте… Никуда я не пропал, спешно убыл в Одессу. Буквально на день-два. Вы же с меня подписку о невыезде не брали.
        Своим вопросом, последовавшим далее, следователь меня изрядно взволновал.
        — Знаю ли я таких молодых людей, Павла Бугрова и Михаила Вахрушева? Да, слышал от дочери о приключившейся с ними трагедии,  — отвечал я ему.  — Варвара моя с пацанами знакомство водила. Сам лично не встречался… Значит, преступление еще не раскрыто? Ваши коллеги, вероятно, отрабатывают депутатский след?
        — Пуля, которую мы нашли в вашей квартире, выпущена из того же пистолета, из которого были убиты школьники,  — информировал меня следователь.  — Что вы можете сказать по этому поводу?
        Что я мог сказать? Да, до этого разговора я ни словом не обмолвился сыщику ни о Гале Бирже, ни об этих пацанах. Не хотелось быть похожим на Пепе Длинный Чулок и Аспириновну в глазах полиции. Полиция-то свой вердикт по поводу падения тетушки вынесла: несчастный случай. Теперь подумал, зря не обмолвился. Нынче с меня за это взыщется.
        — У меня есть некоторые соображения по этому поводу,  — признался я капитану.  — Я завтра-послезавтра вернусь и все расскажу. Если в двух словах, то считаю, ребята погибли оттого, что шантажировали преступника, столкнувшего с лоджии мою родственницу. Один из пацанов жил в соседнем доме, почти напротив. Но ваши коллеги не нашли в гибели этой родственницы чьего-то злого умысла. Так, может быть, вы теперь получше поищите, Игорь Вениаминович?
        Банников записал фамилию Гали Биржи. Сердито посетовал на то, что я ему раньше всего этого не рассказал. Я подумал, что невольно подставляю Вику и Бориса, знакомых и соседей Биржи, которых по новой начнут проверять и перепроверять. А что бы они хотели? Не уберегли Галю!
        Поскольку Элеонора с Гришей смотрели на меня во все глаза, пришлось им рассказать то, что услышал от сыщика. Элеонора зачем-то спросила:
        — А эта, как ты ее называешь? Биржа?  — в Одессе не бывала?
        Тут дикая гипотеза прострелила мой мозг: «А правда? Что, если «санаторий», в котором отдыхала Галя Биржа, и «пансионат», полученный мной в наследство,  — одно и то же заведение?»
        «Если вдруг это так, что из этого может следовать?  — задался вопросом я.  — Черт знает! Ну, возможно, она какой-то разговор услышала. Кто-то делил наследство при живом еще, но уже сильно больном Богданыче? Или что-то подобное? Могла предупредить о заговоре настоящего наследника, то есть меня, если Богданыч, допустим, обмолвился ей про завещание… Правда, после возвращения из санатория и до гибели у тети бывшей моей жены было предостаточно времени, чтобы поговорить со мной, но она этого не сделала. Однако Зинаиде почему-то настоятельно советовала снова ко мне вернуться. Интересно…»
        — Поехали!  — скомандовал я племяннику.  — Куда? В «Черноморочку», конечно! Ты, Элеонора, навела на одну мысль, которую следует проверить!  — объяснил я хозяйке.  — Извини, придется прощаться. Желаю здоровья! Не из формальной вежливости, от души! Держись и не сдавайся!  — Я крепко по-мужски обнял дочь Богданыча…
        Все наши старания оказались напрасны. Я не смог найти в журнале регистрации фамилии Гали Биржи. Тут племянник спросил:
        — А не была ли она знакома с Богданычем? Тогда могла жить и без регистрации.
        Я хлопнул себя по лбу: конечно, она была знакома с Богданычем! Богданыч несколько раз бывал у нас в Нижнем и сиживал за одним столом с Галей Биржей, и общались они. А познакомились еще на нашей свадьбе с Зинаидой. Давно это было! И племянник, кстати, тоже присутствовал.
        — Надо получить фотографию Гали Биржи!  — Я уже набирал номер соседа Генки.
        — Здорово, Геннадий! Ты, надеюсь, дома со своей ногой? Нет, нога твоя ни при чем, особенно — левая. Потому что сейчас надо делать не то, что она захочет, а то, что я попрошу! Возьми, пожалуйста, ключ от моей квартиры. Ты, кстати, Валентина кормил? Нет? Вот заодно и покормишь! И воды ему налей. Нет, пива не наливай, пиво он не пьет. Он только с виду — плебей, а в душе — настоящий аристократ!.. В тумбе под телевизором найдешь желтый альбом с фотографиями. Увидишь снимки, где Варвара, дочь моя, с тремя бабушками по очереди фотографировалась. Маму мою ты знаешь, тещу тоже видел, их отложи. А вот третью бабушку — глаза такие, прищуренные — отсканируй и шли мне на «электронку». Запиши адрес…
        Получив от Геннадия, что хотел, я распечатал фото со смартфона на цветном принтере — такой, слава богу, в пансионате имелся,  — и мы с Гришей, как настоящие сыщики, занялись рутиной на «земле». Обошли всех горничных в надежде, что какая-нибудь узнает Биржу. По одесской традиции все они норовили на вопрос отвечать вопросом: «А кто это? Шо, она потерялась?» Или: «Это ваша невеста? Симпатичная какая».
        «Я похож на человека, у которого такая молодая девушка? Это дочь моя. Вы не на молодую смотрите, на бабушку!»  — просил я местного электрика. «Тю! Шо за интерес мне смотреть на бабушку? Я на девушку хочу посмотреть!.. Не видел я вашей бабушки здесь». Очень захотелось прочитать ему садистский стих про его коллегу, электрика Петрова, трагически погибшего при выполнении своих служебных обязанностей… Опрос прошел безрезультатно. Завтра, правда, должна была прийти вторая смена, послезавтра — третья. Я понял, что мое пребывание в Одессе затягивается. Впрочем, в Нижний спешить тоже не хотелось…
        Наутро племянник спросил меня:
        — Ну, ты с Элеонорой пообщался?
        — Гадаешь, не приснилось ли тебе это вчера?
        — Нет. Скажи, дядя Вася, ты когда-то являлся членом ДОСААФ? Нет? И уже не вступишь! Нет больше ДОСААФа! Того — во всяком случае. А вот вступить в наследство еще не поздно. Сегодня — в самый раз. Ты собирался это сделать, когда пообщаешься с Элеонорой.
        — Издалека зашел!  — усмехнулся я.  — Что же, пожалуй. Поехали, вступим…
        В шикарном офисе нотариуса нас встретил худощавый молодой человек в вытянутом джемпере, которого племянник назвал «пижоном в маминой кофте», пока тот не слышал. «Пижон» обрадовал нас, что Яков Лазаревич в отпуске. И пригласить его в офис, в виде исключения, ради клиента, прибывшего из другого города, более того — из другой страны, нельзя. Яков Лазаревич сам убыл в другой город, в другую страну. На историческую родину.
        — Лечиться?  — невольно вырвалось у меня.
        — Почему лечиться?  — удивилась «мамина кофта».  — Отдыхать. Вернется недели через две-три.
        Мы запытали «кофту», не может ли она заменить Якова Лазаревича? Оказалось — может. Но только по части делопроизводства. Не более.
        И что нам оставалось делать? Пожелав юному крючкотвору содержать документы в надлежащем порядке, пообещать ему вернуться по приезде Якова Лазаревича. Затем отправиться в «Черноморочку»…
        Второй день в пансионате показался повторением первого. Те же вопросы, предъявление фотографии, и тот же результат. В стороне маячил Пиф Валерич. Нам он не мешал, но своим видом давал понять, что, если понадобится,  — весь к нашим услугам. Гриша опять заговорил о том, что Пифа мне надо взять с собой в Нижний Новгород. Сыщик, судя по всему, охрану мне там не обеспечит.
        — Если не обеспечит, я к нему домой жить приду,  — заявил я.  — Скажу, что мне страшно. Он, кстати, тоже холостяк, пирушку закатим, девчонок позовем.
        — Это тема!  — повеселел племянник.  — Не поехать ли с тобой?
        — Неугомонный,  — сказал я. Сам же помрачнел. Вспомнил Тамару. Почему она все-таки не сказала мне, что ходила к Банникову? Того, что я обещал ей забрать заявление, показалось недостаточно? Отправилась сама хлопотать за Артурчика?.. И что за дурные дела приписывает ей его папаша? Небось компаньон, который проворовался, сбил девчонку с панталыку, она и нагородила чего-нибудь с отчетностью. Сколько ей лет тогда было?..
        Третий день вопросов и ответов также ничего не дал. Но одна дамочка вспомнила, что самый лучший номер Богданыч держал для своих личных гостей. И его убирала Викторина, ветеранша пансионата. Она сейчас на больничном. Все в море купалась с лета. Планировала всю зиму не прекращать, но неделю пропустила и схватила воспаление легких.
        — Ты бы так смог?  — спросил меня Гриша с гордостью за Одессу.
        — Зимой в море искупаться? Легко!  — ответил я.  — Только на берегу баню поставить с парной плюс немного огненной воды на грудь.
        — Так любой сможет.
        — Не скажи.
        Викторина, женщина не настолько еще пожилая, чтобы своим видом оправдывать звание «ветеранши», которым ее наградили, показалась мне слишком худой по меркам Одессы. Потому что я уже насмотрелся до этого на других одесских женщин. Она сперва оглядела нас, склонившись в одну сторону, затем — в другую, после чего заявила, чтобы мы хорошего настроения от нее не ждали. Она устала болеть. Предложила нам пройти и присесть, потому что стоять ровно ей тоже тяжело. Я испугался, что нам еще много чего предстоит узнать про хозяйку квартиры, прежде чем удастся добраться до сути, но Гриша вовремя подсунул ей фотографию.
        — А, эта!  — сразу узнала больная «ветеранша» Галю Биржу.  — Конечно, я ее видела. Каждый год приезжала, вскоре после Дня освобождения Одессы.
        Я понял, что речь идет о первом сентября.
        — И что, ее больше никто не узнал?  — спросила наша собеседница.  — Странно. Она в макияже, конечно, выписывала, молодилась…
        «Тетя Галя в макияже была?  — подумал я.  — Чего только не услышишь! Впрочем, как завсегдатай сайта знакомств я должен понимать: для кого — бабушка, а для кого — девушка».
        — А это точно была она?  — спросил на всякий случай.
        — Молодой человек! Мои глаза пока что всегда со мной… Я их и на ночь в стакан не опускаю, как зубы.
        Я хотел заметить, что некоторые глаза на ночь заливают. А есть такие, которые и с утра, но решил, что к почтенной Викторине это не может иметь отношения.
        Племянник выразительно посмотрел на меня и тихонько воскликнул:
        — Йес!
        — А зачем она вам понадобилась?  — спохватилась наша помощница.
        — Странно. Все почему-то задавали этот вопрос в начале разговора,  — удивился я.
        — Я же вам объясняю, устала болеть! Тут кто хочешь порядок перепутает!
        — Эта бабушка — моя родственница,  — пришлось объяснить мне.  — Необходимо разобраться в ее делах. У Богданыча уже не спросишь.
        — Так у нее самой спросите!  — эмоционально посоветовала «ветеранша».  — Или что, она такая персона, что не подъедешь?
        Я вздохнул:
        — Не персона, но у нее, к сожалению, уже не спросишь тоже.
        — Прости, господи!  — правильно поняла меня Викторина и, отвернувшись, машинально перекрестилась на угол. В углу висел портрет Пола Маккартни. «Он, конечно, поп-идол, но все же как-то…»  — подумал я. Женщина, обнаружив свою оплошность, плюнула себе под ноги и еще раз сказала: «Господи, прости»…
        — Видишь, не зря три дня потеряли!  — просиял племянник, когда мы вышли от Викторины.  — Бывала здесь твоя Биржа! Глаза красила, хотела Богданычу понравиться. Он же вдовцом был…
        — И, судя по всему, не раз гостила,  — согласился я.  — А скромный Богданыч даже не обмолвился, что родственники моей жены пользуются его гостеприимством… Понравиться — вряд ли, но дружеские отношения у Богданыча с Галей вполне могли сложиться,  — сделал вывод я.  — Богданыч всегда питал интерес к людям, любил пообщаться. Не говоря о том, что среди вас, одесситов, молчуны вообще редко встречаются.
        — Это точно,  — согласился племянник.  — Кто не общается с людьми, тот начинает разговаривать сам с собой, а там уже и до диагноза недалеко… Что думаешь делать, дядя Вася?  — спросил он потом.  — Будешь ждать здесь нотариуса?
        — Какое там! Надо возвращаться,  — посетовал я.  — Родственники хватятся. Придется прилетать еще раз… Я знаю, что ты опять скажешь! Просить начальника охраны пансионата поехать со мной я не могу, Гриша. С какой стати? Я еще не вступил в свои права. А платить человеку мне нечем — поиздержался в последнее время.
        — Вася, твоя скромность может тебя погубить. В прямом смысле причем. Ты это понимаешь? Конечно, типун мне на язык…
        — Ничего, Гриша, прорвемся. Дай мне знать, как нотариус вернется. И еще знаешь что? Может, ты попробуешь деликатно узнать, кто стоит в очереди за наследством после Элеоноры, если она вдруг, не дай бог… не поправится?
        Даже в сотый раз летая в самолете, все равно испытываешь эмоциональный подъем после его приземления, словно пережил приключение. Спустившись по трапу, я включил мобильник, и тот немедленно зазвонил.
        — Василий Сергеевич? Долетели?  — услышал я в трубке голос капитана Банникова.
        — С божьей помощью,  — ответил ему.  — Самолет, оказывается, в полете так крыльями машет! Энергичнее, чем взволнованная женщина. У меня иллюминатор был напротив крыла.
        Банников пропустил мимо ушей мое ценное наблюдение.
        — Не берите такси. Я вас встречаю на выходе из аэровокзала.
        При виде сыщика я невольно улыбнулся. Пусть теперь какой-нибудь знакомый, завидев меня, попробует воскликнуть: «Какие люди и без охраны!» Ошибется. Вот она — охрана. «Розовые лица, револьвер желт. Моя милиция меня бережет…» Сев в машину, я приготовился в очередной раз рассказывать сказку про белого бычка, краткое содержание которой уже изложил следователю по телефону из Одессы, но Банников неожиданно сам выступил в роли рассказчика.
        — Вы знаете Геннадия Панкратьева?  — спросил он.
        — Своего соседа?  — уточнил я.  — Как я могу его не знать?
        — В наше время такое случается сплошь и рядом,  — заверил Банников.  — Люди больше дружат в социальных сетях.
        — Хм! Пожалуй,  — согласился я, с недавнего времени сам продвинутый пользователь.
        — На Панкратьева было совершено нападение несколько часов тому назад.
        — Как?  — воскликнул я и чуть не добавил: «Еще одно?»  — Где?
        — На лестничной площадке, возле квартиры.
        — Возле его квартиры?
        — Скорее — вашей. По словам Панкратьева, он собирался к вам, чтобы покормить кота. Это произошло поздним вечером…
        В голове мелькнула мысль, что Валентин без меня питался когда попало. «Поздним вечером!»
        — …Панкратьев вышел на лестничную клетку и увидел на пороге вашей квартиры человека, пытавшегося отпереть дверь. Не успев даже спросить, кто он, собственно, таков, Панкратьев получил по голове и потерял сознание. Потерпевшего нашла обеспокоенная его длительным отсутствием супруга, Людмила. Вы с ней тоже знакомы?
        — А то как же! Ее стараниями у меня и появился Валентин, этот самый кот.
        — Валентин?  — удивился сыщик.  — Странное имя для кота.
        — Имя Васька для кота вы, конечно, не считаете странным?
        — М-да,  — спрятал улыбку следователь.
        — Генка… то есть Геннадий Панкратьев рассмотрел нападавшего?
        — Нет. На площадке у вас было выключено освещение. Очевидно — преступником. Однако те приметы, которые все же успел отметить Панкратьев, нам с вами знакомы. Кожаная куртка, короткая борода…
        «Приключения встречают меня в родном городе с распростертыми объятиями»,  — подумал я.
        Когда мы поднялись на ту самую, нашу общую с Панкратьевыми лестничную площадку, где, по словам Банникова, недавно разыгралась трагедия, сыщик позвонил в квартиру соседей. Открыла Люся.
        — Ага, идем,  — сказала она. Очевидно, Игорь Вениаминович обо всем договорился заранее.  — Здравствуй, Василий.
        — Здравствуй, Людмила.
        — Здравствуй, Василий,  — как эхо повторил нарисовавшийся за спиной супруги Генка. К ноге в гипсе у него добавилась повязка на голове. Голос соседа звучал притворно-болезненно, на губах была улыбка. «Самоирония — это хорошо. Значит, жить будет»,  — подумал я. Уже во второй раз Генка страдал из-за меня, по-видимому.
        — Привет, Гена,  — пожал ему руку.  — Вы с Людмилой, наверное, уже не единожды пожалели, что определили ко мне Валентина? Доброта наказуема.
        — Серьезно?  — спросил Геннадий.
        — А то!  — заверил я его.  — Вспомни, что сделали с Тем, Кто любил всех людей!..
        В присутствии соседей и полицейского я вскрыл квартиру и, осмотрев ее, доложил, что все вещи как будто на месте. В том числе некоторая сумма денег в верхнем ящике стенки. Значит, у меня дома в этот раз злоумышленник побывать не успел.
        — Тебя уже во второй раз пытаются ограбить, Василий?  — спросил Генка. Очевидно, прошлая история разошлась по умам, как и следовало ожидать. Я хотел ответить, что меня пытаются не только ограбить — это было бы еще полбеды, но решил не пугать соседей. Лишь пожал плечами, мол, такие настырные жулики.
        — У меня и брать-то нечего,  — заверил всех присутствующих я.  — Вот его разве что.  — Я поднял на руки Валентина, тершегося о мои ноги, хвост трубой. Не злоупотребляя терпением своенравного котика, опустил его на пол и предложил гостям выпить чаю с одесскими конфетами, которые достал из сумки. Люся пыталась Генку осадить: «Тебе, может, крепкий чай сейчас нельзя?» Но, услышав от супруга, что он и вправду лучше выпьет немного пива, позволила: «Нет уж. Раз так, пей чай».
        Генка рассказал мне более живо, чем следователь, свою грустную историю.
        — Выхожу, стоит этот хмырь перед твоей дверью, в замке ковыряется. Только рот открыл, спросить, какого хрена?  — как даст мне под дых с разворота! Рука — точно бревно! Я согнулся, а он — сверху по шее! И все, вырубился я. Очнулся, когда Люся стала тормошить. «Скорую» вызвала. «Сотряс», говорят, похоже.
        Банников при соседях особо не разговаривал, а когда они ушли, попросил меня рассказать все про гибель Гали Биржи. Его интересовали не только факты — их он узнал от коллег из Приокского РОВД,  — но и мои собственные соображения тоже, что мне, конечно, польстило. Я поведал во всех подробностях про погибших пацанов, про музыкальную студию в клубе Чехова, в общем,  — про все. Он чего-то черкал в своем блокноте.
        Спросил сыщика, отпущен ли Артур? Тот ответил, что нет, поскольку заявление я не забирал. Я подивился такому формализму, ведь я же говорил Банникову, что заберу! Давно бы уже порвал да отпустил пацана… Решил, что следователь этим потешным киллером, вероятно, втирает очки начальству. Других подозреваемых у него не имеется.
        Неожиданно Банников, по-особому взглянув на меня, спросил, хорошо ли я знаю свою подругу, Тамару Кошелеву?
        — А что?  — сразу насторожился я.
        — Да нет, ничего,  — замялся вдруг Банников, что на следователя было не похоже.  — Я об этой истории. Может, она, то есть Кошелева, действительно давала повод для ревности Артура Голоденко?
        — Конечно, давала!  — согласился я.  — Тем, что встречалась со мной. Или вы хотели предположить, что она работала на два фронта?  — по моей интонации сыщик должен был догадаться, как я отношусь к его вопросу. Кажется, он сознавал, что выходит за рамки следственного интереса.  — Я знаю Тамару вот с таких,  — отмерил я ладонью рост чуть выше стола. И рассказал ему историю про пионерский лагерь. Следователь задумчиво кивал. Странно, но мне показалось, что он эту историю уже знает.
        Перед уходом он спросил, у кого еще есть ключи от моей квартиры? Пришлось признаться, много у кого. У дочери — само собой, у бывшей жены, у матери, у соседа Геннадия… Оставляя меня одного, отдыхать с дороги, Банников объявил, что надолго со мной не прощается. Он ушел, а я сразу вспомнил, в какой нервозности покидал свою квартиру в прошлый раз, и беспокойство тут же вернулось. Преступник снова хотел ко мне проникнуть! Отчаянный наглец! Не мог не понимать, что бдительность жильцов нашего подъезда резко возросла после его первой попытки, и все равно полез!..
        Замок следовало поменять, конечно, и я нашел в Интернете мастера. Специалист был предупрежден заранее, что хлопоты по покупке нового запорного устройства ему тоже придется взять на себя (выходить из дома одному мне совсем не хотелось). Он не возражал. Любой каприз за мои деньги!.. Одним «капризом» я не ограничился и по окончании работы попросил мастера еще подбросить меня на своей машине поближе к центру. Там пересел на маршрутку и добрался до Тамары.
        Увидев ее автомобильчик на обычном месте, возле подъезда, обрадовался. По логике, моя подруга должна была находиться дома. Специально не звонил ей заранее, чтобы явиться сюрпризом.
        Трубку домофона в Тамариной квартире сняли, но я не услышал в динамике голоса. Возможно, он прозвучал до того, как трубку поднесли к губам, такое бывает. Доложил неведомо кому, что пожаловал пионервожатый. «Мышь» запищала, магнит с характерным щелчком «отпустил» дверь.
        Войдя в подъезд, я услышал, как хлопнула дверь Тамариной квартиры,  — насколько я успел изучить этот звук. Послышались шаги, и показались две дамы, спускающиеся вниз по лестнице, то есть мне навстречу. Откровенно сказать, я принял бы их за девиц легкого поведения, у которых нынче выходной, поэтому обошлось без мини-юбок и высоких сапог. В остальном… Красивые, стройные, наглые! Одна уставилась на меня совершенно откровенно, состроив улыбку. Я, признаться, слегка даже смутился!! Вспомнилась Вика и… эмансипация.
        — Не смущай дяденьку, коза!  — Нахалку подружка слегка толкнула в спину.
        — За козу ответишь!  — беззлобно бросила та через плечо, проходя мимо меня.
        У меня даже шутки не нашлось на эту выходку. Почувствовал, как краснею. А девицы дошли до нижней площадки, тихо перебросились парой фраз и захохотали, ускоряя шаг. Та, что лыбилась, еще раз посмотрела на меня.
        «Ну и молодежь пошла!»  — разыграл я сам для себя пародию на старикана. Однако память вернула портрет той, что бесцеремонно пялилась на меня, и я подумал, что, впрочем, не так уж эти дамы и молоды. Но выглядят дразняще привлекательно!
        Тамара дверь не распахнула мне навстречу вопреки традиции, пришлось звонить. Дверь без вопросов отворила тетя Таня. Поскольку ключ в замке не проворачивался, я понял, что дверь была не заперта. Стало быть, девицы действительно вышли отсюда.
        «Это что, ученицы у тети Тани такие, что ли?»  — остался я в недоумении. Я ведь записал Тамарину тетю в учительницы, хотя на самом деле так и не удосужился спросить у Котомки о бывшей профессии ее родственницы. Сейчас-то тетя на пенсии, судя по всему….
        — Здравствуйте. А Тома есть?
        — Ее нет,  — сказала тетя Таня после паузы, пристально глядя мне в глаза. Я с первого дня отметил ее особенность вот так смотреть. Будто каждое сказанное ею слово является небольшой провокацией, и ей любопытно, как на провокацию отреагирует собеседник?
        Я соображал, что же мне делать? Спросить, где Тамара? Сама тетушка, похоже, информировать не собиралась — держала паузу, как хорошая актриса. Или откланяться? Произнести ничего так и не успел, тетя Таня пригласила:
        — Проходи.
        Так сказала, будто и я — один из ее учеников.
        — Спасибо,  — поблагодарил я, входя внутрь прихожей.
        — Подожди. Она скоро появится,  — произнесла тетя Таня, все так же глядя мне в глаза и будто ожидая: ну а сейчас спрошу, где Тамара, или не спрошу?
        — Да, спасибо.  — Я решил не спрашивать. Придет Котомка и сама объяснит.
        — Чаю?  — предложила хозяйка. И опять этот взгляд, будто проверка: испугаюсь я или нет. Меня эта игра, кто кого переглядит, в которой я на самом деле не собирался участвовать, стала смешить, и появилось желание выступить с ответным номером.
        — А покрепче ничего нет?  — спросил я.
        Тетя Таня улыбнулась одними уголками губ и ответила, не отводя взгляда:
        — Найдется и покрепче.
        Она прошла в кухню, я — за ней. Из бара на стол была выставлена початая бутылка коньяка. Почему-то я сразу поверил, что содержимое соответствует тому, что написано на этикетке. Такой коньяк я мог себе позволить разве что раз в году по особо торжественному случаю. Поскольку я знал, что Тамара спиртного избегает, стало быть, напиток — из личного запаса тетушки. «Интересная у моей подруги тетя все-таки»,  — подумалось мне. Тетя положила на стол свой смартфон, который, оказывается, держала в руке, и я оценил его тоже. Что в бутылке окажется не дешевый коньячный спирт местного разлива, уверился окончательно.
        Однако оценить сумел только первый глоток, потому что после вопроса тети забыл и что пью, и чем закусываю.
        — Как наследство?  — спросила тетя.  — Оформил?
        Она продолжала называть меня на «ты», как школьника, и я, вот забавно, действительно ощущал себя словно за партой, за которую она же меня и усадила.
        — Не оформил еще. Оформитель уехал в отпуск — нотариус.
        — Думаешь, сам уехал или… попросили уехать?  — тут же заставила меня тетя отбросить притворную безмятежность.
        — Кто попросил? Зачем?
        — Кто-то же не хочет, чтобы ты вступил в наследство.
        — С чего вы взяли?
        Тетя Таня опять молчала, и, должен признать, у нее это получалось — так молчать, чтобы сделалось понятно, что ответа на самом деле не требуется.
        — Ну да, Тамара вам все рассказала. Она с вами откровенна, это ее право. Я с нее клятвы молчания не брал. Только я сам не знаю, с чего все мои неприятности идут, понимаете? Есть разные версии.
        Тетя Таня усмехнулась:
        — Брось. Когда человеку светит наследство, смешно думать, что его неприятности могут быть связаны с чем-то еще!.. Ты оформляй все поскорее, иначе этот фарт пройдет мимо тебя. Вот мой совет. А кто воду мутит, потом разберешься.
        Я задумался над тем, что сказала Тамарина тетя, но не надолго. Вернулось недоумение по поводу отсутствия ее племянницы. Куда Тамара отправилась? Раз без машины, то, скорее всего, недалеко. Однако время шло, а ее все не было. Я несколько раз пытался ей звонить, но безрезультатно. Абонент — не абонент. Не понимал, телефон-то она для чего выключила? Или в подвальчике каком-то сидит, где телефон сигнал не ловит? Кофе пьет, музычку слушает… с кем-то? А может, и не кофе? Может, вино она только со мной не пьет, по старой памяти — вожатый все-таки, а с другими не отказывается?.. Я понял, что хоть и добился у Тамары успеха довольно быстро, неожиданно для себя, но в плане меня помучить у нее еще ничего не упущено.
        Я видел, что тетя Таня, которая оставила меня сразу после разговора про наследство (странный разговор!), тоже слегка волнуется. Что-то пошло не так, как она предполагала. Она ведь твердо заявила мне поначалу, что Тамара «появится», чтобы ждал, но Тамара все не «появлялась». Слышал, как тетя кому-то звонила, о чем-то разговаривала, но слов было не разобрать. Она вела разговор в своей комнате, а я находился в «нашем» с Тамарой кабинете.
        В кармане вдруг тренькнул и завибрировал телефон — пришла эсэмэска. Оператор сотовой связи сообщал мне, что абонент, с которым я безуспешно пытался связаться, снова в сети. Я тут же набрал «абонента». Услышал слабый голос Тамары.
        — Да.
        — Ты где пропала? Я обзвонился!
        — Я нашлась,  — сообщила она.  — Ты еще в Одессе или вернулся уже?
        — Я сижу в твоем кабинете.
        — А! Я скоро буду.
        «Голос у нее какой-то не такой,  — отметил я. Но расспрашивать по телефону не стал.  — Сейчас приедет и все расскажет». Стал тупо смотреть в окно, ожидая ее. Наконец подъехало такси. Тамаре кто-то помог выйти из машины. Я зря напрягся. Увидел, что это женщина. Показалось даже — одна из девиц, что встретились мне на лестнице. Но уверен не был. В квартиру провожатая не вошла. Тамара появилась одна. Увидев ее, я ужаснулся! Куртка и джинсы перепачканы, на лице, под глазом,  — синяк, на губе — кровоподтек.
        — Боже! Что с тобой?  — воскликнул я.
        Она поспешно отвернулась.
        — Не смотри на меня! Зачем ты свет включил? Надеялась в ванную прошмыгнуть незаметно. Хотя бы умыться…  — Она провела рукой по джинсам, в которые въелась грязь.  — Зараза! Не оттирается.
        — Что произошло?
        — На меня напал какой-то псих.
        — Какой? Кто?!
        — Не знаю. Больной какой-то. Угрожая пистолетом, затащил в машину.
        — И что было дальше?
        — Завез куда-то за город, в деревенский дом. Я отбивалась, но он все же привязал меня к стулу и, кажется, хотел изнасиловать, но не успел. На шум появились люди — соседи наверное?  — Тамара посмотрела на тетю Таню, молча стоявшую на пороге своей комнаты.  — Они освободили меня и проводили. А псих куда-то делся.
        — Он с тобой точно ничего не сделал?!
        — Нет, нет! Но он меня лапал. Я должна пойти в душ. Легко отделалась…  — Она затравленно улыбнулась.
        «Ни фига себе, псих! С пистолетом!  — подумал я.  — Может, это тот самый? Только прежде он признаков безумия как будто не выказывал. Скорее, наоборот — редкое хладнокровие…»
        Пока Тамара принимала душ, я ломал голову, что все это значит? Действительно «простое» нападение сумасшедшего или опять как-то связано со мной? Скорее был готов поверить во второе. Поэтому, едва Тамара вышла из ванной, закутавшись в халат, я стал приставать к ней с расспросами. Не выдвигал ли нападавший каких-то требований? Не говорил ли что-нибудь про меня?
        — Да нет же. Просто какой-то чокнутый. Давай не будем больше о нем! Расскажи лучше, как ты слетал в Одессу?..
        Я чувствовал, что Тамара чего-то недоговаривает, но расспрашивать ее бесполезно. Передал ей свой разговор с Элеонорой. Мне хотелось рассказать ей про встречу с отцом Артура… И тут меня будто прострелило! Кажется, догадался, кто ее мог так разукрасить и почему она молчит!
        — Ну ладно,  — сказал ей голосом, который самому показался фальшивым.  — Тебе, наверное, надо отдохнуть после всего? Я поеду домой.
        — Да, спасибо,  — согласилась она.  — Приезжай завтра. Я приготовлю что-нибудь вкусненькое. Может, сходим прогуляться по набережной?
        — Заметано,  — согласился я.
        Едва вышел на улицу, глянул на время. Поздновато было, конечно, но ничего. Набрал Банникова. Его собственная профессия наверняка приучила к звонкам в разное время суток.
        — Игорь Вениаминович? Здравствуйте! Извините за поздний звонок. Не спите еще? Скажите, пожалуйста, Артура освободили? В котором часу? Спасибо. Зачем спрашиваю? Обещал Тамаре. Она за него волнуется,  — последние слова произнес с иронией.
        Все совпадало! Я нашел телефон Виктора Александровича Голоденко в списке входящих звонков в своем смартфоне. Мужчина с хорошим баритоном откликнулся сразу. Очевидно, еще не почивал. Я уточнил, дома ли его сын, и напросился на короткий визит. Отказать мне он не мог, зная, что от меня пока еще кое-что зависит в судьбе его отпрыска.
        Ехать было недалеко. Элитный дом находился в исторической части города, поблизости от домика Каширина. «Эх вы-и-и!»  — вспомнилось известное восклицание старика. Вид здание, где проживали папаша и сынок Голоденко, имело соответствующий, чтобы вызывать комплекс неполноценности у обитателя «хрущоб», занесенного какой-нибудь нуждой в центр: шлагбаум, охранник, все дела. Объяснил секьюрити, что меня ждут. Тот проверил, действительно ли это так, и пропустил. Поднявшись в лифте, позвонил в нужную дверь. Открыл отец. Сын маячил у него за спиной в прихожей, размерами больше похожей на гостиную. Я сразу обратил внимание на ссадину у парня на лбу. Лично я его по этому месту не прикладывал. Не глядя на отца, сразу обратился к сыну:
        — Ну, что же ты, Артур? Поднять руку на женщину — это как называется? Ты бы меня пригласил, выпустить пары. Я бы тебе не отказал…  — Я сделал шаг вперед.
        — Подождите, подождите!  — преградил мне дорогу отец.  — Объясните, что значат ваши слова?
        — Пусть сын вам все объяснит!
        Отец обернулся к Артуру. Я видел, что глаза у Артура стали такие же удивленные, как и у отца.
        — Я ничего не понимаю,  — сказал он.  — Что вы от меня хотите?  — Сейчас «потешный киллер» казался настолько молодым — просто подросток! Как у него вообще наглости хватило на меня нападать?! Боевиков насмотрелся по телику?
        — Ты сегодня вышел из изолятора, так?  — попытался я припереть его к стенке.  — Сразу позвонил Тамаре, назначил ей встречу. Скажешь, нет?!
        — Ничего я ей не звонил! И встреч не назначал…
        — Постойте. Это Тамара вам сказала?  — спросил Голоденко-старший.
        — Ее что, избили?!  — догадался сын.
        — Хочешь сказать, это не ты? Откуда у тебя ссадина на лбу?
        — Конечно, не я! Ссадину мне в изоляторе поставили.
        — Это она вам наговорила на моего сына?  — настаивал на своем отец.
        — Папа, подожди! Я сам разберусь!  — попросил его Артур. Мне показалось, что Артур не притворяется. Он был удивлен и, похоже, в самом деле ни при чем.
        — Тамара как раз молчит,  — сказал я ему,  — и я подумал, потому и молчит, что это — твоя работа.
        — Чтобы я на нее руку поднял?! Да вы что! Я поеду сейчас к ней и узнаю, кто это сделал!
        — Нет!  — воскликнул отец.
        — Не надо к ней ехать,  — поддержал я родителя.  — Сейчас она отдыхает. Время позднее… Если вы действительно ничего не знаете,  — после паузы сказал я,  — то мне остается только принести свои извинения. Согласись,  — я посмотрел на Артура,  — что у меня был повод посчитать тебя человеком вспыльчивым!
        Артур промолчал.
        — Еще раз извините. До свидания.
        Очевидно, озарение мое оказалось ложным. Подумал, покидая элитную многоэтажку, что придется допросить Котомку с пристрастием, кто на нее напал. Оставлять этого так нельзя… Почему отец Артура на нее бочку катит? Что за история? А она еще выгораживает его сынка!
        Шагая по тротуару в центре города, где ночью было людно, как в канун Нового года, я недоумевал, глядя на улыбающиеся лица. Этим людям завтра на работу не надо, что ли? Мне-то было не надо, как я сам для себя решил. И за это, конечно, еще предстояло встретить взгляд компаньона, Васи Голобородова, исполненный укора. Сколько раз он за то время, что я пропадаю неизвестно где, съездил на склад? Давно, давно отработал свой аквапарк! Голобородову светит полноценный внеочередной отпуск, думал я, за все его подвиги. И чувствовал себя готовым даже ему этот отпуск организовать. А может быть, и кое-что получше, чем отпуск. Только прежде требовалось разобраться со своими проблемами. Иначе проблемы «разберутся» со мной. Не хотелось бы, конечно… Очень неуютно жить стало в родном городе. Главное, был бы я в чем-то виноват! Впрочем, если пансионат мой — мой ли?!  — ни при чем, и дело лишь в гибели Гали Биржи, то виноват. В нездоровом любопытстве. Сунул нос не в свое дело, решил поиграть в сыщика. Писал бы себе на бумаге детективные романы и горя не знал! На рукописи, что лежит на письменном столе, слой пыли,
вероятно, в палец толщиной уже накопился!..
        «Нет, но чего эти обыватели улыбаются?  — все бурчал мысленно я.  — Одни счастливые парочки вокруг, будто День святого Валентина на дворе или, как минимум — Татьянин! Я бы тоже с удовольствием прогулялся по ночной площади Горького, прошелся по Большой Покровской, освещенной романтически-желтыми фонарями, да вот беда — не с кем. Любимую девушку кто-то избил, и я даже не знаю кто. А она, кажется, знает, да молчит. Но это не Артур. И чего я к нему кинулся? Куда подевалась рассудительность у сочинителя детективных романов? Парень только что вышел из СИЗО, где ему, кстати, поставили ссадину на лбу, то есть не курорт, и что? Он сразу ринулся наживать новые неприятности? Вряд ли…»
        С утра решил ехать к Тамаре, а пока следовало где-то переночевать. Идти домой что-то не хотелось. Вспомнил! У меня же ключи от маминой квартиры в кармане! Там-то, понадеялся, меня не ждет засада!..
        У матери дома глаз порадовала абсолютная чистота. Судя по перестановке некоторых предметов — наведенная чужими руками. При том, что потолки в ванной комнате и на кухне сияли свежей белизной. На столе лежала записка от Саши — Шамсии. «Да, да, надо рассчитаться и забрать тот комплект ключей, что ей давал…»  — согласился я с автором записки.
        Напившись чаю с печеньем, найденным у мамы в буфете, разложил кресло-кровать и, завалившись, принялся изучать рельеф потолка. Сон не шел. Не оставляло чувство, будто я что-то упустил. Не сделал какое-то дельце, которое должен был. Если бы я последнее время проводил на работе, а не вне ее, в самых различных местах, я бы так и решил, и полез бы в записную книжку. А так… Впрочем, подумал, хуже не будет. И — вот оно! Нашел! «Возвращение Талого»,  — записано у меня в смартфоне, и — дата. «Талый»  — это Тальников, товарищ погибших пацанов. Дата? Завтра! То есть уже — сегодня. Чуть не пропустил! Готов был поспорить, капитан Банников не собирается встречать парнишку в аэропорту.
        Ничтоже сумняшеся набрал номер Олега-музыканта. В сравнении с тем, чего мне стоила его болтливость, разбудить болтуна среди ночи — такая малость! Возможно, именно по его милости я вообще дома ночевать теперь боялся!
        Олежек, видать, так глубоко спал, что долго никак не мог понять, кто ему звонит и где он сам находится, откуда его вытащили, из какой фантасмагории, и где явь? Наконец до него дошло, что я — это я и интересуюсь, как выглядит внешне Вован Тальников.
        — А! Тальников! Да. Худощавый такой, невысокий. Глаза черные-черные,  — описал Олег внешность того, кого я просил.
        — Прямо такие черные?  — обратил я внимание на эту деталь.
        — Аки уголья!  — повеселел музыкант, кажется, окончательно проснувшись.
        — Спасибо. Спи дальше,  — разрешил я.
        Самолет прилетел рано утром. Я был тут как тут. Затесавшись в толпу встречающих, принялся внимательно разглядывать загорелые физиономии отпускников. Парень, подпадавший под приметы, названные Олегом, нашелся всего один. Ошибиться было сложно. Я дождался, пока его семейство получит свой багаж… Мама, папа и сын покатили три чемодана на колесах. Небось шмотками затарились! Я шагнул навстречу.
        — Извините, можно вас спросить?  — обратился к главе семейства, соблюдая субординацию. Встретил пренебрежительный взгляд человека, готового торговаться за копейку с извозчиком.  — Я не насчет такси.
        Получив ответ: «Да»,  — перевел взгляд на сына:
        — Ты — Владимир Тальников?
        — Да-а,  — с удивлением подтвердил паренек, явно не понимая, кто я такой, но на всякий случай пугаясь. «Небось пока учился в школе, родителей частенько вызывали»,  — подумалось мне.
        — Ты знаешь Пашу Бугрова и Мишу Вахрушева?
        — Знаю.  — Черные глаза его забегали.  — А что?
        — Разговор тяжелый.  — Я вздохнул и посмотрел в сторону.  — Они оба погибли.
        — Как… погибли?  — Паренек начал бледнеть.
        — Их убили.  — Я рассказал в двух словах, как именно это произошло.
        — Так вы из милиции?  — спросил меня отец.  — В смысле, из полиции?
        Мать, как прикрыла рот ладонью, услышав слово «погибли», так и стояла с прижатой к губам рукой.
        — Я не из полиции. Просто я догадываюсь, из-за чего убили ребят. Один из них случайно заснял на телефон, как совершалось другое преступление. Женщину сбросили с балкона. Эта женщина — моя родственница. Похоже, пацанам пришла на ум рискованная идея — шантажировать убийцу. Но тот их перехитрил, если это слово здесь уместно.
        Я внимательно следил за выражением лица Владимира. И понял, он что-то знает точно! Все так и было, как я сказал!
        — Пока эта запись не попала в руки полиции, преступник не изобличен, тебе угрожает опасность,  — предупредил я его.  — Ты знаешь, где запись хранится?
        Он вдруг улыбнулся. И улыбка эта мне очень не понравилась.
        — Нет,  — сказал он.  — Я ничего такого не знаю.
        Не берусь судить, насколько хороший я психолог. В психологии у нас все разбираются, как и в политике, в педагогике… Мне вдруг стало очевидно, что он не только знает, но сам же и придумал насчет шантажа! По глазам его увидел! Друзей подбил не тянуть с выполнением замысла, а сам укатил с «предками» отдыхать. Подставил друзей, по сути. Но теперь не только не раскаивается, но мысленно еще и ругает их. Мол, верное дело провалили… Я собрался с духом, чтобы расколоть его. Даже рот открыл, но тут вмешался папаша. Вероятно, задело за живое, что для главы семейства он слишком долго молчит. Так и авторитет главы потерять можно!
        — Постойте!  — возопил он.  — Если дело так серьезно, то почему им занимаетесь вы, а не полиция?!
        — Полиция тоже занимается. Только — не спеша, как она умеет. А мне ждать некогда, знаете ли. На меня на самого уже нападали!.. Хотите ждать, пока полиция разберется? Пожалуйста. Но, повторяю, вашему сыну угрожает опасность, пока преступник полагает, будто Владимир может знать, где хранится изобличающая преступника запись,  — еще раз разжевал им.  — Заметьте, что в аэропорту вас встречаю я, а не полиция. Потому что полиция не считает, что есть повод для беспокойства, а я считаю…
        Может, я и убедил бы отца, но в этом месте моей речи перемкнуло мамашу. Она отняла ладонь ото рта:
        — Так, Сергей! Поехали! Звони Петру Анатольевичу! Что такое происходит? Почему нас здесь пугают?..
        Мне хотелось заверить ее, что если их станут пугать не здесь, а в других местах, как меня, то станет гораздо страшнее, но я промолчал. Понял, что перегнул палку. Попытался объяснить, что не хотел никого стращать, а желал только предостеречь, но тщетно. Они поймали такси. Я видел, что провалил переговоры. Анализировать свои слова не стал. Что толку? Сел в экспресс. Что делать дальше, понятия не имел. Почему-то прежде я надеялся, что сумею вытянуть из этого парня что-нибудь ценное. Теперь же, вспоминая его лживые глаза, понял, что, возможно, не вытянул бы, даже если бы не было рядом родителей. При них — тем более. Судя по всему, это не те люди, которые приучали ребенка с детства говорить правду людям. Скорее — наоборот. Не надо быть доверчивым! Лучше думать о том, как заработать денег на три чемодана шмоток! И иметь в знакомых «Петра Анатольевича». «Интересно, кто это?  — подумал я.  — Полицейский начальник? Впрочем, какая разница?..»
        Экспресс остановился на площади Свободы. Доехать до Тамары оставалось пару остановок на троллейбусе.
        Набрав номер Тамариной квартиры, я, как в прошлый раз, не услышал ответа. Тетя Таня считает ниже собственного достоинства разговаривать по домофону? Снимает трубку и слушает, что ей скажут?
        — Пионервожатый,  — буркнул все же я в решетку динамика.
        Мышь пропищала каким-то сорванным голосом. Конечно! Работы у нее побольше, чем у кукушки стенных часов будет, и никакого распорядка. Целый день, а то и ночью, шляется кто попало, и каждому пищи!
        Угадал. Дверь отворила тетя Таня. Устремила на меня свой испытующий взгляд.
        — Пионервожатый,  — повторил я ей, откровенно паясничая,  — второго отряда.
        Она улыбнулась уголками губ — шире улыбки я у нее еще не видел — и молча отошла в сторону, давая мне дорогу. Дескать, проходи, если не боишься.
        Я сразу увидел Тамару. Дверь ее кабинета была распахнута. Моя любовь сидела за компьютером. Как тетя — в новом спортивном костюме. Подумалось, они отоваривались в одно время, в одном бутике. Только Тамара выбрала себе костюм более яркий и пестрый, под стать репродуктивному возрасту. На расстоянии она вообще показалась мне молоденькой девчонкой. Котомка встречала меня в солнцезащитных очках. Очевидно, не хотела выставлять напоказ свой синяк под глазом, за ночь ставший выглядеть еще хуже, или я — не бывший боксер.
        Она смущенно улыбнулась мне и… я вдруг остро ощутил эффект дежавю! Так уже было! В солнцезащитных очках она сидела вполоборота ко мне и смотрела на меня. В который раз, интересно, мы проживаем эту жизнь?..
        — Как ты себя чувствуешь?  — подошел я к Тамаре.  — Лучше? Сны плохие не снились? Давай найдем этого гада! Я порву его на мелкие кусочки! Или хочешь, съездим в полицию? Вдруг это маньяк, которого ищут? Составишь фоторобот, поможешь следствию.
        — Нет, нет! Не хочу я в полицию. Черт с ним! Это просто какой-то сумасшедший.  — Она взяла мою ладонь в свою.  — Где его искать? Давай лучше чай пить. На улицу в таком виде я пойти не могу, как мы хотели. Зато я испекла пирог с малиновым вареньем. Ты любишь пирог с малиной?
        — Малина — это прекрасно! Но мне, если честно, больше нравится вишня.
        — В следующий раз я обязательно испеку с вишней! Идем пить чай?
        — Конечно. Тетя Таня! Вы будете с нами пить чай?  — Мне хотелось усадить «учительницу» рядом и разговорить ее. Но та только махнула на меня рукой, мол, пейте без меня.
        — Как ты провел ночь?  — спросила Тамара.  — Я вчера была сама не своя. Только утром, проснувшись, испугалась. Как могла тебя отпустить? Возвращаться домой, наверное, было опасно? Ты дома ночевал?
        — По правде сказать, нет. Нашел… квартиру.
        — А! Хорошо… Ну, как пирог?
        — Сказочный!
        — С вишней тебе тоже понравится.
        — Не сомневаюсь. Буду ждать его с нетерпением.
        — Что ты думаешь делать дальше с пансионатом?
        — Вступать в наследство. Твоя тетя дала хороший совет. Надо только дождаться нотариуса. Он в отпуске сейчас. Как появится — сразу полечу в Одессу…
        Посидев после чая для приличия пятнадцать минут, я стал прощаться.
        — Как? Ты уже уходишь?!  — удивилась Тамара.
        — Да. Я хотел проведать тебя, а так у меня — куча дел! Надо появиться на работе. Еще — позвонить племяннику. Соседу Геннадию поручить кота… Как только разгребу — сразу к тебе. Будешь меня ждать? Да? Вот и славно!
        Я поцеловал ее в розовую гладкую щечку.
        — До свидания, тетя Таня!  — растянул улыбку шире лица, проходя мимо тетушки. Ее ответный взгляд я бы интерпретировал так: «Скачи, скачи, козлик!»
        Я отправился на работу. Следовало запастись наличностью. С пустыми карманами теряешь свободу. Правда, набив карманы, некоторые теряют ее еще быстрее, но это другая история.
        Голобородова в офисе не оказалось. На столе я увидел кипу свежих документов, еще не отвезенных бухгалтеру. Захотелось оставить тезке записку с вопросом, где он шляется в рабочее время? Но подумал, что Вася может мою шутку счесть сверхнаглостью, поэтому написал ему, что прошу свое отсутствие считать очередным отпуском, и раз уж так получилось, то я его отгуляю до конца. Выражение «до конца» мне не понравилось, зачеркнул его и написал «полностью». Затем полез в сейф, где, как и ожидал, обнаружил свою зарплату в прозрачном файле. С этим у нас строго. Хотел уже закрыть сейф, когда внимание мое привлек некий предмет. А именно — травматический пистолет Голобородова. Сын у Васи стал проявлять интерес к оружию, и отец решил, что хоть это и нарушение правил, но пусть лучше «пушка» полежит в конторском сейфе. Конечно, компаньон и подумать не мог, что я тоже захочу сыграть в «войнушку», поскольку и сам я от себя такого не ожидал. Но теперь подумал, это конгениально! Мне пистолет сейчас явно нужнее, чем Голобородову. Вытащив из кобуры, я сунул оружие себе в карман. Сгреб также и коробку патронов, пересыпал их
себе в борсетку, а в кобуру и патронную коробку напихал пачек со скобами для степлера, чтобы Вася, передвигая свой арсенал в сейфе, подольше не замечал, что тот уплыл. Осталась лишь видимость. Еще в кобуру я сунул записку, в которой извещал Голобородова, что пистолет взят мною напрокат.
        Хотел уже улизнуть, но тут дверь открылась, и показался мой компаньон. Едва не поймал меня на горячем!
        — О! Какие люди и без охраны!  — воскликнул он самое оригинальное на свете приветствие.
        — К сожалению, без охраны,  — подтвердил я.  — Она бы не помешала.
        Я вспомнил Пифа Валерича, от услуг которого отказался вопреки совету племянника.
        — Хм!  — Голобородов усмехнулся.  — Думаю, те, у кого охрана имеется, тем более не живут спокойно.
        — Наверняка!.. Вот, читай,  — указал я Василию на свою записку на его столе. Он прочел и вздохнул:
        — Отпуск? Отпуск — это хорошо. Что же, гуляй дальше. На что — найдешь в сейфе.
        — Я уже нашел. Спасибо. И подожди вздыхать! Для тебя, Вася, есть оглушительное предложение! Сейчас, только покажу кое-что.  — Я потянулся к своему офисному ноутбуку.
        — Не получится,  — остановил меня Голобородов.  — Не фурычит он у тебя. Я пытался через твой модем поработать, мой тормозит, а у тебя баннер веселенький высвечивается во весь экран. Поймал ты где-то заразу, Вася. Я удалить ее не смог, квалификации не хватило. Так что включай мой «комп».
        — Не было печали! Ладно, отвезу в мастерскую,  — вздохнул я.
        Нашел на компьютере Голобородова те же рекламные снимки «Черноморочки», что показывал Тамаре, и пригласил посмотреть их компаньона.
        — Что это?  — спросил Голобородов, разглядывая фото.
        — Пансионат на берегу Черного моря,  — объяснил я.  — Там сейчас вакантно место заместителя директора.
        — Конкурс — сто человек на место? Или больше?
        — Ты пойдешь вне конкурса. Ты же готов был завербоваться, только не на Север, а на Юг. Вот, это твой шанс.
        — И кто же мне сделает такое роскошное предложение? И почему именно мне?  — Василий, очевидно, полагал, тут какой-то розыгрыш, и поддерживал разговор лишь для того, чтобы понять, в чем фишка.
        — Тебе, потому что тебе. А делает — владелец заведения. Ты, кстати, его знаешь.
        — Что-то не припомню среди своих знакомых владельцев не то что пансионатов на берегу Черного моря, хотя бы домиков, куда можно было бы приехать на отдых со скидкой.
        — Хозяин пансионата и сам до недавнего времени не знал о таком подарке судьбы.
        — Кто же это?
        — Я.
        Поскольку глаза у Голобородова округлились необычайно, я поскорее рассказал ему всю свою историю (опустив криминальную ее часть). Заодно убедился, что Василий слышит об этом впервые. Так сыграть невозможно.
        — Везет же людям!  — сделал вывод он.  — Надо же! Все у нас стало как у них. Наследства получаем офигительные!
        «Но получают не все,  — подумал я.  — Только те, кто остается в живых. Тоже как у них». Василию озвучивать последнюю мысль не стал. Как и то, что спер у него пистолет для того, чтобы место заместителя директора «Черноморочки» осталось за ним, если, конечно, надумает. Пистолетом своим Голобородов пользовался всего несколько раз. Для стрельбы по бутылкам на пикниках. Я тоже участвовал. Как еще развлекаться пацанам?..
        Оставив компаньона в «бриллиантовом дыму», я закинул ноутбук в ремонтную мастерскую, после чего положил денег на телефон и позвонил Грише. После двух свежих одесских анекдотов тот доложил про очередь за наследством, о которой я просил его разведать. Таковой нет. Элеонора, как я уже знаю, бездетная. Двое братьев Богданыча жили вдалеке от Одессы и ушли в мир иной раньше его. Племянники видели своего дядю только в далеком детстве и ни о каком наследстве понятия не имеют… «Что еще сказать?  — задумался Гриша.  — Нотариус не появлялся».
        Я поблагодарил и попросил не упускать нотариуса из виду.
        Затем я нашел Шамсию, рассчитался с ней и, решив, что ночевать пойду снова к матери, отправился погулять по городу, где-нибудь перекусить, посмотреть на людей, послушать, о чем они говорят,  — словом, ощутить себя частицей человечества. «Я же все-таки — сочинитель детективных романов, а не простой смертный какой-нибудь!»  — надув было щеки перед воображаемым слушателем, я тут же сдулся, подумав, что киллер как раз считает меня простым смертным… Гнида казематная!
        К вечеру я добрел до парка «Швейцария», где опять увидел огоньки на льду. Один огонек пополз к берегу, и я, точно мальчишка, движимый любопытством, припустил вниз по склону, совершая гигантские прыжки влево-вправо по снежной целине, как слаломист. Один раз, запнувшись, плюхнулся на брюхо, но не рассердился, а, наоборот, рассмеялся. И, отряхнув снег с куртки и джинсов, погнал дальше.
        Добежав до рыбака, я узнал его. Встречались прежде на льду, общались, и не раз.
        — Привет, Максимыч!  — Я стянул перчатку с руки, чтобы поздороваться.  — Как улов?
        — О! Васек! Здорово! А я думаю, кто это по горе скачет?.. Вот, гляди.  — Максимыч с гордостью раскрыл пакет, уложенный в багажнике старенького «Опеля».
        — Ух ты! Налим пошел?  — Я испытал приступ белой рыбацкой зависти, увидев четырех хороших рыбин. Самая крупная, пожалуй, тянула кило на полтора.  — Он же вроде зимой икру метать должен?
        — Отметал, видать, уже. На ерша хорошо идет. Я ершей днем надергаю, заморожу, а ночью — за налимом.
        — Ясно… А я гляжу в прошлый раз, что за огоньки по льду движутся? Давно это вы ночную рыбалку освоили?
        — Да недавно. Нашелся один фанатик, всех раззадорил.
        — Классно! Тоже, что ли, сходить за налимчиком?
        — Сходи, сходи. А пока возьми-ка одного, пожаришь.
        — Благодарствую, Максимыч. Да мне и положить его некуда.
        — Бери, бери! Пакет я тебе найду сейчас.
        — Ну, спасибо.
        Мы еще постояли, поговорили. Максимыч разбудил азарт. Я даже забыл на некоторое время, что мне сейчас не до рыбалки, вообще-то.
        — Только осторожно по льду-то ходи!  — предостерег меня рыболов.  — Без фонаря не суйся. Там, ближе к середине, река не замерзла.
        — Это и сверху видно.
        — Вот-вот. Нырнешь, и поминай как звали!
        «То-то соискатели обрадовались бы!»  — подумал я, прощаясь с Максимычем.
        Одолел уже полгоры, когда «эхо» от моей мысли догнало меня. «А ведь точно! Обрадовались бы! И зашевелились! И проявили бы себя!.. Что, если устроить им такой подарок?!»  — от собственной идеи я пришел в состояние эйфории. Даже не заметил, как на гору вскарабкался. Двое мужиков, каждый поперек себя шире, сосавшие пиво из полуторалитровых «сикалок», несмотря на мороз, уставились на меня, преодолевшего такой подъем, как на инопланетянина. Каждому — свое!
        Подойдя опять к дому, где провел детство, глянул, задрав голову, на свои окна. Они были темными, но как-то не совсем. То ли я видел отраженный свет уличных фонарей на стеклах, то ли за шторами горел ночник, экран телевизора или… фонарик? Шпиономания?..
        Поднявшись на пятый этаж, положил на подоконник пакет с налимом, достал голобородовский пистолет и передернул затвор. Раздавшийся при этом звук в пустом подъезде меня самого напугал. Как бы посмотрел на себя со стороны. Что я делаю? Что за театр?..
        Повесив пакет на ручку двери, я вставил ключ в замок, провернул, толкнул дверь и сразу увидел свет в комнате. Там кто-то был! Не успел я отступить назад, на лестничную площадку, как человек шагнул в прихожую. Я сжал рукоятку пистолета, но услышал голос:
        — Вася, ты?
        — Фу-у-у… Мама! Что ты здесь делаешь?
        — Хм! Вообще-то я тут живу,  — напомнила хозяйка квартиры своему сыну, который от страха чуть в штаны не наложил, и включила свет в прихожей. Я поспешно спрятал за спину оружие и, сделав вид, что поправляю одежду, засунул его сзади за ремень.
        — Ты что, усы сбрил?  — спросила мама.
        — Но ты меня все-таки узнала?  — обрадовался я.  — Ты же должна быть в Зеленом городе!
        — Я вернулась на пару дней… Ну ты чего в дверях-то застрял?
        — Не знаю. Должно быть, поправился.
        Я закрыл за собой дверь, но спохватился:
        — О! У меня же там рыба! Налим!  — вернулся за пакетом, показал матери:  — Вот. Пожарим?
        — Ты что, на рыбалке был?
        — Нет, но собираюсь. А этим — рыбак один угостил. Ночью ловят, представляешь?
        — Так это же опасно, наверное?
        — Еще как!.. Я тебе расскажу потом,  — пообещал я, раздеваясь.
        Рассказывать матери о том, что я затеял, нечего было и думать. Я знал, что она станет трястись, пока не вернусь. Тем более с учетом того, что ей предстоит услышать перед этим, иначе ничего не поймет. Про смерть Богданыча мать знала, конечно, про гибель Гали Биржи, тещиной сестры, тоже. Но ни о наследстве, ни о моих приключениях — ни сном ни духом. «Обо всем придется рассказать,  — думал я,  — но потом, потом». А пока, оставив мать на кухне колдовать над рыбой, я уселся в кресло, чтобы залезть со своего смартфона в Интернет. Давно пора было разобраться с наследственным правом!
        Читать, конечно, было не так удобно, как на экране ноутбука, но, как говорится, за неимением гербовой пишут на простой. Вскоре мне стал понятен смысл слов «учительницы», Тамариной тетушки: вступай, мол, либо наследство уплывет. Видать, тетка ушлая. Если меня уберут раньше, чем я приму наследство, состояние перейдет от наследника по завещанию, то есть от меня, к наследнице по закону, то есть к Элеоноре. Наследственная трансмиссия! Как и в автомобиле, если приходится заниматься трансмиссией,  — ничего хорошего, понял я. Если же успею оформить все на себя, то — извините. Рыбка клюет, назад не отдает. После меня все отойдет уже моим наследникам — матери, дочке.
        «Это что же выходит? Гибель моя теперь, до вступления в наследство, на руку все-таки Элеоноре?!  — поразился я.  — Она козни строит, и все разговоры — вранье?.. Да не похоже,  — возразил сам себе.  — Она и вправду больна! Тогда кто?..»
        Мама приготовила к рыбке картошечку пюре, пальчики оближешь! После ужина я спросил, когда она собирается обратно, в Зеленый город? Мол, довезу. Мама принялась рисовать пальцем узоры на скатерти.
        — Сынок, а ты не обидишься, если я… туда больше не поеду?
        — Здрасте пожалуйста!  — воскликнул я.  — Не понравилось?
        — Ну-у-у… Отвыкла я от шумных компаний. Соседки у меня — молодежь… Да и кормежка не впечатляет.
        Я только что сделал открытие, что, пока не оформлю наследство, матери вроде как ничто не угрожает. Значит, ее можно не прятать. И я же буду рядом!
        — Смотри сама,  — сказал ей.  — Колхоз — дело добровольное.
        — Жаль, что ты потратился…
        — Об этом можешь вообще не думать! Тем более что мы без пяти минут — богачи! Да, да!  — Я понял, что самое время рассказать о наследстве Богданыча, оставив пока за скобками, чем это счастье грозит. Мама выслушала меня очень внимательно.  — Так что перестань себе во всем отказывать!  — подытожил свой рассказ.
        — Ой, Вася! Много ли мне надо?  — грустно усмехнулась мама.
        — Мне — тоже. Дело не в этом. Хозяйство все равно надо принимать. Такова воля Богданыча… А ты, мама, как будто и не удивилась, что Богданыч оказался состоятельным человеком?  — спросил я.
        — Да нет. Я знала. Сестра мне все рассказывала. Только мы с ней решили, что не стоит об этом везде говорить. Зачем?
        — Правильно, зачем?  — согласился я.
        — А Зина и Варя уже знают?  — спросила мама.
        — Пока нет,  — улыбнулся я.  — Но скоро узнают.
        «Слава богу, хоть эти раньше времени из Таиланда не сорвутся,  — подумал при этом.  — Но вечно они там загорать тоже не будут. Сочинителю детективных романов надо ускоряться. Причем не на бумаге!»
        — Ты куда?  — взволновалась мама, видя, что я засобирался.
        — Я же говорил: на рыбалку.
        — Ночью?!
        — Ну, еще не ночь. Сейчас просто темнеет рано… Да не волнуйся! Я на пару часов! Потом с уловом к тебе приду.
        Чтобы попасть в свой подъезд, я применил однажды уже опробованную тактику. Присоседился к компании, шествующей мимо моего дома, будто я — с ними. В левой руке держал наготове ключ от домофона, а правой сжимал в кармане рукоятку пистолета. Индеец на тропе войны, ядрена вошь! В парадном меня, слава богу, никто не поджидал, и я вспомнил теперь бледнолицего — Неуловимого Джона из анекдота. Почему тот неуловимый? Потому что его никто не ловит! Почему его никто не ловит? А кому он, на фиг, нужен?.. Достигнув верхнего этажа, позвонил к соседям. Открыл сам Генка. Осведомившись, не помешаю ли я семейному скандалу, стал напрашиваться на чашку чая. Генка заныл, что лучше бы я прихватил пивка — семейных скандалов он, видно, не боялся. В чашке чая мне, однако, не отказал. За чаепитием я довел Генку почти до истерики рассказом о том, что народ нынче балдеет на ночной рыбалке. Показал фотографию налима, сделанную на телефон, и похвастался, что и сам теперь убываю. Генка истово просился со мной, уверял, что, если я подам карету к подъезду, он на одной ноге допрыгает вниз. Тем более костыли имеются. Люся уже
смотрела на меня как на врага народа. Если нога, по ее мнению, у супруга потихоньку заживала, то с головой, видно, было совсем плохо! Какая ему рыбалка?! Но соседка напрасно переживала. Брать с собой ее мужа в мои планы никоим образом не входило. Совсем наоборот! Я заверил Генку, что мы с ним обязательно еще вместе порыбачим, как только подлечится. Генка взял с меня слово, что по возвращении сегодня, во сколько бы ни пришел, я зайду к нему с отчетом. Он не уснет.
        Прощаясь, я оставил соседям новый ключ от своей квартиры, на всякий случай. Там ведь котик! Выразил надежду, что на засаду перед моей дверью Геннадий больше не нарвется. (Если бы кто-нибудь спросил меня по-честному, на чем основывается такая уверенность, я бы вряд ли нашел ответ.)
        Валентин встретил истошным воем! Сколько он, бедняга, просидел тут в одиночестве? Иной сосед давно бы уже написал на меня донос в лигу защиты животных. Я просил у котика прощения, стоя на коленях, в прямом смысле. Положил ему целую гору корма, достав из холодильника. Налил в миску воды. Забрать его к матери я не мог. Такая предусмотрительность могла сорвать весь мой спектакль! Подумав, и часть корма тоже отсыпал и убрал обратно в холодильник.
        Я долго приглядывался, «принюхивался» к своему гаражу, стоя на безопасном расстоянии, точно медведь перед выходом на овсы. Не притаился ли где охотник? Не заметив ничего подозрительного, решился. Выгнал джип, освободил выезд старушке «Ниве», затем загнал джип обратно. Оседлав «Ниву», выбрался за пределы кооператива, выехал на проспект и покатил не спеша в правом ряду, не задевая ничьего самолюбия.
        Вниз, к Оке, вел почти что горный серпантин. Реку давно одели в бетон. Где те благословенные времена, когда летом у воды можно было шлепать босиком по песку и гальке, и радио не отравляло сознание рекламой препаратов против грибка стопы?.. Выложил из багажного отделения рыбацкие лыжи, рыболовный ящик, ледобур. Экипировался, ступил на лед, медленно двинулся от берега, включив налобный фонарь — подарок спелеологов и шахтеров всему прогрессивному человечеству. Чем ближе к середине реки, тем становилось страшнее. Возникло чувство, подобное боязни высоты. Однако до открытой воды я почти дошел. Надо было дойти! Перевел дух, потихоньку развернулся и отошел подальше. Стал бурить лунку. Инсценировку требовалось провести по полной программе. Как знать, кто видит мой огонек сверху, кто приметил мою машину? Кроме Максимыча еще рыбаки знакомые имелись. У Генки, правда, больше. Он на зимней рыбалке совсем двинутый был. Я все же не так часто, как он, выходил на лед.
        Чтобы не торчать даром на льду, принялся блеснить и даже выловил одного полосатого дурачка окунишку. Отпустил обратно в лунку. Вообще, в иных обстоятельствах это занятие меня б увлекло. Сидишь с фонариком над лункой, будто в своем обособленном мирке, вокруг — темнота… Но только не теперь. Поменял место раз, другой. Решил — хватит. Итак, больше двух часов просидел на морозце.
        Настал ответственный момент. Следовало подойти к открытой воде еще ближе. Представил, какая она холодная! Сделалось совсем не по себе. Сняв с одной ноги лыжу, стал двигать ею ящик туда, ближе к воде, от которой веяло вечным покоем. Остановил в метре. Опрокинул его на бок. Столкнуть ящик в воду было бы непростительной ошибкой, все испортил бы. Конечно, жалко было бросать снасти, любовно собираемые не один год, но так было нужно. Все должно было выглядеть убедительно! Машину оставлять на берегу будет еще тяжелее. Отгонят ли ее на стоянку добрые люди?
        Я погасил фонарь, отшвырнул его в сторону. Стал продвигаться к берегу, соблюдая осторожность пуще прежнего. Пару раз лед треснул под ногой — мурашки по спине побежали!
        Обошел далеко стороной старушку «Ниву». Из парка выбирался, стараясь никому близко не попадаться на глаза.
        Едва я вошел в мамин подъезд, как услышал, наверху хлопнула дверь, и кто-то стал спускаться. Тут же нырнул под лестницу. Нельзя, чтобы меня увидели. Мужской голос что-то бормотал себе под нос. Шел человек медленно. Я затаился. В углу под лестницей вдруг послышался шорох, и мимо меня пробежала довольно крупная крыса, высоко подбрасывая зад. Я не девочка, визжать не стал. Не хотелось себя, прячущегося под лестницей, с кем-то сравнивать, проводить параллели, но они напрашивались сами собой. Тем не менее это не изменило моих планов на ближайшее время уйти в глубокое подполье.
        Невысокий мужичок, видимый мне со спины, добрался наконец до выхода. Я разобрал, как он бормочет: «Ничего не поделаешь. Ни-че-го». «Ну нет,  — мысленно возразил ему, хотя беседовал он вовсе не со мной, а сам с собой.  — Еще как поделаю! Чего это я стану руки опускать?..»
        Мама, разумеется, уже спала. Я выключил из розетки городской телефон и отключил ее сотовый, лежащий на журнальном столике. Свой вырубил еще раньше. Даже «симку» вытащил — на всякий случай. Не хотелось, чтобы утром кто-то позвонил матери, и она, не зная еще моих намерений, ответила сгоряча в трубку, что я — у нее. Меня у нее быть никак не может. Я ведь… пропал! Не вернулся с рыбалки. Такое бывает. За это нас, любителей подледного лова, и не жалуют. Особенно — МЧС. То нас с льдины снимай, то и вовсе из-подо льда вытаскивай! Надеялся, что у водолазов, которых Банников, возможно, привлечет для поисков моего тела, хорошая зарплата и за каждое погружение им платят отдельно.
        Разобрав кресло-кровать, я уснул беспокойным сном заговорщика. Мне приснилась Тамара. И так было уютно и хорошо рядом с ней! Проснувшись, не сразу сообразил, где я. Показалось сначала, на улице Минина. Из темной комнаты увидел, что в кухне горит свет. Мама что-то стряпает.
        Уснул бы опять, да проскочила мысль, что надо поскорее подготовить мать к жизни в новых условиях, и я поднялся, решив, что потом досплю. «В ближайшие дни с возможностью отоспаться у меня должно быть все в порядке»,  — подумал я.
        — Ты чего так рано поднялся?  — спросила мама и разлила по сковороде жидкое тесто. Сковорода зашипела. Рядом с плитой на тарелке росла горка тонких блинчиков.
        — Мне надо тебя кое о чем предупредить, мама,  — ответил я.  — Для этого придется рассказать страшную сказку. Точнее — продолжение той, которую ты уже знаешь. Про наследство Богданыча.
        — А это сказка?
        — В том-то и дело, что нет. Это только я так назвал ее. Первая часть была приятной, а вторая — совсем наоборот! Дело в том, что есть иные претенденты на наследство, но я не знаю, кто они. Действуют из тени и хотят меня вовсе наследства лишить…
        «И если бы только наследства!»  — подумал про себя.
        — …При этом, не желая договариваться, не выдвигая каких-либо требований…
        — О господи!  — Мать оставила блины и села на табурет.  — Они что, преследуют тебя?
        — Вот именно. Поэтому я решил спрятаться. У тебя.
        — А дальше что?
        — Дальше те, кто сидит теперь в тени, должны выйти на свет. И я узнаю, кто они. Плохо, что времени у меня мало. Ровно до возвращения Зины и Вари. Я не могу их пугать. Боюсь, как бы кто-нибудь — например, Вика — не сообщил им сгоряча уже сейчас, что я… утонул.
        — Как утонул?!!
        — Элементарно. На рыбалке. Ушел под лед…
        Я рассказал матери о своей инсценировке.
        — Так что для всех, мама, меня у тебя нет. Все мои вещи из прихожей нужно убрать и тщательно спрятать. Если явится соседка, я спрячусь в шкаф. А ты меня закроешь на ключ, чтобы дверца случайно не отворилась. Главное, не забудь потом выпустить. А то найдут скелет у тебя в шкафу и станут думать совсем не о том, что было на самом деле… Тебе нельзя проколоться, ты должна мне подыграть! В магазине не бери ничего сверх того, что обычно. Если ты вместо бутылки кефира купишь две бутылки водки, это будет выглядеть подозрительно. Так что придется мне посидеть у тебя на сухую. К счастью, я и так практически не пью.
        И потянулось время. Спокойствия в душе, естественно, не было. Мне доводилось бывать на охоте, но только теперь, кажется, понял, что должен ощущать заяц. Вот он запутал следы, выполнил скидку — длинный прыжок в сторону — и залег. Найдут? Не найдут?.. Удалось ли мне действительно незаметно просочиться сюда или кто-то приметил? Народ-то у нас глазастый! Поверит ли полиция в мою инсценировку или не поверит? Главное, чтобы поверил преступник. Я же для него так старался! Старушки «Нивы» не пожалел.
        «Кто он, этот гад все-таки? Судя по почерку — профи, но, похоже, работает не по заказу,  — размышлял я.  — Иначе участь моя была бы плачевна. Достать меня не так сложно. Я не член правительства. И не таких доставали! Очевидно, у него не хватает средств — и в смысле денег, и в смысле возможностей. Почему он стрелял в меня из того же пистолета, что и в пацанов, а не сбросил его? Не потому ли, что другого у него просто нет? Вероятно, он не имеет возможности заниматься только мной. Быть может, ему требуется быть на людях, чтобы обеспечить себе алиби?»
        Мать, я чувствовал, находила мою затею поиграть в прятки ребячеством. Ничего. Лучше сыграть в прятки, чем — в ящик!.. «Почему не обратиться в полицию?»  — недоумевала мама. Приходилось напоминать ей, что полиция, вообще-то, в курсе, но что толку? Охрану ко мне никто не приставил. Подходить к расследованию как-то по-особенному, творчески,  — не спешил. У полиции дел много, и мое, боялся, не самое уникальное. Так что спасение утопающих — дело рук самих утопающих, вспомним классику!
        Тем не менее у матери в глазах я читал все тот же вопрос, однажды уже заданный ею вслух: «Что дальше?» Если бы я знал!
        Мы с ней смотрели какие-то передачи по телевизору, пили чай. Мать бессмысленно перемещала разные мелочи с места на место — книгу, расческу, записную книжку… А в воздухе так и висел, казалось, этот дурацкий вопрос: «Что же будет дальше?..»
        Прошло всего полдня, а показалось — целая вечность. Городской телефон зазвонил ужасающе громко, я на месте подпрыгнул. Мать посмотрела на меня, я, выразительно,  — на нее. Мол, не забудь установки, мамуля!
        — Алло. Да, Снигирева Вера Ивановна… Капитан Банников из главного управления?..
        Поскольку я воткнул в другую телефонную розетку старый мамин аппарат, то слышал каждое слово, стараясь ни чихнуть, ни кашлянуть… Банников напомнил маме, что прежде общался с ней в связи с гибелью девушки в кафе, и у меня хотел кое-что уточнить теперь по тому же делу. Где я могу быть, если ни дома, ни на работе меня нет? Мама, разумеется, сказала, что у нее меня нет тоже и где я могу находиться, она не знает…
        Я так и не понял, чего в действительности хотел Банников. Про мою инсценировку он, судя по всему, еще не знал. В связи с ней я скорее ждал звонка от Генки — соседа, к которому не явился с докладом о рыбалке, как обещал.
        И Генка не подвел! Телефонировал почти сразу вслед за Банниковым. Мама и ему ответила, что к ней я не заходил, и она вообще не понимает, почему меня все хватились искать? Вот и капитан Банников из полиции…
        — Так он и мне звонил!  — обрадовался Генка.  — Там у них парень какой-то пропал, тетя Вера! А Вася с этим парнем общался накануне. С ним и с его родителями, говорят. Вот следователь и подумал, может, Вася что подскажет?.. Я сказал, что Вася вроде бы на рыбалку собирался, а дальше — не знаю.
        «Генка недоговаривает!  — понял я.  — Не хочет маму волновать, молодец. Наверняка сказал сыщику, что я не просто собирался, а точно отправился на рыбалку, и до сих пор меня нет. Очень хорошо! Значит, Банников уже знает. Но тоже проявил деликатность. Побоялся раньше времени разбить матери сердце».
        Пока мама ахала и охала в ответ на Генкины слова, я стал дальше прокручивать услышанное. «Парень пропал? Какой парень?.. Тальников!  — дошло до меня.  — Ах, дурачок! Зачем же он не послушал меня?! Зачем не послушал!»
        Я почувствовал укор совести. Не сделал всего, что мог. Провалил переговоры в аэропорту. Но я ведь окончил институт инженеров железнодорожного транспорта, а не международных отношений. Давно смирился, что локомотив истории будут двигать вперед другие. Некоторые, правда, пытаются пустить его под откос… Что сталось с Талым — думать не хотелось. Страшно было думать. Злодей сразу поступил с ним так же, как с его друзьями, или сначала попытался вытрясти все, что знает? Отдал парнишка запись? Рассказал про встречу со мной, объяснил, что я не в курсе и потому — не опасен? Вряд ли! Я вспомнил лживые черные глаза. Скорее, он должен был врать, что мне все известно, ради своего спасения!.. А вот Банников теперь точно поверит, что я сгинул! Даже если просечет спектакль, то посчитает, что разыграл спектакль преступник, а не я!
        Голова моя гудела от мыслей, а в наш «штаб» уже опять звонили, и снова — Геннадий. Чувствовалось принуждение в его голосе. Не стал бы он по своей воле еще раз беспокоить мою маму. Генка объяснил маме, что звонит на всякий случай, вдруг я объявился? Поскольку меня тут спрашивает знакомая…
        «Тамара!  — догадался я.  — Несчастная Тамара! Но так будет лучше. Ей, по крайней мере, теперь из-за меня ничто не будет угрожать. Она сама меня потеряла. Бедняжка! Считает, что — навсегда! Как она переживет эти несколько дней? Простит ли? А как — я?..»
        К вечеру маме неожиданно телефонировала… Вика! «Этой-то что понадобилось?»  — не понимал я. Вика сказала, что она взволнована. Василия (то есть меня) нигде нет! Вдруг позвонит Зина? Что ей говорить?
        «Ах ты, змея! Главное, чтобы ты сама ей не позвонила!  — негодовал я в душе, не имея возможности высказаться вслух.  — Это любопытство такое обывательское? Где я, да что? Или — не обывательское?..»
        Мама сказала Виктории, что я, как она слышала от соседа, собирался на рыбалку. Наверное, уехал в деревню. Телефон там может и не брать. Как вырубят электричество, так связь пропадает…
        К моему удивлению, вечером следующего дня позвонила соседка из той самой деревни. Позвонила спросить, нашелся ли я. А то приезжали тут, искали… Она и забеспокоилась.
        Я бегом кинулся за бумагой, ручкой — написать маме вопрос: «Кто искал?!» Мама успела его задать. Ожидал услышать, что полиция, но соседка сказала лишь: «Какой-то мужик». Какой мужик? Банников?
        «Как выглядел?»  — спросил я маму одними губами.
        — А как он выглядел?
        — Да так, обыкновенно. В капюшоне, бородка, очки…
        Я похолодел от услышанного. Эти приметы! Через кого преступник узнал, что я могу быть в деревне?.. Как нашел мою деревню? А как прежде он узнавал мой распорядок дня?..
        На ночь я пододвинул кресло-кровать поближе к прихожей, подальше от окна — типа, дует. Постарался, чтобы мама не увидела, как кладу пистолет под подушку. Словом, было весело. На войне как на войне! Еще месяц назад я расценил бы свое поведение как приступ инфантилизма. Детский сад в зрелом возрасте. В кого я смогу выстрелить?! Однако уже стрелял! И, если надо будет, всю обойму выпущу из голобородовского травматического пистолета со страху!
        Потом дуновения внешнего мира как отрезало. Несколько дней мы с матерью просидели дома, оторванные от жизни. Телевизор не в счет. Я категорически не выпускал маманю на улицу. За продуктами она попросила сходить соседку, сославшись на нездоровье. Что там происходит, в окружающем мире? Звонку тещи прямо-таки обрадовался! До тещи слух докатился. Наученная мною, мама тупо твердила, что я никуда не пропал, а просто уехал на рыбалку и скоро вернусь. Звучало убедительно. Близкая к отчаянию мать отказывается верить в плохое! «Пять баллов, мамуля!»  — оценил я ее актерские способности. Посмотрев внимательно в лицо, понял, что это была вовсе не игра — у матери и вправду было такое настроение. Она переживала за меня! Стало гадко. Словно это я во всем виноват, я затеял эту чертовщину!
        Слава богу, предвосхитил следующий шаг: теща не удержится, все расскажет дочери. Разумеется, Зинаида тут же велела Варьке набрать бабушку Веру, поскольку я был недоступен.
        Бабушка Вера уже совсем другим голосом объяснила внучке, что все нормально, папа уехал в деревню, на рыбалку. Связь она знает, какая там.
        «Ни теща, ни Вика не смогут догадаться, каким веселым голосом мама говорила с Варей,  — успокаивал я себя.  — Станут думать, что другая бабушка просто проявила мудрость и не выдала своего отчаяния…»
        — Что ты сказала, мама?  — до меня вдруг дошел конец ее разговора с внучкой.  — Дочь послала мне фотографии и видеоролики? Не на «электронку», а на какой-то сервер?..
        Я вдруг хлопнул себя по лбу! Какой же я дремучий в сравнении с продвинутой молодежью! Какая запись? Какой диск?! Какая видеокамера?! О чем я раньше думал?! Запись убийства Гали Биржи может храниться на любом сервере, и, чтобы получить к ней доступ, надо всего лишь знать пароль… А киллер устраивал обыски у пацанов! Он — тоже чайник? Только стреляет хорошо? Или перестраховывался? Может, он надеялся отыскать след в виртуальном пространстве или хотел лишь, чтобы его не отыскали другие, и поэтому тащил все гаджеты из ограбленных квартир?
        Я долго еще не мог успокоиться. «Нет,  — думал я,  — вряд ли киллер так же долго доходил до этой простой мысли про сервер, как я. Его нужда должна была заставить соображать быстрее!»
        И снова настало затишье. Я опять томился в четырех стенах, пока не позвонил Гриша из Одессы. Этот был совсем не в курсе наших новых страстей. Он хотел лишь сообщить, что вернулся из отпуска нотариус, можно приезжать, а у меня телефон недоступен. Так, чтобы тетя Вера передала.
        Я тут же принялся консультировать маму, что говорить, когда Гриша позвонит в следующий раз. А он обязательно позвонит. Мама не хотела понимать, зачем Гришу обманывать, однако я убедил ее, что обманывать надо всех! Главное, самому не обманываться. Разумеется, Гриша перезвонил довольно скоро, не дождавшись от меня весточки. Услышав мамино признание, что я отсутствую уже несколько дней и никто не знает, где я, Гриша не на шутку разошелся:
        — Да вы что, тетя Вера?! Что же вы молчали?! Куда он мог уехать? Какая рыбалка?!.
        Он позвонил еще, чтобы сказать, что отправляет в Нижний Новгород начальника охраны пансионата. Тот живо меня найдет, нарочито бодро заверил Григорий маму.
        Я представил себе Пифа Валерича, этого «Джеймса Бонда в отставке», как я его про себя назвал, после просторного гостиничного холла в маленькой маминой квартире, и квартира показалась мне совсем тесной. «Пускай едет!  — тем не менее обрадовался я.  — С ним будет гораздо спокойнее, когда выйду из подполья».
        Прошел еще день, на душе сделалось теплее. Ждать подмогу из Одессы было куда веселее, чем ждать неизвестно чего, как прежде. Я попросил маму позвонить теще. Сама та вряд ли теперь позвонит. Некрасиво было подслушивать разговор двух бабушек по параллельному аппарату — мало ли куда бывшую тещу понесет? Но приходилось. Мама одернет ее, если что… Даже не представлял себе, насколько мне с первых же слов их разговора станет интересно!
        — Ты представляешь, Вера,  — затараторила маманя Зинаиды, будто бы забыв о том, что у моей мамы сын пропал,  — нашли, кто убил Галину!
        — Правда? Кто?  — спросила мама печальным голосом, продолжая изображать отрешенность. Фаина Раневская просто — мама моя!
        — Соседка, Пелагея. Пепе Длинный Чулок! Так называла ее Галя.
        — Как Пелагея? Они же были подруги!
        — Такая вот оказалась подруга!.. Нет, она не сама. Сынок ее, бандит. Он в девяностых в братках ходил, а сейчас в каком-то охранном агентстве ошивается. По мне, так это те же бандиты!..  — кипятилась теща.  — Вика хватилась, нет кольца Галины. У нее такое кольцо дорогое было, из платины, в стенке хранилось. Ты, может, и видела его. По праздникам Галя его надевала… Вика написала заявление в полицию. Нашли — в ломбарде! Близко, там, у них. И сдала кольцо в ломбард Пелагея! Соседку послала со своим паспортом. Та, правда, все отрицает теперь. У нее ребенок грудной. Ясно, испугалась, затаскают. Посадят еще. А чего бояться? Она же не знала, что кольцо ворованное!.. А у сынка-то Пелагеиного пистолет нашли! Он из пистолета этого пацанов пострелял. Те видели, как он Галину-то столкнул…
        Когда мама положила трубку, мы с ней долго смотрели друг на друга. «Это что же, правда, что теща сказала?  — гадал я.  — Вот так все оказалось просто? Галю Биржу убили из-за какого-то кольца? А мое наследство ни при чем?..»
        Сынка Пелагеи я видел несколько раз. Рожа протокольная, ничего не скажешь. Как он узнал мой распорядок дня? Кафе? Спорт? Гараж?.. Слежка? ЧОП свой задействовал?.. Захотелось срочно поговорить с Банниковым. Пора воскресать, решил. Но лучше сначала дождаться Пифа. Будучи выпускником института железнодорожного транспорта, я знал, что не стоит бежать впереди паровоза. Как говорится, береженого бог бережет. Если Пиф Валерич, этот отставной сорвиголова, будет рядом, мне, подумал я, станет спокойнее.
        Когда Пиф Валерич, высадившись в Нижнем Новгороде, позвонил из аэропорта моей матери, то просил разрешения побывать у нее и получил согласие. Мама захлопотала с пирогами на кухне, а я уселся в кресло и принялся тупо ждать «Джеймса Бонда в отставке».
        — Здравствуйте, Вера Ивановна!  — услышал я наконец в прихожей голос, который сразу узнал.  — Я и есть Епифан Валерьевич. Будем знакомы.
        — Проходите, пожалуйста,  — засуетилась мама.
        Пиф Валерич появился следом за хозяйкой на пороге гостиной и замер на полуслове, увидев меня. Он улыбнулся и, опустив голову, посмотрел на свои ноги. Будто обнаружил, что ему выдали разные тапочки. Поднял глаза на меня и воскликнул:
        — Ну, слава богу! Значит, все не так плохо, как я боялся.
        — Бояться есть чего, Епифан Валерьевич!  — горячо заговорила моя мама.  — Есть, есть!  — Она испугалась, что я кинусь возражать.  — Тут он мне такие страхи рассказывает! Нет, сам-то все шутит, но мне не до смеха. Кто-то за ним гоняется, подстерегает… Будто на войне.
        — Эх,  — вздохнул Пиф Валерич,  — на войне я бывал, Вера Ивановна. Там страшно, однако ясно, где враг. А в мирной жизни порой не сразу разберешься. Но ничего. Случалось, что и разбирались. Так что и теперь постараемся… Что же, Василий Сергеевич. Будьте добры, доложите обстановку. Гришенька мне кое-что порассказал, но лучше, как говорится, из первых уст. С кем драться будем?
        — Вы, наверное, приемчики знаете?  — спросил я с улыбкой.
        — Два универсальных могу назвать с ходу.  — Он тоже улыбнулся, но не мне, а моей маме.  — Первый — быстро и далеко убежать. Второй — хорошенько спрятаться.
        — Я не сразу понял, что пришло время применить первый прием,  — признался я,  — поэтому меня несколько раз пытались подкараулить и едва не достали. Не знаю, почему так везло. Надо вот у мамы спросить, быть может, я в рубашке родился или с двумя макушками?.. Второй прием вроде бы удался, раз пока не нашли.
        — Расскажите, как вы всех провели?
        Я поведал ему про рыбалку.
        — Хм, годится,  — согласился Пиф Валерич.  — Даже если и есть сомнения у кого-то, как их разрешить? Вас нигде нет. Обычно такие вот неожиданные, кажущиеся совсем нелепыми, чтобы кто-то мог срежиссировать, вещи в жизни и случаются. Как говорится, нарочно не придумаешь… Давайте, Василий Сергеевич, посидим, покалякаем, раз уж я к вам приехал. Григория я пожурил за то, что так долго молчал о возникших проблемах. Мне бы раньше подключиться! Ваши проблемы, согласитесь, меня по должности касаются… Пока я ее занимаю,  — на всякий случай оговорился он.
        Мама приготовила чай, подала только что испеченные пироги. Валерич, попробовав, очень похвалил. Я принялся рассказывать, начав с падения Гали Биржи. Имея в виду, конечно, не ее моральный облик — падения в прямом смысле, с лоджии. Хотя склонности к стяжательству покойной речь тоже коснулась, в меру необходимости.
        Поведав все, что мог, я признался Пифу, на что рассчитывал, инсценируя собственную гибель. Если это все-таки Элеонора, она должна проявить себя.
        — Каким образом? Объявить свои претензии она смогла бы лишь по истечении срока, после которого вас, пропавшего, признали бы сами знаете кем. Не хочется даже произносить это слово при матери. Умершим!
        — Претензии на вступление в наследство — да,  — согласился я.  — Но разве человек, который готовится это сделать, оставит без внимания хозяйство, каковое в мыслях уже считает своим? Да ни за что! Он немедленно установит за этим хозяйством неусыпный контроль, дабы временные управленцы дров не наломали! Разве не так?
        — Значит, вы все-таки подозреваете Элеонору?
        — Я пытался выяснить, кто может, так сказать, стоять в очереди за ней. Она ведь нездорова. Просил Гришу…
        — Дальше можете не продолжать. Для Гришеньки эту информацию собирал я. Там действительно — никого… Нет, отыскать каких-нибудь наследников, условно говоря, восьмой очереди, можно, но для этого их действительно надо искать. Мы же пытаемся выявить тех, кто мог бы начать свою игру, так?.. Василий Сергеевич, я хорошо знаю дочь Александра Богдановича, она не способна. И, вы ведь сказали, полиция уже поймала того, кто сгубил вашу родственницу? Похоже, это никак не связано с нашим пансионатом, как вы и сами допускали прежде?
        — Якобы да. Но, честно скажу, я не поверю в то, что пойманы настоящие преступники, пока лично не поговорю с капитаном Банниковым, который ведет дело. Разве что он меня убедит.
        — А почему вы так категорично настроены?
        — Тот ночной стрелок, что проник ко мне в квартиру… Конечно, я видел его при слабом освещении от окна, но… Я помню подозреваемого, сына Пепе Длинный Чулок. Фигура похожа, но, как бы выразиться… тяжеловата. Киллер же двигался легко.
        — Ну, наверняка вы этого знать не можете,  — возразил Пиф Валерич. В критическую минуту и толстяк способен проявить куда больше энергии, нежели обычно.
        — Да. Наверное, вы правы,  — вынужден был согласиться я.  — И все же очень хочу поговорить со следователем.
        — Ну, что же. Я пока побуду в Нижнем Новгороде. Если вы не против, я готов сопровождать вас в поездках,  — предложил он.  — По правде сказать, в Нижнем Новгороде мне делать нечего, кроме как навестить старых друзей, чтобы хлопнуть с ними по стаканчику.
        — У вас здесь есть друзья?
        — А то как же!  — Он хитро подмигнул мне.  — Причем не только в моей бывшей конторе, но и, так сказать, у смежников. Так что есть к кому обратиться, в случае чего. Иначе, как бы я зарабатывал себе на хлеб?
        — Конечно, я не откажусь от вашей компании, Епифан Валерьевич.
        Банников поперхнулся, услышав мой голос в телефонной трубке. Значит, спектакль удался. Он согласился принять меня немедленно, пообещав выписать пропуск. Оставив своего одесского гостя в машине, я вошел в полицейское управление. Здание как здание. В коридорах — люди как люди. «Никому нет до тебя дела,  — думал я, ища нужный кабинет.  — Даже и не скажешь, что дело тут же появится, дай только повод. Суд да дело».
        Осмотрев меня с головы до ног, Банников хмыкнул:
        — Я видел утопленников, которые выглядели гораздо хуже, чем вы… Ну и что это был за розыгрыш, Василий Сергеевич?
        — О чем вы, Игорь Вениаминович? Не понимаю, отчего поднялся такой переполох вокруг моей скромной персоны. Все искать бросились… Был на рыбалке, захотел попить чайку, пошел за термосом к машине, потерял фонарь. Без него возвращаться ночью на лед не решился. Думал съездить за новым — машина не завелась. Я на нее обиделся и ушел пешком.
        — Правда?  — Банников прищурился. По моему тону он прекрасно видел, что я и не рассчитываю, что мне поверят.  — И где вы были все это время?
        — Ушел в загул,  — доверительно сообщил я, понизив голос.  — Как холостяк холостяку.
        — Перестаньте, Василий Сергеевич,  — добродушно пожурил меня следователь.  — Это была ваша индивидуальная программа по защите свидетеля, то есть себя, как я сейчас понимаю, не так ли?
        — Вы ведь меня не защищали… Но теперь, как я слышал, бояться больше нечего? Преступники пойманы?
        Банников тяжело вздохнул:
        — Пойманы, пойманы.
        — Так и думал!  — воскликнул я.
        — Что?
        — У вас нет уверенности, что это сделали Пелагея и ее сынок, правда?
        Банников твердо посмотрел на меня и изрек:
        — Против задержанных имеются неопровержимые улики.
        — Кольцо и пистолет?
        — Вы, я вижу, в курсе.
        — Слухом земля полнится… Задержанные не признаются? Да?  — Я напирал на Банникова. Чувствовал вдохновение, как за письменным столом, когда долгими зимними вечерами высасывал из пальца сюжеты своих романов. К весне указательный палец на левой руке терял в весе, в процентном отношении, больше, чем медвежья лапа за зиму, мне кажется!
        Банников нахмурился. Я тащился от проявления собственной наглости в реальном кабинете реального следователя.
        — Я знаю, вы не обязаны мне отвечать, можете сослаться на тайну следствия, и вообще, вопросы здесь задаете вы. Просто хочется знать, могу ли я спокойно ходить по городу или лучше подумать над новой «программой защиты»? Вот только куда мне девать своих домочадцев, возвращающихся на днях из отпуска?.. Подозреваемые не признаются, да?  — спросил я опять.
        — Нет, не признаются,  — подтвердил сыщик.  — Но причина понятна. Сынок — тертый калач, в девяностые почти всех дружков потерял, а сам и не сел, и выжил. А мать молчит, потому что иначе сына не увидит больше. Не доживет. Ему такой срок дадут!.. С ними — ясно. Мне не понятно другое. Почему молчит соседка, которая сдала в ломбард кольцо по паспорту Пелагеи Петровны?
        — А как кольцо опознали, по описанию?  — спросил я недоверчиво.
        — По фотографии. Дочь владелицы кольца Галины, Виктория, по просьбе матери делала оценку незадолго до ее гибели, ну и сфотографировала вещицу. Она же на днях обнаружила пропажу кольца и написала заявление.
        — А паспорт Пелагеи точно был настоящий?
        — Самый что ни на есть. Его проверили в ломбарде, это теперь легко, и ксерокопию сделали. Лишние проблемы никому не нужны. Пелагея в ломбард позвонила накануне, договорилась, что соседку пришлет. Сама, мол, хворая, а деньги нужны. (Разумеется, она это тоже отрицает.) И, значит, затем соседка пришла, действительно с ее паспортом. Позже паспорт нашли у Пелагеи в квартире, и в нем — залоговый билет из ломбарда. Поскольку никто из жильцов дома не признался, что выполнял такое поручение Пелагеи, девушка в ломбарде по нашей просьбе помогла составить фоторобот неведомой соседки.
        — Разве в ломбарде нет видеокамеры?
        — Есть. Но она не работает.
        — Как это по-нашему!  — с губ сорвалось одно из любимых выражений.
        — Похожей на фоторобот оказалась только одна молодая мамочка, живет под Пелагеей. Но та утверждает, что никаких просьб к ней не поступало, кроме пожелания успокоить ребенка. Спать мешает.
        — Можно взглянуть на фоторобот?
        — Пожалуйста.  — Банников вытащил из стола и протянул листок. Девушка в очках сразу мне напомнила Тамару с подбитым глазом, какой я ее запомнил по последней нашей встрече. Она прятала «фонарь» под очками. Тогда еще эффект дежавю случился.
        — Чего вы смеетесь?  — спросил меня следователь.
        — Нет, ничего. Игорь Вениаминович, вы же понимаете, что нацепить черные очки могла любая баба, извините за выражение. И вообще, вся эта история шита белыми нитками!
        — Да вы что?!  — с раздражением рассмеялся профессионал словам «чайника».  — Это почему же?
        — Пелагея ведь сама первая стала утверждать, что Галину убили, вопреки мнению полиции, считавшей, что произошел несчастный случай.
        — А вы помните, что на базаре громче всех «Держи вора!» кричит сам вор?
        — Это когда ему уже хвост прищемили. А в нашем случае ведь все было тихо. Зачем же Пелагее самой шум поднимать?
        — Вообще-то, шум подняла первой Анна Спирина. А Пелагея только подхватила. Так что все, как на том базаре… Пелагея и Галина были подругами,  — не сдавался я,  — давно обменялись ключами от квартир, на случай потери, так же, как я со своим соседом Геннадием, например. Если бы Пелагея хотела прикарманить кольцо, она выбрала бы время, когда подружки с гарантией не было бы дома.
        — А если та постоянно дома?
        — Не вопрос! Коль скоро они с сыном затеяли такое, то отвлекла бы подружку, пока сынок дело обстряпает.
        — Может, и пыталась, да не получилось? А потом, мать могла и не знать поначалу, что сынок украл. А как узнала, так уж поневоле пришлось помогать и покрывать.
        — Вряд ли!  — возразил я.  — Сынок без мамы про дорогое кольцо, скорее всего, вообще ничего не должен был знать. Если это действительно он, то только по наводке матери.
        — Нам еще предстоит установить степень вины каждого… Мы разберемся, Василий Сергеевич! Поезжайте домой и потерпите… Кстати, вашу «Ниву» сосед, Геннадий, отогнал поближе к дому. У него она завелась с полпинка, как говорится. Причем — даже без ключей, провода перемкнул.
        — Он — мастер, он может. Столько раз выручал меня во всяких случаях… Один котик, подаренный им, чего стоит, спаситель! И жулика, вы помните, Геннадий спугнул, рискуя здоровьем. Не сосед — золото. Всю жизнь теперь пивом поить придется!..
        Выйдя от сыщика, я вернулся в мыслях к молодой мамочке — соседке, которая молчит как рыба об лед. Фоторобот в очках… Томка-котомка с бланшем под глазом… Сердце сжалось, как она там?.. И вдруг меня точно прострелило! Я вспомнил! Ее лицо в очках… Только теперь узнал его, как бывает не сразу, но все-таки узнаешь запомнившуюся актрису в новой роли, в новом фильме! Я вспомнил, где видел Тамару в новейшей истории! Это был вовсе не эффект дежавю! И к пионерскому лагерю это не имеет никакого отношения.
        Первым желанием было вернуться — нет, вбежать, ворваться в кабинет к Банникову! Но, уже сделав шаг, я осадил себя: «Спокойно! Вдохни, выдохни и прежде подумай, что ты хочешь сказать».
        — Игорь Вениаминович! Разрешите еще?
        — Да?  — Банников положил на рычаг трубку телефона, не успев связаться с неведомым абонентом.
        — Я хотел спросить, а что стало с тем парнишкой, с Тальниковым?
        — Телепатия, Василий Сергеевич! Я тоже подумал, что забыл вас о нем спросить. Даже хотел звонить, просить вас вернуться. Вы встречали его в аэропорту, напугали родителей…
        — Вы ведь его не встречали.
        — Василий Сергеевич! Вы помешали расследованию! Я сам решаю, с кем, когда встречаться.
        — Извините. Я хотел его сразу предостеречь.
        — Но ведь не только это? Увлеклись сыском, не так ли? Я прочитал одну вашу книгу на днях… Принесу, подпишите?
        — Конечно.  — Я зарделся, аки девушка.
        — Тальников что-нибудь сказал вам?
        — Нет. Но мне тогда показалось, он — в теме. Сам был в сговоре с Бугровым и Вахрушевым и не собирается отступать от замысла пошантажировать преступника… Так что с ним?
        — Его до сих пор не нашли.
        — Значит, не отступил… Хотел еще спросить, Игорь Вениаминович.  — Я приготовился задать главный вопрос, ради которого вернулся в кабинет.  — Почему вы спросили тогда, хорошо ли я знаю свою подругу, Тамару Кошелеву?
        — Она просила меня не рассказывать вам о некоторых эпизодах своей биографии. Сказала, расскажет сама. Потом… Рассказала?
        — Нет. И вы не рассказывайте тогда. Дадим ей шанс…  — принужденно улыбнулся я.
        Я вышел в коридор, чувствуя, что маятник качнулся в другую сторону. «Тамара… Да. Она просто не хотела оттолкнуть меня. В ее биографии есть темное пятно…»  — оправдывал я ее за то, что была со мной не откровенна.
        Но маятник недолго продержался на «этой» стороне. Ровно один миг. И снова покатился обратно. Все обстоятельства моего знакомства с «любимой» предстали в ином свете. Ох, я наивный! И еще. Банников! Почему я должен ему безоговорочно верить? Я вдруг вспомнил, что он ведь уже был в кафе, когда заряженная ядом чашка кофе еще стояла на моем столе. Он ведь уже сидел за этим столом, когда Амалия забрала эту чашку, чтобы передать своей молодой помощнице… Что, если это тоже не случайно?.. А Талого до сих пор не нашли. Как его мамаша заверещала тогда своему мужу: «Звони Анатолию Петровичу (или Петру Анатольевичу)!» Анатолий Петрович, видимо, решает вопросы. Что, если Банников тоже для кого-то «Игорь Вениаминович», который решает вопросы? А ведь наверняка для кого-то таки да! Все они «решают вопросы». У Пифа Валерича, который теперь ждал меня в моем джипе, тоже везде друзья. «Лучше, пожалуй, я задам ему свои остальные вопросы,  — решил я,  — те, что не задал Банникову».
        Захотелось поскорее переговорить с Пифом. Сквозь стеклянную дверь увидел, что Пиф Валерич вовсе не сидит сиротливо в машине, а разговаривает с каким-то человеком. Прощаясь, они по-свойски пожали друг другу руки. Я вышел на волю. Человек прошагал мимо и вошел в те двери, что остались у меня за спиной. На меня взглянул лишь мельком. А Валерич уже болтал с кем-то по телефону, и, судя по мимике, весело. Меня он увидел и успел закончить беседу до того, как я подошел.
        — Вы без меня не скучали,  — похвалил я его.
        — Нет, ничуть,  — подтвердил Валерич.  — Есть с кем лясы поточить… А вы как? Расскажете?
        — Давайте сядем в машину, Епифан Валерьевич. У меня к вам будет просьба, если, конечно, вы серьезно готовы помочь. Распоряжаться вами, как мы оба понимаем, я не имею никакого права. В наследство я не вступил, так что на данный момент вы — начальник охраны бесхозного пансионата.
        — Да полноте-ка!  — рассмеялся «отставной Джеймс Бонд».  — Не вступили, так вступите. Не будем упираться в формальности!.. Я вас слушаю, Василий Сергеевич.
        — Коль есть возможность, хотел бы, чтобы вы попробовали собрать мне дополнительную информацию о некоторых людях…
        — Ага. Хорошо.  — Пиф полез в грудной карман, достал блокнот, раскрыл его, пролистнул несколько страниц, нашел нужное место и поднес к моим глазам.  — Вот, взгляните. Я тут записал. Подчеркните тех, кто вам интересен прежде всего. Вообще-то, я планировал, так сказать, прощупать тылы у каждого из этого списка.
        Я прочитал перечень имен и фамилий, не в силах скрыть своего удивления.
        — Епифан Валерьевич! Я вижу, вы более чем внимательно слушали мою историю и записали всех, кого я называл. Но зачем — всех? Неужели вы допускаете, что это Виктория могла сбросить свою мать вниз с девятого этажа?!. А при чем тут моя мама, моя дочь?.. И — Гриша?!
        — Василий Сергеевич! Понимаю ваши эмоции, но я, по должности, эмоций должен избегать. Я им только на футболе могу дать волю, когда «Черноморец» не оправдывает надежд, или, наоборот, когда оправдывает, что случается гораздо реже… Ваши дочь и мама — прямые наследники. Поэтому извините. Я обязан выяснить, есть ли у вашей матери еще дети, а у дочери — молодой человек, под чьим влиянием она, допустим, находится… Это я — для примера говорю. Вашу матушку я ни в чем не подозреваю. Такие пироги плохой человек испечь не смог бы… А Гришенька был очень близок к Богданычу. Да, мы с Гришенькой в самых добрых отношениях, но мой работодатель теперь — вы. Улавливаете логику?
        — Вы допускаете, что Гриша мог затеять какую-то сложную интригу?!
        — Я допускаю все, Василий Сергеевич. Абсолютно все и всегда! По мере выяснения обстоятельств нереальные версии отпадут сами собой, только и всего.
        — Хм! Ну, что же. Давайте ручку.
        Я обвел несколько фамилий и одну дописал.
        — Капитан Банников?  — в свою очередь удивился «Джеймс Бонд».  — Вы думаете, он может иметь отношение?
        — Епифан Валерьевич! Я думаю, что отношение может иметь кто угодно. По мере выяснения обстоятельств — вами!  — нереальные версии отпадут сами собой, только и всего. Ведь так?
        — Конечно,  — улыбнулся он.
        — Ваши планы?  — спросил я.  — Куда вас подвезти? Может, поедем ко мне? Отметим знакомство.
        — Спасибо, Василий Сергеевич, но — позже. Я должен работать. Поэтому сопровожу вас, куда скажете, и отправлюсь шевелить свои связи. Потребуется время.  — Он потряс блокнотом.
        — И деньги?
        — Возможно, хотя не обязательно. Посмотрим… Так вас не надо провожать? Тогда я выйду прямо здесь.
        Пиф Валерич прошествовал в управление, как к себе домой. «Что же, хорошо,  — подумал я.  — Посмотрим, что ему удастся… А мне что делать?  — я задумался.  — Он сказал, потребуется время. А у меня времени в запасе очень мало. Еще пару дней, и на мою голову свалятся чада и домочадцы… Я так и не посмотрел фото и видео, что прислала Варя. Не созвонился, не нашел удаленный сервер, упомянутый ею. Хорош отец! Надо еще забрать офисный компьютер из ремонта… Да, быстро пробежали дни. Думал провести их с Тамарой…»
        Стало горько — и не как на свадьбе! Обидно, досадно! «Хм! Вот так дежавю! Вот так дежавю…»  — снова и снова восклицал мысленно. Минуты шли, я все сидел в машине, не трогаясь с места. Постепенно моя тоска переплавилась в сильное желание покуражиться напоследок! Но главное не это. Появилась идея. Креативная — как говорят рекламщики. Решил — надо интенсифицировать процесс! Устроить провокацию, вбросить «дезу». Тем более у меня появилось прикрытие в лице Пифа Валерича. Он пусть работает. Конечно, правильнее было бы дождаться его информации. Но ждать было некогда. Требовалось действовать!
        — Да?  — услышал в трубке перепуганный голос Котомки, после того как набрал ее номер. Она, конечно, увидела, чей телефон высветился.
        — Привет с того света,  — сказал я с печальной иронией.  — Как поживаете?
        — Ты?.. Ты… Ты — живой?
        — Не дождутся.
        — Ты… Ты… Ты не вожатый, ты — свинья, вот ты кто!!! Я тут с ума сошла, а ты!.. Не звони мне больше никогда!  — Она прервала разговор. «Надо же!  — удивился мысленно я.  — Я должен этому верить?»
        Я отправился к ней. Домофонная мышь пискнула бодренько. Как будто с моим отсутствием у нее стало значительно меньше работы, отдохнула.
        — Да?  — А вот голос Тамары стал хриплым, словно она поменялась голосами с той мышью.
        — Пионервожатый,  — буркнул я в динамик.
        Дверь не отворилась. Я задумался, что это значит? Мне действительно дают от ворот поворот? Надо сваливать либо идти на штурм? Показать, кто тут на самом деле обиженный? Да что — обиженный? Это мягко сказано — «обиженный»! Тут речь идет о подлости и коварстве, жизни и смерти. Это без пафоса, в натуре!..
        Решение принять не успел. Подъездная дверь распахнулась и появилась Тамара, в тоненьком коротком халатике, с голыми ногами. Правда, не в валенках. Спиной почувствовал, как вся улица обернулась на эти ноги — мужская ее половина. Котомка бросилась мне на шею с мокрыми от слез глазами. Меня даже из армии любимая девушка так не встречала. Прежде всего потому, что ее у меня тогда не было… «И этому я тоже должен верить?»  — подумал я.
        — Как ты мог так поступить?!  — прошептала она мне в самое ухо.  — Почему ничего не объяснил? Ты где был вообще?
        — Вообще — в Нижнем. Войдем в подъезд, ты простудишься!
        Она открыла дверь и, взяв меня за руку, будто боясь, что я снова могу исчезнуть, потащила за собой вверх по лестнице.
        — Стой,  — уперся я.  — Я только на минуту, Тома, и должен уйти. Мне надо разобраться до конца с этой историей.
        — Чего там разбираться?! Всех уже поймали!.. Или ты про наследство? Начальник охраны к тебе приехал, да?
        — Ты откуда знаешь?  — удивился я.
        — Он мне звонил. Встречу назначил. Зачем — не понимаю?
        — Шустрый дядька.
        — Сволочь он! Знал, что ты живой, да? Слова мне не сказал!
        — Может, и не знал еще. Смотря когда он тебе звонил.
        Тамара сказала когда.
        — Действительно шустрый,  — еще раз сказал я.
        — Когда ты придешь?
        — Я позвоню.
        Тамара снова прижалась ко мне, обняла, не желая отпускать. Если это была игра, то я бы так сыграть не смог. Таланта не хватило. Иначе надо было не детективные романы сочинять, а сразу в артисты двигать!.. Эх! «Единожды солгавший, кто тебе поверит?»
        Доехав до дома, поставил целью припарковать машину по возможности ближе к своему подъезду, чтобы как можно меньше пришлось быть на виду. Следовало избегать открытых пространств. Еле впихнул свой большой джип между двумя «игрушечными» машинками «приподнявшихся» домохозяек. На кой черт им машины, если дома сидят? Только площадку занимают! Ворча, я протиснулся в чуть приоткрытую дверь, стараясь не задеть кричаще-красную «консервную банку» китайского производства. Генка со своим пивным животом тут вылезти не смог бы. Огляделся по сторонам, сжимая в кармане рукоятку голобородовского «травмата». На близком расстоянии он мог пригодиться, а на дальнем — конечно, нет. Да и какой я стрелок из пистолета? Снайпер пикниковый, гроза пустых бутылок!..
        Когда добрался до своего этажа, вдруг щелкнул замок соседской двери. От этого простого звука чуть не прострелил себе карман — так сжал «пушку». Хорошо, что пистолет был на предохранителе. «Как бы не пришлось обращаться к психиатру в ближайшем будущем!  — подумал я.  — Впрочем, это будет не самый плохой итог».
        Отворилась Генкина дверь, и появился он сам, опираясь на трость. Нога — уже без гипса. На меня Генка уставился в немом изумлении.
        — Спокойно, Геннадий!  — сказал ему.  — Это не привидение. Они появляются ночью. Днем — только черти. Но ты столько не пьешь. Да и трудно их увидеть с пива. Хотя если постараться…
        Генка вернул на место отвисшую челюсть и спросил:
        — А где ты был?
        — Не помнишь? Я же говорил: на рыбалке. Так себе улов оказался! Единственный окунишка. Отпустил его.
        Геннадий за годы жизни бок о бок узнал меня достаточно хорошо, чтобы не понимать: если я начал придуриваться, пытаться говорить серьезно со мной бесполезно. Он переключился на другое.
        — К тебе тут девушка приходила. Красивая! Это твоя девушка?
        — Если ты хочешь спросить, пока жена не слышит, есть ли у нее подруга, то я знаю лишь про тетю. Но та вряд ли тебе подойдет. Я и сам еще не разобрался, как к ней относиться.
        — К девушке?
        — К тете.
        — А откуда она, эта красивая девушка?
        — Из компьютера,  — честно признался я.
        — Вот!  — Генка поднял высоко кверху указательный палец.  — Значит, подействовало.
        — Про поляну можешь не намекать. Я только сегодня говорил следователю Банникову,  — ты помнишь его,  — что всю жизнь тебя пивом поить обязан. Кстати, как там котик Валя? Надеюсь, в порядке? Накормлен, напоен, обихожен?.. Вот за это — спасибо! Все, Гена, иди гуляй с собакой! В смысле — играй…
        Котик Валя, конечно, давно почувствовал, что хозяин тут, рядом, и едва я открыл дверь, как увидел его, сидящего с вновь обретенной невозмутимостью сфинкса на полке под зеркалом. Но едва потянулся к нему, котик подался вперед, даже привстал на лапах, чтобы боднуть мою руку. Соскучился! Я взял его, и он сразу запел — громко! Но скоро перестал. Пришлось поскорее опустить на пол строптивого моего котика.
        Обходя свое жилье в поисках беспорядка, машинально отметил, что, как прежде сотовый телефон, ношу теперь с собой везде пистолет. Как бы не сказать «алло», приставив ствол к уху, да не нажать на спусковой крючок сгоряча! Положил «пушку» на стол, от греха подальше.
        По идее, неплохо было бы провести уборку к приезду дочки, но я боялся шуметь. И не услышать внешние, так сказать, звуки. Все еще был индейцем на тропе войны.
        Следовало начинать свою игру. К чему-то она меня приведет?
        Я вышел на улицу, быстро сел в машину, отъехал за угол. Нашел в телефоне номер Олега-музыканта, набрал его. Тот сказал, что едет сейчас в клуб и будет на месте минут через сорок. Договорились там и встретиться.
        Когда приехал на место, дверь в студию была еще заперта. Олег тормозил. От нечего делать я уставился в стенд с расписанием кружков и фамилиями преподавателей и — опля! Неожиданно увидел знакомую фамилию. Вика? Ее инициалы! Ну да, я знал, что она окончила музыкальное училище когда-то, но чтобы преподавала — не слышал. Приехавший Олег подтвердил, Виктория ведет кружок гитары. Признался, что они с пацанами иногда заходят к ней — поднять собственную музыкальную культуру. Нотной грамоте будущие рок-звезды обучены не были. «Это нормально»,  — вынес свой вердикт я.
        Если Олег так и не понял, зачем я приезжал, то это было неудивительно. Я приезжал лишь затем, чтобы… приехать. Мне нужен был лишь сам факт встречи с ним сегодня. На тот случай, если за мной следят. Правда, не замечал, но все может быть. Единственное, что от него узнал,  — как пропал Талый. Очень просто. По возвращении из-за бугра позвонил, спросил, где пацаны тусуются, обещал прибыть через полчаса с «проставой». Его ждали, но не дождались. А из дома он вышел, как выяснилось впоследствии…
        На вопрос Олега, удалось ли мне что-то расследовать, я туманно ответил:
        — Много чего, но в двух словах не расскажешь. Приду специально рассказать, когда до конца разберусь я,  — с «проставой». Постараюсь, как Талый, не пропасть.
        «И помоги мне в этом, Создатель!»  — мысленно добавил про себя.
        Вернувшись домой, я выпил кофе и приготовился выполнить вторую часть своей придумки — главную. Позвонил Тамаре. Мне не нужно было изображать волнение, я действительно был взволнован. Правда, по другой причине.
        — Знаешь, о чем я сейчас больше всего жалею?  — спросил ее с азартом в голосе.  — Что мой компьютер в ремонте! Как он мне сейчас нужен!
        На самом деле в ремонте был мой офисный ноутбук. Домашний лежал передо мной, но я его и не думал включать.
        — А что такое?  — спросила Котомка.
        — Помнишь пацанов-музыкантов? У тебя их диск.
        — Конечно.
        — Так вот, один из них кое-что болтанул. Некто Талый дал ему одну бумажку на хранение. Талый — это тот старший товарищ погибших ребят, который был за бугром, помнишь, я тебе рассказывал? Талый ведь по возвращении пропал. Да, да! В общем, этот Талый написал на листке бумаги некую абракадабру из букв и цифр накануне своего исчезновения.
        — И что это за абракадабра?
        — Это — пароль, который вместе с логином открывает вход на некий сервер, дает доступ к одному небольшому ролику. Там женщину сбрасывают с балкона. Догадываешься, о чем это?
        — Да ты что!  — со страхом прошептала Тамара.
        — Эта бумажка с «абракадаброй» сейчас у меня. Надо лишь дождаться утра, и я буду все знать. Понимаешь, все!.. Только доеду до мастерской, заберу свой ноутбук. Мастерская находится недалеко, в офисном центре, на территории бывшего молокозавода. Надеюсь, это не значит, что все арендаторы там — ни мычат ни телятся. Отремонтировали мой аппарат… Тебе звоню на всякий случай. Хочу сообщить, что нахожусь в прекрасном настроении и не планирую никакого суицида. Да и с чего бы? Ты ведь меня бросать не собираешься, правда? Ха-ха-ха!.. Значит, если вдруг за ночь со мной приключится что-нибудь худое, то…
        — Не смей так шутить!
        — Ладно, не буду.
        — Давай я возьму такси, приеду за тобой, и мы посмотрим все на моем компьютере,  — предложила Тамара.  — Не надо будет ждать до утра.
        — Нет, Томка! Это опасно. Не хочу никого впутывать. Я бы мог просто дойти до соседа, но и к нему не пойду. Я должен сам!
        — Вася!
        — Все, Тома, все. До завтра! Завтра мы распутаем этот клубок наконец-то! Либо удостоверимся, что это действительно сделал сынок Пепе Длинный Чулок, либо узнаем, кто это совершил на самом деле!
        Дав отбой, я вдруг подумал, что, быть может, уже и не хочу знать, кто это совершил на самом деле. И не стал бы ничего распутывать, только оставили бы меня в покое. Но ведь не оставят!
        Ночь я провел в полудреме. Сам не понял, спал хоть немного или нет. Котик, верный сторож, лежал рядом, навострив уши. Я ему доверял больше, чем себе. Главное, думал, если задрыхну, во сне не снять пистолет с предохранителя и не пальнуть сгоряча!
        А утром мне вдруг стало дико страшно. Пиф Валерич почему-то оказался недоступен. Что я творю?!! Да откуда у меня вообще взялась эта мысль, что смогу перехитрить преступника? Управлюсь с ним, имея единственный травматический пистолет, да еще при условии, что враг будет нападать первым? Как я сумею предвосхитить это нападение?!! Даже имея за спиной такую поддержку, как «отставной Джеймс Бонд»? Которого, оказывается, еще найти надо!.. Но уже закусил удила. Я отправил Пифу эсэмэску с просьбой перезвонить и стал одеваться.
        Прежде чем выйти на лестничную площадку, прислушивался под дверью. Вроде бы никого!
        Дошла до преступника моя «деза» или нет? Поверил ли в нее? Конечно, после рыбалки он знает, что на розыгрыши я горазд. Но это неважно, вот в чем вся прелесть! Он будет обязан «дезу» проверить. Слишком высока ставка! «И ему теперь мало просто разделаться со мной,  — рассуждал я.  — Ему требуется выявить всю цепочку, по которой информация пришла ко мне и так же может дойти до полиции. Ему требуется сперва вытрясти из меня все, что знаю, поэтому выстрела в спину, скорее всего, можно не опасаться. Хотя…»
        По лестнице я спускался на цыпочках, будучи настороже. И никаких сумок, борсеток. Рука в кармане, с пистолетом.
        Отворил дверь парадного — как будто ничего подозрительного. Лишь дворник-таджик лопатой снег скребет, знакомый. Не то чтобы мы с ним выпивали вместе, у него, вероятно, вообще другие ценности,  — просто примелькался. Да еще мамаша катит коляску с нашим будущим. Будущее помалкивает, значит, еще не обделалось. Я пискнул «сигналкой» издали — мало ли что? Припав на колени — снег вроде бы чистый,  — посмотрел под днищем с одной стороны, с другой. «Чего я там увижу?  — мысленно посмеялся над собой.  — Как они вообще выглядят, эти мины?..» Отряхнул снег с колен, открыл дверь — ничего. Завел двигатель, зажмурившись,  — нормально. Поехали! Гагарин, блин…
        Без приключений добрался до бывшего молокозавода и прошел в мастерскую. Салон был не только открыт, но даже первый посетитель уже забирал из починки системный блок. Ему давали гарантию, что всех вирусов изловили. Он благодарил. Голос показался знакомым. Когда посетитель обернулся, я узнал… Бориса! Вернулся, стало быть, из Белгорода.
        — О! Привет!  — Боря тоже меня узнал. Значит, мое лицо все же не так много потеряло вместе с усами и не столь сильно было перекошено от страха.  — Вот так встреча, бывший свояк!
        — От бывшего слышу!  — отвечал я.  — Тоже проблемы?  — Я кивнул на его ящик.
        — Да. К Викуле, с ее пиратскими кинофильмами, целое стадо троянских коней прискакало, а мне их ловить. Нашла ковбоя! Из одиннадцати паразитов девятерых сам изничтожил, а два особенно стойкие оказались. Халявный «антивирусник» из Интернета не помог. Спасибо, профессионалы посодействовали.  — Он кивнул на конторку, за которой лыбился компьютерный гений.
        — Поня-ятно,  — поддержал беседу я.  — Похожая проблемка была.
        — Ладно, побегу,  — стал прощаться Борис.  — Надо еще домой «железо» это закинуть. С работы всего на час отпросился. Только появился после отпуска и опять гулять!
        Я подумал, если выйду вместе с Борисом, то, как минимум, с одной стороны он меня прикроет. Если учесть, что за спиной останется офисное здание, где вряд ли мог засесть киллер, шансов благополучно добраться до машины будет еще больше. Бориса преступнику убивать ни к чему — тот не получал наследства. Да и меня, как я рассуждал давеча, пока — нет резона. Ему сперва побеседовать со мной требуется! Трудно себя убедить в этом настолько, чтобы совсем успокоиться. Хоть я запускал «дезу» в надежде увидеть киллера лицом к лицу, а не получить пулю в спину, однако провоцировать его пойти по второму варианту все же не стоило. Моя спина натренирована выдерживать лишь взгляды жены. Хоть они порой бывали свинцовыми, но пуля — все-таки другое. Хоть бы Банников бронежилет мне выдал! Чего не попросил?..
        Я вспомнил, что у Бори с Викой одна машина на двоих, и на ней рулит, конечно же, Вика. Завозит мужа в порт, потом едет в свой автосалон. На обратном пути забирает супруга.
        — Давай я тебя подвезу,  — предложил ему.  — Только ноутбук свой получу.
        Борис поотказывался для приличия, но потом согласился. Сошлись на том, что я довезу его вместе с блоком не домой, а сразу до работы. Это мне почти по пути, лишь небольшой крюк сделаю. А вечером Борю с компьютером жена заберет, как обычно.
        Мы вышли из салона, я положил свой «бук» на заднее сиденье и Борисов ящик — тоже. Его даже пристегнул ремнем, чтобы после лечения вирусов «сотрясение мозгов» не случилось ненароком. Тронул машину. В этот момент у меня в кармане зазвонил мобильник. Извинившись перед Борисом, с которым мы уже разговаривали про его отпуск и рыбалку, поднес к уху трубку.
        — Василий Сергеевич?  — услышал голос Пифа Валерича.  — Можете говорить?
        — Могу,  — сказал я,  — если коротенько. Рулю.
        — Тогда всего два вопроса. Первый: вы знаете, что Тамара Кошелева недавно вернулась из мест, не столь отдаленных, где отбывала срок за мошенничество?
        После минимальной заминки я ответил:
        — Знаю. Из-за этого она лишилась возможности постоянно видеть сына.
        На самом деле я этого не знал, но ждал чего-то подобного с тех пор, как понял, что мое дежавю было вовсе не дежавю. Вот, значит, о чем она просила не говорить мне Банникова, понял наконец. Вот зачем ходила к нему. Только в том, что в основе просьбы Котомки лежал лирический мотив, я сильно сомневался теперь.
        — Хорошо. Тогда второй вопрос. Вам известно, что ваш свояк, Борис, в недавнем прошлом являлся бойцом элитного спецподразделения?
        — Вы серьезно?  — Я из последних сил делал вид, что ничего не происходит.  — Однажды я видел его в такой форме, но подумал, что это шутка.
        — Когда вы успели его увидеть?
        — Давно. Мы с вами еще не были знакомы… Ваша информация запоздала, Пиф Валерич,  — вздохнул я.
        — Что? Не понял? Он что, рядом с вами?  — догадался «отставной Джеймс Бонд».
        — Вот именно.  — Динамик у меня в смартфоне был довольно громкий, а мотор в машине работал практически бесшумно. Борис, конечно, слышал каждое слово. Он забрал у меня трубку, дал отбой. Я почувствовал, что в мой бок упирается что-то твердое. Скосив глаза, увидел пистолет, ствол которого был увеличен в размере на длину глушителя.
        — Не отвлекайся, Вася,  — сказал мне Борис самым будничным тоном, каким говорил до этого про рыбалку на Северном Донце.  — Веди машину.
        — Значит, ствол не был единственным? Просто тот, из которого ты стрелял раньше, потребовалось подбросить этому бедолаге, сынку Пепе Длинный Чулок? Чтобы повесить все на него? И убийство пацанов, и покушение на меня. Яд уж тут не годился?  — пробормотал я скорее для себя, чем для Бориса.
        А он между тем быстро обшарил меня свободной рукой и нашел пистолет Голобородова.
        — Ух ты!  — воскликнул.  — Думаешь, это игрушка? Не-ет.  — Он спрятал пистолет себе в карман, затем сорвал с передней панели авторегистратор, выключил его, отсоединил провода и сунул за пазуху.
        — Смотри на дорогу, Вася. Едем!
        — Куда?  — спросил я.
        — За город. К тебе в деревню. Поговорим в спокойной обстановке. Нам надо заключить соглашение. А там, глядишь, и в баньке попаримся, как всегда, по-свойски. Ты как?
        — Конечно, Боря. Тебе надо к жаре привыкать. Тебе еще целую вечность в аду гореть. Или, скажешь, нет?
        — В аду я уже горел, Вася. Что ты знаешь?.. Не морочь мне голову мистикой. Я — материалист.
        — В смысле, соискатель материальных благ?.. Не ожидал, Боря. Помню, как мы с тобой отстаивали добро твоей тещи… Зачем ты ее убил?
        — Тебе что, тещу мою жаль? А знаешь, это ведь она придумала на твой пансионат лапу наложить. Ты еще и не знал о наследстве ничего, а она уже пронюхала. Ей Богданыч сам рассказал. У них роман — не роман, но какая-то симпатия сложилась. Обаятельной моя теща была, царство ей небесное, когда хотела. Богданыч разоткровенничался с ней, что жить ему недолго осталось и хочет все тебе оставить. Ты, дескать, человек здравомыслящий… Не раскусил он мою тещу, Богданыч твой. Она змея та еще была…
        — И за это ты ее сбросил с лоджии? Только не говори, что случайно вышло. Остекление ты снял загодя.
        — Ты не понимаешь, Вася. Она — баба властная была. Только с виду: «Сю-сю-сю».
        — Ну, почему же? Я ее характер прекрасно понимаю…
        — Ну, вот. Викуля перед ней на цырлах ходила. А я-то? Боевой офицер, но собственное жилье получил лишь перед дембелем, а то все — как приживальщик! Ну, стали сдавать мы коробку мою студентам за копейки. Что они, копейки эти? Порядочный ремонт даже сделать не хватит. Как начал я по возвращении с Дальнего Востока жить на правах гостя, так до сих пор и живу. Ты представляешь, каково жить с двумя бабами, не имея права голоса?..
        — Как-то это мелко, Боря! Я-то думал, Галя кому-то серьезно помешала. А ты, оказывается, из-за таких пустяков? Из уязвленного самолюбия?
        — Самолюбие — это тоже не пустяки, Вася. У нас на дорогах больше, чем на войне, народу гибнет из-за уязвленного самолюбия. Но тут дело не в нем… Вот, значит, Галя задумала пансионат твой прибрать к рукам. Сначала Зинку пыталась вернуть в лоно семьи, чтобы через нее действовать, но та ни в какую. Конечно! Галя же не объяснила ей, для чего это надо. Все сливки сама хотела по тихой снимать, потом. Главное, Вику на пансионат пристроить и меня. Переехали бы в Одессу. Викуля бы уж развернулась! Только я-то и там был бы у них на десятых ролях, пока Биржа была бы жива. Всеми бабками, которые Викуля увела бы с твоего пансионата, она сама бы и распоряжалась, уж я-то знаю. Просил бы у нее на мороженое… А ты говоришь: «Самолюбие!» Мне такой расклад не фартил. А вот без Биржи!..
        — Я мог бы и не взять на работу Вику.
        — Она стала подозревать, что ей у тебя, поскольку с ее сестрой — Зинкой — вы в разводе, не обрыбится.
        — И тогда Вика решила выбить меня из седла, так?  — догадался я.  — Сделать инвалидом? Чтобы без близких людей в новом деле — управлении пансионатом — мне уж точно не обойтись? Хотя бы какое-то время? Это ведь ее шутки — наезд автомобилем, подпиленная лесенка в спортгородке?
        — Ну, перекладину-то, конечно, я подпилил, но идея — ее.
        — Она не знала, что ты прежде уже пытался решить вопрос кардинально — отравить меня?
        — Ха-ха-ха!  — рассмеялся Борис.  — Какая-то дурацкая собака все испортила! Извини, Вася. Ты всегда был мне симпатичен, но пришло время подумать о себе. Такой шанс раз в жизни выпадает.
        — Значит, дело изначально было в пансионате? Если бы я и не раскусил убийства Гали Биржи и пацанов, это ничего не изменило бы? У тебя уже и план имелся, и отрава была заготовлена? Так? Кстати, отрава, полагаю, трофейная?.. Тальникова ты тоже убил?
        — Ну а то как же? Гаденыш ведь и придумал с шантажом! Те телята не знали, что с записью делать, думали в «ментовку» идти. Он их надоумил… Все мне рассказал.
        — Не сомневаюсь. Я так и посчитал. Выходит, я тебе его подставил? Не знал, что Вика в ДК Чехова преподает… Это она тебе про мой разговор с музыкантом рассказала?
        — Нет. Я сам услышал, что пацаны болтали. Случайно. Викулю встречать пришел. У нее кружок поздно заканчивался.
        — Понятно. А задавить меня она, выходит, лично пыталась? В ее салоне много всякой рухляди на колесах продают… Но ты, Боря, посчитал, что переломать мне кости — это полумеры? Лучше совсем — того? Однако жене об этом не говорил? Тем более что она и сама могла перестараться, и тогда опять-таки вышло бы по-твоему… Почему же она тебя не просила это сделать? Мужчина, как-никак.
        — Решила, что ее никто не заподозрит. И обеспечивала себе главенствующую роль на будущее. Считала, что я у нее на подхвате. Она же дочка своей мамы. Яблочко от яблони недалеко падает…
        — Но без Биржи ты надеялся жену в будущем приструнить?  — усмехнулся я.
        — Конечно,  — усмехнулся в ответ Борис.  — Так и будет.
        — Не устал из Белгорода сюда мотаться, маскарад устраивать? Усы, бороду клеить…
        — Овчинка выделки стоит,  — философски сказал, пожав плечами, мой бывший свояк.
        — А знаешь, о чем я сейчас вспомнил? Когда стрелял в тебя в своей квартире, подумал: «Почему киллер сбежал после второго моего выстрела? Обычно под словом «ружье», которое я произнес вслух, понимают двустволку. Не знал ли киллер, что у меня пятизарядка?..» Жаль, что не задержался на этой мысли… А ведь я тогда успел всего два патрона зарядить!
        — Бывает…
        За разговором, который я никак не мог бы назвать приятным, мы доехали до деревни. Я загнал машину в гараж. Строил его когда-то своими руками. Как минимум два автомобиля можно свободно поместить.
        — Чего задом наперед заезжаешь?  — поинтересовался Борис, почесав свободной рукой ухо.
        — Я так привык. Потом выезжать удобнее.
        Попавшее под заднее колесо ведро чуть не выдало мою ложь.
        — Что-то не больно ловко у тебя получается! А гараж не маленький…  — заметил Борис.
        — Я впервые этот маневр выполняю под дулом пистолета,  — нашелся я.
        — Ну что, Вася, давай делом займемся?  — предложил Борис, когда я заглушил двигатель.  — Бери свой ноутбук. Доберемся до этой записи да удалим ее от греха подальше. Кстати, кто тебе принес пароль? Ты ведь меня не станешь обманывать, правда?
        — Не стану, Боря. Признаюсь откровенно, нет никакой записи. Во всяком случае, я о такой не знаю. Смартфон Пашки Бугрова ты, вероятно, сразу к рукам прибрал. А была ли запись вообще скопирована — тебе видней. Ты там все квартиры переворошил!.. Я тебя купил. Заодно удостоверился, что ты Тамару мою взял на крючок и она меня сдала. Это ведь ты ей лицо разукрасил?
        — Да, я. Борзая она баба! Наверное, темпераментная, да?  — осклабился бывший свояк.
        Даже в такой момент я не стал отвечать, что его жена — тоже ничего. Пойди я у нее на поводу, еще неизвестно, чем все кончилось бы. Может, Вика бортанула бы своего мужа из корыстных побуждений? Решила бы, что ей лучше быть со мной, законным наследником?.. Во всяком случае, пытаться меня калечить точно не стала бы. Вот как опасно бывает отказывать женщине!..
        — Тамара тебя не сдавала,  — решил почему-то успокоить меня Борис.  — Мы мало пообщались с ней. Подмога подоспела неожиданно. Две фурии со стволами, прикинь!  — Он рассмеялся.  — Просто я к тебе в квартиру насекомое подселил, «жучок» называется. Только и всего.
        — Тамара подселила?
        — Нет, я сам.
        — Значит, когда сосед на площадке появился, ты уже выходил из квартиры, а не пытался в нее войти?
        — Ну да.
        — И что, ты сам меня слушал? Денно и нощно? В отпуске ты, как я понимаю, был условно. Так же как в своем порту, в день убийства Гали Биржи? Но показаться-то там, на родине, должен был. Чтобы обеспечить себе алиби. А потом уже, типа, по рыбалкам ездить… Мне, наверное, повезло, что ты не мог постоянно находиться тут, в Нижнем?
        — Повезло, Вася! Что же касается слушания, ты же не «Голос Америки», а я не советский «кухонный» интеллигент. Чего мне время свое тратить? Есть у меня два паренька на подхвате. Несостоявшиеся террористы. Вот они и пасли тебя по очереди. Одному так осточертело, что лично предложил грохнуть тебя. А я — согласился. Но этот остолоп не узнал тебя без усов, представляешь? Ты еще вырядился точно скоморох!.. А потом я решил еще повременить.
        — Даже не знаю, каким рекламщикам продать этот сюжет?  — задумался я вслух.  — С моим бритьем, переодеванием и киллером, который не узнал клиента. Тем, кто продвигает станки для бритья или — карнавальные костюмы?.. Вика ведь не знает, что ты убил ее мать?  — внезапно задал я вопрос Борису.  — А чтобы и впоследствии ничего не подумала, ты решил подставить Пепе Длинный Чулок вместе с сынком?
        — Этот урод с дружками-бандосами в свое время отжал у меня гараж, который теща надыбала. А я в нем хотел автосервис небольшой наладить. Нашел подъемник «бэушный», со стройматериалами договорился. Тогда все сложно было… Думал, после дембеля стану верную копеечку иметь…
        — А почему ты скрывал свою героическую профессию?
        — А по какой причине, по-твоему, спецназ в масках работает? Не хотелось, знаешь ли, чтобы мои клиенты с Кавказа с ответным визитом нагрянули! Ну а Вика… Да, она не знает. Конечно, не знает, что это я тещу — того. И — пацанов. А ты, Вася,  — знаешь. И это — проблема! Следовательно, договориться мы с тобой не сможем. Извини. Это я тебя купил,  — вернул он мне мои же слова.  — Выходи из машины.
        Я подчинился.
        — Не понимаю, как ты и Вика собираетесь взять пансионат? Ну, не будет меня, и что?  — спросил я, пока бывший свояк приковывал меня наручниками к одной из ножек железного верстака, вцементированной в пол. Вцементированной надежно — для себя делал. Обладать бы даром предвиденья тогда — схалтурил бы.
        — Ну, это же так просто!  — рассмеялся Борис.  — Для того чтобы взять пансионат, есть твоя дочка — Варенька,  — стал объяснять он.  — Ты ведь желаешь ей счастья, правда? Она станет богатой наследницей! Но она еще молоденькая, ей трудно будет управляться с таким хозяйством. И мама, Зинаида, ей плохая помощница. Что она в этом смыслит? К счастью, у Вареньки и у ее мамы есть хорошая советчица — Вика. Менеджером по персоналу работает! Вареньке — тетя, а ее маме — двоюродная сестра, но все равно как родная. Они же росли вместе, можно сказать! А у Вики есть муж, я. Вот мы с Викулей и займемся управлением пансионатом, Вася. Из меня хороший наемный директор получится! Я же — военный командир! Варенька будет получать ежемесячно денежку на развлечения. Что ей еще надо? Мама ее — на шмотки…
        — Представляю вас в роли помощников: Лиса Алиса и Кот Базилио!
        Бывший свояк усмехнулся.
        — Но ты сделал ошибку, Боря. Побежал впереди паровоза — как бывший конструктор-железнодорожник тебе говорю. Ни фига у вас не получится! Я не вступал в наследство, вот вся штука в чем! После моей смерти оно отойдет — уже не по завещанию, а по закону — дочери Богданыча, Элеоноре.
        — Что?  — заинтересованно посмотрел на меня бывший свояк.  — Ты врешь, Вася. Блефуешь. Ты убыл в Одессу в тот же день, как умер Богданыч.
        — А ты откуда знаешь, что в тот же день?
        — Откуда знаю?  — Борис вдруг замялся.  — Да какая тебе разница, Вася? Знаю!.. И потом еще ездил. И не вступил в наследство? Ни за что не поверю.
        — В день смерти Богданыча я уехал не в Одессу, Боря, а в Николаев. Зина, которую вы с Викой пасли, перепутала. И о наследстве я узнал позже, от племянника. Тогда я не был силен в наследственном праве, это сейчас малость подковался. Прежде почему-то считал, что должно пройти шесть месяцев после смерти завещателя, и только тогда можно вступать…
        — Я тебе не верю, Вася. Ты это придумываешь на ходу сейчас…
        Договорить он не успел, потому что за его спиной приоткрылись ворота, и появился… Пиф Валерич! Борис резко обернулся, спрятав пистолет за спину. Мало ли кто? Может, просто соседи?..  — так я расценил его движение. Пристегнутый одной рукой, другой я резко выбил у него пистолет и успел отшвырнуть его ногой прежде, чем Борис ударил меня в лицо. Но он потерял время! И когда вновь обернулся к вошедшему, пистолет оказался уже у того в руках. Однако Борис почему-то не выказал никакого волнения.
        — Пиф Валерич! Осторожно! У него еще мой «травмат» в кармане!  — предупредил я.
        — Правда?  — посмотрел Валерич на Бориса.  — А ну, давай.
        — Зачем он тебе?  — спросил Борис, вынимая из кармана пистолет Голобородова. Я до крайности удивился тому, как спокойно Борис отдал оружие начальнику охраны моего пансионата. А Борис добавил:
        — Долго ехал, командир.
        — Пробки у вас. В Одессе и то меньше.
        Я понял, что они хорошо знакомы. Все оборвалось внутри!
        — Удивлен?  — усмехнулся Борис, посмотрев мне в глаза.  — С Валеричем мы воевали вместе. Сечешь? А потом однажды встретились в пансионате. Мы с Викой тогда тещу завезли. Ко мне на родину, в отпуск, ехали.
        — Начинаю сечь…  — сказал я.  — Как внешность обманчива, Пиф Валерич!  — Я еле выговаривал слова.  — Мне казалось, вы — само благородство. Слуга царю, отец солдатам. Оказалось — жулик… Надо же! Ведь я сам, инсценировав собственную гибель на рыбалке, ожидал появления новых фигур. А в вас «фигуру» не разглядел! Я-то думал, почему список фамилий у вас оказался в середине записной книжки, а не в конце? Он был составлен загодя! Как вы так быстро успели пробить кого надо? Связи? Вот она, ваша главная связь!  — Я указал на Бориса.  — Преступная. Тамаре вы позвонили еще до встречи со мной. И почему я раньше не придал всем этим мелочам значения?
        Пиф обаятельно улыбнулся и махнул на меня рукой. Мол, хватит о пустом! Я вспомнил, как он хавал мамины пироги. Перевел взгляд на Бориса:
        — Что же вы за герои-спецназовцы такие, Боря? Убиваете здесь тех, кого там защищали? Бывшие сослуживцы, думаю, нашли бы для вас теплые слова, если бы узнали, как вы после дембеля дослуживаете!.. Что смотришь? Много пафоса? Имею право. Мне помирать сейчас…  — дышать что-то тяжело стало.  — Но просчитался ты, Боря. Не сесть тебе на шею к Варьке, потому что не быть ей наследницей. Повторяю, я не вступал в наследство, и после моей гибели — а все, как я погляжу, к тому идет,  — пансионат получит дочь Богданыча, Элеонора.
        — Вася, не надо мне вешать на уши лапшу,  — ласково попросил Борис.  — Ты вступил в наследство. Я уверен.
        — Но проверить не помешает, а?
        — Хочешь выиграть время?  — грустно усмехнулся Борис.
        — Нет,  — сказал я. Бывший спецназовец что-то прочитал в моих глазах и перевел взгляд на Пифа. Этот взгляд красноречивее слов вопрошал: «Правда?»
        — Врет он,  — делано рассмеялся Пиф Валерич.
        — Я тоже считаю, что врет,  — неуверенно улыбнулся бывший свояк.
        — А ты все же проверь, Боря,  — настаивал я.
        — Хватит болтать!  — Валерич засунул боевой ствол с глушителем себе за брючный ремень и вскинул «травмат».
        — Зачем?  — спросил Борис.
        — Думаю, дело тут закончится несчастным случаем,  — стал объяснять начальник охраны того пансионата, который, как казалось в этот момент, уже никогда не станет моим.  — Дядька решит поиграть «пушкой»,  — кивнул он на меня, пристегнутого к верстаку,  — и, как ребенок, насмерть ранит себя,  — он приставил мне ствол под подбородок. Даже самый тупой станок для бриться не вызывал у меня никогда столь мерзкого ощущения! Я зажмурил глаза, Пиф выстрелил. Но не в меня. В последний момент он отвел ствол в сторону. Разлетелась на осколки банка с огурцами, стоявшая на полке. На бетонный пол потек рассол. Сколько похмельных синдромов можно было бы снять!.. Я почувствовал, как на висках выступил холодный пот. «Наверное, так появляются седые волосы»,  — подумал я.
        — Хорошо бьет,  — оценил Пиф.  — Я просто проверил на всякий случай… А сейчас Пиф сделает «паф!» по-настоящему.
        Он опять упер ствол мне под подбородок, но вдруг развернулся и выстрелил в Бориса. Тот дернулся, ухватился обеими рукам за шею, из-под ладоней выступила кровь. Я увидел боль, но еще больше — изумление в глазах бывшего свояка. Через секунду он стал «бывшим» во всех смыслах. Вторую пулю его былой командир влепил ему в глаз. Хоть пуля и являлась резиновой, Борис рухнул спиной на бетонный пол. Пустая глазница заполнилась кровавым месивом. Он был мертв.
        — Конечно, ты не вступал в наследство. И не вступил бы, я об этом позаботился,  — открыл мне секрет Пиф.
        — Тебе надо, чтобы наследницей стала Элеонора?  — догадался я. Говорить было трудно. Мои зубы выстукивали морзянку.  — А меня тебе просто требовалось убрать чужими руками?  — На «вы» я эту мразь называть больше не мог.
        — Естественно.  — Он будто и не заметил моей фамильярности.  — Представляешь, Боренька явился ко мне с известием, что его теща хочет «оккупировать» «Черноморочку». Людей тут своих расставить! Ей надо только умело тебя — наследника новоявленного — обработать, дескать. Вот наглость!
        — Зря он с тобой поделился.
        — Зря Богданыч наследство тебе оставил! Я-то надеялся, что состояние отойдет Элечке. Он мне только задачу усложнил! Элеонора, в свою очередь, все завещает мне. Никто не удивится, поскольку многие знают, что у нас с ней роман. Элечка долго не протянет…
        — Ты ей в этом поможешь?  — усмехнулся я.
        — Ну, если болезнь затянется, то из гуманных соображений — придется. А может, и потерплю. Я ведь уже фактически стану распоряжаться пансионатом,  — охотно поделился со мной преступник своими надеждами.
        — Может, и Богданыча — ты?
        — Ну, нет!  — отклонил Пиф.  — Уж всех собак на меня не вешай.
        — Элеонора не оставит пансионат тебе. С какой стати?
        — Оставит. И не только пансионат, но и все квартиры, и деньги, доставшиеся от всех ее кобелей. Нотариус — мой человек. Можно было бы просто уничтожить завещание, кабы Богданыч не предал его огласке. Не пришлось бы огород городить… Я нашел Элечке нотариуса, когда она оформляла на себя недвижимость еще первого мужа. Его же порекомендовал и Богданычу. Имеется достаточное количество чистых листов с подписями Элеоноры. Текст можно набрать любой.  — Он вытащил из-за пояса пистолет.
        — Тебя все равно вычислят,  — сказал я. Пиф достал из кармана перчатки, надел их и тщательно протер тряпкой, взятой с моего верстака, рукоятку «макарыча».
        — При чем здесь вообще я?  — спросил он.  — Думаешь, это я тебя убью?  — он сделал упор на местоимении «я».  — Нет. Это Борис убьет тебя. А ты — его. Очень кстати подвернулась эта травматическая «хлопушка». Я уж думал как-нибудь тут нож приложить к картине, когда просил Бореньку привезти тебя за город…
        — Мы что, по твоему сценарию, одновременно друг в друга выстрелим? Как на дуэли?  — затравленно усмехнулся я.
        — Ну, зачем же? В полиции не все идиоты. Я выстрелю тебе в ногу, подожду, пока ты истечешь кровью. Потом отстегну наручники и вложу тебе в руку травматический пистолет. А Боренькину пушку ему подложу. Еще вот этот кусок проволоки брошу рядом с тобой. Как будто ты сумел им расстегнуть наручники. А то след-то от наручников останется, его не скроешь… Все будет выглядеть правдоподобно.
        Он вытащил из-за пояса Борисов пистолет с глушителем, направил ствол мне в ногу, но в этот момент позади него раздался какой-то звук, в просвет между створами ворот проскользнула неясная фигура. Пиф развернулся и получил сокрушительный удар в лоб — бейсбольной битой, как потом выяснилось. Но старый профи успел, не целясь, нажать на спусковой крючок. Тамара, а это была она, вскрикнула и упала на колени, хватаясь за бок.
        — Тома, держись!  — воскликнул я.  — Отстегни меня!
        Она постаралась превозмочь боль, привстала, но упала.
        — Не зря я за тобой поехала от мастерской!  — выкрикнула мне с истерическим смехом.  — Как чуяла беду!
        — Молчи! Только не убирай руку! Зажми рану, зажми! Ключ от наручников у него!  — я показал ей на труп свояка. Тамара стонала, но кое-как, на четвереньках, опираясь на одну руку, другой зажимая рану, все же доползла до мертвого Бориса и отыскала ключ. Протягивая его мне, она потеряла сознание. Ключ выпал из руки. Еле-еле я дотянулся до ключа ногой и, судорожно шаркая носком ботинка по цементному полу, кое-как подвинул к себе ближе этот маленький ключик, сумел добраться до него пальцами свободной руки. Освободившись от оков, я приволок Пифа к верстаку и застегнул браслеты так, чтобы между его руками оказалась «моя» ножка верстака. Теперь я, напротив, порадовался, что когда-то на совесть вцементировал ее в пол! Может, у меня все же был дар предвидения?.. Дальше — ринулся в машину, курочить автомобильную аптечку. Извлек бинт, вату, сделал тампон и наложил Тамаре на рану. Так и держал, пока не приехала «Скорая». Прибыла полиция, появился Банников…
        Пиф по приезде полицейских вздумал ломать комедию. Мол, он хотел меня спасти, а я чего-то не понял…
        — Слышишь, ты! Старый рубака! Не старайся!  — крикнул ему.  — Я специально загнал машину кормой вперед. Там регистратор все записал. Кстати, и наш разговор с Борисом, который вели дорогой…
        — Что вы говорите, Василий Сергеевич?  — изображая сожаление к моей глупости, спросил Пиф.  — Ваш свояк, как я успел понять, пока вы его не застрелили, был человек опытный. И что же, он не отключил регистратор в машине?!
        — Отключил. Тот, что на панели стоял, подарочный. На день рождения коллега по работе вручил. Но имеется еще штатный, Пиф Валерич! Камера вмонтирована в салонное зеркало. Вы не наворовали на хорошую машину с Борей, поэтому ни хрена не знаете!..
        Тамара шла на поправку, я каждый день приезжал к ней в больницу. Она наконец собралась с духом, заговорила:
        — Я должна рассказать, как все вышло…
        — Тебе нельзя говорить пока. Давай лучше я сам предположу, как все было. А ты кивай. Биржа встретила тебя случайно или выследила и угрожала сдать в полицию. Узнала в тебе бывшую секретаршу директора жилищной пирамиды. Навыки химичить, приобретенные тобой в инвестиционном фонде, под носом у папаши Артура, не прошли даром. По ходу дела разбила сердце его сынку… Нет, нет! К прошлому я не ревную!.. Ты ведь «делала карьеру на свой манер». Девушке с красным дипломом не терпелось достичь материального благополучия!.. Удивляться нечему — время такое настало,  — вздохнул я.  — Все кинулись достигать материального благополучия! Кроме тех, которые просто выживали… Когда мы с Борисом явились выручать тещины денежки, я не узнал в девушке в дымчатых очочках тебя. Сколько лет прошло после «Дружбы»! А ты меня узнала. С тех пор и считала меня выдумщиком, а ни за какие не за книжные романы, о которых узнала впоследствии… Ты боялась вовсе не полиции, а вашей с директором бывшей «крыши», которой жилищная пирамида задолжала. К «крыше» имел отношение сынок Пепе Длинный Чулок. За пирамиду ты отсидела, но денежки
остались при тебе. Директор сгинул в тюрьме. Ты заручилась поддержкой тети Тани. Никакая она тебе не родственница. Хотя как посмотреть. Вы сидели вместе, она тебе жизнь спасла. Это со слов Банникова. Тетя Таня была в авторитете, но решила отойти от дел. Говорит, что много хороших книжек в тюрьме прочитала. Жаль, мол, не читала в юности… Но это она — так. Проймешь матерую волчицу книжками, как же!.. Она взяла тебя под свое крыло. Устроила на работу. С судимостью ведь нелегко устроиться. Дизайн и строительство в твоей конторе так — ширма. Чертеж, прикрепленный на твоем кульмане, за время нашего знакомства не пополнился ни одной линией. На самом деле фирма занимается отмыванием денег, периодически меняя название и реквизиты, верно? У тебя достаточно средств для спокойной жизни, но буйная фантазия, о которой ты говорила, толкает на новые приключения, не так ли? Тете приключений в жизни уже хватило, но любопытство — великая вещь. Вам стало интересно, для чего же Галя Биржа хотела, чтобы ты сблизилась со мной? Что за корысть ею двигала? Она сразу тебе всего не сказала. Просто велела поработать на нее,
подобравшись ко мне поближе. За это она обещала не сдавать тебя сынку Пепе. Даже не знаю, сказала ли ты Бирже, что была знакома со мной ранее, или это Гале просто так повезло? Лучшей кандидатуры она не нашла бы. Моя бывшая жена отказалась по новой выстраивать со мной отношения. Дочь Гали Биржи, моя свояченица — Вика — с заданием втереться в доверие тоже не справилась. Хотя старалась, пожалуй, даже круче, чем мать велела!  — Эти свои слова я пояснять не стал.
        Биржа сказала тебе, что я зависаю на сайте знакомств. Родственники даже уточнили, на каком именно. Дальнейшее было делом техники. Тетя Таня сделала тебе свежее фото — в твоем кабинете. Для дела. Предыдущее фото, из другого дела, где ты запечатлена в профиль и анфас с очень короткой стрижкой, тут не годилось, даже если бы тебе то фото выдали.
        Когда Биржи не стало, ты имела возможность уйти в сторону. Тем не менее не отступила, а захотела разобраться, что же тут все-таки кроется. Так? Все пытала меня исподволь, что же за лакомый кусок я скрываю? Может, имею какую-то креативную идею для бизнеса?.. Или я успешный писатель, у которого куча денег?.. Наконец разгадка найдена — наследство! Тут на тебя наезжает Вика. Это ведь ее я видел на улице Минина в роли заказчицы некоего проекта, как ты потом сказала? Да? Машина меня смутила. Только позже дошло, что Вика в своем салоне может взять покататься любое авто… Ваш разговор, очевидно, Вике не понравился, как он прошел, тогда за тебя принялся ее муженек. Борис убил бы тебя, чтобы игру не испортила, но тетя Таня пригрозила ему, отрядив дамочек из собственной свиты, и он побоялся. Урки — это серьезно, даже для бывшего спецназовца. Но у Бориса все же остался на тебя крючок — все та же бывшая твоя «крыша». Он в любой момент мог сдать тебя ей. Там тоже жулики, а тетя Таня — все-таки тетя, а не дядя. И те дяди ее авторитет не больно признают. Не считают они «вороваек» себе равными. Женщин ведь в
воровской среде не коронуют. Отмазать тебя там тете Тане стоило бы большого труда. Так, во всяком случае, Банников мне объяснил. Ты лучше меня в теме… Борис был не дурак. Даже после вашей с ним стычки, когда спасли тебя девушки тети Тани, он сумел убедить тебя подыграть ему в подставе сынка Пепе Длинный Чулок. Это тебе было на руку. Не пришлось бы больше опасаться бывшей «крыши». Ты нарядилась под соседку Пепе и пришла в ломбард с паспортом Пепе и кольцом, которые дал тебе Борис. Имея ключ от квартиры Пепе, он мог спокойно заходить туда, когда ее самой не было дома. Кстати, и от моей квартиры ключами он обзавелся заблаговременно. Наверное, с комплекта Зинаиды сделал дубликат… Выполнив поручение Бориса, ты паспорт Пепе вместе с залоговым билетом из ломбарда вернула ему, а он подложил Пепе. Ее сынку подбросил «пушку», из которой стрелял в пацанов и в меня. Надо отдать должное бывшему свояку, улики он смастырил железобетонные! Сидеть бы сынку Пепе долго и качественно! Если честно, по своему прошлому он заслужил, коли верить Банникову. Единственное, что можно сказать хорошего о сынке Пепе,  — именно
благодаря ему мы с Борей не столкнулись с вашей «крышей», когда пришли за деньгами Биржи. В отличие от нас с Борей, те братки шутить не стали бы. Сынок Пепе уговорил друганов не шкурить подругу своей матери, хоть та, возможно, ничего и не узнала бы о его участии. И Галя Биржа действительно лишь потом узнала, что пирамиду прикрывал сынок ее подруги Пепе, иначе бы она обошлась без нашего с Борей спектакля.
        — Я подставила тебя со своим любопытством,  — сказала Тамара тихо.  — Эта парочка решила, что я выдам их тебе раньше времени.
        — Или, будучи со мной, сумеешь их отсечь от кормушки, к которой они рвались, даже и не выдавая… Не переживай! Они в любом случае не оставили бы меня в покое. Вика всего и не знала. Она думала, муж помогает ей воплотить мамину идею, и только. А он вел свою игру.
        Борис полагал, что его бывший командир будет ему надежным помощником в пансионате и сам от этого не прогадает. Боря не подозревал, что Пиф до него еще раскатил губу на «Черноморочку», и для этого закрутил роман с любвеобильной дочерью Богданыча Элеонорой. Боря пошел на мое устранение, полагая, что я вступил в наследство. Пиф его убедил в этом. Что после меня хозяйкой станет моя дочь Варя. Что Боря с Викой добьются от юной Вари доверия управлять пансионатом и будут преспокойненько снимать все сливки. Только денежками теперь станет распоряжаться Боря лично. А чтобы предприимчивая теща не путалась под ногами, он решил убрать ее.
        Пифу в итоге как бы на руку оказалось Борино преступление. Валерич решил все обставить так, будто я просек убийство свояком тещи и Боря решил устранить меня как свидетеля, но при этом и сам был убит.
        С Борей Пиф изначально и не думал делиться. Он вообще был удивлен и раздосадован, что какая-то старуха полезла в пансионат, который он уже в мыслях видел своим. Но раз уж такая помеха нарисовалась, то и придумал самое простое решение, как от этой помехи избавиться. Устранить новоявленного наследника, вашего покорного слугу, силами его же нижегородских родственников. Ну, точнее — близких людей… Побольше бы таких близких, скажем мы теперь, и чужих не надо! Надеюсь, Пиф ответит сполна. Боря уже ответил…
        Вика, как я слышал, укатила куда-то на Дальний Восток, где ее муж служил по молодости. Не знаю, как Банников, а я преследовать ее не стану. Бог ей судья, как говорится…
        Об одном жалею. Поверил сказке про пионерскую любовь!  — Я рассмеялся, глядя в лицо молчащей Тамаре.  — Ей-богу, поверил, как мальчишка! День первого свидания едва не пришелся у нас с тобой на день похорон Гали Биржи. Я перенес свидание и не сказал тебе. Боялся, что ты суеверна! Ха-ха-ха! Мне бы самому в приметы верить!..
        Тамара отвернулась к стене.
        — Не в таком мире мы живем,  — пробормотал себе под нос, покидая палату.
        — Постой!
        Я обернулся. Тамара приподнялась на локтях, собираясь с мыслями.
        — Когда меня выпишут, я испеку вишневый пирог,  — сказала она. Видел, хотела сказать что-то другое…
        На лестнице в своем парадном, на полпути, я встретил Генку. К нему вернулась уверенность в собственных силах, сам повел пса на прогулку. А то все Люся водила.
        — Привет!  — протянул мне руку сосед.  — Ну, как твоя дама из компьютера?
        Я посмотрел на Джеймса и сказал его хозяину:
        — Лучше бы я завел собаку!..
        Улыбнулся, махнул рукой и двинулся дальше вверх по лестнице.