Время тяжелых ботинок Владимир Король
        Вадим Носов
        Военные приключения #
1998 год. Россия едва начала подниматься после сокрушительных ударов демократических реформ и наводить порядок в собственном доме. Но контроль за основными финансовыми и экономическими потоками в стране захватили полукриминальные структуры, объединенные в холдинг. Чтобы вернуть эти потоки под контроль государства, возрожденная госбезопасность решается провести уникальную многоходовую операцию с внедрением в руководство холдинга глубоко законспирированного агента под кодовым именем Оса...
        Время тяжелых ботинок.
        Владимир Король. Вадим Носов
        Факты, события и герои, описанные в романе, вымышлены, все совпадения - случайны.
        В разведке нет отбросов, в разведке есть кадры.

    Полковник Николай Вальтер, начальник германской военной разведки периода Первой мировой войны
        Часть первая
        ЗАВЕЩАНИЕ

1
        Алёнка умирала.
        Палыч включил все свои связи, потерял счёт деньгам на врачей, но видел: всё - напрасно.
        Алёнка умирала, потому что не хотела жить.
        В одноместной палате Центральной клинической больницы уже чувствовалась смерть, и Палыч как никто это ощущал.
        Он думал, что может всё. Но он не в состоянии воскресить Алёнкиного сына Егора, который в свои шестнадцать лет умер от передозировки наркотиков.
        Бессилие перед надвинувшейся бедой, неистребимая обречённость повергали Палыча в тихое бешенство.
        Алёнка молчала. Она лежала с закрытыми глазами, и Палыч держал невесомую прозрачную кисть в своих синих от татуировок руках. Она любила рассматривать его руки, а он, словно о чём-то сожалея, сказал: «Эти руки не работали никогда».
        Третьи сутки он не выходил из палаты. Его хребет тяжелел от недоумённых взглядов помощников, изредка появлявшихся в приоткрытой двери.
        Да, дела стояли. И какие дела!
        Заговорила Алёнка за полночь.
        Палыч ловил каждое слово. Он катал на скулах желваки, знаменитые в криминальном мире, а теперь и в большом бизнесе, и только кивал в ответ на Алёнкины «сделаешь? :

«Сделаю всё, как ты сказала. Всё сделаю, Алёнушка…»
        - А теперь, Желвак… Будь другом… Позови отца Василия…

2
        Отец Василий и написал потом надмогильную надпись - эпитафию:
        Всё не наше кругом, всё чужое окрест,
        Не сродниться нетленному с тленом.
        Вот и рвётся душа из земных этих мест,
        Тяготясь кратковременным пленом.
        После того как на Кунцевском кладбище Алёне Евгеньевне Уробовой установили мраморный памятник, Желвак приступил к выполнению предсмертной воли любимой женщины. Правда, если бы братва узнала, что пахан собирается выполнять указание бабы - пусть и завещание - он бы потерял большую долю своего авторитета.
        Ему принесли досье на человека, жизнь которого, по завету Алёнки, теперь должна была измениться, а точнее, стать другой.
        С фотографии на Желвака смотрел чистый лох.
        Анатолий Владимирович Чекашкин, родился в Ленинграде в 1968 году в семье офицера Военно-морского флота. Окончил математический факультет Ленинградского государственного университета им. А. Жданова, а также - заочно - Московский экономико-статистический институт. Кандидат наук, старший научный сотрудник НИИЭ в Санкт-Петербурге - не выговоришь. Жена не работает, маленькая дочь. Семейный бюджет… Да-а… Подрабатывает преподавателем русской литературы в библиотечном техникуме и ночным сторожем-грузчиком в гастрономе. Большой любитель студенток. Выпивает в меру. Есть вторая семья, в Вологде.
        У Палыча голова шла кругом.

«Кто же он на самом деле?» - недоумевал пахан.
        Если бы он знал, как часто теперь будет задавать этот вопрос не только себе и своим подчинённым, но и фотографии на Кунцевском кладбище!

«Что мне с этим двадцатидевятилетним фраером делать? Просто дать денег - отпадает. Алёнка так и сказала: поставь его на крыло. Ещё пять лет назад это был перспективный молодой учёный. Сейчас - никто, потому что на дворе - 90?е». И добавила: «Время таких, как он, кончилось. Настало время таких, как ты, Желвак. Я тебя заклинаю - пусть он станет другим».

«Ну, Алёнушка, Царствие тебе Небесное! - Желвак широко перекрестился. - Лучше б ты мне завещала построить Вавилонскую башню».

«Кто он тебе?» - не мог тогда не спросить Желвак. Только через секунду об этом пожалел.
        Не было у неё больше сил с ним разговаривать.

3
        Доложили, что приехал Толстый.
        С ним Желвак не один год парился на соседних нарах, где тот и получил такое погоняло за страсть к сочинительству. «Смотрящий» на зоне, который давал клички, решил, что ТолстОй - это слишком, пусть будет просто ТолстЫй.
        У него была золотая голова.
        Желвак обсуждал с ним такие вопросы, что если б кто-нибудь случайно услышал, то заподозрил, что именно эти двое организовали и отравление Сталина, и покушение на Джона Кеннеди.
        Как и положено, обнялись.
        Толстый, огромный, лысый с пышными белыми усами, не увидел на инкрустированном столике, у которого хозяин принимал гостей, ни привычного французского коньяка, ни тарелки с «николяшками», царской закуской, придуманной, как говорят, Николаем
        Вторым, - кружками лимона с горками сахара и кофе.
        - Сегодня - на сухую. Разговор серьёзный. Присаживайся, Захарыч. Вот, поизучай.
        Толстый достал огромные круглые очки в массивной золотой оправе и принялся читать досье какого-то Чекашкина.
        Поначалу он подумал, что сейчас последует заказ на детектив, основанный на этих материалах. Понятно, - под определённым углом. С лёгкой руки Толстого Желвак любил подобные игры. И платил за это раз в пятьдесят больше, чем обычно получают за такую продукцию.
        Гость дочитал досье, закрыл папку и приготовился слушать.
        - Представь, Захарыч, что тебе нужно из этой мухи сделать слона. Но не в книге, а в реальной жизни.
        Толстый сообразил: подобная туфта не могла родиться в голове самого Желвака, эта программа явно со стороны. Но кто может приказать Палычу - только воровской сход. Такого решения не было, Толстый бы знал. А по тому, как обставлен разговор, дело серьёзное.
        - Это надо обкашлять, - предложил бывший вор-домушник, а ныне мозговик фартового уголовного авторитета.
        Отшумели криминальные войны, из которых группировка Желвака вышла с минимальными людскими и финансовыми потерями. Бизнес - и криминальный, и легальный - удалось отстоять почти целиком. Дело пошло в гору, война всем надоела, пора было снова делать деньги. А это Желвак умел. Его базовая воровская профессия - разбойник, специалист по «кирпичам», драгоценным камням.
        Толстый был универсалом и мог не только лихо писать. У Желвака он руководил специальными операциями, планировал и осуществлял разного рода каверзы и провокации - только плати. Однажды, не выезжая из Москвы, он задержал авиарейс Сидней - Пекин на целых пять часов, за что заработал тридцать тысяч долларов, - накладные расходы были оплачены отдельно. Ходили упорные слухи, что известный страховой случай с паромом, где за двадцать минут на дне Балтийского моря оказались четыреста человек и весь тысячетонный груз, - тоже работа Толстого, и его навар был весомый. Желвак ценил Захарыча ещё и за его способность всё и сразу понимать без лишних слов.
        - Проясняю задачу, - Желвак почесал затылок. - Мне нужен этот фраер, но, как ты любишь говорить, в другом формате. Реши все его проблемы, а ещё лучше - подготовь и всучи ему другую биографию. Покумекай, что и как организовать. О затратах можешь не беспокоиться, - был бы положительный результат. Сроки не обозначаю, но ты меня знаешь, я люблю, чтобы все делалось степенно, но мгновенно.
        Толстый заулыбался, он любил, когда его цитируют.
        - Брутально и, если не поможет, - анально, - добавил он.
        - Ну, вот, оказывается, ты сам всё и понимаешь, - в своём старом кореше Желвак не сомневался.
        - Наружку-прослушку организовали?
        - Почти месяц работают, - Желваку понравилось, как начал включаться в дело Толстый.
        - Тогда я сегодня же в Санкт-Петербург? На три-четыре недельки? Как считаешь? - Толстый с лёгкостью, несвойственной грузным людям, поднялся с кресла.
        - Командировочные получишь у Эльвирки. Наших я в Питере предупрежу, они обеспечат всем, чем нужно. Действуй интеллигентно, но нагло - вплоть до безобразия. Если что - отмажу.
        Всё это была лексика самого Толстого, что возливало на душу Захарыча чистейший бальзам.

4
        Анатолий Чекашкин, вконец замордованный событиями этой осени, искал дом за Гостиным двором. Как он наскрёб двести долларов, что сейчас лежали в кармане видавшего виды пиджака, это разговор особый. Сто пятьдесят пришлось занять на месяц под сорок процентов. Он не знал, как будет расплачиваться. Он перестал вообще что-либо понимать в своей жизни, поэтому и шёл за платными объяснениями к астрологу.
        В их семье к древней науке о влиянии звёзд и космических ритмов относились с пиететом. Как математик Анатолий Чекашкин и сам баловался гороскопами, но он не любил астрономию, поэтому так и остался на уровне дилетанта. Их семья лет двадцать имела своего астролога, - у отца это было связано с его профессией морского офицера. А мама, хранительница питерских традиций, всё пыталась заглядывать в будущее, надёжно спрятанное за туманами Финского залива.
        Чекашкин скользнул взглядом по пламени свечей и ярким одеждам Пенелопы Калистратовны, хозяйки питерской коммуналки, судорожно вдохнул аромат восточного фимиама.
        Об их семье Пенелопа знала если и не всё, то, во всяком случае, - побольше, чем Управление контрразведки штаба Балтийского флота. Внешне вполне благополучные, Чекашкины несли в себе такой заряд драматизма и настроения, что даже у невозмутимой Пенелопы поднималось давление, когда она в очередной раз углублялась в их проблемы.
        И если кто-то из её новых знакомых ставил под сомнение астрологию как таковую, она приводила в пример эту семью, понятно, не называя фамилии. Все Чекашкины вкупе и каждый в отдельности как бы специально существовали для того, чтобы поддерживать в людях святую веру в науку о звёздах.
        Всё происходило, как в раннем детстве Анатолия на 3?й линии Васильевского острова, где жила бабушка. Он слабо помнил те блаженные времена, потому что был слишком мал. Остались ощущения защищённости и тепла. Вот так и сейчас, словно в утреннем тумане, он слушал низкий тихий голос, как у бабушки, кивал, а в сознании вертелось:

«Ни страны, ни погоста не хочу выбирать. На Васильевский остров я приду умирать».
        Рассказывать стала Пенелопа.
        Чекашкин и представить себе не мог, что на звёздах и замусоленных картах Таро с такой чёткостью записаны события именно последних недель: и его исчезнувшая собака, единственное любимое и верное существо в Питере, и скоропалительное замужество Маргариты в Вологде, где росли двое сыновей-близнецов. Отпечаталось там и сокращение из библиотечного техникума, и увольнение из гастронома.
        Позвонила из Анапы жена и сказала, что познакомилась с серьёзным обеспеченным человеком, и они с дочерью теперь будут жить в большом доме под Москвой, потому что им надоело безденежье. Мало того, что он неспособен обеспечить семью, так ещё и кобелирует со студентками, - эти постоянные звонки домой. Она теперь будет завучем в элитной школе, там же будет учиться и дочка - очень удобно.
        И это уже знали планеты Плутон с Сатурном, Меркурием, Венерой и Луной впридачу.
        А главное, вчерашнее уведомление под подпись о сокращении его должности в НИИ эконометрики, где он считался перспективным учёным. И сутки не прошли, а звёзды, по словам Пенелопы, уже отреагировали и карты легли соответственно.
        Астролог налила ему жидкости с привкусом валерьяны и подождала, когда зелье начнёт действовать.
        - Теперь вам придётся успокоиться и выслушать главное.
        - Как - ещё не всё?.. - выдавил из себя клиент, заторможенный убойным коктейлем из успокоительных средств. - Я и так социальный выкидыш…
        - Вас ждёт тюрьма. За растление малолетних.
        Чекашкин допил стакан до дна и бездумно уставился в одну точку.
        Их семейный астролог прошлась по огромной комнате с высоченными потолками, задержалась у картины в тяжёлой раме и снова уселась напротив смятого клиента.
        - Теперь, Толян, слушай меня внимательно.
        Так называла его только вологодская Маргарита.
        У него как-то сами собой растянулись щёки, как у приговорённого к смерти, который в последнюю минуту решил улыбнуться расстрельной команде.
        - Слушай и запоминай. С этого дня ты должен во всём повиноваться человеку с отчеством Захарович. Только он может тебя вывести на правильную дорогу. Запомнил? Повтори.
        - Можно короче - Захарыч, - тряхнула чёрной гривой.

«На целых два звука меньше, - про себя подсчитал статистик. - Сейчас она сядет на метлу и вылетит в форточку».
        - О чём ты, Толян, я же не пролезу. Да и какое помело меня выдержит, во мне сто тридцать килограммов?

5
        - Чекашкин, на выход!
        Он плёлся по коридору изолятора временного содержания - руки назад - и удивлялся, как после стольких побоев ещё может идти.
        Кажется, сломали ребро - болит при вдохе.
        Вначале он пробовал отмахиваться, но быстро сообразил, что этим только озлобляет сокамерников.
        Пинки приносили физические страдания. Они выбивали из него живую душу, курочили и сметали человеческое достоинство.
        Да, два высших образования не пропьёшь. Но их можно легко УШАТАТЬ.
        Били его грамотно и, можно сказать, аккуратно.
        Через неделю такой жизни математик и статистик уже знал, что вот этого кавказца с железными зубами он загрызёт до смерти - если самого не угробят раньше.
        Оказалось, что сразу потрясшие его скученность в камере и вонючая государственная еда - это цветочки. Он здесь - изгой, чухан, самый худший и презренный. Но даже крайняя шконка у параши была счастьем, когда его пускали хоть на час провалиться в черноту, из которой громкий смех, ругань и гром засова железной двери были едва слышны. Спали здесь по очереди. Вместо будильника - пинки в область почек.
        Чекашкин ничего не знал о ельцинском указе, по которому в изоляторе временного содержания без предъявления обвинения могли продержать до тридцати суток. Когда его просветили, время словно остановилось.
        Часы отобрали при аресте. Окна в камере не было. С ним не разговаривали, на его вопросы не отвечали. Зная, что он тут единственный, кто не получает с воли передач, бросали ему со стола объедки, сначала на них поплевав.
        Не хватало воздуха. К толчку, возле которого ему определили место, была постоянная очередь.
        Единственное, что удерживало от того, чтобы разбить себе голову о стенку, это ощущение нереальности происходящего. Он убеждал себя, что вот-вот проснётся.
        Сначала спасался тем, что решал в уме интегральные уравнения, декламировал про себя по-английски Киплинга, вспоминал текст диссертации, включая многочисленные статистические таблицы.
        Пробовал задерживать дыхание по системе йогов - помогло ненадолго.
        Последнее, что он услышал на выходе из камеры, были слова: «Отмяк. Пора опускать».
        Его привели не в комнату, где подследственные встречаются с адвокатами и следователями, а в служебный кабинет. Стол был накрыт, как в ресторане, только без спиртного.
        Здесь чистый воздух и не было сокамерников.
        Чекашкин, ни о чём не спрашивая, набросился на еду.
        Он молчал и только слушал собственное свинское чавканье, чего за ним раньше не водилось.
        На десерт пышноусый мощный адвокат предложил ему чифирь, предварительно чего-то в него плеснув из маленького термоса.
        - Не бойтесь - не отрава. Это китайский лимонник. Он взбодрит минимум часов на двенадцать.
        - Закурить бы, - проглотив кусок жареного мяса, буркнул арестант.
        - Какие предпочитаете? - роскошные белые усы скрывали улыбку адвоката.
        - «Приму».
        Отовсюду уволенный перспективный учёный, преподаватель техникума и сторож-грузчик гастронома блаженно затянулся. Силы действительно прибывали.
        - А ты знаешь, братан, что раньше на малолетке курить «Приму» было западло?
        Чекашкин ничего не понял, хоть речь была русской. Адвокат это заметил и перевёл:
        - Раньше в колонии для несовершеннолетних курить «Приму» было не по воровским понятиям. А знаете почему? Потому что пачка этих сигарет красного цвета, а
«красные» на зоне - «козлы», враги правильных пацанов. Этим я только хотел сказать, что за забором вас ждут большие проблемы. Сидеть в России надо уметь. Да и статья у вас - убийственная.
        - Я ни в чём не виноват. Одного не пойму, кому я мог насолить? Такая подстава, наверное, стоит немалых денег? - Чекашкин всё пытался понять, что это за адвокат такой? Кто его мог нанять?
        - Виноват - не виноват, это решает суд. По закону вам положен адвокат, бесплатно. Вы об этом не знали?
        Рукой с сигаретой подозреваемый обвёл стол, яств на котором не стало меньше даже после его голодного налёта:
        - Это тоже бесплатно?
        - Угощение - лично от меня. Давайте знакомиться. Меня зовут Лев Захарович Рокотов, член коллегии адвокатов. Вам представляться необязательно, о вас мне известно всё. Поберегите силы, хлебайте этот таёжный напиток, курите и слушайте.
        Лимонник взбодрил.
        - Вот теперь мне ваше лицо нравится, - адвокат встал, опёрся на спинку стула.
        - Наберитесь мужества, Анатолий Владимирович. Я внимательно изучил ваше дело. И пришёл сюда, чтобы заявить вам, что хочу от него отказаться. Я привык всё делать степенно, но мгновенно. Здесь так не получится. Мать потерпевшей работает в администрации губернатора и настроена очень серьёзно, у неё мощный ресурс. Вижу, что не расстроил вас ничуть. Это хорошо. Не надо ни агрессии, ни депрессии. Сейчас я уйду, а вы ещё можете поесть, посмаковать этот замечательный напиток. Минут двадцать вас никто не потревожит. Здесь нет ни камер слежения, ни микрофонов, это я вам гарантирую. Но времени не теряйте. Настройтесь на то, что в ближайший час в вашей жизни произойдёт тектанический сдвиг. И единственный человек, который сможет вам помочь, это вы сами.
        Арестант ощутил на собственном лице чужую улыбку.
        Он обратил внимание, что адвокат легонько постукивает ладонью у того места на столе, где стоит его нетронутый прибор. Под скатертью что-то угадывалось.
        - Тот вызов, который вам бросит жизнь, имеет два исхода. Выберите для себя более жёсткий. И ничего не бойтесь. Если выберете другой… Что ж, и «опущенные» живут.
        И после отсидки выходят на свободу с чистой совестью, женятся, заводят детей, - тоже вариант. Теперь выбор за вами. Завтра вам предъявят обвинение, переведут в следственный изолятор. А сейчас поведут в другую камеру, но обыскивать не будут.
        Когда дверь за адвокатом закрылась, Чекашкин допил чифирь с лимонником и снова закурил.
        Есть больше не хотелось, а набивать карманы едой бессмысленно. Сокамерники из его рук не возьмут и ему не дадут.
        Как всякий генетический бабник он каждой клеткой чувствовал смертельный холод, которым веяло от слов адвоката: и «опущенные» живут.
        Он медленно встал, обошёл стол и задрал полог белой хрустящей скатерти.
        На рассохшейся столешнице золочёной отделкой блистал отцовский кортик.

6
        В юности Чекашкин писал стихи. Университетское издательство выпустило тоненькую книжечку его лирики. И сейчас, идя по незнакомому коридору изолятора временного содержания и фиксируя в рукаве обнажённый клинок длиной двести двенадцать миллиметров - ножны оставил под скатертью, - в такт шагам он про себя декламировал: «Мы идём, / но на пройденном месте /остаются клоки нашей шерсти. / И саднит в нас израненность чести, / И гнетёт неразмененность мести./ Мы идём с несмышленностью зверя. / Мы идём, даже в путь свой не веря./ Задвигаются чёрные двери, /а за ними - потери, потери…»
        В камере широкой улыбкой его встретил Ахмет, - тот, что больше всех издевался, красавец восточных кровей с железной пастью. Он картинно распростёр объятия, предоставив кандидату в «петухи» насладиться галереей наколок на безволосом торсе. В спецкамеру его перевели, пока Чекашкин общался с адвокатом:
        - Ну-ка, акробат, подмигни нам своим шоколадным глазом!
        За спиной тяжело грохнула запорами дверь.
        Двое других сплясали русского, звонко и слаженно отшлёпав себя по голым животам и бёдрам.
        Четвёртый, «петух», задиристо пропищал:
        - Один раз - не пидорас! Второй раз - как в первый раз. А третий - вжик, и - опять мужик!
        Своего голоса Чекашкин не услышал.
        Во всё горло, пронзительно, как загнанный зверь, он орал свои юношеские стихи.

«Но и так: наше шествие - праздник!» - кортик снизу вошёл Ахмету под правое ребро, надвое рассёк лёгкое. «Во-о, ты, фра-ае-эр…», - только и смог выдохнуть вор-рецидивист, никак не ожидавший от жизни такой подлянки.
        Второй, Рогожа, охотник на инкассаторов, уставился на оседающего долу Ахмета и на мгновение впал в ступор. «Даже ночью стыда и боязни!..» - и Рогожа поймал клинок в солнечное сплетение по самую рукоятку, захрипел и очумело выдавил: «Ну-у, бля-а-а…
        У третьего, Желтка, мастера по разбойным нападениям на одиноких старушек в сквозных питерских дворах, уже были секунды, чтобы оценить ситуацию. Он попытался достать нападавшего ногой, но поскользнулся, рефлекторно взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие. «Даже утром объявленной казни!..» - и Желтка левым незащищённым боком швырнуло прямо на острое жало боевой стали.
        Именно Рогожа и Желток должны были в известной позе держать за руки новообращённого, но зайти кандидату в «петухи» сзади они не успели.
        Последний обитатель спецкамеры, опущенный Цыпка, форточник, младший и самый тщедушный, упал губителю в ноги, обнял их и завопил:
        - Дя-а-денька-а! Родно-ой! Не убива-ай! - чем заглушил нижнюю строку поэтического сопровождения кровавого действа: «Даже так: боль рождения - праздник!»
        Вбежали два вертухая.
        Один вывернул руку душегуба, подхватил звякнувший о цементный пол кортик, быстро протёр рукоятку заранее приготовленной салфеткой и сунул в ладонь обезумевшего от страха Цыпки.
        Убийца почувствовал укол в плечо, и залитое кровью узилище крутанулось полом вверх.

7
        Очнулся он утром следующего дня на кожаном диване, в чьём-то богатом каминном зале.
        Камин был холодный. Художественная ковка позолоченных аксессуаров, огромный напольный подсвечник на четыре рожка с горящими свечами и полутораметровая, каслинского литья ваза говорили о том, что он попал в мир иных, малознакомых стандартов, контролируемых горизонтов и солидных, уверенных в себе денег.
        Он увидел того самого адвоката и лысоватого, с серым лицом и мощными подвижными желваками властного человека в дорогом тёмно-синем костюме и розовой сорочке без галстука. Они сидели в глубоких креслах и внимательно смотрели на него.
        - Как вы себя чувствуете? - спросил незнакомец.
        - Кортик отца верните.
        Наверное, и дети не умеют так смеяться, как эти двое.
        Адвокат в жёлтой сорочке и бордовой кожаной безрукавке хохотал тонко. У него был настоящий драматический тенор и, вполне возможно, он об этом не догадывался. Его напарник сипло хихикал.
        - Вот это по-нашему! - набирал воздух адвокат для нового приступа смеха. - Это… вполне…
        - … нагло - вплоть до безобразия, - перебил второй, вытирая белоснежным платком обильно слезящиеся глаза. Подвижные желваки гуляли под кожей.
        Успокоились внезапно, в одну секунду.
        Чекашкин спросил себя: я их действительно рассмешил или мне показалось?
        Тот, что был меньше, но значительнее, встал.
        Он был чуть ниже среднего роста, не лишён изящности. В нём чувствовалась высокоорганизованная энергетика человека, наделённого большой властью над людьми и обстоятельствами.
        - Кортик мы обязательно вернём, но пока это - вещдок. Изымем после суда над Цыпкой.
        Бесшумно отворилась дверь, и белое воздушное длинноногое создание с ошеломительным бюстом, в алой юбочке величиной в два пионерских галстука вкатило тележку, богато уставленную снедью и напитками.
        - Ча-ай? Ко-оф-а? - пропела оно с мягким южнорусским акцентом.
        При этом блондинка игриво смотрела на новенького. Вкусы остальных ей, скорее всего, были хорошо знакомы.
        - Китайский лимонник, если можно.
        - Понравилось, - констатировал адвокат. - Ликуша, принеси.
        Возвращаясь в реальность, статистик сел и только сейчас с изумлением заметил, что одет в тончайшие дорогие брюки цвета индиго, горчичный пуловер и чёрную сорочку из шёлка невероятного качества. Носки были тоже чёрные и шёлковые. У дивана стояли ярко-коричневые туфли и вкрадчиво нашёптывали: «Мы - прямо из Италии, последний писк от Валентино».
        Пахло неведомым одеколоном.
        Всё это можно было увидеть, пощупать или понюхать только в дорогих бутиках, дорогу к которым он не знал.
        - Это не моё! - «Больной» оттянул на груди роскошный пуловер, дёрнул плечами, словно хотел, чтобы одежда свалилась с него сама.
        - А это теперь и не вы, - твёрдо произнёс адвокат, подкатил тележку ближе и указал на третье кресло.
        Туфли без шнуровки объяли ноги мягко и ласково.
        На сером лице над розовым воротником задвигались желваки:
        - Вы среди друзей, бояться нечего. У вас много вопросов, у нас - ещё больше. Будем разговаривать.
        Появилась Ликуша. Жёлтая керамическая чашка с серебряного подноса плавно перенеслась на столик.
        - Ваш лимонник, господин с длинным кортиком.
        Тот молча пригубил напиток. Почувствовал, что от него ждут реакции на пошлость девчонки.
        Когда Ликуша вышла, адвокат спросил:
        - А вы знаете, кто с вашего провонявшего изолятором тела смывал кровь Ахмета, Рогожи и Желтка? Кто одевал, сбрызгивал этим чудесным одеколоном «Мокрая пыль»?
        Человек с лимонником попробовал шутить:
        - Она одевала труп - как для погребения.
        - Наоборот, - рождающегося для новой жизни, - повысил голос адвокат. - И не будем обижать Ликушу. Своё дело она сделала хорошо, даже подстригла вас модно. Брить не стала, убедила, что щетина вам к лицу. Так что давайте простим ей эту двусмысленность. Хотя бы - за такую грудь. На её хрупком теле - она как невозвратный банковский кредит физического лица. Кто-кто, а вы должны оценить…
        Хозяин поинтересовался:
        - Скажите, а кто вас воспитывал? В моём досье ничего об этом нет.
        Человек с изрядной щетиной сделал большой глоток:
        - Всему - и хорошему, и плохому во мне - я обязан капитану первого ранга Владимиру Сергеевичу Чекашкину. Это мой отец. Вам это имя вряд ли что скажет…
        - Только не надо грязи! - перебил адвокат, - это капитан атомного подводного ракетоносца, совершивший беспрецедентный поход без всплытия с заходом на американскую базу подлодок. О чём в США узнали годы спустя - от советских товарищей.
        - А почему этого нет в досье? - возмутился человек с серым лицом.
        - А потому, Палыч, что в твоей команде пока мало образованных людей. - Адвокат набивал трубку душистым табаком.
        - Владеть кортиком вас научил отец? - Палыч перелистывал досье, морщился и одними губами истово матюгался.
        - Кортики я коллекционирую пятнадцать лет. И знаю о них всё. Например, то, что это не заточка, а настоящее боевое оружие. Ими когда-то пользовались при абордажах. Боюсь, что и этого вы в досье не найдёте.
        - Слушай, братан, - тут же поменял тон Палыч, - а как тебе удалось замочить сразу троих? Лично я рассчитывал на одного, и то с проблемами.
        Между тем лимонник начал своё действие, окончательно просветлил голову.
        - У меня нет братьев, даже двоюродных. А грамотно передвигаться по полу во время поединка меня учил олимпийский чемпион по боксу Парис Богутин. В вашем досье не указано, что я мастер спорта? Удар я использовал пиратский, снизу вверх, от него практически нет защиты. Это самое эффективное нападение, когда неожиданно бьёшь первым, - их было четверо, а я один.
        Палыч зашвырнул досье в другой конец каминного зала:
        - Зато я знаю, как ты, падла, трахаешь маленьких девочек!
        Оба кореша внимательно следили за лицом испытуемого, но смущения не уловили.
«Гость» только допил тонизирующее зелье и поставил чашку на столик:
        - Извините, вы не представились. Как к вам обращаться?
        - Я - Желвак. Слыхал, надеюсь? Захарыч, обзовись.
        - Толстый, - адвокат попыхивал трубкой.
        Боксёр и убийца расслабился в кресле:
        - Оправдываться не буду. Но относительно несовершеннолетних это совсем не так.
        - Верно, оправдываться - западло. Давай о деле.
        Палыч с лёгкостью переходил с «вы» на «ты», и наоборот. Это нервировало собеседника, не давало сориентироваться и понять, кто он здесь - человек или говно?
        - Скажите, всё, что со мной произошло, организовано вами?
        - Только с момента посещения астролога. Пенелопа нас консультирует, она считает, что астрологическая грамотность - половина успеха. Я, честно говоря, в эту байду мало верю, но пока работает.
        - Зачем я вам понадобился?
        - На меня трудится много разных людей. А чтобы - два высших образования, учёная степень, иностранные языки… Таких голов пока нет. А работы для настоящего интеллектуала - выше крыши. Получать будете раз в пятьдесят больше, чем в прежних конторах - вместе с гастрономом.
        Чекашкин почувствовал себя участником пьесы в театре абсурда.
        В бандиты он не годился.
        Да, он убил нелюдей, которые хотели превратить его в тюремного опущенца, больное животное, и готов за это ответить. Но перевернуть свою жизнь, переквалифицироваться в бродяги!
        Немыслимо.
        Хозяин каминного зала продолжал:
        - Пришлось пойти на определённые расходы, чтобы помочь вам в беде. Я имею в виду ту маленькую потаскушку… как там её?.. Мне не просто нужен человек для серьёзной работы, а - МОЙ человек. Вы понимаете? Мы могли бы вас просто вывезти из изолятора, устроить побег. Но интересно было посмотреть, как вы выкрутитесь. Коллектив у меня специфический, и, чтобы в него влиться, нужно немало заплатить. Ты посадил на перо самого Ахмета, это и была твоя плата за вход в мой бизнес. Этого чурку приговорили те, кто имеет такую власть. А приговор в исполнение привёл ты. Двое замоченных сверх того - как говорит Толстый, для украшения жизни, лишняя звезда на твои погоны. Ты теперь наш, и это факт, а не реклама. О тебе знает братва и уважает. Тебе уже и погоняло дали.
        - Неужели, Кортик? - от лимонника стало весело.
        - Хотели так, но Толстый забраковал. Говорит, кортик - девок портить. Ты теперь, братело, - Кинжал. А с девками придётся завязывать, оставить минимум, только по необходимости.
        Чекашкин возразил:
        - Это разные виды холодного оружия. Кинжал и колет, и рубит, и режет, а кортик только колет. Может, лучше - Крис? Так называется малайский кинжал.
        Хозяин криво усмехнулся. А Толстый сказал:
        - Не дорос ты ещё погоняла давать. Крис очень смахивает на самца крысы, а это у нас западло. Слышал, небось, кто на зоне «крыса»?

«Гость» пожал плечами.
        - Те, кто ворует у своих братанов, таких же зеков, как сам. Большой грех! Так что - Кинжал, и - все дела.
        - Вы что - обыскивали мою квартиру?
        - А ты как думал! Мы люди серьёзные, всё делаем степенно, но мгновенно. Нашли кортик, правда, никакой коллекции не обнаружили. Решили так: воспользуешься - наш человек. Нет, - как говорит Захарыч, на нет - и Бога нет. Ну, так что - идёшь ко мне?
        - А у меня есть выбор?
        - Сам как думаешь? Ты зарезал троих. Да, мы подставили несчастного пидора Цыпку. Но вопросов будет уйма. Как этот тушкан смог отправить на тот свет трёх серьёзных братков? Попробуем разыграть фактор обиды и неожиданности. Цыпку уже тренируют для следственного эксперимента. Но на кортике - номер, смекаешь? И он приведёт к тебе. Времени спиливать не было, да и не хотелось портить вещь - не ствол какой-то… Ты из изолятора исчез, значит - в бегах. Если будет доказана твоя вина, - cколько, Захарыч, стоит это удовольствие?
        - Убийство двух и более лиц в состоянии аффекта - до пяти лет.
        - Но это чепуха по сравнению с тем, что тебе полагается за ту девочку. Толстый, давай, поясни.
        - Статья сто тридцать первая, часть вторая. Изнасилование, совершённое с особой жестокостью по отношению к потерпевшей, срок - до десяти лет. Мать потерпевшей работает в Смольном и это дело так не оставит. Ты, оказывается, не только полдня насиловал её несчастную дочь, но и гасил об неё окурки от сигарет «Прима».
        - Вы же знаете, что это неправда, - начал терять самообладание «обвиняемый». - Я пригласил Юлю домой по её просьбе, чтобы проконсультировать. Она пишет курсовую работу по Набокову, тонко чувствует настоящую литературу, знает наизусть почти всю
«Лолиту». Это случилось по её инициативе, она призналась мне в любви. Девушка развитая, взрослая, она не была девственницей. Поверьте, у неё половой аппарат взрослой женщины!
        Желвак - как не сидел:
        - Ты ещё скажи, что сунул только кончик, и делал это только секундочку! Благодари, что мы не на зоне в моей хате! Тебя бы уже давно порвали, как Тузик грелку!
        Любой, не сидевший на тюремных нарах, для Желвака полноценным человеком не считался. Таких он вблизи себя старался не держать - жизни не знают.

8
        Слизняк, параша! Всех заложит, выдаст с потрохами - и себя в первую очередь. Любой следак-практикант на раз расколет его по самую жопу.

«Ну, кто его за язык тянет - рассказывать о себе такое!
        Неужели его не учили - не колоться!
        Нет - и всё! Не был, не видел, не знаю! Не слышал, не знаком!»
        Он кивнул Толстому, прикрыл глаза, подумал, что всё это - дохлый номер, и равнодушно вполголоса выдавил:
        - За метлой следи, а то гвоздём к асфальту прибьём. Бумаги говорят, было изнасилование. И факт особой жестокости подтверждён медицинской экспертизой. Если даже ты только поимел этого ребёнка, а окурки об неё гасил кто-то другой, для тебя это ничего не меняет. Меня другое удивляет: ты же преподаватель, едрёна вошь, и в педофилах никогда не ходил. Ты должен был знать точный возраст этой… опять забыл,
        - Желвак вдруг сыграл сильное волнение и негодование.
        У Чекашкина вспотели ладони. Он ухватил жёлтую чашку, но она была пуста:
        - Второкурсница… семнадцать лет…
        Раскрыв записную книжку, заговорил Толстый:
        - Следующий раз, если, конечно, он у тебя будет, готовься к подобным мероприятиям более основательно. Зачитываю: Пекшина Юлия Вахтанговна, родилась 24 апреля 1984 года. В школу пошла с шести лет - прямо во второй класс. В восьмом классе мать перевела дочь в техникум, используя свои связи, тоже сразу на второй курс, говорят, девочка гениальная. В родной школе ей оставаться было нельзя: она влюбилась в учителя физики, уложила его в постель. Ей сделали аборт, а тому физику сейчас, боюсь, не до закона Архимеда. На момент твоего с ней эксцесса ей только исполнилось тринадцать с половиной лет. Я видел бумаги, там всё грамотно и очень убедительно. Та же сто тридцать первая статья, но уже часть третья: срок - до пятнадцати лет.

«И здесь я - палач», - самооценка математика и поэта была предельно лаконична.
        Он вскочил, повинуясь какому-то тёмному безотчётному импульсу всё и вся крушить. Перед глазами пал красный туман, из горла вырвался рык.
        Но даже сквозь алую муть он угадал внезапно выросшие из разных углов просторного зала четыре тёмные фигуры. Атлетическим сложением они не отличались, но на белых одинаковых лицах прочитывалось: одно резкое движение - и ты труп.
        Вспышка агрессии тут же угасла, - пожить ещё хотелось.
        Желвак едва заметно кивнул, и чёрные тени бесшумно исчезли.
        Толстый невозмутимо продолжал:
        - Если ты историю с физиком не слышал, это не меняет дела. Вообще, незнание закона не освобождает от ответственности. Это из римского права - ты, наверное, в курсе. Скорей всего, ты виноват только наполовину. Но доказывать твои пятьдесят, а не сто процентов никто не будет. Да это практически и невозможно, здесь другая математика. Видно, матери надоели похождения дочери, и она решила представить её как несчастную жертву насильников-учителей, - чтоб другим неповадно было. Эту нимфетку всерьёз поучили. Побои и ожоги от окурков, которые были засвидетельствованы врачами, связаны не с твоей особой жестокостью, а с работой того, кто по просьбе родительницы вразумлял юную блядь. Я это обязательно раскопаю, но только для будущих сюжетов. - Толстый тоже очень «волновался», пыхтел давно погасшей трубкой.
        Всё это время Желвак ходил вокруг «скамьи подсудимых»:
        - Так что, куда ни кинь, ты - особо опасный преступник. Конечно, номер с Цыпкой мы продавим. Но и тогда тобой будут заниматься такие волки из прокуратуры, что даже у меня, отбывшего на киче полжизни, сводит скулы: международный розыск, вечные скитания, и спать - только на голодный желудок, одетым и стоя. По такой статье даже я - не то, что на пятнадцать лет, и на пятнадцать минут на зону бы не пошёл.
        - Выходит, выбора нет? - ответ он знал уже и сам.
        Желвак и Толстый курили у холодного камина. Они забавлялись тем, что пускали туда дым, и он струйкой безвозвратно втягивался в чёрную пасть. Отделан камин был кирпичом особого обжига, полукружно расходившимся по стене буйной радугой.

«Каждый охотник желает знать, где сидит фазан», - проговорил про себя Кинжал.

9
        Пенелопа Калистратовна была из тех редких астрологов, которые считают, что только духовный опыт может помочь грамотно проанализировать заложенную в гороскопах информацию.
        Настоящая астрология - а её всего процента два - это не для дураков.
        А опыт у Пенелопы имелся. «За плечами много лет, а под ними - много килограммов», - говорила она о себе.
        В гороскопы Чекашкина она вгрызлась серьёзно: хорошо платили, а Толю знала с детства. И в Москву поехала по первому же зову, хотя, как всякая коренная петербурженка, Белокаменную недолюбливала.
        Она стояла на балконе домашнего спортивного зала в особняке где-то под Звенигородом и наблюдала, как её подопечный боксирует на ринге, который был здесь специально оборудован. Рядом довольно улыбался Захарыч. Пока ни один пункт его плана не потерпел фиаско. Не понимал он только, зачем всё это Желваку? Толстый любил и умел считать чужие деньги и знал, во что обходится боссу этот «специальный проект».
        - А кто партнёр? - поинтересовалась Пенелопа.
        - Из наших, Мишка Буза, недавний чемпион Москвы.
        Пенелопа любила мужские игры, но знала, что пригласили её не на спортивное зрелище.
        Через полчаса за хорошо сервированным столом Захарыч стал задавать свои, как он сказал, каверзные вопросы.
        - Мадам, давайте обсудим проблемы профориентации нашего подопечного. Его имя Кинжал. Предлагаю называть его только так. Прежнего больше нет - погиб.
        На бедного Цыпку повесили не три, а четыре трупа.
        Его больная престарелая мать и старшая сестра-инвалид убедили несчастного родича говорить и делать так, как велит Захарыч. И получили за это целых пятьсот долларов.
        Четвёртым зарезанным, по документам, и был Чекашкин.
        Как тщедушному Цыпке удалось пришить всех сокамерников, он очень убедительно показал во время следственного эксперимента - на манекенах. По его свидетельству, когда Чекашкина доставили к ним в камеру, чтобы «опустить», его тут же зачем-то своим коронным ударом в переносицу вырубил Рогожа, хотя сам еле держался на ногах от сильного наркотического опьянения. Двое других, Ахмет и Желток, стояли в этот момент обнявшись и хором пели какую-то неблатную песню. Кололись все трое разом, одним шприцом, который был обнаружен в камере вместе с ложкой и зажигалкой для разогрева ширялова. Когда из рукава Чекашкина вывалился кортик, это заметил только не употреблявший наркотиков Цыпка. Он признался, что решение отомстить за долгие унижения его мужского достоинства созрело тут же. Он им покажет, что и «петухи» могут больно клеваться. По-шустрому схватив клинок, он тут же пырнул в солнечное сплетение Рогожу, потом Ахмета - под правое ребро.
        Желток пытался махнуть ногой, но поскользнулся и сам напоролся на выставленный кинжал. Тут Цыпка якобы увидел, что с окровавленным лицом, на карачках, поднимается с пола Чекашкин. За компанию он и ему вонзил кортик пониже шеи. На вопрос, зачем он туда-сюда таскал по камере мёртвых товарищей, вразумительного ответа дать не смог.
        Четвёртое тело, якобы Чекашкина, подбросили уже в труповозку. Для верности во дворе морга машину подожгли, и перевозимый груз сильно обгорел. Экспертиза показала: техническая неисправность бензопровода.
        Впрочем, астрологу эти «подробности» были ни к чему.
        - Какую задачу вы передо мной ставите? - из сумки-«бизнесвумен» она достала пачку бумаг, разложила её на свободном от тарелок месте.
        - Работать в прежнем качестве он не сможет. Но, как вы уже поняли, у него высокие и богатые покровители. Он получит и новые подлинные документы и иную судьбу. Как, по-вашему, какую профессию он мог бы освоить?
        Пенелопа знала, на кого работает, поэтому мгновенным ответом даже повергла собеседника в шок:
        - Карточного шулера или карманного вора.
        Толстой крутанул белый обвисший ус и сделал пометку в своей записной книжке.
        Затем он извлёк из кожаной сумочки трубку и, не разжигая, зажал её в зубах:
        - Какие варианты есть ещё?
        - Могу рекомендовать его в качестве врождённого сыщика.
        - Вы не будете, мадам, возражать, если я закурю?
        Пока он набивал трубку, не глядя в сторону собеседницы, она поясняла:
        - Понимаете, Лев Захарович, сила звёзд - понятие неоднозначное. Я разделяю позицию тех астрологов, которые считают, что социум и возраст в сумме определяют гораздо больше в дальнейшей судьбе человека, чем его астрологические параметры. Если вы хотите сделать из него «быка», у вас это получится.
        Сладко потянуло табачным дымком.
        - Но вряд ли есть смысл переквалифицировать его в строителя туннелей и прочих подземных коммуникаций, чему бы благоприятствовали звёзды. И с миром искусств я бы не связывалась, хоть и это ему показано. Психолог или психоаналитик в его лице вас вряд ли устроит. Вопрос о военачальнике я бы даже не ставила - поздно.
        Государственный деятель из него тоже уже не получится, учитывая особенности биографии.
        Толстой, не поднимая глаз, тихо спросил:
        - Что же остаётся?
        Пенелопа порылась в бумагах, нашла, что искала, близоруко сощурилась:
        - Давайте обратимся к классике. Вот что пишет о таких людях мой крёстный отец в науке о звёздах и человеческих судьбах: «В любую интересную работу погружаются с головой, целеустремлённо и рьяно, отдаваясь ей без оглядки, трудясь до изнеможения». А от себя добавлю: Кинжал - очень ценный кадр. Как говорится в известном фильме, этот фраерок вам обязательно сгодится. Только не торопите его. Пусть он сам решит, чего он хочет. Он ничего не испугается, всё преодолеет. И лично вам открою: возможно, мы с вами, Лев Захарович, ещё будем под его руководством работать.
        Бывший вор-домушник, а теперь один из главных функционеров холдинга встрепенулся. Кажется, он услышал, что хотел.
        - Ваш, мадам, последний пассаж совпадает с моими интуитивными выводами.
        Трубка разгоралась с трудом, потому что табак имел влажную ароматизированную пропитку; некурящим это не понять, да оно им и ни к чему.
        - Если вы и сейчас ответите на последний вопрос резонансно с моими выводами, я попрошу повышения вашего гонорара.
        Пенелопа деньги любила, но эту любовь в себе презирала, поэтому надулась, как мышь на крупу.
        Толстый выдержал паузу - для разогрева напряжения возникшей тишины и доведения тлеющего табака до нужного градуса. Реакцию визави он оценил по её же методе: все люди без исключения - актёры. Так что нечего рожи корчить!
        - Кинжал - человек выносливый и неутомимый, что подтвердил его тренер и спарринг-партнёр по боксу. У него, по вашим словам, прекрасные организаторские способности. Скажите, а что может помешать ему реализоваться? Если все ветры, и звёздные, и социальные, будут дуть ему в спину, что, возможно, встанет перед ним стеной?
        - Главные его враги психологические - скрытность, внутренние противоречия, бурные эмоциональные вспышки. И другой враг не менее серьёзный - неурядицы в личной жизни, в сфере любви. Для женщины он ненадёжен, а мы это очень хорошо чувствуем. Легко влюбляется и быстро остывает. И жену ему Бог дал соответствующую - по принципу, чтоб жизнь мёдом не казалась. Он привык удовлетворяться суррогатами, что и будет мстить, если он получит власть. Кинжал окажется в вакууме и наверняка станет делать в своих сексуальных манёврах грубые ошибки, чем может подставить работающих под его началом людей. К сожалению, возвращение прежней жены категорически противопоказано, как и вологодской кружевницы. Разводя эти ситуации, мы с вами всё сделали правильно.
        Толстый встал и церемонно поцеловал мадам руку.

10
        - Что, так и сказала - наработаемся ещё под его началом? - Желвак был серьёзен и, как показалось Толстому, даже зловещ.
        - Так и сказала. Если интересно, весь разговор я, как всегда, записал на диктофон.
        - Ладно, поглядим.
        Разговор шёл в бронированном «мерседесе» Желвака. В сопровождении двух джипов с охраной они, не особенно торопясь, ехали в направлении Санкт-Петербурга, где в Комарово, в одном из домов Желвака, их ждал отправленный туда накануне Кинжал.
        - Люблю я, Толстый, Рождество. Мой духовник, отец Василий, говорит, что это главный праздник у католиков. А православные больше почитают Пасху. Я, наверное, в католики подамся, Захарыч. Как считаешь?

«Дурку гонит Желвак, - понял Толстый, - о чём-то важном думает. В его положении это могут быть только деньги».
        - А наш Кинжал всем нам сделал большой подарок, я от него не ожидал.
        Толстый насторожился; перед глазами встала эта ведьма Пенелопа.
        - Представляешь - пришёл с идеей, пока ты был на Алтае.
        Толстый был ревнив. Кто в холдинге может потрясать идеями его кореша, кроме него, руководителя специальных проектов?
        - Что за идея?
        - Целая наработка. Приедем, можешь поздравить Кинжала, он заработал свою первую двадцатку.
        - Неужели круче, чем я тогда, с Мавроди?
        - Ну, нет. То, что провернул тогда ты, ни с чем сравнить нельзя.
        Ух, как любил Толстый такие похвалы! А ведь раньше тщеславным не был. Это литературное творчество его так испортило.
        А с «МММ» - финансовой пирамидой, на которой погорела, считай, вся Россия, случилось вот что.
        Понятно, и туда вложился Желвак. Ещё бы - под такие проценты!
        А у Толстого по соседству жил один фотохудожник, саентолог и вечный духовный странник по имени Никита. В девяносто втором году он бегал по Москве в порванных сандалиях на босу ногу и думал, где бы перехватить денег на обед. У него были жена, две дочери, и что будет с ними завтра, Никита представления не имел. Кто-то привлёк его к бизнесу - выкупать у алкашей ваучеры. Он топтал асфальт в подземных переходах с кофром через плечо и собирал эти фантики по цене бутылки водки за штуку.
        Минуло совсем чуть-чуть времени, и пришлось специально покупать резинки, чтобы перетягивать пачки с накопившимися «бумажками». Оказалось, что теперь в кофре у невостребованного фотомастера лежит целое состояние. Конечно, если бы он знал, что на эти «обёртки» можно купить завод или, например, нефтяную компанию, он бы, может, и не торопился их продавать. Но - каждому своё. Кто-то с помощью содержимого сумки Никиты заложил прочные основы для своего блистательного олигархического будущего. Он же стал обладателем неплохой для того времени суммы в пять тысяч долларов.
        И тут же отнёс их на Варшавку, 26, к Мавроди - в «МММ».
        Пока Никита занимался приёмом клиентов в своей квартирке на улице Новаторов, где впаривал им теорию и практику Хаббарда, проценты в «МММ» стремительно росли.
        Опять же, как показало время, - не для всех, а только для избранных. В таковые Никита попал случайно. Замороченный им с помощью дианетики хмырь, приближённый к руководству упомянутой финансовой пирамиды, однажды в четыре утра позвонил Никите и в трубку прокричал: «Гуру! Вынимай! Срочно!»
        Никита даже спросонья понял, что этот крик души не имеет к его близости с женой ровно никакого отношения. Чуть свет он погнал на Варшавку, а в подъезде налетел на Толстого, который возвращался после пробежки трусцой: «Никит! Ты, вроде, степенный парень - куда ж так летишь спозаранку?» «Деньги вынимать из «МММ»! Там что-то не так»!
        Нормальный диалог соседей - ничего особенного.
        Только уже через два часа Желвак с целой свитой на пяти машинах стоял во внутреннем дворе «МММ». С чёрного хода его бригада легко вошла туда, куда не пускали никого. Всё своё Желвак забрал - наличными, плюс полагавшийся астрономический процент, до последнего рубля.
        Мешки привезли с собой. В них были заряженные автоматы Калашникова, и деньги пришлось укладывать прямо на них, надеясь, в случае чего, отстреливаться из пистолетов.
        Через месяц по Варшавскому шоссе невозможно было проехать от собравшихся вокруг
«МММ» машин: горе-вкладчики приехали за обещанными деньгами. Один из подконтрольных барыг намыл в том столпотворении пару кубометров чёрного нала - только на торговле горячими пирожками и чаем. В награду за акцию «Мавроди» Толстый получил от Желвака трёхэтажный особняк по Новой Риге - на участке в один гектар.
        А Никита куда-то надолго исчез. Только через год Толстый узнал, что всё это время его сосед провёл в Швейцарии, где повышал свою саентологическую квалификацию. Деньги на это были, - пятьдесят тысяч долларов, которые он успел вырвать у «МММ». Девятьсот процентов чистой, необлагаемой налогом прибыли огрёб тогда Никита.
        Справедливости ради следует сказать, что позже Никита правильно разобрался с этой шарлатанской сектой, цель которой - не очень честный способ вымывания денег из кармана ближнего. Но «добрая» память о саентологах осталась - в виде приобретённой четырёхкомнатной квартиры в Митино.
        Да, были времена…
        Эти воспоминания о событиях 1994 года вызвали прилив тёплых эмоций.
        - Так что за идея? - повторил Толстый вопрос. - Если, конечно, не секрет?
        Желвак улыбнулся. От него повеяло глубоким внутренним удовлетворением, что бывало очень редко:
        - Прикинь, работает себе гастроном на Невском или где-нибудь в Москве, в Орехово - неважно. Заходят братки: кому оказываете внимание? Им на голубом глазу говорят -
«курганским». Через неделю приходят «курганские»: кому платишь? Им отвечают -
«подольским». «Ну, желаем удачи!» Кинжал подслушал разговор в гастрономе, где подрабатывал.
        Ну, ладно - погрел уши и всё. Так нет - он сделал аналитический вывод: это - система. Я зарядил своих аудиторов. Знаешь, сколько бескрышных фирм нарыли в четырёх городах - Москве, Питере, Нижнем и Екатеринбурге? Тысячу четыреста двадцать только крупных точек, палаток вообще немерено! Обнаглели барыги! Кое-кому пришлось надеть на голову полиэтиленовый пакет, а одному упрямцу даже вставить в задницу паяльник. Понятно - не всё наше. Но два «лимона» я заработал только на продаже этой информации. Плюс на своих территориях навёл порядок - за неделю.
        Вот тебе и кандидат наук, любитель студенток!
        Захарыч был завистлив, но вслух сказал:
        - Да-а. Хитрый барыга хуже мента.
        А себя уговаривал: Кинжал - фраер, им и останется. Выше не прыгнешь. Это - судьба.

11
        Он сидел в том же каминном зале, что и полтора месяца назад, только теперь дрова в камине уютно потрескивали, а в ладонях был стакан из толстого стекла с горячим глинтвейном.

7 января 1998 года, на Рождество Христово, Кинжал получил новый паспорт, с фотографии которого смотрел мало похожий на него незнакомец. Шевеля губами, он в десятый раз повторял: Леонид Сергеевич Брут.
        Брут в своё время зарезал самого Цезаря, Кинжал - лишь трёх насильников. Но вот сподобился - теперь он тоже Брут.
        - Нравится? - Желвак любил глинтвейн. Захарыч предпочитал «Мартель» с царской закуской - «николяшками». Коньяк ему привозили из Франции, российскому разливу он не доверял.
        Красное вино, напиток подводников и космонавтов, выводит из организма радионуклиды.
        Дома, в Питере, иногда делали и глинтвейн. Но вопрос Желвака был не о напитке, а о новой фамилии.
        Кинжал утвердительно кивнул.
        Ему действительно нравилось: Брут - как удар кортика.
        Желвак кивнул на пухлую папку:
        - Здесь вся жизнь этого Брута. Потом изучишь.
        Желвак пошуровал кочергой в камине:
        - Толстый, изложи вкратце.
        Захарыч дожевал очередного «николяшку», вытер салфеткой руки и достал свою терракотовую записную книжку.
        Если бы кто-то поинтересовался записями в ней, то был бы разочарован. Толстой придумал одному ему понятный шифр, и в том, что для чужого глаза казалось полной абракадаброй, ориентировался мгновенно, почти не напрягаясь. Например, он шифровал семизначные московские и питерские номера телефонов за одну секунду, а прочитывал ещё быстрее. Никто и подумать бы не мог, что это шифр: с виду обычные телефоны, но только - другие, Федот, да не тот. В книжке не было ни имён, ни фамилий. Зато - куча географических названий, животных, видов оружия, марок автомобилей, танцев, музыкальных произведений и даже болезней. Но главный фокус заключался в том, что таких книжек в триста страниц у Толстого было ровно двадцать штук, о чём не догадывался никто. Внешне они выглядели совершенно одинаково, потому что были изготовлены в одной переплётной мастерской, на заказ. Хранил он их по одной - в разных местах.
        Как-то, общаясь с Желваком, он «забыл» очередную книжку на столе. Когда Захарыч вышел в туалет, кореш не преминул воспользоваться моментом, поспешно раскрыл знакомый всей братве блокнот и, к своему ужасу, увидел, что там нет ни единого написанного слова, ни одной пометки. Он покрутил странную вещицу в руках и бросил на место. Вошедшему Толстому было достаточно одного взгляда: Желвак проявил любопытство. Чтобы не оставлять в душе босса неприятный осадок, он минут через двадцать простецки показал Желваку чистые страницы со словами: «Гляди, что я придумал - учебная». Но вопрос у Палыча всё равно остался: что же ты мне читал, если там ничего нет?
        Но читал - как по писаному!
        Толстый полистал свои записи:
        - Брут - это реальный человек, на два года моложе тебя. Уроженец Барнаула, врач-нейрохирург, правда, по специальности не работал ни одного дня. Классный программист, чем и зарабатывал на хлеб с маслом и икрой. Пропал в Саянах минувшим летом. Хобби у него было такое - на плотах сплавляться по горным рекам. Пенелопа говорит, невезучий был - родился в понедельник. Вместе с ним сгинули его жена и брат. Была у Брута мать, но она вскорости умерла, видно, от горя. Жена - из детдомовских. Близких родственников нет, по дальним продолжаем работать. Среди пропавших без вести он не числится, наши люди почистили базу на всех троих. В общем, их нет, и искать никто не будет. Полгодика надо будет соблюсти осторожность, пока мы не выясним всё окончательно и при необходимости не зачистим пространство. Но пользоваться новыми установочными данными уже можно, правда, - после лёгкой пластической операции.
        Кинжал поймал себя на том, что начинает катать на скулах желваки, - прямо как босс. «А что, - подумал он, - пару лет тренировок и будут скулы не меньше, чем у самого Желвака».
        Толстый нюхал свой табак, растирая его пальцами. Так он готовился к курению трубки.
        Желвак поднял свой стакан с глинтвейном:
        - Поздравляю тебя, Кинжал. Ты родился заново, обрёл новую силу. Этот Брут отдал тебе свою, а там, видно, было, что отдавать. Да и заработать ты успел.
        Желвак, словно волшебник, что-то извлёк на свет божий:
        - Можешь не считать.
        Впервые в жизни не в кино, а наяву Кинжал увидел два убийственно изящных кирпичика стодолларовых купюр, туго схваченных банковскими ленточками, и у него пересохло во рту.
        - Здесь один процент от прибыли, полученной по твоей наводке. Молодец, заработал не кортиком и кулаками, а мозгами, что от тебя потребуется и в дальнейшем. И ещё тебе подарок от меня. Захочешь лично поговорить с директором того гастронома на Невском, где ты подрабатывал, действуй. Но только - после изменения внешности. Позвонишь ему и скажешь: «Я - Кинжал». С «тамбовскими» я договорился, тот магазин будем крышевать мы, а точнее - лично ты. Всё, что с барыги снимешь, - твоё. Ну, если маленько отстегнёшь в общак, никто возражать не будет.
        Толстый с удовольствием щурился от душистого дыма, но кайф портила ведьма Пенелопа, она мерещилась в голубом мареве. «Изыди, сатана!» - повторял про себя Захарыч, но фантом астролога исчезать не торопился.
        - Жить будешь в Москве, - продолжал Желвак, снова взявшись за кочергу. - Квартира на Нижних Мневниках, двухкомнатная, пока так. Отдыхай. В конце января поговорим о твоей дальнейшей работе.
        Он снова утонул в кожаном кресле, закинув ногу на ногу:
        - Захарыч, объяви.
        Толстый снова стал манипулировать своей записной книжкой:
        - В возбуждении уголовного дела против Чекашкина А.В. отказано - ввиду смерти подозреваемого. В новогоднюю ночь в следственном изоляторе повесился Ян Григорьевич Сухогрыз, он же Цыпка.
        Кинжал залпом допил свой глинтвейн.
        - Самоубийство - самый страшный грех, - Желвак встал и трижды перекрестился. - И всё-таки пусть его Бог простит! Цыпка нам очень помог.
        Во время вечернего моциона со своим начальником службы безопасности и четырьмя телохранителями поодаль Желвак приказал в отношении Кинжала:
        - Наружка-прослушка - по полной программе. Все контакты на видеозапись. Докладывать каждый день.

12
        В холдинге Желвака степенно, но мгновенно делалось всё - стиль работы босса.
        Кинжала взяла в оборот специально назначенная Ликуша.
        На своём двести двадцатом «мерседесе» она возила Брута по бутикам, торговым центрам, где они покупали всё необходимое для его новой жизни. Вкус у Ликуши был отменный, она имела врождённое эстетическое чувство.
        Кинжал не протестовал. Он понимал - одного не оставят.
        Началась подготовка к пластической операции. Здоровье пациента основательно проверили, для чего напрягли и компьютерную томографию, и новейшие методы анализа крови, и японскую методику исследования кишечника. На доклад врача, посвящённый состоянию здоровья «крестника», Желвак потратил целых пятнадцать минут.
        Ждали приезда из Европы знаменитого пластического хирурга Гоши Фильтермейстера, который и должен был подогнать физиономию Кинжала под стандарты Леонида Сергеевича Брута.
        Кинжал понимал, в какой водоворот занесла его судьба. И вопроса, что будет дальше, себе не задавал. Единственное, что его беспокоило - как стать хозяином обстоятельств, а не их рабом. Он продолжал дубасить подвешенную дома грушу: четыре тысячи ударов в день. Сбиться не давал специальный электронный счётчик. К этому надо добавить ещё пару тысяч - имитацию ударов, нырков и уходов с пятикилограммовыми гантелями в руках.
        К удивлению Желвака, он не пытался услышать по телефону голос жены или детей. Во всяком случае, ни одного телефонного звонка по известным номерам зафиксировано не было. Распечатки от оператора сотовой связи тоже демонстрировали полное отсутствие подозрительных номеров.

«Все старые связи резко обрубить, - инструктировал его контрразведчик Желвака, - Вы - другой человек и начинаете жизнь с чистого листа».
        Таковы были правила, и Кинжал их неукоснительно соблюдал.
        Другим откровением для пахана было непостижимое равнодушие Кинжала к противоположному полу.
        Они с Толстым считали - и жизнь это подтверждала - что устоять против чар Ликуши не мог ни один двуногий самец.
        Выходит, ошиблись.
        Ему стали оперативно подставлять девушек - всё без толку.
        В квартиру звонили несовершеннолетние девочки, якобы соседки. Первая попросила ввинтить лампочку на площадке. Другая пожаловалась, что дома одна, а в дверь постоянно кто-то стучит: не мог бы он посидеть с ней хотя бы часок. Лампочку он ввернул, с девочкой посидел. Всё фиксировалось на видеокамеру - только смотреть было не на что.
        Желвак требовал от Толстого - объясни, что происходит? Может, он после перенесённых стрессов стал импотентом? Курить вдруг бросил - ни с того, ни с сего…

«Всё, что мы могли с ним сделать, мы уже сделали. Теперь его ход», - так думал Толстый про себя. Вслух же сказал: «Сильный, хитрый и опасный фраер. Нахлебаемся мы с ним ещё».
        Он озадачил пахана рассказом о том, что такое малайский крис, - именно такое погоняло хотел принять Кинжал. Оказывается, это клинок с волнистым лезвием. «Ну, и что?» - не понял Желвак. «Как - что? Не прямой, а кривой - неужели не понимаешь?»
        При этом Толстый показал рукой, как некоторые фраера предпочитают ходить кривыми дорожками.

«Туфта», - сказал Желвак, а сам задумался.
        Время от времени Толстый возвращался к одному и тому же вопросу: с чем связан этот проект? Чувствовал, что Желвак не хочет говорить и не скажет. Однажды Захарыч даже поставил вопрос ребром: «Я не могу дальше его раскручивать, не имея информации, для чего мы его готовим».
        В ответ пахан наградил его таким взглядом, что больше Толстый этот разговор не затевал.
        Желвак смотрел на фотографию на памятнике и в десятый, наверное, раз спрашивал:
«Алёнушка! Кто он? Откуда ты его знаешь? Хоть намекни. Не нравится мне этот фраер».
        На надмогильной плите Алёнка смеялась.
        И молчала.

13
        Кинжал проявил инициативу - записался на компьютерные курсы.
        Правда, уже на следующий день Ликуша привезла к нему на Нижние Мневники странного типа с пирсингом в ушах и губах, который назвался Крысоловом. «Это - шоб ты на курсах не светился, - объяснила Ликуша, - Нечего тебе там делать. Будешь дома учиться».
        Два грузчика внесли в квартиру несколько коробок. Ликуша исчезла, а Крысолов стал подключать компьютер, установил модем и прогундосил: «Это теперь ваше. Приступим, Леонид Сергеич».
        Теперь Кинжал окончательно убедился, как внимательно отслеживаются все его передвижения и контакты, даже когда рядом нет соглядатая в голубой норковой шубке.
        В их институте в Питере компьютер был один - у директора. Пользоваться им он не умел, но держал включённым, чтобы входящие видели: шеф занят, работает. И вот - подарок, как сказала Ликуша, от Желвака.
        Раз в неделю босс обсуждал Кинжала со своим заместителем по безопасности, бывшим полковником контрразведки. Однажды Желвак спросил, знает ли Брут, что за ним следят? На что получил твёрдый ответ - нет, не знает. А как это определяется? - не унимался пахан. Ему ответили, что это целая наука, но ошибки быть не может.
        Выезжая в город, Кинжал не проверяется, не путает следы, не пытается оторваться от
«хвоста». Но Желвак дожимал полковника, нет ли и здесь подвоха со стороны объекта, и однажды нарвался на неприятный для себя разговор. Контрразведчику, видно, надоела эта игра втёмную, и он решил взбунтоваться: «Сергей Палыч, обеспечьте нас информацией: кто он по профессии, какая у него подготовка по нашей части?
        Только в этом случае я смогу на все ваши вопросы ответить более обстоятельно. Мы пасём объект, ничего о нём не зная. Вы извините, шеф, но это, по меньшей мере, непрофессионально».
        А что мог сказать Желвак? То, что в досье? А если это туфта, прикрытие, легенда?
        Тем не менее, он вручил полковнику папку с информацией на Чекашкина, собранную питерскими милиционерами прошлым летом: «Проверь, уточни. Там ответы на все твои вопросы».
        Палыч в компьютерах не рубил. Более того, он их побаивался. Раз в месяц он встречался с известным в узких кругах хакером Утконосом, тот рассказывал о возможностях компьютерных технологий, после чего Желвак целые сутки ходил больной.
        Пару раз он даже пытался Утконоса побить.
        В конце марта, когда Кинжал приходил в себя после хирургического вмешательство в ткани его лица известного в Европе, как он себя называл, «шнобелиста» Гоши Фильтермейстера, Желвак вызвал Утконоса.
        Тот пришёл с какой-то маленькой штуковиной, похожей на калькулятор. На вопрос
        Палыча, что за хрень, ответил - компьютер. Лучше бы он этого не говорил. То, что эти блядские штуки могут быть такими маленькими, было выше понимания пахана.
        Бить хакера он не стал, отложил экзекуцию до следующего раза, потому что ему не терпелось узнать, что нарыл этот Утконос лапчатый.
        Тот повозился со своим калькулятором и глухим голосом человека, не привыкшего много разговаривать, поведал хозяину следующее.
        Со взломанного компьютера не было отправлено ни одного электронного письма, равно как ни единого не получено. Были многочисленные выходы на сайты, посвящённые организованной преступности, видам криминального бизнеса, проблемам финансовой безопасности. Объект очень легко пользовался англоязычными и франкоязычными сайтами, где задерживался по нескольку часов: видно, свободно владеет этими языками. Второе направление интересов объекта - бизнесаналитика, и особенно сайты, связанные с эконометрикой. Вполне возможно, что он ориентируется в котировках биржевых показателей, так как имело место скачивание информации. И при всём том объект как пользователь - явный «чайник».
        Лёгкий подзатыльник Утконосу Палыч всё-таки отвесил, впрочем, больше с признанием таланта, чем с досадой.
        Часть вторая
        ДОЛЛАР

1
        День 4 июля в холдинге - корпоративный праздник.
        Повелось это ещё с 1990 года, когда Желвак провернул своё первое большое дело в легальном бизнесе. Именно тогда, в день независимости США, был подписан контракт с большой спортивной организацией на поставку полутысячи 40?футовых контейнеров бытовой техники, компьютеров, оргтехники, посуды, одежды, обуви и многих тонн разного барахла. Залежалый товар собирали на североамериканских складах, во Франкфурте-на-Майне, в Китае. Главными собирателями были два гражданина США, бывшие наши правозащитники, которые и сами здорово на этом заработали, и дали подняться
        Желваку - в полный рост. Всё проворачивалось на кредиты банка «Восхождение». С инициаторов масштабной затеи потребовали выстроить вокруг сделки высокий и густой частокол разного рода гарантий - вплоть до уже заключенных договоров с покупателями ещё не поставленного товара. Всем проектом руководил Йося Фомасевич, начинающий, но очень шустрый бизнесмен.
        Всё сошлось, всё склеилось, всё поступило, и всё продалось. Самый последний извлечённый из залитого водой склада двухкассетный магнитофон и кривобокий китайский сервиз с перекошенными краями, на который даже не потрудились нанести рисунок, нашли своих благодарных обладателей на разорённом потребительском рынке России.
        Когда же Йося собрался за своими комиссионными, к нему приехали два братка, взяли под белы рученьки и препроводили прямиком в Шереметьево. В порту Йосе вручили иностранный паспорт с визой в США, билет до Нью-Йорка и конверт с двумя тысячами долларов. На прощание один из братков с сильным кавказским акцентом предупредил:

«Ещё один раз увижу - зарежу». Так и Йося стал американцем. А то, что получил ровно в двести пятьдесят раз меньше, чем заработал, - так пусть скажет спасибо, что вообще остался живой.
        В мае контрразведчик Желвака обстоятельно доложил шефу результаты проверки досье на Чекашкина.
        Разговор был с глазу на глаз, и полковник решил просветить босса:
        - Видите ли, Сергей Палыч, такое в нашем деле бывает. Иногда у человека на лбу написано, что он агент иностранной разведки. И дилетант - прошу меня извинить, о присутствующих не говорят - обязательно будет подозревать именно его. А тем временем какая-нибудь серая мышь в тени этого «шпиона» делает свои дела. Помню, в Швейцарию прибыла делегация советского комсомола из трёх человек. Один был кадровым разведчиком. Но на шпиона он похож не был. Не вызывала подозрений и молодая женщина, работник аппарата комитета молодёжных организаций: за границу она выезжала в сороковой раз, и все контрразведки Европы её давно проверили. Зато третий был типичным шпионом. Занималась им скорей всего английская контрразведка, потому что международную организацию, которая принимала их, возглавлял офицер именно этого ведомства, по происхождению шотландец. Они тут же обнаружили подлог: третий в делегации, представленный как работник ЦК, оказался корреспондентом одной из центральных газет. Вывод: раз зашифровали, значит - разведчик. Его и взяли в разработку. Мы были в обеспечении, наблюдали, как его пасли, и ржали до упаду.
В это время наш человек выполнил задание и вернулся в Союз.
        - К чему ты мне всё это рассказываешь? У меня мало времени, - Палыч заходил по кабинету.
        - А к тому, что этот наш Чекашкин-Брут здорово похож на шпиона, а значит, для работы в разведке профессионально непригоден. Бывшие коллеги утверждают, что к Конторе он отношения не имел никогда.
        - За базар отвечаешь?
        - Век воли не видать! - полковник уже владел лексикой братков. - Вместе с тем его семья во время службы отца в Питере находилась под охраной контрразведки Балтийского флота.
        - А что, в остальное время их не охраняли?
        - Не было смысла, они жили в закрытых городах - Северодвинске, Балтийске. Для безопасности холдинга данная информация ровным счётом ничего не значит.

«А это, фраер, не тебе решать», - подумал встревоженный Желвак.

2
        Кинжал сидел в загородном ресторане где-то под Ярославлем - эти места очень любил Желвак - и диву давался от разговоров, которые шли за столом.
        Человек пятнадцать ближнего к Желваку круга один за другим поднимали тосты за пацана, который собирался в какую-то очень дальнюю командировку. После поездки, если она будет успешной, он станет настоящим человеком, и для него откроются широкие просторы. Рядом с Желваком сидел отец именинника. Счастья на лице бывалого зека было не меньше, а больше, чем у сына. Ему дали слово.
        - Братва! - начал он волнуясь. - Костян рассказал мне подробности, и я понял, что жизнь прожил не зря. Вагон компьютеров - не кот начхал. Сынок, ты знаешь, я, по понятиям, не мог иметь семью. Но ты всегда верил, что папка - настоящий бродяга, и с детства хотел быть похожим на меня. Благодарствую, сынок!
        Счастливый Костян зарделся.
        - Желаю тебе отбыть свою командировку без единого «косяка»! - вор, воспитавший достойную смену, резко запрокинул голову и вбросил в себя содержимое запотевшей хрустальной рюмки.
        - Давай, босяк, скажи красиво! - попросил кто-то Костяна.

«Командированный» долго не думал:
        - Желаю всем вагон удачи и лоха побогаче!
        Брут толкнул сидящего рядом: что за праздник - идти на зону? Чему все радуются?
        Изрядно поддатый бандит с глазами-щёлочками, развернулся:
        - Этого фраеру не понять. Слушай, а ты кто по жизни?
        - Я? Человек.
        - Слышь, а пидор - тоже человек, ты определись.
        - Меня зовут… э-э, Леонид Сергеич.
        - Чё-то я не въехал, братан, обзовись, как положено.
        Только тут Брут окончательно понял, с кем он тут закусывает:
        - Извини, братело, развезло. Я - Кинжал.
        Сосед по столу не донёс бутерброд с чёрной икрой до рта.
        Не каждый день приходится сидеть рядом с ликвидатором такого уровня. По приговору сходняка Кинжал в одиночку посадил на перо самого Ахмета да ещё в придачу двух его корешей.
        Узкоглазый аккуратно положил на тарелку дорогую снедь, привстал и уважительно протянул Бруту густо татуированную кисть:
        - Я - Витя Китаец. Слыхал?
        - Как же - «смотрящий» по Приморью. Махнём за знакомство?
        - А то, в натуре!..
        Витя Китаец стал рассказывать:
        - Я Костяна знаю с детства. Ещё пятиклассником он меня спрашивал, бить девчонок - по понятиям или нет? Я ему втолковывал: достают - не обращай внимания, - с бабы спросу нет. А лет в пятнадцать он признавался мне, что самая его сладкая мечта - колония. Знал об этом и отец, но решил, что идти по малолетке - слишком суровая школа. Взрослая зона не всякому в масть, а колония для несовершеннолетних, где беспредел в порядке вещей, - явный перебор. Тут я согласен, сам пробовал. В шестнадцать лет Костян пошёл работать на железную дорогу помощником сцепщика. За пару лет изучил всё до мелочей - от системы сортировки и отстоя вагонов до сопровождающей документации. Короче - пусти его сейчас на любую товарную станцию, дай немного денег трём-четырём человечкам заплатить - он тебе любой вагон уведёт и концы в воду спрячет. Как-то мне предлагал пульман с гексогеном, но мне без надобности.
        Реальный пацан. Месяца три назад был с отцом в Австралии, наводили мосты с тамошними русскими братками, так Костян и там отличился. Увидел, как поутру продавцы молока развозят продукцию, а деньги берут у входа, под ковриками. Он и прикинул, что можно неплохо заработать, если вперёд молочников объехать всех заказчиков и собрать приготовленную оплату. За идею его похвалили, но - и только. Вот такой он, наш Костян, всё время думает о работе. А что на зону, так пора в люди выходить. Он «паровозом» идёт, взял на себя вину авторитетного человека - так надо. Там его уже ждут серьёзные люди, кореша отца, будут учить уму-разуму.
        Выпили ещё.
        Кинжал обдумал сказанное и заметил:
        - Конечно, можно чужое бельё с верёвок тырить, компьютеры вагонами уводить. Но по мне - так лучше сразу - завод прибрать к рукам, рудник или, к примеру, шоколадную фабрику.
        Витя Китаец недоверчиво покачал головой:
        - Сладкое любишь? А сможешь?
        - Буду стараться, - серьёзно ответил Лёня Кинжал.

3
        Воскресным утром, 5 июля 1998 года, Кинжал и Желвак, малопьющие, а поэтому вполне свеженькие после вчерашнего, прохаживались по летнему лесу.
        Всякое пришлось слышать Палычу, особенно с тех пор, как он занялся легальным бизнесом. Но то, что сейчас под птичий звон вливалось в его уши, вызвало у пахана резкий позыв к мочеиспусканию. Как потом сказал его личный врач, - двинулся песок, что было вызвано мощным стрессом.
        Вернувшись от кустика на тропинку, Палыч закурил свою тонкую коричневую сигару.
        Кинжал заставил задуматься всерьёз.
        Самое паршивое - что чужой говорит, а свои молчат.
        И финансовый аналитик Миша Ушкарский, и председатель правления банка «Ротор» Вадик Бирнбаум, и эти умники с бирж, и его человек в министерстве финансов, и нахлебники из МВД - все словно воды в рот набрали.
        Боятся суки! Ответственности страшатся. Не хотят высовываться, совки грёбаные!
        Советская власть всех приучила сидеть тихо - целей будешь.
        Не испугался только Кинжал. Не дурак, не может не понимать, во что ввязывается: речь идёт о судьбе одного из крупнейших холдингов, благополучии десятков тысяч людей по разные стороны высокого забора с вышками.
        А решение принимать ему, Желваку, лично.
        Он представил, как соберёт совет директоров холдинга, обскажет ситуацию. А они насупят рожи, спрячут глаза, будут тупо рассматривать свои новые мобильные телефоны, перебирать чётки, демонстрировать друг другу золотые часы, цепи и перстни, пальцами показывая их цену. И - молчать. Потому что всё записывается, об этом известно, и потом, если что не так, расшифруют, поймают за язык и подвесят за яйца.
        А кореш Толстый, как всегда, скажет: «Это, Палыч, - твой цикл».
        Благодетель, твою мать!
        Где-то в районе солнечного сплетения - там у Желвака рождались важнейшие решения - он чувствовал: очень всё похоже на правду, чтобы быть туфтой. С прошлого года он обтирал эту тему с людьми, более посвящёнными, чем этот математик и статистик.
        Шорох пошёл, как только прошлой осенью грянул экономический кризис в Юго-Восточной Азии.
        Жаждали влиться в мировою экономику - теперь извольте заполучить не только все её блага, но и периодические проблемы. И для начала научитесь без истерики относиться к кризисам. Они очищают экономику страны, а наиболее изобретательным дают возможность хорошо заработать.
        - Скажи, Кинжал, сколько у нас времени - реально?
        - По моим расчётам, всё должно случиться в период с конца августа до конца сентября. У вас, Сергей Палыч, на принятие решения дней десять, это максимум. Если вовремя принять соответствующие меры, можно сделать огромные деньги.
        - А почему ты сказал мне об этом только сегодня?
        Брут собрался, чтобы быть максимально убедительным:
        - Как я понял, ваш вопрос касается моей персоны. О себе и скажу. Я не мудак, Сергей Палыч. И к истине иду через большие сомнения. Они окончательно развеялись только третьего июля.
        - А что произошло позавчера?
        - Вам это может показаться туфтой, но я в теме по самые уши, и для меня это - последний звонок. Есть такой международный финансовый авторитет - Мишель Камдессю. На минуточку - он уже десять лет директор-распорядитель Международного валютного фонда. Очень хорошо относится к России, переживает за наши реформы и из Москвы не вылезает. Его команда пробует у нас модель превращения тоталитарного государства в страну с рыночной экономикой - флаг им в руки! Из МВФ мы получаем сейчас средства, которые держат нашу экономику на плаву. Практически мы попали в полную зависимость от этого фонда - по своей дурости и, конечно, бедности. Так вот именно позавчера он заявил, что России не избежать девальвации рубля, что скоропалительно подтвердил наш министр финансов. Обесценение валюты само по себе не страшно, но у нас будет именно обвал, все предпосылки налицо.
        Кинжал стоял посреди лесной тропы. Желвак прохаживался, рассматривая спортивную фигуру, литые плечи и дорогую одежду фраера, со вкусом подобранную Ликушей в лучших бутиках столицы.

«А почему я считаю его фраером? - подумал он. - Это же не по понятиям! Он троих замочил, под вышкой ходит - какой же это фраер!»
        - Скажи, братан, ты кто такой? По моим хорошо проверенным данным, математик и статистик. Откуда эти познания в мировых финансах и экономике? Почему я должен тебе верить?
        Кинжалу приходилось поворачиваться вокруг своей оси, чтобы не оказаться спиной к боссу:
        - Сергей Палыч, у вас наверняка есть свои хорошие аналитики. Устройте мне с ними очную ставку. В вашем присутствии и обсудим тему, она того стоит. А что касается моей теоретической подготовки, то знаете, как называлась моя кандидатская диссертация? «История и экономика займов как универсального источника дохода государства с древнейших времён». Защищал я её в Москве, в финансовом институте.
        И оппонентами были экономисты и специалисты по финансовой политике. Я всегда считал, что настоящая история человечества - это не войны, династии и революции, а хозяйственно-экономические отношения. За это меня не признают ни математики, ни статистики, - считают чокнутым, а мудрейшую науку эконометрику - шарлатанством. Но это их проблемы. У нас этим занимается целый институт, и если бы не хроническое недофинансирование… Когда-нибудь мы с вами разбогатеем, купим этот НИИ на корню и сделаем миллиарды на таком консалтинге, какого не было никогда. Короче, за очень хорошие бабки станем раздавать советы.
        Разбойник и «вор в законе» внимательно слушал и… верил этому пацану.

«Где же ты, сынок, раньше был? - думал он. - Мы бы с тобой уже имели миллиарды».
        - Дефолтами я занимался как учёный, - продолжал Кинжал. - И знаете, какой главный вывод моих изысканий? Каждый правитель страны в разные времена, занимая деньги, только и думал, как бы их не отдавать. Это - закон. Ваше поколение должно помнить, как кинул свой народ Хрущёв с облигациями внутреннего займа.
        Желвак утвердительно кивнул.
        - Когда государству понадобились деньги, людей заставляли покупать облигации, в трудовые коллективы спускались планы, и попробуй не выполни, - распалялся Кинжал, - этих бумажек у людей накопилось целые чемоданы. Государству нужны были деньги на послевоенное восстановление, и средства практически насильно изымались у собственного народа. Разрушенную Европу восстанавливали на американские доллары, Сталин от них отказался, чтобы не попасть в зависимость от мирового капитала, и решил «занять» дома. А Хрущёву тоже нужны были средства, чтобы мировому капиталу грозить ядерной дубиной, и, кстати, - правильно. Облигации - те же деньги, в любой момент в банке тебе обязаны их обменять по номиналу. Только Хрущёв решил: народ подождёт, и «заморозил» выплату. Узнав об этом, люди закидали его поезд помидорами - на вокзале в Самаре. Ну, о том, как в 1991 году пропали личные вклады граждан в
«Сбербанке», известно всем.
        - Это можешь не рассказывать - знаем, - Желвак сложил руки на груди.
        - Государство, по своей природе, - самый нечестный и вероломный заёмщик. Понятно, это не из вредности, а от бедности, а у нас ещё - и от глупости. Сейчас только процентов по ГКО отдают больше, чем весь бюджет России. И наши современные власти вплотную подошли к решению, подобное тому, что уже неоднократно принималось руководителями других стран в разные времена: объявить, что рассчитываться с заимодавцами по процентам ГКО в оговоренные сроки больше нечем. Конечно, это оздоровит российскую экономику, но сильно пострадают бизнес и средний класс.
        Пахан впился в переносицу Брута своими чёрными гипнотическими глазами:
        - Скажи, ты знал Алёну Евгеньевну Уробову?
        Кинжал взгляд отвёл, - тема неприятная. Алёнка, последняя любовь капитана
        Чекашкина, свела в могилу его мать.
        Но Брут усвоил: раз спрашивает босс, надо отвечать прямо и не нервировать его встречными вопросами.
        - Роковая для нашей семьи женщина.
        Он коротко изложил вполне банальную историю - семья, разлучница, ревность, обиды, смерть. Отец увлекался часто и никогда не скрывал этого от жены. Как офицер считал, что обманывать - недостойно. Мать вынесла всё. А на Алёнке сломалась. Наверное, почувствовала, что это серьёзно, по-настоящему.
        Желвак чему-то криво ухмыльнулся и простецки почесал затылок:
        - А кем она работала?
        - Библиотекарем в воинской части. Из Питера исчезла лет пять назад. Говорят, вышла замуж, живёт где-то в Кузбассе.
        - А теперь, Кинжал, слушай меня внимательно. Скажу тебе так, - я не знаю, кто ты есть на самом деле. Но хрен с ним, в шпионов поиграем опосля. Даю тебе пять дней - для полного уяснения обстановки с этим, как там его, болтом, дефолтом? Ехай, куда хочешь, хоть к пингвинам в Антарктиду. Можешь пытать, мочить кого угодно, в том числе и своих начальников в МВД или ФСБ, если они у тебя есть. Тряхни хоть самого премьера - спрячу, обеспечу любую защиту. Но ровно через пять суток вынь да положь такую информацию, чтобы я мог её конкретно предъявить серьёзным людям, которые поставили меня управлять холдингом. Всё понял? Не пугаю, но ты, наверное, и сам уже допёр: с этой минуты ставка в этой игре - твоя жизнь.

4
        Сегодня Кинжал мог перед любой аудиторией доказать - дефолт будет.
        Но информация, добытая им не выходя из кабинета, для бандитов не звучала. Им подавай такие факты, чтобы можно было и глазами увидеть, и руками пощупать, и носом понюхать.
        Только где их такие взять?
        С этими мыслями вечером 6 июля Кинжал шёл по подземному переходу между станциями метро «Театральная» и «Охотный ряд».
        Издали он услышал песню своего детства - «Раскинулось море широко».
        Когда-то его до слёз трогала эта история о смерти корабельного кочегара, надорвавшегося у горячих топок. Её пели у них в питерской квартире под баян, на котором играл дядя Роберт.
        И сейчас под ажурной бронзой фасонистой подземной галереи лицом к потоку пассажиров стоял опрятный, гладко выбритый баянист в выцветшей камуфляжной форме и начищенных спецназовских ботинках. Он был в чёрных очках, но глаза спрятал, скорее, чтобы отгородиться от недобрых взглядов. «Я знаю этот голос, - шибануло Кинжала, - да и - зрячий он, зрячий!»
        Брут замедлил шаг, остановился у раскрытого футляра для подаяния. Мелких денег не было, и он опустил стодолларовую бумажку, - не швырнул, а положил, демонстрируя уважение к исполнителю. Песня тут же прервалась, мехи баяна с шумом сошлись.
        Кинжал увидел поседевшего Роберта Ивановича Волохова, который снял чёрные очки и в упор смотрел на щедрого дающего.
        - Молодой человек, это очень много, - сказал дядя Роберт, глазами давая понять, что сына своего друга узнал, но здесь - не место для излияния чувств.
        - Я уверен, - вы заслужили этот скромный гонорар гораздо раньше, - Кинжал пожал протянутую руку и почувствовал в ладони маленький бумажный шарик.
        Вечером дома он прочитал сообщение, а бумажку сжёг.
        Зазвонил мобильный телефон.
        Ликуша спросила, где он сегодня ужинает?
        - Ты что забыла? Сегодня понедельник, у меня разгрузочный день, на одних фруктах. А на ужин только стакан кефира.
        - Тогда я подъеду?
        - Конечно. Я почитаю тебе свои стихи. Вот послушай, только что написал: «Как в кровь - молекула вина, / как в чуткий мозг - стихотворенье, / как в ночь июльскую - луна, - / в сознанье входит точка зренья».
        На другом конце линии раздался всхлип.
        Обалдевший Кинжал спросил:
        - Ты что - плачешь?
        Он представил её огромные глаза - как два озера.
        - Это, наверное, больно…?
        - Не понял - что больно? - озадачился Кинжал такой реакцией на его стихи.
        - Когда точка зренья входит в голову…
        - А, ты про это… Ладно, не расстраивайся. Для мужчины - чем больше таких точек, тем лучше.
        Она шмыгнула носом:
        - Позвонила - узнать, не надо ли чего? Завтра у тебя с утра массаж. Я подъеду без четверти девять.
        Кинжал вскочил и в каком-то безотчётном восторге провёл молниеносную серию ударов по боксёрской груше.
        Бесстрастный счётчик высветил - двенадцать.

«А ведь это могла быть чья-то погибель», - подумал он и снова углубился в Интернет.

5
        В шесть часов утра среди прудов, в лесу, у деревни Юсупово в Подмосковье, Желвак встречался со своим связником по теме международной торговли оружием. Машины и охрана остались у дороги. К месту встречи - пятнадцать минут, и только пешком, - такой уговор. На них обязательно откуда-нибудь уже наставлен бинокль.
        Телохранители, как всегда, ещё в машине совали ему «беретту»: «Возьмите, Сергей Палыч, только на курок нажать! И нам спокойнее будет». Но Желваку огнестрельное оружие было не положено. «Я что - пацан какой или “бык” с пистолетом бегать! Забыли, кого охраняете!» Для самообороны он предпочитал небольшие ножички, острые как бритва, но, согласно государственному стандарту Российской Федерации, холодным оружием не являющиеся.
        Пруд, редколесье, поле - место выбрал связник.
        Лес подходит прямо к пруду, становясь редким, прозрачным. Всё - под визуальным контролем минимум на километр. И если уходить - то на все четыре стороны, среди деревьев: стреляй вслед - не попадёшь. И пруд по пояс, и до дороги рукой подать.
        На Палыче дачный прикид - бейсболка, светлые брюки, куртка, кроссовки. В руках удочка, за спиной рюкзачок - без диктофона. Этого Кундуз не любит и всегда проверяет, - есть у него такой аппаратик.
        Пасмурно, холодновато, рыболовов не видать.
        Желвак присел на поваленную берёзу.
        Интересно, сегодня Кундуз спустится на парашюте из пролетающего двухмоторного самолёта, прилетит на дельтаплане или вылезет из пруда в водолазном костюме? А может, подойдет сохатым и рогатым, сбросит лосиную шкуру, скажет, как всегда, «Я вас приветствую!» и постучит по часам? Продолжительность встречи всегда оговаривается заранее. Сегодня - одна минута.
        - Я вас приветствую.
        Опять Палыч не угадал. Кундуз вырос сзади, словно материализовался из воздуха.
        О нём Желвак только и знал, что это полковник-разведчик, герой Афганистана.
        - Мне нужен Вайк, лично и срочно.
        - Ответ через две недели. Канал связи выберу сам.
        - Но всегда было семь дней! - Желвак подставлял спину - знак особого доверия, но голос связника, как и его физиономию, он знал хорошо.
        - Повторяю: ответ - через две недели.
        Палыч повернул голову и увидел удаляющегося бомжа в грязном камуфляже с давно немытой косматой гривой и клетчатой турецкой сумкой. Он сутуло передвигался тяжёлой походкой человека с плоскостопием третьей степени.
        Правильно говорит Пенелопа: все люди - актёры. Однажды связник продемонстрировал, как он бегает, - по снегу, босиком и шибче оленя.
        Это было ещё на прошлой точке для контактов, в Талдомском районе. Что-то Кундузу не понравилось, и он прямо посреди обмена информацией рванул прочь, на ходу сбросив резиновые сапоги. Через секунды его и след простыл. Сапоги тогда Палыч лично облил из канистры, поджёг и дождался, пока они сгорят дотла. От палёной резины снег вокруг почернел. Потом, на Сейшельских островах, Вайк рассказывал Желваку, что Кундуз из соседнего леса наблюдал в бинокль и тоже ждал, пока догорит.
        Костёр был сигналом для продолжения работы с Кундузом, а значит - и самим Вайком.
        А что тогда испугало связника, так и осталось загадкой.

6
        Каждый день Леонид Брут наворачивал по Москве такие пешие круги, что кончиками ушей чувствовал безмолвные проклятия в свой адрес: они иногда горели.
        В среду, 8 июля, он вышел из дома в шесть часов утра и по проспекту Маршала Жукова дошёл до метро. Там по переходу вышел к памятнику Рихарду Зорге. Данное скульптурное решение ему нравилось.
        Особенно его привлекало то, что здесь открытое, сравнительно безлюдное место, и была возможность всё-таки срисовать своих, как говорили в России в начале двадцатого века, «топтунов». Это вовсе не означало, что как уроженец и воспитанник культурной столицы он не оценил изваяние уникального разведчика, словно выходящего из стены.
        Памятник - удачный. Чего не скажешь о десятках новых московских статуй.

«Хвост» был. Светловолосый неприметный паренёк топтался у подземного перехода и имитировал горячую беседу по мобильному телефону. Позицию он выбрал грамотно: объект может нырнуть под землю.
        Сорок минут продержал его на коротком поводке Леонид Сергеевич Брут.
        Он рассматривал памятник из разных точек, фотографировал его маленьким фотоаппаратом, что-то записывал на специальных карточках. И… изучал этого паренька.
        В подземный переход Брут не пошёл.
        Он двинулся в обратном направлении, к своему дому, «хвост» заскучал, и так они плелись до глянцевой высотки «Роспечати». Здесь Кинжал преспокойно тормознул машину и назвал адрес: метро «Полежаевская».
        - А вы уверены? - хихикнул разбитной бомбила, - это в трёхстах метрах сзади.
        - К другому входу. Быстро! Двадцать долларов.
        - Понял.

«Ауди» рванула с места. Брут краем глаза зацепил заметавшегося «попутчика».

…Церковь Усекновения Главы Иоанна Предтечи четыреста пятьдесят лет стоит в деревне Дьяково, на высоком берегу Москвы-реки. Теперь это - территория столицы, рядом музей-усадьба «Коломенское». Последние семьдесят лет церковь, как тысячи русских храмов, постигла мерзость запустения. Но вот уже почти год здесь снова идёт служба. Отец Михаил и немногочисленные прихожане молитвами отогревают остывшие от безбожия толстые стены.
        Кинжал увидел пристань.
        Ровно в пятнадцать часов он вышел на берег.
        - Не желаете прокатиться? Всего десять долларов.
        Брут стрельнул глазами на пустынную набережную и запрыгнул на палубу старенького буксира.
        - Отдать концы!
        Деловитый юнга привычно поиграл швартовочным канатом.
        Бородатый рулевой в сером, крупной вязки свитере и фуражке с крабом выруливал на фарватер. Посудина гудела и дымила. Но дым сносился ветром, а гул в подобных случаях - самое лучшее музыкальное сопровождение.
        Через пару минут на трапе, ведущем в машинное отделение, появился Роберт Иванович. Он знаками показал, чтобы Брут отдал ему свой сотовый телефон, и зашвырнул его в воду.
        - Скажешь, потерял.
        - А может, на мне ещё какой-нибудь маяк? - Брут пальцами раздвинул дорогие штанины, сделав из них галифе.
        - Обижаешь, сынок. Проверили ещё на выходе из метро.
        По воде дошли до Братеево, там спрыгнули на заросший кустарником берег.
        - Договорились, Степаныч. Ровно через три часа.
        На улице Борисовские пруды они подошли к небольшому магазину, закрытому на ремонт.
        Военными спецназовскими ботинками Роберт Иванович дважды гулко пнул железную дверь. Их ждали:
        - Проходите, дорогие гости, располагайтесь.
        Похожая на дородную доярку женщина проводила их в подсобку. Никаких признаков ремонта не было - ни рабочих, ни стройматериалов.
        Накрытый на двоих стол.
        - Николай Петрович, я пошла. Ключ оставите в ящике.
        - Вот так и живём, - начал разговор Роберт Иванович, когда они остались одни. -
        Ты теперь Леонид Сергеевич, я - Николай Петрович. И всё на родной земле, которая вскормила, выучила и вывела в люди. Ладно, всё это лирика. Давай о деле, времени у нас с тобой не так много. Что там у тебя случилось? Почему исчез из Питера?
        Куда подевалась семья? Я дал отцу слово не оставлять тебя в беде. Ты говори, а я малость пожую, а то с утра ни маковой росинки.
        Кинжал и рассказал историю, больше похожую на детектив, чем на реальную жизнь, - как превратился из Чекашкина в Брута. Волохов понял, что он знает далеко не всё:
        - Теперь давай о главном.
        - С прошлого года наш институт пытался прогнозировать обвал рубля, я возглавлял научную группу по данной тематике и этими исследованиями увлёкся по-настоящему. Когда понял, что это серьёзно, через голову начальства обратился с письмом в администрацию президента - на пятнадцати страницах. Изложил всё обстоятельно. Ни ответа, ни привета. Через какое-то время меня уволили, сначала я думал - за письмо. Однако потом выяснилось, что это работа одного из спецов Желвака по кличке Толстый. Когда меня взяли в оборот паханы, я понял, что от тюрьмы и от сумы зарекаться действительно не следует. Делать нечего - решил наработанные прогнозы отдать своим бандитам. Действовал по наитию, наудачу. И что вы думаете - реакция была мгновенной. Вот таких бы людей да к государственному рулю! Правда, семена упали в подготовленную почву - видно, эта проблема у них там не раз обсуждалась. Желвак, по-моему, уже и решение принял. Но, боюсь, меня уберут. Пахан сказал об этом чуть ли не открытым текстом, - он подозревает, что в холдинг меня заслали.
        Роберт Иванович налил ему водки:
        - Давай помянём отца. Я хочу, чтобы ты знал - он был не только талантливым капитаном, но и серьёзным разведчиком. У подводной лодки в этом смысле возможностей больше, чем у иной резидентуры. Жаль, что подробностей его работы мы не узнаем никогда. Ну, давай, не чокаясь.

7
        - Убивать пока не будут, у тебя крепкий страховочный канат - дефолт. А спасёшь холдинг, возможно, станешь у них фигурой.
        Леонид Брут катал на скулах желваки:
        - Как мне их убедить, что обвал будет? Желвак дал понять, что теперь это и моя игра. И спросят потом с меня, скажут, что виноват, - потому что не смог доказать очевидную вещь.
        Роберт Иванович откинулся на спинку стула:
        - Что ж, тогда начнём работать. Давай будем называть тебя Оса - не возражаешь? Моё, как скажут твои новые коллеги, погоняло, - Шкипер. Скажи, ты хорошо изучил, кому выгодна обвальная девальвация у нас в стране? Кто сделает на этом целые состояния?
        - Более-менее.
        - Расскажи это Желваку. Назови отрасли, компании, фамилии, а главное - цифры, проценты. Покажи, что всё это мутят именно они, а не Международный валютный фонд. Мы тоже провели аналитическую работу, писали наверх серьёзные письма, отправляли с курьером под грифом «особой важности». Но нас и в лучшие времена не хотели слышать, а сейчас - тем более. Ты, мой мальчик, в этом отношении счастливее нас. У тебя есть возможность реализовать свой интеллект на практике. Теперь напрягись и запоминай - как в фильме «Щит и меч». В детстве тебя этот момент потрясал. Итак, внимание! Блок номер один. Сворачивает свою работу по поставкам в Россию из Европы продуктов питания Словакия. Найди польскую посредническую фирму «Преферанс», там генеральным директором Збигнев Калиновский. Передай привет от Яши Элимилаха из Хайфы. У Збышека есть ксерокопии секретных директив правительства Словакии, а за долю малую он и родную мать продаст.
        Шкипер сделал минутную паузу.
        - Блок номер два. Обратись в банк «Северное сияние» в Екатеринбурге. Президент банка - Касаткин Джон Борисович. Скажешь, что ты от генерала Волобуева Клима Серафимовича. Поставь перед ним задачу, он всё сделает.
        Снова пауза. В эти мгновения на своего агента Шкипер старался даже не смотреть, чтобы не отвлекать, хоть тот и сидел с закрытыми глазами.
        - Блок номер три. В Правительстве России служит Ерыкалов Игнатий Пафнутьевич. Вот его телефон, запомни. Скажешь, что ты работал в Дублине, с Шелестом Олегом Лаврентьевичем. Он поведает о происках сырьевых компаний, подталкивающих правительство к дефолту. Каждый из тех, с кем ты вступишь в контакт, сам залегендирует, как ты на него вышел. Это - для хозяев-бандитов.
        Оса ещё раз проговорил про себя все три блока для запоминания.

«А что, - подумал Шкипер, - разве мотальщица Зульфия Абдюханова, оперативный псевдоним Клеопатра, якобы семнадцать лет работающая на фабрике «Красные суконщики», - не его лучший агент? Всю чеченскую войну она провела отнюдь не на своей фабрике, а на инвалидности, артрит у неё. После года «тяжёлой болезни» Клеопатра получила орден Красной Звезды, и, слава богу, что - не посмертно. А врачи скажут, что лечилась, проходила курсы физиотерапии, побывала в санатории, в Железноводске. И медицинская карта у неё в районной поликлинике - килограмма на два. Абдюханова тоже академий не кончала, он учил её сам. Только очень жаль, что её нельзя сейчас рекомендовать в тех академиях преподавать, - эта красная суконщица вполне могла бы уже учить других».
        - Самое сложное, - как готовиться к дефолту, - углублял тему Шкипер. - Никто не знает, в какую сторону развернёт страну. К примеру, будет ли масштабный банковский кризис? Что случится с ценами на недвижимость? А может, страны большой «семёрки» и Международный валютный фонд прочувствуют вдруг, какая опасность грозит России, и бросят такой спасательный круг, что всё и обойдётся?
        Оса убеждённо ответил, что это маловероятно. Экономически сильная и самостоятельная Россия никому не нужна.
        Шкиперу такой ответ понравился.
        - Каков прогноз по срокам? - это было единственное, что плохо поддавалось прогнозированию. Понимал это и Шкипер.
        - Наши эксперты проводят постоянный мониторинг. На сегодняшний день осталось максимум полтора месяца.
        Да, Оса не профессионал, но это его достоинство.
        Проверяй - не проверяй, ничего не найдёшь. Вон как шерстили его семью, всю страну на уши поставили. А результат? Шиш в морской воде.
        Потому что их Кинжал именно тот, за кого себя выдаёт.

8

10 июля, в пятницу, заместитель руководителя холдинга по безопасности, полковник ФСБ в отставке Шеремет Алексей Алексеевич, погоняло Алекс, попросил шефа о срочной встрече.
        Из их офиса на Павелецкой набережной был потайной ход в подъезд жилого дома, где этот офис и располагался, - бывшая детская библиотека. Обнаружили его случайно, во время ремонта. Поставили металлическую кованую дверь, заделали её шкафом. Замки выписали из Израиля.
        Их производство наладил кореш Толстого, тоже бывший домушник.
        Вскрытию они не подлежали. Во всех инструкциях было указано, что замки механические. Но туда был встроен микрочип. Он и запускал миниатюрный механизм, блокировавший несанкционированный доступ в скважину запора. Это был секрет производства, о котором покупателя не информировали. В инструкции лишь было предупреждение - очень мелким шрифтом, что при возникновении проблем с замком или ключами следует обращаться только в фирму-изготовитель.
        Толстый гордился своим израильским корешом, но приговаривал: «От вора нет запора».
        Желвак и Алекс вышли через эту дверь и оказались на лестничной площадке.
        Предварительно они просканировали её с помощью встроенной видеокамеры, - к чему лишние свидетели - открыли квартиру, приобретённую для конспиративных встреч и защищённую от прослушки.
        - Алекс, у тебя пятнадцать минут, - голова Желвака сейчас была забита только надвигающимся дефолтом. Вопросы безопасности стояли в его приоритетах на почётном втором месте - после финансовых.
        - Позавчера Кинжал ушёл от наружного наблюдения, - Алекс присел на край стула, закурил и стал ждать реакции шефа.
        Желвак подошёл к окну, приоткрыл штору, выглянул на улицу. У людей жизнь как жизнь, а тут - одни проблемы, и одна другой хлеще.
        - Докладывай всё, от начала до конца, и не забудь свои предложения.
        Полковник доложил, что случилось это в седьмом часу утра, манёвр был вполне продуманный, но на уровне первого курса высшей школы ФСБ. Такое, бывает, показывают по телевизору. Дома Кинжал появился только в двадцать два пятнадцать.
        Через полчаса ему позвонила Ликуша, он читал ей стихи - очень хорошие.
        - Ты бы проверил, не появилась ли потом в его ванной пара трупов. Знаем мы, чем иногда кончаются поэтические опыты Кинжала.
        Алекс помолчал, обдумывая сказанное шефом. И продолжил:
        - Вчера он улетел в Екатеринбург, его квартиру аккуратно досмотрели, в том числе и ванную. Нашли фотоаппарат со съёмкой 8 июля. Там - подробнейший отчёт о передвижениях по Москве, перерывы между кадрами составляют не более получаса. Кинжал действительно посещал культурно-исторические места столицы. Маршрут он накануне подробно обсуждал с Ликушей по телефону. Сразу после ухода от «хвоста» он поехал на Ленинградский проспект, осматривать Петровский дворец. Бомбилу, который его вёз, нашли по номеру машины. Он подтвердил, что подбросил пассажира, похожего на Кинжала, на Ленинградку. Шофёр показал те двадцать долларов, - не успел поменять. Их у него выкупили за тридцать, провели дактилоскопический анализ, нашли пальцы Кинжала. После этого, если верить «фотоотчёту», Брут был в Кусково, на Ордынке, у храма Христа Спасителя, в Коломенском и Царицыне. Обедал в одном из ресторанов «Садко Аркада», куда, скорей всего, добирался на съёмной машине. Вечером гулял по Бульварному кольцу.
        - Он мог с кем-нибудь встретиться?
        - Мог, но вряд ли это представляет для нас опасность. Если предположить, что он чей-то агент, то это был его первый оперативный контакт за шесть месяцев, а так не работают.
        Желвак тоже чувствовал - фуфло всё это, пустая затея.
        - Сколько же километров он прошёл?
        - Да, Сергей Палыч, и умножьте это на сто восемьдесят дней. Мои орлы уже звереют, когда слышат, что снова надо пасти Брута.
        - Твои предложения, Алекс?
        - Наблюдение снять.
        Желвак снова подошёл к окну. На набережной молодёжь каталась на роликовых коньках.
        Может, он ошибается в своих подозрениях, и Кинжал такой же простой молодой человек, как те, на роликах? Да, но только легко и с песней замочил Ахмета, Рогожу и Желтка. От него и требовалось всего ничего - слегка пырнуть кого-то из сокамерников, охрану они бы позвали сами, и инцидент был бы исчерпан. Так нет же, всех троих - на всю длину клинка.
        Желвак понял, что этот клубок надо разматывать с другого конца.
        - Если предположить - чисто теоретически, - что он всё-таки агент, то квалификация достаточно высокая, и для его раскрытия нужны другие методы, - анализировал ситуацию Алекс. - Однако я продолжаю настаивать, что по моей части он опасности не представляет.
        - Зачем же уходил от «хвоста»?
        - Молодой, борзый, кровь играет. За столько времени слежки даже подслеповатый заметил бы, что за ним ходят. Вот он и решил порезвиться. А почему - нет!
        Это Желваку не показалось убедительным:
        - Кому ещё из своих коллег ты его показывал?
        - Его смотрел психолог с Лубянки, у меня накопилось часов пять видеозаписи Кинжала в разных ситуациях. Вывод - в наших школах он не учился. Другой мой коллега заключил, что в его рефлексах не просматривается спецподготовка. Вот, казалось бы, мелочь. Наш человек никогда не сядет в общественном месте спиной к входу, это - на уровне подсознания. Но именно так всегда располагается Кинжал.
        Он слишком похож на офицера - своей интравертностью, скрытностью, взрывным характером, даже походкой. Вырос в военной среде, это и сказалось. Нестандартно его поведение во время трёх эксцессов, которые мы спровоцировали, - в ресторане, в метро и у дома Ликуши. Офицер спецслужб от драки уклонится - независимо от его физической подготовки, и тут же постарается исчезнуть. Это азы профессии. Нам скандал не нужен по определению. Любой такой конфликт имеет вероятность провокации, а это уже - провал. Как же ведёт себя Кинжал? Вы знаете, ломал челюсти, рёбра, был случай тяжёлого сотрясения мозга. И никакого стремления уйти с места происшествия. Он упивается дракой, хотя сам никогда первым не начинает. Наш человек, как правило, серенький, незаметный, идёт по улице - его и не видно. А этот ходит гоголем, вырядился на тысячу долларов, ногти отполировал. Нет, в наших заведениях он не учился, а дилетанта в холдинг бы не заслали, они здешний уровень знают.
        Желвак молчал, пытался понять, насколько важно всё, что говорит сейчас его контрразведчик, въедливый скрупулёзный профессионал.
        Алекс опять осторожно вернулся к старой теме:
        - Мне бы получить информацию, как он к нам попал, каков механизм его первичного контакта с холдингом, это бы много прояснило. Я понимаю, Сергей Палыч, у вас могут быть свои секреты даже от меня. Но если бы вы поделились, с какой горы он к нам скатился, это сняло бы хоть часть вопросов.
        Желвак решился. Видно, настал час, - никуда не денешься.
        - Проверь мне гражданку Уробову Алёну Евгеньевну, родилась 26 октября 1951 года в Калининграде.
        Любую, даже самую неожиданную информацию полковник принимал с лицом сфинкса.
        Но иногда и ему приходилось округлять глаза - как в данном случае.
        Весь ближний круг Алёнку знал, все её любили. Чувствовалось, какое благотворное влияние она оказывает и на Палыча. Рядом с ней он становился спокойнее, терпимее, расстался с шокирующими обывателя тюремными привычками. Когда она умерла, в холдинге был траур.
        Ещё в 1992 году, как только Палыч познакомился с Алёнкой, её тщательно проверили. Дочь генерала-связиста сразу после школы сбежала с офицером, разрушила чью-то семью. Была вольнонаёмной в армии, в Прибалтике. После гибели мужа при невыясненных обстоятельствах из армии ушла, переехала в Кузбасс, где работала в многотиражной газете крупного шахтного объединения. Сын Егор, 1981 года рождения, подсел на наркотики, умер в начале 1997 года от передоза.
        И вот - снова проверка.
        - У тебя есть выходы на управление кадров Министерства обороны?
        Полковник видел, что Палыч говорит словно чужим голосом.
        - Если нет - поищи. Мне нужен подробный послужной список этой Алёны Уробовой.
«Вольнонаёмная», - раньше это меня устраивало, теперь - нет. Алекс, обещай любые деньги. Повторяю - любые. Распиши мне её жизнь по минутам, начиная с выпускного бала, с июня 1968 года в Калининграде. И ты знаешь наш закон: всё делать степенно, но мгновенно.
        - Да-да, брутально и банально.
        - Не банально, полковник, - анально, классику надо знать.
        Пока Алекс переваривал поставленную задачу, Желвак и сыпанул ему перцу, чтоб дошло до самой печёнки:
        - Раскопай мне эту могилу на Кунцевском кладбище!!! - неожиданным резким криком он ошеломил своего заместителя по безопасности, не думая, что могут услышать соседи.
        Полковник вытянулся по стойке «смирно».
        Он всё понял: Кинжал - протеже Алёнки. А с неё теперь не спросишь. Спросят с него, начальника безопасности.
        Желвак хорошо помнил, когда и как Алёнка появилась в его жизни. Их познакомил один губернатор, на фуршете, после той удачной сделки по экспорту российского угля. Никогда он к бабам серьёзно не относился. А тут - прошибло. Околдовала его Алёнка, запутала, расслабила.
        Она покорила Желвака ярким умом мужского склада, непритворными женскими слабостями, таинственной натурой, девственными страстями.
        Алёнка была моложе на четырнадцать лет, но он чувствовал в ней что-то материнское.
        От неё шло такое тепло, от которого по затылку и позвоночнику словно разливался мёд. Он сидел в кресле, она подходила сзади, прикрывала его глаза мягкими невесомыми пальцами и тихо шептала: «Ты - маленький мальчик Сережа. Ты стоишь в большом саду после летнего дождя. С листьев падают искристые капли. Густо пахнет яблоками».
        И он словно растворялся в аромате яблок, в мареве слов и прикосновений. А через двадцать минут снова возвращался в этот мир - отдохнувший, посвежевший, полный сил и куража. Только вот вопрос, где же его столько времени носило? И что всё это время делала Алёнка?
        Их знакомство случилось через месяц после памятного разговора с Вайком в Австралии, в Бризбене, где самые красивые в мире берега. Вайк обнаружил в своей интернациональной бригаде «крота», болгарина. Только хотели нейтрализовать, он исчез. Вайк предупредил об особой осторожности. Предложил заморозить сделки почти на год. Но когда об этом узнали хозяева Желвака с Арбата, потребовали немедленно работу возобновить: обеспечим любые системы вооружений, довезём, куда скажешь, а
«кротов» бояться - на Рублёвке не жить. Вайк только головой покачал на встрече в Испании, в Коста-дель-Брава: «Какие вы, русские, жадные!» «Да не жадные мы, - хотел ответить Желвак. - Глупые».
        Но промолчал.
        Есть ли связь между исчезновением у Вайка болгарина и появлением Алёнки на фуршете у угольного губернатора?
        Не дай Бог!
        - Ладно, согласен, снимай наблюдение. Какой теперь смысл, раз Кинжал вас расшифровал! В ближайшие дни ему предстоят ещё несколько командировок, в том числе за границу. Не пошлёшь же за ним наблюдение в Швейцарию. Отслеживай распечатки из компании сотовой связи, а там - поживём, увидим. Что-нибудь ещё?
        - Он потерял мобильный телефон. Ему выдали другой, тоже с «жучком», новейшим, записывающим, послушаем ещё немного.
        Когда они двинулись к выходу, Желвак придержал контрразведчика за локоть:
        - Смотри, полковник, чтобы ты с этим Брутом не лопухнулся. Заруби себе на своём выдающемся носу - всё под твою личную ответственность. Если Кинжал окажется
«засланным казачком», единственное, что я могу тебе пообещать, - похороны с воинскими почестями за счёт холдинга.
        Полковник в ответ подумал: настанет час, и я тебя, упырь, удавлю двумя пальцами.
        - Сергей Палыч, когда Кинжал будет не нужен, отдайте его нам.

9
        Пенелопа внушала: «Распорядись своим новым именем с умом. Не позволяй называть себя Лёней. Ты - Леонид. А ещё лучше - Кинжал. В крайнем случае, Лёня Кинжал, даже - обращаясь к самому себе. Это очень важно для концентрации энергетики. В твоей новой жизни больше нет места бездумному существованию. Восемьдесят процентов людей могут себе позволить жить чувствами, роскошествовать, радоваться то солнышку, то дождику, то снежку. Ты - нет. Ты никогда не сможешь быть прежним».

«А вы, Леонид, - романтик» - говорил себе Кинжал, сидя в самолёте рейса Лондон - Братислава - Москва.
        Он снова и снова вспоминал встречу с Робертом Волоховым, чувствовал, как в крови бурлит адреналин, жизнь наполняется высоким смыслом, - но не мог над собой не иронизировать, такова была его человеческая природа.
        Все завязки Шкипера сработали безукоризненно.
        Особенно расстарался продажный шляхтич Збышек Калиновский. Он вывел Кинжала на своего человека в правительстве Словакии, и теперь в портфеле из изумительной новозеландской кожи - покупку выбирала Ликуша - лежали копии документов, которые способны как противотанковый реактивный снаряд прошить броню любых сомнений, - рубль рухнет в самое ближайшее время. Правда, стоило это пять тысяч долларов наличными - с учётом интересов пана Збышека.
        Кинжал сидел в «боинге», в салоне бизнес-класса, попивал сделанный специально для него глинтвейн с корицей и гвоздикой и думал о Ликуше. Жаль, что он не сможет прочитать ей своё новое стихотворение, - это не для женского восприятия.
        Назвал он его «Завербованный», и были там такие строки: «Прямолинейность, Бог с тобой! / Ищи себе других пристанищ./ Довольно биться головой / и верить, что другим не станешь./ О, станешь всяким! Для того, / чтоб истину иметь в запасе, / не стоит обнажать всего, / чем ты богат и чем опасен. / Не стоит! Лучше - поворот
/ на новый круг своих исканий! / Прямолинейность! Видит Бог! / Пора, пора тебе в изгнанье!».
        Он записал стихи на одну из своих карточек, благоразумно поменяв название на
«Очарованный».
        Он чувствовал - Ликуша не просто влюблена.
        Она обожала его, как юная чёрная рабыня трепещет перед белым хозяином.
        Он поражал её изменённым после пластики лицом, своей манерой вдруг замолкать - с глазами, полными недоговорённостей и одному ему понятных ассоциаций. Когда он читал ей по-французски Вийона, она приходила в восторженное смятение, хотя не понимала ни слова. Ликуша вознегодовала от того, что поэт был гнусным разбойником, но ужаснулась, что поэт умер на виселице. Она обожала наблюдать его тренировки и тяжёлые ритмичные удары в боксёрскую грушу воспринимала как музыку их будущей интимной схватки.
        А Кинжал упивался своей властью над этой южнорусской красавицей, крашеной блондинкой.
        И не задумывался над тем, в какую чувственную зависимость попадает сам.
        Их встречи были невинными, как у школьников его поры. Он трепетно, как в ранней юности, осторожно вдыхал аромат её возбужденной плоти - какой-то невообразимый коктейль ромашкового луга, хвойного леса, Адриатического моря в районе Дубровника и свежести горного воздуха в селении Кандерштег, в Швейцарских Альпах, где у него на днях прошли деловые встречи. Духами она по его просьбе не пользовалась.

«Да, - повторял он про себя, - вы, Леонид, - неисправимый романтик. И ещё - гурман».

10
        К проблеме возможного дефолта Желвак подходил очень просто.
        Он не какой-нибудь гнида-чиновник, вся работа которого - вовремя уйти от какой бы то ни было ответственности. Пахан с огромным стажем «смотрящего» на пяти больших
«зонах» и трёх самых развитых регионах страны не боялся весь груз возможных негативных последствий взять на себя.

13 июля, в понедельник, он собрал у себя под Звенигородом расширенный сход, криминальное руководство холдинга, разбавленное специалистами, не прошедшими
«зону», в том числе и теми, кто права решающего голоса не имел.
        Присутствовали финансовый «голова» Миша Ушкарский, председатель правления личного банка Желвака «Ротор» Вадик Бирнбаум, трое банкиров помельче. Прибыли пятеро
«смотрящих» из крупных регионов, люди авторитетные, с большими властными полномочиями. Вальяжно развалились на полумягких стульях два чиновника - один из Минфина, другой - специалист по финансам из МВД. Ждали аппаратчика из Правительства Российской Федерации, курировавшего холдинг. Но он позвонил, что задерживается, и просил начинать без него.
        Кинжалу указали место на противоположном от председательствующего конце овального стола.
        Желвак предоставил слово Толстому.
        Тот достал свою знаменитую терракотовую книжку.
        Захарыча редко видели в костюме, а тут он нацепил галстук оттенка «все вы - говно!
        и стал похож на депутата Государственной думы от партии Жириновского.
        - Уважаемые люди, братва! Мы собрались сегодня, чтобы спасти наш бизнес, охватывающий территорию от Кубани до Карелии и от Смоленска до Дальнего Востока.
        О чём идёт речь, вы в общих чертах знаете. Вопрос сложный, для его понимания требуются специальные знания. Но у нас здесь не научная конференция, а сход, - при этом Толстый с вызовом посмотрел на чиновников, которых терпеть не мог, - поэтому говорить будем предметно и конкретно.
        И братва, и фраера отреагировали телодвижением: манеру кореша выражаться короткими рифмами знали все. Не всем это нравилось, но это - дело вкуса.
        - В последнюю неделю мы обтирали эту тему основательно. Привлекались авторитетные и знающие люди как в стране, так и за рубежом. Что же или кто угрожает нашему, братва, бизнесу? Да оно самое, родное российское правительство, - при этом он снова кивнул в сторону чиновников.
        - Если бы у нас хотели отнять наркобизнес, которым мы не занимаемся, торговлю оружием, которую мы не практикуем, подпольные притоны, которых мы не содержим, алкогольный фальсификат, которого у нас нет, - это можно было понять. Мы не замешаны в морском пиратстве, угоне самолётов, экологической преступности, торговле людьми и человеческими органами, подделке лекарств. Но у нас вознамерились забрать легальное производство и торговлю продуктами питания, строительные и транспортные компании, наши аграрные предприятия, страховой, туристический и шоу-бизнес.
        И способ для этого выбрали такой, что если вчера это казалось фантастикой, то сегодня выглядит вполне возможным, - могут отобрать!
        Он сделал паузу, хлебнул китайского лимонника и продолжил:
        - Вы знаете, что счастье присосаться к нефтяной или газовой трубе наш холдинг обошло. К этому надо добавить, что наши пять банков не удостоились попасть в список для приобретения государственных краткосрочных облигаций - ГКО и облигаций федерального займа - ОФЗ, а там сумасшедшие проценты. Зато эта игра понравилась пацанам из-за бугра. Если в позапрошлом году в руках иностранных спекулянтов находилось 16 процентов всех выпущенных ценных бумаг, то сейчас уже почти треть!
        Другими словами, варягам-инвесторам наши «умные» российские правители отдали ликвидных ценных бумаг на 20 миллиардов долларов!
        - Это у нас, уважаемые люди, - реальная экономика, мы своими руками и головой зарабатываем живые деньги и кормим миллион ртов по разные стороны высоких заборов с вышками. А международный спекулянт-финансист только тем и занимается, что скупает и сбрасывает ценные бумаги чужой страны - в зависимости от поступающей к нему разведывательной информации. Что случись, - снимутся и улетят, а с ними и наши российские денежки. Такое и надвигается, я бы назвал его день «П» с окончанием на «Ц», когда всё это может рухнуть. Мы, братцы, останемся без штанов и опять пойдём воровать - кто резать сумки и карманы, кто обносить квартиры и вскрывать сейфы, кто «катать» по поездам, а кто и мочить инкассаторов. Короче, от чего ушли, к тому пришли. Кого-нибудь из присутствующих такая перспектива устраивает?
        Тишина бывает гробовая. Но та, что воцарилась в этом европейского дизайна уютном зале для переговоров, явила собой тишину абсолютного космического вакуума.
        - Вот и мне это не катит, - продолжал Толстый, всласть удовлетворившись многозначительной паузой. После денег, сочинительства, баб и своего душистого табака Захарыч больше всего любил играть паузами.
        - Четвёртый год страна живёт взаймы. Мы с вами пашем, зарабатываем, а кто-то занимает и занимает. У кого? А кто даст - у Международного валютного фонда, у Америки. Но теперь всё больше берут у своего народа, у российского бизнеса. Все берут - от нашего рукастого правительства до нахрапистых князьков в субъектах Федерации. И набрали столько, что проценты по долгам отдавать больше нечем. Вот и решили объявить: извините, платить больше не можем, - кирдык. У них это называется
«дефолт».
        - Теперь самое интересное: где здесь мы? Ни ГКО, ни ОФЗ, как я уже сказал, у нас нет, а значит, мы с вами денег правительству не занимали. И это - по понятиям: с босяка можно получить только с мёртвого и то - лишь ссаными трусами. Выходит, пусть волнуются те, кто жировал на эти немыслимые проценты? Им, конечно, не позавидуешь, но лично мне ближе к телу рубашка моего холдинга.
        Толстый вынул из кармана доллар.
        - Вот он, зелёненький, родной. И купил я его всего за шесть «деревянных», точнее - за 6 рублей 21 копейку - недорого. Вчера приобрёл, двенадцатого июля. А как вы думаете, если я решу заполучить такую же заморскую бумажку, скажем, двадцать пятого декабря, во что она мне обойдётся? Какие будут мнения?
        Присутствующие зашептали, и в этом шелесте неоднократно прозвучало - «валютный коридор».
        - Правильно, коридор? - подхватил Толстый. - Его установили, чтобы никому было неповадно устраивать нам «чёрные» вторники и прочие дни недели, начисто лишённые светлых жизнеутверждающих тонов. Пусть курс доллара протискивается по этому узкому проходу, не взлетает и не падает. Только это вам не дохленький рубль, это американский орёл - птица свободолюбивая. И если его сегодня зажали в «коридоре», завтра он может из него вырваться на свободу, и тогда мало никому не покажется.
        Коридорчик-то этот висит на тоненькой ниточке дряхлых способностей Центробанка удерживать «зелёненький» финансовыми методами. А российские финансы, как уже говорилось, «поют романсы». Так что в канун нового, 1999 года, этот доллар мне, несчастному, меньше, чем за двадцать рублей, не видать.
        - Кто же это посчитал? - Кинжал как чувствовал, что именно этот суслик из Минфина первым не выдержит провокационной, тщательно проработанной речи Толстого.
        К такому повороту был готов и Захарыч:
        - А подсчитал ваш коллега, он сидит рядом с вами в 42-м кабинете вашего министерства. Фамилию назвать или не надо?
        Чиновник из Минфина сложил губы куриной гузкой и сел.
        Через минуту, буркнув «срочно вызывают», он заторопился к выходу, нещадно давя на кнопки мобильного телефона.
        Ох и любил Толстый всякие, даже самые, казалось бы, незначительные триумфы!
        - Что же, так сказать, в сухом остатке? А вот что. К примеру, у моего кореша Кости Фанеры из Петрозаводска на счетах его лесоперерабатывающего комплекса лежит двести миллионов рублей. Прости, братан, сколько у тебя там на самом деле, я не знаю. Эти деньги находятся в постоянном движении - покупка леса, всякой прочей необходимой хрени, продажа готовой продукции, оплата аренды и коммунальных услуг, выплата зарплаты, отчисления налогов, в общем, законная хозяйственная деятельность. И вот однажды утром Косте Фанере звонят на одно из многочисленных карельских озёр, где роскошный клёв, и говорят: у нас теперь не двести миллионов рублей, а только пятьдесят. Мой дорогой кореш на популярном русском языке, от которого вся рыба враз уходит на самое дно, интеллигентно спрашивает: какая же это сука и куда увела остальное? А ему объясняют, что воры тут ни при чём. Просто наше родное правительство отказалось платить по долгам, а от этого все кинулись скупать доллары, и они подорожали в четыре раза. Ведь что такое наш с вами «деревянный»? Сам по себе он - пшик, ничего не значащая бумага. Каждый из нас, когда
слышит какую-нибудь сумму в рублях, тут же делит на шесть, чтобы понять, сколько это в долларах, то есть настоящую цену вопроса.
        Толстый помолчал, закрыл свою книжку.
        - Конечно, я всю схему упростил - нагло, вплоть до безобразия. Но суть того, что нас ожидает, думаю, вы уловили, - если мы загодя не подготовимся к грядущему обвалу.
        Довольный успешным началом этого трудного разговора, он присел, встряхнул огромным белоснежным платком и вытер заблестевшую от напряжения лысину.
        Поднялся Желвак:
        - Бродяги и господа! Наши эксперты подсчитали, что резкое обесценивание рубля произойдёт между концом августа и концом сентября. Лично я под этим прогнозом подписываюсь, - если вам интересно моё мнение. Но хочется услышать вас. Может, кто-то считает иначе? Или кто-нибудь из присутствующих думает, что вся эта малопонятная байда не имеет к холдингу никакого отношения? Прошу высказываться.

11
        Первым попросил слова председатель правления банка «Ротор» Вадик Бирнбаум.
        - В последнюю неделю я достаточно много общался с инициатором этого схода, Леонидом Сергеевичем Брутом. Двадцать пять лет работаю в банках и думал, что знаю о движении денег всё. Господин Брут мою уверенность поколебал. Но и только.
        Действительно: обвал национальной валюты - это катастрофа. Гораздо лучше плавная девальвация. Пусть бы рубль обесценивался постепенно и укреплялся только по мере развития экономики. Но, господа, это - азы, которые знает любой первокурсник. А у нас в правительстве работают экономически грамотные люди. Они ни за что не допустят такого развития событий. Я подготовился к сегодняшнему сходу тщательно и скрупулёзно. И не только полистал книжки, но и провёл социометрическое исследование - опросил девятнадцать моих коллег об их отношении к возможному обвалу рубля. И хочу вам здесь со всей ответственностью объявить: никто из моих друзей, знакомых, друзей моих знакомых и знакомых моих друзей в такой поворот событий не верит. Ни один человек! А всё это - банкиры и финансисты.
        Вадик Бирнбаум был здесь самым опытным финансовым деятелем. В обвал рубля он не верил, потому что был глубоко убеждён, что этого быть не может именно потому, что не может быть никогда. Он был далёк от мысли, как любил повторять Толстый,
        что так бывает - и муха бздит, и слон летает. Тем более, в России.Не витал в облаках Вадик Бирнбаум, а иногда - надо.
        - Принять решение о подготовке всей финансовой системы холдинга к обвалу национальной валюты - очень ответственное и рискованное дело, - продолжал банкир. - Представляете, мы должны будем свернуть весь импорт продуктов питания, а это больше половины наших доходов. Надо будет перевести все активы в доллары, а вдруг!
        - не дай Бог! - наш Кинжал и его советники ошиблись, и доллар чуть-чуть подешевеет? Вы представляете, какие убытки мы понесём! Наш бизнес закручен на обороте огромной массы рублёвых средств, в том числе и наличных. У нас одного чёрного нала… - Бирнбаум споткнулся и посмотрел на чиновника из МВД. На помощь пришёл Желвак:
        - Вадим Иосифович, не опасайтесь, говорите смело, здесь все свои.
        - Мне говорят, что холдинг может серьёзно подняться именно на предполагаемом дефолте.
        К примеру, если набрать максимально возможное количество кредитов, то на фоне масштабного банковского кризиса эти кредиты можно будет не возвращать. Но, господа! Кто сейчас даст гарантию, что банковский кризис будет именно таких масштабов? Извините, много говорить не хотелось бы, я бы такого решения не поддержал.
        Финансовый консультант Миша Ушкарский был немногословен:
        - Мне доподлинно известно, что деньги в стране есть. Только в «кубышках» у физических лиц больше тридцати миллиардов долларов. Господин Брут не всё знает об истинном положении вещей. Исследователь он неплохой, но кабинетный. Можно вопрос, Сергей Палыч?
        - Валяй, финансист.
        - Скажите, Леонид, э-э, Сергеич, сколько, по вашим данным, получило правительство с помощью раскритикованных здесь с таким сарказмом государственных бумаг?
        Кинжал «воткнул» на память, не заглядывая в свои записи:
        - Тридцать два миллиарда рублей «живых денег» - за шесть лет, с 1993 по 1998 годы.
        - Откуда у вас информация по текущему году? Вы не блефуете? - финансовый консультант нажимал кнопки на своём миниатюрном компьютере.
        - На днях я осваивал горные лыжи в Швейцарских Альпах с человеком из ближнего окружения Коли Чубакса. Все его цифры проверенные. Мне показалось, вы догадываетесь, о ком идёт речь. Хотя он и сам не особо шифруется, он уже перебрался на постоянное место жительства в Англию. Хотите, я его процитирую?
«Даже мой сенбернар уверен, что дефолта не избежать, потому что это единственный путь оздоровить российскую экономику».
        Все знали, что Миша Ушкарский вхож в семью одного из семи самых крупных банкиров, поэтому был уверен, что в финансовых вопросах крепко держат за бороду самого Карла Маркса. А тот горе-банкир свято верил тому, что ему говорят в Кремле и Белом доме, дескать, дефолт - не более, чем страшилка для быдла. Поэтому Ушкарский менторским тоном возразил:
        - Этих денег хватит, чтобы валютными интервенциями поддерживать доллар сколь угодно долго, а там подоспеет весомый транш Международного валютного фонда.
        Кинжал улыбнулся и подмигнул Толстому:
        - Получили действительно тридцать два миллиарда. Но, господа, братва! Секундочку вашего драгоценного внимания! Знаете ли вы, во что обошлись эти заимствования? Сколько денег истрачено на выплату процентов и погашение облигаций?
        Публика замерла, чуя явный подвох.
        - Эта цифра - тоже с лыжни в Альпах. Четыреста пятьдесят миллиардов рублей! У кого есть калькулятор, может легко посчитать, что за каждый привлеченный с рынка рубль казна заплатила четырнадцать рублей. И главными получателями этих средств были энергетические и сырьевые монополии, а также их кредитные организации.
        - С-суки…, - послышалось тихое, но отчётливое.
        Кинжал - школа Толстого - выдержал паузу и твёрдо произнёс:
        - Государственные казначейские облигации - это смерть для бюджета, реального сектора экономики, в котором находимся мы с вами. ГКО - это мощный насос, который выкачал из экономики последнюю кровь. С учётом упавших цен на нефть, другое отечественное сырьё и продукцию первого передела, уже сегодня, в июле, мы стоим перед лицом коллапса государственного бюджета.
        - Ай, бросьте! - как-то очень по-одесски всплеснул руками финансовый консультант,
        - Скажете тоже!

12
        Заговорил «смотрящий» из Кузбасса.
        Все посвящённые знали его любимую присказку: «Больше всего на свете я не люблю крыс, пидарасов и банкиров».
        На этот раз он высказался мягче:
        - Все вы в курсе, что банкирам и финансистам лично я давно не доверяю. К ним приходишь - сделай, отвечают - нельзя. Зовёшь к себе: надо то и то. Говорят, не по правилам. Помните историю с господином Культяпистым, мой банк возглавлял? Его тогда по моей просьбе расколол наш Толстый, целую операцию организовал. Через месяц Захарыч представил мне письменный отчёт, в котором было всего пять слов:
«Ходит бочком - бабло гребёт молчком». Этот Культяпистый по двадцать раз на неделе мне на уши вешал: «Банк - это не творчество, а правила». Ладно, думал я, пусть так, ему виднее. Только потом прознали, как этот гусь - в день, не выходя из кабинета, огребает по пятьдесят штук «зелени», и всё - себе на карман. Приезжаю к нему - это как же так? Что же правила такие - всё себе? Поделиться не хочешь, у нас ведь работаешь? Он - в отказ, научили на свою голову не колоться. Попрессовали - ни в какую. Пришлось уволить, - Федя Штрек многозначительно возвёл глаза к потолку.
        - На хрена ты их сюда вообще позвал, Желвак? Они, кроме личного интереса, ничего в жизни знать не хотят! Тут и мне одна жучка из «Сбербанка» по секрету кое-что рассказала о своих коллегах в Центробанке. Я раньше думал, что головной банк страны существует, чтобы хоть как-то охранять наш с вами «деревянный» рубль. Оказывается, они сами на этих блядских ГКО гребут «зелень»! Только за прошлый год хапанули около миллиарда долларов! У них это называется «спекулятивные операции». Скажите, господин Бирнбаум, это что - тоже по вашим правилам?
        - Это нормальная банковская практика, здесь нет ничего противозаконного.
        Председатель правления банка «Ротор» был прав. Только это была не та правда, которая могла понравиться здесь.
        Федя Штрек был в большом авторитете. Он не любил козырять своим титулом «вора в законе» и никогда не апеллировал к понятиям, сложившимся в тридцатые годы. Он понимал, что жизнь теперь не та, что была и двадцать лет назад, когда его короновали в Мордовии. Но ни один серьёзный воровской разбор на просторах СНГ в последние пять лет не проходил без него. И в своих, порой парадоксальных, решениях он ни разу не ошибся.
        - Теперь по сегодняшней теме. Моё предложение такое - давайте поведёмся на прогноз Лёни Кинжала. Я с ним перетёр много разного и скажу - пацан не дурак. Он нам что предлагает - рискнуть. А мы с вами что всю жизнь делаем - да только и рискуем. Но послушай, Кинжал, я говорю от имени всех пятерых «смотрящих» - Васи Пикапа из Красноярска, Сени Крюка из Хабаровска, Кости Фанеры из Петрозаводска и Вити Китайца из Владивостока. Мы из ваших разговоров не всё поняли. Ты покажи нам какой-нибудь фокус, чтобы сразу стало ясно, что прав ты, а не эти… блин, консультанты и банкиры. Удиви нас чем-нибудь, и мы впятером проголосуем за тебя.
        - Базара нет!
        Кинжал подошёл к видеомагнитофону, вставил кассету. Огромный телевизионный экран засветился.
        - Тут господин Бирнбаум ссылался на друзей своих друзей и знаковых своих знакомых. А я слетал в Екатеринбург и встретился с грамотным банкиром и весёлым человеком Джоном Борисовичем Касаткиным. Я спросил его о дефолте, а он вместо ответа повёл меня в подвалы своего банка «Северное сияние» и показал вот что. Прошу внимания на экран.
        Перед зрителями предстала шокирующая картина.
        Все помещения подвалов банка были под завязку забиты коробками со стодолларовыми пачками. Тару даже не стали запечатывать - всё-таки деньги! - но тогда коробки бы вмещали гораздо меньше.
        Оператор не поленился заглядывать и под столы: везде, как мусор, были пачки, навалом, с виду не поддающиеся никакому подсчёту.
        - В «Северном сиянии» аврал продолжается второй месяц, - комментировал Кинжал, - все, кого удалось организовать, сбрасывают рубли и покупают доллары. Бухгалтера работают ночами, - не успевают приходовать.
        - Как же Джон разрешил снимать? - развеселился Федя Штрек.
        - А где видно, что это подвалы именно указанного банка? И какие тут секреты?
        Джон Касаткин так и сказал: снимай, Кинжал, и покажи там, в Москве, как бесхитростные уральские пацаны встречают дефолт. Пусть тоже, пока не поздно, возьмутся за ум - потом не пожалеют.

«Смотрящие» дружно зааплодировали, громко хохоча.
        - А как ты вышел на Джона? Ты что его - раньше знал?
        Ах ты, Витя Китаец, прямо не в бровь, а в глаз! До встречи со Шкипером Оса и ведать не ведал, что есть на свете такой Джон Касаткин. И отвечать надо мгновенно:
        - Он наш, алтайский, мы с ним на плотах десять горных рек прошли.
        Про себя подумал: а что, надо будет попробовать.
        - Желвак, мы поддерживаем Лёню Кинжала!
        Но тут слова попросил «смотрящий» из Хабаровска Сеня Крюк:
        - Я - тоже «за», и даже - двумя руками. Но вот вопрос. Если действительно сложится так, что мы параллельно всем этим финансовым фраерам окажемся спасёнными Кинжалом, какая награда его ждёт? Мы хотим знать. И пацаны наверняка заинтересуются, хороший пример, как работать не кулаками, а головой. Чего ты хочешь, Кинжал?
        Брут метнул взгляд на Желвака.
        - Говори-говори, мне тоже интересно, - пахан хитро и криво улыбался, якобы сочувствуя тому неловкому положению, в какое поставил Крюк его человека.
        Пришлось снова прибегнуть к спасительной паузе, чтобы собраться с духом.
        - Если холдинг принимает мою программу по подготовке к обвалу рубля, прошу дать мне возможность образовать небольшую рабочую группу, человек пять-семь. Все рекомендации этой группы после утверждения руководителем холдинга должны неукоснительно выполняться, степенно, но мгновенно. Второе. Через три месяца после объявления в средствах массовой информации о неплатежеспособности страны назначить меня кризисным управляющим холдинга, с полной и реальной властью по финансовым вопросам, подбору и расстановке кадров и безопасности - на переходный период, сроком на один год. Третье. После моего назначения на номерной счёт в одном из банков Сингапура, который я укажу, должен поступить один миллион долларов.
        Идея предложить Кинжала первым человеком в холдинге принадлежала Желваку. И попросить в награду за спасение от дефолта миллион тоже придумал разбойник, специалист по отъёму драгоценных камней у лиц, отъезжающих из страны на ПМЖ, - Быков Сергей Павлович. Он выполнял завет Алёнки, единственной любви в его жизни, но Толстому представил это в ином свете. Он убедил кореша, что принять решение о подготовке к дефолту - это одно. Самое сложное начнётся потом. Даже те, кто сегодня поддержал Кинжала, не совсем представляют, что ожидает их бизнес, а также лично их персоны, если они вздумают артачиться. Предстояла грязная и тяжёлая работа и до дефолта, а главное, после него. И Желвак предусмотрительно был готов переложить этот тяжёлый и малопонятный груз на новенького - на молодые и крепкие плечи боксёра и кандидата наук.
        Всё было убедительно, и Толстый Желвака поддержал.
        - А почему так долго - три месяца? - спросил кто-то из авторитетов.
        - Через три месяца все мы хорошо прочувствуем, во что вляпалась страна, каждый из сидящих здесь уже сможет рассказать свою жуткую историю о дефолте. Если всё случится так, как хочу я, нас с вами этот кошмар касаться не будет. Но вокруг образуется много разных чудес, каких никто из нас не видывал. В течение этих девяноста дней мы получим ответы на несколько важных вопросов. Во-первых, станет ясно, верной ли была предложенная мной программа по подготовке к обвалу рубля. Во-вторых, подтвердятся ли мои прогнозы в отношении массового банкротства банков. Вы знаете, я настаиваю на том, чтобы мы взяли почти миллиард рублей кредитов - без всякой перспективы их возврата, разорившиеся банки всё спишут. Они же не будут знать, что все наши бизнес-планы - сплошная туфта, а деньги конвертированы в валюту и лежат… в общем, ждут своего часа. Чем мы хуже правительства? Объявим свой дефолт нашим банкам-кредиторам. Таких дефолтов по стране будет пруд пруди. Третье - что будет с ценами на недвижимость? Вы знаете, я не разделяю мнения тех, кто считает, что недвижимость всегда в цене. Хороший экономический кризис этот
принцип сдувает, как с белых яблонь дым, и тому достаточно примеров во многих странах мира. Если мои предположения подтвердятся, толщина чёрной икры на наших с вами бутербродах с маслом вырастет в разы. По недвижимости у меня отдельная программа, я бы сказал - это мой конёк. И последнее. Лично я должен быть уверен, что смогу предложить Холдингу свои услуги именно в качестве первого лица. Если нет, тогда попрошу должность поскромнее. На это и нужно три месяца.
        - Грамотный ты пацан, - вступил Костя Фанера. - И умеешь понятно базар строить. Ну, а вдруг - прокол? Ты представляешь, на какие бабки ты всех нас поставишь?
        Кинжал раскрыл свой портфель из тонкой новозеландской кожи, достал три документа и попросил передать Желваку.
        Тот близоруко сощурился, пробежал глазами написанное, ухмыльнулся по-своему, криво, и отдал бумаги Толстому:
        - Читай, Захарыч, это интересно.
        Толстый надел свои очки в золотой оправе:
        - Я, Брут Леонид Сергеевич, - тут паспортные данные, - находясь в добром здравии и вполне добровольно, беру на себя следующее обязательство. В случае, если до 30 сентября 1998 года Правительство России публично не объявит о приостановлении выплаты своих обязательств по кредитам, в ту среду я обязуюсь свести счёты с жизнью, для чего прошу тогда же выдать мне пистолет системы «ПМ» с одним патроном. Подпись заверена нотариусом. Дата: 10 июля 1998 года.
        Публика притихла.
        Толстый принюхался к бумаге:
        - Написано какими-то бурыми чернилами…
        Он взял второй документ, и у него затряслась рука.
        - Читай-читай! - подбодрил Желвак.
        - Справка. Выдана криминалистической лабораторией номер такой-то. Дальше название Управления внутренних дел Москвы, - в том, что прилагаемый на одном листе документ - ксерокопия прилагается - написан человеческой кровью. Согласно проведённому анализу данная кровь принадлежит Бруту Леониду Сергеевичу, родившемуся 25 июля
1966 года в городе Барнауле (первая группа, резус положительный).
        Третья справка гласила, что, согласно графологической экспертизе, обязательство написано рукой гражданина Брута Леонида Сергеевича.
        Все пятеро «смотрящих» шумно встали, подошли к Кинжалу и молча по очереди пожали ему руку.

13
        Объявили, что наконец приехал чиновник из Аппарата Правительства Российской Федерации.
        Высокий и стройный, в недешёвом костюме и галстуке минимум за триста долларов, усиками и чубчиком очень похожий на одного - не к ночи будет упомянут - вождя, если бы тот был блондином, он вошёл в небольшой зал для переговоров, как флагман иностранной военной эскадры, прибывшей с дружественным визитом в третьеразрядную, но необходимую для политических игр страну. Он держал голову высоко приподнятой, а глаза на нервной почве спорадически жмурил, словно хотел разглядеть туманную будущность империи. Усмотрев свободный стул по правую руку от «вора в законе» по кличке Желвак, он правильно понял, что тут ему, представителю законной власти, и место. Пожав руку пахану, гость невразумительной скороговоркой суетливого человека, который был бы непрочь, если бы всё, что он сейчас скажет, тут же забыли, вполголоса пробормотал:
        - Меня зовут Адам Германович Устяхин. Прошу прощения, господа, за опоздание, задержал председатель правительства.
        Длинными музыкальными пальцами, тренированными на пересчёте банкнот коррупционного происхождения, он упёрся в стол и посмотрел сквозь «уважаемых» людей, как будто их не видел, о чём отнюдь не сожалел.
        И слушал воцарившуюся тишину.
        Да, он стоял сейчас с развёрнутым российским триколором, и cидящие в этом уютном зале видели перед собой этот государственный флаг, а не знаменосца.
        Наконец, он устало вымолвил то, ради чего и приехал:
        - Господа! Председатель правительства просил передать вам огромный привет и заверить, что никакого дефолта не будет. Работайте уверенно и спокойно на благо нашей великой родины.

14
        Желвак понимал - время пошло.
        И если случится так, как хочет он, во главе холдинга встанет Лёня Кинжал.
        Десять лет назад он убеждал братву, что нужно объединяться, создавать головную структуру. Именно тогда он впервые произнёс слова о переходе на легальный бизнес, о выдвижении молодых и талантливых менеджеров, не прошедших «зону». Да, в его окружении до последнего времени таких не было, но это лишь дело вкуса. Бизнес должен развиваться, надо учитывать реалии, а общаку всё равно, какие деньги его питают - собранные с проституток или заработанные на торговле подержанными автомобилями - лишь бы побольше.
        Главную опасность Желвак чувствовал от своих партнёров по оружейному бизнесу. Им о грядущем дефолте не расскажешь, - у них свои источники информации. Этим ребятам в погонах на все проблемы холдинга - с высокой колокольни. О мешках с «чёрным налом», без которых этот бизнес немыслим, они ничего слушать не будут - им это неинтересно. А чужака к своему бизнесу не подпустят - отстреляют тут же, у них это быстро.
        Но в глубине души Желвак не верил, что правительство допустит обвал рубля.
        Неужели они там вообще без мозгов?
        Или такие жадные, что ради обогащения тысячи человек допустят обнищание миллионов?
        Он повёлся на прогноз Кинжала, потому что с конца 1997 года сам об этом много думал. И Толстый подогревал: «Палыч, в этой стране может быть всё, что угодно».
        Он поверил доводам Брута ещё и потому, что тот действовал нахрапом, убедительно и, главное, бескорыстно.
        Это не имело никакого отношения к тому, кем на самом деле была Алёнка и не является ли её протеже внедрённым агентом. Шестое чувство подсказывало: если Брут работает на государство, то должен быть заинтересован в том, чтобы холдинг не только уцелел, но и «поднялся».
        И, тем не менее, от Кинжала он дистанцировался.
        Помогал ему, но все, кто нужно, были информированы, что головой за подготовку к дефолту отвечает лично Кинжал - на этот счёт есть решение схода. И если до 30 сентября в стране ничего не произойдёт, то Леонид Сергеевич Брут получит пистолет системы «ПМ» с одним патроном - в соответствии с его письменным заявлением, которое лежало в сейфе Желвака.
        Правда, и судьба самого Палыча тогда ставилась бы под большой вопрос.
        Но за себя он, как всегда, боялся меньше всего - и не из такой воды выходил сухим.
        Был организован небольшой оперативный штаб, которым руководил Брут, наделённый особыми полномочиями. Его люди сутками не выходили из офиса.

«Зачем тебе пять мобильных телефонов?» - спрашивала Ликуша. На что он отвечал, что четыре явно недостаточно, а шестой некуда цеплять. Телефоны были разноцветными и звонили постоянно.
        Он действительно оказался неплохим организатором, и Толстый ещё раз убедился в правоте ведьмы Пенелопы.
        Каждый хозяйствующий субъект, входящий в холдинг, уже к 17 июля имел подробный план мероприятий с указанием срока исполнения. Вся подготовка к ожидаемому финансовому потрясению должна была закончиться к 10 августа.

15
        В двадцатых числах июля Коля Чубакс привёз из-за границы в Россию шесть миллиардов долларов - в качестве стабилизационного кредита.
        Чубакс сказал - Чубакс сделал.
        Он как следует напугал капиталистов-атлантистов коммунистической угрозой в России, и они резко раскошелились. Об этом Желваку тут же сообщил его финансовый консультант Миша Ушкарский - со словами, что назначение Кинжала кризисным управляющим, скорей всего, откладывается на неопределённый срок. Он позволил себе ткнуть пахана, как нашкодившего котёнка, в его дерьмо, пытаясь по вновь открывшимся обстоятельствам всё-таки дожать своё - никакого дефолта не будет, а значит, решение схода - ошибка. Но здесь выглядывала и плохо скрываемая лесть: куда ж мы без вас, Сергей Палыч!
        Говорят, лесть любят все русские начальники, особенно открытую и наглую.
        Желвак не переносил её ни в каком виде.
        Он зверел, когда его пытались бесплатно купить, впаривая базар, который должен был ему понравиться.
        Через несколько дней на Болотниковской улице по «фольксвагену» Миши Ушкарского проехал большегрузный военный «Урал», за рулём которого сидел обдолбанный солдатик. Когда проверили, оказалось, что к Российской армии он никакого отношения не имеет, а грузовик угнал за дозу наркотиков.
        На похоронах Желвак сказал, что холдингу будет очень не хватать консультаций покойного по финансовым вопросам.
        Впоследствии миллиарды, привезённые Чубаксом, исчезли - бесследно и безвозвратно, словно растворились в загустевшей наэлектризованной атмосфере грядущего кризиса.
        Говорят, их распределили по банкам, чтобы поддержать на плаву.
        Только скоро оказалось - ни денег, ни банков.

«Вот так, е… на мать, надо воровать!» - резюмировал Толстый.

16
        Помощница передала Палычу телефонограмму: «Туристическая компания «Аскер» подтверждает получение подписанного Вами договора на организацию VIP-тура в Норвегию в оговоренные сроки - на два лица. Старший менеджер Максименкова».
        В Осло он полетел с Ликушей.
        Из столицы Норвегии они перелетели в Париж, где взяли на прокат неприметный
«опель» и с ветерком рванули в Швейцарию.
        Ликуша обожала водить авто по европейским и американским дорогам.
        Ехали отнюдь не по прямой, машины меняли дважды. В двадцати километрах от Лозанны отыскали дом братьев-краснодеревщиков, которые давно его продали, но за дополнительную плату продолжали числиться владельцами. Через шесть часов здесь появился Вайк, с одним водителем, без охраны. На его «бентли» они быстро добрались до Мюнхена, откуда на небольшом реактивном самолёте торговца оружием переправились в Италию, в провинцию Компанья, где и остановились в уютном поместье.
        И в Лозанне, и по пути в Германию, и в самолёте Вайк вёл себя так, как будто Желвака он не знает. Но больше всего он потряс Ликушу, которая привыкла к пламенным взорам мужчин. На её феноменальную открытую грудь Вайк не взглянул ни разу. Откуда бедной девочке было знать, что, как сказал Толстый об одном компаньоне холдинга в шоу-бизнесе, это был гей чистых кровей.
        И только в итальянском поместье, когда после ванной и часового отдыха всех пригласили на открытую террасу под густыми лаврами, Вайк заговорил - по-русски, с шепелявым литовским акцентом. «Ага, теперь он литовец, - подумал Желвак, - в прошлый раз он был бельгийским французом, а в позапрошлый - поляком из Южно-Африканской Республики».
        - Меня называйте Аугис, - представился он даме.
        - А шо это будет по-русски? - Ликуша, когда это было необходимо, была сама простота.
        - В переводе на ваш язык это - Август. Тот самый август, который ваша страна запомнит надолго. А вы не будете против, если я буду звать вас Мергайте?
        - А это приличное слово? - Ликуша повела грудью и даже, кажется, старый лавр над ней склонился ниже.
        - Мергайте по-литовски «девушка», - Вайк отпустил молодого красивого слугу, который разливал вино, и другого, очень молодого и очень красивого, разложившего по тарелкам закуску.
        - А на каком языке вы говорили с вашим шофёром? - Мергайте показала, что расправляться с лобстерами умеет весьма виртуозно.
        - Ого! Может, вы работаете в русской разведке? - Вайку нравилось, как гостья, которую привёз с собой Адмирал - так он называл Желвака - валяет дурочку.
        - Я бы пошла служить в разведку, - просто ответила Мергайте, - но, боюсь, у них не хватит денег, чтобы оплачивать мои услуги.
        Вайк запрокинул голову и показал свою фарфоровую пасть, сработанную протезистами Голливуда.
        - То, что вы слышали в моём «бентли», действительно достаточно редкий язык. Один из моих водителей и телохранителей албанец, и мы говорили с ним на его родном наречии. А что, Мергайте знаток иностранных языков?
        - Та вы шо, Аугис, Господь с вами! Я сроду нигде не училась, правда, самую дорогую школу в городе Сочи закончила с золотой медалью. Просто у меня тонкий музыкальный слух. Я угадываю языки, как мелодии. Но для вас это неопасно, я всё равно ничего не понимаю.
        - И много языков вы так можете угадать? - Вайк прихлёбывал красное вино, рассматривая его на свет.
        - Та откуда много - так, штук пятьдесят.
        Вайк поставил фужер и в первый раз внимательно посмотрел на собеседницу:
        - И что, Мергайте сможет отличить индонезийский от тайского?
        - Та вы шо, так глубоко я не забиралась. Но литовский от латышского - запросто.
        Желвак любовался своей ученицей.
        Ликуша была приёмной дочерью «смотрящего» из Сочи. Пять лет назад, вручая её корешу, тот сказал: «В городе Сочи для такой умницы и красавицы слишком тёмные ночи. Пусть наберётся опыта среди твоих людей, с таким багажом она не пропадёт.
        А потом выдашь её замуж - за богатого и доброго».
        В свои двадцать два года Ликуша умела главное - выбирать правильное умонастроение в самой неожиданной обстановке, среди чужих людей. Иногда Желвак брал её на весьма рискованные мероприятия. Пока она морочила голову мужикам, отвлекала их, он наблюдал, оценивал, кто чего стоит. Ликуша выигрывала для него время и давала возможность получить хотя бы минимум исходной психологической информации.

«Зона» учит прочитывать человека по его лицу. А красивая молодая женщина расслабляет, заставляет сбросить маску хоть на минуту.
        Не стала исключением и нынешняя встреча, хоть Вайк и был гомосексуалистом: дама спрашивает, надо отвечать. А Желвак тем временем видел - что-то не так, чем-то озабочен его партнёр-космополит.
        Наконец, Вайк промокнул салфеткой красивый рот и поднялся:
        - Адмирал, я приглашаю вас пройтись по этой замечательной аллее. Надеюсь, дама простит неотёсанным мужланам их секреты.
        - А никакой вы не литовец, - простецки пропела Мергайте. - Вы выражаетесь так, как будто закончили какой-нибудь наш Ташкентский университет.
        Вайк заулыбался:
        - Мергайте, литовец вполне мог учиться и в Ташкенте, а университет, я слышал, там очень неплохой.
        Только после того, как они удалились от террасы под лаврами на расстояние, гарантировавшее полную звукоизоляцию, Желвак начал разговор.
        Он подписался под проектом, предложенным Вайком, по продаже в одну из бурно развивающихся стран Азии эскадренного миноносца Тихоокеанского флота класса
«Современный».
        Ничего необычного в проекте не было, традиционная цепочка с откатом в адрес одного из чиновников в «тяжёлых» погонах. Однако в этом деле Желвак предлагал попробовать одну инновацию. Заключалась она в том, чтобы по-крупному кинуть покупателя, провернув махинацию со страховкой корабля. А эскадренный миноносец впарить повторно - в одну из африканских стран, оттуда тоже есть такой заказ.
        Кстати, там, в дополнение, просили два вертолёта Ми-2, пару десятков 122? иллиметровых миномётов, тысячу боеприпасов к ним, сотни-полторы ручных пулемётов Калашникова и миллиона четыре патронов - всего на десять миллионов долларов. Но корабль - это приоритетная позиция!
        Вайк всё понял, идея с кидаловом ему понравилась, но он уточнил:
        - Всё спишут на страховую компанию, мы - ни при чём. Интересная схема и очень перспективная. А страховщики откуда?
        - Лохи из Австрии. Там только менеджмент австрийский, а вся команда - бывшие наши. Мелко плавают, любят «чёрный нал» и - побольше. Накормим, лишь бы потом не отрыгнулось. Ты вот что, Вайк, подставь на это дело кого-нибудь из своих - кого не жалко, а сам уйди в сторону. Мало ли что, - а нам с тобой ещё работать и работать.
        - Разумно, Адмирал. Мне нравится полёт твоей мысли. Мои комиссионные, как обычно?
        - Обижаешь. Мне тебя обманывать резону нет…
        - … сказал разбойник и спец по отъёму бриллиантов у бедных евреев, отъезжающих на историческую родину, - Вайк снова посветил своей голливудской пастью.
        - Те времена давно прошли, теперь я солидный бизнесмен и большой начальник. Скажи, Вайк, отчего ты такой напряжённый? И связник твой попросил две недели вместо одной? Что случилось?
        - А ты не знаешь! Мне не даёт покоя ваш грядущий дефолт. Боюсь, как бы ты не разорился. Что тогда станем делать? Мне без твоих мешков с наличными не обойтись.
        Ох, как захотелось Желваку хлопнуть по плечу наивного иностранца! Удержался пахан, тут тебе не Россия, а международная арена, и на ней - тигры, хоть и дрессированные:
        - Брось ты, Вайк! Я на этом дефолте собираюсь не упасть, а подняться - да так, что с земли меня можно будет рассмотреть только в хороший бинокль.
        - Красиво вы, русские, умеете говорить. Ладно, желаю удачи. Расскажешь потом, как тебе это удалось.
        Вайк был русским. И учился в Ташкентском университете. Только в то время об этом знал только он сам да ещё двое-трое, пусть земля им будет пухом.
        До Рима долетели на самолёте Вайка, до Осло - через Париж - рейсом немецкой авиакомпании.
        Трёхдневный VIP-тур по фьордам Норвегии был сказкой даже для повидавшего мир Желвака.
        В мелководных заливах с крутыми скалистыми берегами было разбросано множество небольших каменистых островов. Скалы у берегов были так живописны, что глаз цивилизованного человека, «замыленный» экраном телевизора, отказывался верить в реальность картины, сердце замирало от неземной красоты. При каждом порыве небольшого ветра оттенок воды менялся, а значит, меняли цвет и каменные острова. Если к этому добавить изменение ракурса картин, связанного с движением катера, то можно понять, почему Ликуше, детство которой прошло в русских субтропиках, то и дело хотелось петь и плакать - одновременно.
        - Я видел всё, - сказал Желвак. - И красивее только Шантарские острова в Охотском море, - это наш Хабаровский край.
        Они прошли на катере по самому длинному в мире фьорду.
        Ночевали в гостинице прямо на одном из скалистых островов. Пили дорогой коньяк, сидели в креслах у самой воды, молчали и только слушали, как в темноте плещется рыба и фыркает морской котик.
        В самолёте Торонто - Осло - Москва Желвак спросил:
        - Как там? Я опять забыл…
        - Фьорды изобилуют шхерами, а шхеры изрезаны фьордами, - сказала Ликуша сначала по-норвежски, а потом и по-русски.
        - Фьорды - это что?
        - Вода.
        - А шхеры?
        - Острова.
        - Ну, и память у тебя, девочка! Учиться тебе надо. Вот, погоди, разгребусь с делами. Куда хочешь - в Оксфорд или эту, как её… СОНБОРУ?
        - Сорбонну. Я бы лучше в ПТУ пошла, на штукатура - так вы ж не пустите, - грустно сказала Ликуша. - Или вот ещё: всю жизнь мечтала работать на почте, мне так нравится запах сургуча.
        - А как у тебя дела с Кинжалом? - Желвак и так знал всё, что было нужно, однако привык действовать по принципу: доверяй, но проверяй. Скажет Ликуша правду или начнёт юлить? Приказа укладывать Кинжала в постель ей никто не отдавал.
        В ответ он получил такой энергетический удар, что чуть не вылетел из кресла.
        - Можешь не отвечать, дочка, я не настаиваю.
        С эмоциями Ликуша справилась:
        - Дядя Серёжа, он играет со мной, как кошка с мышкой. А я его, гада, люблю.
        Весь остаток пути они молчали; каждый думал о своём.

17
        Ежедневно, по вечерам, Кинжал передавал шефу полстранички печатного текста - с информацией об экономическом и финансовом положении в стране.
        Это были только факты - без всякого анализа и комментариев.
        Чувствовалось: вот-вот…
        Второй час слушал Желвак доклад своего заместителя по безопасности Алекса.
        Картина жизни Алёны Евгеньевны Уробовой складывалась из множества мелочей и деталей, которые вполне логично лепились одна к другой. Вырисовывалась тяжёлая жизнь невезучей страстной женщины. Она разоряла гнёзда, уводила чужих мужей. Бог наказал её болезнью сына. Родители ушли из жизни один за другим ещё лет десять назад.
        По всему было видно, что самыми счастливыми были последние пять, когда она была с Желваком. В доказательство Шеремет отыскал её письма подруге в Мурманск. А письмо - это серьёзный документ. Там, кроме почерка, есть ещё штемпели на конверте.
        Полковник, как он выразился, по-пластунски перепахал весь Калининград. Никаких признаков, что побег из дома с чужим мужем-офицером - это легенда, обнаружено не было. Он поехал в Питер, нашёл соседей Алёнки, и они всё подтвердили и опознали по фотографиям сначала очень счастливую, а потом несчастную чету. Был полковник и в роддоме, где появился на свет сын Алёнки, Егор. Документы в полном порядке, даже нашлась одна нянечка, она помнила роженицу и офицера, который их забирал домой.
        И тут Желвак вдруг задал своему заместителю неожиданный вопрос:
        - Скажи, Алекс, а ты проверялся? Уверен, что за тобой не было хвоста?
        Полковник обалдел:
        - А почему должен был быть хвост?
        - Алекс, отвечай на вопрос - проверялся или нет? Только - как на духу.
        - Я проверяюсь инстинктивно, у меня рефлекс. Я и по улицам хожу так, что за мной может уследить только системная наружка. Это в крови, Палыч.
        Желвака ответ не удовлетворил.
        Но ни единого факта, доказывающего, что его полковника водили за нос, не было и не ощущалось ни в Калининграде, ни в Питере, ни в Кузбассе, ни в Москве.
        Документы налицо, десятки опрошенных свидетелей.
        Но Желвак продолжал сомневаться.
        Умирает женщина. Тяжело умирает. И на смертном одре вдруг просит за постороннего человека, сына бывшего любовника, вполне взрослого, образованного. Она могла попросить устроить его на престижную работу, открыть фирму и дать средства на раскрутку - это было бы понятно. Но просьба сформулирована именно так, что Желвак должен был взять Чекашкина к себе, вести его по жизни. Алёне Уробовой нужно было, чтобы протеже хоть на какое-то время оказался рядом с руководителем Холдинга. Вопрос - зачем? С какой целью?
        Сомнения Палыча подогревал кореш Толстый. Тот был уверен: Кинжал - не тот, за кого себя выдаёт.
        Но того основательно проверили. Ещё весной, после пластической операции, когда
        Кинжал отходил от наркоза, ему задали десятка два вопросов, которые интересовали службу безопасности холдинга и лично Желвака. Это придумала анестезиолог косметической клиники. Наркоз, оказывается, может работать и как «сыворотка правды».
        Но ничего существенного они не услышали. Даже на вопрос о несовершеннолетних девочках прозвучал отрицательный ответ. Тринадцатилетняя полугрузинка в его сознании так и отпечаталась взрослой зрелой бабой. Да, Алёну он знал, но на вопрос, работала ли она в правоохранительных органах или спецслужбах, ответил
«нет».
        А от сомнений относительно Алёны Уробовой тень падала и на Кинжала.
        Говорят, информация - мать интуиции. Но бывает интуиция - сирота: ни отца, ни матери. А вот живёт и гложет. Так было у Желвака в отношении любимой, незабытой Алёнки.
        Управление кадров Министерства обороны, как выразился полковник, выдало чистое
«сливочное масло»: гражданка Уробова А.Е. - библиотекарь в зенитном полку, а позже - в штабе Ленинградского военного округа.
        Первая библиотека обслуживала гарнизон, состоявший из трёх воинских частей: зенитного полка, отдельного понтонно-мостового батальона и подразделения связи Ракетных войск стратегического назначения. Того гарнизона на прежнем месте нет.
        Но остался огромный фруктовый сад, где конюхом работает Устинья Лопухина. Она хорошо помнит библиотекаря Алёну Евгеньевну и опознала её по фотографии.
        - А что там с гибелью мужа Алёны?
        - Несчастный случай в карауле. Сдавали после дежурства оружие, пистолет одного из офицеров выстрелил и - наповал.
        - А где похоронен?
        - В Питере. На кладбище я был, могила запущенная, но всё чин чинарём. Время захоронения совпадает, книги я проверил.
        Желвак вручил Алексу три тысячи долларов премии и отпустил.

18
        Секретно.
        В одном экземпляре.

№ (опускается).
        Характеристика выпускникаКраснознамённого института советской внешней разведки им. Ф.Э Дзержинского, капитана второго ранга УРОБОВОЙ Алёны Евгеньевны,род. 26 октября
1951 года в Калининграде.
        Тов. Уробова А.Е. в 1973 году окончила Севастопольский приборостроительный институт - с отличным дипломом, факультет морских технологий и судоходства по специальности «Теоретические основы анализа сложных систем».
        Будучи студенткой второго курса, тов. Уробова А.Е. самостоятельно раскрыла в институте группу взяточников, проявив хорошие оперативные способности. В результате два профессора были осуждены, а до настоящего времени в институте не знают, кому они обязаны той очистительной и практически контрразведывательной операцией, о которой говорят до сих пор. На заключительном этапе операции ей помог отец, генерал-связист Уробов Е.О., Герой Советского Союза.
        По представлению штаба Балтийского флота, где она неоднократно проходила практику и защищала дипломный проект, тов. Уробовой А.Е. было присвоено звание лейтенанта и она принята на должность младшего аналитика в Управление разведки Флота.
        За пять лет службы тов. Уробова А.Е. дважды досрочно получала очередные воинские звания - за выполнение особо важных заданий Управления разведки Флота.
        В 1978 году тов. Уробова А.Е. была принята в Краснознамённый институт советской внешней разведки им. Ф.Э.Дзержинского в звании капитана третьего ранга.
        В военно-морской разведке рекомендуется как аналитик высшего класса.
        Имеет учёную степень кандидата военных наук.
        Обладает экстрасенсорными и телепатическими способностями.
        На оперативной работе тов. Уробова А.Е. использована быть НЕ МОЖЕТ - ввиду её опасения контактов с агрессивными служебными собаками, не поддающегося коррекции.
        Тов. Уробовой А.Е. присвоен личный номер (опускается).
        За успехи в учёбе, научно-исследовательской работе и по случаю окончания института с отличием награждена именным оружием - пистолетом системы «ПСМ» в парадной отделке, номер (опускается).25 июня 1981 года.
        Подпись (опускается).

19
        Когда Ася Генриховна Бирнбаум узнала в трубке голос своей подруги юности Клары Дубок, она выронила из рук дуршлаг, в который были нагружены только что отваренные макароны. Готовилось любимое блюдо мужа, председателя правления банка «Ротор», - с сыром «Рокфор», болгарской брынзой и домашним творогом.
        - Кларка, ты где?
        - Где-где - в Караганде! - нервно поиздевалась над подругой Клара, - в Москве я, в столице вашей - сорри! - нашей родины!
        - Как же ты бросила свой Детройт, свою прачечную, Моню и детей? Я жду тебя - прямо сейчас! Никаких отговорок не принимаю - слышишь? - Ася от возбуждения упала на диванчик и тут же забыла, зачем вообще пришла на кухню.
        - Отчиняй ворота, Асятка, я уже в твоём пахучем подъезде!
        Первым на нежданную гостью налетел белый пудель Шерри, который обожал всех и всяческих гостей. Он лаял, визжал, извивался и подпрыгивал на метр от пола.
        - Ах, ты ры-ыбонька моя! - причитала Клара, целуя собаку, - какое же счастье, что ты до сих пор живой!
        Она так стиснула бедного кобелька, что тот взвизгнул: эй, американка, полегче, так не договаривались!
        Все возможные сценарии приёма любимой подруги, семь лет назад выехавшей на постоянное место жительства в США, из головы Аси улетучились. Она беспомощно стояла, пыталась овладеть нахлынувшими чувствами и обильными слезами; что-то надо было говорить, она и говорила - ругала Кларку на чём свет стоит, что та заранее не предупредила о приезде.
        - Негр не велел! - оправдывалась Клара Дубок, и Ася решила, что так она теперь называет любимого Моню, с которым они на пару горбатятся в своей семейной прачечной - от зари до зари, как крепостные крестьяне в России до 1861 года. И как только Ася попыталась овладеть ситуацией, чуть ли насильно стягивая тоненькую дорожную курточку с пышного тела Клары, гостья вывернулась и запричитала:
        - А где тут у нас поводок? Гулять-гулять-гулять - и прямо сейчас!
        - Да ты чего, Кларка, мы только вернулись, полтора часа бродили - по такой-то погоде!
        - Не спорь, Асятка! Мамочка сказала гулять - значит гулять. Правда, Шерочка?
        Пудель от восторга завыл.
        - Ну, ты хоть сумку-то оставь! - резонно предложила хозяйка, когда они выходили из квартиры.
        - Не могу! - комично прижала дамскую сумочку к своей необъятной груди Клара Дубок, - всё своё ношу с собой!
        От шумного Каширского шоссе дом отделял широкий газон без тротуара, как будто специально устроенный для выгула собак. Туда почти бегом и устремилась Клара Дубок, держа на поводке пуделя. Как только цель была достигнута, она отцепила поводок, лихо присвистнула, и Шерри припустил по траве, всё ещё не веря своему счастью.
        И тут Ася остолбенела, увидев изменившееся лицо подруги.
        - Слушай меня внимательно и не перебивай.
        Теперь Клара Дубок являла собой деловитую служащую похоронного бюро, которая за деньги вынуждена быть собранной и организованной, в то время, как у её клиентов горе и полная неспособность соображать.
        - Значит так - ты тут со своим Вадиком крепко попала. На меня в Детройте вышли очень серьёзные люди. Прикидываешь: где Детройт, а где вы с Вадиком? Им нужна его должность - срочно. Возникнут - пусть Вадик со всем соглашается.
        Они так и сказали: если договоримся - жертв и разрушений не будет. Лично я поверила, захотели бы убить, нечего было бы меня в Детройте искать. Тот негр дал выигрышный лотерейный билет. А где бы я взяла деньги на поездку через Атлантику в Лозовую к больной маме? Мой Моня ничего не знает. Я так вас всех люблю! Асяточка, родненькая, рыбонька моя, они хотели напугать меня, и это им удалось. Теперь я хочу, чтобы напугалась ты, и вы с Вадиком сделали так, как хочет эта русская мафия. Чёрт с ним, с этим банком! Будете жить по-людски где-нибудь в Европе. А хотите - давайте к нам, в Детройт. Вон Ирка Гецкозик, только приехала, а уже - домина, как Кремль, четыре гектара земли, вся мебель кожаная, а по стенам вместо эстампов телевизоры. Вам надо тикать, и эта мафия поможет, у них к Вадику есть какой-то свой интерес. Не знаю, как там Моня сейчас без меня, плакал, когда уезжала. У меня через четыре часа самолёт на Харьков, через Киев. На денёк к маме и - обратно, больше не заеду, извини, подруга, негр не велел. Уматываю прямо сейчас.
        Да какая там сумка, это - подарки! Если б ты знала, как они в Детройте ко мне подкатились! Пришёл сантехник, а Моня развозил чистое бельё на нашей дряхлой
«субару». Этого негра я никогда раньше не видела, говорил, новичок. Ну, предложила ему стакан апельсинового сока, свежевыжатого, они, чёрные, любят, когда с ними по-людски. Я ж говорю: сантехник - отец родной, вечно где-нибудь подтекает, прорывает, стиральные машины пора менять, водомеры - барахло. Он присел, вежливый такой, интеллигентный.
        Пригубил сок, осмотрелся, помолчал. И вдруг - как чесанёт по-русски! Я такого языка сроду не слышала, где он его только учил, «сударыня» да «сударыня». Он всё и объяснил, как нам с тобой теперь жить. Ушёл, а я думаю себе, - может, приснилось? А лотерейный билет на столе! А отпитый сок! А стиралки - все работают, ничего не подтекает. Выходит, не приснилось. Больше я того негра не видела, да он и не велел искать: «Это опасно для вашей безопасности». Ты представляешь их возможности! А сумма лотерейного выигрыша! Асяточка, мы теперь и все машины поменяем, и сушилку, и гладилку и пикап новый купим, а то у этой «субару» от старых хозяев уже колёса в разные стороны разъезжаются.

20
        После экскурсии на остров Валаам, когда сбавили скорость и пошли по узким протокам и заливам Ладожского озера, в машинном отделении катера председатель правления банка «Ротор» Вадик Бирнбаум и получил предложение, отказ от которого означал неминуемое отбытие, как говорят североамериканские индейцы, в страну счастливой охоты.
        - Вывезем мы вас цивилизованно, по еврейской визе, в Германию. Все документы оформят наши люди. Гарантируем полную секретность как всей подготовительной процедуры, так и организации самого выезда. Там сможете расслабиться: Желвак не станет тратить деньги на организацию акции за рубежом - скуповат.
        Загримированный Шкипер продолжал:
        - А в ФРГ мы с вами ещё поработаем - к обоюдному удовольствию и взаимной выгоде.
        До отъезда живите спокойно, только не провоцируйте Желвака, он склонен принимать скоропалительные решения. Вы лучше меня знаете: «степенно, но мгновенно». Наши люди вас подстрахуют. Сейчас грянет дефолт, и Желваку будет не до вас.
        Информация, которую вы нам предоставили по активам и счетам банка, так быстро, как российский рубль, не обесценится. А там пробьёт час: Белорусский вокзал - Брест - Вроцлав - Франкфурт-на-Одере - Берлин. Прощайте, пахан, братки, «смотрящие» и весь этот ужас криминальной России! И - здравствуй, чистенькая, сытая, законопослушная Европа!
        А Вадик Бирнбаум подумал: «Как бы там Лариса на палубе не замёрзла. Говорил ей, возьми кофточку. Так нет же - лето, лето… А от воды холодом тянет».
        Ларисой он всю совместную жизнь называл жену Асю.

21

9 августа, в воскресенье, в Москве снова собрались все «смотрящие», человек восемь авторитетов со всей страны, а также особо доверенные финансисты и менеджеры холдинга из разных регионов. По два-три человека в течение суток под усиленной охраной Желвак вывез весь этот «коллектив» в своё заветное место, под Ярославль, в Тутаевский район. Там, в Сосновом бору в понедельник состоялся очередной оперативный сход.
        Москва была против этого сбора, но настаивала братва с мест, и Желвак решил - пусть.
        Братве не терпелось ещё раз «пощупать», не прогнали ли им тогда, в июле, фуфло, так ли всё течёт, как обсказал этот умник Лёня Кинжал.
        Все планы по подготовке к кризису выполнены. Местные менеджеры подошли к делу с выдумкой. Например, подмосковные структуры предложили закупить во Франкфурте-на-Майне огромную партию обуви и одежды - почти задаром, учитывая масштабы опта.
        Расположить всё это планировали на своих бесплатных надёжных складах. Подсчитали, какая выгода будет, когда к новому году доллар подскочет до двадцати рублей, - сделка-то совершена по курсу «один к шести». Получилось очень неплохо. Были и другие подобные схемы - по мебели, мехам, коже. «Лишь бы всё это в ожидании реализации не съели крысы», - заметил Желвак.
        И тут своё первое весомое слово сказал Лёня Кинжал.
        Он категорически запретил все подобные сделки.
        А когда Желвак спросил, почему, объяснил боссу, что от розничной торговли нужно будет плавно уходить. Покупательная способность народа упадёт, и очень значительно, с конца 1998?го и весь 1999?й у людей просто не будет денег.
        Желваку это не понравилось: розница давала основной процент необходимого для оружейной темы «чёрного нала». «А чем же будем зарабатывать деньги?» - недоумевал пахан. Брут твёрдо ответил: «Концепцию дальнейшего развития холдинга я представлю сразу после дефолта».
        Всем очень хотелось ещё послушать Лёню Кинжала, посмотреть на его красивую смуглую рожу, пусть бы показал ещё какой-нибудь фокус, как в прошлый раз, братва до сих пор перетирает его июльский «цирк».
        Сосед Шкипера по даче, бывший заместитель министра внутренних дел Глеб Аркадьевич Живило, которого Волохов про себя называл Жираф, в проблему врубился быстро:
        - Бандиты, они - как дети. Я их хорошо понимаю. Им скучно просто сидеть и ждать, как сказано в фильме «Подвиг разведчика», пока свиная щетина не превратится в золото. Тут нужна хорошая, пусть и рискованная, игра. Я, кажется, придумал. Что у нас там по срокам - всё подтверждается?
        В понедельник утром Кинжал позвал Желвака на их тропинку.
        - Ты уверен? - пахан в очередной раз был удивлён крутым виражом его менеджера.
        - Ладно, я согласен. Рисковый ты пацан, Кинжал! Ну, прямо как я в молодости. Ничего, главное, фартовый. Давай сыграем, братве понравится!
        Собрались в небольшом зале ресторана за круглым столом.
        - Братва! - начал Желвак. - Многие из вас просили об этом срочном сходе. Лично я был против, как и всё московское руководство холдинга. Работы навалом, прохлаждаться некогда. Но что сделано, то сделано. Я понял, вам понравилось общаться с Лёней Кинжалом. Вот он сидит рядом - живой, здоровый и, по-моему, стреляться не собирается ни 30 сентября, ни в ближайшие пятьдесят лет.
        Под одобрительный гул Кинжал встал.
        - Уважаемые люди, братва! С момента вашего сбора здесь, в центре, я чувствую, что вас волнует, когда же наконец долбанёт этот дефолт, на котором мы с вами решили по-крупному срубить бабла. Хочу напомнить, что, по прогнозам наших экспертов, это ожидается с конца августа до конца сентября. Я знаю, как вы подготовились к обвалу рубля, благодарствую, что с верой и пониманием отнеслись к нашим прогнозам. Сделали мы с вами всё, что было нужно - и даже больше.
        Про себя Кинжал ухмылялся и ждал, что вот-вот подхватится с места Сеня Крюк и дурным голосом завопит: «Чу-уда! Чу-удо давай!!!»
        - Я не буду посвящать вас в последние финансовые сводки и делать экономический анализ ситуации в стране. Поверьте мне на слово, она, к нашему счастью, катастрофическая. Собрались мы здесь всего на два дня, завтра после обеда - отъезд. Но я хочу предложить вам сыграть в одну игру. Она очень простая - сидеть в этом лесу, пока не грянет дефолт. Всё оплачивает холдинг; желающие могут уехать в любой момент, кроме руководства. Играю один - против всех. Свою ставку я сделал ещё в июле, вы знаете, пуля в лоб. Но если до указанного времени рубль обвалится, со всех присутствующих немосковских в мою пользу причитается бронированный
«мерседес-600» с небольшим пробегом и плюс одно желание - поскромнее. Как - согласны?
        Участники схода хором застонали от удовольствия: вот это по-нашему!
        Ещё бы - какой русский не любит игры по-крупному!
        - А чтобы мы в этом лесу не озверели, одна очень уважаемая компания согласилась помочь. Называется она «Ярославские девчонки». Тридцать первоклассных девушек из модельного агентства готовы ждать обвала рубля вместе с нами - до конца сентября.
        Сейчас настраивает свои инструменты ансамбль Нади Кадышевой. Завтра обещал быть Йося Кобзон, послезавтра Наташа Королёва. А мой тёзка Лёня Агутин сказал, что от станции придёт босиком, - так верит в успех нашего предприятия. Еды и напитков припасено по принципу, сформулированному Толстым, - за избыток спросу нет, за нехватку - суровый ответ. Повторяю, всё оплачено: и виски, и девочки, и шашлык, и пять тысяч презервативов.
        - Да здравствует Лёня Кинжал! - это был густой баритон Сени Крюка из Хабаровска.

22
        Но долго ждать не пришлось.
        В четверг, 13 августа, когда ещё ни один из участников схода не потребовал транспорта до Москвы, под конец дня один из помощников Кинжала, который в Ярославле не отходил от компьютера двадцать четыре часа в сутки, по телефону сказал: «Леонид Сергеич, кажется, началось».
        А надо сказать, что звонок был не вовремя.
        Именно в эти дни лёд между Кинжалом и Ликушей, до поры тщательно оберегаемый Леонидом Брутом, мгновенно растаял, что наверняка послужило резкому подъёму уровня воды в Мировом океане. Ни Кинжал, ни Ликуша в эти часы не имели ни малейшего представления о том, какой сегодня день недели, число и месяц. А что имеет в виду его помощник, Брут понял только после сильного волевого напряжения и минутного размышления о своей миссии в этом мире вообще и в Сосновом бору, в частности.
        Через пять минут он был в своём штабе.
        Оказалось, что днём Центральный банк России объявил о намерении сократить продажу валюты банкам.
        Кинжал тут же связался с Вадиком Бирнбаумом, которого на сход под Ярославлем не позвали:
        - Ваше мнение?
        Банкир был краток:
        - Поплыла ликвидность - жди беды.
        Председатель правления банка «Ротор» проводил совещание со своими заместителями.
        Леонид Брут попросил каждого из них высказаться прямо в телефонную трубку, предварительно представившись. Всё записывалось на диктофон. Общий вывод: скорее всего, это и есть начало тех событий, к которым и весь холдинг, и конкретно банк
«Ротор» были готовы уже в пятницу, 7 августа.
        В обменных пунктах Москвы появились объявления: «Валюты нет!»
        Под утро пришло другое сообщение.
        Состоялись переговоры по телесвязи на уровне заместителей министров финансов стран большой «семёрки». И никто не смог предложить России ничего, кроме девальвации рубля.
        К Ликуше Кинжал не вернулся.
        Часов в шесть утра всех участников схода настоятельно пригласили в сауну, срочно трезветь.
        К концу дня, в течение которого все пили только чифирь, кефир, фруктовые соки в ассортименте и понуро сидели за безалкогольными столами ресторана, обильно уставленными дорогими закусками, пришло ещё одно сообщение. Желвак был категорически против его обнародования. Но Кинжал настоял: это - игра, давайте будем последовательны до конца. Пусть братва почувствует азарт!
        Видеозапись заявления президента России, которое он сделал в Новгороде, прокрутили не один раз:
        - Девальвации не будет, это я заявляю чётко и твёрдо. И я тут не просто фантазирую, это всё просчитано, каждые сутки проводится работа и контроль ситуации в этой сфере. Без контроля работа в этой сфере не пойдёт. Сейчас идёт новая волна мирового финансового кризиса, и нам надо снова поднапрячься, чтобы достойно встретить её. Мы свои резервы подсчитали и готовы эту волну встретить.
        Кинжал стоял рядом с огромным экраном и смотрел в лица участников схода.
        Любой из них мог сейчас запустить ему в рожу блюдо с нарезкой или тяжёлую хрустальную салатницу с настоящим, приготовленным поваром-французом, салатом оливье. Или - ещё: кое-кто из братков неплохо метал ножи, включая и столовые. К счастью, огнестрельного оружия не было - на подобных мероприятиях это было категорически запрещено.
        А президент России продолжал:
        - Ни в коем случае из-за ситуации на финансовых рынках не прерву отпуск. Ведь как только я это сделаю, начнутся разговоры о том, что там заваруха, там катастрофа, дело валится.
        На экране был руководитель великой державы, который обращался к своему народу.
        Рядом с экраном молча стоял один из новоиспечённых криминальных авторитетов. Ему братва верила. Но она могла изменить своё настроение - здесь и прямо сейчас.
        Если к этому добавить глубокое похмелье, специфику вопроса, в котором до конца мало кто разбирался, то можно понять, что скрывалось за определением Кинжала - игра.
        Он вполне мог проиграть жизнь - задолго до объявленного срока - среды, 30 сентября.
        Но он - играл!
        Кинжал не знал, что в эту минуту думают эти серьёзные мужики с богатой криминальной биографией, из которых никак не выветрятся спиртовые пары, попавшие в организм с водкой, виски и коньяком. В подобных ситуациях кому-то достаточно лишь крикнуть:

«Бей его!» - и игру можно считать проигранной, а жизнь потерянной.
        Только крикнули другое.

«Смотрящий» из Владивостока Витя Китаец громко возразил первому лицу государства:
        - Ага! Мы уже одну хохму в чеченскую войну слыхали - про тридцать девять снайперов!
        Кинжал осторожно вздохнул. Похоже, он переиграл самого Президента Российской Федерации.
        И только сейчас увидел огромные голубые глаза Ликуши. Они говорили: «Если что - умрём вместе». Однако теперь это в планы Леонида Брута не входило. Оказывается, здесь он в доску свой, а среди своих бояться нечего.
        Не было видно ни Желвака, ни Толстого, куда-то исчезла охрана. Кинжал понял: его бросили - на возможное растерзание братвы.
        Когда запись выступления президента закончилась, Кинжал громко спросил:
        - Может, кто-то хочет в Москву?
        - Играем дальше! - это был авторитет Федя Штрек из Кемерово. - Сдавай, я хотел сказать - наливай!
        Братва громко обсуждала обращение президента, часто употребляя лексические обороты непечатного ряда.
        - Эй, халдеи! Водку на стол! А то щас рассержусь! - Кинжал не понял, кто это кричал. Он не сводил глаз с Ликуши и тепло ей улыбался.

23

16 августа, в воскресенье вечером, с подачи Шкипера в Сосновый бор позвонил Вадик Бирнбаум. Он проинформировал Желвака, что Россия официально обратилась за финансовой помощью к странам большой «семёрки», но получила вежливый отказ.
        Председатель правительства тут же доложил президенту о безнадёжности всех попыток удержать ситуацию под контролем и предложил публично признать неплатежеспособность Российской Федерации.
        Подавленный и растерянный, президент предоставил правительству и Центробанку свободу действий.
        А 17 августа, в понедельник днём, в Сосновом бору зазвонили уже все телефоны - разом.

24
        Желвак и Толстый сидели в охотничьем домике.
        Оба были трезвые, как пара высохших кленовых листьев после месячной засухи, хоть за окном было пасмурно и накрапывал дождик.
        У Желвака были блуждающие растерянные глаза.
        Полушёпотом он признался корешу, что никак не может собрать в кучку свои мысли и чувства.
        Толстый в задумчивости посасывал холодную трубку.
        - Погода - как наша жизнь, - протянул он.
        У Желвака было потерянное лицо. Он собрал в домики брови, свернул плечи. В конце концов, он живой человек и тоже может устать.
        Он понуро тянул свою тонкую коричневую сигару, как будто не он всё это организовал, не он был за то, чтобы дать власть реальному пацану Кинжалу, у которого не голова, а дом советов.
        А на лице Толстого появилось что-то незнакомое, чужое и холодное.
        Желвак признался, что ждал такого исхода, желал его и думать не хотел, что может быть по-другому. А когда дефолт грянул, - оказался не готов принять его как данность. Завтра все они проснутся в другой стране.
        - За себя я не боюсь, - хрипло тянул пахан, - мой страх давно сгнил на зонах.
        Толстый опять вспомнил ведьму Пенелопу. Он знал, что её предсказание сбудется, да только не думал, что это случится так скоро.
        - Куда поедешь? - эти слова Желвак тут же расшифровал так: ты проиграл, надо освобождать место.
        Палыч ответил - вопросом:
        - А ты куда подашься?
        - А это, братан, решать тебе! Я там, где ты. Но, думаю, польза дела требует, чтобы я остался здесь.
        Тогда Желвак чуть ли по складам еле слышно выдавил:
        - А эт-то как реш-шит Кин-жал.
        Эх, не удержал пахан прикольного базара, - поймал его Толстый за язык!
        - Да ты чё, братан! - словно проснулся вор-домушник, - да кто он такой, чтобы решать, где нам с тобой быть! Он же просто барыга наёмный!
        А когда увидел в глазах дружбана чёртики, понял - развели его, прикололи, а он и повёлся.
        - Ну, Желвак! Это ж надо! Как малолетку!
        - Что, Захарыч, расслабился на воле, давно парашу не нюхал! Большие деньги совсем чутьё зека отшибли. Жаль, не бывал ты на «малолетке», там такие приколы, что на взрослых зонах и во сне не снились.
        Вор, наделённый властью, права на слабину не имеет. Такое паханам не прощают, братве нужен сильный лидер, без права на хандру, тогда и у них жизнь бьёт через край, а без этого в воровском деле - никак. И не дай бог потерять лицо - заклюют, опустят. Что не раз бывало даже с «ворами в законе».
        - Запомни, Захарыч, Кинжал - это мой фарт, - тут пахан уже не шутил.
        Толстый в ответ промолчал и подумал: «Да, Кинжал - это его фарт».
        Желвак поулыбался, а когда кореш окончательно расслабился, добил его:
        - Шутки-шутки, а х… в желудке.

25
        На тумбочке звякнул телефон внутренней связи:
        - Сергей Павлович, - говорил человек из охраны, - зайдите в ресторан. Вы должны это видеть.
        Да, на это действительно надо было посмотреть.
        Братва в одних плавках водила пьяный хоровод - с голыми ярославскими девчонками.
        Посреди круга стоял стол, на нём стул, на котором восседал довольный Лёня Кинжал, правда, одетый. Это и было его второе, более скромное, чем «мерседес-600», желание.
        У него на коленях расположилась Ликуша.
        Задрав и без того коротенькую юбочку, она показывала чисто символические прозрачные трусики и, по-хозяйски обняв любимого, неистово визжала:
        - Ой, не могу!!! Ой, холодно!!! Ой, щекотно!!!
        Триумфатор медленно вливал шампанское из бутылки между её грудей.
        Братва хором кричала:
        - Горько!!!
        - Да здравствует наш дефолт - самый прибыльный в мире!!!
        - Лёне Кинжалу - многая лета!!!
        Желвак толкнул кореша в бок:
        - Слова для лозунгов - не ты писал?
        - Ты чё, в натуре, окстись! - не на шутку перепугался Толстый.
        А Кинжал уже слизывал шампанское с ослепительно белых округлостей Ликуши.
        - Ого! - крикнула одна из ярославских девчонок, - Лёнька, и меня! В какой фирме язык вытягивал?
        - Заткнись, шалава! - завопила Ликуша. - На чужой каравай ног не раздвигай!
        - Твоя школа, - кивнул другу Желвак.
        Толстый стал подталкивать Палыча к выходу и в замешательстве бурчал:
        - Буржуазно, куртуазно и нагло - вплоть до безобразия.
        - Скажи спасибо, что если и брутально, но хоть - не анально, - заключил пахан.

26
        Осень 1998 года была золотой.
        И на её фоне брошенные торговые павильоны по всей Москве смотрелись особенно дико - распахнутые настежь двери, кое-где даже оставленный товар. А в одном, на Профсоюзной улице, красовалась огромная куча дерьма: потребительскому рынку от его доброжелателей - поклон.
        Леонид Брут работал как одержимый. Шкипер говорил: «Расслабься ты, Оса, всё же идёт как надо. Чего ты землю роешь? Теперь работа одна - ждать. Сразу видно - не сидел ты в засаде где-нибудь в горах Афганистана, никарагуанской сельве или джунглях Анголы. У военного разведчика должно быть ангельское терпение. Остынь, это непрофессионально. Наш генерал учит, не теряя головы, терпеть состояние конструктивной неопределённости».
        Кинжал огрызался: «Сами говорили: разведка без куража - как скотина без фуража - вымирает».

27
        Зима свалилась, как всегда, неожиданно, первого ноября, - непреодолимыми снежными заносами и жгучими морозами. Резко свалившиеся минус двадцать пять словно довершали начатое нерадивыми российскими руководителями - народ мёрз. Платить за тепло было нечем и там, где это было возможно, его отключали.
        Фирмы разорялись. Предприятия закрывались.
        Правда, в Москве официальная безработица составила всего 1,5 процента. Понятно, что на самом деле людей, лишившихся работы, было намного больше, но ощущения повальности безработицы в столице не было. Как и предсказывали эконометрики, кризис больнее всего ударил по среднему и малому бизнесу. Обывателю, то есть тому, кому терять и так нечего, 80 процентов своих доходов теперь надо было тратить, чтобы не умереть с голоду. Обычно стандарт затрат на продукты питания вчетверо меньше.
        Один за другим разорялась коммерческие банки. На банкротство их обрекают нервные вкладчики. «Заботиться о нервной системе своих граждан должна власть, а это - то, чего в России не делалось никогда», - сказал Толстый. Эти мысли удивительным образом совпадали с тем, что ещё в 1924 году говорил профессор Л.М. Розенштейн, отец-основатель советской профилактической психиатрии: «Наше время характеризуется большим развитием нервности среди населения».

28

18 ноября, в понедельник, около полудня, в гостиницу «Байкал» съехалась вся верхушка криминальной власти холдинга.
        Лица были хмурыми, сосредоточенными.
        Да, к тому, что случилось, они изрядно подготовились. Только вопрос - что же дальше? - из области бизнес-планирования оборачивался проблемой жизни или смерти легальной хозяйственной деятельности.
        Кинжалу надлежало сидеть в соседнем номере и ждать.
        Его предупредили, чтобы никуда не звонил и сам на телефонные звонки не отвечал.
        К нему приставили Ликушу. К тому же он был в курсе, что один из его сотовых телефонов заряжен миниатюрным диктофоном, который записывает не только разговоры по трубке, но и вообще всё, что произносится в радиусе нескольких метров. Это обнаружили люди Шкипера, но разряжать не стали: предупреждён, значит - вооружён.
        Условия, поставленные Кинжалом на сходе под Ярославлем, инициировал лично Сергей Павлович Быков, он же Желвак. Его поддерживали не все. Предстояло решить прямо сейчас, будет ли Кинжал полноправным хозяином холдинга и отвечать за него головой или станет «попкой», зиц-председателем при Желваке, с каким-нибудь громким пустым титулом вроде старшего вице-президента.
        Уже лет шесть на сходах то и дело обсуждались вопросы, не имевшие к криминальной работе никакого отношения. Иногда они превращались в партийно-хозяйственный актив.
        И воры всё больше понимали - управлять бизнесом они не умеют.
        Приходилось приглашать специалистов, заслушивать их. А привлечённые не знали, что такое жить по понятиям, несли всякую чушь. Не помогал и опыт «смотрящих», которые были к легальному бизнесу ближе остальных. Вставал какой-нибудь Гена Болт и произносил сакраментальную фразу: «Вор должен воровать». На этом «партхозактив» можно было считать завершённым и переходить к культурной программе.
        Но из тех полутора десятков авторитетов, что собрались в «Байкале», трое пользовались славой людей, которые разводить подобные ситуации умели. Это «воры в законе» Серёга Желвак из Москвы, Федя Штрек из Кемерово и Витя Китаец из Владивостока.
        Все трое договорились: Кинжал должен получить полную и реальную власть над
«чистым» бизнесом в холдинге - сроком на один год. Дальше - по обстоятельствам.
        Начался разговор трудно.
        Слово сразу взял любитель длинных базаров Костя Фанера из Петрозаводска:
        - Желвак, объясни ты нам, несведущим, откуда вообще нарисовался этот фраер по фамилии Брут, как он к тебе попал? Ходят разные слухи, братва говорит, что его занесло в коллектив чуть ли ветром. Но ты же знаешь, у нас так не бывает.

«Эх, - подумал Желвак, - жаль, что нельзя попросить вместо себя ответить кореша Толстого. Вот сидит в самом углу, играет своей терракотовой записной книжкой.
        Захарыч - «положенец», это нечто среднее между пацаном и «вором в законе», но в
«законники» не рвётся, потому что тогда на его писательской карьере можно было бы поставить крест.
        Писать он любит и умеет и выступать горазд. Но сейчас придётся самому.»
        - Как вы помните, на сходе позапрошлым летом, в Тамбове, был приговорён к смерти
«положенец» Ахмет - за оскорбление «вора в законе», то есть лично меня, - начал Желвак. - Я попросил организацию этой акции поручить мне, и никого из бывалых ликвидаторов и «быков» подпрягать не собирался. Была информация от нашего человечка в МВД, что в случае, если Ахмета замочат, у меня могут быть большие неприятности.
        Теперь доказано, что Ахмета вели менты. Он ссучился, после нашего приговора его увезли в Питер и спрятали в изоляторе временного содержания. Наши люди пошептали, что сидит там один мастер спорта по боксу и ломится ему сто тридцать первая, за лохматый сейф. Наш Толстый всё, что нужно, раскопал, организовал. Так и появился этот Брут - сначала в роли ликвидатора.
        - Говорят, у него и фамилия была другая, - вступил Вася Пикап из Новосибирска.
        - Да, пришлось сочинить ему другую биографию, чтобы потом спрятать концы в воду.
        Но сегодня у него подлинные документы, он выездной. Тот, который якобы замочил Ахмета, Рогожу и Желтка, повесился в следственном изоляторе в Питере. Пусть теперь менты поищут, кто мочканул их стукача. Зато наш Кинжал живёт, здравствует, искать его никто не будет, да вот теперь ещё и спас холдинг от обвала рубля.
        - А откуда у Кинжала такие познания в экономике и финансах? - не унимался Костя Фанера.
        - Он вообще оказался человеком образованным, - кандидат наук, свободно владеет двумя языками. Когда мы про это прознали, решили, что такой фраерок нам сгодится.
        Зацепили мы его этой малолеткой, припугнули, хотя там ему действительно выходил большой срок и незавидная судьба «петуха». Деваться было некуда, он и повёлся. А потом выяснилось, что мы заполучили чуть ли ни лучшего в стране специалиста по этой, как там её, Захарыч?
        Толстый встал со своей книжкой:
        - Эта наука называется эконометрика. При советской власти она была запрещена как буржуазная и вредная. Но был целый институт, который втихую её продвигал - под другим названием. Что это за байда такая, нам до конца не понять даже после пяти стаканов. Это винегрет из статистики, экономической теории и математики. Они там всё превращают в цифры, анализируют их, а потом приходит к нам Лёня Кинжал и говорит: меняйте рубли на доллары, иначе - дефолт вам в глаз! Как-нибудь попросим, пусть сам расскажет. Все мы с вами семнадцатого августа в Сосновом бору стали свидетелями торжества этой самой эконометрики - в исполнении Лёни Кинжала.
        Федя Штрек решил, что настал его час:
        - Желвак, я интересуюсь, как такой крутой учёный относится к нашему воровскому братству?
        Палычу такое было явно в масть:
        - А как ему ещё относиться, когда мы, а не правительство повелись на его прогнозы!
        Он сказывал, что сперва обращался чуть ли ни к президенту, но там его и слушать не стали. Мы оказались умнее! И за это он нас уважает. Я с ним нос к носу уже год, - что только на одной параше не сидели. Кинжал - в душе настоящий бродяга, реальный пацан и жутко башковитый, нам такие мозги не помешают. Вот почему я настаиваю - поставить его у руля холдинга. Только менеджер, наделённый реальными полномочиями, может нести полную ответственность за дело. Со временем из него вырастет большой человек. Станет ли эта голова нашей или чужой - это сейчас зависит только от нас.
        Но свою ложку дёгтя в эту бочку мёда решил подлить авторитет из Татарстана Сева Казанский:
        - Я буду голосовать «против» и хочу объяснить, почему. Нашёл Желвак одноразового ликвидатора - хорошо, заплати ему, держи на крючке. Оказался фраер головастым - возьми в «шестёрки», плати, пусть работает, нашего опыта набирается. Мне говорят, он спас холдинг от разорения. Согласен, пусть получит свой миллион, хотя по нынешним меркам это слишком, и будет советником при Желваке. Зачем мы отдаём ему ещё и власть? К чему такие крайности? Любого из нас можно пробить по «зонам», это самая лучшая проверка, тут ничего не подтасуешь, вся информация перекрёстно страхуется. Кинжал за хозяином не был. Кто за него может поручиться? Деньги, заработанные криминальной работой, попадают под контроль человека, который не нюхал парашу. Братва, так не бывает! Мы и холдинг этот организовали, чтобы отмывать бабло, а иначе он и на хрен был бы не нужен. Только теперь покоя не будет. От наших мешков с «чёрным налом» у кого хочешь крыша съедет. Помню, отправил я пятьсот лимонов рублей с копейками. Желвак звонит и говорит: там почти семьсот.
        Кинжал бы позвонил? Не уверен. Но если всё-таки выберут его, предлагаю единственным поручителем назначить Желвака, лично. Пусть за своего выдвиженца отвечает головой. И если вдруг что-то не заладится, ты потом, Палыч, на сегодняшнее решение схода не ссылайся - не надо.
        Но Севе Казанскому решил возразить Вова Армян из Краснодара:
        - Братва, вам не надоело то и дело просыпаться в другой стране, никуда из России не выезжая? А мы только то и делаем. То «чёрный» вторник, то «чёрный» понедельник.
        Болтаемся, как букет в проруби. Вспомните, три месяца назад, когда грянул дефолт, мы выходили на улицу удостовериться - небо на землю не упало? солнце греет? луна светит? А сегодня страшные вещи происходят. Пейджеры продаются на вес, и никто не берёт. Двухкомнатную квартиру в Москве за сорок тысяч баксов сбыть невозможно.
        А у нас в холдинге - порядок. У меня полмиллиона долларов валяются на антресолях, бакс растёт каждый день, я только успеваю записывать, на сколько разбогател за последнюю неделю, - поди хреново! Вот вам и «шестёрка» Лёня Кинжал! И где мы сейчас все были, если бы эта его… теория да наглость - вплоть до безобразия. Но это только начало. Мы сберегли от изрядной усушки наши активы, даже приумножили их, - поверили Кинжалу, что банки рухнут. Сейчас начинается самое интересное, эти деньги должны прийти в движение. И Кинжал знает, какое именно дело «предложить» сохранённым десяткам миллионов долларов. Кто будет это раскручивать? Желвак пусть останется в совете директоров отвечать за воровские деньги, а Кинжала давайте наймём вести «чистый» бизнес. Страна стала другой - опять, в который раз за последние годы. Какая «зона» нам подготовила авторитетного и образованного менеджера? А у нас есть Кинжал - хотя бы на год. Дальше видно будет. Мы же его не
«коронуем»!
        Хотя и воровскую «корону», если потребуется, можно забрать на следующий день. А отвечает пусть за него лично Желвак, - здесь я поддерживаю, это его пацан.

29
        Голосование было открытое.
        Девять - «за», шесть - «против».
        Позвали Кинжала.
        По традиции решение схода огласил самый старый «вор в законе» - грузин дед Вано.
        - Братан! - начал он, - если так пойдёт и дальше, о тебе начнут песни слагать.
        Ты назначаешься в холдинге главным и с завтрашнего дня головой отвечаешь за наши деньги. Пока на один год, а дальше - как бубна ляжет. Я хочу, чтобы ты запомнил одну вещь. Ты - пацан, хоть и правильный, но пока только пацан. Это не оскорбление, надеюсь, в нашей воровской иерархии ты разобрался. Но ты - не фраер и накажи всякого, кто тебя так назовёт. И пусть всем передадут, чтоб потом разборы не устраивать, - так сказал дед Вано.
        Из-под кустистых седых бровей старый вор обвёл всех присутствующих в просторном
«люксе» гостиницы тягучим неторопливым взглядом.
        Он протянул Кинжалу небольшой увесистый пакет, схваченный подарочной ленточкой:
        - Никому не показывай, потом посмотришь, когда один останешься. Это тебе от меня, на день рождения, - при этом он едва заметно подмигнул молодому назначенцу.
        Кинжал оцепенел: никто не должен знать его старых биографических данных. А дед Вано явно поздравлял Анатолия Чекашкина с недавним тридцатилетием - 10 ноября.
        Старый авторитет продолжал:
        - Ты умеешь работать и пикой, и кулаками, и головой. Но обязательно научись поступать по-пацански. Это поможет в жизни и на твоей ответственной должности. Что это значит? Чти наш закон - его неглупые люди придумали. Прислушивайся к своему пахану - Желваку. Уважай старших, будь за справедливость. Возлюби своих врагов, только тогда ты их победишь. Помни: за такси, за музыку и за проститутку платится всегда. Не вздумай присвоить общественные деньги, наказание за это - смерть. В любой ситуации будь человеком, а не животным. Знай, братан, - как по-людски, так и по-воровски. Дай Бог, чтобы всем, кто за тебя проголосовал, не пришлось об этом пожалеть!
        Кинжал не ожидал, что будет так волноваться.
        Пришлось сделать над собой усилие, чтобы не пропустить ни одного слова, сказанного дедом Вано:
        - Твои услуги щедро оплачены. Миллион - это многовато, да и рано нам с тобой в миллионерах ходить - слишком много вокруг нищих. Не обижайся и прими пятьсот тысяч долларов. Но зарплату на этот год тебе положили почти вдвое больше, чем хотели сначала, - девять тысяч баксов в месяц, в конверте. Сам догадайся, кто постарался. Будешь хорошо работать - будут весомые премии. С проблемами разрешаю обращаться лично ко мне, все слышали? Что на это скажешь, дорогой?
        И Кинжал сказал не своим голосом, едва ворочая деревянным языком:
        - Братва….. Благодарю сход за оказанное доверие… Приложу все силы… Спасибо за щедрое вознаграждение… Низкий вам поклон, дед Вано, за подарок.
        После небольшой паузы он добавил:
        - Прошу из этих пятисот тысяч долларов десять процентов отчислить в общак.

30
        На выигранном у братвы бронированном «мерседесе-600» охрана отвезла Кинжала на новое место.
        Это были четырёхкомнатные апартаменты в элитном доме на Малой Грузинской улице, обставленные в стиле европейского минимализма, с двумя ванными и огромной гостиной.
        Ему понравился кабинет с новейшим мощным компьютером.
        Его тихо потрясла библиотека, куда немыслимым образом из питерского жилища Чекашкиных перекочевали четыре с половиной тысячи книг. Он знал, сколько полок занимает этот бесценный капитал, и чтобы убедиться, что здесь всё и целиком, пересчитывать было необязательно.
        Показывала новое обиталище Ликуша, в длинном красном платье с голой спиной, укладкой в стиле «порно-шик», - но какая-то грустная и потерянная.
        Внушительный двуспальный «сексодром» хозяин воспринял как вызов и покушение на личную свободу. Этим делом Кинжал теперь занимался где угодно, но только не в постели, с которой были связаны травмирующие воспоминания о супружеской жизни.
        Его покоробило то, что возвращённый отцовский кортик Ликуша положила не на столе в кабинете, а на атласное покрывало в спальне, - тут же неприятно вспомнился
«господин с длинным кортиком».
        Он прохаживался по дорогому паркету, смотрел на идеальной белизны потолок и думал:
«Там - «жучок» от холдинга. Здесь «жучок» - от Шкипера. Рядом - Жучка от Палыча. Кто я теперь на самом деле? Кинжал? Оса?»
        Но одно он знал точно - не Чекашкин: «Прости меня, батя, - так вышло».
        Ужинали при свечах, молча.
        Ликуша знала, - когда любимый такой, его лучше не трогать.
        Кинжал был бледен. Он не чувствовал вкуса любимого глинтвейна, а кусочки нежнейшего ягнёнка по-шотландски глотал целиком. Желваки на скулах заметно вспухли.
        Когда Ликуша засобиралась, он даже не встал из-за стола, чтобы её проводить.
        Тихо сработал английский замок - на металлической, отделанной красным деревом входной двери.
        Кинжал подождал пару минут и развернул подарок деда Вано.
        Это был изящный кастет с богатым орнаментом, ударно-раздробляющее оружие, граммов пятьсот золота 750?й пробы.
        Он надел его на руку, зажал в кулаке; удивился - в самый раз.
        На кастете была выгравирована надпись:
        Я видел смерть - благодаренье Богу,
        Омылся кровью - тоже не роптал.

31
        От надгробий на Старом Кунцевском кладбище - тесно.
        Только сейчас Желвак вдруг обратил внимание на большое количество упокоившихся здесь военных.
        Направляясь к могиле Алёнки, он встретился взглядом с Кимом Филби.
        Желваку рассказывали, что этот советский агент был одним из руководителей британской разведки и отвечал там, ни много ни мало, за координацию с американским Центральным разведывательным управлением. Со своего высокого постамента наш знаменитый шпион, как показалось Желваку, многозначительно кивнул.
        Он долго всматривался в смеющееся лицо Алёны Уробовой и никак не мог вспомнить, кто предложил для памятника именно эту фотографию? А откуда вообще «прилетела» идея с этим кладбищем, где столько военачальников и разведчиков?
        - Алёнушка, счастье моё недолгое! Всё, что ты завещала, я исполнил.
        Часть третья
        ДРУГ

1
        Покончить с собой старший научный сотрудник НИИ эконометрики Дмитрий Астрыкин решил прямо в институте, над своим рабочим местом.
        Особняк на Морской - это его жизнь, пусть теперь будет и смерть. Двенадцать лет он служил здесь науке; боролся, сколько мог.

8 марта 1998 года ему исполнилось тридцать четыре года, и он, по общему мнению, лучший математик и статистик в институте - после исчезновения Чекашкина - высчитал, что всё, достаточно.
        С детства цифры были его единственной путеводной нитью по жизни. В пятом классе он услышал изречение Пифагора, что в цифрах можно представить любую вещь, и заболел математикой. Механико-математический факультет МГУ им. М.В.Ломоносова ему не дался, он недобрал одного-единственного балла. С московским экзаменационным листом и рекомендацией лучшего воспитанника математического кружка ленинградского Дворца пионеров он был зачислен в Ленинградский университет.

«Красный» диплом и эхо хрущёвской оттепели определили его дальнейшую судьбу.
        В середине шестидесятых по инициативе руководителя советского правительства Алексея Николаевича Косыгина был образован Научно-исследовательский институт эконометрики. Москвичи со своими столичными амбициями заниматься этой «лженаукой» отказались, а ленинградцы взялись, правда, уже через три года институт пришлось переименовать в НИИ статистического анализа социалистической экономики. Институт на страх и риск его беспартийного директора, академика Лиманского, продолжал заниматься эконометрикой, то есть анализом хозяйствующих систем, который объединяет экономическую теорию со статистическими и математическими методами.
        Товарищ Косыгин, наверное, планировал, что та масштабная экономическая реформа, которую он попытался затеять в стране, будет опираться на разработки его ленинградского научного детища. Однако его начальнику, товарищу Брежневу, объяснили, что премьер больше печётся о том, чтобы стать генеральным секретарём, чем модернизировать самую эффективную в мире экономику, которая в реформировании не нуждается по определению.
        И кремлёвские маги решили: не фиг учиться хозяйствовать у загнивающих капиталистов, победа коммунизма во всём мире и так неизбежна.
        Косыгинские реформы тихо похерили.
        Эконометрикой Астрыкин увлёкся ещё в университете. Все курсовые и дипломная работа были посвящены одной из конечных прикладных задач этой науки - прогнозированию показателей анализируемой экономической системы. Потом, уже работая в НИИ, он переключился на имитацию возможных сценариев развития объекта экономических исследований.
        Однако хитрая это наука, эконометрика.
        Астрыкин на досуге просчитал, что было бы, если бы задуманное Косыгиным воплотилось в реальность. Вывод - а ничего хорошего. Только как теперь это проверишь?
        До этого он проанализировал несостоявшиеся реформы Столыпина в России начала ХХ века - вывод тот же! Но снова - ни подтвердить, ни опровергнуть.
        Эконометрика начисто лишена политики, там царствует цифирь. А она - дама беспристрастная.
        Дмитрию Ивановичу Менделееву его периодическая система привиделась во сне. И эти грёзы оказались более жизнеспособны, чем явь. Когда же он, как ему казалось, просчитал будущее своей родины, то получалось, что к середине ХХ века население России будет больше, чем в Индии, а в плане экономического развития она станет царицей планеты.
        Что вышло на самом деле, - общеизвестно.
        Эконометрика лишь даёт информацию для выбора управленческих действий. За качество этих решений и их направленность ни сама наука, ни её жрецы нести ответственности не могут.
        В 1991 году институту вернули его исконное название. Но старый особняк на Морской ещё долго стоял без таблички, на которую не было денег.
        После смерти академика Лиманского выбивать бюджетные средства стало некому, а директором прислали пятидесятилетнего «младореформатора», которому надо было пересидеть лихие времена.
        Всё это Астрыкин пережил, продолжал работать над докторской диссертацией.
        Когда в середине 1997?го появились первые отдалённые признаки экономического кризиса в Юго-Восточной Азии, срочно была образована научная группа экономического прогнозирования, а ему предложили её возглавить.
        Астрыкин отказался.
        Он просчитывал всё, и себя - в первую очередь. Цифры на его счёт изначально предупреждали - в начальники не суйся. Зато его друг детства, старший научный сотрудник Анатолий Чекашкин, подходил на эту роль идеально - и это было просчитано Астрыкиным с помощью изобретённого лично им метода астро-статистического анализа жизненных циклов человека. Он тут же предложил друга на место руководителя группы:
«Это - начальник и организатор от Бога», - сказал он на учёном совете.
        И не ошибся.
        Чекашкин действительно организовал процесс исследований - без дураков, излишней бумажной волокиты и того русского бюрократизма, который, как чертополох, выскакивает везде, где только потянулась к солнцу хоть одна живая травинка нужного людям дела.
        Правда, при назначении Чекашкин заметил, что институт эконометрики без компьютерного обеспечения - всё равно, что подводный ракетоносец на вёсельной тяге.

«Компьютеры будут», - пообещал директор-«младореформатор», но не сказал - когда.
        Ничего, - решили между собой математики, статистики и экономисты группы Чекашкина. Может, впервые в жизни им поручили интересное и важное государственное дело. Дали немного бюджетных денег - и на том спасибо. Левша блоху подковал, а мы и без компьютеров всё и всех просчитаем.
        Была у них, правда, вычислительная машина ЕС-1060.
        Но данный агрегат требовал ста пятидесяти квадратных метров жизненного пространства, а ещё и комнаты для вентиляции. Обслуживать этот «персональный» компьютер должны были 100 персон. Таких кадровых возможностей у института не было, а помещения приходилось сдавать в аренду. Поэтому монстра разобрали, упаковали и компактно сложили в подвале, чтобы не мешал двигать науку на «вёсельной тяге».
        Когда группа Чекашкина представила результаты своих исследований, предсказав драматические последствия безграмотной игры российского правительства по схеме
«ГКО - валютный коридор», научный коллектив тут же распустили.
        Директор назвал их прогноз «бредом сумасшедшей сивой кобылы».
        Целую ночь друзья-эконометрики просидели на кухне у Чекашкина, строчили письмо в администрацию президента. Ответа не дождались: то ли адрес не тот указали, то ли почтовых марок пожалели.
        А осенью Чекашкина из института сократили.
        Астрыкин побежал к директору и сказал всё, что думает об этом решении руководства. Эмоциональным человеком он не был, предпочитал оперировать цифрами и аналитическими выводами. По его расчётам, один старший научный сотрудник, кандидат экономических наук Анатолий Владимирович Чекашкин, являл собой около сорока процентов интеллектуального потенциала института, если точно, то 38,685 %.
        В ответ ему предложили написать заявление «по собственному желанию», тем более, что финансирование разработок института вновь приостановлено, и виноваты в этом Чекашкин и Астрыкин - со своими предсказаниями скорого конца света.
        У него случился гипертонический криз, и целый месяц он провалялся в больнице. А когда выписался, оказалось, что Чекашкин, его жена, дочь и собака - пропали.
        Он ходил в техникум, где его приятель подрабатывал преподавателем русской литературы. Там сказали, что Чекашкин уволился. Тогда Астрыкин пошёл в милицию.
        Там потребовали паспорт, осведомились, кем ему доводится пропавший, как он заявляет, Чекашкин А.В., и, когда выяснилось, что просто коллега, - указали на дверь.
        После дефолта Астрыкин как-то притих, перестал разговаривать с людьми.
        Он не злорадствовал: ага! мы же предупреждали! Он знал, что так и должно быть - закончился один жизненный цикл системы и начинался другой. А то, что их прогноз остался невостребованным - а когда вообще было такое, чтобы власть имущие прислушивались к научным прогнозам?
        Он занимал в коммуналке две комнаты, где жило его дружное семейство - семь человек.
        Трое из них постоянно болели - мать, отец и жена, а дети, три девочки, росли так быстро, что Астрыкин не успевал просчитывать размеры их одежды и обуви на будущий год.
        Цифры ему подсказали, что уйти из жизни он должен именно 16?го числа двенадцатого месяца, в год «девятки», значит - в 1998?м.
        Он дождался, пока уборщица тётя Глаша перестанет греметь своим ведром, и достал припасённую удавку.
        На потолке, прямо над его рабочим местом, маячил железный крюк, говорят, при царях на нём висела люстра. Он иногда задирал голову, изучал этот никому не нужный жалкий остаток былой роскоши и, как всякий нумеролог, пытался представить его в цифрах. Конечно, это не количество металла, потраченное на изготовление крюка, не расчётный вес нагрузки, которую он может выдержать. Это не его химическая формула и физические характеристики. Скорей всего, это дата, когда рабочий вонзил кайло на руднике в ком железной руды. Именно в тот момент произошло астральное пространственно-временное изменение алгоритма будущего металлического изделия, который был постоянным десятки миллионов лет. Можно было бы посчитать, но на поиск и уточнение исходных данных уйдёт не меньше одного рабочего дня.
        И, конечно, в нумерологии этого крюка заложена сегодняшняя дата.
        Думал ли он, что станет с теми шестью дорогими его сердцу людьми, которые после его смерти останутся без средств существования?
        Безусловно, он и там всё просчитал.
        И у него получилось, что невелика потеря - с его зарплатой. В одну комнату можно пустить квартирантов. Он скопил пятьсот долларов и, как ему казалось, выгодно вложил в фирму по оптовой продаже обуви, - должны же они когда-нибудь вернуть его деньги плюс заработанные проценты. Жена на дому подрабатывает переводами с сербохорватского - тоже заработок. Родители получают пенсию, конечно, деньгами это назвать трудно, но всё же…
        Он взял лист чистой бумаги и своим каллиграфическим почерком вывел: «Решать задачи - малоперспективно, / Решение вгоняет в транс и сон. / Задача решена, но - некрасива. / А гроб красив - но не решён».
        Подписываться не стал, - стихи ему не принадлежали.
        Он смахнул со стола бумаги, взгромоздил на столешницу тяжёлый древний стул.
        До крюка еле дотянулся - ростом не вышел - накинул на железку петлю, испытал её на прочность - рванул, что было сил. Ничего, его несчастные семьдесят килограммов должна выдержать, хорошо, что больше не нажил.
        Зазвонил телефон.
        Однако он просчитал и это, и уже минут сорок на звонки не отвечал - нет его.
        Говорят, у самоубийц аура исчезает задолго до физической смерти, с момента принятия окончательного решения об уходе из жизни. А без ауры - какой разговор по телефону?
        Старый кургузый аппарат шестидесятых годов замолк и тут же снова настырно оживился.
        Астрыкин решил, что надо выключить свет. Штор на окнах не было, а его висящее тело может привлечь внимание какого-нибудь прохожего ещё до того, как висельник пройдёт точку невозврата. Могут вернуть к жизни, а это - против Цифры.
        Свет погас. Он задержался у окна.
        Морская освещалась плохо, но сквозь мутное стекло он увидел, как к особняку института неслышно подкатил огромный чёрный «мерседес». Охранник открыл заднюю дверь, и в тусклом свете фонарей образовался «новый русский», хозяин жизни - с идеальной стрижкой, в короткой блестящей меховой куртке и летних сияющих ботинках человека, который по слякотным улицам не ходит никогда. Он тут же целенаправленно подошёл к окну, словно специально для этого приехал, сделал Астрыкину знак, чтобы тот взял трубку, и тут же стал набирать номер на мобильном телефоне.
        Опять - звонок.
        - Старший научный сотрудник Астрыкин, - ответил всё ещё живой статистик и математик.
        - Ты помнишь, что сказал мне в субботу, 4 февраля 1995 года? - это был голос Чекашкина, его он узнал сразу.
        От резко подскочившего давления у Астрыкина из правой ноздри хлынула кровь.
        Он запрокинул голову, нащупал в кармане платок и, глотая живую биологическую субстанцию, с трудом ответил:
        - Конечно… помню.
        Он тогда сказал, что именно шестнадцатого двенадцатого в год «девятки» с ним произойдёт что-то, что в корне изменит его Цифру.
        - Возможно - смерть… - кровь никак не хотела останавливаться.
        - Димыч, про смерть тогда речи не было. Ты сам себя убедил, что умрёшь именно в день Большого Предательства, в среду. Мои расчёты, если помнишь, указывали на другое. Ладно, оставим нумерологию до лучших времён. Степенно, но мгновенно - одеваешься и выходишь на набережную. Нас ждут великие дела!
        На морозном влажном воздухе к чуть было не вознёсшемуся под высокий потолок гнилому интеллигенту, очевидно, вернулась аура, что вызвало у него приступ резкой критики в адрес друга и спасителя:
        - Слушай, Челкаш, а что за рифма безвкусная: степенно-мгновенно. Это даже ниже уровня литературного кружка при домоуправлении. И, вообще, лицо у тебя другое, может, это и не ты вовсе?
        - Только не надо ни агрессии, ни депрессии, - скривился Кинжал.
        - У тебя что - навязчивое стихосложение? Между прочим, это признак психопатического комплекса.
        - Ладно тебе, фраер! Падай в тачку, фильтруй базар и не кати бочку на реального пацана. Короче, в машине - ни слова, сейчас будет встреча, которая тоже удивит.
        Задача у тебя одна - молчать, пока не спросят.
        Астрыкин ничего не понял, всё сказанное запомнил и подумал, что не успел снять с крюка петлю. Да и стишок про нерешённый гроб остался на виду…
        А Кинжал срисовал и ту удавку, картинно свисавшую с потолка, и огромный полумягкий стул, место которому отнюдь не на столе.
        Далёкий голос Осипа Мандельштама озвучивать он не стал: «Ленинград, Ленинград, / я ещё не хочу умирать. /У меня ещё есть адреса, / по которым найду голоса».
        С некоторых пор смерть и поэзия шли по его жизни рука об руку.

2
        Да, это был его друг Чекашкин.
        Но рядом на заднем сиденье в салоне автомобиля, чуть поменьше комнаты в коммуналке, сидел другой, - с иным лицом, запахом элитного цифрового кода, в тонкой одежде не для повседневной носки, а главное, - с движениями и голосом человека, который может ВСЁ.
        А Кинжал вспоминал рваный матрас в подсобке того гастронома на Невском, где он, перспективный учёный-эконометрик, мог хоть пару часов вздремнуть, потому что утром, к девяти, - в институт. Приходилось подрабатывать сторожем-грузчиком, чтоб хоть на минимальном уровне удерживать семейный бюджет.
        Ночью привозили молочные продукты - несколько тонн. Он должен был не только принять и разместить контейнеры в холодильных камерах, но, главное, не быть обманутым пройдохой-экспедитором, у которого полны карманы фиктивных накладных.
        Образованного Чекашкина использовали ещё и в качестве материально ответственного лица, хоть формально он таковым не являлся. Всплыви недостача - с него бы сняли три шкуры, заставили продать квартиру, как это было с его предшественником, от которого и перешёл тот матрас. Спасало базовое математическое образование: в то время цифры любили Чекашкина, он любил их, и они друг друга не подводили.
        О тех трудовых ночах было написано стихотворение, которое начиналось словами:
«Сгружал тяжёлую молочку без суеты и в одиночку».
        Как-то, по настоянию его требовательной жены Зинаиды, данной ему свыше, чтоб жизнь мёдом не казалась, Чекашкин попросил владельца магазина прибавить ему заработную плату. Вопрос он поставил грамотно: «Мне платят за погрузочно-разгрузочные работы и ночное дежурство в качестве охранника. Но я несу материальную ответственность, это мой личный риск. Завозы товара в одиночку не обслуживают, обязательно нужна страхующая пара глаз. А у торговых людей считается дурным тоном, если, как они говорят, не нагрел компаньона - поставщика или покупателя. Но меня обмануть ещё не удалось никому, и прошу за это доплачивать». Лазарь Ильич обещал подумать. А потом Чекашкин случайно подслушал разговор директора с кем-то из прошлой «крыши».
        На вопрос, прибавлять ли зарплату сторожу-грузчику, бандит уточнил: «Это тот лох с дипломом кандидата наук? Знаешь, Ильич, есть люди, у которых на лбу написано, что деньги ему не нужны. Твой грузчик из таких - перебьётся. Увидишь - больше не подойдёт». Владелец магазина согласился: «Ты прав, хороших людей деньги портят.
        Пусть останется просто добрым малым».
        И вот уже больше года этот «добрый малый» стараниями своего пахана, «вора в законе» по кличке Желвак, являлся криминальной «крышей» своего бывшего работодателя на Невском. Сумма накопилась приличная, пора брать, для этого он и приехал в родной Питер. Тринадцать месяцев не отстёгивал барыга с прибыли, крутил чужие деньги.
        Сейчас будет ему поздняя дойка.
        Кинжал набрал номер на сотовом телефоне, каких Астрыкин не видел даже в телевизионной рекламе, - он раскладывался, как книжка, а экран был, как у портативного цветного телевизора.
        Вынутый из петли статистик слушал, словно находился в камерном драматическом театре, где на сцене был актёр, которого он любил, но никогда бы не осмелился подойти и хотя бы поздороваться.
        - Алло, Лазарь Ильич?
        Там подтвердили: «Да-да!»
        - Барыга, ты сидишь или стоишь?
        На другом конце линии выразили недоумение тоном разговора.
        - Если стоишь, лучше присядь. С тобой говорит Кинжал - слыхал такого?
        Там воцарилась тишина.
        Астрыкин не знал, куда звонит его друг и в каком качестве. Но то внезапное безмолвие после весёлого «да-да» наводило на неприятные мысли. Не исключено, что на другом конце сейчас вспоминали прожитую жизнь, - это Астрыкин вдруг почувствовал остро, глядя на профиль человека, которого знал с детства.
        - Ты разговаривать можешь?
        Астрыкин закрыл глаза и прислушивался, - тому Ильичу было нехорошо.
        - Алло! Ты там живой? Передай трубку водителю. У тебя тот же, Гришка?
        Тут же провякал бодренький голос:
        - Слушаю вас внимательно.
        - Молодец, Гришаня! Я - Кинжал, забиваю вам «стрелку». Отвези своего шефа на
        Обводной канал, он знает, - и прямо сейчас. Ты всё понял?
        - Так точно, - почему-то по-военному ответил шофёр.
        На душе Астрыкина опять воцарилась зияющая пустота. Но поскольку голова интеллигента работает всегда и независимо от воли её обладателя, он всё пытался понять, как это может быть - степенно и в то же самое время - мгновенно? Если первое обозначить условно числом сто, то мгновенно - это не больше единицы. Разница девяносто девять процентов! Неужели блистательный математик Челкаш этого не понимает и может вслух произносить такую дичь?
        Наконец, телохранитель, сидевший впереди, тронул водителя за плечо, тот притормозил, охранник выскочил из машины и распахнул их дверь.
        Кинжал проинструктировал друга:
        - Стоишь, делаешь серьёзное лицо и продолжаешь многозначительно молчать. Все вопросы - потом.
        Было ветрено, и Астрыкин натянул на голову свою спортивную шапочку, потрёпанную неумолимым временем.
        Кинжал посмотрел на его очки на верёвочке, - они так и норовили перекоситься перпендикулярно линии глаз, - жалкое пальтишко, полуботинки «прощай, молодость!», купленные десять лет назад по талону, выданному в институте. «Ничего, - подумал он, - будем менять Цифру, - интеллигентно, но нагло - вплоть до безобразия».
        К ограде полутёмной набережной одиноко привалилась бесформенная громада в длинной шубе из дублёной овчины и пыжиковой шапке. Рядом с включённым двигателем и фарами, как дорогая эскорт-проститутка, распласталась новенькая «вольво».
        - Добрый вечер, я - Кинжал. Это - господин Астрыкин, мой компаньон.
        - Здравствуйте, - торгаш не без труда выдавил слово, непростое для произношения перепуганных и нетрезвых людей.
        В тридцать четыре года Астрыкина впервые в жизни назвали господином, и он приосанился.
        - Сначала вопрос: почему на «стрелку» ты не надел свою шубу из седого соболя?
        Или считаешь эту встречу для себя не столь важной, поэтому сойдёт афганская овчина?
        Ты небось уже весь салон в новой машине провонял, а, наш дорогой Ильич?
        Коммерс пожимал плечами, бурчал - про то, что ту шубу он надевает раз в год, и вообще, какая разница, кто во что одет…
        - Есть разница… Ну, да ладно, давай о главном. Сколько месяцев ты не платил
«крыше»?
        - Тринадцать.
        Оказывается, с цифрами и у него полный порядок.
        - Ответ правильный. Это - шестьдесят пять тысяч долларов.
        Барыга дрожащей рукой протянул увесистый пакет.
        Кинжал к «подарку» не притронулся:
        - Здесь, надеюсь, с процентами?
        Коммерс стал вращать глазами, о процентах речи не было. Да, больше года он не платил. Но это не его вина, никто не приходил, а он каждый день и каждую ночь ждал, что позвонят и скажут: «Я - Кинжал».
        - Это же по факту - кредит, любой пацан с этим согласится. Лазарь Ильич, или я чего-то недопонимаю?
        Бывший работник советской торговли, а ныне розничный король с Невского, может, впервые в жизни почувствовал, что такое настоящий наезд.
        - Чё молчишь, ты готов обсуждать проценты?
        Кинжал кивнул Астрыкину, чтобы и тот включался. Друг, математик и статистик, с готовностью повёл плечами.
        - Давайте считать вместе, - «по-доброму» предложил Кинжал. - Сначала договоримся о размере процента - как считаешь?
        Вопрос был к Ильичу. А тот уже примерно знал, во что выльется ему эта отсрочка платежей, о которой он не просил.
        Но он ведь и не пытался найти тех, кому должен, - это же факт!
        Жил по-русски, на авось. А умные люди его предупреждали: в крайнем случае, открой в банке счёт на предъявителя, но деньги отдавай регулярно. Один деловой так пяти заправок лишился - думал, про него забыли, никто не беспокоил, год не платил. Потом пришли, посчитали, сумма вышла астрономическая: проценты на проценты - а как же! Всё по понятиям!
        - Процент, я думаю, здесь может быть такой - сорок. По-моему, корректно, как считаете, Дмитрий Сократович? - толкнул Кинжал друга в плечо.
        Астрыкин знал, что именно под сорок процентов в месяц сейчас можно занять валюту у самых «добрых» питерских ростовщиков - моментально и любую сумму, поэтому утвердительно кивнул.
        - А ты как мыслишь, Ильич? - обратился Кинжал к барыге.
        Тот медленно растекался по чугунному ограждению, как холодец в обществе паяльной лампы.
        - Молчание - знак отсутствия несогласия, - продолжал «переговоры» Кинжал.
        - Но я не кровопийца, и волей, данной мне авторитетными людьми, уменьшаю процентную ставку ровно на…
        Он вспомнил Толстого и сделал паузу.
        Куда торопиться?
        Нам ли, питерцам, бояться промозглых холодов!
        В свете электрического фонаря краем глаза он уловил мелькнувшую надежду под дорогой шапкой барыги.
        - Короче, процент я срезаю ровно в два раза.
        Лазарь Ильич тут же подсобрался, чтобы в уме прикинуть, быть ему или не быть, - в рамках вновь образовавшихся стандартов.
        - А с цифрами мы попросим разобраться профессионала, - Кинжал развернулся к другу, - кто же, как не господин Астрыкин, лично назовёт нам сейчас сумму долга.
        Задача очень простая, Сократыч. Дано: тринадцать месяцев по пять тысяч долларов - с учётом ежемесячных кредитных в размере двадцати процентов. Первый месяц - беспроцентная фора, это подарок от меня, персонально. Не забудь, дружище, плюсовать проценты на проценты.
        - Обижаешь математика, - подал голос Астрыкин.
        Он никогда не пользовался калькулятором, в уме на спор перемножал четырёхзначные числа, практически не напрягаясь.
        - В чью пользу округлять? - поинтересовался Дмитрий Сократович.
        - Конечно, на карман уважаемого представителя славной российской торговли! - внёс методологическую коррекцию Кинжал.
        - Результат - один миллион триста тысяч долларов.
        Барыга не удивился. Он и сам примерно прикинул сумму, поэтому оспаривать подсчёты компаньона Кинжала не стал.
        Он только глянул через ограждение канала вниз, на тонкий лёд и подумал, что уж лучше - туда…
        - Вот и я об этом, - перехватил его взгляд Кинжал. И продолжил:
        - «Я видел смерть - благодаренье Богу, омылся кровью - тоже не роптал». Вот такие стишата, наш дорогой Ильич. Но всё дело в том, что твоя смерть - неходовой товар, тухлый, никому не нужный, в том числе - мне. Поэтому предлагаю сделку: о процентах я забываю, а ты будешь делать то и так, как тебе скажу я, согласен?
        Бедный Лазарь Ильич так энергично кивнул, что дорогая шапка чуть не слетела в канал.
        Кинжалу даже показалось, что барыга утвердительно хрюкнул.

3
        - Тогда слушай меня внимательно. В Подмосковье, на двадцать третьем километре Киевского шоссе, в деревне, продаётся новый коттедж - одна бизнесвумен разорилась.
        Этот дом согласился купить господин Астрыкин. Но у моего компаньона возникли временные финансовые затруднения, поэтому оплатить эту сделку должен ты - что-то около сорока тысяч долларов, сущие пустяки. Удастся сбить цену - разница твоя. Как считаешь, это справедливо?
        - Вполне, - уже повеселее выдавил барыга.
        - Но это ещё не всё. По Старокаширскому шоссе есть деревня Шишкино, там продают другой дом, побольше и побогаче, стоит он тысяч шестьдесят, но опять - торг уместен, и снова - всё, что выторгуешь, тебе для украшения жизни. Его купишь на имя одной старушки, документы я представлю. Времени тебе на всё про всё - до Нового года. И до середины лета - ты свободен от ежемесячных десяти процентов в пользу «крыши». Как - успеешь?
        - Управлюсь, Кинжал! - Ильич едва сдерживал распирающие его эмоции: «Ё… твою мать! ! Будем жить!!!»
        Кинжал вёл базар, а Астрыкин то узнавал друга, то ловил себя на том, что это совершенно другой человек.
        Как такое может быть? Кто и что с ним сделал?
        - Теперь давай о приятном. Что там у тебя за проблемы с поставщиками морепродуктов?
        О своей работе хозяин крупнейшего в Питере гастронома заговорил увереннее:
        - У меня единственная в городе точка, где есть и красная, и чёрная икра проверенного качества - из Астрахани. После дефолта началась чехарда с ценами, поставки идут с перебоями, качество упало - хоть криком кричи.
        - Кричать не будем, это неинтеллигентно. - Кинжал говорил сейчас, как преподаватель русской литературы в библиотечном техникуме. - Со следующей недели тебе будут поставлять икру и осетровых, и лососевых, рыбу, краба, кальмара - самолётом, прямо из Петропавловска-Камчатского. И твоему магазину хватит, и можешь мелкооптовую торговлю организовывать, я знаю, у тебя получится.
        Ассортимент и график поставок согласуешь с тем, кто позвонит от меня. Новая жизнь начнётся, Ильич!
        Это барыге понравилось. Он понял, что Кинжал может не только убивать, но и подарки делать, как Дед Мороз.
        - Поговори о дешёвой рыбе, тот же человек тебя выведет на Мурманск, сейчас это хорошая позиция для потребительского рынка большого города. Не забудь заложить и его интерес. У них этой замороженной продукции навалом, получать будешь вагонами, а я позабочусь, чтобы хотя бы год ты в Питере оставался монополистом этой темы.
        Когда от хороших новостей Ильич отмяк, Кинжал напомнил ему, что в этой жизни лучше не расслабляться:
        - Три процента от оборота по всем этим поставкам будешь переводить на счёт господина Астрыкина, он укажет, на какой. Ты уловил - не от прибыли, а от оборота! Как думаешь, - это справедливо?
        - Конечно-конечно, - тут же согласился Лазарь Ильич, понимая, что всё равно будет в огромном плюсе.
        - О проекте с домами под Москвой должны знать три человека - я, ты и господин Астрыкин, усвоил?
        - Могила! - клятвенно прохрипел барыга.
        Люди Желвака по предложению Толстого распустили слух, что это Кинжал растворил в кислоте трёх подмосковных торговцев, которые отказались после дефолта платить
«крыше», - коммерс с Невского был об этом наслышан.
        Кинжал хлопнул его по мягкому меховому плечу:
        - Смотри у меня, Ильич! Шаг вправо, шаг влево - растворю!
        Барыга затряс головой, как клоун-стажёр, давая понять, что будет платить аккуратно и при этом молчать, словно эта чугунная опора для электрического освещения.
        - А сейчас схоронись в машине и отсчитай мне на прощание из своего пакета десять
«штук». Это - за то, что я специально приехал из другого города и потратил тут с тобой столько времени на морозе. Ног не чувствую, - видишь, ботинки летние. Как бы гангрена не случилась, отрежут мне конечности, - что мы тогда с тобой будем делать, а Ильич?
        Торговец бегом пустился к своей «Вольво», и уже через секунды образовался вновь.
        - Наезды были? - Кинжал небрежно сунул пачку долларов в карман меховой куртки.
        - Три, - плаксивым голосом пожаловался коммерс, - чеченцы, наши местные и ещё какие-то, не помню.
        - А ты - что?
        - Как учили: работаю с Кинжалом.
        - А они?
        - Их как ветром сдувало. А чеченцы долго смеялись.
        - А чего ржали?
        - Не верили, что я лично знаю самого Кинжала. Ты, говорят, мордой не вышел, чтобы общаться с таким большим человеком, - наверное, кто-то от него приходит?

«А ещё я умею танцевать вальс, быстро разгадывать кроссворды и громко свистеть», - посмеялся про себя Кинжал.

4
        Астрыкина повезли домой, на набережную Робеспьера.
        - У тебя что - правда ноги замёрзли? - спросил он друга, как будто это было единственное, что его удивило на Обводном канале.
        Вопрос Кинжал понял не сразу, он анализировал, насколько надёжен этот барыга, и не придётся ли его потом убирать.
        - Что ты спросил? - отвлёкся он своих бандитских размышлений.
        - Я говорю, лютая зима на дворе, а ты в летних туфлях.
        - А-а, ты про это… Не переживай, они с электрообогревом.
        Приехали, и Кинжал вышел проводить.
        - За этот год, - сказал он, - изменилось так много, что рассказывать придётся сутками, а времени у меня нет. Ты готов жить в Москве, работать по специальности? Зарплата пока… Сколько у тебя в институте?
        - А то ты не знаешь…
        - Откуда, сто лет прошло.
        - Мне платят сорок долларов в месяц минус подоходный налог.
        - У меня для начала будешь получать восемьсот в конверте.
        Астрыкин понимал - это новый цикл его жизни. Жить в своём доме, на природе! Он думал, что мечта его стариков, жены и девочек уже не сбудется никогда.
        Кинжал продолжал:
        - Из квартиры не выписывайся, с работы не увольняйся, - трудовая книжка пусть лежит в институте, это я устрою. Соседям скажи, что на три года уезжаешь в Новосибирск, к брату, там предложили хорошую работу. Свои комнаты запри - пригодятся, но туда ты, скорей всего, больше не вернёшься. Семья должна думать, что коттедж оплатил твой брат, его предупредят. Переберёшься в Москву - купи новый мощный компьютер, позаботься о программном обеспечении и скоростном Интернете, работать будешь дома, в моём офисе тебя видеть не должны. Обзаведись хорошим мобильным телефоном, а лучше - двумя, один - только для связи лично со мной. Вот тебе подъёмные, от коммерса с Невского. Пять тысяч долларов - на переезд и обустройство и ещё пятёрка на машину, дочек в школу возить. Срочно учись водить, купи права. И ещё - очень тебя прошу, сделай мне подарок.
        Презентуй свои очки на верёвочке, на память. Подбери и закажи себе пар пять самых дорогих окуляров, а эти отдай мне, ладно, Димыч?
        Астрыкин подумал: вот тебе и год «девятки»! Но этот поворот по жизни ему нравился больше, чем задуманное - с антикварным стулом и удавкой, свисающей с дореволюционного железного крюка.
        - Никогда больше не произноси в мой адрес прежних имени, отчества, фамилии и кличку Челкаш. Такого человека ты когда-то знал, но осенью прошлого года он исчез вместе с семьёй, ты его больше не видел, не слышал и ничего о нём не знаешь. Теперь меня зовут Леонид Сергеевич Брут, тебя я нашёл по Интернету, предложил работу, больше - никакой информации. Моим бывшим и своим родственникам, детям и знакомым, если вдруг объявятся, ответ по поводу Чекашкина один: ничего не знаю, - даже если будут пытать утюгом или паяльником. О любых вопросах, касающихся меня, докладывать по телефону в течение пяти минут.
        Астрыкин робко поинтересовался:
        - А почему - Кинжал? Ты что - бандит?
        - А что тебе не нравится?
        Бедный интеллигент передёрнул плечами.
        - Зови как хочешь, только Лёнькой не надо, референт не рекомендовала.
        - Да-ну, чепуха какая-то!
        - Это вовсе не чепуха, дорогой Димыч, - ох, какая не чепуха! Ты даже представить себе не можешь, какая это не чепуха! Это вопрос жизни и смерти - моей, твоей, жены
        Кати, твоих девочек и родителей - въехал?

5
        Было около полуночи, когда Астрыкин тихо вошёл в свою коммуналку.
        Две их комнаты были поделены так: пятеро, старики с внучками, - в большой, двое, супруги - в маленькой.
        Жена Катя, как всегда, ждала. Она никогда не встречала мужа вопросами, которых не было даже в её взгляде.
        Там всегда было одно и то же: «Я тебя люблю».
        Он увидел её лицо - в розовом свете торшера.
        Ему вдруг захотелось упасть перед ней на колени и разрыдаться во весь голос, не сдерживаясь, прокричать на всю набережную Робеспьера, - как он её любит, как прекрасна она сейчас! Сказать ей, что за все пятнадцать лет их совместной жизни не было ни одного часа, когда бы он был к ней равнодушен, и ни одного дня, когда бы он не хотел её как женщину!
        Сдержался Астрыкин, а напрасно.
        У неё опять обострился хронический бронхит. Врачи давно рекомендовали сменить гнилой питерский климат.
        В комнате был беспорядок.
        Но это - не тот бардак, когда всё свалено в кучу и ничего невозможно найти.
        Здесь был вполне симпатичный хаос, обихоженный любовью обитателей этой небольшой, но такой тёплой и уютной обители. Когда сюда попадал гость, он, как правило, восклицал:

«Как же у вас хорошо!», сам не понимая, что тут особенного.
        Здесь любил бывать Чекашкин.
        Он приходил, располагался на старом адмиральском диване и просто молча сидел, напитывался дивной позитивной энергетикой. Хозяева знали эту его слабость и старались не мешать. А Чекашкин смотрел на картину «Девятый вал», кучу старых отрезов, купленных по случаю для шитья, на рулоны каких-то эскизов, старую посуду на полках, которой никто и никогда не пользовался, и словно ощущал в душе музыку. И всё себя спрашивал, почему у него дома не так? А особенно - последние пять лет, когда там появилась жена Зинаида…
        - Как тут дела? - Астрыкин привычно встряхнул термометр.
        - Папа и мама хорошо. Наточка получила пятёрку по истории. Младшие никак не поделят тот свитерок, что ты купил в прошлом месяце. А меня можешь поздравить: я получила заказ - на перевод детектива.
        Катя слегка картавила, и от этого у влюблённого мужа ещё больше сносило крышу.
        - А ты когда в последний раз читала детектив?
        Катя полулежала на кожаном диване из адмиральского гарнитура её покойного отца и куталась в плед:
        - Я их вообще не читала, - в руках она держала том о морских сражениях издательства «Вече».
        - Как же будешь переводить?
        - Не знаю, как-нибудь.

«Родная ты моя, - пела душа Астрыкина, побывавшая сегодня на том свете, да и на этом прожившая за день больше, чем за все прошедшие годы, - теперь, если я и соберусь умирать, то только за тебя!»
        - А ты что-нибудь слышала про бандитов? - он торопился на кухню, чтобы поскорее оттуда вернуться.
        - По телевизору показывали, - они такие гадкие.

«Если б ты только знала, как я тебя люблю!»
        - По-моему, среди них есть вполне симпатичные люди. Катюш, откажись ты от этого заказа.
        - Дима, это же деньги, - она привстала и отложила раскрытую книгу.
        - И сколько тебе обещали?
        - Целых сто восемьдесят долларов.
        Астрыкин положил на плед перед женой банковскую упаковку стодолларовых купюр.
        - Откуда столько? - почти невозмутимо отреагировала красивая меланхоличная Катя.
        - Лучше спроси - куда? Я побегу перекушу, сегодня был очень тяжёлый день. А ты привыкай к мысли о том, что скоро мы переезжаем в собственный дом под Москвой и у меня будет высокооплачиваемая работа.
        - Неужели Артём наконец для брата расстарался? - она трогала длинным тонким пальчиком американские деньги, как хомячка, которого ей только что подарили, но она его пока побаивалась.
        - В самую точку, Катенька! Брательник, родная кровь! - он побежал ужинать.
        Катя подумала: странный какой-то сегодня.

«А богатому коммерсанту Артёму давно пора было помочь интеллигентному бедствующему брату», - сделала аналитический вывод хрупкая мать большого семейства.
        Она закрыла глаза и предвкусила, как её любимый «ракетный катер», заправившись острыми котлетами, через ванную уже лёг на боевой курс, и вот-вот на всех парах влетит сюда. После небольшой прелюдии, жадного покусывания её огромных колоколообразных тёмных сосков, - он с дрожью и трепетом войдёт в свою любимую тесную гавань с буйной ароматной растительностью по берегам, и, чтобы сокрушить
«противника», вновь и вновь будет наносить ему таранные удары в самую чувствительную глубину обороны. За время налёта жертва успеет не менее трёх раз бурно ответить супостату, и каждая из этих контратак вызовёт у агрессора дикий восторг.
        Погода для «стрельб» идеальная, температура из-за разыгравшегося бронхита - тридцать семь и восемь, а это как раз то, что нужно её развратнику-математику, - он любит погорячее.
        Мечты о приближающемся «морском бое» Катеньку увлекли.
        Она и не почувствовала, как пачка твёрдой валюты мелкими шажками поползла вниз, на старый ковёр у дивана, чего не скажешь о курсе доллара, который неумолимо поднимался изо дня в день.
        Часть четвертая

«НЕВИДИМКИ»

1
        Вечером 20 февраля 1999 года, в субботу, в трескучий московский мороз, бывший полковник ГРУ Роберт Волохов рубил дрова, наслаждаясь хрустальным воздухом леса.
        Под фонарём у сарая топор позвякивал о берёзовые поленья на одной ноте - скорее всего это было «до» второй октавы: когда-то дровосек закончил музыкальную школу и имел тренированный слух.
        Чёрное стылое небо нависало над самой головой россыпью ярких разнокалиберных звёзд и навевало философские размышления о смысле жизни и бренности бытия. Всё это не мешало военному разведчику по привычке прислушиваться к редким шагам за глухим деревянным забором. Снег скрипел громко, и Шкипер пытался угадать возраст и пол проходивших мимо его дачи.
        Психологи говорят, что хорошо организованный интеллектуал может делать сразу несколько дел, но максимум - до семи. Особо одарённые способны, конечно, и на большее, но тогда человек начинает психовать, и это сказывается на качестве работы.
        Шкипер выполнял сейчас всего четыре действия: рубил дрова, слушал скрипящий снег под ногами невидимых прохожих, анализировал ситуацию в холдинге и под нос напевал одну из своих любимых песен, где были такие слова: «Легендарный Севастополь, неприступный для врагов! Севастополь, Севастополь! Гордость русских моряков!»
        Пять лет тяжёлой, во многом непредсказуемой, недофинансированной работы в условиях политической нестабильности, постоянной чехарды в руководстве, тяжёлых потерь, кажется, закончились. В эти годы вместилась и позорная чеченская война, и ещё два боевых ордена, и увольнение из армии.
        Наконец, установили генералов-коррупционеров, энтузиастов личного интереса по теме экспорта вооружений. Сейчас их разрабатывают военная прокуратура и контрразведка.
        Международного торговца оружием Вайка арестовала болгарская полиция - прямо на пляже, на Солнечном Берегу, в «мёртвый сезон». Его телохранитель, албанец, попытался оказать вооружённое сопротивление, но был нейтрализован заранее посаженным на крышу гостиницы снайпером. Через две недели Вайка обнаружили задушенным в тюремной камере, но и это уже не проблема Шкипера, а чужая головная боль.
        Его поблагодарили за службу, выдали небольшую премию. Генерал Елагин заметил: «Ты теперь, полковник, и так богаче всех нас - на тебя целая армия бандитов работает».
        Генерал помог продавить решение, чтобы не трогали Желвака - даже в качестве свидетеля. Расколоть «вора в законе» вряд ли удастся, а лишняя возня вокруг холдинга была ни к чему.
        За это время под руководством Елагина военный пенсионер Волохов стал настоящим спецом-аналитиком по проблемам незаконной международной торговли оружием. Теперь он понимал, что тот же покойный Вайк - отнюдь не преступник, каковым его объявил Интерпол. Он - лишь посредник на рынке вооружений. Без таких известным оружейным компаниям, например Австрии и Германии, было бы совсем скучно жить, потому что их держат за горло международные ограничения на поставку смертоносной продукции, скажем, в Африку - конголезским партизанам, сомалийским морским пиратам. Те готовы платить за оружие хорошие деньги, которые, как известно, не пахнут, а оружейным корпорациям всё равно, кому продавать свои опасные «игрушки».
        Да, Вайка больше нет. Но Волохов был убеждён, что свято место пусто не останется. Возникнет ещё какой-нибудь «пороховой барон», умеющий впаривать всё то, что стреляет и взрывается, произведённое где угодно, - тому, кто за него готов платить.
        В холдинге дела, по мнению Шкипера, были не очень.
        Резко и чувствительно упали поступления от рэкета.
        Шкипер допытывался у соседа по даче, бывшего заместителя министра внутренних дел
        Глеба Живило, оперативный псевдоним Жираф, какого чёрта коммерсы не платят, как прежде. Тот довольно хохотал, объяснял, что к этому дело и шло. Такое явление, как милицейская «крыша», возникло сразу с появлением классических бандитских поборов.
        После дефолта торговцы в своей массе сообразили, что лучше платить ментам, чем браткам. Они правильно решили - «мусорская крыша» более цивилизованная, а из двух зол лучше выбирать меньшее.
        А смеялся генерал милиции, потому что военный разведчик был сейчас на стороне криминала и негодовал по поводу упавших неправедных доходов.
        Однако причины на это были серьёзные. Шкипер заботился отнюдь не о собственном кармане, просто Жирафу не всё было положено знать.
        Разорилось две трети ресторанов и кафе, здорово упали доходы от розничной торговли.
        Шкипер смотрел на довольную физиономию своего агента Осы, генерального директора холдинга, и никак не разделял его энтузиазма. Но тот стоял на своём: «Я всё просчитал и ни в одном из своих прогнозов пока не ошибся. Нас ждёт большой коммерческий успех, - но к нему мы придём скорее степенно, чем мгновенно».
        Шкипер, правда, знал, что без толку Оса не жужжит никогда.
        На кредиты, которые холдинг набрал ещё до дефолта, за бесценок были скуплены по всей России больше полутысячи низкорентабельных предприятий - хладокомбинаты, сыроварни, колбасные заводы и цеха, хлебозаводы, молочные производства, и даже - мечта Кинжала - огромная шоколадная фабрика в Подмосковье с новейшим импортным оборудованием и башковитым генеральным менеджером по фамилии Крикунов. В условиях разнузданного импорта они не выдерживали конкуренции и влачили жалкое существование - без сбыта и оборотных средств, под непомерным давлением местной власти, пожарных, административно-технических, санитарных и налоговых органов: всем - дай! И теперь, когда импорт в одночасье сдох, вся эта припасённая Кинжалом
«полумёртвая» индустрия в течение двух-трёх месяцев воспряла, стала быстро раскручиваться и приносить всё возрастающую прибыль. Закупалась новая техника, набирались специалисты, расширялись производства.
        Кинжал, его финансовый директор и юрист вели переговоры об инвестициях в транспортные предприятия, строительство, лесной комплекс. Костя Фанера из Петрозаводска оказался талантливым менеджером и ушлым финансистом, из Москвы не вылезал, а с Кинжалом они стали друзьями.
        Желвак требовал экономических обоснований, получал их и… ничего не понимал.
        Почему деньги идут в незнакомую отрасль производства строительных материалов?
        Зачем Кинжалу завод по сборке компрессорного оборудования? На кой чёрт вкладываться в сотовую связь - это игрушки для богатых. А россказни, что через несколько лет мобильных телефонов в России будет больше, чем стационарных, и можно будет разговаривать даже из вагона метро - полная туфта.
        Желваку было неведомо, что сидит на двадцать третьем километре Киевского шоссе тихий и незаметный интеллигент, эконометрик Дима Астрыкин и потихоньку просчитывает всё, что может делать деньги, - любой хозяйствующий субъект: от небольшого кондитерского цеха в Строгино до рыбного промысла в Южно-Сахалинске. Ему только и нужно, что исходные данные на двух листочках из школьной тетради. А после «исчезновения» председателя правления банка «Ротор» Вадика Бирнбаума с информацией проблем не было. Там теперь воцарился Джон Касаткин из Екатеринбурга, человек Шкипера, а значит, и Кинжала.
        Правда, иногда у Димыча с Кинжалом возникали разногласия, как это случилось с труболитейным заводом в Сибири, который «лежал на боку» в ожидании инвесторов.
        Астрыкин настаивал - бери. Но Кинжалу было боязно рисковать пятнадцатью миллионами долларов, хоть прибыль там уже через два года ломилась приличная. А ещё он понимал, что столь дорогостоящий проект ни за что не одобрит Желвак: денежки пока были сплошь бандитские, сохранённые и умноженные во время дефолта.
        В конце концов, инвесторов завод дождался - откуда-то из Европы.
        Не стал Кинжал ввязываться и в покупку всей розничной сети Москвы по торговле табачными изделиями. Прибыль там огромная, полная окупаемость - через полтора года. Но то ли сказалось, что он бросил курить, то ли сыграла его нелюбовь к розничной торговле, а только и в этот проект он ввязываться не стал.
        Кинжал понимал - не всё пока можно, что возможно. Диверсифицированный бизнес требует большого напряжения топ-менеджеров, мощного экономического и юридического обеспечения. И, конечно, - силового. Надо, чтобы тебя боялись, без этого в России - никуда.
        Совместными усилиями со Шкипером они решили проблему поборов контролирующих органов - где разовой весомой взяткой, где - с помощью Жирафа, а где изящно упакованной угрозой.
        Кинжал перекупил самого опытного в стране специалиста по легальному уходу от налогов.
        Строго говоря, налоги просто не платились.
        Государственные поборы вызывали у кризисного управляющего холдингом чисто бандитский рефлекс, сформулированный коротко и ёмко: «Х… вам, а не белой пышки!» И дорогостоящий специалист по налогам нужен был не для того, чтобы СЧИТАТЬ, а чтобы УЛАЖИВАТЬ ПРОБЛЕМЫ с налоговыми органами.
        Аналитики Шкипера успокаивали: холдинг идёт верным путём, дело поставлено грамотно.
        Правда, при таком алгоритме хозяйствования большие прибыли - это только будущее, пусть и весьма недалёкое - через год-два.
        Вот почему Шкипер дёргался, и события подтвердили, что не напрасно.
        Люди Шкипера нашли для Осы и его персонала хороший офис, на улице Ивана Бабушкина. Ни Желвак, ни его контрразведчик Алекс так и не поняли, откуда взялось это частное охранное предприятие, зарегистрированное в Голицыно отставными военными, - никого из них «пробить» по базам не удалось. Алекс только разводил руками - армия есть армия.
        Проблему личной безопасности Кинжала организовали по схеме прикрытия высших государственных лиц. И если бы он сам порой не исчезал из поля зрения своих
«опекунов», Шкипер был бы за него относительно спокоен. А Кинжал не хотел, чтобы кто бы то ни было знал адреса Димы Астрыкина, убежища в Шишкине, и ещё одного местечка в городе Озерки.
        Да, с воинской дисциплиной у агента Осы было неважно.
        Что тут поделаешь - размышлял Шкипер - это системная проблема. Всё так и будет - до тех пор, пока что-нибудь не случится. От разного рода угроз или, чего хуже, покушений пока Бог миловал, но Шкипер знал, что так будет не всегда. Кинжал - парень рисковый, он уже и сейчас не одному конкуренту хвост прищемил, дальше будет только хуже.
        Звук подъехавшей машины Шкипер уловил сразу.
        Он тут же выключил во дворе свет, переместился в тень сарая, снял с предохранителя именной «Стечкин» - сдвинул флажок на стрельбу одиночными.
        Всё это он проделал, продолжая контролировать звуки за сплошными воротами. В автомобиле открылась одна дверь, раздались шаги по снегу, сработала другая дверь, и - снова тяжёлые шаги.
        В сторону его калитки шли двое.
        Через секунды прозвучал глухой бас генерала Елагина:
        - Иваныч, не стреляй! Пожить ещё охота!

2
        Настоящей отдушиной для Кинжала были встречи с Димычем.
        Общались они в Шишкине, куда по звонку на своём почти новом «саабе» Астрыкин приезжал один, сделав гигантскую и замысловатую загогулину по южной части Московии.
        В качестве домоправителей в шишкинском особняке жила немолодая чета белорусов, - Василь да Наталья, по фамилии Калоша. Их стараниями дом был обихожен, натоплен, холодильники полны, четыре ротвейлера - сука и три кобеля - накормлены, дорожки выметены, в пяти спальнях застлано чистое бельё, а в гостиной - хрустящая белоснежная скатерть. Жили они в капитальной двухэтажной надворной постройке, где внизу находился гараж на три машины, а наверху - комнаты для прислуги.
        Василь был молчалив, внимателен и очень наблюдателен.
        О том, чем занимается Кинжал, он не имел ни малейшего представления. Но по тому, с каким интересом хозяин слушает его доклады об обстановке вокруг особняка, он понял, что это очень важный и глубоко засекреченный человек.
        Димыч приготовил для Кинжала очередную, как он говорил, интеллектуальную ванну.
        Заключалась она в том, что придуманный им коэффициент агрессивности любой свободно конвертируемой валюты, может диктовать свои «условия» политикам страны, которой эта валюта принадлежит. Восемьдесят процентов международных расчётов сегодня идут в долларах США. Только что появившаяся европейская валюта стала теснить американскую, - это и повышает коэффициент агрессивности бакса.
        Напрашивается ответный удар - со стороны доллара. И, как всегда, Димыч закончил вопросом, обращённым к другу: «Каков предположительно может быть характер этого удара?»
        Вопрос Димыча был непростой.
        Вообще, первое, что должен знать специалист по эконометрике - после высшей математики и статистики - это экономику Соединённых Штатов Америки. Все проблемы в мире сегодня - оттуда. Это касается даже «закрытых» экономик, тем более, что Россия больше к ним не причисляется.
        На протяжении нескольких десятков лет крупнейшая экономика мира имела дефицит бюджета - из-за непомерных военных расходов и войн, которые постоянно ведут американцы. В начале семидесятых годов Америка отказалась от жёсткой привязки своей национальной валюты к своим же национальным запасам золота.
        - Ты помнишь, у Лермонтова: «Печальный Демон, дух изгнанья, летал над грешною землёй, и лучших дней воспоминанья пред ним теснилися толпой»? Вот в такого демона всё больше и больше превращается американский доллар.
        Кинжал обожал фантазии Димыча. Это была поэзия, действительно выверенная математикой.
        - Представь, - огромные массы американских денег витают над планетой. Они не привязаны к экономике конкретной страны и не обеспечены золотом. Они свободны - в роковом значении этого слова и принадлежат транснациональным структурам. Но самое смешное и одновременно страшное: этот денежный капитал, по большому счёту, не нужен даже его обладателям. А значит, этот «печальный Демон» имеет страшную разрушительную силу. Эти свободно движущиеся средства могут снести экономику практически любой, даже развитой страны.
        Димыч обожал такие разговоры, а для Кинжала это было щемящее возвращение в их питерский институт - самозабвенное, бескорыстное служение любимой эконометрике, науке ради самой науки.
        На этот раз Кинжал решил найти ответ сам, хотя вполне мог оставить инициативу в руках друга.
        Наталья научилась делать вкусный глинтвейн. Она добавляла туда пару крупинок мускатного ореха и два-три зёрнышка укропа, пришлось выписать ей премию.

«Значимость доллара падает, - анализировал про себя Кинжал. - Но он тащит за собой в пропасть и американскую экономику, это очевидно. США производят всё меньше товаров, и их конкурентоспособность падает. Отсюда и подмеченное Астрыкиным такое системное качество американской валюты, как агрессивность.
        Термин, может, и не совсем корректный, но дело не в дефинициях. Это не агрессивность бумаги, из которой сделана валюта. Это - ментальная категория, измеряемая в цифрах. Может она эволюционировать? Только в сторону увеличения или уменьшения.
        Переход в политическую плоскость возможен только через какое-то посредство.
        Институция! Государственный фактор!
        А это уже - люди с их амбициями и политическими предпочтениями».
        Когда Кинжал вдруг понял, о чём идёт речь, его прошиб пот.
        Димыч это просёк и заулыбался.
        Спиртное он не употреблял: Цифра не велела. Он любил козье молоко, которое в детстве спасло его от дистрофии. Василь да
        Наталья обеспечили и это, а горячие картофельные оладьи с холодным молоком вызывали у Димыча чувство блаженства.
        - Неужели это то, о чём я подумал? - Кинжал вдыхал аромат глинтвейна и тревожно щурился.
        - Да, Челкаш, это то самое, - Кинжалу так и не удалось отучить друга называть его старой питерской кличкой.
        - Это - война. И война именно в Европе, а не где бы то ни было ещё. А догадываешься - где?
        - Балканы! Югославия!
        Они посмотрели друг на друга, как два «молочных» брата, узнавших о беременности их подруги, и каждый в надежде, что счастливый отец - не он.
        И тут же громко расхохотались.
        - Кто-нибудь подслушает - решит, что мы - два идиота, сумасшедшие, - Астрыкин прошёлся по столовой. - Собрались, и вместо того чтобы водку хлестать, наговаривают на Америку всякую напраслину. Ты когда себе оборудуешь камин? У нас знаешь, какая красота, - жаль, что не хочешь приехать.
        - Сам же говоришь, что меня можно легко узнать, - слишком деликатную пластику мне сделали. Рад бы в рай, да грехи не пускают: ты же знаешь, как я любил у вас бывать. Потом, может, когда-нибудь, пусть время пройдёт. Какую музыку будем слушать?
        - Скажи я, что - Равеля, так ты мне сейчас же выдашь, что Дебюсси глубже. Давай Баха, клавесин, беспроигрышный вариант.
        К Баху Кинжал приучил Ликушу.
        Третий месяц бедная девушка изучала теорию и практику управления персоналом в почётном изгнании, туманном Лондоне. Такую жизнь ей придумал генерал Елагин - через Шкипера и Кинжала, с горячего одобрения ничего не подозревавшего Желвака.
        - А что ты нарыл в российской макроэкономике? Что ждёт страну? - Кинжалу было страшновато об этом спрашивать, потому что, как правило, эконометрик Астрыкин в своих прогнозах никогда не ошибался.
        Тот надул щёки и с шумом выпустил воздух через сложенные в трубочку губы, - дурацкая привычка, от которой без ума была только жена Астрыкина, красивая меланхоличная Катя. Дочки говорили: «Отец пукает ртом». Родители с детства отучали его, но безуспешно.
        И только Челкаш был в курсе - это хороший признак.
        - Ты меня знаешь, - потянулся Астрыкин, - я сам не всегда верю тому, что получается в результате математико-экономического анализа. Сейчас именно тот случай. Скажи, глядя на то, что происходит вокруг, можно поверить, что Россию ждут десять лет экономического роста?
        - Вряд ли, - подумав, ответил Челкаш.
        - И, тем не менее, это так. А главная угроза безопасности у нас прежняя - экспортно-сырьевая модель развития экономики. А знаешь почему? Эта модель уязвима сама по себе. У нас же ситуация усугубляется её доступностью для иностранного капитала, это во-первых. Есть ещё одно, и что с этим делать, лично я не знаю: подверженность нашего хозяйства коррупционным схемам.
        Кинжал отвлёкся и впал в тяжёлую задумчивость.
        У руля холдинга он чуть больше двух месяцев. И за это время насмотрелся на такое, что всё чаще хотелось надеть на руку свой золотой кастет и опробовать его на одной из этих физиономий. Толстый называл их не иначе, как «эти гниды». Не проходило и пяти минут после начала разговора в каком-нибудь начальственном кабинете с портретом президента, как хозяином инициировалась одна и та же тема: сколь дашь? Причём без всякой дипломатии, намёков и игры бровями и глазами.
        Кинжал даже стал коллекционировать высказывания «этих гнид» по данной тематике.
        Один, например, спросил: «А где там я?» Другой, когда речь зашла о размерах возможных инвестиций холдинга, добавил: «С учётом интересов Леопольда Кузьмича», имея в виду собственную персону. Третий широко протянул: «А разбогате-е-ею!»
        Четвёртый, выглядывая из-за российского триколора, стоящего на древке у него в кабинете, твёрдо прогудел: «Сорок процентов - мои».
        - Ты что - заснул? - встряхнул его друг.
        - Хочешь мнение поэта, ставшего крутым бизнесменом? В этой стране за властные ниточки дёргает самое безмозглое, самое холуйское и ненасытное сословие - российское чиновничество.
        - Ну, это тебе виднее. Нашей с тобой родине нужно как можно скорее превращать экономику из сырьевой в высокотехнологичную. И таких возможностей навалом. Нужно уходить от этой зависимости от цен на нефть и газ - это опасно не только для хозяйства, но, в перспективе, и для суверенитета России. Тебе не попадалась записка Национального разведывательного совета США «Доклад по проекту 2020»?
        - Мне сейчас не до чтения, - посетовал Кинжал.
        - Так вот, в двух словах. Имея три процента населения мира, Россия располагает 40 процентами природных ресурсов Земли. Американские аналитики считают, что это соотношение представляет угрозу для России в ХХI веке, так как борьба за ресурсы будет обостряться. Я тут обкатывал одну программу и заложил просчёт прогноза по ценам на нефть. Интересная картина получилась. Во-первых, в ближайшие десять лет цена на это чёрное «масло» может колебаться от 20 до 200 долларов за бочку, что само по себе потрясающе. Во-вторых - опять эта Америка, снова - она! Сейчас Штаты потребляют 40 процентов добываемой в мире нефти. А вдруг - кризис? Причём какой-нибудь в духе нового времени? Америка и откажется покупать углеводородное зелье в таком количестве - спрос рухнет. Конечно, чтобы поддерживать приемлемый уровень цен, нефтедобывающие страны могут меньше высасывать её из-под земли, но это - тоже не до бесконечности, потому что есть вероятность вогнать всю мировую
«нефтянку» в такую депрессию, из которой выбираться будет очень тяжело. Ты понял, Челкаш, - опять всё замыкается на Америке. А это опасно не только для всех остальных, но и для самих США.
        - Что же будет? - тихо спросил Брут.
        - Не знаю. Сейчас разобраться бы человечеству с агрессивностью доллара. Это - действительно серьёзно, - поверь мне, Челкаш.

3
        Утро Шкипер встретил другим человеком.
        В его изрытой воронками военной биографии такое бывало и раньше, но всего пару раз.
        Впервые - при распределении после института военных переводчиков.
        Он добровольно выбрал для изучения самый трудный, как считалось, венгерский язык, и был там лучшим студентом. Председатель комиссии, огромный генерал-майор по прозвищу Шкаафян, всё терзал молоденького лейтенанта, почему же маленькая, уютная и тёплая Венгрия имеет такой сложный и плохо поддающийся изучению язык?
        Генерал с недоверием слушал объяснения выпускника об угро-финской группе, в которую входят и эстонский, и мордовский, и карельский, и удмуртский, о том, что там другая структура, отличная, например, от романо-германской группы языков.
        Генерал не дослушал, спросил преподавателей, как они характеризуют данного выпускника, и те дружно ответили: «Блестяще!»
        Генерал задумался. О чём он так тяжело размышлял, пока не рассекречено.
        Группа войск, где по логике пяти лет обучения должен был служить лейтенант Волохов, называлась Южной и находилась в Венгерской Народной Республике.
        Должность - старший инструктор полка по спецпропаганде, то есть по работе среди войск и населения противника. В данном случае дружественные тогда венгры противником названы условно, практически лейтенант должен был просто заниматься контактами с местным населением. На эту службу генерал Шкаафян и распределил лейтенанта Волохова. Но не в Венгрию, чей сложнейший язык превзошёл лейтенант.

«Поедешь в Польшу!» - хлопнул генерал тяжёлой ладонью по личному делу выпускника.
        То, что поляки - народ гордый и по-венгерски говорить отказываются из чисто принципиальных соображений, предпочитая свой родной западнославянский, именуемый польским, генерал Шкаафян, очевидно, не знал.
        А бедный лейтенант, выйдя в коридор, всё повторял: «За что? За что? За что?»
        Его тогда дёрнули за рукав: «Кончай истерику! А то вообще комиссуют!»
        А более опытный друг пояснил: «Ты думаешь, им нужно, чтобы мы служили? Они хотят, чтобы мы мучились!»
        Не было у Роберта Волохова мечты служить именно в Венгрии. Мечтать можно о Рио-де-Жанейро, об Австралии или Швейцарии. Но если опытного змеелова отправляют работать на кроликоферму, это ли не убийство профессионала!
        Что было делать?
        Ответил «Есть!» и поехал.
        Но характер свой показать пришлось.
        Месяца через три лейтенант Волохов говорил по-польски так, что на воскресных рынках Люблина, где он прохаживался в гражданской одежде, ни один ясновельможный пан не мог заподозрить в нём русского офицера, шатающегося здесь с чисто служебными задачами.
        Но это был уже другой человек.
        Последнее перерождение произошло на чеченской войне.
        Группа спецназа ГРУ в свободном поиске накрыла хорошо замаскированную огневую точку сепаратистов. Троих взяли живьём, один был чернокожий. При них обнаружили диковинную крупнокалиберную снайперскую винтовку. В темноте с маркировкой разбираться не стали, торопились доставить захваченное к своим.
        Каково же было удивление полковника Волохова, когда выяснилось, что это - новейшая разработка КБ Приборостроения в Туле, о которой он только слышал, но сам никогда не видел!
        Их трофеем оказалась 12,7-миллиметровая самозарядная винтовка ОСВ-96 - с метровым стволом на сошках и ночным электронно-оптическим прицелом, с дальностью ночной стрельбы на 600 метров и возможным убойным выстрелом - на 1800.
        Применяется это чудо-оружие для поражения легкобронированной техники, выведения из строя радиолокационных станций, ракетных и артиллерийских установок, авиационной техники на стоянках. Незаменима эта винтовка и как антиснайпер, достанет «кукушку» и сквозь бронежилет, и за кирпичной стеной.
        На короткий вопрос к пленным «где взяли?» те дружно посмеялись и в шесть указательных пальцев показали на самого полковника: руки были в наручниках.
        Как такое пережить?
        Только - сойти с ума или превратиться в окончательного циника.
        Волохов попросил поручить ему участие в расследовании - как новейшее оружие попало в руки сепаратистов, да ещё раньше, чем в собственные войска?
        Но следствие сразу зашло в тупик.

4
        На этот раз требовалось ВЗЯТЬ и доставить по назначению, ни много ни мало, кое-какие узлы американского самолёта-невидимки F-117. Волохов знал, что потеря такой машины по ущербу приравнивается к потоплению военного корабля, который строят на верфях не один год.
        Задача трудная, объяснял генерал Елагин, но выполнимая, если учесть, что самолёт будет сбит в ходе военных действий армий НАТО против Югославии.
        Военный пенсионер Волохов газеты читал, телевизор смотрел, из Интернета не вылезал, но о такой войне не слышал ничего.
        - Войну мы тебе обещаем, - пробурчал генерал и вынул из папки несколько ксерокопий совершенно секретных документов - прямо из штаб-квартиры НАТО в Брюсселе.
        На документах стояла дата принятия решения о бомбардировках Югославии: 13 октября
1998 года. «Пятый месяц, как решили судьбу сербов, а я ничего не знаю!» - с горечью подумал Волохов.
        Он сказал, что готов выехать на место, собрать в чемоданы ошмётки сбитого
«стелса», да вот незадача. Доподлинно известно, что этот самолёт не виден на радарах, да и ракеты у югославской армии старые советские - кто же завалит F-117? Или удалось завербовать лётчика, и он спикирует прямо под ноги русскому разведчику с его чемоданами, предварительно катапультировавшись?
        Здесь генерал Елагин и дал слово Якову Петровичу Башкирову, который до этого скромно допивал третью чашку никарагуанского кофе, привезённого из Центральной Америки сослуживцами Волохова:
        - Никогда не пил такого дивного кофе!
        - А это в чистом виде никто и не пьёт, - пояснил Волохов, - его добавляют в другие сорта, чтобы их облагородить. Но вы - мой гость, вам можно.
        Оказалось, что Яков Башкиров - изобретатель новой радиолокационной станции.
        Он и прочитал в этой тесной мужской компании военных небольшую лекцию о том, что
«невидимость» «стелса» - сплошное надувательство, хороший маркетинговый ход его конструкторов. Увидеть можно всё, если оно существует, - это лишь вопрос научно-технического решения.
        Локаторы, которые стоят сейчас на вооружении всех армий мира, работают по принципу
«посыл-приём» - с одного радара. Эту схему «стелс» и научился обманывать. Если передатчик и приёмник разнести в пространстве, «стелс» никуда не денется, и его можно будет валить даже старой советской ракетой. Тем более что для такого класса самолётов F-117 тихоходен и страшно неуклюж, - это с виду он грозный и ужасный.
        - Тогда я готовлю чемоданы, - произнёс Волохов, хотя подозревал, что и это только присказка - сказка впереди.
        А таких сказок, как рассказали полковнику-пенсионеру, лучше среди ночи не слушать.
        Война «заказана», «невидимки» прилетят. Новейший локатор упакован, Яков Башкиров и его помощники к отбытию в Белград готовы. Собиратель будущих останков американского самолёта сидит на своих пустых до времени чемоданах.
        Есть одна проблема.
        У данного проекта нет финансирования. Оно отсутствует как таковое, - ни цента, ни копейки.
        Роберт Иванович Волохов намёк понял:
        - Сколько?
        Сумма в иностранной валюте была столь впечатляюща, что он встал, оделся, вышел на мороз и продолжил колоть дрова. Правда, после первых десяти ударов топором, когда на соседней даче загорелся свет, он вернулся в дом и налил себе стакан водки, начисто забыв о гостях.
        Приказы слушать он привык. Отвечать на них по уставу «Есть!» - тоже приходилось.
        Но как реагировать на молчаливую просьбу генерала о спонсорстве совершенно секретной военно-разведывательной операции - да ещё за кордоном, он не знал.
        Конечно, есть холдинг, иначе с таким нескромным предложением к нему бы не обратились. Но ситуация там пока зыбкая. Их агент всего несколько месяцев назад встал у руля, находится под колпаком у серьёзных людей, и самостоятельно распоряжаться такими деньгами не может - хотя бы потому, что пока их не заработал. Можно, конечно, снять со счетов банка «Ротор» - ограбить разбойника и «вора в законе» Желвака. Только половину тех денег придётся потратить на защиту участников операции. И прятать надо будет не один десяток человек. Затраты неимоверные, потому что искать потом будут не только генералы криминального мира, для которых найти иголку в стоге сена - не вопрос, но и спецслужбы.
        Это будет война, и больших потерь не избежать.
        К полковнику Волохову пришли как к Шкиперу. Но именно в качестве Шкипера он пока ничем помочь не мог.
        Почему у государства нет денег на испытание в реальных боевых условиях новой радиолокационной станции?
        Почему государство не может просто отнять у бандитов награбленное?
        Почему он, военный разведчик и кавалер десятка боевых орденов, должен работать не против иностранных армий потенциальных противников, а использовать свои уникальные знания, умения и опыт, чтобы копать под отечественных воров?
        Всё это - вопросы без ответов.
        Он подумал об Осе.
        Пару недель назад на вопрос, кем он себя теперь видит, тот не задумываясь серьёзно ответил: «Я - бродяга, без родины, без флага».
        И на тот «стелс» ему, скорей всего, наплевать.
        Приказать Осе не может никто: его игра в военных разведчиков - просто дань воспоминаниям детства и пылкой романтической натуре. А по заключению военного психолога из команды Шкипера, никакой Оса не разведчик, а типичный бандит.
        Но только без его участия американский F-117, некоторые узлы которого предназначены для чемоданов полковника Волохова, будет бомбить Югославию, безнаказанно взлетая и садясь на своём аэродроме в Италии.

«А это - не по понятиям», - решил военный разведчик.

5
        Под утро конструктора Якова Петровича Башкирова на машине генерала Елагина повезли в гостиницу.
        Что-то подобное полковник Волохов предвидел.
        В военной разведке простых игр не бывает. И выигрывает тот, у кого в рукаве больше тузов.
        Когда они остались вдвоём, генерал сказал полковнику, чтобы про американский самолёт он тут же забыл, потому что это тот самый неуловимый ковбой Джек, который на хрен никому не нужен. Всё это лишь операция прикрытия - для сербских товарищей, и «невидимку» они завалят сами. Башкиров с командой и новым локатором, конечно, поедет, но действовать будет независимо от сербов - и без всякой стрельбы.
        Он достал диктофон, включил его и поставил на стол.
        Этот голос Роберт Волохов узнал бы из тысячи - полковник Шандор Салаши, во всяком случае, под таким именем он был известен ему.
        С Шандором они прошли две югославские войны. Обращался тот к своему русскому другу по-венгерски.
        Оба полковника были свидетелями «раздружения» сначала Хорватии с тогда ещё существовавшей Югославией, а потом Боснии и Герцоговины. Сейчас начиналась третья компания по раздиранию страны на части - в Косово и Метохии, как и в прежних войнах - при активном участии США и НАТО.
        Шандор был родом из югославского автономного края Воеводина, где жили полмиллиона его соплеменников-венгров. Он учился в Советском Союзе - сначала в бронетанковом училище, потом в академии.
        Прирождённый военный разведчик.
        Распад союзной Югославии он воспринимал как личную трагедию. Это боль передалась и его другу Роберту Волохову. Не одну ночь они до хрипоты спорили в поисках правды той войны. И скоро пришли к вполне логичному выводу. Да, югославское руководство наделало много ошибок. Но «заграница» вместо помощи военной силой навязала разделение многонациональной страны по национальным квартирам. «Добрый» дядя Сэм сунул свою волосатую лапу в югославский муравейник, разворошил его, а потом принялся военной дубиной наводить такой порядок, какой считал приемлемым для Америки и её европейских союзников. В результате там, где было одно государство, образовалось шесть - враждующих друг с другом.
        Наивность в среде военных разведчиков характерной чертой не является. И здесь хорошо понимали - нажим на Югославию, а в основном - на сербов, был нажимом на Россию.
        Свои интересы на Балканах Российская империя активно отстаивала ещё в XIX веке.
        Главным соперником здесь была Турция. Ей активно помогали Англия и Франция - с целью ослабления России. Это была целая череда войн. К примеру, в 1875-1877 годах подъём национально-освободительного движения на Балканах, турецкие зверства против славян вызвали широкое общественное движение в России. Туда отправились тысячи русских добровольцев, собирались пожертвования, снаряжались госпитали.
        Ультиматум, предъявленный Россией Турции, предотвратил тогда оккупацию турками Белграда.
        Воевали русские добровольцы на стороне сербов и теперь, в девяностые. Одним из таких и был полковник Волохов, понятно, - под другой фамилией и как частное лицо. И вот сейчас, накануне новых грозных событий, он понадобился снова, о чём и просил его лично Шандор Салаши.
        - Ни США, ни Европе, не нужны большие славянские государства, - звучал в динамике голос Шандора, продолжая их давние споры, - и это лишь репетиция другой, большой войны - против России. Приезжай, Роберт, ты здесь нужен, минимум на полгода.
        Генерал Елагин объяснил, что имеется в виду.
        Несколько дней Шандор Салаши провёл с мощным электронным биноклем, наблюдая за интересующей его иностранной базой, где шло обучение военному делу албанских сепаратистов - энтузиастов отделения Косова от Сербии. Он поймал себя на том, что не может определить государственную принадлежность находившихся там формирований.
        Все сплошь были одеты в военную форму, но без каких-либо знаков отличия. А незадолго до этого против сербских полицейских были совершены теракты, - преступников не нашли, не смогли даже ответить на вопрос, были это албанцы или иностранные наёмники? Сведения о таковых совсем недавно стали появляться в закрытых источниках российской военной разведки. И вопросов там было больше, чем конкретной информации. Одну такую цитату генерал Елагин привёл на память - в плане профилактики против склероза: врачи говорят, лучшее лекарство против этой хвори - побольше учить наизусть: «Скрытность, высочайшего уровня конспирация наёмников позволяют избегать, казалось бы, неминуемых, связанных с их деятельностью разбирательств внутри стран «образцовой демократии», всевозможных парламентских и журналистских расследований, а главное, частых и громких международных скандалов».
        Словом, люди-невидимки.
        И с ними ещё сложнее, чем с «невидимками» летающими. Там секретов уже не осталось.
        А здесь - сплошные тайны.
        Эти опасные спецы в состоянии организовать революцию или вооружённый захват власти - где угодно. Могут накалить обстановку на пустом месте, спровоцировать конфликт государств.
        Кто стоит за ними? Пентагон? Частные корпорации? Спецслужбы НАТО? Скорей всего, и те, и другие, и третьи. Но это - самостоятельные, высокопрофессиональные подразделения, оснащённые по последнему слову техники - новейшим уникальным оружием, средствами связи нового поколения. Там - генералы и офицеры, способные организовать мощные эффективные операции. В их распоряжении психологи, опытные разведчики и даже специалисты по дестабилизации работы банковских систем.
        - Итак, полковник, слушай приказ! Собрать максимальное количество информации об этих очень опасных для России секретных формированиях. В средствах можете не стесняться.
        По оперативным данным, их сервер где-то в Лондоне. Захватите «языка», уточните адрес, а мы туда наведаемся. Операция прикрытия - охота за американским
«невидимкой» F-117. Но сейчас главное, полковник, - деньги. Помни: ищущий да обрящет.

6
        Какой-то мудрец сказал, что самые счастливые люди те, которые умеют слушать.
        На зоне слушать учат по-настоящему, можно сказать, профессионально. Слушать, не уши развесив, а тут же анализировать сказанное и вырабатывать к сведениям собственное отношение, желательно, учитывая воровские понятия.
        Кинжал, как известно, за хозяином не был. Однако слушать он умел по другой причине - как всякий русский мальчик, который долго и прилежно учился.
        Теперь рассказчики у него были - позавидуешь: «воры в законе» Желвак, Китаец и Штрек, «положенец» Толстый.
        Конечно, при их нынешней занятости впитывать устные «романы» бывалых воров особо времени не было. Но раз в две недели, в доме Желвака под Звенигородом, - как правило, это была пятница, - собирались пять-шесть человек, приближённых пахану, и кто-нибудь, а чаще всего это были Палыч и Толстый, рассказывал одну из историй богатой на самые невероятные приключения воровской жизни.
        То, чего Брут наслушался на посиделках в доме Желвака, как показалось благодарному слушателю, было насыщено актуальной драматургией и оперативной информацией к размышлению намного гуще, чем вся «Библиотека всемирной литературы», вместе взятая.
        Сейчас они сидели вдвоём, пили китайский зелёный чай «оолонг», и Шкипер чувствовал себя охотником на куницу.
        Взять этого хитрющего зверька очень трудно. Он редко спускается на землю, предпочитая, как белка, ходить верхом. Одно описание того, как выследить куницу, занимает не один десяток страниц.
        Как сказать Осе, что срочно нужно профинансировать военный проект?
        Даже те четыреста пятьдесят тысяч, что бандиты загнали в один из банков Сингапура и считали принадлежностью Кинжала, были под колпаком чеченцев, корешей Желвака. Снять Оса их мог, только об этом бы тут же узнали, и за гонораром руководителя бандитского холдинга пустили бы финансового «хвоста».
        На какой это проект Бруту понадобились деньги?
        А не собирается ли он залечь где-нибудь на уютном островке в Тихом океане - с какой-нибудь семиклассницей с шоссе Энтузиастов?
        Он попросил Шкипера принести гитару, сдул с неё пыль и стал настраивать:
        - Это ж сколько на ней не играли?
        Полковник Волохов простому вопросу удивился, - ответа не было.
        Он смотрел на свою семиструнную, как на предмет какой-то другой жизни.
        Действительно, он сейчас небось ни одного аккорда взять не сможет. На баяне поигрывал, гитара забылась.
        Куда всё ушло?
        А Оса гитару всё-таки настроил.

«Совсем нервы ни к чёрту стали», - подумал полковник, когда начисто лишённый музыкального слуха сын его кореша-моряка безголосо запел и тут же подёрнулся мутью наплывших на глаза Шкипера слёз.
        Толе Чекашкину было от силы лет пять, когда он развлекал подвыпивших офицеров-моряков.
        Друзья просили устроить представление, и отец ставил маленького сына на стул.
        Публика смеялась до упаду, пока не выговаривавший букву «р» малец старательно растягивал под музыку аргентинского танго: «Услышал реплику маркёр известный Моня,
/ Об чей хребет сломали кий в кафе «Фалькони», / Побочный сын мадам Алешкер, тёти Песи, / Известной бандерши в красавице Одессе».
        Помидорно красный от водки Роберт Волохов аж заходился: мальчик ни слова не понимал из того, о чём пел. Поначалу Толя вообще произносил: «мадам Алёшка тёти писи», - пришлось специально тренировать.
        Любимая песня отца - «На Дерибасовской открылася пивная». Сколько восхитительных минут его неоднозначного детства связано с ней!
        И вот сейчас Оса вдруг обнаружил в хорошо знакомых куплетах явный автобиографический мотив:
        Три полудевочки, один роскошный мальчик,
        Который ездил побираться в город Нальчик
        И возвращался на машине марки Форда
        И шил костюмы элегантней, чем у лорда.
        - А ты СВОИМ пел? - Шкипер промокнул платком глаза.
        - Да куда мне! Там такие тюремные завывания в профессиональном исполнении, что у меня и мысли не было демонстрировать своё безголосие. Там я - слушатель.
        - Только поют, а может, что и рассказывают?
        - Много чего… Ну, вот например.
        И дальше отставной полковник Волохов - из тех, что в отставку не уходят никогда - сидел и в который раз удивлялся справедливости любимой поговорки спецназа: никогда не знаешь - где найдёшь, где потеряешь.

7
        Когда-то разбойник Быков по кличке Желвак специализировался на отъёме бриллиантов у лиц, отъезжающих на постоянное жительство за рубеж. Он возглавлял обширную криминальную структуру, куда входили и информаторы из МВД, и боевики, и
«мозговики» вроде Толстого. Работал и канал перегона добытых «кирпичей» в Бельгию - судами торгового флота.
        Но главным звеном в этой сложной системе была разведка.
        Не было ни одного случая, чтобы кому-то из отъезжающих вставляли в прямую кишку паяльник или прохаживались по голой спине раскалённым утюгом - с вопросом «где бриллианты, гад?» Соискатель красивой заграничной жизни всё отдавал сам - добровольно и до последнего камня. Точное количество огранённых алмазов и место их хранения к началу операции по отъёму было известно, и информация перепроверена.
        А убедить того, кто сам всего боится, - отдать и не грешить, - оказалось делом не таким уж сложным, особенно, если за это брался лично Желвак.
        Возглавлял разведку криминальной корпорации уволенный из рядов МВД оперативник, погоняло Бреус, потом оказалось, что это такая фамилия.
        В лицо его знал только Желвак.
        Как работал Бреус - до сих пор загадка. Куда он потом исчез - одному Богу и известно.
        Только был в его работе один прокол, который запомнился участникам разбойного сообщества более рельефно, чем все ошеломительные успехи.
        В начале восьмидесятых разрабатывали крупного пушного цеховика по фамилии Гельфонд.
        Этот размахнулся во всю ширь необъятного Советского Союза. Его нелегальный
«холдинг» охватывал все стадии - от заготовки пушнины на сибирских и дальневосточных заимках до пошива и розничной торговли шубами, шапками и шкурками в крупнейших городах страны.
        У него было много дальних родственников - почему-то все престарелые. На их имя он и покупал кооперативные квартиры в разных городах страны, отдавая предпочтение, конечно, Москве и Ленинграду. Меховых дел мастер вкладывал капитал грамотно, понимая, что недвижимость всегда в цене. (Этот принцип был поколеблен гораздо позже, а то, что враз и до нуля обесценится сам СССР, не мог предвидеть даже талантливый пушной миллионер.)
        Бреус и принёс информацию, что тот Гельфонд собирается изменить родине - путём выезда из неё в весьма недружественную маленькую страну, чтобы там смачно тратить всё то, что родина дала ему заработать. К этому бандитский разведчик присовокупил трёхзначное число, указывающее на количество бриллиантов, которое их подопечный приобрёл в Якутии, через своих людей.
        Цифра была настолько нереальная, что Желвак тут же усомнился: как такое возможно?
        Явная туфта!
        Бреус сначала оскорбился.
        Он долго сморкался в свой давно не стиранный платок, что-то бормотал себе под нос, но наконец успокоился. И прочитал пахану небольшую лекцию.
        Желвак был вынужден прослушать всё - от начала до конца.
        Оказывается, ещё 30 января 1919 года Высший Совет народного хозяйства постановил, что вся пушнина в сыром, выделанном и окрашенном виде, в шкурах и мехах продаётся и заготавливается по твёрдым ценам исключительно государством. Однако в настоящее время заготовку пушно-мехового сырья осуществляет широкая сеть заготовительных пунктов потребкооперации. Заранее составляются договоры на приём пушнины с госпромхозами, колхозами, совхозами - здесь Бреус сделал многозначительную паузу - и отдельными промысловиками!
        Сюда и внедрился цеховик Гельфонд, в эти - отдельные.
        Какой тут может быть государственный контроль?
        А никакого!
        Лучшие охотники Сибири и Дальнего Востока теперь работали не на потребкооперацию - там они просто создавали видимость - а на Гельфонда. Потому что платил он не по унизительным государственным расценкам, а как и положено: за хороший товар соответствующую цену.
        Он не разменивался на белку, выхухоля или хорька, не занимался отстрелом зайцев, выращиванием кроликов или отловом кротов. Гельфонд принимал только шкурки соболя, рыси, чёрной и серебристой лисицы, куницы, норки и песца. У него - лучшие скорняки и правщики, работавшие с импортными мездрильными машинами. Самые опытные конструкторы и портные по меху входили в его всесоюзный подпольный цех. На его
«закрытых» производствах была освоена новейшая технология вязаного меха соболя и норки. На ручное производство одной такой шубы уходит два месяца и стоит она минимум - десять автомобилей «Волга»!

«Откуда информация?» - коротко спросил Желвак.
        Бреус назвал источник - КГБ.
        Желвак хотел его прогнать.
        Но тот показал пахану такую бумагу, что Палыч оторопел.
        Это была репринтная копия донесения секретного агента в Якутске, написанная от руки каким-то полуграмотным вохровцем - с подробнейшим описанием сделки.
        Бриллианты Гельфонд оплатил советскими деньгами. Те полновесные рубли были доставлены в Якутск специальным самолётом местных авиалиний. Откуда - выяснить не удалось.
        Сумма - шесть миллионов рублей.
        Таких денег разбойник Желвак не только никогда не видел, он о таких суммах даже никогда не слышал.
        Поговаривали, что, например, у Сергея Михалкова в сберкассе лежит восемь миллионов рублей. Но это - знаменитый поэт, Герой Труда и сто раз лауреат, неоднократно пил чай с самим Сталиным, написал гимн Советского Союза, басен - больше, чем дедушка Крылов, байку про дядю Стёпу и редактирует самый популярный у советского народа сатирический киножурнал «Фитиль».
        Здесь же - цеховик, пусть и весьма небедный.
        Откуда столько?

«Где он хранит “кирпичи”?» - поинтересовался Желвак.
        И впервые за несколько лет их работы без проколов Бреус, потупившись, ответил:
«Установить не удалось».
        А за этими словами стояли и негласные обыски всех квартир и дач Гельфонда, и прослушивания его телефонных разговоров, и работа внедрённых в его семью агентов.
        Не остался в стороне и арсенал спецслужб, который был задействован для отыскания почти четырёхсот бриллиантов, каждый из которых по классификации ювелиров был КРУПНЫМ, весом более одного карата. А 23 бриллианта, весом в шесть карат и более, представляли объективный интерес для аукционов Сотбис (США) и Кристи (Швейцария).
        Желвак никогда не пачкал руки пытками.
        Он считал ниже своего воровского достоинства прикасаться к лоху, каким бы богатым он ни был.
        В среде профессиональных разбойников он был скорее исключением, чем правилом, хотя воровской закон требовал - никакой крови!
        Пытать никого не стали, и сокровище тогда так и не нашли.
        Цеховик Гельфонд на историческую родину не успел - погиб в автомобильной катастрофе.
        Желваку тогда подоспела очередная «командировка» на зону, его группировка распалась.
        Тогда его и «короновали».
        И то, что на тот момент грабитель не пролил ни капли чужой крови, пошло ему в зачёт - с большим плюсом.
        Пока Желвак был разбойником, физически от его преступных действий не пострадал ни один человек. Но занялся легальным бизнесом, и указания на ликвидацию стали нормой - своих и чужих, друзей и врагов, партнёров и конкурентов.
        Пятнадцать квартир и куча бриллиантов так и остались у четверых взрослых сыновей пушного цеховика. Общественно полезным трудом они в своей жизни не занимались ни одного дня - ни в советские, ни в постсоветские времена. Отец сумел обеспечить им достойное качество бытия и защиту от закона - без того, чтобы ходить на работу.
        И ни один из них родину покидать не собирался.

8
        - Что такое миллион долларов? Это может быть один-единственный бриллиант. А в средне-статистическом варианте - от двадцати до пятидесяти камней весом один карат и более.
        Двухметровый Глеб Живило, отставной милицейский замминистра, с ювелирным делом был знаком не понаслышке.
        Он профессионально разбирался в драгоценных металлах и их сплавах. Жираф досконально знал и бриллианты, и изумруды, и сапфиры, и рубины, и их более дешёвых, «младших» полудрагоценных братьев. Он был в курсе всех технологий подделки меди под золото, феонитов под бриллианты и бутылочного стекла - под изумруды. Он знал, как из металлической фольги делают фальшивые «брюлики», как используют для этого ртутное покрытие. Янтарь и гагат легко получаются из пластмассы, а бирюза - из фарфора.
        Как-то к нему подкатился Кинжал и рассказал, что якобы его корешу из Магадана братва презентовала кастет - почти полкило золота. Годится ли он для дела - ведь самый мягкий металл - или это только дорогой сувенир? Жираф предположил, что кастет, скорей всего, боевой, потому что выкован по старой технологии - с учётом законов сопромата. Золото 585?й и 750?й проб достаточно прочно само по себе, и уж как-нибудь о чей-нибудь дурной череп не прогнётся, если кастет сделан со знанием дела. Однако есть и технология производства таких поделок на стальном каркасе. Этот секрет Колыма хранит ещё с тридцатых годов. «Кстати, могут сработать и золотой кинжал, - сказал Глеб Живило, - внутри, конечно, закалённая сталь. Даже цвет можно заказать - не только жёлтый, а и зеленоватый, красноватый или почти красный. Хочешь - организуем? Представляешь, Кинжал с золотым кинжалом! Только это очень дорого».
        На столе лежала копия дела пушного цеховика Гельфонда, полученная с помощью Жирафа в архиве МВД. Его листал Шкипер - так, без всякого интереса.
        Вопрос, поставленный Желваком и спецслужбами пятнадцать лет назад, - где бриллианты? - пока так и оставался без ответа.
        Здесь же была и фотография цеховика, вынутая из его дела.
        Тяжёлый взгляд из-под торчащих с густой сединой бровей, низкий лоб, заплывшие злые глаза-щёлочки, мощная выдающаяся челюсть. Если бы Глеб Живило не знал, что это - подпольный советский миллионер, еврей, он бы решил, что - какой-нибудь таёжный промысловик-одиночка с карабином, этакий медведь-шатун, на котором висит десяток недоказанных трупов.
        Конструктор и изобретатель Яков Петрович Башкиров, который скучал в этой компании за чашечной никарагуанского кофе, поинтересовался:
        - А где вообще прячут бриллианты?
        - В воде, - отозвался Глеб Живило. - Они там физически не просматриваются.
        - А если сосуд потрясти, конечно, забренчат, - предположил Яков Башкиров.
        - Естественно, - подтвердил милицейский отставной генерал. - Был случай, когда контрабандные алмазы перевозили в контейнерах с радиоактивными отходами, - этот драгоценный камень не накапливает радиацию.
        - Вот вы говорите: квартиры, квартиры, сплошь одни квартиры. А скажите, господин генерал, часто ли советские подпольные миллионеры вкладывали неправедно заработанные деньги в недвижимость? Извините, если говорю глупость, - я просто не в курсе.
        - В моей практике такое не встречалось ни разу. Случай с Гельфондом - исключение.
        В Советском Союзе в такие игры играть было небезопасно, даже если купить квартиру на подставное лицо. Обычно вкладывались в ювелирные изделия - самые обыкновенные, купленные в универмагах. Но в основном по старинке хранили в тайниках пачки советских денег. Верили в стабильность страны и её финансовой системы! Кооперативное строительство было не столь масштабно, и вложившегося в недвижимость расхитителя социалистической собственности можно было легко просчитать.
        - А у вас не возникает мысли, что жилища были нужны для чего-то совсем другого, а не для выгодного вложения средств? Если он ворочал миллионами, что такое квартира за пять тысяч рублей? Как слону дробина. Даже сто квартир - всего полмиллиона. Не состыкуется - как считаете? То есть способ вложения не соответствует масштабам вкладываемых средств.
        Идея была проста и гениальна.
        Скорей всего, кооперативные квартиры были маскировкой. Этим прикрывалась главная функция приобретённых жилищ - быть секретным хранилищем бриллиантов. Это же камни, махонькие такие, понатыкал в штукатурку - и пусть ищут!
        - Скажите, вы сможете за неделю собрать алмазоискатель? - спросил Глеб Живило.
        - В какой среде искать - в воде, в земле, в металле, в дереве? - попросил уточнить изобретатель.

«В моче пожилого опоссума», - пронеслось в сознании остроумного генерала, но вслух он ответил:
        - В стенах жилых домов.
        Вмешался Роберт Волохов:
        - Искали, - бесполезно, вот протоколы обысков. И спецы Желвака старались, и потом ваши - безрезультатно.
        - Бриллианты - в стенах, - убеждённо провозгласил отставной милиционер. - Будем искать снова. И на этот раз найдём.
        Конструктор Яков Башкиров набросал какую-то, одному ему понятную схему, закурил свою дешёвую сигарету:
        - Господин полковник, - обратился он к хозяину дома Шкиперу, - а можно ещё вашего чудодейственного кофейку? Ни за что бы не попросил, но, кажется, сегодня я заработал добавку. Прибор будет готов дней через пять. Не обещаю чуда промышленной эстетики, - это будет малоудобная для работы штуковина и весьма громоздкая. Но за эффективность - ручаюсь.

9
        Оперативная инвентаризация показала, что квартир, купленных в своё время пушным цеховиком, осталось только пять: четыре - в Москве, одна - в Ташкенте, где проживала старенькая мать ликвидированного подпольного миллионера.
        Цифровая вероятность местонахождения сокровища была в пользу первопрестольной, но все московские жилища сдавались внаём.
        Значит - искать надо в Ташкенте.
        Через несколько дней в столице солнечного Узбекистана, в элитном доме за ЦУМом, на крыше, произошло сильное возгорание на большой площади. Всех жильцов пришлось эвакуировать почти на целые сутки: нужно было проверить целостность и надёжность газовой распределительной системы и электропроводки, - они могли пострадать в результате пожара.
        Рядом с узбекскими брандмейстерами действовали специалисты противопожарной экспертизы, следователи, контрразведка, представители местной и центральной власти, страховых компаний, работники телевидения, приглашённые из Москвы офицеры МЧС - специалисты по экстренному восстановлению коммуникаций после стихийных бедствий.
        За семь часов работы в известной квартире, в стенах был обнаружен 221 бриллиант, в том числе все 6?каратные - в количестве 23-х штук.

«Хватит пока и нам - на новые операции, и на безбедную жизнь потомкам цеховика: найдена только половина камней», - подытожил Шкипер, руководивший операцией из гостиницы «Хилтон».
        Председатель правления банка «Ротор» Джон Касаткин перевёз дорогой груз в Австрию.
        В одном из небольших банков драгоценности обменяли на наличные американские доллары.
        Часть пятая
        АЛМАЗЫ

1
        Восьмого марта 1999 года в город Озерки Кинжал привёз два 4?каратных бриллианта, оправленных в белое золото, - точно по размеру безымянных пальчиков своих ласточек.
        Это был весь его гонорар за проделанную работу по финансированию военно-разведывательной операции за пределами России. Только ни о чём таком он информирован не был.
        Камни ему вручили без излишних комментариев - просто за успешную службу.
        А беленькая Олеся сделала своё заключение: «Ну, ты, Леонид, попал! Теперь мы обе с тобой обручены».

2
        Озерки приютились в полутора сотнях километров от столицы, на Московской равнине, вдоль левого берега Оки.
        Здесь, в старом родительском добротном доме, жили две сестры - Веточка и Олеся, у которых в этой жизни, кроме дома и свидетельств об окончании 9?ти классов, ничего не было: ни профессии, ни работы, ни перспектив замужества, ни планов на будущее.
        Был у них только Леонид из Москвы, которого между собой они прозвали Лёня Пи… атый.
        Ещё они знали, что за ними приглядывает местная братва, отсюда и уважительное отношение озерковских блатных, и лёгкость решения любых бытовых проблем, и то, что их теперь стороной обходили все потенциальные женихи.
        Что поделаешь - если бы за это не боролись, то, может быть, и не напоролись бы.
        Леонид из Москвы так и сказал: «Я теперь вам и папа, и мама, и муж, и старший брат, и участковый милиционер. Будете хулиганить - выпорю!»

«Лучше вы….би!» - парировала старшая, не совсем трезвая тогда Веточка.
        Познакомились они в новогоднюю ночь.
        Новый, 1999 й, сестрички решили встретить в столице.
        Разумной культурной программы у них не было, поэтому они просто шатались по стылому асфальту Тверской, из горла пили ледяную водку, заедали купленными на вокзале чебуреками и дуэтом пели: «Лёха-Лёха-Лёха! Мне без тебя так плохо!»
        Где-то в районе гостиницы «Минск» притормозила потрёпанная «Нива», и до боли знакомый кавказский говор огласил предновогоднюю атмосферу: «Дэвушька, хароший дэвушька, хады на мой сторона! Будэм кушить барана!»
        Возможно, этот образчик восточной поэзии обладал каким-то магическим зарядом: Веточке и Олесе тут же захотелось горячего сочного шашлыка - с красным домашним вином.
        Как садились в ту «Ниву» - помнили.
        Дальше - словно отрезало.
        На Малой Грузинской чуть не зацепили огромный чёрный «мерседес». Стараясь избежать столкновения, как в анекдотах про «Запорожец», пьяный водитель, купивший водительское удостоверение высоко в горах, резко крутанул баранку и… въехал в зад припаркованному милицейскому «уазику».
        Из пострадавшего «козла» неспешно вылезли четыре опера в гражданском, обнажили табельное оружие, привычно, без суеты, вытряхнули из «Нивы» всё живое и уложили на зимний асфальт.

«Мерседес», притормозивший, чтобы высказать и своё мнение об этом «грёбаном Шумахере из Тбилиси», с отбытием почему-то торопиться не стал.
        Из него вылупился сияющий и напомаженный джентльмен, всерьёз изготовившийся к празднику. Над ним витало облачко такого парфюма, что не привыкшие к подобному амбре возбуждённые милиционеры тут же попрятали свои пистолеты и чуть ли не построились в одну шеренгу.
        Джентльмен кивнул охране, и перед нестройным полукругом оперов тут же раскинулась скатерть-самобранка в виде двух больших коробок: одной - с экзотического вида бутылками, другой - с яркими упаковками закусок, явно не из соседнего торгового павильона.
        - С Новым годом! С новым счастьем! - произнёс нежданный Дед Мороз.
        - Нам хо-олодно! - пропищали откуда-то из-под ног служителей закона, потрясённых такой благотворительностью и уже почти забывших о виновниках разбитой служебной машины.
        - Этих двоих я забираю, - тоном, не терпящим возражений, сказал джентльмен, - для последующей воспитательной работы.
        - Нет проблем, братан! - сказал старший опер, - они не при делах.

«По Фене ботают менты, /позоря этим честь мундира./ И - ощущение сортира, / и безнадёжной срамоты».
        Это Кинжал было начал слагать стихотворение, но осёкся, - нужно было срочно давать указание на подъём с холодного асфальта застывших пьяненьких девчонок и погрузку их в тёплую машину - с целью скорейшего отогрева.

3
        На гудящем безветренном и залитом солнцем военном аэродроме в Кубинке Оса попрощался с Айсором и пошёл на стоянку вертолётов.
        - Братцы-лётчики, мне бы до города Озерки! - громко озвучил свою мечту напомаженный богач.
        - Триста баксов - и говно вопрос! - перекричал один из вертолётчиков шум авиационных двигателей, вытирая ветошью замасленные руки.
        - Когда вылет?
        - Да прямо сейчас и полетим, только с диспетчером свяжусь.
        Кинжал позвонил своей охране и предупредил, что его командировка продолжается до завтрашнего обеда.
        Раньше летать на вертолётах ему не доводилось.
        Он сразу понял, что это удовольствие не для него. Шум, вибрация и низкая скорость полёта над землёй вызывали чувство тревоги. Этими мыслями он поделился с одним из пилотов.
        - Дело привычки, - прокричал тот на ухо небедному пассажиру. - Полетаете разок-другой, даже понравится. Когда дверь в салоне - настежь, на бреющем полёте воздух в лицо, - наслаждение, ни с чем не сравнимое. Приезжайте по весне, в мае, в хорошую погоду. Мы вам такую воздушную экскурсию по Подмосковью устроим - век не забудете.
        Сориентироваться с воздуха, где расположен дом Веточки и Олеси, он не смог, да и вряд ли военные вертолётчики рискнули бы садиться в городе. Поэтому сели где-то в пригороде, у белой, скованной льдом Оки. Рядом - трасса.
        Дорожный кофр ему сбросили, и он его поймал, как будто это был воздушный шарик.
        Наверху удивлённо покачали головами: бросали-то вдвоём!
        Бомбила, незаконнорожденный отпрыск дикого российского капитализма, словно вырос вместе со своей «шестёркой» из-под укатанного снега.
        Кинжал назвал адрес.
        - А-а, понятно, - отреагировал водитель, видно, не привыкший фильтровать базар, - много слышал, но никогда не видел. Ты - Кинжал?
        Тому стало любопытно:
        - Допустим. А ты кто - обзовись.
        - Я - Шмель.
        Водила кивнул в сторону удалявшегося вертолёта:
        - Твой?
        - Да откуда! Так, попутный. Ты лучше расскажи, чё у вас тут за меня рисуют?
        Кинжал пристроил у ветрового стекла сотку баксов.
        - Ого! - водила хваткими пальцами в момент оприходовал импортную деньгу, - только давай договоримся - всё между нами.
        - В наших кругах за лишние разговоры метлу к асфальту гвоздём прибить могут. Ты, вижу, на зоне не был, раз так вопрос ставишь?
        - Бог миловал! Но я это, как там у вас говорят, - приблатнённый, стремящийся.
        Кинжал ухмыльнулся, не поворачивая головы от окна:
        - Базара нет.
        Он смотрел на заснеженную реку, превратившуюся в широкую пустынную дорогу.
        - Чё, кризис сильно достал?
        Шмель развеселился:
        - Кого - меня? Пятёрка баксов как лежала в сарае, в тайнике, так и лежит. Счас буду машину менять, присмотрел приличный «бумер», хватит на «Жигулях» разруливать. Это у вас, в Москве, все на ушах, банкиры да эти, как их теперь, ахи-ахи - олигахи!
        - Олигархи, - поправил шофёра образованный Кинжал.
        Он вспомнил поэта-правдолюба Некрасова, которого терпеть не мог: «В столицах шум,
/ гремят витии, /Кипит словесная война, / А там, во глубине России - / Там вековая тишина».
        - Так какие сплетни за меня ходят?
        - А говорят, что ты прикупил у нас лучших невест, сестричек, приставил к ним охрану и никого не подпускаешь.
        - Ещё чё, Шмель?
        Водила летел по заснеженной дороге, и чувствовалось, что на душе его легко и просто.
        Кинжал приступил к вербовке, как учили:
        - Получишь ещё соточку, если шепнёшь, как с тобой связаться, вдруг пригодишься?
        Шмель тут же продиктовал два номера телефона - домашний и рабочий жены:
        - Она у меня парикмахер, Наташа зовут. Скажешь: привет от вертолётчика. Я предупрежу, она всегда знает, где я, найдёт. А ты чего не записываешь? А, понимаю - бумаге доверия нет.
        - Может, у вас кто зуб на меня заточил? - Кинжал повторял про себя номера телефонов Шмеля и его супружницы.
        - Как же - на тебя заточишь! - Шмель прибавил газу, въехали на участок дороги, свободный от снега, - ветер постарался.
        - Тебя уважает сам Ржавый, а он тут на положении. Так что - себе потом дороже обойдётся.
        Кинжал с Ржавым знаком не был - слышал только. И знал - это бывалый крадун, но, говорят, стучит ментам.
        - Слушай, Шмель, ты, говоришь, таксистом был, хорошо в машинах разбираешься. Потянешь автосервис?
        - Ты чё, Кинжал, это же моя мечта! Деньги, думаешь, на что коплю? Я уже и с Ржавым договорился, у него бизнес покупаю. Ещё годик порулю, и - пи…да рулю!
        Открываю автомастерскую, рядом с самой богатой у нас заправкой.
        - Много денег не хватает?
        - Да «пятёрки».
        - На той неделе приезжай в Москву. Оформим тебе кредит как представителю малого бизнеса, процент мизерный, сроком на два года, - десять тысяч долларов. Ржавому скажешь всё, как есть, и договор покажешь. Только я с тобой не знаком. Про кредит ты прочитал в вашей городской газете. Меня сегодня подвозил, но - и только. Усёк?
        - Ну, ты, братан, крутой! Правду говорят, - на ходу подмётки рвёшь. Твой телефон запомню. Я в десантуре служил, спецназ ВДВ, и в шпионов сам люблю поиграть. Только учти: платить буду Ржавому, он моя «крыша», мы с ним так добазарились.
        - И правильно, плати аккуратно, у нас с тобой другие игры. Ствол имеешь?
        Шмель втянул голову в плечи, чувствовалось - давно с парашютом не прыгал.
        Он стал озираться, хотя кому ж, как не ему, было знать, что в машине, кроме них, никого нет.
        Помолчал и утвердительно кивнул:
        - Есть, китайский «тэтэшник» и две обоймы. В Подольске прикупил по случаю - проверенный, чистый.
        - Если вдруг вызову - прихвати.
        - Понял, Кинжал.
        - А сейчас погрузим сестричек, и отвезёшь нас в дом отдыха «Окские зори» - знаешь такой?
        - А то! Тёплое местечко. Правда, дороговато, блин!
        Они въехали в тихий заспанный городок.

4
        Просчитывала сестричек астролог Пенелопа.
        Она пришла в ужас - как от Веточки, так и от Олеси.
        О результатах своих исследований Пенелопа рассказала Кинжалу. Но вместо того, чтобы проект «Озерки» спустить на тормозах, генетический бабник только раззадорился.
        Старшей, Веточке, недавно исполнилось семнадцать лет. Это была высокая зеленоглазая брюнетка, любящая в этой жизни только самоё себя. Опасна, по мнению астролога, она была тем, что родилась атаманом бандитской шайки или бригадиром коллектива коммунистического труда - в зависимости от обстоятельств. Это - хозяйка и начальница, в данном случае над своей сестрой, потому что никакой социальной нагрузки Веточка по жизни больше не несла.
        Младшая, Олеся, хрен редьки не слаще.
        Она родилась в год Парада планет, была на два с половиной года моложе сестры, а Кинжал знал, что такие, которые появились на свет в 1983?м, рождаются раз в триста лет. У астрологов ходит байка, что знаменитый следователь-осетин, мастер по отлову серийных убийц, просчитал будущего маньяка, который своими зверствами затмит даже Чикатило; он обязательно будет указанного года рождения. Это люди с ярко выраженными позитивными или негативными свойствами, среднего здесь не бывает.
        Возможную драму Пенелопа усмотрела и в том, что добровольные наложницы Кинжала были полной противоположностью в постели.
        Для старшей, красавицы Веточки, секс был просто баловством, отбытием номера или способом расчёта со «спонсорами» мужского пола. Младшая, тихоня Олеся, уже после первого интимного контакта поняла, что это для неё - смысл жизни, панацея от всех бед. В тринадцать лет её, по настоянию Веточки, лишил девственности приехавший в гости из Торжка дальний родственник, сорокапятилетний мужик. Потом, по секрету, он поделился впечатлениями со старшей: «Это - ураган! Чтобы целка так зажигала - я о таком даже не слышал!»
        Веточка была потрясена: инертная, ленивая белобрысая Олеся оказалась в постели настоящей гетерой - по сравнению с ней, красавицей цыганской внешности.
        А Олеся с тех пор стала искать себе хоть какую-то возможность плотских утех - как тонких и изысканных, так и грубых. Всё это тут же отпечаталось на её вполне заурядном лице, в результате чего в маленьких Озерках был явлен живой портрет настоящей нимфетки. Но не той, затаённой и спрятанной глубоко внутри себя, а театральной, кричащей.
        Ей стало опасно выходить на улицу.
        Так у старшей Веточки появилась новая, непривычная для неё миссия - отгонять двуногих самцов, слетавшихся на её невзрачную сестру, как мухи на кондитерские изделия в ассортименте.
        Когда в их жизни появился Лёня Пи… датый, сёстры тут же превратились в соперниц.
        А именно это и заводило Леонида Брута, несостоявшегося семьянина и гражданского мужа Ликуши.
        С самой новогодней ночи сердце романтика поселилось в тихом омуте подмосковного городка Озерки.

«Там всё очень и очень плохо», - подтвердил исследования референта-астролога нумеролог Дмитрий Астрыкин.
        Дело усугублялось тем, что у самого Кинжала начался переход на другой жизненный цикл - сложный период, перегруженный постоянной необходимостью выбора между добром и злом, между противоположной Цифрой.

«Ты же себя знаешь, Челкаш, - говорил Димыч. - Для удержания личностного конструктива нужен постоянный стабилизирующий фактор, а не провоцирующий. А у тебя удивительная способность - находить себе провокаторов. Жена Зиночка - номер один. Вологодская Маргарита - номер два. Дальше - целая толпа студенток, одна из которых чуть не засадила тебя на пятнадцать лет».
        И последние, озерковские, в этом ряду - носители самой опасной Цифры.
        Димыч провёл математический анализ и пришёл к выводу, что такое средоточие деструктивности сразу в двух родных сёстрах было бы невозможно у дочерей одного отца.

«Они тебе не говорили, что у них разные папаши?»
        Кинжал вспомнил своих ласточек, - таких непохожих. Результат математических изысков его талантливого друга явно подтверждался.
        Он слушал Димыча и… ещё больше возбуждался от озерковских воспоминаний и перспектив. А чтобы не оставлять у друга никаких сомнений, Кинжал признался, что за Веточку и Олесю готов перестрелять половину населения города. Ему всё равно - ведьмочки они или уже вполне сформировавшиеся ведьмы. Он нараспев процитировал Высоцкого: «Мне говорят, она наводчица. А мне плевать - мне очень хочется».
        Только Пенелопа не зря получала деньги от Желвака.
        Леониду Бруту она рассказала всё, что он должен был знать для принятия адекватного решения - в управлении собственной судьбой. А когда в очередной раз подтвердилось, что он - вылитый папаша-капитан, для которого бросить свой подводный ракетоносец посреди Атлантики ради свидания с женщиной на яхте - не проблема, сдала Кинжала Желваку. При этом она произнесла: «Парня надо спасать».

«Он не парень, а реальный пацан», - уточнил «вор в законе».
        Пахан как личность сформировался в среде, где спасение утопающего - дело рук отнюдь не служб спасения на водах или случайно проходящих мимо героев.
        Он лишь попросил братву в Озерках разузнать, как да что.

«На крыло, как просила Алёнка, я его поставил. «Чистый» бизнес холдинга он ведёт неплохо. Кинжал - уважаемый среди братвы человек. Остальное - не знаю», - подумал вор.
        Он обговорил это со своим главным мозговиком - Толстым.
        Захарыч тут же выдал свой вердикт: «Пусть поработает фортуна. Посмотрим, так ли Кинжал удачлив, как было до сих пор».

5
        Сваливался он им обычно, как снег на голову.
        Подмигнув оставшемуся до поры в машине Шмелю, он быстро преодолел тротуар, пять деревянных ступенек и позвонил. У него были свои ключи, для чего специально врезали новый замок, но Кинжалу нравилось быть непредсказуемым даже для самого себя.
        По дороге они заехали на рынок. Кинжал одним махом сделал продавцу цветов месячную выручку: приобрёл корзину огромных роз любимого жёлтого цвета - сто пятьдесят штук, плюс, конечно, - одна. Подарками под завязку ещё в Москве был набит его дорожный кофр, но и он пока прятался от жадных глаз сестричек.
        Первой навстречу выскочила Веточка.
        Она была в дивном фиолетовом гарнитурчике - прозрачные кружевные шортики и коротенькая маечка, сквозь которые хорошо просматривалось всё, за что Кинжал и был готов перестрелять значительную часть жителей города Озерки.
        Веточка повисла на московском дружке, жадно вдыхая его неповторимый аромат, стоимостью в несколько сот долларов.
        Язык вертлявой тёплой змеёй ввинтился ему между губ. Брут поднял девушку за подмышки и прямо вместе с прозрачным шёлком втянул в себя треть сначала одной, а потом и другой стоячей груди.
        Уже через несколько мгновений Веточка, очевидно, спиной уловила прожигающий взгляд младшей сестры, - сзади человек беззащитен перед любыми энергетическими атаками. Она, как перепуганная пиявка, отвалилась, ища глазами сумку или пакеты с подарками.
        А Кинжал тоже сначала почувствовал и только потом увидел маленькую пани Олесю, стоявшую у дверного косяка, в чёрном длинном атласном халате и с чёрной лентой в волосах. Своими бесцветными глазами в пол-лица она посылала хозяину такой сексуальный призыв, по сравнению с которым бурные лобызания старшей сестры были не более, чем радостью дочери, за которой в детский садик раньше всех пришёл любимый папа.
        И если бы не вплывшая следом корзина роз, - носильщик - Шмель, - пани Олеся взяла бы своего мужчину тут же, прямо на полу, что уже не единожды было - под несусветные грубости Веточки с использованием самых грязных ругательств, которых она знала не меньше, чем какой-нибудь бывалый выпускник Литературного института имени А.М. Горького.
        Это и были самые блаженные минуты близости с его ласточками, когда одна постанывает и извивается в объятиях, а другая, голая, ходит вокруг, осуществляет общее руководство половым действом, называя вещи отнюдь не чужими именами.
        Посреди комнаты образовалась огромная клумба.
        И Веточка, и Олеся, и Кинжал обожали жёлтые цветы, которые у одного уважаемого автора совершенно напрасно названы отвратительными.
        - А раздача презентов - в «Окских зорях»! - объявил Кинжал. - Ласточки мои, одеваемся и - полетели!
        Пани Олеся улыбнулась - одними губами, как Мона Лиза.
        В ней пульсировала ровно половина польской крови, о чём знали все Озерки - со слов вечно пьяной матери. Где она подцепила поляка в 1982 году, осталось тайной, окутанной мраком социалистической действительности. Загадочно было и зачатие старшей Веточки от цыгана, художника по костюмам театра «Ромэн», накануне московской Олимпиады, о чём общественность города также была проинформирована.
        Старшую дочь она родила в восемнадцать.
        В двадцать три, ночью, пьяная, она вышла на трассу, и прямо в чёрное небо её отправила летевшая под сто пятьдесят километров неустановленная машина.
        Внучек поднимала строгая бабушка, мать погибшей. Не так давно она умерла при весьма странных обстоятельствах - поела грибов. Те солёные грузди из Торжка ели все и - ничего. Только бабушке почему-то не повезло.
        Олеся исчезла в спальне.
        Веточка рассудила:
        - Люблю «Зори», там хорошее пиво…
        Тут же, при мужчинах, она оголилась, раскрыв битком набитый женскими нарядами личный шкаф, укомплектованный на трудовые доходы московского «папы».
        - Мы ждём в машине, - Кинжал вежливо закрыл спиной красивейшую грудь Московии и накачанным прессом стал подталкивал Шмеля к порогу. А когда дверь за носильщиком захлопнулась, он вдруг метнулся мимо голой Веточки и благоухающей жёлтой клумбы - прямо в спальню.
        Олеся была в короткой плюшевой юбочке, примеряла красную кофточку, которая так нравилась Кинжалу.
        Возбуждённый владелец маленького гарема сбросил меховую куртку, сгрёб беленькую малышку в охапку, покружил по комнате, впился бешеным поцелуем и… снова поставил на пол.
        Разомлевшая юная энтузиастка разнузданной похоти и секса продолжала улыбаться одними губами, ласково смотрела на любимого налётчика и мысленно спускала трусики.
        Но отвердевший взмыленный атлет только шепнул ей на ухо «За…бу!», схватил свою куртку и пулей вылетел из дома - к стоявшей под парами «шестёрке» завербованного бомбилы Шмеля.
        Часть шестая
        ВОЗВРАТ

1
        Кредо Адама Устяхина потерпело фиаско.
        После того, как он с треском вылетел из Белого дома в составе команды премьера, одного из шести отцов российского дефолта 1998 года, Устяхин остался не у дел.
        Оказалось вдруг, что он никому не нужен.
        Кто хоть раз взлетал к вершинам власти, а потом оттуда падал, знает, что это такое. В число подобных неудачников попал и Адам.
        Из его жизни мгновенно исчезли ласкающие глаз краски, приятные на слух звуки и будоражащие воображение запахи. Он больше не значился в списках, куда входил автоматически. Закрытые тусовки, элитные распродажи и концерты для узкого круга с участием мировых звёзд проходили без него. Молчали все его мобильные телефоны, словно кто-то их выключил где-то на невидимой станции. А вчерашний подчинённый в ответ на его телефонное «С Новым годом!» неожиданно заявил: «Не время сейчас для поздравлений».
        Да, на его счетах были какие-то деньги, а кредитные карточки не помещались в бумажнике. Но на сердце Адама Устяхина была «тяжесть и холодно в груди»: социальные амбиции никуда не делись. Да, он мог напоить самым дорогим коньяком всю администрацию президента, а там две тысячи человек. Но его коньяк был больше не нужен.
        Он оказался вне системы, она Адама выбросила.
        За что? Как так получилось?
        Теперь это - лишь тема для размышлений у себя на кухне. А положение Устяхина усугублялось ещё и тем, что «срубить бабла по-крупному» он не успел, - только вознамерился.
        Человеческая природа Адама Германовича Устяхина была такова, что работа его находила сама. Искать по объявлениям, рассылать резюме, ходить на интервью этим людям заказано. На таком лежит печать вечной недооценённости как специалиста, ложного представления о его способностях и профессиональных возможностях, рокового невезения в продвижении по карьерной лестнице.
        Прошёл месяц, потом три, и полгода, а приглашений не было, телефоны молчали.
        Конечно, Адам позванивал сам и в полушутливой форме пытался куда-нибудь наняться.
        Это были друзья по Московскому финансовому институту, бывшие коллеги по Белому дому. Где-то, очевидно, он не смог удержать ироничный окрас голоса, срывался на нытьё, и на другом конце провода смекали: а у Адама, оказывается, проблемы с трудоустройством. Только при личных встречах его похлопывали по плечу и сожалели, что должности, достойной ТАКОГО человека, пока нет, а брать его простым клерком не позволяют совесть и табель о рангах.
        Романтиком он не был. Таковых в российских финансовых учебных заведениях не куют.
        И ударить себя кулаком в грудь: начну всё с нуля! - он не мог, гордость не давала.
        К тому же в текущем году Адам Устяхин позволил себе один весьма затратный и легкомысленный проект. Он бросил прежнюю жену, которая помнила его ещё бедным студентом с двадцатью копейками в кармане, сына-подростка и женился на восемнадцатилетней красавице с Рублёвки.

2
        Стефания была избалованной, капризной до невозможности, единственной дочерью нефтяного магната из Ханты-Мансийска. А человек из Югры - так с древности называются земли между рекой Печора и Северным Уралом - это вам не какой-то там накопивший на квартиру в столице тусклый представитель средней полосы в турецком свитере.
        Решив перебраться в Москву, жить он собирался не где-то в Жулебино, Новом Косино или в Марьино.
        Поселился он на Рублёвском шоссе.
        Так Стефания автоматически вошла в круг рублёвских невест.
        Вскорости эта тусовка была довольно живенько описана, - правда, с опаской и недоговорками, - в женских книжных продуктах, где есть намёк и на нашу ханты-мансийскую красавицу.
        Там, среди новых СВОИХ, Стефания и поставила срочную задачу - замуж!
        Ей настоятельно предлагали не торопиться.
        Начинающей рублёвской обитательнице советовали осмотреться, заняться каким-нибудь необременительным бизнесом, поизучать субкультуру этой блистательной частички изувеченной России, превзойти искусство ландшафтного дизайна, эксклюзивной косметологии или флористики - в Европе, скажем, или Японии.
        Только Стефания довольно быстро раскусила причины столь настойчивого увода её от вожделенной темы.
        Оказалось, что с женихами и здесь напряжёнка.
        Ей показывали то одного, то другого освободившегося от брачных пут рублёвца - прочие сюда не залетали, - как комары не могут преодолеть антимоскитную сетку.
        В одном случае это был сорокапятилетний потёрный певец и композитор, вечно пьяный и с длинными, как у женщины, сальными волосами. Другой был круглолицым торговцем фейерверками, с лицом мальчика, случайно наевшегося говна, но пытавшегося найти в этом одному ему открывшуюся прелесть.
        Стефанию познакомили в двумя-тремя, как было сказано, бисексуалами, которые жениться на богатенькой не прочь и в постели хороши, только её дом тут же наполнится красивыми мальчиками из телевизионной подтанцовки. Придётся готовить низкокалорийные салаты, убирать за ними использованные шприцы, ампулы и презервативы. Всё это, конечно, будут делать приезжие из Украины домработницы, но даже они порой увольняются из таких обиталищ - противно.
        А Стефания хотела высокого стройного блондина. И если ещё и пшеничные усики - вообще отпад!

«Когда такими усиками, да по внутренней поверхности бёдер - ах, нет, не будем о грустном…», - вслух грезила она с товарками.
        Чтобы придать процессу устройства своей личной жизни позитивную динамику, Стефания учинила по горло занятому отцу пару истерик - с битьём богемского хрусталя, ноутбуков и прыжками на шпильках по только что появившимся жидкокристаллическим телевизионным экранам, предварительно сброшенным на дубовый паркет.
        Богатый папа готов был выложить любую сумму, лишь бы только доченька успокоилась.
        Но девочка требовала не духи с феромонами, способными сексуально возбудить умершего ещё при Брежневе мерина, не шубу из перьев птичек колибри, не золочённый
«майбах».
        Ей, бестии, жениха подавай!
        Только - где они продаются?
        Поэтому, когда у них в доме вдруг образовался высокий и стройный блондин с пшеничными усиками Адам Устяхин, нефтяник облегчённо вздохнул.
        Он увидел, как горят глаза его любимой дочери, как неуёмно вздымается её грудь, невостребованная в тесных путах дорогих лифчиков.
        Он решительно взял потенциального жениха за локоть и повёл в соседний зал для игры в покер.
        Адам Устяхин возмечтал жить на Рублёвке: пора - решил он про себя. Но тот, кто его сюда подвёл, кстати небесплатно, предупредил - нужно предъявить мандат состоятельности.
        Короче - подарить невесте «мерседес-220», рублёвский женский стандарт, ну и букетик цветов, по своему вкусу, скромный - тысяч за пять долларов.
        На цветы Адам бы наскрёб. Но указанный автомобиль стоил 70 тысяч американских
«рублей», что в то время для начинающего коррупционера было неподъёмно.
        Он и выложил потенциальному тестю всё, как есть, напрямую:
        - Да, вашу дочь люблю до клиники неврозов, но я на двадцать лет старше. Давно женат, но готов строить другую семью. Являюсь опытным чиновником, но сейчас временно без работы. Обязательно что-нибудь придумаю, но пока испытываю финансовые затруднения.
        Из зала для игры в покер Адам Устяхин вышел через другую дверь - с небольшим чемоданчиком из белого металла и клятвенным обещанием в кратчайший срок научиться играть в покер. Там лежали триста тысяч долларов - на устранение всех проблем, мешавших Адаму на законных основаниях водрузиться на Рублёвском шоссе.
        - Сто тысяч - отступные прежней жене, - строго сказал нефтяник. - Смотри - проверю! И не подумай, что приданое. Это - беспроцентный кредит сроком на двадцать четыре месяца. Мне тут дармоеды не нужны!

3

1 июня 1999 года, в Международный день защиты детей, располневшая страстная Стефания объявила мужу, что ждёт ребёнка.
        Адам был счастлив. Сын или дочь - страховой полис от возможных неожиданностей.
        Ханты-мансийский олигарх станет дедом и подобреет.
        А тесть был суров.
        Он всю жизнь горбатился на буровых вышках, знал, почём фунт нефтяного лиха и бездельника-зятя не потерпел бы.
        Но Адаму с работой по-прежнему не везло.
        Всё, что ему предлагали, не имело того размаха, который теперь от него требовался, чтобы хотя бы в срок отдать долг тестю.
        Он то хандрил, то злился.
        Неожиданно для самого себя безработный чиновник вдруг обнаружил, что может быть жестоким тираном домашней прислуги.
        А то вдруг начинал ругать Россию с её «непредсказуемым прошлым», кризисным настоящим и мутным будущим.
        Стефания всё терпела - ради очередного акта того сладостного безумства, которое украдкой вкусила ещё в восьмом классе, в кабинете природоведения, с десятиклассником
        Денисом, сыном известного буровика, Героя Социалистического Труда. Очевидно, мастерство качественного глубокого бурения передалось тому Денису по наследству, потому что ни одна школьная «скважина» претензий не предъявила.

«Почему ты отказалась от свадебного путешествия?» - всё допытывался у неё муж.
        Стефания объясняла, что видела и Багамы, и Мальдивы, и Карибы, купалась во всех океанах.

«Везде - одно и то же, - говорила молодая жена, - после пятнадцатого международного аэропорта хочется блевать от однообразия».
        Страусы в Австралии и каналы Венеции оказались вонючими. В хвалёном Париже хмурых арабов больше, чем весёлых любвеобильных французов. В Испании - сплошь русские, в Америке все - негры, а египетские пирамиды вблизи оказались бесформенной грудой каких-то камней.
        В Стокгольме, Копенгагене и Хельсинки не на что смотреть. В Италии, прямо на площади Святого Петра, уличные бандиты вырвали из рук Стефании видеокамеру, а когда она обратилась к полицейскому, тот только пожал плечами и грустно улыбнулся, как импотент, у которого попросили минуточку любви.

«Ну, хоть что-нибудь за границей тебе понравилось?» - недоумевал муж.

«Великая китайская стена и фестиваль светового оформления городов в Берлине».

«И всё?» - удивился Адам.

«Да-а нет…», - многозначительно протянула восемнадцатилетняя супруга.
        Она мечтательно вспомнила Женеву.
        После очередной ссоры с родителями Стефания рванула куда-то по переулкам и остановилась, лишь когда поняла, что безнадёжно заблудилась. По-французски она не говорила: в Хантах учили английскому, который оставлял желать лучшего.
        Батарейка мобильного телефона сдохла, никому на целом свете не было никакого дела до покинутой юной туристки, и она стала плакать, вспоминая добрую бабушку-татарку, её горячие манты и разговоры про будущую счастливую жизнь с любимым мужчиной.
        На какой-то улочке она увидела длинную нестройную шеренгу девушек, которые никуда не торопились, курили, все были в роскошных шубах - стоял ноябрь - и глазели на неё с интересом.
        Судьба завела юную россиянку на улицу Росси, что вызвало в среде работающих здесь большой переполох.
        Потенциальная конкурентка, совсем ещё соплячка, била себя в грудь и повторяла:
«Россия, Россия». Девушки и поняли её ровно настолько, насколько она им объяснила, - она хочет стоять на улице Росси. Это несчастное дитя наконец нашло, что искало, и теперь жаждет влиться в дружный интернациональный коллектив здешних жриц любви.
        Каждая из них достала какой-то документ и стала вопрошать заблудшую овцу, имеет ли таковой она? Стефания, конечно, ничего не поняла, в ответ вынула гостиничный пропуск и сунула им под нос. Те облегчённо ахнули и, размахивая руками, стали наперебой показывать, куда надо идти, чтобы попасть в указанный на кусочке картона отель. На прощание все они - и белые, и мулатки, и азиатки - дружно и разом распахнули свои шубы, под которыми потрясённая девочка с русских нефтяных полей узрела целую выставку роскошного сексуального белья на модельно лоснящихся телах.

«Да, - поделилась она с мужем, - такое не забывается. До встречи с тобой они мне часто снились. Я просила забрать меня на улицу Росси. В ответ девчонки только хохотали и твердили бабушкиным голосом: «Говорила тебе - учи английский!»
        Адам, в свою очередь, доставал не совсем подготовленную Стефанию длинными рассказами о былых заслугах на ответственной службе.
        Он стал злым - на всё, включая государственный флаг Российской Федерации.
        Красный, говорил он, был лучше.
        А когда живот юной супруги в разгар второй чеченской войны стал размером с глобус, что стоял у тестя в кабинете, - копия отнюдь не планеты Земля, а планеты Югра, - Адам Устяхин принял трудное для себя решение.

4
        Громко ликовать Кинжал не умел. Все его эмоции были глубоко спрятаны от посторонних глаз и ушей.
        Но сейчас он ликовал, правда, про себя и в полном одиночестве.
        В руках был платиновый эстамп, в рамке из жёлтого металла. Его можно было и поставить на столе, и повесить на стене. На пластине значилось:

«18 августа 1998 года: курс доллара - 6 руб. 43 коп.

18 ноября 1999 года: курс доллара - 26 руб. 32 коп».
        И - больше ничего.
        Ни тебе подписи: от кого, кому и зачем, - сплошной туман.
        Только для генерального директора холдинга «Брут» - так он назывался после недавней перерегистрации - это был бесценный подарок. Вручил его Желвак - от имени всего коллектива по случаю того, что испытательный срок он прошёл блестяще и отныне больше не обязан согласовывать свои решения - даже по сделкам в десятки миллионов долларов.
        Первая запись на платине - следующий после дефолта день. Вторая - дата, когда Кинжал стал полноправным генеральным директором и акционером. Автора идеи этого дорогого памятного сувенира установить так и не удалось. Но Брут отдал ему должное: тот уловил саму суть того, что привнёс в бизнес лично он.
        А сегодня, 23 декабря 1999 года, в четверг, генеральный директор холдинга ждал раскрученную писательницу и модную телеведущую Гликерию Тургеневу. Для встречи с ней был выделен целый час личной беседы - о жизни и деятельности преуспевающего бизнесмена, лицо которого вот уже целый месяц не сходило с глянцевых обложек журналов и телевизионных экранов. Один богатый издательский дом предложил выпустить о Бруте книгу, подарочное издание по 100 долларов за экземпляр.
        Перед будущим героем книги лежал список из 71 вопроса, на которые он, по замыслу руководителей этого издательского проекта, должен был ответить за 15 рабочих встреч по одному часу - под запись на диктофон.
        Если бы издатели и писательница знали, как готовился этот небезопасный для Брута проект, они бы плюнули на его бизнес, за неделю выпустили бестселлер о превращении Чекашкина в Брута, заштатного учёного в криминального финансового авторитета и уважаемого пацана, и заработали на этом в сто раз больше, чем на планируемом подарочном издании. Кто из них после этого остался бы в живых - это отдельная тема, но зато - тоже повод для ещё одной сенсационной книги.
        Кинжалу тоже пришлось изрядно потрудиться, готовя себя к возможным неожиданностям.
        Он изучил подготовленные для него справки в шестьсот страниц по нейрохирургии,
1-му
        Московскому медицинскому институту, который якобы окончил, теории и практике сплава по горным рекам. Он должен был доказательно объяснить любому коллеге-спортсмену, почему «выбрал» для своих путешествий именно рафты - специальные надувные плоты, а не, скажем, байдарки или плоты на камерах авиационных шасси.
        С программированием - не легче.
        Компьютером он владел лишь на уровне опытного пользователя, и хакер Крысолов не раз покрылся мылом, пока, как он сказал, не научил Кинжала наводить реальные понты в этой сфере человеческой деятельности. «Чайник» в случае чего должен был уметь хоть на пять минут прикинуться бывалым программистом.
        Убедить общественность в правдоподобности бесследного исчезновения жены Брута
        Надежды и его родного брата Кирилла попросили лично Толстого - за хорошие деньги.
        На пятидесяти страницах он написал такую мыльную оперу, что даже Желвак прослезился.
        Надежда, жена Леонида Брута, была детдомовской, и братья знали её с детства: их школа и детдом проводили совместные мероприятия. Это - факт.
        Дальше начиналось сочинение Толстого.
        Тайная страсть у Надежды была якобы именно к Кириллу, а замуж пришлось выйти за Леонида: любовь - большая лицедейка. Страсть оказалась взаимная, Кирилл тоже долго и умело скрывал свои чувства. Только, в конце концов, они сбежали, - письмо от них он получил из Канады, - этот документ его разбитого сердца он хранит как бесценную реликвию. Как им удалось организовать столь дорогостоящий побег, непонятно. Они предупредили, что искать их бесполезно, потому что фамилию изменили. Для убедительности беглецы «по большому секрету» сообщили, что им пришлось ограбить банк в Мексике. Искать их будут всерьёз, а значит, и скрываться они постараются
«по-взрослому». Потрясённая этой вестью мать Брутов умерла от инсульта. Кстати, и Кирилл Брут, и Надежда до этого два года потратили на изучение французского и испанского, - Леонид никак не мог взять в толк, зачем им это? Теперь понятно: в Мексике говорят по-испански, Канада - страна двуязычная, один - французский. У самого Леонида к иностранным языкам с детства якобы была идиосинкразия, английский для программирования еле одолел.
        К этому прилагался обширный материал скрупулёзного журналистского расследования, проведённого обозревателем еженедельника «Выводы» Андреем Туденко - известным в стране «золотым пером» и скандалистом. На деньги холдинга - это оставили за рамками пресс-релиза - он раскопал всю историю с ограблением банка в Мехико.
        Были продемонстрированы записи камер видеонаблюдения, где чётко угадывались лица в масках - вылитые Кирилл и Надежда Брут. Правда, в Канаде их обнаружить не удалось. Но якобы есть ниточка, ведущая на острова Карибского бассейна, и Андрей Туденко заверил всех присутствующих на специально созванной по этому поводу пресс-конференции, что своё расследование обязательно доведёт до конца. К сожалению, подключиться к данному поиску не может Интерпол: мексиканские спецслужбы вовремя не соблюли какие-то формальности.
        Когда осталось минут десять до встречи с писательницей Гликерией Тургеневой, Кинжал услышал невозмутимый голос своей тщательно подобранной помощницы Ксении:
        - Леонид Сергеевич, к вам посетитель. Охрана его проверила, но в списке он отсутствует. По паспорту - Адам Германович Устяхин. По трудовой книжке - государственный советник Российской Федерации первого класса. Просит срочно принять, говорит, дозвониться не смог - не соединяли.
        - Проводите его ко мне, - Брут отставил платиновый знак своего триумфа и вышел из-за стола.
        Он хорошо помнил этого чиновника, который до дефолта работал в администрации правительства и курировал их холдинг.
        Адам вошел как-то бочком, неуклюже изогнул шею, а его «добрый день» Брут скорей угадал, чем расслышал.
        Кинжалу показалось, что тот стал меньше ростом.

«Куда отлетела его начальственность?» - недоумевал хозяин.
        Но то, что этот госчиновник - из породы агрессивных, Кинжал запомнил хорошо.
        - Присаживайтесь, пожалуйста. У вас ровно семь минут.
        Адам Устяхин осторожно опустился на полумягкий стул, изготовленный, как и весь офисный гарнитур, по спецзаказу в Италии, поставил на колени добротный недешёвый кейс и улыбнулся, как человек, который улыбаться не только не умеет и не любит, но и презирает всех, кто это делает.
        - Леонид Сергеевич, долго я вас не задержу. Со времени моего ухода из аппарата правительства прошло больше года, а точнее - шестнадцать месяцев. После дефолта я так и не смог найти работу и пришёл предложить вам интересный проект. Если вы скажете «нет», я больше вас не потревожу.
        Кинжал внимательно слушал.
        Таких посетителей за последний год здесь перебывало немало.
        Основную нагрузку нёс, конечно, отдел маркетинга. Но иногда, чтобы не отрываться от реальности, Брут просил переключать особо интересных посетителей на себя.
        В основном, конечно, приходили за деньгами.
        Были просьбы вложиться в поиски библиотеки Ивана Грозного, стать спонсором экспедиции по поимке снежного человека, эксперимента по добыче золота из морской воды, конструирования сверхмощного электродвигателя величиной со спичечный коробок.
        Мамаши приводили талантливых дочерей - нужны деньги на видеоклип. При этом глазами они давали понять, что их очаровательные юные чада за ценой не постоят.
        Брут должен был достать из болота танк, который пролежал там шестьдесят лет. Его просили выкупить целлюлозно-бумажный комбинат на Байкале, чтобы тут же его закрыть, демонтировать и сравнять с землёй. Нужно было оплатить съёмки фильма о жизни крыс в московской подземке. А ещё лучше - закупить тысячу гигантских вентиляторов для работы на улицах Москвы в особо жаркие и безветренные дни.
        Брут выслушивал до конца и никогда не перебивал.
        Он угощал посетителя чаем, кофе, соком. А в конце прохладно, но с небольшой долей участия произносил: «Наш холдинг благотворительностью не занимается - извините».
        И только однажды он дал посетителю сорок долларов - в качестве гонорара за устный рассказ.
        Этот случай произошёл в одном из развалившихся колхозов.
        Председатель собрал всех, кто ещё остался в живых, и задал последний вопрос: что он может сделать для бывших колхозников, так как сам уезжает из этих мест навсегда.

«Да ничего нам уже не нужно, - ответила одна бабуля, - выпиши всем досочки на гроб, с нас и будет». «Могу дать по мешку овса или гречихи, а вот леса - даже на один гроб - в колхозе нет ни одной тесины».
        Рассказчик ничего не просил - ни для колхоза, откуда он был, ни для себя. Он сказал, что проходил мимо, увидел золочёную вывеску «Открытое акционерное общество
«Компания «Брут» и просто решил зайти рассказать, как на Руси люди живут. Кинжал попросил оставить адрес, дал своим специалистам по аграрным вопросам поручение выехать на место и подготовить бизнес-план для возможных инвестиций. Оказалось, деньги вложить можно, но только одним способом - зарыть их в ту брошенную землю.
        Гостей встречала помощница Ксения, а провожали, как правило, охранники.
        Но сейчас Леонид Брут почему-то был уверен, что кнопку ногой нажимать не придётся. Работала чистая математика: кто-то по теории вероятностей должен был однажды заставить его включиться в предложенный проект. А именно Устяхин, как показалось Кинжалу, вполне подходил на эту роль. Государственный советник Российской Федерации первого класса приравнивается к генерал-полковнику.
        Получается, что сегодня сына капитана-подводника своим визитом удостоил сам АДМИРАЛ!
        Наконец, посетитель приступил к делу:
        - Скажите, господин Брут, вам знаком такой бизнес, как рейдерство?
        Кинжал тут же соединился с помощницей Ксенией:
        - Писательница Гликерия Тургенева приехала? Отмените встречу, извинитесь, скажите, что меня срочно вызвали в администрацию президента, интервью перенесите на середину января. Что там ещё на сегодня? В Московское правительство позвоните, скажите, улетел в Северодвинск. На открытие выставки в Сокольники пусть поедет заместитель, Ярлыкапов. Совещание по лесопромышленному комплексу перенесите на завтра, на 9 утра. Всё? Ни с кем не соединять, меня нет ни для кого - до конца рабочего дня. И зайдите, я расскажу, когда и что подать к столу.
        Он спросил не разочаровавшего его посетителя:
        - Водку, коньяк, виски?
        Безработный «адмирал» спрятал глаза и пробубнил:
        - Граммов триста той самой водочки, с Алтая; тарелочку ваших замечательных морепродуктов; белужью икру, серебристо-серую, если, конечно, можно. Опят маринованных. Да, ещё хлебца, свежего, - с хлебозавода в Одинцове, маслица монастырского, из-под Рязани. Вы правильно поняли, Леонид Сергеевич, разговор у нас долгий.

5
        Осу переподчинили Айсору, председателю правления банка «Ротор» Джону Касаткину, майору запаса Генерального штаба Вооружённых сил.
        Перед отъездом в Югославию Шкипер по приказу генерала Елагина собрал на агента подробное досье и дал ему следующую характеристику.

«Я, Волохов Роберт Иванович, полковник Генерального штаба в отставке, личный номер (опускается), сообщаю нижеследующее.

1. Гр. Брут Леонид Сергеевич, род. 25 июля 1966 г. в Барнауле, является залегендированным организованной преступной группировкой Чекашкиным Анатолием Владимировичем, род 10 ноября 1968 года в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург). Документы - подлинные. (Справка об ОПГ и материалы об обстоятельствах легендирования прилагаются - на 15 листах).

2. Гр. Брут Л.С. является старшим лейтенантом запаса. Воинская специальность - военный врач (по легенде); по факту Чекашкин А.В. - капитан запаса, артиллерист (расшифровка военно-учётной специальности прилагается). Оперативный псевдоним - Оса.

3. По факту агент Оса имеет два высших образования, является кандидатом экономических наук (копии дипломов прилагаются).

4. Свободно владеет английским и французским языками (результаты специальной проверки прилагаются).

5. Является мастером спорта по боксу в полутяжёлом весе - до 81 кг (копия мастерской книжки прилагается).

6. ЛИЧНОСТНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА.
        Агент Оса обладает высоким интеллектом. Отличная работоспособность, вынослив. Стоит на твёрдых патриотических позициях. Бескорыстен. К спиртному безразличен, но при необходимости может употребить до 1000 мл крепких напитков, не теряя над собой контроля, возможности трезво оценивать обстановку и физической реакции.
        Агент Оса обладает рядом серьёзных недостатков. Он не в ладах с воинской дисциплиной (рапорты прилагаются). Проявляет эмоциональную неустойчивость (рапорты прилагаются). Два года назад находился в изоляторе временного содержания по подозрению в изнасиловании несовершеннолетней. В стычке с сокамерниками допустил превышение пределов необходимой обороны (статья 108 Уголовного кодекса Российской Федерации). Вооружённый морским кортиком заколол трёх безоружных уголовников, пытавшихся насильно совершить с ним акт мужеложества (приложение - на 32 листах).
        По мнению специалистов-психологов, на личность Брута Л.С., воровская кличка Кинжал, наложило отпечаток тесное общение с криминальными авторитетами, что говорит о его МОРАЛЬНОЙ НЕУСТОЙЧИВОСТИ. За два года нахождения в данной среде он приобрёл стойкие противоправные рефлексы, проявляющиеся как на психофизическом уровне, так и на поведенческом (заключения психологов и рапорты наружного наблюдения прилагаются). Демонстрирует твёрдое неприятие уплаты налогов в государственную казну (материалы прилагаются).
        Агент Оса малообщителен, скрытен, склонен играть свою, индивидуальную игру - даже при проведении коллективной разведывательной операции (рапорты прилагаются).
        В практике его руководства холдингом в качестве кризисного управляющего прослеживается явная криминальная составляющая. Он склонен разрешать коммерческие конфликты силовыми методами. Информацией о том, отдавал ли Оса приказы на физическое устранение людей, НЕ РАСПОЛАГАЮ.
        В ответ на Ваш запрос сообщаю, что рекомендовать залегендированного ОПГ старшего лейтенанта запаса Брута Леонида Сергеевича, по документам, уроженца города Барнаула, 1966 г.р., для учёбы на специальных курсах при Военно-дипломатической академии Министерства обороны Российской Федерации НЕ СЧИТАЮ ВОЗМОЖНЫМ.
        Подпись: Волохов.

15 марта 1999 года».

6
        Свою игру с генеральным директором ОАО «Компания «Брут» Адам Устяхин выиграл, как ему показалось, за пять минут.
        А ещё через два часа и Кинжал почувствовал, что всё, чем он занимался эти полтора года, как говорят его кореша в банде Желвака, - наплевать и забыть.
        Поглощение чужого предприятия против воли его собственника и руководителя - вот это бизнес!
        Что-то можно выгодно перепродать, получив прибыль до тысячи процентов. А кое-что может сгодиться и холдингу. Накладные расходы, которых при этом не избежать, - величина настолько ничтожная, что, как говорят математики, ею можно пренебречь.
        Он внимательно слушал Устяхина, жадно поглощавшего белужью серебристо-серую икру, густо намазанную на монастырское масло и свежий хлеб с их «домашнего» хлебозавода.
        Хрустальная рюмка Кинжала с алтайской водкой на ледниковой воде так и осталась нетронутой. Вдруг сильно захотелось курить, он вызвал помощницу Ксению и попросил у неё слабенькую женскую сигаретку «Вог».
        Адам раскраснелся, и было от чего.
        Он уже видел себя победителем в этой 16?месячной схватке с судьбой.
        Генетический хозяин жизни правильно оценил реакцию руководителя бандитского холдинга: блеск в глазах, нетерпеливое хождение по кабинету, спорадическое записывание на карточках.
        Он не был эмоциональным человеком, не умел красиво говорить и убеждать. Адам Устяхин как будто снисходил к собеседнику, но при этом использовал такие аргументы, что пропустить их мимо ушей было невозможно.
        Да, таких, как правило, не любят. Но они заставляют себя уважать.
        Встреча с таким чревата как стремительным взлётом, так и безнадёжным падением.
        Ближе к полуночи Кинжал стал задавать вопросы. И тут же почувствовал, с какой глубиной проработки своего коммерческого предложения к нему пришли. Все ответы посетителя начинались словами: «Можно, я вас перебью?..»
        Устяхин всё повторял, что рейдерский бизнес - законный. При этом он ссылался на конкретные статьи законов «Об акционерных обществах», «Об обществах с ограниченной ответственностью», Гражданского кодекса Российской Федерации.
        Эти моменты Кинжал пропускал.
        Он, скорей всего, так и не услышал, что во всех странах рейдерство - это бизнес
«белых воротничков», интеллектуалов, высококлассных юристов и пиарщиков.
        Конечно, о M&A - слиянии и поглощении - он знал и раньше, но только на примерах американской экономики. Это явление существовало в России с начала девяностых, но называлось по-другому - приватизацией.
        Его теперь волновало только два вопроса: когда будем брать и, главное, что?
        И Адаму Устяхину это нетерпение партнёра было явно по душе.
        Он уже видел, что Кинжала придётся сдерживать. Из трёх видов рейдерства - по интенсивности атаки - он обязательно выберет «чёрный», откровенно силовой, незаконный захват собственности. Так и должно быть, понимал Адам, все бандиты одинаковые.
        Конечно, чёрного кобеля не отмоешь добела, но делать это придётся.
        В голове инициатора были сплошь «белые» сценарии, предусматривавшие вполне законное поглощение, даже просто слияние. В крайнем случае, «серые», когда самый беспристрастный судья не сможет потом разобраться кто прав, кто виноват - ввиду несовершенства законодательства. Зачем выходить на большую дорогу с топором, когда всё можно сделать тонко и интеллигентно, не вставая от компьютера.
        Его устраивал именно такой расклад в их начинающем складываться дуэте: Кинжал - бас, а он - тенор. Вместе всё зазвучит очень красиво.
        А Кинжал дал Адаму погоняло - Дрозд: хоть и хуже соловья, но тоже - поёт.
        И следующим, кто услышал содержание песни Дрозда, но уже - в исполнении Брута - был банкир и майор запаса Генерального штаба Джон Касаткин.

7
        На улице Ивана Бабушкина банкир появился без традиционного предупредительного звонка.
        - Решили вам помочь, Леонид Сергеевич.
        Когда обе двери плотно затворились, Джон Касаткин сделал широкое круговое движение указательным пальцем. Это был вопрос: «Как с прослушкой?» Оса с наклоном головы брезгливо скривил губы и громко сказал:
        - Обижаешь.
        Вторую неделю отдел закупок холдинга не мог предложить приемлемый вариант с приобретением большой оптовой партии холодильного оборудования для расширяющихся малых предприятий: среднетемпературных сборно-разборных камер, холодильных шкафов, а также комплектов для сборки морозильников больших объёмов. Искали импортную технику, прошерстили всех возможных поставщиков в Европе, но Кинжала не устраивали ни цены, ни качество, ни сроки гарантийного обслуживания.
        Джон Касаткин и возник, чтобы предложить свои старые связи.
        На Средне-Уральском механическом заводе выпускалось холодильное оборудование («Полное говно», - отметил про себя Оса, который с продукцией предприятия был знаком).
        Банк «Ротор» готов проинвестировать закупку в полном объёме - под льготный процент сроком на один год. Есть идея завезти на склады холдинга дополнительно холодильные прилавки и компактные морозильники - на перепродажу. Бизнес-план прилагался, а к нему уже и полтора десятка покупателей - в виде договоров купли-продажи: малый бизнес кое-где начинал подниматься, спрос на недорогое оборудование растёт.
        И - заводское бесплатное гарантийное обслуживание на три года.
        А в перспективе холдинг может стать монопольным дистрибьютером продукции завода, который выпускает к тому же насосы для дач, промышленные микроволновые печи и много другого.

«Эту сделку можно не утверждать у Желвака, - сообразил Кинжал, - деньги со счетов холдинга не сдвинутся. А качество оборудования можно будет подтянуть по ходу дела - это в интересах производителя, тем более, гарантия приемлемая. Да и Димыч пусть посчитает этот проект».
        - Завтра ночью летим - на военном самолёте из Кубинки. К обеду снова будем в Москве, - то ли проинформировал, то ли приказал Айсор.

8
        Леонид Брут с большим интересом ждал момента, когда выяснится, для чего его потащили в Удмуртию.
        Он предчувствовал, что это очередное представление военных разведчиков может потребовать от него «подвига», как тогда, когда выуживали у Ликуши номер автомобиля марки «бентли», принадлежавшего международному преступнику по кличке Вайк. Как люди Шкипера просчитали ту поездку Желвака с Ликушей по Европе, осталось загадкой. Пришлось ввязаться в дурацкий круиз, чтобы Ликуша снова оказалась в Италии, в провинции Кампанья, где Кинжал, используя её влюблённость и определённые военно-фармакологические технологии, смог номер «бентли» узнать. Сам процесс выемки этой информации из подсознания Ликуши остался для неё закрытым: она попросту всё забыла. Более того, как утверждали специалисты, вооружившие Осу препаратом, Ликуша даже под пыткой не выдаст того номера машины, потому что его не помнит.
        В цеху пробыли всего несколько минут. Холодильным оборудованием не занимались, лишь бегло посмотрели готовую продукцию на специальной выставке и набрали проспектов.

«Оса, не парься, этим займутся твои закупщики, - торопливо сказал Джон Касаткин, - нас ждут в другом месте».
        Пятый корпус оказался в противоположном конце города.
        Проехали несколько кордонов охраны.
        Физиономию Леонида Брута изучали так тщательно, что он забеспокоился. А ну как прозвучит строгое: «Чекашкин! Твою мать! А мы тебя обыскались! Из машины! Руки на капот! Отбегался, убийца и насильник!»
        Наконец, кажется, прибыли.
        Их с Айсором провели через металлодетектор, предупредили, что ни фотографировать, ни записывать звук в том цеху, куда их ведут, нельзя. Выдали белые халаты, бахилы, заставили вынуть из карманов всё - включая авторучки, попросили снять наручные часы.
        Наконец, дородная красавица в форме майора внутренних войск усадила их напротив:
        - Вы находитесь в святая святых российского ракетного производства. Тот технологический цикл, который вам просили показать коллеги из военной разведки, сам по себе секретным не является. Вы увидите, как методом непрерывной намотки по схеме «кокон» изготовляются верхние ступени баллистической ракеты «Тополь-М». По той же технологии будет производиться и новейшее изделие, баллистическая ракета
«Булава-30» - для морских сил ядерного сдерживания. Нить из органопластика, которая будет одним из слоёв корпуса будущей ракеты, называется армос и выпускается на предприятии «Тверьхимволокно». Важной государственной тайной является полный цикл технологии, и об этом - никакой информации. Просьба в цеху ни с кем в личные контакты не вступать, ни на чьи вопросы не отвечать, держаться строго за мной, по возможности, не делать резких движений. Вопросы?
        - А кто разрабатывал эти ракеты? - Оса был любопытен, отчего Айсор нахмурился, но промолчал.
        - Это теперь тоже не секрет - Московский институт теплотехники. Насколько я знаю, вы прямо из столицы? Так вот этот МИТ у вас, в Отрадном.
        Процесс наматывания армоса был монотонным и совсем не зрелищным. Всё делалось автоматически, без вмешательства человека. В цеху вообще было малолюдно и тихо.
        Минут через десять экскурсантов снова вернули в кабинет начальника режима.
        Теперь здесь сидел хмурый субъект в волчьем полушубке - явный представитель криминального мира.
        - Я вас оставлю ненадолго, - пропела блондинка-майор и прикрыла за собой дверь.
        - Кто Кинжал? - это был явный уголовный авторитет, и Брут никак не мог въехать, что он делает на заводе по сборке межконтинентальных баллистических ракет.
        Кинжал сделал шаг вперёд:
        - Обзовись.
        - Я - Поцарапанный. Второй пусть выйдет.
        Майор запаса Генерального штаба покинул кабинет, оставив двух представителей криминалитета наедине.
        Кинжал тут же вспомнил громкое дело в Минрыбхозе, о котором ему рассказывал Толстый. Поцарапанный был там одним из главных фигурантов.
        - Меня просили ввести тебя в курс дела, в общих чертах, - прохрипел Поцарапанный голосом человека, который многие годы провёл на свежем воздухе в широтах, близких к Полярному кругу, где его голосовые связки и были крепко вымочены чифирём.
        - Присядь, братан. Закуривай, - он подвинул к Кинжалу золотой портсигар с кучей вделанных крупных драгоценных камней.
        - Благодарствую. Здоровьечко берегу, в зонушке пригодится.
        Ответ Поцарапанному понравился.
        - Знач так, времени мало, делавья много, прислушайся и по сути вникни. Этот цех, где ты только что был, работает на наши общаковые деньги.
        Здесь Поцарапанный назвал мощную организованную преступную группировку.
        - Уважаемым людям понадобилось, чтобы об этом узнал именно ты, Кинжал. Зачем - не спрашивай, я всё равно не знаю. Дело так засекретили, что меня из самого Владивостока дёрнули.
        Поцарапанный взял в руки свой массивный золотой портсигар, раскрыл его, но курить не стал, а жадно вдохнул аромат дорогих сигарет.
        - Ты будешь смеяться, - сказал он потише, - но это и весь базар. Если имеешь, что спросить, - бесполезно, ответов у меня всё равно нет. И учти - ты со мной здесь не встречался и не говорил. Где столкнёмся: познакомились на пересылке, в Бутырской тюрьме в 91м году. Всё усёк?
        - Поцарапанный, молва о твоей делюге бежит впереди тебя. Тему я вкурил. Как ты, братишка, сказал, так и будет. Но братва в курсе, что я за хозяином не был, - нужна другая отмазка.
        - Тогда скажи, что мы с тобой пересекались в Кемерово, - у нас знают, ты там бывал.
        Поцарапанный поднялся:
        - Будь, Кинжал. Авось свидимся.
        Они обнялись, как старинные друзья.
        Авторитетный вор запахнул свой волчий полушубок, и они разошлись каждый в свою сторону.

9
        Поездка на предприятие по сборке стратегических ядерных ракет была первым этапом по переориентированию новоиспечённого рейдера, генерального директора ОАО
«Компания «Брут».
        Начинался второй.
        Генерал Елагин попросил подчинённых, чтобы его лично познакомили с агентом Осой.
        Через пару дней Кинжал получил электронное письмо от Димы Астрыкина, который сообщал о том, что наткнулся в Интернете на объявление о продаже небольшого собрания антикварного холодного оружия.
        Коллекционера затрясло.
        Давно он ничего не приобретал, а тем более, в своём новом качестве, когда финансовые возможности возросли в сотни раз.
        Кинжал тут же набрал указанный номер телефона:
        - Скажите, коллекция ещё не продана?
        На другом конце провода помолчали. Старческий голос пожилой женщины и, скорей всего, тяжело больной, с трудом произнёс:
        - Таких денег сейчас нет ни у кого. А цену я сбавить не могу.
        - Меня зовут Леонид Сергеевич. Как ваше имя и отчество?
        - Маргарита Антоновна.
        - Уважаемая Маргарита Антоновна. С деньгами у меня проблем нет. Если в вашей коллекции окажется хоть один экземпляр, отсутствующий в моём собрании, я куплю всё.
        Старушка снова помолчала.
        - Позвоните моему племяннику, договоритесь с ним.
        Она с трудом продиктовала номер телефона.
        Уже через час Кинжал подъезжал к дому на Кутузовском проспекте. В подъезде консьержка спросила, к кому, позвонила в квартиру и пригласила подняться на четвёртый этаж.
        Там его и встретил генерал Елагин Николай Илларионович, который назвался Кириллом Юрьевичем.
        Опытный организатор военной разведки фиксировал реакцию богатого коллекционера на предложенный товар и думал: куда же ты, парень, годишься? Где же твоё самообладание покупателя? Неужели ты не понимаешь, что своим волнением только завышаешь цену? Не-ет, тысячу раз прав полковник Волохов: из тебя такой же разведчик, как из Маргариты Антоновны воздушная гимнастка.
        А Брут держал в руках индийский изогнутый кханджар, и у него бурлила кровь, как кипяток в долине гейзеров на Камчатке. На столе лежали испанский наваха - складной нож с клинком в сорок сантиметров, а также непальский кухилон - с широким изогнутым лезвием, заточенным по вогнутой стороне.
        Окончив осмотр, покупатель вдруг обернулся совсем другим человеком:
        - Жаль, очень жаль, что всё это мне не нужно.
        Теперь настала очередь удивляться генералу.
        Он понял, что поторопился давать Бруту оценку, а это с его опытом непростительно.
        - Ничего этого я не видел даже в каталогах, - пояснил гость. - Но, понимаете, я - коллекционер, а не старьёвщик. Вы предлагаете боевые ножи. Я же собираю только кортики. Маргарите Антоновне я сказал, что куплю всё, но - только с условием, что меня заинтересует хотя бы один экземпляр. Извините за беспокойство, - после этих слов Брут поднялся, давая понять, что торг окончен.
        Выходит, попытка генерала «познакомиться» потерпела неудачу?
        С этим Елагин смириться не мог.
        Он попросил коллекционера подождать, вышел в соседнюю комнату и вынес оттуда самодельный, но достаточно изящный деревянный футляр.
        Открыть крышку он попросил возможного покупателя.
        Это был кортик генерала Вооружённых сил СССР образца 1940 года, длина клинка 315 мм, мелкосерийный образец. Сколько себя помнил Чекашкин, о таком мечтал его отец.
        Ничего подобного в его коллекции не было и быть не могло. Кто же в советское время продал бы такой клинок!
        На этот раз коллекционер был холоден, как айсберг, который пропорол стальной корпус «Титаника»:
        - Ножи я не возьму, а кортик - пожалуй.
        Коньяк у Кирилла Юрьевича был особенный.
        - Это - дагестанский коньячный спирт, - пояснял хозяин, - правда, чуть-чуть разбавленный, самую малость, продукт для избранных.
        С лёгкой руки Толстого Брут коньяк полюбил и подумал сейчас, что «Хеннесси» - лишь качественная тормозная жидкость по сравнению с этой 70?градусной амброзией.
        Кирилл Юрьевич рассказал гостю, что он бывший военный, ныне пенсионер, и помогает, как он выразился, пристроить вещи, которые в это тяжёлое время хотели бы продать его бывшие сослуживцы или их родственники. Дружить с ним Леониду Сергеевичу выгодно - мало ли какой кортик появится в этой квартире завтра или послезавтра. Да и он теперь будет иметь в виду столь состоятельного и интеллигентного покупателя.
        Ещё дней через десять Кинжал приобрёл на Кутузовском проспекте кортик инспектора торгового мореплавания России начала XX века, а ещё через неделю - кортик классного чина государственного рыболовного и зверового надзора - того же времени.
        А потом Кирилл Юрьевич, звонивший Бруту практически каждый день, пропал.
        Его телефон не отвечал.
        Недели через три встревоженный коллекционер стал названивать Маргарите Антоновне, но и там трубку не поднимали. Наконец, какая-то разбитная хабалка рявкнула, что
«старуха отбросила коньки, короче, склеила ласты, и теперь здесь живут другие».
        Кинжал вызвал своего начальника охраны Затвора.
        Через двое суток ему доложили, что Кирилла Юрьевича держат взаперти на квартире в Измайлове. Кто держит - непонятно, чего хотят - неизвестно.
        Кинжал позвонил Айсору. Тот пообещал через своих людей в МВД что-нибудь узнать.
        А на следующий день ему доложили, что в Голицыне, в военном госпитале, лежит его знакомый Кирилл Юрьевич, и его можно навестить.
        Операция по установлению контакта генерала Елагина с агентом Осой успешно завершилась.

10
        В госпитале Кинжал услышал вариации на тему песен Дрозда - но в другом исполнении, якобы избитого Кирилла Юрьевича.
        - Леонид Сергеевич, вы что-нибудь знаете о рейдерах? - спросил отставной военный.
        - Конечно, знакомый бизнес… правда, только теоретически.
        И дальше Кинжал прослушал рассказ, тщательно подготовленный аналитиками военной разведки.
        В своей одноместной палате, особо не торопясь, генерал Елагин перечислял начинающему рейдеру названия военных фирм, характер их продукции, формы собственности.
        - Ничего этого я раньше не знал, - объяснял Кирилл Юрьевич свою осведомлённость, - пока не испытал прелесть захвата на собственной шкуре.
        Гримёры военной разведки постарались на славу, на генерале «живого» места не было. Раз пять их разговор прерывал строгий хирург, который просил не волновать больного, якобы только позавчера переведённого из реанимации. При этом генерал делал знак рукой, который мог означать только одно - отвали!

«Действительно - откуда у него столько сил?» - недоумевал посетитель «едва живого» пациента.
        А истории Кирилла Юрьевича были одна хлеще другой.
        Остановка деятельности одной из московских научно-производственных фирм, случившийся в результате рейдерской атаки, привела к срыву работ по созданию изделий для стратегических ракет морского базирования. Под угрозу срыва попали проекты, обеспечивающие полёты кораблей «Прогресс», «Союз», ракет «Протон».
        Пострадало уникальное, единственное в Европе предприятие шинной отрасли. Группа рейдеров вывела из него активы, уволила ведущих специалистов. А это был единственный институт по разработке и совершенствованию специальных резиновых смесей, используемых в военной технике, - для танков, бронетранспортёров… Захвачены десятки предприятий, проекты которых составляют государственную тайну.
        Со слов Кинжала Кирилл Юрьевич «знал», что тот работает руководителем юридического департамента одной большой компании, занимающейся размещением инвестиций в России.
        - У вас акционерное общество? - поинтересовался Кирилл Юрьевич.
        - Что вы - у нас общество с ограниченной ответственностью.
        - Вот! И я в своё время убеждал коллег, когда проводили приватизацию, - не связываться со столь мутной структурой в российских условиях, как ОАО. Не послушали, захотелось, как на Западе, чтоб погромче звучало. Вы юрист и не мне вам рассказывать, что такое миноритарный акционер. Это - блоха, нет, - инфузория-туфелька, которую только и видно, что в микроскоп. Мы для них - болото, ёжики, мелкие и жадные. Дивидендов нам не платят, у нас никаких прав. Да, нас много, но - толку? Мы ничего не можем, хоть и носим гордое звание - акционер.
        - Ну, это не совсем так, - заметил «международный юрист».
        - Вы меня опередили - это совсем не так. Эти люди, что поначалу вполне интеллигентно наехали на меня, рассказали историю, как один миноритарий «Лукойла» с пятью акциями через суд приостановил на несколько дней экспорт продукции. Представляете, какие убытки понесла эта нефтяная компания! Но я - человек миролюбивый, мне скандалы не нужны. А с меня потребовали стать инициатором грандиозного бизнес-конфликта.
        - Кто?
        - Эти грёбаные рейдеры. Откуда они появились, не знает никто. Стали доставать, проходу не давали. Я - и в милицию, к друзьям-сослуживцам… А что сделаешь? Состава преступления нет. Только потом выяснилось, что я стал жертвой самой модной отрасли мировой экономики - слияний и поглощений.
        Кинжалу захотелось помочь «несчастному» военному пенсионеру, чьими усилиями его коллекция кортиков за небольшой отрезок времени изрядно пополнилась.
        - Кирилл Юрьевич, я попробую что-нибудь сделать. Если вы мне доверяете, - о каком предприятии идёт речь?

«Избитый рейдерами» задумался.
        Целую минуту он смотрел в окно, потом, видно, «решил», что хуже не будет.
        - Это Центральный научный исследовательский институт точной механики и специальной оптики. Когда-то это было сверхсекретное оборонное предприятие. А сейчас, сами видите, предмет бандитских разборок, как палатка на рынке.

11
        Адам Устяхин - человек с врождённой способностью подчиняться, выслушивать приказания, добросовестно исполнять свой долг, оказывать услуги.
        Адам Устяхин - лидер от Бога и хозяин жизни. И всё это - один и тот же человек.
        Бывает.
        Всего через неделю он принёс Кинжалу подробный план перехвата Института механики.
        КОНТРВХОД - силовой вынос изготовившихся к атаке рейдеров с помощью подставного ЧОПа организовал начальник безопасности холдинга Затвор. При этом он побожился, что «никого даже пальцем не тронул».

«Знаю я тебя!» - строго сказал Кинжал.
        Из того, что напел ему Дрозд, Кинжал не понял почти ничего:
        - Дальше действуем так. Покупаем 34 процента обыкновенных именных акций у двух акционеров. За счёт скупки акций у миноритариев доводим пакет до 46 процентов.
        На языке рейдеров это называется СОБИРАТЬ РАСПЫЛ. Определением суда арестовываем акции оппозиции, а чтобы их директор не вывел активы, накладываем арест на недвижимость, то есть ПОЛУЧАЕМ КРИВЫЕ МЕРЫ. После этого проводим собрание акционеров, переизбираем совет директоров, который тут же назначит нашего гендиректора.
        И дальше - в таком же духе…
        Кинжал был не в восторге от сленга рейдеров, но приходилось терпеть.
        Их с Дроздом рейдерский бизнес состоял из четырёх направлений. Три из них обеспечивал холдинг - финансирование, силовую и юридическую поддержку. Но главное в рейдерстве - наличие коррупционных связей в государственных органах. Без этого никакое поглощение невозможно.
        И здесь - зона ответственности Адама Устяхина, где он был на коне.

12
        СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

№ (опускается)

20 декабря 2001 года.
        Из аналитической записки Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооружённых сил РФ

«Причины криминализации российской оборонной промышленности».
        Наш военно-промышленный комплекс (ВПК) - это 1660 предприятий, без учёта системы Минатома, связанных друг с другом, с энергетикой, транспортом, наукой, управленцами.
        Содержать это в прежнем объёме государство не в силах. Но оно, к сожалению, не торопится установить чёткие правила игры для негосударственных собственников и инвесторов. В результате, попадая «в тень», заводы и НИИ военно-промышленного комплекса становятся почвой для криминальных разборок. Это вполне естественно, так как ВПК - это крупные объекты недвижимости, производственные мощности, вместилища уникальных материалов и технологий. Претендентов на это богатство предостаточно.
        Сфера ВПК оказалась зоной особо активной деятельности высшего аппарата власти по преобразованию одних госструктур в другие. За десять лет рыночных реформ в ВПК многократно происходили организационные перестройки, которые не имеют другого смысла, кроме как создание видимой активности государства.
        Появление новых структур - это всегда результат борьбы одних групп правящей элиты против других.

43 % предприятий ВПК - целиком государственные, 28 - акционерные общества с участием государства, 29 - частные структуры.
        На акции заводов и институтов, которые полностью или частично стали частными, претендуют в основном не отечественные банкиры, не иностранные инвесторы, а российские чиновники - через СВОИХ посредников.
        Лидеры среди претендентов на «оборонные» акции - это фирмы, связанные с центральными и местными властями, таких 39 процентов. Они идут на прямое нарушение закона, потому что федеральным и региональным чиновникам запрещено заниматься бизнесом.
        Они же оказались агрессивнее независимых российских предпринимателей, - тех всего
30 процентов. Наши «чинодралы» обогнали даже криминальные группировки, которые едва набирают 6 процентов.
        Но это - претенденты. А кто же реальные хозяева? В 59 процентах случаев - это просто богатые люди, «с деньгами». 33 процента - теневой бизнес.

32 % военно-промышленного комплекса контролируют криминальные структуры.
        И, по мнению наших экспертов, криминал будет усиливать своё влияние.
        Но возвращаемся к пункту 6. В борьбе серьёзно участвуют довольно агрессивные госчиновники - в лице посреднических фирм - и теневики. А эта категория претендентов не может явиться в суд, конфликты с их участием неразрешимы в рамках закона, поэтому наступает ВРЕМЯ КИЛЛЕРОВ.
        Одна из главных причин криминализации ВПК - погружение его в густую тень и пребывание в катастрофическом хозяйственно-экономическом состоянии. В 1999 году весь государственный заказ являл собой всего 22 процента - от всех производственный мощностей российского ВПК.
        Вторая причина - руководители заводов и НИИ на свой страх и риск ударились в бизнес. Они вышли на дикий российский рынок с его непомерными налогами, шатким правом собственности и слабой банковской системой. В результате оборонные предприятия стали фигурировать в сомнительных вексельных и кредитных схемах, в разного рода тёмных историях, и последствия не заставят себя долго ждать. В этих условиях контакты и сделки с криминальными группировками неизбежны.

«Оборонка» не доверяет представителям власти. Руководители секретных производств считают, что реформы ВПК проводятся для видимости и с единственной целью - замаскировать личную заинтересованность чиновников в контроле над предприятиями военно-промышленного комплекса.

13
        - А с Желваком ты посоветовался? - спросил Брута Джон Касаткин.
        - Нет, а зачем? - не понял генеральный директор и рейдер.
        - Обтереть тему с паханом - святое дело, - сказал майор военной разведки, как будто полжизни провёл на зоне.
        Пришлось выполнять и другой приказ шефа Джона Касаткина - взять на работу своим заместителем толкового немногословного парня, до этого работавшего в российском торгпредстве в Бразилии. Он якобы что-то не поделил с начальством и из системы ушёл. Чуть позже Айсор сообщил Осе и оперативный псевдоним Марлена Буздакова - Хантер.
        Тот удивил своей осведомлённостью в делах холдинга и тоже оказался большим энтузиастом рейдерства.
        На это направление Леонид Брут и поставил Хантера - по настоятельному совету Айсора.
        Оса тут же обратил внимание, что все планы рейдерских атак на будущий год - сплошная «оборонка».
        Это была хорошо замаскированная экспроприация оборонных предприятий, в лихие времена попавших в частные руки.

«Пусть хоть так коррупционер Дрозд поработает на государство, тем более, за такие деньги», - ухмыльнулся Оса.

14
        Кинжал с самого начала чувствовал отеческую заботу Палыча. Между ними установилась невидимая связь понимания без слов. Такого не было ни с кем - ни с матерью, ни с отцом, ни с вологодской Маргаритой, ни даже с Димычем. О жене речи нет вообще: она была дана Богом, чтоб жизнь мёдом не казалась.
        А скорее всего, ему была нужна хоть какая-то моральная поддержка. Русский индивидуалист советского разлива - существо исключительно социальное.
        Он приехал на Павелецкую набережную под вечер. Охрана пропустила без задержки.
        На втором этаже, в деловой части офиса, он нос к носу столкнулся с Желваком.
        - Леонид Сергеевич! - стал тут же прикалываться пахан, демонстрируя отличное расположение духа, - очень рад! Очень рад! Проходите, располагайтесь, я сию минуту.
        Кинжал прошёл через пустую приёмную в настежь раскрытые обе двери в кабинет Палыча. Он повесил свою короткую дублёнку в шкаф, прислушался и словно невзначай, обойдя огромный стол хозяина, цепким взглядом окинул разложенные бумаги.
        Ничего интересного: договоры, скорее всего, фиктивные, справки-счета, какие-то спецификации, коммерческие предложения и бизнес-планы.
        Но прямо перед отсутствующим хозяином, так, если бы он сидел и читал, лежала компьютерная распечатка с текстом 24?го кегля.
        Кинжал пробежал глазами: «Рейдеры - специалисты по перехвату оперативного управления или собственности фирмы с помощью специально инициированного бизнес-конфликта».
        Физиологи говорят, что умный человек думает, как переваривает пищу, - он и сам не может объяснить, как он это делает. Переваривает - и всё.
        За секунду Кинжал отпрянул от стола и пулей оказался у инкрустированного столика в противоположном конце просторного кабинета - для приёма гостей. Он вырвал из кобуры мобильный телефон и набрал какой-то малозначащий номер. Там ответили, а он стал громко гнать какую-то туфту - про то, что завтра - никак, у него банковский день, приедут люди, идёт внутренняя аудиторская проверка…
        За этим разговором его и застал вернувшийся в свой кабинет Желвак:
        - Китайский лимонник? Или того, что в нос бьёт?
        Кинжал обратил внимание, что лексика Палыча постоянно меняется. Он любил всякие случайно услышанные словечки и обороты.
        Остановились на коньяке, с лимончиком по-николаевски - на каждой дольке две горки: кофе и сахар.
        Теперь Кинжал должен был, не мигая, изучать реакцию пахана на свой рассказ об инструментах рейдерства, схемах захвата, проблемах подкупа чиновников.
        Уже через пять минут Брут понял: Желвак в курсе.
        Да тот особо и не скрывал.
        - Этот Щегол, или, как он у тебя - Дрозд? - Желвак похихикал своим управляемым дежурным смехом, - сначала пришёл ко мне. А я и думаю, - дай-ка проверю своего крестника, не забыл, кому обязан по жизни? Послал его к тебе, а потом всё дни считал и гадал, расскажешь или нет? Дело-то на многие миллионы бюджетных денег тянет. А ты теперь мог бы и без меня, старика, обойтись - а?
        При этом Желвак своими чёрными глазами уставился прямо в переносицу Кинжала и ждал ответа.
        Леонид Брут катанул на скулах натренированные желваки.
        И взгляд пахана выдержал.
        - Зря вы, Сергей Палыч. Два с половиной года я - пацан, хожу под Желваком. И умереть хотел бы пацаном. И чтобы вы над моим гробом на Котляковском кладбище слово красивое сказали. Мечта у меня такая - понимаете?
        Сказанное пахан прочувствовал - это не пьяный бред.
        Если у него где-то и выросли дети, лично ему об этом ничего было неизвестно. А тут впору слезу пустить.
        За плечами шестьдесят три года жизни.
        Денег - навалом; дома - по всему миру; уважаемый человек - «вор в законе»; последние годы фарт так и прёт, чего ещё!
        Правда, резко и неожиданно прервалась связь с международным торговцем оружием Вайком. Его связник Кундуз на контакт не выходит и на сигналы не отвечает.
        Желвак понимал, по какому лезвию бритвы тот ходит. Да и Вайк не раз предупреждал: если вдруг исчезну - не ищи, бесполезно.
        Единственная в жизни и последняя недолгая любовь Алёнка - в могиле.
        Вот и получается - один на всём белом свете.
        - Давай, Кинжал, выпьем по русскому обычаю на «ты». Прощения я у тебя просить за эту проверку не буду. А только с этого дня без церемоний: хочешь, Палычем кликай, хочешь Желваком, - как пожелаешь. И на «братишку» тоже не обижусь, хоть за хозяином ты не был. С этого дня - без всяких «вы», усёк?
        Кинжал встал.
        Желвак остался сидеть: кольнуло в сердце, он и решил не делать резких движений.
        Ничего, коньячок - в самый раз, сейчас оттянет.
        - А с кем это ты говорил, когда я зашёл? - уже совсем другим голосом поинтересовался пахан, когда Кинжал сел и заглотнул очередного «николяшку».
        - А это одна ласточка, - Брут прикрыл глаз, усваивая кислоту лимона.
        - Из города Озерки, что ли?
        - Оттуда, братан.
        Ему вдруг стало как-то легче.
        Ну, знает пахан про его эту заимку - что с того? Кинжал почувствовал, что сейчас прошёл важнейшую инициацию в своей жизни.
        - Ты, братишка, давай с этими сестричками полегче, нехороший это дом, - Палыч в Озерках никогда не был, но сейчас вслух размышлял так, словно провёл там всю свою жизнь. - Бабка этих сестричек всех тиранила, свела в могилу мужа. Её единственная дочь выросла непутёвой, - от кого родила дочерей, неизвестно, и погибла по пьяному делу. А внучки, говорят, бабку потом отравили.
        - А я в том доме - ни-ни, вывожу куда подальше. Знаешь, Палыч, люблю я их. У меня где-то жена, дочь Танечка, Маргарита в Вологде, два сына, близнецы - Сашка и Лёшка. А я люблю только этих сестричек, Веточку и Олесю, - и ничего с собой поделать не могу. Все те остались в прошлой жизни, а мне туда, сам понимаешь, ни ногой. Но ведь и не тянет!
        - Не жалеешь? - Желвак налил ещё по одной.
        - Как тебе сказать… Они ушли от меня помимо моей воли - так?
        - Ну, да… Сценарий был такой.
        - Вот и объясни мне, почему я не чувствую их отсутствия? Почему они мне не снятся? У меня было две семьи, но когда они однажды исчезли, почему я не подох от одиночества? Скажи, братан, ты старше, мудрее, в чём тут фокус?
        Желвак закурил свою тонкую коричневую сигару.
        Не раз и не два они обсуждали с Толстым именно это. И всё время заходили в тупик.
        Ну, допустим, он был равнодушен к жене и любовнице.
        Но тогда зачем не бросил их? Что его держало? А дети? Неужели никаких отцовских чувств? Пенелопе звёзды пошептали, что Кинжал родительских чувств лишён начисто.

«Неужели такое бывает?» - чуть ли ни дуэтом вопрошали Желвак и Толстый. «В большей или меньшей степени, - отвечала Пенелопа. - У нашего Кинжала это степень - превосходная». «Он что - моральный урод? Это же его дети!» «Станет постарше - всё изменится», - успокоила корешей астролог.
        - Ты ещё сильно молодой, - сказал Желвак. - Поживёшь маленько - кровь загустеет, мозги потяжелеют, перестанешь с таким удовольствием кулаками махать. Тогда и придёт к тебе однажды эта мерзкая жучка по имени Тоска. Обнимет сзади, положит на плечи свои необъятные потные груди, вот тогда многое для тебя и прояснится.

«А ведь как сказал! - оценил Кинжал, который превзошёл всю мировую литературу. - Хоть на карточку записывай!»
        - А пока - иди в эти, как там их, опять забыл… в грейдеры. Бери, что плохо лежит, чем могу - помогу. Но смотри, не увлекайся, держись подальше от криминала. Ты у нас «чистый» бизнес возглавляешь, а значит, играй по закону, это тебе мой наказ - как пацану. За забор тебе ни к чему, ты по эту сторону нужен, общак формировать.
        Тебя воровской сход выбрал - соответствуй. Твой Дрозд мне всё подробно обсказал, там можно аккуратненько прошелестеть, и ни один лист с дерева не упадёт. Никаких погромов, этих ваших паяльников и утюгов и - не дай бог! - крови. Я три десятка лохов развёл на бриллианты - никого даже пальцем не тронул. И это зачлось, когда
«короновали». Меня знаешь, кто рекомендовал? Был такой авторитет, поездной катала Артур Донецкий. Всесоюзного масштаба человек! Он и сказал: «Если бы все воры были такие, как Желвак, на Земле давно бы коммунизм наступил». Никогда этого не забуду. Вот и ты - давай, без насилия, с умом, по-людски. И сам даже близко к этому делу не подходи, всё - только чужими руками.
        Часть седьмая
        ЗЕМЛЯ

1

25 июля 2000 года, во вторник, Кинжал ловил себя на противоречивых чувствах.
        Вроде бы и не его это праздник, а день рождения покойного Брута Леонида Сергеевича, которого он и знать не знал. Тем не менее, в офисе все ходят улыбчивые и загадочные. А сам он - в своём лучшем костюме, прощальном подарке Ликуши из Англии. Она вышла замуж за какого-то итальянского то ли барона, то ли графа. Костюм - белый, к нему прилагалась белоснежная сорочка со стоячим воротником, на двух больших серебряных пуговицах.
        И мокасины - белые, от любимой фирмы «Валентино».
        Когда он узнал о её замужестве - из электронного письма представителя холдинга в Италии, его, как бы сказали психоневрологи, постигло чувство невосполнимой утраты.
        К счастью, оно улетучилось уже через две недели - поболело и прошло. Со времён первой отроческой любви к красавице-таджичке в школе, когда он понял, что любовь - это мрак, тяжесть, ревность, безответность, щемящая боль - и никакого ж тебе УДОВОЛЬСТВИЯ! - он стал гасить в душе её спорадические пожары. И вот уже почти три года решал эту проблему легко и просто - с помощью денег.
        Как-то в мае в Бабушкине он увидел на улице девушку. Кинжал попросил остановить и устремился следом. Девушка вошла в обувной магазин и стала примерять то босоножки, то туфли. Ей ничего не подошло, как он понял, по причине высокой цены.
        А то, что было на её потрясающих маленьких ножках, никакой критики не выдерживало.
        Кинжал догнал неудачливую покупательницу на тихой улице Ленской, представился.
        Реакция на такого «душистого и пушистого», как говорила о нём за глаза его секретарь Ксения, была однозначная - слишком хорош, чтобы знакомиться на улице, поэтому ему ответили: я спешу, извините! «У меня сегодня день рождения, - сказал Кинжал. - Сделайте мне подарок». Такой поворот озадачил девушку: «Я бы, может, и с удовольствием…» «Подарок, о котором говорю я, только снимет вашу проблему. Позвольте мне купить вам те красные босоножки, что так вам понравились». И это сработало.
        Оказывается, бедным нравятся причуды богатых, и особенно когда они - в пользу бедных.
        Уже через месяц в дополнение к трём парам дорогущей обуви, купленной в день их знакомства, тонкая, как былинка, девушка из города Владимира по имени Лера - с белой прозрачной кожей - получила новую однокомнатную квартиру, обставленную по её вкусу, села за руль собственного автомобиля и поменяла работу на весьма денежную и престижную.
        Всё это были подарки влюблённого Брута.
        Сегодня до шестнадцати часов он принимал гостей, которые на вечерний раут в его особняк на Можайском шоссе приглашены не были.
        Начальник охраны, бывший полковник спецназа, оказался опытным церемониймейстером.
        Из всех, кто лично хотел поздравить генерального директора ОАО «Компания «Брут», были заранее составлены списки и каждый пункт тщательно проверен. Кинжал не знал, что двенадцати персонам, вызвавшим вопросы, было вежливо отказано - с мотивировкой чрезмерной загруженности дня. Человек пять перенесли - с их согласия - на среду,
26 июля, - но уже без гарантии личного контакта с виновником торжества.
        Первым в списке значился Адам Устяхин.
        Понятно, таковой не мог оказаться ни вторым, ни, тем более, последним.
        Он появился на улице Ивана Бабушкина в серебристом «мерседесе», за рулём которого восседала его жена Стефания - в розовом платке, который в течение полутора часов ей повязывала личный парикмахер и стилист. Свои глаза маслянисто-нефтяного декора она задрапировала чёрными очками. В рублёвском магазине такие стоили всего две тысячи долларов, а, например, в Мюнхене - целых пятьдесят евро.
        Небольшую мобильную клумбу, сформированную из тридцати четырёх видов цветов, по числу прожитых лет именинника - и только жёлтого цвета, - фирма, которая это обеспечивала, доставила отдельно.
        Минут через пятнадцать Стефания вышла из дамской комнаты и предстала перед мужем в своей сногсшибательной обворожительности, изнурённой жестоким фитнесом и безуглеводной диетой.
        Адам самодовольно заметил: «Сама знаешь - плохих не держим».
        Стефания обожала эту его манеру облекать комплименты в форму самохвальства.
        Им показали, в какую сторону начинать движение.
        Церемония проходила в зале для презентаций, специально для этого случая оформленном.
        Здесь было просто, но богато.
        Много света, цветов, позолоты и серебра. Блюда для фуршета на длинном столе были выложены так, что не всякий даже умирающий с голоду отважился бы нарушить это буйство ароматной живописи. Шампанское, виски, коньяки, бальзамы, водки и вина присутствовали в изысканном элитном ассортименте.
        Атмосферу заполняла живая нежная вибрация скрипичного квартета.
        Вышколенные официанты с нечеловеческой выправкой были выбриты, как офицеры гвардии, а их воротнички накрахмалены до обездвиженности: смотреть они могли только прямо.
        Леонид Брут встречал гостей без улыбки. Некстати вдруг подумалось, что тело того, настоящего, даже не было погребено по-человечески.
        Внесли жёлтую клумбу.
        Виолончель, альт и две скрипки резко усилили звук и перешли на музыку Вивальди.
        - Дорогой Леонид Сергеевич! Позвольте представить вам мою супругу Стефанию!
        Ноги сами понесли Кинжала навстречу этому чуду, празднично упакованному в длинное платье из тончайшей змеиной кожи и с таким декольте, для которого определение
«смелое» - всё равно, что для музыки Вивальди - «симпатичная». Это чудо со стрижкой под мальчика улыбалось во всю ширь своих безукоризненных природных зубов. Улыбка была поставлена рублёвским имиджмейкером, который эту бестию с русских нефтяных полей и четвертушкой татарской крови забыл научить главному - чувству меры.
        Кинжал на секунду решил, что это и есть подарок Дрозда на день рождения.
        Он церемонно приник к прохладной атласной ручке Стефании и ощутил привычную реакцию своего могучего организма на подобный раздражитель.
        Виолончель, альт и скрипки запели слаще и пронзительнее.

«Возьму её прямо здесь и сейчас! - пронеслось в горячей голове. - Виновник я торжества, или как!»
        Однако пришлось срочно трезветь, делать шаг вправо и жать руку удачливому компаньону:
        - Рад приветствовать.
        Это были слова отца, капитана первого ранга Чекашкина, которые сейчас почему-то вдруг вспомнились.
        - Уважаемый господин Брут! - снова глухо, но торжественно зазвучала скороговорка Адама Устяхина. - Те, кто имеют счастье работать с вами, не дадут соврать, какой это безмерный капитал - иметь такого партнёра. Поделюсь одним своим, где-то даже интимным, секретом. Каждое утро я смотрю в зеркало и говорю изображению: «Тебе хорошо, с тобой сам Брут работает». И только потом спохватываюсь, что говорю это сам себе.
        Именно в эту секунду поднесли шампанское - ни раньше, ни позже.
        Адам сообразил, что над сценарием работали всерьёз. Ему давали понять, что надо лаконичнее, - там уже очередь. Он поднял тяжеленный фужер:
        - С днём рождения! И огромное вам спасибо, что вы осчастливили наш грешный мир своим криком ровно тридцать четыре года назад!

«Дурашка, мне только будет тридцать два, - прокомментировал Кинжал про себя тост Дрозда, - я моложе и намного умнее, чем ты думаешь».
        На золочёном подносе внесли нечто, покрытое белоснежной до голубизны салфеткой.
        Адам принял поднос, кивнул супруге, и та, всё ещё не «снимая» с очаровательного лица улыбки, сдёрнула покрывало.
        Кинжал, начальник его личной охраны в смокинге и с автоматом в руке, замаскированным под кейс, увидели огромную, скорей всего, килограммовую конфету.
        На обёртке был изображён знакомый дворец, кажется, где-то на Ленинском проспекте.
        - Леонид Сергеевич! Переверните, пожалуйста.
        Кинжал оторвал от подноса конфетищу.
        На клочке бумаги, вставленном в обёртку, рукой Дрозда было написано всего несколько букв - ЦНИИ ТМиСО.
        Улыбка прелестной возбуждающей Стефании тут же показалась имениннику пресной.
        Это была не просто шоколадная конфета, изготовленная по специальному заказу.
        Только что его компаньон по рейдерским атакам преподнёс ему, ни много ни мало, Центральный научно-исследовательский институт точной механики и специальной оптики. Это - уникальное оборонное предприятие, снабжавшее определённого рода устройствами всё военное производство того, что ездит, летает, плавает и при этом стреляет. В результате хитроумной многоходовой комбинации контрольный пакет акций института перешёл в руки подставной подконтрольной ОАО «Компания «Брут» фирмы в Красноярске.
        Здесь Кинжал на языке рейдеров выступал в роли «дядьки». А практически институт возвращался государству - с подачи Кирилла Юрьевича, он же - генерал военной разведки Елагин Н.И.
        Ещё три недели назад там были проблемы - с акционерами. Но глядя на сосредоточенное лицо и мигающие на нервной почве глаза Дрозда, Кинжал был уверен, - этот, если вцепился, не выпустит. Два пробных проекта прошли без сучка и задоринки,
        - Антон уже и забыл, когда расплатился с тестем. Но прихватить такое, как этот ЦНИИ, - это же песня, как говорит Толстый, - гимн Советского Союза!
        Сейчас можно было бы и не шифроваться, - здесь всё равно бы никто ничего не понял.
        Однако Кинжал вынул бумажку, скатал её в шарик, спрятал в карман и торжественно произнёс:
        - Дорогой коллега! Позвольте со всей ответственностью заверить вас, что сейчас у меня просто нет слов! И такое - впервые в жизни.
        Он подошёл к противоположному концу длинного стола, уставленного, как на хорошем банкете в «Газпроме», взял серебряное ведро с пятью килограммами белужьей серебристо-серой икры и преподнёс Дрозду - как кубок Дэвиса.
        Скрипичный квартет взвизгнул.
        Это было краткое музыкальное приветствие - туш.

2
        Все знали, что Кинжал - «жаворонок» и к полуночи начнёт зевать, поэтому после одиннадцати братва стала разъезжаться.
        Витя Китаец заметил, что никогда так не отдыхал - есть в мальчишнике особый кайф.
        Садясь в свой «мерседес», Федя Штрек, «вор в законе» из Кемерова, обнял Кинжала:
        - На правильную дорогу ты, братишка, стал. И оставайся аристократом, нам такие люди сейчас во как нужны! «Быков» и ликвидаторов хоть пруд пруди, а головой работать никто не хочет. Молодёжь пошла отмороженная, стариков не уважают, закон не чтут. Как их воспитывать - не знаю. Да и те, что постарше, оборзели вконец.
        Когда такое было, чтобы «короновали» за деньги! А сейчас - сплошь и рядом.
        Любителя длинных и красивых базаров, друга Кинжала, Костю Фанеру из Петрозаводска, грузили в «БМВ» почти мёртвого. В его жилах бурлил целый литр любимого американского виски «Джек Дэниэлс».
        Вася Пикап из Красноярска, особо доверенное лицо Кинжала и большой любитель салютов, требовал фейерверка, но один из его пацанов увещевал: «Дома пошумим, братан».
        Не было только Сени Крюка из Хабаровска.
        Его застрелили зимой, на выходе из казино на Новом Арбате - средь бела дня.
        Кинжал видел фотографии, сделанные следственной бригадой. Огромный Сеня Крюк лежал навзничь в расстёгнутом кожаном пальто с голым животом на вымороженном до льда грязном снегу и открытыми глазами с недоумением смотрел в сизое московское небо.
        Дольше всех в гостях задержались Желвак и Толстый.
        Личный писатель пахана стал молчаливым, глядел тяжело и недобро. Он не ожидал, что Кинжал устроит праздник именно для братвы.
        Захарыч ревностно наблюдал за генеральным директором их холдинга и никак не мог взять в толк: как за три года человек мог так вписаться в коллектив?
        Чувствовалось, что Кинжал в этом окружении - в своей стихии, и именно здесь его семья, а не где-то ещё. Для человека, который сформировался в течение долгих лет выживания на зоне, это было загадкой.
        А Желвак только посмеивался:
        - Ты же писатель, Захарыч, инженер человеческих душ. Почему я Кинжала понимаю, а ты никак в толк не возьмёшь? Нас с тобой ломали на зоне, а его корёжил кто-то другой и делал это с малолетства. Я так думаю, что - отец, но надо уточнить. Потом - жена. Это какой же надо сукой быть, чтобы муж, лишившийся тебя не по своей воле, только обрадовался! А работа? Сколько нас с тобой били - ты не считал? А, думаешь, в том институте его били меньше? Нас - за дело, система такая. А его, знаешь, за что?
        Толстый скривился и недоумённо дёрнул плечом.
        - За то, что умный. И, конечно, гордый. Но, главное, за голову, и это - по-нашему, по-русски.
        А Кинжалу было хорошо.
        Он видел - его уважали.
        Все присутствующие были свидетелями его стремительного взлёта на вершину группировки. Каждый примерно знал, чего и сколько принёс в клюве Кинжал, и это было выше самой лютой зависти. Он не выставлял себя авторитетом, хоть, по существу, таковым был с самого начала. Кинжал с удовольствием носил звание пацана, и тот же Желвак убедился, что это не поза.
        А у Толстого был один интеллектуальный недостаток - он не мог вытерпеть собственное непонимание. Пустоту, образовавшуюся от недостающих фактов, Захарыч тут же должен был заполнить собственными догадками и, наконец, игрой воображения. А это частенько искажало реальную картину. Что поделаешь, Толстый в вузах не учился, свои университеты он проходил с отмычками для вскрытия чужих дверей да на зонах.
        Последующий опыт сочинителя - это много, но далеко не всё.
        Он просёк, что Кинжал с Желваком при встрече обнялись, как кореша, и Брут с паханом уже на «ты». И он бы не был мозговиком ОПГ, если бы не придумал против Кинжала одну каверзу - под видом подарка ко дню рождения.
        Когда они остались втроём, Толстый вынул из кармана увесистый пакет.
        Это были цветные фотографии размером 18х24 сантиметра, редакционный стандарт.
        Сели они с Желваком так, чтобы свет падал на лицо Кинжала, - предстояло фиксировать его реакцию.
        Когда жизнь делала подлянку, у смуглолицого руководителя холдинга начинало белеть вокруг рта. Это хорошо знали и Желвак, и Толстый, который однажды и просёк, что у того «рожа матом покрывается».
        Расслабленный и, кажется, вполне счастливый Кинжал вынул из конверта снимки, тут же катанул на скулах желваки и местами побелел.
        Кореша увидели - попали в точку.
        Это была профессиональная съёмка его жены, дочери, любовницы и сыновей-близнецов.
        Семья была снята на море, скорей всего, где-то в Южной Европе. На фоне голубой воды и зелёных пальм - вполне довольные жизнью лица. На двух-трёх фотографиях были срезы ножницами, - убрали чьё-то лишнее изображение.
        Вологодская Маргарита играла с сыновьями на детской площадке у нового высотного дома. Съёмка была зимняя, и Кинжал отметил, что одеты все - на уровне, а на Марго - дорогая норковая шуба.
        Умный Кинжал видел: братаны ЖДУТ. И главным для него было сейчас это, а не ёкнувшее сердце тренированного спортсмена.

«Умрите сегодня, а я - завтра», - сказал он про себя, бросил пачку снимков на столик у гигантского торшера, широко демонстративно зевнул, с хрустом потянулся и максимально равнодушно посетовал:
        - Жаль, собаку не сфотографировали. Где она теперь, Аделина, девочка моя?
        Уже в машине Желвак матюгнул Толстого:
        - Стареешь, Захарыч. Утёр он нас. А ты знаешь, я не люблю выглядеть дурнее, чем я есть.
        Шустрая домработница-украинка с напарницей были отпущены заранее, остались лишь четверо охранников.
        Кинжал принял горячий душ и решил заночевать внизу, в гостиной. Он постелил на диван бельё, погасил свет, поднялся наверх и включил ночник в своей спальне: пусть снайпер, если он вдруг образуется, думает, что цель там.
        В полумраке тени ожили.
        Сначала он вспомнил о своей коллекции холодного оружия, и на душе стало тепло.
        Вчера заветный чёрный чемодан наконец вернулся к законному владельцу. Он с упоением ждал встречи со своими раритетами - после столь долгой разлуки.
        Потом Кинжал стал грезить о Веточке и Олесе.
        Последняя степень несчастья - это когда даже подумать не о чем, потому что ничего хорошего в жизни больше нет.
        Выходит, у него ещё не всё потеряно.
        Часа в четыре утра, когда было уже светло, заиграл один из мобильных телефонов - экстренная связь с его ласточками.
        - Леонид, - услышал он апатичный юношеский басок резко повзрослевшей Олеси. - Приезжай. Я только что убила сестру.

3
        Справку с диагнозом «внезапная смерть» подписал главврач городской больницы.
        Место на кладбище - самое престижное. На купленном участке Кинжал оплатил и последующее перезахоронение матери и бабушки.
        Оперативно организованные похороны охраняла местная милиция.
        Отпевал отец Василий. Оказывается, Веточка, как и сестра, была крещёной.
        Во дворе их родительского дома накрыли столы для желающих помянуть безвременно ушедшую из жизни 19-летнюю землячку.
        Не пришёл ни один человек.
        Даже местные алкаши не позарились на халявную дорогую водку, привезённую из Москвы.
        Охрана проверила дом на предмет прослушки.
        Кинжал жестом показал, чтобы СМОТРЕЛИ, и заперся изнутри вдвоём с пришибленной Олесей.
        - Рассказывай; не торопись; всё по порядку; со всеми подробностями.
        Олеся ещё утром сообразила - ей ничего не будет.
        Единственный следователь, прокурор, судья и палач у неё один - её красивый Леонид, которого слушаются и менты, и местные бандиты, как строгого воспитателя в детском садике.
        Когда в седьмом часу утра он влетел сюда, Веточка лежала на ковре в засохшей луже крови. Рядом - орудие убийства, хозяйственно-бытовой топор. Во всём доме горел свет. Олеся с густо накрашенными губами, распущенными волосами в богатом чёрном пеньюаре танцевала под песню «Чашка кофею», даже не завесив окна и не закрыв дверь, а звук - на полную громкость.
        Но уже через полчаса все улики, обильно политые бензином, догорали на огороде.
        Потом Кинжал заставил найти среди пепла топор без топорища, лично отвёз его на Оку и зашвырнул в воду, сначала узнав, где там самое глубокое место.
        С Олесей всё это время находился в спальне его охранник Глеб. В его задачу входило одно - время от времени подливать в рюмку её любимый яичный ликёр и следить, чтобы убийца ни с кем не общалась.
        Но Олеся была трезва.
        Спокойная и равнодушная ко всему происходящему, женским чутьём она уловила, что прежняя жизнь закончилась, и больше никогда не вернётся. Она успела понять, что ничего хорошего этой ночью не случилось, а скорее, наоборот.
        Да, эту ненавистную сучку она убила. Но где же радость или хотя бы облегчение?
        - Есть хочешь?
        Это уже было по-отечески, - Кинжал словно услышал свой голос со стороны.
        Здесь стоял нестерпимый запах хлорки.
        Смыванием следов занимались его телохранители и делали они эту грязную работу так, как считали нужным - запах пока не выветрился. Зато - «чисто», как говорили эти хваткие бывалые ребята.
        - Олеся, девочка моя. Я бы ни за что тебя сейчас не пытал, но мне срочно надо знать, что здесь произошло - во всех деталях. Веточку уже не вернёшь, а нам с тобой ещё жить да жить. Но в случившемся нужно обязательно разобраться. Может, выпьешь ещё любимого ликёра?
        Олеся была в наскоро собранном траурном одеянии - брюках и водолазке. В белых пышных волосах - любимая чёрная лента.
        Она подошла к Кинжалу и уселась на колени.
        Московский «следователь» легко приподнял стрёмный груз и усадил на стул:
        - Ласточка моя, сейчас нужен конкретный базар - за мочилово, которое ты здесь устроила. Или это - не ты? Может, кто-то другой? Тогда - кто? Давай, колись по-шустрому, и рвём отсюда когти - навсегда.
        Данный филологический стандарт был Олесе ближе.
        И озерковская ведьмочка заговорила:
        - Ветка продала те перстенёчки.
        - Это она сама тебе сказала?
        - Нет, я увидела, что коробочка пустая. Они лежали вместе, мой - с круглым камешком, её - с овальным. Я спросила - где подарок Леонида? Она хихикнула, что толкнула на базаре.
        - И ты сразу - топором?..
        - Нет. Я говорю, тогда где деньги? Она тут же побежала смотреть коробочку, потом налетела, вцепилась в волосы. Стала кричать, что убьёт…

«Как нашкодившая студентка библиотечного техникума».
        Чем рельефнее вырисовывалось происшедшее здесь, тем больше у Кинжала холодело в груди.
        Мысли роились, наползали одна на другую.
        - Что было потом?
        - Я закричала, боялась, вырвет волосы. Она отпустила, а я побежала на кухню, за топором. Прибегаю, она роется в том ящике… Я и рубанула, сзади. А зачем она продала, они были такие красивые…
        - Собери самое необходимое, не забудь все деньги, документы и драгоценности, что есть в доме. Ребята проводят тебя в машину. Ни с кем не разговаривай, сиди там и носа не высовывай. Скоро поедем в Москву.
        Во дворе с ноги на ногу переминался Ржавый, здешний «положенец».
        Он понимал, что проблемы - лично у него, а не в этом доме, чтоб он сгорел!
        Уважаемые московские люди попросили его приглядывать за сестричками, и - вот тебе на!
        Когда он увидел, что прямо на него идёт сам Кинжал, понял, сейчас будет решаться, как ему дальше жить и, главное, где: на том свете или по-прежнему на этом?
        - Братан, войдём в дом, - Кинжал был собран и интеллигентен.
        - Скажи, за сестричками присматривали какие-то определённые пацаны или они всё время менялись?
        - Хвощ и Тыра, оба живут по соседству, в зоне прямой видимости. Народ надёжный, проверенный.
        - Они сейчас с тобой?
        - Нет, оба отпросились, когда ты приехал, - на рыбалку. А то, жаловались, поссать отойти некогда.
        - А где рыбачат?
        - Их кореш в курсе - Шмель. Сейчас найдём.
        Кинжал вспомнил завербованного им бомбилу. Теперь, наверное, солидный хозяин автосервиса.
        - А что за Шмель? Физически он - как?
        - Да нормальный пацан, бывший десантник.
        - Слушай, Ржавый, дай мне этого Шмеля на несколько часов, а сам можешь быть свободен - лады? Мне только проводник и нужен.
        У Ржавого отлегло от сердца, кажется, пронесло. Пусть москвичи сами решают свои проблемы, вон сколько их на трёх машинах понаехало!

4
        Русская рыбалка - дело известное.
        Хвощ и Тыра даже не разматывали удочки.
        Они - упились.
        - Говорил тебе, держись меня, не пропадёшь, - маленький вёрткий Хвощ обращался к здоровенному красномордому Тыре, но тот его почти не слышал. У него отказались работать уши, в них стоял шум морского прибоя, - наверное, водка палёная.
        Тыра сидел, привалившись к толстенной берёзе, которая не давала ему упасть, тупо смотрел на тихую реку, и ему было хорошо.
        - Бабла мы с тобой срубили по-лёгкому, - Хвощ рассматривал жёлтую пачку дорогого
«Кэмела», щурился от дыма. - Красиво жить не запретишь - факт.
        Он уже понял, что Тыра не собеседник, слаб на водку, поэтому больше говорил сам себе. Пьяный Хвощ становился добрым, но его сожительница Зойка была в курсе: тронь этого добряка после двух стаканов - смерть.
        - Если б не я, не шуршала бы сейчас у тебя в кармане целая тысяча «бакинских». Это - факт, Тыра, не шуршала бы.
        Хвощ находился в эйфории гордости самим собой - ни с чем не сравнимое чувство, которое хоть раз в жизни испытал каждый русский мужик.
        В этом состоянии он и увидел глюк.
        Хвощ щелчком выстрелил сигарету в реку, проводил её взглядом и ещё раз посмотрел туда, где появилось видение.
        Это был их кореш Шмель - с огромным рюкзаком, в болотных сапогах и дорогущими снастями, таких в Озёрах не было ни у кого. Шмель имел собственный автосервис, богател с каждым месяцем, но друзей не забывал. Правда, денег в долг не давал, если проект был связан с опохмелом, или тем, что ему предшествует.
        - А я вас ищу, ищу, куда вы пропали? - в отдельной брезентовой сумке у Шмеля был сборно-разборный мангал, - сейчас такое мясцо замастырим… Тыра, братан, ты живой? Опять водку у Анапы брали? Там же сплошь одна политура!
        - Мы здесь, - трезво, но уже некстати констатировал Хвощ.
        Тыра промолчал, но другана узнал и блаженно улыбнулся.
        - Пить надо качественный продукт, - с этими словами Шмель извлёк из рюкзака литровую бутылку самой дорогой водки, какая была у них в центральном супермаркете. Он приладил её в воде, у самого берега - для обязательного охлаждения, что даже на этикетке было предписано.
        - Смотри, Шмель, не унесёт? - озаботился Хвощ. - Помнишь, как тогда, на майские? Кинулись, а бутылочка - тю-тю!
        - Я ей унесу, - шутливо грозно заметил Шмель. - Реку осушу!
        Он ловко собрал мангал, прикинул, откуда дует ветер, чтобы дым в рожу не стремился, установил жаровню и стал давить припасённую обёрточную бумагу в катышки - для разжигания огня.
        - Наташка такой шашлычок заквасила - атас. Счас нажарим, а рыба нехай пока в реке поплещется - до следующего раза, зараза. Как думаешь, Хвощ?
        Шмель ловил себя на том, что начинает говорить интонациями Кинжала, который целый час инструктировал, натаскивал его для этого непростого разговора с корешами.
        Сейчас Кинжал всё слышит, потому что на груди Шмеля прилажен микрофон, но подсказать не может. Зарабатывай, Шмель, обещанные полторы тысячи долларов самостоятельно, - понятно, тяжело, головой работать надо, но такие бабки на дороге не валяются.
        Между тем Хвощ начал трезветь.
        Он вспомнил, что сегодня - рабочий день.
        В автосервисе Шмеля работы невпроворот, а он - на рыбалку, да с шашлыком. «Что-то не вяжется, - почувствовал рыжий, - неспроста Шмель “прилетел”. У него, бывшего бомбилы, каждый шаг - рубль, он бесплатно даже не бзднёт».
        А Тыра захрапел - с открытыми глазами.
        Шмель всё-таки заставил дружно запылать пять тучных берёзовых поленьев, что припёр в рюкзаке. Одно, шестое, - про запас.
        Настало время покурить.
        - Едрёна шишка, сигареты не купил! - он показал Хвощу тощую пачку любимого
«Кэмела».
        - Угости, братан, я потом съезжу.
        Увидев у Хвоща тот же «Кэмел», Шмель сделал вид, что приятно обрадован:
        - Это какими же темпами растёт благосостояние российских безработных! - и сам себе удивлялся, откуда у него берутся такие благородные слова. Это всё Кинжал, говорят, он настоящий академик и пять штук институтов закончил.
        - Хорошо, - Шмель затянулся, соображая, готов ли Хвощ к серьёзному разговору, или ещё погодить. Кинжал, вообще-то, просил побыстрее, - может, за скорость прибавит?
        - Ну, так расскажи, Хвощ, товарищу, как разбогател? Глядишь, и я тоже подразживусь на деньжата.
        Откуда? Кто мог заложить? - Хвощ всё понял.
        Два дня не прошло, а уже все Озерки знают, что они срубили бабла.
        Он с ненавистью посмотрел на Тыру, но блаженная рожа вдрызг пьяного друга и компаньона никак не располагала к подозрениям. Тогда - кто?
        - Ты это про чё? Про сигареты? Дык Зойка раскошелилась.
        - Я Зойку знаю во-от с таких лет, - показал ладонью от земли сидящий на корточках Шмель. - Она если и расщедрится, то не больше, чем на «Дымок». А тут целый
«камаль» - «верблюд», серьёзное животное.
        - Не пойму я тебя, Шмель, загадками говоришь, непонятками. Скажи прямо, чё там тебе наболтали в твоём автосервисе?
        Пошевелился Тыра. Он воздушным шариком надул слюну, и она лопнула. Тыра тут же проснулся - аж вздрогнул, как будто приснилось что-то страшное.
        - Пацаны… налейте, - это были его первые слова.
        - Тыра, братан, с добрым утром! - Шмель встал, чтобы быть готовым к обострению ситуации.
        Если что - убить его не дадут люди Кинжала, они тут неподалеку. Но эти двое считались у Ржавого лучшими бойцами, с ними надо осторожней, без пик и стволов не ходят.
        - Тыра, нам тут предъява, - рыжий Хвощ резво вскочил, сделал пару приседаний, несколько резких кругов руками. Разминается, - правильно понял Шмель. Значит,
        Кинжал не ошибся в своих подозрениях и уже об этом знает.
        - Какая ещё предъява? - прогудел Тыра из-за кустов, пуская под соседнюю берёзу мощную струю.
        - А такая, - отбросил дипломатию Шмель. - Бабла срубили, а с другом поделиться не хотите. Я ж вам не чужой. Кто вас после отсидки Ржавому рекомендовал - разве не я? А когда у тебя, Хвощ, мать заболела, - кто дал на лекарства?
        - Я с тобой, братан, рассчитался до последнего цента! - возмутился Хвощ.
        - Дело не в этом, - Шмель давил дальше, - а в том, что до сегодняшнего дня мы были три товарища. И что теперь, из-за свалившегося на вас бабла - дружба врозь? Так получается?
        Хвощ стал прикидывать. Они заработали по тысяче долларов. Если поделиться со Шмелём, каждому останется чуть больше шестисот пятидесяти. Не-ет, так он несогласный - так ему не надо. Что же получается - была «штука»… Не-ет, так он несогласный.
        - Объясни толком, чё ты хочешь? - наконец стал въезжать в ситуацию и Тыра. Ума он был не ахти какого, но за свой интерес проломил бы голову собственной бабушке.
        Шмель старался на месте не стоять. Хвощ был отличным метателем ножей и свой коронный, охотничий всегда носил с собой. Вот и сейчас - они же на рыбалке! - опасный предмет многозначительно притаился у него на поясе.
        - Я тебе объясню, - сказал Хвощ, видно, про себя уже что-то решивший. - Нам предлагают отстегнуть по тридцать три американских «копейки» от каждого ихнего
«рубля», - так хочет Шмель.
        - Не по-онял! - загудел Тыра, - чё-о эт-то?
        - А то, дружбан, что делиться сам Бог велел, - Шмель видел - начинается.
        Ну, кто первый? - прикидывал бывший десантник. Тыра, конечно, он. Первым бросается тот, у кого слабее нервы.
        Так и случилось.
        И уже в следующий момент туша боевика из группировки Ржавого в давно не стираном камуфляже с размаху накрыла пылающие в мангале берёзовые поленья. Тыра взорвался снопом искр, дымом пыхнуло из-под брошенного наземь нападавшего. Шмель наскока ждал, поэтому бросок ему удался.
        - Мочи его! - прокричал Хвощ, выхватил нож, но уже в следующий момент взглядом упёрся в чёрный холодный зрачок пистолета.
        - Ты чё, брат! Мы же пошутили! - при этом Хвощ показывал Шмелю нож, как будто это и было доказательством их с Тырой прикола.
        Для убедительности и страховки - а вдруг микрофон оборвался, пока он проводил бросок! - Шмель жахнул из своего «ТТ» китайского производства под ноги вскочившему Тыре.

«Счастливые» обладатели двух тысяч баксов окончательно убедились - не газовый.
        - Стволы, пики - на землю! - скомандовал Шмель.
        Оказалось, что сейчас у них на двоих только нож Хвоща.
        - Сядь, убоище! - приказал Шмель Тыре, - и поближе к своему рыжему компаньону.
        Убивать не буду. А только поинтересуюсь, сколько часов жизни вам отмерено после того, как о вашей подлянке узнает Ржавый? Вы же его продали! По вам самый глубокий омут плачет, и нырять будете без плавок, с дырками в голове. А если и всплывёте, то не раньше, чем под Нижним Новгородом.

5
        Кинжал сидел в машине один, благоразумно закрыв все окна.
        В наушниках звучал приговор.
        Хвощ рассказывал, как приехали из Москвы, на «мерседесе» цвета «мокрый асфальт» здоровый мужик с усами, с ним водитель с пушкой на поясе.
        Он заплатил им с Тырой по штуке баксов - за шмон в доме сестричек.
        Чего искать, непонятно. Он просил, чтобы они ему подробно рассказали, что там есть вообще - тряпьё, бытовая техника, бижутерия, косметика всякая. Его не интересовали ни деньги, ни документы, ни наркотики. Ему нужно было, как он сказал, просто сделать ревизию.
        Спросил, нет ли там коллекции кортиков?
        До фига было драгоценностей, он просил их описать. Но - как? Ни Хвощ, ни Тыра в ювелирном деле не разбирались. Ну, жёлтый металл, ну, зелёный камушек…
        Дважды приезжал в течение двух недель. Два шмона делали, пока сестрички ходили по рынку.
        В третий раз москвич пошёл в дом сам.
        Приехал на убитой «семёрке», сам за рулём, загримированный, еле узнали.
        Тыра ходил по рынку за сестричками - с радиостанцией, деловой вручил. Хвощ дежурил у дома.
        А тот вошёл и тут же… вышел.
        Ничего, сказал, интересного, - и уехал. Как назвался? Зовите, говорит, Адвокатом.
        Когда это было? Да позавчера.
        Рассчитываясь со Шмелём, Кинжал прибавил двести долларов:
        - Завтра дом сожги.
        Не доезжая до Москвы, он отпустил и водителя, и охрану.
        Его шишкинские домохозяева Василь и Наталья приняли Олесю с радостью:
        - Сергеич, дочка или племяшка?
        - Это моя невеста, - сказал Кинжал.

6
        В «кирпичах» Толстый разбирался профессионально.
        Изъятую пару перстней он оценил сразу - порядка четырёхсот тысяч долларов.
        Такие подарки Кинжалу явно не по карману. Или сам не знал, что дарит, - такое тоже бывает.
        То, что работа - новодел, он понял сразу, значит, никак не бабушкино наследство.
        И алмазам лет двадцать - не больше.
        Но кроме бухгалтерского подхода был ещё один - криминологический.
        Сочинитель Лев Рокотов, он же Толстый, знал, что почти за каждым таким камнем - обязательно какая-то история, и не исключено, что уголовная.
        Он сидел в своём особняке на Новой Риге, нацепив специальные окуляры для ювелиров, рассматривал камни и размышлял.
        Впервые за последние семь лет он пошёл на дело, и так удачно. И стоимость бриллиантов его сейчас волновала в последнюю очередь. Он чувствовал, что здесь какая-то тайна Кинжала, а возможно, и разгадка его личности, которая вот уже почти три года не давала покоя.
        Говорить или нет пахану - вот в чём вопрос.
        Когда тот рассказал про Озерки, то вовсе не имел в виду, что кореш тут же поедет делать там ревизию. Чего, скажет, искал? Или какие подозрения? Тогда давай, выкладывай.
        Такая инициатива наказуема - Желвак этого не любит.
        И Толстый решил события не торопить.

7
        Айсор выслушал Осу, не перебивая:
        - Причин для тревоги не вижу. Да, Желвак может установить, откуда камни, если они попадут ему в руки. Но - и только. А бриллианты ты купил у бывшего заместителя министра внутренних дел Глеба Аркадьевича Живило и всего за пятнадцать тысяч долларов. У того возникли финансовые проблемы - внуку понадобилась операция по поводу лейкемии.
        - Это факт, мальчик до сих пор проходит реабилитацию в Германии. Вот и пусть пахан организует проверку - пупок развяжется ещё задолго до того, как узнает правду. А вывел на тебя ментовского генерала председатель правления банка «Ротор»
        Джон Борисович Касаткин, то есть лично я. Сделка прошла в помещении моего банка, - тут Айсор назвал дату и точное время. - И не дрейфь, кореш!
        Это была любимая поговорка отца.
        - Оса, лично мне, для души, ты можешь поведать, как тебя угораздило отвалить сотни тысяч баксов двум периферийным шлюшкам? Ты честно заработал хорошие деньги - в виде дорогих камней. Спрятал бы их подальше; такое хранят всю жизнь и передают по наследству. Бриллианты даже инфляции не подвержены.
        Кинжал никогда не краснел - он бледнел. Вот и сейчас Оса покрылся белыми пятнами, но ответить Айсору не смог - не нашлось слов.

8
        Так плохо Кинжалу не было давно.
        Разговор с Айсором его не успокоил, а только больше растревожил.
        Пришлось всё рассказать и об организованной им заимке в Озерках, и о том, как к сестричкам попали бриллианты, выданные под расписку Шкипером со словами «за помощь российской военной разведке». Для скрытного Кинжала это было сущей пыткой.
        Да и Цифра на этот раз над ним, математиком, горько посмеялась, что вообще было невыносимо.
        А та лёгкость, с которой Айсор придумал, как объяснить Желваку, откуда у него оказались бриллианты, купленные в 1983 году в Якутии цеховиком Гельфондом, попахивала смертным приговором.
        И - поделом!
        Он подвёл профессионалов защиты государственных интересов. И они теперь просто обязаны будут его убрать, чтобы начисто исключить даже теоретическую возможность утечки информации о финансировании какой-то наверняка совершенно секретной операции.
        О ней Кинжал ничего не знал, но о происхождении алмазов на его месте не догадался бы только дурак. Сначала его пересказ Шкиперу о подпольном пушном «короле» и, наконец, боевая награда в виде двух крупных бриллиантов.
        Сперва он крепко помог.
        А потом - коварно подставил. Он этого не хотел - видит Бог - только судят и приговаривают по результату, а не по намерениям.
        Он должен был предвидеть, что сестричек могут обокрасть. Перстнями они могли похвастаться, продать их за бесценок. А в руках опытного геммолога «кирпич» превращается в раскрытую книгу, по которой тот сможет прочитать и время, и место его добычи.
        Кинжал был уверен - попади эти алмазы в руки Желвака, он обязательно раскопает их происхождение. И поверит ли он истории с бывшим замминистра внутренних дел - это ещё вопрос.
        Палыч - один из самых крупных спецов в стране по бриллиантам, - это ему сказал тот же Глеб Живило. А случись, то и консультанты у Желвака найдутся на уровне экспертов Алмазного фонда - в этом сомневаться не приходится. У пахана будет стимул разгадать происхождение камней, потому что к ним прикасались руки его
«крестника».

9
        Жизнь Олеси в секретном особняке Кинжала оказалась не сахар. Не так она себе всё представляла, когда увидела, куда её привезли. Любимый Леонид тут же исчез, строго-настрого приказав во всём подчиняться лично Василию. Мобильный телефон у неё отобрали.

«Девочка моя, ты в бегах и сама знаешь, по какому случаю. Если не хочешь перейти на тюремную баланду за колючей проволокой, сиди тихо и не рыпайся. Нет тебя здесь».
        Первую ночь она проспала как убитая и проснулась только от того, что почувствовала на себе чей-то взгляд. Спала Олеся в одних трусиках, во сне одеяло было отброшено, она открыла глаза и увидела раскрасневшуюся от удовольствия физиономию Василя.
        Тот стоял с подносом, на котором дымился кофе, лежали две нежнейшие булочки с изюмом домашней выпечки, а в вазочке стояли три огромные жёлтые ромашки.
        Олеся потянулась, а укрыться одеялом даже не попыталась.

«Какая же это невеста Сергеича!» - тут же сообразил благоразумный Василь.
        Он поставил поднос на тумбочку, шмыгнул носом и пошёл делиться впечатлениями с женой Натальей.
        Первое утреннее желание юной развратницы из города Озерки осталось неудовлетворённым.
        Она позавтракала. Кофе и сливки выпила по отдельности, а булочки проглотила чуть ли ни целиком, так они были вкусны.
        Она страшилась одиночества и тут же решила - домой!
        Леонид её, скорей всего, больше не хочет, этого Василя она напугала до смерти, а в Озерках до её тела охочих хоть отбавляй! Четыреста долларов у неё есть, ничего, как-нибудь проживёт. А кончатся деньги - рванёт путанить в Москву, в бригаду к однокласснице Таньке, та давно зовёт.
        С этими мыслями она вдоволь повалялась в ванной, пошалила со своей беленькой лохматой киской и стала собираться.
        Из окна второго этажа нелегалка увидела, как домоправители Василь и Наталья грузятся в мотоцикл с коляской, выезжают за ворота, и те автоматически закрываются.
        Ей страсть как захотелось порыться в шкафах и ящиках, походить по комнатам, заглянуть под кровати и сунуть нос во все тёмные углы этого огромного дома. На неё снова нахлынуло возбуждение, она привычно рукой его сняла, это помогло, но ненадолго.
        Олеся бегом спустилась в столовую на первом этаже, открыла первый попавшийся шкаф на стене и увидела початую бутылку своего любимого яичного ликёра. Это было единственное, что могло отвлечь от плотского вожделения, и она прямо из горла сделала огромный глоток.
        - Теперь можно и в путь! - прокричала она своему отражению в большом овальном зеркале в ажурной раме, подхватила сумочку и распахнула дверь чёрного хода.
        Если бы на пороге её встретили шесть милиционеров с наручниками, которые хором скандировали: «Убийца, ты осуждена и приговорена к расстрелу на месте!», то и тогда она бы испугалась меньше.
        На неё, готовые к атаке, уставились свирепые морды четырёх ротвейлеров.
        Они стояли полукругом, в центре - самый крупный кобель Окчар и сука Абигель, кобели Прум и Кеззи - по бокам. Клички по разноцветным ошейникам она легко запомнила ещё вчера, но с утра собаки были заперты в вольере: на тракторе привозили для рассадки кустарник.
        Олеся в ужасе захлопнула дверь и почувствовала, что сердце вот-вот вырвется из груди.
        Больше всего на свете она боялась таких огромных собак.
        На кухне, перепуганная, ещё раз приложилась к бутылке с яичным ликёром, поняла, что брошена всеми, и стала тихонько плакать от жалости к самой себе.

10
        Через неделю Кинжалу позвонил Желвак и попросил срочно приехать в особняк Толстого.
        За себя Брут не боялся - этому учил Палыч но необходимые меры безопасности решил предпринять.
        - Прихвати свой «дипломат» - приказал он начальнику охраны.
        Кроме стреляющего кейса-автомата фирмы «Хеклер унд Кох» в руках бывшего полковника-спецназовца Кинжал увидел, что следом выехали две машины: одна сопровождающая, другая прикрывающая - обычно, обходились только телохранителями внутри «мерседеса».
        На Бруте под сорочкой был бронежилет новейшего образца. В кобуре мобильного телефона - золотой кастет, подарок деда Вано.

«Никогда не таскай с собой огнестрельного оружия», - учил пахан.
        На повороте с Новой Риги повстречались кавалькада милицейских машин и «скорая помощь».

«Убрали другого», - понял Оса.
        Метров через сто пятьдесят он попросил остановить, вышел из машины и набрал номер Айсора:
        - Твоя работа?
        - Вас не слышно, перезвоните через семь минут.
        Это означало: «По данному каналу связи тема не обсуждается».
        Айсор даже не счёл нужным шифроваться, сделать вид, что он здесь ни при чём. Он косвенно подтвердил - да, а ты как думал?

«А, действительно, Леонид, о чём вы думали?» - с усмешкой обратился он к самому себе.
        В особняке хозяйничали Желвак и его начальник охраны Алекс.
        В огромной столовой сидела молодая женщина в простом чёрном платье и траурной косынке, безвольно опустив на колени руки. Она уставилась в одну точку, а ей в глаза пытался заглядывать мальчик лет шести, очень похожий на Толстого.
        Братаны обнялись.
        - Присоединяйся, Кинжал.
        Таким Желвака он не видел никогда.
        - Убийство?
        - Да нет, похитрее… Тут инфаркт организовали, серьёзные люди, с-суки рваные.
        Такой заказ раза в два дороже, чем работа снайпера.
        - Может, он сам…? - Кинжалу было трудно владеть голосом.
        - Запомни, братишка, есть люди, которые своей смертью не умирают никогда.
        Толстый принадлежал к их числу. Я - не прокурор, мне доказательства не нужны, тут и так всё ясно.
        Алекс осматривал оружие в распахнутом железном шкафу.
        Там были ружья, винтовки. Кинжал увидел самозарядный карабин Симонова, - с таким до недавнего времени бойцы Кремлёвского полка охраняли мумию Ульянова-Ленина.
        Брошенный хозяином весь этот арсенал выглядел самодостаточно, грозно и всем своим видом выражал готовность к бою.
        Желвак перебирал бумаги покойного, одни рвал и бросал в пластиковый мешок, другие откладывал.
        - Леонид Сергеевич, обшмонай те ящики, - Желвак показал на два комода по разные стороны огромного окна. - Все бумаги, оружие - сюда. Остальное - не наше дело.
        - Я могу поговорить с женщиной? - Кинжал страшился прикасаться к ящикам и решил потянуть время.
        - С ней уже так поговорили менты, что валокордина в доме не осталось. А что ты хочешь узнать? Может, я тебе отвечу? - Желвак близоруко щурился, а носить очки или хотя бы линзы категорически отказывался: «Вор в очках - всё равно, что х… в пенсне».
        Это была цитата из Толстого.
        - Я просто хотел с ней… познакомиться, - хорошо, что Желвак был занят бумагами, а то рассмотрел бы побелевшие скулы Кинжала.
        - Валяй, только недолго, нас ещё в прокуратуре ждут, а ты должен быть рядом. Пусть видят, что к ним не просто кореша покойного вломились, а притопали ДЕНЬГИ. Мне надо, чтобы их следаки по этому делу работали на меня и перекрыли все каналы утечки информации. Ту гниду, что Захарыча замочила, я найду. И порежу на пионерские галстуки.
        Кинжал взял стул, присел рядом с женщиной.
        Он знал, это была гражданская жена Толстого, на законный брак тот никогда бы не пошёл. Для Льва Рокотова закон на этой земле был один - воровской.
        Истинный бродяга в мужья не годится.
        Убитая горем женщина посмотрела на богатого душистого молодого самца и опустила глаза, в которых, видно, уже не осталось слёз.
        - Вас как зовут?
        - Софья.
        - А по отчеству, фамилия, если, конечно, можно?
        - Софья Андреевна Прудникова.

«Чертовщина какая-то, - подумал Брут, - воровское погоняло «притянуло» по жизни женщину с именем и отчеством жены великого писателя Льва Николаевича Толстого.
        Жизнь полна идиотских совпадений».
        - Я - Леонид Сергеевич Брут, вот моя визитная карточка. Со всеми проблемами, пожалуйста, - ко мне. Я очень обязан Льву Захаровичу, и теперь время платить по долгам. Для начала вам позвонит хороший юрист, - вся недвижимость и имущество должно остаться вам и ребёнку.
        - Спасибо, мне теперь ничего не нужно.
        - Софья Андреевна, на этой земле, к сожалению, так не бывает.
        Она была лет на двадцать пять моложе гражданского мужа, красива, даже слишком, - Кинжал не сразу рассмотрел это на бледном лице без макияжа. А маленький Лев
        Львович глядел прямо, как отец, - насмешливо и проницательно.
        Кинжалу вдруг очень захотелось взглянуть в гороскоп этой Софьи Андреевны.
        Он наизусть знал астрологические стандарты своей половинки, затерявшейся где-то в толпе землян женского пола. Однажды ему приснилась - женщина без лица, но сердцем он тут же почувствовал - ОНА.
        То сновидение длилось долю секунды, но запомнил его на всю жизнь.
        А вдруг?
        С этими мыслями он выдвинул первый ящик, и ему холодно блеснули два знакомых бриллианта, оправленные в белое золото. Они словно притаились здесь и только ждали, когда объявится Брут.

«Рад приветствовать, ребята!» - сказал он словами капитана первого ранга Чекашкина.
        Вот они, лучшие друзья девушек, - САМЫЙ твердый, дорогой, редкий и блестящий из всех драгоценных камней.
        Бриллиант придаёт владельцу твёрдость и мужество, хранит его тело, но - только если носить его с левой стороны. Он даёт победу над врагами - но только, если дело правое. Он предохраняет от печали, колдовства и злых духов. Никакой дикий зверь не осмелится напасть на человека, который носит на себе бриллиант.
        Но огранённый алмаз должен быть получен свободно - без принуждения и насилия.
        Он теряет силу - из-за греховности и невоздержанности его владельца.
        Эти два камня уже забрали две жизни. Но это только часть их истории.
        Кто знает, что было до их изъятия из тайников Гельфонда?
        Любой негатив алмаз впитывает, как губка.
        Он мог «услышать», как на прииске грязно выругался обиженный прорабом рабочий.
        Мимо него не пролетело бы осуждающее слово, случайно обронённое огранщиком. Он наверняка вкурил бы зависть того, кто передавал сокровище подпольному миллионеру.
        Да мало ли разрушительных человеческих вихрей веяло над камнями с той минуты, как из самого сердца Земли они были вынуты на свет божий! И свидетелями какой ещё враждебной силы станут они завтра?
        Геммологи утверждают, что алмазы реагируют даже на атмосферное давление. При низком - друг к другу прилипают, при высоком могут самопроизвольно подпрыгивать.

«Лично я к ним больше не прикоснусь», - решил Кинжал.
        Он почувствовал за спиной чьё-то дыхание.
        Как подошёл Желвак, он не слышал: ноги утопали в ковре.
        Драгоценности, принадлежавшие Софье, хранились в спальне - здесь сияли только эти два перстня.
        - Четыре карата… - раздумчиво произнёс пахан.
        Он вынул из кармана десятикратную лупу, с которой, как с талисманом, не расставался никогда, бережно, большим и средним пальцем взял один из перстней и повернул его к свету.
        - Якут. Сравнительно молодой, лет двадцать. Но качество отменное, бриллиант чистой воды. Камень не случайный, а специально отобранный. Такой потянет тысяч на двести долларов.
        Подошёл Алекс:
        - Сергей Палыч, я закончил, какие будут указания? Оружие погрузили. В гараже нашли триста тысяч баксов. Десятку я отдал Софье, остальное передадим Касаткину, пусть откроет счёт в своём банке на её имя - как считаете?
        Но Палыч его не слышал.
        Желвак ласкал пальцами и взором крупный бриллиант.
        Это была его лихая молодость, удавшаяся жизнь, его фарт.
        Сколько такого божественного сияния прошло через его ладони, и все камни он помнил
«в лицо».
        Он подолгу рассматривал каждый алмаз, впитывал его энергетику, хоть и знал, что она может быть пагубной, чёрной, губительной. Иногда ему даже казалось, что он чудесным образом проникает внутрь алмаза, раздвигая его атомы, спрессованные космической энергией невиданной мощи, прохаживается в том холодном мерцании, наслаждаясь абсолютной первозданной чистотой и эталонной ценностью. При этом время словно останавливалось. В «общении» Желвака с десятком камней могло пройти и три, и четыре часа, чему удивлялись даже геммологи. А он просто не замечал бега времени и сам поражался, когда оказывалось, что прошло не пять минут, а сорок раз по пять.

«Неужели Захарыч решил вернуться к старому? - недоумевал пахан. - Зачем? У него денег куры не клевали. А может, ради спортивного интереса? Не похоже это на Толстого. Но перстни явно краденые. Ради чего его мозговик впервые за последние годы пошёл на дело? Что заставило его рисковать? Попадись - сколько деньжищ ментам пришлось бы отвалить!»
        Палыч хорошо знал своего кореша. Если бы там, куда он влез, затырили целое ведро
«кирпичей», не посоветовавшись с паханом, тот бы на дело не пошёл.
        А если такой «скачок» всё-таки состоялся, значит, братан выступал никак не в роли домушника. У Захарыча была куча других проблем, никак не связанных с его базовой воровской профессией.

«Что же ты, Лёва, от меня скрыл? Чего затеял?»
        И по тому, чем это кончилось, Желвак понял, что Толстый влип в историю с какими-то серьёзными людьми.
        Вор украл бриллианты. Его вычислили и убили - дорогостоящим и изощрённым способом. Только камни вернуть почему-то даже не попытались. Достаточно было подкупить кого-то из следственной бригады, и эти «кирпичи» здесь бы уже не лежали - на видном месте.
        Выводы напрашивались самые неутешительные.
        Желвак показал такое лицо, что у Кинжала пересохло во рту.
        - Слушай, Алекс, внимательно. Прошерсти мне все передвижения Толстого за последний месяц. С камнями я разберусь, но при нынешнем бардаке их история для нашего расследования, скорей всего, ничего не даст. На этом рынке сейчас беспредел: мне как-то предлагали диадему - прямо из запасников Эрмитажа. Захарыч всё куда-то мотался, кажется, в Подмосковье. Опроси всех, кого можно. Хребтом чувствую, разгадка его смерти где-то рядом.
        При этом он посмотрел сквозь Кинжала. И хорошо, что тот поймал этот расфокусированный взгляд, а то бессонная ночь была бы гарантирована.
        Бруту понадобилось срочно закрыться словами:
        - Палыч, братан, если что, я в доле.
        Но Желвак, скорей всего, не слышал и этого.
        Кажется, он почуял след тайного и очень опасного врага. И теперь его было не остановить.
        Часть восьмая
        ОГОНЬ

1
        О том, что происходит в городе Озерки, Кинжалу по телефону докладывал Шмель.
        Брут понимал: Олеся - та ниточка, дёрнув за которую, Желвак поставит его в положение оправдывающегося, самое невыгодное, какое только можно себе представить.
        Придётся рассказывать о Глебе Живило, его больном внуке, находящемся на послеоперационной реабилитации в Германии.
        Кинжал разведчиком не был, и в эффективность легенд не верил. Брут был уверен, что лучше - правда или, во всяком случае, её значительная часть.
        Он поговорил со своим домоправителем Василием. Тот согласился спрятать Олесю в Белоруссии.
        Только девчонка явила категорическую вредность - никуда я не поеду!
        Её убеждала Наталья, уговаривал Астрыкин, пугал, как мог, сам Кинжал, - всё без толку.
        Отца троих дочерей-подростков жена Димыча Катя называла светочем петербургской педагогики. Все трудные разговоры с их девочками вёл только сам Димыч. Он и заметил: у девушки из города Озерки не всё в порядке с восприятием - не слышит, что ей говорят.
        А Олесе теперь здесь нравилось.
        Леонид подарил ей компьютер, она быстро его освоила, и компьютерные игры занимали почти всё её время. Был ещё телевизор с 50-ю спутниковыми каналами: «тарелка» стояла прямо на веранде.
        Конечно, она затаила на Леонида обиду - за резкое охлаждение к ней как к женщине.
        Но она понимала, он привык, что их двое. Он любил Веточку. Та умела возбуждать его РАЗГОВОРАМИ. Леонид обожал её грязные ругательства. Она выдавала такие тирады, каких он, наверное, больше не услышит никогда.
        Её никуда не выпускали.
        Кинжал внушил, что кто-то её ищет и, если найдёт - убьёт.
        Она мало общалась с Василём и Натальей, её коробило от белорусского акцента.
        Когда Василь однажды сказал: «Шо ж ты робышь, дзяучына?» - её чуть не вырвало.
        Собак она панически боялась и уговорила Леонида, чтобы их почаще запирали в вольере.
        Кроме компьютера и телевизора у неё появился ещё один друг.
        Это - сам ДОМ.
        Она испытывала сильнейшее возбуждение от того, что никто ей не мешал быть здесь свободной, обследовать каждый уголок огромного чужого жилища.
        На втором этаже был небольшой чулан, битком забитый лыжами, палками, рюкзаками, спортивной обувью, резиновыми сапогами. Олеся решила навести здесь порядок, вытащила всё в коридор, принесла тёплой воды, чтобы вымыть пол.
        Она протирала мокрой тряпкой паркет, когда обратила внимание на странную щель.
        Затворница поднялась и с высоты своего небольшого роста заметила в полу небольшой люк. Она принесла из кухни портняжные ножницы, поддела крышку и легко её открыла.
        Снизу пахнуло прохладой, туда вела деревянная лестница. Искательница приключений прикрыла дверь в чулан и ступила на лестницу, ведущую в восхитительную преисподнюю.
        Она заметила выключатель, щёлкнула им и увидела, что лестница имеет целых четыре марша - довольно глубокая шахта. Олеся всю жизнь прожила в собственном доме и поняла, что имеет дело с потайным помещением. Лестница вела куда-то вниз, минуя первый этаж.
        Унимая приятную дрожь, юная охотница на чужие секреты стала осторожно спускаться в загадочное подземелье.
        Внизу оказался небольшой сумрачный подвал, где был такой же беспорядок, как и в чулане наверху. Девушка принялась этот хлам разбирать, с удивлением обнаружив новые пластмассовые ящики, бочки разных размеров, в которых никто и никогда ничего не солил.
        Было впечатление, что всё, чем забито это секретное помещение, принесли сюда специально и навалили кучей, а не накапливали постепенно, как это обычно бывает. Здесь не было ни старых ведёр, которые жалко выбрасывать, ни мешков с поношенной одеждой, ни надбитой посуды, пользоваться которой - плохая примета.

«Путешественница» по чужим тёмным углам не обнаружила здесь ни садового инвентаря, ни инструмента, ни ящиков с гвоздями, шурупами и прочей железной мелочью, ни какой-нибудь ржавой косы - ничего, привычного для глаза жительницы частного дома.
        Не было банок с засохшей краской, ни мешка с окаменевшим цементом, мотков проволоки, - не чувствовалось привычного запаха ПОДВАЛА. Здесь было, как в магазине хозяйственных товаров, где всё сброшено с полок и валяется как попало.
        Но ведь всё это надо было ещё спустить по довольно крутой лестнице. Интересно - зачем?
        Олеся достала из кармана фартука свои часики - подарок Леонида из Швейцарии - до обеда оставалось ещё часа полтора. До этого времени Василь с Натальей в дом не заявятся. Еду они готовили в пристройке.

«Разберёмся», - сказала себе подземная лягушка-путешественница и принялась весь этот непользованый хлам разбирать.
        В дальнем углу подвала, под пустой бочкой, она кое-что обнаружила.
        Олеся застонала от вожделения, когда подняла кусок линолеума и при свете мощного фонаря, который нашла здесь же, - он был на два пальца в пыли, но работал исправно, - увидела железный, красный от ржавчины люк.
        В доме была «болгарка», и как с её помощью срезать замок, девушка знала.
        Она вообще обожала всяческую технику. В Озерках мужчины у них не было никогда, поэтому кто-то из женщин должен был научиться и раковину прочистить, и розетку отремонтировать, и гвоздь вбить. Олеся знала, что этот агрегат работает очень громко, и дождалась часа, когда Василь с Натальей снова уехали на своём мотоцикле.

2
        Так невольная гостья большого дома обнаружила ещё одно тайное помещение, подвальную комнатку. Здесь было яркое освещение и даже вентиляция.
        И - целый склад оружия.
        Её нимало не заинтересовали ни пистолеты, ни автоматы, ни ручные пулемёты, ни цинки с патронами, ни тяжёлые бронежилеты. Она не стала разбираться с взрывчаткой и «трубами» - это были гранатомёты «Муха».
        Олеся и здесь действовала, как настоящая блондинка, - взяла только то, что ей понравилось сначала на глаз, а потом на ощупь.
        Это были новенькие угольно чёрные ручные гранаты Ф-1, ультрасовременного ломаного дизайна, целый ящик. «Они очень сексуальные», - решила искательница приключений на свою маленькую симпатичную попку.
        Каждая граната была завёрнута в промасленную бумагу. Одну она развернула, тщательно протёрла и взяла с собой наверх для последующего сканирования находки своей необузданной женской энергией.
        У неё хватило ума набрать в поисковой системе слово «гранаты».
        Восторгу не было предела, когда она увидела на дисплее компьютера СВОЮ. На сайте было подробно расписано, как это оружие работает. А то, что эти штуки взрываются c самыми тяжёлыми последствиями для тех, кто оказался рядом, она поняла ещё там, в секретном подвале.
        Правда, бомбочки оказались без «хвостиков», другими словами, запалы от гранат хранились отдельно. Впрочем, долго искать не пришлось, - упакованные «хвостики» лежали в другом ящике. Она ввинтила запал в одну из гранат, поиграла колечком, сообразила, что перед тем, как его выдернуть, надо будет отогнуть усики, и стала думать, как выйти в лес, чтобы этой штукой бабахнуть.
        Как раз ненадолго заехал Леонид, и Олеся поставила вопрос ребром: она хочет гулять в лесу! «Только в сопровождении Василя, - сказал тот. - И чтобы мне - как мышь: только через «чёрную» калитку!»
        С этого момента бедный Василь света бела не взвидел - каждые два часа Олеся просилась на прогулку.
        Наконец, она предложила: давайте я сама. Далеко ходить не буду, а если что - связь по мобильному телефону, который одолжит у Натальи.
        Василь повёлся, только поставил одно условие. Они договариваются, когда точно Олеся вернётся домой, и чтобы - тютелька в тютельку!

«Можно и в тютельку, - согласилась Олеся, - но ты ж сам отказался».
        И вот наконец она - одна, в самой чаще, среди ёлок и берёз, дубов и осин, а бомбочка приятно оттягивает сумочку от Гуччи.
        Где-то вдали, то тут, то там, раздавались выстрелы. Как объяснил Василь, начался сезон охоты на водоплавающую птицу.
        Олеся выбрала, как ей показалось, удобное местечко. Это был заросший со времён войны просторный и глубокий окоп, а метрах в пятнадцати - холмик. За ним юная испытательница гранат и решила укрыться от смерти, которую таили в себе её новые игрушки.
        Она ещё и ещё продумывала каждое своё действие, понимая, что здесь не до шуток, это тебе не топор, которым она зарубила Веточку.
        Сиротка из подмосковных Озерков прилегла за облюбованный холмик, выглянула, примерилась.
        Надо было попасть точно в яму.
        Она вынула гранату, отложила в сторону сумочку, отогнула усики, зажала оружие в кулачке.
        Что было сил бомбистка дёрнула за кольцо.
        На сайте было написано, что пока давишь на рычаг - взрыва не будет. Только долго удержать она бы не смогла: оружие рассчитано на воина-мужчину.
        Гранатомётчица привстала и без суеты - не хватало ещё бомбочку упустить! - забросила тяжёленькую ребристую смерть прямо в старый окоп.
        Озерковская амазонка тут же упала в своё укрытие, зажмурилась и зажала уши.
        Взрыва она почти не слышала.
        Только - дрогнула земля, и через секунду в нос ударил кислый дым. Когда она открыла глаза, то увидела, что в разные стороны шарахнулись до того не видимые птицы, а с деревьев сухим дождём сыпанули поражённые осколками ветки, листья и выброшенная вверх земля - вперемешку с травой и пылью.

«Вот здорово!!!»
        Пришлось снова унимать рукой нахлынувшее возбуждение.
        Она перевернулась на спину и сквозь постепенно тающий дым и оседающую пыль стала смотреть в голубое небо между ветвями деревьев. Рука пахла смесью ружейного масла и её женского секрета.
        Она подумала о Веточке. То, что сестре не жить, Олеся решила ещё четыре года назад, после того, как та заставила её раздеться и лечь с этим мерзким дядей Ваней из Торжка.
        Да, ей тогда ПОНРАВИЛОСЬ, но это ничего не меняло.
        Невидимые охотники ухали из своих гладкоствольных ружей, удовлетворяя древнюю страсть к убийству живых существ. А эта одинокая преступная душа мечтала поохотиться на более опасных зверей, чем несчастные худосочные утки, которых и есть-то невозможно.
        Кто это будет, она пока не знала. Имелось бы оружие, а враги найдутся.

3
        В последний раз он открывал этот самодельный чёрный чемодан из авиационной фанеры летом 1997 года, когда ещё не был Кинжалом, были живы Ахмет, Рогожа и Желток, жена с дочкой только собирались в Анапу, а сеттер Аделина тихо лежала у его ног. Было это ещё в той, прошлой, безвозвратно ушедшей жизни, больше трёх лет назад.
        Со дня смерти отца коллекция кортиков хранилась у Димыча. Так решил сам её владелец. После смерти родителей в огромной квартире Чекашкиных целыми днями никого не было, а у Астрыкиных, наоборот, - круглосуточное столпотворение коммунальных домочадцев, ничего не ведающих о своей «секретной» миссии хранителей бесценного собрания антикварного холодного оружия, то есть изготовленного более пятидесяти лет назад. В условиях бандитского Петербурга это был единственный способ однажды не лишиться бесценного собрания.
        Теперь коллекция обреталась в хорошо замаскированном несгораемом сейфе в особняке на Можайском шоссе, где была серьёзная охрана.
        Чувства коллекционера, прикасающегося к своему сокровищу, может оценить только коллекционер. Уж если великий грешник сотворил себе кумира, то страсть к этому идолу - испепеляющая. «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше», - прочитал он как-то в Евангелии.
        И это даже лучше, что жизненные обстоятельства столь длительное время не давали возможности прикоснуться к заветным образцам сложного и многоликого мира, созданного человеческими руками. Тем сильнее был трепет, когда чёрный чемодан, детище отцовских рук, наконец открылся.
        Знакомой обложкой его встретил сборник Льва Толстого - с закладкой на рассказе
«Прыжок».

«Пусть эта книга всегда лежит здесь, вместе с коллекцией. И раз в три года обязательно этот рассказ перечитывай».
        Приказы отца не обсуждались, они выполнялись.
        Он отложил книгу и с волнением взял верхний завёрнутый во фланель кортик.
        Его ждал тревожащий душу сюрприз.
        В руках оказалось оружие, которого в коллекции НЕ БЫЛО.
        Кинжал знал, что это за экземпляр - по каталогам. На всё, что режет, рубит и колет, его зрительная память была заточена идеально.
        Это был 20 сантиметровый стилет, оформленный в виде заколки для волос, - кансаси.
        Такие для своей кровавой работы использовали женщины-ниндзя.
        Откуда он здесь?
        К коллекции, кроме него, имел законный доступ только один человек - отец. Но он умер в 1992 году, а с тех пор Чекашкин-младший открывал заветный чемодан раз двадцать. Что за чертовщина?
        Он позвонил Димычу.
        Астрыкин тут же засобирался в дорогу. Пришлось ехать и самому: встречались они только на Старокаширском шоссе, в Шишкине.
        - Не скучно тебе здесь? - спросил Кинжал Олесю.
        За то время, что они не виделись, девушка изменилась, осунулась. Её глаза больше не излучали сексуального призыва, в них поселилась злоба и суетливость. От неё пахло спиртным, она была неопрятна, не причёсана.
        - К нам сейчас приедет гость, приведи себя в порядок.
        Олеся молча ушла к себе наверх.
        В окно он увидел, как открываются ворота и въезжает «сааб» Димыча.
        Запертые в вольере, подали голос два из четырёх ротвейлеров - Окчар и Прум. Это был не собачий брёх, а предупредительный сигнал: если что - мы здесь.
        Некогда смешной друг таковым больше не казался. Он по-хозяйски обошёл свою машину, присел, осмотрел задний мост, перекинулся парой слов с Василём. Димыч продемонстрировал новую привычку поправлять дорогие очки. В его движениях исчезли бессистемность, отсутствие цели и точности.
        У Астрыкина появился вкус к добротным вещам. Особенно он любил безрукавки из дорогой джинсовой ткани, которые носил поверх джинсовых сорочек навыпуск.

«Едрёна-матрёна, другой человек!»
        Его очень любила Наталья. «Дима - Божий человек», - говорила она. «А я?» - спрашивал Кинжал. Наталья прикрывала рукой улыбку: «Вы - другое».
        Вот и сейчас она метнулась за ворота, скорей всего, за свежим козьим молоком для Димыча.
        Солнце было над лесом.
        К воспетым подмосковным вечерам Кинжалу хотелось прибавить стихотворение о том дивном времени, когда уже не день, но ещё и не вечер. Жаль, что заботы не давали возможности углубиться в себя и заняться слаганием виршей.
        По лицу Димыча он понял - тому есть, что сказать.
        - Не хотел тебе, Челкаш, морочить голову, но теперь, видимо, придётся, - Астрыкин садиться не стал, что бывало всегда, когда он нервничал.
        - Дело в том, что чемодан с твоей коллекцией исчезал из моего дома почти на трое суток - с 15 по 18 августа 1997 года.
        Кинжал обдумывал сказанное, а руки уже разворачивали кортики, появившиеся в
        Российской армии и на флоте при Петре I. Позже именно у России и остальные армии мира переняли традицию - вооружать своих офицеров колющим холодным оружием с укороченным клинком.
        Он лихорадочно проверял каждый экземпляр и даже не стал тратить драгоценных секунд, чтобы сбегать наверх и принести из кабинета реестр.
        Собрание было большое - сорок два экземпляра, но несколько клинков были особо любимыми.
        Например, немецкий кинжал образца 1933 года.
        Правительственный заказ на его изготовление выполнил профессор промышленного училища. За основу он взял кинжал немецких наёмников-ландскнехтов XVI века.
        Строгость и чистота линий этого изделия как бы подчёркивали аскетическую духовность нацизма. Этим ножом эсесовца вдоволь налюбовались даже советские авторы военно-патриотического фильма «А зори здесь тихие». По сюжету именно таким немецкий диверсант заколол девушку-красноармейца. Но в зверствах, чинимых с его помощью, ни само оружие, ни его изобретатели не виноваты. И этот кинжал является самым красивым и неповторимым в своём роде.
        В Третьем рейхе холодное оружие было положено всем: детям, студентам, членам профсоюзов, служащим «Красного Креста», дипломатам, железнодорожной полиции, - не говоря об офицерах вермахта, люфтваффе и морского флота.
        Любили это оружие и в России.
        В начале XIX века кортик появился на русском торговом флоте. Позже клинки штатского типа были принадлежностью форменной одежды ремонтной телеграфной стражи и лесничих. Во время Первой мировой войны кортиками вооружили воздухоплавательные части, минные роты, автомобильные подразделения, военных врачей.
        Но самым любимым образцом владельца коллекции - и самым редким! - был кортик русского почтальона образца 1820 года. У него 600 миллиметровый клинок шириной 30 мм - самый длинный кортик в коллекции.
        Советская власть никак не могла выработать отношения к этому явно «буржуазному» виду оружия. В ноябре 1917 года кортики отменили. В 1924 м - вернули. В 1926 м - опять ликвидировали. И лишь в 1940 году кортик был окончательно утверждён в командном составе Военно-морского флота. В 1943 году И.В.Сталин «одел» в особую униформу дипломатов. К ней полагался кортик «в чёрных кожаных ножнах с золочёной металлической отделкой». Правда, почти сразу после смерти красного вождя всё это ушло в историю.
        Уже через десять минут Кинжал облегчённо вздохнул.
        - Ты кого-нибудь подозреваешь? - спросил он Астрыкина.
        Тот наконец присел, набрал в лёгкие воздух и, сделав губы трубочкой, с шумом медленно выдохнул.

«Хороший признак», - подумал Кинжал:
        - Ну, давай, не томи, колись.
        - Дважды приходил один странноватый сантехник. Его видел отец. Говорит, это сослуживец капитана первого ранга Чекашкина - с огромным баулом. Старик ещё удивился, что же там за инструмент у него такой?
        - Фамилия?
        - Неизвестна.

«Опять игры военных разведчиков», - понял Чекашкин-младший.
        Прозвучал ненавязчивый зуммер внутренней связи.
        - Неси, Наташа, - угадал хозяин манёвр своих домоправителей.
        - Молочко, - обрадовался Димыч, - и оладушки, картофельные!
        - Только сначала дело и уж потом разврат! - строго пошутил Кинжал.
        Астрыкин вслух размышлял:
        - Думаю, что стилет здесь - не главное, так сказать, действующее лицо. Это лишь маячок, сигнал. В коллекцию заложили что-то ещё, а «сантехник» - лишь курьер.
        Кто и что - можешь раскопать только ты. Да и этот кансаси… Для простого сигнала могли подбросить что-нибудь попроще, а это, как я понимаю, вещь редкая и дорогая.
        Как всякий математик, Кинжал был горазд в карточной игре. Он мог и в дурачка перекинуться, и в банальное очко сыграть, и расписать пульку самого экзотического преферанса. В подростковом возрасте он истово увлёкся картами.
        Однако, на его счастье, это вовремя учуял отец. «Убью!» - сказал батя тихо, но проникновенно. Страсть погибла, едва родившись. На математическом факультете он посвятил теории игр курсовую работу, но уже как исследователь в области теории вероятностей, а не энтузиаст зелёного сукна. И вот уже три года он чувствовал, что военные разведчики затеяли против него такой «банчишко», что, скорей всего, из-за стола он встанет проигравшимся в пух и прах.
        - Ну, как - достаточно тебе данных для превращения их в информацию? - вернул его к реальности Димыч.
        - Можно мне войти? - Олеся была в своём любимом чёрном одеянии, волосы подобраны, глазки подведены.

«Баба, как всегда, - некстати», - скривился Кинжал.
        Димыч встал и поклонился.
        Олеся увидела разложенные на ковре рядами красивые сексуальные клинки.

«Интересно, где Леонид их прячет?»
        Она зашла за его кресло, положила руки на спинку.
        - Присядь, пожалуйста, не люблю, когда за спиной стоят.
        - Я могу вообще уйти! - убегая, девушка нервно зачастила по лестнице на второй этаж.
        - Кажется, я понял, - осенило Астрыкина. - Твой новый клинок, возможно, какой-то сигнал именно от женщины. Так что, Челкаш, cherchez la femme!

4
        Похороны Толстого всё время откладывали - шли следственные действия.
        Дней через десять в его особняке - Софья с сыном на время уехала на её родину, в Сызрань, - Желвак слушал доклад Алекса о ходе их расследования убийства Лёвы Рокотова.
        Водитель-охранник Захарыча подробно описал все последние маршруты шефа.
        Дважды они были в Озерках, где Толстый встречался с двумя блатными. Местный
«положенец»
        Ржавый показал, что это могут быть Хвощ и Тыра. Только, что они с Толстым перетирали, он не в курсе. Кореша приглядывали за домом сестричек, о чём лично Ржавого попросил авторитетный человек из Москвы, - это был сам Кинжал. С ними переговорить не удалось, - дня три назад уехали в Саратов за радиодеталями, у них в Озерках торговая точка, и пропали вместе с машиной, - ищут. По словам водителя-охранника Толстого, в доме сестричек он не был.
        Жилище осмотреть не удалось: оно сгорело на третий день после убийства Веточки.
        Скорее всего, кто-то из местных и поджёг.
        В день убийства, с самого утра, нагрянул Кинжал - со всей охраной. Его, очевидно, вызвала по телефону убившая сестру Олеся. Он всё грамотно зачистил, отвалил валюты и местным браткам, и ментам, и врачам, организовал срочные похороны. Олесю забрал с собой. Установить её местонахождение не удалось: ни в квартире на Малой
        Грузинской, ни в особняке на Можайском шоссе она не появлялась.
        - Твои выводы, Алекс?
        - Кинжал явно затеял какую-то игру, и это краем зацепило Озерки. Слишком много тяжёлых последствий появления в том городке нашего Брута. Сначала гибнет одна из сестёр, потом два братка: их убрали, это очевидно. Нам нужна эта Олеся. Конечно, по всем правилам, Кинжал должен был бы её убрать. Только - не такой он человек, чтобы убивать девчонку. Надо искать, там разгадка смерти Толстого.
        - Как думаешь это делать?
        - Прошу вашу санкцию на системное наружное наблюдение за Кинжалом, он нас к ней и приведёт.
        Желвак почесал затылок:
        - Дорогое это удовольствие, Алекс. Да и охрана у него, судя по всему, - профессионалы. Справишься? И надолго это нужно?
        - Минимум дней на десять. А работать будем аккуратно, в лучших традициях.
        - Ладно, валяй.
        - Сергей Палыч, спросить можно?
        - Давай.
        - Что там с бриллиантами? Софья показала, что видит их впервые. У меня есть подозрение, что это как-то связано с Озерками.
        - Жду одного человечка из Иркутска, бывший огранщик, работал с «якутами».
        Желвака ознакомили с данными экспертизы. Ни в крови, ни в тканях покойного ничего подозрительного обнаружено не было. Тщательное исследование кожного покрова с помощью новейшей аппаратуры следов инъекции не выявило. Но обширность поражения миокарда говорила, что без фармакологии здесь не обошлось. Обычно смертельному инфаркту предшествуют микропоражения. Здесь же - бычье, здоровое сердце. Вывод следственной бригады: вероятность убийства - 70 процентов. Но нужны версии…
        А следователи понимали, что всей правды им всего всё равно не скажут - не та публика. Конечно, «подогретые» Желваком, они рыли носом землю, искали, кто бы мог сыпануть Рокотову Льву Захаровичу препарат, вызывающий инфаркт?
        Точки общепита отпадали - он их не посещал, ел только дома и в офисе, где всё было под жесточайшим контролем. Водитель-охранник показал, что ни в каких забегаловках во время поездок в Озерки они не были. Захарыч взял на двоих целую сумку с судками и термосами, готовила всё это лично Софья. Её из числа подозреваемых исключили - из-за отсутствия мотива: никаких юридических прав на имущество и вклады гражданского мужа у неё не было, и любовь там была до гроба,
        Желвак это знал. Особняк проверили, обнюхали каждый квадратный сантиметр.
        Картина всех передвижений и встреч Льва Рокотова за последнюю неделю - время действия смертельного препарата - постепенно вырисовывалась.
        Вдруг выяснилось, что Захарыч был в Озерках и в третий раз - один. Старую
«семёрку» он взял у знакомого барыги, того нашли, припугнули, но тот явно был не в курсе, а лишь указал точную дату, когда это было.
        О последнем посещении Толстым городка не осталось никаких свидетельств.
        Добрались до Озерков и подмосковские следователи прокуратуры.
        А там свидетелей - ноль, у ментов - круговая порука.
        Желвак посмеивался, сравнивая собственное расследование с официальным.
        Там - правила, стандарты, Процессуальный кодекс. Это в кино - что ни следак, то Шерлок Холмс. А в жизни - бумаги, бумаги, одним словом, документы, которые удобно подшить к делу, чтобы снять с себя ответственность.
        Изучая список мест, где был Захарыч, Желвак Озерки отмёл. Там, если бы хотели, - просто грохнули бы без всяких затей.
        За последнюю неделю Толстый дважды был в банке «Ротор». Ничего удивительного, там у него личный счёт. Один раз зачем-то поднимался к Джону Касаткину.
        Интересно, какое дело у него могло быть к председателю правления банка? Желвак ничего не слышал о том, чтобы эти двое когда-нибудь собирались и закусывали.
        Мог ли отравить его кореша Джон?
        Легко, только - зачем?
        Касаткин всю жизнь работал в банках, долгое время - за границей. Даже если и стучал на КГБ, - при чём тут вор-домушник Толстый?
        Но кто-то же сыпанул Захарычу препарат, который сделав своё чёрное дело в организме жертвы, распадается и покидает место преступления, не оставив никаких следов. Такие в аптеках не продаются.
        Желвак позвонил Джону Касаткину, сам не зная, зачем он это делает. И напросился в гости.
        В кабинете председателя правления своего банка он не был со времён Вадика Бирнбаума.
        Того как-то встретили в Чили, в Сантьяго, - вон аж где спрятался, удивился Желвак. А бывший банкир просто наслаждался круизом вокруг Латинской Америки вместе со своей женой Асей, которую он всю жизнь называл Ларисой. Жили они себе в Берлине и горя не знали. Как говорил один купец в пьесе Островского: «хорошо тому, у кого денег много».
        - Чем у вас угощают? - поинтересовался Желвак, развалившись в кресле для гостей.
        Айсор благодушествовать не привык. А визит пахана поставил его в боевую стойку.
        Те, кто хорошо знал майора запаса Генерального штаба Касаткина Д.Б., свидетельствовали:

«Айсор опасен, даже когда спит».
        У него в кабинете была замаскированная цифровая видеокамера, которая крупным планом фиксировала всех гостей. Запись потом анализировали профессионалы-физиогномики.
        - Угощаем чаем, кофе, водкой, виски. Для избранных есть даже минеральная вода без газа.

«Толстый мог пить только коньяк».
        - А коньячок здесь водится?
        - Не держим, Сергей Палыч. Это с тех пор, как из самой Америки привезли армянский коньяк, который оказался палёным. И теперь все мы, как учил папаша Мюллер, коллега Штирлица, употребляем только простую крестьянскую водку - нашу, алтайскую.
        Встань сейчас Палыч и внаглую открой бар Касаткина, он увидел бы там целую батарею дорогого стекла с лучшими французскими коньяками. Только в кармане
        Айсора обретался небольшой бесшумный пистолет отечественного производства, пробивающий все известные бронежилеты, - там был специальный патрон. И такая ревизия могла окончиться для невоеннообязанного Быкова С.П. трагически. Майор вытащил бы убитого через запасной ход, а потом в офисе банка начался бы пожар, в результате которого вышеупомянутый гость пропал бы без вести - такое при техногенных катастрофах случается.
        - Ну, раз коньяк не наливают, угости «Боржоми».
        Палыч всё гадал, что вместо своего любимого виноградного напитка мог здесь употребить Захарыч, и пришёл к выводу, что только эту грузинскую воду.
        Касаткин нажал кнопку:
        - Анечка, стакан «Боржоми», пожалуйста, - комнатной температуры.
        Касаткин знал, что холодное Палыч не пьёт.

«Ну, пахан, давай, спрашивай, не я ли убрал твоего мозговика? И я тебе отвечу: конечно - нет. Что будет неправдой. Потому что на правду у тебя не хватит даже твоих огромных денег. Не всякую правду, Желвак, можно купить».
        Длинноногая Анечка вошла с подносом, стакан воды был накрыт салфеткой.
        Айсор стоял в отдалении. Палыч сидел. Он отхлебнул воду.

«Туфта всё это, - зачем ему травить Толстого? Не вяжется».

«Правильно мыслишь, Палыч. Где - я, а где твой вор-домушник и автор плохих детективов. Разного мы поля ягоды. Раньше я с твоим корешом на одном квадратном километре с…ть бы не сел. А теперь вот пришлось через операционистку Женю зазвать Толстого сюда. Правда, эта Женя теперь работает в другом банке и знает, что делать, если к ней вдруг обратятся посторонние с трудными вопросами. Изменились времена! Как сказала моя пятнадцатилетняя дочка Даша, ботинки стали тяжёлые. Я её спросил: а до этого какие были? Оказывается, раньше она их вообще на ногах не чувствовала. Так что, Палыч, коньяка здесь больше нет и не будет. И мою ПРАВДУ тебе ввек не достать. Я, Палыч, - солдат империи, а ты - её вор».

5
        Докладывать Айсору о найденных в особняке Толстого бриллиантах Оса не стал.
        Он не хотел смерти Желвака.
        Его сейчас занимало очередное послание военных разведчиков, отправленное больше трёх лет назад и полученное им только теперь. Он тщательно исследовал каждую единицу коллекции и ничего не обнаружил. Тогда он принялся за чемодан. Плотная авиационная фанера, планки изнутри для жёсткости, два миниатюрных немецких замка под разные ключи - где тут можно спрятать хоть клочок бумаги?
        Было около десяти часов вечера, когда заиграл мобильный телефон для личной связи с Айсором. Тот был в командировке в Лондоне:
        - Как дела, как настроение? - Оса уже мог по оттенкам в голосе своего «военного начальника» определить, зачем тот позвонил. А когда прозвучала условная фраза:
«Слушай, ну и дерьмо оказался этот новый «лэнд-ровер!» - навострил уши.
        И дальше последовала тирада, перевод которой означал: «За тобой установлено системное наружное наблюдение. Профессионалы, кажется, из Украины, - твоя охрана просекла. Пусть пасут тебя, а мы проверим их. Надо выяснить, откуда ветер дует».
        Список потенциальных врагов, составленных его главным телохранителем, насчитывал не один десяток фамилий. Кинжал тогда ещё усмехнулся: «Работаем». Только сейчас было не до смеха. А ну как доберутся до Шишкина или до семьи Димы Астрыкина!
        Он набрал мобильный Василя. Тот долго не отвечал, заставив поволноваться.
        Наконец, хриплый голос на другом конце линии успокоил.
        Тут же состоялся разговор с Димычем. Вся его семья отдыхала на побережье Балтийского моря, в Калининградской области. Через неделю они должны были вернуться, - девочкам пора в школу:
        - Димыч, пусть твои знакомые походят по горам, пока погода благоприятствует.
        Астрыкин всё понял:
        - А дальнейший прогноз сообщить не забудут?
        - Без сомнения. И больному другу Челкаша рекомендуй - пусть с выходом на службу не торопится, пока не пройдёт обострение.
        Это касалось уже самого Димыча.
        Особняк на Можайском шоссе - единственное место, где он чувствовал себя в относительной безопасности. Ребята Шкипера доверие внушали. Но ему нужно было навещать Олесю. Девчонка непредсказуемая, она и так там была практически без контроля. Да и вся охрана в Шишкине - Василь да Наталья. Конечно, есть ещё грозные псы, но хорошему стрелку понадобится всего четыре патрона.
        Он разработал хитрый маршрут до Старокаширского шоссе, но сейчас понимал, что при системной наружке он никуда не годится.
        Конечно, шепни он своему Затвору, начальнику охраны, тот бы что-нибудь придумал.
        Только для себя Брут решил, что из его московского окружения о Шишкине больше не должен знать никто.
        И на следующий день Кинжал позвонил в Озерки - Шмелю.

6
        Бывший огранщик алмазодобывающей компании «АЛРОСА», ныне пенсионер, проживавший в Иркутске, погоняло Сизый, встретился со старинным приятелем Желваком в Геленджике. Надо ли говорить, что шикарный двухнедельный отдых ему был организован сверх приличного гонорара - за консультацию по его специальности.
        Разговор состоялся не в гостинице и не на пляже, а далеко за городом, километрах в пятнадцати в сторону Новороссийска, на природе, в уютной роще.
        Сизый был тихим незаметным старичком, впрочем, отменного здоровья, так как никогда не пил, не курил и прочим излишествам не предавался - берёг себя, любимого.
        Ни разу в жизни он не посещал стоматолога, все зубы были целёхонькие, что для 71? етнего россиянина большая редкость. Зубы были большие, красивые, но почему-то жёлтые, - что тоже очень странно для некурящего человека.
        Первое, что делал Сизый, когда ему в руки попадал алмаз, стучал им по переднему зубу. При этом окружающие, если таковые на тот момент были, должны были не просто замереть, а, по возможности, перестать дышать.
        Желвак любил настоящих мастеров. И неважно, кто ты - золотарь, рыбак,
«медвежатник», кружевница или сапожник. Если знаток своего дела - значит ЧЕЛОВЕК.
        Таковым он считал Сизого.
        Тот попросил, чтобы их с Желваком оставили в машине одних, расстелил на заднем сидении белую салфетку, достал привезённые окуляры, инструмент, легко отделил бриллианты от оправы и стал священнодействовать.
        Палыч сидел впереди, наблюдал за работой в зеркало и действительно старался не дышать.
        Работал Сизый минут пять, не больше. Он так же легко вставил бриллианты на место, уложил инструмент и стал молча смотреть в окно машины на то, как охрана Желвака готовит шашлыки.
        Палыч спеца не торопил.

«Ну, Захарыч, и задал ты задачу! - думал он. - Поделился бы своими планами, не сидели бы сейчас здесь».
        - Значит так, Желвак, - наконец нарушил молчание Сизый. - Эти «кирпичи» - из той партии, что пропала в 1983 году. По сей день неизвестно, ни кто организовал тогда хищение почти четырёх сотен крупных алмазов, ни куда они делись. Этим делом занималось КГБ. Странная история. Сначала таскали всех, кого можно, потом враз всё прекратилось. Со всех причастных взяли подписку о неразглашении: сейчас с тобой я обтираю эту тему впервые. Если бы ты завтра полетел в Якутск и попытался задавать там вопросы, то в ответ получил бы только пожимания плечами. Эта история под запретом, так сказали мне очень серьёзные люди, - бессрочно, то есть, - навсегда. Ничего не пропадало, не было такого, всё это сплетни, запущенные конкурентами со смоленского завода по огранке алмазов «Кристалл». Говорят, надавили огромные деньжищи. Одно знаю точно - ничего не нашли. Меня удивляет, у кого было столько денег, это же миллионов пять полновесных советских рублей, сумма астрономическая!
        - Шесть миллионов, - уточнил Желвак.
        Сизый наклонил голову, как делал всегда, когда был озадачен сверх меры:
        - Ты что - в курсе? Ну, и где те «кирпичи»? Поделись, я пятнадцать лет их ищу, конечно, в меру своих скромных возможностей. Эти два - капля в том бриллиантовом море.
        Желвак напрягся.
        Он вспомнил, как недавно история цеховика Гельфонда дошла до ушей Толстого, а в
1983 году они ещё знакомы не были. Услышали её также Кинжал и гостивший по делам в Москве Федя Штрек из Кузбасса. Кто из троих имел возможность докрутить это миллионное дело через столько лет?
        Выходит, Толстый, раз бриллианты оказались у него. Но это - туфта, и такая же чистая, как эти два «кирпича».
        Тогда - кто? Федя Штрек? У этого связи - о-го-го, в том числе и в высшем милицейском руководстве. Кинжал? Вряд ли… Нет, Брут, пожалуй, первый, кого из этого списка надо исключить. Тут без спецлужб не обошлось, а Кинжал в Конторе не работал никогда.
        Да, это Толстый, - невероятно, но факт.
        Только - как? С кем? С Касаткиным? Бред. Но не мог же он один и архивное дело получить, и поиск организовать через пятнадцать лет, а главное - найти. И где остальное?
        - Сизый, ты Бреуса помнишь?
        - Как же… Разведкой у тебя занимался. Был я недавно в Харькове, видел его могилку.
        Лежит там твой Бреус уже лет десять. Сказывают, сын остался, где-то в Бельгии роскошествует.
        - Так вот эти камни - последнее дело Бреуса в моём коллективе. Не «взял» он тогда эту тему, а может, решил сыграть без меня, не знаю. Хитрый был хохол. И сын не зря обосновался поближе к Антверпену, мировой бриллиантовой столице. Как думаешь, Сизый?
        - Не поднял бы это Бреус. Мент он и есть мент. Кишка тонка.

7
        Дней через пять Желвак получил первую информацию о результатах системного наружного наблюдения за Кинжалом. Алекс уверенно доложил:
        - У Кинжала есть заимка, которую он прячет даже от своей охраны. Пока выяснили только направление - Ростовская трасса. Он шифруется, меняет машины. Вокруг него какие-то неизвестные нам люди, не входящие в его охрану. Ребята непростые, хорошо вооружены и настроены серьёзно. Вывод - мы на правильном пути.
        - А «прослушка»?
        - Наш Брут научился говорить по телефону так, что понять ничего невозможно.
        Часто пользуется специальной защищённой аппаратурой. Послушаем и дальше, только это вряд ли что даст. Он вообще малый немногословный и к телефону относится с опаской.

«Молодец, Кинжал, - подумал Желвак, - опять кобелиное дело затеял, какой-нибудь новый гарем открыл - голов на десять. А чего ему! Денег - завались, семьи нет и не предвидится. Гуляй, пока молодой!»
        И когда Алекс ушёл, Желвак набрал номер одного из сотовых телефонов своего
«крестника»:
        - Братан, глинтвейна хочешь? Подгребай прямо сейчас, разговор есть.
        Накануне к Кинжалу подкатился его телохранитель: «Леонид Сергеевич, я хочу, чтобы вы знали, - у меня приказ полковника Волохова защищать вас не на жизнь, а на смерть. Вы стали опасаться этого бандита Быкова - я же вижу. Только шепните. Мы всю эту шайку в винегрет порубим, и ни один следак ничего не найдёт!»
        Кинжал испугался не на шутку: «Слушай, Затвор, а откуда у тебя такое погоняло?»

«Это - целая история. В одной из стран Ближнего Востока пришлось почти месяц жить в гостинице на осадном положении. Оружия не положено, одни столовые ножи.
        Как-то знакомый мальчишка, из местных, принёс затвор от крупнокалиберного пулемёта ДШК, всего за десять долларов. Будут, говорит, стучать - передёрните, тут звук оружия знают. И действительно, когда вечером в очередной раз стали ломиться в нашу забаррикадированную дверь, стоило мне передёрнуть затвор, как налётчиков словно ветром сдуло. Вот с тех пор я - Затвор». «Интересная история.
        Так вот… Меня охраняй, а Желвака не трогать - это приказ. Вкурил, Затвор?» «Так точно, Леонид Сергеич». «Ну, а за лампочкой следи, это твоя работа».
        У Брута были часы с секретом, маленькой кнопочкой, нажатие которой тут же приводило всю его охрану в состояние молниеносной и беспощадной войны на уничтожение всех, кто мог быть опасен для их шефа.
        Желвак начал разговор с главного:
        - Расскажи, Кинжал, где ты прячешь девчонку из Озерков, как там её…?
        - Олеся. Есть местечко, братан. Ты ж сам понимаешь, ей какое-то время после истории с сестрой пересидеть надо, менты из города не вылазят.

«И что характерно - ни слова лжи», - сказал про себя Кинжал.
        - У меня к тебе просьба - устрой мне встречу. Есть к ней один вопрос.
        - А я могу узнать, какой? Не обижайся, Палыч, я теперь за неё отвечаю. Да и любовь у меня, ты знаешь…
        - Хочу спросить, где они с сестрой взяли те два перстня, что ты видел в особняке Толстого?
        И Желвак стал пристально фиксировать реакцию своего «крестника».
        Кинжал сделал вид, что задумался.
        - Не пойму, какая тут может быть связь? Те кольца на пол-лимона тянут. Не их это уровень, братан!
        Желвак встал из-за стола, присел напротив гостя, на второе кресло, что делал нечасто.
        - Кинжал, я ищу того, кто замочил моего кореша. Хочу отомстить, иначе меня не поймут серьёзные люди. И сейчас нужна твоя помощь, не ты ли говорил, что готов быть в доле! Так вот, деньги пока не нужны. Жучку, прости, девку эту надо допросить, понимаешь? Эти камни, там целая история, и я должен её раскопать. Кто-то из моих корешей оказался сукой, и я должен знать - кто, без этого жизнь для меня теряет всякий смысл, усёк?

«И эта сука - вы, Леонид», - холодно отметил про себя Кинжал.
        Олесю он выдрессировал сразу по приезде в Шишкино. И каждый раз напоминал: те перстни, что тебе предъявят, ты видишь в первый раз, никогда раньше их не видела и ничего о них не слышала, даже если они тебе покажутся знакомыми. А если чужие нагрянут в моё отсутствие, - рассказывай о тех кольцах, которые у тебя есть, подробно и долго рассказывай. Прикинься дурочкой. Они тебя - про Фому, а ты им - про Ерёму, даже если станут бить.
        Только ведь профессионалы всё равно расколют, понимал Кинжал. Возьмут на пушку, скажут: а твой жених утверждает, что он подарил!
        Не отбрехаться ей, не обмануть «вора в законе» и контрразведчика-полковника.
        Знал Кинжал и другое - ехать надо будет немедленно, ни одного звонка он дать не сможет и остаётся без охраны.

«Такие дела, дружище Затвор…»

8
        Подвальная секретная комната, в которой Олеся обнаружила склад оружия, теперь являла собой уютное гнёздышко. Здесь появилось спальное место.
        Прятаться девчонке понравилось. Она была уверена, что здесь её не найдёт никто.
        А если вдруг обнаружат - пусть пеняют на себя.
        Всё оружие Олеся сложила в углу. Бомбочки с ввёрнутыми запалами девушка красиво расставила то тут, то там - как чёрные цветы.
        Три «цветочка» она спрятала в гостиной.
        Половину гранат Олеся взорвала в лесу. С каждым новым взрывом презрение бомбистки к возможным жертвам удесятерялось. Теперь она легко может лишить жизни всех своих обидчиков.
        Усики из всех запалов Олеся удалила, - обходиться с этими губительными игрушками она теперь могла с закрытыми глазами.
        После пятичасового полдника - ароматной горячей творожной запеканки с домашней сметаной и смородинового киселя, за воротами раздался автомобильный сигнал. Со своего наблюдательного пункта на втором этаже готовая к тому, что приедут убивать, вооружённая до зубов нелегалка увидела, как забегал по двору Василь, загоняя собак в вольер.
        Обычно о своём приезде Леонид предупреждал. Так что Василь носился по двору не просто так. Грозные псы его слушались, и уже давно были бы заперты. Сейчас же хитрый собаковод просто гонял их туда-сюда. Пёсья свора решила, что с ней играют, подняла несусветный лай, невольно сигнализируя непрошеным гостям, что с открытием ворот нужно подождать. Пока Василь так «играл», он ухитрился по мобильному связаться со Шмелём и передать только два слова: «Вертолётчику плохо». Когда он понял, что сигнал принят, собаки были изолированы.
        Наконец, электрический механизм привёл в движение створки высоких железных ворот, и Олеся увидела четыре большие красивые машины - все её любимого чёрного цвета. Две заехали, две остались на улице.
        Люди, которые тут же заполнили двор, друзьями Леонида не были - она это почувствовала остро и сразу.
        Это были смертельно опасные враги.
        Двое держали в руках такие же автоматы, как были и на ЕЁ складе. По дому бесцеремонно зашастали вооружённые люди, забежали и на второй этаж.
        Олеся почувствовала сильный озноб. Клацая зубами, она накричала на одного здоровяка, чтобы не очень тут хозяйничал. Тот лишь молча царапнул её холодным боковым взглядом. Так спецназовец во время зачистки фиксирует сползающую на тот свет жертву - после его короткой автоматной очереди.
        Олеся решила - раз Леонид здесь, прятаться смысла нет. На дрожащих ногах она стала спускаться, как ей казалось, навстречу смерти.
        В столовой уже сидели мерзкий дядька с шариками на скулах, какой-то Алекс с пистолетом под мышкой - так назвал его дядька.
        Встревоженный бледный Леонид говорил по внутренней связи с Натальей.
        - А вот и маленькая хозяйка большого дома! - дядька пошёл навстречу Олесе. В его руках был огромный букет жёлтых роз.
        Это Олесю немного успокоило и уняло трясучку.
        - Меня зовут Сергей Павлович, я коллега вашего Леонида. Ничего, что мы без приглашения?
        - Добро пожаловать, гости дорогие! Хлеб вам да соль! - когда Кинжал это услышал, то катанул на скулах выросшие за три года желваки.
        Это - не Олеся.
        - А меня зовите пани Чёрная Невеста, - она, как обычно, была в чёрном - брючки, водолазка, чёрная лента в распущенных естественно белых волосах. Только сейчас Кинжал заметил, что она очень похожа на рано умершую польскую певицу Анну Герман.
        Желвак и Кинжал переглянулись.
        - А почему так мрачно, пани Олеся? - включился в игру Желвак. - Цветы ведь яркие, жёлтые. Значит, и настроение должно быть соответствующее.
        - А вы их положите потом на мою могилку, если кто живой останется, - осклабилась хозяйка со странностями.
        Кинжал сообразил - надо молчать.
        Что тут случилось за то время, что его не было, он не знал, но если б что-то и произошло, Василь бы сообщил. Значит, так надо, - его ласточка затеяла свою игру.
        Она предупреждена и, очевидно, решила устроить «цирк».

«А что, - решил Кинжал, - всё по понятиям».
        И Желваку игра пришлась по вкусу:
        - Вы что, решили нас всех отравить, как бабушку Евлампию? Или, может, зарубить топором, как сестрицу Веточку?
        - Нет, зачем же! - весело пролепетала Олеся, - пани Чёрная Невеста просто взорвёт всех вас к чёртовой матери, если кто обидит её жениха! У меня с собой - бомбочка!
        На плече висела маленькая кожаная сумка от Гуччи, подарок Леонида.
        Охранник Алекс в два прыжка оказался рядом с сумасшедшей девчонкой, отобрал сумку, осторожно прощупал и вывалил содержимое на стол.
        Это были драгоценности и бижутерия.
        - Фу, как грубо! Сергей Павлович, прикажите своему холопу выйти вон! Он плохо воспитан. И пистолет надо прятать под пиджаком, а не выставлять напоказ. Это - некультурно.
        А «жених» даже голос её узнавал с трудом.

«Так его! Молодец, ласточка моя! Только где ж ты таких слов за эти дни набралась?
        Ты же в своей жизни ни одной книжки не прочитала! Наверное, по телевизору. Там иногда и так говорят».
        Желвак кивнул, и начальник охраны с недовольным видом вышел во двор.
        Олеся бросила преподнесённый букет в кадку, из которой росла экзотического вида пальма, села к столу и дрожащими руками стала собирать разбросанные украшения.
        Мужчины увидели - девушка горько плачет. Слёзы двумя ручьями текли по щекам, капали на белоснежную скатерть, расплываясь большими серыми пятнами.
        Желвак давно не видел плачущей женщины и оказался не готов так сразу адаптироваться.
        Он сел напротив и взглядом показал Кинжалу, чтобы присел и тот.
        - Пани Олеся, вас обидел этот потный дурак? Давайте его простим, у него нервная работа. Человек он уже не молодой и сегодня даже не обедал, - Желвак старался влезть девчонке в душу, предстоял серьёзный разговор.
        Плакала Олеся беззвучно.
        - Я не хочу жить! - глотая слёзы, сквозь зубы выдавила она.
        Вряд ли она собиралась кого-то тут разжалобить, вызвать сочувствие. И то, что это прямая угроза в их адрес, гости не уловили.
        - Жить приходится, пани Чёрная Невеста, - раздумчиво произнёс Желвак.
        А Кинжал виновато посетовал:
        - Лично мне жить - хочется.
        Он видел, что это не истерика, а слёзы злобы и отчаяния, и не знал, что будет здесь в следующую минуту. Вся надежда на то, что подоспеют озерковские пацаны.
        Но и тогда шансов выжить немного.
        А что будет с бедной Олесей, с Василём и Натальей? Тревожная кнопка на наручных часах спасает лишь тогда, когда охранники неподалёку. Не договорились они с Палычем, когда Кинжал вознамерился взять СВОИХ в Шишкино: «Ты же от них зашифровался! Или - уже мне не доверяешь!» Желвак слыл большим мастером устраивать подобные капканы.
        - Пани Чёрная Невеста, вам не надо плакать, - рассудительно, как папа взрослой дочери, сказал «следователь». - Никто не собирается обижать ни вас, ни вашего жениха. Мы приехали ненадолго. Я ищу убийц моего друга, и мне нужно задать вам всего один вопрос. Вы ответите, и мы сразу уедем.
        Олеся наконец собрала все, что разбросал по столу отставной полковник и, как показалось Кинжалу, успокоилась.
        - Леонид, налей мне, пожалуйста, ликёру, - тихо попросила она.
        Кинжал открыл шкаф и увидел, что бутылка пуста. По внутренней связи он спросил Наталью, нет ли ещё? Оказалось - закончился.
        - В машине пакет остался, - он поднялся, - я схожу, братан?
        Пахан кивнул.
        Движение Кинжала к выходу, а Олеси - к кадке, где под пальмой лежали подаренные жёлтые розы, началось одновременно.
        Желвак доставал из кармана коробочку с бриллиантами, украденными Толстым из дома сестричек, когда раздался звонкий щелчок и по паркету ему под стул покатился чёрный бильярдный шар.
        Он увидел, как девушка метнулась за массивный диван, услышал, как она грохнулась на пол, и лишь успел подумать, что всё-таки её надо лечить.

9
        Как-то в Крыму Желваку гадала цыганка: «Ты - большой человек и умрёшь, как настоящий царь».
        Успел ли он сейчас об этом вспомнить?

13 марта 1881 года в Санкт-Петербурге, на набережной Екатерининского канала бомбой народовольца был смертельно ранен государь-император Александр Второй. По современной классификации, террористы использовали СВУ - самодельное взрывное устройство. А всего через пятьдесят шесть лет, 5 апреля 1937 года, в селе Усть-Чарышская Пристань Алтайского края родился Сергей Павлович Быков, ставший впоследствии «вором в законе» по кличке Желвак.
        В тот год Быка на насилие «красной» системы над человеком в СССР природа в масштабах планеты ответила рождением большого числа людей, ставших впоследствии знаковыми фигурами.
        Множество учёных, политических, государственных и религиозных деятелей появилось на свет в разных странах мира. Тогда родились три лучших актёра Голливуда последней четверти ХХ века - Джек Николсон, Дастин Хоффман и Энтони Хопкинс. В Советскую Россию пришли лучшие писатели, поэты, композиторы, режиссеры.
        В 37 м появились на свет главный раввин России Адольф Шаевич, её главный татарин Минтимер Шаймиев и такие любимцы народа «в телевизоре», как Юрий Сенкевич и Николай Дроздов. Тогда же родились наши знаменитые футболисты Эдуард Стрельцов, Галимзян Хусаинов, Виктор Понедельник, Михаил Месхи. Нелишне добавить сюда светочей советской эстрады Иосифа Кобзона и Эдиту Пьеху, нескольких ныне подзабытых, но в своё время прославленных космонавтов, неудачников-гэкачепистов, а также известного отца разухабистой светской львицы Ксении Собчак.
        Конечно, в этом ряду Сергей Быков, мягко говоря, не смотрится. Но надо отдать должное: как русский вор он состоялся, достигнув в этой иерархии высшего звания.
        А то, что не стал главным хранителем Алмазного фонда, так лично его вины в этом нет.
        В три года маленький Серёжа остался без отца, который был репрессировал и погиб в лагерях. В колонию для несовершеннолетних он попал в девять лет - за кражу буханки хлеба. Совершил побег. Пешком прошёл от Ярославской области до Юга России, где прибился к банде Яши Криворотого, который специализировался на подделке драгоценных камней. В связи с болезнью глаз у пацана и опасностью слепоты Яша проявил необъяснимое милосердие и лично отвёз мальчика в Одессу, в клинику профессора В.П.Филатова. Там его вылечили. Через год Сергей вернулся в Ростов-на-Дону и рассчитался со своим благодетелем сполна - преподнёс ему украденный у кого-то из одесских глазных врачей 7-каратный огранённый алмаз.
        С тех пор эта тема стала в его криминальной работе главной.
        Вот и теперь бывший разбойник, а ныне главарь мощной организованной преступной группировки держал в руках два роскошных бриллианта. Желваку не терпелось увидеть реакцию на камни этой явно нездоровой девушки. Ему даже не нужно будет задавать вопросы - всё прояснится мгновенно, алмазы его не обманут.
        Однако в эти секунды своим волшебным блеском драгоценные камни сигнализировали совсем иное. Если бы он сейчас угадал, о чём их мерцание, то остро почувствовал бы близкое дыхание смерти. Для Желвака раз и навсегда угасало и это неземное сияние, да и в самой жизни 63 летнего организатора воровского дела и «чистого» бандитского бизнеса в России ставилась жирная точка.

10
        Первый хлопок застал Кинжала в бронированной машине пахана, где был пакет с подарками для Олеси.
        Яркая вспышка, взорвавшиеся изнутри оконные стёкла первого этажа, густой дым - это видели глаза, а сознание реагировать отказывалось.
        Предупреждение Олеси зависло в воздухе как не поддающийся объяснению фантом, и этот взрыв ничего не прояснил, а лишь ошеломил своей иррациональностью.
        В доме не пользовались газом, иначе можно было подумать, что взорвался баллон. В особняке не могло быть никакой взрывчатки, там не держали даже холодного оружия - школа Желвака: не хранить ничего, что может быть поводом для ареста.
        Исключение было сделано только для Толстого - он был заядлым охотником и родился в тайге.
        О складе оружия в своём доме, как и о потайном подвале, Кинжал не знал.
        Это был нечаянный подарок бывшего хозяина, который вовремя забрать свою опасную заначку не успел - по причине внезапного переселения на Котляковское кладбище.
        Кинжал увидел, как к дому бросились все охранники Желвака, которые были во дворе.
        Впереди бежал Алекс, на ходу засылая патрон в своём «ПМ».
        Брут услышал, как началась их работа - сразу из нескольких стволов.
        В кого там можно было стрелять, да ещё все разом? В Олесю - нонсенс. В самого Желвака - бред.
        Второй взрыв и тут же следом третий - дуплетом раздались в самый разгар этой сумасшедшей беспорядочной пальбы и как раз тогда, когда все участники штурма его гостиной из поля зрения Кинжала исчезли.
        Стрелковое оружие тут же захлебнулось и умолкло - против артиллерии не попрёшь.
        С громким треском, как порох, полыхал дубовый паркет. Весь первый этаж был в белом огне.
        - Вы целы? - это был непохожий на себя Василь. - Там за воротами Шмель с ребятами перебили охранников.
        - Надо понять, что произошло в доме, - но Кинжал чувствовал, что теперь это останется загадкой на всю оставшуюся жизнь.
        - Сергеич, уходить надо, а не разбираться! Соседи наверняка вызвали и милицию, и пожарных.
        Огонь быстро подбирался ко второму этажу.
        Кинжал было рванулся к пожарищу, но Василь сделал умелую подножку и тот грохнулся оземь:
        - Уходим, Сергеич. Наталью я отправил до шоссе пешком. Собак выпустил, убежали в лес… Окчар, кажется, от грохота сбесился…
        Кинжал вскочил, падение его отрезвило. Он сделал над собой усилие и вспомнил, что дом оформлен на чужую старушку, ныне покойную, о нём же тут никто ничего не знает, здесь не светились ни его машины, ни его охрана.
        Они вышли за ворота. Шмель с озерковскими пацанами были на двух авто:
        - Кинжал, - в порядке? Здорово ты их поджарил! Дупель, Клёст, оббегите вокруг дома - свидетелей остаться не должно. Трупы - в их машины, тачки поджечь! На всё пять минут, - и нас здесь нет! И никогда не было!
        Часть девятая

«ХРУСТАЛЬ»

1
        Прошёл год.
        По обороту ОАО «Компания «Брут» вошла в полусотню крупнейших фирм России.
        Наконец, опубликовали книгу Гликерии Тургеневой «Финансовый скальпель менеджера».
        После богатой презентации Кинжал распорядился выкупить весь тираж и отвезти к себе на Можайское шоссе. Там по приказу хозяина Василь всё это полиграфическое богатство сжёг, но парочку экземпляров припрятал - для себя.

12 сентября 2001 года Кинжал планировал отметить день рождения Ликуши.
        Ей исполнилось двадцать шесть.
        Никакой информации о своей несостоявшейся гражданской жене у него не было. Но почему-то она стала ему часто сниться. А то и - вдвоём с Олесей, одна блондинка крашеная, другая натуральная, голенькие, они играли в догонялки на каком-то залитом молочным туманом лугу, весело и громко визжали, а Кинжал крутил головой, пытаясь понять, где же Веточка?
        В особняке с согласия Кинжала появилась приехавшая из Белоруссии племянница Василя, 17 летняя Лада, прелестница с розовой бархатной кожей, нежно серыми глазами, буйным красно-рыжим лобком и нахально стоячими грудками второго размера.

«Тебе со мной хорошо?» - спрашивал Кинжал. «Я на седьмом небе», - отвечала Лада, и Брут знал - не врёт.

12 сентября он вылетел в Сочи.
        Это была настоятельная рекомендация военных разведчиков.
        Тамошний «смотрящий» вкладывал деньги в собственное расследование обстоятельств гибели Желвака. И надо было понять, насколько он преуспел. А день рождения Ликуши - хороший повод повидаться.
        Ещё неделю назад Димыч сказал ему, что, по его расчётам, мир вступает в новый цикл.

«Кстати, лично ты - тоже», - предрёк нумеролог.
        Вчерашняя террористическая атака на США, от которой гудела вся планета, события в Нью-Йорке и Вашингтоне, подтвердили: Димыч, как всегда, прав. Теперь Америка найдёт козла отпущения и обрушит на него свой «праведный» гнев. Ещё один повод для достижения мирового господства и экспансии доллара - бумажки, давно ничем не обеспеченной.
        Приёмный отец Ликуши трудно восстанавливался после инсульта. Он принял знатного богатого гостя в своём доме на берегу моря.
        - Расскажи, Кинжал, что там всё-таки приключилось с Желваком?
        Жертвы теракта в Америке его, судя по всему, тоже волновали меньше всего.
        Брут назвал погоняло «смотрящего», но тот попросил называть его Григорий Фирсович:
«Я, братан, от дел потихоньку отхожу».
        Кинжал пересказал хорошо проработанную бывшим замминистра внутренних дел Глебом Живило версию того, что случилось в деревне Шишкино.
        Сам он в это время якобы был во Внуково, вылетал в Лондон - с банкиром Джоном Касаткиным. Желвак и довёз его до аэропорта. По дороге они перетирали тему инвестиций в автопром. Было заметно, что пахан собрался на какую-то серьёзную разборку, потому что ехали на четырёх машинах, чего никогда не было. Есть письменное свидетельство с постов ГАИ о маршруте кортежа «вора в законе» Быкова С. . - с заездом во Внуково.
        Кинжал пояснял:
        - После смерти Толстого Желвак поклялся найти убийцу кореша. Я говорил с судмедэкспертами, те уверены, что смерть наступила от инфаркта, без чьего-либо вмешательство, в том числе и фармакологического. Они пропустили вытяжку из его крови через какой-то новейший электронный аппарат. Как мне сказали, если даже две недели назад человек нюхнул ацетона, след будет обнаружен. А Желвак упёрся - нет, Захарыча отравили! И искал заказчиков.

«Смотрящий» как-то странно улыбался - одним своим широким носом. Глаза при этом оставались каменными, уставленными куда-то на море.
        Они сидели на открытой веранде, слушали шум прибоя.
        Григорий Фирсович был глубоко впечатан в плетёное кресло и укрыт пледом, хоть погода была - настоящий бархатный сезон. Он пил зелёный чай и внимательно изучал лицо Кинжала, прихлёбывавшего коньяк.
        - Всё это я уже слышал, - сказал «смотрящий». - Про Толстого не знаю, меня больше волнует Желвак. И могу с уверенностью сказать - туфта. С кем у него была
«стрелка», конкретно? Мы проверили всех, основательно тряхнули кого можно и нельзя.
        Заплатили серьёзным людям, - при этом старый вор многозначительно постучал двумя пальцами по плечу, где у определённых людей растут погоны.
        - Странная история. Сначала три взрыва гранат. Потом, когда подъехали пожарные и менты - ещё взрыв, мощный, килограммов двадцать тротила. Десять пострадавших.
        Двенадцать обугленных трупов, не поддающихся идентификации. Кажется, одна девка.
        Откуда, скажи мне, Кинжал, на такой разборке взяться девке? Четыре уничтоженные в огне машины: подожгли. Обнаружен целый склад обгорелого оружия, - взвод солдат можно вооружить. Хозяйка дома - год, как умерла. Трое её сыновей, все нищета и беспробудные алкаши, ничего не знают о том, что их мать имела огромный дом на пять спален с убойным арсеналом в подвале. Соседи говорят, жили там то ли хохлы, то ли белорусы, держали больших собак. К ним наведывался откуда-то из Рязани сын.
        Составили словесный портрет - вылитый ты, Кинжал. Я одного никак не пойму: как лично Желвак мог оказаться там, где припрятана гора оружия? Чего он попёрся в тот дом? В гости поехал? Половина охранников погибла от осколков, половину кто-то перестрелял. Кто мог организовать такую крутую засаду? Спецназ ГРУ? Или американские «зелёные береты»?
        Кинжал молчал.
        - Ты не хуже меня знаешь наши законы. Ни по каким понятиям, правилам, соображениям безопасности Желвак не должен был там оказаться. Братва волнуется, хочет знать правду. И все вопросы - к тебе, ты видел пахана последним. Сам в курсе, у нас туфту носом чуют. Что скажешь?
        А что ещё он мог добавить?
        Как Шмель отвёз его в Барыбино, где уже ждали его заместитель Марлен Буздаков, оперативный псевдоним Хантер, начальник охраны Затвор - с вещами и билетами до Лондона? Как уже на следующий день обе машины, на которых Шмель дежурил неподалеку от Шишкина, на его автосервисе в Озерках были разобраны на запчасти, а номера порублены в лапшу и утоплены в сортире на огороде? Как в следствие вмешались высокие чины из МВД - с подачи Глеба Живило. И если оставалась хоть одна не сгоревшая ниточка, за которую можно было бы потянуть, так и её аккуратно обрезали.
        Видя, что Кинжал молчит, Григорий Фирсович спросил:
        - Не нарыл ли чего ты? Это же твой пахан. А ты, реальный пацан, должен разобраться и отомстить, этого требует наш закон.
        - Григорий Фирсович, боюсь, здесь действительно не обошлось без спецслужб. Я получил анонимку, по почте. Некий Кундуз пишет, что отомстил Желваку за какого-то Вайка. Ни братва, ни МВД не в курсе. Пробили через ФСБ - ничего. Есть предположение, что Желвак занимался каким-то международным бизнесом, о чём не знал никто.
        Варианта всего два - наркотики и оружие.
        Криминальный хозяин курорта вертел в руках привезённое из Москвы доказательство версии, о которой раньше не слышал ничего. Он рассматривал почтовые штемпели, раз пять перечитал короткий незамысловатый текст, написанный синим фломастером печатными буквами и явно детской рукой.
        - Дитё заставил писать, зверюга. Отправлено из Воронежа, ищи-свищи! Пальчики проверили?
        - Конечно, - с готовностью доложил Кинжал, - ребёнок, предположительно лет семи-восьми.
        Больше никаких отпечатков, только следы от пинцета.
        - Грамотный, пёс…
        Кинжал выдержал секунды и выложил ещё одну домашнюю заготовку:
        - Впрочем, один человек, возможно, мог бы что-то рассказать.

«Смотрящий» ждал, пока Кинжал назовёт - кто.
        А тот выдерживал паузу, как учили.
        И лупанул вора по самой печени:
        - Ваша приёмная дочь Ликуша.
        Лицо старого бродяги побагровело.

«А не надо наезжать на реальных пацанов!»
        - Кстати, у неё сегодня день рождения, - поторопился Кинжал снять напряжение, - после инсульта волноваться опасно.
        Григорий Фирсович вытряхнул из маленького стеклянного пузырька крошечную таблетку, разгрыз её, минут пять безмолвствовал.
        - Что ж ты, братан, её не удержал? Я думал, породнимся…

«Ага, отползаешь от темы! Так-то лучше…»
        - Да загорелось ей - в Лондон, в Лондон! Потом оказалась где-то в Италии. Я пытался искать - бесполезно. Они с мужем, как мне объяснили, постоянно путешествуют.
        - А что она могла знать? - потише спросил вор.
        - В какие-то короткие и малопонятные зарубежные поездки Желвак брал с собой только её. Прикрывались туристическими путёвками, но это мало было похоже на обычные туры. А вам Ликуша не пишет?
        - Было несколько писем и открыток - из Бирмы, Аргентины, Новой Зеландии. Как-то звонила. Я пробил через связистов, сказали, - из Подмосковья. Очередная туфта.
        Знал бы - не отпускал. Что за Москва! Стоит человеку туда попасть, как его затягивает водоворот тёмной делюги. Такой богатый и культурный город, а дичают там люди.
        Вот и ты… Переехал в столицу, из учёных в братки подался. Мне, Кинжал, немного осталось смотреть на это море. И с тобой мы, скорей всего, больше уж и не свидимся.
        Но хочу, чтоб ты знал: я тот самый, который тебе НЕ ДОВЕРЯЛ НИКОГДА.
        В ответ пришлось промолчать и только, обращаясь к самому себе, процитировать Толстого: «Только не надо - ни агрессии, ни депрессии».

2

21 ноября 2001 года г. Новосибирск
        Генеральному директору ОАО «Компания «Брут» г-ну Бруту Л.С.
        Уважаемый Леонид Сергеевич!
        Рад приветствовать Вас, дорогой коллега, - впервые с тех пор, как узнал, что слухи о вашей гибели при сплаве по горной реке Ус, были преувеличены. Мои друзья из Алтайского МЧС подтвердили, что никакой информацией о гибели кого-либо из рафтеров летом 1997 года они не располагают. При встрече расскажете, что там у
        Вас в действительности стряслось и куда Вы так надолго пропали, если будет такое желание. О Вашей личной драме, связанной с родным братом и женой, я в общих чертах проинформирован.
        С удовольствием вспоминаю наши с Вами сплавы на Алтае по рекам Бие, Песчаной, Чёрной Убе, с верховьев Катуни, Урсулу. А чего стоят незабываемые Мажойский каскад Чуи, Большой Нарын, Башкаус, Ягноб, Чулымшан, Гаумыш, Джиалису, Чарын с Майнакским ущельем…
        Не так давно в Гималаях мне удалось спуститься с пятой вершины мира, Макалу - по рекам Барун, Арун, а затем в одиночку с восьмитысячника Шиша Пангма, по рекам Бхоте-Коси и Сун-Коси. Но, главное, можете меня поздравить: я всё-таки сплавился с Эвереста, причём начал с ледника Кхумбу на высоте 4600 метров, где начинается река, а закончил в Чатаре на высоте 100 метров над уровнем моря.
        Насколько я понимаю, с водным экстремальным туризмом вы покончили. Понятно - большой бизнес свободного времени не оставляет.
        Если помните, мы с Вами мечтали сплавиться по опасной горной реке Какета - одной из главных водных артерий Колумбии, притоку Амазонки. Вы ещё шутили, что было бы здорово для получения ещё большей дозы адреналина попасть в плен к повстанцам, которые действуют в том районе, и иногда захватывают «белых братьев», чтобы получить выкуп.
        Дорогой Леонид Сергеевич! Такая возможность теперь у нас с Вами появилась.
        Приглашаю в Колумбию. Сплав намечен через Трес-Эскинас и Пуэрто Кордова. Все вопросы со спонсорами и страховкой решены, но от финансовой помощи не откажусь - извините за нахальство. Сроки согласовываются.
        Можете войти в состав команды, хотя сплавляться я, скорее всего, буду в одиночку. А захотите, поработаете в береговом обеспечении. Всё на Ваше усмотрение. А то и вообще - посидите в отеле в Боготе, выступая перед телевизионщиками с рассказами о нашей с Вами смелости и отваге (шутка!).
        Надеюсь на скорый ответ. Все контакты - у Ваших помощников.
        С глубоким уважением и искренней любовью -Игнат Власенко.
        Г-ну Бруту Л.С.
        Справка.
        Известный российский путешественник Игнат Матвеевич Власенко родился в 1955 году в г. Сталино (ныне Донецк, Украина).
        Автор нескольких книг о своих экстремальных водных походах.
        Насколько я понял, это Ваш давний знакомый, и об остальном Вы хорошо информированы.
        Предлагаемый И.М.Власенко проект имеет рекламную перспективу, с учётом появившихся интересов компании в Латинской Америке и в Колумбии, в частности, по теме изумрудов.
        Проект бизнес-плана прилагается.
        Руководитель департамента стратегических программ ОАО «Компания «Брут» Д.С. Астрыкин.

3
        Помощница Ксения отвлекла Кинжала от мыслей о прогнозе Димыча по поводу начинающегося нового цикла в его жизни.
        Он и сам чувствовал: кто-то должен позвонить или приехать.
        Может, он получит письмо откуда-нибудь из высокогорного селения на Алтае, и его корреспондентом окажется чудом выживший настоящий Леонид Брут. Или вдруг объявятся те, на кого тот работал программистом, и это - транснациональная мафия.
        По электронной почте придёт сообщение от вологодской Маргариты: она овдовела, осталась без средств существования, и ей нечем кормить их сыновей. Или вдруг на мониторе он увидит чудесным образом оставшуюся в живых Алёну Уробову, последнюю любовь его отца, капитана первого ранга Чекашкина, и его пахана, «вора в законе» Желвака.

«Я всё время чего-то жду, - размышлял 33?летний миллионер, акционер и руководитель
«чистого» бандитского холдинга. - Чего?»
        - Леонид Сергеевич, вы велели докладывать обо всех священниках, которые приходят в офис. Выводим на ваш монитор.
        Генетический бабник присвистнул: «Вот это да!»
        Монашка была кинематографической внешности. Смирение, присущее людям, отрешившимся от мирской жизни, освещало эту красоту неземным светом - даже на чёрно-белом экране с небольшим искажением.
        - Проводите её ко мне.
        Он встретил просительницу у двери, решил, что надо слегка поклониться.
        - Здравствуйте, господин Брут. Я инокиня Спасо-Богоявленского монастыря, сестра Варвара. Собираю пожертвования на приют для девочек-сирот - по благословению настоятельницы игуменьи Варахиилы. У меня и документ имеется.

«Монашкам руки не целуют, да и с прочими нежностями надо воздержаться», - подумал хозяин.
        Он предложил посетительнице присесть, помог снять тяжёлый опечатанный ящик на ремне с надписью: «Помогите православным сиротам!»
        - Чай, кофе?
        - Благодарствую, у меня своя водичка.
        Монашка смотрела долу. Дух отречения и божественной любви тут же повеял и на Брута.
        После смерти Желвака его крестил отец Василий, но воцерковиться он не сподобился.
        Сейчас перед ним явилось существо иного цивилизационного кода, и Кинжал почувствовал лёгкий толчок - на дорогу, исхоженную до него сотнями поколений предков.
        Это был зов - из прошлого, а может, будущего, кто знает?
        С отцом Василием он общался часто.
        Но тот был практически мирским человеком, священником с образованием физика-ядерщика, руководил в епархии издательской деятельностью и в основном советовался с Кинжалом, как побольше заработать на модной книге протоиерея Серафима Слободского «Закон Божий». Понятно, он старался не для себя, а для церкви: активно восстанавливались порушенные храмы и монастыри. Но от отца Василия не исходило того, что сейчас чувствовал Брут в обществе совсем ещё юной черницы.
        - А почему вы пришли именно в нашу компанию? - осторожно поинтересовался генеральный директор.
        - Да Бог и привёл, - просто ответила монашка. - В электричке из Серпухова слышу голос: поезжай в Новые Черёмушки. Только вы не пугайтесь, я не сумасшедшая, - у нас, молитвенников, такое бывает. Потом шла-шла и набрела на эту тихую улицу.
        Хорошо тут, как и не Москва вовсе, тихо, машин мало. Прочитала вывеску - «Брут». Подумалось, здесь я нужна.
        - У нас сиротки со всего бывшего Союза, - поведала сестра Варвара. - Всего двадцать четыре девочки, от девяти до пятнадцати лет. Они накормлены и спят на чистых простынях. Живут в молитве и труде.
        - А что - разве не учатся?
        - Читаем с ними Священное Писание, изучаем церковнославянский язык, сольфеджио. Литературе, математике, географии учить некому, кто туда поедет? Да и денег на зарплату учителям нет.

«Брошу всё к чёртовой матери и поеду к ним преподавать», - решил Кинжал.
        Но тут же загорелась индикаторная лампочка связи с помощницей Ксенией.
        - Леонид Сергеевич, к вам Фёдор Макарович.
        После смерти Желвака на сходе главарём группировки был выбран Федя Штрек. Жить в Москве он отказался, хотя дом на Николиной горе у него был давно.
        Федя Штрек выковывал из Кинжала криминального авторитета и явно готовил к
«коронованию».

«Этот в монастырь не отпустит».
        - У меня сейчас неотложная встреча, а разговор с вами долгий. Отобедайте в нашем офисе. Моя помощница вам с удовольствием послужит. Никто вас не потревожит и не смутит, на время трапезы гарантирую полное одиночество. Как - согласны?
        Сестра Варвара, потупив взор, молчала.
        Она молилась, потому что вдруг почувствовала знакомое волнение от близости красивого сильного мужчины, наделённого большой властью в этом грешном мире. Хотя, даже если бы никакого волнения и не было, она всё равно бы молилась.
        - Вот и хорошо, - решил за неё хозяин компании.
        Он вызвал Ксению, о чём-то с ней пошептался, и посетительницу в чёрной рясе увели. Деревянный ящик остался стоять у стула, где сидела монашка.
        - Может, взрывное устройство? - первым делом озаботился Федя Штрек, когда вошёл.
        - Как знать, как знать… - неопределённо и как-то отсутствующе протянул Кинжал, - может, и оно.

4
        Вторую неделю жил при монастыре Кинжал - в качестве трудника.
        Каждое утро вместо тысяч ударов по боксёрской груше и имитации их с пятикилограммовыми гантелями он стоял в углу церкви сначала за полуночницей, потом - за утреней и, наконец, за литургией - с половины седьмого до десяти часов. Это место ему определила благочинная мать Олимпиада, которую приставили к труднику и богатому жертвователю.
        Настоятельница поручила матушке Олимпиаде столь ответственное дело в женском монастыре со словами: «Брату нашему Леониду благословляется, чтобы он посмотрел, как мы живём и молимся».
        А вслед добавила: «Ну, ты поняла…»
        У Кинжала молиться не получалось. Да и крестился он с трудом, никак не мог усвоить: справа - налево, или слева направо.
        В голову лезли картины прошлой жизни.
        Но вспоминалось почему-то именно то, о чём он никогда раньше не думал. Какие-то мелкие проступки в детстве, случаи лжи и лицемерия в старших классах, сделки с совестью в университетские годы.
        Ему дали брошюрку о семи смертных грехах, он прочитал, удивился, как его до сих пор земля носит, но никакого раскаяния не испытывал.
        Отец Андрей, прикомандированный к монастырю женатый батюшка из Серпухова, служил густым басом, хор девочек пел. У Кинжала ком подступал к горлу. Но это он за собой знал - чувствительность к хорошей музыке, и особенно церковным песнопениям.
        После утренней трапезы начиналось его трудничество, работа в библиотеке.
        По его поручению и списку, составленному совместно с настоятельницей, было закуплено полторы тысячи книг: духовного содержания, учебников, художественной русской и зарубежной классики. К этому добавилась тысяча пожертвованных книг из библиотеки Чекашкиных. Всё это богатство надо было зарегистрировать по всем правилам библиотечного дела, с которым Кинжал был знаком, так как в своё время преподавал в профильном для данного случая техникуме.
        В полдень поставлялась первая трапеза, что-то вроде второго завтрака. Мать благочинная Олимпиада учила трудника: «По сторонам не глазеть, глядеть в свою тарелку, тут тебе не ресторан…» Помолчала и добавила: «…на Елисейских полях».
        За трапезой учинённая сестра читала житие празднуемого святого. Читала по-церковнославянски, содержание Кинжалу было трудно разобрать, но бесстрастный распевный тон чтения завораживал.
        Девочки были разные, одеты в простую мирскую одежду, в светленьких платочках.
        Они, в отличие от него, правило не рассматривать мужчину исполняли неукоснительно.
        Для них это была хорошая школа владения собой.
        О госте им почти ничего не сказали. Но они и сами видели - человек светский, из того самого мира, о котором каждая из них могло бы рассказать ТАКОЕ, что даже у Кинжала зашевелились бы волосы на спине.
        После первой трапезы - опять послушание.
        Девочки помогали насельницам.
        В хозяйстве монастыря было четыре коровы и два телёнка. Рабочих рук и усердия ждали птичник с курами, гусями и утками, огромный огород, множество помещений монастыря, которые надо содержать в чистоте.
        И - кухня, как узнал Кинжал, - самое трудное послушание.
        В монастыре пекли свой хлеб, варили квас…
        Брут видел - девочки работают не разгибаясь.
        Он попросился помогать в коровнике, но настоятельница не благословила: «У нас хрусталём гвозди не заколачивают».

«Это я - хрусталь? У меня два других погоняла».
        Но когда ему сказали, что завтра его первый урок - русской литературы, он этот хрусталь и вспомнил. Настоятельница выбрала не математику и не физику…
        Всю ночь он не спал, что было для него нехарактерно.
        Завтра двадцать четыре пары детских глаз испепелят его - в ожидании, возможно, первого в жизни или, во всяком случае, за последние годы урока. И не Закона Божьего или церковнославянского языка, к чему они уже притерпелись, а урока литературы, которые лично Кинжалу, двум поколениям людей в Советской России заменяли веру в Бога. Детям это не так просто, потому что требует хотя бы элементарных навыков абстрактного мышления.
        Опыт преподавателя библиотечного техникума здесь не годился. Там - утверждённая программа, более-менее начитанная публика. (Одна Юля Пекшина чего стоила, вспомнилась некстати 131 я статья Уголовного кодекса.)
        Он ворочался на узкой железной кровати с панцирной сеткой. За четыре года европейского комфорта Брут уже забыл, что на таких тоже спят.
        Художественная литература развивает душу и воспитывает сердце. Она учит проживать и прочувствовать жизнь многих и многих людей. И это - особенность русского человека, а точнее, любого носителя русского языка. «Ибо так сотворил нас Бог - в сочувствии и восприятии того, что живописал другой», - объяснила свой выбор настоятельница Варахиила.
        Он представлял себе, как выйдет перед классом. На последней парте усядется мать благочинная Олимпиада, спрячет глаза, но слух напряжёт изрядно: ну-ка, богач, говорят, ты жутко образованный, поглядим!
        Под утро он вскочил.
        Выделенная ему келья рядом с библиотекой была полна неразобранных пачек книг. В руки попался сборник произведений Юрия Коваля.
        Он полистал, нашёл рассказ «Нюрка» - о нынешней бедности России, но не в смысле материальных благ, а о нищете НА ЛЮДЕЙ. Семилетняя Нюрка - единственная первоклассница на всю некогда богатую деревню.
        Он вспомнил: этот крошечный рассказ кто-то из актёров с успехом читал в Питере со сцены. А потом, без объявления, переходил к монологу Сатина из пьесы «На дне»:

«Дед! Зачем живут люди? А для лучшего люди-то живут!.. Особливо же деток надо уважать…
        Ребятишкам простор надобен! Деткам-то жить не мешайте… Деток уважьте!»
        При всей его нелюбви к писателю Горькому отец троих детей тогда крепко задумался.
        Но когда сейчас пробежал глазами скупые строки талантливой прозы, понял - в монастыре царствие иных стандартов!
        В рассказе Коваля семилетней девочке вся деревня несёт подарки - пусть порой и нелепые, а здесь? Да, про Нюркиных родителей не сказано ни слова, возможно, тоже круглая сирота. Но - вокруг односельчане, какие-то родственники. А один, дачник, так вообще бинокль подарил.
        Да Нюрке завидовать надо, а не жалеть!
        А надо, чтобы пожалели.
        Умом математика он высчитал: нужно показать того, кому ХУЖЕ. И не важно, что на лицах девочек он ни разу не увидел ни депрессии, ни агрессии, а только смирение и радость.
        Через два дня Кинжалу - обратно, в грешный мир бандитов, денег, разведчиков и нежным стоячим грудкам розово-рыжей Лады.
        В этом православном приюте это будет его один-единственный урок. И надо, чтобы девочки-сироты запомнили его навсегда.
        Это дело чести, раз уж он получил такое монастырское погоняло - Хрусталь.
        В дверь громко постучали.
        Брут услышал голос матушки благочинной Олимпиады:
        - Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!
        Эта был древний молитвенный «пароль», без произнесения которого нельзя вступать в чужую келью. А в данном случае - призыв пробуждаться ото сна и следовать в церковь на полунощницу, утреню и литургию.
        - Аминь! - отозвался Кинжал, давая понять, что бодрствует.
        Малиновыми переливами запели колокола церкви Николая Чудотворца.

5
        Трагедия няньки Варьки из рассказа Чехова «Спать хочется» вызвала у девочек единодушное мнение: это - о смертном грехе.
        Бедную Варьку, измученную бессонными ночами, конечно, было жалко. Но не потому, что она задушила грудного ребёнка, из-за которого у неё помутился рассудок, а потому, что ей никто не рассказал, что единственное в мире настоящее зло - это грех.
        Да, мир жесток, это знала каждая из слушательниц новоиспечённого учителя русской литературы. Но есть Бог, есть молитва. Не можешь молиться - смиряйся, это - та же молитва.
        Теперь Леонид Сергеевич только слушал, говорили ученицы.
        Они поднимались по очереди и говорили так, как будто готовились к этому уроку заранее. Никто из них, включая мать благочинную Олимпиаду, не мог знать, что будет на этом уроке. Рассказ для чтения вслух он выбрал чуть ли ни в последнюю минуту.
        Основы педагогики он знал. И ему бы порадоваться, что урок удался на славу. Когда учитель - только дирижёр, а дружно звучит лишь хор учеников - это удача!
        Но Леониду Сергеевичу было не до радости.
        Он был склонен к лидерству, власти над людьми, и сейчас рассчитывал только на аплодисменты. Он понимал, что это вызов, поединок, борьба, и победить должен был только он.
        Не получалось.
        Преподавал не он - учили его.
        Спокойно, без особых эмоций, одна девочка лет пятнадцати по имени Ирина говорила о том, что описывать природу греха - самое простое. Писатели вообще преуспели в живописании зла, наверное, это доставляет им особое удовольствие. Пусть бы лучше показали, как от греха уйти. Как избежать его, как вспомнить о Боге в ту самую минуту, когда бес овладел твоей душой, а в груди клокочет - хочу и буду!
        Леонид Сергеевич пытался лихорадочно сообразить, нет ли чего такого у Достоевского, Толстого… В голову ничего не лезло. Кажется, что-то попадалось у Лескова…
        Он и не заметил, как в классе появилась настоятельница матушка Варахиила с незнакомым архиереем.
        Это был владыка Пантелеймон, управляющий одной из западноевропейских епархий, который по поручению патриарха Алексия Второго инспектировал детские приюты при монастырях. Владыка сделал знак рукой, чтобы урок не прерывался, гости прошли на задний ряд и тихо присели.
        В конце урока владыка благословил всех присутствующих - строго индивидуально, перекрестил учителя и попросил слова.
        - Поразительный факт, - сказал он, - но проникнутая религиозным пафосом русская классическая литература не описала драмы богопостижения заблудшей, мятущейся души. Герои этой литературы протоптали сотни тропинок, проложили множество дорог в поисках правды жизни, любви и истины. Но почему все эти направления НИ РАЗУ никого не вывели на дорогу к храму? Описывались сложившиеся религиозные типы, бездна богооставленности. И позже, например в кино, многие талантливые актёры весь свой дар сожгли, изображая героев, оставленных Богом. А потом сами за это поплатились здоровьем, счастьем и даже жизнью. И совсем осталась без внимания такая важнейшая проблема, как богоузнавание. Это писателям, режиссёрам и актёрам ещё предстоит разрабатывать.
        Он помолчал.
        - Простите, если я высказался сложновато, - смутился вдруг молодой владыка. - А что касается этого рассказа Чехова, думаю, Антон Павлович как сочинитель всё прописал верно. Девочка совершила этот страшный грех, уже лишённая рассудка. Но
        Бог бы не отнял у Нюрки сознание, если бы она не просто смирялась, а делала это во Христе. Вот такая простая арифметика. И никакого бы убийства не было: человек может выдержать ещё и не такое. хотя гениальный Чехов для данного сюжета верно выбрал пытку именно лишением сна.
        Трудник Леонид смотрел на девочек.
        Их глаза сияли счастьем узнавания нового, неизведанного.

«Будут учителя - толк будет», - подумал богатый жертвователь, который решил все проблемы приюта с привлечением преподавателей из Серпухова.
        Теперь в монастыре будет даже свой автобус!

6
        Кинжал возвращался в Москву в своём бронированном «мереседесе» и слово в слово повторял сказанное владыкой явно в адрес трудника:
        - Путь воцерковления современного человека - после трагедий богоборческого века - не может быть дорогой удовольствий. Это путь очистительных страданий и возрождения - на грани смерти.
        Часть десятая
        ВОДА

1
        Совершенно секретно.

№ (опускается)
        Психоаналитическая характеристика личности выпускника специальных курсов «Тайга-2» при Военно-дипломатической академии Генерального штаба Вооружённых сил РФ капитана Чекашкина Анатолия Владимировича, род. в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург) 10 ноября 1968 года.
        Капитан Чекашкин А.В. является достаточно редким типом, развивавшимся по схеме
«соперник отца».
        Хочу сразу отметить несостоятельность выводов военного психоаналитика, майора Сесёлкина Х. У., утверждающего, что развитие Чекашкина шло по схеме «раб отца».
        К своему детству у капитана Чекашкина отношение двойственное.
        С одной стороны, это - непомерное давление отца, капитана-подводника, с другой - многомесячные периоды жизни, когда отца он не видел вообще и не имел возможности ни получать от него писем, ни услышать его голос по телефону или радио. Возможно, долгие походы и экзальтировали у старшего Чекашкина стремление к экстремальной педагогике по отношению к единственному сыну, когда военный моряк наконец оказывался на берегу.
        Обращает на себя внимание следующий факт.
        У отца было двое близких друзей. Один из них семьи не имел вообще, у другого были две дочери, а ему очень хотелось сына. В результате стихийно сложился домашний
«педагогический» коллектив, который с большим энтузиазмом принялся учить и воспитывать малолетнего Анатолия. Уже лет с шести, по его рассказам, его экзаменовали на знание военно-морского дела, крупнейших морских сражений. «А что такое «Кореец»?» «Канонерская лодка «Кореец» вместе с крейсером «Варяг» приняла неравный бой с 16-ю японскими кораблями», - отвечал маленький Анатолий. Чем отличается дизельная подводная лодка от атомной, он знал во всех технических подробностях уже в семь лет. А как обеспечивается запуск из-под толщи воды баллистической ракеты, рассказывал одноклассникам в восемь.
        В этом процессе воспитания были и свои издержки. Правда, вспоминает о них капитан Чекашкин скорее с юмором, чем с осуждением. Например, в семь лет его научили петь
«Гоп-стоп, Зоя! Кому давала стоя?», «Сверкнула финка - прощай, Маринка!» - и он со стула исполнял их отцу и его подвыпившим друзьям.
        Путём дополнительного исследования удалось выяснить, когда именно началось то самое соперничество с отцом, которое продлилось до самой смерти капитана первого ранга Чекашкина В.С., последовавшей в 1992 году, когда сыну исполнилось 24 года.
        Как-то Анатолий подслушал разговор на кухне, где моряки обсуждали очень волновавшую их тему: если человек не умеет громко свистеть - он мужик или не мужик? Отец свистеть не умел, очень хотел научиться, старался, но не пришлось.
        Сын намотал это на ус. И дал бате, как он сам говорит, первый «бой» в своей жизни. Когда капитан однажды вернулся из очередного похода, Анатолий в их питерской квартире встретил его столь оглушительным свистом, что у моряка заложило уши. Сын тут же продемонстрировал отцу семь способов лихого посвиста - один громче другого.
        Следующая тема в развитии схемы «соперник отца» касается математики.
        В шестом классе Анатолий услышал, как тяжело давалась отцу эта наука - и в школе, и в военно-морском училище. Уже на следующий день он записался в знаменитый математический кружок ленинградского Дворца пионеров. Скорей всего, это было результатом нравственного поиска подростка, который жадно искал внутреннюю опору и нашёл её в царице наук. Но психологический первотолчок «я - математик, а тебе - слабо!» явно присутствовал, и теперь капитан Чекашкин А.В. этого не отрицает.
        Примерно в то же время случился эксцесс - Анатолия избили. Он пришёл заплаканный от боли и обиды, отец был дома - с друзьями. И когда сын поведал о своей беде, отец выставил его вон со словами: «Защищаться надо уметь! А не умеешь - иди учись!
        В тяжёлую минуту своей и без того непростой жизни подросток пришёл за защитой к родному человеку и получил от ворот поворот. И друзья, которые при этом присутствовали, товарищу не возразили, а наоборот, поддержали. По словам капитана Чекашкина, тогда он и понял, как они ему, отроку, «косточки ломали».
        Этот эксцесс можно квалифицировать как психотравму. В настоящее время однозначно судить о её последствия трудно, нужны дополнительные исследования.
        Детская спортивная школа была в другом конце города, но в тот же день Анатолий появился там, в секции бокса. Ему сразу натянули перчатки, указали на ринг, и уже через несколько секунд он лежал на полу, не понимая, где находится и что происходит.
        В конце концов, он стал мастером спорта. При этом следует отметить, что сам Чекашкин-старший в уличных драках удачлив не был.
        В семнадцать лет между отцом и сыном возник настоящий глубинный конфликт, который они так и не смогли преодолеть до самой смерти капитана первого ранга.
        Как о деле, давно решённом, отец сказал о поступлении сына в Севастопольское высшее военно-морское инженерное училище. Анатолий твёрдо заявил: «Нет». За два года до этого, на пятнадцатилетие, отец подарил ему свою коллекцию кортиков.
        Анатолий тут же принёс отцу это сокровище - с целью возвращения подарка не оправдавшему надежд сыну. Но тот выгнал его из комнаты со словами: «Настоящие мужчины подарки не отнимают!»

«Соперник» отца на этом не остановился. Блестяще сдав вступительные экзамены на математический факультет Ленинградского государственного университета им. А. данова, он на протяжении учёбы дополнительно к английскому самостоятельно выучил французский.
        Здесь следует отметить, что у отца способностей к языкам не было, о чём сын знал.
        Оса отказывается говорить о матери. Здесь налицо комплекс «отец загнал мать в могилу». В психоанализе это наиболее трудноизлечимо. Сложившийся в его сознании стереотип «женщина - всегда жертва» нуждается в психотерапевтической коррекции.
        Следует категорически отмести и вывод о том, что его сексуальное поведение не вписывается в норму. Никаких признаков сексуальных отклонений, о которых пишет майор Сесёлкин Х.У., у Чекашкина обнаружено не было (справка о результатах обследования в Институте судебной психиатрии им. В.П.Сербского прилагается). Причины его несостоятельность как мужа, главы семьи и отца - из области социальной психологии и результат драматического стечения обстоятельств, а никак не из сферы психиатрии.
        На вопрос, способен ли капитан Чекашкин А.В. профессионально работать в зарубежной агентуре (список стран прилагается), следует дать ПОЛОЖИТЕЛЬНЫЙ ОТВЕТ.
        Но - при одном условии.
        При внедрении данного агента следует в качестве фиктивной жены подобрать ему пару, которая подходила бы по всем стандартам психологической совместимости. Это должен быть опытный и давно внедрённый агент.

25 октября 2004 года.
        Военный психолог и психоаналитик, подполковник Терехова С.И.

2
        ОСОБОЙ ВАЖНОСТИ!
        Руководителям военной разведки России будущих поколений!
        ЗАПИСКА

20 декабря 1991 года, Москва.
        Авторы: Чекашкин Владимир Сергеевич, капитан первого ранга в отставке, Уробова Алёна Евгеньевна, капитан второго ранга запаса. (В документе опускаются все данные, имеющие грифы «Секретно» и «Совершенно секретно», даты, временные параметры, географические названия, координаты, системы военной техники и установочные данные специалистов и учёных, входивших в референтную группу. Всё это - на отдельных носителях, место хранения которых будет знать Главный контактёр.)

1. Практика длительных подводных походов без всплытия даёт богатый материал, объяснение которому у современной науки нет. Мы не касаемся неопознанных объектов, искривлений времени, непонятных перемещений в подводном пространстве, гибели под винтами лодок неведомых фантастических существ, необъяснимых с точки зрения современной биологии, фактов, когда АПЛ вдруг словно растворялись в океанской воде на небольшой глубине или тратили на достижение цели перехода вместо 8-10 суток - сорок пять минут. Объектом нашего исследования не являются чудодейственные свойства воды, о которых в последнее время появилось достаточно информации в зарубежных источниках.
        То, что мы, совершенно независимо друг от друга, обнаружили во время походов, а затем, по мере наших скромных возможностей, изучили, а вернее, сделали только первые шаги для постижения феномена, имеет колоссальное значение для безопасности России и для современной цивилизации вообще.
        Отсутствие хоть какой-нибудь информации по данной тематике в зарубежных научных и специальных источниках, да и просто в средствах массовой информации, говорит о том, что у нашего вероятного противника эта тема - закрытая, так как предполагать, что мы сейчас являемся обладателями эксклюзивной информации, было бы легкомысленным.

2. Как-то, во время одного из походов я, тогда ещё капитан третьего ранга Чекашкин В.С., почувствовал, что стал вдруг «приёмником» какого-то мощного потока информации. Как военно-морской офицер с наивысшим коэффициентом наблюдательности я зафиксировал время этого ОСОБОГО СОСТОЯНИЯ, точные координаты, глубину погружения лодки, её курс и скорость.

3. В первый раз я предположил, что это связано лишь с моей психикой, но на всякий случай коротко записал всё то, что на протяжении пятидесяти минут «снял» из неведомого источника. Содержание информации касалось одного из небольших островных государств в Тихом океане, находящегося неподалеку от маршрута нашей АПЛ.
        Последующее сравнение данных сведений с информацией, полученной из печатных, в том числе зарубежных источников, повергло нас в шок. Он был вызван тем, что КТО-ТО предупреждал нас о стихийном бедствии, которое ожидало эту страну, - за ПЯТЬ месяцев до известного катаклизма, в котором погибли 50 тыс. человек. Но к изучению данного феномена мы приступили лишь три с половиной года спустя, когда случайно оказалось, что мы, независимо друг от друга, набрели на один и тот же источник.

4. Интересна структура подачи информации. Она включала в себя историю данного государства - вплоть до времён, о котором отсутствуют письменные и даже археологические данные. Очевидно, это делается КЕМ-ТО - в целях страховки:
        ИСТОЧНИК хочет, чтобы его поняли правильно.

5. Форма подачи информации - телепатическая. Контактёр не слышит никаких голосов, но отчётливо воспринимает всё - вплоть до точных дат с указанием времени по Гринвичу, экзотических, фонетически сложных для восприятия имён и фамилий, географических названий, цифр, включая доли процентов.

6. Я, капитан второго ранга Уробова А.Е., находилась в длительном подводном походе в Тихом океане с задачами военно-морской разведки, связанными с моей основной специальностью, стала объектом описанных Чекашкиным В.С. «информационных инъекций» ДЕВЯТЬ РАЗ, о чём прилагаю подробные отчёты.

7. Я в совершенстве владею стенографией, поэтому мои записи имеют исчерпывающий характер. Экскурсы в прошлое и, что самое главное, в будущее, например, России, сосредоточены на определённых, достаточно узких периодах. Мы провели аналитическую работу в архивах - для сравнения полученных исторических сведений с письменными свидетельствами. Совпадение поразительное.
        Что касается будущего, информацию мы зашифровали личным шифром Уробовой А.Е. Со временем она может быть расшифрована - с применением электронно-вычислительной техники новых поколений.

8. Итого, нами задокументировано 34 контакта с источниками неизвестной природы.

9. Подробные математические расчёты, выкладки физиков, биофизиков, биохимиков, радиологов, космистов и исследователей структуры воды биоэнергетическим методами, а также мнения уфологов прилагаются. (Обстоятельства КОНТАКТОВ были нами тщательно залегендированы.)

10. Я, Уробова А.Е., предприняла попытки обратной связи, то есть инициировала вопросы, так как владею телепатическими технологиями. Число таких попыток - 6, все они задокументированы. 2 (два) раза я получила исчерпывающие ответы, они касаются новейших баллистических ракет АПЛ США и прилагаются. 2 (два) раза меня информировали об испытаниях новой военной техники НАТО, в частности, универсальных лодок, способных передвигаться как под водой, так и под землёй. Дважды ответа я не получила.

11. Обобщение полученных данных, углубление их анализа привело нас к выводам о необходимости консервации данной информации для будущих поколений военной разведки.
        Данные источники находятся на большой глубине, и их точное расположение неизвестно. Есть предположение, что они перемещаются под водой по принципам, пока науке не ведомым, и поиск новых контактов с ними может осуществляться только современными скоростными АПЛ в режиме свободного поиска - с соблюдением строжайшей секретности, которую может обеспечить только военно-морская разведка.

12. Обращение к нынешним руководителям армии и флота мы НЕ СЧИТАЕМ ВОЗМОЖНЫМ по нескольким причинам.
        Во-первых, нестабильность политической ситуации в стране.
        Во-вторых, развал армии и Военно-морского флота.
        В-третьих, отсутствие даже призрачной надежды на правильное понимание и адекватную реакцию со стороны властей: для продолжения исследований необходимо бюджетное финансирование.
        В-четвёртых, у нас есть серьёзные опасения, что данная информация ОСОБОЙ ВАЖНОСТИ может попасть в руки вероятного противника.

13. Позже мы поставили перед собой задачу обеспечения преемственности продолжения этой важнейшей для новой России работы.
        Мы пошли двумя путями: 1) разработка методики определения новых контактёров и их поиск; 2) организация финансового обеспечения первых этапов подготовленной нами многоходовой разведывательной операции. (Все материалы - у Главного контактёра.)

14. Во исполнение первого пункта данного плана я, Уробова А.Е, с помощью гипнотических методик нашла ещё двух надёжных контактёров.

1) Быков Сергей Павлович, род. 5 апреля 1937 года в селе Усть-Чарышская Пристань Алтайского края, «вор в законе».
        Телепатическая работа с Быковым с целью последующего посвящения его в проблему результатов не дала.

2) Чекашкин Анатолий Владимирович, род. 10 ноября 1968 года в Ленинграде, младший научный сотрудник НИИ эконометрики.
        Мы определили и доказали, что способность к КОНТАКТАМ передаётся по наследству, как минимум, в первом поколении, поэтому к данному списку следует добавить троих детей Чекашкина А.В. (Установочные данные прилагаются.)

15. Завершение первого этапа операции проводится лично мной, капитаном второго ранга запаса Уробовой А.Е., - по причине скоропостижной смерти от инфаркта миокарда капитана первого ранга в отставке Чекашкина В.С., последовавшей 5 декабря
1992 года.

16. После того как у меня было обнаружено ураганно развивающееся онкологическое заболевание, летом 1997 года мной была осуществлена попытка внедрения вместо себя в окружение Быкова С.П., «вора в законе», контактёра Чекашкина А.В., сына капитана первого ранга Чекашкина В.С.
        Цель - контроль над деньгами «вора в законе» Быкова С.П. - для нужд проекта.
        О первом этапе операции информирован полковник Генерального штаба в отставке Волохов Роберт Иванович.
        Внимание! Полковник Волохов Р.И. в проблему КОНТАКТОВ не посвящён.

17. Единственным человеком, который может продвигать этот процесс дальше - в качестве Главного контактёра - является Чекашкин Анатолий Владимирович. Его оперативный псевдоним оговорен с Волоховым Р.И. - Оса.

18. Задача Осы - установление контроля над холдингом Быкова С.П. с помощью группы Волохова, а в дальнейшем - поиск новых контактёров и их вербовка. Методология прилагается.
        Поиски предпочтительно проводить на указанных на нашей карте островах Тихого океана. Работать в этом направлении следует и в других частях Земного шара, включая Россию.

19. Данная операция является важнейшей военной и государственной тайной и требует режима особой секретности - с применением методики двойного прикрытия. Вся полнота информации должна быть только у очень узкого круга лиц из военно-морской разведки - но минимум двух человек, которые о причастности к этому делу друг друга знать не должны.

20. Данная СПРАВКА по моему приказу заложена в коллекцию кортиков, принадлежащую Чекашкину Анатолию Владимировичу.
        Время закладки - с 15 по 18 августа 1997 года.
        Место закладки - квартира проживания Астрыкина Дмитрия Сократовича (Санкт-Петербург, наб. Робеспьера, д. 21, кв. 16), научного сотрудника НИИ эконометрики. Микроплёнка - в обложке сборника Льва Толстого «Рассказы», издательство «Детская литература», Москва, 1968 год, - с закладкой на рассказе
«Прыжок». На титульном листе - овальный штамп с якорем: «Личная библиотека Чекашкина Владимира Сергеевича», мастика - чёрная. Страхующий сигнал - подброшенный в коллекцию кансаси, на котором есть мои отпечатки пальцев.

21. Дорогой Анатолий! Оса! Господин Главный контактёр!
        Теперь Вы понимаете, что получили в руки дело, которое многократно больше всех
        Ваших грехов и обид, огромной любви к самому себе, непомерных амбиций и Вашей жизни в целом.
        По данной теме в полном объёме можете доверять только двум военным разведчикам - генерал-майору Н.И. Елагину и контр-адмиралу Т.Ф. Яблокову, но строго параллельно.
        Для установления контакта с ними назовёте свой оперативный псевдоним, а затем покажете оригинал этой ЗАПИСКИ.
        Простите всех - и в первую очередь ОТЦА.
        Простите меня!
        И - действуйте!
        Пусть Вам помогут те силы, с которыми Вы скоро вступите в контакт!
        Прощайте.
        Алёна Уробова.

3
        Когда тучный А-320 легко оторвался от взлётно-посадочной полосы в Барселоне и завис над Атлантикой, взяв курс на Латинскую Америку, капитан Генерального штаба Анатолий Чекашкин - c паспортом Леонида Брута - вспомнил последние испытания, которые были устроены его маленькой группе на военных курсах «Тайга-2».
        Им приказали надеть спортивную форму и куда-то повезли в закрытой машине. Это оказался небольшой военный аэродром. Пятиминутный инструктаж, пара парашютов и - в воздух. Это был его первый прыжок в жизни, и никто не объяснил главного условия данного теста. Всех, кто выбросился из самолёта лишь после толчка в спину, из состава слушателей выбраковали.
        Капитан Чекашкин вышел в раскрытый люк, словно из своего офиса на улице Ивана Бабушкина.
        Так же неожиданно их как-то вывезли на пикник с шашлыками и красным вином. Вдруг - взрывы, стрельба, пули свистят над самой головой. Приказ - отходить к соседнему лесу. Там - траншеи. «Занять оборону!» Из оружия - только пластмассовая вилка у одного из любителей барбекю.
        Когда из лесного массива за полем появились песочного цвета танки явно не дружественной армии, наступавшие развёрнутым строем и изредка постреливавшие боевыми снарядами и очередями крупнокалиберных пулемётов, атакуемые поняли - шутки в сторону. Один из них выскочил из окопа, бросился бежать, и тут же был «убит» - больше на занятиях его не видели.

«Слушатель Барабанов!» «Я!» «Что наблюдаете?»
        Кем он только ни был! Конечно, больше всего ему нравилось - Кинжал.

«Наблюдаю наступление американских танков «абрамс», модификация М1Ф1, калибр пушки
120 мм, в количестве пяти единиц, без знаков государственной принадлежности. Ведут огонь по второму эшелону нашей обороны. Доклад закончил».

«Вы - командир стрелкой роты. Ваше решение!» «Принимаю бой! Рота, слушай мою команду!..» «Отставить, Барабанов! Зачтено».

«Съездили на шашлычок», - подумал Оса, когда понял, что танки сворачивать не собираются.
        Когда 60 тонная вонючая махина зависла над головой, наглухо затмила белый свет, замерла и у неё вдруг заглох двигатель, Оса не мудрствуя лукаво стал молиться:
«Господи!
        Вдохни в меня дух отречения и любви, уничтожающий всякие волнения и страх. Аминь».
        И мысленно перекрестился.
        К своему удивлению, почувствовал - помогло!
        Капитан Чекашкин больше не страшился летать ни на вертолётах, ни на аэробусах.
        После обкатки танками у него даже исчезла начинающаяся клаустрофобия. А три боевых рейда по горной Чечне в составе групп спецназа ГРУ начисто излечили его от предательской бледности, накатывающей во время стресса.
        Во время одного из таких рейдов ему приказали добыть и зажарить на костре для всей группы и себя лично бездомную собаку.
        Приказ был выполнен, и голод спецназовцы утолили.

4
        Под прикрытием прикомандированного разведчика Оса, с волнением впервые в жизни надевший форму военно-морского офицера, капитан-лейтенанта, совершил поход на атомной подводной лодке с базы на Камчатке. Поход длился 79 суток, во время которых неведомый источник четырежды надиктовывал ему текст. Правда, на его вопросы пока не отвечали, несмотря на освоенную технику гипнотической передачи информации на расстоянии. Но даже контр-адмирал Яблоков, человек в высшей степени неэмоциональный, долго тряс Осе руку.
        Информация, полученная Главным контактёром, не имела цены.
        Источник как будто понимал, что от него для начала ждут не эзотерических откровений, а товар лицом - конкретных сведений о потенциальном противнике. Капитан-лейтенант Брут, освоивший старую добрую стенографию, вооружённый сотней остро отточенных простых карандашей, исписал за четыре сеанса 126 страниц.
«Интересно, а контактёру откуда-нибудь из Нью-Джерси они так же всё расскажут о нас?» - спрашивал он себя.
        Это ещё предстояло выяснить.
        Тут же было принято решение поберечь его, единственного, - для более важного дела, поиска и вербовки других контактёров. К тому же нужно было проверить, как работает методика капитана второго ранга Уробовой А.Е., разработанная для определения способностей к «общению» с загадочными океанскими носителями стратегической информации.
        Поиски своих «братьев» или «сестёр» в России результатов не дали, хоть на это было потрачено несколько месяцев. Пришлось вернуться к карте, составленной капитанами Уробовой А.Е. и Чекашкиным В.С. - с островами в Тихом океане.
        Брут сидел в А-320, смотрел в иллюминатор и ловил в себе какой-то до этого неведомый трепет.
        Сейчас под ним простиралась необъятная синяя гладь. И где-то в её глубинах резвились загадочные биоэнергетические существа - носители ВСЕЙ мыслимой информации о жизни человечества. Как было бы здорово, если бы сейчас лайнер снизился и пошёл над водой на бреющем полёте. А вдруг источник снова вошёл бы в контакт! Это уже пытались реализовать, но договориться с российскими ВВС не удалось - у них керосина нет на учебные полёты, а тут - заказ разведчиков на длительное барражирование над океаном. И авианосные корабли - тоже на приколе…
        Но пока предстояла встреча с будущей «женой», овдовевшей год назад итальянской графиней, отпрыском древнего европейского дворянского рода и достаточно богатой сеньорой. Это знаменательное в его жизни событие должно было произойти на банкете в мэрии Боготы - по случаю спуска по опасной даже для такого мастера, как Игнат Власенко, горной реке Какета.
        Как ни просил капитан Чекашкин показать ему хотя бы фотографию будущей «супруги», специалисты по внедрению только посмеивались - не положено.

«А вдруг это какой-нибудь крокодил! - возмущался будущий супруг графини, - это скажется на моей работе!» «Ну и что! - отвечали ему бывалые разведчики, - ты профессионал, офицер Генерального штаба. Прикажут жить с крокодилом - будешь! И моли Бога, чтобы это была самка, а не какой-нибудь крокодил Гена».

«Она хоть не очень старая?» - допытывался генетический бабник. Коллеги сдержанно посмеивались: «Трёхзначная круглая дата ещё далеко».
        Как его проинструктировали, сначала на контакт выйдет связник. Его Оса узнает по условной фразе, неведомой даже здесь, в центре, но почему-то хорошо знакомой ему.
        Возможно даже, что связника он знает в лицо, а то, что тому будет знаком облик Осы - это железно. Его оперативный псевдоним - Кипарис, который можно использовать как страхующий пароль. Если связника ничто не насторожит - а такое тоже бывает - тогда он выведет Осу на графиню.
        И дальше - мир вам да любовь! И долгих лет успешной работы на благо российской военной разведки.

5
        Организаторы операции по внедрению устроили так, что в России с путешественником Игнатом Власенко лично они так и не пересеклись. И сейчас Леонид Брут летел в Колумбию как генеральный спонсор опасного спортивного шоу - так думали устроители спуска по сумасшедшей горной реке Какета с её мощными порогами. Это спортивное действо планировали транслировать в режиме реального времени: телекамеры установили на трёх тихоходных самолётах.
        На самом деле экзотическая и полная драматических нестроений Колумбия должна была стать первым этапом на пути богатого русского бизнесмена - в цветастую и многоликую толпу граждан мира, способных завтракать в Париже, обедать в Афинах, ужинать в Мехико, думать о вернисажах, автосалонах, яхтах, горных лыжах, аукционах, а отнюдь не о хлебе насущном.
        На втором часу полёта, чтобы размяться, капитан решил пройтись по самолёту.
        Он вышел из салона бизнес-класса и отправился в хвост, мимоходом фиксируя лица попутчиков.
        Насколько он превзошёл физиогномику, которую сдал на «отлично», россиян в креслах не наблюдалось. В основном это были пожилые европейцы, которые посвятили остаток жизни путешествиям, больше женщин, чем мужчин, скорее всего, немцы и скандинавы.
        И, конечно, много японцев: без них на международных туристических маршрутах - никак.
        А душа жаждала нечаянной встречи.
        В последнем салоне, крайняя к проходу, мирно спала его первая любовь и комсорг курса на математическом факультете Ленинградского государственного университета им. А.Жданова, красивая, но изрядно располневшая таджичка по имени Забенисо.
«Ударение на последнем слоге», - всегда говорила она при знакомстве. Рядом читал книжку в мягком переплёте её здорово растолстевший муж и верный паж.

6
        В начале девяностых на Анатолия Чекашкина сильное впечатление произвели успехи тех его однокурсников, которые сумели быстро «вписаться» в новую экономическую ситуацию.
        Один за год поднялся на мелкооптовой торговле импортными сигаретами. Другой на заёмные деньги приобрёл у разваливающегося автокомбината по остаточной стоимости три еле дышащих грузовых «уазика», отстегнул бандитам, стал монополистом доставки пива на весь центр Питера и серьёзно разбогател всего за два года.
        Ещё один однокурсник гонял из Европы подержанные автомобили. Был такой, что на деньги родителей приватизировал магазин «Кулинария», парикмахерскую и рядом - фотоателье. Некоторые ушли в консалтинговые фирмы, иные переквалифицировались в бухгалтеров и экономистов. Человек пятнадцать подались в программисты и, когда преуспели, их тут же востребовала хитрая Америка. Социология молодого российского бизнеса говорит, что по успешности на первом месте математики и биологи.
        Но больше всех его удивила комсорг курса Забенисо, дочка известного учёного-востоковеда, родившаяся в Ленинграде, в которую Чекашкин был безответно влюблён ещё в подростковом возрасте.
        Забенисо была самой преданной делу Коммунистической партии студенткой на курсе.
        Когда она говорила о Ленине, партии и комсомоле, её глаза горели таким сексуальным призывом, что все рядовые комсомольцы мужского пола, и даже отдельно взятые женского, чувствовали прилив крови в область малого таза. Перед ней трепетало всё комсомольское бюро, побаивалось партийное, от неё прятал глаза сам декан математического факультета. На втором курсе она вышла замуж за крепкого троечника, сына функционера ленинградского КГБ.
        Её героиней была Зоя Космодемьянская.

7 ноября 1991 года на Дворцовой площади, под телекамеры, Забенисо сожгла свой новенький партийный билет, а впридачу и комсомольский, оставленный ей в порядке исключения за активную работу в молодёжной коммунистической организации.
        И вот в 1995 году, летом, когда старший научный сотрудник НИИ эконометрики Чекашкин А.В. был вполне доволен жизнью по случаю устройства в гастроном грузчиком и ночным сторожем, они случайно встретились на Невском проспекте.
        Забенисо увидела однокурсника и улыбнулась так, будто её любовь к Чекашкину всегда была чем-то само собой разумевшимся. Разбогатевшая однокурсница тут же пригласила некогда влюблённого в неё в ближайший ресторан. Её муж, верный паж и крепкий троечник Петя, который в новых условиях оказался никчемным, работал у супруги водителем и, как ему казалось, охранником, остался в машине.
        Забенисо поведала, как сделала свои первые деньги.
        В начале 1992 года впервые в жизни она одна выехала за рубеж, в Турцию, в качестве челнока - с пятью тысячами долларов, занятыми под большой процент. Вчерашний комсорг, к своему ужасу, увидела, как её соотечественники трамбуют дешёвую кожаную продукцию в свои огромные сумки, ногами помогая рукам. Она ходила между рядами, загадочно улыбалась, но на душе был мрак. К такому товару, как кожа, душа у неё не лежала. И то, что все без исключения скупают именно эти вонючие куртки, пальто, плащи, платья, безрукавки и сарафаны, её не заботило нимало. Советский комсорг, питерец с математическим образованием и иранской кровью конформизмом отнюдь не страдала.
        За территорией рынка она набрела на лавку торговца тканями. Пожилой турок скучал там в полном одиночестве, покупателей не было, и он, конечно, жалел, что не попал в число «кожаных» счастливчиков.
        Красавица Забенисо улыбнулась турку так, как будто страстно захотела за него замуж - и прямо сейчас. Турка прошиб пот, и он подумал, что, может, на время лавочку закрыть? Такое здесь практиковалось частенько - с российскими торговками, стремившимися получить скидку.
        Среди выставленных тканей Забенисо увидела на полке рулон гобелена с люрексом.
        Она спросила турка о цене. Продавец тут же решил, что у этой сумасшедшей русской, так похожей на турчанку, не всё в порядке с головой. Кому сейчас нужна эта блестящая тряпка, которая лежит на полке, сколько он себя помнит? И назвал демпинговую цену - один доллар за метр. А сколько у вас этого добра? Пять тысяч метров.
        Как Забенисо доставила те пятьдесят рулонов сначала до гостиницы, потом до аэропорта, а затем из Пулкова к себе домой, она помнила с трудом. Только уже через три недели удачливая челночница выручила за забытую тряпку из грязной турецкой лавки 100 тысяч долларов - сумму по тем временам внушавшую тихий трепет.
        Этого хватило и кредит вернуть, и приватизировать в Питере три магазина, тысячу квадратных метров торговых площадей, - с учётом «интересов» чиновников, и ещё на раскрутку осталось.
        Турецкое «сияние» она оптом продала однокурснику, который открыл фабрику мягкой мебели. Когда тот увидел привезённый Забенисо гобелен и представил, как теперь будут выглядеть его кресла и диваны, сразу понял: жизнь - удалась! И не ошибся.

«Какова же мораль?» - спросил Чекашкин.

«Крутиться надо, - ответила Забенисо. - А у тебя, лучшего математика курса, в год один оборот. И лицо такое, будто ты наелся просроченной горчицы».
        Чекашкин не был завистлив. И тот рассказ был из какой-то другой, неведомой ему жизни, непонятной, загадочной. В сознании не умещалось, что главной героиней этих невероятных событий была его однокурсница с горящими глазами партийца в кожанке отнюдь не турецкого качества и чуть ли с маузером в руке. Это была задача, где неизвестных раза в три больше, чем исходных данных.
        Писатель Михаил Зощенко вывел закон подвижного человека. В хорошие времена он - хороший, в плохие - плохой, в чудовищные - чудовище.
        Уходя, Забенисо сказала: «Научись жить по принципу «только бизнес - и ничего человеческого». Тогда, может, разбогатеешь».

7
        Будить свою первую любовь капитан не стал.

«Бизнес-класс выпускают первым, - подумал он, - значит, столкнуться не придётся.
        Интересно - узнала бы она его или нет?»
        В любом случае, случайные встречи разведчику ни к чему.

8
        После банкета в мэрии всех повезли в горы.
        Богота расположена в котловине на западном склоне Восточной Кордильеры, на высоте двух с половиной километров над уровнем моря, на берегу реки Рио-Сан-Франциско.
        Хотя столица Колумбии находится практически на экваторе, из-за большой высоты здесь не жарко. Средняя температура самого тёплого месяца плюс 15 градусов.
        А теперь здесь зима, февраль - красота.
        - А знаете, куда нас везут? - заговорила с Брутом в микроавтобусе журналистка из
«Франс Пресс» Мишель Безьер.
        У капитана не было желания общаться.

«Но это - непрофессионально, - сказал он себе. - Разговор надо поддерживать».
        - Интересно - куда, мадам, мадемуазель?
        - Мадемуазель. Мы едем на парамо. Это удивительной красоты безлесные высокогорные луга. Говорят, кто не видел парамо, тот не бывал в Колумбии.

«Мне бы ещё пудов пять здешнего дешёвого кокаина и вёдер десять изумрудов - по бросовой цене», - поиздевался про себя бизнесмен.
        Во время банкета Леонид Брут связника так и не дождался.
        Зато его достал виновник торжества Игнат Власенко, который завершил свой одиночный рафтинг с триумфом, фонтаном положительных эмоций и всего с одной пустяковой травмой - сломанным пальцем на руке. В банкетном зале он налетел на Брута, как сумасшедший, и счастье капитана - огромное количество телевизионщиков, которые разрывали победителя на части, - а то бы не сдобровать, вспоминая их совместные спуски с двадцати семи рек, что, как говорят в разведке, «фактом не является».
        - А вы говорите по-испански? - донимала Брута француженка.
        Она была в чёрных очках, и разведчик всё никак не мог поймать её взгляд, что было ему просто необходимо, - без этого лица Мишель он бы не запомнил. У разведчиков есть железное правило - фиксировать в памяти всех, кто помимо твоей воли входит в личный контакт.
        - Не говорю, - признался по-французски Леонид Брут.
        - А французский учили где-нибудь в МГУ?
        - Нет, в 1?м Медицинском, факультативно.
        - Вы что - врач?
        - Да, нейрохирург. Но по специальности не работал ни одного дня, сбежал в программисты. Так что, если со здоровьем проблемы - не ко мне.
        - Спасибо, пока не жалуюсь. Знаете, у вас в России плохо учат языкам, - щебетала Мишель на своём родном наречии, но, как показалось Бруту - тоже с каким-то едва уловимым акцентом. - У вас старые учебники и лингофонные курсы, а за границу на практику ездят мало. Лично я испанский учила в Испании, а итальянский - в Италии.
        Брут молча смотрел в окно на колючий кустарник, низкий полулистопадный лес.
        - Здесь даже в окрестностях столицы водятся ягуары, броненосцы и дикобразы. И тьма всяких змей - бр-р-р! - передёрнула она плечами.
        В ответ Леонид Брут улыбнулся так, как будто неожиданно увидел здесь свой любимый
«Киевский торт».
        Приехали на парамо. Экскурсанты разбрелись. Когда Брут и Мишель остались одни, она с явным удовольствием спросила по-русски:
        - Ну, как дела, господин с длинным кортиком?
        Уже целых пятнадцать минут военного разведчика распирали чувства такой любви к этому связнику, оказавшемуся Ликушей, что он уже хотел попросить остановить машину, чтобы задушить свою несостоявшуюся гражданскую жену в объятиях. Именно в ту секунду, когда она передёрнула плечами, заговорив о змеях, он её и раскусил.
        Ликуша горько улыбнулась:
        - Мог бы и раньше узнать, Кинжал. Я, конечно, рада, что за пять лет стала таким профессионалом. Но как женщине мне обидно.
        Брут сгрёб её - так, как умел только он. Сколько они так простояли, неизвестно.
        Привели их в чувство только аплодисменты разноплемённой группы спортсменов, журналистов, бизнесменов от спорта, которые оказались вокруг. Язык любви понятен всем.
        Молодой русский богач воспылал к красивой француженке - это ли не прекрасно!
        - Браво! Браво! Брависсимо! - раздавалось на западном склоне Восточной Кордильеры.
        Капитан заглянул в голубые глаза Ликуши:
        - Кипарис ты мой душистый! А помнишь Сосновый бор?
        - На чужой каравай ног не раздвигай!
        Оба прыснули от смеха.
        Они поторопились уйти подальше от всех. Никакие силы, включая все известные инструкции военной разведки, сейчас их сдержать не могли.
        Видели ли подобное эти безлесые луга? Слышали ли прежде Кордильеры такие крики нечеловеческого восторга и сладострастные вопли славян?
        Под утро в отеле Брут вскочил в холодном поту и в ужасе обнаружил, что Ликуша исчезла.
        Он позвонил в пресс-центр и спросил, где можно найти корреспондента «Франс Пресс» Мишель Безьер? Ему ответили, что утренним рейсом Богота - Париж она отбыла на родину.
        И только минут через пять, стоя под ледяной водой хлёсткой массажной струи, он вспомнил, кто он тут и какова его миссия.
        Капитан растёрся махровым полотенцем, оделся, присел и включил автоответчик.
        Сообщений была уйма. Больше всего - от Игната Власенко. Тому предложили новый рафт, резиновый надувной плот - последней модификации. «Надо помочь “коллеге”», - решил Брут.
        Голоса Ликуши он так и не услышал.
        В дверь постучали. Служащий отеля передал эксклюзивный конверт. Это было приглашение в итальянское посольство на приём, посвящённый триумфу русского путешественника Игната Власенко: итальянцы - большие любители экстремального водного туризма.
        Брут увидел подпись и стиснул зубы: «Графиня Мария Виктория Боско Маренго».

9
        Он спустился в пресс-центр, где были компьютеры, и вышел во французскую поисковую систему. Уже через минуту c инвалидной коляски внимательно смотрела его престарелая «невеста», которая была снята на фоне гор в 1995 году, то есть девять лет назад.

«Здравия желаю, товарищ полковник!»
        А ведь когда ещё Желвак предупреждал, что с девками придётся завязывать!
        Из российского посольства привезли новый смокинг. К нему прилагалась батистовая сорочка с жабо, ботинки от Валентино. Ему позвонили и сказали, что обеспечат автотранспортом. «Большое спасибо», - ответил он почему-то по-французски.
        До приёма оставалось шесть часов.
        Он заказал в номер обед, достал книгу знаменитого японского учёного и целителя Масару Эмото «Послания воды» в переводе на английский и углубился в чтение.
        Только вместо романо-германских письмен то и дело всплывали небесного цвета глаза Ликуши.
        Она похудела, мышцы отвердели, очевидно, всерьёз занималась спортом, грудь поубавилась. У неё стало поменьше кошачьей мягкости и жеманства, во взгляде появилась цепкость, в движениях - осмысленность и точность.
        Но это была ЕГО Ликуша!
        Да, она заговорила по-французски, а ещё пять лет назад, когда он читал ей Франсуа Вийона, ни бельмеса не понимала. И акцент, скорей всего, квебекский, видно, стажировалась в Канаде.
        Сколько это ей? Уже двадцать девять.
        Он вспомнил её астрологическое аутодафе: «По лунному гороскопу - шлюха. Но по западному - Дева, а значит - стерильна, как медицинская колба».
        Такая она и есть, моя Ликуша!

… Будильник сыграл какую-то латиноамериканскую мелодию.
        Опять душ, облачение в смокинг, повязывание кушака, звонок снизу - машина у подъезда, чёрт бы вас всех побрал! Он и не заметил, что сегодня, впервые после смерти отца, ругается его словами.
        Во дворе итальянского посольства, где проходил приём, была оригинальная подсветка - изнутри сплошных рядов высокого тщательно подстриженного тропического кустарника.
        Дорожки были из ярко-жёлтого асфальта. Столы для фуршета стояли не вместе, а вразброс, то тут, то там - для маленьких компаний.
        Его встретил советник посольства Италии по культуре и спорту.
        Они никак не могли договориться, на каком языке им общаться, - тот не знал ни французского, ни английского или делал вид, что не знает. Но вдруг выяснилось, что дипломат прилично говорит по-русски.
        - Это я маху сделал! - дал советник оценку собственному проколу, поскольку не расслышал представление по громкоговорящей связи: «Русский бизнесмен, генеральный директор ОАО «Компания «Брут».
        Поднесли кьянти 1985 года, красное сухое вино из Тосканы высшего стандарта, самое популярное итальянское вино в мире.

«Отец первого купажа - барон Беттино Риказоли, середина XIX века, - вспомнил российский капитан. - Глинтвейна бы. Или французского “Мартеля”. Да Желвака сюда с Толстым».
        Советник посольства отошёл и тут же вернулся:
        - Я должен представить у вас над графиней. Одну минуту назад я увидел, как она только что стала страшно одинока, - его русский не был лишён оригинальности.
        Они пошли по жёлтой дорожке.
        У одного из столиков капитан увидел усталое лицо нобелевского лауреата Габриэля Гарсия Маркеса в окружении нескольких поклонников. «Сто лет - и никакого одиночества», - съязвил про себя бывший преподаватель литературы в библиотечном техникуме.
        Военный разведчик нацепил на физиономию отрепетированную улыбку.
        Сейчас перед ним предстанет фарфоровый стоматологический стандарт, пергаментная кожа с толстым слоем макияжа - после пяти подтяжек. А он тут же споёт своей
«невесте» арию из «Пиковой дамы» - про три карты.
        Тройка, семёрка, туз!
        К советнику посольства Италии в Колумбии и русскому бизнесмену графиня была обращена спиной. Она была в роскошном пончо - белом с красной каймой, стояла на собственных ногах, правда, опиралась на трость. Безупречную выправку и учтивость воспитанного мачо ей демонстрировал большой чин колумбийской армии - в новенькой камуфляжной форме. Очевидно, именно по его взгляду через её плечо графиня и поняла, что к ней снова кого-то ведут - представлять.
        Она медленно развернулась.
        Есть женщины, душа которых с возрастом не накапливает претензии и обиды, как это бывает обычно, а очищается от них, всё более переполняется любовью ко всему сущему и - мудростью. Глядя на неё нынешнюю, видишь и отблеск блистательной молодости, и богатое внутреннее свечение той женской красоты, которая до сорока лет словно бы прячется.
        Капитан тут же понял, что тот снимок в Интернете был весьма лукавым и, возможно, появился не случайно. Одно разведчик сейчас знал точно: ТАКИХ представителей слабого пола он в своей жизни не встречал.
        А графиня смотрела на нового агента, как мудрая мать на взрослого, подающего надежды сына.
        Он ещё не знал, что в ту же секунду был подчинён воле опытнейшего резидента советской и российской военной разведки, женщины-легенды, о которой даже и через сто лет писать будет преждевременно.
        И на лице капитана появилось нечто такое, что и итальянский советник, и колумбийский военачальник улыбнулись, верно решив, что бизнесмен из России восхищён неувядаемой лучезарной красотой сеньоры и по-своему выражает немой восторг.
        - Графиня, позвольте представить…
        Июль 2008 - февраль 2009 года.
        В романе использованы стихи Иосифа Бродского, Виктории Учёновой, Адия Кутилова, иеромонаха Романа (Матюшина).