Жить на свете стоит Марина Крамер
        Журналистка Вероника Стахова всегда мечтала жить в Праге, но пока приходится ютиться в съемной квартире в Москве. Правда, с работой повезло! Ей выпал шанс взять интервью у владельца холдинга «Изумрудный город» Максима Гавриленко. Проигнорировав нелицеприятные слухи, Вероника в своей статье описала лишь положительный облик олигарха. Однако после «редактирования» руководством газеты она просто не узнает текст, от первоначального варианта остались разве что запятые. Следом за публикацией, написанной главным редактором, но подписанной, как ни странно, Вероникой Стаховой, девушка получает анонимные письма с угрозами… Через пару недель в ее квартире происходит взрыв бытового газа. А Вероника попадает в Чехию на очередное рандеву с Максимом. Теперь на вопросы предстоит отвечать уже ей самой…
        Марина Крамер
        Жить на свете стоит - Она нам мешает, эта девка.
        - И что ты предлагаешь?
        - Нужно как-то ее убрать.
        - Ты только одно и можешь - головы сворачивать.
        - Постой, я же не об этом! Убрать молодую женщину - для этого существует масса иных способов.
        - Не тронь ее.
        - Но…
        - Я сказал - не тронь! Напугать, пригрозить - можешь, но физически она пострадать не должна, понял? Крестничек не из тех, кто подобное спустит, я-то знаю. Поэтому прошу по-хорошему - не трогай. Иначе пожалеешь.
        Хлопнула дверь, печально зазвенели закрепленные над ней колокольчики. Шаги стихли, но их эхо еще долго звучало в ушах. - Слушай, Ника, заданьице - закачаешься!
        Вероника Стахова, или для своих просто Ника, крупная рыжеволосая девушка лет двадцати семи, лениво оторвала взор от экрана монитора и перевела его на облокотившуюся о ее стол секретаршу главреда Дину.
        - На тему? - чуть охрипшим после недавней ангины голосом поинтересовалась она, и Дина, смешно шепелявя и слегка даже задыхаясь от распиравших ее новостей, заговорила:
        - Случайно услышала, как Артем по телефону с кем-то разговаривал и сказал, что пришлет свою лучшую журналистку. А пришлет он тебя… прямиком в офис «Изумрудного города», прикинь?! К самому Гавриленко! - В этом месте Дина мечтательно закатила карие глаза, умело обведенные черным карандашом, и, кажется, даже перестала дышать.
        Максим Гавриленко был самым молодым и, пожалуй, самым известным московским холостяком, за которым охотились девицы всех рангов и статусов. Он еще не перешагнул сорокапятилетний рубеж, но состояние его уже оценивалось девятизначными цифрами в твердой валюте, а о его строительных проектах то и дело писали и снимали передачи. За право взять интервью у Гавриленко боролись самые крупные издания, а потому получалось, что «Столичный хронограф» удостоился поистине царской милости. Не говоря уже о том, что сама Ника Стахова была командирована практически к монаршей особе.
        - Ну, это все бла-бла, - поморщилась Стахова, вытягивая сигарету из пачки, - ты суть-то расскажи, я ее не уловила за поросячьими восторгами по поводу персоны Гавриленко.
        Дина обижено хмыкнула:
        - Ты, Стахова, совсем… надо, между прочим, и за материалами конкурентов следить хотя бы для приличия. Неделю назад по поводу строительства торгового центра на месте исторического здания трубили все кому не лень.
        - И что? - стряхнув пепел в морскую раковину, служившую пепельницей, поинтересовалась Ника.
        Дина повертела у виска пальцем:
        - Ну ты, Стахова, совсем спятила… Это же Гавриленко проект! Ты только подумай, какие туда деньги вбуханы, чтобы получить разрешение на снос исторического объекта в центре Москвы!
        - Я вот чего не понимаю, - лениво потягиваясь, проговорила Ника, - с чего вдруг наш главный воспылал таким интересом к этому делу? Мало сносят исторических зданий по всему городу? С чего интерес конкретно к этому? Поди не особняк князей Масленниковых, не родовое гнездо Артема.
        - Ну что ты язвишь постоянно? Может, у Артема какие-то свои соображения на этот счет, - обиделась за шефа Дина, - ты вот пойди к нему и сама узнай.
        - Вызовет - пойду. Чего вперед пинка лететь?
        Ника потушила окурок и снова уткнулась в монитор, давая понять, что разговор окончен. Дина обиженно фыркнула и зацокала каблучками в сторону выхода.
        Однако вызова от главного редактора Ника так и не дождалась. То ли Артему было некогда, то ли задание оказалось не столь уж важным, но так или иначе в девятом часу, закончив статью, Ника выключила компьютер и покинула здание.
        Каждое ее утро было похоже на предыдущее. Подъем в восемь - благо работа не требовала обязательного появления к девяти, пара упражнений - вот уже несколько лет Ника старалась поддерживать себя в форме и не давать организму расслабиться и вернуть с таким трудом сброшенные килограммы. Прохладный душ, завтрак по советам знаменитой Тайры Бэнкс - яичница, пара ржаных тостов, свежевыжатый сок, и - к станку часа на полтора. Проверка почты, беглый просмотр любимых сайтов, на свежую голову прочитать то, что наработала вчера… В одиннадцать, потянувшись и размяв затекшие плечи, начать собираться.
        Квартиру Ника выбрала с таким расчетом, чтобы не тратить время на дорогу до работы. Да, переплачивала за аренду, конечно, но зато нет нужды спускаться в метро и трястись в вагоне в окружении отнюдь не дружелюбных с утра сограждан, нет нужды торчать в километровых пробках. А так - сунула ноги в обувь по сезону, накинула куртку-пальто-ветровку - и вперед. Пять минут наискосок от подъезда - и вот она, родная редакция. Вахтер дядя Саша улыбается из своей будки, бросая беглый взгляд на пропуск, два лестничных пролета вверх, третья дверь справа - ее кабинет. Ну, не совсем ее - Ника делит его еще с пятью журналистами, зато у нее самый удобный уголок - у окна.
        Поприветствовав коллег, Ника бросила сумку на заваленный какими-то папками подоконник и привычным жестом включила компьютер. На заставке возникла картинка - написанный масляными красками Карлов мост. Это была детская мечта Стаховой - побывать там, в Праге, пройтись по этому самому мосту, подышать пражским воздухом, ощутить себя в другом мире. Но пока мечта эта оставалась недостижимой и несбыточной. «Ну и ладно, - всякий раз, включая компьютер, думала Ника. - Придет время, и я обязательно съезжу туда».
        Работа в еженедельнике «Столичный хроникер» оказалась для Ники удачным стартом. Попала она сюда случайно, по рекомендации приятеля, хорошего знакомого главреда Артема Масленникова. Ника как раз перебралась в Москву и немного растерялась в огромном городе. Изначально ее пригласили после выигранного конкурса в одно издание с явно «бульварным» уклоном, но зато приличными тиражами, пообещали на первых порах не особенно большую, но для начинающего журналиста вполне приличную зарплату. Однако через два месяца оказалось, что на Никино место претендует дочка одного из основных рекламодателей, а потому Стахову попросили «очистить стол». Ника оказалась в буквальном смысле на улице, совершенно не представляя, чем через месяц сможет заплатить за квартиру. Деньги, привезенные из дома, заканчивались, и Стахова немного приуныла. Возвращаться она не собиралась - из родного города уехала с громким заявлением о том, что непременно станет «звездой» отечественной журналистики. А проигрывать Ника не любила с детства. Все, за что она бралась, непременно должно было принести ей победу - будь то банальный «снежный бой» с
мальчишками, беговая дистанция на уроке физкультуры или олимпиада по литературе. Начитанная, прекрасно владеющая тремя языками, имеющая разряд по теннису и плаванию, Ника Стахова не признавала иного места, кроме первого. Именно проиграв на юношеской спартакиаде по плаванию, уступив всего несколько сотых долей секунды своей сопернице, Ника заявила тренеру, что прекращает занятия. Тренер только вздохнула с сожалением - хорошо знала характер Стаховой. Это было практически в детстве, в четырнадцать лет, но с тех пор мало что изменилось. И чтобы теперь вернуться из Москвы, поджав хвост? Ну нет, этого самолюбивая Ника совершенно не могла допустить.

«В конце концов, - рассуждала она, сидя за столиком «Шоколадницы» и рассеянно помешивая соломинкой латте в высоком бокале, - а что, собственно, произошло? Деньги пока есть, за квартиру платить нужно только через месяц - а это уйма времени, мало ли что может произойти! Надо всегда надеяться на лучшее и не опускать руки. Не то действительно утонешь, как та лягушка в крынке с молоком».
        Выступать в роли несчастного земноводного Ника Стахова не планировала. Имелся у нее запасной аэродром в виде родного отца, много лет не жившего с ними, зато занимавшего очень высокий пост в одном из московских банков. Но этот вариант Ника оставляла на совсем уж крайний случай. Связь с отцом она поддерживала - родители сумели при разводе сохранить человеческие лица и не заниматься перетягиванием дочери из стороны в сторону. Именно поэтому Ника имела возможность общаться с отцом ровно столько, сколько позволяли его плотный рабочий график и новая семья. Однако это общение было скорее формальным - раз в неделю, чаще по понедельникам, отец звонил и интересовался делами. Но очень скоро Ника поняла, что делает он это больше для галочки, и на самом деле ее новости Геннадия Васильевича не особенно интересуют. Закралась обида. А потом и вовсе выяснилось, что свою приемную дочь он считает родной, помогает ей материально и называет наследницей, хотя имеет кроме Ники еще и сына от второго брака - маленького Мишку. Вероника пару раз бывала в доме отца, встречалась с его новой женой Майей - красивой, активной
женщиной, работавшей в том же банке, что и отец. Майя не выказывала недовольства визитами Ники, но и особого восторга и гостеприимства тоже не проявляла, поэтому Стахова ограничила свое общение с отцом телефонными разговорами. Но глубоко внутри ржавым гвоздем царапалась обида - приемную дочь Лизу Геннадий Васильевич любил как родную, а ее, Нику, просто терпел. В такой ситуации обращаться к нему Стахова не особенно хотела, но не исключала, что если станет совсем туго, то придется наступить на свою гордость. А этого не хотелось…
        И вот тут, как говорится в старинных романах, судьба послала вестника.
        - Стахова? Ника? - раздался за спиной мужской голос, и Ника обернулась. Прямо за ней стоял высокий худощавый парень в длинной черной куртке, серых джинсах и ослепительно-белых для московской ноябрьской слякоти кроссовках. Она узнала его мгновенно - ну, еще бы, как можно забыть свой самый первый студенческий роман! Игорь Яблоков, ее однокурсник и первая любовь…
        - Никуся! Как я рад видеть тебя! - продолжал Яблоков, словно не замечая Никиного растерянного лица. Он тут же скинул куртку на ближайшую вешалку, уселся за стол и махнул официанту, прося меню. - Ты какими судьбами в «нерезиновую»?
        Игорь вел себя так, словно это не Ника бросила его на третьем курсе, увлекшись ярким и слегка хлыщеватым преподавателем английского, словно не Ника прекратила всякое общение с ним. Стахова не могла оправиться от шока и подобрать нужные слова, даже ответить на простой вопрос ей вдруг показалось трудным. Как будто Ника устыдилась себя той - из прошлого.
        - Ну, что же ты молчишь, Никуся? - ласково глядя на девушку, спросил Игорь.
        - Ты как с неба свалился, не ожидала тебя вот так встретить… тут, - пробормотала Стахова, отодвигая от себя полупустой бокал, - я растерялась, извини.
        - Ну, так собирайся, - подмигнул Яблоков и повернулся к официанту: - Даме повторите латте, а мне капучино без корицы, яблочный фреш и «Прагу». Никуся, ты не хочешь сладенького? Тут изумительная «Прага».
        - Ты забыл, что я не ем сладкого, - улыбнулась уже пришедшая в себя Стахова.
        - О, прости, действительно забыл, время, время… Зато я не забыл, что ты очень талантливая журналистка, Никуся. Работаешь здесь?
        - Уже нет, - призналась Ника, которой не особенно хотелось рассказывать о том, как глупо она оказалась «на улице».
        - Слушай, а хочешь, я тебя познакомлю с приятелем, а? - предложил Яблоков как бы между прочим, на секунду зависнув с занесенной над пирожным ложечкой.
        - Ты теперь сводник, Игорек? - легким тоном поинтересовалась Ника, забирая у официанта новую порцию латте.
        - Нет, дорогая, я по-прежнему журналист. И работаю, кстати, в крупной газете. - И тут Яблоков назвал издание, о котором слышали, по Никиному представлению, даже глухие. Она даже присвистнула тихонько:
        - Ни фига себе… высоко взлетел, Игорек…
        - Ну, не жалуюсь, да, - самодовольно ухмыльнулся Яблоков, - так что - будем с приятелем знакомиться? Он тебе работу может организовать. Ну, сперва посидишь на испытательном сроке какое-то время, а если Теме понравишься, то дальше все в твоих руках. И заработки, и имя, и карьера.
        Ника в смятении молчала. То, что предлагал Игорь, казалось нереальной сказкой, удачей, а потому в это мало верилось. С чего бы Яблокову стремиться помогать ей? Она так отвратительно вела себя с ним, когда закрутила роман с Кириллом, так зло подтрунивала над влюбленным Игорем и так унижала его, что ему впору бы желать ей проказы и огромных бородавок на лице. А тут - такое предложение, да еще в самый нужный момент… Ника, по обыкновению, начала искать подвох:
        - Это что же - какой-нибудь бульварный листок со статьями в стиле «две звезды замечены в кровати»?
        Яблоков фыркнул и отхлебнул фреш из стакана:
        - Ну и фантазии у тебя, Стахова! Думаешь, только в таких местах хорошие журналисты требуются? Мой приятель - главный редактор одного не очень крупного, но зато весьма популярного в определенных кругах издания. Специализируется на строительстве, недвижимости и всем, что с этим связано. Журналисты у него за границу ездят, как ты к маме в нашу Тьмутаракань.
        - Откуда ты знаешь, с какой периодичностью я к маме езжу? - недовольным тоном поинтересовалась Ника.
        - Это гипербола, - хохотнул Игорь, примирительно касаясь Никиной руки пальцами, - не злись, Никуся! Это все к тому, что, если ты Артему понравишься, да-а-леко можешь пойти.
        - Я не пойму, за кого ты сейчас хлопочешь, Игорек, - не удержалась Ника, привыкшая уже в любом предложении подозревать скрытый смысл.
        Яблоков внимательно посмотрел на нее:
        - Ника, ты сама-то чего хочешь?
        - Работы. Нормальной работы, Игорь, не «желтухи» этой затрапезной, не грязного белья и ароматных скандальчиков, а нормальной, честной журналистики - с аналитикой, с проверенными фактами, без вранья.
        - Ну так и хватайся за мое предложение. Артем как раз такой - у него серьезное издание.
        Ника вдруг решила - а что, собственно, терять? И уж если Игорь так удачно оказался в этом кафе, то почему не воспользоваться его предложением?
        Именно с легкой руки Яблокова она через неделю уже сидела за этим самым столом у окна и быстро набирала свою первую заметку в «Столичный хроникер».
        Через пять лет Вероника Стахова уже считалась маститым и довольно известным в кругах строительной элиты журналистом.
        Никто не знал, с каким трудом ей давались первые заметки, как тяжело она добывала и систематизировала знания в абсолютно новой для себя отрасли, как не спала ночами, штудируя различные сайты о строительстве. Но результат оказался прекрасным - гонорары поползли вверх, и теперь Ника уже могла позволить себе и квартиру рядом с работой, и одежду из приличных магазинов, и салоны красоты, и даже ярко-красный
«Мини-Купер». Правда, с покупкой последнего помог отец, внезапно расщедрившийся и предложивший дочери ощутимую сумму денег.
        Яркая, заметная Ника не была красавицей в общепринятом смысле, но природное обаяние, умение подать себя и открытый взгляд делали ее очень привлекательной. За Стаховой постоянно волочились два-три поклонника-ухажера, но место в ее душе было прочно занято Артемом Масленниковым. Их сближение произошло как-то незаметно, Ника со своей стороны вообще никаких усилий к этому не приложила - Артем был женат, хоть и не жил с супругой. Но для Стаховой женатые мужчины не существовали. Масленникову пришлось изрядно постараться, чтобы переубедить ее. Определяющим для Ники стало то, что Артем оказался порядочным по ее шкале человеком. Разъехавшись с женой, он не оставлял без внимания семилетнюю дочь Алису и даже фотографию девочки держал в рабочем кабинете на видном месте. Ника ничего не имела против этой белокурой - видимо, в мать - вертлявой непоседы, с которой Артем познакомил ее в самом начале отношений. Алисе понравилась приятельница отца, а Ника с удовольствием наблюдала за отношениями Артема с дочерью. Иногда они втроем выезжали куда-нибудь в Подмосковье - катались на санках, играли в снежки или жарили
шашлыки на небольшой площадке перед загородным домом Артема. Этот дом достался ему от отца - известного в свое время писателя, трагически погибшего в авиакатастрофе. Артем даже хотел продать дом, чтобы не будить воспоминаний, однако потом передумал, и теперь у них с Никой было вполне приличное летнее жилье, куда они сбегали из душной, раскаленной Москвы каждую пятницу.
        Ника чувствовала к Артему удивительную привязанность. Она не была влюблена в него, но всякий раз, оказываясь рядом с ним, ощущала какой-то покой и уверенность. Артем, спокойный и уравновешенный, одним своим присутствием заставлял Нику расслабиться и выкинуть из головы любые мрачные мысли. Как ни странно, но в первые несколько месяцев между ними вообще не было никакой физической близости. Они ходили в театр, просто гуляли по улицам, сидели на скамейках в парках, разговаривали, узнавая друг друга с каждым днем все лучше. Артем не торопил события, а Ника проникалась к нему уважением - раньше ее кавалеры не отличались подобной выдержкой и предлагали закончить первое же свидание в постели. Стахова была очень разборчива в этом смысле, более того - брезглива, и потому огромное количество ее свиданий оканчивались ничем. Масленников же, будучи старше и опытнее, сумел как-то распознать в ней это, почувствовать, не настаивать на своем, и потому их окончательное сближение стало для Ники естественным и логичным.
        Иногда, лежа в постели ночью, Ника думала, что вполне счастлива. Есть работа, уже есть имя, есть человек, рядом с которым ей хорошо. Да, Масленников не звал ее замуж, не предлагал даже совместное проживание, но Ника порой ловила себя на мысли о том, что ей и самой это не нужно. Она была независимой, часто нуждалась в полном одиночестве, которое не нарушал бы никто, даже Артем. А уж когда Ника работала над очередной статьей, так это вообще напоминало последствия цунами. Квартира превращалась в бедлам, в мойке высились горы из кофейных чашек, пепельницы во всех комнатах наполнялись окурками - Ника любила обдумывать фразы, разгуливая туда-сюда. Сложно было представить педантичного и маниакально аккуратного Артема среди всей этой «прелести». Возможно, именно поэтому Ника и не стремилась к каким-то иным отношениям - не хотела терять свободу и менять привычный образ жизни.
        Стахова сидела в кресле перед столом главреда, покачивала ногой и терпеливо ждала, пока Артем закончит телефонный разговор. Ожидание затягивалось - по лицу Масленникова она видела, что тот недоволен, но положить трубку не может.
«Интересно, с кем это он? - думала Ника, стараясь по фразам определить возможного собеседника. - И снова звучит это название - «Изумрудный город»… Видимо, кто-то из Теминых информаторов…» Ника знала, что Артем платит неким людям за то, что они предоставляют ему кое-какую информацию по интересующим его фирмам и сделкам, и это позволяло «Столичному хроникеру» оперативнее других освещать события.
        - Уф! - Масленников положил трубку и потянулся к кофейной чашке. Неловкое движение - и вот уже на полу осколки и коричневая лужица. - Дина! Дина, будь добра, зайди ко мне!
        Ника с удивлением отметила, что Артем крайне раздражен и кричит по интеркому на секретаршу, чего никогда себе не позволял. Вбежала не менее удивленная Дина, вопросительно глянула на Нику, но та только плечами пожала и указала на разбитую чашку. Артем же, отойдя к окну, распахнул его настежь и стоял теперь, ухватившись пальцами за створки. В кабинете сразу ощутимо похолодало. Дина, присев, собирала осколки чашки, промокала тряпкой пол, и Ника почему-то подумала, что в ее обязанности вряд ли входит уборка кабинета. Могла бы и уборщицу прислать…
        - Сварить вам новый кофе, Артем Сергеевич? - закончив, спросила Дина, и Артем, не оборачиваясь, бросил:
        - Да, пожалуйста.
        Дина вышла, плотно затворив за собой дверь. Ника продолжала наблюдать за странным поведением любовника, которого прежде не видела в таком раздражении.
        - Что-то случилось? - решилась она, бросив осторожный взгляд на часы и поняв, что через двадцать минут надо сдать статью начальнику отдела, а из написанного у нее - только заголовок.
        - Что? - Артем повернулся с таким видом, будто вообще ничего не произошло. - Ты о чем?
        - Я-то? Да так… - протянула Стахова, поняв, что Артем не расскажет ей ни о разговоре, ни о причинах, приведших его в такое странное и нехарактерное для него состояние. - Ты что-то мне хотел сказать? Зачем вызвал?
        - А-а… Да-да, вызвал…
        Масленников вернулся за стол, начал перекладывать какие-то бумаги, поправил стакан с карандашами, сдвинул в сторону фотографию дочери, потом вернул на место. Ника не понимала, что происходит. Уравновешенный и спокойный Артем вдруг на глазах сделался параноиком с суетливыми пальцами, и это производило крайне неприятное впечатление. «Э-э, дружок, а ведь я не все о тебе знаю, - подумала она. - Оказывается, ты из себя выходишь довольно легко, а вот в руки себя взять можешь потом с большим трудом».
        - Вызывал, вызывал… - пробормотал Масленников и, сцепив пальцы в замок, продолжил: - Никуся, как ты смотришь на предложение сделать большое интервью с Гавриленко?
        Ника пожала плечами:
        - Если тебе оно нужно, то сделаю.
        Артем уставился на нее:
        - То есть? Просто вот так - «если нужно, то сделаю»?
        - А что я должна была сказать? Что безмерно рада свалившемуся счастью? Что от восторга у меня в джинсах мокро?
        - Фу, Никуся, - поморщился Артем, - к чему такие грубости?
        - Я не понимаю, какой реакции ты ждал, - спокойно отозвалась Ника, - и вообще, почему я должна как-то по-особому отнестись именно к этому интервью? Только потому, что объект - страшно сказать - сам Гавриленко? Так ты бы должен знать, что меня эти вещи мало интересуют, и в сказки о современных Золушках я не верю. И вообще… а почему, собственно, именно я? Почему, скажем, не Лева Качин?
        Лев Качин, или Левушка, как его называли в редакции, по праву считался мастером
«раздевающих» интервью. Он умел так влезть в душу собеседнику, что тот невольно расслаблялся под невинным взглядом карих Левушкиных глаз и начинал болтать лишнее. Разумеется, это самое «лишнее» Качин потом и использовал в интервью, снискав себе славу острого на язык и совершенно безжалостного интервьюера. Масленников, правда, не особенно жаловал манеру Качина работать, но в некоторых ситуациях именно Левушкины интервью делали рейтинг. Так что своим вопросом Ника попала в точку: почему главред не отдал олигарха Гавриленко Качину, способному разговорить даже карандаши в стакане и выудить из них компромат на то дерево, что являлось их родителем, а отправляет ее, Нику? Она не умела подлавливать на слабостях - это было противно и мерзко, не умела выворачивать факты и перевирать слова. Она могла только честно и беспристрастно рассказать о том, что видела и слышала, опираясь на факты. Ника не позволяла себе в статьях много собственного «я» - все-таки она не должна навязывать мнение, ее задача - дать людям пищу для размышлений, а выводы пусть сами делают. И сейчас она не понимала, какую цель преследует Артем,
отправляя ее к Гавриленко, не могла предугадать, какой направленности должно быть интервью, что именно хочет выдать на-гора Масленников в итоге. А без понимания цели работать Ника не хотела.
        - Ты мне скажи, Тема, а что конкретно ты хочешь? - проигнорировав тот факт, что предыдущий вопрос остался без ответа, спросила Ника.
        - Я хочу интервью с Максимом Гавриленко, мне казалось, что я сразу это озвучил.
        - Нет, понятно. Но - что конкретно? Гавриленко - зайка ути-пуси, Гавриленко - ай-ай-ай, какая бяка, Гавриленко ест по ночам младенцев, Гавриленко переводит бабулек через дорогу? Что конкретно, а? - Ника наконец позволила себе закурить сигарету - нервы начали сдавать, от недомолвок Артема становилось не по себе, и какое-то неприятное предчувствие вдруг охватило ее.
        Масленников улыбнулся:
        - Удачная шутка. Особенно про бабулек смешно. Ника, ты умная женщина - открой Интернет и забей в поисковик всего два слова: Максим Гавриленко. И смысл задания станет тебе ясен. - Тут он вдруг глазами показал на интерком, и Нику осенило: а ведь все это время Дина слушала их разговор. И видимо, Артем в чем-то подозревает свою секретаршу, раз говорит загадками и юлит. Как-то он проговорился, что кто-то из редакции регулярно «сливает» информацию о готовящихся статьях одному из прямых конкурентов «Хроникера». Ника тогда только посмеялась - мол, у тебя паранойя, кругом мерещатся шпионы, а потом, обнаружив у конкурента статьи на темы, найденные журналистами «Хроникера», задумалась. Видимо, и Артем задумался и даже предпринял какие-то шаги, раз дает понять, что с Динкой не все в порядке.
        - Хорошо, я поняла. - Ника встала и направилась к двери.
        - Никуся, постой. - Масленников двинулся за ней, обнял и прошептал на ухо: - Мы увидимся сегодня? Я буду тебя ждать.
        - Конечно, увидимся, - целуя его в щеку, мурлыкнула Стахова, - я тогда поеду, да? Ты ведь уже созвонился с Гавриленко?
        - Да, он тебя ждет к пяти. Назовешь охране свою фамилию, тебе дадут пропуск.
        До часа икс еще оставалось приличное количество времени, и Ника решила посвятить его детальному изучению «объекта». Благо Интернет изобиловал и фотографиями, и статьями, и официальными данными. Как, впрочем, и слухами и сплетнями.
        Офис «Изумрудного города» производил впечатление, даже Ника, видавшая за свою журналистскую карьеру всякое, вынуждена была это признать. Задрав голову, она смотрела вверх, практически в облака, куда уходила высотка, словно облитая стеклом изумрудного цвета. «Державненько, - хмыкнула Стахова, - и в тему к названию».
        Она толкнула массивную дверь и оказалась прямо перед турникетом, слева от которого возвышалась стойка с сидевшим за ней охранником.
        - Вы к кому, девушка? - спросил он густым басом и протянул руку.
        Ника вынула паспорт, сунула охраннику и небрежным тоном произнесла:
        - Господин Гавриленко ждет меня. Я Вероника Стахова из газеты «Столичный хроникер».
        - Стахова, Стахова… - бормотал охранник, ведя пальцем по какому-то списку сверху вниз. - Нет, девушка, вас тут нет. Всего хорошего. - Он протянул ей паспорт и снова уселся с каменным лицом.
        Ника вспылила:
        - Что значит «вас тут нет»? Внимательнее посмотрите! У меня назначена встреча с господином Гавриленко, его пиарщик звонил сегодня моему главреду!
        - А мне подробности до фонаря, - сообщил охранник, - если в списках нет, значит, и делать вам в офисе нечего.
        - Позвоните… не знаю, кому тут у вас принято звонить… - Ника чувствовала, что вот-вот сорвется на крик - она потеряла столько времени на дорогу, еле припарковалась, потом еще бежала переулками до нужного здания, и теперь этот чурбан в синей форменной рубашке с погончиками заявляет, что внутрь она не попадет!
        - Ну-ка, выметайся отсюда! - грозно рыкнул охранник, и обалдевшая от такого напора Стахова вышла из здания.
        Спустившись по ступенькам на тротуар, она вдруг изо всех сил пнула попавшийся ей под ногу пластиковый стаканчик - в такие наливают кофе, чтобы выпить на бегу, дурацкая мода, пришедшая из Америки, которую Ника не поддерживала. Стакан подскочил и, пролетев пару метров, ударился в ногу подходившего к зданию мужчины. Мало того, открылся, и оказалось, что он не был пуст, поэтому остатки кофе выплеснулись прямо на серые брюки с идеально отглаженными стрелками. Ника в ужасе прикрыла рот рукой и подняла глаза на мужчину, чтобы извиниться, и тут же застыла - перед ней стоял Максим Гавриленко, точно сошедший с одной из своих последних фотографий в «Форбс»…
        - Оригинальный способ играть в футбол, вы не находите? - спросил он, глядя на отнюдь не маленькую Нику сверху вниз.
        - Простите… я не знала… - пробормотала Стахова, и Гавриленко улыбнулся:
        - Ну, я надеюсь, что вы не специально меня караулили, чтобы облить кофе. Неудачный день?
        - Неудачный разговор и потраченное время. - Ника уже сумела взять себя в руки и теперь размышляла: пожаловаться на идиота-охранника или нет.
        - Потраченное время - это всегда плохо, - Гавриленко бросил взгляд на наручные часы, - я вот сейчас тоже трачу время, правда, чужое. Меня ждет девушка, а я вынужден был отлучиться, а теперь и вовсе заявлюсь в грязных брюках. Хорош глава солидной фирмы, правда?
        - Кстати, вы тратите сейчас мое время, - сообщила Ника, - меня зовут Вероника Стахова, и это со мной у вас назначено интервью. Но меня не пустили в ваше царство, уж больно хорош цербер у ворот, - съязвила она, не удержавшись.
        Гавриленко с интересом взглянул на нее:
        - Так вот вы какая… Признаться, я думал, что вы будете выглядеть несколько иначе…
        - Ждали стройную длинноногую блондинку?
        - Ну, с ногами у вас, как я вижу, все в порядке, - бросил Гавриленко, и Ника почувствовала, как кровь бросилась в лицо, - а блондинок я не люблю, это слишком уж шаблонно, согласитесь?
        - А вы претендуете на оригинальность, как я вижу? - Ника кивнула на изумрудное остекление, и Гавриленко рассмеялся:
        - А язычок-то у вас как бритва… Ну что, идем внутрь? Приструним цербера, дадим нагоняй пиарщикам и секретарю и пообщаемся за чашкой кофе.
        - Не возражаю.
        Охранник лебезил так, что Нике сделалось на минуту мерзко - все-таки лакейство неистребимо, и перед деньгами и властью этот чурбан готов был на брюхе ползать, а ее, простую журналистку, несколько минут назад едва не в тычки вытолкал.
        Они поднялись в лифте на седьмой этаж, и у Ники за время пути даже дух перехватило - лифт оказался эркерным, со стеклянными стенами, и создавалось ощущение, что земля в буквальном смысле уходит из-под ног с бешеной скоростью.
        - Ух ты… - пробормотала она вполголоса.
        - Страшно? - с улыбкой спросил Гавриленко.
        Ника пожала плечами:
        - Я высоты не боюсь. Просто вид уж больно… захватывающий.
        - А я люблю вечером лифтом пользоваться, - вдруг признался Гавриленко, - знаете, когда все уже в огнях, город под ногами смотрится совершенно иначе. Чувствуешь себя бросившим вызов космосу.

«Ну, от скромности вы явно не умираете, господин великий строитель», - хмыкнула про себя Ника и вышла из лифта следом за Максимом.
        Кабинет его оказался совершенно не таким, как представляла себе Стахова. Ей почему-то виделся черно-белый интерьер, внушительный длинный стол в окружении кресел, какие-то макеты в застекленных витринах вдоль стен. Ничего этого не обнаружилось. И цветовое решение в кабинете тоже позабавило и удивило Нику. Стены оказались нежно-голубыми, мягкие диваны и пара кресел возле круглого журнального столика - желтыми, а стол, за которым работал хозяин, не был устрашающе-огромным. Обычный письменный стол с местом для ноутбука, большое офисное кресло без каких-то излишеств. А вместо ожидаемых макетов или фотографий готовых объектов - пара картин, на которых Ника с удивлением опознала пражские улицы. Она мечтала побывать в Праге, собирала фотографии и картины с видами этого города, поэтому узнать популярные пражские места смогла без труда.
        - Откуда у вас страсть к Праге? - вырвалось у нее, когда она заметила, что и на стоявшей возле ноутбука кружке имеется изображение Карлова моста.
        - Я бы не назвал это страстью, - жестом предлагая ей присесть в кресло, ответил Гавриленко. - Скорее, это сыновняя любовь.
        - Сыновняя?
        - Я учился в Пражском университете и несколько лет прожил в Праге.
        Ника почувствовала себя глуповато - буквально пару часов назад она внимательно изучала пресс-портрет Максима Гавриленко, и там, естественно, была информация о его учебе в Праге. «Лохушка», - обругала себя Ника и вынула из сумки диктофон:
        - Вы не возражаете, если в параллель к записи я включу диктофон? Не все успеваешь набросать ручкой.
        - Совершенно не возражаю.
        Разговор как-то плавно вошел в нужное русло, и Ника перестала замечать окружающее - так бывало всякий раз, когда она увлекалась собеседником и получала не только нужные ответы, но и удовольствие от беседы.
        Гавриленко, отвечая на вопросы, попутно рассматривал журналистку. В этой Стаховой было что-то такое, что притягивало его. Вот она, чуть прикусив губу, выводит в блокноте странные значки, рисует стрелки, кружочки, соединяет их одной ей понятным образом, замирает, словно оценивая работу, снова чертит что-то. В одну из таких пауз Максим вдруг задал ей вопрос:
        - Скажите, Вероника, вы ведь не москвичка?
        Рука Стаховой замерла над листом:
        - Что, простите?
        - Вы ведь не из Москвы?
        - А что - до сих пор заметно? - в ее тоне прозвучала растерянность, и Максим улыбнулся:
        - А вы хотите это скрыть?
        - Нет, но… странно, что вы спросили. Я несколько лет живу здесь и уже как-то отвыкла от таких вопросов.
        - Мне просто показалось, что вы внутри себя не столичная штучка.
        - Н-да? Это почему же? - Она прищурилась и убрала выбившуюся прядь волос, заправив ее за ухо.
        - В вас чувствуется какая-то простота, которой не было в тех журналистах, с которыми я общался.
        - Это плохо?
        - Нет, что вы! Мне это нравится, я потому и решил проверить догадку.
        - На самом деле я из Омска, там родилась, там училась и работать начинала. Это уж потом, когда стало тесновато, решила перебраться в столицу.
        - Может быть, сделаем перерыв, выпьем кофе? - предложил Максим и, не дожидаясь ответа, нажал кнопку интеркома: - Алия, сделайте нам, пожалуйста, кофе.
        - Если можно, мне лучше чай, - попросила Ника, - я не пью кофе после обеда.
        - Отлично. Алия, кофе мне, а девушке чай.
        - Зеленого нет, Максим Алексеевич, - плеснулся из интеркома мелодичный голос с едва уловимым акцентом.
        Максим вопросительно посмотрел на Стахову.
        - Черный подойдет, - улыбнулась она.
        Гавриленко повторил эту фразу секретарше и отпустил кнопку.
        - Не поддаетесь общему увлечению здоровым образом жизни?
        - Отчего же… просто не люблю зеленый. Да и какая, в сущности, разница? Зеленый - это тот же черный, просто молодые побеги.
        - Тоже верно, - рассмеялся Гавриленко, - но сейчас модно пить именно зеленый, заниматься йогой и не есть после шести.
        - Ну, это кому как! Мне не так часто удается не ужинать после шести, работа не позволяет. Прихожу домой - и к холодильнику.
        - А вы чем-то увлекаетесь? Надеюсь, что не спросил ничего запретного!
        В ее глазах мелькнуло удивление:
        - Сейчас уже непонятно, кто кому дает интервью.
        - Я не хотел вас обидеть. Просто, раз уж у нас перерыв, то почему бы не узнать интервьюера поближе? Так все-таки?
        Ника помолчала. Этот человек оказался совершенно не таким, каким она представляла, идя сюда. Тот Гавриленко, о котором она читала в Интернете, вряд ли стал бы задавать вопросы журналистке, да еще такие - затрагивающие ее личную жизнь.
        - Вы, наверное, сочтете меня странной… Если остается время, я шью мягкие игрушки.
        Гавриленко от удивления замер - ожидал чего угодно, но не этих слов. Образ Ники никак не вязался в его представлении с мягкими игрушками. Если бы она призналась, что в свободное время гоняет на мотоцикле, это произвело бы на него гораздо меньшее впечатление.
        - Игрушки? - медленно повторил он, проверяя, не шутит ли она, и Ника подтвердила:
        - Да. Маленькие такие, с ладонь. Это у меня с детства. Мама как-то купила книгу с картинками и выкройками, и мне в душу запал котенок оттуда. Крошечный, с мизинец всего. Я его пыталась сшить около месяца, столько ткани перепортила - ужас. Но все-таки справилась, маме подарила на день рождения. Ну и пошло с тех пор. Я даже одно время эти игрушки в магазин сдавала - был у нас такой салон, там продавали всякие туеса из бересты, картины, вышивки, из бисера что-то. Люди в качестве сувениров покупали, для маленьких сюрпризов. Платили, конечно, копейки, зато у меня всегда были карманные деньги.
        - Однако…
        Их беседу прервала высокая тонкая девушка в строгом костюме, вошедшая с подносом в руках:
        - Максим Алексеевич, кофе и чай.
        - Да, Алия, спасибо.
        Пока девушка расставляла на столике чашки, заварочный чайник и джезву на небольшой горелке, подогревавшейся снизу свечой, Гавриленко продолжал рассматривать Стахову. Она казалась абсолютно спокойной, уверенной в себе и какой-то слишком самостоятельной. «Интересно, есть ли у нее мужчина? - совершенно не к месту подумал Максим и тут же одернул себя: - Ну, тебе-то какое дело до этого? Ты еще возьми и спроси!» - и тут же, едва за Алией закрылась дверь, ляпнул:
        - Скажите, Ника, вы встречаетесь с кем-то?
        - Не думаю, что это касается кого-то, кроме меня, - холодно ответила Стахова и взяла чашку.
        - Простите, - пробормотал Максим, чувствуя себя круглым идиотом. - Можем продолжать?
        - Если вы не против, то я бы хотела закончить.
        - То есть?
        - Мне нужно вернуться в редакцию, чтобы успеть сдать свою дневную работу. От ежедневной рутины никто не освобождает даже в том случае, если берешь интервью у такого человека, как вы.
        Максим даже не понял, был ли в ее словах сарказм. Почему-то хотелось надеяться, что нет.
        - Но мы ведь, кажется, не все обговорили?
        - Я сделала для себя определенные выводы и получила нужную информацию. Если позволите, я позвоню вам в том случае, если возникнут какие-то дополнительные вопросы. Статья будет готова не ранее чем через пару-тройку дней, мне нужно еще кое-что уточнить.
        - Могу помочь.
        - Я воспользуюсь вашим предложением. Спасибо за чай.
        Стахова поднялась и небрежно смахнула в сумку блокнот, ручку и диктофон. Максим тоже встал, и в этот момент в кабинет ворвался невысокий полный мужчина лет семидесяти с папкой в руках:
        - Максим, нужно срочно…
        - Спокойно, спокойно! - жестом остановил его Гавриленко. - Познакомься, Иван Никитич, это Вероника Стахова из «Столичного хроникера».
        Мужчина повернулся к Нике, присутствия которой в первый момент, кажется, даже не заметил, и окинул ее с ног до головы цепким внимательным взглядом:
        - Добрый вечер, барышня.
        - Иван Никитич - мой заместитель, - пояснил Гавриленко, - даже больше - он мой второй отец, мой наставник и учитель.
        - Вы ничего не сказали о первом, - тут же уличила Стахова, и Гавриленко обрадовался:
        - А вот это и будет темой нашей с вами следующей беседы, если пожелаете.
        Ника колебалась. Было видно, что ее заинтриговала история с двумя отцами олигарха, но она не знала, как поступить и соглашаться ли на следующую встречу. Журналистское нутро взяло верх.
        - Если вы найдете время, я с интересом выслушаю. В конце концов, личные моменты всегда украшают журнальный образ…
        - …и очеловечивают любого бизнесмена, - закончил за нее Иван Никитич.
        - Верно, - чуть улыбнулась она.
        - Отлично. Тогда Алия позвонит вам на следующей неделе и предложит время, а вы выберете то, что вам подходит, - подытожил Гавриленко и снова нажал кнопку интеркома:
        - Алия, проводите, пожалуйста, Веронику к выходу.
        Когда за Никой закрылась дверь, Гавриленко вернулся в кресло у рабочего стола, закинул руки за голову и посмотрел на заместителя:
        - Ну, что у тебя?
        - Да у меня-то кое-что… - загадочно протянул тот, многозначительно глядя на Максима, - а вот у тебя что?
        - Не понял.
        - Чего это ты, мил друг, перед журналисткой этой рассопливился? - без всяких церемоний поинтересовался Иван Никитич, или просто Никитич, как привык называть его Гавриленко с детства.
        - В каком смысле?
        - Не темни, Максимка! Понравилась деваха?
        - Глупости, - посуровел Гавриленко и положил руки на столешницу, - просто разговор состоялся хороший, без банальностей этих обычных, без «желтухи». Строго о делах, никаких попыток в личную жизнь влезть.
        - Вот это-то и настораживает, Максим, - серьезно проговорил Никитич, открывая принесенную папку с бумагами, - раз в дела полезла - непременно начнет копать. И ведь накопает! - многозначительно добавил он.
        Гавриленко постучал костяшкой пальца по столу:
        - Но-но! Я тебя затем и держу тут, чтоб никто ничего не накопал. Показывай, что принес, чего тянешь?
        - В общем, все по плану, Максим.
        - Ну?! - оживился Гавриленко. - Клюнул?
        - Не клюнул - заглотнул, как голодный карась червя, - рассмеялся Никитич, протягивая бумаги через стол. - Тендер наш, как и планировалось. Деньги я перевел. Эх, Максимка, покуда не оскудеет земля русская голодными карасями-чиновниками, мы с тобой свою жизнь обеспечим на долгие десятилетия вперед! Правнукам твоим - и тем хватит, если с умом.
        Ника сидела за компьютером и пыталась начерно записать свои впечатления от встречи с Гавриленко. Это еще не была статья - это была «окрошка», как называла подобные записи сама Стахова. В таких файлах у нее хранились собственные мысли по теме статьи, какие-то фразы, показавшиеся удачными, информация, почерпнутая из Интернета или полученная в ходе бесед. Потом все это постепенно трансформировалось в строки будущего материала, лишнее вычищалось и оставалось только то, что было
«по делу». Но сегодня работа шла медленно. Нике казалось, что она упустила что-то в разговоре с Максимом, не смогла ухватить суть, понять, чем дышит этот человек вне бизнеса - ведь не могло же быть, что ничто другое его не интересует. Но в памяти всплывал лишь короткий эпизод в лифте, когда Гавриленко объявил, что любит ночью через прозрачные стены смотреть на город. Этого было как-то недостаточно. Ника не любила однобокости, не делила материалы на «черные» и «белые» - в них всегда всего было поровну. В случае же с Гавриленко ей почему-то хотелось показать все стороны, не зацикливаясь только на бизнесе. Но впечатлений явно не хватало…
        - Неужели придется звонить ему? - пробормотала она, сунув карандаш, который грызла, в прическу. - Подумает еще, что навязываюсь… Хотя сам предложил, отчего нет…
        От раздумий ее оторвал Масленников, стремительно влетевший в комнату, где сидели журналисты:
        - Ну и сколько, по-вашему, времени?! Почему я должен ждать первую полосу?
        Отвечавшая за сегодняшнюю статью на передовице Наташа Вдовина развернулась в кресле и проговорила:
        - Статья у Левы, я сдала ее полтора часа назад.
        По лицу Масленникова все поняли, что заведующему отделом сейчас будет не особенно хорошо. Левина манера задерживать читку материала была притчей во языцех. Не помогали даже штрафы, введенные Артемом. Однажды Лева таким образом ухитрился уйти в «минус», то есть фактически остался должен изданию деньги, но даже это не заставляло его пошевеливаться, и сотрудники постоянно гадали, на какой волшебной ниточке держится Лева в «Хроникере».
        Из его закутка через пару минут раздался вопль, и Лева, к неуемной радости подчиненных, вприпрыжку рванул к выходу, а за ним - Артем, зажимающий в руке свернутый в трубку журнал, который, очевидно, и придал ускорение телу заведующего отделом.
        Ника фыркнула и снова погрузилась в заметки. Поняв, что свои впечатления сейчас вряд ли сможет изложить толково, она решила оставить это на ночь и попытаться еще раз дома, а пока свернула окно и полезла в Интернет. Поисковик услужливо выдал ей массу снимков, изображавших Максима Гавриленко в самых разных ситуациях. Были тут и фото с отдыха, и с деловых переговоров, и с презентаций каких-то объектов. Ника с удивлением обнаружила, что каждый раз его сопровождают разные девушки - ни одно лицо не попалось ей дважды. «Такое впечатление, что он звонит в контору по подбору эскорта и четко описывает требования: высокий рост, модельная внешность, длинные волосы, черное коктейльное платье. Да - и чтобы ни в коем случае не блондинка, это же шаблонно», - фыркнула про себя Стахова. Она так углубилась в изучение материалов о Гавриленко, что даже не поняла, что осталась в офисе одна - коллеги, видя, как Ника увлечена работой, неслышно покинули помещение. Бросив взгляд в угол монитора, Стахова ахнула - двенадцатый час! Да ее сейчас отсюда метлой уборщица выметет!
        Она взяла мобильный и набрала номер Артема:
        - Тем, ты еще не ушел?
        - Собираюсь. А ты чего так припозднилась?
        - Да сижу вот… материал готовлю…
        - Поужинаем? - предложил он, и Ника согласилась - все равно собирались встретиться, так почему не совместить это с ужином.
        Она выскочила на пару минут в туалет, чтобы поправить макияж, а возвращаясь, заметила, как из комнаты выходит Дина.
        - О, Динка, а ты чего тут? - удивленно спросила Ника, и секретарша Артема остановилась:
        - Да вот, задержалась. Шеф что-то буйненький сегодня…
        - А у нас что делала?
        - Брала днем зарядное устройство для телефона у Наташки, у нас одной фирмы, а вернуть забыла. Думаю - положу на стол, а то вдруг она завтра хватится с утра. Все, Никуся, я побежала, меня Тимур ждет в машине. - Чмокнув Нику в щеку, Дина застучала каблучками по лестнице.
        Ника проводила ее взглядом, с улыбкой наблюдая, как полы Динкиного модного пальто развеваются наподобие крыльев, взяла со стула сумку и чехол с ноутбуком и пошла вниз. - Отлично! Каждое слово слышно, молодчина твоя кукла.
        - Да не вопрос. Это было не особенно сложно.
        - Ну, сложно или нет, я не обсуждаю, а гонорар - вот.
        На стол плюхнулся пухлый конверт, и мужская рука быстро убрала его.
        - А теперь иди. Будешь нужен - я позвоню. Спасибо за услугу.
        Статья вышла «сопливая», как определил это Артем.
        - Ну не ожидал от тебя… Только крыльев не хватает твоему герою! - саркастично заметил он, прохаживаясь по кабинету.
        Ника, сидя за столом, барабанила пальцами по закрытому ноутбуку Масленникова. Она и сама чувствовала, что эта статья не в ее стиле, это даже не статья, а рассказ для глянцевого дамского журнала.
        - Ты меня прямо на корню срезала. Что я теперь в номер поставлю?
        - Артем, я написала то, что увидела!
        - Ты просто не дала себе труда порыться, покопать поглубже! - раздраженно бросил Артем и полез в стол. - Я ни за что не поверю, что такой человек, как Гавриленко, на деле оказался невинным, как младенец. И никто не поверит, понимаешь? Никто - потому что, как известно, в основе каждого большого состояния лежит один украденный рубль. Знаешь, кто это сказал?
        - Карл Маркс сказал, - буркнула Ника, - только ты его переврал. Там, если дословно, иначе звучит: «В основе всякого большого состояния лежит преступление».
        - Ну а я о чем? Такое состояние, как у Гавриленко, априори не могло быть заработано честным путем, согласна? И в таком молодом возрасте. И родители у него не арабские шейхи. Улавливаешь? - подхватил Артем. - В общем, так. Иди сегодня домой, а на досуге почитай вот это. - Он бросил ей папку, набитую какими-то бумагами и вырезками. - И подумай, что и как переделать. В номер я это поставить не могу, мы не дамский журнал.
        Ника вспыхнула и хотела возразить, но потом передумала и, сунув под мышку папку, вышла из кабинета. Артем вот уже который день вел себя странно, с утра был хмур и неразговорчив. Стахова вдруг поняла, что уже неделю они не встречались нигде, кроме работы. Раньше такого не было…
        Отогнав от себя эту мысль, Ника вернулась в кабинет и уселась на свое место. То, что вечер ей придется коротать в редакции, она уже поняла. Тащить домой тяжеленную папку не хотелось, а переделывать статью нужно сегодня. Выхода нет…
        Она начала перебирать какие-то вырезки, распечатки, целые газетные полосы. Попадались даже расшифровки прежних интервью Гавриленко. Но Ника никак не могла заставить себя вникать в суть. Промучившись до ночи, она решила, что все бесполезно. И тут позвонил Артем.
        - Ты еще не дома? - удивленно спросил он.
        - Нет. По твоей милости сижу в офисе и разгребаю кучу старых бумажек.
        - Теперь можешь по моей милости вставать и идти домой. Статью я переделал сам, так что все в порядке.
        - Сам? - удивилась Ника.
        - Ну, а какой был выход? Уже сверстали. Извини, что раньше не набрал, замотался совсем, да и, честно сказать, думал, что ты ушла уже.
        - Так какого же черта ты мне об этом не сказал? Чтобы я не сидела тут и не копалась в газетных вырезках? И вообще, с каких это пор ты взялся сам редактировать статьи?
        Ника не могла понять, что происходит. Артем прежде не занимался такими вещами, бегло просматривал материал. И все, но переписывать…
        - Ника, я очень устал, у меня нет сил на разговоры, - уклонился Масленников, - если ты освободилась, можем вместе выйти. - И он положил трубку.
        Ей не понравились ни тон, ни слова Артема. Вообще все, что происходило в последние несколько дней, не нравилось и, более того, настораживало. И идти вместе с Масленниковым до проходной Ника уже тоже не хотела. Совершенно не хотела его видеть, и это нежелание тоже было странным. Вздохнув, Ника снова погрузилась в чтение и даже не услышала, как в кабинет вошел Масленников, уже в куртке и с неизменным портфелем в руке:
        - Ты до сих пор не оделась?
        - Спасибо, я еще не закончила, - холодно проговорила она.
        - Я же сказал: номер выходит завтра, можешь выбросить всю папку в мусор.
        - Дочитаю - и выброшу, - огрызнулась Ника, - иди домой, Артем, ты же устал.
        Масленников решительно шагнул к ней, взял за плечи, заставил подняться из кресла и властно прижал к себе:
        - Что с тобой сегодня? Ты на себя не похожа, Белочка. Едем ко мне - хочешь?
        Ника вдруг расслабилась, обмякла, склонила голову на плечо Артема и согласно кивнула. - Ты видел?! Ты это видел?! - Потрясая газетой, мужчина еле сдерживал раздиравший его изнутри гнев. - Кто вообще пустил сюда эту девку?!
        - Максим Алексеевич был не против…
        - Максим Алексеевич?! А со мной ты это согласовал?! А текст интервью завизировал кто-то, а?! Откуда вообще всплыла вся эта информация о готовящемся тендере? Ты понимаешь, что она нас этой статьей со всеми потрохами сдала? Понимаешь или нет?
        - Я же не могу отвечать за то, что говорит в интервью Максим Алексеевич…
        - Но ты же должен был потребовать текст! Текст, черт тебя подери, чтобы быть в курсе! - Скомканная газета полетела в угол кабинета. - Что теперь я должен делать с этим? Ждать, пока соответствующие органы с проверками нагрянут?
        - Может, обойдется…
        - Ох, мне бы ваше ослиное упрямство и носорожье спокойствие!
        Ей и в голову не могло прийти, что статья, почти полностью переписанная и измененная, выйдет под ее именем. Но так или иначе подпись «Вероника Стахова» красовалась внизу, хотя по сути Нике в тексте принадлежали разве что знаки препинания. Первым желанием было пойти в кабинет Артема и закатить скандал, но, выкурив сигарету и чуть успокоившись, Ника решила, что это успеется. «У меня есть оригинал статьи, и это совершенно другой текст», - думала она, сидя на подоконнике в курилке. Сразу за этой мыслью пришла другая: а кому, собственно, она собиралась демонстрировать этот самый оригинал? Уж не Гавриленко ли, чтобы оправдаться и доказать, что она не писала ни слова о махинациях с тендером? Она вообще об этом тендере ничего не знала, да и откуда? В беседе с Максимом они практически не касались текущих деловых вопросов, больше обсуждая законченные проекты. А вот Артем, очевидно, через своих информаторов узнал и довольно жестко и прямолинейно изложил все в статье, намекая на возможные взятки. А статью подписал ее именем… И никакие материалы в ее собственном компьютере не помогут оправдаться. Печатное
слово - оно как-то весомее выглядит.
        Эта мысль почему-то Нике особенно не понравилась - выходило, что она заранее ищет способ убедить Гавриленко в том, что она ни при чем, а Артем беззастенчиво воспользовался ее именем в каких-то одному ему ведомых целях. Создавалось впечатление, что статья о Гавриленко кем-то заказана, но Масленников не хотел совсем уж откровенно светиться.

«Сдались они мне все! - зло подумала Ника, спрыгивая с подоконника. - Отпуск, что ли, попросить? К маме рвануть…»
        Но эта идея быстро перестала казаться удачной - у матери Ника не была уже ровно пять лет, не желая встречаться с ее сожителем. Она была рада, что мама не осталась одна, но встречаться и жить в одной квартире с чужим незнакомым человеком не хотела. У матери своя жизнь, она вольна ею распоряжаться так, как хочет. А Ника больше не хотела быть частью этой жизни. Собственно, в Москву она уехала тоже во многом из-за этого, и мать как-то слишком уж явно обрадовалась, даже не попробовала отговорить или предостеречь. «Не терпелось остаться наедине со своим Митенькой», - неприязненно думала Ника, вспоминая свой отъезд. Обида на мать осталась и не проходила, хотя Стахова старалась понять и оправдать ее поступок.
        В обед она спустилась в кафетерий, находившийся в том же здании, что и редакция, заказала латте и греческий салат и устроилась за столиком у большого окна. Наконец-то в Москву пришла весна, и прохожие, которых в обеденный час на улице было несть числа, выглядели оживленными и даже нарядными. Женщины получили возможность вынуть из шкафов яркие плащики и пиджаки, короткие юбки и туфли на высоких каблуках и теперь напоминали распускающиеся цветы. Ника любила весну - вот такую, когда остатки снега уже сошли, а травка на газонах едва начала пробиваться, и на деревьях набухли почки. В эту пору ей и самой хотелось какого-то обновления, новой прически, свежих эмоций.

«Хотя с эмоциями, чует мое сердце, все будет в порядке, - невесело подумала Ника про себя. - Интересно, как Гавриленко отнесется к статье…»
        Официантка поставила перед ней кофе в высоком бокале и тарелку с салатом. Ника ковырнула салат вилкой и поняла, что есть совершенно не хочется.
        - Вам не понравилось? - почти с огорчением поинтересовалась официантка, убирая со столика нетронутый салат, и Ника виновато ответила:
        - Нет, с салатом наверняка все в порядке… просто аппетит пропал…
        Девушка кивнула, поставила тарелку на поднос и удалилась, но через некоторое время снова возникла возле Ники. В руке она держала высокую вазочку, наполненную смесью клубники, ежевики и взбитых сливок:
        - Это вам от нашего администратора.
        Стахова удивленно перевела взгляд с вазочки на стойку, за которой стоял администратор - невысокий, коренастый парень лет двадцати пяти в бордовой форменной рубашке с бейджиком. Почувствовав, что на него смотрят, парень повернулся и приветливо улыбнулся Нике. Та отрицательно покачала головой, давая понять, что не нуждается в таких комплиментах, и тогда администратор покинул свое место и подошел к столику.
        - Настя, ты можешь идти, - бросил он официантке, и она, поставив десерт перед Никой, ушла. - Вы только не подумайте, что я к вам клеюсь… просто вы наша постоянная клиентка, я вас часто тут вижу, а сегодня вы остались без обеда. Попробуйте, этот десерт очень вкусный и абсолютно диетический…
        Ника иронически улыбнулась:
        - То есть, молодой человек, вы искренне уверены, что если женщина крупная, то она непременно на диете?
        Парень смутился так, что на скулах выступили пятна в цвет его рубахи:
        - Простите… я не о том…
        - Да ладно, расслабьтесь, я пошутила, - сжалилась Стахова. - Спасибо за десерт, я непременно попробую. А сейчас, если не возражаете, мне бы хотелось допить кофе в одиночестве.
        Администратор, извинившись, ретировался, а Ника принялась за десерт, оказавшийся на вкус просто восхитительным.
        Возвращаться в редакцию не хотелось. Не хотелось встречаться с Артемом, снова поднимать тему переписанной статьи с ее подписью. Мелькнула даже шальная мысль позвонить начальнику отдела и сослаться на необходимость срочно взять интервью для новой статьи, но Ника отбросила ее. Все равно встречи с Артемом не избежать - не сегодня, так завтра, и лучше уж не оттягивать.
        На рабочем месте ее ждал неприятный сюрприз. В небольшой пружинный держатель для фотографий, стоявший на столе, вместо привычной открытки с видом старой Праги был воткнут белый конверт без надписей. Ника открыла его и увидела листок с напечатанной фразой: «Зря ты это затеяла». Машинально скомкав, она прямым попаданием отправила послание в мусорную корзину и только потом подумала: «А от кого бы это?» На шутки коллег было не особенно похоже - те развлекались иначе. Этот же листок таил в себе не шутку, а, скорее, угрозу.
        Ника извлекла письмо из корзины, сунула в карман и решительно направилась в кабинет Масленникова.
        Динка за столом увлеченно читала какой-то журнал и на вопрос Ники, на месте ли шеф, только нетерпеливо кивнула, не в силах оторваться от заинтересовавшей ее статьи. Стахова толкнула дверь и вошла.
        Артем, расстегнув воротник рубашки и закатав до локтей рукава, что-то быстро набирал на клавиатуре стационарного компьютера. Оторвавшись от работы, он недовольно глянул на вошедшую Нику:
        - Что-то случилось?
        - Да.
        Она положила мятый листок на клавиатуру и, скрестив на груди руки, отошла к окну.
        - Где ты это взяла? - проговорил Артем растерянно.
        - У себя на столе. Конверт торчал в держалке, где у меня обычно открытка вставлена.
        - Кто-то пошутил, - но в тоне Артема уверенности было гораздо меньше, чем у самой Ники, которой такая мысль тоже пришла в голову чуть раньше.
        - Я не думаю. Так не шутят - да и потом, к чему? Хотели разыграть, так использовали бы какой-то конкретный повод, а тут…
        - Но почему ты думаешь, что это связано со статьей?
        Ника медленно повернулась и вопросительно посмотрела Артему в лицо:
        - А я разве сказала, что связываю это письмо с выходом статьи?
        Масленников осекся и вдруг проговорил раздраженно:
        - У тебя что, нет никакой работы?
        - Не поняла…
        - Что непонятного? - вдруг загремел Артем, вскакивая. - Распустились совсем! Дисциплины никакой, материалы каждый вечер чуть не с кровью вырываю! Тебе делать нечего, кроме как с этими бумажками по редакции носиться?! Сама не работаешь и меня отрываешь!
        В первый момент Ника растерялась. Обычно спокойный Артем ни разу за все время их совместной работы не выходил из себя и не повышал голоса.
        - Простите, что оторвала вас от важной работы, шеф, - высокомерно заявила она и, прихватив листок, вышла из кабинета.
        Дина, оторвавшись наконец от журнала, с любопытством спросила:
        - Чего это он?
        - Понятия не имею. Валерьянки накапай своему начальнику, а то по швам лопнет, - бросила на ходу Ника и быстро зашагала в свою редакцию.
        Однако испорченное настроение так и не налаживалось, а из головы никак не желала выходить вроде бы невинная, но в то же время пугающая фраза из письма. Интуитивно Ника связывала произошедшее со статьей, но никак не могла понять, почему Артем старался откреститься от этой догадки. Которая, кстати, и ему пришла в голову - раз уж он сам об этом и заговорил. Только вот непонятно, почему тогда он хотел, чтобы Ника думала иначе…
        Поняв, что ничего толкового сегодня уже не сделает и не напишет, Ника со вздохом выключила компьютер, бросила в сумку блокнот и диктофон и, сообщив коллегам, что едет на интервью, покинула здание.
        Никакого интервью у нее, разумеется, не было назначено, но поди проверь, да и вряд ли кто-то стал бы слишком уж озадачиваться ее отсутствием на рабочем месте после четырех часов дня.
        Домой идти не хотелось, и Ника решила, что уж раз устроила себе свободный вечер, то вполне может прокатиться на машине по городу. Как ни странно, многокилометровые московские пробки во второй половине дня всегда действовали на нее успокаивающе и позволяли поразмыслить над какими-то вещами. Медленно продвигаясь в скопище таких же, как она, запертых со всех сторон в машинах водителей, Ника ухитрялась продумать до мелочей очередную статью, прокрутить в голове будущее интервью или просто наметить планы на выходной день. Сегодня, продвигаясь в сторону аэропорта Домодедово, она тоже обдумывала статью - но ту, что уже вышла и не принадлежала ей. Эта история с каждой минутой все сильнее казалась Нике срежиссированной, фальшивой. Впервые за все время Артем повел себя непорядочно - а как иначе можно было назвать то, что он сделал? Он и раньше отвергал первую редакцию статей, но всегда давал журналистам возможность самостоятельно довести их до ума и, уж тем более, не поступал подобным образом с Никой. Все сильнее она укреплялась в мысли о заказном характере статьи - уж очень странно выглядела ситуация. Но
зачем Артему было так подставлять ее, Нику? Ответ на этот вопрос ей не помогла найти даже длиннющая пробка…
        Вероника всегда парковала машину в одном и том же месте, в переулке рядом с домом. Он неважно освещался, но темноты Ника не боялась. Найти место для малыша-«Купера» труда не составляло, это все-таки не джип с его габаритами, поэтому Ника довольно быстро втиснулась на свободную площадку между «Ситроеном» и «Фольксвагеном». Закинув на плечо ремень сумки и прихватив чехол с ноутбуком, она вышла из машины и нажала кнопку сигнализации. В этот момент раздался глухой стук, и лобовое стекло украсилось вмятиной и побежавшей от нее паутинкой трещин.
        - Это что еще за… - начала Стахова, оглядываясь по сторонам, и тут же кто-то обхватил ее и зажал рот рукой в вонючей кожаной перчатке.
        - Стой спокойно и не дергайся! - прошипел незнакомец в самое ухо. - Значит, так. Лобовуха - это только цветочки, предупреждение. Если не прекратишь рыть вокруг
«Изумрудного города», получишь битой по коленкам. И по пальцам заодно, чтоб наверняка уже.
        Ника обмерла и даже не пробовала сопротивляться, страх оказался намного сильнее. Незнакомец неожиданно убрал руку с ее рта и сильно ударил головой о крышу машины. Падая, Ника успела увидеть покрытую прыщами щеку и кривой нос злодея.
        Она пролежала на асфальте довольно долго. Сознание вернулось, но сил встать и пойти домой не было. Ника смотрела в ночное небо и думала о словах нападавшего. Неужели злосчастная статья о деятельности «Изумрудного города» вызвала такую реакцию у его руководства, что подобные угрозы стали возможны? И причастен ли к этому Гавриленко? И насколько, интересно, это все серьезно? Можно ли не обращать внимания и просто похихикать завтра в курилке с коллегами? Или стоит стать хоть немного осторожнее? Все-таки это не бумажный конверт без подписи, а вполне конкретные угрозы…
        С трудом встав на ноги, Ника почувствовала, как кружится голова. Очень хотелось скорее добраться до дома и лечь в постель. Она медленно побрела к подъезду, с трудом нашла в сумке ключи и вошла в вестибюль. Консьерж постучал в окно своей комнатки и попросил задержаться.

«Ну что еще?! - раздраженно подумала Ника, прислоняясь спиной к стене, чтобы не упасть. - Если деньги за уборку, так мог бы и утром спросить, видит же, что я еле на ногах стою».
        Но консьерж удивил ее, появившись из комнатки с огромным букетом оранжевых роз:
        - Вот, Ника, вам просили передать.
        - Мне?!
        - Ну если вы Ника Стахова из шестнадцатой квартиры, то вам.
        Ника почувствовала слабость в ногах и начала оседать по стене. Консьерж заметил это и вовремя подхватил под локоть:
        - Тихо-тихо-тихо! От радости коленки ослабли? Ох, а на лбу-то что? - Он осторожно прикоснулся к коже, и Ника вскрикнула. - Синячище-то какой! Это где ж вы так приложились?
        - Голова у меня кружится очень, - жалобно проговорила Ника, игнорируя вопрос, - помогите, пожалуйста…
        Консьерж засуетился, повел ее к лифту, проводил до дверей квартиры и помог отпереть замок:
        - Может, врача вызвать? На пятом этаже семья живет, он хирург, она терапевт, хотите, я сбегаю?
        Но Ника поблагодарила и отказалась. Закрыв за консьержем дверь, она устало опустилась на коврик и замерла, разглядывая лежащий перед ней на галошнице букет. Кто же его прислал?.. Артем был лишен романтической жилки, ему несвойственны такие проявления, как букет, переданный через консьержа. Приглядевшись, Ника заметила торчавшую среди роз маленькую карточку, на четвереньках подползла к галошнице и вынула картонку. На ней оказался незнакомый номер мобильного телефона, а на обратной стороне - логотип «Изумрудного города» и инициалы «М.Г.». Сомнений не осталось… Но как связать разбитое стекло «Купера», угрозы и этот букет? Что это? Гавриленко не в курсе того, что на Нику объявили охоту, или просто настолько хитер и циничен, что после подобного прислал цветы? Ей почему-то не хотелось в это верить. А еще было обидно, что она не ошиблась насчет Артема и букет был прислан, разумеется, не им…
        Цветы Ника поставила в ведро - другой вазы под такую охапку в ее доме просто не нашлось. Пристроив букет, она решила заняться собой, но сил хватило только на душ, чашку чая и ледяные кубики на лоб. Синяк оказался приличный, такой не замажешь тональным кремом. Голова отчаянно болела, клонило в сон, подташнивало. Укутавшись в длинный халат, мягкие домашние угги и кашемировый клетчатый плед, Ника свернулась клубком на диване и включила телевизор. Шли новости, она почти не смотрела на экран и не вслушивалась в слова диктора до тех пор, пока не услышала фамилию Гавриленко. Встрепенувшись, Ника села и отложила пакет с подтаявшим льдом на стол.
        - …и сегодня перед стройплощадкой в центре города, где начались работы по возведению торгово-развлекательного комплекса, возник стихийный митинг. Жители близлежащих домов блокировали въезд на площадку технике и более двух часов не давали рабочим приступить к сносу здания. В концерне «Изумрудный город» о пикете известно, но сам глава фирмы Максим Гавриленко комментировать произошедшее отказался. И только что наш корреспондент по телефону передал, что протестующие вынуждены были разойтись по домам, так как представители подрядчика вызвали полицию и ОМОН.
        На экране замелькали какие-то бабушки с картонными плакатами в руках, шеренга омоновцев, перегородивших вход на стройплощадку, и крупно - знакомый уже Нике логотип «Изумрудного города» на заборе, огораживающем место работ.
        - Фигассе… - протянула Стахова, щелкнув кнопкой на пульте. - Быстро… А ведь у них реально проблемы начались… И как бы они теперь моими не стали…
        Она подумала, что сейчас по идее должен позвонить Артем - он всегда смотрел именно этот выпуск новостей, а значит, видел и слышал то же, что и она. Но телефон молчал, Ника даже специально прибавила громкость звонка, чтобы не пропустить. Нет, Масленников не звонил. И тогда она решила потревожить его сама.
        Артем долго не брал трубку, потом ответил сонным голосом:
        - Да, Ника, что случилось?
        - Ты чего это так рано спать завалился? - вырвалось у Стаховой.
        - Устал очень, голова болит.
        - Надеюсь, не настолько сильно, как моя!
        - А что с тобой?
        - А то! - Ника вдруг почувствовала раздражение, хотя и понимала, что Артем не мог знать о случившемся. - Стекло мне лобовое разбили и меня саму о крышу так головой приложили, что я, как в мультике, звездочки вокруг увидела.
        - Я сейчас приеду! - мгновенно проснулся Артем и тут же отключился, Ника даже не успела возразить и попросить не делать этого.
        - Да и черт с тобой, прокатишься, не треснешь, - пробурчала она, снова ложась на диван и натягивая плед до подбородка.
        Артема не было довольно долго, он жил далеко от центра и не понимал Никиной страсти к этой части города. Считал, что там слишком уж суетно и многолюдно, что всегда смешило Стахову. В Москве везде полно народа, какая разница, центр или окраина.
        Нику начало клонить в сон, она уже жалела о своем звонке - сейчас Масленников приедет, придется разговаривать, что-то рассказывать, а сил нет, хочется спать, и болит голова. Но вот раздался звонок в домофон, и Стахова, охая и хватаясь за отчаянно кружившуюся голову, побрела к двери. Лицо шагнувшего через порог Артема выражало такое беспокойство и заботу, что Ника едва не расплакалась.
        - Что с тобой, Белочка? - обняв ее за плечи и заглядывая в глаза, спросил он, и вот тут Стахову прорвало.
        Она всхлипнула, спрятала лицо на его груди и пробормотала:
        - Мне очень плохо и очень страшно. Во что ты втравил меня?
        - То есть? - чуть отстранив ее от себя, удивленно спросил Масленников.
        - Это… это все из-за твоей затеи с Гавриленко!
        Артем молча стянул с себя куртку, сбросил кроссовки и, крепко взяв Нику за руку, повел в комнату, но на пороге точно споткнулся, замер, и Ника врезалась в его спину, больно приложившись синяком как раз в лопатку.
        - Чувствую, моя затея с Гавриленко не столь ужасна, как ты хочешь это выставить, - медленно проговорил он, и до Ники дошло - букет.
        - С чего ты взял, что это от него? - неуверенным тоном спросила она, и Артем повысил голос:
        - Не усугубляй! Я знаю, что это он тебе прислал этот… этот веник! Значит, это от него курьер приехал в редакцию как раз после того, как ты ушла домой, я просто не сообразил, кому Динка дает твой адрес!
        - Адрес?! А ничего, что в нормальных местах никогда не разглашают не то что адреса, но и телефоны сотрудников?! - взвизгнула Ника, забыв о головной боли.
        - При чем тут… я сразу на нее накинулся - мол, зачем, кто позволил, а она - курьер приезжал, привез что-то, я и решил, что ты, может, в Интернете что-то заказала!
        - Ты идиот?! Заказала - и не дождалась, уехала?! Что мне теперь делать? Мало того что мне машину повредили и сотрясение мозга устроили, так они теперь еще и адрес мой знают! - от собственного крика звенело в ушах, но Ника не могла сдерживаться, ее трясло.
        - Так, все, хватит орать! Сядь и спокойно расскажи, что произошло!
        Ника заметила, что даже на диван Артем ухитрился сесть так, чтобы злополучный букет оказался вне поля его зрения. «Неужели ревнует?» - поразилась она. Никогда прежде Артем даже намека себе не позволял на ревность, и порой Нике становилось даже обидно - неужели он настолько уверен в ней, что не допускает мысли о том, что ей может понравиться кто-то другой? Ирка, любимейшая подруга, называла Масленникова «собакой на сене» - мол, и не женится, но и не отпускает. Ника не обижалась - замуж она не хотела, но иногда ее начинала глодать обида, потому что в словах подруги была для правды. Выходило, что Артем полностью уверен в том, что она, Ника, никуда не денется и так и будут они существовать в необременительном статусе любовников. Пока ее устраивало такое положение вещей, но ведь рано или поздно захочется семьи, и что тогда? Сейчас, когда Артем так отреагировал на букет от Гавриленко, Никино самолюбие было слегка удовлетворено - хоть какие-то эмоции.
        - Знаешь, о чем я подумал? Не вяжется как-то этот букет и нападение в переулке, - изрек Масленников, дослушав.
        - Я и сама вижу. Но факт… Понимаешь, мне ведь конкретно обозначили, что и за что.
        - Думаешь, Гавриленко такой идиот, что сперва послал к тебе человека с предупреждением, а потом курьера с цветами? Да и курьер-то раньше приехал.
        - Н-да… не вяжется, - вздохнула Ника, подбирая ноги под плед.
        - Я думаю, что ничего страшного пока не произошло. Машину я тебе починю, не проблема.
        - Да? А голову тоже починишь? - язвительно спросила Ника. - А если этот хмырь не пошутил?
        - Не думаю.
        - Ну, ты еще скажи: «Сейчас не те времена!» - фыркнула она, дотягиваясь до чашки с остатками остывшего чая.
        Артем промолчал. У Ники же остался какой-то странный осадочек от разговора - как будто ждала одного, а получила совершенно другое. Ей вдруг захотелось, чтобы Артем встал и уехал, оставил ее одну. Но он уже стянул майку, повесил ее аккуратно на спинку кресла, потянулся и вопросительно взглянул на Нику:
        - Может, спать пойдем? Поздно уже, мне на работу завтра.
        - Мне вроде тоже.
        - Ты останешься дома. Во-первых, вид у тебя не очень, во-вторых, синяк кошмарный. Ничего не случится, если ты отлежишься.
        - Но у меня статья о ценах на недвижимость в Испании…
        - Ничего, обойдусь.
        - Сам звездой на полосе ляжешь? Чем место заполнять будешь?
        - Ника, хватит спорить, - решительно прервал Артем, - надо будет - лягу звездой. А ты завтра выспишься, отдохнешь, а статью про Испанию поставим через пару дней. Все, летучка окончена, идем спать.
        Всю ночь Ника не могла уснуть. Раздражал Артем, спавший на второй половине кровати - на этом чувстве Стахова поймала себя впервые. Она несколько раз вставала, держась за отчаянно болевшую голову, шла в кухню, закуривала сигарету, наливала чай и сидела за столом, глядя в темное окно. К ее удивлению, в доме напротив тоже не спали. На четвертом этаже горел светильник, а на подоконнике сидела девушка с блокнотом в руках и что-то быстро-быстро писала. «Коллега», - усмехнулась Стахова, тоже любившая работать ночью. Девушка в окне напротив вдруг подняла голову, увидела наблюдавшую за ней Нику, и помахала рукой, Ника в ответ тоже махнула. Незнакомка спрыгнула с подоконника, и свет в ее окне через минуту погас.
        В кухню вошел сонный и взлохмаченный Артем:
        - Ты чего не спишь, Никуся? Голова болит?
        - Да, - пробормотала она, гася сигарету.
        - Вот что… завтра я к тебе доктора пришлю. Есть у меня приятель как раз по этому профилю. Не возражай только, пожалуйста.
        - Да не возражаю я, - вяло откликнулась Ника, - что ты командуешь сегодня, не на работе ведь…
        Артем решительно взял ее за руку:
        - Значит, завтра доктор, весь день в постели и никакой работы. А сейчас - спать.
        До самого утра он обнимал ее и прижимал к себе, тихонько целуя в шею. Ника почти успокоилась и расслабилась, перестала думать о вечернем происшествии и даже о Гавриленко. Но уснула она только после того, как за Артемом закрылась входная дверь. - Какого черта, а? Ну, какие еще цветы? Совсем он головой поехал, что ли?
        - А я знаю? Что мне, за руку его водить постоянно? Он взрослый мужик!
        - Твой взрослый мужик весь план мне сломал своими цветуями, идиот!
        - Погоди кипеть. Подумаешь - букет прислал! Ну понравилась телка, что с того?
        - Телка?! Да будь это просто телка, я б и не пикнул! А у этой на нас такое досье, что я даже думать не хочу про это! Имей в виду: если что, я-то сольюсь, а вот ты по самые уши замазан, не отмоешься.
        - Но-но, не грози мне! Если что, вместе хлебать станем, даже не надейся отвертеться. Я в пионеров-героев играть не стану, возраст не тот у меня!
        - Тогда сделай так, чтобы мне никто больше не мешал. Это в твоих интересах.
        Ника проснулась от звонка телефона и бросила взгляд на настенные часы. «Ну, кому там неймется, а?» - недовольно подумала она и нашарила на тумбочке мобильный.
        - А чего это голос у тебя сонный такой? Белый день на дворе, я думала, что ты рыскаешь по столице в поисках новостей! - раздался звонкий женский голос, и Ника мгновенно стряхнула остатки сна:
        - Ирка! Ирка, ты откуда?
        - Из спальни, - фыркнула подруга. - В Москве я.
        - О-о-о, какое счастье! - Ника села и взъерошила волосы. - Ирка, как же я рада, если бы ты знала!
        - Слушай, Стахова, ты меня пугаешь, - серьезно проговорила Ирина, - не припомню за тобой такой эмоциональности. С чего вдруг?
        - Ты просто очень вовремя приехала, - призналась Ника.
        - Чувствую, есть разговор. Тогда давай так. Насколько я понимаю, ты, бедолага, еще спишь? Ну, у меня тоже встреча через полчаса. Дел на час-полтора. Закончу - позвоню, а ты пока собирайся - душ, макияж, то-се. Поедем посидим где-нибудь.
        - Отлично. Тогда я жду звонка.
        - Да - машину не бери. Все, по второй линии звонит мой человек. Целую, созвонимся, - выпалила Ирина и отключилась.
        Ника сунула телефон в карман халата и опустила ноги на коврик. То, что подруга приехала в Москву именно сейчас, показалось ей хорошим знаком. Да и выговориться действительно хотелось…
        Ирина почти не изменилась со времени их последней встречи, только состригла пышные каштановые локоны, сделав модный «боб», невероятно ей шедший. Это сделало черты лица чуть более резкими, что никак не портило общего впечатления. Ирина излучала уверенность, какую-то внутреннюю свободу, характерную для человека, много лет живущего в Европе. Она по-прежнему просто, но с каким-то ненавязчивым шиком, одевалась, носила через плечо небольшую сумочку, улыбалась открыто и демонстрировала удовольствие от жизни. Спокойная, дружелюбная владелица картинной галереи, у которой все хорошо и в работе, и в личной жизни…
        Такого прекрасного вечера Ника не могла припомнить. Они с Иркой сперва долго бродили по торговому центру, до тех пор пока в магазинах не начали опускаться жалюзи - время как-то незаметно подошло к десяти, потом ужинали в испанском ресторанчике, наслаждаясь паэльей и каталонским кремом. Ирина со смехом выбрала в чайной карте напиток с названием «Персик одинокого дракона», и Ника фыркнула:
        - Господи! Ну, почему бы не заказать обычный «Эрл Грей», к примеру, а?
        - Никуся, ты говоришь банальности, - очаровательно улыбнулась Ирина, заправляя за ухо каштановую прядь, - мы сидим с тобой в отличном месте, кругом почти ни души, спокойно, вкусно, уютно - ну, разве я не могу позволить себе маленькую шалость в виде чая с совершенно идиотским названием?
        Официант, предупредительно склонившийся над ними с блокнотом в руках, обиженно поджал губы:
        - Зря вы так. Чай на самом деле очень вкусный.
        - Я в этом не сомневаюсь, - заверила Ирина, - поэтому и заказываю.
        Официант не обманул, и напиток действительно оказался выше всяких похвал, как и тарта де альмендрас, миндальный пирог - в этом Ирина разбиралась, имея дом в Галисии и много лет живя на две страны. Уж с чем-с чем, а с тамошней кухней во всех ее проявлениях она была знакома.
        - А поедем купим мне кроссовки, а? - вдруг сказала она, удивив Нику.
        - С ума сошла? Двенадцать часов, все давно закрыто!
        - Я знаю магазинчик, который круглосуточно работает. Спортивный, между прочим. - Загоревшаяся идеей подруга уже махала официанту и вытаскивала из кошелька кредитную карту.
        - Ира, зачем тебе кроссовки в такое время?
        - А я послезавтра в новый спортзал собираюсь, решила, пока здесь, - форму не терять, хватилась - а обуться мне не во что совершенно.
        - Но ведь завтра еще целый день… И потом - что, в Праге закрылись все спортивные магазины? - пробовала отбиться Ника, которой уже хотелось домой, в постель, но тщетно - Ирина, одержимая какой-либо идеей, всегда становилась неуправляемой и глухой к чужим доводам.
        Они вышли на улицу, в теплую июньскую ночь, и Ника в который раз с удивлением отметила, что после двенадцати жизнь не замирает, а словно активизируется - машин не намного меньше, чем днем, гуляют парочки и стайки подростков, вовсю работают кафе и рестораны, и ни один не пустует.
        Доехав на такси до Смоленской, девушки оказались прямо у двери большого спортивного магазина. Окна трех этажей призывно светились, красочные постеры словно призывали - ну, входите же, не стойте, окунитесь в прекрасный мир спорта! Ирина подмигнула подруге:
        - Видишь? Что я говорила? Все работает. И народа явно в разы меньше.
        Однако это оказалось не совсем так. Пока Ирина выбирала кроссовки, откидывая в сторону модель за моделью, Ника успела заметить, что посетителей хватает.
«Странно, - подумала она, - неужели людям дня не хватает, чтобы отовариться шортами и футболками?»
        Но больше всего ее поразила очередь к кассе… В половине первого ночи возле белокурой кассирши собралось человек восемь - и все терпеливо ждали, пока медленно поворачивающаяся девушка пробивала чек на покупки очередному клиенту.
        - Сомнамбула какая-то, - недовольно буркнула Ирина после десятиминутного ожидания, в результате которого они не стали ближе к кассе ни на метр. - Девушка, мы бы вам были очень признательны, если бы вы начали двигаться чуть быстрее, - обратилась она к кассиру и тут же услышала довольно бодрый ответ:
        - Вот встаньте на мое место - и шевелитесь так, как вам угодно.
        - Зачем? - удивленно вскинула брови Ирина. - Мне на своем месте отлично, и там я двигаюсь с предельной скоростью. Чего и вам желаю.
        Ника фыркнула и отошла к стеллажам с инвентарем, машинально взяла в руки бейсбольную биту и усмехнулась: «Ну надо же… Не теннисную ракетку схватила - биту! Интересно, такую имел в виду тот прыщавый, когда говорил, что сломает мне пальцы?»
        Настроение слегка испортилось - воспоминания о вчерашней встрече приятных эмоций не вызывали.
        - Никогда не думала, что в Москве в час ночи можно намертво стоять в очереди к кассе! - не унималась Ирина, и ее звонкий голос был слышен по всему первому этажу магазина.
        Ника же про себя подумала, что вот она лично никогда не подозревала, что можно так отчаянно захотеть купить кроссовки - в час ночи в Москве. Но такая уж у нее подруга…
        Наконец, спустя полчаса ожидания, Ирина все-таки получила пакет с покупкой, и девушки, с облегчением вздохнув, покинули здание магазина.
        - А давай по кофейку? - предложила Ирина, махнув рукой в сторону находившегося неподалеку кафе.
        - Я - чай, - отказалась Ника, - если кофе сейчас выпью, то не усну до утра, а мне завтра на работу. И статью я планировала до обеда закончить, а то сдавать нечего будет.
        - Столько объяснений - и все-то, чтобы отказаться от чашки кофе! - улыбнулась подруга, обнимая ее за плечи. - Ника, ты такая вроде с виду жесткая, а как заговоришь - ну просто мармеладки в сиропе!
        - Устаю быть жесткой на работе, - призналась Ника, уткнувшись носом в шею Ирины, - там, знаешь, чуть слабину дашь, сразу сожрут. А у меня репутация…
        Ирина решительно потянула подругу за собой ко входу в кафе, и Ника, не сопротивляясь, пошла. Она почувствовала потребность поговорить с кем-то, кто не осудит и не станет смотреть скептически. Ирину она знала сто лет - дружили еще с детского сада, вместе пережили многое, и даже когда Ирина, став довольно успешным искусствоведом, практически перебралась в Прагу и открыла там собственную галерею, они не потеряли связи и не стали общаться меньше - все-таки телефон и Интернет очень упростили жизнь. Других подруг у Ники с годами так и не появилось, коллеги в редакции смотрели на Стахову искоса и к тесному общению не стремились, особенно когда стало очевидным, что главред выделяет ее среди других журналистов и относится к ней немного иначе, чем к остальным. А вот Ирка оставалась неизменной, как куранты на Спасской башне.
        Заказав ромашковый чай и чашку капучино, Ирина, словно подслушав тайные мысли подруги, удобно расположилась на диванчике и велела:
        - Давай начинай. - И Ника даже слегка опешила:
        - Что начинать?
        - Ну ты же поплакаться хочешь, я чувствую. Так не тяни, начинай.
        Ника помолчала пару минут, не совсем понимая, что именно хочет выплеснуть сейчас на приготовившуюся слушать Ирку.
        - Понимаешь… я тут влезла в одно дело… Даже не дело… Скорее, расследование журналистское затеяла. А там…
        - …офигенного качества мужичок, - довольным тоном закончила фразу Ирина, - и теперь тебя разрывает. С одной стороны, ты явно что-то накопала, о чем у тебя чешутся руки написать, а с другой - ты не знаешь, как сделать так, чтобы этот товарищ не пострадал, да?
        Ника виновато кивнула. Эти мысли вот уже несколько дней не давали ей спокойно спать. То, что она узнала о Максиме Гавриленко и его махинациях с застройкой в историческом центре, тянуло на «бомбу», от взрыва которой много чего могло случиться. Но личность самого владельца «Изумрудного города» заинтриговала ее настолько, что Ника растерялась. Максим показался ей неплохим человеком, просто слишком уж поглощенным своим бизнесом и готовым ради него на все. Как связать эту готовность с понятием «неплохой человек», Стахова не знала. И еще ей почему-то постоянно вспоминался его взгляд, устремленный в большое окно офиса. Максим смотрел на распростертый буквально у его ног город с видом собственника, хозяина, пытающегося облагородить его облик, привнести в патриархальную архитектуру что-то свое, новое и свежее. Ника понимала, что своей стройкой Гавриленко ощутимо нарушил уклад старых улочек центра, уничтожил что-то, делавшее их притягательными и уютными. Как будто убил дух этого места. Но почему-то у нее все равно не поднималась рука открыть файл с заметками и набросками и приняться обличать и уличать.
Раньше подобного с ней не случалось. Да и Артем здорово испортил все, когда сам переписал Никину статью.
        - Не знаю, Ир, - вздохнула она, уставившись в наугад раскрытое меню, - я не могу понять, что случилось. То есть умом я понимаю, что там и безумные взятки, и шантаж, и подкуп, и угрозы - а вот не вяжется у меня все это в голове с владельцем. Ну не верю я, что он способен… хотя все факты говорят об обратном. Но вот внутри меня что-то тормозит.
        Ирина придирчиво наблюдала за тем, как официант расставляет на столе их заказ и, казалось, была поглощена только этим. Однако, когда парень отошел, она, обхватив пальцами толстостенную кружку, проговорила:
        - А ты не влюбилась, Никуся?
        - Да ну, бред! - Ника почувствовала себя почти оскорбленной. - У меня есть Артем, и с ним никто не выдерживает никакого сравнения. Да, он не фантастический миллионер, не мечта юных нимфеток, но мне с ним хорошо, легко и спокойно.
        - А не в этом ли кроется весь тайный смысл, а? - лукаво глянув на подругу, спросила Ирина. - Не в том ли, что тебе с ним спокойно? А на самом деле хочется, чтобы все клубилось и бурлило.
        - Ты меня разучилась понимать, - вздохнула Ника, наливая чай в чашку, - вспомни все мои романы - ну с кем у меня «клубилось и бурлило», а? Я всегда выбирала мужчин спокойных, надежных и целеустремленных, а не тех шалопаев, что вечно клеились к тебе.
        - А Яблоков? Он же всегда был шутом и клоуном.
        - Это была видимость, маска, - опровергла Ника, - это он для вас таким был, потому что вы его только таким и хотели видеть. А наедине со мной он становился собой. Читал стихи, книжки умные притаскивал, философствовал. Вы же ему не позволяли этого делать, он вам был интересен только как Игорешка-прибаутка!
        Ирина слегка покраснела - это прозвище именно она дала Никиному ухажеру, едва только он появился в их сплоченной школьной еще компании, и с тех пор оно к нему прилипло. Игорь был для Никиных одноклассников кем-то вроде придворного шута, рассказывал анекдоты, травил байки, беспрестанно кого-то разыгрывал и балагурил. Когда Игорь появлялся в компании, все вокруг него превращалось в цирк и балаган, с ним было весело, и именно за это друзья Ники его полюбили и приняли. Даже когда у них с Никой все закончилось, Игорь продолжал общаться со всеми как ни в чем не бывало. Его даже жалели тихонько - не понимали, как могла Стахова променять такого весельчака на сухаря-преподавателя.
        - Ладно, Никусь, проехали, - примирительно попросила Ирина, - даже не знаю, к чему я это. А если ты сомневаешься, так, может, не стоит вообще браться?
        Ника помолчала, покручивая чашку на блюдце. Ей приходила в голову мысль бросить все и переключиться на что-то другое, не думать больше ни о каком Гавриленко, и пусть Артем сам пишет эти статьи, и даже пусть подписывает ее именем, но внутри что-то скребло - мол, как так? Неужели бросишь все, когда до финиша остался малюсенький рывочек? Ведь интересно же, кто на самом деле стоит за этими статьями, потому что вряд ли Артем сам рискнул бы. Да и жаль было потраченного времени, сил, бессонных ночей. И вчерашний разговор… Ника не особенно верила в угрозы, но кто знает, как далеко все зашло на самом деле? Уж если к ней прислали «гонца», то наверняка все обстоит очень серьезно. Видимо, они с Масленниковым сунули нос туда, куда не следовало. Собственно, и вины-то ее в произошедшем не было - она писала совершенно другую статью, в которой ни слова не было о криминале. И подтолкнул ее к этому, как ни странно, Артем - такой надежный и замечательный, как она совсем недавно убеждала Ирину. Подтолкнул - а разделить с ней неприятности, а тем более защитить не захотел. Но говорить об этом подруге Ника почему-то не
стала…
        Что-то сломалось. Ника чувствовала это уже несколько дней. Между ними с Артемом что-то произошло, вдруг стало очень трудно общаться. Она всеми способами старалась избежать этого общения, не брала трубку, не отвечала на эсэмэски, не читала писем. Если Масленников вызывал ее в кабинет, Ника тут же придумывала какое-нибудь срочное дело, требующее немедленно отлучиться из офиса. Она понимала, что вечно это не продлится, и игра в прятки рано или поздно закончится. Так и случилось. В пятницу вечером Масленников просто взял ее за руку и решительно уволок в машину:
        - Белочка, что происходит? Ты стала избегать меня. Причина? - жестко спросил он, заблокировав двери и развернув Нику к себе лицом.
        - Не знаю… - попробовала уклониться Стахова. - Настроения нет, наверное.
        Артем завел двигатель:
        - Я не хочу разговаривать об этом вот так, в машине. Едем к тебе, ты переоденешься и возьмешь все необходимое, рванем на дачу. Два выходных - нас никто не будет тревожить.
        Ника не хотела на дачу, понимая, что там ей придется что-то говорить, как-то общаться, а сил на это не было. Как не было и желания. Но сопротивляться оказалось еще сложнее, это требовало жесткости, а Ника чувствовала, что ее запас кончился.
        Она покорно поднялась в квартиру, сопровождаемая Артемом. «Как под конвоем», - усмехнулась про себя, доставая ключи. Переодевшись в старые джинсы и на всякий случай в теплую куртку, сунула в карман немного наличных, кредитку и телефон, решив не брать сумку.
        - Ну, поехали, - устало проговорила Ника, засовывая ноги в старенькие кроссовки, которые никак не решалась выбросить.
        Молчание в машине угнетало, лицо Артема было мрачным и каким-то растерянным, он сжимал пальцами оплетку руля и щурился, глядя вдаль.

«О чем он думает? - пронеслось у Ники. - Он так редко говорит мне о чувствах, практически никогда. Да, я сама говорила - мне не нужны твои словесные излияния, любовь должна проявляться в действиях и прочая ерунда. Но неужели он, взрослый, умный, не понимает, что я обычная баба, которой хочется иногда всей этой розовой мишуры с рюшками, бантиками и сердечками на пошлый День святого Валентина? Неужели это так сложно?»
        В доме было темно и как-то сыро, хотя в прошлые выходные Артем приезжал сюда. Ника привычно сняла куртку, сунула ноги в огромные тапки Артема, в которых всегда ходила здесь, и прошла в кухню. Масленников сразу начал возиться с камином, растапливая его, потом поднялся наверх и включил в спальне обогреватель. Ника разбирала продукты, купленные по дороге в супермаркете. Она не очень понимала, зачем делает это - просто потому, что так делала всегда, в каждый приезд? Потому, что у них так было заведено? Артем разжигает камин, она идет в кухню… Как трамваи по рельсам - у каждого свой путь. «Так и движемся параллельно, - вдруг поняла Стахова, распаковывая куриное филе, - кажется, что вместе, а по сути - параллельно. И не пересечемся, наверное, уже никогда».
        Артем спустился из спальни, подошел к Нике и крепко обнял ее сзади за талию. В этом жесте ей почудилось напряжение и какая-то даже неуверенность, как будто Масленников боялся, что разомкнет объятия - и Ника исчезнет.
        - Боишься не удержать? - тихо спросила она.
        Артем чмокнул ее в макушку:
        - Не боюсь. Удержу.
        - Не замечала, что ты такой самоуверенный.
        - Ника, прекрати. Ты мой родной человек. А родных не держат - они сами никуда не стремятся.
        - Родной человек - это тот, без которого умираешь, если день не виделся. Если тебе вдруг показалось, что как раз в этот день в его жизни что-то важное происходило, а тебя рядом не было, понимаешь? А я живу без тебя, Артем. И мне небольно, нестрашно, я не умираю. Ну, видимо, могут все обойтись без всех. Я - могу без тебя.
        - А я без тебя - нет, - угрюмо сказал Масленников, отпустил ее и отвернулся к окну, тяжело схватившись за подоконник.
        Ника почувствовала себя неуютно и холодно, как будто Артем превратился в Морозко из сказки и все кругом выстудил. И ее, Нику, тоже выстудил - изнутри. Обхватив себя за плечи, она сделала пару шагов к двери, чувствуя, как вдруг изменилась даже осанка, сгорбились плечи, походка стала тяжелой и чужой. Расставаться - больно. Всегда больно. Но особенно больно тогда, когда еще не все сказано, не все пройдено вместе. Когда нет неприязни, ссор, обид. Уцепиться не за что. Но ты все равно понимаешь, что это нужно сделать. Сделать именно сейчас, пока еще не опротивели друг другу, пока можно остаться в нормальных отношениях, хотя бы в рабочих. Пока еще нет за плечами груза взаимных обид и оскорблений. Расстаться, пока все хорошо. И это оказалось больнее, чем думала Ника.
        - Не уходи так, - попросил Масленников, но Ника вдруг рванулась и выбежала из комнаты, схватила с вешалки в прихожей куртку и выскочила из дома.
        К счастью, вместо сумки она сегодня воспользовалась объемными карманами, поэтому и деньги были, и бежать ничего не мешало. Ника хорошо ориентировалась в поселке, быстро добралась до остановки маршрутных такси и как раз успела на последнее. В такой час уже никто из поселка не выезжал, поэтому в попутчиках оказалась только молодая парочка с карликовым пинчером. Собака в пятнистом комбинезоне примостилась на коленях девушки, но при этом не спускала влюбленного взгляда с хозяина - спортивного парня в бело-голубом костюме и таких же кроссовках. «У них хоть кто-то есть, - вдруг с завистью подумала Ника, поглубже засовывая руки в рукава куртки, - а у меня теперь - никого. Я осталась одна со своими проблемами. Но, может, так лучше? Артем все равно не рвался их решать».
        Выходные Ника провела так, как мечтала уже несколько лет - не вылезая из-под пледа и не отрываясь от телевизора. Разумеется, она не интересовалась сериалами и разнообразными реалити-шоу, которыми изобиловала программа практически всех каналов, зато у нее имелась неплохая коллекция советских фильмов на дисках, которые Ника с любовью и трепетом собирала несколько лет. Эти фильмы почему-то дарили ей покой и умиротворение, а красивые лица и талантливая игра старых актеров мирила со всеми неприятностями. Даже тот факт, что Масленников ни разу не позвонил ей и не узнал, как вообще она добралась домой, Нику особенно не расстраивал - куда сильнее ее волновал, например, любовный треугольник Васи, Надюхи и Раисы Захаровны из комедии «Любовь и голуби». К собственному удивлению Ника вдруг осознала, что не испытывает тоски по Артему, как бывало прежде, если по какой-то причине они проводили выходные порознь. Ей словно бы даже стало легче…
        Когда в воскресенье вечером Стахова совершала очередную вылазку к холодильнику, мобильный все-таки залился трелью, но это оказался вовсе не Масленников. Нажав кнопку ответа, она услышала голос Максима и даже опешила слегка.
        - Я не оторвал вас от важных дел? - Ей даже показалось, что она видит, как Максим улыбается, чуть склонив голову к правому плечу.
        - Разве что от тарелки творога с джемом, - уронив ее на пол, развеселилась отчего-то Ника. Бело-оранжевое пятно, украшенное вкраплениями голубых и желтых осколков, расползлось у ее ног.
        - О, я страшно виноват, прошу простить меня! - притворно испугался Гавриленко. - Может быть, вы позволите мне как-то компенсировать утрату? Я не уверен, что в Москве есть места, в которых подают столь экзотическое блюдо, но попросить-то можно…
        - Это вы так витиевато пытаетесь завуалировать приглашение в ресторан, Максим Алексеевич? - Ника совсем не чувствовала раздражения, наоборот, ей вдруг очень захотелось пойти с ним куда-нибудь, просто вспомнить, что это такое - ужин с новым мужчиной, пусть даже и не интересующим ее.
        - Вы меня рассекретили, Вероника! Так как - принимается?
        - А принимается, - решительно заявила Стахова. - Но мне нужен час, чтобы собраться.
        - Вы необыкновенная женщина. Обычно на сборы уходит полдня, - заметил Гавриленко.
        - Вам повезло - я вообще уникальна, - заверила она.
        В ответ раздался смех, и Ника почувствовала, что ей почему-то легко с этим человеком, как будто они знакомы много лет. К ее удивлению, Гавриленко спросил улицу и номер дома, и это в свете произошедших событий выглядело совсем уж странным. «Не вяжется что-то у меня, - подумала она, положив трубку и направляясь в ванную. - Если это от него гонец приходил, так не мог Гавриленко улицу не знать. Ладно, не буду пока об этом - и вообще с ним об этом не буду, посмотрю, как поведет себя».
        Откровения этого вечера не ограничились только незнанием адреса. Гавриленко приехал за рулем довольно потрепанного «БМВ» темно-синего цвета. Автомобиль оказался не последней модели, без новомодных наворотов и блатных номерных знаков. Сам же водитель, вышедший из машины, совершенно не походил на того Максима Гавриленко, с которым Ника говорила в его офисе. Одет он был просто, без шика и излишней дороговизны, в самый обычный светло-серый свитер и потертые джинсы, и Ника похвалила себя за то, что тоже решила не наряжаться, а выбрала любимое темно-зеленое платье с неярким узором из тонких листьев папоротника. Вечер выдался теплым, и Стахова не стала надевать плащ, ограничившись мягкой кашемировой шалью, небрежно наброшенной на плечи.
        - Вы прекрасно выглядите в платье, - с ноткой восхищения проговорил Гавриленко и вдруг смутился, как подросток: - Простите, я, кажется, ляпнул бестактную глупость…
        - Ну что вы, - улыбнулась Ника, останавливаясь у машины, - я привыкла, что окружающие считают меня огромной и способной носить только брюки. Я давно не комплексую по этому поводу.
        - Вы просто умница, Ника! А я вот до сих пор не могу отвыкнуть сутулить плечи, - признался Гавриленко, открывая дверцу и помогая Нике сесть. - Я же так вымахал еще в шестом классе, говорили, что это какая-то патология, лечить даже пытались, но потом как-то выровнялось все, а привычка сутулиться так и осталась.
        - Попросите кого-то из охраны щипать вас за бок, - хохотнула Ника, и Максим тоже рассмеялся:
        - Я обхожусь без охраны, терпеть не могу этих демонстративных понтов. Никакая самая обученная охрана не поможет, если кому-то придет в голову убрать меня. Да и делается это сейчас совершенно иными способами. Цивилизованными, так сказать.

«А не намекаешь ли ты на то, что с помощью СМИ, например, так легко уничтожить человека, что и на пули тратиться не придется?» - подумала Ника, наблюдая за тем, как уверенно Максим ведет машину и как легко ориентируется в довольно запутанной системе переулков с односторонним движением.
        - Вы не спросили, куда я вас везу, - заметил Гавриленко спустя несколько минут. - Не боитесь?
        Ника пожала плечами:
        - Мне кажется, у вас нет повода желать мне неприятностей. Я привыкла доверять людям, с которыми работаю и общаюсь.
        Гавриленко удовлетворенно кивнул. Нике показалось, что именно такого ответа он и ожидал, а не того, что она начнет кокетничать в стиле «мужчина, я вас боюсь». Хотя что-то внутри тихо нашептывало: «А зря, нужно бы если не бояться, то хотя бы опасаться, все-таки непонятный он какой-то». Но Стахова крайне редко меняла свои решения и если уж села в машину, то теперь выйдет из нее только там, куда привезут.
        Гавриленко привез ее в небольшое кафе, где почти не было народа, несмотря на вечер воскресенья, вкусно пахло свежеиспеченным хлебом, а большие «деревенские» столы создавали совершенно неповторимую атмосферу.
        - Вы ведь хотели творог, - ответил Максим на немой вопрос, застывший в глазах Ники, - ну, так в этом заведении он такой, что вы забудете обо всем на свете.
        Но во время ужина Ника поймала себя на том, что совершенно не ощущает вкуса блюд, которые как-то совсем незаметно приносила официантка. Гавриленко как будто прорвало - он говорил и говорил, рассказывал о своем детстве, о годах учебы, о том, как он служил в армии, не воспользовавшись связями матери и отца в медицинском мире. Ника слушала и жалела, что не может записать этот монолог на диктофон - получилась бы прекрасная «портретная» статья. Но потом одернула себя - вот так устроила себе отдых, даже здесь, наедине с импозантным, интересным мужчиной думает о работе. Тряхнув головой, она спросила:
        - Вы все время говорите о матери. А отец? Помните, вы обещали мне рассказать о двух своих отцах…
        По лицу Максима пробежала тень, он обхватил белую толстостенную кружку, над которой поднимался пар от горячего молока, и пробормотал:
        - Может, в другой раз? Сегодня как-то…
        - Простите, - смутилась Ника, поняв, что эта тема является весьма болезненной для Гавриленко.
        - Вы не хотите пройтись, Ника? - вдруг спросил он. - Прогуляться немного, тут недалеко отличный бульвар… Я в детстве очень любил там гулять.
        - Я не против.

…Дома, лежа в кровати с включенным ночником, Ника перебирала в памяти детали прогулки и так и не могла понять, что это было. Искренность Максима не вызывала сомнений, она чувствовала, что ему на самом деле было приятно провести с ней вечер. И совершенно нелепой казалась на фоне всего этого мысль о том, что Гавриленко мог запросто отправить к ней того «ночного гонца».
        Понедельник начался с сюрприза. Сценарий был прежним - белый конверт без надписей, листок с набранным на компьютере текстом. Разве что текст отличался, он гласил:
«Не зарывайся, девочка, будет хуже».
        Ника молча скомкала записку и выбросила, решив, что на сей раз Масленникову ни слова не скажет. Она спокойно включила компьютер и открыла файл со статьей о ценах на испанскую недвижимость. Работа увлекла ее настолько, что Ника даже не заметила, как в их кабинете появился Артем. Положив руки на спинку ее кресла, он, воровато оглянувшись, чмокнул Нику в макушку и, как будто не было ужасного пятничного вечера на его даче, спросил:
        - Ты пообедать не хочешь?
        - Я на диете, - как можно равнодушнее проговорила Ника, щелкая мышкой по картинкам из фотобанка.
        - Ну перестань, Никуся, не сердись!
        - У меня полно других дел кроме как сердиться на тебя. И иди, пожалуйста, обедать, а то гастрит наживешь.
        Артем с невозмутимым видом вышел из кабинета. Ника всегда поражалась этому хладнокровию и спокойствию - откуда в тридцатисемилетнем мужчине столько выдержки? Или он сдерживался только при ней? Но сейчас Ника не хотела думать об этом. Куда больше ее интересовало очередное послание от анонима и то, что могло последовать за ним.
        Наверное, впервые за все время жизни в столице Ника шла домой и трусливо оглядывалась по сторонам. Пятиминутный путь до двери подъезда показался ей компьютерным квестом «Остаться в живых». В каждом прохожем Ника видела потенциального нападающего, по спине струйкой стекал пот, а колени предательски подгибались. Стахова кляла себя за проявление малодушия, но справиться с эмоциями не могла. Немного успокоилась она в лифте, поднимаясь в узкой кабинке на свой этаж.
        - Нет, так не пойдет, - пробормотала она, спускаясь на один пролет вниз и вынимая из кармана ключи. - Это что же, теперь всю жизнь, как сайгак, носиться буду? Чтобы пуля не догнала? Дурдом какой-то…
        Ключ в замке проворачивался так свободно, как будто похудел. Ника вытащила его и тупо уставилась на бороздки. Ключ как ключ. А вот с замком что-то явно случилось - даже невооруженным глазом Ника, присев на корточки, обнаружила царапины. Ей стало совсем нехорошо. Дверь была заперта, но это совершенно не гарантировало, что в квартире никого нет. Стахова растерялась - с подобным она столкнулась впервые, а потому совершенно не понимала, что делать. Единственной мыслью, пришедшей в голову, было позвонить Артему. Так она и поступила, спускаясь по лестнице и выходя на улицу.
        - Ты не мог бы подойти сейчас к моему подъезду? - заговорила она сразу, едва Масленников ответил.
        - Что случилось?
        - Я тебя прошу…
        - Хорошо, сейчас.
        Моросил дождь, зонта у Ники, разумеется, не было, и она решила дождаться прихода Артема в супермаркете. Она заняла удобную позицию между стеклянными дверями, откуда хорошо просматривалась проходная редакции, так что пропустить Масленникова она не могла. Очень хотелось есть, обед она сегодня пропустила, а дома - совершенно точно пустой холодильник, но Нике сейчас даже в голову не пришло быстро пробежаться вдоль полок и прилавков и купить что-то на ужин. Показался Артем, на ходу застегивающий ветровку. «Педантичный, как всегда, не может позволить себе даже через дорогу перейти, не застегнувшись», - почему-то с раздражением подумала Ника и, толкнув дверь, вышла на улицу под дождь.
        - Почему ты без зонта? И что случилось? - Артем крепко взял ее за руку и потянул к подъезду. - Давай скорее ключи, мы сейчас совсем промокнем.
        Ника вдруг уперлась:
        - Погоди… давай лучше в кафе зайдем, а?
        Кафе, в котором они обычно обедали, располагалось в соседнем доме, однако Артем неожиданно тоже проявил настойчивость:
        - Мы в шаге от твоего подъезда, какой смысл бежать по дождю через дорогу?
        - Артем… я прошу, пожалуйста… мне надо тебе кое-что сказать… - взмолилась Ника, которую ужасно пугала перспектива снова подходить к собственной двери, за которой могло обнаружиться что угодно.
        Масленников вздохнул, но ничего не сказал, развернулся и пошел в сторону кафе.
        Они уселись на уютный диван в углу, Артем заказал чайник чая и пару бейглов с курицей, даже не поинтересовавшись, будет ли есть Ника. Он привык решать такие мелкие вопросы за нее, и раньше Нике такая забота была приятна. Но сейчас ей необходима была защита, а уверенности в том, что она ее получит, не было.
        - Рассказывай, - проговорил он, вынимая из кармана ветровки сигареты и зажигалку.
        - Мою квартиру открывали и повредили замок. Я не исключаю, что и сейчас там кто-то может быть, - выпалила Ника, опередив его и выдернув из пачки сигарету раньше, чем это успел сделать сам Артем.
        Он щелкнул зажигалкой и дал ей прикурить, но выглядел при этом так спокойно, словно ничего только что не услышал.
        - Почему ты молчишь? - сделав пару нервных затяжек, спросила Ника. - Ты не веришь мне?
        - Мне кажется, ты преувеличиваешь, Белочка. Ты стала совсем нервная, мерещится тебе всякое…
        Ника испытала желание вскочить и убежать, чтобы не выслушивать больше ничего, но она понимала: идти некуда, помощи ждать не от кого. О полиции речи не шло - ее поднимут на смех, но сделают это не так деликатно, как Артем.
        - Значит, по-твоему, я сочиняю… - медленно, тоном, не предвещающим ничего хорошего, протянула Ника. - Отлично… Тогда идем, и ты сам убедишься, что замок поврежден! Я тебя за этим и позвала - чтобы ты посмотрел!
        - Ты сейчас поужинаешь, и потом мы пойдем и, разумеется, все посмотрим, - спокойно отозвался Артем, углубившись снова в меню. - Девушка, нам бы еще лазанью. - Это относилось к мгновенно возникшей у стола официантке.
        Ника вцепилась пальцами в столешницу - это действие всегда помогало ей немного успокоиться - и глубоко задышала. Масленников педантично потушил дымившийся в пепельнице окурок Никиной сигареты, откинулся на спинку дивана и проговорил примирительно:
        - Белочка, не злись! Я допускаю, что все так, как ты говоришь, не припомню, чтобы ты отличалась излишней экзальтированностью и склонностью к выдумкам…
        - Но все-таки ты не до конца уверен в этом, - перебила Ника. - Более того, ты никак не соглашаешься связать все эти мелкие и крупные пакости с твоей - пардон, с моей, конечно же, - статьей, да?
        - Ника, это становится смешным…
        - Да? Ну так посмейся - чего мрачный сидишь? Ты накропал статью с тонкими намеками, подписал ее моим именем, и на меня тут же повалилась всякая дрянь в виде подметных писем, каких-то полууголовных идиотов с битами и вскрытых дверей квартиры, и ты же еще сидишь теперь, весь в белом, и стараешься меня убедить в том, что я параноидальная истеричка, да? Классная работа, господин Масленников! Денег-то хоть взял - или так, за идею?
        Рука Артема легла на ее запястье, погладила успокаивающе:
        - Ну что ты говоришь, Ника, послушай себя! Ты обвиняешь меня… а в чем, собственно? В том, что я отредактировал твою статью так, чтобы она не напоминала гламурный глянец?
        - Ты что, действительно не понимаешь? - изумилась Ника. - Ты переписал статью, оставив там только мои запятые! Переписал, вставив туда то, о чем я даже не говорила с Гавриленко! Не го-во-ри-ла, понимаешь? И я думаю, что эти материалы тебе кто-то слил! Как раз для того, чтобы ты их опубликовал!
        - Я мог написать это самостоятельно, - сказал Артем, но Ника вдруг обратила внимание на то, как дрогнули пальцы его руки, лежавшей на столе.
        - Нет, дорогой. Ты побоялся. Решил, что с женщины спрос другой, да? И так незатейливо меня подставил, а теперь пытаешься отмазаться - мол, не произошло ничего!
        - Коньячку не хочешь?
        Этот вопрос выбил Нику из колеи, сбил с обвиняющего тона.
        - Что?!
        - Коньячку, говорю, выпьем? Ты напряженная, взорвешься вот-вот, а сегодня только понедельник.
        - Тебе домой еще ехать.
        - А я не поеду, - скупо улыбнулся Артем, снова подзывая официантку. - Мне ведь тебя нужно охранять, вдруг кто-нибудь ночью явится.
        Нику словно по голове ударили - такой вариант ей в голову не приходил. И это значило, что предложение Артема переночевать у нее придется принять. Она просто не сможет остаться одна в квартире, куда входил кто-то посторонний.
        - Я пить не хочу.
        - А я вот выпью, пожалуй.
        Масленников заказал коньяк и закурил. Ника же чувствовала себя маленькой девочкой, которая не смогла доказать строгому отцу, что не прятала дневник за батареей. В душе ей уже хотелось ошибаться насчет Артема, хотелось верить, что все так, как он говорит, и не было у него никакого умысла и намерения прикрыться ею в каких-то своих целях. Да, в последнее время отношения между ними слегка натянулись и осложнились, но в какой паре не бывает кризисов? Главное ведь суметь преодолеть все и остаться людьми!
        Поужинали они молча, и Ника даже сделала пару глотков коньяка, хотя до этого пить не собиралась.
        - Не хочу домой, - призналась она, закуривая сигарету.
        - Почему? Боишься? Я же с тобой.
        - Я не могу объяснить… мерзко как-то…
        - Я уверен, что в квартире все в порядке. Идем, уже поздно.
        Артем внимательно и долго осматривал замок, потом возился с ключом, который проворачивался и не желал открывать дверь.
        - Менять придется. Хорошо, что есть еще один, его сложнее так вскрыть, зря не пользуешься.
        - Теперь буду.
        Артем вошел первым, обследовал все комнаты, кухню и ванную и крикнул замершей на коврике в коридоре Нике, чтобы закрывала дверь и успокоилась.
        Она послушно заперла дверь, бросила сумку на обувную полку и прямо в туфлях прошла в большую комнату. Внимательно оглядывая каждую вещь, Ника старалась вспомнить, на своем ли месте она, не сдвинута ли, не нарушен ли порядок книг на журнальном столике, не открывал ли кто-то второй ноутбук, который она не брала на работу, а использовала только дома. Не было похоже, чтобы кто-то трогал вещи или вообще как-то обозначил свое присутствие в квартире. Однако это не успокоило Нику, она понимала, что замок был вскрыт неспроста, и если тот, кто сделал это, хотел просто напугать ее, то ему задуманное удалось с блеском - она напугана так, что даже ночевать одна боится.
        Артем почти силой заставил Нику выпить настойку пустырника, аргументируя это тем, что так ей легче будет уснуть. И правда, через какое-то время ее начало клонить в сон, и Ника, пробормотав что-то об усталости, побрела в спальню, оставив Артема за компьютером в большой комнате. Она не слышала, как он пришел следом, как улегся рядом с ней, даже не почувствовала, как его рука осторожно обняла ее за талию. Но зато чувство покоя и полной безопасности, окутавшее ее, как плед, сохранилось до самого утра.
        За завтраком они снова поссорились. Артем не совсем удачно пошутил по поводу Никиных страхов, она огрызнулась, а Масленников, вместо того чтобы промолчать, вспылил:
        - Что с тобой происходит, а? Почему ты пытаешься сделать все, чтобы я вышел из себя? Тебе нужно, чтобы я ушел? Ну, понятно - выполнил охранную функцию, начал раздражать присутствием! Так поступи проще - заведи собаку, будешь счастлива, надеюсь.
        - Я лучше буду одна, чем несчастна рядом с кем-то.
        - А ты со мной несчастна?
        - Я с тобой просто не счастлива, понимаешь? Не несчастна, а не счастлива.
        Ника встала, аккуратно поставила чашку в раковину и удалилась в спальню одеваться. Через пару минут хлопнула входная дверь - Артем не стал дожидаться ее, ушел.

«Ну почему все так? Наверное, он прав - его присутствие начало меня раздражать, и я уже даже не в состоянии это скрыть. Меня бесит, как он говорит, как ходит, как пьет чай. Неужели с таких мелочей начинается разрыв?»
        Артем игнорировал ее всю неделю, но Нику это не особенно заботило. Она поменяла оба замка в двери, написала три больших обзора заграничной недвижимости и купила абонемент в фитнес-клуб, находившийся в трех минутах ходьбы от работы. После первого же посещения йоги Ника поняла, что нашла для себя самый приемлемый способ расслабляться после рабочего дня и выбрасывать из головы все негативные мысли. Тело ныло так, словно Стахова разгрузила вагон дров, но одновременно она чувствовала небывалую легкость и ясность. «Буду стараться почаще ходить», - решила она и в тот же день отправилась за специальным ковриком и подходящей одеждой. Как водится, позвонила Ирине, позвала с собой, и поход в магазин закончился далеко за полночь - в очередном баре.
        Ника не выдержала и рассказала подруге о своих подозрениях в отношении Артема. Ирина, внимательно выслушав, попробовала возразить и доказать, что Ника ошибается, однако тут Стахова выложила последний козырь, после чего у подруги пропало желание что-то говорить, защищая Масленникова:
        - А к выходным Темочка приготовил мне шикарный подарок. Сегодня вышла вторая статья о Гавриленко, подписанная, разумеется, моим именем. Так вот, я в этой статье даже точек не поставила. И там такое написано, что теперь мне не замок дверной - мне голову вскроют, скорее всего. И я не могу доказать, что Артем какой-то хитрый план имеет, понимаешь? У меня нет никакой информации, кроме интуиции, я просто чувствую, что тут нечисто, что кто-то весьма влиятельный сливает моему шефу материал, а тот кропает статьи на заказ, прикрываясь моим именем. А знаешь почему? Потому что он искренне полагает, что связываться с бабой Гавриленко не станет.
        - Глупости какие-то… - пробормотала Ирина, закуривая. - Как это - не станет, когда уже есть и письма, и взлом, и даже синяк в пол-лица уже был?
        - Как видишь, Артемушку это не убеждает, и он продолжает подставлять меня.
        Ей вдруг очень захотелось выпить - так сильно, как уже давно не хотелось. Но Ирина отказалась поддержать компанию, сославшись на назначенную завтра утром встречу, а пить в одиночестве Ника все-таки считала дурным тоном. Пришлось удовольствоваться десертом.
        - Может, ты ко мне ночевать поедешь? - предложила Ника, так как до ее дома было намного ближе, но Ирина снова покачала головой:
        - Прости, Никуся, но, если я не высплюсь и не буду выглядеть завтра на все сто, у меня сорвется важная сделка, а это, как ты понимаешь, не в моих интересах.
        Ника понимающе кивнула, хотя в душе все же немного обиделась. Но Ирина не могла знать о ее внутренних переживаниях, о ее страхах и опасениях, да и вообще не была обязана выполнять при подруге роль няни и аниматора в одном лице. В конце концов, она и в Москву-то приехала по своим делам, а не для того, чтобы проводить время с Никой в ресторанах.
        - Жаль-жаль, - проговорила Ника огорченно, - а то поговорили бы…
        - Знаю я наше с тобой «поговорили», - весело отозвалась Ирина. - Не спать до шести утра, потом подремать часик, вскочить и с больной головой и синевой под глазами мчаться на встречу к потенциальному партнеру! Уволь, дорогая, не сегодня. Я ведь надолго приехала, успеем еще наночеваться и наговориться.
        Сонный консьерж догнал ее у лифта и сунул в руки букет - на сей раз белые лилии.
        - Щедрый поклонник у вас, - буркнул он, широко зевнув.
        - Да… - неопределенно пробормотала Ника, чувствуя раздражение.
        Гавриленко, судя по всему, начал активные действия - в букете обнаружились два билета на концерт известной оперной дивы. В другое время Стахова с удовольствием бы пошла, пусть даже спутником оказался бы Максим, но сегодня, после очередной ссоры с Артемом, сама мысль о подобном походе показалась кощунством. Она, конечно, не собиралась носить траур, но и развлекаться не хотелось.
        В субботу с утра Стахова села в машину, небрежно кинув на заднее сиденье букет лилий и конверт с билетами, и понеслась прямо к офису «Изумрудного города». Она не была уверена, что застанет Гавриленко, все-таки выходной день, но это нестрашно - она просто оставит «подношение» внизу у охранника. Даже объясняться не придется.
        Но все сложилось совершенно иначе. Едва Ника вошла в холл, как столкнулась нос к носу с самим Максимом, как раз вышедшим из лифта. При виде Ники он притормозил, но потом решительно двинулся наперерез:
        - Вероника? Вы ко мне?
        - Да… - чуть смешалась она, но быстро взяла себя в руки и сунула букет Максиму. - Вот. И попрошу больше мне ничего не присылать.
        - Но я ведь по-дружески…
        - Мы с вами не друзья, Максим Алексеевич, если вы еще не поняли! Даже если вдруг мы с вами прогулялись вечером и кофе попили вместе. И я не прекращу писать о ваших махинациях ни за букеты, ни за билеты, ни даже за деньги. Ведь это - последний аргумент в любом деле, да? Вы ведь так считаете? Так действуете? Всех купили? Ну а со мной осечка вышла! - запальчиво проговорила Ника, глядя в растерянное лицо Гавриленко. - Я не продаюсь, понятно? И в вашей дружбе тоже не нуждаюсь! Не может быть дружбы с человеком, угрожающим женщине перебить пальцы!
        Она повернулась, чтобы уйти, но Гавриленко крепко ухватил ее за рукав пальто:
        - Ну-ка постойте!
        - Что еще? - рванулась Ника.
        - А то, что приличные люди не разбрасываются обвинениями налево и направо, а потом не убегают, поджав хвост! Я требую объяснить, в чем вы меня обвинили! Требую, понимаете?
        Ника испугалась, поняв, что сотворила величайшую глупость: воевать с таким соперником, как Гавриленко, да еще на его территории - это ж надо совсем не иметь соображения!
        Максим меж тем, воспользовавшись растерянностью, быстро увлек ее за собой в лифт. В кабине Ника немного пришла в себя и спросила:
        - Куда мы едем?
        - Ко мне в кабинет. Я не могу разговаривать посреди холла, да еще и на глазах у охраны. Вам не кажется, что вы наговорили лишнего?
        - Нет, не кажется.
        - Тогда тем более мне интересно узнать подробности, - подытожил Максим. - Прошу, - галантно предложил он, пропуская Нику вперед. - Алии сегодня нет, так что чай я сделаю сам. Или утром вы все-таки пьете кофе?
        - Утром пью, - буркнула Ника, садясь в кресло.
        Максим варил кофе с профессионализмом заправского барристы, делая это не в кофе-машине, стоявшей в углу приемной, а на небольшой жаровне с песком.
        - Оригинальничаете? - не удержалась Ника, и Гавриленко улыбнулся:
        - Стараюсь поразить вас.
        - Вы меня уже поразили достаточно. Нет смысла еще что-то выдумывать.
        Гавриленко налил кофе в маленькие фарфоровые чашки, ловко сервировал все на подносе и поставил перед Никой:
        - Прошу.
        Усевшись напротив нее, он взял свою чашку, сделал глоток и вопросительно взглянул на Стахову:
        - И все-таки!
        - Что?
        - Вы сказали что-то насчет перебитых пальцев и приписали эти слова мне. Объясниться не хотите?
        Ника пожала плечами и потянулась к чашке:
        - Максим Алексеевич, давайте не будем ходить вокруг да около. Мы взрослые люди. Я прекрасно понимаю, что своими статьями вторглась в сферу, которую вы хотели бы уберечь от посторонних глаз, и это, наверное, объяснимо - с вашей точки зрения. Но это моя работа. Я не ваш прикормленный журналист, могу писать то, что вижу.
        - Я как-то вам мешаю? - пропустив мимо ушей слова о прикормленном журналисте, поинтересовался Гавриленко.
        - Лично вы - нет, разумеется. Но кто-то из вашего окружения очень заинтересован в том, чтобы эти статьи перестали выходить. Поскольку все знают, что взяток я не беру, меня решили запугать, а если не остановлюсь, то, возможно, и устранить.
        Лицо Гавриленко выражало такое искреннее недоумение, что у Ники на пару секунд возникло сомнение - а было ли вообще то, о чем она сейчас говорит? Был ли этот прыщавый человек, ударивший ее головой о машину, было ли разбитое стекло «Купера», письма в конвертах без подписи, взломанный замок входной двери? Не приснилось ли ей это все?
        - Ника, подождите, - начал Гавриленко слегка растерянным тоном, - я на самом деле не понимаю, о чем речь. Я видел ваши статьи и не нашел в них ничего особенно криминального. Да и что я мог там найти? Это все давно муссируется на разных уровнях, и если бы я был как-то причастен к этим взяткам и подкупам, то уж наверное давно вызвал бы интерес совершенно других людей. Вам так не кажется?
        - Максим Алексеевич, вы что, на самом деле думаете, что я наивная провинциальная девочка, которой легко вот так задурить голову невинным взглядом? - Ника вдруг подумала, что сама нарисовала для себя идеальный образ Гавриленко, а на самом деле вообще ничего не поняла в этом человеке. И он вовсе не тот, кем показался ей во время первой встречи. И даже не тот, кем был, гуляя с ней по бульварам и рассказывая о матери. И никакие разговоры о звездах и невесомости не помогут - он не тот, за кого она его приняла. Все выдумала, нафантазировала, приписала несуществующие черты. На самом деле он делец, который не остановится ни перед чем во имя достижения своей цели.
        Максим отставил пустую чашку, тронул пальцем джезву на спиртовке и вдруг уставился Нике прямо в глаза.
        - Мне казалось, что вы умнее, Ника. Что вы отличаетесь от этих прожженных щучек с журналистским удостоверением, что вам интересен я как человек, а не какие-то досужие домыслы, на которых вы и построили свое обвинение. Жаль… Я уже давно так не разочаровывался в людях…
        - Ну уж простите, если я вас обидела, - язвительно сказала Ника, испытывая, однако, непонятную неловкость - слишком искренне звучали слова Максима, слишком натуральной была грусть в голосе, и даже взгляд как-то потух.
        - Вы меня не обидели. Вы меня просто разочаровали. Я всегда отвечаю за свои слова и действия и уж если сказал, что не имею понятия о том, что вы рассказали, так, значит, это так и есть. Но я непременно выясню и разберусь.
        - Мне это не нужно.
        - А мне - нужно, - жестко сказал Максим, - я привык контролировать все, что связано с моим именем. И если кто-то, прикрываясь мной, угрожал вам, то будьте уверены - я разберусь. А сейчас, если у вас больше нет претензий, пожалуйста, возьмите билеты и сходите на концерт с подругой.
        Ника почувствовала, как щеки вспыхнули - он прямым текстом выставлял ее из кабинета, да еще и советовал, с кем пойти на концерт! Она поднялась, аккуратно поставила чашку на стол и пошла к выходу, так и оставив конверт с билетами на подлокотнике кресла, но Гавриленко догнал ее и остановил, крепко взяв за плечи:
        - Ника, не надо так. Я не хотел обидеть вас. Мне на самом деле хочется, чтобы вы пошли… Это редкое событие, красивое шоу, прекрасный репертуар… Пожалуйста, не отказывайтесь!
        Она взглянула в его глаза и потупилась - Максим смотрел на нее открытым, просящим взглядом, который так не вязался с предшествовавшими жесткими словами.
        - Спасибо… я с удовольствием схожу… Но больше ничего мне не присылайте.
        - Договорились, - улыбнулся Гавриленко. - Могу ли я взамен надеяться, что вы согласитесь как-нибудь в выходной прогуляться со мной по бульварам?
        Ника совершенно неожиданно для себя согласно кивнула головой, хотя и была рассержена. Но, когда в глазах Максима мелькнуло просительное выражение и ожидание положительного ответа, она не удержалась. Кроме того, прогулка недельной давности оставила приятные впечатления, и Ника была совсем не против ее повторить.
        - Тогда я позвоню?
        - Конечно.
        Она толкнула дверь и вышла из кабинета, а Гавриленко еще долго улыбался, глядя на оставленную на столике чашку, из которой пила кофе Ника.
        От медитативного созерцания его отвлек приход Никитича с целым ворохом документов.
        - А ты чего это такой довольный? - с ходу поинтересовался он, плюхаясь в кресло и начиная раскладывать бумаги в только ему ведомом порядке.
        - Да так… - уклончиво ответил Максим, не слишком довольный вторжением.
        - Ох, Максим-Максим, твое «да так» только что мимо меня пролетело, обдав духами, - добродушно заулыбался Никитич. - Чего это она с утра пораньше? За пасквили свои извиняться прибегала?
        Гавриленко недовольно поморщился:
        - Выбирай выражения, а? Какие пасквили?
        - А ты не читал? Аккурат вчера новая статейка вышла.
        Максим пожал плечами, давая понять, как мало значения придает статьям в «Столичном хроникере». При этом он не кривил душой - его репутацию не раз пытались подорвать куда более грязными намеками и обвинениями, так что еще несколько инсинуаций погоды уже не делали. Однако у Никитича было свое мнение. Он по-стариковски пожевал губами, поморщился и недовольным тоном проговорил:
        - Ты ей тут лишнего, я надеюсь, не насопливил?
        - Не смей разговаривать со мной в таком тоне! - загремел Гавриленко, разворачиваясь к Никитичу.
        Тот насмешливо крутил в руке очки:
        - Но-но, не забывайся! Я не твой наемный менеджер. И я смею говорить с тобой так, как ты того заслуживаешь. Я тебя создал, не забывай. И я не позволю, чтобы какая-то рыжая корова своими копытами топтала мой газон, ясно тебе? Хочешь в койке с ней кувыркаться - на здоровье, даже помогу, чем смогу, но в дела ее не посвящай, понял?
        Гавриленко тяжело задышал, нервным жестом схватил со стола бутылку минеральной воды и залпом выпил почти половину.
        - Она не интересуется моими делами!
        - Ну конечно! Она твоими прекрасными глазами и двухметровым ростом увлеклась, - фыркнул Никитич, возвращаясь к бумагам. - Только ты внимательно статейки ее почитай, милок, и подумай на досуге, а не сболтнул ли ты чего лишнего в припадке влюбленности.
        - Я тебя очень прошу - прекрати этот разговор, - тихо сказал Максим, усаживаясь в свое кресло. - Ты ведь ее совсем не знаешь?!
        Никитич водрузил очки на нос и широко улыбнулся:
        - Ошибаешься, сынок! Я много чего о ней знаю. И где родилась, и как училась, и где работала, и кто мама с папой, и какой кофе любит. Хочешь, скажу, какое белье предпочитает?
        Максим поморщился:
        - Вечно ты все опошлишь…
        - А что в нижнем белье пошлого? По-моему, оно многое может рассказать о своей хозяйке. Но ладно, пощажу твою тонкую натуру.
        - Мне эта информация ни к чему.
        - Тебе, может, и ни к чему, а мне пригодится.
        - Что тебе с этих знаний? Давай договора, хочу быстрее закончить. - Максим пресек наконец так раздражавший его разговор и демонстративно углубился в чтение бумаг, услужливо придвинутых ему Никитичем.
        Как и всегда, если дело касалось финансовых вопросов, Гавриленко погружался в мелочи настолько, что, оторвавшись, потом не сразу понимал, где находится и что делает. Он педантично проверял каждую цифру, каждую строку договора вплоть до банковских реквизитов собственной фирмы, которые знал наизусть. Он был придирчив к формулировкам, к нюансам, ко всему, что могло стать препятствием для заключения сделки или нанести какой-то вред благополучию его фирмы. Никитич же, наблюдая за воспитанником, размышлял о том, правду ли сказал Максим о своих разговорах с Никой Стаховой. Судя по выражению лица, которое было у воспитанника, когда Никитич вошел сегодня в кабинет, отношение Максима к этой журналистке отличалось от просто делового, и как раз это могло навлечь неприятности. Как бы его совершенно очевидная влюбленность в эту деваху не стала причиной еще больших проблем, чем уже есть… У Никитича, правда, был припасен один козырь, которым он и решил воспользоваться, когда Гавриленко, откинув от себя очередной лист договора, потянулся к сигаретам.
        - А вот еще мне кажется, Максим, что этот Артем… - Никитич, сдвинув на кончик носа очки, глянул в лежавшие перед ним на столе бумаги, - да, Артем Масленников… как бы это выразиться…
        - Ты не юли, - вдруг напрягся Гавриленко, почувствовав, что верный страж чего-то не договаривает, хотя явно приготовил интересную и ценную информацию. Он отлично знал имя главного редактора «Столичного хроникера»…
        Никитич снял очки, сунул дужку в рот и задумчиво смотрел на Максима, словно прикидывая, стоит ли говорить. Он знал этого человека буквально с пеленок, характер Гавриленко формировался под его чутким присмотром. Но всякий раз, когда предстоял серьезный разговор, Никитич не мог заранее предугадать, какой будет реакция. Гавриленко легко выходил из себя, бушевал, стучал кулаком по столу, мог метнуть в стену то, что попадало под руку: телефон, пепельницу, стакан с карандашами. Однако, успокоившись и взвесив все, Максим так же легко признавал свою неправоту и приносил извинения. Никитич давно не удивлялся этим вспышкам - еще в детстве Максим упал с дерева и получил довольно серьезную травму головы, и подобные проявления характера сопровождали его практически постоянно. В школе из-за этого возникали проблемы с одноклассниками, но со временем и они научились не обращать внимания. Максим при всех его недостатках оставался душой компании, его уважали за обширный кругозор и высокий интеллект, а также за то, что Гавриленко никогда и никому не отказывал в помощи. В любой, будь то банальное «дай списать» или
проблемы со старшеклассниками, вымогавшими деньги. Физически развитый и занимавшийся вольной борьбой Максим мог легко разобраться с кем угодно, если слова и уговоры не действовали.
        - Ну? - Гавриленко почувствовал, что начинает выходить из себя, подогреваемый молчанием Никитича.
        - Да что - ну? Масленников этот - любовник твоей распрекрасной Вероники, - вздохнул заместитель. - Понимаешь теперь, почему летят в мусор твои букеты и прочая мишура? - Он кивнул на небрежно брошенный в угол кабинета букет белых лилий, возвращенный Никой. - Они вместе уже несколько лет, и, насколько я понял, Масленников готовится сделать Стаховой предложение.
        - С чего ты это взял?
        - Колечко он купил. Простенькое такое - белое золото, бриллиантик в ноль-двадцать пять карата…
        - Что, на больший духу не хватило? - криво усмехнулся Максим, чувствуя себя не особенно уютно. Ему и в голову не приходило, что у Ники может быть поклонник и уж тем более что этот поклонник - ее шеф Масленников…
        - Может, и не хватило, - согласно кивнул Никитич, - не все же у нас строительные воротилы. Кто-то таких денег в глаза не видел.
        - Ладно, давай дальше.
        - А что - дальше? У тебя вон лицо серое сделалось, Максимка. Влюбился?
        Гавриленко дернулся и встал из-за стола, отошел к окну и машинально взял с подоконника два белых шара из оникса, которые всегда крутил в пальцах, если сильно волновался. Никитичу пришла в голову другая мысль… Если один из этих шаров полетит в стену, то хорошего точно не жди. Он встал, осторожно приблизился к воспитаннику и тронул за рукав пиджака:
        - Максим… ну, все ведь предельно просто. Разреши мне, и я все сделаю. Ты будешь ни при чем, а Вероника твоя скоро и думать забудет об этом Артеме.
        Гавриленко угрюмо молчал, перебирая шары в руке. То, что предлагал Никитич, конечно, выглядело заманчиво, но слишком уж отдавало подлостью. Конечно, он очень хотел устранить возможного соперника, но делать это способами, доступными Никитичу, не считал достойным. Вдруг Ника когда-то узнает - и что делать? «Прости, дорогая, я не мог выносить твоего любовника?» Да и не мог он совсем уж определенно сказать, что влюблен в Нику. Да, есть симпатия, есть тяга, есть влечение… Но любовь ли это?
        - Максим, - вкрадчиво заговорил Никитич, почувствовав, что Гавриленко сомневается, - сынок, ты ведь знаешь меня: все будет так, что никто никогда не докопается. Я не подведу. Просто сил ведь нет смотреть, как ты себя изводишь. Ну, что тебе в этой Веронике? Мало девок красивее? И - что немаловажно - доступнее? Чтобы без таких вот ситуаций, чтоб не уговаривать, не лезть вон из кожи, не изобретать всякий раз новую романтическую дурь?
        - Вот именно! - вдруг с ожесточением бросил Максим. - Вот именно - доступных полно, поэтому и чувствую себя как на помойке. Им же все равно, с кем - была бы кредитка платиновая! Не хочу, устал, понимаешь? Семью хочу, Никитич, семью, где меня любят и ждут не за то, сколько я бабла в клюве притащу, а просто за то, что я Максим Гавриленко, муж, отец, любимый человек, понимаешь? Когда открывается дверь, а за ней тебя встречают, рады тебе, искренне рады, а не потому, что сейчас ты жестом фокусника вынешь из кармана билеты в Майами! Не за бриллианты размером с голубиное яйцо! Не за возможность встретить Новый год с какими-нибудь звездами, а за этот же праздник, но только с семьей, возле елки, за городом, со снежками и санками, с настоящей баней и без всяких прихвостней! С кем, ну, с кем из всех моих бывших баб я мог бы такое иметь?!
        Никитич тяжело вздохнул. Он прекрасно помнил всех прежних любовниц Максима по именам, но вот в остальном все эти девицы сливались для него в бесконечную череду безликих кукол с искусственным смехом, горящими глазами, похотливыми улыбками и жадными, суетливыми пальцами, в которых они все как одна цепко сжимали отступные, привозимые им самим Никитичем, когда Максиму наскучивало общение. Для этих девиц не существовало ничего, кроме денег и престижного положения любовницы «самого Гавриленко». Разумеется, ни о какой женитьбе на ком-то из этих «вырезных кукол», как называл их Никитич, речи никогда не шло. Ему вообще казалось, что Максим так и будет жить холостяком, но выяснилось, что в планах Гавриленко такой пункт, как женитьба и семья, значился, хотя и стоял немного особняком. И надо же было случиться, что именно журналистка Стахова, сующая свой нос в дела «Изумрудного города», окажется той самой женщиной, к которой Максим испытает нежные чувства! Почему именно она? Никитич, видевший Нику пару раз, не мог взять в толк, что именно нашел в этой девице Гавриленко. Попадались ему красотки поярче, были и
фотомодели, и даже парочка мисс и вице-мисс разных городов, и еще пара-тройка певичек из начинающих. Но Стахова… «Не баба - лошадь!» - так определил про себя Никитич, взглянув на Нику впервые. Ее было как-то слишком много, чересчур. Высокий рост, крупные формы, резкие черты лица, копна волос такого рыжего цвета, что у Никитича это вызывало откровенную неприязнь и ассоциацию с песней «Оранжевое море, оранжевое небо…». Представить Максима рядом с этой…
        Никитич категорически отказывался верить в то, что его воспитанник всерьез увлекся, но сегодняшний разговор и вид понурого Максима убедил его в том, что придется либо смириться, либо вмешаться, помочь, оградить. Даже если Максим будет возражать. Именно с этим решением Никитич и покинул кабинет Гавриленко, сославшись на необходимость срочного звонка.
        На воскресный концерт Ника отправилась с Ириной - не Артема же было приглашать, тут ведь даже не соврешь, что сама купила. Билеты были в vip-ложу, пригласительные, и Масленников сразу же понял бы, от кого они. Но если не кривить душой, то Ника не особенно стремилась провести воскресный вечер с Артемом после пятничной размолвки.
        Они с Ириной слушали прекрасный голос певицы, и Ирка, отлично разбиравшаяся в опере, вполголоса пересказывала Нике либретто тех опер, арии из которых исполнялись. Стахова была равнодушна к оперному искусству, равно как и к балетному, но сейчас вдруг поняла, что лишала себя какого-то совсем иного удовольствия, доступного, по ее мнению, далеко не многим ценителям. Вот Ирка - та понимала, и ее глаза светились таким счастьем, словно Ника не билет в оперу ей предложила, а бриллиант неприлично крупных размеров.
        В антракте они пили шампанское, и подруга вдруг заинтересовалась происхождением пригласительных, оценив публику, которая их окружала. Все эти холеные дамы в вечерних платьях от лучших дизайнеров, в драгоценностях и с крошечными, но явно дорогущими клатчами, мужчины в смокингах и белых рубашках - не создавалось впечатления, что это сотрудники офисов коротают вечер перед началом новой рабочей недели.
        - Так откуда дровишки? - сделав очередной глоток игристого напитка, поинтересовалась Ирина.
        - Ир, тебе что важнее - процесс или то, что ему предшествовало? - попробовала уклониться Ника, которой не очень хотелось произносить фамилию Гавриленко из опасений, что кто-то может услышать.
        - Дорогая, в некоторых делах все важно: и прелюдия, и процесс, и завершение, - хитро улыбнулась подруга. - Но ведь здесь явно обошлось без этого? Или не обошлось и ты поэтому так скрытничаешь? Ну, признавайся - это твой красавчик-олигарх?
        - С чего ты взяла, что он красавчик?
        - Ой, Никуся, ты что же думаешь, что Интернет провели только в ваш колхоз? Набрала в поисковике, вывалилась куча снимков. И все так, как ты и говорила: он неприлично красив, я тебя понимаю.
        Ника разозлилась. Ей почему-то стало неприятно, что Ирина вот так оценивающе говорит о Максиме, да плюс к тому еще и намекает, что между ним и Никой что-то было.
        - Я еще не дошла до того, чтобы спать с мужчиной за билет в оперу, - процедила она, перехватывая официанта с подносом и меняя бокал на наполненный.
        Ирина приобняла ее за плечи свободной рукой и прошептала на ухо:
        - Ты не сердись, Никуша, я не хотела тебя обижать. Поверь: даже если ты переспала с ним бесплатно, я тебя отлично поняла бы.
        Ника хотела было взорваться, но тут увидела озорной огонек в глазах подруги и поняла, что та просто шутит, наслаждаясь тем, как она, Ника, принимает все за чистую монету и сердится. Еще с юности такая манера выводить Нику на эмоции значилась среди любимых Ирининых развлечений.
        - Ну тебя, - притворно надула губы Стахова, - вечно гадости говоришь. Не спала я с ним!
        - Ну и зря, - Ирина совсем несолидно показала ей язык и удалилась назад в ложу царственной походкой.
        После концерта они решили прогуляться, хотя длинные вечерние платья на улице смотрелись слегка напыщенно. Но теплый вечер располагал к пешему возвращению домой, и, договорившись, что такси Ирине они поймают возле Никиного дома, подруги не спеша направились по улице.
        - Выглядим сейчас как две кокотки на Елисейских Полях, - заметила Ирина.
        - Слушай, у меня сложилось впечатление, что у тебя с твоим Иржи что-то не то, - ехидно поддела Ника. - Ты все разговоры сводишь к постели.
        - Мы с Иржи расстались, - обыденно отозвалась Ирина, и на ее прекрасном лице не дрогнул ни единый мускул.
        Ника же оторопело замерла посреди тротуара. Союз Ирины и преуспевающего пражского адвоката Иржи казался ей таким же прочным, как алмаз. Иржи был старше Иры на пять лет, имел собственную контору, хорошо зарабатывал, любил ее и часто заговаривал о детях. И вдруг…
        - Ты мне не сказала, - только и смогла с упреком вымолвить Стахова. - Столько времени здесь - и даже словом не обмолвилась… Подруга называется…
        Ирина мягко улыбнулась, взяла Нику под руку и потянула за собой:
        - Никуша, я уже пережила эту историю, поверь мне. Просто не хотела возвращаться. Неприятные воспоминания, понимаешь? Иржи повел себя как свинья, и мне не хотелось заново ворошить этот навоз.
        - Как хочешь…
        - Не обижайся, Никуша… Я пока не готова, честное слово. Но непременно расскажу, мне ведь некому больше. Ты самый родной для меня человек с тех пор, как не стало мамы. - Ирина крепко прижалась к Нике и ткнулась лбом в ее плечо.
        Ника устыдилась своей настойчивости. Ирина сказала правду - с тех пор, как умерла ее мать, а случилось это еще на первом курсе, они стали практически неразлучны, и Ника была единственным хранителем всех тайн и секретов Ирины. И если она умолчала о разрыве с Иржи, значит, просто не была готова к разговору, выбирала момент.
        - Я не обижаюсь. Ты меня прости, я в последнее время сама не своя, не понимаю, что происходит и со мной, и вокруг меня.
        Еще на площадке Ника учуяла запах жареного мяса, идущий из-за ее двери, и это ей совершенно не понравилось. Масленников, у которого были ключи, приехал к ней и теперь хозяйничал на кухне. Ника тяжело вздохнула - ссориться не хотелось, притворяться, что все нормально, не было сил. И придется делать вид, что рада сюрпризу…
        Артем как ни в чем не бывало вышел ей навстречу, на ходу вытирая руки полотенцем:
        - Ты где это так долго гуляешь? Поздно уже.

«Играет роль заботливого мужа», - с легким раздражением подумала Ника, игнорируя вопрос и сбрасывая туфли. От непривычно высоких каблуков ныли ноги, хотелось побыстрее очутиться в ванной и опустить их в тазик с теплой водой.
        - Наполни для меня ванну, пожалуйста, - попросила она, решив, что так будет, пожалуй, даже лучше.
        Пока наливалась вода, Ника успела снять макияж, вынуть из прически шпильки, убрать в чехол до следующего раза вечернее платье глубокого изумрудного цвета и сунуть в коробку туфли на высоченных шпильках. В мягких уггах и халате Ника почувствовала себя немного лучше и надеялась, что пенная ванна усилит расслабляющий эффект. Но едва она улеглась в теплую воду, как в дверях возник Артем и молча начал стаскивать футболку и спортивные брюки. Ника промолчала, не хотела обострять.
        Лежать в узкой ванне вдвоем оказалось совершенно неудобно, и Артему пришлось переместиться так, чтобы оказаться лицом к Нике.
        - Не скажешь, где была? - миролюбиво спросил он, чуть шевеля ладонью в воде и направляя на Нику волну.
        - В театре.
        - С кем?
        - Допрос? Предъяви санкцию!
        - Санкция нужна для обыска, а ты сейчас вся как на ладони, - улыбнулся Артем. - Такая великая тайна?
        - С Иркой.
        Этот ответ был вполне нейтральным, правдивым и гарантировал, что по поводу билетов вопросов уже не последует. Ирина была девушкой состоятельной и вполне могла позволить себе пригласить подругу на такое мероприятие.
        - Понравилось?
        Ника чуть пожала плечами. Рассказывать о концерте не хотелось, а других тем, как ни странно, не нашлось. Такого раньше не было…

«Еще один звоночек, - с грустью констатировала Ника. - Даже поговорить не о чем…»
        - А я сидел-сидел дома, да и подумал - а чего, собственно я, как сыч, тут прозябаю? Поеду к тебе, вместе побудем… Приезжаю - тебя нет, телефон не отвечает… - Артем внимательно следил за тем, как изменится выражение ее лица, но оно осталось непроницаемым.
        - А если бы я совсем ночевать не пришла?
        - А был вариант?
        - Думаешь, у меня не может быть поклонников?
        - Могут. Но я ведь тебя знаю - ты у меня девушка строгих правил, тебе отношения подавай, разговоры, театры, а уж потом если ты соизволишь, то до постели дойдет.
        Ника удивленно посмотрела на любовника - такой разговор он завел с ней впервые.
        - Я не поняла…
        - А что непонятного? Ты в последнее время ведешь себя так, словно стараешься вынудить меня сделать первый шаг к расставанию. Вроде как самой не то неудобно, не то просто жалко, - с горечью проговорил Артем. - А я не собираюсь с тобой расставаться, Ника. Ты мой человек, мой до мозга костей, мне с тобой уютно, надежно, и другой мне не надо.
        Ника молчала. Она не была согласна с Артемом, но возразить тоже особо было нечего. Она уже не считала Артема такой уж большой частью своей жизни, потому что поняла, что и без него может жить. А если может, значит, разрыв не будет смертельным. Но и терять Масленникова тоже не хотела.
        Кроме того, Ника эгоистично и малодушно признавалась, что остаться без поддержки в той ситуации, в какой сейчас оказалась она, просто невозможно. Пусть Артем и не относится к происходящему серьезно, но все же он есть, он рядом, а это какая-никакая, а все-таки защита.
        - Тема, не начинай, - попросила она примирительно, - ну сейчас ведь все хорошо, зачем ты?
        Артем встал и потянулся за полотенцем, обернул его вокруг бедер и уселся на край стиральной машинки:
        - Скажи, когда ты в последний раз меня хотела? По-настоящему, без притворства?
        - Что за… - начала Ника и тут же осеклась, поняв, что он прав. Она действительно не могла этого вспомнить. В последнее время все попытки заняться любовью заканчивались до комичного одинаково и печально - просмотром фильма или - что еще хуже - тем, что Ника просто засыпала.
        - Вот видишь! - почти с торжеством подытожил Артем. - И я не могу этого вспомнить. Такое ощущение, что я в тягость тебе.
        - Не говори глупости, - попросила она, поняв, что надо срочно спасать положение - второй ссоры за довольно короткий промежуток времени она не выдержит. - И подай мне полотенце, вода совсем остыла.
        Ника прекрасно знала, что по современным меркам полновата, но это никогда не являлось причиной ее головной боли. Она умела принимать себя такой, как есть, и не задумываться над тем, какое впечатление производит на кого-то ее внешность. «Могу позволить себе роскошь чихать на общественное мнение», - часто говорила она, если ей вдруг намекали на лишний вес. Ее это не тяготило, единственное, в чем Ника ограничивала себя, было сладкое, да и то, если уж сильно хотелось, могла и наесться. Знала она и то, что Артему она нравится такая, как есть - ни на килограмм меньше, а потому переживать по поводу несоответствия каким-то там выдуманным стандартам псевдокрасоты не собиралась. Вот и сейчас, когда Ника, выйдя из ванны, потянулась за полотенцем, она тут же поймала взгляд Масленникова, недвусмысленно намекавший на то, чего бы ему хотелось немедленно. Увы - сама Ника такой потребности не ощущала, но интуитивно чувствовала, что отказать не может, не должна. Пришлось смириться…
«Я просто хочу вернуть свою душу - ту, какой она была до встречи с тобой. Я хочу стать прежней Никой. Наверное, хочу остаться без тебя, созрела, что ли… Стану вновь такой, какой ты не хотел, чтобы я была. И делать буду то, что ты не мог, но с другими уже. И пусть между нами все разорвется, все, что связывало. Господи, если я так думаю, значит, все, конец? Неужели конец? Тогда почему мне больно? Почему так больно, как будто я отрезаю от себя кусок? Отрезаю и наблюдаю за тем, как кровь капает на ковер? Какая я дура…»
        Она смотрела на спящего Масленникова, и ее разрывало. Одна часть ее хотела, чтобы Артем немедленно проснулся и ушел отсюда. Ушел насовсем. Но другая тихо постанывала: «Не надо, тебе будет больно, ты не сможешь без него, ведь ты его любишь». И Ника не знала, к чему прислушаться, какое решение принять. Вот уже несколько недель она боролась с собой и с этим противоречием.

«Мое самое ужасное заблуждение - ждать, что он изменится. Нет, этого не произойдет. После тридцати мужчина уже не способен на какие-то изменения. Особенно если в прошлом у него была семья, а потом он долго жил один. Он так привык, ему удобно, а я… Ну, что ж, я всего лишь приятное дополнение, возможность скоротать выходные, когда захочется. Женщина-праздник, перед которой нет обязательств, нет долга. Которая не обременяет ничем, не просит вынести мусор или ввернуть лампочку в коридоре. Зато стабильно с пятницы по воскресенье обеспечивает трехразовое питание, чистые рубашки к началу рабочей недели и удовлетворяет потребность в сексе. Почему я никогда раньше не задумывалась об этом?»
        Она тихо выбралась из-под одеяла и, сунув ноги в домашние угги, тихо ушла в кухню, закрыла дверь и щелкнула кнопкой чайника. Часы над холодильником показывали половину пятого, под окном на дереве заливался соловей, поселившийся там недавно, и Ника хмыкнула - по пению птички можно было легко ориентироваться во времени. Ни разу соловей не запел раньше или позже половины пятого. Заварив чай, Стахова забралась с ногами на стул, подперла рукой щеку и снова задумалась. Отношения с Артемом зашли в тупик, из которого она уже не видела выхода. И даже не знала, хочет ли его искать, этот выход.

«И вот так всегда - он спит, получив свое, а я потом мучаюсь, разрываюсь от мыслей, лезущих в голову, и не могу уснуть. Зачем мне это? Отношения перестали приносить радость, превратились в тяжкую и нудную повинность, которую я по какой-то неведомой причине отбываю и не стремлюсь от нее избавиться. А почему, зачем?»
        Чай остыл, Ника сделала глоток и поморщилась: переборщила с заваркой, и вкус напитка оказался нестерпимо горьким.
        - Вот даже чай отвратительный, как будто ему передались мои мысли, - пробормотала она, вставая и направляясь с чашкой к раковине.
        Лежащий на столе мобильник вдруг тихо звякнул, сообщая о пришедшем сообщении. Ника поставила чашку и взяла телефон. Номер абонента, высветившийся на дисплее, оказался незнакомым, она открыла сообщение и вздрогнула. «Ходи и оглядывайся». Ника перечитала эти три слова несколько раз, хотя смысл фразы и так был предельно ясен. Ей снова угрожали, и причиной этому, разумеется, служила очередная статья о Гавриленко. Очередная статья Артема, будь она неладна!
        Ника метнулась в спальню и принялась расталкивать спящего Масленникова. Тот сонно бурчал что-то, но глаз не открывал. Разозлившись, Ника вернулась в кухню, набрала в чашку холодной воды и безжалостно выплеснула на голову Артема. Тот вскочил мгновенно и рявкнул, отряхивая капли:
        - Сдурела?!
        Ника молча сунула ему в руку телефон. Артем долго смотрел на дисплей, потом щелкнул клавишей, чтобы посмотреть номер отправителя:
        - От кого это?
        - Не знаю.
        Масленников нажал клавишу вызова, но механический голос через секунду сообщил, что аппарат абонента выключен. Ника с иронией сказала:
        - А ты думал, что отправивший это сообщение будет с нетерпением ждать ответа? Неужели ты не понимаешь, что, скорее всего, этот номер больше никогда не будет включен?
        - Можно попробовать узнать, чей он.
        - Артем, ты как маленький! Это же элементарно: дай пятисотку любому гастарбайтеру за возможность купить симку на его паспорт - и все. Концов не найти. Ну, найдешь ты этого Ровамали Рохмонова, к примеру, а он тебе скажет: мол, не знаю ничего, и номер не мой, и вообще… - Ника поежилась.
        Масленников угрюмо молчал. Он не любил выглядеть глупо, а сейчас именно это и происходило. Ника оказалась умнее его.
        - И что теперь с этим делать?
        - Понятия не имею. Разве что прекратить копать под здание «Изумрудного города», пока меня обломками не завалило.
        - Я не думаю, что это как-то связано, - решительно произнес Артем, и Ника удивленно уставилась на него:
        - Ты шутишь, что ли? Мне открытым текстом сказали об этом, теперь напоминают периодически, а ты по-прежнему продолжаешь думать, что это не так? Я не понимаю тебя.
        - А ты просто подумай: зачем Гавриленко так подставляться? Ведь ты можешь опубликовать эти угрозы.
        - Да? Ты так думаешь? - ядовито поинтересовалась Ника. - И где это я их опубликую? Вряд ли ты предоставишь мне для этого первую полосу «Хроникера», ведь так?
        - Для этого существуют издания определенной направленности.
        - Почему, интересно, я так и думала, а? Ты не только не хочешь мне помочь, ты еще и стараешься стравить меня с Гавриленко лоб в лоб! Слить догадки какой-нибудь охочей до криминальных сплетен газетенке, замутить скандал! И ты в выигрыше, да? Такая реклама! Ведь я журналист твоего издания! И его название будет фигурировать в заказных статейках! Пиар! Слава!
        Ника вскочила с постели, не в силах больше сдерживать злость и раздражение. Артем же закинул руки за голову и закрыл глаза, словно собираясь снова уснуть. Это его спокойствие и невозмутимость совершенно добили Нику. Она вдруг зажмурилась, затопала ногами и почти завизжала:
        - Как?! Как ты можешь спать, когда меня вот-вот покалечат или убьют?! Неужели тебе все равно?!
        Артем тяжело вздохнул, поднялся, подошел к беснующейся Стаховой, крепко обхватил ее руками и спокойным голосом проговорил:
        - Успокойся, Белочка, с тобой ничего не случится.
        Ника заплакала, чувствуя, что ее слова снова не достигли цели. Артем продолжал вести себя так, как будто ничего не происходит, а она, Ника, всего-навсего впечатлительная истеричка. Она ждала от него дельного совета, каких-то утешающих слов о том, что он поможет ей выпутаться из истории, в которую сам же и втравил, что будет рядом, что беспокоится. Но Масленников снова отделался общей фразочкой про «ничего не случится». Как будто не хотел видеть, что все уже «случилось» и продолжает «случаться».
        - Ты стала нервная, Ника, совсем не спишь. Так ведь нельзя! Тебе нужно отдыхать, - поглаживая ее по плечам, говорил Артем. - Может, мы уедем с тобой куда-нибудь? На недельку-другую, а? Возьмем Алиску и махнем…

«Даже сейчас он не до конца со мной, - с горечью подумала Ника, размазывая по лицу слезы. - Даже сейчас он не забывает о дочери. Двух зайцев убить хочет - вроде и обо мне побеспокоился, но в то же время и ребенка не забыл. Я никогда не буду для него важнее всего остального…»
        Она позволила Артему уложить себя в постель, укрыть одеялом и даже попыталась уснуть, но так и пролежала до самого утра с закрытыми глазами. Рядом мерно посапывал уснувший почти мгновенно Артем, и это только добавляло раздражения. Человек с крепкими нервами и устойчивой к стрессам психикой, он даже не подозревал, что именно это в нем так задевает Нику. - Слушай, а она неглупая девка. Как про телефон-то все разложила. Ведь так и есть - на дворника нашего номер оформлен, я и симку выбросить не успел.
        - Так я тебе и говорю - поаккуратнее с ней. Она только с виду корова, а на самом деле прямо пантера, вцепится в глотку - не спасешься.
        - Ничего, не таких укрощали. И эту обработаем.
        Утренняя летучка прошла мимо Ники. Она присутствовала на ней только физически, мысли же витали совершенно в другом месте. Ночная эсэмэска все-таки достигла цели - Ника испугалась. Она совершенно не чувствовала в себе сил для борьбы с кем-то, не хотела вселенских разоблачений и не готова была оказаться один на один с врагом, которого к тому же даже не видно. Самое же неприятное заключалось в том, что Артем не собирался отступать от своего замысла и хотел сделать цикл статей об
«Изумрудном городе». До него, похоже, так и не дошло, что именно его идея стала причиной Никиных неприятностей. От раздумий ее отвлекло жужжание поставленного на вибрацию мобильного. Виновато взглянув на коллег, она встала и, извинившись, вышла из кабинета.
        - Алло.
        - Доброе утро, Ника, - заговорил Максим Гавриленко, и ей снова показалось, что она видит его чуть склоненную к правому плечу голову и мягкую улыбку.
        - Доброе утро.
        - Как вам концерт?
        - Спасибо, это было потрясающе, - не кривя душой, ответила она, - моя подруга просила передать вам самые горячие слова благодарности. Она у меня фанатка оперы, так что вчерашний поход ее осчастливил.
        - Если бы вас было так же легко осчастливить, как вашу подругу, я бы считал, что мне повезло - директор театра мой хороший приятель.
        Ника нахмурилась. Это неожиданное заявление почему-то ей не понравилось.
        - Мы ведь договаривались, что вы не станете больше делать мне подарков даже в виде билетов.
        - Я это помню, потому и огорчился, - сказал Гавриленко, - мне ведь это несложно, а у вас и подруга для таких походов имеется. Но я дал слово - значит, придется его держать. У вас уже есть планы на субботу?
        - Пока нет, я не загадываю так далеко.
        - Я был бы рад, если бы вы оказались свободны, мы могли бы тогда…
        Ника молча ждала продолжения оборванной на полуслове фразы и слышала, как Гавриленко что-то говорит не в трубку, а кому-то рядом с ним.
        - Простите, Ника, меня отвлекли. Я говорю, мы могли бы прогуляться по бульвару или в парк поехать. Хотите?
        - Я же сказала, Максим Алексеевич, что не загадываю так далеко. Давайте поговорим об этом в пятницу вечером, хорошо? - а про себя добавила: «Если я доживу до вечера пятницы, а то мало ли…»
        - Хорошо. Тогда я позвоню в пятницу. Удачного дня, Вероника.
        Она не успела ничего ответить, потому что Максим положил трубку, а в конце коридора показался Масленников. С озабоченным видом он пронесся мимо Ники, даже не остановившись, и это ей совсем не понравилось. Поддавшись порыву, она последовала за Артемом, стараясь не особенно торопиться, чтобы тот, ненароком обернувшись, не заметил ее. Но Масленникову, похоже, было не до оглядок. Он миновал турникет, пересек небольшой дворик и вышел через проходную. Ника остановилась у окна проходной так, чтобы видеть улицу, но при этом не привлечь внимания вахтера. Артем подошел к припаркованному справа от проходной белому «Ситроену» и сел на переднее сиденье. Стахова, как ни вытягивала шею, так и не смогла рассмотреть сидевшего за рулем человека.
        - Ты чего тут болтаешься? - раздался за спиной голос Дины, и Ника подпрыгнула от неожиданности:
        - Фу, напугала! Человека жду, должен подъехать.
        - А чего на улице-то прыгаешь? Нельзя в кабинете звонка дождаться?
        - Телефон у меня сел, а зарядка дома, - ляпнула Ника первое, что пришло в голову, и тут же поняла, что сморозила глупость: мобильный она сжимала в руке, а какой смысл таскать с собой выключенный телефон?
        Дина ухмыльнулась:
        - Ну понятно. А с собой ты его для самообороны взяла? Ну, верно - он здоровый у тебя, если что, можно и в голову метнуть.
        И, покачивая бедрами, Динка прошла через турникет проходной и направилась в сторону кафе - наступило время обеда, а шеф отсутствовал.
        - Вот я дура набитая, - пробормотала Ника, злясь на себя.
        Самым неприятным оказалось то, что из-за разговора с Динкой она выпустила из поля зрения машину, в которой сидел Артем, и теперь обнаружила, что ее нет.
        - Ну совсем хорошо! Сыщица! Ната Пинкертона! Как мне до сих пор голову не оторвали с моими-то талантами, непонятно!
        Она развернулась и побрела назад в здание.
        Масленников в офис не вернулся, и Динка к вечеру подняла панику. Его телефон не отвечал, хотя выключен не был, портфель с документами остался в кабинете, даже компьютер педантичный Артем оставил включенным - значит, собирался вернуться.
        - Ника, что теперь делать? - кусая губу, спрашивала Дина, нависая над ее столом и отрывая от работы. Стахова злилась, но на душе тоже скребли кошки.
        - Не знаю. Ну позвони в полицию, - буркнула она, пытаясь закончить статью. Динкины причитания сбивали с мысли и мешали сформулировать последнюю фразу.
        - Что я там скажу? Вышел за сигаретами и не вернулся?
        - Как есть, так и скажи. Я же не в курсе, за чем он там вышел и куда пошел, - огрызнулась Ника, молотя по клавиатуре так, словно хотела выбить злосчастную
«финалку» из ни в чем не повинного куска пластика.
        - Ника! Ну как ты можешь, а?! - всхлипнула Динка. - Такое впечатление, что только меня беспокоит исчезновение Артема! Он, в конце концов, твой мужчина, а не мой!
        Ника отшвырнула от себя клавиатуру и заорала, не обращая внимания на разом бросивших работать коллег:
        - Мой, говоришь, мужчина?! Ну, так и не суйся тогда! Звони в полицию, на этом твоя секретарская обязанность и заканчивается! А личная жизнь Масленникова тебя касаться не должна, понятно?!
        Перепуганная и ошарашенная такой отповедью Дина убежала к себе, обиженно стуча каблучками. Ника опомнилась, перевела дыхание и обвела с интересом наблюдавших за ней коллег взглядом:
        - Что?! Новость дня узнали? Стахова спит с Масленниковым? Впервые слышите?
        Первой опомнилась Наталья, неторопливо встала из-за стола, подошла к Нике, взяла ее за руку и потянула за собой:
        - Пойдем-ка покурим-ка. - Это была ее любимая присказка.
        Ника вышла вместе с ней в коридор и только там почувствовала, что ее немного отпустило. Они вошли в курилку, и Наталья, сунув в рот сигарету, примирительно спросила:
        - Проблемы, Никуся?
        Стахова неопределенно кивнула, тоже закурила и уселась на подоконник.
        - Ты сама не своя ходишь уже с месяц.
        - Заметно?
        - Ну а то! - Наталья выпустила дым колечками. - Девки так и шушукаются - мол, не решил ли Артем Сергеевич Нику на кого другого поменять.
        - А не приходило в голову, что, например, Ника решила Артема Сергеевича того-с?..
        - И это было, - кивнула Наталья, - а я так, например, совершенно в этом убеждена. Зачем тебе Артем? Ни перспективы, ни роста…
        Ника насторожилась. Создавалось впечатление, что в редакции пронюхали о ее прогулках с Гавриленко и теперь намекали на то, что между ними что-то есть. Но развивать эту тему дальше в Никины планы не входило - и так она позволила себе лишнего, сорвалась на крик и прямым текстом объявила о своей связи с Артемом. Да, это давно не являлось тайной, однако и демонстрировать так явно тоже не стоило.
        - Пойду-ка я домой, Натаха, - заявила Ника, бросив окурок в пепельницу. - Сейчас материал сдам ответственному, и айда.
        - Конечно, иди, на тебе вон лица нет.
        На столе Нику ждала небольшая розовая коробка, перевязанная ярко-красной лентой.
        - Откуда? - спросила она, и кто-то из сотрудников отозвался:
        - Снизу принесли, вроде курьерская доставка для тебя.

«Гавриленко чудит», - с досадой подумала Ника, машинально развязывая ленту. Едва откинув крышку, она вздрогнула и резким жестом отбросила коробку от себя. Внутри, на розовом атласе, лежала кукла с ярко-рыжими волосами. Но испугало Нику другое… Голова куклы была отделена от туловища, а розовый атлас под обезглавленным телом был пропитан чем-то красным, очень напоминавшим кровь… Рыжие волосы игрушки недвусмысленно давали понять - это она, Ника.
        Как парализованная, Стахова застыла возле стола, не в силах пошевелиться. Ужас сковал ее, лишил возможности трезво соображать. И на этот раз она оказалась один на один с этим чудовищным «подарком», потому что Артем пропал. А ведь нужно идти домой… И неизвестно, что ждет ее там.
        Из ступора ее вывел голос вернувшейся из курилки Натальи:
        - Это что тут за кукольная расчлененка?
        Ника вздрогнула, схватила сумку и рванула мимо присевшей на корточки Натальи в коридор.
        Остановилась она только у своего подъезда, задохнувшись от бега и вынужденной нагрузки. Ключи никак не хотели находиться в сумке, Ника нервничала и постоянно оглядывалась, как будто обезглавленная игрушка гналась за ней и могла вот-вот настигнуть. Но ключей не было. Ника убедилась в этом, вывернув содержимое сумки прямо на скамейку.
        - Черт… - простонала она, хватаясь за голову. - Черт… ну, как я могла… где я могла их выронить? Ведь они точно были, я помню! Я же закрывала дверь утром!
        Идти было некуда - она прекрасно знала, что Ирина сегодня ужинает с потенциальным партнером и вернется поздно, а больше знакомых, способных приютить, у нее не было. Оставался только Артем, всегда державший запасной ключ от двери у консьержа на случай, если вдруг к нему неожиданно нагрянет Алиска. Этот вариант устраивал Нику меньше всего, но выбора не было. Она вышла на параллельную оживленную улицу и подняла руку, останавливая такси. Спускаться в метро настроения не было.
…Ника не сразу поняла, что происходит, когда увидела в дверном проеме высоченного человека в полицейской форме и с автоматом. В первый момент она даже решила, что ошиблась квартирой, и хотела нажать кнопку лифта, успевшего закрыться за ее спиной, но полицейский поманил ее пальцем:
        - Вернитесь, девушка.
        - Вы мне? - изогнула бровь Стахова, но это не подействовало.
        - Здесь никого больше нет. В квартиру пройдите, пожалуйста.
        - А на каком основании?
        - Ну, вы же все равно собирались войти - так входите.
        Пришлось подчиниться.
        Квартира Артема, прежде педантично убранная и содержавшаяся в идеальном порядке, напоминала эпицентр взрыва. Посреди этого великолепия возвышались двое в штатском: один писал что-то, сидя за журнальным столиком, а второй перебирал бумаги в розовой пластиковой папке. У стены сиротливо жались соседи Масленникова - пожилая супружеская пара, видимо, приглашенные в качестве понятых. Из кухни доносился звук выдвигаемых ящиков.
        - На основании чего проводите обыск? - Стахова шагнула к тому, что был старше.
        - Документы, - не глядя на нее, проговорил он и протянул руку.
        Хамский жест, не сопровождаемый даже взглядом в ее сторону, разозлил Веронику.
        - И ваши попрошу! - с вызовом проговорила она, даже не потрудившись открыть сумку.
        - Что? - удивленно переспросил оперативник, удостоив наконец Нику взгляда.
        - А то, - отрезала она, - что я прихожу в квартиру к другу, а здесь тарарам, и никто даже не трудится объяснить, в чем дело! Откуда я знаю, что вы из полиции?
        Оперативник смерил ее с ног до головы внимательным взглядом и полез за удостоверением. С пристрастием изучив его, Ника протянула паспорт и журналистское удостоверение:
        - Объясните, в чем дело.
        - Кем вы приходитесь гражданину Масленникову?
        - Подругой.
        - То есть не родственницей?
        - То есть нет.
        - А с какой целью пришли сегодня?

«Потрахаться и вина выпить!» - рявкнула про себя Ника, но удержалась, чтобы не повторить вслух - не стоило сразу обострять отношения, неизвестно еще, что с Артемом и где он.
        - Пришла навестить друга, он вышел в обед с работы и пропал, не отвечает на звонки. Меня это обеспокоило.
        - Ваш друг задержан по подозрению в хранении и сбыте наркотических средств, Вероника Геннадьевна, - сообщил оперативник, и Ника ахнула:
        - Что?! Да это же бред собачий! У Артема дочь - какие наркотики?! Вы хоть понимаете, что говорите?!
        - А вы? - поинтересовался в ответ собеседник. - Думаете, раз журналист, то все позволено?
        - Похоже, это вы так думаете, - пробормотала она, сбавляя, однако, тон.
        Ее опросили и отпустили восвояси.
        Ника, усевшись за столик в ближайшем кафе, стала судорожно рыться в мобильном, отыскивая телефон знакомого адвоката. С этим старичком ее как-то познакомила все та же Ирка, порекомендовав как отличного специалиста по уголовным делам. Ника тогда еще посмеялась - мол, что, думаешь, я кого-то убью? Но Ирка настояла - пригодится. Вот и пригодилось. Дедок был заядлым коллекционером и через Ирину нередко приобретал интересующие его картины за рубежом, а потому, считая себя ее должником, всячески предлагал услуги. Ника надеялась, что он вспомнит и ее тоже - таких пылких комплиментов она не слышала даже от молодых воздыхателей.
        Матвей Иванович ее вспомнил:
        - А, Никочка? Богиня с рубенсовскими формами? Вы все так же прекрасны, надеюсь?
        - Матвей Иванович, вы заставляете меня чувствовать себя неловко, - натянуто хохотнула Ника, которой сейчас было совсем не до комплиментов.
        - Я так понимаю, что у вас ко мне дело? Не поболтать же вы звоните мне, старику? Для этого у вас наверняка существует толпа молодых и интересных кавалеров.
        Обсуждать с ним личную жизнь Ника не была настроена, а потому уклончиво пробормотала что-то и спросила напрямую:
        - Матвей Иванович, вы можете встретиться со мной немедленно? У меня большие проблемы… точнее, не у меня даже, а у моего… словом, это неважно… Мне нужна консультация и помощь…
        Адвокат помолчал и огорченно отозвался:
        - Вот так я и подумал… Для чего еще молодая женщина может позвонить старику? Уж явно не для того, чтобы предложить ему приятно провести вечер. Хорошо, что хоть как профессионал я еще кому-то интересен. Приезжайте, Вероника.
        Он продиктовал адрес, который Стахова и так отлично знала, и Ника, расплатившись за остывший чай, отправилась снова ловить такси. Она уже и думать забыла о собственных неприятностях, о пережитом ужасе с обезглавленной куклой, о том, что у нее по-прежнему нет ключей, а значит, попасть домой она не сможет. Сейчас все мысли были заняты только одним - как помочь Артему, как сделать так, чтобы его выпустили…
        Адвокат долго и внимательно расспрашивал ее обо всех подробностях сегодняшнего дня, задавал такие вопросы, на которые Ника порой не могла найти ответов. Она действительно не понимала, как Артем может быть связан с наркотиками - в любом варианте, ни как торговец, ни даже как потребитель. Масленников даже курил немного, что уж говорить о таких вещах, как героин, кокаин и прочее…
        Матвей Иванович, пожевав губами, тяжело вздохнул:
        - Знаете, Ника, мне кажется, что тут дело… мягко говоря, нечистое, м-да… На ровном месте наркотики не найдут ни у меня, ни у вас, согласитесь? - Ника кивнула. - Ну, вот… а вы не знаете, в чью именно машину сел господин Масленников?
        - Представления не имею. Я и увидела-то это случайно, - слукавила Ника, которой не очень хотелось признаваться, что она просто-напросто шпионила за своим любовником, подозревая в махинациях с информацией.
        Матвей Иванович недоверчиво посмотрел на нее, но Стахова выдержала этот взгляд.
        - Значит, так… нужно подумать, можно ли под залог его вытащить. У вас есть такие средства, Ника? Под словом «такие» я, как вы понимаете, подразумеваю некую крупную сумму, настолько крупную, что даже озвучить ее стесняюсь.
        Разумеется, денег у нее не было. Но был другой вариант, который почему-то пришел в голову только сейчас, когда адвокат упомянул о крупной сумме. Гавриленко. Она позвонит ему и попросит помочь, а взамен пообещает, что сделает все, чтобы прекратить попытки Артема очернить «Изумрудный город» и Максима лично. И тогда даже Матвей Иванович ей не понадобится…

«Зря только время потратила», - досадуя на себя, подумала Ника, заодно придумывая удобный предлог, чтобы встать и уйти. Ей не терпелось позвонить Максиму…
        Однако пришлось сперва выпить чашку чая и выслушать пару адвокатских историй - без этого Матвей Иванович, наскучавшийся в одиночестве, никак не желал ее отпускать. Ника сидела как на иголках, через слово понимая то, о чем идет речь, и невпопад кивая головой. Наконец красноречие старика понемногу иссякло, и Ника, улучив момент, встала и начала прощаться.
        - Вы непременно позвоните мне, когда найдете деньги, - напутствовал ее адвокат, - я обязательно помогу вашему приятелю.

«Надеюсь, что мне не понадобится твоя помощь», - подумала Ника, выбегая на лестницу и торопливо глядя на часы. Было уже около одиннадцати, довольно поздно для звонка, однако Стахова решила отодвинуть приличия в сторону и набрала мобильный номер Гавриленко. И только теперь ей вдруг пришло в голову - а что, если и к этому приложил руку Максим? Но было поздно - в трубке уже раздался его голос, с удивлением спросивший:
        - Ника? У вас все в порядке?
        - Нет, - выпалила она, решив не разводить долгих церемоний. - У меня проблемы, и очень серьезные.
        - Я могу помочь? - тотчас же откликнулся Максим с готовностью в голосе.
        - Не знаю… но очень надеюсь, что можете!
        - Я сейчас приеду, скажите только, где вы.
        Она назвала улицу, на которой находилась, и сказала, что будет ждать в небольшом итальянском ресторанчике - ничего другого здесь все равно не было. «За сегодняшний день я побила собственный рекорд визитов в общепит». - Эта мысль даже показалась ей забавной, хотя настроения веселиться не было. Гавриленко - ее последняя надежда вытащить Артема, и если он откажется, то все, больше помощи ждать неоткуда.
        Максим подъехал через полчаса, даже не вошел, а ворвался в ресторанчик, мгновенно привлекая к себе внимание посетителей и официантов. Ника опустила на блюдце чашку с чаем и встала. Гавриленко с ходу схватил ее за плечи и внимательно заглянул в лицо:
        - Вы в порядке?
        - В относительном…
        - Давайте присядем, и вы мне все расскажете, - отмахнувшись от официанта, предложил Гавриленко.
        Сбиваясь от волнения, Ника кое-как пересказала ему все, что произошло с Артемом, умолчав, однако, о странном подарке, который получила сама. Гавриленко, хмурясь все сильнее, слушал, постукивая по столу пальцами. Когда Ника, задохнувшись слегка, потянулась к чашке с чаем, он встал и извинился:
        - Я отойду на минутку, хорошо?
        - Конечно.
        Она выкурила сигарету и допила чай, а Максим все отсутствовал, и это Нику насторожило. Снова закралась мысль о его причастности к неприятностям Артема, но почему-то она старательно гнала от себя эту мысль, как несостоятельную и бредовую.
«Он не может, - как заклинание, твердила Ника про себя, вытаскивая новую сигарету из пачки. - Он не может так поступить! Зачем ему? Кто для него Артем? Главред не особенно влиятельного издания? Мало ли кто и что пишет! Неужели Гавриленко стал бы мараться о такие аферы? Я не верю… Или - просто не хочу верить?»
        Максим вернулся как раз в ту секунду, когда Ника была готова встать и уйти.
        - Я прошу прощения, - сказал он с улыбкой, отодвигая стул, но глаза его при этом были чужими и какими-то пустыми, улыбались только губы, и это зрелище оказалось весьма непривлекательным - как будто лицо разрезали пополам, - можете не беспокоиться о своем шефе, Ника, его отпустят через пару часов и извинятся за причиненные неудобства. Надеюсь, это все ваши неприятности?!
        - К счастью, да, - с облегчением выдохнула она. - Но как вам удалось?
        - Давайте не будем это обсуждать, - уклонился Максим. - Пусть это останется моим секретом, хорошо? А теперь, может, поужинаем? Когда я нервничаю, то всегда хочу есть.
        - Для меня сейчас уже поздно, - извиняющимся тоном произнесла Ника, - но вот чаю я еще попью, пожалуй.
        - Надеюсь, что потом вы мне позволите вас довезти до дома? Ночь, окраина…
        И Ника сперва согласилась, но потом, поразмыслив и вспомнив об отсутствии ключей, отказалась от предложения Гавриленко. Конечно, она могла бы попросить его помочь открыть дверь, но злоупотреблять хорошим отношением не хотелось, да и потом - не сможет ведь она сразу на пороге попрощаться и выставить Максима, а это означает непременное приглашение на чай, все эти расшаркивания… А утром на работу… Нет, такси надежнее и без проблем!
        Ночь она провела в квартире Артема - больше было просто негде. Но и связки ключей от своей квартиры не нашла, хотя отлично знала, что Артем обычно не берет их с собой, если не собирается появиться без предупреждения. С утра, позвонив квартирной хозяйке, Ника съездила к ней на работу и забрала запасной комплект, забежала переодеться и отправилась в редакцию.
        Артем на работу не пришел, телефон его молчал, и у Ники стали появляться весьма неприятные мысли о том, что Гавриленко банально обвел ее вокруг пальца. Стараясь не думать об этом, она решила, что позвонит вечером и поинтересуется, стоит ли впредь доверять слову олигарха или это был пустой треп. Не хотелось так думать, но обстоятельства вынуждали. С этими мыслями Ника и пошла домой.
        К ее удивлению, в окнах квартиры горел свет, и это Нику моментально насторожило. Подниматься к себе или сразу вызвать полицию? Но, приглядевшись, она увидела в окне кухни Артема и поняла: Масленникова отпустили, и он приехал к ней. Значит, поэтому она не нашла запасных ключей от своей квартиры - они были у Артема с собой.

«Мог бы телефон включить», - подумала она, прикладывая магнитный ключ к «пятачку» домофона.
        Масленников встретил ее на пороге, одетый в спортивные брюки и футболку, которые хранились у Ники «на случай форс-мажора», как они это определяли. Едва она закрыла дверь, как Артем схватил ее в охапку, прижал к себе и тяжело задышал, зарывшись лицом в растрепавшиеся волосы. Ника тоже обвила руками его спину, чувствуя, что все-таки рада его видеть, рада тому, что он поехал не домой, а сюда, к ней - значит, она по-прежнему важна для него.
        - Ну, как ты, мой хороший? - спросила она, когда Артем чуть ослабил объятия.
        - Даже не знаю… странный опыт, если честно. Думал, что всю кожу с себя мочалкой сниму - до того, казалось, запах въелся, - признался он, помогая Нике раздеться. - Ты знаешь, не смог домой ехать…
        - Там все вверх дном, - сказала она, направляясь в ванную, - я же ночевала у тебя. Ключи у меня пропали, пришлось сегодня у хозяйки запасные брать. А завтра, очевидно, придется менять замки.
        Артем пропустил фразу о ключах мимо ушей, опередил Нику и подал ей халат:
        - Идем ужинать, Белочка. Я голодный…
        Ника с ужасом вспомнила, что в холодильнике у нее, что называется, повесилась мышь, а в магазин она зайти, разумеется, забыла. Сама могла легко обойтись овсянкой, но вот Артем…
        И он не преминул высказать:
        - Могла бы что-то в холодильник положить на всякий случай.
        - Ну прости - я как-то не подозревала, что ты сегодня ко мне явишься, - вспыхнула она.
        - Конечно! Ты вообще вряд ли думала, что я выйду!
        - Что?!
        Назревала ссора… Ника не могла понять, зачем Артем делает это, ведь сам приехал, она его не звала. «Не могу больше, - вдруг поняла она. - Кончились силы терпеть и проглатывать, не могу - подавлюсь».
        Возможно, момент был выбран неудачно, но ведь она и не выбирала его - так уж сложилось, что Артем первым начал ссору. Он не понимал - или не хотел понимать - очевидного: с каждой такой ссорой они все больше отдалялись друг от друга. Ника чувствовала себя ненужной, лишней. Именно в такие моменты она все отчетливее понимала, как мало места ей отведено в жизни Артема, раз он с легкостью может вот так раздражаться. Но и за собой она тоже чувствовала некую вину, ведь зачастую именно она, Ника, инициировала такие вспышки. Вот сейчас - ну, что за повод? Мужик из тюрьмы вышел, ужинать хочет… Но, возможно, ему тоже стоило высказать недовольство в каком-то ином тоне? Она, в конце концов, не жена ему, и, судя по всему, никогда ею не станет. Все это уже было у Артема в другой жизни - не с Никой, и он не стремился повторить или попробовать иначе.
        Обида захлестнула ее, и Ника не смогла больше сдерживать рвущиеся наружу слова.
        - Понимаешь, иногда наступает такой момент, когда все… Встаешь утром и понимаешь - все! Устала что-то всем объяснять, убеждать, оправдывать, выслушивать, понимать. Все - сил хватит только на то, чтобы встать и уйти. Молча. Не объясняя ничего.
        Ника поежилась и обхватила себя за плечи. В кухне вдруг стало неуютно и холодно, хотя окно было закрыто, а вытяжка над плитой, которую она включала, когда закуривала, сейчас не работала. Этот холод исходил от нее самой, откуда-то изнутри, и Ника отчетливо это чувствовала. Снова, в который уже раз… В последнее время это ощущение накрывало ее все чаще. И присутствие Артема почему-то никак не могло прогнать этот холод, хотя раньше стоило ему просто взять ее за руку, и все менялось. Он молчал - и в этом молчании Нике чудилась какая-то отстраненность, которой прежде не было. Масленников протянул руку и тоже вытянул сигарету из пачки, однако не закурил, вернул обратно.
        - Никуся, ну зачем ты… - заговорил он, покручивая в пальцах ее зажигалку. - У меня такое впечатление, что ты ищешь повод для конфликта даже там, где его нет. В чем ты сейчас хочешь обвинить меня? В том, что я недостаточно, по твоему мнению, тебя люблю? Раз что-то прошу, значит, не так отношусь к тебе? Если возмущаюсь отсутствием продуктов в холодильнике, то мои чувства к тебе остыли или как-то притупились?
        Ника тяжело вздохнула. Он снова свел все к банальному выяснению отношений, к этому
«любишь - не любишь». Не хватало только ромашки в руке… Всякий раз ее попытки поговорить с Артемом о том, что происходит у нее внутри, натыкались именно на это:
«Я тебя люблю… а ты меня нет… а я для тебя…» Даже слова практически не менялись.
        - Да, ты любишь меня. Ты даже восхищаешься мной, говоришь, какая я красивая, какая талантливая… Беда в другом, Артем, - Ника дотянулась до его руки и забрала зажигалку, постукивания которой по столу ее раздражали, - как только за мной закрывается дверь твоей квартиры, ты моментально обо мне забываешь. И тебе неважно уже, красива ли я, талантлива ли… Неважно даже, любишь ли ты меня. Ты закрыл дверь - и у тебя началась другая жизнь, в которой мне уже нет места. До следующего раза.
        Артем удивленно смотрел на нее и никак не мог понять, что происходит. Ника стала другой, и эти изменения его удручали. Прежняя Ника не была такой жесткой и бескомпромиссной, она умела слушать и слышать, вникала в его проблемы и помогала разобраться. Она ничего не требовала от него, и это качество Артем ценил превыше остального. Ему нравилось, что Ника не заводит разговоров о замужестве, не говорит о совместном быте и - упаси боже - о детях. Ему, хлебнувшему в браке всякого, совершенно не хотелось вновь обременять себя семьей. Кроме того, ребенок у него уже был, и обзаводиться другими он не планировал. Артему всегда казалось, что Ника понимает это и разделяет… оказалось, что он ошибся и в этом. Стахова была обычной женщиной, которой в конце концов тоже захотелось гнезда и птенцов. Артем же не чувствовал в себе потребности в этом. Его вполне устраивали те отношения, что сложились у них - никаких особенных обязательств, никаких взаимных претензий, только приятное времяпрепровождение. Женщина-праздник. Идиллия. И Ника сейчас своими словами эту идиллию разрушила.
        - Никуся… Мне кажется, ты просто перенервничала и устала, поэтому пытаешься сорвать свое напряжение на мне… - осторожно начал он. - Но ты пойми: я сейчас не самая удобная мишень. Если помнишь, меньше суток назад я вышел из СИЗО, а это не турецкий отель по системе «все включено». Я приехал к тебе, думал, что… - И тут Ника перебила со злостью:
        - Вот именно! Ты приехал ко мне, чтобы я тебя пожалела, нос тебе вытерла, по головке погладила - ах ты, бедненький-маленький, ах, как тебе досталось, ах, злые дяди обидели мальчика! А ты не подумал, бедный мальчик, что пришлось пережить мне?
        Не подумал, какие связи я подняла, чтобы вытащить тебя оттуда?! И что вообще мне пришлось испытать за все время, что длится эта канитель со статьями о Гавриленко?! Я есть не могу, спать не могу! У меня руки ходуном ходят, я вздрагиваю от каждого телефонного звонка, оглядываюсь на улице, как шпионка в военных фильмах! Но нет - куда тебе! Ты ж только свои проблемы видишь, только собственные неудобства чувствуешь, только себя щадишь и жалеешь! А я тебе нужна исключительно в роли мамки-жалельщицы! Хватит, я устала!
        Она вскочила, схватила сигарету и едва сумела прикурить, настолько тряслись у нее руки. Масленников оторопело смотрел на нее и отказывался верить в то, что услышал.
        - Ника… скажи, что ты это не всерьез!
        - Ага - пошутила я! - рявкнула она, усаживаясь на подоконник и приоткрывая окно. - Настроение у меня игривое, не заметил?
        Артем подошел к Нике вплотную и попытался обнять, но она неожиданно с силой оттолкнула его:
        - Да убери ты от меня свои руки! Думаешь, что можно любой конфликт загладить в постели? Масленников, ну, хоть ты-то не будь примитивным павианом, а?! Я не для того этот разговор завела, чтобы ты меня в койку потащил!
        Артем потерял терпение, что случалось с ним крайне редко. Он ударил кулаком по столу так, что Ника испуганно замолчала.
        - Хватит! - рявкнул он, тяжело задышав. - Хватит! Чего ты хочешь от меня?! Чего?! Предложения руки и сердца?! Странный способ выбрала и неудачное время!
        Ника посмотрела на него с жалостью:
        - Дурак ты, Тема. Уходи-ка отсюда, а? Я тебя очень прошу - уходи, не заставляй меня ненавидеть тебя. Мне это будет тяжело и неприятно.
        Она забралась на подоконник с ногами и отвернулась к стеклу, прижалась щекой и закусила губу, чтобы не заплакать. Ей не хотелось показывать Артему слабость и слезы, ей нужно было, чтобы сейчас он ушел. Просто открыл дверь квартиры и вышел. И не появлялся как можно дольше - до тех пор, пока она не разберется в себе, не определится, как быть дальше. «Может, отпуск взять? - тоскливо думала Ника снова и снова, водя пальцем по стеклу и почти физически страдая от того, что Артем никак не уходит. - Взять отпуск, уговорить Ирку и рвануть куда-нибудь вдвоем… И не видеть никого, и телефон отключить, и ноутбук дома оставить, чтобы соблазна не было…»
        Когда наконец входная дверь захлопнулась, Ника, испытав облегчение, позволила себе заплакать.
        И, словно злая насмешка судьбы, именно в этот момент позвонил Гавриленко. Как почувствовал…
        Ника сперва не хотела брать трубку, не хотела объяснять, почему всхлипывает, из-за чего плачет, но Максим проявил неожиданную настойчивость и терпеливо ждал ответа. Она нажала кнопку:
        - Да, я слушаю.
        - Надеюсь, я не поздно?
        - Нет. Я еще не ложилась.
        - Вы не хотите прогуляться? Я как раз еду мимо вашего дома…
        Неожиданно для себя Ника разозлилась. Почему он считает себя вправе вот так звонить почти ночью и предлагать какие-то прогулки? Она что, девица из службы эскорта? Или такова плата за освобождение Артема?
        - Что, избалованный маленький Трилли хочет собачку? - тихо и язвительно выдавила она.
        - Какой Трилли? - не понял Гавриленко.
        - Надо же, а я думала, что вы читали классику, и уж «Белого пуделя» Куприна точно в школе изучали! - еще более едко отозвалась Ника, нашаривая сигареты и зажигалку.
        - А-а, вон вы о чем… я не сразу понял. Ника, у вас еще что-то случилось?
        - С чего вдруг?
        - Я не помню, чтобы вы разговаривали со мной в таком тоне.
        Нике стало стыдно. Почему она вдруг сорвалась на Максима, который совершенно ни в чем не виноват? Он и так вчера здорово выручил и ее, и Масленникова. Разве он мог знать, что именно сейчас звонить не стоило? Он же не телепат. Могла бы не брать трубку, ведь не хотела же…
        - Извините, Максим Алексеевич, я действительно что-то… как-то перегнула…
        - Я могу вам помочь?
        - Можете, - решительно сказала она, спрыгивая с подоконника и вытирая рукавом слезы. - Если подождете немного в машине, я выйду, и мы погуляем. Или… - Она поколебалась пару секунд. - Лучше… знаете что, а лучше поднимайтесь ко мне и подождите в комнате, хорошо?
        Гавриленко, видимо, не ожидал такого предложения и слегка растерялся:
        - А это удобно?
        - Если вы боитесь потревожить моих соседей…
        - Нет, конечно, я вообще парень тихий, могу громко не топать, - рассмеялся он. - Говорите номер квартиры.
        Пока Гавриленко парковал машину и поднимался, Ника успела поправить макияж и теперь мучительно выбирала, что бы надеть. Звонок застал ее в метаниях между свитером и джинсами и длинным свободным сарафаном и водолазкой. Ника побежала в коридор, открыла и, крикнув, чтобы Максим проходил в комнату, скрылась в спальне.
        Когда она вернулась, облачившись все-таки в джинсы и свитер, то застала Максима за рассматриванием книг на небольшом стеллаже. Он обернулся на звук ее шагов:
        - Вы любите Шелдона?
        - Да, вот такие у меня примитивные вкусы, - улыбнулась Стахова. - На досуге очень люблю пощекотать нервы, а Шелдон как раз дает такую возможность.
        - Вы сейчас выглядите так, словно оправдываетесь, - склонив по привычке голову к правому плечу, уличил Гавриленко.
        - Я? И в мыслях не было. Я не стесняюсь своих привычек.
        - Я уже понял. А у вас очень уютно, - вдруг признался он, садясь на диван, - я уже забыл очарование крохотных квартир, оказывается.
        Никину квартиру с большой натяжкой можно было назвать крохотной - высокие потолки,
«сталинская» планировка, но, видимо, Гавриленко слишком давно жил совсем в иных домах.
        - Не знаю, я как-то не думаю об этом. И потом - это съемная квартира.
        - Съемная? - с удивлением повторил Максим. - Вот уж не подумал бы…
        - Я не настолько богата, Максим Алексеевич, чтобы иметь возможность купить себе квартиру в центре Москвы. - Ника села в кресло, поджав под себя ногу.
        - Мне казалось, что журналисту с таким именем, как у вас, хорошо платят.
        - Я вас умоляю! - засмеялась она. - У вас какие-то радужные представления о журналистике. Мои гонорары позволяют мне только снимать квартиру и оплачивать текущие расходы. К счастью, я довольно непритязательна в быту.
        - Вы удивитесь, наверное, но я тоже абсолютно равнодушен к мелочам и тому, что принято называть «статусными вещами».
        - Что, не держите домработницу и по субботам стряпаете блины? - не удержалась Ника, ловя себя на мысли, насколько легкий человек Гавриленко. Всего пятнадцать минут общения с ним - и она уже не думает о ссоре с Артемом. Или просто привыкла к тому, что эти ссоры возникают едва ли не каждый день?
        - Кстати, блины печь я умею, - с улыбкой отозвался Максим, игнорируя иронию ее вопроса, - и надеюсь, что как-нибудь смогу вам это продемонстрировать.
        - Заинтриговали.
        - Я вообще полон сюрпризов. Ну что, вы готовы, можем идти? - Но по голосу Ника почему-то поняла, что он совершенно не хочет никуда уходить, а с удовольствием остался бы здесь. И она решилась:
        - Знаете, Максим Алексеевич, мы вполне можем попить чая и у меня в кухне, если вы не возражаете.
        - Не возражаю, - улыбнулся он.
        - Ну и отлично.
        И снова она отметила, что Гавриленко даже не поинтересовался тем, вышел ли Артем на свободу: то ли точно знал, что так оно и есть, то ли просто не придавал значения такой мелочи.

…Он пробыл у нее почти до самого утра, и Ника потеряла счет времени. Уже давно общение с мужчиной не давало ей такого ощущения свободы и покоя. Раньше так бывало с Артемом, но в последнее время все стало совсем сложным, и практически любой разговор превращался в ссору или как минимум размолвку. Ника старалась не думать об этом, но в душе все еще страдала: Артем был близким для нее человеком, она испытывала к нему уважение, поэтому наблюдать за тем, как их отношения рушатся, было больно. Гавриленко же вел себя так, словно они были сто лет знакомы, хорошо приятельствовали и могли вот так запросто заскочить друг к другу на огонек. Он не делал никаких намеков на близость, не старался даже взять Нику за руку, например, и это ей тоже очень нравилось. Стереотип о людях, у которых есть все, а потому они считают своим то, с чем имеют дело, рассыпался, как песочный замок.
        - Ничего себе, - протянул Максим, бросив взгляд на часы, - а ведь уже утро, Ника. Я вас заболтал совсем.
        - Это нестрашно, я все равно хотела сегодня отгул попросить.
        - А ведь это идея! - оживился он. - Хотите - поедем куда-нибудь в Подмосковье?
        - Зачем?
        - Гулять. Я люблю, когда весна только-только начинается, бродить по лесу. Такое ощущение, что можно подслушать, как зарождается новая жизнь.
        Ника изумленно смотрела на Гавриленко и не могла понять, шутит он или говорит серьезно. Ей и в голову не приходило, что он может выражаться вот так - почти как тургеневская барышня.
        - Соглашайтесь, Ника, - продолжал Гавриленко, которого, похоже, и самого увлекла эта идея, но она все-таки отрицательно покачала головой:
        - Спасибо, Максим Алексеевич, но мне нужно побыть одной. Не обижайтесь, ладно?
        - Я понимаю. Спасибо за прекрасную ночь, - улыбнулся он, - двусмысленно звучит, правда? Мы провели вместе ночь, но при этом до сих пор разговариваем полуофициально и на «вы»… Знаете, Ника, у меня такое впервые.
        - И как ощущения?
        - Как ни странно, очень приятные. Мне нравится, что я в вас не ошибся.
        Гавриленко поднялся и вышел в прихожую. Ника двинулась следом, оперлась спиной о косяк двери большой комнаты и наблюдала за тем, как он обувается. Когда Гавриленко распрямился и взялся за ручку двери, Ника вдруг неожиданно для себя приблизилась, положила руки ему на плечи и, встав на цыпочки, поцеловала в щеку. Максим вздрогнул, обнял ее и крепко прижал к себе. Ника вдохнула аромат туалетной воды, исходивший от его пуловера, и почувствовала, что этот запах ей приятен настолько, что она готова вся им пропитаться.
        - Если хочешь, я останусь… - проговорил Максим чуть слышно, и она едва не закричала: «Да, хочу, останься, пожалуйста», - но что-то внутри все-таки удержало ее от этого.
        - Не сегодня, ладно? - прошептала она, пряча глаза, чтобы он не мог увидеть, как на самом деле ей хочется, чтобы он остался.
        Когда за Максимом закрылась дверь, Ника опустилась прямо на пол и обхватила голову руками. Внутри плескалась злость на себя - ну, чего стоило попросить его остаться? Ведь очевидно, что они нравятся друг другу, очевидно, что ее тянет к нему так же, как и его. А, самое главное, Гавриленко оказался порядочным человеком со своим кодексом чести и своими понятиями о том, как нужно себя вести. И Никино «нет» он воспринял так, как нужно, без раздражения и злости. И она совершенно перестала думать о том, что за всеми ее неприятностями стоит именно Гавриленко - этого просто не могло быть. Ведь не может же человек, смотрящий с нежностью, выходить из квартиры и отдавать распоряжения запугивать и угрожать! В такие метаморфозы Ника верить отказывалась. - Ты гляди-ка… кто это у нас тут?
        - Угадай. Ни с кем не спутаешь.
        - Какого водяного, а?! Все карты перебуровил!
        - Не знаю. Ты думаешь, что по амурным делам?
        Оглушительный хохот вместо ответа ситуацию не прояснил, а только еще больше запутал.
        Артем появился на работе только через неделю, вел себя так, словно ничего не произошло, но Нику игнорировал. Она, к собственному удивлению, с облегчением поняла, что ей так даже лучше: телефон не разрывается от сообщений и звонков, Артем не заходит по нескольку раз в кабинет под разными предлогами, не зовет пообедать. Раньше она переживала бы, старалась бы выяснить причину, а теперь относилась к происходящему равнодушно и, встречая Масленникова в коридоре, только кивала, как любому из коллег. Она понимала: он держит паузу в отношениях, выжидает чего-то. Но ей это было уже небольно и неважно. Она почти научилась жить без Артема. Возможно, причиной такого легкого отношения к ситуации было и то, что Максим каждое утро присылал ей сообщения с пожеланием доброго дня, а вечерами звонил и интересовался тем, что происходит в ее жизни.
        Ника чувствовала, что небезразлична ему, и это было приятно, но сближаться окончательно она не спешила. Покопавшись в себе, она нашла причину: ее пугал тот уровень, на котором вращался Максим, та жизнь, которую он вел, те люди, с которыми общался. Ей не хотелось, чтобы ее, Нику Стахову, привыкшую всего в жизни добиваться самостоятельно, начали обвинять в меркантильности и корысти, в том, что она нашла богатого влиятельного поклонника и будет стремиться с его помощью влезть в сферы, которые пока для нее недосягаемы.
        Она чувствовала себя обязанной Максиму за то, что он помог вытащить Масленникова, и теперь решила, что пора сдержать данное самой себе слово и прекратить все попытки Артема написать еще хоть слово о деятельности «Изумрудного города». Правда, для этого ей придется общаться с Масленниковым, это неизбежно, но Ника твердо решила, что сделает это. Она пошла в кабинет Масленникова, когда Динки уже не было и никто не мог им помешать.
        Артем ее не ждал, удивился:
        - У тебя что-то срочное?
        - А ты что, занят? Я могу зайти завтра. - Ника взялась за дверную ручку, но Артем, как она и рассчитывала, тут же возразил:
        - Нет, что ты… я уже все закончил, собирался домой. Может, поужинаем?

«Вот так - словно и не было ссоры и недельной обструкции, - со вздохом подумала Ника. - Как все предсказуемо. Стоило только сделать вид, что я пришла первой, вроде как с повинной, и все - бери его тепленьким. Главное - мужскую гордость не ущемлять, а остальное он как-нибудь переживет. Да, главное, чтобы он себя мужиком считал, мол, за ним последнее слово, ведь это ж не он, это я первая пришла. Да и черт с ним».
        Она вернулась к столу, уселась в кресло и перекинула ногу за ногу.
        - Отчего ж не поужинать… можно…
        Масленников довольно кивнул, и Ника поняла, что в голове он уже планирует дальнейший вечер - ужин в ресторане, потом они пойдут к ней, там Артем, разумеется, попытается в постели убедить ее в том, что он главный мужчина ее жизни. Ночевать он тоже останется у нее, завтра с утра будет ждать завтрак - или сам его приготовит, что тоже вариант. До редакции они пойдут вместе, в коридоре у ее кабинета он украдкой чмокнет ее в макушку - унизительно, как будто ворует что-то… Ника уже не была уверена в том, что ей этого хочется, что ей по силам вынести такой сценарий.
        - Что ты умолкла, Белочка? Не рада?

«Я еще и прыгать от счастья должна!»
        - У меня к тебе разговор, Артем. Серьезный. И я не уверена, что после него ты по-прежнему будешь хотеть ужинать со мной.
        - Начало впечатляющее, - улыбнулся Масленников, и Ника почувствовала, как он не хочет ссоры, как надеется все вернуть на прежние рельсы.
        Вот только у нее уже не было уверенности в том, что ей это нужно. В последнее время она пересмотрела свой взгляд на Артема, свое отношение к нему, свои чувства. Ника в какой-то момент отчетливо поняла, что надеяться на Масленникова в полной мере не может.
        - Идем, Никуся, поужинаем, а за едой ты мне все выложишь.
        Миролюбивое настроение Артема чудесным образом передалось Нике, и она расслабилась. «В конце концов, может, так даже лучше. За ужином будет легче начать разговор».

…Он не стал ее слушать. Не стал, хлопнул ладонью по столу так, что обернулись все, кто сидел рядом. Ника вздрогнула, но постаралась взять себя в руки:
        - Что ты себе позволяешь? Мы в публичном месте, если ты не заметил…
        - Не смей больше заговаривать со мной об этих статьях! - свистящим шепотом проговорил Артем, наклонившись вперед и буравя Нику злым взглядом. - Не лезь, поняла?!
        - Тогда подписывай эту дурь своим именем и не заставляй меня краснеть перед человеком! Иначе я такую прессуху устрою с опровержением - закачаешься! - выпалила она, и Артем даже замер:
        - Что?! Прессуху? Опровержение?! Краснеть?! Ты что же хочешь сказать…
        - Да только то, что сказала! Я не желаю чувствовать себя виноватой в том, что оболгала человека, понятно? Потому что не делала этого!
        - Оболгала?! Ты что, совсем идиотка? Да он погряз во взятках и криминале, как ты не поймешь?! У него криминальная империя!
        - Ага, а фамилия его Корлеоне! Ты совсем спятил, Тема… Обычная фирма, да, крупная, успешная, но и только! Сам посуди: кто в наше время не дает взяток? Кто выигрывает тендеры на хорошие заказы «за красивые глаза»? Кто получает лучшие объекты просто так, а не по блату и не за деньги, особенно если это касается госзаказов? Что ты вцепился в этого Гавриленко?
        Артем вдруг как-то противно ухмыльнулся, и его строгое красивое лицо сделалось отвратительным и каким-то совершенно чужим.
        - Та-ак… Ну не зря, значит, слушок пошел…
        - Слушок? Ты уже стал сплетни собирать по редакциям, как бабка-сплетница? - насмешливо спросила Ника, хотя внутренне напряглась: кто мог узнать о ее прогулках с Гавриленко?
        - Ну почему же сразу - сплетни? Вполне проверенная и достоверная информация. Меня, значит, выгнала, а его впустила среди ночи? - нехорошим голосом заговорил Артем, сжав в пальцах вилку. - Ну и как? Как оно у олигархов устроено, не расскажешь? С инкрустациями? Или еще какой тюнинг имеется?
        - Имеется, - кивнула Ника, содрогаясь от отвращения, - имеется, Тема. Мозг имеется и уважение к женщине, понятно? Чем бы и тебе не мешало обзавестись.
        Она встала и быстро пошла к выходу, боясь, что Масленников ее догонит и устроит скандал прямо в ресторане. Куда уж хуже…
        Уже подходя к подъезду, Ника вспомнила, что забыла сигареты на столе в ресторане, и завернула в супермаркет. Бродя между полок, она рассеянно рассматривала пакетики и банки, не вполне понимая, зачем делает это. Готовить что-то дома она практически перестала, обходилась ресторанами и кафе, а для завтрака достаточно было купить яиц, ржаного хлеба и какую-нибудь салатную смесь. Внезапно ее внимание привлекла парочка, двигавшаяся чуть впереди нее. Высокий молодой человек небрежно придерживал за талию спутницу - миниатюрную кудрявую брюнетку с закрепленными заколкой волосами. Яркий плащик и высокие каблуки красных туфель напомнили Нике Дину. «Да ну, ерунда! Динка дома давно, что ей тут делать», - решила Ника про себя и обогнала парочку.
        Из трех касс работала только одна, и к ней выстроилась довольно приличная очередь. Ника со вздохом встала в хвост - курить она может захотеть и среди ночи, поэтому придется стоять. Ей почему-то вдруг захотелось взглянуть в лицо девушки в ярком плаще, чтобы удостовериться в том, что ошиблась, и она обернулась, но парочки не было. «Странно, - подумала Ника, обводя взглядом ту часть магазина, которая просматривалась от кассы, - куда они могли деться? Тут только один выход - через кассы».
        Расплатившись, она вышла на улицу, закурила и медленно пошла к небольшому переулочку, в который выходили металлические ворота дворовой ограды. Там всегда было темно, свет шел только из окон домов, но этого явно не хватало. У мусорных баков копошился бомж, бормотал что-то громко, но разобрать слов Ника не могла. Уже войдя в ворота, она почему-то оглянулась и вдруг зацепилась взглядом за яркий плащ - встреченная ею в супермаркете парочка входила в помещение дорогого ресторана национальной кухни. Девушка вошла первой, а молодой человек чуть задержался, щелкнул кнопкой автосигнализации. Ника заметила, какая именно из припаркованных машин мигнула фарами, и, когда юноша скрылся за дверью ресторана, подошла ближе. На зеркале заднего вида висели черно-белые четки с кистями - это была машина Тимура, парня Дины. «Надо же, не ошиблась, - подумала Ника, возвращаясь во двор. - Вот только какого, простите, хора они делают в это время в центре, когда живут в Митино, а? Ведь я точно это знаю, даже была однажды у Динки, когда та болела. Очень странно». - Скажи, зачем ты продолжаешь тянуть эту лямку, а?
        Ирина восседала в глубоком кресле своей московской квартиры, курила и внимательно смотрела на скорчившуюся напротив на диване Нику.
        - Какую? - сморщилась Стахова, прекрасно понимая, что Ирка имеет в виду.
        - Да такую! - Подруга запахнула чуть разошедшийся на груди пеньюар и продолжила: - Зря, что ли, ты прилетела ко мне среди ночи? Что, дома не спалось, так не терпелось у меня на диване отлежаться?
        Ника понуро опустила голову. Действительно, Ирина была права: она не хотела возвращаться домой, ее угнетала очередная ссора с Артемом, и, чтобы не перебирать в голове всю ночь то, что они друг другу наговорили, она и позвонила подруге, попросившись на ночлег.
        - Я не знаю, Ирка… с одной стороны, я вижу, что это тупик, эти отношения себя исчерпали, все идет как-то по привычке, машинально, что ли… А с другой - ну где взять лучше-то? Сравниваю Артема с остальными и понимаю: те еще хуже. Этот хоть родной какой-то, все про него уже понятно. А там…
        - Фу, какая чушь, - скривилась Ирина. - Ты рассуждаешь как клуша-обывательница. Ну и что теперь? Всю жизнь просидеть рядом с ненужным тебе человеком по принципу
«хоть плохонький, но есть»? Я тебя не узнаю, Ника. Перед тобой стелется такой мужик, Гавриленко этот, а ты сидишь здесь и сопли распускаешь по поводу Масленникова! Да он никогда тебе предложения не сделает, когда ты уже поймешь это, а?
        - А я понимаю, - печально отозвалась Ника, - понимаю, Ир, ты не думай. Но… я рядом с ним много лет, привыкла… и работа… Это ж надо сразу из «Хроникера» уходить - нам вдвоем там будет слишком тесно.
        - Тоже мне - потеря великая! Газета «Вестник Козлопупинска»! Да тебя с твоим именем любое специальное издание оторвет с руками! Дело не в работе, Ника. Дело в том, что ты боишься взять и резко отрубить. А не думала, что по кусочкам отрезать больнее?
        - Больнее. Но я не могу пока.
        - Ну и дура, - подытожила Ирина, - так и просидишь около него всю жизнь - не жена, не любовница, никто.

«Никто»… Именно этим словом и сама Ника определяла свое положение при Артеме вот уже пару лет.
        - Знаешь, Иришка, вот сейчас, мне кажется, самый удобный момент все оборвать… Он меня так подставил, что и не приснится - вот и повод, но…
        - Ты со своими «но» так и будешь всю жизнь одна, Стахова! - перебила Ирина. - Я тебе предлагаю хоть раз в жизни подумать о себе - лично о себе, о том, чего ты хочешь. Ну скажи: разве тебе не хочется хоть на час оказаться с этим Максимом наедине, а?
        Ника усмехнулась:
        - Я бываю с ним наедине регулярно, и не по часу. Что с того?
        - Ты прекрасно поняла, что я имею в виду, - не приняла шутку подруга, - может, стоит попробовать? - С этими словами Ирина встала и удалилась в спальню.
        Ника осталась наедине со своими невеселыми мыслями и с необходимостью завтра с утра отправляться на работу, сидеть на утренней летучке, слушать Артема, видеть его в коридоре, сталкиваться на пороге кабинета…
        Она со вздохом поднялась с дивана, потянулась к оставленному Ириной на подлокотнике кресла комплекту белья. Взгляд ее упал на лежавший тут же телефон - в углу дисплея светился конверт эсэмэс. Ника открыла его и отпрянула. «Не делай этого. Сильно пожалеешь».
…Она не могла понять, как именно оказалась на стройке, как вообще попала туда. Вышла вечером из офиса, забросила на плечо ремень сумки, вынула сигареты и зажигалку, отвернулась к стене, чтобы прикурить, - и все. Провал. Очнулась от холода, пронизывавшего все тело - тонкая ветровка не грела, а к вечеру неожиданно похолодало.
        Ника, со стоном схватившись за раскалывающуюся голову, попыталась принять сидячее положение и оглядеться. Когда глаза привыкли к темноте, она с удивлением обнаружила, что находится в недостроенном здании, по пустым помещениям которого свободно гуляет холодный ветер. Каждый звук эхом разносился под высокими сводами, вызывая жуткие ассоциации с голливудскими боевиками и триллерами. «По закону жанра сейчас должен появиться некто в темном», - подумала Ника, шаря рукой возле себя в поисках сумки. Ее, разумеется, не было, как не было ни сигарет, ни зажигалки. Даже мобильник, по какому-то недоразумению сунутый во внутренний карман ветровки, и то нашли, не поленились.
        - Хорошо, что я сегодня ноутбук не забрала, вовремя Славка-сисадмин предложил программы обновить, как чувствовал, - пробормотала Стахова.
        Нужно было выбираться отсюда, но все тело охватила какая-то слабость. Хотелось спать - прямо здесь, на грязном бетоне, под стеной, чтобы утром, открыв глаза, увидеть в незастекленном оконном проеме солнце. «Бред какой-то». - Разозлившись на себя, Ника попыталась встать, но ноги не слушались. Рухнув на колени, она поняла, что не справится - очень уж странное состояние. Тыльная часть правой кисти была вымазана чем-то, и Ника поднесла руку к глазам, чтобы лучше рассмотреть. Коричнево-бурые пятна. Она понюхала руку, но запаха краски не было.
        - Кровь, что ли? - Она провела пальцем по пятнам и ощутила боль.
        Казалось, что болит каждая косточка. Ника попробовала согнуть пальцы и не смогла, снова охнув от резкой боли, отозвавшейся во всей руке до плеча. «Сломаны пальцы-то у меня», - поняла Стахова, баюкая руку как ребенка, стараясь заглушить боль. В этой ситуации ее успокаивало только одно: Ника была левшой, а потому временная утрата подвижности в правой руке ничем ей особенно не грозила. Тот, кто притащил ее на стройку, не знал об этой Никиной особенности.
        И еще запах… Нестерпимый запах немытого тела, мочи и застарелого перегара… Ника огляделась и в дальнем углу помещения увидела бесформенную кучу. Заставив себя все-таки подняться, она доковыляла до нее, наклонилась и, в ужасе отпрянув, упала.
«Кучей» оказался бомж. Мертвый. Остекленевшие полуоткрытые глаза и неестественная поза не оставляли сомнений в этом. Лежал ли он здесь до того, как Ника появилась на стройке, или умер недавно, она не знала. Но страх так сковал ее, что Ника как завороженная не сводила глаз с мертвого тела. Она чувствовала себя мышью, запертой в одной комнате с голодным котом, - сбежать некуда, спастись возможности нет. «Ну что я - малолетка, чтобы покойников бояться? - уговаривала она себя, стараясь отвести взгляд от трупа. - Он же ничего мне не сделает… Это просто тело, и все. Оно не двигается, не может встать, ничего не может». Однако уговоры мало помогали.
        Нужно было как-то выбираться отсюда, а сил не было. Ника заплакала. Болели пальцы, кружилась голова, холод остывшего за ночь цемента проникал через джинсы. Внезапно Ника насторожилась: внизу явно кто-то был. Закусив губу, она затаила дыхание и прислушалась - точно, внизу кто-то ходил. Страх усилился, и это неожиданно придало Нике сил. Она встала на ноги и сделала пару осторожных шагов к оконному проему. Прятаться в абсолютно пустом помещении было негде. Ника выглянула из окна и отшатнулась - высоко, пятый этаж. Но по всей стене чуть ниже оконного проема тянулся неширокий, сантиметров в двадцать, выступ. Решение созрело мгновенно, подстегиваемое страхом перед неизвестностью и приближающимися шагами.
        Ника села на импровизированный подоконник и спустила ноги на выступ, стараясь понять, сможет ли сделать несколько шагов в сторону, чтобы, прижавшись к стене, переждать какое-то время, пока незнакомец (или незнакомцы?) будет бродить здесь.
«Черт, ну почему я не миниатюрная куколка? Почему я такая огромная и с таким размером ноги, а? Ведь мне придется стоять в пятой балетной позиции, чтобы не грохнуться!»
        Нужно было поторопиться, и Ника встала, уцепившись пальцами левой руки за щель между кирпичами. «Мамочка, мамочка моя, как же я боюсь, - стараясь не смотреть вниз, думала она, медленно продвигая ногу по выступу, - только бы не сорваться, только бы не упасть, костей ведь не соберу…» Стараясь не дышать, она продвигалась по выступу влево от оконного проема, то и дело находя пальцами новую щель между кирпичами, за которую можно уцепиться и перевести дыхание. Самым трудным оказалось не смотреть вниз, хотя постоянно хотелось бросить взгляд туда, где под ногами была бездна. Но Ника, сжав зубы, заставляла себя этого не делать.
        - Если посмотрю, непременно сорвусь, - бормотала она, продвигаясь по выступу.
        Когда расстояние от окна до того места, где она стояла, показалось Нике достаточным, она перевела дыхание и замерла, прислушиваясь к тому, что происходило в помещении. Там, по всей видимости, никто не боялся быть услышанным. Разговаривали двое.
        - Ну и где?
        - Погоди… ничего не понимаю… тут оставил, вот возле этой стенки - видишь, тут и крови натекло немного.
        - А куда пропала? Ты ж сказал, что она в отключке.
        - Была в отключке. От боли кто угодно отключится, а тут - девка…
        - Ну так и где она тогда? Где? Я что, стал хуже видеть? И почему здесь воняет так, а?
        - А это того… момент, так сказать, устрашения… - Мерзкое хихиканье и какое-то движение, а затем сдавленный вскрик собеседника:
        - Спятил совсем? На фиг ты жмура сюда приволок?!
        - Думал, поможет барышне подольше в себя не приходить, если невзначай очнется… а она, вишь, прыткая оказалась… бомжара этот здесь дня три лежит, я, когда место присматривал, сразу увидел. Удивительно, что никто раньше не хватился, запах-то уже идет.
        - Да кому надо? Здесь, поди, такие, как он, только и бывают - стройка-то заморожена. Ладно, пошли, будем думать, куда наша коровистая птичка улететь успела.
        Шаги начали удаляться и вскоре совсем стихли. Ника по-прежнему стояла на выступе, вжавшись всем телом в стену и зажмурив глаза. От напряжения правая нога начала подрагивать, и Ника поняла, что нужно как можно скорее вернуться внутрь, пока она еще может передвигаться. Иначе просто сорвется и упадет вниз. Преодолевая все нарастающую дрожь в ноге, она кое-как добралась до оконного проема, тяжело перевалилась прямо на пол и затихла, ткнувшись лбом в грязный цемент.
        Отлежавшись, Ника села и попробовала собрать в кучу ускользающие обрывки мыслей. Необходимо было выбраться из этого здания, добраться до ближайшего травмпункта и разобраться с нестерпимо болевшей рукой. Потом попасть домой, позвонить в редакцию, принять ванну, выпить чего-нибудь расслабляющего и - спать, спать, спать до тех пор, пока сегодняшние события не начнут казаться всего лишь ночным кошмаром. Но… для этого нужно было как минимум оказаться на улице и понять, где она вообще находится, потому что времени рассматривать пейзаж у Ники до этого абсолютно не было.
        Сделав над собой усилие, Стахова встала на ноги и осторожно пошла к противоположной стене, где в дверном проеме виднелись деревянные мостки, заменявшие лестницу.
        Уже начало светать, первые дворники зашаркали по асфальту метлами, и присутствие людей на улице немного успокоило Нику. Выбравшись через отверстие в заборе с территории стройки, она огляделась и поняла, что находится где-то на окраине Москвы, в районе, название улиц которого ей совершенно ни о чем не говорило. К счастью, на одном из зданий были укреплены часы, и, бросив взгляд на их циферблат, Ника увидела, что до открытия метро еще больше часа. А как раз на метро она возлагала надежды - карточка чудом осталась во внутреннем кармане куртки, а вот денег не было ни копейки. Зато правая рука болела все сильнее, и это очень беспокоило Нику.
        Она пошла на звук шаркающей по асфальту метлы в надежде, что дворник окажется хотя бы говорящим по-русски и сможет объяснить ей, как добраться до травмпункта, если он здесь вообще есть. На ее счастье, за углом дома она обнаружила пожилую женщину в униформе, бормотавшую что-то себе под нос. Дворничиха обернулась, услышав шаги:
        - Ты чего, девка, в такую рань? Загуляла?
        - Я… на меня напали, - проговорила Ника, протягивая вперед сломанную руку, - вы не знаете, здесь есть поблизости травмпункт?
        - Есть, - кивнула дворничиха. - Идем-ка, я тебя провожу, а то что-то зеленая ты какая-то, того и гляди упадешь.
        Ника приняла помощь с благодарностью - меньше всего ей хотелось сейчас блуждать по незнакомому району в одиночестве.
        Они довольно быстро добрались до травмпункта, однако Ника, как ни старалась, так и не смогла запомнить дорогу по проходным дворам и каким-то переулкам. «Ничего, здесь ведь есть телефон, позвоню Ирке, попрошу приехать за мной», - подумала она, немного успокоившись.
        Медики встретили ее довольно приветливо - молоденькая медсестра сразу провела в кабинет, а там врач-травматолог долго осматривал Никину руку, качал головой и наконец направил на рентген. В ожидании снимка Ника сидела на кушетке в коридоре и дремала, прижимая больную руку к груди.
        Гипс наложили быстро, и Ника попросила разрешения позвонить. Медсестра протянула трубку радиотелефона.
        Ирка долго не отвечала - видимо, отсыпалась, но потом все же сняла трубку:
        - Стахова, ты смертница, что ли? Знаешь, который час?
        - Знаю, прости. Но мне необходима твоя помощь. - И Ника сбивчиво рассказала, где находится. Это мгновенно заставило Ирину проснуться окончательно:
        - Какого черта ты там делаешь?!
        - Так получилось, - уклонилась Ника, не желая обсуждать подробности по телефону. - Так ты можешь меня забрать? У меня ни копейки денег нет.
        - Хорошо, через час подъеду. Попроси, чтобы тебе разрешили посидеть в травмпункте, не смей никуда выходить, слышишь?
        - Да, я поняла.
        Она вернула телефон медсестре и спросила:
        - Я не могла бы дождаться подругу у вас?
        - Конечно, - приветливо ответила девушка. - Сегодня такое затишье, совсем нет пациентов. Вы вот тут присаживайтесь. - Она показала на небольшое глубокое кресло у кадки с фикусом. - Хотите чаю?
        - Было бы неплохо, - с благодарностью откликнулась Ника, усаживаясь в кресло.
        Медсестричка ушла, а через несколько минут вернулась с большой белой керамической кружкой, над которой поднимался пар, и с блюдцем, полным крекеров.
        - Вот угощайтесь. И не стесняйтесь, если что-то нужно, мне все равно заняться нечем. Меня, кстати, Женей зовут.
        - Очень приятно. Спасибо вам, Женя.
        Ника здоровой рукой взяла кружку и с наслаждением сделала большой глоток. Только сейчас до нее стало доходить, чего именно ей удалось избежать. Вряд ли те двое приходили, чтобы дать ей интервью… Кружка заплясала в трясущейся руке, и Ника невольно выплеснула немного чая на колено, но даже не почувствовала боли от горячего.
        Дверь травмпункта распахнулась, и до Ники долетел мужской голос:
        - Эй, тут есть кто живой?
        Стахова вздрогнула - голос показался ей знакомым. Она начала напрягать память, но никак не могла вспомнить, где именно его слышала.
        - Поможет нам кто или нет? - гремел мужчина, нетерпеливо постукивая чем-то о бортик высокого поста регистратуры.
        - Не нужно так шуметь! - звонким голоском отозвалась вышедшая откуда-то Женя. - Что случилось?
        - Мой приятель, кажется, сломал ногу.
        - Где это случилось?
        - Он охранником работает на стройке, пошел проверить, не расположились ли где бомжи на ночлег, поскользнулся, видимо.
        И в этот момент Ника узнала голос - он принадлежал одному из тех, кто совсем недавно охотился за ней в пустом строящемся здании. Она похолодела от ужаса: если эти люди сейчас увидят ее здесь, то все пропало. Вряд ли худенькая Женя и не особенно крупный травматолог смогут ей чем-то помочь. Ника перестала дышать, надеясь, что никому не придет в голову заглянуть сюда, за старый разросшийся фикус.
        Она слышала, как пришел травматолог, как пострадавшего укладывают на каталку, а он ругается на каком-то другом языке. И этот голос Ника тоже уже слышала…
        Она старалась не шевелиться, чтобы, не дай бог, не привлечь к себе ненужного внимания, и отчаянно молилась о скорейшем приезде подруги. «Мне бы только выбраться отсюда, только бы покинуть это здание незамеченной», - думала Ника, понимая, что это единственный шанс избежать неприятностей. Не зря ведь эти двое искали ее на заброшенной стройке, да и оказалась она там именно с их легкой руки. И почему-то Нике совсем не хотелось выяснять причину…
        Наконец, бросив взгляд в окно, она заметила паркующуюся прямо перед запертыми воротами машину и с облегчением выдохнула - Ирина приехала. Осторожно выглянув из-за фикуса, Стахова обнаружила, что коридор пуст, а голос одного из незнакомцев доносится из противоположного конца, оттуда, где располагалась перевязочная.

«Повезло», - подумала Ника и, прижимая к груди загипсованную руку, на цыпочках побежала к входной двери. Тут ее ждал неприятный сюрприз - слева от крыльца курил второй незнакомец. Ника просто не заметила, когда он доверил приятеля заботам врача и вышел. На звук открывшейся двери мужчина обернулся и в изумлении уставился на Нику. Нужно было срочно что-то предпринять, пока он не одумался и не вцепился в нее. Стахова резко спрыгнула с крыльца и побежала к припаркованной за воротами травмпункта машине. Буквально ввалившись на заднее сиденье, она захлопнула дверь и заорала:
        - Ирка, гони скорее!!!
        Ирина сориентировалась быстро, и через пару секунд они уже неслись по пустой улице в сторону шоссе. Нику трясло, она то и дело оглядывалась назад, словно ждала погони.
        - Так, Стахова, колись - от кого мы удираем? - Ирина уверенно вела машину в сторону центра, стараясь успеть до начала традиционных утренних пробок.
        - Не знаю я…
        - Да? А вид у тебя чего такой, словно ты всю ночь в помойке просидела?
        - А я и просидела! - огрызнулась Ника, понимая, что выглядит не лучшим образом после ночи, проведенной на стройке. - Домой приедем, и я удовлетворю твое любопытство, если только ты разрешишь мне сперва ванну принять.
        - Да уж разрешу! - фыркнула Ирина. - А то уж больно вид отчаянный у тебя, да и запашок того-с… не «Шанель»… Давай так - я тебя к себе отвезу, ты пока в ванне полежишь, а я в одно место смотаюсь, дело есть. Потом вернусь - и поговорим.
        Этот вариант Нику полностью устраивал. - …Куда ты пропала? Что это еще за новости? - спросонок Нике казалось, что Артем орет, надрывая голосовые связки. Она отвела трубку радиотелефона от уха и поморщилась - вода в ванне стала совсем уж холодной. «Надо же, не заметила, как уснула, вот вымоталась», - подумала она, дотягиваясь до крана с горячей водой и поворачивая ручку. - Ника, ты что, не слышишь меня? Я все утро тебя ищу, никто не знает, приходила ли ты вообще! Почему твой мобильный выключен?
        - Потому что его у меня украли. Как ты узнал, что я здесь?
        - Когда обзвонил все морги! - рявкнул Масленников. - Только потом твоя подруга соизволила сообщить мне, что ты, видите ли, отдыхаешь в ее квартире! Вы что, сдурели обе? Я едва с инфарктом не слег!

«Ого, сколько эмоций, - почти с удовлетворением отметила Ника, - что-то раньше ты не был таким горячим… Каждый день новости».
        - Тема, ты успокойся. Я в порядке, - оглядев замотанную, чтобы не намочить, пищевой пленкой загипсованную руку, сообщила она, - просто мне нужно сегодня отлежаться. Если тебя беспокоят формальности, то оформи мне отпуск без содержания, всего и дел.
        - Да при чем тут… - запнулся Артем, но заговорил тише: - дело разве в этом… Я ведь волнуюсь, Ника, как ты не можешь понять!
        - Поправь меня, если я ошиблась, но мы с тобой вчера, кажется, расстались. Нет? - Ника прижала трубку плечом, здоровой рукой вынула сигарету и щелкнула зажигалкой.
        - Прекрати! Я очень прошу тебя - прекрати. Никто ни с кем не расставался. У тебя очередной закидон, но я привык. Мне важно, чтобы ты была рядом со мной, Белочка.

«И почему мне совершенно не хочется взлететь от этих слов? Раньше так и было бы, а теперь лежу в ванне, курю - и мне совершенно безразлично то, что он говорит».
        - Я сейчас приеду и заберу тебя, - продолжал Артем, - поедем ко мне.
        - Нет, Артем. Я не поеду к тебе, и забирать меня не нужно.
        - Но…
        - Я так решила. Так будет лучше. По крайней мере пока.
        Ника нажала отбой и, бросив трубку на бортик, погрузилась в воду с головой. Ситуация с Артемом становилась смешной. Каждый раз одно и то же, по кругу, теми же словами. Действительно, честнее порвать ставшие такими тягостными отношения и дать возможность строить жизнь заново. И себе, и ему. Но Артем продолжал цепляться, находить все новые крючочки, и Нике было жаль его. Ей хотелось, чтобы Масленников ушел сам - ей казалось, что в таком случае его самолюбие пострадает меньше. А он никак не понимал этого.
        Внезапно Ника расхохоталась, едва не захлебнувшись водой. Она вдруг вспомнила, что снова - в который уже раз за довольно короткий промежуток времени - лишилась ключей от квартиры.
        - Наташа меня убьет, - вслух проговорила она, представив выражение лица квартирной хозяйки.
        Ника выбралась из воды, чувствуя в теле легкость. Казалось, что и усталость отступила, и можно даже заняться какими-то делами, и даже рука не болит.
        Однако на практике оказалось, что, будучи левшой, обходиться совсем без правой руки Ника не может. Пуговицы, носки, молния джинсов - все это требовало помощи. Кое-как справившись с одеждой, она вскипятила чайник и заглянула в холодильник. Разумеется, не имевшая проблем с лишним весом подруга не держала там ничего низкокалорийного или диетического. Зато вот копченой колбаской Ирина себя баловала… Ника со вздохом закрыла дверцу и принялась за пустой чай. «Тут и умереть недолго. Надо как-то к себе добираться».
        Но тут в дверном замке повернулся ключ - это пришла Ирина, в руках которой Ника увидела пакет из супермаркета.
        - Вот, подкормить тебя решила, а то вспомнила, что ты диетчица у меня, - подколола подруга, сбрасывая прямо на пол легкое пальтецо. - Держи-ка. - Сунув Нике пакет, Ирина присела на небольшой пуфик и принялась расстегивать туфли.
        - Не диетчица я, - буркнула Стахова, с любопытством заглядывая в пакет, - просто стараюсь меньше жрать калорийного.
        - Ну, так я некалорийного и купила. Неси в кухню, сейчас руки вымою, и поедим.
        Ника послушно ушла в уютную Иркину кухню, вспоминая, как еще раньше, в студенчестве, в родном Омске они часто собирались почти в такой же кухоньке у Ирины, пели песни, пили дешевую «Изабеллу» из картонных упаковок и до хрипоты спорили о кино, искусстве, поэзии. Учились они в разных институтах, но сумели не только не потерять связь друг с другом, но и сплотить свои студенческие компании.
        - Ты чего?
        Ирина чуть подтолкнула застывшую в дверях Нику в спину, и та обернулась:
        - А? Да что-то вспомнила вдруг… не обращай внимания, я вообще в последнее время сама не своя. Как будто заблудилась и не могу выход найти. Вроде чувствую, что он есть, а не вижу.
        - А он есть, - кивнула Ирина, усаживаясь на табуретку, - он всегда есть, Никуся, просто не всегда он тебе нравится.
        Ника молча кивнула. Действительно, она ведь могла позвонить Гавриленко и выложить ему все. Вообще все - вплоть до того, что статьи под ее именем писал Артем. И тогда, если Гавриленко был причастен к творившемуся вокруг кошмару, это все разом могло и закончиться. Но… Где-то внутри себя Ника понимала, что не хочет двух вещей - подставить Артема и узнать, что Гавриленко… И она даже не могла определить, какая из этих вещей была для нее более неприятной.
        - А твой Тема не задумался, - произнесла вдруг Ирина, и Ника, вздрогнув, осознала, что сказала что-то вслух, даже не заметив.
        - Ты не понимаешь…
        - Ой, иди ты к черту, Стахова! - взорвалась вдруг Ирина. - Нашлась тут святая великомученица Вероника! В жертву она себя приносит, прямо на алтарь судьбы плашмя кидается! Дура ты, вот что.
        Ника понуро опустила голову, даже не подумав обидеться, потому что понимала - подруга права во всем.
        У Ирины в кармане пальто зазвонил мобильный, она вышла в коридор и через минуту вернулась, держа трубку в руке. Выражение лица у нее при этом было такое брезгливое, словно по пути она наступила в грязь.
        - Вот держи. Легок на помине. - Она сунула трубку в руку Нике и ушла.
        Звонил Артем:
        - Я подъехал и стою у подъезда, спускайся.
        - Мне кажется, я ясно сказала - к тебе я не поеду.
        - Прекрати, Ника! Я бросил все дела и приехал.
        - И я теперь должна быть тебе благодарна по гроб жизни? Да если бы не ты и не твои идиотские статьи, вообще ничего бы не происходило!
        - Ника! - Артем чуть повысил голос, и это окончательно разозлило Стахову:
        - Не смей! Не смей никогда орать на меня, слышишь? Никогда!
        - Успокойся! Я не ору, я пытаюсь достучаться до тебя, но ты никак не хочешь услышать! Я предлагаю тебе помощь, но ты, похоже, предпочитаешь получить ее в другом месте и от другого человека, да?
        Этого Ника стерпеть уже не смогла.
        - Ты… ты… низкий, мерзкий сплетник! - выдохнула она. - В чем ты обвиняешь меня? Помощь он предлагает! Надо было изначально не предлагать кучу неприятностей! И оставь свои намеки - там все совершенно не так, как ты себе нарисовал! Уезжай отсюда, немедленно уезжай и оставь меня в покое!
        Она бросила трубку на стол и разрыдалась. Артем пытался перезвонить еще несколько раз, но Ника не отвечала, и он, видимо, остыл. В кухню неслышно вошла Ирина, обняла подругу за вздрагивающие от рыданий плечи, прижалась щекой к макушке:
        - Ну что ты, рыжик? Не убивайся так, никто из них этого не стоит. Ты же у меня умница и красавица, а рыдаешь из-за побитого молью мужика с приданым в виде дочери и бывшей жены. Я тебя просто не узнаю, и мне обидно. Обидно за ту Нику, которую я знала. Она бы не стала вот так расползаться!
        Ника подняла заплаканное лицо и проговорила:
        - Я, наверное, все-таки его люблю, Ирка. И мне так больно, что он такой…
        - Ника, да они почти все такие. Кого ни возьми…
        - Да? Твой Иржи был другим.
        - Мой Иржи оказался женат, - спокойно и даже равнодушно отозвалась Ирина, как будто не было за плечами почти семи лет счастливой жизни с пражским адвокатом.
        Стахова даже перестала рыдать от неожиданной новости. У нее в голове не укладывалось - как такое могло случиться? Как могла Ирка, такая умная, прозорливая и умевшая предвидеть ситуацию на три шага вперед, попасть в положение любовницы? У нее всегда было на этот счет строгое табу - никаких женатиков, никаких встреч в его свободное время, никаких одиноких праздников и выходных. И вдруг…
        - Ира… но… семь лет! - выдохнула Ника.
        Ирина зацепила ногой табуретку под столом, выдернула ее и села, облокотившись на столешницу локтем.
        - А вот так, Никуся. Семь лет этот красавец пудрил мне мозги так талантливо, что я даже не поверила, когда узнала.
        - А… как ты узнала? - Ника уже забыла о собственных неприятностях, об уехавшем ни с чем Артеме, о загипсованной руке…
        Ирина пожала плечами, дотянулась до электрического чайника и щелкнула кнопкой:
        - Чайку попьем, хотели ведь. Как узнала… очень просто. Ко мне в галерею заявилась его жена с близнецами. И обе девочки, как ты догадываешься, оказались копией папеньки. Красивые такие пятилетние куколки.
        - Но… как же… в смысле как ты не замечала? Ведь время…
        - А он оказался очень талантливым прохвостом, Никуся. Его семья жила не в Праге, а в пригороде. И его поездки «к клиенту» были на самом деле визитами в семью. Они с женой сначала договорились, что у них вроде как открытый брак. А в какой-то момент она решила - нет уж, брак так брак, по полной программе. Вот и все.
        Ирина встала и отошла к навесным шкафам, зачем-то открыла дверцы, заглянула внутрь, снова закрыла.
        - Знаешь, - вдруг со слезами в голосе заговорила она, обернувшись к Нике, - мне никогда в жизни не было так мерзко, как в тот вечер, когда Иржи приехал домой. Никогда. Он не знал о визите своей жены, а я просто хотела посмотреть, как он станет выкручиваться. Лучше бы я этого не делала. Уходить нужно сразу - навсегда, резко, чтобы не было так больно.
        - Ты сильная, Ирка, - медленно проговорила Ника, - ты взяла и ушла. А я не могу. Очень хочу, понимаю, что это неизбежно, а все равно не могу. Жалко прошлого, понимаешь?
        Ирина вытерла навернувшиеся слезы, достала чашки и сахарницу.
        - Нашла о чем пожалеть! Можно остаток жизни в этом ковыряться, в прекрасном прошлом, а тем временем мимо проплывет твое настоящее и будущее. И не заметишь даже. Уже не замечаешь.
        - Ты о Гавриленко? - со вздохом спросила Ника. - Это бесперспективно, Ира. Кто он и кто я? Мы две разные планеты, и наши орбиты только чуть коснулись друг друга, но не больше.
        - Ой, заговорило журналистское нутро! - отмахнулась подруга, наливая чай. - Планеты, орбиты… Ты не статью для глянца пишешь, а свою жизнь пытаешься устроить. Или я пытаюсь, уже не разберешь. Что тебя смущает в Гавриленко? Деньги? Власть? Рост двухметровый? Что?
        - Он… другой, понимаешь?
        - Да, не такой, как твой Артем. И это тебя смущает. Ты привыкла появляться по свистку, по зову - а тут наоборот. Зовешь ты - и он приходит, решает твои проблемы, а не навязывает собственные. Понимаешь? Не ноет о неприятностях с бывшей женой, не жалуется, что дочь в школе плохо учится. Он вообще тебя не парит ничем - наоборот, старается, чтобы твоя жизнь стала хоть немного легче и интереснее.
        - Ты идеализируешь человека, которого не знаешь!
        - Я основываюсь на твоих рассказах и на том, что вижу сама. Ты меняешься в лице, когда говоришь о нем.
        - Ира, я тебя умоляю… давай не сегодня, - жалким голосом попросила Стахова, прижимая к груди нестерпимо занывшую руку, хотя на самом деле ей вдруг показалась, что это не рука болит, а душа. - Я так измучилась, что не в состоянии вынести еще и твои рассуждения о преимуществе одного кобеля перед другим. Полежать бы…
        Ирина захохотала - иной раз подруга, даже будучи вот в таком размазанном состоянии, ухитрялась выдавать фразы, от которых живот сводило.
        - Тогда какого черта ты нарядилась в грязные шмотки, а? Когда рядом висел специально для тебя оставленный халат? - поинтересовалась она. - Куда собиралась бежать, коль скоро Артема отправила восвояси?
        - Домой хотела ехать, придется снова менять замки. Хозяйка не обрадуется…
        - Так, плюем на замки, на хозяйку, идем в спальню и спим, пока тошнить не начнет, - решительно заявила Ирина, - и я к тебе с удовольствием присоединюсь, поскольку тоже не выспалась. - Ты мне объясни, идиот, как вышло, что она мимо тебя просвистела? Как вы ее вдвоем вообще упустили? В пустом здании!
        - Так вот это и непонятно… все обшарили, да и где там шарить-то было? А потом этот черт в своих модных ботинках на мостках поскользнулся, пришлось его в травмпункт везти. Кто знал, что он этой корове руку ухитрился сломать? Об этом разговора даже не было. Я, когда ее на крыльце увидел, аж дар речи потерял…
        - Лучше бы ты… а, да что теперь! Девка у вас была, можно сказать, теплая и готовая, а вы два клоуна!
        - Ну, в другой раз умнее будем!
        - Боюсь, что в другой раз у нее уже будет отличная и профессиональная охрана. И вам, дилетантам, она станет совсем не по зубам.
        Все проблемы по смене замков в квартире взял на себя Артем, чем очень удивил Нику. Когда она, переночевав у Ирины, явилась утром в редакцию, вызвав переполох гипсом на руке, Масленников улучил момент и положил на стол рядом с клавиатурой связку ключей.
        - Можешь не бояться, к тебе никто не войдет, я вчера сменил замки. И вот еще… - на столе перед Никой появился новый мобильный телефон, - номер я твой восстановил.
        Он повернулся, чтобы уйти, но задержался и, осторожно коснувшись пальцем гипса, спросил:
        - Может, ты пока дома побудешь?
        - Зачем? Я прекрасно печатаю левой рукой.
        - Я подумал, что…
        - Артем, спасибо за телефон и замки. И… извини, если я вчера грубо себя вела. Просто не каждую ночь проводишь на стройке в обществе мертвого бомжа. - Ника сунула ключи в карман сумки и включила компьютер, совершенно не интересуясь, какое впечатление произвели ее слова на Масленникова.
        Артем постоял еще пару минут, почувствовал себя лишним, как-то затравленно оглянулся по сторонам и вышел из кабинета. Ника прекрасно увидела его состояние, то и дело бросая взгляд в прикрепленное над монитором зеркальце. Масленников определенно был напуган тем, что произошло с ней.
        - А вот будешь знать, как подставлять меня, - пробормотала Ника под нос и зашла на сайт фотобанка в поисках нужных для статьи иллюстраций.
        Как назло, первой же фотографией оказалась панорама Карлова моста, и Стахова углядела в этом знак. С некоторых пор все, что связано с Чехией, для нее прочно ассоциировалось с Гавриленко. «О, господи! - подумала Ника, поспешно закрывая снимок. - Прямо по Фрейду. Могу даже предсказать, что он сегодня непременно позвонит. Ну, не Фрейд, понятно, а Гавриленко». И вдруг она честно призналась себе, что нестерпимо хочет услышать голос Максима. Его спокойные интонации внушали ей уверенность и давали ощущение покоя. Так было прежде с Артемом, давно, еще в самом начале их романа. Ника помнила себя тогдашнюю - вспыльчивую, категоричную, не терпящую никаких возражений и замечаний, готовую кинуться защищать себя и свои убеждения от кого бы то ни было. И только Масленников своим спокойствием и даже некой меланхоличностью довольно быстро изменил ее. Потом, со временем, Ника потихоньку снова стала прежней, но это было уже начало конца. Артем перестал играть в ее жизни важную роль, и она хорошо это понимала.
        - Ника, тебя к телефону! - Голос Натальи заставил Нику отвлечься от анализа собственной жизни.
        - Ну, вот на кой черт звонить на редакционный телефон, когда есть сотовый, - пробормотала она, досадуя на Гавриленко, ибо была уверена, что это звонит он.
        Все оказалось несколько иначе…
        - Что, корова, думала - выскользнула? - проговорил низкий мужской голос, в очередной раз показавшийся знакомым. - Не-ет, это я тебе разрешил погулять пока. Но скоро все закончится.
        - Что вам от меня надо?! - крикнула она, забыв, что кругом любопытные глаза и уши. - Я не имею отношения…
        - И не будешь иметь! - перебил мужчина. - Не будешь - я сказал!
        В трубке раздались гудки, и Ника беспомощно оглянулась - коллеги, затаив дыхание, наблюдали за ней.
        - Что уставились? - враждебно спросила она, сразу чувствуя прилив злости и вместе с ней сил.
        - В отпуск тебе пора, - со вздохом констатировала Наталья, снова утыкаясь в монитор, - которую неделю на всех кидаешься, скоро кусаться начнешь.
        Ника почувствовала себя неловко. Коллеги не были в курсе ее неприятностей, а любопытство, видимо, является врожденным чувством у журналистов, так что Никина грубость выглядела не очень хорошо.
        - Извините, - проговорила она достаточно громко для того, чтобы ее услышали все, - я что-то сама не своя… и рука болит. - Она продемонстрировала гипс.
        Коллеги не отреагировали, сделав вид, что погружены в свою работу, и Ника, положив трубку на рычаг, тоже вернулась за свой стол.
        Но работа не шла. Ника была уверена, что за это время успела привыкнуть к угрозам и разного рода страшилкам, что ее ничем уже не напугаешь, но оказалось, что это весьма далеко от истины. Тот, кто звонил, сумел внушить ей страх, и теперь она снова была сама не своя от охватившего ее чувства незащищенности.
        Ника обхватила руками голову, не обращая внимания на мешавший гипс, и едва сдерживалась, чтобы не заплакать. «Даже странно, - думала она, кусая губу, - еще вчера я вылезла на парапет и едва не ногтями держалась за стену, и никакого страха не было и в помине, а сегодня от обычного телефонного звонка схожу с ума. Что мне делать? Как мне избавиться от этого кошмара? Если даже Гавриленко не может это прекратить…»
        Почему-то она была уверена в том, что во власти Максима взять и разрубить этот узел кошмаров. Может быть, стоило попросить его об этом в открытую? Но Ника для этого была слишком гордой. «Черт меня возьми, ну почему я всегда все так усложняю? Почему не могу сама позвонить и сказать - помоги мне?» Она трогала пальцем лежавший рядом мобильный, но так и не решалась набрать номер Гавриленко, только толкала телефон по столу, как ненужную игрушку.
        - Иди домой. - Тронувшая плечо рука Натальи заставила Нику вздрогнуть всем телом. - Ты что-то и в самом деле совсем того… Иди, Ника, иди. Оставь, я закончу твое.
        - Там много… - вяло запротестовала Ника, но скорее сделала это для вида - домой хотелось жутко, до крика. Запереться на все замки, задернуть шторы, лечь на кровать в спальне и накрыться с головой пледом. Как в детстве - вроде бы так нестрашно, «я в домике».
        - Иди-иди. - Наталья почти силком заставила Нику встать, собрала в ее сумку мелочи со стола, туда же бросила мобильный и решительно повесила ее на плечо Стаховой: - Все, готова. Дома чайку с молоком, меда ложечку туда - и спать.
        Стахова вышла из здания, миновала турникет и почти сразу налетела на Максима.
        - О-па, - аккуратно переставляя ее на тротуар, проговорил он, - как я вовремя. Думал, что придется вызванивать. А это что еще?! - Он заметил гипс на руке Ники и осторожно взял ее за пальцы.
        Нике стало не по себе. Ей почему-то казалось, что Максим в курсе того, что произошло с ней прошлой ночью, а спрашивает для того, чтобы запудрить мозги.
        - На роликах каталась, упала неудачно, - хмуро буркнула она.
        - На роликах? На Поклонке, что ли? - удивился Гавриленко абсолютно натурально, и Ника почувствовала себя совершенно сбитой с толку. - А чего же меня не пригласили? Я люблю ролики.

«Ну, могу себе представить… Катимся мы с тобой, а за нами толпа исходящих слюной светских телочек…» - хмыкнула про себя Ника. А Гавриленко, воодушевившись, продолжал:
        - Давайте в выходной покатаемся вместе?
        - Нет уж, хватит с меня! Вполне достаточно сломанной руки, знаете ли. - Она почти выдернула пальцы из его ладони. - И вообще… я домой иду, меня отпустили в связи с плохим самочувствием.
        - Как официально, - улыбнулся Гавриленко, который никак не мог понять, что происходит с Никой и почему она себя так ведет.
        - Как есть.
        - Тогда… я провожу? - склонив набок голову, поинтересовался он и предложил Нике полусогнутую руку: - Прошу.
        Стахова взяла его под руку и, сделав пару шагов, вдруг почувствовала, что за ними наблюдают. Обернувшись к проходной, она увидела Масленникова, изо всех сил сжимавшего пальцами блестящую трубу турникета.
        Прогулка оказалась короткой - Ника жила наискосок от редакции, и теперь, стоя у подъезда, она испытывала неловкость. По правилам, нужно было пригласить Максима подняться, но она боялась сделать это, боялась показаться навязчивой, настойчивой. А проститься и уйти - как-то неловко. Ситуацию спас сам Гавриленко:
        - Не хочу показаться нахалом, но…
        - Может, чаю? - улыбнулась Ника. - Не вопрос!
        И внезапно стало так легко, словно с плеч сняли тяжелый рюкзак. В лифте, вынужденные тесно прижаться друг к другу в маленькой кабине, они взялись за руки, и Ника почувствовала, как чуть чаще забилось ее сердце.
        - Ника… если ты скажешь, то… мы просто попьем чаю… - пробормотал Максим, касаясь губами ее макушки.
        - Конечно, попьем. - Она прижалась лицом к его голубой майке-поло и даже не сразу поняла, что лифт остановился.
        Молча, точно боясь спугнуть возникшее между ними чувство, они спустились к квартире, и Ника вставила ключ в замок. Рука Гавриленко легла сверху, легко управляя Никиной, повернула ее в сторону. Дверь открылась, Ника сделала шаг вперед, чувствуя, что Максим не выпускает ее руку с зажатым ключом. «Что я делаю? - пронеслось в ее голове. - Боже мой, что же я делаю?» Но губы Максима уже нашли ее, руки осторожно сняли с плеча и опустили на пол сумку, и Ника совершенно расслабилась. Она перестала думать о том, как выглядит, о том, что на руке гипс, о том, что она крупная, полная, совершенно непохожая на тех девиц, которые оказывались рядом с Гавриленко раньше. Сейчас он был с ней, он был ее - и все остальное не имело никакого значения.
        - Очень душно… - выдохнула она, уже оказавшись на пороге спальни, и Максим быстро обогнул кровать, распахнул окно и задернул темные шторы:
        - Так лучше?
        - Ты, смотрю, совсем у меня освоился, - улыбнулась Ника, пытаясь одной рукой стянуть с себя расстегнутые джинсы.
        - Погоди, я сам… - Гавриленко опустился на колени и медленно, обнажая сантиметр за сантиметром кожу, освободил Нику от мешавшей детали гардероба. - Ты такая красивая, Ника… - пробормотал он, прислонившись щекой к бедру и глядя снизу вверх в глаза застывшей от изумления Стаховой.
        - Уверена, ты говорил это куда более красивым женщинам!
        - Не буду отрицать - говорил. Но вряд ли они были такими, как ты. - Максим поднялся и взял Нику за подбородок. - Не думал, что ты можешь быть неуверенной в себе.
        - А кто сказал, что это так? - прищурилась уже справившаяся с волнением Ника. - Я принимаю себя такой, как есть.
        - А мне ты только такой и нравишься, - заверил Гавриленко, стягивая через голову майку.
        Как и думала Стахова, у него оказалось крепкое, тренированное тело без грамма жира, хороший пресс и довольно внушительные бицепсы, хотя одежда каким-то странным образом скрывала это. Рядом с ним даже крупная Ника не казалась себе такой уж большой.

«Так странно… я уже забыла это ощущение от нового тела в постели. Столько лет с Артемом… чувствую себя кошкой, утащившей хозяйское мясо. Как он смотрел на нас сегодня…» - Все это пронеслось в Никиной голове за те секунды, пока Гавриленко опускал ее на кровать и ложился рядом, бережно поглаживая ее кожу.
        Максим оказался на удивление нежным, слегка робким, и это сильно удивило Нику. Ей казалось, что человек, которому были доступны любые женщины, в постели будет вести себя требовательно, капризно, ибо успел пресытиться разнообразием тел. И его желание доставить сначала удовольствие ей, а потом уж себе, тоже оказалось приятной неожиданностью.
        - Как порядочный человек, я теперь обязан жениться, - пробормотал он, крепко прижимая ее голову к своей влажной от пота груди.
        - Очень смешно, - прогнусавила Ника, стараясь вывернуться, - зачем ты все портишь?
        - Порчу? Чем?
        - Пошлостями. - Нике удалось освободиться и сесть, натянув на грудь простыню.
        Гавриленко тоже приподнялся на локте и удивленно смотрел на Нику:
        - Не понял.
        - А что тут непонятного? Я… совершила ошибку. Ошибку - понимаешь? Этого не должно было случиться. - Стахова обхватила себя за плечи и продолжила: - Понимаешь, это против правил. Против моих правил.
        - Правил?
        - Да. Я не должна была переходить эту грань… грань между работой и удовольствием, понимаешь?
        - Так я для тебя всего лишь работа? - грустно спросил Максим, дотягиваясь до Никиной руки и властно забирая ее в свою. - Значит, все наши прогулки по бульварам - это только часть работы, да?
        - Ты не понимаешь…
        Нике казалось, что она говорит что-то не то, не так, но остановиться она не могла. Ей на самом деле казалось, что сейчас она нарушила какой-то собственный кодекс, которому подспудно следовала все время до встречи с Гавриленко.
        - Так объясни! - требовательно сказал Максим, чуть сжимая ее пальцы. - Объясни, чтобы я не плутал в лабиринте твоих мыслей и поступков, потому что я уже и сам не понимаю, куда иду и какие правила нарушаю. Ты нравишься мне, Ника, очень нравишься, так, как никто прежде. Но ты… ты зачем-то выстраиваешь все новые преграды. Едва мне начинает казаться, что все, путь свободен, как тут же возникает новая трудность. Ты сама не устаешь от этого? Не пробовала просто жить? Жить, а не выстраивать стены?
        Ника заплакала. Она не могла объяснить, с чего вдруг начала этот разговор и сама испортила то, что произошло между ними.

«Я просто разучилась наслаждаться жизнью. И любовь для меня прежде всего надрыв и страдание, потому что так было с Артемом. Он не обещал мне будущего, я привыкла к этому состоянию и считала, что только так и может быть, вот и ищу теперь подвох в словах Максима».
        - Ну, почему ты плачешь? - Гавриленко притянул ее к себе, обнял обеими руками. - Ты просто скажи мне, какими ты видишь наши отношения, раз уж не хочешь рассказывать о своих правилах, и я буду стараться сделать все так, как ты хочешь.

«А если я не знаю, как я хочу? Если не понимаю, как вижу? Если мне каждое твое слово кажется лживым и фальшивым? Я чувствую, что это не так, мне очень хочется, чтобы это было не так, но почему-то не получается».
        Ничего из этого Стахова вслух не сказала. Вместо слов она встала, высвободившись из объятий Максима, и ушла в кухню, включила чайник и уселась за стол, по привычке подвернув под себя ногу. Простыня, в которую она закуталась, вдруг стала напоминать саван. «Как будто кто-то умер. Да, только не кто-то, а что-то. Мои отношения с Артемом. Даже не понимаю, почему мне так тоскливо и противно».
        Она закурила, глядя в окно. Большой старый тополь, каким-то чудом избежавший обязательной весенней стрижки кроны, медленно покачивал ветками, подчиняясь легкому ветру. Где-то во дворе лаяла собака - видимо, соседка выгуливала своего дурного кобеля, не дававшего жизни никому в подъезде. Ника чуть усмехнулась - она любила собак, но этот рыжий дурак не вызывал в ней теплых чувств, как, собственно, и его владелица. «Опять, поди, в глазок шпионила, будет потом хозяйке рассказывать, что я сюда мужиков вожу».
        - Ну что, все-таки чайку? - вывел ее из задумчивого состояния голос Максима.
        Она обернулась - Гавриленко стоял в дверях кухни, тоже обмотавшись простыней, как длинной юбкой. Это выглядело весьма комично - высокий, поджарый Максим в белой простыне, волочившейся по полу, как шлейф.
        - Разумеется, ваше величество, - фыркнула она, вставая со стула. - Присаживайтесь, располагайтесь, как вам будет угодно. Сейчас все подам.
        Гавриленко сел за стол, принял позу, как на троне, и проговорил пафосно:
        - Соблаговолите подать мне напиток в серебряном кубке, - и, не удержавшись, тоже рассмеялся. - Ты меня убила.
        - Еще нет. Но сейчас, похоже, убью - у меня нет серебряных кубков в хозяйстве. Надеюсь, мессир не разгневается и не прикажет своим слугам отсечь мне голову? Было бы как-то некстати.
        Гавриленко притворно огорчился:
        - С головой, пожалуй, погожу пока. Но как же мне вкушать чай? Неужели из презренного фарфора?
        - Хуже. Из стеклянной кружки. - Ника налила чай в свою любимую прозрачную чашку с синим васильком и поставила перед ним.
        - Ты оскорбила мои чувства, - сообщил Максим, отхлебывая напиток. - Но вкус чая может искупить твою вину.
        - Ну, слава богу.
        - Слушай, Ника, - став вдруг серьезным, проговорил он, отодвигая чашку, - вот скажи - твое отношение ко мне чем-то обусловлено? У меня такое ощущение, что я провинился в чем-то. Чувствую себя нашкодившей болонкой. Вроде виноват, а в чем, не могу понять.
        - Ты не виноват, - Ника подошла к нему и обняла, чувствуя острое желание прижаться к его телу, - и никто, наверное, не виноват. Это все я… У меня в жизни за последние пару месяцев что-то не так пошло, и я не могу найти опору. Знаешь, вот как в незнакомом водоеме - ныряешь и не можешь достать до дна. Летишь в бездну, а края все нет.
        - Тогда зачем ты отталкиваешь руку, которая протягивается для помощи? Надеешься выплыть сама? - Гавриленко поцеловал ее руку, обнимавшую его за шею. - Не нужно казаться сильной, Ника. Мне было бы только приятно взять на себя хоть часть твоих проблем.
        - А унесешь?
        - Я-то? Запросто. Только скажи, где взять, а куда положить, я разберусь сам.

«Ну надо же… Именно этих слов я столько лет ждала от Артема, и он так и не произнес их. А если бы это случилось, то все в нашей жизни наверняка пошло бы иначе. Но он промолчал. А Максим предлагает. Но почему я не верю ему? Почему не могу сказать: да, я согласна?»
        - Ну, что же ты молчишь? - Максим взял ее за руку, притянул к себе и усадил на колени, как маленькую. - Ты такая колючая, Ника… как ежик. Ты не даешь мне даже малейшего шанса…
        - А он тебе нужен? - Ника отстранилась и заглянула Максиму в глаза. - Он нужен тебе, этот шанс? Зачем? Неужели в твоей жизни никогда не было женщины лучше и уступчивей? Что это, спортивный интерес? Желание получить новую игрушку, которая стоит на самой верхней полке? Избалованный маленький Трилли хочет белого пуделя, да? Так я не пудель. Я скорее бультерьер… - Но Гавриленко прижал палец к ее губам:
        - Ты, скорее, маленький несчастный щенок, выброшенный ночью на улицу. Никому уже не верит, потому что знает - предадут, всех боится, потому что помнит - могут ударить. Но поверь, я не собираюсь обижать тебя. А насчет женщин… Ника, ну ты ведь не ребенок, понимаешь, что я не жил до сих пор монахом. Но это уже не имеет значения. Я умею контролировать свои желания, иначе не смог бы управлять бизнесом.
        - Это ты к чему?
        - Да к тому… - Гавриленко улыбнулся, мечтательно прикрыв глаза. - К тому, что я наконец нашел то, что искал. Женщину, с которой могу быть таким, как мне хочется, а не прикидываться. И не зови меня больше мальчиком Трилли, ладно? Я пуделей не люблю.
        - Мне кажется, ты засиделся, - медленно проговорила Ника, вставая с его колен. Ею вдруг овладела какая-то холодная ярость, неведомо откуда взявшаяся злость. Больше всего хотелось, чтобы Максим встал и ушел, не продолжая этих выматывающих душу разговоров.
        Гавриленко недоуменно взглянул на нее:
        - Что случилось?
        - Я же попросила тебя - уйди.
        - Хорошо. Я уйду. - Он абсолютно спокойно поднялся и вышел в комнату, повозился там какое-то время и возник на пороге уже одетый: - Я уйду, - повторил совершенно без обиды, - но только потому, что понимаю - на тебя слишком много свалилось, и ты растерялась. Тебе нужно время, чтобы собраться с мыслями. Номер телефона ты знаешь.
        Хлопнула дверь, и Ника осталась одна. Хотелось плакать, но слезы не шли. Хотелось напиться - так, чтобы назавтра болела голова и не было никакой возможности встать и пойти на работу, чтобы лежать в темной комнате и пить мелкими глотками молоко и минералку. «Сходить, что ли? - отрешенно размышляла она, опустившись на пол прямо в простыне и опираясь на стенку спиной. - А что? Коньяк вполне подойдет». Но тело внезапно отказалось подчиняться. Ника чувствовала себя тряпичной куклой, брошенной в угол капризным ребенком. Проблема заключалась в том, что ребенком этим оказалась она сама.
        Кое-как добравшись до кровати, Ника рухнула лицом в подушки, все еще хранившие запах Гавриленко, и закрыла глаза. Внутри вдруг разлилась такая сильная боль, что стало трудно дышать. Физическое ощущение собственной неправоты…
        Она пролежала так до ночи, не обращая внимания на периодически звонивший мобильный. Кроме Ирки и Артема, никто ее искать не должен был, но даже с подругой разговаривать не хотелось. Беседа же с Артемом вообще казалась немыслимым кощунством после того, что она сегодня сделала.

«Повела себя, как баба в ПМС, - раздраженно думала Ника, - как идиотка последняя. Что такого он сказал? Нашла, от чего завестись! А все просто - меня совесть гложет, я же Артему, получается, изменила. Вот потому и выставила Максима с истерикой. Дура».
        Стахова перевернулась на спину и потянулась к шнурку висевшего над кроватью бра, однако, сколько ни дергала, свет не зажигался. Она села, нащупала ногой тапки и добралась до выключателя - эффект тот же.
        - Ну, здравствуйте! Только этого не хватало! - Ника раздвинула шторы, чтобы посмотреть, горят ли окна в соседнем подъезде и в соседнем доме, но там все было в порядке. Более того, окно квартиры под ней тоже ярко светилось. - Это что еще за новости? - Она прошла к двери и осторожно прильнула к глазку - на площадке тоже было темно, а возле ее квартиры явно кто-то был, Нике даже показалось, что она слышит дыхание в маленьком коридорчике. У них с соседкой не было второй двери, отделявшей лестничную клетку, и темный закуток был доступен любому желающему. И сейчас таковой нашелся - Ника все отчетливее слышала, как он дышит и пытается вставить что-то в замок. От ужаса у Стаховой прорезался такой высокий голос, что она сама ни за что бы себя не узнала. Визжала она так, что снизу начали стучать по трубе, зато визг спугнул взломщика, он кинулся вниз по лестнице, и через пару минут раздался истошный лай соседского пса - видимо, его как раз вели с прогулки. Ника метнулась в кухню, чтобы попробовать увидеть того, кто выйдет из подъезда, но это оказалось невозможным - хитрый взломщик, видимо, предусмотрел это и
не вышел на освещенный пятачок двора, прошел по стене и выскользнул из ворот сразу в переулок. Ника бессильно ткнулась лбом в стекло и заплакала. Она знала - это не банальная попытка влезть в квартиру, это опять предупреждение ей - мы следим за тобой, мы можем все, остерегайся нас, бойся, забейся в угол и сиди там, как мышь. И все сильнее хотелось почувствовать себя мышью, чтобы никто не нашел.
        Очередная бессонная ночь не прошла даром. Утром Ника выглядела так, словно действительно выпила - лицо опухло, глаза превратились в узкие щелки, кожа покрылась красными пятнами. Стахова тупо смотрела в давно погасший экран ноутбука - заряд батареи закончился в тот момент, когда она заканчивала статью. Работа оказалась единственным средством от страха, оставалось написать всего пару строк, но батарея не выдержала. Света по-прежнему не было, но Ника не могла заставить себя выйти на площадку и проверить автоматы в щитке. Ей казалось, что ночной гость непременно вернулся и теперь только и ждет ее появления. Умом Ника понимала, что это всего лишь плод ее фантазий, вчерашнего испуга, но никак не могла справиться с собой.
        Переведя взгляд чуть в сторону, она наткнулась на стоявшую на столе чашку с васильком. Почему-то у нее так и не хватило сил убрать ее в раковину, и теперь недопитый чай напоминал о том, что вчера на этом месте сидел Максим, прикасался пальцами к чашке, держал на коленях ее, Нику. Она не могла понять, почему испытывает такую боль. Все стало слишком сложно: измена Артему, то, что она выгнала Максима, то, что никак не может разобраться в себе и понять собственные желания.
        Скомкав пустую пачку от сигарет и бросив ее в ведро, Ника побрела в ванную, зажгла там белую свечку, при горении менявшую свет, и включила воду. Принимать душ, завернув в пакет забинтованную руку, оказалось практически невозможно, но Ника кое-как справилась с этим. Вот высушить волосы без фена - это было абсолютно нереально, но, к счастью, до работы оставалось еще много времени, и свободно распущенная грива постепенно просохла самостоятельно. Оставалось только выйти из квартиры, а вот с этим как раз возникли сложности. Ника не могла заставить себя даже подойти к двери.
        - Ну, чего я боюсь? - уговаривала она себя, роясь в шкафу в поисках светлой футболки. - Ведь он меня не ждет под дверью, это же понятно. Нет ничего ужаснее собственных нарисованных кошмаров. Я пережила такое на стройке, что и во сне не приснится, а теперь боюсь какого-то жулика с отмычкой? Да если гипсом по голове огреть, то вообще убить можно.
        Но эти доводы не имели никакой силы, Ника поняла это, едва подошла к двери и взялась за ручку. Пальцы, словно парализованные, прилипли к металлу и не двигались, сердце забилось, готовое выскочить, а спина покрылась каплями пота. Ника заплакала от бессилия и злости. Она никогда раньше не думала, что способна вот так бояться - до предательской дрожи в коленях, до помутнения рассудка. Тот, кто пытался запугать ее, добился успеха, причем сделал это весьма незатейливо. Даже мертвый бомж на стройке не выбил Нику из колеи так, как западня в собственной квартире.
        Она так и стояла у двери, взявшись за ручку, когда в сумке завибрировал телефон, и это немного отрезвило Нику. Она сумела совладать с непослушной рукой и вынула телефон. Звонил Артем.
        - Ты сегодня появишься? - сухо спросил он, давая понять, что между ними сугубо деловые отношения.
        Ника вдруг заплакала, услышав голос, бывший родным столько лет, и это заставило Масленникова сменить начальственный тон:
        - Белочка, с тобой все в порядке?
        - Н-нет…
        - Рука болит?
        - Н-нет…
        - Тогда что?
        - Мне… мне страшно, Артем, - прорыдала Ника, опускаясь на пол.
        - Я сейчас приду к тебе. - И он сбросил звонок.
        Ника не знала, хочет ли, чтобы Масленников пришел, потому что понимала: она не сможет смотреть ему в глаза после вчерашнего, но ей было так жутко в пустой квартире без электричества, что она была согласна на все.

«Я не смогу открыть ему дверь, - вдруг поняла она. - Даже буду видеть, что это он, - и не смогу».
        Собственная слабость злила и пугала одновременно. Стахова привыкла считать себя сильной, способной обходиться без посторонней помощи, но, как оказалось, переоценивала собственные возможности.

«Я обычная баба. Обычная баба, которой непременно нужно мужское плечо. Зря декларировала собственную независимость - вот мне и указали мое место в этой жизни. За спиной у мужчины. Даже у такого ненадежного, как Артем».
        Масленников, видимо, бежал бегом, потому что появился у двери квартиры через несколько минут. Когда в замке зашевелился ключ, Ника вздрогнула, но Артем из-за двери предупредил:
        - Белочка, не бойся, это я. - И она немного расслабилась.
        Появившийся на пороге Масленников вдруг показался Нике таким родным и близким, что от этого чувства перехватило горло. Она кинулась к нему, прижалась, дрожа всем телом, и пробормотала:
        - Спасибо…
        - Ну что ты, милая, - поглаживая ее по плечам, проговорил Артем, - за что спасибо? Глупости какие… Ну, идем? Тебе нужно побыть на людях, иначе совсем спятишь.
        Он подхватил Никину сумку, крепко взял Стахову за руку и вывел на площадку.
        - Погоди-ка, - Артем открыл щиток и защелкал автоматами, - ну, я так и думал - просто вырубили здесь, и все. Ничего страшного. Но сегодня ты поедешь ко мне. И это не обсуждается, понятно? Я так сказал.
        И Ника, к собственному удивлению, промолчала, соглашаясь. Ей совершенно не хотелось ехать к Артему, но и вернуться в пустую квартиру, чтобы в одиночестве ждать еще каких-то приключений, тоже было страшно. Поэтому ночевка у Масленникова показалась предпочтительнее. - Ну, ты даешь. Совсем страх потерял! А если бы она была там не одна? Как ты объяснил бы свое появление, а? Да ты не успел бы даже ничего произнести, вот что!
        - Ой, да брось ты пугать меня, достал уже. Что он - терминатор? Нет? Ну, и все тогда. Зато сегодня ночью хата свободна, я войду и спокойно все обшарю. Главное, чтобы эта корова не забрала с собой оба ноутбука.
        - А как твой человек тогда следит за ней, если ты элементарного не знаешь, а? Так сложно было посмотреть, что у нее в руках?
        - Хватит бучу устраивать. Я ж сказал - все под контролем. Сейчас он отзвонится, и все станет ясно.
        - Ну-ну. Ты, главное, постарайся на крестника не нарваться ненароком - это я так, по-дружески советую.
        - Крестник - твоя забота. Вот и сделай так, чтобы мы не встретились.
        - Да уж постараюсь! Мне пока ваша встреча совсем ни к чему. А дальше будет видно.
…Она все ждала, когда же Артем заговорит о том, что произошло между ней и Гавриленко, но Масленников молчал и вел себя так, словно они с Никой и не расставались ни на секунду. После работы он зашел за ней, наверное, впервые не прячась от сотрудников. Случись это хотя бы на пару недель раньше - и Ника была бы счастлива, но сегодня все начало казаться нарочитым, неискренним. Даже тон, которым разговаривал Масленников.
        Они поужинали в кафе напротив и поехали к Артему. По дороге он оживленно рассказывал что-то о дочери и словно не замечал, что Ника отрешенно смотрит в окно и даже не слышит того, о чем он говорит. Она думала о своем. О том, как теперь вести себя с Гавриленко, как быть сегодня с Артемом - вдруг он захочет провести с ней ночь, а она сама к этому совершенно не готова, да и уже до оскомины надоело все, что они делали в постели. О чем может идти речь, если Ника сама не раз предлагала заменить секс просмотром нового фильма, и Масленников соглашался, не выказывая недовольства? Скорее всего, сегодня будет то же самое…
        - …и я ей сказал, что в конце августа отвезу ее на море, - долетела до Ники последняя фраза.
        - Ты собираешься на море?
        - Да. Обещал Алиске, что проведу с ней отпуск.

«Ну естественно! Она твоя дочь, у нее приоритет. Со мной проводить отпуск ты, естественно, не стремишься и даже не зовешь присоединиться к вам», - с досадой подумала Ника, но вслух ничего не сказала. К чему? Артем все равно не поймет ее претензий, он считает, что Ника не должна их выдвигать, должна довольствоваться тем, что он сам соизволит ей предложить. Она поняла вдруг, что устала от этого. Устала быть всегда второй, устала соперничать с ребенком за внимание Артема. Да, он хороший отец - но ей-то что с этого? Ей тоже хотелось быть для Артема не просто женщиной на выходные. Воскресный папа - это одно, а вот воскресный любовник - это нонсенс, кто сможет выдержать подобное долго? И Ника совершенно не желала такого. Мирилась несколько лет, но теперь устала. Наверное, просто появилось, с чем сравнить.
        У подъезда Артем долго и педантично парковался, то и дело высовываясь из открытой двери и проверяя, как встали колеса. Раньше Ника не обращала внимания на такие мелочи, а сегодня поймала себя на том, что раздражается. «Мне нужно взять себя в руки, иначе вечер и ночь превратятся в ад».
        Дома у Масленникова царила идеальная чистота. Для мужчины, уже несколько лет живущего в одиночестве, квартира была чересчур ухоженной и обжитой. Ника знала, что больше всего Артема бесят бардак, пыль и немытая посуда, он из себя выходил, если вдруг утром обнаруживал в раковине даже чайную ложку, не говоря уже о чашках и тарелках. Раньше это казалось смешным, теперь раздражало.

«Надо же, сегодня ключевое слово, характеризующее наши отношения, - «раздражает». Или я все усложняю? Может, нужно закрыть глаза и плыть по течению? Может, тогда все будет проще и легче? Как-то ведь я была с ним эти годы, не замечала всей этой ерунды, значит, могу? Почему тогда теперь мне так сложно? Потому, что есть Максим?
        - Ты чайку не хочешь, Белочка? - спросил Артем, сразу проходя в кухню и щелкая кнопкой чайника. - У меня есть отличный зеленый.
        - Ты ведь знаешь, что я не пью зеленый!
        Фраза прозвучала резковато и выглядела щелчком по носу, Ника почувствовала и сама, но Артем не отреагировал:
        - Ты не сердись, я просто предложил. Разумеется, у меня есть и черный.

«Вот зачем я все сама обостряю? Тяжело чая выпить, что ли? Нет - надо обязательно с комментариями, да чтобы поядовитее».
        Ника села за стол, подогнула под себя ногу и здоровой рукой подперла щеку, наблюдая за тем, как Артем заваривает чай в белом фарфоровом чайнике. Он любил простые, лаконичные вещи, поэтому посуда в его доме была без рисунков и всяческой позолоты, кухонный гарнитур - основательный, из натурального дуба, с резными дверцами шкафчиков. На стене в пространстве меж навесных шкафов была прикручена довольно большая ручная кофемолка, которую Артем привез из Германии. Нике раньше очень нравилось, просыпаясь у Масленникова субботним утром, слушать, как он шуршит зернами и потом варит кофе, чтобы принести на подносе в постель и выпить вместе с ней. Они подолгу валялись в кровати, потягивали кофе, болтали о пустяках. Но Ника не могла припомнить ни единого случая, когда бы они строили планы на совместное будущее. Почему-то именно сейчас это казалось особенно обидным.
        Артем поставил перед ней чашку, подвинул вазочку с вишневым вареньем, которое Ника любила, сел напротив.
        - Ты какая-то чужая стала, Белочка. Мы в последнее время так редко бываем вместе, а я никак не могу найти причину. Помоги мне!
        Ника зажмурилась. Она ждала чего угодно, но не вот такого разговора, к которому оказалась не готова сейчас.
        - Артем… я прошу тебя, давай не будем сегодня…
        - Предлагаешь мне забыть, как вчера ушла из редакции в обнимку с денежным мешком, а потом не отвечала на звонки?

«Ну еще бы! Ты к этому и вел! Для того и затеял разговор, чтобы плавно вырулить на тему Гавриленко».
        - Я предлагаю вообще не обсуждать это. Иначе мне придется наговорить кучу того, что вряд ли тебя обрадует.
        Масленников вскочил, заходил нервно по кухне туда-сюда:
        - Как ты можешь?! Ты сидишь в моей квартире и разглагольствуешь о своем любовнике! Откуда в тебе этот цинизм, Ника?!
        - Я разглагольствую? Мне казалось, что это ты начал. И если уж на то пошло, могу уехать. Я не набивалась к тебе с ночевкой!
        Ника тоже встала, но Артем мгновенно оказался рядом, обхватил ее руками и зашептал лихорадочно:
        - Прости, прости… я идиот… не уходи, Ника, тебе же некуда идти. Ты не можешь быть одна, я должен быть рядом…
        Он начал целовать ее в шею, в вырез футболки, взъерошивал волосы и все бормотал и бормотал о том, что ей некуда идти, словно старался убедить в этом и ее, и себя. Ника обессиленно молчала, подчинялась его рукам и уже не собиралась уходить. Дело было не в словах Артема. Она просто устала постоянно быть одна, устала бояться, устала…
        - Я останусь, Тема, - проговорила она тихо, утыкаясь лбом в его плечо, - но не потому, что мне некуда… просто… ты не поймешь… Но я тебя очень прошу - не говори больше ни слова о Гавриленко, хорошо? Я просто не желаю это обсуждать - никогда.
        Артем молча кивнул, но Ника почти физически чувствовала его несогласие, его острое желание говорить об этом, узнать правду. И она не могла понять, зачем ему эта правда, раз она сейчас здесь, с ним, в его доме.

«Мне нужно как-то сдерживать себя. Если я буду постоянно обращать внимание на каждую мелочь, то непременно сорвусь и устрою скандал. А это никому не нужно. Он вызвался помочь - так не буду мешать, подобное с Артемом случается очень редко».
        Ника послушно последовала за ним в спальню и с удивлением обнаружила свой халат, который оставила в загородном доме Артема. Поймав ее вопросительный взгляд, он пояснил:
        - Мне было одиноко без тебя, и я привез его сюда. Иллюзия присутствия, понимаешь?
        - Это не иллюзия никакая, а просто банальный фетишизм, - улыбнулась Ника, теребя халат рукой.
        - Пусть так.
        Масленников удивил ее, вынув из комода комплект постельного белья и разворачиваясь, чтобы выйти из спальни.
        - Ты куда?
        - На диван. Я подумал, что тебе одной будет лучше. Спокойной ночи, Белочка. - Артем вышел и плотно закрыл за собой дверь.
        Ника испытала облегчение и благодарность - не пришлось делать того, чего не хотелось, и инициатором оказался сам Артем. Она переоделась и, вынув из косметички зубную щетку, пошла в ванную. В кабинете Артема горела настольная лампа, сам он сидел за столом спиной к двери и увлеченно щелкал клавишами ноутбука, погрузившись в работу настолько, что даже не услышал Никиных шагов. «Ты смотри - прямо оторваться не может. Что же такое он там пишет?» - подумала она, входя в ванную.
        Щелканье клавишей продолжалось довольно долго, Ника не могла уснуть, все ворочалась на большой кровати с боку на бок. Ее начало обуревать любопытство - обычно, когда она приезжала, Артем не притрагивался к ноутбуку, а сегодня устроил аврал, как будто статью сдавать через час, а еще не все готово. Видимо, нарыл что-то интересное, раз так торопится. Но что именно? Этот вопрос занимал Нику все сильнее, но она понимала - встать и спросить нельзя. Артем совершенно не выносил, когда его отрывали от работы. Постепенно Нике стало казаться, что она догадалась, что именно делает сейчас Масленников. С таким рвением он мог только уничтожать репутацию Гавриленко, и вполне возможно, что именно сейчас он готовит очередной пасквиль. Догадка ей не понравилась…
        - Да, это я. Не волнуйтесь, там никого нет. Нет, только маленький. Большой остался дома. Но я уверен, что она ничего не предпринимала, - вдруг донесся до нее чуть приглушенный голос Артема, и Ника насторожилась, затаила дыхание. - Я вам точно говорю: она просто бросила фразу, и все. Никаких действий. Она не станет писать опровержений, я ручаюсь. Хорошо, если вам так нужно… Но постарайтесь, чтобы это было незаметно, она и так напугана, мне бы не хотелось… Сейчас скажу пароль.
        И тут Ника услышала пароль от своего большого ноутбука, оставшегося дома.
«Сволочь! Какая же ты сволочь, да ты же заодно с теми, кто гоняет меня, как мышь по углам! И увез ты меня для того, чтобы дать им возможность посмотреть, что именно хранится в моем ноутбуке! Надо же, как тебя взволновало мое обещание написать опровержение! Сволочь!»
        Ника чувствовала, как от обиды и злости перехватывает дыхание. Что теперь делать? Встать и уйти она не сможет - Артем просто не выпустит ее, если нужно, и силу применит, в этом она уже почти не сомневалась. Значит, нужно дождаться, когда он уснет, и хотя бы проверить то, что он написал. Может, это внесет какую-то ясность. Разумеется, идеально было найти имя автора этой заказухи, но вряд ли Артем делает такие записи, это слишком глупо и просто. «Но я должна хотя бы узнать, о чем статья, чтобы Максим успел подготовиться».
        Ника с трудом дождалась, когда Артем уйдет из кабинета и уляжется на диване в большой комнате. Засыпал он почти мгновенно, особенно если перед этим много работал, она хорошо это знала, но на всякий случай прокралась на цыпочках к дивану и послушала ровное дыхание спящего Масленникова.

«Все, готов».
        Ника прошла в кабинет и осторожно открыла ноутбук, пароль от которого знала, быстро нашла последний сохраненный документ и начала читать. Это действительно была очередная статья о Гавриленко, в которой Артем разоблачал планы «Изумрудного города» по застройке исторического центра Москвы, озвучивал суммы взяток, которые предлагались чиновникам мэрии за разрешения на снос зданий, называл даже некоторые фамилии. «Интересно, кто же тебе сливает такое? Это явно кто-то очень близкий Максиму, потому что вряд ли простая секретарша в курсе таких дел. Это должен быть человек, которому Максим доверяет».
        Ника решила, что должна скопировать статью, но идти за флэшкой в комнату показалось ей опасным - Артем мог проснуться, поэтому действовать нужно было быстро. Она запустила пальцы в стакан для карандашей и вынула оттуда старенькую флэшку, подсоединила ее к ноутбуку и сбросила текст. Потихоньку выключив ноутбук, она, сжимая в кулаке добычу, вернулась в спальню, забралась под одеяло и задумалась. Флэшку нужно отдать Максиму, это ясно. Пусть ищет в своем окружении того, кто беззастенчиво сливает весьма опасную информацию журналисту. Но что теперь делать ей самой? Статья снова подписана ее именем, и как доказать Гавриленко, что писала не она? Будь Ника на его месте, не поверила бы. И Максим имеет право не верить.
        В конце концов она решила пустить все на самотек - отдать флэшку, а там пусть Гавриленко сам решает. - Ника, Ника, проснись. - Артем бесцеремонно тряс ее за плечо, и Ника, с трудом открыв глаза, пробормотала:
        - Ну, что тебе? Сколько времени?
        - Ты открывала мой ноутбук?
        - Я?! - Стахова вполне натурально изобразила удивление и даже возмущение.
        - Ну, а кто? Мы вдвоем в квартире! - Артем был взвинчен и зол.
        - С чего ты вообще взял, что его открывали?
        - Я оставил его на столе в другом положении, чем он стоит сейчас.
        - Ты параноик, - хохотнула Ника, внутренне похолодев, - зачем мне твой ноутбук, если я и пароля не знаю?
        - Это верно… я его недавно сменил. - Артем взъерошил волосы и сел на край кровати. - Прости, Белочка, просто там были важные материалы…
        Ника умолчала о том, что давно поставила в почтовом ящике Максима отметку о скрытом копировании всех его писем на ее ящик, поэтому новый пароль знала. Да, был момент, когда она подозревала, что у Артема есть еще одна женщина, и хотела это проверить. А пригодилось вон когда…
        - Мне, кстати, неприятно, что ты подумал на меня. А вдвойне неприятно, что ты от меня скрываешь какие-то вещи.
        Артем забрался на кровать с ногами, обнял Нику и пробормотал:
        - Есть вещи, Белочка, от которых тебе лучше держаться подальше. Хочу уберечь тебя от неприятностей.
        - Именно поэтому подписываешь свои пасквили моим именем, да? - не удержалась Ника, и Масленников вскочил, как укушенный:
        - Я сто раз тебе объяснил, зачем я это делаю!
        - Из этих ста я не поняла ничего.
        - Дура! Это же делает тебе имя! Имя - понимаешь?! Громкое имя среди журналистов, занимающихся подобными темами!
        - А меня ты спросил? Ты спросил, хочу ли я этого? - заорала Ника, не в силах больше сдерживаться. - Ты что, так и не понял, что из-за твоей идиотской идеи меня чуть не убили?! Я провела ночь на стройке со сломанной рукой и мертвым бомжом, я стояла на карнизе фиг знает какого этажа, держась практически за воздух! Я могла сорваться и упасть, разбиться! И на фиг тогда мне громкое имя на могильной плите?! Ты об этом подумал?!
        Артем остановился напротив нее и вдруг обхватил голову руками:
        - Я этого не хотел! Только не так, не ты… - и осекся, словно сказал лишнее. - Ника… Никуся, Белочка моя… я не переживу, если с тобой случится что-то… - Он снова вернулся в кровать, обнял Нику и прижал к себе. - Я люблю тебя больше всего на свете…

«И у тебя хватает наглости врать, зная, что в ноутбуке очередная статья, подписанная моим именем, - отрешенно думала Ника. - Какой же ты мелкий, почему я раньше этого не видела?»
        - Я прошу тебя пожить у меня пока, - вдруг сказал Артем, отпуская ее.
        - Да? С чего такая щедрость? Не помню, чтобы когда-то раньше ты рвался жить со мной.
        - Ника, не язви, прошу тебя. Ты мне нужна.
        - Тебе не кажется, что поздновато?
        - Что ты хочешь этим сказать? - Артем насторожился.
        - Ничего. Я очень устала, на меня столько свалилось… и сейчас мне меньше всего хочется обсуждать совместную жизнь. - Ника повернулась к нему спиной и натянула одеяло на голову.
        - Не хочешь сегодня на дачу прогуляться? - предложил Артем, делая вид, что не заметил ее вспышки, и Ника вспомнила, что сегодня суббота, а, значит, он должен забрать Алису и провести выходные с ней.
        Она сдернула одеяло и села.
        - Знаешь, Артем, я не хочу вклиниваться в твое расписание. Не хочу вставать между тобой и твоей дочерью. Поэтому поезжай на дачу, а я останусь здесь, раз уж тебе так важно, чтобы я жила в твоей квартире. Пару дней я могу тебе гарантировать.
        Артем помолчал, словно что-то прикидывал, а потом спросил:
        - Ты точно никуда не уйдешь?
        - Я же сказала!
        - Тогда я вернусь вечером в воскресенье. Квартира в твоем распоряжении.
        И в его голосе Ника почувствовала облегчение - он сможет провести два дня с дочерью, не разрываясь и не деля свое внимание на двоих. Сейчас это уже не показалось ей таким обидным, как раньше.
        Артем уехал, а Ника, выпив кофе и приняв душ, решила, что должна использовать свободное время с пользой и встретиться с Гавриленко до того, как новая статья выйдет в свет. Взяв телефон, она хотела позвонить, но потом передумала и поехала в офис «Изумрудного города».
        Охранник сказал, что Максим Алексеевич с утра в офисе, но вряд ли у него есть время на прием.
        - А вы позвоните и скажите, что пришла Вероника Стахова.
        Охранник окинул ее внимательным взглядом, задержался на загипсованной руке, потом нажал кнопку интеркома:
        - Максим Алексеевич, к вам тут Вероника Стахова… да, конечно. Идемте провожу, - сказал он, закончив разговор.
        - Я найду дорогу, не беспокойтесь.
        Она поднялась в лифте, дошла до приемной Максима и толкнула дверь. Гавриленко в белой рубашке с расстегнутым воротом и закатанными до локтей рукавами сидел за столом и крутил в пальцах ручку. Увидев на пороге Нику, он встал и шагнул к ней навстречу:
        - Ника… ты пришла.
        - Пришла. - Она остановилась в дверях и смотрела, как Максим приближается к ней, берет за руки.
        - Что это значит? - спросил он, заглядывая ей в глаза.
        - Мне нужно кое о чем поговорить.
        - Надеюсь, что угадал тему, - улыбнулся Гавриленко, подводя Нику к креслу и помогая сесть.
        - Боюсь, что нет, - вздохнула она и вынула из кармана флэшку, - вот, я хочу, чтобы ты просмотрел это как можно скорее. Нам нужно обсудить кое-что.
        Максим покрутил флэшку и спросил:
        - Что там?
        - Пожалуйста, открой и посмотри. Я потом все объясню. Я подожду здесь.
        - Я не совсем понимаю, но если ты настаиваешь… Тогда сначала сварю тебе кофе, чтобы ты не скучала.
        Ника развернулась в кресле так, чтобы видеть через окно прекрасный городской пейзаж, завороживший ее еще во время первого посещения. Максим сварил кофе, поставил перед Никой и сел за компьютер.
        Она с удовольствием потягивала напиток, смотрела вниз, буквально себе под ноги, и совсем не испытывала страха. Почему-то присутствие Максима будто гарантировало полную безопасность. Субботняя Москва после обеда была почти пустынна - многие еще вчера уехали за город, остальные сделали это сегодня с утра. Редкие машины проносились по дороге, и, когда исчезали, снова воцарялась тишина, нарушаемая лишь заливистым пением птиц, свивших гнездо где-то в кроне большого тополя.
        - Н-да… - раздался за спиной голос Максима, и Ника вздрогнула, едва не пролив на себя кофе. - Забавное чтиво. Я только одного не понял: ты ждешь, чтобы я это завизировал?
        - Ты что, не понял? Я не писала этого.
        - Ника…
        - Нет, постой! - Она поднялась и подошла к Максиму вплотную. - Ты что же, думаешь, что это на самом деле писала я? Это и все остальное? Тогда ответь мне: зачем я показываю тебе как раз ту статью, за которую мне следует оторвать голову?
        - Я вообще ничего не понимаю. Ты ведешь себя странно в последнее время, я не знаю, какая ты на самом деле.
        - Я зря пришла. Извини, что отняла время. - Ника перебросила ремень сумки через плечо и двинулась к двери, но Максим догнал и взял ее за руку:
        - Постой. Прости, я погорячился. Давай сядем и обсудим все спокойно и без эмоций. - Он развернул ее к креслу и чуть подтолкнул: - Садись, я прошу.
        - Хорошо. Но если ты еще раз позволишь себе усомниться, я встану и уйду, даже если для этого придется огреть тебя по голове чем-нибудь тяжелым, - предупредила Ника, возвращаясь в кресло.
        Максим подвинул второе так, что оказался колени в колени с Никой, взял ее за руку и спросил:
        - Я так понимаю, что твоим именем воспользовались?
        - Да. И я знаю кто, но сейчас речь не об этом. Речь о том, кто поставляет такую информацию. Ты ведь понимаешь, что это по силам только очень близкому тебе человеку. Такие сведения не разглашаются первому встречному, и если это правда, то у тебя серьезные проблемы. И они возникнут в понедельник, когда выйдет эта статья.
        Лицо Максима вдруг пошло пятнами, он сильно сжал Никину руку и заговорил, едва сдерживая злость:
        - То есть ты думаешь, что я даю взятки чиновникам мэрии? Что я вторгаюсь в историческую зону, чтобы превратить ее в большую стройплощадку? Ты так обо мне думаешь?
        - Прости, но что я должна думать? Я видела не только эту статью, я видела кое-какие документы…
        - И что, там написано, что я даю взятки? Там копии чеков? Что там, скажи?
        - Там номера счетов, на которые переводились эти суммы. Как ты понимаешь, журналисту со связями ничего не стоит раскопать и фамилии тех, кому они принадлежат, - ответила Ника, морщась от боли в сжатой Максимом руке. - Например, владелицей одного из них является жена человека, отвечающего за охрану исторических зданий. Достаточно или ты хочешь фамилию?
        Гавриленко растерянно хлопал глазами, и было похоже, что информация здорово выбила его из колеи.
        - Ты что… ничего не знал?! - выдохнула Ника, понимая, что нанесла ему серьезную обиду и обвинила в том, о чем он даже не подозревал.
        - Это уже неважно, - процедил Максим. - Сделай мне одолжение… у тебя есть место, где ты сможешь пока пожить, чтобы никто не смог найти тебя?
        - Я сегодня ночевала у Артема.
        Это сообщение тоже не добавило Гавриленко оптимизма, и Ника, поняв, что сейчас он взорвется, ласково погладила его по щеке:
        - Поверь, между нами уже никогда ничего не будет. Все прошло. Я не хочу, чтобы ты думал, будто я и Артем… но вчера я не могла остаться дома одна, ко мне кто-то ломился ночью, вырубив свет, я еле до утра дотянула, и только Артем…
        - Но ведь ты могла позвонить мне! Я бы вернулся!
        - Максим… мы вчера не очень хорошо расстались…
        - Ника, дело не в том, как мы расстались, дело в том, что ты предпочла помощь Артема моей.
        - Не сердись… ты ведь видишь: я сижу в твоем кабинете, я пришла к тебе сама, потому что мне страшно за тебя, я беспокоюсь. Рядом с тобой находится человек, способный причинить тебе большие неприятности, а меня выставляют причастной к этому. И ты мне, кажется, тоже не веришь…
        Ника опустила голову и закусила губу, чтобы не заплакать. Ей было обидно, что Максим сразу поверил в ее виновность.
        - Ты напрасно так говоришь. Я понимаю, что вряд ли ты пришла бы ко мне, если бы на самом деле была автором этих статей. Ты не производишь впечатления самоубийцы. - Гавриленко погладил кончики загипсованных пальцев, прижал их к губам. - Может, ты все-таки поживешь у меня?
        Она отрицательно покачала головой. Соблазн, конечно, был, но Ника понимала, что должна быть сейчас рядом с Артемом и иметь возможность отслеживать то, что он пишет. Пусть даже это выглядит некрасиво.
        - Хорошо, я не буду давить, - сдался Гавриленко, - но пообещай, что не станешь пытаться что-то выяснить, хорошо? Это может быть опасно, Ника. Даже информация способна убить. Особенно того, кто ею располагает. И мне не хотелось бы… ты понимаешь? - Он внимательно посмотрел ей в глаза, и Ника кивнула. - Будь добра, хотя бы пиши мне эсэмэски, как у тебя дела, хорошо? Мне так будет спокойнее.
        - Не волнуйся, я уже большая девочка. И себя береги, ладно? - Это вырвалось у нее непроизвольно, и Ника смутилась, но потом увидела, с какой благодарностью смотрит на нее Максим, и расслабилась.
        - Я буду себя беречь, - улыбнулся он, - а сегодня приглашаю тебя на ужин. Сможешь?
        - Да. Артем с дочерью уехали за город на все выходные. Так что я в твоем распоряжении. Но сегодня, уж прости, мы пойдем в мое любимое место.
        - Ничего не имею против. Заеду за тобой в семь, скажи адрес.
        Ника написала адрес на листке ежедневника, поцеловала Максима в щеку и отправилась домой.
        Вечер они скоротали в любимом Никином ресторане тайской кухни. Ей удалось упросить менеджера зарезервировать для них уютный диван возле большого аквариума, и они с Максимом удобно расположились там, развалившись на подушках.
        - А здесь неплохо, - рассматривая интерьер, сказал Максим, - и готовят вкусно. Не знал, что ты любишь тайскую кухню.
        - Люблю. Здесь отличные супы и лапша. А еще пастила почти домашняя. - Ника закатила глаза, изображая неземное удовольствие.
        - Если ты рекомендуешь, я попробую. Скажи… ты не жалеешь о том, что произошло между нами? - вдруг спросил Максим, и Ника, твердо глядя ему в глаза, проговорила:
        - Нет. Я не жалею, я рада тому, что произошло. Мне было хорошо с тобой.
        - И мне. Может?..
        - Запросто. Но сперва ты закажешь пастилу, - улыбнулась Ника, чувствуя, что не солгала и на самом деле ей так хорошо с этим человеком, что она согласна на все.
        Единственное, что она наотрез отказалась делать, так это ехать к нему в особняк. Максим не особенно сопротивлялся и заказал номер в одной из близлежащих гостиниц.
        - Мы могли пойти ко мне, - заметила Ника, но Гавриленко фыркнул:
        - Нет уж, ни мне, ни тебе. На нейтральной территории встретимся.
        - Как скажешь. - …Я ненавижу утро, - пробормотал Максим, вытягиваясь всем телом на большой кровати гостиничного номера.
        Лежащая рядом Ника улыбнулась:
        - В этом мы похожи. Я тоже с огромным трудом встаю по утрам.
        - Отлично, значит, мы поладим. Будем вставать после обеда. - Максим перевернулся, подмял Нику под себя и поцеловал. - Знаешь, что странно?
        - Что же?
        - Ты с утра не бежишь к туалетному столику наносить косметику.
        - Боже сохрани! - засмеялась она, обнимая его за шею. - Невозможно всю жизнь вставать раньше мужчины, чтобы пудрить ему мозги. Тот, кто любит, будет любить и с утра - лохматую и а-ля натюрель.
        - Где ты пряталась всю мою жизнь?
        - Ты просто плохо искал.
        - Я проголодался…
        - Закажи завтрак.
        - Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, и это точно не еда.

…Как и собирались, они выбрались из постели только после обеда.
        Ника провела в квартире Артема еще неделю, чувствуя себя затворницей. Масленников настоял на том, чтобы она взяла отпуск и не ездила в редакцию, и Ника вынуждена была подчиниться. Во время отсутствия Артема она звонила Максиму, чувствуя себя предательницей. Но отношения с Масленниковым не налаживались, оставались ровно-холодными, совершенно бесстрастными и даже едва ли дружескими. Он возвращался из редакции недовольный, мрачный, сразу садился за ноутбук и практически не обращал внимания на Нику, которая ждала его с горячим ужином и убранной квартирой. Они почти не разговаривали, и это сводило Стахову с ума. Ей начало казаться, что Артем просто держит ее взаперти по чьей-то просьбе, контролирует - и все. Спросить напрямую она не решалась, поэтому терялась в догадках. Но к вечеру пятницы накопившееся раздражение вышло из-под контроля. Виной всему оказалась, разумеется, дочь Артема.
        Он, как обычно, вернулся с работы и вынул из шкафа спортивную сумку. Ника, снимая фартук, в котором возилась в кухне, вышла в коридор и удивленно спросила:
        - Ты куда-то едешь?
        - Да. На дачу с Алисой. Хочу отвлечься.
        - А меня ты не хочешь с собой позвать?
        - Нет, тебя я пригласить не хочу, - не отрываясь от сбора вещей, отозвался Масленников.
        - Вот как… - протянула Ника, прищурив глаза и чувствуя, что сейчас выскажет любовнику все, о чем молчала столько времени. - А почему же, стесняюсь спросить?
        - Алиса не хочет тебя видеть. Она специально просила, чтобы я тебя не брал.
        Ника молча повернулась и ушла в спальню, побросала в сумку свои немногочисленные вещи и, игнорируя вопросительный взгляд Масленникова, вышла из квартиры.

«Ну, теперь меня совесть не мучает. Поеду домой, хватит, загостилась».
        В квартиру кто-то заходил, Ника почувствовала это сразу, едва только переступила порог. Так бывает - вроде все на месте, но присутствие чего-то чужого ощущается. Увидев ноутбук на диване в большой комнате, Ника утвердилась в этом мнении - она хорошо помнила, что оставила его на столе в кухне. Ее охватило чувство брезгливости: кто-то чужой трогал ее вещи, открывал ноутбук, рылся в файлах - и все с подачи Артема.
        - Наверное, мне не о чем жалеть, - сказала она вслух, села в кресло и расплакалась.
        Стемнело, а Ника все еще сидела в кресле и не трогалась с места. Она чувствовала себя опустошенной и обессиленной. Хотелось позвонить Максиму, но стыдно было рассказывать о причине, по которой она снова дома. Вздохнув, Ника встала и пошла на кухню.
        На четвертом этаже дома напротив горело окно - ее заочная полуночная приятельница тоже не спала, и Нике было видно, как она, склонившись над клавиатурой, что-то пишет. Вот девушка подняла голову и тоже увидела Стахову. Приветливо кивнув, она оторвалась от своего занятия и, взяв в руки кружку, тоже взобралась на подоконник. Ника дурашливо подняла свою и сделала приглашающий жест - как будто предлагала чокнуться. Девушка засмеялась, чуть откинув назад голову, и повторила жест. Они просидели так еще немного, кивая друг другу и улыбаясь, а потом девушка показала, что хочет спать, зевнула и потянулась. Ника помахала ей рукой и тоже спрыгнула с подоконника. - Она вернулась к себе.
        - Я знаю. Одна?
        - Да. Только что сидела на окне с кружкой и курила. Хочешь, я ее припугну немного?
        - Нет, не нужно. Пока пусть дух переведет. Мне не нравится, что они с крестником так спелись, не могу понять, что у них происходит.
        - Могу тебе одну интересную мысль подкинуть. Они как-то вышли в обнимку из гостиницы, и видок у обоих был такой… хм… ха-ха-ха…
        - Ну, это ничего, пусть балуются.
        Продлив отпуск еще на две недели, Ника не прогадала. На Москву обрушилась чудовищная жара, и Стахова, сняв гипс с руки, исчезла в подмосковном пансионате. Отключив телефон, она целыми днями валялась в прохладном номере, заказывая еду в коттедж, вечерами выбиралась на террасу ресторана, чтобы скоротать время за бокалом коктейля, и отмахивалась, как от комаров, от назойливых ухажеров из числа отдыхающих. С Максимом они переписывались и изредка, когда у него было время, болтали в аське. Артем прислал несколько писем, но Ника удалила их, не читая. Она исправно отсылала ему новые статьи, которые здесь почему-то писались удивительно легко и быстро, но общаться не хотела. После полуночи она любила сидеть на качелях возле искусственного водопада, слушать лягушачьи вопли и предаваться мечтам. Она рисовала себе поездку в Прагу, куда они с Ириной собирались уже давно, но никак не могли совпасть по времени, а вот сейчас как раз выдалась возможность. Ирина тоже писала ей письма, рассказывала о делах и интересовалась, когда Ника соизволит прервать свое затворничество. Но Стахова дала себе слово не уезжать из
пансионата до тех пор, пока не потянет домой.
        Это случилось через две недели, внезапно, и Ника, оплатив все счета, села в заказанное такси и вернулась к себе. - По утрам мне так хочется спать, что совершенно не хочется жить… - Ника спустила ноги на прикроватный коврик и потянулась. Стрелки будильника показывали половину восьмого, обычно в такое время Стахова носа из-под одеяла не высовывала, досматривая десятый сон. Но сегодня как будто кто-то толкнул ее в бок, призывая проснуться. За окном уже начался яркий августовский день, шуршали редкие автомобили, истошно заходился в лае соседский пес, выведенный на прогулку, а грузчики у магазина бодро кидали какие-то коробки, переговариваясь изредка.
        Ника сунула ноги в тапки, побрела в ванную, встала под теплые струи душа и снова закрыла глаза. Внутри крепло ощущение, что сегодня непременно произойдет что-то неприятное.
        Чашка кофе, ржаной хлебец с джемом, стакан сока… Все обыденно, все так, как всегда, и Ника в какой-то момент даже подумала, что ее интуиция сегодня дала сбой. Ну, разве может произойти что-то в такой прекрасный летний день?
        Она в отличном настроении уселась в кухне у открытого окна за ноутбук и открыла файл со статьей. Работа захватила мгновенно, так бывало всегда, если Ника четко видела конечную цель, представляла себе, какими фотографиями проиллюстрирует текст. Строчки легко покрывали белое пространство на мониторе, и Стахова даже не прерывалась на сигарету, чтобы не спугнуть так внезапно посетившую ее музу.
        Телефонный звонок застал ее как раз на «финалке», когда Ника уже дописывала последнюю фразу.
        - Кого еще черт несет? - недовольно пробормотала она, не отрываясь от текста до тех пор, пока не поставила точку. - Алло!
        - Ника, ты занята? - это оказался Артем.
        - Уже нет, только что дописала про болгарскую недвижимость, - весело отрапортовала она, почему-то обрадованная его звонком и тоном, словно ничего не случилось.
        - Ты не могла бы сейчас в Шереметьево подъехать?
        - Куда?!
        - В Шереметьево, в аэропорт.
        - Ты куда-то улетаешь? - Ника была озадачена: в пятницу, когда она вернулась на работу, даже речи не шло о каких-то командировках, обычно Артем предупреждал заранее, отдавал распоряжения и составлял план на все время своего отсутствия.
        - Д-да… - с запинкой проговорил он. - Мне нужно с тобой увидеться перед отъездом, обязательно нужно.
        Ника вздохнула:
        - Хорошо. Когда у тебя рейс?
        - Еще не скоро, ты успеешь, даже если не будешь особенно торопиться. Можешь на машине поехать, город пустой.

«Ну еще бы! Первая половина дня воскресенья! Зато к вечеру я так намертво встану в пробках возвращающихся дачников, что успею пару аудиокниг прослушать. Нет уж, метро и аэроэкспресс как-то надежнее».
        - Я позвоню тебе, когда выйду из экспресса, - сказала она и отключила телефон.
        На улице оказалось довольно жарко, и Ника не пожалела, что отказалась от футболки с длинными рукавами. Она не любила загар, оставалась белокожей даже в такую жару, вызывая удивление у коллег.
        - Мне не идет стиль а-ля «курочка-гриль», - отшучивалась Ника.
        До метро она добралась быстро - все-таки в выходные Москва пустела, - хотя и с небольшой задержкой. Единственным местом, где царило оживление, оказался небольшой скверик, в котором довольно разношерстная компания относительно взрослых людей играла в петанк - новомодную игру, завезенную из Франции. Ника была знакома с ней разве что по книге Анны Гавальды, но азарт, с которым игроки обсуждали броски и результаты, на какое-то время привлекли ее внимание, и Стахова даже постояла пару минут у ограды вместе с еще несколькими такими же зеваками. Приглядевшись, она поняла, что ничего сложного в игре нет и не нужно обладать какими-то особыми спортивными кондициями, чтобы присоединиться к этой компании. Игроки, кстати, то и дело приглашали зрителей попробовать и принять участие, и некоторые даже отваживались. Пригласили и Нику, но она, улыбнувшись, сослалась на отсутствие времени и пообещала, что в следующий раз обязательно.
        - Жаль-жаль, - улыбнулся в ответ невысокий, накачанный парень в бейсболке, и Ника внутренне ахнула, переведя взгляд на его татуированные икры. - Ну, в следующие выходные приходите, мы всегда тут.
        - Непременно.
        - Серега, не отвлекайся, мы ведем девять-три! - окликнул его высокий мужчина с трехдневной щетиной и открытым, почти детским лицом, показавшимся Нике смутно знакомым.
        - Иду. - Татуированный Серега мгновенно оказался в нарисованном на земле круге, откуда производился бросок.
        Ника направилась к метро и только по дороге вспомнила, где видела этого высокого - он был известным блогером и журналистом, автором многих интересных проектов и статей, а также с недавнего времени занимался огородом прямо в центре Москвы, разбив его на заброшенной стройке. Несколько раз Ника видела интервью с ним на разных каналах.
        - Надо же, как люди выходной проводят, - пробормотала Стахова, - не пиво жрут, а чем-то заняты. Надо Артему подсказать, я же слышала о турнирах по петанку. Можно свою команду организовать.
        В аэроэкспрессе она пожалела, что не прихватила никакой книги, за полчаса могла бы что-то почитать, но тут ей на глаза попался журнал, торчавший в кармане переднего кресла. Раскрыв его наугад, Ника наткнулась на статью о Гавриленко - Максим давал интервью на фоне большой белой яхты. Ника поймала себя на том, что не чувствует ревности и не относится к Максиму как к своему молодому человеку. Это было странное чувство - Гавриленко проводил с ней время, а она все равно чувствовала по отношению к нему отчужденность. Возможно, прошло еще слишком мало времени, а для Ники это имело определенное значение.
        Вот и платформа Шереметьево, народ с чемоданами - одни выходят из поезда, другие толпятся перед посадкой. «Все куда-то летят, всюду жизнь… а я как то дерево - приросла корнями и не могу сдвинуться».
        Она набрала номер Артема и договорилась о месте встречи. Очень хотелось курить, и Ника не отказала себе в удовольствии сделать это на улице, не входя в терминал. Она даже представить себе не могла, что это далеко не последняя сигарета за сегодняшний день.
        Она не могла поверить… Артем уезжал совсем, бросая ее здесь, в России, с кучей проблем и реальной опасностью остаться без головы. Человек, несколько лет бывший для нее всем, вот так спокойно говорил сейчас: «Прости, Никуся, я больше здесь не могу». И собственное «не могу» он поставил куда выше того, во что втравил ее, Нику, этими статьями.
        - Понимаешь, Никуся, я устал. Устал постоянно отчитываться, оправдываться, зависеть. Хочу идти по улице и не думать о том, что в любую секунда меня остановят полицейские, сунут в карман какую-то дрянь и обвинят невесть в чем. Не хочу вонючего СИЗО, не хочу храпящих рядом со мной завшивленных бомжей. Не хочу красной морды начальника, впрямую вымогающего взятку. Не могу так больше. Я хочу быть свободным, - говорил Артем, помешивая кофе в высоком бокале, - хочу, чтобы Алиска не росла среди людей с рабской психологией. Жить хочу, Ника!

«А я?! - едва не закричала она, сдержав себя в последний момент. - Я, по-твоему, не хочу?! У меня ничего нет в жизни, кроме мамы! Даже детей нет! И теперь вообще непонятно, будут ли - успею ли… Сволочь…»
        Но Ника удержала в себе раздражение, обиду, досаду и все, что еще мгновенно подкатило изнутри и начало сдавливать горло спазмами. Только закурила новую сигарету и презрительно произнесла:
        - Знаешь, Артем, у меня иной раз создается такое впечатление, что тебе кора головного мозга досталась по наследству от какого-то дерева. Вот и пускай корни в другом месте: хоть действительно в этой своей Америке. А мне теперь все равно. И еще: когда будешь глаза пялить на молчащий мобильник, представляй, что это я тебе не звоню. Прощай.
        - Погоди, - заторопился вдруг Масленников и полез в карман куртки.
        Ника сунула в пепельницу окурок, накинула ремень сумки на плечо и встала, но Артем, обойдя столик, взял ее за руку и вложил в ладонь небольшую коробочку.
        - Я знаю, ты давно этого хотела… вот… - сбивчиво заговорил он. - В общем… если ты согласна, то начинай оформлять документы на выезд.
        - Куда? - не поняла она, рассматривая красную бархатную коробочку.
        - Ко мне. Ко мне туда, в Штаты.
        Ника, распахнув глаза, смотрела на Масленникова и не понимала происходящего. Разве она когда-то говорила, что хочет уехать? Даже в мыслях не держала…
        - Ты не откроешь? - спросил Артем, и она, как загипнотизированная, послушно открыла коробочку. Там, на красном бархате, возлежало небольшое колечко из белого золота с ровным круглым бриллиантом.
        И только теперь до Ники дошел смысл его фразы «ты ведь давно этого хотела»… Получалось, что Масленников делал ей предложение вот так, словно бы под ее давлением, потому, что она этого хотела, а ему вроде как и без разницы…
        Кровь бросилась ей в лицо от испытанного унижения. Выпросила замужество! Выпросила угрозами, расставаниями, бесконечными разговорами!
        - Забери, - только и смогла выдавить Ника, но Артем решительно сунул закрытую коробочку с кольцом в карман ее сумки и проговорил:
        - Ты не горячись, Белочка. Обдумай мое предложение. Я уверен, что вдали от меня тебе легче будет принять решение. А я всегда тебя жду и буду рад видеть.
        - Я не буду думать, - сдавленным от обиды голосом прошептала она. - Тут не о чем думать! Так не зовут замуж, понимаешь? И ты сто раз не прав, говоря, что я этого безумно хотела. Да, возможно, когда-то раньше. Но не теперь, не сейчас. И не за человека, бросающего меня с ворохом проблем! Прощай, Артем.
        И она, собрав в кулак остатки самообладания, выпрямила спину, откинула назад рыжие волосы и решительно вышла из кафе - высокая, видная, гордая. И никому бы в голову не пришло, что на самом деле внутри у Ники Стаховой сейчас все корчилось от боли и обиды на несправедливость жизни. На предательство. Артем оказался точно таким же, как большинство представителей его пола - трусливым, трясущимся приспособленцем, ищущим, где постель помягче и травка посвежее. «Черт с тобой! - зло подумала Ника. - Обойдусь как-нибудь!»
        Коробочку с кольцом она просто выбросила в мусорный ящик на выходе из аэропорта - может, кому-то, кто найдет, оно будет нужнее.
«Нет, все, хватит! Я не спущу этого просто так. Я журналист, в конце концов, и я могу поквитаться только одним способом - написать правду и сделать так, чтобы статью напечатали. И я сделаю».
        Двое суток Ника почти не отрывалась от компьютера, не ела, не спала, только пила кофе и курила. Зато пальцы летали по клавиатуре с такой скоростью, что ей могла позавидовать любая стенографистка. Статья получилась сухая, без эмоций - только факты. Голые факты о деятельности Артема Масленникова, о его попытках опорочить имя Максима Гавриленко и работу «Изумрудного города», о том, как свои статьи Артем подписывал ее, Ники, именем. И - материалы. Выдержки из старых статей в сравнении с отрывками статей Артема, ясно показывавшие, как можно передернуть факты и выставить кое-что в ином свете. Всего этого было так много, что у Ники кружилась голова, но она знала: должна, обязана закончить. Обязана доказать невиновность Максима в махинациях и собственную непричастность к попыткам опорочить его.
        К вечеру вторника статья была готова, Ника перечитала ее и потянулась к телефону.
        - Алло, Игорь? Привет, это Ника. Не хочешь увидеться со мной?
        - С чего бы такой подарок? - удивился Яблоков.
        - А у меня на самом деле есть для тебя подарок, - закуривая очередную сигарету, от которых уже саднило в горле, сообщила она. - Могу предложить тебе бомбу, которая многих осколками заденет. И даже денег не попрошу - отдам даром по старой дружбе.
        - Ну-ка, ну-ка, - мгновенно сделал стойку Яблоков, - об што речь?
        - А речь о том, как одно уважаемое издание решило опорочить очень уважаемого человека и слегка исказило факты. А потом и вовсе начало клепать ерунду на основе
«слива». Больше скажу: задета моя профессиональная честь, Игоречек, и я страшно хочу крови.
        - У-у-у… а ты злобная штучка, Ника. Так, к делу. Встречаемся через час в кафе напротив вашей редакции, там кофеек отличный. Ты флэшку принесешь?
        - Могу и ноут захватить, если надо.
        - Нет, у меня свой. Все, до встречи.
        Это оказалось куда легче, чем она рассчитывала. Яблоков хорошо знал, как она пишет, а потому, естественно, не стал раздумывать. Да еще и возможность бесплатно получить статью Ники Стаховой! Ясное дело, он уцепился.
        У нее оставался еще час, чтобы привести себя в порядок после бессонных ночей и двух дней интенсивной работы, чем Ника и занялась.
        На улице, несмотря на вечер, стояла страшная жара, и Ника сразу мысленно похвалила себя за легкое платье вместо джинсов. Она чувствовала небывалый подъем, хотя обычно после окончания работы ее охватывало равнодушие, апатия и опустошение, словно на бумагу выплеснулось все, что было в душе. Сегодняшняя статья, напротив, бодрила, как глоток ледяной минералки в жару.
        Яблоков уже ждал ее в кафе за столом у окна, курил, откинувшись на спинку дивана, и рассеянно оглядывал посетителей. Когда Ника вошла, он поднялся, затушил сигарету и шагнул навстречу:
        - Никуша, как я рад тебя видеть! Ты просто красавица.
        - Ближе к делу, Игоречек. Я еще и журналист отличный, если не забыл.
        - Скромненько, но не без истины, - оценил шутку Яблоков, помогая ей сесть. - Ну, что, сперва кофе, потом разговоры? Или совместим?
        - Нет. Сперва разговоры, а потом по результатам… - Она сделала многозначительную паузу, и Яблоков покраснел:
        - Ты на что намекаешь? Я как бы женат.
        - Не бойся, не посягаю я на твое тело, - улыбнулась Ника, доставая сигареты, зажигалку и флешку. - Ты пока читай, а я сока выпью.
        Яблоков вставил флэшку в ноутбук и погрузился в чтение. Ника курила, потягивала яблочный сок и наблюдала за тем, как меняется выражение лица Игоря. Внезапно он захлопнул крышку и в упор уставился на Нику.
        - Ты хоть понимаешь, что сделала?
        - Отлично понимаю. Вижу, что и тебе понравилось.
        - Да. Это работа экстра-класса. Но ты понимаешь, чем это грозит лично тебе?
        - А мне, поверь, все равно.
        - Масленников не простит.
        - Игорь, хватит разводить кроликов, - зло сказала Ника, - Масленников улетел на ПМЖ в Америку, так что мне все равно, простит он или нет.
        - Что?! Как это? - оторопел Яблоков.
        - Я не буду вдаваться в подробности, уж прости. Так берешь? Или предложить кому-то другому?
        - Ты что! - поспешно выкрикнул Игорь и даже подтянул к себе ноутбук, словно Ника собиралась его забрать. - Разумеется, беру! Это ж такая первая полоса будет - закачаешься!
        - Ну и отлично, - сказала Ника, вставая. - У тебя всегда был нюх на хорошие вещи, Игорь. Спасибо. - Она поцеловала оторопевшего Яблокова в щеку и вышла из кафе, так и оставив собеседника с открытым ртом.
        Она собиралась пойти домой и лечь спать суток на двое, однако упомянутый в разговоре Артем снова встал перед глазами, и от этого вдруг сделалось так невыносимо больно, что Ника увидела только один выход…
        Она купила бутылку виски и, выпив ее почти залпом, отключилась на диване.
        Утром, даже не умывшись толком, она побежала к ближайшей станции метро за газетой. Свою статью увидела сразу - крупный, броский заголовок на первой полосе известнейшего издания. Купив газету, Ника на ходу пробежала глазами текст и поняла, что Игорь не изменил ни единой запятой.

«Ну, вот… я это сделала», - с облегчением выдохнула она и, помахивая газетой, отправилась в кофейню. На вечер у нее были грандиозные планы. - Ты видел?! Ты это видел, сука?! - перед лицом возникла газета, а палец державшего ее ткнул в самый низ, в фамилию автора. - Я тебя спрашиваю: как, как это могло случиться?! Да после статьи в таком издании мне самое место в тюряге!
        - Я тебе предлагал ее убрать, но ты же очкуешь, боишься. Ну, получи фашист гранату - что я еще могу сказать?
        - Так, все, хватит! Игры кончились. Делай что следует, и концы в воду.
        Полутемный зал ресторана был почти пуст. Стахова вместе с Ириной сидела в небольшой нише и едва не плакала.
        - Почему, ну, почему все так несправедливо? Почему жизнь постоянно подсовывает мне какие-то испытания? Для чего?
        Ника подперла кулаком щеку, пытаясь сфокусировать взгляд на лице подруги, но это ей не удавалось. В голове шумело от выпитого - Стахова не любила алкоголь, считала тех, кто пытается решить проблемы с его помощью, слабыми и недостойными, но сегодня в ней самой что-то заболело настолько, что никакой другой анестезии она выдумать не смогла.
        - Чтобы убедить тебя лишний раз в том, что ты сильная и что сможешь подняться с колен. Только сильных людей так испытывают - слабые-то и так постоянно на коленях, смысл их пригибать еще? - Ирка стряхнула пепел с кончика сигареты и вздохнула. - Никуша, а ты ведь любишь его, - вдруг проговорила она, и Ника не сразу поняла, о ком речь.
        - Кого?
        - А что, вариантов несколько? - едко поинтересовалась подруга, постукивая по столешнице красивой серебристой зажигалкой.
        - Н-нет, но…
        - Хорошо, я уточню, - смилостивилась Ирина, уловив Никину растерянность. - Я об Артеме говорю. Ты ведь любишь его, просто никак не можешь в этом признаться.
        - Ты ошибаешься, Иришка, - грустно и как-то нехарактерно мягко ответила Ника, - ошибаешься. Было время, когда мне казалось, что я люблю его. Казалось - понимаешь? На самом же деле… черт, как бы сказать… понимаешь, я просто привыкла. Он всегда рядом, ненавязчив, внимателен, интересен, с ним нескучно, и даже в постели… стоп… а вот тут у нас в последнее время проблемки и возникли… - Ника пьяненько хихикнула и потянулась к почти опустевшей бутылке виски. Ирина предостерегающе покачала головой, но Стахова отмахнулась: - Слу-ушай! Я в последний раз так напивалась… даже не помню когда. А теперь вот имею законное право. От меня мужик аж в Америку улетел, во как! Предложил замуж выйти - и свалил! Унизил, как последнюю нищенку - мол, на тебе колечко, раз уж ты так этого хочешь… Сволочь! И улетел, понимаешь? Кинул меня - и улетел… Не каждый день такое бывает… - Она лихо опрокинула в рот виски и поморщилась: - Фуууу! Ненавижу вкус…
        Ирина молча наблюдала за спектаклем, который разыгрывала сейчас перед ней подруга. Она хорошо знала Нику и понимала: если та пьет, то дело и в самом деле дрянь.
        - Знаешь, вот уж когда и в постели все разладилось, дело точно труба! - проникновенно заявила Ника, перегнувшись через стол. - Когда я ему говорю: а давай лучше фильм посмотрим? А он соглашается! И потом ты говоришь, что я его люблю? Не-ет, Иришка, когда любят, то фильм смотреть не предлагают. Да и вообще… с возрастом на ушах вся эта лапша хуже держится… вся лапша, которую нам мужики вешают, Ирка… про любовь… про «подожди, еще не время»… а оно никогда не наступает, это пресловутое «то время», понимаешь? И я понимаю…
        Ирина фыркнула, но в душе была абсолютно согласна с Никой. Стахова не умела врать и притворяться, всегда говорила то, что думает, в глаза, за что, собственно, ее многие не любили. «Интересно, как терпел Артем эти ее причуды?» - подумала Ирина, вытягивая из пачки очередную сигарету и напряженно наблюдая за тем, как Ника допивает остатки виски.
        - Ты бы полегче, а? - попросила она осторожно, не особенно надеясь на понимание, но тут Ника удивила ее:
        - Ага, и правда… Ой, елки, у меня ж машина… - Она прикрыла ладонью рот и хмыкнула: - Придется того… «трезвого водителя» заказывать…
        - Нет у тебя никакой машины, пьянь ты несчастная, чтобы «трезвого водителя» заказывать. Ты еще в канаву упади, как в Лондоне! - захохотала Ирина, вспомнив, как однажды они с Никой поехали в Англию и там увидели странную картину. В пятницу вечером из пабов выходили прилично одетые люди и валились прямо на обочину. Спустя некоторое время к ним подъезжала машина, забирала их и увозила куда-то. Когда они спросили об этом у приятеля, жившего в Лондоне много лет, тот объяснил, что это
«пятничные алкоголики» - сотрудники офисов, снимающие напряжение при помощи алкоголя. И в канавы они падают намеренно, а специальные команды собирают их и развозят по домам.
        Ника, припомнив, о чем речь, тоже фыркнула:
        - Нет, подруга, падать в московскую уличную грязь я несогласная! Желаю домой на такси тогда путешествовать… Закажи, а?
        Ирина взяла мобильный и защелкала кнопками, пытаясь найти номер такси. Ника закурила, глядя в стену поверх головы подруги. Ей вдруг показалось, что сидящий за столиком чуть левее от них человек внимательно прислушивается к разговору. Стахова попыталась сфокусировать взгляд на его лице, однако человек, словно нарочно, немного сдвинулся на диване так, что оказался вне светлого пятна, отбрасываемого настольным светильником, и теперь Ника могла видеть только тяжелую нижнюю челюсть и высокий ворот водолазки, плотно охватывавший крепкую шею. «Совсем я уже… с этими статьями…» - подумала она и перестала напрягаться.
        Ирина, убрав в сумку мобильный, жестом подозвала официанта и попросила счет.
        - Поедем ко мне, - попросила Ника, глядя на подругу. - Я не могу одна… поедем, Ирка, а? Ну, пожалуйста…
        - Да я разве отказываюсь? Конечно, поедем.

…Двигавшегося вслед за такси темно-синего «Форда» они обе даже не заметили…
        В квартире было душно, и Ника сразу кинулась открывать окна, попутно уронив со стола в кухне чашку вместе с блюдцем. На звон разбившейся посуды вошла Ирина, на ходу стягивая через голову элегантный свитерок:
        - Ну что ты тут буянишь, пьянчужка? Пусти, я сама. - Отстранив Нику от окна и сунув ей в руки свитер, Ирина распахнула створки и задернула тонкую занавеску. - Надеюсь, что мухи еще не проснулись.
        - Давай в спальне ляжем.
        - Поговорить хочешь? Не наболталась еще? Ты ж еле языком ворочаешь, Ника…
        - Ир, меня разорвет просто, если я не выговорюсь… а пьяной мне легче… подсознание на свободу вырывается… - пробормотала Ника, направляясь в спальню.
        Небрежно сбросив на пол покрывало, она разделась, нырнула в любимую голубую ночнушку и, чуть качнувшись, полезла в ящик комода, чтобы достать что-нибудь для Ирины.
        - Футболка вполне годится, - заметила подруга, уже успевшая прихватить из ванной молочко для снятия макияжа. Ирина очень много времени уделяла своей внешности, считая, что тщательный уход и забота помогут сохранить молодость как можно дольше. Нике это было непонятно - она крайне редко красила лицо «от и до», предпочитая тушь и губную помаду.
        Бросив Ирине футболку, Стахова упала на свою половину кровати и закрыла глаза. Голова закружилась, и Ника со стоном приняла полусидячее положение:
        - Ох, зря я так сильно…
        - Ничего, проспишься. - Ирина грациозно скользнула под одеяло и улеглась на бок, подперев рукой щеку: - Ну, что? Будем продолжать? Про любовь?
        Ника вдруг ожесточилась:
        - Нет любви, понимаешь? Ни-ка-кой! Есть просто хороший секс… и еще эта… как ее… совместимость, вот! Пси…психологическая… и еще тактильная…
        - Какая-какая? - насмешливо переспросила Ирина.
        - Тактильная. Когда тебя не трясет от соприкосновения ваших тел, понимаешь? Когда тебе запах его приятен, когда ты с удовольствием пальцы ему в волосы запускаешь… - Ника перевернулась на бок и совершенно трезво взглянула на притихшую Ирину, на губах которой застыла грустная улыбка. - А когда это все пропало, можешь считать, что и отношения ваши закончились. Время истекло…
        Ирина подвинулась ближе и обняла Нику, прижав ее голову к своей груди:
        - Ну-ну, успокойся, Никуся. Все будет хорошо. Пройдет время - и боль станет слабее. И с каждым днем она будет слабеть, пока однажды ты не проснешься и не поймешь - все. И тогда ты сможешь смотреть на Артема без эмоций, даже общаться с ним сможешь, если захочешь. Вот поверь - так всегда бывает. Даже боль не может длиться бесконечно.
        Ника всхлипнула. Она понимала, что Ирина права и что все будет именно так, как она говорит… Но как дождаться этого времени? Как преодолеть эту боль, превозмочь ее, не страдать? Как выбросить из головы человека, с которым пробыла вместе пять лет? Разве что только постоянно напоминать себе о том, что Артем предал ее, подставил и бросил совсем одну… И Гавриленко не в счет.
        Ника проснулась от громкого звука, непривычно громкого, такого, что от него заходила ходуном кровать. С трудом открыв глаза, Стахова села и вдруг поняла: за стеной пожар. Ирины рядом не было. Ника метнулась в сторону кухни и тут же отшатнулась - за плотной стеной дыма и огня ничего не было видно. Она закашлялась, натянула на рот и нос горловину рубашки и позвала:
        - Ира! Ирка, ты где?
        Ответа не последовало. В дверь звонили и стучали, Ника побежала в коридор и открыла - на пороге стояли пожарные. Она перестала соображать, что происходит. Высокий человек в пожарной спецовке, крепко схватив ее за локоть, кричал что-то почти в самое ухо, но Ника не понимала смысла. Тогда пожарный довольно сильно встряхнул ее и повторил:
        - Документы возьмите. Еще кто-то был в квартире?
        - Д-да… Ирина… подруга… - приходя в себя, заговорила Ника.
        Пожарный чуть подтолкнул ее в сторону комнаты, и только тогда она сообразила - нужно одеться и взять документы. Но где Ирка? Неужели в кухне? В этот момент до Ники дошло, что с подругой могло случиться что-то ужасное, ведь неспроста горит кухня… Она забилась, закричала, попыталась оттолкнуть стоявшего у двери пожарного, но тот без разговоров схватил ее в охапку вместе с сумкой, которую она успела взять, и вынес из квартиры.
        - Ирка… там Ирка… в кухне! - захлебываясь и стараясь отбиться ногами, кричала Ника, но пожарный был и выше, и намного сильнее, а потому с легкостью преодолел сопротивление.
        В подъезде было многолюдно - пожарные эвакуировали жильцов, поторапливали, помогали пожилым. Люди спросонок плохо соображали, но ощущение опасности заставляло шевелиться быстрее, и довольно скоро все жители подъезда оказались на детской площадке. Ника с ужасом смотрела на пламя, вырывавшееся из окна ее кухни, и не могла выговорить ни слова. По ее щекам текли слезы, но она даже не вытирала их. Подъехала машина «Скорой», и Ника, встрепенувшись, направилась к подъезду, но ее остановил консьерж:
        - Не ходите пока, не мешайте… Что случилось-то у вас?
        - Не знаю… я вообще спала, а Ира вышла в кухню… может, закурила, не знаю… я вообще ничего не знаю…
        Она вцепилась руками в волосы и громко всхлипнула. Консьерж сочувственно кивнул:
        - Да не убивайтесь вы так… может, обошлось…
        Из подъезда показались медики с носилками, и Ника сразу увидела, что лежащая на них Ирина накрыта простыней до шеи - значит, жива. Но, сделав шаг по направлению к носилкам, Стахова вдруг остановилась, в ужасе глядя на обгоревшие волосы и черное от копоти лицо подруги. Сзади охнула какая-то старуха, запричитала, как по покойнику, и это встряхнуло Нику - она повернулась и заорала:
        - Да заткнитесь вы!
        Врач, шедший рядом с носилками, неодобрительно взглянул на Нику, но ничего не сказал. Она же непочтительно схватила его за рукав куртки:
        - Доктор, скажите, что с Ириной!
        - А вы ей кто?
        - Подруга. Она у меня ночевала, это в моей квартире случилось…
        Доктор покачал головой:
        - Пока рано прогнозы давать… Одно скажу - повезло ей, что вообще жива осталась. Ожоги сильные, но меня больше голова волнует. В коме подруга ваша. С одной стороны, это в плюс - боли не чувствует, эмоций по поводу ожогов не испытывает. Но кома - вещь такая… - Он развел руками, внимательно наблюдая за тем, как носилки с Ириной устанавливают в машине, потом похлопал Нику по плечу: - Вы уж родным сообщите, раз такое дело… В Склиф повезем.
        - Спасибо, - пробормотала раздавленная информацией Стахова.
        Провожая взглядом «Скорую», она никак не могла решить, стоит ли звонить в родной город и тревожить уже немолодого и больного отца Ирины. Есть ли смысл в этом звонке? Приехать он не сможет, да и его приезд вряд ли чем-то поможет, скорее, дополнительные проблемы создаст. «Помолчу пока. Ирка не особо с отцом общалась, может, пронесет как-то», - решила она. Был, конечно, еще Иржи, но Ника не была уверена в том, что, очнувшись, Ирка скажет ей спасибо за его приезд. Кроме того, он ведь может и отказаться… «Ничего, сама справлюсь».
        Соседи, сбившись в кучку, оживленно обсуждали взрыв и пожар, бросая на закурившую Нику недовольные взгляды. Она же, прячась от ветра, думала о том, что теперь скажет ее квартирная хозяйка. Отношения у них сложились дружеские, и Наталья практически не приезжала, не контролировала ничего и предпочитала получать деньги на банковскую карту. Изредка они с Никой созванивались по телефону, чтобы обсудить какие-то мелочи вроде косметического ремонта или счетов за электричество, и на этом хозяйский контроль заканчивался. Но пожар - дело серьезное, и Ника понимала, что просто обязана сообщить об этом. Разумеется, и оплатить ремонт тоже. «Хорошо, что я откладывала на отпуск, теперь как раз на кухню хватит», - мрачно думала Ника, докуривая, когда до ее слуха вдруг донеслось:
        - …и ключи кому попало дает. Вчера только днем от нее какой-то мужик выходил.
        - Да это хахаль ее.
        - А то я хахаля ее не знаю! Тот вежливый, культурный, всегда поздоровается и дверь придержит, если вместе заходим. А этот - другой, и ростом меньше, и вообще… хмурый какой-то…

«Опа… а кухня-то моя, видимо, не добровольно огоньком занялась», - вздрогнула Вероника и решительно шагнула к соседкам:
        - Кто, вы говорите, из моей квартиры выходил?
        Говорившие обернулись:
        - Ну что, проводили подружку? Сильные ожоги? - с сочувствием спросила соседка по лестничной клетке.
        - Да, сильные. Кто выходил из моей квартиры? - повторила Ника, начиная нервничать.
        - Так кому ключи даете, тот, видимо, и выходит, - ехидно вклинилась маленькая женщина в очках, жившая слева от Ники, - или уже сами со счету сбились?
        Стахова ощутила такой прилив злости и желание врезать ехидной тетке, что еле сумела удержаться от соблазна, отступив на всякий случай на пару шагов назад.
        - Кому я даю ключи, касается только меня, - отрезала она, - но вы, возможно, видели сегодня человека, едва не отправившего на тот свет мою подругу. В следующий раз, вероятно, вашей квартире тоже достанется. Подумайте об этом!
        - Да от тебя ни дня спокойного нет! - заголосила соседка. - Как поселилась, так я сон потеряла! То кобели какие-то шатаются, то пьянки ночь напролет!
        - Разумеется, вы потеряли сон - переселились жить к дверному глазку, а в вашем-то возрасте это тяжеловато, постоянно на ногах, - парировала Стахова, закуривая. Она уже почти полностью овладела собой и могла продолжать разговор в более спокойном тоне. - Занимались бы своими делами, а в мои не лезли.
        - Я твоей хозяйке сегодня же позвоню! - вопила соседка, не на шутку разобиженная упоминанием о своем уже немолодом возрасте. - Она тебя в два счета выставит!
        - Угу, - кивнула Ника, - и по вашим многочисленным заявкам сдаст квартиру бригаде таджиков. Это, кстати, ее полное право.
        Соседка даже задохнулась от такого ответа и не сразу нашлась, что сказать. Зато словно очнулась вторая, подхватила Нику под руку и отвела в сторону:
        - Я тоже видела. Он молодой, худой, знаете, стройненький такой, как веточка, гибкий. Такие бывают кавказские парни, которые танцами занимаются, лезгинку танцуют. Только лицо уж больно смурное, и шапка на глаза почти надвинута. Курточка на нем была коротенькая, джинсы и ботинки такие… остроносые, лаковые… И еще… вроде как прихрамывал он. Точно - на одну ногу слегка припадал, как будто наступать ему больно. Я еще подумала: с чего бы это от вас такой вышел?
        - Я не поняла: он что, своим ключом дверь отпирал? - спросила Ника, напрягая память и чувствуя, что это описание кажется ей знакомым.
        - Да в том-то и дело! - подтвердила соседка. - Я потому и не встревожилась сперва, что ключи у него были, он их на пальце вертел. Я с ним столкнулась прямо на площадке, спустилась от лифта, а он от вашей двери отошел.
        Ника растоптала окурок и задумалась. Значит, ключи пропали не сами по себе, их кто-то взял. И снова начинается та же песня - сиди и трясись, как бы кто не вошел и не придушил ее ночью. Очередная смена замков в квартире - как объяснить это хозяйке? И так с этим пожаром столько сложностей будет, а тут еще ставший в последнее время традиционным обмен ключами. И совершенно некого попросить о помощи. Артем улетел… его вообще пора вычеркнуть из жизни и забыть о нем, чтобы не причинять себе боли лишний раз. И Ирина - как быть с ней? Все хлопоты по уходу лягут на ее, Никины, плечи, это совершенно очевидно. Гавриленко? Ну нет - хватит с нее. Невозможно при каждом происшествии обращаться к нему за помощью, это уже выходит за рамки приличий, а Ника больше всего на свете боялась показаться навязчивой.
        К тому моменту, когда пожар в квартире был потушен, Ника успела основательно продрогнуть, выкурить почти все, что было в пачке, и прикинуть примерную стоимость ремонта. Окно, кусок стены, пол, штукатурка, покраска, мебель, холодильник… Да еще и соседи снизу предъявят за ущерб, нанесенный при тушении пожара, понятно же, что их залило…

«Не отделаюсь одними отпускными, - тоскливо думала Стахова, примостившись на низком заборчике, как большая взъерошенная птица. - Хоть кредит бери…»
        Мысль о кредите не особенно порадовала. Теперь, когда Масленников уехал, неизвестно, что будет с «Хроникером», какой придет главред, оставит ли старых журналистов или предпочтет набрать новый штат. А уж что новому наплетут о ее связи с Масленниковым, так это к гадалке не ходи, доброжелателей в редакции у Ники хватало. И статья в издании Яблокова… Так что вопрос о работе в ближайшее время мог встать довольно остро.
        - Вот я попала, - пробормотала Ника, тоскливо глядя на почерневшую стену вокруг бывшего окна кухни. - Ну, положим, пожить я смогу пока у Ирки, но ремонт! Как мне из этого выбраться?
        Скомкав пустую пачку, Ника бросила ее в стоявшее рядом ведро, заменявшее урну, и побрела домой.
        Остаток дня она провела в больничной палате у постели Ирины. Лицо подруги было покрыто повязкой, в горле стояла трубка - дышать самостоятельно Ирина не могла, врачи сказали, что имеется ожог гортани. Ника сжимала руками виски и едва сдерживала слезы. Ирка, уверенная в себе красавица Ирка превратилась вот в это - лежащее безмолвно на кровати забинтованное нечто с неясным будущим. «Это я виновата, - думала Ника, кусая костяшку пальца. - Это все из-за меня. Ей нужно было ехать к себе, тогда ничего не произошло бы».
        Она вдруг вспомнила, что все это время ее мобильный был отключен: поговорив с квартирной хозяйкой, Ника его выключила и забыла об этом. «Хотя кто мне должен звонить? Масленникова нет больше, а Гавриленко, судя по фотографиям, где-то на Лазурном Берегу».

…Он не был на Лазурном Берегу, и это выяснилось сразу, едва Ника включила мобильный. Двадцать восемь пропущенных звонков - и моментальная трель телефона.
        - Ника, где ты?! Что произошло?! Что с твоей квартирой?! - Голос Максима полился из трубки, обрушивая шквал вопросов.
        - Погоди, не так быстро, - взмолилась она шепотом, боясь потревожить Ирину, хотя врач и сказал, что она в коме. На цыпочках Ника вышла из палаты, прошла в небольшую курилку и села там на подоконник. - Я в Склифе.
        - Что ты там делаешь?
        - В моей квартире рано утром взорвался газ, сильно пострадала подруга, она в тяжелом состоянии, я с ней.
        - Так, слушай внимательно. Я сейчас приеду и заберу тебя.
        - Я не оставлю Ирку одну. - Она закурила, устроившись на подоконнике удобнее.
        - Я не сказал - одну. Там есть специалисты, а ты не сиделка.
        - Эти специалисты за все время зашли в палату один раз! - перебила Ника зло. - И я не брошу единственную подругу здесь без помощи!
        - Ника, не кричи, - мягко проговорил Максим, - я же не предлагаю тебе ее бросить, напротив, - предлагаю обеспечить ей достойный уход, но без твоего участия - так понятнее?
        - Деньги опять предлагаешь? - враждебно спросила Ника, выбрасывая окурок.
        - Что ты за человек, Ника? Почему тебе во всем подвох видится? Почему я должен постоянно извиняться за наличие у меня этих чертовых денег?! Я хочу снять с тебя хоть часть проблем, которых у тебя, как я понял, еще добавилось с момента нашей последней встречи! - в голосе Максима слышалась совершенно реальная обида, и Нике стало немного стыдно.
        - Прости… я не об этом…
        - Все, жди меня, я скоро.
        Сунув телефон в карман белого халата, Ника вдруг подумала, что с появлением Максима ей стало легче. Намного легче, потому что он старался взять и решить ее проблемы, а не отмахивался от них, как Артем.
        Ирина по-прежнему безмолвно и неподвижно лежала в палате, и Ника в какой-то момент подумала с испугом, что подруга останется такой навсегда - безголосой, обездвиженной, почти не существующей. «Нет-нет, так не будет! - отогнала она от себя эту пугающую мысль. - Ирка сильная, она будет бороться, она не позволит себе сдаться». Сразу в памяти всплыл лыжный поход на втором курсе, во время которого Ирина, неудачно спустившись с горы, сломала лодыжку, но никому тогда не удалось уговорить ее вернуться. Ирина дошла вместе со всеми до конечной точки, превозмогая жуткую боль в ноге, и только на железнодорожной станции потеряла сознание. Три недели она провела в гипсе, но, едва сняв его, сразу начала готовиться к летнему многодневному переходу в сибирских Саянах - ребята планировали двухнедельный маршрут. Так что в плане упертости и воли подруга могла дать фору кому угодно, именно на это Ника и рассчитывала.
        Максим примчался довольно быстро, прорвался в палату и замер на пороге, увидев, в каком состоянии находится Ирина и как ужасно выглядит серая от тревоги и бессонницы Ника.
        - Ника… что же ты делаешь с собой… - Он шагнул к ней, поднял со стула и прижал к груди. - Все, больше не отпущу.
        - Не будь таким самоуверенным…
        - Хватит! Хватит соревноваться, у кого лоб тверже! Давай я признаю поражение, но ты будешь слушаться меня и делать то, что я скажу? Хочешь?
        Вместо ответа она заплакала:
        - Максим, мне так страшно… ведь я могла выйти покурить - и лежала бы теперь на месте Ирки…
        - Ничего, малыш, ничего… все будет хорошо. В твоей квартире уже строители, хозяйка в курсе, я ей компенсацию предложил, она отказалась, сказала, что ремонта будет достаточно.
        Ника подняла на него мокрые от слез глаза:
        - Спасибо… и… прости меня, что я постоянно тебя обижаю…
        Гавриленко усмехнулся:
        - Не говори глупости! Обидчица нашлась. Ты вот лучше скажи: какого черта ты с этой статьей сунулась? Ты понимаешь, что этот взрыв именно она и спровоцировала?
        - Тогда получается, что тебе это выгоднее всех.
        - Ну ты и дура, прости меня за откровенность, - с досадой проговорил Максим, крепче прижимая Нику к себе. - Ты меня там таким ангелом выставила, что до сих пор лопатки чешутся - кажется, пробиваются крылья. Мне выгодно! Ага, выгодно мне, чтобы ты погибла!
        - Тогда - кто? Артем уехал…
        - Кроме Артема есть еще тот, кто ему информацию сливал. И вот этот человек меня сильно интересует. Так сильно, что ты даже не можешь себе представить. Я ни одну женщину не хотел так сильно, как его. Только бы найти… - И лицо Максима на пару секунд стало жестким и страшным, таким, какого Ника прежде никогда не видела. - Теперь с тобой, обидчица. Жить где будешь?
        - У Ирки - где еще? Ее через неделю домой выпишут, ухаживать буду.
        - А работа?
        - Скорее всего, моя работа приказала долго жить. Но я это переживу.
        - Отлично. Это как раз то, что я хотел услышать. Значит, так. От моей помощи не отказываться - это раз. Поблизости всегда будет мой человек - это два.
        - Зачем?
        - Хватит спорить. - Он нагнулся и поцеловал ее. - Раз я говорю, значит, так надо. Ты не пугайся, когда его увидишь, у него глаза одного нет, протез стоит. Выглядит кошмарно. Но парень он надежный. Не стесняйся обращаться к нему за помощью. Зовут его Леонид, можно просто Леня. Уяснила?
        - Да.
        - Отлично. Я пойду с доктором пошепчусь, узнаю про твою подружку - может, надо что.
        Ника не успела ничего сказать, как Максим, развернувшись, вышел из палаты.
        Через неделю, которую Ника безвылазно провела в больнице, Ирину выписали. Состояние ее оставалось стабильно среднетяжелым, но врачи сходились во мнении, что переезд домой его не ухудшит.
        - Возможно, дома ей, наоборот, станет лучше. Раз она иногда приходит в сознание, то, возможно, увидев вокруг себя знакомые предметы, скорее пойдет на поправку, - объяснил Нике лечащий врач.
        - Хорошо. Спасибо вам.
        - Да не за что, девушка. Пусть поправляется подружка ваша.
        Ника чувствовала, что он кривит душой - с того момента, как в больнице появился Гавриленко, персонал словно подменили. Таких елейных рож она не видела уже давно. Лечащий врач прибегал в палату раз по восемь, медсестры и санитарки заходили ежечасно. Сомнений не оставалось - Максим заплатил. Но не это сейчас интересовало Нику, а состояние Ирины. Им выделили даже карету «Скорой» с носильщиками - неслыханное дело. Они здорово помогли, в одиночку Ника ни за что не справилась бы.
        Через пару недель Стахова подумала, что нужно бы съездить к себе и посмотреть, что происходит. Ключи у нее были - во время своего последнего приезда Максим привез ей их и сказал, что ремонт закончен, хозяйка была, ее все устроило. Но он настойчиво попросил Нику не ездить на квартиру в одиночку, и она почему-то не рискнула нарушить данное слово. К этому времени она уже была хорошо знакома с Леней - высоким, угрюмым мужчиной лет сорока, который ежедневно навещал ее в больнице, привозил продукты и отпускал Нику пройтись по больничному парку. Между ними как-то сразу возникли взаимопонимание и симпатия, иногда Леня оставался до вечера, и они разговаривали. Ника узнала, что он бывший военный, служил в Чечне, с Максимом знаком давно - вместе занимались единоборствами, а теперь Леня изредка исполнял те поручения Максима, которые тот не хотел доверять никому. Вот и Нику доверил…
        Так что вопрос со спутником в поездке на квартиру не возникал. Была другая проблема - с кем оставить на это время Ирину. Она уже подолгу бывала в сознании, даже разговаривала, но обслуживать себя по-прежнему еще не могла, не вставала, с трудом поворачивалась на бок. Но и тут пришел на помощь Леня, привезя свою младшую сестру. Миловидная, веселая хохотушка Люба с готовностью вызвалась посидеть возле Ирины и сделать все, что будет нужно.
        - Ты только смотри: дверь никому не открывай, даже не подходи и, если что, мигом звони мне, - проинструктировал сестру Леня, и та кивнула:
        - Ну конечно. Ты не волнуйся, все будет в порядке.
        - Она медсестрой в военном госпитале работает, - объяснил Леня Нике, когда они спускались к машине. - Когда меня ранило, аккурат училище закончила, выходила меня, можно сказать. Так что ты не переживай за Иру, Любаня все в лучшем виде сделает.
        Ника с благодарностью сжала его руку:
        - Лень, спасибо… если бы ты знал… у меня никогда таких друзей не было, как ты.
        - Ну, теперь есть, - буркнул он вроде равнодушно, но в голосе Ника уловила теплые нотки.
        - Ты проверь почту, а я пока в квартиру поднимусь, - распорядился Леня у подъезда и протянул руку.
        - Что? - не поняла Ника.
        - Ключи.
        - А-а, - улыбнулась она. - Вот держи. Я быстро, только из ящика все выну, а то там, наверное, уже пачка макулатуры.
        - Ты сразу ненужное выброси, не тащи в квартиру.
        - Слушаюсь, Кэп, - шутливо отозвалась Ника. Иногда она называла Леню этим прозвищем - военное звание его было капитан.
        Леня скрылся в лифте, а Ника отперла почтовый ящик, и под ноги ей мгновенно рухнула кипа газет и рекламок, щедро засовываемых в ящики агентами.
        - Черт вас дери! Сколько деревьев загубили, - бурчала Стахова, присев на корточки и собирая с пола эту макулатуру.
        Среди газет обнаружился длинный белый конверт без надписи, и Ника машинально сунула его в сумку, чтобы открыть дома. Рассортировав почту, она поднялась в квартиру, вошла и ахнула. Строители, присланные Гавриленко, отгрохали такой ремонт, что Ника отлично поняла, почему хозяйка Наташа не запросила компенсацию. Новый кухонный гарнитур, отличная техника, даже кондиционер… Стены выглядели так, словно здесь вообще никогда ничего не происходило - абсолютно новая квартира.
        - Ого… - только и смогла вымолвить Ника, прикасаясь пальцами к декоративной штукатурке.
        - Ну, Макс не мелочится обычно, - ухмыльнулся Леня. - Ты это… собери вещи, какие надо, и поедем.
        - Да, я сейчас.
        Она достала с антресолей чемодан, стряхнула с него пыль и принялась бросать в него необходимые вещи. Это не заняло много времени, и уже через час они с Леней подъезжали к дому Ирины.
        Веселая Любочка открыла дверь и сообщила, что Ирина просыпалась, немного поела и даже поинтересовалась погодой за окном.
        - Вы не волнуйтесь, она непременно поправится, - заверила она повеселевшую Нику, - она очень упорный человек и хочет жить. А когда человек этого хочет, это уже половина успеха, вот увидите.
        И она упорхнула, как яркая бабочка, оставив за собой лишь сладкий запах духов. Леня тоже попрощался и пообещал приехать завтра.
        Ника заперла дверь, убедилась, что Ирина спит, и принялась развешивать в шкафу свои вещи. Только поздно вечером она вспомнила о конверте в сумке, вытащила его, вскрыла, и в руках оказался сложенные в несколько раз листы.
        Она ушла в кухню, села за стол и углубилась в чтение.

«Когда ты будешь читать это, я уже окончательно оборву все нити, связывавшие меня с Россией. Так уж вышло, Никуся… Сейчас я сижу на берегу океана и ненавижу его всей душой. Возможно, если бы ты была рядом, то все виделось бы в другом свете. Но тебя нет, и в этом только моя вина. Я очень любил тебя, нуждался в тебе. Но - случай, Ника, слепой жребий, понимаешь? Если бы не это, мы могли бы провести вместе всю жизнь, потому что ни с кем мне не было так комфортно, как с тобой».
        Ника хмыкнула и потянулась за сигаретой. Артем, как всегда, путал любовь с комфортом. Она говорила: «Я не могу без тебя дышать», а он: «Мне с тобой комфортно». Как о любимом банном халате, в который по привычке закутываешься после душа много лет. И вроде как выбросить его пора, новый купить, потому что он уже вылинял, истерся, и нитки из него торчат там и тут, но рука не поднимается, жалко, привычка.

«Ты знаешь, что я давно мечтал уехать из России куда-нибудь в Европу, например. Жить там на ренту и время от времени подрабатывать написанием статеек. Завести виноградник, копаться в земле… Но - деньги. Все всегда упиралось в невозможность заработать достаточную сумму. И Алиска… Жена, когда я начал обсуждать с ней такой вариант, сразу заявила - дочь не получишь, а алименты вынь да положь. Ты знаешь, я не скупой, я всегда им помогал, но ей мало, мало. Она и Алису мне на выходные позволяла забирать только за определенную сумму. Мерзко, но так уж сложилось. Деньги, деньги, деньги…
        Однажды ко мне пришел человек. Знаешь, бывают такие уютные старички - смотришь на него и думаешь: вот же светлый и добрый человек, и глаза умильные, и вид благообразный. Вот на это благообразие я и повелся. Старичок хотел не запредельных вещей, не в киллеры меня вербовал, ничего такого. Несколько статей в «Хроникере» о деятельности Максима Гавриленко. Очень ему нужно было зачем-то его имя опорочить. Материалами старичок обещал помочь. И гонорар озвучил. И тогда я понял - вот он, мой шанс. Мне ни за что не заработать таких денег, какие предложил этот человек, никогда. А здесь и работы было немного. Но я струсил. Струсил, побоялся за Алиску, за последствия, потому и подписывал статьи твоим именем. Да, подло, малодушно, но я был уверен, что с тобой ничего не случится. Мне сливали информацию, я использовал ее. Еще немного - и я дожал бы этого Гавриленко, выполнил то, что от меня требовали. Но тут ты вдруг начала копать под меня, и я совсем растерялся. Я попросил, чтобы тебя припугнули, надеялся, что ты образумишься, но нет - ты оказалась упорной. Сознаюсь: это я подбрасывал тебе письма в офис. На
большее духу не хватало. Но к остальному я непричастен. Никуся, если бы ты знала, как мне здесь одиноко! Я так устал быть один в чужой стране, где мне приходится каждый раз переводить фразу в уме с русского на английский и обратно! Я даже не думал, что буду так отчаянно хотеть назад, в Россию. Но увы, мне туда дорога заказана, для меня даже здесь небезопасно».
        В этом месте Ника криво усмехнулась, кусая губу. Артем в своем репертуаре - пожалейте его, несчастного, ведь он не особенно виноват. Письмо вдруг словно нагрелось и стало обжигать пальцы - буквально. Она отложила его и на цыпочках прошла в соседнюю комнату, где спала Ирина. Убедившись, что подруга нормально дышит, Ника отрегулировала температуру кондиционера, чтобы в комнате стало прохладнее, задернула темную штору и снова вернулась в кухню.

«Если бы ты могла простить меня… Хотя, наверное, мне и это уже не нужно. Такая апатия… Утром открываю глаза и думаю: вот зачем проснулся? Еще один длинный, тягостный день. Если бы мог пить, уже спился бы. Но увы…
        Без интереса читаю книги, зачем-то просматриваю новостные российские сайты. Мне давно это безразлично, просто больше нечем занять себя. Америка оказалась не моей страной, а уехать из нее я не могу. Боюсь, что в Европе Ивану Никитичу будет легче меня найти».
        На этой фразе Нику словно иглой укололи. Иван Никитич - так звали заместителя Максима!
        - Не может быть, - пробормотала она, - не может быть… Просто совпадение…
        Но тут же в памяти всплыли строки, прочитанные чуть ранее, о том, что человек сливал информацию о фирме Гавриленко. А кто еще мог знать такие подробности о деятельности «Изумрудного города», которые она сама лично читала в папке, переданной ей как-то Артемом? Ника вдруг почувствовала, что должна немедленно увидеться с Гавриленко и показать ему письмо Артема. Пусть он сам делает какие-то выводы, пусть сам решает. А она должна просто предупредить его. В конце концов, Гавриленко не раз выручал ее, и элементарное чувство благодарности толкнуло Нику к подоконнику, где лежал мобильный.
        Максим не сразу ответил - все-таки время было довольно позднее.
        - У тебя что-то случилось? - сразу же спросил он, и Ника сбивчиво заговорила:
        - Н-нет… ты не мог бы встретиться со мной… сейчас? Не мог бы приехать? Мне очень нужно поговорить с тобой, это крайне важно… но я не могу бросить Ирку одну, понимаешь? Пожалуйста, приезжай, это на самом деле важно… я бы не стала…
        - Я понял, - перебил Максим, - постараюсь как можно быстрее.
        Ника трясущимися руками положила телефон на стол и сделала большой глоток остывшего чая. Хорошо, если она подняла панику на ровном месте - можно будет потом просто извиниться перед Максимом, он поймет. А вот если она права в своих подозрениях и Иван Никитич, о котором пишет Артем, и заместитель Гавриленко - один и тот же человек, тогда дело приобретает совершенно иной оборот. Очень к тому же неприятный. Хуже нет - иметь под боком человека, способного на такое предательство.
        Она снова прошла в комнату к Ирине, поправила одеяло, проверила, не высохла ли повязка на лице и не нужно ли сбрызнуть ее раствором. Забота о подруге не тяготила, наоборот, Ника чувствовала себя нужной кому-то, и это отвлекало ее от мыслей об одиночестве. Она подолгу просиживала у кровати Ирины, и они разговаривали. Ослепшая, с изуродованным лицом, Ирка не потеряла все же своего обычного оптимизма и чувства юмора, и это радовало Нику. Она испытывала чувство вины за то, что подруга пострадала в ее квартире, по сути, вместо нее. Ирина несколько раз говорила о том, что Никиной вины в произошедшем нет и не могло быть, просто так распорядилась судьба, но Стахова все-таки всякий раз испытывала угрызения совести, глядя на закрытое марлевой салфеткой лицо подруги. Заживало плохо, лежать в клинике Ирина категорически отказывалась, мотивируя это тем, что Ника тогда тоже будет вынуждена переселиться туда: она понимала, что Стахова ни за что ее не бросит один на один с болезнью. Ника подняла все связи, всех знакомых, кто имел хоть какое-то отношение к медицине, нашла прекрасного специалиста из ожогового
центра, который приезжал на дом во внеурочное время. Не знала она только одного - что отказывающийся от гонораров доктор получал их в другом месте. В кабинете Максима Гавриленко. Именно он, услышав от Ники фамилию, моментально разыскал доктора и настойчиво попросил его не отказывать просительнице. Сумма, названная Максимом, поразила врача, и он согласился. Но Нике об этом известно не было.
        Ирина во сне что-то тихо простонала, и Ника, наклонившись к ее лицу, быстро зашептала:
        - Т-с-с, успокойся, моя хорошая. Все в порядке, я рядом…
        - Ир-жи… Ир-жи…
        Это было впервые. Впервые за все время, что Ирина была в Москве, она произнесла имя любимого мужчины. И Ника подумала: а что, если позвонить? Вдруг Иржи сможет чем-то помочь? Да, Ирина говорила о том, что они расстались, но ведь бывает же…
        Она встала и взяла Иринин мобильный, который так и лежал все это время отключенным. Выйдя в кухню, она включила телефон и защелкала клавишами, отыскивая в записной книжке имя. Поколебавшись несколько секунд, она все-таки нажала кнопку вызова. Иржи ответил по-чешски, но Ника не говорила на этом языке, зато знала, что адвокат отлично знает русский.
        - Иржи, это Вероника, подруга Ирины.
        - Я не хотел бы говорить о ней, - сухо сказал он с легким акцентом.
        - Подождите, не кладите трубку, - заторопилась Ника, испугавшись, что Иржи отключит телефон. - Дело в том, что Ира… она… понимаете, она сейчас в тяжелом состоянии… у нас тут… словом, Ирина очень больна, у нее ожог лица, доктор сказал, что зрение… понимаете, она почти ослепла…
        - Что?!
        - Я понимаю, вы больше… она говорила… но, Иржи, она в очень плохом состоянии, я не знаю, что делать… мне не к кому обратиться, кроме вас…
        - Где Ирэн? В больнице? - перебил Иржи совсем другим тоном, в котором больше не сквозило отчуждение, а, наоборот, слышалось беспокойство.
        - Нет, она дома. Ей нужен уход, а я работаю… я не смогла бросить ее одну.
        - Вы не будете возражать, если я приеду?
        - Ну что вы, Иржи… я даже не надеялась, я просто позвонила, чтобы… ну, не знаю, мне показалось, что вы должны знать…
        - Так вы не возражаете? - повторил он настойчивее, и Ника решительно сказала:
        - Конечно, приезжайте. Я могу вас встретить.
        - Это не нужно, - отказался Иржи, - продиктуйте мне адрес, я сам найду, я неплохо знаю Москву. Не нужно оставлять Ирэн одну. Я постараюсь вылететь утром.
        - Тогда позвоните мне, я буду ждать.
        Ника продиктовала свой номер телефона, адрес и попрощалась. Но прежде, чем выключить снова Иринин мобильный, она стерла из памяти последний звонок. Решила уговорить Иржи сказать, что он приехал сам - возможно, Ирине это будет приятно.
        Нику охватило спокойствие, словно разговор с адвокатом изменил что-то и в ее жизни тоже. Казалось, что с этого момента все пойдет иначе, лучше, что ли. Она щелкнула кнопкой чайника, закурила сигарету и забралась на подоконник.
        Максима все еще не было, Ника взглянула на часы - прошло уже больше часа с момента ее звонка. Стало почему-то тревожно, хотя она знала, что Максим хорошо водит машину, да и пробок сейчас, ночью, быть не должно. В кармане звякнул мобильный, и Ника выхватила его, словно боясь пропустить важный звонок.
        - Я внизу. Мне подняться или ты спустишься в машину?
        - Нет-нет, я не могу Ирку оставить, она не спит, дремлет просто. Поднимайся, я открою.
        Стало легче - он приехал, все в порядке. Через пару минут она уже прижималась лицом к его тонкому свитеру, чувствовала сильные руки, обнявшие ее.
        - Что с тобой? - слегка отстранив Нику от себя, спросил Гавриленко, внимательно вглядываясь в ее лицо. - Ты дрожишь, замерзла?
        - Нет, я переволновалась очень… и ты ехал так долго…
        - Да ты представляешь, на самом въезде в Москву остановили. Документы изучали так, как будто искали орфографические ошибки, всю машину перевернули: багажник, салон, номера двигателя сличали, - пожаловался Максим, проходя в кухню. - Я говорю - тороплюсь, а они - ничего, спешка полезна только при ловле насекомых. Так и не понял, чего хотели. То ли «Перехват» у них, то ли еще что - в касках, с автоматами. Зона боевых действий, а не город!
        Он сел за стол, привычно выложил мобильный, сигареты и зажигалку и сжал руки в замок. Эту привычку Ника давно подметила - Максим обычно либо вертел что-то в пальцах, либо вот так складывал ладони.
        Она предложила чай, и Гавриленко согласился. На такой случай у нее в шкафчике недавно обосновалась банка дорогого цейлонского чая с васильком - Максим как-то обмолвился, что любит такое сочетание, и в большом чайном супермаркете Стахова, заприметив, сразу купила этот сорт. Ехидная Ирка, попробовав чашечку, поинтересовалась, мол, для кого такое богатство и не значит ли эта покупка нечто большее, чем Ника пытается представить. Однако сама Стахова не придавала никакого значения таким вещам - просто увидела то, что нравится определенному человеку, вот и купила. Она и привычки Артема знала, не видя в этом ничего особенного. Если такая мелочь способна доставить удовольствие, то почему бы нет?
        Максим обхватил кружку двумя руками. Ника села напротив и все никак не могла придумать, с чего начать разговор. Показать письмо и предоставить ему самому право делать выводы? Или рассказать все, что она сама думает по поводу изложенного там? Гавриленко, видя ее терзания, помог:
        - Давай с главного.
        Она благодарно взглянула на него и вынула из кармана мятые листки.
        - Вот… Ты не обращай внимания на романтические бредни, это не имеет к тебе отношения. Даже ко мне уже не имеет… но суть не в том. Там о том, кто организовал тебе все эти неприятности. Мне кажется, даже я поняла, о ком речь.
        Гавриленко взял листки, но не спешил углубляться в чтение, вертел их и смотрел на Нику.
        - От кого это письмо?
        - От Масленникова.
        Гавриленко решительно протянул листки обратно:
        - Я не могу читать чужие письма, Ника, извини. Я не так воспитан.
        - Я не предлагаю тебе читать какие-то интимные излияния, да их там и нет. Мне нужно, чтобы ты взглянул на факты и подумал.
        - Если ты настаиваешь…
        - Максим, сейчас не время демонстрировать свое блестящее воспитание. Мне кажется, что нужно скорее разобраться во всем, пока не стало еще хуже, чем есть, - почти взмолилась Ника, подталкивая руку Максима к лежавшему на столе письму. - Читай, я пока Ирку проверю.
        Она вышла из кухни, чтобы не видеть выражения лица Максима, когда он будет читать все эти Артемовы ноющие признания. Ей почему-то было неловко за Масленникова, как будто это письмо уличало его в чем-то постыдном. Хотя так и было…
        Ирина уснула крепким сном, рука свесилась с кровати, и Ника осторожно, чтобы не потревожить, переместила ее на одеяло.
        - Завтра прилетит твой Иржи, и все будет хорошо, - прошептала она. - Все будет очень хорошо, Ирка, я чувствую. Ничего у вас не закончилось, он сам не свой сделался, если бы ему было все равно, так послал бы меня - и все… Но он едет, понимаешь? Значит, ты ему нужна, нужна любая…
        Ника смахнула с ресниц набежавшие слезы и на цыпочках вышла из комнаты.
        Гавриленко по-прежнему сидел за столом, только лицо его сделалось чужим и жестким, и Ника поняла: он тоже думает о Никитиче. Да и что думать… Просто в эту минуту Максим испытал, наверное, одно из самых жестоких разочарований в жизни. Предательство близкого человека - что может быть ужаснее?! Человека, которого считал отцом, которому доверял все… Никто не расстреливает безжалостнее, чем тот, кто всегда был рядом. Никто не делает больнее, чем тот, кто ближе всех, потому что точно знает, куда нужно ударить.
        - Тебе нужно уехать отсюда, - вдруг проговорил Гавриленко, аккуратно складывая листки и отодвигая их от себя, - уехать, чтобы тебя не могли достать.
        - Ты думаешь, что…
        - Я не думаю, Ника, - прервал он, - я хорошо знаю, с кем имею дело. Мне не хотелось бы чувствовать себя виноватым. Неужели ты не понимаешь, что твоя подруга пострадала как раз из-за этого? Из-за того, что оказалась рядом с тобой? Ведь это ты должна бы сейчас лежать там, - он кивнул в сторону спальни, - а то и где в другом месте.
        Нику передернуло. Эта мысль стала посещать ее сразу, едва только прозвучал тот ужасный взрыв, но она старалась отогнать ее и списать все на обычную халатность газовой службы. Выходило, что все еще хуже, чем она думала. И виной всему статья, которую она отдала Яблокову. Если сложить два и два, то все сходилось. Статья вышла утром, а ночью ее квартира была разнесена вдребезги. Как она сразу не догадалась связать два этих события? Вообще удивительно, что она как-то протянула эти три недели…
        - Куда я поеду? К маме? Меня там не особенно ждут, - тихо сказала она, закуривая.
        - Ника, я тебе помогу. Только позволь мне сделать это, я ведь помню, какая ты принципиальная. Но сейчас не тот случай, когда нужно, как ты недавно выразилась, демонстрировать свое безупречное воспитание. - Голос его звучал почти умоляюще, - ты же знаешь, для меня деньги давно перестали иметь цену, это не слова, это факт. Я действительно не хочу, чтобы ты пострадала, и могу это устроить. Только ты помоги мне и не отказывайся, это все, что от тебя нужно.
        Ника молчала. Ей не хотелось быть зависимой, но она также понимала, что одна не справится. Слишком уж матерый противник - не таких он в свое время прожевал и не подавился.
        - Не думай, Ника, ни о чем не думай сейчас. Просто прими решение.
        - В любом случае я не могу сию минуту встать и уйти. Но завтра прилетает Иркин друг из Праги, я надеюсь, что как-то смогу решить вопрос о ее дальнейшем будущем. Понимаешь, у нее только старенький отец, какая на него надежда? Я даже не нашла в себе сил сообщить ему обо всем… А Иржи - ну, он хотя бы мужчина…
        Максим осторожно вынул сигарету из ее пальцев и сунул в пепельницу.
        - Ника, я все понимаю… Я бы очень хотел, чтобы у меня был такой друг, как ты. Но подумай о себе, прошу тебя - подумай! Я не пугаю, не пользуюсь твоим положением - я действительно хочу помочь. Завтра поручим твою подругу заботам ее мужчины, а ты пока переберешься ко мне.

«Опа, - мгновенно напряглась Ника. - А ты не так бескорыстен, как я вообразила».
        Но чуткий Гавриленко мгновенно понял ее состояние и поспешил:
        - Ты только ничего такого не выдумывай! Я не рассчитываю на благодарность в виде постели и не хотел бы, чтобы ты так об этом думала. У меня в доме будет безопаснее, а дальше подумаем. Просто сейчас тебе нужно уехать из этой квартиры, затеряться, понимаешь? А у меня достаточно места, чтобы даже утром друг на друга не наткнуться, если не захочешь. Подумай, я предлагаю тебе только пожить у меня в доме - ничего больше. Ничего.
        Ника молчала. На языке у нее крутилась пара едких замечаний, но она сдерживала себя, не желая обижать Максима, в словах которого чувствовала искренность. Он не производил впечатления человека, способного воспользоваться беспомощностью женщины, а возводить напраслину она не любила. Наверняка ее переезд доставит и ему определенные сложности, все-таки посторонний человек в доме, но он же по какой-то причине согласен мириться с этим. Значит, сможет и она.
        - Хорошо. Но сперва я должна утрясти все вопросы с Ириной. Спасибо тебе…
        - Отлично. Леня внизу, в машине, он останется здесь на то время, пока этот твой адвокат не решит проблемы. Если нужно помочь, обращайся.
        Приезд Иржи все расставил по местам. Предприимчивый адвокат мгновенно оценил ситуацию и сделал все, чтобы как можно скорее увезти Ирину в Прагу.
        - Там мне будет легче организовать лечение, - объяснил он Нике вечером за ужином. - Ирэн будет жить у меня, я обеспечу лечение и уход, все будет хорошо.
        - А как же ваша жена? - почти враждебно поинтересовалась Ника, вспомнив разговор с подругой.
        - Это уже не имеет значения. Мы окончательно расстались, у нее другой мужчина. Я не должен оправдываться перед вами за свою жизнь, но вы так много сделали для Ирэн… Я действительно только в разлуке понял, кого потерял. - Иржи отвернулся на мгновение, и Ника заметила, как он старается скрыть от нее эмоции, захлестнувшие его. - Я могу дать вам обещание, что женюсь на Ирэн в любое время, когда она захочет и сможет. Заранее приглашаю на свадьбу.
        - Если вы стараетесь произвести впечатление, Иржи, то не трудитесь. У меня давно есть мнение на этот счет, и от ваших слов не станет лучше или хуже. Просто сделайте так, чтобы Ирка была счастлива. Она этого заслуживает, поверьте.
        Ника встала и ушла в большую комнату, где теперь спала, уступив раскладушку в спальне Иржи. Вынув мобильный, набрала номер Гавриленко.
        - Алло, Ника? Ты в порядке?
        - В полном. Иржи завтра увозит Ирку.
        - Прекрасно! Тогда ты тоже завтра уезжаешь.
        - Куда? К тебе?
        - Я подумал, что не стоит слишком ущемлять твою гордость и заставлять жить со мной. Поэтому ты летишь в Прагу. У тебя там квартира.
        - У меня там… что?!
        - Квартира, Ника. Завтра ты получишь ключи и все документы.
        - Максим…
        - Не хочу ничего слышать. Мы летим вечером, у тебя будет время, чтобы собрать вещи. О квартире не беспокойся, мой человек передаст ключи твоей хозяйке и урегулирует все вопросы.
        - Мы? То есть…
        - Да, я лечу тоже. Устрою тебя и вернусь сюда. Все, а сейчас ложись и отдыхай, хорошо? Целую тебя.
        Трубка замолчала, а Ника, прижав ее к груди, еще долго сидела на диване, не в силах пошевелиться. Она уезжает… Уезжает в Прагу, будет жить в одном городе с Ириной. Прага! Город, о котором она столько мечтала… И можно будет позвать к себе маму, которая никогда не была за границей. И можно будет не опасаться никого, гулять по вечерам, сидеть в крошечных пивных, просто бродить по узким улочкам. Если бы не Максим… Впервые она почувствовала, насколько хорошо Гавриленко понимает ее, насколько чувствует. Ника заплакала от щемящего чувства нежности к Максиму, охватившего все ее существо. Человек не требовал ничего - он просто давал. Давал то, что нужно.
        Путешествие получилось адским. Сначала оказалось, что бастуют летчики «Люфтганзы» и из Мюнхена они просто не могут вылететь. Максим не смог достать билетов на прямой рейс Москва - Прага, пришлось довольствоваться тем, что было, и Ника молчала - все-таки человек за двое суток сделал ей шенгенскую визу, помог со всеми бумагами… Они сидели в набитом людьми аэропорту Мюнхена и радовались, что у них хотя бы есть сидячие места напротив автомата с кофе.
        - Давно я не летал экономом, - признался Гавриленко, вытягивая ноги на свой саквояж. - Это какая-то иная реальность.
        - Ничего, некоторым полезно посмотреть вблизи на простой народ, - поддела Ника. - Чаю хочешь? Я там видела твой любимый, с васильками.
        - Не откажусь.
        Она принесла два стаканчика.
        - Знаешь, с тобой мне даже эта забастовка в радость, - сказал Максим, отхлебнув чаю. - Сидим себе, чаек попиваем… Слушай, а ты любишь вслух читать?
        - Не поняла…
        - Ну, книги вслух читать? Я видел, у тебя в сумке парочка лежит. Может, почитаешь мне?
        - Вряд ли ты заинтересуешься. Это не биржевые сводки.
        - Ой, фу, - поморщился он, - ну почему у вас такое превратное впечатление о людях, чей банковский счет на пару долларов больше вашего?
        - На пару долларов?! Ну, ты шутник! - фыркнула Стахова. - Ладно, сдаюсь. Но читать будем по очереди.
        - Проверяешь, знаю ли я буквы?
        - Хотелось бы.
        Она вынула из сумки книгу наугад, это оказался роман мексиканской писательницы Лауры Эскивель, который Ника довольно давно хотела прочесть, но все не находила времени. Чтение быстро увлекло обоих, и Максим даже пообещал, что приготовит ей блюда, рецепты которых предваряли каждую главу.
        - Я не фанатка мексиканской кухни, но попробую с удовольствием. И потом - мечтаю увидеть тебя в фартуке.
        - Увидишь, - Максим взял ее руку в свои, - ты еще многое увидишь. Я покажу тебе мою Прагу, те места, где люблю бывать сам. Уверен, тебе они тоже понравятся.
        - Надеюсь. - Ника сунула книгу ему в руки и встала. - Отойду на минутку.
        Она встала и подошла к огромному окну, из которого было отлично видно летное поле. Самолеты стояли неподвижно, и это производило очень гнетущее впечатление. Как огромные птицы, которым не суждено взлететь. Ника любила самолеты, ей всегда хотелось путешествовать, бывать где-то, но, к сожалению, не часто выдавалась возможность.
        - Ты знаешь, что удивительно, - заговорила она, возвращаясь к Максиму, - я несколько лет никуда не выезжала, и вот стоило только собраться, как тут же какие-то препятствия.
        - Ну, как ты видишь, тут таких везунчиков полный аэропорт, - улыбнулся Максим, снова беря ее за руку, - ничего, не волнуйся, улетим рано или поздно. И в Праге я сразу тебя в ресторанчик потащу. Знаю один - небольшой, но стильный. Старый, еще до войны открылся. Там афиши на стенах американские, а кухня - местная вперемешку с гамбургерами. Америкосы туда любят захаживать. Меня это удивляло всегда: как можно, находясь в Чехии, жрать гамбургеры и картошку фри вместо кнедликов и чесночной похлебки? А какое там мясо готовят, Ника… ммм… ну, не буду дразнить, сама попробуешь.
        Вылететь им удалось только назавтра к обеду, Ника чувствовала себя разбитой и уставшей, ей уже не хотелось ни Праги, ни ужина - только постель и сон часов на десять-двенадцать.
        Отлично говоривший по-чешски Максим быстро нашел такси, забрал багаж, объяснил водителю, куда ехать, и сел рядом с Никой. Та незаметно для себя положила голову на его плечо и мгновенно уснула.
        Глаза она открыла в незнакомом помещении, лежа на большой кровати, прикрытая клетчатым пледом. Ника села и огляделась. Светлая просторная комната с желтоватой газовой занавеской на окне, а через нее пробивается луч уже садящегося солнца. И крыша соседнего дома видна - красная, черепичная. Нику от этого зрелища охватила такая нежность и такое спокойствие, что она заплакала. Идеальное место, идеальная комната…
        - Ну как, соня? Открыла глаза? - На пороге стоял Максим с мокрыми после душа волосами, свежий и словно не испытавший тягот двух перелетов и многочасового ожидания в аэропорту.
        - Ты меня на руках принес? - удивилась Ника. - Я даже не почувствовала.
        - Да ты спала, как дальнобойщик после рейса, - захохотал Гавриленко, застегивая пуговки на голубой майке-поло. - Уложил тебя, а ты даже не пошевелилась ни разу.
        - Прости, я так измучилась за последнее время…
        - Все в порядке. Но давай не будем тратить время на болтовню. Иди в душ, потом квартиру посмотришь, и пойдем ужинать. Я проголодался страшно.
        Вспомнив, что полноценно они ели в последний раз в Мюнхене, Ника испытала угрызения совести и мгновенно убежала в душ, прихватив с собой косметичку.
        В ванной, к ее удивлению, оказался халат, полотенца и разные шампуни, гели и прочее. Приняв душ, она вышла и с любопытством огляделась. Ванна находилась напротив входной двери, налево от нее была большая гостиная, совмещенная с кухней - белая мебель, плита, холодильник, большой стол на шестерых, а вдоль одной из стен - черный мягкий диван с красными подушками, низкий длинный журнальный стол, напротив - телевизор на кронштейне и тумба с ящиками. Комната была типа мансарды, потолок чуть скошен, и над окном образовывался козырек. Отодвинув штору, Ника обнаружила за окном ящичек с бархатцами, а внизу - двор в виде колодца. Это ей страшно понравилось.
        - Ну как вид? - спросил Максим, появляясь откуда-то из глубины квартиры.
        - Отлично, - честно созналась Ника, - ты даже не представляешь, что я сейчас попала в свою детскую мечту.
        - О, значит, я все же добрый сказочник, это радует. Идем смотреть дальше. - Он взял Нику за руку и повел за собой.
        Возле входной двери слева оказалась еще одна комната, оформленная как небольшой кабинет. Одна из стен была полностью заставлена стеллажами, забитыми книгами, у окна находился небольшой стол, слева от него - маленький декоративный камин и кресло возле него, а в самом углу - узкий шкаф-колонка.
        - Нравится?
        Ника ничего не сказала. О такой квартире она могла только мечтать - воплощенное счастье и уют.
        - Здесь кто-то живет?
        - Да. Ты живешь.
        - Нет, я не о том… в ванной полотенца…
        - Ника, ты столько вопросов задаешь! Ну, это была моя квартира, я сюда отдыхать приезжал. Теперь она твоя. Осталось только с гражданством разобраться. Кстати, дай мне свой российский паспорт.
        - Зачем?
        - Он тебе больше не нужен. Скоро ты станешь гражданкой Чешской Республики.
        - Но… почему?
        - Потому что. Я улетаю через три дня, мне нужно подбить итоги с моим дорогим
«папой», а потом я приеду сюда и поселюсь в другом месте, чтобы тебя не смущать. - Максим обнял Нику за плечи и поцеловал в макушку. - Ну, скажи: такой план тебе подходит?
        - Нет.
        - То есть?
        - Я не хочу, чтобы ты жил в другом месте, - тихо проговорила Ника, прижимаясь щекой к его руке.
        Гавриленко развернул ее, внимательно посмотрел в глаза:
        - Ты это серьезно?
        - Вполне.
        - Значит, в Праге я тебя устраиваю в качестве спутника жизни?
        - В Праге устраиваешь.
        - Отлично. Больше ничего знать не хочу. Одевайся, идем ужинать.
        Они долго сидели в небольшом уютном ресторанчике, где хозяин, он же бармен и официант, то и дело приносил им свежее темное пиво и спрашивал, не хотят ли они еще чего-нибудь.
        - Что это он так носится? Вон америкосы сидят, так к ним он с брезгливой миной подошел, - заметила Ника, и Максим улыбнулся:
        - Так говорю же: дикие люди, гамбургеры жрут, картошкой заедают. А мы с тобой как местные, гуляш с кнедликами, пиво темное. Да и обращаюсь я к нему по-чешски.
        - Довольно простой язык, кстати, - заметила Ника, окуная кусочек кнедлика в восхитительный острый соус гуляша.
        - Я думаю, ты быстро научишься. Ника, давай поженимся? - вдруг попросил Максим, глядя ей в лицо, и Стахова отложила вилку:
        - Так… сразу?
        - Нет, почему? Не сегодня. Я вернусь из Москвы, и мы с тобой тут поженимся. Привезу тебе красивое колечко…
        - Не в колечке дело. Если на то пошло, я могу довольствоваться и медным. Я просто себя перестала понимать. Еще месяц назад я осмеяла бы тебя и выгнала… Но сейчас… Понимаешь, я не хочу выходить за тебя из благодарности. Не хочу, чтобы ты так думал.
        - А кто сказал, что я так думаю? Неужели я совсем не нравлюсь тебе?
        - Максим… это другое. Ты мне не просто нравишься. Но так уж сложилось, что между нами только моя благодарность…
        - Какая ты иногда бываешь глупая, Ника. Помнится, с месяц назад я сказал, что нашел женщину, с которой хочу прожить жизнь, - чем тебе не признание?
        Ника закурила, стараясь не заплакать. Она снова все портила. Сама предложила жить вместе, а замуж выйти отказалась.
        - Хорошо, давай поступим так. Я не буду тебя торопить. Мы просто поживем вместе, и ты в любой момент сможешь либо выставить меня из квартиры, либо принять мое предложение выйти замуж. Так пойдет? - Максим чуть склонил голову и ждал ответа.
        - Да. Так пойдет.
        - Ну и отлично. А теперь давай отметим это и немножко выпьем. - Он подозвал хозяина и попросил бутылку шампанского.
        - Не свалимся? После пива-то? - с сомнением спросила Ника, но Гавриленко только усмехнулся:
        - Не свалимся.
        Домой они возвращались в обнимку, плутали по узким улочкам, так как Максим заставил Нику быть проводником, а та совершенно не помнила дороги. Добравшись наконец до дома и заперев за собой дверь, они повалились на кровать в спальне и так и уснули, не сумев даже раздеться. - Куда это подевался твой крестник? Вторые сутки ни слуху ни духу.
        - А черт его разберет, - Иван Никитич раздраженно постукивал пальцами по столешнице, - может, залег с телкой какой, у него бывает.
        - А ты не думаешь, что он коровушку нашу резвую куда-то спрятал?
        - Да ну! Это ерунда.
        - Тогда почему ее тоже нигде нет? Квартира ее подружки пуста, мои парни там были. В квартире Стаховой вообще пусто, как будто там никто не живет больше. Тебе ни о чем это не говорит?
        - Могла домой уехать от греха.
        - Ну, дай бог, дай бог.
        Утром Ника проснулась от тошноты. «О, господи, только не похмелье! Это самое ужасное из всего, что со мной было», - подумала она, отправляясь в ванную. Тошнило сильнее, голова кружилась, но Ника мужественно приняла холодный душ и почувствовала, что ей стало легче.
        - Похоже, отделаюсь легким испугом, - решила она и отправилась варить кофе.
        Максим еще спал, и ей не хотелось его будить. Не хотелось продолжать вчерашний разговор. Ника понимала, что рано или поздно придется вернуться к этому, но не сегодня, не сейчас. К счастью, у проснувшегося Гавриленко в мыслях тоже было нечто иное.
        Приняв душ, он подсел на диван к Нике, прихватив чашку кофе:
        - Как спалось?
        - Ты знаешь, отлично. А больше всего меня поражает вид крыши, залитой солнцем. Настроение становится таким… легким.
        - Мне тоже всегда нравился этот вид. В Москве такого не найдешь даже за очень большие деньги.
        - Какие у нас планы? - поинтересовалась Ника, отставляя пустую чашку на столик.
        - Пойдем гулять. Покажу тебе, где здесь что. Ну и на Карлов мост сходим, это потрясающее место. Правда, там многолюдно сейчас - сезон, туристы.
        - Я переживу, - улыбнулась Ника.
        - Тогда ищи в чемодане удобную обувь.
        Они уже почти сошли с моста, с хохотом кормя друг друга восхитительными горячими трдельниками, продававшимися на каждом углу, когда Ника вдруг зацепилась взглядом за что-то знакомое и остановилась.
        - Что с тобой? - обжигаясь очередным кусочком сахарного теста, спросил Максим.
        - Мне показалось, я сейчас видела Леню.
        - Ничего удивительного. Он здесь, - спокойно ответил Максим, - я же не могу оставить тебя без присмотра.
        - Мог бы предупредить, кстати.
        - Виноват, каюсь. - Он ловко сунул Нике в рот кусочек трдельника и улыбнулся. - Ну, скажи - вкусно? Я их обожаю. Могу, наверное, с десяток съесть.
        - Хорошо тебе, рисковать особо нечем. А вот я через месячишко при здешней кормежке начну новые вещи покупать. А-ля балахон, - печально отозвалась Ника, дожевывая лакомство. - Хорошо еще, что я без комплексов, а то совсем бы дело труба…
        - Вот это мне в тебе и нравится. То, что ты естественная, что тебе все равно, что другие говорят. Ты себя принимаешь такой, какая есть. Гармония.
        Они остановились у перил, смотрели на медленно текущую воду, на лебедей, устроивших лежанку на прогретых солнцем каменных плитах берега, на плывущие лодочки, полные туристов. Вокруг все дышало покоем, хотя на мосту было многолюдно. Вот прошли группой тихие японцы, организованно остановились у большого креста, сделали снимки, так же тихо двинулись дальше. Вот какая-то полусумасшедшая европейская мамаша, путешествующая с огромным рюкзаком и целой стайкой детей, младший из которых лежал в коляске и сонно посасывал палец, в то время как остальные носились всюду, напоминая чертенят. Мамаша в длинной юбке и с распущенными, давно не мытыми рыжеватыми волосами гортанно кричала что-то, не обращая внимания на окружающих.
        - Свобода, - фыркнула Ника, глазами указывая Максиму на забавное зрелище.
        - Идиотизм это, а не свобода. Никогда не понимал такого.
        - Все-таки мы зашоренные какие-то. Люди живут так, как им удобно, не обращают внимания на чужое мнение.
        - Ник, ну ты загнула. Я вот, может, голым люблю ходить. Но это идет, мягко говоря, вразрез с моралью.
        - А ты любишь ходить голым? - ухмыльнулась Ника, прижимаясь к нему.
        - Ну, к примеру…
        - А жаль, что только к примеру, - шутливо шепнула она, и Максим рассмеялся:
        - Если попросишь, дома продемонстрирую.
        Они обнялись и пошли дальше, мимо «живых статуй», мимо колоритного шарманщика, крутившего ручку огромной шарманки, мимо стендов с открытками, бусами, стеклянными пилочками для ногтей и прочей мелкой сувениркой. Максим остановился возле одного и снял с черной ткани сережки - длинные тонкие капли из голубоватого стекла, внутри которых переливался перемешанный блестками речной песок:
        - Смотри, какая красота.
        Он вставил серьги Нике в уши, убрал волосы и, одобрив увиденное, заплатил продавцу.
        - Ты начал кутить и сорить деньгами? - подколола Ника, трогая пальцами сережку.
        - О да! Никогда не делал женщинам подарков стоимостью в тридцать чешских крон!
        Ника вдруг стала серьезной, остановилась, взяла Максима за руки и проговорила:
        - Дело не в цене. Это самый лучший подарок из всех. Потому что он от души.
        Максим нагнулся и поцеловал ее в губы под беззлобное улюлюканье каких-то пьяных парней. Они аплодировали, смеялись и вскидывали вверх большие пальцы - мол, здорово, давай продолжай.
        - Ты удивительная женщина, Ника, - оторвавшись от ее губ, проговорил Максим, - с тобой потрясающе легко.
        - С тобой тоже.
        Они почти до ночи гуляли по Старому городу, пару раз заходили попить кофе и перекусить, и Ника не уставала восхищаться тем, как много Максим знал о Праге. У него оказался подлинный талант рассказчика, он умел увлекательно передавать даже сухие исторические факты.
        - Между прочим, уже ночь, - весело констатировал Максим, когда они вышли из пивной, где только что плотно поужинали.
        - И что? Нас никто нигде не ждет, мы сами себе хозяева.
        - А ты знаешь, что мы с тобой опоздали в супермаркет и теперь у нас к завтраку не будет ничего, кроме кофе?
        - Здесь так рано закрывают? - удивилась Ника, взглянув на часы.
        - Да. Здесь нет круглосуточных магазинов, если только маленькие лавочки -
«потравины». Это у них так продукты называются.
        - Забавное слово.
        - Да, по-русски звучит странновато, как отрава, - хохотнул Максим, поворачивая на узкую улочку, ведущую к их дому.
        - Хорошо здесь, - вздохнула Ника, запрокинув голову и глядя в ночное звездное небо. - Кажется, даже воздух другой совсем.
        - Так пахнет свобода, Никуся. Твоя свобода. Скажи, ты не жалеешь, что пришлось вот так стремительно уехать?
        Ника задумалась на секунду. За два дня ей некогда было осознать, что вряд ли она сможет когда-то вернуться домой, даже если Максим сделает все, чтобы посадить Ивана Никитича за решетку. Останутся люди, помогавшие ему, и где гарантия, что они не решат довести дело до конца? Было жаль маму, которая оставалась пока в неведении, но это поправимо, можно позвонить. В конце концов, не так уж они были близки с мамой, да и теперь не прежнее время, можно купить билет и прилететь. У нее ничего не осталось в Москве, даже угла, где жить, даже работы. А писать статьи она сможет и здесь, устроившись внештатно в какое-нибудь московское же издание. Только и всего. Значит, жалеть не о чем.
        - Не жалею, - честно ответила она. - Знаешь, я действительно очень благодарна тебе за все. За квартиру, за помощь, за вот эту прогулку. Ты очень хороший, Максим.
        - Хороший? И все?
        - Не обижайся. Пока - все. Но со временем…
        - Я подожду.
        Максим улетал днем, и все утро они провели на диване в большой комнате, пили кофе и переключали каналы телевизора. Среди них оказался даже какой-то американский, и Максим со смехом предложил Нике ежедневную практику:
        - Чешский ты выучишь и так, придется это сделать, а вот английский можно подтягивать при помощи телевидения.
        - Непременно учту, - фыркнула Ника. - Ты удивишься, но мне жаль расставаться с тобой, - призналась она, положив голову на грудь Максима.
        - Я скоро вернусь. Постараюсь закончить с делами как можно быстрее. - Он взъерошил ее волосы и улыбнулся. - Я ведь буду знать, что ты меня ждешь.
        Он запретил Нике провожать его в аэропорт, только до такси, и она подчинилась. Квартира как-то сразу показалась большой и пустой, как будто Максим занимал в ней слишком много места. Ника слонялась из угла в угол, не зная, чем себя занять. Нужно было купить продукты, разные бытовые мелочи, вообще оглядеться и сориентироваться в районе, но желания выходить не было. Она занялась чемоданами, которые так и стояли в углу комнаты, потому что ей недосуг было их разбирать.
        Вещей оказалось немного - большую часть Ника просто выбросила в Москве, чтобы не тащить лишнее, и теперь ревизия оставшегося навела ее на мысли о необходимости небольшого шопинга.
        - Н-да, хочешь не хочешь, а придется выйти и посетить здешние магазины, - со вздохом констатировала Ника.
        Она начала собираться, и тут в домофон позвонили.
        - Странно… - пробормотала она, укутываясь в халат и направляясь к двери, - я никого не жду…
        Это оказался Леня, и Ника обрадовалась - хоть будет, с кем поговорить.
        Леня пришел по делу - принес ее документы на квартиру, новый паспорт и две кредитные карты на ее имя.
        - Макс сказал, чтобы ты не стеснялась и тратила, деньги здесь чешские, а здесь - евро, - объяснил он, демонстрируя карты.
        - Надо же, как быстро все сделали, - пробормотала Ника, разглядывая паспорт.
        - Не быстро, - ухмыльнулся Леня, - почти месяц.
        - То есть?
        - Да вот как квартира твоя сгорела, так Макс и решил тебя вывозить. А ты такая растяпа, что даже не заметила, как у тебя из сумки паспорт пропал, а потом вернулся.
        - Что?! - Ника совершенно опешила от этой информации.
        - Да вот то. - Леня сел на диван и спросил: - А кофеек в этом доме наливают?
        - Наливают тем, кто рассказывает все, что знает.
        - Ну, все, что знаю, я не расскажу, как ты понимаешь, но часть, думаю, уже можно, - рассмеялся Леня, - так что не жмись, наливай.
        Ника быстро сварила кофе, разлила его в две чашки и села напротив Лени в кресло.
        - Выкладывай!
        - Значит, так, барышня. За сумкой нужно следить внимательно, не оставлять ее вне поля зрения, особенно если там лежат документы.
        - Да я с этой сумкой не расстаюсь ни на секунду!
        - Ерунду ты говоришь. Вот сейчас - где она? - Леня сделал глоток и с удовольствием смотрел, как Стахова метнулась в прихожую и вернулась оттуда, прижимая к груди большую сумку-мешок. - Молодец! А теперь содержимое проверь.
        Ника, не мудрствуя, вывалила все в кресло и принялась копаться в куче мелочей, обычно хранимых в женских сумках. Леня, потягивая кофе, наблюдал за процессом.
        - Вроде все на месте, - растерянно проговорила она.
        - Я так не думаю. - Леня вынул из кармана и покрутил на пальце вторую связку ключей, которую Максим сунул в Никину сумку, уезжая. - Поняла теперь?
        - Но как… как ты успел? Мы же были в прихожей вдвоем!
        - Ловкость рук, дорогая. Точно так же я выудил и твой паспорт, а потом вернул на место. Ты сидела в кафе возле Склифа, пила кофе и была слишком расстроена, чтобы замечать что-то вокруг себя.
        Ника потеряла дар речи. В ней боролись два чувства - благодарность Максиму за то, что он сделал, и отвращение к тому, как именно он это провернул. Она даже не знала, какое из этих чувств сильнее.
        - Если ты думаешь, что Макс подлец, то зря, - нарушил затянувшуюся паузу Леня, - у нас в тот момент не было другого выхода. Ты, конечно, смелая женщина, такую статью написала и не побоялась подписаться собственным именем, но не подумала о последствиях. Когда Макс увидел газету, он понял, что произойдет что-то, непременно произойдет, но мы никак не могли догадаться, откуда ждать удара. Нам и в голову не пришло, что человек пойдет на крайние меры, иначе я бы успел предотвратить случившееся. Прости, что так вышло.
        - Ты тут ни при чем, - пробормотала Ника, сжимая виски пальцами, - этого никто не мог предвидеть. Я понимала, что реакция последует, но никак не могла представить, что все будет так… ужасно…
        - Поэтому не вини Макса, Ника. Он сделал все, чтобы вывести тебя из-под удара, потому что тот, кто затеял это дело против него, не остановится. Так что просто прими все, что он тебе дал, и не накручивай себя. Ты теперь гражданка Чехии, здесь тебя искать не станут. А если что, здесь есть я. Кстати, будет скучно - приходи в гости, я живу в этом доме на втором этаже, там расположены гостиничные апартаменты, Макс снял мне отличную квартирку.
        Ника почувствовала, что ей стало немного легче. Главное, что она теперь не одна здесь - есть Леня, есть, в конце концов, Иржи и Ирина. И скоро вернется Максим.
        - Ты собиралась куда-то? - Леня кивнул на приготовленные джинсы и футболку, висевшие на спинке кресла.
        - Да, хотела по магазинам пройтись.
        - Могу составить компанию, сам за продуктами собирался, могу показать хороший супермаркет недалеко. Там такие булочки продают, такие роглики - язык проглотить можно. - Он мечтательно закатил глаза и облизнулся.
        - Чувствую, скоро я стану похожей на свинюшку, - хмыкнула Ника. Ну, и черт с ним, живем один раз - что ж теперь, не есть ничего?
        Она быстро оделась, подхватила сумку, в которую Леня за это время успел вернуть все барахло из кресла, и они вышли на улицу.
        Прошло две недели. За это время Ника немного освоилась в городе, обжила квартиру и даже завела пару любимых местечек для ужинов. Она полюбила гулять в Старом городе, куда ежедневно совершала пешие вояжи. Единственное, что беспокоило ее, - это утренняя тошнота и страшная усталость к вечеру. Но Стахова списывала это состояние на предшествовавший стресс, а потому не обращала внимания. Однако когда в положенное время обнаружилась задержка, Ника запаниковала и стала искать в справочнике номер телефона врача. Прежде у нее всегда все было нормально, и визит к гинекологу казался теперь чем-то ужасающим.
        Доктором оказалась милая женщина лет пятидесяти, отлично говорившая по-русски. Осмотрев Нику и взяв анализы, она почти со стопроцентной уверенностью сообщила, что та ждет ребенка. У Ники закружилась голова, и она сползла по стене на стоявшую тут же кушетку.
        - Что с вами? Вам плохо? - кинулась к ней врач, но Ника отрицательно помотала головой:
        - Нет, спасибо, все хорошо. Просто я не ожидала…
        - Девушка, которая спит с юношей, рано или поздно оказывается в интересном положении, - улыбнулась врач, присаживаясь к столу и выписывая рецепт. - Вот это лекарство вам нужно пить каждый день. Это поможет чувствовать себя утром хорошо. Приходите ко мне на прием регулярно. И приводите своего друга, мы его тоже обследуем.
        Ника взяла рецепт, поблагодарила, расплатилась и вышла.

«Беременна! У меня будет ребенок, - думала она, выходя на улицу и направляясь в ближайшее кафе, чтобы выпить чая, - ребенок Максима. Интересно, как он отреагирует, когда узнает?»
        Сидя в кафе, Ника пила ароматный чай и прикидывала, как лучше преподнести новость Гавриленко. Она почему-то не сомневалась в том, что он обрадуется. Слишком часто в разговорах мелькала тема детей, которых Максим хотел. Ника решила, что телефон в таких делах плохой помощник и лучше она скажет это Максиму лично, когда тот приедет. Она уже начала считать дни до этого события…
        Через три дня после того, как Стахова узнала о беременности, к ней неожиданно пришел Леня. Выглядел он не лучшим образом, взъерошенный, с красными воспаленными веками.
        - Что-то случилось? - спросила Ника, впуская его в квартиру.
        - Ты в Интернете была сегодня? - вместо ответа спросил он.
        - Я только что встала, еще не успела, а что?
        Леня молча включил ее ноутбук, повернул к ней, предлагая ввести пароль, и, когда Ника сделала это, защелкал клавишами, а потом поманил пальцем:
        - Садись.
        Ничего не понимая, Ника села рядом. На ее руку легла Ленина рука, а палец свободной ткнул в заголовок на странице: «Олигарх Максим Гавриленко погиб в автокатастрофе». Ника несколько раз перечитала слова, но смысл их так и не доходил до ее сознания. В статье были фотографии - искореженная старенькая «БМВ» Максима, знакомые номера, огромное пятно крови. Ника поняла, что перестала видеть любые краски, кроме вот этой - кроваво-красной. Изображение расплывалось, а красное пятно осталось неизменным, и Ника не могла отвести от него взгляда.
        - Ты меня слышишь? Ника, Ника, что с тобой? - Леня тряс ее за плечо, но Ника не отрывала взгляда от кровавого пятна на мониторе. Она не плакала - внутри сделалось пусто и темно, эмоции исчезли.
        - Он никогда не узнает… - проговорила она бесцветным голосом и пальцами дотянулась до монитора, погладила фотографию.
        - Что не узнает? Ника, поговори со мной, так нельзя. - Леня развернул ее к себе и крепко встряхнул.
        - Я жду от него ребенка, - спокойно сказала Ника, и этим спокойствием еще сильнее испугала Леонида.
        - Макс… не знал?
        - Нет. Я ждала его, чтобы сказать лично, а не по телефону. Не успела… не успела… не успела… - Она принялась раскачиваться вперед-назад и все бормотала: - Не успела… не успела…
        Леня осторожно притянул ее к себе и обнял:
        - Бедная ты моя… как же так вышло? Макс давно хотел ребенка, он был бы рад.
        - Это я виновата…
        - Нет. Я знаю, кто виноват, - вдруг жестко сказал Леня, - и я его накажу. Теперь что касается тебя. Дай мне адрес твоей матери.
        - Зачем?
        - Я привезу ее сюда, тебе нельзя быть одной.
        - Я не хочу.
        - Мы не будем это обсуждать.
        - Я поеду к Ирке и Иржи.
        - Дай телефон.
        Ника подтолкнула к нему мобильный, лежавший на столе, и закрыла глаза. Но красное пятно по-прежнему было видно так четко, словно Ника смотрела на него. Все, что осталось от Максима… И она даже не сможет полететь на похороны, потому что… Да потому, что эта авария произошла не случайно. И Ника хорошо знала, кто приложил к этому руку. Она не слышала, о чем говорит с Иржи Леня, она холодно и спокойно обдумывала план мести. Свой план.
        Иржи приехал за ней к вечеру, Ника была уже собранна и сосредоточенна. Отдав ему небольшую сумку с вещами, она перебросила через плечо ремень чехла с ноутбуком, заперла дверь и вошла вслед за Иржи в лифт.
        - Ника, мне очень жаль…
        - Я не хочу говорить об этом, - отрезала Стахова, и адвокат смутился:
        - Простите…
        - Как Ирина?
        - О, ей гораздо лучше, - обрадованно заговорил Иржи, - она много разговаривает со мной, хотя еще не все слова понятны. Доктор говорит, что речь восстановится, но вот глаза… они не видят, как раньше.
        - А лицо? Ожоги?
        - Это поправимо. Когда горло придет в норму, я устрою ее в центр пластической хирургии.
        - Я рада.
        - Ваш приятель сказал, что вы ждете ребенка… не знаю, как мне вести себя в этой ситуации - поздравлять или…
        - Поздравлять. - Ника вышла на улицу и зажмурилась.
        Совсем недавно на другой стороне тротуара стояло припаркованное такси, и Максим, улыбаясь, садился в него, обещая вернуться как можно скорее. Он никогда уже не вернется. Никогда.
        В доме Иржи было довольно уютно, но сразу чувствовалось отсутствие женской руки. Ирина, будь она в нормальном состоянии, ни за что не потерпела бы такого. Сама она сидела в кресле у открытого балкона, укутанная в кашемировый плед. Ужасные багрово-красные рубцы уродовали ее лицо, наполовину скрытое большими черными очками. Она чуть подалась на звук шагов и спросила:
        - Иржи, вы приехали?
        - Да, дорогая, мы здесь. Со мной Ника. Я покажу ей комнату.
        - Иржи, если вам не трудно, отнесите туда мою сумку и ноутбук, я побуду с Ирой, - попросила Ника, потрясенная видом подруги. Она помнила ее только в бинтах, и зрелище оказалось не для слабонервных.
        Ника опустилась на колени у Ирининого кресла, взяла ее за руку, прижалась щекой и пробормотала:
        - Прости меня…
        - Ну что ты, глупышка, - на ощупь находя ее голову и поглаживая волосы, проговорила подруга, - ты так много сделала для меня!
        - Я виновата в том, что случилось. Я должна была отпустить тебя тогда домой… - всхлипнула Ника, и Ирина вдруг жестко произнесла:
        - Ты эгоистка, Стахова. Ты не имеешь права думать о себе. У тебя скоро будет маленький, а ты сидишь тут и распускаешь сопли по событиям столетней давности. Радуйся, что осталась жива, что у тебя будет память о нем - навсегда, на всю твою жизнь. Прекрати скулить и радуйся каждому дню. Если я могу, то ты просто обязана.
        Ника потрясенно замолчала. Никогда она не подозревала в воздушной Ирке такой внутренней силы, такой мощи, которая удивила даже ее, знавшую подругу много лет.
        - Ты пока поживешь у нас. Пока не вернется этот твой приятель - Леня, кажется? - продолжала Ирина совершенно другим тоном, словно не бросала Нике жестоких слов минуту назад.
        - Да…
        - Он - кто?
        - Он друг Максима, очень помог мне в свое время, да и здесь поддерживал.
        - Это хорошо. Я так рада, Никуся, что у тебя будет малыш! Жаль, что такие обстоятельства… Но ребенок поможет тебе выжить и пережить, вот увидишь.

«Нет, милая, ты ошибаешься. Пережить и выжить мне поможет моя ненависть и мое желание отомстить. Этим я и займусь».
        - Ты не обидишься, если я прилягу? - извиняющимся тоном спросила она, поднимаясь с пола.
        - Ну что ты! Конечно, нет. Отдыхай, встретимся за ужином.
        Ника прошла в небольшую комнатку, которую приготовил для нее Иржи, заперлась там и вынула из чехла ноутбук.
        Слова летели из-под пальцев с такой скоростью, что Ника удивлялась сама себе. Но ею двигала такая ненависть, что Стахова боялась задохнуться от нее. Статью она написала всего за час, даже не стала перечитывать, отправила на электронный адрес Яблокова. Туда же она сбросила сканы всех документов, номера счетов, копию письма Артема, которую, сама не понимая зачем, сделала еще в Москве. «Я прошу тебя, Игорешка, помоги мне еще раз, - писала она в сопроводительном письме. - Я знаю, у тебя всюду контакты. Сделай так, чтобы это попало в Следственный комитет. Для меня это очень важно, понимаешь? Я не могу простить гибель человека, который должен был стать отцом моего ребенка. Я не в состоянии сделать это сама, потому что хочу родить этого малыша, а если я высунусь, мне не дадут сделать это. Чертов старый козел Никитич не даст. Он затеял всю эту возню, чтобы отстранить Максима от дел и самому возглавить «Изумрудный город». Я не позволю ему - не могу, понимаешь? Мне не нужны деньги, я не претендую ни на что. Я хочу только справедливости. Помоги мне еще раз, очень тебя прошу. Обнимаю, твоя Ника».
        Отправив письмо, она тяжело вздохнула, словно сбросила напряжение и тяжесть, и откинулась на спинку кровати, машинально положив руку на живот.
        - Ничего, малыш, ничего. У тебя есть я. А я сделаю все, чтобы ты родился и был счастлив.
        Ника прожила у Ирины и Иржи три недели. Она несколько раз порывалась уехать к себе, но подруга отговаривала, объясняя, что сейчас Нике лучше не оставаться одной. Стахова в душе протестовала, но обижать Ирину не хотела. Именно Ирка помогла ей пережить день похорон Максима - Ника весь день не отрывалась от ноутбука, следя за появлявшимися заметками на эту тему. Она не плакала, удивляясь сама себе. Но в организме, видимо, включился охранный режим, запрещавший негативные эмоции, и это очень помогло. Ника боялась потерять ребенка, поэтому старалась относиться ко всему отстраненно, насколько позволяла душевная боль. Максим стоял перед глазами живой - в голубой майке-поло, веселый и счастливый. Она вспоминала их прогулки по бульварам, их первую совместную ночь и ту ночь в гостинице, в результате которой, скорее всего, и получился этот малыш. Ника ни о чем не жалела. Разве что о том, что не ответила Максиму согласием на предложение выйти замуж. Но теперь ничего было не исправить.
        - Как ты думаешь, я смогу дать ребенку фамилию Гавриленко? - спросила она у Ирины, и та, сжав Никину руку, твердо сказала:
        - Иржи поможет тебе во всем. Будет так, как ты скажешь.
        - Спасибо.
        Ника подумала, что ей удивительно везет на хороших людей, готовых помочь и поддержать. Вот и Ирка, совершенно слепая, с обожженным лицом, и та ухитряется поддержать и приободрить.
        - Ох, Стахова, скоро начнем покупать приданое, - мечтательно проговорила Ирина. - Ты только представь - у тебя лялька в кружевах…
        - Мужик у меня будет, - возразила Ника, поглаживая живот. - Сынище.
        - Ну, тоже неплохо, - покладисто согласилась подруга.
        Леня появился неожиданно, Ника уже перестала ждать его звонка, думала, что он остался в России. Но номер был чешский.
        - Ника, ты как? - вместо приветствия спросил он.
        - Я в порядке. А ты?
        - Можно я за тобой приеду? У меня новости.
        - Конечно, приезжай! - завопила Стахова во все горло. - Я одеваюсь.
        Она лихорадочно натянула джинсы, уже ставшие слегка тесными в талии, набросила свободный свитер и присела в прихожей на обувную полку, завязывая шнурки кроссовок.
        - Куртку возьми, на улице ветер, - раздался из комнаты голос Ирины.
        - Да, спасибо.
        - Ника, я серьезно.
        - Ириш, я тебя услышала и куртку надеваю.
        - Тогда почему я не слышу этого? - Ирина, держась за стену, вышла в прихожую. - Ты думаешь, что глаз нет, так и все?
        - Ну, не городи ты ерунду, - взмолилась Ника, беря ее за руку и давая потрогать надетую куртку. - Убедилась? Что я, враг себе?
        - Умница, - Ирина нащупала ее лицо, погладила по щеке, - удачи тебе. Не засиживайся долго, ладно? Я волнуюсь.
        - Когда я с Леней, ты можешь расслабиться. - Ника чмокнула запястье подруги, легонько развернула ее в сторону комнаты: - Справишься?
        - Иди, не беспокойся.
        Леня ждал у подъезда на скамейке, курил и ежился от ветра. Ника накинула капюшон и с тоской посмотрела на сигарету - курить она бросила сразу же, как узнала о беременности, но до сих пор страдала иногда от желания сделать пару затяжек.
        - Что, сила воли есть? - перехватив ее взгляд, усмехнулся Леня. - Из солидарности с тобой сегодня больше не курю.
        Он поднялся и подошел к Нике вплотную:
        - Ну как вы тут?
        Она обняла его и прошептала:
        - Трудно. Я все время держусь, но внутри так больно… - Голос у нее сорвался, и Ника закусила губу. - Ты веришь - я ни разу не заплакала за все это время…
        - Макс правильно говорил, что ты боец по характеру. Идем погуляем. Хотя нет - простужу еще, давай в пивую лучше. Немного темного тебе не повредит, даже врачи советуют чуть-чуть.
        - Расскажи, - потребовала она, когда они расположились за столиком в подвальном помещении пивной.
        - За тем и приехал. - Леня сделал большой глоток из литровой кружки, бросил в рот пару орешков. - Наделала ты шума, подруга, своей статьей. Твой приятель опубликовал ее в двух номерах, фурор был небывалый. Но испортила ты всю мою прекрасно продуманную операцию, честно скажу. Никитич, когда прочитал, взбесился, кинулся искать тебя - это я от водителя его узнал, мы с ним вроде как приятельствовали, в покер по пятницам играли, ну вот он и проболтался ненароком. Да только обернулось все иначе. Пришли к нему ребята из соответствующей организации, обыск в офисе провели, а когда стали на него наручники надевать, он откуда-то ампулку с цианидом вынул и сжевал с хрустом. Ну, там пыль до потолка, а как же - крупная рыба сама себя динамитом грохнула… Но сделанного не вернешь, не успел я. И менты не успели. Да ладно, туда ему и дорога, гниде. Да, кстати, секретаршу твоего бывшего шефа взяли и дружка ее.
        - Динку с Тимуром?
        - Да. Она, оказывается, за тобой шпионила все время, а он в твоей квартире газовую трубу испортил. Сперва ее арестовали, а она сразу его сдала. И на стройку тебя Тимур этот уволок, и в квартиру к тебе он как к себе домой ходил - ключи подружка поставляла.
        - Он был на стройке не один, - сказала Ника, глядя в кружку с пивом.
        - А я знаю. Племянник Никитича там всем заправлял, он с детства с законом не в ладах, отсидел два срока. Выполнял для дяди грязную работу. И аварию Максу он организовал…
        Леня залпом допил пиво и подозвал официантку, заказал еще.
        - Я есть хочу, - вдруг жалобно проговорила Стахова, - закажи мне мясо с картошкой, ладно? Я отойду на минутку.
        Она вышла в туалет, открыла холодную воду и смочила горевшее лицо. Как все закрутилось… Как же мерзко на душе. Динка, которую она считала приятельницей, помогала убирать ее с дороги. Никитич, вырастивший Максима, легко распорядился его жизнью, отдав на растерзание своему племяннику-уголовнику. Деньги… во всем виноваты деньги. И чем больше их, тем глубже они затягивают человека в свои сети, заставляют зависеть от себя, толкают на любые подлости. Теперь она понимала, почему Максим легко относился к деньгам - боялся, что затянут.
        Ника вернулась в зал, села на свое место:
        - Извини, мне что-то нехорошо стало.
        - Тут любому станет. Рассказывать дальше или хватит?
        - Леня, ты не скрывай от меня ничего, ладно? - попросила она, положив холодную руку поверх его ладони. - Мне важно знать. Я сделала то, что было в моих силах, но не смогу жить спокойно, если буду знать, что хоть кто-то из виновников остался на свободе. Я не боюсь - я чувствую ответственность перед Максимом. Я хочу, чтобы тех, кто его… - она запнулась, не в силах произнести слово «убил», - в общем, они должны быть наказаны, понимаешь? Иначе это несправедливо.
        Леня смотрел на нее, молчал и думал: «Странная девка. Внутри как стальная, а все в какие-то сказки о справедливости верит. Хорошо, что я давно перестал в них верить».
        - Что же ты молчишь, Леня?
        - Ника-Ника… не о том ты думаешь сейчас, - вздохнул он, покручивая кружку. - Тебе ребенка надо здорового родить.
        - Я хочу знать… - тихо проговорила она, пристально глядя ему в глаза.
        Леня снова вздохнул:
        - Если ты о племяннике, то он, думаю, уже сидит в одном котле со своим дядюшкой.
        - Думаешь?
        - Это я про котел. Или ты веришь в загробную жизнь?
        - Я давно ни во что не верю, Леня. Я хочу только одного…
        - Справедливости, я помню, - улыбнулся он грустно. - Ну, можешь считать, что твое желание исполнилось. Подробности нужны? Может, не стоит в твоем положении?
        - Давай я сама решу, хорошо? - жестко сказала Ника и сделала большой глоток из кружки. - Рассказывай.
        - Жестокая ты. Ну, слушай. Я его подкараулил в сауне с девками. Уговорил администраторшу уйти, в пиво ему снотворного сыпанул, сам сел на входе - вроде как сотрудник. Он отрубился, девки уехали. Остальное просто. Затащил его в парилку, подпер дверь, чтоб выйти не смог, и сломал регулятор температуры.
        У Ники по спине пробежал холодок. Она подозревала, что тихий Леня не так прост, как кажется, и совершенно точно не так уж безобиден, но его рассказ все равно поразил и напугал ее.
        - Теперь я буду жалеть, что рассказал тебе, - со вздохом произнес он. - Вряд ли ты станешь относиться ко мне так же, как прежде. Я пойму. Трудно знать о человеке такое.
        Ника помолчала, а потом, дотянувшись до его щеки, погладила холодными пальцами:
        - Мое отношение к тебе не изменится, поверь. Я знавала людей и похуже. Ты сделал то, что смог, и так, как смог. И я тебе благодарна.
        - Не стоит. По большому счету я сделал это не для тебя и даже не для себя. Это плата за то, что твой ребенок никогда не увидит отца.
        И вот тут Ника заплакала. Заплакала за много дней впервые, навзрыд, с подвываниями и всхлипами. На них оборачивались, подошла официантка, но Леня жестом показал, что все в порядке и трогать их не стоит. Он не успокаивал Нику, не уговаривал - понимал, что ей необходимо выплеснуть из себя всю тяжесть, которую она носила столько времени. Необходимо освободиться от этого, чтобы суметь жить дальше.
        Она плакала долго, до тех пор, пока не обессилела совершенно и не улеглась головой на скрещенные руки. Плечи ее все еще вздрагивали, но дыхание уже становилось ровнее. Ника открыла глаза и почувствовала, что ей стало легче даже физически, как будто слезы смыли всю тяжесть с души.
        - Спасибо тебе, Лень, - проговорила она, глядя перед собой.
        - Прекрати. Давай я отвезу тебя домой, уже поздно.
        - Я хочу к себе. Не могу больше у Ирки с Иржи, - прошептала она. - Поможешь?
        - Конечно. Я же теперь рядом. Да, кстати. - Он полез в карман и протянул Нике банковскую карточку.
        - Что это?
        - Это теперь твое. Макс успел перевести на этот счет практически все, что у него было. Код - твой день рождения. Я нашел это в его сейфе, когда разбирал бумаги. Думаю, тебе пригодится.
        - Я не могу взять эти деньги.
        - Не дури. Можешь. У тебя будет ребенок Макса - ну, так, может, это его деньги, а? Он имеет на них полное право, его отец заработал их. Поэтому забирай и трать. Получай удовольствие от жизни. Думаю, Макс бы этого хотел.
        В ноябре Леня неожиданно исчез, оставив странную прощальную записку: «У меня осталось незаконченное дело». Ника, не ожидавшая такого, слегка растерялась, оставшись одна. Ирина вот уже неделю лежала в центре пластической хирургии, ожидая первой пересадки, Иржи пропадал у нее все свободное время. Ника осталась без поддержки. Она продолжала исправно посещать врача, много гуляла, старалась не думать о плохом. Иржи нашел для нее прекрасного учителя чешского, и Ника уже довольно свободно говорила и даже задумывалась о том, чтобы попробовать писать. Но пока реального желания у нее не возникало. Все ее устремления были сосредоточены на одном - ребенке. Вся жизнь подчинялась этому. Ника не давала себе расслабиться, поддерживала физическую форму, читала много хороших книг и однажды наткнулась на ту самую, которую они читали вслух в аэропорту Мюнхена.
        - Надо же, мне не больно… - пробормотала она, перелистывая страницы, помнившие прикосновения рук Максима. - Совсем не больно… - и в голову ей вдруг пришла одна мысль.
        Найдя в своем столе блокнот, Ника наугад открыла страницу, с которой начиналась очередная глава, и углубилась в изучение рецепта. Половину продуктов она представляла слабо, но решила, что в супермаркете ей помогут.
        - Упростим задачу, - пробормотала она, поняв, что вряд ли справится. - Сейчас ноябрь, возьму рецепт оттуда.
        Это оказалось правильным решением - фасоль в остром соусе, и Ника немного воспряла духом. С таким простым блюдом она вполне справится.
        Она долго гуляла среди полок супермаркета, выбирая нужные продукты. Когда корзинка наполнилась, Ника пошла к кассе, по дороге прихватив еще большой пакет яблок и упаковку свежей клубники, при одном только взгляде на которую у нее потекли слюнки. «А малыш-то у меня гурман! Клубника в ноябре», - весело подумала она про себя, выкладывая продукты на ленту. И вдруг… ей показалось, что гладкий магазинный пол уходит у нее из-под ног. На нее от соседней кассы смотрел… Максим Гавриленко, только гораздо старше и совершенно седой. Ника тихо охнула, зажала рот руками и осела на пол. К ней тут же кинулись несколько человек, в том числе и возрастной двойник Максима. Ника потеряла дар речи, только закрывала рот ладонью и во все глаза смотрела на мужчину.
        - С вами все в порядке? - спросил он по-чешски, и Ника услышала знакомые нотки. - Вы меня слышите? Все в порядке?
        - Д-да, - с запинкой и по-русски выговорила она, не отрывая взгляда от знакомого лица.
        - О, так вы русская! - обрадовался мужчина. - Если удобно, будем говорить на родном языке. Помощь нужна?
        - Д-да… мне дурно…
        Кассирша уже выбила Нике чек и теперь с интересом наблюдала за происходящим. Стахова поднялась с помощью мужчины, вернулась к кассе и расплатилась. Мужчина подхватил пакет с ее покупками, забрал свой и, предложив Нике опереться на его руку, помог выйти из магазина.
        На воздухе ей стало лучше. Они дошли до лавочки, сели, и мужчина, чуть задрав рукав ее куртки, посчитал пульс:
        - Э-э, милочка, да у вас так сердечко выскочит. Что же с таким здоровьем по магазинам разгуливаете? Лежать нужно.
        - Я… я здорова…
        - Ну, давайте знакомиться тогда. Гавриленко Алексей Павлович, - представился он, и Ника потеряла сознание.
        Очнулась она от резкого запаха нашатырного спирта, открыла глаза и снова увидела перед собой знакомое лицо.
        - Нет, не может быть… так не бывает… - простонала она, хватаясь за голову.
        - Да в чем дело? Вы пугаете меня второй раз, даже не назвав своего имени. - Алексей Павлович снова пощупал пульс.
        - Меня зовут Вероника Стахова, - выговорила она. - Я… я… скажите, у вас есть сын? - Она не смогла заставить себя произнести «был», поэтому спросила в настоящем времени.
        - Да, у меня есть сын. Но мы давно не общаемся, - сухо ответил Гавриленко. - Почему вас это интересует? Вы с ним знакомы?
        - А… а как его зовут? - продолжала Ника, все еще не веря.
        - Зовут его Максим.
        Ника заплакала. Таких совпадений в жизни не бывает, она хорошо понимала это. Рядом с ней сидел отец Максима, дед ее будущего ребенка. Сидел и не знал, что его сына уже несколько месяцев нет в живых… И она, Ника, вынуждена будет сказать ему об этом.
        - Слушайте, Вероника… Я терпеть не могу женских истерик. Давайте я провожу вас домой, и пусть ваш муж все это наблюдает, хорошо?
        Эта фраза мгновенно отрезвила ее, успокоила. Ника вытерла глаза, встала и, глядя в глаза Гавриленко, отчетливо произнесла:
        - Мужа у меня нет. Но если бы был, его звали бы Максим Алексеевич Гавриленко. К сожалению, так уже никогда не будет, потому что… потому что он погиб несколько месяцев назад в Москве. Погиб и не успел узнать, что здесь, в Праге, у него скоро родится сын.
        Гавриленко медленно поднес к носу ватку с нашатырем, которую до сих пор сжимал в пальцах.
        - Боже мой… боже мой… - пробормотал он, закрывая глаза. - Максим… Я знал, что так случится…
        Ей вдруг стало до слез жаль его - несчастный одинокий человек, лишившийся единственного сына, пусть они и не были близки. На миг ей показалось, что Гавриленко не поверил ей, и Ника вынула мобильник. Там была одна-единственная фотография ее с Максимом - здесь, в Праге, они снялись в обнимку на Карловом мосту, улыбались в камеру телефона, а в ушах Ники красовались голубые серьги с речным песком внутри. Ника протянула телефон Гавриленко:
        - Вот… это я и Максим… если вы мне не верите, посмотрите, это же он…
        - Не нужно… я верю, - проговорил он, отводя руку с телефоном. - Вы вполне в его вкусе, он любил таких женщин - ярких и с внутренним содержанием.
        - Если вы проводите меня до дома, я все вам расскажу, - тихо сказала Ника, дотрагиваясь до его плеча.
        - Что? Да-да, конечно, идемте. - Гавриленко как-то мгновенно состарился, сгорбил плечи, сделался больным и несчастным.
        Ника взяла его под руку, и они тихо пошли по узкой улочке к ее дому. Остановившись у подъезда, Алексей Павлович спросил:
        - Так вы живете в его квартире?
        - Откуда вы знаете, что это его квартира?
        - Я сам покупал ее, когда Максим учился здесь.
        - Да, теперь я живу в его квартире. Только он оформил ее на меня. Извините.
        - Не надо извиняться. Вы ждете мальчика? - Он оглядел ее фигуру, и Ника чуть улыбнулась:
        - Еще не очень заметно. Думаю, что это будет мальчик, во всяком случае, я этого очень хочу. Но мы стоим у подъезда, а уже холодно, - спохватилась она. - Я приглашаю вас к себе на чай.
        - Да, с удовольствием, - пробормотал Гавриленко, - сегодня определенно очень странный день. Знаете, Вероника, утром я гулял с собакой и вдруг увидел бабочку. Вы можете себе представить? В ноябре - бабочка. А потом - вы. - Он шел за Никой к лифту и продолжал: - Определенно это был знак свыше. Но я не подумал… не знал, что Максим…
        - Вы не пользуетесь Интернетом? - спросила Ника, отпирая дверь.
        - Нет. Я не признаю этих модных новинок, люблю газеты и новости по телевидению. Кроме того, я слишком давно живу здесь, чтобы интересоваться российскими делами.
        - Вы проходите в гостиную, я сейчас. - Ника прошла в спальню, сняла сдавливавшие живот джинсы, облачилась в длинный халат и вышла к отцу Максима.
        Тот сидел на диване и смотрел в окно.
        - Вы ничего не изменили здесь, - заметил он грустно. - В последний раз я виделся с сыном в этой квартире лет пять назад. Не дай вам бог, Вероника, пережить своего ребенка. - Он закрыл лицо руками и заплакал.
        Ника растерялась. Она не знала, как вести себя с плачущими мужчинами, но вид отца Максима, так остро переживающего свое горе, тронул ее. Она села рядом и положила руку на плечо:
        - Я всегда хотела узнать о вас что-то, но Максим неохотно касался этой темы. Вы… не расскажете?
        Алексей Павлович вытер слезы, помолчал и попросил:
        - Если не трудно, заварите чай, Вероника.
        - Да, конечно. Вы какой любите? - Она поднялась и открыла навесной шкаф, в котором хранилась довольно большая коллекция чаев.
        - Вряд ли у вас такой есть, заварите на свой вкус.
        Ника как-то машинально вынула пергаментный пакетик с васильковым чаем, который они купили вместе с Максимом, заварила в прозрачном чайнике и поставила на стол перед Алексеем Павловичем, придвинула чашку и сахарницу.
        - Знаете, Вероника, я очень виноват перед сыном, - начал он, разминая пальцы правой руки. - Я всегда презирал деньги, считал, что жить нужно по средствам. А Максим… он был другой. Я виноват еще и в том, что мало времени проводил с сыном, его фактически воспитал мой друг Ванька. Я много ездил - я ведь военный врач в отставке. Последнее мое место службы было здесь. Когда войска вывели, я отослал семью, а сам решил не возвращаться, и Максиму пришлось несладко. Вы ведь понимаете… Но он сумел выстоять, даже реализовал мечту и приехал учиться сюда, в университет. Я поддерживал его как мог, но уже тогда он был отравлен Ванькиными идеями о бизнесе и больших деньгах. Мне это было противно. В конце концов, мы практически перестали общаться. Максим не мог мне простить, что я бросил его мать. А я не мог ей простить связи с моим лучшим другом. Думаю, вы имеете право знать, поскольку…
        Алексей Павлович замолчал, налил чай себе и Нике, поднял кружку обеими руками, и Ника заметила, как сильно они дрожат. Сделав глоток, он с удивлением посмотрел на нее:
        - Как вы узнали?
        - Что?
        - Этот чай… Максим такой пил, и я люблю тоже.
        - Мы покупали этот чай вместе, - вздохнула она, - с тех пор я не прикасалась к пакету, но сегодня рука сама как-то потянулась.
        - Кто вы по профессии, Вероника?
        - Я вообще-то журналист. Мы и познакомились во время интервью. А потом Максим помог мне выпутаться из очень неприятной ситуации. Простите, если спрошу лишнее, но… отчество вашего друга Ивана - Никитич?
        - Да. Вы знакомы?
        - Увы…
        - Да, это точно - увы. Ванька оказался подлецом, а я считал его лучшим другом.
        Ника помолчала, но потом решилась:
        - Думаю, вы не сможете ненавидеть его сильнее, если я скажу правду. Он виноват в смерти Максима. Это он его убил - чужими руками, но он.
        Гавриленко вытянулся в струну, тяжело задышал, рванул ворот рубашки под тонким полосатым пуловером, и Ника испугалась, что сейчас его хватит удар, но Алексей Павлович вынул из нагрудного кармашка белый патрончик нитроглицерина и привычным жестом забросил красную горошину под язык. Через несколько минут ему стало легче, он задышал ровнее и проговорил:
        - Вы правы. Ненавидеть сильнее я уже не смогу.
        - Он мертв, если вам станет от этого легче. Он и тот, кто помог ему убить Максима.
        - Леонид? - вдруг совершенно безапелляционно спросил Гавриленко, и Ника кивнула:
        - Да. Но откуда вы знаете?
        - Такие, как Леня, не забывают долгов. Максим поддержал его в то время, когда он, вернувшись из Чечни после ранения, крепко запил и опустился на самое дно. Максим заставил его вернуться к жизни, устроил на работу, помог с жильем. Ленька - офицер, у него другое понятие о чести и долге, не такое, как у банкиров и прочих деляг. Он за Максима был готов в огонь и в воду.
        - Он теперь живет здесь. Максим оплатил ему апартаменты на втором этаже на год вперед. Если он захочет остаться, я сделаю то же самое.
        - Журналисты хорошо зарабатывают? - улыбнулся Алексей Павлович, и Ника тоже рассмеялась:
        - Ага, миллионы, особенно когда не пишут ничего. Но деньги у меня есть.
        - Вы говорите по-чешски?
        - Да, говорю, но писать пока не пробовала. Да и желания нет, если честно. Я специализировалась на недвижимости, стройках, строительных форумах, понимаете? Не думаю, что смогу найти нишу здесь. Да и не это для меня сейчас главное.
        - Я понимаю. Я очень рад, что встретил вас, Вероника. Вы непременно должны прийти ко мне в гости, я познакомлю вас с моим псом. Больше у меня никого нет.
        - Я с удовольствием приду, - пообещала Ника искренне.

…Мексиканскую фасоль в этот вечер она так и не приготовила.
        С этого момента Ника перестала чувствовать себя в Праге одиноко. У нее появился заботливый собеседник, спутник для прогулок - даже двое - и просто человек, которому она могла доверять. Алексей Павлович часто приходил к ней один или со своим биглем Клаусом, и они совершали длинные, обстоятельные прогулки по Праге. Пес послушно шел рядом с хозяином, то и дело чуть забегая вперед и заглядывая ему в глаза, и это веселило Нику. Ей казалось, что Клаусу просто мешает строение челюсти, иначе он бы давно уже разговаривал.
        За всеми этими делами однажды Ника поймала себя на том, что совершенно не думает о Масленникове. Она в душе винила и его в том, что произошло с Максимом и с ней, но думала об этом как-то отстраненно. Артем ушел из ее жизни, ушел насовсем, трусливо сбежал, бросив один на один с ворохом опасных проблем, и Ника не хотела вспоминать об этом. Пусть живет спокойно в своем Майами, говорит и думает на английском и дышит воздухом свободы, о котором так мечтал.
        Перед самым Рождеством Ника в очередной раз была у врача, но теперь с будущим дедушкой, изъявившим желание убедиться лично, что с его внуком все в порядке. Идеально воспитанный Клаус больше часа сидел во внутреннем дворе клиники, поглядывая на дверь, за которой скрылся хозяин. Когда же они вышли, то собачьей радости не было предела, даже Нике перепала порция горячих поцелуев - прыгал Клаус высоко.
        - Совсем ты избаловался, - со вздохом пожурил пса Алексей Павлович.
        - Он скучал один. - Ника присела и почесала пса за ухом. - А правду ведь говорят, что собаки живут так мало, потому что большую часть жизни проводят в ожидании.
        - Ну, моему грех жаловаться.
        - Это точно.
        - Ты уже решила, как назовешь сына? - спросил Алексей Павлович, поддерживая Нику под локоть, чтобы не поскользнулась.
        - Что тут решать? И так все ясно.
        Глаза старого врача увлажнились:
        - Ты так вовремя появилась в моей жизни, Вероника! И ты, и малыш. Мне не придется умирать в одиночестве.
        - Ну-ну, начинается! - погрозила Ника пальцем. - Мы договаривались, что вы не будете заводить такие разговоры. Мне вредно волноваться.
        - Ты мелкая шантажистка, пользуешься своим положением.
        - Да, я такая.
        - Скажи, Вероника, а почему ты никогда не говоришь о маме?
        - А обещали не заставлять волноваться, - пробурчала она. - Мы с ней не особенно ладили в последнее время. Боюсь, что она даже не знает, где я.
        Гавриленко даже остановился:
        - Ты с ума сошла? Разве можно так - с матерью? Потом ты будешь очень жалеть, что так обошлась с ней, но, увы, ничего не вернешь. Тебе сейчас нельзя таить обиды, нужно всех прощать и всем желать добра.
        - Скучно с вами, Алексей Павлович, - вздохнула Ника. - Вы не знаете, что такое, когда мать предпочитает тебе отчима, а твой отъезд в Москву в неизвестность воспринимается с облегчением. За все время, что я там жила, она ко мне ни разу не приехала, а я посетила ее только однажды и задержалась аж на два дня вместо запланированного отпуска. Как думаете, ее сильно обрадуют мои теперешние новости?
        Гавриленко вздохнул, притянул Нику к себе, по-отечески чмокнул в макушку и сказал:
        - Возможно, ты и права. Но подумай над моими словами!
        - Я попробую.
        Вечером накануне Рождества Ника поехала в клинику к Ирине. Той уже сделали две успешные пересадки, и теперь часть ее лица выглядела вполне пристойно. Ирина заметно повеселела, была оживленной и разговорчивой. Они давно не виделись - Ирина настаивала, чтобы Ника не ездила на другой конец Праги и не нервировала ее своими визитами. Но завтра было Рождество, и подруга сменила гнев на милость, позволив Нике приехать. Стахова долго выбирала подарок, стараясь найти что-то такое, что Ирине не придется изучать на ощупь. Лучшим выходом оказались духи - их Ирка коллекционировала, отдавая предпочтение холодным водяным ароматам. Это сильно облегчило Нике задачу - от запахов ее мутило, поэтому нужно было сделать покупку сразу, не перенюхав множество тестеров. Чтобы не мучиться, подбирая слова в магазине, Стахова поступила хитрее - она заранее дома составила текст с подробным объяснением, чего именно хочет, и вручила записку продавцу в парфюмерном магазине. Духи нашлись мгновенно, Ника понюхала и поняла - да, они.
        Сейчас она с удовольствием наблюдала, как Ирина разворачивает упаковку, как вынимает флакон из коробки и снимает крышку.
        - Побрызгай мне на запястье, пожалуйста, - попросила она, протягивая Нике флакон. - Господи, какой аромат, - простонала Ирина, поднеся чуть влажное запястье к носу. - Никуся, ты волшебница.
        - Да, я такая. С Рождеством тебя, Ирка.
        - Спасибо.
        - Ну, расскажи, как там твой новый родственник? Иржи сказал, что очень приятный.
        Ника познакомила однажды забежавшего Иржи с гостившим в тот момент у нее Гавриленко, и адвокат, разумеется, тут же доложил об этом Ирине.
        - Он слишком похож на Максима, и мне иногда от этого больно, - тихо призналась Ника, держа подругу за руку. - Но так здорово, что он есть! Я хотя бы не одна. Мы с ним гуляем подолгу, он в гости приходит, я у него бываю - такая иллюзия семьи.
        - Любишь ты, Никуся, красивые фразы. Это не иллюзия, это семья и есть. У ребенка будет дедушка - раз так вышло, что нет отца.
        - Да, ты права, наверное… Извини, мне пора.
        - С Рождеством, Никуся! Спасибо, что зашла.
        Стряхнув снег с куртки, Ника вошла в квартиру, где пахло свежей елкой и надвигающимся праздником. Алексей Павлович постарался, украсил гостиную, набил продуктами холодильник - они собирались отмечать Рождество вместе. Ника сперва сопротивлялась - ей казалось, что праздновать католический праздник неправильно, но Гавриленко настаивал, объясняя это тем, что нелепо отвергать культуру страны, в которой живешь, и она согласилась.
        - Жизнь и так тяжела, Вероника, так зачем лишать себя возможности повеселиться лишний раз?
        - На самом деле жизнь проста, но мы настойчиво ее усложняем, - процитировала Ника, и Гавриленко с удивлением взглянул на нее:
        - Конфуций?
        - Он самый.
        - Приятно общаться с грамотным человеком.
        - Обижаете! Я много читаю, без этого нельзя, мозги ссыхаются.
        Гавриленко рассмеялся и поцеловал ее в макушку.
        Через три дня она вернулась от врача, довольная результатами осмотра. Состояние ее было прекрасным, ребенок развивался нормально, анализы тоже не внушали доктору опасений. Из суеверия Ника не покупала никаких вещей для ребенка, но сегодня, проходя через площадь, увидела в одной из палаток голубые вязаные пинетки и не смогла удержаться. Сейчас она вынула их из сумки и разглядывала, любуясь крошечным размером. Спрятав покупку в ящик комода, она прошла в гостиную и налила в стакан минералку. Выпив залпом, налила еще. Тишина в квартире начала раздражать, хотелось звуков.
        Ника щелкнула кнопкой на пульте, включая американский канал, который смотрела с целью языковой практики, как и советовал когда-то Максим, и в гостиную ворвался голос диктора, читавшего новости:
        - Сегодня на пляже в Пасадене около семи часов утра было обнаружено тело мужчины с пулевым ранением в голову. По предварительным данным, погибший - русский эмигрант, живший в Майами и приехавший в Пасадену с дочерью. Девочка взята под опеку службами социального контроля за несовершеннолетними до приезда матери.
        Ника подумала - ну надо же, бедный ребенок, повернулась к телевизору, и стакан с минералкой выпал из ее рук, разбившись о кафель, - во весь экран показали Артема Масленникова, расслабленно лежавшего в белом шезлонге. И только отверстие во лбу говорило о том, что его отдых теперь будет вечным. Ника опустилась на пол и заплакала. Да, ее уже давно ничего не связывало с Артемом, она вычеркнула его из жизни и из памяти после того, что он сделал, но… Где-то в глубине души он все равно оставался родным для нее человеком. Человеком, с которым она провела несколько лет жизни. Восторжествовавшая справедливость не принесла облегчения. Их не вернуть: ни Максима, ни Артема, а она все еще жива. Одноглазый Леня не обманул, сделал все, что смог. Значит, об этом он говорил в своей записке, об этом незаконченном деле. Но разве Ника этого хотела? Разве теперь ей легче оттого, что Артем мертв? Это не воскресило Максима. И она теперь чувствовала себя виноватой в том, что не остановила Леню, когда могла. Так что выходило: никакое это не торжество справедливости, это просто очередной камень на душе, очередная
нестерпимая боль, чувство вины, с которым ей жить. И прекрасная Прага не сможет изменить ничего, и эта квартира в самом центре, подаренная ей Гавриленко. Разве что… Ника опустила глаза на уже заметно округлившийся живот и позволила себе слегка улыбнуться. Может быть, когда появится ребенок, ей станет легче. Как будто вернется Максим…