Сталкер из ГРУ Сергей Федорович Кулаков
        # Чем больше шума, тем лучше - одна из заповедей терроризма. А уж если захватить целый поселок, объявить его независимым от России да пройтись рейдом по окрестностям, уничтожая все живое… Шуму будет много, на что и рассчитывают люди, запустившие этот план в действие. Стекаются в поселок тайными тропами боевики-мусульмане, а несколько особенно отчаянных шахидов освобождают из тюрьмы знаменитого полевого командира. Все идет как по маслу, но тут в поселке появляется майор ГРУ Алексей Гришин - внешне тихий и незаметный человек. И сразу же в хорошо отлаженном механизме машины террора начинаются сбои. А майор всего-навсего сходил на городскую свалку. Правда, с риском для жизни…
        Все события, изложенные в романе, являются вымышленными. Сходство персонажей с лицами, реально существующими, случайно.
        Сергей Кулаков
        Сталкер из ГРУ
        Часть первая

13 июля 2003 г., Верхнеозерск
        День удался на славу. С утра Сережа быстренько сбегал к своему старому знакомому, известному на весь район поставщику травки и, для надежных клиентов, более тяжелой дури, принес две дозы себе и коробок марихуаны для Наташи. Пока он готовил
«вмазку», она быстро набила косячок и с наслаждением принялась глотать сладкий дым, от которого сразу становилось легко, словно за спиной вырастали два больших белых крыла. Чтобы не видеть, как Сережа перетягивает себе руку резиновым жгутом и целится в вену иглой шприца, Наташа ушла в ванную - освежиться после жаркой во всех отношениях ночи.
        Потом они позавтракали, захватили пляжные принадлежности и поехали на озеро, выполняя намеченный вчера план. А в городе днем все равно делать нечего, разве что тупо пялиться в телик и подыхать от жары. А так каких-то полчаса езды на автобусе, потом десять минут ходьбы по тенистому леску - и вот она, ласковая голубая благодать. Правда, казалось, что весь город вывалил свои бледные дряблые тела на прибрежный песок. А вода просто кишела купальщиками. Но Сережа сказал, что знает хорошее местечко, где никого нет, и они гордо прошли мимо общего пляжа, где не то что полотенце расстелить - ногу поставить было некуда.
        До «хорошего местечка» в обход по озеру пришлось идти добрых полчаса, продираясь время от времени через густой кустарник. Сереже хоть бы что, после «вмазки» он был в таком кайфовом настроении, что никакие трудности не могли его омрачить. А Наташе пришлось несладко. Пока дошли, она все ноги исхлестала о траву и ветки, а майка промокла насквозь. Но, когда все-таки пришли, оказалось, что мучилась не зря. Изумрудная полянка, плавно спускавшаяся к озеру, была плотно прикрыта от посторонних глаз кустами, вокруг ни одной живой души, и в кронах деревьев весело щебечут птицы. Райское местечко. Сережа тут же скинул с себя всю одежду и нагишом бросился в воду, предлагая Наташе последовать его примеру, что она с удовольствием и исполнила, благо фигура у нее была в полном порядке. Целый час они резвились в озерной зеленоватой воде, сверху молочно теплой, а снизу, у дна, холодной, ключевой. Сережа даже сплавал далеко в камыши - Наташа не отважилась последовать за ним, боясь змеящихся по голому телу стеблей, - и притащил ей целую охапку белых кувшинок. Она соорудила из них им обоим венки, а себе еще и роскошные
бусы. Смотрелось, между прочим, очень красиво: нежно-белые лепестки между двух розовых кораллов. Сереже так понравилось, что он тут же, потемнев глазами, потянулся к ней горячим телом… Потом они снова купались, ели бутерброды и фрукты, дремали под солнцем, болтали, купались, курили травку - словом, удовольствий было выше крыши.
        Когда солнце стало закатываться за деревья противоположного берега, вдруг до того расхотелось возвращаться в пыльный скучный город, что хоть плачь. Сережа предложил остаться ночевать. А почему нет? Ночи сейчас теплые, и костерок можно развести. К тому же Наташа набрала с собой столько съестных припасов, что их хватит на неделю, не то что на два дня. Дозу себе на утро и шприц он захватил, так что в городе совсем делать нечего. Так и решили. Весь вечер плескались в теплой воде, добирая до конца дневные удовольствия. Потом Сережа наломал в кустах хвороста, и они разожгли небольшой уютный костерок…
        Сумерки сгустились внезапно, за кольцом света от костра - ни зги не видать. Хворост вскоре закончился, и огонек печально затух, рдея в темноте малиновыми угольками. Искать топливо в этой мгле было бесполезно, а на ощупь не больно-то много найдешь. От озера потянуло острым холодком, и Наташа накинула на плечи полотенце. Вдобавок воздух наполнился комариным зудением - а это был уже настоящий кошмар для голых рук и ног. Чудный день исчез без следа, обратившись в ужасную бесконечную ночь. Все автобусы давно ушли, а пешком до города далеко, хорошо, если к утру доберешься. Оставалось сидеть на этой жуткой черной поляне и ждать восхода. Тоска неописуемая. Тут уж накуривайся травкой хоть до тошноты, веселей не станет.
        А Сереже было хоть бы хны. Он только посмеивался и звонко шлепал на себе комаров. Видя Наташины мучения, отломил ей несколько пушистых веточек и велел обмахиваться. Но сколько ни маши, комаров меньше не становилось. Ноги, которых было особенно жаль, они просто поедом ели. Наташа уж и укутала их в Сережино полотенце, да где там уберечься. Проклятый гнус жег со всех сторон. В конце концов Наташа не выдержала и вскочила, яростно отмахиваясь двумя полотенцами.
        - Пойдем отсюда куда-нибудь! - закричала она, и ее голос далеким пугающим эхом разнесся по озеру.
        - А куда мы пойдем? - равнодушно спросил Сережа, осторожно, не отрывая губ, докуривая в кулаке последний косячок.
        - Да хоть куда! Я не могу тут сидеть как комариный донор, они меня к утру совсем сожрут…
        - Да? А меня вот почти не трогают…

«Ты их просто не чувствуешь, наркоман чертов, - со злостью подумала Наташа, сдерживаясь из последних сил. - Надо быть такой дурой, чтобы остаться тут на ночь. Завтра, если доживу, я буду просто страшилищем. Придется две недели дома сидеть, пока все волдыри сойдут. Вот тебе и отдохнула денек на природе. Ленка обхохочется, когда узнает…»
        Вышла луна, залила озеро и кусты беловатым, жутким светом. Заорали лягушки, где-то сильно плеснуло, недобро шумели вокруг деревья. Так и казалось, что из воды и кустов сейчас полезет всякая нечисть. Наташа зябко передернула плечами, с ненавистью глянула на блаженствующего приятеля, который, лежа на траве, наслаждался каждой затяжкой.
        - Ты, если хочешь, оставайся, а я пойду. Все равно куда, лишь бы подальше от воды, где нет комаров. Посижу на остановке, может, кто-нибудь будет ехать в город, подберет…
        - Ната-аш, - протянул Сережа, - ну че ты шумишь… Хочешь добить?
        Он протянул ей окурок, придурковато улыбаясь. Его бледное лицо вдруг показалось ей оскаленным черепом. Наташа стиснула зубы:
        - Нет, хватит на сегодня этого дерьма. Все, я ухожу.
        - Да подожди. - Сережа легко поднялся, крепко обнял ее за плечо.
        Сразу стало спокойнее, и она невольно прижалась к нему.
        - Ну, чего ты, девочка моя? Плохо тебе здесь? Ладно, сейчас что-нибудь придумаем. - Он нежно погладил ей волосы, поцеловал в висок. - Тут неподалеку дачный поселок, попросимся на ночлег. Или найдем пустой дом и поспим до утра. А утром все будет хорошо, поверь мне…
        Так бы слушала и слушала. Все-таки Сережа человек надежный. Если бы не занимался этой ерундой с героином, ему бы цены не было. Но пристрастили дружки-подонки… Однако Наташа непоколебимо верила, что сумеет его от этой напасти отвадить. Пока, чтобы он ей доверял, и сама травку покуривала, зная, что в любой момент может легко это дурацкое занятие бросить. Только бы он остался с ней и надел заветное колечко. А там она за него поборется, будьте уверены. Тем более что он не так уж сильно втянут, раньше по две недели обходился - и все нормально. Последнее время, правда, стал колоться чаще, и доза увеличилась. Но Наташа не пугалась трудностей. Что-что, а характер у нее был твердый, это знали все.
        - Ну, собирайся, и пошли, - скомандовал Сережа. - Сейчас устроимся в лучшем виде. А утром снова сюда, да? Лучшего места не найти.

«Утром на автобус и домой, - молча возразила Наташа, забирая сумку и полотенца. - Там сразу в ванну, а потом кремом, кремом… В другой раз такой дурой не буду. Хоть бы палатка какая была…»
        Сережа тем временем схватил ее руку и потащил девушку за собой, с шумом сокрушая кусты. Ничего не видя, кое-как прикрывая глаза от хлещущих веток, Наташа брела за ним через кустарник, то и дело опасаясь свалиться в какую-нибудь яму или напороться животом на острый сук. Однако все обошлось. Без потерь продравшись сквозь кусты, они вышли на проселочную дорогу, мягкую от пыли. Увидев блеснувший впереди огонек электричества, Наташа мгновенно ободрилась. Значит, дачный поселок не обман, и жизнь продолжается. Она отцепилась от Сережиной руки, вручила ему увесистую сумку и пошла по соседней колее, радуясь возможности идти по открытому пространству.
        - А если никто нас не пустит на ночлег? - спросила она.
        - Я же тебе говорил: найдем пустой дом и переночуем, - беспечно отозвался Сережа. - Никаких проблем.
        - А как мы в него влезем? Он же будет закрыт, - не отставала Наташа.
        - Я что-нибудь придумаю, - расплывчато пообещал Сережа.
        Ответ Наташу не удовлетворил, и тревога вновь начала наполнять ее сердце. Зря не уехали в город, ой зря…
        - Смотри, вот подходящий домишко, - сказал вдруг Сережа.
        Он указал на небольшой кирпичный домик под высокой островерхой крышей. Два его небольших оконца были темны, собаки, которой Наташа боялась больше всего, не слышно. Сережа, перекинув руку, уже открывал изнутри калитку. Наташа беспомощно оглянулась вокруг. Огонька, вселившего в нее надежду, нигде не видать, вокруг полная темнота, лишь видны смутные тени соседних, редко разбросанных домов. Куда податься? Поди допросись тут у кого на ночлег. Или спустят собаку, или, в лучшем случае, матом обложат. Наш народ не любит, когда его тревожат на ночь глядя.
        - Пошли, - почему-то шепотом сказал Сережа. - Иди за мной.
        - Ты сходи сам… - тоже шепотом возразила Наташа. - Я подожду.
        - Ладно, стой тут и никого не бойся, - кивнул Сережа. - Я быстро.
        Она осталась у калитки, а он пошел к дому, стоящему метрах в десяти от забора, прямо у черной стены лесного кустарника.

«Место какое-то бандитское, - думала Наташа, чутко прислушиваясь к каждому звуку. - На отшибе, возле самого леса. Надо было пройти дальше, в глубь поселка. Хотя никакого поселка нет, разбросаны там-сям несколько дачных домиков, вот и весь поселок. Следовало сразу двигать на остановку, могли бы поймать попутку до города. А теперь зашли к черту на кулички, до остановки пока доплетемся, будет глухая ночь. Вот так попали. Сама виновата, дура, надо было думать…»
        От дома послышался резкий стук - Наташа, едва не присев от страха, уставилась в темноту, силясь разглядеть, что там делает Сережа.
        - Эй, есть кто дома? - беззаботно закричал он, бухая кулаком в дверь.

«Зачем так орать! - испугалась Наташа. - Сейчас с топором выскочат».
        Сережа постучал еще. Судя по ответной тишине, дверь отворять никто не торопился. Окна по-прежнему были темны, хоть бы лучик мелькнул.
        - Наташа, иди сюда, - громко позвал Сережа. - Тут никого нет.
        Она вошла в калитку и опасливо приблизилась к дому, все еще ожидая неприятностей от выходки Сережи. Но нет, вроде все обошлось.
        - Нам повезло, - весело сказал Сережа, - хозяев нет, сторожа тоже.
        - А как ты попадешь в дом? - неуверенно спросила Наташа.
        - Пять сек! Тут рамы одинарные, а стекла крепятся снаружи, я уже посмотрел. Отогнем гвоздики, аккуратно достанем стекло - и все, вход свободен. Элементарно…
        - Где ты научился таким штучкам? - Его компетентность в этой области ей не понравилась. - Детективов начитался?
        - Было дело, - засмеялся Сережа, вынимая из сумки складной нож.

«Хвастун, - неприязненно подумала Наташа. - Все мужики одинаковые. Чем по чужим домам лазить, лучше бы машину починил. Были бы на колесах, как нормальные люди, сидели бы давно дома».
        Сережа тем временем позвякивал ножом у окна. Наташа чутко поводила головой, готовая задать стрекача при малейшей опасности. Оптимизм Сережи ей никак не передавался, бабье сердце чуяло беду… Да еще число это тринадцатое, зловещее. И чего дома не сиделось?..
        - Готово, - сказал Сережа, ныряя головой в проделанную дыру.
        Наташа подошла ближе, наблюдая за тем, как, извиваясь, он исчезает в черном проеме. Втянул ноги, сполз там на пол, повернулся и высунул к ней улыбающееся лицо.
        - Давай руку, - предложил он, - я тебе помогу залезть. Только не разбей стекло, оно внизу, я его утром назад вставлю…
        - Может, ты лучше откроешь мне дверь? - съязвила она.
        - Там снаружи навесной замок, - возразил Сережа. - Так что только через окно. Да не бойся, считай, что это маленькая дверь…
        - А если мне захочется пи-пи? Как прикажете выходить? В окно?
        - Ну да, об этом я не подумал, мне-то легче… А ты сейчас пописай, - рассмеялся он. - Чтоб потом не бегать.
        Наташа хоть и рассердилась на его дурацкий смех, но совету вняла и сходила за угол, обстрекав лодыжки крапивой. Надо сказать, что вокруг дома росла одна сорная трава, это Наташа заметила даже в темноте, и никакого намека на огород - усладу дачника - здесь не было и в помине. Похоже, домик недавно построили и еще не успели обжить.
        - Ну, залезай, - поторопил Сережа. - Ты знаешь, я проверил, тут даже электричество еще не проведено, так что будем располагаться в темноте.
        - Кто бы сомневался, - не удержалась Наташа, протискиваясь в окно.
        Все-таки тусклый лунный свет кое-как освещал внутренность домика, и они смогли без труда найти три дощатых топчана у стены, крытых бугристыми матрасами и байковыми одеялами.
        - Нормально, - наслаждался приключением Сережа, - лучше не придумать. До утра поспим, как люди.
        - Надо дырку чем-то завесить, а то комары налетят, - радуясь крыше над головой и подобию цивилизованной кровати, сказала Наташа.
        Проем в раме Сережа ловко заделал полотенцем, и они сразу же, по просьбе Наташи, легли спать, каждый на свой топчан. Наташа так устала, что, опустив голову на сбитую в кирпич подушку, сразу забылась в блаженной истоме. Наконец-то можно по-человечески отдохнуть…
        Но, едва начав разглядывать какой-то чудесный, цветистый сон, она с ужасом услыхала самый страшный ночной звук - комариное гудение. Вот черт, и тут достали! Никакого спасения. С трудом вылезая из сладкой дремотной тины, Наташа накрылась с головой одеялом. Лучше задохнуться от жары, чем позволить этим тварям искусать себя. Но странный басовитый гул слышался и под одеялом. Что за ерунда! Наташа рывком сбросила жаркое одеяло, приподняла голову. Нет, это не комар. Где-то рядом гудел двигатель машины. Совсем рядом.
        Наташа сбросила ноги, глянула в окно. Вдоль забора проплыли фары, показался темный силуэт легкового автомобиля - и тут же свет фар погас и затих двигатель. Машина остановилась прямо возле их дома. У Наташи пересохло во рту. Три черные тени выбрались из машины и подошли к калитке. Звякнула щеколда. Люди молчали - и от этого Наташе стало совсем жутко. Машина тем временем развернулась и ушла обратно. Люди вошли в калитку и двинулись к дому, черные, молчаливые, страшные до обморока. Наташа опомнилась и метнулась к Сереже. Закрыв ему рот взмокшей ладонью, чтоб не закричал спросонья, принялась тормошить, шепча в ухо: «Сережа, просыпайся! Просыпайся!»
        Сережа заворочался, замычал неразборчиво… Наташа сильнее вдавила ладонь, умоляя:
«Тише, тише!» и ловя ухом каждый шорох снаружи. Люди не спешили, - видно, тоже перед сном делали пи-пи. Сережа наконец очнулся, схватился за Наташину кисть, отодвигая ото рта.
        - Что случилось? - догадливо прошептал он.
        - Сюда приехали какие-то люди, - зашептала Наташа. - Они уже во дворе. Трое мужиков, страшные такие… Сережа, надо удирать…
        - Да ничего, скажем, что только на ночевку залезли, тут же красть нечего, да и на грабителей мы не похожи… - не понял он ее страха.
        - Сережа, я боюсь… - забилась Наташа в истерике. - Придумай что-нибудь… Быстрее… Иначе они нас увидят…
        - Давай в окно, - подхватился Сережа. - Вылезем втихую - и ходу.
        Он сунулся было к окну, но тут же подался обратно, едва не сбив Наташу с ног. Черные тени снаружи соединились и молча двинулись к двери. Наташа, прижимаясь к спине Сережи, ощутила, как под майкой жарко взмокла его спина. Было что-то в этих ночных людях такое, от чего и он проникся мгновенным неконтролируемым страхом.
        - Полезли на второй этаж, - отчаянно прошептал он.
        Наташа, лихорадочно соображая, подхватила босоножки, сумку и вслед за Сережей по узкой крутой лесенке стала карабкаться на второй этаж, сбивая голые пальцы ног об острые углы ступеней. Послышался приглушенный металлический стук снимаемого замка. Быстрее!
        Едва они заскочили наверх, в дом вошли гости. По новым деревянным половицам забухали тяжелые шаги, скрипнув, затворилась дверь, звякнул железный крюк, которым дверь запиралась изнутри. Люди по-прежнему молчали, и от этого было страшно втройне. Наташа вцепилась в руку Сережи и едва сдерживала знобящую дрожь. Похоже, он чувствовал себя не намного увереннее. Только бы дожить до утра, билась в ее голове единственная ясная мысль. При дневном свете все будет выглядеть совсем иначе. Возможно, и люди эти окажутся не такими страшными. Господи, кем они могут быть? А может, это обычные строители-шабашники? Строят где-то неподалеку дом, а живут здесь, чтоб далеко не ездить. Хозяин привез их на ночлег, а сам быстренько уехал в город. Мужики напахались за день на жаре, вот и молчат без сил. Думают только о том, чтоб скорей голову приклонить. И плевать им на двух заплутавших туристов, у них своих забот хватает. Чем сидеть и дрожать на этом чердаке, где не видно даже лиц друг друга, лучше спуститься вниз и все рассказать. Не звери ведь, не съедят. Смотришь, еще и пожалеют, оставят поспать до утра.
        Вдруг по стене пробежал узкий луч электрического фонарика - и Наташа отпрянула назад. Было что-то зловещее в этом безмолвном луче. Люди внизу хранили упорное молчание. Прошло несколько секунд - ни единого звука снизу. Казалось, там никого нет. Наташа затаила дыхание. Хоть бы одним глазком увидеть, что там происходит. И вдруг она поняла! Эти люди увидели полотенце на окне, не нашли стекла в раме и поняли, что в их доме кто-то побывал. И постели нарушены, до прихода чужаков они были хоть и небрежно, но застелены. И сейчас они это бесшумно между собой обсуждают. Но почему бесшумно? Может, они глухонемые? Бригада глухонемых шабашников. Если такое может быть - боже, сделай, чтобы оно так и было. А после, когда выберемся, мы будем долго смеяться. Нашли дом - а в нем одни немые. Умора…

«Никакие они не глухонемые», - осенило Наташу. Глухонемые не слышат - и потому не обращают внимания на шум, который они производят. А люди внизу двигались совершенно бесшумно - и делали это намеренно. Намеренно и привычно. А значит, и вовсе они не строители. И тот страх, который изначально испытала Наташа при их виде, не был ошибочным. Она инстинктивно почуяла, что от них исходит угроза, как от лесных хищников. Стоило только увидеть, как, крадучись, они заходят в калитку, - и все было понятно. Безобидные люди так не крадутся.
        Отступивший на минуту ужас вновь сдавил сердце ледяным обручем. Внизу послышался тихий скрип. Наташа до боли сжала руку Сережи. Он пытался ответным поглаживанием ее успокоить, но у него самого руки были холодны и заметно подрагивали. Наверное, его посетили схожие мысли. Во всяком случае, желания спускаться он пока не выказывал.
        Но люди внизу и не ждали их добровольного появления. Заскрипели ступеньки лестницы - наверх кто-то поднимался. Несчастная парочка если бы и хотела, то не смогла бы двинуться с места. Поднимающийся из черного провала человек внушал им едва ли не мистический ужас, от которого немели руки и ноги. В какой-то обморочный миг Наташе показалось, что и этот темный чердак, и люди внизу, и ее страх - все это лишь кошмарный сон, который мгновенно закончится, стоит только встряхнуться и лечь на другой бок… Но тут из темного проема выскочил кинжальный луч фонаря и ослепительно ударил ей в лицо. По-детски пискнув, она зажмурилась и закрыла лицо руками. Луч света убежал в сторону, обыскивая все углы чердака, затем снова поочередно осветил Наташу и ее спутника, быстро и бесцеремонно бегая по лицам.
        - Спускайтесь вниз, - проскрежетал грубый, лишенный эмоций голос.
        Не подчиниться этому приказу было невозможно. Цепляясь за плечо Сережи, Наташа полезла вниз. Луч фонаря упорно светил в лицо, так что двигаться приходилось исключительно ощупью. Когда ее голова оказалась ниже уровня потолка, снизу к первому фонарю присоединился второй, помощнее, отчего Наташа крепко зажмурилась, предпочитая совсем ничего не видеть, нежели терпеть это издевательство. Но все равно сквозь сжатые веки болезненно и неотрывно светило ярко-красным - и Наташа не выдержала.
        - Да уберите фонари! - крикнула она, почувствовав под ногами пол.
        Сейчас же что-то твердое резко ткнуло ей в солнечное сплетение. Разинув рот от боли и невозможности вздохнуть, она схватилась обеими руками за живот и, теряя сознание, по шершавой стене осела вниз.
        - Наташа! - вскрикнул Сережа, ничего не видя в слепящих лучах, но по исчезновению руки Наташи с его плеча догадываясь, что с ней что-то произошло. Больше он ничего сказать, а тем паче сделать, не успел, ибо жесткая рука сдавила ему горло так, что хрустнул кадык.
        Наташа хотела ему ответить сквозь звон в ушах - и не могла, парализованная острой болью и невозможностью дышать. Лишь сипела что-то неразборчиво, а что - сама не могла понять. Казалось, глотнуть бы воздуха рвущимися легкими - и другого счастья не надо.
        Невидимые за световым барьером люди перебросились отрывистыми непонятными словами. На головы пленникам надели непроницаемые полиэтиленовые мешки. Сережа, понимая, что лучше подчиниться, не стал и пытаться его скинуть. Наташа если бы и хотела, то не имела сил.
        - Кто такие? - спросил голос, от которого хотелось зарыться в землю.
        Рука, сдавившая горло, чуть разжалась, давая возможность говорить.
        - Загорали мы здесь, - прошептал Сережа. - Остались ночевать на озере, потом стало холодно, решили переночевать в этом доме…
        - Почему в этом? - немедленно отреагировал невидимый голос.
        - Потому что первый попавшийся… Я увидел, что никого нет, ну, вынул стекло из рамы и залез. Да мы до утра только хотели остаться… Мы же ничего не взяли, мы не воры, поверьте… - Голос Сережи дрожал от страха и несбыточной надежды на спасение, и Наташа, которая под своим мешком начала понемногу дышать, испытала к нему острое чувство материнской жалости.
        - Кто вас послал? - спросил голос, нисколько не смягченный его лепетом. - На кого вы работаете?
        - Господи, да ни на кого мы не работаем, - хотел было закричать Сережа, но тут же захрипел, придушенный безжалостной рукой. - Мы сами по себе… Загорали на озере… Поверьте, мы обычные люди и в ваш дом попали случайно… Да я вообще наркоман, вы посмотрите, в сумке лежат шприц и доза, и вены у меня исколоты…
        Наташа по звукам поняла, что невидимые изверги обыскивают сумку и осматривают Сережины руки. Затем они обменялись быстрыми фразами на том же непонятном гортанном языке. И вслед за тем она услыхала короткий резкий хруст. Что-то тяжелое глухо ударилось об пол возле ее ног. Машинально протянув руку, она нащупала чье-то тело. Господи, это Сережа! Не шевелится! Они его убили…
        Сильные руки подхватили ее сзади под мышки, больно и бесцеремонно вдавливаясь пальцами в боковое окружье грудей, поставили на ноги. Под подбородок просунулась жесткая ладонь, клещами охватила горло.
        - Твой друг правду сказал? - без единой интонации спросил голос.
        - Сволочи, что мы вам плохого сделали? - зарычала Наташа, от боли, обиды и ярости утрачивая чувство самосохранения. - Если вы его убили, я все расскажу в милиции…
        Послышалась короткая команда-междометие. Ее голова вдруг резко завернулась влево, послышался характерный сухой треск сломанных шейных позвонков - и второе мертвое тело мягко повалилось на первое.
        Через сорок минут к городской свалке со стороны леса подъехал темный автомобиль. Из него выбрались двое широкоплечих мужчин. Неторопливо осмотревшись, они открыли багажник, вытащили из него два трупа, мужской и женский, и поочередно, за руки и за ноги, отнесли к подножию большого холма из трамбованного бульдозерами мусора. Один остался дежурить возле машины, которая стояла несколько поодаль от трупов, второй направился разыскивать местных обитателей. Судя по тому, что вели себя эти люди чрезвычайно спокойно, хотя ночная свалка считалась опаснейшим местом для незваных гостей, в особенности ночью, можно было сделать вывод об их немалой опытности в подобного рода делах.
        Тот, что остался возле машины, потоптавшись, уселся в салон и закурил, пряча в руке огонек сигареты. Чутким ухом лесного зверя он прислушивался к ночным звукам. Пока все было тихо. Ничего. Предмет беспокойства, вернее, два предмета скоро будут погребены в этих бесконечных мусорных завалах, и никто никогда их тут не разыщет. Конечно, можно было утопить трупы в озере, с тяжелым грузом в полиэтиленовых мешках они никогда не всплыли бы на поверхность. Но был небольшой риск, что какой-нибудь случайный рыбак-спиннингист подцепит их на блесну и вытащит на берег. И тогда не миновать шумихи и расследования, поскольку трупы с переломанными шеями, лежащие в мешках, никак не похожи на обычных утопленников. Можно было сжечь этих наркоманов, это вообще идеальный вариант, но не было никаких связей с работниками крематория, где трупы отлично превращаются в бурую пыль вместе с зубами и костями, а искать контакты с местными уголовниками, чтобы через них добраться до крематория, Первый не велел, ибо изначально была поставлена задача не иметь сношений с братвой во избежание малейшей утечки информации. Оставался самый
простой и самый рациональный вариант: захоронить тела на бескрайней городской свалке с помощью бомжей-аборигенов, которые за малую мзду сделают работу быстро и чисто.
        Послышались негромкие голоса. Тот, что сидел в машине, вдавил окурок в пепельницу и вышел навстречу гостям. К нему подходили несколько человек. Впереди шел его напарник с высоким человеком могучего телосложения. В тусклом лунном свете серебром отливали его седые волосы, испитое тяжелое лицо было в глубоких волчьих складках. Видимо, это был вожак местных обитателей, ибо повадка его выдавала привычку безраздельно властвовать в своем маленьком вонючем царстве. Следом за ним шли еще пять человек, непонятного возраста, но с такими физиономиями, что мирный обыватель, случайно оказавшийся тут ночью, принял бы их за оживших мертвецов. Впрочем, все дело было в лунном свете, в котором, как известно, и обычные люди принимают порой самое жуткое обличье.
        - Ну че, где ваши жмурики? - хриплым приглушенным басом спросил седой, небрежно кивнув большой головой в знак приветствия вылезшему из машины бандиту.
        - Да вон там лежат, правее, под самой кучей, - указал рукой тот.
        - Ага. - Седой повернулся к своим подчиненным и властно махнул рукой. Ни слова не говоря, его послушная команда двинулась в указанном направлении. - Сейчас все приберем в лучшем виде, на этой свалке народу похоронено больше, чем на городском кладбище. Через недельку крысы их так объедят, что только скелеты останутся, да и те потом сгорят в пожарах. Тут у нас все время мусорок-то горит…
        - Главное, Седой, чтобы твои люди не болтали… - перебил его первый бандит. - За тем мы сюда и приехали.
        - Кабы они болтали, нас бы давно в зоне гноили, - усмехнулся Седой, показав сплошной ряд железных зубов. - Ладно, с этим понятно. Давай бабки и отваливай. Нам тут контроль качества не нужен…
        - Че-то твои руками машут, - сказал вдруг второй бандит.
        Седой обернулся. В самом деле, его люди, не желая поднимать шум, призывно взмахивали руками, подавая отрывистые звуки.
        - Ну что еще… - недовольно проворчал Седой, направляясь к ним.
        Следом за ним, переглянувшись, пошли оба бандита, усмотрев в знаках похоронной команды какой-то тревожный сигнал.
        - Ну, чего кипеш подняли? - грозно спросил Седой. - Говори, Клоп, - ткнул он пальцем в самого маленького и плюгавого мужичка.
        - Так это… - засипел тот, нервно жестикулируя пальцами. - Сказали, что тут два жмура лежат, мужик и баба, а тут ить один тока, мужик…
        Седой через его голову посмотрел на лежащий труп.
        - И правда, один только лежит… - обернулся было он к заказчикам.
        Но те уже сами, пригнув по-собачьи головы, метнулись к земле.
        - Черт, удрала, сучка, - прошипел один из них, не обнаружив труп девушки на том месте, где они выгрузили его пятнадцать минут назад.
        - Как это - удрала? - хмыкнул Седой. - Ожила, что ли?
        - Выходит, - нервно кивнул второй. - Надо найти ее… Срочно! Далеко уйти она не могла, у нее шея набок свернута. Ну, чего стоите?
        Доходяги не спешили трогаться с места, посматривая на вожака.
        - Не, на это мы не договаривались, - сказал Седой. - Запрятать по-тихому - это да, тут мы можем пособить. А насчет того, чтобы кого-то ловить, это не наше дело. Где ж ты тут ее уловишь, в темноте? Поди, чешет уже где-нибудь за пять верст отсюда…
        - Даю еще три штуки, - прохрипел тот из бандитов, который привел их сюда. - Надо ее найти как можно быстрее, ты понял? Или…
        Он не договорил, скрипнув зубами и сунув руку за полу куртки. Его напарник красноречиво придвинулся к нему, но за оружием не полез.
        - Десять штук, - сказал он тихо. - Далеко она не ушла, я был рядом и услыхал бы ее шаги. Где-то недалеко залегла, я чую. Сейчас возьмем фонари в машине и найдем ее. Ты ведь нам поможешь, Седой?
        Седой, переживший не самую приятную минуту в жизни вместе со своей порядком струхнувшей командой, для солидности секунду - но не больше - помедлил, затем согласно наклонил голову.
        - Всего пятнадцать тыщ рубликов, - сказал он. - Подходит. Неси фонари, щас в момент вашу бегунью найдем. Ванек, Степа, ну-ка, за дело. Клоп, дуй за нашими. Пускай все идут, кроме баб, да щупы волокут. А мы пока для начала поищем след, может, по следу ее найдем.
        Вооружившись фонарями, бомжи и бандиты соединенными усилиями приступили к поискам пропавшей девушки. Какой-нибудь четкий след отыскать не удалось. Трупы были брошены на разворошенный мусор, на котором след мог оставить разве что тяжелый трактор. Вскоре подошли еще два десятка людей-призраков. Было решено разделиться. Одна часть пошла прочесывать близлежащий кустарник, вторая, вооружившись длинными железными щупами, заостренными на конце, принялась концентрическим полукругом обыскивать свалку, протыкая мусор через каждый метр-полтора (примерно так они искали металл, чтобы потом сдавать его в скупку). Если сбежавшая «покойница» спряталась где-то рядом, то вопрос ее поимки был лишь делом времени.

…Наташа очнулась от удара о землю. Невыносимой болью горел затылок, все тело задеревенело, руки и ноги не шевелились. Но сознание вернулось быстро, и через минуту она ясно вспомнила, что произошло на приозерной даче. Чуть-чуть повернув голову налево, Наташа увидела прямо перед собой мертвое лицо Сережи с закатившимися под лоб глазами. Ей стало так жутко, что она поспешно отвернулась, и это резкое движение пронзило ее адской болью, от которой она едва снова не потеряла сознание. Тогда она уже более плавно, преодолевая страшную боль в затылке, повернула голову направо. Метрах в пятнадцати от нее стояла темная машина, в салоне сидел и преспокойно курил плечистый человек в черном, которого она несомненно видела возле дачи в компании еще двоих негодяев. Луна, хоть и неяркая за туманной пеленой, дала ей возможность разглядеть, что в машине только один человек, а их с Сережей никто не охраняет. То, что они находятся на городской свалке, Наташа поняла по специфической вони и горе мусора, у подножия которой она лежала. Нетрудно было догадаться о той участи, которую эти люди, или, точнее, убийцы, уготовили ей и
ее несчастному другу. Бедный Сережа… Но жалеть его она пока не имела сил. Чудом оставшись в живых, Наташа отлично понимала, что убийцы не оставят так просто лежать два трупа на видном месте. Скорее всего, сейчас явятся те, кто и займется дальнейшим и окончательным устройством судьбы двух несчастных дурачков, оказавшихся в ненужном месте в ненужный час. Ах, боже мой, ну почему сегодня с утра не пошел дождь?
        Не раскисать, приказала она себе. Что случилось, то случилось, время вспять не обратить. Теперь надо спасаться любым путем, пока есть такая возможность. Косясь на темный профиль человека в машине, Наташа перевернулась на живот. Мусор под ней оглушительно, как ей показалось, зашуршал, но ветерок дул от машины и сносил звуки в сторону. Преодолевая ломоту в затылке, от которой голова невольно уходила влево, Наташа закрыла глаза Сереже, тронула губами его холодную щеку и медленно, сантиметр за сантиметром, поползла вдоль подножия мусорной горы. Она не знала, сколько у нее есть времени, чтобы спрятаться от тех, кто станет ее искать, но вряд ли она располагала большим запасом. Надо было спешить с выбором убежища. Вскочить бы и кинуться наутек… Но она чувствовала, что не только бежать, но даже стоять вряд ли сможет без посторонней помощи. Хорошо еще, что можно ползти. Шейные позвонки серьезно повреждены, у нее как минимум компрессионный перелом, а с такими травмами люди неподвижно лежат в гипсовом корсете на больничной койке. Наташе повезло, что убийца, свернувший ей шею, не сделал поправку на гибкость
женского тела. Впрочем, о везении говорить было еще слишком рано…
        Наташа видела густые кусты неподалеку. Доползти до них и попытаться спрятаться там? Заманчиво, но ненадежно. Далеко уползти в густых зарослях не удастся, а в темноте вообще можно перепутать направление и податься не в ту сторону, например, к той же машине. Нет, если где и искать спасение, то только в мусоре.
        Преодолев ползком метров десять, Наташа увидела небольшую щель в сплошном мусорном месиве. Щель находилась в метре от земли. Считая про себя секунды, чтобы не слишком резко дергать головой, Наташа обернулась на человека в машине. Тот по-прежнему сидел в салоне, и Наташа решилась подняться с земли. Привстав на колени, преодолевая дурноту, она руками принялась расширять намеченное углубление. Тут же звякнуло стекло, зашуршала бумага… Она присела, с ужасом ожидая, что из машины сейчас выскочит убийца и прибежит на звук. Но нет, тот даже не шевельнулся. Видимо, она сильно преувеличивала громкость поднятого шума. Да и ветерок, дувший от машины, играл ей на пользу. Наташа сунула обе руки в щель, образовавшуюся благодаря лежавшей наискось большой деревянной панели - дверцы старого шкафа, - и полезла головой вперед в рыхлое вонючее мусорное чрево. Оно упорно не хотело расступаться, придавливая и засыпая ее чем-то холодным и скользким, но Наташа, отплевываясь от мерзкой шелухи, забивающей ей рот, залезала все глубже и глубже, как крот в спасительную нору. Теперь с трех сторон - с четвертой была
благословенная поверхность двери - ее окружал сплошной мусор. Ее волосы были забиты мусором, под майкой и под короткой юбкой был мусор, лицо упиралось в мусор, ее голые руки и ноги до самого паха были измазаны во что-то осклизлое - и от едкой вони гниющих отходов тошнота подступала к самому горлу. Но она старалась не обращать на это внимания, ибо спасение жизни стоило того, чтобы терпеть любые, и не только такие, неудобства, и остановилась только тогда, когда влезла метра на два в глубь своей импровизированной пещеры. Напоследок она движениями ног, вслепую, разворошила за собой мусор, чтобы скрыть щель, видимую снаружи. И едва успела поджать ноги, как послышались чьи-то голоса. Все, теперь надо лежать и не шевелиться.
        Она почти ничего не слышала, придавленная горой мусора, но без труда могла догадаться, что, не обнаружив ее трупа, убийцы начнут самые интенсивные поиски беглянки. Да, верно, вот послышался чей-то возбужденный голос, потом стало тише, голоса будто удалились. Но через несколько минут вдруг приблизились настолько, что у Наташи ледяной озноб прошел по позвоночнику. Люди, которые хотели найти ее и убить, вернее, добить, стояли совсем рядом со щелью. Наташа слышала, как они совещались и делились на группы. Какое счастье, что она позаботилась о том, чтобы хоть как-то замаскировать свой лаз. Если бы те, кто ее искал, увидели щель и сунули туда руку, они вытащили бы ее за ногу, как дождевого червяка из норки.
        Вскоре подошли еще люди - постоянные жители свалки, знающие ее как свои пять пальцев, привыкшие лазать по ней с утра до вечера в поисках поживы. Наташа слышала, как они карабкались по склону мусорной горы, под которой она лежала. Вдруг какой-то шипящий звук прошел вдоль самой ее головы. Она едва не вскрикнула и не дернулась в сторону, что сразу бы выдало ее преследователям. Это был заостренный железный щуп, которым девушку едва не проткнули. Щуп с шипением ушел вверх, но через полметра снова с силой пронзил мусор, и, если бы не прикрывающая спину Наташи дверь от шкафа, по которой он скользнул и ушел в сторону, ее смерть наступила бы через минуту.
        Спустя четверть часа голоса и шум приминаемого ногами мусора вроде бы попритихли. Наташа начала потихоньку думать, что самое страшное позади. Вряд ли эти люди будут прочесывать свалку дважды, на это у них просто не хватит людей и времени. Сейчас ей надо тихо полежать здесь еще пару часов, затем выбираться наружу, а там кустами, кустами - подальше отсюда. Шея хоть и болела, но все же не настолько, чтобы от этой боли терять сознание. Все-таки позвоночник, скорее всего, цел, но сильно пострадали связки и мышцы. Но ничего, это не смертельно, через месяц пройдет. Еще можно успеть на юг съездить, поправить здоровье… Но тут Наташа вспомнила, что Сережа мертв, а стало быть, никуда она не поедет… Да и эти убийцы вряд ли так просто оставят ее в покое. Господи, куда от них спрятаться? В милицию? Не слишком надежное убежище. Разве что навсегда остаться в этой норе…
        Вдруг снова послышался какой-то шорох. Наташа сжалась, думая, что это вернулись преследователи. Но шорох шел не сверху, а изнутри и как бы со всех сторон. Что такое? Она почувствовала легкие, быстрые прикосновения к рукам и ногам, словно ее кто-то щекотал. Сначала она не поняла, решив, что тело затекло и от этого по нему побежали мурашки. Но когда ей в ухо и в лоб, попискивая, ткнулась холодная усатая мордочка, она едва не издала истошный вопль неописуемого ужаса. Крысы! Все, что угодно, только не это. Она закусила край ладони до крови, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не забиться в истерике…
        Привлеченные непривычным для этого времени суток шумом, крысы примчались по своим тайным тропам, чтобы утолить любопытство, которым эти зверьки обладали, наверное, в большей степени, чем любое другое создание, - женщины, разумеется, не в счет. Наташа чувствовала, что ее обнюхивают и исследуют со всех сторон бесцеремонные маленькие твари, обмениваясь между собой короткими деловитыми сигналами. Цепенея от ужаса, едва не теряя рассудок в этой жаркой вонючей тьме, наполненной зловещим шорохом и писком, она ждала, что вот сейчас они накинутся на нее всей стаей и начнут жадно пожирать. Но ничего такого не произошло. На городской свалке крысы благоденствовали, еды, самой разнообразной, было тут вдоволь, и нападать без особой нужды на живого человека, который мог оказать яростное сопротивление, они не собирались. Явились они только лишь для того, чтобы получить информацию и некоторым образом развлечься. Установив, что опасность им не грозит, они так же быстро умчались прочь, как и явились, возможно, даже посочувствовав бедняжке, которая оказалась в положении, столь понятном всему крысиному племени.
        От пережитого кошмара, от слабости и невозможности даже шевельнуться Наташа впала в состояние, похожее на забытье. Сколько она лежала, неизвестно, время на какой-то срок перестало для нее существовать. Но очнулась она оттого, что ноги начали сильно зябнуть. Придя в себя, Наташа сообразила, что близится рассвет. Некоторое время она прислушивалась. Кажется, рядом никого нет. Надо торопиться, пока не стало светать. Девушка кое-как вылезла из своей норы и на четвереньках, то и дело припадая к земле, поползла к темнеющему кустарнику…

11 июня 2003 г., Лондон
        Лев Осипович Бирчин принимал важного гостя в своем лондонском особняке. Стояло нежнейшее утро, прозрачная голубоватая пелена укрощала жар уже высоко поднявшегося солнца, легкий ветерок, принесенный с моря, был свеж и благоухан, ибо к нему примешивались ароматы розовых кустов, окружавших дом по всему периметру. Лев Осипович обожал розы, и в выборе этого дома немалую роль сыграл тот факт, что несколько поколений предыдущих хозяев с британским педантизмом культивировали здесь выращивание роз - королевы всех цветов. Правда, обладание столь пышной и многоцветной - около сорока оттенков! - коллекцией увеличило стоимость особняка на добрый десяток миллионов фунтов, но Лев Осипович, совершенно очарованный, не стал даже и торговаться, о чем впоследствии нисколько не жалел. Ведь, как уверяли его знатоки, некоторых экземпляров не было даже у самой Елизаветы, страстного и самого знаменитого цветовода.
        Стол на две персоны был накрыт во внутреннем дворике, эдаком древнегреческом атриуме, искусно подправленном ультрасовременным городским дизайном. Впрочем, было тут довольно уютно и тенисто. И, что самое главное, совершенно безопасно в плане защиты от прослушивания наружными группами наблюдения, которые денно и нощно вели слежку за каждым шагом Льва Осиповича и всех его гостей. Наблюдение было столь плотным и профессиональным, что в доме проводить важные переговоры считалось небезопасно, ибо мощнейшие лазерные считыватели могли, невзирая на противодействие, уловить некоторые ключевые слова даже через пуленепробиваемые стекла. А так как гости Льва Осиповича приезжали к нему не только лишь из одних дружеских чувств, то и все деловые переговоры велись либо в атриуме - в хорошую погоду, либо в обширном винном погребе - в плохую.
        Лев Осипович дожидался гостя за столом. Дважды он машинально глянул на часы, во второй раз недовольно поморщившись. Ну сколько можно развлекаться с горничной? Кажется, серьезный человек, и намерения весьма масштабные, а вот от хорошенькой попки не может оторваться уже часа два. Лиза, конечно, девица соблазнительная, да и гость - мужчина в соку, плюс горячая кавказская кровь… Но всему же есть предел, пора обратиться к делам. Лев Осипович налил себе каплю джина, выпил, глянув на часы в третий раз. Ладно, в конце концов, гость человек непростой, можно потерпеть. Да и Лиза сумеет сообщить о нем немало важных сведений, тут она специалист неоценимый, за что и получает весьма приличное жалованье.
        Лев Осипович был одет, несмотря на солнечную погоду, в черные брюки и темно-синюю шелковую сорочку, что, в общем, шло к его невзрачной лысоватой наружности сутулого конторского служащего. Он любил все темное, таинственное, сакральное, и планы его - как правило, планы мести ненавистной, осудившей и изгнавшей его России, - носили всегда некий божественный «сакральный» характер. Заработав благодаря наследственной подвижности ума и невероятной удаче миллиарды долларов в дикой неповоротливой России, он хотел осчастливить ее и сделать самой могущественной страной в мире. Но его намерения были поняты превратно, его поспешили обвинить во всех смертных грехах и спустить на него всех собак. Слава богу, есть цивилизованные страны, где богатые люди могут чувствовать себя в безопасности от российского правосудия - сумасшедшее словосочетание. Но Лев Осипович обиделся до глубины души и поклялся сделать все, что в его силах, чтобы тем, кто ошельмовал и изгнал его, не сиделось спокойно в их мягких креслах. Осуществить месть было нетрудно, ибо Россия напоминала огромное животное, сплошь изъязвленное маленькими, но
очень болезненными ранками. Стоило хоть немного разбередить одну из них - и зверь начинал мучительно корчиться от боли. А если несколько ранок превратить в одну кровоточащую язву, кто знает, не сойдет ли зверь с ума и не бросится ли от отчаяния в пропасть, где сломает себе хребет?
        Наконец в дверях показался долгожданный гость. Это был высокий сорокапятилетний мужчина в легком светлом костюме от Версаче и белой сорочке без галстука. Одежда безукоризненно сидела на его широких плечах. Вообще сразу было заметно, что своей внешности он уделяет немало времени. Ровный «швейцарский» загар, тщательно подстриженная холеная бородка, отполированные ногти, хронометр от Картье, бриллиантовые запонки, заказная обувь - все изобличало в нем привычку к дорогим вещам и роскошной жизни. Его земляки в далекой Чечне жили куда скромнее, хотя делали для независимости своей маленькой гордой республики куда больше.
        - Прошу, Магомед, - уважительно привстав, Лев Осипович указал на стул напротив себя. - Как отдохнули?
        - Спасибо, хорошо, - ответил Магомед, садясь в удобное плетеное кресло и широко раздвигая ноги.
        - Кофе?
        - Не откажусь, - важно наклонил массивную голову гость.
        Лев Осипович сделал жест лакею, стоявшему в трех шагах от стола. Вышколенный до автоматизма робота, тот бесшумно приблизился и налил гостю кофе из серебряного кофейника в маленькую фарфоровую чашечку - старинный китайский сервиз. Магомед и бровью не повел в его сторону, привыкший с детства не обращать внимания на рабов, которые делали в доме всю работу с незапамятных времен. Даже во времена так называемого социализма у его отца жили три бича из русских пьяниц, отловленные где-то у моря, и маленький Магомед и его братья имели право безнаказанно пинать и бить их за малейшую провинность как бессловесных животных. Лев Осипович, который замечал абсолютно все, не мог не позавидовать этому врожденному, хоть и несколько грубоватому аристократизму. Сам он был типичным разночинцем по происхождению и воспитанию и долго не мог избавиться от привычки говорить на каждом шагу «спасибо» собственным слугам за то, что они обязаны были делать по роду своей службы, оплачиваемой, кстати, очень даже щедро. Один только этот лакей и по совместительству мажордом, коренной лондонец по имени Стивен, обходился ему в десять
тысяч фунтов в месяц. Охрана же съедала поистине баснословные суммы…
        - Поговорим с глазу на глаз, - лениво заметил Магомед.
        - Да, да, конечно, - согласился Лев Осипович, сам не понимая, почему он заискивает перед этим спесивым горцем, который существует на его деньги да еще обеспечивает ими всю свою нищую родню. - Можете быть свободны, Стивен, - сказал он по-английски лакею.
        Тот важно наклонил голову и с достоинством удалился, дав Льву Осиповичу повод подумать о том, что из этих двоих «аристократов» лакей несомненно считает себя куда более важной персоной. Эта мысль его развеселила, и он взглянул на своего гостя благодушнее.
        - Вчера вы сказали, что существует некий план… - осторожно начал Лев Осипович. - Насколько я понял, это не просто очередное банальное нападение на колонну федеральных войск?
        - Нет, это не банальное нападение на федералов, - слегка улыбнулся Магомед, изящным движением поднося ко рту чашечку с кофе. Он не торопясь отхлебнул, легким движением бровей одобрил кофе и еще раз отхлебнул. Лев Осипович вынужден был сдерживать свою порывистость и терпеливо ждать дальнейших слов гостя, по опыту зная, что в вопросах этикета кавказцы бывают медлительнее эстонцев.
        Магомед поставил чашечку и достал из внутреннего кармана пиджака золотой портсигар с какой-то мудреной монограммой. Полюбовавшись портсигаром, он извлек из него тонкую сигару, специальным ножичком-гильотиной отсек у ней кончик и неспешно раскурил, пуская ароматный дым тонкой струйкой и явно этим наслаждаясь.

«Если бы я так вел свои финансовые дела, я бы уже стал банкротом, - подумал Лев Осипович, наливая себе кофе и торопливо его выпивая. - Слава богу, что мы партнеры только в побочном бизнесе».
        - Хотя не стоит забывать, что партизанские вылазки приносят немалую пользу нашему делу, - наставительно сказал Магомед. - Это не позволяет русским думать, будто мы сдались на их милость, а кроме того, дает возможность молодым бойцам и наемникам тренироваться в реальном бою и поддерживать себя в боевой форме.
        - Само собой, вы правы, - закивал Лев Осипович, - и я не собираюсь оспаривать ваши утверждения. Я просто хотел сказать, что если не будет более глобальной перспективы, чем обычная партизанская война, то все дело сопротивления может затихнуть само собой…
        - Наше сопротивление русским собакам никогда не затихнет, - заявил Магомед, - этого они не дождутся. Пока будет жив хоть один чеченец, он будет продолжать великую борьбу против неверных и прольет столько их крови, сколько сможет.
        Лев Осипович опустил глаза и прикусил губу, чтобы не показать, как ему надоели эти пышные тирады. Хоть он и питал к России не меньшую ненависть, чем его гость, все же она была далеко не столь кровожадной и непримиримой, ибо подоплека войны носила совсем иной характер. Не раз в своих сокровенных мечтах Лев Осипович думал, что позвони ему лично президент Путин - телефончик лондонский наверняка ведь известен - и предложи эдак задушевно мировую и, в качестве компенсации за все страдания, какой-нибудь скромный министерский пост для начала, - эх, бросил бы к чертям собачьим эту респектабельную, скучную до сведения скул заграницу и в тот же день рванул бы туда, где так заманчиво и мощно кипит самая бешеная, веселая и настоящая жизнь. И даже часть своих капиталов не пожалел бы кинуть в этот котел… Но Путин, увы, не звонил, и Лев Осипович вынужден был мириться и с нравами, и с речами своих кавказских партнеров, поскольку основные их задачи пока во многом совпадали.
        Магомед там временем занялся поглощением фиников, тщательно выбирая самые спелые плоды. На нетерпеливость хозяина он не обращал ровно никакого внимания. Откушав фиников, закусил бананом, выпил еще чашечку кофе, которую, за отсутствием лакея, поспешил налить ему Лев Осипович, и только тогда соизволил продолжить речь.
        - Шейх Абдулкарим разработал подробный план по захвату городского поселка и прилегающей к нему долины и провозглашению там независимой территории, контролируемой воинами Ичкерии.
        - Ого, - несколько опешил Лев Осипович, - это уже интересно.
        - Все детали операции подробно разработаны. Мы нанесем удар тогда, когда русские этого не ожидают. Обычно они принимают повышенные меры безопасности накануне и во время своих праздников. Зачем нам лезть на рожон? Мы подождем, когда станет совсем тихо. Это случится примерно в середине лета, когда все их начальники и генералы разъезжаются по отпускам на далекие и дорогие курорты.
        - Но ведь не все разъезжаются по отпускам, - заметил Лев Осипович. - Основные силы все равно контролируют территорию Чечни… прошу прощения, - Ичкерии. Как вы хотите осуществить захват целого города? Федеральные войска теперь несут службу гораздо лучше, чем во времена первой войны, когда подобные операции осуществлялись без труда.
        - Мы обманем неверных, - важно заявил Магомед. - Мы захватим этот Заречный - таково русское название поселка, не снаружи, а изнутри. Мы назовем его Дудай-Мартан, и от него начнется новая волна великой освободительной борьбы. Это будет самая лучшая наша операция.
        - Не сомневаюсь в этом, - буркнул Лев Осипович. - Хотя я не совсем понял, как вы собираетесь захватывать поселок изнутри. Ведь там наверняка поблизости стоит воинская часть, а рядом еще несколько, в поселке есть милиция из местных предателей. Наконец многочисленные агенты ФСБ загубят на корню весь ваш блестящий план.
        - Осуществить его будет не просто, - согласился Магомед, лениво щипля виноградную кисть. - Но возможно. Аллах нам поможет. Уже проведена предварительная работа. Кстати, милиция в Заречном почти вся состоит из бывших боевиков. Бывших - это русские так считают. На самом деле это наши самые преданные воины, которые по заданию шейха несколько месяцев назад якобы сдались федеральным властям. Так что здесь наши позиции самые сильные.
        - Но какими силами вы хотите захватить и удерживать поселок? Одной лишь милицией? Кстати, сколько населения в нем проживает?
        - Около пяти тысяч. И это еще не все, ибо туда прибывают все новые и новые жители. Поселок этот быстро строится, туда съезжаются сотни строителей. Вот на этих строителей мы и рассчитываем…
        - Продолжайте, - прищурился Лев Осипович, вдруг начиная понимать, что план шейха Абдулкарима действительно весьма интересен.
        - Вербовкой и доставкой строителей занимаются наши люди. Даже ФСБ не обращает на них особого внимания. Мы этим воспользуемся. В день «Ч» вместо мирных строителей появятся обученные бойцы, которых в городе сосредоточится до тысячи человек. Это большие силы, учитывая, что вооружены они будут самым современным оружием и прикрыты тысячами мирных жителей. Русские не осмелятся атаковать город. Они не рискнут обречь на смерть такое количество женщин и детей. Кроме того, в качестве заложников будут захвачены наблюдатели от ОБСЕ. Так что Путина мы заставим принять все наши условия.
        - А откуда там возьмутся наблюдатели от ОБСЕ? - вытирая платком лысину, спросил Лев Осипович. - Да еще в нужное время?
        - Вы их нам организуете, - невозмутимо ответил Магомед.
        - Допустим… - кивнул Лев Осипович. - Хотя это будет непросто, я постараюсь сделать все, что в моих силах…
        - Постарайтесь, - отчеканил Магомед. - От этого во многом зависит успех всей операции. Россия не посмеет пренебречь безопасностью видных европейских политиков. На нее надавит весь мир, в том числе и Америка. Мы поставим Россию на колени и заставим выделить нам независимую область. А далее к нам присоединится часть Дагестана и Ингушетии, мы провозгласим независимое мусульманское государство и уже никогда не отдадим его русским. Все ошибки прошлого будут учтены и исправлены. Нам обеспечена поддержка всего мусульманского мира. Кстати, уважаемые люди в Дагестане и Татарстане очень внимательно будут наблюдать за этой операцией. Если у нас все получится, может, и они поднимут у себя священное знамя джихада.
        - Да-а, замысел неплохой, - протянул Лев Осипович. - Скажите, Магомед, а эти строители, то есть замаскированные бойцы… Ведь до того, как начнется операция, они должны будут работать на стройках, и работать квалифицированно, иначе их сразу заподозрят агенты ФСБ. Там ведь не дураки служат, имейте в виду…
        - Мы тоже не дураки, - усмехнулся Магомед. - По всему миру идет отбор нужных людей. В лагерях для подготовки боевиков наши друзья ищут для нас тех, кто в прошлом имел строительную специальность. По надежным каналам их уже переправляют в Заречный. Так что до начала операции все бойцы будут работать как настоящие строители, и ни один фээсбэшник ничего не заподозрит.
        - Мудро, - кивнул Лев Осипович. - Я вижу, уважаемый шейх очень тщательно потрудился над разработкой всех деталей.
        - Да, но и это еще не все. Из лагерей беженцев в Заречный в первую очередь направляются те женщины, чьи мужья, отцы и братья погибли от рук русских захватчиков. Все они готовы взять в руки оружие или оказать любую помощь бойцам. Если дойдет до военных действий, то весь город будет сражаться, как один человек. Пусть весь мир знает, что мы все готовы погибнуть за независимость Ичкерии.

«Ты-то в это время будешь разъезжать в роскошном лимузине по тишайшей Европе», - невольно подумал Лев Осипович и спросил:
        - А кто возглавит операцию? Для столь значительной задачи и фигура нужна подходящая. Ведь, чтобы поднять знамя борьбы, нужен не просто смелый и решительный человек. Чтобы подчеркнуть масштаб происходящего, нужен человек-легенда, человек-символ, тот, кто широко известен не только в России, но и во всем мире. Честно говоря, такого человека я пока не вижу… Все известные полевые командиры погибли либо находятся за решеткой, а те, что остались, вряд ли смогут пробраться в Заречный, ведь не секрет, что каждый их шаг известен российским спецслужбам. Как только Шамиль или Мосхадов направятся в Заречный, федералы насторожатся и предпримут контрмеры.
        - Шейх продумал и этот момент, - спокойно парировал Магомед. - Вы правы, нам действительно понадобится легендарная личность, человек, лично знавший Джохара и заслуживший уважение земляков в беспощадных боях с русскими. И такой человек у нас есть.
        - Кто же он, если не секрет? - торопливо спросил Лев Осипович.
        - Руслан Мадуев, - доставая портсигар, ответил Магомед.
        - Как? - опешил Лев Осипович. - Насколько я помню, в прошлом году он был приговорен к пожизненному заключению и теперь находится в тюрьме под самым бдительным надзором, какой только можно представить. А россияне, несмотря на свое знаменитое раззвездяйство, умеют сторожить своих пленников, особенно таких, о-очень хорошо…
        - Пускай сторожат, - небрежно махнул рукой Магомед, - что им, собакам, еще делать? А мы его оттуда заберем.
        - Вы так легко говорите, уважаемый Магомед, как будто речь о заурядном уголовнике. Вы, наверное, не понимаете…
        - Все мы прекрасно понимаем! Да, задача нелегкая. Ведь даже где находится Руслан, точно неизвестно. Вся информация об этом строго засекречена, на уровне государственной тайны. Но вы забыли одно, уважаемый Лев Осипович: государственные тайны охраняют обыкновенные люди, а некоторые из них очень любят деньги.
        - Тут вы, конечно, правы, - остывая, согласился Лев Осипович. - Но все-таки уровень этой информации таков, что весьма непросто найти нужного человека, даже за очень большие деньги.
        - Мы его уже нашли, - снисходительно улыбнулся Магомед. - Он маленький человек, и принести нам нужную информацию списком либо на дискете он не имеет возможности. Более того, он даже не имеет доступа к интересующей нас информации, потому что контроль там действительно очень жесткий. Она настолько секретна, что ее не рискуют хранить даже в памяти компьютера, чтобы случайный взлом или вирус не нанес ущерба государственной тайне. Интересующие нас списки существуют только на бумаге, и владеют ими только высокопоставленные чины. Но зато эти списки перемещаются из одного высокого кабинета в другой при помощи так называемой фельдъегерской службы, то есть гонцов, а уж отловить такого гонца мы сумеем, был бы известен день и час его перемещения…
        - Но что вам даст информация о том, в какой тюрьме содержится Руслан? - возразил Лев Осипович. - Взять ее приступом вы не сможете, подкупить всю охрану - тоже, поскольку там работает система кругового стукачества, и ваши намерения станут известны Москве до того, как вы договоритесь с нужными людьми.
        - А мы и не собираемся никого подкупать, - снова усмехнулся Магомед. - Здесь мы будем действовать по-другому, а именно: узнав, кто лично служит в охране Руслана, мы возьмем в заложники семью этого человека и потребуем, чтобы он вывел Руслана из тюрьмы.
        - Здорово! - откинулся на спинку стула Лев Осипович. - Вот это лихо. А ведь знаете, может сработать. Если, конечно, в Москве все будет сработано чисто. А вы не боитесь, что, когда документы у фельдъегеря будут перехвачены, ФСБ сумеет разгадать ваши намерения?
        - Не боимся. Мы направим их по ложному следу. Пусть побегают.
        - Отлично! - прищелкнул пальцами Лев Осипович. Игрок по своей натуре, он почувствовал, что в этой игре у него есть определенный шанс на победу. - Уважаемый шейх Абдулкарим - очень мудрый человек.
        - Кстати, после того, как Руслан будет освобожден, нам, скорее всего, срочно понадобится самолет, чтобы быстро и безопасно переправить его в Ичкерию, - сказал Магомед. - И вы нам здесь сможете помочь.
        - Напомню вам, что я уже не являюсь владельцем Аэрофлота, - кисло улыбнулся Лев Осипович. - Так что кроме материальной помощи…
        - Зато ваш друг, депутат Государственной Думы Травкин, является владельцем личного самолета, который благодаря его статусу может беспрепятственно летать по всей стране, - перебил его Магомед. - Вот на его самолете мы и переправим Руслана. Кстати, вызов фельдъегеря в назначенный час должен организовать тоже он.
        - Я вижу, вы предусмотрели все, - развел руками Лев Осипович. - С Иваном Петровичем у нас действительно очень близкие отношения, и, в случае необходимости, я думаю, что смогу убедить его предоставить вашим людям свой самолет. А также попрошу его затребовать нужную документацию в Думу. Естественно, не посвящая его в суть дела.
        - Естественно, - согласился Магомед. - Не стоит укорачивать ему жизнь, он такой достойный человек. Как говорится у вас, у русских, меньше знаешь - крепче спишь.
        Он вдруг раскатисто захохотал, обнажая два ряда великолепных белых зубов. Вежливо улыбаясь, Лев Осипович с немалой долей зависти смотрел на своего развеселившегося гостя. Счастливый человек! По сути, никаких душевных переживаний и хлопот, сплошное наслаждение жизнью. Научиться бы так жить, смело, напористо, безоглядно. Так ведь нет, поедом едят мыслишки, не дают ни на минуту почувствовать самое главное удовольствие бытия - истинный душевный покой. Нет его и, видимо, никогда не будет. Так уж устроен, ничего не поделать. Да если бы и захотел пожить спокойно, недруги все равно не дадут. Достанут в любом месте, будут преследовать до последнего вздоха, точно он украл и присвоил их жалкое, наворованное имущество. И при воспоминании о недругах Лев Осипович помрачнел и потянулся к бутылке с джином.
        - Кстати, Лев Осипович. - Успокоившись, Магомед достал из кармана сложенный листок бумаги и положил на стол. - Вот примерная смета расходов. Ознакомьтесь, пожалуйста, и дайте ваш ответ.
        - Хорошо, - ответил Бирчин, беря листок. - Когда нужен ответ?
        - Вчера, - блеснул на него черными шальными глазами гость.

12 июня 2003 г., Подмосковье
        Майор Гришин на черной служебной «Волге» подъехал к высоким металлическим воротам и остановился. По небольшому взгорку в обе стороны от ворот тянулся сплошной трехметровый бетонный забор, теряясь закругленными оконечностями в лесном массиве. Тройной ряд особой колючей проволоки, по которой круглосуточно был пропущен ток высокого напряжения, стальным венцом шел поверх забора.
        Из будки КПП вышел рослый подтянутый прапорщик с погонами внутренних войск, дотошно изучил удостоверение Гришина, хотя отлично помнил его в лицо, и дал отмашку тому, кто сидел в будке.
        - Как служба, прапорщик? - спросил Гришин, намекая на курортное расположение этой столь тщательно охраняемой территории.
        - Идет, - односложно и хмуро ответил тот, уходя в будку.
        Тут не полагалось много разговаривать, даже с теми, кто входил в круг допускаемых сюда лиц. Одобрительно улыбнувшись широкой спине прапорщика, Гришин дал газ и медленно въехал в открывшиеся ворота. Будучи рьяным служакой по призванию, он любил, когда должностные обязанности исполнялись в строгом соответствии с инструкциями.
        По идеально асфальтированной дороге, вдоль которой росли вековые сосны, Гришин медленно двинулся в глубь территории. Примерно метров через двести деревья расступились, и «Волга» выехала на небольшую площадку-автостоянку, у которой был расположен типовой гостиничный комплекс. Несколько поодаль от гостиницы виднелись аккуратные деревянные коттеджи, к которым вели ровные дорожки со свежевыбеленными бордюрчиками. Клумбы по бокам автостоянки радовали глаз веселым, но не слишком ярким цветочным узором. В траве среди сосен не было ни сучка, ни шишки. В целом все здесь напоминало обычный санаторий из прежних времен, где стараниями радетельного директора поддерживается безупречный порядок.
        Оставив машину на стоянке, на которой стояли три «Волги» и два сверкающих хромированными частями армейских «УАЗа», Гришин направился к гостинице, с наслаждением вдыхая терпкий густой аромат напоенного солнцем соснового бора. Так и хотелось стащить с шеи галстук, зашвырнуть его куда подальше вместе с пиджаком, разуться и по теплой травке босиком махнуть на речку. Да уж куда там, махнешь. Как говорится, пошел на службу - терпи и нужду. Река хоть и манит, но пока не до нее. Дело появилось столь неотложное, что Гришин рванул сюда прямо из Москвы, не дожидаясь, когда генерал Антипов, его непосредственный начальник, вернется на службу после десяти суток отдыха, которыми ему высокое начальство разрешило воспользоваться для поправки здоровья вместо законного месячного отпуска.
        На первый взгляд у гостиницы и вокруг нее было совершенно безлюдно. Но вот вдали мелькнул силуэт человека в шортах и майке, там прошли по дорожке еще двое. В курилке, расположенной в кустах за автостоянкой, сидело несколько чистеньких солдатиков - водители и обслуживающий персонал гостиницы. Но разговаривали они довольно тихо - не громче шума ветра, - ибо находящиеся здесь на отдыхе важные персоны не любили, когда тишину нарушали слишком громкие звуки человеческой речи. Черные глазки камер слежения, закрепленные по всему периметру гостиничного комплекса, отмечали каждый шаг его обитателей. В отдалении слышались редкие, едва уловимые хлопки, которые опытное ухо Гришина сразу квалифицировало как выстрелы из охотничьего ружья. В общем, жизнь тут если не кипела, то шла в своем отлаженном, благоустроенном ритме, и ритм этот вполне устраивал тех, кто проживал здесь временно или постоянно.
        Не успел Гришин подойти к дверям гостиницы, навстречу ему вышел прапорщик в погонах внутренних войск, почти близнец того прапорщика, который встретил Гришина у ворот. Этот, правда, смотрел чуть приветливее. Наверное, проход главного кордона автоматически давал гостю право на некоторое подобие местного радушия.
        - Добрый день, - кивнул Гришин, протягивая удостоверение.
        - Добрый день, - эхом отозвался прапорщик, внимательно, если не сказать въедливо, изучая удостоверение.
        - Где я могу найти генерала Антипова? - спросил Гришин.
        - Товарищ генерал на стрельбище, - немедленно ответил прапорщик, возвращая
«корки». - Вас проводить или подождете у нас в холле? Он скоро вернется. Может, вы хотите связаться с ним по телефону?
        - Лучше я прогуляюсь по лесу, - сказал Гришин. - Хоть я и приехал по делу, но особенной спешки у меня нет. Пускай товарищ генерал спокойно закончит стрельбу, зачем лишать его такого удовольствия?
        - О да, для него это большое удовольствие, - позволил себе вежливую улыбку прапорщик. - Стреляет он как заправский спортсмен. Подождите минуту, сейчас я вызову бойца, он вас проводит на стрельбище.
        - Спасибо, прапорщик, дорогу я знаю, - остановил его Гришин.
        - Сейчас прямо, потом по дорожке налево и по указателю…
        - Да-да, я помню, спасибо. - Гришин кивнул и двинулся к лесу.
        Некоторое время прапорщик смотрел ему в спину, точно сомневаясь, следовало ли отпускать гостя без сопровождения, затем достал сигареты и лениво поплелся в курилку, все еще ловя взглядом теряющийся среди деревьев и солнечных пятен силуэт Гришина.
        По мере того как майор приближался к стрельбищу - а шел он не спеша, вовсю наслаждаясь короткой возможностью подышать чистейшим целебным воздухом, - звуки выстрелов становились слышнее. Пах - раздавался одиночный выстрел. И спустя какое-то время тишину нарушали два выстрела подряд: пах-пах. Потом небольшой перерыв - стрелки перезаряжали ружья, - и снова: пах, пах-пах.
        Гришин свернул по указателю и вышел к стрельбищу. Это была большая поляна, замыкаемая высоким холмом, в сторону которого и велся огонь. Домик для отдыха и хранения снаряжения, кокетливо выкрашенный в цвета летнего камуфляжа, находился у самого входа на стрельбище. Чуть дальше располагался огневой рубеж, у которого на удалении метров в пятьдесят друг от друга стояли всего два стрелка, что было неудивительно, учитывая полуденную жару. Они только что сделали очередные выстрелы и, переломив ружья, вставляли патроны.
        Из домика выскочил теперь уже лейтенант и, хотя был предупрежден о подходе гостя, счел нужным также проверить удостоверение Гришина.
        - Товарищ генерал стоит вторым номером, - мельком взглянув в документ, сказал лейтенант, явно торопясь обратно в дом, где он, судя по крошке хлеба в углу рта, как раз перекусывал.
        - Я вижу, - улыбнувшись, кивнул Гришин, - спасибо, лейтенант.
        Он еще издали, как только лес поредел, узнал высокую сутуловатую фигуру Антипова. Правда, в джинсах, светлой тенниске и бейсболке тот мало походил на того строгого видом генерала, которого знали и перед которым нередко трепетали подчиненные. Но не хватало еще, чтобы и на отдыхе, среди леса, он ходил в жарком кителе, брюках с лампасами и фуражке.
        Лейтенант исчез в домике. Гришин слегка замялся, вдруг оробев перед необходимостью потревожить начальство без его ведома.

«Пускай выстрелит, потом подойду», - решил он, стоя в тени.
        - Ну чего топчешься, Гришин? - прорезал тишину зычный голос Антипова, на всю жизнь поставленный в военном училище. - Иди сюда, я еще не отстрелялся. Давай иди уж, коль приехал.
        Гришин смущенно улыбнулся и двинулся наискось через тень сосен к Антипову. Первый стрелок, крепыш с объемистым животом, даже не покосился на него, поднимая ружье к плечу. «Давай!» - крикнул он невидимому подавальщику. Метрах в сорока от него снизу вверх по дуге резко вылетела тарелка. Стрелок повел, повел дулом, тесно приложился щекой к ружью и нажал на спусковой крючок. Бахнул выстрел, приклад дернул плечо назад, тарелка в воздухе разлетелась на части.

«Красиво», - подумал Гришин, приближаясь к Антипову.
        Тот как раз вогнал патроны и приставил приклад к плечу. Гришин невольно приостановился. «Давай!» - крикнул Антипов. На этот раз снизу выскочили сразу две тарелки, разлетаясь в разные стороны. Почти в ту же секунду Антипов выстрелом разбил одну тарелку, двинул дулом за другой, чуть помедлил и так же успешно поразил вторую цель.
        - Здорово стреляете, товарищ генерал, - сказал Гришин.
        - Не подлизывайся, - проворчал Антипов, привычным движением освобождая от гильз казенник великолепной тульской «вертикалки». Это был подарок министра по случаю одной успешно проведенной операции, и Антипов чрезвычайно этим подарком дорожил.
        - Да нет, в самом деле… - осекся Гришин от такого приема.
        - Ну, что случилось, говори, - чуть мягче сказал Антипов, отлично понимая, что Гришин не стал бы его беспокоить здесь по пустякам.
        - Вчера у Бирчина и Магомеда Галаева в Лондоне состоялся какой-то важный разговор, - без обиняков начал Гришин, щурясь на солнце.
        - Насколько важный? - немедленно уточнил Антипов, вытаскивая из почти пустого патронташа патроны и заряжая ружье.
        - Галаев приехал к Бирчину вечером десятого июня. Но Сверчок сообщил, что с вечера они ни о чем серьезном не разговаривали. Так, Галаев лишь намекнул, что дело у него очень непростое. Вечером они развлекались, ужинали, выпивали - ничего стоящего. Но вот назавтра они встретились во внутреннем дворике, где, как вы знаете, мы не имеем возможности прослушивать разговор, причем Галаев приказал удалить всех слуг, и беседовали с глазу на глаз несколько часов. После разговора оба выглядели очень довольными. Галаев уехал в тот же вечер.
        - Что удалось узнать от Сверчка? - дослушав отчет, спросил Антипов.
        - К сожалению, он имел слишком ограниченный доступ. Но, я думаю, следует обратить внимание на то, что Галаев был чрезвычайно доволен состоявшейся встречей, все шутил и смеялся с персоналом. Кроме того, когда он звонил по мобильному телефону, Сверчок смог уловить три слова: «шейх» и «он согласен».

«Давай!» - послышался сзади крик первого стрелка.
        Гришин невольно обернулся. В небо взмыла тарелка, через две секунды грянул выстрел - и в траву полетели брызги осколков.
        - Я все, Артем Кириллович, - крикнул первый стрелок Антипову.
        - И я заканчиваю, - отозвался Антипов. - Последние патроны в патронташе. Куда сейчас? На бочок, Павел Сергеевич?
        - Нет, пойду на речку, окунусь. А то вспотел тут на солнцепеке.
        - Ну, счастливо, Павел Сергеевич. Вечерком в бильярдной?
        - Обязательно, Артем Кириллович, часиков в шесть буду.
        Он махнул рукой и, на охотничий манер неся ружье под мышкой, направился к закамуфлированному домику, у которого его уже ждал отобедавший и цветущий льстивой улыбкой лейтенант.
        - Побереги-ка уши, - сказал Антипов Гришину, подымая ружье к плечу, и, когда Гришин отступил на пару шагов, крикнул:
        - Давай!
        Взлетели почти одновременно две тарелки - и почти слитно прозвучали два выстрела, вдребезги расколотив обе.
        - Классно! - взаправду восхитился Гришин, тряся головой, чтобы прогнать возникший на минуту звон в ушах.
        На сей раз Антипов не сдержал скупой улыбки - этот выстрел дуплетом был по всем меркам хорош. Такой уровень скорости и меткости мог показать только стрелок международного класса.
        - Нормально, - проворчал генерал, выбрасывая гильзы на землю. - Ладно, на сегодня хорош, и так уже часа полтора пуляю. Люблю, знаешь, это дело, по молодости мог запросто целый день в тире или на стрельбище провести. Особенно любил новое оружие испытывать. Бывало, пришлют из Тулы или Ижевска пробные образцы для спецвойск - мы с ними на полигон и давай садить по мишеням магазин за магазином. Немало, между прочим, образцов и забраковали. Хотя в основном вещи качественные делали, тут ничего не скажешь, марка есть марка… Так, значит, Галаев с Бирчиным проговорили полдня?
        - Не меньше, - подтвердил Гришин. - До этого они ни разу не вели столь пространные разговоры. Час, максимум - два, а тут…
        - Значит, назревает что-то серьезное, - нахмурился Антипов. - Лев Осипович человек подвижный и не любит подолгу молоть языком без веской причины. Чем-то Галаев его си-ильно заинтересовал.
        - Надо думать, дело готовится масштабное, - продолжил Гришин, - если Галаев отчитывается о встрече с Бирчиным шейху. Если предположить, что это тот самый шейх Абдулкарим, который в прошлом году при посредничестве Галаева пытался организовать переход полутора тысяч боевиков из Турции в Дагестан для поднятия там сепаратистского мятежа, то положение лично мне кажется очень серьезным. Поэтому я поспешил предуведомить вас лично…
        - Правильно поспешил, - сказал Антипов, перекидывая ружье через плечо энергичным жестом. - Тут затевается большая гадость, это и ежу понятно. Эх, не шлепнули мы этого Абдулкарима еще в Пандшере, когда была возможность. Он ведь тогда в плен к нам попал, еле живой. Но злой был, черт, готов был нас зубами грызть, хотя наши же врачи и спасли его от смерти. Рана была в живот, кабы не наши хирурги - каюк ему в горах пришел бы. Командование тогда обменяло его на наших пленных. А жаль, надо было сразу его в расход, такие всю жизнь нас ненавидят люто. Хотя, конечно, ребят своих вытащили. Да что теперь вспоминать, дело прошлое. Как говорится, сколько языком ни мели, муки не будет. И вообще разговорчив я стал последнее время, видно, пора на пенсию.
        Гришин деликатно на последнее замечание промолчал, по опыту зная, что Антипов может прикинуться таким добрым дедушкой, хоть к ране приложи, а потом в самый неожиданный момент вдруг и вспомнит то, что ты предпочел бы забыть навсегда. Что делать, столько лет в военной разведке, поневоле будешь придавать значение каждой мелочи. Привычка стала второй натурой, и здесь не было ни банальной фразы, ни преувеличения. Одна лишь чистая констатация факта.
        - И еще, Артем Кириллович, - прилаживаясь к быстрому, упругому шагу Антипова, сказал Гришин, - до нас дошли какие-то странные сведения, что в лагерях по подготовке боевиков вербовщики ищут людей с гражданскими строительными специальностями.
        - Сведения проверенные? - привычно уточнил генерал.
        - Пока не слишком, - замялся Гришин. - Так, вчера поступил один косвенный сигнал, сегодня тоже. Мне это показалось подозрительным.
        - Откуда пришли сигналы? Из одного места или из разных?
        - Из разных. Таких людей вроде бы искали и в Пакистане, и в Сирии.
        - Значит, таких людей требуется много. Для чего, спрашивается? Ох, что-то затевается, - покрутил Антипов носом. - Несет от твоих новостей, как от падали. Не знаю пока, что именно задумал этот самый шейх, но подарочек он нам готовит знатный, и сомнений нет. Ладно, надо это дело хорошенько обмозговать. Сейчас сдам ружье - и пойдем-ка ко мне в хижину. Мне тут отдельные хоромы выделили - красота. Посидим, перекусим - ты, чай, с утра не евши, и подумаем хорошенько, чего нам от этих комбинаторов можно ожидать…

24 июня 2003 г., Москва
        Капитан особой фельдъегерской службы Семенов должен был в этот день развезти пакеты по пяти объектам. С утра в спецархиве получил пакеты и маршрут движения с указанием адресов и лиц, лично в руки которым он должен был передать все, расписался в журнале учета и контроля и отправился по маршруту. Обычный день, ничем особым с утра не выделяющийся. Разве что жарковато было немного, но в машине работал кондиционер, как и в помещениях, где служили те, кого объезжал Семенов, так что жара его не пугала и не мучила.
        Не то что людей на пыльных остановках. Бедняги теснились под узкими остановочными козырьками, лезли в жидкую тень деревьев - только бы спрятаться от раскаленных лучей. И то сказать, давно так не припекало. От асфальта поднималось дрожащее марево и волнистым столбом стояло в неподвижном воздухе. Да еще эти страшные выхлопы от бесконечных автомобильных колонн. Господи, как люди живут в этом кошмарном городе? И, главное, зачем так мучаются? Что их такого тут держит? Теснота эта невыносимая? Одни пробки на дорогах чего стоят! Хорошо вот сейчас тому, у кого есть кондиционер. А у кого нет? Это же можно очуметь, сидя час, а то и все полтора в раскаленной железной коробке. И не свернуть никуда, со всех сторон такие же бедолаги теснятся, - сиди и не рыпайся.
        Водитель «тридцать первой» «Волги» Петр Кузьмич Сергеев, с которым курсировал Семенов, был старым, опытным шофером, Москву знал получше любого таксиста и благодаря этому никогда не стоял в пробках. Этого пустого дела он не допускал. Или в объезд махнет по каким-то неведомым переулкам, - глядь, и уж выскочил наперед всех. Или, в крайнем случае, сирену включит. А что, дело государственной важности, посторонись, ребята, важные бумаги везем важным людям, не дай бог опоздать. Ведь от того, попадет ли в срок нужная бумажка на стол нужному человеку, зависит порой без малого безопасность целого государства, всей России. Так понимал свою службу Семенов. И зевать в пробках, извините, некогда, раз такая служба.
        Что содержится в документах, которые развозил фельдъегерь Семенов, он сам не имел ни малейшего понятия. Да ему и не полагалось этого знать. Вот пакет, а вот адресат, которому этот пакет должен быть доставлен. И все, выполнять. Он и выполнял, аккуратно, четко, ответственно, вот уже шесть лет, - и ни слова нарекания за все эти годы. Напротив, два раза получил благодарность за отличное несение службы. Один раз он отличился в Чечне, когда при обстреле колонны сумел спасти кейс с бумагами. Ну, там просто повезло, вовремя подоспели наши «вертушки». Второй раз, примерно год назад, когда в их машину на Ленинградском шоссе, - тогда был другой водитель, не Кузьмич, этот бы сумел выскочить, - врезался груженный кирпичом «КамАЗ». Тогда, невзирая на тяжелую травму черепа, Семенов сумел выбраться из машины и, главное, вытащить сумку с важнейшими документами, существующими в единственном экземпляре, которые неминуемо сгорели бы в пожаре, потому что, пока подоспели пожарные, машина догорела дотла.
        Да что говорить, всякое было. А по мелочам сколько всего случалось - и не упомнишь. Нервы тут нужны крепкие, ничего не скажешь. Особенно когда начальство высокое гневается, что не ему первому почту доставил. Каждый себя большим козырьком мнит, свои права качает. А как тут всем в первую очередь успеешь? Не разорваться же. Вот на днях один генерал разнос устроил, спите, мол, по дороге, а надо мухой летать… Полетал бы, жирный боров, показал пример. Орать все горазды, а ты попробуй эту безразмерную Москву за день объездить да все коридоры обойти. Но что говорить, когда он орет, аж слюни летят, да еще и кулаком по столу бухает? Другой бы на месте Семенова рапорт о переводе подал. Не первый ведь раз… А он ничего, стерпел. И даже спал ночью, не ворочаясь, как и всегда. На всякое г… внимание обращать - себе дороже выйдет. Так его еще покойная прабабка в деревне учила (дожила, кстати, до ста восьми годков). Так и жил.
        Сегодня сразу поехали на Лубянку. Кузьмич вихрем проскочил через все светофоры и доставил Семенова даже раньше положенного времени. Пакет Семенов передал лично в руки хмурого полковника, который так расписался в ведомости, будто одолжение сделал, хотя сам служивый человек, должен понимать установленный порядок.
        Дальше они поехали на Охотный Ряд. Хорошо, когда до объекта рукой подать и дорога широкая, свободная. Никакого волнения. Кузьмич тут завел разговор о последней воскресной рыбалке, и Семенов с жаром этот разговор поддержал. Сам был рыбаком заядлым, во сне видел себя на берегу озера с удочкой в руках. А то утречком, на заре, взять старую плоскодонку и поглубже, в камыши. Эх, и рыбу можно добыть хорошую. Вот только до отпуска дотерпеть. Шесть дней осталось, ерунда.
        Вот и здание Государственной Думы. Тут Семенов бывал почти каждый раз, когда выходило его дежурство, и исходил все коридоры вдоль и поперек не один десяток раз. Где какой комитет находится, знал назубок, мог бы здесь гидом подрабатывать. Сегодня вот, например, он должен был доставить пакет в Комитет по надзору за исполнением наказаний. Пожалуйста, с закрытыми глазами мог найти.
        Кузьмич плавно припарковался метрах в пятидесяти левее входа в Думу. Чтобы потом сразу удобно было выезжать. Семенов кивнул ему, подхватил кейс с почтой, который был прикован стальной цепочкой к его запястью, привычно огляделся - все спокойно, и вышел из машины. Захлопывая дверцу, уловил боковым зрением, что на него надвигается большой темный автомобиль. Полуобернувшись, увидел, как из тяжелого джипа с тонированными стеклами, остановившегося позади их «Волги», выпрыгнул человек в черном комбинезоне и маске и направил на него пистолет с глушителем… В следующее мгновение Семенов получил страшный удар в грудь и ударился спиной о дверцу «Волги». Уже падая на землю и теряя сознание, получил еще один удар молотом в грудь. Из какого-то тумана он увидел, что человек в черном специальными гидравлическими щипцами в одно мгновение перекусил цепочку сверхпрочной закалки, схватил кейс и пропал. После этого Семенов окончательно отключился.
        Генерал Антипов узнал о нападении на фельдъегеря через полтора часа после случившегося. Совместно с Федеральной службой безопасности ему поручено было экстренно разобраться в происшедшем. Антипов вызвал полковника Медведева, своего ближайшего помощника, и майора Гришина. Ознакомив их с подробностями нападения, попросил высказать свои соображения.
        - Уж слишком дерзкое нападение, - начал полковник Медведев, поправляя на переносице тяжелые очки, которые из-за жары то и дело медленно сползали вниз. - Чтобы прямо возле дверей Думы напали на фельдъегеря и отобрали кейс с документами! Сверхнаглость.
        - Да что это, первый раз? - резко ответил Антипов. - Там давно уже бардак, как в проходном дворе. В прошлом году губернатора прямо у дверей застрелили. Потом на депутата покушались. Вечно какие-то митинги… И никаких мер повышенной безопасности не приняли, вот что самое главное. Так что это никакая не сверхнаглость, уважаемый Валерий Анатольевич, а очень четкий расчет. Преступники отлично знали, что возле Государственной Думы им совершенно ничего не грозит, и совершили нападение обдуманно и хладнокровно.
        - Какая информация содержалась в похищенном кейсе, известно? - подал голос майор Гришин. - Для кого предназначалась?
        - Известно. Но, как вы понимаете, частично, без упоминания конкретных фамилий, - глядя в листок и барабаня пальцами по столу, сухо сообщил Антипов. - Был пакет с указанием задач для секретной военной лаборатории, его должны были доставить на Садово-Спасскую. Был пакет с разработкой террористов-смертников для ФСБ - его фельдъегерь успел передать. В Думу он должен был доставить пакет для Комитета по надзору за исполнением наказаний, где перечислялись места заключения особо опасных государственных преступников и были списки тех, кто их охраняет. И последний пакет надо было доставить для налоговой службы, там содержалась секретная информация о незаконных доходах некоторых высокопоставленных чиновников.
        - Насколько высокопоставленных? - поинтересовался Медведев.
        - Очень высокопоставленных, - сказал Антипов, поднимая глаза.
        - Ну, тут без конкретных фамилий мы много не накопаем, - заметил Медведев. - Если нам не сообщат фамилии тех, кто был в списке, мы никогда не сумеем понять, кому понадобилось похищать информацию.
        - Фамилии отказались сообщать наотрез, - с досадой сказал Антипов. - Дескать, незачем тревожить столь важных людей. Мы должны найти тех, кто украл кейс, и сделать это тихо и чисто, чтоб никто ничего…
        - Как всегда, - проворчал Медведев. - Замкнутый круг. Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. И как тут работать?
        - Будем исходить из того, что имеем, - остановил его Антипов. - Ты сам прекрасно знаешь, Валерий Анатольевич, что против больших дядей не попрешь. Впрочем, как знать, возможно, они еще и поделятся нужной информацией. А пока будем работать с тем, что нам известно.
        - Странно, почему водителя оставили в живых? - задумался Гришин. - Обычно столь важных свидетелей убирают, не задумываясь. А тут два выстрела в бронежилет - и никаких контрольных в голову.
        - Возможно, он был в сговоре с преступниками, - пожал плечами Медведев. - Он сообщил время и место доставки почты, а они в знак благодарности взяли обещание оставить его в живых. Разумеется, помимо обещанного гонорара.
        - Ну, разумеется, - усмехнулся Антипов. - Иначе на кой он ему? Но в случае с фельдъегерем есть одна существенная деталь: сам-то он не знает, какого рода информацию везет. То есть он знает лишь своего адресата - и все. Так что сообщить преступникам о том, что в такое-то время он везет туда-то такую-то информацию он попросту не мог.
        - Тогда нужно в первую очередь искать среди тех, кто отправлял и принимал информацию, - сделал вывод Гришин. - Но, если учитывать, что у нас целых три объекта, а мы располагаем мизером информации, - найти такого человека будет очень сложно.
        - О чем я и говорю, - подхватил Медведев. - Мы же не знаем, кто заказчик похищения. То есть абсолютно неизвестны мотивы. Возможно, кого-то интересует секретная лаборатория. Тогда нужно подключать службу контрразведки, и пусть роют…
        - Подключим, Валерий Анатольевич, - кивнул Антипов.
        - Возможно, кому-то из госчиновников понадобилась информация о том, насколько глубоко налоговая инспекция раскопала его махинации, чтобы предпринять контрмеры или, наоборот, получить компромат или компроматы на высоких членов правительства, чтобы иметь на них эффективный рычаг воздействия. Может, кто-то хочет узнать, где находится бандитский авторитет, и попытаться организовать ему побег. - Говоря, Медведев тихонько пристукивал ребром ладони о стол, то и дело поправляя очки. - В общем, вся похищенная информация представляет интерес для огромного круга лиц, а мы будем тыкаться в потемках…
        - Для начала надо отрабатывать версию с фельдъегерем, - словно не слыша возражения Медведева, бодро начал Гришин. - Этот капитан… э-э… Семенов действительно остался в живых при обстоятельствах, в которых живых свидетелей не оставляют. Тут возможны два варианта: либо он в самом деле, как заметил товарищ полковник, был в сговоре с бандитами, либо они решили подкинуть нам головоломку.
        - То есть? - спросил Антипов, откидываясь на спинку стула.
        - Ну, всем отлично известно, что свидетелей убирают. Семенов видел нападавшего, видел машину, - значит, пускай немного, но все-таки сумеет опознать. Значит, оставлять в живых его опасно. Но, с другой стороны, Семенов не видел ничего конкретного, так, общие картинки. Значит, помощь следствию от него почти нулевая. В то же время они, то есть преступники, могут использовать Семенова в качестве пустышки. Пускай, мол, останется в живых. Тогда следствие несомненно им заинтересуется, начнет допрашивать, отрабатывать какие-то версии, заведомо ошибочные, и, во-первых, потеряет на этом массу времени, во-вторых, есть вероятность, что оно и вовсе зайдет в тупик.
        - Возможно… - задумчиво пробормотал Антипов. - Такое уже бывало, и не раз. Пустить следствие по ложному следу - это неплохой ход. Если, конечно, следствие по нему пойдет. Но мы, учитывая и такой вариант, конечно же, не оставим без внимания и ту, и другую версию. Значит, с одной стороны, капитан Семенов сотрудничает с похитителями, с другой - он типичная невинная жертва чьей-то игры. Что ж, надо все это оперативно выяснить. Допросить его, я думаю, мы сможем не далее чем завтра. Два пулевых ранения, хоть и в бронежилет, - штука тяжелая, это я по себе знаю. Сутки нужны как минимум, пока оклемается. А пока надо побеседовать с водителем машины.
        - А что с него возьмешь? - ворчливо заметил Медведев. - Водитель у них вообще только и знает, что баранку крутить. Ему с утра даже маршрут неизвестен. Фельдъегерь говорит - надо ехать туда, он и едет. Так что сообщить что-либо преступникам, если предположить между ними возможную связь, он вряд ли имел возможность.
        - Ну, как сказать, - возразил Антипов. - Водитель все-таки живой человек, не робот, мог разговориться с курьером, узнать от него весь график передвижения. Например, под простым предлогом того, чтобы наметить заранее объезд пробок. Все-таки работают они в связке.
        - А возможно, они оба в сговоре с бандитами, - вставил Медведев.
        - И такое может быть, - согласился Антипов. - Так что работать уже есть с чем. Если по горячим следам мы не раскопаем ничего стоящего, буду требовать предоставления более подробной информации.
        - Интересно, почему они выбрали местом нападения именно Думу? - спросил Антипов. - Почему не напали на курьера раньше, например, на выезде из спецархива? Или позже? И по какой схеме они отслеживали маршрут движения? Заранее знали, когда машина прибудет к Думе, и ждали неподалеку? В этом случае кто-то из сидевших в машине наверняка сообщил им о своем приближении. А если все же ни курьер, ни водитель не связаны с преступниками? Тогда откуда они могли узнать, когда именно подъедет машина? Ведь, чтобы так четко и быстро провести операцию, надо подоспеть в самый нужный момент.
        - Если похитители не связаны с курьером и водителем, тогда они сами, понятное дело, вели слежку за машиной, - сказал Медведев, протирая платком переносицу. - Возможно, все время от начала маршрута ехали следом и, как только увидели, что наступил удобный момент, совершили нападение непосредственно с колес. Возможно, одна машина следовала за курьером, другая поджидала возле Думы, готовя нападение.
        - Да, версий с избытком, - подытожил Антипов. - Мне, например, очень интересно, почему курьеру не дали все-таки уехать с документами дальше Охотного Ряда? На Лубянке трогать не стали, возможно, не захотели злить ФСБ и позволили курьеру оставить там первый пакет. Но вот дальше Думы не пустили. Не говорит ли это о том, что больше всего их интересовал пакет, адресованный думскому Комитету по надзору?
        - Трудно сказать однозначно, - помолчав, сказал Медведев. - Очень может быть, что так оно и есть. Но возможен и другой вариант.
        - Например? - спросил Антипов, наливая воды из графина.
        - Например, они не хотели рисковать, мотаясь на хвосте у машины с курьером. В конце концов, тот ведь мог заметить слежку и сообщить об этом службе перехвата. Поэтому, пропустив Лубянку, информация для которой их не интересовала, они не стали тянуть, чтобы не попасть в сложную ситуацию, и напали в удобный и безопасный для них момент. Есть и другое объяснение, почему они совершили налет возле Думы.
        - Какое же? - прищурился Антипов из-за поднятого стакана.
        - Все тот же ложный след. Они хотят запутать нас. Пускай, дескать, следствие думает, что нам нужен пакет для Комитета по надзору. А на самом деле охотились они как раз за другим. А может, все с точностью до наоборот: пускай подумают так, а на самом деле целью был как раз думский пакет. Вот вам, господа следователи, еще одна задачка.
        - И поди догадайся, где верный ответ, - мрачновато изрек Антипов. - Да, наставили нам рогаток. Ладно, будем работать. Гришин, ты пока займешься опросом свидетелей. Служба безопасности уже приступила, так что незамедлительно к ним присоединяйся. С полковником Лихариным ты знаком, так что созванивайся с ним и выезжай на место.
        - Есть, - кивнул Гришин. - Разрешите доложить, товарищ генерал?
        - Докладывай, - кивнул Антипов. - Только быстро, время поджимает.
        - Вы спрашивали вчера по поводу боевиков со строительными специальностями, которых ищут в учебных лагерях.
        - Да, помню, спрашивал. Так что с ними? Есть новости?
        - Этих людей переправляют в Европу. Англия, Франция, Германия. Трудно за ними проследить, вы сами знаете, как мало у нас агентов. Но те, за которыми удалось установить наблюдение, едут в Европу.
        - Угу, - побарабанил пальцами по столу Антипов. - Что-то задумали господа террористы. В толк не возьму, зачем им столько строителей?
        - Возможно, хотят в Европе устроиться работать на стройках, чтобы незаметно начинить их взрывчаткой и потом взорвать, - высказал предположение Медведев. - На перспективу, так сказать, работают.
        - Кто знает, возможно, именно так дело и обстоит. Во всяком случае, надо предупредить наших зарубежных коллег и дать им всю имеющуюся информацию по этим людям. Гришин, распорядись об этом в отделе.
        - Есть, - Гришин поднялся из-за стола. - Разрешите идти?
        - Идите. Валерий Анатольевич, а ты пока займись проверкой всей информации на этого капитана Семенова и водителя. Подними все, что только можно, в том числе и на их родителей. В таком деле каждая мелочь важна… Ну, ты это не хуже моего знаешь.
        - Все понял, Артем Кириллович, - кивнул Медведев. - Сейчас займусь.
        - Ну а я, как всегда, подставляю голову начальству. Буду звонить, требовать, э-э-э… просить более подробную информацию. Ты прав, конечно, на том мизере, что нам дали, мы далеко не уедем.

16 июня 2003 г., Лион
        Джелал глядел из окна автомобиля на высокие, роскошные дома, на проплывающие широкие тротуары, полные нарядных сытых людей, на сверкающие витрины магазинов, которым не было числа, на потоки новеньких автомобилей, каждый из которых стоил целое состояние, - и понимал, что слова муллы Сулеймана были чистейшей правдой.
        В свои неполные двадцать лет он уже многое знал о жизни. Граница с Индией была совсем рядом с их деревней, и война в той или иной степени всегда шла рука об руку с его детством. Почему жители маленькой пакистанской деревни жили так бедно, Джелал усвоил с малых лет. Это происходило оттого, что индусы - неверные - захватили их исконные земли, нагло пользовались ими вот уже сколько лет и не собирались уходить с них. Трусливые и вероломные, они обладали многочисленным войском и более совершенным оружием. Но, кроме этого, они ничего не могли противопоставить храбрым воинам Аллаха и поэтому вынуждены были постоянно трястись за свои шкуры.
        Устройство автомата Калашникова Джелал узнал в девять лет. Дядя Саид, знаменитый воин, показал ему, как им пользоваться, и даже разрешил пострелять в сторону границы. В четырнадцать лет Джелал в составе группы из двадцати пяти человек - он был самым младшим - совершил нападение на приграничную индийскую деревню.
        О, тогда они славно отомстили. Подожгли храм с прячущимися там индусами, а тех, кто пытался выскочить, срезали автоматными очередями. Джелал тогда впервые убил человека - и чувствовал от этого только гордость. Ведь он убил врага ислама, а Коран повелевает беспощадно расправляться со всеми неверными. После этого Джелал участвовал еще во многих подобных вылазках, и список убитых им врагов неуклонно пополнялся, так что к двадцати годам он перевалил за полсотни.
        Отец Джелала был мирным человеком. Всю жизнь он проработал плотником, и самое грозное оружие, которые он держал в руках, был простой плотничий топор. Ремесло плотника передавалось в семье из поколения в поколение, и отец Джелала владел им очень хорошо. Он был известным мастером и вечно ходил по округе с инструментами за спиной, добывая кусок хлеба своей многочисленной семье. Он выучил плотницкому ремеслу и своего старшего сына, Джелала, и тот, из уважения к отцу, старательно освоил всю его нехитрую премудрость. Отец полагал, что каждый человек должен владеть профессией, которая всегда позволит ему прокормиться. Джелал не спорил с отцом, и к восемнадцати годам топор или рубанок в его руках мелькали очень быстро и очень ловко. Однако Джелал не хотел всю жизнь бродить с мешком инструментов за спиной в поисках работы. Он любил и чтил своего отца, как и положено истинному мусульманину, но в душе слегка презирал его за безобидность и неумение владеть боевым оружием.
        Другое дело - дядя Саид. Это был настоящий прирожденный воин. Он с детских лет владел сердцем Джелала и был его первым и главным наставником в постижении воинской науки, науки, которая была гораздо ближе душе Джелала, нежели скучное махание теслом или фуганком.
        Дядя Саид вел удивительную, захватывающую жизнь, полную подвигов и путешествий. Он рассказывал Джелалу о далеких странах, где живут их братья и борются с неверными, захватившими их исконные земли. Он был покрыт шрамами, а левый глаз у него был стеклянным. Его боялись и уважали все жители деревни, а мулла Фарид почтительно здоровался с ним и советовался, как с первым мудрецом. Дядя Саид надолго, порой на годы, исчезал из деревни и возвращался с новыми шрамами и новыми рассказами. Порой к нему приезжали незнакомые важные люди и подолгу вели с ним неторопливые разговоры. Дядя Саид был богат и всегда привозил дорогие подарки своим бедным родственникам. Джелал как святыню хранил кинжал, который дядя Саид подарил ему на день рождения. Отец Джелала не очень одобрял тесную дружбу сына со своим воинственным братом. Он гораздо больше хотел, чтобы Джелал полюбил работу плотника и они вдвоем смогли бы зарабатывать хорошие деньги. Но Джелал уже сделал свой выбор.
        Когда ему исполнилось девятнадцать, дядя Саид отвез его в военный лагерь, где из молодых неотесанных парней готовили опытных, умелых бойцов. Дядя Саид сказал Джелалу перед расставанием, что Джелал должен стать образцовым курсантом, чтобы не опозорить своего дядю и свою семью. А потом, после пройденного курса, дядя Саид возьмет его с собой за границу, где Джелал сможет показать себя в настоящем деле, которое на века прославит его имя. Джелал горячо обещал стараться изо всех сил - и обещание свое выполнил.
        С рассвета до заката в отдаленном горном ущелье, где располагался лагерь, шло обучение молодых воинов. Им тут не давали ни секунды на отдых. После утреннего намаза легкий завтрак - и вперед на полосу препятствий, по которой злые, как волки, инструкторы (среди них были и неверные) гоняли курсантов до изнеможения. Сначала Джелал, несмотря на то что от природы был жилист и вынослив, едва не терял сознание от усталости, когда в сотый раз его посылали прыгать через разной высоты барьеры, бегать по узким бревнам, с ходу в полном снаряжении преодолевать вплавь двадцатиметровый бассейн, ползти в быстром темпе под низко натянутой колючей проволокой, прыгать через громадные костры из автомобильных шин, бегать на карачках по узким подземным тоннелям. Поначалу это было похоже на бесконечную пытку, ибо инструкторы не ведали жалости и гоняли новичков до седьмого пота. Передохнуть можно было только во время намаза да коротких перерывов на прием пищи, очень, надо сказать, скудной. Но постепенно Джелал и другие юноши из его группы начали преодолевать полосы препятствий сравнительно легко. Тогда, наряду с бегом, их
начали обучать рукопашному бою, и делали это очень сурово, так что на занятиях курсанты колотили друг друга практически всерьез, и такие травмы, как вывихи и переломы конечностей, были не столь уж редким явлением. Но зато все осваивалось предельно быстро и эффективно.
        Нечего и говорить, что первостепенная важность придавалась стрелковому делу. Каждый курсант должен был владеть основными видами вооружения, наиболее распространенными в мире, как своею собственной рукой. Автомат Калашникова, любимое оружие всех повстанцев, американский «М-16», израильский «узи», пистолеты системы «кольт», Стечкина, Макарова, «беретта», «хеклер-кох», снайперские винтовки Драгунова и «ФР-Ф-1», пулеметы, минометы, гранатометы, огнеметы, базуки, ракеты типа «земля - воздух» - все, что изрыгало гром и смерть, должно быть освоено курсантами в совершенстве. Стреляли из всех перечисленных и других видов оружия днем и ночью, из положения лежа и на бегу, из засады и с брони бэтээра, идущего на полном ходу. На боеприпасах не экономили, их хватало в избытке.
        Светловолосые инструкторы из европейских стран учили курсантов подрывному делу. Мулла Сулейман, который проводил с курсантами вечерние разъяснительные беседы, сказал, что эти инструкторы, хоть и неверные, сами сражаются против тех, кто захватил их земли, и что курсанты обязаны их слушаться, как самого муллу Сулеймана.
        Рыжий веснушчатый инструктор по имени Боб обучал группу, в которой служил Джелал. Под его руководством курсанты постигали высокую премудрость всевозможных взрывных устройств. Тут они учились делать бомбы из предметов бытовой химии, закладывать на дорогах мощные радиоуправляемые фугасы, ставить незаметные мины-растяжки среди скал и в кустарнике, собирать часовые механизмы, готовить пояса шахидов для великих мучеников, разбираться в устройстве всех видов противотанковых и противопехотных мин и еще многим вещам из того богатейшего арсенала смертельно опасных знаний, накопленного поколениями взрывников всех государственных и повстанческих армий во всех уголках мира.
        Кроме того, их учили всевозможным способам ориентирования на местности, способам оказания первой медицинской помощи при разного вида ранениях или заболеваниях, различным способам связи, маскировке и обустройству временного убежища, употреблению в пищу того, что растет и ползает прямо под рукой, верхолазанию и вождению военных и гражданских типов транспорта, самогипнозу и умению терпеть боль при пытках. И дополнительно ко всему инструкторы методично вбивали в головы своим курсантам ходульные фразы из английского, русского и французского языков, так что спустя полгода те уже могли вполне сносно, хоть и примитивно, объясниться на любом из этих трех языков.
        К концу годичного курса Джелал из неопытного партизана, который до того мог похвастаться разве что умением метко стрелять из автомата и быстро бегать по горам, превратился в хладнокровного, великолепно обученного универсального диверсанта, который мог выполнять различного рода задания в любой европейской или ближневосточной стране. Дядя Саид мог бы теперь гордиться своим племянником.
        Когда до окончания курса оставалось две недели, в лагерь приехал незнакомый человек. После его разговора с инструкторами курсантам-выпускникам было приказано построиться.
        Командир лагеря полковник Надир вышел перед строем курсантов, уже готовых воинов, мускулистых, смелых, готовых броситься в огонь и воду по первому его слову. Рядом с ним стоял тот самый человек и непроницаемо смотрел на курсантов черными стеклами солнцезащитных очков. Полковник Надир с гордостью оглядел своих выпускников. Все-таки они не зря провели здесь этот год. Настоящие солдаты.
        - Мне нужны люди, которые обладают какой-либо строительной специальностью, - сказал он, немало удивив своих подчиненных.
        Они готовились услышать что-то совсем другое, вроде того, что на днях они примут бой с врагами. А тут вдруг понадобились строители. Разве они целый год бегали, стреляли и учились всем премудростям войны для того, чтобы ехать на стройку? Лица курсантов, понятное дело, ничего не выразили, их слишком хорошо тут вымуштровали. Но в головах возникла путаница - и полковник Надир мгновенно это уловил.
        - Тех, кто сейчас выйдет из строя, ждет особо опасное и почетное задание, - внушительно сказал он. - Еще раз повторяю: кто имеет какую-нибудь строительную специальность - выйти из строя!
        Джелал колебался ровно одну секунду. В общем, он не то чтобы обладал строительной специальностью, но плотницкому делу отец его обучил, а при строительстве любого дома без плотника не обойтись. Стало быть, призыв полковника Надира напрямую относился к нему. Он хлопнул по плечу впередистоящего курсанта и, когда тот освободил проход, вышел из строя. Вместе с ним вышли еще несколько человек.
        Их увел с собой приезжий человек в черных очках. После короткой, но внушительной инструкции уже этим вечером они уехали из лагеря на старом автобусе и к утру были в небольшом арабском городке. Тут их разделили по одному, отправив на различные маршруты передвижения. Джелала, например, посадили в очень удобный микроавтобус
«Форд» и долго везли по узкому шоссе среди пустыни. Джелал уже умел смотреть по сторонам, и вскоре по табличкам на дорожных знаках он понял, что находится в Иране и движутся они к иранской столице Тегерану.
        Да, действительно микроавтобус привез его в Тегеран. Тут, после одной ночи сна в чьем-то гостеприимном доме, Джелала привезли в аэропорт и посадили на огромный серебристый «Боинг».
        Несмотря на первый в своей жизни полет на самолете, никакого страха он не испытывал. Он твердо знал, что его жизнь находится в руках Аллаха, и если ему суждено было погибнуть в авиакатастрофе, значит, так тому и быть. На все воля Аллаха.
        Другое занимало его в пути. Сначала Джелал присматривался к пассажирам, людям весьма небедным, как он установил по их одежде и обилию драгоценностей на красивых женщинах. Затем начал изучать внутреннее расположение проходов и отделений в самолете, с тем чтобы получше запомнить все на случай его захвата. Да, тут вполне можно управиться даже вчетвером. Если поставить одного человека с автоматом сюда, второго - туда, один блокирует переход в пилотное отделение, а четвертый берет под контроль весь нижний отсек, то с пассажирами и командой можно сделать все, что хочешь. Эти жирные трусливые шакалы вряд ли окажут какое-либо сопротивление. А если и попытаются, то убийство одного мгновенно утихомирит остальных. Будут сидеть, не дыша, как стадо баранов, вместо того чтобы накинуться всей толпой и, пускай даже ценой нескольких смертей, обезоружить захватчиков. Джелал видел несколько документальных съемок и всегда поражался трусости мужчин-пассажиров. Даже женщины вели себя мужественнее. А эти втянут головы в плечи и сидят, опустив глаза. А чего ждут, если все равно конец у них один?
        Потом Джелал уснул, а когда проснулся, долго смотрел в иллюминатор. Внизу проплывали цветущие зеленые долины, нежно-голубые морские лагуны, многочисленные реки. Благословенная земля, истинный рай на земле. По какому праву неверные захватили себе самые лучшие, богатые земли, а мусульман оставили пропадать в бесплодных пустынях и горах? Кто и где так решил и почему так теперь должно быть всегда?
        Мулла Сулейман говорил, что тысячу лет назад неверным стало мало своей земли, и они двинулись бесчисленной армией конных рыцарей, закованных в железо, на мусульманские земли, чтобы и их подчинить себе. Несколько раз они ходили в такие походы, но воины Аллаха в кровопролитных боях сумели отстоять свою землю и выгнать поганых прочь. Но неверные все равно не унимаются. Во все времена они стремятся захватить мусульманскую территорию. Вот совсем еще недавно русские, которым вечно мало земли, оккупировали Афганистан и целых десять лет насаждали там свою нечистую веру. Но афганцы настоящие воины, и они смогли, несмотря на тяжелые потери, победить русских и заставить их убраться туда, откуда пришли. Французы долгое время держали в подчинении Алжир, древний оплот мусульманства в Северной Африке, но алжирцы в конце концов получили независимость от оккупантов благодаря своей неустанной борьбе. Палестинцы сколько лет уже храбро воюют с Израилем за возвращение своих земель. Сейчас Америка, злейший враг мусульман, держит свои войска в Афганистане и вдобавок захватила Ирак, чтобы выкачивать оттуда нефть, главное
богатство страны, в свои бездонные запасники. А ей помогают ее ближайшие приспешники - Англия, Германия, Италия и другие богатые европейские страны, которым сколько ни дай - все мало. Терпеть такое невозможно. Надо, чтобы поистине земля горела под ногами оккупантов. Причем не только на той земле, которую они захватили, но и на их родине, чтобы страх охватывал их жен и детей и заставлял неверных навсегда отказаться от посягательств на священное знамя Аллаха. Да, они очень умны и коварны, на их стороне самая современная техника и громадные денежные запасы. Но они слабы и трусливы, их тела и души изнежены роскошной жизнью, а вера лжива и продажна. Если их бить неустанно по самым незащищенным и болезненным местам, то они не выдержат и когда-нибудь запросят пощады, ибо так было и так будет всегда.
        Вчера, перед тем как Джелал покинул перевалочный арабский городок, название которого он так никогда и не узнал, человек, который забрал его из лагеря, сказал, что они, добровольцы, направляются в Чечню, чтобы оказать помощь чеченским братьям в изгнании со своей земли российских захватчиков. Мулла Сулейман рассказывал курсантам и о Чечне. Русские силой оружия и обмана оккупировали их земли полторы сотни лет назад, но ни на один день не прекращалось ожесточенное сопротивление гордого чеченского народа русским оккупантам. Тогда русские, отчаявшись с ними бороться, пригнали всю свою армию, которая окружила города и поселки, и целыми железнодорожными составами вывезли весь чеченский народ в далекие пустынные земли, чтобы он там погиб от голода и лишений. Но чеченцы вернулись на свою землю и подняли знамя священной войны против русских собак. Вот уже много лет они ведут доблестную битву с неверными, но силы их неравны, и русские начинают торжествовать победу. Однако рано они радуются. Весь мусульманский мир - а он не имеет границ - сочувствует борьбе чеченского народа и поддерживает его денежными и
людскими ресурсами. Сейчас есть отличный план, подробно разработанный очень мудрыми людьми, который поможет Чечне поставить русских на колени и принять их условие. Подробности плана Джелал и остальные узнают после того, как окажутся в Чечне, чтобы исключить малейший риск утечки информации. А пока разными путями бойцы должны были переправиться через несколько границ и добраться до конечного пункта.
        В Лионе, куда Джелал прилетел из Тегерана, его встретил невысокий плотный человек по имени Омран, ничем не выделяющийся среди тех, кто толпился в аэропорту с табличками в руках. Кратко обменявшись паролем на родном языке Джелала, он повел его за собой и усадил в хороший автомобиль. Через полчаса езды по громадному красивому городу («А у нас был один старый телевизор на всю деревню, который ловил два пакистанских канала», - с горечью думал Джелал, разглядывая роскошь улиц и витрин) они приехали на небольшую двухкомнатную квартиру с минимумом мебели. Здесь Джелал и остался, проводя в одиночестве долгие дни и не менее долгие ночи, ибо Омран изначально и категорично исключил какие-либо его контакты с посторонними.

25 июня 2003 г., Москва
        Семенов приподнялся и сел на кровати, потирая тупо ноющую грудь. Вчерашний день остался в его памяти каким-то муторным нехорошим сном. Все, что произошло на Охотном Ряду, вспоминалось быстрыми калейдоскопическими отрывками. Было такое ощущение, словно сидел в кинотеатре, смотрел голливудский боевик - и вдруг сам оказался в гуще событий. Этот надвигающийся джип, человек в маске, выстрелы…
        Как его привезли в госпиталь, он не помнил. Контузия от выстрелов почти в упор была слишком сильной, и он пришел в сознание только к вечеру. К тому же оба выстрела пришлись в область сердца, так ему еще повезло, что жив остался. Хотя, конечно, несколько странно, что налетчик не сделал контрольный выстрел в голову. Спешил слишком, что ли? Или не хотел усугублять налет убийством должностного лица?
        Несмотря на лошадиную дозу успокоительного, Семенов полночи не спал, думая об этом нападении. Будучи далеко не новичком в системе, он хорошо знал, что хоть на нем и нет совершенно никакой вины, трясти его будут основательно. Шутка ли, похитили такие важные документы! Это тебе не простого деревенского почтальона с пенсией грабанули местные алкаши. Тут преступление государственной важности, и круги от него разойдутся ох как широко.
        Сначала Семенов вспоминал вчерашний день, будь он неладен. Перебрал все до винтика, начиная от утреннего домашнего пробуждения и заканчивая… Впрочем, о том, чем закончилось, лишний раз он предпочитал не вспоминать. Уж слишком нехорошо вышло. Тьфу, е-мое, в таких же ситуациях проносило. В Чечне повезло, потом в этой аварии. А тут, на ровном месте, так попасть! Правду говорят, до трех раз везение надо испытывать. Вот на третьем-то он и споткнулся.
        Хотя, конечно, дело не в везении. Понятно, что налетчики эти - не пацаны бритоголовые с кирпичом вместо мозгов. Тут все организовано по высшему классу, тютелька в тютельку сработано. Значит, за нападением стоит очень серьезная организация.
        Но кто и когда успел заняться скромной персоной капитана Семенова настолько тесно, чтобы подловить его именно тогда, когда он окажется в самой беспомощной ситуации? Он даже дернуться за оружием не успел, не говоря уже о том, чтобы на помощь позвать. Кузьмич вообще никак не среагировал. Пока из машины вылезал - тех уже и след простыл. Они напоследок еще и заднее колесо прострелили, чтобы у Кузьмича не было возможности пуститься за ними следом. Да куда там ему в догонялки играть? Старик сам едва в штаны не наделал. Хорошо хоть побежал в Думу за помощью, и Семенова вовремя в больницу доставили. А то ведь неизвестно, как эта контузия сказалась бы на здоровье.
        Правда, пока трудно сказать, хорошо ли. С работы сейчас попрут, это и понятно. До пенсии три года не дотянул, так что придется искать работу на гражданке. А что он умеет? Если подумать, то ничего. А дома две дочки-старшеклассницы, вытянулись выше матери, сидят, как птенцы в гнезде, с вечно разинутыми клювами. Знай только неси. Когда они еще сами на ноги встанут? Эх, и не дождешься. Пока тут работал, то, конечно, грех было жаловаться, всем хватало. А теперь как будет?
        Какая же все-таки сволочь продала капитана Семенова? Кто пустил по его следу налетчиков? Стоп! А при чем тут капитан Семенов, сказал он себе. Налетчики охотились за документами, а вовсе не за ним. Стало быть, на его месте мог вчера оказаться любой другой курьер, и точно так же у него отняли бы кейс… Значит, ему действительно не повезло. Не повезло по-крупному, как бывает только раз, после чего вся жизнь идет насмарку. Просто он оказался крайним, вот и все.
        Семенов попытался представить себе тех, кто был заинтересован в похищении документов, - и голова пошла кругом. И хоть он и примерно не представлял себе содержание похищенных документов, по наименованию получателей можно было без труда догадаться, что они имеют самое прямое отношение к государственной тайне.
        Пришла медсестра, строгая пожилая женщина, принесла порошки с водой, дала выпить Семенову, заставила лечь. В маленькой квадратной палате с туалетом и умывальником находился он один. Дверь с уходом медсестры запиралась снаружи на ключ, на окне чернела решетка. Из коридора - ни звука. Это был специализированный госпиталь ФСБ, предназначенный для содержания и лечения разного рода больных. Семенов порядок, принятый в системе, понимал и уважал. Что ж, надо так надо, ему обижаться не на что. Проворонил кейс - теперь сиди тут, в этой почти тюремной больничке, и жди разбирательства.
        А оно не заставило себя ждать. Через полчаса после ухода медсестры двое плечистых молодых мужчин в белах халатах внесли четыре стула и застыли у стены, глядя прямо перед собой. Вслед за ними в палату гуськом вошли четыре особы, одна в генеральском мундире, вторая в полковничьем, две другие в строгих цивильных костюмах. При виде генерала Семенов совсем уже опешил, и, хотя по службе доводилось видеть ему генералов и даже маршалов, появление одного из них в этой палате, где он лежал в мятой пижаме, небритый и растрепанный, произвело на него чрезвычайное впечатление. Он вскочил было с кровати и стал по стойке «смирно», но генерал махнул рукой и густым - генеральским - голосом приказал: «Лежите».
        Семенов залез обратно на кровать, но положения принял как можно более строгое, с вытянутыми по швам руками. Посетители расселись полукругом в торце кровати, так что теперь отовсюду на Семенова глядели строгие, беспощадные глаза. Парализованный этими взглядами, первые минуты разговора он отвечал, почти не думая о том, что говорит, и лишь спустя какое-то время немного пообвык и осмелел.
        - Представляться мы не будем, я думаю, что вы сами хорошо понимаете, с кем имеете дело, - начал один из гостей в гражданском костюме, лысый мужчина с мощной нижней челюстью и пронзительным взглядом. Возраста он был немолодого, но сколько ему, пятьдесят или уже за шестьдесят, Семенов затруднился бы ответить. - Но, если вы желаете, я могу назваться и представить своих спутников.
        Семенов отрицательно мотнул головой и судорожно сглотнул.
        - Хорошо, - сказал лысый. - Мы зададим вам ряд вопросов, а вы отвечайте на них как можно точнее и правдивее, договорились?
        Семенов кивнул, незаметно комкая в кулаке угол простыни. Вот ведь не виноват же, а чувствовал себя так, точно сам украл этот кейс.
        - Прежде всего предлагаю вам сделать добровольное признание, чтобы уменьшить тяжесть совершенного вами преступления! - отчеканил лысый, впиваясь в Семенова не двумя, а десятью, как тому показалось, огненными глазами.
        - Так это… - забормотал Семенов, вжимаясь плечами в подушку, - я, конечно, готов признаться… Вы только скажите, в чем…
        - В том, что с вашей непосредственной помощью совершено хищение особо секретных документов, - простучал железом по темени лысый.
        Семенов наконец понял, о чем идет речь. Он приоткрыл рот и, как кролик на удава, беспомощно уставился на лысого. Понятное дело, он не ждал, что его будут гладить по головке, не маленький. Но чтобы ему вот так категорично предлагали, или даже приказывали, признаться в похищении им документов - такого Семенов и представить не мог.
        Четверо напряженно ждали его ответа, и Семенов понял, что ему надо им что-то отвечать. Пересохшее горло выдавило какой-то каркающий звук, отчего Семенов окончательно стушевался.
        - Виноват… - кое-как откашлявшись, сказал он. - Но я никому никакой помощи не оказывал…
        - Тогда как вы объясните то, что нападавшие намеренно оставили вас в живых, хотя при подобных нападениях свидетелей всегда убивают? - немедленно перебил его лысый, пригибая большой тяжелый лоб.
        - Этого я не знаю… - пробормотал Семенов. - Сам полночи голову ломал, все думал, почему так вышло? Наверно, пусть бы лучше меня застрелили, только чтоб документы остались при мне…
        Его до крайности простодушный ответ нисколько не смягчил лысого. Напротив, он еще злее вцепился в свою беззащитную жертву.
        - Наверное, это они вам посоветовали разыгрывать из себя святую невинность? - насмешливо, с оттенком презрения, спросил он.
        - Что? - не совсем понял Семенов. - Простите, у меня в голове шумит… Контузия… Врач сказал, через несколько дней пройдет.
        - Отлич-чно! - восхитился чему-то лысый и, помолчав пару секунд, вдруг оглушительно рявкнул: - Хватит валять дурака!
        Семенов окончательно растерялся. Да чего от него хотят-то?
        - Вы будете отвечать на вопросы, как мы условились?! - с таким видом, будто вот-вот потеряет терпение, спросил лысый.
        - Так я же отвечаю, - пролепетал Семенов. - Вы спрашивайте…
        - Хорошо, - на этот раз как будто мягче сказал лысый и неожиданно в упор глянул на Семенова. - Каким образом вы поддерживали связь?
        - С кем? - старательно силясь ему помочь, спросил Семенов, начисто разрушив хитроумность разыгрываемой лысым комбинации.
        - С теми, кто похитил документы, - буркнул тот раздраженно.
        - Так это… - снова растерялся Семенов. - Не знаю я их…
        - Понятно, - вмешался генерал Антипов, и Семенов с облегчением перевел измученный взгляд на него. - Скажите, Юрий Леонидович, а что вам вчера показалось непривычным, может быть, даже подозрительным? Вы ведь сами наверняка анализировали события вчерашнего дня?
        - Так точно… - подтвердил Семенов, не сразу приходя в себя после ошеломительного напора лысого дознавателя. - Думал, товарищ генерал, все до мелочи припомнил, полночи не спал, вспоминал…
        - Ну, и что вспомнили? - бесцеремонно влез лысый, отчего генерал едва заметно поморщился, что успел заметить Семенов.
        - Нет, ничего такого особенного, - отрицательно покачал головой Семенов. - День как день, с утра все как обычно, получение почты и затем движение по маршруту… Нет, ничего особенного.
        - А график маршрута вы когда узнали? - снова опередил генерала лысый, и теперь уже молчаливый полковник недовольно глянул на него.
        - Как обычно, с утра, - успокаиваясь, ответил Семенов. - Но у нас нет жесткого маршрутного графика. Есть адреса, по которым мы должны доставить документы, и приоритетность доставки. Вчера, например, я должен был сначала доставить почту на Лубянку - туда мы и поехали в первую очередь. А потом уже двигались как удобнее, то есть быстрее.
        - Ага, - лысый что-то пометил в блокноте, но с вопросом повременил.
        - А почему вы с Лубянки поехали на Охотный Ряд? - спросил на этот раз полковник Медведев, пользуясь временным затишьем. - Ведь оттуда вам удобнее было ехать сразу на Садовую-Спасскую.
        - Оно-то удобнее, - согласился Семенов, с удовольствием заговаривая о предмете, который он знал назубок. - Но к Думе было гораздо ближе, а зачем мне возить по кругу лишний пакет, если я могу доставить его намного быстрее? И потом, все равно нужно было заезжать на Страстной бульвар, так что туда с Охотного Ряда было тоже удобно ехать…
        - Так, хорошо, - сказал Антипов, быстро переглянувшись с лысым, который пока молчал, изредка что-то быстро вписывая в блокнот. - А скажите, Юрий Леонидович, в последнее время вы не замечали особого внимания к себе со стороны каких-либо людей или отдельного человека?
        - Нет… - пожал плечами Семенов. - Ничего такого…
        - А вот на службе? - подхватил тему Медведев. - Возможно, кто-то с вами слишком откровенно начал разговаривать, вызывать на доверие, чего раньше не было? Невзначай интересовался вашими планами?
        На этот раз Семенов задумался надолго - с минуту томил высокое начальство, - но ничего существенного вспомнить не сумел.
        - Нет, - с сожалением сказал он, сам расстраиваясь из-за того, что ничем не может помочь следствию. - Никто ни о чем не спрашивал.
        - А вчерашний ваш водитель? - спросил напарник лысого, тоже в штатском, только моложе и лицом малость приятнее. - Он не проявлял слишком большого интереса к маршруту передвижения?
        - Кузьмич? - удивился Семенов. - Да нет, что вы, он не мог…
        - Извольте отвечать на вопрос, - немедленно прервал его лысый.
        - Нет, не проявлял, - подтянулся расслабившийся было Семенов.
        - Когда он узнал, что вы поедете на Охотный Ряд? До того, как вы вышли из машины на Лубянке, или после? - вгрызался лысый.
        - Согласно инструкции, я сообщил ему следующий адрес после своего возвращения, - сухо отрапортовал Семенов.
        - А по дороге, пока ехали к Думе, водитель ни с кем не разговаривал по мобильному телефону? - нетерпеливо спросил напарник лысого.
        - Нам не положено брать на выезд мобильные телефоны, - отрезал Семенов. - Для экстренной связи мы пользуемся рацией.
        - А по рации водитель ни с кем не связывался? - гнул свое напарник лысого. - Может, вы как-нибудь отвлеклись, а он в это время…
        - Нет, я не отвлекался, - буркнул Семенов. - И рацию никто не трогал. Мы вообще всю дорогу с Кузьмичом разговаривали о рыбалке…
        Он осекся и посмотрел на генерала, машинально пытаясь найти в нем поддержку. Генерал смотрел серьезно, но без враждебности, и Семенов понял, что пока он отвечает в общем-то правильно, и даже упоминание про рыбалку каким-то образом пошло ему на пользу.
        - Почему вы не извлекли свое оружие, когда на вас напали? - ударил неожиданно и по самому больному месту лысый.
        На этот раз Семенов молчал уже совсем неприлично долго. Но его, как ни странно, не торопили. То ли давали возможность найти верные слова, то ли внимательно наблюдали за малейшими движениями мускулов на его лице искушенными в тысячах подобных допросов глазами.
        - Не успел… - выдавил наконец Семенов, от стыда пряча взгляд.
        - Неужели все так быстро произошло, что вы, тренированный, опытный офицер, не смогли воспользоваться оружием? - каркнул лысый. - Согласитесь, это звучит несколько неправдоподобно?
        - Так точно… - еще ниже опуская голову, сказал Семенов, затем все-таки заставил себя посмотреть в глаза своему истязателю. - Но я на самом деле ничего не успел сообразить. Это было так быстро…
        - Да, - веско вставил свое слово генерал. - То, что нападение было очень быстрым, показывают все свидетели, в том числе и упомянутый водитель автомобиля Сергеев. Это лишний раз говорит о том, что мы имеем дело с профессионалами высочайшего класса. Капитан Семенов зарекомендовал себя хладнокровным и решительным исполнителем, и тому есть ряд достойных подтверждений. Но в данной ситуации даже он ничего не успел предпринять. Не говоря уже о водителе, который выбрался из автомобиля, когда налетчики уже скрылись.
        Семенов растрогался от слов генерала так, что едва сдержал готовую вырваться из глаза слезу. Вот ведь, есть справедливость на свете, нашлось кому и за него доброе слово замолвить. А то прямо преступника этот лысый изверг из него чуть не сделал, аж шипит весь от злости. На генерала после этих слов так покосился - покусал бы, если б мог. Да генералу его косые взгляды - что танку горох, он держался своего особого мнения и на лысого никакого внимания не обращал.
        - Итак, пока мы пришли к выводу, что ни до, ни во время следования по маршруту никто заметно вами не интересовался, - неторопливо продолжил генерал, и Семенов согласно покивал. - Тогда как налетчики смогли узнать, что именно вы везете интересующие их документы?
        Все помолчали, не находя ответа на этот вопрос. Семенов потупился. Эх, товарищ генерал, спросил бы чего полегче…
        - Давайте, Юрий Леонидович, припомним буквально по минутам весь ваш вчерашний день. Особенно утро этого дня. Мне кажется, что если мы и сумеем обнаружить след оборотня, то именно в связи с утренними событиями, пускай даже на первый взгляд они кажутся вам совершенно обычными и ничем не выделяющимися. Итак, начинайте по порядку. А мы послушаем и попытаемся направить ваше внимание.
        - Ну что, - смущенно начал Семенов. - Вчера, значит, встал, как обычно, в половине седьмого, - это ничего, что я прямо с подъема?
        - Ничего, - кивнул Антипов, - именно с подъема и начинайте. Описывайте все не торопясь, как бы проживая этот день снова.
        - Понял. Значит, встал, туда-сюда, ванная-туалет, потом зарядку сделал - это я строго каждое утро, пятнадцать минут занимаюсь, привычка с военного училища, как зубы почистить… Ну вот. Жена ушла на работу, она раньше уходит, ей добираться до места час двадцать. А мне хорошо с Перовской, полчаса на метро - и прибыл. Значит, жена ушла, я кончил зарядку, поставил воду на макароны, побрился, принял душ, дочек разбудил. Им в школу к восьми, их две у меня… Ну, пока девчонки собирались, приготовил завтрак, ну, макароны, сосиски, чай, они поели, убежали, и сразу следом за ними ушел и я. - Семенов перевел дыхание, посмотрел на слушателей, не надоел ли чепухой. Нет, те были серьезны и внимательны, кажется, и день, и ночь могли бы вот так сидеть и молча слушать. Люди привычные, ничего не скажешь. - Значит, пешком дошел до метро, станция «Перово», доехал до архива… Там, как обычно, утренняя инструкция у полковника Шпакина, потом поочередно заходили в кабинет выдачи почты, получали, расписывались в журнале.
        - Юрий Леонидович, не обобщайте, - остановил его Медведев, - как начинали говорить про себя - так и продолжайте. И не торопитесь.
        - Хорошо, - кивнул Семенов. - Так, до того, как получать почту, мы вышли с ребятами на черную лестницу перекурить. Это всегда у нас по утрам, перекур. Традиция, что ли… Ну, постояли минут десять, о том о сем потрепались… ну, поговорили. Ничего особенного, в основном о том, кто куда в отпуск поедет, да еще про машины.
        - А что про машины? - навострил уши лысый. - Подробнее.
        - Ну, Славка Борисов… виноват, старший лейтенант Борисов, недавно машину купил,
«Ауди-80», - такой, извините, лом, что только взять и выбросить. Ну, мучается с ней, понятное дело, в ремонт уже вложил больше, чем отдал за покупку. Жаловался, что достала она его, машина то есть эта. Ребята советовали продать, пока не поздно, и… извините, хорошенько на эти деньги погулять, чтобы было что вспомнить. Шутили… Да, ничего такого, обычный мужской треп.
        - Понятно, - поскучнел лысый, черкнув в блокноте. - Продолжайте.
        - Значит, вызвали нас за получением почты. Почту мы получаем в специальном кабинете, у майора Решетникова. Заходим по одному. Нас вызывают по списку. На этот раз меня вызвали последним. Значит, я расписался в журнале, получил четыре пакета и список адресов. Там же все уложил в кейс, пристегнул цепочку к руке. Все. Вышел и спустился в гараж, где начальник гаража, майор Дроздов, отправил меня на маршрут с Кузьмичом, то есть со старшим прапорщиком Сергеевым.
        - А до этого, насколько я понимаю, вы не знали, с кем в этот день поедете на маршрут? - негромко уточнил Антипов.
        - Нет, не знал. У нас такая система, чтобы исключить малейшую возможность утечки информации… - Семенов после этой горделивой фразы вдруг резко осекся, сообразив, что гордиться лично ему нечем.
        - Какие еще люди были в гараже? - пропустив это не совсем складное заявление без комментария, спросил Антипов.
        - Да кто? - Семенов нахмурился, вспоминая. - Два механика были в дальнем конце, ковырялись с машиной. Майор Дроздов, само собой, по роду службы. Ну и все. Кузьмич оставался последним, - к тому времени все наши курьеры уже разъехались, - а больше никого. Да, еще майор Решетников спустился на минуту, что-то из своей машины забрал. Вот и все. Больше никаких людей вроде бы в гараже я не видел.
        Антипов обменялся с лысым долгим взглядом, при этом лысый чуть заметно кивнул. Семенов, не заметив этого, продолжил было рассказ:
        - Сел, значит, я в машину, на переднее сиденье, и сразу поехали…
        - Скажите, а майор Решетников для чего спустился в гараж? - на этот раз как-то даже ласково задал вопрос лысый.
        - Кажется, из своей машины что-то доставал. А что, у него же есть разрешение ставить свою машину в служебный гараж. Такой допуск выдается всем начальникам отделений.
        - Ясно, - кивнул лысый и снова сделал отметку в блокноте. - Значит, насколько мы поняли, только майор Решетников знал, что документы в думский Комитет по надзору повезете именно вы?
        - Ну да, - подтвердил Семенов. - Он же сам распределяет наряды, смотрит, чтобы у всех была примерно равная длина маршрута.
        - Но на какой вы поедете машине и с каким водителем, он не знал?
        - Нет, конечно. Это уже в гараже распределяет майор Дроздов. У него специальная тетрадь, а там графики, чтоб два раза подряд курьеру с одним и тем же водителем не выпало ехать. С этим строго.
        - А майор Решетников, когда спустился в гараж к своему автомобилю, видел, в какую вы садитесь машину? - не отставал лысый.
        - Как понять? У нас все машины одинаковые, черные «Волги» тридцать первой модели, так что заранее ясно, в какой я машине поеду.
        - А номер этой машины майор Решетников мог заметить? - уточнил мысль лысого полковник Медведев.
        - Нет, - решительно ответил Семенов. - Мы стояли боком, да и до него метров пятьдесят было. Гараж большой, а личные машины стоят у дальней стены, чтобы не мешали выезду и возвращению курьеров. Но он и без этого мог понять, на какой машине я поеду.
        - Каким образом, поясните, пожалуйста? - прищурился Антипов.
        - Он же видел Кузьмича, а значит, и номер машины мог установить. Это нас на маршрут всякий раз с разными шоферами посылают, а они, шофера, на одних и тех же машинах все время ездят. Подождите… - спохватился наконец Семенов. - Вы думаете, что это майор Решетников?
        - Пока трудно говорить, уважаемый Юрий Леонидович, - мягко отвел его вопрос Антипов. - Но то, что у нас есть подозреваемый, можно сказать с уверенностью. Ладно, я думаю, на сегодня достаточно.
        Он вопросительно посмотрел на лысого. Тот дописал что-то в блокнот, закрыл его, аккуратно вместе с ручкой уложил во внутренний карман и только после этого согласно кивнул.
        - Да, я согласен с вами, товарищ генерал. Два слова на прощание. Хочу вам сказать, капитан, - он снова обратился к Семенову, - что весь наш разговор записывался на диктофон, и вы несете ответственность за каждое произнесенное вами слово. Кроме того, вы обязаны будете пройти проверку на полиграфе - так называемом детекторе лжи. После всех процедур и проверок будет решаться ваша дальнейшая участь.
        - Да, я готов… - пробормотал Семенов, испытывая неодолимое желание встать по стойке «смирно», когда генерал неторопливо поднялся со стула. - Все, что прикажут. Только бы побыстрей…
        - Не торопись, капитан, - мягко улыбнулся Антипов уже от дверей. - Поправляй здоровье, пока есть возможность. На службе пригодится.
        Он вышел в дверь, следом за ним - лысый, после него, ободряюще кивнув Семенову, полковник Медведев, и последним удалился напарник лысого. Два стоявших истуканами молодца подхватили стулья и в один миг выскочили из палаты. Щелкнул дверной замок, в палате наступила полная тишина. Семенов в изнеможении откинулся на подушку, растирая ладонью сильно занывшую грудь, о которой в последний час он ни разу и не вспомнил. Невзирая на довольно чувствительную тупую боль, на лице его появилась и долго не сходила счастливая улыбка, ибо он понял, что самое худшее в его жизни уже позади.
        - Значит, Артем Кириллович, начальник отделения спецархива майор Решетников? - сказал негромко лысый, когда вся четверка задержалась на автостоянке во внутреннем дворе госпиталя.
        - Видимо, да, - кивнул Антипов. - Все сходится. Майор Решетников распределяет наряды и может назначать курьеров, как ему угодно. Вчера он поставил того, кто должен был завезти интересующий заказчиков пакет, то есть капитана Семенова, последним, чтобы тот не уехал до того, как у него будет возможность спуститься в гараж и установить номер автомобиля. Все рассчитано заранее. Затем он поднялся к себе, сообщил преступникам номер и цвет машины, и на этом его миссия была закончена. Ничего сложного, день как день, действительно трудно что-либо заметить в его поведении необычного. Если бы Семенов не вспомнил, что он «на минутку» спустился в гараж… Как будем действовать дальше, Михаил Андреевич?
        - Немедленно берем Решетникова в разработку, - ответил тот. - Только, конечно, очень аккуратно, чтобы те, кто его нанял, ничего не заподозрили. Нам еще нужно узнать, для чего же они все это затеяли.
        - Хорошо, - кивнул Антипов. - Я в архиве светиться не буду, мало ли, за Решетниковым ведется наблюдение. Пришлю своего человека, майора Гришина, он войдет в вашу группу и будет участвовать в допросе. Не против такого сотрудничества, Михаил Андреевич?
        - Что вы, Артем Кириллович, - улыбнулся Михаил Андреевич. - Мы разведке всегда рады, как говорится, один ум хорошо, а два - лучше.
        - Ну, тогда Гришин с вами созвонится. Желаю удачи.

26 июня 2003 г., Москва
        Стояло раннее солнечное утро. Жара пока не обрушилась на город, и в легкой утренней дымке он весь сиял могучей красой. Антипов с высоты своего кабинета, расположенного на восемнадцатом этаже, с привычным чувством гордости и восхищения разглядывая развернутую перед ним перспективу улиц и проспектов. Красивый город! По долгу службы ему довелось побывать во многих известных столицах мира, и он оценил по достоинству их заслуженное величие. Но этот город все же превосходил их своею исполинской мощью и при этом удивительной соразмерностью всех частей и частиц, радующей глаз что старожила, что приезжего, до того никогда не бывавшего в Москве.
        - Значит, заказчиков интересовали документы для думского Комитета по надзору? - сказал Антипов, нехотя отходя от окна и занимая свое место в кресле перед столом, за которым сидели Медведев и Гришин.
        - Так точно, товарищ генерал, - подтвердил майор Гришин. - Решетников показал, что две недели назад ему поступило предложение передать заказчикам сведения о том, на какой именно машине будет переправляться этот пакет.
        - То есть дату переправки они знали заранее, - сказал Антипов. - Значит, свой человек в Государственной Думе, а именно в Комитете по надзору за исполнением наказаний, точно знал, в какой день им будут доставлены означенные документы, и передал эти сведения заказчикам. Сколько человек состоит в Комитете по надзору?
        - Если считать всех, то есть и секретарей, и советников, то наберется с полсотни человек, - ответил Гришин. - Тут зацепиться трудно…
        - Дума давно известна своими насквозь прогнившими кадрами, - вставил полковник Медведев. - Там работают на кого угодно, только не на государство. Сколько раз уже передавали ценнейшие сведения на сторону. И доказать что-либо чрезвычайно трудно, скользкие все, как налимы. Попробуй поймай теперь этого крота. С Решетниковым он никак не связан, тот даже не представляет, кем он может быть, на каком уровне работать. Вычислить такого невероятно трудно.
        - Да, практически невозможно, - согласился Антипов. - Хотя искать, безусловно, нужно. Ладно, этим займемся параллельно. Так. Что рассказал Решетников о заказчиках? Кто такие? Как выглядят? Может быть, они как-то представились? Назвали какую-то организацию?
        - Нет, - покачал головой Гришин. - Полная анонимность. Один человек подошел к нему прямо на улице, предложил поговорить в летнем кафе. Человек самой обычной наружности, славянин, говорит с московским выговором. Предложил сообщить небольшую информацию и предложил за это пятьдесят тысяч долларов. Встречались один раз, потом неизвестный дважды звонил Решетникову по мобильному телефону. Первый раз сообщил, что условленная сумма переведена на счет в «Мосбанке», и назвал номер счета. Во второй раз сообщил, когда будет заказана требуемая документация в Думу, и назвал номер телефона, естественно, мобильного, по которому Решетников должен был сообщить номер автомобиля и время его выезда на маршрут. Решетников по этого номеру позвонил, сообщил требуемые сведения и больше никаких контактов с заказчиком не имел.
        - Счет в банке-то хоть проверил? - спросил Медведев.
        - Проверил, - улыбнулся Гришин. - И не только проверил, но и перевел всю сумму на другой счет в другом банке, который открыл накануне.
        - Подстраховался, значит, - усмехнулся Антипов. - Комбинатор… Он понял, что должен скрупулезно выполнять все наши указания?
        - Так точно, ему все подробно объяснили. По-прежнему как ни в чем не бывало ходить на работу, исполнять свои обязанности. Сотрудникам архива пока ничего не говорили, чтобы исключить ненужные слухи. Те, кто его нанял, наверняка будут следить за ним, по крайней мере первое время, и они не должны ничего заподозрить.
        - Решетников не попытается скомбинировать? - прищурился Антипов.
        - Нет, - усмехнулся Гришин, - по-моему, это исключено. Кадровый офицер, а как увидел, что по его душу пришли, - затрясся от страха, весь белый стал. Практически в обморок упал… Все твердил, что, если б не финансовые трудности, никогда не пошел бы на это…
        - Они все так говорят, - брезгливо вставил полковник Медведев.
        - В общем, ждать от Решетникова сюрприза вряд ли стоит, - заключил Гришин. - Сейчас он изо всех сил рвется «загладить вину перед Родиной».
        - Что ж, пусть заглаживает, - задумчиво сказал Антипов. - Но с него нам мало навару. Узнать бы, кто в Думе работает на похитителей… Служба безопасности, понятное дело, будет искать и, вероятно, отыщет хвостик. Но и мы не должны расслабляться, несмотря на то что пакет документов, интересующий преступников, к нашему ведомству прямого отношения не имеет. Не следует забывать, что, кроме документов для Комитета по надзору, пропали еще два пакета, и один из них - для закрытой военной лаборатории. Вот на что мы должны обратить самое пристальное внимание. Возможно, - и я бы очень хотел, чтобы оно так и было, - преступники не заинтересовались его содержимым и уничтожили, чтобы не усложнять себе жизнь. Но, учитывая профессионализм и, я бы сказал, особую циничность налетчиков, трудно угадать, на что они способны. Ценность похищенных документов весьма высока, и есть вероятность, что они захотят продать ее третьему заинтересованному лицу из числа наших бывших и нынешних противников. Так что розыск похитителей должен вестись с напряжением всех сил. Майор Гришин, вы по-прежнему работаете в составе следственной
бригады ФСБ. Я уже согласовал этот вопрос с генералом Панченко. В случае необходимости, возьмите себе в помощники, кого посчитаете нужным. Жестких сроков не ставлю, понимая сложность задачи, но жду от вас результата.
        - Понял, товарищ генерал, - подтянулся Гришин за столом.
        - Хотя, - постукивая пальцами по столу, помедлил Антипов, - чую я, что если мы и выйдем на похитителей, то лишь тогда, когда они сами каким-нибудь образом себя проявят.
        Начало июля 2003 года
        На конспиративной лионской квартире Джелал провел без малого три недели, пока сходил синяк с правого плеча. За все это время он никуда, по приказу Омрана, не отлучался, не считая двух вечерних вылазок в магазин за продуктами. Все остальное время он сидел дома, предаваясь молитвам, усердным физическим упражнениям, изучению по специальному разговорнику русского языка и до одури пялясь в телевизор. Там часто показывали главного врага всех правоверных мусульман - американского президента Буша с хитрыми маленькими глазками, глупо поднятыми бровями и узким ртом прирожденного лжеца. Джелал не понимал, о чем говорят с экрана телевизора американский президент и те, кто его встречает и подобострастно приветствует. Но ему достаточно было видеть их лица - и никаких объяснений больше не требовалось. При виде Буша Джелал замирал, как кобра перед броском, больше всего мечтая о том, чтобы выпустить в него всю обойму из автомата Калашникова - самого надежного и смертоносного оружия. Но такой возможности у Джелала не было, она могла быть предоставлена лишь самым лучшим - избранным - воинам ислама, а ему оставалось,
глядя в телевизор, лишь копить в душе ненависть и бесстрашие, порожденное этой ненавистью. Хотя как знать, может, и он завоюет право на исполнение высшей миссии.
        Кроме Омрана, весьма неразговорчивого человека, никто больше в квартире не появлялся. Но Джелал, за год тренировочного лагеря закаленный не только физически, но и морально, нисколько не страдал от вынужденного одиночества. Он четко знал, что его ждет особо важное задание, был посвящен в общий замысел этого задания, а значит, уже являлся одним из тех, кто принимает непосредственное участие в великом джихаде - войне мусульман против неверных поработителей.

4 июля Омран приехал с утра и приказал ему собираться в дорогу. Джелал, услышав это, едва сдержал возглас радости. Наконец-то он двинется к месту выполнения своего первого и главного задания. Не выказав на лице ни тени нетерпения или восторга, как и подобало настоящему воину, Джелал за пять минут сложил в спортивную сумку свои нехитрые пожитки, купленные в магазине секонд-хенд, и вслед за Омраном покинул эту неуютную квартиру. Омран ничего не говорил пока о том, куда они теперь направляются, а Джелал не спрашивал, по уже имеющемуся опыту зная, что в конечном итоге его доставят туда, куда требуется. По дороге он снова жадно смотрел в окно на сверкающие улицы и автомобили. Да, этот мир стоил того, чтобы его завоевать.
        Они снова приехали в аэропорт, и Омран кратко дал Джелалу указания относительно его дальнейшего пути. Ни разу не переспросив, Джелал все запомнил дословно и легко повторил инструкцию. Память у него была отличной, он всегда намертво запоминал все, что услышал. Без лишних слов попрощавшись, Омран растворился в толпе. Джелал не обижался на него за кажущуюся черствость. Он понимал, что такие люди, как Омран, ведут нелегкую жизнь во имя победы джихада и они не могут вступать в дружеские отношения с теми, с кем им приходится контактировать, чтобы исключить малейшую возможность провала. Конспиративная работа имеет свои правила, и предельная осторожность - правило номер один. Равнодушно скользнув взглядом по толпе, наводнявшей аэропорт в эту жаркую туристическую пору, Джелал повесил сумку на плечо и отправился на таможенный контроль. Его восточная, немного смуглая внешность не вызвала никакого интереса у таможенника. Франция дальновидно отказалась от вмешательства в оккупацию Ирака так называемыми коалиционными силами - Америкой и ее приспешниками - и тем самым оградила себя от гнева мусульманских
террористов. Таможенник лишь проверил отметки в паспорте, сделал свой оттиск и с улыбкой пожелал Джелалу доброго пути.
        Благополучно долетев до Киева, Джелал пересел на другой самолет, который после
«Боинга» показался совсем маленьким и неудобным, и через час оказался в жарком тбилисском аэропорту. Здесь его встретил человек по имени Леван. Был он высок, худ и, несмотря на жару, одет в черную кожаную куртку. Весело скаля большие белые зубы, он обнял Джелала и, положив руку ему на плечо, как самому лучшему другу, которого не видел много лет, повел к своей машине, белому, до самой крыши запыленному «БМВ».
        Разговаривали они на русском языке, который на Кавказе был общепринятым международным наречием. Леван говорил быстро, то и дело чему-то смеясь и указывая пальцем то направо, то налево. Джелал с горем пополам понимал лишь сотую часть из того, о чем без умолку тараторил Леван, но из вежливости согласно кивал головой. На всякий случай он решил не терять бдительности, усмотрев в болтовне Левана тонко скрытый расчет на усыпление его внимания. Что такое грузинское гостеприимство, он не имел ни малейшего представления.
        Проехав город, довольно красивый, они помчались на приличной скорости дальше. Леван постепенно умолк и нахмурился, внимательно следя за дорогой, поднимающейся все выше в горы.
        - Через сорок минут приедем, - четко выговорил он по-русски.
        Эту фразу Джелал понял без труда. Его словарный запас русского языка составлял примерно три сотни слов, и, если собеседник выражался коротко и просто, он мог без труда разобрать смысл сказанного. Правда, ответный подбор слов был для него пока затруднителен, сказывалось отсутствие разговорной практики, но все же при старании он сумел бы найти десяток связных слов для выражения своей мысли.
        - Карашо, - впервые за всю дорогу ответил он своему провожатому.
        - О, - снова оскалил тот крепкие зубы. - Шпрехен зи рашн! О… кей! Я думал, ты только вид делаешь, что понимаешь. Ладно, тогда слушай. Сейчас, через десять минут - десять минут! - будет пост милиции. Понимаешь? Хорошо. Я буду разговаривать с ними. Ты сиди в машине. Сиди спокойно. Понимаешь? Спокойно! Хорошо. Прикажут показать паспорт - покажи. - Леван достал из внутреннего кармана какие-то документы и сделал вид, будто отдает их кому-то. - Понимаешь?
        - Да, - кивнул Джелал, легко понимая собеседника. - Показать.
        - Вот, замэчатэлна, - широко улыбнулся Леван. - Главное - сиди спокойно. Я обо всем договорюсь. Не первый раз. Все понял?
        - Да, - эхом отозвался Джелал, - я все понял. Харашо.
        Леван удовлетворенно кивнул и протянул ему сигареты. Они закурили, вполне довольные друг другом и в особенности тем, что сумели без больших усилий объясниться. Джелал несколько расслабился, заключив, что, если бы Леван хотел его предать, он не стал бы так подробно объяснять ему, как вести себя на милицейском посту.
        А за окном мелькали удивительной красоты пейзажи. Горные массивы величаво плыли по бирюзовой небесной шири. Горец по рождению, Джелал будто оказался в родных краях. Но все же здесь, в Грузии, природа была намного мягче и богаче. Горы, густо покрытые зеленью, были не так круты и неприступны. Они напоминали скорее огромные холмы, и текущие с их склонов многочисленные прозрачные ручьи и речушки только усиливали это сходство. Дыша полной грудью, Джелал с грустью думал о том, что на земле столько прекрасных мест, а его народ по какой-то злой прихоти рока должен жить на каменистых засушливых землях. Конечно, на все воля Аллаха, и если ему так угодно было расселить людей, то так тому и подобает быть. Но в голову Джелала, кое-что повидавшего в последние три недели, поневоле приходили мысли о том, что волю Аллаха не мешало бы чуть-чуть подправить. В конце концов, если неверные позволяют себе захват чужих земель, то почему обладатели истинной веры не могут ответить им тем же?
        Показался мост через речушку, а перед ним - массивная будка. Из нее лениво вышел высокий человек в полном военном снаряжении. Даже бронежилет, несмотря на жару, был натянут поверх пятнистой куртки. Второй милиционер вышел следом, привалился плечом к косяку.
        Первый поднял руку, приказывая Левану остановиться. Леван мигнул Джелалу и послушно съехал на обочину, прямо к ногам милиционера. Тот, издалека узнав машину, даже не снял автомат с предохранителя. Пригнувшись и положив тяжелую руку на крышу
«БМВ», он пристально осмотрел Джелала, убедился, что в машине, кроме него, никого нет, и строго поднял глаза на выскочившего из машины Левана.
        - Ну что, Леван, встретил очередного родственника? - без улыбки спросил он густым рокочущим баритоном. Говорили они по-грузински, так что Джелал вообще ничего не понимал и ориентировался только на интонации разговаривающих. Хмурый милиционер ему не понравился, но его успокоил вид безобидно висящего на груди автомата.
        - Да, Резо, встретил, вот в гости к себе везу, - улыбаясь шире, чем обычно, ответил Леван. - Устал с дороги, хочет отдохнуть. Хороший человек, мирный, строитель по профессии. Поможет мне хлев починить.
        - Нет у тебя совести, Леван, - лениво перебил его Резо, покосившись через плечо на своего напарника. Тот переступил с ноги на ногу и исчез в будке. - Который это родственник за последние две недели? Пятый?
        - Я их не считаю, - улыбался Леван. - У меня много родственников. А разве у тебя их мало, Резо? Мы же грузины, у нас родня по всему свету. Как не принять человека? Сам знаешь, нехорошо.
        - Строитель, говоришь? - не слушая его, сказал Резо. - А если правое плечо у него проверить? Что там отпечатано? Серп и молот?
        - Ну, проверь, если тебе так хочется, - словно веселой шутке, засмеялся Леван. - Хотя вряд ли это красиво по отношению к гостю…
        - Угу… - пробормотал Резо. - Эй, родственник, - по-грузински обратился он к Джелалу, - покажи-ка, дорогой, мне свои документы.
        Сообразив по взгляду и интонации, о чем идет речь, Джелал вытащил паспорт и с готовностью протянул милиционеру.
        - Ты смотри, - притворно удивился тот, разворачивая паспорт. - Пакистанец, а по-нашему понимает. Правда, что ли, родственник?
        - Ну, я же тебе говорю, - поднял брови Леван. - А ты все не веришь…
        - Нет у тебя совести, Леван, - сурово сказал Резо. - Это ты дуракам про своих родственников толкуй. Думаешь, я не видел, как этот мирный строитель на мой автомат глянул? Сразу предохранитель проверил. Профессионал. Да и те были не хуже, глаза, как у волков, сверкали. Смотри, Леван, не доведет тебя до добра твоя жадность.
        - Ты преувеличиваешь, Резо, - немного поскучнев, возразил Леван. - Наверное, на солнце перегрелся. Отойдем в тенек, я тебе все объясню.
        Глянув еще раз на Джелала, Резо словно нехотя последовал за Леваном в будку. Оттуда вышел второй милиционер и, лениво потягиваясь, присел на скамеечку, доставая сигареты. На Джелала он даже не глянул.
        Через пять минут из будки выскочил сильно покрасневший и уже не улыбающийся Леван. Он быстро, едва не бегом, подошел к машине, с силой хлопнул дверцей и дал газу, вихрем промчавшись по мосту.
        - Держи, - он протянул Джелалу паспорт. - Все нормально.
        - Он брал деньги? - медленно, но правильно выговорил Джелал.
        - Э-э… - отмахнулся Леван, но потом все же буркнул: - Еще какие!
        И спустя минуту, окончательно остывая, пробормотал по-грузински:
        - Нет у тебя совести, Леван… А у тебя, можно подумать, она есть…
        Еще через десять минут природное жизнелюбие взяло верх над минутным огорчением. Он включил радио и начал громко подпевать грузинской певице, вторя себе взмахами правой руки. Временами от избытка чувств он высовывался в окно, адресуя свои звучные рулады мелькающим пейзажам. Навстречу им проехал большой грузовик. Леван громко закричал, дал длинный гудок и помахал водителю рукой.
        - Мой брат, - пояснил он Джелалу. - Двоюродный. Понимаешь?
        Джелал утвердительно кивнул. Несмотря на излишнюю шумливость, Леван ему нравился. По крайней мере, весь он со своим порывистым южным характером был на виду и не внушал ни малейшего подозрения.
        Леван снова принялся оживленно болтать, мешая грузинскую речь с русской и оживленно жестикулируя. Напрягая все свое внимание, Джелал кое-как сообразил, что тот говорит о красоте этих мест и о том, что он родился здесь и вырос. Джелал вежливо кивал многоречивому грузину, послушно водя головой то в сторону удивительной формы скалы, то в сторону головокружительного провала пропасти.
        Быстро, благодаря обществу Левана, пролетела дорога, которую Джелал незаметно для своего спутника запомнил с точностью бывалого топографа. Приобретенные в тренировочном лагере навыки работали сами собой, почти независимо от воли их обладателя. С укатанного грунтового шоссе они свернули налево и по узкой ухабистой дороге поехали в гору. Ехали недолго. Через несколько минут, миновав неглубокое ущелье, Леван еще раз свернул налево, и они оказались в небольшой горной деревушке. С десяток каменных домов были широко разбросаны по живописным холмам. Леван подрулил к воротам одного из дворов, остановился и дважды просигналил, подмигнув Джелалу.
        - Приехали, - сказал он, с хрустом выгибая занемевшую спину.
        Джелал с интересом оглядывался. Поселок был чем-то неуловимо похож на его родную деревню, хотя отличался и формой строений, и их расположением. Но зато между ними были точно такие же каменистые тропы, так же паслись в отдалении овечьи отары, и так же вздымались со всех сторон сизые горные кряжи. И воздух был так же прозрачен и чист.
        Ворота открыл изнутри высокий костистый старик в расшитом бисером жилете и войлочной шапочке, сильно похожий на Левана. Только нос был побольше, а под ним - густые белые усы, точно такие же, как у отца Джелала. Он отошел в сторону, впуская машину на обширное подворье, и тут же закрыл за ней ворота, легко ворочая тяжелые створки. Чувствовалось, что силы в старике еще о-го-го сколько.
        - Все, дорогой, выходи, - сказал Леван, похлопав Джелала по коленке.
        Они выбрались из машины, и Леван обменялся с отцом короткими гортанными фразами. Джелал смирно стоял у машины, настороженно посматривая на узкие неприветливые окна дома. Кто знает, куда привез его веселый Леван? Еще посадит в яму и потребует выкупа…
        - Пойдем в дом, дорогой, - по-русски обратился к Джелалу Леван. - Бери вещи, тут тебе придется пожить пару дней. Два дня, понимаешь?
        - Да, понимаю, - кивнул Джелал, забирая сумку с заднего сиденья.
        - Это мой отец, - сказал Леван, указывая взглядом на старика.
        Джелал посмотрел на хозяина. Тот едва заметно кивнул гостю и тут же ушел в глубь двора. Чувствовалось, что большой радости от визита незнакомца он не испытывает. Джелал решил не обращать внимания и вслед за Леваном вошел в дом. Разувшись по примеру Левана в прихожей, он шагнул за ним в одну из комнат - и замер на пороге. В комнате на полу сидели четыре человека и молча смотрели на него глазами, не обещающими ничего хорошего. Леван хлопнул его по плечу.
        - Заходи, не стесняйся. Это тоже мои гости, так что знакомьтесь.
        Он подтолкнул Джелала в комнату и громко сказал:
        - Ну вот, еще один ваш человек. Только что с самолета. Дорогой, откуда ты прилетел? Из какой страны прилетел, спрашиваю?
        - Франция… - сказал Джелал, оглядывая всю четверку.
        - Араб? - спросил один из них, поднимаясь с пола. Остальные медленно последовали его примеру. Джелал опустил сумку на пол, готовый сопротивляться до последнего. Жаль, что при нем нет его ножа.
        - Нет. Пакистан… - ответил он, незаметно меняя позицию.
        - О, земляк! - воскликнул другой незнакомец. - Из каких мест будешь, брат? - спросил он Джелала на его родном языке.
        После того как Джелал ответил, разговор стал общим. Лед растаял, и временные жильцы Левана радушно приняли новичка в свою семью. Один из них оказался сирийцем, двое были из Йемена, и четвертым оказался земляк Джелала по имени Камаль. Вопросы сыпались со всех сторон. Джелал сам не заметил, как рассказал, что обучался в военном лагере и что оттуда он и прибыл сюда для выполнения важного задания в Чечне. Вообще столь откровенно болтать не следовало, учитывая, что всех присутствующих он видит впервые. Но уж очень он обрадовался земляку, да и все остальные были, по сути, его братьями по вере.
        - Ладно, давайте к столу, - пригласил всех Леван. - Говорить можно долго, а вот обед ждать не станет. Отец приготовил шашлык из молодого барашка, так что мойте руки и садитесь за стол.
        За обеденным столом, обильно уставленным свежей зеленью, мясом и сыром, разговор продолжился. Джелал узнал, что остальные также были отобраны из тренировочных лагерей. Правда, сириец по имени Керим был в лагере инструктором, а не курсантом. Он и держал себя как старший, и даже выпил с Леваном вина, что в глазах Джелала было смертным грехом. Но все сделали вид, что ничего не заметили, лишь потупили осуждающе глаза, и Джелал поступил так же. Кто знает, как следует вести себя на чужой территории? Керим старший, ему виднее.
        После обеда, вздремнув часок, Леван сфотографировал Джелала на цифровую фотокамеру и умчался обратно в город. Гости остались на попечении его отца. Тот целый день возился в саду, лишь изредка появляясь перед гостями. Впрочем, все, что требовалось, он старательно исполнял, ограничиваясь, в отличие от его словоохотливого сына, короткими жестами и одним-двумя словами. Джелал сделал вывод, что старик, хоть и не одобрял этот промысел сына, все же понимал, что он приносит, при малых расходах и малом риске, большой доход, и поневоле должен был помогать ему в содержании постояльцев.
        До вечера Джелал вдоволь наговорился с Камалем. Они уселись в тени кустарника и, неторопливо выкуривая сигарету за сигаретой, вспоминали родные места. Оказалось, что их деревни находятся всего в сотне километров друг от друга, и они даже смогли, правда, с большой натяжкой, найти кое-каких общих родственников. Джелал был если не счастлив, то очень рад, что ему повезло с земляком. По сути, хоть все мусульмане и братья, но все же родные корни есть родные корни, и возможность поговорить на своем языке дорогого стоила. Йеменцы тоже шептались вдвоем, Камаль сказал, что они вообще из одного рода и являются кровными братьями. Сириец Керим остался в одиночестве, но, похоже, это его нисколько не расстраивало. Накурившись анаши, он сидел в доме на кошме, скрестив ноги, и, судя по остановившимся зрачкам, пребывал в блаженном состоянии.
        От Камаля Джелал узнал, что за успешное выполнение задания вербовщик обещал ему двадцать тысяч американских долларов. Только сейчас Джелал спохватился и вспомнил, что за все время он ни разу не подумал о деньгах. Слова Камаля отрезвили его. А ведь и верно. Джихад джихадом, но за работу он так или иначе должен получить гонорар. За всякую работу платят, точно так же оплачиваются и услуги профессионального воина. И ничего зазорного в этом нет. Наоборот, чем лучше воин, тем больше ему платят. Дядя Саид, например, всегда был просто набит деньгами, особенно по деревенским меркам, и никто, даже отец Джелала, не говорил, что он поступает плохо. Напротив, все жители деревни, включая муллу Фарида, считали его уважаемым человеком, честно зарабатывающим свои деньги. Ведь далеко не каждый способен ежедневно рисковать жизнью, защищая незыблемые законы Корана.
        - Наверное, человек, забравший меня из лагеря, очень торопился и не успел сказать нам о деньгах, - решил Джелал. - Когда прибудем на место, первое, что я сделаю, - это спрошу о своем гонораре. Надо полагать, мне должны заплатить не меньше, чем тебе?
        - Спроси, - кивнул Камаль. - И еще узнай, сколько получат твои родственники в том случае, если ты погибнешь.
        Джелал прикусил язык. До сих пор считая себя довольно неглупым парнем, он убедился, что по сравнению с тем же Камалем, который был всего на один год старше его, сам еще ничего не понимает в жизни.
        Утром следующего дня Леван привез ему паспорт на имя Рустама Рамазанова, гражданина Дагестанской республики. Джелал долго разглядывал «свой» паспорт, искусно состаренный мастером-гравером. Он старательно привыкал к новой личине - первой в его только-только начинающейся карьере профессионального наемника. Жаль, не знает дядя Саид. Вот бы гордился своим племянником. Но ничего, Джелал надеялся, что по завершении операции - успешном завершении - они встретятся и наговорятся обо всем всласть. Но только уже не так, как это было раньше, не как опытный мужчина с маленьким мальчиком, а на равных, как воин с воином, и им будет о чем поговорить.
        Леван забрал пакистанский паспорт Джелала, пояснив, что он будет находиться в надежном месте и ждать возвращения своего хозяина. После этого, наскоро перекусив, он помчался по делам назад.
        К вечеру этого же дня, когда солнце уже целиком ушло за горы и небо над ними окрасилось пурпурно-розовым, к дому подъехал большой джип. Леван, который к этому времени уже успел вернуться, приказал своим гостям собираться в дорогу. Сборы заняли не более трех минут, поскольку все были предупреждены заранее о предстоящей поездке. Без лишних слов Леван попрощался с пятью наемниками, они быстро расселись в вместительном салоне джипа и тут же тронулись в дорогу.
        Человек, сидевший за рулем, ничего не говорил. Он лишь искоса поглядывал через плечо, наблюдая за посадкой, и, когда захлопнулась дверца за последним пассажиром, сразу отъехал от дома.
        В быстро сгущающихся сумерках они выехали на грунтовое шоссе и свернули налево, взяв направление в глубь гор. Глухо гудел мощный мотор, в салоне царило полное молчание. Человек за рулем больше ни разу не посмотрел на своих пассажиров, словно их и не было. Включив фары, он сосредоточенно вел машину по извилистой горной дороге, время от времени сворачивая лишь на ему ведомых поворотах.
        Примерно через полчаса после выезда из деревни он достал мобильный телефон и на своем языке что-то у кого-то спросил. Джелал, напряженно ловивший интонации водителя, понял, что пока все идет хорошо.
        Скоро они поехали совсем медленно. Мало того, что дороги как таковой почти не существовало, так она еще и резко шла вверх. Мотор теперь работал на всю свою мощь, толкая тяжелую машину вперед.
        Через сорок минут натужного подъема водитель вдруг остановился и заглушил мотор. Пассажиры выжидательно глядели на него.
        - Приехали, - сказал он по-русски с сильным акцентом. - Выходи.
        Захватив свои сумки, они вышли из машины, посматривая вокруг с вполне понятной опаской. Где-то рядом проходила граница, и здесь надо было держать ухо остро. На небе сияли громадные звезды, и в их свете можно было различить силуэты людей, машины и горных цепей.
        Раздался тихий свист. Водитель ответил таким же свистом. Послышались негромкие быстрые шаги. Джелал увидел, что к ним подходит какой-то человек. Он обменялся с водителем двумя фразами, затем водитель сел в свой джип и уехал. Теперь вся пятерка всецело осталась в распоряжении незнакомца, возникшего из темноты.
        - Меня зовут Ахмед, - сказал он, когда стих гул мотора. - Дальше вы пойдете со мной. Не разговаривать, не курить.
        Ограничившись этим кратким инструктажем, Ахмед повернулся и взмахом руки приказал пятерым наемникам следовать за ним. Те, отлично обученные ночному передвижению в горах, мгновенно и молча выстроились в цепочку и двинулись за проводником.
        Дорога все время шла в гору. Джелал, засидевшийся на перевалочных базах, с удовольствием чувствовал крепкий свежий ветерок и твердую каменистую тропу под ногой. Упругая подошва кроссовок бесшумно несла его вперед, и он думал о том, что вот так может прошагать много дней и ночей, не чувствуя ни малейшей усталости. Все-таки большие города были не для него. Выросший на вольном воздухе, он только здесь, в горах, мог по-настоящему ощутить полноту жизни.
        Взявший поначалу довольно резвый темп, проводник спустя час пошел медленнее. Джелал догадался, что граница проходит совсем близко. Теперь проводник, пройдя десяток метров, надолго застывал на месте, подняв над плечом правую руку, и по его сигналу вся пятерка замирала, чутко прислушиваясь к каждому звуку. Убедившись, что пограничников поблизости нет, Ахмед взмахивал рукой и продолжал движение.
        Благодаря острому слуху Джелал раньше всех услышал тихий металлический звук невдалеке. Он шел в середине пятерки, и потому ему пришлось одновременно предупредить тех, кто был впереди и позади него. Он поднял правую руку, а левой ткнул в спину идущего впереди. Его сигнал, словно разряд тока, пробежал по всей цепочке, и они мигом припали к земле и камням, сливаясь с ночными тенями.
        Негромко переговариваясь, к ним подходили два пограничника. Лежа на земле и прижимаясь к еще теплому боку валуна, Джелал четко видел очертания их голов в форменных кепи на фоне звездного неба. Они были всего в десяти шагах от залегших нарушителей. Джелал напрягся. Если пограничники продолжат идти прямо на них, то ничего другого не останется, как неожиданно напасть и убить их. Конечно, это не лучший вариант, ибо нападение на пограничный наряд неизбежно вызовет тревогу на заставе и погоню. Но и сдаваться Джелал не собирался…
        Со своего места он видел скорчившегося у остроугольного камня Ахмеда. Проводник находился ближе всех к пограничникам, и его они могли обнаружить самым первым. Джелал увидел, что Ахмед медленно вытащил нож из ножен и приготовился для броска, сделав знак остальным, чтобы были готовы к нападению. Джелал подобрал ноги, намечая для себя второго пограничника. Хоть у наемника и не было оружия, он отлично умел убивать голыми руками. Особенно из засады.
        Пограничникам повезло. Поленившись обходить обломок скалы, за которым прятался Ахмед, они взяли другое направление и прошли ниже пятачка, на котором затаились нарушители. Когда они удалились, Ахмед спрятал нож и дал сигнал отбоя атаки. Джелал, снова припав спиной к валуну, сделал несколько бесшумных глубоких вдохов, пока сердце не начало биться спокойнее. Выждав еще минут десять, Ахмед взмахом руки приказал маленькому отряду продолжить путь.
        Дальнейший переход проходил без осложнений. После того как граница осталась позади, Ахмед вел пятерку быстро, порой переходя на легкую рысь. Передвигаться было легко, поскольку скоро дорога пошла постепенно вниз. Поспевая за проводником, Джелал был озабочен лишь тем, чтобы случайно не подвернуть ногу в темноте. Впрочем, Ахмед, исходивший здесь не одну сотню километров, вел людей по довольно ровной тропе, прихотливо вьющейся среди скал и кустарника.
        Несколько раз до слуха Джелала доносился собачий лай. Где-то невдалеке находились невидимые селения. Но Ахмед неуклонно шел дальше, обходя их стороной. Его временные подчиненные послушно следовали за ним, подумывая о том, что неплохо было бы куда-нибудь и прийти. Уже несколько селений миновали они таким образом, а неутомимый Ахмед все вел и вел их за собой, призраком скользя в темноте.
        Наконец, когда на востоке едва заметно начала расходиться черная пелена, они вошли в небольшое селение. Ахмед постучал в один из домов условным стуком. Через минуту послышался скрип открываемой двери. На миг керосиновая лампа осветила лицо Ахмеда - и Джелал был поражен тем, что их быстроногий проводник оказался морщинистым стариком, - но затем свет ее уплыл внутрь дома.
        - Заходите, - сказал в темноте Ахмед. - Я дальше не пойду.
        Один за другим все пятеро бесшумно вошли в дом, следуя за Керимом, который двигался вслед за уходящим огнем лампы. Таким образом они оказались в просторной комнате, вдоль стен которой лежали толстые войлочные подстилки и одеяла. Человек, державший лампу, был немолод и суров. Взглядом указав на кошмы, он хрипло сказал:
«Спите».
        Дважды ему повторять не пришлось. В тусклом свете лампы все попадали кто куда, с упоением давая отдых гудящим ногам. Хозяин еще не успел уйти, а Джелал уже поплыл в блаженной теплой дремоте…
        Но долго спать им не дали. Еще солнце только начало подниматься над горами, а их уже поднял хозяин, сказав, что скоро им надо ехать дальше. После намаза последовал скромный завтрак, а к дому уже подъехал грузовой «Урал». Из него вышел высокий плотный молодой мужчина. Поздоровавшись с хозяином, который поспешил уйти в дом, он для начала внимательно осмотрел наемников. Назвавшись Муртазом, сказал, что теперь они поедут в поселок Заречный. Через три часа будут на месте. Затем попросил показать свои паспорта. Осмотр паспортов его более-менее удовлетворил. После этого он придирчиво осмотрел их личные вещи, до дна вывернув сумки. Обнаружив у одного из йеменцев складной китайский ножик - безделушку, в сущности, годную лишь для чистки овощей, - без церемоний зашвырнул его через забор в поле. Коробок с анашой, найденный у Керима, полетел в пламя очага. Пока они паковали сумки, Муртаз, тщательно подбирая русские слова, провел подробный инструктаж, объясняя, как следует вести себя в дороге и особенно на блокпостах, во время тотальных проверок.
        - Главное, ведите себя спокойно, - сказал он в который раз, и Джелал невольно вспомнил Левана, своего первого проводника. - Понятно?
        Получив утвердительный ответ, он приказал садиться в грузовик. Так и не поблагодарив хозяина за ночлег и завтрак, наемники перелезли через высокий борт
«Урала» и расселись на узких деревянных лавочках. Грузовик был открытого типа, и утренний ветер чувствительно щекотал бока холодком. Ничего, поднимется солнце, станет теплее.
        Затем долго ехали каменистой, тряской дорогой. Сложив руки на груди и привалившись спиной к борту, Джелал еще какое-то время дремал, наверстывая упущенное. Остальные последовали его примеру.
        Первый блокпост, стоящий на границе между Дагестаном и Чечней, они проехали спокойно. Бойцы, еще усиленно зевавшие на утренней прохладе, услышали от Муртаза, что это строители едут в Заречный, и тут же подняли гнутую полосатую трубу самодельного шлагбаума.
        Спустя полчаса они подъехали ко второму блок-посту. Тут на них вообще никто не обратил внимания, и шлагбаум был поднят, чтобы все автомобили могли проезжать беспрепятственно, не беспокоя наряд, который то ли беспробудно пил, то ли беспробудно спал в своей будке.
        Видя такое, Джелал начинал понимать, почему огромная Россия до сих пор не может справиться с маленькой Чечней. Если вся Российская армия так несет свою службу, то с ней и воевать не надо. Достаточно лишь обойти ее стороной и спокойно делать свое дело.
        Но третий блокпост разительно отличался от второго, и даже от первого. Тут несли службу рослые крепкие парни с прищуренными глазами опытных бойцов. Камуфляжная форма и амуниция сидели на них как влитые, подчеркивая атлетичность фигур, оружие казалось продолжением рук. Каждая машина обыскивалась вдоль и поперек бывалыми досмотрщиками, а по бокам стояли бойцы в бронежилетах с автоматами на изготовку и следили за каждым движением водителя и пассажиров. Невдалеке целый взвод расположился вокруг двух бэтээров, готовый прийти на подкрепление в случае возможной перестрелки.

«Урал» был в очереди примерно десятым. Потихоньку, вслед за другими машинами, он подвигался к блокпосту. Джелал и его спутники, издалека наблюдая за действиями спецназовцев, понимали, что здесь их ждет серьезное испытание. Пройти через эту жесткую проверку, даже несмотря на подробные инструкции Муртаза, было делом нелегким.
        Отпустив с миром предыдущую легковую машину, постовые перевели дула автоматов на подъезжающий «Урал». Водитель послушно заглушил мотор и вышел из кабины. Муртаз спрыгнул с другой стороны.
        - Кого везешь? - спросил один из спецназовцев, огромный мужчина с капитанскими звездочками на мягких матерчатых погонах.
        - Здравствуй, начальник, - улыбнулся Муртаз. - Строители это, едут в Заречный, на стройку. Там сейчас работа идет, люди нужны…
        - А ну, давай все вниз! - рявкнул капитан, перебив Муртаза. - И вещи свои к досмотру приготовить. Быстро!!!
        Наемники подхватили сумки и посыпались с бортов на землю. Джелал, сохраняя хладнокровие, слез не слишком ловко, нерешительно отыскивая ногой колесо для опоры. Ему не хотелось демонстрировать излишнюю тренированность перед внимательными глазами постовых.
        - Построились… - прорычал капитан, стоя в небрежной позе.
        Его подчиненные тем временем проверили документы у водителя, обыскали машину сверху и снизу. Ничего подозрительного не обнаружив, они обступили со всех сторон пятерку «строителей».
        - Положите сумки на землю, - грозно скомандовал капитан.
        Наемники опустили свои сумки к ногам. Ими тут же занялись спецназовцы, попросту вываливая все на землю. Джелал понял, как прав был Муртаз, выбросив нож и анашу. Здесь всякая мелочь была важна, ибо бдительные сверх меры постовые могли придраться к чему угодно.
        - Так… - протянул капитан, прищуренным взглядом обводя всю пятерку. - Какие-то они на вид диковатые. Что скажешь, прапорщик?
        - Да все они одинаковые, товарищ капитан, - отозвался стоящий за плечом капитана прапорщик, квадратный детина с грудью штангиста.
        - Давай-ка документики проверим, - сказал капитан. - Ну-ка, дай сюда свой паспорт, - обратился он к Джелалу, глядя на него сверху вниз.
        Джелал, стараясь глядеть в глаза капитана как можно спокойнее, протянул ему паспорт. Тот развернул его, внимательно изучая страницу за страницей. Не найдя, к чему придраться, потребовал паспорт у стоящего рядом с Джелалом йеменца.
        - Ну, а ты чего из Азербайджана сюда прешься? - спросил он его, листая паспорт. - Дома, что ли, работы не хватает?
        - Здесь хорошо платят, - ответил йеменец, улыбаясь.
        - Платят хорошо, - проворчал капитан. - Вечно вам, чуркам нерусским, денег мало. Ну, давай твою ксиву посмотрим, - обратился он к Камалю.
        Документы у всех пятерых оказались в полном порядке.
        - Ладно, бумаги - это не главное, - будто сильно раздосадованный этим обстоятельством, сказал капитан. - Ну-ка, Зыков, проверь у них плечики. Посмотрим, какие отметки там имеются.
        Прапорщик шагнул вперед, стал перед Джелалом, оказавшимся первым в шеренге, и, ухмыльнувшись, ткнул пальцем ему в плечо:
        - Ну-ка, ты, черномазый, сымай рубаху… Давай веселей!
        Джелал недоумевающе посмотрел на него, медля выполнять приказ. Изменившись в лице, прапорщик сильным движением дернул пальцем-крюком ворот рубашки так, что худощавый Джелал поневоле пригнулся. Треснули отлетевшие пуговицы, рубашка слезла вниз, обнажая правое плечо до середины груди. Стоящие поодаль спецназовцы, наставив автоматы, громко засмеялись, поощряя действия прапорщика.
        - Чисто, товарищ капитан… - недовольно констатировал Зыков.
        - Хм… Ну-ка, у этого посмотри, - показал капитан на Керима.
        Керим, изображая полную лояльность, принялся поспешно снимать свитер, путаясь в горловине, что вызвало еще один приступ смеха у бойцов. И его плечо не носило никаких подозрительных отметин.
        - Может, и правда строители, - в раздумье сказал капитан. - Кто их, чертей, разберет. На лбу ж у них не написано, кто они есть, а, Зыков?
        - Так точно, товарищ капитан, - отозвался прапорщик, с издевкой глядя на то, как Джелал пытается собрать на груди ворот рубахи.
        Джелал, словно для того, чтобы сосчитать, сколько осталось пуговиц на рубашке, торопливо опустил взгляд, теребя ворот пальцами. Если бы прапорщик и капитан увидели, какой ненавистью вспыхнули его глаза, они бы наверняка приказали задержать всю группу для более тщательной проверки их личностей. Но Джелал, который в ответ на ухмылку прапорщика в одно мгновение представил, как он полоснул бы ножом по его бычьему горлу, сумел вовремя скрыть свои чувства и поднял голову с уже потухшим и вполне смирным взглядом.
        - Ладно, - отступил капитан и кивнул Муртазу, - можете ехать.
        Муртаз жестом показал наемникам, что они могут подниматься в кузов «Урала». Кое-как запихав вещи в сумки, те полезли наверх. Хлопнули дверцы, «Урал» вздрогнул мощным двигателем и двинул вперед. А бравые спецназовцы уже занялись обыском следующей машины.
        - Мы отомстим им, брат, - сказал Камаль Джелалу, когда «Урал» набрал скорость и Джелал сжал рукой раздувающийся ворот рубахи.
        Джелал промолчал, жарко блеснув в ответ черными глазами. Такого оскорбления он еще ни разу не испытывал. Знал бы этот русский пес, на что способны худощавые цепкие руки невысокого Джелала, - держал бы себя почтительнее. Но ничего… они еще встретятся.
        Скоро на дороге стали попадаться машины, груженные строительными материалами. Тяжело гудя двигателями, они тащили по неуклонно идущему вверх шоссе кирпич и мешки с цементом, пиломатериалы и стопки шифера. Все грузовики шли в одном направлении, и Джелал понял, что поселок Заречный уже недалеко. Дорога, слегка извиваясь, бежала по цветущей долине, постепенно приближаясь к темнеющей цепочке гор.
        Через полчаса Джелал увидел блеснувшую впереди ленту реки. На некотором удалении от трассы был разбит армейский лагерь. Большие брезентовые палатки тянулись правильными рядами, сбоку скучилась разномастная военная техника, люди в форме сновали между палатками. Здесь «Урал» был остановлен еще одним патрулем, армейским, но столь жесткой проверки, какая была на предыдущем блокпосту, тут не чинили. Видимо, не считали нужным утруждаться после основательной работы спецназа. Услышав, что везут строителей, сержант кивнул и лениво отошел в сторону, дав приказ рядовому пропустить «Урал».
        В двух сотнях метров от КПП текла не слишком широкая, но быстрая и глубокая река. На другом берегу, километра на два вдоль реки, протянулся поселок Заречный. Джелал опытным глазом сразу оценил выигрышное стратегическое положение поселка, за которым высились неприступные горы, а впереди была река и долина без единого бугорка.
        Если взорвать единственный мост через реку, прикидывал Джелал, то Заречный становился неприступной крепостью, ибо взять его штурмом было чрезвычайно тяжело. Надежно прикрытый с тыла и флангов горами, он мог удерживать наступление с фронта - с долины - очень долгое время. Ни танки, ни БТРы-амфибии речку форсировать не смогут, для этого она была довольно обрывистой и быстроводной. К тому же все пространство перед рекой простреливалось вдоль и поперек, и при наличии нескольких опытных гранатометчиков любая техника будет сожжена еще на подходе, за пять-семь сотен метров от реки. Ну а пехоте спрятаться вообще негде. Голое поле, а на нем несколько кустиков, которые отлично могут контролироваться снайперами с крыш домов. Единственный выход у русских - настильная бомбежка с воздуха и артиллерийский обстрел. Но, учитывая, что в поселке останется очень много женщин и детей в качестве заложников, можно было ручаться, что они не решатся на такие чрезвычайные меры.

«Это дело прославит меня на века, - с восторгом думал Джелал, забыв на время недавнее оскорбление. - О нас узнает весь мир! Телевидение будет показывать поселок день и ночь. Русские ничего не смогут с нами сделать и примут все наши условия. Это будет поистине великое событие для всего исламского мира. Мусульмане по всей земле будут радоваться нашей победе. О, скорей бы только все началось…»
        Судя по лицам его спутников, их обуревали схожие мысли. Подняв головы над высокими бортами, они жадно осматривали раскинувшийся за рекой поселок. Да, теперь они уверовали окончательно, что великий замысел исполнится. И они будут способствовать его осуществлению. О таком счастье они могли только мечтать. Слава Аллаху!
        Тем временем «Урал» медленно переехал через узкий деревянный мост (который уничтожался одной противотанковой миной) и, повернув направо, покатил по просторной земляной улице. С обеих сторон кипело строительство. По пояс голые мускулистые люди сноровисто клали кирпич, месили бетон, пилили доски, настилали крыши. Работали они до того увлеченно, что Джелал в какой-то миг подумал о том, что все его надежды - невероятная ошибка и что сейчас он действительно начнет работать плотником… на благо чеченского народа. Все это как-то не вязалось с тем, что было до сих пор: тренировочный лагерь, человек в черных очках, конспиративная квартира в Лионе, перелет в Грузию, поддельный паспорт, ночной переход границы, блокпосты… Неужели он проделал весь этот нелегкий путь только для того, чтобы взять в руки пилу или топор и с утра до вечера вкалывать на стройке?
        Он увидел человека с большой видеокамерой на плече. Вот он повел объективом на один из строящихся домов, потом вернулся к молодой женщине с микрофоном в руках. Та оживленно что-то говорила, судя по лицу - восторгалась строительством. Ну да, спохватился Джелал, все верно. До определенного срока ничто в Заречном не должно вызывать подозрений со стороны властей. Да, здесь полным ходом идет мирное строительство, и любая проверка - военная или гражданская - может убедиться в этом. Чтобы провести намеченную операцию, следовало основательно к ней подготовиться. А чтобы замаскировать подготовку и даже намек на нее, нужно все делать по-настоящему, в том числе и строить дома. Ведь и накопление воинского отряда проходило как раз под видом приезда строителей-шабашников. Причем настоящих, а не липовых, ибо толпа бездельничающих молодых мужчин, явно чего-то ждущих, натолкнет на законные подозрения даже ничего не смыслящего в военных операциях журналиста, не то что офицера-разведчика или даже простого строевика-пехотинца.

«Значит, придется все-таки какое-то время поработать плотником, - заключил Джелал, успокаиваясь. - Что ж, если это нужно для дела, я готов. Но, надеюсь, это не продлится слишком долго».

«Урал» заехал на широкий двор строительной базы, окруженной со всех сторон недавно сложенными приземистыми постройками, и остановился. Муртаз вылез из кабины, громко хлопнул по борту:
        - Приехали, давай выгружайся. Это конечная остановка.
        Пассажиры молча полезли вниз. Судя по лицам, их одолевали разные мысли, но до поры они предпочитали помалкивать, осматриваясь вокруг и отмечая каждую деталь. От одной из построек, по виду - конторы, к ним медленно подходили три человека, на ходу зорко осматривая прибывших. Посередине шел пожилой усатый человек, одетый в цивильный костюм, белую рубашку без галстука и небольшую шляпу.
        По обе стороны от него шагали двое мужчин, один лет тридцати, с усами, второй немного за сорок, с короткой бородой. Оба они хищно изучали лица гостей, словно с ходу намеревались выявить чужака.
        - Ну, с приездом, - по-русски хрипло сказал человек в шляпе, останавливаясь в трех шагах от скучившейся пятерки. - Салам алейкум.
        - Ваалейкум ассалам, - вразнобой отозвались гости.
        - Меня зовут Муса, я - старейшина тейпа. Это мои помощники: Казбек, - он указал на того, что с бородой, - и Хамзат. Ну, пойдемте в дом, будем знакомиться. Сейчас время обеда, за столом поговорим.
        В доме, где был накрыт стол, не уступающий столу хлебосольного Левана, сразу приступили к выяснению того, кто откуда прибыл. Каждый из пяти приехавших подробно рассказывал, откуда он родом, в каком лагере обучался, какой воинской профессией владеет. В продолжение рассказа Муса и оба его помощника внимательно следили за выражением лица говорившего, отыскивая на нем малейшие следы фальши. Только сейчас Джелал понял, что среди его попутчиков может оказаться шпион, и мысль эта была ему очень неприятна. В который раз он уже понял, как мало знает о законах выбранной им стези.
        После общей беседы, прошедшей довольно ровно, несмотря на скрытый за ней тайный подтекст, Муса спросил, какие у кого есть вопросы. Джелал, сдерживая нетерпение, подождал, не задаст ли вопрос кто-то другой, например Керим, как старший, но так как все молчали, не смог удержаться и задал один из самых важных для него вопросов:
        - Сколько я получу денег? После того, когда все закончится?
        Муса перевел на него строгий взгляд, под которым Джелал сразу вспотел от напряжения. Оба помощника Мусы тоже недобро обожгли глазами наглеца. Джелал уже проклинал себя за несдержанность.
        - А сколько ты хочешь? - спросил Муса, слегка наклоняясь вперед.
        - Я не знаю… - залепетал Джелал, забывая и те русские слова, что знал. - Мне сказал… Мой земляк… Двадцать тысяч долларов…
        - Кто? - Муса повел глазами, остановился на Камале. - Ты?
        - Да… - ответил тот ни жив ни мертв. - Мне так сказали…
        Муса долго молчал, словно выбирая, какой из нескольких ответов выбрать, - и Джелал всерьез начал прощаться с жизнью.
        - Как сказали, так и будет, - сказал наконец Муса. - Еще вопросы?
        Больше никто ни о чем его спрашивать не решился. Джелал уже и не заикался о том, сколько получит его семья в случае его гибели. Если Аллах будет милостив, он останется жив и сам вернется домой богатым и знаменитым. Если же ему суждено умереть, что ж, так тому и быть.
        После разговора Хамзат отвел их в один из домов неподалеку. Он был вместительный, и, судя по расположению подстилок, в нем жили человек двадцать. В одной из комнат нашлось место и для новичков. Хамзат приказал оставаться пока возле дома и по поселку без дела не ходить. Но Керим на соседней стройке нашел своих земляков и завязал с ними живой разговор. Оба йеменца также без труда отыскали своих. Джелал с Камалем тоже поискали земляков, но им сказали, что пакистанцев в поселке мало и те работают на той стороне. Не решившись нарушить приказ Хамзата, они остались у дома, наблюдая за жизнью поселка.
        А жизнь тут шла своим чередом. Проходили мимо женщины со строгими лицами, орава мальчишек бежала к реке купаться, сновали автомобили. Несколько раз проезжали русские солдаты, и Джелал лишний раз убедился, что за стройкой идет пристальное наблюдение. Чтобы обмануть русских, надо было затратить немало усилий.
        К вечеру стали возвращаться строители. Они радостно знакомились с новичками, и скоро Джелал понял, что попал в родную семью. Народ тут был преимущественно беззаботный и лихой. Многие курили анашу, кое-кто, засучив рукав, вколол себе дозу героина. Вечерний намаз совершили не более половины постояльцев, остальные же сказались уставшими после работы, поужинали и завалились спать.
        Ночью Джелала разбудили. Ориентируясь на свет фонаря, он вышел на улицу. Было темно и тихо, только вдали виднелись редкие огни фонарей, освещавших главную улицу. Вместе с Джелалом из дома вышли и те, с кем он приехал в Заречный. Чувствуя, что подняли их неспроста, Джелал с трудом сдерживал дрожь возбуждения и легкого страха.
        - Идите за мной, - едва слышно сказал тот, кто их разбудил.
        Фонарь был выключен. Ориентируясь в темноте на едва уловимый силуэт этого человека и на звук его шагов, все пятеро молча брели по сонным переулкам и дворам. Невдалеке шумела река. Лаяли собаки.
        Шли минут десять. Когда шум реки затих, они остановились у одного из домов. Джелал понял, что они находятся на той оконечности поселка, которая выходила к горам. Человек, приведший их, приказал заходить в дом. Внутри в одной из комнат горел слабый огонек керосиновой лампы, шторы на окнах были закрыты. Вслед за незнакомцем все пятеро прошли через комнату, пересекли коридор и оказались в узком помещении наподобие чулана. Тут человек зажег фонарь и поднял с пола тяжелый люк. Снизу, из квадратного отверстия, ударил поток яркого света.
        - Давайте вниз, - приказал человек, подталкивая Джелала к люку.
        По крепкой металлической лестнице Джелал первым спустился вниз. Тут его глазам предстало удивительное зрелище. Подвал, в котором он оказался, был весьма просторен, с довольно высоким потолком. В трех его стенах были широкие арочные проемы, так, чтобы человек с любым грузом в руках мог беспрепятственно входить в них. Вдоль четвертой стены стояли армейские стеллажи с аккуратными стопками новенького камуфляжа, амуниции и оружия, в основном «АКС-74У». Отдельно тянулись ряды высоких спецназовских ботинок.
        В этом помещении, хорошо освещенном мощными электрическими лампами, уже находилось несколько человек. Кроме уже знакомого Джелалу и его спутникам бородатого Казбека, у одной из стен кучкой стояли четверо парней в поношенной гражданской одежде. Джелал понял, что это такие же новички, как и он, прибывшие в Заречный на днях, а может быть, и сегодня. Сюда их всех собрали для того, чтобы вручить им оружие и подробно разъяснить предстоящую задачу.
        Вслед за спутниками Джелала приведший их человек тоже спустился вниз, закрыв за собой люк. При ярком свете он оказался приземистым крепким мужчиной с обритой наголо головой, которую прикрывала круглая кожаная шапочка. Сурово поглядывая на новичков, он подошел к Казбеку и что-то сказал ему на своем языке. Тот коротко кивнул и, заложив руки за спину, вышел на середину помещения.
        - Сегодня вы приехали в наш город, Дудай-Мартан, - важно начал Казбек. - Вы удостоились большой чести. Нам нужны хорошие воины. Лучшие воины в мире. Вы все умеете воевать. Но мы вас не знаем. Мы не знаем, можем ли вам доверять, как себе. Поэтому вас ждет проверка. Сейчас вы получите форму и оружие. Это будет ваше личное оружие. Потом вы пойдете со мной и Вахой. Мы нападем на предателей и убьем их. Вы покажете, как умеете убивать тех, кто предает свой народ.
        Джелал понял все, каждое слово. В общем, ничего удивительного, в любом случае их должны были проверить накануне такого важного дела. Джелал даже обрадовался, что сначала его посылают не на стройку, где он должен был продемонстрировать свое искусство плотника, в котором немного сомневался, а на боевую вылазку, где его воинские таланты имеют возможность сразу проявиться в полную силу.
        - Берите форму и оружие, - сказал Казбек, взмахом руки указав на стеллаж. - Через пятнадцать минут вы должны быть готовы.
        Новички, которые, по сути, были опытными солдатами, толпясь у стеллажа, быстро выбрали себе форму и тут же переоделись, сбросив гражданскую одежду на пол. Через десять минут они уже были переодеты в армейский камуфляж и разбирали автоматы, деловито клацая затворами и рассовывая магазины с патронами по нагрудным карманам спецжилетов - «нагрудников». Джелал не забыл и штык-нож, с удовольствием ощущая его грозный вес на своем поясе. Горец, он с малого детства привык к тому, что нож у него всегда под рукой, и по праву считал его главным оружием мужчины. Прихватив дополнительно две гранаты, он укоротил ремень автомата, привычно закинул его за плечо и отошел от стеллажа, чувствуя себя совсем другим человеком.
        - Построились, - приказал Казбек, осматривая шеренгу новобранцев.
        Теперь перед ним стояли вооруженные до зубов воины. По тому, как сидела на них форма и снаряжение, было видно, что это опытные бойцы, для которых обращение с оружием стало давно привычным делом.
        - Хорошо, - удовлетворительно кивнул Казбек, довольный осмотром. - Через час с половиной мы будем на месте. Наша цель - уничтожение предателей. Убиваем всех, в том числе женщин и детей. Я впереди, Ваха - замыкающий. Не разговаривать, курим по команде. За мной.
        Перебросив автомат через плечо, он нырнул в один из проемов. Коридор, ширина которого составляла примерно метр, а высота - метр семьдесят, был слабо освещен вмонтированными через каждые двадцать пять метров фонарями, что позволяло без труда в нем ориентироваться. Джелал, отбе?гавший, согнувшись в три погибели, по низким тоннелям тренировочного лагеря без малого целый год, легко поспевал вслед на Казбеком, с благодарностью вспоминая гонявших их до седьмого пота инструкторов. Он лишь немного пригибал голову, чтобы не набить шишку о потолочные стыки, но в остальном чувствовал себя вполне комфортно, в отличие от бегущего впереди него незнакомца из другой группы, который должен был изрядно пригибаться из-за высокого роста.
        Той же ночью где-то под Верхнеозерском
        Узнику камеры номер пятнадцать в эту ночь не спалось. Лежа на жесткой ребристой койке, он неотрывно смотрел в серый потолок, освещенный день и ночь горевшей лампочкой, голо торчащей из цоколя, закрепленного над массивной железной дверью. Камера была совсем небольшой и напоминала скорее бетонный мешок, нежели место, приспособленное для жизни человека. Для долгой жизни, ибо узник этой камеры должен был провести здесь остаток своих дней.
        Но трудно назвать остатком годы, которые мог еще прожить человек, достигший всего лишь тридцати шести лет. Скорее впереди у него оставалась огромная часть жизни, и каждый ее день мог быть наполнен великими событиями. Если бы не эти бетонные стены…
        Год назад, после длительных судебных заседаний, Руслана Мадуева приговорили к пожизненному заключению. Приговор изначально был известен абсолютно всем, ибо российский президент недвусмысленно дал понять своим лакеям, что Мадуева надо изолировать от общества навсегда. Жалел, наверное, российский президент, что не может расстрелять одного из своих самых главных врагов. Но, возможно, для Руслана было бы лучше, чтобы его по старинке тихо и безболезненно застрелили неожиданным выстрелом в затылок, чем обрекли на это жуткое существование заживо замурованного. Тот, кто придумал одиночное пожизненное заключение, был хорошим психологом, потому что нет страшнее наказания для человека. В американских тюрьмах «пожизненные» имеют возможность общения с себе подобными. Они вместе ходят на прогулки и на работы, вместе смотрят телевизор, читают газеты, вместе обедают в столовой, одним словом, вместе проводят целые дни, имея возможность общаться. И пускай они ни на один миг не забывают о том, что им никогда не выйти за ворота тюрьмы, все-таки иллюзия существования в человеческом обществе поддерживает их и не дает
почувствовать чудовищный гнет полного одиночества.
        Мадуев же с утра до вечера оставался один. И с вечера до утра. Полная изоляция, лишение малейшей возможности поговорить с другим человеком, пускай даже с ничтожеством, с врагом, с сумасшедшим, в конце концов, - но поговорить, получить возможность адресовать кому-то изустно свои мысли и получить на них хоть какой-то ответ. Этого Руслан был лишен начисто. Российская пенитенциарная система - самая варварская и самая изощренная в мире - начисто отсекла узника от внешнего мира. Ему оставили только узкое пространство камеры, крошечное окошко под потолком, зарешеченное тремя слоями толстого металлического прута, отверстие «кормушки» в двери, через которую трижды в день ему просовывали скудную снедь, и ежедневные получасовые прогулки в маленьком бетонном боксе, где он мог видеть маленький квадратик неба, забранный двойной решеткой. Конвойные были как на подбор, громадные тупые парняги, запуганные начальством, и Руслан даже не пытался заговорить с ними, по опыту зная, что с тем же успехом можно было разговаривать со стеной.
        Сегодня, когда его вывели на прогулку - на подобие прогулки, ибо как можно гулять в боксе в пять шагов длиной и три шириной? - он долго смотрел в небо, провожая край медленно уплывающего большого облака. Хоть это у него не могли отнять, и Руслан, насыщая память видением плывущего облака, все смотрел и смотрел на него. Кто знает, может, оно пришло сюда с его родины, с одной из горных вершин, где свободно гуляют вольные ветры и орлы вьют свои гнезда? Ах, если бы в его силах было оказаться сейчас там…
        Подняв лицо, изуродованное шрамами, которые остались после тяжелых ран, полученных в жестоком, неравном бою, Руслан неотрывно смотрел вверх, не замечая, что из его глаз сами собой текут по щеке слезы. Нет, он не плакал, просто засмотрелся на свет, который после сумрака камеры был особенно ярок. Когда облако все же ушло, Руслан опустил голову и незаметно вытер щеки, чтобы конвойные сверху не заметили его слез и не подумали, что он плачет от слабости.
        А когда до конца прогулки оставалось несколько минут, Руслан услышал хлопанье крыльев над головой. Вскинув голову, он успел увидеть трех голубей, летящих вслед за облаком. О, как остро он позавидовал им! Вот бы ему их крылья и распахнутое небо перед собой!
        И словно вторя его мыслям, сверху, сквозь прутья решетки, медленно вращаясь, к нему под ноги слетело голубиное перышко. Не успев даже подумать, Руслан поднял его и спрятал на груди, под робой. И вовремя, потому что конвойный с лязгом открыл дверь бокса, чтобы увести его в камеру. Выждав, когда он, посмотрев в «глазок», удалится, Руслан достал перо и долго разглядывал его, нежно гладя пальцами стержень и слегка вороша упругие кончики ости. Что бы значило это перо? По всем поверьям, а тем более тюремным, оно символизировало скорое освобождение. Но мог ли человек, содержащийся с таким тщанием, надеяться на свободу? Знать бы, что происходит в мире! Возможно, его сторонники добились пересмотра дела и приговор будет изменен? Или кто-то из верных друзей-соратников взял в заложники важную особу и требует освободить Руслана? Или мусульмане всего мира объявили войну России и вот-вот сами освободят его, силой захватив тюрьму?
        Да мало ли что могло произойти за то время, что он находится здесь? Ведь Руслан знал наверняка, что он не забыт, что дело, начатое им с Джохаром и Шамилем, не затихнет никогда. А значит, и надежда не должна оставлять его даже в этих страшных стенах. Этим он и спасался, надеждой на спасение. И еще Кораном, который власти не посмели у него отнять. Перечитывая священные суры, Руслан неизменно набирался сил, которые помогали ему не отчаиваться и верить в свое будущее.
        Но порой и его дух ослабевал от этого немыслимого одиночества. Он знал, что власти рассчитывают на убийственное воздействие толстых непроницаемых стен на человеческую психику. Тут многие ломались и заканчивали жизненный путь гораздо раньше, чем то могло случиться на воле. Порой по ночам Руслан слышал страшные крики потерявшего последнюю надежду человека. Так кричали только те, кто уже не хотел жить либо утратил последние капли рассудка. От этих криков хотелось зажать уши руками и провалиться в небытие, исчезнуть, раствориться, только бы не думать о той участи, которая неотвратимо тебя ожидает. На это власть и полагалась. Сломать человека морально, убить в нем желание к жизни, разрушить его душу, - а за этим умрет и тело.
        Руслан пока держался. Когда становилось невмоготу и мысли о скором бесславном конце одолевали с необоримой силой, он последними усилиями воли погружался в воспоминания. Это была его главная отрада в каждодневной борьбе с одиночеством. В своих воспоминаниях он был окружен множеством верных друзей, и с каждым из них он мог говорить до бесконечности. Ах, какие то были времена! Воистину их никогда не забудут. Какие события, какие битвы, какие планы! Жаль, поспешили немного. Если бы Джохар набрался немного терпения и все подготовил более тщательно, Ичкерия обрела бы независимость уже в середине девяностых. Тот российский президент был стар и беспомощен, его правительство - продажно и ничтожно. Они бы попросту купили своей родине свободу, пролив лишь немного вражеской крови для устрашения. А потом время было упущено, они растратились на междоусобицы, на дележ власти и денег. А русские сумели прийти в себя и упереться, как умеют упираться только они, тупо, но неуступчиво. И все, великое дело пропало. Увы, так часто бывало в истории. Ошибки предводителей дорого обходятся их племенам. И остается лишь
вспоминать и жалеть…
        Но это голубиное перо с новой силой всколыхнуло надежды Руслана. Поднявшись с койки, он долго ходил по камере - три шага вперед, три шага назад, то и дело поглаживая щеки пером. Нет, нельзя отчаиваться. Он сумеет вырваться отсюда и улететь, подобно вольной птице. И он еще встретится с теми, кто его любит и помнит, и они совершат свой великий подвиг. И никакие тюремные стены не сумеют сломать в нем волю к жизни и к борьбе. Аллах велик, он все видит, и он не оставит своего любимого сына гнить здесь заживо долгие годы…
        Поднялся «глазок». Надзиратель долго наблюдал за бегающим по камере узником. Он не мог понять, что заставляет его неутомимо ходить от стенки к стенке со странным выражением на лице. Одно время надзирателю показалось, что это - радость, и он даже испугался, ибо радость здесь была явлением неподобающим и даже запретным. Но потом он решил, что этот узник, о содержании которого были получены особые инструкции, потихоньку повреждается в уме, как и многие его соседи, так что ничего опасного не происходит. Он закрыл «глазок» и, успокоенный, бесшумно отошел к дверям другой камеры.
        А Руслан почти до рассвета ходил по камере, не выпуская перо из руки, и мечтательное выражение не сходило с его лица. И надзиратель, довольный, готовил доклад начальству, старательно подбирая слова.
        Той же ночью где-то под Заречным
        По тому, что бежать приходилось с некоторым усилием, Джелал догадался о постепенном подъеме тоннеля. Это его несколько озадачило. Выходит, они бежали в сторону гор. Но как они смогут преодолеть их? Этот самодельный тоннель вряд ли проходит насквозь через горную гряду. Чтобы построить подобного рода инженерное сооружение, надо приложить усилия многих специалистов, в том числе и подрывников, чего заговорщики не могли себе позволить. Да и масштабы при таком строительстве совсем другие. Значит, этот тоннель ведет к подножию горы, а дальше придется карабкаться по скалам. В принципе такого рода испытание Джелала не пугало, напротив, в верхолазании он был весьма неплохим специалистом. Вот только как со временем? Казбек сказал, что через полтора часа они будут на месте. Каким образом, если только на преодоление горной преграды им потребуется несколько часов? А еще надо добраться до места, где живут предатели…
        Но все его сомнения не мешали ему послушно бежать вслед за Казбеком. Судя по уверенности, с которой передвигался их командир, он точно знал, куда идет и какие цели преследует. Положившись на него, на Аллаха и на обретенных братьев по оружию, Джелал мчался вперед, автоматически сохраняя дыхание - на три шага вдох, на три - выдох - и придерживая автомат, чтобы не бился на бегу о стены.
        Длина тоннеля составляла метров восемьсот. Как раз такое расстояние пролегало от тыльной части поселка до гор. В конце тоннеля оказался лаз наверх. По железной лесенке Джелал выбрался из тоннеля и оказался в какой-то тесной и длинной пещере. Теперь Джелал начал понимать, каким образом они попадут на другую сторону. Гору насквозь пронзала расщелина, неизвестная русским. Это был идеальный ход сообщения, по которому с помощью проложенного под землей тоннеля можно было переправлять в поселок и оружие, и людей. Такой козырь увеличивал силы повстанцев во много раз. Имея возможность под носом русских свободно перемещаться из поселка на ту сторону гор и столь же незаметно возвращаться, они владели колоссальным стратегическим преимуществом. Правда, передвигаться по расщелине можно было только в полусогнутом положении, что заметно сказывалось на скорости перемещения. Но все-таки это было в несколько раз быстрее, чем если бы пришлось карабкаться верхом. И, что самое главное, совершенно незаметно.
        Освещая дорогу спереди и сзади мощными фонарями, Казбек и Ваха вели группу вперед. Вскоре ход расширился так, что идти по нему можно было в полный рост. Местами стенки расходились на несколько метров в ширину, потом снова сужались. Ход замысловато петлял, то поднимаясь, то опускаясь, и приходилось быть все время начеку, чтобы не удариться об острый угол поворота, ибо свет фонарей был слабоват для освещения всех преград. Водя по стенам рукой, Джелал то и дело натыкался на неровные опасные края скальной породы. Правда, пол был сравнительно ровным. Видимо, его специально расчистили от камней.
        После сорока минут марша по пещере они через узкий лаз выбрались наружу. И здесь, как и с той стороны горы, густо росли кусты у подножия и дальше расходились в довольно обширный подлесок. Никто, ни одна живая душа, не догадалась бы о наличии здесь этой щели, идущей сквозь всю гору. Это был секрет, которым владели лишь старейшины да избранные члены тейпа. Должно быть, им пользовались еще исстари, когда отчаянные абреки воевали с войсками русского царя. И теперь этот ход должен был сослужить важную службу воинам ислама.
        Выключив фонарь, Казбек шел среди кустов и деревьев одному ему ведомой тропой. Молчаливый отряд усердно поспевал за ним. Слышался только глухой топот ног и сильное дыхание быстро идущих людей. Но пока никто не жаловался и не отставал. Напротив, после перехода через гору боевой дух только усилился. Теперь все понимали, насколько основательной была подготовка к исполнению великой миссии.
        Когда лесной массив закончился, они вышли на окраину маленького хутора. В свете луны Джелал видел каменный забор и плоские крыши построек. Казбек, сделав знак ждать его здесь, зашел в жилой дом и через три минуты вышел из него с каким-то человеком. Они направились в сарай, где стояли два досмотренных армейских «УАЗа». Тут же были назначены водители из числа наемников, группа распределилась по обоим автомобилям, в первый из которых сел Казбек, во второй - Ваха, и двинулась дальше уже на колесном ходу.
        Ехали примерно полчаса по узким проселочным дорогам. Джелал, сидевший в первом
«УАЗе», сжимал автомат и даже не пытался запомнить дорогу. В такой темени да еще на приличной скорости это было делом невозможным. Да и смысла в этом не было особого. Если задание будет выполнено успешно, он вернется обратно тем же способом. Если случится загвоздка и с ним что-то случится, назад ему дороги нет. Так что оставалось положиться на волю Аллаха и ждать.
        Казбек приказал водителю свернуть направо и остановиться в тени деревьев. Вторая машина тоже встала рядом. Отсюда, разбившись на две группы, отряд двинулся к лежащему в долине большому селению.
        Джелал попал в отряд Казбека, как и те, кто оказался с ним в машине. Он бесшумно крался за своим командиром, ловя каждый шорох и держа наготове автомат. Поставленная задача была предельно ясна. В схожих операциях Джелал участвовал с малых лет, и расправа над врагами была столь же привычна ему, как лазание по горам. Никаких моральных колебаний он не испытывал ни на йоту. Главное - все выполнить так, чтобы командир остался доволен. Именно это внушали ему в лагере, именно так он сам привык мыслить, добровольно взяв в руки оружие.
        - Вот тот дом. - Остановившись, Казбек указал на добротный большой дом за высоким забором. - Надо перелезть забор и войти внутрь. Пошли!
        Рослый парень, за которым Джелал бежал по тоннелю, встал спиной к забору, поставив перед собой руки ступенькой. Джелал поставил одну ногу ему на руки, другую на плечо, подтянулся и одним махом перескочил забор. Сейчас же с грозным рыком на него бросилась громадная овчарка. Не думая, действуя механически, Джелал с пояса ударил короткой, в три патрона, очередью. Взвизгнув, пес опрокинулся на бок и забил лапами. А во дворе уже была вся группа. Хлопнув Джелала по плечу в знак одобрения, Казбек подался к дому.
        - Ложись! - приказал он, бросая под дверь гранату.
        Все попадали кто куда. Грохнул взрыв, осветив пролом в стене.
        - Вперед! - крикнул Казбек, бросаясь в пролом. Наемники устремились за ним. Все происходило очень быстро, но все-таки Джелал услышал взрыв на другом конце селения. Значит, и Ваха приступил к штурму.
        Он заскочил в дом, где послышались чьи-то громкие крики. Внезапно из какой-то комнаты ударила тяжелая автоматная очередь. Пули застучали в стену, во все стороны полетели брызги штукатурки. Джелал бросился на пол, выпустив в ответ длинную очередь. Раздался крик боли - и больше никто не стрелял. Стонал кто-то и за спиной Джелала. В темноте трудно было разобрать, кто издает эти звуки. Джелал поднялся и вдоль стены двинулся на внезапно вспыхнувший впереди свет.
        Он вошел в большую комнату, где находилась кровать и платяной шкаф. Это была спальня хозяев. Казбек, включив здесь свет, стоял немного в стороне от входа, наставив пистолет на раненого полуголого мужчину, рядом с которым лежал автомат
«АК-47». Джелал понял, что этот человек пытался отстреливаться, но очередь, вслепую выпущенная наемником, сразила его. Возле раненого на коленях стояла женщина в ночной сорочке и, подвывая, пыталась простыней остановить хлещущую из его груди кровь. Раненый слабо отталкивал ее, силясь встать на ноги. Джелал замер на пороге, ожидая команды или действий Казбека.
        - Ну что, Ибрагим, защитили тебя твои русские хозяева? - по-русски спросил Казбек, очевидно, чтобы Джелал понял, о чем идет речь.
        Ибрагим молчал, с ненавистью глядя на него. Он тянулся рукой к автомату, но силы покидали его вместе с вытекающей кровью.
        - Я же обещал, что приду к тебе, - сказал Казбек. - Помнишь?
        Вдруг женщина начала горячо что-то говорить ему, стоя на коленях. Джелал понял, что она просит Казбека пощадить их. Ибрагим грозно крикнул на нее, запрещая просить пощады, но тут же закашлялся и захрипел черной кровью. Женщина умоляюще смотрела на Казбека, сложив руки на груди. Он что-то коротко ей сказал. Она в ответ громко закричала. Казбек глянул на Джелала. Тот, расценив этот взгляд как приказ, прошил женщину автоматной очередью. Она опрокинулась навзничь, заголив белые ноги. Ибрагим, сделав отчаянную попытку, смог все же схватить свой автомат, но Казбек дважды выстрелил в упор ему в голову - и Ибрагим мертвым повалился на свою жену.
        - Пошли, - сказал Казбек, выходя из спальни. - Молодец.
        Они подошли к другой комнате. Двое мальчиков, тринадцати и десяти лет, и две девочки примерно того же возраста с ужасом смотрели на трех наемников, которые держали их под дулами автоматов, ожидая приказа Казбека. Джелал, заглянув в комнату через плечо одного из наемников, успел заметить огоньки ненависти, сверкавшие в глазах старшего мальчика. Другие дети замерли от страха. Девочки тихо плакали.
        - Чего ждете? - прохрипел Казбек. - Я же сказал, убить всех.
        Загремели автоматные очереди. Окровавленные тела детей попадали на пол. Все было кончено за несколько секунд.
        - Уходим, - сказал Казбек, убедившись, что все мертвы. - Где пятый?
        Наемники двинулись к выходу. И тут снова послышался громкий стон.
        - Кто здесь? - спросил Казбек, включая свет в коридоре.
        На полу в неудобной позе лежал тот самый высокий парень, который с готовностью встал под забор. Одна из пуль, выпущенных Ибрагимом из «АК-47», попала ему в бедро, раздробив кость. Идти самостоятельно он не мог, рана была слишком тяжелой и требовала помощи опытного хирурга.
        Убедившись, что раненый плох и ему нужна медицинская помощь и длительный постельный режим, Казбек выпрямился и, как давеча, глянул на Джелала. Тот в один миг понял командира. Тащить с собой раненого обратно в Заречный нельзя. Это было слишком опасно и ставило под удар все дело. А они не могли так рисковать, попросту не имели на это права. Такие вещи понятны без слов. Нарвавшись на пулю, он стал обузой для всех. А от обузы на войне избавляются просто…
        На смуглом лице несчастного, побелевшем от боли, выступил крупный пот. Он умоляюще смотрел на обступивших его единоверцев, взглядом умоляя помочь ему. Джелал направил на него короткий ствол автомата и нажал на спусковой крючок. Две пули вошли точно в сердце лежащего, в один миг оборвав его мучения. Дернувшись, он вытянулся и затих.
        - Так будет лучше, - сказал Казбек, оглядывая лица своих бойцов.
        Ни на одном из них не было написано осуждение случившегося. Все они хорошо понимали, что в этой войне каждый отвечает сам за себя.
        Через три минуты они были возле оставленных на окраине села машин. Ваха со своим отрядом подбегал с другой стороны. Судя по тому, что его отряд вернулся в полном составе, в другом доме все было сработано чисто. Обменявшись с Казбеком быстрыми фразами на своем языке - причем Ваха громко рассмеялся, - бойцы в прежнем порядке расселись по машинам и помчались обратно.
        Покачиваясь на поворотах и ухабах, Джелал подумал о том, что в машине стало больше места. Додумывать эту мысль ему не хотелось. Что случилось, то случилось. Это могло произойти с любым из них, в том числе и с ним, Джелалом, - и он бы не осудил своих товарищей.
        Другое дело, что они показали себя. Джелал вспоминал, как он вел себя с самого начала: как перепрыгивал через забор, как пристрелил пса, затем ранил предателя Ибрагима и четко исполнял дальнейшие приказы Казбека. Ему нечего стыдится. Он действовал безукоризненно, так, как его обучили в тренировочном лагере. Теперь Казбек доложит о прошедшей проверке Мусе, и тот будет доволен новобранцами. Может, Джелалу показалось, но, похоже, Казбек обратил на него особое внимание. Ведь Джелал проявил весьма уместную деликатность, убив женщину и оставив Ибрагима Казбеку. Вполне вероятно, что Казбек не хотел сам убивать женщину, свою землячку. Ему нужно было лишь свести счеты с мужчиной, не оставляя в то же время свидетелей. И Джелал полностью помог ему реализовать свой замысел, причем без лишних объяснений. Недаром же Казбек сказал в коридоре «молодец». Это слово говорил в лагере русский инструктор по рукопашному бою, если был доволен курсантом, и Джелал хорошо знал его значение. А потом именно ему Казбек поручил добить раненого, по-особому, как уже было принято между ними, взглянув на Джелала. Значит, он отметил
его и запомнил. Это была приятная мысль. Если это так, то, возможно, его приблизят и доверят какое-нибудь важное поручение? Хорошо бы отличиться и показать, на что он способен. Тут было много хороших воинов, но Джелал чувствовал, что он превосходит многих из них…
        Тем временем машины беспрепятственно вернулись на хутор. Поставив их в сарай, Казбек и Ваха попрощались с хозяином дома и повели вновь сдвоенный отряд к лазу в горе. Проделав обратный путь через лес, потом по пещере и бетонному тоннелю, бойцы снова оказались в том самом помещении, где переодевались и получали оружие три часа назад. Но теперь они смотрели вокруг и друг на друга совсем другими глазами.
        Казбек приказал им построиться. Все торопливо выполнили команду.
        - Вы отлично выполнили задание, - сказал Казбек, медленно идя вдоль строя и заглядывая в глаза наемникам. - Вы оправдали наше доверие. С этого дня вы принимаетесь в наши ряды. Аллах акбар!
        Наемники громко поддержали этот возглас, трижды провозглашенный Казбеком. Их сердца наполнились торжеством и радостью. Теперь они доказали, что не зря приехали в этот никому пока не ведомый чеченский поселок. С их помощью здесь вспыхнет пламя великой борьбы, и о них узнает весь мир. Аллах будет с ними, и они победят. А если вдруг что-то сорвется, что ж, всегда можно будет воспользоваться потайным ходом через гору, чтобы через какое-то время начать все заново в другом месте.
        - Почистить оружие, - распорядился Казбек. - И на отбой.
        Он покинул помещение через один из проемов, противоположный тому, что вел к горе. Из этого было понятно, что под селением пролегает целая система тоннелей-переходов. Это лишний раз доказывало основательность проводимой к восстанию подготовки.
        Расположившись вокруг узкого и длинного металлического стола, наемники привычно чистили оружие и негромко переговаривались. Ваха, который остался за старшего, сидел на стуле в углу и, полуприкрыв глаза, курил сигарету с гашишем, не мешая новичкам делиться впечатлениями. Теперь, когда они узнали секрет горы и пролили кровь, их можно было не опасаться. Они стали своими.
        Камаль на время проверки попал в отряд Вахи. Старательно вычищая ствол, он похвастался Джелалу тем, что убил старика, выскочившего из боковой комнаты с охотничьим ружьем. Джелал, усмехаясь, поведал ему о своих подвигах, начиная от овчарки и заканчивая раненым. Камаль после этих слов посмотрел на него с плохо скрываемой завистью, отчего Джелал лишний раз убедился в том, что он подготовлен намного лучше других. Например, со слов Камаля, Керим, который все время корчил из себя бывалого, важного воина, вообще зря истратил свои патроны, стреляя в пустоту где-то во дворе. Оба йеменца, правда, действовали очень хорошо, перерезав на глазах родителей горло двум грудным детям, лежащим в колыбели, а затем расстреляв и мать. Отца, стоявшего на коленях и просившего пощады, пристрелил сам Ваха.
        Подвиги йеменцев несколько подпортили настроение Джелала и остудили его относительно своей избранности. Конечно, сюда собирают лучших людей, которые великолепно владеют оружием и не ведают никаких колебаний. Только с такими воинами и можно одержать победу. Утешившись этой мыслью, Джелал благоразумно рассудил, что у него еще будет возможность проявить себя. А пока он и так сделал все, что было в его силах. Во всяком случае, ему не в чем себя упрекнуть.
        Через полчаса оружие было почищено и составлено на стеллажи. Переодевшись в свою гражданскую одежду, наемники под командой Вахи выбрались через люк наверх и по молчаливым улицам разошлись в свои казармы. Засыпая, Джелал слышал неумолкающее журчание реки. Как хорошо. Словно он, маленький, плещется в теплом ручье, что течет через их родную деревню, а дома его ждет мама с кружкой парного молока…

8 июля 2003 г., Лондон
        Удобно развалившись в плетеном кресле, Магомед медленно, прикрыв глаза, тянул уже третий бокал вина, за бутылку которого Лев Осипович выкладывал триста фунтов стерлингов. Гость явно наслаждался жизнью, и выжидательный взгляд Бирчина ему ничуть в этом не мешал.
        Лев Осипович нетерпеливо повернулся в своем кресле. Конечно, гостю он всегда рад и неизменно оказывает ему самый радушный прием. Но порой ему было нелегко приноравливаться к ритму жизни вальяжного горца, который торопился разве что на любовном фронте. Лев Осипович привык, что все, с кем он имеет дело, в той или иной степени зависят от него и с готовностью ждут его распоряжений, чтобы приступить к быстрому и четкому их выполнению. Так было тогда, когда он вместе с друзьями только-только начинал свой кооперативный бизнес, так оставалось и теперь, когда он игрой на бирже и многомиллионными торговыми сделками по-прежнему, невзирая на потерю российского нефтезолота, заявлял о себе как о бизнесмене мирового масштаба.
        Магомеду, мягко говоря, было на все это наплевать. Конечно, он считался с тем, что Лев Осипович - очень богатый человек. Иначе он попросту не имел бы с ним дела. Но авторитет Бирчина, довольно впечатляющий для его деловых партнеров, для Магомеда значил совсем немного. Да разве и мог он, потомственный аристократ и воин, чьи предки владели четвертой частью Ичкерии, относиться как к ровне к какому-то торгашу из захудалой еврейской семьи? А как мусульманин, чьих братьев вот уже сколько лет всячески притесняют в Израиле соплеменники Бирчина, он вообще не должен был иметь с ним никаких сношений. И только необходимость обеспечивать материально своих далеких земляков, ведущих священную войну с русскими, и громадное количество бедных родственников, отнюдь не желающих жить в бедности, заставляла его поддерживать отношения с этим суетливым, вечно куда-то спешащим и самоуверенным в речах иудеем. К тому же Лев Осипович был полезен своими обширными связями, что придавало ему дополнительную и очень весомую ценность. Во всяком случае, пока он помогал чеченским повстанцам, они имели все основания доверять ему и,
хоть и ни за что в этом не признались бы, пользоваться его ясным, быстрым и изворотливым умом, находящим выход из любой ситуации.
        Кроме того, Магомеду очень нравилась Лиза, горничная Бирчина. Ее предками по материнской линии были русские эмигранты первой волны, и от них она унаследовала выразительную славянскую внешность, до которой был падок Магомед. К нежно-красивому лицу и светло-русым волосам у нее было роскошное гибкое тело, и она щедро отдавала его во владение кавказскому гостю с разрешения и по поручению Льва Осиповича. В результате все были довольны: Магомед, пользующийся всю ночь услугами такой красавицы даром; Бирчин, узнававший от Лизы много интересного о своем партнере; и сама Лиза, получавшая двойное удовольствие и от неутомимости своего временного любовника, и от щедрых вознаграждений Льва Осиповича.
        - Дорогой Лев Осипович, все идет превосходно, поверьте мне, - медлительно проговорил Магомед на чистейшем русском языке.
        - Да, я понимаю, - немедленно отозвался Бирчин. - Но мне, как одному из участников и, если хотите, организаторов, хотелось бы знать некоторые подробности проводимой подготовки. Мне кажется, я имею на это право, тем более что вы требуете от меня новых расходов…
        - Вы хотите знать, под какую степень риска вы вкладываете свои капиталы? - чуть приметно улыбаясь, спросил Магомед.
        Точнее трудно было сформулировать сомнения Бирчина. «Все-таки этот горец не зря заканчивал МГУ», - подумал Лев Осипович, отводя глаза.
        - Разумеется, я посвящу вас в детали операции, - сказал Магомед. - Мы с вами делаем одно дело и не должны иметь никаких тайн в этом вопросе. Мы вам полностью доверяем, здесь вы можете не сомневаться.
        Быстрым кивком головы Лев Осипович поблагодарил за доверие и поднятием бровей выразил желание внимательно слушать гостя.
        Магомед не торопясь достал портсигар с фамильной монограммой, извлек из него тонкую сигарку и, не торопясь, растягивая удовольствие, проделал с ней все последующие манипуляции: снял обертку, отсек кончик, прикурил, раскурил, пустил несколько пробных струй дыма… Сдерживая холодное бешенство, Лев Осипович думал, что Магомед нарочно тянет время, чтобы позлить его и дать понять, «кто в доме хозяин». Типичная наглость кавказского аристократа: сидеть в гостях и вести себя так, будто все вокруг - твои слуги. «Но ничего, - думал Лев Осипович, - будет и на моей улице праздник. Когда-нибудь и ты, князь, посидишь полдня в моей приемной, ожидая, когда я соизволю принять тебя и выслушать твои смиренные просьбы о вспомоществовании».
        - Что касается воинского контингента, - наконец соизволил продолжить Магомед, - то его доставка осуществляется планомерно и достаточно быстро. На сегодня в Заречном уже имеется около трех сотен отборных бойцов. Слишком торопиться тоже нельзя, ибо русские ведут учет приезжающих строителей. Если в Заречный сразу хлынет поток молодых мужчин, это их, естественно, насторожит. Поэтому все должно происходить поступательно.
        - На какое число запланировано начало операции? - спросил Бирчин.
        - А когда комиссия из ОБСЕ посетит Заречный? - вопросом на вопрос ответил Магомед. - Как только комиссия окажется в поселке, наши люди тут же ликвидируют охрану из русских солдат и захватят ее в плен. Это и будет началом. Так что скорее вы мне должны сказать - «когда»?
        - Да, конечно, я сделал необходимые шаги. Комиссия уже назначена. Ее цель - рейд по всему Северо-Кавказскому региону. Они хотят посетить Грузию, Аджарию, Дагестан и, конечно, Чечню. В состав этой комиссии входят двенадцать человек, в том числе один из заместителей председателя ОБСЕ. Маршрут уже практически назначен, остаются детали, которые дорабатываются в их штабе. Мой человек пристально следит за приготовлением к этой поездке и немедленно поставит меня в известность, как только маршрут будет окончательно утвержден.
        - Надеюсь, поселок Заречный входит в этот маршрут?
        - Само собой. Членов комиссии очень интересует, как развивается экономика в так называемых проблемных зонах Северного Кавказа. Их в первую очередь интересует, как там соблюдаются права человека, в особенности права «малых народов». Ну и, само собой, уважаемые члены комиссии хотят убедиться, что их деньги пошли на пользу населения, а не осели в карманах местной администрации. Так что строительство поселка Заречный весьма и весьма им любопытно, ведь они столь щедро его финансируют.
        - Отлично, - кивнул Магомед. - Значит, как только станет известна дата приезда комиссии в Заречный - мы автоматически начинаем обратный отсчет. Сколько примерно у нас дней в запасе?
        - Пока точно сказать не могу. Но думаю, недели три еще есть.
        - За это время мы будем полностью готовы. К тому времени в поселке сосредоточится около восьми сотен бойцов. Но я уже вам говорил, что практически все население поселка готово взять в руки оружие. К тому же, - Магомед замолчал, с сомнением поглядев на Льва Осиповича, словно сомневаясь, стоит ли его посвящать в такую важную тайну, - вторую часть бойцов мы проведем в Заречный непосредственно в день провозглашения независимости.
        - Каким образом? Ведь поселок блокирован русскими частями…
        - Видите ли, уважаемый Лев Осипович, я вам до этого не говорил. Вы понимаете, пока все было слишком засекречено, и кое-что даже от меня. Шейх Абдулкарим вполне оправданно опасается малейшей утечки информации и поэтому просил меня поначалу не слишком по этому поводу распространяться. Ведь достаточно одного слова…
        - Я понимаю опасения уважаемого шейха, - кивнул Лев Осипович.
        - Видите ли, в горе, которая стоит позади поселка и очень выгодно прикрывает его с тыла, существует тайный ход, который выводит на другую сторону горы, в лес. О его существовании знали давно, но только избранные члены местного тейпа, поскольку он обладает колоссальным стратегическим значением при военных действиях…
        - Что вы говорите? - оживился Лев Осипович, потирая руки. - И русские до сих пор о нем ничего не знают? Это интересно…
        - Нет, русские о нем не знают. Я же говорю, существование хода строго засекречено, а вы знаете, как горцы умеют хранить свои тайны. Им пользовались нечасто, только в крайних случаях и только самые доверенные воины. Сейчас из поселка к нему подведен специальный тоннель, благодаря чему в поселок незаметно можно переправлять любое переносное оружие и неограниченное количество людей.
        - И так же незаметно вывести всех в случае поражения…
        - Надеюсь, этого не произойдет, - с апломбом сказал Магомед. - Если все пройдет по плану, наши люди так просто не сдадутся. Весь поселок превращен в настоящую крепость, и выбить их оттуда невозможно.
        - Да, - немного подумав, согласился Лев Осипович. - При таких явных преимуществах можно диктовать любые условия. Но скажите, уважаемый Магомед, зачем тогда собирать людей - я имею в виду бойцов - в Заречный такими сложными и весьма дорогостоящими способами, если есть столь удобный и тайный путь? Зачем делать им фальшивые паспорта, перевозить через различные границы, подвергать досмотру на блокпостах, когда они следуют по территории Чечни? Не проще ли и, главное, безопаснее было бы сразу проводить их через гору, минуя многие сложности?
        - Нет, не проще. Здесь есть несколько нюансов, не учтя которые мы можем сорвать всю операцию. В поселке должно идти строительство, за этим федералы следят внимательно. А мы не можем позволить приезд туда большого числа строителей со стороны. Кто знает, чего от них можно ожидать и кто их послал? Поэтому все строители должны быть нашими людьми. К тому же по мере поступления все бойцы для полного к ним доверия и для выявления их боеготовности должны проходить предварительную проверку различной степени сложности, а как мы сможем это осуществить, если сразу введем их через гору в Заречный в день начала операции? Есть и другой момент: довольно проблематично скопить такое количество людей с другой стороны горы и держать их там много дней. Кроме не слишком густого леса, другого укрытия там нет, и рано или поздно их могут засечь федералы и напасть на них, практически безоружных. В этом случае в руках у русских окажется большая группа пленных, и кто-то из них может проговориться о том, что готовится в Заречном… А так они все находятся на месте, под надежным присмотром десятков глаз, - ведь они все шпионят
друг за другом, делают вид, что усердно строят дома, и ждут условленного дня. К тому же под улицами строятся тоннели-переходы, что, как вы сами понимаете, нельзя доверить посторонним людям. Так что необходимость столь долгих, как вам кажется, шагов всесторонне оправдана.
        Лев Осипович немного помолчал, признавая правоту собеседника. Да, действительно, здесь было все рассчитано с математической точностью. Далекий шейх Абдулкарим мыслил как многоопытный стратег.
        - А как идет операция по освобождению Руслана Мадуева?
        - Все по графику, - уверенно улыбнулся Магомед. - Группа людей уже находится в Верхнеозерске. Это высококлассные специалисты, и они готовы к выполнению задания любой сложности. Пока они очень тихо живут под Верхнеозерском, проводят разведку и ждут указаний.
        - Те списки, которые удалось похитить у фельдъегеря, содержат нужную информацию? - поинтересовался Лев Осипович.
        - Более чем, - ответил Магомед. - В них указано точное название тюрьмы, в которой содержится Руслан, номер его камеры и имена тех надзирателей и конвойных, которые с ним контактируют.
        - Насколько я понимаю, - вставил Лев Осипович, - они-то вам и нужны.
        - Именно, - подтвердил Магомед. - Мы освободим Руслана руками тех, кто так тщательно его охраняет. Они сами привезут его к нашим людям и еще будут следить за тем, чтобы ни один волос не упал с его головы. В противном случае их семьям будет… - и Магомед красноречивым жестом головореза чиркнул пальцем себе по горлу.
        Бирчина передернуло. Готовя заговор в своем уютном особняке в тихом районе цивилизованнейшего Лондона, он как-то меньше всего думал о крови, которая будет неизбежно пролита в этой многообещающей операции. Он вообще не любил крови, и даже порезанный палец надолго выбивал его из колеи. Поэтому грубое напоминание Магомеда о том, что без жестоких убийств тут не обойдется, на секунду смутило его.
        - Надо думать, - с некоторым усилием продолжил он, - ФСБ не сумеет раскусить ваши намерения. Ведь если они поймут, что речь идет об освобождении Руслана Мадуева, они предпримут контрмеры. И кто знает, если ваши люди попадутся им в руки в Верхнеозерске, не проговорятся ли они под пытками о готовящемся восстании?
        - Наши люди не проговорятся, - отрезал Магомед. - Это специально обученные агенты, прошедшие сверхсложную подготовку, в которую входила в том числе и стойкость при любого вида пытках.
        - Введут им «сыворотку правды», и никакой стойкости не потребуется, - пробормотал Лев Осипович. - Методы ФСБ хорошо известны…
        - Во-первых, - внушительно сказал Магомед, - даже если им и введут натрий пенетол, или «сыворотку правды», как вы ее назвали, то много рассказать они не смогут. По той простой причине, что они не посвящены в план по подготовке восстания. Они знают лишь то, что должны освободить Руслана Мадуева и доставить его туда, куда им укажут непосредственно в день освобождения. Так что здесь мы застрахованы.
        - А во-вторых? - спросил Лев Осипович, когда Магомед умолк и потянулся за бутылкой, чтобы налить себе вина.
        - А во-вторых, - сказал Магомед, поднимая бокал с вином, - эти люди имеют установку живыми не сдаваться, и, будьте уверены, они выполнят ее без колебаний. Они будут только рады погибнуть во имя Аллаха и отправить в ад столько неверных, сколько за ними придет.
        - Будем все же надеяться, что ФСБ не сумеет в ближайшее время установить, с какой целью похищены списки, - вздохнул Лев Осипович.
        - Я вас уверяю, что не сумеет, - отозвался Магомед, отпив вина и закрывая глаза от удовольствия. - Ведь в кейсе фельдъегеря находились пакеты для других адресатов, так что этот ребус им не разгадать.
        - А что за пакеты? - живо спросил Лев Осипович. - Что-то стоящее?
        - И очень хорошо стоящее, - усмехнулся Магомед. - Хотите купить?
        - Если это того стоит, почему бы не купить, - осторожно сказал Лев Осипович. - Хотя, учитывая, что пакеты попали в ваши руки с моей помощью, вы могли бы предложить мне их в приоритетном порядке…
        - То есть отдать даром, - брякнул Магомед. - Это вы хотите сказать?
        - Ну почему же… - замялся Бирчин. - Все имеет свою цену, и я еще никогда не отказывался от уплаты по счету. Но прежде всего надо все-таки взглянуть на товар, чтобы его оценить. Возможно, он мне не нужен вовсе, или же он не имеет большого коммерческого значения…
        - Поговорим об этом в другой раз, - холодно прервал его Магомед.
        - Хорошо, - торопливо согласился Лев Осипович. - Согласен. Но вы мне все-таки дадите возможность ознакомиться с ними.
        Важным наклонением головы Магомед выразил свое согласие, хоть его и раздражало ничем не прикрытое корыстолюбие собеседника.
        - А что тот человек, который работает в архиве? - легко сменив тему и тон, спросил Лев Осипович. - За него служба безопасности не взялась?
        - Они его не смогли вычислить, - покачал головой Магомед. - Наши люди следят за ним неотрывно, но ничего подозрительного не заметили. Служба безопасности задержала, само собой, фельдъегеря и водителя, которые ничего не знают, проводила допросы в архиве среди офицеров, начальников отделов, но на этого человека не вышла и не выйдет. Все было сработано чисто, никаких следов. Сейчас служба безопасности будет вести поиск в Думе и по тем адресам, куда не дошли пакеты. Но это все равно что искать иголку в стоге сена.
        - Да, здесь им, похоже, ничего не светит, - согласился Лев Осипович. - Не зная, какой именно пакет интересовал тех, кто напал на фельдъегеря, они попросту закопаются в обилии версий.
        - О чем я вам и говорю. Кстати, вы беседовали с депутатом Травкиным по поводу предоставления своего самолета в Верхнеозерск?
        - Одиннадцатого июля он навестит меня и любезно задержится на денек-другой, - сказал Лев Осипович. - Думаю, что с договоренностью относительно самолета проблем не будет. Иван Петрович, как мой старый и верный друг, не сможет мне отказать. Мы обсудим с ним его предвыборную поездку, в которую в том числе входит и посещение Верхнеозерска. Все будет выглядеть благопристойно и вполне легально. Нечего и говорить, что дата его посещения Верхнеозерска совпадет с приездом комиссии ОБСЕ в поселок Заречный.
        - С вами приятно иметь дело, уважаемый Лев Осипович, - искренно признал Магомед. - Вы все продумываете на три хода вперед.
        Польщенный Лев Осипович улыбнулся в знак благодарности.
        - Желаете еще вина, дорогой Магомед? Или подать завтрак?
        - И то, и другое, - потягиваясь сильными плечами, сказал Магомед.
        Лев Осипович нажал кнопочку под столом. Сейчас же из дверей вышел Стивен и неслышно подошел к хозяину. Выслушав распоряжение, он важно кивнул и столь же бесшумно удалился.

9 июля 2003 г., Заречный
        Прошло несколько дней после ночной вылазки. За это время мало что изменилось в жизни Джелала. После утреннего намаза и завтрака он вместе с другими наемниками получал распределение на работы. На самое настоящее строительство домов, где будущие грозные воины, раздевшись по пояс, трудились как обычные строители. Многие были этим сильно недовольны, но приходилось терпеть, ибо работа на стройке была одним из условий их вербовки. Утешало то, что, по словам одного из командиров, восстание должно было начаться не позже первого августа. Что ж, три недели можно было пожить в шкуре простого работяги. К тому же наемники, само собой, не слишком надрывались и, хоть все они и владели строительными специальностями, возводили дома крайне медленно, усердствуя для вида лишь тогда, когда к мосту подъезжал БТР с русскими десантниками и, переехав на эту сторону, медленно катил улицами поселка. Весело замешивая бетон или ловко кладя кирпич, наемники исподлобья смотрели на ненавистную машину, усаженную здоровыми розовощекими славянами, и больше всего мечтали о том, чтобы влепить ей в борт заряд из гранатомета…
        Особенно исходили ненавистью афганцы, которые выросли на войне с русскими и на слух легко различали марки их гражданских и военных машин. Едва сдерживаясь, они быстро шептались на своем гортанном свистящем наречии, пряча темнеющие глаза от испытующих взоров десантников. Хорошо, что их было всего несколько человек, а не то, не ровен час, они могли бы не вытерпеть и наломать дров раньше времени.
        Чеченцы, которые составляли примерно половину от уже набранного отряда, тоже горели желанием отомстить русским оккупантам. Но, наученные горьким опытом предыдущих войн, они сознавали важность скрытной подготовки и потому, пряча свои истинные чувства, охотно общались с русскими, показывали им якобы свои дома, зазывали в гости и угощали всем, что имелось. Этот момент был принципиально важен, ибо русские за прошедшее десятилетие тоже научились бдительности в общении с чеченцами. Они хоть и захаживали в гости и угощались, но по сторонам посматривали зорко. Так что иллюзия идущего полным ходом строительства, где живут и работают вполне миролюбивые, уставшие от войны люди, должна была создаваться полная.
        В общем, Заречный был и так неплохо отстроен. Десятки крепких кирпичных домов ровными рядами тянулись вдоль улиц. На первый взгляд - хороший, добротный поселок, в котором есть все условия для долгой и счастливой жизни. А также для отличной, продолжительной обороны. Ибо откуда русским было знать, что едва ли не каждый дом по плану будет превращен в маленькую крепость, которую связывают с другими такими же домами, с центральным бункером, где хранится главный арсенал и где оборудовано место для штаба, а также с коридором, ведущим к горе, узкие и глубокие бетонные тоннели, которым не страшна даже бомбежка с воздуха.
        Сооружение этих тоннелей велось непрерывно, днем и ночью. Большая часть подземных переходов была построена, но оставалось еще несколько важных направлений, куда требовалось провести ходы. На их прокапывание и бетонирование, ведущееся днем и ночью, отряжались по очереди все наемники, чтобы никому не было обидно, ибо рыть землю считалось позорной работой, пригодной только для рабов. Будь надзор за строительством со стороны русских послабее, сюда привезли бы такое количество пленных русских солдат, что все ходы прокопали бы за неделю. Но с пленными было много риска. Даже при самой усиленной охране кто-то из них мог вырваться и, переплыв реку, добраться до военной части и все рассказать. Поэтому приходилось обходиться собственными силами, что дополнительно раздражало наемников.
        Вчера утром один из них не выдержал и поднял бунт. Высокий мускулистый араб по имени Наиб, который не желал, согнувшись в три погибели, копаться в земле, наотрез отказался идти на подземные работы. Дело происходило на утреннем разводе, во дворе той самой строительной базы, куда Муртаз на прошлой неделе привез Джелала и его попутчиков. Вокруг бунтаря тесно стояли другие наемники, и по их лицам было видно, что многие из них готовы поддержать его.
        - Но сегодня твоя очередь, - сказал Хамзат, который стоял рядом с прорабом - одним из чеченцев, руководивших стройкой.
        - Ну и что? - запальчиво возразил Наиб. - Я приехал сюда, чтобы сражаться, а не для того, чтобы как крот копаться под землей.
        Глухой ропот собравшихся одобрил его гордое заявление.
        - Но ты же сам вызвался как строитель, - сдерживая до времени злобу, заметил Хамзат. - Здесь все работают одинаково. Таково условие.
        - Я могу работать наверху, - ответил Наиб. - Но вниз не пойду.
        Хамзат повернулся и молча направился в контору. Спустя минуту он вышел оттуда вместе с Мусой, который был одет в неизменный темно-коричневый костюм, шляпу и белую сорочку. В отличие от большинства жителей поселка, в том числе и чеченцев, приехавших сюда из разных мест далеко не полными семьями, здесь жила вся его семья, включая жену с пятью несовершеннолетними детьми и двумя невестками с внуками, - оба его старших сына погибли в сражениях с русскими; двух младших братьев со своими семьями; и нескольких десятков близких и дальних родственников. Эти люди готовы были пожертвовать жизнями всех своих родных ради общего дела, в том числе и маленькими детьми, и вызывали огромное уважение.
        Муса остановился перед Наибом и некоторое время молчал.
        - Ты отказываешься выполнить приказ? - негромко, но так, чтобы слышали все, спросил он у стоящего в гордой позе араба.
        - Я не хочу работать под землей, - громко заявил тот. - И не буду.
        - Ты отказываешься выполнить приказ, - повторил Муса. - Это - нарушение воинской дисциплины. А мы все - воины и знаем, что нарушать приказ нельзя. Если ты не выполнишь приказ, он, - Муса ткнул пальцем в стоящего рядом с Наибом человека, - не выполнит приказ, он, он, - русские придут и уничтожат нас. Потому что мы будем не отрядом бойцов, а стадом баранов, где каждый бежит в свою сторону. Ты это понимаешь?
        - Да, - склонив голову под взглядом Мусы, пробормотал Наиб.
        Сочувствующие, окружавшие его до того плотной группой, одобрительно закивали после слов Мусы и как-то незаметно попятились прочь от бунтовщика. Он остался стоять один перед старейшиной.
        - Это хорошо, что ты понял. Но мы находимся на войне, а на войне за невыполнение приказа расстреливают. Ты со мной согласен?
        Наиб, сильно побледнев, молча кивнул. Наемники притихли, понимая, что Муса сказал последние слова не просто так. Муса, не оборачиваясь, протянул руку назад. Хамзат вложил в нее пистолет с черной бомбочкой глушителя на стволе. Не отрывая глаз от лица Наиба, Муса медленно поднял пистолет на уровень его головы, помедлил и нажал на спуск.
        Хлопнул выстрел, пуля с чмоканьем ударила в лоб Наиба. Он резко закинул голову и повалился лицом вперед. Пыль под его головой быстро пропитывалась кровью. Муса обвел взором онемевших наемников.
        - Приказ командира - это святое на войне, которую мы ведем, - медленно проговаривая слова, чтобы поняли все, сказал он. - Сейчас мы строим укрепления, завтра пойдем в бой. Я хочу быть уверен в каждом из вас. Этот, - Муса качнул ногой труп Наиба, - сегодня отказался выполнить приказ. А завтра он пойдет к русским и расскажет им то, что видел здесь? Или захочет все сделать по-своему? Такие люди - наши враги. Кто из вас еще не понял, что такое приказ командира?
        Наемники молчали, боясь отвести глаз от испытующего взгляда Мусы.
        - Хорошо, - кивнул он, отдавая пистолет Хамзату. - Я вижу, вы поняли.
        Повернувшись, он неторопливо ушел в контору, со спины имея вид директора сельской школы и безобидного человека. Но пока за ним не закрылась дверь, наемники вздохнуть боялись, не то что говорить.
        Через десять минут все кучками разошлись по нарядам. Труп Наиба закатали в мешковину и утащили куда-то на окраину села. Никто и не спрашивал, как и где его похоронили. Короткая, но чрезвычайно сильная речь Мусы заставила всех задуматься и несколько иначе взглянуть на то, чем они тут занимались. Теперь все шли на стройку если не как на боевую операцию, то как на очень ответственное задание. И рыли тоннели теперь гораздо быстрее и охотнее, чем до того. Публичная казнь способствовала тому, что люди почувствовали большую ответственность за свои действия и прониклись острым чувством общности их интересов.
        Но все-таки томление было. Особенно по вечерам, когда заканчивались основные работы и наемники разбредались по постоялым дворам, где убивали время кто чем. Кто покуривал травку, кто вел длинные беседы с земляками или тихонько тянул родные песни. Молодость брала свое, и целые ватаги парней шумно плескались в реке, смывая пот и набираясь сил. Тут же на берегу устраивали азартные борцовские поединки, снимая таким образом накал ожидания и выплескивая излишки энергии.
        Рядом с мужчинами неизменно находились стайки мальчишек. Одни громко болели за понравившегося борца, другие тут же, подражая взрослым, затевали шумную возню. Все они отлично знали о том, что скоро их поселок начнет жить совсем другой жизнью. Но, воспитанные на войне и во враждебности к русским оккупантам, потерявшие отцов и братьев, они и под пытками не открыли бы этой тайны.
        Джелал очень заинтересовался женщиной, которая приходила из соседнего дома готовить им еду. Она была еще совсем молода, не старше восемнадцати лет, и лицо ее, до бровей закрытое черным платком, было лицом юной девушки. Ни на кого из постояльцев не глядя, она молча делала свою работу и, если не было необходимости, не задерживалась ни на минуту среди молодых незнакомых мужчин. Джелал исподтишка заглядывался на нее, но никак не мог найти случая завязать разговор.
        Как-то он услыхал, что пожилая женщина из того дома, где она жила, назвала ее Зиза. Тем же вечером, когда во дворе никого не было - кто спал в доме, кто ушел на реку, - Джелал решился обратиться к ней.
        - Ты вкусно готовишь, Зиза, - сказал он, ласково улыбаясь.
        Она мыла посуду в большом тазу и ответила не сразу. Джелал даже решил, что она не слышала его слов, и решил повторить фразу.
        - Спасибо, - сказала Зиза, мельком посмотрев на него.
        - Это тебе спасибо, - обрадованный ее ответом, сказал Джелал.
        Разговор не вязался. Зиза сосредоточенно мыла посуду в согревшейся за день воде и больше ни разу не глянула в сторону Джелала.
        - Давай погуляем на реку, - не совсем ловко предложил Джелал. - Потом, вечером, когда там никого не будет.
        На этот раз Зиза просто-таки ожгла его взглядом. Джелал, который в мыслях не держал ничего дурного, даже испугался.
        - Нет, ты плохого не думай, - поднимаясь с лавки, торопливо сказал он. - Я просто хотел поговорить с тобой. Понимаешь?
        Зиза выплеснула воду из таза под забор и налила из ведра свежей. Джелал, снова присев на лавку, в волнении ждал ее ответа. Он был очень молод и в сердечных делах не имел большого опыта. Как жаль, если он обидел ее. Ему этого так не хотелось. Ведь когда он видел ее тонкий гибкий стан и нежный профиль, его сердце замирало от восторга. Но разве ей скажешь все это на чужом грубом языке, на котором они вынуждены были здесь разговаривать? Вот если бы она была его землячкой, о, сколько нежных слов он мог бы ей сказать. Не зря же он просмотрел сотни индийских фильмов о любви…
        - Моего мужа убили русские три месяца назад, - наконец сказала Зиза, сердито гремя тарелками. - Ты не должен со мной разговаривать. Если ты снова будешь со мной говорить - я скажу Мусе, и тебя убьют.
        Ошарашив этим заявлением Джелала, она собрала посуду и ушла в дом. Тот, сконфуженный до крайности, остался сидеть на лавке. Вот и поговорили. Если бы знал, что она вдова, то и сам не полез бы с разговорами. У них тоже не принято приставать к вдовам, пока не истек срок положенного траура. Хотя многие мусульманские вдовы до конца жизни ограждают себя от посягательств других мужчин.
«Но могла бы сказать чуть мягче, - соображал Джелал, - я же не идиот. А то сразу: пойду к Мусе, и тебя убьют». В том, что последний не будет церемониться, Джелал уже убедился. Тут с нравами строго. Так что лучше ему сразу оставить все надежды и перестать думать об этой женщине.
        Зиза вышла из дома и направилась к калитке. Уже выходя на улицу, она быстро глянула на Джелала и улыбнулась. Пока он приходил в себя от нового потрясения, Зизы уже и след простыл. Что она, смеялась над ним или наградила за оказанное внимание? Поди, догадайся тут. Женское сердце даже на войне полно неразрешимых загадок.
        Решив на всякий случай не форсировать события в таком деликатном деле, Джелал отправился на реку. Там, как всегда, было весело и шумно. Молодые крепкие парни, выбиваясь из сил, плыли против течения, стараясь обогнать друг друга. Течение было быстрым, и вниз пловцов сносило быстрее, чем они плыли вверх. С берега их с хохотом и криком поощряли болельщики. Мальчишки прыгали и свистели в восторге.
        На противоположный берег пришли русские солдаты - притопали освежиться из части, стоявшей в полукилометре от реки. Сбросив горячее, пропотевшее насквозь обмундирование, они весело попрыгали в реку, повизгивая от долгожданной прохлады. Будущих противников разделяло сейчас всего каких-то метров сорок, и наемники с интересом разглядывали белые крепкие тела своих врагов.
        - Эй, Иван, идем бороться, - крикнул кто-то из группы любителей борьбы. - Кто кого в реку бросит - тот победил!
        Русские сначала не откликнулись - сделали вид, что не расслышали приглашения. Но вызов, еще более задорный, послышался вновь. Многим понравилась эта идея, и русских стали звать настойчивее.
        - Не бойся, Иван, - кричали чеченцы со смехом. - Больно не будет…
        Наемники, плохо владевшие русским и получившие на этот счет особую инструкцию, помалкивали, приглашающе махая руками.
        - Плывите вы сюда! - не выдержал наконец кто-то из русских.
        - Нет, мы пригласили, - возражали чеченцы, - вы к нам и плывите. А что, струсили? Или среди вас нет настоящих мужчин?
        Один из русских, квадратный парень с мощной грудью, что-то сказал своим и бросился наперерез течению. За ним поплыли еще трое в качестве группы поддержки. Чеченцы и наемники, притихнув, ждали противника. Когда он вышел из воды, они одобрительно зацокали языками. Парень и впрямь был силен. Громадные мышцы так и играли у него под белой кожей. Ноги, толстые, как бревна, словно вросли в берег.
        - Ну че, будем бороться? - сознавая свою силу, пробасил он снизу.
        Подойдя ближе, Джелал узнал прапорщика Зыкова. Тот выжидательно смотрел на совещающихся чеченцев, оглаживая грудь и живот широкой, как лопата, ладонью. Обхват руки его был толще ляжки Джелала. Три сослуживца стояли позади, о чем-то тихо разговаривая.
        Наконец чеченцы расступились, вперед вышел один из самых сильных из борцов по имени Заурбек и спрыгнул к воде. Он был чуть ниже Зыкова и не так тяжел, как он. Но мышцы его были плотны и бугристы, а двигался он с ловкостью и скоростью хищного зверя.
        - Значит, кто кого в воду свалит - тот и выиграл? - уточнил Зыков, серьезно глядя на своего соперника.
        - Так, - кивнул тот, становясь напротив него в стойку.
        - Ладно, - сказал Зыков, быстрым взглядом оценивая позицию.
        Они стояли на узкой песчаной полосе метра в полтора шириной. С одной стороны был высокий берег, с другой - река. Особенно не развернешься, что было на руку более тяжелому Зыкову. Он пригнул плечи и вдруг стремительно бросился на Заурбека, стараясь взять его в захват. Тот быстрым движением уклонился от атаки и тут же ухватил Зыкова за поясницу, пытаясь приподнять его и бросить в воду. Зыков, не менее опытный в борьбе, резко присел, мешая захвату, и в свою очередь обхватил Заурбека за спину. Оба богатыря напрягли все силы, застыв на месте и глубоко зарываясь ногами в песок. Берега огласились криками болельщиков, не скупившихся на советы и подбадривания. Но схватка затягивалась. Ни один из борцов не мог одолеть другого. Зыков, чувствуя, что устает, решил бросить Заурбека через спину. Он сильно рванул его на себя, но и сам не смог удержаться на ногах, и они вдвоем, тесно сплетя объятия, рухнули в воду, подняв целый фонтан брызг. Зрители неистовствовали. Борцы, мгновенно расцепившись в воде, чтобы не захлебнуться, встали на ноги, уважительно пожимая руки и хлопая друг друга по плечам. В самом деле, они
оказались достойными противниками. Схватка закончилась ничьей. Махнув рукой на прощание одобрительно смеющимся чеченцам, Зыков с товарищами уплыл на свой берег. Чеченцы, окружив Заурбека, обменивались впечатлениями.
        Но Джелал уже несколько минут не интересовался схваткой. Бросив случайный взгляд вокруг в тот момент, когда русский встал перед Заурбеком, он заметил, что Керим как-то отошел назад, а затем и вовсе потихоньку побрел к деревне. Это было странно, учитывая, что все собравшиеся на берегу жаждали развлечься необычным зрелищем.
        Керим с первого взгляда не понравился Джелалу. Особенно запало ему в память то, что, по словам Камаля, он никого не убил во время ночной вылазки. В общем-то, ничего особенного, схватка была скоротечной, и Керим попросту не успел найти себе мишень. Главное, что он был вместе со всеми и никуда не сбежал во время боя.
        Так-то оно так. Но почему-то Джелал не доверял ему. Шестое чувство, что ли. Вот и сейчас. Почему Керим, явно стараясь не привлекать внимания, пошел прочь от реки, в то время когда все бурно болели за Заурбека? Джелал решил выяснить это. Подождав, пока Керим скроется за ближним к реке домом, он легкой рысью двинулся вслед за ним.

10 июля 2003 г., Москва
        - Докладывайте, товарищ майор, - кивнул Антипов Гришину.
        - Установить тех, кто следит за майором Решетниковым, пока не удалось, - начал Гришин, заглянув для начала в папку. - Прослушка его телефонов, рабочего, домашнего и мобильного, результатов тоже не дала. Интересующий нас объект ни разу за все это время не позвонил. Скорее всего, наблюдение за Решетниковым ведется визуально. Но вычислить тех, кто ведет наблюдение, наши люди не смогли.
        - Главное, чтобы заказчики ничего не заподозрили в его поведении, - заметил Антипов. - Здесь их самих важно не спугнуть. Почуяв, что их засекли, они могут залечь на дно и уничтожить все улики.
        - Мы учли это и потому держались подальше от Решетникова. Хотя есть вероятность, что сами заказчики вообще не следят за ним, чтобы исключить даже минимальный риск. Возможно, за Решетниковым присматривает кто-то из его сослуживцев и докладывает заказчику.
        - Не исключен и такой вариант, - согласился Антипов. - Валерий Анатольевич, что дала проверка на полиграфе фельдъегеря и шофера?
        - Проверки проводились дважды, - ответил полковник Медведев. - И оба раза они показали, что и капитан Семенов, и прапорщик Сергеев говорят правду, что доказывает их полную невиновность. Тщательная проверка их анкетных данных, а также проверка анкет родителей ничего подозрительного не выявила. То же можно сказать и о их ближайшем окружении. Похоже, оба эти человека действительно невиновны.
        - Ясно, - кивнул Антипов. - Где они теперь? В изоляторе?
        - Так точно. Служба безопасности сочла уместным держать их еще какое-то время в изоляторе, чтобы у заказчика создалась иллюзия, будто их подозревают в первую очередь. Если их выпустить слишком быстро, возникнет подозрение, что следствие напало на правильный путь. Это может спугнуть заказчика.
        - Да, все рассчитано верно. Хоть и жаль держать невинных людей под замком, отпускать их тем не менее рановато. Что удалось установить в Государственной Думе? - снова обратился Антипов к майору Гришину.
        - В Комитете по надзору за исполнением наказаний удалось установить следующее: документы, похищенные впоследствии налетчиками, заказал из архива некто Зимин Сергей Ильич, первый помощник председателя комитета Лосева Дмитрия Захаровича. При конфиденциальном разговоре выяснилось, что заказ означенных документов Зимину поручил лично Лосев, прибавив, что эти документы требуются ему в срочном порядке. Зимин документы, как потребовал начальник, заказал, сообщив ему точное число доставки, - и больше к этому ничего не смог добавить. Разговор с председателем комитета Лосевым ничего важного не дал. Лосев, который к тому же является депутатом Государственной Думы, заявил о своей депутатской неприкосновенности, а также о том, что ему как председателю комитета виднее целесообразность ознакомления с того или иного вида документами и давать подробный отчет о своей работе без санкции президента он не обязан.
        - Ловко, - усмехнулся Антипов, постукивая пальцами по столу.
        - Да, - кивнул Гришин, - его позиции непоколебимы. Списки, которые он затребовал, действительно имеют прямое отношение к деятельности комитета. Так что здесь уличить его в каком-либо нарушении было невозможно. Однако главное не в этом…
        - Ну, чего замолчал? - поторопил его Антипов. - Говори.
        - Главное, что он, возможно, хорошенько не обдумав, признал, что документы из архива заказаны лично им. То есть адресат установлен…
        - И что это дает? - спросил Медведев, поправляя очки на переносице.
        - Возможно, это всего лишь предположения, но вырисовывается очень любопытная цепочка. Не секрет, что депутат Лосев и небезызвестный депутат Травкин Иван Петрович, бывший лидер блока «Все вместе», давние приятели и единомышленники. Когда-то, кстати, они даже учились в одном институте. Правда, на разных курсах…
        - Многие учились в одном институте, - проворчал Медведев. - И что?
        - Контактов они не теряют до сих пор, - продолжил Гришин, ничуть не смущенный иронией Медведева. - Часто их видели вместе, как бы это сказать, в некотором отдалении от Думы. Например, в самых дорогих клубах Европы или на элитном швейцарском горно-лыжном курорте, где проводят досуг весьма состоятельные люди. Все бы это ничего, пускай народные избранники отдыхают от тяжких трудов. Но дело в том, что Иван Петрович Травкин, помимо Лосева, водит тесную и давнюю дружбу с Бирчиным Львом Осиповичем, а это уже совсем другая история, как сейчас принято говорить.
        - Да, - оживился Антипов, поглядывая на Медведева. - Любопытно. То есть существует вероятность, что документы в комитет на самом деле заказал господин Бирчин через депутата Травкина?
        - Это, конечно, пока бездоказательная версия, - отозвался Гришин. - Но специалисты из аналитического отдела службы безопасности с вероятностью до семидесяти процентов заявили о причастности Бирчина и Травкина к похищению этих документов.
        - Специалисты, - скептически фыркнул Медведев. - Таких заявлений, не подкрепленных никакими фактами, можно придумать сколько угодно. Проще всего повесить все грехи на Бирчина, до которого отсюда никак не добраться. Хм, железная логика: раз Лосев состоит в дружеских отношениях с Травкиным и пьет с ним водку, то документы украл Бирчин. В огороде бузина, а в Киеве дядька, вот как это называется.
        - Погоди, не горячись, Валерий Анатольевич, - остановил его Антипов и поднялся из-за стола, чтобы по своей привычке пройтись взад-вперед по кабинету. Жестом разрешив подчиненным сидеть, он подошел к окну и некоторое время смотрел на летящие по улице потоки машин. Сколько машин в Москве! Наверное, людей скоро будет меньше. - Аналитики в службе безопасности зря свой хлеб не едят, а семьдесят процентов - это очень высокая цифра. Чем еще они подкрепили свои выводы? - обернувшись, спросил он у Гришина, который скромно молчал после раздражительных слов Медведева, издавна питающего к смежному ведомству вполне понятную ревность. - Для чего, говоря другими словами, Бирчину могли понадобиться эти документы?
        - Видите, товарищ генерал, Лев Осипович давно замечен в тяготении к решению людских судеб. В этих списках были имена самых важных государственных преступников, названия тюрем, где они содержатся, и фамилии тех, кто их охраняет. Возможно, господин Бирчин решил кого-то освободить назло властям. Возможно, другое заинтересованное лицо попросило его добыть эти списки, используя свое влияние на депутата Травкина. - Гришин покосился на Медведева, но тот пока хмуро молчал. - И, возможно, этим заинтересованным лицом был Магомед Галаев.
        - Так, так, так, - сказал Антипов, возвращаясь за стол. - Дальше.
        - Помните, - азартно начал Гришин, - они встречались в Лондоне 10 июня? Я тогда приезжал к вам с докладом в дом отдыха?
        - Ну, конечно, помню, - не без раздражения ответил Антипов. - Ты уж меня вообще за древнего старца не держи, майор…
        - Извините, товарищ генерал, я просто хотел сначала… - смутился Гришин, но, когда Антипов улыбнулся и махнул рукой, он понял, что тот всего лишь пошутил. - Так вот… А 24 июня было совершено нападение на фельдъегеря. После встречи Бирчина с Галаевым прошло две недели. Срок, конечно, небольшой, но достаточный, чтобы все подготовить. Кстати, Зимин послал запрос в архив шестнадцатого июня, то есть после встречи Бирчина с Галаевым. А перед тем, - Гришин заглянул в папку, - тринадцатого июня, Травкин навещал Бирчина в Лондоне. Пробыл у него день и вечером улетел в Москву. Правда, неизвестно, встречался ли после того Травкин с Лосевым, но, я думаю, их встреча состоялась накануне шестнадцатого числа, примерно четырнадцатого-пятнадцатого июня. Это были выходные дни, и они их могли провести где-нибудь на подмосковной даче, подальше от посторонних ушей. Там Травкин и попросил Лосева заказать такие-то документы в свой комитет. Назавтра, то есть в понедельник, Зимин по распоряжению Лосева дает срочный запрос в архив и сообщает Лосеву, когда придут списки, то есть 24 июня. Лосев передает эту информацию
Травкину, тот - Бирчину, а Бирчин - Галаеву. Галаев в свою очередь сообщает об этом своим людям в Москве, которые заранее обрабатывают майора Решетникова, чтобы он сообщил им, на каком автомобиле будет следовать фельдъегерь с нужными им документами. Ну а дальше - дело техники. - Гришин замолчал, несколько напряженно поглядывая на Антипова.
        - Может быть… - задумчиво протянул тот. - Во всяком случае, по числам все сходится. Да и Галаев вполне мог быть тем заказчиком, которому понадобились списки государственных преступников. Там есть фамилии боевиков и нескольких полевых командиров, которых чеченские сепаратисты желали бы видеть на свободе. Что ж, весьма вероятно, что так оно и есть. Как думаешь, Валерий Анатольевич? - Антипов вопросительно посмотрел на Медведева.
        - Тут уже все придумано, - развел тот руками. - По числам все действительно получается очень складно. И заинтересованность Галаева в списках вполне обоснованна. Надо бы установить, встречались ли Травкин с Лосевым накануне шестнадцатого июня? По телефону они не стали бы обсуждать столь важные вещи. Если встречались, то я смею предполагать, что выкладки аналитиков из СБ не лишены основания.
        - Установим, - кивнул Гришин. - Технически это сделать нетрудно. У них на дачах установлены видеокамеры, и все посещения фиксируются на пленку. Если будет соответствующая санкция, то мы сможем изъять эти кассеты, просмотреть их и установить с точностью до минуты, когда встречались уважаемые депутаты…
        - Ладно, - переглянувшись с Медведевым, сказал Антипов, - пока версия в стадии разработки, санкции нам не видать. Да и рано еще изымать записи. Ну, встретились старые приятели на даче - в чем тут криминал? Это лишь косвенная улика. Хотя, улегшись в общую схему, она дала бы полную картину текущих событий. Но, опять же, предполагаемых событий. И потом, вдруг они не встречались ни на какой даче? Выбрали нейтральное место, в парке, например, за пять минут все обсудили и разошлись, никем не замеченные?
        Медведев согласно покивал головой. Гришин пожал плечами.
        - Вот именно, - сказал Антипов, поднимаясь из-за стола. - Версия, безусловно, хорошая и вполне правдоподобная. Но и факты под нее нужны неоспоримые. Ладно, может, служба безопасности что-нибудь накопает. Теперь что касается нашей епархии. В последнее время участились нападения боевиков в районе Кешим-Юрта.
        Он подошел к стене и отодвинул шторку, за которой оказалась карта Северного Кавказа, на военный манер утыканная флажками.
        - Вот здесь, здесь, здесь, - он сначала показывал пальцем, затем накрыл весь район ладонью, - в общем, вот в этих местах произошло за последние недели несколько десятков мелких, а порой и довольно чувствительных нападений боевиков на дома местной милиции и на машины с солдатами. Ситуация может выйти из-под контроля. Пока никто из нападавших в наши руки не попал. Все нападения носят крайне жестокий характер. Бандиты без пощады убивают женщин и детей. Своих раненых добивают на месте. Люди напуганы и просят защиты. Но результаты поисков банды силами спецназа и пограничников ничего не дали. Бандиты словно сквозь землю проваливаются. Наши люди усиленно работают, но пока ничего не знают ни о численности банды, ни о месте ее дислокации. Похоже, за ней стоит очень сильный организатор.
        - Разрешите, товарищ генерал, - всматриваясь в карту, сказал Гришин.
        - Пожалуйста… - кивнул Антипов. - Что у вас, товарищ майор?
        - Я вижу, недалеко от этого района - района нападений боевиков - находится поселок Заречный, - неуверенно начал Гришин.
        - Да, верно, поселок Заречный, - подтвердил Антипов. - И что же?
        - Дело в том, что вчера, как вы помните, Магомед Галаев снова был у Бирчина в Лондоне. У них состоялась длительная беседа. Да, Сверчок не знает, о чем они говорили, но, помните, когда Галаев звонил по телефону, он уловил слова: «за речкой…». Возможно, имелся в виду Заречный?
        - Что ты заладил: помните, помните… Ты хочешь сказать, что набеги совершаются из поселка Заречный, а за их организацией стоят Магомед Галаев и Лев Осипович Бирчин? - требовательно уточнил Антипов.
        - Пока трудно это утверждать, - уклонился Гришин. - Возможно, имеет смысл проверить этот поселок. Вдруг там и базируется банда?
        - Заречный отгорожен от района нападений высокой горной грядой, - внимательно посмотрев на карту, сказал Антипов. - Вряд ли боевики имеют крылья, чтобы с легкостью перелетать через гору туда и обратно, хотя скорость их передвижения именно об этом и говорит. Версия с поселком Заречный, товарищ майор, мягко говоря, фантастична. К тому же в непосредственной близости от него расположена воинская часть, укрепленная ротой спецназа. Так что боевиками там и не пахнет.
        - Понял, товарищ генерал, - окончательно сник Гришин.
        - Что вы думаете по этому поводу, Валерий Анатольевич?
        - Я думаю, что вы правы, Артем Кириллович, - ответил Медведев. - Если боевики где-то и прячутся, то, на мой взгляд, в непосредственной близости от тех мест, где они проживают. Этим и объясняется то, что они мгновенно уходят от преследования. Они никуда не убегают, они просто отсиживаются по своим домам. Хорошо нам известная тактика. Днем - мирный обыватель, ночью - партизан. Я думаю, надо провести ряд жестких зачисток в той местности и провести серию арестов. Если не найдем сразу исполнителей, то выявим тех, кто им помогает.
        - Зачистки непопулярны среди населения, - покачал головой Антипов, - тем более столь масштабные. Армия и спецназ, конечно, будут только рады, но как бы дров не наломать… Да и не похоже, что это местные шалопаи орудуют. Уж больно четко они действуют, точно ими руководят из одного штаба. Тут чувствуется рука опытного офицера.
        - Товарищ генерал, разрешите слетать в командировку в поселок Заречный и на месте прощупать обстановку, - вставил Гришин.
        - Дался тебе этот Заречный! - вскипел Антипов. - Строишь версию по одному неточно расслышанному слову. Это даже и не версия, а пустой домысел. Никуда ты не поедешь, тут надо работать!
        - Слушаюсь, - опуская голову, угрюмо пробормотал Гришин.
        Чувствовалось, что, несмотря на нагоняй, он остался при своем мнении.
        - Ладно, я дам команду, - махнул на него рукой Антипов. - Пускай там на месте проверят твой Заречный, чтобы ты ко мне больше с ним не приставал. А пока вернемся к тому, что нам известно…

11 июля 2003 г., Лондон
        Иван Петрович Травкин был, несмотря на свои пятьдесят шесть лет, мужчина в соку. Черные волнистые волосы - мечта деревенского гармониста - были лишь слегка подернуты благородной сединой. Крепкие щеки горели румянцем, плечи были широки и прямы. А открытый пристальный взгляд выдавал человека несомненно честного и волевого, облеченного к тому же немалой властью.
        Путь к этой власти был непрост. Когда-то, в начале семидесятых годов, молодой и горячий Ваня Травкин, комсомолец и активист институтского профкома, из-за хронической нехватки денег, до которых он, надо сказать, был большой охотник, решил подзаработать рискованным и не одобряемым УК СССР способом. Купив в общежитии у негров две пары джинсов по недорогой цене на заработанные в стройотряде деньги, он в субботу отправился на толкучку с невинной целью перепродать их и заработать сорок рублей - размер стипендии. Все началось отлично: первые джинсы «улетели» со свистом, по тогдашнему их дефициту спрос был отменным. Покупатель даже и торговаться не стал, и вместо двадцати Ваня получил целых тридцать рублей. Надо думать, его навар в этот день составил бы не ожидаемые сорок, а все шестьдесят рублей, если бы в дело не вмешался ОБХСС, проводивший в тот день облаву на «толчке». Ваня из жадности и по неопытности пожалел выбрасывать вторую пару, надеясь вынести ее под курткой и продать в общаге. Не вышло. Его
«замели» опытные обэхаэсники, да еще и нашли покупателя с проданными джинсами, который поспешно дал показания. В общем, дело получилось громким. Благодаря заступничеству дяди, мелкого обкомовского работника, Ивана со строгим выговором в институте оставили. Но на карьере комсомольско-профсоюзного вожака пришлось поставить жирный крест, что автоматически ставило крест на жизни.
        Долгие годы Иван Травкин бесцветно отсидел в конструкторском бюро, довольствуясь скучными междусобойчиками по поводу чьего-то дня рождения и опостылевшей, как зубная боль, любовницей из смежного отдела. А куда было деваться с зарплатой в сто шестьдесят и отсутствием какого бы то ни было движения вперед? Нет, он пытался барахтаться, вылезал с различными предложениями… Да куда там. Клеймо фарцовщика, красными буквами вписанное в его личное дело, висело над ним дамокловым мечом и душило на корню все замыслы. Даже кандидатскую диссертацию не позволили защитить. Такие были времена. Скорее всего, так бы и дожил он до бесславной пенсии, если бы не грянула перестройка, - вечная аллилуйя Михаилу Сергеевичу!
        Иван Петрович дождался своего часа. Его старый грех неожиданно стал его основным достоинством. Как же, пострадал от системы. Хотел честно заработать денег, а из него сделали преступника. И кто? Эти подонки из комсомольской верхушки института, гребущие обеими руками все доступные социалистические блага в виде бесплатных путевок на море, квартир вне очереди и всяких премий и доплат. Иван Петрович, чувствуя праведный гнев, принялся клеймить прошлых хозяев жизни со всей горячностью и красноречием человека, долгие годы вынужденного молчать и влачить существование амебы. Но теперь он молчать не мог. Хорошо подвешенный язык, приятная, близкая народу внешность и, главное, честные глаза быстро сделали его известным политиком. Без особого труда он выиграл выборы в областной совет сначала у себя в городе, а затем с такой же легкостью перескочил в Государственную Думу. Там-то он и развернулся по-настоящему, во всем блеске проявив заложенные в него природой способности.
        Через несколько лет у депутата Травкина, одного из вице-спикеров Госдумы и лидера организованного им блока «Все вместе», который, правда, в Думу второго созыва не прошел, было две огромные квартиры в центре Москвы, дворец-дача на Рублевском шоссе и весьма круглый счет в одном из швейцарских банков. Тогда же он и сблизился со Львом Осиповичем Бирчиным, чей сказочный финансовый взлет, пришедшийся на середину и конец бурных девяностых, вызывал у него, в общем-то, примитивного хапуги, подлинное благоговение. Лев Осипович сделал популярному в народе вице-спикеру, имеющему репутацию кристально честного человека, деловое предложение, и Иван Петрович, чей аппетит лишь разгорался со временем, не колеблясь согласился. Сразу после заключенного соглашения он принялся усердно лоббировать интересы Льва Осиповича в Думе, отрабатывая более чем щедрые гонорары. Их сотрудничество даже переросло в некое подобие дружбы, которая не остыла и тогда, когда Лев Осипович вынужден был пуститься в бега, спасаясь от российской тюрьмы, куда его засадили бы на очень большой срок. Более того, Иван Петрович стал даже в чем-то
незаменим, своевременно принося Льву Осиповичу известия из России, так сказать, из первых рук, что позволяло Бирчину по-прежнему быть в курсе событий российской политики - настоящей, а не газетной, - и даже зарабатывать свой процент на крупных сырьевых сделках. Само собой, любезность Ивана Петровича по-прежнему щедро оплачивалась. Лев Осипович даже подарил ему свой старый реактивный самолет, благодаря которому депутат Травкин в прямом смысле обрел собственные крылья.
        Сегодня Иван Петрович, перенесясь через Европу и Ла-Манш за какие-то три часа, примчался к Бирчину по его срочному вызову. Сидя в том самом плетеном кресле, где тремя днями раньше восседал Магомед, он гадал, с какой целью вызвал его на этот раз неугомонный Лев Осипович. Надо сказать, что последнее поручение пришлось не слишком по душе Ивану Петровичу. До смерти когда-то напуганный системой, он не хотел переступать рамки, из которых выйти назад уже невозможно. Чувствуя многоопытной задницей прожженного политика, что и сейчас Бирчин хочет предложить ему что-то не слишком законопослушное, Иван Петрович гадал, как быть. Отказаться наотрез? Гм, Лев Осипович может обидеться и закрыть кредит, что сразу и намного уменьшало платежеспособность Ивана Петровича, привыкшего если не сорить деньгами, то ублажать все свои прихоти, не торгуясь. Согласиться? А что, если там, дома, до него доберутся, так сказать, органы и поволокут на аркане к ответу? Сейчас времена в этом смысле крутые, по приказу Путина его опричники чинят аресты всем подряд. Конечно, депутатская неприкосновенность - не последнее завоевание
демократии. Но ведь депутатство не вечно, когда-то придется и отвечать… Сложно, ох сложно было на душе у Ивана Петровича. И посоветоваться не с кем.
        Лев Осипович будто не замечал терзаний своего гостя. Любезно угощая его изысканными блюдами, приготовленными французским поваром, он расспрашивал его о сторонних делах, никак не приближаясь к тому главному, из-за чего и вызвал Ивана Петровича к себе.
        - Попробуйте вот это, Иван Петрович, - кончиком ножа Лев Осипович указал на неизвестное Травкину блюдо, только что принесенное Стивеном. - Это лосось под тройным винным соусом. Вкус - бесподобный. Попробуйте, вам наверняка понравится.
        Иван Петрович положил себе лосося, но вкуса почти не разобрал. Большой гурман, любивший кухню неистощимого на выдумки Жака, он никак не мог расслабиться, чтобы получить удовольствие от угощения. Быстро поглядывая на него, Лев Осипович без труда догадался о тех сомнениях, что обуревали неизменно жизнерадостного, обильно пьющего дорогое вино и поедающего все подряд гостя. Сегодня его будто подменили. Пил он мало, скорее отхлебывал из вежливости. А ел так и вовсе едва-едва, только чтобы не обидеть хозяина.
        - Нездоровится, Иван Петрович? - вкрадчиво спросил Бирчин, решив, что хватит тянуть и пора переходить к деловой части их встречи.
        - Да нет, не то чтобы… - вяло промолвил Травкин, косясь на него.
        - Мы привыкли говорить обо всем прямо, не так ли, Иван Петрович? - сразу пошел в атаку Бирчин, выдвигаясь из кресла. - Без обиняков. Я вижу, вас что-то сильно тревожит. Могу я, на правах старого друга, узнать причину этой тревоги? Или это секрет?
        - Никакого секрета, Лев Осипович, - поморщился Травкин, точно его уличили в чем-то неблаговидном. - Просто беспокойство…
        - По какому поводу, Иван Петрович? - настойчиво спросил Бирчин.
        Травкин глянул ему в глаза и тут же отвел свой взгляд.
        - Много шума было поднято, Лев Осипович, - медленно сказал он, ковыряя вилкой розовый лососевый бок. - Слишком много…
        - Дыма без огня не бывает, дорогой Иван Петрович, - осторожно улыбнулся Бирчин. - Вам ли этого не знать? Некоторого волнения со стороны службы безопасности так или иначе следовало ожидать. Ведь речь шла ни много ни мало о государственной тайне. Да к тому же в открытую умыкнутой почти из стен Государственной Думы. Большой скандал. Но вам-то чего волноваться? Все это вас нисколько не касается.
        - Да, не касается, - пробурчал Травкин. - А гэбэшники уже шерстят во всю силу, весь комитет вдоль и поперек допросили, из Зимина душу вытрясли и уже вышли, между прочим, на Дмитрия Захаровича…
        - Ну и правильно, - спокойно сказал Лев Осипович, - и должны были выйти. У них работа такая, Иван Петрович. А у Дмитрия Захаровича Лосева своя работа. Ему документы понадобились по роду деятельности, вот он их и затребовал. И в чем тут его вина? И какая связь с вами? Или вы, Иван Петрович, заключили с ним письменное соглашение?
        - Ничего мы не заключали, - огрызнулся Травкин. - Встретились в проходном сквере, пять минут постояли, покурили и разошлись.
        - Ну так и чего вы паникуете? - пожал плечами Лев Осипович. - Я не вижу ни малейшего повода для волнения. Если даже предположить - хотя, замечу, это весьма маловероятно, - что Лосева припрут к стене и он чего-то там начнет говорить, то против вас лично у него ничего нет. Беседа в сквере? Это же смешно, и вы отлично это понимаете. Никакой такой беседы не было и быть не могло - вот ваша единственно верная позиция, которую никто не сможет поколебать. Если, конечно, ваш друг не подстраховался и не записал разговор на диктофон…
        Иван Петрович вздрогнул и испуганно глянул на Бирчина.
        - Нет, - поразмыслив, покачал он головой, - вряд ли. Это не принято между нами. И я, и он предпочитаем подобные беседы оставлять в памяти, а не в диктофонной записи. Так спокойнее спится.
        - Ну и славно. Тогда вам надо лишь поскорее все забыть. А служба безопасности пусть копает себе на здоровье. Кстати, они ведут столь же усердный, как в Думе, поиск и по другим адресам, куда не дошла почта. И, надо полагать, скоро окончательно запутаются. Ведь им ничего не известно, Иван Петрович. И вам ничего не известно. Не так ли?
        Травкин на этот раз не ответил. Хорошо ему, думал он, сидя в своей крепости, никого не бояться и других этому свысока учить. Быстро забыл российские порядки, где не станут миндальничать, как здесь, в колыбели законности, а схватят железной рукой за загривок и швырнут на нары в «Матросскую Тишину». И не бойся там сколько влезет, это уже никого не колышет. Промурыжат в камере полгода, а то и год, - сам в чем хочешь признаешься. Многих тюремные стены сломали и заставили вымаливать прощение. Не дай бог там оказаться…
        - Вы ведь вызвали меня не за тем, чтобы утешить, верно? - посопев, спросил Иван Петрович. - Видимо, была какая-то другая причина.
        - Была, Иван Петрович, - подтвердил Лев Осипович. - Была.
        Он немного помолчал, исподтишка изучая нахмуренное лицо гостя. «Эх, Иван Петрович, бравый депутат. Квашня ты сырая, а не кремень, как о тебе думают твои избиратели. Чуть стало припекать - и запричитал по-бабьи, полез в кусты. А денежки-то получать нравится? Чай, не за просто так ты с Лосевым договаривался. Четверть миллиона долларов за пятиминутный плевый разговор - разве этого мало? Да и Лосев получил столько же и не поперхнулся. А попробуйте заработать эти деньги своими куцыми мозгами. Проверните хоть одно стоящее дело. Куда там. Только и умеете, что взятки хапать да подачки на лету ловить».
        - Есть одно небольшое дело, Иван Петрович, - интимно заговорил Бирчин, посматривая на ощетинившегося гостя. - Даже не дело, а так, небольшое поручение. Если хотите, моя личная маленькая просьба.
        Травкин неприступно молчал, и Лев Осипович мысленно улыбнулся. «Ах ты, старый козел, наставил рога. Небось уже решил пойти на попятный, сыграть в глухую "отказку". Не выйдет, милый мой, теперь поздно артачиться. Наживка давно тобой проглочена - очень жадно, надо сказать, проглочена, - и даже переварена. Но крючок-то за кишки держит мертво, и никуда ты с него не сорвешься».
        - Вы ведь собирались совершить поездку по Центральному региону, - спокойно продолжил Лев Осипович. - Так вот ближе к концу июля - точное число я вам сообщу немного позже - вы должны будете прилететь на вашем самолете в Верхнеозерск. Знаете такой город?
        Слабым наклонением головы Травкин дал понять, что ему известен этот город. Но лицо его оставалось нахмуренным и холодным.
        - В Верхнеозерске вы должны будете задержаться на сутки, возможно, на двое. Я думаю, электорат будет счастлив пообщаться со столь известным человеком, как вы, подольше, так что радушный прием вам обеспечен. Впрочем, он обеспечен вам везде, не так ли?
        - Что я должен буду там делать? - неприязненно буркнул Травкин.
        - В том-то и дело, Иван Петрович, что ничего вам делать не придется, - сказал Лев Осипович. - Вы должны только прилететь туда на своем быстроходном самолете - вот и все. И отдыхайте, то бишь общайтесь с народом со спокойной душой. Вот и вся моя просьба.
        - Насколько я понимаю, - подумав, сказал Травкин, - вам понадобился не я, а мой самолет. Вернее, ваш самолет…
        - Ну, не будем утрировать, Иван Петрович, - поморщился Бирчин, - самолет этот ваш, и только ваш. Но вы заметили верно: в Верхнеозерске действительно потребуется ваш самолет. Самолет - и ничего больше. А все остальное лично вас совершенно не касается.
        - Вы что-то хотите на нем перевезти? - понял Травкин. - Или кого-то?
        - Какая вам разница, Иван Петрович? Самолет улетит и в тот же день прилетит обратно. В целости и сохранности. Это я вам гарантирую.
        - Вы хотите, - мрачно начал Травкин, - пользуясь моим именем и статусом депутата Государственной Думы, перевезти на моем самолете какой-то запретный груз. И при этом говорите, что это меня не касается?
        - Что вы так горячитесь, Иван Петрович? Вы отклоняете мою просьбу?
        - Я уже выполнил одну вашу просьбу, Лев Осипович. Это повлекло за собой похищение документов чрезвычайной важности, что, несомненно, отразится на безопасности России. И снова вы хотите с моей помощью совершить какое-то государственное преступление. Как гражданин и патриот, я не могу пойти на это и отказываюсь исполнить вашу просьбу.
        Иван Петрович гордо отворотился от Бирчина, видимо, считая разговор исчерпанным. Лев Осипович улыбнулся и налил себе вина.
        - Не стоит принимать столь поспешных решений, Иван Петрович, - миролюбиво сказал он. - Нас связывают давние и прочные отношения, не так ли? И я не верю, что вас затруднит выполнение такого пустяка, о котором шла речь. Возможно, я не слишком хорошо объяснился. Так вот, за посещение Верхнеозерска вы получите два миллиона долларов. Теперь предложение выглядит более полным, не правда ли?
        На этот раз Травкин долго молчал. У него задрожало веко, и он, не замечая, сильно потер лицо ладонью. Лев Осипович терпеливо ждал, отпивая вино мелкими быстрыми глотками.
        - Я не могу… - выдавил наконец Иван Петрович. - Это невозможно. Даже столь значительная сумма не сможет спасти меня и мою семью от ответственности. И вообще, дело не в деньгах… Я не хочу принимать участия в этих играх, направленных на подрыв безопасности России. Я готов с вами сотрудничать на прежнем уровне, но от этого увольте. В отличие от вас у меня есть семья, которой я дорожу. И я не могу подставлять их под удар, какими бы суммами вы меня ни прельщали. И, в конце концов, я не могу предавать народ, который меня избрал.
        - Так вы отказываетесь, Иван Петрович? - уточнил Бирчин.
        - Да, - окрепнувшим голосом подтвердил Травкин. - Отказываюсь.
        - Это ваше окончательное решение?
        - Да, окончательное, - отрезал Травкин, пристукнув ладонью о стол.

«Эк тебя разобрало, - думал Лев Осипович, с некоторым удивлением разглядывая распетушившегося депутата. - О патриотизме с чего-то заговорил, о безопасности России. Сказал бы уж честно, что боишься. А то семьей прикрываться стал, лепетать непотребное. О народе вдруг вспомнил! Ты бы о семье и народе вспоминал, когда в борделях с кучей девок похоть свою ненасытную тешишь да брюхо в самых дорогих ресторанах, не краснея, набиваешь. Забыл, похоже, Иван Петрович, кто ты есть на самом деле и кому всем обязан. Что ж, иногда полезно хама неблагодарного мордой в дерьмо потыкать, чтобы память и совесть проснулись. Все равно рано или поздно до этого бы дошло…»
        - Не хотел вам говорить, Иван Петрович, - безобидно начал Бирчин, - но уж как-то к слову пришлось. Сразу оговорюсь: я не сторонник всяких там полицейских мер, вы знаете. Я, можно сказать, сам от этого пострадал и терпеть не могу произвола. Но вот моя охрана… Это несколько другое дело… Они профессионалы и делают свою работу так, как их научили. Поэтому, заботясь о моей безопасности, они установили под этим вот столиком микрофон и, совершенно никого не желая обидеть, записывают все, о чем здесь говорится, на магнитофон. И записывают давно, надо заметить, едва ли не с первого дня моего тут заселения. Так что, как вы понимаете, почти все, о чем мы с вами говорили, зафиксировано на пленке. А говорили мы о многом, не правда ли? В том числе и о государственных тайнах, как это ни прискорбно. Исходя из этого, дорогой Иван Петрович, и ни в коей мере не желая вас шантажировать, я просто хочу спросить: может быть, вы измените свое решение? Кстати, если вы так опасаетесь за свою семью, сумма может быть и удвоена. Как вам такое предложение, Иван Петрович?
        Побледнев сначала до того, что его румяные щечки приобрели серый цвет, Травкин долго сидел, не говоря ни слова. Да и что тут было говорить? Теперь он не принадлежал себе и должен был выполнять все, что от него потребуют. Круг замкнулся, и выхода из него нет.
        Единственное спасение - деньги, пришел к выводу Иван Петрович. Только они могут послужить гарантией того, что остаток дней он проведет в благополучии и относительном спокойствии. А раз так, то не стоит и трепыхаться, зарабатывая себе преждевременный инфаркт. Он еще поживет, и как поживет! Иван Петрович, на щеки которого взошел легкий румянец, исподлобья глянул на своего старого и верного друга.
        - Пять миллионов… - хрипло выговорил он. - Авансом.
        - Я всегда знал, Иван Петрович, что вы разумный человек, - отозвался Лев Осипович. - А знаете что? Давайте сейчас поедем в одну шикарную ресторацию. Посидим, расслабимся по-настоящему. Там такие девочки… Заодно и обсудим все до конца. Само собой, я угощаю. Вы же мой гость, и гость желанный. Едем, Иван Петрович?
        Травкин, чтобы уж совсем не потерять лицо, помедлил с ответом, потом по-гусарски махнул рукой и выдохнул:
        - Едем!
        Часть вторая

14 июля 2003 г., Верхнеозерск
        Наташа почти не помнила, как добралась до дороги. Ползла, ползла по траве, петляя среди кустов и деревьев, почти ничего не соображая и думая только о том, чтобы уйти от свалки как можно дальше. Порой ей казалось, что за ней бегут, уже слышался поблизости топот ног, - и тогда она ящерицей кидалась в ближайшие кусты, забиваясь в траву, ветки, листья, чтобы спрятаться от этих кошмарных людей. Убедившись, что ей показалось и никакой погони нет, а просто шумит ветер и в горле оглушительно стучит ее собственное сердце, Наташа выползала из убежища и, почти теряя сознание от усталости и боли, продолжала путь.
        Передвигалась она преимущественно ползком и на коленях. Иногда, опираясь на ствол дерева, становилась на ноги и пыталась хоть немного пройти пешком, потому что колени и локти были поранены и кровоточили. Но голова сразу начинала сильно кружиться, свернутая шея отзывалась нестерпимой болью, в глазах плыли красные круги, отчего ноги подкашивались, и, сделав несколько десятков неверных шагов, Наташа снова сползала на землю. Она страшно устала, и было настойчивое желание лечь на траву и хоть немного поспать… Отгоняя от себя этот соблазн, который сделал бы ее совершенно беспомощной на долгое время, - а погоня-то не дремлет и повсюду ищет ее, - она упорно ползла вперед, пока не расслышала явственный гул автомобилей.
        Дорога! Это была дорога, единственный ее шанс на спасение. Выйти к ней, остановить попутку - и скорее в город, где люди, милиция, больница - избавление от этого ужаса… Сначала она долго не могла определиться с направлением. Стояло раннее утро, и движение в этот час было еще очень слабым. В самом деле, кому не спится в пять часов утра? Только сумасшедшим да еще, может быть, дальнобойщикам, которые идут по маршруту круглые сутки. Но здесь не проходила крупная магистраль, и большие автофургоны сюда заворачивали редко. Поэтому, услышав пару раз гул идущей по трассе машины, Наташа затем надолго теряла возможность идти на звук. Определив лишь примерное направление, она упорно ползла в ту сторону, пока не проезжала другая машина и не оказывалось, что надо двигаться совсем не туда. Так она мучилась долго, пока движение не стало чуть более интенсивным. К тому времени, когда гул шоссе стал слышен совсем хорошо, она уже почти не могла двигаться дальше. Сознание покидало девушку от малейшего усилия, и только какая-то слепая ярость против своей слабости толкала ее вперед.
        Водитель хлебного фургона, везущий из города хлеб в деревню, увидел лежащую на обочине девушку с протянутой окровавленной ладонью. Зрелище для тихой лесной дороги, вокруг которой беззаботно гремел птичий хор, было ошеломляющим. Водитель остановился и, не без опаски поглядывая на лес - всякое может быть, времена нынче лихие, - присел возле лежащей девушки, больше всего боясь, чтобы она не оказалась мертвой. С мертвяками связываться ох как хлопотно. Одними вызовами в милицию замучают. Лучше тогда сразу прыгнуть в машину и ходу отсюда, подальше от неприятностей. Но ведь надо убедиться сперва. А может, она живая? Нехорошо бросать тут человека в полумертвом состоянии. Да, люди вконец озверели, помощи ни от кого не дождешься. Скорее нож в спину всадят, чем помогут. Но не все же еще потеряли совесть. Добрыми людьми Русь-матушка на весь мир славится. Соображая все это и в душе жалея, что не поехал другой дорогой - поленился делать крюк, хотя это шоссе, будь оно неладно, все ухабами изрыто, точно после бомбежки, - водитель осторожно тронул ее щеку. Теплая. И грудь хоть и слабо, но шевелится. Дышит,        - Эй, милая, - качнул водитель Наташу за плечо. - Живая?
        Наташа слабо застонала, подтягивая сбитые в кровь колени.
        - Ах ты, бедная, - запричитал шофер, пожилой кряжистый человек, сам вырастивший двух дочерей и имевший внучек почти такого же, как эта девушка, возраста. - Какой же гад тебя так… Ну, сволочи проклятые!
        Присев, он подсунул руки под несчастную, легко поднял ее и почти бегом отнес к машине. Уложив на сиденье, заскочил с другой стороны, лихо развернулся и погнал машину в город, поддерживая Наташе голову, чтобы не билась на многочисленных выбоинах.
        Через полчаса он был возле городской больницы и с криком ворвался в приемный покой, переполошив мирно дремлющих медсестер. Наташу, которая от сумасшедшей тряской езды окончательно потеряла сознание, положили на каталку и повезли в отделение реанимации. Дежурный врач, покачиваясь от недосыпа, привел ее в чувство нашатырем и узнал, пока больная вновь не отключилась, что у нее сломана шея. Был сделан рентгеновский снимок, по которому стало ясно, что шейные позвонки сильно смещены относительно друг друга, но перелома, даже компрессионного, нет. Вкатив ей изрядную долю успокаивающего, врач написал заключение, что доставленной в шесть сорок Орловой Наталье Андреевне, 1984 года рождения, оказана медицинская помощь и смертельная опасность ей не угрожает. После чего, поручив ее заботам медсестры, врач с облегчением ушел в свою каморку досыпать. Медсестра привычно обработала многочисленные царапины на руках и ногах забывшейся в глубоком сне Наташи и ушла к другим больным.
        Пришедший в девять часов хирург шею ей слегка подправил, и две ловких сестры наложили на нее гипсовый корсет, в котором Наташа не могла даже чуть-чуть двинуть головой. Затем ее перевезли в общую палату, где лежали еще три пациентки, и оставили отдыхать.
        Она проспала до обеда каменным, непробудным сном и проснулась оттого, что захотела есть. Молодой здоровый организм, несмотря ни на какие психологические потрясения, требовал своего. Она еще была очень слаба, еле смогла сесть на кровати и сходить в туалет, который, к счастью, был возле палаты. Сердобольные соседки, видя, что новенькая едва переставляет ноги и ходит по стенке, принесли ей из столовой тарелку рисовой кашицы и стакан жиденького компота из сухофруктов. Видя, что все это она проглотила в два счета, одна из них выделила ей пару печенюшек из собственных весьма скудных припасов, другая дала половину ссохшейся булочки, третья одарила яблоком и карамелькой. Отделение было травматологическим, и по летнему времени лежали тут в основном побитые сожителями нищие алкоголички, оттого и дары были такие бедные.
        Наташа со слезами на глазах поблагодарила - от слабости слезы лились сами собой - и снова легла под одеяло. Пришла медсестра, сделала укол, и Наташа, закрыв глаза, поплыла по теплым волнам. Какое наслаждение лежать на мягкой кровати и никуда не ползти, ни от кого не удирать…
        Несколько раз она громко вскрикнула во сне, и соседки, понимающе переглядываясь, жалостливо качали головами. Она не успела рассказать им, что с ней произошло, и они могли лишь догадываться. Это было непросто: ни синяков на лице, ни ссадин на голове. Вроде и не били ее так чтоб сильно. Но вот ладошки и колени ободраны, и шейка свернута. Ясно, словили где-то на природе пьяные бугаи, поставили на коленки, угрожая ножом или хоть и пистолетом, и охаживали кучей, пока она сознание не потеряла. А потом и шею свернули, чтоб следы скрыть. Это сейчас сплошь и рядом бывает, столько развелось насильников всяких, маньяков - страшно старой из дома выходить, не то что молодой и красивой. Вот только не приняли во внимание, сволочи, живучую бабью натуру. Шею-то свернули, да не до конца. Вот и оклемалась, сердечная…
        Так они шептались, поглядывая на спящую Наташу, пока в палату не заглянул милиционер в капитанских погонах, сопровождаемый человеком в штатском и старшей медсестрой. При виде ненавистной формы все три достойные женщины, чьи испитые лица были густо усажены синяками и кровоподтеками, настороженно замолчали.
        - Эта? - проходя в палату, спросил капитан у медсестры.
        - Да, - кивнула та, строго поглядывая на хмурую троицу.
        - Давно спит? - спросил человек в штатском, худощавый белобрысый мужчина неопределенных лет: не то тридцать, не то далеко за сорок.
        - С семи утра, - ответила медсестра. - Только разбудили на двадцать минут, когда гипс накладывали, а так все это время спит.
        - Значит, выспалась, - констатировал белобрысый. - Будите.
        Медсестра принялась тормошить Наташу. Три матроны неодобрительно смотрели на ее действия. Дали бы выспаться девчушке, отдохнуть, чего лезете? Успеете допросить, времени хватит. Хотя толку с ваших допросов - как с козла молока. Только чтобы протокол по форме составить для отписки, а скоты эти, насильники бесстыжие, как гуляли себе, так и дальше гулять будут. Знаем, сами в таких переделках бывали.
        Наташа очнулась под толчками медсестры, увидела незнакомых людей, заморгала и попыталась сесть, натягивая одеяло до плеч.
        - Лежите, лежите, - остановил ее белобрысый, присаживаясь на соседнюю пустующую кровать. - Не надо волноваться.
        Он даже улыбался, показывая скверные прокуренные зубы. Теперь стало ясно, что ему все же далеко за сорок. Капитан присел рядом, пристроил на коленях папку с чистым бланком, достал ручку.
        - Простите, уважаемая… - обратился белобрысый к медсестре, - не могли бы мы остаться одни. Без, так сказать, посторонних…
        - Да, да, конечно, - заторопилась медсестра. - А ну-ка, больные, давай выходим в коридорчик. Ну, чего ждем? Посидите там на диване.
        - Сейчас тихий час, между прочим, - пробасила одна из женщин, невысокая, но чрезвычайно упитанная дама с крутой рыжей челкой. Вся левая половина ее лица была багрово-фиолетовой, рука до локтя в гипсе.
        - Но вы же все равно не спите… - попробовала было по-хорошему медсестра, но потом, покосившись на милиционера, исподтишка показала строптивицам кулак и прошипела: - А ну, быстр-ро…
        Те неторопливо вышли из палаты, давая понять, что оказывают услугу, а не выполняют приказание. Много все же гордости в русском человеке. Медсестра вышла следом и плотно закрыла за собой дверь.
        - Итак, начнем, - сказал белобрысый. - Я - старший следователь уголовного розыска капитан Матюшкин. Это местный участковый старший лейтенант Мальцев. Сообщите, пожалуйста, ваше полное имя.
        - Орлова Наталья Андреевна, - сказала Наташа. - Я уже говорила утром медсестре, она все мои данные записала в карточку…
        - Такова процедура, - остановил ее Матюшкин. - Протокол, знаете ли, требует точности. Так что не сочтите за труд. Год рождения?
        Наташа сообщила год рождения и назвала место постоянного жительства, следя за тем, как быстро бегает по листу ручка участкового.
        - А что вы делаете летом в Верхнеозерске? - спросил Матюшкин. - Ведь общежитие, насколько я знаю, во время каникул закрыто, и все иногородние студенты разъезжаются по домам. Почему вы не поехали домой, в Рогово, где живут ваши родители?
        - Откуда вы знаете, что я приехала из Рогова? - удивилась Наташа.
        - Наталья Андреевна, сигнал из больницы поступил еще с утра, и мы навели кое-какие справки о вас, пока вы спали и набирались сил.
        - Тогда зачем вы спрашиваете, если все про меня знаете?
        - Спрашивать - наша работа. Опять же, протокол требует. Вы лучше не нервничайте и спокойно отвечайте на вопросы. Договорились?
        Наташа кивнула, чувствуя, как на нее снова накатывается слабость. Чего она, в самом деле, артачится? Пускай люди делают свое дело.
        - Ну вот и отлично, - ощерился в гнилой улыбке Матюшкин. - Продолжим наш разговор. Итак, почему вы остались в Верхнеозерске?
        - Я осталась на лето у своего друга, Сережи… Он пригласил меня пожить у него. В общем, он был мой жених, понимаете? Мы собирались этой осенью пожениться. Хотели на днях подавать заявление в загс.
        - Вы имеете в виду Сергея Леонидовича Георгиева?
        - Да, его, - подтвердила Наташа. - Подождите. Вы и о нем знаете?
        - Я же вам говорю: мы навели кое-какие справки… Сергей Леонидович Георгиев учится с вами на одном курсе, правильно?
        - Да, учится… Учится… - запнулась Наташа. - Учился…
        Внезапно она закрыла лицо руками и так бурно зарыдала, что оба милиционера растерялись. Матюшкин вытащил из кармана пиджака мятый носовой платок, подумал и сунул его обратно. Вместо этого он снял со спинки кровати вафельное полотенце и, улучив момент, впихнул его в руки Наташи. Через минуту она немного успокоилась.
        - Спасибо… - Она вытерла мокрое лицо и криво улыбнулась.
        - Так что же с вами произошло? - негромко спросил Матюшкин.
        Помолчав, Наташа начала рассказывать. Милиционеры слушали ее не перебивая. Ручка участкового Мальцева летала по бланку протокола. В какой-то момент Матюшкин, незаметно от Наташи, накрыл его руку ладонью, на время останавливая запись. Это случилось как раз тогда, когда Наташа стала рассказывать о людях в черном.
        Но выслушал он ее до конца. И про таинственных убийц, и про свалку, и про бомжей, бросившихся на ее поиски. Он лишь привычно кивал головой, пожевывая губами, и лез по привычке в карман за сигаретами, всякий раз с огорчением вспоминая, что здесь курить нельзя.
        Закончив рассказ, Наташа так обессилела, точно вновь проделала путь по лесу. Вытирая медленно текущие слезы полотенцем, она даже не смотрела на милиционеров, целиком находясь там, рядом с Сережей…
        - Гм… - подал голос Матюшкин. - Значит, как я понимаю, дом возле озера вы нашли случайно? Так сказать, выбрали первый попавшийся?
        - Ну да, - ответила Наташа. - Сережа сказал, что если не будет хозяев, то до утра переночуем и пойдем назад, на озеро. Или поедем домой…
        - А где находится этот дом, вы можете показать?
        - Наверное, нет… - виновато улыбнулась Наташа. - Мы куда-то шли, сначала через кусты, потом по какой-то дороге… Там дачный поселок…
        - Вот как? - поднял брови Матюшкин. - Но какой? Вокруг озера, знаете ли, много небольших дачных поселков и отдельных застроек. Может, вы все-таки припомните точнее? Какую-либо примету, а?
        - Ну, дом сам небольшой, кирпичный. Крыша у него высокая такая. Рядом лес растет… Или кустарник… - Наташа посмотрела в блеклые, скептические глаза Матюшкина и осеклась на полуслове.
        - Как вы сами понимаете, Наталья Андреевна, таких дачных домиков - тьма, и отыскать без особых примет, без адреса, так сказать, тот дом, в котором вы решили переночевать, как вы понимаете, практически невозможно. Мы, конечно, попробуем, но результат предсказать сложно.
        - Да, я понимаю… - прошептала Наташа, испытывая желание поскорее остаться одной, без докучливых вопросов этого недоброго человека.
        - А скажите, эти люди, в доме… Сколько их всего там было?
        - Трое… Я же вам говорила. - Наташа уже начинала злиться.
        - Да, да, говорили. А как вы смогли их сосчитать, если, по вашим словам, они ослепили вас фонарями, а потом надели мешки на голову?
        - Когда они вышли из машины и подходили к дому, - объяснила Наташа. - Я увидела их первой, поэтому мы успели залезть наверх…
        - Да, я помню, помню. А как они выглядели, вы, конечно, не сумели разглядеть? Там, рост, возраст, черты лица, одежда, особые приметы? Может, сумели разглядеть марку автомобиля?
        Подавленная градом вопросов, Наташа отрицательно покачала головой. Что он от нее хочет? Все, что видела, она уже подробно рассказала. К чему это допытывание? Впервые к ней закралось смутное сомнение, что следователь Матюшкин далеко не весь рассказ принял на веру…
        - Так, ну ладно, понятно. Было темно, и вы, естественно, ничего не смогли разглядеть в деталях. Бывает, бывает. Скажите, а после того, как они… э-э… убили Сергея Георгиева, они вас не изнасиловали?
        - Нет, - ответила Наташа, темнея глазами. - Не изнасиловали…
        - Хорошо, - обрадовался Матюшкин и покосился в протокол, чтобы убедиться, что Мальцев записал эти ее слова. - Это хорошо… Значит, как я понял, потом они отвезли вас на городскую свалку?
        - Нет, - грубо сказала Наташа. - Сначала они свернули мне шею. Я потеряла сознание, а очнулась уже на свалке, рядом с мертвым Сережей.
        - Ну да, именно об этом я и говорил, - легко согласился Матюшкин. - А потом эти люди, которых вы не смогли разглядеть, привели местных бомжей, которые должны были вас на свалке захоронить, верно?
        - Да… То есть мне кажется, что для этого они и пришли. Я не слышала, о чем они говорили, потому что зарылась в мусор, прячась от них. Но для чего же еще эти люди… убийцы привели их? Давно известно, что на городских свалках прячут убитых. В газетах постоянно об этом пишут.
        - Ах, в газетах, - ухмыльнулся Матюшкин. - Ну да, ну да…
        Он надолго замолчал, глядя на Наташу. Под его тупым, нехорошим взглядом ей стало так неуютно, что она начала жалеть о рассказанном. Не зря эти тетки так смотрели на господ милиционеров. Они знают, что такое «давать свидетельские показания». Гадость, и только.
        - А скажите, Наталья Андреевна, в тот день ваш… гм, друг, Сергей Георгиев, употреблял наркотики? - спросил Матюшкин.
        - Что… - растерялась сначала Наташа, а потом до нее дошло.
        Ах, вон откуда ноги растут. Ну конечно, они же «навели справки». В том числе и в отделе по незаконному обороту наркотиков. А Сережа там с прошлого года на учете. Так, теперь надо держать ухо востро.
        - Нет, - твердо сказала Наташа, глядя в глаза Матюшкину.
        Он усмехнулся, покрутил головой. Наташа поняла, что ее ответ и слишком честный взгляд его совсем не убедили, скорее наоборот.
        - Как нам стало известно, - более официально заговорил Матюшкин, - утром вчерашнего дня Георгиев Сергей Леонидович купил две дозы героина и коробок марихуаны у некоего Кузьмина Алексея Петровича. После этого вместе с вами, Наталья Андреевна, он уехал на озеро. Этой ночью, по показаниям соседки, дома он не ночевал. До сих пор ни он сам, ни его тело не обнаружено… Так говорите, не употреблял?
        - Не знаю… - растерялась Наташа. - Я не видела. Это не мое дело.
        - Ну как же не ваше? - улыбнулся Матюшкин. - Вы говорите, что вы его невеста, пожениться собирались, и вдруг - не ваше дело. А для кого была куплена марихуана? Не для вас? Вы сами курили вчера травку?
        - Ничего я не курила, - крикнула Наташа. - И для чего вы сейчас об этом спрашиваете? Вы должны искать тех, кто убил Сережу! Это страшные люди, они ни перед чем не остановятся…
        - И где мы, по-вашему, их должны искать? - осведомился Матюшкин.
        - Откуда я знаю, - заплакала Наташа. - Я вам все рассказала.
        - А может, не совсем все? - вкрадчиво спросил Матюшкин, глянув на Мальцева. - Может, ваш рассказ несколько преувеличен, а?
        - Что вы хотите сказать? - пролепетала Наташа, вытирая слезы.
        - А то, дорогая моя, что все могло обстоять несколько иначе. Ведь Сергей укололся утром, не так ли? И вы за компанию покурили травки, сознайтесь, чего уж греха таить? Тем более что никто вас за это наказывать не собирается. Ну да не о том и речь. Меня интересует другое: что на самом деле произошло на озере? Не хотите внести некоторые изменения в то, что вы нам тут рассказали?
        - Какие изменения? - опешила Наташа. - Я ничего не понимаю.
        - Ладно, - терпеливо сказал Матюшкин. - Тогда я попробую.
        Он все-таки достал пачку сигарет и принялся вертеть ее между пальцами. Видимо, так ему было легче преодолевать желание закурить.
        - Вчера вы со своим другом Сергеем Георгиевым, употребив наркотики - каждый по своему интересу, - поехали на озеро. Там еще добавили, благо имелась доза героина и почти целый коробок марихуаны. А что произошло потом, а, Наталья Андреевна? Может быть, ваш друг, заплыв слишком далеко, не рассчитал сил, будучи «под кайфом», и попросту утонул в озере? А вы, испугавшись, что откроется и ваше участие в употреблении наркотиков, придумали эту историю с людьми в черном, чтобы все списать на них с вполне понятной надеждой, что их найти никогда не удастся по причине их полного отсутствия в природе. Так обстоит дело или чуть по-другому, Наталья Андреевна? После того как Сергей утонул, вы, испугавшись, бросились подальше от этого места и, тоже будучи в наркотическом опьянении, долго шли через лес, и даже вполне объяснимо выбились из сил, когда поняли, что заблудились по-настоящему, и долго не могли выйти к дороге. Наверное, упав в какую-то яму или канаву, повредили шею. Кстати, не там ли, в лесу, вы придумали свою захватывающую историю? Водитель, который привез вас в больницу, указал точное место, где вы
лежали. Оно находится гораздо ближе к озеру, нежели к городской свалке, откуда вы, по вашим словам, шли, убегая от погони. Которой, скорее всего… не было, а?
        Наташа буквально онемела от услышанного. «А ведь он мне с самого начала не верил, - дошло до нее. - А я, дура, старалась, расписывала. То-то он потешался, слушая меня. А у самого уже была своя версия наготове».
        - Как вам не стыдно… - все-таки пыталась сопротивляться она, изо всех сил сдерживая готовые рекой прорваться слезы. - Сережу убили эти люди, а вы смеете говорить, что он утонул «под кайфом»… Да если бы я не спряталась в мусоре, они бы и меня на той свалке… Да поймите, что я все видела своими глазами. Эти люди… Вы должны поискать его тело на свалке, допросить тех, кто там живет. Они знают, они там были…
        Тут Наташа и сама поняла, что чем больше она говорит, тем больше недоверия вызывает у Матюшкина, уже составившего свое, практически окончательное мнение. Что она сообщила ему конкретного? Ни имен, ни лиц, одни размытые воспоминания. Будто кошмарный сон рассказывала. Ни один следователь ей не поверил бы в этих обстоятельствах. Был бы найден труп Сережи, он еще смог бы дать импульс следствию. Во всяком случае, Матюшкин перестал бы говорить о том, что он утонул. А так…
        Наташа тихо плакала от бессилия и усталости. Матюшкин почти сочувственно смотрел на нее. Мальцев деловито оформлял протокол.
        - Насколько нам известно, родители Сергея сейчас находятся за границей? - мягко спросил Матюшкин, вертя в руке пачку сигарет.
        - Да, - кивнула Наташа, всхлипывая, - в Египте отдыхают.
        - Мы сообщим им, - сказал Матюшкин. - Вы пока спите, набирайтесь сил. Завтра я еще раз к вам зайду. Быть может, вы решитесь рассказать нам, что все-таки произошло вчера на озере? Ну, ну, не волнуйтесь. У вас шок от перенесенного потрясения и усталости. За ночь вы отдохнете и придете в себя. Тогда и поговорим. Советую вам хорошо подумать. Мы вас абсолютно ни в чем не виним, прошу это помнить. И какой вам смысл вводить следствие в заблуждение? Если вы хотите, чтобы мы нашли тело вашего жениха… - подчеркнул последнее слово Матюшкин, - разумнее было бы нам помочь. К тому же скоро приедут его родители, и вам надо будет объясниться с ними. Подумайте об этом.
        Наташа промолчала, до боли прикусив нижнюю губу.
        - Итак, до завтра. - Матюшкин сунул в карман пачку с сигаретами и протянул ей папку с протоколом. - Прочтите и распишитесь.
        Наташа машинально взяла у него протокол, начала его просматривать - и вдруг злобно отшвырнула от себя.
        - Я не буду этого подписывать! - сквозь зубы сказала она.
        - Ваше право, - пожал плечами Матюшкин, аккуратно вкладывая слетевший на пол листок протокола в папку. - Но советую подумать.
        Он кивнул Мальцеву, и они деловито вышли из палаты. Сразу же в нее гуськом вкатились высланные в коридор женщины, подсели к Наташе.
        - Ну, чего они, милая, от тебя хотели? - спросила самая старая из них, сильно шепелявя от недостатка почти всех передних зубов.
        - Ничего… - прошептала Наташа, бессильно лежа на спине и глядя в потолок. Хотелось повернуться на бок и с головой укрыться одеялом, но из-за жесткого гипсового корсета она могла лежать только на спине. Чтобы не видеть гнусных рож своих соседок, нависших над ней с трех сторон, она закрыла глаза и положила на них согнутую в локте руку.
        Недовольные таким к себе отношением, благородные дамы - а мы еще, дуры, старались, обед ей носили, передачами делились - поджали разбитые, опухшие губы и переместились на другие кровати. Ладно, помолчи, коль охота. Но все в себе держать, чай, тоже не в радость. Ничего, скоро сама к нам с разговорами полезешь, не ты первая, не ты последняя. Оно рано или поздно все равно ведь подопрет, желание-то выговориться. Даже самые злобные, привыкшие жить бирюками мужики и те ломаются от большой беды, лезут хоть к кому, хоть к слабой бабе, которую они всю жизнь громко презирают, хоть к ненавистному соседу, с которым до того двадцать лет не здоровались, хоть к первому встречному, - лишь бы поговорить о том, что тревожит, что не дает покоя, облегчить душу. А то смотри ты, цаца какая, закрывается она. От кого прячешься? От тех, кто тебе же добра желает? Сразу видно, молодая еще, нету ни ума, ни понятия…
        А Наташа думала о том, что ее жизнь в девятнадцать лет закончилась. Говорили подруги: не связывайся ты с этим наркоманом, ничего путного не выйдет, они все люди пропащие, ненадежные… Нет, не послушала. Да и как тут послушаешь, если он - высокий, красивый, умный. Под гитару пел так, что все замирали. А отчаянный! Как он влез к ней в окно комнаты с балкона, пройдя по карнизу! А этаж-то - десятый. Девчонки чуть с ума не сошли, когда он в окне показался. И вообще он ничего не боялся. В том числе и родителей своих богатеньких, которые заставляли его поступать в престижный московский институт. Нет, остался вопреки их воле в Верхнеозерске, поступил в родной технологический институт, даже какое-то время жил в общежитии, чтобы от них не зависеть, и жил почти год, пока сами родители не попросили его вернуться. Там же, в общежитии, и началась их любовь, и как бурно началась. Было о чем посплетничать серым общаговским мышкам. Потом, помирившись с родителями, он привел ее домой, знакомиться. И сразу же его мамаша просто-таки возненавидела ее. Зачем тебе эта хитрая лимита из глуши? Она же просто хочет влезть в
квартиру, получить законную прописку, а на тебя, дурака, ей плевать… Эти ее слова Сережа потом уж Наташе передал, спустя год, когда они решили заявление в загс подать. Ладно, ничего, не с мамашей, в конце концов, жить. Тем более что у них, кроме этой квартиры, еще одна наличествовала, и дом трехэтажный под самым городом. Мать Сережи, конечно, резон имела, пытаясь его отвадить от бойкой провинциалки. Но ведь Наташа взаправду любила его! Полюбила сразу, как только увидела, не зная еще ни про квартиры, ни про дом, ни про крепкий семейный бизнес по торговле стройматериалами. Просто потому, что понравился он ей до безумия. И никогда не переставал нравиться, даже когда узнала, что он колется еще со школы. Наоборот, она лишь прониклась к нему горячим сочувствием и пыталась сделать все, чтобы он обращался к героину как можно реже. Если бы его мать знала, сколько героических усилий она потратила! Она даже сама стала курить с ним анашу, чтобы он не уходил к дружкам, где в дело шли шприцы, хотя была спортивной девочкой и наркоты до жути боялась. Но мать и отец даже не догадывались об этом его пристрастии, пока в
прошлом году он не попался милицейскому рейду на одной из квартир - ушел втайне от Наташи, пока она сдавала зачет, - лежащим на полу в полной прострации. А рядом обколотые дружки и пустые шприцы. Тогда же его поставили на учет, а мамаша сделала вывод: это именно она, Наташа, вовлекла его в общество наркоманов. До нее он был милым, домашним мальчиком и не употреблял ничего крепче пива. Как ей было обидно! И, главное, никак не докажешь свою невиновность. Сережа, правда, пытался втолковать матери, что Наташа здесь ни при чем, но та и слышать ничего не хотела, считая, что он просто как джентльмен - каковым она, мать, его и воспитала - выгораживает эту мерзавку и берет всю вину на себя. Потом-то она все-таки к Наташе немного изменилась. Женщина была неглупая и, присмотревшись, поняла, что Наташа зла ее сыночку ненаглядному отнюдь не желает. И сама девушка скромная, вежливая, хозяйственная. И красивая, тут ничего не скажешь, вкус у сына оказался неплохим. Даже разрешила пожить у них летом, пока они с мужем будут отдыхать в Египте. Наташа уже тихонько радовалась и строила сладкие планы… И вот теперь Сережа
убит. А на днях прилетит из Египта его мать - и нужно будет с ней как-то объясняться. И что ей говорить? Наташа только представляла ее взгляд - и тут же покрывалась холодным потом. И Сережу жалко так, что обрывается сердце, и в глазах его матери она, и только она, будет виновницей его гибели. Замкнутый круг. Уж как рады будут институтские кумушки. Вот кому праздник так праздник. И никто, никто ей не поверит! Рассказать Сережиной матери про «черных людей» и свалку? Та просто плюнет Наташе в лицо. Даже милиционеры ей не поверили, а уж они-то люди незаинтересованные. Хотя они-то как раз и заинтересованы. В том, чтобы все свалить на наркотики и несчастный случай, а про каких-то «черных людей» на корню забыть, чтобы потом не бегать с высунутым языком, разыскивая их по всей области. Господи, как быть, научи? Как заставить всех ей поверить? Единственный человек - это Ленка, соседка по комнате, самая верная подружка. Только она еще может отнестись к рассказу Наташи с полным доверием. Весь остальной мир был против нее. Да мало того, что ее не станут слушать. Из нее еще сделают виновницу гибели Сережи и, чего
доброго, привлекут к ответственности. В нашей стране, да еще при содействии могущественной родни - считай, несостоявшейся свекрови, - могут запросто беззащитного человека подвести под статью. Опыт в этом деле имеется громадный, в свое время полстраны ни за что несли наказание. А другие им не верили, да еще пальцем тыкали…

«Хоть в петлю лезь, - мрачно думала Наташа, глядя в потолок. - Нет, в петлю не получится, этот бетонный каркас на шее помешает… Лучше бы я не выжила, - в отчаянии подумала она. - Умерла бы вместе с Сережей, так хоть совесть была бы чиста. Правда, тогда уж не до совести было бы…»
        Нет, ну какие эти менты скоты! Ну, почему, почему они ей не верят? Кто дал им право не верить человеку? Не сама же она себе шею свернула, в конце концов. Этот скользкий Матюшкин говорил, что она упала в яму или в канаву, - и поди докажи, что это не так. У него же на все было готово объяснение. А завтра он снова явится и будет заставлять ее признаться в том, чего и близко не было. И как быть? По-прежнему стоять на своем? Так ведь он - она хорошо это понимала - и угрожать начнет, долго уговаривать не станет. Кошмар. Ей бы сейчас рыдать по погибшему возлюбленному, зарытому где-то на свалке, получать соболезнования и утешения, а она должна, сжав зубы, оправдываться от вины, которой на ней нет и быть не может. Кто бы научил, что делать? Обратиться к этим жутким бабищам? Судя по их полууголовному виду, они особы бывалые, и весьма, кое-что в этой жизни повидали и на советы от больничного безделья скупиться не будут. Вот только стоит ли им доверяться? Родной милиции, как родной, все выложила, а чем они ей ответили? И эти ведь не поверят в каких-то ночных невидимок. Им бы попроще, попонятней, а то что ж
получается? Какие-то барабашки, чуть ли не инопланетяне, которых и лица было не разглядеть, убили ни за что ни про что ее парня, свернули шею и ей, затащили их на свалку, а она залезла в мусор, лежала там, пряталась, крысы ее обнюхивали… Нет, эти ни за что в такое не поверят. И никто не поверит.
        Но нашелся в этот день человек, который выслушал ее до последнего слова и не выказал при этом ни капли недоверия. Ближе к вечеру три Наташиных соседки, держась дружной, спаянной кучкой, отправились на ужин, заявив, что, если она не хочет остаться голодной, пусть поднимается и идет в столовую, а носить ей тарелки они не обязаны.
        - Нам за это не плотют, - мстительно прохрипела третья красавица, чей вдавленный нос показывал миру только черные дыры ноздрей.
        Крепко были обижены девушки ее неправильным поведением.
        Наташа начала потихоньку подниматься - перспектива остаться голодной даже в ее состоянии была малоприятной, и хоть жалкой больничной снеди, но стоило поклевать, чтобы восстановить силы. Когда она спустила ноги на пол и, оправляя больничный халат на оголившихся бедрах, кое-как поднялась, в палату заглянуло усатое мужское лицо.
        - Ой! - машинально вскрикнула Наташа, садясь на постель.
        - Не пугайтесь, - боком входя в палату, сказал высокий худой мужчина в потертом джинсовом костюме. - Вас зовут Наталья Орлова?
        - Да… - ответила Наташа, напряженно глядя на незнакомца.

«Этому что еще нужно? - думала она, следя за тем, как он медленно к ней подходит, вежливенько улыбаясь. - На милиционера вроде не похож».
        - Меня зовут Володя Цыбин, - сказал незнакомец, присаживаясь на краешек кровати, на которой днем сидели милиционеры. - Наверное, вы слыхали обо мне? Я журналист, заведую отделом криминальной хроники в газете «Городской вестник». Не читали мои публикации?
        Наташа, не без усилий преодолевая шум в голове - последствия успокоительных уколов, - напряглась и через минуту вспомнила. Ну, конечно, Володя - он так и подписывался: «Володя» - Цыбин, звезда «Городского вестника», самой популярной газеты в Верхнеозерске. Они с Сережей часто читали его напористые, весьма занимательные статьи о местном криминале и всем, что его окружает, то есть о проституции, торговле наркотиками, оружием, об отмывании денег в казино и прочее, прочее. Надо сказать, Володя Цыбин обладал изрядной смелостью, ибо писал очень бесстрашно, открывая обывателям такие тайны, от которых дух захватывало. Сережа смеялся и говорил, что все это большей частью высосано из пальца, хотя отдавал должное энтузиазму Цыбина и его журналистскому таланту. Наташа же склонна была верить, что все, о чем пишет Цыбин, чистейшая правда, ибо не видеть на каждом шагу подтверждения его материалам мог только слепой. Как он был до сих пор жив в этих крутых на расправу краях, оставалось загадкой для читателей «Городского вестника», которые с охотой покупали газету, особенно субботние номера, и разворачивали ее в
предвкушении очередного разоблачения, сделанного Володей Цыбиным.
        - Да… - нерешительно кивнула Наташа. - Я помню ваше имя.
        - Ну вот, - обрадовался Цыбин, топорща неровные усы в улыбке, отчего сразу напомнил немолодого, потрепанного жизнью в подвалах и на помойках кота. - Значит, в какой-то степени мы с вами знакомы. Пусть заочно и односторонне, но все же…
        - Что вам от меня нужно? - колюче спросила Наташа.
        - Ну, зачем вы так недружелюбно? - оставил на время улыбку Цыбин, глядя на Наташу серьезными, понимающими глазами. - Если кто и может сейчас оказать вам реальную помощь - так это только я.
        - Почему вы думаете, что я нуждаюсь в вашей помощи?
        - Видите ли, Наташа, - позвольте, я так буду к вам обращаться, - у меня есть хорошие знакомые в, та-скаать, правоохранительных органах. От них я получаю кое-какую оперативную информацию, которую, естественно, использую в своей работе. Так вот сегодня я узнал о том страшном происшествии, которое случилось вчера с вами и с вашим другом, и даже женихом, Сергеем Георгиевым, сыном одного из самых известных в нашем городе бизнесменов…
        - И уже хотите расписать это в своей газете? - насмешливо спросила Наташа. - И выставить меня полной дурой, как эти… следователи?
        - Видите ли, Наташа, дело обстоит не совсем так, как вам видится, - терпеливо заговорил Цыбин. - Да, конечно, я подготовлю материал в газету - это моя работа. Но сначала я хотел бы провести собственное, та-скаать, журналистское расследование. И для начала я очень хотел бы выслушать ваш рассказ. Подробный рассказ…
        - Ничего я вам не буду рассказывать, - перебила его Наташа. - Все, до свидания. Мне пора в столовую, а то останусь без ужина.
        - Подождите минутку, - настойчиво сказал журналист. - Вы меня неверно поняли. Вот вы говорите, что следователи выставили вас полной дурой. То есть они не поверили вашему рассказу и выдвинули свою версию, совершенно отличную от того, что произошло на самом деле. И заставляют вас подписать совершенно ложный протокол, верно?
        - Да… - протянула Наташа, внимательней глянув на гостя.
        - Я же хочу вам помочь, понимаете? Я думаю, что вам ни к чему было придумывать столь сложную историю с какими-то людьми в черном, если бы этого не было на самом деле… Все это слишком сложно, и придумать такое в вашем состоянии крайней усталости и нервного истощения было бы практически невозможно. Если этого очевидного не понимает следователь Матюшкин, то я придерживаюсь противоположного мнения. Если бы, Наташа, вы мне доверились и повторили свой рассказ со всеми подробностями - ибо я его слышал только в пересказе, довольно путанном, участкового Мальцева, - то, возможно, я сумел бы пролить свет на эти загадочные события. По крайней мере, к возвращению родителей Сергея я наверняка смог бы кое-что уже найти, что доказывало бы вашу полную невиновность в его гибели. А я уверен, что вы абсолютно ни в чем не виновны.
        Последние слова окончательно убедили Наташу, которая выслушала журналиста со все возрастающей надеждой, что если кто и сможет ей помочь, то только этот с неба свалившийся человек. Хватка у него была железная, просто так, из пустого интереса, он за дело не брался. Говорил убедительно и очень доброжелательно, как мог говорить только друг, которого ей сейчас так не хватало. Что она теряет, доверившись ему? Да ровным счетом ничего. Зато он может ей реально помочь, обнаружив хоть что-то, подтверждающее ее рассказ. А на днях вернутся Сережины родители. Наверняка милиция сообщит им свою - матюшкинскую - версию случившегося. И если Володя Цыбин за нее не заступится - а больше и некому, - она пропала. Ее живьем съедят. По крайней мере, из института вытурят и потом даже на работу не примут. Придется ехать домой, где вечно больная, ноющая с утра до вечера мать и брат-алкаш со своей орущей многодетной семейкой. Бр-р, лучше уж сразу под поезд…
        Она еще раз глянула на Цыбина. Журналист ждал, слегка покусывая нижним клыком усы. Нервничает. Не терпится ему вцепиться в добычу, отведать свежей крови. Да с чего она должна ему верить? Все эти журналюги одинаковые, чтобы раздуть сенсацию, на все готовы. Сейчас вот в душу влезет, все оттуда выскребет - а потом выдаст материальчик, где она будет самой главной злодейкой-наркоманкой. И что тогда делать? Родная мать домой не пустит.
        В палату вошли отужинавшие соседки, нагло разглядывая посетителя. Что он не милицейский, это они сразу поняли, оттого и таращились столь смело, готовые, если надо, и выпереть его отсюда. Ишь, расселся в женской палате. И эта, стыда у нее нет, чирикает с ним, как будто так и надо. Скоро кобели косяками станут ходить, еще и спать останутся.
        - Знаете что, - зашептал Володя, наклоняясь к Наташе, - пойдемте во внутренний дворик. Я помогу вам, если вам трудно идти. Поговорим там спокойно, без лишних ушей. Кстати, я захватил тут кое-какие продукты, так что и перекусите заодно. Пойдемте, Наташа…
        - А сигареты у вас есть? - поколебавшись, спросила она.
        - Конечно. - Володя хлопнул себя по нагрудному карману.
        Наташа бросила взгляд на недобро молчавших соседок. Ну что сейчас, отказать журналисту и остаться наедине с этими чудищами? А также со всеми своими бедами? Оттолкнуть единственную руку помощи? Но ведь другой нет и не будет. Так что надо рискнуть и поверить…
        - Пойдемте, - прошептала Наташа, поднимаясь с кровати.
        Оказалось, она довольно уверенно, хоть и несколько медлительно, может идти сама. Немного кружилась голова и болела шея, но уже не так остро, как утром, в лесу. Тупо ныло в районе затылка, будто по нему сильно ударили чем-то тяжелым, но то мучительное состояние близкой смерти от непереносимой боли прошло. Все-таки хирург свое дело знал и поправил ей шейные позвонки довольно удачно. Раз только она покачнулась на ступеньках. Володя Цыбин хотел было подхватить ее под руку, но Наташа выправилась и от его поддержки отказалась.
        Во дворе они сели на одну из лавочек в тени старой липы. На соседней лавочке сидели курящие перебинтованные, как из боя, мужики, смотрели от скуки с любопытством на новые лица. Но их можно было не опасаться, со своего места они не могли расслышать, о чем идет речь.
        - Вы не могли бы показать мне свое удостоверение? - неловко улыбнувшись, спросила Наташа. - Я же в лицо вас не знаю…
        - Да, да, конечно, - заторопился журналист, извлекая из кармана запаянное в пластик удостоверение с разлохмаченными от долгого и частого пользования углами. - Вот, пожалуйста…
        Наташа мельком глянула на фото и тут же вернула обратно. Кто еще, в самом деле, кроме Цыбина, мог заинтересоваться ее историей?
        Цыбин сунул удостоверение в карман и из бокового кармана сумки достал небольшой ультрасовременный диктофон-компьютер. Наташа посмотрела на этот аппарат с уважением. Сразу видно, настоящий журналист. Джинсы все истрепаны, а диктофон наикрутейший.
        - Вы не возражаете, если я буду записывать наш разговор?
        - Возражаю, - отрезала Наташа. - С диктофоном ничего не скажу.
        Если уж рассказывать, то рассказывать все, в том числе и про наркоту. А зачем ей самой наговаривать против себя компромат?
        - Ладно, - не стал спорить Цыбин, послушно убирая диктофон в сумку, - не надо так не надо. Постараюсь все запомнить.
        То, что он спросил у нее разрешения на использование диктофона, ей понравилось. Замышлял бы против нее гнусность - включил бы потихоньку кнопочку и записал разговор тайно. Она бы и не знала.
        - Дайте сигарету, пожалуйста, - стеснительно попросила Наташа.
        Володя дал ей сигарету, протянул зажигалку, закурил сам. Наташа несколько раз подряд сильно затянулась - и сразу в глазах все потемнело и завертелось радужными кругами. Ее сильно затошнило, и только боязнь показаться смешной удержала девушку от того, чтобы не броситься под дерево.
        - Если вы решили все мне рассказать, - сказал Цыбин, - то начните с самого утра. Чтобы картина была наиболее полной, понимаете?
        Наташа кивнула, преодолевая навалившуюся от курева дурноту.
        - Сейчас, - слабо кивнула она, глядя, куда бы выбросить сигарету.
        Цыбин все понял, аккуратно взял из пальцев окурок и ловко метнул его в урну. Наташа благодарно улыбнулась и приступила к рассказу.
        Цыбин слушал ее чрезвычайно внимательно, иногда для уточнения переспрашивая, и делал на ее глазах короткие пометки в блокноте. Против пометок она не возражала. Главное, что они написаны не ее рукой, и в случае чего от них ничего не стоит отказаться.
        В конце рассказа Цыбин казался не на шутку удивленным. По его словам, он и не предполагал, что нищие на городской свалке занимаются столь зловещим промыслом, как захоронение убитых.
        - Завтра же туда наведаюсь, - сказал он. - Потрясу эту публику.
        - Вы только осторожней, - сказала Наташа. - Там так страшно…
        - Ну, за меня вы не волнуйтесь, - усмехнулся Володя. - К тому же я, да будет вам известно, вовсе не одинокий ковбой. У меня есть очень надежный союзник в лице заместителя начальника РОВД, и он всегда подстрахует меня в сложной ситуации. Ведь если и начинать поиски, то именно со свалки, не так ли? Только через тамошних бомжей можно выйти на тех, кто жил в том домике и привез вас туда… Кстати, Наташа, а вы не хотите проехаться со мной? А вдруг мы сможем отыскать тот самый дачный дом, а? Это же будет такой уликой в подтверждение вашего рассказа… Ах да, - спохватился он, - вы же еще совсем слабы, да к тому же в этой штуке, - он провел рукой вокруг своей шеи.
        - Даже если бы я была здорова, то все равно не поехала бы, - тихо сказала Наташа и еще тише добавила: - Я так боюсь…
        - Ну да, конечно, после всего, что случилось… - закивал Цыбин. - К тому же вряд ли они там остались. Ведь вы сумели убежать от них и тем самым нарушили их конспирацию. Теперь они наверняка уже далеко от тех мест. Кстати, вряд ли они прекратят свои поиски. Вы - очень важный свидетель, и, возможно, они, та-скаать… - Тут, сообразив, что сказал лишнее, Володя умолк, но Наташа успела понять его мысль.
        - Вы думаете, - дрогнувшим голосом сказала она, - они найдут меня?
        - Скорее всего, они не будут так далеко заходить в своих поисках, - расплывчато успокоил ее Володя. - Здесь все-таки центр города, а не свалка на окраине, и рисковать в открытую они вряд ли могут. Так что, я думаю, большой опасности нет, во всяком случае, пока.
        - А потом? - напряженно спросила Наташа. - А что потом?
        - Да все будет хорошо, - бодро сказал Цыбин. - Вы, главное дело, поправляйтесь. Ах да, я же совсем забыл. Вот, держите… - Он достал из сумки увесистый пакет с пирожками, гроздь бананов, бутылку колы.
        - Ой, что вы, не надо, - растерялась Наташа, хотя при виде пирожков, из которых выпирали мясные хохолки, ее рот наполнился вязкой слюной.
        - Берите, берите, - Володя придвинул к ней свои гостинцы, - это я принес вам, домой не понесу, так что не возражайте. Вам надо кушать, набираться сил, а в больничной пище известно, какие калории.
        - Большое спасибо, - пробормотала Наташа, отламывая банан.
        Она очистила его и с болезненным наслаждением откусила. Вот это кайф! Впиться бы еще и в пирожок, да при Цыбине она стеснялась.
        - В общем, я пойду, - без труда понял он ее мысли, - но, возможно, завтра забегу кое-что уточнить. Вы не против моего визита?
        - Не-а, - помотала головой Наташа, доедая банан.
        - Только не подписывайте завтра протокол Матюшкина, - сказал напоследок Цыбин. - Он будет наезжать на вас, так вы не бойтесь. У него ровным счетом против вас ничего нет, одни, та-скаать, погоны. А это, как известно, не доказательство. Ну, всего хорошего, я побежал.
        - До свидания, - отозвалась Наташа, глядя на журналиста чуть ли не с благоговением. А ведь чуть не послала его куда подальше, дура.
        Цыбин закинул полегчавшую сумку на плечо, ободряюще махнул рукой и быстрым шагом двинулся к воротам. Наташа проводила его долгим взглядом и, когда он исчез за углом, поставила на колени пакет с пирожками. Сколько же он тут накупил? Штук двадцать? Тридцать?
        Не глядя по сторонам, они развязала пакет, из которого пошел просто-таки сумасшедший запах, и приступила к ужину. Только сейчас она поняла, что хочет есть до исступления. Проглоченный для затравки банан только разжег ее аппетит. Но ничего, тут было чем заняться. Прихлебывая колу, она уничтожала пирожок за пирожком и все никак не могла остановиться. И только когда пакет на треть опустел, она почувствовала, что наелась до тошноты. Теперь хотелось только лечь в постель и спать, спать, спать. Закусив бананом, она поплелась в палату.
        Соседушки отсутствовали. Видно, разбрелись по знакомым. Наташа положила припасы в тумбочку и немедленно улеглась спать. Благодаря тому, что шея стала болеть меньше, она устроилась на боку и уснула так крепко, как может уснуть только выздоравливающий человек. Пришла медсестра со шприцем, увидела, что она спит, и не стала ее будить. Откинула одеяло, халат и так ловко сделала укол, что Наташа даже не шевельнулась. Сестра улыбнулась, накрыла ее и тихо вышла из палаты.

14 июля 2003 г., Верхнеозерск
        Выйдя за ворота больницы, Володя Цыбин сел в свою машину, старый, но быстроходный и надежный «Форд Сиерра», и некоторое время соображал, как быть. Нюхом прирожденного репортера чуя сенсацию, он намечал стратегию поисков и одновременно с невыразимо приятным чувством думал о том, какой шум даже в Москве вызовет его материал. Тут ведь дело непростое, это он хорошо понимал. В рассказ Наташи он верил дословно, ибо, разбираясь в людях, сразу понял, что она напугана до дрожи. Случись на озере банальный несчастный случай, разве наша, ко всему привычная девушка стала бы так бояться? Да и придумала бы чего-нибудь попроще. А то целый детективный роман рассказала и при этом ни на секунду не задумалась, не сбилась. Не-ет, эти «черные люди», используя ее же термин, существуют, Володя был в этом убежден. И задумали они нечто чудовищное, иначе не прятались бы так тщательно, не убивали бы с ходу ненужных свидетелей, случайно обнаруживших их логово. Наташа говорит, они спрашивали, кто их послал и на кого они работают. Опасались, что это спецслужбы подослали своих агентов. Обычные уголовники действуют иначе. Там
меньше таинственности и больше слов. Да и убивали бы попроще, вон утопили бы в озере, чтоб на первое время замести следы. А тут все хотели скрыть навечно, чтобы ни малейшего следка не осталось. Так работают только профессионалы, и сомнений быть не может. А что понадобилось в этих краях тем, кто умеет прятаться от властей, убивать без угрызений совести и тут же избавляться от улик? Киллеры готовят покушение на кого-то из местной верхушки? Вряд ли, тут уже все давно поделено и договорено, эту кухню Володя знал как свои пять пальцев. Местные воротилы привыкли жить без проблем, и наемники им не нужны. Да и не ходят профессиональные киллеры по трое, у них специфика другая. А вот… террористы ходят, у них все делается сообща, так сказать, коллективно. И масштабы иные.
        Так, что тут может заинтересовать террористов? Место, в общем-то, тихое, но кое-что для них завлекательное имеется. Например, ядерный ракетный комплекс. Правда, Володя не был уверен в том, что его можно захватить силами трех боевиков, но, возможно, есть и другие? Или вот, например: плотина водохранилища. Володя как-то делал оттуда громкий репортаж о прогнивших стенах и пугал своих читателей тем, что если плотина разрушится, то напором воды из громадного водного резервуара смоет к чертовой бабушке весь Верхнеозерск и все прилегающие к нему городки и деревни. Это были не пустые угрозы, ученые давно твердили о такой опасности. После репортажа Цыбина и последовавшей за ним демонстрации протеста плотину вроде бы укрепили, по крайней мере, так заявляли городские власти. Но если заложить в нее заряд тротила и рвануть - громадная волна через десять минут обрушится на город, принеся чудовищные разрушения и многотысячные жертвы, именно то, что и нужно террористам. Организовать подобную диверсию на почти никем не охраняемой плотине для трех профессионалов, у которых к тому же есть база в городе, - вспомнить
человека, который привез их на машине, - плевое дело. Можно сказать, веселая прогулка. А прогремит на весь мир. Возможно, это небольшое преувеличение, но что-то подобное наверняка затевается, в этом Володя был уверен. Если кретин Матюшкин этого не понял и упустил свой шанс на получение досрочного звания и повышения в должности, то Володя свой шанс упускать не хотел. Верхнеозерск, как он его ни любил, давно стал ему тесен, душа рвалась в Москву, средоточие всех основных событий. Но ведь просто так, на местной, так сказать, славе, туда не поедешь. А если выдать сногсшибательный репортаж, проведя частное, захватывающее дух читателя расследование, да и опубликовать все это, скажем, в газете
«Совершенно секретно» или хотя бы в «Версии», то можно смело ожидать приглашения в столицу. Таких хватов Москва на обочине не бросает.
        Пока след был еще горяч, Володя решил ехать на свалку. Время не позднее, семь вечера, как раз то, что нужно. Тамошние обитатели уже отнесли в скупку добытые в мусоре сокровища и вернулись к родному очагу пить водку, без которой они не могли прожить дня и которая и довела их до такой жизни, и обсуждать свои делишки. Надо думать, у них там нет тайн друг от друга, и если найти человечка и заплатить ему, скажем, рублей пятьсот, он выложит с подробностями все, что ему известно о событиях минувшей ночи. Народ этот продажный и до денег, которые мгновенно переводятся в количество бутылок, страшно жадный. Обнаружится след «черных людей» - можно рыть дальше.

«Я сам их найду, - азартно думал Володя, - первый. Осведомителей у меня хватает, и что-то где-то да зацепим. Утру нос сыскарям. Покажу, как надо работать. Ох и распишу же все это потом… М-м, класс…»

«Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня», - бодро сказал он себе, выезжая на дорогу и поворачивая в сторону свалки. Из машины он позвонил по мобильному телефону своему дяде, ангелу-хранителю, как он его называл, заместителю начальника УВД подполковнику Афанасьеву, и сказал, что едет на городскую свалку
«кое-что выяснить». Что именно - не уточнил, но просил подстраховать «в случае чего». Подполковник Афанасьев, давно привыкший к сумасбродным выходкам своего племянничка, обещал подстраховать и спросил, в чем все-таки дело. Но Володя отшутился, мол, скоро все об этом узнаете, - «читайте прессу», - и на том разговор закончил.
        Через двадцать минут он подъезжал к городской свалке, на близость которой указывали стаи галок, ворон и грачей, реявшие над ней в поисках куска повкуснее. Сильную конкуренцию черным пернатым составляли чайки, ленившиеся ловить рыбу в близлежащих озерах и освоившие с недавних пор этот пищевой Клондайк. Огромные стаи черного и белого цвета с оглушительным криком метались над мусорными завалами, простиравшимися на несколько десятков гектаров.
        Володя на территорию свалки из осторожности заезжать не стал. Он оставил машину на обочине, метрах в трехстах от поворота на свалку. Замкнул двери и дальше пошел пешком, надеясь, что на его потрепанный «Форд», в котором не было даже дешевой магнитолы, никто не позарится. Затем, кстати, его и держал: чтобы не дрожать над ним в таких вот поездках и бросать без опаски в любом удобном месте.
        Срезав угол через сосновый лесок, он вышел к самому краю мусорного плато. Володя нарочно обошел сторожа, дежурившего в своей будке на въезде и взимавшего дань с частников. Спрашивать его о чем-то все равно бесполезно, он, как это бывает всегда в таких случаях, «ничего не видел, ничего не слышал». Только шум поднимет раньше времени да начнет, как человек казенный, требовать удостоверение и звонить начальству: пущать такого-то на свалку али не пущать. А те фамилию вспомнят и прикажут: ни под каким видом. Мало ли чего он там против нас ищет? Добра ведь от него не дождешься. И упрется сторож рогом, и не пустит на охраняемую территорию, хоть озолоти его. Так не проще ли обойти эту преграду, весьма, надо заметить, несущественную, и зайти с черного, никем не охраняемого и безразмерного хода? Все равно ведь нужного клиента надо искать здесь, прямо, так сказать, в мусоре.
        Володя вышел из леса не совсем удачно. Тут были уже старые завалы, многажды исследованные местными старателями. Даже птицы здесь не летали, давно склевав все съестное. Они кружились дальше, где, по-видимому, был «свежий», привезенный сегодня или намедни, мусор. Там же надо было искать и людей. Сообразив все это, Володя двинулся туда, обходя мусорное плато по огромной дуге. Ветерок нес на него крепкую, тухлую вонь, но привычный ко всему репортер почти не обращал на эти пустяки внимания. На мясокомбинате, в колбасном цеху, откуда он делал свой очередной разгромный репортаж, воняло куда как хуже. Он был нацелен на поиск нужного человека и зорко посматривал вперед, отыскивая среди груд мусора согбенную спину копателя.
        Когда чайки стали летать над его головой, он наконец увидел первого аборигена. Это был хлипкий, жутко испитой мужичонка непонятного возраста. Обутый в разболтанные резиновые сапоги, он куда-то деловито шел, бормоча себе под нос. Увидев журналиста, он остановился, вынул руки из карманов и выцветшими глазками уставился на него.
        - Здорово, - сказал Володя, неторопливо подходя к нему.
        - Здоров и ты… - сипло ответил мужичок, шмыгнув носом.
        - Живешь здесь? - спросил Володя, доставая сигареты.
        - Рази тут живут? - усмехнулся мужичок. - Тута дохнут.
        Уходить он не спешил, да и не грубил пока. Володя понял, что это тот, кого он ищет. Парень явно не глуп и держит себя как старожил. Значит, можно рассчитывать на его сговорчивость. Даже если он сам принимал участие вчера ночью в поисках беглянки, чем он рискует, шепнув - за хорошие деньги - журналисту, что да, было вчера что-то такое? Володе ведь пока многого не требовалось. Главное - убедиться в существовании «черных людей», вот и все. За пятьсот живых рублей, без свидетелей, без милиции и протоколов он вполне мог рассчитывать на такую информацию. Весь его опыт подтверждал этот беспроигрышный ход.
        - Покурим? - Володя протянул пачку «Кэмела» мужичку.
        Тот вытер руку о борт ветхого пиджака, вытащил сигарету и, кивком головы поблагодарив, прикурил от своей зажигалки.
        - А ничего, крепкая, - сказал он, затянувшись как следует.
        - Давно ты здесь обитаешь? - нашел другое слово Володя.
        - Да уж третий год как. А ты что, ищешь кого? - понятливо подсказал тот начало нужной темы. - Или просто побродить зашел?
        - Да так, интересуюсь… - посматривая на него, сказал Володя.
        - Дык, может, я помогу? Ты спроси, не стесняйся, я разговорчивый.
        - Да… - медлил Володя, чувствуя какой-то подвох. Уж больно глазки были у мужичка хитрые и речи гладкие. Сидел, не иначе, оттого и бойкий слишком, навязчивый. Стоит ли иметь дело с таким жуком?
        - Ладно, тада я пошел, - кивнул мужичок, обходя журналиста. - Бывай.
        Это разрешило колебания Володи. Чего он, в самом деле, хочет? Тут почти все отсидели, народ крученый, тертый. Искать дальше? Какой смысл, если этот уже пригрет и сам на разговор вызывается? И ничего он не навязчивый, вон сразу отвалил, без всяких намеков.
        - Ночью тут, - спросил Володя, - были посторонние люди?
        Мужичок остановился, глянул на него внимательнее.
        - Всякие тута бывают, - ответил он осторожно. - А тебе зачем?
        - Журналист я, интересуюсь, - пояснил Володя. - Говорят, сюда этой ночью двух покойничков привозили, припрятать хотели. Парня и девушку. Только незадача вышла: девчонка сбежала. Слыхал про это?
        Мужичок помолчал, мусоля в губах сигарету и с сомнением поглядывая на журналиста. На мятом его лице отразились сильные колебания. Пару раз он нервно оглянулся, дернул плечом, порылся в карманах.
        - А мне какой интерес тебе рассказывать? - спросил он наконец.
        Володя ощутил знакомый холодок азарта под ложечкой. Есть!
        - Пять сотен тебя устроит? - спросил он, сдерживая возбуждение.
        - А ты не из ментовки, часом? - усомнился вдруг мужичок.
        - А что, менты тебе будут бабки предлагать? - возразил Володя.
        - Хм… И верно, они по-другому спрашивают… Бабки при себе?
        Володя показал приготовленную пачечку сотенных купюр.
        - Давай, - настороженно оглядевшись, протянул руку мужичок.
        Володя беспрекословно вручил ему обещанные пятьсот рублей, зная, что эти люди если деньги берут, то их отрабатывают. А что взял вперед, так это вроде гарантии. Спрятав деньги в карман, мужичок мотнул головой и двинулся к лесу, окружавшему свалку со всех сторон.
        - Пошли отсюда, - сказал он на ходу, - тута нас издалека видать. А нам надо тихо поговорить. Там есть хорошее место… Тута рядом…
        По лесу они брели недолго. Деревья скоро немного расступились, и Володя увидел в просвете высокие кирпичные стены старинного, давно заброшенного дома, по виду - бывшей помещичьей усадьбы.
        - Идем, идем, - пробормотал мужичок, маня его за собой в разбитый дверной проем. - Тута нас никто не увидит, погутарим по-тихому…
        Володя, махнув рукой на сомнения, следом за ним зашел внутрь дома. И сейчас же мужичок, отскочив в сторону, оглушительно свистнул.
        - Ты чего это?.. - опешил Володя, испуганно глядя на него.
        Из внутреннего пролома, бывшего когда-то дверью в соседнюю комнату, вдруг выскочила такая разбойничья рожа - у Володи зашлось от страха сердце. Он было попятился к выходу, чтобы задать деру, но его уже загородил высоченный рябой парняга с колом в руках.
        - Вы что, ребята… - забормотал Володя, стараясь не делать лишних движений и не терять хладнокровия. - Я же просто поговорить зашел…
        - Счас разберемся. - Отстранив рябого, в помещение вошел высокий седой человек. Судя по манере себя держать и по рокочущему голосу, был он у этой банды за главного. - Чего поднял шухер, Клоп?
        - Так это, Седой, - паскудно ухмыльнулся завлекший Володю в западню мужичок, - гостями ночными он интересовался. Теми, что жмуриков привозили надысь, пацана и девку…
        - Да-а?.. - Седой перевел тяжкий взгляд на Володю. - Ты кто?
        - Я журналист, - спокойно ответил Володя, хотя внутри у него все подрагивало от страха. Впрочем, бывал он и не в таких переделках и пока умудрялся выходить из них без больших потерь. Надеялся, что пронесет и на этот раз. Во всяком случае, до сих пор упоминание фамилии подполковника Афанасьева производило впечатление даже на ничего и никого не боящихся городских отморозков.
        - Ну-ка, Морпех, глянь у него карманы, - распорядился Седой.
        Громадный рябой парень шагнул к журналисту. Тот выставил перед собой руки, протестуя против обыска. Морпех ухмыльнулся, одной ручищей, словно клещами, сгреб его тонкие кисти и сильно сжал. Володя скривился от боли и понял, что ему лучше подчиниться во избежание более жестких мер. Он покорно переждал, пока Морпех лазил по его карманам, отдавая все, что там находил, Седому.
        - Смотри, и правда журналист, - сказал тот, изучив удостоверение.
        Мобильный телефон, портмоне, диктофон и блокнот он рассовал по карманам своего безразмерного плаща. Бандиты только провожали все эти сокровища голодными глазами, но даже пикнуть не смели.
        - Ведите его к нам, - приказал Седой, - там удобнее базарить.
        Морпех отпустил Володю и с улыбкой указал ему на Седого, который исчез в одном из дверных проломов. Что было делать? Сам сюда пришел, кретин, теперь поздно дергаться, с тоской думал Володя. Этот бык искалечит его одним ударом. Да и второй под стать ему, только молотобойцем работать. С каких харчей они наели такие мяса? Правда, подонок Клоп был хил, как ребенок, но тут уж, видно, по породе, а не от недостатка провизии. Да и задачи у Клопа - местного разведчика - были иные, чем у этих головорезов. Кто такого, как он, испугается? Вот опытный журналист Володя Цыбин и не испугался…
        Сопровождаемый плотной охраной, он прошел вслед за Седым через несколько обваленных покоев и попал в большое помещение с остатками колонн у входа, - наверное, бальный зал, - наглухо заколоченными окнами и крепкой входной дверью. Вдоль стен тянулись деревянные широкие нары, в дальнем углу тряпичными ширмами была отгорожена отдельная комната - царское обиталище Седого. Тут было несколько столов, вокруг них - грубо сколоченные лавки. Прямо на полу пылал большой очаг, заботливо обложенный кирпичами. Дым уходил в отверстие в потолке. Освещалось это милое гнездышко пламенем очага, да через узкие щели в окнах процеживалось немного дневного света. В помещении никого не было, видимо, все обитатели ночлежки еще
«работали в поле». Только возле очага возилось какое-то лохматое существо невнятного пола, подкладывало в огонь дрова.
        - Куда ты, урод, такой костер в жару палишь? - рявкнул второй конвойный, с разбойничьей рожей, и пихнул истопника ногой.
        Тот пискнул и в одно мгновение забился куда-то под нары.

«Надеюсь, они не каннибалы и не станут меня есть», - пытаясь храбриться перед самим собой, подумал Володя.
        - Присаживайся, - указал ему Седой на лавку у стола.
        Володя сел на лавку, Седой расположился напротив. Морпех стоял за спиной Володи, он чувствовал его тяжелое дыхание. Клоп скромно пристроился на соседней лавке, второй охранник сел ближе к пленнику.
        - Откуда знаешь про ночных гостей? - в лоб спросил Седой.
        - Да… слышал… - замялся Володя. - В городе говорят…
        - Врешь, - спокойно перебил его Седой. - Ты сам с этой девкой видался. Она тебе про все и рассказала. Так?
        - Да нет, откуда я мог ее видеть… - пытался выкрутиться Володя. - Так, краем уха слыхал… В милиции. Там мой дядя работает, подполковник Афанасьев, заместитель начальника…
        - Хоть зять прокурора, - отрезал Седой, и его окружение одобрительно осклабилось. - Ты мне про девку толкуй. Где видел ее?
        - Я же вам говорю… - мучился Володя, - я ее не видел…
        - Лучше говори, пока не стали тебе пятки поджаривать. Не доводи до греха, - по-хорошему, как доброму знакомому, посоветовал Седой.
        Володя понял, что это не пустая угроза. С ним эти выродки могут сделать все, что им заблагорассудится, и никто им не помешает. Седой даже не обратил внимания на его слова о дяде… «Конечно, - лихорадочно соображал Володя, - это же не уголовники, которые все-таки побаиваются тяжелой статьи. Эти люди вне общества, вне закона, они живут по своим законам и другого не признают. Господи, хоть бы выбраться отсюда…»
        - Ну, - стиснул жилистый кулак Седой, - где ты эту козу нашел?
        - В больнице, - сказал Володя, решив, что лучше ему быть уступчивее.
        - Так-то правильнее, - кивнул Седой. - Ну и что она, живая?
        - Да вроде ничего, - пожал плечами Володя, обманутый дружеским тоном Седого. - Шея только немного болит, а так нормально.
        - Ага, - сказал Седой. - А в какой она больнице, подскажи?
        - Во второй… - Володя испытывал такое чувство, точно продает врагу своего самого близкого друга. «Надо, - думал он, - как только выйду отсюда, сразу позвонить дяде, чтоб обеспечили ей охрану. Ах да, телефон же отобрали и вряд ли вернут. Но все равно, надо что-то придумать…»
        - А палата? - допытывался Седой, свербя Володю взглядом.
        - Триста шестнадцатая… - пролепетал тот, невольно краснея.
        - Хорошо. - Седой помолчал, испытующе глядя на журналиста. - Тебе-то что за интерес тут ошиваться? Хочешь ментам донести?
        - Да нет, что вы, - зачастил Володя, - при чем здесь менты? Они даже не поверили ей и слушать ее не стали. Сказали, что дружок наширялся героином и утонул, а она все придумала, и про свалку в том числе…
        - А ты, значит, решил до правды докопаться, - недобро усмехнулся Седой, и Володя с опозданием понял, что сказал лишнее.
        - Да хотел написать обычный репортаж о банальном происшествии, - не теряя надежды, взмолился он. - Думал, это обычные уголовники орудуют… - он осекся, поняв, что снова говорил не то. - Теперь и вообще ничего писать не буду…
        - Это точно, - согласился Седой и мигнул Морпеху.
        Тот поднял руку и ребром чугунной ладони наотмашь рубанул по худому Володиному затылку. Куриной косточкой хрупнул перебитый позвоночник, журналист дернулся и упал грудью на стол.
        - Готов, - проверив пульс под челюстью, сказал Морпех.
        - Чай, и мы не хуже их могём, - проворчал Седой. - Молодец. Хорошо, что без кровищи, убираться не надо. Так, Пиня, зови сюда могильщиков. Надо его отнести на дальнюю делянку и зарыть поглубже, до земли.
        Молодчик с разбойничьей рожей кивнул и метнулся к двери.
        - Ты, Клоп, припрячь пока подальше все это барахло. - Седой выложил из кармана вещи Цыбина. - Менты будут делать шмон, чтоб не нашли. Давай уноси все. Только сложи в мешок, чтоб не попортилось.
        Клоп принялся выполнять приказ, укладывая вещи в свои карманы и радуясь, что журналист не упомянул про пятьсот рублей, которые он справедливо решил оставить себе. Седой, не глядя на мертвого, поднялся с лавки и достал из внутреннего кармана свой мобильный телефон.
        - А я пока позвоню клиенту… Надо работу до конца доделать. Морпех, уноси эту падаль отсюдова, не надо, чтоб все его видели…
        Морпех легко, как мешок с ватой, вскинул длинное тело Цыбина на плечо и, упруго ступая громадными ногами, понес его к выходу.
        С 14 на 15 июля 2003 г., Верхнеозерск
        Наташа проспала весь вечер беспробудным, целительным сном, никак не реагируя на довольно громкую болтовню соседок, которые от досады, что так и не смогли у нее ничего выведать, все пытались разбудить ее в надежде завязать разговор. Тщетно. Наташа, дважды за день повторив свою некороткую историю, так наговорилась, что от нее кумушки и слова бы не услышали, достигни они своей цели. Но Наташа спала, как после наркоза, и те волей-неволей тоже улеглись, твердо надеясь завтра утром утолить свое зудящее любопытство.
        Наташа проснулась среди ночи от густого солдатского храпа. Все три ее соседки храпели на все лады, но особенно пугающие звуки - ну, просто трактор без глушителя - издавала безносая. Она спала рядом с Наташей - две другие лежали через проход, - задрав подбородок, и воздух вокруг нее сотрясался от долгого клокочущего рева. Наташа полежала, вспоминая прошедший день и понимая, что теперь, когда она к тому же и выспалась, до утра ей уже под эти чудные звуки не спать.
        Как хорошо, что пришел Володя Цыбин. Теперь она может надеяться, что он доберется до истины и докажет ее правоту. Все это, конечно, Сережу не вернет, и его смерть еще долго будет мучить ее. Но все же возможность честно смотреть в глаза окружающим в ее положении значила очень много. По крайней мере, не будут думать, что это она погубила Сережу. А может, даже еще и посочувствуют…
        Тут она немного поплакала, представив похороны и себя у гроба, всю в черном и облитую слезами. Правда, мамаша Сережи ее, скорее всего, на похороны не пустит, никакие доводы не убедят, что Наташа тут ни при чем и даже сама едва не погибла. Да и самих похорон может не быть, если тело не найдут. Ведь еще неизвестно, сумеет ли Цыбин найти тех бомжей на свалке и получить от них какие-то сведения. Пошлют его там подальше да еще, чего доброго, сообщат убийцам, что он идет по их следу. Как бы ему самому не пришлось от них спасаться…
        Наташа вспомнила слова Цыбина о том, что, возможно, убийцы ее будут искать. «А ведь и правда будут, - с нахлынувшим страхом поняла она. - Это ведь не просто уличные грабители, это страшные, на все готовые люди. Может, они вообще какие-нибудь террористы?» Это слово давно вертелось на языке, но Наташа гнала его от себя. И вот теперь, в этой жуткой черной палате, наполненной храпом безразличных к ее страхам теток, до нее дошло, что вляпалась она в очень серьезную историю. Разом вспомнились леденящие сердце подробности: их бесшумность, таинственность, жуткие голоса, руки-клещи… Да они же ни одной секунды не колебались, когда поняли, что за двумя незваными гостями никто не стоит и их можно безнаказанно убить. И убили тут же, без промедления, без капли сомнения. Нет, это не простые уголовники, у тех, судя по детективным сериалам, несколько другие манеры.

«Они знают, что я осталась жива, значит, я - ненужный свидетель», - сказала себе Наташа, и от четкого понимания этого факта у нее волосы зашевелились на голове. Ненужных свидетелей принято убирать, это аксиома. И они придут за ней, ибо не так уж трудно вычислить ее теперешнее местонахождение. Город невелик, и больниц в нем всего три. А что стоит профессионалам установить нужную больницу?

«Чего я тут сижу? - спросила себя Наташа, глядя на черное небо за окном. - Сама загнала себя в ловушку и жду, когда они придут меня убивать». А они придут, можно не сомневаться, теперь она была уверена в этом. И на этот раз не повторят ошибки, влепят пулю в голову, и не одну…
        Надо отсюда уходить, решила Наташа. Правда, куда уходить, она не знала, но это не главное. Главное, не оставаться в палате, где она лежит, как ягненок на заклании. Или овца, что по смыслу вернее. Нет, так не пойдет. Нельзя лежать и пассивно ждать смерти. Наташа тихо слезла с кровати и, нащупывая в темноте стенку, открыла дверь в коридор.
        Он был слабо освещен двумя лампочками. Дальний левый конец терялся во мраке. Куда тут податься? Наташа решила идти вправо, в глубь больницы, потому что влево был выход на лестницу, а туда она больше всего боялась идти. К тому же там была жуткая темень. Наташа на цыпочках вернулась в палату, обула больничные шлепанцы, захватила из шкафа свою одежку и вышла в коридор, сопровождаемая мощным храпом крепко спящих соседок.
        Коридор был пугающе пустынным и темным. Стол, за которым должна дежурить медсестра, был пуст. Да и чего ей тут сидеть, поди, спит себе спокойно в процедурном кабинете. Одна лампочка мигала, и от этого мигания у Наташи мелко задрожало где-то под сердцем. Куда и зачем она идет? Лежала бы себе под одеялом, дремала помаленьку. В случае чего подняла бы крик, всполошила соседок. Эти бы никого не испугались, на них хоть сотню террористов выводи.
        Но Наташа понимала, что никто не защитит ее от тех людей. Они, если потребуется, перестреляют всех больных, их ничем не остановишь. Так что надо смываться отсюда, пока не поздно, чтобы вдобавок невинных людей не подставить. Что угодно, только не это. Чужих смертей она не перенесет. Наташа бесшумно брела вдоль темной стены гулким, пустынным коридором и старалась громко не дышать, чтобы не вызвать жуткое шуршащее эхо.
        Подходя к концу коридора, она оглянулась назад. Ей что-то почудилось в темноте, и она отшатнулась к стене, совершенно сливаясь с ней в том полумраке, который царил и здесь. Какой-то силуэт, что ли… Наташа прищурилась, пытаясь разглядеть что-то на противоположном конце коридора. Нет, почудилось, там просто темно - и все. И вдруг из этой темноты выступила фигура человека. Черная фигура. Наташа, подавив крик ужаса, сползла по гладкой стене вниз. Неужели это…
        Черный человек, беззвучно, как призрак, шел по коридору. Руки были опущены, плечи не двигались. Он словно плыл в воздухе, медленно приближаясь к Наташе. Скованная ужасом, она утратила способность двигаться. Только сидела, закусив ладонь, и смотрела на это воплощение ее страхов. Они все-таки пришли за ней, билась в голове единственная мысль, все-таки пришли… И на этот раз ей не спастись…
        Черная тень начала расплываться - и вдруг исчезла. Наташа мигнула, прогоняя пелену с глаз. Человека не было. «Он зашел в мою палату, - поняла она. - Он знал номер палаты и шел туда. А меня он не увидел, здесь же темно, а я шла вдоль самой стены. И халат темно-синий…»

«Чего я сижу, - спохватилась она. - Сейчас он поймет, что я сбежала, и бросится на мои поиски. Постель еще теплая, значит, я где-то рядом. Надо торопиться». Наташа поднялась с пола и, пригнувшись, юркнула в приоткрытую дверь. Счастье, что дверь не скрипнула, иначе в этих гулких стенах скрип разнесся бы по всему коридору.
        Но куда теперь? Направо, налево? Направо был короткий коридорчик и поворот, налево - приоткрытая дверь и ступеньки. Что это? Черный ход? Куда он ведет? А вдруг оттуда поднимается второй убийца? А ведь есть еще и третий. Или их гораздо больше? Тогда они перекрыли все ходы и выходы, и в любом случае она попадет в их руки…
        Наташа яростно выругалась про себя, что на секунду придало ей сил, и шагнула к черному ходу. Была не была! Бегать по длинным больничным коридорам, расположение которых ей к тому же было неизвестно, долго она не сможет, чувствовала, что потихоньку слабеет. Надо любым способом выбираться из самой больницы и мчаться от нее подальше. А подальше - это к Ленке, подружке закадычной. Она живет в тридцати километрах от Верхнеозерска, в поселке со смешным названием Грачик, и сейчас наверняка дома. Позавчера они созванивались, Ленка говорила, что дома - скучища, кавалеров нет, танцы - жуткие, родители замучили сериалами и усиленной кормежкой, одним словом, скорей бы в общагу.
        Но как добраться до Грачика? Ладно, это потом, на улице можно, в конце концов, такси взять, для такого случая деньги у Ленки найдутся. Главное, найти выход из больницы, не запутаться в лабиринте коридоров, которые могут привести ее прямо к убийцам. «Хоть бы он этих несчастных баб в палате не перестрелял, - думала она, спускаясь по ступенькам и напряженно глядя вниз, - они-то ни в чем не виноваты».
        Вниз было не так и много идти, всего три этажа. Шестьдесят ступенек, в другой раз сбежала бы - не заметила. Но сейчас они давались нелегко. От страха, испытанного в коридоре, она сильно ослабела, к тому же опять ощутимой болью напомнила о себе поврежденная шея. Гипс мешал опускать голову, чтобы смотреть вниз, сквозь перила и под ноги, и ей приходилось клониться всем телом, что было очень неудобно. К тому же ей мешала захваченная из палаты одежда, которая норовила вывалиться из-под руки, но выбрасывать ее она не решалась. Это же явный след, убийцы поймут, что она где-то здесь, и мигом найдут ее.
        Вот наконец и первый этаж. Дверь с черной лестницы выходила в коридор, а из коридора виднелся большой холл, где встречались больные и посетители. Наташа осторожно выглянула из двери. Холл был слабо освещен и казался пугающе огромным и пустынным. Да еще эти большие, на всю стену, окна. А если у входа затаился сообщник тех, кто бродит по больничным коридорам? Почему-то Наташа была уверена, что по ее душу явилась целая банда убийц. Нет, через центральный холл выходить нельзя. К тому же ночью входные двери наверняка закрыты, надо звать дежурную медсестру или сторожа, чтобы ее выпустили из больницы, а это неизбежно повлечет за собой долгие объяснения, что отнимет время и позволит убийцам настичь ее… Нет, нет, туда нельзя.
        Она подалась назад на черную лестницу и спустилась на подвальный уровень. Боже, и здесь коридор. Да к тому же белый, выложенный ослепительной кафельной плиткой, и освещен так ярко, что можно заметить таракана, не то что человека. Зачем здесь столько света? А, ну да, сюда же привозят неотложных больных, все должно быть готово к их приему. Но обратно уже не пойдешь, надо двигаться к выходу.
        Наташа сбросила халат и надела свою короткую сиреневую юбку-«татушку» в зеленых травяных пятнах и короткий, выше пупка, розовый, отвратительно грязный топик. Чудный наряд для пляжа. Но не для ночных пробежек. К тому же эта гипсовая шея… Венера Милосская… А, плевать, не в больничном же халате ехать к Ленке. Попадется
«сознательный» таксист, подумает, что она не в себе, и привезет прямо в милицию или, еще лучше, в психушку, где, услышав ее остросюжетный рассказ, наденут смирительную рубашку и положат не на одну неделю, обкалывая лекарствами, от которых в итоге съедет крыша…
        Наташа скатала больничный халат в тугой сверток, оставив на ногах шлепанцы, - ее модные босоножки на пробковой подошве остались в том ужасном «дачном» домике, - сунула его под лестницу и тихонько начала красться по белому коридору в ту сторону, куда пол полого поднимался. Скорее всего, вход - или выход - именно там, ведь ввозить больного на каталке легче с горы, чем на гору.
        Услышав чей-то гулкий голос, Наташа вжалась в дверную нишу. Где-то прошли несколько мужчин, грохнула дверь, опять стало тихо. «Это врачи или санитары, - соображала Наташа, переводя дыхание. - Те, кто охотится за мною, не станут разговаривать столь громко и уверенно».
        Убедившись, что коридор по-прежнему пуст, она вышла из ниши и продолжила путь. Порой из-за дверей доносились какие-то невнятные звуки, один раз ей даже показалось, что в эротическом экстазе томно стонет женщина… Господи, есть же рядом обычная, нормальная жизнь. Чего ей не сидится, что она делает здесь, одна, в этом нелепом виде, испуганная и никому не нужная? Может, это кошмарный сон? Может, стоит, пока никто не заметил ее отсутствия, тихонько вернуться и лечь спать? Ведь вполне вероятно, что черная тень в коридоре ей просто померещилась. От страха да спросонья и не такое еще разглядишь.
        Но могучий инстинкт самосохранения упрямо толкал Наташу вперед. Пускай следователь не верит в «черных людей», это его дело. Но она их видела и знает, что они существуют. И этого достаточно, чтобы ни минуты больше не оставаться в больнице и вообще в городе. Бегом, бегом отсюда в самый глухой угол, лишь бы никто тебя не нашел…
        Вот наконец и двери. Широкие, металлические, двустворчатые. Не дай бог, заперты! Наташа толкнула одну створку - та нехотя поддалась. Она выскользнула в образовавшуюся щель и опрометью бросилась в теплую темноту, подальше от освещавшего вход фонаря.
        Добежав, почему-то пригнувшись, до забора, она присела на корточки и протиснулась между деревянных штакетин. Вдоль забора густо росли липы, и Наташа пошла в их тени, прячась от уличных фонарей. Больше всего ей сейчас хотелось бежать со всех ног прочь от больницы, по которой бродят страшные тени убийц. Но бежать опасно, бегущий человек, да еще девушка, да еще на безлюдной ночной улице издалека привлечет внимание. А ведь у больницы может стоять машина с сообщниками тех, кто за ней пришел, и они быстро догонят ее. К тому же бежать она не могла физически, ибо и сил для этого не оставалось, и гипс мешал смотреть под ноги, что было чревато падением и тяжелой травмой. Нет уж, лучше пешочком, под тенью деревьев, тихой мышкой добраться до стоянки такси, юркнуть в спасительный салон - и в Грачик, к Ленке, за надежные двери. Там она сможет отсидеться какое-то время, зализать раны, успокоиться и обдумать, как быть дальше. По крайней мере, ни убийцы, ни милиция ее не найдут.
        Сзади послышался звук идущей машины. Наташа инстинктивно, не успев даже подумать, рванулась было бежать, но тут же сообразила, что все равно убежать не сумеет и ее нагонят в два счета… Подсвечивая себе фарами, дорогая иномарка мягко проехала мимо. Наташа выдохнула, пошла ровнее. Ф-фу, пронесло… И чего она так волнуется? Больница, слава богу, осталась за поворотом, здесь ей уже ничего не угрожает.

«Ага, не угрожает, - сказала она, споря сама с собой. - А вдруг эти… звери, не найдя меня в больнице и поняв, что я удрала у них из-под носа, начнут рыскать по улицам?» Ее ведь издалека видать, даром что она крадется вдоль домов и прячется в тени деревьев. Все это ерунда, опытный глаз обнаружит ее мгновенно, прячься не прячься. Так что и на улице она столь же беззащитна, как и в больничном коридоре.
        Она увидела приземистый густой клен, и ей в голову пришла удачная мысль. Она нарвала охапку листьев, сделала из них подобие букета и, делая вид, что нюхает его, прикрыла свой безобразный гипс. Ну и что, очень мило должно смотреться со стороны. Красивая одинокая девушка наслаждается ночной прогулкой. Очень романтично. Правда, коленки у этой романтичной девушки подозрительно ободраны, одежонка грязная, и глаза какие-то сумасшедшие. Да и гипс, если присмотреться, виден, никуда его ведь не спрячешь… А, ладно, днем, конечно, был бы ужас показаться на улице в таком виде. А по ночному времени сойдет.
        Приближалась еще одна машина, в ней беззаботно гремела музыка. Вдруг она замедлила ход - и у Наташи сразу дико забилось сердце…
        - Эй, девушка, поехали с нами! - крикнули из окна машины.
        Не оборачиваясь, Наташа метнулась в черную подворотню. Из машины послышался дружный смех большой компании. Машина промчалась дальше, унося грохот музыки и веселость отдыхающих людей.

«Счастливые, - думала Наташа, боязливо выбираясь из подворотни и продолжая путь. - Никаких страхов, никаких хлопот. Господи, - вспомнила она, - а ведь только вчера еще и я… И мы, - поправилась она, - с Сережей, также были веселы и беззаботны. Купались на озере, загорали, ели, пили, любили друг друга. Наслаждались жизнью… А что теперь? Почему все это со мной… с нами, - снова поправилась она, - произошло? Чем и кого мы так прогневили? Наркотики, что ли, эти проклятые виноваты? Но ведь треть города как минимум курит травку, десятая часть колется - и ничего с ними не происходит. Хотя… Конечно, происходит, и еще как. Мрут от героина, как мухи, и это не секрет. Выходит, их тоже настигла кара небесная? Вот не кололся бы Сережа последнее время, починил бы машину - у него был свой старенький, но вполне приличный "Опель", подарок родителей на совершеннолетие, все девчонки смертно завидовали, - мы бы вчера вечером уехали с озера домой, и не было бы всего этого кошмара». Но Сережа в последнее время начал колоться чаще, за руль садился редко, ремонтом заниматься не хотел, - там полетела какая-то мелкая деталь,
заменить ее за час-два, и можно ездить, - а как родители уехали, вообще все дела забросил, жил как во сне. «Вот и получил, - думала Наташа с каким-то даже озлоблением, - что хотел…»
        Тут она поняла, что несколько перегибает. Обидно, конечно, что все так глупо и страшно получилось, но Сережа пострадал безвинно, такой смерти он не заслужил. А уж про нее-то и речи нет. Курила эту дрянь - и мучилась. Можно сказать, ради любви страдала. И во что ей вылились ее страдания? Ей все это надо было? Говорили же подруги…
        Внезапно ей захотелось покурить травки. Аж ладошки исцарапанные вспотели от острого желания… Выкурить бы сейчас косячок - так бы стало легко, - на все плевать. И настроение было бы другим, и мысли. «Зря я не поехала в этой машине, - подумала Наташа, вяло опуская руку с кленовым букетом. - Звали же добрые люди… Там и травка наверняка нашлась бы, и винцо… Посидела бы в компании нормальных людей, послушала музыку, посмеялась. Им ведь все равно сейчас, куда ехать, подбросили бы и до Грачика. А нет, и к себе бы в гости завезли…»

«Стоп!» - сказала она себе, встряхиваясь. Господи, что это? Ничего себе, проняло. Она даже и не ожидала, что так захочется марихуаны. Ужас. Втянулась, матушка, вот что. Последнее время чуть не каждый день покуривала - и выходит, привыкла. И очень неслабо, раз от одной только мысли ножки заплетаться стали. Вот это да!
        Зависимости этой она боялась больше всего, и что же получается? Организм втянулся и начинает требовать дозу. А дальше что? Вот уже и в гости к незнакомым мужикам была не против ехать, а ведь Сережа еще и не похоронен. Ужас… Начисто потеряла голову, едва подумала о наркоте. «А чего он хотел? - снова со злобой подумала она. - Сам давал мне эту дрянь, учил, как правильно затягиваться, чтоб покруче "вставило". Вот и получи теперь наркоманку, которая за косяк анаши на все готова».

«Ну, ни хрена, - разъярилась Наташа. - Не дождетесь! Раньше времени я в могилу не лягу. Небом клянусь, матерью, что никогда больше, ни одной затяжки… Даже обычные сигареты курить брошу. И запросто, до общаги ведь не курила, бегуньей была, разрядницей. Если уж мне повезло от смерти спастись, то этот шанс я не упущу. Все, хватит…»
        Вот и площадь. Наташа, прежде чем на нее выйти, посмотрела из-за угла дома. Пусто, ни одного человечка. Сколько сейчас времени? Летом молодежь запросто гуляет по улицам до часу ночи, а то и позже. Но Наташа, сколько шла, никого не встретила, не считая двух проехавших автомобилей. Значит, уже больше двух ночи. Скоро и светать начнет.
        На стоянке такси стояли только две машины, одна желтая, казенная, с шашечками на боку, другая частная. Негусто. У железнодорожного вокзала, наверное, побольше их собирается даже и в это время. А тут, даже не в центре города, кто будет стоять в глухую ночь?
        Наташа, косясь по сторонам - на открытом месте страх одолевал неудержимый, - подошла к частнику, решив не связываться с гостакси. Что-то в последнее время государственные служащие вызывали у нее нехорошие чувства. Ну его, еще доложит в милицию, когда те начнут ее разыскивать и, естественно, обратятся с запросом в таксопарк. Лучше уж с частником столковаться. Тихо, по-свойски, чтоб все было шито-крыто.
        Прикрывая шею пучком кленовых листьев - выглядит, конечно, по-дурацки, но что делать? - она подошла к машине, красному старинному «Мерседесу» и наклонилась к переднему окну, слабо затонированному, отчего было трудно разглядеть, кто сидел в машине.
        - Есть тут кто? - спросила она, пугаясь звуков своего голоса.
        Из «Мерседеса» неторопливо вышел водитель, рослый лысый мужчина, положил тяжелые руки на крышу машины, посмотрел на Наташу.
        - Далеко надо? - спросил он не слишком приветливо.
        - Мне в Грачик… - улыбаясь, сказала Наташа, прижимая к горлу свой букет. - Это поселок такой, недалеко. Километров тридцать, не больше.
        - Знаю, - ответил водитель, внимательно изучая лицо и одеяние Наташи. Рот его скептически кривился. - Сколько платишь?
        - Сколько скажете, столько и заплачу, - сказала Наташа, быстро и пугливо оглянувшись через плечо. Скорей бы уже поехать…
        От водителя не укрылся ее взгляд, он понял, что она от кого-то бежит.
        - Тыща, - брякнул он, следя за выражением ее лица.
        Это было все-таки очень много, но у Наташи не оставалось иного выбора. К таксисту нет смысла обращаться, у них такса одинаковая. Эти жлобы на колесах не зря тут дежурят всю ночь: знают, что можно хорошо заработать на одной срочной поездке. А-а, потом разберемся…
        - Хорошо, - кивнула Наташа, берясь за ручку. - Только знаете, у меня при себе нет денег, как приедем, сразу рассчитаемся, я вам обещаю…
        - А ну пошла отсюда, шалава помойная… - зарычал нутром водитель и, сбросив руки с машины, двинулся было к ней. - Будешь ты мне тут мозги пудрить своими обещаниями… Ноги, на хрен, повыдергиваю…
        Из первой машины выскочил таксист, мгновенно понял, что происходит, и тоже выдал что-то малопочтенное в адрес Наташи. Она попятилась и быстро пошла прочь, боясь, что сейчас ее схватят и изобьют. Сзади доносились матерные угрозы. Наташа забежала за угол, глянула назад. Нет, кажется, не бегут… Вот так договорилась по-тихому…
«Это же не люди, - думала она, - это просто зверье осатанелое. Нельзя разве сказать нормально, не повезу, мол, на таких условиях. Нет, надо реветь, грозить, обкладывать матюгами. Видят, сволочи, что беззащитная, вот и давай сразу глотку драть, вымещать злобу животную… Кулачье…»

«Что же делать?» - думала Наташа, устало волочась по улице и уже не прикрываясь букетом, - от кого? Теперь, после такого приема, к другим и подходить страшно, все эти таксеры одинаковые, как бы не прибили сгоряча. Да, вид у нее сейчас, честно говоря, как у дешевой шлюхи, кто с ней станет нормально разговаривать? Были бы деньги - повезли бы, никуда не делись А так, за обещание, ни за что не согласятся.
        И где выход? В Грачик надо добраться до наступления утра, в городе ей податься совершенно некуда. Общага на замке, домой, то есть на квартиру Сережи, тоже не сунешься, хотя там можно было бы хоть переодеться, намотать косынку шелковую на гипс… Нет, не выйдет. Ключа нет, остался в сумке, а замков - три, ногтем не откроешь. Да и засада ее там может вполне ждать, если они в больнице ее нашли, то и квартиру могут вычислить. Эх, знать бы, где живет Володя Цыбин, он бы впустил, и сомнений нет. Но адреса журналиста она не знала, он даже номер телефона ей не оставил, надеясь зайти завтра в больницу. Ладно, с ним она свяжется от Ленки, через газету можно его найти. Но сначала надо добраться до Ленки, а как? Предложить себя в качестве оплаты? Пусть, скоты, попользуются, один раз можно вытерпеть… Господи, мерзко-то как… Сережа, Сережа, где ты? Что делать? Черта с два они поедут за «это», Наташа знала, что в городе за триста рублей можно получить от разбитных девиц любые услуги. А этим надо тыща, для того и стоят ночь - ради денег, и начхать им на ее жертву…
        Вот, осенило ее, надо выйти на трассу. Тут недалеко, километра три, сил дойти хватит. Зато там большое шоссе, по которому днем и ночью идут автофуры. Дальнобойщики - другой народ, не чета этим жмотам, они могут и за так подкинуть. Для них тридцать километров - пустяк. Разве трудно им помочь одинокой несчастной девушке?
        До трассы дошла в каком-то забытьи. Переставляла ноги, как старая кляча, которая ходит только по принуждению. Но дошла и даже не испытала желания прилечь где-нибудь под кустик, отдохнуть. Отважно встала на обочину, напрягая глаза, начала высматривать вдали фары, несущие надежду. Куда там, было пусто и тихо, и звука моторов не доносилось. «Наверное, придется тут торчать до утра, - думала Наташа, - пока шоферня не выспится хорошенько…» А куда деваться? Трасса - ее единственная надежда. Была бы покрепче - махнула бы пешком. Дойти, конечно, не дошла бы, все-таки расстояние приличное, но хоть от города отошла бы к утру километров на десять. Все ж спокойнее.
        Но сил не было, и оставалось только стоять здесь и ждать. Вообще-то опасно. А вдруг эти… «черные» будут ехать по этой же дороге? Случайно, как в детективах Чейза? Тут они ее тепленькую и подберут… Хотя не такую уж и тепленькую. Дул довольно свежий ветерок, и в своем пляжном костюме Наташа начинала ощутимо зябнуть.
        Ой, и правда, кто-то едет. Спрятаться, что ли, на всякий случай? Но тогда какой смысл тут стоять, если от всех машин прятаться? Вроде машина грузовая. И так много огней… Была не была. Она шагнула ближе к дороге, подняла руку. Громадный автопоезд, весь освещенный лампочками, как новогодняя елка, промчался мимо, ослепив и оглушив ее, и вдруг начал притормаживать. Неужели так сразу повезло?
        Наташа подбежала к высоченной кабине, беспомощно остановилась. Где тут двери? Сплошное железо. Дверца отпахнулась изнутри, сверху выглянуло усатое лицо шофера - молодого, щекастого парня.
        - Ну, давай лезь, чего стоишь там?! - сердито крикнул он.
        Робея, Наташа уцепилась за какую-то скобу, нащупала ногой ступеньку, залезла в кабину, где было тепло и уютно пахло колбасой, села.
        - Мне в Грачик, - не закрывая дверь, скороговоркой заговорила она, - это отсюда километров тридцать, не больше…
        - Дверь закрой! - крикнул шофер, искоса глянув на нее.
        Он включил передачу, дал газ - и громадная машина, громко рыча могучим двигателем, двинулась вперед, быстро набирая ход.
        - Но у меня нет денег… - отчаянно выкрикнула Наташа.
        - Закрой дверь! - совсем уж свирепо рявкнул водитель, и Наташа, испугавшись его свирепости, едва не выпрыгнула из машины.
        Остановила ее высота кабины - просто какая-то двухэтажная - и быстро увеличивающаяся скорость машины. Можно запросто убиться или переломать себе все кости. Она с усилием захлопнула тяжелую дверь и на всякий случай прижалась к ней, держась за ручку.
        - У меня нет денег… - сказала она напряженно. - Но когда приедем, я вам заплачу. У меня там… сестра, она даст, сколько вы скажете…
        - Не боись, девка, - шофер вдруг добродушно улыбнулся. - Довезу я тебя до твоего Грачика, и денег мне не надо. Сиди, грейся…
        Наташа посмотрела на него внимательнее. Вроде парень ничего, взгляд хоть и лютый, но открытый, «не подлый». Может, и вправду довезет за так, чего не бывает? Наташа вздохнула, села свободнее.
        - Случилось что? - спросил шофер, покосившись на ее колени.
        - Да… - протянула Наташа, мучаясь между страхом показаться неблагодарной - и вылететь за это на дорогу из уютной кабины - и нежеланием рассказывать про свои злоключения первому встречному.
        Но водитель оказался понятливым. Он кивнул головой, мол, как хочешь, в душу не лезем, еще раз глянул на ее голые ноги - Наташа, как могла, обтянула юбку - и тут же перевел разговор на другое.
        - Так это… - Его глаза блеснули и подобрели. - Может, тормознем на полчасика, а? У меня тут вино молдавское есть… Побалуемся…
        От дикой усталости она сперва не поняла, о чем он, но потом дошло…
        - С этим?.. - горестно спросила она, указывая на гипс.
        Из ее глаз вдруг потекли такие обильные, крупные слезы, что водитель и не рад был своему в общем-то обычному для трассы предложению.
        - Да ладно ты, не плачь… - пробормотал он, косясь на нее. - Я думал, что ты эту штуку для понта нацепила… Для интересу… «Плечевые» эти такое могут придумать - отвал башки. Ну не плачь, не буду я тебя трогать. Там салфетки в бардачке, возьми, утрись…
        Наташа нашла салфетки, вытерла щеки, немного успокоилась.
        - Есть хочешь? - спросил он немного погодя, не глядя на нее.
        - Нет…
        - А пить?
        - Ага…
        Он пошарил за спиной, дал ей бутылку газировки, пластиковый стакан. Наташа напилась, благодарно кивнула, вернула бутылку и стакан. Больше шофер ее не трогал, смотрел перед собой на дорогу, водил туда-сюда большой баранкой, широко, по-собачьи, зевал. Наташа слегка расслабилась, мерно покачиваясь в такт мощно и быстро идущей машине. Через двадцать минут мелькнул в свете фар дорожный щит с надписью «ГРАЧИК», поплыли придорожные частные дома.
        - Далеко тебе? - спросил водитель, снижая скорость.
        - Немного дальше, в центре, - ответила Наташа, глядя в окно.
        Местожительство Ленки она помнила лишь приблизительно. Прошлым летом была у нее в гостях один раз, приезжали с Сережей на машине. Но Наташа дорогу не особенно запоминала - зачем, если ее доставили прямо к дому? Ленка по телефону и адрес объясняла не ей, а Сереже.
        А теперь где ее тут искать, среди этого сонного царства? Помнится, правда, Ленка говорила, что у них только одна главная улица и по ней все время идут фуры, спать мешают. Да-да, Наташа вспомнила. Два стоящих рядом пятиэтажных дома-близнеца прямо возле трассы, в одном из них и живет Ленка, кажется, на третьем этаже, в первом подъезде. Все остальные дома в поселке не выше трех этажей.
        - Стойте! - крикнула Наташа, увидев те самые пятиэтажки.
        Ну да, верно, вон перед ними крошечные квадраты огородиков, они еще с Сережей смеялись: только коров не хватает. Куры, впрочем, были.
        Хмурый водитель остановил машину, подождал, пока Наташа, неловко нащупывая невидимую ступеньку, слезет на землю, с лязгом захлопнул дверцу и помчался дальше, в поисках более сговорчивой попутчицы.
        Она осталась одна, в темноте и тишине спящего городка. Вокруг - ни звука, даже собаки не лают. А чего им лаять в этот глухой час? Все нормальные люди давно и крепко спят. Внезапно Наташа почувствовала неловкость. Подымет шум, переполошит людей. Ленка, правда, говорила, что родители пропадают на даче, особенно отец, заядлый огородник. Хорошо бы, чтоб она сейчас была дома одна…
        Наташа шагнула к домам - и замерла в нерешительности. Какой, правый или левый? Вот черт, не помнила, хоть убей. Ладно, не важно. Тут все друг друга знают, в случае чего подскажут.
        Она вошла в подъезд, - точно помнила, что первый справа, - поднялась на третий этаж. Ну да, квартира напротив лестницы, и это она запомнила хорошо. Потопталась, но делать нечего, раз уже доехала, то надо звонить, тянуть бессмысленно. Нажала на пуговку звонка раз, потом другой, подольше, отступила на шаг, виновато глядя в
«глазок».
        Тишина, аж в ушах звенит. Неужели никого? А что, если Ленка укатила с родителями на дачу, помочь с прополкой? Это же катастрофа. Наташа и так еле на ногах стояла, держалась только надеждой добраться до подруги… А если подруги нет, то что делать? Лечь на коврик и ждать?
        Она надавила на звонок сильнее, забыв о приличиях. Люди, проснитесь, хоть кто-нибудь! Это же невозможно, чтобы никого не было. Эй!
        Нет, кажется, кто-то идет. Наташа отняла руку от звонка, вздохнула, изобразила подобие улыбки. Ничего, они поймут, люди хорошие…
        - Хто тут? - проскрипел за дверью старушечий голос.
        - Ой, простите… - Наташа растерялась: откуда старуха? Впрочем, неважно, может, бабушка гостит. - Лена Богатырева здесь живет?
        - Нема здесь таких, - злобно отозвалась старуха.
        Ошиблась домом, поняла Наташа. Значит, Ленка живет в соседнем. А может, перепутала этажи? Спросить, чтоб не бегать из дома в дом?
        - Извините, пожалуйста… А вы не подскажете, где живет Лена?..
        - Не знаю я! - взъярилась старуха. - Иди отсюда, пока милицию не вызвала! Ишь, курвы, шляются по ночам, людям спать не дают…
        Наташа уже бежала по ступенькам вниз, хватаясь за перила, чтобы не упасть. Хотелось плакать, но на это уже не оставалось сил. А сверху летела вслед старухина ругань. Этой-то чего злобствовать? Разбудили среди ночи? Так выспишься скоро, успеешь, а пока делай людям добро, торопись, на том свете зачтется. А, да что говорить, все они одинаковые.
        Наташа вышла из подъезда, всхлипнула и на подгибающихся ногах поплелась к соседнему дому. Если и там ждет такой же прием - зайти на пятый этаж и выброситься из окна. Все, хватит, надоело.
        Она взошла на третий этаж, мрачно позвонила в дверь. Внутри у нее все дрожало, и она оперлась плечом на стену. Улыбаться уже не могла.
        Звонить второй раз не пришлось, за дверью послышались быстрые шаги, кто-то приблизился к двери и затих. «Смотрит на меня в "глазок",» - безразлично подумала Наташа, пытаясь отлипнуть от стены…
        Дверь распахнулась, на пороге стояла Ленка в ночных шортиках и короткой маечке. Детское лицо ее было припухшим и смешным.
        - Наташа! - вскрикнула он, ошарашенно глядя на подругу. - Ты как…
        Наташа шагнула к ней, слабо улыбаясь и бормоча какие-то объяснения, но в глазах у нее все поплыло, ноги обмякли, - и она мягко повалилась в объятия перепуганной насмерть подруги.

15 июля 2003 г., Москва
        Когда Гришин вошел в кабинет, вид у генерала Антипова был хмурый и озабоченный. Он порывисто ходил по кабинету, то присаживаясь на свое место, то вновь нетерпеливо поднимаясь. Гришин молча следил за своим начальником, соображая, чего это он, всегда такой сдержанный, так заметно волнуется? Случилось какое-нибудь ЧП? Вроде нет, о нем бы в управлении уже знали. Ладно, подождем, сейчас скажет.
        - Ну, что с поисками заказчика? - неожиданно спросил Антипов, садясь за стол и переплетая пальцы.
        - Да пока ничего особенного, товарищ генерал, - осторожно ответил Гришин. Антипов дернул углом рта, и Гришин торопливо продолжил: - Следствие ведется довольно интенсивно, майор Решетников опекается по-прежнему плотно, вот только… результата пока нет.
        - Нет и не будет, - сердито отрезал Антипов, - потому что не там ищем.
        Объяснить это замечание подробнее он не посчитал нужным, и Гришин озадаченно умолк, гадая, какой силы он сейчас получит разнос.
        - Что-то происходит, а мы не знаем даже приблизительно что, - сказал Антипов, грозно барабаня пальцами по столу. - Тычемся, как слепые котята, гадаем на кофейной гуще, а толку - никакого. Из этого змеиного гнезда - из особняка Бирчина - тянутся нити сюда, и очень толстые нити, но мы никак не можем зацепить хотя бы одну из них. Надо во что бы то ни стало узнать, о чем говорили Бирчин с Галаевым. Поручите это Сверчку, пускай выяснит, даже ценой своего провала. Отход мы ему обеспечим и прикроем. Жалко, конечно, лишиться столь важного агента в окружении Бирчина, но обстоятельства принуждают к такому шагу.
        - Так точно, товарищ генерал, - пробормотал Гришин.
        Антипов грозно глянул на него - не насмешничает ли, затем грузно поднялся, подошел к окну, постоял возле него, успокаиваясь.
        - Жара эта доконала, - пожаловался он. - Полковник Медведев лежит дома, давлением мучается… Работать некому, а дел по горло…
        Гришин помолчал. Начальство имеет право жаловаться, он - ни-ни.
        - Поселок Заречный проверили, - сказал Антипов. - Там идет мирная стройка, довольно интенсивная. Поселок, в котором будет проживать не менее десяти тысяч человек, практически построен и вот-вот будет сдан под ключ. Восемнадцатого июля туда прибывают комиссия из ОБСЕ и зарубежные журналисты, будет большое торжественное мероприятие…
        Гришин молчал, начиная догадываться, о чем сейчас станет говорить Антипов. Но, пока его не спросили, свои мысли решил придержать.
        - Не нравится мне чего-то этот Заречный, - как и положено всякому начальнику, не думая о плагиате, сказал Антипов. - Вроде все там мирно и спокойно… Но в том-то и дело, что уж слишком спокойно. Слишком… Помнишь, в прошлом месяце ты говорил, что в лагерях по подготовке боевиков вербовщики ищут людей со строительными специальностями?
        - Так точно, товарищ генерал, - отозвался Гришин. - Помню.
        - Вот я и подумал: а не в Заречный ли их собирали? Дал нашим людям задание проверить строителей тщательнее… Проверили: ничего особо подозрительного не выявили. Сброд, конечно, еще тот, кого там только нет, едут со всех сторон. И армяне, и азербайджанцы, и курды, живущие в Азербайджане, и дагестанцы, и узбеки… Но все с документами, как положено. По-русски, правда, едва говорят, но в армии советской они сейчас не служат, так что русский знать и не обязаны. Синяков на плечах нет, руки порохом не пахнут… Следили, как они работают: работают хорошо, строят, как и положено строителям. В общем, придраться не к чему. Приехали люди на заработки, там действительно платят хорошо, опять же ОБСЕ финансирует строительство. Но сомнения все же есть. Паспорта подделать при нынешней технике - простейшее дело. Синяки успели сойти, они тоже не дураки, с такими отметинами ехать. Налеты эти по другую сторону гор… Хотя именно из-за гор к Заречному их никак не пришьешь. Эх, провести бы там хорошую зачистку, оружие поискать. Нельзя. Там все время пасутся журналисты и прочая шушера, подымут шум на весь мир: русские
притесняют мирных чеченцев! А формального повода нет. Да и оружия вроде не должно в Заречном быть. Все машины, следующие туда, проверяются тщательнейшим образом - даже патрона не нашли. И однако же что-то там нечисто. Сердцем чую, идет против нас какая-то работа, а доказать ничего не могу. Информация нужна, информация. Без нее мы слепы и глухи. Хоть какая зацепка… Так что Сверчок должен сделать все возможное и невозможное.
        - Вас понял, товарищ генерал, - отозвался Гришин.
        - Так, теперь что касается лично твоего задания… Все, бросай тянуть эту пустышку с архивом, пусть там парни из ФСБ роют. С этого дня ты «возвращаешься домой», там и без тебя управятся, людей у них хватает.
        - Слушаюсь, товарищ генерал. Прикажете лететь в Заречный?
        - Погоди с Заречным, пусть там пока другие поработают. Тут вот какое дело. - Антипов вернулся к столу, раскрыл тонкую папку. - Пришло довольно путаное сообщение из Верхнеозерска… Это город такой в…
        - Знаю, товарищ генерал, - кивнул Гришин. - Бывал когда-то. Там еще огромное водохранилище рядом, местное «маленькое море».
        - Это хорошо, что бывал. Так вот, Верхнеозерск - город областного значения, в нем проживает без малого полмиллиона душ. И вокруг него столько же… И если взорвать плотину, которая запирает воду в том самом водохранилище - маленьком море, как ты сказал, - то напором воды смоет и Верхнеозерск, и все окрестные деревни и поселки. Представляешь размер катастрофы? - прищурился Антипов.
        - Представляю… - Гришин понял, что задание будет хлопотным.
        - Теперь о деле. Там, то есть в Верхнеозерске, происходит что-то странное: какие-то люди убили парня и его девушку, хотели спрятать трупы на городской свалке, но девушке удалось убежать и добраться до больницы. Прошлой ночью девушка из больницы пропала, и нигде не могут ее найти. Пропал также и журналист, который разговаривал с этой девушкой накануне, и тоже никаких следов. В общем, какая-то загадка. И мне эта загадка совсем не нравится, понимаешь? Что за люди, откуда они там взялись, почему появились рядом с этой плотиной? Куда девались девушка и журналист? Местные ротозеи, конечно, ищут, но сам знаешь как: половина сотрудников сейчас в отпусках, другая готовится уйти в отпуск… Кстати, террористы это обстоятельство очень даже учитывают. Я думаю, плотину охраняют два пенсионера с двустволкой, заряженной солью, а власти и в ус не дуют. Как везде у нас: пока гром не грянет, мужик не перекрестится. А может грянуть, да так, что держись. И поздно будет креститься. Так что давай-ка ты, Алексей, быстренько собирайся и сегодня же вылетай в Верхнеозерск. Там на месте выяснишь, что происходит. Только не
тяни, работай в темпе и местных подгоняй, чтоб потом не пришлось всем миром расхлебывать… Оружие не забудь!
        - Есть, товарищ генерал.
        - Со мной связь держать напрямую. По прилете сообщить немедленно, и дальше в том же духе. Я хочу знать все совершенно подробно.
        - Понял, товарищ генерал. - Гришин поднялся, одернул жаркий китель, в котором он явился в кабинет. - Разрешите выполнять?
        - Сначала свяжись со Сверчком, растолкуй задачу. До самолета еще пять часов, времени хватит. Информация любой ценой, так и передай. Возьми. - Антипов протянул ему папку с донесением из Верхнеозерска. - В дороге почитаешь. Так. Под пулю зря не лезь, ты мне еще здесь понадобишься. Все, можете идти, товарищ майор.
        - Есть, товарищ генерал. - Гришин прижал папку к бедру, четко развернулся и, печатая шаг, вышел из кабинета.
        - Пижон… - улыбнулся Антипов, тяжело опускаясь в кресло.

15 июля 2003 г., Верхнеозерск
        Гришин прилетел в Верхнеозерск в семь часов вечера. В аэропорту его ждал сотрудник из их ведомства, невзрачный лысоватый гражданин, приехавший встречать московского гостя на стареньких «Жигулях» шестой модели. Был он с виду далеко не богатырь, но руку сжал так, что у Гришина, введенного в заблуждение, хрустнули пальцы.
        - Капитан Борисов, - сказал тот, показывая в улыбке крепкие зубы. - Очень приятно. Приставлен к вам в качестве помощника и провожатого.
        - Значит, капитан, вы теперь как бы мой личный шофер? - спросил Гришин, усаживаясь на пыльное сиденье и незаметно разминая руку.
        - Так точно, товарищ майор, - садясь за руль, сказал Борисов. - Едем?
        - Едем, - кивнул Гришин, садясь поудобнее. - В уголовный розыск.
        - То есть… - озадаченно глянул на него Борисов. - А гостиница?
        - После, капитан, после. Я сюда не отдыхать приехал, так что о постое позабочусь ближе к ночи. А пока мне надо срочно увидеть старшего следователя Матюшкина. Как полагаете, сейчас он на месте?
        - Полагаю, что вряд ли, товарищ майор, - серьезно ответил Борисов. - Время уже не рабочее, чего ему по жаре в кабинете париться?
        - Ага, - кивнул Гришин. - Ну, ничего, думаю, с нами поговорить он не откажется. Вы можете связаться сейчас с их конторой?
        - Могу, - сказал Борисов, доставая мобильный телефон.
        - Отлично. Узнайте, на месте ли Матюшкин. Если нет, пусть скажут, как его найти. Если потребуется, мы приедем к нему домой.
        - Понял, товарищ майор. - Борисов уже набирал номер телефона.
        Пока капитан тормошил уголовный розыск, отыскивая уже полдня как ушедшего «по служебным делам» Матюшкина, Гришин осматривался по сторонам, узнавая знакомую дорогу, идущую из аэропорта в город. Когда-то, лет пятнадцать назад, когда о террористах советские граждане слыхали только из сводок зарубежных новостей, он, зеленый курсант, проходил здесь стажировку и до смерти влюбился в молоденькую жену своего шефа, тридцатилетнего капитана Варова. Как же давно это было, думал Гришин с мимолетной печалью. Варов тогда казался чуть ли не стариком, а был, по сути, еще молодым, горячим парнем. Он и проблему хотел решить без мудреной политики: с помощью кулаков. Хорошо, что Леночка, его жена, сумела все уладить, объяснив Гришину, что любит только мужа, а с ним флиртовала только из женского легкомыслия и провинциальной скуки. А то ведь могли и сцепиться, Гришин уступать не собирался.
«Времена были… - с улыбкой думал Гришин. - Меня бы еще, может, и простили по молодости, а Варов точно погон лишился бы. А сохранил ли он их вообще в дикие девяностые?»
        - Капитан, вы не знаете такого сотрудника по фамилии Варов? - спросил Гришин, когда Борисов отнял на минуту телефон от уха.
        - Полковник Варов? Так он же начальник областного отделения ФСБ.
        - Да что вы говорите? - приятно удивился Гришин. - Петр Сергеевич?
        - Он самый, - подтвердил Борисов. - Старый знакомый?
        - Да, - улыбнулся Гришин, но, перехватив взгляд Борисова, понял, что слишком глубоко погрузился в воспоминания. - Ну, что сказали?
        - Нашли Матюшкина. Будет ждать нас у себя в кабинете.
        - Хорошо. - Гришин кивнул и достал из сумки папку с донесением.

…Матюшкин сидел в кабинете злой и раздраженный до крайности. Еще бы, выдернули из дому, как морковку из грядки. Видите ли, из Москвы приехал важный человек, хочет поговорить. Какого лешего им там в Москве не сидится? Только собрался ехать с соседом на рыбалку, уже и донки заготовили, и живца, и покушать жены собрали, и бутылочку для сугреву прихватили - ночи уже прохладные, а тут на тебе: все бросай и мчись в контору. Гоняют, как пацана какого, и ведь не откажешься, служба, будь она проклята. Пришлось все бросить и мчаться на работу.
        Увидев Гришина, довольно моложавого, в джинсах и легкой летней тенниске, Матюшкин чуть не зашипел от злобы. Ради этого молокососа его, старого служаку, оторвали от заслуженного отдыха. И так света белого не видит, мотается по городу с утра до ночи, в кои-то веки решил выбраться на ночную рыбалку, а тут приехал этот лощеный красавчик…
        - Здравствуйте, - сказал Гришин, входя в кабинет в сопровождении Борисова и подполковника Афанасьева. - Вы - следователь Матюшкин?
        - Так точно, - криво усмехнулся Матюшкин, вставая из-за стола только потому, что вошел заместитель начальника УВД.
        - Пожалуйста, ознакомьтесь, - Гришин положил перед ним свое удостоверение, без спросу сел на стоящий у стола стул.
        - Чему обязан столь высоким гостем? - спросил Матюшкин, искоса заглянув в удостоверение. Афанасьев, сев за соседний стол, делал ему грозные глаза, но Матюшкин упорно «не замечал» их.
        - Будьте добры, ознакомьте меня с тем, что вчера вам рассказала Наталья Орлова, - без обиняков потребовал Гришин.
        - Пожалуйста. - Матюшкин выложил перед ним лист протокола, приготовленный им заранее. - Ознакомьтесь…
        Гришин пробежал глазами написанные участковым Мальцевым строки, тяжело глянул на Матюшкина, - от этого взгляда тот невольно струхнул, хотя смотрел пока вызывающе, - и резко отодвинул протокол.
        - Здесь нет подписи потерпевшей. Как вы это объясните?
        - Да что тут объяснять? - пожал плечами Матюшкин. - Наркоманка, одно слово. Сначала одно говорит, потом другое. Подписывать же свои показания отказалась… Ее не заставишь, она свои права знает…
        - Матюшкин, - подал голос подполковник Афанасьев, седой грузный человек, заметно страдавший от жары. - Хватит дурить. Я сегодня с Мальцевым говорил, он мне передал рассказ той девушки.
        - Вот у Мальцева и спрашивайте, - поскучнел Матюшкин, аккуратно укладывая протокол в ящик стола. - А я что слышал, то и записал…
        - Капитан Матюшкин, - грозно сказал Афанасьев. - Хватит!
        - Послушайте, капитан, - вмешался Гришин, - вы, наверное, не совсем понимаете масштабы того, что происходит. Если вы смотрите новости, то, наверное, заметили, что чеченские террористы действуют не только на территории Чечни. География их деятельности весьма расширилась, и в последнее время особенно. Многие теракты удается предотвратить, но, к сожалению, из-за халатности работников правоохранительных органов, которые невнимательно относятся к поступающим сигналам, бандитам удается проводить свои акции, в которых гибнут невинные люди.
        - Что вы хотите сказать? - растерялся Матюшкин. - Что я халатно?..
        - Под Верхнеозерском расположено водохранилище, - перебил его Гришин. - Если взорвать плотину, то вода из него затопит весь город и многие села. Наверняка это обстоятельство известно террористам. Вы понимаете меру ответственности, которую несете перед жителями?
        - Ну, это не по моему адресу, - огрызнулся Матюшкин. - Мое дело - ловить уголовную шушеру. Террористами пусть ФСБ занимается. Или вот ваше управление. А мы не разведчики, мы простые сыскари.
        - Допустим, - кивнул Гришин. - Но к вам поступает от населения первоначальная информация, и вы обязаны относиться к ней со всем вниманием. А вместо этого вы придумываете удобную для себя версию и пускаете дело на самотек. Хотя люди пропадают бесследно.
        - Посмотрел бы я, как вы бы ей поверили, - сказал Матюшкин. - Глаза дурные, несет невесть что. Да я их, наркоманов этих, сотни перевидал. Все сумасшедшие. Дружок ее, или жених, как она сказала, наркоман со стажем, даже на учете состоит. И она возле него тем же балуется. Тут половина города на игле сидит. Вот и наплела такое - слушать смешно. Какие-то люди в каком-то доме убили ее дружка, хотели убить и ее, но она вот выжила, потом их завезли на свалку, но она спряталась в мусоре. Бред! Спросил: кто, где? - понятия не имеет. Ну, как такое нормально будешь слушать? Уши же вянут. А у меня десятки дел, между прочим…
        - Но ведь девушка-то ночью пропала, - сказал Гришин.
        - Ну и что, если пропала? Убежала в город за дозой, ломки начались.
        - А журналист? После вас он побеседовал с девушкой и тоже пропал.
        - А что журналист? - Матюшкин покосился на Афанасьева и заговорил более сдержанно: - Он у нас человек непоседливый, мало ли куда его могло занести? У него работа, сами понимаете, беспокойная…
        - Вчера вечером он мне позвонил и сказал, что едет на свалку, - сказал подполковник Афанасьев. Это он, не дождавшись вестей от племянника и не сумев дозвониться ему по мобильнику, поднял утром тревогу, отголоски которой и дошли в Москву, до генерала Антипова. - А потом как сквозь землю провалился. Машину-то его нашли недалеко от свалки, а его нет нигде. Узнали, что он с этой девицей в больнице разговаривал. Ну, потом узнали от Мальцева, участкового, что она рассказывала про каких-то «черных людей» и свалку. Матюшкин только посмеялся с этих ее рассказов. Я составил на всякий случай рапорт, отправил в Центр, - было указание докладывать немедленно о любых подозрительных субъектах, вот я и доложил. Потом своих тут поднял. Свалку прочесали, тамошних бомжей потрясли - никто ничего не видел, не слышал. Девица опять-таки пропала, в больнице никаких следов. Халат только больничный нашли под лестницей, да одежда ее исчезла. А самой нигде нет. И что тут думать? Поди разберись…
        - Будем разбираться, - сказал Гришин. - Нам во что бы то ни стало надо найти эту девушку. Она - наш самый главный свидетель.
        - Да мы-то это понимаем, - виновато протянул Афанасьев. - Мы где ее только не искали. Сама-то она не местная, живет в общежитии. Там ее нет, да в общаге летом никто и не живет, только иностранцы да пару человек наших, кому некуда на лето уехать. Делали запрос домой - и там ее нет, то есть в Заболотье, это в ста километрах отсюда…
        - Надо ее найти, - снова повторил Гришин, жестко глянув на Матюшкина, который как-то сник, осознав наконец, что дал промашку. - Капитан, девушка на вашей совести. Если бы вы приставили к ней охрану, она бы не пропала бесследно, надеюсь, это вы понимаете?
        - Так точно… - вяло пробормотал Матюшкин. - Виноват…
        - Об этом после подумайте. Немедленно отправляйтесь в Заболотье, переройте его вдоль и поперек. Скорее всего, она каким-то образом уехала домой, чтобы спрятаться от преследования убийц. Товарищ подполковник, надо организовать масштабные поиски Орловой в городе, обойти всех знакомых ее жениха. В общем, не мне вас учить, как искать пропавшего свидетеля. Я тоже приму участие в розыске. Не надо забывать, что те, от кого она скрывается, также усиленно ищут ее. Потому любой ценой нужно их опередить.
        - Все сделаем, - горячо заверил его Афанасьев, вытирая лицо платком. - Людей, правда, сейчас маловато, сами понимаете, время такое, все в отпусках. Но тех, кто имеется, привлечем всех, можете не сомневаться. Если она в городе, найдем обязательно…
        - Хорошо бы, - вздохнул Гришин, подымаясь. - Вот номер моего мобильного телефона, как только будут какие-то новости - немедленно звоните. Желаю удачи. Капитан Борисов, нам пора.
        Выйдя из кабинета и закрыв дверь, они услышали, как тяжело грохнул голос Афанасьева, распекающего своего нерадивого подчиненного.
        - Куда сейчас? - спросил Борисов, с улыбкой покрутив головой.
        - В общежитие, - сказал Гришин. - По-моему, там искали плохо…
        - Или не искали вообще, - закончил Борисов. - А адрес? Институтских общежитий штук пять, разбросаны по всему городу. Какое нам нужно?
        - Адрес я запомнил из протокола. Комсомольская, 23, 1012.
        Борисов глянул на Гришина с уважением. Похоже, этот майор свою работу знает. Ну конечно, в Москве, в Главном разведуправлении, лишь бы кого не держат. Вон и шрам у майора на лбу виднеется, когда ветер волосы отдует. Видно, в деле, и не в одном, побывать доводилось.
        Огромное здание общежития казалось безжизненным. Окна всех его двенадцати этажей были закрыты наглухо. Лишь присмотревшись, можно было заметить, что кое-где фрамуги открыты. Откуда-то сверху - сразу и не поймешь - доносилась ритмичная мелодия рэгги.
        - Ну что, - улыбнулся Гришин, осматривая здание, - пойдем побеседуем с обслуживающим персоналом? Люблю я это дело…
        Они вошли в широкий прохладный холл, где за пропускной стойкой одиноко сидела пожилая вахтерша. Гришин незаметно подмигнул Борисову, мол, давай, действуй, капитан, тут твоя епархия.
        - Добрый день, - поздоровался Борисов, подойдя к стойке.
        - Здравствуйте, - настороженно отозвалась вахтерша.
        - Мы из милиции. - Борисов показал удостоверение. - Скажите, можно нам поговорить с комендантом? По очень важному делу…
        - Сейчас позову, - засуетилась старушка, с трудом сползая с высокого стула. - Она у себя в комнате на втором этаже. Сейчас…
        Маленькая, как гномик, она вперевалку побежала к лестнице, доверив охрану поста гостям. Гришин хотел было ее остановить, чтоб не утруждать бедную женщину беготней взад-вперед, но подумал, что это хоть немного ее развлечет, и на всякий случай занялся изучением журнала, куда тщательно записывались фамилии посетителей. Борисов в это время перебирал документы, оставленные на вахте гостями. Не найдя ничего любопытного, они принялись дожидаться коменданта.
        С лестницы уже поспешно спускалась вахтерша, за ней, не слишком торопясь, шла миловидная пухлая женщина в шелковом цветастом халате, который весьма откровенно подчеркивал ее пышные формы.
        - Здравствуйте, - немного в нос сказала она, ощупывая обоих мужчин искушенными глазками и гадая, не проверка ли это из ОБЭПа?
        - Добрый день, - расцвел галантной улыбкой Борисов.
        - Нина Егоровна сказала, что вы из милиции, - пропела комендантша.
        - Да… Не могли бы мы… простите, не знаю, как вас…
        - Раиса Николаевна, - представилась с улыбкой та.
        - Очень приятно, - вмешался Гришин. - Раиса Николаевна, не могли бы мы поговорить у вас в кабинете? У нас очень важное дело.
        - Да, да, конечно. - Раиса Николаевна кокетливо подбила кудряшки на затылке и повела гостей в свой кабинет, находившийся за стеной холла.
        - Раиса Николаевна… - присев на край стула, начал Гришин.
        - Я, конечно, прошу прощения, - перебила его с улыбочкой та, - но можно посмотреть ваши документы? Раз уж такое серьезное дело…
        Увидев, что гости явились вовсе не из ОБЭПа и, значит, проверки имущества не будет, Раиса Николаевна отбросила ненужные улыбочки и приготовилась внимательно слушать, как и положено хозяйке, в чьем ведении находится громадный дом, в котором полторы сотни комнат, немалое количество всякого добра и больше тысячи душ жильцов.
        - Нас интересует Орлова Наталья, проживающая в комнате десять двенадцать, - нетерпеливо сказал Гришин, злясь, что приходится тратить драгоценное время на какие-то пустые формальности.
        - Как же, проживает она, - тут же отозвалась Раиса Николаевна, показав, что отлично знает своих жильцов. - Она у нас только числится, а живет в основном у своего кавалера, на квартире в центре города. Приходит только иногда, погостить. Ну, бывает, и поживет неделю-другую, когда со своим поссорится. А так все больше у него. Занимает только койку, а кто-то другой нуждается, снимает жилье за деньги…
        В ее словах прозвучала некоторая ревность. Видно, раздражала красавицу-комендантшу удачливость юной выскочки из провинции, оттого и помнили ее так хорошо, как помнят соперницу.
        - Скажите, вчера случайно она не приходила сюда? - спросил Борисов, намолчавшийся в кабинете Матюшкина. - Может, ночью, тайком?
        - Нет, - твердо ответила Раиса Николаевна. - Не приходила. С вечера дежурила на вахте Анна Ивановна, она у нас самая строгая, без моего ведома никого не впустит. Если бы Орлова явилась - я бы знала.
        - Ага… - несколько приуныл Борисов и глянул на Гришина.
        - Раиса Николаевна, - спросил тот, ничуть не теряя бодрости, - у вас ведь здесь есть учетные карточки жильцов?
        - А как же? Обязательно. Хотите ее карточку посмотреть?
        - Очень. А также и карточки тех, кто с ней в комнате живет.
        Раиса Ивановна открыла шкаф, быстро нашла в нем нужное отделение, положила на стол пять одинаковых карточек. Тут даже Гришин слегка растерялся. Жили бы девчонки вдвоем, ну в крайнем случае втроем, то со второго раза подругу, у которой может скрываться Наташа, они бы вычислили. Но целых четыре… Это сколько времени потребуется?
        - Что ж их так много-то в одной комнате? - с досадой спросил он.
        - Ну так все ж за высшим образованием кинулись, модно сейчас в вузе учиться. Факультеты дополнительные сделали, а общежитий-то не построили. Вот и пришлось уплотнять до предела. Раньше студенты по трое, а то и по двое жили, а теперь и по шестеро бывает в комнате. Ставим койки не вдоль, а поперек, лишь бы обеспечить ночлегом…
        Задержавшись взглядом на фотографии Наташи - эффектная девушка, ничего не скажешь, - Гришин перебрал остальные карточки, запоминая лица, и передал их Борисову. Где ее искать? А может, и подруги у нее нет среди этих четверых? Таких обычно не любят, везучих и красивых…
        - Раиса Николаевна, а с кем больше всего дружила Орлова? - спросил Гришин. - Не знаете, кто в комнате был ее ближайшей подругой?
        - Не знаю, - покачала головой комендантша. - Кто там с кем дружит или не дружит, это уж не мое дело. Тут их столько живет - муравейник, осенью как понаедут, не протолкнешься на входе… Сами понимаете.
        - Понимаю… Не возражаете, если я поднимусь наверх?
        - Конечно, пожалуйста. Только там ведь сейчас нет никого, так, одни иностранцы да несколько наших… Зря только время потратите.
        - Ничего, я быстро. - Гришин поднялся из-за стола, встал и Борисов.
        - А что она натворила, Орлова-то? - не выдержала Раиса Николаевна.
        - Да ничего особенного, - улыбнулся Гришин. - Пустяки…
        Да уж, пустяки, ответил ему недоверчивый взгляд комендантши. Стали бы вы за ней из вашей высокой конторы бегать по общагам. Но, само собой, Раиса Николаевна ничего такого не высказала, лишь ласково улыбнулась статному майору, пряча в шкаф учетные карточки.
        - Подожди меня в машине, капитан, - сказал в коридоре Гришин.
        - Ты что придумал, майор? - тоже перешел на «ты» Борисов.
        - Да есть одна мысль… Подымусь, спрошу студиозов. Может, они подскажут, с кем Орлова дружбу водила? Сам понимаешь, двоим нам лучше не ходить, а то распугаем молодежь своим видом.
        - Моим видом, ты хотел сказать, - усмехнулся Борисов. - Ладно, действуй, я пока покурю в машине. Если что, зови…
        - Подожди-ка, - придержал его Гришин. - Знаешь, я думаю, надо выписать из карточек фамилии и адреса соседок Орловой. Чтоб потом не бегать снова за комендантом. Давай займись, пока я буду наверху.
        - Слушаюсь, товарищ майор, - Борисов ухмыльнулся. - С удовольствием пообщаюсь снова с такой приятной женщиной.
        Гришин поднялся на лифте на десятый этаж и медленно двинулся по длинному коридору, с обеих сторон которого тянулись закрытые двери комнат. Н-да, попробуй тут кого найди. Не ломиться же во все двери подряд в поисках одиноких жильцов, оставшихся здесь на лето. Вот и комната 1012. Он толкнул дверь, разочарованно потоптался возле нее. Постучал на всякий случай, затем постучал в соседние комнаты. Хоть бы одна живая душа. Эх, не глянул у Раисы Николаевны, где живут те, кто остался на лето. Несолидно теперь бегать вверх-вниз под ехидными взглядами Борисова. Он хоть мужик и неплохой, но промашке спеца из Москвы порадуется, дескать, не такой уж и ты безупречный.
        Гришин дошел до конца коридора, заглянул в общую кухню, вышел на лестницу черного хода. Нет никого, пусто и уныло. Надо возвращаться, толку нет обходить все этажи. Насколько он помнил, тесную дружбу в общежитии водят лишь те, кто живет поблизости друг от друга, а на других этажах уже несколько другая жизнь…
        Где-то послышался звон гитары, девичий смех. Гришин понял, что звуки доносятся со стороны лестницы. Он торопливо, едва ли не бегом, бросился через весь коридор к лестнице. Хоть с кем поговорить, узнать, какие комнаты еще обитаемы. Хотя все это, скорее всего, напрасно…
        Он скатился на девятый этаж и шагнул в коридор. Так, дверь одной из комнат была приоткрыта, там играла гитара и громко смеялись. Гришин перевел дух, придал лицу простовато-озабоченное выражение и, на ходу стукнув в дверь, вошел в комнату. На скученных кроватях сидели и лежали в разных позах три девушки и два парня. У одного парня была в руках гитара, он лениво дергал на ней струны.
        - Ой! - вдруг захохотала одна девушка при виде Гришина.
        Другие тоже уставились на вошедшего, один из парней даже встал.
        - Вы кого-то ищете? - несколько напряженно спросил он.
        - Добрый день, - деловито поздоровался Гришин. - Я разыскиваю Наталью Орлову, она закончила второй курс…
        - Так она на десятом живет, - сказала одна из девчонок. - Но сейчас все разъехались, так что она должна быть дома, в Заболотье.
        - А вы кто? - спросила смешливая студентка. - Ее новый жених?
        Девицы прыснули, с интересом разглядывая незнакомца.
        - Я из деканата, - нудным тоном заговорил Гришин, и лица студенток сразу поскучнели. - У Орловой осталась задолженность. Ей надо срочно сдать экзамен, преподаватель сейчас может принять. Если она не сдаст «хвост» до осени, ее могут отчислить. Я звонил ей домой, но ее там нет.
        - А чего ей дома делать? Она у парня своего живет…
        - У Григорьева? - слегка улыбнулся Гришин. - Там ее тоже нет. Может, она поехала в гости к подруге? Вы не знаете, с кем она дружит? Надо срочно ее отыскать, пока преподаватель готов принять…
        - Наверно, она к Ленке Богатыревой поехала, - сказала третья девушка, - в Грачик. Она там прошлым летом гостила, может, и сейчас поехала.
        - К Богатыревой? - «задумался» Гришин. - Что ж, попробую позвонить туда. Спасибо за совет. Ладно, не буду вам мешать, отдыхайте…
        Поднявшийся парень едва заметно выдохнул. Видно, пробрался к девчонкам нелегально и боялся, как бы не выперли. Гришин «рассеянно» кивнул и вышел из комнаты. Лена Богатырева. Он мысленно выдвинул из четырех карточек ее фотографию. Такая милая пампушка с деткой челкой и ямочками на щеках. Что ж, навестим Лену…
        Внизу он заглянул в кабинет Раисы Николаевны. Комендантша была еще там, разговаривала по телефону. При виде Гришина простилась с каким-то «котиком», положила трубку и томно посмотрела на него:
        - Вы что-то забыли? Ваш помощник уже все записал…
        - Раиса Николаевна, - Гришин усмехнулся про себя ее мурлыкающему голосу, - у меня к вам большая просьба. Если к вам обратятся какие-то люди по поводу Орловой, обязательно сообщите в милицию. И ничего никому не сообщайте без ведома милиции, это очень важно…
        - Я это уже поняла, - слегка выпячивая грудь, ответила комендантша.
        - Очень хорошо. Тогда не буду вам больше надоедать…
        - А вы мне совсем не надоели… - не скрывая разочарования, сказала Раиса Николаевна. - Может, зайдете еще как-нибудь?
        - Может, и зайду, - обнадежил женщину Гришин. - До свидания.
        - До свидания, - пропела ему вслед Раиса Николаевна.

…Гришин бухнулся на сиденье, сильно хлопнул разбитой дверью. Борисов завел двигатель, развернулся, глянул на него.
        - Куда едем, начальник? - он понял, что Гришин что-то «нарыл».
        - В Грачик, - выдохнул Гришин, улыбаясь своим мыслям.
        - К Лене Богатыревой? - блеснул Борисов цепкой памятью.
        - Точно так, - кивнул Гришин. - Далеко этот Грачик?
        - Километров тридцать, не больше. Через сорок минут будем.

15 июля 2003 г., Грачик
        За окном уже темнело, хотя еще не было десяти. Скоро август, а там и осень, с дождями и ранними, долгими вечерами. Как всегда, лето, которого так ждешь и на которое возлагаешь столько надежд, проходит в одно мгновенье, не успеваешь оглянуться. Пока сессию сдавали, прошел июнь, потом пока выбирались ехать на юг, все тянули, тянули, Сережа никак не мог отпочковаться от дружков-наркоманов, но на той неделе обещал твердо, клялся, чем мог. Наташа уже и вещи начала укладывать - и на тебе, приехали. Вместо трех недель моря и жаркого солнца сиди в унылом Грачике, где под окнами с утра до вечера галдят неутомимые алкаши и где самая крутая машина - подержанный джип «Чероки» местного авторитета, лысого пузатого дядьки с самоварной цепью на шее. А так хотелось «заняться собой», как пишут в глянцевых журналах: покрыться шоколадным загаром, подтянуть мускулы неутомимыми занятиями в тренажерном зале и долгими морскими заплывами, до отвала отъесться свежими южными фруктами - на всю зиму вперед…
        Наташа отвела взгляд от окна, за которым изредка гудело шоссе - напоминание о большой жизни, и посмотрела на Ленку. Та, закусив от вожделения нижнюю губу, отрезала себе четвертый кусок торта.
        - Будешь? - спросила она Наташу, съевшую уже два куска.
        - Не-ет. - Наташа с отвращением покачала головой, отвернулась.
        Ленка, конечно, ее просто спасла. Прошлой ночью, едва не очумев от страха, она втащила потерявшую сознание Наташу в квартиру и, не вызывая милицию - такая умница, - как могла привела ее в чувство. К счастью, родителей дома не оказалось - бились за урожай на даче, и подругам никто не мешал. Кое-как оклемавшись, Наташа рассказала Ленке всю свою историю с самого начала. Наконец ее хоть кто-то выслушал с должным сочувствием, переходившим во вполне понятные слезы. Они вместе поплакали и над смертью Сережи, и над тем, как к Наташе относились так называемые «мужчины», начиная от милиции и заканчивая тем мордастым дальнобойщиком, что привез ее в Грачик.
        Потом Наташа, напившись валерьянки, проспала до обеда, и Ленка ходила по дому на цыпочках, давая отдых настрадавшейся подруге. Чтобы не скучать, Ленка постирала ее одежду и испекла громадный торт - скоротать вечерок. За разговорами, тортом и чаем провели остаток дня. Ленка предлагала выпить винца, поднять настроение, но у Наташи так разболелась скрученная шея, что она приняла анальгин и от вина наотрез отказалась. И так состояние не ахти, все-таки нужно в больницу, а выпей вина - потом, как хмель отойдет, вообще выть от боли начнешь.
        Надо было как-то связаться с Володей Цыбиным, узнать новости. А то сидишь тут, как в глухом подвале, ничегошеньки не знаешь. Может, там уже повязали всю эту банду и Наташе можно спокойно вернуться в больницу? Как спортсменка, она хорошо знала, что такое незалеченная тяжелая травма. На всю жизнь можно остаться инвалидом. А инвалидом быть ей не хотелось, нет уж. Она твердо решила начать новую жизнь.
        Пока думала, как найти Цыбина, наступил вечер. Звонить уже куда-либо поздно, летом вообще все рано расходятся, особенно в редакции. «Ладно, - решила Наташа, - завтра с утра займусь. Времени пройдет больше, а время сейчас работает на меня. Так что не будем торопить события».
        Ленка сосредоточенно уминала торт, запивая его чаем из пол-литровой кружки, расписанной золотыми петушками. Ленке хорошо, она девка легкая. Вчера до середины ночи прорыдала от неразделенной любви к одному хлыщу-официанту, - отчего и дверь открыла сразу, - а сейчас вон ест четвертый кусок торта и обо всем на свете забыла. Счастливица.
        Наташа вздохнула, глянула в окно. Совсем темно стало. Что-то дальше будет? Долго она у Ленки не высидит, приедут родители, начнут пытать: почему гипс на шее, колени ободраны? И им еще рассказывать? А врать неохота, сил нет, хочется тихо отлежаться в тихом углу, и все.
        В дверь позвонили. Наташа подскочила на стуле, с ужасом глянула на Ленку. Та выпучила на нее глаза, давясь недожеванным куском.
        - Кто это может быть? - прошептала Наташа, задыхаясь.
        - Не знаю, - судорожно проглотив торт, сказала Ленка.
        - Может, родители?
        - Нет. Они приедут только завтра, и у них свои ключи…
        - Не открывай… - Наташа схватила подругу за руку, сжала до боли.
        - Хорошо… - Ее страх передался Ленке, та уже мелко тряслась.
        Они сидели, глядя друг на друга расширенными глазами. От повторного, более долгого звонка обе одновременно вздрогнули.
        - Надо подойти, - прошептала Ленка. - В окне же свет горит…
        Точно! Наташа даже застонала от досады. Как она не подумала?
        - Ты дверь не открывай сразу, - учила она подругу. - Сначала спроси - кто? И в
«глазок» хорошенько посмотри. Если чужие - набирай ноль два.
        - Хорошо… Я знаю… Ты пока спрячься в спальне, за шкафом…
        Наташа шмыгнула в спальню, встала там за шкаф, затаила дыхание. Звонок громко заверещал в третий раз, у Наташи похолодело в животе.
        - Кто там? - спросила Ленка, бесшумно подкравшись к двери.
        - Нам нужна Лена Богатырева, - послышался спокойный мужской голос. Так уверенно может говорить только представитель власти. Или тот, кто ничего не боится, в том числе и этой самой власти.
        - Это я… - неуверенно ответила Ленка. - А что вам нужно?
        - Мы из службы безопасности. Нам необходимо с вами поговорить.
        Ленка потопталась у двери, наконец решила глянуть в «глазок». Перед дверью стояли двое мужчин, смотрели выжидательно на дверь.
        - Вам нечего бояться, - сказал тот, что стоял впереди, повыше и посимпатичнее. - Вот мое удостоверение, прочтите, пожалуйста.
        Он поднес к «глазку» развернутое удостоверение. Ленка увидела только фотографию и слово «майор»… Как быть? По фильмам она знала, что сделать фальшивое удостоверение ничего не стоит. Не открывать им? Позвонить в милицию? Если это бандиты, они услышат разговор, - телефон в прихожей, а шнур короток, - выбьют дверь и убьют их обеих. Вот попала так попала. Хоть бы родители дома были. Она покосилась через плечо в темную спальню. Оттуда выдвинулось белое лицо Наташи, прошептало одними губами «не открывай» и тут же спряталось обратно. Ну точно - мумия. Белое лицо на белом гипсе… Фильм ужасов.
        - Лена, в целях вашей безопасности вам лучше с нами поговорить, - немного устало сказал майор. - Поверьте, это очень важно.
        Она снова посмотрела в «глазок». Оба гостя стояли спокойно, никакой явной угрозы от них не исходило. А-а, чего, в самом деле, выдумывать…
        Лена решительно открыла дверь. Гришин неторопливо вошел первый, по-доброму улыбнулся. Борисов шагнул за ним, рыская вокруг глазами.
        - Где она? - спросил Гришин, стараясь не напугать славную толстушку.
        - А ее здесь нет… - пробормотала Лена, заливаясь краской.
        - Кого? - улыбнулся Гришин, уже точно зная, что беглянка здесь.
        - Не знаю… - Лена заложила руки за спину и отвела глаза.
        - Наташа, - позвал Гришин, не сходя с места. - Поверьте, что мы приехали помочь вам. Не бойтесь и выходите, прошу вас…
        Прошла минута. Из дверей спальни медленно выступила Наташа, посмотрела на Гришина измученными страхом и болью глазами. «Да, крепко тебе досталось», - мимоходом подумал Гришин, глядя на ее осунувшееся лицо. В Ленкином халате, который ей был на два размера больше, она казалась худой и нескладной. Да еще этот гипс…
        Как Наташа ни боялась незнакомцев, все-таки ей, королеве любой компании, стало неловко перед высоким красивым мужчиной, который смотрел на нее с явной жалостью. Неужели она так подурнела?
        - Здравствуйте, - очень мягко сказал Гришин. - Майор Гришин, Алексей Платонович, приехал к вам из Москвы… Капитан Борисов…
        - Из самой Москвы? - переспросила Наташа, чуть оживая.
        - Да, из самой Москвы, - подтвердил Гришин. - Вот мои документы.
        - Значит, поверили? - прошептала Наташа, не глядя на его «корку».
        - Поверили, - серьезно кивнул Гришин. - Но пока нам известно очень мало. Хотелось бы услышать все непосредственно от вас. Пока я только слышал невнятный пересказ да читал протокол капитана Матюшкина.
        - Он - сволочь, - немедленно сказала Наташа, и глаза ее блеснули.
        - Согласен, - улыбнулся Гришин. - Он уже наказан. Но сейчас, как говорится, не об этом… Мы могли бы присесть и спокойно поговорить?
        - Так пойдемте на кухню, - вмешалась Лена. - Чайку попьете с дороги.
        - Чайку неплохо бы… - вставил Борисов, поглядывая на молодую хозяйку ласковым взглядом. Похоже, нравились ему полненькие.
        Гришин покосился на него, но возражать не стал. Последний раз он поел еще в московском аэропорту, а было это уже давненько.
        - А где родители? - спросил Борисов, идя вслед за Леной.
        - На даче, - беззаботно сообщила Ленка, к которой быстро вернулось утраченное было спокойствие. - Приедут только завтра. Торт будете?
        - Если дадите… - кокетничал Борисов. - Сами испекли?
        - Ага. Немного с кремом переборщила, но он вкусный, попробуйте…
        - Попробуем… - Борисов подождал, пока усядутся Гришин с Наташей, сам пристроился у подоконника, чтоб не мешать Гришину.
        - Давайте, Наташа, как можно подробнее, - сказал Гришин. - Хорошо?
        - Угу, - кивнула она и начала в четвертый раз излагать свою повесть.
        Пока она говорила, Ленка приготовила для всех чай, разложила по тарелкам торт и тихо ушла в гостиную, понимая, что ее присутствие в кухне пока не требуется. Честно говоря, она сама устала порядком от Наташиных страстей - не для нее все это было - и рада была посмотреть по телевизору любимый сериал, в котором все так легко и красиво.
        - Скажите, а акцент у этих людей был? - спросил Гришин, дослушав до конца рассказ Наташи. - Может, что-то кавказское, арабское…
        - Нет, акцента не было, - покачала головой Наташа.
        - Вы точно помните, что они спросили, на кого вы работаете?
        - Да, точно. Еще спрашивали, кто нас послал и почему мы выбрали именно этот дом. - Наташе от воспоминаний было трудно говорить.
        Пережидая, пока она успокоится, Гришин отпил немного чая, попробовал торт. Борисов со своей порцией уже давно расправился.
        - Вот! - вспомнила Наташа. - Они же между собой на каком-то странном языке разговаривали. Я такой никогда не слыхала…
        - Да? - заинтересовался Гришин. - Любопытно. Что за язык?
        - Не знаю… У нас в общежитии есть арабы, но они говорят совсем не так. Эти говорили как-то очень отрывисто, резко…
        - Если услышите - сможете узнать? - вставил Борисов.
        - Конечно! - воскликнула Наташа. - Я этих голосов никогда не забуду!
        - А лица вы ни одного не смогли разглядеть? - спросил Гришин.
        - Нет, не смогла. Они все время светили фонарями мне в лицо, а потом надели на головы мешки… Ничего не дали увидеть.
        - Профессионалы, - сказал Борисов. - Свою работу знают.
        - Потом они мешки сняли… Когда на свалку нас привезли…
        - А вы уверены, что это была именно городская свалка? - спросил Гришин. - Может, это какое-то другое место? Свалки разные есть…
        - Нет, - убежденно сказала Наташа. - Это была именно городская свалка. Когда мы проходили предмет «Утилизация отходов», нас специально туда возили. Я запомнила эти бесконечные горы мусора и лес вокруг. А еще там стоит такая вонь - ни с чем не перепутаешь…
        - Хорошо, - кивнул Гришин, - вероятно, все так и есть. К тому же только возле крупных городских свалок живет много бродяг.
        - Ну, бродяг, - заметил Борисов, - это вы, товарищ майор, слишком мягко сказали. Там попадаются такие кадры - уголовники со стажем отдыхают. Некоторым человека убить - как муху прихлопнуть. Вот журналист этот там пропал… Наверно, на кого-то из таких и нарвался.
        - Как пропал?! - крикнула Наташа. - Володя Цыбин пропал?
        - Недалеко от свалки нашли его машину. Сам он куда-то исчез.
        - Это из-за меня, - прошептала Наташа, закрывая лицо руками. - Не надо было ему рассказывать… Я говорила ему, чтобы он не ехал туда… Там такие страшные люди. Они все страшные… И до меня доберутся.
        - Ну, ну, зачем вы так, - сказал Гришин. - Никто вас не тронет, вы находитесь под надежной защитой. Жаль, что наш… гм, коллега не смог вас обеспечить охраной сразу, вы уж извините. Но сейчас вам ничто не угрожает. Я лично отвечаю за вашу безопасность.
        Наташа всхлипнула, уже ничему не веря. Пропал Володя Цыбин! А вместе с ним улетучились и все ее надежды. Теперь никто не напишет статьи, из которой стало бы ясно, что она сама пострадала и ни в чем не виновата. Если он пропал на свалке, то его уже нет в живых.
        - А тех людей… на свалке, вы тоже не смогли разглядеть?
        - Я уже говорила… - теряя терпение, сказала Наташа. - Нет. Я их не видела, потому что закопалась глубоко в мусор. Слышала только, и то не очень хорошо, как они советовались, где меня искать.
        - Какие-то имена, может быть, клички, не слышали? Припомните…
        - Нет… - покачала головой Наташа. - Ничего такого. Вообще-то кто-то раза два сказал «седой», но я не знаю, что это могло означать…
        - Возможно, это чья-то кличка, - заметил Борисов. - Пожилых людей так часто называют…
        - Возможно, - согласился Гришин. - Хотя из-за того, что так часто обращаются к старикам, это прозвище теряет свою индивидуальность. Вроде как обращение «старик» в шестидесятые годы ко всем подряд.
        - Спасибо, буду знать, - пробормотал Борисов, глядя на часы.
        Шел двенадцатый час ночи, Ленка давно уже мирно дремала на диване в гостиной. Наташа тоже устала и сидела, уткнувшись подбородком в составленные домиком руки. Борисов откровенно позевывал.
        - Наташа, сейчас вы поедете с нами, - сказал Гришин.
        Наташа сразу очнулась, затрясла протестующе головой. При этом шея так заболела, что она невольно скривилась.
        - Не волнуйтесь, все будет хорошо. Мы доставим вас в больницу, там вас устроят в отдельную палату и выставят охрану. У вас тяжелая травма, и вы нуждаетесь в медицинской помощи. К тому же здесь вы не защищены, да и подругу не следует подвергать опасности. Собирайтесь.
        Гришин говорил хоть и спокойно, но непреклонно. Наташа поняла, что спорить бесполезно. К тому же доводы Гришина были весьма убедительны, особенно насчет Ленки. Да, правда, не хватало еще, чтобы она или ее родители попали в руки этих невидимых убийц. Сама попала в переплет - сама и выпутывайся. Ленка и так сделала все, что могла. Она, бедная, столько страха вынесла - на всю жизнь хватит.
        - Хорошо, я быстро, - сказала Наташа. - Сейчас только попрощаюсь.
        Мужчины остались ждать в кухне, обмениваясь невеселыми взглядами.
        - Может, съездим на свалку? - неуверенно предложил Гришин, помня суровый наказ генерала Антипова не тянуть с расследованием.
        - Съездим, - согласился Борисов. - Но только завтра. Не знаю, как ты, майор, а я с шести утра на ногах. Да и неохота в тот гадючник лезть на ночь глядя. Они все равно расползлись по норам, никого не найдешь. Давай-ка мы нормально поспим, а поутру с божьей помощью и рванем.
        - Давай, - не стал спорить Гришин. - Утро вечера мудренее.
        Наташа не заставила себя ждать. Переодевшись в длинные, до колен шорты из серой плащевки, которые ей были велики, и безразмерную Ленкину майку, с пучком волос на затылке, она сейчас походила на испуганного подростка. В руке держала пакет со своей одеждой, заботливо выстиранной подругой. На ногах - больничные шлепанцы.
        Расставание и слова благодарности были короткими, и так засиделись почти до полночи. По дороге Борисов связался с Афанасьевым, и тот немедленно выехал в больницу в сопровождении взвода милиционеров. Когда Наташу привезли в больницу, палата для нее была уже готова и по обе стороны двери сидели два дюжих сержанта в бронежилетах и с автоматами. Все выглядело до того внушительно, что Наташа приободрилась. Ничего, пока этот майор из Москвы свое обещание держит. Авось и с остальным все обойдется. Обласканная персоналом, Наташа осталась отдыхать в уютной, с маленьким телевизором, палате.
        Гришин попросил Афанасьева до утра свидетельницу не трогать. Пусть хорошенько отдохнет. Афанасьев, радуясь, что есть хоть какой-то результат поисков, ни словом не возразил и повез, на правах хозяина города, Гришина в гостиницу, где без промедления поселил его в отличный номер с видом на кафедральный собор - главную городскую достопримечательность. Пожелав гостю спокойной ночи, он с почтением удалился.
        Несмотря на поздний час, Гришин не счел за барство заказать себе в номер полноценный ужин. Кусочек торта, съеденный за чаем у премилой Лены Богатыревой, как вкусен ни был, не смог утолить аппетит молодого здорового мужчины. Есть хотелось просто зверски.
        Пока готовили заказ, Гришин позвонил в Москву. Антипов еще не спал, и Гришин бодро доложил ему первые результаты расследования. Старик был не в духе, поэтому не только не похвалил, но еще и побурчал, мол, ждал его звонка гораздо раньше. Впрочем, не ругал, и то хорошо. Обязав Гришина позвонить завтра сразу же после поездки на городскую свалку, Антипов сухо попрощался и дал отбой.
        Не успел Гришин принять душ, как внесли ужин, горячий, отменно приготовленный, - после того как сюда нагрянул Афанасьев со свитой, вокруг московского гостя все не ходили, а летали. Очистив все тарелки и выпив бутылку холодного пива, Гришин улегся в чистую постель и так быстро уснул, что не слышал даже, как убирают со стола.

16 июля 2003 г., Лондон
        Магомед приехал в начале десятого, когда Лев Осипович еще завтракал. Отказавшись от кофе, Магомед закурил сигару и молча ждал, пока Лев Осипович расправится с куриной котлетой. Само собой, под его немигающим орлиным взором аппетит у Льва Осиповича пропал. Он не доел котлеты, торопливо отхлебнул апельсинового сока и повел гостя в атриум, понимая, что разговор будет очень важным.
        - Когда комиссия ОБСЕ будет в Заречном? - без лишних слов спросил Магомед, рассевшись в плетеном кресле.
        - Восемнадцатого июля, - немедленно сообщил Лев Осипович.
        - Значит, семнадцатого июля, не позже, депутат Травкин должен прилететь в Верхнеозерск, - не то спросил, не то приказал Магомед.
        - Совершенно верно. Он уже знает дату и будет там вовремя.
        - Хорошо, - кивнул Магомед. - Очень важно, чтобы все произошло синхронно. Мы не можем ошибиться. На карту поставлено очень много.
        - Я знаю, - отозвался Лев Осипович. - Я сам поставил на нее немало.
        Магомед никак не отреагировал на его каламбур. Всегда беспечный, как юноша, на этот раз он был чрезвычайно серьезен. Глубокая морщина залегла между густыми бровями, губы сурово поджались. Теперь, когда стадия подготовки к восстанию подошла к последнему этапу, его обуревали вполне понятные опасения. Ведь достаточно было допустить малейший промах, и все могло сорваться. Для Магомеда это означало если не смерть физическую, хотя и такое не исключалось, то уж точно смерть моральную, ибо важные люди, которые поручили ему операцию, впредь никогда не пустят его на свой порог. А что он без них? Бедный горец, который, кроме многочисленных родственников, других богатств не имеет. От него отвернутся все, даже этот до неприличия богатый иудей. И что тогда? Бегать с автоматом по горам, добывая прадедовским способом средства на хлеб насущный? Забыть шикарные отели, казино, лимузины, рестораны, женщин - и ехать в тесные хижины, к вонючим ишакам и овцам? Такое он даже в страшным сне представить боялся. И потому Магомед утратил свое обычное спокойствие, день и ночь думая только о том, чтобы все получилось и Аллах
не отвернулся от него.
        - Травкин не станет комбинировать в последний момент? - допытывался Магомед. - Не думаю, что он легко согласился на ваше предложение.
        - Да, согласился он с большим трудом, - подтвердил Лев Осипович.
        - И что же? Он не подведет? Ведь его трусость давно известна.
        - Кто из политиков не трус? - улыбнулся Лев Осипович. - На публике все они львы, а как дойдет до дела, разбегаются как зайцы. Но вы можете не волноваться, дорогой Магомед. Иван Петрович кое-чем мне весьма обязан, и в Верхнеозерске будет точно в срок.
        - Знаете что, Лев Осипович, я подумал: а не отправить ли Травкина вместе с Русланом в Заречный? Чем больше известных людей там будет в заложниках, тем увереннее мы сможем диктовать свои условия. Что вы на это скажете? Не обидитесь, если мы умыкнем вашего старого друга?
        Некоторое время Бирчин раздумывал. Подставить Ивана Петровича? Но он обещал ему полную изолированность от операции, речь шла только о предоставлении самолета. В Заречном с Травкиным может произойти все, что угодно. Например, за полной его ненадобностью - кто он, по большому счету, такой: ни денег, ни реальной власти, только трескучие фразы для прессы - боевики для устрашения Кремля запросто могут публично Ивана Петровича казнить, должное впечатление это наверняка произведет. Конечно, его немного жалковато. Все же через него Лев Осипович имел хороший канал информации, благодаря которому успешно приумножал свои капиталы. Но отказать Магомеду тоже не хотелось. Мусульманские друзья могут обидеться. А кто знает, что выйдет в Заречном? Если федеральные войска уберутся из Чечни, то это будет означать ее полную экономическую независимость. И кому, как не Льву Осиповичу, достанется в знак благодарности бесценная вотчина в виде чеченской нефти? Экономя на малом, он мог потерять в большом.
        - Хорошо, - кивнул Лев Осипович. - Я настою на том, чтобы Иван Петрович ожидал ваших людей в своем самолете.
        - Так будет надежнее, - словно оправдываясь, сказал Магомед. - В его сопровождении легче будет сесть на борт… Вашу услугу не забудут.
        Они немного помолчали, понимая, что состоялась, по сути, купля-продажа живого человека. Магомед отнесся к этому почти равнодушно. В его жизни торговля людьми - разного ранга значимости - была столь же обычна, как торговля оружием или наркотиками. Травкин нужен был ему лишь затем, чтобы иметь дополнительный козырь, и не больше. Лев Осипович испытывал более сложные чувства, в том числе и что-то похожее на угрызения совести. Но хода назад уже не было. Он слишком глубоко влез в это дело, теперь отступать поздно.
        - Как идет подготовка в Заречном? - спросил Лев Осипович.
        - Там все хорошо, - ответил Магомед. - Благодаря проходу в горах и тоннелю оружие доставляется беспрепятственно. Им уже заполнены все подземные склады, и Заречный сейчас напоминает настоящую крепость. К приему комиссии ОБСЕ все готово. Главное, доставить туда Руслана.
        Он замолчал, покусывая острыми зубами щетину под нижней губой.
        - Что-то не так в Верхнеозерске? - догадался Лев Осипович.
        - Да… - нехотя заговорил Магомед. - Группа, которая должны была брать в заложники семью начальника караула, засветилась. Пока их не нашли, и, возможно, не найдут, но риск провала уже существует.
        - Вот как? - удивился Лев Осипович. Не слишком приятная новость. Хотя все и не могло идти абсолютно гладко, это даже ненормально. В любом важном деле должно быть какое-то препятствие, - это он знал наверняка. - И на чем они прокололись, позвольте узнать?
        - Э, долго рассказывать, - отмахнулся с досадой Магомед. - Досадная случайность. Стечение обстоятельств. Глупость, одним словом.
        - Ну и как вы собираетесь устранить возможные последствия этой… глупости? Свернуть, пока не поздно, операцию в Верхнеозерске?
        - Свернуть никогда не поздно, - возразил Магомед. - Но такой необходимости еще нет, уважаемый Лев Осипович.
        - Как нет? Но если ваших людей возьмут, то без труда догадаются о том, для чего они появились в Верхнеозерске. Даже если они, как вы уверяли, будут молчать или же погибнут от самоподрыва…
        - Догадаться трудно, - снова возразил Магомед. - Тюрьма, в которой содержится Руслан, находится в пятидесяти километрах от города. Так что появление террористов в Верхнеозерске ФСБ, скорее всего, припишет их желанию взорвать плотину на водохранилище. Кстати, вчера наши люди именно это задание и получили. До этого они не знали, для чего их послали в Верхнеозерск. Но им известно, что за ними, возможно, ведется охота. Поэтому в случае захвата и пыток они «вынуждены будут» признаться в своем намерении взорвать плотину. Им уже доставили взрывчатку, так что все будет выглядеть очень убедительно. Даже если ФСБ изначально заподозрит их в намерении освободить Руслана, то очень быстро откажется от этой версии и припишет их появление в Верхнеозерске случайному совпадению. Так что сворачивать операцию еще рано. В крайнем случае можно начать восстание и без Руслана, но его появление в Заречном, без преувеличения, всколыхнет весь чеченский народ, поэтому мы сделаем все возможное, чтобы освободить его.
        - Но кто будет освобождать Руслана, если вы сами отдаете своих людей в руки службы безопасности? - заволновался Лев Осипович.
        - Мудрый шейх Абдулкарим предусмотрел такой вариант, - усмехнулся Магомед. - В Верхнеозерск была послана еще одна группа, втайне от первой. Они ничего друг о друге не знают. Именно вторая группа и будет освобождать Руслана. А первая послужит «обманкой».
        - В шахматах это называется гамбит, - восхищенно сказал Лев Осипович. - Чтобы получить явное преимущество, надо пожертвовать фигурой. Передайте уважаемому шейху, что я восхищен его игрой.
        - Всенепременно, - слегка наклонил голову Магомед. - А теперь давайте обсудим некоторые весьма важные детали по поводу инструкций, которые вы должны будете дать депутату Травкину.

16 июля 2003 г., Верхнеозерск
        - Мы ведь вчера таксиста этого, к которому обращалась прошлой ночью Орлова, чтобы, значит, он отвез ее в Грачик, нашли, - говорил подполковник Афанасьев, сидя за столом у себя в кабинете. - Только вот нашли уже к ночи, поздно… Пока соображали, зачем ей нужен Грачик, - тут вы уже с ней едете. До общежития самую малость не дошли…
        - Ничего, главное, что мы ее нашли совместными усилиями, - сказал Гришин, заметив, как просиял подполковник от этих слов.
        Шел уже десятый час утра. Гришина утром не осмелились тревожить, и он спал до восьми часов, хотя подняться собирался не позже семи. Будь тут рядом Антипов, он уж стружку-то с него бы снял за долгий сон. Но для провинции ничего страшного не произошло. Когда Гришин с Борисовым без десяти минут девять вошли в здание УВД, им еще пятнадцать минут пришлось дожидаться Афанасьева и его оперативников. Так что никто беспечного сна московского гостя не заметил, и Гришин понял, что сделал весьма полезное для себя дело, хорошенько выспавшись.
        - Ваш племянник объявился? - спросил он добряка-подполковника.
        - Нет, - сразу опечалился тот. - Как пропал, так и нету.
        - Значит, как я понимаю, надо искать его на городской свалке?
        - Да искали уж, - плачущим голосом сказал Афанасьев. - И тут, в городе, и на свалке этой проклятой. Проверили вдоль и поперек, всех бомжей перетрясли… Как в воду канул. Никто ничего не видел, не слышал. Машину нашли сразу, а его нигде нет.
        - Ничего удивительного, - заметил Гришин. - Вы искали его силами милиции, которая действовала напрямую, то есть была в форме, с удостоверениями и так далее. Ну и понятно, что им ничего не сказали. Деклассированный элемент, который в основном живет на свалках, терпеть не может милицию и в этом между собой очень солидарен. Впрочем, как и во всем остальном. Так что если там кто-то что-то и знает, то ни за что вам этого не скажет.
        - Что же делать? - осторожно спросил Афанасьев, покосившись на своих оперативников, молча внимавших речам москвича.
        - В любом случае нам нужно искать след людей, убивших Георгиева, на городской свалке. Наверное, никто не сомневается, что убийство Георгиева и исчезновение журналиста очень тесно связаны. И все концы этого узла - на свалке. Значит, надо снова идти туда и искать. Но на этот раз без милиции. Нахрапом тут ничего, кроме тупого молчания, не добьешься. Допрашивать обитателей свалки бесполезно. Они люди в основном убогие, что с них возьмешь? Я предлагаю сделать иначе. Надо пойти точно по следам вашего племянника, товарищ подполковник. Как действовал он? Схема известная. Во-первых, он был один. Во-вторых, он не был милиционером. И, в-третьих, за информацию он мог предложить деньги. Обычная репортерская работа.
        - Вы предлагаете послать туда кого-то из наших под видом журналиста?
        - Именно, - кивнул Гришин, - это наш единственный шанс.
        Афанасьев начал оглядывать лица сотрудников, выбирая подходящего кандидата. Те задумчиво отводили глаза, помалкивали. Кто из них может выдать себя за репортера? Да у них на лицах написано: я - мент, любой недоумок сразу это поймет. А тут игра нужна тонкая, убедительная…
        - Я здесь человек совершенно новый, - продолжил Гришин, видя сомнения оперативников. - Никто даже случайно меня не видел в городе раньше. Поэтому я и пойду. Кстати, для такого случая у меня имеется удостоверение от одной московской газеты. И не побрился я с утра специально. Так что на свалке мне поверят…
        Оперативники повеселели, глянули на него добрее. Свой парень!
        - Но, может, мы сами… - попытался отговорить его Афанасьев. - Чего вам по свалкам лазить? Да и опасно там одному…
        - Ничего, - сказал Гришин. - Кто-то должен и по свалкам, так почему не я? А что опасно? Ну, надеюсь, вы меня прикроете? Только опять же надо сделать все очень аккуратно. Наших людей должно быть немного, и они должны находиться от меня на большом расстоянии. Ни в коем случае нельзя спугнуть бомжей. Если они почувствуют засаду - снова упремся в стену. Так что прошу действовать очень осторожно.
        - Да понятно, товарищ майор, - сказал один из оперативников. - Свою работу мы знаем. Рассыплемся вокруг свалки по лесу - никто нас не увидит. Так что можете действовать смело, мы прикроем.
        - Хорошо, - кивнул Гришин. - Тогда предлагаю выдвигаться.
        Однако еще час ушел на подготовку к операции. Был начерчен план свалки, намечены точки, где должны находиться замаскированные оперативники. Подполковник Афанасьев предлагал вызвать вертолет, чтобы с него, барражируя на некотором удалении от свалки, вести наблюдение за Гришиным. Но Гришин от вертолета наотрез отказался, как отказался и от линии оцепления в лесу вокруг свалки.
        - Ничего, что может вызвать подозрение, - сказал он. - Людей, которые будут страховать меня, вполне достаточно. Я даже не буду брать с собой оружие. Все должно выглядеть натурально. Ошибка исключена.
        Сначала на место выехала первая группа оперативников, которая должна была рассредоточиться вокруг свалки до появления Гришина. Спустя полчаса вместе с еще тремя милиционерами в штатском и подполковником Афанасьевым туда поехали и Гришин с Борисовым. Присутствие Афанасьева было совершенно лишним, о чем Гришин не преминул сказать, но тот вдруг твердо заявил, что операция находится под его контролем и что он «обязан быть в курсе». Пришлось смириться, хотя изначально Гришин хотел наведаться на свалку вообще только в сопровождении одного капитана Борисова.
        Раздосадованный всей этой шумной, многолюдной возней, он вскоре уже брел вдоль бесконечных мусорных завалов, заранее не веря в успех предприятия. Афанасьев, правда, остался сидеть в машине на порядочном удалении от свалки, в лесу на другой стороне дороги. Но наличие где-то поодаль целого отряда милиционеров все равно создавало ощущение, что он идет в сопровождении большой компании. Хорошо, хоть от вертолета и оцепления удалось избавиться. Не хватало только ввести сюда мотострелковый полк и танковую дивизию.
        Над мусорными завалами летали тучи птиц. Было уже страшно жарко, и несло такой вонью, что Гришин порой начинал задыхаться. Сам того не зная, он вышел из леса примерно там же, где позавчера вышел бедный Володя Цыбин, - чтобы не поднимать лишний шум, сторожа решено было обойти, - и теперь по большой дуге медленно подходил туда, где гудели, утаптывая свежий мусор, бульдозеры, копошились согбенные фигуры людей и метались обалдевшие от жадности птицы.
        Когда он подошел к первым копателям, жалким, испитым существам, его рубашка была на спине насквозь мокрой. Бомжи посмотрели на него без особого интереса и продолжали свое занятие. Все они обязаны были найти в свежем мусоре как можно больше предметов, годных для сдачи в утиль, и потому им недосуг было разводить разговоры с посторонним.
        - Бог в помощь, - громко сказал Гришин, останавливаясь и отдуваясь.
        - Ты бы бога зря не трогал, - не слишком приветливо отозвался худой сутулый старик, ковыряя сор толстой палкой, которой он заодно отмахивался от наглых птиц, выхватывающих пищу у него из-под рук.
        - Да ладно, отец, не бурчи, - примирительным тоном сказал Гришин. - Кто тут у вас не слишком занят? Поговорить надо бы…
        - Некогда нам говорить, - огрызнулся старик. - Не видишь?
        Он обнаружил что-то ценное в разрытом соре. Поднял кусок какой-то металлической пластины, вытер рукавом оборванной куртки, сунул в мешок. Остальные тоже все время что-то подымали и клали в торбы. Зрелище было довольно противное, словно они рылись в чьих-то развороченных внутренностях. От птичьего гама закладывало уши. Птицы, нисколько не опасаясь людей, круто пикировали со всех сторон, щелкая громадными клювами и толкая людей крыльями.
        - Надо поговорить, иди туда, - указал палкой старик на подобие беседки в кустах на некотором удалении от свалки. - Там найдешь…
        - Спасибо, - кивнул Гришин, отшатнувшись от вороньей тучи.
        Указанные стариком кусты росли метрах в пятидесяти, почти у самой кромки леса. Гришин медленно подходил к ним, незаметно осматривая опушку. Где-то там за деревьями спрятались оперативники. Пока все шло нормально, хоть бы они не напортачили!
        В беседке - наспех сколоченном сооружении, имеющем пару лавок и шиферную крышу, - сидели двое, пили пиво из бутылок. Один из них был мелкий тщедушный человечек с быстрыми цепкими глазками. Второй - мощный рябой парень. Бутылка почти целиком пряталась в его руке. Увидев незнакомца, они переглянулись и замолчали.

«А пиво недешевое пьют, - отметил Гришин, останавливаясь в двух шагах от беседки. - Наверное, это надсмотрщики над рабочей силой».
        - Добрый день, - сказал он, снимая с плеча сумку.
        Рябой еле заметно кивнул. Тощий кривовато улыбнулся.
        - Здравствуйте и вам, - насмешливо ответил он. - Откуда и куда?
        - Из Москвы сюда, - в тон ему ответил Гришин, потягиваясь.
        - Из самой Москвы? - не поверил тощий. - Из столицы?
        - Из нее самой, - подтвердил Гришин, садясь на лавку.
        Рябой амбал покосился на него, недовольный самоуправством, но пока промолчал, с ленцой потягивая пиво. Гришин достал сигареты.
        - Устал, пока дошел. Попутка-то сюда не пройдет, только до поворота.
        - А чего шел-то? - спросил Клоп. - В Москве, что ли, свалок мало?
        - Хватает. Только на них не так интересно, как здесь…
        - А что здесь такого особенного? Мусор, что ли, какой другой?
        - Мусор везде одинаковый. Люди вот только разные…
        - Чем же так? - понимая, что гость пришел неспроста, пытал Клоп.
        - Да вот появляются, пропадают… Мне в газету звонил мой друг, тутошний журналист, рассказывал интересные вещи. Дескать, мертвых сюда привозят, хоронят их тут… Ничего такого не слыхали?
        Морпех быстро глянул на Клопа, качнул головой. Тот мигнул, мол, все в порядке, внимательнее глянул на Гришина, изучая его сверху донизу, как под микроскопом. Вид у Гришина был подходящий: поношенные джинсы, джинсовая рубаха, кроссовки, сумка через плечо. На щеках - щетина, лицо усталое, плечи сутуловатые… Типичный писака.
        - Так ты журналист, значит? - спросил Клоп, облизывая губы.
        - Ну да… А что, надо удостоверение показать? Так я могу…
        - Нам это ни к чему, мы людям верим. Дык чего тебе друг говорил?
        - Да разное… - пожал плечами Гришин. - Говорил, привезли сюда ночью трупы, какие-то «черные люди», парня и девушку, хотели тут их похоронить, а девушка сбежала, он ее в больнице нашел. Говорил, что материал в нашу газету напишет супер… А потом вдруг пропал, и все. Я ему звоню - не отвечает, телефон отключен. В запой ушел, не иначе. А шеф уже запал на эту информацию, надо, говорит, выяснить, что там и как. Вот в срочном порядке меня сюда и бросил. А мне оно надо, лазить по этим залежам? - он выдохнул сигаретным дымом, хмыкнул. - Но раз уж я тут, надо хоть что-то узнать. Ничего такого вы не слыхали, мужики? Я заплачу для интереса, вы не стесняйтесь…
        Клоп снова облизнул губы. Пятьсот запросто заработанных рублей были им уже потрачены - вчера гульнул в городе на одной малине. Он посмотрел по сторонам. Вот же посыпались журналисты. Менты еще тут бегали, выспрашивали про покойничка. Дурные, да он уже так глубоко запрятан - хотел бы, не найдешь. А может, и этот из ментовки? Клоп еще раз пристально на него глянул. Да нет, не похож. Человек как человек, сидит, курит. Еще узнает чего от этих копателей, они народ гнилой, могут за бабки и развязать язычища. Опять же, денежки мимо кармана уйдут. Так не годится… Надо отвести его к Седому, решил Клоп. Тот пусть и разбирается. Ежели что - и его вслед за дружком отправить. Все одно менты тут ничего не найдут. Барахлишко опять же пригодится, чай, сумка не пустая, из Москвы-то приехавши.
        - Тут чего говорить? - сказал Клоп. - Чужих много ходит, а нам это ни к чему. Ты как, пройтись маленько не против? Тут недалече.
        - Можно и пройтись, раз недалеко, - ответил Гришин. - Был бы толк.
        - Толк будет, - успокоил его Клоп. - Пойдем тогда, чего ждать?
        Гришин повесил на плечо сумку и вслед за Клопом двинулся к лесу. За ним тяжело шел Морпех, и Гришин почувствовал себя неуютно. Тощий был ему нестрашен, такого плевком пришибить можно. Но этот рябой парень очень опасен. Если приложится - мало не покажется.

«Хоть бы они не потеряли меня из виду, - обеспокоенно думал Гришин об оперативниках, когда Клоп повел его петлистой лесной тропинкой. - Эти молодцы явно против меня что-то задумали, иначе не повели бы в лес. Жаль, не захватил пистолет. Хотя как им тут воспользоваться? Под ремень не спрячешь, сразу заметно. А в сумке держать бесполезно, рябой все равно не даст его вынуть, он стережет каждое мое движение. Допустим, с рябым я еще справлюсь. Но ведь там, куда они меня ведут, наверняка будет еще кто-то, главарь, например, и другие бандиты. Всем скопом они меня в секунду скрутят. Наверное, того беднягу-журналиста, племянника подполковника Афанасьева, они тоже завели в лес…»
        - Подожди-ка, - повернулся к нему Клоп. - Чтоб потом не забыть… Чегой-то ты там, кажись, заплатить обещался?
        - Так я не отказываюсь, - пожал плечами Гришин. - Скажи, сколько.
        - Тыща, - быстро глянув на Морпеха и мигнув ему, сказал Клоп.
        - Ого, - крякнул Гришин. - Не много ли просишь за такую малость?
        - Ну, если много, то гуляй обратно, - поскучнел Клоп.
        Гришин помолчал, «обдумывая» предложение, потом - делать, мол, нечего - молча достал из заднего кармана смятую пачку кредиток, отсчитал тысячу рублей, сунул в жадно подставленную ладошку Клопа.
        - Теперь нормально?
        - Сойдет, - кивнул Клоп, запихивая деньги во внутренний карман.
        Сложной системой жестов он сообщил Морпеху, что деньги останутся у них и поделят они их ровно пополам, главное, никому пока об этом не говорить. Морпех был парень со странностями, полученная два года назад в Чечне контузия несколько повредила его в уме, и Клоп не был уверен в том, что он не расскажет о полученных деньгах Седому. Чего доброго, еще разболтает, а Седой смекнет, что Клоп деньги и от первого журналиста получил, и заставит в общак отдавать с процентами. С этим было строго, Седой всю кассу при себе держал и шутить с деньгами не любил. Не одного хитреца на свалке схоронили… Но Клоп с Морпехом был в дружеских отношениях, старался ему угодить, пивком, рыбкой баловал - уважал, заморыш, силу - и поэтому решил, что Морпех его не выдаст. Хоть он и контуженый, но выгоду свою должен понимать, рассуждал Клоп, шагая по тропинке. Деньги еще никому не мешали. А Седому и так достанется все добро журналиста, значит, все по-честному.

«Ох, и гульну же… - думал Клоп, облизывая на ходу губы. - Эту малолетку опять вызову, куплю ей вина, конфет, дам полсотни, - все, что прикажу, сделает… И так, и эдак… Будет уже стараться, отрабатывать… Еще и подружку приведет, втроем - оно даже веселей…»
        Они вышли к большому полуразрушенному дому, который, казалось, сам когда-то вырос из земли и постепенно развалился от старости. Гришин понял, что это и есть логово бандитов. Он незаметно повел глазами по кустам, деревьям. Есть ли рядом кто из своих? Теперь ему не казались излишними предосторожности подполковника Афанасьева. В этом глухом углу он был практически беззащитен.
        - Давай, гостюшка дорогой, проходи в наши хоромы, - ласково зазывал его Клоп, выглядывая из глубины дома. - Тут и поговорим…
        Гришин оглянулся на лес - видят ли его? - поднялся по остаткам ступеней на порог, шагнул внутрь. За ним неотступно следовал рябой костолом, что было очень неприятно. Казалось, он вот-вот накинется сзади или ударит по затылку куском кирпича, что валялись на полу. Хотя ему и кирпич не нужен, у него кулаки как гири, быка убить можно. С другой стороны, если бы хотели просто убить, могли бы сделать это в лесу. А раз привели сюда, то, значит, действительно «для разговора».
        Пройдя несколько комнат, Клоп открыл единственную во всем здании дверь и ввел Гришина в большой «бальный» покой, приспособленный под жилое помещение. Гришин обвел глазами дощатые нары вдоль стен, окна, грубо заделанные деревянным ломом, костер прямо на полу и понял, что дальше идти некуда. За столом сидели трое человек, играли в карты. Морпех плотно закрыл дверь, положил тяжелую руку Гришину на плечо, давай, мол, проходи, раз пришел, легонько подтолкнул. Люди за столом отложили карты, недобро глянули на вошедших.
        - Кого это ты к нам привел, Клоп? - спросил густым басом один из них, пожилой человек с густой седой шевелюрой.

«А вот и Седой», - понял Гришин, медленно подходя к столу.
        - Так снова гости к нам из газеты, - сладко просюсюкал Клоп, бочком подбираясь к Седому, точно как льстивая собачонка к хозяину.
        - Из какой газеты, дурак? - подымаясь, сказал Седой. - Это ж мент.
        Гришин хладнокровно улыбнулся, хотя Морпех уже грозно надвинулся на него, сдавливая плечо ручищей. Еще два здоровенных, страшного вида молодца выскочили из-за стола, подобрались вплотную.
        - Вы ошибаетесь, - сказал Гришин спокойно, не делая попыток вырваться. Он уже понял, что люди Афанасьева, которых по его же просьбе в лесу было слишком мало, потеряли его из виду. Теперь ему нужно было во что бы то ни стало выиграть время, продержаться, пока его тут не найдут. Если найдут вообще… - Я не из милиции, я из газеты.
        - Да? - поднял брови Седой, сделав знак Морпеху отпустить пока пленника. - Из какой такой газеты? Из милицейской?
        Бандиты издевательски заржали. Седой шагнул ближе, заглянул в глаза Гришину. Тот глаза сразу не опустил, но, чтобы не переборщить, спустя несколько секунд неторопливо их отвел, признавая власть Седого.
        - Почему из милицейской? Из обычной московской газеты.
        - Говорит, из Москвы приехал, - вставил Клоп, беспокойно глянув на Морпеха. Не проговорился бы, дубина стоеросовая, про деньги…
        - Из Москвы? - удивился Седой. - Чего это Москве тут понадобилось?
        Гришин повторил свой рассказ о звонке местного репортера и его пропаже. Седой слушал молча, сдвинув густые брови.
        - Делать вам, что ль, нечего, из-за такой ерунды сюда летать? - он покачал головой и уселся на лавку. - Не верю я тебе, вот что. Ну-ка, Пиня, дай сюда его сумчонку. Морпех, глянь карманы…
        Пока Морпех обыскивал Гришина, Седой тщательно осмотрел содержимое его сумки. Ничего особенно он там не нашел: пара чистых носков, платок, пачка газет, свежий блокнот, две ручки, ключи, складной безобидный ножик, сигареты, зажигалка. В карманах Гришина Морпех обнаружил только редакционное удостоверение и тощую пачку денег.
        - Чтой-то не богато, - хмыкнул Седой, глядя на гостя. - Журналист, а диктофона нет. Как разговор-то наш будешь записывать?
        - А мне диктофон не нужен, - сказал Гришин. - Я хорошо запоминаю. А что надо - в блокнот записываю. Мне так привычней…
        - Ну-ну… Оно, конечно, кому как ловчей… А мобильник твой где? В ментовке оставил, чтоб мы в его записную книжку не заглянули?
        Гришин не ожидал такой проницательности от людей, казалось бы, далеких от последних достижений цивилизации. Действительно, свой сотовый телефон, в котором значились номера его сослуживцев, - капитан такой-то, майор такой-то, - он на всякий случай - чисто по оперативной привычке - оставил в кабинете Афанасьева. И вот теперь попробуй объясни этому гестаповцу, почему у столичного жителя, да еще крутого журналиста, нет при себе мобильного телефона, в то время как чуть ли не каждый школьник обзавелся сим атрибутом быстрой связи.
        - Зарядное устройство село, - нашелся Гришин. - Оставил в гостинице подзаряжаться. Зачем мне здесь мобильник нужен?
        - А и правда - незачем, - согласился Седой. - Все одно мы бы тебе не дали своим дружкам из ментовки позвонить.
        - Тот дядей своим, ментом, вздумал пугать! - громко вставил Клоп, очевидно, думая позабавить этим Седого и всю компанию.
        Но Седой так зыркнул на него, что Клоп обмер от страха.

«Все правильно, - не показывая вида, что понял, сделал вывод Гришин, - они привели Цыбина сюда, допросили и убили. Похоже, и меня ожидает такая же участь. Теперь они меня точно не выпустят».
        Три амбала по-прежнему стояли вокруг него тесной кучкой, глядя на Седого в ожидании сигнала. От языков пламени по их уродливым лицам бегали зловещие красные тени. Пыльные лучики света скупо сочились из оконных щелей. Седой почему-то медлил. То ли сомневался, стоит ли убивать еще одного человека, то ли хотел что-то выведать.
        - Я не понимаю, в чем проблема, - сказал Гришин, делая вид, что не понимает серьезности происходящего. - Мне сказали, что не против кое-что сообщить о том, что меня интересует. Я заплатил тысячу рублей и полагал, что получу нужную информацию. Если вы не хотите говорить - будьте добры, верните деньги, и я сегодня же улечу обратно…
        - Какую тысячу? - насторожился Седой. - Кому заплатил?
        - Да вот ему, - указал Гришин на Клопа, - отдал тысячу рублей…
        - Да вот они, Седой! - Клоп торопливо рванул из кармана деньги, шлепнул о стол. - Хотел отдать, да за базаром забыл, мамой клянусь…
        - Тебе и давешний журналист заплатил? - прошипел Седой.
        Под его пристальным взглядом Клоп беспокойно заерзал.
        - Сколько? - давил Седой, не отводя от него страшных глаз. - Говори, выкидыш чахлый, а то узнаю от кого стороной, хуже будет…
        - Да пятьсот всего, Седой! - взмолился Клоп. - Бес попутал, захотел погулять маленько… Давно бабки живые в руках не держал, ну и…
        Он горестно замотал головой, размазал по щеке покаянную слезу.
        - Ладно, - отвернулся от него Седой. - С этим после разберемся. С тобой-то как решим, мил-человек? - глянул он на Гришина.

«Не может быть, чтобы они не наткнулись на этот дом, - думал в это время Гришин, напряженно слушая, не раздастся ли по ту сторону двери топот спасительных шагов. - С виду он, конечно, не жилой, но ведь догадаются, кто в нем может обитать. Или мимо пройдут?»
        - Небось уже догадался, что с твоим дружком тут сталось?
        - Приблизительно, - сказал Гришин, переступая с ноги на ноги.
        Ему удалось незаметно занять такое положение, что рябой стоял не сзади от него, а немного сбоку. Его ответ Седого развеселил.
        - Ну и о чем же ты приблизительно догадался? - спросил он.
        - Думаю, что вы его убили, - как можно спокойнее сказал Гришин.
        Он рассчитал правильно. Его спокойствие пока сдерживало Седого.
        - Правильно думаешь, - сказал старый бандит. - Смышленый…
        - Но это неразумно, - пожал плечами Гришин. - Убийством журналиста вы только привлекли повышенное внимание. Видите, меня прислали из самой Москвы. Если вдруг пропаду я - сюда приедут другие, и вас рано или поздно разоблачат…
        - А пускай едут, - ухмыльнулся Седой. - Милости просим. На свалке на всех мест укромных хватит, все Москву можем закопать…
        Его шутка понравилась. Клоп залился визгливым смешком, ему громко вторили лошадиным ржанием остальные. На какое-то время они забыли о пленнике, и Гришин понял, что другого шанса на прорыв у него не будет. Он резко ударил локтем в закинутое горло рябого, а ногой со всей силы пнул в пах мордастого. Морпех, хакнув, захлебнулся смехом, схватился за шею и, хрипя, рухнул на колени. Пиня сложился пополам и осел под стол. Гришин ударил кулаком в лицо третьего, но впопыхах промахнулся, и удар вышел смазанным. Но все равно, путь был свободен. Он бросился к двери, чтобы выскочить наружу, но Седой подхватил тяжелую дубину и сильно пустил ему вслед. Она ударила Гришина под колени, он споткнулся, быстро перебирая ногами, клонясь вперед, и врезался боком в дверь. Пока он выпрямлялся и нащупывал ручку, на него наскочил Клоп и повис пиявкой на плечах, пытаясь выдавить ему глаза цепкими пальцами. Зарычав от боли, Гришин с разворота всем весом шмякнул его о стену. Тонко вскрикнув, Клоп разжал слабые руки и кулем скатился на пол. Но на Гришина уже налетел третий бандит, стараясь сбить его с ног кулаками. Сбоку, тряся
головой и рыча, надвигался жуткий Морпех. К дверям уже было не прорваться. Гришин уклонился от очередного удара и точным крюком в челюсть сбил яростно махающего кулаками противника с ног. И в этот миг на него, растопырив руки, бросился рябой. Гришин успел ударить его ногой в живот, но это было то же самое, что бить в стену. Даже не вздрогнув от удара, Морпех схватил его в объятия, взметнул на воздух и с силой швырнул на пол. От удара о каменный пол Гришин на миг потерял сознание. Подняв голову, он увидел, что с трех сторон на него надвигаются перекошенные ненавистью жуткие хари.

«Теперь все», - понял он, пытаясь подняться на колени.
        Морпех с занесенной ногой подскочил к нему, чтобы ударить по голове, как по футбольному мячу, но в этот миг от сильного толчка распахнулась дверь и в помещение ворвались вооруженные люди.
        - Всем стоять! - раздался повелительный окрик, и грянул выстрел.
        Это Борисов, в долю секунды оценив ситуацию, понял, что набравшего разгон Морпеха уже не остановить, и выстрелил ему в спину. Словно сбитый ударом молота, Морпех подпрыгнул, развернулся на одной ноге и всем телом рухнул на пол, едва не раздавив Гришина.
        Кругом звучали повелительные окрики, оперативники привычно сковывали руки бандитов наручниками. Кому-то в сердцах врезали рукояткой пистолета по затылку, кого-то положили мордой в пыль.
        - Ты как, майор, жив? - склонился Борисов над Гришиным.
        - Нормально, - криво улыбнулся тот. - Чего помешали? Я бы сам справился. Дай-ка руку, что-то самому трудно встать…
        Морщась от боли, он поднялся, глянул на лежащего Морпеха. Ну и медведь, так шваркнул об пол - чуть богу душу не отдал. Морпех был жив и слабо шевелился. Пуля попала ему в лопатку, не добравшись до легких. Кто-то из оперативников уже занялся его раной.
        - Что так долго? - спросил Гришин, садясь на лавку.
        - Ты сам велел не высовываться раньше времени. И людей мало было. Когда вы в лес зашли, тут тебя и потеряли. Ну, бегали кругами, искали, опять же втихую, чтоб шум не поднимать. Домину эту сразу как-то пропустили, глянули - пустая вроде, ну и дальше. Потом уж вернулись.
        - Хорошо, хоть вернулись, - заметил Гришин, кривясь от боли в плече.
        В помещение влетел подполковник Афанасьев, бросился к Гришину.
        - Как вы?! - заквохтал он испуганной наседкой. - Не ранены?
        - Все в порядке, товарищ подполковник. Не ранен, цел абсолютно.
        - Что тут произошло? - Афанасьев оглянулся на поле битвы.
        - Ничего особенного. Попрыгали, помахали руками… А ну-ка!
        Оперативники в это время выворачивали карманы задержанных, искали оружие, и Гришин увидел, что у Клопа изъяли сотовый телефон.
        - Откуда это у тебя? - спросил Гришин, показывая Клопу телефон.
        - Не ваше дело… - огрызнулся мозгляк, гордо отворачиваясь.
        - Это же Володин мобильник! - вмешался Афанасьев. - Племянника. Он его недавно купил, денег отвалил кучу, тут встроенная фотокамера. Показывал мне на днях, говорил, что очень удобно, не надо таскать за собой фотоаппарат, - старик взял телефон трясущейся рукой. - Стой, сейчас узнаем, тут в записной книжке мой номер первым стоит. Вот, так и есть! Это его телефон! Откуда он у тебя? Где Володя? Ты убил его?!
        - Не-ет! - заверещал Клоп, поняв, что запахло жареным. - Не я…
        - А кто?! - рассвирепел Афанасьев, брызгая слюной. - Говори, мразь, кто убил Володю!!! А то сейчас на месте шлепну! - Он рванул кобуру.
        - Вот он! - Клоп указал взглядом на Морпеха. - Он его убил! Он!!!
        - Тьфу! - плюнул Седой, стоявший невдалеке у стены. - Говорил я тебе, урод, чтобы спрятал барахло подальше…
        Клоп в тоске понурил головенку. Да, вот уж вспомнишь поговорку: жадность фраера сгубила. И спрятал было вещи журналиста в потайную яму, как Седой приказал, в два мешка уложил, чтоб не испортились. А потом вдруг такая зависть разобрала на этот проклятый мобильник… Понимал, что вещь дорогая, шикарная. Ну, и сунул в карман, чтоб потом на малине перед девками форсануть. Те и правда сомлели от восторгов. Смотрели на Клопа как на крутого. Они же знать не знали, что он на свалке ошивается, он-то им врал, что серьезными делами ворочает. Вот, и мобильник для дела завел, положение, дескать, обязывает…
        - Куда вы его спрятали?! - не отступал впавший в ярость Афанасьев, тряхнув несколько раз Клопа за воротник. - Где тело?!
        - Я не знаю… - скулил Клоп, клацая зубами. - Я не видел.
        - А кто знает? - рычал Афанасьев. - Кто видел? Говори, поскудь!
        - Молчи-и… - прорычал нутром Седой, глядя на Клопа.
        - Молчать! - крикнул один из оперов, поворачивая его лицом к стене.
        Прохлопав карманы Седого, он выложил на стол еще один мобильник.
        - Хорошо они тут живут! - хмыкнул Борисов. - Нищие-то…
        - Ты кто такой? - подскочил Афанасьев к Седому. - Главный у них? Я из тебя душу вытрясу, если не скажешь, где спрятан труп… трупы…
        - Пошел ты… - равнодушно бросил через плечо Седой.
        - Товарищ подполковник, - вполголоса обратился Гришин к тяжело дышавшему Афанасьеву. - Надо их везти в участок и колоть по отдельности. А то только время потеряем…
        - Да, да, - спохватился Афанасьев. - Вы правы. Уводите их!
        Вспышка гнева так утомила его, что он вынужден был сесть на лавку, чтобы хоть немного отдышаться. Арестованных вывели из помещения, прихватив какое-то странное существо, забившееся под нары, и увезли в город. Оставив в этой берлоге трех оперативников, которые должны были дождаться дополнительную группу из города, чтобы, по словам Афанасьева, «вычистить это осиное гнездо», все удалились.
        По возвращении в отдел Гришин немедленно приступил к допросу Клопа, который
«потек» с ходу и был, несомненно, самым ценным свидетелем. В комнате для допросов, мрачном бетонном помещении с привинченными к полу железным столом и стульями, остались только Гришин, Клоп и Борисов, нейтрально присевший на стул в углу. На допрос рвался и Афанасьев, но Гришин мягко убедил старика заняться пока другими арестованными, пообещав, что сам выбьет из Клопа всю необходимую информацию. Он справедливо опасался, что Афанасьев будет только мешать ему, пытая Клопа о племяннике и других убитых и похороненных на свалке людях, в то время как Гришина больше всего интересовали зловещие ночные гости - «черные люди».
        Гришин сел за стол напротив Клопа, немного помолчал. Клоп смотрел затравленно, быстро-быстро облизывая языком пересыхающие губы. Не дал ему Гришин похмелиться как следует пивком, теперь Клопа мучил жестокий «сушняк». И страх, тошнотворный, током пронзающий все его тщедушное тело страх. Что ему «светит» за убийство журналиста, Клоп догадывался - тюремный опыт имелся. Когда-то он отмотал шесть лет за изнасилование и большую часть срока прожил в зоне «петухом». Можно было не сомневаться, что подобная участь его ожидала и сейчас. В принципе, сама «участь» его не страшила - страшил срок. Если дадут по максимуму, ему не выжить. Заездят. А вот года три смог бы вынести без больших потерь для организма. Поэтому сейчас Клоп был готов на все, лишь бы выторговать себе как можно более щадящую статью.
        - Так ты говоришь, что журналиста убил тот здоровенный рябой парень, которого подстрелили при аресте? - начал Гришин.
        - Ну да, он… Морпех его кличут… - с готовностью выпалил Клоп.
        - Морпех? Морская пехота, что ли? - усмехнулся Гришин.
        - Ну да, так и есть… Он же из спецназа, где только не воевал. Потом контузило в Чечне, его и выкинули на улицу. К нам, то есть к Седому, прибился как бы охранником. Ему человека убить - тьфу. Журналиста-то этого бедного как приложил по шее - у того позвонки и треснули…
        - Ты журналиста завел в логово? - в упор спросил Гришин.
        - А я что… - заюлил Клоп. - Он сам пришел, спрашивать начал. А мое дело маленькое. Седой приказал всех чужих к нему приводить - я и повел. Он же сам шел, я его туда не волок на веревке. А потом они без меня разбирались, я так - сбоку припека, мое дело малое… Мокрухи никогда не любил, начальник, я вообще не по этим делам…
        - Где трупы лежат, знаешь? Место сможешь показать?
        - Их без меня закапывали. Я туда не ходил. Это Пиня знает…
        - Пиня? Это который?
        - Да вон тот, которого ты промеж ног угостил… В тельнике… Он брал могильщиков, они потом где-то на свалке жмуров и хоронили…
        Гришин посмотрел на Борисова. Тот кивнул и вышел из камеры, чтобы сообщить следователям, работавшим с другими бандитами, о Пине.
        - А старшим у вас Седой? - перешел к главному вопросу Гришин.
        - Седой, - дернув пересохшим горлом, кивнул Клоп. - Он на свалке уже лет десять за главного, его даже бандиты городские боятся. Сколько народу на этой свалке зарыто, один Седой знает. И бомжей приблудных, и так разного люду, в городе убитого… Страшное дело…
        - Ладно, попозже ты это другому следователю подробно расскажешь.
        - А послабление мне будет, начальник? - спросил Клоп.
        - Если заработаешь - будет. Только учти: надо сильно стараться.
        - Да я готов… - зашептал Клоп, тараща глаза. - Все скажу…
        - Ну-ну, посмотрим. Меня вот что интересует: те люди, что привезли три дня назад трупы парня и девушки, - кто они?
        - Да не знаю, начальник, первый раз их видел. И Седой их раньше не знал, они просто приехали, по чьей-то наколке, от жмуриков избавиться.
        - Сколько их было?
        - Да двое… Приехали на легковой машине, темная такая, «Ниссан», номеров, правда, не помню. Ну… Пообещали пять штук заплатить. А девка-то пропала… Искали всей толпой… Эти аж на говно от злости изошли. Но уехали еще затемно, света боялись. Девку так и не нашли, повезло ей… А парня могильщики где-то схоронили… Пиня знает…
        - А что за люди были эти ночные гости? Описать можешь?
        - Страшные люди, начальник, - не задумываясь сказал Клоп.
        - Они из уголовного мира? Или другие, типа Морпеха?
        - Не, не из уголовников, это точно. У них совсем другая повадка. Ты точно сказал, вроде Морпеха они, звери. С оружием оба… И готовы мочить всех подряд, без разбору.
        - А как выглядят? Какой национальности, возраста?
        - Да как выглядят? Темно было… Здоровые оба, плечистые. Одеты в черное, волосы короткие… Ну, понятно, рожи злые, - заточки. Какой национальности? Да кто их знает? Вроде наши, а может, и нет…
        - Акцента не было в разговоре? Может, кавказский акцент…
        - А, да… - спохватился Клоп. - Один как-то не так базарил… Я еще подумал: во, нерусский какой-то. Он не то чтобы как грузин или как узбек. Эти-то совсем криво лопочут. Не, этот говорил нормально, но как-то будто боком… И резко так, не говорил, а топором рубил…
        - Понятно. - Гришин помолчал. Многие чеченцы почти не отличаются от славян, и волосы русые, и глаза серые. И говорят по-русски чисто, без акцента. Но все равно их русская речь носит следы речи чеченской, и хоть явного акцента нет, но маленькие особенности имеются. И Орлова отметила, что говорили они между собой отрывисто, резко. Похоже, гости явились действительно издалека, а именно - с Северного Кавказа.
        - Орлова… девушка, которая сбежала от вас, говорила, что эти люди приходили за ней в больницу и зашли в ее палату. Откуда они узнали про это, как думаешь? Не ваши разведали?
        - Так это… - заторопился Клоп, - от журналиста того и узнали…
        - То есть? - не понял Гришин. - Им что, журналист сказал?
        - Зачем? Журналист сказал, где девка лежит, Седому, когда тот его допрашивал… Сперва не хотел, но у Седого любой расколется. Ну, он и сказал, какая больница и какая палата. А Седой уже сам тем позвонил, сказал, что и как, у него же свой сотовый имеется…
        - Постой! - Гришин привстал от неожиданной удачи. - Ты хочешь сказать, что у Седого есть номер телефона тех людей?
        - Ну дак о чем я и толкую. Они ж под утро уехали, а беглянку-то по свалке еще искали. Вот они и сказали Седому, мол, как найдете, так сразу чтоб и позвонили. Ну, и номерок мобильного оставили. И если не найдете, тоже сказали, чтоб позвонили… Седой и звонил потом. А после, когда журналиста уже грохнул Морпех, Седой опять же к ним брякнул. Мол, так и так, нашлась ваша девка, назвал им больницу и палату…
        - А вот за это тебе отдельное спасибо… - искренно сказал Гришин. - Так и дальше продолжай. А словечко за тебя я замолвлю, обещаю.
        - Начальник, сигаретой не угостишь? - жалко улыбнулся Клоп.
        - Держи… - Гришин отдал ему всю пачку. - Потом покуришь.
        Он нажал кнопку под панелью стола. Вошел конвойный. Клоп, запихав подарок Гришина куда-то под майку, вжал голову в плечи, заложил руки за спину и двинулся к выходу. В открытую дверь вошел Борисов.
        - Этого в камеру, - сказал Гришин конвойному. - Разрешите ему покурить… Понимаю, что не положено, но одну сигарету позвольте.
        Конвойный неулыбчиво кивнул и вывел Клопа в коридор.
        - Ну, что там? - спросил Гришин Борисова. - Есть результат?
        - Пиня запел, как соловей, - усмехнулся Борисов. - И другой тоже… Такое рассказывают - у бывалых следователей глаза на лоб лезут. Похоже, много чего любопытного откопается на свалке.
        - Дай сигарету, - попросил Гришин. - Я свои этому обормоту отдал.
        - За что это ты его так балуешь? - удивился Борисов.
        - Есть за что, капитан, - улыбнулся Гришин, закуривая. - Много чего любопытного он мне поведал. Сейчас послушаешь. - Он выглянул в коридор, позвал конвойного. - Приведите сюда их главаря, такого, с седой шевелюрой. Если его допрашивают, скажите, срочно нужен…
        - Да нет, он в камере. Говорить отказался. Сейчас приведу.
        - Думаешь, с тобой заговорит? - спросил Борисов. - Вряд ли…
        - Посмотрим… - уклончиво сказал Гришин. - Слышь, капитан, не в службу, а в дружбу: принеси мне из вещдоков мобильник этого самого Седого. Я его пока тут встречу самого, а ты сходи к операм…
        - Да сейчас принесу, какие вопросы? Ты только прикажи.
        Гришин в возбуждении походил по кабинету, пуская во все стороны дым. К Седому требовался отдельный подход, это понятно. Человек он непростой, властный и весьма умный. С таким разговаривать трудно, вон со следователями сразу начал играть в молчанку. И Гришина запросто может послать подальше, как послал Афанасьева. Чем же его пронять, как подобрать тот самый пресловутый ключик?
        Ввели Седого в наручниках. Он глянул на Гришина, усмехнулся.
        - Снимите наручники, - приказал Гришин. - Садитесь.
        - Благодарю, - басисто уронил Седой, садясь на стул и растирая руки.
        - Мне сказали, что вы отказываетесь отвечать следователю. Почему? - Гришин говорил деловито, вежливо, немного - чуть-чуть - доверительно. Все же с Седым они были уже знакомы, так сказать, не чужие люди.
        - А чего мне со всякой сявкой говорить? Только время терять.
        - А со мной… будете разговаривать? Или и я не подхожу?
        - С вами можно и поговорить, отчего же. Вы же не из ментовки.
        - А откуда я, по-вашему? - слегка улыбнулся Гришин.
        - Да уж понятно, чего зря болтать? В ментовке так драться не умеют.
        - Ясно. Действительно, я не из милиции, вы правы. В таком случае вы, как проницательный человек, видимо, поняли, кто меня интересует?
        - Да уж не журналист, это точно, - блеснул железными зубами Седой.
        - Ну почему? - помедлил Гришин. - Смерть журналиста также входит в сферу моего расследования. Это вы приказали его убить?
        - Я не командир, чтобы приказывать. Вам Клоп показал, кто убивал? Вот с него и спрашивайте. А крови на мне нет, это вы мне не пришьете.
        Гришин понял, что, если немедленно не изменит тактику допроса, Седой может разозлиться и наглухо замолчать. В дверь сунулся Борисов. Гришин сделал ему знак не входить, подошел, забрал у него мобильный телефон, сигареты и вытолкал в коридор, не обращая внимания на его попытки протестовать. В этом разговоре третий - лишний.
        - Курить хотите? - спросил Гришин, положив сигареты на стол.
        - Угостите - закурю, - хмуро ответил Седой, глядя в стену.
        - Пожалуйста. - Гришин протянул ему открытую пачку, взял сигарету себе, поднес огонек зажигалки Седому, прикурил сам.
        - Ладно, - сказал он чуть погодя, - убийством журналиста пусть занимаются милиция и прокуратура. Меня интересует другое… Собственно, из-за этого я и прилетел сюда из Москвы.
        Седой молчал, наслаждаясь сигаретой и ожидая продолжения.
        - Скажите, те люди, которые привезли ночью труп парня и девушку, - они ведь оставили вам номер своего телефона?
        Седой помолчал, неторопливо затянулся раз, другой, усмехнулся:
        - Все разболтал, гаденыш… Ничего такого не знаю, начальник.
        - Зря вы запираетесь. - Гришин чувствовал, что разговор сбивается на официальный тон, который к нужному результату не приведет. Седой уходил у него из рук, как вода из решета. И удержать его было почти невозможно. Гришин понял, что вот-вот проиграет эту схватку. - Все равно ваши подельники покажут на вашу связь с теми людьми.
        - Пускай мелют что хотят, - пожал плечами Седой. - Мне что?
        - Вот ваш телефон. - Гришин показал ему мобильник. - Нам не составит труда вычислить в записной книжке номер тех людей и по нему установить их местонахождение…
        - Ну давайте, устанавливайте. Я ж не против. - Седой уже издевался.
        Он знал, что установить местонахождение абонента по телефону невозможно, если тот не задержится на связи на добрую минуту. А те люди не дураки. Как только позвонит чужой, - а если с телефона Седого позвонит кто-то другой вместо него, это и есть чужой, - они тут же дадут отбой и избавятся от телефона. Ищи потом ветра в поле…
        Гришин понял, что ничего у него не получится. Седой видел все на два хода вперед и при этом совершенно ничего не боялся. Это не Клоп, который готов был на что угодно, лишь бы спасти свою шкуру.
        Гришин встал, медленно прошелся по кабинету, неосознанно подражая своему шефу, генералу Антипову, который ждал сейчас от него вестей. Хороших вестей. Поимка банды бомжей-убийц, конечно, тоже результат, для местных властей это грандиозное событие. Но от майора Гришина ожидалось совсем другое. И похоже, ожидалось напрасно…
        - Скажите, как вас по имени-отчеству? - спросил Гришин.
        - Забыл… - ответил Седой, аккуратно загасив окурок в пепельнице и явно давая понять, что продолжать разговор он не намерен.
        - Хорошо, - кивнул Гришин, снова садясь напротив него. Его охватило какое-то странное чувство: отчаянное безразличие, и, видимо, почуяв это по его изменившемуся тону, Седой посмотрел на него внимательнее. - По большому счету, мне нет до этого никакого дела. Но мне есть дело до другого. Да, я не из милиции, я из военной разведки. И сюда явился не для того, чтобы раскрыть смерть журналиста или того несчастного парня. Мне нужны те, кто его убил. И вот почему. Есть все основания подозревать, что эти люди - террористы. Я думаю, вы отлично знаете обстановку в России. Везде звучат взрывы, гибнут ни в чем не повинные люди, дети… Для террористов уже давно нет границ… Недалеко от вашего города расположено огромное водохранилище. Если взорвать плотину, потоком воды смоет Верхнеозерск и многие деревни в округе. Погибнет почти все население города - а это десятки тысяч человек. А цель террористов - именно плотина на водохранилище. Вы сами их видели и знаете, что они запросто осуществят свой план. Вы говорите, на вас нет крови. Так будет, если вы не поможете нам…
        Гришин выдохся и замолчал. Неподвижное, с глубокими, словно высеченными из гранита морщинами лицо Седого ничего не выражало. Но вот он без спроса потянулся за сигаретой, достал из пачки, потом, забыв о ней, медленно опустил руку на колено.
        - Меня зовут Александр Петрович… - словно преодолевая страшное сопротивление, заговорил он. - Фамилии не скажу, даже не спрашивайте. Это может повредить моим близким. В прошлом - военный… В городе у меня живет дочь с двумя детьми. С моими внуками. Мальчик и девочка. Обо мне они думают, что я живу где-то на Севере, с другой семьей. Я посылаю им деньги, кружным путем, через знакомых, чтобы не поняли, что я рядом. Не хочу, чтобы дочь знала, кем я стал… У нее хорошая семья… То, что вы сказали про плотину, - это правда?
        Он посмотрел долгим взглядом на Гришина. Тот сердито ощерился:
        - А вы думаете, я все это сам придумал?
        Седой жестом попросил прикурить. Гришин дал ему зажигалку, подождал, пока он прикурит. Если и сейчас не проняло - тогда все…
        - Вы хотите, чтобы я помог вам взять этих людей? - спросил Седой.
        - Да, Александр Петрович, очень хотим. Если вы не окажете нам помощь, поиск их может затянуться, а это приведет к непоправимой ошибке. Даже если мы сумеем спасти плотину, они могут осуществить свое намерение в каком-то другом месте, и в любом случае пострадают невинные люди. Или на время затаятся и взорвут плотину позже. Они - профессионалы и научены выполнять задание до конца. Я думаю, вы это понимаете. И теперь, когда вы все знаете, я прошу вас: помогите.
        Седой помолчал, кивая каким-то своим мыслям. Гришин ждал. Ну…
        - Хорошо, - сказал наконец Седой. - Я помогу. Что я должен делать?
        Гришин ощутил, как ожило и сильно забилось в нем сердце.
        - Когда мы будем готовы засечь сигнал, вы позвоните им и задержите их разговором на какое-то время. Сможете, Александр Петрович?
        - Смогу…
        - Тогда не будем тянуть время. Оно сейчас работает против нас.

16 июля 2003 г., Лондон
        Отправив своего гостя часа через полтора после его приезда, Лев Осипович долго сидел у себя в кабинете за компьютером и телефоном. Во всем огромном доме было тихо. Пылесося полы едва слышным пылесосом, горничная Лиза слушала музыку в наушниках от CD-плеера, висевшего у нее на поясе, чтобы не поднимать шум. Лев Осипович не выносил посторонних звуков, особенно когда работал.
        Объем работы у Лизы был не слишком велик. Комнат было хоть и много, но убирались они редко, поскольку по большей части круглый год пустовали. Наводить чистоту ежедневно приходилось в гостиной, холле и спальне. Да и то, какая там уборка? Прошелся по полу моющим пылесосом, протер пыль - вот и все. Ни детей-грязнуль, ни собак-кошек-попугаев. Сам же жилец был чрезвычайно аккуратным человеком, убирать за таким - одно удовольствие. Ну, белье в спальне поменять, отвезти в прачечную. Еще по мелочи прибраться. За гостями поухаживать. Хотя ночующие гости были здесь большой редкостью. И вообще, дом был скучный. Разве что Магомед, веселый парень и галантный кавалер, иногда на одну ночь задержится, развеет скуку. А вот русских гостей Льва Осиповича Лиза терпеть не могла. Грубые, наглые, жадные. Особенно омерзителен ей был Иван Петрович. Старый козел, а все туда же… Сует руки под юбку, валит на кровать. Магомед хоть мужчина красивый и денег не жалел на булавки. А этот, жирный, дряблый старикашка, ни фунта не предлагал, все хотел задаром. Лиза так и сказала Льву Осиповичу: как хотите, мол, можете меня уволить,
но вашему гостю я когда-нибудь врежу трубой от пылесоса. Лев Осипович сильно развеселился, но Иван Петрович больше к ней не приставал…
        Кто-то легонько тронул ее за плечо. Она обернулась.
        - О, сэр! - Лиза торопливо сорвала наушники. - Извините…
        - Ничего… - улыбнулся Бирчин. Разговаривал он с обслуживающим персоналом - охраной, горничной, лакеем, поваром и садовником - только на английском, их родном языке. Лев Осипович считал, что получает от найма чистокровных англичан двойную пользу: обслуга не понимала, о чем он говорит со своими русскими гостями, и он попутно без лишних затрат времени и денег совершенствовал свой английский.
        - Вы куда-то уходите? - спросила Лиза, намекая на его строгий костюм. Впрочем, галстука не было - эту деталь туалета Бирчин не любил и предпочитал носить сорочки с расстегнутым воротом.
        - Да, нужно съездить в американское посольство и еще кое-куда. Буду только к вечеру. Передайте на кухню, чтобы ужин подали к семи.
        - Хорошо, сэр, - кивнула Лиза. - Ужин к семи. Я передам.
        Бирчин кивнул и сбежал по ступенькам вниз. Лиза оставила пылесос, подошла к окну и сквозь тюлевую штору проследила, как хозяин сел в свой роскошный «Роллс-Ройс» и выехал из ворот. Итак, до семи его не будет. Лев Осипович всегда был очень точен со временем.
        Лиза постояла в задумчивости у окна, посматривая во двор. Сейчас остался один охранник в домике у ворот, и второй охранник в доме. Остальные уехали с Бирчиным. Стивен ушел в город на пару часов по своим делам. Повар дальше кухни не ходит, садовник возится с розовыми кустами. Лучшего момента не будет.
        Лиза спустилась на первый этаж, подошла к комнате охраны. Дверь была чуть приоткрыта, и она краем глаза заглянула внутрь. Джон, тридцатилетний мощный парень с красноватым лицом и рыжими ресницами, сидел боком к тройному ряду мониторов от видеокамер и смотрел по маленькому телевизору конные состязания. Лиза стукнула два раза в дверь и открыла ее чуть шире - входить кому-либо в комнату охраны, кроме охранников, категорически запрещалось.
        - Что такое? - Джон, несмотря на кажущуюся грузность, в одно мгновение вскочил с кресла. Рука его уже лежала на кобуре.
        - Все нормально, Джон, - успокоила его Лиза. - Ты занят сейчас?
        - Ну, не то чтобы очень… - покосился тот на телевизор. - А что?
        - Хотела тебя попросить… Но если ты не можешь, тогда ладно…
        - В чем дело, Лиза? - Джон шагнул к ней ближе и улыбнулся.
        Лиза была чертовски привлекательной девушкой, и все мужчины моментально подпадали под ее чары. Единственный человек, который вроде бы не замечал ее красоты, был сам Лев Осипович, но он вообще был мужчина необычный, и ему прощалась подобная рассеянность. Все же остальные тихо млели, глядя на ее высокую грудь и пухлые губы.
        - Мне нужно вытереть пыль с книг в библиотеке. Но там высокие полки, нужно ставить стремянку. А она вся шатается, я боюсь упасть. Ты не мог бы подержать стремянку, пока я вытру пыль. Это недолго…
        Голос девушки был таким умоляющим, что Джон расправил грудь и шагнул к ней еще ближе. Вообще-то покидать комнату слежения без уважительной причины он не имел права, за это его мгновенно могли уволить. Но разве помощь Лизе - не уважительная причина? А вдруг она упадет со стремянки и разобьется? Шеф ему этого не простит.
        - Хорошо, - сказал Джон, кинув взгляд на мониторы. - Пойдем.
        - Ой, большое тебе спасибо, - обрадовалась Лиза, - ты меня просто спасаешь, Джон. Я так боюсь высоты, а эти полки такие высокие… Я просто сама не своя от страха. Стремянка трясется - ужас…
        Невинно болтая, она привела Джона в библиотеку и показала ему, куда поставить стремянку. Полки с книгами поднимались почти до самого потолка, и Лиза имела все основания опасаться за свою жизнь.
        Прочно расставив ноги, Джон взялся за обе части стремянки и кивнул Лизе, мол, теперь можешь влезать смело. Захватив специальный портативный пылесос для собирания пыли с книг, Лиза опасливо, бочком, вскарабкалась на самый верх. Джон напряг крепкие бицепсы, показывая, что держит крепко, и заодно демонстрируя свои мускулы.
        - Ну как? - спросил он, глядя вверх. - Теперь не страшно?
        То, что демонстрировала Лиза ему под своей довольно-таки короткой юбкой, заставило его невольно открыть рот и прерывисто задышать. Стройные красивые ноги в черных чулках открылись ему до самых пахов. Он видел в метре от себя зубчатый край ее трусиков и застежки от пояска, державшие ажурный край чулок. Лиза потянулась к книгам, слегка повернувшись, и Джон увидел снизу узкий треугольник ее промежности, прикрытой тонкой черной тканью. Ему вдруг стало так жарко, что он вспотел. С усилием отведя взгляд, он ждал, когда она вытрет пыль и спустится вниз. Она продолжала невинно болтать, водя тихо гудящим пылесосом по книгам. Джон, как бы для поддержания беседы, снова посмотрел вверх. Фантастика! Все его эротические мечтания были прямо перед ним, только протяни руку. Он пару раз видел на мониторе, чем она занималась с Магомедом, и после этих зрелищ долго не мог уснуть, несмотря на природную флегматичность. И вот теперь она так близка и так доступна. Ему показалось, что она своим поведением на что-то ему намекает… Или она полагается на его порядочность и не думает ни о чем таком, просто делает свою работу?
        - Сейчас я уберу еще вон там - и все, - сказала Лиза, спускаясь вниз. - Ты мне поможешь переставить стремянку и еще раз ее подержать?
        - Конечно, - прохрипел Джон, дрожащими от возбуждения руками передвигая стремянку. - Ты только скажи, куда ставить…
        - Вот сюда… Да, самый раз. Отлично. Теперь держи, я быстро.
        Пытка продолжилась. Вопреки своей воле, Джон поднимал глаза и снова видел всю эту немыслимую телесную красоту. Он даже чувствовал тепло, исходившее от ее упругой кожи. Господи, только бы поцеловать эту нежную плоть… там, между трусиками и чулками… И чуть выше…
        Лиза не торопилась и делала свою работу очень старательно. Бедный Джон совсем потерял разум и не мог дождаться, когда она окажется внизу. Уже не скрывая своей страсти, он жадно смотрел вверх…
        - Ну, вот и все, - сказала Лиза, медленно спускаясь по ступенькам. - Здесь уже невысоко, я и сама справлюсь. Большое спасибо, Джонни…
        На последней ступеньке она споткнулась и, наверное, упала бы, если бы Джон не поддержал ее в последний момент. Ощутив податливое тело девушки в своих руках, он совсем потерял голову и сжал ее сильнее.
        - О, Джон, нас могут увидеть… - нежно улыбнувшись, слабо сказала Лиза, не делая попыток освободиться из его объятий.
        Он опустил руку под юбку, нащупал ее голую упругую ягодицу и просунул пальцы еще глубже. Лиза ахнула и тихо застонала.
        - Не надо, Джон… - прошептала она, закидывая в истоме голову.
        Он, забыв обо всем на свете, поднял ее на руки и на подгибающихся ногах понес в соседнюю комнату, на кушетку у стены, которая, как он знал, не попадает в объектив видеокамеры…
        Через десять минут, когда все было кончено, Лиза, ласково улыбаясь, поднялась с кушетки и на минуту вышла в другую комнату. Джон лежал навзничь с блаженным выражением на лице. Такого он еще не испытывал. Лиза вернулась со стаканом сока, протянула ему:
        - Попей, Джонни, освежись… Ты такой горячий мужчина…
        Джон, глядя в ее сияющие глаза, принял стакан и жадно выпил его до дна. Лиза взяла стакан, таинственно улыбнулась и попятилась к выходу.
        - Подожди… - шепнула она. - Не уходи. Я только отнесу стакан…
        Джон, как ему ни хотелось остаться, должен был вернуться на свое рабочее место. Ничего не поделать, служба есть служба. Он хотел сказать об этом Лизе, прибавив, что они могут встретиться вечером после работы и продолжить занятия любовью у него дома, но веки его вдруг слиплись, он уронил голову на плечо и погрузился в сон.
        Лиза посмотрела на спящего, быстро оделась, глянула на часы - препарат действует ровно час, - отцепила от пояса Джона ключи и направилась к комнате наблюдения. Ей нужно было торопиться.

…Елизавета Макарова была девушкой примерной. Родители дали ей отличное воспитание, она владела английским, как родным, и чудно играла на рояле. Будучи студенткой МГУ, она познакомилась с Игорем. Их чувство развивалось стремительно, и к концу учебы они поженились. Пара была на удивление красивой. Перспективы - самые радужные. Она - журналист, он - дипломат, с его талантами ему пророчили блестящую дипломатическую карьеру. Но, воспитанный дедом-полковником и отцом-генералом, Игорь твердо считал, что каждый молодой человек обязан отдать долг Родине - пройти службу в армии. Он подал заявление и через месяц лейтенантом уехал в Чечню. Сказал, что полтора года пролетят незаметно. Обещал приехать в отпуск. И погиб. Спустя два месяца после отправки. Как ей сказал приехавший сослуживец Игоря, он и почти весь его взвод погибли из-за предательства штабистов.
        В ней тогда словно что-то выгорело. Жизнь остановилась. Хотелось только одного - отомстить за его смерть. Она пошла в ФСБ. Сначала ее и слушать не стали, потом предложили пройти собеседование… Через два года она стала профессиональным разведчиком. А вскоре ее с подходящей легендой командировали в Лондон, где она поступила на должность горничной в недавно приобретенный особняк Льва Осиповича Бирчина. В Москву от агента по прозвищу Сверчок стала поступать бесценная информация о деятельности опального олигарха…
        Лиза открыла дверь и вошла в комнату. Действовала она предельно хладнокровно. Сначала осмотрела мониторы. Так, садовник возится у кустов, второй охранник курит возле ворот - отлучаться от них он не имеет права, - повар возится на кухне, Стивена не видать.
        Она нашла магнитофоны, на которые записывались разговоры в доме. Магнитофонов было три, на каждом - педантичная надпись. Этот - для гостиной, этот - для винного погреба, этот - для атриума.
        Ей нужна была последняя, сегодняшняя запись из атриума. Москва требовала информации. Самой последней и самой точной. У Лизы не оставалось выбора, и она отдалась этому рыжему болвану, который обслюнявил ей все ноги… Словно в грязи измазал. Но эта грязь к ней не приставала. Она просто не воспринимала подобную связь. Если бы она хоть на минуту задумалась о ней, она бы сошла с ума от одного только прикосновения Магомеда - потенциального убийцы Игоря. Но думать об этом воспрещалось. Прежде всего - работа. Она сама согласилась на все условия и теперь не должна была относиться к себе как к обычной женщине, могущей чувствовать и страдать. Она - инструмент для достижения цели, для выуживания информации. И все. Остальное принадлежало Игорю, и только ему, - и давно умерло вместе с ним.
        Поглядывая на часы и на экраны мониторов, она отмотала запись назад примерно на сорок минут разговора. На большее времени у нее не было. Она не могла рисковать, переписывая запись. Магнитофоны могли иметь блокираторы несанкционированной перезаписи. Поэтому требовалось все запомнить. Но сегодняшний разговор в атриуме был недолог. Галаев торопился и вообще был хмур и молчалив, не лез со своими обычными сальными шуточками. Так что сорока минут должно хватить.
        Лиза включила воспроизведение и затаила дыхание после первых же услышанных слов. Не зря Москва была так настойчива…
        Джон проснулся оттого, что кто-то тихонько щекотал ему ухо. Он открыл глаза и увидел смеющееся лицо Лизы, склоненное над ним.
        - Просыпайся, - сказала она, поглаживая его по веснушчатой руке.
        - Я что, уснул? - игриво спросил он, прижимая ее к себе.
        Мгновенно усыпленный специальным составом, он даже не понял, что проспал целый час. Ему казалось, что он на секунду смежил веки.
        - Наверное, ты устал… - улыбнулась Лиза. - Я тебе не мешала. Но потом решила, что тебе все же надо возвращаться. Мало ли что…
        - Так я правда спал? - не поверил Джон. Он глянул на часы, охнул и вскочил с кушетки. - Я же спал целый час! Я вылечу с работы…
        - Не волнуйся, Джонни, - успокоила его Лиза. - Никто ведь не знает, что ты немного вздремнул. В доме было тихо, так что повода для волнений нет. Возвращайся на место и ни о чем не думай. Все о’кей…

16 июля 2003 г., Верхнеозерск
        - Вот и область пожаловала, - сказал Борисов, глянув в окно.
        Гришин подошел к окну. На площадке внутреннего двора УВД остановилась черная служебная «Волга», рядом - микроавтобус без окон с мощной антенной на крыше. В нем находилось оборудование для спутникового слежения. Из «Волги» вышли три человека и быстро двинулись к зданию. Чуть впереди шел широкоплечий худощавый человек с черными волосами и худым остроскулым лицом. Гришин сразу узнал его, несмотря на минувшие годы. Это был полковник Варов собственной персоной, начальник областного отделения ФСБ.
        Протягивая руку, Варов глянул на Гришина внимательнее.
        - Леша, никак ты? - Его лицо дрогнуло радостной улыбкой.
        - Так точно, Петр Сергеевич, я, собственной персоной…
        - А я думаю, фамилия знакомая… Сказали, майор Гришин из Главного управления. Я как-то не сообразил… Тогда-то ты курсантом был… Ну, молодец, хорошо выглядишь. Возмужал. Знакомьтесь, ребята, это мой старый друг, когда-то у меня практику проходил… Наш человек…
        Гришин обменялся рукопожатиями со спутниками Варова. Он тоже был рад своему первому учителю в практической разведдеятельности. Всегда приятно видеть лицо, с которым связаны добрые воспоминания. А кроме того, им сейчас предстояло провести важнейшую операцию по задержанию террористов, и полное взаимопонимание здесь было просто необходимо. А в том, что оно будет, теперь Гришин не сомневался.
        - Здравствуйте, Василий Михайлович, - поздоровался Варов с Афанасьевым. - Ну, что у вас тут случилось? Конец света?
        - И не говорите, Петр Сергеевич, - вздохнул Афанасьев.
        - Ну что, товарищ майор, знакомь с оперативной обстановкой, - сказал Варов Гришину, когда все расселись и приготовились слушать.
        - Хорошо, - кивнул Гришин. - Оперативная обстановка проста. Где-то в пределах Верхнеозерска находится группа диверсантов. Состоит, скорее всего, из трех человек, но это исполнители. В городе у них есть связник. Предположительная цель диверсии - плотина водохранилища. Там уже выставлена усиленная охрана, но диверсанты могут выбрать в качестве цели любой другой объект, естественно, наиболее уязвимый. Вот этот человек, - Гришин указал на сидевшего в углу Седого, который в своем живописном клошарном одеянии привлекал недоумевающие взоры приехавших, - Александр Петрович, может выйти на связь с террористами, не вызывая их подозрения. Наша задача: установить местонахождение группы, блокировать и захватить ее. Петр Сергеевич, ваши люди смогут отследить сигнал мобильного телефона?
        - Могут-то они могут, - сказал Варов, - но смотря какие будут условия переговоров. Ежели, скажем, террористы сидят на базе, то бишь на одном месте, то это одно. Тогда установить их местонахождение не составит большого труда, особенно если разговор будет достаточно продолжительным. Ежели они находятся в движении, то бишь едут в машине и на ходу разговаривают, то это другое. Тут засечь их будет нелегко. Все дело в том, сколько продлится разговор. Ежели держать их на связи полчаса, так и в машине можно определить, где они едут. А ежели пару слов скажут - и привет, тогда, конечно, трудно сказать. Тут уж как мои ребята сработают и их аппаратура. Как повезет…
        Гришин едва сдержал улыбку. Неторопливую манеру рассуждения Варова он помнил хорошо. Порывистый в действии, он был тугодумом, когда дело касалось разработки плана. И Гришина настойчиво этому учил: думай как можно тщательнее, учитывай все варианты, не спеши. Спешка хороша при ловле блох, а в нашем деле от нее только вред…
        - Александр Петрович, вы сможете затянуть разговор с ними хотя бы на минуту? - спросил Гришин Седого, и все затихли, глядя на хмурое, значительное лицо человека, от которого зависел успех операции.
        Понимая, что он сейчас тут самая важная персона, важнее всех этих больших и малых начальников, Седой значительно помолчал, нисколько не тяготясь своим внешним видом и двусмысленным положением. Он будто давал понять, что даже в ранге арестованного он стоит на одной ступени со всеми присутствующими, а может быть, и выше многих.
        - Сначала дайте слово, что мне не дадут срок, - вдруг заявил Седой, с мгновенной усмешкой глянув на Гришина.
        Гришин обомлел. Вот те на! Думал, что они обо всем договорились, а тут Седой вдруг огорошил таким заявлением. Хорош же он сейчас в глазах Варова и его спутников. Они полагали, что тут полная ясность, приехали делать свою работу, а оказывается, надо не террористов ловить, а упрашивать всем миром бандита… Молодец, Седой, выставил его полным дураком, отомстил за арест сполна. Понял ведь, что Варов был когда-то его начальником, ну и показал, каков ученичок на самом деле. Ловок, бес, ох ловок, все рассчитал правильно. На допросе о том, чтобы уйти от наказания, и заикаться не стал, Гришин наобещал бы ему с глазу на глаз все, что угодно, зная, что потом легко от своих слов может откреститься. А тут не увильнешь. Седой обращался непосредственно к подполковнику Афанасьеву, и теперь странным образом именно от него, милицейского начальника города, стала зависеть судьба операции.
        Гришин незаметно кусал губы, посматривая то на Варова, то на бедного Афанасьева, который просто-таки онемел от неожиданности. Варов едва заметно хмурился, но выдержки ему было не занимать. Хуже всех себя чувствовал Афанасьев. Что делать? Пообещать свободу преступнику, который убил - или приказал убить - его племянника? Это немыслимо. Но и отказать Седому он не мог. Тот был человек твердый. Его на испуг не возьмешь, Афанасьев это понял еще в лесу, в том жутком логове. Если не захочет звонить - его ничем не заставишь, хоть к стенке ставь. И провести его не удастся. Он сразу поймет обман. Все должно быть решено немедленно и прочно, при многочисленных свидетелях.
        - Но поймите, я не могу вас отпустить, - заметно мучаясь, сказал наконец Афанасьев. - Убиты люди, и надо установить виновных.
        - Я никого не убивал, - отрезал Седой. - На мне крови нет.
        - Но в любом случае до суда вы останетесь под арестом…
        - Это понятно, - оборвал его Седой. - А что мне скажут на суде?
        - Ну, не знаю… Если выяснится, что вы действительно никого не убивали… Но ведь все равно вы были в банде, все знали, возможно, руководили убийцами… При вас хоронили трупы…
        Седой слушал его лепет без единого движения на лице. Варов сделал легкий нетерпеливый жест. Афанасьев понял, что надо сдаваться.
        - Ну, хорошо… Если действительно вы не убивали… Год, максимум полтора, исправительных работ на поселении я вам гарантирую. Дать вам полную свободу, увы, я не могу… Это не в моих силах…
        - Химия? - сказал Седой и помолчал. - Ладно, это мне подходит. Там жить можно, и решеток нет. Договорились. Только чтоб без обмана…
        - Я прослежу, чтобы обещание подполковника Афанасьева было выполнено, - веско заявил Варов. - Даю слово офицера.
        - Ну, если слово офицера… - усмехнулся Седой. - Хорошо. Я все сделаю. Буду держать их на связи, сколько смогу. Когда звонить?
        - Мои люди готовы, - сказал Варов и глянул на Гришина. - Начнем?
        Гришин взглядом поблагодарил своего учителя за это слово, как бы вернувшее бразды управления операцией в его руки. Спасибо, Петр Сергеевич, что не стал винить за недоработку. Хотя от выходки Седого оправиться было нелегко. Гришину так и казалось, что фээсбэшники стали поглядывать на него, их извечного конкурента, с насмешкой и легким недоверием. Однако под защитой Варова, который сам когда-то начинал в военной разведке, он почувствовал себя увереннее. Ничего страшного не произошло. В любой работе есть свои небольшие «затыки». Главное, их вовремя преодолеть и двигаться дальше.
        - Начнем, - кивнул Гришин. - Откуда лучше всего звонить?
        - Пойдемте к фургону, - сказал один из помощников Варова, крепкий молодой парень по фамилии Колода. - Операторы скажут.
        Внутри фургона находились двое деловитых парней, вокруг них было наставлено множество мудреной аппаратуры. Поскольку места здесь оказалось очень мало, к ним сели только Седой, Гришин и Варов.
        - Покажите мобилу, - сказал один из операторов, худой щетинистый очкарик, который, казалось, никогда не вылезал из фургона.
        - Юра, ты уж постарайся, - попросил Варов, - вся надежда на тебя.
        - Сделаю все, что от меня зависит. - Юра быстро осмотрел телефон, ожесточенно скребанул в затылке, показал телефон напарнику. - Смотри, Жора, клевая труба, сигнал должен быть устойчивый.
        - И дырка есть для ушей, - сказал Жора, полный блондин с длинными проворными пальцами. - Будете слушать разговор, Петр Сергеевич?
        - Не мешало бы, - кивнул Варов, устраиваясь поудобнее.
        Жора воткнул в мобильник штекер от динамиков, Юра присоединил к нему еще один тонкий проводок непонятного назначения, идущий к гудящей металлической коробке. Они оба сели за компьютеры, деловито пощелкали кнопками. Юра посмотрел через плечо на Варова:
        - Мы готовы, Петр Сергеевич. Можно набирать номер…
        Варов глянул на Гришина, тот передал телефон Седому:
        - Звоните, Александр Петрович.
        Седой взял свой мобильник, высветил один из номеров на табло, нажал кнопку цифрового набора. В динамиках послышались отчетливые звуки, затем раздались сигналы вызова. Гришин затаил дыхание. Ну, теперь все зависело от Седого и от сноровки этих компьютерных умников. Вряд у них будет вторая попытка, если не получится с первого раза…
        В динамиках долго прогудел второй сигнал. Молчание. Гришин грыз ноготь большого пальца, не замечая этого. А вдруг террористы что-то заподозрили и выбросили тот телефон, на который звонил Седой? Не убрав опасного свидетеля, Наташу Орлову, они могли вполне резонно испугаться провала и обрубить все концы…
        Прогудел третий сигнал. Тишина. В фургоне было необычайно тихо. Он был отделан звукоизолирующим материалом и не пропускал никаких звуков извне. Хорошо, что тут есть кондиционер, иначе можно было бы просто задохнуться от жары. Однако, несмотря на то что от стенки, за которой находилась кабина, шел прохладный воздух, Гришин ощутил липкие струйки пота, ползущие по спине и груди. Почему они молчат?!
        Мерно прогудел четвертый сигнал. Ну да, профессионалы никогда не торопятся. Они смотрят по определителю, от кого поступил звонок, и решают, надо ли с ним разговаривать. Надо, заклинал Гришин, надо…
        В динамиках щелкнуло, Седой прижал трубку к уху сильнее.
        - Говори, - послышался негромкий безразличный голос.
        Гришин отчаянно глянул на Седого. Почему он не отвечает?! Его вдруг напугало выражение лица Седого. Что он задумал? И вдруг Гришин понял: сейчас он крикнет о том, что его арестовали, и те все поймут…
        - Здорово… - неторопливо сказал Седой. - Чего молчим?
        - Занят был, - с едва уловимым раздражением ответил невидимый собеседник. - Что хотел, говори.
        Операторы бесшумно колдовали над аппаратурой, то подкручивая винты настройки своих мудреных аппаратов, то возвращаясь к экранам компьютеров, на которых отражались какие-то бегущие разноцветные линии и пунктиры. Гришин ровным счетом ничего в их действиях не понимал, так же, впрочем, как и Варов, и им обоим оставалось лишь сидеть безучастными наблюдателями и ждать, чем все это закончится.
        Седой по-прежнему не спешил с ответом. Это было рискованно, хотя и давало возможность выиграть драгоценные дополнительные секунды.
        - Того-то журналиста мы прибрали, - сказал медлительно Седой, будто начисто забыв о присутствии своих конвоиров. - Да вот нынче с утра другой приходил. - Седой сделал долгую паузу. - Дотошный.
        - Что он хотел? - нетерпеливо спросил собеседник.
        - Да вот… вами интересовался. Спрашивал, кто такие, откуда?
        Юра, не отрываясь от экрана, покрутил пальцем у себя над головой, мол, давай, давай, продолжай… Гришин понял, что пока им не удается отследить сигнал, и похолодел. А что, если и вообще не удастся?
        - Откуда он мог узнать о нас? - напряг голос говоривший.
        - От первого журналиста. А тот от девки. Надоели они мне…
        - Что ты ему сказал?
        - Да что? - Седой снова сделал долгую паузу. - Пока ничего…
        - Что значит - пока? Ты отпустил его?
        - Ну… Всех же не задержишь… Он бабки обещал за информацию. Хорошие бабки. Вот я и подумал: ничего не будет, ежели я ему кое-что и сболтну. Так, по мелочи, ему ведь все равно, лишь бы написать…
        - Слушай, Седой, - жестко сказал говоривший, - ты можешь ему говорить все, что хочешь, если тебя жаба давит. Все равно девка много чего ментам наболтала. Но если ты сообщишь важные приметы, по которым нас могут найти, - из-под земли достанем, понял?
        - Да это-то я понимаю, - прикинулся испуганным Седой. - Ты не бойся, ничего такого важного я не скажу, я ж понимаю. Но больно денег хочется по-легкому срубить. Он-то, журналист, богатый, десять штук обещал дать. Сам понимаешь, трудно отказаться от таких бабок…
        В это мгновение Жора резко поднял большой палец. Есть! Гришин в забытьи сунулся было через его голову к монитору. А-а, ничего не понять… Какие-то зигзаги, мигающие точки, перекрестье линий. Он сел обратно, догрызая ноготь до живого мяса. Хоть бы не ошиблись…
        - Засекли, Петр Сергеевич, - сказал вполголоса Юра. - Наверняка.
        Варов положил руку на плечо Седому, тот кивнул: понял, мол.
        - Ну, если вы так резко против… - нерешительно сказал Седой. - Ладно, лучше я помолчу… Себе спокойней будет.
        - Смотри сам, Седой, я тебя предупредил, - резко сказал невидимый собеседник. - Сюда больше не звони, номер вычеркни. Все, отбой.
        В динамиках послышались короткие гудки. Седой выключил мобильник и положил его на стол. Он выполнил свою часть договора.
        - Где они? - кинулся к Юре Гришин. - Далеко от города?
        - Нет, - ответил невозмутимо тот, - они практически в городе. Сейчас я сделаю более понятную картинку… - Он пощелкал кнопками, и Гришин увидел на экране карту-схему города. - Это Верхнеозерск. Вот видите мигающую точку на доме? Это дом, из которого нам отвечали. Окраина города. Улица Тургенева, дом двадцать три.
        - Петр Сергеевич… - Гришин глянул на Варова. - Надо действовать!
        - Уже действуем, Алексей, - улыбнулся Варов и вышел из фургона.
        Гришин, как ни торопился за ним, задержался возле Седого.
        - Спасибо, Александр Петрович… - он протянул ему руку.
        - Не за что, - усмехнулся Седой, отвечая ему железным пожатием.
        Верхнеозерск, улица Тургенева, 20.14.
        Дом под номером двадцать три на старой окраинной улице Тургенева был пятиэтажной ветхой хрущевкой, окрашенной когда-то в розовый цвет. Теперь краска почти целиком обсыпалась, дом был грязно-серым и неряшливым. Стоял он в глубине двора, метрах в сорока от дороги, и из машины, в которой сидели Гришин, Варов, Колода и Борисов, хорошо просматривались все три его подъезда.
        С помощью местного участкового, втихаря опросившего знакомых старушек, выяснили, что в первом подъезде на третьем этаже в девятой квартире живут трое мужчин, заселившихся сюда позавчера утром. С собой они ничего не привезли, кроме больших спортивных сумок. Люди были серьезные, жили пока тихо, девок не водили, музыку громко не слушали. По большей части сидели дома. Правда, за ними приезжала какая-то черная машина, куда-то они ездили, но ненадолго. С соседями были вежливы, здоровались, одной молодой мамаше помогли внести на пятый этаж коляску - лифта-то не было. Сунувшемуся к ним за «проставоном» на новоселье Кольке-соседу, запойному алкоголику, сказали, что они бизнесмены, хотят наладить в Верхнеозерске свой бизнес. Бутылку водки они Кольке дали, но пить с ним не стали, - и больше он к ним не заходил.
        Сейчас все три жильца были дома. Днем двое из них уезжали по делам, но уже часа два как вернулись. Человек, возивший их на темной машине, побыл недолго у них в квартире и уехал.
        Весь дом был окружен невидимой цепью наблюдателей. Из соседнего дома за девятой квартирой наблюдали в мощный оптический прибор, что позволяло держать под контролем каждый шаг террористов.
        - Пьют чай, смотрят телевизор, - докладывал наблюдатель. - Один из них зашел в ванную… Или в туалет, там совмещенный санузел…
        - Оружие было замечено? - спросил Варов в микрофон.
        - Вроде бы нет, товарищ полковник… - отозвался в динамике наблюдатель. - Явно не видно, ни за поясом, ни на столе…
        - Если увидите оружие или подозрительный предмет, дайте знать.
        - Понял, товарищ полковник… Продолжаем наблюдение…
        - Что-то альфовцев долго нет, - сказал Гришин, поглядывая на часы.
        - Скоро будут, - спокойно сказал Варов. - Вертолет уже на подлете.
        - Как бы они не заподозрили слежки, - нервничал Гришин. - Если предположить, что в квартире находится взрывчатка, то они могут разнести весь дом. Петр Сергеевич, может, эвакуируем часть жителей?
        - Эвакуировать можно… Но пока все тихо, не стоит подымать лишний шум. Эвакуация - дело хлопотное. Дети начнут кричать, во дворе шум поднимется… А здесь каждый звук внимание привлекает. Пока тихо, лучше ничего не предпринимать. Прибудет «Альфа» - предоставим действовать ей. Там отличные спецы, пусть работают.
        - А если во время штурма они успеют привести в действие взрывное устройство? Ведь могут погибнуть люди в соседних квартирах…
        - Штурм займет секунды… Поясов шахидов на них нет, да и вообще у них другой профиль. Возможно, они и готовы погибнуть, но выполняя совсем другое задание. Наблюдатели докладывают, что ведут они себя довольно спокойно. Так что вероятность взрыва очень мала. Возможно, они успеют открыть огонь из стрелкового оружия, но большого вреда нанести не успеют. Альфовцы свое дело знают, положимся на них. Командир группы опытный офицер, это задание у него далеко не первое.
        Гришин не мог не согласиться с доводами Варова. Да, лишний шум поднимать ни к чему. Террористы не ждут нападения и даже оружия не держат под рукой. Альфовцы слепят их тепленькими. Конечно, есть риск взрыва. Но эвакуация жителей наверняка привлечет внимание террористов, и тогда взять их будет гораздо сложнее. Кто знает, что за арсенал хранится в квартире. Старушки-соседки говорили о больших сумках. Что там могло быть? Взрывчатка, оружие, пара огнеметов? А ведь из огнеметов можно обстрелять и соседние дома…
        Зазвонил мобильный телефон Варова. Гришин вздрогнул. Нервы за последние часы несколько сдали, сказывалось огромное напряжение. По сути, операция велась под его руководством, сейчас даже полковник Варов фактически находился у него в подчинении. Если операция будет провалена - спросят в первую очередь с Гришина как с представителя Главного разведуправления. Варов, конечно, тоже нес ответственность, но по своему ведомству, к тому же ему было проще: он присоединился к операции лишь на втором этапе и не нес ответственности за возможные ошибки, допущенные его молодым коллегой. Так что в случае чего все шишки посыплются на голову майора, и на своей карьере он может ставить большой жирный крест. Антипов не простит ему провала.
        - «Альфа» уже на подъезде, - сказал Варов, выслушав сообщение. - Через десять минут будут здесь. Что у вас, Первый? - спросил он, нажав кнопку громкой связи с наблюдателями.
        - Все спокойно, товарищ полковник… Все три голубка сидят в гостиной, смотрят телевизор… Оружия не видно.
        - Через десять минут в дело вступит «Альфа». Всем повышенное внимание. Как поняли меня, Первый?.. - Варов провел перекличку со всеми наблюдателями, окружавшими двадцать третий дом, и ободряюще посмотрел на сжатого в комок Гришина. - Леша, все будет хорошо.
        - Надеюсь, Петр Сергеевич, - отозвался тот, глянув на часы.
        Вскоре приехал фургон с группой захвата. В машину для краткого совещания сел командир группы капитан Кержаков. Был он так велик, что Колоде пришлось выйти наружу, - все не вмещались. Уяснив задачу, Кержаков попросил только об одном: не мешать ему, и отправился инструктировать своих бойцов. Гришин понял, что не усидит в машине.
        - Петр Сергеевич, я с ними, - сказал он Варову. - Хочу все видеть сам.
        - Понимаю, Алексей, - кивнул Варов. - Решай сам, имеешь ли ты право подставлять голову под пули в этой ситуации.
        - Да я аккуратненько, а на голову надену каску. Тут от меня проку мало, наблюдателей все равно ведете вы… Мне нужно туда…
        - Только надень бронежилет, - сказал Варов, видя, что его не удержать.
        Гришин кивнул и побежал к автобусу альфовцев. Рослые парни в черной форме и касках-«сферах» стояли возле машины в ожидании команды. Они были вооружены автоматами «АС» с толстыми стволами-глушителями, пистолетами-пулеметами «кедр» и пистолетами для спецвойск «гюрза». Также в боевой комплект входили светозвуковые гранаты «факел» и «заря». Все были очень сосредоточенны и тщательно проверяли оружие и снаряжение. Гришин понял, что в своем джинсовом наряде, с табельным
«макаровым» он не вписывается в это грозное и отлаженное, как часовой механизм, братство. Тем не менее он отвел Кержакова в сторонку и попросил взять его с собой, пообещав «не путаться под ногами». Кержаков выслушал просьбу Гришина довольно хмуро. Но, быстро оценив его состояние, понял, что спорить бесполезно, - этот все равно пойдет следом, - и выдал ему увесистый бронежилет.
        - Лишнего шлема нет. Держитесь в хвосте, вперед не высовывайтесь.
        - Все понял, - кивал Гришин, надевая жилет. - Мешать не буду…
        - Готовы? - спросил Кержаков своих «рексов». - Тогда пошли…
        Бесшумно и стремительно, одним молниеносным броском группа, в которой было двадцать человек, переместилась к двадцать третьему дому, забегая с торцевой стороны, где их не могли заметить террористы. Гришин едва поспевал за ними в тяжелом жилете. Тренированные бойцы не бегали, а просто летали над землей - куда там мифическим ниндзя. Гришин прижался к теплой стене, стараясь отдышаться. Надо было спешить, пока кто-нибудь не поднял шум при виде группы захвата.
        - Как обстановка в квартире? - спросил Кержаков в закрепленный на шлеме микрофон. Связь с ним поддерживал Варов, передавая ему сведения, полученные от наблюдателей.
        - Все спокойно, - ответил Варов. - Смотрят телевизор.
        - Входим в подъезд. - Кержаков жестом подал команду своим бойцам.
        Что происходило в подъезде, Гришин не видел, ибо его пока не пускали внутрь. Но он и так хорошо знал, что бойцы блокировали лестничные площадки выше и ниже третьего этажа, чтобы кто-либо из соседей не вышел случайно из квартиры и не попал под огонь. Альфовцы любили действовать, если позволяла обстановка, очень быстро, «с колес». Сейчас была именно такая ситуация. Бандиты нападения не ждали, и брать их следовало без раскачки. Штурм мог начаться в любую секунду. Вслед за последним бойцом Гришин поднялся до уровня второго этажа. Дальше вверх тянулась цепочка альфовцев, и ему пришлось остаться внизу, дожидаясь начала штурма. Ударная группа подтянулась к самой двери. Пошел отсчет последних секунд… Два дюжих бойца взялись за ручки тяжелой стальной болванки-тарана, приготовились… Кержаков, стоя на верхнем пролете, поднял руку, глянул на часы - и дал отмашку.
        Грохнул в дверь таран, она с шумом распахнулась, со страшными криками в квартиру ворвались бойцы, где-то внутри бабахнула шумовая граната, послышался хлопок выстрела - и разом все стихло…
        Гришин взбежал наверх, влетел в квартиру… Повсюду ходили бойцы, о чем-то бодро переговаривались. Гришин вошел в гостиную… На полу лицом вниз в разных позах лежали трое мужчин в гражданской одежде. Руки их были закручены за спину, на спинах сидели деловитые и спокойные альфовцы. Кержаков осматривал соседнюю комнату.
        - Что здесь? - спросил Гришин, подходя к открытому шкафу.
        - Посмотрите, - отошел в сторону Кержаков. - Целый склад.
        Гришин заглянул в шкаф. Там стояли картонные упаковки с брусками тротила, лежали связками детонаторы, какие-то приспособления. Сбоку чинно висели на плечиках черные кожаные куртки. Те самые…
        - Нехило они тут упаковались, - сказал Кержаков. - Могли весь квартал на воздух поднять. Вовремя вы их вычислили…
        Тут только до Гришина стало доходить, что - всё, операция закончена. И закончена успешно. Все три террориста взяты живьем, сопротивление, которое они пытались оказать, было чисто символическим. «Альфа» в который раз подтвердила свой высокий класс. Ну, и он, майор Гришин, свою работу сделал в принципе неплохо…
        Он вышел в гостиную, еще раз, уже спокойнее, оглядел задержанных. С виду обычные люди, на улице увидишь - мирно пройдешь мимо. Да и как их определить по внешнему виду? Ушлые бабки-соседки - и те ничего плохого не заметили. Откуда ж им было знать, что «бизнесмены» собираются уничтожить если не весь город, то большую часть его.
        В гостиную вошел Варов в сопровождении своих людей и Борисова.
        - Как все прошло? - первым делом спросил он Кержакова.
        - Да все нормально, товарищ полковник, - беззаботно отозвался тот. - Всегда бы так… Один, правда, дернулся за стволом, но получил пулю в плечо и увял. Остальных повязали как младенцев, даже не пикнули.
        - Что-нибудь интересное нашли?
        - Там в спальне, в шкафу…
        Варов со свитой направился в спальню. Вышел он оттуда, покачивая головой. Увидел стоящего у стены Гришина, улыбнулся, шагнул к нему:
        - Поздравляю, товарищ майор. Операция проведена отлично.
        - Спасибо, товарищ полковник! - Гришин с чувством пожал ему руку.
        - Молодец, майор, - сказал и Борисов. - Поздравляю…
        Кто-то еще поздравлял его, он отвечал, улыбался. Задержанных увели, в квартире уже расторопно работали эксперты-криминалисты.
        - Смотри, Алексей, какие любопытные чертежи, - сказал Варов.
        Гришин подошел к столу. На клетчатых листках, вырванных из ученических тетрадей, были нарисованы планы плотины водохранилища, какого-то предприятия, детского сада, больницы. Были указаны места, куда следует закладывать взрывчатку. Гришин понял, что все его опасения, высказанные Седому, были совершенно оправданны. Если бы диверсантам не удалось взорвать плотину, они бы перенесли свой удар на любой другой из этих объектов.
        - Это нефтеперерабатывающий завод, - сказал Борисов. - Людей там не слишком много, но огня было бы - на всю область…
        - Да уж, натворили бы делов… - вставил Колода. - Думаю, что завод они оставили на крайний случай. А сначала попытались бы рвануть больницу или детский сад. Им чем больше народу - тем лучше.
        - А может, они хотели устроить взрывы сразу в нескольких местах?
        - Может, и так, - согласился Колода. - Заряда у них хватило бы…
        - В общем, будет о чем поговорить с задержанными, - заключил Варов, сворачивая чертежи и отдавая их Гришину. - Это тебе…
        - Угу, - кивнул Гришин, - спасибо, Петр Сергеевич. Да, нужно будет оставить здесь засаду, чтобы взять связного…
        - Все сделаем, Алексей, я уже отдал распоряжение. Сейчас эксперты закончат - и все отсюда удалятся. Оставим трех человек, думаю, хватит.
        - И дверь надо бы починить, а то она малость покорежена…
        - И дверь починим, не переживай. Отойдем-ка на минутку…
        Они вышли в спальню, и Варов прикрыл за собой дверь.
        - Ты что сейчас думаешь делать? - спросил он заговорщицки.
        - Да что?.. Надо снять показания с задержанных и переправлять их срочно в Москву. Там их ждет следственная группа, медлить нельзя…
        - Ну, раньше завтрашнего утра ты в Москву все равно не улетишь, - заметил Варов. - В крайнем случае глубокой ночью. То есть времени у нас еще достаточно… Я вот что предлагаю, Леша… Когда еще доведется свидеться? Края наши глухие, а ты - далеко… Давай-ка сейчас махнем ко мне домой. Если прямо сейчас выехать - через час будем. Трасса пустая, долетим птицей. Поужинаем, ты, поди, с утра ничего не ел, по рюмке выпьем за встречу, за успешную операцию. Лена рада будет… А ты мою жену-то помнишь, Алексей?
        - Ну что вы, Петр Сергеевич, - смущенно улыбнулся Гришин. - Конечно, помню, когда сюда летел, всю дорогу вспоминал…
        - Ну, вот и повидаешься заодно. Будет о чем поговорить. Ну что, едем, товарищ майор? Назад мой шофер тебя в лучшем виде доставит.
        - Хорошо, Петр Сергеевич, согласен. Извините, сейчас я только в Москву позвоню. Там генерал Антипов уже заждался моего звонка…
        - Давай, - кивнул Варов, выходя из спальни, - жду возле машины.
        Гришин набрал номер Антипова и с приятным чувством слушал гудки вызова. Старик хоть, конечно, и не подаст вида, но будет рад. Поворчит маленько по своей привычке, что затянули с задержанием, еще к чему-нибудь придерется… Такой уж характер, вернее, такая должность. Но немного погодя обязательно найдет случай сказать добрые слова.
        - Я слушаю, - отрывисто сказал Антипов, и Гришин невольно поджал живот и выпятил грудь, как на докладе в кабинете.
        - Террористы задержаны, товарищ генерал, - молодцевато доложил Гришин. - Все трое. Жертв нет. В квартире обнаружен склад тротила и чертежи предполагаемых объектов взрыва. В том числе и плотины водохранилища. Задержанные доставлены в следственный изолятор. На квартире оставлена засада для поимки связника. Задание выполнено…
        - Ни черта оно не выполнено, майор, - сказал Антипов, и Гришин прикусил язык. Старик был сильно не в духе, и это было не обычное его ворчливое состояние. Произошло что-то очень серьезное… - Мы получили сообщение от Сверчка. Вы взяли подставных. В городе есть вторая группа. Ее цель - освобождение Руслана Мадуева. Через час я вылетаю в Верхнеозерск на военном самолете. Подробности сообщу по прилете. До моего прибытия ничего не предпринимать. Ждите меня на военном аэродроме в Солнечном. До встречи…
        Тупо слушая короткие гудки, Гришин переваривал услышанное. Ничего себе, ириска… А он-то думал, что все кончено и верхом на белом коне он въедет в Москву. Дудки. Все оказалось гораздо сложнее.
        Гришин выключил телефон и медленно двинулся к выходу. Медленно, потому что очень не хотелось огорчать Варова. Тот, поди, уже и домой позвонил, приказал жене накрывать на стол… Интересно, какой она стала, красавица и хохотушка Леночка? Теперь ей уже под сорок, поди, степенная, неторопливая, под стать своему мужу, дама. Так и не довелось встретиться. И роскошный семейный ужин пропал…
        Гришин вышел из подъезда и увидел невдалеке черную «Волгу» Варова. Петр Сергеевич, увидев его, приглашающе взмахнул рукой. Гришин кисло улыбнулся и на ходу отрицательно покачал головой.

17 июля, Верхнеозерск, 1.15
        Небольшой военно-транспортный самолет «Ан-26», тревожно мигая проблесковыми маячками, подпрыгнул на светящейся взлетно-посадочной полосе и побежал к приземистому корпусу диспетчерского пункта. Гришин вышел из «Волги», прищурив глаза от ветра, следил за приближением самолета. Вышел и Варов, молча закурил. Они уже обо всем переговорили и теперь ждали высокого гостя из Москвы.
        Пилот медленно подрулил ближе и выключил турбины. Самолет, постепенно затихая, остановился точно напротив «Волги».
        Открылся боковой люк, на землю опустился складной трап. Гришин подошел к трапу, заглянул внутрь. Что-то Антипова не видно…
        - Ты мне еще руку подай, майор, - послышалось знакомое ворчание.
        Из салона выдвинулось лицо Антипова, затем показались золотые генеральские погоны. Антипов прилетел в военной форме, что означало чрезвычайную важность визита. Гришин вытянулся у трапа.
        - Да вольно, майор, вольно, - пробасил Антипов, сходя на землю, - не до церемоний. Ну, здравствуй, орел, рад тебя видеть. Хорошая работа.
        Он пожал руку Гришину, хлопнул его по плечу. Ожидая чуть ли не нагоняя, Гришин даже слегка растерялся от такой щедрости. Вышедший из самолета следом за Антиповым полковник Медведев тоже тепло с ним поздоровался, из чего Гришин окончательно заключил, что лично ему упрекнуть себя не в чем. Хоть это утешало…
        Антипов познакомился с Варовым и тут же полез в его машину. Было ясно, что генерал зря терять время не намерен. Гришин и Медведев сели по бокам генерала, Варов, как и положено хозяину, на переднее сиденье. «Волга», сопровождаемая микроавтобусом с мигалкой и охраной, выехала с территории военного аэродрома и покатила к шоссе.
        - Куда едем, товарищ генерал? - спросил Варов. - В город?
        - В тюрьму, - сказал Антипов. - Надо проинструктировать командный состав. Вторая группа диверсантов хочет взять в заложники семью офицера, имеющего полномочия выводить осужденных. Неизвестно, кого именно выберут бандиты. У них есть полный список фамилий со званиями, должностями и домашними адресами. Установить тайную слежку за всеми мы не имеем возможности, на это просто нет времени. Захват заложников будет осуществлен в ближайшие сутки. Требование террористов: тайный вывоз Руслана Мадуева из тюрьмы.
        - Вот кому нужен был пакет, адресованный Комитету по надзору!.. - воскликнул Гришин, быстро составляя в уме фигурки головоломки.
        - Да, Алексей, он понадобился чеченским сепаратистам.
        - Но что им дает освобождение Мадуева? Территория Чечни находится под контролем федеральных войск. Под освобождение Мадуева нужна какая-то крупная идея, не будет же он бегать по горам с кучкой бойцов, нападая на одинокие машины да воруя пьяных солдатиков.
        - В том-то и дело, что идея есть. Мудрейший шейх Абдулкарим затеял грандиозную аферу, цель которой ни много ни мало вывод из Чечни федеральных сил и признание ее независимости Россией.
        - Ого, - негромко сказал Варов, внимательно слушавший Антипова.
        - И как они собираются этого добиться? - спросил Гришин.
        - Валерий Анатольевич, расскажи-ка поподробней… - обратился Антипов к Медведеву. - У тебя память посвежее.
        - Есть, товарищ генерал… Помните, майор, подозрения относительно поселка Заречный в Чечне? Так вот, именно там и есть гнездо заговора. Под видом строителей туда проникали обученные бойцы. А для того чтобы их невозможно было отличить от настоящих строителей, все они имели строительную специальность и на самом деле принимали участие в строительстве домов. А также в скрытном оборудовании подземных тоннелей и схронов с оружием. Помните, мы ломали голову, почему резко возросло количество нападений на войска и милицию в районе поселка Заречный, хотя Заречный отгорожен высокой горной цепью? Как оказалось, через гору проходит сквозной проход, видимо, еще древнего природного происхождения. О его существовании до сих пор не было известно, и сепаратисты решили использовать этот важный тактический козырь. Как теперь без труда можно понять, через ход в горе осуществлялись вылазки боевиков и переправка оружия в Заречный. Через него можно переправить дополнительные силы или же эвакуироваться в случае провала мятежа. Кстати, Руслана Мадуева планируется доставить на ближайший к Заречному аэродром и с помощью этого
хода тайно переправить в поселок. Его никем не ожидаемое появление там будет воспринято чеченцами, да и многими фанатиками-мусульманами чуть ли не как чудо - воскрешение пророка Мухаммеда, не меньше, - и вполне объяснимо вызовет волну так называемого народного освободительного движения.
        - А начало мятежа - восемнадцатого июля, так? - спросил Гришин.
        - Именно, - подтвердил Медведев. - Восемнадцатого июля в Заречный прибывает комиссия ОБСЕ и группа зарубежных журналистов. По плану шейха Абдулкарима, боевики берут их в заложники и автоматически выдвигают свои требования. На сцене появляется Руслан Мадуев, герой первой чеченской войны, и объявляет себя руководителем восстания. Тут все рассчитано очень точно, и психологически, и стратегически. В Заречном сепаратистам практически ничего не угрожает. Кроме взятых в заложники членов комиссии и журналистов, в руках у бандитов окажется несколько тысяч женщин и детей. Понятно, что федеральные войска не решатся пойти на штурм. Далее ожидается растерянность Кремля и мощный подъем сепаратистских настроений на всей территории Чечни. Давление Европы и Америки на правительство России обеспечено, ведь нужно спасти заложников. Нечего и говорить, что внимание всего мира будет приковано к событиям в Заречном и в целом в Чечне. Трудно предсказать, как может развиваться ситуация. Но как бы то ни было, сам факт захвата заложников и провозглашение независимости Чечни под руководством Руслана Мадуева принесет
сепаратистам огромные политические и финансовые дивиденды. Вполне возможно, что ситуация сложится патово - и это тоже на руку боевикам.
        - В общем, куда ни кинь - всюду клин, - вставил Антипов. - И как ловко все законспирировали. Высший класс. Кстати, в Чечню Мадуева должен доставить… кто бы, вы думали?
        Гришин и Варов, в ожидании сюрприза, подняли брови.
        - Вице-спикер Государственной Думы Травкин Иван Петрович, - сказал генерал, довольный произведенным эффектом, ибо и Варов, и Гришин буквально онемели от услышанного.
        - Под видом поездки по избирательным округам завтра он на своем личном самолете, подаренном ему Бирчиным, прилетит в Верхнеозерск. Мадуев будет доставлен на борт его самолета и вместе с Травкиным улетит в Чечню. Естественно, самолет Травкина, имеющего депутатскую неприкосновенность, никто досматривать не будет, и Мадуева без проблем в машине Травкина довезут до Заречного.
        - И Травкин на все это согласился? - мрачно спросил Варов, впервые подавший голос после выезда с аэродрома.
        - Согласился, полковник, - невесело кивнул Антипов. - Уж не знаю, сколько ему заплатил Бирчин, но народный избранник дал согласие… Давно мы подозревали, что Иван Петрович не просто так к Бирчину наведывается, но думали, дальше бизнеса дела у них не идут. Видно, дошло и до серьезных игр… Его, кстати, Травкина то есть, тоже решили утащить с собой в Заречный и в случае несговорчивости Кремля шлепнуть в первую очередь, засняв все это дело на камеру. Он-то и не догадывается, что его как быка уже на заклание приготовили. Мы хоть жизнь ему спасем… Хотя, честное слово, не очень хочется…
        - Какие предполагаются действия по предотвращению заговора, товарищ генерал? - спросил Гришин. - Заречный занят войсками?
        - Пока нет, Алексей. Тут, понимаешь, спешить излишне не нужно. Ввести войска мы можем в любой момент. Тогда оттуда поступит сигнал тревоги сюда, в Верхнеозерск, и люди, которые должны освободить заложника, растворятся в воздухе. Мы-то о них ничего не знаем, и времени нет узнавать. И Травкин уйдет от ответственности…
        - Ну, тогда надо перевести Мадуева в другое место, - сказал Варов. - Пускай диверсанты берут заложников, и таким образом проявят себя…
        - Нет, полковник, и снова не надо спешить. Мы отдадим им Мадуева и даже позволим им сесть в самолет. Пускай они сообщат в Заречный, что пленник на борту и у них все в порядке. Тогда мы их всех берем, в том числе и Травкина, и одновременно вводим через тоннель группу в Заречный, которая изнутри проникнет в подземную часть поселка и отрежет боевиков от складов с оружием. Сверху высадится десант и займется арестом «строителей». Таким образом мы накроем сразу две цели - дуплетом. Иначе можно таких дров наломать… Ведь в Заречном тоже не спят, и, как только мы попытаемся ввести туда войска, они могут оказать ожесточенное сопротивление, погибнут мирные жители, дети… Оружия там, надо полагать, на целую армию припасено. И воевать эти псевдостроители умеют профессионально. Так что все надо делать аккуратно, хирургически. Поэтому сейчас мы и едем в тюрьму. Надо, чтобы офицеры были предупреждены и подробно проинструктированы. Нельзя, чтобы в результате чьего-либо ненужного героизма план террористов сорвался. Напротив, мы должны им всячески помогать…
        - Как Сверчок, товарищ генерал, - спросил немного погодя Гришин, - выведена из Лондона? Вряд ли ей там сейчас будет безопасно…
        - Пока нет, - ответил Антипов. - Она сказала, что никто ничего не заметил и она находится вне опасности. Ее ни в чем не подозревают. Попросила остаться, мотивируя тем, что задание еще до конца не выполнено. Я распорядился действовать по обстановке…

17 июля 2003 г., Заречный, 3.15
        В сопровождении вооруженного милиционера Джелал вошел в один из подземных бункеров. Там находились Муса, Казбек, Хамзат и Ваха - вся верхушка руководства операцией. Хамзат и Ваха были в бурых пятнах крови. На небольшом столике лежали окровавленные ножи. На стуле, прочно привязанный к нему веревками, сидел полуобнаженный, залитый ручьями крови человек. Голова его была притянута за шею к спинке стула и немного запрокидывалась назад. Волосы слиплись от пота. На месте левого глаза зияла кровавая дыра. Зубов не было, на их месте - окровавленные обломки. Вся нижняя часть лица - сплошное месиво. Грудь человека хлипко дрожала, в горле хрипело. Это был Керим.
        Неделю назад, когда Джелал побежал за ним после поединка русского и чеченского борцов, он, как ни ходил тенью за Керимом, ничего не смог обнаружить явно подозрительного. Керим походил по улице, будто от нечего делать прошел через двор конторы, где обычно днем находился Муса со своими помощниками. Из дверей конторы как раз выходил Казбек, и Керим безразлично прошествовал мимо. После этого он вернулся в дом, где они ночевали, и больше никуда не ходил.
        Но Джелал не оставил своих подозрений. То ли сердцем чуял, что Керим что-то затевает, то ли от скуки к нему привязался. А еще очень хотел отличиться, обратить на себя внимание Мусы. Казбек, с которым он был на ночной вылазке, никак не приближал его к себе и, похоже, совсем о нем забыл, поглощенный другими заботами. И тогда Джелал решил сам напомнить о себе, совершив выдающийся поступок.
        Всю неделю он ходил тенью за Керимом, скрытно следил за каждым его шагом. Его насторожило, что вечером, когда работы заканчивались и Муса имел обыкновение уйти из конторы домой, к семье, Керим словно бы невзначай оказывался в это время возле конторы. Джелал хорошо увидел, что Керим пару раз прошел под самыми окнами, заглядывая внутрь, и понял, что Кериму что-то было нужно в конторе. Джелал хотел сообщить о своих наблюдениях и подозрениях Вахе, который был командиром отряда милиции и всегда ходил по Заречному с оружием. Но Джелал побоялся, что его подозрения покажутся Вахе пустыми. Чего доброго, подумают, что Джелал дурак, коль следит за своим товарищем, которого, кстати, проверили вместе с другими новичками.
        Джелал решил, что он сам выследит Керима. И этим же вечером его упорство было вознаграждено. Снова, как и во все последние дни, Керим отделился от группы парней, купающихся в реке, и медленно двинулся в глубь поселка. Джелал, который уже знал, куда он держит путь, заранее прибежал к конторе и спрятался за углом соседнего здания, краем глаза выглядывая из-за густо растущих под стеной лопухов…
        Вот из дверей конторы вышли Муса и Казбек и, разговаривая на ходу, двинулись в направлении дома Мусы. Когда они исчезли из виду, во дворе показался Керим. Джелал опустил голову ниже, к самой земле… Керим словно бы лениво глянул по сторонам, почесал грудь… Он стоял под самым окном конторы. Дверь в нее никогда не запиралась. Джелал, вытянув шею, увидел, что Керим внимательно заглянул в окно, убедился, что там никого нет, еще раз повел взглядом окрест - Джелал вжался в землю - и вдруг открыл дверь и шмыгнул внутрь. Джелал оторопел. Оказалось, он был не совсем готов к такому ходу событий. Что делать? Бежать за милиционерами? Но пока он будет бегать, Керим уже успеет скрыться. Надо было действовать самому. Джелал поднялся и рывком преодолел расстояние до конторы. Теперь он сидел под самой дверью. Керим был внутри. Джелал тихонько приоткрыл дверь и увидел, что Керим держит в руках телефонную трубку и набирает номер… Он хочет кого-то предупредить о том, что происходит в поселке, понял Джелал. Он расскажет о тоннелях под землей и ходе в горе, о запасах оружия и о том, что строители - вовсе не строители, а
главное, сообщит о том, что на днях здесь начнется восстание… Ему нужно срочно помешать, пока он не успел ничего сказать…
        Джелал влетел внутрь и ударом ноги отшвырнул от Керима телефон, разбившийся о кирпичную стену. Керим отскочил и встал в стойку, понимая, что убегать ему бессмысленно. У него был один выход: убить Джелала и перевести вину на него. Он первый бросился в атаку, норовя поразить Джелала ударами в пах и в горло. Но Джелал, еще недавно постигавший мастерство рукопашного боя под руководством лучших в мире инструкторов, легко ушел от нападения и нанес серию ответных молниеносных ударов. Керим отчаянно сопротивлялся, но, когда Джелал сбил его с ног страшными сметающими ударами по голени и бедру, он понял, что сопротивляться бесполезно. Он еще отбивался, но Джелал схватил табурет и обрушил его ему на спину. Керим потерял сознание. Джелал связал ему руки своим ремнем и побежал за подмогой…
        И вот Керим, покрытый кровью после жестоких пыток, с выколотым глазом, сидел на стуле и задыхался в предсмертной муке. Палачи поработали над ним основательно, на теле не осталось живого места.
        - Ты молодец, - сказал Муса, приветственно кивнув Джелалу. - Знаешь, кем он был на самом деле?
        Джелал отрицательно покрутил головой. Керим вдруг закашлялся и захрипел, дергаясь всем телом. Веревки глубоко врезались в кожу.
        - Он работал на Моссад, - сказал Муса. - Это израильская разведка.
        - Но он же сириец, - в недоумении возразил Джелал. - И разговаривал с сирийцами, со своими земляками. Я сам много раз видел…
        - Его мать - израильтянка. Он с детства работал на Моссад. И сюда его послали израильские шакалы. Ему нужен был телефон, чтобы рассказать им о нас. А израильтяне рассказали бы русским. Они все заодно. Они все против мусульман. Если бы не ты, тайна была бы раскрыта. Ты спас нас, брат. - Муса раскрыл объятия и обнял Джелала, как самого близкого родственника. Потом его по очереди обняли остальные.
        Джелал был горд и счастлив. Ему все-таки удалось доказать, что он - один из избранных. Ведь никто не обратил внимания на Керима, который действовал, надо сказать, чрезвычайно осторожно, добираясь до телефона в конторе. И только он, Джелал, проявил бдительность. Теперь он стал одним из лучших, и его наверняка назначат на руководящий пост, когда начнется восстание. Он будет командовать своим отрядом. О нем узнают во всем мире, в том числе и в родной деревне, и он будет так же знаменит, как дядя Саид. Он вернется домой важным и богатым человеком, и возле него соберется вся деревенская знать, чтобы, затаив дыхание, послушать, как он воевал против неверных…
        - Надо его убить, - сказал Казбек, сделав жест ребром ладони по горлу и протягивая нож Джелалу. - Ты сможешь это сделать?
        - Могу, - сказал Джелал, уверенно забирая у Казбека нож.
        Он шагнул к Кериму, занося на ходу нож, но Казбек остановил его:
        - Подожди, мы снимем казнь на пленку и покажем это нашим врагам. Пусть знают, что бывает с теми, кто хочет нам помешать.
        В лицо Керима несколько раз плеснули водой из ведра, смывая с него кровь. Ваха отвязал веревку, притягивающую шею жертвы к стулу, и голова Керима бессильно упала на грудь. Казбек уже держал в руке маленькую видеокамеру и направлял ее на Керима. Он дал знак Джелалу.
        Тот зашел за спинку стула, схватил Керима за волосы и задрал его голову вверх, так, чтобы он смотрел в объектив. Джелала охватил какой-то восторг от того, что сейчас его руками совершится. Он неистово крикнул «Аллах акбар!» и одним взмахом перерезал Кериму горло от уха до уха.
        На грудь и живот Керима потоком хлынула черная кровь и потекла на пол. Его ноги мелко и быстро задергались, в горле булькало… Казбек, Ваха и Хамзат громко смеялись, одобрительно хлопая Джелала по плечу. Муса улыбался ему, как доброму другу. Его глаза светились доверием.
        - Молодец, - сказал он, когда Джелал положил нож на стол. - Ты - настоящий джигит. Воин. Нам такие нужны. Отныне ты не будешь работать на стройке. Тебе будет поручено более важное задание.
        Джелал, сияя улыбкой счастья, кивал. Сбывалось все, о чем он мечтал.
        - Операция начнется через два дня, - сказал Муса. - Я хочу, чтобы ты знал это. Ты заслужил наше полное доверие, Джелал.
        В первый раз он назвал его по имени. Из его уст это прозвучало как самое высокое звание. Джелал вспомнил первый день своего приезда и то, как он спросил у Мусы про деньги. Это был такой глупый поступок, ему до сих пор было за него стыдно. Но ничего, Муса, скорее всего, и не помнит об этом. А если и помнит, то не придает этому значения. Раз он назвал ему точную дату начала восстания, то он доверяет ему, как самому себе…
        - Ты ведь теперь останешься жить у нас? - спрашивал Муса. - После того как мы победим и русские перестанут ходить по нашей земле?
        Джелал немного растерялся. Вообще-то по окончании операции он хотел ехать домой, чтобы там отдохнуть и подыскать себе невесту.
        - Ведь Зиза понравилась тебе? - с отеческой улыбкой спросил Муса.
        Джелал зарделся и неуверенно кивнул. Муса и про это знает?
        - Когда у нее закончится траур, возьмешь ее в жены, - сказал Муса. - Она еще очень молодая и красивая. Ты ей тоже понравился. Хорошо?
        Джелал растерянно и радостно хлопал длинными ресницами. После того разговора у дома он не решался поднять на Зизу глаза. И вдруг оказалось, что ему отдают ее в жены…
        - Да, Муса, конечно, Зиза мне нравится… Я женюсь на ней…
        Муса снова обнял его и прижал к груди. Джелал обнял его. Это была настоящая семья - его семья. Конечно, он останется здесь и будет жить с красавицей Зизой и кучей детей в своем прекрасном доме, среди этой красивой природы, полной пышной зелени и чистой воды… Его шумно поздравляли и со смехом хлопали по плечам. У Джелала даже слегка закружилась голова от возбуждения. Он словно попал в сказку, где все чудесным образом исполняется. На скрюченный, окруженный лужей крови труп, привязанный к стулу, никто не обращал внимания…

17 июля, верхнеозерский аэродром, 13.15
        Аэродром был сравнительно небольшим и не мог принимать большие международные аэробусы весом в несколько сот тонн. Но самолет депутата Травкина - реактивная игрушка для взрослых, обязательный атрибут жизни голливудских звезд - был достаточно компактен для того, чтобы совершить здесь благополучную посадку.
        Когда изящный белый лайнер с красной полосой на борту остановился недалеко от здания аэропорта и от него плавно отделилась и легла вниз дверца-трап, к нему направилась небольшая, но внушительная свита - представители городских властей. Из самолета на трап ступил Иван Петрович в скромном сером костюме. Придерживаясь за поручень, он медленно сошел вниз. Вслед за ним вышли только его пресс-секретарь, тощий прилизанный субъект в темных очках, и один телохранитель. Больше никого не было, что несколько удивило встречающих. Они думали, что с депутатом пожалует чуть ли не весь его многочисленный штат помощников, и для них уже был накрыт стол в самом лучшем ресторане города. Скромность Ивана Петровича порядком озадачила их.
        После приветствий и вежливых вопросов, как прошел перелет и мягкой ли была посадка, мэр Верхнеозерска осведомился, какова будет программа пребывания уважаемого гостя и на сколько дней он задержится в их гостеприимных краях. Ответ Ивана Петровича был тоже несколько неожидан. Оказалось, он прилетел только на день, даже на полдня, и вечером должен срочно лететь дальше.
        - Такая насыщенная программа… - с легкой улыбкой как бы даже немного пожаловался Иван Петрович. - Надо везде успеть, а времени не хватает. Россия-матушка велика, даже на самолете везде не успеть…
        Встречающие понятливо покивали. Да, они сами были люди казенные, слуги, так сказать, народа, и понимали нелегкие заботы гостя. Если у них, деятелей районного масштаба, дел всегда по горло, то уж у вице-спикера Думы их вообще невпроворот. Спасибо, что хоть выкроил день, нашел возможность завернуть и к ним, почтил вниманием.
        Когда Иван Петрович в сопровождении хозяев города подошел к зданию аэропорта, к нему подбежали несколько журналистов, подсунули диктофоны. Но Иван Петрович сослался на страшную занятость - ни минуты свободного времени - и на их вопросы отвечать не стал. Его пресс-секретарь на ходу заявил журналистам, что Иван Петрович намерен посетить бумажно-целлюлозный комбинат, осмотреть главные достопримечательности Верхнеозерска и провести деловое совещание с властями, - и на этом общение с прессой было закончено.
        Надо сказать, что на этот раз депутат Травкин держался как-то уж слишком скованно. Обычно он улыбчиво и подолгу отвечал на все вопросы журналистов и любил принять осанистые позы, глядя в объективы телекамер. Имидж, как говорится, дороже всего.
        Не до имиджа было на этот раз Ивану Петровичу. Игра, в которую вовлек его благодетель Лев Осипович Бирчин, лишила его покоя и наполнила все тело мелкой знобящей дрожью, с которой он, как ни старался, никак не мог сладить. Он понимал, что зашел слишком далеко, но не видел никакого спасительного выхода. Сломав его сопротивление относительно предоставления самолета для каких-то темных целей, Лев Осипович легко убедил, нет, скорее заставил забрать в городе и лично доставить на борт несколько ему неизвестных человек. Что было делать бедному Ивану Петровичу? После упоминания Бирчиным о записи всех их тайных разговоров у него не было выбора, кроме как принять все условия и беспрекословно их выполнять. О том, чтобы добровольно обратиться в ФСБ и во всем повиниться, не могло быть и речи. Месть Бирчина последует незамедлительно, и по совокупности преступлений Ивана Петровича без всяких церемоний упекут на нары, тут он не обольщался ни на минуту. Оставалось одно: выполнить просьбу-приказ Бирчина и уходить в отставку. По состоянию здоровья, подорванному на непосильной государственной службе. И на тихий покой,
куда-нибудь в Швейцарию или еще куда подальше. Без своих властных полномочий Бирчину и его разбойникам он станет не нужен, равно и как всем остальным, хоть Генеральной прокуратуре, хоть дьяволу. За последние дни Иван Петрович вдруг понял, как он страшно устал от всех этих политических дрязг. Это и на его обычно цветущей внешности отразилось весьма плачевно. Встречающие его чиновники даже подумали мимоходом, не перебрал ли гость вчера от щедрот предыдущих хозяев? Знали бы они истинную причину…
        На выходе из аэропорта Ивана Петровича поджидал целый кортеж из автомобилей, в том числе и с милицейскими мигалками на крышах.
        - Что это?! - резко сказал Иван Петрович. - Не надо этой помпы. Мы поедем на двух автомобилях без всякой охраны. Я не нуждаюсь в такой охране, мне нечего бояться своего народа. Достаточно двух обычных машин, без милицейского сопровождения.
        Городские бонзы слегка насупились, но возражать не посмели. Не надо так не надо. Наше дело предложить, ваше - отказаться. Хотите стоять на светофорах - стойте, ваше дело. Только потом не говорите, что вам времени на все не хватило…
        - Послушайте, подполковник, - перед тем как садиться в машину, обратился вполголоса Иван Петрович к стоящему в общей свите Афанасьеву. - На обратном пути я захвачу с собой несколько человек… Обычные граждане, родственники моей жены… Очень хотят полетать в самолете, познакомиться со мной, навестить жену в Москве. Она очень просила, я не мог отказать… Вы уж прикажите, чтобы их пропустили беспрепятственно на мой самолет. Они будут на своей машине…
        - Не волнуйтесь, Иван Петрович, все сделаем, как попросите, - понимающе ответил Афанасьев. - Никаких проблем…
        Ивану Петровичу показалось, что в глазах подполковника мелькнуло какое-то странное выражение. Он глянул на него внимательнее. Нет, взгляд подполковника был заботлив и чист. Почудилось. Нервы в последние дни издергались совершенно, вот и видится во всем против себя заговор. Все, завтра в Москву - и немедленно в отставку.

17 июля 2003 г., 5 километров от п. Заречный, 15.45
        На склоне одного из холмов, в гуще кустарника, замаскировавшись ветками, неподвижно лежали двое наблюдателей и в мощные бинокли смотрели на крохотный хуторок, расположенный у подножия горы, к которому спускался густой лес - так называемая «зеленка».
        Где-то поодаль, примерно на километр-полтора влево и вправо, залегли еще несколько групп наблюдателей. Задача был поставлена простая: засечь движение боевиков по эту сторону горы и послать за ними разведку, чтобы выявить тот самый лаз в горе, через который боевики проникают на ту сторону горы, прямо в поселок Заречный. Где может находиться лаз, точно не знали, ориентировались по расположению поселка. Наблюдатели растянулись в длинную цепь и просматривали все подступы к горе, за которой лежал Заречный.
        - Товарищ сержант, вижу движение возле хутора, - негромко доложил один из наблюдателей своему напарнику. - На десять часов…
        Двадцать минут назад им сообщили о движущейся в их сторону машине. И вот она показалась на едва обозначенной неровной дороге.
        Второй наблюдатель повел биноклем влево. Они лежали тут с вечера, неотрывно наблюдая за хуторком, где был всего один дом и несколько хозяйственных построек. Ночью ничего подозрительного замечено не было. Хозяева и их дети ночью из дому не выходили, возле хутора посторонние люди не появлялись. На рассвете хозяин выгнал отару овец голов в пятьдесят из загона, и его старший сын с помощью двух овчарок пас овец на пастбище недалеко от дома, благо травы здесь хватало в изобилии. Хозяин неторопливо хлопотал по хозяйству. Его жена ходила за водой, стирала во дворе, кормила птицу, ей помогала малолетняя дочь. Картина была самой прозаической и умиротворяющей. Казалось, этот тихий заброшенный хуторок вообще никак не связан с внешним миром. Наблюдатели по очереди дремали, перекусывали, начиная сомневаться, что их объект имеет какое-то отношение к Заречному.
        Но вот слева, медленно объезжая холмы, к хутору стала приближаться машина, запыленный грузовик с тентом на кузове. Наблюдатели насторожились, в два бинокля следя за хутором и за машиной. Что это за машина? Привезла продукты на отдаленный пункт? Или что другое?
        Сержант доложил по рации о появлении грузовика, не отрываясь от окуляров бинокля. Вот машина заехала во двор и остановилась. Из кабины вышли двое мужчин, от тщательно запертых ворот к ним быстро шел хозяин. Они обнялись по кавказскому обычаю, о чем-то поговорили. Он наблюдателей не укрылось, что гости внимательно оглядывают окрестные холмы. Но наблюдатели не боялись быть замеченными. Во-первых, они лежали в двух километрах от хутора, во-вторых, были идеально замаскированы и в-третьих, специальные щитки на биноклях не давали бликов от света. Хозяин махал руками, как бы убеждая гостей, что вокруг все спокойно. Втроем они подошли к заднему борту машины. Один из них залез в кузов, под тент. На минуту хозяин и второй гость скрылись из виду наблюдателей. Но вот хозяин, согнувшись под тяжестью длинного деревянного ящика, направился от машины к сараю. Второй гость точно с таким же ящиком на плече двинулся за ним. Оставив ящики в сарае, они вернулись к машине за новым грузом.
        - А ящички-то не продуктовые, - заметил сержант вполголоса.
        - Похоже, с огнеметами, - так же тихо отозвался его напарник.
        Всего из грузовика в сарай перекочевали десять ящиков. После этого гости незамедлительно попрощались с хозяином и уехали туда, откуда прибыли. Через десять минут машина исчезла из вида. На хуторке было по-прежнему тихо и мирно. Сержант доложил в штаб о доставке продолговатых ящиков, предположительно с огнеметами. Им было приказано смотреть в оба. Наверняка ближе к вечеру или ночью за «посылкой» придут люди из Заречного. Их-то и надо было дождаться.
        - Я пока перекушу, - сказал сержант, по миллиметру отползая немного назад, в глубь кустарника. - Смотри там внимательнее…

17 июля, г. п. Лонев, 47 километров от Верхнеозерска, 19.20
        Капитан Садовский собирался на работу. К двадцати часам ему нужно было быть на разводе в исправительной колонии строгого режима номер 57-ЗУ, где отбывали срок особо опасные преступники, в том числе и те, кто имел пожизненный срок, и где капитан состоял на должности начальника смены караула. От Лонева до колонии было всего три километра. В хорошую погоду Садовский с удовольствием ходил на работу пешком, не дожидаясь рейсового автобуса на пыльной остановке.
        Погода на улице стояла чудесная. Тихий летний вечер, напоенный ароматами цветущих трав, - идеальное время для прогулки.
        - Пройдусь-ка я сегодня пешочком, - сказал Садовский жене, собиравшей ему основательную «ссобойку».
        - Пройдись, пройдись, - сказала жена, - тебе полезно.
        - Чегой-то мне так уж полезно? - насторожился капитан.
        - Да вон живот в портупею скоро не войдет, - засмеялась жена.
        - Ничего ты не понимаешь, женщина, - внушительно сказал он. - В моей должности без приличной комплекции нельзя. Тюремщик обязан быть крупным, чтобы внушать своим видом уважение заключенным.
        В прихожую из своей комнаты вышла Вика, дочь-студентка. Училась она в Верхнеозерске в техникуме, на летние каникулы приехала домой.
        Сейчас собиралась на гулянку - ходила растрепанная, сердитая.
        - Ма-ам, где наш фен? - капризно крикнула она в кухню.
        - Да в ванной, на полке, ты сама его там оставила утром…
        Дочь, рослая красивая девушка, прошла мимо отца, скрылась в ванной.
        - Ты допоздна-то так не гуляй, Вика, - сказал в дверь Садовский. - Мать волнуется одна тут. Я на дежурство, так ты уж смотри…
        - Да не волнуйся, папа, - ответила через дверь дочь. - Мы же все сидим тут, под нашим домом, семечки грызем, смеемся. Все свои…
        Садовский незаметно вздохнул. Невеста уже, скоро, гляди, жениха приведет. Младший, пятиклассник Колька, был в летнем лагере, о том пока забот мало… А за девкой особый присмотр нужен.
        В дверь позвонили. Садовский глянул в кухню, где возилась жена, поставил надраенный сапог на пол и подошел к двери.
        - Кто там? - спросил он, по привычке заглядывая в «глазок».
        На лестничной площадке стояла молодая женщина, улыбалась.
        - Телеграмма… - сказала она в «глазок». - Срочная, «молния».
        Садовский отпер дверь - и сейчас же ему в подбородок жестко уперся ствол пистолета. Оттесняя его пистолетом назад, женщина вошла в прихожую, следом за ней быстро заскочили двое молодых мужчин. Один из них двинулся в кухню, оттуда послышался слабый возглас жены.
        Садовский рванулся было туда, но женщина покачала головой.
        - Не поднимайте шум - и ничего плохого с вашей семьей не случится, - сказала она, глядя в глаза Садовскому черными, с сумасшедшинкой, глазами. - Скажите вашей жене, что ей нечего бояться.
        Садовский перевел дыхание и кивнул, упираясь подбородком в ствол.
        - Света, - стараясь говорить спокойно, сказал он. - Все нормально…
        Из кухни один из бандитов вывел жену, угрожая ей пистолетом. Она смотрела на мужа расширенными глазами, едва сдерживая крик ужаса.
        На шум голосов из ванной с гудящим феном в руке выглянула Вика. Увидев незнакомых вооруженных людей, она открыла было рот - и подавилась криком при виде направленного на нее пистолета.
        - Не надо шуметь, - сказала женщина, давай знак своим подчиненным отвести пленников в гостиную. - С вами ничего не случится.
        Она выдернула из розетки вилку фена, повела пистолетом…
        Косясь друг на друга и не смея сказать слова под нацеленными на них пистолетами, пленники вошли в гостиную и сели в ряд на диване. Трое террористов стояли перед ними, не убирая оружия.
        - Что им нужно, Сеня?.. - дрожащим голосом спросила жена.
        - Нам нужно следующее, - отчеканила женщина. - Ваш муж должен тайно вывезти из тюрьмы одного заключенного. Вот этого. - Она передала Садовскому фотографию. - Если он выполнит это задание и передаст заключенного нам, естественно, без вмешательства милиции, то вы будете освобождены. Если нет, мы вынуждены будем вас убить.
        Простота, с какой прозвучала эта угроза, не оставляла сомнений в том, что она будет бестрепетно осуществлена. Жена вскрикнула, зажимая себе рот руками, Вика, глядя на мать, в поисках защиты прижалась к отцу. Но вряд ли сейчас он был способен ее защитить.
        Садовский тупо смотрел на фотографию Руслана Мадуева. В голове лихорадочно вертелись разные мысли. Несмотря на строгое предупреждение генерала из Москвы о том, что семья каждого из семи офицеров, несущих сегодня службу, может быть подвергнута нападению террористов, ему до последней секунды не верилось, что объектом нападения станет именно он. Даже когда открывал дверь этой стерве, думал по простоте душевной, что и вправду телеграмму принесли. И вообще в глубине души Садовский, да и все его сослуживцы, отнеслись к словам генерала скептически. Как напридумают чего эти спецслужбы - хоть стой, хоть падай. Оказалось, генерал отнюдь не пугал…
        Капитан посмотрел на испуганных до полусмерти жену и дочь. Генерал строго-настрого запретил предупреждать домочадцев, чтобы все выглядело натурально, и Садовский не нарушил приказ. Теперь он жалел, что не шепнул давеча пару слов Свете. Все же ей было бы не так страшно. Хотя… Достаточно посмотреть на лица этих молодчиков и особенно этой бешеной сучки, чтобы забыть о всех предупреждениях.
        - Я жду вашего ответа, капитан, - поторопила его террористка.
        - Вы требуете невозможного… - хрипло сказал Садовский. - Это очень важный заключенный, его невозможно вывезти с территории зоны без особого распоряжения… Его не выпустят из камеры…
        - Нам отлично известно, капитан, что вы, как начальник караула, обладаете полномочиями перемещать заключенных по территории тюрьмы! Вам не требуется особого распоряжения, чтобы вывести из камеры любого заключенного. Далее вы сядете вместе с ним в машину и тайно вывезете его за пределы тюрьмы. Как видите, ничего сложного.
        - Но… Это невозможно, - лепетал Садовский, - я давал присягу. Я - офицер… Меня будут судить, отдадут под трибунал…
        - Скорее всего… Но зато вы спасете жизни своих близких, а за это можно пойти под трибунал. Или вы предпочитаете спасти только себя?
        - Речь не обо мне… Но вы толкаете меня на преступление…
        - Капитан, вы не поняли, - террористка шагнула к дивану, приставила пистолет ко лбу дочери. - Одно мое движение - и ваша дочь мертва.
        - Сеня… - умоляюще простонала жена. - Сделай, что они просят…
        По лицу капитана ползли крупные капли пота. Согласно инструкции, полученной от московского генерала, он должен был упираться как можно дольше, чтобы у террористов не возникло подозрения… Но как тут «упираться», если дочку вот-вот пристрелят, а он, здоровенный мужик в центнер с гаком весом, никак не может ее защитить…
        - Хорошо… - выдавил он как бы через силу. - Я вывезу его. Но где гарантии, что вы не убьете мою семью?
        - Гарантий никаких нет, - отрезала террористка. - Вы не в том положении, чтобы требовать гарантий. Скажу вам лишь следующее: в наши планы не входит уничтожение вас и ваших близких. Если вы, капитан, все сделаете правильно. Но учтите: если вы вздумаете привлечь для освобождения жены и дочки ФСБ, - они немедленно погибнут. Саид, Мухтар, - вдруг сказала она своим сообщникам, - покажите…
        Те развели полы легких ветровок, и пленники увидели на их животах черные пояса с пришитыми брикетиками взрывчатки, соединенными между собой разноцветными проводками.
        - Эти взрывные устройства приводятся в действие за долю секунды. Не стоит думать, что мы будем колебаться в случае нападения… Также не рассчитывайте, что мы станем вести переговоры и дадим себя отвлечь. Все приемы ФСБ хорошо нам известны. Предупреждаю: как только мы почувствуем опасность, произойдет взрыв. Что для вас важнее, капитан: семья или долг? Вы знаете, что мы не шутим.
        - Знаю… - выдохнул Садовский. - Но… как только обнаружится пропажа заключенного, будет объявлена тревога. Как вы хотите его скрыть? Это невозможно… Поднимут на ноги войска, милицию…
        - Это наша забота, - перебила его террористка. - Ваша задача: вывезти Руслана из тюрьмы и доставить его на десятый километр шоссе, между деревнями Шатово и Каменка. Вы сделаете это?
        - Да… - посмотрев на жену и дочь, жмущихся к нему с двух сторон, обреченно кивнул капитан. - У меня нет другого выхода…
        - Это правильно. Семья - самая главная ценность. Я это поняла, когда всю мою семью в Грозном уничтожила ваша авиация… Так что, капитан, имейте в виду: мне терять нечего. Теперь запоминайте: Руслана вы вывезете не раньше двадцати одного часа. Встреча на десятом километре в двадцать один тридцать, плюс-минус пять минут. Но лучше вам не опаздывать. Вас будет ожидать синий микроавтобус «Форд», куда вы пересадите Руслана. Жизнь вашей семьи целиком в ваших руках. Все, капитан, не стоит задерживаться. Вам пора на службу.
        Садовский кивнул, не находя в себе сил подняться и оставить жену и дочь в руках этих извергов. Света всхлипнула, схватила его за руку.
        - Сеня… Ты спасешь нас? - молила она. - Спасешь…
        - Все будет хорошо… - не веря самому себе, сказал Садовский…
        На какую-то долю секунды у него появилось дикое желание рассказать террористам о том, что о них уже знают и готовят им западню, - и тем самым заставить их уйти прочь и оставить в покое его семью… Но в следующий миг он отогнал искушение. Нет, это не выход. И семью он не спасет, и от государства ему прощения не будет…
        - До встречи… - через силу кивнул он жене и дочке на прощание.

17 июля, 5 километров от п. Заречный, 20.37
        - Вот они, - прошептал сержант, толкнув в бок напарника. - Смотри чуть правее и выше, на час пятнадцать…
        Напарник плавно, так, чтобы не дрогнула ни одна веточка на его голове, повел биноклем в указанном направлении. Из «зеленки» вышла цепочка людей, одетых в камуфлированную армейскую форму. Все они были вооружены автоматами «АКС-47У». Поглядывая по сторонам, люди спустились к хутору и зашли на подворье. Хозяин уже торопливо шел им навстречу от кошары, где он возился со своими овцами.
        - Гонцы из Заречного, - сказал сержант. - Вот и дождались…
        Не отнимая бинокля от глаз, он сообщил специальным кодом по рации о пришедших из леса вооруженных людях в количестве двенадцати человек. Ему ответили, что сообщение поняли, и приказали продолжать наблюдение. Но в основном миссия наблюдателей была закончена. Теперь в дело вступали другие специалисты по слежке.
        Недалеко от хутора, на опушке леса, совершенно невидимые глазу, пройди в шаге - не заметишь, уже несколько часов сидели в засаде лучшие войсковые разведчики, Жук и Малыш. Это были их позывные, свои настоящие имена они не открыли бы даже под самыми лютыми пытками. Они тайно пробрались сюда лесом, когда в штабе было решено, что привезенная посылка предназначена для Заречного и за ней ближе к ночи из Заречного явятся боевики. Поскольку на всем протяжении линии наблюдения ничего подозрительного замечено не было, то Жука и Малыша, как лучших в своем деле, заранее выдвинули ближе к хутору, ожидая гонцов именно здесь.
        Получив сообщение из штаба - уже на другой волне, - разведчики, стелясь в траве среди кустарника и деревьев, подползли ближе к хутору. Теперь они были более чем в пятидесяти метрах от него. Близость овчарок их не пугала. Их специальные «рваные» комбинезоны были пропитаны особым составом, отбивающим запах человека. Лежа в десяти метрах друг от друга, они следили за тем, как боевики выносят из сарая продолговатые ящики. Сумерки постепенно сгущались. Но Жуку и Малышу это было только на руку. В темноте они видели как кошки, в то же время искусно пользуясь ее преимуществами. Дождавшись, когда боевики с ящиками на плечах поднимутся по склону и зайдут в лес, они обменялись короткими знаками и двинулись следом за ними, напоминая своими движениями двух больших ящериц.
        Ничего не подозревающие носильщики, пригибаясь под увесистой ношей, шли следом за Вахой к лазу в горе. Жук следовал за ними справа, Малыш слева. Невидимые, неслышимые, - настоящие призраки, - они были всего в десятке метров от боевиков. То немного отставая, то вновь приближаясь быстрыми скользящими перемещениями, они провели группу через лес и вышли за ней к подножию горы. Боевики подошли к отвесной морщинистой скале. Жук и Малыш, каждый со своей стороны, напрягли зрение. Даже они не видели там никакого прохода…
        - Кто идет? - на чеченском языке вдруг спросили прямо из горы.
        - Джохар… - негромко отозвался Ваха, входя прямо в гору, как джинн.
        Тут только разведчики заметили небольшую вертикальную складку, ничем с виду не отличающуюся от других таких же складок, кроме того, что за ней открывалась узкая сквозная щель через гору…
        Боевики по одному, сняв с плеч ящики, протиснулись с ними в щель. Через минуту из нее выглянул часовой, охранявший внешний вход, убедился, что вокруг тихо, и снова пропал в горе, будто его и не было.
        Выждав еще минут десять, Жук и Малыш отползли назад и по дуге сошлись друг с другом, чтобы посовещаться относительно своих дальнейших действий. Решено было, что Жук отправится к своим за спецназом, а Малыш останется здесь, чтобы следить за щелью. Через несколько секунд Жук бесшумно растворился в сумерках. Малыш подполз ближе к горе и замер среди медленно остывающих камней.

17 июля, 10-й километр шоссе, 21.23
        Капитан Садовский увидел синий микроавтобус «Форд», стоявший на обочине чуть дальше дорожного указателя с цифрой «10», и остановил свой «УАЗ» в метре позади него. Шоссе в этот вечерний час было пустынно, вокруг глухо шумел вершинами густой сосновый лес.

«Сейчас меня тут грохнут - и поминай как звали», - мрачно подумал Садовский, не торопясь вылезать из «УАЗа».
        Он покосился на заднее сиденье. Руслан Мадуев, высунув голову из-под полости брезента, под которым Садовский спрятал его от охраны колонии, выжидательно смотрел на него. Он опасался провокации со стороны спецслужб не меньше, чем Садовский боялся расправы от рук его освободителей, и тоже не спешил покинуть свое укрытие.
        Боковая дверь микроавтобуса отъехала вбок, из него выскочила та самая женщина, что ворвалась в квартиру капитана, и подошла к «УАЗу».
        - Вот и ваши спасители, - сказал капитан Мадуеву. - Выходите.
        Руслан поднял голову выше, увидел подошедшую женщину. Она широко распахнула заднюю дверцу, глаза ее радостно вспыхнули.
        - Я приветствую тебя, старший брат, - звонко сказала она по-чеченски, - выходи, ты - свободен.
        Руслан неторопливо выбрался из машины, внимательно осмотрелся. Радость незнакомой землячки пока ему никак не передалась.
        - Как тебя зовут? - негромко хрипловато спросил он ее.
        - Фатима… - невольно наклонила она голову под его взглядом.
        - Я думаю, нам надо торопиться, Фатима… - сказал Руслан.
        Она прикусила губу и почтительно отступила в сторону.
        - Да, конечно… Садитесь в салон… Там одежда, переоденьтесь…
        Все еще оглядываясь по сторонам, Руслан залез в салон «Форда». Фатима захлопнула заднюю дверь «УАЗа» и открыла переднюю:
        - Загоните машину в лес и тоже садитесь в нашу машину.
        Садовский хотел что-то сказать, но Фатима грозно оскалилась.
        - Делайте, что вам приказали! - с некоторой даже брезгливостью прошипела она. - С нами ваши жена и дочь. Так что шевелитесь!
        Садовский послушно съехал в неглубокий кювет и загнал «УАЗ» метров на двадцать в лес, так, чтобы его не было видно с дороги. Бегом он вернулся к «Форду» и полез в салон. Там он увидел жену и дочь. Он был готов к тому, что увидит их, но совсем не был готов к тому неописуемому ужасу, который стоял в их глазах…

17 июля, верхнеозерский аэродром, 22.25
        Фонари неярко освещали взлетную полосу, в начале которой стоял готовый к отлету самолет Ивана Петровича Травкина. Две легковые машины, в одной из которых был сам важный гость, в сопровождении синего микроавтобуса «Форд», который присоединился к скромному кортежу на выезде из города, через гостевые ворота подъехали прямо к самолету. Иван Петрович очень торопился и не хотел, чтобы кто-либо, например назойливый репортер, задержал его своими вопросами.
        Трап самолета был предусмотрительно откинут. «Форд» подъехал чуть ли не вплотную к нему, гораздо ближе, чем машины с Травкиным и его сопровождением. Из «Форда» вышли несколько человек, едва различимых в потемках, и быстро поднялись по трапу в самолет. Это были родственники Ивана Петровича, которых он любезно согласился взять с собой в путешествие, и на них никто не обратил внимания. Отцов города гораздо больше занимало, как уважаемому депутату понравилось пребывание в их краях. Но Иван Петрович был крайне скуп на отзывы. Похвалив в общих чертах труды чиновников и поблагодарив их за теплый прием, он торопливо пожал им руки и в сопровождении своего пресс-секретаря и телохранителя поднялся в салон. Дверь самолета закрылась, и почти сразу послышался нарастающий гул турбин.
        Постояв для приличия с минуту, чиновники расселись по машинам и тут же удалились с аэродрома, до глубины души обиженные гостем. Еще бы, так старались, готовились, а он на все их старания - ноль, как говорится, внимания. Ну и лети себе, раз так торопишься…
        Как только машины удалились, под хвостом самолета осторожно приподнялся и мягко отошел в сторону круглый тяжелый люк. Из него бесшумно вылез человек в черном комбинезоне, взял поданный снизу автомат и метнулся под брюхо самолета. Следом за ним вылез другой человек, за ним еще и еще… Через минуту бойцы подразделения
«Альфа» заняли исходные позиции и замерли в ожидании команды…
        Прямо над их головами в роскошном салоне, уставленном мягкой кожаной мебелью и снабженном всеми современными удобствами, призванными скрасить долгие перелеты, пассажиры, всяк на свой лад, готовились к взлету. Капитана Садовского с женой и дочерью усадили на один из диванов и приказали не двигаться и не разговаривать. Капитан пытался было сказать, что свою часть договора он выполнил и их было обещано отпустить, но один из бандитов, которых бедные женщины за время, проведенное с ними, стали бояться просто-таки до жути, так жестко ткнул ему пистолетом в солнечное сплетение, что капитан согнулся от боли и больше не пытался протестовать.
        Иван Петрович, избегая смотреть на главного своего гостя - он как только увидел его, буквально чуть не наделал в штаны, - сел в кресло у иллюминатора и демонстративно нахохлился, давая понять, что все это его не касается. Пресс-секретарь смирно сидел возле него, охранник поместился напротив. Оба они уже поняли, что влипли в очень скверную историю, и теперь уныло ждали развязки.
        Зато Фатима и ее помощники не могли скрыть своей радости. Они гордо поглядывали на Руслана, ожидая его распоряжений. Разговаривать при нем они не осмеливались без его разрешения. Но им пока вполне хватало того, что они могли сказать друг другу восторженными взглядами.
        Руслан казался сильно озабоченным. Он был умен и слишком опытен и понимал, что все проходит уж как-то чересчур гладко.
        Турбины набирали обороты. Сейчас самолет вырулит на взлетную полосу и через три минуты взлетит. Фатима, Мухтар и Саид не скрывали своего ликования. Два часа лету - и они на месте… А там, на родной земле, их встретят братья, уже ждущие их с нетерпением.
        Фатима спохватилась и вынула из кармана мобильный телефон. Теперь она может сообщить своим, что операция прошла успешно. Она набрала номер и, когда там ответили, с улыбкой что-то сказала на своем языке.
        - Они хотят вас слышать, - протянула она трубку Руслану.
        - Пока рано говорить… - покачал он головой. - Это опасно, нас могут услышать посторонние. Выключи телефон.
        Фатима кивнула, коротко попрощалась в трубку и отключила мобильник. Руслан, конечно же, прав, мобильная связь прослушивается спецслужбами, и их могут засечь. О, он мудрый человек и никогда не теряет головы. Даже сейчас, когда можно торжествовать победу, он помнит о мелочах. Настоящий командир. С таким они горы свернут…
        - Завесьте окна, - приказал Руслан Саиду и Мухтару.
        Те бросились исполнять приказ. Да, да, действительно, их ведь могут увидеть случайно из аэропорта. О, Руслан все учитывает…
        Они сунулись к иллюминаторам - один по левому борту, другой по правому, - как вдруг на них со звоном и грохотом посыпались стекла, в салон через выбитые окна влетели быстрые, как змеи, люди в черном - и через две секунды все, кто находился в самолете, были намертво прижаты к полу.
        Теперь вокруг раздавались только отрывистые возгласы альфовцев. Для семьи Садовского, во избежание поражения от случайной стрельбы тоже положенной на пол, эти возгласы означали одно - спасение. Для террористов, молча скрипевших зубами в бессильном гневе, - полный крах. Иван Петрович Травкин пока не знал, как ему к этому захвату относиться: как к задержанию или как к освобождению.
        В салон вошел генерал Антипов в сопровождении полковника Медведева, полковника Варова, майора Гришина и капитана Кержакова. Возле семьи Садовских хлопотал врач, приводя в чувство Светлану. Она вдруг резко ослабела и не могла встать на ноги. Муж с дочкой стояли рядом, своей заботливой суетой мешая врачу. Террористов разоружили, сняли с них пояса со взрывчаткой, надели наручники и построили в ряд. Альфовцы стояли позади них, придерживая на всякий случай за шеи. Генерал Антипов медленно прошелся вдоль ряда и остановился напротив Мадуева.
        Это была не первая их встреча, и они хорошо знали друг друга. Руслан спокойно смотрел в глаза генералу. Он уже сумел превозмочь острое разочарование, - а ведь чуть было не поверил в чудо, - и теперь его лицо не выражало ничего, кроме легкого презрения к победителю.
        - Извините, гражданин Мадуев, мы не можем вас просто так отпустить, - сказал наконец генерал, - вы для нас очень важный гость. Попытка, как говорится, не удалась.
        - Ничего, - усмехнувшись, ответил Руслан, - это не последний раз. Нас много, и скоро за мной придут другие.
        Генерал поднял брови, покивал и движением головы дал команду увести задержанных. Первым увели Руслана, его должны были увезти на отдельной машине. Следом повели остальных. И в этот миг Фатима, у которой руки были скованы спереди - кто-то из альфовцев имел неосторожность увидеть в ней женщину и проявил деликатность, - выхватила у идущего перед ней бойца пистолет из кобуры, извернулась назад, щелкнув предохранителем, и навела пистолет на… У нее было время только на один выстрел, и она решила использовать свое право мести сполна. Нет, ей не нужен был этот старый генерал, о его смерти никто не пожалеет. И не нужен был депутат Травкин, его смерть многих лишь обрадует. Она навела пистолет на единственное существо, смерть которого могла нанести самую большую боль всем присутствующим, - на Вику. Она знала, что гибель молодой невинной девушки на глазах у ее родителей надолго отравит радость всем этим подонкам, - и она не колеблясь выстрелила прямо ей в голову.
        Майор Гришин не успел понять, что происходит. Он стоял ближе всех к девушке, наблюдая, как трогательно она помогает матери. Уловив впереди краем глаза какое-то резкое движение и заметив черный зрачок пистолета, наведенный на Вику, он инстинктивно, не успев ни о чем подумать, словно выполняя заложенную в него программу, рванулся вправо, закрывая ее собой… Грохнул выстрел, пуля ударила Гришина в грудь и швырнула на пол. Руки Фатимы уже перехватили и толчком подняли вверх, направив второй выстрел в потолок. Через секунду ее разоружили и повалили на пол. Увидев, что Вика осталась невредима, Фатима закричала, страшно, надсадно, долго… Разозленные бойцы бесцеремонно заткнули ей рот кляпом и выволокли из самолета…
        Теперь доктор бросился на помощь Гришину. Пуля попала ему под правую ключицу, задев верхнюю область легких. Он был в сознании и все порывался что-то сказать склонившемуся над ним Антипову. На его губах вздувались и лопались кровавые пузырьки… Закусив пальцы, Вика без памяти опустилась на колени возле своего спасителя…
        - Молчи… Леша, молчи… - приказывал Антипов. - Тебе нельзя сейчас говорить. Молчи…
        - Разойдитесь, - сердито крикнул доктор, - все назад, я ничего не вижу. Уберите девушку кто-нибудь…
        Сильные руки подняли Вику и отвели в сторону. Доктор привычно разрезал рубаху Гришина, наложил тампон, забинтовал рану и дал приказ бойцам бегом нести его в
«Скорую». Туда же повели и всю семью Садовских, которые от пережитых потрясений едва держались на ногах.
        Только теперь Антипов шагнул к Травкину, который безучастно сидел в кресле со своими потерявшимися помощниками.
        - Ну что, Иван Петрович, вылет в Чечню отменяется?.. - раздельно, как приговор, сказал Антипов.
        - Я не понимаю, что здесь происходит… - с жалкой улыбкой произнес Травкин, старательно избегая взгляда Антипова. - Это провокация. Заявляю вам официально, что я к этому не причастен…
        - Разберемся, - недобро сказал Антипов, и от его тона Травкин сжался в кресле. - Теперь мы во всем разберемся…

17 июля, 2 километра от п. Заречный, 22.50
        Рассыпавшись невидимой цепью, у подножия горы залегла рота спецназа, приведенная сюда час назад Жуком. Вооруженные до зубов, опытные бойцы ждали сигнал из штаба. Сигнала все не поступало, хотя к заданию они были давно готовы, и приходилось неподвижно и молча лежать среди кустов и камней. О том, чтобы шепотом перекинуться хотя бы словом или покурить в кулачок, не могло быть и речи. Щель в горе, у которой затаился Малыш, чтобы невзначай не потерять ее из виду, была совсем рядом, и охранялась она часовыми. Наверняка часовые имели приказ подорвать проход в случае внезапного появления чужаков, и потому требовалось действовать особенно осторожно…
        Капитан Лесных постучал пальцем по микрофону, призывая всех к вниманию.
        - Есть приказ из штаба, - едва слышно сказал он. - Зыков, начинаем.
        Прапорщик Зыков, который лежал рядом с Малышом, движением руки дал ему понять, что пора начинать. Они поднялись и двинулись к щели. Остальные бойцы стягивались в кулак, готовясь ринуться в атаку, как только Зыков разберется с часовыми и подаст сигнал…
        Зыков, держа перед грудью «АС», подкрался к щели вплотную и заглянул внутрь. Несмотря на свои габариты, двигался он совершенно легко и бесшумно, не хуже, чем юркий худощавый Малыш. В самых ответственных операциях капитан Лесных выдвигал вперед его, зная, что он никогда не подведет.
        Начало лаза было совершенно темным. Нащупав его края, Зыков чуть присел и мягко протиснулся внутрь. Послышались тихие голоса часовых немного впереди, за поворотом, оттуда шло едва заметное свечение…
        Джелал сегодня спал целый день. Его освободили от всех работ, и он сразу почувствовал, что это такое - более высокое положение. До вечера он отдыхал, а потом его вызвал Казбек и дал ему задание охранять в эту ночь ход в горе. Охрана тоннеля поручалась только самым доверенным воинам, и Джелал воспринял это задание как большую честь. Кроме того, ночью должны были доставить к лазу того самого важного человека, который и будет руководить восстанием, и таким образом Джелал был первым из всех наемников, которому посчастливится увидеть и встретить столь высокого гостя.
        Вместе с другим часовым, милиционером из числа местных жителей, Джелал терпеливо сидел на своем посту, дожидаясь звонка по мобильному телефону. Как только гость и его сопровождение будут поблизости, они сразу выйдут на связь… А уже завтра начнется то, из-за чего он приехал в эту страну. Сейчас в Заречном все спали перед завтрашним днем. Но в пять утра - общий подъем. Все «строители» должны до рассвета получить форму и оружие, чтобы утром, как только пожалует комиссия, превратиться в грозную боевую силу и заявить о себе на весь мир. Думы о завтрашнем дне и о том, что последует дальше, были столь упоительны, что Джелал не замечал, как летит время…
        Зыков осторожно ступал по каменному полу. Вряд ли здесь были расставлены растяжки, ведь сами часовые то и дело выглядывали наружу. Да и для волнения у них нет причин, чувствуют они себя здесь довольно спокойно. Но привычка к осторожности заставляла Зыкова соизмерять каждое движение перед тем, как сделать следующее.
        В сопровождении Малыша он добрался до поворота и, медленно отведя голову чуть назад и влево, заглянул за угол. Он увидел что-то наподобие небольшого помещения, освещенного подвесным электрическим фонарем, питающимся от аккумулятора. На полу на циновках сидели, скрестив ноги, два вооруженных человека, один из них, тот, что похудее, перебирал четки. Курить здесь было строго запрещено - запах табака слышен очень далеко. Разговаривать можно было только вполголоса. Возле второго часового, того, что был покрепче и имел внешность местного жителя, Зыков увидел пульт дистанционного управления. Ага, это и есть взрывное - и по совместительству сигнальное - устройство.
        Он еще глубже отклонил корпус назад, в тень, поднял автомат, прицелился и нажал на спуск. Послышался щелчок, часовой с красной маслянистой точкой на лбу повалился на бок. Зыков тут же навел «АС» на второго боевика и нажал на спуск, но Джелал, уловивший тусклый блик от автомата Зыкова, за долю секунды до выстрела отпрянул в сторону, и пуля сердито шлепнула в стену, выбив кремнистые брызги.
        Джелал глянул было на пульт - он должен был взорвать проход. Но Зыков уже выскочил из-за скалы и двумя выстрелами отсек его от пульта. Джелал, как змея, кинулся на землю, направляя на Зыкова ствол своего автомата. Но пока он снимал его с предохранителя, Зыков дал по нему короткую очередь. Две пули попали в автомат, выбив его из рук Джелала. Теперь он стал безоружен.
        - Тихо, тихо… - сказал негромко Зыков, наступая на Джелала.
        Только сейчас Джелал узнал своего самого главного врага. До сих пор в скоротечной перестрелке ему было недосуг разглядывать его, к тому же лицо Зыкова было расчерчено зелеными и черными полосами. Но когда Зыков вышел на свет и шагнул к нему, Джелал сразу узнал его. Нет, он не позволит этой свинье взять себя в плен. Поднимаясь как бы по приглашению Зыкова, Джелал незаметно взялся за ручку ножа и вдруг рванулся вперед, одновременно выбрасывая руку с ножом.
        Если бы прапорщик Зыков обладал чуть менее быстрой реакцией, его горло было бы уже перерезано. Но Зыков успел откинуться назад, и отточенное лезвие просвистело в сантиметре от его шеи.
        Взвизгнув от ярости, Джелал еще и еще раз взмахнул ножом, наступая на своего огромного противника. Я покажу тебе, как надо сражаться! И не важно, что ты вдвое больше и сильнее… Я тоже умею убивать…
        Зыков улучил момент и на лету перехватил тонкую кисть Джелала.
        - Ах ты, гаденыш… - пробормотал он, второй рукой хватая своего впавшего в исступление противника за пояс и поднимая над головой.
        Джелал дрыгнул ногами, но в следующий миг Зыков со страшной силой ударил его о каменный выступ в стене. Раздался глухой удар, из размозженного черепа брызнуло желто-красным…
        - Готов? - спросил Малыш, глядя на бездыханное тело того, кто еще минуту назад видел себя великим воином. - Шустрый попался…
        - Да уж, - хмыкнул Зыков, осматривая пульт. - Зови наших…
        Преодолев со всеми предосторожностями ход в горе, рота капитана Лесных спустилась в подземный тоннель, шагом, чтобы не вызвать шума топотом бегущих ног, дошла до главного бункера, по ходу уничтожив часовых, и растеклась по многочисленным тоннелям. Часть бойцов блокировала бункеры с оружием, другая часть через люки врывалась в дома и проводила аресты. Несколько групп сразу бросились к тем домам, где жили главари бандитов, торопясь лишить заговорщиков командования. Где-то послышались выстрелы, но они быстро стихли.
        Со стороны военной части вдруг через реку ударили мощные лучи армейских прожекторов. В поселке стало светло, как днем. По мосту уже с ревом мчались БТРы со спецназом и «Уралы» с солдатами. Согласно разработанному днем плану, они организованно разъезжались по улицам и переулкам поселка. С брони и бортов сыпались вооруженные бойцы, выгоняли на улицу полуодетых, безоружных и растерянных
«строителей». Оказываемое несколькими боевиками незначительное сопротивление быстро было подавлено, неожиданная вылазка спецназа из тоннеля лишила заговорщиков возможности соединиться и дать бой нападавшим. По всему поселку слышались только истошные крики женщин да детский плач. Оружие мужчин, которого здесь было в избытке, молчало, ибо им попросту не дали до него добраться…
        Эпилог

18 июля 2003 г., п. Заречный
        Час назад нарядный кортеж из шести белых микроавтобусов подъехал к мосту, осторожно переехал через него и остановился на главной площади поселка, возле центрального магазина и отделения связи.
        Из микроавтобусов выходили члены комиссии и журналисты, с интересом смотрели на аккуратные улицы, застроенные новенькими добротными домами. Их лица выражали удовлетворение. Деньги, выделяемые Европейским cоюзом, были использованы по назначению.
        Глава комиссии, Питер Биндик, пожилой въедливый человек, патологически ненавидевший Россию, долго ходил от дома к дому, не зная, к чему придраться. Все было в полном порядке, поселок производил самое благоприятное впечатление. Лишь местные женщины стояли у своих домов почему-то с мрачными, нахмуренными лицами, да детишки были не так оживленны, как в других подобных селениях. Биндик обратил на это внимание своих провожатых.
        - А народ здесь такой, - сказал ему один из русских консультантов, - ему что ни сделай - все не по нраву.
        Такой ответ мистеру Биндику не понравился. Он подумал, что жители оттого недовольны, что вокруг полно русских солдат, и это, конечно же, не нравится вольнолюбивым горцам. Но свой вывод он решил приберечь для отчета, который он сделает по возвращении в Брюссель.
        Еще господин Биндик спросил, почему на строительстве домов видно столько атлетичных русских парней в армейских брюках и майках. Ему ответили, что это федеральные войска добровольно помогают местным жителям. В качестве шефской помощи. Биндик скептически покивал лысой головой, видя и здесь какой-то подвох…
        - Когда эти туристы уедут, товарищ капитан? - вполголоса спросил Зыков у Лесных.
        Они шли следом за Биндиком и его свитой, возглавляя охрану комиссии.
        - Сказали, что не раньше завтрашнего вечера, - ответил Лесных.
        - Ребята замучаются бетон месить… - с сожалением сказал Зыков.
        - А мы им сделаем выходной, - улыбнулся Лесных. - Завтра суббота, вот и повод. Сколько, в самом деле, можно работать?
        Они увидели, что господин Биндик подошел к одному из домов и начал щупать стены, проверяя прочность и ровность кладки. Вокруг него льстиво суетились члены комиссии, оживленно переговариваясь.
        - Показать бы им то, что находится под этими домами и улицами, - со злостью сказал Зыков. - То-то покудахтали бы тогда.
        - Зачем? - возразил Лесных. - Это наше внутрисемейное дело. Не стоит вмешивать в него посторонних…

19 июля 2003 г., Москва
        В палату к лежащему в бинтах Гришину вошли генерал Антипов и полковник Медведев. Увидев высокое начальство, Гришин сделал попытку приподняться.
        - Лежи, лежи… - приказал Антипов, ставя возле тумбочки пакет с фруктами. - Это тебе, для поправки… Ну, здорово, герой…
        - Здравия желаю… - прошептал с улыбкой Гришин, пожимая руки Антипову и Медведеву. - Присаживайтесь, товарищ генерал… товарищ полковник…
        Гришин лежал в палате один. Вторая койка пустовала - соседа выписали сегодня утром. Антипов и Медведев присели на табуреты.
        - Мы ненадолго, - сказал Антипов. - Сейчас в Кремль… В общем, операция закончена успешно, в Заречном полный порядок. Сейчас полным ходом идет следствие, выявляется много интересного. Ну, да пока тебе все это ни к чему. Вернешься через пару недель - все узнаешь. Да, готовьте дырку, товарищ майор: я подал рапорт на присвоение вам внеочередного звания подполковника…
        - Спасибо, товарищ генерал… - смущенно сказал Гришин.
        - Тебе спасибо за службу, Леша… - Антипов немного помялся, глянул на Медведева. - Тут у нас неприятность одна произошла… Все равно ведь узнаешь… - Антипов еще раз глянул на Медведева.
        - Вчера вечером, - пришел ему на помощь Медведев, - в Лондоне погибла Сверчок… Лиза Макарова. Как будто несчастный случай… Была сбита машиной на улице…
        С лица Гришина медленно сошла улыбка.
        - Да уж, несчастный случай! - Антипов вскочил и отошел к окну. - Вот так вот взяла и попала под машину… Конечно, Скотленд-Ярду проще всего представить все как несчастный случай. Они и расследование проводить не собираются. Ну, пропала сбившая ее машина, ну и что? Такое сплошь и рядом бывает… И что ты им теперь скажешь? Зря я не настоял на ее немедленном возвращении. Зря…

19 июля 2003 г., Лондон
        - Вот ваш новый телефон, сэр, - сказал Стивен, протягивая Льву Осиповичу мобильник последнего поколения.
        - Благодарю, Стивен, - улыбнулся Лев Осипович. - Мне давно хотелось сменить свой старый аппарат. И старый номер…
        Он взял со стола чек и вручил Стивену:
        - Вы прекрасно все уладили с Лизой, Стивен. Думаю, эта сумма компенсирует затраченные вами усилия.
        Стивен глянул на сумму, прописанную в чеке, согласно улыбнулся и положил чек в карман.
        - Теперь вот что… В ближайший месяц или два для господина Магомеда Галаева меня нет. И вообще меня пока ни для кого нет. Я в отъезде, буду не скоро. У меня много дел в Америке и в Японии. Вы меня понимаете, Стивен?
        - Да, сэр…
        - Отлично… Я действительно должен на некоторое время уехать. Дом, как обычно, остается на вашем попечении.
        - Хорошо, сэр, я все понял. Я могу идти?
        - Да, Стивен, вы свободны…
        Оставшись один, Лев Осипович некоторое время сидел неподвижно. Что ж, идея провалилась на корню… Жаль, он почти поверил в ее осуществление. Кто бы мог подумать, что эта… подстилка Лиза работает не только на него, но и на Кремль. Если бы не скрытая видеокамера, установленная в комнате охраны, он так бы ничего и не узнал. Этот болван Джон только вчера все рассказал. Спасибо Стивену, которого ему рекомендовали как специалиста широкого профиля, - помог вовремя устранить Лизу. Не дай бог, за нее взялись бы люди Магомеда - Льву Осиповичу пришлось бы держать ответ. По большому счету, ведь это он ее проворонил… Впредь надо быть осторожнее в выборе слуг. Но обвинить его в провале операции теперь невозможно, он со всех сторон совершенно чист. Лиза, увы и слава богу, мертва, и никто не узнает истинную причину провала. Пускай господа заговорщики поищут канал утечки информации в своих рядах, авось найдут…
        Лев Осипович встряхнулся. Ну а ему пора в дорогу. Дела не ждут, бизнес - штука хлопотная и такая неспокойная…

20 июля 2003 г., Верхнеозерск
        Наташа лежала на кровати, листала привезенный вчера Ленкой журнал, когда в палату, несмело открыв дверь, вошла Сережина мать, Галина Викторовна, а следом за ней, с пакетами в руках, вошел и Сережин отец, Леонид Николаевич. Наташа от неожиданности уронила журнал, испуганно комкая на груди ворот цветастого Ленкиного халата…
        Наташа уже шла на поправку. Вчера с нее сняли неудобный гипс и надели на шею легкий пластиковый корсет - гуманитарная помощь из Европы. В последние дни к ней несколько раз заходили сотрудники милиции и ФСБ, задавали вежливые вопросы, записывали каждое ее слово. От них она узнала, чем примерно все закончилось. Ее никто ни в чем не обвинял, напротив, даже и хвалили за проявленное мужество…
        Все бы ничего, но уж больно тоскливо было днями лежать одной в палате. Вчера, правда, приезжала Ленка, навезла кучу всякой еды, нижнего белья, халат вот отдала, потом сидела полдня, развлекала, как могла. Но в конце концов Ленка уехала, и Наташа снова осталась одна…
        Домой звонить не хотелось, мать только всполошится без меры, поднимет на уши всех соседей. Лучше уж после выздоровления уехать домой, доктор сказал, что через неделю выпишет…
        Теперь, когда ей ничто не угрожало и шея почти совсем не болела, Наташа все время думала о Сереже и о том, как все могло быть, если бы они не влезли в тот дом у леса… От мыслей этих было так скверно, что разрывалось сердце. А еще предстояла встреча с его родителями. Наташа, как могла, гнала от себя эту мысль, и вот они пришли сами…
        Она со страхом смотрела на Галину Викторовну, ожидая от нее горьких упреков и угроз. Сейчас начнется…
        - Ну, здравствуй… - выдохнула Галина Викторовна, подходя к кровати и глядя на Наташу темными, провалившимися глазами.
        Тут только Наташа заметила, что Галина Викторовна, обычно статная, моложавая женщина, выглядит очень плохо. Голос тихий, плечи гнутся, загар на лице кажется наспех наложенным тональным кремом… В черном траурном платье и черной косынке она казалась постаревшей лет на десять. Наташа глянула на Леонида Николаевича. Тот стоял у входа со своими пакетами, прислонившись к стене, и выглядел не лучше…
        - Поправляешься? - тихо спросила Галина Викторовна.
        - Да… уже лучше… Доктор сказал, на той неделе выпишут…
        - Мы тут тебе принесли покушать… Фрукты, печенье, конфеты… Сок апельсиновый… Леня, неси сюда…
        - Не нужно было, Галина Викторовна… - лепетала сбитая с толку Наташа, не зная, остаться ли ей лежать или же помочь Леониду Николаевичу. - Мне вчера подруга продукты привезла, есть пока…
        - Тебе надо поправляться, - устало сказала Галина Викторовна.
        Тут только Наташа заметила, что она едва стоит на ногах.
        - Да вы присаживайтесь, Галина Викторовна! Вот сюда, на кровать… - Наташа подобрала ноги, давая ей место. - Садитесь…
        Галина Викторовна кивнула и мешковато села на кровать.
        - Мы вчера похоронили Сережу… - глухо сказала она. - Я не стала тебя звать на похороны… Не хотела, чтобы ты видела его… Таким…
        Она неуверенно подняла руку, коснулась Наташиной щеки.
        - Ты была с ним до конца, девочка… Ты видела все сама… Я хочу знать, как это произошло. Ты мне расскажешь?..
        - Конечно… Конечно, расскажу… - кивала Наташа, вытирая медленно катящиеся слезы, - сейчас… сейчас…