Последняя охота Михаил Георгиевич Серегин
        Вольный стрелок # За все надо платить. Эту жесткую истину Влад Свиридов испытал на себе и как раз тогда, когда решил закончить свою карьеру киллера. И кто же нанес ему удар в спину? Собственная жена. Мало того, что она торгует собой, так еще стала марионеткой в руках криминального авторитета Багра. Владу вновь приходится браться за дело. И тут-то он узнает, что ему мстят за прошлое. И мстит женщина. А что может быть изощреннее и безжалостней женской мести?
        Михаил Серегин
        Последняя охота
        Я брел с перебитой, как лапа, душой,
        С обидой, слепой и поганой,
        Моля, чтоб хоть чуть от себя я ушел,
        Как раненый волк от погони.
        Из злого капкана безжалостных глаз
        По крови своей выдираясь,
        Я видел, как ты одиноко легла
        У бездны, у самого края.
        Пролог
        МАТЕРЫЕ ВОЛКИ: МОЛОДОЙ И СТАРЫЙ (1994 ГОД)
        - Только и всего, Заур? - На загорелом точеном лице, как будто сошедшем с монеты, с чеканным профилем, жестко очерченным ртом и властным подбородком, выразилось недоумение, смешанное с легкой презрительной иронией. Обладатель этого лица, молодой мужчина, едва ли достигший тридцати лет от роду, побарабанил по крышке стола длинными пальцами, гибкими, как у пианиста. - Я что, буду шантажировать эту дамочку, выжимая из нее деньги? Не проще ли выжать деньги из самого ее муженька, для чего, кстати, вовсе не обязательно прибегать к моей помощи?
        Его собеседник, человек лет сорока пяти, откровенно нерусского типа, с вислым орлиным носом, оливковыми глазами и подбородком близкого родственника Бабы Яги, покачал головой и сказал:
        - Ты, Володя, так не говори. Я понимаю, что ты раньше по таким мелочам не работал. Ваш отдел, пока не расформировали, кромсал тузов. Но сейчас «Капеллы» нет, ты вышел в отставку и внезапно оказался никому не нужен. А деньги тебе нужны: ты не привык к плохой жизни.
        - Я? - Владимир усмехнулся. - Да если бы ты, Заур, перебывал хотя бы в половине тех передряг, куда меня заносило волей или неволей, то сомневаюсь, что ты сейчас бы сидел передо мной.
        - Я это знаю. Ты у нас птица высокого полета. Хотя какая ты птица? Ты - волк, Володя. Чистильщик леса от падали. Это, конечно, звучит высокопарно, но это так.
        - Не будем говорить о нашей зоологической принадлежности, - ухмыльнулся тот. - Ты у нас тоже явно не тушканчик из пустыни Каракум. Значит, мне нужно надавить на эту бабу, сказав ей о компромате спецслужб на ее муженька? Дескать, если она не даст денег, то мало не покажется. Ну, понятно. Говоришь, она богата? Ну… и сколько же мне с нее взять, Дауров?
        - Пятьдесят тысяч долларов, - ответил тот. - Из них ты получишь половину. Для меня не так важны деньги, сколько необходимость прищучить эту мерзкую семейку.
        - А для меня, по крайней мере, в данный момент - важны деньги.
        - Тогда действуй, - сказал Дауров.
        - Сначала я должен получить тот самый компромат.
        - Вот он.
        Владимир кивнул головой. Двадцать пять тысяч долларов ему были нужны как никогда, особенно если учесть, что на настоящий момент у него не было и пяти. Некоторое время он просматривал представленную информацию, а потом спросил:
        - Насколько я понимаю, мне нужно выпотрошить из этой семейки все до копейки, так?
        - Совершенно верно, - сурово ответил Дауров.
        - А почему ты поручаешь это именно мне? Мог бы поставить эту задачу своим
«бычкам», отдал бы им за работу не половину всей суммы, как мне, а, скажем, десять процентов.
        - Опасная семейка у них, - отозвался кавказец, - волчья семейка. Не всякий справится. Ты же - безусловно справишься.
        - Еще бы, - холодно отозвался Владимир. - А чем это они тебе так досадили?
        - Были дела. Это в принципе несущественно.
        Владимир кивнул головой: профессионал до мозга костей, он привык не вникать в не относящиеся к «теме» дела, исходя из принципа: меньше знаешь - целее будешь.
        - Так что дело ничуть не опаснее, чем любое из тех, что ты проворачивал, когда работал в отделе, - сказал Дауров.
        - Ясно. Мне звонить отсюда?
        - А что медлить - звони отсюда.
        Влад взял трубку телефона, но тут же положил ее обратно и повернулся к заказчику:
        - Значит, волчья семейка, говоришь? Ну что ж, хоть волчья. У нас и такой не будет. Мы с тобой - волки-одиночки.
        - Какие твои годы? - отозвался Дауров. - Глядишь, еще переменишься к семейной жизни. Это мне в самом деле поздно, да и незачем… А ты, Володя, еще успеешь, если что.
        Владимир скептически покачал головой: верно, мысль о том, что когда-нибудь у него может быть семья и дети, показалась не слишком абсурдной.
        Молодой «волк» снял телефонную трубку и, набрав указанный Зауром Дауровым номер, проговорил:
        - Инна Алексеевна?..
        Глава 1
        СУЖЕНЫЙ С НЕБА
        (2002 год здесь и далее)
        - У-уй, йо-о-о…
        Белая муть с кисельными размывами понемногу обернулась потолком, в углу которого неподвижно застыла, запутавшись в застарелой драной паутине, стрекоза. Афанасий Фокин, созерцающий эту картину в трясущемся калейдоскопе своего утренне-похмельного взгляда на мир, не мог поручиться за то, что эта стрекоза не является плодом его больного воображения. Или зрительной дисфункции. Но и совершенно исключить вероятность существования этого насекомого он не мог, благо в ушах кто-то жужжал, то усиливаясь до надсадного гудения, а то стихая до шороха волн, волочащих за собой мелкие камешки.
        Афанасий решил приподняться, но кто-то самым возмутительным образом засадил ему в затылок тупую свинцовую чушку, он пробормотал невнятное ругательство и ухнул головой в подушку. Некоторое время изображал из себя циклопа, пораженного Одиссеем в единственный глаз, а потом пробормотал:
        - А гы-де это я?
        - Гыде-гыде… - передразнил чей-то полнозвучный голос. - В Караганде!
        - Хар-ррош ругаться! Это самое… пошли вы все, урррроды!! - на автопилоте проскрежетал Фокин. - Это самое… ты чего, Влад?
        В проеме двери возник высокий мужской силуэт, а затем до Афанасия донеслось:
        - Не-е, ты, Афоня, как обычно, в своем репертуаре. Помнится, когда ты пару раз просыпался сначала в Мельбурне, а потом в Лондоне и Берне и спрашивал, дескать, где ты находишься? И я тебе в рифму отвечал: «В Караганде», и, что характерно, ты верил. А вот когда ты в самом деле находишься в Казахстане, в замечательном местном городе Караганде, то начинаешь посылать меня по вектору «вон отсюда, педераст!» и говорить, чтобы я прекратил культивировать табуированную лексику.
        Фокин оторвал от подушки свою голову, будто сработанную из железобетонной конструкции, и отозвался:
        - Ну, ты, Свиридов, не мути. И так ху… йе-о-о!.. худо, в общем, мне.
        - Еще бы, - скептически отозвался Свиридов и выпил кефиру из картонной упаковки, которую он держал в руке. В горле и ротовой полости Фокина, где воцарилась пустыня Сахара, подул суховей. И Афанасий жалобно попросил… нет, не кефиру вовсе, а граммов этак сто холодненькой водочки с холодным же томатным соком.
        Свиридов расхохотался, бросил Фокину на кровать еще одну, нераспечатанную упаковку кефира и сказал:
        - Хватит пьянствовать, Афоня. Нас ждут великие дела.
        - А что такое?
        - Да ты что, забыл, что ты вчера женился?
        Афанасий подавился кефиром и закашлялся так, что брызги полетели во все стороны.
        - Кто женился? Как - женился? Я? Да сколько же это надо выпить, чтобы жениться? - Фокин выпучил глаза.
        - Ну, думаю, хватило бы половины твоей вчерашней дозы, чтобы принять такое судьбоносное решение, - замысловато ответил Владимир. - Так что, Афоня… ты че делаешь-то, а? - спросил он, увидев, какими глазами, похожими на выпученные гляделки глубоководного краба, придавленного камнем, осматривает Фокин свои здоровенные ручищи.
        - Кольцо ищу, - замогильным голосом ответил Фокин.
        - Какое кольцо?
        - Обру…чальное.
        Свиридов расхохотался повторно, причем смех был куда более громким и заразительным. После некоторой паузы к хохоту Влада присоединился и сам несчастный страдалец, уже мнящий себя окольцованным и забранным в рабство какой-то абстрактной бабой, непременно толстой, жадной и сварливой, которая носит короткое и зловещее, как выстрел в голову, наименование: «жена».
        Фокину и Свиридову в самом деле было над чем посмеяться. Ни один из них к своим тридцати четырем годам так и не удосужился завести семью. То состояние юношеской взвинченности, неуспокоенности, опьянения адреналином, что преследует каждого нормального азартного и по-настоящему молодого и горячего мужчину лет этак до двадцати трех, а то и двадцати пяти, не желало отпускать обоих и поныне. Это можно было назвать суровым и унизительным словом «инфантилизм», если бы не жесточайший и богатый жизненный опыт, вынесенный из множества таких ситуаций, которых с лихвой хватило бы на сотню жизней.
        Свиридов понимал, что опьянение адреналином несколько затянулось, что давно уже пора перевести жизнь в иное, куда более спокойное русло, завести семью, детей, жить размеренной, предсказуемой жизнью. Понимал - но не принимал.
        И даже когда он хотел перевести жизнь в другое русло, все просто рассыпалось, как карточный домик. И снова Влад оставался один, вернее, с Фокиным, вдвоем против всего бушующего и неверного мира, который так и не желал прогибаться под них.
        Бродяги.
        Они с Фокиным - просто бродяги. И этот синдром бродячей жизни не вытравить ничем, потому что так было заложено с ранней юности, почти с детства. Никакого постоянства. Скитания с места на место, жизнь «без берега и дна, все начинай сначала», как поется в популярной песне.
        Люди с сотней масок вместо одного - зато собственного! - лица.
        Одинокие волки. …Буквально на днях Свиридов перечитал «Приключения Тиля Уленшпигеля и Ламме Гудзака» - эпопею о двух великих шутах и бродягах без семьи, без крыши над головой, без пристани - таких же перекати-поле, как он, Влад, и его единственный и - никуда от этого не деться! - последний друг Афанасий Фокин. И тогда он подумал, что, вероятно, он и Афоня в самом деле похожи на тех двух знаменитых фламандцев - Уленшпигеля и Ламме Гудзака, - как поется в другой, может, не очень известной песне, «вечно молодых, вечно пьяных». Но у тех хотя бы была цель, была своя путеводная звезда, благодаря которой даже в шестьдесят лет бессмертный Уленшпигель пил «бокалы пенящейся страсти с лепестками росы пополам», как сказал поэт. Чувствовал себя мальчиком, приглаживая седину и разглаживая горькие морщины в углах глаз и рта.
        А Свиридов… В свои тридцать четыре года он странным образом выглядел значительно моложе своих лет и потому размышлял, глядя на себя в зеркало, в точности так же, как думал про себя еще бессмертный лермонтовский Печорин: «Смешно предположить, но ведь по виду я, по сути, еще мальчик…» Это безмятежное лицо, холодные приветливые глаза, высокий лоб без единой морщинки, шелковистые темные волосы, в которых если и затесалась седина, то была умело зачесана другими волосами, закрепленными гелем.
        Владимир Свиридов был именно таким мальчиком. Будучи, как уже сказано, тридцати четырех лет от роду, он выглядел максимум на тридцать, если не на двадцать восемь. И если и могло закрасться подозрение в том, что отнюдь не безмятежные годы, офис-менеджмент и тещины блины остались за спиной этого человека, то лишь по тому, как нервно щурил он свои чуть раскосые миндалевидные глаза (родом с Поволжья, чего же вы хотите?) и как время от времени кривился в жестокой усмешке его четко очерченный рот.
        Под стать ему был его друг Афанасий Фокин, который отнюдь не являлся таким простецким рубахой-парнем, каким зачастую казался. Но о том, кем он был в действительности, Афанасий предпочитал не то чтобы умалчивать - он даже не вспоминал об этом.
        И потому вполне естественно, что сообщение о собственной женитьбе показалось ему совершенно абсурдным, даже если накануне было поглощено немереное количество спиртного. …Закончив смеяться над поисками обручального кольца, Свиридов махнул рукой и проговорил:
        - Ну извини, Афоня. Подшутил я над тобой. Женился… Ну где уж тебе жениться? Ты даже за собой проследить не можешь, чтобы не безобразничать, а тут, не приведи господи, еще молодую жену пришлось бы кормить-одевать.
        - Да уж, - вздохнул Фокин и облегченно отвалился на спину. - Шуточки у тебя, Свиридов…
        - Да, шуточки у меня несмешные, - согласился Влад и, покрутив в воздухе указательным пальцем, добавил: - Тем более что мы вчера действительно гуляли на свадьбе. Причем на свадьбе твоей двоюродной племянницы, между прочим. Тебе не помнить это позволительно, а мне - нет. Потому что женился, конечно, не ты, а как раз я.
        Фокин медленно поднялся с кровати и вперил в улыбающееся лицо Свиридова наливающийся изумлением и похмельно-остекленелой досадой взгляд…

* * *
        Владимир Свиридов женился.
        Он в самом деле женился, и его избранницей стала не умудренная богатым жизненным опытом красивая, властная и сильная женщина, а молоденькая двадцатилетняя девушка, приходящаяся родной дочерью двоюродному брату Афони Фокина. Нельзя сказать, что эта Наташа - «итак, она звалась Наташей» - была полной никчемностью, но и ничего выдающегося в ней не нашлось. В меру красивая, в меру смешливая, в меру глупая девушка. За Свиридова она вышла с тем же спокойствием и удовлетворенностью, с коей вышла бы замуж, скажем, за главного мясника центрального рынка или частного предпринимателя, торгующего хлебобулочными изделиями собственного производства.
        Подобный мещанский подход к делу вполне устраивал Влада, тем более что Наташа, в канун замужества достаточно приземленное существо, не питавшее особых иллюзий и не лелеющее несбыточных мечтаний, желала того же, чего пожелал он: а именно завести семью. Полноценную, с детьми, распашонками и скандальным битьем посуды. …Наташа Свиридова, в девичестве Буркина, в свое время мечтала слишком о многом, чтобы осуществилась хотя бы малая часть этих широкомасштабных планов и грандиозных замыслов. А мечтала она о многом потому, что ее угораздило родиться в захолустном пригороде Караганды. Для лиц, плохо знающих географию постсоветского пространства, поясним, что это находится не где-нибудь, а в Казахстане.
        Родиться в Казахстане для русского человека, по мнению Наташи, было примерно то же, что для еврейского ребенка - появиться на свет в концентрационном лагере Освенцим.
        Разве что не сжигают - да и то если не считать жуткого казахского солнца.
        Окончив школу, она уговорила мать отправить ее к бабушке, которая жила в России, в городе с красивым названием Воронеж. Как известно, Воронежская губерния имеет несчастье находиться неподалеку от Казахстана. Здесь Наташа удачно поступила в институт, окончила его, перебиваясь с пятого на десятое и страдая от брюзжания бабки, пока сварливая, скупая и неуживчивая старуха не преставилась на восьмидесятом году жизни, к радости всех соседей и облегчению внучки.
        После окончания вуза приехавшая в Воронеж мать настояла на том, чтобы дочь возвратилась в Караганду: дескать, нечего двадцатилетней девке жить одной.
        Нина Сергеевна Буркина, почтенная матушка Наташи, всю жизнь проработавшая в какой-то занюханной библиотеке, искренне считала, что дочка должна жить в семье до самого замужества - и чтобы ни-ни! Когда Наташа возражала, говоря, что милая мамочка мыслит категориями прошлого века, Нина Сергеевна интеллигентно (по ее собственному разумению, конечно) поджимала тонкие губы и говорила, что она понимает все гораздо лучше Наташи, поскольку она, Нина Сергеевна, слава богу, образованный человек и не зря прожила свои сорок семь лет.
        Наташа видела результат: из упомянутых сорока семи лет мамаша двадцать пять просидела в районной библиотечке в веселой компании с атлетичными тараканами, тремя или четырьмя учеными крысами, съевшими отправленное в запасники собрание сочинений К.Маркса и Ф.Энгельса, а также картонными абонементами и ветхими полками, на которые беспорядочно набросали несколько сотен растрепанных книжек. Самым раритетным экспонатом в библиотеке, если не считать уборщицы Маришки, хронической алкоголички, ежедневно колотящей своего тщедушного мужа, считался однотомник Артюра Рембо, который шел нарасхват, благо казахстанские книгочеи думали, что это книжка про того самого Рембо в киношном исполнении Сильвестра Сталлоне, который залихватски кромсал во Вьетнаме нехороших русских коммуняк.
        Отец, Михаил Иваныч, был деспотичен и имел пристрастие к алкоголю (все-таки родственник Афанась Сергеича Фокина!), полностью поддерживал супругу, а при очередном взбрыке дочери говорил, что не ей, Наташке, учить мать и что ничего хорошего из того, что Наташка будет жить в Воронеже одна, не будет.
        - Был я там, видел, - мрачно говорил он. - Блядь на бляди и блядью погоняет. В лесу даже…
        - А сутенера, папа, куда пристегнешь? - рявкала Наташка и хлопала дверью своей комнаты.
        После института она прожила в Казахстане полгода. А потом, плюнув на все и послав осточертевших родственничков по известному адресу, умотала из Караганды в Воронеж, где у нее осталась квартира. Тайно от родителей продала оформленный на нее, а не на отца, железный гараж, в котором он хранил кучу всякого хлама и невольно создавал райские условия поселившимся там мышам.
        А вот для отца переход гаража в собственность другого человека прошел отнюдь не так гладко, как для жирных хвостатых тварей. Обнаружив, что там копается совершенно другой мужик, он чуть не получил инфаркта, когда ему доходчиво пояснили, какой именно акт купли-продажи имел место быть совсем недавно.
        Михал Иваныч ринулся домой, надеясь поймать коварную дочурку и указать ей ее место в этой дохлой казахстанской жизни, но выяснилось, что Наташа, пользуясь расхожей терминологией, «сорвала когти». Уехала.
        Возвратившись в Воронеж, она вселилась в бабкину квартиру и зажила пусть бедной, иногда впроголодь, но свободной жизнью. Библиотечные тараканы, гаражные крысы и морально-этические лектории в исполнении папы-мамы закончились.
        Свобода, независимость и диетическое голодание оборвались в один прекрасный ноябрьский вечер, когда на голову Наташи - в буквальном смысле этого слова - свалился Влад Свиридов.
        В тот день Наташа возвращалась с работы - местного филиала радио «Европа плюс», где она работала ведущей. Она стояла на остановке и ждала троллейбус, который, как нарочно, задерживался. Наташа стояла и думала, что еще немного и она окончательно задрогнет на этом ветру, задувающем под старенькую дубленку, купленную еще на втором курсе. И что дубленку надо менять, а еще забрать у соседки нутриевый полушубок, который отдала той на хранение еще покойная бабка. Да еще дома, кажется, нечего жрать, кроме пары-тройки анемично сморщившихся клубней картошки да супа быстрого приготовления.
        После получаса тряски в консервной банке на колесах, забитой до отказа возвращающимся с работы народом, Наташа вывалилась из троллейбуса, пройдя по ногам граждан пассажиров, едва не порвав дубленку и получив в спину хлесткое:
        - Куда прешь, шалава?

«Шалава» сделала несколько шагов по промерзшей земле, споткнулась, едва не упала и не сломала каблук, а потом зацокала в сторону своего дома, в котором не горело ни огонька: видимо, снова пожаловало веерное отключение электричества.
        Наташа машинально огляделась по сторонам: прямо за ней светилось огнями пятнадцатиэтажное белое здание гостиницы «Варшава», похожее на подсвеченный изнутри гигантский айсберг. Гостиница была одной из самых дорогих в городе, и уж, конечно, никто не стал бы портить отношения с владельцем гостиницы, знаменитым предпринимателем и членом городского законодательного собрания Гориным, который, по упорно всплывавшей в различных СМИ или просто в виде досужих сплетен информации, в соответствующих кругах был известен как вор в законе Багор.
        Наташа вздохнула и уж было шагнула по направлению к дому, как вдруг раздался звон рассаженного стекла, а потом что-то глухо ухнуло в сугроб, наметенный к фундаменту гостиницы.
        Наташа обернулась. Из внушительного сугроба в четырех метрах от нее торчали человеческие ноги. Причем характерно - босые. Особенно примечательным это обстоятельство казалось на фоне того, что на улице было минус двадцать.
        Ноги подрыгались, Наташа, замерев, смотрела, что же будет дальше. В голову закралась обжигающая мысль, что, быть может, эти ноги бьются в предсмертных конвульсиях, как и все тело. Девушка подхватилась бежать, но навернулась-таки и сломала каблук, который чинить было не на что. Тут из сугроба помалу выпростал свое длинное мускулистое тело молодой мужчина лет тридцати, находящийся в последнем градусе алкогольной лихорадки. Он был в одних шортах и, по-видимому, только что выпал из окна гостиницы.
        - Э… п-пардон, - выдавил он, увидев круглые глаза Наташи. - Вы извините меня, м-мадам, что я не по эт… это… не по этикету одет. Просто мы с Афоней си-вод-ни приехали из Варшавы навестить… вот. Попали, как говорится, как кур в ощип: из одной Варшавы в другую… «Варшаву».
        - Вы выпали из окна? - осмелев, спросила Наташа.
        - Совершенно верно подмечено - выпал.
        - И… не ушиблись?
        - Ни в коем случае! А выпал… это возмутительно досадное недоразумение, но меня извиняет то, что мы с Афоней решили повторить бессмертный подвиг Пьера Безухова и российских гусар… Вы, конечно, читали «Войну и покуй»?
        - По… что, простите?
        - А, пся крев! Я, конечно, хотел сказать - «Война и мир». Просто опять перешел на польский… Этот язык привязчивый, шипит, кусается, аки аспид.
        Человек вылез из сугроба полностью, и Наташа получила возможность рассмотреть его повнимательнее.
        Мужчина был красив особой чеканной красотой, к тому же сложен как античный бог, а на выпуклой пластине грудного мускула виднелась цветная татуировка в виде замысловато выписанного китайского дракона.
        - Вла-а-а-ад!! - громыхнул сверху чей-то бас. - Ты чего там? Поднимайси-и-и!..
        - Да погоди ты! - махнул рукой Влад.
        - Ты проиграл пари… иди, у нас тут еще два литра ос-тало-ся!
        - Да погоди ты! Я тут беседую, не видишь?!
        Конечно, «беседовать» - это не самый подходящий глагол, дабы охарактеризовать общение между раздетым мужиком, по пьянке вывалившимся из окна гостиничного номера, и усталой, отходящей от испуга девушкой, досадно сломавшей каблук. Но тем не менее фраза Влада позабавила Наташу, и она рассмеялась:
        - Как? Беседуем? Вы, верно, писатель-юморист? Михаил Задорнов? Владимир Винокур?
        - Насчет Винокура не скажу, хотя к вину неравнодушен, а что Владимир - верно. Это мое имя. А вас, конечно, зовут Наташа?
        - Да. А почему вы так подумали?
        - А просто я вспоминал «Войну и мир «и подумал, на кого же вывалился бы в окно Пьер, если бы он неудачно распил из горлышка бутыль шампанского, когда стоял на подоконнике? Ну, конечно, на Наташу Ростову!
        Наташа рассмеялась.
        - Вла-а-ад!! - заунывно позвали сверху.
        - Ложись спать, алкоголик! - ответил Свиридов, зябко передергивая плечами. - Ух-х… холодно!
        - Да уж, конечно… двадцать градусов все-таки, - заметила Наташа. - Знаете, Владимир, так и заболеть недолго, у вас же в номере стекло выбито… Лучше зайдите ко мне, я вас чаем напою, - неожиданно для себя самой продолжила она.
        Владимир посмотрел на нее сбоку, склонив голову и почти коснувшись щекой плеча; в такой позе он почему-то напомнил Наташе ее попугая Гошу, улетевшего в форточку полгода назад, и она улыбнулась, вполне понимая, что делает какую-то невероятную глупость.
        Откуда-то сверху звучала бодрячковая попсовая песенка: «Да-авайте выпьем, Наташа, сухо-вва вина… за то, чтоб жить стало краше-е… ведь жизнь одна!..»
        - Согласен. Сухого вина не обещаю, а вот водочки для сугреву пропустить можно, - кивнул Владимир.
        Наташа водку не пила, но, посмотрев на Влада, почему-то не стала говорить об этом и невольно поежилась:
        - Ну что же вы стоите? Холод собачий. Я даже в дубленке замерзла!

* * *
        В квартире Свиридов махом налил себе водки из брошенной ему Фокиным из разбитого окна гостиничного номера бутылки «Кристалла» и выпил одним глотком; потом обратился к Наташе, смотревшей на него с каким-то детским удивлением:
        - Это самое… Наташка, а дай-ка мне какой-нибудь халатик, а то этот мой топлесс тебя, верно, доконал. Да и нижние конечности тоже.
        Наташа засмеялась и выделила гостю старый вязаный бабкин халат, который был безразмерным и с равным успехом налезал как на тощее старушечье тельце, так и на мускулистые плечи свалившегося на Наташу с неба человека.
        Свиридов погарцевал в «обновке» перед зеркалом, вызвав хохот Наташи, ввалился на кухню и начал выкладывать из полиэтиленового пакета, брошенного ему Фокиным вместе с уже упоминавшейся водкой «Кристалл», разнокалиберную снедь: колбасу «Золотая салями», две упаковки сосисок, кетчуп «Chilli», ветчину, несколько кружков плавленого сыра, копченый трупик курицы, пару тепличных огурцов, яблок и персиков, похожих на игрушки из детского отдела универмага.
        - Вот, - сказал он, - закусим, что ли. У тебя микроволновка есть?
        - Зачем? - встревоженно спросила Наташа.
        - Ну… курицу, стало быть, разогреть.
        - Нет микроволновки.
        - Плохо, - констатировал Свиридов. - Ну ничего, будет. Все будет. А пока хоть на сковородке подогреем. Надо было этому болвану Фокину сказать, чтобы он курицу с сосисками в номере разогрел, а то ни хрена не делает, только водяру жабает… гм.
        - Какой Фокин?
        - А тот здоровяга, который нам сбросил все это. - Свиридов показал на продукты и притулившуюся на краю стола водку. - Мой друг и соратник, как говорится в некрологах. Афоня Фокин.
        - А у меня бабушка по отцу - Светлана Афанасьевна Фокина в девичестве была, - сказала Наташа. - Забавно.
        - Может, и родственники даже, - без особого энтузиазма сказал Влад. - Ну что, за знакомство?
        Наташа не пила водки. Но за такое знакомство ей стоило выпить, потому что, как показало недалекое будущее, это знакомство перевернуло ее жизнь с ног на голову - так, как недавно торчал в сугробе этот, белозубо улыбающийся красавец.
        И она выпила.
        А потом было сумасшествие. Свиридов то ли был пьян, то ли что-то стронулось в его голове при падении в сугроб из окна третьего этажа. Он поднял на Наташу свои темно-серые глаза, то вспыхивающие, то тускнеющие, и говорил ей страшные, непонятные, пленительные и властно завораживающие слова. Если бы она знала его, Свиридова, жизнь, то бежала бы от него без оглядки, но так - так она слушала его задыхающийся чуть надтреснутый голос…
        Он не видит никакого света в конце тоннеля и читал, что, когда человек умирает, его душа летит по некоему тоннелю, в конце которого разрастается зарево. Он то смеялся, то едва не плакал, то играл тревогу и смерть, а то рассказывал смешные байки из жизни, от которых в груди Наташи кувыркался непреодолимый смех. Допив бутылку, он побледнел до полотняного задушенно-синеватого оттенка и почему-то предлагал ей уехать подальше от этой страшной, дымящейся ужасом и ненавистью земли куда-нибудь в Барселону, к египетским пирамидам или в Венецию, в древнюю Спарту или к черту на кулички, но только прочь отсюда. Свиридов давно не помнил за собой таких жутких, ломающих самую его сущность порывов, которые заставляли кровь клокотать в жилах, а сердце сжиматься и сдавленно биться, как накрытая ладонью пичуга. Он уже не понимал, что говорит, но все-таки говорил, что фортуна наконец дала ему шанс, что наконец-то он может выпрыгнуть из истлевших мертвых бинтов своей холодной бесчувственной плоти и стать настоящим человеком, способным любить и смеяться, ненавидеть и восхищаться. А не играть любовь и смех. Ненависть и
восхищение.
        Она слушала его молча, она была пьяна не столько водкой, сколько им, Свиридовым, и по ее бледному лицу сложно было понять, что она думает. А по его лбу текли несколько струек пота, в полусумасшедших глазах, как пьяная цыганка в цветном платье до пят, плясала жуткая тревога: что ты скажешь на это?..
        И вот в эту ночь они дали жизнь еще одному человеку: Димке.
        Потом была свадьба в Караганде, три дня празднования, пьяные заморочки Фокина и все, все, все.
        Глава 2
        ГОД СПУСТЯ, ИЛИ СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ ВЛАДИМИРА И НАТАЛЬИ СВИРИДОВЫХ
        Утро началось с того, что коварный кот Тим, которого Влад именовал не иначе, как
«замудонец» или «поросятина», прокрался в кухню и Мамаем прокатился по холодильнику. Неизвестно, какая тварь из числа породистых Мурок, приводимых к баловню Тиму для скоротечного секс-досуга, научила этого разожравшегося мерзавца открывать холодильник лапой - но только Наташа зареклась поставлять своему хвостатому любимцу девочек для забавы, как только вошла в кухню, привлеченная диким грохотом.
        Паршивый котяра сидел на полу, с ног до головы перемазанный в сметане и почему-то в кетчупе, держал в зубах здоровенный кусок ветчины и остолбенело смотрел на то, как один за другим вываливаются пельмени из распотрошенной упаковки и падают в разлившееся по полу подсолнечное масло и майонез.
        На самом краю нижней полки холодильника сиротливо топорщилась куриная ножка, варварски обгрызенная и разодранная Тимом.
        Такого безобразия не позволял себе даже друг семьи Афанасий Фокин.
        - Ах ты, паразит! - взорвалась Наташа и хотела было наддать мерзавцу хорошего пинка, как хитрый кот подпрыгнул и выскочил из кухни, оставляя за собой прерывистый след, выдержанный в «спартаковских» красно-белых цветах: белый - от сметаны и красный - от кетчупа.
        - Какая скотина! Ну что ты будешь делать, какая скотина, а?!
        В этот момент лязгнул замок входной двери, и в прихожую вошел муж Наташи - Влад Свиридов, вернувшийся с ночной смены. …Род деятельности супруга всегда вызывал у Наташи смешанные чувства: конечно, высокие заработки и возможность жить на достаточно широкую ногу - это хорошо, но, с другой стороны, отлучки Влада, длящиеся порой по суткам и оставлявшие Наташку наедине с орущим и капризничающим почти годовалым сыном Димкой, порой доводили ее до тупого, оцепенелого, неврастеничного отчаяния, которое встречается у обеспеченных и не испытывающих нужды в деньгах женщин, не знающих, к чему же еще прицепиться. Бытовуха, пусть даже достаточно сытая бытовуха, раздражала Наташу все больше и больше.
        Тем более - она не знала, чем занимается ее муж. Знала только, что, въехав в ее воронежскую квартиру, где в далекую зимнюю фееричную ночь их знакомства был зачат сын Димка, Владимир устроился на работу в охранную фирму.
        Она прошла по следам беглого кота и выглянула в прихожую: Влад снимал туфли и, когда Наташа взглянула на него подозрительным тусклым взглядом, швырнул их в угол.
        - Сколько раз я тебе говорила, Володя, - не надо кидать обувь, - с места в карьер начала она. - Ты в прошлый раз поцарапал мне туфельку. И у другой чуть каблук не отломился, когда в нее твой лапоть пудовый зарядил.
        Влад недоуменно взглянул на Наташу и произнес, потирая небритый подбородок:
        - Ты чего это с самого утра на взводе?
        - А ты посмотри, что там в кухне этот кот наделал! Еще хуже твоего Фокина, когда он на нашей свадьбе нажрался и чуть было не трахнул мою тетушку в прихожей, после того как принял ее за жареного поросенка!
        - А что он там мог наделать? - хладнокровно произнес Влад.
        Откровенное равнодушие, звучавшее в голосе мужа, взбесило Наташу. Она сжала губы и окинула своего благоверного далеким от восхищения взглядом. За последние полгода он поправился на семь или восемь килограммов и превратился в массивную тушу, затянутую в узкие темно-серые джинсы и черную майку с коротким рукавом.
        Владимир передернул атлетическими плечами.
        - Пожрать-то что-нибудь есть? А то мы в ночной смене одни сникерсы поедали. И еще пирожки. Афоня приволок из дому. Из дому какой-то своей подружки, разумеется. Н-да… - протянул он, увидев последствия славных кошачьих деяний. - Не кот, а тунгусский метеорит какой-то. Я давно говорил, что его надо сбагрить соседям, и дело с концом. Старуха их, Анна Игнатьевна, давно на этого замудонца глаз положила.
        - Ты на работе был? - спросила Наташа, рассматривая новые и, очевидно, дорогие джинсы мужа, которых она еще никогда не видела, и черную футболку, обтягивающую его торс и выгодно подчеркивающую рельефную мускулатуру.
        Еще полгода тому назад Наташа любовалась сложением мужа, выставлялась перед подругами: дескать, вот какой мне мужик достался фактурный, не то что ваши задохлики, которые ничего тяжелее бутылки пива поднять не могут. Теперь же она все чаще ловила себя на мысли, что не одна любуется Владимиром, имевшим весьма выигрышную внешность, особенно на фоне провинциального контингента, то бишь населения города Воронежа.
        Услышав вопрос жены, совершенно очевидно, продиктованный недоверием, Владимир показательно рассмеялся и, вынув из холодильника съестное, до которого не успел добраться кот Тим, сказал:
        - Да ты что, Наталья Михайловна, в самом деле? А где же я, по-твоему, был?
        Наташа села напротив и сказала, сделав страдальческое лицо:
        - Мне так надоело. Я все время одна. Такое ощущение, что ты забыл о моем существовании.
        - У тебя что, деньги кончились? - спокойно отреагировал Влад.
        - При чем тут деньги? - с раздражением бросила Наталья. - Деньги тут вовсе ни при чем. Ты даже Новый год не потрудился со мной встретить! Отправил в Таиланд под конвоем отморозков и одной шелудивой сучки.
        - Ну что за выражения, Наташа? - поморщился Владимир.
        - А сам тут пьянствовал со своим Фокиным! С ним ты времени проводишь раз в пять больше, чем со мной!
        - Он же мой коллега.
        Слово «коллега» было произнесено с издевательским французским прононсом, и это откровенно взбесило Наташу. Она глянула в упор на Влада:
        - По-моему, тебе не надо было жениться, Володя. Как был раздолбаем, так и остался. Ты хоть бы о Димке подумал, о сыне, а?
        - Вчера думал, - сказал Свиридов, отрезая себе кусок сыра. - А пиво кончилось, что ли? Ты не купила?
        - Выпила!
        - А я смотрю, что ты, верно, от пива и поправилась, Натуля, - глубокомысленно заметил Свиридов, окидывая цепким взглядом фигуру жены. - Короче, ты того… растолстела немного.
        Наташино терпение лопнуло. Мало того, что этот бесчувственный чурбан шлялся где-то больше суток, мало того, что кот перевернул кухню вверх дном, а Димка прожег дыру в новой занавеске, так еще он, этот муженек, говорит ей, что она растолстела! Да разве можно говорить двадцатидвухлетней женщине такое?!
        Она вышла из кухни, громко хлопнув дверью. Из комнаты послышался вопль Димки, и Наташа содрогнулась, вспомнив, что когда-то, наверно, миллионы лет назад, она желала этого ребенка всеми фибрами души и старомодно думала, что быть матерью - это очень приятно.
        Она вспомнила день и час, который стал временной точкой отсчета для Димки, и подумала, что тогда Влад относился к ней куда более трепетно.
        Или же сыграла свою роль оригинальность и пикантность их неожиданного вечернего знакомства, а потом магическое течение белой зимней ночи.
        Вообще, надо сказать, что Наташа несколько разочаровалась в своем муже. В ту, первую ночь он показался ей необыкновенным и чуть ли не от мира сего. Тогда, ближе к утру, он напился и говорил ей такие слова, что у прагматичной девушки разрывалось сердце и плыли перед глазами старенькие, в желто-белую полосочку обои.
        Теперь она успокоилась и… разочаровалась. Влад оказался вполне обыкновенным человеком, и она не улавливала в нем даже жалких искр от костра, бушевавшего в ту ночь. Нет, он не принц. Принцы не пьют до поросячьего визга и не живут в типовых девятиэтажках с видом на гаражный кооператив. А именно этот вид чаще всего мозолил глаза Наташе, которая безвылазно сидела дома с сыном.
        А Владимир находил, что все это вполне в порядке вещей: дескать, замужняя женщина и должна сидеть дома и ухаживать за вопящим отпрыском, а по приходе благоверного встречать его поцелуем, вкусным ужином и заблаговременно подготовленной постелью.
        Вот такой домострой.
        Столь сердечное и благодарное отношение со стороны мужа сначала вызывало у Наташи недоумение, потом раздражение, а потом и откровенную ярость. Кроме того, Влад все чаще забывал о такой простой и естественной вещи, как исполнение супружеских обязанностей (звучит в протокольном порядке, но куда деваться: семья - это тоже в своем роде административный кодекс). Вероятно, избалованного любовью и желаниями многих красивых женщин Влада не приводил в сексуальный экстаз вид женушки в мятом халате, в тапочках, с вечно перекрашиваемыми от скуки волосами и - боже упаси! - фруктовыми масками, которые примерно раз в два дня делали ее личико похожим на рожи мертвецов из дешевых американских ужастиков.
        Такое положение вещей, разумеется, совершенно не устраивало Наташу. Небрежные поцелуи по приходе, кривые усмешки в ответ на жалобы на одиночество, диетические секс-минутки, традиционно оканчивающиеся словами Владимира: «Я - спать. Завтра Афоня с Палычем просили пораньше прийти…» Все это казалось ей чудовищным.
        И она прибегла к сильному средству: совету своей старой институтской подруги Ленки Любимовой, отъявленной феминистки и динамистки, тем не менее каждую неделю цепляющей себе нового мужика. «Все равны, как на подбор, с ними дядька Черномор», - так характеризовала она численность и качество мужиков, с которыми общалась в последние два месяца своей бурной жизни.
        Кстати, о дядьках Черноморах: лицами мужского пола не первой молодости и кавказской национальности Ленка тоже не брезговала. Время от времени она рассказывала Наташке, приходя к ней в гости после двухнедельного или месячного отсутствия, что раскрутила очередного «спелого папика с пухлым лопатником» (т. е. бумажником) на поездку куда-нибудь этак на Мальдивы или по минимуму на колье или золотой браслет с камушками.
        Наташка смертельно завидовала, когда Ленка ошеломляюще подробно живописала ей очередное приключение, а равно и особенности финансового благосостояния и анатомического строения дежурного воздыхателя. Завидовала, но - молчала.
        Когда Наташа пожаловалась на Влада, Ленка грохнула по столу пухлым кулачком с тонкими пальчиками, унизанными дорогущими кольцами, и воскликнула:
        - Ну и клуша ты, Натаха! Вроде не всегда такая была. Помнишь, как мы на третьем курсе познакомились с французами и…
        - Да помню, - смущенно перебила ее Наташка. - Я не о том. Что мне делать? Он же совсем…
        - Что тебе делать? - Ленка плеснула мартини себе и подруге. - Что еще остается делать в таком случае, кроме как не завести любовника? Хотя бы по минимуму - одного, двух, трех…
        - Да ты что, Ленка?
        - А что? Ты думаешь, твой Вован себя блюдет в чистоте и непорочности, когда по целым суткам сидит со своим придурком Фокиным, твоим родственничком, на охраняемом объекте? Думаешь, они там в шахматы играют или книжки читают? Знаю я их книжки -
«Пентхауз» с «Хастлером» полистают и потом телефон обрывают по досуговым агентствам. Телок заказывают.
        Наташа мрачно пожала плечами: она смутно чувствовала, что Ленка в чем-то определенно права, но не хотела в это верить.
        - Заведи себе любовника, - настойчиво проговорила Ленка. - Сразу жизнь ярче покажется. И Димке лучше будет - думаешь, если он маленький, так не чувствует, что ты все время в напряжении? Это потом может на нем отразиться.
        - Любовника… да где я его возьму-то?
        - Да первого встречного! Я имею в виду - первого встречного приличного мужика! Ты девка хоть куда, после родов еще лучше стала, раньше-то немного худовата была. Найдешь! А не найдешь, - Любимова хитро прищурилась, - а не найдешь, так я помогу…
        И помогла. Познакомила Наташу со своим коллегой - Ленка работала в проектном архитектурном институте, - с миловидным молодым человеком по имени Леонид, которого иначе чем Лелик никто не звал. Хотя, надо сказать, ни малейшего сходства между одноименным каноническим героем Папанова из «Бриллиантовой руки», грубоватым, бурбонистым мужичком с диким выговором и оглушительным хохотом, и Леонидом-Леликом не было. Работничек из архитектурного института был долговязым, довольно неуклюжим, но очень милым неудачником, которого так и распирало обаяние. Лелик был так обаятелен, что сам этого стеснялся, будучи по природе довольно скромным человеком - и это обстоятельство придавало ему дополнительный шарм.
        Наташке он понравился. Хотя при естественном развитии событий ничего бы не вышло. Но ушлая Ленка все обставила как надо: подпоила обоих по полной программе, утихомирила Димку, ловко поменяв ему пеленки, включила тягучую медленную музыку, от которой хочешь не хочешь появляются легкомысленные желания. Влад обещал прийти только к восьми утра, и Наташка купилась.
        С тех пор и пошло…
        Удивительная вещь - женская психология: даже сознательно изменяя мужу, Наташа убеждала себя в том, что ничего крамольного в этом нет, что она по-прежнему любит Владимира и не променяет его ни на кого другого. Что обаятельный недотепа Лелик - это так, для души. То есть, скорее, для тела.
        Потом Наташа и вовсе перестала думать о мотивах своей измены Владу, привыкла.
        Свиридов тоже, казалось, ничего не замечал: он все так же через день не ночевал дома, бывало, что и по две ночи подряд, щедро давал Наташе деньги, которые, конечно, не могли сравниться с финансами Ленкиных ухажеров, но тем не менее многократно превышали нищенскую зарплату Лелика в его архитектурном учреждении.
        А потом рай кончился. Наташа почувствовала, что отчуждение между ней и Владом растет. Свиридов чувствовал то же самое.
        Наташа вовсе не хотела выбиваться из ритма привычной жизни, не хотела ничего менять.
        Первым, кто пострадал от новой волны тревог, накативших на нее, был, конечно, незадачливый Лелик. Он пришел к ней в гости и тут же получил от ворот поворот, а напоследок был напутствован сочным пинком в поясницу и грохотом захлопнутой двери.
        Пришедшая на следующий день Ленка, смеясь, сказала, что у бедняги Лелика вообще был провальный день. Во-первых, у него украли портфель, в котором для воров не было ничего ценного, если, конечно, не считать проектные чертежи двухподъездного десятиэтажного дома с арочными окнами и новым решением подъездных комплексов, включающих в себя псевдодорические колонны; во-вторых, мама Лелика объелась горохового супа и не пошла на работу из-за проблем с пищеварением, что было равносильно извержению Везувия в масштабах отдельно взятой квартиры (не надо понимать буквально!); в-третьих, Лелик застрял в лифте; в-четвертых… выходка Наташи с пинком в спину и была это самое в-четвертых.
        Наташка выслушала все молча. Ленка смотрела на нее с растущим подозрением, а потом сказала:
        - Ну, выкладывай!
        После того как на институтскую подругу был вывален ворох подозрений и домыслов, склоняющихся к тому, что у Владимира что-то серьезное с другой женщиной или сразу несколькими и что он может бросить ее, Наташку, Ленка скептически протянула:
        - Н-да. Я думала, ты умнее. А ты вон как к мужику присохла, к Володьке своему.
        - Так у нас же сын!
        - Ладно, хранительница семейного очага, - сказала Любимова, рассматривая подругу с плохо скрываемым сожалением, едва ли не презрением. - Придумаем что-нибудь. Значит, ты думаешь, что у него другая баба есть? Только не надо перечислять улики: помаду, духами там чужими пахнет… проходили. Ты вот что, ты его проверь.
        - Проверить? Это как - следить, что ли, за ним?
        - Ну да! Не самой, конечно, а то ведь ты сдуру из себя такую мисс Марпл вылепишь, е-мое! Для этого в цивилизованном обществе есть специальные детективные агентства. И у нас с некоторых пор появились. Недешево это, конечно, но ведь он тебе много денег оставляет, с голоду не пухнешь.
        Наташа кивнула.
        - Так найми себе детектива и следи за своим законным сколько влезет, - сказала Ленка. - Если даже что и обнаружишь, хуже не будет: мужики хотя и не любят, когда их кобелиную натуру вскрывают, но потом будет ходить тише воды ниже травы, да еще тебя благодарить, что ты его простила… Или думаешь над тем, прощать или нет! - кокетливо добавила Ленка. - Цену себе надо знать, Наташка, а не сидеть тут и чахнуть, как царь Кощей!
        Вскоре у Наташи появился номер телефона агентства, и она назначила час, когда спец по отлову неверных мужей явится к ней домой и обговорит детали контракта.
        Многие женщины сказали бы по такому поводу сакраментальное: нам бы ее проблемы.
        Если бы Наташа Свиридова только знала, что эти большей частью надуманные тревоги, которые привели ее к звонку в частное детективное агентство «Сканер», - покажутся ей смешной и необременительной бытовухой в сравнении с тем, что обрушится на нее в самом скором времени.
        А разгребать последствия измен и ревнивых фантазий жены предстояло ему - Владу Свиридову.
        Глава 3
        НЕСНОСНЫЕ ЛЮДИ ДЛЯ НАТАЛЬИ СВИРИДОВОЙ: ДЕТЕКТИВ КРАСНОВ, АРХИТЕКТОР ЛЕЛИК И ДРУГИЕ
        Влад поел, побросал грязную посуду в мойку и, шугнув с дивана кота, завалился подремать.
        По обыкновению, долго спать ему не дали. Зазвенел телефон, а потом почти синхронно запел свиридовский сотовый. Что характерно: по одному звонил Афоня Фокин, а по второму звонили по поручению Фокина.
        - У меня дела, - объявил Свиридов жене, - на новый объект перекидывают, кажется. Так что ты, Наташка, меня извини, но мне идти нужно.
        - Надолго? - буркнула она.
        - Ну… на сутки как максимум. Хотя, может, поздно вечером и вернусь. Ну, если что, позвоню. - Влад пытался говорить максимально мягко.
        Наташа отвернулась и произнесла:
        - Возьми бутерброды. Я тебе приготовила. С сыром, с ветчиной и «Салями».
        Влад посмотрел на Наташу не без удивления. Он ожидал основательного разноса за полное пренебрежение семьей, а получил только напоминание о бутербродах.
        Свиридов хлопнул дверью.
        А Наташа так легко отпустила его вовсе не потому, что смирилась с пренебрежением мужа. Просто на одиннадцать был назначен визит специалиста из детективного агентства.
        Отечественные Шерлоки Холмсы не отличались пунктуальностью: звонок в дверь прозвучал не в одиннадцать, а четвертью часа позже. Впрочем, по сравнению с сантехником Витькой, который опоздал аж на сутки, плюс еще три часа (когда у Свиридовых потек кран), детектив из «Сканера» проявил просто вежливость королей.
        Наташа открыла дверь и увидела невысокого молодого толстячка в светлой рубашке и светло-серых брюках. Гость имел довольно-таки простецкое круглое лицо, высокий лоб и светлые зализанные волосы, среди которых обозначилась уже порядочная лысина.
        В руке он держал плоский чемоданчик, который, как поняла Наташа чуть позже, был вовсе никаким не чемоданчиком, а ноутбуком.
        - Я из агентства «Сканер», - сказал толстяк глуховатым низким голосом, в котором проскальзывали ироничные нотки. - Вы Наталья Свиридова?
        - Да… проходите, - сказала Наташа.
        Откровенно говоря, она представляла себе детектива совершенно другим.
        Во-первых, он не должен быть низкорослым и предрасположенным к полноте, как этот
«сканеровский» сыщик. Наташа вообще не привыкла общаться с некрупными мужчинами. Влад был крупным мужчиной, а его лучший друг Фокин вообще подпирал затылком потолок и всецело соответствовал расхожему выражению: «какая глыба, какой матерый человечище». Наташин бойфренд Лелик был хоть и худ, но долговяз и хорошо сложен. По крайней мере, не был похож на нечто, состоящее из одних полушарий и закругленное даже со стороны спины, как этот визитер.
        Детективно-разыскной колобок вкатился в прихожую, демонстрируя впечатляющую стремительность движений, цепким взглядом оценил видимую ему обстановку квартиры и только потом начал разуваться. Разулся он так смехотворно быстро, почти незаметно для глаза манипулируя шнурками, что Наташа невольно фыркнула.
        - Моя фамилия Краснов, - сказал он. - Вот мое удостоверение.
        - Пройдем в комнату, - предложила хозяйка.
        Из детской послышался вопль Димки.
        - Одну минуту, - сказала она. - Сын у меня там. Вы садитесь. Можете курить, если хотите. Вот пепельница.
        Когда она вернулась - не через минуту, конечно, а где-то через десять, - то увидела, что толстенький детектив на полную катушку воспользовался разрешением курить: вся комната была затянута густой пеленой дыма. Наташа глотнула и невольно закашлялась. Гражданин Краснов явно предпочитал сигареты дешевых сортов.
        - Я открою окно, - сказала она.
        - Да, кажется, здесь немного накурено, - согласился он и затушил сигарету. - Но вы ведь говорили, что курить можно прямо в комнате?
        - Да, конечно… курите. Я вентилятор включу, - с ироничной улыбкой отозвалась Свиридова.
        - Угу, - буркнул гость. - Ну, я вас внимательнейшим образом слушаю.
        Наташа быстро изложила ему то, что Краснов пышно поименовал «мотивацией к обозначению субъекта ведения и наблюдения». Наташа не стала лезть в дебри красновской лексики, а только протянула ему несколько заранее отобранных фотографий Владимира.
        - Ого! - сказал он, быстро просматривая их. - У вас крупный супруг. Признаться, я предпочитаю работать именно с такими клиентами. А то был такой милый прецедент, когда заказали пронаблюдать за человеком на голову ниже меня, да еще худеньким и тощеньким, как будто его в детстве голодом морили и в угол ставили на сутки. Хотя хорошо кушать ему средства позволяли: в банке работал, и не на самой последней должности. Заказали. Так я с ним намучился по самое не могу: в толпу шмыгнет, и не видно его. По-моему, он среди трех первоклашек затерялся бы, как среди трех сосен, которые стояли на Муромской дорожке. Это из песни, знаете, Наташа?
        - Да, - ответила она, недоумевая, когда же закончится этот поток беспричинного словоизвержения.
        - Очень хорошо, - отозвался Краснов. - А потом этот бухенвальдский крепыш все-таки спалился на одной секретарше, которая, кстати, была корова, каких поискать. Я, когда снимки делал, просто не знал, куда его приткнуть в кадре: эта милая дама все пространство загромоздила. Но я, кажется, немного отвлекся?

«Ничего себе - немножко, - подумала Наташа, - примерно так же немножко, как в комнате немножко накурено».
        А вслух сказала:
        - Все нормально. И когда вы приступите к работе, э-э-э…
        - Моя фамилия Краснов, - напомнил гость. - Но, если хотите, можете звать меня Александр. То есть Саша.
        - Когда вы приступите к работе, Саша?
        - Тотчас по получении аванса, - последовал немедленный ответ. - И можете не сомневаться: после перемещения энной суммы дензнаков в мой карман вы получите подробнейшую информацию о времяпрепровождении вашего супруга - в самое ближайшее время.
        Свиридова невольно улыбнулась, потому что свои слова подвижный как ртуть толстяк Краснов снабжал оживленной жестикуляцией, время от времени привставал на кресле и даже постукивал пяткой в пол.
        - У вас там все такие? - спросила она.
        Краснов изогнул бровь, такую же закругленную, как вся его особа:
        - Какие?
        - Такие… веселые?
        - Вы, наверно, хотели сказать - болтливые? - засмеялся словоохотливый детектив.
        Она неопределенно пожала плечами, уже не скрывая ироничной улыбки.
        - Болтливые, вот именно, - продолжал круглый Саша. - Тогда спешу вас огорчить: таких, как я, в агентстве «Сканер» больше нет. Там есть серьезный и положительный директор, злобный администратор, несколько в меру профессиональных детективов из бывших оперов, с профессиональным же чувством юмора, то есть без признаков оного. А таких, как я - нет. Наверно, наша секретарша воспылала к вам симпатией, если прислала к вам именно меня.
        - Просто я подруга Елены Любимовой, - полушутя-полусерьезно проговорила Наташа.
        - Леночки? Подруга Лены? А-а-а, ну тогда понятно! - Краснов расплылся в широчайшей улыбке, а потом сказал: - За Лену можно было бы организовать скидку, и я не делаю этого только по той простой причине, что ваш муж слишком крупный мужчина, чтобы экономить на нем средства. Вы не смотрите, что я так много разговариваю. Приятно пообщаться с красивой девушкой, которая к тому же много молчит. Когда я выполняю свои профессиональные обязанности, я говорю очень мало. У нас на работе был один болтун, - пустился в дальнейшие разглагольствования Краснов. - Его приставили к подозрительной дамочке, которая, по мнению ее мужа, изменяла ему направо-налево. Он должен был познакомиться с ней и предложить что-нибудь этакое… в общем, максимально склонять ее изменить мужу. Проверить на вшивость. Он пришел в частный спорткомплекс, куда эта дамочка ходила на шейпинг и на тренажеры, и стал подкатываться. Мелет себе языком и мелет, говорит: а что, если устроить совместный вечер со сладким продолжением? Та вроде и не против, но тут к нашему парню подкатили огромные амбалы и таких кренделей навешали, что тот до сих пор
лечится. Оказалось, что хозяин этого спорткомплекса крутит с дамочкой любовь. Вот такой ценой приходится отрабатывать свои деньги! - закончил детектив, пересчитал врученный ему Наташей аванс и кивнул: - Очень хорошо. А теперь, - он раскрыл свой ноутбук и, пройдясь пальцами по клавиатуре со скоростью опытного наборщика, поднял глаза на Наташу, - мне хотелось бы получить о вашем муже короткую информацию: место работы, привычки, пристрастия, друзья - ну и так далее…

* * *
        После ухода детектива несколько развеселившаяся Наташа покормила Диму, уложила его спать, выудила из-под дивана забившегося туда кота, перепуганного сначала рыкнувшим на него Свиридовым, а потом непрестанно трещавшим Красновым, устроившим в придачу еще и дымовую завесу.
        Не успела она лечь на диван вместе с единственным оставшимся в доме взрослым мужчиной, то бишь котом Тимом, как в дверь снова позвонили.
        - Кого это черт принес? - вслух произнесла Наташа и лениво побрела открывать.
        Черт принес не кого-нибудь, а чем-то в высшей степени довольного Лелика. Его голубые глаза весело блестели, губы разъезжались в нелепейшей улыбке, а на голове топорщился непослушный мальчишеский хохол.
        В руках Лелик держал бутылку вина и букетик цветов.
        - Ну ты даешь, Ленечка! - сказала Наташа. - А если бы Вова, мой муж, был дома и открыл бы тебе сам? Ведь он мог сегодня остаться!
        - Да? - ничуть не обескураженный первыми словами Наташи, проговорил Лелик. Взгляд его сиял, а по длинному бледному лицу пробегали сполохи неподдельной радости, какого-то полудетского ликования. - Правда? Ну… я тогда бы сказал, что ошибся квартирой. Не туда позвонил.
        - Ну да, - улыбнулась Наташа. - А на самом деле ты собирался к нашей соседке…
        - Ну да!
        - Милейшей Анне…
        - Ну вот! -…Игнатьевне, пятнадцать лет тому назад вышедшей на пенсию и теперь выгуливающей трехлетнего внука и воспитывающей собачку. Или наоборот, - договорила Наташа и уперла руки в бока.
        Лелик сдулся, как проколотый резиновый шарик.
        - Ты что, не рада меня видеть?
        - Да заходи, господи! - сказала Наташа. - Не торчи в дверях. А то в прошлый раз эта противная Анна Игнатьевна со своим чудовищным псом тебя чуть было не заметила.
        Лелик ввалился в прихожую, попутно отдавив Наташе обе ноги, сунул свой букетик ей куда-то в подмышку, а потом, едва не уронив бутылку вина, влетел в комнату. Свалился в кресло и проговорил:
        - У меня прямо день на день не приходится. Полосатая какая-то жизнь. Вот. Позавчера у меня…
        - Что было у тебя позавчера, я знаю, - сказала Наташа, садясь в кресло напротив него. - Ленка заходила, рассказывала. Зря я тебя позавчера так круто. Просто попал ты, Лелик, под горячую руку.
        - Я не Лелик, я Леня, - отозвался тот.
        - Ну да. А сегодня-то у тебя что произошло, дорогой, что ты просто цветешь и пахнешь?
        - Пахнешь? А… это я туалетную воду новую купил. Вот. Мне же премию дали. - Лелик покрутил головой, очевидно, ища, куда же он, собственно, поставил бутылку вина, потом встал с кресла и сообщил:
        - А еще у меня сегодня мама уехала. На две недели. К сестре в Липецк.
        Вероятно, таким тоном говорил бы выпущенный на свободу заключенный, амнистированный в связи с государственным торжеством, подумала Наташа. Мамы Лелика она не видела, но знала, что он боялся ее куда больше второго человека в своем рейтинге фобий - директора своего института Михаила Валерьевича и третьего - экс-мента и буйного алкоголика Денисьева из соседней квартиры, время от времени напивавшегося до такой степени, что он мнил себя Феликсом Эдмундовичем Дзержинским и пытался арестовать соседей по лестничной клетке.
        - Так что я сегодня совершенно один, - продолжал Лелик. - На работе мне вручили премию и отправили отдыхать. Там какому-то толстосуму очень понравился мой проект загородного коттеджа. Вот меня и это…
        - И какая же премия, ты, Растрелли воронежского розлива? - улыбнулась Наташа.
        - Четыреста рублей! - гордо ответил Лелик, а потом выудил откуда-то искомую бутылку и начал крутиться снова - вероятно, на этот раз уже в поисках штопора, которым эту бутылочку, стало быть, можно открыть.
        Наташа вздохнула: вроде бы взрослый человек, квалифицированный, талантливый специалист в своей области, а довольствуется крохами с барского стола. Это подумать же: премия в четыреста рублей за проект коттеджа! Если бы у нее, Наташи, были выдающиеся данные в какой-либо области, она бы вела себя иначе, чем этот простодушный обаяшка Лелик. Вот Ленка, она и не корчит из себя великого архитектора, и не кропает за гроши гениальных проектов, по которым строят новорусские дворцы, - она сама строит. Строит мужиков, причем так, что те только попискивают и кладут к стройным Ленкиным ножкам свои фунты, баксы и «Визы Голд».
        - Ну хорошо, давай выпьем за твою премию, чудо-архитектор, - сказала Наташа.
        Выпили. Лелик наполнил бокалы и хотел уж было родить какой-нибудь незамысловатый тост, как вдруг в дверь позвонили.
        Бедняга Лелик подскочил, едва не разлив вино, и пробормотал:
        - Это кто… твой Свиридов, да?
        - Нет, у него ключи. А когда он их забывает, то звонит совсем по-другому. А однажды он просто булавкой замок открыл. За несколько секунд. У меня дверь захлопнулась, а ключи внутри остались. А он в этот день вообще ключи дома забыл. Я думала, что дверь ломать придется, а он пришел, причем выпимши, да и открыл дверь булавкой за полминуты. Если не быстрее.
        - Как? - спросил Лелик и щелкнул зубами. Ему приходилось видеть мужа Наташи, мускулатура и габариты Влада, а равно и информация о том, что тот является сотрудником серьезного охранного агентства, восторгов у сотрудника архитектурного института не вызывали.
        Наташа нервно усмехнулась и сказала:
        - Как-как? Быстро! Я у него еще спросила: ты что, Володя, раньше взломщиком работал?
        - А кем он рабо… ой, опять звонят!
        - Откуда я знаю, кем он раньше работал? - с досадой сказала Наташа. - Вроде в армии служил. Хотя что-то не похож он на серого армейца. Ладно, пойду открою. Может, соседка что спросить пришла. Утюг там или еще что-нибудь. Ты посидишь или в шкаф тебя прятать?
        - Посижу…

* * *
        Наташа открыла дверь и - ахнула.
        Перед ней высилась массивная фигура, не уступающая габаритами ни Владу, ни его другу Афоне Фокину, но более бесформенная и одутловатая. На массивных покатых плечах сидела здоровенная лобастая голова, круглая, как луковица, с широким красным носом и огромной, от лба до затылка, сияющей лысиной. Черты лица чем-то смахивали на фокинские.
        На госте были пропыленная рубаха с закатанными по-простецки рукавами и тренировочные синие брюки, сильно смахивающие на те, в которых щеголял Юрий Никулин в «Кавказской пленнице», - с пузырящимися вытертыми коленями и отвисшими, как уши Чебурашки, кармашками на боках.
        В правой руке, толстенной, густо поросшей черным волосом, он держал громаднейший дорожный баул, откуда торчал уголок довольно неопрятной тряпки.
        Здоровяк зыркнул на Наташу маленькими светлыми глазками, которые казались выцветшими на багровом загорелом лице, и прогрохотал, обдав молодую женщину устойчивыми водочными ароматами:
        - Ну, здравствуй, дочка!
        - Папа… - растерянно произнесла Наташа. - Ты… здесь? Какими судьбами?
        Михал Иваныч уронил баул на пол и, облапив дочь огромными ручищами, прижал к себе так, что едва не переломал ей ребра.
        - Сто лет не виделись! Сто лет, Наташка! - рявкнул он басом.
        - Ну почему же сто… Меньше трех лет.
        - Чего ж ты, жабенция, не приглашаешь отца в квартиру? А? Ну-ну! - Он сверкнул желтыми зубами и ввалился в прихожую, буквально неся на себе ошалевшую от неожиданности, да еще от обилия отцовского тела и голоса, дочку. - Твой-то дома, нет? Не видал зятька-то! Дома? (Михал Иваныч не попал на свадьбу дочери, благо на момент торжеств подал на развод с матерью Наташи и потому демонстративно не пошел на свадебное торжество. Свиридова он ни разу не видел.) - Дома твой-то? - повторил Буркин.
        Наташа открыла рот и уже хотела было отвечать, как Михал Иваныч сам увидел зябко съежившегося и ерзающего в кресле Лелика и заглушил тоненький голос дочери своим сочным громовым басом:
        - А-а… дома! Ну, познакомимся, выпьем! У меня тут есть немнога-а-а!
        С этими словами он вытянул из баула две бутылки водки, а потом присовокупил к ним огромную бутыль ядреного самогона, который, как помнила Наташа, мастерски варили в окрестностях Караганды из таких ингредиентов, которые не принято упоминать хотя бы из боязни испортить аппетит. Причем надолго.
        Лелик вскочил с кресла, потом снова сел, потом снова вскочил. Неизвестно, сколько бы он так играл в ваньку-встаньку, если бы Михал Иваныч двумя огромными шагами не преодолел разделяющее их пространство и не вцепился клешневатыми пятернями в худые плечи архитектора, обалдевшего от напора и шумливости невесть откуда взявшегося в квартире Наташи громадного затрапезного мужика.
        - Ну, здорово, здорово, зятек! Как тебя, то бишь, зовут-то?
        - Ле…
        - Че ты там бормочешь? - хохотнул Михал Иваныч. Употребив, вероятно, еще в поезде и добавив на вокзале, он находился в превосходнейшем расположении духа.
        - Леонид.
        - Леонид? Харррошее имя! М-м-м… Наташка, ты же вроде в письме писала, шо он Вадим, то ись Во-ло-дим… мер? Не… Это я, старый дурень, чегой-то перепутал. Значится, Леонид? Ачччень хорошо! Ну что, зятек, давай выпьем за встречу. Я - Михал Иваныч, отец твоей Наташки.
        - П-похож, - не найдя ничего лучшего, выдавил из себя Лелик.
        - Похож?! Ха-ха-ха!! Да ты юморист, зятек! - Михал Иваныч выплыл на уровень большого, от пола до потолка, зеркала и впился острыми светлыми глазками, такими маленькими на этом красном мясистом лице, в свое отражение. - Похож! А-ха-ха-ха!! - снова закатился в грохочущем смехе бравый папаша. - Похож я - на Наташку!
        Наташа, которая стояла в дверях и переводила взгляд с хохочущего отца на окаменевшего от изумления Лелика, подумала, что стоило бы с самого начала сказать, что Лелик этот - вовсе не ее муж. Хотя нет… Влад придет, быть может, только поздно вечером или вообще утром, а папаша, которого принесло так не вовремя из его гребаной Караганды, да еще вот так, без предварительного звонка, как снег на голову… Папаша человек непредсказуемый и экспансивный, и неизвестно, что он выкинет, если узнает, что муж на работе, а дочка пьет вино в сладкой компании с левым мужиком.
        Наташа незаметно подмигнула Лелику и, обняв Михал Иваныча за шею, сказала:
        - Ну что… наливай, если вытащил. За встречу. - Она кивнула на выставленные на стол бутылки водки и подумала: «Папа у меня всегда выпить любил, особенно когда из-под маминого контроля выбивался. Может, сейчас напьется, тогда легче будет. Завтра ему скажу, что он по пьянке все не так понял и все перепутал. Пусть Владу и объясняет, ему все по херу. Главное, чтобы он сейчас Лелика не споил. Тот на бухло слабенький, может и головку под крылышко завернуть. Вытаскивай его тогда отсюда в околотрупном состоянии, чтоб Володьке на глаза не попался…»
        - Наливать… а-а-а. Это я щас! А ты, дочка, можа, закусончик бы спроворила, а?
        - Да, папа, конечно. Леня мне поможет. Мы сейчас, погоди. Посиди пока тут.
        И Наташа прошла в кухню, таща за собой за руку упирающегося Лелика, непрестанно что-то бормотавшего и почему-то усиленно ерошившего свои и без того изрядно встопорщенные волосы.
        На кухне она начала с молниеносной быстротой стругать салат, раскладывать огурцы и помидоры, резать колбасу, сыр и ветчину и синхронно выговаривать Лелику:
        - Ты что, не можешь мне подыграть, Леня? Не видишь, как он завалился неожиданно? Неужели так сложно изобразить моего мужа?
        - Да я…
        - Да я вижу, что ты! - перебила его Наташа. - Сидел, как пень, глазками дергал.
        Лелик обиделся:
        - Я тебе что, Иннокентий Смоктуновский, что ли? Намекнула бы, что ли, что так, мол, и так: папа в гости приехал, не того в гостиной застал. Я, может, что и придумал бы… - Лелик замолчал, часто-часто моргая короткими ресницами, а потом наконец договорил: - Немного выпью, а то он так не отпустит, а потом скажу, что мне пора на работу, и - пойду.
        - Вот теперь хорошо, - одобрила Наташа. - Только ты посмелее будь, не мямли, а то он тебя мигом выпотрошит. И говори как можно больше: в компании моего папы, Михаила Ивановича, кто больше говорит, тот меньше пьет. Рот занят. Это понятно?
        - Да понятно. А почему надо меньше пить? У меня это, завтра выходной. Успею отоспаться.
        Диковинная логика Лелика позабавила бы Наташу при иных обстоятельствах, но сейчас было не до веселья: предстояло как-то выкручиваться из замысловатого положения.
        - Почему надо меньше пить? А ты сам поймешь, увидишь, по скольку он наливает.
        Из комнат донесся плач проснувшегося Димки, а потом голос ребенка был начисто перекрыт торжествующим ревом Михал Иваныча:
        - Ай и внук у меня! Ба-агатырррь! И - на папашу похож, кажись! На этого, на Леньку. Глазки и… э-э-э, а нос-то - мой! Крррасный!
        - О, вот оно как: тебе уже отцовство шьют, - сказала Наташа, ставя приготовленные закуски на специальную двухуровневую, этажерочного типа мини-тележку. - Помоги мне, что стоишь. Ты же пока что в мужьях числишься.

* * *
        Уже через два часа все было кончено.
        Лелик, который пил только по большим праздникам и исключительно слабоалкогольные напитки, получил в голову такой могучий спиртово-самогонный удар, что лишь слабо шевелил языком и лепетал полнейший бред. Михал Иваныч смотрел на него с неодобрением и очевидным осуждением: еще бы, дочь выбрала себе в мужья совершенно никчемного человека - пить не умеет!
        Сам дорогой гость из Караганды выпил полторы бутылки водки, прикончил около литра крепчайшего самогона, на фоне которого упомянутая выше водка казалась просто-таки водичкой, причем даже не газированной. При этом он казался достаточно трезвым, и только то обстоятельство, что он разносил каждое слово секунд на десять, особо упирая на ударные слоги, да еще багровая рожа с обессмыслившимися оловянными гляделками указывали на то, что он пьян и пьян довольно прилично.
        - Мыр-гыр… - бормотал Лелик, раскачиваясь на стуле туда-обратно. - Известно ли в-вам… глубоковва… гулбоковажам-мый Иван М-михалыч… шта-а архи… архи-тек-турный стиль рококо… ко-ко… архиважный… батенька.
        На умильном ленинском слове «батенька» Лелик ткнулся лбом в монументальное плечо Михал Иваныча и вострубил носом. Душа архитектора - вкупе с его телом - жаждала статического горизонтального положения.
        - Сла-а-абеньки-и-ий он какой-то, - затянул Михал Иваныч. - Тут и пить-то - всего ничего. А он раз - и в отказ.
        - Устал он, - сказала Наташа, лихорадочно просчитывая в мозгу, что же делать дальше, - с ночной смены вернулся. Поесть толком не успел - а тут ты…
        - Дык я ж не это, не знал. А хороший он у тебя мужик, дочка. - Папаша полез целоваться и приложился к Наташиной щеке своей колючей харей так увесисто, что голова дочери дернулась назад и мягко ткнулась затылком в спинку кресла. - Ниччевво, проживем. Я смотрю, вы не бедно живете. А мать недавно говорила: надо к тии-и-ибе съездить. Я с ней опять тово, сошел-си. Наташку навестить, как она там? Ну… я и поехал. А скольки-и тут комнат? В этой квартире? Ты-ри?
        - Нет, четыре.
        - О-о! Вот видишь: че-ты-ре. За это надо выпить. Непременно. Выпьешь со мной, дочка?
        - Нет, папа, спасибо.
        - Гм… а ты, Ме… бе… ле… Н-не… колай? - И он нежно погладил затылок спавшего у него на плече Лелика. От этой нерасчетливо дозированной нежности Лелик свалился на пол, подскочил, выпучив глаза, и пробормотал:
        - Вертолетики… вертолетики. Крольчата…
        И снова заснул.
        - И он не хочет, - резюмировал Буркин.
        В этот момент зазвонил телефон. Наташа сняла трубку. Звонил Влад.
        - Я сегодня не приду ночевать, Наташка, - проговорил он. - Шеф сказал: есть работа. Извини меня, пожалуйста. Так получилось.
        Виноватый тон, которым были сказаны эти слова, не насторожил Наташу, как оно было бы, будь это при других обстоятельствах. Она вышла в другую комнату (благо пользовалась радиотелефоном) и сказала строго, но строгость эта была подпущена скорее по обязанности, чем искренне:
        - Мне надоело это, Володя. Когда это кончится?
        - Сегодня. То есть завтра. Завтра я приду, и мы поедем с тобой на турбазу, - заверил ее Свиридов. - Или хочешь - на дачу на шашлыки? А?
        - А когда ты придешь?
        - Я же сказал - завтра.
        - Утром?
        - Ну, постараюсь утром. А может, ночью часа в три.
        Когда Наташа вернулась в гостиную, ее ожидала трогательная сцена: на полу спал Лелик, а возле него, на ковре же, уткнувшись большой круглой головой в бок новообретенного горе-»зятька», храпел Михаил Иваныч. Его огромная рука сжимала вилку с нанизанными на нее кусочками ветчины.
        Наташа вздохнула и пошла в детскую, где снова расплакался Димка.
        Глава 4
        НОЧНЫЕ ЗАБАВЫ ВЛАДА СВИРИДОВА И АФАНАСИЯ ФОКИНА
        Частный детектив Александр Краснов подкатил на своей светло-бежевой «девятке» к старинному двухэтажному зданию, расположенному в престижном месте в центре города. Первый этаж этого здания был занят под ЧОП (частное охранное предприятие)
«Конунг», в котором работал муж Натальи Свиридовой Владимир.
        Было уже достаточно поздно, но у офиса «Конунга», среди полудесятка других машин, еще стоял красный «Фольксваген Пассат», принадлежавший Владу. В тот момент, когда девятка Краснова подрулила к зданию, из «Фольксвагена» вышел, на ходу выразительно застегивая ширинку, атлетического телосложения молодой мужчина, в котором детектив узнал мужа Натальи. Да, несомненно - это был Влад. Хотя в свете фонарей видно не очень хорошо.
        Вслед за ним из салона вывалилась молоденькая девица, размалеванная, как индеец, вышедший на тропу войны, в коротенькой юбке и темной блузке. Она наклонилась к боковому стеклу, подводя губы, и Александр усмехнулся, подумав, что это, вероятно, одна из тех дешевых уличных шлюшек с главной секс-артерии города, Вятской, что промышляют оказанием экспресс-услуг. (То бишь минетом в салоне машины за стольник или вовсе за полтинник.) Детектив-»колобок» усмехнулся: Влад не очень-то эстетствовал в плане удовлетворения своего основного инстинкта. Шел по пути наибольшей экономии времени и денег.
        Краснов положил на колени заранее включенный ноутбук с подсоединенным к нему прибором для декодировки шифра сигнализации, поймал момент, когда Владимир нажал на кнопку «дистанции», включив противоугонное устройство. Сыщик глянул на экран ноутбука и коснулся клавиатуры, фиксируя полученный результат.
        Есть. Код определен.
        Краснов вышел из машины вместе с полуприкрытым ноутбуком, огляделся по сторонам и, приблизившись к свиридовскому «VW», ввел код сигнализации. Авто пикнуло, щелкнул блокиратор, открывая центральный замок, и Краснов потянул дверцу машины на себя.
        Дальнейшее заняло буквально несколько секунд. Детектив вынул из кармана мини-тюбик
«Суперклея» и небольшую коробочку, в которой, словно жук, шуршало что-то небольшое и твердое.
        Это было профессиональное устройство слежения, включающее в себя маячок, подающий пеленги на радар и отслеживающий координаты своего местонахождения, и микрофон.
        Затем детектив Краснов выдавил на палец каплю клея, просунул этот палец через решетку вентилятора и смазал находящуюся внутри пластинку, предназначенную для направления воздушных потоков. Потом мазнул клеем приборчик и приложил его к пластинке.
        Через три секунды прибор был зафиксирован.
        Толстый детектив бесшумно прикрыл дверцу и снова ввел код: «Фольксваген» пикнул и послушно включил сигнализацию.
        Дело было сделано. Краснов вернулся в свою «девятку», оставленную чуть поодаль, и, удобно расположившись в кресле, вывел на экран ноутбука схему города, укрупнил локализованный участок, на котором он сейчас находился, и активировал радар.
        На экране появилась светящаяся зеленая точка. Она была неподвижна, потому что не двигалась припаркованная к офису «Конунга» машина Владимира Свиридова…

* * *
        Владимир вошел в офис. В кабинете директора уже собрались несколько рослых парней из его бригады: именно они сегодня вышли на это форс-мажорное, невесть откуда наклюнувшееся дежурство.
        Директор, Анатолий Павлович Липский, был сильно чем-то озабочен. Он поглаживал пальцами массивный бритый подбородок и щурил на всех присутствующих и без того узкие, восточного типа, темные глаза (кажется, мать Анатолия Павловича была кореянка, вспомнил Влад, ловя на себе цепкий взгляд этих двух светящихся раздражением и энергией щелочек под густыми темными бровями).
        - А, Свиридов, - сказал Анатолий Павлович. - Проходи, присаживайся. Ну что, съездил в Пензу?
        - Съездил, Анатоль Палыч.
        - И каковы результаты?
        - Отдал деньги, этого раздолбая выпустили под залог. Все в норме.
        - И очень хорошо, - с удовлетворением сказал шеф. - А сейчас он где?
        - Там, где… Куда вы его сказали, - лаконично ответил Владимир.
        - Понятно. В общем, Вован, тут такие дела нехорошие. Еще непонятка наклюнулась, стало быть. По телефону я тебе всего не сказал, вызвал на ковер вместе с ребятами. Сейчас поедете.
        Свиридов присел на диван рядом с Афанасием Фокиным, украдкой, за спиной Липского, попивавшим пиво, излечивая таким образом страшный абстинентный синдром, в просторечии именуемый бодуном. Фокин толкнул его локтем в бок: дескать, не засвети мое пиво, а то Липский опять будет грозить зевесовыми молниями вплоть до увольнения.
        - Есть дело, - коротко сказал Анатолий Павлович и нервно постучал полусогнутым пальцем по столу, призывая ко вниманию. - Влад, буду говорить тебе: остальным слишком долго объяснять.
        Свиридов кивнул.
        - Тебе известно, где находится «Юниверс-РУ»? Ты там не работал, но должен знать.
        Владимир кивнул:
        - Знаю. Ночной клуб. Интернет-кафе. Это на Второй Садовой, так?
        - Вот именно. Директор этого заведения, Рублев, полгода назад прибег к услугам нашего агентства. Номинально. Я тогда говорил с шефом, и он определил процент, который будет отчислять с прибылей в нашу кассу Рублев, - продолжал Анатолий Павлович. - Вполне разумные деньги. Так вот, проходила проверенная информация, что у Рублева есть черная касса. Шифруется не только от нас, падла, но и от налоговой. Но мы-то не налоговая, сами понимаете…
        Сидящий в углу бритоголовый паренек с круглым лицом, на котором плавало остекленело-мудрое выражение орангутанга, на секунду решившего отказаться от гримасничанья, тупо заржал. Анатолий Павлович вскинул на него суровый взгляд, и амбал осекся, пробормотав:
        - Да я-то че…
        - А не далее как вчера, - с выражением продолжал Анатолий Павлович, - всплыла еще одна милая тема: оказывается, этот Рублев сбыл огромную партию оргтехники на общую сумму около двухсот тысяч долларов.
        Свиридов присвистнул. Фокин отставил допитое пиво за диван и сделал заинтересованное лицо, благо взгляд шефа остановился как раз на нем.
        - Информация точная. По крайней мере, порядок суммы тот. Мы раскололи курьера. Тебе все понятно, Влад?
        - Ехать в «Юниверс»? - произнес тот.
        - Да. Разберись с этим. Окончательно. Чтобы впредь было неповадно. А то не по чину берет: сам - Рублев, а крысит в баксах.
        - Палыч, - произнес заерзавший рядом с Владом Афанасий Фокин, - но там же пацаны из наших. Самсон и Круглов. Их как?
        - Они у входа, - сказал Анатолий Павлович, - на фэйс-контроле. Так что они не при делах. Я специально поставил именно их: недавно они прокололись с той девкой из
«Менестреля», подставили ее под пули черных. Поедешь ты, Володя, и, пожалуй… ты, Афанасий. Тэ-э-эк-с. - Он подозрительно втянул воздух ноздрями и свирепо наершился: - Ты, значится, опять зяхнул?
        - Чево? - пробормотал Фокин. - Чего зяхнул-то?
        - Пил! Кстати, хотел тебя спросить: что ты там такое на футболе учинил, что мусора на тебя так взъярились? Грозились вообще посадить, еле отмазал тебя.
        - Пришел на футбол, - ответил Афанасий, - никому не мешал, смотрел матч, ну, выпил немного, покричал… Так ведь на футбол и ходят, чтобы поболеть за любимую команду, поорать кричалки, пивцом поразмяться.
        - «Пивцом поразмяться»! Болельщик! А кто стащил сержанта с лошади и швырнул им в рабочую камеру оператора с телевидения?
        Амбалы из «Конунга» хмыкнули. Фокин, чувствуя их безмолвную поддержку, с невинным видом пожал плечами.
        - Это надо же - кинуть мусором в камеру! - продолжал разоряться г-н Липский. - Причем не каким-нибудь там мусором, типа кульком из-под семечек, пакетиком из-под чипсов или орешков к пиву, а самым что ни на есть натуральным мусором - в погонах, форме и фуражке!
        - Зато Афанасий может похвастаться тем, что он первый из жителей города кинул мусора в камеру, а не мусора кинули в камеру его, - негромко отметил Свиридов, и его слова покрыл общий гогот.
        - Смотри, Фокин, дождешься ты у меня! - Под аккомпанемент этого смеха Анатолий Павлович погрозил пальцем и отвернулся, а когда развеселившиеся сотрудники
«Конунга» утихомирились, Липский, не глядя на Афанасия, подтвердил свое распоряжение минутной давности:
        - Поедешь со Свиридовым. Больше не пей. Когда все выполните, выпей хоть два литра, а до того - ни-ни! Понятно тебе, Афанасий?
        - Понятно, - пробурчал Фокин, злобно глядя в пол.
        - Вот и чудно. Пойдут к Рублеву Свиридов и Фокин, остальные пусть сидят в машине. Свиридов - наверх, к Роману Ильичу, а ты, Фокин, постоишь с Самсоном и Кругловым на входе. Заговоришь им зубы, пока все не кончится. Все вам ясно, ребята?
        - Куда уж яснее, Анатолий Палыч, - невесело сказал Влад. - Все усекли.
        - Вот сволочь, - сказал Фокин, когда он и Свиридов вышли из «Конунга», - пидор косоглазый. Диктует нам, как лохам залетным.
        - А мы для него такими и являемся, - процедил Свиридов.
        - Да я таких, как он, на х… вертел еще лет пятнадцать назад! - грубо выговорил Афанасий Сергеич. - Дятел! Не знает, с кем дело имеет!
        Свиридов грустно посмотрел на Фокина и сказал:
        - Да знает. Знает. С убийцами он дело имеет. Сколько волка ни корми, а он… Вот и мы с тобой такие же, Афоня, волки. Никак не умолкнет в нас музыка «Капеллы», как говорил полковник Платонов, царство ему небесное.

* * *
        Интернет-кафе «Юниверс», к которому его директор Роман Ильич Рублев скромно приставил две первые буквы собственной фамилии, которые по счастливому совпадению представляли в виртуальном мире Россию (RU), находилось в глубине обширного парка. Правда, последние четыре буквы счастливой сетевой фамилии RUблев характеризовали заведение Романа Ильича не с самой лучшей стороны («…блев»).
        Недоброжелатели именовали модное заведение Рублева именно так.
        Возле «Юниверса-РУ» лепилось несколько летних кафе, всегда до отказа забитых посетителями, благо заведение Романа Ильича с некоторых пор весьма привлекало владельцев более мелких досуговых точек. Подобно тому, как к огромной акуле со всех сторон пристраиваются паразитические рыбы-прилипалы и рыбы-лоцманы.
        Рублев успел стать именно такой привлекательной для существенно более мелких рыбешек акулой, несмотря на то что его заведение существовало относительно недолго - даже меньше года. Роман Ильич умел наладить работу крупного досугового центра, дающего к тому же доступ в абсолютно неограниченный виртуальный мир. Наверно, именно поэтому для желающих побродить в Интернете с особо острыми ощущениями клиентов имелся не предусмотренный в официальном ассортименте бонус-набор, включающий в себя психоделики средней степени нахлобучиваемости.
        Невдалеке от центрального входа в «Юниверс» остановился красный «Фольксваген», из которого вышел Владимир Свиридов, а за ним - на некотором расстоянии - следовала громадная фигура Фокина.
        Они прошли мимо освещенного ярким неестественным светом летнего кафе, мелькнув, как привидения, в скрещивающихся дымных лучах светового шоу, а потом окунулись в прохладное полутемное пространство за дверью из толстого волнистого стекла, непроницаемого для пуль и сцеживающего бушующие там, снаружи, волны света и звука до невнятного бормотания и мягкого, ласкающего взгляд полумрака.
        - Здорово, братан, - небрежно бросил стоящему на входе охраннику Свиридов и прошел дальше, а Афанасий остановился и, положив руку на плечо дюжего секьюрити, сказал:
        - Ну че, как жизнь, Самсон?
        - Да ниче. А он куда, этот, как его, Спиридонов, что ли? К шефу?
        - Кто?
        - Ну он… Спири-до-нов?
        - А, Свиридов? К шефу, - сгустив голос до негромкого проникновенного баритона, особую задушевность которому придавали выпитые только что сто граммов отличнейшего коньяку, ответил Афанасий. - Ненадолго.
        Тем временем Влад поднялся на второй этаж и вошел в приемную директора клуба.
        Здесь сидел второй охранник, а с ним - секретарша, рубенсовская дамочка роскошных форм, чисто в восточном вкусе Романа Ильича, который наполовину был грузином.
        Охранник, чья рука весомо возлежала на пухлом колене секретарши и порывалась проникнуть выше, вскинул глаза на Влада и произнес:
        - А, Владимир Антоныч, что ли? К боссу? Так он того… занят.
        - Занят? Случайно не тем же, чем и ты, Круглов? - сухо спросил Владимир.
        - Не-е-ет! - засмеялся тот. - Он в компе роется. Попозже, попозже зайди. Телку хочешь?
        - Эту, что ли? - спросил Влад, вынимая пистолет с навинченным на него глушителем и дулом непринужденно указывая на секретаршу. - Не, я таких не люблю: толстовата будет. Мне нравятся в духе моей Наташки, стройные.
        Челюсть секретарши отвалилась от ужаса, но не потому, что на нее так сильно подействовали слова Влада, а по той простой причине, что дуло пистолета оказалось в метре от ее личика.
        - Э-э, Володя, - сказал Круглов, предостерегающе поднимая руку, - ты это, не крути пушкой-то. Еще выстрелит ненароком.
        - Вот этого-то я и боялся, - сказал Свиридов, переводя пистолет на Круглова и дважды нажимая на курок.
        Два негромких хлопка, словно звуки открытой пары шампанского, легонько погладили стены приемной и угасли, растворившись в прохладном комнатном воздухе, как крем жирными мазками входит в ухоженную кожу.
        - Э-э… а…
        Секретарша разодрала рот в диком вопле, но он оказался беззвучным, потому что в следующее мгновение между ее потемневших обессмыслившихся глаз возникло маленькое черное отверстие от пули и распустилось кровавым огненным цветком.
        Секретарша, к несчастью для себя не входившая в категорию женщин, предпочитаемых Владом Свиридовым, рухнула на пол вслед за охранником - с точно таким же идеально круглым, отстоящим на абсолютно равном расстоянии от обоих глаз отверстием во лбу.
        - Несерьезно все это, - тихо пробормотал Влад и, перешагнув через трупы только что застреленных им людей, открыл дверь в директорский кабинет.
        Роман Ильич, полноватый лысеющий мужчина в белой рубашке, сидел перед ноутбуком и даже не поднял на Свиридова глаз, только сказал хорошо поставленным звучным голосом, в котором внятно слышалось раздражение:
        - Я же просил меня не беспокоить.
        - Вас никто больше не побеспокоит, Роман Ильич, - сказал Влад, усаживаясь на низенький кожаный диван напротив директорского стола. - Мне только хотелось бы узнать, на какой расчетный счет были переведены двести тысяч долларов, полученных вами за крупную партию оргтехники?
        Роман Ильич конвульсивно отодвинул от себя ноутбук и поднялся с кресла.
        - Свиридов? - выговорил он. - Но Анатолий Павлович ничего не говорил мне насчет того, чтобы…
        - Анатолий Павлович много чего не говорил, да и не делал тоже. И вам рекомендовал не делать, да вы его не послушались. Я так думаю, что мне придется повторить свой вопрос: так на какой расчетный счет были переведены двести тысяч долларов, полученных вами за партию оргтехники?
        - Я не понимаю… - начал было Рублев, но Влад перебил его порывистым жестом руки, в которой был зажат пистолет, и Роман Ильич оборвал сам себя, а потом закивал, как китайский болванчик, и произнес:
        - Я… я скажу. У меня…
        - Пусти через принтер и давай сюда, - коротко приказал Свиридов.
        - Да… сейчас. Это недолго… - пробормотал владелец «Юниверса».
        - Я и сам знаю, что недолго. Так. Давай сюда. Отлично. Нехорошо крысить лавэ, Роман Ильич. Да еще в таких масштабах. Вас же предупреждали.
        - Я думаю, вы разумный человек, Владимир, - заговорил Рублев, и по его внушительному корпусу, как он ни старался сдержаться, пробежала крупная дрожь. - Я думаю, вы разумный человек и не… и не станете делать так… как… Я вам буду полезен. Вы же понимаете…
        - Что я понимаю? Или вы мне собираетесь предложить взятку? Чем предпочитаете давать? Рублями? Борзыми щенками? Фунтами стерлингов? Тугриками?
        - Вы знаете…
        - Разумеется, я все знаю, - перебил его Владимир, и глаза его вспыхнули холодным желтоватым блеском. Если бы сейчас его видела Наташа, она не узнала бы в этом натянутом, как скрипичная струна, жестоком и спокойном человеке своего мужа, добродушного, немного язвительного и (как ей почему-то казалось) несколько заторможенного атлета, который в силу своей комплекции все, абсолютно все делал и понимал с некоторым запозданием.
        Если бы Наташа увидала его в этот момент, она, верно, вспомнила бы ту, первую ночь, когда он был так опасен, так страстен, ярок и неотразим.
        Неотразим.
        - Разумеется, я все знаю, - повторил Владимир, - иначе Анатолий Павлович послал бы сюда другого человека, а не меня. Мне очень жаль.
        - Но если вам…
        - Я не договорил. Мне очень жаль, что ваш почтенный родитель задумал иметь сына. Я так полагаю, лучше бы он родил дочь.
        Произнеся, точнее, сыграв эту замечательную фразу, достойную среднебюджетного американского боевичка с натужно-ироничным суперменом в главной роли, Влад, не целясь, выстрелил несколько раз в Романа Ильича.
        На белой рубашке директора «Юниверса» расплылось кровавое пятно, он завертелся на месте и рухнул на пол с таким грохотом, что Влад аж подскочил на диване, а потом широко шагнул к конвульсивно подергивающемуся Рублеву и, хладнокровно наведя дуло с глушителем на голову, произвел контрольный выстрел.

* * *
        Афанасий стоял у входа с Самсоном и яростно разглагольствовал о последнем матче воронежского «Факела», к походам на матчи которого Фокин с недавнего времени пристрастился. По его мнению, воронежская команда в последнем домашнем матче сыграла просто безобразно, хуже их сработали только стражи порядка, которые старались навести на трибунах кладбищенский порядок и в связи с этой установкой попытались вывести Фокина с трибуны (что из этого последовало, упоминал Анатолий Павлович Липский).
        Свиридов появился за спиной жестикулирующего Афанасия и произнес:
        - Ну все, Афоня.
        - Поговорили?
        - Поговорили. Хотя, надо сказать, Роман Ильич на этот раз отличился особенным многословием.
        Влад поймал на себе удивленный взгляд Самсона, который аж привстал из-за стола, услышав в голосе Свиридова откровенно саркастические, непочтительные по отношению к Рублеву интонации. Владимир повернулся к Фокину и коротко бросил:
        - Пошли.
        - Да подожди, не торопи, Влад, - отозвался Фокин, - мы тут не совсем договорили. Я хотел сказать, что все-таки «Факел» сыграл плохо, - повернулся он к Самсону. Охранник пошевелил ноздрями, как почуявший недоброе зверь, а Фокин, шевельнув тонкой курткой-плащовкой, чуть откинулся назад и…
        Раздался негромкий хлопок, немедленно подхваченный и унесенный сочащимся из-за дверей глухим бормотанием музыки, а Самсон с пулевым пробоем на виске сполз вниз и уткнулся головой в стену.
        - Вот теперь - пошли, - констатировал Афанасий, с сожалением глядя… Нет, не на Самсона. На пистолет, который он бросил на труп убитого.
        Они вышли из «Юниверса», перешли улицу наискосок и направились к большому черному джипу, стоявшему в тени раскидистого вяза. Владимир постучал в тонированное стекло джипа и, когда оно плавно приспустилось, негромко произнес:
        - Пойдете через пять минут. Поднимете тревогу, повяжете всех, кто будет внутри
«Юниверса». Потом позвоните в шестой отдел, в УБОП, и свяжетесь с капитаном Кургановым. Все понятно?
        - Все усекли, Антоныч, - отозвался сидящий за рулем амбал.
        - Смотрите не выпадите из темы, как в прошлый раз Самсон с Круглым. А то тоже будете греть косточки на том свете, мужики, - беззлобно напутствовал его Влад, а потом сел в «Фольксваген», где его уже дожидался Афанасий, и выехал из окружавшего
«Юниверс-РУ» парка.
        Остановившись в темном проулке, Владимир вышел из машины и бросил пистолет, из которого был застрелен Рублев, в канализационный люк. Туда же полетел и свинченный с «Фольксвагена» фальшивый номер.
        После этого Влад сел обратно в салон и набрал номер Анатолия Павловича в
«Конунге»:
        - Это Свиридов. Рублев склеил ласты. Самсона и Круглого тоже подчистили. Теперь там Бубон с братвой - кипеж поднимать.
        - Расчетный счет?
        - У меня.
        - Отлично. Значит, через десять минут будьте в офисе.
        - Не нравится мне все это, - сказал Свиридов, закончив разговор с шефом «Конунга». - Если этот Палыч взялся мочить своих же сотрудников, пусть мало чем с нами повязанных, да еще проколовшихся на последней заморочке насчет блядей, которых месили чурки, значит, берега у него уже поехали. По-моему, такого человека нужно…
        - Ну, не знаю, - перебил его Афанасий, с полуслова поняв то, что имел в виду Свиридов. - На беспредел, я думаю, не пойдет. Завалят. Свои же завалят.
        - Уж не ты ли, Афоня?
        Фокин присмотрелся к насмешливо поблескивающим глазам друга, облизнул губы и ответил:
        - Как знать.

* * *

«- Как знать», - донеслись до слуха сжавшегося в комок Краснова заключительные слова киллера, и воцарилась тишина. Впрочем, Краснов даже обрадовался ей, этой тишине. Потому что невинная слежка за гипотетически неверным мужем уперлась в
«мокруху». Причем в такую конкретную, что по спине у Краснова пробежал мороз.
        Ну и муженек у этой дамочки - Наташи Свиридовой!

«- Ну че, сейчас к Палычу, а потом дернем к телкам, а? Мне срочно нужно прекраснодушное женское общество, которое не грузит проникновенными беседами про памперсы и пеленки, а просто выполняет свою прямую обязанность. Нужно расслабиться, Афоня, - донеслись до Краснова слова Свиридова.
        - Дело, конечно, доброе. Только вот ты своей Наташке что сказал? - отозвался Фокин.
        - Что нарисовалось непредвиденное дежурство. Сказал, что завтра приду, а потом будет хороший отпуск. Сгоняем куда-нибудь на Ибицу.
        - Это ты хорошо придумал…»
        Краснов завел двигатель своей машины, лихорадочно соображая… Нет, соображая - это громко сказано: просто теребя в голове размахрившиеся концы разрозненных, лохматых мыслей, дробящихся в слова, в словоформы, в бессмысленные нагромождения образов. Киллеры… Роман Рублев… двести тысяч баксов. Рублев… баксов…
        Краснов сглотнул комок и даже постучал кулаком по рулю, словно грозя какому-то одолевающему его наваждению. В самом деле, сложно представить себе человека, который остался бы спокоен, услышав задушевную беседу двух киллеров, только что выполнивших свою работу и теперь намеревающихся расслабиться.
        В конце концов, его, Александра Краснова, нанимали не затем, чтобы представлять пленку с этим занимательным диалогом, за который из него самого этот милый Влад может сделать даже не решето, а нечто такое, к чему сложно подобрать полноценно характеризующий термин. Его нанимали, чтобы получить доказательства супружеской измены или отсутствия оной. Что Свиридов без зазрения изменяет своей милой женушке направо-налево, детектив Краснов уже уверился, оставалось получить только документальные свидетельства.
        Тем временем из салона свиридовского «Фольксвагена» ничего не доносилось: по всей видимости, Афанасий и Влад уже добрались до «Конунга» и теперь отчитывались о проделанной работе своему человеколюбивому боссу.
        Краснов взглянул на светящийся экран ноутбука и увидел, что зеленоватая точка сигнала со свиридовского автомобиля неподвижна и находится как раз напротив того места, где располагается «Конунг».
        Впрочем, молчание было недолгим: зашелестели далекие голоса, хлопнула дверь, и голос Влада произнес:
        - Куда, в «Анеллу»?
        Краснов аж заерзал в кресле, услышав сказанное Свиридовым: агентство с экзотическим для заведений подобного профиля названием «Анелла» было одним из наиболее дорогих и престижных в городе. Детектив Краснов и сам бывал там, когда позволяли средства.
        А у этого Влада губа не дура. Знать, не только сотенными барышнями с Вятской пробавляется паренек - не чужд и высокой секс-эстетики.
        Ну что ж, теперь можно и поработать по профилю. Госпожа Свиридова получит много правдивой, красочной и документально оформленной на пленке «Кодак» информации.
        Глава 5
        ПРЕДЛОЖЕНИЕ ДЕТЕКТИВА КРАСНОВА
        Владимир пришел домой приблизительно в десять часов утра. Он был выжат как лимон и очень хотел прилечь и заснуть, благо ночь была бурной и богатой на впечатления. Последние произвели куда большее впечатление на Фокина, который остался ночевать там, где его застали последние фейерверки всех прелестей жизни: а именно - на лавочке в сауне.
        Свиридов изнурил себя алкоголем и девочками до такой степени, что не оставалось сил на угрызения совести. Самоедное это чувство, которое сам Владимир сравнивал с полудохлой крысой, то умирающей, то воскресающей, этаким Фениксом среди грызунов, - совесть Свиридова корчилась среди обломков где-то на самом дне его существа, не в силах разгрести и поднять напластования былых и нынешних грехов. Нынешнее убийство Рублева и охранников из «Конунга» неожиданно для самого Влада оказало на него сильное воздействие. В прежние годы, когда он был юным и кровавым волком
«Капеллы», а потом стал вольным стрелком, не подотчетным никому, кроме себя и порой бога, он не был таким чувствительным. Верно, это заведенная семья оказала на него такое воздействие.
        Он не привык отвечать ни за кого, кроме себя. А тут он был в ответе за молодую женщину, мать его ребенка, и - за сына. За Димку.
        Свиридов подумал, что, быть может, у тех, кого он убил сегодня, также есть семьи и что их жены точно так же, как его Наташа, не знают о том, чем занимается глава семейства и каким кровавым ремеслом он зарабатывает деньги.
        Он гулко выругался и, упав на подушку, заснул…
        Впрочем, долго поспать ему не удалось. К нему в комнату вошла Наташа, которая незадолго до этого выпроводила восвояси Лелика. Он ночевал у Свиридовой, потому что вырубился напрочь и стал совершенно нетранспортабелен. Наташе удалось растолкать любовничка к восьми утра, а потом и выпроводить восвояси, предварительно накачав кефиром для опохмелки (пиво было нельзя - от одного упоминания какого-либо алкоголесодержащего напитка волосы несчастного Лелика страдальчески вставали дыбом, а помятое опухшее лицо принимало оттенок сомлевшего в ядреном рассоле квелого пересоленного огурца). Лелик мычал, шатался, но сопротивляться не имел ни сил, ни желания, как и осознания самой этой необходимости сопротивляться.

«Надеюсь, что он не встретит по пути Володю», - подумала Наташа, глядя на то, как встопорщенная мятая рубашка Лелика вместе с вложенным в нее хозяином пытается просочиться в дверной проем, всякий раз упираясь в косяк.
        Наконец Лелик ушел. Хотя ушел - это, конечно, громко сказано. Просто удалился посредством беспорядочного переставления конечностей. В том числе и верхних.
        Наташа вошла в спальню мужа и сказала:
        - Ну что? Закончил работать, Володя?
        - Да.
        - Больше не пойдешь?
        - Теперь уже всю неделю не пойду.
        - Вот и отлично! Да, у нас гость.
        Влад недоуменно взглянул на Наташу, а потом, уловив донесшиеся до него звуки могучего храпа, принадлежащего особе явно не женского пола, сказал:
        - Только не говори, что это Ленка Любимова заглянула на девичник, а потом немного задремала.
        Наташа невольно рассмеялась, потому что лицо Свиридова выражало недоумение в довольно смехотворном сочетании с недоверием.
        - Комично выглядишь, - проговорила она.
        - Комично - от слова «кома», - пробурчал Влад, разуваясь. - Ладно, посмотрим, что тут за гость. Да-а-а-а! Наташка, ты что, нарочно мне каждое утро сюрпризики припасаешь, типа: живи с улыбкой, дорогой супруг! Вчера кот устроил тут набег индейцев племени делаваров, сегодня… сегодня вообще не кот, а целый боров.
        - Если это боров, то я свинья, - сказала Наташа, про себя признавая, что в словах Владимира есть существенная доля истины. Все-таки Наташин почтенный родитель выглядел явно не как французский посол в отведенных ему покоях после приема у русской императрицы. - Между прочим, это мой папа.
        - Твой - кто?
        - Мой папа, Михаил Иванович, - поджав губы, сказала Наташа. - Вчера приехал ко мне в гости.
        - Откуда? Где он живет-то? Ведь он на свадьбе, кажется, и не был.
        - Где-где - все там же: в Караганде!
        - Понятно, - строго сказал Владимир, критически рассматривая прорисовавшегося на жизненном горизонте дорогого тестя. - Значит, это и есть двоюродный братец Афони Фокина, так, да?
        - Да.
        - Крупное оно дело, однако, - фокинская порода. Если весить - так сто тридцать килограммов, если пить - так по два литра… - Свиридов смерил в высшей степени выразительным взглядом раскиданные по комнате бутылки, а Наташа недовольно произнесла:
        - Ты не пялься на него, а лучше положи его на диван. А то он всю ночь на ковре валяется. Я же не могу его сама поднять.
        - И чего он так нажрался? - проворчал муж, склонившись над Михал Иванычем.
        - Дочку увидел, вот чего! - отозвалась Наташа. - Мы же почти два года не виделись.
        - И он вот так, в одну харю, обжабился? - поинтересовался Влад.
        - Почему в одну харю? Он, когда пил, напротив зеркала сидел, смотрелся в него.
        Свиридов некоторое время молчал, верно, пробуя на зуб и раскусывая сомнительную шутку Наташи, потом скептически хмыкнул и сказал:
        - Ладно… Нужно отгрузить драгоценного тестя на диван. Все-таки родственничек.
        Процесс транспортировки монументальных телес Михаила Иваныча даже у здоровенного Влада Свиридова, привыкшего к кантовке двоюродного братца тестя, весящего едва ли меньше, все равно прошел с накладками. Драгоценный тестюшка разок пошевелился во сне, дрыгнул ногой - и загремел на пол, потому что сотрудник охранного агентства просто не смог его удержать.
        Снова оказавшись на ковре, Михаил Иванович, очевидно, понял, что с ним производят какие-то манипуляции. Потому что на его широком багровом лице прорезался узенький красный глазик и страдальчески моргнул.
        - Ы-и-и…
        - Ы-и-и зачем так нажираться? - продолжил Влад.
        - Ы-и-иде я? - наконец разродился Буркин и пошевелил рукой. А потом и вовсе приподнялся и сел на ковре, обхватив ладонями гудящую, как главный колокол Исаакия, массивную голову.
        - Ты что, папа? Ты у нас дома, - ответила Наташа. - Ты просто вчера на радостях немного переборщил с выпивкой и заснул. Ну это ничего. Это поправимо. Тебе чего? Рассолу, кефира, пива? Может, водки?
        При последних словах дочери Михал Иваныч оживился, а услышав о водке, и вовсе состроил умильную ухмылку и прохрипел:
        - Вот которое… последнее.
        - Водку?
        - Э-ге…
        Поправив здоровье полновесным граненым стаканом жидкой валюты, Михаил Иваныч поднялся и глянул на Влада.
        - М-м-м… погоди, - сказал он. - Это самое… Ты кто?
        Наташа замерла.
        - Я - Владимир, - отозвался тот. - Муж Наташи.
        Михал Иваныч поскреб в затылке.
        - Во-лодимер… Володя, значица… так, - пробормотал он. - Позволь… а где же тогда этот… Коля… Валя… Ва-ла…
        - Наверно, Влад, - поспешила вмешаться Наталья, усмотрев в морфологических упражнениях своего родителя угрозу того, что он все-таки вспомнит имя своего вчерашнего собутыльника. - Я так называю Владимира - Влад. Уменьшительно-ласкательно.
        - Уменьшительно, - пробормотал Михал Иваныч, смеривая подозрительным взглядом широкоформатную фигуру зятя. - Ничего себе - уменьшительно, Влад.
        Он повернулся к Наташе и сказал:
        - Ты извини, Натуля, что я вчера вот так… неаккуратно. Мне с пьяных глаз черт-те че померещилось. Как будто я говорил про ахри… ахри-тек…
        - Охрип? - быстро перебила его Наташа, не желая, чтобы прозвучало знаковое слово
«архитектура». - Да, охрип ты что-то. Может, простудился? Ладно, пойдем завтракать. А то водку натощак хлестать - это не дело.
        - Ну ты, Михал Иваныч, конечно, фактурный мужик, - сказал Влад, когда они передислоцировались на кухню. - Если бы ты на свадьбе гулял, вы, верно, с Афанасием половину всего заготовленного сожрали и выпили бы.
        - Который Афанасий? Дяди Сережи, что ли, сын? Брата моей мамаши, Наташкиной бабки?
        - Примерно так, - уклончиво ответил Влад, сочтя за лучшее не копаться в генеалогическом древе семейства Фокиных-Буркиных. - Вы, конечно, с ним похожи. С Афанасием, в смысле.
        - Похожи… - пробормотал Михал Иваныч, в похмельном мозгу которого, верно, зашевелилось попридавленное, почти стертое воспоминание о том, что кто-то недавно говорил ему о каком-то сходстве… Михал Иваныч тряхнул головой и решил перестать мучить мозг, а просто чокнулся с зятем и выпил стакан водки.
        Знакомство было счастливо вспрыснуто.

* * *
        Детектив Краснов позвонил по домашнему телефону Свиридовых примерно в полдень. К тому времени Владимир и Михал Иваныч, плотно позавтракав, улеглись передохнуть и, так сказать, усвоить съеденное. А съеденного за этим так называемым завтраком хватило бы на три обеда: два здоровенных мужика, к тому же изрядно проголодавшихся, совершенно опустошили холодильник.
        Впрочем, Наташу это нисколько не беспокоило: Влад дал ей на расходы достаточно денег, чтобы затарить не один, а два или три таких холодильника.
        Она уже приготовилась выходить, но именно в этот момент позвонил Краснов. Наташа даже вздрогнула, услышав в трубке вежливый, гладкий и круглый, как он сам, голос детектива.
        - Наталья Михайловна? - осведомился он. - Это Краснов вас беспокоит. Из агентства
«Сканер».
        - Вы уже получили какую-то информацию? - спросила Наташа, чувствуя, что ей становится не по себе. В этот момент она уже жалела, что послушалась Ленки и связалась с частным детективным агентством. - Так быстро?
        В ответ раздался ироничный смешок:
        - Я вас не понимаю, Наталья Михайловна. Это же в ваших интересах - чтобы я скорее выполнил задание. Ведь чем быстрее я его выполню, тем меньше денег вы заплатите. И вообще… Вообще у меня к вам нетелефонный разговор, Наталья Михайловна. Вы сейчас свободны?
        - Да, свободна.
        - Тогда буду ждать вас через час в кафе «Эльторо». Вам известно это место?
        - Да. Но…
        - Наташа, я понимаю, что вы волнуетесь, - мягко перебил ее детектив, переходя на более задушевную манеру разговора. - Но ведь вы с самого начала знали, на что идете. Какого рода информацию можете получить. Так что ничего страшного.
        - Да, - твердо выговорила Наташа. - Я буду в кафе. Взять деньги?
        - Нет, не надо. Время окончательного расчета еще не пришло.
        И, несмотря на то что слова эти были произнесены самым спокойным и доброжелательным тоном, прозвучали они - зловеще.
        Повесив трубку, Наташа прошла в комнату Влада и взглянула на его неподвижное - только чуть вздрагивали веки - точеное лицо, которое, скажем, Ленка Любимова считала неподобающе красивым для мужчины, если бы не свиридовская мускулатура. Рука Влада свесилась с кровати, почти касаясь кончиками пальцев пола. Наташа подумала, что, быть может, сегодня ночью этими пальцами он касался другой женщины, и не только пальцами. И не только женщины, насмешливо подсказал кто-то саркастичный, наподобие агрессивного зеленого чертика, входящего в тело и баламутящего почем зря. Хотя нет, что касается зеленых чертиков - это к папе, Михал Иванычу. Он с ними на короткой ноге…
        Свиридова повернулась и, цокая каблучками, вышла из квартиры, хлопнув за собой дверью так, что с потолка общего коридора обвалился пласт штукатурки.
        Жена Влада направилась к месту назначенной встречи.
        Кафе «Эльторо» было весьма дорогим, а потому не самым людным заведением на одном из центральных проспектов города. Оно располагалось в полуподвале старинного дома, лестница которого претенциозно и ясно давала понять, что посетители попадают не в простой бар для всякого жаждущего с улицы, а в достаточно престижное и солидное заведение с весьма высоким уровнем сервиса. В тот момент, когда сюда вошла Наташа, во всех трех маленьких - со среднюю комнату в типовой квартире - залах ресторана, следующих один за другим и отделенных друг от друга массивными колоннами под мрамор и тяжелыми бархатными темно-красными занавесями, находились только четверо посетителей. Это были три небритых лица кавказской национальности, которые непринужденно поедали какое-то мясное блюдо, вероятно, из грузинской кухни - не представлялось возможным определить, какое именно блюдо - и пили красное вино, быстро-быстро переговариваясь на своем тарабарском языке. При появлении Наташи кавказцы переглянулись, в воздухе прошелестело одобрительное «Вах!», один кавказец прищелкнул языком, но больше упомянутый язык предпринять ничего не
успел, потому что Наташа быстро прошла мимо и исчезла за тяжелой занавесью.
        Во втором зале никого не было.
        В третьем же, самом маленьком, всего на три столика, и самом уединенном, Наташа сразу увидела знакомую круглую спину, обтянутую светлой рубашкой с пятном пота посередине. Краснов.
        - Добрый день… Здравствуйте, Саша, - принужденно сказала она, усаживаясь перед ним и думая, что день не добрый, а Краснов… Нет, она уже не желает, чтобы Краснов здравствовал. У него красное лицо, в полном соответствии с фамилией, короткая шея и, верно, замечательная предрасположенность к апоплексии, так что…
        Господи, какие глупости роятся в голове! Да при чем тут вообще Краснов? Он просто выполняет свою работу, и если он выполнил ее хорошо, то…
        - Здравствуйте, Наташа, - сказал детектив. - Что-нибудь желаете? Кофе, коктейль?
        - Нет, спасибо. Хотя от кофе «капуччино» не откажусь.
        - Я вижу, вы хотите курить. Курите, я специально для вас взял пепельницу.
        Наташа прищурилась, припоминая, какой чудовищный дымовал этот круглый человек развел у нее на квартире, и, достав пачку «Парламента», спросила:
        - А вы разве не курите, Саша?
        - Сегодня - нет.
        Детектив вынул мобильник и набрал номер:
        - Альберт, два кофе «капуччино», пожалуйста. Да, в третий.
        И Краснов спрятал телефон в карман.
        - Я хорошо знаком со здешним барменом, так что иногда могу позволить себе такие новорусские штучки, - пояснил он, хотя это и было совершенно необязательно.
        - Я так понимаю, вам удалось добыть какую-то информацию, - деловым тоном начала Наташа, прикуривая от любезно протянутой детективом зажигалки. - Иначе вы просто не назначили бы мне встречу.
        Краснов липко улыбнулся, и в этот момент в зальчике появился официант, несущий поднос с кофе, а вслед за ним в дверной проем просунулась небритая физиономия. Физиономия зыркнула черными глазами на Наташу, разочарованно прищелкнула языком и исчезла.
        Да, судя по всему, горячие кавказские мужчины не рассчитывали, что девушка будет не одна. Ведь наклевывалось такое приятное знакомство.
        Краснов бросил на Наташу короткий оценивающий взгляд, отпил только что принесенный кофе и сказал:
        - Я проследил за вашим мужем. Думаю, что я мог бы продолжить эту работу, если вы скажете, что в этом есть какая-то необходимость.
        И он положил перед Наташей пухлый конверт, через который смутно просвечивало нечто темное.
        Фотографии.
        Наташа взяла их в руки, сама удивляясь своему ледяному спокойствию, и, открыв конверт, вытрясла содержимое на стол.
        - Не надо их так светить, - доброжелательно улыбаясь, посоветовал Краснов. - Все-таки довольно конфиденциальные фото.
        Конфиденциальности в самом деле хватало. Причем по принципу «чем дальше в лес, тем толще партизаны»: каждая последующая фотография была откровеннее предыдущей. И если на самой верхней Влад сидел в обнимку с двумя «породистыми» (по любимому выражению Ленки Любимовой) дамочками, прикрытыми довольно скудно нижним бельем - у одной красное, у другой черное, прямо по Стендалю, - то из последних фотографий в пачке вполне можно было составить прекрасную подборку для порножурнала.
        Здесь Свиридов и его партнерши были представлены во всей красе: вот он сидит на краю бассейна, а девушка в красных трусиках делает ему минет, между тем как вторая изогнулась перед ним в более чем откровенной позе и поглаживает себя рукой по животу; вот он пристроился к голой грудастой блондинке сзади, схватив ее руками за бедра, а ушлая блондинка уткнулась лицом между ног той девушке, что была в черном; дальше Владимир был представлен в позах снизу, сбоку, сверху, сразу и со всеми, стоя в душевой кабинке с висящей на нем с ногами проституткой и полусидя на диванчике - одна прыгает на нем, вторая обнимает его за плечи и целует в шею, в то время как ее саму молодецки трахает какой-то здоровенный мужик со спиной несколько ожиревшего Геркулеса, при ближайшем рассмотрении оказавшийся Афанасием Фокиным.
        Последние две из представленных фотографий были настолько непристойны, что Наташа, едва взглянув на них, выронила с легким вскриком отвращения и гнева: тут Свиридов и его дружок Афоня Фокин упражнялись с подручными средствами, в частности, запихнув одной шалаве во влагалище горлышко бутылки шампанского, а другой… нет, не стоит!
        - Отснято в досуговом агентстве «Анелла», - сказал Краснов. - Это на Московской,
35. Милая такая контора, душевная. Особенно для тех, у кого есть деньги. Затем - в сауне при частном спорткомплексе «Император». «Анелла» абонирует там площади.
        Наташа, казалось бы, и не слышала его. Цепенеющими пальцами она медленно сложила фотографии в конверт и деревянным голосом произнесла:
        - Как вам удалось сделать такие качественные фотографии? Такое впечатление, что они вам как нарочно позировали.
        - Наташа, я уже много лет этим хлеб зарабатываю, - снисходительно отозвался Краснов. - Так что было время руку набить.
        Наташа кашлянула.
        - Сколько я вам должна?
        - Вот об этом я и хотел поговорить, - хитро улыбнувшись, произнес Краснов, а потом стер с лица ухмылку-гримасу:
        - То, что вы только что просмотрели, дорогая моя Наталья Михайловна, - это детский лепет по сравнению с тем, что я хочу сейчас вам представить.
        Наташа подняла на него расширившиеся глаза и тихо уронила:
        - Что?
        Краснов побарабанил пальцами по столу и произнес сухо и отчетливо:
        - Да, бывает гораздо хуже, чем невинное кувыркание с девицами и веселая, но в принципе вполне сносная групповуха.
        - Сносная? Но… - Свиридова не в силах держать себя в руках, затянулась сигаретой так, что закашлялась, а потом рвано выдохнула:
        - Что же хуже?
        Краснов вынул из кармана СD-плейер, рассчитанный на мини-диски:
        - Вот тут у меня есть на пишущем диске одна примечательная запись, сделанная буквально сегодня ночью. Вот вам наушники. Не хотелось бы, что это услышал еще кто-то. Даже случайно и даже маленький фрагмент.
        Наташа судорожно глотнула кофе, послушно надела протянутые Красновым наушники и сказала:
        - Включайте.
        Наташа сжалась, ожидая услышать что-то жуткое: вопли, предсмертные хрипы, крики о помощи и ругань, но… ничего из этого не было. Просто в ушах прозвучал необычайно четкий, ясный голос, невыносимо знакомый, но в то же самое время какой-то чужой, с незнакомыми упруго-металлическими интонациями:

«- Это Свиридов. Рублев склеил ласты. Самсона и Круглого тоже подчистили. Теперь там Бубон с братвой - кипеж поднимать. (Глухо и на удалении) - Расчетный счет?
        - У меня. (Громко - наверно, Влад перенес телефон в другую руку, и тот оказался как раз возле вентиляционной решетки с встроенным внутрь нее «жучком») - Отлично. Значит, через десять минут будьте в офисе…»
        По мере того как Наташа слушала, ее лицо все более немело, а в тускло блестящих глазах появлялось какое-то неживое, остекленелое выражение. Наконец она сняла наушники и положила их на стол.
        - Что это?
        - А на этот вопрос вам ответит другая запись. Специально для вас делал. Сегодня утром. Да, быть может, вы уже в криминальных сводках видели.
        - Я… я не смотрю криминальных сводок.
        - Завидую. А мне вот по профилю деятельности - приходится. За качество записи, как за предыдущую, не поручусь, потому как писал диктофоном прямо с телевизора, но то, что вы разберете все, - это точно.
        Краснов положил на стол диктофон «Сони» и включил запись:

«- Вчера поздно вечером, - говорил приятный женский голос, - совершено новое громкое преступление, по своей жестокости, дерзости и числу жертв сравнимое с известным убийством одиннадцати человек, среди которых было несколько криминальных авторитетов, в ЧОП "Гроза" несколько лет тому назад. Около двенадцати часов вечера в приемную заместителя начальника РУБОПа капитана Курганова поступил звонок из ночного клуба "Юниверс-РУ", который, как известно, является одним из первых так называемых Интернет-кафе в нашем городе. По вызову выехала опергруппа. В приемной кабинета владельца "Юниверса" Романа Рублева обнаружены трупы личного охранника Рублева - Андрея Круглова, и секретарши Рублева - Инны Смирновой. В кабинете же находился сам Рублев, застреленный тремя выстрелами в упор, в грудь, с четвертым контрольным - в голову. Кроме того, непосредственно на входе в клуб был обнаружен труп Виктора Самсонова, еще одного сотрудника службы безопасности "Юниверса". Перечисленные охранники являлись сотрудниками частного охранного предприятия "Конунг". Директор "Конунга" Анатолий Липский согласился ответить на вопросы
нашего корреспондента Егора Кручины».
        Наташа подняла глаза на Краснова: тот сидел неподвижно, мягко поглаживая плавными движениями пальцев круглый подбородок. Лицо его было мрачно и сосредоточено.

«- Анатолий Павлович, вы предполагаете, что это преступление носит заказной характер?
        - Несомненно. Иные версии просто не имеет смысла рассматривать. Конечно, это мое личное мнение, но тем не менее… Сотрудники моего агентства - профессионалы высокого класса, и то, что преступникам или преступнику удалось выполнить заказ и уйти незамеченными, указывает, что работали очень серьезные люди. Роман Ильич Рублев был нашим проверенным деловым партнером, наши люди работают в охране его клуба уже давно, и, могу сказать, нам приходилось сталкиваться с попытками покушения на Рублева. То есть попыткой. Четыре месяца назад. Тогда преступники не были найдены, но, надеюсь, на этот раз все будет по-другому. Я сам буду помогать следствию всем, чем могу.
        - Ведь это именно ваши люди вызвали оперативников, не так ли?
        - Да. Я же говорил…»
        На этом запись оборвалась. Наташа закурила сигарету, а потом произнесла:
        - Саша, закажите мне водки.
        Краснов кивнул.
        После того как Наташа выпила принесенную ей в графинчике водку, даже не посмотрев на нарезанный дольками лимон и салат с идиотским названием «Маугли-Пикантный», она закурила сигарету и произнесла хрипловатым, но, в сущности, спокойным голосом:
        - То есть вы утверждаете, что это Владимир убил всех тех людей, Саша? Вы думаете, что он… что это он?
        - А вы так не думаете? Вы хорошо прослушали тот, первый разговор? Может, вам стоит прослушать его еще раз, чтобы запомнить получше?
        Наташа качнула головой:
        - Нет, спасибо. Такие разговоры по два раза не слушают. Хотя бы потому, что врезаются в память с первого.
        - Тогда вы должны помнить голос человека, которому Владимир звонил из своей машины и докладывал, что Рублев склеил ласты, а Самсона и Круглого - то есть охранников Самсонова и Круглова - тоже убрали. Кажется, этот голос звучал довольно отчетливо.
        - Да, я все расслышала, - тихо сказала Наташа. - Я знаю голос Анатолия Павловича. Я два раза встречалась с ним на каких-то банкетах. Только… Только у меня в голове не укладывается. Влад… Анатолий Павлович… и эти убийства. Как же такое может быть?
        Она посмотрела на Краснова, как будто он мог дать исчерпывающий и способный успокоить ее ответ. Но тот сидел, нахохлившись, как настороженный и изготовившийся к драке воробей. Даже редкие волосы на его макушке как-то вздыбились и растрепались, а лицо побагровело, отчего пухлый детектив, в самом деле тяготеющий к полнокровию и апоплексии, приобрел откровенно комичный вид.
        Но Наташе было не смешно.
        - Что же теперь делать? - растерянно произнесла она, только сейчас неожиданно понимая, что, в сущности, ничего не знала о Владимире Свиридове, о роде его занятий, пристрастиях, наклонностях. О его прошлом. О том, на что он способен. Она подумала, что вялые слова, которые он принужденно-добродушно цедил из себя, приходя с дежурства, были совсем не тем, что он хотел бы сказать, они были маской, лживой маской, полностью устраивающей его.
        Он обманывал ее. С самого начала обманывал. Быть может, только в ту, самую первую ночь он был искренен, а потом надел маску, сделавшую его чужим - просто она сразу не поняла этого. Да, он обманывал ее. Нет, не эти голые девки, которые сосут ему член и становятся раком по одному его кивку… Нет, они как раз неважны. Это можно простить. Но то, что он стал убийцей и был всегда убийцей, потому что не может дебютант в деле смерти сработать так хладнокровно и четко, как в этом «Юниверсе»… Этого нельзя простить.
        И еще - Димка…
        Она едва удержала стон, подумав, что у нее с этим чужим и новым для нее человеком, который мог хладнокровно замочить четырех живых людей, а потом как ни в чем не бывало развлекаться со своим Фокиным в обществе проституток, - с этим чужим человеком у нее есть сын.
        Который не знает, что его папа убийца, который просто хочет, чтобы у него был папа.
        Свиридова решительно вскинула на Краснова глаза и сказала:
        - Что вы намерены делать?
        Он пожал круглыми плечами:
        - А что я должен сделать как всякий законопослушный гражданин? Отнести эту пленку и этот диск куда следует. То есть в ментовку.
        - Почему же, в таком случае, вы принесли этот компромат мне, а не в ментовку? - жестко спросила Наташа. - Ведь вы могли отнести. Почему же вы этого не сделали, Краснов? Что вам нужно?
        - Вы сильная женщина, Наташа, - одобрительно сказал детектив. - С такой можно не крутить и не вилять вокруг да около, а говорить сразу, напрямик!
        - Так говорите! - бросила она и судорожно закурила, стряхивая пепел прямо на столик.
        Краснов выдержал паузу, неопределенно улыбаясь и наблюдая за ней. Как-то сразу он сделался похож на сладкого, липкого, вкрадчивого паучка, уверенно, плавно и нагло опутывающего ее, Наташу, круглыми и бесстыдными, как он сам, словами.
        - Что мне нужно? - произнес он наконец. - То, что мне было нужно с самого начала, только в существенно больших масштабах.
        - Значит, деньги?
        - Деньги.
        - Сколько? - в упор спросила Наташа. Спросила, как выстрелила. И с каким удовольствием она и выстрелила бы, но не этим вопросом, в котором за деревянной, наигранной выдержкой беспомощно пузырился страх, не этим вопросом, а пулей - точно такой же пулей, какую ее муж Владимир всадил этой ночью в грудь живого человека. - Сколько? - повторила она, и голос ее дрогнул.
        - Двадцать пять тысяч.
        - Двадцать пять тысяч? Рублей?
        И тут Краснов впервые дал волю сарказму, который долго, слишком долго путался в паутине липких, вкрадчивых слов и только теперь прорвался на простор:
        - Долларов, моя милая. Долларов. За Рублева рублями грешно платить.
        Наташа механически затушила в пепельнице сигарету, захлопала ресницами и выговорила:
        - Двадцать пять?.. Да где же я возьму вам двадцать пять тысяч долларов?
        Краснов скривил угол рта и ответил:
        - Хорошо. Не надо искать деньги. Я просто отнесу эти материалы в прокуратуру. Там найдут им должное применение без всяких денег. - Он усмехнулся. - Не надо смотреть на меня с таким подчеркнутым презрением. Возможно, потом вы меня еще благодарить будете. Ведь вы и не подозревали, каков на самом деле ваш Володя. Ведь вам еще воспитывать сына. Ведь вы думали, Наталья Михайловна, что вам еще воспитывать сына, который во всем будет стараться походить на папу. Он на Влада даже внешне походит, не так ли?
        - Я скажу Владу, и он вас уничтожит, - сквозь зубы процедила Наталья. - Вы ничего не успеете сделать.
        - О, не сомневаюсь. Что-что, а уничтожать господин Свиридов, судя по всему, умеет. Роман Рублев и эти ребята из «Конунга» могли бы вам порассказать многое… Если бы уцелели.
        Наташа снова закурила. Перед глазами мутилась пелена, но в голове простерлась жуткая, ошеломляющая ясность. Гулкая, отчетливая, как пустота заброшенного колодца.
        Свиридова больше не медлила. Выбора не существовало: она не могла позволить погубить Влада, кто бы он там ни был на самом деле.
        - Хорошо, - бросила она. - Я найду деньги. Когда они вам будут нужны?
        - Я не буду вас торопить. Чтобы собрать такую сумму, понадобится время, - возвращаясь к своей вкрадчивой, размеренной манере ведения разговора, проговорил детектив. Как он не был сейчас похож на того жизнерадостного, улыбающегося, словоохотливого человека, каким впервые предстал перед Наташей. - Ведь домохозяйка, всю жизнь проведшая у плиты, не сразу сможет сориентироваться без помощи мужа, не так ли?
        Слова «без помощи мужа» были акцентированы, словно подчеркнуты толстой красной чертой.
        - Ведь я надеюсь, что вы будете благоразумны и ничего не скажете Владимиру? - добавил Краснов.
        - Да. Я ничего не скажу ему.
        - Вот и прекрасно. Я дам вам… - Краснов сделал паузу, размышляя или делая вид, что размышляет, мягко погладил округлый подбородок и наконец сказал: - Я дам вам один месяц. На этот период я гарантирую, что материалы касательно вашего мужа не отправятся в прокуратуру. Если только, конечно, оперативники сами не вычислят, кто реально стоит за убийством Романа Рублева. Но. - Он покрутил пухленьким сосисочным пальцем перед носом Наташи, и она поймала себя на мысли, что, будь у нее ножик или вилка, она не устояла бы перед искушением и полоснула бы по этому «мясному пищевому продукту». - Но тут есть одно «но». Ни в коем случае не пробуйте устранить меня физически. Даже в случае, если вы все-таки расскажете все Владимиру, вашему мужу, и он решит меня убрать… А если вы ему расскажете, он так и решит, и вы его не отговорите. Так вот, даже в том случае, если меня убьют, ничего хорошего из этого не выйдет. Я представил вам копии материалов. Подлинник записи разговора лежит в месте, откуда его тотчас же заберут и отправят куда полагается, если со мной что-то случится. Это понятно, многоуважаемая Наталья
Михайловна?
        Наташа еле заметно кивнула.
        - Да, чуть не забыл, - спохватился Краснов. - Фотографии можете оставить себе. Посмотрите на досуге повнимательнее. Вы же за них заплатили.
        Он поднялся и, чуть наклонив голову в подчеркнуто вежливом прощальном жесте, добавил:
        - Всего наилучшего. Не пытайтесь искать меня и звонить ко мне на работу. Это лишнее. Ровно через месяц я сам позвоню вам. И тогда мы решим, как нам наименее болезненно расстаться и навсегда забыть о существовании друг друга.
        Исполнив этот романтический пируэт, детектив Краснов ретировался.
        Глава 6
        РАБОТА
        Свиридова не пошла домой. Вместо этого она направилась к Ленке Любимовой. Пожалуй, с ее расторопностью, ушлостью и умением легко срывать деньги, она единственная могла что-то посоветовать Наташе. Помочь.
        К тому же Наташа не хотела видеть Влада. Просто потому, что не знала, как она воспримет его. Еще до конца не поверила в то, что он способен убивать, вот так - хладнокровно и цинично, как рубить виноградные лозы, - а потом, фактически не забыв плотного и надежного ощущения пистолета в ладони, тащиться к блядям и купаться в их обществе, как в теплом джакузи.
        Она не хотела верить - но факты были слишком беспощадны.
        Увидев Наташино полотняно-белое лицо, Ленка ахнула и потащила подругу на кухню, где Наташа одним духом хлопнула водки и Ленка за компанию. Придерживая пальцами сведенное судорогой горло, гостья хотела было выдавить из себя короткий и ошеломляющий рассказ, но вместо этого просто сказала:
        - Понимаешь, Ленка, тут такая ситуация. Я не шучу. Мне через месяц нужно двадцать пять тысяч.
        - А ты что, у Влада не можешь попросить? У него и больше найдется.
        - Ты не поняла. У него мне просить нельзя. К тому же мне нужно двадцать пять тысяч - но «зеленых».
        Ленка подняла на Свиридову округлившиеся глаза, хотела что-то сказать, но от наведенного на нее взгляда неподвижных Наташиных глаз ей внезапно стало жутко.
        - Да ты че, мать? - пробормотала Ленка. - Правда, что ли? Полсотни «тонн»? Да это же… Зачем тебе такая прорва «бабок»?
        - Мне очень нужно, - застывшим голосом ровно повторила Наталья. - Любой ценой. Через месяц.
        Ленка уже оправилась от первоначального изумления и обрела свои лучшие деловые качества.
        - Двадцать пять тысяч, говоришь? - медленно переспросила она. - Да, многовато. Многовато. Когда они тебе нужны?
        - Через месяц - крайний срок.
        - Тебя что - кинули? На лавэ подписали? Так ты скажи Володьке и родственничку своему, Фокину, может, они разрулят. У них же контора вроде как серьезная.
        - Нельзя Свиридову говорить, я же тебе сказала, - покачала головой Наташа и зябко передернула плечами, как будто ее прохватило порывом ледяного ветра. - Если бы он мог решить эту проблему, то разве я не обратилась бы к нему раньше, чем к тебе? Вот, посмотри.
        И она подала подруге пачку фотографий.
        Ленка быстро просмотрела их, меняясь в лице, бросила на пол и произнесла:
        - Это за них у тебя требуют?..
        - Да нет, конечно! - перебила Наташа. - Просто эти фотки… Так, еще один легкий штришок.
        - Ничего себе - легкий! Да тяжелое порно, а ты говоришь: легкий штришок! И что же ты теперь думаешь делать с Владом? Расходиться, нет?
        - Нет, совсем другое. И давай об этих фотографиях больше не будем. Черт с ними. Мне нужны деньги.
        Ленка решительно налила себе и Наталье еще водки, а потом сказала:
        - Так. Рассказывай. Я вижу, Наталья, ты в крупную передрягу влипла.
        Наташа посмотрела на серьезное лицо подруги, ее слегка приоткрытый рот и глаза, в которых светилось тревожное любопытство, - и покачала головой. Нет. Ленка, конечно, прекрасно хранит тайну, если дело касается недостаточного качества прокладок в соответствующие дни или постельных качеств нового знакомого, но тут нельзя доверяться даже ближайшей подруге.
        - Потом, - сказала Наташа. - Ты лучше мне посоветуй. Конечно, если ничего не можешь мне сказать, то я пойду и…
        - Погоди, что ты взъерепенилась! - прервала ее монолог Ленка. - Сядь и выпей. Вот я тебе налила. Не хочешь - не говори, я сама понимаю, что дело серьезное, а я человек легкомысленный.
        - Да не обижайся ты, - через силу выговорила Наташа. - Позже. Я потом тебе расскажу.
        Ленка поднесла водку к губам и, запрокинув голову, решительно вылила ее в рот. Наташа первый раз видела, что подруга вот так, почти по-мужски, хлещет крепкоалкогольное пойло. Да еще не дожив до вечера.
        - Значит, двадцать пять тысяч, - с расстановкой выговорила Любимова, - двадцать пять тысяч… А сколько у тебя есть сейчас?
        - У меня? Сейчас? Ну, тысячи две. Рублей. Влад дал на продукты.
        - Да нет, ты не поняла. Я имею в виду - что у тебя есть сейчас, чтобы можно было продать и выручить какую-то сумму?
        Наташа подняла брови.
        - Ну… Квартира, в которой я раньше жила, от бабки осталась.
        - Квартира? Она ведь у тебя трехкомнатная?
        - Двухкомнатная.
        - Ну, все равно. Считай, что семь, а то и восемь тысяч уже есть.
        - Семь-восемь?
        - А ты что думала? Была бы это московская квартира, тогда, конечно, и все двадцать пять, а то и тридцать было бы.
        Наташа опустила голову.
        - Ну, есть у меня еще драгоценности… Влад дарил. Но ведь там на две-три тысячи
«зеленых», не больше. И где же еще брать оставшиеся пятнадцать тысяч?
        - Ничего, прорвемся, - бодро сказала Ленка. - Видишь, «десятку» уже набрали.
        Наташа некоторое время молчала, глядя в пол и не слыша, что ей говорит подруга. А потом подняла на Лену глаза и отчаянным, ломким голосом выговорила:
        - Помнишь, Ленка, мы с тобой как-то ходили в ресторан? Ты говорила, что там на меня запал какой-то толстый мужик, потом от его имени звонили тебе, требовали дать мой телефон и адрес.
        - Ну?
        - Я так поняла: ему тогда приспичило, что ли. Золотые горы сулил. Так вот… Ленка, устрой мне с ним встречу. Может… Может, что и выгорит.
        - Значит, так, - после некоторой паузы выговорила Ленка. - Я думаю, тебе с этим мужиком связываться не стоит. Я тогда еле тебя уволокла от замечательных перспектив общения с ним. Ты хорошо подумала? Может, игра не стоит свеч, а?
        - Стоит, Лена, стоит. Так ты устроишь мне встречу с этим мужиком?
        Лена сжала губы и посмотрела на Наташу откровенно холодным, осуждающим взглядом, к которому примешивалась тревога. Хлопнула себя ладонью по колену и произнесла:
        - Ну хорошо, я тебе расскажу кое-что об этом человеке, а ты потом сама решишь: стоит ли тебе лезть к нему в лапы. И тем более в постель. Я правильно понимаю твои намерения?
        Наташа угрюмо молчала.
        - К тому же я сама не могу выйти на него, - добавила Лена. - Нужно привлекать третьего человека.
        - Рассказывай, - упрямо сказала Наташа.
        - Этот толстый мужик именуется Горин Валентин Адамович, совладелец ряда фирм, держатель контрольного пакета акций двух банков. В общем, ему, конечно, твои двадцать пять тысяч - это как два пальца обоссать, но вот только мочой или кровью будешь под себя ходить - это еще неизвестно, - жестко добавила Ленка. - Потому что этот Горин также известен как Багор, вор в законе, между прочим. Он, правда, вор в законе новой формации, по ихним воровским нормам не живет, но все равно коронованный. Вот так. Вокруг него такие конкретные типажи крутятся, к которым соваться - врагу не пожелаешь. Так что, Наташка, хочешь еще попадаться на глаза этому милому товарищу?
        - У меня нет другого выбора.
        - Что за выражения, Наташка? «У меня нет другого выбора». Как в тупых мексиканских сериалах. Ну ладно, - Ленка поднялась и окинула Наташу пристальным взглядом. - Тогда сейчас пойдем, но прежде нужно привести тебя в божеский вид.
        - В какой вид?
        - А в такой, чтобы все мужики снопами падали! В общем, так: переменим тебе макияж, - по пальцам начала перечислять Ленка. - Потом маникюр другой сделаем с педикюром, прическу сообразим новую. Платье я тебе свое дам погонять. Недавно один привез из Парижа… поклонничек. И туфли. Значит, так: сейчас идем в салон к моему парикмахеру. Ты говоришь, у тебя две тысячи?
        - Да, - механически ответила Наташа.
        - Хватит, - подытожила Любимова. - На салон хватит. Даже еще на продукты твоему Владу горемычному останется. В случае чего доплачу.
        - А зачем это все?.. Прическа, маникюр, салон? - произнесла Свиридова, оглядывая свое отражение в зеркале: по ее мнению, очень даже ничего, насколько она могла здраво оценивать свою внешность.
        Ленка покачала головой и, закурив сигарету, критически заметила:
        - Не потащу же я тебя в таком виде к Вороне.
        - К кому?
        - К Вороне. Воронова Эльвира Максимовна, директор центра… Э-э-э, в общем, содержательница элитной блядской конторы и хорошая приятельница Багра. Насколько у него вообще могут быть хорошие приятели, ну и особенно приятельницы, - скептически хмыкнула Ленка.

«Содержательница элитной блядской конторы»! Только с этими словами Наташа до конца осознала, на что идет ради получения хоть какой-то суммы в счет этих проклятых двадцати пяти тысяч долларов. «Блядской конторы»! Стоит ли игра свеч, в самом деле?
        Но тут же перед ее глазами всплыло лицо спящего Влада, каким она видела его сегодня днем, уходя на встречу с Красновым. Она не может пожертвовать им, кто бы он ни был. Если и не ради него самого, так ради Димки.
        - Пошли! - решительно сказала Наташа и поднялась со стула. …Зеркало снова и снова возвращало Наташе отражение какой-то новой, незнакомой, холеной женщины с контрастирующими с бледным лицом темными волосами, уложенными в сложную прическу. На обнаженных ее плечах лежали рукотворные блики, в больших влажных глазах мерцало бездыханное пламя свечей, горевших в канделябрах на выходе из элитного салона.
        Платье облегало стройную фигуру, длинные ноги, затянутые в ажурные чулки и обутые в дорогие туфельки на высоченном каблуке, заплелись в какую-то неловкую позицию, но нарисовавшаяся сзади Ленка Любимова хлопнула ладонью по Наташиному бедру, и правая нога ее пружинисто распрямилась, а левая, проехав каблуком туфли по полу, немного согнулась в колене и застыла в игривой позиции из боевого арсенала подиумных моделей.
        - Шарман, бля, как сказала француженка, приехав из России, - констатировала Ленка, одобрительно разглядывая преобразившуюся под руками визажиста, стилиста и парикмахера подругу. - Тебя еще поднатаскать, и будешь в полном порядке. В высший свет можно будет выводить.

«Так говорит, будто сама день и ночь вращается в этом самом высшем свете. Из кабинета директора архитектурного института в отдельную кабинку ресторана и далее по обстоятельствам - вот и все Ленкино кружение в бомонде», - с еще не изведанным ожесточенным раздражением подумала Наташа.
        - Ну что, ты просто поражаешь наповал. Теперь можно и к Вороне, - сказала подруга.
        Наташа внезапно рассмеялась и произнесла:
        - Тебе, наверно, часто приходилось выступать в роли сводницы? Ты с таким увлечением в эту роль входишь, любо-дорого смотреть.
        Ленка чуть откинулась назад, пригладила волосы и довольно холодно произнесла, чеканя каждое слово:
        - А вот так, Натуля, мы не договаривались. Ты попросила, я стараюсь тебе помочь. Так что не надо вот этого… чистоплюйства.
        Наташа промолчала: после того как она поняла, что совершенно не знает своего мужа, своего Влада, который ей в действительности не принадлежит, да и себе не принадлежит, что она даже не подозревает, кто он такой на самом деле, - после этого она начала подозревать, что и о своей лучшей, можно сказать, единственной задушевной подруге ничего, ничего не знает. И что Лена Любимова совсем другая, чем казалась во время сплетен на свиридовской кухне и редких, но разудалых похождений в рестораны…

* * *
        Прошла неделя.
        Влад Свиридов сидел в несвойственной ему задумчивой позе, подперев подбородок кулаком, и внимательно смотрел в окно.
        В сущности, ничто из наличествующего снаружи его особенно не интересовало. Раскачивались под ветром растущие перед домом деревья, здоровенный кот залез на вяз и притаился на ветке, вероятно, подкарауливая зазевавшуюся птичку; через двор важной походкой шла роскошно одетая жирная баба из соседнего элитного дома, которая вела на поводке чудовищно раскормленного пса, до того заплывшего жиром, что трудно было определить, к какой породе он относится. Пес подражал хозяйкиной походке и переваливался с одной кривой толстой лапы на другую.
        За толстой бабой шел верзила - по всей видимости, телохранитель. Черты его лица сильно смахивали на морду пса на поводке. Похоже, верзила и пес были близкими родственниками.
        Влад взял с подоконника чашку кофе и, подержав ее на весу, снова поставил. Его заботило совсем другое.
        Наташа.
        За последние дни она сильно изменилась. Свиридов никак не мог понять, чем же вызвано такое изменение в характере жены. Всегда веселая, покладистая, а если несносная, то - очаровательно-несносная, теперь Наташа стала какой-то не такой. Влад, прекрасно разбиравшийся, скажем, в оружии, автомобилях или футболе, признавался себе, что ничего не понимал в женщинах и уж тем более в «тонких движениях женской души», как заявил ему недавно драгоценный тесть Михал Иваныч. Сей фрукт, судя по всему, меньше всего был озабочен тем, что его дочь пошла на непонятную работу и сильно переменилась - буквально на глазах. Он говорил, что
«м-ма-ая Наташка всегда была д-деловая», и в доказательство приводил какую-то историю с проданным в Караганде гаражом.
        Влад слышал эту историю раз сто - один раз от Наташи, один раз от Фокина - и еще девяносто восемь под рюмочку от Михаила Иваныча, и потому аргументация казахстанского гостя его откровенно раздражала.
        Наташа действительно стала не такой, как раньше. И это настораживало Влада, ибо никаких видимых причин для такого он не видел. А ту возможную причину, которую он иногда цеплял краем сознания и тут же отгонял, нет, об этом он не хотел и думать.
        Он вовсе не предполагал, что Наташа может узнать о том, кто провел физическую ликвидацию Романа Рублева, его секретарши и двух охранников из «Конунга». Это даже в голову ему прийти не могло. Если она в самом деле переменилась ко мне, думал Влад, так это, может быть, она узнала о какой-то очередной измене своего мужа с очередной же дамой легкого поведения или старой подругой. Но это вряд ли - сотрудник частного охранного агентства Владимир Свиридов, прошедший через горнило жуткого прошлого, хорошо умел прятать концы в воду.
        А что касается Рублева… Так об этом он тоже думал, но безотносительно к Наташе. Думал хотя бы потому, что повесткой был вызван на допрос в прокуратуру, а потом на ковер к капитану Курганову из шестого отдела УБОПа. Ничего особо ошеломляющего Владу там не сообщили, особо резких и конкретных вопросов не задавали, да Свиридов этого и не ожидал: капитан Курганов был старым другом шефа, Анатолия Палыча Липского.
        Свиридов повернул голову. В кухню бесшумно вошла Наташа и привычно чмокнула мужа в щеку холодным утренним поцелуем. Он был тем более холоден, что не было никакого утра, за окном накипали сумерки, кот на ветке заснул, а жирная собака прикорнула к ноге своей задремавшей на лавке хозяйки и лениво дергала хвостом. Родственник пса, верзила-телохранитель, помахивал пистолетом, распугивая нахохленных старушек-диверсанток из дома напротив.
        Наташа была уже одета и накрашена. Что она в последнее время делала лучше, чем раньше, - это наводила макияж и все такое из женских штучек. Конечно, теперь ее видит не только муж, но и куча других мужиков, так что надо выглядеть существенно лучше, раздраженно подумал Свиридов.
        - Ты уходишь? - спросил он.
        - Да.
        - Ты же сегодня не была на этой своей работе, а теперь на ночь глядя куда-то уходишь.
        - Ленка пригласила посидеть в ресторане, - не моргнув глазом, соврала Наташа. - Потрепаться. Есть один разговорчик…
        - Много что-то у тебя в последнее время стало разговорчиков, - с досадой сказал Свиридов и одним глотком допил уже остывший кофе.
        Наташа рассеянно прищурилась на него и спросила:
        - А что? Нельзя? Как тебе по неделям дома не быть, так это можно, а мне - так сразу же возникают неуместные разговоры и взгляды косые.
        - Димка… - заикнулся было Влад, но тут же был перебит дражайшей супругой.
        - Мы же наняли няню? Наняли. Хорошую, с рекомендациями. Толстую.
        - Со мной почти не…
        - А ты раньше со мной много общался? Пришел, увидел, пое… поел - и все общение, - отозвалась Наташа, разглядывая свои прекрасно наманикюренные ногти с таким неподдельным интересом, словно это была какая-то уникальная драгоценность.
        Свиридов решительно повернулся к жене и, хлопнув узкой аристократической ладонью по столу, сказал:
        - Так, Наташка! Нам надо поговорить. Не с Ленкой тебе трепаться надо, а со мной… Поговорить серьезно.
        - Давай, - равнодушно согласилась Наташа.
        Влад подался к ней, окинув цепким взглядом элегантную фигуру (откуда что взялось, ведь еще недавно по дому в бигудях и потертом халате рассекала?!), и проговорил:
        - Я не пойму, Наташка, объясни мне. Что с тобой происходит?
        - Со мной? - пожала плечами жена. - Со мной - ничего. Ничего плохого, я имею в виду.
        Свиридов покачал головой:
        - Нет, ты не поняла, я имею в виду… - Он замешкался, подбирая слова, нервно потер небритый подбородок. - Я имею в виду, что ты обходишься со мной, как будто я чужой.
        - Чужой? - Наташа улыбнулась так весело, словно Влад сказал какой-то очаровательный милый пустячок, а не выгорбатил корявую фразу, в которую попытался вложить снедающее его недоумение и смутную тревогу. - Какой же ты чужой, дорогой? Чем ты недоволен? По-моему, в последнее время ты на меня в постели как раз не жалуешься.
        - Да я не про это… - досадливо поморщился Свиридов, против воли припоминая Наташку этой ночью - страстную, ненасытную, как дикая кошка, то бросающуюся на него, скользящую по нему всем телом и доводящую до головокружения и мучительного экстаза, то замирающую и выгибающуюся, тяжело дыша полуоткрытым ртом. Да, что-что, а секс в последнее время… Секс в последнее время - единственное, что стало лучше, чем раньше.
        - А про что же? Про то, что я обеды тебе не готовлю? Так у нас же теперь эта самая, горничная, и готовит она гораздо лучше, чем я. Так что, дорогой, сам выдумал себе проблему, сам и кумекай, куда бы ее подальше запихать. А я пошла.
        Влад поднялся в полный рост и, шагнув к Наташе, спросил в упор, раздувая ноздри:
        - Ты что, мужика себе завела, что ли?
        - А ты еще ударь меня, Влад, - вскидывая на него безмятежные светло-синие глаза, предложила Наташа. - Удар у тебя поставленный, я знаю. Глядишь - и поможет. Стану прежней занюханной лахудрой в бигудях и брошу выпендриваться.
        Свиридов, отдуваясь, тяжело рухнул на табурет.
        Именно в этот критический в семейной жизни Свиридовых момент в кухню вошел Михал Иваныч с шестью бутылками пива в руках, веселый и цветущий, во владовском костюме и зятьковской же рубахе (Наташа решительно запретила отцу ходить в той, с позволения сказать, одежде, в которой он приехал погостить).
        - Цапаетесь, а, сладкая парочка? - весело проговорил он. - Ниче, милые бранятся - только тешатся. А я вот за пивом сгонял. Сегодня же футбол по телевизору. Нельзя всухую-то: проиграют.
        Михал Иваныч выдал это с таким искренним убеждением, что Наташа не удержалась от ироничной улыбки:
        - Ты в прошлый раз тоже так говорил, папа. А потом заснул на середине второго этого, тайма. Я телевизор выключила, а ты проснулся через полчаса после окончания футбола и начал кричать: какое такое безобразие, почему матч не дают смотреть?
        Михал Иваныч пожал массивными плечами и открыл пиво зубами.
        - Ну-ка, Володька, будешь? - протянул он вторую бутылку.
        Свиридов качнул головой и буркнул:
        - Давай… А че за футбол-то сегодня?
        Михал Иваныч, одним глотком залив в глотку половину содержимого бутылки, оживленно забубнил что-то о предматчевых раскладах и прогнозах.
        Кажется, мужчины нашли общую тему, подумала Наташа. И вышла из кухни.
        Сегодня ей предстояло ехать на выезд. С отвязанным бисексуалом Серегой-Сергейшей, по совместительству учившимся на театральном факультете, Светкой Морозовой и Ирой Чумаковой. Наташа прекрасно понимала, что Влад уже заподозрил неладное. Ну и черт с ним. Ведь это из-за него она по собственному почину угодила в такой переплет. Она не хотела задумываться о том, что же будет дальше, после того, как она откупит эти компрометирующие материалы… Если откупит.
        Если хватит денег.
        Но даже если хватит - она пока не представляла, как жить дальше. Что жить дальше надо, что никакого надлома, никакого надрыва, никаких мыслей о самоубийстве от безысходности - это понятно! Еще не хватало…
        Наверное, чтобы не допускать подобных мыслей, копания в себе, в смутных предчувствиях ближайшего будущего, она в последнее время много пила. Не настолько много, чтобы нажираться, как ее папаша и Свиридов, - но все же…
        Наташа подошла к зеркалу и окинула себя пристальным взглядом: хороша. Хороша Наташа, и к тому же ваша. Ваша - кто заплатит в кассу агентства достаточно денег.
        Свиридова достала из бара бутылку мартини, налила себе бокал и быстро выпила. Не смакуя, не цедя глоточками - опрокинула, как водку. И тотчас же застрекотал сотовый.
        - Ты где там? - раздался в трубке голос Сергейши, манерно тянущий гласные. Настраивается мальчик на работу. Обычно он говорит по-другому. - Мы ждем тебя в машине на углу Радищева и Казанской через пятнадцать минут. Ты уже готова, я думаю?
        - Да.
        - Вот и чудненько. Скажу тебе, Наташка, - Сергейша таинственно понизил голос, - скажу тебе, что какие-то серьезные дяденьки нас оформили.
        Наташа вздрогнула.
        - Совсем серьезные. Я даже удивился, когда узнал, что и тебя берут, - продолжал трещать тот. По всей видимости, экс-массажист московской поп-звезды уже успел перехватить какой-то «дури». - Обычно новеньких на порожняке обкатывают - цуциков всяких левых, кто по году копил на девочку, ублажать. Или гопоту закидную.
        - Ну да, - машинально выговорила Наташа.
        - На загородную виллу поедем. Говорят, будет высокое общество. По крайней мере, бабок они не считают - я сегодня в платежку Вороны залез. От нулей в глазах зарябило. Вот такие дела. До встречи. Чао!
        Наташа положила телефон в сумочку и пошла к входной двери. В этот момент в прихожую вышли Влад и уже не совсем твердый на ногах Михал Иваныч.
        - И когда ты вернешься? - хмуро спросил Свиридов.
        - Да я скорее всего у Ленки ночевать останусь.
        - Угу, - хмуро процедил Владимир. - У Ленки ночевать. Понятно.
        Наташа открыла дверь и вышла из квартиры, и вслед ей выковылял заплетающийся возглас Михал Иваныча:
        - Ты, дочка, это самое… только не дури! А то Во-ло-дька - вон он как. В-в-вол-ну-ица…
        Сразу же после ухода Наташи Влад нырнул в джинсы, накинул на плечи ветровку и начал решительно обуваться.
        - Ты куда? - недоуменно спросил Михал Иваныч. - Э-э, Володька, а футбол?
        - Какой там еще футбол? - пробурчал Свиридов. - Пойду-ка я посмотрю, к какой там Ленке она так вырядилась и намазалась.
        - Э, брат, да ты чистый Отелло! М-м-м… Я, помнится, в молодости тоже было заподозрил, стало быть, что Нинка, моя жена, Наташкина мать, стало быть, от меня гуляет. Так я проследил… Она пришла к своей подружке, а той дома не было, это я точно узнал. - Михал Иваныч сделал таинственное лицо и большие глаза, но быстро и нервно одевающийся Свиридов этого не заметил. - Точно узнал, она в этот день к родителям уехала, а моей, стало быть, ключики-то от хаты оставила, чтобы там шуры-муры разводить. Я притаился около двери, ну, думаю, поймаю я этого козла и покажу ему ммммать достопочтенного Кузьмы! Смотрю, идет мужик. Идет и оглядывается. Ну, думаю, вот ты и попался, прелюбодей… Любо… юбо… еб его в жопу мать! - наконец выговорил Михал Иваныч. - И глаза еще такие вороватые. Я, значится, подскочил и его бутылкой по голове - хвать!
        - Какой бутылкой? - спросил Свиридов, прицепляя к брючному ремню сотовый и засовывая за пояс пистолет.
        - Как какой? Вводочной! Мне же волнительно было. Вот так собственную жену выслеживать… Я человек семейный, нервный, не Нат Пинкертон какой-нибудь. Вот и принял успокоительного. А он, мужик этот, в аккурат к последнему глотку появился.
        И Михаил Иванович начал с не меньшей решимостью, чем Владимир, надевать туфли, не прекращая вещать о своих молодых похождениях:
        - Мужик этот в отруб сразу пошел. А потом оказалось, что он озирался вовсе не потому, что к моей жене шел. Оказался этот прохиндей мошенником и вором, которого милиция искала. Расхититель социалистицкой собственности! Да, чуть не забыл. Меня потом за политическую сознательность и помощь при поимке опасного преступника это… грамотой почетной наградили!
        - Ага, - механически сказал Влад. - Посторонись-ка, Иваныч, всю дверь загородил. А куда это ты собрался?
        - С тобой, - ответил верный муж и заботливый отец, и только тут увидел, что за поясной ремень Влада заткнут пистолет. Широкое лицо Михал Иваныча вытянулось.
        - А эта-а-а што такое? Зачем пистолет? Ты мне это… Нечего тут Отеллу изображать.
        - Михал Иваныч, ну потом мы с тобой поговорим! - воскликнул Свиридов, пытаясь проскользнуть мимо несносного карагандинского родственничка.
        - Куда - потом? Я тебе не это… не там! Пойдем-ка, брат, вместе.
        Влад взвыл и попытался было улизнуть, но тесть оказался неожиданно проворен и ухватил его за руку:
        - Ты, значит, будешь за моей дочкой с пистолетом гоняться, да еще нетрезвый за руль сядешь и вообще… А я, значит, тут буду сидеть, как дурень плешивый, и ждать, чем же это все кончится? Не-е-е!
        Свиридов запыхтел и попытался вырваться, но Михал Иваныч оказался слишком крупногабаритен и могуч, чтобы с ним проходили такие штучки. Конечно, Влад смог бы применить болевой прием, но уродовать тестя ему показалось отвратительным. И Владимир сдался.
        - Черррт с тобой, папаша! - рявкнул он. - Поехали. Только в ухо не гнусить,
«мусоррра - козлы!» не кричать и за руль не хвататься, как в прошлый раз, когда в казино ездили!
        Глава 7
        РЕВНОСТЬ ВЛАДИМИРА СВИРИДОВА
        В то же самое время, когда Наташа выходила из дома, в шикарной двухуровневой квартире, в элитной десятиэтажке двумя кварталами ближе к Волге, происходила другая трогательная сцена прощания супругов.
        Кирилл Яковлевич Нагога, которого его коллеги по администрации области за глаза звали Синагога (хотя Кирилл Яклич не имел ни малейшего отношения к евреям и происходил из «незалежного» Львова, любил борщ и галушки), говорил жене жирненьким дребезжащим баском:
        - Галочка, я пошел на работу, у нас там совещание насчет отсроченных кредитов…
        - Лучше бы с собакой погулял, ирод, - проворчала жена, пытаясь застегнуть пуговицу халата на своей разъехавшейся многокилограммовыми окороками груди. - Совсем уже пешком ходить бросил. Зажирел.
        - Вот сама бы и погуляла. Ты тоже особой худобой не отличаешься, - не остался в долгу Кирилл Яковлевич.
        - Я сегодня и гуляла.
        - Как, одна?
        - Да нет, с Андреем. Разве в наше время таким людям, как мы, можно выходить без охраны?
        Кирилл Яковлевич отвернулся, и на его толстом лице досадливо выразилось: да к таким людям, как ты, дорогая Галочка, хоть с охраной, хоть без охраны - все равно подойти боязно. Да еще когда перед тобой на поводке тащится жирный ротвейлер с вечно голодным свирепым взглядом.
        - Когда вернешься? - спросила жена.
        Кирилл Яковлевич озабоченно заглянул в черную папку, перелистнул там какие-то бумаги и сказал:
        - Наверно, не раньше чем к утру. Переночую у себя в кабинете. Ты, если что, звони мне на сотовый.
        - Позвоню, - угрожающе посулила Галочка.
        Кирилл Яковлевич тяжело бухнулся на заднее сиденье своего недавно приобретенного серебристого «Кадиллака» (одного из пяти «Кадиллаков» во всем городе!), деловито раскрыл черную папку, куда он с таким деловым видом заглядывал дома, и вынул оттуда журнал «Пентхауз», на обложке которого красовалась голая красотка в обнимку с раскрытым ноутбуком. Тоже деловая женщина…
        - Поехали, - скомандовал Нагога.
        - Куда, в администрацию?
        - Какую там еще срацию, е-мое? В Сосновку, на дачу Горина. Он там сегодня, говорят, устраивает большой прием.

* * *
        Влад и Михал Иваныч выскочили из подъезда и увидели, что Наташа сворачивает за угол. Свиридов запрыгнул в салон своего «Фольксвагена» и, едва дождавшись, когда его примеру последует драгоценный тесть, сорвал машину с места и осторожно вырулил из двора.
        Наташа садилась в черную «Ауди», за рулем которой Влад успел разглядеть детину с затылком бритой обезьяны.
        Владимир коротко раздул ноздри и скверно выругался. По красному лицу Михал Иваныча скользнула мрачная тень и ушла в глубоко посаженные глаза, после чего его веселая и несколько пьяненькая физиономия приобрела угрюмое и сосредоточенное - совершенно трезвое выражение.
        - Вот видишь, папаша, - брякнул Влад внезапно ставшим неподъемным языком. - А ты мне: Отелло, Отелло…
        - Чего там речи толкать, езжай за ней, - буркнул в ответ Михал Иваныч. - Сам вижу - не слепой.
        - Значит, хахаля завела, шалава, - пробормотал Свиридов, выворачивая на трассу, - к Ленке… Посмотрю я, что там за Ленка, к которой она ночевать поехала… Рога козлу посбиваю!
        Его губы сжались и побелели.
        Влад Свиридов - неожиданно для самого себя - оказался дико ревнивым человеком.
        Ехали в тишине. По салону удушливо перекатывалось молчание, нарушаемое только дыханием Свиридова и бульканьем пива, бутылка за бутылкой выливаемого в глотку Михаила Иваныча. Когда же пиво кончилось, он глянул в лобовое стекло, в котором, как приклеенные, зависли габаритные огни ненавистной «Ауди», и сказал:
        - Это что же, за город едут, что ли?
        - На шашлыки, - процедил сквозь зубы Влад. - Мясца свежего захотелось. Будет им мясцо.
        - Ты только это самое, Влад, полегче с ней, - встревоженно заговорил Михал Иваныч, крутя в пальцах пустую бутылку. - Ты мужик горячий, молодой. Я, конечно, понимаю, положение у тебя такое… Только ты тому уроду рожу вскрой, как полагается, а Наташку не трогай.
        - Да не трону я ее, - угрюмо сказал Свиридов. - Я баб вообще пальцем не трогаю. Хотя руки, честно говоря, чешутся…
        Еще через несколько минут Влад подался вперед, словно это могло помочь ему получше разглядеть преследуемую иномарку, и растерянно выговорил:
        - На Сосновку повернули. Там же одни «новые русские». Вот сука, на богатенького, значит, клюнула… Понятно теперь, чего она так вырядилась!
        Михал Иваныч, стремительно трезвея, украдкой посматривал на звереющего зятя.
        Он уже хотел предложить Владу развернуться и поехать домой, потому что и так все ясно. Вдобавок у этого богатого на даче может оказаться полно охраны, и, упаси боже, начнется перестрелка. Владимир же явно не в себе… Но в этот момент Свиридов вдруг резко ударил по тормозам и головокружительно выругался. Михал Иваныч уважительно подумал, что зря говорят - молодежь не та пошла: насчет выругаться предыдущему поколению сто очков вперед дадут!
        - Нельзя дальше ехать! - сказал Влад и неожиданно для Михал Иваныча ткнулся головой в лобовое стекло и сжал пальцами виски. - Нельзя. Дальше. Ехать.
        - П-почему? - выдавил Михал Иваныч, встревоженный новым поворотом в поведении Свиридова еще больше, чем недавним его бешеным гневом и явно прослеживающимися намерениями учинить расправу.
        - Потому что! Потому что знаю я это место. Бывал тут. Наша фирма его охраняла. Да и сейчас охраняет, наверно. Но разве мог я подумать, что вот так все повернется?
        - Как?
        Влад обернулся к тестю и сказал:
        - А ты просто не видишь. Темно уже. Да если бы и светло было, все равно бы не заметил. Тут осталось метров сто пятьдесят - двести до дачи Горина. Одного из клиентов нашей конторы. Да, наверное, и одного из хозяев. Если не одного-единственного. Вон там окна горят у него.
        - А почему нельзя проехать-то?
        - Потому что тут всюду понатыканы камеры наблюдения. Везде - на деревьях, на дорожных указателях, ну и все такое… Не успеешь и доехать, как развернут обратно да еще насуют в грызло по полной программе.
        - Но ты же говорил, что тут твоя фирма работает? Значит, охрана должна тебя… - И Михал Иваныч осекся, подумав, что сдуру навел зятя на опасную мысль, которая может привести к еще более опасным последствиям. Ведь оскорбленный в самых лучших чувствах мужчина может выкинуть любой трюк с непредвиденными осложнениями.
        Его подозрениям суждено было подтвердиться: на бледном лице Владимира проступил мрачный, багровый румянец. Уголки его рта даже дрогнули в конвульсивном усилии обозначить улыбку.
        - А вот это мысль, Иваныч, - вдруг проговорил он. - Отличная мысль. Почему бы не попробовать? В конце концов, лучше все, что угодно, чем стоять тут и думать, в какой позе ее сейчас там ублажают. Попробую… Может, выгорит.
        Михал Иваныч содрогнулся всем своим монументальным корпусом и проговорил с совершенно несвойственной ему нерешительностью:
        - Я вообще-то просто так говорил, фигурально. (Даже слово мудреное вспомнил, чтобы хоть как-то повлиять на задурившего зятя.) Володь, ну сука она, дочура. Но на рожон-то зачем лезть?
        - Не гунди, Иваныч! - с лихорадочной веселостью прервал его Свиридов. - Прорвемся. - И он щелкнул обоймой, загоняя ее в рукоятку своего пистолета. Михал Иваныч остолбенело смотрел на свиридовские манипуляции, а потом взъерошил седеющие волосы на затылке:
        - Ну вот, приехал к дочке погостить… Погостил, старый идиот.
        - А ты, дорогой тесть, сиди тут и не высовывайся, - сказал Влад. - Если что - звони мне на мобильник.
        - Откуда? - буркнул Михал Иваныч. - Тут что, телефонные автоматы есть?
        - О господи! В машине есть телефон. Встроен в панель управления. Вон, видишь кнопки? Нажмешь кнопку «Auto» и кнопку «2». И все - тут же дозвонишься на мой мобильник. Это называется ускоренный набор номера. Понятно, Михал Иваныч, или по второму кругу пройтись? - желчно добавил Влад, засовывая пистолет за пояс и застегивая ветровку.
        Тесть махнул рукой: дескать, проваливай. Все понятно. И с тобой тоже все понятно.
        Влад исчез в темноте, в громаде тяжелой, давящей тьмы, залегшей на подходах к светящемуся окнами черному корпусу горинской виллы, а Михал Иваныч потянулся в бардачок и с тяжким вздохом вынул оттуда початую бутылку коньяка, оставшуюся от достопамятного посещения казино на прошлой неделе.
        - Э-эх, молодежь! - выдохнул он и поднес коньяк к губам.

* * *
        Свиридов подошел к шлагбауму и постучал по нему кулаком. Из ярко освещенной каменной будки высунулась чья-то коротко остриженная башка и лаконично сообщила Владу, что он козел и что ему следует убираться подальше. Адрес был указан с точностью.
        - Бубон, ты, что ли? - наугад спросил Свиридов.
        И не попал. То есть почти не попал, но, как говорится в распространенной среди учащихся младших классов игре «морской бой», - «ранил». Башка покрутилась, щелкнула дверь, и вслед за ней, то бишь башкой, показался и сам ее обладатель. В камуфляжной форме и с автоматом «АКМ-У» на массивной шее.
        - Бубон вчера был, - сказал он. - А ты кто такой ваще? И че, пешкарусом причапал, что ли?
        - А ты меня не узнал, что ли? Недавно в «Конунге» работаешь, нет?
        Башка хмыкнула:
        - На хера мне твой гребаный «Конунг»? Липскому-шестерке яйца чесать? Да не, я у самого Багра. А «конунговские», типа твоего Бубона, тут иногда на подхвате шкуляют. Когда у нас какие темы поконкретнее нарисовываются и некогда… - Амбал окинул Свиридова пристальным взглядом и, внезапно сменив милость на гнев (решил, что нечего распинаться перед каким-то левым чуваком, причапавшим на своих на двоих и к тому же спрашивающим «конунговского» Бубона). - Так что ты давай двигай отсюда.
        - Ага, - спокойно проговорил Влад, пожимая атлетическими плечами. - Двигаю.
        И двинул. Да так двинул, что от удара Свиридова, угодившего по левой скуле не ожидавшего такой наглости хлопца, последний отлетел к будке. Перекувыркнувшись через голову, он попытался было снова встать на ноги, но Влад ловко ткнул охранника ногой в лоб.
        По всей видимости, амбал счел аргументацию нежданного визитера исчерпывающей и вырубился.
        Свиридов быстро содрал с охранника одежду, напялил на себя, пристроил на голову пятнистую желто-зеленую кепку и нацепил «АКМ-У».
        А потом направился к воротам, бормоча под нос:
        - Клоуна из меня делает. Изображай тут Рэмбо во Вьетнаме. Арнольда Шварценеггера в фильме «Коммандо»… Сучара, бля!
        Услышь эти слова Наташа, она сразу бы поняла, что адресованы они не только разделанному под орех охраннику, а - ей. Жене Свиридова.
        Владу вопреки всем его великолепным профессиональным навыкам, быть может, просто не приходило в голову, что за ним вполне могли наблюдать, вести его видеокамерами, что каждый его шаг мог быть известен хозяевам виллы и что они просто забавляются, глядя, как один-единственный болван решил в одиночку проникнуть на тщательно охраняемый объект. Можно быть профессионалом экстра-класса, но злоба и ревность - плохие помощники. Мужик, который почувствовал себя жестоко обманутым один раз, сразу забывает обо всем, в том числе о том, сколько раз он сам проделывал то, за что теперь обижается.
        Влад подошел к воротам, и тотчас с другой стороны решетки подошел массивный охранник с огромным сторожевым псом на поводке и спросил:
        - Эрик, ты, что ли?
        Голос был страшно знаком. Нет, таких совпадений не бывает. Лучше бы тут оказался человек, с которым можно было расправиться без всякой пощады. А тут - нельзя.
        Потому что это был Фокин.
        - Здорово, Афоня, - вполголоса сказал Влад. - Привет тебе от твоего родственничка.
        - Вован? Тебя что, шеф сюда вызывал?
        - Да нет, - ответил Свиридов. - Подъехал сам. Забрать надо отсюда одного человека.
        - Кого, этого жирного козла Нагогу на тебя повесили, что ли? Так он вроде с охраной, - засомневался Фокин, но воротину приоткрыл, и Свиридов проскользнул в проем. - Кстати, Влад, тебя в прокуратуру на ковер вызывали? Насчет этого Рублева?
        - Вызывали, - сказал Свиридов. - И в прокуратуру, и к Курганову в УБОП.
        Фокин почесал в голове:
        - Я сейчас вызову распределительный пост и скажу, чтобы тебя пропустили в дом. Если, конечно, тебя визировали. Да что я тебе объясняю, ты сам тут работал, знаешь не хуже меня. Тем более что у хозяина гости…
        - Давай, - равнодушно сказал Свиридов. - Только знаешь что, Афоня…
        Фокин повернулся к нему:
        - Что?
        - Не звони, а?
        - Почему это? Нет, Влад, и не проси. Меня тут же уволят, если узнают. Ты что, правил не знаешь?
        Влад понял, что больше не может медлить. Уговаривать своего друга, пусть даже лучшего и в конечном итоге все равно согласившегося бы на уступку, не представлялось возможным. Внутри все кипело, секунды шипели каплями расплавленного олова. И, быть может, пока он тут разглагольствует, его Наташа…
        Фокин тем временем повернулся к нему спиной и поднес к уху мобильный. Влад, решительно выдохнув, поднял руку, будто собирался дружески хлопнуть друга по спине, но в последний момент его ладонь изменила направление движения и жестким ребром ударила Фокина в основание черепа.
        Тот даже не охнул - просто снопом осел на землю, выронив так и не задействованный телефон.
        - Извини, Афоня, - пробормотал Свиридов. - Но иначе нельзя.
        Громадный пес-сторожевик оскалил мощные желтоватые клыки, но Влад осторожно опустился перед ним на корточки и положил руку на мощный загривок:
        - Спокойно, Фердинанд, спокойно. Ты что, меня не узнал? А Фокин просто прилег отдохнуть. Он вообще любит поспать. Особенно когда плотно поужинает под водочку. Так что успокойся, лохматый. Видишь, какая хорошая ночь? Люди тоже хотят спать, как и вы, собаки.
        Выговорив эту убалтывающую злобное животное чушь и добившись, чтобы Фердинанд, пес из конторы Липского, узнал своего, Влад оттащил в непроглядную тень под раскидистым деревом обмякшее громадное тело Афанасия, бормоча:
        - Ничего… Через пятнадцать минут очухаешься и будешь как новенький.
        В тот момент, когда он произносил эти слова, откуда-то сбоку до него донесся негромкий всхлип ужаса, и Свиридов, резко выбросив вперед руку в инстинктивном охранном движении, доведенном до автоматизма, угодил в лоб вышедшему из густого кустарника прямо на него долговязому парню в болтающейся на худой костистой фигуре толстовке. Парень на ходу застегивал ширинку и явно не относился к охране, потому что «залип» от одного касания Влада и повалился на аккуратно выстриженный газон.
        Его губы посерели, затряслись, а потом вышлепали дрожащее:
        - А… он как же?
        Дрожащий палец анемично завис в направлении греющегося под луной Фокина.
        - Ничего с Афоней не случилось, - холодно сказал Владимир и хлопнул парня по затылку ладонью. - Утомился он просто. Можешь провести меня в дом?
        - М-могу… Но вы…
        - Никого я не трону. Просто не хочу заранее беспокоить хозяев. Пусть будет сюрприз. Так поведешь?
        Парень, казалось, был дико напуган. На его лбу выступил пот, он что-то неразборчиво забормотал, и Свиридову пришлось ткнуть его носком туфли в бок, чтобы выцедить из него мало-мальски дохожее:
        - П-п… проведу? К Валентину Адамовичу? Но ведь… ведь вы киллер?
        - Какой я тебе киллер, болван? - резко оборвал его Свиридов. - Я тут работаю! Смотри, вон Фердинанд сидит спокойно и ничего мне не делает. Потому что знает меня. А если бы я сюда с улицы вломился, он бы мне давно в глотку вцепился. Злобная скотина. Сечешь?
        - Се-ку, - выдавил тот, и на Влада глянули два моргающих перепуганных глаза. - Только вы меня не трогайте. Хорошо?
        - Не трону. Слово, - с легким презрением выговорил Свиридов и едва удержался от того, чтобы не пнуть этого размазню в бок. Его лихорадило от возбуждения, голову время от времени прихватывало туманом и головокружением.
        - Тогда я вас проведу через другой выход. Я тут все хорошо знаю. Сам строил…
        - Вот и чудно, - сказал Влад, а потом, припомнив персоналию из любимых словечек жены, добавил: - Растрелли ты наш.
        Загородный особняк Горина изрядно походил на мрачный особняк девятнадцатого века с какой-нибудь глухой окраины Лондона, где жители уже после восьми запирались за крепкими дверями и непроницаемыми ставнями. Дом был обнесен высоченным металлическим забором с острыми бронзовыми навершиями, выполненными в виде наконечников стрел.
        Свиридов вспомнил: гостеприимный и радушный владелец этой мини-крепости не удовольствовался абсолютно неприступным видом ограды и на ночь пропускал через нее ток высокого напряжения. Слабо освещенный неярким светом фонаря в нескольких метрах от передней стены, дом казался заброшенным, глухим и мрачным. Словно могильный курган.
        Свиридова начала бить мелкая дрожь - от огромного мрачного строения исходила глухая угроза.
        Высоченная стена с узкими, встроенными на манер бойниц окнами, из которых, казалось, вот-вот просунется дуло «калькулятора для окончательных расчетов», была увита плющом, а в живой занавеси просматривалась огромная, метра два с половиной, стальная дверь, окрашенная в красновато-бурый, керамзитового оттенка цвет.
        На всем фасаде горело только одно окно - на третьем этаже. Хотя от него до земли было добрых восемь-девять метров, оно было зарешечено, и решетка, судя по всему, была прочнейшая.
        - Н-да… понастроил ты пропилей, - выговорил Влад, сжимая запястье молодого человека так, что тот пискнул и забился, как в эпилептическом припадке:
        - Больна-а!
        - Ну и что, всем больно, - пробормотал Свиридов. - Ну, веди, Сусанин.
        - Сюда…
        - И где? - тихо спросил Влад, когда перепуганный молодой человек наконец вывел его к пустынной лестнице, ведущей то ли на второй, то ли на третий этаж. Парень, по всей видимости, на самом деле знал огромный дом как свои пять пальцев и к тому же служил некой охранной грамотой (они пару раз натыкались на пристальный взгляд коридорных, то бишь отвечающих за определенную территорию дома охранников, неподвижно застывших у стен). Если бы не он, всех этих людей пришлось бы вырубать, а это могло повлечь за собой ненужный шум и непредвиденные последствия.
        - Поднимитесь по этой лестнице и выйдете в обводную галерею. Такой большой балкон. Они там, в зале, внизу. С балкона видно.
        Влад открыл рот, чтобы спросить еще что-то, но тут его рука задела торчащий за поясом пистолет, и пугливый проводник, заметив краем глаза движение смертоносного оружия, решил, что он уже мертв, закатил глаза к потолку и, коротко охнув, опустился на пол.
        Словом, лишился чувств-с.
        - Ну и ну, - пробормотал Свиридов. - Слабонервные ребята на вилле у вора в законе.
        Он поднялся по роскошной лестнице, покрытой ковровой дорожкой, и приоткрыл массивную дубовую дверь, покрытую красноватым лаком.
        В самом деле - большой балкон.
        Судя по всему, Влад оказался в главном приемном зале виллы Горина, по своему великолепию и размерам существенно уступающем иным бальным залам прославленных исторических дворцовых комплексов, скажем, в Петербурге, но в контексте полуночного дачного местечка под Воронежем смотревшемся просто ошеломляюще. Да, вор в законе явно не блюл законов, предписывающих людям его положения жить в относительной скромности.
        По краю балкона шла обведенная фигурным мраморным портиком балюстрада, вдоль которой на белоснежной стене красовалось несколько картин - довольно удачных копий мировых шедевров живописи. Огромный балкон подпирали псевдодорические колонны, сработанные довольно грубо.
        Влад подошел к краю и с тяжело ухающим сердцем заглянул через перила в ласкающий глаз полумрак. Впрочем, полумрак этот был не везде: у дальней стены зала, между огромным камином и круглым фонтаном, увенчанным испускающей легкий свет скульптурой, вокруг белых кожаных кресел, было довольно светло.
        Достаточно светло, чтобы увидеть, что там происходит групповая оргия.
        В глазах Свиридова потемнело. Он направился по балюстраде, зависшей в пяти-шести метрах над фонтаном, к месту так жарко и любвеобильно разворачивающихся событий.
        Влад чувствовал, что в одном из этих переплетенных тел узнает свою - то есть уже не свою - Наталью.
        - Посмотрим, - с усилием пробормотал он, шагая по скрадывающей шаги ковровой дорожке и машинально ощупывая пистолет. - Герои-любовники… посмотрим.
        А посмотреть было на что. Особенно в бассейне, где пухлый толстяк, пыхтя и надрываясь, самоотверженно наползал и тыкался меж раскинутых ног сидящей на бортике голой девушки, а позади самого толстяка, придерживая того за круглое плечо, работал бедрами атлетичный молодой человек, по всей видимости, не брезгующий анальным сексом с представителями своего же пола. За спиной молодого человека скользила и терлась грудью о его мускулистую спину еще одна девушка и представляла звуковое оформление сценки: она стонала так громко, что заглушала щенячье повизгивание кайфующего с двух сторон колобка и равномерное глубокое дыхание парня.
        В двух метрах от них, на белом кожаном диване, трудилась еще одна парочка. Владимир видел только мясистые плечи и лысеющий могучий затылок мужика, блестящую влажную грудь и плечи девушки. Она двигалась по мужику вверх-вниз, и темные волосы метались по спине и плечам, как крылья конвульсирующей бабочки.
        Свиридов изумленно приложил дрожащие ладони к вискам. Все это, оргиастическое, бесстыдное, было так чужеродно его Наташе, что он не мог поверить: не-е-ет, ее не может быть здесь! Он ошибся! Ну конечно же, он ошибся. Перепутал машины! Вероятно, похожая на проклятую черную «Ауди» тачка запутала ему след, и он приехал сюда не за Наташей, а неизвестно за кем.
        Снизу выхлестнулись хриплые вопли: по всей видимости, кто-то из граждан развлекающихся подходил к пику. Вопли усилились, и Влад, смешавшись, уже хотел было оставить зал, отбросив все мучительные сомнения… Как вдруг застрекотал сотовый. Его, Свиридова, сотовый.
        И надо же было так случиться, что как раз в этот момент крики смолкли. И Влад смог лишний раз убедиться в потрясающей акустике зала: негромкая трель прозвучала так, будто ударили в камертон.
        Голая девка, прыгающая на диване, вскинула голову, и Свиридов увидел ее почти белое в рассеянном свете, влажно поблескивающее лицо. Он глотнул воздух, подумав, что это не может быть Наташка.
        Но это была она.
        Глава 8
        РАЗБОРКИ ПИРОТЕХНИЧЕСКИЕ И СЕМЕЙНЫЕ
        Телефон надрывался. Владимир поднес его к уху немеющей рукой и, не отрывая взгляда от лица Наташи, механически произнес:
        - Да.
        - Зятек, это я, - послышался заплетающийся голос Михал Иваныча. Судя по всему, тот пивом не ограничился. - Тут вокруг меня какие-то типы роются.
        Свиридов слышал его голос как неразборчивый заунывный бубнеж. А потом неразборчивые слова Михал Иваныча и вовсе склеились в «один ненужный ком», как о том говорится у Есенина.
        - Типы роются, чего-то им на…
        И тут пальцы Влада выпустили телефон, мобильник ухнул вниз и разбился о паркетный пол. Все-таки пять или шесть метров. Осколки брызнули во все стороны, а самый крупный, отскочив от бортика бассейна, угодил в бок постанывающему толстячку. Тот взвыл, подался назад, опрокинув Сергейшу и усердствующую за его спиной Свету, перекувыркнулся через голову и упал в воду.
        Влад одним движением перемахнул через перила, не задумываясь о высоте… Впрочем, ему повезло, как часто везет профессионалам. Приземление было вполне приличным. И, хотя на ногах Свиридов не устоял и больно ударился бедром, за прыжок можно было поставить ему твердую «четверку».
        - Добрый вечер, - сипло сказал Владимир, вставая на ноги. - Не помешал?
        - Ты кто такой? - резко спросил мужик с белого дивана, а Наташа резко отпрянула от него.
        Узнала своего мужа.
        - Кто я такой, Валентин Адамович? - проговорил Свиридов и скривил рот в насмешливой улыбке, потому что именно в этот момент валяющийся в бассейне и сучащий короткими пухлыми ножками толстяк попытался было подняться, ухватившись за грудь наклонившейся к нему Светы, но тут же покатился обратно: девушка взвизгнула и отпрянула, и ее мокрый сосок выскользнул из толстых пальцев клиента. И тот сел в лужу - в прямом и переносном смысле.
        Горин некоторое время рассматривал Влада, не выказывая ни удивления, ни испуга, а потом медленно произнес:
        - Да, я узнал тебя. А как ты сюда прошел?
        - Не знаю, - стараясь говорить беспечно, сказал Свиридов, - провел какой-то слабонервный шелупиздик. Говорит, что знает дом вдоль и поперек. Ну, он меня и провел.
        - Какой… шелупиздик? - произнес Горин, и его лицо приняло злобное выражение.
        - Да он там, у лестницы, валяется. Идите посмотрите.
        Вся кровь отхлынула от лица Валентина Адамовича, когда он буквально прошипел, не отрывая холодного, режущего взгляда от Свиридова:
        - Ва-ля-ет-ся? Да как ты посмел, падла…
        - Да ничего с ним не случилось. Может, в штаны только немного напустил. Ну ничего, штанов у вас много. Выдадите ему новые.
        Владимир сел на диван рядом с Гориным, стараясь не глядеть на расширенные глаза и белое лицо Натальи, и произнес:
        - Я только на минутку, Валентин Адамович. Я хотел вас просить…
        - Просить?!
        - Я хотел бы вас просить, чтобы вы отдали распоряжение выпустить меня из вашего дома.
        Смиренный тон, которым были сказаны - сыграны! - эти слова, немного остудил Горина. Он недоуменно сощурил глаза и сказал:
        - Я смотрю, ты ловкий парень. Только непонятно: что тебе тут надо было?
        - Да так… Просто пришел напомнить жене, чтобы она вовремя приходила домой и на работе, - при слове «работа» глаза Влада бешено сверкнули, - не задерживалась. Это как в байке: во сколько приличная девушка должна ложиться в постель? Ответ: в девять, потому что в одиннадцать она уже должна быть дома.
        Барахтающийся в фонтане Нагога притих. Горин передернул плечами и уже совсем миролюбиво, с иронией сказал:
        - Ты что такое говоришь? Какая еще жена?
        - Да вот она сидит, - сказал Владимир и указал пальцем на Наташу, внезапно оскорбленно выпрямившуюся и выставившую на всеобщее обозрение грудь. В ее горле что-то хрипнуло, когда она откинула голову назад и тихо произнесла:
        - А показывать пальцем, Володенька, некультурно.
        - Зато у тебя культура на высоте, - отозвался он, потом встал, повернулся к ней спиной и через плечо бросил:
        - Был бы Отелло, как меня недавно твой папаша величал, пристрелил бы к чертовой матери. А так - рук марать о тебя не хочется. Сука…
        Наташа захлебнулась. Валентин Адамыч как-то странно ухмыльнулся, накинул рубашку, застегнул брюки и бросил Свиридову:
        - А ну-ка пойдем. Пойдем, провожу тебя до выхода. А то ведь не выпустят. Хотя как сказать… Может, и смог бы ты выйти. Осрамились, падлы. Всех разгоню к ебеням, уродов!
        - Не надо их разгонять, Валентин Адамыч, - буркнул Свиридов. - Все-таки как-никак мои коллеги. Тем более что сегодня на вахте мой друг Афанасий Фокин. Он уже немного получил… От меня.
        Горин пристально посмотрел на Влада и выговорил:
        - Опасный ты человек. Очень опасный. Я чую. У меня нюх на таких людей. Непонятно только, что ты до сих пор в рядовых охранниках делаешь. Или ты не всегда был рядовым охранником? - Тяжелый взгляд его оливковых глаз скользнул по лицу Свиридова.
        Влад ответил:
        - Не всегда.
        Горин раздвинул губы в жесткой волчьей ухмылке:
        - Значит, вот эта, с которой я… она твоя жена?
        - Жена.
        - Понятно, - снова повторил Горин. - Понятно.
        - Ничего-то тебе не понятно, - процедил Свиридов, глядя исподлобья, и внезапно почувствовал, что его продрало необоримое, до судороги, до чесотки в ладонях желание убить этого человека. Горин был мускулистым и поджарым, но Свиридов не сомневался, что без особого труда справится с ним, а потом уложит и подбежавшую охрану. Искушение было велико, и Влад, борясь с ним, процедил:
        - Откуда она здесь?
        - Я заказал. Откуда ж я знаю, что в агентстве семейные работают? Так что ты на меня, братан, зла не держи, - добавил он со снисходительным сочувствием, к которому примешивались презрительные нотки: дескать, разгневалась Моська на слона, на него, вора в законе Багра!
        - Какое агентство-то? - спросил Свиридов.
        - «Анелла».
        Свиридов почувствовал, как у него сухо перехватило горло, словно туда загнали массивный шершавый ком.
        - Како-о-ое?
        - «Анелла». А что, вполне приличное агентство, - отозвался Багор. - Ты что всполохнулся-то так? Ладно, пойдем я тебя до ворот провожу. Хотя, если хочешь, могу выдать тебе твою-то.
        - Спасибо за доброту и щедрость, - процедил Владимир сквозь зубы. - Не надо. На чем ее сюда привезли, на том пусть и увозят. Она же, как-никак, при исполнении.
        Горин посмотрел на него взглядом, не лишенным уважения, и бросил коротко:
        - Нормальный ход.
        У ворот они застали очухавшегося Афанасия, который шарил по кустам, тщась найти куда-то завалившийся мобильник. Он выронил его в траву, когда получил от Свиридова дружеский тычок в основание черепа.
        - Че, Фокин, прошляпил дружка-то? - весело спросил у него Валентин Адамович. - Забавный он парень. Ладно. Прохладно что-то. Пойду я в дом. А ты, - он повернулся к Свиридову, - молодец. Не был бы молодцом, велел бы тебя пристрелить.
        И, не дав Владу сказать ни слова, повернулся и исчез в темноте.
        - Неизвестно, кто кого пристрелил бы… - пробормотал Влад. - Слышь, Афоня?
        - А? - злобно отозвался тот. - Чего тебе надо, болван?
        - Не пузырься, Афоня. Ты помнишь, как мы с тобой на прошлой неделе девок из
«Анеллы» брали?
        - Да. Помню.
        - Так вот, теперь в этой блядской конуре работает и моя Наташка. Ее там сейчас Горин дрючил. Вот такие дела. Так что не кипятись на меня, Афоня.
        Приоткрыв створку ворот, Влад зашагал по дороге к шлагбауму, возле которого в теньке кирпичной будки валялся в одних трусах и майке оглушенный охранник. Фокин охренело смотрел вслед другу…
        Влад шел, спотыкаясь и едва не падая. Он был оглушен и подавлен. В ушах шумело от прилива крови, в глазах кружили звездочки, бешенство вызывало приступы неистового головокружения, и, чтобы разрядить, выплеснуть эту дикую, животную злобу, Влад, засопев, врезал кулаком по стволу молоденькой березки. Деревце хрустнуло и надломилось.
        - Сука! Тварь… Да как же так?!
        Возле своей машины он застал удивительную картину. Михал Иваныч сидел на капоте и вытирал со лба пот вместе с кровью. Он тяжело дышал и время от времени легонько пинал валяющегося у его ног детину. Детина мычал и пытался отползти, но всякий раз обессиленно падал и приникал к земле.
        - Поехали, Иваныч, - сказал Свиридов так оцепенело-равнодушно, словно вид тестя, пинающего амбала, был для него совершенно обычным, рутинным делом.
        - Там, под задними колесами, и второй валяется, - меланхолично сообщил Михал Иваныч и отхлебнул коньяк из почти опустошенной бутылки. - Не задави, когда отъезжать будешь. А… Наташка где?
        - Работает, - коротко ответил Владимир и сел за руль. - Она же теперь работает, при месте. Ты же сам говорил, что она у тебя всегда деловая была. Поехали.
        Впрочем, сразу уехать не удалось. Некоторое время заняло оттаскивание бесчувственных тел парней, вырубленных Михал Иванычем, в сторону. Потом Владу пришлось вытаскивать и самого Михал Иваныча, который, будучи немного нетверд на ногах, провалился в овраг. Да так удачно, что Свиридов, проклиная конкретно тестя и всю эту оголтело-пьянчужную и блядскую буркинско-фокинскую породу, мучился минут десять, вытаскивая незадачливого карагандинского гостя из грязи.
        - Что-то я не того, - пробормотал Михаил Иваныч. - Меня тут еще по голове стукнули…
        - В детстве, что ли? - в сердцах хрипло предположил Свиридов. - Когда из унитаза полтора часа вылавливали, как меня?
        Буркин трепыхнулся в праведном негодовании и протянул к Владу здоровенную синеватую руку, но в этот момент прямо на них вылетел на большой скорости серебристый «Кадиллак» и притормозил прямо возле владовского «Фольксвагена». Стекло приоткрылось, и высунувшаяся из салона плешивая голова Кирилла Яковлевича Нагоги сообщила:
        - А-а… ты. Ну-ну. Ничего у тебя жинка… аппетитная соска.
        Влад открыл рот, но «Кадиллак» сорвался с места и, набрав скорость, помчался к основной трассе. Свиридов с побелевшими от бешенства ноздрями выхватил пистолет и несколько раз выстрелил вдогонку.
        - Да ты что! - схватил его за руку Михал Иваныч. Разъяренный зятек только отмахнулся, и Буркин снова покатился в сторону оврага, хотя на этот раз не упал.
        - Чтоб ты сдох, падла! - заорал Свиридов в беспомощной ярости вслед тающим габаритным огням «Кадиллака» и врезал кулаком по багажнику своего «Пассата». - Я тебя достану! Я тебе покажу, как шутить с «капелловскими»! …Удар был громовым. Казалось, само небо треснуло от мелькнувшего в воздухе гневного кулака Свиридова и разодралось молнией, а оттуда повалили клубы яркого тугого пламени, и все окрестности сотряс дикий грохот.
        Влад так и подпрыгнул от неожиданности и обернулся.
        Зрелище было незабываемым. В столбе неистового пламени, перевитый клубами огня, горящий «Кадиллак» плавно поворачивался в воздухе вокруг своей оси над озаренной бликами землей. По крайней мере, три-четыре метра - так показалось ошеломленным Свиридову и Буркину.
        Чудо американского автомобилестроения жестко приложило к дороге, автомобиль подскочил, перевернулся, снова опустился на землю, несколько раз подпрыгнув, как кошка с перебитым позвоночником, и, проскрежетав по асфальту полуотвалившимся задним бампером, замер. В этой горящей и почти полностью скрытой в огне и облаке тяжелого дыма развалине не было ничего общего с тем красавцем, который так нагло и безнаказанно проехал мимо оскорбленного Владимира буквально минуту тому назад.
        И даже нечего было думать о том, что там, в «Кадиллаке», кто-то мог уцелеть.
        - Это как же… - хрипло пробормотал Михал Иваныч, пошатываясь. - Это ты ему - в бензобак?
        Свиридов тупо посмотрел на перемазанного в крови и грязи тестя и коротко покачал головой: нет. Так происходит только в голливудских боевиках с выписывающими ряд воздушных пируэтов машинами. Кто-кто, а Владимир Свиридов хорошо знал, чтобы произошел такой взрыв, нужен ряд условий: неполный бензобак, определенная концентрация бензиновых газов, которые, собственно, и взрываются, - и незначительный доступ воздуха. А не одна шальная пуля, выпущенная среди ночи…
        Нет, «Кадиллак» угробил не Свиридов, хотя он не отказался бы от удовольствия устроить оскорбителю воронежский филиал преисподней. Это сделал кто-то другой.
        И фамилия Горин напрашивалась сама собой.
        Влад бросился к машине и, втолкнув туда Михал Иваныча, прохрипел:
        - Валим отсюда!..

* * *
        Наташа пришла домой приблизительно в два часа ночи. Естественно, ни Свиридов, ни Михал Иваныч не спали. Она вошла в кухню, и Влад, разливающий по кружкам чай (как ни странно, коричневая эта жидкость была именно чаем, а не коньяком, более приличествующим для успокоения нервов), даже не повернул головы в ее сторону.
        - Ну что, Наталья Михайловна, отработали? - сказал он. - Может, поужинаете? Ужин на столе, дымится! Я тут в домохозяйки переквалифицировался. Думаю, чего работать, раз жена такие бабки зашибает?
        - Из-за тебя еще большие не заработала, - со странным спокойствием сообщила Наташа. - Я так рассчитывала, что он мне накинет сверх тарифа.
        Свиридов тяжело сглотнул, но Михал Иваныч, который пристально следил за зятем, успел перехватить руку Влада, уже отведенную для удара. По крайней мере, так показалось тестю.
        - Э-э… спокойно, Володька! А ты, шалава, - повернулся он к Наташе, - пошла отсюда! Опозорила ты меня и всех нас, дура! Ну чего тебе не хватало? В доме все есть, ребенок здоров, квартира отличная, не то что наша халупа в Караганде, муж хороший, работящий.
        - Вот то-то, что работящий, - сквозь зубы произнесла она. - Наработал… работничек. Пойдем-ка, Свиридов, в спальню.
        - Что, не удовлетворили тебя, что ли? - рявкнул Влад и швырнул заварочный чайник об стенку, отчего большая часть заварки угодила в голову ни в чем не повинного Михал Иваныча.
        За холодильником негодующе мяукнул целомудренный кот Тим.
        - Да заткнись ты, урод! - вдруг рявкнула Наташа, обращаясь то ли к коту, то ли к мужу. Впрочем, следующая фраза показала, что все-таки к мужу. - Когда я тебе расскажу, что к чему, посмотрим, как ты запоешь, козел! Идем, сказала!
        Козел с вокальными данными! Свиридов вдруг вспомнил, в какое агентство устроилась Наташа. Если она сейчас скажет, что сделала это в отместку ему, только недавно хорошо покувыркавшемуся с тамошними платными красотками, он разобьет ей рожу. Плевать, что не по-мужски поднимать на женщину руку. Плевать, что он специально пил чай, а не водку, потому что боялся сорваться. Зато чтобы на чужую жену - его, Влада, жену - поднимался другой орган, не рука - это вполне по-мужски, да?!
        - Пойдем, - процедил Свиридов.
        Наташа закрыла за собой дверь спальни и, повернувшись к мужу, произнесла:
        - Вот что, Владимир. Глазки ты на меня не пучь и губки не поджимай. Может, я и шалава, и стерва, и сука, и все остальное, что ты про себя в мозгу перебираешь… Только не я же убивала Рублева.
        Влад вздрогнул, как будто к его телу приложили раскаленное железо. Меньше всего он ожидал услышать от Наташи… это! Все, что угодно, даже романс Михал Иваныча Глинки на стихи Евгения Абрамыча Баратынского или монолог на сакраментальную тему «До чего же довел ты меня, о проклятый!». Или даже истерический смех и анекдот из серии: «Ах ты, проститутка! Мне известно все!» - «Неужели все, дорогой?» - «Все!!!
        - «Ну, хорошо. Значит, все. Какова длина Нила?»
        Все, но только не это.
        - Я же не виновата в том, что от меня потребовали двадцать пять тысяч за то, чтобы материалы на тебя прямым курсом не переправили в прокуратуру, - продолжала Наташа убийственно спокойным голосом. Только на виске ее трепетала голубоватая жилка. - Мне дали месяц и сказали, что ни при каких условиях не следует рассказывать тебе ничего. Но теперь… теперь выхода нет. Ты узнал слишком много, узнай и еще чуть-чуть.
        Свиридов схватился рукой за горло, медленно опустился на кровать и тихо спросил:
        - Кто этот козел?..
        Михаил Иванович сидел на кухне и, горестно вжав массивную голову в плечи, механически скармливал коту ветчину, на которую дома, в Караганде, он не посмел бы и взглянуть из-за цен на этот продукт. Приехал, называется, в гости. Ну и семейка! Зятек все время за пистолет хватается, как в сериале про «Ментов», того и гляди, кого-нибудь пришьет. Бандитический хлопец, хотя и свой мужик. Дочка и вовсе оказалась проституткой. Кот - обжора и наглец. Да и сам он, Михал Иваныч, если судить здраво, - пьяница и раздолбай. Один Димка, внук, еще ничем не запятнал свою репутацию. И то лишь по малолетству.
        Семейка!
        Из спальни вдруг грохнул взрыв матерных ругательств, послышался глухой хлопок разбитого стекла, и Михал Иваныча как ветром сдернуло со стула. Со скоростью необычной для его габаритов и возраста Буркин домчался до двери спальни, едва разминувшись с испуганно выглянувшей из детской комнаты нянечкой Димы, и, задыхаясь, вломился к Наташе и Свиридову с определенной целью предотвратить членовредительство и смертоубийство.
        И увидел совершенно неожиданную для себя картину.
        На кровати, задыхаясь от душившего ее истерического хохота, валялась Наташа и царапала ногтями подушку. У стены сидел Свиридов. Да как сидел! Судя по всему, на него упала репродукция картины Шишкина «Утро в сосновом бору», и теперь он на правах одного из обозначенных на картине мишек просовывал свою голову сквозь дыру в полотне и растерянно хлопал ресницами.
        У его ног валялись осколки разбитого цветочного горшка.
        Михал Иваныч замер на пороге, тяжело дыша. Нет, тут все еще хуже, чем он думал. Они сошли с ума. Точно.
        - Воло… Во-ло-дя! - корчась в истерическом смеховом припадке, выдавила Наташа. - Оно, конечно, Краснов мерзавец… Но зачем же картины портить?..
        Михал Иваныч сел на пороге и, приложив руку ко лбу, завыл:
        - Ой, е-о-о-о-о…
        Свиридов снял с шеи импровизированное ярмо, то бишь картину Шишкина с испорченными мишками, и пробурчал:
        - Ну и что - рукой взмахнул. Ничего смешного… Зацепил случайно.
        Наташа приподнялась на кровати. Ее лицо стало серьезным. Понятно, что дикий смех был вызван только срывом натянутых нервов - разрядкой жуткого напряжения.
        - Действительно - ничего смешного, - сказала она. - Особенно если учесть, что мне осталось чуть больше двух недель, чтобы вылезти из всего этого дерьма.
        - Почему это - тебе? - жестко спросил Свиридов. - Не тебе… нам. Ты что, думаешь, я после того, что ты мне рассказала, буду сидеть и ждать, пока ты меня выкупишь или ко мне придут из прокуратуры?
        - Вот я того и боюсь, что не будешь сидеть и ждать, - сказала Наташа. - Как же ты мог пойти на такое, а, Володенька?
        Свиридов поднял на нее тяжелый взгляд, и она вспомнила его таким, каким он был в их самую первую ночь. И Наташе стало страшно.
        - Кто ты? - выговорила она. - Ведь ты совершенно не тот, за кого себя выдаешь. Я давно подозревала, что ты скрываешь от меня свое прошлое.
        - И настоящее - тоже, - отозвался Влад. Его лицо, искаженное было складками, разгладилось, и он, глубоко вздохнув, произнес: - Ну что ж, раз тебе так много известно, Натуля, я расскажу тебе все с самого начала. Все дело в том, что я никогда не служил в армии.
        - Эк! - выговорил Михаил Иваныч, продолжавший сидеть на пороге, и сидел бы так еще невесть сколько, если бы Наташа не повернулась к нему и не сказала с раздражением:
        - Папа, ты или туда, или сюда. И дверь прикрой. Тут не сказки для маленьких детей рассказывают, чтобы Димкина няня слушала.
        - Сюда… - пробормотал Михал Иваныч. - И туда.
        Но все-таки встал и дверь закрыл, а потом уселся с видом глубокой задумчивости на низкий пуфик и уткнулся лбом в сложенные лодочкой ладони.
        - Значит, так, - медленно выговорил Влад, подходя к Наташе и садясь рядом с ней. - Ты меня это самое… прости. Я же ничего не знал. Правильно… Правильно ты говорила, что это я у тебя буду прощения просить. Только… только не…
        - Не будешь? - с вызовом подхватила Наташа.
        - Буду. Но не сейчас. Я тебе благодарен. Очень благодарен. Я в тебе не ошибался… когда подумал, что ты та, которая мне и нужна. Но только не время сейчас составлять идеальную пару и бороться за чистоту семейных отношений.
        - Ты обещал рассказать, - напомнила Свиридова. - Рассказать правду о себе. Ты врал мне, когда говорил, что служил в армии, а потом вышел в отставку. Кто же ты на самом деле?
        Свиридов, не глядя на нее, качнулся вперед, и в его руке невесть откуда появился пневматический пистолет, коих было раскидано по квартире чуть ли не два десятка. Влад глянул на стену, на которую только что села муха, и проговорил:
        - А ты читала «Выстрел» из повестей Белкина?
        - Ну, читала. Только при чем тут Пушкин?
        - А при том, - сказал Влад и, почти не целясь, сухим выстрелом вогнал муху в плотные обои. - Стрелял он очень хорошо. - Свиридов повернулся к жене и, бросив пистолет на пол, добавил: - Почти как я. Я, Наташа, не охранник. Охранник - это для меня понижение по штату. Я - киллер.
        Буркин издал горлом какой-то неопределенный звук, а Наташа проговорила:
        - Ну что ж… Я примерно так и предположила. Ты раньше работал где-нибудь в ФСБ, да?
        - В ГРУ. Особый элитный отдел «Капелла», который, по счастью, закрыт непосредственно президентским указом в конце девяносто третьего, а всех его сотрудников - меня, Фокина…
        - И Фокин?! -…И еще двенадцать человек перебросили в Чечню, где начиналась война. Нам поставили задачу уничтожить генерала Дудаева. И мы ее выполнили, хотя это стоило жизни пятерым сотрудникам «Капеллы». - Свиридов качнул головой. - Я же волк, Наташа. Чистильщик. Я же с самых юных лет помечен кровью, даже бифштекс ем недожаренным, ты не заметила? Я ничего не умею делать в этой жизни. Кроме одного - убивать. Я же с двадцати двух лет, после окончания закрытой высшей школы Главразведуправления, был в «Капелле». Капитан ГРУ. А с девяносто шестого занимаюсь, так сказать, частной практикой.
        - Это как? - выговорила Наташа.
        - А так, как с Рублевым. Выполняю частные заказы. Причем мой нынешний шеф, Липский, и не подозревает, какие птицы залетели в гнездо его вшивого «Конунга». Если бы знал - не стал бы тыкать Фокину на то, как он вел себя на стадионе. Пусть будет благодарен, что Афанасий не вспылил, а тогда Палычу не помогли бы и его
«конунговские» псы.
        - Ты должен немедленно уйти из этого проклятого «Конунга»! - с жаром выговорила Наташа. - Вспомни, что у тебя годовалый сын. Ты должен… ты должен!
        - Я сам знаю, - выговорил Влад, - я уже много лет пытаюсь свернуть с этой тропы. Но как-то не получается. Если честно, я слабо воспринимаю отработанных клиентов как людей, которых убили. Понимаешь, это как разновидность компьютерной игры…
        - Ты не смеешь так говорить!
        Наташу прорвало. Она подскочила к Свиридову и изо всех сил начала колотить его по плечам, по груди, пару раз попала по лицу… Из губ ее вырывались какие-то нечленораздельные хрипы, волосы разметались, на лице мутными пятнами проступала смертельная бледность. Влад некоторое время рассматривал ее в упор, а потом перехватил ее тонкие руки и, без всякого труда сломав ее затихающее сопротивление, произнес:
        - Да, ты права. Я не должен был так говорить. Прости. Но каяться в грехах будем позже. Тебя подцепили на крючок шантажа. Это нужно решить. Нужно выловить этого Краснова. В агентстве, я так думаю, он не работает. А то постеснялся бы так беззастенчиво тебя шантажировать.
        - Что-о?
        - Повторяю: никакой он не детектив.
        Глава 9
        ТРИ САПОГА ПАРА
        - Как же так - не работает? - недоуменно спросила Наташа. - Я же туда звонила. Мне его прислали.
        - Я имею в виду - уже не работает. Или вообще никогда не работал, - пробормотал Свиридов. - Так… сейчас разберемся. На чем он тебе прокручивал ту запись?
        - На CD-плейере. У него такие маленькие диски. Мини-диски. Пишущие.
        - Очень хорошо. Значит, он установил мне в машину микрофон особой чувствительности и писал с микрофона на этот диск. Понятно… А с чем он пришел к тебе? С ноутбуком?
        - Ну да. На чемоданчик похож, когда закрыт. С плоским цветным экраном.
        - Не помнишь, как этот ноутбук выглядел? Они же разные. У тебя же хорошая зрительная память. Оргтехнику, конечно, на глазок осматривать, это все равно что триппер с надетыми штанами диагностировать. Хотя погоди, - Владимир потянулся к стопке журналов, вынул оттуда один, на обложке которого было написано: «Компьютеры и программы. Каталог для пользователей». Открыл, полистал и ткнул пальцем в разворот страниц: - Посмотри, тут его нет?
        - Кого, Краснова? - не поняла Наташа.
        - Ноутбука, конечно!
        Наташа глянула и уверенно ткнула пальцем в одну из моделей:
        - Да вот он! Точно такой! У него даже на заставке картинка такая же была.
        - Ну, картинка на заставке ничего не значит, а вот что касается ноутбука с цветной картинкой, такого, как ты сейчас показала… - Палец Влада пробежался по столбику прайс-листа и застыл против цифры: $2.345.
        - Оч-чень хорошо, - сказал Свиридов. - Ноутбук почти за две с половиной штуки баксов, и это по московским ценам, пишущая на мини-диски аппаратура, наверно, еще декодирующее противоугонные системы устройство. Ведь открыл же он как-то мою машину. Фотоаппаратура, судя по фотографиям этим блядским, - Свиридов скривился, а Наташа тяжело сглотнула и отвернулась, - фотоаппаратура должна быть классная.
«Жучки» еще. Это не детектив Краснов, а прямо Джеймс Бонд какой-то получается. Знаешь что, Наташка, - сказал Влад, поворачиваясь к жене, - можешь думать что хочешь, но я никогда не поверю, что в нашем городе есть такая частная детективная контора, сыщик из которой так сразу, запросто мог начать следить за человеком, в этот же день засечь его на «мокром» деле, да еще сработать, как заправский суперагент какого-нибудь Моссада или ФБР. Да еще ноутбуки эти и аппаратуры на четыре или пять штук баксов, не меньше! Ну не верю я, что в нашей мутной воронежской водичке водятся такие частные детективчики. А я, могу тебя заверить, кое-что понимаю в профессиональной аппаратуре для слежки. У нас в «Капелле» и то хуже было. Не верю!
        - А что же тогда? - пролепетала Наташа.
        - А то, что навели на нас этого Краснова. Кто-то дал наводку. Нас хотят затравить, Наташка, это понятно. Только я тогда не понимаю, почему так медленно и почему берут измором, а не сразу порешили. Чик - и в могилу.
        Сидящий на пуфике Михал Иваныч ошеломленно икнул и уставил на зятя круглые, как пуговицы на его рубахе, часто-часто мигающие глазки.
        - Значит, ты думаешь, Володька, что этот Краснов никакой не детектив?
        - Вот именно.
        - А кто же он тогда?
        - А черт его знает. Может, ФСБ или мои экс-коллеги… Нет, это вряд ли, такой грязный шантаж. Они так не работают. Хотя… - Свиридов передернул плечами. - Хотя в нашей стране уже все бывает. Вообще я думаю, что казачок наш засланный - от братвы. Только непонятно мне, что братва эта так мелко копает: наехала на девчонку, предъявила ей к оплате немыслимое «бабло», толкнула в проститутскую контору. Зачем все это?
        Наташа подняла на мужа глаза и тихо сказала:
        - Мне телефон этого детективного агентства «Сканер» Ленка дала.
        - Какая Ленка? - вскинулся Свиридов. - Любимова?
        - Ну а какая же еще? Краснов еще говорил, что из-за Лены мог бы сделать мне скидку, но потом пошутил, что ты, Влад, слишком крупный мужчина, чтобы экономить на слежке за тобой, - вяло отозвалась Наташа и опустилась на подушку. - Устала я, Володя. Давай спать, а?
        - Погоди, - не унимался Влад, - а в «Анеллу» кто тебя устраивал? Ведь не могла же ты пойти и вот так просто сказать: возьмите меня в…
        - Да не могла, не могла, - пробормотала Наташа. - Ленка меня туда привела. К этой… Сороке.
        - Сороке? Может, Вороне? Вороновой. Такая мерзкая носатая тварь с накладными… да все у нее накладное!
        - Ну да…
        - Та-а-ак, - недобро протянул Свиридов, откидываясь к стене. - Значит, Лена у нас - птица высокого полета. С самой Вороной на короткой ноге. А я-то, грешным делом, твою Ленку за мелкую эрзац-шлюшку принимал. А она - Мессалина областного значения, как говорится.
        Он посмотрел сначала на Наташу, которая перебирала пальцами волосы и оцепенело смотрела в стену, а потом на неотвратимо хренеющего Михал Иваныча, который до этого момента наивно полагал, что после взрыва «Кадиллака» Нагоги и морального падения дочери ничему не удивится и не поразится.
        Влад недобро усмехнулся и произнес:
        - Вот у Ленки-то твоей мы и спросим, кто такой этот самый господин Краснов. И на кого он работает, и зачем все это надо - травить тебя.
        Наташа лежала, полузакрыв глаза, и совсем слабо прислушивалась к словам мужа. В голове у нее гудело от усталости и опустошения, и только сейчас впервые с пугающей ясностью прорисовалась мысль: вокруг все не то и все не так, как она думала. Милый, хотя порой и не очень внимательный муж Владимир Свиридов оказался экс-офицером секретных спецслужб, а ныне - бандитом и убийцей, лучшая подруга Ленка - по всей видимости, тоже темная личность.
        Какие открытия ей еще предстоят?
        - Хорошая наследственность у нашего сына, - проговорила она, засыпая. - Папаша - бандит и убийца, мамаша - проститутка. Забавно, правда, Влад?
        - И дедушка - раздолбай и алкоголик, - хрипло добавил с пуфика Михал Иваныч. - В общем, как говорят в Караганде, - три сапога пара…

* * *
        Когда Наташа проснулась, солнце уже пересекло точку полудня и теперь полноводно вливалось в спальню, заставляя сидевшего лицом к окну Влада щурить и без того миндалевидные и чуть раскосые глаза.
        Впрочем, Наташа быстро поняла, что Свиридов щурит глаза вовсе не из-за солнца. Он просто рассматривал что-то небольшое, зажатое в пальцах. Черненькое.
        - Доброе утро, - хмуро сказал Влад, увидев, что Наталья открыла глаза. - Я тут пошарил у себя в машине и нашел то, что искал. Милая штучка. Штатовская аппаратура, между прочим. Дорогущая.
        - Ка-кая?
        - Штатовская. Ну, американская. Это когда в фильмах агент ФБР впаривает подслушивающее устройство с пеленгующим радиомаячком. Так вот, я нашел в машине точно такое же устройство. Качество улавливания звука - фантастическое, если Краснов поймал не только то, что говорил я, но и Палыча тоже. Н-да-аа… - протянул Свиридов, - твой Краснов вряд ли из детективного агентства «Сканер». Хотя скоро это будет известно.
        - В смысле - скоро? - спросила Наташа и приподнялась на локте. - Ты что, туда звонил или ездил?
        - Почти. Звонить - бесполезно. Информация там конфиденциальная, анонимность и все такое, по телефону ничего не узнаешь. Другое дело - лично поехать. Мне там светиться не стоит. По крайней мере, в своем нынешнем обличье. Но это можно исправить. Шеф «Капеллы», полковник Платонов, прежде чем он не свалился с вертолета и не оставил свои мозги на перилах моста через Москву-реку, всегда говорил мне, что театр и кино потеряли в моем лице ровно столько же, сколько приобрели спецслужбы. У нас в «академии», между прочим, был спецкурс актерского мастерства, который вел Народный артист СССР.
        - Да ну? - вяло спросила Наталья. - И это кто же такой?
        Свиридов назвал звездную фамилию, и жена удивленно вскинулась:
        - Господи, правда, что ли? А он мне так нравится… нравился.
        - Ну вот, подорвал авторитет народного артиста, - невесело откомментировал Владимир.
        В этот момент в комнату вошел Михал Иваныч:
        - Знаешь что, ты, актер, давай-ка я сам лучше съезжу в этот «Сканер» и все узнаю. А вы поезжайте к этой стервозине.
        - Которой?
        - А как ее… Любишкиной, что ли?
        - Любимовой. А ты справишься в «Сканере», Михал Иваныч?
        - А куда ж, - сердито ответил Буркин, - выпотрошу, но все узнаю. А тебе, зятек, вообще не стоит туда идти, даже если комедиантствовать будешь. Ты у нас чуть что - за пистолет хватаешься. Стрелок! Я не чужой человек. Все-таки дочка в такой переплет попала, нужно помочь.
        - Ладно, договорились. У нас три зацепки. Первая: «Сканер». Вторая: Любимова. А третья… - Лицо Влада омрачилось еще больше. - А третья - это сложнее. Думал я, кто мог навести Краснова на меня. Кто мог знать о времени операции? - Свиридов проигнорировал болезненную гримасу на лице Наташи и продолжал, чуть понизив голос: - Только Анатолий Палыч. Потому что он мне самому сказал вечером того же дня. Буквально за два часа до…
        - Да знаю я, до чего! - вспыхнула Наташа. - Не надо лишний раз повторять!
        - Извини, - серьезно сказал Свиридов. - Я понимаю, что тебе это слушать - нож острый. Вот только сомнения у меня вызывает все это: ведь Ленка посоветовала тебе позвонить в агентство накануне этого самого дня?
        - Да.
        - Она была уверена, что ты позвонишь?
        - Да она рядом сидела, когда я звонила.
        - Что и требовалось доказать, - с удовлетворением сказал Влад. - А что это за телефончик, по которому ты звонила? Он у тебя сохранился?
        - Конечно, - растерянно сказала Наташа. - Я его и так хорошо помню. 29-18-23.
        - Да, действительно, - сказал Свиридов. - Легко запоминается. Пойду-ка я посмотрю его по базе данных УВД за этот год. Может, что и нарою.
        - Ничего не понимаю, - недоуменно сказал он через минуту, ткнув пальцем в экран компьютера. - Вот написано: «Частное детективное агентство "Сканер". Лицензия номер такая-то. Все правильно. Ты на самом деле звонила в этот самый "Сканер". На самом деле.
        Наташа вздохнула, а Влад решительно поднялся со стула и, выключив компьютер, сказал:
        - Ну что, теперь надо раскручивать наши зацепочки. Ты, Михал Иваныч, больше не пей, - заметил он, увидев, как Буркин выпивает полстакана водки и закусывает киви. - А иди, как договаривались, в «Сканер». А мы с тобой, Наташка, сейчас поедем к твоей замечательной подруге Елене.
        Жена хотела что-то сказать, но осеклась на полуслове, потому что Свиридов резко сменил тон с деловито-напористого на задумчивый, почти грустный:
        - Знаешь, Наташка, я не виноват. Просто с детства меня окормили волчьими ягодами. Есть такие. Ты знаешь, когда я был ребенком… А я был ребенком, хоть ты и не веришь, у нас было поверье, что стоит съесть волчью ягоду с куста, такую красную, похожую на маленькую пуговку, - и ты превратишься в волка. Мама смеялась надо мной и говорила, что это все ерунда. Но я все равно верил. И потом, когда я очутился в
«академии» ГРУ, а потом в «Капелле», меня окормили этими волчьими ягодами и все-таки превратили в волка. - Свиридов криво усмехнулся и добавил: - И до последнего мне казалось, что в волка-одиночку. Так нет же - угораздило найти свою волчицу и завести своего волчонка…

* * *
        Михаил Иванович Буркин очень быстро нашел агентство «Сканер». И это несмотря на то что находилось оно на четвертом этаже здоровенного двенадцатиэтажного дома, буквально напичканного офисами разнокалиберных фирм. При коммунистах здание именовалось пышно - «Горстройпроект», а теперь в стенах несчастной двенадцатиэтажки находилась масса разных учреждений - от похоронного агентства с названием вроде сакраментального: «Ты меня никогда не забудешь, ты меня никогда не увидишь», до районного управления канализации и общественных отхожих мест.
        - Вам «Сканер»? Это та коричневая дверь, - ответила на вопрос Буркина куда-то спешащая женщина с озабоченным лицом и кипой документов в руках. И указала подбородком, благо руки были заняты.
        Михал Иваныч шмыгнул носом в знак благодарности и деловито направился к двери, подумав, что неплохо было до визита в «Сканер» найти местный буфет и там хорошенько закусить и для бодрости дослать на грудь водочки, этак граммов сто пятьдесят.
        Но в этот момент открылась указанная дверь и оттуда вышла такая миловидная дамочка, что Михал Иваныч затолкал мысли о буфете подальше.
        - Простите… это «Сканер»? - спросил он.
        - «Сканер».
        - Детективное агентство?
        - Совершенно верно.
        - Э-э… А вы что, тут работаете?
        - Да, я тут работаю, - с непробиваемо вежливой улыбкой ответила дамочка. - Я секретарь. Вы что-то хотели?
        - Да, я…
        - Тогда пройдите в офис. Какой смысл разговаривать в дверях?
        - Эт точна, - согласился Михал Иваныч.
        - Одну минуту, сейчас я приду и займусь вами, - сказала секретарша. - Вы подождите в приемной.
        Михал Иваныч посмотрел ей вслед, вцепившись взглядом в туго обтянутый юбкой вихляющийся аппетитный задик, и подумал, что, вероятно, он поспешил идти в буфет.
        Он вошел в помещение за коричневой дверью, оказавшееся просторной приемной. Из нее вела еще одна дверь помимо той, в которую вошел Михал Иваныч.
        Буркин уселся на диван рядом с мрачным плотным пареньком и приступил к тягостному делу: дожидаться секретарши. Время от времени он вынимал из рукава плоскую двухсотграммовую бутылочку с коньяком и потягивал из нее.
        Паренек косился на него, кажется, подозрительно.
        Секретарша вернулась очень скоро. Буркин улыбнулся и, заглянув в вырез ее блузки, сказал:
        - Я к вам по не совсем обычному делу.
        - Бутылочку вашу спрячьте, пожалуйста, - проговорила она.
        - А, ну да. Это я сосуды расширяю. Сосуды, знаете, у меня не того… Ну ладно. Я вот что: зять мой, Воло-ди-мер, пропал куда-то. Нет, я не к тому, чтоб вы мне его нашли. Я вот что. У нас дома телефон, с памятью… «Русь-25» называется. И там все номера, куда он и Наташка, дочка моя, звонили в последнее время. Там все знакомые, и только ваш, - Михал Иваныч снова окунулся глазами в вырез секретаршиной блузки, а потом украдкой хлебнул коньячку, - и только ваш номер непонятно откуда взялся. И я вот подозреваю, что моя дочка к вам звонила. Наняла ваших, чтоб они Владу навешали, чтоб он, стало быть, по бабам не шлялся. Вот.
        Сидящий рядом с Буркиным паренек хрюкнул от едва сдерживаемого смеха.
        Секретарша раздраженно колыхнула грудью, поднимая недоуменные глаза на Михал Иваныча. Кажется, в ее мини-мозге, рассчитанном максимум на сотню-другую ответных фраз, не находилось такой, чтобы адекватно среагировать на буркинское красноречие.
        - И что? - наконец разродилась она. - Я не понимаю, какое отношение имеет ко всему этому наше агентство?
        - А такое, что я подозреваю ваших сотрудников в избиении моего зятя, - бухнул Михал Иваныч и допил коньяк. В связи с этим прискорбным фактом градус его раздражения резко пошел на взлет. - И я буду жаловаться, - пригрозил гость с ударением на третий слог в ключевом слове «жаловаться», - в прокуратуру и милицию. Напишу заявление. У меня есть связи. Конечно, если вы не опровергнете мои подозрения… - добавил он, вспомнив обтекаемую фразу из какого-то фильма про благородных сыщиков и коварных злодеев.
        - Каким образом я должна это сделать? - Секретарша находилась в полном недоумении.
        - А вы посмотрите, был ли у вас заказ на имя Свиридовой Натальи Михайловны. Посмотрите.
        - Но мы не располагаем возможностью нарушать правило о неразглашении анонимности наших клиентов, - косноязычно завернула секретарша и тут же пожалела о своих словах. Потому что Михал Иваныч встал, тряхнул головой и, чувствуя, что входит в раж, проговорил:
        - В таком случае я подам на вас в суд. Сами будете виноваты в том, что из такого пустяка ввязались в тяжбу со мной! Я выиграл уже восемнадцать тяжб! - громыхнул он неожиданно для самого себя. - Не постою и за девятнадцатой, если вам лень заглянуть в ваш компьютер и проверить, соответствуют ли мои слова истине. А лучше… а лучше позовите сюда вашего директора!
        По всей видимости, директор был занят чем-то важным, потому что секретарша сконфузилась и залопотала:
        - Хорошо-хорошо! Если вы так настаиваете, я проверю. Одну минуту. Вы присядьте.
        - То-то же, - в полном соответствии со своей фамилией буркнул Михал Иваныч и едва не сел на трясущегося от беззвучного смеха паренька. - Бюрократы… а?
        - Ваша дочь звонила в наше агентство десять дней назад, - сообщила наконец секретарша.
        - Вот видите!
        - Но уже на следующее утро…
        - Чего-чего?
        - Она позвонила и отказалась от наших услуг. Не мотивировав свое решение, сказала, что перевела неустойку на наш расчетный счет в банке.
        - Ы-ы, - сказал Михал Иваныч.
        - Так что ваши претензии к нам совершенно необоснованны. Ваша дочь не пользовалась услугами наших специалистов. Вы удовлетворены?
        - Да, бля… бля-агодарю, - поперхнувшись, протянул Буркин, вставая с диванчика. - Всего наилучшего. А разрешите поинтересоваться: у вас третий или четвертый размер бюстгальтера?
        И, не дожидаясь ответа, вышел из приемной.
        Секретарша похлопала ресницами и процедила тоном великосветской дамы:
        - Хамло…
        А Михал Иваныч позвонил из автомата Владу и сообщил:
        - Все узнал. Наташка действительно звонила в «Сканер». Но только этот Краснов может быть откуда угодно, только не отсюда.
        - Почему ты так решил, Иваныч?
        - Потому что на следующее утро Наташка якобы позвонила и отказалась от детектива. Но она-то этого не делала. Вот такое темное дело. Никакой детектив из «Сканера» Наташкой и тобой не занимался, - сказал Михал Иваныч. - Такие дела, зятек.
        - Понятно. Спасибо, папаша…
        Глава 10
        ТАКАЯ НЕЛЕПАЯ СМЕРТЬ
        - Спасибо, - мрачно повторил Влад и сунул мобильник в карман. - Знаешь что, Наташка? На следующее утро в «Сканер» позвонили и от твоего имени сказали, что детектив не нужен. Перечислили небольшую сумму за беспокойство. Вот и все. Сдается мне, что твоя милая подруга должна обо всем этом хорошо знать.
        - Она должна быть дома, - сказала Наташа. - Она должна быть дома, потому что она вроде как взяла больничный и симулирует, что у нее что-то там такое…
        - Ладно, можешь не углубляться в подробности, - буркнул Свиридов. - Пойдем.
        Они приехали к Ленке на такси. Влад не хотел «светить» свой многострадальный
«Фольксваген» у подъезда Любимовой - мало ли что…
        Супруги вошли в подъезд мимо сидящего на лавочке пьянчужки и поднялись на лифте. Наташу трясло мелкой дрожью. Свиридов положил ей руку на шею и сказал тихо, приблизив свое лицо к лицу жены:
        - Спокойно, Наташка. Ничего страшного. Ты видела и пострашнее. Ничего не бойся… И что бы я ни делал, не мешай мне. Так надо.
        Наташа мельком взглянула на бледное, решительное лицо мужа, и ей стало страшно, потому что теперь она знала: ее показательно добродушный, элегантный, статный Влад способен абсолютно на все. Особенно когда на кону стояли его собственная жизнь и благополучие, да и сама жизнь членов его семьи.
        Они вышли на площадку, и Наташа позвонила в дверь. Открыли не сразу: вероятно, Ленка валялась на диване или в ванной, если вообще была дома.
        - Может, ее и нет? - тихо спросил Свиридов.
        - Не знаю…
        В этот момент за дверью послышалось движение, шуршание - вероятно, заглядывали в глазок, - а потом звонкий голос Любимовой выговорил:
        - Наташка, ты?
        Влад, который стоял сбоку, вне обзора глазка, пододвинулся ближе, и Наташа ответила:
        - Я. Ты что не открываешь?
        - Да я в ванной сидела, - отозвалась Ленка через дверь. - Скажи спасибо, что вообще успела добежать до двери, пока ты не ушла.
        - Спасибо, - тихо сказала Наташа и скосила глаза на стену, где гвоздем было выцарапано косое: «Ленка - драная блядь». Лязгнул замок, и Ленка в одном халате, накинутом на голое тело (а это было прекрасно видно, потому что госпожа Любимова не потрудилась запахнуться), скороговоркой выпалила:
        - Заходи быстрее, холод идет.
        - Да тепло на улице, - медленно выговорила Наташа.
        - А ты чего не на работе?
        - А она симулирует профнепригодность, как и ты, - сказал Свиридов, шагнув к двери из-за стены.
        Ленка сделала большие глаза и поспешно задернула халат, хотя никогда не отличалась стыдливостью и пару раз по пьянке ходила со Свиридовым на даче в баню, так что никакие подробности ее анатомии для него тайны не представляли. Владимир пропустил жену вперед себя и, оттеснив плечом Ленку, вошел в прихожую и со смаком захлопнул дверь.
        - Вы что, ребята? - улыбнулась Любимова. - Вы какие-то сегодня… Сумасшедшие какие-то.
        - Есть немного, - расплылся в откровенно недоброй улыбке Свиридов. - Ты вот что, моя дорогая, давай пройдем в комнату, что в прихожей тереться-то.
        Ленка посмотрела сначала на Влада, потом почему-то на дверь ванной, откуда доносился шум воды, и неопределенно сказала:
        - Как с цепи сорвались. И уже приняли по рюмашке, что ли? Ну вы даете, ребята!
        - Даем иногда, - сквозь зубы проговорила Наташа. - Бывает. И тем даем, и этим. Ты одна, Ленка?
        - Д-да. А что такое?
        - Просто разговор есть.
        - Ну вы проходите, проходите! - засуетилась хозяйка. - Может, выпьете по чуть-чуть?
        - Может, и выпьем.
        Ленка достала из горки бокалы и початую бутылку коньяка «Курвуазье», поставила на столик.
        - Лимоны? - спросила она.
        - Нет, спасибо, - сказал Свиридов. - Ты присаживайся, чего дергаешься? Давай. О, цивил пьешь? Зарплату вам в институте повысили, что ли?
        Он разлил все, что было в бутылке, по трем бокалам, получилось не меньше чем по сто тридцать, а то и сто пятьдесят граммов.
        - Что так много? - выговорила Ленка, но Влад и Наталья синхронно пожали плечами и, взяв бокалы, так же синхронно выпили и поставили пустую тару на столик. Ленка смотрела округлившимися глазами, а потом махнула рукой и, решительно взяв бокал, выпила за несколько приемов - не так, как пьют дорогой коньяк, не торопясь, смакуя, а будто заливала в глотку жуткое пойло. Сморщилась, покрутила головой в поисках чего бы закусить, отдышалась и выпалила:
        - Ну и пить ты, Наташка! Володя-то ладно, он мужик, а ты…
        - А у меня папа - раздолбай и алкоголик, - равнодушно сообщила Наталья, лицо которой начало розоветь от выпитого.
        - Что ж ты так про родного отца-то?
        - А он сам себя вчера так отрекомендовал, - вмешался Влад. - Был повод. Ладно, Лена… Выпили, потрепались из пустого в порожнее - а теперь, собственно, о том, зачем мы к тебе пришли. - Он выбил полусогнутыми пальцами дробь на столике, а потом вскинул на Любимову недобрые глаза: - Тебе кто, моя дорогая, порекомендовал советовать Наташке звонить в агентство «Сканер»?
        Ленка вздрогнула. Перевела взгляд с Влада на Наташу и, чуть запинаясь, спросила:
        - Ты что, все ему рассказала?
        - Да. Выбора не было. Не осталось у меня выбора, - сказала Наташа, чувствуя, как по жилам разбегается успокоительное, равнодушное, туманящее голову тепло.
        - Как говорят нарики, не желающие спалиться и попасть в ментуру из-за битых вен на руках, смело, товарищи, в ногу! - сказал Свиридов. - Рассказывай.
        Ленка, казалось, находилась в легком замешательстве. Потом облизнула губы, поплотнее запахнулась в халат и нерешительно проговорила:
        - Да просто я знала этот номер, а тут Наташка говорит: так и так, изменяет мне Володя, наверно. Я и сказала… Что мучиться, найми детектива, пусть он за ним и проследит.
        - И позвонила?
        - Позвонила.
        - И потом пришел замечательный детектив Краснов. По вызову, да?
        - Я не понимаю, что ты от меня хочешь услышать, - пролепетала Ленка.
        Свиридов растянул губы в язвительной ухмылке:
        - А нечего тут понимать. Дело в том, что никто из «Сканера» прийти просто не мог, потому что утром того дня, когда к нам в квартиру явился этот доморощенный Шерлок Холмс с ноутбуком за две с половиной штуки в «зелени», в агентство «Сканер» позвонили и сказали, что Свиридова Наталья Михайловна отменяет заказ. Вот так. И кто же был этот Краснов?
        Ленка сложила руки на груди и сказала оскорбленно:
        - И вовсе не надо разговаривать со мной таким тоном. Я никакого Краснова не знаю.
        - Зато он тебя очень хорошо знает и даже собирался сделать скидку Наташке за то, что она твоя подруга.
        - Да мало ли что он говорил! Меня много кто знает! Я вообще очень общительная, если ты успел заметить! - сказала Любимова и демонстративно поправила халат так, что ее грудь почти полностью открылась.
        - Успел, - сквозь зубы процедил Влад. - Например, общаешься с некой мадам Вороновой, которая является содержательницей притона. И Наташку туда по дружбе пристроила.
        - Да она сама просила! - Ленка хищно оскалилась, а потом, сверкнув на Влада глазами, добавила: - А что касается Вороны и ее притона, ты сам туда не раз заглядывал и попался на фотках.
        - Уж не ты ли помогала Краснову их делать? - злобно спросил Влад. - Ты ведь там мелькнула, когда мы с этими шалавами… - И он тут же замолчал, откинувшись на спинку кресла и покосившись на Наташу.
        - Да договаривай уж, Свиридов, - отозвалась жена. - Меня теперь мало что удивит. Значит, ты видел Ленку в этой «Анелле» и она видела тебя? Очень хорошо. Значит, она и так давно все знала и могла мне рассказать, а не советовать нанять детектива?
        Ленка, выгнув спину, проговорила:
        - И что? Могла. Только ты мне все равно не поверила бы. И в то, что я с твоим Владом спала пару-тройку раз по пьянке, тоже. А вот если бы я ему сказала, что ты дружишь с архитектором из моего института, милым и безобидным Леликом, он бы мне, я думаю, поверил. Мужики вообще охотно верят таким вещам и ведутся из-за них, как малые дети.
        Реакция Свиридова была мгновенной. Он подался вперед, как разжатая мощная пружина, и, схватив Ленку за горло, буквально вырвал из кресла и бросил на ковер. Из ее груди выбился какой-то задушенный писк. Свиридов, пригнувшись к ней и рванув халат так, что Ленку разнагишало до пояса, прошипел:
        - Вот что, моя драгоценная сводница. Мне сейчас все равно, с кем с твоей подачи играла в шуры-муры Наташка. Лелик, Болик, Козлодоев… все равно. Мне только не все равно, кто такой Краснов и с какого такого перепугу он требует с Наташки двадцать пять штук баксов! Говори, жаба!
        Наташа оцепенело замерла на кресле…
        - Да ты че, козел! - попыталась было рыпаться и сопротивляться Ленка. - Ты у нее самой спроси, за какие такие подвиги Краснов…
        - Все, что надо, я у нее уже спросил. И как ты подложила ее под Горина, у которого Наташка надеялась разжиться деньгами, и многое другое. Но мне интересно одно: кто такой Краснов, на кого он работает и где его найти? Молчишь? Принципиально молчишь или так, по идейным соображениям? Очень хорошо! - Владимир сорвал с Ленки остатки халата, окинул пронизывающим взглядом суженных глаз распростершееся перед ним голое тело, а потом положил руку на лобок Ленки и сжал пальцы:
        - Ты вот что, моя дорогая. Ты ведь всегда любила фактурных мужчин с крупногабаритными членами…
        - Таких, как ты, мудила! - уже задыхаясь, еще продолжала язвить неугомонная баба.
        - А что, если я не ограничусь одной беседой с тобой, - продолжал Влад, не обращая ни малейшего внимания ни на слова Ленки, ни тем более на окаменевшее лицо Наташи, - и применю более действенные методы. - Например, возьму да засажу в твое наиболее любвеобильное место вон тот канделябр, который предварительно подогрею на газе. - Лицо Свиридова, казалось бы, хорошо владевшего собой, при этих словах перекосилось от злобы. - И вот этот пистолет в задницу загоню и буду лечить тебе пролежни прямой кишки. Проктологическая профилактика запоров. Дуло, конечно, потому долго отмывать придется, но ради такой очаровательной женщины, как ты, на все пойти можно. Ты что, думаешь, не смогу? Меня поставили в такое положение, что мне уже все равно. Ну что, сука… правильно там на стене написано, - он запустил пальцы глубоко между ног Любимовой так, что она затрепыхалась и вскрикнула от боли, - правильно на стене написано: Ленка - драная бля…
        Влад не успел договорить: на его голову обрушился сильный удар. Он почувствовал, как перед глазами багрово нарастает, сминаясь и засасывая его в пустоту, непроницаемый занавес. И упал лицом вперед, накрыв Ленку собой.
        Над бесчувственным телом мужа, лежавшего на подруге, стояла Наташа и держала в руках тот самый упомянутый Свиридовым канделябр. Один из подсвечников его был окровавлен.
        Наташа, тяжело дыша, медленно осела на ковер и пробормотала:
        - Ну нельзя же так… Он был так мерзок… Ну нельзя же так… Он убийца.
        Вероятно, в тот момент, когда Свиридов совершенно по-отмороженному вел себя с Ленкой, мозги Наташи, и так много перештормившие в последнее время, просто-напросто переклинило. Вид мужа, запустившего руку между ног лучшей подруги, говорящего омерзительные слова и вполне способного - после Рублева-то! - выполнить угрозу, Наташу доконал. Она вспомнила, что он говорил вчера ночью, вспомнила его прошлое и то, как этот убийца, взращенный кровавой федеральной спецслужбой, рассуждает о заказном убийстве человека.
        И она ударила Влада.
        Но уже в следующую секунду испугалась содеянной глупости. Несообразности, которая могла поставить крест на ней самой. Она вытащила из-за пояса Влада пистолет и, дико глядя на вылезающую из-под вырубившегося Свиридова голую Ленку, вскинула на нее пистолет и пробормотала первое, что пришло ей в голову:
        - Не подходи… сука.
        - Дура ты, - отозвалась Ленка, пуча на нее круглые глаза, в которых плавали испуг и ошеломленность. - Вы все с ума посходили. Этот твой Свиридов… Он же - отморозок, его лечить надо…
        - Зато ты… Зато ты всегда в твердом уме и здравой памяти. Ты…
        Что хотела сказать Наташа, осталось неизвестным. В этот момент прозвучал звонок в дверь, и девушка испуганно осеклась, дернувшись так, словно ее шарахнуло током.
        - Кто… это?
        - Наверно, сосед, - выбивая зубами дробь, выговорила Любимова. - Я же воду-то не выключила. Я его уже два раза заливала.
        - Не открывай!
        - А он дверь сломает. У него плитка вся может поотваливаться. - Ленка говорила быстро, сглатывая окончания слов и словно боясь, что не успеет договорить и прервется на полуфразе.
        Она накинула на себя рваный халат, путаясь и не попадая в рукава, пошла к двери. Звонок прозвучал еще раз, самый долгий и настойчивый.
        - Кто? - выдохнула Любимова.
        - Да что ж ты, дура, опять не следишь за водой? Залила меня к ебеням! - раскатился за дверью ядреный мужской голос. - Третий раз за год, твою мать! Я что, деньги на ремонт печатаю, что ли?!
        - Сосед… - пролепетала Наташа, а Ленка, с белыми губами и дрожащими плечами, щелкнула замком и потянула на себя дверь.
        Вероятно, сосед был очень злобен, потому что дверь вдруг распахнулась, будто по ней приложили кувалдой, а Ленка отлетела к зеркалу в прихожей. В прихожую ворвались несколько парней в черных масках и легком камуфляже.
        С автоматами наперевес.

* * *

…Они ворвались в комнату, где находились Наташа и Владимир. Уложили молодую женщину лицом на пол, выбив из руки пистолет. А Свиридова, который уже очухался и пытался приподняться с ковра, напутствовали таким ударом ноги в голову, что он едва снова не вырубился.
        И вырубился бы, не успей прикрыться чисто инстинктивно выставленным блоком.
        Вслед за парнями в масках вошел высокий человек с бесстрастным лицом и холодными серыми глазами. А за ним, отчаянно хромая и прикладывая к разбитой ноге какую-то тряпку - Ленка.
        - Что же вы так долго? - сказала она. - Меня тут чуть не угрохали. Этот Свиридов как с цепи сорвался.
        - Посадим на цепь обратно. - Человек с холодными глазами сел в кресло. - Хотя он у нас цепей не любит. Поднимите женщину, олухи. А Свиридов пусть полежит. Что это у тебя с головой, а, Свиридов? Никак - разбили? Твоя работа, Ленка?
        - Это его жена постаралась.
        Наташа, которую только что довольно аккуратно подняли с ковра и усадили в кресло, ощутила на себе пронизывающий взгляд человека напротив. Он смотрел на нее с плохо скрываемым интересом.
        - Значит, вот она какая - эта Наташа Свиридова, из-за которой заварилась такая каша? Красивая. Но красивых много, и получше есть, а тут такая свистопляска из-за кусочка п. ды, как говаривал мой покойный начальник, полковник Чернов. Разрешите представиться, - не без иронии обратился он к Наташе, - капитан Курганов, Управление по борьбе с организованной преступностью.
        При этих словах в глазах Наташи потемнело: вот и все! Вот и не надо собирать никаких двадцати пяти тысяч долларов!
        - Что, Курганов, ты окончательно скурвился? - прохрипел с пола Свиридов. - На чьих теперь посылках бегаешь? Это там случайно не ваш синемор-осведомитель сидел у подъезда, что вы так быстро приехали?
        - Наш, - ответил рубоповец. - Догадливый. Только не к месту ты догадливый, Свиридов.
        - На каком основании я арестован?
        - А я тебе и не говорил, что ты арестован. А если и скажу, то вовсе не на том основании, о каком ты думаешь. Поднимите его, - кивнул капитан своим людям. - Я так думаю, он буянить не будет. Потому что, если будет, нам тут всем мало не покажется. Придержите его.
        Свиридова швырнули к стенке, и он сел, ощупывая руками пробитый затылок. Потом поднял голову и посмотрел на Любимову, которая села прямо на пол и перетягивала ободранную коленку. Бойцы с интересом уставились на нее, потому что халат задрался, а под ним, как известно, ничего не было.
        - Значит, все рассчитано? - прохрипел Влад. - Нас тут поджидали и поймали, как младенцев? А почему надо было устраивать такой спектакль?
        - А это не твоего ума дело, - холодно сказал Курганов и повернулся к Ленке: - Что он у тебя спрашивал?
        - Про Краснова.
        - Что и требовалось доказать, - резюмировал капитан Курганов. - Ладно. Ты арестован, Свиридов.
        - На каком основании?
        - По обвинению в убийстве, - ответил тот.
        Наташа откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Значит, Краснов все-таки передал материалы на Влада куда следует. Возможно, он узнал, что Наташа сказала Свиридову про вымогательство у нее крупной суммы и решил не рисковать.
        То, что произошло дальше, опрокинуло все ее предположения.
        Свиридов зашевелился и, поморщившись от боли, спросил:
        - Убийстве? Убийстве кого, капитан?
        - А ты как будто сам не знаешь? - ухмыльнулся Курганов. - Ну-ка, дай мне его пистолет, - кивнул он держащему свиридовский «ТТ» омоновцу. - Давай сюда.
        Он покрутил пистолет в руках и повторил:
        - А ты как будто сам не знаешь?
        Свиридов мотнул головой, снова сморщился от боли и с усилием выдавил:
        - Скажи мне, ты же грамотный… при исполнении.
        Капитан Курганов добродушно улыбнулся и сказал:
        - Ну как же так - не знаешь? Такой большой, заслуженный, говорят, а такой недогадливый? - А потом, сменив мину доброжелательности на непроницаемую маску холодного презрения, проговорил:
        - Ты обвиняешься в убийстве Елены Андреевны Любимовой, семьдесят шестого года рождения, местной уроженки. В ее собственной квартире.
        Нельзя сказать, что после этих слов воцарилась мертвая тишина. Потому что любая тишина грохотала и осыпалась бы, как отсыревшая штукатурка на фоне этой зловещей пустоты, образовавшейся вслед за последним звуком кургановской фразы.
        Пустоту попыталась разорвать Ленка, ее рот беззвучно перекосился, как от удушья, но тут капитан Курганов хладнокровно перевел на нее дуло пистолета и дважды выстрелил в перекошенное обвальным ужасом лицо.
        А когда она упала, хладнокровно произвел контрольный выстрел.
        Курганов спокойно осмотрел обойму и, убедившись, что она пуста, кинул «ТТ» Свиридову:
        - Лови!
        И тот машинально поймал пистолет: настолько он был ошарашен этим хладнокровным, циничным, а главное, бессмысленным убийством. Ведь Любимова вроде как была заодно с Кургановым, ждала его прихода.
        Возможно, рассчитывая, что Влад непременно явится выяснять, что к чему, опергруппа приготовила тут засаду, чтобы арестовать Свиридова и предъявить ему обвинение в убийстве Рублева, его охранника и секретарши. Все. Просто и ясно.
        Но это кошмарное убийство опрокинуло все. Вероятно, ее просто убрали, чтобы она случайно или намеренно не выболтала что-то важное.
        Значит, снова все вверх дном. Все не то и все не так. Миражи.
        И, оказывается, есть еще более хладнокровные и отпетые убийцы, чем он, Влад Свиридов. Потому что неизвестно… Но вряд ли он сумел бы вот так равнодушно перервать жизнь молодой женщины. Как гнилую бечевку.
        - Пошли, - холодно сказал Курганов Владу и Наташе. - Вызовите ментов, - бросил он своим людям. Спокойно перешагнул через труп Ленки с простреленной головой и обезображенным лицом…
        И тут Наташа Свиридова потеряла сознание.
        Глава 11
        ОДИНОЧЕСТВО НАТАЛЬИ СВИРИДОВОЙ
        Когда она открыла глаза, то увидела знакомые обои с шелкографией и потолок, на котором у самого окна пробегала еле заметная трещинка.
        Да, несомненно, это была ее и Влада спальня.
        - А, проснулась? - услышала она рядом с собой женский голос. - Я уже испугалась. Когда тебя привели, на тебе просто лица не было. Белая-белая.
        Наташа рывком поднялась на кровати, до смерти перепугав говорившую - это оказалась няня Димы, имя которой она никак не могла запомнить.
        - Сколько я так лежала?
        - Да всю ночь спала, господи. Как все нормальные люди. Сейчас же утро. А где твой муж?
        - Мой муж?.. - Наташа посмотрела на нянечку, удивляясь, что слышит свой голос как бы со стороны. - А ты не слышала такого анекдота… Сталин провозглашает тост: «А тэпэр випьем за пакойного таварыща Малэнкова!» - «Что вы, товарищ Сталин, я еще не умер!» - «А ви еще и нэ випили, товарищ Малэнков».
        - Да ты что? - пробормотала нянечка. - Пойдем лучше завтракать, Наташка.
        Няня просто не знала, насколько рассказанная байка о Сталине и Маленкове соответствовала той жути, что произошла вчера на квартире Лены Любимовой. Ныне покойной.
        На кухне сидел мрачный как туча Михал Иваныч и пережевывал котлету. Рядом сидел кот Тим и, строя из себя чудовищно голодного, тоскливо смотрел на жующего Буркина. Наверно, рассчитывал, что его накормят пятым за сегодняшний день завтраком.
        Наташа села рядом с отцом и тупо посмотрела на заранее приготовленный для нее завтрак. Михал Иваныч посмотрел на нее и открыл рот, чтобы что-то сказать, но тотчас сжал зубы, будто для того, чтобы ни слова, ни звука не просочилось…
        Она протянула руку к вилке, но в этот момент зазвонил телефон. Свиридова вздрогнула: каждый звук, выбивающийся из звукового диапазона тикающих на стене часов или адресованных не к ней тихих слов, дергал нервы. И ничто не могло рвануть струны нервов сильнее, чем приятная для слуха трель телефона.
        Наташа посмотрела на отца, и тут он не выдержал:
        - Что ты смотришь? Может, это насчет Влада?
        Она вздрогнула всем телом.
        - Я слушаю, - сдавленно вырвалось у нее.
        - Доброе утро, Наталья Михайловна, - прозвучал в трубке круглый глуховатый голос, от которого Наташа вздрогнула и схватила трубку обеими руками. - Краснов вас беспокоит.
        - Я поняла, - почти выкрикнула Наташа. - Кто вы такой? Что вам от меня надо? К чему весь этот маскарад… Я не понимаю!
        - Какой маскарад, Наталья Михайловна? - В голосе говорившего послышалось хорошо сыгранное удивление. - Если вы о том, что я не имею чести работать в агентстве
«Сканер», то мне пришлось пойти на эту маленькую ложь, чтобы не особо вас нервировать.
        - Хватит! - задыхаясь, оборвала его Наташа. - Зачем вам все это надо? Зачем нужно было собирать на Влада компромат, а потом шантажировать меня? Зачем подговаривать мою подругу сделать так, чтобы я напоролась на вас, а потом толкать в бордель Вороны? Зачем устраивать ловушку у Любимовой, которая работала на вас, а потом убивать ее? Зачем все это? Объясните же мне.
        В трубке царило молчание.
        - Кто вы? - истерически выкрикнула Наташа. - И почему… почему я? Почему капитан Курганов говорил, что именно из-за меня заварилась такая кровавая каша? Да объясните же, мать вашу! Или у вас нет матери, и вы родились от дьявола и самки шакала, как в «Омене»?
        Краснов засмеялся, его низкий бархатный смех ударил по натянутым нервам Наташи, как кнут по спине, с которой содрали кожу. Она вздрогнула всем телом и бросила трубку. Яростно вцепилась зубами в бутерброд, но тут телефон зазвонил снова.
        - Давай я возьму трубку, - предложил Михал Иваныч и порывисто поднялся со своего места. - Я покажу этому козлу, как издеваться над моей дочерью.
        - Что ты покажешь… - пробормотала Наташа потухшим голосом и протянула бледную руку за трубкой.
        - Не надо так резко прекращать разговор, - продолжал голос Краснова. - Я хочу сказать вам о вашем муже.
        - Он в СИЗО.
        - Ничего подобного. Он не в СИЗО. Он куда в менее уютном месте.
        Наташа помолчала. Потом облизнула губы и сказала чужим и спокойным голосом:
        - Вы хотите сказать, что вы убили его и он уже у вас в аду?
        - Вы умеете выражаться фигурально, - усмехнулся Краснов. - Образное мышление в таком положении, как ваше, - вещь чрезвычайно редкая. Так вот, о Владимире. Мы не убили его. Отнюдь.
        - Мы? Кто - мы?
        - Я и те люди, которые в данный момент находятся с Владимиром. Которому вы сами, Наташа, так основательно проломили голову. У него, между прочим, легкое сотрясение мозга. Вы, конечно, помните, что я не рекомендовал вам рассказывать ему о нашем договоре? Впрочем, что я спрашиваю… Конечно, помните. В связи с тем, что вы нарушили нашу договоренность, я поднимаю цену его свободы и - теперь уже - жизни до тридцати тысяч.
        - Но…
        - Зато у вас теперь две квартиры, которые вы можете продать. Я думаю, что за них вполне реально выручить двадцать, а то и двадцать две - двадцать три тысячи долларов. Плюс машина Владимира - еще пара тысяч. Все-таки она подержанная. Ваша задача сводится к минимуму: найти оставшиеся пять-семь тысяч долларов за оставшиеся две недели. И тогда я гарантирую ему свободу и жизнь.
        - Как я могу тебе верить?
        - А тебе, моя дорогая, ничего иного не остается. Впрочем, я могу оказать тебе услугу: после того как ты выдашь мне половину суммы, я, в свою очередь, выдам тебе твоего Владимира. Сейчас он вряд ли может представлять для нас угрозу. Впрочем, как и раньше. - В голосе псевдодетектива послышалось легкое презрение.
        - Я смогу передать вам пятнадцать тысяч послезавтра, - твердо сказала Наташа. - Как мне следует это сделать и где вы освободите Влада?
        - Вот это деловой разговор. Значит, так, вам известен ночной клуб… Впрочем, что я спрашиваю? Оцените, Наталья Михайловна, уровень моей рассеянности: я хочу спросить вас, известен ли вам ночной клуб «Юниверс-РУ»?

«Эта сволочь говорит так с явной целью вывести меня из себя», - подумала Наташа. Ну ничего, ему это не удастся.
        - У вас довольно своеобразная манера шутить, Саша, - спокойно сказала она, и он аж поперхнулся, как жестким куском, ее хладнокровием, - хотелось бы выбить вам за такие шутки мозги, но простите - по телефону не могу. Клуб «Юниверс» мне известен. Более того, мне известна даже фамилия нового директора: Марлен Юсуфович Худайбердыев. Или Мустафаевич. Так что теперь придется переименовывать клуб в
«Юниверс-ХУ».
        В трубке послышался низкий смех, и Наташа похолодела, потому что ей показалось: смеялся не Краснов.
        Может, в самом деле к разговору по параллельной линии из ада подключился сам дьявол?
        - Значит, возле «Юниверса» в девять вечера, - сказал Краснов. - Вы принесете деньги, а я выдам вам Свиридова. Всего наилучшего.
        И в трубке послышались короткие гудки.
        Наташа положила переносной радиотелефон на базу и с яростью вцепилась в бутерброд, как будто это он был виновен во всех ее бедах.
        Одно было хорошо: страх куда-то ушел, испарился, сгинул, а вслед за ним в душе, как в квартире, из которой ушел прежний нищий трясущийся жилец и пришел новый, богатый и наглый, поселилась холодная, спокойная ненависть.

* * *
        - Пойду за пивом.
        Наташа подняла голову и спросила:
        - Что ты сказал, папа?
        - Я говорю, пойду схожу за пивом. В доме ни грамма спиртного нет.
        - Может, хватит пить-то?
        - Конечно, хватит! Поэтому я и говорю: надо сходить за пивом.
        В иной ситуации диковинная логика отца позабавила бы Наталью. Но сейчас она просто повернула голову и, чиркнув по белой стене таким же пустым и белым взглядом, продолжала есть. Пусть драгоценный родитель чудит, как хочет.
        Михал Иваныч тем временем отправился в прихожую и, судя по кряхтению и обрывочным ругательствам, начал натягивать туфли. Туфли Буркин носил свиридовские, и они были ему немного маловаты - отсюда упомянутое кряхтение и ругательства.
        Михал Иваныч ушел, а явившаяся на кухню няня Димы, она же по совместительству горничная, включила телевизор, стоявший возле холодильника, и начала мыть плиту. Наташу раздражала эта ее привычка работать при включенном телевизоре вне зависимости от того, что идет в программе и какой частью тела горничная телевизор смотрит - глазами или торчащей над плитой задницей.
        Наташа оттолкнула от себя недопитую чашку с чаем и уже открыла рот, чтобы сказать этой Маше или Даше (ну никак она не могла запомнить имя домработницы!), что не хер держать телевизор включенным, когда все равно не обращаешь на него никакого внимания, но в этот момент на экране посыпались кадры криминальной хроники, вызвавшей у Наташи приступ смешанной с омерзением ярости.

«А теперь возвратимся к позавчерашнему убийству вице-спикера областной Думы Кирилла Нагоги. Как вы помните, уважаемые телезрители, взрыв автомобиля марки "Кадиллак", в котором находился Кирилл Яковлевич, его шофер и телохранитель, прогремел приблизительно в двенадцать ночи такого-то числа в дачном поселке Сосновка».
        Наташа вздрогнула. Как раз в этот момент внушительная фигура домработницы перегородила ей весь обзор, и Свиридова буквально рявкнула:
        - Да отойди ты от экрана!

«Со слов охраны одного из проживающих в Сосновке бизнесменов составлен фоторобот человека, который, по свидетельству охранников, находился в автомашине "Фольксваген" неподалеку от места взрыва и, по всей видимости, наблюдал за дорогой. Вот он».
        И на экране телевизора появилось широкое лицо средних лет круглоголового мужчины, лысого, с большим широким носом и узкими, широко посаженными глазами. Наташа впилась в это лицо, а потом вскочила и вскрикнула:
        - Где… папа?!
        - За пивом пошел, - сказала домработница. - Сейчас вернется.
        Наташа села обратно на табуретку.
        - За пивом пошел… - пробормотала она. - Какого же черта этот фоторобот… Ну не может быть такого сходства! Все как по заказу один к одному! Да кто же эти дьяволы, которые так удачно все подстраивают!
        И она снова уставилась в экран, на котором под закадровый комментарий диктора продолжала красоваться черно-белая физиономия подозреваемого в громком убийстве известного политика и бизнесмена - физиономия, как две капли воды похожая на лицо только что ушедшего за пивом человека.
        Михал Иваныча Буркина, отца Наташи.
        До ближайшего ларька ходьбы было не более пяти минут. Но даже если предположить, что Михал Иваныч проявил несвойственную ему скупость и пошел за три квартала в оптовку, где цены были существенно ниже, он должен был вернуться не позже чем через полчаса.
        Взглянув на часы, Наташа убедилась, что прошло уже около часа с момента ухода отца. Криминальная хроника по местному телевидению давно кончилась, и начался какой-то на редкость идиотский сериал с истерическими воплями «Она мне за это заплатит!» и «Пусть лучше он будет с Эленой, а не с этой кривоногой сучкой Паулой-Марианной!», а Наташа продолжала смотреть в экран телевизора, отсчитывая секунды по биению собственного пульса в кончиках пальцев.
        И только когда прошло два часа, Наташа поняла, что осталась совершенно одна.
        Глава 12
        ОДИНОЧЕСТВО ВЛАДИМИРА СВИРИДОВА
        Владимир медленно открыл глаза и увидел пронзительно белый потолок ярко освещенной комнаты. Через несколько мгновений свет померк, и он понял, что потолок этот вовсе не белый, а скорее грязно-серый, с неопрятными темными разводами, а комната освещена только изляпавшими стены кровавыми бликами от лампы под толстым багрово-красным абажуром.

«Не иначе филиал преисподней», - подумал он и хрипло рассмеялся. В голове отозвалось тупой тошнотной болью, и Свиридов вспомнил, что ему проломили череп. Проломила собственная жена.
        Смех прозвучал неожиданно громко, потому что сидевший в драном грязно-сером кресле человек пошевелился и оторвал взгляд от экрана телевизора.
        - А, очухался… боец? - Голос его прозвучал с откровенной издевкой. - Пора бы уже.
        - И сколько я так кайфую? - Влад приподнялся на одном локте, мельком глянул на наручник, которым он был прикован к железной кровати, и вопросительно посмотрел на человека в кресле. Это был небритый парень лет двадцати двух - двадцати трех, с мерзкой мелкоуголовной харей и подживающим шрамом на лбу.
        - А я че, счетовод? - отозвался тот. - Дня полтора, наверно.
        - Жрать охота, - сообщил Свиридов. - Или меня тут собираются голодом морить? На комплексной диете держать? Духовной пищей в виде твоих монологов закармливать?
        Парень индифферентно пожал плечами, очевидно, не поняв и половины из сказанного Владом, а вторую половину пропустив мимо ушей, и снова уткнулся в телевизор, на экране которого шустрили три совокупляющиеся парочки, испускающие характерные вопли: «Я-я! Дас ист фантастиш!!»
        - Я так понимаю, Курганов не отправил меня в СИЗО, - негромко проговорил Свиридов. - Эй, ты, слышишь? С тобой разговариваю!
        - Лежи смирно, дятел, - небрежно бросил тот. - А насчет пожрать мне ничего не говорили, так что покайфуй пока без хава.
        Свиридов, поняв, что от этого деревянного болвана он ничего не добьется, замолчал и задумался. Вообще-то ему было о чем подумать, хотя тот орган, в котором происходит мыслительный процесс, подавал отчаянные сигналы SOS, от которых по всей голове Владимира шел звон, а перед глазами проплывали размытые зеленоватые пятна. Кроме того, при малейшем движении головой создавалось такое впечатление, словно в затылок ему загнали железный штырь, плавивший и разъедавший мозги.
        Но думать было о чем. События последних дней были настолько чудовищны, что хотелось уткнуться носом в жесткий, словно набитый прессованной стружкой голый дырявый матрац и отрешиться от всего, чтобы хоть немного побыть в покое. Но, само собой разумеется, отрешиться от всего не получалось, а покой… О, покой, по всей видимости, гражданину Владимиру Свиридову вскоре обеспечат.
        Вечный.
        Свиридов посмотрел на наручники, которыми был прикован к стене, и подумал, что их в принципе он смог бы открыть булавкой, если бы таковая у него наличествовала. Но, как говорится, мечтать не вредно.
        И все-таки даже в больную, разбитую голову мысли лезли так, словно она, голова, была безразмерной и могла распереться этими мыслями до бесконечности. Люди, противоречивые и такие разные: убитая Ленка Любимова… Капитан Курганов, который верой и правдой сотрудничал с Анатолием Павловичем Липским и его людьми весь последний год, а потом вдруг так резко выступил против и закатал Влада сюда, в эту ободранную комнату с увлеченно просматривающим порнографию бритоголовым ублюдком, более напоминающим отморозка начала девяностых годов, промышляющего беспределом, чем культурного и, можно сказать, даже просвещенного бандита начала нового века.
        Или Курганов вовсе не против Липского, а просто один Влад Свиридов попал под раздачу? Ах, да… Липский - он тоже при пироге… Он навел того таинственного Краснова на Свиридова, когда тот убирал Рублева… Липский - он, это самое…
        Или Липский узнал, кто работает в его конторе - кто такой Владимир Свиридов, чье имя в свое время прогремело по всей стране и не раз попадало в строку федерального розыска? Узнал - и захотел избавиться от опасного сотрудника?
        Но откуда он узнал?
        Мысли путались, как клубок под лапой проказливого кота. Кот Тим… При чем тут кот? Ах, да, он же выпотрошил холодильник и разлил кетчуп и майонез… Спартаковские цвета… «Спартак» - чемпион…
        Так и свихнуться недолго!
        - Эй, ты! - снова окликнул Влад своего стража. - Хорош порнуху смотреть! Дай пожрать, говорю!
        Урод повернулся, и глаза его угрожающе сузились, а рот перекосился, готовясь, как говаривал один хороший знакомый Влада, ныне покойник, «перекосоебить» ответ, содержащий явно не пожелания приятного аппетита.
        Но именно в этот момент прозвучал холодный властный голос, от которого по спине Свиридова невольно пробежали мурашки:
        - Кабан, делай, что он тебе говорит. Принеси с кухни пожрать. И мне тоже принеси - что-нибудь выпить. Да побыстрее!
        Свиридов поднял голову, сморщившись от боли, и увидел, что в дверях стоит его непосредственный начальник, шеф частного охранного агентства «Конунг» - Анатолий Павлович Липский.
        - Здорово, Влад, - сказал Анатолий Павлович и присел на диван. - Как самочувствие? Ладно, можешь не отвечать. Сам вижу. Лицо-то сине-зеленое. В общем, так: я должен тебе кое-что объяснить. Только ты не перебивай и не кричи на меня. Я тут вовсе ни при чем.
        - Охотно верю, - хмуро сказал Владимир. - А капиташа Курганов-то что так отличился? Вместо СИЗО меня сюда упек.
        - Лучше бы он тебя в СИЗО отправил, - задумчиво сказал Анатолий Павлович, рассматривая Влада, как энтомолог рассматривает высушенное тело бабочки, пришпиленной булавкой к листу картона. - Он вчера злой ходил, капитан Курганов. Целый день бормотал себе под нос: «Ни окон, ни дверей, полна горница людей».
        - Огурец, - тупо сказал Свиридов, облизывая губы.
        - Вот то-то и оно, что не огурец. КПЗ. Это из фильма какого-то такая замысловатая отгадка предлагается. - Анатолий Павлович посмотрел на Кабана, принесшего консервную банку с горбушей, полбуханки хлеба, несколько огурцов, помидоров и сковороду, на которой была холодная жареная картошка с мясом.
        Поставив все это на стол, он присовокупил еще бутылку водки.
        - Вали отсюда! - сказал Липский. - Да, - спохватился он, - наручники отомкни, а то как же он есть-то будет, к кровати пришпиленный?
        - Заботливый, - сказал Свиридов, рассматривая распухшее запястье. - Ну что, Палыч, сдал ты меня ни за грош, даром что я с тобой целый год бок о бок? Работал честно и профессионально. Грехи на дно тянут?
        Липский вновь метнул на Свиридова тяжелый пронизывающий взгляд:
        - Мне сказали, что ты тот самый Свиридов, который несколько раз попадал в
«федералку», а потом заочно был амнистирован? Тот самый, который из спецназа ГРУ, из «Капеллы»? Так?
        - Кто это тебя проинформировал? - сказал Влад.
        - Хозяин. Что-то он на тебя зол.
        - Какой хозяин?
        - А ты подумай.
        Влад съел несколько ложек картошки с мясом, делая это с таким видом, словно ему приходится угадывать имя человека, поставившего его на край пропасти:
        - Горин?
        - Горин. Багор. Я уже слышал про эту историю с твоей Наташкой, а потом про то, как…
        - Не надо мне пересказывать подробности моей биографии, Палыч! - жестко перебил его Свиридов. - Лучше сразу говори, кто такой этот липовый детектив Краснов и с какого боку тут Горин. И еще - зачем ты послал меня в «Юниверс» отрабатывать Рублева, когда прекрасно знал, что меня будет вести этот сука Краснов?
        - Я вижу, тебе многое известно. Ну хорошо. Я сюда и пришел затем, чтобы рассказать обо всем этом. Откровенно говоря, я охренел, когда узнал, что ты - капитан спецназа в отставке. Да-аешь, Свиридов. Хотя тебя тем паче могут в расход пустить, что ты вот такой крутой оказался.
        - Угрызения совести, Палыч? - усмехнулся Влад, которого тем не менее при словах
«могут в расход пустить» продрало по спине холодом.
        Палыч уткнул подбородок в сложенные лодочкой ладони и заговорил:
        - Примерно за пять часов до того, как вы с Фокиным, коллегой твоим, убрали Рублева, мне позвонил Горин и сказал, чтобы я направил в «Юниверс» именно тебя, и назначил точное время операции. Мне уже тогда это показалось подозрительным, потому что раньше Горин никогда не координировал подобные акции. Дистанцировался, как говорят в облдуме, где он работает. Но с хозяином, сам понимаешь, не поспоришь.
        - Это верно, - кивнул Влад.
        - После того как вы с Фокиным заехали ко мне в офис от Рублева и передали расчетный счет, на который он перевел деньги за оргтехнику, мне снова позвонил Горин. Расспросил обо всем, а потом сказал: а что ты, Анатолий Павлович, думаешь об этом Свиридове? Как он - испытанный товарищ?
        - И что же ты ответил? - скептически усмехнулся Владимир.
        - Я сказал, что знаю тебя уже с год и что ни одного прокола ты еще не допускал. Горин засмеялся: «Ни одного прокола, ты говоришь, не допускал? Это хорошо». А потом добавил почему-то с грузинским акцентом и в такой странной форме: «Значыт, будут праколы, таварыщ Лыпский». Мне это сразу не понравилось.
        Липский потеребил подбородок, и его широкое лицо показалось Владу каким-то обрюзгшим, тревожным и даже - жалким. Вероятно, руководитель охранного агентства чувствовал, что почва уходит у него из-под ног.
        Иначе он едва ли пришел бы сюда, к Свиридову, со своим рассказом, чем дальше, тем больше смахивающим на жалкое подобие исповеди безнадежного и перепуганного этим до смерти грешника.
        - Конечно, не понравилось, - сказал Влад. - Потому что таварыщ Горин изображал таварыща Сталына. У того же кадровая политика, сам знаешь, какая была.
        - Ну да… Сталина. Через три дня Горин встретился со мной лично и сказал, чтобы я готовил отработку депутата облдумы Нагоги.
        - Нагоги? - поднимая голову, сказал Свиридов. - Это такой жирный ублюдок, которого взорвали в трехстах метрах от дачи Горина? Который…
        - Да, да, - поспешно перебил его Липский. - Тот самый, который взорвался в ста метрах от твоего «Фольксвагена». Когда тебя угораздило увязаться за «Ауди», в которой была твоя жена… Я это позже узнал, Фокин сказал, а Фокину сказал ты сам. Мы вычислили твою машину по сигналу, который испускал «жучок». Мы тебя запеленговали. Ты же сам потом тот «жучок» из машины вытащил. По крайней мере, пеленгов больше не было.
        - Ну да, вытащил. Значит, ты тоже был на даче Горина, когда туда привезли Наташку? - При этих словах Свиридов удивился самому себе, потому что выговорил эту фразу спокойно и, в общем-то, доброжелательно.
        - Я подумал, что ты замыслил что-то нехорошее, раз без моего ведома торчишь ночью неподалеку от дачи шефа. И потом, Горин рассказал мне о твоем гээрушном прошлом, он, кажется, тебя давно знает. И я…
        - И ты послал двух амбалов, которых разделал под орех мой замечательный тесть Михал Иваныч, - перебил его Влад. - Все это мне известно. Вот только один вопрос: ты уже тогда думал, что я могу предпринять какие-то враждебные действия? Мало ли что там было у меня в прошлом, против тебя-то, кажется, я никогда не злоумышлял.
        Липский долго смотрел на Свиридова и со вздохом кивнул:
        - Да, я так подумал. Добром все это закончиться не могло. Дело в том, что Горин положил глаз на твою жену. Конечно, я и мысли не допускаю, что он из-за одного увлечения… Если это можно сказать о таком человеке, как Багор… Что он из-за этого устроит такую свистопляску. Что-то тут другое… Но что он твою Наташку приметил и наводил справки - это точно.
        - Почему ты так думаешь? - прищурился Влад.
        - Потому что он наводил справки через меня.
        Свиридову вспомнились слова капитана Курганова, сказанные непосредственно перед бессмысленным (бессмысленным ли?) убийством Лены Любимовой: «Значит, вот она какая - эта Наташа Свиридова, из-за которой заварилась такая каша? Красивая. Но красивых много, и получше есть, а тут такая свистопляска…»
        - И что же ты сказал ему о Наташе?
        - Все, что знал.
        - И даже сверх того, - продолжил Свиридов. - Но ты ничего не рассказал мне о Краснове.
        - А я ничего толком о нем и не знаю. Какой-то мелкий человечек из окружения Багра.
        - Мелкий?
        - Не знаю… - Липский замялся. - Мне показалось, что они старые знакомые. Может, на зоне вместе чалили. Горин, конечно, со всеми свысока обращается и с этим Красновым тоже, но мне показалось, что с Красновым он как-то получше, попроще обходится.
        - Детектив… - пробормотал Свиридов. - Черный плащ… А меня-то зачем тут держат? Кончили бы - это понятно. А то как в заложниках.
        - А я как раз и хотел тебе сказать. Сегодня вечером тебя собираются продать твоей жене.
        Если бы Свиридова стукнули молотком по голове, усугубив и без того разламывающую мозги боль, он не отреагировал бы сильнее - вскинулся, привстав на кровати, и неосторожно смахнул на пол весь свой завтрак, оставшийся примерно наполовину недоеденным.
        - Про-дать? - прорычал он. - Наташке?!
        - Ну да, за пятнадцать тысяч долларов.
        - Да что же это за издевательство такое, мать вашу? - рявкнул Свиридов. Игнорируя появление в дверях Кабана, он вдруг неуловимо быстрым движением бросился на Анатолия Павловича. Тот прохрипел какое-то ругательство, но Влад все-таки дотянулся до него и, крякнув, попытался нанести сочный удар в челюсть.
        Будь Свиридов здоров, у Липского не было бы шансов. Но в голове все плыло и грохотало, из марева перед глазами то выныривало, то снова таяло ставшее ненавистным широкое лицо шефа, и потому Свиридов ничего не успел. Ничего - кроме как рухнуть на пол и больно въехать плечом в ножку кровати.
        Грубые руки Кабана подняли его и, ткнув лбом в железную спинку кровати, приковали к ней наручником.
        - Нехорошо так поступать, Володя, - донесся до него далекий голос Липского. - Я к тебе со всей душой, а ты тут такое вытворяешь. Нехорошо.
        - Да пошел ты… - пробормотал Свиридов и сплюнул на пол кровью, обильно текущей из разодранной и стремительно набухающей губы.
        - Именно так я и намеревался поступить, - сказал Анатолий Павлович. - Ты уж меня прости, Влад. Да, кстати: тебе настоятельно рекомендовали вспомнить какой-то бурный эпизод из твоей жизни восьми- или девятилетней давности. Когда ты еще работал в «Капелле». Или, по крайней мере, только что закончил там работать. Не знаю, что за эпизод такой, но он должен вызвать ассоциации с текущим моментом. Был там такой человек по прозвищу Гриб, и ты с ним работал. Это меня просили тебе передать. Вот так. Что до твоего недалекого будущего, то вряд ли оно будет безоблачным. Скорее всего - его вообще не будет. И даже твой профессионализм не поможет. Кажется, ты чем-то помешал Горину, и, по всей видимости, весь этот спектакль с выкупом ни к чему для тебя хорошему не приведет.
        - Для тебя тоже…
        Лицо Липского тревожно дрогнуло, казалось, он хотел что-то сказать, но тотчас поджал губы и вышел из комнаты широченными - неверными - шагами.
        Через минуту за ним хлопнула входная дверь квартиры.

* * *
        - Че, мудак, думал, что Толя за тебя впряжется? - послышался голос Кабана. - Это ты зря так думал.
        Свиридов туманно разглядел шрам на лбу Кабана и ответил откровенно грубо, уже не в силах удержаться от бессильной злобы:
        - Да тебе тоже кто-то грызло вскрыл, мудила… Наверно, не на того лаял, шавка?
        - Кудахтай, кудахтай, - неожиданно миролюбиво проговорил гоблин. - Как говорится, не перепились еще на Руси богатыри - добры молодцы.
        Непонятно, к чему были эти туманные речения Кабана, но улыбался он так радостно, словно только что выиграл в лотерею миллион долларов и пожизненный пансион на Антильских островах в придачу. Как говорится, «а парень с улыбкой счастливой гармо-онь свою к сердцу прижа-ал… как будто он волжские видел разливы-и-и… как будто Россию обня-а-ал!». Примерно так охарактеризовал бы эту рожу Михал Иваныч Буркин.
        Буркин… Наташа… Что же теперь с ними будет, господи? И из-за чего… За что?
        Страх, такой редкий гость в груди Влада, пронзил Свиридова навылет похлеще иной пули. Тяжелая, отчаянная тревога, словно пятно крови на белом полотне, расползалась в нем вместе с упругой, животной яростью. Если бы она, эта ярость, густо замешанная на страхе, могла превратиться в аналогичное по мощи физическое усилие, то, вне всякого сомнения, Свиридов разорвал бы цепь наручника как гнилую былинку.
        В этот момент в комнату вошел мужик явно кавказской национальности со свежеоткупоренной бутылкой грузинского вина. Свиридов мутно глянул на него.
        - Выпить дайте чего-нибудь, - сказал он, но его голос, вместо того чтобы прозвучать уверенно, звякнул нотками какой-то жалкой мольбы.
        - А ты у нас, оказывается, вэселий парэнь, - грубо хохотнул кавказец и пнул его в голень. - Может, тебе еще и телку подогнать, бля? Тыпа из «Анэлли», да? Жина-то ужэ нэ дает?
        - Да харош тебе, Резо, - осадил его Кабан, по всей видимости, более благоразумный. - Он че тебе, лох педальный, типа? Он же с Палычем год в близких бегал. Так что… Чего тебе выпить? Водки, что ли?
        - Ты понял, какой казель! - возмутился не желавший униматься Резо. - И в сосэдней комнатэ такой же мудила таращится! А ты, Кабан, еще базаришь…
        Что уж там хотел сказать Резо, осталось тайной за семью печатями, потому что, произнося сакраментальное «козел», грузин занес нижнюю конечность во внушительном ботинке с массивной рифленой подошвой, чтобы во второй раз произвести акт экзекуции, но Свиридов уже выбросил вперед правую руку, перехватил ногу кавказца и, с силой потянув на себя, легко вывернул в сторону.
        А потом швырнул в направлении телевизора так, что тот ударился о тумбочку, проломил черепом тонированное стекло дверцы и въехал носом в видеокассеты. Но это было еще не все. Телевизор угрожающе покачнулся и рухнул кинескопом прямо на задницу Резо и припечатал того к полу. Чурка вяло дернулся и, оглушенный, затих.
        Этот всплеск отнял у Свиридова все силы, он вытянулся на кровати, тяжело переводя дыхание, и проговорил:
        - Хорошо, жопа у Резо жирная. Амортизатором послужила. А то телевизор бы разбился.
        Кабан был так ошеломлен, что ничего не сказал и не сделал, а просто водрузил телевизор обратно на тумбочку и буквально выволок из комнаты незадачливого Резо, болтавшегося, как тряпичная кукла.
        И все затихло. Владимир лежал, вытянувшись в полный рост и закинув руки за голову. Ему было дурно. Думать он ни о чем не мог, редкие мысли путались и тонули в кровавом желевидном месиве, которое Влад представлял себе на месте собственного мозга. Видимо, Свиридов не насытил голод, потому что желудок то бурчал, то хрипел, то гудел, всей этой какофонией давая понять своему полуомертвевшему владельцу, что хочет кушать.
        Беспорядочные звуки, издаваемые утробой Влада, были тем единственным, что нарушало мертвую тишину, царившую во всей квартире.
        Свиридов мог только догадываться, насколько она велика, эта квартира, и может ли он вообще слышать все, что в ней происходит.
        В голове бурлила кровавая муть, из которой, как ряска во взбаламученной воде, внезапно всплыл какой-то старый сюжет, выхваченный из прошлой жизни.
        Восемь или девять лет тому назад… Когда он только что закончил работать в
«Капелле».
        Да!
        Свиридов рванулся на кровати так, что зазвенела цепь наручника. Таких совпадений не бывает! Как же он раньше не вспомнил, что тот случай, как давняя боль, - занозой сидит в нем, хотя никогда, никогда не отличался он чувствительностью и переизбытком совести.
        Еще бы. …Восемь с половиной лет назад отдел спецназа ГРУ «Капелла» был закрыт согласно указу за личной подписью президента. Сотрудники его были переброшены в Чечню, а потом, по выполнении поставленной перед ними задачи, уволены в запас. Владимир - комиссован по состоянию здоровья. Так, будучи двадцати восьми лет от роду, не умея практически ничего делать, Свиридов оказался на задворках цивилизации и практически без средств к существованию. В период пребывания в Москве он встретился со своим старым сослуживцем Зауром Дауровым, бывшим сотрудником ГРУ, а теперь известным криминальным авторитетом по прозвищу Гриб. Влад проработал с Грибом только месяц. За это время он заработал около пятидесяти тысяч долларов, больше половины из которых получил от следующего весьма грязного дела.
        Гриб, имевший широкий спектр приложения своих криминальных способностей и профессиональных навыков, не ограничивался банальным вымогательством и «стрижкой» бизнесменов на предмет налога. Он собирал компромат.
        Владу Свиридову было поручено раскрутить одну преуспевающую даму на крупную сумму. Свиридов располагал информацией, согласно которой муж дамочки, кстати, тоже бандит, но корчащий из себя интеллигента, мог загреметь лет этак на пятнадцать или вообще получить «зеленку», то есть высшую меру наказания. Конечно, при условии, что компромат попадет куда надо. А уж экс-сотрудники спецслужб Дауров и Свиридов знали, куда сливать компру.
        Дамочку звали Ирина Алексеевна или Инна Александровна, насколько мог помнить Влад по прошествии стольких лет. Таких денег у нее не оказалось, и она месяца полтора проработала элитной проституткой в одной из соответствующих контор Гриба. Впрочем, вскоре она стала полноценной сотрудницей агентства с соответствующим окладом, потому что ее мужа к тому времени посадили за какое-то другое прегрешение, и у Инны Алексеевны, или Ирины Александровны, не оставалось средств к существованию. К тому же на руках у нее был сын-школьник, то ли пятнадцати, то ли шестнадцати лет, примерный мальчик, аккуратист и отличник, тянущий на золотую медаль.
        Который и не подозревал, чем занимается его мамочка.
        Равно как не знал, что его папочка, прекрасно разбирающийся в Рембрандте, Веласкесе, Шопенгауэре, Рембо, Хайдеггере, Лосеве и Владимире Соловьеве, интеллигент-самоучка, - вовсе никакой не капитан дальнего плавания, как говорила ему мама, а вор-рецидивист.
        Потом Гриб погиб в какой-то разборке, Свиридов же с тяжелым сердцем вернулся из Москвы на родину, в Саратов, где хладнокровно реализовал свои доходы от грязных делишек. В Саратове жизнь завертелась по-иному, еще более жутко и кроваво, и Владимир забыл об этой истории.
        Теперь она всплыла сквозь толщи памятных наслоений. Тогда, восемь лет назад, ему было все равно. Он не понимал, что такое семья, что такое сын и что такое позор и страх бесчестия. Теперь, кажется, - понял.
        Владимир снова вытянулся на кровати, мысли его внезапно приобрели губительную стройность.
        Внезапно - прямо за стенкой - послышался грохот падающей мебели, а потом хриплый матерный вопль, зависший на самой пронзительной ноте и оборвавшийся не чем-нибудь, а сухим треском двух выстрелов. Через секунду раздался нечеловеческий рык:
        - А-а-а… Каррррраганда, перемать твою!!
        Влад вскинулся на постели и сел, широко раскрыв от изумления глаза. Буквально в паре метров от него, кажется, происходило что-то необъяснимое и жуткое.
        Он дернул наручник, и тут на всю квартиру раздался полный ужаса и боли вопль. Дверь свиридовской темницы распахнулась, и влетел с выкаченными от ужаса глазами Резо, а за ним высокий и лысый круглоголовый человек в разорванной на спине рубашке, обтягивающей массивные плечи, и босиком.
        В руке босого был перехваченный за дуло пистолет. С диким ревом он настиг Резо и, перехватив его горло короткими толстыми пальцами, нацеленно ударил рукоятью пистолета в темя.
        Тот конвульсивно вытянул руки, вцепился в ворот рваной рубашки своего противника и, коротко простонав, осел на пол.
        И вслед за ним сел и лысый. Сел и вытаращил на Влада маленькие глаза, в которых было не меньше изумления, чем в ответном взгляде Свиридова.
        - Михал Иваныч… - пробормотал Владимир.
        Круглоголовый прошелся широченной ладонью по своей огромной, от лба до затылка, лысине и выдохнул ответное:
        - Зятек… Володька!
        Глава 13
        ПОБЕГ
        - Михал Иваныч, - остолбенело повторил Влад. - Ты что тут делаешь?
        Буркин уставился на него взглядом, в котором было не меньше потрясения, чем воды в озере Байкал, и проговорил:
        - В-ве… вероятно, то же, что и ты.
        - Тебя тоже эти уроды сюда?.. Значит, Наташка там одна? Да с Димкой на руках?!
        - Я пошел за пивом, - пробормотал Михал Иваныч. - А ко мне подошел мент, предъявил удостоверение и предложил проехать с ним. Я подумал, что вот оно… все. Мы в последнее время много покуролесили, взял я грехи на душу… Но такого, как сейчас, никогда!
        - А что тут такого? - передернул плечами Свиридов. - Подумаешь, врезал этому черножопому козлу. Ему уже перепало за его вздорный характер, так что, Иваныч, дай мне сюда пистолет. Я цепочку перестрелю.
        Буркин затряс головой, но вопреки ожиданию пистолет Свиридову протянул, причем с таким видом, словно избавлялся от ядовитой змеи. Все понятно. Эти два выстрела… Видимо, Михал Иванычу удалось дотянуться до чьего-то пистолета. Вспылил, он человек раздражительный, гневливый. И под влиянием этой вспышки расправился со всеми, кто охранял их в этой квартире.
        А теперь, как видно, жалеет о содеянном.
        Конечно, он же не киллер. Не привык убивать и даже просто - бить людей. Несмотря на широченные плечи, красную морду и свирепую ухмылку. Но размякающую в добродушную улыбочку сразу после того, как Михал Иваныч примет на грудь этак пол-литра.
        Влад легко перестрелил цепочку и, тряхнув рукой, пробормотал:
        - Надо поискать ключи от наручников. Где они все, Иваныч? Эти ребята.
        - Они сказали, что мою рожу менты выставили как фоторобот главного подозреваемого в деле о взрыве какого-то там Гоги… Синагоги… Нагоги, - бессмысленно отозвался тот, не думая подниматься в пола. - А потом сказали, что Наташу… В общем, они про нее говорили всякие гадости.
        - Понятно, - механически сказал Владимир, подумав, что тесть едва ли адекватно воспринимает действительность. Поскольку эта действительность наверняка окрашена для него сейчас в багровые тона. - Вот что, Иваныч. Вот тебе водка, вот тебе стакан. Выпей и успокойся. Мокруха - это, конечно, плохо, но еще хуже будет, если мы задержимся здесь. Причем хуже не нам, а Наташке.
        Свиридов вышел из комнаты и направился туда, откуда несколькими минутами раньше раздались вопли и выстрелы. Михал Иваныч тупо посмотрел ему вслед и механически поднес к губам горлышко водочной бутылки.
        В помещении, где содержали Михал Иваныча, Влад невольно вздрогнул.
        Зрелище в самом деле было не для слабонервных.
        В двух метрах от порога, широко раскинув ноги, лежал Кабан. Возле старого шрама на его лбу темнел багровый кружок пулевого пробоя. Вторая пуля, очевидно, не попала в цель (позже оказалось, что она застряла в дверном косяке).
        Неподалеку лежал второй. Этот второй, судя по всему, был жив - с его губ сочились тихие стоны. Видимо, парень был в полузабытьи. Несчастный был придавлен здоровенным столом, а из свежей раны на сиротливо торчащей из-под стола голове вяло стекала темная струйка крови.
        Дело ясное: в ярости Михал Иваныч использовал всю богатырскую силушку, которой его наделила природа.
        - Да, - пробормотал Свиридов, перешагивая через труп Кабана. - Разошелся старичок… Нашли ребята, с кем шуточки шутить.
        Он пошарил по карманам убитого, выудил ключи от наручников и отомкнул кольцо, перетягивающее его запястье. Потом прошел в туалет и швырнул ключи в унитаз. Оглядел свою измурзанную одежду и скептически хмыкнул, чувствуя, как тело пронизывает нервная дрожь.
        Когда Свиридов с ворохом одежды вернулся в комнату, где сидел Михал Иваныч, то увидел, что тесть уже допил водку и теперь диким взглядом таращится на стену.
        - Значит, я теперь в розыске? - тупо выдавил он.
        - Главное, кто быстрее тебя разыщет, - ответил Влад. - Вот, одевайся. Хорошо, в шкафу было немного одежды. Правда, она может оказаться маловата, но ничего - лучше, чем в твоей.
        - А что такое? - машинально спросил Буркин.
        - А ты сам полюбуйся: вся в клочья. Раздевайся и складывай все в пакет! Да побыстрее, а то мало ли что. Еще, того гляди, придут с минуты на минуту!
        - Да я…
        - Быстррро!

* * *
        Валентин Адамович Горин, втянув голову в массивные плечи, мрачно пил кофе с коньяком и раскладывал пасьянс. Азартный игрок, он ни на секунду не расставался с картами, имея при себе особенный, эксклюзивный комплект - карты, выполненные из пластика, со светящимися зелеными рубашками и известными картинами Рембрандта, Тинторетто, Веронезе, Микеланджело, Веласкеса и других великих живописцев. Все картины были выполнены в стиле «ню», то есть содержали изображения обнаженных Венер, Юдифей и прочих Каллисто и Галатей.
        Валентин Адамович был мрачен. Он смотрел на сидевшего перед ним человека, шевелил бровями и, перекладывая карты, говорил:
        - Чем же ты, Красный, недоволен-то? По-моему, все чисто сработано. Как договорились.
        - Да всем я доволен, Адамыч, только… Не пора ли прекращать это измывательство над девчонкой, а? Сорвется ведь, и все твои усилия прахом пойдут. Устроил тут игрища, прямо граф Монте-Кристо какой-то, е-кэ-лэ-мэ-нэ! Не надо ждать еще две недели.
        - Не парься, - перебил его Горин, - все путем. Я просто так ничего не делаю. Последний штрих - и все. Можно будет брать тепленькой.
        - Да и так ее уже, по-моему, во все дыры…
        Горин страдальчески поморщился, одним широким движением смешал карты и поднял взгляд на своего собеседника. Если бы этого улыбчивого толстого человечка, который сидел перед Валентином Адамовичем, видела Наташа Свиридова, она легко признала бы в нем того самого псевдодетектива Краснова, который заморочил ей голову до нервного срыва и мыслей о самоубийстве.
        - Ничего ты не понимаешь, Красный, - сказал Горин. - Тебе лишь бы добиться своих мелких целей и спокойно положить в карман деньги своего братца, безвременно почившего в бозе. Конечно, тебе меня не понять.
        - Зато ты хорош, Багор! - в свою очередь перебил собеседника Краснов. - Устроил тут Монте-Кристо-шоу! Положил бы всех к чертовой матери, всю семейку, и дело с концом! А ты эстетствуешь!
        - Я смотрю, ты умных слов нахватался, Красный.
        - От тебя же!
        - Я понимаю, что не от своего покойного братца Кирилла Яклича Нагоги. Тот слов типа «гамбургер» или «гастрономия» не выговорит. Даром что вице-спикер Думы, а слово «президиум» коверкал-коверкал, только с третьего или четвертого раза одолел.
        - О мертвых плохо не говорят, - хохотнул Краснов. - Ты лучше посоветуй: мне теперь свою природную фамилию брать или под этим Красновым и ходить всю жизнь? Хотя, если уж на то пошло, Александр Яковлевич Краснов звучит поприличнее, чем Александр Яковлевич Нагога. Синагога… - шлепнул он губами.
        Горин только пожал плечами.
        - Да хоть Бодай-Корытом обзовись, мне все равно, - хмыкнул он. - А что касается девчонки, так это мое дело. Слишком много совпадений. И теперь насчет моих монте-кристовских замашек: ничего-то ты не понимаешь, Красный. Конечно, после того как я несколько лет этого Свиридова искал, ниточку к ниточке, мотивчик к мотивчику, проще было бы убрать этого волка - и все. Хотя не так уж это просто - его убрать… Но тут красивая игра затеялась. Не удержался я. Ты же знаешь, я всегда был азартным игроком. В карты, в рулетку, даже русскую… Но самая интересная игра - в людей. Это когда передвигаешь их, как солдатиков, туда-обратно, а они пищат и не понимают, что с ними происходит. Наверное, то, что испытываю я, испытывал библейский Иегова, когда сорок лет таскал евреев с их Моисеем по пустыне.
        - Иегова! - фыркнул Краснов. - Скажешь тоже, Валентин Адамыч. Я помню, что недавно ты по пьянке мне другое продвигал. Дескать, этот Свиридов лишил тебя жены. Этой самой… любимой. И с его подачи сынок стал таким уродом, как сейчас. Не пришей к кобыле хвост.
        Горин еле заметно дрожащими руками смешал карты, но Краснова не перебил.
        - Ты тогда еще говорил, что возьмешь эту девчонку себе, потому как она из многих, которые встречались тебе на своем веку, самая… Ну типа и красивее есть, и умнее, и ярче. Но изюминка в ней, и все такое, - закончил Краснов.
        Валентин Адамович сжал в руке карты:
        - Ничего-то ты не понял, Краснов. Даже по пьяни. А что я говорил, мол, такую бабу, как эта Свиридова, пусть малолетка… Но привязать ее к себе можно, только вызвав ненависть, - это не совсем пьяный бред был. Хотя бредом попахивало. Последние три бутылки пить определенно не стоило. Да. - Он выпрямился. - Можно сказать, я на нее запал, в конце концов, я же еще не старик. В конце концов, у человека в жизни должно быть три вещи: деньги, власть, семья. Вот последней-то у меня и нет.
        - И ты что, Адамыч, думаешь создать семейку с этой Свиридовой? - хихикнул Краснов. - Ну и ну! Если бы я не знал тебя столько лет, Валентин, подумал бы, что ты впал в мелодраматическую чушь. Надо же!
        - Не тебе судить! - повысил голос Горин. - Ведь ты думаешь, что я всю эту карусель закрутил ради…
        - Я не знаю, - прервал его Краснов. - У меня от твоих базаров, Адамыч, голова кругом идет. Надо тебе скорее занимать пост спикера областной Думы. У тебя получится. Не то что у моего косноязычного братца. А теперь давай о деле. У меня сегодня с ней встреча. Выдавать ей муженька или, может, сразу его замочить? А то наследил он уж больно, а подтереть некому. И опасен он - круче некуда. Может, не будем с огнем шутить? Все-таки - из «Капеллы»…
        Горин хотел что-то ответить, но в этот момент запищал сотовый телефон.
        - Да, - сказал Багор, - я слушаю. Клин? А что это у тебя голос такой, Клин? Пьете, что ли, сволочи?
        - Какое пьем, хозяин? - прожужжал в трубке слабый, как будто насморочный голос человека, носящего погоняло Клин. - Тут почище будет. Тот мужик, которого мы с улицы сдернули… Ну, на которого фоторобот… Он типа Кабана завалил. Наглухо. Резо и меня тоже припалил. За Резо сейчас «Скорая» приедет… Да и мне в больничку надо бы.
        - Сбежали? - прошипел Горин.
        - Резо ему сказал, что, дескать, его дочку…
        - Резо всегда был болваном, каких поискать, - выругался Багор. - И ты, Клин, прокололся. Как говорится, Клин клином вышибают. Ладно… Колупайся там со своей больницей и Кабана в морг отправь. Отбой.
        - Че… планы меняются? - спросил Краснов.
        Горин потер красноватые глаза:
        - Сбежали эти два урода. Завалили Кабана. Резо и Клина покоцали. Причем не Свиридов, а тот, из Караганды. Михаил Иваныч.
        - Да этот Михал Иваныч боец, каких поискать, - нехорошо усмехнулся Краснов. - Сначала два Толиных бойца, теперь твои быки под раздачу попали. Недаром он двоюродный брат этого, из «Конунга», Фокина, да? Не надо было вообще его брать, этого Михаила Иваныча. А что менты могли его схавать по этому фотороботу - это не так страшно. Что бы он им рассказал? Мол, видел «Кадиллак» Кирюши, выезжающий из ворот твоей виллы, а потом взлетающий на воздух… Хотя да, неприятно.
        - Вот то-то и оно. Липский нарочно, что ли, двух своих пацанов под допрос подставил, чтобы подкопаться? Черт его знает. Уберу я его.
        - Говорил тебе - не разводи эти антимонии. Сразу валить надо.
        Валентин Адамович холодно взглянул на толстяка и после долгой паузы процедил:
        - Ты прав. Пора валить хлопцев.

* * *
        Наташа была в ванной, когда послышались звонки в дверь. «Ну вот, - подумала она со странным, можно сказать, потусторонним спокойствием. - Еще какой-нибудь сюрприз. А может, просто конец. Конец всем сюрпризам и вообще…»
        - Я открою, - сказала горничная, которая была совершенно не в курсе опутавших хозяйку чудовищных проблем и потому хранила безмятежность.
        - Открой, - равнодушно сказала Свиридова и, глубоко вдохнув, внезапно с головой нырнула в ванну.
        Когда она вынырнула с первыми признаками удушья, ей показалось, что начались слуховые и зрительные галлюцинации. Потому что в уши ворвался до боли знакомый голос с какими-то новыми, пронзительно-кричащими интонациями, а потом дверь ванной комнаты распахнулась, и сквозь навернувшуюся на глаза водную пелену она увидела… Влада.
        - Наташка, мы сбежали от них, - выговорил он.
        - Ты… и папа?
        - Ну да. Нам нельзя тут долго задерживаться. У меня башка пробита. Тошнит. Надо отлежаться хоть пару деньков где-нибудь, а потом сдернем к Михал Иванычу, в Караганду эту чертову. Начнем все сначала. Да, сначала.
        - Влад, дай я оденусь, - сказала Наташа, не проявляя особых признаков ликования по поводу чудесного освобождения отца и мужа. В конце концов, это освобождение несло с собой только новые проблемы. Да и перегорели в ней буйные эмоции: ни страха, ни радости.
        - Ага… - выдохнул Свиридов. - Мы пока на кухне сообразим что-нибудь пожрать.
        Когда через пять минут Наташа вошла в кухню, выяснилось, что Владимир с Михал Иванычем лихорадочно сметали все, что нашлось в холодильнике. При этом они загнанно дышали и, казалось, никак не могли перевести дыхание. Михал Иваныч был густо-багрового цвета, едва ли не под оттенок кетчупа, которым Влад обильно сдабривал все подряд. Такая цветовая гамма, давно уяснила себе Наташа, свидетельствовала только об одном: что папаша успел выглохтать существенное количество какой-то алкоголесодержащей жидкости.
        Влад, напротив, имел какой-то зеленовато-пепельный оттенок, к тому же его ноздри все время вздрагивали, а губы кривились, как у больного тиком.
        - А я сегодня должна была отдать за тебя пятнадцать тысяч баксов, - сказала Наташа, садясь напротив Свиридова. - Квартира-то уже ушла бабушкина.
        - Квартира ушла, а я пришел, - сказал Владимир. - Погоди, сейчас. Че-то меня…
        Он схватился рукой за горло и побежал в туалет. Вскоре оттуда послышались характерные звуки: страдальца с редкой жестокостью рвало в унитаз.
        - Чего это он? - пробормотал Буркин. - Вроде как не пил… Только я один…
        - Да ему и пить не надо, - сказала Наташа. - У него же сотрясение мозга. В больницу бы ему… Да нельзя в больницу-то.
        - Уезжать надо, - почему-то оглянувшись, проговорил Буркин. - Перекантоваться где-нибудь пару деньков, а потом уезжать. Домой. Ты как раз эту квартиру продашь…
        - Я… продам? - пробормотала Наташа. - Да меня тут выпотрошат быстрее!
        Она замолчала, а Михал Иваныч вытащил из холодильника бутылку джин-тоника и начал поглощать его кошмарными, по пол-литра каждый, глотками.
        Через пять минут вернулся Свиридов, сменивший окрас лица с зеленовато-серого на белый. Только губы почему-то стали неожиданно яркими, в полном контрасте с мутными, невидящими глазами.
        - Хреново мне что-то, - процедил он и обрушился на табуретку. - И деваться некуда. Тут оставаться нельзя. Запалят. Друзья… Кончились все мои друзья, как и не начинались. А Фокин, наверно, валяется уже где-нибудь в канаве с простреленной головой. Дай-ка я его наберу.
        Свиридов привычно набил на клавишах телефона номер Афанасия. Никто не снимал трубку. Мобильный тоже не отвечал.
        Влад побледнел.
        - Он же лоханулся тогда, на вилле Горина, а тот вряд ли простит… Да, кстати, Наташка, - Владимир повернулся к жене, - Липский сказал мне, кто стоит за этим самым Красновым.
        - Наверно, сам Липский, - тихо сказала она.
        - Если бы только он. - Свиридов провел ладонью по лицу, словно хотел, как пот, смахнуть с него полотняную бледность. - Есть еще некто Горин Валентин Адамыч, твой несостоявшийся благодетель!
        Наташа шевельнула губами и подняла на Свиридова расширенные глаза:
        - Горин? Вот этот, с которым… Ну, конечно! Я так и думала. Наверно, если бы я сама не захотела выйти на него, Ленка меня к этому подтолкнула бы. А так я сама, дура, все себе устроила… Только все равно… Все равно я ничего не понимаю. За что?
        - Зато я, кажется, начинаю догадываться, - сказал Влад. - Ты думай, Наташка, думай. Мне пока что нечем думать, а у Иваныча никого в городе знакомых нет. Неужели у тебя, Наташка, нет надежного друга, которому можно довериться? Мои-то все из конторы Липского. Вот только один Афанасий… Не знаю, что и думать.
        - Я тоже не знаю…
        - Ну там, подруги, друзья, школьные, институтские.
        - Мою институтскую подругу убили, сам знаешь, - сказала Наташа. - Да и не подруга она мне была. А больше вряд ли кого можно обременить таким… Ведь это жизнью рисковать надо, чтобы дать нам берлогу, в которую можно завалиться и переждать.
        Свиридов осторожно взялся за голову.
        Наташа шевелила губами, перечисляя своих друзей, а потом сказала:
        - Да… есть! Только ты, Влад, ничего не говори. Не время и не место.
        Свиридов медленно поднял глаза и хрипло выговорил:
        - Да понял я. Любовнику звонить собираешься?
        - Больше некому.
        - Это тому самому Ле-лику?
        - Да, ему. У него мать уехала на две недели. Значит, вернется через два-три дня. Он нас примет. То есть я надеюсь, что примет.
        - Так звони! - бросил Свиридов.
        Ему было дурно.
        Гудки уходили в пустоту один за другим, а трубку никто не брал. Господи, как молниеносно Лелик хватал эту самую трубку, стоило Наташе позвонить по совершенно малозначимому, пустяковому поводу! А тут - как нарочно.
        Она глубоко вздохнула, и на самом на выдохе трубку наконец взяли. Высокий голос Лелика выговорил:
        - Я слушаю.
        - Привет, Леня, это я, - сказала Свиридова.
        - Наташа? Да, я слушаю, Наташа. Рад… рад тебя слышать. Ну говори, что ты замолчала.
        - Мне нужна твоя помощь, Леня. Поможешь?
        - Конечно, о чем речь.
        - Только ты еще не выслушал, как именно ты можешь помочь. Только не ужасайся. Постарайся спокойно… Тут неприятности не типа украденного портфеля с чертежами и матушки, переевшей горохового супа.
        Лелик издал какой-то звук, напоминающий раздавленное кваканье престарелой лягушки, после чего выдавил:
        - Я же сказал, что помогу, чем могу. Говори.
        - Ты можешь на два дня принять меня в свою квартиру? Только не одну, - добавила Наташа, опережая возможную бурную радость Лелика по поводу такого приятного предложения. - С Димкой и еще… с моим отцом, Михал Иванычем… Ты помнишь его, ты с ним еще напился у меня дома…
        - Михал Иванычем? - проблеял Лелик.
        - И Володей, моим мужем, - договорила Наташа и резко замолчала.
        Архитектор издал жалкий горловой звук и надолго замолчал. Наташа подумала, что любовничек сейчас откажет, малодушно сославшись на возможный приезд строгой матушки, - и тогда она оскорбленно бросит трубку, потому что надеяться уже особо не на что.
        - Приезжайте, - хрипло сказал Лелик и закашлялся. - Сейчас приедете?
        - Спасибо, Ленечка, - выдохнула Наташа. - По телефону не могу… Только ты никуда не уходи… понимаешь?
        - Да. Подожду, - ответил тот, и Наташа, задыхаясь, нажала на кнопку «Talk» на переносном радиотелефоне, по которому она разговаривала из туалета. Мало ли что… Кто поручится, что Краснов не поставил «жучки» в квартире в пору своего единственного визита сюда?
        Телефон отключился. Наташа вышла в кухню и, проведя рукой по волосам, выговорила:
        - Он согласен.
        Глава 14
        ВОЛКИ И ШАКАЛЫ
        Кажется, их продолжал хранить бог. Дав возможность сбежать из той квартирки, где держали Влада и Михал Иваныча, он и теперь побеспокоился о том, чтобы переезд от Свиридовых к Лелику прошел без эксцессов. Домработницу наскоро рассчитали (она была немало удивлена краткосрочностью своей работы на новом месте, а также тем, сколько денег получила за неделю), собрали все самое необходимое и уехали.
        Влад объяснял это только одним: амбалы, вырубленные Михал Иванычем на той квартире, еще не очухались и не подняли тревоги.
        Добравшись со всеми мыслимыми предосторожностями до места, они наконец-то вошли в подъезд, где проживал Лелик. Наташе казалось, что она почти спокойна, но, когда понадобилось набирать код входной подъездной двери, обнаружилось, что цифры этого кода упорно не желают всплывать в ее памяти, а руки дрожат, как у алкоголика после месячного запоя.
        Впрочем, все образовалось. Они благополучно поднялись на третий этаж и позвонили в квартиру Лелика.
        И тут Владу стало плохо. Вероятно, сотрясение мозга было достаточно серьезным, да и нервы у него были все-таки не железными. Потому что ноги его подкосились, и он загремел бы головой о лестничную клетку, не подхвати его Михал Иваныч, непрестанно бормочущий: «Господи, приехал к дочке в гости, старый дурень, приехал к дочке в гости».
        Лелик открыл с таким же белым лицом, как у Свиридова. Его физиономия была густо перемазана йодом, что придавало ему откровенно комичный вид, а впечатление усугубляли торчащие во все стороны клочками волосы.
        Увидев полубесчувственного Свиридова на руках Михал Иваныча, он судорожно вздохнул, а потом выхватил из рук Наташи тяжеленный чемодан и тычком ноги распахнул прикрывшуюся за спиной дверь.
        - Входи…те, - пробормотал он и отвернулся, потому что Михал Иваныч посмотрел на него сузившимися глазами и шевельнул толстыми, в мелких трещинках губами.
        Влада, который, кажется, первый раз в жизни почувствовал себя таким беспомощным, втащили в квартиру и свалили на диван в дальней комнате. Наташа пошла делать ему холодный компресс, а Михал Иваныч, взяв на руки Диму, снова пристально посмотрел на Лелика и проговорил:
        - Где-то я тебя уже видел, парень. Да. Видел.
        - Может, и видели… - пробормотал тот и отчего-то вжался в стену. Лелику явно было не по себе.
        Впрочем, его можно было понять…
        Успокоив раскричавшегося Диму и положив компресс на голову Свиридова, Наташа пришла к угрюмо сидящим в кухне Лелику и Михал Иванычу и сказала:
        - Вы еще не познакомились?
        - Я вспоминаю, где я его видел, - с усилием сказал Буркин. Лелик заерзал на табуретке.
        - Да у меня ты его видел, папа, - отозвалась Наташа, наливая себе из-под крана стакан воды. Жадно выпила его и добавила: - В тот день, когда ты приехал в Воронеж. Его Леонид зовут.
        - А-а-а! - протянул Михаил Иванович. - А я думал, что у меня началась белая горячка. Влада от вот этого… Леонида отличить не могу. Ты вот что, Леонид, у тебя выпить что есть?
        - Есть, - ответил тот. - Водка. И еще коньяк. Они в кладовке стоят.
        Он вышел из кухни в коридор и, распахнув дверцу встроенного прямо в стену шкафа, порылся в нем и вынул бутылку водки «Московская» - старого образца, этак пятилетней давности, с пыльной зеленой этикеткой.
        - Опять пить… - выдохнула Наташа и подумала, что сейчас ей самой неплохо бы напиться до такого состояния, в котором все происходящее вокруг нее показалось бы только жутким сном.
        А на работе в «Анелле» - позавчера - она попробовала героин. Впервые в жизни.
        - Ну что, папа, открывай. - Наташа кивнула на водочную бутылку в руках Михал Иваныча.
        Первые две стопки прошли как вода - без закуски, без запивки, без единого слова. Не чокаясь. Молча, как на похоронах. Только на третьей Лелик, вероятно, расхрабрясь, спросил:
        - А что с вами произошло? Это, наверно, серьезно, да?
        - А ты будто не знаешь, красавец архитектор, - раздался глухой голос, и Наташа, вскинув голову, увидела, что в дверях кухни, чуть пошатываясь и придерживаясь рукой за косяк, стоит Влад.
        При его виде Лелик испуганно вскочил со стула и попятился к окну.
        - Володя, я же просила без сцен, - недовольно сказала Наташа. - Всем все известно… Ты сам не лучше, а то и куда похлеще будешь…
        Влад присел на только что очищенный Леликом стул и произнес:
        - Да ты не поняла, Наташка. Что он с тобой спал, до этого мне уже никакого дела нет. То есть мне есть дело, но, в общем, это не самое главное. Потому что тут важно другое: как так совпало, что ты привела нас именно сюда?
        В свиридовском голосе звучала злая, веселая обреченность. Владимир даже улыбнулся насмешливо, чтобы подчеркнуть, как забавно ему это парадоксальное совпадение:
«именно сюда».
        - Да я сразу тебе сказала, к кому мы пойдем, - недоуменно отозвалась Наташа. - Ты все знал, даже имя его знал, так что я не понимаю…
        - Вот именно, что не понимаешь. Все дело в том, что этого хлыща я встретил на вилле Горина в то день, когда… В общем, ты знаешь. Он мне дорогу показывал.
        Владимир с усилием поднял на Лелика тяжелый взгляд:
        - Ну что, горе-архитектор, конец нам или как? Сейчас тут будут ублюдки твоего милейшего работодателя, которому ты строил виллу?
        - Ка-кого работодателя? - выдавил Лелик. Видно было, что он перепуган до последнего. - Я не…
        - Да все ты понимаешь! - перебил Свиридов и повернулся к Наталье: - Ну и друзья с подругами у тебя, гражданка Буркина! Все завязаны на Горине! Этот твой Лелик - горинский архитектор, Ленка Любимова покойная - наверно, горинская шлюшка. Да не наверное, а точно. Нарочно не придумаешь!
        Свиридова шагнула к Лелику и тихо спросила:
        - Это правда, Леня?
        Тот часто-часто заморгал, разинул было рот, но ответить не смог. Да и не требовалось ответа-то. И так было все понятно: Влад говорил правду.
        - Значит, сюда скоро приедут люди Горина? - спросила Наталья. - Так, Ленечка?
        - Я не… меня заставили. Я не… не хотел, - выдавил тот. - Мне сказали, что…
        - Да припугнули, что уж тут говорить, - сказал Владимир и встал в полный рост. - Ну ничего, сейчас я из этого птенчика всю подноготную вытрясу, а потом найду, чем встретить горинских архангелов. Надоело от них бегать! - Он повернулся к Наталье и добавил с кривой усмешкой, поглаживая подбородок: - Ты уж прости меня, что приходится вот так обращаться с твоими друзьями. Сначала Ленка, теперь вот этот крысеныш. Только не надо бить меня по голове, как в прошлый раз. Хорошо?
        И с этими словами Свиридов схватил Лелика за шею и тряхнул так, что тот сдавленно заверещал.
        - Ну что, Леонид, не знаю, как тебя по отчеству…
        Но тут грохнул выстрел. И Влад, чувствуя, как по телу расползается предательская - даже без боли - слабость, выпустил шею Лелика и начал заваливаться назад.
        Стареешь, Владимир Антонович. Несколько лет назад ты успел бы своим звериным чутьем почувствовать движение в дверях и предотвратить несчастье.
        А сейчас - поздно.
        В голове Влада мелькнула безумная мысль, что жена снова, во второй раз вот так обошлась с ним… Но подозрение это тотчас развеялось, когда Свиридов упал на пол и обратил подернувшиеся мутью глаза к дверному проему.
        Там в кровавом мареве плавала темная фигура с поднятой рукой, в которой был пистолет.
        - Валентинович он по отчеству, - сказал человек, шагнув в ярко освещенное пространство кухни. - Леонид Валентинович.
        Наташа вскочила с табуретки так, что та отлетела в угол вверх ножками.
        - Горин! - выдохнула она.

* * *
        - Совершенно верно, - сказал Багор. - А также знакомый вам детектив Краснов, он же Александр Яковлевич Нагога. Заходи, Красный.
        Заскрипела створка кладовки, и оттуда показалась до отвращения знакомая фигура Краснова.
        - Уф, - сказал он. - Первый раз сижу в таком тесном помещении. В СИЗО и то куда просторнее.
        Наташа изумленно сглотнула. Михал Иваныч вжался здоровенной спиной в холодильник.
        Лежащий на полу и остекленело таращившийся на Горина Влад уронил голову и забормотал что-то нечленораздельное, отдающее бредом.
        - Его полное имя - Леонид Валентинович Горин, - сказал Багор, присаживаясь на край стола. - Ведь ты, Наташа, наверно, и не знала его фамилии? Правильно. Потому что он мой сын.
        - Значит… значит, все подстроено с самого начала? - пролепетала Наталья.
        - Вот именно. С самого начала. Это та игра, за которую известный вам Краснов шьет мне склонность к так называемым Монте-Кристо-шоу. А началось все это восемь с лишним лет назад, когда лежащий на полу молодой человек, Владимир Антонович Свиридов, шантажировал мою жену Инну Алексеевну, грозя раскрыть правоохранительным органам отдельные подробности деятельности ее супруга. То есть меня. Я доступно излагаю? Мне за них, эти подробности, тогда светила «вышка», как сейчас Владимиру - «пожизняк».
        Наташа закрыла глаза, но слух не переставал воспринимать мерные, спокойные слова Горина:
        - Ты, Свиридов, тогда был спецслужбистским зубром, а я казался тебе криминальным шакалом, который не стоит того, чтобы задумываться о методах моей отработки. Тогда, помнится, ты без особого труда пресек попытки моей жены противопоставить тебе грубую силу знакомых бандитов. Она, кстати, до сих пор не может оправиться от тех ударов, что ты ей нанес… Стала сварливой старухой, и ничего не осталось от той женщины, которую я когда-то любил.
        - И шакалы могут любить? - отозвался Влад.
        - А теперь мы поменялись местами, - продолжал Горин, не замечая реплики Свиридова. - Я поднялся, а ты измельчал, ссучился, стал лошком на побегушках у этого Липского, которого два или три года назад ты прихлопнул бы, как мошку малую. Я долго шел по твоему следу. Никак не мог найти. Однажды смог выйти на тебя, но тогда ты мне был не по зубам… - Горин перевел взгляд со Свиридова на Наташу. - А известно ли тебе, Наталья Михайловна, что твой муженек не так давно, всего пару лет назад, был одним из руководителей службы безопасности олигарха Маневского?
        Буркин вытаращил глаза; Наташа только вздохнула, потому что последние дни напрочь отбили у нее счастливую способность удивляться.
        - И все-таки я его нашел, - продолжал Горин. - Это стоило мне многих трудов, но я нашел его. И - разыграл эту красивую партию. Мне было мало просто убить Свиридова: захотелось шаг за шагом развернуть перед ним то, что он с подачи Гриба организовал для меня и моей семьи несколько лет тому назад. Наверно, я убил бы его (Влад пошевелился и что-то глухо пробормотал), но тут подвернулась ты.
        - Я? - удивилась Наташа.
        - Ты понравилась мне. Я подумал, что неплохо будет перехватить эстафету у твоего муженька, но сделать это так, чтобы он почувствовал, почем фунт лиха. Не буду углубляться в дебри психологии. Просто скажу, что никогда в жизни я не получал такого удовольствия, как от этой игры, которую закрутил вокруг тебя. Окунул, так сказать, в огонь и воду. Да, ты правильно заметила: все было подстроено. Ленка Любимова была моей… даже не любовницей, а так, подстилкой. Не сомневаюсь, что она хвасталась тебе моими подарками. Правда, не называла, от кого они. Потом я велел Ленке познакомить тебя с моим сыном. Он у меня странненький, как ты успела заметить. Не хочет пользоваться деньгами отца. Работает в каком-то занюханном институте. Ленка все сделала правильно: она в некотором роде выдающаяся сводница. Потом в игру вступил Краснов, который мастерски делал вид, будто он изумлен тем, что узнал о Владе. Даже самого себя пытался убедить в этом - для пущего вхождения в роль.
        - Я сам испугался, когда услышал этот впечатляющий диалог между Свиридовым и Фокиным, - хмыкнул Краснов. - К тому же я неслабо удивился, когда узнал, кем эти ребята были в прошлом. А вообще - у меня всегда был дар самовнушения и хорошие актерские данные.
        И он засмеялся.
        - Дальше, думаю, тебе все понятно, - продолжал Горин. - Если бы не инициативы господина Свиридова, как-то появление на моей вилле или побег из квартиры, где его содержали по моему приказу, то все кончилось бы гораздо позже. Две недели спустя. Но ты, Свиридов, все перекроил. Это ничего. Все довольны, особенно Александр Яклич, которого в благодарность за его актерские услуги я избавил от нежелательного родственничка.
        - Ну да, - отозвался Краснов, - поспособствовал. Пригласил на свою дачу, где мне представился прекрасный случай подложить камуфлетик в машинку братца. У меня вообще всегда были пиротехнические способности. Как у господина Свиридова - стрелковая и психофизическая подготовка. Я думаю, жинка моего братца Кирюши мне теперь благодарна по гроб жизни, и вообще…
        - Ладно, хватит болтать! - перебил его Горин.
        Наташа стояла и чувствовала, что сейчас упадет. Нет. Ни за что. Она не покажет себя слабой перед этими людьми. Никогда.
        - Теперь все кончилось, - сказал ей Горин. - За тобой остался выбор, Наташа.
        - Какой… выбор? - проговорила она.
        - Ты много перенесла. Я слышал буквально каждое твое слово за последнее время и могу сказать, что ни одна из знакомых мне баб так бы себя не повела. Потому что они - бабы, а ты - женщина. Поэтому я предлагаю тебе бросить этого бывшего волка
«Капеллы», а теперь шакала и убийцу, что лежит на полу, и жить у меня. И не спеши говорить, что я тоже убийца и шакал. Подумай о своем сыне. Подумай о нем. Ему нужен отец и достойное воспитание. А твой Володя - он скоро умрет. Вот такие дела. Ты подумай, Наташа. Я никому не предлагал того, что предлагаю сейчас тебе.
        - За что ты приказал убить Ленку? - тихо спросила Свиридова.
        - Она вызвала у меня омерзение, - отозвался Горин. - Она продажная тварь. Она продала бы и тебя. Впрочем, почему «бы» - она и так продала тебя. И еще - она слишком много знала. Курганов просто подчистил ее.
        - На моих глазах, - договорила Наташа. - Чтобы произвести большее впечатление, так? Очень хорошо, Валентин Адамович.
        - Ты поразмыслила над моими словами?
        - А что будет с Владом? - вдруг спросила Наташа.
        - Я же сказал: он умрет. Ему так будет лучше. А иначе - сядет в тюрьму, а в тюрьме он долго не проживет, потому что такие, как он, в тюрьме долго не живут. А я предлагаю тебе гораздо лучший вариант, чем твоя нынешняя жизнь. В конце концов, я уважаемый человек в городе, бизнес мой на волне, а твой муж, уж извини меня, Наталья, твой муж - отморозок, который только недавно замочил несколько человек, а потом тут же пошел в публичный дом.
        Наверно, только сейчас Наташа поняла до конца, что именно говорил ей Свиридов почти год назад в ту зимнюю ночь, когда его слова так сладко и жутко плясали и путались, забирая ее, Наташу, в свой коварный плен. И вот теперь оказывается, что все это были не просто красивые слова - это след длинного и извилистого, во многих местах меченного кровью пути Владимира Свиридова.
        Она подняла глаза на Горина. Тот смотрел на нее неопределенным взглядом, в котором она не нашла ни агрессивности, ни злобы - скорее какая-то разбавленная грусть. Наташа проигнорировала мерзко ухмыляющего в дверях Краснова, деревянного Лелика, пучащего на все происходящее глаза Михаила Иваныча и взглянула на Влада.
        Горин прав. В самом деле - Свиридов человек конченый, и он рано или поздно - а скорее рано - пойдет на дно и потянет за собой и ее, Наташу, и маленького Диму, и… И все будет кончено.
        Нет, не такой жизни она для себя желала. И для сына - тоже. Если этот Свиридов, которого она сначала любила, а потом медленно разочаровывалась, как рано или поздно разочаровывается в своем муже всякая в меру прагматичная, в меру ординарная и в сущности заурядная женщина, - если Свиридов выбрал для себя такой путь, то им не по пути. «Да, - думала Наташа, - больно предавать, но еще больнее быть преданной и подставленной».

«Испугалась ты, корова», - мелькнула где-то в глубинах ее существа оскорбительная мысль, но тут же зарылась в толщу тягучей тоски и ужаса перед будущим.
        И Наташа решилась.
        - Я буду жить с вами, Валентин Адамович, - медленно выговорила она. - Ради Димы. Вы знаете, что я не могу испытывать к вам иных чувств, кроме… ну, вы знаете. Вы все прекрасно знаете. Но ради сына… И еще - вы пообещаете, что Владу будет сохранена жизнь. И вы дадите ему возможность уехать. Далеко-далеко. Куда-нибудь за границу.
        И она посмотрела на Влада и поймала себя на сознании того, что боится любых возможных его слов.
        Но Свиридов, полулежащий на полу, промолчал. Его зеленовато-бледное лицо склонилось почти до самой земли. На мгновение Наталье показалось, что он уже мертв, но тут он моргнул.
        - Пусть уезжает, - сказал Горин быстро. И любая другая, кто знал бы мужчин чуточку больше, чем Наталья, которая все-таки до конца не рассталась с девочкой из Караганды, - любая другая, например покойная Лена Любимова, поняла бы, что он вовсе не собирается сдержать своего обещания.
        Свиридов не слышал того, что говорилось о нем. Он впал в тяжелое полузабытье, вызванное и потерей крови, и шоком от свежей огнестрельной раны, и черепно-мозговой травмой, нанесенной собственной женой.
        Горин презрительно посмотрел на него и, верно, подумал, что восемь с половиной лет назад Свиридов так легко не отдал бы самое дорогое, что у него есть. Легко валяться в рыхлом бабьем обмороке, а не отстаивать свое кровное, как то приличествует мужчине.
        Краснов положил Горину руку на плечо и проговорил:
        - Пойдем-ка прогуляемся на балкон, Адамыч. Тут, видишь ли, семейная идиллия заканчивается.

«Семейная идиллия» Свиридов - Наташа Свиридова - Михаил Иваныч Буркин и примкнувший к ним «друг семьи» Лелик в самом деле заканчивалась. И не было ее, идиллии-то, а если и было что-нибудь настоящее и светлое в совместной жизни Владимира и Наташи, то уходило крупными каплями свиридовской крови, капающей на пол, и росинкой пота, скользнувшей по белому от напряжения лицу Наташи.
        В кухню, дабы пресечь «возможные беспорядки», вошел здоровенный личный охранник Горина, а Багор и Краснов вышли на балкон.
        - Ну вот, Валентин Адамыч, глупая мелодраматическая концовочка, - неприятно усмехнувшись, сказал «детектив» Краснов. - Монте-Кристо в законе… Выбрал ты себе бабу. Ты не боишься, что она тебя замочит в сортире при любом удобном случае?
        - Если бы я не боялся этого, то не предложил бы ей ничего, - отозвался тот. - Я же говорил тебе: единственное, чем привязываются такие вот Наташи, - это ненависть. А она меня ненавидит, будь уверен. - И добавил, склонившись к самому уху: - А когда она меня ненавидит - это то самое единственное, что будит во мне кровь. По-настоящему, по-молодому. Такие, как она, - это женщины для дьявола. То есть для меня.
        - Стареешь, Адамыч, - скептически хмыкнул Краснов. - На философию потянуло. Ты лучше скажи: баллотироваться мне в облдуму на место покойного братца али нет? Ведь после того, как я получу его нехилое бабло, за меня радостно проголосуют, тем более и фамилия та же. А чем плохая у меня биография: потерял брата, доблестного защитника народных интересов в собрании. Хочу заменить покойного.
        - Ты сначала доживи до выборов, - сказал Горин.
        Краснов хмыкнул:
        - А что такое? Кто это меня так ловко порешит? Или, может, ты решишь убрать лишнего свидетеля создания своей новой семейки?
        Глаза Горина сверкнули. Он дернул шеей и произнес:
        - А вот так не надо говорить, Красный. И вообще - ты видишь у другого соринку в глазу, а у себя не замечаешь и бревна.
        - Какого еще бревна?
        - Бревна не бревна, а не видишь, например, что у тебя шнурок развязался.
        - Где?
        Багор склонился почти до колен стоявшего на каком-то плоском ящике Краснова:
        - Да вот.
        - Где?..
        - А вот, - негромко произнес Горин. И тотчас пальцы его обеих рук сжались на щиколотках Краснова, и он что было силы рванул вверх фальшивого детектива за ноги, поднимая его и перекидывая через перила. Тот даже не успел понять, что с ним произошло, - и рухнул в мутный прогал ночного пространства, где на самом дне пропасти, в клине лунного света, пузырился изломанный полутенями неровный асфальт.
        Падая с балкона, Краснов хотел было крикнуть, но издал только глухой сдавленный хрип. Вместо Александра Яковлевича хрустнула сломанная ветка растущего под окном дерева, а потом послышался глухой удар, кажется, подведший черту под деятельностью господина Краснова-Нагоги на этой земле.
        Горин быстро перекрестился и вышел с балкона, сказав ожидающему его у двери второму охраннику (первый, как помнится, был в кухне):
        - Забирайте женщину с ребенком.
        - А остальных?
        - Остальных - в расход, - отрезал Багор. - Но не сейчас, а позже. С умом. Чтобы выглядело как несчастный случай. А пока купи им - этому Буркину и Свиридову - билеты на поезд в Казахстан.
        - Понял, босс.
        Горин не видел, как под окном квартиры его сына от стены дома отделилась темная фигура и, отчаянно припадая на левую ногу, заковыляла в глубь парка за домом Лелика. Горин также не слышал, а слышали только старые тополя, в ветвях которых запуталось тихое и злобное:
        - Значит, летать с балкона? А сам полетать не пробовал… Багор?..

* * *
        Когда Свиридов открыл глаза, то понял, что Наташи нет. То есть она где-то есть вместе с Димой, но только недосягаема для него. Он дернул головой, но вместе с этим движением к нему пришла такая боль, что Влад со скрипом сжал зубы, чтобы не выпустить предательский стон.
        - Ну, зятек… обделался ты, - раздался мрачный голос сбоку, и Свиридов увидал Михаила Ивановича.
        - Где я? - выговорил он.
        - Там же, где и я.
        - А ты где?
        - На квартире у моего двоюродного братца. У Афони Фокина. Наташиной-то квартиры у нас больше нет. Она же теперь это самое… С Гориным, стало быть.
        - Ну, это мы еще посмотрим, - выговорил Влад, приподнимаясь. - А где Афанасий?
        - Он пошел увольняться. Что-то долго его нет.
        - У-воль-нять-ся? Из «Конунга»? Да как же ты его туда пустил, Иваныч?
        - А что? - недоуменно развел огромными ручищами Буркин.
        На это Свиридов ничего не ответил, а рывком поднялся с кровати, не обращая внимания на тотчас стянувшие голову скрепы боли, бросился к телефону и набрал номер фокинского мобильника.
        Никто не отвечал.
        Свиридов положил трубку и, не глядя на Михал Иваныча, спросил:
        - И сколько я так… валяюсь?
        - Да как тебе сказать, - почесал в голове Буркин. - Ты уже несколько раз очухивался. Тут к тебе врача вызвали из платной клиники, Афанасий деньгу давал. У тебя ж огнестрел левой руки и башка проломлена…
        - Да это я все знаю! Что ты мне перечисляешь мои недуги, ек-ковалек? Сколько я так лежу, спрашиваю?
        Михаил Иванович возвел глаза к потолку и что-то невнятно забормотал, вероятно, подсчитывая. Потом глянул на Свиридова и разродился:
        - Ну… дней пять.
        - Пять дней?!
        - Если не неделю.
        - И мы с тобой все еще живы?!
        - А что ж не живы, если Фокин нас с той хаты Леликовой забрал с автоматом, а потом по квартире ходил с полной обоймой в пистолете, все шторки задернул и дверь на все засовы закрыл? Конечно. Ему еще билеты всучили, чтобы он их, значится, тебе передал, на поезд. В Караганду поедем.
        - Ага… В Караганду, значит? - выговорил Свиридов, задыхаясь. - В Караганду? Ну, это мы еще посмотрим, кто куда поедет… - Он сделал резкое движение, но дикий спазм боли впечатал его в кровать. - А… черррт!
        Отлежавшись, он попросил Буркина:
        - Иваныч, дай-ка сюда телефон. Позвоню… наугад.
        - Куда?
        Свиридов цепко перехватил у него трубку и молча набрал номер.
        Телефонный номер квартиры, в которой он прожил с Наташей почти год. Он насчитал несколько длинных бесплодных гудков, на каждый из которых приходилось по два, а то и по три удара его придавленного тоской сердца. Влад уже хотел было положить трубку, когда вдруг - на том конце света - высокий женский голос ответил:
        - Але.
        Влад задохнулся. Помолчал и наконец выдавил:
        - Ната-лья?
        - Кто это? Погоди… это ты, Влад?
        - Я.
        Наташа кашлянула, очевидно, затрудняясь что-то сказать в ответ, молчал и Свиридов. Удушливость этой тишины, повисшей на обеих концах линии, давила, и разорвал ее Владимир:
        - Ты же… ты же у Горина?
        - Я заехала сюда, чтобы забрать кое-какие вещи. Ты меня очень удачно застал.
        Свиридов выдохнул:
        - Наташа, нам нужно встретиться.
        Она ответила:
        - Нет.
        - А я говорю, что нужно. Это важно. Не знаю, как ты сейчас живешь, я все это время, как говорят, валялся в беспамятстве (Свиридов очень ловко ввернул эту деталь, хотя и бессознательно), но не думаю, что за истекшее время ты могла сильно измениться. Мне нужно увидеть тебя и Димку, а потом я уеду. У меня уже есть билеты.
        - Да, я их видела. Валентин показывал. Как видишь, он держит свое слово и ты все еще жив.
        Влада больно резанули эти слова. Но он выговорил с отчужденностью:
        - Конечно, держит. Потому что я еще в Воронеже, и ему не хотелось бы светиться перед тобой.
        - Ну, то, что ты в Воронеже, ему не помеха. Краснов, верно, тоже так думал, однако же Краснов мертв.
        Свиридов вздрогнул. Во всей этой фразе его поразило не то, что Краснов мертв, а тон Наташи - как просто и буднично она сообщила о смерти этого человека, причем определенно отдавая себе отчет в том, что смерть наступила не от естественных причин. И уж, конечно, Наташа знала виновника этой смерти. Знала, потому что теперь она жила с этим человеком под одной крышей.
        - Никогда я вас, баб, не понимал, - пробормотал Свиридов. - Быстро же он тебя под себя подмял… переделал.
        - Ну, не быстрее, чем ты, Володя.
        В голосе Наташи ему почудилось презрение. Он хотел бросить трубку, но вовремя подумал, что этим ничего не докажет, кроме собственной слабости и беспомощности, и произнес выдержанно:
        - Мне нужно увидеть сына. Я не думаю, что это невозможно. На окраине Воронежа есть кафе «Эльба». В аллее, возле леса, где, помнишь, этим летом мы собирали с тобой белые грибы, а потом ходили купаться до Дона. Давай там. Устроим, извиняюсь за каламбур, встречу на Эльбе. Только не надо говорить «нет». Я и без того уже вышел из твоей жизни, и ни на какие жертвы идти не надо.
        - К чему ты все это говоришь? - устало выговорила она, и он впервые услышал в ее голосе горечь. - Хорошо, если ты настаиваешь. Мы увидимся. Только Валентин наверняка придаст мне кучу охраны, и конфиденциальной встречи не получится.
        - Да черт с ними! Назови время…
        Глава 15

«ВСТРЕЧА НА ЭЛЬБЕ»
        Кафешка на окраине леса, окаймлявшего черту города, оказалась совершенно пустой. Свиридов подвел свою машину к плохонькой автостоянке, а рядом на переднем сиденье бултыхнулся Буркин. По собственному признанию, он в последнее время был безвылазно пьян, и были тому причины… По крайней мере, не Владимиру осуждать Михала Иваныча. И когда он услышал, что Свиридов выбил встречу с Натальей, то постарался прийти в себя и без особого труда уговорил «зятька» взять его с собой.
        Влад в соответствии с принципом «хуже не будет» согласился на просьбу тестя.
        Свиридов и Буркин вошли в кафе, сели у окна и заказали сонному бармену, засиженному мухами, по пиву.
        Пиво не успело кончиться. Муха, ползшая по стеклу с полустертой зеленой надписью
«Эльба-КАФЕ», не успела преодолеть своего тяжкого пути. Воздух дрогнул от мягкого звука, все нарастающего в звучании, и Влад тотчас распознал, что это едут несколько дорогих бесшумных автомобилей. С побледневшим лицом он повернулся к Буркину и хотел было сказать, что Горин, верно, дал Наташе целый кортеж, чтобы показать и ей, и Владу, какое ничтожество этот Свиридов, - но не успел. Кортеж, о котором хотел сказать Владимир, подъехал к кафе. Из головного черного джипа вышел элегантный бодигард и, пройдя вдоль представительского пятисотого «мерса», открыл заднюю дверь и подал руку изысканно одетой молодой женщине с очень бледным лицом.
        Свиридов не сразу понял, что это Наташа. А понял он это только тогда, когда из салона автомобиля протянулись две определенно мужские руки и передали женщине по-игрушечному одетого ребенка.
        Горин. В салоне явно был Горин, понял Влад, и это он отдал Наташе ребенка. Его, Свиридова, сына.
        Ненависть снова вскипела в нем и заходила по жилам кругами. В кафе вошла Наташа с сыном на руках, в сопровождении двух охранников с «узи». Один из них тут же шугнул перепуганного бармена, а Влад, которого в этот момент быстрыми движениями обшаривал второй секьюрити на предмет наличия оружия, произнес, не будучи способен обуздать жгучий сарказм:
        - Что, новая русская Мадонна с ребенком? Еще не нашла своего Рафаэля Санти?
        Наташа села перед ним на стул, чуть покачивая сына на руках, и произнесла:
        - Ты, кажется, хотел увидеть Диму? Вот, смотри.
        Свиридов застыл на месте, и только чуть шевельнулись его губы:
        - Я вижу, Валентин Адамович успел очаровать тебя. Весь новорусский набор к твоим услугам: охрана, кортеж, «брюлики», все такое.
        - Не юродствуй, Влад, - выговорила она, - тем более что нет времени. Ни у тебя, ни у меня. У нас через час самолет.
        - А-а, медовый месяц на Мальдивах? - с завидно сыгранной беспечностью предположил Влад.
        - В Мексике. Он уже абонировал на две недели ранчо.
        - Чу-удесно, - протянул Свиридов. - Ранчо - это круто. Поздравляю тебя, Наталья, с началом новой, настоящей жизни. Ну, ты хоть счастлива?
        - Ты задаешь такие вопросы, как будто нам по двадцать лет.
        - Ну, ты-то от двадцати недалеко ушла, хотя за последнее время тебя, кажется, сильно накрутили в плане возраста. Ладно, Наташа, говорить нам в принципе не о чем. Если ты так переменилась за неделю, то после этого путешествия в Мексику ты и вовсе станешь такой, как планировал этот Горин.
        Наташа, не сводя с него настороженного взгляда, медленно покачала головой:
        - Нет. Ты все не так говоришь. Совсем не так. Ты думаешь, что мы с ним играем в кроткую семейную идиллию? К сожалению, это не так, Володя. - Она оглянулась на застывших в четырех метрах за ее спиной двух охранников и, понизив голос, выговорила: - Помнишь, Свиридов, ты говорил со мной про волчьи ягоды? Так вот, кажется, ты накормил ими и меня. Я каждую ночь просыпаюсь с тем, что хочу убить его…
        - Тише, - наконец проклюнулся голос у Михал Иваныча. - Эти его бульдоги за твоей спиной.
        - Я знаю. Они всегда за спиной. Я попала, Свиридов. Я попала в золотую клетку, и меня в ней сгноят.
        Влад посмотрел на ее бледное непроницаемое лицо вполоборота к нему, только на мгновение исказившееся, и выговорил почти шепотом, от которого у него самого начала страшно кружиться голова:
        - Наташка, ты только скажи. У меня с собой ствол. Маленький, в пол-ладони, я его спрятал так, как нас учили в «Капелле», и этим недоумкам оказалось не под силу его найти. Если ты скажешь, я положу этих двоих в секунду, а потом, когда у меня окажутся их «узи», я сниму всех остальных. Иваныч прикроет тебя с Димой. Прошу, верь мне… То, что я говорю, это не бред. Такое возможно не только в дешевых американских боевиках. Тут их не больше десяти человек, считая Горина и этих двоих… Я справлюсь, я должен справиться, потому что на кону слишком много…
        Он перегнулся и, схватив Наташу за кончики тонких пальцев, легко потянул к себе.
        - Ну!
        Она подняла на него глаза, и Свиридов увидел в этих глазах непередаваемое выражение, состарившее ее лет на десять.
        - Говори что-нибудь, и так и будет! - пробормотал он.
        Наталья покачала головой, и Влад понял, что сказанное им было просто вспышкой отчаяния. Просто-напросто один из немногих в его жизни порывов, что заставляли кровь клокотать в жилах, а сердце гулко и сдавленно биться, как накрытая ладонью птица.
        Как тогда, в их самую первую ночь.
        - Нет, Влад, - выговорила она, - ты бредишь. Даже если тебе удастся то, о чем ты говоришь, я все равно не хочу. Не надо. Ведь этот ад увидит Дима. Хоть ему и нет года, все равно… Я знаю, он запомнит, а такое - не забывается. Хватит крови.
        - Правильно… умница, доченька, - тяжело брякнул неповоротливым языком Михал Иваныч и опрокинул локтем пиво. Желтая пенящаяся жидкость потекла по столику, прямо под обтянутый рукавом дорогущего платья локоть Наташи, но она не убрала руки.
        Свиридов облизнул губы и произнес несколько хрипло, но спокойно:
        - Ладно. Ты решила. Пусть так. Я уважаю твое решение. Тогда отдай мне сына… Нет, не смотри на меня так, ты просто не поняла. Просто - дай мне его на руки. Минут на пять. Не все ж его будут передавать тебе грязные лапы этого ублюдка Горина, которые не отмыть ни одним самым дорогущим средством.
        - Я тоже хочу взглянуть на него, - сказал Буркин. - В конце концов, он мой внук, и я его вряд ли еще увижу.
        - Да, - сухо сказала она. - Конечно. Возьми.
        При этом ее движении двое бодигардов решительно шагнули к ним, но Влад, приняв на руки Диму, вскинул на них вспыхнувшее лицо и выговорил:
        - Ну, вы! Спокойно. Я просто взял на руки своего сына. На пять минут. Так что нечего тыкать мне пушкой в нос, дорогие телохранители.
        - Наталья! - вдруг послышался снаружи голос Горина, и в дверях появилась массивная фигура Багра. - А, вся честная компания в сборе, - скептически проговорил он, окинув насмешливым, не без издевки взглядом Буркина и Свиридова. - Ясно. Вы, ребята, за ними присмотрите, - приказным тоном бросил он двоим охранникам за спиной Натальи. - А ты иди со мной. На два слова. Вернешься за ребенком через пять минут и - попрощаться со своими… бывшими.
        Свиридов уловил в этом условно-любезном, ровно презрительном тоне интонации, которые не могли не задеть его. Но он ничего не сказал, просто склонил сумрачное лицо к только что проснувшемуся на его руках сыну.
        Наталья повернулась к Горину, встала и покорно пошла к нему.
        Владу почему-то вспомнилась ночная дорога возле горинской дачи и летящий по ней серебристый «Кадиллак», притормозивший у свиридовского «Фольксвагена» на обочине, а потом… Потом из окна высунулась плешивая голова Кирилла Яковлевича Нагоги, покойного братца покойного же Краснова-Нагоги, и сообщила что-то оскорбительное и грязное. Вот и сейчас в дверях захудалого придорожного кафе нарисовался Горин и тоже сказал…
        Влад тогда, помнится, рассвирепел, рявкнул вслед уносящемуся «Кадиллаку» Нагоги что-то злобное и бессильное и несколько раз выстрелил из пистолета. И как будто подействовало: «Кадиллак» взорвался и унес с собой в ад и Нагогу, и его охранника с водителем. Это сработала взрывчатка, всунутая в машину родным братом покойного.
        - Какой важный гусь… - процедил сквозь зубы Михал Иваныч, бросая вслед Горину, садящемуся в «Мерседес», и следующей за ним Наташе уничтожающий взгляд. - Ничего, отольются кошке мышкины слезы.
        Неизвестно, что имел в виду Михаил Иванович под мышкиными слезами. Быть может, он пояснил бы свою мысль Свиридову, склонившемуся над Димой, или просто самому себе. Глядя, как захлопнули за его дочерью дверь роскошной иномарки, он начал было:
        - Ну, это, конешна-а…
        И тут, перекрывая слова Михал Иваныча, ломая его фразу и громоздкую, неловкую тишину в застывшем воздухе, - грохнуло!

* * *
        Свиридов вздрогнул всем телом и едва не выпустил из рук сына. Тот открыл рот и зашелся сначала в беззвучном, а потом в напористом и яростном писклявом крике.
        Но ни Влад, ни Буркин почти не слышали этого крика.
        Потому что кто-то неизмеримо могучий, казалось, подкинул кверху роскошный тонированный корпус горинского автомобиля. Сверкнуло несколько разрозненных вспышек, блеснул ослепительный клинок высокого пламени, рванул и тяжело прокатился грохот, и во все стороны повалили клубы черного, с едкой серой проседью дыма.
        - А-а… ввввв!!! - заревел, как оборвавшая цепь овчарка, Михал Иваныч и вскочил в полный рост. - Сукии-ии, твари-и!!
        Зашипела, с хрустом и грохотом осела витрина кафе, пойдя полосами и осыпаясь брызгами стеклянных осколков.

«Мерседес» горел, широко развалив в стороны лапы удушливого дыма, сквозь который мутно прорисовывалось зарево яркого огня. Время от времени из горящего кузова вылетали обугленные мелкие детали. Так, к ногам Свиридова отбросило донельзя изувеченный фрагмент стойки салона с останками вентиляторной решетки. Фрагмент еще дымился.
        Стоящего у машины амбала, который закрывал за Наташей дверь, разорвало в клочья.
        В заднее стекло стоящей перед взорвавшимся «мерсом» машины охраны с грохотом вошел кусок искореженного кузова, и из-под фонтана осколков низко и страшно прорвался чей-то вопль, тут же сорвавшийся в стон и поникший.
        Двое, что оставались в кафе и благодаря этому остались невредимы, повели себя по меньшей мере странно. Это можно было объяснить только одним: паническим страхом. Тот, что обыскивал Свиридова, так и подпрыгнул на месте, выронив пистолет-пулемет, а его коллега замер и, услышав вопль Буркина, повернулся к тому с перекошенным лицом и выстрелил в упор. Автоматная очередь прошила Буркину грудь, он закашлялся, словно не понимая, что с ним произошло, и, перегнувшись вперед, упал на столик, опрокинув его. Полилось пиво, шелестя, посыпались из пакетиков чипсы.
        В голове у Влада резанула дикая боль. Но он справился с ней. Прижав к себе Диму, Свиридов второй рукой скользнул вдоль бедра вниз, к колену и ниже. В руке его появился крохотный пневматический пистолет «К-56М», вполне убойного действия, благо он стрелял дротиками с сильнейшим снотворным на лезвии. Он вскинул его на бандита, только что расстрелявшего Михал Иваныча, и тот вдруг схватился за горло и повалился на пол. А спустя мгновение за ним последовал второй.
        Михал Иваныч, залитый кровью, пошевелился, корчась на полу, и перевернулся на спину.
        - Ты… что? - прохрипел он, глядя на Влада, который поддел кончиком туфли выроненный горинским амбалом «узи» и поймал его в правую, свободную руку.
        - Держи! - ответил ему Влад, стремительным движением передавая Михал Иванычу Диму. - Терпи… подожди, не вздумай умирать… у тебя тут внук, я тебя!
        С этими словами, выпаленными буквально в полсекунды, он выскочил на порог кафе и очередью в упор расстрелял джип охраны, в осколках заднего стекла которого дымился выброшенный из огня фрагмент взорванного «Мерседеса». Свиридов расстреливал машину с каким-то неведомым ему диким ожесточением, затуманившим голову. Он расстреливал джип до тех пор, пока не обнажились стойки и все стекла с кровавыми разводами и брызгами не осыпались на землю и внутрь салона, открыв трупы трех охранников, среди которых был Анатолий Павлович Липский.
        Но Свиридов не узнал его. Он вообще не видел этой машины, хотя и расстреливал ее до тех пор, пока в пистолете-пулемете не кончилась обойма… Перед его мысленным взглядом выплывала другая машина, на которую он старался не смотреть, но тем не менее видел: ее дымящиеся контуры неотступно плавали перед глазами, и эта горящая развалина забрала с собой жизнь Горина и Наташи.
        А ведь они только минуту назад собирались в Мексику. На загодя абонированное ранчо.
        Свиридов бросил «узи» и сел на асфальт, заплеванный отстрелянными гильзами и обломками от взорванного «мерса». Вот и все. Теперь действительно все, и никто не посмеет отнимать у него сына. Никто.
        И тут его внимание привлек фрагмент корпуса «мерса», валяющийся прямо у его ног. Это была стойка с фрагментами вентиляторной решетки. Она пострадала меньше, чем та, которую отбросило к ногам Влада в кафе. Он взял ее в руки, хотя она была еще горячая, и увидел…
        За вентиляторной решеткой был «жучок». Свиридов оторвал его и поднес к глазам.
        Сомнения быть не могло! Точно такой же «жучок» он нашел в своем «Фольксвагене». И поставить этот «жучок» редкой в России системы мог только один человек - тот, у кого, по его собственному отзыву, «всегда были пиротехнические способности».
        Но ведь Краснов мертв!
        Значит, не так уж и мертв. Быть может, ему просто удалось имитировать свою смерть. И теперь он взорвал машину Горина, как незадолго до того взорвал машину своего брата - сомнения быть не могло.
        Свиридов подумал, что, быть может, ему стоит быть благодарным этому ублюдку. Благодарным?! Неужели за то, что он убил Наташу?
        Владимир повернулся к кафе. Зев разбитой витрины был мрачен, за стойкой рыхлой грудой валялся вырубившийся то ли от потрясения, то ли от контузии бармен. У столика ворочался Михал Иваныч, крепко прижавший Диму к своей окровавленной груди.
        Силен человек! В Михал Иваныче сидело с десяток пуль, выпущенных из «узи», а он все не желал умирать. Дима душераздирающе кричал, разевая рот, а дед гладил его по голове огромной ручищей, тщетно пытаясь успокоить.
        И тут Влад услышал, как совсем рядом взвизгнули тормоза. Его как током прошило. Вскинув свой пневмопистолет, он глянул туда, куда только что подкатил раздолбанный серый «БМВ».
        Влад неожиданно рассмеялся и снова сел на землю, отбросив пистолет.
        А из серого «БМВ» вышел… Афанасий Фокин. Его небольшие блекло-серые глазки расширились, окидывая взглядом картину дикого побоища, и наконец он разродился скомканной фразой:
        - Ну, блин… Это самое… А я сегодня должен был с Гориным в охране ездить… Хорошо, что уволился. Мне только что сказали в конторе, что Липский вместе с ним сюда поехал…
        Влад хотел что-то сказать, но только шевельнул губами и уронил голову на колени.
        Его старая - волчья - жизнь кончилась без возврата.
        Эпилог
        Влад не стал разыскивать Краснова. Во-первых, он сам стремился как можно быстрее уехать из города, оказавшегося столь роковым для его погибшей жены и ее нового… гм… спутника жизни. Во-вторых, у него было ради чего жить и не рисковать своей жизнью. По себе он знал, что нет ничего бесплоднее и бессмысленнее тупой мести, без оглядки и сожаления. И потому решил не искать Краснова, позабыть о его существовании. Со страшными предосторожностями ему и Буркину - под конвоем Афанасия - удалось выехать из России в самое ближнее к Воронежской области государство: Казахстан.
        И пора бы Владу навсегда исключать из меню волчьи ягоды.