Две половинки темной души Ольга Володарская
        У Тани была большая семья, но ни с кем из родственников она не общалась: родители давно умерли, а братья-сестры после интерната разъехались кто куда. И вдруг в городе появился старший брат Илья, а следом и остальные - средний брат Ромка и близнецы Мэри и Дэн, которых когда-то усыновили американцы. Однако вместо радостной встречи случилось нечто невообразимое…
        Дэн не сразу понял, что произошло с лицом женщины. Оно напоминало ритуальную маску, испещренную линиями. Но это оказались порезы. И в них прослеживалась система. Вроде бы они складывались в буквы. Он помнил русский алфавит и с трудом прочел: П Р О С Т И… На лице вырезано слово «прости»! И только тут до Дэна дошло - женщина мертва…
        Ольга Володарская
        Две половинки темной души
        Пролог
        Жертва должна была появиться с минуты на минуту.
        И вот дверь туалета открылась. Послышались шаги. Влажные от волнения пальцы убийцы сжали рукоятку ножа.
        Медлить было нельзя. В любой момент кто-то мог войти в туалет, и тогда все может сорваться.
        Жертва открыла дверь кабинки, увидела убийцу и ойкнула. Они были знакомы, и она не испугалась, просто удивилась.
        Нож вылетел вперед, погрузившись лезвием в мягкие ткани живота. Жертва охнула и стала падать. Она навалилась на убийцу всем телом, и они вместе упали и снесли унитаз, на кафельный пол потекла вода. Чтобы не промокнуть, пришлось выбраться из кабинки, перешагнув через жертву. Она была еще жива. Шумно дышала, тараща полные ужаса глаза…
        Пришлось ударить ее ножом еще раз. И еще. Глаза закатились. Дыхание оборвалось.
        Можно уходить. Но осталось добавить последний штрих. Рука, обтянутая перчаткой, достала из кармана другой нож. Гораздо меньше того, которым были нанесены смертельные раны жертве.
        На мертвом лице появилось слово из шести букв. Потом нож упал на пол, и стукнула, захлопываясь, дверь туалета. Убийце повезло: никто ничего не видел.
        Часть первая
        Глава 1
        Их было пятеро. Три брата, две сестры
        Старший, Илюша, появился на свет, когда родители еще не пили. В нормальной молодой семье, где папа - тракторист, а мама воспитатель в детском саду.
        Следом за ним родилась Танюшка. Тогда отец уже начал прикладываться к рюмке, за что мать его ругала и грозилась подать на развод, если он не завяжет.
        Третьим был Ромка. Благодаря ему их семья получила большую квартиру. Это событие отец обмывал, кажется, месяц, но и мама от него не отставала. Когда она вышла из декрета, продолжала попивать. За это ее перевели из воспитателей в няньки. Отец к тому времени тоже сменил работу. Трактор он уже водить не мог, только сторожить гараж.
        Данилка и Маринка родились последними. Оба больные. У мальчика была недоразвитая левая рука - короткая и всего с тремя пальцами, а девочка ничего не слышала. С горя отец запил вообще по-черному. А мать взялась за ум, закодировалась и всю себя посвятила больным детям. Вот только ненадолго ее хватило. Через два года она вновь начала прикладываться к бутылке, а через три (всего за двенадцать месяцев!) превратилась в настоящую пропойцу. Под стать своему мужу.
        Органы опеки отобрали у алкоголиков детей, когда Илюше исполнилось четырнадцать, Танюшке одиннадцать, Ромке восемь, а близнецам по четыре. Всех поместили в детдом. Отец больше детей не видел, как будто забыл о них. Мать навестила их три раза за год. Трезвой была только в свой первый визит. Пришла с подарками. Игрушек принесла, сладостей. Ласкала детей, много плакала, клялась, что завязала, и обещала добиться, чтобы ребят вернули домой. Те ей верили!
        Во второй раз она явилась в состоянии, именуемом в народе «большой бодун». Опять с гостинцами: печеньем и яблоками, что насобирала в заброшенном саду. Яблоки оказались ужасно кислыми, а печенье просроченным, поэтому пахло прогорклым маргарином, но дети были так рады матери, что с удовольствием уплели все, что она принесла. Она опять их ласкала, плакала, клялась их забрать, причем даже больше, чем раньше. Но Илюша ей уже не верил.
        Третий визит матери состоялся только спустя полгода. Явилась она пьяная и с пустыми руками. Младшие все равно к ней с радостью кинулись. Ромка разок обнял и отошел. А старшие - Илюша с Танюшей - развернулись и ушли. Не захотели с пьяной разговаривать. Не знали они тогда, что видят ее в последний раз.
        Через две недели ребятам сообщили страшную новость - их родители умерли. Отец взревновал супругу к собутыльнику, обоих зарезал. Когда понял, что натворил, удавился.
        Дети остались сиротами.
        Старшему на тот момент едва исполнилось пятнадцать, малышам пять. Илюша уже учился в училище, а Данилка и Маринка готовились к переводу в специнтернат для инвалидов. Их давно собирались туда перевести, да разлучать с семьей не хотели.
        Но первым детский дом, как это ни странно, покинули не они, а Ромка. Его усыновила бездетная семья из областного центра. Почему именно его, а не мальчишку помладше и посимпатичнее (красивых детей охотнее забирали, а Ромка был невзрачным), можно только гадать. Но никто этим не заморачивался, все просто решили, что пацан - счастливчик, и пожелали ему удачи в новой семье.
        Вскоре двойняшек перевели в другой интернат. А там, спустя несколько месяцев, их приметила американская семья. Прибыла она в Россию специально для того, чтобы найти ребенка-инвалида, которого можно усыновить. Данилка сразу иностранцам понравился. Он был невероятно хорошенький, черноглазый, улыбчивый. Причем улыбка застенчивая, она всех подкупала. Американцев тоже не оставила равнодушными. Они сразу решили усыновить Данилку. А когда узнали, что у него еще сестренка есть, то и ее на воспитание взяли. Не разлучать же близнецов!
        Остались Илюша и Танюша вдвоем. Но ненадолго. Старший брат, получив диплом автослесаря, отправился в армию. Служил на юге. В Туапсе. Там, демобилизовавшись, и остался. Танюшка больше его не видела, как и остальных братьев и сестру. Отучившись в ПТУ, она устроилась работать в парикмахерскую и тихо зажила в комнатке, полученной от государства.
        Глава 2
        Спина разламывалась, ноги ныли, пальцы подрагивали от напряжения. Хотелось разуться, раздеться, принять душ, упасть на кровать, закрыть глаза и лежать так не меньше часа. И только потом встать и пройти на кухню готовить ужин. Но Танюшка не могла себе позволить такую роскошь, как часовой отдых. Поэтому, войдя в квартиру, она только разулась и сполоснула руки. После этого сразу на кухню. Даже джинсы и свитер на домашнюю одежду не сменила. Надо сначала воду поставить для риса да сунуть под холодную воду минтай, чтобы скорее разморозился. Проделав это, Таня наконец облачилась в спортивный костюм из мягкого велюра. Но тут же вернулась в кухню. Необходимо намыть, начистить и нарезать овощей, без них ее мужчины минтай не едят. Нос воротят, говорят, сухой. И если младший еще может закинуть в себя кусочек, обильно полив его кетчупом или майонезом, то старший морщится, отодвигает тарелку, встает из-за стола и уходит в комнату.
        Вообще-то по-настоящему «ее» мужчина был всего один. Младший. Сын. Старший же, Костя… Когда Таню спрашивали, кем он ей приходится, она не знала, что ответить. Не муж. Не жених. Бойфренд? Но какой же он «бой», ему уже за тридцать. Друг? Но и это не так. И она стала называть Костю «своим мужчиной». Хотя и эта формулировка не годилась, поскольку он был не совсем ее. А вернее, совсем не ее. У Кости имелась жена, от которой он периодически уходил, и не всегда к Тане. Когда у друга обитал, когда у матери, и тогда к Татьяне просто наведывался. Но сейчас Костя жил у нее вот уже три недели. Так надолго он еще не задерживался. Таня решила, что это очень хороший знак, и из кожи вон лезла, чтобы не разочаровать «своего мужчину».
        Она вышла замуж в двадцать. Родила через два года. А еще через три развелась. Супруг ее, такой же молодой, как и она, категорически не желал взрослеть и превращаться в примерного мужа и отца. Будь у Тани родители, на которых можно было оставить ребенка, возможно, семья бы не распалась так скоро. Но ей никто не помогал. А мать и отец мужа жили очень далеко. Поэтому Таня была привязана к ребенку, дому, быту. И хотела, чтоб супруг ей помогал. Но тот делал это нехотя, и то только первое время. Потом ему надоело, и свой досуг он проводил в кругу друзей…
        В итоге они развелись.
        И Тане стало легче. Потому что спокойнее. А денег от мужа она все равно не видела. Зарплату он ей отдавал не всю и еще требовал на карманные расходы. Таня давала, конечно. На проезд и обед. Но этого мужу казалось мало. На гулянки он также брал из семейного бюджета. Просто открывал ящик, в котором деньги хранились, и… Таня, иной раз заглядывая туда, вместо ожидаемых крупных купюр находила только мелочь. А муж, когда ему претензии предъявляла по этому поводу, возмущался. Он считал себя молодцом уже потому, что не выгребал все подчистую.
        Танюшка после развода в финансовом плане даже лучше жить стала. Что заработает, то и их с сыном. А работать она умела. По полторы смены в парикмахерской, а потом еще на дому клиентов принимала. Смогла ремонт сделать, сыну велосипед купить. Да и питались и одевались они теперь гораздо лучше, чем прежде. Вот только Тане одного этого мало было для счастья. Хотелось любви…
        Мужа своего она любила недолго. Когда дружили, женихались, расписывались - да. Но как только Таня забеременела, чувство пошло на спад. Дело в том, что любимый как-то сразу к Тане охладел. Он начал воспринимать ее как будущую мать, а не как сексуальный объект, и градус его внимания к жене резко понизился. А она и полюбила его за то, что он поначалу купал ее в обожании. А что еще ждать от девочки, которая выросла в семье, где детей не ласкали, и часть своей жизни провела в детдоме?
        Когда они развелись, Тане стало не хватать ласки, а через год так прижало, что тошно сделалось. Муж хоть изредка обнимал ее, целовал, слова приятные говорил. Подпитывал, в общем. И без подпитки этой Таня стала «разряжаться», будто аккумуляторная батарейка. Захандрила. От подружек это не укрылось, и они начали ее знакомить с мужчинами. Но Тане никто не нравился. Да и она, двадцатишестилетняя разведенка с маленьким ребенком, не каждому подходила. После пятого неудачного свидания Танюшка попросила подруг больше не поставлять ей кандидатов в кавалеры. Решила: если ей суждено встретить свою любовь, то это обязательно случится.
        Как ни странно, ждать этого пришлось не так уж долго. Год всего. Как-то явился к ней клиент, который сразу ее заинтересовал. Вообще-то Таня была женским мастером, но на дому принимала и мужчин. Обычно это были дяденьки за сорок, которым все равно, как их постригут, главное, что задешево. Новый клиент оказался не в пример прежним молодым и привлекательным. И пришел к Тане не потому, что желал сэкономить. «У вас моя сестра стрижется, - сообщил он ей. - И она вас очень хвалит. А мне на парикмахеров не везет. Они меня прямо-таки уродуют. Хотя хожу в хорошие салоны. Вот решил попытать счастья у вас. Стрижки сестры мне очень нравятся…»
        Таня усадила клиента в кресло и начала его стричь. Волосы у него оказались удивительно мягкими. Добрый, сделала вывод Танюшка. И красивый. Но это она заметила сразу, как только клиент вошел. Звали его Костей. Работал он в автосалоне менеджером и… был женат. Но лишь формально. С супругой своей Костя сексом не занимался, душевной близости между ними не было, а объединял их только ребенок. Все это Костя выложил Татьяне, пока она его стригла. Девушка подобные слова слышала от многих женатых мужчин, но никому из них она не верила… только Косте!
        От жены первый раз он ушел спустя месяц после того, как между ним и Таней завязались отношения. Сказал: «Не могу без тебя», и перевез к ней кое-что из своих вещей. Но домой все же похаживал - повидаться с дочкой. Однажды Таня не дождалась его возвращения. Звонила, но телефон был отключен. Разволновалась, подумала, случилось с ним что-то. Набрала номер Костиной сестры, своей клиентки. Та сообщила, что он вернулся к жене, и просила больше его не беспокоить.
        Но Таня, конечно же, побеспокоила его уже на следующий день. Когда оказалось, что телефон любимого по-прежнему выключен, пришла в автосалон, где он работал, и потребовала объяснений. Костя лепетал что-то о дочке, которая по нему очень скучает, а Таня одного не могла понять: почему он сбежал от нее столь трусливо. Да еще мобильный вырубил (как потом выяснилось, еще и сменил номер), чтобы не объясняться. Этим он очень Таню обидел. Однако, когда через месяц Костя вновь появился на пороге ее комнаты, она не прогнала его. Вместе они провели выходные, но в понедельник он вернулся домой. Жена с дочкой уезжали на турбазу, и он воспользовался их отсутствием. А Таня-то уж размечталась…
        С тех пор прошло два года. За это время Костя уходил от жены раз семь. Но неизменно к ней возвращался. Таня уже не верила в то, что он это делает только ради дочери. Любил он жену и сексом с ней, конечно же, занимался, а вот душевной близости между супругами действительно не было. Вот Костя и уходил от нее, хлопнув дверью. Но дольше двух недель не выдерживал и возвращался к благоверной. Когда такое случалось, Таня давала себе клятву больше Костю не принимать, но всякий раз ее нарушала. Она очень его любила.
        И вот теперь он почти ее.
        - Мааам! - послышалось из прихожей. Таня, когда родила, получила в дополнение к своей еще одну комнату - соседнюю. Они находились в отдельном блоке. Благодаря этому у Тани появились свой туалет и прихожая. А кухню она организовала в нише комнаты. Тесновато в ней, конечно, а все же не на общей готовить, уже хорошо.
        - Я в кухне! - крикнула Таня.
        Через несколько секунд сын Валентин появился в поле ее зрения. Он учился в первом классе, но был уже вполне самостоятельным. Других детей в секции родители возили, а он сам до спортшколы добирался. Сейчас он вернулся с тренировки и очень хотел есть.
        - Мам, дай пожрать чего-нибудь! - выпалил он, плюхнувшись на табурет.
        - Руки помыл?
        - Да, - нагло соврал Валя.
        - Марш в ванную!
        - Ну я помыл, правда. Дай пожрать, а?
        - Что это за слово такое? Скажи: «Дай покушать». И не забудь добавить,
«пожалуйста».
        - Но если я не кушать, а жрать хочу?
        Таня рассмеялась. Сообразительный у нее мальчик, всегда знает, что ответить. Она поставила перед сыном баночку с йогуртом:
        - Перекуси. Ужин будет через полчаса.
        Валя схватил йогурт, ложку, пару печений и унесся к телевизору.
        Таня вернулась к готовке. Пока обжаривала овощи, думала о Косте.
        Какой он все же у нее (у нее?) хороший. Хотя и сложный. Обидчивый, порой капризный. Человек настроения. Когда оно плохое, лучше держаться от него подальше, но если хорошее, тогда он купает Таню в своей нежности. А сколько слов приятных говорит! Вот только в любви ни разу не признавался…
        - Таня, чем это пахнет? - раздалось из прихожей. Это Костя явился. Раньше, чем она его ждала.
        - Овощами, наверное, - ответила она. - Я рыбу с ними готовлю.
        - Нет, что-то горит…
        Таня принюхалась. Никакого резкого запаха не уловила. Но на плитку упал кусочек моркови и пригорел немного. Если Костя учуял это, значит, у него сегодня плохое настроение. К мелочам он придирался, когда был не в духе…
        Костя вошел в комнату. Нос наморщен, а брови сдвинуты. И все равно он очень привлекателен. Кто-то, возможно, находил его просто симпатичным, но Тане он казался эталоном красоты. Кроме густых волос темно-каштанового цвета, у него были совершенно необыкновенные глаза. Светло-серые, почти прозрачные, они казались бы бледными и невыразительными, если б не длинные черные ресницы. В обрамлении их глаза играли, словно драгоценные камни. Нос тоже красивый. А вот губы самые обычные, но шрам, перерезающий верхнюю, придавал ему мужественности. Если б Таня умела рисовать, она обязательно написала бы Костин портрет. На нем он был бы в рыцарских доспехах и с соколом на плече.
        - Так я и знал, - проворчал Костя, заглянув Тане через плечо. - Опять еду сожгла.
        - Ничего подобного! Это просто морковка упала на плитку.
        - Вечно у тебя что-то падает.
        Таня могла бы возмутиться, огрызнуться или обидеться, но она решила не обращать внимания на придирки, чтобы избежать ссоры.
        - Почему ужин еще не готов? - не унимался Костя.
        - Я только перед тобой пришла. Подожди немного, через пятнадцать минут сядем за стол. А пока можешь йогуртом перекусить.
        Он скривился, но отстал. Когда Костя удалился, Таня начала укладывать на сковородку минтай. В его присутствии ей это делать не хотелось. Вдруг опять что-нибудь на плитку капнет?
        Рыба была готова через обещанные пятнадцать минут. Таня разложила ее по тарелкам, добавила гарнира. Для сына поставила кетчуп, он все с ним ел, даже суп, а Костя любил соевый соус, и Таня налила его в блюдце. Порезала хлеб. Валя ел белый, Костя ржаной. Сама Таня не ела его вовсе. Боялась поправиться. До родов она была очень худенькой, весила не больше пятидесяти килограммов. Тане хотелось немного нарастить жирка, стать упитаннее, но не получалось. Когда это все же произошло, оказалось, что округлости ей не идут. Наверное, потому, что они появились совсем не в тех местах, где Тане бы хотелось. То есть не на груди и попе, а на спине и талии. Пришлось худеть. И это оказалось мучительно, ведь Тане никогда не приходилось ограничивать себя в питании. Теперь она стала практически такой же, как до родов. Но стоило расслабиться, как жирок наплывал, и в него врезались бретельки бюстгальтера и резинки трусиков. Поэтому Таня себя ограничивала в еде.
        - Мальчики, кушать! - позвала она Костю и Валю.
        Сын примчался сразу. А Константина пришлось немного поуговаривать.
        - Как рыба? - спросила Таня у едоков.
        - Пальчики оближешь! - похвалил мамину стряпню Валя.
        - Пресновата, - буркнул Костя.
        - Перед тобой стоят соль и соевый соус, - как можно спокойнее проговорила Таня, чувствуя, что начинает закипать. Устала получать одну плюху за другой. Неужели Костя, если он не в духе, не может просто сидеть и молчать? Почему ему обязательно нужно цеплять ее?
        Вообще, Таня была очень терпеливым человеком. Взрывалась в крайних случаях. Как говорила ее подруга, увлекающаяся астрологией, копила яд, как всякий скорпион, а потом выплескивала его. И если это происходило, то все… В лучшем случае человек
«заболевал», в худшем «умирал». То есть Таня ругалась с ним так, что сильно обижала, либо вычеркивала из своей жизни. Как мужа своего, к примеру. Или… или как брата…
        Со старшим, Илюшей, Таня регулярно созванивалась все эти годы. Не виделась ни разу, но имела с ним частые разговоры. Тогда как с Ромкой всего несколько раз общалась. А с близнецами не сподобилась вообще, хотя они писали ей письма. Первое время довольно часто, потом все реже, а в последние годы совсем перестали. И только Илюха держал Таню в курсе своей жизни, интересовался ее и поздравлял со всеми праздниками. А на свадьбу посылку ей прислал с подарками. Жаль, сам приехать не смог. Как, впрочем, и на другие торжества. Хотя Таня звала его, и он обещал быть, но…
        Сестра так и не дождалась брата, как и его приглашения к себе. Илюха только вслух мечтал о том, что Таня приедет с ребенком к нему погостить и они будут купаться в море и есть фрукты из его сада. Но когда она заговаривала об отпуске и намекала на то, что думает, где его провести, Илья тут же переводил разговор на другое. И вот этим летом Таня собралась с духом и спросила прямо, как он посмотрит на то, если она через месяц приедет к нему с сыном на пару недель. Илюша «поплыл»: давай в другой раз, сейчас никак, меня, наверное, и в городе не будет…
        И Таня «плюнула в него ядом». Все высказала, что накопилось. Болтуном назвала, напомнила о том, как его злили мамины пустые обещания, и сказала, что он ей уподобился. Закончила она разговор фразой: «Не звони мне больше!» - и бросила трубку. Потом раскаивалась, конечно. Не стоило так резко. Родной все же человек. Таня даже готова была извиниться перед братом, да номера его не знала. Он всегда сам звонил, причем исключительно на городской телефон…
        - Добавки? - спросила она, увидев, что тарелки ее мужчин опустели.
        Оба закивали. Таня положила им еще по куску рыбы. Себе тоже хотела, но решила, что хватит. А то назавтра ничего не останется. Она брала еду с собой на работу и грела в микроволновке. Хорошо, что мужчины обедали в школе и на работе, а то ей сейчас пришлось бы готовить еще что-то, а она невероятно устала.
        - Чайку поставь, пожалуйста, - уже попросил, а не потребовал Костя. Подобрел после еды.
        Таня встала, чтобы налить в чайник воды, но тут в дверь позвонили.
        - Это ко мне! - вскричал Валя и понесся в прихожую, на ходу утирая вымазанную в кетчупе мордашку.
        - Как твой день? - спросила Таня у Константина. Теперь можно.
        - Да… - он в сердцах махнул рукой. - Ничего хорошего. Не спрашивай лучше.
        Конечно, она спросит, но попозже. У Кости была слабость к халве. Не к фабричной, а к той, что на рынках продают выходцы с Востока. Таня сегодня купила у них полкило ореховой. Когда Костя попьет с ней чаю, он окончательно расслабится.
        - Мама, мааам, это к тебе! - послышался зов сына. - Выйди!
        Таня направилась в прихожую и увидела на пороге высокого мужчину с большой сумкой. Решив, что он продает какую-нибудь ерунду, она сделала суровое лицо, но торгаша это не смутило. С широченной улыбкой, в которой сверкнул золотой зуб, он сделал шаг навстречу Татьяне и сказал тожественно:
        - А вот и я!
        - И что вам надо? - подозрительно спросила она. - Учтите, покупать я ничего не буду. А Библия у меня уже есть.
        - Во дает! - хохотнул мужчина, подмигнув Валентину. Мальчик ответил ему тем же. - Не узнает меня, племяш, понимашь?
        - Простите, вы… кто?
        - Да брат я твой. Илюха!
        И сграбастал Таню в охапку.
        Глава 3
        Нет, ей все еще не верилось, что это Илья. Он так изменился с тех пор, как они виделись в последний раз! Был подростком, стал мужчиной. Был худым, нескладным, теперь настоящий богатырь. Был лохматым, рыжеватым, теперь пострижен так коротко, что и не понятно, какого цвета волосы. И все же Илюша оставался тем же. Когда Таня попривыкла к нему, стала замечать то, что сначала ускользало от ее взгляда. У него та же мимика, та же походка, тот же прищур глаз. Но и много нового появилось. Например, привычка сплевывать сквозь зубы. Тане она не нравилась, но она старалась не акцентировать на ней внимание, потому что была бесконечно рада видеть брата.
        - Почему ты не позвонил, не сообщил, что приедешь? - спросила она, налив ему вторую кружку чая. Костя тоже чаевничал вместе с ними.
        - Так ты мне не велела. Разобиделась на меня…
        - Было за что, - строго сказала Таня.
        - Да ясен перец. Мозги тебе канифолил столько времени. Но я не специально, честно. Правда, очень хотел увидеться с тобой, да командировки проклятые. Только соберусь к тебе или вас к себе позвать, как вызывают…
        И разговаривал он не совсем так, как раньше. Когда-то речь его была очень правильной. Илья много читал, поэтому имел огромный словарный запас. Иногда такую фразу заворачивал, что учительница русского только за это ему пятерку ставила. Сейчас же его речь стала проще, в ней появилось больше сленга и слов-паразитов.
        - И куда ты ездишь?
        - В разные места, - туманно ответил Илья. Затем переключил свое внимание на племянника, который все это время крутился возле него: - Ну что, Валек, давай лапы подставляй, одаривать буду! - Пацан тут же сделал ладошки ковшиком. - Не, ты их разведи! Чтоб все поместилось!
        Валентин сделал, как велели. Илья раскрыл свою огромную сумку и стал доставать из нее игрушки: пистолеты, машинки, супергероев. У Вали от восторга дыхание перехватило, и он только кряхтел, хотя должен был бы вопить. Он всегда был очень шумным в радости.
        - Илья, куда столько?! - ахнула Таня. Она знала цену игрушкам, и, по ее подсчетам, брат истратил несколько тысяч.
        - Это за все дни рождения, с которыми я племяша лично не поздравил. Иди, малой, играй. - Илья потрепал обалдевшего Валю по волосам, а когда тот унесся распаковывать подарки, обратился к Тане: - А теперь подарок сестренке. Ручку давай…
        Таня нерешительно протянула руку. Ее запястье тут же обвил золотой браслет. Толстый, витой, с алмазной обработкой. Костя кривился, когда видел подобные украшения, говорил, что это «бабушкин шик», а Тане они очень нравились. Она вообще золото любила. В детстве мечтала иметь, как многие ее одноклассницы, сережки из этого драгметалла, но… Мама ей их не покупала. А те, что сама носила, в один далеко не прекрасный для всей семьи день сдала в ломбард. И Таня мечтала, когда вырастет, купить себе золотые сережки. И много-много чего еще… золотого! В двадцать лет она ходила увешанная украшениями, словно новогодняя елка. Покупала их в скупках и с рук. Такие, как ее мать-покойница, толкали золото за копейки. На главной свадебной фотографии она стоит, держа в одной руке букет невесты, другой цепляясь за локоть мужа. На всех пальцах, исключая большие, по кольцу. Костя, когда увидел снимок, долго смеялся. Именно он заставил Таню поснимать все свои
«цацки», оставив лишь сережки и одно колечко. Но браслет, подаренный братом, она точно будет носить!
        - Какая красота! Спасибо…
        - Носи на здоровье! - Илья встал и расцеловал сестру. - А вот мужику твоему подарить нечего, извини. Но есть вот что! - Илья выудил из своей необъятной сумки бутылку виски. - Ты как, Костян?
        - Я не пью, спасибо, - покачал головой тот.
        Лицо Илюши стало кислым.
        - Сеструха, ты тоже трезвенница?
        - Нет, по праздникам выпиваю. Как, впрочем, и Костя.
        - Сегодняшний день приравнивается к празднику!
        Таня не спорила. Конечно, встреча с братом после долгой разлуки - радостное событие. Можно сказать, праздник.
        - Только закуски у нас немного, - вздохнула Таня. - Рыба да рис. Могу открыть соленья. Знала бы, что ты приедешь, наготовила бы!
        - Грей рис, открывай соленья, а я в магазин сбегаю.
        И, не слушая ее возражений, удалился.
        - Надолго он? - спросил Костя, едва за братом закрылась дверь.
        - Не спрашивала еще… А что?
        - Просто, если он надолго, я к матери уйду.
        - Зачем? - испуганно выпалила Таня. - Всем места хватит! У нас кресло раскладывается, Валю на него положим…
        - Дело не в этом…
        - А в чем тогда?
        - Не хочу я под одной крышей с уголовником жить. Даже если он твой брат.
        - С чего ты взял, что он уголовник?
        - Да это же видно невооруженным глазом. Сидел твой брат. Поэтому и не приезжал все эти годы и тебя к себе не приглашал.
        - Нет, не может быть!
        - Поверь мне, Таня. Он только недавно «откинулся».
        У нее не было оснований ему не верить. Работая с людьми, Костя научился в них разбираться. А наговаривать на человека не стал бы. К тому же его вывод был логичен. Хотя, на ее взгляд, Илюша на уголовника не походил. Или она просто не объективна?
        Она крутила в голове эти мысли, пока накрывала на стол. А когда услышала голос брата из прихожей, чуть не выкрикнула: «Ты сидел?» Но сдержалась. Спросит потом.
        Илья притащил дикое количество еды. Всевозможные нарезки, баночки с икрой и паштетами, сладости, фрукты. Рыба с рисом потерялась на столе. А вот огурцы и помидоры нет. Илья закусывал именно ими и беспрестанно нахваливал.
        - До чего вкусные у тебя соленья! - говорил он, хрустя огурчиком. - Сто лет таких не ел!
        - Так женись. Супруга будет тебе вкусняшки готовить. Тем более у вас места урожайные. А у тебя свой дом. Это я все на рынке покупаю, а если со своей грядки…
        Он только улыбался. А Таня ждала от него откровений. Она и выпивала с ним лишь за тем, чтобы Илья расслабился и раскрылся. Но брат, точно Штирлиц, больше слушал. В итоге Таня не выдержала и выпалила:
        - Расскажи о себе правду!
        - Да я вроде…
        - Илья! Ты меня кормил байками много лет. Давай уже начистоту!
        К тому времени они остались одни. Костя ушел спать. И Валя, периодически выскакивающий из комнаты, угомонился.
        - У меня все хорошо, правда, - сказал Илья. - Но так было не всегда.
        - Ты сидел?
        - Это заметно?
        - Не так чтобы очень…
        - Я не хотел, чтобы ты знала. Сестренка, мне так стыдно… - И он склонил голову на сложенные на столе руки. Если бы они много выпили, Таня решила бы, что это спиртное так действует, но в бутылке еще оставалось виски. То есть приняли они граммов по сто двадцать. Ерунда даже для нее, хрупкой девушки, а Илья - мужчина крупный. - Я оттарабанил семь лет. Вышел два месяца назад.
        - За что тебя… упекли?
        - За… - И он замолчал.
        - За?..
        - Тань, ты только верь мне, ладно? - И лицо его стало такое… жалкое.
        - Ладно…
        - Я никому зла не причинил. Клянусь тебе.
        - Я верю, верю…
        - Меня обвинили в убийстве. За это и посадили.
        - Но ты… ты не убивал?
        - Да говорю же - нет! Повесили на меня чужое преступление.
        - Кошмар…
        - Да. Это был кошмар.
        - Но ты же мне звонил… Как?
        - Сейчас у каждого заключенного есть телефон.
        - Ты должен был мне сказать…
        - Зачем? Чтобы ты беспокоилась за меня и еще передачки посылала? Ты ведь это сделала бы, я тебя знаю.
        - И как же ты? Совсем без поддержки?
        - Почему совсем? Нет. Был у меня добрый друг. Точнее, подруга. Марина. Тетя Марина, как я ее звал, - она гораздо меня старше. Она очень меня поддерживала. Без нее не знаю, что было бы. Вздернулся бы, наверное.
        - Подруга, то есть твоя девушка? Вернее, женщина… коль старше.
        - Нет, - помрачнел он. - Девушка меня бросила сразу, как узнала, что меня в убийстве обвиняют. Сколько ни доказывал ей, что не виновен, она не поверила.
        - А подруга, значит, поверила?
        - Ни на секунду во мне не усомнилась. И все семь лет письма писала, передачки присылала, даже свиданку выбить умудрилась. Приезжала ко мне… с пирожками и ватрушками.
        - Ты полюбил пирожки и ватрушки? - Таня припомнила, что в детстве и юности брат не очень жаловал выпечку. Зато обожал помидоры. И ел их своеобразно. Сначала сок высасывал, потом ел мякоть. Да не с солью, а с сахаром.
        - Полюбил, - кивнул Илья. - Но дело не в этом. Просто познакомились мы с Мариной благодаря пирожкам. Она в кафешке работала, где продавались вкуснейшие беляши, ватрушки, сосиски в тесте. Для меня они - как привет из прошлого. Того, благополучного… дотюремного.
        - Понимаю…
        - Марина еще и халупу мою (не дом у меня, врал я, а флигель всего-навсего) сдавала курортникам и ни копейки себе не брала. Все на меня тратила. Да еще умудрялась откладывать. Чтоб, когда я вернусь, было на что первое время жить. Золотой человек…
        - Ты сказал «был у меня добрый друг»… Почему был?
        - Умер этот золотой человек… - И, взяв бутылку, выпалил: - Помянем!
        - От чего она умерла? - спросила Таня после того, как они выпили за упокой души Илюшиной подруги.
        - Убили ее.
        - Да ты что? Нашли, кто?
        - Нет. Но явно маньяк. Тело изуродовано было. - Он тряхнул головой. - Не хочу вспоминать… Давай о другом.
        - Давай, - покладисто согласилась Таня. - Ты надолго приехал?
        - Что, надоел уже? - усмехнулся брат.
        - Нет, что ты! Я просто спросила…
        - Да ладно, ладно, верю. - Он обнял Таню за плечи. - Насовсем я, сеструха. Решил вернуться в родной город. Хватит с меня югов. Флигель свой продал. Надеюсь, на вырученные деньги купить тут однушку.
        - Здорово! Ты будешь рядом! - Таня порывисто обняла его за шею.
        - Вот только жаль, что ты так и не съездила на море. Я столько тебе про него рассказывал…
        - Ничего. В следующем году вместе поедем. Да не на Черное, а на Красное. Я Валю обещала свозить туда. Уж очень он хочет понырять и на рыбок посмотреть. - Говоря это, Таня боролась с зевотой.
        - Спасть хочешь? - заметил брат.
        - Немного. Это все алкоголь. Меня с него всегда в сон клонит.
        - И время уже позднее, - заметил Илюша, глянув на часы. - Пойдем укладываться.
        - Ты ложись, я тебе постелила уже. А мне надо посуду вымыть.
        - Не, так не пойдет. Давай вместе!
        И, не слушая ее возражений, начал споро собирать со стола тарелки. Не прошло и десяти минут, как все они, чистые, стояли в сушилке.
        - А теперь спокояшки, сестренка, - сказал Илья и, чмокнув ее в щеку, направился в спальню к Вале.
        Таня тоже не стала медлить. Умывшись и почистив зубы, она забралась в кровать, обняла Костю и быстро уснула. А вот Илья еще долго лежал с отрытыми глазами. Даже усталость его не сморила. А все из-за мыслей, лезущих в голову…
        Мыслей о НЕЙ!
        Глава 4
        Он влюбился в нее с первого взгляда? Нет, пожалуй, не так.
        Он влюбился в нее задолго до того, как увидел. А когда они встретились, он понял, что это навсегда.
        Она звонила своему бойфренду, с которым была в ссоре, но ошиблась на одну цифру (стерла его номер из записной книжки и набирала по памяти), и ответил ей не он, а незнакомый парень. Это был Илья. Но она не сразу это поняла. Только после того, как, вывалив на собеседника все претензии, что имелись у нее к кавалеру, услышала:
«И зачем вы, девушка, с таким придурком встречаетесь?» После этого они еще поговорили, хотя барышня собиралась сразу бросить трубку. Но Илья смог убедить ее не делать этого. Ему очень понравился голос девушки. И ее имя - Маша. Она еще произносила его так… мягко. Машшша… Илья представлял ее уютной, пухленькой, русоволосой, румяной. Ему всегда нравились такие девушки.
        Илья позвонил ей на следующий день. Спросил, как дела. Маша была уже в другом настроении, поэтому ответила, что все у нее прекрасно, и стала рассказывать о своей собаке. Та потерялась, но сегодня нашлась. Маша так радовалась этому, что Илья не мог не радоваться вместе с ней. «А можно я тебе еще позвоню?» - спросил он в конце разговора. «Я буду очень рада!» - ответила она.
        И Илья стал звонить ей каждый день. Они болтали по часу-полтора. Вскоре он уже не представлял своей жизни без Маши. И ему очень хотелось увидеться с ней, но…
        Но он боялся!
        Что, если девушка, в которую он заочно влюбился, окажется не такой, какой он ее себе представлял? Да процентов на девяносто именно так и будет. Потому что чудес не бывает! И все же Илья решился пригласить Машу на свидание. И услышал в ответ:
«Я думала, ты никогда не предложишь встретиться!»
        Он знал, что ей столько же лет, сколько ему. И что рост у нее высокий, сто семьдесят пять сантиметров. Вот и все. Остальное он себе придумал.
        На свидание шел, трясясь, как первоклассник перед прививкой. Боялся, что Маша его разочарует. Да и в себе был недостаточно уверен.
        Когда Маша появилась, он сразу понял, что это она. Он назначил встречу возле памятника, пришел раньше, и в поле его зрения попадало много девушек. Некоторые были просто красотками. Но он не хотел, чтоб одна из них оказалась Машей. Они не соответствовали его ожиданиям. И тут он увидел ЕЕ…
        Нет, она была совсем не такой, как ему рисовалось. Не уютной, пышной, русоволосой и румяной, а худощавой, темненькой, белокожей. И все равно он сразу ее узнал!
        Как и она его.
        - Илья? - сказала она, подойдя. В интонации лишь намек на вопрос.
        - Маша?
        - Я тебя совсем другим представляла…
        - И я тебя.
        - Разочарован?
        - Нет. А ты?
        - Напротив. Я думала, ты страшненький. Потому что симпатичные ребята обычно такие… противные.
        Кто бы знал, как Илье было приятно слышать это.
        Он симпатичный!
        Некоторые женщины говорили ему те же слова, но они его не трогали. Илья по поводу своей внешности иллюзий не питал. Знал, что она на любителя. А если объективно, то ничего в ней хорошего нет. Заурядное лицо при неплохой фигуре и ужасных волосах. О, как Илья ненавидел свои волосы! Непослушные, жесткие, цветом напоминающие подгнившее сено. Летом, выгорая, они выглядели неплохо. Но зимой…
        А с Машей они встретились в конце февраля.
        - Куда ты хочешь пойти? - спросил у нее Илья. Он взял с собой все деньги, что были, и собирался повести девушку в ресторан.
        - Давай просто погуляем?
        Погода была не самой подходящей для прогулок. Температура - плюс семь, тепло, но пасмурно, влажно, вот-вот дождь пойдет. Но Илья не стал возражать - пошел с Машей гулять. Они бродили по городу час, прежде чем она попросила напоить ее горячим чаем. Они зашли в первое попавшееся заведение, весьма затрапезное. Илья хотел сразу уйти, но Маша не посмотрела на обстановку, подошла к стойке и попросила чаю. Ей подали стакан с отбитым краем, в котором плавал пакетик с заваркой.
        - Обожаю чай, - сказала она, сделав осторожный глоток. - Даже такой…
        - Давай хотя бы пирожное тебе закажу? - предложил Илья.
        - Спасибо, не надо. Я сладкое не люблю. Разве что клубничное варенье.
        Илья тоже его обожал. Мать-покойница варила его изумительно. Ягодки не разваривались, но и не были жесткими. Упругие, нежные, они очень походили на свежие, только становились слаще.
        Илья взял чаю и себе. Но с сахаром. Чай был ужасен, отдавал веником, но это не имело никакого значения. Рядом сидела Маша, довольно жмурилась, попивая чаек, и остальное было не важно.
        - Молодые люди, покушать не желаете? - окликнула их буфетчица, женщина лет сорока.
        Илья окинул критическим взглядом витрину, в которой стояли заветренные салаты, и покачал головой.
        - Да ты рожу-то не криви, - сердито проговорила буфетчица. - Пирожки свежие есть. С пылу с жару. Хотите?
        - Хотим? - спросил Илья у Маши. Она кивнула.
        Пироги оказались удивительно вкусными. И на самом деле теплыми. Илья с Машей перепробовали и с капустой, и с рыбой, и с повидлом. Понравились им все, о чем Маша сообщила буфетчице. Та расплылась в довольной улыбке.
        - Завтра приходите, будут ватрушки, - сказала она на прощание. - Их быстро разбирают, но я вам оставлю…
        Когда Илья и Маша стали постоянными клиентами кафе, буфетчица тетя Марина им даже чай иной заваривала. Не такой, как всем, с запахом веника, а нормальный, с бергамотом - Маша его очень любила. И пирожки им всегда откладывала. И даже открывала туалет, хотя остальные посетители ходили в биокабинку на улице.
        В тот первый день они, покинув кафе, еще долго гуляли. И устали так, что, когда оба добрались до своих кроватей, мгновенно уснули.
        Илье снилась Маша.
        Маше снился Илья.
        Пробудившись, он первым делом взял в руки телефон и набрал заветный номер. Ему ответили после первого же гудка. «Я как раз собиралась тебе звонить!» - сказала Маша, смеясь.
        Вечером они снова встретились и пошли гулять. Погода стояла мерзейшая, поэтому, поев ватрушек у тети Марины, он проводил ее домой. И они до ночи стояли в Машином подъезде. Она звала его к себе, но в квартире была мама, а Илье хотелось побыть с любимой наедине. Тогда они впервые поцеловались, и это оказалось… не так, как с остальными. Не просто приятно и возбуждающе, а волшебно!

«Хочу, чтобы она стала моей женой», - подумал Илья, с трудом оторвавшись от Машиных губ. И чуть было не выпалил: «Выходи за меня!» Но смог сдержаться. Побоялся, что Маша его неправильно поймет. Подумает, что он либо брехун, либо парень с приветом. А вот на что он решился, так это спросить о бывшем бойфренде. Маша в первом же телефонном разговоре сообщила Илье, что ставит в отношениях с тем парнем жирную точку, и больше его не вспоминала. Это было несколько необычно. Девушки постоянно твердили о своих бывших, особенно «свежих», то есть тех, с кем порвали недавно. Но Маша о чем угодно Илье рассказывала, только не о нем. Это стало тяготить Илью. Что, если бывший Маше так дорог, что ей больно о нем вспоминать? Он все порывался задать ей этот вопрос, но опасался услышать ответ, который ему не понравится. И вот наконец Илья решился!
        - Ты окончательно забыла своего бывшего или?.. - Он запнулся. - Или этот тип все еще что-то значит для тебя?
        - Я боялась этого вопроса, - сразу погрустнела Маша.
        - Почему?
        - Потому что врать не хочется, а честный ответ тебе не понравится.
        - То есть… ты все еще его любишь?
        - Не так, как ты думаешь. Скорее, как брата. Мы так долго были вместе, что… он стал частью меня. Мы с первого класса неразлейвода. В восьмом начали встречаться. После выпускного лишили друг друга невинности. Он мой первый и… пока единственный мужчина. Я не могу совсем выбросить его из головы. Да и не хочу, наверное. Просто я решила в наших любовных отношениях поставить точку. А в дружеских - многоточие. Сделаем паузу, а потом, глядишь, будем общаться, как старые добрые товарищи.
        - Он хочет того же?
        - Нет, мечтает все вернуть назад. Просит прощения, клянется измениться. Но я ему уже не верю. И не собираюсь давать слабину. Я все решила. И ты, Илья, очень в этом мне помог.
        - Каким образом?
        - Тем, что появился в моей жизни, - и поцеловала его нежно в щеку.
        Финальная фраза вкупе с поцелуем успокоила Илью. Но ненадолго.
        Через три дня во время прогулки у Маши зазвонил телефон. Она вынула его, посмотрела на экран, нахмурилась и сунула сотовый обратно.
        - Бывший? - догадался Илья. Маша кивнула. - Так ответь.
        - Не хочу с ним разговаривать, я все уже ему объяснила.
        Телефон перестал трезвонить, но через несколько секунд снова ожил. Маша выключила его и сердито пробормотала:
        - Когда он узнал, что я с тобой встречаюсь, с тех пор проходу не дает.
        - Давай я с ним поговорю?
        - Нет, не надо! - испугалась Маша.
        - Да ты не волнуйся, я его бить не буду, просто побеседую по-мужски.
        - Не сможешь: он на тебя с кулаками кинется сразу, как поймет, кто ты. Артем бешеный!
        - Я его не боюсь, - презрительно сказал Илья. Он был силен, закален в драках и чувствовал себя более чем уверенно.
        - Я знаю, ты очень смелый, Илюшша… - О, это ее мягкое «ш»! Он таял, слыша его. - Но я не хочу, чтобы вы дрались.
        - Я буду держать себя в руках.
        - Даже если он тебя ударит?
        - Нет, ну такого я не потерплю…
        - Вот видишь! Так что драка неизбежна.
        - И подеремся, подумаешь! - не унимался Илья. - Глядишь, после тумаков твой Артем понятливее станет.
        - Нет, я драки между вами не допущу, - твердо сказала она и закрыла тему.
        Дело уже шло к свадьбе, когда Илья встретился-таки со своим предшественником. Пришел к Маше в гости и, едва зайдя в подъезд, услышал шум. Кто-то ругался и, судя по всему, пытался то ли вытолкнуть кого-то из квартиры, то ли, наоборот, затащить в нее. Дверь бухала и скрипела, порой заглушая голоса. Но Илья узнал: один из трех - Машин!
        Он взбежал по ступенькам наверх. На лестничной клетке увидел Машу и ее маму, пытающихся вдвоем закрыть дверь перед носом какого-то парня.
        - Я не позволю тебе, ясно? - орал тот на Машу. - Ты или моя, или ничья!
        - Оставь меня в покое наконец!
        - Ни за что!
        Тут Илья подскочил к Артему (он сразу догадался, что это он, кто ж еще?) и схватил его за шиворот.
        - Ты разве не понял, что тебе сказали? - спокойно проговорил он, встряхнув Артема. Тот был легче Ильи килограммов на пятнадцать.
        - Отпусти! - прорычал Артема, дернувшись.
        - Только после того, как ты пообещаешь оставить Машу в покое…
        - Пошел ты!.. - и он добавил матерное слово.
        Илья толкнул Артема к лестнице, намереваясь выйти с ним из подъезда и потолковать наедине. Но тот, едва оказался на ногах, ринулся на Илью с кулаками.
        - Не бей его, пожалуйста! - всхлипнула Маша, непонятно, к кому обратившись: к настоящему своему жениху или бывшему.
        Артем и вправду был бешеным. Понимал, что слабее, и все равно рвался в бой. Да так неумело, что бить его Илья не стал (опять же, Маша попросила), сграбастал и выволок из подъезда.
        - Еще раз побеспокоишь Машу, буду разговаривать по-плохому! - рявкнул он с максимальной угрозой в голосе и закрыл дверь. Магнитный замок домофона тут же сработал, и Артем, даже если бы захотел, не смог бы прорваться в подъезд обратно. Разве что позвонив в какую-нибудь квартиру и попросив, чтоб его впустили. Но Артем делать этого не стал.
        Илья поднялся к квартире. Маша с мамой были все еще на взводе, поэтому, увидев его, нервно загалдели.
        - Спокойно, барышни, - утихомирил их Илья. - Пойдемте в дом, выпьем валерьяночки.
        Через десять минут Илья с невестой уединились в комнате, и она рассказала ему, что Артем не оставлял ее в покое все это время. Но вел себя более-менее нормально, пока не узнал о предстоящей свадьбе.
        - И у него сразу крышу снесло! - жаловалась Маша. - Начал угрожать. Орать, что убьет…
        - Тебя?
        - Тебя!
        - Пффф… - Илья закатил глаза. - Силенок не хватит.
        - А он знаешь как ножи метает? Виртуозно! С первого класса этим балуется. Он вообще ножи обожает. Целую коллекцию собрал.
        - Маш, да хватит тебе, ничего он мне не сделает.
        - Ой, не знаю… Боюсь я. Дурной он!
        - За что ж ты полюбила его, дурного такого? - задал резонный (и мучивший его до сих пор) вопрос Илья.
        - За красоту. Маленькая была, глупая.
        - Артем красивый? - несказанно удивился Илья.
        - Фантастически.
        - Не заметил.
        - У него глаза изумрудные, кожа алебастровая, а волосы как смоль.
        - Да волос-то вроде у него немного, - пробурчал Илья, припомнив, что на затылке Антона видел проплешину.
        - Это сейчас, а когда-то кудри вились до плеч. Как у маленького принца. В него все девочки нашего класса влюблены были, а он меня выбрал.
        - Он уже тогда был бешеным?
        - Вспыльчивым. Но с возрастом характер у него испортился окончательно.
        - Давай не будем больше о нем? - взмолился Илья. - Побеспокоит тебя, скажи… А пока не надо вспоминать об Артеме.
        Дня через три Илья зашел к тете Марине, чтобы отдать приглашение на свадьбу, и рассказал ей о сцене в подъезде.
        - Зря ты ему рыло не начистил, - проговорила она, выслушав его. - Надо было идиоту всыпать, чтоб запомнил с первого раза.
        - Думаю, он и так все понял.
        - А я так не считаю.
        - Ну, он гораздо слабее меня, вот я решил сначала его предупредить.
        - Рыцарь ты наш благородный… - издевательски протянула тетя Марина. - Тебе нужно было его силой задавить. И физической, и моральной. Чтоб боялся.
        - Я вроде продемонстрировал силу.
        Тетя Марина отмахнулась: типа, да чего ты там?.. Вышвырнул его за шкирку? Только унизил. А надо было напугать!
        Но трепка вроде бы возымела действие. Артем перестал докучать Маше. Илья спрашивал и у нее, и у будущей тещи, обе говорила одно и то же: не звонил, не приходил. И Илья расслабился. Как оказалось, зря.

…До свадьбы оставалось четыре дня. Илья забежал к невесте после работы. В подъезд он с соседом Маши вошел, входная дверь в квартиру оказалась незапертой. В прихожей много женской обуви, значит, подружки к Маше пришли. В суматохе не заперлись.
        Илья прошел в комнату, из которой раздавались возбужденные девичьи голоса. Заглянул…
        Маша стояла в белом платье и пышной фате у зеркала. Подружки, обступив ее, восторгались.
        - Какая ты красивая! - восхитился невестой Илья.
        Услышав комплимент, Маша почему-то завизжала и кинулась в смежную комнату.
        - Чего это с ней? - удивился жених.
        - Ты что, не знаешь: видеть невесту в платье до свадьбы - плохая примета? - накинулась на него лучшая подружка Маши, она же будущая свидетельница в загсе.
        - Да глупости все это…
        - А вот и нет! Мою старшую сестру жених вот так же увидел… И все!
        - Развелись?
        - Хуже. Свадьба не состоялась по причине его смерти.
        - Умер от ее красоты? - Илья откровенно насмехался над глупыми бабскими суевериями.
        - Погиб. Несчастный случай на производстве. Последний день работал перед отпуском. На завтра свадьба была назначена.
        Естественно, Илья не придал значения словам подружки невесты. Да и Маша, поуспокоившись, решила, что не стоит переживать из-за всякой ерунды. И мама ее в этом поддерживала. Но в тот же день, только поздним вечером, на Илью напали. Благо реакция у него отменная, а то покалечили бы. А так всего лишь куртку ножом порезали. Но Илья сразу понял, что это дело рук Артема.
        Он долго узнавал, где тот живет. Спрашивал у Маши, но та не сказала. Как чувствовала (хотя Илья старался быть скрытным), что жених собирается разобраться с Артемом. И все же заветный адрес был получен - его выболтала одна из подружек Маши. И Илья отправился к Артему.
        Жил тот в районе частных домов. Так же, как и Илья, только на другом конце города. Он не надеялся застать его дома. Но решил ждать под дверью. Рано или поздно Артем придет домой.
        Но в нужном окне горел свет. И Илья постучал в дверь. Ему не открыли. Тогда он со злости с силой шарахнул по ней кулаком. Дверь отворилась. Она оказалась незапертой. Илья влетел в дом. Он был взбешен. За то время, что прошло с момента нападения, он не только не успокоился, а распалился еще больше. «Получишь ты у меня, сука!» - рычал он мысленно, вбегая в комнату, где горел свет.
        Артема он заметил не сразу. Сначала подумал, нет его. Потом увидел тело на полу за диваном. Оно подергивалось мелко-мелко. У Ильи мелькнула мысль, что у Артема передоз. Но когда он пригляделся, то понял: наркотики тут ни при чем. В шее бывшего Машиного жениха торчал нож. Кровь пузырилась вокруг лезвия, и это было так страшно и отвратительно, что Илья не сразу заставил себя опуститься рядом с Артемом, чтобы попробовать ему помочь.
        И все же он себя пересилил. Попытался вынуть нож из раны, хотя был не уверен, что это правильное решение. За этим его и застали двое парней, появившихся в доме. Не разобравшись, что к чему, они скрутили Илью и вызвали милицию. Артем к тому моменту уже скончался.
        - Идиоты, я пытался ему помочь! - кричал Илья, лежа на полу с заломленными руками.
        - Ментам эту сказку расскажешь… - процедил один из парней и больно пнул Илью под ребра.
        Уже сидя в камере, Илья подумал, что убийцей вполне мог быть кто-то из этих двоих. Повздорил с Артемом, схватил нож - коллекция их висела на стене, пырнул, потом понял, что натворил, испугался и за товарищем побежал. И когда вернулся вместе с ним… Такой подарок судьбы! Готовенький подозреваемый. Да еще с мотивом и с порезанной курткой и ранкой на боку. Как будто подрались парни: Артем Илью полоснул, а тот потом нож отобрал у него и в шею воткнул.
        Илью до суда продержали в «обезьяннике». Но свидания разрешали. Первой к нему пустили, конечно же, невесту. Она, вся зареванная, села напротив, сцепила руки с обкусанными ногтями в замок, подперла ими подбородок и срывающимся голосом проговорила:
        - Как ты мог?
        - Маша, я ничего не делал!
        - Ты убил Артема!
        - Нет, это не я!
        - Не ври!
        - Но я говорю правду. И ты, моя любимая девушка, должна мне верить. Я надеюсь, скоро этот кошмар закончится, меня выпустят, и мы…
        Она полыхнула на него глазами:
        - Я пришла сказать, что расстаюсь с тобой! Не думай, что буду тебя ждать.
        - Не верю своим ушам!
        - А я не верю тебе! Поэтому… прощай!
        И порывисто встала. Илья вскочил следом. Руки его были скованы наручниками, но не сзади, а спереди, и он ухватил Машу за руку:
        - Постой!
        - Отпусти меня!
        - Маша, прошу, не убегай, давай поговорим!
        - Убери от меня свои руки! - яростно прошептала она. - На них кровь Артема! Убийца!
        Он не отпустил бы ее, если бы не милиционер, вбежавший в комнату. Тот увидел сквозь стекло, как задержанный хватает девушку, и бросился ей на помощь.
        - Да подожди ты! - орал на него Илья, пытаясь вырваться из рук конвоира. - Я должен поговорить с ней! Доказать, что невиновен!
        Но его никто слушать не желал. Ни милиционер, ни Маша.
        В камере, куда его швырнули, Илья расплакался от бессилия и обиды.
        На следующий день к нему пустили тетю Марину.
        - Что ж ты натворил, дурило… - протянула она, с жалостью глядя на Илью.
        Но тот ничего не ответил, потому что не видел в этом смысла. Сказать, что он не убивал? А толку? Уж коли невеста ему не поверила, то тетю Марину, даже не друга, а скорее просто знакомую, он тем более не убедит.
        - Ты прости меня, - услышал он неожиданные слова. - Это я тебя надоумила… Как узнала, что ты наделал, чуть с ума не сошла.
        - О чем ты, тетя Марина?
        - Так ведь я тебе вдолбила, что ты с Артемом должен по-мужски разобраться! Но не думала, что у вас до поножовщины дойдет и ты его…
        - Да не трогал я его! Не то что ножом, пальцем! Когда я пришел, нож уже в горле его торчал…
        И замолчал резко. Все он уже говорил это десятки раз, стоило ли снова повторять фразы, которые никто не принимает всерьез?
        - Так это не ты?..
        - Нет!
        Она вскочила со стула, подбежала к Илье, наклонилась, обхватила его голову руками, прижала к себе.
        - Бедный ты, бедный… - прошептала она. - Как же так?
        - Ты веришь мне? - пораженно спросил он, подняв глаза на тетю Марину.
        - Верю, - без колебаний ответила она.
        Илья опять заплакал, теперь уже от радости. Она была сиюминутной, конечно, и все же принесла облегчение.
        - Я верю, что настоящего убийцу найдут и меня выпустят! - с надеждой проговорил Илья.
        - Будем в это верить, - кивнула тетя Марина. - А еще адвоката хорошего надо искать. У тебя деньги есть? Хотя о чем я? Ты все в свадьбу вбухал…
        - Нет, у меня есть. Я на свадебное путешествие отложил. Хотел Машу в Питер свозить, она мечтала.
        - Мало этого. Адвокаты дерут нещадно. Ну да ладно, посмотрим, что можно сделать…
        Как потом Илья узнал, тетя Марина ходила к Маше. В первую очередь для того, чтобы убедить ее в невиновности жениха (понимала, что для него ее вера станет главной поддержкой), но еще и денег попросить. Коли свадьба не состоялась, что-то осталось. Но Маша слушать тетю Марину не пожелала. И средствами не помогла. Сказала, что все потратила на похороны Артема. Взяла их на себя, потому что мать его умерла, а отец пил.
        Адвокат, которого тетя Марина наняла, казался толковым, хоть и не очень опытным. Илья после разговора с ним еще больше уверился в том, что избежит заключения. Но…
        Прокурор «размазал» молоденького адвоката по стенке, и Илье впаяли семь лет.
        Глава 5
        Таня пришла с работы и, еще не войдя в квартиру, услышала голоса, доносящиеся из-за двери. Детский и взрослый. Валин и Илюшин. Сын и брат издавали возбужденные крики и хохотали так громко, что звуки проникали в подъезд. Открывая дверь, Таня с грустью думала о том, что Костя никогда не играл с ее сыном, и если они оба были дома, когда она возвращалась с работы, в помещении стояла мертвая тишина. Ее мужчины друг с другом даже не разговаривали.
        - Мама пришла! - вскричал Валентин, увидев Таню на пороге. Он весь вспотел, и его челка прилипла ко лбу. - А мы тут гонки на выживание устроили!
        - Я вижу, - улыбнулась ему Таня. Хотя могла бы отругать за чудовищный разгром, который устроили сын с братом. Но решила не занудствовать: с мальчишкой впервые взрослый дядя возится. Отец его своим вниманием тоже не баловал. - Надеюсь, все выжили?
        - Все! - радостно заорал Валя и, как ему казалось, незаметно запихнул под диван отломанное от кресла колесико. Кроме этого предмета мебели пострадали еще два грузовика, причем один новый, а также вазочка. Она упала на пол и треснула, но
«гонщики» этого даже не заметили.
        - А где Костя?
        - Не приходил еще.
        Таня постаралась сдержать беспокойство (опять ушел к матери?) и бодро проговорила:
        - Ужин будет через полчаса. За это время вы, мальчики, должны здесь все убрать!
        - Ну, мааам… - заканючил Валя. - Мы еще поиграть хотим.
        - И доломать кресло?
        - Да оно само, мам.
        Таня со значением посмотрела на брата, тот все понял и обратился к племяннику с предложением:
        - А давай теперь поиграем в МЧС.
        - Как это? - Глаза мальчишки загорелись.
        - Будем разгребать вот эти завалы, - он указал на разбросанные по комнате предметы и груду подушек, изображающих, по всей видимости, гору. - Представь, что тут произошло страшное землетрясение, а мы с тобой спасатели.
        Проницательный ребенок мгновенно раскусил дядю:
        - И чем эта игра отличается от обычной уборки?
        - Всем! Вот смотри… - И, схватив поломанный грузовик, Илья начал что-то изображать.
        Таня не стала задерживаться в комнате и отправилась в кухню. Продуктов со вчерашнего дня осталось предостаточно, и она решила отварить спагетти, сделать к ним соус из креветок, а также порезать салат из овощей. Только она успела вынуть продукты из холодильника, как из комнаты донесся окрик Ильи:
        - Танюшка, быстро сюда беги!
        Не понимая, к чему такая спешка, Таня все же покинула кухню.
        - Что такое? Опять что-то сломали? - спросила она, зайдя в комнату.
        Валя, застывший возле дяди с машинкой в руке, замотал головой.
        - Тут с тобой поговорить хотят, - сообщил он, ткнув пальцев в телефон, который держал Илья.
        - Кто?
        Сын пожал плечами. Таня вопросительно посмотрела на брата, но он только загадочно улыбался.
        - Да кто там?
        - Узнаешь, - хмыкнул он и сунул ей трубку.
        - Алло…
        - Танья? Танья, ты? - говорили с сильным акцентом.
        - Я. А кто это?
        - Это Дэн. Данила. Твой брат.
        - Данила? - ахнула Таня. - Ну ничего себе… Как я рада!
        - Танья, мы с Мэри… Мариной… в Москве. Завтра утром будем у вас. Встречайте!
        - Да-да, конечно… А во сколько? И на чем вы приедете?
        - Танья, плохо слышно! До завтра. Целую!
        И в ухо ей ударили частые гудки.
        - Ну, как тебе сюрприз, Танюха? - хлопнул ее по плечу Илья.
        - Я ничего не понимаю… - беспомощно пробормотала она.
        - А чего тут непонятного? Завтра ты увидишь наших младшеньких! Разве не здорово?
        - Здорово, но… То никого, а то сразу все. Ты, они… Может, еще и Ромка объявится?
        - Обязательно!
        И тут Таня начала кое-что понимать…
        - Илья, а ты не хочешь мне объяснить один момент?..
        - Хочу. И не один.
        Он усадил сестру на диван, а Вале дал знак, чтоб им не мешал. Пацан без лишних разговоров удалился. Уж лучше в другой комнате посидеть, чем уборкой заниматься, решил он, хотя уши погреть, как говаривали в их школе, конечно, хотелось.
        - Ты с кем-нибудь, кроме меня, в эти годы общалась? - спросил у Тани брат.
        - Только первые пару лет, потом - нет…
        - Почему?
        - Я потеряла всех.
        - И не пыталась найти?
        - А разве я могла?
        - Конечно! - убежденно сказал Илья. - Ведь я тебя отыскал, когда ты сюда переехала.
        - Это было несложно. Ты действовал через директора нашего детского дома, а у нее был мой адрес.
        - Хорошо, согласен, это оказалось нетрудно. Но я и Ромку отыскал! Хотя на это потребовалось больше времени.
        - Правда? И как он?
        - Отлично. Но ты сама скоро в этом убедишься, он тоже приедет завтра. - Илья обнял Таню за плечи и потрепал ее по волосам, как в детстве. - Ты знаешь, сестренка, я о многом в тюрьме передумал. Времени было предостаточно, сама понимаешь… И так мне грустно стало, что мы, родные люди, потерялись. Я ведь тоже только с тобой общался. Близняшки в Америке, до них не добраться, а Ромка… Мы не очень ладили с ним.
        - Тоже мне сказал, - хмыкнула Таня. - Да вы совсем не ладили! Он тебя ненавидел и боялся. А ты… ты его презирал.
        - Нет, давай не будем бросаться такими фразами! Скажем, мы друг друга раздражали. Это бывает между братьями.
        - Ты унижал его при всех, Илья, - с упреком протянула Таня.
        Она помнила, как постоянно заступалась за младшего брата.
        Он был очень худенький, пугливый, плаксивый… и какой-то уж очень нежный. Как первый весенний цветочек, выбившийся из-под снега. Однажды они играли, и Ромка натянул Танину юбку и мамин берет с бантиком. «Девчонка!» - захохотал Илья, тыча в брата пальцем. Рома тут же сбросил с себя «маскарад» и убежал в туалет плакать. Но старший брат не отставал, кричал через дверь все то же обидное для мальчика слово.
        Подобные сцены повторялись регулярно. И ладно бы дома. Когда Ромка пошел в школу, Илья не отстал от него.
        - Зачем ты с ним так? - резко спросила у него Таня, став свидетельницей того, как старший брат на школьном дворе прицепил младшего за ремень к турнику.
        - А что он, как сопля голландская? Ни разу подтянуться не может? Пусть тренируется!
        Таня тогда сняла Ромку с турника, а с Ильей два дня не разговаривала, потому что нельзя так с людьми, а уж с братьями…
        И все равно Илья продолжал измываться над Ромкой. Причем, с его же слов, не для того, чтобы унизить его, а дабы закалить. Таня считала это чушью собачей. Закалять, оскорбляя перед другими? Что за метода такая?
        Когда ребят забрали в детдом, думаете, отношения между братьями улучшились? Да, со стороны, пожалуй, именно так и казалось. Илья, как старший, взял на себя обязанности главы их маленького семейства (ведь отец с этим не справился) и стал защищать Ромку. Но когда они оставались одни, оскорбления продолжались. «Учись стоять за себя сам, тряпка! - цедил сквозь зубы Илья. - Или собираешься вечно прятаться за мою спину или держаться за Танюшкину юбку?» Но Рома не мог себя переделать. Уж таким он был, нежным, слабеньким, как подснежник. Когда Ромку изъявили желание усыновить, все удивились. Ладно, не маленький и не блещущий красотой мальчик, так видно же, что «зачуханный». Никто не верил, что потенциальные родители доведут дело до конца, думали: как узнают мальчишку получше, разочаруются, но не угадали. Рому усыновили!
        - Я сделал брата мужиком, - стоял на своем Илья. - Сейчас он уверенный в себе человек, это по голосу понятно, а не чухан, над которым все измывались.
        - В первую очередь ты, - не сдавала своих позиций Таня. - И в том, что Ромка стал уверенным в себе человеком, нет твоей заслуги. Если б его не усыновили и не увезли в другой город, наверняка он превратился бы в самого настоящего, как ты выражаешься, чухана.
        - Тань, хватит, а? - поморщился Илья. - Не порти мне настроение, оно и так стало хуже из-за твоих нотаций…
        - Ладно, умолкаю. Но мое мнение на этот счет никогда не изменится, знай это.
        - Короче, завтра Рома приезжает, - буркнул Илья, помрачнев еще больше. - И близняшки. Так что готовься встречать.
        - Во сколько, где?
        - С московского поезда. Время прибытия узнаем в справочной.
        - Но где мы все разместимся? - Она обвела взглядом комнату и беспомощно развела руками: - Места для всех даже на полу не хватит…
        - Они в гостинице остановятся. Рома уже забронировал номера.
        И собрался уйти, потому что настроение было испорчено и разговаривать с Таней не хотелось, но она остановила его:
        - Постой, ты же так мне ничего, по сути, и не рассказал…
        - По сути, я тебе как раз все рассказал, - возразил Илья. - Завтра наши братья и сестра приедут в родной город и…
        - Да не о том я. Как ты нашел их? Рому, ладно, он в России. А Маринку с Данилкой?
        - Эти сами меня нашли. Я телеграмму получил от Данилки и Мэри. Они сообщили, что собираются в Россию, хотят увидеться со всеми нами, оставили номер мобильного, просили написать СМС. Я написал. Мне позвонили. Мы поболтали с Дэном. Обсудили будущую встречу. Он сказал, что послал запросы на всех, но первым нашелся я. Что неудивительно, ведь я меченый…
        - И как они там?
        - Ты что, американцев не знаешь?
        - Откуда?
        - Ну в кино же видела, наверное? У них всегда все «ок». Так и у наших.
        - А занимаются они чем? Работают, учатся?
        - Не знаю я. Дэн не очень хорошо по-русски говорит.
        - Да, очень сильный акцент.
        - Ладно акцент. Он половину слов не понимает. Забыл язык. Поэтому я только по существу вопросы задавал.
        Тут распахнулась входная дверь, и на пороге появился Костя. Таня сразу же позабыла о своих родственниках, вспомнив о том, что ужин еще не готов. А поздно вечером, когда мужчины не только поели, но и улеглись, она открыла альбом со старыми фотографиями и долго их рассматривала, мысленно возвращаясь в те далекие времена, когда они были вместе.
        Глава 6
        Она очень плохо помнила своих брата и сестру, малышей-двойняшек. Когда Таня видела их последний раз, они были пятилетними крохами. Оба плохо говорили. Марина по причине глухоты, а Данилка - отсталости. Он не был дебилом, просто немного недотягивал в развитии до своих сверстников. Но был невероятно хорошенький, несмотря на уродливую руку. Да и сестра-близнец тоже. Не так ярка, но очень мила.
«Но с годами наверняка изменились. В нашей семье красавцем папа был, а они на маму похожи, - думала Таня, стоя на платформе в ожидании московского поезда. - Скорее всего, я их даже не узнаю. Ведь столько лет прошло, и они уже совсем взрослые…»
        - Не дрожи, сеструха, все будет пучком! - подбадривал ее старший брат. Илюша держал ее под руку и чувствовал, как Таню потряхивает от волнения.
        - Я их совсем не помню, - беспомощно выдохнула она. - Дай мне фото, я посмотрю еще раз.
        Снимок, на котором все пятеро детей были изображены за несколько месяцев перед расставанием, Таня изучала не только вчера вечером, но и все утро, но этого ей показалось мало, и она взяла его с собой. Пока ехали в маршрутке до вокзала, она держала его на коленях, продолжая рассматривать. Илье это надоело, и он отобрал у нее фото.
        - Некогда, вон поезд идет! - отмахнулся от нее брат. - Да и незачем. Сейчас живьем ребят увидишь.
        - Страшно-то как! - пискнула Таня.
        - Волнительно, а не страшно, - поправил ее Илья.
        Они замолчали. А поезд, громыхая, уже тормозил у перрона. Когда он остановился и двери вагонов открылись, Таня зажмурилась.
        - Уже можно, - сказал ей Илья через несколько секунд. Обычно он это говорил в детстве, когда они смотрели какой-нибудь страшный фильм и Таня зажмуривалась на самой пугающей сцене, и как только она заканчивалась, произносил эти слова. Это означало, что ужасный эпизод позади и Тане пора открывать глаза.

…И вот много лет спустя она делает то же самое. И видит перед собой молодых мужчину и женщину, и смотрит на них с радостью и удивлением. Ей приятно встретиться с родными после долгой разлуки. Хотя… какие они ей родные, если подумать? Да, кровь одна, но и только. А что кровь? Пусть не водица, но… Бывает, что человек, кровно с тобою не связанный, тебе близок так, будто родной. Эти же двое… Они чужие. Возможно, из-за того, что выросли на другом конце света. Они иные. Говорят с акцентом (пока они молчат, но Таня помнит разговор с Дэном), выглядят как-то непривычно. Хотя вроде на них джинсы, майки, толстовки - обычная молодежная одежда. А все равно - другая…
        Данила стал настоящим красавцем. Лицо - идеальное. Черты точеные. Глазищи завораживающие. Но фигура субтильная, не то что у Ильи.
        Марина тоже излишне худа. Таня подумала, глядя на брата и сестру, о том, что в Америке, наверное, мода такая, выглядеть истощенно. Чтоб тучные любители фастфуда, коих там, если судить по телепередачам, немало, завидовали. Таня и сама была худенькой, но выглядела… гармоничнее, что ли? Здоровее. Марина же с Данилой напоминали анорексиков.
        - Привьет, Танья, как я рад! - воскликнул Данила и распростер объятия.
        Его акцент резал ухо. И все равно Тане фраза, произнесенная братом, показалась песней. Она подалась вперед и обняла Данилу. Затем Марину.
        - А уж как я рада! - выдохнула она, уткнувшись в волосы младшей сестры. - Ребятки…
        Таня заплакала, не ожидая от себя этого. Глаза Марины тоже увлажнились. А вот Данила оставался холодным. Его красивое лицо не дрогнуло. Как будто он был совсем не рад встрече. А заветные слова сказал только из вежливости, что культивировалась в нем годами.
        - Малышка моя… - Это произнес Илья. - Девочка…
        И отобрал Маринку у Тани.
        Когда она была крохой, он возился с ней больше остальных. Даже больше Тани, не говоря уже о матери. Та родила и… забыла об этом. За младшими ходила Татьяна. За Ромой, Данилой, Мариной. А Илья только за Мариной. Она его умиляла. И вот теперь девочка выросла, но не перестала быть Илюшиной любимицей.
        - Я помню тебя, - выдохнула Марина. - Ты играл со мной… в… кочки-мычки…
        - Кошки-мышки, - захохотал Илья. - Но я не думал, что ты все еще помнишь!
        - Помнишь…
        - Слушай, до меня ведь только сейчас дошло, что ты слышишь! Или ты по губам читаешь?
        Марина убрала распущенные волосы и продемонстрировала слуховой аппарат.
        - Еще потребовалась операция, - добавила она.
        - Тебе тоже? - спросил Илья у Данилы, красноречиво посмотрев на его левую руку. Из-под манжеты выглядывала обычная кисть.
        - Это протез, - сообщила Марина.
        - А где Роман? - спросил Данила, сделав неправильное ударение на первый слог. Ему не хотелось обсуждать свою руку, это явно бросилось в глаза.
        - А хрен его знает! - пожал плечами Илья. - Обещал быть сегодня…
        И тут Таня увидела его… Романа.
        Он кардинально изменился, и все же она сразу поняла: вот он, ее брат!
        Такой же ладный, крепкий, как Илья, но с более развитыми мышцами. Было видно, что он завсегдатай тренажерного зала. Но не фанат. Лицо спокойное, но не такое бесстрастное, как у Данилы. Глаза смотрят с интересом, губы чуть улыбаются. И во всем облике непоколебимая уверенность в себе. То, чего так не хватало Роме-маленькому.
        Он шел не один, а с женщиной. Ей было лет сорок пять на вид, возможно, чуть больше. Невысокая, хрупкая на вид. Рома очень бережно поддерживал ее под руку
        - Я узнал тебя, Таня, - с улыбкой произнес он, подойдя. - По твоему боевому носу!
        У нее действительно был боевой нос. Широкий, сильно вздернутый. В третьем классе она играла старуху Шапокляк без грима.
        - А я тебя по твоему лбу неандертальца, - в тон ему ответила Таня. У Ромки были ярко выраженные надбровные дуги. Они даже загорали больше, чем все остальное лицо.
        Рома и Таня обнялись.
        - Это, как я понимаю, малые? - спросил брат, указав на Данилу и Марину.
        - Они самые. Американцы.
        - А это мама моя, Любовь Михайловна, - представил он свою спутницу.
        - Очень приятно.
        - Мам, это Таня, я тебе про нее много в последнее время рассказывал.
        - Да, а вот раньше совсем не рассказывал. - Любовь протянула руку и нежно коснулась запястья Татьяны: - Я ведь очень хотела, чтоб Рома вас не забывал. Говорила ему: пиши братьям, сестрам, звони им. Можешь даже в гости пригласить! Но он будто забыл вас сразу, как мы его усыновили. Поэтому я очень удивилась, когда он мне две недели назад сказал о том, что мы поедем с вами встречаться. Я настояла на том, чтоб Рома взял меня. И он не смог отказать, уж извините его…
        - Мы очень рады вам, Любовь Михайловна, - обняла ее Таня.
        - А где старший брат? Ведь вас было пятеро?
        - Вот и старший, - ответил Рома и кивнул на Илью.
        Таня не уловила неприязни в его голосе. Но Рома был как-то слишком бесстрастен, чтобы она решила, что младший брат не помнит обид.
        - А вы очень похожи на Рому, - заметила Любовь Михайловна.
        - Нет, мы совсем разные, - хмыкнул Илья.
        На самом деле приемная мать Романа была права. Между братьями прослеживалось сходство. И дело не в идентичности фигур (мало ли мужчин с подобными) и не в светлой масти (тем более что Илья был рыжеватым, а Рома пепельным блондином), а в чем-то неуловимом: жестах, мимике, походке. Глядя на этих двух молодых мужчин, сразу возникала мысль, они родственники.
        - Здорово, брат! - первым приветствовал Илью Рома.
        - Здорово.
        Они не протянули друг другу рук для приветствия. Хотя Илья, казалось, собирался это сделать, но что-то его остановило.
        - Вы приехали на том же поезде, что и Данила с Мариной? - спросила Таня у брата и его приемной матери.
        - Рома хотел на машине, - ответила ей Любовь Михайловна, - а раз я напросилась, пришлось билет на поезд брать. Автомобили я плохо переношу. Тошнит меня в них.
        - О, тошнит! - вспомнила значение услышанного слова Марина. - Понимаю. Меня тошнило в туалете поезда. Это… Нот импосибл…
        - Невозможно! - подсказал Рома.
        - Да. Невозможно. Ты знаешь английский?
        - Не так чтобы отлично, но могу общаться. А вот ты молодец, не забыла родную речь.
        - О, наши мама с папой… первые. Те, что увезли нас отсюда, были молодцы. Они не хотели, чтобы мы забыли культуру и язык нашей родины. Я и Дэн занимались. Только он перестал, когда мы сменили семью, а я продолжала. Поэтому я говорю лучше Дэна. Но он все понимает.
        - Родственники, хорош стоять на перроне, пойдемте уже отсель! - воскликнул Илья и, обняв за плечи Маринку и Танюшку, повел их к привокзальной площади, где останавливался любой транспорт.
        До отеля, где были забронированы Романом два номера - для себя и матери и для брата с сестрой, - поехали на двух машинах. Расплачивался с таксистами тоже Роман. Привычным движением «отстегивал» деньги, сдачу не брал - небрежно махал рукой. Таня смотрела на него и диву давалась. Куда делся тот пугливый стриж, каким она его помнила? Соколом стал Рома, настоящим соколом.
        - Зал готов? - спросил он у метрдотеля, выскочившего из служебного помещения сразу после того, как Рома зарегистрировался.
        - Все готово, Роман Евгеньевич. Но столы не накрывали до вашего приезда, чтобы ничего не заветрилось.
        - Это правильно. Можете начинать.
        - Ваших гостей в зал проводить?
        - Нет, проводите в бар, пусть выпьют чего-нибудь.
        Метрдотель учтиво склонил голову.
        - Таня, Илья, подождите нас минут двадцать-тридцать, хорошо? - обратился Роман к брату с сестрой. - Мы вещи бросим, умоемся и присоединимся к вам в баре. После поужинаем. Я небольшой банкетный зал арендовал, чтоб нам не мешали.
        - Ой… то есть мы тут на весь вечер? - спросила Таня.
        - А ты куда-то торопишься?
        - Да у меня просто сын уже из школы пришел и…
        - У тебя есть сын?! - с восторгом спросил Рома.
        - Да. Валя. Он в первом классе учится.
        - Так зови его сюда! Один он доберется? Или такси за ним послать?
        - Не надо, Валя у меня самостоятельный. Только… я не могу его одного позвать. У меня еще мужчина любимый есть.
        - Муж?
        - Нет, не совсем…
        - Гражданский муж, - пришла ей на помощь Любовь Михайловна.
        - Тоже зови! Он - часть твоей семьи, а значит, и нашей. Распоряжусь, чтоб еще два прибора поставили.
        - Три! - внес коррективы Илья.
        - У тебя тоже есть сын?
        - Нет. Но есть дама сердца. Можно сказать, невеста. И я хотел бы ее пригласить на наш банкет.
        - Приглашай.
        И, сделав знак метрдотелю, Роман вместе с матерью удалился (близнецы поднялись в свой номер раньше).
        - Дама сердца? - округлив глаза, спросила Таня. - Можно сказать, невеста?..
        - А что тут такого?
        - Ты в городе всего два дня. Когда успел?
        - О, это целая история! Я расскажу тебе ее за коктейлем.
        - Ладно, только я сначала позвоню Вале и Косте.
        Она остановилась, не дойдя до бара нескольких метров, и набрала номер сына. Мальчишка, узнав о том, что он приглашен на банкет, заулюлюкал. Обрадовало его все: и возможность вкусно поесть, и познакомиться с родственниками, и провести вечер не в обществе Кости, который, как оказалось, уже был дома. Таня попросила дать ему трубку. И когда любимый отозвался, долго уговаривала его присоединиться к ним. Костя, как всегда, набивал себе цену. И придумывал причины, по которым не сможет приехать. То он не желает чувствовать себя лишним, то устал на работе, то хочет посмотреть футбол. Но Таня понимала, что он просто ломается («как девочка», - говорил ее семилетний сын), потому что не зря отпросился с работы пораньше, планировал провести вечер с ней и ее нагрянувшими родственниками. Таня с Ильей обсуждали возможность сходить всем вместе в кафе, но они никак не думали, что Роман, их пугливый стриж, уже обо всем позаботился и снял банкетный зал в лучшей гостинице города.
        Когда она прошла в бар, Илья уже пил второй коктейль виски-кола.
        - Чего будешь? - спросил он у сестры.
        - Чай.
        - Сеструха, брось! Давай хоть «Мохито», а?
        - Не хочу спиртного.
        - Безалкогольное могу сделать, - сказал ей бармен.
        - Хорошо, давайте.
        - Ну что, приедут твои?
        - Да. А твоя?
        - Обещала быть.
        - Так кто она такая, твоя дама сердца?
        - Ой, Танюха, не поверишь… - Илья криво усмехнулся и, хлебнув коктейля, начал рассказ: - Когда я во втором классе учился, была у меня соседка по парте Ленка Инина. Меня к ней пересадили, когда со мной парту делить отказались все девчонки. Я ж несносный был. Лягушек им в портфели подкидывал, майских жуков за шиворот бросал. И только Ленка меня спокойно воспринимала. Я как-то стянул ее альбом и вместо бабочки, что там была нарисована, попу изобразил - подрисовал фломастером несколько линий. Я думал, что она увидит и ныть начнет или жаловаться побежит, как остальные. А она спокойно так заявляет мне: «Не хватает натурализма. Где ты видел зеленую попу?»
        Таня улыбнулась. Надо же, восьмилетняя девочка, а так острит.
        - Год мы с ней просидели вместе. Я ей пакостил первое время, а потом перестал. Ленка действовала на меня умиротворяюще. Но она мне не нравилась как девочка. Толстая, с проволочными волосами, начинающими расти чуть ли не над бровями, она была не привлекательна. В нее никто из мальчиков не влюблялся, но ни один ее ни разу не обидел. Она была очень хорошей.
        - Я ее не помню.
        - Неудивительно. Она только два класса проучилась со мной. Потом ее семья переехала в другой район, и она сменила школу.
        Тане подали стакан с коктейлем. Листики мяты, лайм, много льда. Она попробовала, оказалось неплохо… Но слишком много льда! Лучше бы настояла на чае.
        - Я думать о Ленке забыл. Хотя весь третий класс вспоминал. Не хватало ее. Но с годами… Сама понимаешь… - Илья допил коктейль. Бармен вопросительно кивнул: типа, еще? Илья покачал головой. - И вот сижу я в тюрьме. В свободное время - тоска. Читать разлюбил - в детстве, видимо, перечитал, телик надоел, а что еще? Только телефон. И Интернет через него. Зарегистрировался в одной социальной сети, в другой. У нас многие ребята так делали. Но больше на сайтах знакомств висели. Женщинам нежности писали, а сколько обещаний давали! Большинство просто от нечего делать. Некоторые надеялись устроить свою судьбу, чтоб ждал кто-нибудь на воле. А лучше приезжал с передачками. Но я считал это неправильным. Я - тут. Они - там. Зачем им время на меня тратить? Ведь неизвестно, как я устроюсь, когда выйду. А она на меня надеется. Поэтому я знакомился только ради общения. И вот как-то смотрю фотографию, что выложил один из пользователей. Ник «Ленин». На ней земляничная поляна. Ну точно такая, как за тем домом, где мы жили до того, как переехали в большую квартиру. Оставил комментарий восторженный. И тут же получаю
сообщение: «Илюша, неужто это ты?»
        - Лена Инина? Лен-Ин?
        - Да. Она. Представляешь?
        - Изменилась?
        - Нет, - засмеялся Илья. - Совсем не изменилась. Такая же толстая и косматая… И все такая же замечательная! Мы переписывались семь месяцев. И в Интернете, и по почте. И еще разговаривали по телефону. Она стала мне… родной. Ты прости меня, но Лена была на тот момент мне ближе, чем ты. Наверно, потому, что знала всю правду обо мне. На первом месте моя драгоценная подруга, тетя Марина, за ней Лена, и только на третьем месте ты. На четвертом - никого. Пусто!
        - Она приезжала к тебе?
        - Хотела, но я не позволил.
        - По той же причине, по какой и мне не сказал правды? Не хотел стать обузой?
        - Не хотел. Не знаю, может быть, я не вел бы себя так правильно, если бы впереди были годы заключения, но мне оставалось меньше года.
        - Так ты приехал в наш город ради нее?
        - Честно?
        - Да уж, пожалуйста.
        - Скорее всего, я бы и не приехал! Именно ради нее. Когда вышел, огляделся вокруг, вник в происходящее, то понял, что от тюремного клейма не избавлюсь никогда. И ладно меня на работу будут брать с неохотой, можно же на самого себя как-то заработать… Я ведь и плотничаю, и машину хорошо вожу. Главное, женщина, что меня выберет, станет… - Он некоторое время подбирал слова, наконец щелкнул пальцами и закончил фразу: - Объектом осуждения родственников и друзей - вот! Как же, связалась с бывшим заключенным, будто других мужиков нет! Да еще убийцей. Мало ли что на уме у него, придушит еще в порыве гнева…
        - Мне кажется, ты сгущаешь краски.
        - Да ладно! Твой мужик вон косится на меня с такой опаской, будто на моем плече автомат Калашникова висит, в зубах граната, а в руке скальп последней жертвы…
        - И все же ты решился на встречу, - перебила его Таня, не желая углубляться в тему, затронутую братом. Слишком она щекотлива. Ей самой не нравилось отношение Кости к Илье, но что она могла с этим поделать?
        - Уж коли приехал в родной город… Подумал, нехорошо будет, если не увижусь с Ленкой. Некрасиво.
        - Правильно. И как она тебе встретила?
        - Танюшка, ты бы видела, как просветлело ее лицо! Оно прям засияло от счастья. И в этот момент она такой невероятной красавицей мне показалась, что я дар речи потерял.
        - И влюбился?
        - Не скажу, что потерял голову, но… Понимаешь, Таня, я уже пережил любовь сумасшедшую. И не способен больше на такую. Но это и здорово! Сколько я страдал из-за нее, любви этой, и не передать.
        - Но ты серьезно собираешься жениться на Лене?
        - Если она не передумает, обязательно женюсь.
        - Здорово! - воскликнула Таня и, не сдержавшись, подалась вперед и чмокнула брата в щеку.
        - Ну а ты, сестренка?
        - Что я?
        - Хочешь связать свою судьбу с этим?.. - И он поморщился. Неприязнь была взаимной.
        - Я бы с радостью, Илюша, да Костя не зовет, - совершенно искренне ответила Таня.
        - Так его любишь?
        - С ума по нему схожу.
        - Надо же!
        Таня решила сменить тему, чтобы не услышать от брата нелестных слов в адрес Кости:
        - Как тебе наши малыши? Изменились они, правда?
        - А по-моему, такие же. Только, конечно, взрослее. Я сразу узнал и Данилку, и Маринку.
        - А Ромку?
        - Тоже.
        - Скажешь, и он такой же, как и раньше? - недоверчиво хмыкнула Таня.
        - Нет, он другой, но ты же про малышей спросила.
        - Я имела в виду всех наших младшеньких.
        - Ромка… - Илья задумался. - Ромка - он подменный как будто…
        - В каком смысле?
        - Вот знал ты человека много лет и расстался с ним надолго и наконец встречаешь… Вроде узнаешь его, но… Думаешь, нет, это не может быть он, хотя похож, да… Но не он. Как будто подменили его человеком схожей внешности. Потому что можно измениться со временем - постареть, поправиться, полысеть и так далее, - но стать совсем другой личностью - никогда.
        - Как в фильме «Сомерсби» с Ричардом Гиром?
        - Не знаю, не смотрел.
        - Там главный герой возвращается с войны, и все замечают, что он… Федот, да не тот. В том числе и жена. Думали, война его так изменила. А оказалось, другой человек выдавал себя за погибшего Сомерсби. В конце фильма его казнили. Я так плакала…
        - Может, это не Ромка? - с каким-то детским волнением выпалил Илья.
        - Да брось! Конечно, это он. Просто изменился сильно. И слава богу. Был зашуганный, жалкий, а теперь ты посмотри на него!
        - Лучше ты посмотри! - засмеялся брат, взгляд которого был устремлен на дверь.
        Таня обернулась.
        Глава 7
        В бар, близоруко щурясь, вошла женщина и стала озираться. Полная, невысокая, с очень густыми и жесткими волосами, собранными в хвост на затылке, но некоторые пряди из него выбились и торчали надо лбом в разные стороны. Таня поняла, что это Лена Инина, Илюшина дама сердца, и едва сдержала разочарование. Хоть брат и говорил, что она толста и лохмата, все же ей девушка представлялась более привлекательной. Бывают очаровательные пышки, аппетитные и грациозные, несмотря на лишний вес. Лена же напоминала не сдобную булочку, а… буханку ржаного, что ли? Квадратная, плоскогрудая, вся какая-то несуразная. Да и одета совершенно нелепо - в брюки капри, делавшие ее еще ниже и шире, и бархатный пиджак, похожий на парадный наряд директрисы средней школы пенсионного возраста, и под ним - трикотажную футболку в цветочек. Волосы же Лены Таню просто убили. Они не знали укладки, покраски и, казалось, хорошего шампуня. Складывалось впечатление, что Лена мыла их мылом, вытирала, расчесывала и даже не пыталась уложить. «Ей бы хорошие средства для мытья головы подобрать, отрастить и завить волосы и придать им медный
оттенок…» - подумалось Тане. В ней всегда просыпался профессионал, когда она видела людей с неухоженной шевелюрой. А вдогонку за этой мыслью возникла другая: «Родственники и друзья Елены вряд ли станут упрекать ее в том, что она связалась с зэком, поскольку такие дурнушки, как она, обречены на одиночество. На нее наверняка никто даже не смотрит, и нет никакой надежды выйти замуж. А тут какой-никакой, но мужчина с серьезными намерениями. Пожалуй, Илюша слишком хорош для нее, даже невзирая на темное прошлое…»
        Пока Таня рассматривала даму сердца брата, разочаровывалась в ней и прикидывала, как ее можно приукрасить, Лена занималась лишь одним - высматривала Илюшу. И как только он попал в поле ее зрения, она просияла. Именно так, а не иначе. Просветлела лицом, озарившимся изнутри. И сразу стала совсем другой. Быть может, и не красивой, но невероятно притягательной. И Таня мгновенно изменила к Лене свое отношение.
        - Какая она приятная, - шепнула она брату.
        - А я тебе о чем? - хмыкнул тот, встав и направившись к невесте.
        Лена доходила Илье до подбородка. И казалась очень нескладной на его фоне. Брат высокий, гармонично сложенный, точно ясень, а Лена какой-то корявый дубок. И все же они вместе смотрелись. Ведь так бывает! Стройный ясень, выросший рядом с корявым дубком, вместе могли создать красивую композицию. Так же и Илья с Леной.
        - Как ты быстро! - восхитился он оперативностью Лены. После его звонка прошло не больше двадцати минут. Даже если она жила неподалеку, собраться за столь короткое время крайне сложно. - Вот, познакомься, сестра моя. - Он подвел невесту к Татьяне.
        - Очень приятно, - расплылась в улыбке Лена. Да не дежурно, а искренне.
        - И мне приятно.
        - Ленусик, что будешь пить? - спросил у нее Илья.
        - Водочку, - ответила та.
        - Наш человек! - Брат чмокнул Лену в щеку.
        Дав знак бармену, он извинился перед дамами и удалился в уборную.
        - Сидела как дура с утра при параде, ждала Илюшиного звонка, - выпалила Лена, плюхнувшись на крутящийся стул у стойки. Теперь, когда девушка была рядом, Таня увидела, что она подкрашена, только неумело. - Я обычно совсем не слежу за собой. Но для него хочу быть красивой, нарядной…
        Если бы Таня не была так хорошо настроена по отношению к Лене, то наверняка не сдержала бы смешка. Это она сейчас красивая и нарядная? Тогда какая же обычно? С нечесаными космами и в рубище?
        - Я никогда не ставила перед собой задачу стать лучше, чем есть, - продолжала Лена. - Это я про внешность. Привыкла к себе, дурнушке. Брала другим. Мужчин в том числе. Вы, наверное, не поверите, но у меня было много поклонников. Некоторые жениться предлагали. А я всем отказывала.
        - Почему? Не хотели замуж?
        - Хотела. Очень. Но только за одного, конкретного, мужчину…
        - Моего брата?
        - Да. Я его с первого класса люблю. Но когда мы переехали, я дала себе слово забыть Илюшу. И последующие годы только этим и занималась. И все равно не получилось у меня. Когда повзрослела да поумнела, поняла, что Илья - мужчина моей жизни. Попыталась разыскать его, но оказалось, что уехал он из города.
        - Представляю, как вы обрадовались, когда он написал вам?
        - Прыгала до потолка, как девочка, получившая в подарок свою первую Барби, - засмеялась Лена.
        - И вас не смутило, что Илья тогда отбывал срок?
        - Нет. Но я очень расстроилась, когда об этом узнала. Поплакала даже. Но не от разочарования или еще чего-то, я за Илюшу распереживалась. Сидит человек ни за что, как это страшно…
        - То есть вы сразу поверили в его невиновность?
        - Конечно!
        Таня восхитилась Леной. Какой чистый человек! Она, сестра Ильи, не на сто процентов уверена в его невиновности.
        - Девочки, вы тут без меня не заскучали? - послышался голос брата.
        - Соскучились, - выдохнула Лена и приникла к Илье, едва он подошел.
        - О, а вон и наши! - воскликнул он.
        Таня и сама видела, что вслед за ним идут ее два брата и сестра.
        - А где Любовь Михайловна? - спросила она у Ромы после того, как все познакомились с Леной.
        - Неважно себя чувствует, решила полежать. Но обещала спуститься попозже. - Он оглянулся на близнецов: - Как вам российская действительность? Не сильно шокированы?
        - О нет, все хорошо! - по-американски оптимистично ответила Марина.
        - У них унитаз не работает, на подоконнике - дохлые мухи, - сообщил Роман остальным. - И это один из лучших номеров в лучшем отеле города. - После он указал на двери банкетного зала: - Пойдемте ужинать! - А бармену бросил через плечо: - На мой счет запиши…
        Они проследовали в зал ресторана. Он был небольшим и очень уютным. Составленные вместе четыре стола накрыли белой скатертью. На ней стояли цветы, красивые приборы и несколько овальных блюд с нарезками. Тут были и мясные деликатесы, и рыбные, и причудливые фигурки из фруктов, и овощная мозаика. Кроме этого, бутылки с алкоголем. А едва те, ради кого это все было устроено, вошли в зал, как на столах появились еще и салаты-коктейли из морепродуктов, и заливное из языка.
        - Роман, - обратился к брату Данила, снова сделав неправильное ударение, - это что?..
        - Что? - не понял тот.
        - Все для нас?
        - Конечно.
        Парень с обалделым видом осмотрел столы:
        - Куда столько всего?
        - Это только начало. Будет еще две смены блюд и десерт.
        - Зачем? Это же очень много… и сильно дорого!
        - Не парься, братишка, я плачу, - усмехнулся Роман, похлопав Данилу по плечу. - Отметим нашу встречу достойно!
        - Не парься? - недоуменно переспросил тот и посмотрел на сестру в надежде, что та переведет незнакомое слово.
        - Значит, не переживай! - разъяснил ему Илья, обняв брата за плечи. - Донт вори, би хэппи! - процитировал он строчку из гениальной песни, которую знает каждый второй.
        Но Данила не мог расслабиться. Впрочем, как и Марина. У них в Америке такие банкеты устраивались только по грандиозным поводам, типа свадьбы или юбилея. А встречи друзей и родственников проходят в скромной обстановке небольших ресторанчиков, где каждый платит за себя.
        Все расселись. Таня оказалась между братьями - Ромой и Ильей.
        - А где твои? - спросил у нее младший.
        - Едут. От нас удобнее всего на трамвае, а это долго…
        - Это просто удивительно, - хмыкнул он.
        - Что на трамвае долго ехать? - не совсем поняла она.
        - Встретиться вот так… после стольких лет! Не думал, что когда-нибудь состоится наше… так сказать… воссоединение.
        - А я всегда об этом мечтала.
        - Ты всегда была душой нашей семьи! - Рома ласково на нее посмотрел. - И я думал, что если у кого из нас и возникнет желание организовать нашу встречу, то у тебя, а никак не у малых.
        - Но ведь тебя не они, а Илья разыскал?
        - Да. Но дальше разговора по телефону не зашло бы, если б Илья не сказал о том, что Данилка и Маринка собираются приехать.
        - Ты по-прежнему его… недолюбливаешь?
        - Илью? - Роман посмотрел на старшего брата, и лицо его на секунду исказилось. Тане показалось, на нем мелькнуло пренебрежение. - Нет, я к нему давно ничего не испытываю. Никаких чувств, ни положительных, ни отрицательных. В детстве же во мне те и другие боролись. Я любил Илью, восхищался им, хотел быть таким же. Но он издевался надо мной, убивая мою любовь к себе. Хотя я не успел его возненавидеть, меня усыновили.
        - Хорошо, что вовремя… - пробормотала Таня.
        - Эй, родственнички, чего ждем? - выкрикнул Илья. - Почему не наливаем и не выпиваем за встречу? - Он перегнулся через Таню и обратился к Роме: - Ты банкуешь, ты и командуй.
        - Давай я банкую, а ты будешь командовать?
        - Лады!
        Илья начал разливать напитки, прогнав официанта, пытавшегося это сделать.
        - Рома, а ты чем занимаешься? - спросила Таня после того, как все выпили за встречу.
        - У меня свой бизнес, - ответил тот, отставив фужер с чуть пригубленным вином и взявшись за стакан с соком.
        - Судя по всему, успешный.
        - Да, жаловаться грех. У меня самая крупная в городе сеть автомоек и салон по продаже подержанных машин.
        - Ничего себе! Это сколько ж денег нужно, чтоб начать такое дело?
        - Ну, начинал я с малого, - улыбнулся Рома. - В нашем гараже машины нелегально
«Керхером» мыл. Да еще таксовал на отцовской машине. А через год мне посчастливилось дешево приобрести площадь под мойку и магазинчик при ней. Правда, для того чтоб это сделать, пришлось дом продать.
        - Вы что же, на улице остались?
        - Нет. Еще квартира была.
        - А отец… Почему он тебе не помогал? Ушел от вас?
        - Нет, он погиб. Мы с мамой вдвоем остались. И если б не она, ничего бы у меня не вышло. Это ведь она решила дом продать. Я бы не осмелился ей это предложить.
        - Она очень хорошая, сразу видно…
        Тут разговор пришлось прервать, потому что в банкетный зал влетел Валя и кинулся к матери. Торопливо чмокнув ее в щеку, мальчишка забрался на колени к Илье и стал со всеми знакомиться.
        Валя был очень коммуникабельным. С удовольствием общался и с детьми, и со взрослыми. Быстро находил и с теми и с другими общий язык. И только с Костей не получалось, хотя Валя и пытался. Но, наткнувшись на стену равнодушия, прекратил свои попытки. Таня не уставала благодарить Господа за то, что он послал ей такого замечательного сына. Другой бы разобиделся на «отчима», а то и разозлился и поставил бы перед ней условие - бросить Костю. У ее коллеги Марины дочь не приняла нового избранника матери и добилась того, что та с ним рассталась. Истериками, бойкотами, прогулами занятий. Она даже из дома один раз сбежала, чтобы доказать матери, что не может находиться под одной крышей с «козлом» (она только так называла Марининого мужчину) и предпочитает на вокзале ночевать.
        - Какой у тебя, Танья, большой сын! - удивилась Маринка.
        - Он просто рослый, а так ему всего семь…
        - Всего? Но тебе ведь нет и тридцати! У нас в твоем возрасте люди только начинают задумываться о детях, а у тебя уже такой богатырь! - Последнее слово она произнесла после паузы и с запинкой - не сразу вспомнила.
        - А у нас женщины под тридцать уже считаются старородящими, - подала голос Лена.
        - Предлагаю выпить за дам! - прогудел Илья. - Стоя!
        - Надеюсь, не с локтя? - усмехнулся Рома.
        - Это по желанию.
        Мужчины поднялись вслед за тостующим. Данила - с задержкой. Не совсем понял, зачем нужно вставать, выпивая, так как не знал русских традиций.
        Илья опрокинул в себя стопку виски. Костя от него не отстал. У Тани возникло нехорошее предчувствие, что он решил напиться. Рома опять сделал всего один глоток вина. А Данила отхлебнул пива. На столе пива не было, но по его просьбе принесли.
        - Ну, американцы, а теперь расскажите о себе! - предложил Илья, взявший на себя обязанности тамады. - Как живете?
        - О, у нас все ок! - отрапортовала Мэри, широко улыбаясь.
        - А поподробнее?
        - Я работаю в крупном журнале иллюстратором.
        - О, ты рисуешь! Училась?
        - Не в колледж… а у одного художника. Очень талантливого.
        - А ты, Данила, чем занимаешься?
        Брат, видно, отвык от своего имени, потому что прежде, чем он ответил, Маринка окликнула его «Дэн» и повторила вопрос.
        - Я модель, - ответил парень.
        Таня почему-то именно так и думала. Кем еще работать эффектному и недалекому парню, если не моделью. Одно непонятно: как он смог пробиться в бизнес красоты, имея физический недостаток? Или это сейчас в тренде, быть не таким, как все?
        - И как у тебя идут дела? - поинтересовалась Таня.
        - Ок, - услышала она привычный ответ.
        - Покажешь журналы, для которых снимался?
        - Нет с собой.
        - В Интернете.
        И снова «ок». Данила оказался не очень разговорчивым. Может, потому, что плохо знал язык?
        Вскоре Рома, извинившись, вышел из-за стола. Решил проведать маму. А веселье продолжилось без него.
        Глава 8
        Рома тихонько повернул ручку на двери и на цыпочках вошел в номер. Это был «сьют», состоящий из двух комнат. Роман заглянул в ту, где спала мать. Она лежала на кровати, накрывшись одеялом. Оно оказалось подтянуто так высоко, что закрывало уши. У Любови Михайловны была такая привычка - зарываться в одеяло лицом, но так как в духоте спалось плохо, она немного его опускала, чтобы высунуть нос.
        Подойдя к кровати и наклонившись, Рома прислушался к ее дыханию. Ровное, привычное, значит, все хорошо. Мама совсем не храпела. Это было, конечно, неплохо (он читал где-то, что храп опасен для здоровья), но ему было бы спокойнее, издавай она какие-то звуки во время сна. Тогда он знал бы, что она жива. А у Ромы всякий раз, как он заходил к ней, сердце сжималось от страха: почему так тихо, вдруг умерла?
        Он вышел, прикрыв за собой дверь. Но не покинул номер, а проследовал в ванную, чтобы почистить зубы. После вина во рту был неприятный привкус. Роман почти не употреблял алкоголя. Три раза в году выпивал фужер шампанского - на Новый год, Восьмое марта и мамин день рождения. Напиток этот ему нравился на вкус, а вот его действие нет. После шампанского его со страшной силой клонило в сон, а потом начиналась изжога. На банкетах он пил вино. Вернее, делал вид, будто пьет. Отхлебывал по граммулечке. И за весь вечер, дай бог, принимал «на грудь» граммов двести. Он пробовал совсем отказаться от спиртного на торжественных застольях, но пришел к выводу, что легче делать вид, что пьешь, чем объяснять, почему не пьешь. С Ильей бы точно долго препираться пришлось. А сколько таких, как он?
        Почистив зубы, Рома вышел из ванной. Хотел сразу пройти к выходу, но вернулся в комнату матери. Вспомнил, что не проверил, есть ли у нее вода под рукой. Вдруг понадобится, чтобы таблетку запить?
        Воды на тумбочке не оказалось, и Рома принес ее из мини-бара.
        Пора возвращаться в банкетный зал, но не очень хотелось. Из-за Ильи, наверное? С ним были связаны самые неприятные детские воспоминания.
        Рома ненавидел себя ребенком. Ненавидел настолько, что, если бы была возможность, он стер бы память, лишь бы она не выдавала картинки из прошлого, от которых у него в лучшем случае к горлу подступал комок. Его мутило от самого себя. Воротило от собственной никчемности. Но это еще цветочки. Иногда Роме хотелось разбежаться и удариться головой о стену. Чтобы все воспоминания из нее вышибло!
        Когда его усыновили, он понял, что у него начинается новая жизнь. Радовался страшно. Хотя немного комплексовал. Считал, что на его долю выпало незаслуженное счастье. Боялся разочаровать новых родителей. И все равно положительные эмоции превалировали.
        Приемную маму он полюбил с первого взгляда окончательно и бесповоротно. Она оказалась такой… такой… какой не была его настоящая мать. Нежной, заботливой, безгранично доброй. Звали ее Любовь. Мужа ее Виктором. И к нему у Ромы сформировалось двоякое отношение. Он то казался ему изумительным человеком, то злым и отталкивающим. С женой Виктор был всегда исключительно мил, обожал Любу, и она слова плохого от него не слышала. Зато с другими… Виктор мог обрушить на человека, чем-то ему не угодившего, шквал брани. А однажды при Роме он ударил соседа за то, что тот посмел косо, как ему показалось, на Любу посмотреть.
        К приемному сыну он относился ровно. Рома понял, что он не хотел его брать. Ни его, ни какого-либо другого ребенка. Ему было хорошо вдвоем с женой, но Люба очень просила, и он не смог ей отказать.
        Работал Виктор на крупном заводе начальником. Доход имел очень хороший. И Людмила могла себе позволить сидеть дома. Такой женщине иметь бы огромную семью, но… она не могла иметь детей. Вернее, могла когда-то… И родила ребенка, сына. Но мальчик погиб в возрасте девяти лет. Неудачно упал с лестницы, сломал шею. Отцом его был не Виктор. За него Любовь вышла, когда ребенку исполнилось четыре. А забеременела она от своего одноклассника еще в школе. Экзамены сдавала с пузом. Через три месяца после выпускного бала родила. Любимого к тому времени уже и след простыл. Подался в бега, чтоб его жениться не заставили. Да только Люба и не собиралась его под венец тащить. Насильно ведь мил не будешь…
        Воспитывать сына ей помогала мама. Но денег не хватало катастрофически, и Люба пошла работать, едва мальчику исполнился год. На завод аппаратчицей. Вытачивала запчасти и таскала ящики с готовой продукцией на склад (грузчик в цехе имелся, но его отыскать всегда было проблематично). Уставала страшно. Зато неплохо зарабатывала. Думала отработать год, а потом на заочное отделение института поступить и перевестись в какой-нибудь «легкий» отдел. Пусть денег будет меньше, зато силы на учебу останутся. Но не получилось. Сын воспалением легких заболел, и стало не до поступления. В итоге она осталась в цеху.
        Еще девять месяцев проработала, пока не случилось несчастье. Тащила ящик с болтами, да вдруг внутри будто лопнуло что-то. В глазах у Любы потемнело, и она упала без чувств. Очнулась в больнице. Все тело болело, но отчего, непонятно. Доктор просветил. Сказал, надорвалась. Но в этом нет ничего страшного, пройдет, только нужно работу менять. Потом выяснилось, что не все так радужно. Матка Любы опустилась, и девушку сопровождал постоянный дискомфорт, а порой боли. Она лечилась, но ничего не помогало. Пришлось лечь под нож. Операция прошла неудачно. В итоге - потеря детородной функции. Люба, когда узнала, что больше детей иметь не сможет, чуть с ума не сошла. Мама ее успокаивала. Говорила, ничего, доченька, один ребеночек у тебя уже есть, а если замуж выйдешь, то можно и приемного взять.
        В институт она все же поступила. А вот в «легкий» отдел не перевелась. Пока она по больницам моталась, в их цех новый начальник пришел. Молодой, что называется, продвинутый. Порядок навел. Грузчиков «построил». И Любу сам попросил остаться на прежнем месте. Что она и сделала.
        То, что новый начальник положил глаз на молодую аппаратчицу, заметили все, кроме нее самой. Любе было просто не до этого. Работа, заботы о сыне, занятия у репетитора… Когда она все же поступила в институт, первым из коллег, кто ее поздравил, был Виктор. Вручил ей огромный букет ромашек. Как будто знал, что она их обожает.
        - Дочка, ты ему нравишься! - сказала мама, видевшая, как Виктор одарил ее цветами.
        - Да перестань, - отмахнулась та. - Он просто хороший начальник. Внимательный.
        - Глупенькая ты у меня, - улыбнулась мама и больше ничего не сказала. Но слова ее запали Любе в душу, и она стала к Виктору присматриваться.
        Спустя пару недель девушка поняла, что мать не ошиблась. Виктор действительно относился к ней лучше, чем к остальным. С подчиненными он был крайне строг. А ей все прощалось. На новогодней вечеринке Виктор приглашал танцевать только Любу. И по окончании пошел ее провожать до дома.
        - Виктор, вы за мной ухаживаете? - в лоб спросила она. Выпитое шампанское развязало ей язык.
        - Да, - твердо ответил он.
        - У вас серьезные намерения?
        - Более чем.
        - А вы в курсе, что у меня есть ребенок?
        - Да.
        - И все равно?..
        - И все равно.
        Люба остановилась, повернулась к Виктору и выпалила:
        - А я больше не могу детей иметь.
        - Я знаю.
        - Откуда? - вспыхнула Люба.
        Он пожал плечами, решив не вдаваться в подробности.
        - И все равно?.. - повторила она.
        - И все равно… - прозвучало эхом.
        Они стали встречаться. Через полгода поженились. Любе все завидовали. Причем многие по-черному. Необразованная малолетка с ребенком и не самым крепким здоровьем отхватила такого мужика! Многих «подруг» Люба тогда потеряла. Особенно из числа коллег. На Виктора глаз чуть ли не каждая вторая работница положила. А он взял и выбрал ее, ничем особенно не примечательную…
        Люба на самом деле была обычной девушкой. Не блистала ни красотой, ни умом, ни талантами. Приятная, неглупая, но не более того. Кто-то считал ее пресной. Например, отец ее ребенка. Говорил, ты слишком заурядная. Нет в тебе никакой изюминки. И стервинки. Женщина без этого, как еда без соли, пресная!
        А Виктору Люба нравилась именно такой, какой была. И он считал ее исключительной. Таких больше нет, выдыхал он ей в ухо всякий раз, когда они оставались вдвоем. И Люба верила в его искренность. Потому что так врать невозможно.
        Она ни разу не пожалела о том, что вышла за Виктора замуж. Он был… почти идеальным супругом. А «почти» лишь потому, что не любил детей. Люба мечтала о большой семье и готова была усыновить еще одного ребенка, но лучше двух, а возможно, и трех. Но Витя ее не понимал. Он говорил: один сын у тебя уже есть, зачем другие? Тем более чужие.
        Но и с ее ребенком Виктор не очень старался подружиться. Он держался от него на расстоянии. Хотя не обижал. Мать считала, что и это уже хорошо. А Любе хотелось, чтобы они стали по-настоящему родными. Пыталась сблизить сына и мужа. Отправляла вдвоем кататься на лыжах. Часто оставляла одних дома, давая разные задания. Например, собрать пазл. Или поклеить обои в кладовке.
        Так и жили. Пока не случилось страшное…
        Люба защитила диплом и с однокурсниками отмечала это событие. Муж с сыном, понятное дело, находились в это время дома. А у Любы все как-то в тот вечер не заладилось. Началось с того, что она несла в своей сумке банку лечо, и та разбилась, залив ее диплом, продолжилось поломкой такси, на котором она возвращалась с вечеринки домой, и закончилось разрядившимся аккумулятором в телефоне. Люба даже позвонить своим мужчинам не могла, чтобы предупредить, что задержится. В итоге изнервничалась, пока добралась до дома.
        Подъезжает к подъезду, а возле него «Скорая»… И Витя нервно курит. А ведь бросил пять лет назад.
        - Что случилось? - выкрикнула она, выскочив из машины. Решила, что у пожилой соседки бабы Маши, с которой они дружили, снова случился сердечный приступ.
        - Ты только не волнуйся, пожалуйста!
        О, лучше бы он этого не говорил…
        - Что случилось? - осипшим от страха голосом переспросила Люба.
        - Коля…
        Так звали ее сына!
        - Что?
        - Он упал.
        Люба кинулась к карете «Скорой помощи» и увидела сына. Его подключали к какому-то аппарату.
        - Что с ним? - спросила она у врача, вцепившись в его руку так, что он не сдержал гримасу боли.
        - Вы кто?
        - Мать.
        - Тогда запрыгивайте, с нами поедете в больницу. Ваш сын упал с лестницы. Кубарем, по словам отца, скатился. Сильно ударился головой, сейчас без сознания. Судя по всему, повредил позвоночник.
        Люба судорожно вздохнула. Плакать не могла. Когда она начинала рыдать, переставала нормально соображать. Как будто вместе со слезами ее покидал здравый смысл.
        - Как такое могло произойти?
        - Коля очень нервничал, - услышала она голос мужа. - Переживал из-за того, что ты все не едешь и на звонки не отвечаешь. Места себе не находил…
        Он на самом деле был таким, ее Коля. Очень нервным и привязанным к маме. Он мог обходиться без нее, но строго определенное время. Если она обещала явиться, к примеру, к восьми, то уже в четверть девятого сын начинал проявлять признаки беспокойства.
        - Я успокаивал его как мог, - продолжал Виктор. - Но Коля нервничал все сильнее. Ему вдруг взбрело в голову выйти на улицу, чтобы встретить тебя во дворе. Он босой кинулся вон из квартиры. Я - за ним. Но замешкался - обувался. А он так торопился… Мчался, под ноги не глядя. И вот… - Он начал хлопать себя по карманам в поисках сигарет, но их не было. Ведь он покончил с вредной привычкой, а ту, что курил, стрельнул. - Я услышал грохот. И никак не мог подумать, что это Коля упал. Решил: кто-то в мусоропровод сбросил что-то крупное…
        Больше выдержать Люба не смогла - разрыдалась. Витя обнял ее, попытался успокоить. Она сбросила его руку со своего плеча и кинулась к доктору:
        - Он не умрет, ведь правда?..
        - Надеюсь.
        - Поклянитесь мне!
        - Я ничего не могу обещать…
        - Если Коля умрет, я… я не прощу себе этого никогда.
        - Вы тут ни при чем.
        Врач уже знал, что Коля - не жилец.
        Мальчик умер, не приходя в сознание, по дороге в больницу. Как его хоронили, Люба не могла потом вспомнить. Туман! Вынырнула из него дней через пять. Очнулась от маминого крика. Та трясла дочь за плечи и просила очнуться. Боялась, что она умом тронулась.
        В себя Люба приходила долго. Но, пожалуй, окончательно от смерти сына так и не оправилась. Изводила себя мыслями о том, что Коля погиб из-за нее. Не потащись она на этот дурацкий сабантуй, он был бы жив…
        Тогда она и уволилась с работы. Не могла сосредоточиться на ней и постоянно получала нагоняй за допущенные ошибки. Но без дела сидеть тоже было тошно. Да еще все в квартире напоминало о Коленьке…
        Тогда муж купил дом и перевез Любу туда. Новые стены, другая энергетика, новые заботы - сад, огород, сторожевая собака. Люба воспряла духом, но ненадолго. Она думала о том, как понравилось бы здесь ребенку. За их домом текла речка. Летом детвора купалась в ней, зимой - каталась с откоса на санках, в разлив - щук ловила. Будь Коля жив, он бы очень всем этим занятиям радовался…
        - Я хочу ребенка, - сказала она мужу, когда он спросил, что ее тревожит в последнее время.
        - Любочка… - беспомощно протянул он. - Мы же обсуждали это… Зачем нам чужие дети?
        - Мне все равно, кто родил, любить я их буду, как своих.
        - Как это - все равно?.. А если родители алкоголики, дебилы? Кровь - не водица.
        - Я все это слышала сто раз, и не только от тебя.
        - Вот видишь, не один я боюсь…
        - А я не боюсь. Я хочу ребенка, Витя. Иначе с ума сойду от одиночества.
        - Но у тебя есть я.
        - Этого мне для счастья мало. Я тебя очень люблю, но, если ты не согласишься на усыновление, я вынуждена буду с тобой развестись.
        - Зачем?
        - Чтобы взять ребенка. Одинокой женщине, конечно, не так охотно его дадут, но я своего добьюсь.
        Виктор понял, что спорить с ней бесполезно, и согласился на усыновление.
        На поиски «их» ребенка ушел год. Супруги посетили несколько детских домов, пересмотрели множество детей разных возрастов, но Любу все что-то останавливало от решающего шага. Что - Виктор понял, когда она обратила внимание на Ромку. Другие дети были не похожи на Колю. А этот…
        Сходство было неуловимым, но все же заметным. Причем, когда Виктор начал к Роме присматриваться, это ощущение улетучилось, поскольку внешне эти два мальчика казались абсолютно разными. Коля был красивым ребенком с васильковыми глазами и пепельными волосами. Рома - самым обычным. Даже невзрачным. Но была в нем та же трогательность и погруженность в себя, что и в Коле.
        Они усыновили Рому. Его одного, хотя у мальчика были еще братья и сестры, и Люба была не прочь взять на воспитание еще и Таню, но тут уж Виктор воспротивился. Хватит с него одного чада.
        Так у Ромы появилась семья.
        И дом, о котором он мечтал.
        Глава 9
        О братьях-сестрах он перестал вспоминать так быстро, что сам удивился. Даже о Тане мысли всплывали редко, хотя она ему была почти как мама. Рома начал совершенно новую жизнь, не просто перечеркнув старую, а закрасив ее непроницаемо-черной краской. В этой жизни никто его не третировал, не пытался переделать. В ней его воспринимали таким, какой он есть. И как только он понял это, стал меняться к лучшему. В учебе подтянулся, начал заниматься спортом, а когда его попытался побить деревенский мальчишка, дал ему сдачи. Впервые в жизни! Обычно Рома закрывался, чтобы зуб не выбили или глаз, и терпел. А потом бежал, плача, к Тане за сочувствием. Если, конечно, она или Илья в «интернатовский период» не вмешивались и не предотвращали драку. А тут он обидчику сам в глаз заехал. И хоть ему здорово от него досталось, не заревел и маме не нажаловался.
        Дальше - больше. Не прошло и года, как он стал верховодить соседскими мальчишками. И шалости их были не всегда невинными. В огород залезть - ладно. Как и подраться с пацанами из «недружественной» деревни. Но как-то раз они трактор угнали и утопили его в болоте.
        - Эти деревенские дети дурно на нашего сына влияют! - сокрушалась Люба.
        - А может, он на них? - Виктор от сына двух алкоголиков ничего хорошего не ждал.
        - С ума сошел? Рома никогда бы не додумался до такого… безобразия!
        Она верила в Ромину безгрешность. А на самом деле именно он подбил ребят на ту авантюру с трактором. После нее они переехали в город. В деревню только на выходные выбирались. И там мать надолго Рому не отпускала, чтоб его плохому не научили.
        Но он уже вошел во вкус. Ему нравилось быть заводилой и хулиганом. При этом ему не хотелось расстраивать мать. Он обожал ее. До поры у него получалось быть эдаким
«серым кардиналом». Он подбивал одноклассников на хулиганство, а сам оставался в стороне. Да и учился прилично. Так что у мамы не было поводов для беспокойства.
        И все же Рома вляпался. Да по-крупному! Ему было четырнадцать. В этом возрасте подростков уже привлекают к ответственности. А Рома подбил пацанов на проникновение на полигон и взрыв снаряда. И все бы ничего. Если бы при этом не покалечило двух пацанов. Одному выбило глаз, второму сильно повредило руку. Но и Ромка пострадал. Ему осколком поцарапало лицо так, что шрам на щеке остался на всю жизнь.
        Резонанс эта выходка получила большой. Мало того, что дети пострадали, так все еще произошло на территории военной части. Расследование провели нешуточное. Выяснили, кто зачинщик. И Ромка не отвертелся. Самое нестрашное наказание, которому он подвергся, - это ограничение свободы до двух месяцев. Хуже было то, что мама от переживаний попала в больницу. Когда Рома узнал об этом, он готов был провалиться сквозь землю. Он бы лучше в настоящую тюрьму сел на полгода, год, два, только бы мама так не убивалась.
        Отец тогда впервые его выпорол. Да так, что кровавые рубцы на спине заживали чуть ли не весь срок наказания. Но Рома снес побои безропотно. Знал, что за дело получает. Одного боялся: что мама его не простит. Разочаруется и… вернет в детдом, на чем настаивал Виктор. Но она, святая душа, не держала на сына зла. Просила только взяться за ум. И он клятвенно ей обещал.
        Ромка после того случая на самом деле очень изменился. Стал пай-мальчиком. Из-за этого от него многие дружки отвернулись, но ему было плевать. Главное, мама им довольна. Вот только она часто хворать стала. Хотя совсем молодая еще была. Но, видно, так близко к сердцу все принимала, что оно закапризничало. Запах корвалола стал неотъемлемой частью их жизни.
        Рома окончил школу с медалью. И мамины слезы радости были лучшей ему наградой. Он готовился к поступлению в институт. И не сомневался, что наберет достаточный балл. Вот только за два дня до первого экзамена…
        Он сидел с другом в сквере. Тот пил пиво и курил, Рома - нет. Мама бы обязательно унюхала запах. Подошли какие-то парни стрельнуть сигаретку. У друга в пачке оказалась последняя. Он дал. Но не за тем ребята остановились возле них, чтобы разжиться куревом. Слово за слово, завязалась драка. Ромка не хотел ввязываться в нее. Но разве мог он остаться в стороне и не помочь другу?
        Когда-то, будучи мальчишкой, он напоминал тростиночку. Длинный, худенький до прозрачности. Но с возрастом Рома окреп. Был высоким, но уже не худым. Родной отец был крупным мужчиной. Хорошо сложенным, широкоплечим. Илья пошел в него. Рома, как оказалось, тоже. Уже к пятнадцати годам он достиг размеров приемного отца, мужчины средней комплекции. В свои же семнадцать с половиной Рома перерос его на полголовы и в плечах был шире. Крупный, сильный, он быстро раскидал хулиганов. Но те проигрывать не привыкли, поэтому похватали с земли пустые бутылки и ринулись на врагов вооруженные…
        В общем, легко отделаться не получилось.
        Роме разбили голову, другу порезали руку. Но и хулиганам досталось. Рома одному так врезал, что тот сознание потерял.
        - Сука, ты убил его! - взревел второй.
        - Я его просто вырубил…
        - Да ты ему шею сломал!
        К счастью, ничего страшного Рома не натворил. Парень вскоре очухался. Одно плохо: в этот момент к месту драки прибыла милиция. Всех забрали в отделение.
        Когда пацанов выпустили, Рома так и не смог доказать отцу, что не «верблюд». Он пытался объяснить ему, что вынужден был ввязаться в драку, но Виктор ничего не желал слушать. «Я тебя предупреждал, - рычал он, - говорил, что еще одна выходка, и ты пожалеешь, что на свет родился…»
        Рома помнил эту угрозу. И то, какими ненавидящими были глаза Виктора, когда он произносил ее. Тогда Рома здорово испугался. Но теперь… теперь нет. Избить себя он отцу не позволит. Тем более в этот раз он чувствовал себя не таким виноватым, как в прошлый. Да и мама его поняла. Сказала: правильно сделал, что за друга вступился. Одно плохо - распереживалась из-за случившегося и в больницу попала с сердцем.
        Когда ее госпитализировали, Виктор с Ромой уехали за город. Пошли сморчки, которые Любовь обожала, и было решено порадовать ее ими. Насобирать, нажарить с лучком и на следующий день привезти в больницу к ужину в пищевом контейнере. Но едва добрались до поселка и вошли в дом, как Виктор устроил сыну очередную головомойку. Сначала просто бушевал, а потом замахнулся… Но Рома поставил блок, и удар не достиг цели. Виктор был удивлен. Взгляд его выражал недоумение до тех пор, пока не загорелся каким-то нечеловеческим бешенством. Рома сгруппировался, ожидая нового хука, но…
        Виктор применил запрещенный прием. Он с силой пнул сына в пах, а когда у того потемнело в глазах от боли, нанес сокрушительный удар в челюсть.
        Рома потерял сознание.
        Очнулся он от холода. Долго не мог понять, почему замерз, ведь отключил его отец в доме. Да и темно было…
        Рома пошевелился немного, понял, что ему тесно. Что такое? Он попытался вытянуть руку, но уткнулся ладонью в преграду.
        Пахло бензином…
        До Ромы дошло, что он в багажнике.
        Машина не двигалась. Было тихо. Рому охватил приступ клаустрофобии. Он заколотил по багажнику, пытаясь выбраться. Но замок был заперт.
        Стало еще страшнее. Рома почувствовал себя, как героиня Умы Турман из «Убить Билла», когда ее заживо положили в гроб и закопали.
        Тут он услышал шаги, затем скрежет - это открывался багажник. У отца было две машины. Одна - солидная иномарка. Вторая - старая «Волга». Судя по запаху и скрежету, он находился в последней.
        Когда багажник распахнулся, Рома увидел отца. В его руке был зажат какой-то баллончик. Какой именно, стало ясно в следующий момент, когда в лицо Роману ударила струя вонючего газа. Он попытался спрятать лицо в сгиб локтя, но не успел. Газ проник в ноздри, попал на слизистую. Рома закашлялся, из глаз хлынули слезы. Пока он боролся с приступом рвоты, Виктор схватил его за шкирку и выволок из машины.
        Рома не мог сопротивляться. Его состояние было ужасным. Зато он слышал:
        - Маленькие паршивцы, - бормотал Виктор, - от них все беды… Как хорошо нам было вдвоем, так нет, постоянно кто-то мешает… Сначала Коленька, теперь этот… Но первый ладно, родной ей ублюдок, а этот…
        Романа перестали тащить, бросили на землю. Слезы по-прежнему заволакивали глаза, и он ничего не видел.
        А голос все продолжал звучать:
        - Кто бы знал, как бесил меня Коленька… Его желание быть с матерью всегда меня убивало! Как будто акушер так и не перерезал пуповину, соединяющую его с ней. Но я терпел. И даже пытался быть ему неплохим отцом. Играл с ним, катался на лыжах и слушал его вечное нытье. То упал, то устал, то пить хочет, то есть… И постоянно рвался к маме! Сколько раз мне хотелось схватить его за грудки и встряхнуть так, чтобы душа вон. Но я сдерживал себя.
        Виктор все это рассказывал не Роме. Он говорил с самим собой. И чем-то еще занимался. Судя по звукам, копал. Рома понял: приемный отец не знает, что он его слышит. Он уверен, что парень в полной отключке, поэтому не обращает на него внимания. А Рома между тем потихоньку приходил в себя. Зрение уже стало проясняться, и ему задышалось свободнее.
        - Помню, как изводил он меня в тот день, - бормотал Виктор, тяжело дыша. Видно, устал, копая. - Я и сам изнервничался, не зная, где Люба, что с ней, почему задерживается и телефон отключила. Хотел тишины, но этот ублюдок Коленька… Он не замолкал. Ныл, ныл, ныл… Дергал меня постоянно. Потом вздумал на улицу бежать, не спросив разрешения. Босой выскочил. Я - за ним! Обуйся, говорю. А он не слушает, несется и ревет в голос… Не выдержал я. Схватил его, как всегда мечтал, за шкирку, тряхнул изо всей силы, а потом… взял и швырнул вниз. Чтоб кубарем катился по ступенькам!
        Рома вздрогнул, услышав это.
        Виктор убил Колю!
        Какой ужас!..
        Сколько раз Рома слышал от матери историю о том, как мальчик погиб в результате несчастного случая…
        А вон что, оказывается, было!
        - Избавился от одного, и нате вам, второй появился! - Голос сорвался. Виктор, которого Рома уже мог рассмотреть, вонзил лопату в землю. - Как мне не хотелось, чтоб снова появился третий лишний, но что я мог поделать? Любочка грозила уйти от меня, если я не соглашусь на усыновление. Ладно, дал согласие! Думал, может, этот ребенок будет лучше. Так нет же, еще хуже оказался. Тот хоть только ныл, а этот… - Виктор пнул Рому под дых. - Сучье отродье! Все соки жизненные выпил из Любочки!
        С этим можно было поспорить. Болеть Люба начала после смерти Коли. Так что виной всему - Виктор. Но Рома, конечно же, спорить не стал. Он вообще делал вид, что находится без сознания. Так он усыплял бдительность отца. Рома уже понял: тот задумал что-то страшное…
        Убить и его?
        В голове это не укладывалось. Но как еще можно объяснить его поведение? Как?
        - Без него Любочке будет лучше, - возобновил свой безумный монолог Виктор. - Попереживает, конечно, но один раз, а не всю оставшуюся жизнь. Этот сучий потрох никогда не угомонится. Вечно будет вляпываться во всякое дерьмо. И загонит-таки Любочку в могилу. Я не могу этого допустить. Я должен защитить свою жену. И я это сделаю… - Он вынул из кармана баллончик, сунул его под мышку и полез за чем-то другим. Это оказался нож. Виктор внимательно осмотрел лезвие. Затем попробовал его остроту пальцем. Порезался немного. - Я не садист, мальчишка не будет мучиться. Перережу ему горло, брошу в яму, закопаю. Скажу, пропал вместе с частью вещей и моими деньгами. Подам в розыск…
        Теперь сомнений не осталось - Виктор решил избавиться от второго ребенка, как когда-то избавился от первого. Главное - не дать ему это сделать. Рома, пока слушал Виктора и наблюдал за ним, понял то, чего почему-то не понимал раньше. Его приемный отец безумен! Рома и прежде замечал за ним странности. Мелкие и крупные. Глобальной была его маниакальная любовь к жене. Она даже саму Любовь иногда шокировала. Ее же мать пугала. Когда Виктор стал ее зятем, она в нем души не чаяла. Но когда его ближе узнавала, ее отношение начало меняться, пока не превратилось в неприязнь.

«Что-то с Витей не так, дочка, - говорила она при Роме. - Понимаю, у всех мужчин есть странности, но твой муж, он… Даже не знаю, как сказать… Он как будто не в себе. Мне порой кажется, что он ненавидит всех, кто близок тебе, в том числе и меня».

«Брось, мама, - мягко улыбалась Люба. - Витя любит меня, а значит, и всех, кто мне близок».
        Вот такой она была чистой, мама Люба. За это Виктор, наверное, и полюбил ее так сильно.
        - Хороший газ мне продали, - буркнул он, склонившись над Ромой. - Прошло пятнадцать минут, а пацан все еще в отрубе. Тем лучше для него…
        - Тебя обманули, папаша, и газ - говно! - каркнул Рома, потому что нормально говорить не мог - горло саднило нещадно. Зато руки отлично действовали, и он ударил Виктора по ушам. Взвыв, тот отпрянул. Рома пнул его в грудь. Медлить было нельзя. Как только боль немного отпустит, Виктор предпримет новую атаку, и тогда, ему, Роману, несдобровать.
        Вскочив на ноги, парень схватил лопату и замахнулся…
        Отцовский затылок с трогательной плешью, прикрытой редкими соломенными волосами, находился как раз под ударом. Близок и беззащитен.
        Но Рома ударить не смог. Рука дрогнула в последний момент.
        И Виктор воспользовался этим. Развернулся и сделал Роме подсечку. Парень упал.
        Отец и сын вцепились друг в друга и стали бороться. Виктор, в пылу драки потерявший нож, пытался сомкнуть руки на шее Ромы. Тот сопротивлялся. Однако чувствовал, что силы на исходе. Изловчившись, он вывернулся из захвата и схватил свое недавнее оружие - лопату. В этот раз он не медлил. Размахнулся и ударил отца по голове. Зачем еще раз и еще…
        Кровь, густая, горячая, брызнула на Рому. Залила глаза, затекла в нос, попала на губы. Она казалась живой и агрессивной, как какая-нибудь инопланетная плазма из фильма ужасов.
        Роман столкнул с себя отяжелевшее тело Виктора и стал торопливо вытираться. Волосы, лоб, щеки - ладно, главное, глаза, нос и рот… особенно рот… Вкус чужой крови на губах, это… так омерзительно.
        Виктор лежал лицом вниз. Хрипел и бормотал что-то невразумительное. У него оказался на удивление крепкий череп. Рома с ужасом смотрел на него и не знал, что ему делать… Помочь? Бросить одного? Или… добить?
        Ответ был очевиден - добить. Потому что остальные варианты - не проходят. Но как решиться на такое?
        Рома был не в себе определенно. Он остервенело дрался, имея цель - убить противника. Но теперь, когда тот повержен… не убить…
        А добить!
        Лежачего.
        Беспомощного.
        И все же это нужно сделать. Иначе никак.
        Рома занес лопату и… через секундную паузу опустил острие ее «штыка» на голову Виктора.
        То, что тот умер, Рома понял мгновенно, еще до того, как по телу Виктора прошла судорога. Просто почувствовал. По тяжести в сердце и руках. Смертный грех лег непомерной ношей на Рому.
        Он стал убийцей!
        Сознание помутилось. Рома едва не упал в обморок. Его вырвало. Потом еще и еще. Когда в желудке уже ничего не осталось, даже желчи, он, обессиленный, упал на землю и стал думать, что делать дальше.
        Первой пришла мысль закопать отца в яму, предназначавшуюся ему, а машину сжечь. Но Рома отмел ее. Лучше спалить «Волгу» вместе с трупом. Пустить ее под откос, будто произошла авария, или направить в дерево.
        Водить Рома умел. Втащив тело Виктора в салон, он тронул машину с места. Ехал медленно, осматриваясь. Светало, поэтому он хорошо видел окрестности. Вскоре вдали показалось шоссе. На него въезжать нельзя - кругом посты. И Рома поехал параллельно ему. Местность неподалеку от их деревни была овражистой. Именно в низинах росли сморчки. Как раз сюда Виктор собирался отправиться поутру, чтобы набрать их. Это было на руку Роме. Он скажет, что отец отправился за грибами и пропал. Вполне правдоподобно!
        Наконец он нашел идеальное место. Колея огибала пригорок, резко уходила вправо и была окружена мощными соснами. Теоретически человек, потерявший управление, запросто мог врезаться в ствол. Вот только машина от удара вряд ли вспыхнет. Значит, надо искать что-то другое! Но времени нет. Скоро люди из ближайших деревень проснутся и отправятся за грибами.
        Рома разогнал машину и направил ее на дерево. Выпрыгнул в последний момент из салона, покатился по траве…

«Волга» проехала между соснами, едва задев один из стволов крылом.
        Роман выругался. Жизнь - не кино, где герои заметают следы своих преступлений за считаные минуты.
        И тут он увидел гигантскую яму, наподобие рва, по дну которой змеями ползли корни деревьев. Карстовый провал, понял он.
        Рома снова сел в машину и завел мотор. На труп Виктора он не обращал внимания. Сейчас не до страхов и угрызений совести…

«Волга» рухнула на дно ямы. Врезалась «мордой» в дно и перевернулась на крышу. Рома бросился к ней. Трясущимися руками достал из отцовского кармана спички (тот как закурил в день гибели Коленьки, так больше и не бросал), чиркнул одной…
        Она потухла в его руках.
        Зажег вторую. Огонек угас сразу после того, как спичка оказалась в салоне.
        Роману хотелось плакать от бессилия. Но он взял себя в руки. Подумал: можно, конечно, кинуть спичку в бензобак, и тогда рванет, но где вероятность, что он успеет отбежать на безопасное расстояние?
        Он открутил крышку бензоприемника, и маслянистая жидкость полилась на землю. Рома подставил под нее олимпийку, стянув ее с себя. Когда она пропиталась бензином, поднес к ней горящую спичку и швырнул в салон. Все равно от окровавленной одежды надо избавиться. Не идти же в ней в деревню!
        Когда машина занялась, Рома выбрался из ямы. Он хотел посмотреть, как она догорит, но побоялся оставаться на месте преступления. Вдруг какой грибник увидит огонь и прибежит смотреть, что горит?
        Рома отбежал на приличное расстояние. Взрыв он услышал где-то через минуту, но не остановился и даже не оглянулся. Он удалялся от места, ставшего последним пристанищем его так называемого отца, надеясь попасть домой через полтора часа. Он догадывался, где примерно находится. Видел вдали колокольню, увенчанную крестом. Церковь была в соседнем поселке. Значит, до дома километров десять. Если бегом, то можно и за час добраться. Вот только нужно умыться - он чувствовал, как стянулась кожа под засохшими кровавыми разводами.
        Он нашел колодец довольно быстро. Привел себя в порядок. Кровь залилась за воротник олимпийки и попала на футболку. Благо майка была черной и пятна в глаза не бросались. Главным теперь для Ромы было попасть в дом незамеченным. В соседних деревнях если кто увидит - пусть, его никто там не знает, но в родной…
        К своему дому он пробирался задворками. На участок перемахнул через забор. Сразу принял душ, постриг ногти - под них забилась земля, запустил стиральную машинку с одеждой, что была на нем ночью. Что еще сделать, он не знал. Поэтому лег в кровать, чтобы отдохнуть. Усталость накопилась неимоверная, но Рома не думал, что уснет. Однако задремал…
        Разбудил его телефонный звонок.
        - Алло, - сонно проговорил он в трубку.
        - Сынок, привет. Спишь?
        - Мама, как ты?
        - Все хорошо. Чувствую себя отлично. Прошу доктора меня выписать. Чего тут разлеживаться?
        - Я рад.
        - Как там папа?
        Сердце так и ухнуло!
        - Не знаю, не видел его с утра.
        - Звоню ему на мобильный, а абонент не отвечает.
        - Он по грибы собирался. Уехал, наверное, а в лесу, сама знаешь, телефон не ловит.
        - По грибы, говоришь?
        - Да, сморчков для тебя набрать хотел. Но ты подожди, я пойду посмотрю, может, дома он…
        Рома поднялся с кровати, направился к комнате приемных родителей, как будто на самом деле надеялся кого-то там застать…
        - Нет его, мам.
        - Ладно, я вечером еще позвоню. Целую тебя, дорогой.
        - А я тебя много-много раз, поправляйся, мам!
        Когда он убрал телефон, тот оказался весь мокрый. Рома и не заметил, что во время разговора плакал.
        Как она переживет гибель мужа и переживет ли? Может, надо было дать себя убить? Мама решила бы, что ее сын сбежал, но жив, а это не так горько…
        Но Рома тут же одернул себя. Он все сделал правильно! Как там Виктор говорил?..

«Без него Любочке будет легче. Попереживает, конечно, но лучше один раз, чем всю оставшуюся жизнь».
        А может, ей не без сына, а без мужа будет легче? Виктор был явным психом. Дважды он «съезжал с катушек». А что, если так бы продолжалось и дальше? Сначала дети, потом жена, друзья? Вымышленные поклонники жены? С возрастом болезнь в нем прогрессировала бы, и неизвестно, до чего довела бы Виктора.

«Со мной ей будет лучше, чем с ним, - решил Роман. - Я тоже очень ее люблю, но я адекватный. И позабочусь о маме нисколько не хуже…»
        Обгоревшую машину нашли в тот же день ближе к вечеру. Останки быстро идентифицировали.
        Любовь известие о гибели мужа восприняла относительно спокойно. Конечно же, она плакала и причитала. Но быстро взяла себя в руки. Она сказала успокаивающему ее Роме: «Я должна быть сильной ради тебя. Теперь у тебя только я, а у меня только ты…»
        Смерть Виктора была квалифицирована как несчастный случай. Роме просто повезло, что было проведено формальное расследование. Он избежал ответственности, но только перед законом. О том, какой на нем грех, Роман не забывал никогда. Не перед Богом себя виноватым чувствовал - перед мамой. И не прощал себя, хоть и находил своему поступку оправдание.
        Глава 10
        Дэн обожал свое лицо. Он готов был просиживать у зеркала все свободное время, рассматривая его. Ни единого изъяна: гладкая белая кожа, точеные скулы, тонкий нос, сочный рот, влажные темные глаза под густыми четкими бровями. Идеальное лицо…
        В отличие от тела!
        Кто бы знал, как он его ненавидел. Хотя и тело, не будь рука недоразвитой, могло бы считаться неплохим. У Дэна хорошие пропорции, и, начни он заниматься спортом, фигура стала бы идеальной…
        Но Дэн спортом не занимался. Из-за руки. Хотя физически она не мешала этому. Он мог бы бегать или прыгать. Плавать. Играть в футбол. Просто заниматься на тренажерах. Но Дэн не желал быть единственным калекой в бассейне, на поле, в зале и привлекать внимание к своему уродству. Даже если на него не станут откровенно смотреть с омерзением или жалостью, то будут испытывать к нему эти чувства тайно. Сестра возмущалась, когда слышала это. И говорила, что все это глупости, и напоминала ему о параолимпийцах, которые не то что с недоразвитыми конечностями, вообще без них ставят спортивные рекорды и вызывают у окружающих уважение, а никак не омерзение или жалость. Но это не убеждало Дэна.
        Когда его спрашивали, о чем он мечтает, Дэн пожимал плечами. Как будто ни о чем. На самом же деле заветным его желанием было… избавиться от руки. Не совсем, но частично. Отрезать недоразвитую кисть с тремя пальцами. Без своей мутантской конечности он выглядел бы почти нормально. Подумаешь, рука частично отнята. Он будет говорить всем, что попал в аварию или подвергся нападению акул в океане. Когда он поделился своей мечтой с сестрой, та не поверила собственным ушам.
        - Ты что, с ума сошел? - возмутилась она. - Ложиться под нож, чтобы себя искалечить, согласится только помешанный.
        - Я уже калека! А еще и урод.
        - Ничего подобного! У тебя просто небольшой физический недостаток.
        - Небольшой? - Он горько рассмеялся. - Да я самый настоящий монстр! Таких, как я, в старые и не самые добрые времена считали детьми дьявола и убивали в младенчестве. - Дэн скинул с себя рубашку и продемонстрировал недоразвитую кисть с тремя растопыренными пальчиками. - Разве она не омерзительна?
        - Нет, - твердо ответила Мэри.
        - Ты не объективна ко мне, - хмуро пробормотал брат, натянув рубаху, рукав которой скрыл увечье.
        - Это ты не объективен к себе.
        - Лучше бы я родился с культей, - не слушал ее Дэн. - Или совсем без руки. Но эти пальцы… Они похожи на щупальца маленького осьминога. Они отвратительны.
        - Зато они действуют, и ты можешь пользоваться обеими руками. Если же ты ампутируешь руку по локоть, то…
        - Закажу себе протез и с тем же успехом буду пользоваться обеими.
        - Но если Бог создал тебя таким, может, не стоит ничего менять?
        - И это говорит человек, носящий слуховой аппарат? - насмешливо проговорил Дэн. - Коли Бог создал тебя глухой, выкини его и живи в безмолвии.
        Едва Дэну исполнилось восемнадцать, он отправился на прием к хирургу. Денег на операцию у него не было, но парень хотел узнать, сколько она будет стоить. Доктор, осмотрев его, сказал, что не станет ампутировать кисть, так как медицинских показаний к этому нет. Тогда Дэн пошел к пластическому хирургу. Но и тот сказал:
        - Вы не мой клиент!
        - Как это не ваш? - возмутился Дэн. - Вы же занимаетесь устранением дефектов внешности!
        - Вот если бы вы хотели переделать себе нос, уши, даже член, я бы с радостью взялся за операцию, но конечности по желанию клиента я не отнимаю. Я не мясник.
        И Дэн пошел к мяснику. Только и тот не захотел ему помочь. Обозвал психом и вытолкал взашей. А на прощание крикнул:
        - Будешь мертвой свиньей, тогда приходи!
        Все эти отказы только распалили Дэна. Идея избавиться от руки стала навязчивой. И однажды, когда никого не было дома, он взял в баре виски, выпил залпом целый стакан, затем пошел в гараж, включил циркулярную пилу и…
        Столько крови он никогда не видел! Она лилась и лилась на дощатый пол. Дэн был в шоковом состоянии, поэтому боли не чувствовал, а как завороженный смотрел на кровь. Густая, алая, точно краска, она выплескивалась на серые доски. Как будто банку с олифой опрокинули.
        - Дэн, ты что там делаешь? - послышалось за спиной. Это был хозяин дома, у которого он снимал комнату (от приемных родителей съехал сразу, как только ему исполнилось восемнадцать).
        Дэн обернулся и с кривой улыбкой произнес:
        - Да ничего особенного. Руку себе отрезаю…
        И упал без чувств.
        Пришел он в себя в карете «Скорой помощи». И первое, что увидел, это свою отрезанную кисть. Ее нашли и положили в лед. Пришить, видимо, хотели в больнице. Когда машина остановилась возле приемного отделения, Дэн схватил свою руку и швырнул в мусорный бак.
        - Ты что делаешь? - вскричал фельдшер. - Ее же после этого не пришьешь…
        - И слава богу!
        Культя долго заживала. Лечащий врач при осмотре не сдерживал эмоций и высказывал все, что думает о пациенте. Ругал разными словами, а один раз, когда явился под хмельком (от него попахивало виски), даже нецензурными. Но Дэн нисколько не жалел о том, что натворил. Хотя ему пришлось несладко. Мало того, что боль терпел, так еще от психиатров пришлось отбиваться. Хотели его, как членовредителя, в лечебницу положить. Но удалось этого избежать. Дэн смог врачей убедить в том, что он не намеренно руку себе отрезал. Просто так получилось! Несчастный случай. А что вел себя неадекватно после этого, так от шока все. Сестра за него поручилась, и Дэна отпустили.
        Когда рука зажила окончательно, он заказал себе отличный протез и придумал историю, как потерял кисть. О-о-о, вот это была история! Героическая! В ней Дэн отбивал сестренку у маньяка. Выслушав ее, хозяин небольшого модельного агентства, куда Дэн принес свое портфолио, даже на стуле подпрыгнул от радости. Возможно, не поверил парню, но решил: если у того дела пойдут, на основе этой истории можно будет такую пиар-кампанию забабахать, что все ахнут.
        Контракт с Дэном был заключен в тот же день. Первый заказ поступил спустя неделю. Его снимали полуобнаженным в помещении заброшенного литейного завода. Фотограф попросил снять с протеза силиконовую перчатку. И Дэн предстал перед камерой во всей своей «красе». Худой до прозрачности, бледный, безволосый, с искусственной рукой, он мечтал о том, чтобы все поскорее закончилось. Он-то думал, что в кадр попадет только его безупречное лицо. А даже если и тело, то в одежде. Но если и без нее, то мастер в фотошопе отредактирует снимок так, что обе руки будут на фото нормальными. Но фотограф и нанял Дэна лишь потому, что у него был протез. Ему хотелось сделать снимки а-ля Терминатор-1. Искал он, правда, парня помускулистее. Но потом решил, что тщедушная модель даже лучше, контрастнее. Современнее, опять же - худоба нынче в моде. Да еще с реальным протезом! Ясно, что можно на компьютере дорисовать все, что угодно, но натура лучше.
        Когда фотографии опубликовали в модном журнале, Дэн скупил такое количество экземпляров, что чуть ли не половину своего гонорара истратил (тот, к слову, был небольшим). Раздавал «глянец» всем знакомым. Но большую часть себе оставил - для истории. Ведь ясно, что не пройдет и года, как он выбьется в звезды, а через десять лет журнал с первой фотосессией будет цениться, как дебютный альбом Майкла Джексона на «виниле».
        Но дела у Дэна хоть и пошли, но не так хорошо, как ему грезилось. Работа имелась, на жизнь гонораров хватало, но… но не та работа и не на ту жизнь хватало.
        Хотелось звездного успеха и огромных гонораров, чтобы и спортивную тачку купить, и дом (пусть бы в кредит, но знать - он сможет выплатить), и отдыхать в отелях, где номера дешевле тысячи за ночь не стоят, носить от-кутюр, оставлять на чай двадцать процентов от счета…
        Ох, сколько было желаний, но главное - обеспечить безбедную жизнь не только себе, но и сестре. Еще малыми детьми они поклялись делить все надвое. Есть у одного яблоко - надо его разрезать пополам. Нашел кто-то десять долларов - потратить вместе. Шапку красивую подарили одному из близнецов - носить ее по очереди. Но все это мелочи. А хотелось с сестрой по-крупному поделиться. Да и ей с ним. Вот только оба жили так скромно, что какие уж там дома, машины? Выручали друг друга по мелочи, когда у одного из них с деньгами хуже было, чем у другого, не более того.
        Дэн плеснул в лицо воды из-под крана, чтобы освежиться, а заодно выбросить из головы мрачные мысли. Обычно умывание ему помогало отрешиться. Но лучше - душ. И уж совсем хорошо купание в крупном пресном водоеме. Он обожал озера. И мечтал иметь дом не у моря-океана, а именно у озера.
        Но на сей раз умывание не помогло. А все из-за запаха, который вода источала. Был он настолько мерзким, что Дэн брезгливо скривился. И как он будет все эти дни здесь мыться, интересно? Его ж вырвет…
        Вынув из кармана платок, он вытер лицо и руки. От него пахло приятно - одеколоном. Да не абы каким, а новинкой от «Версаче», что еще не поступила в широкую продажу. Дэн всегда обрызгивал носовые платки парфюмом. Он был брезглив и крайне чувствителен к неприятным запахам, поэтому кусок шелка, источающий любимый аромат, для него стал спасением.
        Он покинул мужской туалет. Женский находился по соседству. Из-под его закрытой двери текла струйка воды. Прорвало трубу или кто-то забыл закрыть воду, и она текла в забившуюся раковину? Помешкав несколько секунд (врываться в дамскую уборную было неловко), Дэн толкнул дверь. Вода побежала быстрее, и, чтобы не замочить кеды, Дэн перепрыгнул через ручей. Краны оказались закрытыми. Потоп произошел там, где находились кабинки с унитазами. Вода бежала оттуда через арку в зону умывальников и дальше - за пределы туалета.
        Дэн хотел тут же покинуть его, но увиденное заставило его остановиться…
        На кафельном полу лежала женщина. Голова ее скрывалась в кабинке, и он мог рассмотреть только тело, омываемое водой. Крепко сбитое, затянутое в чудовищную одежду. Капри из дешевого материала, и пиджак из дорогого натурального бархата. Вот только фасон его был старомоден, видно, вещь ей перешла по наследству от матери, а то и от бабки. Дэн ужаснулся, когда увидел его на молодой женщине, и это было каких-то пару часов назад. А еще он подумал о том, что под бархатный пиджак в Америке ни одна женщина, пусть ей уже исполнилось сто лет, не наденет пижамного вида трикотажную футболку. Да еще в синих цветах с зелеными листьями - он хорошо запомнил ее расцветку. Такую разве забудешь? Только теперь футболка на груди была однородно красной. Лишь у горловины оставался белый участок. Дэн только сейчас заметил, что на ней нашиты кружева…
        С мыслью о том, что великие дизайнеры, ныне живущие, содрогнулись бы при виде такого кощунства, а покойные перевернулись бы в гробах, Дэн прошел к кабине и заглянул в нее.
        Он не сразу понял, что произошло с лицом женщины. Подумал было, что на нем маска. Но не венецианская, тонкая, ажурная, а африканская, грубая. Он привез такую из Кении, где проходила одна из самых удачных его фотосессий. Но когда Дэн присмотрелся, понял, что никакой маски нет, а лицо испещрено линиями.
        Он наклонился. Линии оказались порезами. Неглубокими, но сильно кровоточащими. Дэн не сразу сообразил, что раны нанесены не хаотично. Была в них система. Вроде бы они складывались в буквы…
        Да, совершенно точно, в буквы!
        Русские…
        Дэн стал вчитываться в них. Язык он понимал плохо, но алфавит знал.
        - П… Р… О… С… Т… И…

«ПР» на одной щеке, «СТИ» на другой, только «И» съехало почти на шею, «О» на носу.
        - Прости, - сложил он буквы в слово.
        И только после этого до конца осознал, что женщина, на лице которой слово вырезано, мертва.
        Часть вторая
        Глава 1
        Он не был влюбчивым. За всю жизнь всерьез увлекался только двумя девушками: в четырнадцать и двадцать. Первая любовь была старше на три года. Разница в возрасте считалась бы ерундовой, если бы Роме и его избраннице Саше было за тридцать. Или хоть бы за двадцать. Но ученик восьмого класса и выпускница - это люди хоть и одного поколения, но как будто из разных миров. Поэтому Рома не мечтал о взаимности. Хотя нет… мечтал! Но как о чем-то несбыточном. Все равно что о Дженнифер Энистон. Она очень ему нравилась. Почти так же, как Саша. И когда вечером Ромка смотрел сериал «Друзья», ночью он фантазировал, что произошло бы, если бы он был постарше, жил в Голливуде, снимался в фильмах и встретился на съемочной площадке с Дженнифер…
        Когда Рома влюбился в Сашу, она вытеснила из его грез американскую кинодиву. Он представлял себя ее одноклассником, приглашал на выпускном балу на танец и целовал. А если воображение разыгрывалось не на шутку, видел себя двадцатипятилетним богачом на шикарной машине, подъезжал на ней к школе, сажал в нее Сашу, вез в ресторан, а после… целовал! Он был в том возрасте, когда почти все мысли сводились к сексу. Он, наверное, и Сашу полюбил потому, что она была самой аппетитной девушкой в школе. Грудь, попка, ножки - все налитое, подтянутое. А какие юбочки она носила! Не юбочки - широкие пояса. Рома в нее в мае влюбился, когда девочки уже без колготок ходили. Поднимался по лестнице, поднял голову и тут увидел ножки, попку, трусики… И только потом милое личико. Волнистые каштановые волосы. Подумал: ух какая! И стал искать ее на переменах. Бегал по коридорам, но чаще на лестнице дежурил. Саша любила ходить туда-сюда. Дразнить мальчишек своими ножками, попочкой, фривольными трусиками. Рома был, конечно же, не единственной ее жертвой. Многих Саша зацепила. Особенно ребят-старшеклассников. Но Рома в нее
именно влюбился. И сохранил свое чувство надолго. Даже когда Саша окончила школу и поступила в техникум, Рома все равно продолжал о ней грезить.
        Самое удивительное, что их встреча состоялась спустя годы почти по Роминому сценарию. То есть он был уже хорошо обеспечен, ехал на приличной машине и тут увидел ее, свою первую любовь. Он сразу узнал Сашу. Хотя она изменила цвет волос и поправилась немного. А вот юбки длиннее носить не стала. Когда Рома притормозил и предложил ее подвезти, Саша впорхнула к нему в машину, сверкнув своими трусиками.
        Она, конечно же, не узнала его. Да и забыла наверняка мальчишку, который в школе ходил за ней по пятам. Сколько их было, таких, как Ромка!
        Он пригласил ее в ресторан. Поужинали. Поболтали. Рома сделал вывод, что Саша кривляка и дурочка. Но это не помешало ему заняться с ней сексом. Потом девушка звонила ему, предлагала встретиться еще раз, но у Ромы постоянно находились неотложные дела. Она его больше не интересовала.
        Вторая пассия оказалась прямой противоположностью первой. Строгая, неприступная, одевающаяся скромно, если не сказать - асексуально. У нее было имя Ксения, но все ее звали Монашкой. Из-за имиджа. Юбки в пол, волосы заплетены в косу, на лице ни грамма косметики. И все равно красивая невероятно. По крайней мере, Рома ее считал таковой. Любовался ею. Ксюша жила по соседству. И вечерами гуляла с собакой. Рома знал, во сколько она это обычно делает, и тоже выходил. Сидел на лавке, мимо которой она проходила. Смотрел. Не заговаривал - робел. Так бы и не познакомились, если бы не случай.
        Ксюшина собака сорвалась с поводка и помчалась куда-то. Девушка за ней. Но никак не могла догнать пса. А Роме это удалось. Поймал, схватил, вернул хозяйке.
        - Спасибо вам огромное! - поблагодарила его Ксюша.
        - Не за что.
        - Я вас, кажется, знаю. Вы в соседнем доме живете, да?
        - Точно.
        - Вечерами воздухом дышать любите, это правильно. Только вы зря сидите на одном месте, лучше ходить.
        - Можно я с вами… пройдусь?
        - Я не против.
        Они погуляли по парку минут двадцать, потом Рома проводил Ксюшу до подъезда.
        - А давайте завтра опять вместе погуляем? - предложил он.
        Ксюша согласно кивнула и улыбнулась лучисто.
        На следующий день они гуляли дольше. Много разговаривали. Перешли на «ты». Будь на месте Ксюши другая, Рома поцеловал бы ее на прощание. Но Монашку не решился.
        И так все последующие дни. Дождался, что она сама его поцеловала. Правда, в щеку. Чмокнула, в общем. Но тут уж Рома не растерялся, прижал девушку к себе и припал к ее губам. Ксюша сначала напряглась, руки ему в грудь уперла, но через несколько секунд обмякла и на поцелуй ответила.
        Тогда и начался их роман. По крайней мере, Рома считал тот поцелуй точкой отсчета.
        Ксюша работала преподавателем в музыкальной школе. Учила детишек игре на фортепьяно. Играла она здорово. С душой. Рома любил слушать ее исполнение и при этом вглядываться в ее лицо. Оно становилось таким одухотворенным!
        Новый год молодые люди планировали отметить вместе. Да не дома, а в кафе - Ксюша выиграла пригласительные билеты в какой-то лотерее. Рома ломал голову, в чем пойти. А его девушка, что называется, не заморачивалась. Когда Рома спросил, что она наденет, пожала плечами и сказала:
        - В этом платье пойду, наверное.
        Рома окинул взглядом наряд Ксюши и тяжело вздохнул.
        - Что, плохое платье, да? - огорчилась она.
        - Нет, хорошее, но…
        - Да ты говори, я не обижусь.
        - Ксюш, а почему ты так одеваешься?
        - Как - так?
        - У тебя фигура, как у модели. Бедра, грудь, ноги… А ты все это прячешь. Зачем? Не лучше ли подчеркнуть свою красоту?
        - И ты туда же? Хочешь видеть только сиськи и задницу? - Впервые она употребляла столь грубые выражения. - А я думала, ты другой. Не такой, как все!
        И, расплакавшись, убежала.
        Рома недоумевал. Что это с ней? Всегда такая спокойная… И тут вдруг истерика на ровном месте!
        Он зашел в комнату, где плакала Ксюша.
        - Уйди! - крикнула она.
        Но Рома не ушел. Сел на кровать, обнял, стал ее успокаивать.
        Наревевшись, Ксюша рассказала свою историю.
        Она не всегда была «монашкой». Любила себя показать, красилась, завивала волосы, носила мини. Но однажды двое парней, которые пялились на нее постоянно, затащили ее в подвал и изнасиловали. Ксюша сразу пошла в милицию, написала заявление. Парней посадили. Но через что пришлось пройти ей, пока шло следствие! «Сучка не захочет, кобель не вскочит!» - это самое корректное, что она слышала в свой адрес. Бывало и хуже. Но когда мать одного из насильников выкрикнула на суде: «Выглядишь как шлюха, так не удивляйся, что с тобой соответственно обращаются!» - Ксюша решила стать другой. Подумала, может, эта женщина права и над ней надругались, потому что она выглядела слишком доступной?
        Когда ее семья переехала на другой конец города (не могли оставаться в том же районе, после изнасилования все показывали на нее пальцем), Ксюша уже выглядела совсем иначе - как монашка.
        - Ты меня бросишь теперь, да? - спросила она, подняв на Рому заплаканные глаза. - Узнав, что меня… что я…
        - Я люблю тебя, - мягко проговорил Рома, поцеловав ее сначала в одно мокрое веко, затем в другое. - И никогда не брошу.
        - Но ты всегда будешь вспоминать о том, что меня… - И снова она не смогла договорить.
        - Я уже забыл. Забудь и ты. И перестань себя винить. Дело не в тебе. В них. В этих уродах. - Он прижал Ксюшу к себе, стянул резинку с ее волос, распустил их. - Давай договоримся, что ты не будешь больше прятать свою красоту. И ничего не бойся. Теперь я с тобой, я смогу защитить тебя. Ты мне веришь?
        Она робко кивнула.
        На Новый год Ксюша пошла в платье до колена, с макияжем и с красивой прической. На взгляд Ромы, она была самой обворожительной из всех присутствующих дам. В ту же ночь они впервые занялись любовью. И это было прекрасно. Хотя и целомудренно.
        Как изменилась Ксюша, все заметили. Пусть она и ходила в той же длинной дубленке и натянутой до глаз шапке. А что под ними уже не монашеские одеяния, знали немногие. И все равно ни от кого не укрылось, что Ксюша стала милее, очаровательнее, приветливее. Светилась вся изнутри.
        Ксюша была старше Ромы. На те же три года, что и Саша. Поэтому неудивительно, что она хотела замуж. Рома не прочь был жениться, но попозже. Хотя бы через пару лет. Ксюша согласилась подождать. Понимала, что ему еще рано.
        Они встречались почти полтора года. Все рухнуло в одночасье. Рома в последнее время был очень занят - налаживал бизнес. Если он надумал в скором времени жениться, нужно как-то улучшать свое благосостояние. Он пропадал на работе, невесту видел редко. Ксюше это, естественно, не нравилось. Но истерик Роме она не закатывала. Понимала, что он для их общего блага старается.
        Чтоб не отставать от него и занять себя чем-то, Ксюша взялась заниматься с одной девочкой на дому. Ездила к ней вечерами. И как-то, когда она возвращалась от нее, на Ксюшу напал наркоман. Он дважды ударил ее и отнял сумку. Изнасиловать не пытался, не за тем нападал, да и не в том был состоянии. Но в Ксюше ожили страшные воспоминания сразу, как только он схватил ее за руку. Она начала дико кричать. За это и получила по лицу.
        Когда наркоман убежал, унося добычу, Ксюша, вместо того чтобы подняться с земли, заползла под куст, обхватила колени руками и стала скулить. Люди, прибежавшие на ее крик, сначала подумали, что эти звуки издает собака. Вызвали «Скорую». Она приехала быстро. Врач сделал укол, и Ксюша более-менее успокоилась. Но только внешне. В душе у нее все так и клокотало.
        - Помнишь, что ты обещал мне? - выпалила она в лицо Роме, когда он, сам не свой от беспокойства, примчался к ней. - Что не дашь меня в обиду! И что же?
        - Мне безумно жаль, что меня не оказалось там в тот момент, но… я не могу находиться рядом с тобой двадцать четыре часа в сутки.
        - Двадцать четыре и не надо! Но тебя нет именно тогда, когда ты нужен!
        - Но я же не мог знать…
        - Оставь меня, пожалуйста, сейчас. Я не в себе.
        Роме ничего не оставалось, как удалиться. Он видел, что Ксюша на самом деле не в себе от стресса.
        Но в себя она не пришла и на следующий день. Прогнала Рому. И через неделю говорила с ним как-то сухо, словно с чужим. А потом исчезла. Взяла и уехала к бабке в деревню. Как раз лето было, отпуск. Рома хотел ехать за ней, да не смог. Пока дела разгреб, десять дней прошло. А тут и Ксюша вернулась, чтобы с работы уволиться. Решила в деревню переехать. Рома пытался ее отговорить, да без толку. Сказала: хочешь - со мной поехали. А тут я не останусь. В городе одно зло. Но что делать Роме в деревне? Тем более такой глухой, куда отправлялась Ксюша? Выращивать капусту, морковь и картошку? Разводить кур и свиней? Тогда как в городе у него налаживается бизнес, отличные перспективы вырисовываются, а главное - интерес. Роману нравилось то, чем он занимался…
        Но Ксюша нравилась не меньше. Более того, он ее любил. Однако ж бросить все и поехать за ней был не готов. Поэтому остался в городе, надеясь, что любимая одумается и вернется, но…
        Она вышла замуж за сорокалетнего вдовца с ребенком. Вскоре родила дочку. Об этом Рома узнал от несостоявшейся свекрови. Ксюша так в город и не вернулась. Вернее… она приехала на похороны отца спустя три года. Внешне она ничем не отличалась от той, какой Рома увидел ее и полюбил. Монашка! Платье в пол, хвостик, лицо без косметики. Не поправилась, не обабилась, ни морщин, ни седины, вроде такая же… Но другая. И не трогает совсем!
        Рома не знал, что она приехала. Подкатил к дому после работы на новой спортивной
«Ауди», и тут Ксюша из подъезда выходит с псом. Пес все тот же. Только уже не такой резвый.
        - Рома, привет! - радостно воскликнула Ксюша.
        - Здравствуй, - гораздо сдержаннее приветствовал ее Роман.
        - А мы вот гулять… как раньше. Не составишь компанию?
        Ответил Рома не сразу. Сначала думал сказать «да». Просто из вежливости. Потому что не осталось у него к Ксюше ничего, даже обычной симпатии. Перегорело все. Хотя первый год он страдал, только работой и спасался. Наверное, поэтому многого добился. Горел на ней…
        - Извини, Ксюша, мне некогда, надо сделать кучу звонков, - сказал он и скрылся в подъезде.
        Больше он не влюблялся. Хотя женщин у него много было, что естественно. Молодой здоровый мужчина не может их не иметь. А у такого обеспеченного, как он, еще и выбор огромный. Хоть каждый день меняй, что Рома некоторое время и делал. Потом подустал, завел двух любовниц, к которым наведывался в удобное для себя время. Когда одной такое положение дел надоедало, Рома расставался с ней и находил себе другую барышню. Благо сделать это было несложно. Рома просто подъезжал к понравившейся девушке на своей иномарке и предлагал ее подвезти. Мало кто отказывался. И тачка хороша, и водитель очень мил. Некоторые робели. Им Рома сразу права показывал, с именем, фамилией, чтоб не боялись к незнакомцу садиться. «Если опасаешься меня, позвони своей подруге, скажи номер машины и мои данные!» - говорил он особо осторожным леди, и те сразу проникались к нему доверием.
        Кто-то из них ему нравился, кто-то не очень. С последними он встречался разок, от силы два. А иной раз вообще не встречался, если за время пути барышня успевала своей глупостью или жеманством (терпеть не мог кривляк) его разочаровать. Телефон он все же брал. Но тут же выкидывал.
        Роман уже не надеялся на то, что его кто-то зацепит так сильно, как Саша и Ксюша. А хотелось. Увидеть и пропасть! Но все как-то не получалось. Рома даже порой из себя восторг выжимал. Когда видел фантастически красивую девушку, говорил себе: вот она, принцесса, - млей! И он млел… От ее глаз, волос, ног, бедер. Но не от нее самой. Рома решил, что его время любви прошло. Он повзрослел и, что греха таить, избаловался. Вот и смотрел на женщин как потребитель. Сравнивал их с автомобилями. К машинам он был так же неравнодушен, как и к женщинам, но любимой тачки не имел. Нравилась - покупал. Ездил какое-то время, но вскоре продавал. А чаще ограничивался тестдрайвом.
        Один раз увидел тачку своей мечты в Женеве. Новинка от «Ниссан». Красавица, напичканная электроникой. А слон какой! Рома, посидев в ней, решил, что, как только авто начнут продавать, он его приобретет, невзирая на цену. Год о «Ниссане» мечтал. Приобрел. Сел, поехал и… разлюбил. Потом полтора года сбагривал. Машина дорогущая, желающих на такую немного. А вот женщина - ни одна - его так и не зацепила до сих пор.
        Глава 2
        Эта женщина произвела на Рому впечатление сразу. Вот только не самое положительное. Подумалось, что она стерва, а ему такие никогда не нравились. Высокая, худощавая, прямая, как струна, она могла бы сойти за манекенщицу, если бы не лицо. У модельных барышень таких не бывает. Слишком суровое, напряженное, с подобранным ртом и цепким взглядом. И все же она была красива, эта женщина. Черты правильные, классические. Темные волосы густы и чуть волнисты, отрастить бы их подлиннее, получились бы чудесные локоны, но она очень коротко стриглась, особенно спереди. Боевые челки, не доходящие до бровей, казались Роме воинственными. Возможно, из-за Жанны д’Арк, у которой в кино была именно такая.
        - Вы кто? - первое, что спросила она у Романа.
        - Человек, - ответил он сурово. Ему не понравился тон, которым был задан вопрос. Когда-то давно, когда Роман был неблагополучным подростком, именно в таком тоне с ним общались представители закона. Но времена изменились, и теперь он взрослый, обеспеченный человек и требует к себе более уважительного обращения.
        - Оригинальничаете?
        - Давите?
        - Пытаюсь выяснить, кто вы. Имя, фамилия, степень родства?
        - Роман Евгеньевич Никитин. А вас как зовут?
        - Василиса Геннадьевна Милова. Старший следователь прокуратуры.
        - Надо же…
        - Что?
        - Милова.
        - И?..
        - Вам не идет эта фамилия. Да и имя тоже. - Он, можно сказать, хамил. Хотел ее задеть. Стереть с ее лица бесстрастное выражение. Но его усилия пропали даром.
        - Вы не первый, кто мне это говорит, - спокойно сказала она. - А теперь ответьте, пожалуйста, на мой второй вопрос.
        - А как он звучал, напомните?
        - Вы кем покойной доводитесь?
        - Никем. Сегодня увидел ее впервые. Это девушка моего старшего брата.
        - И как она вам?
        - Никак, - пожал плечами Роман.
        - Так не бывает. Человек неизменно производит на окружающих какое-то впечатление.
        - Ерунда. Есть люди, которые никакого впечатления на других не производят. Девушка Ильи из их числа.
        - Вы даже не помните, как ее звали?
        - То ли Света, то ли Оля, - пожал он плечами.
        - Лена.
        - Точно, Лена.
        - А вы артист, Роман Евгеньевич.
        - Я бизнесмен.
        - Одно другому не мешает, - заметила Василиса флегматично.
        - И в чем, позвольте узнать, проявляется мой артистизм?
        - В вашем вранье. Имя девушки вашего брата вы отлично помните. И впечатление она на вас произвела. Причем отрицательное. О чем вы ей сказали в лицо. Если дословно, то прозвучало это так: «Ты дура, Лена!»
        - Не знал, что кто-то подслушивает наш разговор.
        - Конечно, не знали. Иначе выдали бы мне другую ложь. А теперь ответьте: чем Елена вызвала вашу неприязнь?
        - Никакой неприязни она у меня не вызвала, - раздраженно парировал Рома. - Скорее, девушка произвела очень приятное впечатление.
        - За это вы ее так ласково… Дурой?
        - Именно.
        - Оригинально, - хмыкнула она. - Страшно представить, какими словами вы называете людей, которые вам неприятны.
        - С такими я вообще не общаюсь. Но Лена мне понравилась. Она настоящая. Поэтому, когда она начала со мной разговор на волнующую ее тему, я поддержал его.
        - И какая же тема ее волновала?
        - Совместная жизнь с моим братом. Она, видите ли, очень любила его. Причем давно. И вот ее мечта сбылась - Илюша изволил позвать ее замуж. Лена от этого пребывала в диком восторге. Как подпила, начала изливать его, восторг то есть, на меня.
        - Вам это не понравилось?
        - Мне не понравилось не это. А то, как слепо она любит моего брата.
        - Вам завидно?
        Роман нахмурился. Он терпеть не мог, когда его провоцировали, а Василиса делала это на протяжении всей беседы. Он хотел сказать ей что-нибудь резкое, но вместо этого выпалил:
        - Госпожа Милова, а вы случайно не втюрились в меня с первого взгляда?
        О, как вспыхнуло ее лицо! Не только порозовело, нет. Глаза засверкали, даже губы как будто ярче стали. Это кое-что ему напомнило. Роман был как-то в гостях у одного крупного чиновника. Жил тот, естественно, в огромном доме с садом. В саду - статуи. Много. Сплошь красивые женщины из разных эпох. Тут и Нефертити была, и Клеопатра, и балерина Кшесинская, и Мерилин Монро в платьице, взметнувшемся вверх. Хозяин дома восхищался красотой гипсовых женщин, а Рома его не понимал. Неживые лица его не привлекали. Пусть каждое из них и было безупречным.

«Не впечатлили? - заметил проницательный чиновник. - А если вот так?»
        И с хитрой улыбкой подошел к Монро, залез ей под юбочку и… по всей видимости, нажал на скрытую кнопку, включающую подсветку. Лицо Мерилин (впрочем, как и остальных красавиц) осветилось изнутри и стало более живым. Статуи оказались не из гипса, а из пластмассы. И внутри них были спрятаны светодиоды.
        Глядя на Василису сейчас, Рома вспомнил те статуи. Особенно одну - Клеопатры. Пожалуй, госпожа Милова на нее чем-то похожа.
        - Вы что себе позволяете? - процедила она, продолжая сверкать глазами.
        - А что я такое…
        - Не смейте фамильярничать со мной, - перебила его она.
        - Хорошо, не буду, - покладисто согласился Рома. - Но тогда уж и вы перестаньте меня подковыривать.
        Она поджала губы. Лицо вновь стало непроницаемым.
        - Итак, вернемся к вашему с Еленой разговору.
        - Вернемся.
        - Вы ее дурой обозвали за что? За то, что она вашего брата любит?
        - За то, что не понимает, какой подарочек ей достался. Ей же не шестнадцать, а тридцать! Должна уже соображать, что к чему. А она предстоящему браку с уголовником без специальности, жилплощади, денег, связей… да без много чего еще радуется так, будто ее принц замуж позвал.
        - А вы считаете, что счастья достойны только такие, как вы, образованные и успешные?
        Роман застонал:
        - Вы опять неправильно меня поняли. Счастья заслуживают все! В том числе те, кто связывает свою судьбу с такими, как Илья. То есть Лена. Она не отдавала себе отчета в том, с какими трудностями столкнется. Вся жизнь их будет борьбой. И большинство раундов в этой борьбе будут ею проиграны. Я пытался не то что отговорить Лену от решительного шага, нет. Я хотел, чтоб она осознала, на что идет. Меня ее оптимизм беспочвенный раздражал. Это плохо, знаю. Но уж такой я циничный. И непримиримый…
        - Любите навязывать свое мнение?
        - Возможно, со стороны это так выглядит, но мне важно не настоять на своем, а открыть человеку глаза. Нет, даже не так. Чтоб он посмотрел на ситуацию под другим углом. Причем перед теми, кто мне не нравится, я не распинаюсь. Но Лена мне нравилась, поэтому… - Роман сделал паузу и выпил воды. - Только она меня как будто не слышала. И продолжала захлебываться восторгом. Представляла их огромный дом (откуда ему взяться, если она живет с родителями, а у Ильи даже на квартиру денег нет) и трех ребятишек. Обязательно мальчиков. С ними в ее мечтах папа ходил на рыбалку и играл в футбол. При том, что Илья ненавидит запах рыбы, а командные игры считает идиотизмом.
        - И вы не выдержали и высказали все, что о ней думаете?
        - Да.
        - То есть назвали дурой.
        - Именно.
        - Все влюбленные люди - дураки. В большей или меньшей степени. Но вам, видимо, этого не понять.
        О да, он ошибся! Никакая она не стерва. И не железная, не холодная. Это рабочая маска, как форма, что сейчас на ней надета. В обычной жизни Василиса наверняка другая. Роман представил ее бегущей по полю в тонком сарафане. Волосы растрепаны ветром, за ухом ромашка. Василиса хохочет, оборачивается, смотрит игриво…
        - Вы замужем? - ни с того ни с сего спросил Роман.
        - Не ваше… дело! - Слово «собачье» она пропустила, но было ясно, что употребить его Василисе хотелось.
        - Значит, не замужем, - сделал вывод Рома. Он давно заметил, что «окольцованные» женщины в девяноста девяти процентах случаев отвечают на сей вопрос утвердительно, да обычно с гордостью, как будто речь идет о каком-то почетном звании или награде. Врут только те, кто имеет шкурный интерес.
        Она никак не прореагировала на его комментарий, как будто не слышала его. Черкнув что-то в своем блокноте, спросила:
        - Своего старшего брата вы так сильно ненавидите?
        Рома опешил:
        - С чего вы решили, что я его ненавижу?
        - Это очевидно.
        - Я ровно к нему отношусь.
        - Бросьте! Если бы это было так, женщину, готовую выйти за вашего непутевого, как вы считаете, брата, вы превозносили бы до небес, поддерживали, одобряли ее выбор, сулили помощь, а не обзывали дурой.
        - У вас ко мне еще есть вопросы? - холодно спросил Роман.
        - История есть, которую я вам рассказать хочу. В прошлом году я вела расследование по факту насильственной смерти женщины. Убили ее выстрелом из охотничьего ружья. Двустволка принадлежала жениху покойной, отпечатки на ней были только его. Он же стал главным подозреваемым. Но убийцей оказался младший брат (как это выяснилось, рассказывать не буду - долго). Парень так люто ненавидел старшего, что не мог позволить ему жить счастливо.
        - Почему тогда он убил не его самого, а невесту?
        - Я задала ему тот же вопрос. И в ответ услышала - это было бы слишком просто, а мне хотелось видеть, как он страдает.
        - Я так понимаю, вы и меня причислили к категории братоненавистников-душегубов?
        Она пожала плечами.
        - Но вы не правы. Я не имею никакого отношения к смерти Елены. Даже если в порядке бреда предположить, что я - копия вашего убийцы… Кстати, сколько ему дали? - спросил Роман.
        - Десять лет.
        - Ага. Так вот, как будет страдать мой брат, я все равно не увижу. Завтра вечером мы с мамой уезжаем. А Илья остается тут. Я только трейлер посмотрю, а самого фильма не увижу. - Роман встал со стула: - Я могу быть свободным?
        - Прочтите протокол, распишитесь.
        Он сделал то, что требовалось.
        - А теперь тут поставьте автограф.
        - Это еще что?
        - Подписка о невыезде.
        - А если я не поставлю… автограф?
        - Я заключу вас под стражу на сорок восемь часов. Имею право.
        - Знаю, - криво усмехнулся Роман, расписавшись на бланке.
        - До свидания, Роман Евгеньевич.
        - До свидания, Василиса Геннадьевна.
        Он пошел к выходу, но его остановил голос Миловой:
        - На орудии убийства отпечатки пальцев вашего брата.
        - Ильи?
        - Да. Ильи. Лену зарезали ножом, который он держал в руках, когда ел мясо.
        - Как быстро вы проверили отпечатки!
        - Они есть в базе.
        - Не верю, что Лену убил Илья.
        - И я. Потому что уголовник никогда бы не оставил на орудии убийства отпечатки своих пальцев.
        Роман постоял немного, глядя на Милову туманным взглядом (обычно под ним скрывалась заинтересованность), после чего, не сказав ни слова, вышел.
        Глава 3
        Таня гладила брата по коротко стриженным волосам, пытаясь его успокоить. Но Илья плакал, как ребенок. И это при том, что, будучи ребенком, он как раз никогда не плакал. Совсем! Иногда его глаза увлажнялись, но он яростно тер их кулаками, и слезы высыхали. Сейчас же они лились ручьями. У Тани сердце разрывалось при виде плачущего брата, и она начала рыдать вместе с ним.
        - Почему, Таня? - выдавил он из себя, подняв на нее полные свинцовой грусти глаза.
        - Я не знаю, - выдохнула она, думая, что брат имеет в виду причину, по которой убита именно Лена. Но он, как оказалось, не то имел в виду.
        - Почему именно я расплачиваюсь за грехи наших непутевых родителей? Из-за того, что я старший?
        - С чего ты решил, что расплачиваешься за них?
        - Сам я столько не грешил, Таня… - Он вытер лицо кулаком. - Да, святым не был, но и страшного ничего в жизни не сделал. Так почему же все так у меня плохо? Несчастье за несчастьем… Я думал - все искупил. Отсидел за кого-то. Предательство любимой пережил. Ан нет! Ужас продолжается. Сначала Марина, теперь Лена…
        - Марина - это твоя подруга, которая поддерживала тебя?.. Та, что писала тебе письма и привозила пирожки в тюрьму? Та, которую убили?
        - Ее не просто убили… - Он уже не плакал, но взгляд его стал совершенно больным. У сына был похожий, когда он лежал с температурой под сорок. - Ее убили так же, как Лену…
        - В смысле, зарезали?
        - Зарезали. А потом на лице накорябали это слово. - Он судорожно вздохнул. - ПРОСТИ…
        - Ты хочешь сказать, что… что Лену и Марину?.. - В голове не укладывалось, поэтому Таня и делала паузы между фразами.
        - Да, да! Один в один! Даже буквы расположены примерно так же… ПР… О… СТИ… Я, когда увидел… чуть с ума не сошел. Не думал, что увижу еще раз этот ужас… И это ПРОСТИ на лицах двух дорогих мне женщин.
        - Значит, их убил один и тот же человек?
        - Выходит, так. - И с мольбой: - Но это не я! Не я!
        - Да я и не думаю, что ты, - выпалила она поспешно, убеждая не столько его, сколько себя.
        - Ты - нет. А эта стерва-следователь, когда узнает… - Он закрыл лицо руками, и слова, им произносимые, звучали глухо: - Когда Марину убили, меня трепали нещадно. Спасло только железное алиби. Теперь же у меня его нет…
        - Откуда ты знаешь время смерти Лены? Может, и сейчас у тебя есть алиби?..
        - Я первым услышал крик Дэна, который обнаружил тело, и прибежал на него.
        - И?
        - Лену убили максимум за десять минут до этого. Кровь еще не запеклась, тело было нормальной температуры. Ее убили, когда я гулял… Помнишь, я выходил? Меня развезло, и я хотел проветриться.
        - Все будет хорошо, я уверена, - бодро проговорила Таня, хотя никакой уверенности, конечно же, не испытывала. Но хуже было другое: впервые она засомневалась в брате. До этого верила ему безоговорочно. Раз клянется, что никого не убивал, значит, так оно и есть. Судебные ошибки случаются не так уж редко. И Илюша стал жертвой одной из них.
        Но что, если все не так?
        И брат не просто убийца, а серийный маньяк?
        Зарезав своего соперника, он получил такое наслаждение, что, когда вышел из тюрьмы, не смог себя сдержать и, обуреваемый жаждой крови, убил свою подругу, а потом и невесту…
        К женщинам, которые ему доверяли, легче подобраться.
        Не имея сил бороться с монстром внутри себя, он лишал их жизни. Когда же кровавая пелена спадала с глаз, Илья понимал, что натворил, раскаивался, но не мог ничего изменить…
        Только попросить прощения:

«ПР О СТИ»…
        - Видишь, даже ты мне не веришь, - услышала она голос брата и поняла, что не смогла уследить за своим лицом и все ее мысли отразились на нем. - Но я тебя не виню. На твоем месте я думал бы так же.
        - Ты не знаешь, как я думаю.
        - Да нет, знаю. Ты предполагаешь, что я убил их всех.
        - Кого их?
        - Артема, Марину, Лену. А возможно, покрошил на винегрет еще пару-тройку человек. Что с меня, маньяка, взять? - Он отстранился от сестры. - Уж если ты, которая верила мне, усомнилась… Чего ждать от остальных? Тем более от тех, кому важно раскрыть преступление. Опять меня посадят - ни за что. И на сей раз я семью годами не отделаюсь. Впаяют по полной. Поэтому я спрашиваю, не у тебя или у себя… Просто вопрос в пустоту задаю… За чьи грехи я расплачиваюсь? За отцовские? Так сколько можно?
        И тут Таня ему поверила. Почему - сама не знала, но вдруг пришло осознание того, что брат ее не обманывает. Вот ведь как бывает! Еще две минуты назад он виделся ей монстром, одержимым жаждой крови, и вдруг все изменилось. И как только это произошло, Таня поняла кое-что.
        - Нет, Илюша, отцовские грехи тут ни при чем, за свои расплачиваешься.
        - Почему ты так говоришь?
        - А ты сам подумай. Двух близких тебе женщин убили одним и тем же способом. Причем в разных городах… Что это значит?
        - Что? - эхом повторил Илья.
        - То, что у тебя есть враг, который идет на все, чтобы сделать тебя несчастным. Он преследует тебя. Для него существует одна цель - причинить тебе очень сильную боль. Такая ненависть на пустом месте не рождается. Значит, ты сделал кому-то настолько плохо, что он на все готов, лишь бы ты почувствовал то же самое, но удвоенное, утроенное, удесятеренное. Так что ты за свой грех отвечаешь.
        - Я никому ничего плохого не делал!
        - А может, не замечал, как делал? Ромку ты третировал много лет.
        - Ты что же считаешь, это он? - В голосе Ильи звучали неподдельные нотки ужаса.
        - Нет-нет, я про то, что ты сам не замечаешь, как делаешь кому-то больно. - И поспешно добавила: - Да не только ты, все мы…
        Илья хотел что-то сказать. Возразить, судя по выражению его лица, но тут дверь кабинета директора ресторана, занятая следователем, отворилась и из нее показался Роман, а за ним следом сама «стерва». Окинув цепким взглядом холл, она нашла глазами Илью и пригласила его войти.
        Таня помнила фамилию следователя - услышала ее от оперов, допрашивающих их с Ильей. А вот имени-отчества она не знала. Но ей почему-то казалось, что даму зовут как-то нестандартно. Не Наташей, Олей или той же Таней, а, например, Снежаной. Или Ренатой. Последнее имя ей очень нравилось. В детстве ей так хотелось иметь такое, что она порой представлялась именно им.
        - Все, мне конец, - обреченно выдохнул старший брат. И, ссутулив плечи, побрел к кабинету.
        Глава 4
        Он весь внутренне сжался, когда Милова положила перед ним планшет, на экране которого отображались фотографии…
        Те фотографии!
        - Почему вы не сообщили о том, что уже видели жертву с подобным «автографом» на лице?
        Илья пожал плечами.
        - Неужели думали, что об этом не станет известно следствию? То дело прогремело на весь Краснодарский край. Его, кроме всего прочего, активно освещали в прессе. Впрочем, кому об этом знать, как не вам? Вас затравили. Приклеили ярлык маньяка. Почему вы сразу не рассказали об этом человеку, допрашивающему вас?
        - Я испугался, - выдавил из себя Илья.
        - Понимаю…
        Илья ушам своим не поверил. Что? Она, эта стерва, его понимает?
        - Я посмотрела дело. У вас железное алиби. В момент убийства Марины Кондратьевой вы находились в банке. Вас видело два десятка человек.
        - Да. Я узнал о том, что Марина убита, от тех, кто явился меня арестовывать…
        - Задерживать, - поправила его Милова.
        - Пусть будет так, - не стал возражать Илья. - Но со мной обращались как с убийцей. Допрашивали часами. Возили на место преступления. Заставляли смотреть и смотреть на эти… - он мотнул головой в сторону планшета, - фотографии. Они ломали меня. Пытались выбить признание. Думаю, дошло бы до применения силы, если бы не один хороший человек - младший опер Филатов. Парень молодой, рьяный, честный… пока еще… эдакий Володя Шарапов. Это он свидетелей нашел, которые подтвердили, что в момент убийства я находился в банке. Я ведь не совершал операций - и доказать документально этого не мог. Простоял в очереди полчаса, да так своей и не дождался. Плюнул и ушел.
        - Да, я читала ваши показания. Алиби спасло вас.
        - Тогда - да. Но теперь у меня алиби нет. Я выходил на улицу подышать свежим воздухом. Был один…
        - Возможно, кто-то из постояльцев отеля видел вас в окно. Мы опросим всех.
        - А пока вы это делаете, я… - Он сглотнул. - Я буду заключен под стражу?
        - На данный момент я не вижу в этом необходимости. Но город вам категорически запрещено покидать.
        - Понимаю…
        - Как вы думаете, кто это мог сделать? - Милова, чуть сощурившись, посмотрела на Илью.
        - Не знаю…
        - Например, ваш брат?
        - Который?
        - Роман. Вы ведь в плохих отношениях с ним?
        - Не настолько плохих, чтобы он… вот так… невинного человека.
        - Не помните, когда со стола пропал ваш нож?
        - Нет. Я им мясо нарезал и отложил. Не привык с ножом есть.
        - Он был найден на месте преступления.
        - Им убили Лену?
        - Судя по характеру ранений - нет. Нож, которым они нанесены, был с большим лезвием. «Вашим» только слово «Прости» на лице вырезали. И вот это меня и смущает. Вы не похожи на идиота, который разбрасывает на месте преступления ножи со своими
«пальчиками». При этом реальное орудие убийства пока не найдено. И если бы вы избавились от него, то и со вторым ножом поступили бы так же.
        - Кто-то пытается меня подставить?
        - Возможно. Но я не исключаю и того, что убийца именно вы.
        - Но вы же сами сказали, что не такой я идиот…
        - Вы могли обронить нож. Сунули в дырявый карман, и он выпал.
        - Мои все целы. Можете посмотреть! - Илья стал выворачивать карманы брюк. - Да и зачем мне два ножа? Я что, не мог вырезать буквы тем, которым зарезал?
        Милова собралась ответить ему, но тут зазвонил ее сотовый. Она взяла трубку и сказала: «Слушаю». Потом этим и занималась. Ничего не говорила - слушала. Только один раз бросила «понятно» и отсоединилась.
        - У вас появилось алиби, - сказала она Илье.
        - Кто-то из постояльцев отеля видел, как я гулял?
        - Нет. Ваш племянник. Он выбежал вслед за вами на улицу и якобы находился поблизости все время, что вы гуляли.
        - Якобы?
        - Предполагаю, его подговорила ваша сестра. Но мы это еще выясним. У меня к вам есть вопросы…
        И она начала их задавать, но Илья уже немного расслабился.
        Через десять минут его отпустили, взяв подписку о невыезде.
        Глава 5
        Мэри устало опустилась на кровать, закрыла глаза и положила прохладные ладони себе на лоб. Они всегда оставались такими, даже в жару. Сейчас это оказалось очень кстати, потому что лицо горело. Мэри подозревала, что у нее температура, но сил на то, чтобы встать, выйти из номера и найти градусник, не было. Ей нужен недолгий, хотя бы десятиминутный, отдых.
        Но спокойно полежать не удалось. В комнату влетел брат и, плюхнувшись на кровать, начал Мэри тормошить:
        - Ты спишь?
        - Нет, просто лежу.
        - Вставай!
        - Зачем? - Она открыла глаза и посмотрела на Дэна.
        - Я не хочу здесь оставаться. Давай переедем.
        - Куда?
        - Куда угодно. В городе наверняка есть другие гостиницы.
        - Но номер уже оплачен.
        - Плевать!
        - Не глупи, Дэн. У нас с тобой денег - кот наплакал, а здесь по счетам платит Роман.
        - В этой дыре наверняка все стоит копейки.
        - Ты ошибаешься. Я смотрела цены в Интернете и могу тебе сказать, что за наш с тобой номер брат заплатил сто пятьдесят долларов.
        - Не может быть! Тут даже туалет не смывает…
        - Это Россия, - пожала плечами Мэри.
        - Ужасная страна! Я счастлив, что покинул ее.
        - Это наша родина, Дэн.
        - И что? - фыркнул он.
        - Пойди к себе, полежи, отдохни. Завтра встанешь с новыми силами и настроением…
        - Нет, настроение у меня вряд ли улучшится. Мне все здесь не нравится. В том числе наши с тобой родственники.
        - Ты серьезно? - Она приподнялась на локте. - Но почему? Они такие замечательные. Особенно Таня.
        - Таня, может быть. Но братья… Бррр… - Дэн наморщил свой безупречный нос. - Не зря я не хотел сюда ехать. И теперь жалею, что позволил тебе себя уговорить…
        Мэри поцеловала брата в щеку:
        - Иди поспи. И дай отдохнуть мне.
        - Ладно, - буркнул он. Затем встал и вышел.
        Оставшись одна, Мэри снова опустилась на подушку, но через минуту встала. Хотела позвонить на ресепшн, чтобы узнать, есть ли в гостинице аптечка, но вместо этого она взяла в руки мобильный и стала быстро писать СМС…
        Когда-то Мэри не верила в любовь с первого взгляда! Да что там! Она вообще в любовь не верила. Это было совсем не типично для девушек ее возраста. В семнадцать все барышни только о том и мечтают, как встретить своего принца. Не просто неплохого парня, с которым будет комфортно, а такого, чтоб за ним хоть на край света. Как, например, в фильме «Титаник» с Ди Каприо. А лучше как в вышедших только что «Сумерках». Маринка (Мэри) слушала своих подружек и диву давалась. Какие дуры, думала она. Впрочем, как и героини обсуждаемых ими фильмов. Первая, Роза, променяла богатого жениха на какого-то голодранца, при том, что богатый был и молод и красив, а вторая вообще связалась с вампиром. До чего же любовь зла! Чтоб вот так вляпаться?
        Нет, Мэри ерундой себе голову не забивала, а о мужчинах совсем не думала. Рано еще. Ей только семнадцать.
        Она собиралась в колледж, не самый престижный, а скорее, самый не… но и в нем учеба стоила денег. Поэтому Мэри работала. Посудомойкой с пятнадцати лет, официанткой с шестнадцати, а в семнадцать ее взяли продавцом в очень приличный магазин. Только до него приходилось добираться на электричке. Но Мэри это не останавливало. Она устала от своего пригорода и с удовольствием каталась в мегаполис. Работала Мэри три раза в неделю. В выходные и среду. И тогда она прогуливала школу.
        Как раз в будний день она и встретила его! Мэри выходила из вагона электрички, когда услышала голос. Он исполнял песню «Битлз». Да так талантливо, что Мэри стала искать глазами певца. У колонны, на которой висело расписание поездов, стоял парень с гитарой. Футляр от инструмента лежал у его ног, естественно раскрытый, чтобы слушатели кидали в него мелочь. Мэри порылась в кармане, но там оказалась только пятидолларовая бумажка, на которую она планировала купить себе хот-дог на обед. Отдать ее певцу значит оставить себя голодной. Мэри не готова была к такому подвигу, и вдруг… парень с гитарой и дивным голосом посмотрел на нее и улыбнулся. О, что это была за улыбка! А глаза! Мэри всегда считала, что нет красивее черных очей ее брата, но эти…
        Эти глаза были еще прекраснее. Радужка почти черная у края, а у зрачка рыжая. Она светлела плавно, переходя из одного цвета в другой, и это завораживало. Мэри сама не заметила, как опустила свои пять долларов в гитарный футляр.
        - Спасибо, - поблагодарил ее музыкант - он как раз закончил петь.
        Мэри расплылась в улыбке и, не понимая зачем, спросила:
        - Как твое имя?
        - Марлон.
        - А я Мэри.
        И он тут же заиграл фолк-песенку «Мэри». А потом выкрикнул:
        - Композиция посвящается вот этой прекрасной девушке!
        Прохожие приостановились, с интересом посмотрели на Мэри. Она засмущалась. Не привыкла к всеобщему вниманию. Но оно, черт возьми, было ей приятно!
        Марлон пел, Мэри слушала, но время поджимало и нужно было спешить. Когда песня закончилась, девушка помахала исполнителю рукой.
        - Убегаешь? - спросил он.
        - Да, работа.
        - Жаль…
        - Увидимся тут же в субботу? - спросила Мэри.
        - Я здесь только по будням выступаю.
        - Значит, в следующую среду?
        - Я буду ждать! - И Марлон послал ей воздушный поцелуй.
        Когда Мэри шла к выходу, слышала песню «Прекрасная девочка, останься со мной» и знала: Марлон поет для нее.
        Весь день она не могла выкинуть его из головы. Вызывала в памяти его образ и все пыталась вспомнить, так ли он был красив, как ей показалось. Глаза да улыбка… А остальное? Мэри даже не могла сказать, сколько Марлону лет. Хотя бы примерно. Двадцать, тридцать… Сорок? Нет, все же не сорок. И не двадцать. У него такой глубокий - взрослый - голос…
        Она едва дождалась следующей среды. И поехала на более ранней электричке, чтобы провести больше времени с Марлоном. Выходя из вагона, она вся обратилась в слух. И его усладил волшебный голос. Мэри бросилась к колонне, у которой стоял певец. Пока приближалась, успела его рассмотреть. Лет тридцати, возможно, тридцати двух, среднего роста, худощавый, длинноволосый, кудрявый. В локонах поблескивает седина. Лицо симпатичное, но не выдающееся. В общем, Марлон оказался не таким красавцем, каким он ей представлялся. Но это уже не имело значения - она влюбилась.
        Марлон обрадовался, увидев ее. Заиграл приветственную кантри-песню о девушке по имени Мэри.
        - Как твои дела? - спросил он, закончив.
        - Отлично. А твои?
        - Ок.
        Ничего не значащие фразы. Пустые слова. Американцы перебрасываются ими постоянно, на автомате. Но когда Мэри услышала их от Марлона, ей стало радостно. Он интересуется ее делами, значит, она ему не безразлична, а это здорово!
        Спев еще пару песен, Марлон собрал деньги, сунул гитару в футляр и сказал Мэри:
        - Приглашаю тебя на чашку кофе.
        Она посмотрела на часы и погрустнела: на кофе у нее не было времени.
        - Опаздываешь? - догадался Марлон.
        - Да, на работу надо.
        - Значит, попьем кофе из автомата.
        Он обнял Мэри за плечи и повел к выходу.
        - Ты какой предпочитаешь? - спросил Марлон, остановившись у автомата. - Хотя подожди, я угадаю. Латте?
        - Как ты догадался? - воскликнула Мэри. На самом деле кофе она вообще не любила, а если пила, то обычный черный без сахара.
        - Ты и латте созданы друг для друга. Ты знаешь, что это итальянский напиток? - Мэри покачала головой. - А ты похожа на сицилийку. Не оттуда родом?
        - Нет, я русская.
        - Серьезно?
        - Да. А что?
        - Я их другими представлял. Светлее, пышнее, румянее.
        - Это стереотип, - улыбнулась Мэри.
        - Понимаю. Но все же правду говорят, что русские девушки очень красивые. Ты - точно!
        Они попивали кофе, сидя на лавочке. Мэри понимала, что если не поторопится, то опоздает на работу и тогда… Нагоняй - в лучшем случае. Возможно - штраф. А то и увольнение. Но сил расстаться с Марлоном не было.
        - Не буду тебя больше задерживать, - сказал он, залпом выпив остывший кофе. - Беги на свою работу. И… до встречи в среду?
        Неделю не видеть его? Это же пытка.
        - А может, завтра? - с надеждой спросила она.
        - Завтра я в городском парке портреты рисую.
        - Ты еще и рисуешь?
        - Да. И неплохо. Если завтра ты свободна, давай там увидимся. С меня портрет.
        - Я свободна! - выпалила Мэри, хотя, конечно же, завтра ей нужно было идти в школу. Прогуливать еще один день не хотелось. Все же выпускной класс…
        - Отлично. Тогда до завтра!
        - До завтра… - эхом повторила Мэри.
        На следующий день она уже в девять утра была в парке. Приехала рано, как на работу. Но Марлон в это время еще не появился. Он пришел только спустя полтора часа, когда Мэри уже извелась от беспокойства. День был ветреный, влажный, и волосы Марлона, закрутившиеся спиральками, развевались очень живописно. Мэри подумалось, что его фото, сделанное в данный момент, можно было бы поместить на рекламный плакат какого-нибудь прохладительного напитка или мятной жвачки.
        При встрече Мэри и Марлон обнялись по-дружески. Но у девушки задрожали коленки, когда она оказалась, пусть на миг, в его объятиях.
        - Ну что, готова позировать? - спросил у нее Марлон.
        Мэри только кивнула. Ответить не рискнула, побоялась, что голос выдаст ее чувства.
        Тот день они провели вместе от начала и до конца. Мэри уехала к себе в пригород, когда уже стемнело. Она бы еще осталась, да приемные родители оборвали ей телефон. Марлон нарисовал ее портрет. Удивительный, очень нежный, пастельный. Мэри на нем была чем-то похожа на девушку с веером с полотна Ренуара. И если бы не джинсовая куртка и слуховой аппарат, запечатленный художником для достоверности, можно было бы подумать, что на картине не его современница, а барышня из другой эпохи.
        Мэри, приехав домой, повесила портрет на стену, прикрепив его кнопками, на достойную раму денег не было. Брат, кинув на него взгляд, одобрительно цокнул. А он очень чуток ко всему прекрасному. И если ему понравилось, значит, рисунок действительно стоящий.
        Когда Мэри узнала Марлона получше, она поняла, что он талантлив во всем. Он изумительно пел, играл на гитаре и губной гармошке, рисовал, стриг, делал тату, готовил. А еще он обладал потрясающим даром лицедея. Марлон приехал в большой город, чтобы стать артистом. Он выходил на сцену независимого театра и два раза снимался в сериалах.
        - Ты - гений! - восхищенно шептала Мэри, когда Марлон демонстрировал ей очередной свой талант.
        - Моя мама считает так же, - отвечал он с улыбкой. А потом неизменно добавлял уже с серьезным лицом: - А отец называет меня неудачником.
        Для Марлона больная тема - отношения с отцом. Его злило, что тот его не понимает, ведь когда-то они были очень близки.
        Глава 6
        Марлон вырос в небольшом техасском городке. Отец его владел строительным складом и хотел, чтобы его единственный сын занимался тем же. Но паренька увлекало совсем другое. Он ходил в театральную студию и в кружок лепки. Нет бы, как отец, в американский футбол играть! Но с «немужскими» хобби Марлона папаша еще как-то мирился. Что поделаешь, если ребенок уродился неженкой и, вместо того чтобы сжимать в натренированных руках мяч, мнет ими глину. Пусть себе тешится, но в свободное от учебы и работы время. Марлон же школу прогуливал, отцу на складе помогал из-под палки и в колледж поступать отказывался. Говорил, что мечтает актером стать. Отец надеялся, что эта блажь у него пройдет. Однако, окончив школу, Марлон отправился покорять Нью-Йорк. Его мудрый родитель сказал: «Хорошо, сынок, езжай за мечтой, но если у тебя ничего не получится, возвращайся. Лучше быть кем-то в провинции, чем пустым местом в столице».
        Марлон поступил в школу актерского мастерства. Отучился там. Стал ходить по кастингам. Но ему не везло. Однако Марлон не унывал. С друзьями он организовал рок-группу. Выступали в маленьких клубах и, опять же, ходили на кастинги. Но и тут - никаких результатов. Тогда Марлон рисовать начал. Вернее, он всегда увлекался живописью, но, когда познакомился с успешными художниками, решил попробовать себя в этом виде искусства. И у него вроде бы получилось! Но картины не продавались. Хотя друзья-художники его хвалили. Пришлось Марлону, чтобы иметь стабильный доход, татуировщиком работать. И тут у него дела хорошо шли. Но не о такой работе он мечтал…
        Когда ему исполнилось двадцать три, отец впервые потребовал его возвращения. Именно потребовал, а не попросил. «Хватит заниматься ерундой и тешить себя ложными надеждами, - сказал он, когда Марлон приехал навестить родителей. - Мне нужен помощник на складе, но человека со стороны я брать не хочу. Чужакам я не доверяю. Ты должен вернуться и заняться семейным бизнесом!»
        Должен!
        Марлона аж передернуло от этого слова.
        - Я ничего не должен тебе, отец! - выпалил он. - У меня своя дорога, по которой я иду, и ты не вправе требовать, чтобы я с нее свернул!
        - Я - вправе! - повысил голос отец. - Как и твоя мать. Мы растили тебя не за тем, чтоб ты растрачивал себя попусту. Мы хотим гордиться своим сыном, а не стыдиться его.
        - Ты так говоришь, будто я наркоман или убийца!
        - Пока ты не наркоман… и не убийца, слава тебе, Господи. Но кто знает, куда тебя выведет твоя дорога!
        - Я добьюсь успеха, вот увидишь.
        - Жду этого уже пять лет, но ты ни на шаг не приблизился к своей мечте. Поэтому я и призываю тебя выкинуть из головы блажь и вернуться домой. Бренчать на гитаре и рисовать ты можешь и здесь. И театральная группа у нас есть. Мой друг Билл, хозяин скобяной лавки, в нее входит. Ты мог бы, как он, днем работать, а вечерами…
        - Я не хочу, как он, папа! У меня своя судьба!
        - Быть неудачником?
        - Ты рано ставишь на мне крест! - постарался сохранить спокойствие Марлон, хотя слово «неудачник» резануло его слух. - Мне только двадцать три…
        - Тебе уже двадцать три. Я в твои годы имел свое небольшое дело и невесту, твою мать. А у тебя ни гроша за душой, никаких серьезных отношений и перспектив.
        - Я - не ты, папа, сколько можно это повторять? Я тебя люблю и уважаю, но не хочу становиться твоей копией.
        - Этого я от тебя и не требую.
        - Вот именно, что требуешь. Ты пытался вылепить меня по своему образу и подобию. Хотел, чтоб я играл в бейсбол, как ты, смотрел гонки, рыбачил, учился в техническом колледже, занимался складом.
        - Глупости!
        - Разве?
        Они стали близки через месяц после знакомства. Марлон очень удивился тому, что Мэри оказалась девственницей.
        - Сколько же тебе лет? - спросил он, когда они отдышались после секса.
        - Семнадцать, - честно ответила Мэри.
        Марлон застонал.
        - Зачем же ты дала мне понять, что тебе двадцать? - Да, именно так она и сделала. Марлон спросил, сколько ей, и тут же выдал ее предположительный возраст - двадцать лет, и Мэри кивнула. Она побоялась, что он не станет связываться с несовершеннолетней во избежание проблем.
        - А ты бы встречался со мной, зная, что мне семнадцать? - спросила она у Марлона.
        - Да. А вот спать не стал бы. До тех пор, пока тебе не исполнилось бы восемнадцать.
        - Но это произойдет еще очень не скоро - через семь месяцев!
        - Считаешь, у меня не хватило бы терпения?
        - Его не хватило бы у меня, - нежно сказала Мэри, поцеловав Марлона в губы.
        Она на самом деле нестерпимо его желала. Дремавшая в ней чувственность проснулась так неожиданно, что Мэри было даже страшно. Когда Марлон нежно целовал ее, она мечтала о том, что он сорвет с нее одежду и… Что будет дальше, она толком не представляла, однако не сомневалась: все, что сделает любимый, ей понравится. А как иначе, если он такой одаренный!
        Но Мэри ошиблась. В сексе Марлон оказался далеко не таким талантливым, как в остальном. Будь на ее месте искушенная женщина, она посчитала бы его слабаком. Но Мэри не с кем было сравнивать, и она решила, что все мужчины ведут себя в постели примерно так же, а то и хуже. Ведь они не были гениальны, как ее Марлон. И она шептала ему о том, какой он замечательный любовник, потому что от близости с ним получала реальное удовольствие, пусть и не полноценное. Об оргазме, который наступает в процессе занятий любовью, она, естественно, слышала. Особенно часто во время просмотра сериала «Секс в большом городе», однако, ни разу не испытав его с Марлоном, решила, что это такие же выдумки, как, к примеру, вампиры, в которых поголовно влюблялись все ее одноклассницы. Секс, безусловно, приятное занятие, но не сопровождающееся какими-то там фейерверками внизу живота. Надо сказать, любовью они занимались нечасто. Марлон получал большее удовольствие от игры на гитаре или рисования. И одежду с Мэри он никогда не срывал. И не был горяч и напорист. Вяловат, быстр, но нежен. И он фантастически целовался!
        После знакомства с Марлоном Мэри стала прогуливать школу все чаще. Вместо занятий она вместе с любимым посещала парк и вокзал. Он играл и рисовал, она находилась рядом. Мэри стала музой Марлона. Он посвящал ей песни и рисовал ее портреты. А на левой ягодице набил ей чудеснейшего лемура.
        - Что с тобой происходит? - однажды спросил у нее брат. Они сидели в своей комнате, делая вид, что занимаются. Вернее, Дэн на самом деле решал уравнения по математике, а Мэри рисовала в тетрадке ангелочков.
        - Что? - переспросила она, перейдя от рисунков к письму - выводила красивыми буквами волшебное имя «Марлон».
        - Ты сама не своя весь последний месяц.
        - Разве?
        - Погружена в себя, рассеянна. Ты некоторых реплик, обращенных к тебе, даже не слышишь. Я сначала думал, что у тебя аппарат сломался, потом понял: не в нем дело. Ты просто глубоко уходишь в себя. Если бы я тебя не знал, то подумал бы, что ты влюбилась.
        Мэри вспыхнула. Ее смуглые щеки заалели так, будто их обдало жаром. И Дэн все понял:
        - Так я прав? Ты влюблена!
        Сестра закрыла пылающее лицо руками и кивнула.
        - И кто он?
        - Он… он - гений!
        - Даже так?
        - Да! Он артист, музыкант, художник…
        - И портрет, что висит на стене, он написал?
        - Да
        - Талантливо.
        - А как он поет, ты бы слышал! Еще он татуировки делает… Вот, смотри! - Она вскочила, задрала юбку, отогнула трусики и показала лемура на ягодице.
        - Ты с ума сошла? - ахнул брат. - Это же на всю жизнь!
        - И хорошо! Красиво, правда?
        - Да, очень, - вынужден был признать Дэн. - Как настоящий.
        - Марлон - гений!
        - А чем твой гений занимается?
        - Так я ж тебе говорю, всем: играет, поет, рисует.
        - Да это понятно. Но основное занятие у него какое?
        - Он занимается всем понемногу.
        - А не лучше ли посвятить себя чему-то одному?
        - Но если у него получается все, за что он берется?
        - Это здорово. Но, мне кажется, чтобы добиться успеха в каком-то деле, надо отдаваться ему целиком.
        - А я думаю, Марлон все делает правильно! Он пробует себя во всем!
        На самом деле Мэри была солидарна с братом. Ей тоже думалось, что занятию, которому хочешь посвятить дальнейшую жизнь, надо отдаваться целиком. Но Марлон лучше знает… что лучше! Ведь он старше, умнее ее.
        - У вас серьезно? - спросил Дэн.
        - Да!
        - То есть вы уже…
        - Да!
        - Надеюсь, вы предохраняетесь?
        - Конечно!
        Это она соврала! На самом деле они не пользовались никакими средствами контрацепции. Однако Мэри точно знала, что в данный момент она не беременна, месячные только кончились.
        - Слушай, а ты школу не из-за него прогуливаешь? - озабоченно спросил брат. - Ты говорила, что работаешь, и я верил, но сейчас…
        - Я работаю! - выпалила она, хотя на самом деле неделю как уволилась.
        - Мэри, не дури, - не поверил ей Дэн. - Я тебя бесконечно прикрывать не смогу. Рано или поздно опекунов вызовут к директору, и они узнают о твоих прогулах.
        - Плевать, они нам не родные.
        - Да при чем тут это? Они тебя накажут.
        - Лишат десерта? - криво усмехнулась Мэри. Их опекуны были не из тех, кто усыновляет детей, чтобы посвятить им всех себя. Делали они это из-за денег. Жили на пособие, что платило им государство, и на ребят, а их было четверо: Мэри с Дэном и еще двое малышей - они плевать хотели. Главное, чтоб те были сыты. Так что кормили их сытно.
        - Мэри, обещай мне вести себя хорошо, - взмолился Дэн.
        И она пообещала, потому что не считала, что ведет себя плохо.
        Она продолжала прогуливать школу ради встреч с Марлоном, и гром все же грянул. Приемную мать вызвали к директору и сообщили ей о систематических прогулах дочери. Та, явившись домой, устроила Мэри разнос. И наказала. Да не лишением десерта, а домашним арестом. Как раз каникулы наступили, а Мэри запретили покидать дом. Это было невыносимо - находиться вдали от Марлона! Да еще не слышать его голоса - у нее отобрали мобильный телефон. Пару раз она брала сотовый у брата и беседовала с любимым, но что такое два коротких разговора, когда хочется слушать и слушать, смотреть и смотреть…
        Промаявшись три дня, она среди ночи сбежала, успев на последнюю электричку.
        Марлона дома не было, и она просидела под его дверью до утра. А когда дождалась его, выпалила:
        - Я сбежала из дома, хочу жить с тобой!
        Марлон немного опешил:
        - Я тоже хотел бы, но… Ты же еще несовершеннолетняя.
        - Пусть!
        Он сел рядом с ней на ступеньку, обнял:
        - Мэри, мы не можем сейчас поселиться вместе.
        - Почему?
        - У нас возникнут неприятности. К тому же тебе нужно хотя бы закончить школу.
        - Какой ты отвратительно правильный бываешь! - возмутилась Мэри.
        - Здравомыслящий, - поправил ее Марлон. - Кто-то из нас должен быть таким. Я старше, поэтому…
        - Может, ты меня не любишь? - со слезами выкрикнула она. - Вот и не хочешь, чтоб я была рядом!
        - Я очень тебя люблю, - мягко возразил ей Марлон. - Поэтому не могу позволить тебе наделать глупостей.
        - Ты говоришь, прямо как твой отец.
        Она знала, на какую «клавишу» нужно нажать.
        - Я не такой, как мой отец! - взвился Марлон.
        - Да неужели? - приподняла бровь Мэри.
        Больше ничего говорить не понадобилось, Марлон согласился на все.
        На следующий день они уехали в Вегас. Один из приятелей Марлона, Чак, хорошо там пристроился, к нему они и направились. Парень играл на фортепьяно в джазовом ансамбле шикарного ресторана при казино. К удаче Марлона, ударник «банды» повредил руку, и его нужно было кем-то заменить. Сделать это предложили Марлону. Он играл на барабанах не так хорошо, как на гитаре, и все же его приняли в группу. А Мэри - на кухню посудомойкой. Естественно, без оформления.
        Глава 7
        Это было счастливое время! Пусть и не такое безоблачное, как им представлялось, когда они ехали в Вегас. Сверкающий миллионами огней город, шикарный, манящий, сказочный, покорил их, и они хотели стать его частью. Но он не принимал таких, как они. Только богатых игроков. И их лишь до тех пор, пока у них не заканчивались деньги. Такие, как Марлон и Мэри, бессребреники, не могли рассчитывать даже на временную благосклонность чудо-города. Блеск и роскошь они только видели, не касаясь их. Марлон со сцены, Мэри из кухни, когда выглядывала в зал. И оба по дороге домой в трущобы, где они обитали. Пустыня, уродливые одноэтажные дома, переполненные мусорные баки, спящие на грязных тротуарах бомжи - вот какой Вегас их принял! Но разве это повод для грусти? Главное, они вместе! Тем более, живя в городе, сверкающем миллионами огней, пусть и в самом неблагополучном районе, можно окунуться в праздник. В те дни, когда Марлон и Мэри не сильно уставали, они устраивали себе романтические вечера на крыше своей хибары. С нее был виден не только «Нью-Йорк», но и «Париж». Естественно, не города, а отели-казино с
одноименными названиями. Мэри прихватывала с кухни кое-какую еду, не тронутую зажравшимися или в пух проигравшимися туристами. А Марлону перепадало кое-что из выпивки. И они, забравшись на крышу, ели, выпивали по чуть-чуть, смотрели на город. Часто Марлон играл и пел композиции Фрэнка Синатры. Вегас ассоциировался не только у него, у многих именно с ним. Мэри слушала любимого и мечтала о том, что, когда ей наконец исполнится восемнадцать, они поженятся и смогут жить, ни от кого не скрываясь.
        Оставалось потерпеть совсем немного, когда произошла беда. Марлон, как обычно, выступал на сцене. Но на сей раз сидел не за ударными. Бас-гитарист заболел, пришлось подменять его. А барабаны воспроизвел синтезатор. Понятно, что он мог заменить любой из инструментов, но басист «лабал» соло, это было частью программы, так что без него никак. Вот Марлон и взял в руки гитару. И выступил просто отлично. Но, когда он доигрывал третью композицию, на сцену выскочил в дым пьяный мужик. За вечер он проиграл больше сотни тысяч долларов - все, что выручил от продажи своего дома. Он был не в себе. В руках его оказался нож. Под него попал Марлон…
        Охранники среагировали быстро. Пяти секунд не прошло, как съехавшего с катушек мужика скрутили. Вот только и этих мгновений ему хватило, чтобы нанести ощутимый вред Марлону. Удар в бок - ерунда. Царапина. Как и порез на лице. А вот рана на руке, что была нанесена первой, сразу обездвижила ее. Ненормальный игроман умудрился повредить сухожилия.

«Скорая» приехала оперативно. Марлона уложили на каталку, Мэри впрыгнула в машину следом. Бросила работу и поехала, наплевав на запрет. Потерять место - ничто по сравнению с тем, что ожидает Марлона: потеря чувствительности руки, той, которой он играл… той, которой рисовал… той, которой набивал татуировки и нежно ласкал ее грудь.
        Мэри обуревало дурное предчувствие. Она боялась, что правая рука так и не обретет былую чувствительность, а левой Марлон не мог даже вилку долго держать. Порезав еду, откладывал нож и ел правой.
        В больнице его сразу повезли в операционную. Мэри хотела последовать за ним, но перед ее носом дверь закрыли. Да еще, отведя в сторону, засыпали вопросами, кто она такая, кем приходится пострадавшему и так далее. Мэри не в себе была от беспокойства, поэтому опасности не почувствовала и отвечала правдиво. Через час ей сообщили, что операция прошла успешно. Но не успела она обрадоваться, как ее под локотки взяли две женщины и увели в какой-то фургон. Мэри вырывалась. Она не собиралась покидать больницу, где после операции приходил в себя ее любимый. Однако ее не просто вывели и увезли подальше, ее вернули к приемным родителям.
        Первое, что она сделала, попав к ним, это бросилась к телефону, чтобы связаться с Марлоном. Расстались они пять дней назад. Все это время она была без мобильного - его отобрали. Связаться с любимым не представлялось возможности. И вот у нее в руках трубка, она набирает заветный номер и… слышит механический голос, сообщающий, что абонент выключен.
        Мэри тут же узнала в справочной телефон больницы, где находился любимый. Когда связалась с приемным покоем и спросила о самочувствии Марлона, ей сказали, что он уже выписан. Мэри обрадовалась, а потом стала беспокоиться больше прежнего. Если Марлон не в больнице, то почему его сотовый выключен? Ведь он должен понимать, что она обязательно с ним свяжется. Мэри позвонила другу Марлона Чаку, тому самому, к которому они приехали в Вегас:
        - Где Марлон, что с ним?
        - Я сегодня не видел его, только вчера, когда забирал из больницы.
        - Его сотовый не отвечает.
        - Разрядился, наверное. Не беспокойся, с ним все в порядке.
        Но Мэри чувствовала, что не в порядке, и продолжала звонить другим приятелям Марлона, но никто не знал, где он. Все видели его вчера, но не сегодня.
        - Попробуй звякнуть человеку, который сдавал вам комнату, - подсказал брат.
        Она так и сделала.
        - Он съехал, - сообщил квартирный хозяин.
        - А куда?
        - Без понятия.
        И отсоединился.
        Все последующие дни Мэри продолжала обзвон друзей в надежде на то, что Марлон дал знать кому-то из них о своем местонахождении (в конце месяца пришел такой счет за межгород, что опекуны устроили ей настоящую головомойку), и нашла наконец человека, который сообщил ей хоть что-то:
        - Марлон покинул Вегас. Сказал, что не хочет больше находиться в этом городе.
        - Куда он направился?
        - Он собирался вернуться в Нью-Йорк.
        - Как он? В порядке?
        - Рука плохо слушается пока, сильно болит. Марлон был не в лучшем расположении духа, когда мы виделись, но его жизни и здоровью совершенно точно ничто не угрожает.
        - Обо мне он ничего не говорил?
        - Нет. Он вообще мало разговаривал.
        - Если он вдруг свяжется с тобой, скажи, что я жду его звонка. Номер у меня прежний. - Эти слова она говорила всем, с кем связывалась.
        Но Марлон ей так и не позвонил.
        Тогда Мэри начала искать его. Ездила в Нью-Йорк и обходила все места, где они когда-то бывали. Но все впустую. Шли дни, недели. Мэри чахла без Марлона. Исхудала так, что вещи, которые она носила еще месяц назад, повисли на ней, как на вешалке. Теперь она стала такой же прозрачной, как брат, хотя всегда была гораздо упитаннее его.
        - Что ты с собой делаешь? - качал головой он. - Так нельзя, Мэри. Ты не ешь, почти не спишь, даже пить забываешь.
        - Разве?
        - Если б я тебе не приносил утром и вечером чай, ты бы, наверное, уже умерла от обезвоживания.
        - Я все равно умру от тоски.
        - Перестань.
        - Он не звонит мне, не пишет, хотя знает и телефон, и адрес, и что меня насильно вернули к опекунам. Значит, он бросил меня. Разлюбил…
        - Может, просто решил немного побыть один?
        - Он всегда говорил, что не может без меня, так же, как я без него. Что мы единое целое. Те самые две половинки, нашедшие друг друга. Он даже песню про это написал.
        - Перестань плакать, - взмолился Дэн, а Мэри и не заметила, что из ее глаз текут слезы.
        - Я не понимаю, почему он так поступил! Сбежал от меня. Спрятался…
        - Все мужчины трусы, ты разве не знаешь? Мы ненавидим объяснения. Нам так легче.
        - Я все равно найду его и все выясню! Послезавтра мне исполняется восемнадцать, и меня уже никто не сможет здесь удержать.
        - Но куда ты поедешь? И на что?
        - Автостопом доберусь.
        - Докуда?
        - Есть у меня одна мысль…
        Через три дня она стояла на дороге с рюкзаком за плечами, направляясь в сторону Техаса.
        На дорогу ушло три дня. Попав наконец в родной городок Марлона, она подошла к первому попавшемуся прохожему и спросила, где находится строительный склад. Ей указали направление, в котором нужно двигаться. Мэри шла по пустынным улочкам и думала о том, что Марлону тут не место. Однако не сомневалась, что он именно здесь.
        Строительный склад был так же уныл, как и все здания вокруг. Мэри зашла в распахнутую дверь и увидела за столом, на котором стоял древний компьютер, любимого.
        Услышав шаги, Марлон поднял голову.
        - Привет, - сказала она.
        - Как ты меня нашла? - спросил Марлон, глянув на Мэри исподлобья. Он очень изменился за время разлуки. Еще больше похудел, стал выглядеть старше, а его необыкновенные глаза потускнели и стали светло-карими.
        - Нашла… - просто ответила Мэри.
        - Зачем?
        - Потому что я люблю тебя.
        - Меня больше нет. Того, которого ты полюбила.
        - Он передо мной.
        - Перед тобой унылое говно. - Его лицо брезгливо передернулось. - Работник задрипанного склада, живущий с родителями.
        - Я вижу все того же гениального музыканта и художника, который заставил мое сердце биться чаще.
        - Музыканта? Художника? - И он хрипло захохотал. - Да я теперь не то что играть и рисовать, пожрать не могу нормально. - И уже без бравады, с горечью сказал: - Рука не слушается. Валится из нее все, даже вилка.
        - Разрабатывать не пробовал?
        - Разрабатывать пробовал, - кривляясь, ответил он. - Поэтому сейчас могу хоть как-то ею управлять.
        - Это только начало. Потом будет лучше.
        - Лучше будет. Но так хорошо, как раньше, никогда. Врач сказал.
        - И что?
        - И что?
        - У тебя остался твой голос. Твой актерский талант. Твое чувство прекрасного. Даже с плохо действующей рукой ты продолжаешь оставаться человеком, способным на многое. Так почему же ты гробишь себя в этой глуши, превращаясь в унылое говно?
        - Потому что там я был никому не нужен даже с действующей рукой, а уж теперь…
        - То есть ты сдался?
        - Да, - просто ответил он.
        - Дурак, - сказала она по-русски.
        - Не понимаю…
        - Слабак.
        - Что?
        - Сволочь!
        - Мэри, я не…
        - Но я все равно тебя люблю!
        Эти слова он знал. Она научила его им в самом начале их романа.
        - Разлюбишь, - сказал он по-английски.
        - Никогда.
        - Я не достоин тебя. Уезжай. Забудь меня!
        - Уеду. Но только с тобой.
        И так решительно она это сказала, что Марлон впервые за время их разговора посмотрел ей прямо в глаза.
        - Ты сумасшедшая, - выдавил он.
        - Да, - не стала спорить она.
        - Неужели я все еще тебе нужен?
        - Только ты.
        - Хорошо, тогда оставайся со мной здесь. Я никуда не поеду. И если ты уверяешь меня, что для тебя существую только я, то ты будешь счастлива со мной и здесь.
        - Я - да. А ты?
        Он пожал плечами.
        - Нет, не будешь, - убежденно сказала Мэри. - Поэтому я не хочу оставаться. Уедем вместе. Я буду тебе во всем помогать. И, если хочешь, стану твоей правой рукой. Научусь рисовать и играть на гитаре.
        - Рисовать - да, может, и научишься! Но играть? У тебя же проблемы со слухом!
        - Ну и что? Бетховен, когда оглох, играл на пианино, положив голову на крышку рояля. Я же слышу, пусть и не очень хорошо. И чувствую музыку - твою музыку - сердцем… - Она приложила руку к груди. - Она звучит у меня вот тут… - Мэри положила вторую руку на грудную клетку Марлона. Его сердце билось в том же ритме, что и ее. - Мы все преодолеем, поверь…
        И он поверил! Уже вечером они покинули техасский городок и направились в мегаполис, который свел их вместе, - в Нью-Йорк.
        Глава 8
        Рома шел от вокзала пешком. Он посадил Любовь Михайловну на поезд и теперь возвращался в отель. Время было раннее - половина шестого утра. Ночью он почти не спал. Всего часа полтора покемарил. Но чувствовал себя нормально. Он привык не высыпаться. Мог несколько дней подряд ложиться в два-три часа ночи и вставать в шесть. Потом просто отключал телефоны, вставлял в уши беруши, выпивал стакан ромашкового чая, ложился в кровать и вырубался на полсуток.
        От отеля до вокзала на такси они с мамой доехали за десять минут. Значит, пешком идти где-то полчаса. Вместо зарядки, решил Рома, и двинулся в путь.
        Город только просыпался. Общественный транспорт еще не работал. Прохожих было мало. Роме попалось всего человек десять. На лавках спали коты да бездомные пьяницы. Дворники лениво шаркали метлами по асфальту. Когда Рома дошел до ночного заведения с пафосным названием «Элит-клуб», из его дверей вывалилась компания хмельной молодежи. Два парня и три девушки с шумом направились к «Макдоналдсу», чтобы попить там капучино, а потом, когда начнут ходить маршрутки, отправиться по домам.
        Роме тоже захотелось кофе. А еще поесть чего-нибудь. Он всегда плотно завтракал и сейчас испытывал голод. Есть фастфуд не хотелось, но он был не уверен, что в городе найдется круглосуточное заведение с нормальной кухней. И тут взгляд его наткнулся на вывеску «Кофейня. Работаем 24 часа». Рома решил зайти в нее, что называется, разведать обстановку. Если кофейня окажется забегаловкой, в которой подают пакетированный «Нескафе» и сомнительной свежести бутерброды, он пойдет в
«Макдоналдс».
        Помещение оказалось маленьким и уютным. На столах клетчатые скатерти. В витрине - пирожные и сложенные горками шоколадные конфеты. Роману понравилась обстановка. А больше - запах. В кафе пахло кофе и свежей выпечкой.
        Полная пожилая женщина за стойкой приветливо улыбнулась посетителю и спросила:
        - Чего желаете?
        - Капучино и… Чем у вас тут так дивно пахнет?
        - Блинчиками.
        - Отлично. Давайте и их.
        - С чем? Есть с джемом, сгущенкой, шоколадной пастой.
        Рот Романа наполнился слюной. Он обожал блины со сладкими начинками.
        - Попробую все.
        - Садитесь, я вас обслужу.
        Рома выбрал стол в самом углу. Над ним висел абажур с кистями, похожий на те, что показывают в старых фильмах.
        Кофе принесли через минуту. Да не в чашке с блюдцем, а в высокой фарфоровой кружке. Еще через какое-то время поспели и блины. Барменша, она же официантка, а возможно, и повар, поставила перед Ромой дымящуюся тарелку. На ней лежали сложенные конвертиком блины. Их явно не погрели, а только что испекли.
        Рома попросил вилку.
        - Сынок, да зачем она тебе? Кушай так. Как говорила моя бабушка, женщин, дичь и блины нужно брать в руки.
        Роман рассмеялся. Такой поговорки он ни разу не слышал, она показалась ему забавной.
        - Неудобно как-то… руками.
        - Перед кем тебе неудобно? Тут нет никого. А я, милый, только так блины ем. Иначе никакого удовольствия. Вот тебе салфеточка, кушай.
        Он взял блин. Он еще не остыл, и пальцам было горячо. Рома быстро откусил и вернул блин на тарелку. Рот тоже обожгло. Но не настолько, чтобы не ощутить удивительного вкуса.
        - Потрясающе, - выдохнул он, прожевав. - Дивный рецепт.
        - Бабушкин, - улыбнулась женщина.
        - Значит, я угадал, что вы тут и готовите.
        - Я здесь все делаю. Это мое кафе. Мне его дочка помогла открыть. У меня еще есть две сестры. Вот мы друг друга и сменяем. В восемь младшая придет. Ну, конечно, днем еще девочка работает - официантка, а вечером посудомойка. А в основном все сами.
        - Тяжело, наверное.
        - Тяжело ничего не делать на пенсии. Устаешь так, будто весь день вагоны разгружала. - Видя, что Роман, разговаривая с ней, не ест, она спохватилась: - Заболтала я вас, а блины стынут. Ешьте! - И ушла за стойку.
        Рома съел все три блина, выпил кофе и решил повторить.
        - Обожаю людей с хорошим аппетитом! - расплылась в улыбке хозяйка. - Пять минут подожди… - Она легко перешла на «ты», и это ему даже понравилось. - Кстати, тебя как зовут?
        - Рома.
        - Меня Лидия. Без отчества. Я не люблю этого.
        - Очень приятно.
        - И мне. Ты славный. Нравишься мне.
        Сказав это, она скрылась в кухне. Рома сначала подивился тому, что она оставляет зал без присмотра. Пусть касса закрыта, но он, к примеру, может уйти, не заплатив. Но потом увидел камеру. И все же, когда хозяйка вернулась с новой порцией блинов, спросил:
        - А вы не боитесь ночами одна работать? Дураков ведь много.
        - Не боюсь, сынок. Спиртного мы не продаем, выручка небольшая, я как женщина вряд ли кого уже привлеку. А главное, дочка у меня в следственном комитете работает. Так что, считай, у меня крыша, как раньше говорили, ментовская.
        И только она упомянула о дочери, как та материализовалась на пороге кофейни.
        - Мамочка, мне срочно кофе! - выпалила она, бухаясь на стул. - Устала как собака.
        - Ты только с работы?
        - Да, представляешь?
        Она стянула с шеи шелковый платок. При этом ей пришлось повернуть голову, и она увидела Романа.
        - Вы?
        - Я, - просто ответил тот.
        - Вы знакомы? - заинтересовалась Лидия.
        - В некотором роде, - буркнула Василиса Милова - это была именно она. - Он подозреваемый по делу, которое я веду.
        - У меня нет никаких сомнений в том, что Рома ни в чем не виноват, - убежденно заявила Лидия.
        - Мама, откуда такая уверенность? - В голосе Миловой явно слышалось раздражение. - Ты, как я понимаю, видишь этого человека первый раз.
        - А мне достаточно. Я людей чувствую. И первое впечатление - самое правильное.
        - Глупости!
        - Ничего подобного. Вот взять хоть муженька твоего. Я ж сразу, как глянула, поняла - ненадежный он человек. А потом, когда он за тобой так красиво ухаживал да мне почтение оказывал, подумала, что ошиблась: хороший парень, достойный. И что же вышло?
        - Мама, давай не при посторонних!
        - Давай, - покладисто согласилась Лидия. - Так только кофе или еще и поешь?
        - Нет, один кофе. Выпью - и домой.
        Лидия направилась за стойку.
        - Выходит, я ошибался, - сказал Роман, пристально посмотрев на Василису.
        - На счет чего?
        - Вашего семейного положения. Я решил, что вы не замужем, а оказывается…
        - Я в разводе. Так что вы были правы.
        - Почему расстались?
        - Это не ваше дело.
        - Тоже верно, - хмыкнул он и принялся за блины. - А можно вопрос, не касающийся вашей личной жизни?
        - Нет.
        - И не профессиональной.
        - Что вы хотите узнать?
        - Вы умеете печь блины по фирменному бабушкиному рецепту?
        Она не сдержалась - улыбнулась. И сразу стала похожа на мать.
        - Когда-то умела. Теперь наверняка комом получится не только первый, но и второй блин - давно не пекла.
        - А я мастер по ватрушкам, знаете ли. Умею печь два вида - «Царскую» и «Ленивую».
        - Рецепт «Царской» знаю, - услышал он голос Лидии, которая принесла дочери кофе. - А «Ленивая» - это какая?
        - Это когда у сдобной булки срезаешь макушку, вычищаешь немного мякиша и заполняешь углубление творогом.
        - Тоже бабушкин рецепт?
        - Нет, сестры. Она такие пекла, когда я ребенком был. Творог нам на фабрике-кухне бесплатно давали для младших. Зачерствевшие булки соседка приносила, она в магазине хлебном работала, списывала их. И моя сестра, чтобы нас побаловать, изобрела вот такое произведение пекарского искусства.
        - Молодец какая! А что же, мамы у вас не было?
        - У меня было две мамы. Родная, но она пила и вскоре погибла, и приемная. Последняя научила печь «Царскую». И я иногда встаю к плите, чтобы приготовить ее. Понятно, что сейчас все можно купить, но, сколько я ни приобретал ватрушек, они все были пусть и не хуже, но не такие…
        Лидия слушала его и кивала. Хотела что-то сказать, да посетитель пришел.
        Рома доел блины. Василиса выпила кофе.
        - Позвольте, я провожу вас? - обратился он к ней.
        - Не нужно, спасибо.
        - А если я вам по пути расскажу что-нибудь полезное для следствия?
        - Вряд ли.
        - Я правда кое-что вспомнил.
        - И что же?
        - Я хочу вас проводить, и вы получите от меня информацию…
        - Хорошо, пойдемте, - перебила его она и встала из-за стола.
        У нее была очень хорошая фигура. Рома оценил ее сразу, как только увидел Василису, но в форме… не видно было форм! Теперь, когда она была в джинсах и тонком свитере, оказалось, что грудь у следователя Миловой аппетитная и бедра округлые. В форменной одежде она казалась просто очень подтянутой, если не сказать худощавой. Роме нравились стройные женщины. Но если они еще были не плоскими, он вообще млел.
        У Василисы оказалось именно такое тело, какое он считал идеальным. Интересно, она рожала? Рома решил не ломать над этим голову, а спросить прямо.
        - А дети у вас есть?
        - Нет.
        - Недолго были замужем?
        - Недолго…
        На самом деле Василиса была замужем целых шесть лет. Супруга звали Вениамином. Познакомилась с ним Василиса на институтской гулянке. Она училась на четвертом, он на пятом, и до той вечеринки по случаю Двадцать третьего февраля они ни разу друг друга не видели. Или не замечали? А тут… Обоих, что называется, торкнуло. И завертелось все быстро. Осенью молодые люди уже жили вместе. А когда Василиса получила диплом, сыграли свадьбу.
        Они были очень гармоничной парой. Оба высокие, симпатичные, умные, образованные, избравшие для себя одну стезю. Никто, в том числе сами молодые, не сомневался, что их пара создана не для того, чтобы вскоре распасться. Однако…
        Через два с половиной года они впервые разошлись. Веня увлекся другой. Да так увлекся, что забыл об осторожности, и жена узнала о существовании соперницы. Оскорбилась, конечно, и ушла. Но как только муж позвал ее назад, сказав, что «там все», вернулась. Любила. И, рассудив здраво, решила, что глупо рушить на совесть залитый семейный фундамент из-за ерунды. Загулял, с кем не бывает? Мужчины, они все такие… Все это говорят. Мама, сестра, подруги. И Василиса им поддакивала. С кем не бывает? Но забыть обиду не получилось. И когда Веня задерживался на работе или неожиданно срывался из дома по каким-то срочным делам, Василиса думала - к НЕЙ. Или к другой, новой.
        Нужно было обзаводиться ребенком, чтоб о глупостях не думать. Но Василиса все оттягивала. Хотела сделать карьеру. А через год после воссоединения, наплевав на все, забеременела. Но не доносила, потому что не береглась. Продолжала вести ту же жизнь, что и до беременности.
        Василиса дала себе два года на то, чтобы добиться в профессии того, к чему стремилась, и посвятить себя материнству. Только ему. Но когда она уже была почти готова родить, Вениамин снова загулял. Причем теперь не было ни одного доказательства измены. Василиса почувствовала это. И повела себя мудро. Сделала вид, что ничего не заметила. Зато стала внимательнее к мужу. На работе не задерживалась, ужины вкусные готовила, а в постели такое творила, чего раньше себе не позволяла. Хотя уже не так его любила, как когда-то. Просто хотелось его отстоять. И у нее получилось. Вот только радости от победы она не почувствовала. Одно опустошение. Решила для себя: если еще раз, то все… точка!
        И вроде бы опять все наладилось. Со стороны они выглядели идеальной парой. Да, им друг с другом было неплохо, но уже не так хорошо, как раньше. На Вене лежал груз вины, на Василисе - прощения. И тут мужу предложили долгосрочную командировку. Он думал, соглашаться или нет. Спросил совета у жены. Василиса посчитала, что надо соглашаться. И для карьеры это полезно, и отношениям не помешает. Поживут отдельно, поймут, как им плохо друг без друга.
        Веня уехал. Василиса скучала. Очень-очень. Забыла все обиды. Об одном мечтала: чтобы муж скорее вернулся. Но спустя три месяца он не возвратился, хотя должен был. Решил там остаться. Звал Василису к себе, но не очень настойчиво. А еще через какое-то время, когда жена поставила условие - или Веня возвращается, или они разводятся, потому что это не семья, когда жизнь врозь, - муж явился. Но, побыв три дня дома, ушел к родителям. Разругался с Василисой из-за какого-то пустяка и исчез. Она подумала, что у него очередная пассия, но нет. Никого не было. Просто Веня, отвыкнув от нее, засомневался в правильности своего брака. «Не создан я для семьи, наверное, - сказал он матери, а она передала его слова Василисе. - Хочу пожить холостяком…»
        Василиса сильно переживала окончательный разрыв. Но не из-за того, что любила - от былого чувства осталось лишь эхо. А потому, что не любили ее все эти годы… Она сделала такой вывод, когда проанализировала Венины поступки. От любимых не гуляют. От любимых не уезжают. От любимых так просто не отказываются.
        Ее самооценка резко упала после развода. Но Василисе удавалось это скрывать. Как и то, что она несчастна. Никто из коллег и друзей даже не догадывался о том, в каком удручающем состоянии она пребывает. На вопросы о разводе она отвечала вполне спокойно. Говорила, что они с супругом стали чужими людьми, вот и разошлись. Без взаимных претензий и обид.
        На самом же деле имело место и то и другое. У Вени были финансовые претензии к Василисе (она не желала отдавать ему машину, кредит на которую оформила на себя и все еще его выплачивала), у нее обида на него. Да еще какая! Копилась она долгие года по капельке. Один плевок в душу, другой, третий, и вот она уже полна!

…Он вступил в новые отношения еще до официального развода. О чем сообщил жене, когда они встретились в суде.
        - У вас все серьезно? - спросила она, сделав непроницаемое лицо.
        - Не знаю, во что все перерастет, но пока я влюблен.
        Как ей хотелось плеснуть в его довольную рожу газировкой - она как раз пила
«пепси».
        - Может, даже женишься?
        - Может.
        А говорил, что хочет пожить холостяком, не создан для семьи…
        Лживая скотина!
        - А у тебя как на личном фронте?
        Она не удостоила его ответом, развернулась и вошла в зал заседаний. На личном у нее было… никак! Из-за этого обида на бывшего мужа удесятерялась. Будь у нее кто-то, пусть не любимый, но близкий, все было бы иначе. Возможно, она даже порадовалась бы за Веню. Но Василиса ни с кем не встречалась. Сходила на пару-тройку свиданий, но ни с одним из кавалеров не захотела встретиться еще раз. Впрочем, они на этом не очень и настаивали. Василиса была им так же мало интересна, как и они ей.
        С тех пор прошло полтора года. За это время у нее случилось два коротких романа. А у Вени - уже жена и месячный сынишка.
        - Надеюсь, вы далеко живете? - услышала она голос Романа Никитина и отвлеклась от своих далеко не приятных дум.
        - Нет, в десяти минутах ходьбы.
        - Жаль. - Василиса вопросительно на него посмотрела. - Мне хотелось провести с вами побольше времени. Пусть и на улице, хотя я предпочел бы интимную (в хорошем смысле) обстановку.
        - Да вы нахал!
        - Да, я такой. - Он открыл перед ней дверь, пропустил вперед. - Но, заметьте, галантный.
        Они вышли на улицу. Василиса направилась к пешеходному переходу, широко шагая, чтобы успеть перейти на «зеленый». Но Роман еле ноги передвигал, и они не проскочили.
        - Вы это специально?
        - Что - специально?
        - Тащитесь, как черепаха?
        - Нет, просто я ногу повредил три дня назад, идти трудно, - соврал Роман.
        - Где умудрились?
        - На футбольном поле. Играю за одну любительскую команду. - Он сказал правду. Рома любил гонять мяч и был страстным болельщиком команды «Милана». Несколько раз ездил на их игры.
        - «Зеленый», можем идти, - сказала Василиса.
        Они миновали переход и двинули по тротуару в сторону двенадцатиэтажек, которых, когда Рома жил в этом городе, еще не было.
        - Вы хотели мне что-то рассказать, - перешла к делу Василиса.
        - Да. Может, это и не важно, но вы должны знать, что парень моей сестры, Константин, хорошо знал покойную. И терпеть ее не мог. Дело в том, что Лена - подруга его жены, и именно она рассказала ей о его изменах, после чего отношении супругов разладились.
        - Откуда вы это знаете?
        - Мы с Леной не только об Илье разговаривали. Но и о Тане. Я сразу заметил неприязненный взгляд, брошенный Константином на Лену. Когда мы оказались с ней наедине, я спросил у нее, в чем дело.
        - Почему вы скрыли этот факт вчера?
        - Вчера вы меня злили, я вам вообще ничего говорить не хотел.
        - А сегодня, значит, уже не злю?
        - Нет, я увидел вас иначе. И вы мне стали нравиться.
        - А сначала какой вы меня увидели?
        - Я решил, что вы стерва.
        - Так, может, я такая и есть?
        - Нет. Эту маску вы снимаете вместе с формой.
        - Обычно я на службе в гражданской одежде. Но я поняла, что вы имеете в виду. И знаете, что моя мама сейчас сказала бы вам? Первое впечатление самое правильное.
        - Я так не считаю. Вы, как я понял, тоже.
        Василиса только пожала плечами.
        - Вы настоящая женщина, в вас много мягкости, душевности, тепла. А еще вы потрясающе красивая. Особенно когда без маски.
        Милова остановилась, развернулась к Роману и, сощурившись, задала прямой вопрос:
        - Вы заигрываете со мной?
        - Слово мне не нравится, какое-то оно несерьезное, но… в общем, да.
        - Я - следователь, вы - подозреваемый по делу, которое я веду. Между нами могут быть только официальные отношения…
        - Но расследование рано или поздно закончится, - возразил Рома. - Убийца будет найден, и я перестану быть подозреваемым. Так что это не аргумент.
        - Вы меня младше.
        - Года на полтора?
        - На три. Мне двадцать девять.
        - Да… Катастрофическая разница в возрасте, что и говорить, - с издевкой протянул Рома. - И, кстати, моя любимая.
        - Мы пришли.
        - Уже? Жаль… - Он осмотрелся по сторонам. - Тут нет какого-нибудь заведения, работающего в столько ранний час?
        - Нет.
        - А то могли бы посидеть, попить чего-нибудь, поговорить…
        - Роман Евгеньевич, даже если бы поблизости и было кафе, я бы отказалась сидеть с вами. Спасибо, что проводили. И до свидания.
        Она ушла, не мешкая ни секунды. Роман же постоял некоторое время возле подъезда. Ждал, что Василиса выглянет в окно. Но она этого не сделала.
        Глава 9
        Таня лежала в кровати, не открывая глаз. Делала вид, что спит. К ней дважды заглядывали в комнату. Наверняка сначала сын, потом брат. Но Таня не шевелилась. Ей хотелось побыть одной. Полежать, подумать…
        Костя ночевал сегодня у матери. Бросил ее в тот момент, когда ей так нужна поддержка близкого человека. Это было очень обидно. И Таня плакала, прежде чем уснуть. Ей и сейчас хотелось реветь, но она сдерживала себя. Красные глаза и сын, и брат заметят, будут вопросы задавать, а ей на них отвечать не хотелось.

«Зачем мне такой мужчина? - думала Таня. - Он только о себе думает. Да, я его люблю. Да, хочу быть с ним. Да, сейчас такое время - за мужиков надо цепляться. Но… это же игра в одни ворота… Я ему отдаю все. А он мне… Когда в хорошем настроении, дарит приятные слова и ласки. И все! Ни помощи, ни поддержки, ни денег!»
        Костя за то время, что жил у Тани, не дал ей ни копейки. Бывало, приносил какие-то лакомства. Съедали их за вечер, а все последующие дни Таня его кормила. Она все собиралась обсудить с ним это, да боялась показаться меркантильной. Обидеть его, спугнуть?
        Думала, вот когда все устаканится, тогда и решим все финансовые вопросы. И не только их. Костя ей совсем не помогал по дому. Приходил с работы, ел и занимался своими делами. Не пил пиво у телевизора, как многие, но играл в компьютерные игры онлайн и болтал в соцсетях с друзьями (планшет был его, а вот за Интернет платила Таня). В субботу отсыпался, ходил с ней и Валей гулять. А в воскресенье встречался с дочерью.
        В общем, не жизнь у Кости была, а малина. И он воспринимал это как должное.

«Жена, наверное, ему спуску не давала, заставляла что-то делать, вот он от нее и сбегал регулярно, - подумала Таня с невиданным доселе раздражением. - А у меня он как барин живет. И все равно так и норовит сбежать!»
        - Мам, хватит уже спать! - послышался голос сына. Таня открыла глаза и увидела его стоящим в дверях. Валя был в одних трусах. Глядя на его крепкое тело, Таня подумала о том, что мальчик пошел в своего деда, ее отца, и вырастет таким же крупным, как Илья и Рома. - Мне скучно. А еще я хочу есть!
        - Не маленький, возьми из холодильника продукты и поешь
        - Я бы взял и поел, да нечего.
        - А ведь точно, я ничего не купила - некогда было.
        - Сейчас бы за вчерашний стол… Так вкусно было!
        И тут его взгляд помрачнел. Мальчик вспомнил, что вчера произошло во время банкета. Его сразу, как только труп обнаружили, увели в комнату Роминой мамы, и Валя ничего страшного не видел, но был уже достаточно взрослым, чтобы осознать весь ужас произошедшего.
        - Пойдем, я тебе яичницу пожарю с гренками, - бодро предложила Таня, вскочив с кровати. - Яйца, надеюсь, в холодильнике есть?
        - Вроде…
        - А хлеб?
        - Ржаной, - наморщил нос Валя.
        - Поджарю на подсолнечном масле, да с чесночком! - И Таня красноречиво причмокнула.
        - Хочу, - тут же просиял Валя. - Мне глазунью с кетчупом.
        - Все будет! А теперь выйди, я оденусь.
        Валя выбежал за дверь. Таня стянула с себя ночную рубашку и облачилась в спортивный костюм: футболку с капюшоном и шортики. Раньше она могла себе позволить ходить по дому в халате, из-под которого выглядывал подол сорочки для сна, но с появлением в доме Кости все изменилось. Он ненавидел распустех, и Таня, чтобы угодить ему, купила себе пару комплектов домашней одежды. Теперь она надевала ее поутру не для Кости - для себя.
        - Мам, а мы пойдем сегодня в гости к тете Любе?
        - К кому? - не сразу поняла Таня.
        - К Роминой маме.
        - А… - Она вышла из комнаты и, обняв сына за плечи, повела его в кухню. - Она вроде бы уехала. Любови Михайловне разрешили покинуть город, и Рома собирался отправить ее домой утренним поездом.
        - Мам! - снова позвал ее Валя. - Вот Рома тебе брат, так?
        - Так.
        - Значит, она и тебе мама, то есть моя бабушка.
        Таня вздохнула перед тем, как объяснить сыну, что это не так. Ребенок мечтал о бабушке с самых малых лет. У всех его знакомых они были, а у него нет. Ее мать умерла, а мужнина жила далеко, и Валя ее никогда не видел.
        - Любовь Михайловна мама только Роме. Так что бабушкой она станет лишь его детям. - Таня подошла к холодильнику, открыла его и осмотрела содержимое. М-да… Кроме яиц и масла - ничего. Зато яиц много, целая коробка, на всех хватит. - Валь, спроси у дяди, он будет завтракать?
        - Его нет.
        - Как нет?
        - Нет. Он ушел рано-рано, когда я еще спал. Старался не шуметь, но все равно меня потревожил, вот я и вскочил ни свет ни заря.
        Таня поставила на плитку две сковороды - для яиц и гренок - и, пока они нагревались, искала телефон.
        - Ты Илье звонить будешь?
        - Да. И остальным. Мы же хотели сегодня всей семьей по городу погулять. В интернат сходить. Рома предложил игрушек детям купить.
        - Он богатый… - с уважением протянул Валя. - Вот бы тебе такого мужа! Не дядю Рому, конечно, за братьев нельзя замуж выходить, я знаю. Просто такого же богатого и щедрого. А то у Кости даже на жвачку денег не выпросишь.
        - Я тебе даю на жвачку и на остальное, зачем ты клянчишь у Кости?
        - Не клянчу, а прошу.
        Телефон Ильи не отвечал. Ромин - тоже.
        - Мам, сковородки горят.
        - Черт! - выругалась Таня и принялась за готовку.
        Поджарив глазунью и тосты и выложив все на тарелки, Таня снова взялась за телефон. Набрала номер Мэри и Дэна - они подключили один.
        - Доброе утро, Танья, - услышала она голос сестры.
        - Доброе! Не разбудила, надеюсь?
        - Нет. Я давно встала. Не могу привыкнуть к местному времени.
        - А Дэн?
        - Он пошел на завтрак. А я не голодна.
        - Рому не видела с утра?
        - Видела. Он только час назад вернулся с вокзала. Лег спать. Просил не беспокоить три часа.
        - Хорошо, мы с Валей приедем к вам в гостиницу через два часа.
        - Будем ждать.
        Отсоединившись, Таня села за стол, но аппетита не было, и она ограничилась чаем. Зато Валя слопал все подчистую.
        - Добавки? - спросила она, показав на свою тарелку.
        - Нет. - И наставительно добавил: - Больше двух яиц в день есть вредно. А вот гренки я доем. С кетчупом!
        - Это не вредно? - усмехнулась Таня и снова набрала номер Ильи.
        - Да, - услышала она сдавленный голос брата.
        - Илюш, ты где?
        - Гуляю.
        - Когда вернешься?
        - Не знаю… Плохо мне, Таня. Я побродить хочу.
        - Ты помнишь, что мы собирались в детский дом?
        - Во сколько пойдем?
        - Через два часа встречаемся в гостинице.
        - Буду. - И он отсоединился.
        Таня задумчиво убрала телефон в карман, но тут же достала. Надо Косте позвонить, позвать его с ними. Она все еще была обижена на него. Мало того, что бросил ее вчера, так еще сегодня даже не справился о ее душевном состоянии. Таких эгоистов она никогда не встречала. Даже ее бывший муж, тот еще себялюб, был к ней внимательнее. И все равно она Костю любила. Так любила, что не мыслила своего будущего без него. Как представит, что его рядом нет, так сердце ныть начинает. И хочется плакать.
        - Мам, а давай я тоже детишкам что-нибудь подарю? - донесся до нее голос сына.
        - Что?
        - У меня полно игрушек старых. Я в них уже не играю.
        - Да они сломаны все.
        - Нет, почему? Есть нормальные.
        - Тогда собери их и сложи в сумку, возьмем с собой.
        Когда Валя унесся к себе, Таня стала звонить Косте.
        Глава 10
        Он сидел, нахохлившись, на лавочке в парке и пил пиво из бутылки. Какой по счету она была, Илья не мог сказать. Четвертой, пятой? В голове уже шумело, а живот стал подобен аквариуму, но Илья продолжал вливать в себя пиво. Ему хотелось забыться, а водка не лезла в горло. Он пробовал, но первая же стопка сразу попросилась наружу, и его вырвало.
        - Закурить не найдется? - услышал Илья писклявый женский голос. Подняв голову, он увидел девочку лет пятнадцати. Ярко накрашенная, крикливо одетая, она стояла перед ним и игриво улыбалась.
        - Не курю, - буркнул Илья.
        - Тогда, может, пивком угостите?
        - Рано тебе еще пиво пить! - рявкнул он.
        - Козел… - процедила девчонка и, сделав неприличный жест, удалилась.
        Илья залпом допил пиво и швырнул бутылку в урну, где их уже лежало несколько штук. Он только недавно перестал этому удивляться. В дотюремные времена возле каждого человека с пивом в руках дежурила старушка. Или бомж. Или подросток. Они стояли над душой, и иной раз Илья не допивал до дна, отдавал бутылку с остатками пива. Теперь же никому они не нужны! Валяются где ни попадя. А ведь денег стоят, хоть и небольших. То ли бомжи совсем обленились, то ли нашли какой-то другой, более выгодный способ непыльного заработка.
        Илья посмотрел на часы. Пора выдвигаться. До гостиницы еще доехать надо, он забрел далеко от центра.
        Он поднялся на ноги, покачнулся - все же выпил пять бутылок. Уж очень сильно его развезло. Пришлось снова сесть, чтобы немного прийти в себя. Неприятностей с ментами (он пока не научился называть их полицейскими) ему только не хватало!
        Илья полез в карман, чтобы найти жвачку, но обнаружил лишь ключи от квартиры Тани. Он покрутил их в руках, потом машинально начал царапать что-то на деревянной скамейке. Была у него в детстве такая дурацкая привычка. В школе все парты
«пометил». А когда их, уже детдомовцев, возили летом на турбазу, то и все беседки.
        Илья тяжко вздохнул, поняв, что алкоголь совсем ему не помог, даже хуже стало. Опять хотелось плакать от жалости к себе.
        Вдруг…
        Вдали…
        Знакомый силуэт!
        Илья вытянул шею и вгляделся.
        Высокая стройная женщина с длинными волосами стояла в отдалении и как будто смотрела на него. Но как только поняла, что ее заметили, развернулась и торопливо зашагала прочь.
        Походка у нее тоже была знакомая!
        Так ходила и выглядела… Маша.
        Машшша… С мягким «ш». Его первая любовь. И единственный человек, который мог его ненавидеть. Он соврал вчера Татьяне (и не первый раз), сказав, что не делал никому ничего плохого. Нет, делал. Маше…
        И она могла его за это ненавидеть. И желать ему самых страшных несчастий. И мстить самым изощренным способом…
        Если бы была жива.
        Маша умерла не так давно. Ее убили. И тело ее сейчас погребено под слоем земли.
        Значит, это не она. Просто похожая на нее женщина. Последнее время Илья часто таких встречал. Или ему они мерещились?
        Илья поднялся со скамейки во второй раз. Теперь у него получилось встать ровно. Убрав ключи, он пошел к автобусной остановке. Его место тут же заняла девочка-подросток, которая пыталась стрельнуть у него сигарету. Она решила подождать кого-то менее жадного. Мимо этой лавки много народу ходит, авось кто-нибудь угостит ее куревом, а то и пивом. Девочка развалилась на скамейке и стала всматриваться в прохожих. Пахло олифой. Скамейку покрыли свежей синей краской совсем недавно. Но уже кто-то ее испоганил - накорябал на поверхности какой-то слово.
        Судя по свежим следам, это сделал жадный мужик с пивом. Девочка прищурилась - она плохо видела, но очков не носила, - и прочла.
        ПРОСТИ!
        - Прости? Это он мне, что ли? - фыркнула она. - И не подумаю…
        Глава 11
        День был чудесный, теплый, ясный. Как будто не начало мая, а середина июня. Таня стояла у дверей детдома, подставив лицо солнцу. Загорала. Она всегда была бледной. Это потому, что все летние дни проводила в парикмахерской (женщины летом желают быть особенно красивыми), а вечерами солнце уже не то. А так хотелось иметь легкий загар. С ним вид свежее и глаза ярче. Но как только выпадал выходной, погода обязательно портилась, и Таня оставалась дома. В итоге - бледный вид.

«В этом году нужно обязательно на юг съездить, - решительно подумала она. - Втроем на машине. Или вчетвером - дочку Костину взять… Они с Валей почти ровесники, найдут общий язык! Впрочем, мой сын его с кем угодно найдет… Умудрился даже с Дэном подружиться, который какой-то отстраненный, мало разговорчивый. Но с Валей он общается с удовольствием и уже научил его нескольким фразам на английском…»
        Стоило ей подумать о сыне, и он тут как тут. Выбежал из здания и кинулся к матери обниматься. Таня немного удивилась такому пылу. Валентин обычно вел себя с ней сдержанно. Считал, что это не по-мужски - бурно изъявлять свои чувства.
        А когда он притянул ее голову к себе и поцеловал в щеку, Танины глаза округлились.
        - Эй, ты чего это?
        - Как хорошо, что ты у меня есть! - выпалил мальчик и уткнулся лицом ей в юбку.
        Таня погладила сына по голове. Она знала, что он скоро успокоится и перестанет плакать, но долго еще не забудет сирот, с которыми сегодня познакомился. Как-то он прибежал домой сам не свой. Закрылся у себя, а когда вышел из комнаты, глаза были красные. Таня стала спрашивать, что с ним, но Валя молчал, как партизан. Однако через несколько дней все выяснилось. Сын явился из школы и заявил, что больше туда не пойдет.
        - Почему? Тебе же нравилось учиться.
        - Там прививки делают.
        - Делают. И что?
        - Я не согласен на это.
        - Ты раньше не боялся шприцов.
        - Я и сейчас их не боюсь. Но прививку себе делать не дам.
        - Да почему?
        - После них дети становятся инвалидами! - выкрикнул Валя, и глаза его увлажнились.
        - Что за глупости? Их делают как раз для того, чтобы не…
        - Я знаю мальчика, который заболел после прививки, и теперь он не ходит - ездит в кресле. А еще у него трясется голова!
        Таня поняла, о ком он. В соседний дом переехала семейная пара, сын их был очень болен. В раннем детстве его привили от туберкулеза, после чего здоровый мальчик превратился в инвалида. Меньше чем за год у него развился туберкулез костей. Об этом случае писали в местной газете несколько лет назад. Таня вспомнила о нем, когда увидела на детской площадке мать с мальчиком в инвалидном кресле.
        - Ребенок был очень маленьким, когда его привили, а ты уже большой, с тобой ничего не случится, - попыталась вразумить сына Таня.
        - Все, мама, больше никаких прививок, - отрезал Валя.
        К счастью, за полгода, что прошло с того дня, их школьникам больше не делали.
        А с мальчиком-инвалидом Валя подружился и захаживал к нему в гости. Теперь, похоже, он будет наведываться и в детдом.
        - Мам, - позвал он Таню.
        - Что?
        Валя поднял на нее влажные глаза. Он уже не плакал, но слезы еще не высохли.
        - Ты ведь меня никогда не бросишь?
        - Нет, конечно.
        - А если с тобой что-то случится?.. Тогда меня сюда?
        - Ничего со мной не случится, не выдумывай!
        - А вдруг?
        - У тебя есть папа.
        - Но он меня не любит так, как ты. Мы почти не видимся. Я не нужен ему.
        - Еще у тебя есть три дяди и тетя.
        - А у вас не было родственников, да?
        - У нас - нет.
        - Совсем-совсем никого?
        - У нашего отца был родной брат, но он пропал в возрасте девятнадцати лет.
        - Как - пропал?
        - А вот так. Дезертировал из армии, и больше о нем никто не слышал.
        Валя хотел задать матери еще миллион вопросов, но тут из дверей вышли Танины братья и сестра. Валя тут же бросился к Илье, взял его за руку. За три дня мальчик сильно к нему привязался.
        - Не думал я, что директриса все та же, - сказал Роман. - Ей, наверное, лет сто!
        - Семьдесят, - поправил его Илья. - И летом она уходит на пенсию.
        Подошел Костя. Он вместе с остальными ходил в детдом, но ему там быстро надоело, и он пошел в бистро перекусить.
        - Какие у вас планы? - спросил он. - Если очередной благотворительный поход, я лучше домой поеду. У меня выходной сегодня, хочу отдохнуть.
        Рома покосился на него, но ничего не сказал. Костя не нравился ему - это было заметно. Илье тоже. Только Дэн хорошо к нему отнесся.
        - Погода чудесная, можно на природу съездить, - предложила Мэри.
        - А что? Это мысль, - одобрил Илья. - Сядем на электричку да рванем за город. Кто
«за»?
        Валя вскинул руку и затряс ею:
        - Я, я!
        - Если там нет комаров, я тоже, - кивнул Дэн.
        - Да какие сейчас комары? Они в июне… - И Валя начал пританцовывать от нетерпения.
        - Ладно, поехали за город, - согласился с предложением Мэри Рома. - Только я на электричке не ездил сто лет. Может, лучше взять такси?
        - Нет, так неинтересно! - запротестовала Мэри. - Давайте на электричке! Помните, как нас возили на турбазу летом? Как она называлась, не помню?
        - «Космос», - подсказал Илья. - Но я думал, вы с Дэном этого не помните, крохами были еще.
        - Помним, правда, Дэн? - Брат кивнул. - Автобус сломался по дороге, и нас пересадили в электричку. Это было такое приключение!
        - Турбаза еще работает? - спросил Рома у Тани.
        Она пожала плечами.
        - Работает, - ответил за нее Костя. - Но уже как загородный клуб. Ее выкупили, ремонт сделали. Мы туда ездили с коллективом справлять юбилей фирмы.
        - Поедемте, а? - Мэри схватила Рому за руку. - Останемся там на ночь, а утром вернемся.
        - Условия там не очень.
        - Все равно!
        - Все согласны? - Рома обвел взглядом лица. Не услышав возражений, скомандовал: - Тогда пошли на вокзал.
        И они пошли.
        Глава 12
        Электричка в нужном направлении отправлялась через полчаса, и они успели зайти в супермаркет и купить кое-каких продуктов, а также воды в дорогу. В загородном клубе имелся ресторанчик, но они решили сами приготовить шашлыки. По словам Кости, отдыхающим предоставлялись мангалы и дрова.
        Доехали быстро, за двадцать минут. Еще столько же шли до турбазы. Илья всю дорогу почти не разговаривал. Только отвечал на вопросы, если ему их задавали. Вале стало с ним скучно, и он переметнулся к Дэну. Романа он как будто побаивался.
        Турбаза почти не изменилась с тех времен, когда их, детдомовцев, сюда возили. Да, сменилась вывеска, и на территории появились две новые беседки, но в целом она осталась прежней. Одноэтажные домики с верандой, волейбольная площадка, здание столовой, переделанное под ресторан. Но, судя по количеству стройматериалов, завезенных на территорию, в скором времени это место преобразится до неузнаваемости.
        Пока Роман улаживал вопросы с заселением, остальные сидели в старой беседке, у корпуса. Таня задрала голову к крыше и со смехом сказал:
        - Илья, тут до сих пор сохранились вырезанные тобой письмена! «Здесь был Илья Никитин», и год.
        Брат проследил за ее взглядом и улыбнулся:
        - Правда…
        - А я думала, чего ты так эту беседку полюбил!
        - Не только эту. Помнишь, еще на входе была? Там я целое четверостишие вырезал.
        Вернулся Роман.
        - Все в порядке, этот корпус полностью наш, - он указал на дом, у которого они сидели. - И беседка с мангалом у реки. Там уже дрова разжигают. Я от угля отказался. На нем шашлык жарить нельзя.
        - Туда идем? - спросила Таня.
        - Да, пойдем. Вещей у нас все равно нет.
        - Руки бы помыть.
        - Там есть где. - Рома обратился к племяннику: - Валентин, у меня для тебя поручение. Сбегай в ресторан, вон он, видишь? - Мальчик кивнул. - Возьми там тарелки и стаканы. Я договорился, тебе дадут. Принесешь к беседке, хорошо?
        - А где она?
        Рома показал направление.
        - Не заблудишься? - забеспокоилась Мэри.
        - Ха! - Валя задрал нос. - Да я как кот, всегда дорогу найду! - И унесся выполнять поручение.
        Новая беседка была деревянной, как и старые. Но как минимум в два раза больше и комфортнее. Вместо лавок удобные креслица, есть раковина, стол, а с крыши свисает лампочка, чтобы ночью не сидеть в потемках.
        Таня, помыв руки, сразу принялась накрывать «поляну». Рома все покупал сам (они в это время пили молочные коктейли в буфете), так что она не знала, что найдет в пакетах. Но оказалось, брат ничего не упустил. Кроме мяса, купил овощи, зелень, соусы. Хлеб трех сортов. А еще колбасная нарезка, сырная, рыбная.
        - А это зачем? - спросила она у Ромы. - Шашлыки же…
        - Пока они приготовятся. А на природе всегда кушать хочется.
        - Какой ты, Ромка, молодец, все предусмотрел! - похвалила его Таня. - Даже не забыл про салфетки и зубочистки!
        - Только бухла не взял, - угрюмо проговорил Илья.
        - Почему? Бутылка армянского коньяка лежит в моей сумке.
        - Всего одна? На шестерых?
        - Тебе мало?
        - Мне - да! - с вызовом сказал Илья.
        - Тогда сходи в бар, купи себе еще. Только тебе, по-моему, уже достаточно.
        - Сколько хочу, столько и пью!
        - Не смею мешать тебе становиться копией нашего отца.
        Таня оторвалась от своего занятия и умоляюще посмотрела сначала на одного брата, затем на другого.
        - Мальчики, не надо ссориться.
        - А мы и не ссоримся, - не поворачивая головы в ее сторону, произнес Илья. Он продолжал сверлить взглядом Рому, но тот не отводил глаз.
        - Шашлыки кто будет жарить? Дрова уже прогорели. Давайте, ребята…
        Таня переключила их внимание на себя. И, чтоб закрепить результат, сунула каждому в руки по тарелке с мясом.
        - Идите, насаживайте куски на шампуры. Я пока овощи покрошу и нарезку разложу по тарелкам.
        - Танья, тебе помочь? - подошла к ней Мэри.
        - Будь добра, расставь тарелки на столе.
        - Думаешь, я только на это способна? - усмехнулась Мэри. - Можешь поручить мне что-то более ответственное. Например, приготовить салат. Я вижу, есть все ингредиенты для «Греческого».
        - Ты умеешь готовить? - удивилась Таня.
        - «Греческий» может сготовить любой дурак. Но да, я умею.
        - Надо же… Я думала, в Америке все, кто не может себе позволить рестораны, питаются фастфудом или полуфабрикатами. И никто не готовит.
        - Готовят. Но мало. Хорошие продукты дороги, легче покупать полуфабрикаты. Но я… Быть может, это гены? Хотя я не помню, чтоб наша мама готовила.
        - Ты не застала ее нормальной. А я - да. Она была отменным кулинаром. Все умела готовить: и супы, и пироги, и салаты. Даже элементарное блюдо у нее получалось волшебным. Обычные макароны она умудрялась превратить в произведение искусства. Обжаривала лук полукольцами. К нему добавляла либо помидоры, либо кетчуп, а потом плавленый сырок, самый дешевый. Соусом заливала дешевые «рожки», сверху немного петрушки - она у нас на подоконнике росла, - и вуаля. Мы уплетали за обе щеки. Хотя мечтали о сосисках.
        - Я тоже умею из ничего приготовить обед.
        - Какая ты молодец! Для кого готовишь?
        - Для любимого.
        - Как зовут счастливца?
        - Марлон.
        - У вас серьезно?
        - О-о-о… Мы вместе очень давно. Это мужчина моей жизни.
        - А у Дэна есть девушка?
        - Нет.
        - Почему?
        - Он… э… - Мэри немного растерялась.
        Таня решила, что она не может подобрать русского слова, и подсказала:
        - Бабник? Не может остановиться на одной?
        - Да, что-то типа… - Мэри схватила овощи, нож и начала строгать салат. Получалось у нее отлично, почти как у профессионального повара. - А у вас с Костей тоже серьезно?
        - Надеюсь.
        - Он красивый.
        - Да… - Таня смущенно улыбнулась. - А твой любимый?
        - Мне кажется, лучше его никого нет. Но он скорее талантливый, чем привлекательный. Хочешь послушать, как он поет? У меня есть записи на телефоне.
        - С удовольствием.
        Мэри достала сотовый, немного поколдовала над ним, и Таня услышала красивый баритон, исполняющий лирическую песню под гитару.
        - Это я играю, - похвалилась Мэри.
        - Очень здорово!
        - Девочки, - окликнул их Роман, - дайте что-нибудь закусить! Мы с братом выпить хотим!
        Таня быстро выложила на тарелку ветчину. А в центр - маслины. Поднесла.
        - Ты будешь с нами? - спросил Илья. Таня покачала головой. - А мужик твой?
        Таня окликнула Костю. Он лежал на пледе за пределами беседки, загорал. Ни женщинам, ни мужчинам Костя не помогал (Дэн следил за углями, и, судя по его лицу, ему это нравилось) и с Валей не играл - мальчишка где-то раздобыл мяч и теперь гонял его по лужайке. Вел себя Костя, на взгляд Тани, отвратительно. Как будто не с ними приехал, а сам по себе.
        Когда его позвали присоединиться к мужской компании, он не стал отказываться. Но так медленно и неохотно встал, будто его не дорогой коньяк пить зовут, а в поле работать.
        Впервые Тане стало за него стыдно. Раньше они не бывали в компаниях. Это, пожалуй, странно, если учесть, как давно они друг друга знают, но тем не менее…
        - Девочки, может, вам хотя бы шампанского купить? - обратился к сестрам Илья. - В местном баре оно вроде есть.
        - Нет, спасибо, ребята, не нужно, - замотала головой Таня.
        - А я бы пива выпил, - подал голос Дэн. - Пойдем, Валя, со мной?
        Мальчик энергично закивал.
        - А ты купишь мне жвачку?
        - Бубль-гум. И будем соревноваться, кто больше пузырь надует.
        - Кла-а-ас!
        И они умчались.
        - Что происходит между Ромой и Ильей? - спросила у Тани Мэри. Она порезала овощи и маслины, взялась за сыр. Брынзы не было, но она рискнула заменить его адыгейским.
        - Когда-то они не очень ладили. И до сих пор, как я вижу, не могут примириться.
        - Я так мало помню… к сожалению.
        - А может, к счастью? В нашем прошлом было мало хорошего…
        Таня не договорила.
        - Илья, Рома, перестаньте!
        Братья, забыв про шашлык, выясняли отношения, сойдясь так близко, что казалось, сейчас сцепятся.
        - Что, так и не научился отстаивать свое мнение в споре вербально? - ухмылялся Рома. - Так и тянет пустить в ход физическую силу, почесать кулаки? Что ж, попробуй.
        - Не строй из себя крутого, малыш! В глубине души ты все тот же чухан! - сквозь зубы процедил Илья.
        - Ты ранил меня в самое сердце, - притворно ужаснулся Рома. - Сейчас я забьюсь в угол и буду плакать.
        - Нет, кинешься к Тане за утешением.
        - Ты все еще живешь прошлым, бедняга. Хотя о чем я? Какое у тебя может быть настоящее?
        - Было бы не хуже твоего, если бы усыновили меня, а не тебя. Останься ты в детдоме, неизвестно, что бы из тебя получилось.
        Они били друг друга по больному, и Таня слушала их реплики с содроганием.
        Зачем они так? Братья же…
        - Ты остался бы тем же слабаком, утверждающимся за чужой счет, - не давал брату спуску Роман.
        - Никогда я не утверждался за счет кого-то. И не унижал людей понапрасну. Даже на зоне! А тебя я пытался сделать сильным.
        - Благие намерения? Ты не слышал, что ими вымощена дорога в ад?
        - Перестаньте! - закричала Таня. - Замолчите оба! Вы столько лет не виделись, неужели вам больше нечего сказать друг другу? - И заплакала.
        Братья тут же кинулись ее утешать.
        - Пожмите друг другу руки, - скомандовала Таня, шмыгнув носом.
        Илья и Роман подчинились, но неохотно. Однако, когда вернулись Дэн с Валей, они не заметили напряжения между ними.
        - Шашлык готов! - сообщил Илья, продемонстрировав всем один из шампуров, на котором дымились крупные куски мяса.
        - Салат тоже! - Мэри подняла над головой большую тарелку с «Греческим». - И стол накрыт, так что… как говорят? - Она нахмурила брови. - Вспомнила! Милости просим.
        Все расселись. Несмотря на то что, кроме шашлыка, была и другая еда, никто ее не трогал. Все накинулись на сочащееся соком и пахнущее дымком мясо.
        - Обалденно… - восхищенно выдохнула Таня, проглотив первый кусок.
        - Да, очень вкусно, - согласился с ней Дэн. - В Америке жарят мясо-барбекю, но оно не такое получается.
        - У вас не те свиньи, - хохотнул Илья.
        - У них не те жаровни, - возразил Роман. - Электрические.
        - Мам! - позвал Таню сын.
        - Что?
        - А можно я кое-что у дяди Ильи спрошу?
        - Конечно… - растерянно протянула Таня. Раньше сын никогда не спрашивал у нее разрешения, чтобы она позволила ему задать кому-то вопрос.
        - Дядя Илья, ты возьмешь меня к себе, если вдруг с мамой что-нибудь случится?
        Брат недоуменно посмотрел сначала на племянника, затем на сестру:
        - Ты больна… Или что? Не понял…
        - Со мной все в порядке, просто у меня очень впечатлительный сын! - Таня дернула Валю за рукав. Хотела отвесить подзатыльник, да дала себе слово на ребенка руку не поднимать. Ни затрещин, ни шлепков по попе она себе не позволяла. Их родители часто били. Не сильно, но обидно. Таня еще в детстве поклялась: «Когда у меня будут дети, я пальцем их не трону».
        - Я не хочу в детдом! - воскликнул Валя.
        - Правильно не хочешь… - Илья поманил племянника и, когда тот подошел к нему, усадил к себе на колени. - Можешь на меня рассчитывать, я тебя не брошу. Но о плохом лучше не думай. Мама твоя молодая, здоровая женщина. Она проживет долгую жизнь…
        - Всякое бывает, - вздохнул Валя. - Лена тоже была молодая и здоровая. А умерла…
        - С твоей мамой ничего плохого не случится. Зуб даю! - Валя хихикнул. - Я же этот… как его… хиромант!
        - Кто?
        - Ну… человек, который по руке гадает. И у твоей мамы, пацан, такая длинная линия жизни, что… не удивлюсь, если Таня попадет в Книгу рекордов Гиннесса, как самая старая кошелка планеты!
        Над последней фразой посмеялись все, даже Дэн, который не до конца понял ее смысл.
        - А вы не пробовали найти своего дядю? - спросил Валя у Ильи.
        - Какого еще дядю?
        - Брата вашего папы.
        - А-а-а… Я уж и забыл, что у нас дядя есть.
        - А ведь точно! - Роман хлопнул себя по лбу. - Мы еще в детдоме мечтали о том, как он объявится, чтобы забрать нас. Как его звали?
        - Ты забыл?! - всплеснула руками Таня. - Как можно, брат?
        - Его звали Лев! - воскликнул Дэн. - Я вспомнил! Когда вы говорили о дяде, я представлял… - Дэн пощелкал пальцами. - Как это? Энимал…
        - Животное, - подсказала Мэри.
        - Да. Животное. Льва. И мне было тогда страшно. Я не хотел, чтобы нас брал к себе лев.
        - Редкое имя, - заметил Рома.
        - Не такое уж и редкое, - возразил Константин. - У меня, например, отчество Львович.
        - И как выглядел твой папа? - заинтересовался Дэн. - Как Лев?
        - Не знаю. Я никогда его не видел.
        - А дядю я помню, - сказала Таня. - Хотя не видела его живьем. Только на фото. Но он очень на отца нашего похож.
        - Дяди наверняка в живых уже нет, - предположил Роман. - Раз долгие годы от него не было никаких вестей…
        - Была весть, - поправил его Илья.
        - Когда?
        - Мы еще дома жили. Но отец уже досинячился до белочки. Его в дурку на две недели закрывали, помните? - Старшие кивнули, младшие покачали головами. Конечно, они не помнили, им еще трех не было тогда. - Так вот, он якобы открытку получил. Из-за границы. Кажется, из Израиля. Прочел ее и тут же уничтожил. Я пришел с гуляния и вижу: он в пепельнице что-то сжигает. Спросил, что. Отец ответил. Тогда я поинтересовался, от кого послание. Он сказал, от братишки-гаденыша. Вспомнил, мол, сука, про своего младшенького…
        - Они вроде близнецы?
        - Да. Только Лев на двадцать минут раньше родился. Я понял, что он женился на еврейке и уехал из России.
        - Как? Он же в бегах был, его бы не выпустили!
        - Наверное, по поддельному паспорту, - пожал плечами Илья.
        - Почему ты не рассказывал нам об этом?
        - Да потому что я не поверил отцу. Ему чего только не мерещилось тогда. А жечь в пепельнице он мог и пачку от сигарет, к примеру.
        - А теперь ты решил, что он не выдумал. И письмо действительно было от брата.
        - Все может быть.
        - Значит, где-то в Израиле живет наш дядя. И, возможно, двоюродные сестры, братья…
        - Львята, - засмеялся Дэн.
        Все его поддержали.
        Глава 13
        Они просидели в беседке до темноты. Ели, болтали, хохотали и даже танцевали. Не все, но Мэри, Валя и Таня попрыгали под музыку, которая доносилась из ресторана - там большая компания отмечала какое-то событие.
        Когда опустился вечер, стало прохладно. Роман попросил работника турбазы принести им пледы и чаю. Они только начали его пить, как у Ильи зазвонил мобильный.
        Брат посмотрел на экран и нахмурился.
        - Милова, - сказал он, убрав телефон обратно в карман.
        - Не ответишь? - испуганно спросила Таня.
        Илья покачал головой.
        Телефон попиликал еще некоторое время и замолчал.
        - Почему ты не берешь трубку?
        - Чую, что ничего хорошего не услышу.
        И снова зазвучала мелодия.
        - Опять она?
        Илья, посмотрев на дисплей, кивнул.
        - Возьми…
        Но брат упорно не желал разговаривать со старшим следователем Миловой и отключил телефон.
        - Теперь она звонит мне, - сообщил Роман, вынув из чехла свой мобильный. Он был на виброзвонке, и мелодии никто не услышал. - Слушаю. Добрый вечер. Да. Да… Нет… - Бросил взгляд на Илью. - Не знаю, где он может быть. А что ему передать, если вдруг увижу?
        Илья напрягся. Он пытался услышать, что говорит Василиса, но не мог разобрать ни слова.
        - Да, я все понял, Василиса Геннадьевна. До свидания.
        Нажав на «отбой», Роман задумчиво почесал пальцем нос. Все выжидательно смотрели на него.
        - Константин, отведи, пожалуйста, Валю спать.
        - Я не хочу! - возмутился ребенок.
        - Почему я? - закапризничал взрослый «ребенок». - Да и вообще… он сам дойдет.
        - Я хочу поговорить со своей семьей, - ледяным тоном произнес Роман. - Без посторонних и детей. Валя очень впечатлительный мальчик, это для его же блага. Прошу вас, идите спать.
        Если бы такое сказала Таня, Валя и Костя не послушались бы. Более того, назло бы остались. Но Роману они перечить не посмели.
        Когда «посторонние и дети» скрылись, Рома обратился к Илье:
        - Плохи твои дела. Найден труп Марии Калашниковой.
        - Кто это? - не поняла Таня.
        - Пусть Илья скажет.
        - Это моя бывшая… - Он плюхнулся на лавку и обхватил голову руками. - Выпить ничего нет?
        Роман молча вылил остатки коньяка в стопку и протянул брату. Опрокинув ее в себя, Илья выдавил:
        - Я все расскажу вам. Поймете, буду рад. Нет - не осужу.
        - Ты меня пугаешь… - прошептала Таня.
        - Меня не нужно бояться. Да, я убийца, но не монстр.
        - Так это все-таки ты?.. - отшатнулась она.
        - Лену? Нет! Что ты!.. Я умер бы вместо нее.
        - Начинай уже свой рассказ, - оборвал его Рома.
        - Я был влюблен. Очень-очень. Ее звали Машей Калашниковой. Мы собирались пожениться. Но свадьба не состоялась. Меня заключили под стражу за два дня до бракосочетания. Обвинили в убийстве ее бывшего. За это и посадили. Но его смерть не на мне. Я не обманывал тебя, Таня, когда говорил, что понес наказание за чужое преступление.
        - А когда обманывал?
        - Говоря, что никого не убивал. Я лишил жизни Машу, о чем жалею. Хотя эта женщина была самой настоящей тварью.
        - Почему? - сипло спросила Таня.
        - Это она зарезала своего бывшего. И Марину… Это все она! - Его голос сорвался. - Артем, так звали ее парня, был с приветом. Психованный. Он никак не мог смириться с тем, что Маша променяла его на другого. Поэтому доставал ее звонками и визитами. Особенно несносен стал, когда узнал о предстоящей свадьбе. За три дня до нее он напал на меня с ножом. До этого позвонил Маше домой, сказал, что, если для того, чтобы нас разлучить, ему понадобится убить меня, он это сделает.
        - Ты не пострадал?
        - Я был сильнее и быстрее его, поэтому отделался лишь царапиной. Но решил разобраться с Артемом по-мужски и поехал к нему. - Сейчас Илья говорил, как раньше - «по-книжному». Без фени и слов-паразитов. - Чтобы узнать адрес, позвонил Маше. Она по моему голосу почувствовала: со мной что-то случилось. И сразу стала набирать Артема. Тот признался, что напал на меня, но не нанес ощутимого вреда моему здоровью. «Только не радуйся раньше времени, - добавил он. - У меня есть еще два дня…» Она умоляла его отстать от нас. Но Артем лишь смеялся. Потом велел, чтобы она явилась к нему для переговоров. Так и выразился. И она поехала.
        - Глупо, - выразил свое мнение Роман.
        - Согласен. Но она хотела как лучше. В итоге он приставил нож к ее горлу.
        - Она стала защищаться и…
        - Да. Убила его. Вернее, смертельно ранила. Я застал его живым. Вынул нож из горла. За эти занятием меня и застукали его друзья.
        - А что же Маша?
        - Убежала. А вскоре узнала, что Артем скончался. Ну и про то, что меня обвиняют в убийстве.
        - И ничего не сделала? - с ужасом спросила Мэри.
        - Почему же ничего? Она разорвала со мной отношения.
        - Беч… - процедила младшая сестра по-английски и тут же перевела на русский: - Сука.
        - Потом, уже когда я вышел, она сказала мне, что я стал бы напоминанием о ее грехе, а она хотела о нем забыть.
        - Получилось у нее?
        - Нет. Она стала сильно пить. Но на ее внешности это не отражалось. Маша оставалась красавицей, но отношений ни с кем не строила. Не могла простить себя за Артема… и за меня… Как-то, пьяненькая, она зашла в кафе, где состоялось наше первое свидание. Там работала тетя Марина, женщина, ставшая мне самым близким другом. Я Тане рассказывал, что именно она помогла мне со всем справиться. Если б не Марина (я называю ее тетей), меня бы уже не было. Разбил бы свою башку об угол, честное слово!
        Таня подсела к Илье, обняла его. В его глазах стояли слезы, но он не плакал.
        - Тетя Марина была зла на Машу за то, что она предала меня. Поэтому, когда та явилась, не хотела с ней разговаривать. Но Маша как-то подольстилась к ней. Она умела это. Стала расспрашивать, как я, вышел ли. Марина сообщила, что вышел и все у меня замечательно. Даже девушка любимая есть. Кафе закрывалось, и Маша предложила Марине взять бутылочку и посидеть где-нибудь. Моя подруга не стала возражать. Они пошли к Марине. Выпили. У Марины был коньяк, поэтому в магазин они не заходили. Машу развезло - она уже была нетрезвой. И ее понесло. Она начала говорить и сама не поняла, как себя выдала.
        - Она проболталась, что убила своего бывшего?
        - Да. По крайней мере, тетя Марина сделала такой вывод. И как только это произошло, она стала Машу обличать. И угрожать ей. Сказала, что пойдет в полицию, напишет заявление… Маша испугалась и… - Илья шумно выдохнул. - Убила Марину. Схватила со стола нож - они резали сало на закуску - и вонзила ей в живот. Маша была очень пьяна. И не сразу поняла, что натворила. Она очень хорошо к Марине относилась когда-то. Можно сказать, по-дружески ее любила. И вот она лежит перед ней… мертвая! Маша, не до конца отдавая отчет в своих действиях, стала водить острием ножа по лицу Марины…
        - И написала слово «Прости»?
        - Да…
        Сколько раз Илья прокручивал в голове эту сцену… Наверное, миллион! И столько же раз содрогался, представляя, как та рука, которую он обожал целовать, нежная, бледная, с тонкими пальчиками, хватает нож и вонзает его в живот, к которому он, дрожащий, испуганный, одинокий, как потерявшийся щенок, прижимался в камере предварительного заключения…
        А потом та же рука наносит на лицо, так часто освещавшееся ободряющей Илью улыбкой, порезы…
        Просит ее простить!
        Но как? Как такое простить?
        Тетя Марина была ему больше чем друг. Почти как мать. А он для нее… Сын? Наверное, нет. Илье иной раз казалось, что Марина любит его как мужчину. Но он убеждал себя в том, что это ему лишь мерещится.
        - Откуда ты узнал обо всем этом? - услышал он голос Тани и встряхнулся, как выбравшаяся из воды собака.
        - Маша рассказала. Мы встретились с ней на могиле Марины. Она была привычно пьяна. Тогда я увидел ее впервые после разлуки. При Маше была бутылка какой-то дешевой водки. Мы выпили за упокой. Ее развезло еще больше. Я поехал ее провожать. Не мог бросить в таком состоянии. Она раньше жила с матерью в квартире, а когда та умерла, Маша обменяла свое жилье на другое. Переехала в дом на окраине. Сразу за ним был лесок… Там я ее и похоронил.
        - Зачем ты убил ее?
        - Не смог сдержаться. Она рассказала мне все! Покаяться решила. А я был зол на весь мир и так. Отсидел ни за что. Единственный друг убит. И по чьей вине? По ее! Я ударил Машу по голове тем, что попалось под руку. Это была табуретка. И проломил ей череп. Маша умерла. Я вынес ее труп из дома и закопал в лесочке.
        - И вот его нашли, - сказал Роман.
        - Нашли… - эхом повторил Илья.
        Он удивлялся самому себе. Не думал, что сможет рассказать кому-то о том, что совершил. Да еще так бесстрастно…
        Когда он встретил Машу на кладбище, его чуть не разорвало изнутри. В нем забурлило сразу столько разных чувств, что он почувствовал себя емкостью, в которой смешали химические реактивы, которые при контакте друг с другом взрываются.
        Он все еще ее любил…
        И ненавидел.
        Проклинал…
        И желал счастья.
        Простил и понял…
        Затаил обиду и так до сих пор не постиг, почему она так с ним поступила.
        Хотел все вернуть назад и…
        И убежать от нее, как от зачумленной.
        Илья не думал, что в человеке могут жить два диаметрально противоположных чувства - любовь и ненависть. В книгах, которые он запоем читал в детстве и юности, герои испытывали их постоянно. А он не верил, что такое возможно. Считал это художественным вымыслом. И вот наступил момент, когда на него снизошло озарение. Все бывает в этой жизни! И человек может испытывать даже любовь и ненависть одновременно.
        После общения и распития водки на могиле тети Марины Илья еще и жалеть Машу начал.
«Бедная, бедная, - думал он, - сломала ее та трагедия. Меня нет, а ее…»
        Тогда он еще не знал, что конкретно ее сломало.
        А когда узнал… Произошла та самая реакция, которая вызывает взрыв!
        Она превратила Илью в орудие поражения. Дотянувшись до табурета, он обхватил пальцами его ножку и… ударил Машу с такой силой, что ее череп треснул, как переспелый арбуз. Это было отвратительно. Илью мгновенно затошнило и вырвало бы, если б он не зажал рот рукой.
        Дальнейшие действия он производил на автопилоте. Заворачивал тело в ковер, выносил его, искал лопату, рыл могилу, хоронил Машу, забрасывал ее тело землей… затем ровнял ее… возвращался в дом, отмывался.
        Просто чудо, что никто не застукал его за одним из этих занятий!
        И снова к действительности его вернул голос брата. К нему обращался Роман:
        - Что ты намерен теперь делать?
        - Бежать!
        - Куда?
        - Куда глаза глядят. В тюрьму я не вернусь. Хватит с меня!
        - Неверное решение. Ты должен оформить явку с повинной. Твое старое дело будет пересмотрено и…
        - Да на меня всех собак навешают, неужто ты не понимаешь? Доказательств моим словам нет! Зато есть труп! Куча трупов… Меня как маньяка засадят в тюрягу до скончания дней.
        - Но бегство тоже не выход. Ты не можешь скрываться всю жизнь.
        - И все же я попробую. Деньги на левый паспорт у меня есть, знакомые, которые помогут его выправить, - тоже.
        - Что ж… как знаешь, - сказал Роман.
        - Отдохну немного и свалю. Только надо пару звонков сделать, прежде чем телефон выкину.
        - Зачем выкидывать? - округлила глаза Таня.
        - Запеленгуют по нему меня. - Илья шумно выдохнул. - Ладно, пойду я.
        - Куда?
        - Позвоню, потом полежу часа три. Спать не смогу, наверное, но хоть отдохну. Давайте прощаться.
        - Сейчас?
        - Лучше сейчас.
        - Подумай еще разок, Илья, - сказал Рома. - Пока будешь отдыхать.
        - Нет, я все решил. Прощай!
        - Прощай.
        Они обменялись кивками. Руку друг другу не пожали.
        - И ты, Дэн!
        Младший помахал Илье искусственной рукой.
        Сестер Илья расцеловал. И, развернувшись, зашагал к корпусу. Остальные посидели еще какое-то время в беседке. Но разговор не клеился, всем было неуютно, и через четверть часа они последовали примеру Ильи.
        Глава 14
        Дэн сидел на подоконнике и грыз семечки. В раннем детстве, когда еще жил в России, он очень их любил. Но Таня не давала ему семечек. Он не умел их чистить и ел с кожурой, от чего, по мнению сестры, у него мог воспалиться аппендикс. Дэн клянчил их у бабушек, что сидели у подъездов. Или воровал из кармана сторожихи, когда находился в интернате. Переехав в Америку, Дэн о семечках позабыл. И вот, вернувшись на родину, вспомнил. Сразу по приезде купил целый пакет. Сгрыз их зараз, засыпав шелухой весь гостиничный номер.
        Сейчас в его руках был другой пакет, приобретенный в баре турбазы. Дэн разгрызал семечки зубами, а шкурки выплевывал в окно. Точно как сторожиха из интерната.
        Все разбрелись по комнатам и либо готовились ко сну, либо уже спали. Дэну же ложиться пока не хотелось. Или это семечки, зараза? Не оторвешься от них.
        За спиной послышались шаги, Дэн обернулся:
        - Мэри?
        Сестра стояла босая, но в одеяле. Она закуталась в него с головой, как делала всегда, когда вставала ночью. Да и спала она обычно, зарывшись в него лицом и высунув ступни. Эта привычка осталась у нее с детства. Мэри боялась теней. Они казались ей привидениями. Дом, где они жили с приемными родителями, был окружен старыми вязами. В ветреную погоду их ветки качались, и тени от них метались по стенам спальни, наводя на Мэри ужас. Тогда-то она и стала укрываться с головой, чтобы не видеть «привидений». Но это не всегда помогало. Тогда она вставала, подходила с одеялом на голове к кровати брата и просилась к нему. С Дэном ей было не так страшно.
        - Не спится? - спросил он у Мэри.
        - Неуютно мне тут… - Она поежилась. - Комната холодная, сырая. А за окном мрачный лес. И деревья скрипят от ветра. Бррр…
        - Вспомнились детские страхи?
        - Нет, призраков я уже не боюсь. Просто меня постоянно что-то беспокоит. Посижу с тобой?
        - Конечно.
        Она забралась на подоконник.
        - Будешь? - Он протянул ей пакетик с семечками.
        - Нет, не хочу.
        - Зря. Вкусно…
        - Я хочу домой, - выпалила Мэри.
        - Я захотел сразу, как только сюда приехал.
        - Здесь все нам чужое.
        - Да.
        - В том числе и люди. Ты был во всем прав. Незачем было ехать сюда. Я дура. Признаю.
        - Брось! - Он обнял ее. - Я не жалею, что мы приехали. Зато мы теперь точно знаем, что у нас не осталось ничего общего с нашими братьями и сестрой. Мне они чужие. И я забуду о них сразу, как только вернусь в Америку. У меня есть лишь ты.
        - Но это неправильно. Ведь у всех нас течет одна кровь.
        - Кто тебе самый близкий человек?
        - Ты.
        - А еще?
        - Марлон.
        - Но в нем течет другая кровь. Выходит, она ничего не значит.
        Мэри посмотрела на брата с некоторым удивлением:
        - Не думала, что услышу от тебя что-то подобное.
        - Потому что я дурачок? - криво усмехнулся Дэн.
        - Нет, не поэтому.
        - Да ладно тебе! Я в курсе, что все, в том числе и ты, считают меня туповатым. В общем, я такой и есть. Я мало знаю, пишу с ошибками, да и говорю не очень складно. Но я не дурак. Я многое понимаю.
        Тут Дэн встрепенулся:
        - Смотри, кто идет! - И он указал на беседку, которая стояла в пяти метрах от корпуса. - Костя.
        - Что-то в карман убирает.
        - Вроде телефон. Звонил кому-то.
        - Дочери, наверное. Ведь у него есть ребенок.
        - Чтобы позвонить дочери, не нужно убегать на такое расстояние. Значит, не хотел, чтобы его услышала Таня. Вывод?
        - Звонил жене, с которой до сих пор поддерживает отношения, или любовнице.
        - Костя… как это по-русски… ходок? - Дэн проводил того взглядом. - Но хорош. Ничего не скажешь, хорош…
        - Тебе он правда нравится?
        - Очень. Костя сексуальный.
        - Дэн, только не наделай глупостей!
        - Не беспокойся. Я держу себя в руках.
        - Я слышала это от тебя многократно, но ты умудряешься постоянно попадать в центр сексуального скандала. Чего только стоит твоя последняя выходка! Надо же было на вечеринке, устроенной моим журналом, затащить мужа редакторши в туалет и устроить там… - Мэри не договорила, замялась. - Это, Дэн, не Америка, где к геям относятся толерантно. Это дремучая Россия. За такие домогательства тебя здесь покалечить могут.
        - Знаю, знаю, - успокаивающе проговорил Дэн. - И, ты видишь, веду себя, как паинька.
        - Смотри у меня! - Она погрозила ему пальцем. - Ладно, я пошла спать. Ты скоро?
        - Как только догрызу.
        Она кивнула и удалилась. А Дэн остался сидеть на подоконнике клевать семечки и думать о Косте. Не чувствуй он себя в этой стране столь неуверенно, обязательно бы попробовал его соблазнить.
        О том, что он не такой, как все остальные мальчишки, Дэн начал догадываться, когда ему исполнилось тринадцать. Одноклассники его только тем и интересовались, что девчонками, заигрывали с ними уже не по-детски, обсуждали их начавшие формироваться прелести, грезили о сексе или хотя бы петтинге. Тот, кому удавалось забраться в чьи-то трусики, тут же трубил об этом по всем углам, после чего становился героем. Дэн же был далек от этого. Барышни его не просто не волновали, а вызывали легкую брезгливость. И особенно их прелести. Хорошо, что у сестры тело оставалось детским, а то Дэн, чего доброго, и к ней бы свое отношение изменил.
        В начале второй четверти в школу пришел новый педагог. Пожилой литератор скончался, и на его место взяли другого. Верней, другую. Звали ее Миранда Санчес. Тридцатилетняя пуэрториканка с гривой смоляных волос и фигурой «контрабас». Огромная грудь, пышные бедра и относительно тонкая талия. Сеньоре Санчес не мешало бы сбросить кило пятнадцать-двадцать, но она не считала нужным втискивать себя в современные стандарты. Ей нравилось ее тело. Поэтому Миранда охотно демонстрировала его: носила обтягивающие юбки выше колена и кофты, распахивающиеся на груди. Когда новенькая литераторша входила в класс, все мальчишки замирали. Казалось, они даже дышать переставали при виде аппетитных форм сеньоры Санчес. А после уроков обсуждали их с таким смаком, что некоторые особенно впечатлительные потом в туалет бежали, чтобы сбросить напряжение.
        И только Дэна не возбуждали прелести сеньоры Санчес. Но и омерзения, как чуть вспухшие сисечки одноклассниц, не вызывали. Скорее, священный ужас. Дэн смотрел на литераторшу, и его пробирал холодок. Нечто подобное он испытывал, когда ездил с классом на экскурсию в Мексику и видел там статуи древних ацтекских богинь, внушительных и беспощадных.
        Тогда Дэн и сделал вывод, что с ним что-то не так. «Наверное, я отстаю в половом развитии», - предположил он. А когда себя с сестрой сравнил, то уверился в этом. Мэри тоже оставалась сущим ребенком. И это при том, что девочки созревают быстрее пацанов. Видимо, «недозрелость» у них семейная. И Дэн перестал терзаться по поводу своей непохожести на других.
        Прошло несколько месяцев, ему исполнилось четырнадцать. Как-то мама с Мэри уехали на уик-энд, оставив мужчин в доме одних. Вообще-то обычно Дэн вместе с ними навещал бабушку, но в этот раз отравился китайской едой и не смог к ним присоединиться. Это его расстроило. Бабка пекла вкуснейшие пряные кексы, они были особенно вкусны с пылу с жару. Дэн мог слопать целое блюдо, запивая их молоком. И вот из-за дурацкого отравления он лишится такого удовольствия. Ему, конечно же, привезут гостинчик, но кексы будут уже не свежими.
        Дэн, проводив мать и сестру, ушел к себе в комнату и провалялся в ней весь день. Отец пару раз заходил к нему, проведывал, но вечером ушел, оставив одного. Когда жена и дети уезжали, он позволял себе расслабиться. Встречался с приятелями, выпивал, курил сигары и играл в покер. Особенно часто он проводил время с лучшим другом Биллом. Рыжий верзила, обожающий клетчатые рубахи и бейсбольные куртки, говорун и хохмач, тот был прямой противоположностью отца, невысокого, чернявого, молчаливого и серьезного. Но эти двое удивительно ладили. Они даже одну моторку на двоих купили и периодически уезжали на озера рыбачить. В эти выходные они планировали такую вылазку, но из-за болезни Дэна она сорвалась. И отец с Биллом просто отправились пить пиво.
        Вернулся отец глубокой ночью. И не один, а с другом. Дэн услышал приглушенные голоса. Затем открылась дверь в его комнату. Это папа вошел, чтобы проверить его. Дэн сделал вид, что спит. Ему не хотелось говорить с отцом. Он был на него обижен за то, что тот променял его на Билла. Мог бы весь вечер с больным сыном провести, а не сбег?ать со своим дружком в пивнушку.
        Когда отец ушел, Дэн попытался уснуть, но у него не получилось. Голоса стихли, и он решил выйти из комнаты и спуститься в кухню. Весь день он пил только воду, и теперь захотелось чего-нибудь более существенного. Хотя бы йогурта. А лучше фруктового пюре. Жиденько, но вкусно.
        Спальня находилась на втором этаже. Дэн вышел на лестницу и начал спускаться. Он думал, что в гостиной никого нет, ведь голоса смолкли, но оказалось…
        Папа и Билл по-прежнему находились там. Они стояли в двух шагах от двери, обняв друг друга. Билл обхватил своими лапищами плечи отца, а тот нежно держал друга за ягодицы.
        Мужчины целовались.
        Дэн окаменел от шока. Но шокировало его не столько то, что его отец, этот добропорядочный семьянин, оказался геем, а то, что им, похоже, был и он сам, Дэн.
        А иначе как объяснить тот факт, что при виде целующихся мужчин у него от возбуждения затряслись колени?
        Чтобы не упасть и не наделать шума, Дэн опустился на корточки. Вцепившись в перила вспотевшими пальцами, он пожирал глазами отца и Билла, а в его паху творилось что-то невообразимое. Когда мужчины разомкнули объятия, Дэн шмыгнул в свою комнату. В трусах было мокро (первое семяизвержение), и он стащил их и швырнул в корзину для белья. Другие натянуть не успел, услышал шаги и быстро забрался под одеяло.
        - Спишь? - шепотом спросил отец, заглянув в комнату.
        - Нет, - ответил Дэн, открыв глаза. - Просто лежу. Посидишь со мной?
        - Конечно, но недолго, а то мне вставать завтра рано.
        - Зачем?
        - Мы все же решили порыбачить. Далеко не поедем, на наше озеро сходим. Ты вроде бы уже нормально себя чувствуешь… Хотя… - Он присмотрелся к Дэну повнимательнее. - Лицо у тебя какое-то красное. Пылает прямо. Не температура ли у тебя? - И положил руку сыну на лоб.
        От его невинного прикосновения у Дэна снова задрожали колени. Чтобы отец не заметил его эрекции, мальчик перевернулся на живот и прошептал:
        - Да, у меня голова болит, наверное, температура.
        На самом деле ничего у него не болело. Просто он не хотел, чтобы отец уезжал с Биллом на рыбалку. В нем неожиданно проснулась ревность.
        - Сейчас я тебе таблетку принесу, - сказал тот, вставая. - И завтра, пожалуй, останусь с тобой.
        Пока отец ходил за таблеткой, Дэн успокоился немного и даже умудрился натянуть чистые трусы. Когда папа вернулся, он сделал вид, что принимает лекарство. Через пять минут Дэн остался один и стал мечтать о том, что когда-нибудь окажется на месте Билла. Дэн в эту ночь все про себя понял. Первое: он гей. Второе: он хочет… своего приемного папу!
        Утро началось не так, как все предыдущие, - с эрекции. И Дэн впервые занялся онанизмом. За этим его чуть не застал отец. Хорошо, что долго с дверной ручкой возился, потому что одна рука была занята - в ней он нес поднос с завтраком, а то конфуз бы приключился.
        - Опять ты красный! - расстроился отец, бросив взгляд на пылающее лицо сына. - Таблетка не помогла, что ли?
        - Мне просто жарко.
        - То есть голова не болит?
        - Нет.
        - Отлично. Тогда кушай, а я пошел.
        - Куда?
        - Помогу Биллу разбирать гараж.
        - А если мне станет плохо?
        - Ты же не при смерти, Дэн, - с укором протянул папа. - Я буду всего в двух кварталах отсюда. Если что, позвонишь.
        И, чмокнув сына в лоб, ушел.
        Дэн хотел поесть, но в горло ничего не лезло. Его душила ревность! Отец пошел к Биллу! Да не разбирать гараж, конечно, а заниматься любовью…
        Не дам, решил Дэн. И через десять минут стал названивать отцу.
        Тот взял трубку не сразу. Пришлось набирать трижды, прежде чем он ответил.
        - Что такое? - выпалил отец запыхавшимся голосом. Если бы просто торопливо шел к аппарату, говорил бы иначе.
        Значит?..
        - У меня новый приступ! - выпалил Дэн.
        - Что с тобой?
        - Живот крутит! Такие боли…
        - Мать уже подъезжает, потерпи пару минут. Я дольше бежать буду. Держись, малыш!
        И отсоединился.
        Мама действительно приехала быстро. Не через две минуты, но через десять точно.
        - Как поживает мой малыш? - с этим возгласом она вошла в дом. А когда увидела Дэна, продемонстрировала ему блюдо с кексами. - Презент от бабушки.
        - Мам, мне плохо, - капризно сказал Дэн, схватившись за живот. - Новый приступ! Не знаю, что делать.
        - А папа где?
        - С Биллом.
        Она всплеснула руками:
        - Я же звонила пятнадцать минут назад, он сказал, что все хорошо! - И, бросившись к телефону в кухне, начала ожесточенно тыкать в кнопки.
        Спустя десять минут отец был дома. Судя по раздосадованному выражению его лица, Дэн все же добился своего и «обгадил ему малину» (это русское выражение накрепко засело в памяти, причем первое словцо было покрепче).
        На следующий день Дэн отправился в школу, хотя мать настаивала на том, чтобы сын отлежался еще денек. Но ему не терпелось покинуть дом, чтобы…
        Чтобы оказаться в объятиях мужчины!
        Глава 15
        Он слышал от одноклассников о том, что школьный садовник - гей. Они не знали этого доподлинно, но видели как-то на заднем сиденье его старого-престарого «Плимута» порножурнал для «голубых». Садовник был к Дэну очень внимателен, заговаривал с ним, иногда угощал конфетами. Мальчик думал, что он видит в нем брата по несчастью - нога мужчины не разгибалась до конца, и он чудовищно хромал, - вот и тянется к нему. Но теперь Дэн понял, что дело не в его уродливой руке. Просто он нравился садовнику как потенциальный сексуальный партнер.
        Дэн вошел в сарай, где садовник приводил в порядок свой инструмент. Услышав шаги, он обернулся.
        - Дэн, это ты? Привет, - улыбнулся ему он. У него было приятное лицо, красивые зеленые глаза. Мускулистый торс тоже производил впечатление. А вот ниже Дэн старался не смотреть. Физические недостатки его отталкивали.
        Дэн закрыл за собой дверь. Садовник удивленно на него воззрился.
        - Поцелуй меня, - сказал Дэн.
        - Что? - Зеленые глаза стали круглыми.
        - Поцелуй, - потребовал мальчик.
        Садовник замотал головой.
        Дэн сделал решительный шаг по направлению к нему…
        Мужчина отступил.
        - Нельзя, - замотал головой он. - Если узнают, меня уволят. А то и посадят…
        - Никто не узнает.
        И садовник решился! Дэн очень ему нравился. Он находил его лицо прекрасным и давно мечтал взять его в ладони и коснуться губами рта мальчика.
        Натруженные загорелые руки легли на нежные белые щеки, сухие губы в окружении седоватой щетины потянулись к пухлым розовым губам…
        Дэн весь дрожал в предвкушении. Ноги подгибались. Чтобы не упасть, он вцепился в мускулистую спину садовника.
        И вот он, долгожданный поцелуй…
        Горячий, страстный.
        В первые мгновения Дэн ощущал бешеный восторг, но он быстро улетучился. Его целовал не тот, о ком он мечтал! У того лицо всегда гладко выбрито, а у этого в щетине, у того маленький пухлый рот, а у этого широкий и узкий, от того всегда пахнет свежестью - он обожает мятные конфеты, от этого несет дешевым табаком…
        Того он любит, этого - нет!
        Дэн отстранился. А садовник все тянулся к нему губами, желая повторить поцелуй.
        - Извини, мне нужно идти! - выпалил Дэн и торопливо удалился, вытирая губы рукавом.
        С того дня начались его страдания.
        Дэн мучился, когда отца не было рядом. Но, как только он оказывался поблизости, мальчик мучился еще сильнее. Уже не от тоски или ревности. Его разрывало изнутри жгучее желание обладания. Это было мучительно - находиться рядом с тем, кто безумно тебя возбуждает, и не иметь возможности дотронуться до него. Нет, Дэн, конечно, мог обнять папу, но боялся себя выдать. Эрекция его сопровождала повсюду. Член вставал даже тогда, когда Дэн просто вспоминал тот поцелуй, а уж когда отец находился рядом…
        Пытка! Самая настоящая.
        Дэн, чтобы хоть немного снять напряжение, решился переспать с парнем. Понятно, что он был не тот, кого ему хотелось, но и не хромой садовник. Красивый молодой человек двадцати лет. Дэн познакомился с ним по Интернету, зарегистрировавшись на тематическом сайте. Они встретились в реале, пообщались и переспали! Это было приятно, но… Дэн еще раз убедился, что хочет своего отца. Именно его…
        Только его?
        Через три недели он попросил отца взять его на рыбалку. Наврал, что давно мечтает поймать какую-нибудь рыбину. Отец не отказал. И назавтра они должны были отправиться на озеро втроем. Куда же без Билла?
        Едва все улеглись спать, Дэн покинул дом и пробрался в жилище лучшего папиного друга. Билл никогда не закрывал окна. Дэн влез в кухню и насыпал в сок, что хозяин пил на завтрак, слабительное.
        Утром, когда отец и сын уже готовы были к выходу, позвонил Билл и сообщил, что остается дома. Какая-то кишечная болезнь его настигла. От туалета дальше чем на десять метров отбежать не получается.
        Отец с сыном поехали на рыбалку одни.
        Они долго забрасывали удочки, но ничего не поймали. Во время обеда разожгли костер, приготовили суп из полуфабрикатов. Поели. И легли отдыхать. Дэн долго собирался с духом и все же решился.
        Они лежали на надувном матрасе. Так близко друг к другу, что Дэну только руку протянуть пришлось, чтобы коснуться папы. Ладонь легла на его член.
        - Я хочу тебя, - сказал Дэн.
        Отец недоуменно нахмурился.
        - Я люблю тебя, - бросил вторую реплику Дэн.
        - Я тоже тебя люблю, сынок.
        - Нет, это не то… не так…
        Дэн сбился. Его решимость улетучилась. Отец заглянул ему в глаза. Он ничего не понимал. Ничего!
        - Я люблю тебя не как отца! Как мужчину! - в отчаянии выкрикнул Дэн. Понял, что отступать уже поздно, а раз так, надо довести дело до конца: - Я хочу быть с тобой…
        И потянулся губами к губам отца. Тот отшатнулся.
        - Ты что делаешь? - ужаснулся он.
        - Хочу тебя поцеловать.
        - Опомнись, сынок!
        - Только не делай вид, что тебе никогда не приходилось целоваться с мужчиной. Я все знаю. Ты и Билл, вы… - Глаза отца расширились от удивления. - Я видел вас.
        - Какой кошмар… - только и смог выдавить из себя тот.
        - Поцелуй меня… пожалуйста. - Папа неловко чмокнул Дэна в лоб. - Не так… Как Билла.
        - Нет.
        - Прошу.
        - Нет, Дэн!
        - Я хочу быть с тобой. Я желаю тебя. Я люблю тебя… - шептал Дэн, тянулся и тянулся к отцу, но тот только подавался назад.
        - Прекрати немедленно! - прикрикнул на него папа. - Ты ведешь себя отвратительно.
        - Я признаюсь тебе в любви. Что может быть в этом отвратительного?
        - Ты домогаешься меня… меня, своего отца!
        - Ты не родной мне.
        - Разве это что-нибудь меняет? Я воспитывал тебя с пяти лет. Ты мой сын. У меня в голове не укладывается, что ты пытаешься меня соблазнить. - Он с тоской посмотрел на Дэна: - Обещай мне больше не вести себя так. Пожалуйста.
        - Ты не хочешь меня из-за этого, да? - Дэн выставил вперед свою недоразвитую руку. - Потому что я урод?
        - Боже… - Отец закатил глаза. - Я все тебе объяснил. Ты мой сын. Это первое и главное. Второе: ты мальчик еще, а я не занимаюсь сексом с детьми. И третье: я люблю Билла и не собираюсь ему изменять.
        - Я скоро вырасту, ты разлюбишь Билла, и тогда мы будем вместе?
        - Никогда, Дэн. Только как отец и сын.
        Это прозвучало как приговор.
        - А теперь вставай и садись в машину, мы возвращаемся домой.
        Они ехали молча. Дэн не мог говорить, отец не хотел.
        - Вы поругались? - спросила Мэри, когда они приехали домой.
        - Да.
        - Из-за чего?
        Дэн отмахнулся. Об этом он не мог рассказать даже сестре.
        - Не переживай, - она потрепала его по волосам. - Помиритесь…
        Нет, мира между ними уже не будет, Дэн это прекрасно понимал.
        Весь вечер он проплакал, закрывшись в ванной и пустив воду, чтоб сестра не услышала его рыданий. Его отвергли! Унизили. Снова и снова Дэн вспоминал слова отца, терзая себя этим с одержимостью мазохиста. Ночь он плохо спал. Ему снился отец. Но даже в нереальном мире тот не желал Дэна. То отталкивал его грубо, то смеялся над ним, то целовал Билла, косясь на сына насмешливым взглядом.
        Проснулся Дэн разбитым и еще более несчастным. Отца, к его облегчению, дома не было, он ушел на работу. У Дэна был день, чтобы немного прийти в себя и решить, как ему себя вести с папой. Как раньше, уже не будет. Как ему мечталось, тоже не будет…
        Увы, увы, увы…
        Когда отец вернулся домой, Дэн убежал к себе. Не хотел смотреть на него и снова терзаться. Он избегал его. Впрочем, как и тот сына. Раньше он всегда заходил пожелать Дэну спокойной ночи, теперь нет. И все же в субботу они сошлись - обязательный семейный поход в церковь - и вынуждены были взглянуть друг другу в глаза. Первым отвел взгляд отец. А потом убежал к своему Биллу, чем вызвал приступ жгучей ревности у Дэна.
        Через месяц все более-менее нормализовалось. Отец стал почти таким, как раньше. Он даже обнимал иногда сына. И Дэн решил, что папа передумал. И уже не против заняться с ним сексом. Только не решается.
        Как-то вечером отец пришел домой под хмельком. Обычно он пил немного, пару бутылок пива или стаканчик виски со льдом, но в этот раз, по всей видимости, принял гораздо больше. Он не дошел до своей комнаты (с женой он спал раздельно все годы, и недавно Дэну стало ясно, почему), а плюхнулся на диван в гостиной. Было жарко, и он стянул футболку. Мамы и Мэри дома не было. Только Дэн. И он решил этим воспользоваться. Подошел к спящему отцу и начал покрывать поцелуями его обнаженный торс. Затем потянулся к ремню, поддерживающему джинсы, но…
        Отец перехватил его руку. Открыв глаза, он угрюмо посмотрел на Дэна и сказал:
        - Не знал, что вырастил такого наглого похотливого говнюка! - Он встал и, чуть пошатываясь, побрел в свою комнату. - Еще раз позволишь себе такое - я тебя выпорю.
        Вот тогда-то мир Дэна рухнул. Его не только отвергают - его не понимают. Считают похотливым говнюком, тогда как он влюблен и готов на все ради своего избранника.
        На следующий день Дэн зашел в кабинет школьного психолога и рассказал ему о том, что к нему пристает приемный отец. Просил совета, как поступить. Говорил, что любит папу и не хочет его обижать, но терпеть ощупывания и поцелуи нет больше сил.
        - Как он тебя трогает? - нахмурился врач.
        - По-разному. Когда просто обнимает, когда гладит по груди, спине, попе.
        - А целует?
        - В губы и…
        - И?
        - Член.
        Глаза психолога стали огромными.
        - Ты рассказывал об этом кому-то, кроме меня?
        - Нет.
        - Даже матери?
        - Даже сестре, она мне ближе всех. Мне стыдно за папу.
        - И давно он себя так ведет?
        - Не очень. Чуть больше месяца. Мы с ним на рыбалку поехали, и именно там он сделал это впервые.
        - Потрогал тебя?
        - И поцеловал. Попросил, чтоб и я его… Но я не захотел. Мы поругались. Он не подходил ко мне какое-то время. Щупал, да. Но не целовал. А вчера пришел домой пьяный и снова сделал это. А потом положил меня на живот и велел расслабиться. Но я не мог. Заплакал и убежал. И вот теперь я у вас. Прошу совета.
        - Ты должен будешь рассказать все еще кое-кому.
        - Сестре?
        - Нет, людям из органов опеки. Над тобой совершалось сексуальное насилие, этого нельзя оставлять ненаказанным.
        Дэн понимал, какую кашу заваривает. Примерно представлял последствия своего «акта мщения». Знал, что пострадает не только отец, но и мама, и сестра, и он сам. Но жажда крови была в нем сильнее всего остального, даже инстинкта самосохранения. Поэтому он ответил доктору:
        - Раз вы считаете, что так нужно, я расскажу.
        Вечером к ним домой нагрянули полицейские и государственные служащие, занимающиеся защитой детских прав. Отца заключили под стражу и увезли в участок. Маму и сестру подвергли допросу. Дэна, естественно, тоже. И он повторил все, что рассказывал психологу. Только добавил еще, что видел, как папа занимался сексом со своим лучшим другом Биллом. Чтоб и тому досталась порция позора!
        Дэн был очень убедителен. Он справился с ролью жертвы сексуальных домогательств так великолепно, что ему поверили все! Не только полицейские и соцработники, но и сестра с матерью. Обе встали на сторону Дэна. Поддерживали его, а не отца и мужа, чем нанесли тому глубочайшую травму. От нервного напряжения он захворал и отправился в тюрьму (ему дали два года) больным человеком. Там же и умер. Но Дэн и Мэри не узнали об этом, потому что тогда уже жили в семье новых опекунов. Их мать наложила на себя руки сразу после завершения процесса. Не смогла пережить позора. Детей отдали в другую семью.
        В том, что он оболгал отца и свел тем самым в могилу его и мать, Дэн сестре так и не признался. Это была его единственная тайна. И далеко не единственный грех. Вот только за этот ему было не совестно. Отец получил по заслугам. А мать… Что ж, сама виновата. Нечего связываться с геем и служить ему ширмой. И тем более накладывать на себя руки, когда этот факт стал всем известен.
        Когда мать умерла, Дэн понял, что совсем не любил ее.
        Никого, кроме Мэри… Его половинки.
        Глава 16
        Ночь опустилась на бывшую турбазу, а ныне загородный клуб. Фонари горели только над воротами и рестораном - хозяева экономили на электричестве. Все равно все гости клуба спят, так зачем впустую переводить деньги?
        Но спали не все…
        Илья сидел на земле, привалившись спиной к стволу сосны, и смотрел на луну. Хотелось задрать голову, выгнуть шею и завыть по-волчьи.
        Он не только не поспал, даже не прилег. Слонялся по той части территории, которая была заброшена. Во времена его детства здесь располагались футбольное поле и открытый кинотеатр. Последний уже тогда не работал, и экран был весь истыкан и исписан неприличными словами, а по полю мальчишки каждый день гоняли мяч (не Никитины - другие). Сейчас же это был просто вытоптанный пятачок среди леса, частично засыпанный пожелтевшей хвоей и шишками. От просмотрового зала остались лишь пеньки, иначе говоря, ножки от лавочек. На них Илья когда-то тоже вырезал свое имя. При нем всегда был перочинный ножик. Его ему отец подарил, когда был еще человеком, а не существом, полным дерьма и денатурата. Илья обожал свой нож. Но потерял его… Именно на этой турбазе.
        Стоило вспомнить об этом, как что-то хрустнуло под ногами. Илья думал, ветка треснула, но все же наклонился, чтобы посмотреть…
        Нож! Его нож, потерянный много лет назад. Илья хотел поднять его, но брезгливо отдернул руку, едва коснувшись залитой цветной органикой рукоятки.
        Нет! Хватит с него ножей. Именно они принесли ему столько несчастий.
        Он сел на землю, привалился спиной к стволу сосны и стал смотреть на луну. Он пристрастился к этому в тюрьме. Когда-то Илья много читал. Был любимцем заведующей городской детской библиотекой. Она его даже в святая святых пускала - в хранилище. И вот в одной из книг (название забыл за давностью лет, но, кажется, ее написал Карнеги) Илья наткнулся на замечательную фразу. Смысл ее сводился к тому, что, даже глядя сквозь тюремную решетку на улицу, можно видеть ее, решетку, а можно - бескрайнее звездное небо и луну…
        Когда Илья оказался на зоне, вспомнил ее и стал вечерами смотреть в окно, стараясь не замечать решетки, а только бескрайнее небо и луну…
        На четвертый год заключения ему стало это удаваться.
        - Дядя Илья! Дядя Илья, ты где? - услышал он голос племянника. Мальчишка стоял на лавке беседки и смотрел по сторонам. Конечно же, он не видел дядю - было темно. А вот Илья его - видел. На беседку падал свет из ресторана. - Не убегай… Пожалуйста!
        Его не удивило то, что Валя узнал о его побеге. Ясно, что подслушал разговор взрослых. Но какой? Он мог убежать от Кости и стать свидетелем откровений Ильи, а мог просто уловить обрывки беседы кого-то из родственников, наверняка они обсуждали то, что Илья рассказал.
        - Дядя Илья! - В голосе мальчика слышалась мольба. - Ты же обещал не бросать меня!
        Илья зажмурился, чтобы не видеть племянника, которого сильно полюбил за эти три дня. Пожалуй, Илья хотел бы иметь такого сына…
        И он мог иметь почти такого же…
        По крайней мере, по возрасту.
        Маша была беременна, когда убивала своего бывшего парня Артема и хоронила его. Когда отказывалась от Ильи и ждала приговора суда. Когда отбивалась от нападок тети Марины и слушала шушуканье за спиной…
        Маша была беременна, но сделала аборт. Ей не нужен был ребенок от человека, которого все считают убийцей. Да и каким бы он родился после всех нервотрепок?
        Маша рассказала о своей прерванной беременности Илье за пятнадцать минут до смерти. Как будто чувствовала ее приближение… вот и исповедалась.
        - Дядя Илья! - отчаянно крикнул Валя, заставляя его вынырнуть из омута воспоминаний.
        - Валентин! - послышался строгий голос Тани. - Немедленно иди спать!
        - Не пойду, - сердито ответил Валя.
        - Я кому сказала? - И, прошагав к беседке, Таня взяла сына за руку. Валя не сразу, но все же дал ей себя увести.
        Илья выдохнул с облегчением. Он ненавидел прощания. Поэтому и прятался от родных. Пожалуй, ему надо идти. До первой электрички еще много времени. Но в противоположном от станции направлении и в тех же трех километрах от турбазы проходит федеральная трасса. Илья поймает попутку и доберется до областного центра. Там живет его кореш. Три года вместе срок мотали. Кореш обещал паспорт подогнать - Илья звонил ему. Да не со своего сотового (отследят же), а из автомата, что висит на ресепшен.
        Он поднялся на ноги, размял их. Путь предстоял не то чтобы дальний, но и не близкий. Илья разучился долго ходить - по тюремному двору много не находишь. А ведь были времена, когда он с легкостью и удовольствием наматывал километры. Маша (с мягким «ш») любила гулять, а он любил то, что любила Маша…
        Опять он вспомнил о ней!
        Впрочем, Илья о ней и не забывал. Никогда. Ни при ее жизни, ни после ее смерти…
        Он тряхнул головой, отгоняя грустные мысли. Не думай о Маше хотя бы сейчас, приказал он себе.
        Илья решительно зашагал к воротам. Фонарь, висящий над ними, светил, как путеводная звезда. И вдруг…
        Илья увидел ее!
        Машу…
        Она стояла у заброшенных умывальников (маленький Илья чистил зубы и ополаскивал лицо именно там, теперь воду провели в корпуса) и манила его. Илья замер. Маша умерла! Он убил ее, закопал труп в лесу, а теперь его нашли…
        Это не Маша!
        И дурман рассеялся. У умывальников он увидел другого человека. Реального, а не призрачного. И тот звал его, энергично махая.
        Илья ненавидел прощания, но все же подошел.
        И тут же…
        Боль! Адская боль! Она вгрызлась в его тело, и оно как будто распалось на десятки частей.
        Илья мешком рухнул на землю. Его глаза, еще не остекленевшие, а лишь затуманенные, устремились вверх. Илья увидел луну…
        А потом умер.
        Часть третья
        Глава 1
        Ее разбудил пронзительный крик.
        Мэри вскочила и недоуменно заморгала.
        Кричали?
        Или ей это приснилось?
        Мэри опустилась обратно на подушку, натянула на себя одеяло и закрыла глаза. Стояла тишина, и она сделала вывод, что крик ей приснился.
        И вдруг опять!
        Дверь в комнату распахнулась, и Мэри увидела Дэна.
        - Вставай! - сказал он.
        - Что случилось?
        - Беда, - ответил он по-русски.
        Мэри выбралась из-под одеяла, схватила джинсы, натянула их на себя. Дэн дождался, когда она оденется, и кивком позвал ее следовать за ним.
        Они вышли из комнаты, затем покинули корпус. За ним когда-то находились умывальники. Теперь они не работали. Дэн вел сестру к ним. Там уже стояла Таня. Она рыдала, кусая кулак. Мэри сделала вывод, что кричала она.
        - Мама, мам! - по дорожке бежал Валя. Лицо его было заспанным и тревожным: он услышал Танины крики и перепугался.
        Дэн перехватил его.
        - Не ходи туда, - сказал он племяннику.
        - Почему?
        - Просто не ходи.
        - Что с мамой? - Глаза мальчика наполнились слезами. - Мама, почему ты кричала?
        - Валя, со мной все в порядке, иди, пожалуйста, в комнату.
        - Не в порядке! - сорвался на крик Валя. - Ты плачешь…
        - Дэн, уведи его.
        Данила повел упирающегося Валентина в корпус, из которого показался Роман. Он был в одних джинсах, с голым торсом, и Мэри рассмотрела шрам на его идеально накачанном животе. Она-то думала, что у него только один - на лице. «Шрамы действительно украшают мужчин, - промелькнула мысль. - По крайней мере, Рому они украшают совершенно точно. Наверняка он очень нравится женщинам. Мужественный, неглупый, обеспеченный…»
        - Что случилось? - спросил Рома у Мэри.
        Она пожала плечами.
        - Опять… - прошептала Таня - ее голос осип от крика и рыданий. - Это случилось опять…
        - Не понял…
        - Убийство.
        Роман нахмурил брови и сделал несколько шагов к Тане. Мэри пошла за ним и…
        Оба они увидели то, что скрывалось за умывальниками. А именно - труп. Окровавленное тело их старшего брата.
        Илья лежал на спине. Глаза его закатились и остекленели. Грудь вся была в ножевых ранениях. А на лице - запекшиеся кровавые буквы…

«ПРОСТИ».
        Рома резко отвернулся. Его замутило. С семнадцати лет он не мог видеть мертвецов. С тех пор, как убил приемного отца.
        - Надо позвонить в полицию, - сдавленно проговорила Мэри.
        - Костя побежал звонить, - просипела Таня. - Мы вместе с ним обнаружили Илью… - Она умолчала о том, что они с Костей пришли сюда, чтобы заняться сексом. Валя спал с ними в комнате, и там это было невозможно.
        - Сколько сейчас времени? - спросил Рома.
        - Семь.
        - Скоро проснутся остальные отдыхающие, надо сообщить охране об убийстве. Чтоб место оцепили. - И он после короткой паузы добавил: - Я этим займусь. Но рядом с трупом надо кому-то остаться.
        - Одеться не забудь.
        - Свой свитер я не нашел. Ума не приложу, куда он мог деться?
        И ушел, зябко поеживаясь.
        Мэри тоже было холодно в одной футболке, но она осталась с сестрой у трупа Ильи.
        - Вы такие спокойные, - судорожно вздохнула Таня. - Как будто вам все равно…
        - Конечно, нам не все равно, - с укором произнесла Мэри.
        - Вы ни слезинки не проронили.
        - Я разучилась плакать.
        Мэри не обманывала. Она на самом деле давно разучилась плакать. Душа рвалась, а глаза оставались сухими. Все из-за Марлона.
        Она стала его правой рукой, как и обещала. Научилась играть на гитаре и рисовать. К музыке и изобразительному искусству у нее всегда были склонности, она просто развила их. Вернее, Марлон. Он научил ее всему. Конечно, она не достигла уровня мастерства Марлона, но сносно играла и отлично рисовала. Этим и зарабатывала. Сначала вместе с любимым (они выступали дуэтом), потом одна. Смогла устроиться в журнал! Спасибо Дэну - познакомил ее с людьми из мира моды. Они и свели Мэри с редактором глянцевого журнала. Той понравились ее работы, и она взяла девушку без специального образования в штат.
        А вот дела Марлона шли из рук вон плохо. Ему по-прежнему не везло, но если раньше он воспринимал свои неудачи с легкостью, то теперь переживал так, что впадал в черную меланхолию. Чтобы справиться с ней, он стал курить марихуану. Сначала изредка, потом все чаще и чаще. И если первое время он был после пары затяжек благодушен, то впоследствии сделался мрачен и раздражителен. Он стал поднимать руку на Мэри. Винил во всем ее. Орал, что, если б не связался с нею, не поехал бы в Вегас и не получил бы травму. Гнал ее. Проклинал.
        Мэри плакала и просила прощения, хотя никакой вины за собой не чувствовала. Просто хотела, чтобы Марлон успокоился. А если она возражала, он бушевал еще сильнее. Когда проходил приступ ярости, Марлон винился перед ней. Умолял не бросать его, потому что без нее он пропадет.
        Как-то Мэри познакомилась в редакции с телевизионным режиссером. Они разговорились. Он сообщил, что ищет исполнителя на роль кантри-певца. Мэри сразу же предложила ему кандидатуру Марлона. Режиссер согласился его посмотреть. Назначил встречу.
        Мэри неслась домой как на крыльях. Ей не терпелось порадовать любимого. Она не сомневалась, что Марлон получит роль. Он и артист прекрасный, и певец. А уж кантри исполняет - заслушаешься! Да и по типажу он подходит. Режиссер описал героя, и Мэри казалось, что он про Марлона говорит, а не про вымышленного персонажа.
        Она хотела пойти на «смотрины» вместе с ним, но он не позволил. Выкурив для настроения косяк, Марлон отправился на встречу один. Вернулся через два часа злой как черт.
        - Я им не подошел! - процедил он, хватаясь за кисет с марихуаной.
        - Почему? - упавшим голосом пролепетала Мэри.
        - Не тот типаж. Хотя пою хорошо. - И ушел на балкон курить.
        Мэри тут же набрала номер режиссера.
        - Мэри, ты кого ко мне прислала? - первым начал он.
        - Марлона, своего парня, - растерянно ответила она.
        - Да… Знал я, что влюбленные слепы, но чтоб настолько… Ты помнишь, как я тебе описывал героя?
        - Да, конечно. Чуть за тридцать. Внешность стопроцентного американца. Симпатичное лицо. Стройный. Живые глаза.
        - Точно. И какое отношение к описанному мною человеку имеет твой бойфренд?
        - Ему за тридцать, он техасец, стройный, с глазами…
        - …наркомана, - закончил за нее режиссер. - И выглядит Марлон стариком. Он тощ, а не строен. У него дерганое лицо человека на грани нервного срыва, если не больного психически. Он смог бы сыграть какого-нибудь рокера из семидесятых, прочно сидящего на игле, но не нашего героя. И то я бы подумал, брать его или нет. С наркоманами много мороки. Они часто срывают съемки. Одно могу сказать в качестве комплимента ему: Марлон прекрасно поет. Мой вам совет: забудьте об актерской карьере для него. Лучше займитесь музыкальной. Прощай!
        В тот день Марлон перешел на кокаин.
        Через два месяца он чуть не умер от передозировки. Мэри получила деньги за «левый» заказ и планировала потратить их на покупку нового слухового аппарата, но любимый взял их и приобрел столько кокса, что унюхался до потери сознания. Если б Мэри вовремя не вызвала «Скорую», он впал бы в кому и скончался.
        - Брось его! - сказал Дэн, узнав об этом. - Он тащит тебя на дно.
        - Он поднимает меня до небес! С ним у меня вырастают крылья…
        - До сих пор?
        - Да.
        - Брось его, - повторил Дэн. - Теперь он не просто неудачник, а еще и наркоман. Ты погрязнешь с ним в нищете. Или сама начнешь курить и нюхать.
        - Никогда!
        - Наша мать, наверное, тоже так считала. Но спилась, как и ее муж.
        - Дэн, я никогда не брошу Марлона. Он - моя половинка.
        - Он твой тяжкий крест. Не надорвись, пока его несешь.
        Конечно, он был во многом прав. Не будь Марлона, Мэри жила бы в большем достатке. И намного спокойнее. У нее наверняка появилось бы много друзей. И более достойный мужчина. Но другой ей был не нужен! И спокойная жизнь в сытости без Марлона тоже не нужна!
        После больницы он изменился. Перестал употреблять наркотики. Устроился на радио диджеем. Работал ночами. Мэри его почти не видела. Только вечерами. И вроде бы все наладилось, но через месяц коллеги вытащили его из петли.
        Тогда Мэри пролила столько слез, что утратила способность плакать.
        Истратила весь жизненный запас? Иссушила слезные железы?
        - Роман возвращается, - услышала Мэри голос Татьяны и отогнала от себя воспоминания. - С охранниками. Он все еще без свитера…
        - Все, девочки, идите в корпус, - сказал им брат.
        Таня с Мэри тут же покинули место преступления.
        - Мне страшно, - прошептала старшая сестра. - Как никогда раньше… Нашу семью преследует маньяк.
        - Почему ты так думаешь? - спросила Мэри.
        - А что еще думать? - Таня всхлипнула. - За Валю боюсь. Отправить бы его куда-нибудь подальше. Но как? Учеба, секция…
        - Успокойся, пожалуйста.
        - Не могу… - отмахнулась и убежала.
        Мэри не стала ее догонять. Вошла в свою комнату и взялась за телефон. Она должна узнать, как там Марлон. Она ни разу не оставляла его без присмотра надолго.
        Глава 2
        То же заведение. Тот же запах - кофе и блинчиков. Тот же столик под абажуром. Та же милая хозяйка за стойкой. Но Рому ничто не радовало. Лидия чувствовала его настроение и не приставала с разговорами. Только хмурилась, когда видела, как Рома ковыряется вилкой в блине с начинкой из творожной массы с изюмом.
        - Лидия, - позвал он.
        - Что, сынок?
        - У вас можно заказать спиртное?
        - Нет, мы не продаем алкоголь.
        - Жаль…
        - Уж не пьяница ли ты?
        - Я практически не пью. Просто… сейчас мне бы не помешало.
        - Случилось что-то?
        - Брат умер.
        - Родной? - ахнула Лидия. Рома кивнул. - Подожди минутку…
        Она скрылась в кухне и вернулась спустя пару минут с бутылкой.
        - Водку пьешь? - спросила она.
        - Нет.
        - Больше нет ничего. Эту я сантехнику приготовила. Они хоть и за деньги сейчас работают, но по старой привычке бутылочку требуют.
        Лидия открутила крышку и плеснула водку в две чайные чашки. Взяв их, подошла к столику Романа. Одну поставила перед ним:
        - За упокой души?
        - За упокой, - эхом повторил Рома и опрокинул в себя водку.
        Вкус был гадким, и его передернуло. Водку Рома пил единственный раз в жизни, и это произошло в день его пятнадцатилетия. Деревенские друзья сказали, что надо проставиться на день рождения. Рома стащил у приемного отца бутылку, и они распили ее на троих. Имениннику сорокаградусная не понравилась. Деревенским, впрочем, тоже, они привыкли к самогону. А отец пропажу заметил и устроил Роме головомойку.
        - Еще? - спросила Лидия.
        Роман отрицательно покачал головой.
        - Надо еще по чуть-чуть. А то ты сам не свой, - сказала Лидия.
        - Я не привык топить горе в вине.
        И все же протянул руку к чашке. Когда Лидия плеснула в нее водки, выпил. Горечи уже не чувствовал. Мог бы и третью махнуть, но решил, что хватит.
        - Поешь теперь, - сказала Лидия, похлопав его по плечу.
        Рома отправил в рот кусок остывшего блина и стал жевать.
        Он сидел спиной ко входу, но о том, что пришел еще один посетитель, узнал по звуку. Дверь со скрипом открылась и с хлопком закрылась.
        Повеяло свежестью - на улице похолодало - и запахом корицы. Рома обернулся…
        - Опять вы? - удивленно воскликнула Василиса.
        Они расстались только полтора часа назад. Василиса допрашивала Романа, и в этот раз не было никаких пикировок. Старший следователь Милова бесстрастно задавала вопросы, свидетель (а скорее подозреваемый) четко на них отвечал.
        - Вась, у Ромы брат умер, - сообщила Лидия дочери. Та только кивнула. - А сколько ему было?
        - Тридцать два.
        - Какой молодой, жалко-то как.
        - Мам, сделай мне кофе, пожалуйста.
        - Как расследование продвигается? - спросил Роман, с горем пополам доев блин.
        - Продвигается, - туманно ответила Василиса.
        - Подозреваемые, кроме меня, есть?
        - Вы же прекрасно знаете, что я не имею права разглашать тайну следствия. Зачем тогда спрашиваете?
        - Потому что пьян.
        - По вам и не скажешь. - Лидия принесла дочери кофе, поставила на стол и ушла в кухню. Василиса бросила в чашку кусок сахара, помешала, глотнула и сказала: - В деле замешаны граждане США, так что пришлось вызвать консула. Не удивлюсь, если вместе с ним явятся ребята из ФСБ. Думаю, убийствами будут заниматься они.
        - Вы расстроены?
        - Я люблю все доводить до конца сама.
        - Я тоже… - Он залпом допил кофе. - Могу я вас проводить?
        - Не стоит.
        - Василиса, - он впервые обратился к ней просто по имени, - вы мне нравитесь. Очень. Я хочу узнать вас поближе. И мечтаю, чтобы вы увидели во мне не подозреваемого по делу, а мужчину. Думаю, у нас с вами могло бы что-то получиться… - Он посмотрел на нее испытующе: - Молчите?
        - Обалдевала от вашей откровенности.
        - Ничего пошлого, обидного, недопустимого я не сказал. От чего тут обалдевать?
        - В любом случае, пока я веду это дело, между нами не может быть никаких близких отношений. Абсолютно.
        - Так у вас же его завтра отберут, - впервые за день улыбнулся Роман. - А пока мы можем общаться. Вы позволите проводить вас?
        - Хорошо.
        Она встала из-за стола. Грациозно и, как показалось Роме, чувственно: изогнувшись в талии, чуть подавшись вперед грудью. Было в Василисе что-то кошачье. Вот только не бросалось в глаза. За ней нужно было наблюдать, чтобы заметить это.
        - Вы манекенщицей не работали в юности? - спросил Роман, кидая на стол тысячную купюру. По его подсчетам, кофе и блины примерно стоили триста рублей, плюс водка, которую Лидия открыла ради него. Остальное на чай.
        - Льстите?
        - Нет, просто интересуюсь. У вас рост и фигура подходящие. И грация.
        - Манекенщицей не работала. Но была «Мисс универ».
        Они помахали на прощание Лидии и вышли из кофейни. Рома теперь знал дорогу, поэтому шел уверенно.
        - Вы правда пьяны?
        - Есть немного. Уже проходит.
        Дальше они шли молча. Когда достигли подъезда, начал накрапывать дождь.
        - До свидания, Роман Евгеньевич, - попрощалась Василиса.
        - До свидания…
        Она на сей раз немного замешкалась, прежде чем уйти. Ждала от Романа каких-то слов или действий? Наверняка. Но он вдруг превратился в деревянного буратино! Такого с ним последнее время не бывало. Раньше - да. В далеком детстве, о котором он не любил вспоминать.
        Василиса ушла. Рома проводил ее взглядом, а когда подъездная дверь за ней закрылась, понурил голову. Он сидел, глядя себе под ноги, и ни о чем не думал. Когда ему бывало особенно плохо, он «выключал» сознание. Освобождал голову от всех мыслей и напевал про себя какую-нибудь песенку. Сейчас это была «Ксюша, юбочка из плюша».
        - Роман! - услышал он и поднял голову. Из окна второго этажа выглядывала Василиса. - Вы почему все еще здесь?
        - Решил немного посидеть, сейчас уйду.
        - Вы хотите заболеть?
        - Не понял…
        - Дождь же идет!
        Рома только теперь осознал, что весь мокрый. Дождь шел не сильный, но вымокнуть он успел.
        - Поднимайтесь ко мне, я напою вас чаем, - скомандовала Василиса. - Квартира сто двенадцать.
        Роман встал, подошел к двери, набрал код квартиры на домофоне, после первого же гудка замок щелкнул. Он поднялся на второй этаж. Хотел позвонить в дверь, но ему открыли до того, как палец коснулся кнопки.
        Василиса была в домашнем халате. Шелковом, с райскими птицами. Будь он на другой женщине, Роман сказал бы, что он слишком ярок и экстравагантен. Но госпоже Миловой халат удивительно шел. Подчеркивал ее красоту и придавал ей чуть экзотический оттенок. В нем кожа ее казалась смуглее, а глаза темнее.
        - Вам очень идет этот халат, - сказал Роман.
        - Спасибо, - усмехнулась Василиса. - Мне его мама подарила на день рождения, и, на мой взгляд, он ужасен. Но надеваю…
        - Чтоб скорее износился?
        - Других нет. Некогда мне носить халаты. Пойдемте чай пить.
        Она провела его в кухню. Большая, неплохо обставленная, но какая-то… необжитая, что ли? У Ромы создалось впечатление, что на этой кухне редко готовят. Да что там… Здесь разве что пьют чай или кофе по утрам. На плите ни кастрюль, ни сковородок.
        - Вы не питаетесь дома? - спросил он.
        - Практически нет. На работе перекусываю или у мамы. - Она достала чашки, поставила на стол. - Черный, зеленый?
        - Все равно.
        - Не хотите вытереться? Вы весь мокрый! В ванной висят полотенца, можете брать любое. Я только утром свежие повесила.
        Рома отправился в ванную. Вытерся. Полотенца были все цыплячьего цвета. От них пахло ландышем. Рома терпеть не мог желтый цвет и цветочные ароматы, но Василисиным полотенцем вытерся с удовольствием…
        Что это с ним?
        - Ваш чай, - сказала Василиса, подвинув ему чашку. - Конфеты, сахар?
        - Спасибо, ничего не надо.
        - Не любите сладкое?
        - Люблю. Но сейчас не хочу.
        Он сделал глоток чая. Черный. С привкусом черной смородины. Ему нравился такой. Василиса пила его же, жмурясь при каждом глотке. Роман засмотрелся на нее и пронес чашку мимо рта. Горячий чай выплеснулся ему на ногу.
        - Черт! - выругался Роман, вскочив.
        Василиса схватила кухонное полотенце и начала вытирать штанину. Рома тут же позабыл об ожоге. Взяв ее руку в свою, он закинул ее себе на шею. Вторую туда же. И пока Василиса не пришла в себя от удивления, потянулся к ее губам и… поцеловал!
        Секунда, другая, третья!
        Все, сейчас будет пощечина!
        Но Василиса не ударила его. И не отстранилась. Она ответила на поцелуй Романа. И прижалась к нему всем телом. На ней были только трусики. Рома нащупал их полоски.
        Он сжал ее ягодицы. Провел руками по спине. И вернулся к изгибу талии, он был восхитительным.
        Она льнула к нему…
        Либо просто хотела секса, потому что его давно не было. Либо ее тянуло к нему так же сильно, как его к ней. К нему конкретно, а не к молодому, здоровому, привлекательному самцу, способному ее удовлетворить. Хотелось думать, что она хочет именно его. Но Рома, несмотря на свои довольно молодые годы, был циничен, поэтому допускал и не лучший для себя вариант.
        Он отстранился. Посмотрел на Василису. Ее приоткрытые губы были влажны. Он коснулся их указательным пальцем. Провел по верхней, нижней…
        Он умирал от желания. И все же кое-что его останавливало…
        - Ты веришь мне? - спросил он, выдохнув свой вопрос в ее чудесное маленькое ушко.
        Она напряглась.
        - Ответь…
        - О чем ты?
        - Ты знаешь, о чем… - Роман взял ее за волосы и потянул голову назад, чтобы видеть ее глаза. - Ты считаешь меня убийцей?
        - Я не знаю, - выдохнула она. Ей понравилась его грубоватость. Василиса источала желание.
        - Это не ответ…
        - Я допускаю это.
        - Значит, придется дождаться момента, когда ты найдешь настоящего убийцу. - Роман коротко поцеловал ее в губы. - Я пошел.
        - Уходишь? - не поверила Василиса.
        - Да.
        В мгновение она изменилась. Только что была возбужденной, податливой, ласковой, нежной. И вдруг - на лице маска стервы. Тело как струна.
        - Я не прощаюсь, - сказал Рома. - И не отказываюсь от своих слов. Ты безумно нравишься мне, Василиса. Но я не вступаю в отношения с женщинами, которые мне не доверяют.
        - До свидания, господин Никитин.
        - До свидания, госпожа Милова.
        Ему очень хотелось поцеловать ее на прощание, но Роман сдержался. Вообще-то он был рад, что смог вовремя остановиться. Соблазнить ее сейчас - не самая лучшая идея. Он покинул квартиру с легким сердцем, зная, что обязательно вернется, когда все устаканется. Он не упустит Василису!
        Глава 3
        Вечер опустился на город внезапно. Вот только что было светло, и вдруг небо потемнело. Это тучи затянули закатывающееся за горизонт солнце.
        Мэри с Дэном сидели на балконе их номера. Оба грызли семечки.
        - Ты все же подсадил меня на них, - пробурчала Мэри, закидывая в рот очередную семечку. Вот уже пять минут она собиралась перестать грызть их, но никак не могла оторваться.
        - Надо будет в Штатах поискать магазин, где продают подсолнухи. Ведь наверняка есть такой…
        - На Брайтоне точно. Русский квартал как-никак.
        - Мне еще местные леденцы понравились. «Барбарис», кажется.
        - Ты их в детстве очень любил, я помню.
        - Правда? А я уже нет…
        Дэн встал и проследовал в комнату. Мэри услышала, как хлопнула дверка холодильника. Через несколько секунд Дэн вернулся с двумя бутылками пива. Одну протянул сестре, вторую поставил перед собой.
        - Как там Марлон без тебя? - спросил Дэн, он знал, что сестра звонила певцу днем.
        - Плохо. Скучает.
        - Пьет?
        - Пьет, - тяжело выдохнула Мэри. - Но врет мне, что в рот не берет… А я же по голосу понимаю - он под хмельком.
        Дэн неодобрительно покачал головой.
        - А как твой парень без тебя? - спросила сестра.
        - Тоже скучает…
        - А ты?
        - Не особо.
        Парнем любовника Дэна можно было назвать с большой натяжкой. Ему уже исполнилось сорок пять.
        Они познакомились в закусочной. Сидели за соседними столиками. Дэн почувствовал чей-то взгляд и поднял голову. На него смотрел мужчина с темными волосами и немного детским лицом: гладко выбритые щеки, маленький пухлый рот и большие глаза с опущенными уголками. У того, кого Дэн полюбил и погубил, было похожее…
        Только поэтому он и обратил на незнакомца внимание. На Дэна часто пялились престарелые геи. Многие пытались познакомиться. Но он игнорировал их заигрывания. Даже богатеи не вызывали в нем интереса. С мужчинами, годящимися ему в отцы, он завязал. Только молодые, веселые и свободные привлекали Дэна последние годы. Ни в кого он не влюблялся. Ни с кем не жил. Только встречался. Ловил кайф от секса и компании себе подобных парней.
        Но мужчина за соседним столиком его заинтересовал. Поэтому, когда тот улыбнулся, Дэн ответил тем же. Мужчины, молодой и зрелый, познакомились. Договорились сходить вместе в кино.
        Выбрали боевик. Сидели на последнем ряду. Майкл (так звали нового знакомого) вел себя сдержанно. Только один раз тронул Дэна за руку, но тут же отпустил. Побоялся спугнуть, наверное. И тогда Дэн в самом конце сеанса взял инициативу в свои руки…
        Майкл напоминал ему приемного отца. А тот так и не позволил ему себя коснуться. Дэн, проникая руками под одежду Майкла, представлял на его месте папу.
        В тот же вечер между ними и завязались отношения. Переспав с Майклом, Дэн решил, что это первый и последний раз. Дрябловатое тело, седые волосы на груди, вспухшие вены на ногах, все это не возбуждало! Но когда Майкл позвонил ему, Дэн согласился на очередную встречу.
        И его затянуло…
        Майкл искренне любил Дэна. Восхищался им. Готов был отдать все (зарабатывал он немного, работал водителем мусоросборника, но делал любимому шикарные по своим доходам подарки), лишь бы находиться рядом. А Дэн… Он принимал его любовный дар с благосклонностью монарха, которому посол какой-нибудь слаборазвитой страны преподносит свое нехитрое подношение. И все же отказываться от него Дэн не желал. До поры до времени…
        Их связи исполнилось два месяца, когда Майкл начал проявлять себя как собственник. Требовал отчета, устраивал сцены ревности. Дэна сначала такое поведение любовника забавляло, потом надоело, и он разругался с Майклом. Тот вымолил прощение. Обещал вести себя как паинька. Но Дэн порой замечал за собой слежку. Влюбленный мусорщик ходил за ним по пятам, но держался в тени. Думал, Дэн не знает об этом.
        Ах, если бы Майкл не напоминал ему отца, он давно прогнал бы его! Но так хотелось обладать тем, кто так на него походил, и мучить его…
        За четыре месяца Дэн превратил Майкла в своего раба.
        - Зачем ты с ним так? - сокрушалась Мэри, став свидетелем того, как брат обращается со своим любовником.
        - Как - так?
        - Ты унижаешь Майкла.
        - Разве?
        - Или отпусти его, или будь с ним человечнее…
        - Я не держу его! - возмущенно фыркал Дэн.
        Он и вправду уже не держал его. Когда-то, в самом начале, да. Но с некоторых пор Дэна стали тяготить отношения с Майклом. Кайф, что он получал, мучая его, был уже не тем. И Дэну хотелось свободы. Абсолютной, как раньше, а не частичной, как в последние месяцы.
        За несколько дней до отъезда Дэн чуть в гроб своего поклонника не загнал. Майкл все никак не мог вымолить у Дэна прощение за какую-то свою оплошность и в отчаянии крикнул:
        - Если ты сейчас уйдешь, - они находились в доме Майкла, - я наложу на себя руки!
        - Да ладно… - Дэн скривился.
        - Клянусь тебе! Я перережу себе вены!
        - Болтун! - И он отвернулся.
        Майкл бросился в ванную и включил воду. Дэн слушал, как она шумит. И как пыхтит Майкл. Он знал, что тот бреется опасной бритвой. И вены ему перерезать - дело двух секунд. Но как-то не верилось, что Майкл на это решится…
        Дэн просидел в комнате минут десять. Затем поднялся с дивана и отправился в ванную. Он думал, что Майкл поджидает его, стоя у раковины или сидя на стиральной машине. Но нет - он лежал в ванне, зажав опасную бритву в правой руке.
        Дэн вопросительно посмотрел на любовника. Как бы подначивая его: ну, что же ты медлишь? Давай, режь!
        И Майкл, зажмурившись, полоснул бритвой по запястью. Кровь хлынула фонтаном. Несколько капель попало на Дэна, и он брезгливо стер их со своей руки.
        Майкл погрузил запястье в воду - она тут же окрасилась красным - и устремил свой взгляд на молодого любовника. В нем были любовь… и мука… и мольба…
        А Дэн стоял над истекающим кровью Майклом и ничего не предпринимал. Ему было интересно, за какую грань тут ступит. Неужели за конечную? И умрет… ради него?
        Майкл начал закатывать глаза, когда Дэн подошел к нему с полотенцем. Перевязал запястье, вытащил из ванны.
        - Ты простил меня? - выдохнул Майкл едва слышно.
        - Да.
        - И никогда не бросишь?
        Дэн сжал свои красивые губы, и они превратились в две тонкие линии.
        - Ответь… - взмолился Майкл.
        - А если брошу?
        - Я доведу дело до конца. Ты же видишь, я способен на это.
        Дэн пожал плечами. Что ж, теперь он знает, как избавиться от надоевшего любовника. И как только он перестанет приносить ему хоть каплю радости, Дэн позволит ему уйти из жизни…
        - Как у тебя с деньгами? - услышал Дэн голос сестры и отогнал воспоминания о Майкле.
        - Есть немого. А сколько тебе надо?
        - Сколько сможешь дать. Хочу подарки купить Роме и Тане, - сказала Мэри.
        - Какие?
        - Не знаю, подумать надо…
        - Зачем Роме твои подарки? У него все есть. Лучше Вале купи игрушку электронную, я добавлю.
        - Хороший мальчишка, правда?
        - Да. Мне он нравится. Как и Таня, но я тебе уже говорил об этом… - Дэн с удовольствием глотнул пива. Семечки были солеными (догрыз наконец), и теперь хотелось пить. - А вот Роман… Я его с трудом переношу. Мне в его обществе некомфортно. Он диктатор.
        - Что ты хочешь? Он привык командовать на работе. Хозяин фирмы как-никак.
        - Он очень богатый, как думаешь? Или просто пыль в глаза пускает?
        - Даже не знаю…
        - Я ему не верю. Мне кажется, он не так крут, как хочет показать.
        - Но зачем ему это?..
        - Хотел уесть Илью. У них же какие-то неразрешенные конфликты родом из детства…
        - Я вспомнила, как они враждовали. Как увидела их вчера, стоящих друг напротив друга с перекошенными яростью лицами, у меня сразу несколько картинок из детства всплыло. И знаешь, почему они впечатались в память? Потому что я ничего не слышала. Когда ты глух, то смотришь на людей внимательнее. Вчитываешься в их лица. И у тебя в мозгу будто фотоаппарат срабатывает. Я не слышала брани Ильи и Ромы, но видела глаза братьев. Как они смотрели друг на друга! О-о-о… Убийственно, я бы сказала. Особенно когда им казалось, что их никто не видит. А как-то… я этого никому не говорила… Рома чуть не убил Илью.
        - Как так?
        - А очень просто. Подошел к нему спящему с огромным ножом, которым отец рыбу резал.
        - Наш отец резал рыбу?
        - Да. Ты и этого не помнишь? Он иногда приносил больших щук домой. Воровал из сетей, как я понимаю. И тогда у нас бывал шикарный ужин. Вот только сопровождался он бутылкой. И к концу трапезы отец с матерью уже… Как это по-русски? Лыка не вязали?
        - Чего не вязали?
        - В общем, были пьяны.
        - Надо же, как мало я помню из прошлого… - задумчиво протянул Дэн. - Так что там с Романом? Говоришь, он подходил к спящему Илье с ножом?
        - Да. И подносил его к горлу брата. Я тогда так испугалась за Илью. Я ведь очень его любила. Больше всех старших. Я вскочила, чтобы защитить его, но Рома уже отошел. Ему не хватило смелости совершить задуманное…
        - Сейчас бы хватило, - с уверенностью произнес Дэн. - Рома способен на убийство. Только не думаю я, что это он… Илью.
        - Я тоже. Таня считает, что нашу семью преследует маньяк.
        - Пффф, - фыркнул Дэн. И без перехода: - Как думаешь, есть в этом городе гей-клуб? - Когда ему надоедала тема, он просто ее менял. Мэри к этому привыкла.
        - Может, и есть. Но ходить туда не советую.
        - Почему?
        - Наверняка возле него дежурят какие-нибудь пьяные отморозки…
        - Вот черт… Так хочется выпустить пар!
        - Дэн, потерпи немного…
        - Я уже устал терпеть! Ты же знаешь меня. От стресса я шалею, и только секс может меня привести в норму… - Он резко встал. - Пойду пройдусь.
        - Дэн, будь осторожен. Ходи только по освещенным улицам. Желательно по центральным. В рабочие районы не суйся.
        - Слушаюсь, мамочка, - хмыкнул он.
        - И не гуляй до утра, чтоб я не волновалась!
        Дэн послал ей воздушный поцелуй и удалился.
        Конечно же, он не собирался следовать инструкциям сестры. Согласился с ней, чтобы ее не нервировать. Если она узнает, что он запланировал на эту ночь, то ужаснется. Мэри знает о нем больше всех людей в этом мире, но даже от нее Дэн скрывал часть своей натуры…
        Ту часть, в которой таилось чудовище!
        Глава 4
        Она проводила брата встревоженным взглядом. Дэн очень беспокоил ее в последнее время. Он стал скрытным. И - жестоким. Ему нравилось причинять боль Майклу, а еще… Как-то Мэри воспользовалась компьютером брата и случайно наткнулась на подборку порнофильмов. Все они были по одной тематике. Там гомосексуальные юноши издевались над своими партнерами. Все актеры чем-то походили на Дэна. То есть он видел в роли садиста себя…
        Мэри это ужаснуло.
        Вообще-то беспокоиться за брата она начала, когда он отрезал себе руку. Поняла, что от него можно ждать чего угодно. По счастью, ничего из ряда вон выходящего Дэн больше не совершал. Или умело скрывал свои странные (или страшные?) поступки.
        В дверь постучали. Мэри пошла открывать.
        На пороге стоял Роман.
        - Добрый вечер, - поприветствовал он сестру.
        - Привет.
        - Зайду?
        - Конечно.
        - Не могу быть один. Но и в людном месте находиться не хочется. Спустился в бар, а там все раздражает…
        - Пойдем на балкон, семечки погрызем? - предложила Мэри.
        - Пошли, - улыбнулся он.
        Они расселись. На улице уже зажглись фонари, и центральная площадь (отель располагался на ней - по соседству с мэрией) хорошо просматривалась. Ее выстроили в начале пятидесятых. Добротные сталинские дома с колоннами и остроконечными крышами напомнили Мэри те строения, что возводили древние греки. Ей нравилась архитектура сталинской эпохи. Было в ней величие, которого лишились современные здания. Даже самые помпезные!
        - Будешь пиво? - спросила Мэри.
        - Нет, спасибо, не хочу. - Рома взял семечку и расколол ее своими сильными пальцами. - Где Дэн?
        - Пошел погулять.
        - Вы с ним очень близки, да?
        - Очень.
        - Это здорово. У меня никогда не было ни с кем такого душевного единения. А вы истинно однояйцевые близнецы. Хотя внешне не очень похожи.
        - Мы и внутренне разные. Но ближе Дэна у меня никого нет.
        - Я помню, как вы всем друг с другом делились. Илья тебе конфету даст, ты откусишь половину, другую брату в рот. Так же и он. Его все подкармливала повариха. Пирожки ему давала, запеканки. Он все гостинцы делил поровну с тобой. До сих пор так?
        - Да. Если у меня появляются деньги, я даю брату. Если у него - он мне.
        - Без отдачи?
        - Конечно.
        - Это не по-американски.
        - Точно! Но должно же в нас остаться хоть немного русского…
        Они улыбнулись друг другу. Мэри тет-а-тет с Ромой не общалась. Сейчас впервые. Они вроде бы легко находили общий язык, и все же она чувствовала какую-то дистанцию…
        - Ты хорошо знаешь Дэна? - спросил вдруг Роман.
        - Да, пожалуй…
        - Подумай, Мэри.
        - А что?..
        - Он способен на убийство?
        - Дэн? Нет, что ты! - Она так сильно тряхнула головой, что ее слуховой аппарат едва не выпал.
        - Дэн не лунатик?
        Мэри нахмурилась и переспросила:
        - Лунатик?
        - Да, человек, который ходит во сне.
        - А, поняла. Нет, Дэн не лунатик. А что?
        - Когда мы были на турбазе, мне показалось, что он заходил в мою комнату.
        - Тебе померещилось, наверное.
        - Возможно. Но мой свитер пропал. Кто-то взял его.
        - Зачем Дэну твой свитер? У него размер меньше.
        - Вот и я думаю - зачем…
        Они помолчали. Роман грыз семечки, Мэри пила пиво. Когда бутылка опустела, она сходила за другой.
        - Расскажи о себе, - попросил Рома. - И о Дэне. Как вы жили все эти годы, как привыкали к новой стране?
        - Трудно. Все было чужим… Все были чужими. Хорошо, что нас двое…
        - Чужбина еще больше вас сблизила с братом.
        Она кивнула. Рассказывать о своей жизни в Америке не хотелось. Мэри знала, что у русских это принято - откровенно разговаривать на личные темы. Но она была воспитана в другой стране, поэтому чувствовала себя неловко, когда ей задавали вопросы о сокровенном. С Таней она хоть немного раскрылась, потому что та женщина, а с Ромой не могла себя заставить…
        - У тебя есть парень? - поинтересовался он.
        - Да.
        - А у Дэна?
        Мэри приподняла бровь.
        - Только не говори мне, что он натурал…
        - Ты первый, кто это заметил.
        - Я очень наблюдательный, - усмехнулся Рома. - Не хочешь кушать?
        - Нет, я не голодна.
        - Я поел бы чего-нибудь…
        - В мини-баре есть шоколад и печенье. Принести?
        - Нет, спасибо. Хочется горячего. Пойду я. Спокойной ночи.
        - Спокойной…
        Рома покинул номер, прошел в свой. Маме он уже сегодня звонил, справлялся о здоровье. На работу тоже. Поэтому можно отключать телефон. Что он и сделал. Затем позвонил в ресторан и заказал ужин в номер.
        С Мэри контакта наладить не удалось. Какая-то она была отстраненная. Точно как и ее брат-близнец.

«Чужие люди, - в который уже раз подумал Рома. - Они такими стали из-за долгой разлуки или всегда были?.. Кто сказал, что кровь не вода? Или, может, я не совсем правильно понимаю смысл этого изречения? По мне, так кровь - вода. Мама Люба мне даже не седьмая вода на киселе, а роднее ее у меня никого нет».
        В дверь постучали. Рома удивленно глянул на часы. Прошло только пять минут, а уже принесли ужин?
        Он подошел к двери, открыл. На пороге стояла симпатичная женщина лет тридцати. Стройная, длинноволосая. Она широко улыбалась, но выглядела немного смущенно. Рома уже видел ее ранее в лифте. Барышня так же, как и он, была гостьей отеля и жила на одном этаже с ним.
        - Добрый вечер, - поздоровалась она.
        - Здравствуйте.
        - Не поможете мне?
        - Чем смогу…
        Она держала руки за спиной, но тут выставила вперед правую. Пальцы сжимали горлышко бутылки с надписью на этикете «Советское шампанское».
        - Откройте, пожалуйста, а то я не умею…
        - Конечно, - улыбнулся Рома.
        Он посторонился, давая девушке войти.
        - Меня Женя зовут, - представилась гостья.
        - Роман.
        Он сорвал фольгу с бутылки, снял сетку и аккуратно вытащил пробку.
        - Вуаля! - сказал Рома.
        - Здорово получилось - даже не хлопнуло!
        - Обращайтесь, если что.
        Он отдал бутылку гостье.
        - Не составите мне компанию? - игриво предложила она.
        Роман ответил не сразу. Обижать Женю не хотелось. Но и обнадеживать тоже. Наверняка она в командировке, ей скучно, нужна мужская компания. А тут по соседству одинокий, вполне себе привлекательный мужчина…
        - Я бы с радостью, Женя, да поработать надо, - он ткнул в планшет, что лежал на тумбочке. - Масса дел накопилась…
        Она помрачнела, что неудивительно. Любой женщине будет неприятно получить от ворот поворот. А уж такой привлекательной, как Женя, особенно. Очевидно, она не привыкла к отказам, перед такой мало кто устоит…
        Не устоял бы и Роман…
        Если бы не Василиса!
        - Что ж… - Женя поджала губы. - Удачно вам поработать.
        - А вам расслабиться.
        Он открыл перед Женей дверь, она шмыгнула в нее и торопливо зашагала к своему номеру.

«Ты чертов однолюб!» - сказал себе Роман с усмешкой и стал ждать ужина.
        Глава 5
        Таня сидела у окна и смотрела на птиц, кружащих над озером. Оно находилось метрах в пятистах, с пятого этажа его было хорошо видно. За ее домом стояли двух-, трехэтажные дома, они не загораживали обзор, и картина из окон открывалась живописная.
        - Таня! - окликнул ее Костя. Больше дома никого не было - она отправила сына в область. Ее подруга поехала к бабушке в деревню на два дня, и Таня упросила ее взять с собой Валю. Утром она проводила его на автовокзал. Вернувшись, обнаружила в квартире Костю. Он взял отгул, потому что плохо себя чувствовал, и пришел болеть к ней. Кто еще будет с ним нянчиться, кроме нее?
        - Я тут, - откликнулась она.
        Костя подошел к ней, обнял. Но как-то прохладно. Будто товарища.
        - Ночью в городе произошло еще одно убийство, - сообщил Костя. - Я сейчас на городском портале эту новость прочел…
        - Кого убили?
        - Молодого мужчину. Возвращался домой из гей-клуба, его избили и пырнули ножом.
        - В нашем городе есть гей-клуб? - удивилась Таня.
        - Да. А ты не знала?
        - Нет. Откуда?
        - На Советской. Это окраина. Ничем не приметное заведение. Туда ходят только те, кто в «теме». Я слышал об этом от нашего бухгалтера, он гей.
        Таня слушала, кивала, но думала о том, что Костя говорит не о том и делает не то. Ей нестерпимо хотелось, чтобы он обнял ее и прошептал на ухо что-нибудь теплое. Она любила мелодрамы. И в фильмах этого жанра мужчины всегда были чувствительны, внимательны, нежны. Таня, когда смотрела, завидовала героиням. Ей на таких мужчин не везло. Да и сколько их было в ее жизни? Два. Муж да Костя. И оба - глухие к ее эмоциям. Когда ей было нужно, ни один ее не поддерживал. А так хотелось! Но бывший супруг хотя бы на комплименты был щедр. Мог раз тридцать за день в любви объясниться, а Костя… Костя бывал ласков, мурлыкал, как кот, но ни разу заветных слов не сказал. А Тане так хотелось их услышать. Особенно сейчас…
        - Ты меня любишь? - спросила она.
        - Что за глупый вопрос? - Рука, что лежала на ее плече, соскользнула.
        - Почему же глупый? Каждая женщина мечтает услышать от своего мужчины слова признания… Мы с тобой вместе уже два года. И ты ни разу не сказал мне, любишь меня или нет.
        - Слова - ничто.
        - Согласна. Но ты и действиями своими ничего не показываешь.
        - Я же с тобой…
        - Со мной? - Она горько рассмеялась.
        - А с кем? Мы живем вместе, не так ли?
        - Живем, - выдохнула она разочарованно. Не так ей хотелось бы жить с любимым человеком.
        - Что тебе не нравится? - Его голос стал злым.
        - Многое, Костя…
        - Серьезно?
        - А ты думаешь, я просто кипятком от счастья писаю только от того, что ты рядом? - Куда ее несет? Таня никогда в таком тоне с Костей не разговаривала. - Мне нужна твоя поддержка. Твое понимание, участие в моей жизни. Это было бы доказательством любви. И я бы не спрашивала. Ты же только пользуешься мной.
        - Дура!
        - А ты самовлюбленный козел! - выпалила Таня. - Считаешь себя пупом земли без всяких на то оснований. Любовник ты прекрасный, да. Но жить с тобой невыносимо. Ты капризен, ленив, жаден…
        - Я жаден?
        - А кто? Ты даже моему сыну на жвачку денег не даешь, когда он просит. - Таня понимала, что уже все испортила. Поэтому решила не останавливаться: - Ты требуешь вкусной еды на ужин, но никогда не спрашиваешь, есть ли у меня на нее деньги. За два года нашего знакомства ты мне не подарил ни одного приличного подарка.
        - Не знал, что ты такая меркантильная!
        Таня застонала. Он так ничего и не понял. А скорее, не захотел понять.
        - Я ухожу! - заявил Костя веско.
        - Ну и катись! Бросай меня в самый сложный момент жизни!
        - Ты сама спровоцировала это.
        - Я всего лишь хотела услышать от тебя признание в любви.
        Костя раздраженно тряхнул головой, развернулся и ушел в другую комнату. Таня с замиранием сердца прислушивалась к звукам, доносящимся оттуда. Вот скрипнул диван, значит, Костя опустился на него. Решил полежать, успокоиться? Передумал уходить? Но тут послышался грохот. Это значит, Костя выдвинул из-за дивана свой чемодан. Будет собирать вещи? Уходит?
        - Где мои трусы с носками? - прокричал он.
        Уходит… Сердце сжалось.
        - В комоде. Второй ящик.
        - А флешка?
        - Ее Валя взял с собой.
        - Даже разрешения не спросил, - процедил Костя. - В этом весь твой сын…
        - Сколько она стоит? Я отдам тебе деньги.
        - Мне нужны не деньги, а моя флешка! - рявкнул он.
        Таня закрыла глаза руками. «Пусть он скорее уйдет, пусть он скорее уйдет, пусть он уйдет», - шептала она.
        - Прощай! - услышала она голос Кости за спиной.
        В ноги ему упасть? Вымолить прощение?
        Была такая мысль, мелькнула молнией, но Таня отогнала ее. Хватит с нее унижений!
        Костя ушел, громко хлопнув дверью.
        Татьяна подтянула колени к подбородку, обвила их руками, сжалась. Она почувствовала себя бесконечно одинокой. Покинутой. Уязвимой.
        Принять снотворное и поспать? Выпить вина с подругами? Или пойти в бассейн? Плавание очень благотворно действует на нее.
        Она так и не решила, чем ей лучше заняться, поскольку вспомнила о том, что сын только собирался взять флешку, но в последний момент бросил ее в ящик стола. Сказал, лучше диск с собой прихватит. У нее это совсем из головы вылетело. Что неудивительно: мысли были заняты совсем другим.
        Таня встала и быстро прошла к письменному столу сына. Открыв ящик, она обнаружила в нем флеш-карту Кости. Вещица была необычной, раскрашенной под домино. Схватив ее, Таня бросилась к окну. Если он еще не уехал, она крикнет ему, чтоб вернулся за флешкой. Костя поднимется и…
        Что будет дальше, Таня не стала загадывать. Но решила воспользоваться крохотным шансом на примирение. Если Костя раскаялся в содеянном, но гордость (вернее, гордыня) ему мешает признаться в этом, то он замешкается на пороге после того, как заберет флешку, и тогда…
        Тогда Таня прильнет к нему, обовьет руками шею и выдохнет:
        - Не хочу, чтоб ты уходил…
        А если это не поможет, поцелует в сосок. Они у Кости чувствительные, и он, как правило, не может устоять перед такой лаской.
        Таня тряхнула головой. Нет, она не хотела загадывать!
        Открыв окно, она выглянула во двор. У Кости была китайская машина, той марки, которую он продавал в своем салоне. Что естественно. Это только в поговорках сапожник ходит без сапог, в реальной жизни все иначе. Косте автомобиль не очень нравился, в отличие от его работы. В салоне он был на хорошем счету, и платили ему прилично, вот и терпел свою «китаянку», мечтая о «немке».
        Костиной машины у подъезда не оказалось. Уже уехал! Таня схватила сотовый и набрала номер любимого. Длинные гудки. Один, другой, третий. Затем частые…
        Сбросил!
        Можно написать СМС, его Костя явно прочтет, но Таня не стала этого делать. Ушел - и пусть катится! Скатертью дорога!
        Она в сердцах швырнула флешку. Та упала на стол, где стоял допотопный компьютер. Его Вале подарил отец на день рождения. Мальчик просил у родителей комп, и Таня хотела сложиться с бывшим мужем, чтобы купить что-то стоящее. Но бывший муж денег не дал. Вместо этого принес старинный «агрегат», купленный с рук за копейки. В нем было так мало памяти, что у мальчика не запускалась ни одна игра. Пришлось Тане взять в кредит нормальный ноутбук (его-то сын и захватил с собой в деревню), но подарок экс-супруга остался в доме. Не выкидывать же его? Таня иногда включала комп, чтобы музыку послушать или в картишки поиграть, так как ее мужчины со своими компьютерами не расставались, везде таскали с собой.
        Таня нажала на кнопку, расположенную на системном блоке. Машина заурчала, затем, загудела, покашляла и только после этого начала загружать «Виндус».
        Музыка - вот что ее немного отвлечет! Тане нравились песни в стиле диско. Они поднимали ей настроение. Когда компьютер загрузился, она нашла любимый музыкальный сборник и нажала «плей». Зазвучала песня группы «Баккара». Таня обычно подпевала солисткам, но сейчас у нее не то настроение. Она села на крутящееся кресло и стала бездумно гонять по столу флешку. Туда-сюда, туда-сюда…
        Потом Тане вздумалось посмотреть, что на ней за информация. Костя постоянно сидел в Интернете и периодически что-то скидывал на флешку. Но стоило ей подойти, как он закрывал все окна. Таню это обижало. И немного настораживало. А что, если любимый сидит на сайте знакомств? Или, того хуже, порно смотрит? Ее от фильмов этого жанра мутило. А мужчины, любящие порно, казались ей омерзительными. Когда она рассказала об этом подруге, та долго смеялась. «Все мужчины любят порно, - заявила она. - И почти все женщины!» - «И ты?» - ужаснулась Таня. «Не скажу, что люблю, но посмотреть могу!». - «Фу», - вынесла вердикт Таня и больше к этой теме в разговорах с подругой не возвращалась.
        Флешка-доминошка вошла в разъем. Таня открыла папку для просмотра файлов. Рабочие документы, музыка, фильм какой-то. Не порно, что-то о машинах. В общем, никакого
«криминала». Ни девичьих фото, ни грязи. В самом конце списка Таня увидела три файла, скачанные с инфопортала города Туапсе. Заинтересовавшись, она открыла их один за другим.

«Сентиментальный маньяк», «Убиваю и плачу», «Умри… И прости…» - таковы были названия статей.
        Таню бросила в жар, когда она увидела прикрепленные к ним фотографии. На них была изображена подруга Ильи, тетя Марина. Таня, конечно же, не знала этого доподлинно, но она догадалась. Окровавленное тело, застывшее лицо, на котором явственно читается «ПРОСТИ».
        На двух фотографиях она увидела еще и своего старшего брата. Он закрывал лицо руками и все же был узнаваем. Таня начала читать статьи. Журналисты не щадили его. Бездоказательно обвиняли. Называли убийцей. Маньяком. Требовали линчевания. Не верили, что Илья невиновен.

«Бедный, бедный мой брат, - мысленно всхлипнула Таня. - Как же тяжко ему пришлось… Неудивительно, что он решил покинуть город. Я бы сбежала куда угодно, хоть в тундру, лишь бы не находиться в атмосфере всеобщей ненависти…»
        Мысль оборвалась, вытесненная другой…

«Зачем Косте вся эта информация? - озадачилась Таня. - Для чего он ее собрал? Не только отыскал, но и сохранил? Как-то все это странно…»
        От этих размышлений ее отвлек звонок городского телефона. Брать трубку не хотелось. Наверняка коммунальщики или рекламные агенты. Но телефон был под рукой, и она нажала на кнопку отзыва:
        - Алло.
        - Госпожа Нелидова?
        - Да.
        - В девичестве Никитина?
        - Она самая…
        - Вас беспокоит частный детектив Дэвид Резенфильд. Ваш дядя Левон Штейман…
        - У меня нет дяди, вы что-то путаете.
        - Есть. Вы знали его под именем Лев Никитин. Он брат вашего покойного отца. Так вот, господин Штейман поручил мне отыскать его брата или, если он умер, его отпрысков мужского пола.
        - Мужского? - переспросила Таня.
        - Совершенно верно. - Детектив говорил с легким акцентом, четко выговаривая каждое слово.
        - Тогда почему вы звоните мне?
        - Вы первая, на кого я вышел. Если вы сообщите мне телефон вашего старшего брата, буду вам очень признателен.
        - Брат умер вчера… - Голос ее дрогнул. Таня судорожно вздохнула, сдерживая подступившие слезы.
        - Приношу вам свои соболезнования.
        - Вам нужны телефоны двух других моих братьев?
        - Среднего. Романа.
        - Минутку… - Таня взяла сотовый, открыла телефонную книгу и продиктовала детективу номер.
        - Благодарю вас. До свидания.
        - Эй, постойте! Объясните, зачем дядя разыскивает племянников? И почему именно мальчиков?
        - Ваш дядя тяжело болен. Ему осталось жить несколько месяцев. Жена его скончалась год назад. Детей у семейной четы не было. Господин Штейман хочет завещать свое имущество ближайшему родственнику, то есть племяннику.
        - У него их было трое. Теперь двое.
        - Старшему из отпрысков брата.
        - А если бы у него были только дочки?
        - Тогда деньги пошли бы на благотворительность.
        - Почему?
        - Считайте это причудой старика.
        - И что, большое состояние?
        - Приличное. Супруга господина Штеймана была издателем крупного журнала. После ее смерти бизнес перешел в руки вашего дяди. Он его продал некоторое время назад. За приличные деньги.
        Таня мысленно присвистнула, представив сумму. Десятки миллионов долларов, как пить дать. И все достанутся Роме…
        Деньги к деньгам!
        - У вас больше нет ко мне вопросов? - услышала она голос детектива.
        - Нет.
        - Тогда до свидания.
        Таня попрощалась с собеседником и положила трубку.
        Снова вспомнился Илья. И подумалось о несправедливости жизни. У него могло бы быть все: любимая жена, богатство, долгие годы жизни… До счастья оставалось только дотянуться рукой…
        Таня обхватила голову ладонями и зарыдала.
        Глава 6
        Он сидел в заведении, ставшем любимым. Пил капучино. Ел блины со сливовым вареньем. Ягоды в нем были плотные, ароматные, с привкусом косточки. Не конфитюр из супермаркета, настоящее варенье.
        За стойкой была не Лидия, а ее сестра. Внешне похожая, но не такая приветливая.
        Съев блины и выпив капучино, Рома заказал себе эспрессо. Сладкого уже не хотелось, но и уходить было рано. Он сидел в кофейне не просто так. С целью. И его целью была Василиса. Рома знал, что она зайдет сюда. Рано или поздно…
        Он прождал уже час, а она все не появлялась. Сестра Лидии смотрела на Рому косо. В подобных заведениях никто подолгу не сидит (там, где алкоголь наливают, - да). Попили кофе или чая, перекусили и пошли по своим делам.
        Дверь в очередной раз хлопнула. Сегодня, а скорее, в этот час - он не бывал в кофейне днем - оказалось много посетителей. Но ни от одного из них не пахло корицей. В отличие от того человека, что вошел сейчас…

«Василиса, - понял Рома. - Дождался…»
        Он не стал оборачиваться. Зачем? Она сядет за столик, стоящий ближе всех к двери, и попросит кофе.
        - Роман? - услышал он ее низкий голос. Кому-то он показался бы грубоватым, но Рома от него, как говорили во времена его молодости, балдел.
        - Василиса? - Он поднял глаза. Госпожа Милова стояла возле его столика, опершись на него сжатой в кулак рукой. - Здравствуйте.
        - Добрый день. Могу я присесть?
        - Конечно… - Рома сделал приглашающий жест.
        Сценарий изменился? Она уже согласна сидеть с ним за одним столиком? Какой прогресс!..
        - Вась, тебе как всегда? - прокричала из-за стойки сестра Лидии. Она была помладше. И, возможно, посимпатичнее. По крайней мере, черты ее лица оказались выразительнее, а фигура стройнее. Но Рома не сомневался, что поклонников больше у старшей. У Лидии. Она более… приветлива, что ли? Женственная? Манкая?
        - Нет, тетя Кать, сегодня мне кофе глясе и два эклера!
        - Ах, батюшки! Смотри не слипнись!
        Пока тетка готовила кофе, Василиса сидела молча. На Романа не смотрела, была погружена в свои думы. Он не дергал ее. Ждал, когда сама заговорит. После того как перед ней поставили чашку с кофе и тарелочку с пирожными, она объяснила:
        - Когда у меня стресс, я ем сладкое. Кто-то пьет спиртное, а я поглощаю шоколад или выпечку… и становлюсь как гиппопотам.
        - Не верится.
        - После развода я поправилась на двенадцать кило.
        - Думаю, вас это не портило, - дипломатично заметил Роман, снова перейдя на «вы».
        - Еще как портило. У меня лицо стало как блин.
        Рома улыбнулся, представив себе круглолицую Василису. На пухлые щечки труднее натянуть маску. Наверняка она выглядела забавно.
        - Что у вас случилось? - участливо спросил Рома. - Вас отстранили от дела, вы из-за этого переживаете?
        Василиса ответила не сразу. Сначала откусила половину эклера и прожевала, закатив от удовольствия глаза.
        - Меня обвинили в том, что я в личных целях пытаюсь увести следствие по ложному следу. Иначе говоря, покрываю любовника. То есть вас.
        - Что за чушь?
        - Кто-то пронюхал, что вы были у меня дома.
        - И что? Следователям прокуратуры запрещено приглашать людей в гости?
        - Подозреваемых - да. Это бросает тень на дознавателя.
        - Я мог выследить вас и припереться без приглашения.
        - За нами следили. И соглядатай стал свидетелем того, как я позвала вас к себе. И он засек, сколько вы у меня пробыли.
        - И сколько?
        - Двадцать пять минут.
        - Он считает, что этого времени достаточно для того, чтобы так вас… кхм… отлюбить, что вы меня стали покрывать?
        - Не смешно, - сухо заметила Василиса.
        - Знаю.
        - Мой бывший муж очень высоко взлетел. Удачно женился, знаете ли. Теперь меня топит. Не знаю почему. Мстить ему мне не за что. Не за машину же, которую я ему не позволила забрать после развода.
        - Просто он вонючка.
        Василиса посмотрела на Романа с удивлением.
        - У нас в детдоме так называли плохих людей… Вонючками.
        Она впервые улыбнулась.
        - А в какую сторону вы пытались увести следствие? - спросил Роман.
        - Всплыли кое-какие данные о сожителе вашей сестры Татьяны.
        - Какие?
        - Он состоял на учете у психиатра до восемнадцати лет.
        - А потом?
        - В армию его забрали, признав психически здоровым. У нас всегда в Вооруженных силах недобор срочников. Вот и загребают всех, кто не может откупиться.
        - Что с Костей было не так?
        - Неконтролируемые вспышки агрессии. За то, что кто-то обзывал его, к примеру, дураком, он мог вцепиться в горло. Был такой случай. Еще он поджег дом учителя, завалившего его на экзамене. К счастью, это вовремя заметили, и не пострадал ни педагог, ни его имущество. А девочку, отвергшую его, Костя толкнул под автобус.
        - Как это?
        - А вот так. Сделал вид, что споткнулся, и всем телом на нее навалился. Девочка чудом избежала смерти. После этого случая его и поставили на учет у психиатра.
        - Надо же… На меня он произвел впечатление адекватного человека. Пусть и не самого приятного.
        - На меня тоже. Но маски носят многие. Не только я.
        Она съела второй эклер, допила кофе.
        - Я написала заявление об уходе. Сдала оружие и «ксиву». Больше я в органах не служу.
        Рома был ошарашен.
        - Вы делали блестящую карьеру и решили завершить ее вот так… в один миг? Из-за какого-то недоразумения?
        - Не в один. Это недоразумение стало толчком. Я хочу иметь семью, детей, нормированный рабочий день и…
        - И?
        - Избавиться наконец от своей маски.
        Василиса на самом деле давно подумывала о том, чтобы уйти из органов. Все последние месяцы она взвешивала все «за» и «против». И того, и другого было поровну. Да, карьера, неплохая зарплата, ранняя пенсия, но тотальная занятость, вечное напряжение (ей и ее коллегам часто угрожали), тяжкий груз ответственности. Василиса чувствовала, как меняется ее характер в худшую сторону. Профессия откладывала свой отпечаток. Она всегда терпеть не могла «баб с яйцами». Но понимала, что сама превращается в такую.
        Впервые мысль подать в отставку посетила Василису тридцать первого декабря. Она пришла домой в начале одиннадцатого не просто вымотанная, а опустошенная, включила телевизор, по которому показывали «Иронию судьбы», стала накрывать на стол. По дороге она купила бутылку шампанского и мандарины. В холодильнике нашлись яйца и заветренный сыр. Она сделала себе омлет, почистила мандарины, налила шампанское в фужер. Села. Вяло поковыряла яйца. Сделала глоток шампанского. Хотелось спать. Но Василиса намеревалась дождаться боя курантов. С детства она обожала Новый год. Больше, чем день своего рождения. И справляли они его обычно шумной компанией: родители, тетки с мужьями и детьми, друзья…
        Раздался телефонный звонок. Василиса взяла трубку.
        - Васька, с наступающим! - кричала двоюродная сестра, хохоча и повизгивая. Василиса знала, что такие звуки она издает, когда ее щекочут. Значит, за спиной у нее стоит ее старший брат. Он обожал щекотать сестру.
        - И вас! Привет Сережке! Ведь он рядом?
        - Да. И Петя, и Лена тут. Все! А ты почему дома? Давай к нам!
        Ее семья по-прежнему собиралась вместе на Новый год. Обычно у мамы, но в этот раз у тетки Кати. Василису, естественно, тоже приглашали, и она до последнего думала, что встретит Новый год с семьей, но… смогла вырваться с работы только в десять, и идти куда-то уже не было сил.
        - Вась, ну ты где там? - Это уже тетя Катя взяла трубку.
        - Дома.
        - Как дома? Мы ждем тебя!
        - Тетя Кать, я только с работы, устала…
        - Все с работы!
        - Мне и завтра туда идти.
        - Опять?
        - Да, я дежурю.
        - Знаешь поговорку? Если водка мешает работе, брось ее на фиг, работу свою! Так вот я перефразирую: если работа мешает личной жизни…
        - Брось ее на фиг, работу свою?
        - Именно. Ладно, племяшка, с наступающим тебя! И хотя бы на Рождество приходи в гости.
        - Обязательно, - заверила тетку Василиса, прекрасно понимая, что и на Рождество не сможет вырваться.
        Положив трубку, она подумала: «А может, правда?.. Ну ее на фиг?» Потом выпила шампанского и уснула за столом, так и не дождавшись боя курантов…
        - Думали, чем вы займетесь? - услышала Василиса голос Романа и вернулась к действительности.
        - Однокурсник давно зовет в свою адвокатскую контору. Можно туда…
        - А может, лучше замуж? И не работать?
        - Совсем не работать я не умею. А замуж не берет никто.
        - Как это? А я?
        Василиса раздраженно тряхнула головой. Шутки на эту тему ей не нравились.
        - Я серьезно, - сказал Рома.
        Василиса встала, резко отодвинув стул:
        - Проводите меня?
        - С удовольствием.
        Они покинули кофейню.
        До дома Василисы шли не спеша, болтая о ерунде.
        - Зайдете на чай? - спросила она, когда они подошли к подъезду.
        - На «ты» мы переходим, только переступив порог вашего дома? - криво усмехнулся Рома.
        - Зайдешь на чай? - улыбнулась она.
        Рома кивнул. Он видел, как Василиса волнуется. Он испытывал то же самое.
        Она открыла дверь магнитным ключом. Они вошли в подъезд. Когда Василиса поднималась по ступенькам, он смотрел на ее ягодицы. Даже если она поправится на двенадцать килограммов, они не станут хуже, подумал он.
        Едва они оказались в квартире, Василиса сделала шаг к Роме и обвила его шею руками.
        - Ты мне веришь? - спросил он. Ему очень хотелось сжать ее в объятиях, но… он должен знать ответ.
        - Верю, - выдохнула она.
        - Из-за Кости?
        - Нет… Просто.
        И он дал волю рукам…
        И губам.
        И всему своего существу, тянувшемуся к Василисе.
        Он почувствовал отдачу. Ее желание. Ее томление и восторг. Она отвечала на каждое его прикосновение. И торопила его. Он целовал ей шею, она опускала его голову ниже. Он гладил ее грудь через кофту и лифчик, и она тут же стянула их с себя. Он ласкал ее живот, она направляла его руку к своему лобку…
        Она очень его хотела. Именно его! А не просто здорового привлекательного самца. И была очень нетерпелива. Но Рома не торопился. Он хотел насладиться ею сполна. Изучить ее тело, прежде чем овладеть им. Оттянуть сладостный миг полного обладания…
        В кармане рубашки затрезвонил мобильный. Василиса, жарко целующая грудь Ромы, подняла на него глаза. Он улыбнулся ей и отключил звонок. Кто бы ни звонил, подождет. Сейчас для него существует лишь один человек - Василиса.
        Глава 7
        Дэн сидел в кафе гостиницы. Пил отвратительный коктейль, значащийся в меню как
«Мохито». Рядом с ним на табурете восседал Костя. Прихлебывая то же пойло, он говорил:
        - Не понимаю, чего ей еще надо. Я ушел ради нее из семьи. После работы сразу домой… С сыном ее уроки учил… иногда.
        В гостиницу Костя пришел за своей курткой. Он одолжил ее Роме. Брат Тани так и не нашел свой свитер, когда они были на турбазе, и ему нечего было надеть. И Костя поделился с ним предметом своего гардероба.
        - Женщины так неблагодарны, - вздохнул Дэн.
        - Да, ты прав! Поэтому никогда не женись!
        - Я и не собираюсь, - улыбнулся Дэн. В Америке все с первого взгляда определяют его ориентацию, а тут нет. Пожалуй, никто из ближайших родственников (за исключением сестры-близнеца) не подозревает о его «голубизне».
        - От баб все зло! - Костя отбросил трубочку и залпом выпил коктейль. Один из ледяных кубиков попал ему в рот, и Костя стал его посасывать. Дэн отвел глаза. Как бы он хотел, чтобы…
        Он тряхнул головой, отгоняя скабрезные мысли. Воображение разыгрывалось при взгляде на Костю. А все потому, что Дэн так и не выпустил вчера пар. Гей-клуб он нашел, даже зашел в него, но, пробыв там полчаса, покинул заведение. Публика ему категорически не понравилась! Таких гротескных геев он видел только в кино. Притом не в самом лучшем. Жеманные, одетые как попугаи, они не вызвали у Дэна никакого желания. Лишь один парень произвел на него впечатление, но он был не один.
        И Дэн пошел бродить по улицам. Тем самым, которые сестра советовала ему обходить стороной. Он обожал рабочие окраины. И мужчин, обитающих в них. До того, как он познакомился с Майклом, Дэн частенько мотался в не самые благополучные районы большого американского города. И искал там приключений. Грязных, рискованных. Находя их, чувствовал себя то полным дерьмом, то чудовищем. В зависимости от того, его использовали или наоборот - он кого-то. Последний раз, еще в Америке, он за двадцать долларов снял подростка-наркомана и заставил его вытворять такие вещи, о которых большинство людей не могут даже думать без омерзения.
        Этой ночью он присмотрел себе жертву. Тощенького расфуфыренного паренька, еле державшегося на ногах после коктейлей, которыми его угощал какой-то старый дядя. Выпивку парень отработал в тот же вечер - Дэн видел, как мужчины, молодой и в возрасте, уединились в туалете. Сразу после этого он клуб покинул. А спустя полчаса встретил паренька. Тот брел домой, шатаясь из стороны в сторону. Дэн пристроился за ним. Сексуального желания этот «волнистый попугайчик» в нем не вызывал. Но ему нужно было выпустить пар. То есть поиздеваться над кем-то. И на роль жертвы парень подходил, как никто. Пьяная шлюшка, именно то, что надо…
        Дэн почти нагнал паренька, когда увидел трех пьяных ребят в спортивных костюмах. От них волнами исходила опасность. Дэн понял: это те самые отморозки, которыми пугала его сестра. И он быстро нырнул за угол дома. Оттуда он услышал глумливые выкрики, хохот, звуки ударов…
        Дэн обогнул здание с другой стороны и ретировался. А днем узнал, что этой ночью произошло убийство, которое он мог предотвратить, если бы вовремя позвонил в полицию…
        - Дэн! - услышал он свое имя и обернулся на оклик. Мэри, одетая в куртку, с рюкзачком за плечами, энергично шагала к бару, держа в руках телефон.
        - Привет, - поздоровался с ней Костя.
        - Привет, - бросила она, даже не посмотрев на него. Казалось, Мэри не заметила Константина. - Надо поговорить, - сказала она брату.
        - Я слушаю.
        - Не здесь, Дэн.
        - Хорошо, иди в номер, я поднимусь через пять минут.
        - Сейчас!
        Она говорила очень резко. Как никогда.
        - Хорошо, пойдем, - растерянно сказал Дэн - сестра редко прибегала к подобному тону.
        Он положил на стойку деньги и слез с табурета.
        - Костя, ты еще побудешь тут? - спросил он.
        - Нет, ухожу. Я и так прождал Рому слишком долго.
        - Приходи вечером. Выпьем пива, поболтаем…
        - Лады!
        Костя хлопнул его по плечу и удалился, не заплатив за свой коктейль. Дэну пришлось выложить на стойку еще три купюры.
        Сестра нетерпеливо дернула его за руку.
        Что она хочет ему сообщить, если не может и секунды потерпеть?
        - Я знаю, кто убийца Ильи! - выпалила Мэри, едва они оказались в номере.
        - И кто?
        - Роман.
        - Объясни.
        - У него есть мотив. Даже два.
        - Один я знаю. Личная неприязнь. А второй?
        - Наш дядя… Лев… Он решил оставить свое состояние старшему из отпрысков брата-близнеца.
        - Ты хочешь сказать, что Рома убил Илью, потому что хотел стать наследником?
        - В том числе.
        - Но откуда он знал?.. И ты… Я ничего не понимаю, - недоумевал Дэн.
        - Мне сейчас позвонила Татьяна. Сказала, что с ней связался частный детектив, нанятый нашим дядей. Тот умирает и желает завещать состояние сыну своего брата. Именно сыну. Не дочке. И наследником должен стать старший ребенок.
        - Теперь ясно… более или менее. Но откуда Роман мог знать об этом?
        - Мало ли… Он богатый человек, а значит, у него много возможностей.
        - Вот именно, что богатый! У него и так все есть. Зачем ему убивать из-за денег?
        - Ты просто не представляешь, какие деньги на кону.
        - И какие же?
        - Журнал «Прет» знаешь?
        - Да, слышал о таком.
        - Его учредила покойная жена нашего дяди.
        Дэн присвистнул:
        - Несколько десятков миллионов долларов как минимум.
        - Такие деньги не снились даже Роману.
        - И все-таки не верится мне, что он убийца.
        - Помнишь, как он не мог найти свой свитер на турбазе?
        - Да, конечно.
        - Наверняка он выкинул его, потому что тот был в крови… в крови Ильи! - Мэри схватила брата за руки: - Я боюсь за тебя!
        - За меня? Почему?
        - А что, если он убьет и тебя? Для верности…
        - Для какой… верности?
        - Чтоб больше не было наследников. Никого, кроме него.
        - А вы с Таней?
        - Я же тебе сказала, что дядя оставит деньги только мужчине.
        - Почему?
        - Я как-то читала интервью с ним.
        - У него еще интервью брали? - поразился Дэн. - У нашего дяди с именем животного?
        - Да. Только теперь он не Лев. И не Никитин. А Левон Штейман. Я, когда читала, не знала, что это мой родственник, просто было интересно, кто муж такой богатой, властной и невероятно некрасивой женщины.
        - Она была некрасива?
        - Да! Просто безобразна. А Левон… Он очень собой хорош, даже в старости. На нашего родного отца похож, а он, если ты помнишь по фотографии, был красавцем… - Дэн кивнул. Он помнил отца на снимках в ранней молодости. Мускулистый белозубый блондин, можно для рекламы снимать. Такое фото им дала Таня, когда их усыновили. - Так вот, Лев-Левон, как я поняла, женоненавистник. Ты помнишь, что он дезертир? Сбежал из армии. Все из-за девушки. А она как-то нехорошо с ним поступила. И с тех пор он женщин не любит. Исключение - его жена. Она была гораздо его старше. Лет на пятнадцать. Помогла ему очень. Только благодаря ей он избежал трибунала. И уехал из России. Они сначала в Израиле жили. Потом перебрались в Америку.
        - И теперь этот наш дядя собирается оставить свое состояние кому-то из нас?
        - Сыну своего брата. Но коль у него их несколько, старшему из них.
        - Опять я в пролете, - горько усмехнулся Дэн.
        - Не совсем. У тебя еще есть шанс.
        - Предлагаешь мне убить Романа, как он Илью?
        - Что ты! Но мы можем помочь следствию найти убийцу. Думаю, дядя не захочет оставлять свое состояние преступнику!
        - У нас нет доказательств.
        - Надо поискать их.
        - Где?
        - В его номере, например.
        - Как мы туда попадем?
        - Надо что-то придумать… Давай сделаем так… Ты отвлечешь девушку на ресепшен, а я возьму ключ от номера Романа.
        - Как я ее отвлеку?
        - Да как угодно. Что, у тебя фантазии нет?
        - Ладно, что-нибудь придумаю.
        Мэри просияла. У нее была удивительная улыбка. Не такая, как у Дэна. У него сдержанная, чуть застенчивая, но она играла на губах постоянно. Мэри же улыбалась редко. Но тогда как будто вспышка молнии - быстрая, яркая - освещала ее лицо и делала его невероятно привлекательным. Дэн обожал улыбку сестры. Жаль, что в последнее время она «сверкала» все реже.
        Они спустились на ресепшен. Дэн вывел администратора из-за стойки, чтобы она на карте города, что висела на стене возле двери, показала вокзал, будто он не знал, где тот находится, и церковь, которую не собирался посещать, поскольку был атеистом. Краем глаза он следил за сестрой. Мэри все проделала быстро и четко. Шмыгнула за стойку, взяла ключ с крючка и скрылась за дверью, ведущей на лестничную клетку. Дэн, поблагодарив администратора, последовал за сестрой.
        - Я войду в номер, - сказала она, - а ты постой у лифта…
        - Зачем?
        - Как говорят русские уголовники, постоишь на стреме. - Дэн недоуменно нахмурился. - Вдруг Рома явится, а я еще не закончу? Ты должен будешь его задержать.
        - Понял.
        - Все, я пошла…
        Дэн махнул ей и двинулся к лифту. Там стояла кадка с большущим кактусом, он остановился возле нее, делая вид, что рассматривает растение. Прошло минут семь. Он стал нервно расхаживать вокруг кадки. Чего Мэри там застряла? Да и зачем влезла в номер? Теперь затея с обыском казалась ему идиотской. Рома не дурак, чтобы хранить в номере улики. У него же могут обыск провести…
        - Дэн, - услышал он за своей спиной голос сестры и обернулся. - Пойдем.
        - Ты все?
        - Да.
        Он облегченно выдохнул.
        - Что-нибудь нашла?
        - О, ты даже не представляешь, что…
        - Стой, куда мы?
        - В наш номер, я тебе такое расскажу!
        - А ключ вернуть?
        - Оставим его себе на всякий случай.
        - Но как Рома попадет в номер?
        - Ему откроют замок запасным. Ничего страшного. Решат, что ключ утерян. А этот я верну чуть позже.
        Они зашли в свой номер. Мэри тут же сбросила с себя рюкзак, вынула из него бутылку воды и начала жадно пить.
        - Да рассказывай уже! - поторопил Дэн сестру.
        - Я нашла пакет, в котором лежали окровавленный свитер и нож.
        - Не может быть!
        - Я сама обалдела, когда обнаружила его. Это же верх глупости - держать улики в номере.
        - И что теперь? Звонить в полицию?
        - Я написала Роману записку и оставила ее на видном месте. Сообщила, что мы знаем о том, что он убийца. И потребовала его явки с повинной в полицию. Закладывать брата как-то нехорошо. Пусть сам признает свою вину.
        - А если не признается?
        - Тогда мы пойдем в прокуратуру. У нас не останется выбора.
        - Но он уничтожит улики сразу, как только прочтет твое письмо! - Дэн был возмущен нелогичностью рассуждений Мэри, а также ее действиями. - Давай сейчас же позвоним в полицию…
        - Нет, мы должны дать ему шанс.
        - На что?
        - Явка с повинной облегчит его участь.
        - А тебе не наплевать, сколько он просидит в тюрьме? Двадцать или двадцать пять лет? Мне лично - все равно.
        - Он наш брат.
        Дэн застонал, закатив глаза.
        - Хорошо, давай так. Подождем, когда он вернется в номер, и посмотрим, как он себя поведет, - предложила Мэри.
        - Ясно - как. Возьмет пакет и унесет его, чтобы уничтожить. Еще сожжет твою записку. И будет жить дальше, наслаждаясь своим богатством.
        - В номере он улики уничтожать не будет, так? И как только Роман покинет гостиницу, мы донесем на него.
        - Надо сделать это сейчас! - уже кричал Дэн.
        - Пожалуйста… - И она посмотрела на него умоляюще.
        Дэн махнул на нее рукой и ушел в ванную, чтобы принять душ и снять напряжение.
        Глава 8
        Костя нервно расхаживал по квартире матери. Он находился в ней один - родительница ушла на работу.
        Квартира была маленькой двухкомнатной хрущевкой, где одна из комнат проходная, такие жилища в народе «трамваем» называют. В ней они когда-то жили вчетвером: мама, отчим, Костя и его младшая сестра. Сейчас осталась одна мама. Дети обзавелись своими семьями, а ее муж умер четыре года назад.
        Костя помнил, как страдал от того, что не имеет личного пространства. Он обитал в одной комнате с сестрой, да еще им выделили проходную. Ни минуты покоя! Кто бы знал, как Костя радовался, когда ему удавалось побыть дома одному. Жаль, что такой шанс выпадал крайне редко - родители работали по сменам, их графики не совпадали, а сестра была домоседкой.
        Пожалуй, именно из-за этого, из-за вечного напряжения он стал раздражительным… А тут еще переходный возраст, гормоны… нереализованные желания…
        Костя даже не мог спокойно мастурбировать, боялся, что его застукают!
        И у него начались приступы неконтролируемой агрессии. Мама отвела его к психиатру. Косте назначили лечение, поставили на учет…
        Терапия ли помогла или просто закончился переходный возраст, но он стал другим. Не сказать, что спокойным, но и не тем психом, каким был в юности. С возрастом же Костя научился себя настолько хорошо контролировать, что, например, на работе его считали душкой. Но он таким не был!
        Костя ненавидел многих людей. И точно как в юности испытывал желание вцепиться в глотку то одному, то другому. Последние дни оно возникало не раз и не два. Вызывали его братья Тани - Илья и Рома.
        О-о-о, как же Костя их невзлюбил!
        Или, точнее - возненавидел.
        Первым - Илью. Затем Рому. Да его, пожалуй, сильнее!
        Костя и сейчас испытывал к ним то же чувство… Даже к мертвому Илье!
        Он сразу почувствовал к нему неприязнь, едва Илья ввалился в дом Тани. Без приглашения, но с баулом безвкусных подарков и «тележкой» вранья.
        И Костя стал «копать» под него. Перерыл Интернет и нашел кое-что интересное. Илья оказался серийным убийцей! Не только бывшего парня своей невесты убил, за что получил семь лет тюрьмы, но еще и подругу свою Марину! Об этом вся криминальная пресса кричала, да Илья каким-то чудом избежал наказания… Алиби? Да не смешите! Ясно, что именно Илья убийца! И невесту свою Лену он зарезал… Кто ж еще?
        Эти его ПРОСТИ… Как автограф…
        Костя все материалы, что нашел в Интернете, скопировал на флешку, периодически открывал их и… смаковал. Зачем? Он не мог объяснить себе этого. Но с детства его привлекали кровавые истории. И вымышленные, и реальные. Особенно реальные. Он собирал вырезки из газет, где описывались кровавые убийства…
        Порой он представлял себя на месте душегубов и мысленно проделывал с людьми, ему неприятными, то же, что они со своими жертвами!

…Мобильный телефон, у которого был отключен звук, запрыгал по столу. Костя посмотрел на экран.
        Опять Таня!
        Его раздражение улеглось, и он решил ответить.
        - Слушаю, - сухо бросил он в трубку.
        - Костя, ты не представляешь, что сейчас произошло, - затараторила Таня. Голос у нее был чуть хриплый, заплаканный, но она как будто уже не обижалась на него, и это казалось странно. Обычно Таня, если они ругались, дулась несколько дней. Но все равно прощала Костю! И терпела его «заскоки». За это он ее… ценил? Или все же любил?
        - И что же произошло?
        - Мне позвонил частный детектив, нанятый нашим дядей Львом. Помнишь, мы о нем разговаривали на пикнике?
        Дальше она стала пересказывать разговор с детективом. Костя внимательно ее слушал…
        - В общем, Рома скоро станет еще богаче! - подвела итог Таня.
        - Что ж… деньги к деньгам, - промямлил Костя.
        - Я о том же подумала. Только Рома что-то трубку не берет, я ему звонила несколько раз… Ты собирался у него куртку забрать. Забрал?
        - Романа нет в отеле.
        - Странно, куда он мог деться?
        Костя пожал плечами. Как будто Татьяна могла это видеть.
        - Как твое самочувствие? - спросила она.
        - Нормально, - буркнул он.
        Повисла паузы. Таня явно хотела, чтобы Костя воспользовался тем, что она ему позвонила, и пошел на примирение. Ему же было не до нее…
        Он думал о Льве-Левоне и его деньгах!

«А что, если это он?.. - билась в мозгу, будто ошалелая, попавшая между оконными стеклами муха, мысль. - Мой биологический папашка? Тот, кто заделал матушке меня?»
        Костя был незаконнорожденным. Его мать забеременела от парня, с которым встречалась. Потом он ушел в армию (о своем интересном положении она узнала позже), и больше она его не видела. Молодая мама дала сыну отчество Львович и свою фамилию. А спустя пять лет второй раз вышла замуж.
        Костя нажал на клавишу отбоя, даже с Таней не попрощавшись, и тут же набрал номер матери.
        - Какая была фамилия у моего отца? - в лоб спросил он.
        - Какого еще… отца?
        - Биологического.
        - Зачем тебе это? - сердито спросила мать.
        - Мне нужно знать.
        - Не нужно!
        Костя начал злиться. Он не впервые расспрашивал ее об отце. В детстве постоянно допытывался, кем он был и почему его нет рядом. Мать, в отличие от многих женщин,
«нагулявших» своих деток, сына не обманывала. Не врала про то, что папа геройски погибший летчик или капитан очень дальнего плавания. Она просто ничего о нем не рассказывала. И Костя знал только имя своего отца. Да то, что он ушел в армию, а потом сгинул. А еще… что Костя на него совсем не похож.
        - Мама, в этот раз я не отстану, - предупредил он. - Мне необходимо знать! Можно сказать, это вопрос жизни и смерти…
        - Что за глупости?
        - Мама! - Костя повысил голос.
        - Да не знаю я его фамилии!
        - Как так?
        - Да вот так.
        - Вы же встречались…
        - Это не телефонный разговор. Давай вечером расскажу.
        - Сейчас, - потребовал Константин.
        - Не встречалась я со Львом. Познакомилась на проводах. Подруга притащила меня - она кого-то из друзей его знала…
        - И?
        - Да что ты как маленький? - раздраженно проговорила мать. - Напились все, ну и… переспала я со Львом. Пожалела его, он ведь на два года в армию уходил. Утром всей толпой пошли его на призывной пункт провожать… А через месяц я волноваться начала из-за отсутствия… месячных.
        - Ты забеременела от случайного партнера?
        - Да.
        - Поэтому и не рассказывала мне ничего об отце?
        - А что я могла?.. Только врать. А врать не хотелось.
        - То есть фамилии его ты не знаешь?
        - Нет.
        - А у подруги спросить?
        - Костя, лет-то прошло… О чем ты?
        - Ну хоть что-то ты можешь о нем сказать?
        - Красивый был парень. Но ты совсем на него не похож - темненький получился, в меня. А Лев светлым был…
        - Ты не пыталась его найти?
        - Пыталась, когда узнала о беременности. Через подругу. Но не вышло. Тот парень, через которого мы попали на проводы, уехал в другой город.
        - А брат… брат у Льва был?
        - Да не знаю я… - простонала мать. - Все так быстро произошло…
        - Ну, мама, ты даешь!
        - Я аборт хотела сделать, да побоялась. У меня резус отрицательный. Сказали, могу больше не забеременеть. И я решила рожать, одним себя успокаивая, что ребеночек красивым будет… Ты таким и родился. - Тут до уха Кости донесся грохот. - Ой, что-то уронили! - вскричала мама, работающая на складе сантехники. - Побежала я, пока!
        И отсоединилась.
        Костя медленно, как заторможенный, положил телефон на стол.
        Неужели он сын Левона Штеймана, в прошлом Льва Никитина?
        А почему нет? Все сходится!
        Костя бросился к своему планшету, включил его. Открыв «Яндекс», ввел в поисковую строку имя и фамилию своего предполагаемого отца. Начал читать…
        О-о-о… как он богат, оказывается!
        Костя зажмурился, представив, что бы он сделал с таким количеством денег. Конечно же, перво-наперво потратил малюсенькую их часть на пару машин.
«Мерседес»-кабриолет и паркетник «Ауди». Или лучше «ТТ» и «Хаммер»?
        Еще дом. Большой! Чтобы ходить по нему и кричать «ау». Костя так устал от клетушек! Детство и юность - в «трамвае», молодость в однокомнатной квартире супруги, втроем, последнее время в общаге у Тани. Нигде покоя ему не было.
        Что еще? Конечно, гардероб, часы, гаджеты… Но все это мелочи.
        Дочь отправит в Лондон учиться. Жене с барского плеча купит «трешку» и денег на открытие аптеки даст - она фармацевт. Тане - тоже квартиру и парикмахерскую. Нет, салон красоты! Или… или Таню взять с собой в тот большой дом, о котором мечтается? И именно ей кричать «ау», расхаживая по нему?
        Костя еще не решил.

«Если я сын Левона, то… - Он мысленно задохнулся, представив это. - То… наследником состояния Штейманов стану я, а не какой-то там племянник по имени Роман!»
        Глава 9
        Таню неожиданно вызвали на допрос. Только она закончила разговор с Костей (вернее, он с ней, резко отключившись), как телефон затрезвонил. Мужчина с приятным голосом, представившийся следователем Петровым, спросил, не сможет ли госпожа Нелидова подъехать в следственный отдел для дачи показаний. И Таня поехала - все равно не знала, куда себя деть.
        Следователь оказался очень молодым мужчиной неформального вида. Таня, встретив его на улице, приняла бы за студента, увлекающегося клубной культурой.
        Петров задавал Тане разные вопросы. В основном они касались вечера, предшествующего ночи убийства. Пришлось повторять то, что она уже рассказывала Миловой.
        - Скажите, а вы хорошо знаете Константина Елизарова? - спросил вдруг Петров.
        - Костю? - удивилась Таня. - Конечно…
        - Давно вы знакомы?
        - Два года.
        - И все это время находились в близких отношениях?
        - Да. То есть… - Таня нахмурилась. - Мы, бывало, расставались на месяц-другой, но воссоединялись вновь.
        - Он ведь женат?
        По больному бьет! Таню передернуло.
        - Собирается разводиться, - глухо ответила она.
        - Как он ладил с вашими братьями?
        - Нормально. Особенно с Дэном.
        - А с Ильей?
        - Они мало общались друг с другом, но не конфликтовали. А к чему такие вопросы?
        - А теперь припомните, всегда ли Константин был рядом с вами той ночью?
        - Да. Всегда, - не задумываясь, ответила Таня.
        - Что же он… и в туалет не ходил?
        - Почему же…
        - Тогда как вы можете утверждать, что Константин был рядом с вами всегда? Туалеты, насколько я знаю, на турбазе на этаже.
        И далее все в том же духе! Измотал «студент» Петров Таню так, что у нее голова кружиться начала.
        - Можно водички? - слабым голосом попросила она.
        - Конечно… - Следователь подошел к графину, стоящему на подоконнике, и налил из него воды в стакан. Таня удивилась, увидев это чудо. Графин! Да сейчас везде кулеры стоят. - Константин поднимал на вас руку?
        Таня поперхнулась водой.
        - Что? - прокашлявшись, переспросила она.
        - Он был груб с вами когда-нибудь?
        - Нет. Он даже не кричал на меня почти. Если ему что-то не нравится, он бубнит. И рук не распускает… Я бы не стала жить с мужчиной, который может ударить женщину!
        - Рядом с трупом вашего брата была найдена пуговица от рубашки поло Константина.
        - Мы обнаружили труп вместе. Наверное, тогда она и оторвалась.
        - С чего бы?
        - Мы пошли к умывальникам, чтобы заняться любовью. Мы обнимались. Я пыталась расстегнуть пуговицы на его рубашке… Наверное, рванула слишком сильно.
        Выпалив это, Таня покраснела. Ей было неловко говорить об интимных вещах… А еще врать! Не пыталась она расстегнуть рубашку Кости. Они успели только поцеловаться, когда увидели труп Ильи.
        - У вас больше нет ко мне вопросов? - спросила Таня.
        - Пока нет. Прочтите протокол, распишитесь.
        Таня пробежала глазами текст и поставила под ним свой «автограф». После этого покинула кабинет.
        Выйдя на улицу, она с удивлением обнаружила, что уже стемнело. Долго же ее допрашивали!
        Таня подошла к автомату с газировкой, что стоял возле парковки, взяла «лайт-колу» в банке. Выпила. Настроение после визита к следователю стало еще отвратительнее. Хотя, казалось бы, куда хуже?..
        Сев на лавочку, Таня достала телефон, набрала номер Романа. В который раз за сегодня. И снова ей не ответили. «Абонент выключен или находится вне зоны действия сети!»

«Родственничек, называется! - возмутилась Таня мысленно. - Когда нужен, не отыщешь! И зачем только приехал? - И тут, точно молния, мысль-вспышка: - Убить Илью?..»
        Таня тряхнула головой, отгоняя ее. Нет, это не Рома!
        И уж конечно, не младшенькие.
        Вот только кто?
        Неизвестный маньяк, преследующий их семью?
        Но кто он?
        И что они, Никитины, сделали ему плохого?
        Глава 10
        Рома вернулся в отель на такси. Всю дорогу он улыбался, вспоминая время, проведенное с Василисой. А иногда подносил руки к носу и нюхал их - ему казалось, что они сохранили слабый аромат его женщины.
        Доехав до гостиницы, он вышел из такси, сунув водителю две сотенные купюры, и, не дожидаясь сдачи, направился к крыльцу. Хотелось поскорее попасть в номер и прилечь. Усталость, накопившаяся за последние дни, давала о себе знать. Да и Василиса оказалась очень страстной, а Роме хотелось довести ее до изнеможения. Он обожал, когда женщина обессиленно откидывается на подушку или припадает к его груди и довольно улыбается…
        Василиса улыбалась. И потягивалась, как кошка. И сворачивалась калачиком под Роминым боком. А он прижимал ее к себе и целовал в макушку. Ее растрепавшиеся волосы щекотали его ноздри и губы. Дыхание обжигало шею. Колени упирались в живот, и дышать стало трудно, но Рома не желал отстраняться.
        Ему было так хорошо, как никогда ранее!

«Моя женщина, - думал он тогда и сейчас. - Именно она… Василиса!»
        С ней Рома забыл обо всем.
        Абсолютно!
        Его мозг отключился, а тело… тело как будто только для нее функционировало. Каждая его клеточка… лишь для нее.
        Но теперь ему требовался отдых. Вот Рома и спешил поскорее оказаться у себя в номере. Однако попал он в него не сразу. Администраторша куда-то задевала его ключ. При этом пыталась убедить Романа, что она этого сделать никак не могла и, скорее всего, он не сдал его и где-то потерял. Долго спорить с ней он не стал, вызвал старшего менеджера, и тот мгновенно все уладил. Номер ему открыли запасным ключом. И, естественно, извинились.
        Рома первым делом прошел в ванную, вымыл лицо и руки. Душ принимать не стал. От кожи пахло гелем для душа «Кофе с молоком». Он мылся им у Василисы. Этот аромат напоминал ему о ней.
        Выйдя из ванной, Рома прошел к кровати. На тумбочке возле нее, как всегда, стояла вода. Он пил ее много. Литра два в день. А когда тренировался, еще больше. Рома открыл бутылку, сделал большой глоток и поперхнулся. Закашлявшись, хотел поставить ее обратно, но уронил. Определенно, ему требовался долгий сон, коли уже руки не слушаются.
        Рома, не раздеваясь, улегся на кровать, закрыл глаза. Думал, сразу же отключится, но нет. Лежал минут пять, пока его не затянуло в вязкую дрему.
        Ему снились кошмары. Такие жуткие, что хотелось проснуться, но не получалось. Он с усилием разлеплял веки, и вроде бы глаза открывались, но это ему лишь снилось. Рома не знал, сколько он так промучился. Ему казалось, вечность. Наконец удалось выбраться из кошмара…
        Сердце бухало в груди. В висках стучало. Так отвратительно он себя чувствовал лишь однажды. Еще совсем молодым он принял наркотик. Когда бодрствовал, вроде было все нормально, но стоило погрузиться в сон, как его потащило в такой ад, что, казалось, он из него никогда не выберется. После того случая он поставил на наркоте крест. На него даже антидепрессанты (был у него период, когда врач рекомендовал их принимать) плохо действовали, а также снотворное и сильные обезболивающие.
        Рома разлепил веки. В номере было темно - шторы на окнах не пропускали света, - и он не знал, сколько проспал, день сейчас, вечер или ночь. Он собрался подняться с кровати, когда понял, что он в помещении не один. Кто-то по номеру ходил. Роман подумал, что это горничная, но вспомнил, что, когда он явился, здесь явно уже прибрались. Постель была заправлена, свежие полотенца, а в воздухе витает не очень изысканный, но вполне приятный запах сирени.
        Роман повернул голову - совсем чуть-чуть и увидел тонкий вытянутый силуэт.
        Дэн?
        Опять зачем-то пробрался в его номер? Но как он попал в него? На турбазе - ладно. Там Рома дверь не запирал. Но тут? Она захлопывается автоматически…
        Рома прищурился. Нет, не Дэн… Походка женская. Легкая, чуть танцующая. Незваная гостья передвигалась по номеру и остановилась у зеркала. Рома рассмотрел в ее руках маркер…
        На зеркале стали появляться буквы…
        П… Р… О… С… Т… И…
        Т… Е…
        Девушка отошла на шаг и придирчиво осмотрела плоды своего недолгого труда. После этого она развернулась и направилась к кровати, на которой лежал Рома. Он сделал вид, что спит. Но сквозь ресницы видел, как девушка склоняется над ним. Это была его сестра… Маринка.
        И в руке она держала нож!
        Рома резко вскочил и схватил ее за запястье. Мэри вскрикнула от боли, но нож не выронила, а попыталась вонзить его в брата…
        Тут дверь с грохотом распахнулась. Ее выбили сильной ногой в черном шнурованном ботинке. В комнату влетели два омоновца и мужчина в штатском. Бойцы кинулись к кровати, быстро оценили обстановку и заломили Мэри руки. Но тут же проделали то же самое с Романом. Из-за спины штатского выглянул Дэн. Это он вызвал полицию, решив ослушаться сестру.
        Глава 11
        Мэри очень хорошо помнила день, когда прочла статью о Левоне Штеймане, вдовце издательницы журнала «Прет». Она ехала на работу, уставшая после бессонной ночи. Марлон опять впал в депрессию после того, как его не взяли бэк-вокалистом к одному не очень известному певцу, и до двух утра она пыталась его, пьяного и злого, уложить в кровать. Потом еще час прислушивалась, не встал ли он. А в восемь пришлось отправляться на работу…
        Чтобы не задремать и не проехать свою остановку, она листала журнал. Просто фотографии рассматривала, пока не наткнулась взглядом на снимок, сделанный годах в восьмидесятых. На нем была изображена гротескная парочка. Стройный и красивый молодой человек и толстая, далеко не молодая, бабища в свадебном платье. Жених был очень похож на ее родного отца в молодости. Старшие брат с сестрой при расставании с близнецами дали им фото молодых отца и мамы. Она рассматривала снимок и не могла поверить, что мужчина на фото, похожий на киноактера, и отвратительного вида существо, запомнившееся ей валяющимся то в прихожей, а то и на лестничной площадке, один и тот же человек. В детстве она даже придумала себе сказку о том, как папу заколдовала злая ведьма и когда-нибудь появится добрая волшебница, расколдует его, и он снова станет прежним.
        Мэри стала читать статью. Узнала, что Левон родился в России, потом из-за неприятностей с законом был вынужден бежать за границу. В этом ему помогла Мария Штейман. Он женился на ней и взял фамилию супруги. «Неужели это пропавший брат нашего отца? - мелькнула шальная мысль. - Да нет, вряд ли… Просто похож…» Однако, когда Мэри добралась до работы и включила компьютер, она выяснила, что господин Штейман родился в тот же день, что и ее отец. Таких совпадений быть не может. Левон - их с Дэном дядя.
        Богатый дядя! А им так нужны деньги!
        Мэри узнала, где он живет, и под видом журналистки отправилась к нему якобы брать интервью. Левон принял девушку. Откровенно с ней побеседовал. Сообщил о своей тяжелой болезни и бездетности (Мэри, правда, уже владела этой информацией), а главное, выразил вслух желание отыскать отпрысков своего брата.
        - А почему не его самого? - полюбопытствовала Мэри. Она знала, что отца нет в живых, но Лев-Левон откуда мог это знать?
        - Умер он давно. Я почувствовал. Вот тут… - и он положил руку на сердце.
        - Если детей несколько, вы разделите состояние поровну?
        - Дочерям - шиш. От баб все зло в мире.
        - А если у него, к примеру, трое сыновей?
        - Все получит старший.
        - Это несправедливо…
        - Почему же? Как раз наоборот. Возьми королевские семьи. В них титул старший мальчик наследует, правильно? А сказки вспомни! Первенцу - мельницу, среднему… чего он там получил?
        - Осла.
        - Ну вот. А третий - кота. Потому что дураком был. Вот и в русских сказках младшие всегда дураки! Брат мой точно таким был, хоть и родился всего на двадцать пять минут позже.
        В тот же день у Мэри созрел план. Чудовищный и трудновыполнимый. Но она намеревалась привести его в исполнение, чтобы деньги дяди получил Дэн. Он обязательно отдаст ей половину. Ведь они еще малыми детьми поклялись делить все на двоих. Не важно, что: конфеты, вещи или деньги. С любого гонорара Дэн давал Мэри хоть сколько-нибудь (она реже брату помогала - у нее имелся иждивенец), но это была мелочь… А тут миллионы!
        Заполучив хотя бы парочку, Мэри сможет дать Марлону то, о чем он мечтает, - возможность петь для широкой публики…
        Но для того чтобы сделать Дэна наследником, необходимо убрать старших братьев. Расчистить, так сказать, очередь.
        Чудовищно? Да! Но в мировой истории подобных случаев было сотни, если не тысячи.
        Трудновыполнимо? Да и еще раз да. Потому что убить придется не одного человека, а сразу двух. И сделать это надо так, чтобы никто не заподозрил ни ее, ни Дэна.
        Мэри много разных вариантов продумывала. И отравить Илью с Ромой, и заложить в машину, на которой они поедут, взрывчатку, и застрелить их из снайперской винтовки, сначала одного, затем другого… но…
        Где в России, чужой стране, взять яд, взрывчатку, винтовку?
        Мэри решила во всем разобраться на месте и начала поиск родственников. Первым отыскала Илью. С ним и связалась. Вернее, не она, а Дэн. Она посвятила его в свои планы посетить Россию и встретиться с братьями и сестрой сразу же, как только в ее голове созрел план. Но ВСЕЙ правды она ему говорить не стала. Конечно же, нет. Хотя были мысли…
        Дэну в Россию ехать не хотелось. Как и встречаться с родственниками. Но Мэри смогла его уговорить. У нее всегда это получалось!
        За несколько дней до отъезда она сидела за компьютером и просматривала российские сайты. Готовилась. Забрела на портал родного города, почитала инфу, посмотрела фотографии. Потом решила узнать побольше о месте, куда переехал жить Илья. Вскоре наткнулась на раздел криминальной хроники. Там была не только сухая информация, но и много статей. И что она увидела? Своего брата! На фото она его не узнала, конечно, он изменился, повзрослел, да и качество… Но под снимком была подпись - Илья Никитин.
        Мэри стала внимательно читать материалы…
        О-о-о!
        Что она узнала о своем старшем брате!
        Уголовник! Убийца! Маньяк!
        Мэри прочла все статьи, посвященные убийству, по которому Илья проходил главным подозреваемым. Связалась по электронной почте с журналистами, что их писали, пообщалась с ними (ответы она получили уже на следующий день). Узнала много фактов, не ставших достоянием общественности. И даже умудрилась раздобыть снимки с места преступления. Ей их выслал один из криминальных папарацци. За деньги, конечно. Мэри изучила снимки, запомнила, как пишется слово «ПРОСТИ», и…
        Решила, как будет действовать, когда приедет в Россию!
        Картинка сложилась.
        И чудовищный план казался уже вполне осуществимым. Они с Дэном приедут в Россию, встретятся с семьей, и…
        Она убьет сначала случайного человека. Любого, кто будет рядом в подходящий момент. Пырнет ножом и вырежет на лице жертвы слово «ПРОСТИ». Потом уберет Романа тем же способом. И в заключение Илью, свалив на него два предыдущих преступления. Каким образом? Да обычным, подбросив улики, а старшего брата убьет так, будто он покончил с собой. Якобы маньяк больше не смог терпеть самого себя и ушел из жизни, написав на стекле и вырезав на руке «ПРОСТИТЕ». Чем не предсмертная записка?
        Мэри, как истинный художник, мысленно написала эту картину на воображаемом холсте и осталась ею довольна. Сильно! Зеркальная поверхность, испещренная черными буквами… На теле Ильи тоже будут буквы, но кровавые…
        Этот кадр достоин фильма Квентина Тарантино!

…Вначале все шло гладко. Илья притащил с собой на банкет невесту. Идеальная жертва. Мэри убила ее. После заманила всю семью на турбазу. Там она намеревалась разделаться с Романом, подбросить улики Илье, а затем всыпать ему в напиток убойную дозу снотворного. Но план дал сбой, когда старший брат вздумал пуститься в бега. Она не могла позволить ему уйти. Мертвыми должны быть оба! И она изменила очередность.
        Илью Мэри убивала, надев на себя свитер Романа (стянула его, когда тот спал; оказалось, потревожила его, но брат принял ее за Дэна). Илья был пьян и не ожидал от сестры нападения. Потом нож со свитером сложила в пакет и закопала под деревом. Вырыла пакет после обыска. Привезла в город. К «устранению» (про себя она называла свои действия именно так) Романа хотела подготовиться с особой тщательностью, но не вышло. Нанятый дядей детектив быстро сработал и вышел на наследников. Как только весть о том, что Роман в скором времени унаследует многомилионное состояние, облетит город, страну, мир, к нему не получится подобраться. И в его самоубийство мало кто поверит. Богатей может нанять себе дюжину адвокатов, чтобы избежать заключения, а со своей совестью как-нибудь договорится, выстроив пару храмов.
        Пришлось брать в помощники Дэна. Сначала она хотела рассказать ему всю правду и взять в сообщники, но передумала. Не потянет. Потому что дурак, как все младшенькие в русских сказках. Только ему, в отличие от Иванушек, не везет совсем.
        Обманула его, запутала. Проникла в номер Романа, чтобы подбросить улики и подменить бутылку с водой. Она знала, что брат много пьет. Воду им поставлял отель, и она легко подменила емкость. Теперь ей оставалось только ждать. Когда Рома вернется домой, он сделает несколько глотков воды. А скорее - выпьет целый стакан. Это убьет его. Тогда Мэри проникнет в номер вновь. Оставит предсмертные
«записки» - две - «Простите». И…
        Станет богатой!
        Эпилог
        Они сидели в обнимку у реки и смотрели, как над ней кружат ласточки.
        - Низко летают, - заметила она.
        - К дождю, - добавил он.
        Рома коснулся губами виска Василисы. Зарылся носом в ее волосы. Они пахли корицей. Так же, как ее кожа.
        - Не передумала? - спросил он.
        - Нет, - с улыбкой ответила она.
        Рома взял ее руку в свою и нежно сжал пальчики, на одном из которых поблескивало кольцо. Он сделал Василисе предложение, и она сказала «да».
        - Ты не против, если мама будет жить с нами? - спросил он.
        - Только «за».
        - Можем и твою с собой забрать. У меня дом большой.
        - Нет, она не поедет.
        - Сегодня надо обязательно зайти в кофейню. Я давно не ел фирменных бабушкиных блинчиков.
        - Я сама тебе их испеку.
        Василиса поежилась. Собирался дождь, стало прохладно.
        - Пойдем в машину?
        - Нет, давай еще посидим. Просто обними меня покрепче.
        Рома обхватил ее обеими руками и прижал к себе.
        - Как поживает Таня? - поинтересовалась Василиса.
        - Нормально. Костя снова к ней вернулся. Пожил у другой женщины три дня и понял, что лучше моей сестры нет.
        - Не думала, что она примет его.
        - После того, как он признался ей в любви? - усмехнулся Рома. - Да еще стал давать денег на питание?
        - Ты ведь говорил, что он считал себя незаконнорожденным сыном вашего дяди Льва?
        - Да. Костя был уверен в этом на сто процентов. Хотел претендовать на наследство.
        - Но он ошибался?
        - Как оказалось. Его мать (по просьбе сына) отыскала-таки друзей того Льва, от которого забеременела. Они сообщили ей, что тот никуда не пропадал. Они дали ей ложный адрес воинской части. А когда Лев демобилизовался, он уехал к бабушке в деревню, боясь нарваться на алименты. Он и теперь там живет с женой и двумя незамужними дочками. Фамилия его Кузин. И он совсем не похож на нашего дядю…
        Они немного помолчали.
        - Когда ты узнал, что не станешь наследником, сильно расстроился?
        - А ты? Когда узнала, что твой будущий муж не станет долларовым миллионером? - шутливо спросил Рома.
        - Нисколечко.
        - Вот и я тоже.
        - А если бы стал?
        - Разделил бы деньги на троих.
        - Но ваш дядя, когда узнал, что устроила Мэри из-за денег, решил отдать их на благотворительность.
        - И правильно сделал. Что с Мэри теперь будет?
        - Ее посадят в русскую тюрьму, - ответила Василиса.
        - А Дэн возвращается в Америку. Ему какой-то очень выгодный контракт предложили. У Марлона, человека, ради которого Мэри пошла на все эти преступления, тоже жизнь стала налаживаться. Мне Дэн сказал об этом, они на связи. Марлона в панк-группу солистом взяли. Тот, что был до него, от передоза умер. Скоро на гастроли отправится.
        - Тебе жаль Мэри?
        - Мне жаль Илью. Он, кстати, приснился мне сегодня. Мы с ним помирились. И я знаешь о чем подумал? Давай сына, если он у нас родится, Ильей назовем.
        - Согласна. Между прочим, скоро мы узнаем, кто у нас будет, сын или дочь… - Она повернула к нему сияющее лицо: - Я беременна!