Битва за Францию Ирина Даневская
        Действие романа «Битва за Францию» продолжает интригу, заложенную в книге «Путь к власти». Королева Англии Генриетта-Мария Французская после нелёгкой борьбы добивается капитуляции всех своих недоброжелателей и оказывается в круговороте интереснейших событий, захлестнувших Европу в 1626 —1629 гг. Это и напряжённая политическая борьба в Англии, направленная на свержение первого министра — герцога Бэкингемского; и «Заговор Шале» против французского кардинала Ришелье, в котором большую роль отыграла английская и испанская разведка; а также интриги герцогини де Шеврёз, жертвой которых пал самый знаменитый французский дуэлянт — граф де Бутвиль. В политических происках герцога Бэкингемского участвует «Джеймс Бонд XVII века» — Уолтер Монтегю, которому противостоит французский «серый кардинал» — Жозеф дю Трамбле. А от дипломатической сноровки гениального живописца Рубенса зависит заключение политического союза между Англией, Испанией, Нидерландами, Савойей и Лотарингией. И, наконец, осада Ла-Рошели, о которую разбиваются честолюбивые стремления первого министра Англии вывести свою страну на первое
место в европейской политике.
        Битва за Францию
        Любимой мамочке посвящаю…
        Автор
        ЧАСТЬ 1: «КРАСНЫЙ ГЕРЦОГ»
        ГЛАВА 1: «ЗАГОВОР»
        Тёплой майской ночью 1626 года, в то время, когда старый добрый город Париж уже спал сладким сном, по его пустынным улицам тряслась карета, запряжённая парой добрых нормандских лошадей. Миновав Королевскую площадь, она выехала на широкую улицу Тюрен, ведущую к старому Тамплю[1 - ТАМПЛЬ - средневековая крепость в Париже, основана в 1222 г.], но, на полпути к этой мрачной крепости, построенной ещё рыцарями — тамплиерами, свернула на улицу Сен-Жиль, и, наконец, остановилась у одного их тех неуклюжих жилищ, которыми были застроены старые районы Парижа в семнадцатом веке. Дом этот был небольшой, каменный, с неровными пристройками по бокам, а его массивный второй этаж нависал над первым так, словно собирался раздавить его своей мощью. Такими же уродливыми были все дома на улице Сен-Жиль, но этот отличался от остальных свежевыкрашенными зелёными ставнями на окнах, из-под которых пробивался едва уловимый свет.
        Из кареты вышел молодой человек в полумаске и стал оглядываться вокруг, нервно сжимая эфес шпаги. Улица была тиха и пустынна. Не было слышно ни хохота засидевшейся допоздна в каком-нибудь трактире пьяной компании, ни робких шагов молчаливого патруля, призванного охранять покой и сон жителей города, ни цокота копыт коня одинокого влюблённого, направляющегося к своей даме, ни даже тихой брани ночных призраков — грабителей, подстерегающих неосторожного путника.
        - Всё спокойно, Ваше Высочество, — заметил мужчина, сидевший рядом с кучером, хотя его богатая одежда и шпага, выглядывавшая из-под полы его плаща, красноречиво свидетельствовали о том, что такое место не подобает знатному дворянину, которым тот, без сомнения, и являлся.
        - Да тише Вы, д’Орнано[2 - Д'ОРНАНО ЖАН-БАТИСТ(1581 -1626) - маркиз Монтлор, маршал Франции. С 1 октября 1619 - воспитатель Гастона Орлеанского.], — испуганно прошептал юноша. — Кто мне поручиться, что за этими закрытыми ставнями не притаился шпион Ришелье[3 - АРМ?Н ЖАН ДЮ ПЛЕССИ, ГЕРЦОГ ДЕ РИШЕЛЬЕ , (9 сентября 1585, Париж - 4 декабря 1642, Париж) - французский кардинал, аристократ и государственный деятель. Был государственным секретарём с 1616 года и главой правительства («главным министром короля») с 1624 года до своей смерти. Главный итог государственной деятельности Ришелье состоит в утверждении абсолютизма во Франции.]? Или вон за тем углом… или за этим?
        Он трагическим жестом указал на тёмную подворотню, и тут же сдавлено вскрикнул:
        - Бог мой… да там действительно кто-то есть!
        И, правда, из-за угла дома на мгновенье высунулась чья-то тень, которая, завидев карету, тут же спряталась обратно.
        - Что случилось, Ваше Высочество? — спросил обеспокоенный женский голос, обладательница которого всё ещё сидела в карете.
        - За нами следили, герцогиня! — испуганно ответил тот, кого назвали принцем. — Дьявольщина, и зачем я Вас послушался? Зачем влез в эту авантюру?
        - Да не суетитесь Вы, господин храбрец, — прикрикнула женщина. — Д’Орнано, Ла Порт, взгляните, кто там.
        Кучер и сидевший рядом дворянин недовольно переглянулись, но выполнили её приказ.
        - Вы с ума сошли, Шевретта[4 - МАРИ ЭМЕ ДЕ РОГАН-МОНБАЗОН, ГЕРЦОГИНЯ ДЕ ШЕВРЁЗ(декабрь 1600 - 12 августа 1679) - представительница высшей французской аристократии, одна из центральных фигур в водовороте придворных интриг Франции 1?й пол. XVII в.]! — быстро проговорил принц. — Нужно уезжать отсюда. И чем скорее, тем лучше…
        Эту смелую речь прервал раскатистый смех господина д’Орнано. Услышав хохот, принц, уже поставивший ногу на подножку кареты, обернулся и увидел, что его воспитатель обнимается с тем самым неизвестным господином, который имел неосторожность так напугать Его Высочество, а господин де Ла Порт в то же время почтительно приветствует его спутника.
        - Это Конде[5 - ГЕНРИХ II ДЕ БУРБОН(1 сентября 1588 - 26 декабря 1646), 3?й принц де Конде. Кузен короля Людовика Тринадцатого, глава протестантской партии во Франции. Если бы прервалось потомство Генриха IV Бурбона, следующим претендентом на корону становился Конде.], — герцогиня вышла из кареты, и теперь, скорчив недовольную гримаску, ожидала приближающихся весельчаков. — Я его узнаю из тысячи по этому лошадиному ржанию.
        - И Суассон[6 - ЛЮДОВИК ДЕ БУРБОН, ГРАФ ДЕ СУАССОН(1604, Париж - 1641), сын Карла де Бурбона и Анны де Монафи. После смерти своего отца в 1612?ом году стал губернатором провинции Дофинэ, а в 1631?ом году - губернатором Шампани. Участник многочисленных заговоров против кардинала Ришелье.], — добавил Его Высочество, досадуя на себя за то что, так неосторожно обнаружил свой страх.
        Этот принц был ни кто иной, как брат короля Франции Людовика XIII[7 - ЛЮДОВИК XIII СПРАВЕДЛИВЫЙ(27 сентября 1601, Фонтенбло - 14 мая 1643, Сен-Жермен-ан-Лэ) - король Франции с 14 мая 1610 года.], Гастон, герцог Анжуйский[8 - ГАСТОН, ГЕРЦОГ ОРЛЕАНСКИЙ(25 апреля 1608, Фонтенбло - 2 февраля 1660, Блуа) - младший сын короля Генриха IV и Марии Медичи. До 1626 известен как герцог Анжуйский, затем ему присвоены титулы герцога Орлеанского, графа Шартрского и графа Блуа. Носил при жизни брата, Людовика XIII, титул «Месье» и «Единственный брат короля», до рождения будущего Людовика XIV (1638) являлся престолонаследником. После смерти брата титуловался «Монсеньёр», как это обычно для герцогов. Всю свою жизнь вёл интриги против короля и кардинала Ришелье, позже - против кардинала Мазарини.]. Как все трусы, он страстно желал казаться храбрецом, и, как не странно, ему действительно удавалось убедить в этом окружающих. Только через много лет кто-то из придворных острословов с удивлением отметит удивительную удачливость Его Высочества, которому за всю жизнь посчастливилось участвовать в многочисленных
сражениях, и не получить при этом даже лёгкого ранения, плести множество интриг, и благополучно избегать расплаты…
        Сейчас герцогу Анжуйскому было восемнадцать лет. Весёлый и остроумный, с неизменной улыбкой на лице и элегантными манерами, он был любимцем и своей матери, Марии Медичи[9 - МАРИЯ МЕДИЧИ(26 апреля 1575, Флоренция - 3 июля 1642, Кёльн) - королева Франции, дочь великого герцога Франческо I Тосканского. В 1600 г. вышла замуж за Генриха IV Французского. После его смерти в 1610 г. - регентша Франции до 1617 г.], и всего французского двора. Придворные, которые чуть ли не ежедневно становились жертвами угрюмого характера короля, только вздыхали, глядя на его младшего брата, и мечтали, что, быть может, Господь милостью своей, всё же наденет корону на голову Гастона.
        Но герцогиня де Шеврёз, которая сейчас стояла рядом с принцем, не желала отдавать такое важное дело, как престолонаследие, на милость Фортуны. Именно в её умной и коварной головке зародился план сделать Гастона королём Франции, избавившись и от ненавидевшего её Людовика, и от могущественного кардинала Ришелье, его первого министра.
        Красавица Мари не сомневалась в успехе задуманного, сумев заручиться поддержкой короля Испании[10 - ФИЛ?ПП IV(8 апреля 1605 - 17 сентября 1665) - король Испании, король Португалии и Альгарвы с 31 марта 1621 г. Из династии Габсбургов. Вступил на престол 16-летним юношей (1621) и возложил всё бремя управления государством на своего любимца, герцога Оливареса.], властителей Савойи[11 - КАРЛ ЭММАНУИЛ I ВЕЛИКИЙ(12 января 1562 - 26 июня 1630) - герцог Савойский с 1580 года.] и Лотарингии[12 - КАРЛ IV(5 апреля 1604, Нанси - 18 сентября 1675) - герцог Лотарингии и герцог Бара с 1625 по 1675 г.], а также, первого министра Англии — герцога Бэкингемского[13 - ДЖОРДЖ ВИЛЛЬЕРС(28 августа 1592, Бруксби, - 23 августа 1628, Портсмут), 1?й герцог Бэкингем (c 1623 г.) - английский государственный деятель, фаворит и министр королей Джеймса I и Чарльза I Стюартов.], который обещал снарядить внушительный флот на помощь французским протестантам, когда те, по своему обыкновению, вновь возьмутся за оружие. Среди французских участников заговора были первые дворяне королевства, и даже принцы, обеспокоенные
влиянием «выскочки в красной сутане», как они пренебрежительно называли Ришелье.
        Именно, этим вечером главные заговорщики должны были собраться в неприметном доме на улице Сен-Жиль, чтобы обсудить свои дальнейшие действия.
        - Герцогиня, Вас ли я вижу? — громогласно воскликнул Анри де Бурбон, принц де Конде, хватая маленькую ручку Шевретты, и небрежно касаясь её губами. — Надеюсь, хоть сейчас Вы соблаговолите объяснить, из-за чего мне пришлось сломя голову мчаться в Париж, чтобы иметь удовольствие встретиться с Вами в этой дыре? Ба! Гастон, и ты здесь? Твоё Высочество так удачно спрятался за юбку герцогини, что я не сразу тебя заметил. Да что там я! Клянусь Богом, и шпионы кардинала не нашли бы тебя там.
        - Им нет нужды трудиться, так как ты уже сообщил о моём присутствии всему Парижу, — не остался в долгу герцог Анжуйский, обнимая подоспевшего графа Суассона.
        - Герцог прав, — вмешалась Мари де Шеврёз. — О делах нужно говорить за закрытой дверью, а не перед ней. Пойдёмте!
        Она подошла к нужному дому и постучалась условленным стуком в закрытую дверь. Обитатели этого жилища, видимо, только и ждали сигнала, поскольку дверь тут же отворилась, и посетители вошли внутрь. Их встретил красивый молодой человек, приветствовавший своих гостей так радушно, как это подобает гостеприимному хозяину, которому оказали честь своим посещением принцы крови.
        - Ваше лицо, сударь, мне знакомо, — недоверчиво произнёс герцог Анжуйский. — Я уверен, что встречал Вас при дворе.
        - Я входил в свиту Его светлости герцога Бэкингемского во время последнего визита милорда во Францию, и, затем, сопровождал Её Величество Генриетту Французскую в Англию, — объяснил молодой человек. — Я — Уолтер Монтегю[14 - УОЛТЕР МОНТЕГЮ(1603 -1677) - английский дипломат и секретный агент католицизма в Англии.].
        - Ах, да, Вы — сын герцога Манчестерского, — хлопнул себя по лбу Гастон. — Так это Бэкингем прислал Вас во Францию?
        - Я нахожусь здесь по поручению Её Величества английской королевы, — изящно поклонился Уолтер. — Я должен предостеречь всех Вас, господа, от необдуманных действий, которые могут погубить дело, в успехе которого мы все заинтересованы…
        Речь лорда Монтегю прервал приход принцев Вандомов — Сезаря[15 - СЕЗАР ДЕ БУРБОН(3 июня 1594 - 22 октября 1665) - первый герцог де Вандом с 1598 года, герцог де Бофор и герцог д’Этамп с 1599 года, 5?й герцог де Пентьевр, герцог де Меркёр; великий адмирал Франции (1651 г). Родоначальник рода Вандом, побочной линии династии Бурбонов. Внебрачный сын короля Франции Генриха IV Великого и Габриэль д'Эстре, герцогини де Бофор.] и Александра[16 - АЛЕКСАНДР ДЕ ВАНДОМ(1598 -1629), младший сын Генриха IV-го и его любовницы Габриэль д'Эстре. Великий Приор Франции. Участник «Заговора Шале (1626 г.)], сводных братьев короля Франции и герцога Анжуйского. Когда приветственные речи утихли, Уолтер продолжил.
        - Я располагаю сведениями, что Ришелье знает о нашем небольшом предприятии, — заявил он. — Моя агент, доставляющий письма к некоему Лапьерру, обнаружил за собой слежку, и установил, что за ним следили люди отца Жозефа, который, как мы с Вами знаем, руководит кардинальской разведкой.
        - Вы хотите сказать, что Ришелье знает о заговоре? — испугался Гастон.
        - Я не знаю, о чём именно осведомлён Его Высокопреосвященство…, — начал было Монтегю, но тут в разговор вмешался Александр де Бурбон, Великий Приор Мальтийского ордена.
        - Вы не знаете! — воскликнул он. — Так узнайте, сударь, а потом пугайте нас. Только предупреждаю, — это дело нелёгкое, поскольку трусов здесь нет!
        - Я нисколько не сомневаюсь в храбрости Вашего Высочества, — успокоительно заметил Уолтер — Но если агенты кардинала вышли на след адвоката Лапьерра, через руки которого проходит вся ваша переписка с Англией, Испанией, Савойей, и Лотарингией, то возможно, что какие-то письма уже попали в руки Ришелье! Я, собственно, и прибыл в Париж, чтобы предупредить Вас об этом.
        Заговорщики тревожно переглянулись.
        - Я ручаюсь за преданность Лапьерра, — наконец, сказала мадам де Шеврёз.
        - Пытки развязывали языки даже самым преданным людям, — мрачно возразил Конде.
        - Положим, адвоката мы спрячем, — задумчиво проговорил принц Сезар. — Нет его — нет и доказательств.
        - Замечательно, — кивнул англичанин, который, на самом деле, так не думал. — Но меня больше волнует не господин Лапьерр, а то, как Рошфор[17 - ЭРКЮЛЬ ФРАНСУА ДЕ ПИНКЕРЛЕ, ГРАФ ДЕ РОШФОР(род.30 января 1591 г.) - паж, потом лейтенант, и, наконец, капитан гвардейцев кардинала Ришелье. Cыграл ключевую роль в разоблачении «дела Шале» в 1626 г.], этот кардинальский шпион, узнал о его существовании.
        - Среди нас есть предатель, господа! — стукнул кулаком по столу Конде, но, увидев побагровевшее лицо Великого Приора, исправился: — Я не говорю про собравшихся здесь. Мы все выше подозрений. Но есть и другие…
        - О, Боже, — Гастон был близок к обмороку. — А я и так рискую больше всех вас…
        - Корона Франции — не такая уж и малая плата за риск, — усмехнулся Сезар.
        Конде, что спал и видел себя королём, только хмыкнул.
        - А я влез в это дело только из любви к Гастону, — растерялся Суассон. — Но если кардинал всё знает…
        - Довольно, господа! — вмешалась герцогиня де Шеврёз. — Я думаю, мы должны поторопиться, и привести свой план в исполнение быстрее, чем планировали. Я сегодня же встречусь с Шале[18 - АНРИ ДЕ ТАЛЕЙРАН-ПЕРИГОР, ГРАФ ДЕ ШАЛЕ(1599 -1626), хранитель гардероба короля Людовика XIII-го. В 1626?ом году участвовал в заговоре, целью которого было устранение Людовика XIII-го и возведение на престол его брата Гастона.], и потребую у него исполнить свою клятву и, наконец, покончить с Ришелье.
        - А он не отступиться? — тревожно спросил Конде.
        - Если любят, то не отступают, принц, — улыбнулась герцогиня. — А граф влюблён в меня, и сделает всё, что я ему прикажу. В Лувре достаточно и укромных углов, где можно совершить убийство, и запутанных переходов, которые помогут скрыться, после того, как дело будет сделано.
        - А король? — Конде был полон решимости выяснить всё до конца.
        - Избавившись от слуги, избавимся и от господина, — ответила Шевретта. — Монастырей во Франции более чем достаточно.
        - Да я не о том, — поморщился принц. — Затевать убийство министра под носом у Людовика, по меньшей мере, глупо. И небезопасно.
        - Я думаю, проще всего застать Ришелье врасплох во Флери, его летней резиденции, — задумчиво проговорил Гастон. — Во-первых, Флери находиться всего в нескольких лье от Фонтенбло. Во-вторых, если кардинал что-то и подозревает, то в собственном доме он наверняка не будет ожидать нападения. К тому же, это удобно, так как замок находиться возле леса, и, если мы навестим Его Преосвященство под видом охотников, то кардинал будет вынужден оказать гостеприимство принцам крови.
        - Продолжайте, — с интересом кивнула герцогиня.
        Видно было, что Гастон уже давно продумал детали предстоящего убийства, так как, без малейшей запинки, он продолжил знакомить со своим планом остальных заговорщиков.
        - Оказавшись в замке, мы выберем удобный момент, и спровоцируем ссору…например, за ужином, который Ришелье будет вынужден дать в нашу честь. В пылу ссоры господин де Шале и несколько моих офицеров выхватят шпаги, бросятся друг на друга, и, я ручаюсь, господин кардинал тут же кинется разнимать драчунов…
        - А граф «случайно» проткнёт его шпагой! — радостно вскрикнула Мари и захлопала в ладоши. — Браво, Ваше Высочество, Вы — прирождённый заговорщик.
        Гастон удовлетворённо улыбнулся. Но не всем собравшимся его план пришёлся по вкусу.
        - Вы сошли с ума, господа! — недовольно пожал плечами Великий Приор. — Зачем создавать себе лишние трудности, если достаточно устроить засаду, и заколоть кардинала как кабана на охоте?
        Но остальные заговорщики с ним не согласились. План герцога Анжуйского им пришёлся по вкусу ещё и потому, что снимал с них ответственность за убийство Ришелье, которое можно будет легко представить как несчастный случай.
        - Итак, — удовлетворённо заметил Конде, — 26 мая 1626 года умрёт Ришелье… In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti[19 - Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа (лат.)].
        - Amen![20 - Аминь! (лат.)] — весело отозвались его товарищи.
        ГЛАВА 2: «КАК ВСЁ НАЧИНАЛОСЬ» [Об этих событиях подробно рассказывается в книге «Путь к власти».] .
        Анри де Талейран, граф де Шале, о котором несколько раз упомянул герцог Анжуйский, был красивым молодым человеком лет двадцати шести. Его мать, Франсуаза де Монлюк, обожала сына, и мечтала видеть его маршалом Франции. Понимая, что в провинции таких высот достичь не удастся, она выпроводила молодого человека ко двору, купив ему звание хранителя гардероба Его Величества Людовика XIII. За два года проведённые в Париже, остроумный и злоязычный граф умудрился нажить себе множество врагов, включая самого короля Франции. Да-да, Людовик был совсем не в восторге от колючих острот, которые отпускал в его адрес господин де Шале. Зато они пришлись по вкусу герцогине де Шеврёз. Обратив внимание на шутки, красавица Мари, в конце концов, заметила и самого шутника. Граф был на седьмом небе от счастья, ещё не догадываясь, как зло подшутила над ним судьба.
        В то время, красавица герцогиня готовилась осчастливить мужа рождением ребёнка, поэтому, смотрела на господина де Шале отнюдь не влюблёнными глазами. Но в её умной и коварной головке уже созрел план избавления Франции от её первого министра — кардинала Ришелье. Для осуществления этих грандиозных замыслов требовалось совсем немного — союзники и надёжный исполнитель. И, если, в союзниках недостатка не было, так как первый министр Франции уже успел обзавестись множеством врагов, то желающих взять на себя роль Божественного правосудия почему-то не находилось. Конечно, такое недоразумение не могло остановить деятельную натуру герцогини, и она решила подобрать палача из числа своих воздыхателей. Граф де Шале, который к тому времени, уже успел прославиться победами в нескольких поединках, показался ей наиболее подходящей кандидатурой.
        Вскоре, граф совершенно потерял голову от томного взгляда красавицы Мари. И герцогиня, желая закрепить эффект, придумала ввести его в узкий круг заговорщиков, куда помимо герцога Анжуйского, Вандомов, Конде, Суассона и д’Орнано входила ещё и Анна Австрийская[22 - АННА АВСТРИЙСКАЯ(22 сентября 1601 - 20 января 1666) - королева Франции, супруга (с 18 октября 1615) короля Франции Людовика XIII. Дочь испанского короля Филиппа III, пыталась проводить происпанскую политику. Поддерживала заговоры против Ришелье. Брак Людовика и Анны 23 года был бездетным, и только в 1638 и 1640 годах, после нескольких неудачных беременностей у Анны, родились их два сына, будущие Людовик XIV и Филипп I Орлеанский. В 1643 -1651 была регентшей при малолетнем Людовике XIV.]. Оказавшись в таком блестящем обществе, молодой человек совсем растерялся. Герцог Анжуйский называл его своим другом, Вандомы расточали комплименты, королева провозгласила его спасителем Франции, а сама Мари де Шеврёз, которая к тому времени, уже благополучно родила, смотрела на него влюблёнными глазами… Так что от вожделенного счастья графа отдалял
всего лишь человек в красной сутане. Разумеется, де Шале тут же согласился избавиться от досадного препятствия.
        Но сказать — куда легче, чем сделать, и своей отвагой господин де Шале мог поспорить с самим Ахиллесом[23 - АХИЛЛЕС - в героических сказаниях древних греков является храбрейшим из героев, предпринявших под предводительством Агамемнона поход против Трои.], но, увы, только в присутствии герцогини. Стоило Шевретте отпустить от себя влюблённого рыцаря, как тот тут же начинал колебаться.
        Однажды, Анри поделился своими сомнениями с дядей, капитаном королевских гвардейцев, шевалье де Валансе. От откровений племянника этот достойный муж пришёл в ужас, и немедленно сообщил кардиналу о готовящемся заговоре. Отец Жозеф[24 - ФРАНСУА ЛЕКЛЕР ДЮ ТРАМБЛЕ(4.11.1577 - 18.12.1638), известный также как отец Жозеф, французский монах ордена капуцинов, доверенное лицо и агент кардинала Ришелье. Серым кардиналом его прозвали за серый цвет носимого им плаща. Кардинальский же сан он получил лишь незадолго до своей смерти в 1638-ом году.], который руководил агентурой Ришелье, посоветовал Его Высокопреосвященству немедленно арестовать болтливого молодого человека, но первый министр Франции решил иначе.
        - Я хочу, чтобы Ваши люди, друг мой, следовали за графом по пятам, — приказал он капуцину. — Я уверен, так мы узнаем много интересных вещей, которые господин Шале постарался бы утаить даже от заплечных дел мастера. Ну а арестовать этого мерзавца мы всегда успеем.
        План господина кардинала, без сомнения, был гениален, но его агенты, преследуя Шале, обратили на себя внимания куда более опасного противника. Слуга лорда Монтегю, который доставил письма из Англии для герцогини де Шеврёз уже знакомому нам адвокату Лапьерру, заметил подозрительных личностей, которые, крадучись, преследовали какого-то молодого человека. Им, как нетрудно догадаться, был господин де Шале. Вручив адвокату письмо от герцогини, граф преспокойно отправился домой, не подозревая, что за ним внимательно следят люди кардинала, за которыми осторожно крался любопытный англичанин. Он благополучно проводил шпионов до дома кардинала Ришелье, и немедленно сообщил своему господину в Англию о том, что Его Высокопреосвященство почему-то очень заинтересовался скромной личностью господина Лапьерра. Увы! На поездку в Англию и обратно требовалось время, и, пока гонец во весь дух мчался к лорду Монтегю в Лондон, и, затем, сам Уолтер, встревоженный полученными вестями, добирался из Лондона в Париж, агенты Его Преосвященства отнюдь не бездействовали.
        Вот почему, во Флери, куда граф де Шале, следуя плану заговорщиков, прибыл 25 мая 1626 года, чтобы предупредить Ришелье о завтрашнем визите принца Анжуйского, его ожидал совсем не тот приём, на который он рассчитывал.

* * *
        Кардинал принял Анри дю Талейрана в окружении вооружённых до зубов телохранителей, готовыми броситься на любого по первому сигналу Его Высокопреосвященства. Рядом с Ришелье стоял ещё один человек, серое монашеское одеяние которого резко контрастировало с воинственной обстановкой комнаты. Это был тот самый Жозеф дю Трамбле, — «отец Жозеф», который руководил секретной службой Его Преосвященства и был его единственным другом. Ему одному Ришелье доверял настолько, что позволял входить без доклада в свои покои. Жестокость этого монаха внушала такой ужас подданным Людовика XIII, что не стоит удивляться тому, что и у Анри дю Талейрана по его пристальным взглядом сердце забилось сильнее, и лоб покрылся предательской испариной.
        - Мой дом и я сам всегда к услугам Его Высочества, — любезно ответил кардинал на заявление графа о том, что герцог Анжуйский желает завтра поохотиться во владениях Его Преосвященства. — Пусть приезжает когда угодно, и останавливается здесь так долго, как только пожелает.
        Шале радостно поклонился и уже сделал шаг к выходу, но кардинал его остановил.
        - Мне известно, что завтра во Флери планируется некое событие, в котором Вы, друг мой, намереваетесь принять самое деятельное участие.
        - Я не понимаю Вас, Ваше Преосвященство, — пролепетал Шале.
        Ришелье молча протянул молодому человеку какую-то бумагу, прочитав которую тот тут же бросился к ногам Его Преосвященства.
        Это были показания господина де Валансе.
        - Встаньте, сударь, — презрительно поморщился кардинал. — Я бы мог отправить Вас на эшафот, и не сделаю этого лишь из-за сострадания к Вашей молодости. Я понимаю, что Вы стали игрушкой в руках могущественных людей, которых гордыня лишила разума.
        - Это действительно так, — еле слышно проговорил граф.
        - Я знаю, что герцог Анжуйский состоит в числе заговорщиков. Кто ещё?
        - Господин д’Орнано, — со вздохом ответил Шале.
        - Ну, конечно! Кто бы ещё смог так пагубно повлиять на принца, как не его воспитатель. Ещё?
        Анри замолчал. Он бы скорее умер, чем назвал бы имя герцогини де Шеврёз и упомянул королеву, но понимал, что остальные заговорщики, назови он их, не будут такими предупредительными. С другой стороны, отказавшись говорить, граф неминуемо обрекал себя на пытки, гибель и бесчестье. Он перевёл взгляд на отца Жозефа. Мрачная усмешка на лице капуцина красноречиво подтверждала его опасения.
        Неожиданно, счастливая мысль молнией пронеслась в голове господина дю Талейрана, и Анри даже удивился, как это простое решение не пришло ему на ум прежде, чем он выдал кардиналу господина д’Орнано. Бесспорно, у него был шанс не только выйти сухим из воды, но и избавиться от счастливого соперника, который прочно завладел сердцем Мари де Шеврёз.
        - Прощайте, милорд, — мстительно подумал Анри дю Талейран, вспомнив красавца англичанина, от общества которого Шевретта не смогла себя заставить отказаться даже во имя успеха дела, ради которого она, собственно, и впустила в свою постель графа де Шале.
        - Мне известно, что в Париж прибыл Уолтер Монтегю, — вслух произнёс он. — Я не знаю, имеет ли этот англичанин какое-то отношение к заговору, но он раньше приезжал во Францию в свите герцога Бэкингемского. А сейчас он желанный гость в доме принца Анжуйского. Я уверен, Ваше Преосвященство, что этот человек — английский шпион. Арестуйте его!
        Ришелье и отец Жозеф многозначительно переглянулись.
        - Вы — спаситель Франции, господин де Шале, — после долгой паузы произнёс кардинал, меланхолично перебирая чётки чёрного дерева — подарок папского легата. Франция и Англия находятся в состоянии войны, и, вполне возможно, что первый министр враждебного нам государства и затеял всю эту мышиную возню, чтобы вовлечь нашу страну в пучину раздоров и бедствий. Подкупив д’Орнано, дабы соблазнить юного Анжуйского блеском короны, Бэкингем, конечно же, и не собирается подпускать принца к трону. Герцог желает, чтобы его господин — король Англии стал действительным, а не номинальным французским монархом. Но, чтобы сменить Бурбонов[25 - БУРБ?НЫ - европейская династия, младшая ветвь королевского дома Капетингов, происходящая от Робера (1256 -1317), младшего сына Людовика IX Святого. Вступили на французский престол с пресечением другой ветви Капетингов - династии Валуа - в 1589 (в лице Генриха IV Наваррского).] на Стюартов[26 - СТ?АРТЫ - династия королей Шотландии (в 1371 -1651, 1660 -1707 гг.), Англии (в 1603 -1649, 1660 -1694, 1702 -1707 гг.), Ирландии (в 1603 -1649, 1660 -1694, 1702 -1714 гг.) и
Великобритании (в 1707 -1714 гг.).], нужно сначала устранить меня, потому что, пока я жив, планы этого подлого Бэкингема обречены на поражение. Теперь Вы понимаете, сударь, какую незавидную роль Вам уготовили?
        - О, Ваше Преосвященство, — Шале был совершенно сбит с толку уверенной речью кардинала. — Я Вам не враг, и, клянусь жизнью, что скорее сам проткну себя шпагой, чем допущу, чтобы козни врагов Франции осуществились.
        Ришелье с милостивой улыбкой протянул ему руку, которую молодой человек почтительно поцеловал.
        Через четверть часа граф де Шале покинул Флери, будучи в полном восторге от Его Высокопреосвященства, который не только отпустил его с миром, но, и заверил, что не собирается наказывать никого из заговорщиков.
        - Великий кардинал! — думал он. — Спасибо Господу, что не дал мне совершить чудовищную ошибку.
        Анри дю Талейран граф де Шале не знал, что уже её совершил…

* * *
        - Ну, и почему же Вы его отпустили? — поинтересовался отец Жозеф, едва за Шале захлопнулась дверь. — Из-за показаний этого молодого человека кое-кто мог бы угодить на эшафот.
        - Кто? Брат короля? — горько усмехнулся Ришелье. — Нет, друг мой, ещё не пришла пора рубить головы принцам, тем более из-за такого ничтожного повода, как жизнь Вашего покорного слуги. Его Величество мог бы проявить строгость, только если бы опасность грозила ему самому… Но я хочу, чтобы Ваши люди следовали по пятам за этим месье, куда бы он не отправился. Уверен, он многое от нас утаил.
        - Не беспокойтесь, — усмехнулся отец Жозеф. — Всё тайное становиться явным, когда за дело берусь я! Но признания Шале натолкнули меня на одну интересную мысль… Вы, помните, Ваше Преосвященство, я говорил Вам о том, что наш друг, аббат Фанкан[27 - ФРАНСУА ДОРВАЛЬ-ЛЕНГЛУ (АББАТ ФАНКАН)(1576 -1628) - настоятель собора Сен-Жермен Л'Оксеруа, писатель, один из главных деятелей секретной дипломатии Франции в эпоху Людовика XIII. Отстаивал вольности французского духовенства от власти Рима. Из-за своих контактов с Англией, германскими князьями и лидерами гугенотов в 1627 году угодил в Бастилию.], был похищен из своего собственного дома несколько недель назад неизвестными нам людьми?
        - Да, — кивнул Ришелье. — Вы выяснили, кто решился на это чудовищное преступление?
        - Мои агенты с ног сбились, пытаясь установить детали, но тщетно, — вздохнул капуцин. — Даже старый слуга Фанкана, который был в доме в тот злополучный вечер, но успел спрятаться, не смог сообщить мне ничего существенного об этом преступлении, кроме одного: похитители говорили между собой по-английски, упоминая при этом какое-то судно, отплывающее в Англию. Вот я и решил, возможно, этот Уолтер Монтегю…
        - Я тоже подумал об этом, — вздохнул Ришелье. — Но Шале сказал, что англичанин только несколько дней назад прибыл в Париж. И потом, кому в Англии мог понадобиться католический священник?
        - Через которого, как известно Вашему Преосвященству, мы поддерживаем связь с епископом Мандским — личным духовником королевы Генриетты. Вспомните, что именно епископ и сообщил нам, что Её Величество приблизила к себе господина Монтегю, который пользуется полным доверием королевы.
        - Значит, Генриетта тоже замешана в этом заговоре! Впрочем, чему я удивляюсь — она меня всегда ненавидела.
        Капуцин улыбнулся.
        - Вы как всегда попали пальцем в небо, друг мой! Напомните мне, в чьих руках находиться реальная власть в Англии?
        Кардинал какое-то время смотрел на него, потом тихо рассмеялся.
        - Значит, Бэкингем! Вот что, отец Жозеф, поставьте на уши весь Париж, но арестуйте этого Монтегю. Даже если окажется, что милорд прибыл во Францию, чтобы поесть улиток у Нового Моста, я обменяю его голову на свободу Фанкана.
        - А если Бэкингем непричастен к похищению аббата? Монтегю — важная птица, его арест спровоцирует международный скандал. И это в то время, когда мы твёрдо решили сохранить мир с Англией, чтобы не дать гугенотам[28 - ГУГЕН?ТЫ - название с XVI века французских протестантов (кальвинистов).] обзавестись таким мощным союзником.
        - Тогда принесём англичанину наши глубочайшие извинения, и, заодно, потребуем, чтобы этот голубок стал нашими глазами и ушами при своём господине. А если откажется, мы сообщим королеве Генриетте о его шпионской деятельности при её августейшей особе.
        - Гениально!
        Первый министр Франции удовлетворённо улыбнулся. Нечасто ему удавалось заслужить комплимент от своего строгого учителя.
        ГЛАВА 3: «НАЧАЛО КОНЦА»
        Утром, 26 мая 1626 года, герцога Анжуйского разбудил слуга с известием, что первый министр Франции только что прибыл в Фонтенбло и настоятельно желает засвидетельствовать своё почтение Его Высочеству. Впрочем, разрешение принца на самом деле и не требовалось, так как за спиной лакея со сладкой улыбкой стоял сам Ришелье.
        Разумеется, что неожиданный визит человека, которого Гастон уже мысленно похоронил, очень обеспокоил Его Высочество. Тем не менее, он постарался взять себя в руки и даже сумел уверенно спросить у кардинала, какого дьявола тот делает в его спальне в такое неурочное время.
        - Ох, Монсеньор, как Вы могли столько времени скрывать от Вашего покорного слуги то, что Вашему Высочеству так приглянулась моя скромная резиденция! — вместо ответа воскликнул Ришелье. — Если бы я только знал об этом раньше… Я просто в отчаянии, что не смогу лично поприветствовать Вас во Флери.
        - Это почему же? — заплетающимся от сна и волнения языком спросил Гастон.
        - Король неожиданно назначил заседание Государственного Совета, и мне необходимо быть в Париже. Но, смею надеяться, что отсутствие хозяина никак не помешает Вашему Высочеству получить удовольствие от охоты, так как мой дом, разумеется, к Вашим услугам.
        - Это не совсем удобно, господин кардинал, — тут же возразил герцог, для которого охота в кардинальских владениях без присутствия Ришелье теряла всякий смысл. — Я лучше подожду того счастливого дня, когда государственные дела смогут какое-то время без Вас обойтись. А пока он наступит, я могу поохотиться и в другом месте.
        - Как будет угодно Вашему Высочеству, — ответил кардинал.
        Он ещё раз заверил принца в своей преданности, и вышел, оставив Гастона в полной растерянности. Впрочем, принц собирался с мыслями недолго и через каких-нибудь полчаса уже был в покоях у Анны Австрийской, где застал и герцогиню де Шеврёз. Королева Франции так волновались из-за предстоящего события, что накануне рокового дня оставила подругу ночевать в своей спальне, вызвав тем самым излишние кривотолки, так как такая вольность считалась грубейшим нарушением этикета.
        Впрочем, напуганному до полусмерти герцогу Анжуйскому было не до церемоний.
        - Кардинал всё знает, — сообщил он удивлённым его появлением женщинам. — Он только что был у меня.
        Сражённая такой новостью, Анна Австрийская без сил упала в кресло. У герцогини де Шеврёз всё же хватило самообладания немного успокоить обезумевшего от страха принца, и выспросить у него подробности свидания с Его Преосвященством.
        - Ну, это ещё ничего не значит, — произнесла Мари, выслушав рассказ Гастона. — Простое совпадение.
        - Вы думаете? — возмутился принц. — Сразу же, после ухода кардинала, я приказал слугам позвать ко мне д'Орнано. И что же? Мой воспитатель как сквозь землю провалился!
        - Возможно, задержался у любовницы, — пожала плечами Шевретта. — Ваше Высочество как всегда всё преувеличивает.
        Прекрасная герцогиня, разумеется, была права — господин д'Орнано действительно ночевал у любимой женщины, из-за чего был арестован только через час после того, как кардинал Ришелье покинул покои короля Франции Людовика XIII, которого навестил сразу же после визита к принцу Анжуйскому.

* * *
        Людовик был самым противоречивым государем в истории Франции. Наделённый всеми талантами, кроме тех, которые бы позволили ему самому управлять государством, он всё же был достаточно умён, чтобы поручить это дело кардиналу Ришелье. Тот с радостью взвалил на себя груз власти, но скоро обнаружил, что Его Величество позабыл наделить его должностными полномочиями, необходимыми для выполнения нелёгких обязанностей первого министра. Его Высокопреосвященство так был расстроен этим открытием, что уже подумывал совсем отказаться от дел и съехать в свой люсонский приход, но, узнав о дерзком предприятии герцогини де Шеврёз, решил воспользоваться им как тот заправский игрок, что ставит на карту настоящее, чтобы иметь будущее.
        - Я вижу, Вы, Ваше Преосвященство уже проснулись, — меланхолично поприветствовал Людовик своего первого министра. — А я, вот, совсем не ложился.
        И, правда, у короля был какой-то помятый вид, а его покрасневшие глаза красноречиво свидетельствовали о бессонной ночи.
        - Ваше Величество, — серьёзно проговорил кардинал. — Мой доктор очень обеспокоен состоянием моего здоровья и настоятельно рекомендует мне удалиться в провинцию, подальше от столичной… да и от мирской суеты. Я склонен, как никогда, согласиться с ним, тем более, что на службе у Вашего Величества, я нажил немало врагов, и одно моё присутствие в Париже нарушает мир и покой в королевской семье…
        - Я знаю, почему Вы хотите уйти от дел, — перебил его Людовик. — Против Вас составлен заговор, и Вашей жизни грозит опасность. Я даже могу назвать Вам имя человека, который дерзнул покуситься на Вашу жизнь. Это граф де Шале. Вопиющая неблагодарность, если учесть, что именно Вашей протекции он обязан своим местом при дворе! Я уже отдал приказ арестовать его.
        - Я умоляю Ваше Величество не делать этого! — воскликнул Ришелье, крайне удивлённый такой осведомлённостью короля. — Этот человек — всего лишь исполнитель, и за его спиной стоят другие, куда более могущественные люди, чем он.
        - Кто же?
        Кардинал со скорбной улыбкой протянул Людовику бумагу, где Шале изобличал герцога Анжуйского и месье д'Орнано, описывая план принца по устранению Ришелье.
        Прочитав письмо, ошеломлённый король долго не мог сказать ни слова.
        - Чем же Вы так помешали моему брату? — удивлённо спросил он. — Не беспокойтесь. Я сейчас же повидаюсь с ним, и потребую объяснений.
        - Ах, Ваше Величество, — кардинал был само милосердие. — Я бы с радостью пожертвовал жизнью ради мира и спокойствия в королевской семье, но, боюсь, что всё намного серьёзнее. Вы видите, господин де Шале упоминает здесь лорда Монтегю. Этот англичанин входил в свиту герцога Бэкингема, когда тот приезжал во Францию.
        Желтоватое лицо Людовика покрылось пунцовыми пятнами. Он хорошо помнил прошлый визит английского министра, который дерзнул украсить голову французского монарха великолепными рогами.
        - Вы считаете, в этом деле замешана королева Анна? — спросил король прерывающимся от гнева голосом.
        Ришелье довольно улыбнулся. Удар, без сомнения, попал в цель.
        - Чтобы узнать это, нам необходимо задержать господина Монтегю…
        - Это исключено, — резко прервал его король. — Впрочем, я думаю, англичанин уже успел покинуть Париж.
        - Видя такую осведомлённость Вашего Величества, я действительно могу со спокойной совестью уехать в Люсон, — изумлённо проговорил Ришелье.
        - Я никуда Вас не отпущу! — испугался Людовик. — Если Вашей жизни грозит опасность, удвойте количество телохранителей! Пусть слуги пробуют Вашу еду и питьё, даже если я сам приготовлю их на Ваших глазах. Как Вы можете требовать отставки сейчас, когда Вы так нужны мне… и Франции?
        - Ваше Величество, — кардинал низко склонился перед королём, — моя жизнь принадлежит Вам. Но могу ли я узнать, откуда Вашему Величеству известно о заговоре?
        - В моём королевстве, Ваше Преосвященство, новости первым узнаю я, — Людовик внушительно поднял палец. — Что же касается источника информации…
        Король замялся, решая, говорить о нём или же промолчать. Но цепкий взгляд Ришелье уже успел обнаружить письмо, лежавшее на столе, и даже рассмотреть герб отправителя на сломанной печати.
        - Королева Генриетта поступает как любящая и преданная сестра, если предупреждает Ваше Величество о грозящей опасности, — осторожно заметил он.
        Теперь пришёл черёд короля удивляться.
        - Королева Англии советует мне отправить Вас в отставку, пока Вас не отправил на тот свет некий господин де Шале. А господин Монтегю — это личный секретарь Её Величества и явился в Париж с письмами к королеве-матери. Генриетта рекомендует мне тоже воспользоваться его услугами, чтобы ответить ей на это письмо. И я уже последовал её совету.
        Ришелье даже привстал от неожиданности. Перед визитом к королю он поручил своим людям арестовать опасного англичанина, и не сомневался в том, что его поручение было исполнено.
        - Но, возможно, господин Монтегю смог бы кое-что рассказать нам о заговоре, — растеряно проговорил кардинал. — Если в этом деле замешана Англия, то мне совершенно ясно, что речь идёт не о обычной семейной склоке, которая иногда затмевает взаимопонимание государей и их подданных, а о международном заговоре, затеянном, чтобы нарушить мир и порядок в стране.
        - Ну, поговорите с ним, если Вам так угодно, — ответил король. — Но лучше узнайте подробности у господина д'Орнано. Он мне до смерти надоел! А Шале…
        - … будет на свободе, пока мы не доберёмся до остальных заговорщиков, — примирительно закончил министр.
        Если в покои короля Ришелье входил смиренным слугой Его Величества, то из них он, по собственному признанию, вышел уже господином. Король обещал кардиналу полное содействие и поддержку в борьбе с его врагами даже в том случае, если бы они принадлежали к королевской семье. Но и этих полномочий Его Высокопреосвященству было мало. Поэтому, он с утроенным волнением и надеждой ожидал возвращения своей агентуры с Брюсселя, куда доставлялись письма от адвоката Лапьерра. Сам же адвокат, к большому неудовольствию Ришелье, успел исчезнуть в неизвестном направлении.
        Некой компенсацией этой неприятности послужил арест Уолтера Монтегю. Но, к удивлению кардинала, англичанин оказался крепким орешком и, не сообщив ничего нового о похищении Фанкана (о чьей судьбе он действительно ничего не знал), грозил Его Высокопреосвященству если не войной, то значительными осложнениями дипломатических отношений с Англией. И был так убедителен в своём негодовании, что перепуганный кардинал, не решаясь ни отпустить неудобного узника, ни предъявить ему официальные обвинения, приказал выделить милорду парадные апартаменты в Бастилии, предназначавшиеся для принцев крови. Ришелье собирался держать Монтегю в тюрьме тайно, до тех пор, пока не придут известия из Англии, куда министр собирался отправить надёжного человека.
        Поступая так, Его Преосвященство серьёзно рисковал. Но, чувствуя, что находиться на правильном пути, и, слепо доверяя своей интуиции, кардинал собирался и дальше следовать её советам.
        ГЛАВА 4: «ОТПУЩЕНИЕ ГРЕХОВ».
        В то же время, когда кардинал Ришелье беседовал с королём, самый знаменитый дуэлянт Франции Франсуа де Монморанси, граф де Бутвиль[29 - ФРАНСУА ДЕ МОНМОРАНСИ-БУТВИЛЬ (1600 - 21.6.1627), французский дворянин, заядлый дуэлянт. Был участником 22 дуэлей.], сидел в постели, и, протирая глаза, изучал письмо, доставленное сегодня утром посыльным из кардинальского дворца. Поскольку голова раскалывалась от выпитого за ужином вина, очевидный смысл послания не сразу дошёл до его сознания.
        «Его Высокопреосвященство кардинал де Ришелье приглашает господина де Монморанси, графа де Бутвиля в пять часов вечера во Флери».
        - Чёрт возьми! — воскликнул Бутвиль. — Его Высокопреосвященство так добр ко мне, что вспомнил о моём существовании. Но какого дьявола? Неужели, из-за той пустяковой дуэли, где я был секундантом у графа де Шале?
        Первый бретёр Франции слишком хорошо знал, что не может рассчитывать на любезный приём. Граф перевёл взгляд на часы. Они показывали половину двенадцатого. Оставалось ещё довольно много времени, чтобы придумать предлог уклониться от встречи. Но Бутвилю было скучно, вечер был свободным, и он решил пойти.
        Вопреки ожиданиям, Ришелье принял его довольно любезно.
        - Вы храбрый человек, господин де Бутвиль, — протянул кардинал, пытливо рассматривая молодого красавца, что бесстрашно стоял перед ним.
        - Ваше Преосвященство, все, имевшие наглость считать меня трусом, уже в аду.
        - Я хочу сказать, что было очень смело с Вашей стороны прибыть сюда.
        - Вы сами, Ваше Преосвященство, меня пригласили, и я не припоминаю за собой ничего, что могло бы вызвать Ваше неудовольствие.
        - А как же с эдиктами, сударь мой?
        - Я предполагаю, что Вы позвали меня не за тем, чтобы прочитать проповедь о спасении души?
        Лицо у Ришелье перекосило от гнева.
        - Несколько месяцев назад на поединке Вами был убит маркиз де Порте!
        - Он посмел претендовать на ту же придворную должность, что и я.
        - Вы убили де Кугни и де Вая!
        - Они отказались просить помилования.
        - Вы ранили Понжибо в День святой Пасхи!
        Упоминание о дуэли, которая в своё время вызвала особое раздражение духовенства и Парижского парламента, из-за чего все её участники были приговорены к смерти, нисколько не порадовало господина де Бутвиля. Он с сожалением взглянул на кардинальское облачение собеседника, которое лишало его возможности бросить вызов.
        - Я был амнистирован особым королевским указом по случаю бракосочетания принцессы Генриетты[30 - ГЕНРИЕТТА-МАРИЯ ФРАНЦУЗСКАЯ(25 ноября 1609 - 10 сентября 1669) - младшая дочь французского короля Генриха IV и Марии Медичи, выданная замуж в 1625 году за Чарльза I Стюарта, короля Англии, Шотландии и Ирландии. Мать двух английских монархов (Чарльза II и Джеймса II).], и Вашему Преосвященству это хорошо известно, — отрезал он.
        Кардинал понял, что нужно сбавить тон. Господин де Монморанси отнюдь не был тем человеком, которого можно было легко запугать.
        - Вы тоже собирались принять участие в сегодняшней охоте Его Высочества герцога Анжуйского? — мрачно спросил Ришелье, бросая мимолётный взгляд на портьеру из тяжёлого лионского бархата, которая подозрительно зашевелилась, выдавая присутствие посторонних. Его Преосвященство был слишком осторожным человеком, чтобы принимать такого гостя наедине.
        Бутвиль ничего не заметил, и только пожал плечами. Входя в число ближайших друзей принца Гастона, он, конечно же, слышал об охоте в окрестностях Флери, и даже о каком-то заговоре, но, будучи крайне легкомысленным человеком, пропускал всё мимо ушей. Из-за этой особенности характера своего друга, герцог Анжуйский побоялся заранее довериться ему, и рассчитывал сообщить истинную причину визита в кардинальские владения только на самой охоте. Впрочем, он действительно рассчитывал на присутствие друга, и господину Монморанси пришлось проявить чудеса изворотливости, чтобы отделаться от приглашения. Вот почему Бутвиль только безразлично зевнул, когда Ришелье ещё раз повторил свой вопрос.
        - Нет.
        - Почему?
        - Мне не доставляет удовольствия Ваше общество, Ваше Преосвященство. Именно этим я и объяснил Монсеньору свой отказ.
        Вопреки его ожиданиям, кардинал нисколько не рассердился, и только облегчённо вздохнул. Господин Монморанси совершенно не умел притворяться, поэтому, Его Преосвященство не сомневался, что тот ничего не знает о заговоре. Но от этого опаснейшего человека, который один стоил сотни солдат, и пользовался огромной популярностью в армии, накануне возможного государственного переворота нужно было срочно избавляться. И с наибольшей для себя выгодой!
        - Я хочу предложить Вам сделку, месье, — министр решил сразу взять быка за рога. — Вы отправитесь в Англию в качестве посла к Её Величеству. Вы передадите королеве Генриетте моё письмо, и привезёте ответ. Вот этой услуги я жду от Вас. Что скажете?
        - Скажу, что я удивлён. Я никогда не принадлежал к числу Ваших друзей.
        - Вы были другом Генриетты Французской. Я ошибаюсь?
        - Нет, Ваше Преосвященство, и, поскольку я был другом Её Величества, я никогда не сделаю ничего, что могло бы ей повредить.
        - Мои предложения не причинят неприятностей королеве.
        - Тогда изложите мне их, Ваше Преосвященство, и, если это так, то я исполню ваше поручение!
        Рука кардинала уже несколько раз тянулась к шнурку звонка, чтобы вызвать охрану для ареста наглеца, но Ришелье сдержал себя. Бутвиль не был тем человеком, который без сопротивления отдаст себя в руки правосудия. К тому же, шум, неизбежный при аресте представителя знатнейшей фамилии Франции, да и сам арест господина де Монморанси был кардиналу сейчас не нужен. Его Преосвященство хорошо помнил беспорядки в Париже, когда был оглашён очередной смертный приговор Бутвилю, его противнику Понжибо, а также, секундантам де Шанталю и де Салю, которые, к тому времени, благополучно сбежали за границу. Тогда, не имея возможности наказать самих дуэлянтов, судейские торжественно повесили их чучела на Гревской Площади, и те той же ночью были похищены друзьями Монморанси. Они же грозились поджечь Париж, если судебные исполнители дерзнут разрушать дома преступников, как это было предписано судом…
        - Я знаю, граф, что Вы — человек чести, — как можно мягче произнёс кардинал. — Англия и Франция находятся в состоянии войны, а я хочу мира. И, кто, как не французская принцесса может мне помочь сохранить добрые отношения между нашими странами?.. Я не хочу отправлять в Англию официальное посольство … во всяком случае, пока не выясню, могу ли я ждать помощи у Её Величества.
        - Письмо можно доверить простому курьеру, — возразил Бутвиль.
        - Мне не нужен гонец, мне нужен посредник, которому королева могла бы доверять. Вы, как никто знаете, что Генриетта меня ненавидит, и отклонит любое моё предложение, только потому, что оно исходит от меня.
        Против этого довода было трудно возражать, и Франсуа не стал этого делать ещё и потому, что ему не терпелось поскорее отправиться в Англию.
        - Я выполню Ваше поручение.
        Кардинал вознаградил его самой милостивой улыбкой, которую был способен изобразить.
        - Но это ещё не всё. Я хочу, чтобы в Англии Вы встретились с герцогом Бэкингемским…
        - Как? — Бутвиль был разочарован, — но Вы же говорили, что я встречусь с королевой?
        - Не спешите, — успокоил его Ришелье. — Вы скажете милорду герцогу, что лорд Монтегю, его близкий друг, находиться в Бастилии. Вы не будете описывать Бэкингему мрачное будущее, ожидающее этого английского шпиона, а просто предложите герцогу самому нарисовать картину в своём воображении, и пусть не боится переборщить с красками — какими бы мрачными они не были — он не ошибётся. Вы также скажете, что я предлагаю ему обмен: Монтегю на аббата Фанкана…
        Кардинал подумал, и, с сомнением глядя на графа, добавил:
        - Я не уверен в том, что Бэкингем знает о судьбе Фанкана, и, если он скажет Вам об этом, Вы предложите милорду спросить о нём английскую королеву.
        Глаза Бутвиля задорно блеснули. Он был уверен в том, что похищение священника — дело рук Генриетты.
        - Я дам Вам письма и для Бэкингема, и для Её Величества, — помолчав, добавил Ришелье. — Это всё. Так Вы едете?
        - Да, — после некоторого колебания, ответил Бутвиль, который мог бы вполне продать душу дьяволу, лишь бы ещё раз увидеть Генриетту.
        Ришелье знал это, и теперь довольно усмехнулся, поздравляя себя с успехом. Он протянул графу довольно увесистый кошелёк.
        - Я полагаю, что должен оплатить Вам дорожные издержки.
        - Конечно, — кивнул граф, и, взяв деньги, положил их в карман камзола. — Но что я получу взамен, если выполню Ваше поручение?
        - Полное отпущение грехов, — рассмеялся кардинал, который и сам не верил в такую возможность…
        ГЛАВА 5: «ФРАНЦУЗ».
        Итак, де Бутвиль отправился в Англию. Путешествие прошло гладко, несмотря на то, что страны находились в состоянии войны, и благодаря тому, что граф пребывал в прекрасном расположении духа в ожидании встречи с английской королевой. Он легко нашёл роскошный Йорк-Хауз — дворец Бэкингема, и теперь стоял в приёмной, требуя встречи с всемогущим министром.
        - Как прикажете доложить о себе? — спросил его герцогский секретарь Патрик Роджерсон, не решаясь ни прогнать, ни впустить опасного посетителя.
        - Франсуа де Монморанси, граф де Бутвиль, чрезвычайный посол его Преосвященства кардинала де Ришелье.
        - Тогда предъявите вверительные грамоты, — не сдавался Патрик.
        Бутвиль с презрительной усмешкой вытащил письмо, адресованное Бэкингему, и указал на печать.
        - Хорошо, — после минутного раздумья, произнёс Роджерсон, — я сообщу герцогу.

* * *
        Первый министр Англии — Джордж Вилльерс герцог Бэкингемский был необыкновенным человеком. Выходец из бедной дворянской семьи, он сумел обратить на себя внимание короля Джеймса[31 - ДЖЕЙМС VI ШОТЛАНДСКИЙ , он же Джеймс I Английский (19 июня 1566 - 27 марта 1625) - король Шотландии (с 24 июля 1567 года - под опекой регентского совета, с 12 марта 1578 года - единолично) и первый король Англии из династии Стюартов с 24 марта 1603 г. Джеймс I был первым государем, правившим одновременно обоими королевствами Британских островов.], и, сделавшись его фаворитом, добился не только герцогского звания, которое до него носили только принцы, но и ряда высших государственных должностей. Но если прекрасная внешность помогла Бэкингему взобраться на самую вершину власти, то острый ум позволил с неё не упасть. Молодой король Англии — Чарльз I[32 - ЧАРЛЬЗ I(19 ноября 1600 - 30 января 1649) - король Англии, Шотландии и Ирландии с 27 марта 1625 года. Из династии Стюартов.] относился к Джорджу Вилльерсу ещё лучше своего покойного отца, и, позволив ему сохранить все прежние звания, добавил к ним ещё несколько
прибыльных должностей и монополий, что позволило герцогу Бэкингемскому стать фактическим правителем королевства.
        Когда Патрик доложил министру о необычном посетителе, герцог находился в своём кабинете, и изучал длинный список депутатов нового парламента, и собственноручно вычёркивал из него тех строптивцев, чей несговорчивый нрав был способен омрачить мирный характер заседаний. Полюбовавшись на результат своей работы, Бэкингем тяжело вздохнул: врагов, как всегда, получалось больше, чем друзей. Выделив из этого списка пятеро наиболее злостных личных недоброжелателей, министр протянул бумагу секретарю.
        - Этих людей нужно немедленно назначить шерифами в отдалённые графства, — приказал он. — Приготовь соответствующий приказ, и я сам отвезу его на подпись Его Величеству. Жаль, что смутьянов в Англии больше, чем свободных государственных должностей. А ведь это пока единственно законный способ закрыть рот оппозиции, не прибегая к насилию и крайним мерам… Так кто там желает меня видеть?
        - Граф де Бутвиль, — повторил Патрик.
        Бэкингем был храбрым человеком, но сейчас, услышав о необычном посетителе, он удивился и встревожился:
        - Ришелье вздумал отправить ко мне послом первого бретёра Франции? Хорошо, я приму этого человека.
        - Нужно ли так рисковать, милорд? — запротестовал осторожный Роджерсон. — Может, арестовать его или хотя бы позвать охрану?
        - И ославить себя трусом на всю Европу? Никогда! — воскликнул министр.
        Тем не менее, Патрик предусмотрительно протянул ему шпагу, а сам, вооружившись до зубов, встал за дверью, предварительно пропустив внутрь господина Монморанси.
        При виде гостя, герцог непроизвольно положил руку на эфес шпаги, поскольку бравая внешность посла совсем не вязалась с привычным обликом дипломата.
        - Так значит, Вы тот самый граф де Бутвиль? — всё же любезно спросил он. — Я много слышал о Вас, когда был в Париже. Чем могу быть полезным Вам и Его Преосвященству?
        В двух словах граф изложил милорду суть дела, вручил письмо, и, ожидая ответа, принялся рассматривать фамильные портреты семейства Вилльерсов, украшавшие собою стены герцогского кабинета. Подозрения Бэкингема ещё более усилились. Ему казалось невероятным, что Ришелье мог послать такого человека в качестве посла. На всякий случай, герцог отошёл в дальний угол комнаты, подальше от посетителя, и принялся изучать послание кардинала.
        - Монтегю арестован? — возмутился он, прочитав письмо. — Чёрт возьми, да я даже не предполагал, что он в Париже! И потом, этот господин состоит на службе не у меня, а у английской королевы. Уверен, Её Величество будет не в восторге, узнав, как Франция обошлась с её секретарём.
        Бутвиль только пожал плечами. Его совсем не интересовала судьба какого-то англичанина.
        - Ну, хорошо, — вздохнул герцог. — Я сегодня увижусь с королевой и расскажу ей о предложении кардинала. У Вас есть ещё письма?
        - Да, к Её Величеству.
        - Дайте его мне.
        Бутвиль усмехнулся.
        - Это письмо, милорд, адресовано не Вам.
        - Вы хотите увидеться с королевой?
        - Я уверен, что Её Величество захочет видеть меня. Вы, милорд, в этом убедитесь, когда сообщите ей о моём приезде.
        Бэкингем сжал кулаки, испытывая жгучее желание проучить самоуверенного француза. Впрочем, граф де Бутвиль так действовал на всех окружающих.
        - Хорошо, — герцог заставил себя говорить спокойно. — Я сейчас же поеду в Уайт-холл, а Вы останетесь здесь и отдохнёте с дороги…
        - Но я совершенно не устал! — запротестовал Бутвиль.
        - Вы отдохнёте, а мы с Её Величеством обсудим предложение господина кардинала, потому что мне неизвестна судьба аббата Фанкана.
        Милорд улыбался, но что-то в его взгляде подсказало графу, что спорить бесполезно.
        - Хорошо, — сдался он. — Надеюсь, моё заточение продлиться недолго?
        - Вы — мой гость, а не узник, — любезно возразил Бэкингем.
        Тем не менее, уезжая, герцог поручил Патрику не спускать глаз с подозрительного француза, а сам отправился к Генриетте Французской…
        Через некоторое время, в Йорк-Хауз прибыл ещё один посетитель — Джон Вилльерс, виконт Пурбек[33 - ДЖОН ВИЛЛЬЕРС(1590 -1657) виконт Пурбек - брат герцога Бэкингемского.]. Это был красивый и изящный молодой человек, который в силу своего ума и природного обаяния мог бы сделать впечатляющую придворную карьеру, но, не желая утруждать себя лишними заботами, предпочитал вести праздную жизнь, пользуясь теми льготами, какие ему предоставляли родственные узы с всемогущим министром, который нежно любил своего брата.
        Спешившись, виконт бросил поводья сопровождавшему его слуге, и легко взбежал по ступенькам герцогского дворца. Увидев господина Роджерсона, он приветственно помахал ему рукой.
        - Патрик, Джордж у себя?
        - Милорд герцог только что отбыл в Уайт-холл.
        - Ах, чёрт возьми! Ну да ладно, подожду.
        Чтобы как-то скрасить ожидание, Джон велел слугам принести бутылку вина, и, прихватив её с собой, вышел в сад, где, как раз, соскучившись сидеть взаперти, прогуливался граф де Бутвиль. Неугомонный забияка даже подпрыгнул от неожиданности, столкнувшись лицом к лицу с человеком, с которым как-то дрался на дуэли в Париже, и убить которого ему помешал тогда некстати появившийся патруль.
        - Дьявольщина! — радостно протянул господин де Монморанси. — Милорд, Вы ли это? Право же, стоило посетить Англию хотя бы для того, чтобы иметь удовольствие встретиться с Вами.
        - Неужели, это Вы, господин де Бутвиль? — тут же откликнулся виконт. — Вижу, Вы бегаете лучше кардинальских гвардейцев, от которых умчались как заяц во время нашей последней встречи.
        - К счастью, мы в Англии, и здесь нет ни гвардейцев, ни Ришелье с его эдиктами! — вспылил граф. — И, будьте уверены, сударь, на этот раз ничто мне не помешает проткнуть Вас насквозь. Вытаскивайте шпагу, и сейчас же!
        У Джона и самого чесались руки проучить забияку, но, заметив господина Роджерсона, наблюдающего за ними, он недовольно поморщился:
        - Сейчас сюда сбежится охрана. Право же, было бы удобнее где-то в Вестминстере…
        - Вы трусите и хотите оттянуть время, — Бутвиль даже подпрыгивал от нетерпения, так ему хотелось проучить самоуверенного англичанина. — Повторяю: я весь к Вашим услугам.
        - Хорошо, — вспыхнул виконт — пойдёмте со мной.

* * *
        Джон провёл француза через ряд роскошно обставленных комнат дворца, и остановился, дойдя до оружейного зала, вход в который охраняли двое солдат.
        - Входите, — он кивнул Монморанси, приглашая его войти. — И Вы, господа тоже.
        Ничего не понявшие охранники всё же выполнили его приказ. Пропустив всех внутрь, Джон вошёл сам, и запер дверь на задвижку. Увидев впечатляющую коллекцию оружия, украшавшую стены, Бутвил, который сам держал дома открытый фехтовальный зал для всех желающих, одобрительно присвистнул.
        - Можете выбрать себе любую из этих вещичек, — предложил виконт, указывая на рапиры с эфесами удивительно тонкой ювелирной работы.
        - Благодарю Вас, — церемонно поклонился Бутвиль. — Меня вполне устроит моя боевая подруга.
        Он любовно положил руку на эфес шпаги.
        - Как Вам будет угодно, — согласился Джон. — А эти господа устроят Вас в качестве секундантов? — Он кивнул на солдат.
        - Вполне, — согласился Франсуа.
        Испуганные гвардейцы попробовали протестовать, но виконт велел им замолчать.
        - Начнём? — обратился он к Бутвилю.
        - Начнём, — согласился Франсуа.
        Он отстегнул перевязь, сбросил камзол, развязал шнурки на рубашке, затем вытащил шпагу из ножен и отбросил их в сторону. То же проделал и Джон. Став в боевую позицию, дуэлянты осторожно скрестили шпаги, пробуя друг друга. Поскольку, оба были мастерами клинка, и, притом, многоопытными, дуэль обещала продлиться довольно долго. Де Бутвиль соскучился первым, и решил начать разговор.
        - А Вы, милорд, чувствуете здесь себя вполне свободно.
        - О чём это Вы? — не понял Джон.
        - Вы хорошо знаете дом.
        - Ещё бы, — усмехнулся виконт, — он принадлежит моему брату.
        - Чёрт возьми! — Бутвиль от неожиданности допустил ошибку, и, шпага противника чуть было не зацепила его. — Отчего Вы не сказали об этом раньше?
        - Это что-то меняет?
        - Думаю, Бэкингем будет не в восторге, когда вернётся домой и застанет братца в весьма плачевном виде.
        - Скорее гостя. Кстати, а что Вы сами делаете в Англии?
        - Я — посланник кардинала де Ришелье.
        - А?
        Джон так удивился, что только чудо помешало Бутвилю проткнуть его насквозь.
        - Но, если мне не изменяет память, — продолжил виконт, придя в себя, — раньше Вы не были сторонником кардинала?
        - Я и теперь им не являюсь…
        ГЛАВА 6: «ГЕНРИЕТТА»
        Когда Его светлость герцог Бэкингемский прибыл в Уайт-холл[34 - УАЙТ-ХОЛЛЬСКИЙ ДВОРЕЦбыл основной резиденцией английских королей в Лондоне с 1530 по 1698 год, когда он сгорел. На момент пожара во дворце насчитывалось свыше полутора тысяч помещений, что делало его самым большим дворцом во всей Европе.], в королевских покоях бушевала гроза. Король и королева Англии, не замечая придворных дам, которые перепугано забились в угол, выкрикивали друг другу в лицо такие оскорбления, что заставили бы покраснеть даже парижских рыбных торговок, злоязычие которых вошло в пословицу. Поскольку, подобные сцены между августейшими супругами происходили часто, герцог нисколько не удивился тому, что стал свидетелем одной из них.
        - Разрази меня гром! — весело воскликнул он. — Видимо, мне придётся вмешаться и развести Ваши Величества по разным углам.
        И, схватив за руку упирающегося короля Англии, герцог действительно оттащил его в дальний угол комнаты.
        Английских историков всегда поражала та непринуждённость, вернее фамильярность, которую министр позволял себе в отношении английских монархов: сначала Джеймса, потом — Чарльза I. И сейчас Джордж Вилльерс повёл себя точно так же.
        - Ну, Ваше Величество, — успокоительно улыбнулся он королю. — Объясните мне, что тут происходит?
        На этот раз ссора была вызвана недавней тайной женитьбой барона Мальтраверса из враждебного Бэкингему клана Говардов на кузине короля Елизавете, дочери герцога Леннокса. Чарльз, который во всём поддерживал министра, узнав о свадьбе, пришёл в ярость, и медовый месяц и новобрачному, и его тестю — графу Арунделу[35 - ТОМАС ГОВАРД, 21-Й ГРАФ АРУНДЕЛ(7 июля 1585 - 4 октября 1646) - английский аристократ, обладатель одной из лучших художественных коллекций (более 700 полотен, собрания антической скульптуры и украшений, книг, рукописей) в Европе того времени.], пришлось проводить в Тауэре[36 - ЛОНДОНСКИЙ ТАУЭР - крепость, государственная тюрьма Англии с 1190 г.]. Несчастная невеста, заливаясь слезами, бросилась к королеве Англии, умоляя её о заступничестве и покровительстве. Генриетту не слишком интересовала политическая подоплёка этого дела, и она, как истинная женщина, тут же встала на сторону любви, и выговорила королю за его жестокосердие с таким жаром, что заставила содрогнуться даже вековые стены Уайт-холла.
        Выслушав сбивчивые обвинения сторон, и приметив красные гневные пятна на щеках Генриетты, что свидетельствовали о том, что Её Величество пребывает в крайне скверном расположении духа, Бэкингем, не желая связываться с женскими истериками, принял единственно верное решение в такой ситуации, и выпроводил Чарльза из покоев королевы.
        - Стини![37 - Прозвище герцога Бэкингемского, намекавшее на его сходство с изображением святого Стефана.] — восклицал английский король, послушно следуя за министром, который тащил Его Величество за руку, словно провинившегося ребёнка. — Я самый несчастный мужчина на свете! Ты сам видишь, как ОНА со мной обращается. Моих пожеланий и просьб ОНА не замечает, и когда мне что-нибудь от неё нужно, я вынужден обращаться за помощью к её французской прислуге, иначе ОНА наверняка откажет!
        - Это совершенно недопустимо, — машинально согласился Бэкингем, который как раз прокручивал в голове предстоящий разговор с королевой.
        - Живя под одной крышей, мы с Генриеттой днями не видимся, а когда я всё же навещаю её, всё заканчивается ссорой, — продолжал жаловаться Чарльз. — Проклятье! Мы ругаемся даже в постели.
        Герцог остановился.
        - Я бы посоветовал Вашему Величеству прекратить навещать королеву… особенно, в её спальне. Тогда никаких ссор не будет.
        - Ну…, — король явно сомневался.
        - …хотя бы на время, — подмигнул ему герцог. — Не видя Вас целую неделю, Её Величество, конечно же, рассердиться. Через две — соскучиться, а через три — сама броситься Вам на шею…. Чарльз, поверь мне, так и будет! Я хорошо знаю женщин.
        - Ох, Стини, и что бы я без тебя делал! — восхищённо заметил король.
        - А ещё я сам поговорю с королевой, и посоветую ей предупредительнее относиться к Вашему Величеству, — пообещал Бэкингем.
        Несколько успокоенный этим обещанием Чарльз отправился к себе, а герцог поспешил к королеве.

* * *
        Королева Генриетта была очаровательной молодой женщиной, чью красоту воспевали в своих стихах известнейшие поэты той эпохи. Лучшие живописцы с нескрываемым удовольствием изображали на своих портретах её хрупкие черты — ангельски красивое лицо с белоснежной атласной кожей, горящими чёрными глазами, тонким носиком с небольшой горбинкой, и алыми чувственными губами. Маленький рост, который был единственным недостатком этого неземного создания, искупала точёная фигурка королевы, наполненная жизнью и кипучей энергией. Возвращение министра Генриетта встретила довольно мрачно, но, увидев любезную улыбку на лице Бэкингема, всё же протянула ему руку для поцелуя.
        - Вы арестовали несчастного барона, чтобы лишить его отца влияния при дворе? — хмуро спросила она.
        - Напротив. Я сделал всё от меня зависящее, чтобы убедить короля не совершать ошибку и не арестовывать депутатов во время парламентских слушаний.
        Генриетта недоверчиво усмехнулась.
        - Вся Англия знает о вражде между Вами и кланом Говардов, который возглавляет Арундел. Вы не могли придумать лучшего предлога, чтобы он него избавиться.
        - У меня к этим господам так мало ненависти, что я даже отдал свою племянницу за одного из них, — язвительно усмехнулся Бэкингем. — Что же касается ареста, то король действительно оказал мне медвежью услугу. Ну, сами подумайте, зачем мне ссориться с парламентом? Особенно сейчас, когда решается вопрос о сборе новых налогов и выплате субсидий Кристиану Датскому[38 - КРИСТИАН IV(12 апреля 1577 - 28 февраля 1648) - король Дании и Норвегии с 4 апреля 1588 года, при котором датское государство достигло вершины своего могущества. Занимал престол 59 лет - дольше, чем кто-либо в датской истории.] за его вступление в войну с Габсбургами[39 - ТРИДЦАТИЛЕТНЯЯ ВОЙНА(1618 -1648) - первый в истории Европы военный конфликт, затронувший в той или иной степени практически все европейские страны. Война началась как религиозное столкновение между протестантами и католиками Германии, но затем переросла в борьбу против гегемонии Габсбургов в Европе.]. А теперь парламентарии, подстрекаемые Говардами, вопят на весь мир, обвиняя меня в произволе и нарушении их прав, так как закон защищает это сословие от арестов во
время парламентских заседаний.
        - Боже, как всё сложно, — королева решила не спорить. — Хорошо, Вы меня убедили.
        Герцог ещё раз прикоснулся губами к её ладони.
        - Вы ещё что-то хотели мне сказать? — Генриетта отняла руку, которую министр отпустил с видимым сожалением.
        - Хотел показать вот это письмо. Его мне доставил сегодня утром посланец кардинала Ришелье.
        Бэкингем протянул королеве бумагу.
        - Я вижу, кардинал решил, будто Вы причастны к похищению Фанкана, — усмехнулась Генриетта, прочитав первые строчки послания, но тут же возмущённо вскрикнула, когда дошла до места, где Ришелье сообщал об аресте Монтегю.
        - Вы ведёте со мной двойную игру, — заметил герцог, который внимательно наблюдал за ней. — Что, чёрт возьми, Монтегю делает в Париже?
        - Уолтер отправился во Францию, чтобы предупредить Шевретту о том, что шпионы Ришелье вышли на след депутата Лапьерра. — Ответила Генриетта.
        Милорд вскочил на ноги, словно ошпаренный кипятком.
        - А почему я узнаю об этом только сейчас?
        - Герцог, я не обязана отчитываться перед Вами в своих действиях. Вы, кажется, тоже не советовались со мной, когда решили воевать с Францией?
        Бэкингем нервно прошёлся по комнате.
        - И когда Вы перестанете видеть во мне врага? — вздохнул он, остановившись напротив королевы. — Ладно, не будем об этом. Монтегю служит Вам, так что Вашему Величеству и решать его судьбу. Относительно аббата Фанкана, я уже высказывал Вашему Величеству своё мнение. И если этот человек мёртв…
        - Он жив, — неохотно ответила королева. — Де Молина согласился предоставить его в Ваше распоряжение.
        - Что ж, — просиял герцог. — Тем лучше для нас и для господина Монтегю. Кстати, у посланца Ришелье есть ещё одно письмо, адресованное Вашему Величеству.
        - Вот как? — удивилась королева. — И что в этом письме?
        - Оно осталось у графа де Бутвиля. Этот наглец заверил меня, что Ваше Величество будет рада встрече с ним.
        - Бутвиль? Бутвиль — посланец кардинала? Этого не может быть! — воскликнула Генриетта. — Но, в любом случае, я буду рада его видеть.
        Бэкингем поморщился, почувствовав ощутимый укол ревности.
        - Привести его сюда?
        Генриетта задумалась.
        - Это не совсем удобно, — неуверенно проговорила она. — Послушайте, милорд, а нельзя ли устроить нашу встречу в Вашем дворце?
        - Моя прекрасная королева, мой дом и я сам всегда к услугам Вашего Величества…

* * *
        Когда Генриетта и Бэкингем прибыли в Йорк-Хауз, им навстречу выбежал взволнованный Патрик.
        - Ваша Светлость, это… о, Ваше Величество… это ужасно! Француз и виконт Пурбек запёрлись в оружейном зале, и дерутся на дуэли!
        - Ну, в таком случае, дела француза плохи, — усмехнулся герцог.
        - Вы хотели сказать, что дела вашего брата хуже некуда, — взволнованно произнесла королева. — Да будет Вам известно, Бутвиль — первая шпага французского двора.
        - И, правда, — встревожился Бэкингем. — Ну, если с Джоном что-то случиться, я уничтожу этого Бутвиля.
        По направлению к залу, милорд шёл так быстро, что королева и Патрик еле поспевали за ним. Бедный секретарь чуть не рвал на себе волосы.
        - Я пытался их уговорить отпереть дверь, но виконт крикнул, чтобы я не вмешивался не в своё дело!
        - Нужно было взломать дверь, — заметила королева.
        - О, Ваше Величество, я хотел, но этот французский монстр предупредил, что убьёт всякого, кто попытается войти. К тому же дверь очень крепкая!
        Бэкингем первым добежал до оружейного зала и неистово забарабанил в дверь, пытаясь перекричать грохот оружия:
        - Джон, ты что, с ума сошёл? Немедленно открой!
        - Не раньше, чем я проткну это негодяя, — пробормотал виконт, который с большим трудом отбивался от яростной атаки француза.
        - Ну-ну, — не остался в долгу Бутвиль, — сейчас мы увидим, кто кого проткнёт!
        Генриетта попыталась вмешаться, но дуэлянты её попросту не услышали.
        - Ломайте дверь! — приказал герцог слугам, что прибежали на шум битвы. — Быстрее, лентяи!
        Те дружно навалились на дверь, но она была из крепкого дуба, так что предстояло повозиться.
        - Несите топоры! — велел Бэкингем. — Ох, доберусь я до этого француза!
        Но подручные средства не понадобились, так как солдаты, которые против своей воли оказались секундантами на странном поединке, услышав голос герцога, наконец, пришли в себя, и открыли задвижку.
        Увидев брата и королеву, Джон опустил шпагу. Бутвиль, узнав Генриетту, выронил свою, и та со звоном упала на пол.
        - Что тут происходит? — грозно спросила королева.
        - Да ничего особенного, — весело откликнулся виконт. — Я попросил графа преподать мне урок фехтования, и он любезно согласился оказать мне эту услугу. Патрик, я вижу, Вы, как всегда, сумели поднять бурю в бокале воды.
        Бедняга Роджерсон покраснел, как варёный рак, и беспомощно оглянулся на Бэкингема.
        Герцог как раз поднял с пола шпагу Бутвиля и многозначительно усмехнулся, осторожно коснувшись остро отточенного лезвия.
        - Пришлось пойти на риск, — притворно вздохнул Джон, перехватив его взгляд. — Фехтовальных рапир здесь нет.
        Генриетта недоверчиво оглядела стены, увешанные великолепной коллекцией оружия, и повернулась к Бутвилю. Тот уже окончательно пришёл в себя.
        - Я вижу, господин граф, Вы нисколько не изменились, — вздохнула королева.
        - А Вы стали ещё прекраснее, Ваше Величество, — восторженно вздохнул Франсуа, пожирая её глазами. — О, моя королева! Неужели, я вижу Вас, говорю с Вами?
        Генриетта немного смутилась.
        - Герцог сообщил мне, будто Вы сделались кардиналистом? — поинтересовалась она.
        - Я бы ещё и не на такое пошёл, лишь бы увидеть Вас.
        Бэкингем с силой сжал рукоятку шпаги. Он бы и сам с радостью вызвал на дуэль этого француза. Джон, заметив выражение лица брата, успокоительно похлопал его по плечу. Ни Генриетта, ни Бутвиль ничего не заметили.
        Генриетта посмотрела в окно, и, убедившись в том, что погода не испортилась, предложила Бутвилю прогуляться. Нечего и говорить о том, что предложение было с готовностью принято.
        - Франсуа, как Вы попали на службу к Ришелье? — спросила Генриетта, когда они вдвоём с графом прогуливались по аллеям парка.
        Выслушав его рассказ и прочитав письмо от кардинала, она глубоко задумалась. У неё не было сомнений, что Ришелье искренен в своём стремлении сохранить мир с Англией, и лучшим тому подтверждением был «крестовый поход», который готовил Его Преосвященство против протестантов Лангедока и Ла-Рошели.
        - Кардинал понимает, что, вступив в войну, Англия неминуемо поддержит гугенотское восстание. Поэтому, и взывает к моим патриотическим чувствам, заклиная убедить короля, что французы хотят мира с англичанами, — задумчиво произнесла она.
        - Я ничего не понимаю в политике, — откликнулся Бутвиль. — И любым переговорам предпочту хорошую драку. А если война поможет мне ещё хот раз увидеться с Вами, то я хочу этой войны!
        - Это вряд ли, Франсуа, — улыбнулась Генриетта.
        Господин де Монморанси глубоко вздохнул.
        - Кардинал ещё говорил о каком-то монахе.
        - Я не знаю, о ком идёт речь, — быстро ответила Генриетта. — И знать не хочу! Что же касается господина Монтегю, то я прошу Вас сообщить кардиналу: если хоть волос упадёт из головы моего секретаря, то в моём лице он найдёт врага, а не союзника. Я сама напишу об этом Ришелье, — улыбнулась она, заметив обеспокоенное выражение лица Бутвиля.
        - Так будет лучше, — согласился Франсуа. — Я могу что-то забыть или перепутать.
        Генриетта протянула ему руку, которую тот нежно поцеловал.
        - О, Господи, как же я завидую англичанам, — прошептал он. — Им досталась такая прекрасная королева.
        В его голосе звучала такая тоска, что Генриетта не выдержала и провела рукой по склонённой голове графа. Ей не следовало этого делать, потому что Франсуа, задыхаясь от избытка чувств, схватил её руку и покрыл её множеством поцелуев.
        Бэкингем, наблюдавший эту сцену из окна, нервно забарабанил пальцами по стеклу. Виконт Пурбек, стоявший рядом с ним, усмехнулся. Видно было, что брат, который только что прочитал ему длинную нотацию насчёт безответственного поведения, полностью разделяет его неприязнь к французу.
        - Так чем я обязан твоему визиту? — не поворачивая головы, поинтересовался герцог.
        - Всё ещё сердишься? — понимающе усмехнулся Джон. — Тогда держись, потому что я собираюсь совсем тебя разозлить.
        Эти слова заставили Бэкингема оставить в покое королеву и Бутвиля, и решительно повернуться к брату.
        - Говори, — потребовал он.
        - Я хотел тебе сказать, что собираюсь жениться на Элените.
        Элен, баронесса де Сент-Люс была доверенной придворной дамой и ближайшей подругой Генриетты Французской. Несмотря на благородное происхождение, девушка была бедна, и, поэтому, не могла составить достойную партию для брата могущественнейшего человека в стране. Бэкингем всегда относился к баронессе с удивительной нежностью, поэтому, в ответ на заявление брата только вздохнул:
        - Этот брак не сулит нашей семье никаких политических выгод. Но я не стану тебе мешать. Женись, если хочешь. Странно, что ты вообще решил поинтересоваться моим мнением.
        - Если честно, мне оно безразлично, — улыбнулся Джон. — И я к тебе пришёл за помощью, а не за советом.
        - Даже так? Ну, и чем же я могу тебе помочь?
        Барон глубоко вздохнул.
        - Дело всё в том, — осипшим от волнения голосом проговорил он. — Что я уже женат.
        Бэкингем изменился в лице. Он внимательно посмотрел на брата, думая, что тот шутит, но тот, увы, был совершенно серьёзен.
        - Ну, и кто же моя невестка? — Джордж старался говорить спокойно, но это ему плохо удавалось.
        - Френсис Кок.
        - Дочь бывшего главного королевского судьи[40 - КОК, ЭДУАРД(1552 -1634) - английский политический деятель и юрист, занимавший ряд высших судебных должностей, один из авторов "Петиции о праве".]! Да как ты посмел? Как скрыл это от меня?
        - Послушай, — быстро заговорил Джон, надеясь успокоить надвигающуюся бурю. — Я был горяч и влюблён. И когда её мать, леди Хаттон заявила, что не отдаст за меня Френсис, мы решили тайно обручиться и обменяться клятвами верности. Я был лишком взволнован… священник, к которому мы обратились, пьян… Словом, он перепутал свадебный обряд с церемонией обручения, и обвенчал нас так быстро, что я даже не успел понять, что случилось. С Френсис мы расстались, ты сам знаешь, при каких обстоятельствах…, и я и думать забыл обо всей этой истории. Чёрт возьми, да я был уверен, что тайный брак не имеет силы! И, представь себе моё отчаяние, когда мой духовник, которому я рассказал всю эту историю, сообщил мне, что это не так.
        - То есть, — медленно произнёс Бэкингем, — ты хочешь сказать, что в то время, как я донимал покойного короля требованиями добиться от родителей леди Френсис согласия на свадьбу, вы в это время уже были женаты?
        - Получается, что так, — подтвердил Джон.
        Бэкингем театрально возвёл руки к небу.
        - Господи! — патетически воскликнул он. — За какие грехи ты решил наградить меня таким родственничком?
        - Не расстраивайся, Джорж, — успокоительно заметил Джон. — Не всем же должно везти так, как мне. Лично я своим братом очень доволен.
        Джордж, как не старался, но так и сумел сдержать улыбку.
        - Ну, и чего же ты хочешь от меня? — уже спокойнее спросил он.
        - Чтобы ты поговорил с епископом Кентерберийским[41 - АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ - духовный глава Англиканской церкви.]. Он должен подтвердить, что брак незаконен или же, в крайнем случае, дать разрешение на развод.
        - Не сейчас, — ответил министр. — Развод всегда дурно пахнет, особенно теперь, во время разгара парламентских слушаний. Наберись терпения, Джон. Твоя красавица баронесса от тебя не уйдёт.
        Виконт Пурбек покраснел от злости.
        - О, я понимаю! Ты хочешь затянуть дело, чтобы расстроить мою помолвку с Эленитой. Но ничего у тебя не выйдет. Я обращусь к Её Величеству и…
        - …и сообщишь королеве, что у тебя уже есть законная супруга? — усмехнулся герцог.
        Джон хотел что-то сказать, но, не найдя нужных слов, что было сил ударил кулаком по столу, и выбежал из комнаты, громко хлопнув дверью.
        - Не забывай о Тайберне[42 - ТАЙБЕРН - деревня в графстве Миддлсекс, которая с 1196 по 1783 года являлась официальным местом проведения казней осуждённых города Лондона.]! — крикнул ему вслед Бэкингем. — Английские законы беспощадны к двоеженцам!
        Получив в ответ несколько крепких ругательств, герцог снова повернулся к окну. Увидев, с какой нежностью Бутвиль сжимает ручку Генриетты, он заскрежетал зубами, и, схватив со стола колокольчик, бешено затряс его.
        - Патрик, сообщи Её Величеству, что мне необходимо немедленно поговорить с ней, — велел он господину Роджерсону, который примчался на его зов. — И, ради всего святого, займи чем-нибудь этого француза… ну, хотя бы ужином или прогулкой в мой винный погреб… там есть великолепная мальвазия. Пусть наш гость упьётся так, чтобы не попадался мне на глаза до самого своего отъезда, который я постараюсь ускорить.
        Видно было, что господин Роджерсон был не в восторге от такого поручения. Он громко вздохнул, но поплёлся выполнять приказ.
        ГЛАВА 7: «ОПАСНЫЕ ИГРЫ»
        Настоятель собора Сен-Жермен Л’Оксеруа — аббат Фанкан был одним из ближайших друзей кардинала Ришелье и одним из талантливейших французских дипломатов XVII века. К своему несчастью, он настолько уверовал в собственную неуязвимость, что, будучи членом иезуитского ордена, дал себя завербовать могущественной протестантской организации — «Чёрные капюшоны» и жестоко за это поплатился. Великий магистр «Молчаливых» (так ещё называли членов этой организации) — Эрнандо де Молина приказал доставить предателя в Лондон, чтобы примерно наказать его за отступничество.
        Мы уже знаем, какой эффект произвело похищение Фанкана на Ришелье и отца Жозефа, которые, не догадываясь о двойной игре своего агента, подозревали Бэкингема в его исчезновении. Между тем, сам герцог, желая использовать доверенное лицо кардинала в своих тайных планах, не только добился, чтобы Фанкану сохранили жизнь, но и собирался отправить его обратно в Париж.
        - Я принял решение отпустить Фанкана во Францию, — такими словами встретил Бэкингем Генриетту, когда она вернулась с прогулки. — Но ни о каком обмене не может быть и речи! Ришелье незачем знать, что аббат встречался со мной.
        - Я тоже так думаю, — согласилась Генриетта. — Но как мы объясним кардиналу его длительное отсутствие?
        - А это уже не наша забота. Думаю, священник сам придумает достойное оправдание своему исчезновению. Не в его интересах рассказывать Его Высокопреосвященству о своей связи с «Молчаливыми».
        - Хорошо. Но Вы, милорд, так и не признались мне, зачем Вам понадобился господин Фанкан.
        - Всему своё время, моя прекрасная королева. Ну, а зачем Вы понадобились кардиналу?
        Генриетта усмехнулась.
        - Ришелье желает любой ценой сохранить мир с Англией. И поскольку, заговор против кардинала, на который мы с Вами так уповали, по всей видимости, потерпел поражение, я думаю, нам следует принять предложение Его Преосвященства.
        - Чёрт возьми, да я и сам желаю сохранить мир! — воскликнул герцог. — Хотя бы потому, что денег на войну придётся просить у парламента, который, по своему обыкновению, наверняка, откажет мне в этой просьбе. И если кардинал оставит в покое ларошельцев, вернёт захваченные английские корабли, перестанет заигрывать с Испанией, и присоединиться к нашему союзу с датчанами и Соединёнными Провинциями, чтобы вернуть Пфальц Фридриху, мужу Елизаветы Стюарт…
        - Я, надеюсь, милорд, Вы повремените с обнародованием этих требований, хотя бы до тех пор, пока лорд Монтегю не вернётся в Англию? — перебила его Генриетта, для которой желание министра и дальше следовать своей военной политике было очевидным.
        - Разумеется, — кивнул герцог. — Кстати, я бы не настаивал на возвращении сэра Уолтера сейчас, когда ещё есть надежда всё же исполнить задуманное Шевреттой. Монтегю один стоит десяти человек, а его ум воистину бесценен.
        Генриетта молча кивнула.
        - А если Уолтеру не удастся помочь Шевретте свалить Ришелье? — спросила она.
        - Тогда и придёт черёд действовать господину аббату, — ответил герцог. — Когда в 1624 году я уговаривал покойного короля Джеймса воевать с испанцами, я не собирался сражаться с Габсбургами только своими силами. Я рассчитывал сколотить антииспанскую коалицию. Англия, Соединённые Провинции, Дания, Швеция, Саксония, протестантские княжества Германии должны были выступить против австрийского императора и Баварии, тогда как Франция, Савойя и Венеция повели бы в Италии действия против Испании. И если бы мне это удалось, мы бы не только вернули Пфальц Елизавете Стюарт[43 - ЕЛИЗАВ?ТА СТ?АРТ(19 августа 1596 - 13 февраля 1662) - англо-шотландская принцесса из рода Стюартов, старшая дочь короля Джеймса I и его жены Анны Датской, сестра Чарльза I. В 1613 году Елизавета Стюарт вышла замуж за курфюрста Пфальца Фридриха V, лидера Евангелической унии немецких протестантских князей.] и её мужу, чешскому королю, но и, что гораздо важнее, мы бы прижали Испанию на море, освободив себе путь к сокровищам её колоний.
        - Да, Вы уже говорили мне это, — зевнула королева.
        В отсутствие лорда Монтегю ей не хотелось говорить о политике, но Бэкингем, как назло, был настроен говорить о ней именно здесь и сейчас.
        - К сожалению, — продолжил герцог, — Шведы сейчас заняты в войне с Польшей…
        - К счастью, милорд, потому что католическая Польша неминуемо пришла бы на помощь императору, — возразила Генриетта, вовремя вспомнив уроки Уолтера.
        - Да, правда… А Саксония всеми силами держится за хрупкий мир с Габсбургами, не понимая, что довольно малейшего дуновения ветра, чтобы на её территории вспыхнул пожар войны… Но Франция! Франция, на союз с которой я так рассчитывал, что убедил короля жениться на католической принцессе, подставив под удар собственную политическую репутацию, Франция не только отказалась присоединиться к антииспанской коалиции, она заключила с Габсбургами союз, который я собираюсь разрушить…
        —…заключив мир с Испанией за спинами наших протестантских союзников, — кивнула Генриетта. — Вы тоже говорили мне об этом, милорд.
        - Это было ещё до того, как я познакомился с Фанканом, — возразил Бэкингем. — Господин аббат готов поспособствовать присоединению Франции к нашему союзу с Соединёнными провинциями и Данией. Словом, сейчас дело обстоит так: либо Шевретта доводит свой план до конца и проклятый кардинал отправляется к дьяволу, либо он останется жив, и будет воевать с Габсбургами вместе с нами, чего я, Мадам, желаю всей душой.
        - А если Ришелье останется жив, но не станет слушать Фанкана? — не сдавалась Генриетта.
        - Тогда, придётся уважить волю парламента и дать Англии мир, заключив союз с Испанией. Но, пока что, Мадам, я прошу Вас быть посредником между Ришелье и мной.
        - Я вся Ваша, милорд, — улыбнулась королева. — Но почему Вы думаете, что католический священник захочет служить Вам, протестанту?
        - Служил же он «Молчаливым»! — возразил Бэкингем. — В любом случае, я буду знать, что в окружении Ришелье есть человек, на которого я могу оказывать влияние. Вы сами видите, что живой Фанкан нам полезнее, чем мёртвый.
        - Аминь, — вздохнула Генриетта. — Так что я должна сделать?
        - Вы должны заверить Ришелье, что Англия не будет воевать с Францией. Для пущей убедительности, я прекращу переписываться с ларошельцами и перестану принимать принца Субиза[44 - БЕНЖАМЕН ДЕ РОАН, барон де Фронтенэ (1583 -1642) носил титул принца де Субиза. Был одним из предводителей гугенотов во Франции.], который, как Вы знаете, скрывается в Англии от гнева французского короля. Если кардинал не поверит Вашему письму, донесения шпионов, которых полно и среди гугенотов, и даже при английском дворе, убедят его в нашей искренности.
        - И каких же шпионов Ваша светлость имеет в виду? — прищурилась королева, понимая, что этот упёк относиться к ней.
        И оказалась права.
        - Епископа Мандского[45 - ДАНИЭЛЬ ДЕ ЛАМОТТ-УДАНКУР, ЕПИСКОП МАНДСКИЙ(ум.1628 г.)], разумеется, — тут же ответил Бэкингем, который получил эти сведения от самого Фанкана. — И францисканских монахов[46 - ФРАНЦИСК?НЦЫ - католический нищенствующий монашеский орден, основан св. Франциском Ассизским близ Сполето в 1208 году с целью проповеди в народе апостольской бедности, аскетизма, любви к ближнему.], которых Вы привезли с собою в Англию.
        - Герцог, если Вы хоть пальцем тронете священника, пеняйте на себя, — разозлилась королева. — Я не потерплю, чтобы невинный человек пострадал из-за Ваших пуританских убеждений!
        Министр вознёс руки к небу.
        - Мадам, будьте справедливы, — взмолился он. — Кто-кто, а я меньше всего заинтересован в преследовании католиков, хотя бы потому, что моя собственная мать исповедует эту религию. Но Ваш епископ — родственник Ришелье. Вам это известно?
        - Дальний родственник. Милорд, я промолчала, когда Вы выслали из Англии моих придворных дам, но изгнать епископа я Вам не позволю!
        - Кто знает, — про себя усмехнулся герцог. — Не будем ссориться, моя прекрасная королева, — произнёс он вслух. — Сейчас мы как никогда должны действовать вместе.
        - Почему?
        - Да потому что если Франция в ближайшее время не придёт на помощь Кристиану Датскому, который изнемогает под могучими ударами армий Тилле[47 - ИОГАНН ЦЕРКЛАС ГРАФ ФОН ТИЛЛИ(февраль 1559 - 30 апреля 1632) - имперский фельдмаршал, знаменитый полководец Тридцатилетней войны, одержавший ряд важных побед.] и Валленштейна, то король Филипп будет управлять всей Европой. Я созвал парламент с целью вытребовать хоть немного средств на помощь датчанам, но, боюсь, что господа парламентарии не так хорошо разбираются в политике, как мы с Вами.
        Герцог чарующе улыбнулся и развёл руками, всем своим видом показывая, насколько малы его надежды договориться с депутатами. Генриетта молчала. В таких делах она привыкла полагаться на советы господина Монтегю, но тот, увы, был во Франции.
        - Уолтер, где ты? — мысленно взмолилась она. — Если бы ты знал, как мне тебя не хватает…
        Но секретарь, по понятным причинам, ответить ей никак не мог, а Бэкингем нетерпеливо ждал ответа.
        - Я всё сделаю, — наконец, произнесла королева. — Но дайте мне слово, что епископ не станет заложником Вашей политики.
        - Даю, — неохотно кивнул герцог. — Но, ради всего святого, поторопитесь с письмом, пока Ваш французский друг совсем не разгромил мой дворец.
        - Я присмотрю за Бутвилем, — улыбнулась Генриетта. — Мне необходимо дать графу некоторые инструкции насчёт его поведения во Франции. И потом, в отличие от Вас, меня всё же заботит судьба лорда Монтегю!
        - Я предоставлю позаботиться об Уолтере королю Чарльзу, — решил Бэкингем. — Пришла пора и нашему послу во Франции доказать, что он недаром получает своё жалованье и немыслимые представительские расходы.
        Успокоенная его обещанием, королева ушла. Ей действительно ещё о многом нужно было поговорить с Бутвилем. Бэкингем хотел последовать за ней, но ему доложили о визите королевского секретаря — лорда Коттингтона[48 - ФРЭНСИС КОТТИНГТОН(1579 -1652) - секретарь Чарльза I, член Тайного Совета, лорд - казначей (с марта 1629 г.), лидер «испанской» партии при дворе Чарльза I.]. Этот человек пользовался полным доверием герцога и постоянно снабжал милорда полезной информацией о жизни королевского двора. А чтобы о двойной службе Коттингтона не догадались те лица, за которыми он наблюдал, министр часто поручал своему агенту покупать для него драгоценности и прочие милые безделушки, так как секретарь, к счастью, обладал хорошим вкусом, и слыл при дворе ценителем прекрасного.
        Вот и сегодня Коттингтон, войдя в кабинет, протянул герцогу мешочек с четырьмя крупными сапфирами-близнецами, которые приобрёл для него у лондонских ювелиров. Бэкингем осмотрел камни и не нашёл в них ни одного изъяна.
        - Великолепно, — признал он. — Милорд, Вы как всегда, совершили невозможное.
        Покупка этих камней была частью грандиозного замысла герцога, на который он возлагал большие надежды. Дело было в том, что Амур пробил своей стрелой грудь английского Дон Жуана, но забыл проделать ту же процедуру с сердцем гордой красавицы Генриетты Французской. Герцог Бэкингемский никогда не отступал перед ударами судьбы, так что решил исправить это досадное недоразумение, поразив воображение любимой женщины восхитительным подарком…
        Но с приходом королевского секретаря мысли министра изменили свою романтическую окраску. Поэтому, ещё раз полюбовавшись великолепной огранкой камней, Бэкингем вернул камни Коттингтону, и, приказав отдать драгоценности своему ювелиру, вернулся к обсуждению политических дел. Выслушав последние дворцовые сплетни, министр уже собирался отпустить секретаря, как вдруг неожиданная мысль пришла ему в голову.
        - Коттингтон! — радостно воскликнул он, хлопнув себя по лбу. — Выберите подходящий момент и сообщите Его Величеству, что епископ Мандский внушает королеве, что та губит свою бессмертную душу, разделяя постель с еретиком. Мне пришлось дать слово Её Величеству, что я не буду преследовать этого кардинальского шпиона, но, к счастью, король такого слова не давал!
        ГЛАВА 8: «НОВЫЕ ПОДВИГИ БУТВИЛЯ».
        Поручив графа де Бутвиля заботам английской королевы и своего секретаря, Бэкингем ре — шил, что теперь может забыть о наглом французе. Но господин Монморанси не желал, чтобы о нём забывали. Поэтому, он с радостью принял предложение виконта Пурбека о новой встрече, которая бы позволила окончить их небольшую размолвку.
        Во избежание неприятностей со стороны Патрика, дуэль должна была состояться в Вестминстере. Джон пригласил секундантом небезызвестного Генри Рича, графа Холланда[49 - ГЕНРИ РИЧ, ГРАФ ХОЛЛАНД , (19.8.1590 - 9.3.1649), сын Роберта Рича, графа Уорвика. Придворную карьеру начал ещё в 1610?ом году при короле Джеймсе I-ом Английском, быстро став его фаворитом. Принимал участие в переговорах касательно женитьбы Чарльза I-го на Генриетте Французской.], а Бутвиль — француза де Мюссо, лейтенант гвардии Её Величества, которого он знал ещё с тех пор, как сам являлся телохранителем Генриетты, тогда ещё французской принцессы. Прибыв в Лондон, господин Монморанси конечно же воспользовался случаем повидаться со старыми друзьями, служившими сейчас в королевской гвардии. Встреча состоялась как раз накануне поединка и окончилась грандиозной попойкой, из-за которой на следующее утро Мюссо не смогли разбудить.
        - Ну, что же, — сказал шевалье де Бри, — который был посвящён в детали предстоящей дуэли наравне со всеми французскими гвардейцами (Бутвиль не отличался скромностью), и к тому же оказался самым трезвым, — придётся мне его заменить.
        И, опоздав всего на десять минут, он прибыл на назначенное место, которое оказалось пустырём за руинами какого-то склепа. Виконт Пурбек, граф Холланд и де Бутвиль уже были там.
        - А какого дьявола ты здесь делаешь? — удивился Монморанси, увидев его. — Где Мюссо?
        - Спит, — пожал плечами новоявленный секундант, — Я за него. Драться будем или как?
        Последняя фраза относилась к Холланду, который вытаращил глаза от удивления, не зная, что ответить.
        - Понятно, — с досадой произнёс де Бри, — не стоило и беспокоиться. Мириться будете?
        Это уже относилось к Джону Вилльерсу.
        - Нет, — со злостью, ответил тот.
        - Тогда начинайте.
        Он отошёл в сторону, освобождая место дуэлянтам. Генри Рич внимательно осмотрелся вокруг, и, не заметив среди развалин ничего примечательного, со вздохом последовал его примеру.
        Как мы уже заметили, граф Холланд был благоразумным молодым человеком, чьё положение при дворе целиком зависело от расположения первого министра, поскольку король по известным ему причинам терпеть не мог бывшего фаворита своего отца. Устраивая брак Генриетты Французской с Чарльзом Английским, граф долгое время жил при французском дворе, где гремела дуэльная слава Бутвиля, и, в отличие от виконта Пурбека, не был склонен недооценивать опасного француза. Поэтому, не имея возможности уклониться от участия в дуэли, он решил предупредить о ней герцога Бэкингемского, отправив ему записку, извещающую о новом сумасбродстве брата.
        Но из-за крайней занятости, герцог вскрыл письмо только сегодня утром ещё лёжа в постели. Посмотрев на часы, он тут же вскочил на ноги и бешено затряс шнурок звонка. Роджерсон, словно верный пёс, тот час же явился на зов хозяина.
        - Патрик! — заорал герцог. — Где француз?
        - Уехал четверть часа назад, — хлопая глазами, ответил секретарь. — Я не стал его удерживать, поскольку Вы, милорд, ясно дали мне понять, что не желаете видеть этого человека.
        Проклиная Бутвиля на чём свет стоит, Бэкингем, наскоро одевшись, вскочил на коня и во весь опор поскакал к месту дуэли.

* * *
        А в это время в казармах Уайт-холла проснулся Рене де Мюссо. Он долго протирал глаза, потом столько же вглядывался в стрелки часов, и, наконец, осушив полбутылки шампанского, наконец-то вспомнил о дуэли. Почему-то решив, что без него не начнут, он наскоро оделся и, сломя голову, помчался к конюшням за лошадью. Вскочив на неё, он поскакал к Вестминстерскому аббатству, и, поручив коня заботам первого встречного, бросился по направлению к пустырю. Если бы господин гвардеец передвигался с нормальной скоростью, то, возможно, и не было бы тех печальных событий, что произошли впоследствии. Как бы то ни было, но, решив сократить себе путь, он, пересекая одну из галерей собора, столкнулся с герцогом Бэкингемом, который прибыл туда одновременно с ним, при чём толкнул его так, что министр, потеряв равновесие, приземлился прямо на спину. Всякий бы вежливый человек остановился, чтобы помочь потерпевшему, но только не господин де Мюссо. Испугавшись собственной безрассудности, наш герой, пробормотав что-то больше напоминавшее проклятия, чем извинения, устремился прямо к своей цели. Возмущённому герцогу
понадобилось некоторое время, чтобы подняться, а, проделав эту операцию, он, растолкав толпу зевак, собравшихся, чтобы поглазеть на забавное зрелище, бросился догонять обидчика.
        Мюссо он настиг уже у калитки, ведущей в хозяйственную часть аббатства. Не долго думая, министр рывком развернул обидчика и по всем правилам кулачного боя, двинул его в челюсть, так, что тот, отлетев на приличное расстояние, врезался головой о стену. Но и этого разъярённому герцогу показалось мало. Не давая гвардейцу опомниться, он поднял его на ноги, и отмерил ещё пару ударов. Получив последний, несчастный де Мюссо, отступая, налетел на ограду, и так неудачно, что железные прутья пронзили его насквозь.
        - Убийство! — завопил какой-то молодой священник, и этот крик подхватила собравшаяся толпа.
        Бэкингем застыл в оцепенении, глядя на корчившегося в агонии француза. В сознание его привёл голос молодого солдата, который со своими товарищами прибежал, услышав крики.
        - Я вынужден арестовать Вас, сударь, — решительно произнёс он.
        Герцог усмехнулся.
        - Вы, что же, не узнаете меня? — мрачно поинтересовался он.
        Юноша оглянулся на своих товарищей и все дружно пожали плечами.
        - Шотландцы, — догадался министр, узнав форму солдат одного из королевских полков, которые, в связи с недавними беспорядками в столице, должны были патрулировать улицы.
        Оглянувшись на внушительную толпу, которая, сжав кулаки, ожидала решения стражей порядка, Бэкингем, желая избежать огласки, принял решение не сопротивляться. В это время часы на большой башне принялись бить десять часов утра.
        - Я последую за Вами, — кивнул министр. — Но Вы должны немедленно отослать патруль к склепу Трёх Святых. Там сейчас дерутся на дуэли мои товарищи. Арестуйте их всех и доставьте в Тауэр.
        - Мы не обязаны подчиняться Вашим приказаниям, сударь, — возмутился стражник, но, увидев, как нахмурился арестованный, в котором за милю можно было признать большого вельможу, согласно кивнул головой. Но, не желая терять лицо, тут же добавил: Я сделаю это только потому, что Ваши друзья нарушают закон и мой долг воспрепятствовать им.
        Он сделал знак пятерым товарищам и те тот час же направились к указанному месту.
        Бэкингем улыбнулся, и, прикрыв лицо плащом от посторонних любопытных глаз, последовал за оставшимися солдатами.

* * *
        А тем временем события на Вестминстерском пустыре развивались несколько странно.
        Де Бутвилю удалось оцарапать плечо виконта, что несколько сбило с него спесь. Но, не желая признавать поражение, Джон продолжил поединок, удвоив осторожность. Дуэль явно затягивалась.
        Секунданты стояли в стороне, и уже добрых двадцать минут переминались с ноги на ногу.
        - Может, разомнёмся? — де Бри звякнул шпагой, но, увидев ужас в глазах Холланда, с досадой махнул рукой.
        Генри Рич с надеждой оглянулся вокруг. На этот раз Небо услышало его молитвы: он заметил патруль, посланный Бэкингемом, который решительно направлялся к ним.
        - Вы арестованы, — сообщил всем командир патруля, — дуэли запрещены. Отдайте Ваши шпаги и следуйте за нами!
        Солдат было пять человек, при чём четверо их них сразу же взяли на прицел всех участников дуэли. Бутвиль с досадой опустил шпагу.
        - И Вы ещё жаловались на французское гостеприимство, — упрекнул он растерянного виконта, который совсем не ожидал такого поворота событий. — Впрочем, их же всего пятеро…
        - А нас только трое, — ответил Джон, потому что Холланд, показывая добрый пример, поспешил отдать свою шпагу….

* * *
        Арестованных доставили в Тауэр, где их, из-за отсутствия начальства, встретил дежурный лейтенант. У него до сих пор тряслись руки после разговора с Бэкингемом, который, дождавшись ухода шотландских гвардейцев, сообщил лейтенанту своё имя. К несчастью, тот недавно приобрёл офицерский патент, и был слишком скверным физиономистом, чтобы поверить милорду на слово. Но, узнав об аресте четырёх придворных кавалеров, которые собирались драться на дуэли, обрадовался, полагая, что те, лучше него знают сильных мира сего, и выведут на чистую воду самозванца, без сомнения, прикрывающегося именем первого министра, чтобы избежать тюремного заключения. Поэтому, он сразу же распорядился ввести арестованных в помещение, где находился герцог.
        Увидев брата, Джон сразу понял, кому он обязан своей прогулкой в тюрьму, и не замедлил высказать ему благодарность, на которую Бэкингем ответил в столь же сильных выражениях, которые мы, в силу своей излишней скромности, не решаемся привести на страницах этой книги. Эту семейную идиллию перебил сухой слуга закона, который громко постучал по столу, призывая к арестованных к порядку.
        - Ваше имя, сударь? — обратился он к Джону.
        - Джон Вилльерс виконт Пурбек, — ответил тот.
        Лейтенант записал это имя в книгу, лежащую перед ним.
        - А Ваше? — повернулся он к Бутвилю.
        Ему пришлось повторить вопрос, потому что забияка очень заинтересовался средневековыми доспехами, расставленными по углам комнаты.
        - Франсуа Монморанси граф де Бутвиль, — спохватился Бутвиль.
        - А Вы?
        - Шевалье де Бри, лейтенант гвардии Её Величества, — представился гвардеец.
        - А я Генри Рич, граф Холланд, — назвал себя последний арестованный, не дожидаясь вопроса.
        Записав их имена, лейтенант откашлялся и обратился к Холланду, чья располагающая внешность, по его мнению, наиболее заслуживала доверия.
        - Тогда, быть может, Вы, милорд, скажете мне, кто этот человек? — проговорил он, указывая на Бэкингема.
        Рич так удивился, что не смог вымолвить не слова. К несчастью, Джон оказался сообразительнее.
        - Так этот господин арестован, как и мы? — быстро спросил он.
        - Да, — подтвердил лейтенант. — Он убил королевского гвардейца в Вестминстерском аббатстве. Патруль арестовал его и доставил сюда за полчаса перед вами.
        Джон протяжно присвистнул.
        - Это произошло случайно, — разъярился Бэкингем. — В любом случае, я не собираюсь отчитываться перед кем-либо в своих действиях.
        Лейтенант не обратил на его слова никакого внимания. Он отвёл виконта в сторону и доверительно прошептал ему на ухо.
        - Этот человек утверждает, что он — первый министр Англии.
        Джон захохотал так громко, что прибежала стоявшая за дверью стража. Она решила, что арестованные подняли бунт.
        - Ну, Джордж, сейчас ты ответишь мне за всё, — мысленно обратился он к брату, который мрачно смотрел на него, наверное, предчувствуя неладное. — Этот человек? — вслух повторил виконт. — Это несчастный безумец лорд Форсайт, который ещё на прошлой неделе веселил королевский двор, вообразив себя петухом. Король поручил милорда покровительству епископа Лода, но он, как я вижу, улизнул из-под его опеки.
        Анекдоты про несчастного лорда гуляли по Лондону уже давно, и даже неискушённый в придворных делах лейтенант слышал о нём.
        - Так вот оно что! — хлопнул он себя по лбу. — А я-то думал…
        - Джон, ты с ума сошёл? — поинтересовался Бэкингем, которого совсем не обрадовала выходка брата.
        - Не более чем ты, — отпарировал виконт.
        - Да вы тут все сумасшедшие, — возмутился Бутвиль, отодвигаясь в сторону. — Лейтенант, я требую содержать меня отдельно от этих безумцев.
        - Это решит комендант, — ответил тот, и, повернувшись к страже, приказал отвести арестованных в отведённое для них помещение.
        - Но, сударь! — запротестовал Генри Рич, что, наконец, обрёл дар речи. — Милорд действительно герцог Бэкингемский. Я, граф Холланд, Вам это говорю.
        - Вы ещё заявите, что я, виконт Пурбек, не знаю собственного брата, — хмыкнул Джон.
        Лейтенант схватился за голову.
        - Уведите отсюда этих господ, — приказал он.
        Стража охотно выполнила его приказ.

* * *
        Очутившись в камере, разъярённый Бэкингем повернулся к Джону.
        - Ты можешь быть доволен собою, — напустился он на брата. — Из-за твоей идиотской шутки мне не удастся сохранить инкогнито и теперь надо мной будет потешаться весь Лондон. И это сейчас, во время парламентской сессии!
        - Если бы ты не совал нос в мои дела, ничего бы этого не было, — отозвался виконт, который уже немного успокоился. — И, потом, мы здесь только до прихода коменданта, а сэр Англси слишком обязан тебе, и тут же забудет о нашем визите, как только мы покинем Тауэр.
        Окинув брата уничтожающим взглядом, Бэкингем изо всех сил забарабанил в дверь. Стражник, стоящий изнутри, заглянул в решетчатое дверное окошко.
        - Чего надо? — недовольно спросил он.
        - Повежливее, мерзавец! — заорал герцог. — Немедленно зови сюда коменданта. Я хочу его видеть.
        - Непременно передам ему Ваше желание, милорд, — пообещал тот. — Как только он приедет.
        - А когда он приедет? — вмешался Холланд.
        - Через неделю, — ответил солдат и, беззаботно засвистев, направился прочь. Рич тихо застонал.
        - Стой, — остановил стражника виконт, который, убедившись, что дело принимает скверный оборот, решил вмешаться. — Получишь сто фунтов, если сообщишь графине Бэкингемской о моём аресте.
        - А у Вас есть деньги? — недоверчиво поинтересовался тот.
        Все деньги и драгоценности у арестантов предусмотрительно отобрали, видимо, чтобы избежать досадных недоразумений, но Джон не растерялся:
        - Принеси мне бумагу, перо и чернила. Я напишу записку, а ты передашь её моей матери в обмен на указанную сумму.
        - А если не сделаешь этого, то будешь повешен, когда я выйду отсюда, — добавил Бэкингем.
        Солдат разозлился.
        - Тогда мне остаётся только надеяться, что Вы, милорд, останетесь здесь навсегда, — отчеканил он, и удалился.
        - Джордж, ты был великолепен, — развёл руками виконт.
        Через час записка к графине Бэкингемской уже стоила тысячу фунтов, но перепуганный солдат уже не решался вступать в переговоры.
        - Господи, в какой стране мы живём? — министр был в бешенстве. — Ну, что это за государство, где за деньги нельзя купить себе свободу??? И, подумать только, меня засадил в тюрьму собственный брат!
        - А ты подсунул королю указ о запрещении дуэлей, — заметил Джон. — И, заметь, я вспомнил о нём только для того, чтобы сказать несколько слов в свою защиту.
        - А я вот не жалуюсь на судьбу, — льстиво вставил Холланд. — Нужно уметь жертвовать собой на благо государства. Указ о запрете дуэлей чрезвычайно полезен.
        - Речь храбреца, — пробормотал де Бри.
        Со всех узников он один философски отнёсся к собственному заточению.
        - Хоть высплюсь, — пояснил гвардеец остальным, и в самом деле, уснул.
        Воцарилась тишина. Остальные арестанты уныло разошлись по разным углам камеры. Бэкингем был слишком зол на брата, чтобы удостоить его разговором, а виконта, как назло, начала беспокоить рана, которая, о которой он и думать забыл. Он велел стражнику позвать врача, но тот, опасаясь, что это может быть очередная хитрость, пообещал сделать это только после того, как его сменит дежурный патруль. Видя страдания своего недавнего врага, Бутвиль, которое всё это время молчал, решил заговорить и выложил товарищам по несчастью свой план освобождения. После долгих пререканий, те всё же согласились поддержать француза, который, правду сказать, заставил их усомниться в собственном рассудке.
        Первым делом Бутвиль изо всех сил забарабанил в дверь, и стучал до тех пор, пока не пришёл охранник.
        - Я же сказал, что не стану носить никаких записок, — заявил солдат.
        - А Вас об этом никто не просит, — пожал плечами господин де Монморанси. — Я хочу немедленно сообщить о заговоре против жизни Его Величества. Вы, конечно, можете не двигаться с места, но, предупреждаю, это дело не терпит промедления.
        Солдат струсил, и через полчаса в камеру вошёл человек в чёрном одеянии.
        - Кто хотел дать показания? — осведомился он.
        - Я, — вышел вперёд де Бутвиль. — Но, сначала, ответьте, сударь, знаете ли Вы этого человека?
        Он указал на Бэкингема. Судейский, видимо, тоже недавно купил свою должность, потому что безразлично пожал плечами.
        - Похоже, милорд, Вы не пользуетесь популярностью в своей стране, — заметил господин Монморанси расстроенному министру. — Вас никто не желает узнавать.
        И тут же выдал остолбеневшему от удивления чиновнику ужасающую историю о заговоре против английской короны.
        - Я боюсь называть имена, так как опасаюсь за свою жизнь, — закончил свой рассказ Бутвиль. — Детали обязуюсь сообщить лично Его Величеству.
        - Вы с ума сошли? — возмутился судейский.
        - Да Вы не сомневайтесь, сударь, — заверил его де Бутвиль, — за Ваше усердие Вам точно пожалуют пост Королевского прокурора.
        Желание получить эту должность заглушило доводы рассудка, и скромный слуга закона отправился к своему дяде, который, был кузеном капитана королевской гвардии. И уже за ужином Его Величеству сообщили ужасающую новость, что группа лиц, подкупленные французами, покушались на его жизнь.
        - Один из этих проклятых французов арестован, но он отказывается говорить, требуя встречи с Вашим Величеством, — сообщил ошеломлённому Чарльзу капитан гвардейцев.
        - Так везите его сюда! — приказал король. — Кстати, Бэкингем не объявился?
        Герцога, который пропустил королевскую охоту, разыскивали весь день, но милорд, по понятным причинам, найден не был.
        - А не замешана ли тут королева? — спросил непримиримый противник Бэкингема — граф Соммерсет, который, как назло, присутствовал при этом разговоре. — То есть, я хочу сказать, может, Её Величеству что-то известно?
        Король бросился в покои Генриетты. Королева, выслушав его сбивчивые обвинения, встревожилась, но предложила прекратить панику и дождаться француза.
        К моменту приезда Бутвиля, Уайт-холл напоминал грохочущий вулкан. И свита у француза была действительно впечатляющая — сорок королевских гвардейцев.
        - Нет, так я ничего не скажу, — заявил он, увидев множество придворных, собравшихся, чтобы поглазеть на него. — Только королю.
        Пришлось Чарльзу дать наглому французу личную аудиенцию, вернее, почти личную, поскольку в тот момент, когда стража ввела Бутвиля, через заднюю дверь кабинета неслышно вошла королева.
        - Бутвиль? — удивилась она, — а Вы что здесь делаете?
        - Вы что же, Ваше Величество, знаете его? — нахмурился король.
        - Конечно, — улыбнулась Генриетта, и тот час же представила Его Величеству господина Монморанси, отрекомендовав его как «первую шпагу Франции».
        Воспользовавшись замешательством короля, Бутвиль тут поведал Их Величествам печальную историю заключения в Тауэр виконта Пурбека, герцога Бэкингемского, лорда Холланда, шевалье де Бри и его самого. Королева, слушая его, утирала слёзы, выступившие от смеха. Чарльз изо всех сил старался сохранить серьёзность, но это ему плохо удавалось.
        - Даже если Вы всё это выдумали, граф, — наконец, сказал он. — То это самая весёлая сказка, которую я слышал в своей жизни. Клянусь, я никогда так не веселился!
        - Если не удастся сохранить всё в тайне, над этой историей будет смеяться вся Европа, — заметила королева, строго взглянув на Бутвиля.
        - Я буду нем, как могила, клянусь спасением своей души! — заверил её Франсуа.
        Король, которому уже было не до смеха, вызвал к себе лорда Денби — мужа сестры Бэкингема Сьюзен, и приказал ему в строжайшей секретности освободить узников, что и было исполнено. Таким образом, и закончилась эта история к полному удовлетворению всех её участников, за исключением, разве что, графа Соммерсета, который долго не мог поверить в то, что никакого заговора не существовало, и ещё долго пытался напасть на след заговорщиков.
        - Он роет так глубоко, что, в конце концов, выроет себе могилу, так и не докопавшись до истины, — заметил Бэкингем, и оказался прав: эти исследования, наконец-то, переполнили чашу терпения короля, и Соммерсет был сослан в провинцию. На этот раз, навсегда.
        Опала злейшего врага немного примирила Бэкингема с Бутвилем, во всяком случае, тот беспрепятственно покинул Англию, увозя с собой аббата Фанкана.
        Джону Вилльерсу, которого полученная на поединке царапина немного излечила от излишней самоуверенности, предстояло провести по единогласному мнению врачей пару недель в постели. Виконт следовал их советам ровно три дня, после чего благополучно выздоровел. Трудно сказать, что привело к таким впечатляющим результатам, — усилия врачей, хорошее расположение духа больного (он радовался, как ребёнок, вспоминая о своей проделке) или, всё-таки, отъезд господина Монморанси. Тот возвратился во Францию, но дал себе слово непременно вернуться.
        ГЛАВА 9: «У СТРАХА ГЛАЗА ВЕЛИКИ».
        Отъезд Бутвиля вернул и Бэкингему хорошее расположение духа, только, увы, ненадолго. Виной тому были продолжающиеся раздоры с парламентом, который никак не желал голосовать за предоставление субсидий на военные нужды пока Бэкингем находиться у власти. И, хотя звезда графа Соммерсета уже погасла, в игру включился более опасный противник — Джон Дигби, граф Бристоль[50 - ДЖОН ДИГБИ, ГРАФ БРИСТОЛЬ(февраль 1580 - 16 января 1653) - английский дипломат, глава происпанской партии в Англии, посол Англии в Испании.], который много лет был посланником при испанском дворе. Именно этот человек стоял за обвинительным актом против первого министра, который представили в палате общин депутаты Дадли Дигс и Джон Элиот. Этот примечательный документ занимал целых 54 страницы, и, чтобы ознакомить с ним всех собравшихся, оратор должен был обладать крепким горлом, а слушатели — незаурядным терпением.
        - «Герцог, маркиз и граф Бэкингем, граф Ковентри, виконт Вилльерс, барон Уоддон, — начал перечислять длинный список титулов Джорджа Вилльерса господин Дигс. — Главный адмирал королевств Англии и Ирландии, а также Уэльса, их доминионов и островов, города и области Кале, Нормандии, Гаскони и Гиени, генерал-губернатор морей и кораблей указанных королевств, генерал-лейтенант, адмирал, главный капитан и предводитель недавно созданных королевского флота и армии, главный конюший нашего владыки короля, лорд-хранитель, канцлер и адмирал Пяти Портов, констебль Дуврского замка, судья по вопросам лесов и охоты по эту сторону реки Трент, камергер Его Величества в его королевствах Англии, Шотландии и Ирландии, рыцарь высокочтимого ордена Подвязки сосредоточил в своих руках неслыханную власть, бремя которой не под силу удержать одному человеку…
        - А это, сударь, не Вам решать, — вскочил с места задетый за живое герцог. — Все перечисленные должности были мне пожалованы королём, и я никогда не плёл интриг, и, тем более, не платил за то, чтобы их получить! За одним исключениям — я вынужден был купить у лорда Зуча должность адмирала Пяти Портов с единственной целью — чтобы контролировать всё побережье королевства в интересах общественной безопасности, так как управление этими портами не попадает под юрисдикцию главного адмирала.
        - А это звание Вы купили у Ноттингема за три тысячи фунтов! — не сдавался оратор.
        - Да я добровольно отдал ему деньги после отставки! — возмутился Бэкингем. — Чтобы хоть как-то компенсировать бедняге убытки от потери выгодной должности. И сделал это с разрешения покойного короля Джеймса…
        - …которого Вы отправили на тот свет! — ехидно закончил Дигс.
        Бэкингем побледнел. Проклятое дело об отравлении короля, которое он уже считал надёжно похороненным в анналах истории, снова лезло наружу. Воспользовавшись замешательством министра и тишиной в зале (депутаты, изумлённые смелостью оратора, наконец-то, замолчали), господин Дигс сумел достойно закончить свою речь:
        - Господа, герцог, будучи камергером, без всяких предписаний сведущих людей и даже вопреки официальной точке зрения врачей, пользовал Его Величество некими пластырями и некой настойкой, которые медикам неизвестны, позабыв при этом о своём долге и сердечном почтении, каковые он должен был испытывать по отношению к столь священной особе. Эти средства произвели столь неблагоприятное воздействие, что врачи отказались продолжать лечение Его Величества, пока пластыри и настойку не перестанут применять. Сам король, чувствуя себя всё хуже, считал, что причиной ухудшения являлись указанные пластыри и настойка. А это, господа! — возвысив голос, продолжил депутат, — это говорит о столь тяжком преступлении, что его можно охарактеризовать как измену и убийство!
        На трибуну вскочит и Элиот.
        - Бэкингем — язва, разъедающая Англию! — заявил он. — Я искал в истории персонаж, с которым можно было бы его сравнить, и не нашёл никого, кто больше походил бы на герцога, чем Сеян[51 - ЛУЦИЙ ЭЛИЙ СЕЯН(ок. 20 до н.э. - 18 октября 31 года) - государственный и военный деятель Римской империи, командующий преторианской гвардией, консул, временщик при принцепсе Тиберии. После добровольного удаления Тиберия на остров Капри - фактический правитель Рима. В 31 году, находясь в зените могущества, был схвачен и казнён по обвинению в заговоре. Его дети были убиты, а само его имя - приговорено к забвению. Основной и наиболее ранний, но неполный и пристрастный источник сведений о Сеяне - «Анналы» Тацита.], о ком Тацит говорит, что он был высокомерен, презрителен и постоянно смешивал свои интересы с делами государства… Милорды, таков и Бэкингем. Именно от него исходит всё зло, именно он — причина несчастий; лишь его низвержение может дать надежду к улучшению положения дел…
        Сражённый этими обвинениями, Джордж Вилльерс покинул парламент. Если бы он немного задержался, то услышал бы, как к обвинениям в фаворитизме добавились и придирки к плохо оснащённой экспедиции в Кадис[52 - Речь идёт о неудачной морской экспедиции к берегам Испании, направленной на овладение золотом с испанских колоний (октябрь-ноябрь 1625 г.).], и тёмное дело о штрафе в 10 000 фунтов с Ост-Индской компании[53 - ОСТ-ИНДСКАЯ КОМПАНИЯ - английская купеческая компания по торговле со странами Ост-Индии и Китаем, постепенно превратившаяся в организацию по управлению английскими владениями в Индии; существовала в 1600 -1858 гг.], которое, впрочем, стараниями друзей герцога в тот же день растворилось в тонкостях морского и торгового права.
        Впрочем, все эти проступки рядом с обвинением в монархоубийстве казались несущественными мелочами, и герцог понимал это, как никто другой. Поэтому, он сразу же помчался к королю, чтобы с помощью монаршего авторитета усмирить зарвавшихся парламентариев, но дорогу в королевские покои ему решительно преградил сэр Фрэнсис Коттингтон.
        - Прошу прощения, милорд, но Его Величество никого не принимает, — заявил он.
        Не будь сегодняшнего парламентского заседания, Джордж Вилльерс отодвинул бы Коттингтона в сторону и проследовал дальше, но сейчас он послушно остановился.
        - Даже меня? — треснувшим от волнения голосом спросил министр.
        Секретарь только развёл руками. Бэкингем почувствовал, как земля уходит из-под его ног.
        - Я погиб, — прошептал про себя всемогущий министр, который не имел никаких оснований не доверять своему агенту. — На этот раз, я действительно погиб.
        Он вернулся домой, и запёрся в своих покоях, запретив слугам его беспокоить.

* * *
        Но прятаться от неприятностей — это худший способ их избежать, и, неизвестно, чем бы закончилась эта интрига, если бы в игру не вступили люди, чьё благополучие всецело зависело от расположения Бэкингема. Пока лояльные к герцогу депутаты сражались в парламенте с его врагами, требуя арестовать и привлечь к суду за клеветнические речи Элиота и Дигса, целая делегация друзей и родственников Джорджа Вилльерса взяли в осаду Йорк-Хауз, чтобы встретиться с отчаявшимся министром. На помощь им скоро прибыл и виконт Пурбек.
        - Джорджи, я доберусь до тебя, даже если мне придётся поджечь дом, чтобы заставить тебя выйти! — заорал он, ломясь в запертую дверь герцогской спальни.
        Зная упрямство брата, Джон приготовился к долгой осаде, но дверь отворилась так быстро, что виконт даже не успел охрипнуть от крика и отбить кулаки о крепкое дерево.
        - Входи, — мирно проговорил Бэкингем, затягивая внутрь опешившего виконта.
        Сам же, погрозив кулаком уже притихшим родственникам, снова запер дверь.
        - Выпьем? — спросил он у Джона, и, не дожидаясь ответа, откупорил бутылку вина, и, протянув её брату, взял ещё одну себе. — Терпеть не могу пить в одиночестве.
        - И за что же мы будем пить? — тяжело дыша, выдохнул виконт, который тщетно пытался отдышаться от недавнего волнения.
        - За мои похороны. Aeternum vale![54 - Прощай навсегда! (лат.).] Я умер, Джон.
        - Брось! С королевской поддержкой ты легко закроешь рты всем своим недругам. К тому же, ты ни в чём не виноват!
        - Разве в наше время непременно нужно быть в чём-то виновным, чтобы оказаться на эшафоте? — вздохнул Бэкингем, бросаясь на кровать. — Чёрт возьми! Чарльз не хочет меня видеть!
        - Ты тоже не приглашал меня к себе, но это не помешало мне войти, — усмехнулся Джон. — А тебе, братец, давно бы следовало привыкнуть к нападкам недоброжелателей.
        Бэкингем рывком сел на постели.
        - Ты прав, — проговорил он. — Тысячу раз прав! Я всё же лорд-камергер и имею право входить в королевские покои в любое время дня и ночи. Король должен завтра появиться в парламенте и выступить в мою защиту, иначе и лорды — трусливая свора, что до сих пор виляла хвостом в моём присутствии, вцепятся мне в глотку, следуя доброму примеру палаты общин. Но разве…
        Он не договорил, потому что в дверь опять постучали.
        - Я же приказал всем убираться к дьяволу! — крикнул герцог, и, запустив в дверь уже опустошённую бутылку вина, опять повернулся к брату.
        Но требовательный стук опять помешал Бэкингему собраться с мыслями.
        - Открой, — попросил он Джона. — Это, наверняка, Патрик. Другого такого упрямца во всём свете не сыщешь!
        И, правда, на пороге стоял господин Роджерсон, который вручил своему господину записку от английской королевы, где Генриетта просила герцога немедленно явиться к ней, и копию депеши французского посла в Лондоне Тилльера, присланную герцогу его агентом, который был обязан не спускать глаз с дипломата.
        Пробежав глазами послание королевы, герцог вскрыл и второе письмо.
        - «Голиаф будет повержен…», — язвительно прочитал Бэкингем, и, зло скомкав бумагу, уже собирался бросить её в огонь, но передумал и сунул в карман. — Ну, это мы ещё посмотрим!
        - Ты едешь к королеве? — Джон с беспокойством наблюдал за ним.
        - Да, и немедленно. Будет гораздо лучше, если Генриетта узнает о том, что произошло в парламенте от меня, чем от графа Бристоля…

* * *
        Но когда министр переступил порог приёмной Её Величества, он с досадой понял, что его опередили.
        - Герцог, мне сообщили, что в Англии произошёл государственный переворот, — без обиняков заявила Генриетта. — Поэтому, я и пригласила Вас к себе, чтобы услышать подробности.
        - Вы можете узнать их у своих французских друзей, — отпарировал Бэкингем, протягивая ей депешу Тилльера.
        - При чём здесь Франция? — возмутилась Генриетта, принимая бумагу. — Вы думаете, Ришелье не понимает, что Бристоль, получив власть, развернёт Англию лицом к Габсбургам?
        - По-видимому, нет, — зло заявил Бэкингем. — Кажется, я в очередной раз обманулся, когда принял за чистую монету предложение кардинала о мире.
        - Успокойтесь, милорд, — вздохнула королева. — Думаю, Ришелье искренне желает мира с Англией, только, как и наш парламент, не желает видеть Вас её первым министром.
        - Ладно, — согласился Бэкингем. — Я тоже желаю французам лучшего главу кабинета, чем этот святоша в сутане. Скажите лучше, откуда Вашему Величеству известно о роли Бристоля в подготовке импичмента?
        - Так он сам мне обо всём рассказал, желая заручиться моей поддержкой, — пожала плечами Генриетта.
        - Когда?
        - Около часа назад. И я сразу же отправила за Вами слугу.
        - Значит, граф ещё не виделся с королём?
        - Нет. Коттингтон его не пустил…
        - Я убью… я уничтожу этого дурака Коттингтона! — заорал герцог, хватаясь за голову. — Тысяча извинений, Мадам, но я должен Вас покинуть.
        - И куда же Вы так спешите, милорд? — с улыбкой произнесла Генриетта.
        - К королю. О, воображаю, что этот негодяй Бристоль успел наболтать обо мне Его Величеству!
        - Можете не торопиться, герцог, — королева продолжала улыбаться. — Граф сейчас не у Его Величества… хотя, не спорю, если бы он был там, то, наверняка, сообщил бы королю всё то, о чём Вы только что изволили говорить.
        Бэкингем остановился.
        - И где же граф? — удивлённо спросил он.
        - Здесь.
        Герцог машинально огляделся вокруг и вопросительно уставился на королеву.
        - Здесь, — смеясь, повторила она, и, отворив дверь в соседнюю комнату, указала министру на мирно храпящего в кресле лорда Бристоля.
        Бэкингем раскрыл рот от удивления.
        - Он будет спать ещё часа три, если не больше, — заверила герцога королева. — Сонное зелье моего парфюмера всегда действует безотказно, так что у Вашей светлости ещё есть время рассказать мне историю о пластырях и настойках.
        - Вы спасли мне жизнь, Ваше Величество, — Бэкингем уже начал верить, что сумеет и на этот раз выйти сухим из воды.
        - Нет, герцог, всего лишь отстрочила смертный приговор. Остальное будет зависеть от Вашего рассказа.
        - Ох, Мадам, — вздохнул министр, и, махнув рукой на все правила этикета, бессильно растянулся в кресле. — Как бы мне хотелось говорить с Вами о более приятных вещах! Но, так и быть, слушайте… Когда покойный король лежал на смертном одре, я делал всё возможное, чтобы спасти жизнь Его Величества. Следуя советам сведущих людей, я попытался вылечить короля неким чудодейственным снадобьем и целебными пластырями, которые когда-то поставили на ноги и меня самого. А теперь мне это вменяют в преступление!
        - Я Вам верю, — кивнула Генриетта. — Но лучше заявить Вашим врагам, что король сам пожелал принять эти лекарства, и Вы не посмели противиться воли Его Величества, тем более, что лечение придворных медиков облегчения не принесло.
        - Я так и сделаю, — согласился герцог. — Но это ещё не всё.
        - Что ещё?
        - Королевские медики Крейг и Иглишем, узнав о том, что король принимает неизвестные им лекарства, кричали на весь Лондон, что снимают с себя ответственность за здоровье Его Величества, чем очень меня разозлили. Не вдаваясь в подробности, скажу, что я приказал этим господам покинуть дворец под угрозой заключения в Тауэр… Я уверен, Бристоль ухватится за эту историю, чтобы подтвердить свои обвинения.
        - Этого ещё не хватало! И где сейчас эти господа?
        - Крейг в Лондоне, а негодяй Иглишем сбежал в Амстердам, где опубликовал памфлет «Глашатай мщения», выставляющий меня убийцей и отравителем. И, вообразите себе, моя королева, этот мерзавец дошёл до того, что предложил мне свои услуги для выпуска опровержения на свою же книгу за 400 фунтов! Разумеется, я послал его к дьяволу.
        - Да, тут остаётся надеяться только на благоразумие короля, — вздохнула Генриетта. — Почему же Вы сразу не пошли к нему?
        - Я пытался, но Коттингтон меня не пустил…
        - Это ещё почему? — нахмурилась королева. — Герцог, если окажется, что Чарльз сейчас не один, и что Вы за моей спиной подложили моему мужу очередную фаворитку, я разбужу Бристоля и сделаю всё, чтобы он получил аудиенцию у Его Величества, предупреждаю Вас!
        - Если король и обзавёлся любовницей, то без моей помощи, — возмутился Джордж Вилльерс. — И, если это действительно так, то верьте мне, Мадам, я огорчён не меньше Вас.
        Генриетта недоверчиво прищурилась.
        - Как бы там ни было, но установить истину мы сможем, только навестив короля, — примирительно произнёс Бэкингем.
        - Вы правы, милорд, — согласилась Генриетта. — Идите, и пусть поможет Вам Бог.
        - А Вы?
        - А я подожду Вашего возвращения. Если я увижу короля в объятиях другой женщины, мне непременно придётся устроить ему хороший скандал, на что у меня нет ни желания, ни сил. Чарльз уже и так не заглядывал ко мне целую неделю…
        Бэкингем, хорошо знающий причину такой невнимательности короля, покраснел, и, поцеловав руку королевы, вышел.

* * *
        А в это время король Англии, уединившись в своём кабинете, писал своему шурину, королю Франции письмо, где жаловался на непокорную супругу, даже не подозревая, какая буря собирается за его спиной. Впрочем, из блаженного неведенья его выдернул всё тот же Коттингтон, который, узнав последние новости из парламента, поспешил сообщить их своему господину.
        - Если Бэкингем — Сеян, то, я, следовательно, Тиберий[55 - ТИБЕРИЙ ?ЛИЙ Цезарь Август (42 год до н.э. - 37 год н.э.) - второй римский император (с 14 г.) из династии Юлиев-Клавдиев, прославившийся своей жестокостью. Согласно Библии, именно в его правление был распят Иисус Христос.]! — выслушав его рассказ, вскричал до глубины души оскорблённый король. — Что имел в виду этот мерзавец Дигс, говоря о чести короля? Что я являюсь соучастником убийства своего отца? В Тауэр! Его и этого негодяя Элиота, который, кажется, забыл, что своей адмиральской должностью он обязан Бэкингему… Стини! — воскликнул Чарльз, увидев Джорджа Вилльерса, который как раз вошёл в кабинет, и удивлённо прислушивался к разговору. — Дорогой друг, воистину прав был апостол Павел, когда говорил, что добрые дела обладают короткой памятью, а вот людская неблагодарность безгранична… Но, не волнуйся, завтра я сам буду в палате лордов, и горе тому, кто посмеет выступить против тебя. Твои враги — мои враги!

* * *
        На следующий день король действительно выступил в палате лордов, и его речь в защиту министра дышала тем же жаром и праведным возмущением, высказанным накануне. Это заступничество аукнулось Чарльзу через двадцать два года, когда уже ему самому пришлось давать ответ парламенту, обвинявшего своего короля в том, что тот был сообщником Бэкингема в убийстве собственного отца…
        Перед палатой общин выступил по поручению Его Величества лорд Карлтон, и его речь, в которой он умолял господ депутатов, «не поступать таким образом, который может заставить короля забыть о своей любви к парламенту», предостерегая их о возможном роспуске и, вообще, упразднении парламента как оплота демократии. Возможно, что все эти речи и усмирили бы горячие головы парламентариев, если бы Его Величество не перегнул палку арестом Элиота и Диггса, и не заставил профессоров Кембриджского университета избрать Бэкингема своим ректором.
        Это было уже слишком для палаты общин, которая расценила новое назначение ненавистного министра как провокацию. Стоит ли удивляться тому, что защитная речь Бэкингема перед палатой лордов не нашла горячего отклика в сердцах господ депутатов.
        Парламент был распущен, оставив правительство без денег, а, значит, без флота и армии.
        Ришелье мог спать спокойно: в таких условиях было полнейшей бессмыслицей не только начинать военную кампанию против Франции, но и продолжать войну с Испанией. Понимая всё это, Бэкингем всё же решил выслать из страны французского посла и епископа Мандского. Он без труда убедил в этом короля, ознакомив его с той же той же злополучной депешей графа Тилльера. У короля ещё не изгладились из памяти неприятности последней парламентской сессии, поэтому, он отнёсся к документу с должным вниманием.
        - Стини! — воскликнул Чарльз, прочитав его. — Гони этих французов прочь как диких зверей! И в первую очередь исповедника королевы — епископа Мандского со всей его францисканской свитой. Вообрази себе, на публичном обеде этот осёл в сутане посмел перебить латинским песнопением моего духовника, читающего молитву! И потом, — король запнулся, но всё же продолжил: мне сказали, что именно епископ настраивает против меня жену, говоря, что она губит свою душу, когда ложиться в постель с еретиком.
        Бедный король Англии склонен был обвинять весь мир в холодности Генриетты, не подозревая, что истинный виновник всех недоразумений находиться перед ним.
        - Итак, — закончил Чарльз уже увереннее, — Стини, я велю тебе завтра же выгнать этих французов из Лондона. Если можешь, делай это деликатно, но без долгих разговоров. Если не получиться — применяй силу. Повторяю тебе, гони этих месье как диких зверей, пока они не сядут на корабль. И, пускай их заберёт дьявол!
        - Я? — ужаснулся герцог, в чьи планы совершенно не входила ссора с королевой. — Да я скорее сам брошусь в Ла-Манш, чем стану принимать участие в этом предприятии. Думаю, столь щекотливую миссию нужно поручить духовному лицу. Епископу Лоду[56 - ЛОД УИЛЬЯМ (7 октября 1573 - 10 января 1645), английский церковный деятель, ближайший советник английского короля Чарльза I Стюарта, архиепископ Кентерберийский с 1633 года. Церковная политика Лода была направлена на сближение догматики англиканства и католицизма. С началом Английской революции он был обвинен в государственной измене и был казнен по приговору суда Долгого парламента.], например. В конце концов, изгнание бесов — его святая обязанность.
        - Хорошо, — согласился король. — Так и будет. Что же касается Коттингтона, которого Вы настойчиво советуете мне выдворить из дворца, то его роль в этом деле кажется мне не столь очевидной, как Вы говорите.
        Бэкингем побоялся настаивать.
        - Ничего, господин Коттингтон, я ещё доберусь до Вас, — мстительно подумал он. — В, конце концов, отложить сражение — это ещё не значит его проиграть!
        ГЛАВА 10: ЛОЖЬ ВО СПАСЕНИЕ.
        - Дорогой друг, наконец-то Вы вернулись! — воскликнул Ришелье, едва аббат Фанкан переступил порог его приёмной.
        Он схватил священника в объятия, но тут же выпустил, поскольку тот, страшно побледнев, застонал от боли. Следы перенесённых пыток намертво вписались в худое изнеможённое тело несчастного, и только нечеловеческая радость от того, что он ещё жив, поддерживала в нём жизнь и взывала к мщению.
        - Боже мой, что с Вами сделали? — воскликнул кардинал.
        - И, главное, кто? — подал голос отец Жозеф, жестом приглашая аббата сесть.
        Фанкан тяжело опустился в предложенное кресло, и, с трудом вытянув больные ноги, простонал:
        - Она…
        Ришелье и господин дю Трамбле переглянулись.
        - Кто это — она?
        - Блудница Вавилонская — английская королева, — ответил Фанкан, замотав головой, прогоняя страшные грёзы.
        Герцог Бэкингем был прав — аббат действительно не решился рассказать кардиналу о своей связи с маркизом де Молина и его орденом. Не стал он упоминать и английского министра, сосредоточив всю свою ненависть на Генриетте.
        - Но зачем Вы понадобились королеве? — удивился кардинал.
        Священник усмехнулся.
        - Вы помните господина д'Эгмона, Ваше Преосвященство? — спросил он.
        Ришелье громко вздохнул. Арман д'Эгмон, граф де Ла Рош-Гюйон был его тайным агентом среди гугенотов, и поступил к нему на службу раньше, чем умудрился влюбиться в Генриетту Французскую. В своё время эта связь принесла Его Высокопреосвященству немало беспокойства, но ещё больше его потрясло таинственное убийство графа, которое до сих пор осталось нераскрытым.
        - После смерти Армана гугеноты потеряли всякий страх, — признался он. — Особенно их глава — принц Субиз, который, прежде, слушал только д'Эгмона, а теперь советуется лишь с дьяволом, забыв всякое почтение к монаршей власти… Да, мне очень не хватает графа Ла Рош-Гюйона!
        - Королеве Генриетте, по-видимому, тоже его недостаёт, — ответил Фанкан. — Заподозрив, что Вы, Ваше Преосвященство, причастны к убийству графа, она приказала своим людям похитить меня, Вашего верного слугу, чтобы узнать подробности гибели д'Эгмона.
        Ришелье схватился за голову.
        - Так вот в чём причина её ненависти ко мне! Я, надеюсь, Вы сообщили Её Величеству, что я бы и сам дорого заплатил тому, кто назвал бы мне убийцу Армана?
        Фанкан мрачно засмеялся.
        - В своё время, граф Рошфор пытался переубедить Генриетту. Ваше Преосвященство может поинтересоваться, удалась ли ему эта попытка.
        Рошфор, который несколько дней назад благополучно вернулся из Брюсселя, и только что вошёл в приёмную, страшно побледнел, услышав этот разговор. Бросившись на колени перед кардиналом, он открыл подробности допроса, устроенного ему когда-то Генриеттой[57 - Об этих событиях рассказывается в книге «Путь к власти».]. Ошеломлённый услышанным, Ришелье так набросился на несчастного, посмевшего скрыть от него такую важную информацию, что пришлось вмешаться отцу Жозефу, опасавшегося потерять своего лучшего агента.
        - Не судите графа слишком строго, — заступился за Рошфора и Фанкан. — Я тоже пытался убедить Её Величество в Вашей невиновности, но Вы сами можете видеть результат моих усилий.
        С печальной улыбкой аббат приподнял сутану, открывая изумлённым взорам слушателям раны, оставленные щипцами палача «Молчаливых».
        - Дьяволица…, — прошептал Ришелье.
        - Тогда почему же королева Вас отпустила? — поинтересовался отец Жозеф, который, в отличие от своего впечатлительного друга, привык доверять фактам, а не эмоциям.
        - Отчаявшись убедить это исчадье ада в том, что мне ничего неизвестно о гибели д’Эгмона, я признался королеве, что граф состоял на службе у Вашего Преосвященства. Поскольку, то же самое ей говорил граф Рошфор, Генриетте пришлось поверить моим словам. Но, так как Её Величеству непременно хотелось знать, кто убил её возлюбленного, мне пришлось придумать историю о том, что убийцей графа был влюблённый в герцогиню де Шеврёз граф де Шале… Вы помните, Ваше Преосвященство, этот мерзавец убил на дуэли моего племянника?.. Герцогиня когда-то была без ума от д'Эгмона. Английская королева знала об этом, и, поэтому приняла мои слова за чистую монету. Не судите меня слишком строго, но трудно придумать что-нибудь более правдоподобное, когда видишь перед собой раскалённые щипцы.
        Он замолчал, потому что его собеседники разом расхохотались.
        - Каким неоценимым человеком оказался господин д'Эгмон, — смахивая слёзы, проговорил отец Жозеф. — Граф умудряется служить Вашему Преосвященству даже после смерти. Я мало знал людей, способных на такую преданность!
        - Да, с ним может сравниться только достопочтенный господин Фанкан, — согласился Ришелье. — Теперь я понимаю, почему английская королева так жаждет смерти этого дурака Шале! В своём письме, которое доставил мне из Англии граф де Бутвиль, Её Величество недвусмысленно требует голову графа, обещая взамен приложить все усилия, чтобы сохранить мир между Англией и Францией.
        - Я бы предпочёл, чтобы это обещание исходило от Бэкингема, — вздохнул отец Жозеф. — Ни в чём нельзя быть уверенным, пока этот человек правит Англией. А наш заговор против него потерпел поражение…
        - И всё-таки приятно, что я смогу разделаться со своим врагом и, одновременно, доставить удовольствие Её Величеству, — усмехнулся кардинал. — Осталось решить, что делать с господином Монтегю, который сейчас доставляет немало хлопот коменданту Бастилии…

* * *
        Этот же вопрос Ришелье повторил и самому узнику, которого навестил уже через два часа после того, как отец Жозеф и аббат Фанкан покинули дом кардинала, и Его Высокопреосвященство смог посетить узника в Бастилии.
        - Ну, и что же мне с Вами делать, милорд? — задумчиво протянул Ришелье, пытливо рассматривая стоявшего перед ним Уолтера Монтегю, который даже в заключении не потерял присутствия духа.
        - Я полагаю, в Англии уже заметили моё исчезновение, — зевнул Уолтер. — И такой умный человек как Ваше Преосвященство, наверняка, не станет обострять отношения между нашими странами, продолжая держать меня в заточении.
        - Конечно, — согласился кардинал. — Вы свободны, милорд. Но, прежде, чем Вы выйдете отсюда, — поспешно добавил он, видя, что обрадованный арестант уже сделал шаг к двери, — я хочу сделать Вам одно предложение. Мне известно, что, состоя на службе у английской королевы, Вы верно служите ещё одному человеку — герцогу Бэкингемскому. Я знаю, что отношения между Её Величеством и первым министрам Англии оставляют желать лучшего. Как Вы думаете, сударь, что сделает королева, если узнает о Вашем предательстве?
        Монтегю закусил ус, чтобы не расхохотаться. Он действительно поступил на службу к королеве по приказу Бэкингема, о чём в своё время честно сообщил Её Величеству, но сумел сохранить прекрасные отношения с министром, который не терял надежды вновь использовать умного молодого человека в своих целях. Поэтому, Уолтер мог не бояться происков Ришелье, понимая, что в любом случае, его освобождение неминуемо. Но он счёл для себя полезным сделать вид, что испугался, и, после долгих фальшивых колебаний, в конечном счёте, принял предложение кардинала поступить к нему на службу.
        Покинув Бастилию в самом приподнятом настроении, и, ощущая приятную тяжесть в карманах, набитых кардинальскими деньгами, Монтегю тут же направился к себе, на улицу Ада, где, слуги сходили с ума от беспокойства, уже столько времени не получая вестей о своём господине. Впрочем, разыскивали Уолтера не только слуги, — герцогиня де Шеврёз, узнав о внезапном исчезновении любовника, ежедневно посылала к нему домой лакея, чтобы узнать какие-нибудь новости.
        Но сегодня за новостями прибыл не лакей, а молодой дворянин, который чрезвычайно обрадовался, увидев сэра Уолтера живым и невредимым.
        - Я должен немедленно сообщить о Вашем возвращении Её светлости, — заявил Лувиньи (так звали молодого человека). — Но будет лучше, если Вы последуете за мной и объяснитесь с герцогиней.
        - Я так и сделаю, — согласился Уолтер, который, желая поскорее вернуться в Англию, решил разом покончить со всеми французскими делами, продолжать которые уже не имело смысла.
        Приказав лакею согреть горячей воды для ванной, Монтегю принялся за чтение писем, которые пришли во время его отсутствия. Отложив в сторону те, что могли подождать своей очереди, милорд вскрыл письмо от королевы Англии, которое было доставлено вчера вечером. Генриетта требовала его немедленного возвращения в Лондон.
        Поскольку, приказ Её Величества совпадал с его собственным желанием, Уолтер не стал писать ответ, рассчитывая не позднее, чем завтрашним утром покинуть Париж.
        Следующее письмо озадачило его намного сильнее. Написанное герцогом Бэкингемским, оно содержало требование министра и дальше оставаться во Франции, чтобы довести до конца предприятие, задуманное Шевреттой.
        - Чёрт знает что! — в сердцах воскликнул Уолтер. — Как бы я не старался услужить двум господам, один из них всё равно будет недоволен. Ну, и что мне теперь делать?
        Господин Лувиньи, который всё это время терпеливо его ожидал, красноречиво кашлянул. Пробудившись от неуместной задумчивости, Монтегю всё же решил отложить решение на потом, и, наскоро приведя себя в порядок, последовал за услужливым молодым человеком к герцогине де Шеврёз.
        ГЛАВА 11: ЛОВУШКА ЗАХЛОПНУЛАСЬ.
        Пока Уолтер Монтегю сидел в Бастилии, французские заговорщики окончательно растеряли уверенность в успехе заговора. После ареста господина д'Орнано, об убийстве Ришелье уже никто не помышлял, более заботясь о спасении собственной жизни. Всё это Монтегю сообщила герцогиня де Шеврёз, которая и не думала скрывать радость, что видит любовника живым и невредимым. Но, как только первые восторги от встречи улеглись, пришёл черёд политических интриг, которые занимали прекрасную герцогиню не меньше, чем любовные приключения. Из всех заговорщиков она одна не потеряла присутствия духа, и, видя всевозрастающую панику в рядах бывших единомышленников, приняла решение их образумить, назначив свидание в доме, принадлежавшему господину де Лувиньи.
        - Так что, дорогой друг, Вы пришли вовремя, чтобы помочь мне успокоить наших друзей, — весело произнесла герцогиня, которая всё это время отнюдь не бездействовала. — Сейчас, когда мне и господину де Шале удалось заручиться поддержкой инфанты Изабеллы и короля Филиппа, не время топтаться на месте. Нужно действовать, и чем скорее, тем лучше.
        Но её пылкие речи не разожгли огня в расчётливой душе англичанина, который был полон решимости вернуться в Лондон, и настойчиво призывал герцогиню последовать его примеру.
        Тем не менее, в назначенное время встреча состоялась. Кроме герцогини де Шеврёз и Монтегю, на ней присутствовали принц Конде, братья Вандомы, граф Суассон и всё тот же господин Лувиньи. Уолтер удивился такому доверию неизвестному ему господину, но, оказалось, что услужливый молодой человек ранее состоял на службе у Генриетты Французской ещё до её замужества с королём Англии, и пользовался полным доверием молодой принцессы. Успокоенный Монтегю тут же забыл о господине Лувиньи, полностью сосредоточившись на других гостях герцогини.
        - Я не вижу Анжуйского, — отметил герцог де Бофор, оглядев всех присутствующих. — Впрочем, чему я удивляюсь! Этот трус теперь и носа не высунет из Лувра.
        - Придёт, — махнул рукой граф де Суассон. — Хотя бы для того, чтобы встретиться со мной.
        - Зачем? — нахмурился принц Александр.
        - Гастон желает, чтобы я помог ему бежать из Франции…
        Граф не договорил, потому что на пороге появился сам герцог Анжуйский. Принц был бледнее обычного, и вошёл в комнату, прихрамывая на левую ногу.
        - Проклятая парижская мостовая, — пожаловался он, кривясь от боли. — И шагу нельзя ступить, чтобы не утонуть в грязи или же не сломать себе шею, споткнувшись о булыжник.
        Великий Приор громко захохотал.
        - Да, братец, с вывихнутой ногой ты далеко не убежишь. Впрочем, со сломанной шеей бежать было бы ещё труднее!
        Гастон укоризненно взглянул на Суассона.
        - Луи, я же просил тебя хранить тайну… Ты даже не представляешь, чего мне стоило выбраться из Лувра! Шпионы кардинала следят за каждым моим шагом.
        - Прекратите истерику, Ваше Высочество! — прикрикнул Великий Приор, и, обратившись ко всем собравшимся, продолжил уже спокойнее. — Вот уже несколько недель мы с Вами, господа, словно крысы, сидим в своих замках, трепеща перед неизвестностью, и пугаем друг друга нелепыми выдумками. Чего молчите, Монсеньор? — подмигнул он Гастону. — Не Вы ли первый начали паниковать?
        - А что мне оставалось? — оскорбился герцог Анжуйский. — Мы планировали убить Ришелье во Флери, его собственной резиденции, не так ли? Следуя нашему плану, я организовал охоту в тех местах, чтобы принудить кардинала оказать мне гостеприимство. Господин де Шале, который клялся, что заколет Ришелье своей собственной шпагой, поскакал во Флери, чтобы сообщить кардиналу о моём визите. И что же? Граф застал в неукреплённом прежде замке целый гарнизон солдат, а Ришелье принял его, окружённый вооружёнными до зубов телохранителями…
        - Да твой Шале просто струсил, — бросил Великий Приор. — А тебе, братец, всё же следовало поехать во Флери, и закончить начатое дело.
        - Но как? — возмутился Гастон. — Ришелье сообщил графу, что предоставляет весь замок в моё распоряжение, а сам возвращается в Париж, чтобы не стеснять меня своим присутствием. Конечно, я тут же отменил уже бесполезную охоту. Что, чёрт возьми, мне ещё оставалось делать? А маршал д'Орнано? Ты же не будешь утверждать, что его арест — простая случайность?
        - Если Ришелье действительно знает о заговоре, то среди нас, господа, завёлся предатель, — вскочил принц Конде. — И если я узнаю, кто он, то этому мерзавцу не поздоровиться. Я не так давно вышел из Бастилии, где провёл четыре года по милости «красного дьявола», и не собираюсь туда возвращаться!
        Принц окинул свирепым взглядом всех собравшихся, а его седые усы угрожающе зашевелились.
        - Вы кого-то подозреваете, Ваше Высочество? — вмешалась Мари де Шеврёз.
        - Всех, — заявил тот, сжимая эфес шпаги. — Вот Вы, милорд, какого дьявола до сих пор торчите в Париже, рискуя снова оказаться в Бастилии? Я так и не понял, как Вам удалось благополучно из неё выбраться?
        Монтегю, который уже устал повторять, что освобождением он обязан вмешательству английской королевы, только вздохнул и красноречиво взглянул на герцогиню де Шеврёз. Та нежно ему улыбнулась.
        - Хватит! — воскликнул Великий Приор. — Здесь нет предателя, потому что Ришелье ничего не знает. Довожу до Вашего сведения, господа, — продолжил он уже тише, видя, что глаза заговорщиков устремлены на него, — Вчера я сам, желая убедиться в том, что нам ничего не грозит, поехал к кардиналу. Я попросил у Ришелье должность командующего морскими силами королевства, и кардинал милостиво пообещал мне её.
        Сказав так, Великий Приор торжествующе уставился на Монтегю, желая убедиться, какое впечатление произвели на него эти слова.
        - Вот как? — нахмурился Уолтер. — Но обещать — ещё не значит сделать.
        - Что Вы хотите этим сказать?
        - Только то, что сказал, Монсеньор. Но если указ о Вашем назначении уже у Вас в руках, то я с радостью заберу свои слова обратно.
        - Ришелье непременно дал бы мне его, но, к сожалению, такая бумага должна быть подписана королём. Поэтому, после визита к кардиналу, я сразу же поехал к Людовику, чтобы просить его об этой милости.
        - И Его Величество принял Вас не менее любезно, чем Его Преосвященство, — усмехнулся Монтегю.
        - Разумеется, — отрезал Великий Приор. — Король выговорил мне, что мы с братом избегаем его общества, и пригласил на ближайшую охоту в окрестностях Блуа, так как королевский двор, устав от парижской духоты, собирается предпринять небольшое путешествие по Бретани. А когда я заметил, что Сезар боится гнева Его Величества, потому что враги нашего Дома распространяют досужие сплетни о его участии в каком-то заговоре…
        - Ого! Вот это смело! — воскликнул Конде.
        - И умно, — вставила герцогиня.
        - … то король сказал мне следующее: «Пусть приезжает! Пусть смело приезжает, я даю Вам своё королевское слово, что ему сделают не больше зла, чем Вам". Так что, господа, мы с Сезарем едем на королевскую охоту, а Вы можете и дальше дрожать от страха.
        - И я могу остаться во Франции? — радостно спросил Гастон.
        - Разумеется, братец. Ты, хоть и не король, но всё же наследник французского престола. И рано или поздно всё же наденешь корону, потому что Людовик вряд ли озаботит себя рождением сына.
        - Я полагаю, что Англия с радостью даст приют Вашему Высочеству, — задумчиво проговорил Монтегю. — Я не доверяю Ришелье, и если Вы, Монсеньор, решитесь принять мою помощь, я ручаюсь, что…
        - …что наследник престола превратиться в государственного преступника, — отрезал Великий Приор. — Послушай, Гастон, ты что, не понимаешь, какую роль тебе уготовил этот англичанин?
        Воцарилось неловкое молчание. Уолтер уже открыл было рот, чтобы убедить принца последовать его совету, но вовремя спохватился.
        «Принц Субиз уже много сделал для того, чтобы убедить Бэкингема объявить бесполезную войну Франции, и если на английском берегу появиться ещё и принц Анжуйский, герцог наверняка последует его совету, — подумал он. — И Генриетта вряд ли поблагодарит меня за вмешательство.
        Поэтому предоставим его высочество своей же глупости и королевскому милосердию. Впрочем, я уверен, что никакая опасность ему не грозит...»
        Пока господин Монтегю предавался размышлениям, остальные заговорщики согласились с мнением Вандомов, невзирая на призывы соблюдать осторожность, исходящие от принца Анжуйского, который, по всей видимости, совершенно потерял голову от страха.
        Так, не придумав ничего нового, все разъехались по домам, оставив Уолтера Монтегю наедине со своими мыслями...

* * *
        А через два дня произошло событие, которое подтвердило правоту господина Монтегю и герцога Анжуйского — братья Вандомы были арестованы. Об этом Уолтеру сообщила Шевретта, которая примчалась на улицу Ада, получив записку от принца Конде, где тот рассказал о последствиях роковой охоты в Блуа.
                - Вандомы арестованы, а герцог Анжуйский находится под домашним арестом, — дрожащим голосом произнесла Шевретта, протягивая ему письмо. — Уолтер, вы были правы. Кардинал знает всё... Почему вы смеётесь? — недоумённо спросила она, увидев улыбку на лице Монтегю.
                - У короля Франции прекрасное чувство юмора, — ответил тот. — Жаль, что не все способны оценить его. Герцог Бофор, например, — улыбнулся он герцогине.
                - Людовик — ничтожество, — зло ответила Шевретта. — Он же обещал, что и волос не упадёт с головы принцев.
                - Король обещал герцогу, что причинит его брату не больше зла, чем самому Великому приору, — мягко поправил её Уолтер. — И будь я проклят, если он нарушил своё обещание. Разве они сейчас не смеются над шуткой Его Величества... в Амбуазе? — добавил он, заглянув в письмо.
        Но Мари по понятным причинам было не до смеха.
                - Нам необходимо срочно ехать в Блуа, — заявила она. — Я хочу знать, что происходит в этом королевстве. Конде был прав. Среди нас действительно есть предатель!
        Монтегю тоже подумал об этом.
                - Видимо, моё возвращение в Англию откладывается до лучших времён, — сказал он себе. — Я должен обнаружить изменника и вывести его на чистую воду.
        ГЛАВА 12. ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ
        В Нантском замке, куда временно переехал королевский двор, устав от красот Блуа и его окрестностей, царила всеобщая растерянность, вызванная арестом сводных братьев короля. Пока герцогиня де Шеврёз встречалась с королевой Франции, Монтегю, не теряя зря времени, посетил господина де Шале, который, как гардеробмейстер короля, был обязан повсюду следовать за Его Величеством.
        Разумеется, встреча соперников за сердце прекрасной герцогини была лишена какой-либо сердечности. Впрочем, Монтегю на неё не рассчитывал. Ему нужна была правда, и он собирался получить её любой ценой.
                - Да! — в конце концов сознался Шале. — Это я сообщил Ришелье о вашем приезде во Францию...
                - И выдали д'Орнано, — бесстрастно продолжил Уолтер. — Странно, что принц Анжуйский до сих пор считает вас своим другом.
                - Анжуйский? — переспросил Шале и громко расхохотался. — Наверное, Ришелье и ему пообещал, что никто из заговорщиков не будет арестован.
                - Значит, крысы бегут с тонущего корабля? — многозначительно произнёс англичанин, для которого отступничество принца Гастона стало неприятной неожиданностью.
        Шале потупил взор.
                - Узнав об аресте Вандомов, я сообщил Ришелье, что не желаю больше иметь с ним никаких дел...
                - Вы сделали огромную глупость, — оборвал его милорд. — Послушайтесь доброго совета — бегите из Франции, если дорожите жизнью.
                - И оставить вам герцогиню? Ни за что!
        Не сумев переубедить графа, Монтегю ушёл и ещё долго удивлялся человеческой глупости и самонадеянности.
        Уже на следующий день господин де Шале был арестован. Поводом для ареста графа послужил донос господина Лувиньи, который обвинил Шале в организации покушения на короля Франции.
        Узнав такие новости, Монтегю долго молчал. На герцогиню де Шеврёз было страшно смотреть — она посылала такие проклятья на голову Лувиньи, что тот неминуемо должен был провалиться сквозь землю. У Уолтера и самого чесались руки разобраться с мерзавцем, но, увы! Тот был препровождён в Нантскую тюрьму вместе с господином Шале, и Монтегю подозревал, что этим арестом Ришелье решил спасти жизнь своему информатору.
                - Я полагаю, мне нужно бежать, — произнесла Шевретта.
                - Англия всегда готова приютить вас, мадам, — отозвался Уолтер. — Боюсь только, если вы сейчас покинете Францию, то никогда больше сюда не вернётесь.
                - Вы предлагаете мне сидеть дома и дожидаться ареста? — зло поинтересовалась герцогиня.
                - Ну что вы, моя дорогая, — лукаво улыбнулся Уолтер, уверенно привлекая её к себе. — Это время можно провести гораздо приятнее.
                - Вы способны думать о любви в такую минуту? — удивилась Мари.
                - О чём же мне ещё думать в вашем обществе, герцогиня? — возразил молодой человек, которому, впрочем, тоже было не до любовных утех.
        Поэтому, кое-как успокоив Шевретту, он примирительно произнёс:
                - Прежде чем принимать решение, нужно выяснить, что именно известно кардиналу. И, кажется, я знаю человека, который нам в этом поможет.

* * *
        К удивлению Монтегю, вызвать принца Анжуйского на откровенный разговор оказалось куда легче, чем добиться аудиенции у его высочества.
                - Вижу, ваше высочество, вы не очень-то рады нас видеть? — заявила Мари де Шеврёз, когда, сломив сопротивление охраны, они с Уолтером наконец-то добрались до герцогской спальни.
                - А, это вы, Шевретта? И лорд Монтегю с вами? — равнодушно отозвался Гастон, который, несмотря на позднее время, всё ещё лежал в постели, меланхолично разглядывая пухлых купидонов на разрисованном потолке. — И чему же я должен радоваться? Тому, что проклятый кардинал с моим братцем всё же женят меня на этой Монпансье[58 - Мари де Бурбон-Монпансье (15 октября 1605 — 04 июня 1627) — жена Гастона Орлеанского.]… Чёрт бы её побрал!
                - Как это женят? — воскликнула герцогиня. — И вы так легко согласились? Но ведь этот брак не сулит вашему высочеству никаких политических выгод.
                - Вот поэтому Людовик так торопится его устроить, — проскрежетал зубами Гастон. — Но, возможно, брак с мадемуазель для меня лучший выход, чем женитьба на женщине, которая на восемь лет меня старше и к тому же является женой моего брата! Не эту ли участь вы мне готовили, а, прекрасная Мари?
                - Кто вам это сказал? — вмешался Монтегю, заметив, что щёки герцогини покрываются красными пятнами.
                - Ришелье, кто же ещё, — пожал плечами принц.
                - Утешьтесь, монсеньор, — усмехнулся Уолтер. — Женившись на мадемуазель де Монпансье, вы заручаетесь поддержкой Гизов и получаете впридачу огромное состояние. Чёрт возьми, да вы будете богаче самого короля!
        Принц задумался.
                - Мерзавец! Негодяй! — воскликнула Мари, заметив его колебание. — А что будет с Шале? Вы подумали о нём?
                - И подумал, и попросил короля помиловать графа, — вздохнул Гастон. — Я даже включил соответствующий пункт в свой брачный контракт. Но король сам вычеркнул его...
                - О, Боже!
                - Молитесь, Мари, молитесь, за этого несчастного, и за его длинный язык, которому мы так обязаны, — усмехнулся принц. — Я утешать вас не буду, и без меня желающих будет предостаточно. Не правда ли, милорд?
        Уолтер усмехнулся.
                - Перед своим арестом Шале намекнул мне, что не один он страдает излишней болтливостью и что вы, ваше высочество, также исповедовались перед его преосвященством.
                - Что такое? — воскликнула герцогиня.
        Гастон поднялся с кровати. Он уже не улыбался.
                - А вы, мадам! — крикнул он. — Если бы вы не стремились уложить в свою постель всех мужчин, способных носить шпагу, всё могло бы окончиться так, как мы и планировали. Не станете же вы отрицать, что если бы не ваше легкомыслие, Лувиньи не стал бы переписываться с кардиналом, желая с его помощью избавиться от соперника?
        Герцогиня бросилась на принца, словно разъярённая кошка, так что Монтегю едва успел заслонить его собою.
                - Ну, хватит, хватит, — примирительно проговорил милорд. — Все наши ссоры идут на руку господину кардиналу. Ваше высочество, — обратился он к Анжуйскому. — Не могли бы вы рассказать нам, что именно известно его преосвященству? Мне кажется, вы осведомлены об этом лучше всех.
                - В конце концов, я не так уж и виноват, — помолчав, ответил Гастон. — Ришелье показал мне копии писем от испанского короля и любимца эрцгерцога маркиза де Леска, а также известный вам договор, предусматривавший нападение на Францию.
        Шевретта тихо вскрикнула.
                - Но как к кардиналу попали эти бумаги? — быстро спросил Монтегю, делая знак герцогине, чтобы та взяла себя в руки.
                - На этот вопрос я, пожалуй, могу ответить, — кивнул принц. — Я лишь недавно узнал об этом благодаря случаю. Дело было так. На днях меня навестил месье де Шаньи — камердинер любимца инфанты Изабеллы — маркиза де Леска, который привёз письма для Анны Австрийской. Так как в окружении Её Величества немало кардинальских шпионов, о чём инфанта прекрасно осведомлена, гонец обратился ко мне с просьбой устроить ему секретную аудиенцию у королевы. Мне, конечно, очень не хотелось этого делать, так как Ришелье следит за каждым моим шагом, но вы же знаете моё доброе сердце! Итак, мне пришлось сопровождать Шаньи к Её Величеству. И, представьте себе, в коридорах дворца мы наткнулись на Рошфора... Шевретта, вы должны помнить этого кардинальского прихвостня... Тут Шаньи краснеет, Рошфор бледнеет. Я отвожу моего попутчика на безопасное расстояние и вытягиваю из него, что вот этот самый Рошфор, нарядившись капуцином, посещал Брюссель. Там граф, выдавая себя за урождённого валлонца, поступил в монастырь, где налево и направо рассказывал о своей ненависти к Франции. Таким образом, он сумел войти в доверие к
аббату монастыря, который рекомендовал его своему другу — маркизу Леску как подходящего кандидата для поездки в Париж. Рошфор и привёз нам письма, в которых испанский двор выражал полнейшую готовность поддержать дворцовый переворот.
                - Но ведь мне исправно доходили вести из Брюсселя! — воскликнула Мари.
                - Думаю, прежде чем отдать вам оригиналы, Ришелье позаботился о снятии копий, — вмешался Монтегю. — Письма из Брюсселя адресовались адвокату Лапьерру, не так ли?
        Шевретта громко вздохнула.
                - Да, адвокат сам забирал их у какого-то монаха, присланного во Францию из Брюсселя. Кто бы мог подумать, что под этой личиной скрывался граф Рошфор!
                - В таком случае, Мари, отрицайте подлинность копий. И если Ришелье захочет обвинить вас в заговоре против Франции, обвините самого кардинала в том, что, он, желая захватить власть, сам написал эти письма, дабы поссорить короля с его семьёй.
                - Чёрт возьми, — растерянно проговорил Гастон. — Где же вы были раньше со своими советами, друг мой? Впрочем, герцогине не о чем беспокоиться — вся переписка с Мадридом и Брюсселем осуществлялась от имени Шале. А я не рассказал Ришелье ничего такого, о чём бы он сам не узнал бы без моей помощи. И ни словом не упомянул ни вас, ни Анну.
                - Благодарю вас, ваше высочество, — с некоторой иронией ответила герцогиня.
                - Так что вы отделаетесь лишь лёгким испугом, — невозмутимо продолжил Гастон. — А вот я... Я даже не могу сбежать из Франции, чтобы отделаться от женитьбы, так как граф де Суассон — единственный человек, способный организовать это предприятие, сам имел виды на мадемуазель Монпансье. И, узнав о том, что я дал своё согласие на брак, он прекратил со мной всякое общение.
        Не имея никакого желания утешать расстроенного принца, Шевретта и Монтегю наскоро покинули его дворец.
                - Я возвращаюсь в Лондон, — заявил Уолтер. — Всё кончено, и во Франции мне делать нечего.
                - И вы способны бросить меня в такую минуту? возмутилась герцогиня. — Я не допущу, чтобы несчастный Шале заплатил своей жизнью за любовь ко мне. Я спасу его. А вы мне в этом поможете!
        Она была так убедительна в своём отчаянии и гневе, что Монтегю ничего не оставалось, как согласиться.
        ГЛАВА 13. СЛОМАННЫЕ СТРЕЛЫ АМУРА
        Элен де Сент-Люс была очаровательной и жизнерадостной молодой женщиной. Её весёлый нрав и доброе сердце снискали ей любовь не только королевы Генриетты, которая считала баронессу своей лучшей подругой, но и чопорного английского двора. Её любовником был Джон Вилльерс — брат могущественного герцога Бэкингемского, и сам министр снисходил до того, что называл себя поклонником прекрасной Элениты. Девушка была так счастлива, что желала одного, чтобы та сказка, в которой она жила до сих пор, никогда не заканчивалась. Увы! Мечты не всегда сбываются, и баронессе было суждено скоро в этом убедиться.
        Всё началось с того, что Генриетта Французская, которая всегда относилась к Элените, как к своей сестре, решила упрочить её положение при дворе, выдав замуж за любимого человека. Поскольку Джон Вилльерс до сих пор не догадался сделать баронессу своей женой, королева решила ускорить события и намекнуть пылкому влюблённому о необходимости осчастливить возлюбленную предложением руки и сердца. К удивлению Генриетты, всегда сообразительный виконт оказался непроходимым тупицей во всём, что касалось его собственного счастья, и никак не мог понять, чего именно желает королева. А потом, видимо, устыдившись собственной недогадливости, стал избегать общества Её Величества.
        В другое время Генриетта наверняка бы озаботилась причинами такого странного поведения Джона, но сейчас её больше заботила личная жизнь: король, следуя советам Бэкингема, уже несколько недель не навещал жену. Правду сказать, королеве муж был до того безразличен, что она не сразу заметила его отсутствие, но, заметив, смертельно обиделась. И, когда Чарльз всё же решил осчастливить её своим вниманием, его ожидал совсем не тот приём, на который он рассчитывал. Ледяное выражение лица Её Величества охладило любовный пыл короля не хуже, чем ведро холодной воды. Чарльза так смутила собственная неудача, что он не сразу решился взглянуть в глаза супруге. Но, когда король осторожно скосил глаза, чтобы посмотреть, не слишком ли расстроил Генриетту этот афронт, и увидел на её лице не слёзы, а презрительную усмешку, он не на шутку рассердился и тут же высказал своё недовольство, которое тщательно скрывал все месяцы совместной жизни:
                - Бэкингем и лорд Гамильтон говорят, что, будь они на моём месте, они бы чаще пользовались правами мужа, чем это делаю я! Учитывая, как мало я от вас требую, вы ведёте себя невыносимо!
        Генриетта в ответ демонстративно зевнула. Глубоко оскорблённый король покинул спальню жены и до утра не сомкнул глаз. Утром он пожаловался на поведение королевы первому же человеку, который вошёл к нему в спальню. Им оказался лорд Бристоль, который, казалось, был возмущён услышанным ещё больше, чем сам король, и тут же посоветовал Его Величеству, не теряя времени, развестись с королевой. Такой же совет дал Его Величеству и Джон Элиот, который, выйдя из Тауэра, посетил короля вслед за Бристолем и, дав понять, насколько непопулярна в народе королева-католичка, предложил заменить её протестантской принцессой.
        К счастью для Генриетты, вслед за этими господами к королю пожаловал и Бэкингем, который тоже поинтересовался, чем вызвано ужасное состояние духа Его Величества. Чарльз, вздыхая, рассказал другу о ссоре с Генриеттой.
                - Бристоль и Элиот считают, что я должен развестись с королевой, — напоследок сказал он. — Стини... ты тоже так думаешь?
        Герцог вскочил, как ошпаренный кипятком. Он даже не представлял, что его старания поссорить королевскую чету будут иметь ТАКОЙ успех! Используя всё своё красноречие, Бэкингем запретил королю даже думать о разводе и, пообещав образумить королеву, не теряя времени, направился к ней.

* * *
        Генриетта совсем не обрадовалась, увидев герцога в своих покоях, о чём и сообщила министру с присущей ей откровенностью. Но у Бэкингема не было ни времени, ни желания выслушивать женские истерики.
                - Довольно вести себя, как капризный ребёнок, мадам! — перебил он королеву. — Вы пока ещё королева Англии. Вы выслушаете меня, если не хотите вернуться во Францию, и, заметьте, по собственной глупости. Выбирайте!
                - Почему «пока ещё королева»? — гневно сверкая глазами, поинтересовалась Генриетта.
        Она собиралась отправить министра ко всем чертям, но что-то в его взгляде заставило её прикусить язык. И тут же убедилась, что поступила правильно.
                - Потому что граф Бристоль убедил короля дать вам развод, — уже спокойнее произнёс Бэкингем.
                - Нет!
                - Да. Вы — католичка, и это оскорбляет чувства протестантских подданных Его Величества. А ещё вы презираете английские законы и традиции, не любите короля и ненавидите меня самого.
                - Насчёт себя вы ошибаетесь.
        Герцог улыбнулся.
                - И всё равно, моя прекрасная королева, я сам не понимаю, почему я так решительно возражаю против развода. Он помог бы мне вернуть былую популярность и даже примириться с оппозицией, поддержав либо план Бристоля о возобновлении брачных переговоров насчёт руки испанской инфанты, либо плана Элиота о женитьбе короля на протестантской принцессе. Ох, если бы вы не были так прекрасны...
                - Значит, вы мне не враг? — облегчённо вздохнула Генриетта.
                - Если вы до сих пор в этом не убедились, то я могу охрипнуть, убеждая вас в обратном. Поэтому я лучше помолчу.
                - Помолчите, — улыбнулась королева, кокетливо протягивая к нему руки.
        Герцог поочерёдно поцеловал их, борясь с искушением позволить себе больше.
                - Слушайте меня внимательно, моя королева, — вздохнул он. — Чарльз простит вам прошлые и даже будущие истерики, но он не потерпит, чтобы им пренебрегали как мужчиной... Вы понимаете, мадам? Ни один муж не потерпит такого поведения жены, особенно, если этот мужчина — король. О, Небо! Неужели я это сказал?
        Королева покраснела.
                - Ну если вы, милорд, уже взяли на себя роль миротворца, то, может быть, поговорите с королём? И посоветуете ему навестить меня сегодня вечером?
                - Вы хотите моей смерти? — тихо спросил Бэкингем.
                - Ну что вы! — рассмеялась Генриетта. — Кто же, в таком случае, убедит короля не разводиться со мной?
                - Я уже это сделал...
                - И пришли сюда, чтобы предъявить мне счёт за свои услуги? Смелее, милорд. Я ведь не могу позволить себе быть неблагодарной, не так ли?
        Герцог закусил губу.
                - Вы можете позволить себе всё, что угодно, мадам, — проговорил он вставая. — Но когда будете в постели с королём, представьте меня на его месте.
        Он изысканно поклонился и вышел прежде, чем королева смогла придумать достойный ответ на такую дерзость.
        Вечером король опять был у неё, и Генриетта постаралась сделать всё, чтобы он забыл об их размолвке. Утром, наблюдая блаженное выражение лица Чарльза, она горько вздохнула, от души пожалев, что не может ответить ему взаимностью.
        А дерзкий намёк Бэкингема так смутил королеву, что она не смогла заставить себя обсудить с ним странное поведение виконта Пурбека. К тому же министр был определённо не в духе, и его плохое настроение увеличивалось пропорционально тому, как возрастала радость на лице короля.

* * *
        Но если последние события лишили Её Величество возможности устраивать судьбу своей любимой фрейлины, то Элен, которую очень задело поведение Джона, была полна решимости бороться за своё счастье. И выполнила своё намерение, когда виконт в очередной раз явился её навестить.
                - Если я вам не пара, милорд, — заявила ему баронесса со своей обычной откровенностью, — то почему бы вам не сказать об этом открыто? Это позволит мне жить сегодняшним днём и не питать иллюзий касательно будущего.
        Услышав такой ультиматум, Джон тут же упал к ногам возлюбленной и принялся уверять её в своей всепоглощающей любви. Но Элен было не так-то легко сбить с толку.
                - Я говорю вам не о любви, а о браке, — твёрдо сказала она. — В наши чувства я верю, как в Бога! И если сомневаюсь в чём-либо, то только в вашей честности.
        Виконт посмотрел на неё как затравленный зверь. Он уже успел повидаться с леди Френсис, которая на его предложение мирно разойтись, ответила язвительным отказом.
                - Ну, уж нет! — заявила она. — После вашей подлой измены, я хотела только одного — окончить свои дни в монастыре, на что мои родители не согласились. Статус замужней дамы даёт мне возможность самой распоряжаться своей жизнью, что я охотно и делаю. В монастырь я уже не пойду и буду брать пример с вас, живя в своё удовольствие.
                - Да с чего вы взяли, что наш брак действителен? — возмутился Джон.
        Френсис расхохоталась ещё громче.
                - Если бы это было не так, то вас, мой дорогой муж, здесь бы не было, не так ли?
        И, заметив его растерянность, добавила:
                - Не волнуйтесь, милорд, наша супружеская жизнь не потребует от вас никаких усилий, хотя, возможно, однажды Небо благословит наш союз рождением ребёнка. Должна же я передать по наследству то имя, которое ношу!
        Джон ушёл, громко удивляясь тому, что могло превратить в такую фурию ту нежную Френсис, которую он когда-то так любил...
        Беседа с отцом своей жены — лордом Коком, тоже не дала никаких результатов. Тот, правда, пригрозил спустить зятя с лестницы, но на развод не согласился, «не желая осквернять доброе имя своей дочери», и тут же потребовал у Джона денег на её содержание. Чтобы не допустить скандала и разглашения брака, виконт согласился уплатить требуемую сумму и покинул негостеприимный дом в ещё большем отчаянии.
        Сейчас же, глядя в глаза Элениты, полные слёз и обиды, Джон не смог себя заставить рассказать ей всю правду о своей глупой женитьбе и не нашёл ничего лучше, как всю вину свалить на брата.
                - Джордж решительно настроен против нашего союза, — сказал он, пряча глаза. — Я думаю, мне удастся его переубедить, но на это нужно время. Ты понимаешь, ангел мой?
                - Понимаю, — упавшим голосом проговорила Эленита. — Но почему? Герцог всегда был так добр ко мне...
                - Джордж и сейчас к тебе прекрасно относится, — ответил Джон, который вновь обрёл всегдашнюю уверенность, заметив, что его ложь принимают за чистую монету. — Так прекрасно, что я начинаю ревновать, слушая те комплименты, которыми он тебя осыпает. Но одно дело восхищаться красивой женщиной, и совсем другое — принять её в свою семью. Нужно набраться терпения, моя любимая, и всё уладится.
        Элен согласно кивала головой, слушая его утешения, но внутри у неё всё кипело против такой несправедливости. Она уже решила навестить Бэкинема и высказать ему в лицо, всё, что о нём думала, но, поразмыслив, решила не торопить события. Эленита понимала, что если министр решительно настроен против её брака с Джоном, то, поссорившись с ним, она только укрепит его намерение и дальше вредить их счастью. К тому же Бэкингем был могущественнейшим человеком в Англии, а она была всего лишь чужестранкой, на которую косо смотрел король, ревнуя к её дружбе с королевой.
        Итак, запрятав обиду поглубже, баронесса решила присмотреться к поведению министра, и, нащупав его слабые струны, сыграть на них свою партию.
        Вскоре, баронессе представилась такая возможность, точнее, её предоставил Элените сам Бэкингем, которому вдруг вздумалось сделать свою жену, сестру и мать фрейлинами Её Величества. Генриетту эта просьба застала врасплох, и она, как ни старалась, не смогла придумать причины отказа. Сестра и жена герцога обладали привлекательной внешностью и хорошими манерами, но его мать действительно была невыносимой особой, и королеве стоило больших усилий выносить её присутствие. Но странное дело, объектом жгучей ненависти Генриетты стала не она, а мягкая и терпеливая Кэтрин, герцогиня Бэкингемская.
                - Я больше не могу видеть эту леди! — однажды вспылила Генриетта.
                - Но, Ваше Величество, — удивлённо заметила Эленита, — миледи не лучше и не хуже любой придворной дамы, включая и Люси Карлейль[59 - ЛЮСИ ПЕРСИ, ГРАФИНЯ КАРЛЕЙЛЬ (1599 — 5 ноября 1660) — дочь Генри Перси, 9-го графа Нортумберлендского. Она была заметной фигурой при дворе Карла I и фрейлиной королевы Генриетты-Марии.], разве что умней её.
                - Да, но она умудряется говорить о своём супруге двадцать четыре часа в сутки, превознося его до небес! Если верить герцогине, то не существует в мире более заботливого отца и мужа и такого... великолепного любовника!
        Элен затряслась от смеха.
                - Быть может, так оно и есть? — осторожно спросила она. — Я знаю, до сих пор отношения между супругами оставляли желать лучшего. Но у герцога ещё нет наследника. Может, это и заставило его наконец образумиться и обратить своё внимание на прелести собственной жены?
                - Может быть, — раздосадованно заметила Генриетта. — Меня это мало волнует. Но меня очень заботит то, что герцогиня Бэкингемская теперь моя фрейлина! Ха! Ну, ничего, я ещё рассчитаюсь с милордом Бэкингемом за такое унижение.
                - Ваше Величество, — ужаснулась Элен, — неужели герцог действительно посмел диктовать вам свою волю?
                - Ещё хуже! Он обратился ко мне с покорнейшей просьбой. Лицемер! Он же знает, что я терпеть не могу эту особу, и всё же имел наглость просить меня об этом.
        Бедная баронесса не знала, что и подумать. Выходило, что Генриетта не смогла отказать министру и теперь злилась на него из-за своей собственной уступчивости. К тому же она, сколько ни старалась, не смогла понять, чем же леди Кэтрин так провинилась перед королевой.
        Выбрав момент, Эленита всё же решила убедить Бэкингема изменить своё решение. Прибыв в Йорк-Хаус, она обратилась к Патрику Роджерсону с просьбой устроить ей свидание с министром, «если только он не слишком занят». Секретарь, который конечно же знал об амурах баронессы и Джона Вилльерса, выразил полную готовность услужить прекрасной даме. Он провёл её в приёмную, где было, как всегда, полно посетителей, и попросил немного обождать. Сам же пошёл прямиком в герцогский кабинет, чтобы доложить о баронессе.
        Бэкингем принимал лорда Коттингтона. Герцог всё же добился у короля приказа секретарю покинуть двор, и тот, сразу же догадавшись, кому он обязан своей опалой, явился к министру, рассчитывая добиться прощения.
                - Всё это сплошное недоразумение, милорд, — уверял он Бэкингема. — Я бы никогда не посмел преграждать вам дорогу к королю, но Его Величество сам изъявил желание побыть в одиночестве...
                - Сударь, — произнёс Бэкингем, кусая губы. — Я отвечу вам совершенно откровенно: я не могу не только верить вам, но и ладить с вами. И будьте уверены — я навсегда останусь вашим открытым врагом. Поэтому уезжайте в своё поместье и больше не показывайтесь мне на глаза.
        Коттингтон изменился в лице. Он хорошо знал упрямство министра и понимал, что бессилен его переубедить. Оставалось спасать то, что ещё было можно спасти.
                - Милорд, — растерянно проговорил он. — Я рассчитываю на вашу справедливость и верю, что, лишив меня благосклонности, вы не пожелаете моего разорения. Я покупал для вас драгоценности, стоившие мне пятисот фунтов стерлингов. Я уверен, вы не пожелаете, чтобы я потерпел убыток.
                - Вы правы, — кивнул Бэкингем. — И хотя та справедливость, к которой вы взываете, требует, чтобы убытки вам возмещали французы, или испанцы, или же лорд Бристоль, но...
        Он взял перо и, начертав несколько строчек на бумаге, протянул её Коттингтону.
                - Ступайте к моему казначею Оливеру и получите все причитающиеся вам деньги.
        В этом был весь Бэкингем. В эпоху, когда политических соперников предпочитали устранять тюремными застенками, руками палача либо же вином, приправленным мышьяком, враги герцога могли опасаться разве что провинциальной скуки, ожидавшей их у камина сырыми английскими вечерами.
        Коттингтон взял записку и, поклонившись, вышел. Патрик, который стал молчаливым свидетелем этой сцены, негромко кашлянул.
                - Не слишком ли это сурово, милорд? — деликатно поинтересовался он.
                - В самый раз, — недовольно отозвался герцог. — Вчера этот идиот не пропустил меня к королю в тот самый момент, когда решалась моя судьба. А завтра «забудет» показать мне серьёзный документ, касающийся меня лично. Может, даже и приказ о моём аресте.
                - Вы шутите, ваша светлость? — побледнел Патрик.
                - Конечно, шучу, — невесело усмехнулся герцог.
                - Но ведь Бристоль опаснее лорда Когтингтона! И ваш импичмент — это его рук дело!
                - Конечно. Я уже лишил Джона Дигби места в Тайном совете и попрошу короля отлучить его от двора... Ладно, кто там ещё желает меня видеть? Очередной проситель?
        Роджерсон доложил об Элените.
        Бэкингем с улыбкой поднялся ей навстречу и поцеловал кокетливо протянутую руку молодой женщины.
                - Всё в порядке, мой ангел? — тревожно поинтересовался он, заметив волнение на её прелестном личике.
                - Не совсем, — честно ответила Элена. — Ваша светлость, я хотела предупредить вас, что ваша идея назначить ваших родственниц фрейлинами королевы, отнюдь не блестящая. Королева в бешенстве, что будет вынуждена видеть их лица каждый день.
        Бэкингем спокойно выслушал её и виновато развёл руками.
                - Я знал, что так и будет, — вздохнул он. — Но что же прикажете мне делать? В этих женщин словно бес вселился — им так захотелось заделаться придворными дамами Её Величества, что они меня совсем извели своими истериками. Если уж приходится выбирать между званиями плохого сына, ужасного брата, чёрствого мужа и невоспитанного подданного, я, пожалуй, выберу последнее. Когда нужно сделать одну женщину несчастной, чтобы осчастливить троих, то я предпочту выступить на стороне большинства. Вот как бы вы поступили на моём месте?
                - Если уж говорить совершенно откровенно, милорд, — медленно проговорила Элен, — то Её Величество не устраивает общество всего одной дамы.
                - Моей матери, — вслух подумал Бэкингем. — Что ж, я не удивлён. Все вокруг считают её невыносимой особой, но молчат, чтобы не вызвать моё неудовольствие. Но я действительно удивлён, что именно вы решились открыто выступить против неё... Не вздумайте сказать об этом Джону.
        Элен покраснела.
                - Я говорю о вашей жене.
                - О Кэйт? Помилуй Бог, чем же она могла вызвать неудовольствие королевы? Она, кто всю жизнь закрывает глаза на мои измены и ни разу не позволила себе ни жалоб, ни упрёков?
        Внезапно дьявольская улыбка появилась на лице министра, но тут же исчезла.
                - Я очень разочарован, моя дорогая баронесса, тем, что Её Величество не сказала мне об этом сама, — уже совершенно другим тоном произнёс Бэкингем. — Признаюсь, я очень рассчитывал на такую откровенность с её стороны.
                - Признаюсь, милорд, я ничего не понимаю, — растерянно проговорила девушка.
                - Ну и слава Богу... Вы что-то ещё хотели мне сказать?
        И Элен решилась.
                - Милорд, почему вы запрещаете Джону жениться на мне?
                - Что такое?
        Девушка замолчала, увидев непонимание и гнев на его лице. Бэкингем мгновенно оценил ситуацию и заставил себя рассмеяться. Но через минуту его лицо опять приняло суровое выражение.
                - Итак, наш дорогой Джон побоялся исповедоваться вам в своих грехах и решил свалить их на меня, — заявил герцог. — Иначе вы, моя прекрасная леди, вряд ли стали бросать мне в лицо эти нелепые обвинения, не правда ли?
                - Я не понимаю вас, ваша светлость, — совсем растерялась баронесса.
                - Ваш возлюбленный женат, Элена, — объяснил Бэкингем. — Но он почему-то не сумел сказать вам правду и решил выставить меня в ваших глазах сущим чудовищем.
        Молодой женщине показалось, что земля разверзлась под её ногами.
                - Это правда? — еле проговорила она, чувствуя, как слёзы подступают к её глазам. Вилльерс кивнул.
                - Ну, не надо плакать, — улыбнулся он. — Всё не так уж страшно, Элен. Вам всего лишь нужно подыскать себе лучшего мужа, чем мой беспутный женатый брат.
                - Как вы можете так говорить? — всхлипнула Эленита. — Вы же знаете, что я люблю его.
        Герцог тихо рассмеялся.
                - Моя дорогая, когда-нибудь я возьму на себя труд убедить вас в обратном. А пока утрите свои очаровательные глазки. Я не знал ни одной женщины (а знал я их немало!), которую бы украшали слёзы.
        И, видя, что баронесса не спешит воспользоваться его советом, сам достал платок и промокнул солёные капли на её щеках.
                - Вот так гораздо лучше, — удовлетворённо заметил он.
        Элен подняла на него свои прекрасные, хоть и чуть покрасневшие глаза.
                - И что же мне теперь делать? — спросила она.
                - Ничего. Живите, как жили, любите и будьте счастливы. А если соберётесь замуж, скажите об этом мне, и я найду вам достойного мужа.
                - Благодарю вас, ваша светлость. Но я бы не хотела обременять вас своими заботами.
        Баронесса повернулась, чтобы уйти, но герцог остановил её и держал до тех пор, пока она не припомнила все вспышки ярости Её Величества, направленные против герцогини Кэйт. Это было действительно жестоко со стороны милорда, потому что молодая женщина еле сдерживала рыдания, подступающие к горлу, и на все вопросы отвечала автоматически, даже не вникая в смысл странного допроса.
                - Хорошо, — удовлетворённо прошептал Бэкингем. — Генриетта ревнует, как я и предполагал. Ох, дорого бы я дал, чтобы королеве хватило мужества высказать мне всё то, что она не захотела скрыть от нашей дорогой Элениты. Но остановимся на достигнутом и прекратим эту опасную игру, пока она не поссорила меня с Её Величеством, что было бы весьма обидно теперь, когда я в двух шагах от целиНа следующий же день министр уведомил о своём решении Генриетту.
                - Моя прекрасная королева, я не буду настаивать на том, чтобы вы взяли герцогиню Бэкингемскую в свою свиту. Моя жена, конечно, будет весьма разочарована и никогда не простит мне такой подлости, но хорошее настроение Вашего Величества для меня важнее личного счастья.
                - Надеюсь, моя неуступчивость не станет причиной ваших душевных страданий, милорд? — всё же поинтересовалась Генриетта, заметив странный блеск в его глазах.
                - О, я убеждён, что буду за них вознаграждён!
        Теперь королева испугалась по-настоящему. А жаркий поцелуй, которым он впился в её ладонь, уже не оставлял никаких сомнений насчёт намерений герцога.
                - Я не приму вашу жертву, милорд, — решительно произнесла Генриетта, вырывая руку. — Пусть герцогиня Бэкингемская остаётся в моей свите.
        На лице Бэкингема промелькнула тень разочарования.
                - Что ж, Мадам, — заставил он себя улыбнуться.
        Я могу только поблагодарить Ваше Величество за вашу доброту. Жаль, что не так, как бы мне того хотелось.
        Он поклонился и вышел. Генриетта провела его взглядом.
                - Я затеяла опасную игру, когда впервые позволила этому человеку перешагнуть границы пристойности, — прошептала она. — Но неужели же он решится преследовать меня на глазах у собственной жены?
        Баронесса Сент-Люс не присутствовала при этом разговоре: она горько плакала в своей комнате после душераздирающего объяснения с Джоном. У хрупкой молодой женщины всё же хватило сил поставить точку в их отношениях.
        ГЛАВА 14. СИЛА ИСПОВЕДИ
        Этим утром кардинал Ришелье пребывал в самом приятном расположении духа. Последние дни были овеяны его триумфом. Ему удалось настолько запугать короля рассказами о международном заговоре, целью которого было убийство Его Величества, что тот согласился предоставить своему министру до сих пор небывалые должностные полномочия. Принц Анжуйский был обвенчан с мадемуазель де Монпансье, получив после свадьбы титул герцога Орлеанского, и был официально объявлен наследником французской короны. На этом настояла королева-мать Мария Медичи, и королю, как всегда, пришлось уступить. Королева Анна предстала перед Государственным советом по обвинению в государственной измене, и только заступничество самого Ришелье, опасавшегося неизбежного охлаждения в французско-испанских отношениях, которыми не преминули бы воспользоваться англичане, спасло Её Величество от развода или же ссылки. Вандомы сидели в тюрьме. Принц Конде затаился в провинции, куда предстояло отправиться и госпоже де Шеврёз. Граф Суассон бежал в Турин и оттуда, не жалея слов, поливал грязью негодяя кардинала. Ришелье не мог достать его в чужой
стране, но потребовал у французского посланника де Бетюна довести до сведения итальянских властей, чтобы те не смели титуловать «высочеством» мятежного графа. К огромной досаде Ришелье, те отказались выполнять эту просьбу...
        Итак, оставался только один человек, перешагнув через которого, можно было поставить эффектную точку в этой истории. Этим человеком был Анри дю Талейран, граф де Шале.
                - Шале должен умереть, — заявил кардиналу отец Жозеф. — Его страшная участь должна послужить уроком всем врагам короля, которые по своему происхождению стоят так высоко, что недоступны для королевского правосудия.
                - Шале должен умереть, — писала его высокопреосвященству королева Генриетта. — Я так хочу!
        Каприз красивой женщины всегда закон, особенно если эта женщина — королева, а её желание полностью совпадает с приказом самого короля Франции.
                - Он умрёт, — заявил министру Людовик. — Такова моя воля!
        Король не знал, что такой же была и воля его министра. Эта тёмная история с покушением на жизнь монарха была так плохо состряпана, что сам кардинал, щедро потчевавшей ею Людовика XIII, опасался, что у Его Величества вот-вот сделается несварение желудка под влиянием последних дворцовых сплетен, распространявшимся Шевреттой. Герцогиня, следуя мудрым советам лорда Монтегю, во всеуслышание обвинила Ришелье в фальсификации доказательств, и кардинал даже не мог оправдаться, так как оригиналы документов, полученные заговорщиками, уже давно превратились в пепел. Зато король прислушивался к этим обвинениям со всевозрастающим интересом. Ему успели донести, что женитьба Гастона на принцессе Монпансье не отдалила, а приблизила принца к трону. Не было ли это частью дьявольской игры самого Ришелье?
        И кардинал, на собственной шкуре ощутивший переменчивость королевской милости, покрывался холодным потом, когда скучающий взгляд короля задерживался на его особе. О, этот взгляд был ему хорошо знаком! С этим же меланхоличным выражением лица Людовик отдал приказ об убийстве Кончини[60 - КОНЧИНО КОНЧИНИ (1575 — 24 апреля 1617) — итальянский авантюрист, фаворит французской королевы Марии Медичи, носивший титулы графа делла Пенна и маршала д’Анкра. Он был самым влиятельным человеком во Франции в течение семи лет, последовавших за гибелью в 1610 году супруга Марии, Генриха IV. Был убит гвардейским капитаном де Витри в результате заговора.], после которого королева-мать и сам Ришелье — тогда ещё епископ Люсонский — были сосланы в Блуа... Да, кардинал имел веские основания настаивать на переезде королевского двора сюда, в Нант, так как блуасский замок, находившийся неподалёку, навевал на него слишком горькие воспоминания...
        Вдобавок ко всему сам граф де Шале, словно по наущению каких-то тайных сил, вздумал отказаться от своих прежних показаний, присоединив свой голос к обвинениям дворцовых сплетников. Добившись очной ставки с Лувиньи, он разметал в пух и прах его обвинения, так что перетрусивший экс-гвардеец Генриетты Французской отказался свидетельствовать против него в суде.
        Нет, этот человек обязан был умереть!
        Ришелье, славившийся своей импульсивностью, так стукнул кулаком по столу, что опрокинул бокал с вином, и долгое время молча глядел, как оно кровавыми потоками разливалось по столу.
                - Очень мудрое решение, — отец Жозеф появился так внезапно, что его высокопреосвященство даже вскочил от испуга.
                - Вы, дорогой друг, всегда появляетесь так неожиданно, — с досадой заметил Ришелье, садясь обратно в кресло.
                - Главное, вовремя. Меня в отличие от вас очень заинтересовало, откуда взялись проблески ума в пустой голове королевского гардеробмейстра, — заявил капуцин. — Поскольку сам господин Шале думать не способен, совершенно ясно, что кто-то думает за него. И этот кто-то...
        Отец Жозеф выдержал эффектную паузу и, подождав, пока уши господина кардинала сравняются цветом с его красной мантией, закончил:
                - Уолтер Монтегю!
        Не стоит удивляться тому, что Ришелье, уже мысленно похоронивший глупого франта, очень возмутился, узнав о том, что кто-то захотел отнять у смерти её добычу. И очень рассердился, узнав имя этого человека.
                - Уолтер Монтегю? — вскричал он. — Я был уверен, что англичанин уже вернулся в Лондон.
                - Он в Нанте. Кстати, если ваше преосвященство хочет узнать, на что способен этот человек, советую вам поговорить с епископом Мандским, который только что вернулся из Лондона. Проклятый Бэкингем всё же пронюхал о том, что в свите Генриетты Французской находились люди, преданные вашему высокопреосвященству...

* * *
        Анри дю Талейран граф де Шале беспокойно мерил шагами камеру. Он уже несколько дней не получал никаких вестей от герцогини де Шеврёз. Услужливый тюремщик, подкупленный Мари, тоже куда-то исчез. Вместо него появился угрюмый швейцарец, которой на все вопросы, касающиеся его сослуживца, мычал что-то невразумительное.
        Неужели и герцогиня отвернулась от меня? — пробормотал молодой человек, схватившись за голову. — Это конец.
        Отчаяние графа можно было понять, так как на завтрашнее утро был назначен суд, который, если верить отцу Жозефу (а Шале не сомневался, что в этом вопросе страшный капуцин весьма компетентен), вынесет ему смертный приговор.
        Поэтому появление человека в красной мантии на пороге его камеры было для несчастного узника как гром с ясного неба.
                - Оставьте нас одних, — приказал Ришелье стражникам, и те беспрекословно подчинились.
        Он с неким удовлетворением оглядел бледное лицо некогда самоуверенного придворного франта, который, дрожа всем телом, сейчас стоял перед ним.
                - Здравствуйте, господин граф, — как можно любезнее проговорил он. — Рад вас видеть в добром здравии.
                - Зачем вы пришли сюда, ваше высокопреосвященство? — поинтересовался Шале, кусая губы. — Отец Жозеф уже уведомил меня, какое решение вынесет суд по моему делу.
                - А чего вы ожидали? — удивился кардинал. — Единственная бесспорная улика против ваших друзей-заговорщиков — это письмо маркиза де Леска, адресованное лично вам. Поэтому королевское правосудие вправе считать, что именно вы покушались на жизнь короля. Истинные виновники этого преступления выйдут сухими из воды, а вы, мой дорогой граф, ответите за всех.
                - Но вы-то знаете правду, — простонал молодой человек.
                - Знаю. Но ничего поделать не могу. Единственный человек, который мог бы подтвердить участие в заговоре принца Анжуйского, Вандомов, Конде, французской королевы и герцогини де Шеврёз, — это господин Лувиньи. Но вы сами, сударь, опротестовали его показания.
                - Как бы они могли мне помочь? — возразил Шале.
                - Господи! — возвёл руки к небу кардинал, словно удивляясь такой наивности. — Да неужели же вы думаете, что, увидев среди заговорщиков имена собственных братьев и жены, король не постарается замять дело?
                - Возможно, — пролепетал граф. — Но каков ваш интерес в этом деле?
                - Я буду с вами откровенен, молодой человек, — заявил кардинал. — Я вам не друг, и в этой игре вы меня не интересуете в отличие от принца Конде, который так тесно связан с гугенотами Ла-Рошели, что не замедлит поднять восстание против законного суверена, чтобы приблизиться к трону. Я не могу разделаться с принцем без королевской санкции, а король не даст мне её без ваших показаний. Итак, предлагаю вам сделку: вы рассказываете мне, что вам известно о делах заговорщиков, а я вам обеспечу королевское помилование. Что скажете?
        Всё это, конечно, была ложь, но Шале воспринял её именно так, как и рассчитывал кардинал.
                - А если я откажусь? — спросил он.
                - Тогда вы умрёте, — пожал плечами кардинал.
        Анри нервно заходил по камере.
                - Поклянитесь, что король сохранит мне жизнь, — потребовал он.
        Ришелье с улыбкой повторил за ним слова клятвы.
        Лицо графа просветлело.
                - Давайте бумагу, перо и чернила, — сказал он. — И диктуйте, что писать.
        Продолжая улыбаться, кардинал открыл дверь и велел стражникам принести требуемое.
                - Одно условие, — проговорил Шале, взявшись за перо. — Имя герцогини де Шеврёз не должно упоминаться.
                - Хорошо, — легко согласился Ришелье, который, несмотря ни на что, питал к красавице Мари непонятную слабость.
        Имён герцога Анжуйского и, главное, королевы для него было достаточно. Он продиктовал признание, слова которого граф де Шале вывел на бумаге бестрепетной рукой.
                - Всё? — спросил он, отдавая письмо кардиналу. — С этим покончено?
        По всей видимости, господин де Шале не был знаком с учением иезуитов, допускавшим, что клятва, данная врагу не по зову сердца, а по необходимости, имеет силу только тогда, когда тот, кто клянётся, действительно собирается сдержать обещание. Иначе он бы понял, что только что собственной рукой подписал себе смертный приговор.
        ГЛАВА 15. КРАСНЫЙ ГЕРЦОГ
        На ближайшем суде графу де Шале был вынесен смертный приговор. Узнав об этом, отчаявшаяся герцогиня де Шеврёз вызвала в Нант его мать.
        Франсуаза де Монлюк была достойной женщиной, без памяти любившей своего сына. Нечего и говорить, что она тут же включилась в борьбу за его спасение. Но материнские слёзы не смогли растрогать каменные сердца короля и его первого министра.
                - Он умрёт, — прошептала несчастная женщина, вернувшись в особняк Шеврёзов после королевской аудиенции. — Нет никакой надежды.
        Шевретта бросилась её утешать. Монтегю, нахмурясь, наблюдал эту душераздирающую сцену.
                - Глупость должна быть наказана, — позже заявил он герцогине де Шеврёз. — Шале должен понимать, что, подписав признание, он связал нам руки и обеспечил себе эшафот.
                - Скажите об этом его матери, — парировала Мари. — О, Господи! Уолтер, неужели нет никакой надежды? Ведь кровь Анри будет на моей совести. Ведь это я... я втянула его в эту авантюру.
        Она громко зарыдала и бросилась любовнику на шею. Уолтер, который не мог равнодушно созерцать женские слёзы, привлёк её к себе.
                - Вы мне поможете спасти его, правда? — всхлипывая, спросила Шевретта.
                - Не могу, — вздохнул Уолтер. — Королева Генриетта требует, чтобы я немедленно вернулся в Англию. Я сегодня получил от неё очередное письмо.
        Мари зарыдала ещё громче.
                - Скорее всего, мне не удастся добраться до Кале, так как люди кардинала охотятся за мной, словно гончие за зайцем, — ещё раз вздохнул молодой человек. — Но, — поспешно добавил он, так как рыдания герцогини усилились, — я всё же постараюсь спасти вашего Шале... чтоб его черти взяли!
        Горькие слёзы на прелестном лице герцогини тут же исчезли, и она живо спросила:
                - Вы что-то придумали? Говорите же!
                - Единственный способ вырвать графа из рук палача — это устроить ему побег. А когда Шале будет на свободе, я увезу его с собой в Лондон.
                - Но ведь казнь назначена на завтра! — возразила герцогиня.
                - Они будут вынуждены перенести казнь, так как не найдут палача — ни в Нанте, ни в его окрестностях. Успокойтесь, Мари. Я спасу вашего Шале, даже если для этого мне придётся разрушить Нантскую тюрьму. Но дайте мне слово, что после этого вы отпустите меня в Англию.
                - Даю! — обрадованно воскликнула Шевретта. — Если, конечно, вам самому захочется меня покинуть.
        Уолтер молча поцеловал ей руку и вышел.

* * *
        Вечер 19 августа 1626 года выдался по-летнему жарким и душным. На главной Нантской площади собралась толпа народа, чтобы насладиться кровавым зрелищем.
                - Как такое может быть? — прошептал Уолтер, глядя на неподвижную фигуру в красном, дрожащими руками сжимающую меч. — Откуда же взялся этот палач?
        Удивление милорда можно было легко понять, так как накануне он заплатил внушительную сумму палачу и его помощникам, и те исчезли в неизвестном направлении. Уолтер был уверен, что в Нанте и его окрестностях не осталось ни одного палача, и сейчас, видя живое воплощение своей ошибки, не знал, что и подумать.
                - А это один из узников Нантской тюрьмы, — словоохотливо объяснил ему какой-то солдат, стоявший в оцеплении. — Этого разбойника должны были вздёрнуть на виселице, но король, узнав об исчезновении палача, пообещал помилование любому смертнику, согласившемуся заменить того на эшафоте.
        Монтегю с презрением взглянул на самопровозглашённого палача, а ремесленник, стоявший рядом с Уолтером, плюнул в его сторону.
        Тем временем на эшафот поднялся Шале, поддерживаемый гвардейцем и матерью. Мужественная женщина в последний раз обняла сына и подошла к Уолтеру.
                - Анри говорит, что Ришелье обещал ему помилование, — растерянно проговорила она.
        И действительно, осуждённый с отчаянной надеждой оглядывался вокруг, ожидая обещанного гонца с королевским указом. Но тщетно. Поцеловав распятье, поднесённое ему священником, он встал на колени и, опуская голову на плаху, громко воскликнул:
                - Так вот твоя клятва, предатель кардинал? На том свете я не упрекну тебя, потому что буду в раю, а ты пойдёшь в вечный огонь!
        Потом оглянулся на палача.
                - Не затягивай, друг, — шепнул он. — Отруби с одного удара.
        Палач, ещё более бледный, чем сам преступник, взялся за меч. Он размахнулся, но меч оказался слишком лёгким и плохо отточенным, поэтому лишь сбил несчастного на помост. Толпа ахнула. Из уст осуждённого вырвался нечеловеческий крик. Ещё удар... третий... четвёртый... Шале, ещё в полном сознании, кричал от боли, упоминая имена матери и герцогини де Шеврёз. Уолтер, ошеломлённый страшным зрелищем, прижал к себе нечастную женщину, от души порадовавшись, что Мари не смогла заставить себя присутствовать на экзекуции.
        А самозванец рубил и рубил мечом по шее жертвы, отрывая куски кожи и мяса, но не нанося ни одного смертельного удара. На двадцатом ударе Шале ещё кричал. Кровь ручьями лилась по эшафоту, и ропот возмущённого народа вторил воплям осуждённого.
        Ремесленник, стоявший рядом с Монтегю, бросил на эшафот долото.
                - Возьми, мерзавец! — крикнул он палачу. — Может, хоть этим доконаешь!
        ...Понадобилось тридцать четыре удара, чтобы голова наконец отделилась от измученного тела.

* * *
        Когда всё закончилось, Уолтер склонился к госпоже де Монлюк. Нечастная женщина была без сознания. Кто-то плеснул ей в лицо водой, и осиротевшая мать открыла глаза.
                - Уже всё? — тихо спросила она.
        Монтегю бессильно кивнул. У него перед глазами до сих пор стояла кровавая пелена. Он попытался заслонить собой страшное зрелище, но Франсуаза, отодвинув его в сторону, подошла к эшафоту.
        Увидев следы не казни, а бойни, она ещё сильнее побледнела, но нашла в себе силы сказать:
                - Слава Господу! Я мать не преступника, но мученика.
        И снова лишилась чувств.
        Подхватив на руки несчастную женщину, Уолтер отнёс её к носилкам, ожидавшим их неподалёку. Усадив в них госпожу де Монлюк, он велел слугам подвести к нему коня, но, случайно обернувшись, замер на месте, увидев человека, благодаря которому господин Шале отправился к праотцам.
                - Господин де Лувиньи, — проговорил Уолтер, скрежеща зубами. — Вот вы-то и ответите мне за всё.
        Поручив Франсуазу заботам слуг, господин Монтегю, закутавшись в плащ, отправился вслед за этим человеком, стараясь не привлекать к себе внимания. Впрочем, эта предосторожность оказалась излишней, так как господин Лувиньи, сопровождаемый каким-то мужчиной, спокойно продолжал свой путь. Уолтер так увлёкся преследованием, что не заметил, как сам оказался объектом внимания подозрительных личностей, которые следовали за ним по пятам. Они настигли англичанина в тот самый момент, когда он уже собирался объявить о своём присутствии господину Лувиньи.
                - Господин Монтегю, — обратился к Уолтеру предводитель разбойников. — Благоволите следовать за нами и не пытайтесь сопротивляться. У меня приказ доставить вас живым или мёртвым, так что мне всё равно...
        Но милорд, выхватив шпагу, отважно бросился на него, даже не дослушав до конца проникновенной речи. Впрочем, он тут же пожалел о своём решении, так как на помощь бандитам бросилось ещё несколько человек, которых англичанин сначала принял за обыкновенных прохожих.
                - Сдаюсь... — начал было он, но не договорил, ощутив болезненный толчок в бок.
        Повернув голову, Уолтер увидел господина Лувиньи и его спутника, которые, обнажив шпаги, собирались помочь ему разделаться с обидчиками.
                - Не спешите выбрасывать белый флаг, сударь, — посоветовал ему француз. — Мы ещё увидим, кто кого.
                - Не будь я граф де Бутвиль, — многозначительно добавил его спутник, доставая из-за пояса кинжал.
        Имя первого бретёра Франции произвело должное впечатление на нападавших, закрепить которое Франсуа помогла его шпага. После короткой стычки разбойники убрались восвояси, потеряв двух человек убитыми.
                - Нам тоже не следует тут задерживаться, — произнёс Лувиньи, вкладывая шпагу в ножны. — Милорд, я живу в двух шагах отсюда. Не окажете ли вы мне честь, посетив мою скромную обитель?
        Монтегю был так удивлён происходящим, что безропотно согласился.

* * *
        — Я ждал вас, господин Монтегю, — заявил француз, когда они добрались до его дома. — Ждал с того момента, как покинул тюрьму. Но вы, вероятно, были так заняты спасением этого дурака Шале, что забыли о моей скромной персоне. Поэтому я попросил моего друга — графа де Бутвиля прогуляться со мной на городскую площадь, рассчитывая, что найду вас там.
                - Да, Лувиньи, давненько мы с тобой не пощипывали кардинальских куриц, — расхохотался Бутвиль. — Приятно вспомнить старые добрые времена.
                - Я к вашим услугам, — произнёс Уолтер, досадуя на себя за то, что он позволил французу опередить себя, пригласив на поединок первого бретёра Франции. — Но зачем, чёрт возьми, вам понадобилось убивать своих товарищей?
        Французы переглянулись.
                - Аккуратнее, милорд, — посоветовал Лувиньи. — Путать честных людей со шпионами Ришелье небезопасно, предупреждаю вас.
                - Особенно, когда одного из них зовут Бутвиль, — добавил господин Монморанси, подкручивая ус.
        Монтегю, вздохнув, взялся за шпагу. Лувиньи, заметив этот жест, быстро выступил вперёд.
                - Сударь, — примирительно произнёс он. — Пока мы не наговорили друг другу лишнего, прочтите это письмо.
        И протянул Уолтеру сложенный вчетверо лист бумаги, который тот машинально взял. Взглянув на печать, англичанин остолбенел от неожиданности — это было послание от английской королевы!
                - Я осёл, — пробормотал молодой человек, прочитав его. — Вернее, меня сделала дураком женщина, на службе у которой я состою... Итак, вы присоединились к заговорщикам, выполняя приказ Её Величества? — спросил он у Лувиньи.
        Француз улыбнулся.
                - Да. Шевретта ведь говорила вам, что несколько лет назад я был солдатом гвардии Генриетты Французской?
        Уолтер схватился за голову, которая раскалывалась от обилия нахлынувших мыслей.
                - Но тогда выходит, — проговорил он, — что, предавая Шале в руки кардинала, вы...
                - ...выполнял приказ английской королевы, — любезно объяснил Лувиньи.
                - Хорошо. Но, чёрт возьми, чем же несчастный граф так помешал Генриетте?
        Уолтеру показалось, что графу де Бутвилю очень хотелось ответить на этот вопрос, но товарищ дёрнул его за рукав, и Франсуа замолчал.
                - Я советую вам, милорд, вернуться в Англию, — произнёс Лувиньи. — Вы превосходно подшутили над кардиналом, похитив палача, но у его преосвященства прескверное чувство юмора, и, боюсь, что его ответный ход вряд ли придётся вам по вкусу.
                - Вы правы, сударь, — согласился Монтегю. — К тому же королева настойчиво призывает меня в Лондон, и я с радостью ей повинуюсь...

* * *
        Следуя доброму совету господина Лувиньи, Уолтер немедленно покинул Нант, желая одного — поскорее добраться до Англии. Негостеприимная французская земля так жгла ему ноги, что он даже не попрощался с госпожой де Шеврёз, уведомив её о своём отъезде письмом. Сделал он это не столько из-за опасения снова попасть в руки Ришелье, сколько опасаясь снова попасть под влияние чар прекрасной герцогини, которая наверняка бы постаралась задержать его во Франции.
        Вернувшись в Англию, Монтегю сразу же отправился к королеве. Один взгляд на его расстроенное лицо показал Генриетте, что Уолтеру всё известно.
                - Как вы могли так со мной поступить? — тихо спросил молодой человек. — По вашему указанию я поехал во Францию спасать ваших друзей и родственников, а вместо этого еле унёс оттуда ноги.
                - Но ведь никто не пострадал, — перебила его королева.
                - Никто, — согласился Монтегю. — Если не считать одного молодого человека, окончившего свои дни на эшафоте.
                - Он заслужил свою участь! — воскликнула Генриетта. — А вы... Я же приказывала вам бросать все дела и немедленно возвращаться домой? Если здесь кто-то и имеет право жаловаться, то это я. Ведь вы бросили меня на произвол судьбы, на растерзание де Молина и Бэкингему. Представляете, герцог осмелился выслать из Англии епископа Мандского? Ох, Уолтер, я здесь совсем пропадала без ваших советов...
        Разумеется, после такого признания молодой человек тут же бросился к ногам Её Величества. Но, получив прощение, он всё же вернулся к неприятному разговору.
                - Могу ли я узнать, чем граф де Шале так помешал Вашему Величеству? — поинтересовался он.
        Генриетта закусила губу.
                - Он убил д'Эгмона, — наконец сказала она.
        Некоторое время Уолтер смотрел на неё, не веря своим ушам. Ему казалось невероятным, что можно было своими руками погубить всё предприятие из-за гибели одного, пускай и любимого когда-то человека.
                - Вам это сказал де Молина? — резко спросил он.
                - С чего вы взяли? — растерялась королева. — Мне о Шале рассказал аббат Фанкан.
                - Фанкан? Фанкан! Единственный среди людей Ришелье, который склонял Францию к союзу с немецкими княжествами!
                - Да, то же самое мне говорил и Бэкингем, — подтвердила королева.
                - Значит, аббат сотрудничал с «Молчаливыми»! Ваше Величество, молю вас, расскажите, что произошло за то время, пока я гонялся за призраками во Франции.
        Королева кратко рассказала ему историю своей встречи с Фанканом.
        Слушая Генриетту, лицо молодого человека несколько раз то краснело, то бледнело.
                - Я очень устал с дороги, мадам, — наконец произнёс Уолтер. — Поэтому прошу разрешения вас покинуть.
                - Стойте, — приказала королева. — Скажите, вы думаете, что генерал, сговорившись с аббатом, обманул меня?
        У него на языке уже вертелся утвердительный ответ, но, взглянув в сверкающие глаза Генриетты, Уолтер передумал его произносить.
        «Покойся с миром, господин д'Эгмон, — подумал он. — Так будет лучше и для Англии, и для её королевы. Чёрт возьми, кто бы мог подумать, что прекрасная возможность избежать войны с Францией будет потеряна из-за тебя!»
        Вместо этого Уолтер печально улыбнулся Генриетте.
                - Ну что вы, Ваше Величество, — со вздохом ответил он. — Разве у нас есть основания не доверять Великому магистру? А Шале... Надеюсь, это была последняя жертва.

* * *
        Монтегю ошибался. Совсем скоро в тюрьме будет отравлен маршал Орнано. Александр Вандом тоже умрёт в Венсенском замке, а его брат Сезар проведёт в темнице четыре года и семь месяцев.
        Кардинал Ришелье шёл к власти кровавым путём, но не слишком переживал но этому поводу. В конце концов кровь была незаметна на его красной сутане.
        ГЛАВА 16. ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ КОРОЛЕВЫ
        Большим заблуждением было бы думать, что коронованные особы чем-то отличаются от простых смертных. Они одинаково и входят в жизнь, и уходят из неё, смеются и плачут, то есть ничто земное им не чуждо. Вот и английская королева радовалась как ребёнок, собираясь на парадную аудиенцию, устроенную в день её рождения. В целом это обещала быть скучная церемония приёма подданных и иностранных послов, но, как и всякая женщина, Её Величество очень любила подарки и могла ожидать, что их будет великое множество.
        Сегодня она была ослепительна, заботы не сковали маской надменности её прекрасное лицо, и оно выглядело как никогда беззаботным и весёлым. Генриетта со вздохом оглядела свой парадный туалет — роскошное ярко-красное бархатное платье с золотым шитьём и каскадом золотистых кружев, драгоценное рубиновое ожерелье. Сегодня ей хотелось выглядеть отнюдь не грозной монархиней, а пленять и очаровывать всех и вся, но в такой торжественный день без помпы было никак не обойтись. А ещё и утомительная церемония одевания! Обычно Генриетта обходилась помощью двух-трёх прислужниц, но сегодня этикет предусматривал присутствие полного штата фрейлин, которые словно соревновались друг с дружкой в церемонности и медлительности.
        Но в конце концов её мучения закончились, и Генриетта, наотрез отказавшись от тяжёлого головного убора, приказала уложить волосы задорными локонами, перевитыми жемчужными нитками.
        Можно было идти получать поздравления. Их оказалось такое множество, что радость от множества больших и маленьких сюрпризов уступила место скрытому раздражению от бесконечного мелькания лиц, драгоценностей, нарядов, а поздравительные речи мало-помалу слились в один однообразный гул.
                - Джордж Вилльерс, герцог Бэкингемский! — объявил распорядитель.
        Усилием воли Генриетта стряхнула оцепенение и заставила себя приветливо улыбнуться министру.
        Бэкингем был как всегда великолепен. Придворные щёголи, как обычно, принялись обсуждать модные детали его туалета, дамы — призывно улыбаться, а герцог, не обращая внимания ни на тех, ни на других, склонился в грациозном поклоне перед королевой.
                - Ваше Величество, — произнёс он, — у вас нет более верного подданного, чем я. В день вашего рождения позвольте мне поздравить вас и уверить в своей безграничной преданности.
        Он сделал знак пажу, и тот, опустившись на колени, открыл драгоценный ларец сандалового дерева, где на парчовой подушке лежало нечто ослепительное. Вздох восхищения эхом прокатился по залу. Бэкингем впился глазами в лицо Генриетты, пытаясь разглядеть впечатление, произведённое подарком. Её широко раскрытые глаза, приоткрытый в полуулыбке рот, видимое изумление — всё говорило о том, что замысел герцога удался.
        Драгоценное ожерелье из огромных сапфиров и бриллиантов, изготовленное личным ювелиром герцога, который по уровню мастерства превосходил даже королевского, было истинным шедевром ювелирного искусства. Оно обошлось Бэкингему в четырнадцать тысяч фунтов — огромную сумму, но оно стоило этих денег. Четыре больших фиалково-синих сапфира-близнеца в бриллиантовой оправе сияли в центре, а двадцать пять сапфиров помельче, вместе с множеством крупных и мелких бриллиантов, образовали собою драгоценную сетку, предназначенную обнимать самую прекрасную в мире шею. Всё это великолепие излучало немыслимое переливчатое сияние и было предназначено удивлять, ослеплять, ошеломлять всех и вся, а главное, ту женщину, которой оно и предназначалось.
        Прошло довольно много времени, прежде чем Её Величество с видимым усилием оторвала взгляд от соблазнительного украшения и смогла поблагодарить герцога за подарок. В эту минуту её глаза сияли ярче драгоценных камней, а герцог, слушая всеобщие восторги с напускным безразличием, наконец-то смог поздравить себя с удачным финансовым вложением.
        А вечером, собираясь на бал, Генриетта долго раздумывала, не решаясь надеть ожерелье. Но по роковой случайности или же замыслу герцога, оно восхитительно подходило к специально сшитому по этому поводу наряду. Платье, цвета небесной лазури, с глубоким декольте, и алмазной отделкой, выгодно подчёркивало красоту королевы, и, всё-таки сердцем чуя подвох, перебрав все драгоценности, Генриетта не решалась сделать такой естественный выбор.
        — Ваше Величество, — её задумчивость прервал голос гвардейца, — его светлость, герцог Бэкингемский, просит вас о немедленной личной аудиенции.
                - Сейчас? — удивилась королева, с тревогой прислушиваясь к необъяснимому сердечному трепету, но, окинув взглядом лукавые лица фрейлин, решилась.
                - Пригласите милорда герцога, — ответила она дежурному офицеру и отпустила придворных дам.
        Вошёл Бэкингем. Он был уже одет для бала, и опять по какому-то совпадению, его богатый лазоревый костюм удивительно гармонировал с нарядом королевы. Сам же герцог показался ей как никогда красивым.
                - Вы не совсем вовремя, милорд, — Генриетта попыталась скрыть замешательство, произведённое этим открытием, но это ей плохо удалось.
                - Совсем наоборот, — лукаво улыбнулся Джордж, скользнув взглядом по её обнажённой шее. — Я предполагал, что вы не решитесь его надеть.
                - Какого дьявола вы преподнесли мне ТАКОЙ подарок?! — взорвалась Генриетта.
                - А мне показалось, что он вам понравился, — с самым сокрушённым видом произнёс герцог. — Умоляю простить меня, моя королева, в следующий раз я преподнесу вам что-нибудь более ценное.
                - Вы прекрасно понимаете, что я хочу сказать, — отпарировала Генриетта.
                - Но ведь подарить его другой даме... хотя бы и моей жене, было бы кощунством! Украшения обязаны подчёркивать прелести своей обладательницы, а не затмевать их.
        Говоря всё это, Бэкингем достал из футляра ожерелье, и на мгновение потупил взгляд, машинально перебирая камни.
                - Так что, моя королева, я признаюсь вам, что являюсь эстетом, который желает созерцать красоту, любоваться ею, а иногда и создавать.
        Он неожиданно поднял голову и теперь пытливо вглядывался в её глаза. Потом уверенно улыбнулся и решительно надел ожерелье на шею Генриетте. Его пальцы скользнули по её груди, распрямляя драгоценный блеск. От неожиданности Её Величество не смогла помешать ему и молчала, запутавшись в собственных чувствах.
        Герцог отошёл в сторону, дав королеве возможность рассмотреть себя в зеркале. Генриетта застыла, ошеломлённо рассматривая чудное виденье, а он, молча поклонившись, неожиданно исчез в полной уверенности, что продолжит наслаждаться этой красотой на балу.
        Так и случилось. Ещё некоторое время придворные сплетницы обсуждали удивительный подарок, впрочем, не переходя границ пристойности. Чарльз Английский оценил внимание к супруге как уважение к монаршей власти, и единственный, кто во всём происходящем увидел нечто больше, был лорд Бристоль, последняя интрига которого с треском провалилась из-за неожиданной сонливости графа в покоях королевы. Джон Дигби был не настолько легковерен, чтобы приписать это досадное происшествие случайному совпадению. И пока он, рискуя свернуть себе шею, наблюдал то за Бэкингемом, то за Генриеттой, они словно для того, чтобы облегчить ему задачу, объединились в танце. Их движения были столь естественны и грациозны, что прочие танцоры, боясь конкуренции, окружили пару плотным кольцом, любуясь захватывающим зрелищем. Бристоль тоже подошёл ближе, правда, привлекло его не искусство Терпсихоры, а желание подслушать оживлённый разговор между герцогом и королевой, который слишком выбивался из плавного темпа аллеманды.

* * *
        Генриетта, как истинная женщина, уже почувствовала, что означает такое внимание министра, и решила прекратить его ухаживания, затронув тему, обсуждение которой, как она полагала, была бы ему неприятна. Королева уже успела поговорить с виконтом Пурбеком и выяснить у него все обстоятельства ссоры с Эленитой.
                - Милорд, должна вас предупредить, что этот роскошный подарок не заставит меня забыть о той неблаговидной роли, которую вы сыграли в судьбе баронессы Сент-Люс, — строго произнесла Генриетта сразу же, как только Бэкингем открыл рот, чтобы отвесить ей очередной комплимент.
                - Вы о том, что я до сих пор не потребовал развода для своего брата? — сразу же догадался герцог. — Хорошо, признаюсь, я не сделал это только потому, что не в восторге от выбора нашей дорогой Элениты. Только не говорите, что вам он нравится.
                - Представьте себе!
        Бэкингем рассмеялся.
                - Ладно, я понял. Элен стремится стать женой Джона, Джон хочет жениться на Элените, а вы, моя прекрасная королева, потакаете их низменным желаниям... Хорошо, поскольку я в явном меньшинстве, мне остаётся только смириться.
                - Милорд!
                - Так и быть, — Джордж изящно поклонился, как того требовала очередная танцевальная фигура. — Я готов добиваться развода и добьюсь его.
                - Когда же?
                - Тем скорее, чем раньше Ваше Величество начнёт мне улыбаться.
        Генриетта действительно улыбнулась, но только на миг.
                - Не могу, — сказала она, тут же посерьёзнев. — Бристоль не сводит с нас глаз. И зачем, чёрт возьми, вы меня пригласили на танец?
                - Я хотел получить удовольствие от танца с достойной партнёршей... Впрочем, если бы вы и вовсе не умели танцевать, я всё равно пригласил бы вас, чтобы поближе рассмотреть...
        Он бросил полный неприкрытого желания взгляд прямо в глубину её откровенного декольте, выдержал минутную паузу и, дождавшись, пока её щёки покроются нежным румянцем, закончил:
                - ...игру драгоценных камней.
        Королеве ничего не оставалось, как рассмеяться. Смех получился наигранным, и, она, досадуя на себя, внезапно замолчала. Бэкингем же, пользуясь смущением Генриетты, нежно поцеловал ей руку, и, так как танец окончился, прощаясь, изящно поклонился.
        Со стороны эта сцена выглядела совершенно невинно, и только лорд Бристоль усмотрел в ней что-то особенное, дав себе слово разобраться, что всё это значит.

* * *
        После бала Бэкингем собирался прямо сказать королеве о своих желаниях и чувствах, но Её Величество, предвидя этот шаг, в свою очередь, решила не дать ему ни малейшей возможности осуществить задуманное и не соглашалась принимать его светлость иначе, как в присутствии придворных дам. Отчаявшись застать королеву одну, герцог придумал выяснить отношения там, где Генриетта точно оставалась одна, а именно в её спальне.
        Да, мир между супругами продлился недолго, и Бэкингем, пользуясь тем, что король уже не заговаривал о разводе, громко объявил, что больше не станет вмешиваться в супружескую жизнь августейшей четы. Чарльз печально согласился с таким решением, и, объявив Генриетте, что не станет посещать её ночью до тех пор, пока она сама его об этом не попросит. Разумеется, королева не собиралась этого делать, и с тех пор спала одна.
        Зная это и понадеявшись, что Генриетта вряд ли решится звать слуг, рискуя своей репутацией, Бэкингем ночью проник в её покои, воспользовавшись тайным ходом, который соединял спальню баронессы Сент-Люс с кабинетом королевы. Элен, обнадеженная согласием министра на её брак с Джоном, согласилась стать его сообщницей и сейчас, с трепетом в душе, ожидала, чем закончится эта афера.
        Достигнув, таким образом, своей цели, Бэкингем окинул беглым взглядом комнату, освещаемую тусклым светом одиноко горящей свечи. Генриетта спала и показалась Джорджу ещё прекраснее, чем всегда. Её длинные волосы разметались по подушке, обнажённая грудь выткнулась из-под одеяла, которое обнимало всё её совершенное тело, на щеках спал застенчивый румянец, а её прекрасные черты лица, расслабленные сонной негой, были ещё совершеннее, чем в часы бодрствования. Не в силах оторвать восхищенного взора от захватывающего зрелища, милорд словно в полусне подошёл к ней и, наклонившись, легко коснулся губами её полуоткрытых в детской улыбке губ. Этого оказалось достаточно, чтобы Спящая красавица проснулась.
                - Вы? Вы что, с ума сошли? Что вы здесь делаете? — возмущённо воскликнула она, увидев герцога.
                - Любуюсь, — Джордж ещё не успел осознать, что сказка закончилась, и жестоко за это поплатился.
                - Вот как? — Генриетта села на кровати и, закутавшись в одеяло, почувствовала себя увереннее. — Послушайте, милорд, если вы сейчас же не избавите меня от своего присутствия, то я...
                - Не трудитесь, — прервал её герцог. — Не нужно пугать меня карами, которые могут свалиться на мою бедную голову. С меня уже и так более чем достаточно. Из-за вас я потерял покой и сон, и теперь хочу любить вас, чувствовать вас, обладать вами.
        Он уверенно обнял её и говорил всё это, глядя прямо в глаза желанной женщине и почти касаясь губами её губ.
        Его страстный взгляд обжигал её, пробуждая чувства. Подавив в себе желание, Генриетта оттолкнула его.
                - Так, значит, вы, милорд, решили пополнить свою коллекцию любовниц ещё одной коронованной особой? — дрожащим от гнева голосом произнесла она. — Не выйдет! Уходите сейчас же.
        Герцог поднялся, делая вид, что собирается уходить, но вместо этого, наклонился к Генриетте и тихо, но отчётливо сказал:
                - Ни за что. Вы слишком любите меня для того, чтобы искренне требовать моего ухода. Или желаете, что, в сущности, сводится к тому же.
                - Вы так думаете?
                - Уверен. Если бы я был вам безразличен и вы действительно были возмущены моим поведением, то давно бы позвали на помощь гвардейцев, требуя защитить свою честь от наглеца, дерзнувшего ворваться в вашу спальню.
        Королева вздрогнула словно от удара, и её глаза опасно заблестели. Герцог видел, что её самолюбие жестоко задето, что ещё немного, — и вечное стремление женщины любой ценой одержать победу вырвется наружу, и тогда ему несдобровать, но не смог заставить себя замолчать.
                - Генриетта, взгляните правде в лицо. Неужели вам доставляет удовольствие спать в холодной постели, находя утешение в незапятнанном блеске короны. Неужели этого достаточно для счастья?
                - Уходите, — проговорила королева. — Вы сказали и сделали достаточно для одного вечера. Уходите, или же я последую вашему совету и позову охрану.

* * *
        Джордж пристально посмотрел в её глаза, лучившиеся холодным бешенством, и уверенно привлёк её к себе:
                - По собственной воле я не уйду. Вам придётся стать моей или же действительно позвать на помощь. Я больше не могу без вас.
        И впился страстным поцелуем в её шею. Королева чувствовала его прерывистое дыхание, а его нежные, уверенные и такие мужские объятия совсем парализовали её волю, лишив возможности сопротивляться. Из последних сил она протянула руку и, нащупав шнурок звонка, висевший над кроватью, несколько раз дёрнула его.
        Услышав странный звук, доносившийся откуда-то сверху, Бэкингем поднял голову и недоумённо посмотрел на неё.
                - Сейчас здесь будут мои гвардейцы, — сказала Генриетта. — У вас ещё есть пара минут, чтобы подумать о смысле жизни. Уйти и спастись либо остаться и погибнуть, — выбирайте!
        Джордж усмехнулся. Он понял, что проиграл, но вся его гордость восстала при упоминании о возможном бегстве. Поэтому герцог отрицательно покачал головой. Потом улыбнулся, смиряясь с неизбежным. В соседней комнате уже слышались чьи-то шаги.
                - По-моему, жестоко отправить человека на смерть, не подарив даже поцелуй, — попытался он пошутить.
                - Вы уже украли его у меня, — тут же отпарировала Генриетта.
        Шаги остановились, и дверь открылась.
                - Вы звали меня, Ваше Величество? — спросил нежный женский голос, принадлежавший баронессе Сент-Люс.
        Генриетта, которая поднялась с кровати ей навстречу, утвердительно кивнула. Девушка вошла и неуверенно остановилась посреди спальни. Бэкингем молчал, боясь поверить в чудо.
                - Моя дорогая, — продолжила королева, — у меня есть для тебя поручение, которое может стоить мне жизни, если ты исполнишь его недостаточно ответственно.
                - Можете на меня положиться, — ответила Эленита. — Я жизнь отдам за Ваше Величество.
                - Не сегодня, моя дорогая, — улыбнулась Генриетта. — Сейчас нужно всего лишь проследить, чтобы сюда никто не вошёл. Ты понимаешь?
        Девушка облегчённо вздохнула.
                - Можете не волноваться, моя королева, — сказала она и, лукаво подмигнув Бэкингему, вышла, заперев за собою дверь.
        Герцог перевёл дыхание. Генриетта тоже молчала, но её руки, поддерживающие на груди одеяло, вдруг опустились, и через миг это нехитрое одеяние уже лежало на полу, а она, легко переступив через него, стремительно подошла к Джорджу и, привстав на цыпочки, потянулась к его губам.
        — Жизнь моя! — Этот вздох вырвался прямо из глубины его сердца, и он, теперь счастливейший из смертных, схватил на руки обожаемую женщину и уложил её на постель...

* * *
        ...Они были созданы друг для друга. Джордж и Генриетта поняли это, попав ещё только в первый круг любви, а страсть всё крепла, оголяя их чувства и разжигая огонь, как в душе, так и в теле.
        ГЛАВА 17. ДЕ МОЛИНА
        Следующие несколько недель стали для Бэкингема настоящим раем на земле. Он никогда так не любил и знал, что эта любовь взаимна. Но потом идиллия закончилась.
        Одним прекрасным утром Генриетта получила письмо, которое стёрло беззаботную улыбку на её лице и лишило покоя настолько, что ночью она покинула Уайт-холл, причём так поспешно, что забыла уведомить Джорджа об отмене ранее назначенного свидания.
        Взяв с собою только Уолтера Монтегю и небольшой эскорт из нескольких гвардейцев, королева поехала на встречу с Великим магистром «Молчаливых» — маркизом де Молина, который только что вернулся в Англию после длительного отсутствия. Она не ожидала ничего хорошего от этого свидания, и предчувствия её не обманули.
                - Я располагаю сведениями, что вы, моя прекрасная королева, решили отступиться от нашего союза, — с мрачным спокойствием начал де Молина.
                - Вы вытащили меня из постели для того, чтобы поссориться? — выдержки Генриетте тоже было не занимать.
                - О, я понимаю! Сейчас вы бы предпочли нежиться в объятиях вашего любовника...
                - Конечно. Но если вы желаете заключить меня в объятия, то зачем начинаете ссору?
                - Я говорю о Бэкингеме!
                - Вот как? Но я почему-то приехала к вам, а не к нему.
                - Испугались?
                - Чего? Поссорившись, мы оба потеряем многое, но ваш убыток будет больше.
        Де Молина скептически усмехнулся.
                - Послушайте, Эрнандо, если вы меня в чём-то обвиняете, то говорите прямо. Иначе я отправляюсь в постель.
                - К Бэкингему?
                - К нему или к мужу — какая разница, если вы так безразлично воспринимаете моё намерение?
                - А чего вы ожидали? Несколько месяцев подряд я твержу вам о необходимости избавиться от первого министра, привожу все мыслимые и немыслимые доказательства, вы соглашаетесь, а стоит мне на минуту упустить вас из виду, как вы впускаете его к себе в постель!
                - Вы ревнуете? — улыбнулась королева.
                - Нет.
                - Нет?
                - Нет!
                - Тогда прекратите истерику. Я могу простить подобное поведение только влюблённому мужчине.
                - Чёрт бы вас побрал! — выдохнул де Молина.
        Наступила тягостная пауза, прерываемая только учащённым дыханием собеседников.
                - Объясните мне, чем герцог вам не угодил? — наконец потребовала королева.
                - Извольте. Но прежде вы расскажите мне, какого черта при дворе делает лорд Дигби? Я рассчитывал, что Бэкингем избавится от этого человека хотя бы после того, как тот чуть было не устроил ему импичмент, но нет! Герцог позволил ему вернуться ко двору. Бристолю! Своему злейшему врагу!
                - Наверное, у Бэкингема были основания так поступить, — неуверенно произнесла Генриетта, потому что и сама не понимала причин такого поступка своего министра.
        Вы совершенно правы, Ваше Величество, — мрачно заметил де Молина. — Что бы я ни думал о Бэкингеме, но он отнюдь не глупец. И раз он решил помиловать бывшего английского посла в Мадриде, то только потому, что желает с его помощью прекратить войну с Испанией.
        Королева тяжело вздохнула. Великий магистр был прав, но на этот раз его удивительная осведомлённость нисколько не обрадовала Генриетту, которая уже несколько месяцев жила в страхе, что мирные проекты Бэкингема станут известными «Капюшонам». И вот этот чёрный день настал! Заговор против Ришелье потерпел поражение, от аббата Фанкана тоже не было утешительных новостей, денег на новую войну парламент не дал, и Бэкингем вернулся к своей прежней происпанской политике, уверив королеву, что теперь Англия будет жить в мире со всей Европой.
                - У вас есть доказательства того, что Бэкингем собирается так поступить? — всё же спросила Генриетта.
                - Нет, но они появятся, как только Бристоль наладит переписку со своими друзьями в Мадриде. Даю вам слово, что я глаз с него не спущу.
                - Вот когда вы раздобудете улики, тогда мы и продолжим этот разговор, — облегчённо вздохнула Генриетта. — Послушайте, Эрнандо, я действительно хочу спать.
        Тёмные глаза маркиза зловеще сверкнули.
                - Ну, хорошо же, — ответил он со странной улыбкой. — Только учтите, что герцог желает заключить мир с Испанией только затем, чтобы развязать войну с Францией.
                - Вы ошибаетесь, и я вам сейчас это докажу. Знаете, зачем герцог вытребовал из ваших рук аббата Фанкана?
                - Да, я уже слышал сказку о присоединении Франции к Еванглистической унии. И даже почти поверил в неё... Генриетта, этот план неосуществим. Ришелье, быть может, и хотел бы подложить Габсбургам хорошую свинью, но королева-мать ему не позволит. Даже сейчас, когда я сделал всё, чтобы ослабить происпанскую партию при французском дворе, и даже достиг в этом немалых успехов, король Людовик не согласился изменить свой политический курс и последовать заветам своего великого отца, который считал Испанию наиглавнейшим врагом Франции.
                - Так, по-вашему, Бэкингем преступник только потому, что желает осуществить невозможное?
                - Чёрт возьми! — взорвался Великий магистр. — Да этот человек губит всё, к чему не прикоснётся. Вспомните неудачи армии Манфельда[61 - БИТВА У ДЕССАУ — сражение Тридцати летней войны, произошедшее 25 апреля 1626 года у Дессау. Армия Католической лиги под командованием Альбрехта фон Валленштайна нанесла поражение протестантским силам, которыми командовал Эрнст фон Мансфельд.], которая должна была отвоевать Пфальц у Габсбургов. Вспомните Кадис, когда вместо того, чтобы отправить английский флот к Везеру, на помощь Кристиану Датскому, Бэкингем бросил его гоняться за испанским золотом!
                - Вы сейчас говорите как парламентская оппозиция, — улыбнулась королева.
                - Ну, хорошо... Я буду говорить прямо. Знайте же, что Бэкингем протягивает Испании руку дружбы только затем, чтобы вонзить кинжал в спину Франции! Мир с испанцами принесёт войну с французами. И это в тот момент, когда Кристиан Датский потерпел поражение при Луттере[62 - БИТВА ПРИ ЛУТТЕРЕ произошла 27 августа 1626 года. Армия Католической лиги под командованием Тилли вместе с войсками Священной Римской империи нанесла поражение армии датского короля Кристиана IV, выступавшего на стороне протестантов.], от которого уже не оправиться, а протестантские княжества изнемогают под ударами непобедимой армии Валленштейна.
                - Вы говорите о чехе, который состоит на службе у императора?
                - О нём. Я должен был не допустить возвышения этого честолюбца! Его гений ещё принесёт нам много хлопот.
                - И в чём заключена гениальность этого Валленштейна? — со скептической улыбкой поинтересовалась Генриетта.
                - Судите сами. Выходец из бедного, но знатного рода, он был дважды женат и оба раза настолько удачно, что вполне поправил свои финансовые дела. Алчен, беспринципен. Родился протестантом, но перешёл в католичество. Для обогащения не брезгует ничем, даже фальшивомонетничеством. Благодаря конфискации имений своих противников стал богатейшим землевладельцем, а император присвоил ему титул герцога Фридландского.
                - Вы нарисовали мне портрет ловкого человека, но отнюдь не гения.
                - Валленштейн предложил императору свои услуги в качестве главнокомандующего, и император их принял. Знаете, почему?
                - Говорите же.
                - Он не просил у императора денег на набор и содержание войска, но сейчас у него мощнейшая армия в Европе.
                - Как это возможно?
                - Он кормит армию за счёт завоёванных территорий, не тратя ни гроша на её содержание. Следует признать, что у этого Валленштейна есть голова на плечах. Наёмники всё равно грабят мирное население, так почему же не придать этому грабежу видимость законности? Да и фортуна к нему благосклонна.
                - Если врага не удаётся победить, его нужно купить, — подумав, заявила Генриетта. — Особенно, если этот Валленштейн, как вы говорите, алчен и беспринципен. В самом деле, маркиз, а почему бы ордену не пожертвовать часть своих несметных богатств на покупку стоящего солдата? Судя по его таланту всё превращать в деньги, это будет удачная инвестиция, которая принесёт солидную прибыль. Неужели только император может позволить себе содержать талантливого полководца?
                - А вы знакомы с его проектом объединения Германии? — ехидно поинтересовался Валенса. — Герцог Фридландский желает упразднить все эти немецкие княжества и графства и дать Германии короля. Угадайте, на чью голову он собирается возложить корону? Так что, Ваше Величество, если у вас найдётся свободное королевство, я обещаю, что вступлю в переговоры с Валленштейном и добьюсь успеха.
                - Чего вы ждёте от меня? — настойчиво повторила королева.
                - Я хочу, чтобы Англия выполнила свой долг и поддержала германских протестантов сейчас, когда ещё есть надежда переломить ход войны.
                - А что вы скажете о французских гугенотах? — ехидно поинтересовалась королева.
                - Скажу, что они в безопасности, — заявил де Молина. — Ришелье не станет давать Англии повод развязать войну с французами под предлогом защиты религии. А так как Бэкингем не желает этого понять, то я требую отставки Бэкингема.
                - У меня есть другой план, — жёстко ответила Генриетта. — Если Валленштейн вам не по карману, то его нужно временно изолировать до тех пор, пока его цена не упадёт. Неужели, у такого талантливого человека нет завистников, способных шепнуть на ухо императору два-три слова о его честолюбивых мечтах? Ну, вот, я всё сказала и теперь отправляюсь спать. Советую и вам поступить так же...
        Но к несчастью для королевы, Валенса, видимо, терзался бессонницей, так что Генриетте удалось избавиться от его общества только под утро.
                - Этот человек меня убивает, — пожаловалась она Уолтеру Монтегю, который всё это время терпеливо ждал её в карете.
        Молодой человек выслушал её рассказ с подчёркнутым вниманием.
                - Значит, маркиз признался вам, что это он ослабил испанскую партию во Франции? — задумчиво произнёс он.
                - Да, — запальчиво повторила Генриетта. — А что он говорил о Бэкингеме! Сам сэр Элиот не смог бы придумать более абсурдных обвинений в адрес герцога. И потом, какого дьявола Англия должна воевать с Габсбургами, отстаивая интересы «Молчаливых»? Де Молина сошёл с ума, если думает, что я, католичка, буду способствовать его богопротивным планам, рискуя погубить свою душу.
        Уолтер закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья.
                - От этого человека нужно избавляться, — произнёс он. — И чем скорее, тем лучше. Иначе, скоро он придёт к вам не с улыбкой на лице, а с кинжалом за спиной.
                - Да, да, — лихорадочно произнесла королева, так как слова Монтегю прямо совпадали с её собственными ощущениями. — Но как это сделать? Уолтер, ведь он опасен. Смертельно опасен!
                - С «Молчаливыми» шутки плохи, — согласился молодой человек. — Вы, конечно, можете подсыпать ему яду в бокал с вином, но, уверен, что он предпочтёт выпить из вашего бокала, и только после того, как вы сделаете первый глоток.
        Генриетта закрыла лицо руками.
                - Я боюсь, — призналась она. — У меня нет ни желания, ни возможности сделать то, что он требует от меня. Уолтер, я действительно боюсь.
        Молодой человек нежно прижал её к себе.
                - Есть надёжный способ избавиться от этого человека раз и навсегда, — тихо проговорил он. — И, главное, сделать это так, чтобы в случае неудачи маркиз ни о чём не догадался.
        Генриетта впилась в него отчаянным взглядом.
                - И как это сделать? — быстро спросила она.
                - Нужно предоставить возможность действовать другим, — пожал плечами Монтегю. — К счастью, у Великого магистра есть враги. И, главное, не менее могущественны, чем он сам и его орден.
        Уолтер говорил о иезуитах[63 - ИЕЗУИТЫ(орден Иезуитов; официальное название «Общество Иисуса» (лат. Societas Jesu) — орден римско-католической церкви, члены которого дают обет прямого безусловного подчинения папе римскому. Был основан в 1534 году Игнатием Лойолой и утверждён Павлом III в 1540.]. Королева поняла это, и долго молчала, не решаясь ни отказать, ни согласиться.
        — Действуйте так, как сочтёте нужным, — наконец сказала она. — Но помните, у вас нет права на ошибку. И знайте, что в случае неудачи, моя гибель будет на вашей совести...

* * *
        Когда Генриетте наконец удалось вернуться домой, было уже утро. А в спальне её встретил не только рассвет, но и герцог Бэкингем собственной персоной.
                - Так, — усмехнулась королева, взглянув в его мрачное лицо, — заснуть у меня сегодня не получится.
                - Где вы были? — отчеканил герцог.
                - Я обязана вам отчётом? Кстати, что вы вообще здесь делаете?
        В другое время Генриетта нашла бы другие слова для подобного разговора, но события этой ночи изрядно вымотали её, и, как всегда в подобных случаях, усталость притупила чувство здравого смысла.
                - Жду вас, — Бэкингем еле сдерживался. — Вы, моя королева, назначили мне свидание, если помните.
                - Да, наверное. Но я устала. Встретимся в другой раз.
                - Вы были с мужчиной, — тихо произнёс Джордж. — С кем?
                - Я не клялась вам в верности, милорд, — устало произнесла Генриетта. — Давайте оставим этот разговор.
                - Вы правы. Оставим всё это.
        Герцог вышел, хлопнув дверью, но у Генриетты не было сил, чтобы удерживать его.
                - Господи, как же я хочу спать, — пробормотала она, на ходу стягивая с себя одежду.
        Потом улеглась в постель и тут же уснула.
        ГЛАВА 18. ИСТОРИЯ КЭЙТ
        После встречи с королевой взбешённый Бэкингем вскочил на коня и бешеным аллюром помчался прочь из дворца, не разбирая дороги. Проскакав добрых полчаса, герцог остановился и огляделся вокруг, пытаясь понять, где же он находится. Выяснилось, что находился милорд в грязном квартале Лондона, обитатели которого без стеснения пялились на богато одетого всадника. Из одного окна вылетел ночной горшок и, едва не задев герцога, угодил под копыта коню, испугав его. Чертыхнувшись, Джордж отъехал в сторону, соображая, у кого бы спросить дорогу.
        Тут из негостеприимного дома вся в слезах выбежала девушка, сопровождаемая криками и проклятиями долговязого субъекта.
                - Ты выйдешь за него замуж, упрямая тварь, иначе я выкину тебя из дома, и ты подохнешь на улице, как бешеная собака!
        Вслед девушке была брошена палка, и несчастная от удара упала на землю, прямо под копыта герцогской лошади. Бэкингем соскочил с коня, чтобы помочь несчастной, и остолбенел от изумления, так его поразила её необыкновенная красота. Большие синие глаза, полные слёз, смотрели по-детски доверчиво, точёные черты прекрасного лица, правда, перепачканного дорожной пылью, белокурые волнистые волосы, миниатюрная фигурка, — она была словно Мадонна, сошедшая с небес на землю.
        Возмущённый таким обращением с этим ангельским созданием, герцог с силой оттолкнул мерзавца, который уже собирался наброситься на свою жертву:
                - Эй, любезный, я вижу, что мне придётся поучить тебя галантному обращению с дамами!
                - Проваливай отсюда, красавчик, — откликнулся тот. — Я такой же дворянин, как и ты, а эта дрянь — моя сестра, законным опекуном которой я являюсь. Так что убирайся отсюда подобру-поздорову, или же я проучу тебя как следует!
        Но разъярённый герцог выхватил шпагу, и испуганный верзила завопил так громко, что на его крик сбежались вооружённые крепкими дубинками соседи. Дело принимало нешуточный оборот.
        Девушка уже поднялась и попыталась увести Бэкингема с поля битвы. Её заступничество было так трогательно и одновременно так комично, что вызвало в толпе фривольные шуточки, которые вконец разозлили герцога, и он, отстранив девушку, отважно бросился в самую гущу нападающих. Всё же силы были неравны, и Джорджу Вилльерсу пришлось бы скверно, если бы не удивительная настойчивость девушки. В тот момент, когда обессиленный Бэкингем оказался прижатым к стене дома напирающей толпой, она открыла дверь.
                - Сюда! — долетел до сознания милорда её нежный голосок, и он, собравшись с силами, оттеснив самых яростных мстителей, ворвался в дом и с помощью девушки забаррикадировал вход.
                - Ну, это их задержит ненадолго, — перевёл он дыхание.
        Словно в подтверждение его слов нападающие дружно ударились в дверь, а некоторые принялись штурмовать окна.
                - Скорее, скорее, — поторопила Джорджа незнакомка, — мы в доме мясника, можно подняться на чердак, оттуда — на крышу!
        Герцог был так изнурён событиями этой ночи, что даже не догадался спросить, зачем, собственно, лезть на крышу, не удобнее было бы спрятаться, например, в подвале. Но времени на раздумья не было, поэтому он молча последовал за девушкой. Пробежавшись по крышам, они влезли в окно на верхнем этаже одного из домов и оказались в уютно обставленной комнате.
                - Ну вот, — облегчённо вздохнула красавица, — теперь они перевернут вверх дном дом мясника (так ему и надо), после этого обыщут окрестности, потом устанут и разойдутся по домам. Тогда вы сможете уйти.
                - Где мы? — прервал её Бэкингем.
                - У меня в комнате.
                - Вот как? — улыбнулся Джордж. — И вы уверяете меня, что эти сумасшедшие не станут искать нас здесь?
                - Сюда они не войдут, — девушка сказала об этом так убедительно, что герцог сразу же ей поверил.
        Впрочем, сейчас у милорда было только одно желание — отдохнуть. Он без лишних церемоний растянулся на кровати. Незнакомка тем временем исчезла за ширмой. Некоторое время оттуда слышался шорох ткани, потом — лилась вода, а спустя некоторое время выглянула и сама хозяйка. Заметив восхищенный взгляд молодого человека, она немного покраснела.
                - Чёрт меня возьми! — вырвалось у Джорджа. — Вот уж когда любопытство не является пороком!
                - Что вы хотите сказать?
                - То, что у меня была великолепная возможность присутствовать при вашем туалете и я глупейшим образом её упустил!
        Девушка покраснела ещё больше.
                - Кстати, — продолжил Бэкингем, — мы знакомы уже так много времени, а я до сих пор не знаю вашего имени.
        Вы не находите, что эту досадную оплошность нужно исправить?
                - Меня зовут Кэтрин, — просто сказала она.
                - Кэйт, котёнок! — протянул Джордж. — Честное слово, это забавно, ещё час назад я и не подозревал о вашем существовании, а теперь у меня такое чувство, что я знаю вас всю жизнь.
        Он легко поднялся и подошёл к девушке.
                - Как вы думаете, почему?
                - Не знаю, — тихонько проговорила она. — Вам больно?
                - Что? — не понял герцог.
                - Кровь. Посмотрите.
        Бэкингем оглядел себя в зеркале. Вид у милорда был ещё тот — запылённое лицо в ссадинах, рваный камзол, оборванные кружева. Он рассмеялся и шутливо привлёк к себе девушку, но тут же отпустил, поскольку в дверь постучали.
                - Кэтрин, открывай, я знаю, что ты здесь! — раздался чей-то голос.
                - Это Уильям, — побледнела девушка.
                - Кто такой? — нахмурился герцог.
                - Мой брат. Уходи, я ни за что тебя не впущу! — крикнула она вслух.
                - Ну, погоди у меня, упрямица, — разозлился тот. — Открывай, или я взломаю дверь.
                - Если хотите, я проучу его, как следует, — предложил Вилльерс.
                - Нет, на его крики сбегутся соседи, и всё начнётся сначала, — возразила Кэйт.
                - Что ты там шепчешь, говори громче! — потребовал братец.
        — Вилли, ступай спать, ночная попойка не пошла тебе на пользу, ты еле стоишь на ногах. А дверь крепкая и ломать её я бы тебе не советовала, к тому же новая стоит денег.
        Видимо, упоминание о предстоящих расходах немного остудило эту горячую голову, потому что неугомонный верзила ещё несколько раз чертыхнулся и в самом деле поплёлся спать.
        После его ухода Бэкингем предпочёл немедленно покинуть негостеприимный дом, уведомив Кэйти о том, что ближайшим вечером навестит её вновь.
        И сдержал обещание. Вновь и вновь он возвращался в этот плебейский квартал, но уже в сопровождении господина Роджерсона, который был в ужасе от этих посещений. Герцогу очень понравилась Кэйт. Нет, он не был влюблён в неё, и даже не допускал подобной мысли, но девушка, безусловно, нравилась ему своей детской непосредственностью и живым характером. К тому же она была очень хорошенькой. В свою очередь, Кэйт не на шутку влюбилась в красавца герцога, и не в правилах милорда было пренебрегать подобным проявлением чувств. А так, как Джордж благоразумно скрыл от девушки своё имя и титул, то его мужскому самолюбию весьма льстило то, что его любят ради его самого, а не руководствуясь корыстными мотивами. К тому же милорд очень страдал от измены Генриетты, и объятия Кэйт оказались весьма неплохим лекарством.
        Впрочем, подобная идиллия не могла продлиться долго. Неугомонный братец Кэйти желал выдать сестру замуж за некоего Самуила Губса — богатого еврея, который, овдовев, решил жениться на молоденькой дворянке. Не стоит и говорить о том, что девушка пришла в ужас от такого предложения, но Вильям не желал ничего слушать. Его решимость объяснялась очень просто — жених обещал не только взять невесту безо всякого приданого, но и отвалить самому Вильяму солидный куш.
                - Послушай, Кэйт, — серьёзно сказал Джордж, выслушав всё это. — Я не могу тебя обманывать. Я люблю тебя, но не смогу на тебе жениться.
                - Вы женаты? — вздох отчаяния вырвался из глубины её сердца.
                - Да.
                - Почему же вы не сказали об этом раньше? — выдохнула девушка.
                - Я знал, если ты узнаешь об этом, то не захочешь видеть меня. А для меня это хуже смерти.
        Кэйт разрыдалась. Герцог терпеливо ждал, пока она успокоится. И не напрасно — девушка уже успела так полюбить его, что даже мысль о расставании была для неё невыносима.
                - Котёнок, — нежно продолжил Джордж, когда она успокоилась, — послушай меня. Ты можешь не выходить замуж за этого человека, но тогда твой брат сделает твою жизнь невыносимой.
                - О да! — побледнела Кэйт. — Я утоплюсь.
                - Не говори глупостей. Я позабочусь о тебе. Хочешь, я куплю тебе дом, возьму прислугу. У тебя будет всё, о чём ты сможешь только мечтать. Меня уже давно ничего не связывает с женой, и я всецело буду принадлежать тебе. Что скажешь?
        После потоков пролитых слёз и сотни-другой поцелуев Кэйт согласилась. Побег был назначен через три дня. За девушкой должен был приехать Патрик и отвести её в новый дом.
        Но нетерпение жениха и брата ускорили события. Уже на следующий день Вильям объявил сестре, что завтра она станет женой Самуила Губса. К счастью, вечером приехал Патрик и вынужден был немедленно увезти рыдающую Кэйт. Но куда? Дом ещё не был куплен, и, немного подумав, камердинер решил отвезти девушку прямиком в герцогский дворец.
        ГЛАВА 19. ОБЪЯСНЕНИЕ
        Патрик оставил Кэйт в великолепно обставленной гостиной и вышел, притворив за собою дверь. Девушка осталась одна.
        Не веря своим глазам, Кэйт некоторое время с изумлением разглядывала окружающую её роскошь, но это занятие ей скоро наскучило. Поэтому она решила осмотреть дворец. Со смешанным чувством страха и восхищения Кэйт прошла через ряд комнат, разглядывая портреты, висевшие на стенах. Внезапно девушка тихо вскрикнула и побледнела. На стене висела картина, на которой торжественно восседала семейная пара. Мужчина поразительно напоминал хорошего знакомого Кэйт, который, по словам Патрика, служит в этом доме.
                - Нет, — улыбнулась своим сомнениям девушка, — этого не может быть!
        Но дальше её уверенность полностью капитулировала. Чуть дальше висел великолепный портрет Джорджа Вилльерса герцога Бэкингемского работы Рубенса. Там возлюбленный Кэйти был мастерски изображён в парадном костюме, расшитом жемчугом, и никак не походил на скромного секретаря, которым сам себя называл.
                - Но кто же он? — простонала девушка.
        Первым её побуждением было бежать. Но куда? И зачем? Девушка невольно улыбнулась своим страхам и решила, что Джордж хоть и скрывает от неё тайну своего происхождения, но на самом деле всё не так ужасно, как ей самой показалось.
                - Я потребую у него объяснений, — решила Кэйт, — и не успокоюсь, пока не получу их.
        И тут, в унисон её мыслям, дом начал оживать. Послышались чьи-то голоса, один из которых показался Кэйт очень знакомым. Она приоткрыла дверь и принялась наблюдать за происходящим.
        В приёмной было довольно много народу. Появились слуги в богатых ливреях и засуетились вокруг вошедших.
                - Джеймс, проводи этих господ в Красную гостиную, — сказал хорошо знакомый Кэйти голос, — а вы, Бристоль, пойдёмте со мной!
        Девушка вся обратилась в слух и, стараясь ничем не выдать своего присутствия, осторожно подалась вперёд, желая удостовериться. По лестнице поднимались двое вельмож.
                - Пройдёмте в мой кабинет, милорд, там мы сможем спокойно поговорить, — обратился к своему спутнику знакомый Кэйти.
        Девушке захотелось выйти из своего укрытия, но непонятная робость удержала её. Это был её возлюбленный, но в то же время — и не он. И дело было не только в богатой одежде, хотя костюм герцога был, как всегда, великолепен. Его лицо по-настоящему испугало Кэйт. Сейчас она видела там жёсткое и высокомерное выражение, которого прежде не наблюдала, а голос! Повелительные интонации настолько изменили его, что, казалось, он принадлежит совершенно другому человеку. Не веря своим глазам, Кэйт смотрела на любимого ею мужчину и не узнавала его. Тем временем герцог и его спутник направились прямо к двери, за которой стояла девушка. Скорее интуитивно, чем осознанно, Кэйти отступила вглубь комнаты, ища глазами, куда бы спрятаться. В конце концов она укрылась за портьерой, и вовремя, поскольку через миг мужчины вошли в комнату.
                - Ну, так что, граф, будем продолжать игру или поговорим начистоту? — Бэкингем небрежно сбросил расшитый золотом плащ и швырнул его на резную спинку кресла, стоящего у стены.
                - И что вы собираетесь мне сообщить? — лениво протянул его собеседник.
                - Я полагаю, вы очень удивились, когда я позволил вам вернуться ко двору после того, как вы приложили массу усилий, устраивая против меня заговор в парламенте. Не трудитесь возражать, — предостерегающе заметил герцог, увидев, что Бристоль (а это был он) собирается оправдываться. — Я позвал вас сюда не из-за этого.
                - А из-за чего же?
                - Я хочу знать, неужели Ришелье расщедрился на покупку необходимого количества голосов для организации моего импичмента? Или же деньги на это благое дело вам передала Испания? Только не лгите.
                - Клянусь честью, Оливарес[64 - ГАСПАР ДЕ ГУСМАН-И-ПИМЕНТЕЛЬ, ГРАФ ОЛИВАРЕС и ГЕРЦОГ САНЛУКАРЛА-МАЙОР, известный как граф-герцог де Оливарес (6 января 1587 — 22 июля 1645) — испанский государственный деятель, фаворит короля Филиппа IV. Результатом его правления стала утрата Испанией гегемонии в Европе.] тут не при чём! — воскликнул Бристоль.
                - Это очень плохо, милорд, — вздохнул герцог. — Если я не похоронил вас заживо в провинции, то только потому, что рассчитывал на ваши связи с испанским двором. Англия стоит на пороге войны с французами, и продолжать воевать с испанцами сейчас равно самоубийству.
                - Вы хотите заключить мир с Испанией? — удивился граф.
                - Да. И очень рассчитываю на вашу помощь. Но если вы говорите, что ничем не можете мне помочь, то езжайте пасти овец в своих шотландских поместьях. Прощайте!
                - Подождите, — быстро произнёс лорд Бристоль. — Я сказал, что не поддерживал отношения с испанцами, потому что наши страны находятся в состоянии войны. Но как только получу от короля необходимые инструкции, я вспомню моих друзей в Мадриде, а они вспомнят меня.
                - Вы получите такие инструкции лично от Его Величества, — кивнул герцог, понимая, что ушлый дипломат старается обезопасить себя от обвинений в предательстве. — Но переговоры должны проходить в обстановке строжайшей секретности. Я не хочу, чтобы французы или, что ещё хуже, наши протестантские союзники о них узнали. Поэтому и прибегаю к вашей помощи, а не отправляю в Испанию официальное посольство.
                - Это мудрое решение, милорд, — согласился Бристоль. — Я попытаюсь наладить отношения с Мадридом с помощью господина Сент-Эспри — доминиканского монаха, который пользуется полным доверием Оливареса и моего старинного приятеля — маркиза де Бедмара, который всегда был горячим сторонником примирения Испании и Англии.
                - Действуйте, господин граф, действуйте, и да поможет вам Бог!
        Достигнув, таким образом, соглашения, враги любезно раскланялись. Проводив взглядом господина Дигби, Бэкингем с торжествующей улыбкой оглядел своё отражение в зеркале.
                - Великолепно, — произнёс он. — Бристоль будет лезть из шкуры, чтобы убедить Мадрид заключить союз с Англией, рассчитывая в случае удачи приписать себе все заслуги. Но ничего у вас, друг мой, не выйдет.
        Герцог несколько раз дёрнул за шнурок звонка.
                - Разыщите Жербье, — приказал он вошедшему лакею. — Пусть немедленно явится ко мне.
                - Он здесь, — ответил слуга. — Ждёт поручений вашей светлости.
        Бальтазар Жербье считался придворным живописцем Бэкингема и был его художественным агентом, которому герцог поручал пополнять свою уникальную коллекцию живописи, считавшуюся одной из лучших в Европе. Во время таких поездок этот господин обзавёлся множеством полезных знакомств, которые позволили ему начать карьеру тайного агента, пользовавшегося полным доверием министра.
                - Жербье, вы отправитесь в Брюссель, — велел ему герцог. — Я вам дам письмо к придворному художнику эрцгерцога — господину Рубенсу[65 - ПИТЕР ПАУЛЬ РУБЕНС (28 июня 1577 — 30 мая 1640) — великий фламандский живописец, которого современники называли «королём художников и художником королей», и дипломат.], с которым я свёл знакомство в Париже. Как живописец, он поможет вам приобрести достойные экземпляры для моей коллекции, а как человек, близкий к инфанте Изабелле[66 - ИЗАБЕЛЛА КЛАРА ЕВГЕНИЯ ( 12 августа 1566 — 1 декабря 1633) — испанская инфанта, дочь короля Испании Филиппа II и Елизавета Валуа. Правительница Испанских Нидерландов.] — правительнице испанских Нидерландов, поспособствует заключению мира между Англией и Испанией.
                - Вы не переоцениваете возможности господина Рубенса, милорд? — осторожно осведомился Жербье. — Конечно, он гениальный художник, но...
                - В любом случае никому другому я не могу поручить эту миссию, — вздохнул Бэкингем.
                - Этот человек уже добился успеха как живописец, но, к счастью для нас, жаждет славы и на дипломатическом поприще. Его родной Антверпен бедствует из-за войны между Нидерландами и Соединёнными провинциями И, хотя для английской торговли нет ничего хуже голландского благоденствия, я всё же выступлю сторонником этого мира, тем более, что Испания никогда не согласится признать независимость Голландии. И этот мирный договор, если он всё-таки будет подписан, будет той самой миной замедленного действия, фитиль которой можно будет поджечь в ту самую минуту, когда голландское благополучие начнёт угрожать английским интересам... Но я отвлёкся. Словом, если господин Рубенс приложит к заключению англо-испанского соглашения хоть толику той изворотливости, которую использовал, чтобы содрать с меня сто тысяч флоринов за свои картины[67 - Речь идёт о приобретённой Бэкингемом в 1626 году коллекции Рубенса, включавшей 19 полотен Тициана, 2 Корреджо, 21 Бассано, 3 Веронезе, 8 Пальма, 17 Тинторетто, 3 Рафаэля, 3 Да Винчи, 13 Рубенса, 8 Гольбейна, 1 Массейс, 2 Снейдерса, 8 Моро, 6 Кея, а также 9 статуй из металла,
2 — из слоновой кости, 2 — из мрамора и 12 ящиков с резными камнями. После смерти герцога коллекция перешла к Чарльзу I, потом — к герцогу Нотумберлендскому, и наконец была продана по частям на аукционе различным коллекционерам.], то вопрос можно считать решённым.
                - Я так и не понял, почему старина Питер, к которому я, впрочем, отношусь с искренней симпатией, будет нам помогать, — протянул Жербье.
                - Потому что Испанские Нидерланды заинтересованы заключить мир с нашим союзником — Соединёнными провинциями, что возможно только при посредничестве Англии и с согласия Мадрида. Поэтому я и рассчитываю, что инфанта, следуя добрым советам Рубенса, примет самое горячее участие в этом деле... Так что — в путь, друг мой. В добрый путь!
        Получив необходимые письменные инструкции, содержавшие основы англо-испанского мирного соглашения, и вверительное письмо, написанное министром, Жербье ушёл, и Кэйт тихонько вышла из своего убежища. Она далеко не всё поняла, но одно ей было ясно — её любимый не был тем, за которого себя выдавал. Девушка была полна решимости выяснить всё до конца. Услышав шаги, Бэкингем обернулся и увидел её.
                - Кэйт? — не веря своим глазам, воскликнул он. — Что ты здесь делаешь?
                - Патрик привёз меня в этот дворец, — дрожа, ответила Кэйт.
                - Вот как? — нахмурился герцог.
        Он нетерпеливо дёрнул за шнурок звонка.
                - Где Роджерсон? — крикнул он слуге, прибежавшему на зов. — Разыщи его, пусть идёт сюда. И быстро!
        Глаза Кэйт широко распахнулись от удивления: слуга исчез со сказочной быстротой, словно растворился в воздухе. Джордж попытался обнять девушку, но та ловко увернулась.
                - Кэйт, ангел мой, что случилось?
                - Вы лгали мне, вы всё время мне лгали! — на её глазах выступили слёзы, и через миг они предательскими струйками потекли по щекам.
                - Кэйт, — Бэкингем решительно привлёк девушку к себе, несмотря на отчаянное сопротивление с её стороны.
                - Кто вы такой? — она вырвалась из его объятий и теперь смотрела на него словно судья на преступника. — Отвечайте же!
                - Я — мужчина, который любит тебя, — вздохнув, ответил Вилльерс.
                - Вы сказали мне, что служите секретарём, а в этом доме я видела ваши портреты, значит, этот дворец принадлежит вам, потом вы угрожали лорду Бристолю, а он, я знаю, очень могущественный вельможа, а ещё что-то говорили о мире между Англией и Испанией. Так кто же вы?
                - Джордж Вилльерс герцог Бэкингемский, — ответил герцог, решивший покончить со всем сразу.
                - Боже мой! — Кэйти смертельно побледнела и попятилась от него.
                - Да, да! — разозлился Джордж. — Я и есть то чудовище, которое правит Англией, выше короля, но ниже Бога, и для которого не существует других законов, помимо тех, что он сам для себя создал! А ещё я людоед, и герцог Синяя Борода был моим предком.
        В глазах Кэйт стояли слёзы, а на лице было написано такое отчаяние, что герцог поневоле замолчал.
                - Зачем я вам? — тихо спросила она. — Ведь при дворе так много красивых женщин, а я...
        На подобные вопросы всегда существует один ответ, к тому же Бэкингему так часто приходилось отвечать на такие обвинения, что он, не задумываясь, выдал наиболее подходящий к случаю экспромт, и произнёс его так проникновенно, что Кэйти разрыдалась и бросилась к нему в объятия.
                - Ты — удивительное создание, — рассмеялся Джордж. — До сих пор я был уверен, что дам притягивает, а не отпугивает мой титул.
                - Каких дам? — тут же спросила Кэйт.
        Бэкингем пожал плечами. Он точно знал, что если у женщины хватит глупости, чтобы задать подобный вопрос, то у неё точно не достанет ума, чтобы усомниться в ответе, который даст мужчина.
        Так было и в этот раз. Патрику было поручено приобрести дом, где могла бы жить Кэйт и где герцог мог бы её навещать. Секретарь исполнил поручение с отменной быстротой, и уже через два дня девушка получила в полное владение очаровательный особняк, не слишком роскошный, чтобы не привлекать внимания, но для Кэйт он казался самым лучшим местом на земле. Она верила, что будет здесь счастливой. А как же иначе? Ведь в нём поселилась любовь.

* * *
        Однако жизнь скоро развеяла мечты Кэйт на счастливую и безоблачную жизнь. Тучи на любовном горизонте появились довольно скоро, но вины Кэйт тут не было. Причина была в другом — Бэкингем по-прежнему был влюблён в королеву, хотя и не желал признаться себе в этом. Впрочем, Джордж твёрдо решил покончить с прошлым и делал для этого всё возможное, так что девушка чувствовала себя вполне счастливой.
        Совсем иначе обстояли дела у Генриетты Французской. После отъезда де Молины она с удивлением заметила, что Джордж Вилльерс избегает её общества, но поначалу не очень тревожилась, понимая, что сама подтолкнула его к этому. Поэтому королева попыталась исправить ситуацию, используя как предлог политические дела, но уловка не удалась. Теперь Джордж был настолько холоден, насколько раньше пылал любовью. Нужно было срочно что-то делать.
        Между тем Бэкингему становилось всё труднее изображать безразличие при встречах с королевой, но уязвлённая гордость удерживала его от соблазна поддаться. Было и другое — угрызения совести по отношению к Кэйти.
        Нежная и ранимая девушка, любившая герцога всем сердцем, не могла не чувствовать охлаждения в отношениях с любимым. И хотя тот отшучивался в ответ на её вопросы, но его шутки успокоения не приносили. Поэтому на глазах Кэйти часто блестели слёзы. Джордж понимал, чем они вызваны, злился на самого себя, но однажды обрушил поток негодования на несчастную. Хлопнув дверью, герцог уехал. Опомнившись, он заставил себя написать Кэйти нежную записку с обещанием навестить её вечером, поскольку сам должен был присутствовать на заседании Тайного совета. Милорд подкрепил послание кольцом с огромным бриллиантом, вручил всё это Патрику вместе с приказом развеселить Кэйти и, будучи в полной уверенности, что нежные слова и бриллианты способны вылечить любую обиду, с лёгким сердцем поехал в королевский дворец.
        Дела задержали Бэкингема в Уайт-холле ненадолго. Переговорив с королём, он, как и обещал, собрался ехать к Кэйти, но уже у выхода его остановила Элен Сент-Люс.
        — Милорд, Её Величество желает вас видеть, — сообщила она герцогу, лукаво улыбаясь.
        Первой мыслью Бэкингема было уклониться от свидания, но разговор, как назло, происходил при множестве свидетелей, поэтому проще было согласиться, что герцог и сделал.
        Увидев его, Генриетта жестом выпроводила из кабинета всех присутствующих.
                - Я к услугам Вашего Величества, — церемонно поклонился ей Бэкингем, от которого не ускользнул этот манёвр.
        Чёрные глаза королевы широко распахнулись.
                - Вы немного торопитесь, Джордж, — рассмеялась она, — но я не хочу с вами спорить.
        Генриетта медленно подошла к нему, не сводя пристального завораживающего взгляда. Сердце герцога предательски дрогнуло, а кровь бешено застучала в висках. Он спрятал руки за спину, борясь с искушением поддаться слабости.
                - Я тороплюсь, Ваше Величество, — произнёс Бэкингем, но эти слова прозвучали так неубедительно, что Генриетта сразу же заметила фальшь и победно улыбнулась.
                - Думаю, ненадолго вы всё-таки сможете задержаться...
        Она положила руки ему на плечи, и, привстав на цыпочки, потянулась к губам. Джорджу пришлось собрать все силы, чтобы нежно, но настойчиво отстранить её от себя.
                - Я выхожу из игры, моя королева, — твёрдо ответил он. — Может быть, ваши прежние любовники и позволяли играть с собою, но я не могу разрешить этого никому, даже вам.
                - Тогда уходите. Вы хорошо знаете, что я не стану вас удерживать.
                - Вот как? Значит, мне здесь больше нечего делать?
                - Вам виднее.
                - Чёрт возьми! Я ухожу, и не трудитесь меня догонять.
        Выдав всё это, Бэкингем и в самом деле развернулся уходить, но на полпути остановился и выжидательно посмотрел на королеву.
                - Вам не кажется, милорд, что вы ведёте себя, как последний идиот? — улыбаясь, спросила она.
                - Как влюблённый, — возразил Джордж. — Впрочем, кто же в здравом уме рискнёт в вас влюбиться? То есть всякий сойдёт с ума, вас полюбив... Нет-нет, моя прекрасная королева, не надо хмуриться, вот, нашёл: чтобы полюбить вас, ум не нужен, скорее необходимо его отсутствие. А, впрочем, как вам будет угодно!
                - Вот что, господин умник, — нахмурилась Генриетта. — Вот уже битый час я добиваюсь, чтобы вы меня поцеловали, и что же получила взамен? Сомнительные умозаключения, уйму увёрток и ... вот что вы сейчас делаете?
                - Исправляюсь, — ответил герцог, целуя королеву...

* * *
        Примирение с Её Величеством нисколько не усложнило личную жизнь милорда, а только наполнило её приятным разнообразием. Впрочем, слёзы и упрёки Кэйт, которая сердцем чувствовала наличие соперницы, ему скоро надоели, и герцог сообщил девушке о разрыве отношений. Впрочем, будучи человеком щедрым, который не скупился на подарки своим, даже случайным, любовницам (чем отчасти и объяснялась его необычайная популярность среди прекрасных дам), милорд и тут не стал изменять своим привычкам и оставил Кэйт тот небольшой дом, который приобрёл для свиданий.
        ГЛАВА 20. БРАЧНЫЕ УЗЫ
        Наладив свою личную жизнь, Джордж Вилльерс решил выполнить своё обещание и осчастливить брата долгожданным разводом. Чтобы не слишком обременять себя неприятными заботами, он поручил это дело матери — леди Комптон, графине Бэкингемской. Это была необыкновенная женщина, которая в своё время сделала немало, чтобы обеспечить будущее своим сыновьям. Не имея денег, но, обладая редкой красотой, которую унаследовали все её дети, в особенности Джордж, она трижды выходила замуж, причём каждый раз удачнее предыдущего. Забросив последнего мужа, который при всём его богатстве был непроходимым деревенщиной, энергичная леди переселилась в Лондон, поближе к своему великому сыну, и принялась докучать ему своей материнской заботой. Герцог Бэкингемский был слишком хорошим сыном, чтобы прямо возмущаться вмешательством графини в свои дела, и благородно терпел её назойливое внимание, даже если оно и переходило все допустимые рамки приличия. Леди Комптон, пользуясь этим, повсюду совала свой нос, время от времени позволяя себе рекомендовать кого-то из многочисленных родственников или благодарных просителей на ту или
иную государственную должность. Чтобы отвлечь внимание матери от политики и от собственной персоны, Джордж поручил ей заняться разводом Джона, рассчитывая, что это хлопотное дело потребует некоторого времени, в течение которого миледи перестанет докучать ему своим присутствием.
        Всё это доказывало только одно — герцог плохо знал собственную мать.
        Итак, графиня с радостью взялась за выполнение щекотливого поручения. Несколько раз встретившись с семейством сэра Эдуарда Кока, леди, к собственному удовлетворению, смогла благополучно разрешить проблему. О результатах своих стараний она немедленно доложила Джорджу Вилльерсу.

* * *
        Семейство Коков мало чем отличалось от множества других аристократических английских семейств. Сэр Кок, бывший главный королевский судья, был вынужден оставить этот пост по обвинению во взяточничестве, что стоило ему и места в Государственном совете. Его энергичная и честолюбивая супруга, леди Хаттон, была настроена против семейства первого министра ещё с тех пор, когда Бэкингем не захотел жениться на её родственнице, леди Диане Сесил. Миледи восприняла этот отказ как личное оскорбление, и с тех пор мстила семье Вилльерсов, как только могла. В свою очередь, сэр Кок был одним из деятельнейших членов оппозиции Бэкингему, так как министр решительно отказывался возвращать его в Государственный совет.
        Супруги жили порознь. Семейное богатство находилось в руках леди Хаттон, которая унаследовала его от первого мужа, и совершенно не была настроена позволять второму супругу им распоряжаться. Собственно, этим фактом и объяснялась та мелочность, которую проявил сэр Кок при встрече с Джоном, потребовав у него содержания для своей дочери.
        Разумеется, для Бэкингема эти подробности семейной жизни Коков не были тайной, и он несколько раз красноречиво зевнул, демонстрируя, таким образом, свою осведомлённость.
        — Итак, — завершила свой рассказ графиня Бэкингемская, — я несколько раз встречалась с леди Хаттон. Она оказалась разумной женщиной и согласилась на моё предложение уладить это щекотливое дело миром... Словом, Джону придётся ещё раз жениться на Френсис, на этот раз открыто, и мы забудем о тайном венчании, как о страшном сне.
                - Как? — вытаращил глаза Бэкингем.
                - Ах, да, — спохватилась графиня. — Я забыла тебе сказать, мой дорогой сын, что в приданое от матери Френсис получит тридцать тысяч фунтов. Так что, думаю, мы все должны быть удовлетворены таким исходом дела.
        И, скрестив руки на груди, эта достойная женщина, явно довольная собой, приготовилась выслушать потоки восхищения и благодарности от сына. И очень удивилась, когда услышала нечто другое.
                - Дорогая матушка, — осторожно произнёс Бэкингем, кусая ус. — Насколько я помню, я просил вас заняться разводом Джона, а не заново устраивать его брак.
                - Мой милый сын, — торжественно произнесла графиня. — Ты, видно, нездоров, если, обладая таким выдающимся умом, сейчас говоришь мне такой вздор. Как же можно позорить разводом девушку из такого благородного семейства? К тому же Френсис — одна из самых блестящих партий во всей Англии! И вспомни, Джорджи, сколько ты сам потратил сил, чтобы упросить покойного короля хоть как-то повлиять на леди Хаттон с тем, чтобы наш милый Джон мог жениться на её дочери. Теперь же, когда такая невеста у нас в руках, ты говоришь мне о каком-то разводе! Ты, который сам жаловался на её отца, сэра Кока, что вместе с неблагодарным Элиотом восстановил против тебя последний парламент!.. И даже не думай мне возражать, — она предостерегающе подняла руку, заметив, что её любимый сын именно это и собирается сделать. — Смотри, как всё хорошо складывается. Джон получает богатую жену, а ты с помощью его тестя расправляешься с оппозицией... Правда, для этого тебе придётся вернуть этого старого ворчуна в Государственный совет...
                - Ни за что! — взорвался Бэкингем. — Ноги его там не будет.
                - Хорошо, — тут же согласилась леди Комптон. — В конце концов этот пункт не прописывается в брачном контракте, а на словах можно обещать всё, что угодно.
                - Я сказал, нет!
        Министр так редко возражал матери, что она немного опешила, но тут же взяла себя в руки:
                - Джордж, и зачем ты так разволновался? Обещать ведь буду я, а не ты.
        Первый министр Англии схватился за голову.
                - Матушка, проще воевать с парламентом, чем спорить с вами, — выдохнул он.
        Достойная леди довольно улыбнулась.
                - Вот так-то! — проговорила она, и нежно, по-матерински, потрепала тщательно завитую голову сына. — Сам знаешь, я всегда права.
                - Всё дело в том, — осторожно проговорил Бэкингем, — что наш Джон хочет жениться на баронессе Сент-Люс...
                - На этой француженке, фрейлине нашей королевы? — переспросила графиня. — Дорогой мой, я же не настолько наивна и давно поняла, что ты поручил мне заняться этим делом, чтобы я отговорила сына совершать подобную глупость. Бедный Джонни! Он никогда не отличался блестящим умом, и я давно перестала надеяться, что он когда-нибудь станет большим человеком. Но втоптать себя в грязь недостойным браком, я ему не позволю, не бойся.
        Бэкингем, который и в мыслях не держал ничего подобного, ещё раз вздохнул. Зная свою мать, он не сомневался, что ей удастся подчинить Джона своей воле.
        — Я умываю руки, — сказал себе он и, подобно известному библейскому герою, отошёл в сторону, заняв место зрителя в этой житейской комедии, которой было суждено перерасти в трагедию.

* * *
        Джон действительно попытался сопротивляться, но все его возражения были безжалостно подавлены безупречной логикой матери и подкреплены авторитетом епископа Кентерберийского, которого графине тоже удалось привлечь на свою сторону. Она попробовала также заручиться королевской поддержкой, но Чарльз, вовремя предупреждённый Бэкингемом, успел отправиться на охоту в одну из королевских загородных резиденций и был полон решимости не возвращаться до тех пор, пока не перестреляет всех уток на болотах или же графиня Бэкингемская не оставит его в покое. Впрочем, миледи обошлась и без Его Величества. В назначенный день состоялась скромная церемония бракосочетания, после которой ненавидевшие друг друга виконт и виконтесса Пурбек благополучно разъехались в разные стороны, последовав доброму примеру семейства Кок. Уже через неделю после свадьбы леди Френсис открыто обзавелась любовником, шокировав этим поступком чопорное лондонское общество, которое, впрочем, не было в претензии на эту странную пару, так как подробности её совместной, точнее, раздельной жизни не давали ему скучать ещё много лет...
        Джон совсем не переживал по поводу неудавшейся семейной жизни: ему удалось наладить отношения с Эленитой. Как ни странно, найти общий язык влюблённым помогла всё та же графиня Бэкингемская. Её материнское сердце было так взволновано непритворным отчаяньем виконта, что она отправилась с визитом к баронессе Сент-Люс и принялась убеждать молодую женщину помириться с её сыном.
                - Сударыня! — удивлённо воскликнула Эленита, выслушав её. — Но вы же сами сделали всё, чтобы помешать Джону женится на мне!
                - Моя дорогая, но я же не прошу вас выходить за него замуж, — запротестовала миледи. — Любовь и супружество в наши дни, это, увы, не одно и то же.
                - Значит, я не гожусь вам в невестки, зато достойна быть любовницей виконта Пурбека? — вспылила баронесса.
                - Конечно, — расцвела графиня. — Вот видите, вы же сами прекрасно всё понимаете. К тому же вы уже были любовницей моего сына, поэтому, моё предложение вряд ли способно вас оскорбить.
        Элените понадобилось некоторое время, что прийти в себя от такой наглости и решительно отказаться от предложения графини Бэкингемской. Леди даже не пыталась скрыть своего разочарования.
                - Что ж, — вздохнула она. — Утро всё же мудрее, чем вечер. Придётся мне посетить вас завтра, чтобы убедиться в справедливости этой пословицы.
        Леди Комптон пришлось убеждаться в этом ещё десять дней, в течение которых она упорно навещала баронессу, и несколько часов проводила вместе с ней, настойчиво уговаривая изменить решение.
        На одиннадцатый день Эленита сдалась. В то утро судьба столкнула их с Джоном в одном из коридоров Уайт-холла. Слегка кивнув в ответ на изящный поклон молодого человека, который сопровождался пламенным взглядом, преисполненным мольбы и желания, баронесса уже собиралась пройти мимо, но, заметив в конце коридора графиню Бэкингемскую, переменила своё решение.
        — Джон, навестите меня сегодня вечером, — быстро проговорила она. — Только, ради всего святого, сейчас расскажите о нашем свидании вашей матери.
        ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЛА-РОШЕЛЬ
        ГЛАВА 1. ТЕ DEUM [«ТЕБЯ, БОГА, ХВАЛИМ» — католический гимн (лат.).]
                - Вы в добром здравии, отец мой? — такими словами поприветствовал кардинал Ришелье Жозефа дю Трамбле, когда капуцин, злой и уставший, однажды утром посетил первого министра Франции в его парижском доме. — Или мне всё же следует пригласить доктора, чтобы он осмотрел вас?
        Несмотря на кажущуюся заботу, в голосе его преосвященства звучала явная насмешка. Священник заметил её и смертельно обиделся.
                - Смейтесь, смейтесь, господин кардинал, пока это возможно, — ответил он. — Ибо я принёс такие новости, что, клянусь спасением своей души, вам скоро будет не до смеха.
                - Ну да, новости! Вроде тех писем, которые вы присылали мне из Рима и в которых советовали не теряя ни минуты арестовать или хотя бы установить слежку за аббатом Фанканом! Вы писали мне, что наш добрый друг не кто иной, как английский шпион, подкупленный королевой Генриеттой и, если мне не изменяет память, орденом «Молчаливых», чтобы завлечь Францию в союз с протестантскими государствами. Потрясающая шутка, друг мой. Я знаю вас уже добрых двадцать лет, но даже и не подозревал, что вы умеете так шутить!
        И Ришелье захохотал так громко, что обеспокоенный гвардеец, нёсший караул в приёмной министра, заглянул в кабинет. Но отец Жозеф даже не улыбнулся. Его грубое лицо покрылось красными пятнами, а выпуклые глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит.
                - Так, значит, ни один из моих советов так и не был исполнен? — сердито воскликнул он. — Дьявол вас забери, ваше преосвященство! Зовите сюда вашего врача, ибо, клянусь небом, вы сошли с ума! Немедленно пригласите сюда аббата Фанкана, если, конечно, этот отступник ещё не покинул Париж.
        Упоминание дьявола, столь неуместное в устах священнослужителя, заставило кардинала замолчать и приказать любопытному гвардейцу немедленно послать карету за злополучным аббатом.
        Всё то время, которое понадобилось, чтобы Фанкан прибыл в кардинальский дворец, отец Жозеф молча сидел в углу, категорически отказавшись отвечать на любые расспросы кардинала. И лишь когда аббат переступил порог кабинета его высокопреосвященства, он поднялся с обличающим видом прокурора, призывающего присудить преступнику самую суровую кару.
                - Его высокопреосвященство позвал вас, господин аббат, по моей просьбе, чтобы ещё раз выслушать ваши доводы, касательно вступления Франции в войну против Габсбургов на стороне Англии, Дании, Соединённых провинций и тех немецких княжеств, что сейчас сдерживают имперскую мощь, воюя с армией Валленштейна.
                - Я настоятельно рекомендовал его высокопреосвященству поспешить с оказанием военной помощи Кристиану Датскому, — сразу же заявил аббат, не замечая, какие молнии сверкают во взгляде отца Жозефа, — иначе скоро некому будет её оказывать. Валленштейн оказался гораздо лучшим полководцем, чем мы все от него ожидали...
                - Значит, следуя вашей логике, Франция должна вести войну с противником, который фактически разбил всех своих врагов? — ядовито поинтересовался капуцин. — И как вам, слуге католической церкви, пришла в голову мысль, что католическое государство может воевать на стороне отступников, еретиков? Кто надоумил вас на это — дьявол или же маркиз де Молина?
        Фанкан страшно побледнел и чуть было не лишился чувств, увидев клочок бумаги в руках отца Жозефа. Это было его собственное письмо, адресованное Великому магистру «Чёрных капюшонов». Он слабо вскрикнул и без сил опустился на стул, так как ноги отказались служить ему.
                - Я поступил на службу к «Молчаливым», выполняя приказ генерала Иезуитского ордена, — наконец произнёс он. — Сам Муций Виттеллески одобрил мою жертву.
                - А я думал, вы служите мне, — прервал его Ришелье. — Вы, кого я всегда считал своим другом!
        Господин кардинал был вне себя от гнева. Отец Жозеф ядовито рассмеялся.
                - Не вы один пребывали в таком заблуждении, ваше высокопреосвященство, — пропел он. — Так же думал и Муций Виттеллески, и Валенса, да и я сам. Но все мы заблуждались, потому что этот предатель нашёл себе другого хозяина, под стать своей трусливой душонке.
        Отец Жозеф поднялся со стула.
                - Что вы хотите этим сказать? — спросил он.
                - Я хочу, чтобы вы наконец рассказали нам правду о том, как вам удалось вырваться из рук «Молчаливых»! Какой ценой вы купили себе свободу? Кто тот человек, который заставил маркиза де Молина помиловать предателя, а королеву Генриетту — забыть о своих подозрениях касательно вашей роли в убийстве д’Эгмона? Кто? Бэкингем?
        Фанкан опустил голову.
                - Да, я обязан герцогу своей жизнью, — признал он. — Но, кажется, Бэкингем и не делал тайны из своих убеждений, когда предложил вашему преосвященству наступательный союз. И если я не рассказал вам о наших с ним договорённостях, то только из опасения быть неправильно понятым. Герцог не мог заставить меня предать свою родину и свои убеждения, потому что я и в самом деле считаю, что наступательный союз Франции, Англии, Дании, Швеции, Соединённых провинций и протестантских немецких княжеств отвечает национальным интересам Франции и полностью соответствует той политике, которую проводил великий Генрих IV[69 - ГЕНРИХ IV БУРБОН (13 декабря 1553 — 14 мая 1610) — лидер гугенотов в конце Религиозных войн во Франции, король Наварры с 1572 года, король Франции с 1589 года, основатель французской королевской династии Бурбонов.]!
                - Ах, если бы вам удалось убедить королеву-мать в своей правоте! — вздохнул Ришелье, который в глубине души был согласен с Фанканом. — Но я уже тысячу раз говорил, что Франция может поддержать антигабсбургскую коалицию только деньгами, что и делает... по мере возможности.
        Но капуцин не желал ничего слушать.
                - Вы! — зарычал он, тыча пальцев в грудь Фанкану. — Вы только что признались в предательстве, и я прошу господина кардинала это запомнить.
                - У меня хорошая память, друг мой, — заверил его Ришелье. — Вы ещё что-то хотите мне сказать?
                - Я хочу сообщить, что вы зря сокрушаетесь о невозможности последовать советам этого негодяя. Бэкингему плевать на протестантский союз. Он желает мира с Испанией. И сейчас, когда мы с вами мило беседуем в этом кабинете, его агенты опутают английскими сетями Мадрид и Брюссель, чтобы вынудить короля Филиппа заключить мирный договор.
                - Этого не может быть! — воскликнул Фанкан, но его крик утонул в вопле негодований его высокопреосвященства:
                - Я знаю, Бэкингем делает это, чтобы развязать себе руки в грядущей войне против Франции!
                - И я так считаю, — подтвердил отец Жозеф.
        Ришелье схватился за голову.
                - Что же делать? — жалобно спросил он.
        Капуцин мстительно усмехнулся.
                - Я скажу вам! Когда этот шпион, — он указал на Фанкана, — окажется в Бастилии, где ему самое место.
        На этот раз Ришелье был склонен согласиться со своим другом, и скоро вызванная им стража поволокла упирающегося Фанкана в тюрьму.
        Ришелье и господин дю Трамбле остались одни. Кардинал уже совершенно пришёл в себя.
                - Мы должны опередить Бэкингема, — заявил он. — Нужно подписать договор с Мадридом раньше, чем это сделают англичане.
                - Я твержу об этом вашему преосвященству уже несколько месяцев, — хмыкнул отец Жозеф. — Но вы всё это время предпочитали заигрывать с Лондоном, вместо того, чтобы воспользоваться войной и поставить Англию на колени!
                - Мы ещё можем всё поправить, — произнёс Ришелье, закусив ус. — Англия — протестантская страна, а Оливарес — личный враг Бэкингема. И если шепнуть ему на ухо, что милорд затеял переговоры о мире только для того, чтобы без помех прогуляться к Ла-Рошели и добиться торжества протестантизма во Франции, испанский ветер может перемениться.
        — Я уже шепнул об этом генералу иезуитов, — хмыкнул капуцин. — Кстати, ветер наверняка переменится, если предложить испанцам вместе посетить Англию и перекрестить еретиков в истинную веру. Кто знает? Может, совсем скоро «Те Deum» будут распевать не только в Ла-Рошели, но и в Лондоне?
        ГЛАВА 2. НА КРАЮ ПРОПАСТИ
        Уолтер Монтегю неторопливо мерил шагами мрачную приёмную генерала Иезуитского ордена Муция Вителлески[70 - МУЦИЙ ВИТЕЛЛЕСКИ (род. 2 декабря 1563 г. — ум. 9 февраля 1645). Генерал Общества Иисуса (ордена иезуитов) с 15.11.1615 г. Вступил в орден 15 августа 1583 г. Профессор философии и теологии. Провинциал Неаполитанской (1602 —1605) и Римской (1608 —1615) провинций. Управлял орденом свыше 30 лет разумно и внимательно. Время его правления можно назвать «золотым» для миссий в Китае.]. Он прибыл в Рим по приказу Генриеты Французской для того, чтобы разделаться с маркизом де Молиной — злейшим врагом иезуитов. Но этим его миссия не ограничивалась. Он собирался заверить орден в искренности намерений Англии относительно союза с католической Испанией и добиться его поддержки в мирных переговорах. Генриетта поддерживала стремление Бэкингема дать Англии мир и поручила своему агенту похлопотать об этом и в Риме. Если бы удалось заручиться поддержкой столь могущественной организации, вопрос об урегулировании англо-испанских отношений мог бы считаться решённым. К сожалению, Её Величество не поинтересовалась
мнением первого министра насчёт такого союзника, но сделала это не из-за недоверия, а только из-за нежелания расширять круг лиц, посвящённых в её план расправиться с «Молчаливыми». Поступить так её убедил Уолтер Монтегю, заверив, что об этом будет известно только трём лицам: ему самому, королеве и генералу Иезуитского ордена. Только после этого Генриетта передала своему секретарю адрес Великого магистра в Женеве, куда тот отбыл на длительный срок, предупредив Её Величество, что она может связаться с ним, если будет необходимость.

* * *
        Муций Виттеллески был избран на пост главы Иезуитского ордена 15 ноября 1615 года. В отличие от своего предшественника Аквавивы он был избран 39-ю голосами из 75 членов Генеральной конгрегации[71 - ГЕНЕРАЛЬНАЯ КОНГРЕГАЦИЯ — высший орган власти в ордене иезуитов — ассамблея представителей всех «провинций» — региональных объединений иезуитов из различных стран мира. Генеральная («общая») конгрегация созывается в случае смерти или переизбрания генерала ордена, чтобы назначить его преемника, однако может созываться и по другим важным поводам.], то есть с весьма незначительным перевесом. К счастью для его противников, новоиспечённый генерал обладал мягким характером и не собирался мстить. Впрочем, помня то, что Генеральная конгрегация обладает полномочиями не только избирать, но и свергать неугодных генералов, то Виттеллески с первых дней своего правления начал делать всё для увеличения числа своих сторонников. Благодаря ему профессы[72 - ПРОФЕССЫ — высшая должностная степень в ордене иезуитов.] фактически освободились от обета нищенства, введённого ещё Игнатием Лойолой[73 - ИГНАТИЙ ДЕ ЛОЙОЛА (23
октября 1491 — 31 июля 1556) — католический святой, основатель Общества Иисуса (ордена иезуитов).], и сосредоточили в своих руках значительные капиталы, что поспособствовало развитию мировой банковской системы. Всё это говорило о том, что если святой отец ещё не сумел постигнуть всех тайн бытия, то суть человеческой природы давно перестала быть для него загадкой.
        Уолтер познакомился с генералом ещё в то время, когда был студентом знаменитой Римской коллегии, основанной самим Игнатием Лойолой. Нужно заметить, что иезуитское воспитание считалось лучшим в то время, и даже протестанты отдавали своих детей на попечение ордена. Впрочем, Монтегю сразу же возненавидел лицемерие и притворство, царившие в этом и подобных заведениях, и только неуёмное честолюбие помешало ему бросить учёбу. Смышлёный юноша понял весь смысл устройства организации и поклялся себе взобраться на самый её верх.
        А это было очень непросто, так как особое внимание здесь обращалось на детей влиятельных родителей, которые могли бы в будущем сослужить пользу ордену благодаря своим деньгам и связям. Но одарённые дети, даже без родственной поддержки также имели шанс устроить свою судьбу, сумей они обратить на себя внимание своих наставников, так как основной целью ордена и смыслом всей воспитательной работы была подготовка боевого духовенства, способного силой, умом и знаниями овладевать умами и сердцами мирян. Поняв всё это, умный и талантливый юноша принялся за дело. Сложнее всего было поладить с учениками старших классов, которые были наставниками в младших. И Монтегю, уподобившись «бессловесному трупу», как того требовало учение, припрятал собственную волю до лучших времён и смиренно выполнял все их требования. Таким образом, он прошёл хорошую школу выдержки и лицемерия, что и помогало ему потом обводить вокруг пальца самых проницательных людей.
        Уроки ораторского искусства, тщательно преподаваемые в коллегии, также сослужили ему хорошую службу, так как помогли преодолеть природную застенчивость и развили дар красноречия. Наставники прочили Монтегю блестящее будущее, но временами Уолтера одолевали сомнения — стоило ли связывать свою судьбу с орденом? Стоит ли заветное место професса потраченных усилий и долгих лет жизни, отданных его завоеванию? И в тот момент, когда Уолтер собирался всё бросить, судьба неожиданно свела его с Муцием Вителлески.
        Очень немногие студенты знали, кем был этот пожилой человек, иногда посещавший коллегию, но Монтегю, нет, не узнал, скорее почувствовал скрытую в нём силу.
                - Ты не такой, каким хочешь казаться, — однажды сказал ему генерал. — Но хорошо притворяешься.
        «Плохо притворяюсь, если вам удалось разглядеть это», — подумал Монтегю, но вслух сказал: — Стремление к идеалу свойственно природе человека, отец мой. Но никому ещё не удалось достичь его при жизни. Поэтому я не стыжусь своих попыток и того, что вы разглядели их.
                - Что есть для тебя идеалом?
                - Бог.
                - Нельзя стать Богом, — заметил Вителлески.
                - Но можно приблизиться к нему. Не в этом ли суть учения ордена?
                - Ты далеко пойдёшь, — после минутной паузы, сказал генерал. — Я буду следить за тобой, — добавил он на прощание.
        И сдержал своё слово.
        Однажды Монтегю пришлось присутствовать на экзекуции сокурсника, на которого написал донос его лучший ДРУГ.
                - Ты ведь не одобряешь этого, — генерал подошёл так незаметно, что Уолтер поневоле вздрогнул. — И прав, потому что сотня розог вряд ли способна изменить человеческую природу.
                - Я не могу не одобрять, ни порицать, я ещё не готов к этому, — спокойно ответил Монтегю.
                - Правильно, — кивнул святой отец, — ибо многое ещё сокрыто от тебя. Но знай, что путь к совершенству лежит через пороки, сокрытые в природе человека, и достичь совершенства можно только, убив их в себе. Тот молодой человек, который сейчас извивается под ударами палок, был слепым, и не сумел разглядеть в себе эти недостатки. Их разглядел его друг, и, так как долг христианина помогать своему ближнему, он и помог своему товарищу стать на путь исправления.
                - Донеся на него? — уточнил Уолтер.
                - Конечно. Но человек слаб, и сам не может преодолеть свою природу. Поэтому его наставник сейчас и помогает ему в этом.
        Генерал указал на священника, который с каменным лицом сёк тело несчастной жертвы.
                - Ты согласен со мной? — спросил он.
        Монтегю усмехнулся.
                - Но ведь порок двигает человека к совершенству! А, уничтожив его, мы уничтожаем сам путь к спасению.
                - Объяснись!
                - Соглядатай нужен лишь затем, чтобы послушник помнил, что Бог видит все его дела и помыслы. И, как этого юношу настигла кара за нарушение устава, так и любого смертного ожидает расплата за нарушение Заповедей Божьих.
                - Какую же заповедь нарушил доносчик? — громко спросил Виттелески, делая знак священнику прекратить экзекуцию.
                - Боюсь, что его поступок продиктован грехом тщеславия, — ответил Уолтер, скромно потупив взгляд. — Его наградили за донос, но на его лице нет должного смирения, с которым подобает относиться к награде.
                - Тогда он тоже заслуживает наказания.
                - Да, отец мой. Но если его наказать за этот грех, руку помощи он уже не протянет.
                - И, уничтожив порок, мы уничтожаем сам путь к спасению, — заключил генерал.
        Монтегю молчал.
                - Я не ошибся в тебе, — после долгой паузы, проговорил Вителлески. — Ты действительно далеко пойдёшь...
        Эта беседа, а, может, и многие другие, последовавшие потом, помогли Монтегю совершить невероятное: перескочив сразу через три ступени орденской иерархии и десять лет ожидания, сразу по окончании коллегии он был посвящён в сан светского коадъютора.
                - Ты ещё не готов к принятию монашеских обетов, — сказал ему генерал, присутствующий на церемонии, — но к служению уже подготовлен. Я собираюсь испытать тебя. Ты, кажется, хотел ехать в Китай?
                - Да, генерал, — кивнул Уолтер. — Господин Адам Шалль[74 - ЙОГАНН АДАМ ШАЛЛЬ ФОН БЕЛЛЬ ( 1 мая 1592 — 15 августа 1666) — германский иезуит и астроном. Провел большую часть жизни как миссионер в Китае.] пригласил меня сопровождать его в этом путешествии.
        — Да, я уверен, что тебе бы удалось убедить китайского императора стать на путь истинной веры, — задумчиво проговорил Виттелески.
        Неизвестно, привела бы эта миссия Монтегю к гибели или же к славе (а одно не исключает другого), но генерал решил иначе. Уолтер вернулся в Англию, где стал глазами и ушами Иезуитского ордена при королевском дворе, способствуя поддержанию тёплых отношений между Лондоном и Мадридом. Ему удалось убедить короля Джеймса сохранить эту дружбу даже тогда, когда войска католической Лиги вынудили зятя короля Англии — Фридриха Пфальцского отречься от чешской короны. Но, несмотря на все свои успехи, молодой человек благоразумно оставался в тени. Восхищенный такой скромностью, король Джеймс, чья любовь к красивым мужчинам была общеизвестна, принялся оказывать Уолтеру недвусмысленные знаки внимания. Монтегю впервые в жизни испугался. Он не мог, по примеру Бэкингема, совершить насилие над своей натурой во имя честолюбия, хотя и не сомневался, что сумел бы вытеснить красавца герцога из сердца короля. К несчастью для него, так же думал и испанский посол, граф Гондомар[75 - ГОНДОМАР ДИЕГО САРМЬЕНТО ДЕ АКУНЬЯ, ГРАФ ГОНДОМАР (1567 —1627), испанский дипломат. Добился известности, будучи послом в Англии (1613 —1618 и
1620 —1622), имел большой вес при дворе Джеймса I, к большому разочарованию протестантов. Пытался также заинтересовать короля перспективой женитьбы принца Уэльского на инфанте Испании.], который, по требованию Виттеллески, оказывал иезуитскому посланнику защиту и покровительство. Он настойчиво советовал Монтегю принять предложение короля. К этому же Уолтера склонял и враждебный Бэкингему клан Говардов, что замыслил с помощью нового королевского любимчика свергнуть всемогущего министра, который, в свою очередь, смотрел на неизвестного выскочку со всевозрастающим подозрением.
        Итак, сам того не желая, Монтегю оказался в центре дворцовых интриг. Обдумав как следует своё положение, он решился покинуть Англию. Но против такого решения выступил герцог Манчестерский, который, желая обеспечить сыну блестящее будущее, запретил ему покидать Лондон, а когда Уолтер сослался на совершеннолетие, — отказался оплачивать его дорожные издержки. Но даже это не остановило решительного молодого человека. Отправившись к Бэкингему, он честно и открыто рассказал герцогу о предложении Говардов.
                - Я слишком дорожу своей честью, чтобы принять участие в этой бессовестной авантюре, — заявил он. — И слишком восхищаюсь вами, милорд, чтобы позволить кому-то нанести вам удар в спину.
        Восхищенный этими словами министр пожал ему руку и тут же предложил двадцать тысяч золотом с условием, что опасный соперник, ум и сообразительность которого он уже успел оценить, немедленно покинет Англию.
        Взяв деньги, Монтегю тут же нанёс визит графу Гондомару.
                - Бэкингем нанял убийц, чтобы избавиться от меня, — не давая испанцу открыть рот, воскликнул он ещё с порога. — Ему известно и о вашем сговоре с Говардами. И если не принять необходимых мер, я буду убит, а вы вернётесь в Мадрид.
        Послав дюжину проклятий на голову Бэкингема, граф согласился с необходимостью отъезда Уолтера и даже скрепя сердце предложил оплатить его дорожные издержки, на что Монтегю охотно согласился.
        Скоро он уже плыл в Испанию, где через какое-то время вновь встретился с герцогом Бэкингемским, когда тот прибыл в испанскую столицу вместе с принцем Чарльзом для переговоров о руке инфанты. В Лондон Уолтер вернулся уже как доверенное лицо Джорджа Вилльерса, по заданию которого и поступил затем на службу к королеве Генриетте.
        Но все эти годы он тайно служил ещё одному хозяину, на встречу с которым сейчас и пришёл.

* * *
        Муцию Виттеллески было уже шестьдесят пять лет. Невысокого роста, худощавый, с совершенно белыми короткими волосами, гладко зачёсанными назад, седыми усами и эспаньолкой, с цепким взглядом глубоко посаженных глаз, орлиным, слегка заострённым носом и плотно сжатыми худыми губами на вполне заурядном лице, он никак не походил на главу могущественнейшей организации в мире. Но этот милый старик действительно был им — генералом иезуитов, и одним движением его сухой старческой руки вершились судьбы и сильных мира сего, и целых стран, и народов.
        — Я рад вас видеть, Монтегю, — сказал Вителлески, когда Уолтер переступил порог его кабинета и низко поклонился своему наставнику. — Вы так долго не давали о себе знать, что я начал волноваться. Садитесь вот сюда, в кресло. Вы слишком значительный человек, чтобы слушать меня стоя.
        Уолтер сел. Мрачные предчувствия, терзавшие его душу по пути в Рим, опять проснулись и принялись за дело с удвоенной силой.
                - Я следовал вашим инструкциям, генерал, и думаю, что могу сообщить об успехе нашего предприятия.
                - Так сообщите, сударь. Не нужно стесняться делиться успехом, если он заслуженный. О Генриетте Французской говорят разное, а мне любопытно было бы узнать правду.
                - Мне удалось войти в доверие к английской королеве. Она душой и телом предана истинной вере и, несмотря на враждебность парламента, продолжает надеяться вернуть Англию в лоно католической церкви.
                - Это хорошо, — святой отец был доволен услышанным.
                - Английский парламент отменил смертную казнь за исповедование католицизма. Более того — католикам разрешено занимать высшие государственные посты.
                - Это так. Но католики платят налог за право оставаться на свободе и самим распоряжаться своим имуществом... под страхом конфискации, между прочим.
                - Это временная мера. Казна нуждается в деньгах.
                - И эти деньги должны пойти на помощь гугенотам Ла-Рошели! Видите ли, сын мой, я не настолько легковерен. Если английская королева верна Святому престолу, она должна делом доказать это. И, вы, Уолтер, также должны меня убедить, что время, проведённое в Англии, вы прожили не зря.
                - Генерал, я должен был войти в доверие к королеве Англии, и я сделал это. Я не просто секретарь Её Величества, королева считает меня своим другом.
                - Сын мой, у меня есть основания предполагать, что вы действительно друг Её Величества.
                - И вы не ошибаетесь, генерал, сейчас я действительно на стороне королевы, поскольку её интересы отвечают интересам ордена.
                - Вот тут вы заблуждаетесь, мой мальчик. И я докажу вам это. Знаком ли вам некий маркиз де Молина?
                - Конечно, падре, ведь это я поставляю вам сведения об этом господине.
                - Да-да. Её Величество решила, что может использовать орден иезуитов, чтобы избавиться от надоевшего любовника. Неужели, Генриетте удалось обвести вас вокруг пальца разговорами о религии?
        Говоря это, Виттеллески по-отечески улыбался, но Монтегю понял, что генералу известно многое.
                - Ваше превосходительство, королеве действительно нужна помощь ордена, и, так как «Молчаливые» и маркиз де Молина — смертельные враги для любого католика, я взял на себя смелость уверить Её Величество, что орден окажет ей эту милость.
                - Почему Генриетта выбрала именно вас для поездки в Рим? — перебил его Виттеллески.
                - Потому что королева мне доверяет.
                - А вам не приходило в голову, сударь, что королева использует вас?
                - Её Величество использует всех, кто может быть ей хоть чем-то полезен. Орден ведь придерживается того же принципа, не правда ли?
        Уолтер улыбнулся. Генерал сделал вид, что оценил шутку, и скривил губы в полуулыбке. Но его взгляд оставался холодным.
                - Тогда изложите мне цель вашего визита.
                - Я уже писал вам, отец мой, что Генриетта воспользовалась помощью де Молина, чтобы стать королевой Англии. Я уверен, что Великий магистр на самом деле ничего не сделал, чтобы приблизить к трону французскую принцессу, а лишь приписал себе чужие заслуги. Тем не менее ему хватило наглости выставить счёт за свои услуги.
                - Так-так, — нахмурился Виттеллески. — И чего же желает де Молина?
                - Всего лишь легализации ордена в Англии. Смею заметить вашему превосходительству, что это весьма логичное требование, так как Англия — протестантская страна, и если бы королева Генриетта не была истинной дочерью католической церкви и дала бы «Молчаливым» то, чего они так упорно добиваются, то есть приняла орден под своё покровительство, то...
                - То?
                - Она бы получила в своё полное распоряжение организацию, которая дерзнула оспаривать могущество Иезуитского ордена.
                - А «Молчаливые» взяли бы под свой контроль Англию и её королеву, — закончил Виттеллески. — Я полагаю, это ужасное событие не произошло только благодаря вашему вмешательству, сын мой?
        Уолтер скромно поклонился.
                - Вы можете заверить Её Величество, что орден иезуитов и я сам всегда к её услугам, — сказал генерал.
        Монтегю не сомневался в таком ответе, поэтому и не стал поздравлять себя с победой, тем более, что до неё было ещё очень далеко.
                - Генерал, я хорошо знаю королеву Генриетту и её недоверчивый характер. Словам она предпочитает действия, а обещаниям — гарантии.
                - Это справедливо, — согласился святой отец. — И какие именно гарантии нужны Её Величеству?
                - Я уполномочен сообщить вашему превосходительству, что в данный момент английские дипломаты пытаются урегулировать все спорные англо-испанские отношения и заключить мир между Англией и Испанией. Её Величество хотела бы, чтобы орден со своей стороны выступил гарантом этого союза и заверил бы короля Филиппа в серьёзности английских намерений.
        Генерал надолго замолчал.
                - Я обдумаю ваше предложение, сын мой, — проговорил он самым ровным и беззаботным тоном. — А пока приношу вам мою самую сердечную благодарность. Вы, Уолтер, проделали огромную работу, и орден не забудет ваших заслуг. Если бы решение этого вопроса зависело только от меня, я бы немедленно дал своё согласие. Но, увы! Я могу лишь обещать вам, что встречусь с профессами и поставлю их в известность относительно вашего предложения. Надеюсь, принятое решение нами будет благоприятным и не заставит себя ждать... А сейчас отдохните, мой мальчик. Думаю, это вам сейчас нужнее всего.
                - Благодарю вас, отец мой, — поклонился Монтегю и, получив благословение генерала, вышел.
        На сердце у Уолтера было неспокойно. Он был уверен, что Виттеллески не поверил в его искренность и что впереди ему предстоит нешуточная борьба. Но где была допущена ошибка? Как милорд ни старался, сейчас он не мог этого понять. Нужно было взвесить все возможности и подготовить аргументы на случай нейтрализации обвинения, если оно будет выдвинуто. Да, отдых милорду точно не грозил...

* * *
        Следующее свидание с генералом состоялось только через четыре дня, в течение которых Монтегю была предоставлена полная свобода действий, правда, в обществе нескольких новициев[76 - НОВИЦИИ (послушники) — низшая степень в иерархии ордена иезуитов.], то есть тех членов ордена, которые в течение двух лет должны были доказать свою верность иезуитским идеалам. К концу третьего дня даже железные нервы Монтегю начали сдавать; ему всё сильнее хотелось сбежать в Англию, и Уолтер знал, что ему бы удалось обвести своих стражей вокруг пальца и скрыться, но побег означал бы признание в предательстве, поэтому милорд решил вести себя так, будто ничего не происходит.
        А пока англичанин изнывал от безделья и беспокойства, Виттеллески ожидал курьера с важными бумагами, без которых разговор с Монтегю не имел для него никакого смысла.
        И вот настал тот день, когда письма были доставлены, и Уолтер был вызван в резиденцию генерала. Тот был мрачнее тучи и даже не старался это скрыть.
                - Вы меня огорчили, сын мой, — заявил Виттеллески, даже не пригласив гостя присесть.
                - Монсеньор?
                - Я предоставил вам несколько дней отсрочки. Я ждал, что вы придёте ко мне и расскажете всё, как своему отцу, своему наставнику. Но вы не пришли... Поэтому я говорю вам здесь и сейчас — если вам есть, что мне сказать, то говорите сейчас, потому что потом будет поздно.
                - Я не понимаю вас, генерал.
                - Ну что же вы — умны, даже слишком умны, поэтому сделали свой выбор осознано. Я принимаю его. Но знайте, что ещё вчера я видел в вашем лице сына и, возможно, преемника, теперь же вижу шпиона и предателя.
        Монтегю сделал шаг вперёд.
                - Генерал, я не знаю, что произошло вчера, но уверен, что вы бы не стали бросаться обвинениями, не имея причин, чтобы их высказать. Я точно знаю, что ни в чём не виноват перед орденом, и, поэтому прошу вас объясниться.
                - Вы пытались меня шантажировать, молодой человек, заявляя, что английская королева выдаст ордену маркиза де Молину в обмен на то, что орден поможет Англии достойно выбраться из тупика, в который ваша страна сама себя загнала, объявив войну Испании. Но вы не сказали того, что Англии нужен этот мир, чтобы без помех оказать помощь гугенотом Ла-Рошели. Ту самую помощь, которую им обещал де Молина и его орден!
        Уолтер почувствовал, как его лоб покрылся предательской испариной.
                - Вы хотите сказать, генерал, что королева Англии — католичка, которая упорно отказывается сменить веру даже в ущерб собственной популярности у англичан, станет рисковать собственной жизнью и репутацией в глазах святого ордена оказанием помощи гугенотам? — медленно произнёс он, стараясь ничем не выдать своего волнения. — К тому же война с Францией неминуемо отразиться на положении Её Величества — француженки по происхождению. Неужели вы действительно думаете, что королева способна на такое безумие?
        Монтегю старался говорить спокойно, но слова застревали у него в горле под цепким взглядом иезуита, который протянул ему какую-то бумагу.
                - Взгляните.
        Монтегю принял её, развернул и смертельно побледнел. Это была инструкция Бэкингема, данная им Жербье, в которой герцог описывал инфанте Изабелле свой проект политической и военной изоляции Франции. Английский министр предлагал взять Францию в кольцо и, воспользовавшись поддержкой савойского и лотарингского герцогов, затравить французского зверя в его логове.
                - Я ничего не понимаю, — прошептал он.
                - Я тоже, — отозвался генерал. — Но факты — упрямая вещь.
        По его всегда добродушному лицу растеклась садистская улыбка. Монтегю как-то доводилось видеть, как змея заглатывает мышь, и он понимал, что одно невпопад сказанное слово, одно неверное движение — и этот страшный человек уничтожит его. Собрав всю волю в кулак, он заставил себя успокоиться.
                - Я понимаю ваши чувства, генерал, — наконец произнёс Уолтер. — На вашем месте, я бы не поверил ни единому моему слову, но здесь может быть только одно объяснение.
                - Какое же?
                - Видимо, Бэкингем начал собственную игру за спиной Её Величества и не уведомил её о своих политических проектах.
        Виттеллески откашлялся и пристально посмотрел на англичанина.
                - Доказательства?
                - Его подпись на этой бумаге, — спокойно ответил Монтегю.
        ГЛАВА 3. БУТВИЛЬ
        Мы расстались с графом Бутвилем в тот самый момент, когда он, вытащив Уолтера Монтегю из западни, устроенной людьми его высокопреосвященства, помог англичанину покинуть пределы Франции. Поскольку, совершая этот подвиг, он не потрудился соблюдать инкогнито, то, совершенно очевидно, что кардинал Ришелье узнал о его участии в столь дерзком предприятии и пришёл в ярость, которая усугублялась невозможностью привлечь графа к ответу. И дело было не только в том, что господин де Монморанси принадлежал к знатнейшей фамилии Франции, хотя и это обстоятельство немного охладило пыл его высокопреосвященства. Между Англией и Францией всё ещё существовал мирный договор, который Ришелье не решался нарушить, так как, обвинив Франсуа Монморанси в том, что он помешал его людям осуществить арест преступника, он облекал самого себя на взрыв негодования со стороны английской стороны, которая не преминула бы обвинить французского министра в преследовании английских подданных. Нет, такой умный политик, каким, без сомнения был господин кардинал, на это пойти не мог. Поэтому Ришелье только закусил свой седеющий ус и дал
себе слово при первом же удобном случае припомнить Бутвилю его вмешательство.

* * *
        Читатель уже понял, что Франсуа де Монморанси не отличался кротким нравом, а после поездки в Англию его характер стал совершенно несносен. Первой жертвой меланхолии, овладевшей Бутвилем после встречи с Генриеттой, стал его друг Жак де Ториньи. Пустячная ссора завершилась вызовом на поединок, где Ториньи был убит. Укрывшись в Нидерландах, Бутвиль и его кузен, граф де Шанель, который был его секундантом, избавили себя от преследований со стороны кардинала, и надеялись благополучно вернуться в Париж, получи в королевское прощение, но не тут-то было! Людовик был так задет вопиющим нарушением антидуэльных эдиктов, что наотрез отказался простить беглецов.
        Получив вместо ожидаемого помилования королевский запрет на возвращение во Францию, господин де Монморанси впал в отчаянное бешенство, так что графу де Шапелю, который, к слову сказать, тоже не был кроткой овечкой, стоило больших усилий сдерживать вспышки ярости своего друга.
                - Ну, хватит! — однажды не выдержал он. — Если тебе так не терпится помахать шпагой, сделай одолжение, обрати её против кого-то другого. Ты же знаешь, я дал клятву никогда не драться с тобой, и будет весьма прискорбно, если мне придётся её нарушить.
                - Тогда мы вместе будем гореть в адском пламени, — мрачно отозвался Бутвиль, — потому что, представь себе, я тоже поклялся спасением своей души не выходить с тобой на поединок.
                - Итак, — рассмеялся его кузен, — нам осталось единственное средство не поссориться — навестить барона де Ла Фретте, который был так любезен, что прислал нам приглашение на ужин...
        Бедный барон! Если бы он знал, во что обойдётся ему застолье, он бы придерживался самого строгого поста. Но неведенье не спасает от расплаты, и этот случай не стал исключением, так как настроение господина де Монморанси было отнюдь не безоблачным. И он с успехом продемонстрировал это, придравшись к великолепно приготовленной рыбе. Господин барон, державший превосходного повара, не на шутку обиделся, но, памятуя о бретёрской славе де Бутвиля, счёл благоразумным промолчать. Однако сам де Бутвиль никак не желал успокоиться.
        После рыбы последовали кислое вино, слишком солёный сыр и чересчур сладкий пирог. Доказав, таким образом, что является требовательным гурманом, Монморанси решил продемонстрировать свой изысканный вкус и высмеял прекрасные кружева на камзоле хозяина. К его величайшему удивлению, де Ла Фретте согласился со всеми его доводами, и даже попросил Бутвиля дать несколько советов его портному, дабы избежать в будущем подобных промахов. Поражённый такой уступчивостью, Монморанси замолчал, и беседа протекала дальше довольно ровно и приятно. И, возможно, вечер бы закончился мирно и спокойно, если бы за дело не взялся де Шапель. Его отменной остроты о любовных похождениях Генриетты Французской Бутвиль не услышал, так как кормил дичью собаку хозяина, зато он услышал ответ барона. Реакция графа была мгновенной — вызов последовал так быстро, что де Ла Фретте даже не успел сообразить, в чём он, собственно, провинился...
        Дуэль закончилась довольно благополучно для господина барона — он остался жив, хоть и получил тяжёлое ранение. Бутвиль, казалось, тоже успокоился. Впрочем, никто, и даже сам Франсуа, не сомневался в том, что его смирения хватит надолго. Так и получилось: в Брюссель прибыл Франсуа д'Аркур маркиз де Беврон — близкий друг и родственник убитого Бутвилем графа де Ториньи. Желая отомстить за его смерть, маркиз явился к его убийце и потребовал удовлетворения.
        Бутвиль принял вызов с философским спокойствием.
        — Я охотно устрою вам встречу с вашим другом, раз вы так этого желаете, — холодно заметил он Беврону. — Я к вашим услугам!
        Возмущённый нахальством противника, маркиз крепко сжал эфес шпаги, готовый немедленно ответить на оскорбление, но вытащить оружие ему не удалось: вошедший в комнату слуга доложил о прибытии маркиза Спиньолы.
        — Вовремя, нечего сказать, — проворчал Бутвиль, но всё же любезно поприветствовал гостя и представил ему господина д'Аркура.
        Спиньола пришёл в такой восторг от нового знакомства, что немедленно пригласил обоих на ужин. Поскольку маркиз был доверенным лицом инфанты Изабеллы, Бутвиль поостерёгся сообщить ему о дуэли и не смог придумать другой повод, чтобы выпроводить назойливого посетителя из дома. Пришлось врагам принять приглашение и даже дать слово, что никто из них не вздумает уклониться от угощения.
        Уже за ужином открылась истинная причина такой настойчивости Спиньолы — услышав о смерти бедняги Ториньи, Беврон так громко заявил о намерении драться с Бутвилем, что эти угрозы услышал Людовик XIII, который через французского посланника попросил инфанту предотвратить кровопролитие. Изабелла поручила уладить это щекотливое дело Спиньоле. Тот попытался выполнить поручение и, напоив врагов своим лучшим вином, призвал их к примирению. Бутвиль, не имевший ничего против своего противника, согласился уладить дело миром, но Беврон, проделавший длинный путь «во имя справедливости», и слышать ничего не хотел.
        Впрочем, чтобы успокоить гостеприимного хозяина, противники для вида обнялись, но Спиньола заметил, как Беврон шепнул своему врагу что-то на ухо, и Бутвиль ответил ему многозначительным кивком.
        Итак, не имея возможности предотвратить драку, маркиз решил не дать противникам возможности немедленно исполнить своё намерение. Услышав, что Бутвиль собирается уходить, он позвал слугу и приказал ему проводить гостя домой. Беврон вынужден был остаться и развлекать Спиньолу разговорами до тех пор, пока не прибыл письменный приказ инфанты Изабеллы, предписывающий господину д'Аркуру немедленно покинуть пределы её страны. Проклиная всё на свете, маркиз вынужден был подчиниться.
        Граф де Бутвиль, благополучно вернувшийся к себе домой, до поздней ночи прождал своего противника, и уснул, так и не дождавшись его. А утром его разбудил посланец от инфанты Изабеллы, которая просила французского забияку немедленно пожаловать к ней.

* * *
        Правительница испанских Нидерландов была уже немолодой женщиной. Хоть и облачённая в монашеское одеяние, которое она носила со дня смерти своего мужа, эрцгерцога Альбрехта, она производила настолько величественное впечатление, что даже забияка Бутвиль в её присутствии почувствовал себя неуютно. Думая, что разговор пойдёт о дуэли, граф заготовил целую защитную речь в своё оправдание, но, к его большому удивлению, она не понадобилась — Изабелла любезно поприветствовала его, и с милостивой улыбкой выслушав комплименты Бутвиля, заговорила о деле.
                - Граф, — произнесла инфанта. — Герцогиня де Шеврёз рекомендовала вас как человека храброго и благородного, да и я сама за время нашего короткого знакомства уже успела убедиться в правдивости её рекомендации.
        Господин де Монморанси вытаращил глаза от удивления.
                - Я никогда не был в свите воздыхателей прекрасной герцогини, — ответил он. — И, тем более, мне лестно услышать такое завидное мнение о моей скромной особе. Что же касается тех качеств, о которых ваше высочество изволили упомянуть, то я всегда к услугам вашего высочества.
                - Господин граф, мне нужен храбрый человек, который смог бы посетить Англию, не возбуждая лишних подозрений. Я не могу отправить туда своих людей. Англия воюет с Испанией, поэтому испанцам и фламандцам заказан путь на её территорию. Но вы — француз и к тому же близкий друг английской королевы... Я подумала, что вы могли бы выполнить моё небольшое поручение.
                - Я готов служить вашему высочеству, — тут же согласился Франсуа. — И если речь идёт о том, чтобы отправиться в Англию к королеве Генриетте...
                - К герцогу Бэкингемскому, — поправила его Изабелла. — Вам всего лишь нужно будет вручить милорду несколько писем и привезти ответ. Это всё.
                - Хорошо, — Бутвиль немного загрустил, услышав о том, что ему опять предстоит свидание с министром, а не с Генриеттой, как он думал вначале.
        Но, рассудив, что, встретившись с Бэкингемом, он сможет увидеться и с королевой, Франсуа опять развеселился.
                - Я готов ехать, — ответил он. — Раз мне запрещено, чёрт возьми, появляться при французском дворе, я волен проводить своё время так, как пожелаю. А сейчас я желаю путешествовать. Думаю, я смогу выправить себе дорожный паспорт у французского посла в Брюсселе.
        Изабелла облегчённо вздохнула и, поздравив себя с тем, что граф де Бутвиль оказался лучшим дипломатом, чем о нём писала Мари де Шеврёз, благосклонно улыбнулась.
                - Я обещаю вам позаботиться о том, чтобы король Франции даровал вам полное прощение. Я уверена, что к тому времени, как вы вернётесь в Брюссель, я смогу порадовать вас добрыми вестями.
        Бутвиль радостно поклонился, но через мгновение его лицо снова омрачилось: он вспомнил о Бевроне.
                - У меня ещё есть небольшое дело в Брюсселе, — признался он. — Но я быстро улажу его и смогу выполнить поручение вашего высочества.
                - Да, — нахмурилась инфанта. — Теперь об этом «небольшом деле»... Я поручила маркизу Спиньоле проводить до границы господина Беврона. Что же касается вас, граф, то я настойчиво прошу вас дать мне слово, что вы воздержитесь от дуэлей в моих владениях.
        Бутвилю ничего не оставалось, как согласиться. И, поскольку его противник покинул Нидерланды, он энергично занялся приготовлениями к отъезду. Выправив себе паспорт и взяв письма у инфанты Изабеллы, среди которых оказалось послание от герцогини де Шеврёз, Франсуа покинул Брюссель и отправился навстречу новым приключениям.
        ГЛАВА 4. «КТО ХОЧЕТ МИРА,
        ПУСТЬ ГОТОВИТСЯ К ВОЙНЕ»
        Франсуа Монморанси граф де Бутвиль благополучно высадился на берег в Портсмуте через двенадцать дней после указанных событий. Его желание увидеть королеву Генриетту было так велико, что он безропотно снёс все издевательства, которым подвергали англичане всех французов, дерзнувших пересечь Ла-Манш в это неспокойное время. Справедливости ради следует заметить, что делали они это в отместку французам, которые не слишком церемонились с их соотечественниками во Франции. Как бы там ни было, но строгость пограничного контроля убедила графа в том, что ему вряд ли удастся войти в Уайт-холл с парадного входа. Поэтому он решил сначала выполнить поручение инфанты и увидеться с герцогом Бэкингемом.
        Благополучно прибыв в герцогский дворец, он назвался охране и, продемонстрировав письмо инфанты Изабеллы, был допущен в приёмную, где столкнулся нос к носу с Патриком Роджерсоном.
                - Мне необходимо видеть милорда Бэкингема, — не дав ему опомниться, заявил Монморанси.
                - Герцог в отъезде, — зло отчеканил Патрик, у которого ещё были слишком свежи воспоминания о предыдущем визите Бутвиля. — Ия точно знаю, что встреча с вами не входит в его планы.
        Секретарь был готов умереть на месте, но не допустить француза к Бэкингему, так как был свято уверен, что ничего хорошего из такой встречи не получится.
        Бутвиль покраснел, как рак, ошпаренный кипятком, но вовремя вспомнил о внушительной охране герцогского дворца.
        «Спокойнее, друг мой, спокойнее, — проговорил он про себя. — Право, было бы обидно вместо прекрасного лица Генриетты разглядывать сырые стены Тауэра».
        Он покорно достал письмо инфанты и показал его Патрику. Недоверчиво оглядев послание со всех сторон, словно сомневаясь в его подлинности, секретарь тем не менее сказал:
                - Герцог у королевы. Так что вам, господин граф, придётся обождать.
        Бутвиль даже подпрыгнул, услышав это. Удача сама шла ему в руки, и упускать такой шанс увидеть объект своих грёз было по меньшей мере глупо.
                - Послушайте, господин Роджерсон, — как можно мягче проговорил Франсуа. — Я уверен, что вы умный человек и понимаете, что просто из любви к приключениям я бы не пересекал Ла-Манш, так как климат Англии вреден для моего здоровья, а гостеприимность англичан внушает сомнения, но тем не менее я здесь. У меня с собой ещё несколько писем, которые я должен без промедления вручить его светлости.
                - Я передам, — протянул руку Патрик.
                - Я бы с радостью воспользовался вашей помощью, дорогой господин Роджерсон, если бы мне не было поручено отдать все бумаги лично герцогу и никому другому.
        Патрик колебался. Необыкновенная покладистость Бутвиля убедила его, что дело, которое привело сюда неугомонного француза, действительно может оказаться срочным и важным.
                - Всё дело в том, что получить аудиенцию у Её Величества очень трудно, — неуверенно проговорил он.
                - Но не для вас же, господин Роджерсон? — лукаво поинтересовался Бутвиль.
        Секретарь приосанился.
                - Едем, — решился он наконец.
        Бутвиль торжествующе улыбнулся: цель была близка!
        Но прибытие в Уайт-холл показало, что господин Монморанси поторопился праздновать победу. Генриетта запёрлась с Бэкингемом и никого не принимала, причём охрана в её приёмной потрясла даже видавшего виды француза. Бутвиль был готов рвать волосы от досады, но вовремя сообразил, что это мало помогло бы делу.
                - И что теперь? — растерянно спросил он у Роджерсона.
                - Не знаю, — честно ответил тот. — Долго ли продлится аудиенция? — обратился он к знакомому гвардейцу.
                - По-видимому, да, — кивнул солдат. — Его светлость принёс с собой огромную папку дипломатических писем. К тому же король уже дважды присылал камердинера с напоминанием об аудиенции датскому послу, на которой милорд обязан присутствовать. А ещё...
        Он красноречиво покосился на важного вельможу, который нетерпеливо ходил из угла в угол, бросая испепеляющие взгляды на дверь, ведущую в кабинет королевы.
                - Граф Бристоль? — вытаращил глаза Роджерсон. — И давно он здесь?
                - Уже четверть часа. Непременно желает поговорить с герцогом до начала аудиенции.
                - Тогда нам не стоит здесь оставаться, — Патрик повернулся к Бутвилю. — Вы сами видите, что милорда не удастся перехватить даже на минутку. Разумнее будет подождать его дома.
                - Конечно, разумнее, — согласился Франсуа. — Но мой учитель фехтования мне говорил: «Сударь, если разум отказывается вам служить, пользуйтесь шпагой!» Я всегда следовал его совету и никогда об этом не жалел...

* * *
        Генриетта с Бэкингемом конечно же и не думали обсуждать дипломатические проекты. Но длинный поцелуй влюблённых неожиданно прервал звон оружия и гул возмущённых голосов, доносившийся из приёмной. Дверь распахнулась, и в кабинет вломилось несколько человек, яростно сражаясь друг с другом. Всё это было так неожиданно, что герцог и королева еле успели отодвинуться друг от друга на приличное расстояние.
        Впрочем, Бэкингем быстро опомнился и, заслонив собою Генриетту, вытащил шпагу. Но узнав в одном из вошедших Патрика, удивлённо воскликнул:
                - Роджерсон! Какого дьявола ты себе позволяешь?
        Этого оказалось достаточно, чтобы Генриетта, также узнавшая Патрика, пришла в себя.
                - Шпаги в ножны, господа! — грозно приказала она. — Вы находитесь в присутствии королевы!
        Она окинула леденящим взглядом перепуганного секретаря.
                - Что это значит, сударь?
                - Ваше Величество, — пролепетал тот, — я пытался остановить этого человека, но...
        Он дрожащей рукой указал в угол, где стоял господин де Монморанси.
                - Как? Бутвиль? — Генриетта не верила своим глазам. — Я вижу, вы никогда не упустите случая показать себя.
        Бутвиль вложил шпагу в ножны и низко поклонился, не сводя с королевы влюблённого взгляда.
                - Вы?! Здесь? — воскликнул и Бэкингем, которого отнюдь не обрадовало появление француза. — Ну, это уже слишком!
        Он с такой яростью посмотрел на своего секретаря, что тут готов был провалиться сквозь землю.
                - Господин Роджерсон, извольте выйти отсюда! — вмешалась королева, желавшая поскорее замять неприятный инцидент. — И вы, господа, тоже.
        Гвардейцы, ожидавшие самой строгой кары за свой проступок, радостно удалились. Вслед за ними выбежал и расстроенный Патрик. В королевском кабинете застыло неловкое молчание.
                - Так, — Бэкингем решил взять объяснение на себя. — Теперь, когда мы избавились от этих нарушителей спокойствия, послушаем вас, господин де Бутвиль. Что привело вас в Англию?
        Глубоко вздохнув, Франсуа достал письма инфанты и герцогини де Шеврёз и протянул их герцогу.
                - Ого! — воскликнула Генриетта, увидев герб на последнем письме. — Вижу, вы, милорд, по-прежнему очень дружны с Шевреттой?
        Герцог окинул Бутвиля уничтожающим взглядом. Он очень пожалел о том, что не принял француза наедине, но было уже поздно — королева увидела и послание инфанты Изабеллы.
        Выхватив письма из рук опешившего Бутвиля, Генриетта раскрыла одно из них и быстро прочла. Опешивший от неожиданности Бэкингем не успел помешать ей, и тут же поплатился за свою медлительность: безмятежная улыбка на лице английской королевы сменилась гневной гримасой.
                - Вы предложили правительнице испанских Нидерландов проект вовлечения всех прогабсбургских сил в войну против Франции? — воскликнула Генриетта.
                - Да я бы всё, что угодно предложил, только бы Испания проглотила эту наживку и заключила с Англией мир, — растерянно ответил Джордж.
        Но фальшивая улыбка министра не убедила Её Величество в правдивости его слов. С лихорадочным блеском в глазах она вскрыла и другое письмо.
                - Негодяй! — произнесла она со страшной улыбкой. — Значит, вы собираетесь заключить мир только для того, чтобы бросить все силы на войну с Францией? А мадам де Шеврёз не только помогает вам в этом деле, но ещё и желает втянуть в свои интриги Монтегю...
        Тут она побледнела, вспомнив, где сейчас находится её секретарь.
                - Бедный Уолтер, — прошептала она. — Я погубила его...
                - А причём здесь Монтегю? — нахмурился Бэкингем, вспомнив, что уже несколько недель не видел молодого человека. — Так... И куда вы его отправили на этот раз, моя прекрасная королева?
                - В Рим. — Генриетта решила сразу покончить со всеми недомолвками. — К генералу Иезуитского ордена.
                - Но зачем?
                - Чтобы помочь вам заключить мир с испанцами. Но так как Уолтер ничего не знает о ваших истинных планах, Муций Виттеллески, который наверняка осведомлён о них, не поверит ни единому слову моего посланника. Будет чудо, если Монтегю удастся вернуться в Англию.
        Казалось, ещё минута, и она словно разъярённая кошка вцепиться герцогу прямо в лицо. Бэкингем тоже стоял перед ней, сжав от ярости кулаки.
                - Так почему же вы, Ваше Величество, не соизволили сообщить мне об этой поездке?
                - По тем же причинам, которыми руководствовались вы, милорд, скрывая от меня свои истинные намерения!
                - Англия должна играть решающую роль в европейской политике, мадам! — загремел герцог. — А если вы, моя королева, не способны отличить правду от политического шантажа, то мой вам совет: не лезьте в эти игры, вам в них нет места.
        Растерянный Бутвиль был готов провалиться сквозь землю, но Генриетта и Бэкингем забыли о его существовании и засыпали друг друга взаимными упрёками. И неизвестно, чем бы закончилась эта ссора, если бы в кабинет не вошёл рассерженный король. Ему пришлось самому принимать датского посла, так как первый министр был занят выяснением отношений с королевой.
        Появление Чарльза заставило противников умолкнуть. Бутвиль, увидев короля, благоразумно спрятался за портьерой.
                - Стини, — проговорил король, кусая губы. — Я в совершеннейшем недоумении. Датский посол очень интересовался переговорами, которые ведёт в Мадриде агент Бристоля. О них же меня спрашивала и сестра Елизавета в своём последнем письме. Я думал, мы решили сохранить в тайне наше стремление к миру с испанцами?
                - Видимо, Оливарес думает иначе, — услышав такие новости, герцог уже не сдерживал своей ярости. — Я уверен, это он раструбил на всю Европу, что Англия желает мира с Испанией для того, чтобы отвратить от нас наших протестантских союзников. Я должен был это предвидеть!
        Генриетта громко хмыкнула.
                - Я удивлюсь, — язвительно сказала она, — если Мадрид не потребует, чтобы Англия отступилась от Гаагского договора[77 - ГААГСКИЙ ДОГОВОР — соглашение, заключённое 29 ноября 1625 года между Англией, Соединёнными провинциями и Данией, направленное против Испании, Австрии и их сторонников — германских католиков.].
                - Испанцы уже выдвигали эти требования, но я ответил на них решительным отказом, — ответил король.
                - Проклятый Бристоль! — сквозь зубы произнёс Бэкингем. — Я же приказал ему любой ценой избежать этого ультиматума...
        Чарльз громко откашлялся.
                - Я сказал послу, что такие обвинения со стороны Дании, уже заявившей о своём намерении заключить мир с императором, звучат по меньшей мере странно. Стини, если ты желаешь ещё что-нибудь добавить к моим словам, то поторопись, потому что я не могу больше задерживать у себя датчанина.
        Видимо, герцогу действительно было что сказать, так как он пулей вылетел из кабинета. Король последовал за ним. Увидев, что Генриетта осталась одна, Бутвиль покинул своё убежище.
                - Франсуа! — воскликнула королева, которая и думать забыла о нём. — Вы всё это время были здесь?
        Бутвиль пожал плечами.
                - Я плохо понимаю английскую тарабарщину, — улыбнулся он. — И всё это время просто любовался вами.
        Генриетта слабо улыбнулась.
                - Зачем вы приехали в Англию? — вздохнула она. — Ришелье может расценить такой поступок как государственную измену.
                - Будь моя воля, я бы и вовсе отсюда не уезжал...
        Граф хотел ещё что-то добавить, но дверь открылась, и на пороге встал ещё один посетитель, закутанный в забрызганный грязью плащ.
                - Прошу прощения, Ваше Величество, но на правах лейтенанта вашей гвардии я решил сам доложить о себе, — произнёс он.
                - Уолтер! — радостно воскликнула Генриетта, не веря своим глазам.
        Да, перед ней стоял живой и невредимый Уолтер Монтегю. Он изысканно поклонился королеве, но мрачное выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Королева бросилась ему на шею.
                - Ну, наконец-то вы вернулись! Я уже подумала, что вы решили дезертировать к иезуитам.
        Генриетта смеялась, но её шутки оказались намного ближе к истине, чем она предполагала.
                - Именно это я и сделал, — подтвердил Уолтер.
                - Объяснитесь! — королева уже не улыбалась.
                - Извольте. Не стану скрывать, генерал Виттеллески встретил меня очень радушно, причём до такой степени, что любезно ознакомил меня с проектом договора о англо-испанской блокаде Франции. Сначала я решил, что это подделка, но подпись Бэкингема на нём выглядела настоящей.
        Королева почувствовала, как кровь прилила к её щекам и сердце яростно застучало в груди. Уолтер продолжил.
                - Конечно же генерал заподозрил меня в предательстве. К счастью, мне удалось убедить его, что, несмотря на это недоразумение, я являюсь верным слугой его ордена, и...
                - И?
                - Орден согласился поддержать наш план касательно де Молина. Что же касается англо-испанского союза, то Виттеллески предпочитает остаться в стороне и не вмешиваться в политику. Словом, — Монтегю печально улыбнулся, — моя миссия не увенчалась успехом. Я даже не уверен в том, что Ваше Величество сможет и дальше мне доверять.
        Генриетте понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя от обилия нахлынувших мыслей.
                - Я поверила вам тогда, когда вы признались мне в том, что принадлежите к ордену иезуитов, — медленно произнесла королева. — Я верю вам и сейчас. Вы нужны мне, Уолтер, очень нужны. Я прошу вас оставаться на моей службе, если, конечно, вам ещё не надоело рисковать своей жизнью ради меня.
        Монтегю нежно поцеловал ей руку.
                - Вы еле держитесь на ногах, друг мой, — вздохнула Генриетта. — Сегодня отдохните, а завтра я жду вас у себя. Даже из тупика можно выбраться, если постараться, конечно... О, Боже! Я боюсь даже думать о том, что сделает де Молина, когда узнает об авантюре Бэкингема. Кажется, его антифранцузский проект уже известен всей Европе.
                - Так вы о нём знаете? — удивился Монтегю.
                - Знаю уже целых два часа, после того, как случайно ознакомилась с письмами инфанты Изабеллы и герцогини де Шеврёз... Но, представьте себе, несмотря на все улики, этот лицемер продолжает убеждать меня в своей искренности дать Англии мир!
                - Сейчас уже нет смысла рассуждать о мире, — вздохнул Уолтер. — Англии придётся воевать и с Испанией, и с Францией. Ришелье удалось заключить с испанцами договор о наступательном союзе, направленном против протестантской ереси. И, если планы Оливареса осуществятся, Непобедимая армада покажется нам детской забавой, когда объединённые силы союзников переплывут Ла-Манш.
                - Скажите мне, что вы пошутили, — упавшим голосом попросила Генриетта.
        Монтегю грустно покачал головой.
                - Я думаю, нужно немедленно сообщить об этом Бэкингему, — сказал он. — Герцог — верховный лорд-адмирал, а сейчас каждый потерянный день идёт на руку врагу.
                - Делайте, что хотите, — бессильно ответила королева, думая о чём-то своём.
        При этих словах Бутвиль, о ком опять все забыли, громко чихнул. Монтегю обернулся.
                - Граф, вы ли это? — удивлённо воскликнул он. — Что вы делаете в Англии?
        Господин де Монморанси неприязненно посмотрел на него. Он ничего не понял из разговора королевы и Монтегю, и тем сильнее его поразила непринуждённое поведение англичанина в присутствии Её Величества.
                - Бутвиль привёз Бэкингему те самые письма, о которых я вам говорила, — за него ответила Генриетта.
                - А где герцог? — спросил Монтегю. — Мне бы тоже было бы интересно взглянуть на них.
                - У короля.
        Не говоря больше ни слова, Уолтер откланялся и направился в покои Его Величества.
                - Неужели вы любите этого человека, мадам? — горько бросил Франсуа, когда красавец англичанин скрылся из виду.
                - Кого? — удивилась Генриетта. — Вы с ума сошли?
        Королева была недалёка от истины, поскольку Бутвиль, задыхаясь от переполнивших его чувств, упал к её ногам и принялся осыпать поцелуями её платье, руки... От неожиданности королева совсем растерялась, и, воспользовавшись её замешательством, граф схватил её на руки и прижал к своей груди.
                - Отпустите меня, — попросила Генриетта.
                - Ещё минуту, — взмолился Бутвиль. — Я уеду и увезу с собой воспоминания о самых восхитительных минутах в моей жизни.
        Он смотрел на неё такими влюблёнными глазами, что королева не нашла в себе сил возразить даже тогда, когда граф поцеловал её. Но если у Генриетты не было аргументов, чтобы прекратить это безобразие, то у герцога Бэкингемского, который в этот момент вернулся в кабинет, они нашлись. Его яростный взгляд быстро вернул королеву к действительности, поэтому, пробормотав что-то невразумительное, она быстро выбежала в другую комнату. Вилльерс последовал за ней.
                - Итак, мне не удалось увидеть весь спектакль, зато я успел на финальную сцену, — мрачно констатировал герцог. — А если бы я пришёл немного позже...
                - Оставьте ваши домыслы, Джордж! — вспыхнула королева. — Я не собиралась позволять графу заходить так далеко. Но он любит меня, и я...
                - Генриетта, если бы я укладывал в свою постель всех женщин, желающих туда попасть, боюсь, вам бы долго пришлось ждать своей очереди, — грубо отрезал герцог.
                - Вы уверены, что действительно хотели сообщить мне эту потрясающую новость, милорд? — глаза Генриетты опасно заблестели, но взбешённый Бэкингем не пожелал этого заметить и ушёл так быстро, что королева просто не успела рассказать ему о наступательном испано-французском союзе.

* * *
        Об этом министру сообщил Уолтер Монтегю, которому удалось увидеться с Бэкингемом в Йорк-Хаузе только поздно вечером. Несмотря на усталость, министр, услышав, кто просит у него аудиенции, приказал сразу же впустить к нему молодого человека.
                - А, Уолтер! — воскликнул он. — Вижу, вам всё же удалось покинуть Рим целым и невредимым.
        Монтегю поклонился.
                - Я знаю, у вашей светлости есть причины быть мною недовольным, — проговорил он.
                - Недовольным? Да я даже не подозревал о ваших тёплых отношениях с генералом Иезуитского ордена, а вы конечно же не потрудились мне об этом сообщить! — раздражённо продолжил герцог. — За одно это преступление я бы мог отправить вас на эшафот по обвинению в государственной измене.
                - Я знаю, милорд, что если я ещё на свободе, то этим обязан вашей снисходительности...
                - Своему уму, друг мой, и ничему другому. Я питаю слабость к умным людям, сам не понимаю, почему... Ладно, говорите, что там у вас. Мне бы, конечно, хотелось, чтобы вы честно и открыто рассказали о цели своего визита в Рим, но боюсь, что я слишком самонадеян.
                - Именно за этим я и пришёл к вашей светлости, — заверил его Уолтер. — Я ездил в Рим по поручению английской королевы, чтобы добиться у генерала Иезуитского ордена Муция Виттеллески содействия в подписании мирного договора между Англией и Испанией.
                - Но из-за моей глупости вы ничего не достигли, — мрачно кивнул Бэкингем.
                - Не совсем там, милорд, — возразил Уолтер. — Моя миссия с самого начала была обречена на провал, потому что Испания уже подписала договор с Францией о наступательном союзе против Англии.
        Услышав страшную новость, герцог долго молчал.
                - Это конец, — бесцветным голосом проговорил он. — Англия уже воюет с Испанией и с германскими католиками и не может себе позволить одновременно вести военные действия ещё и против Франции. К тому же наши протестантские союзники по уши увязли в войне с имперскими войсками, и только чудо спасёт их от полного разгрома. Инфанта Изабелла, правда, пишет, что полностью поддерживает меня во всех начинаниях, но без разрешения Мадрида ничего не сделает. Сетует на задержку испанского посла, который по пути из Парижа в Мадрид должен был посетить Брюссель, но неожиданно заболел. Заболел? Как бы не так! — герцог стукнул кулаком по столу.
        Воцарилось неловкое молчание.
                - И что вы, ваша светлость, намерены предпринять? — осторожно поинтересовался Монтегю.
        Он хорошо знал министра. Даже в тех исключительных случаях, когда милорд позволял себе жаловаться на судьбу, его деятельный ум уже искал выход из тупиковой ситуации и, что удивительно, всегда находил его. Этот случай тоже не стал исключением.
                - Итак, — Бэкингем уже взял себя в руки, — нам остаётся одно: ждать появления объединённых испано-французских сил и готовиться к обороне, или же...
                - Или же? — эхом повторил Монтегю.
                - Первыми нанести удар.
                - Куда? — удивился Уолтер.
                - В самое больное место.
        Герцог подошёл к карте, висевшей на стене, и ткнул пальцем в небольшую точку на атлантическом побережье Франции.
                - Ла-Рошель, — удивлённо прочёл Монтегю, но через миг его лицо прояснилось. — Милорд, вы великий политик!
                - Вы думаете? — всё же улыбнулся Бэкингем. — Субиз уверяет, что очередной костёр гугенотского восстания готов разгореться в любой момент, осталось только чиркнуть огнивом. Посмотрим, как Ришелье отправится воевать по ту сторону Ла-Манша, когда война вспыхнет на пороге Франции! К тому же нам необходим порт на французском берегу, чтобы контролировать морскую торговлю. Англия должна быть и будет единственной хозяйкой в Атлантическом океане!
                - Только бы испанцы не успели прийти французам на помощь, — вслух подумал Монтегю.
                - У них не будет времени на подготовку экспедиции, — герцог азартно потёр руки. — И потом, я не собираюсь атаковать французов один. Мои агенты из Савойи регулярно докладывают о недовольстве тамошнего герцога французской политикой. Там сейчас находится граф Суассон, который подстрекает герцога к открытому выступлению. Савойю поддержат Венеция и Лотарингия. Мадам де Шеврёз пишет мне об этом, — объяснил он, заметив удивление на лице Монтегю. — Несмотря на то, что наш заговор против Ришелье потерпел поражение, Шевретте удалось сохранить все договорённости в силе... Кстати, красавица Мари требует, чтобы я прислал вас в Брюссель, чтобы согласовать детали. Что вы об этом скажете, друг мой?
                - Королева не согласится, — вздохнул Уолтер.
                - Я сумею её убедить, — заверил его Бэкингем.
        ГЛАВА 5.
        ДУЭЛЬ НА КОРОЛЕВСКОЙ ПЛОЩАДИ
        После возвращения из Англии в Брюссель графом де Бутвилем опять овладела жесточайшая меланхолия. Долгие дни он проводил в постели, время от времени давая себе труд утолить голод и жажду, и вспоминал счастливые мгновения своей последней встречи с английской королевой. Прощаясь с Бутвилем, Генриетта не нашла в себе силы решительно приказать молодому человеку не искать больше с нею встреч, и обнадеженный её молчанием граф жил ожиданием следующего свидания. Но граф плохо представлял себе, как его осуществить, потому что герцог Бэкингемский, вручая молодому человеку письма для инфанты и герцогини де Шеврёз, дал ему понять, что следующий визит в Англию непременно закончится для него плачевно. Разумеется, Бутвиль тут же попытался вызвать министра на дуэль, но Бэкингем, смеясь, повторил ему слова маркиза Гамильтона, который, узнав о дуэльных подвигах господина де Монморанси, как-то сказал: «Если бы этот человек прислал мне вызов, я бы не ответил на него, не получив одновременно свидетельства от его врача, что желание драться не проистекает от болезни». Пришлось Бутвилю покинуть Англию, так и не
рассчитавшись с обидчиком и без какой-либо надежды туда вернуться.
        Эта скорбная мысль приводила Франсуа в такое отчаяние, что его жертвой чуть не стал граф де Шапель, безуспешно пытавшийся вернуть кузена к привычному образу жизни. И вполне вероятно, что дружба между кузенами на этом бы и окончилась, если бы в Брюссель не прибыл господин де Шоке с очередным письмом от маркиза де Беврона, где тот в весьма дерзких выражениях напоминал о дуэли.
                - Вижу, господин д'Аркур никак не уймётся, — Бутвиль раздражённо скомкал письмо и ловко бросил его в камин. — Придётся мне его успокоить.
        Шоке учтиво поблагодарил господина Монморанси за добрые намерения и согласно принятым правилам поединка предложил графу самому назначить дату и место встречи.
        Бутвиль оказался в затруднительном положении.
                - Беврону хорошо известно, что мне запрещён въезд во Францию, — недовольно ответил он. — В Нидерландах я биться не могу, потому что дал слово эрцгерцогине. В Лотарингию Беврон сам ехать не желает, потому что не в ладах с лотарингским герцогом, а в Англию мне путь заказан. В Савойю ехать бесполезно, потому что не успеем мы с Бевроном пересечь границу, нас обоих тотчас же арестуют... Проклятье! Неужели во всей Европе не найдётся места, где бы я мог спокойно подраться?
        Господин Шоке смотрел на расстроенного этим открытием Бутвиля во все глаза.
                - Ладно, сударь, — забияка задумчиво наморщил лоб. — Возвращайтесь в Париж и передайте Беврону, что я что-нибудь придумаю.
                - Полагаюсь на ваше слово, граф, — поклонился Шоке.
        Он отправился в Париж, где честно передал Беврону свой разговор с Бутвилем.
        Взбешённый господин д'Аркур дал волю своему гневу.
                - Все говорят о Бутвиле, как о храбром человеке! — заорал он. — Я и сам так думал, но теперь вижу, что он испугался встречи со мной. Сейчас я говорю об этом только своим друзьям, но если граф в скором времени не примет моё приглашение, я заявлю об этом во всеуслышание!
        Разумеется, друзья де Беврона позаботились о том, чтобы эти слова стали известны всему Парижу.

* * *
        Тем временем судьба Бутвиля изменилась к лучшему — инфанта Изабелла, хоть и была расстроена полученными через графа сведениями о подписанном союзе между Испанией и Францией, всё же добилась от Людовика XIII согласия на возвращение Бутвиля во Францию. Приятное известие Франсуа встретил печальной улыбкой.
                - Какого чёрта мне ехать в Париж, если вскоре опять придётся уносить оттуда ноги? — сказал он де Шапелю. — Если уж нельзя избежать дуэли, то я напишу Беврону и предложу ему встретиться на границе Франции, чтобы не слишком дразнить королевское правосудие. Кузен, что ты об этом думаешь?
                - Думаю, что вы с беднягой Ториньи уже щадили чувства Его Величества, когда решили биться в провинциальной дыре, — кусая ус, проговорил Шапель. — И что? Разве король оценил такое самопожертвование?
                - Ты прав, — вздохнул Монморанси. — В том дрянном городишке, где мы собрались драться, оказалась только одна гостиница, в которой не было свободных мест. Так что нам с графом пришлось провести ночь в одной постели, согреваясь теплом друг друга, так как каналья трактирщик пожалел дров, чтобы хорошенько растопить камин... Чёрт возьми! Да я не меньше Беврона сожалею о гибели Ториньи. Он был моим другом...
                - То есть, — перебил его Шапель, — ты согласен, что нет нужды подвергать себя лишениям ради спокойствия духа Его неблагодарного Величества? Что касается меня, то я бы дрался в Париже, хотя бы для того, чтобы показать королю и кардиналу всё, что я думаю об их эдиктах.
        Бутвиль расхохотался.
                - Ладно, едем в Париж, — ответил он. — Король разрешил мне вернуться во Францию, но запретил являться ко двору. Счастье Его Величества — иначе, я бы устроил дуэль прямо в Лувре!
        Шапель радостно кивнул и, вытащив шпагу из ножен, дурачась, нанёс меткий удар невидимому противнику.

* * *
        Франсуа д'Аркур маркиз де Беврон преспокойно обедал в своём парижском доме, когда лакей доложил ему о визите графа де Бутвиля. Маркиз, который ничего не знал о королевском указе, так удивился, увидев своего врага в Париже, что поперхнулся вином и ещё долго откашливался. Бутвиль с ледяной улыбкой на лице наблюдал за ним. Ему уже сообщили о дерзком заявлении маркиза.
                - Кажется, сударь, вы считаете меня трусом? — поинтересовался Франсуа, когда его противнику удалось немного отдышаться.
                - Боже меня упаси, — выдохнул д'Аркур. — Но я рад, что мои слова заставили вас поторопиться с ответом. Ваши условия?
                - Шпага и кинжал. Завтра, двенадцатого мая, в три часа дня на Королевской площади прямо под окнами кардинала.
        Маркиз вытаращил глаза от удивления. Но желание выглядеть таким же отчаянным храбрецом, как сам Бутвиль, взяло верх над здравым смыслом.
                - Я буду там, — пообещал он.
                - Отлично. Кстати, со мной будет двое друзей.
                - Это дело касается только вас и меня, — запротестовал Беврон. — Я бы не хотел подвергать риску жизни других людей.
        Бутвиль усмехнулся.
                - Поступайте, как хотите, сударь, но мои друзья ждут не дождутся, чтобы обнажить против кого-нибудь свои шпаги. Если вы придёте один, вам придётся драться против троих.
        И, учтиво поклонившись противнику, вышел.

* * *
        На следующий день, ровно в три часа, Бутвиль, Шанель и их общий друг шевалье де Ла Берт появились на Королевской площади. Их противники — Беврон, Бюсси д'Амбуаз и господин де Шоке уже были там.
        Маркиз де Беврон был настроен очень решительно. Несмотря на это, он несколько раз обеспокоенно оглядывался на стоящего рядом графа де Бюсси д'Амбуаза. Тот был бледнее обычного и несколько раз вытирал лихорадочный пот, который всё равно упрямо проступал на лбу.
                - Ты же болен, друг мой, — взволнованно произнёс маркиз. — Ради всего святого, откажись от дуэли. В конце концов это дело касается только меня и Бутвиля.
                - И дать повод для насмешек этой скотине Шанелю? Никогда! — Бюсси и правда еле держался на ногах, но не смог удержаться от соблазна ещё раз встретиться со своим смертельным врагом. — Я буду драться с ним, даже если это будет последняя дуэль в моей жизни.
                - Я могу обещать вам это, сударь, — мрачно кивнул Франсуа де Росмадек, который услышал эти слова.
        Дуэлянты учтиво раскланялись, и, не откладывая дела в долгий ящик, тут же сняли камзолы и выхватили шпаги.
        На Королевской площади — самом аристократичном районе Парижа, как всегда, было полно людей, которые тут же окружили дерущихся плотным кольцом. Звон оружия перемешался с восхищенными криками зевак, которые, узнав Бутвиля, поддерживали его восторженными воплями, которые вскоре сменились вздохом ужаса: бедняга Бюсси упал, сражённый шпагой де Шапеля. Его смерть только подзадорила дерущихся. После ожесточённого боя Шоке сумел ранить де Ла Берта, и того унесли на руках в ближайший отель Майенн, обитатели которого следили за боем из окон особняка.
        Остались Бутвиль и Беврон. Оба были искушёнными бойцами, и хотя Монморанси превосходил своего противника, жажда мести придала тому небывалых сил: оба демонстрировали такие приёмы высшего фехтовального искусства, что толпа орала от восторга, причём на этот раз симпатии разделились: половина зрителей явно симпатизировала маркизу. Время шло, но ни один из дуэлянтов не показал того безоговорочного превосходства, которое позволило бы закончить поединок. Между тем с минуты на минуту могла показаться стража и арестовать всех участников дуэли. Сообразив это, Бутвиль предложил ускорить дело и, бросив шпаги, сойтись на кинжалах, на что Беврон охотно согласился.
        Сближались, уворачивались, расходились и сходились снова. В конце концов Бутвиль поймал де Беврона за руку и, используя своё силовое преимущество, начал медленно приближать свой кинжал к горлу врага. Де Беврон боролся отчаянно но стальное лезвие беспощадно впилось ему в горло.
                - Вы победили, Бутвиль, — тяжело дыша, произнёс маркиз. — Убейте меня, если хотите.
                - Ну, Франсуа, чего же ты ждёшь? — подскочил к ним Шапель. — Убей его, и покончим с этим.
                - Ты с ума сошёл? — возмутился Монморанси. — Да я скорее умру сам, чем позволю умереть такому достойному человеку!
        И он заключил в объятия растерянного маркиза. Толпа встретила эту речь криками восторга. Беврон благодарно пожал руку Бутвиля.
                - Нам нужно бежать отсюда, — проговорил он, беспокойно оглядываясь вокруг в поисках стражи. — Сегодня праздник Вознесения, и, если нас поймают, то к светской экзекуции добавят ещё и церковное проклятие.
                - Ни один Монморанси ещё ни от кого не бегал, и я не собираюсь нарушать семейную традицию, — зевнул Бутвиль.
                - Как вам будет угодно, — пожал плечами Беврон. — Что касается меня, то я еду в Англию. При дворе уже вслух говорят о войне, и я надеюсь, что милорд Бэкингем, с которым я познакомился во время его последнего визита в Париж, не выдаст меня королевскому правосудию.
                - Расскажите герцогу о нашей дуэли, и он отнесётся к вам ещё благосклоннее, — посоветовал ему Бутвиль. — А если вам посчастливится увидеть Генриетту Французскую, передайте Её Величеству поклон от меня.
        Беврон согласно кивнул и, подозвав Шоке, не теряя времени сел в свою карету и во весь опор помчался в Кале.
        Бутвиль и Шапель не торопились. После того как врач смазал их царапины целебным бальзамом, они отправились в отель дю Майен, повидаться с Ла Бёртом. И только после этого вскочили на лошадей и неторопливо поскакали к границе, надеясь укрыться в Лотарингии. Друзья не обременяли себя мерами предосторожности, так что несколько человек, встретившихся им на пути, без сомнения, опознали знаменитых дуэлянтов, поскольку восхищённо оборачивались им вслед. Но беглецы не очень беспокоились по этому поводу: полученная победа кружила им головы, и настроение было самым безоблачным.
        Прибыв в небольшой городок Витри-ле-Брюле на юге Шампани, друзья разместились в уютной гостинице и, угостившись вкусным ужином, спокойно уснули. И были очень удивлены, когда на рассвете их разбудил сам парижский Прево, и, вручив приказ об аресте, приказал ехать с ним в Париж.
                - И не трудитесь сопротивляться, — предупредил он, заметив, что острый взгляд Бутвиля блуждает вокруг в поисках оружия. — Со мной тут три роты швейцарских гвардейцев, гостиница окружена, так что один неосторожный шаг с вашей стороны...
                - Ришелье послал за нами в погоню шестьсот человек? — недоверчиво переспросил Шапель.
                - Смотрите сами.
        И господин де Сент-Бриссон, отойдя в сторону, предоставил дуэлянтам возможность подойти к окну и убедиться в правдивости его слов.
        Увидев толпу вооружённых до зубов солдат, Бутвиль и Шапель переглянулись и громко расхохотались.
                - Хорошо, — смахивая весёлые слёзы, произнёс господин де Монморанси. — Мне будет приятно прокатиться в Париж в сопровождении истинно королевской свиты. Но как, чёрт возьми, вам удалось нас найти?
        Выяснилось, что мадам де Месме — сестра покойного Бюсси д'Амбуаза, узнав о смерти графа, тут же отправила своих доверенных людей принять от её имени власть над владениями покойного, опасаясь, как бы её в этом деле не опередила тётя — графиня Виньери. Прибыв в деревню Мё, где Бутвиль и Шапель останавливались, чтобы перекусить, слуги госпожи де Месме узнали о том, что тут только что были два вооружённых дворянина. Решив, что это могут быть эмиссары мадам де Виньери, слуги бросились за ними в погоню, но, догнав, узнали в них обоих прославленных фехтовальщиков. Не решаясь вступить с ними в схватку, они повернули назад и сообщили местным властям о том, что видели убийцу графа де Бюсси. Но власти, узнав о том, что речь идёт о Бутвиле и де Шапеле, наотрез оказались задержать их без королевского приказа. К несчастью для дуэлянтов, такой приказ нашёлся у господина парижского Прево, который со своей внушительной свитой прибыл в Me вслед за слугами графини, так как был послан королём в погоню за беглецами. Ничего не зная об их местонахождении, господин де Сент-Бриссон ехал наугад, расспрашивая всех, кто
попадался ему на пути. Разумеется, слуги мадам де Месме тут же указали ему нужный путь.
                - Так что, господа, — окончил свой рассказ Прево, — это тень покойного Бюсси привела меня сюда.
        Шапель громко зевнул.
                - Вы не дали нам выспаться, сударь, — заявил он. — А теперь пытаетесь вызвать бессонницу рассказами о духах, жаждущих мести. Но ничего у вас, друг мой, не выйдет.
        И, удобно устроившись в предложенной телеге, которую тут же окружили солдаты, Франсуа де Росмадек заснул спокойным сном человека, не отягощённого муками совести. Бутвиль тоже последовал его примеру.

* * *
        На пути во французскую столицу и без того внушительный эскорт арестантов увеличился ещё пятью сотнями солдат, посланных навстречу своим товарищам. Такие меры предосторожности обеспокоили даже легкомысленного Шанеля.
                - Кажется, его преосвященство решил серьёзно взяться за нас, — обратился он к Бутвилю. — Неужели он действительно собирается отправить нас на эшафот?
        Шапель был прав. Дуэль на Королевской площади вызвала особенное раздражение короля, который усмотрел в ней вызов своей божественной власти, и, воспользовавшись дурным настроением монарха, Ришелье решил избавиться от Бутвиля. Но сделать это было не так-то просто. Смертный приговор Монморанси был вызовом высшему французскому дворянству, а невероятная популярность отчаянного графа могла бы вызвать недовольство армии, что обернулось бы катастрофой в случае, если бы гугеноты, грозившие восстанием, действительно решились осуществить свои угрозы.

* * *
        Весть об аресте двух знаменитых дуэлянтов достигла французской столицы гораздо раньше, чем они сами прибыли в Париж, отягощённые своей внушительной свитой. И сразу же их высокородные родственники и друзья принялись преследовать Людовика XIII, умоляя его проявить снисходительность и милосердие. Вспоминали о безумной храбрости арестованных, о подвигах на военной службе. Так, Шапель особо отличился в 1622 году при осаде Руана. Когда уже скомандовали отступление, он выхватил шпагу и, воодушевляя своих солдат личным мужеством, повёл их на приступ. Первым ворвался в город и, дойдя до сильно укреплённой церкви, попытался ворваться туда, но был тяжело ранен. О Бутвиле говорили ещё больше, вспоминая его безупречное поведение при Сен-Жане, где под ним убили лошадь; при осаде Руайона граф попал под обвал при прокладке мины; при осаде Монтобана он вёл себя так же храбро, как и при Виль-Бурбоне, проявляя немыслимую отвагу и в морских сражениях, и на суше. Вспоминали и об услугах, оказанных Домом Монморанси покойному королю Генриху, так что Людовик XIII, глубоко чтивший память своего великого отца, начал
всерьёз колебаться.
        Чтобы укрепить слабый дух Его Величества, Ришелье не теряя времени испросил аудиенцию и обрушил на короля поток своего негодования, обличающего Бутвиля.
                - Сохранить жизнь человеку, который сам уже отнял её у лучших представителей дворянства в нашем государстве, значит дать понять другим, что, следуя его примеру, они не потерпят особого урона, как и он, — заявил кардинал. — Ведь он не просто нарушал эдикты короля, а извлекал из своих проступков пользу для себя, а при последнем деянии намеревался нарушить не только законы государства, но и унизить величие правосудия и авторитет короля, поскольку сознательно совершил своё преступление в Париже, в общественном месте, на Королевской площади, чтобы публика могла видеть, как он презирает законы; между тем именно законы государства должны быть почитаемы всеми, ибо они — единственная узда, которая заставляет людей исполнять свой долг.
        Выслушав доводы кардинала, которые Ришелье позже выложит в своих «Мемуарах», Людовик только вздохнул.
                - Мне говорят, — заметил он, — что проступки Бутвиля проистекают не из корыстных соображений, а из-за его легкомыслия. А отправлять человека на эшафот за то, что он менее умён, чем мы с вами, это ведь почти преступление. Правильным наказанием для него было бы тюремное заключение, ведь эшафота заслуживают жестокие люди, а тюрьмы — необузданные. К тому же, — примирительно закончил он, видя, что седые усы его преосвященства затопорщились от гнева, — ничто так не прославляет правителя, как милосердие.
                - Перерезать горло дуэлям — или эдиктам Вашего Величества, вот как стоит вопрос! — воскликнул кардинал, представив себе, как должна будет увеличиться ярость Бутвиля, когда тот наконец выйдет из Бастилии. — Спасти государство важнее, чем частное лицо. К тому же разве сам преступник не показал, как мало дорожит жизнью, столько раз рискуя ею из-за пустой бравады! — И добавил еле слышно: — Из тюрьмы можно выйти, а из того света — нет.
        На помощь его высокопреосвященству поспешил духовник короля.
                - Своим поступком Шапель и Бутвиль нарушили законы человеческие, — сказал он. — Но что страшнее всего, они нарушили и Законы Божьи, убивая своих противников, которых Небо одарило меньшей ловкостью, нежели их самих. Оскорблением Господа был их поединок в день Святого Вознесения. Оскорблением Господа будет и указ об их помиловании, ибо помилованные, эти двое могли бы стать причиной смерти ещё многих людей.
        Король закрыл лицо руками.
        Вся Франция просит за них, — тихо сказал он.
                - Кто? — усмехнулся Ришелье. — Брат Вашего Величества — герцог Орлеанский? Принц Конде? О, не сомневаюсь, что покойный господин Шале — лучший друг Бутвиля, будь он жив, также присоединил бы свой голос к воплям о помиловании.
        После этих слов Людовик призвал советников парламента в Лувр, велев им начать судебный процесс и довести его до конца.

* * *
        22 июня 1627 года добрый город Париж превратился в театр военных действий. По перетянутым цепями улицам были расставлены вооружённые до зубов патрули, число которых всё увеличивалось по мере приближения к Гревской площади, где по-обыкновению осуществлялись, экзекуции. Дорогу от Бастилии до высокого деревянного эшафота, который грозно возвышался над толпами народа, наводнившего площадь, охраняло грозное оцепление, состоящее из нескольких полков немецких рейтар, а сам эшафот был окружён шестью ротами кардинальских гвардейцев. Исключительные меры безопасности были приняты, чтобы казнить двух дворян, дерзнувших нарушить королевский указ о запрещении дуэлей. Этими опаснейшими преступниками были граф де Бутвиль и его кузен граф де Шапель.
        Из всех участников роковой дуэли на Королевской площади только им был вынесен смертный приговор. Беврон даже не был арестован — он благополучно скрылся за границей, откуда вскоре вернулся, выхлопотав королевское помилование. Осуждённых — Бутвиля и Шапеля — ожидала позорная смерть, но всё, что они делали в свои последние дни, послужило к их чести и вызвало всеобщее возмущение избранностью королевского правосудия.
        Сами дуэлянты сейчас преспокойно сидели в телеге палача, которая медленно везла их к месту казни. Свой смертный приговор они выслушали с бесстрастным выражением лица, а сейчас с любопытством созерцали свою внушительную свиту — три сотни солдат, которые окружили повозку со всех сторон. Грозные охранники выглядели перепуганными, тогда как их жертвы излучали спокойствие и какую-то отчаянную весёлость.
                - Кузен, смотри, наши друзья всё же решились нас освободить! — весело заорал Шапель, показывая куда-то наверх.
        Услышав эти слова, солдаты тут же окружили тележку и, размахивая оружием, принялись тревожно рассматривать крыши домов, выглядывая освободителей, а Франсуа де Росмадек, заметив их испуг, издевательски захохотал.
                - Угомонись, — недовольно произнёс Бутвиль. — Сам знаешь, что Ришелье запретил сегодня передвигаться верхом по Парижу, так что наши друзья не только лишены возможности нас освободить; они не смогут даже добраться до Гревской площади, чтобы проститься с нами, не запачкав сапог в парижской грязи.
                - А ещё мы получили строжайший приказ арестовывать всякого, кто посмеет крикнуть «помиловать!» — добавил один из охранников, который с явным состраданием поглядывал на арестантов. — Проклятый кардинал всё предусмотрел.
        Бутвиль протянул ему руку, которую тот почтительно пожал.
                - А я уверен, кузен, что король затеял всю эту возню только из-за того, чтобы припугнуть нас, и объявит об амнистии...
                - После того как поймал нас с таким трудом? Брось, — махнул рукой Монморанси. — Да я бы и сам не советовал ему это делать, так как, получив помилование, я бы предъявил ему счёт за остриженные волосы. Теперь моя голова выглядит так непривлекательно, что я не очень-то и расстроюсь, когда палач её отрубит.
        И Бутвиль, всегда гордившийся своими длинными густыми локонами, которые остригла безжалостная рука палача, громко вздохнул.
                - Ба! Голову отрастить куда труднее, нежели твою роскошную гриву, — возразил Шапель.
        Епископ Нантский, сопровождающий осуждённых на эшафот, не сдержал улыбки:
                - Ох, дети мои, — заметил он. — Хотел бы и я находиться в таком добром расположении духа, как вы, когда наступит мой черёд предстать перед Богом...
        Вот так, весело перебрасываясь отборными остротами, заставляющими хохотать даже своих тюремщиков, наши герои прибыли на место казни. Несмотря на все кардинальские указы, толпа приветствовала их восторженными криками, которые каждую минуту грозили перерасти в проклятия в адрес королевской власти.
        — Бутвиль! Друг! Мы отомстим за тебя! — воскликнули, потрясая шпагами, несколько королевских мушкетёров, к которым тут же бросилась толпа вооружённых солдат...

* * *
        Бутвиль первый шагнул к плахе, невозмутимо подкручивая ус. Что бы ни творилось у него на душе, но на лице читалась решимость взглянуть смерти в глаза с той же отчаянной храбростью, с которой он прежде обнажал шпагу против своих противников на двадцати двух поединках, вошедших в историю.
                - Прощай, кузен, — обнял он де Шапеля. — Встретимся в лучшем мире, где нет ни короля, ни Ришелье с его эдиктами.
                - Иди смело, я догоню тебя, — ответил его кузен.
                - Ты что, сомневаешься в моей храбрости? — вспылил Монморанси. — Такое оскорбление, бесспорно, заслуживает вызова, но, я думаю, что эти господа, — он махнул в сторону притихшей толпы, как бы приветствуя её, и та в ответ разразилась криками восторга, — ожидают более интересного зрелища. Прощай!
        И со всегдашней насмешливой улыбкой он склонил голову на плаху...
        Франсуа де Росмадек граф де Шапель последовал за ним.
        ГЛАВА 6. ОСТРОВ РЭ
        План Бэкингема, высказанный им лорду Монтегю, был очень простым. Из донесений своих агентов, пребывающих во Франции, Бэкингем знал, что французская казна пуста и что Ришелье, подписавший с испанцами договор о наступательном союзе, совершенно не предусмотрел издержек на эту военную кампанию. Франция пока что не имела ни кораблей, ни моряков, способных оказать реальное сопротивление английскому флоту. Обладая этими бесценными сведениями, первый министр Англии решил немедленно действовать, чтобы не дать противнику времени собраться с силами и нанести удар первым, следуя примеру Цезаря, утверждающего, что внезапность выигрывает битвы.
        Заручившись согласием короля, герцог в кратчайшие сроки мобилизовал имеющийся в его распоряжении флот, игнорируя замечания сведущих людей о плохой экипировке солдат и матросов, нехватке продовольствия и прочих существенных недостатках, исправление которых повлекло бы за собой неизбежную задержку с отправкой экспедиции. Бэкингем собирался немедленно отплыть к Ла-Рошели, дождавшись прибытия нескольких кораблей, переданных в его распоряжение Соединёнными провинциями.
        27 июня 1627 года величественный флот из 77 кораблей поднял паруса и взял курс к Ла-Рошели. Шесть тысяч пехотинцев, двести всадников в полном боевом вооружении, а вдобавок ко всему — прекрасная погода и спокойное море — внушали уверенность в безоговорочной победе английского оружия. С английским флотом на родину возвращался и предводитель французских гугенотов — Бенжамен де Роан принц Субиз, который уверил Бэкингема в том, что ларошельцы только и ждут прибытия английского флота, чтобы поднять восстание против королевской власти. А к ним присоединится и Лангедок.

* * *
        Главный адмирал стоял на капитанском мостике и тревожно вглядывался вдаль. Но на горизонте не было видно ни одного французского корабля. Субиз — худощавый черноволосый мужчина лет сорока, стоял рядом с ним и, отчаянно жестикулируя, выкладывал свой план высадки на берег.
                - Ла-Рошель — неприступная крепость, милорд, — говорил он. — Но после моей неудачной экспедиции два года назад Ришелье приказал усилить охрану подступов к городу, построив на острове Рэ три больших форта, где разместил военные гарнизоны. Поэтому войти в город без хорошей драки не получится.
        Бэкингем согласно кивнул головой.
                - Драка так драка, — пожал он плечами. — Но вы убеждены в том, что жители города гостеприимно распахнут ворота перед английской армией?
        Принц задумчиво почесал свой лысеющий лоб. У него было слишком мало времени, чтобы достигнуть ясных договорённостей с городским советом, и, говоря о гугенотском бунте как о решённом деле, он больше старался выдать желаемое за действительное. Но, почувствовав, что первый министр смотрит на него, твёрдо сказал: «да».

* * *
        Французы ожидали нападения. Ещё в начале мая шпионы Ришелье в Портсмуте доложили кардиналу о большой мобилизации войск и о том, что на английские корабли начали грузить зерно. Кардинал встревожился, но, поскольку официально война не была объявлена и Бэкингем до последнего скрывал истинную цель экспедиции, он не знал, кто попадёт под удар: Испания или же Франция. Несмотря на это, Ришелье принял некоторые меры безопасности, а именно — усилил гарнизоны маршала де Туара в фортах Сен-Мартен и Ла-Пре, на острове Олерон, сосредоточил в Пуату армию под командованием герцога Ангулемского, а также отправил в Ла-Рошель своих агентов, через которых настойчиво предостерегал городской совет от оказания помощи английской интервенции. Эти дипломатические уловки дали великолепный результат — завидев английский флот на горизонте, ларошельцы укрылись за своими неприступными стенами, и ни один солдат не вышел из городских ворот на помощь Бэкингему и его армии.
        Тем временем маршал де Туара поднял по тревоге свою пехоту и кавалерию и сосредоточил все силы на побережье Сабалансо, где англичане намеревались сойти на берег. Но английская артиллерия быстро рассеяла это наспех собранное войско, и английские солдаты, сев в шлюпки, направились к суше. Сам лорд-адмирал, стоя по пояс в воде, подбадривал их, совершенно не обращая внимания на французские пули, которые то и дело пролетали над его головой.
        На берегу завязался кровавый бой. Сам Бэкингем дрался как простой солдат, своим личным мужеством воодушевляя англичан. Видя неоспоримое преимущество сил противника, маршал де Туара скомандовал отступление. Французы отступили и запёрлись в обоих фортах. Англичане сделались хозяевами острова Ре, но к их большому удивлению ворота Ла-Рошели по-прежнему оставались закрытыми.
        Удивлённый этим обстоятельством, лорд-адмирал подозвал к себе Субиза.
        — Ну, ваша светлость, — сурово спросил он его. — И где же тот радушный приём, который вы мне обещали?
        Субиз растерянно повесил свой длинный крючковатый нос и честно пожал плечами.
                - Милорд, я не могу знать о том, что произошло в Ла-Рошели за то время, пока мы с вами добирались сюда. Но я уверен, что стоит мне встретиться с мэром города и членами магистрата, и это недоразумение уладится.
                - Так отправляйтесь к ним, чёрт вас дери! — заорал Бэкингем. — Отправляйтесь к своим соотечественникам и заставьте их открыть ворота!
        Бенжамен де Роан так и сделал. В сопровождении сэра Уильяма Бигера — доверенного человека Бэкингема, он отправился на переговоры, но ларошельцы отказались впустить их в город. После длинных уговоров со стороны вдовствующей герцогини де Роан — матери принца, они всё же согласились впустить Субиза, но отказались выслушать посланца Бэкингема, мотивируя это тем, что не желают вступать в переговоры с захватчиком.
        Бэкингем пока ещё не знал об этом. Отослав Субиза на переговоры, он несколько успокоился. Герцог отправил гонца к Чарльзу I, сообщая ему о «великой победе», а сам, обосновавшись на острове с возможным комфортом, готовился начать осаду французских фортов. Приняв посланцев де Туара, который предлагал выкуп за тела погибших знатных французов, герцог приказал отдать их даром и наградил гонцов, посланных к нему с этой просьбой тридцатью золотыми монетами. Маршал, не желая уступить в щедрости английскому министру, в благодарность отпустил пятерых пленных англичан, снабдив каждого десятью пистолями.
        Пока английский и французский командующие обменивались любезностями, Субиз осаждал своими просьбами ларошельский магистрат. Но те не пожелали прослыть бунтовщиками и выступить против своего короля. Впрочем, они разрешили присоединиться к английской армии тем жителям города, которые бы этого захотели. Желающих набралось чуть более сотни, и с ними расстроенный Субиз возвратился в английский лагерь.
        История умалчивает, что именно сказал верховный лорд-адмирал французскому принцу, но, несомненно, что Бенжамен де Роан покинул дом, в котором остановился Бэкингем, с видом побитой собаки.
        Английский министр, впрочем, недолго горевал. Ларошельцы пообещали соблюдать нейтралитет, так что он, не боясь получить удар в спину, решил взять в осаду форты, в которых укрылись маршал де Туара и его солдаты. Знающие люди, впрочем, предостерегали Бэкингема от такого шага, и среди недовольного шёпота громче всех звучал голос его собственного брата, который тоже участвовал в экспедиции и мог позволить себе вслух высказать то, о чём думали многие, но не решались произнести.
                - Ну и как ты собираешься оказывать помощь людям, которые не только не просят о ней, но и не желают принять? — спросил Джон, когда они с Бэкингемом остались одни.
                - Когда мы начнём побеждать, ларошельцы одумаются...
                - Да что ты говоришь! — покачал головой виконт. — И ты собираешься выстоять с шестью тысячами солдат против всей французской армии, которая вскоре прибежит на выручку маршалу Туара?
                - Конечно же нет, — отрубил Бэкингем. — Я уже отправил письмо королю с требованием прислать мне подкрепление и провиант.
                - Но зачем тебе эта война? — Джон чуть не задохнулся от волнения. — Ты не можешь не признать, что Субиз втянул нас всех в дорогостоящую авантюру. О, я бы на твоём месте приказал расстрелять этого негодяя, хоть он и принц, а его брат Анри — крестный отец нашего короля!
        — Угомонись, — осадил его герцог. — Я со дня на день жду вестей от Анри де Роана, который должен вот-вот поднять восстание в Лангедоке. Когда тамошние гугеноты возьмутся за оружие, эти упрямцы в Ла-Рошели последуют их примеру. Будем ждать.
        А чтобы ждать было веселее, Бэкингем взял в осаду остатки французской армии, запертой в Сен-Мартене и Ла-Пре. Конечно, он бы с радостью бросил своих людей на штурм фортов, но, осмотрев их мощные укрепления, вынужден был отказаться от этой затеи. Всё, что оставалось деятельному герцогу — это блокировать их с суши и с моря, чтобы воспрепятствовать прибытию помощи. Поэтому, окружив крепости с моря плотным заграждением из вооружённых кораблей и шлюпок и основательно окопавшись на суше, Бэкингем мог более-менее спать спокойно, так как английский король, придя в восторг от захвата Рэ, обещал со дня на день прислать ещё солдат, деньги, оружие и провиант. Правда, Анри де Роану никак не удавалось заставить лангедокских протестантов выступить против французского короля, но английский первый министр не очень переживал но этому поводу.
        Ничего, — утешал себя Бэкингем со свойственным ему оптимизмом. — Я отправлю к нему на помощь Уолтера Монтегю, и он заставит этих ленивых французов взяться за оружие.
        Но вскоре произошло событие, которое перечеркнуло и эти планы.
        ГЛАВА 7. ПОХИЩЕНИЕ
        Уолтер Монтегю выполнял план, задуманный Бэкингемом. Перед своим отъездом в Ла-Рошель, министр, как и обещал, повидался с королевой и открыто ознакомил её со своим военно-политическим проектом.
                - Мадам, — в конце сказал он. — Я уже воюю с Испанией, собираюсь воевать с Францией, так что воевать ещё и с вами у меня нет не желания, ни сил, ни возможностей. Давайте заключим мир.
                - Каким образом? — вздохнула Генриетта. — Мир возможен между союзниками, которые должны доверять друг другу. А я, милорд, не верю ни единому вашему слову.
                - А чтобы вы, Ваше Величество, смогли мне довериться, — не смутился герцог, — я поручу переговоры с союзниками человеку, которому верите вы и которому мог бы доверять я. Что скажете?
                - Я согласна, милорд, хотя сомневаюсь, что вы сможете найти такого человека, — ответила Генриетта.
                - Хотите пари? — подмигнул Джордж. — Если вы проиграете, то будете должны мне желание.
                - А если выиграю?
                - Я исполню ваше.
        Генриетта задумалась. Предложение было более чем соблазнительным.
                - Договорились, — она протянула руку герцогу. — Так кто же это?
                - Лорд Монтегю.
        Королева закусила губу, чтобы не расхохотаться. Министр опять переиграл её, но сейчас результат игры её более чем устраивал.
                - Вы выиграли, герцог, — признала она, кокетливо поправляя локон, упавший ей на лицо. — Итак, чего же вы от меня хотите?
                - Я сообщу вам об этом в самый чёрный день моей жизни...
        Сказав так, Бэкингем отплыл на остров Рэ, а Уолтер отправился в Лотарингию, где его с нетерпением ожидала герцогиня де Шеврёз. Его путь лежал через Фландрию, где милорд передал господину Жербье новые инструкции от герцога Бэкингемского. Встретился Монтегю и с инфантой Изабеллой. Правительница Нидерландов уже знала о заключении франко-испанского союза и не скрывала своего огорчения. Уолтер воспринял это как добрый знак.
                - Я надеюсь, что ваше высочество сделает всё, чтобы убедить Его католическое Величество, что его политика губительна для Испании и Нидерландов, — проговорил он с самой очаровательной улыбкой.
        Бледные щёки инфанты чуть-чуть порозовели, что доказывало, что ни годы, ни монашеское одеяние так до конца и не убили в ней красивую женщину, какой она была в молодости.
                - Если бы всё было так просто! — ещё раз вздохнула она. — Король Филипп требует, чтобы Нидерланды предоставили Франции военные корабли, необходимые для борьбы с английским флотом.
        Это был воистину удар ниже пояса. Посоветовав эрцгерцогине, как можно дольше затягивать с отправкой галеонов, на что она дала своё согласие, Монтегю с тяжёлым сердцем продолжил свой путь.
        В Нанси — столицу Лотарингии он прибыл без приключений и сразу же угодил в объятья мадам де Шеврёз, которая и не думала скрывать радости, что видит любовника живым и невредимым. Тем не менее Уолтер, собрав волю в кулак, тактично отстранил красавицу герцогиню.
                - Что с вами, друг мой? — удивилась Мари. — Вы больше не любите меня?
                - Вы же знаете, мадам, что разлюбить вас невозможно, — улыбнулся Монтегю.
                - Тогда что означает ваше поведение? Говорите же. Ваше безразличие меня убивает!
                - Мадам, я люблю вас по-прежнему, но нахожу, что дворец вашего любовника не лучшее место для того, чтобы предаться любви. Напомню вам, что меня сюда привели дела и устроить их без помощи герцога Карла невозможно.
        Какое-то время герцогиня, нахмурившись, смотрела на него, но, вспомнив Шале, решила, что опасения любовника справедливы.
                - Хорошо, — произнесла она, капризно надув губки. — Раз вы можете не замечать во мне женщину, тогда я постараюсь не видеть в вас мужчину.
        Уолтер закусил губу, чтобы не рассмеяться. Он взял ручку Шевреты и нежно поднёс её к губам.
                - Надеюсь, о, моя жестокая госпожа, вы осуществите свои угрозы лишь в присутствии герцога Карла?
        Мари облегчённо вздохнула.
                - Вы узнаете об этом ночью, если решитесь меня навестить...
        Монтегю не успел ей ответить, так как в этот момент вошёл Карл Лотарингский, и разговор перешёл к политике. Но, несмотря на все уверения мадам де Шеврёз, герцог оказался осторожным молодым человеком, и долго не соглашался сломя голову броситься в авантюру, к которой его подталкивали и любовница, и Монтегю. Опасения его высочества были вполне обоснованны, так как в случае неудачи, он мог легко лишиться своего маленького герцогства.
                - Но вы, ваше высочество, почти ничем не рискуете, — уже в сотый раз повторял ему Уолтер. — Бэкингем уже принял основной удар на себя, так как Ришелье непременно бросит основные силы к Ла-Рошели, оставив границы практически незащищёнными. Ваш кузен, герцогиня, — он поклонился Мари, — поднимет восстание протестантов в Лангедоке. Герцог Савойский и граф Суассон оккупируют Дофинэ и Прованс. Всё это откроет дорогу вашему высочеству на Париж через Шампань.
                - Но остров Рэ ещё не пал, — парировал ему Карл. — И, поскольку английский король ещё не хозяин французского побережья, имею ли я право рисковать своей герцогской короной...
                - ...которую Людовик непременно сорвёт с вашей головы при первом же удобном случае.
                - А если мы потерпим поражение?
                - Тогда вы вступите с Людовиком в переговоры и добьётесь мира в обмен на гарантии суверенитета. А король Англии вас поддержит.
        В таких спорах проходили дни и недели. Бесспорно, если бы Бэкингему сейчас удалось заставить Туара капитулировать и провозгласить Чарльза Английского господином Ла-Рошели и Сабалансо, лотарингский герцог стал бы более сговорчивым. В конце концов Уолтеру всё же удалось добиться согласия Карла поддержать план Бэкингема, «если герцог Савойский тоже его поддержит».
                - Мне необходимо немедленно ехать в Савойю, — заявил Монтегю герцогине де Шеврёз. — Кто-то из этих упрямцев должен первым перейти границу, иначе наш с вами восхитительный проект так и останется на бумаге.
        Нежно распрощавшись с Шевреттой, Монтегю тронулся в путь, взяв с собой только двоих сопровождающих. Перед отъездом он убедил Карла Лотарингского выдвинуть уже мобилизованную армию к границе, чтобы подтвердить перед герцогом Савойским свою готовность к войне, поэтому на душе у него было легко и весело. В сумке у Уолтера лежал уже подписанный Бэкингемом и Карлом Лотарингским союзный договор, а также письма для графа Суассона и герцога Карла Эммануила. Монтегю был уверен в успехе. Воинственный савойский герцог постоянно участвовал в военных авантюрах, и, уступив в 1601 году Генриху IV ряд своих территорий между Бургундией и Дофинэ в обмен на маркграфство Салуццо, он не расстался с мыслью вернуть их обратно.
        Эти приятные мысли прервал неожиданный выстрел. Лошадь Уолтера перепугалась и встала на дыбы. Монтегю попытался успокоить животное, и ему на помощь бросились какие-то люди, что до сих пор скрывались в тени деревьев. Один из них бесцеремонно схватил лошадь за уздечку.
                - Что за чёрт? — Уолтер, почувствовав неладное, попытался вытащить шпагу, но, увидев у своей груди пистолет, благоразумно оставил это намерение.
        Краем глаза он заметил, что другие бандиты окружили его людей. Решив, что имеет дело с грабителями, Монтегю крикнул слугам, чтобы те не сопротивлялись, и любезно предложил разбойникам свой кошелёк и дорогое кольцо, блестевшее на пальце. Те с удовольствием взяли и то, и другое.
                - Мы можем ехать дальше? — не теряя хладнокровия, продолжил Уолтер. — Или вам будет угодно, чтобы мы прошлись пешком?
        Один из разбойников что-то ответил на неизвестном Монтегю языке и жестом показал англичанину, чтобы тот спешился. Едва Уолтер выполнил это требование, грабители дружно набросились на него и, скрутив милорда по рукам и ногам, уложили его в повозку, видимо, специально приготовленную для этой цели. Один из них сел рядом с пленником и грозно нацелил на него пистолет. Кто-то вскочил на козлы, и повозка помчалась вперёд, увозя Монтегю навстречу новым и, видимо, неприятным приключениям.
        Мысли Уолтера совершенно спутались. Он был храбрым человеком, но чтобы достойно предстоять опасности, нужно хотя бы понимать, откуда эта опасность исходит. Монтегю попытался это выяснить, поговорив со своим конвоиром, но тот мрачно пожимал плечами на все вопросы, то ли не понимая их, то ли делая вид, что не понимает. Так прошло несколько часов. Всё тело молодого человека ныло и болело. Заметив его состояние, грабитель немного ослабил верёвки и уговорил товарищей сделать небольшой привал. Но это было сделано не столько из сострадания к узнику, сколько из-за опасения, что лошади, уже проделавшие долгий путь, не выдержат темпа и падут. Во время привала разбойники опять переговаривались между собой, но Монтегю, как ни старался, не мог разобрать ни слова из их дьявольской тарабарщины. В конце концов его опять запихнули в повозку, и они поехали дальше.
        Во время остановки Уолтер успел заметить отсутствие своих людей, и это обстоятельство сводило его с ума.
        — Неужели их убили? — с ужасом думал он.
        Но поскольку эта мысль ещё усугубляла его и без того угнетённое состояние духа, молодой человек постарался выбросить её из головы.
        Наконец они прибыли в небольшую деревню, где навстречу им выехал большой отряд. Командир — тучный мужчина лет сорока переговорил с разбойниками, затем подъехал к телеге, на которой сидел узник и наклонился к нему. Поскольку начало темнеть, этот господин попросил слуг, держащих зажжённые факелы, ему посветить.
                - Да, это он, — произнёс он на чистом французском языке.
                - Слава Господу! — воскликнул Монтегю. — Наконец-то я слышу человеческую речь, а не воронье карканье.
        Тучный господин рассмеялся.
                - Я был предупреждён о вашем любопытстве, милорд, и, поскольку не был убеждён в способности моих людей хранить молчание, решил послать за вами тех, с которыми вам бы не удалось поговорить.
                - И что же, чёрт возьми, всё это значит? — угрюмо поинтересовался Уолтер. — И кто вы такой наконец?
                - Я — маркиз де Бурбон-Бюссе. А похитили вас мои люди по приказу Его Величества короля Франции, который подозревает вас в шпионаже.
                - В каком ещё шпионаже? — справедливо возмутился Уолтер. — Меня, английского подданного, вероломно похитили на территории независимого герцогства!
                - Можете жаловаться, милорд, — перебил его маркиз. — Я всего лишь верный подданный короля Людовика и выполняю приказ Его Величества. Надеюсь, вы извините меня, если я выполняю его слишком усердно?
                - Боюсь, у меня нет возможности возражать вам, — галантно улыбнулся Монтегю, вытягивая вперёд связанные руки. — Но, прошу вас, велите своим людям развязать меня!
        Бурбон исполнил его просьбу. Обходительный англичанин покорил его своими приятными манерами. И, приказав своим людям относиться к узнику со всей почтительностью, но не спускать с него глаз, маркиз приказал отвезти милорда в свой замок, где Уолтер наконец смог немного отдохнуть. Тем временем его тюремщик, ознакомившись с изъятыми у Монтегю бумагами, пришёл в ужас и ещё раз удивился удивительной проницательности кардинала, который, узнав от своих агентов о пребывании в Нанси посланца Бэкингема, поручил маркизу любой ценой его арестовать. Но ещё больше господина де Бурбона ужаснул вопрос самого узника, который вздумал поинтересоваться судьбой своих людей. Расспросив тех самых басков, которые так ловко похитили англичанина, де Бурбон узнал, что свиту англичанина они оставили на дороге, правда, связав её по рукам и ногам.
                - Почему же вы не доставили англичан сюда, идиоты? — простонал маркиз, понимая, что слуги уже вернулись в Нанси и сообщили лотарингскому герцогу о несчастье, постигшем их господина.
                - Потому что приказ вашей светлости относился только к господину Монтегю, — хором ответили те.
        Прогнав глупцов с глаз долой, де Бурбон крепко задумался. Опасаясь нападения сильной лотарингской армии, стоящей на границе, он приказал перевезти Монтегю в хорошо укреплённый замок Куаффи. А сам немедленно написал кардиналу и, переслав ему захваченные бумаги, запросил инструкций, что дальше делать с опасным арестантом.

* * *
        Впрочем, маркиз не имел никаких оснований жаловаться на своего подопечного. Англичанин оказался весёлым собеседником и великолепно скрашивал скучные вечера, которые со времени его приезда в Куаффи перестали быть таковыми. Де Бурбон и его офицеры, которых он приглашал к столу, умирали со смеху, слушая остроумные анекдоты о нравах английского двора. Уолтер также не терял времени даром, невзначай расспрашивая французов о последних новостях. Он уже знал, что король и кардинал спешно двинули французские войска к Ла-Рошели.
                - Будет хорошая драка, — потирая руки, говорил Бурбон. — Если бы старик Гомер жил в наше время, он бы мог написать вторую «Илиаду». Ведь вся эта кутерьма произошла из-за прекрасных глаз нашей королевы!
                - Вы так думаете? — удивился такой наивности Уолтер.
                - Ну, конечно! При дворе говорят, что Бэкингем объявил войну Франции, чтобы отомстить Людовику XIII за нежелание принять его в Париже в качестве посла.
        Уолтер пожал плечами. Скоро у него уже стало не хватать терпения выслушивать эти глупости и достойно отвечать на них, но, к его счастью, в Куаффи возвратился барон Понтье — посланник Бурбона к Ришелье и кроме кардинальской депеши привёз с собою последние новости. Оказалось, что король заболел по дороге в Ла-Рошель и вынужден был остановиться в Виллеруа. Кардинал принял на себя командование армией и вот-вот двинет её на побережье Ониса. Поэтому и приказал доставить господина Монтегю в Париж и заключить в Бастилию. Поскольку узник очень опасен, то кардинал счёл разумным усилить его конвой и прислал для этой цели 800 солдат.
                - Что ж, — бесстрастно проговорил Уолтер, выслушав приказ. — В Париж так в Париж. Маркиз, — обратился он к Бурбону, — мне там будет очень не хватать вашего общества.
        Польщённый его словами, маркиз решил дать в честь узника роскошный ужин, на котором Уолтер смог как следует расспросить де Понтье.
                - А что слышно из Ла-Рошели, господин барон? — спросил он, отправляя себе в рот кусок жареной курицы. — Маршал де Туара по-прежнему в осаде?
                - О! — засмеялся де Понтье. — Они с вашим герцогом ведут себя словно влюблённые: регулярно пишут друг другу нежные письма и обмениваются подарками.
                - Вы, вероятно, имеете в виду мушкетными салютами? — с набитым ртом спросил де Бурбон.
        Он, конечно, видел все уловки англичанина, но не стал пресекать их.
                - В конце концов мне поручено хорошенько сторожить этого шалопая, а не мешать ему разговаривать, — вполне резонно успокоил он себя, отвечая на поклон барона, который поднял бокал в его честь.
                - И салютами тоже, — ответил де Понтье. — Впрочем, я слышал, что как-то Бэкингем велел послать маршалу дыни со своего стола, а тот в ответ прислал ему духи и пудру.
                - И это война! — возмущённо вознёс руки к небу Бурбон.
                - Всё изменится, когда французская армия подойдёт к Ла-Рошели, — успокоил его барон. — Жаль, конечно, что король заболел. В лагере одно время надеялись, что приезд королевы позволит ему быстрее выздороветь, но, видно, отношения между Их Величествами так и не наладились: камердинер короля де Юмьер получил приказ оставить двор за то, что пропустил Её Величество к королю.
                - И что королева? — обеспокоился де Бурбон.
                - Вся в слезах покинула лагерь.
                - Врёшь! — воскликнул кто-то.
                - Не вру, — обиделся де Понтье. — Мои слова может подтвердить де Ла Порт, он тоже был гам.
        Молодой офицер — из тех, что прибыли сегодня с конвоем, посланным за Монтегю, согласно кивнул.
        Уолтер чуть не вскрикнул от неожиданности. Он весь вечер не сводил глаз с офицера, лицо которого показалось ему смутно знакомым. Теперь, услышав его имя, он понял, что не ошибся — это был доверенный слуга Анны Австрийской, с которым он познакомился во время заговора Шале. После провала заговора молодой человек вынужден был оставить двор и поступить на военную службу. Монтегю заметил, что де Ла Порт тоже не отводит от него взгляда.
        «Что могло случиться?» — удивлённо спросил он себя.
        Разгадка обнаружилась немного позже — во время игры в карты де Ла Порт умудрился передать Монтегю записку, где спрашивал, не было ли среди тех бумаг, которые отобрали у него, писем Бэкингема для Анны Австрийской?
        Уолтер понял, что королева Франции отправила к нему своего доверенного слугу, беспокоясь за собственную судьбу, и от души порадовался, что Бэкингему действительно не взбрело в голову сделать его ещё и посланцем любви.
                - Впрочем, какой любви? — осадил он себя, вспомнив о Генриетте, и ещё раз удивился тому, что Анна Австрийская могла ожидать от Бэкингема письма...

* * *
        На следующее утро в сопровождении девятисот всадников лорд Монтегю тронулся в Париж. Он уже знал о печальной судьбе Бутвиля и, хотя мысленно поздравил себя, что его преосвященство счёл его более опасной персоной, чем знаменитый дуэлянт, раз прислал внушительнее конвой, всё же искренне надеялся, что ему удастся избежать участи графа. О побеге не приходилось и думать. Уолтер ехал верхом, но на такой маленькой лошади, что кони солдат, охранявших его, рядом с нею казались великанами. Ему также не дали надеть шпоры, и конечно же отобрали всё, что могло хоть отдалённо напоминать оружие — включая маленький карманный ножик.
        Воспользовавшись первым же привалом, Уолтер шепнул Ла Порту, что не получал от Бэкингема никаких писем к королеве, что её имя не упоминается в отнятых у него бумагах и заверил, что скорей умрёт, чем словом или же поступком причинит неприятности Её Величеству.
        Слуга, по-видимому, вздохнул свободнее. Он находился в конвое англичанина до самого въезда в Париж, но больше не пытался говорить с ним. Уолтер тоже не желал доставлять неприятностей верному слуге французской королевы, так что никто из сопровождающих его лиц так ничего и не заподозрил.

* * *
        В Париже Монтегю отвели в Бастилию. Комендант тюрьмы, где англичанину уже пришлось побывать, встретил его не очень любезно. Впрочем, его кривая ухмылка показалась Уолтеру ангельской улыбкой в сравнении с мрачным оскалом отца Жозефа, которым тот поприветствовал узника на следующее утро.
        — Меня интересует, какие поручения давал вам Бэкингем к инфанте и к герцогам Савойи и Лотарингии? — капуцин решил сразу же приступить к делу.
        Уолтер пожал плечами.
                - Прочтите бумаги, изъятые у меня. Там всё написано.
        Господин дю Трамбле побагровел.
                - Я уже читал их. Меня интересуют устные инструкции. И вы мне их сообщите! В противном случае...
        Тут отец Жозеф приступил к длинному перечню пыток, испробовать действие которых он собирался на англичанине. Эти угрозы вывели из себя обычно терпеливого молодого человека.
                - Святой отец, — перебил священника Уолтер. — Меня учили почтительности к лицам духовного звания, поэтому я прошу вас во время допроса держаться от меня на таком расстоянии, чтобы я не мог вас достать рукой. Поверьте, это в ваших же интересах.
        Капуцин угрюмо посмотрел на него и благоразумно отошёл в сторону.
                - Пожалуй, я прикажу связать вас, — уже спокойнее проговорил он. — Так будет вернее.
        И он повернулся к двери, чтобы позвать стражу.
                - Подождите, — остановил его Уолтер.
                - Ага! — ухмыльнулся капуцин. — Я рад, что вы решили быть благоразумным.
                - Конечно, — улыбнулся Уолтер. — Ведь это в моих же интересах, не так ли?
                - Разумеется.
                - Но прежде чем мы продолжим нашу беседу, ответьте мне, святой отец: знаком ли вам некий отец Коссен[78 - ОТЕЦ КОССЕН — Никола Коссен (1583 —1651), французский иезуит и богослов, духовник Людовика XIII.]?
                - Духовник короля? — удивился капуцин. — Конечно.
                - Тогда не затруднит ли вас расспросить его о моей персоне? А потом я обещаю ответить на все Ваши вопросы.
        Отца Жозефа так смутило нахальство англичанина, что он решил последовать его совету. Разговор с иезуитом настолько поразил его, что он поспешил к Ла-Рошели, чтобы передать его Ришелье.
        Кардинал ко времени приезда своего друга уже успел окружить Ла-Рошель с суши плотным кольцом, что ознаменовало начало знаменитой осады этой крепости. Увидев отца Жозефа, он удивился и обрадовался, рассчитывая, что присутствие капуцина поможет поддерживать боевой дух в лагере, а его ум окажет большое содействие уже начавшимся в тот момент переговорам с ларошельцами. Капуцин рассказал его преосвященству о наглом поведении Монтегю и о своём разговоре с отцом Коссеном.
                - Значит, Монтегю — шпион Иезуитского ордена? — переспросил Ришелье, восприняв эту информацию значительно спокойнее, чем рассчитывал его друг. — Что ж, это многое объясняет... Кстати, друг мой, ведь этот плут обязан вам жизнью!
                - Как так? — удивился дю Трамбле.
                - Ну, конечно! Если бы вы не пошли к Коссену и не сообщили ему о судьбе Монтегю, святой орден не смог бы так быстро вступиться за него...
                - И даже потребовать его освобождения, — пробормотал красный, как рак, капуцин, который только теперь сообразил, что англичанин обвёл его вокруг пальца.
                - Вот видите! К счастью, отец Коссен — ещё не генерал иезуитов. Мы, конечно, не станем ссориться со святым орденом и будем относиться к арестованному со всей предупредительностью, положенной его высокому статусу и происхождению. Но давать ему свободу я не намерен.
        Кардинал ненавидел иезуитов, не без основания считая их всех шпионами Рима и Габсбургов, и всячески старался уберечь короля от дурного влияния отца Коссена, который доставлял самому кардиналу много хлопот. Поэтому он холодно воспринял предложение иезуита отпустить Монтегю, хотя и понимал, что англичанин всё равно не скажет больше того, что было изложено в перехваченных бумагах.
                - С чего бы я должен отпускать английского шпиона, который, едва оказавшись на свободе, опять доставит Франции немало хлопот? — справедливо возмущался Ришелье. — Я окажу ордену эту любезность, только если меня попросит об этом сам Муций Виттеллески. А пока посланник отца Коссена будет добираться в Рим и обратно с письмом от генерала, пройдёт много времени, которое мы сможем употребить с пользой для себя. Так что придётся милорду Монтегю пока пользоваться нашим гостеприимством.
        ГЛАВА 8. ЛА-РОШЕЛЬ
        Первый министр Англии герцог Бэкингем узнал об аресте Монтегю из письма герцогини де Шеврёз, посланцу которой чудом удалось пробиться к нему через всю Францию, наполненную французскими войсками, что медленно, но неуклонно стягивались на побережье Ониса. Итак, Монтегю сидел в Бастилии, и лотарингская армия до сих пор не покинула пределы страны.
                - И вряд ли покинет, пока не получит известий о моей решительной победе, — печально вздохнул верховный лорд-адмирал.
        При первой же возможности он написал Генриетте о печальной участи Монтегю и мог надеяться, что Её Величество приложит все силы, чтобы её секретарь отделался только лёгким испугом.
        Успокоив таким образом свою совесть, Бэкингем обратил всю энергию на ведение войны. Но, увы! Маршал де Туара, у которого всё ещё оставались припасы, не соглашался сдаться, а штурмовать неприступный Сен-Мартен с такими силами, которые были в распоряжении министра, было сущим безумием. Оставалось ждать подкрепления из Англии, которое, как обещал король Чарльз в каждом своём письме, должно было скоро прибыть.
        Но шли дни, недели, месяцы, а обещанный флот так и не показывался на горизонте. Весь август и сентябрь прошли в переписке Бэкингема с королём и его министрами. Герцог получил в ответ великое множество извинений, оправданий и заверений короля в его неизменной милости и дружбе, но это было совсем не то, на что он рассчитывал.
                - Разумеется, я счастлив получить от Его Величества все эти любезности, но, чёрт возьми, я бы предпочёл деньги, людей и провизию! — вне себя от ярости воскликнул Верховный лорд-адмирал.
        Такому раздражению была ещё одна причина — с отъездом герцога в королевском семействе наконец-то наступил мир и полная гармония, и счастливый король конечно же поделился своей радостью с другом.
                - Теперь мне понятны причины саботажа! — орал герцог, мало заботясь тем, что его могут услышать посторонние. — Конечно, поставщики и палец о палец не ударят, если Его Величество нежится в постели с женой вместо того, чтобы самому надзирать за отправкой флота!
        Виконт Пурбек, который, к счастью, стал единственным свидетелем недовольства брата, тоже не стал молчать.
                - Оставь в покое короля, — возмутился он. — Он заслужил своё счастье.
                - А я? — печально вздохнул Бэкингем, которому казалось, что весь мир объединился против него.
        Правду говоря, герцогу было не до амуров. Ларошельцы сговаривались с кардиналом Ришелье за его спиной, и только непомерные требования французского министра, что твёрдо решил покончить с гугенотским самоуправлением, заставило их всё же согласиться на союз с англичанами.
        Итак, неуступчивость господина Ришелье позволила Бэкингему разместить тысячу раненых англичан на постой в городе, и ещё пятьсот ларошельцев пополнили собой английское войско. Эта добрая весть совпала с другой: герцогу де Роану наконец удалось поднять восстание на юге. И если бы в этот момент появился обещанный Его Величеством флот, Бэкингему несомненно бы удалось достигнуть поставленной цели.
        Но, увы! Чуда не произошло, и, учитывая плачевное состояние армии, страдающей от недостатка продовольствия и дизентерии, Бэкингем созвал военный совет, на котором единогласно было принято решение снять осаду фортов и возвращаться в Англию.
        Через два дня совет передумал: граф де Туара, который со своими солдатами уже съел продовольствие, всех лошадей и уже испытывал недостаток в пресной воде, наконец-то прислал парламентёров, чтобы обсудить условия сдачи фортов.
        Кардинал Ришелье нервно мерил шагами морской берег. За ним на почтительном расстоянии следовала его свита, не желая попасть под горячую руку министра, который сегодня был в скверном расположении духа. Один отец Жозеф серой тенью скользил за его высокопреосвященством.
                - Тот солдат, который сегодня прибыл от Туара, чудом проскользнув через английский заслон, сказал, что, если через два дня не подоспеет помощь, маршал сдастся на милость англичан, — проговорил Ришелье, спиной чувствуя присутствие капуцина. — А как я могу послать ему эту помощь, если проклятый Бэкингем окружил оба форта настоящей плавучей крепостью? А у меня нет флота, способного сражаться с английскими кораблями. Правда, Филипп Испанский приказал инфанте Изабелле предоставить в наше распоряжение несколько галеонов, но Нидерланды так торопятся выполнить его приказ, что скорее рыба запоёт, чем я дождусь прибытия подмоги.
                - Море волнуется, — сказал отец Жозеф, внимательно рассматривая тучи, собирающиеся на горизонте. — В воздухе пахнет бурей.
        Эти безобидные слова показались Ришелье столь неуместными в такой момент, что он не удержался от сарказма.
                - Да вы поэт, святой отец! — ехидно заметил он. — Что ж, если Бэкингем одержит победу, сочините эпитафию на мою могилу.
                - Не одержит, — уверенно проговорил капуцин, подставляя лицо встречному порывистому ветру. — Флот Холланда, который вопреки нашим проискам, уже готов тронуться в путь, прочно заперт в порту непогодой. А ночью и здесь будет шторм.
        И увидев, что Ришелье так ничего и не понял, успокоительно похлопал его по плечу.
                - Подождём до завтра. Небо на нашей стороне!

* * *
        Отец Жозеф оказался прав — ночная буря разметала линию английских кораблей, блокировавших доступ к Сен-Мартену с моря. Когда Бэкингему доложили об этом, он почувствовал, как нехорошее предчувствие ледяной рукой сжало его сердце.
                - Ришелье уже нет необходимости ломать себе голову, как бы прорвать наши заграждения, так как непогода всё сделала за него. Все на корабли! Если французы собираются прийти на помощь своим соотечественникам, они сделают это сегодня.
                - Милорд, но над морем стоит такой туман, что трудно разглядеть что-либо дальше собственного носа, — заметил какой-то капитан, но герцог словно ужаленный повернулся к нему:
                - Постарайтесь, сударь, — ледяным голосом заявил он. — Иначе попрощаетесь с головой.
        Впрочем, это было пустое бахвальство. Выйдя в море, англичане и в самом деле обнаружили небольшую французскую флотилию под предводительством капитана Болье, который, воспользовавшись густым утренним туманом и брешью в английских укреплениях, вёз Сен-Мартену необходимое продовольствие. Это были дюнкерские пираты, которым кардинал обещал амнистию и солидное вознаграждение, если их смелая эскапада увенчается успехом.
        Волосы на голове у господина Верховного адмирала встали дыбом. Он хорошо понимал, что, получив помощь, господин де Туара вновь станет неуязвим.
                - Брандеры! — заорал он. — Брандеры на воду.
        Действительно, это была единственная возможность переломить ситуацию, но моряки, вынужденные повиноваться приказу, выполняли его неохотно — начался отлив и начиненные бочонками с порохом лодки, подхваченные встречным ветром, отказывались плыть к французам, и было легче подорваться на собственной мине, чем заставить её изменить свой смертоносный маршрут...
        Итак, небо действительно было на стороне кардинала. Когда туман рассеялся и утомлённые английские моряки вернулись на берег, со стены Сен-Мартена их приветствовали пьяными песнями довольные французы — капитан Болье успешно выполнил свою миссию, доставив Туара хлеб, вино и порох.
        Бэкингем, увидев эту картину, пришёл в такое отчаяние, что отправил к Ришелье посольство, предлагая начать мирные переговоры. Кардинал, который уже не сомневался в своей победе, велел передать английскому министру, что не станет говорить о мире, пока хоть один английский солдат находится на французской земле.
        Джордж Вилльерс ответил на этот ультиматум штурмом Сен-Мартена: отчаянным, но безуспешным. Большого урона гарнизону де Туара эта атака не нанесла, зато унесла многие жизни английских солдат. В довершение всех бед на остров Рэ прибыл маркиз Шомберг со свежими силами французов и занял форт Ла-Пре. Это был конец!
        Оставалось только погрузить на корабли изнеможённых солдат и не теряя времени возвращаться в Англию, пока не прибыл французский флот, который Ришелье с огромным упорством снаряжал в путь, и не уничтожил остатки когда-то доблестной армии. И именно эта заключительная часть операции оставила неизгладимый кровавый след на репутации главного адмирала.

* * *
        Отступление готовили в большой спешке. Англичане находились между двух огней: на юге находился Шомберг, на севере — де Туара, которые, увидев отступление англичан, непременно должны были броситься им в погоню. Сообразив это, Бэкингем решил переправить войска на маленький остров Луа к западу от Ре, где его люди могли бы спокойно сесть на корабли в заливе Лафосс-де-Луа, не опасаясь угрозы со стороны французов.
        Для переправы был построен деревянный мост, и, как следовало ожидать, английские солдаты, которые желали только одного — быстрее сесть на корабли и отплыть восвояси, бросились туда, нарушив весь порядок отступления. Французская пехота преследовала их по пятам. Напрасно главный адмирал пытался навести порядок в этом хаосе. Его никто не видел и не слышал. Бэкингем с пикой в руке сражался как простой солдат, не обращая внимания на прицельный огонь противника. Он последним покинул остров, отказавшись сесть на корабль прежде, чем это сделают его люди.
        Шомберг был так поражён смелостью главного адмирала, о которой он позже повсюду восхищённо рассказывал, что велел своим людям прекратить огонь и дал возможность Бэкингему покинуть остров, на котором он, терзаемый отчаянием, был готов окончить свои дни.
        Военная кампания к Ла-Рошели окончилась катастрофой. Сорок четыре британских знамени попали в руки французов и были позже вывешены у собора Парижской Богоматери на радость парижанам. Почти пять тысяч солдат были убиты или попали в плен. Остальные — оборванные, измученные, больные возвращались в Англию, оплакивая убитых товарищей и проклиная собственную злополучную звезду.

* * *
        Джон подошёл к убитому горем брату, который стоял на корме и глядел на исчезающий вдали негостеприимный берег Франции.
                - Джордж, это ещё не конец, — тихо сказал он, положив руку ему на плечо.
                - Ты думаешь? — горько усмехнулся тот. — Зачем мне жить после этого?
        Виконт Пурбек, которому стоило немалых усилий заставить брата покинуть остров, почувствовал, как холодный пот прошиб его. Ему ещё не приходилось видеть Джорджа в таком отчаянии.
                - Не говори глупостей, — резко оборвал он герцога. — Ты всё сделал для того, чтобы умереть, но Небо почему-то пощадило тебя. Взгляни, на тебе ведь нет ни царапины! Бог хранит тебя для новых дел.
                - Как я теперь посмотрю в глаза королю? — печально спросил Бэкингем.
                - Королю, который бросил нас на произвол судьбы? — зло удивился Джон. — Проклятье! Пускай Его Величество посмотрит нам в глаза, если осмелится! Если бы он не врал, обещая вот-вот прислать подмогу, мы бы покинули этот проклятый остров, не понеся таких потерь, как теперь. Это было бы не бегство, а почётное отступление.
        Бэкингем громко и прерывисто вздохнул.
        Разговор был прерван приходом молодого лейтенанта, который, низко поклонившись, по-военному вытянулся перед министром.
                - Что вам угодно, сударь? — Джордж не был расположен к разговорам.
                - Милорд, моё имя Джон Фельтон[79 - ДЖОН ФЕЛЬТОН (1595 —28 октября 1628) — английский пуританин, убивший герцога Бэкингема, первого министра правительства короля Чарльза I.], я лейтенант, служил под началом капитана Чатерлея, убитого сегодня.
        Герцог вздрогнул — храбрый офицер умер у него на глазах.
                - И что? — глухо спросил он, не глядя на лейтенанта.
                - Поскольку мой командир погиб, я прошу у вашей светлости назначить меня на его место.
                - Как?
                - Я желал бы получить чин капитана...
                - Вы его не получите, — зло прервал его герцог.
                - Но почему?
                - Мне так угодно.
        Так и не посмотрев на просителя, Бэкингем отвернулся, дав тому понять, что разговор окончен.
                - Почему ты не утвердил его в чине капитана? — удивился Джон.
                - Кого?
                - Да этого Фельтона.
                - Потому что смерть начальника — это ещё не достаточная причина для повышения по службе. К тому же он глуп. Умный человек не может не понимать, что сейчас не лучший момент требовать награды, даже если ты заслужил её хоть сто раз! И, наконец, он мне не понравился.
                - Но ты на него даже не взглянул!
                - Всё равно. Сейчас я могу думать только о том, с каким лицом предстану перед Тайным советом. Он потребует моей крови, я знаю!
                - Лучше подумай о чём-либо другом, — посоветовал Джон. — О короле, например.
                - Ты прав. Если Чарльз отвернётся от меня, тогда всё пропало. Если же нет — я вернусь и поставлю на колени Францию, клянусь в этом!
        Он с ненавистью посмотрел на горизонт, где уже едва виднелся французский берег.
        Джон хотел что-то ответить, но крик матроса, который, вскарабкавшись на мачту, показывал рукой куда-то вдаль, отвлёк его внимание.
                - Что там такое? — удивился и Бэкингем. Подойдя на нос, он понял причину тревоги: навстречу им плыл флот Холланда, что наконец-то соблаговолил отправиться на помощь своим соотечественникам....
        ГЛАВА 9. ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ
        После того как остатки некогда доблестной английской армии сошли на берег в Портсмуте, пугая местных жителей своим жалким видом, Бэкингем устремился в Лондон в карете, посланной ему навстречу королём Англии. Этой каретой прибыл его друг — сэр Эндимион Портер[80 - ЭНДИМИОН ПОРТЕР (1587 —1649) — английский дипломат, посол Англии в Испании и Испанских Нидерландах.], пользовавшийся полным доверием короля, и у герцога при виде его добродушного лица, проникнутого дружеским участием, немного отлегло от сердца. А прочитав письмо Чарльза, в котором король уверял его в «своём неизменном расположении», герцог совсем перестал волноваться за свою судьбу и, приказав раздать солдатам четыре тысячи фунтов своих личных денег, поехал во дворец.
        Чарльз I встречал своего друга как победителя. Королю уже успели сообщить едкую фразу Людовика XIII, сказанную им венецианскому посланнику: «Если бы я знал, что моему доброму брату королю Англии так хочется иметь остров Рэ, я сам продал бы ему этот остров за половину той цены, которую он заплатил». Французская несдержанность привела самолюбивого Стюарта в такую ярость, что Бэкингем, опасавшийся, что поражение этой экспедиции заставит короля отказаться от плана английской интервенции на континент, опять вздохнул спокойно: по всей видимости, разбушевавшегося монарха следовало не поощрять, а сдерживать.
        — Мы ещё покажем этим французикам, — заключил король во время краткой аудиенции, данной герцогу в присутствии всего двора. — Вам, милорд Бэкингем, я поручаю заняться приготовлениями к новой экспедиции. Наши друзья-протестанты взывают о помощи, и они её получат!
        Придворные потупили головы. Казалось, этот Бэкингем был заговорён от королевской немилости. И, несмотря на то, что Англия оплакивала своих сыновей, погибших на чужой земле, посылая проклятия на голову виновника их смерти, Джордж Вилльерс опять был на коне и получил неограниченные полномочия для возобновления военных действий.
        Герцог облегчённо вздохнул. Да, король опять доказал ему свою дружбу, но... Королева не присутствовала на аудиенции, и её отсутствие говорило о многом.
        Сразу же после свидания с королём, Бэкингем отправился на поиски Элениты. Он так спешил повидать баронессу, что опередил даже собственного брата.
        Увидев герцога, Элен радостно вскрикнула. Бэкингем легко подхватил её, обнял и несколько раз поцеловал.
                - Последний поцелуй от Джона, — подмигнул он девушке. — Но все остальные лично от меня.
        Против своей воли баронесса густо покраснела.
                - Как Джон? — тихо спросила она.
                - Жив, здоров, и я был уверен, что он уже здесь!
                - Слава Господу, — улыбнулась Эленита. — А... Вы уже виделись с королевой?
                - Я решил сначала повидаться с вами, так как некоторые письма нашего государя заставили меня поволноваться. Скажите, моя дорогая, между августейшими супругами и в самом деле всё так хорошо, как это представляется королю? Или же Генриета так зла на меня за эту французскую кампанию, что решила отомстить с помощью мужа?
                - Вы ещё забыли о несчастном Монтегю, — вздохнула баронесса. — И о беременности герцогини Бэкингемской. Вам не следовало назначать вашу жену фрейлиной Её Величества, милорд.
                - Почему? — удивился герцог.
                - Потому, что герцогиня Бэкингемская искренне считает вас лучшим мужчиной на свете. И поскольку королеве общество герцогини доставляет больше удовольствия, чем глупые сплетни Люси Карлейль, то совершенно очевидно, что они стали лучшими подругами, и...
                - ...и Генриетта решила пожертвовать нашими отношениями ради счастья Кейт, — закончил герцог. — Какая чушь! Ну, ничего, я заставлю Её Величество изменить своё решение.
        Элен улыбнулась.
                - Возможно, что вам, милорд, и в самом деле удастся это сделать. Сегодня утром лорд Монтегю возвратился в Лондон!
                - Есть! Есть Бог на небе! — возликовал министр. — И где же он?
                - У Её Величества.
                - Ах, так вот почему Генриетта не присутствовала на королевской аудиенции! Элен, вы возвращаете меня к жизни.
        Бэкингем уже хотел со всех ног броситься в покои королевы, но, со вздохом оглядев себя, вынужден был отказаться от этой затеи. Если к королю он явился как солдат, только что прибывший с поля сражения, то предстать перед любимой женщиной в таком виде, ему представлялось невозможным.
                - Я буду у неё завтра, — со вздохом произнёс он. — Сейчас я отправляюсь домой, чтобы привести себя в порядок, отдохнуть, и...
                - И узнать, как себя чувствует герцогиня и ваши дети, — улыбнулась Элена.
                - Вы удивительно проницательны, моя дорогая, — засмеялся герцог. — Чёрт возьми, как же я завидую Джону!
                - Вот-вот, милорд, продолжайте в таком же духе, и вы, быть может, завоюете моё сердце, но вряд ли это вам поможет восстановить отношения с королевой, — заявила баронесса.
        Джордж поцеловал ей руку.
                - До завтра, мой ангел. И, ради бога, скажите Монтегю, пусть явится ко мне. Я приму его в любое время дня и ночи.
        Но герцог увиделся с Уолтером только на следующий день после заседания Государственного совета. Собрать его было необходимо, чтобы решить, что делать с остатками армии, которая, сойдя на берег, начала грабить мирное население. Крестьяне не торопились добровольно оказывать гостеприимство солдатам, которые и выглядели, и вели себя, как бандиты с большой дороги. После долгих споров и размышлений было решено поместить солдат на постой принудительно, что вызвало новую волну беспорядков в стране. Вдобавок ко всему, господа из Тайного совета отнеслись к неудачам министра не столь снисходительно, как сам король. Выслушав доклад Субиза, который постарался затушевать свои дипломатические просчёты, и всё своё красноречие бросил на описание военных потасовок, взволнованные лорды забросали оратора вопросами. Как несложно было предугадать, большинство из них касалось трагического отступления.
                - Да, — грустно вздохнул лорд Пемброк, бросив на Бэкингема укоризненный взгляд. — Если бы были вырыты траншеи, чтобы солдаты могли прикрыть отступающих и встретить французов мушкетным огнём, скольких бы жертв удалось избежать!
                - Если бы я приказал рыть эти траншеи, мы бы застряли на этом проклятом острове ещё на неделю, — отрезал герцог. — Или навсегда, что более вероятно, учитывая превосходящую численность противника.
                - Неделя — срок вполне достаточный, чтобы дождаться Холланда, который был уже на полпути к Ла-Рошели, — не сдавался Пемброк.
        Пришлось вмешаться королю и взять на себя вину за несвоевременную отправку флота с подмогой.
                - Не переживай, Стини, — шепнул он ему. — Я знаю, что ты сделал всё, что было в человеческих силах, и даже больше.
                - Но зачем было так рано грузить пушки на корабли? — не мог взять в толк один из лордов. — Пускай бы достались французам, но было бы спасено немало наших людей.
        Бэкингем вздохнул. Он и сам горько сожалел об этом.
        После того как министру припомнили ещё и безнадёжный штурм Сен-Мартена, заседание было окончено.

* * *
        Монтегю поджидал Бэкингема возле королевских покоев. Он выглядел так элегантно, что министр, который ожидал увидеть измученного невзгодами узника, даже присвистнул от изумления.
                - Я вижу, Уолтер, Ришелье в Бастилии вас кормил лучше, чем меня мой повар на острове Рэ... Ладно, идемьте расскажете мне, как вам удалось попасть в руки кардинала и, наконец, как вы смогли вернуть себе свободу?
                - Где вам будет угодно выслушать меня, милорд? — Монтегю огляделся вокруг в поисках укромного уголка, но, не найдя ничего подходящего, сказал: — Здесь полно любопытных ушей.
                - Попросим баронессу Сент-Люс приютить нас, — решил герцог.
        Апартаменты баронессы были пусты, и Бэкингем без зазрений совести воспользовался ими.
                - Ну, вот мы и одни, — заявил он, падая в кресло. — Ах, я думал этот Совет никогда не кончится...
                - Тяжело было?
                - Тяжело вот здесь, — Бэкингем ткнул пальцем себя в грудь. — Знал бы я, что эта экспедиция закончится полным провалом, то десять раз бы подумал, прежде чем позволить Субизу втянуть меня в эту аферу. Я ехал за победой, а вернулся поверженным, уничтоженным... на радость всем моим врагам, которые облепили меня, как слепни на дартмутских болотах, желая испить моей крови.
                - Зачем же говорить о провале, — возразил Уолтер. — Вам всё же удалось разжечь огонь междоусобной войны во Франции. Теперь Англия может не бояться появления новой Армады. Цель достигнута, милорд.
                - То было раньше, — скрежеща зубами, ответил Бэкингем, у которого перед глазами всё ещё стояло его трагическое отступление от Ла-Рошели. — А теперь я считаю, что побережье Ониса должно стать английской территорией, как и Кале, которое вырвал из наших рук герцог Гиз в 1558 году.
        Монтегю даже закашлялся от изумления.
                - Это будет Англии дорого стоить, — заметил он.
        Бэкингем был настолько занят своими мыслями, что не заметил иронии.
                - Да, вот вопрос, где достать денег, — задумался герцог. — Видимо, придётся созывать парламент.
                - Но это же самоубийство! — воскликнул Уолтер, которому было невыносимо видеть, как этот смелый и умный человек сам толкает себя к гибели. — И, потом, король на это не согласится.
                - Я его уговорю, — пообещал министр. — Как бы там ни было, другого выхода нет. Дважды я уже показал себя жалким неудачником: когда послал флот к Кадису и потом когда сам отправился к Ла-Рошели. Третьего раза не будет. Так говорит и мой астролог, доктор Лэмб.
                - Я могу только позавидовать вашей светлости, — улыбнулся Уолтер. — Уже третья моя дипломатическая миссия закончилась полным провалом. Я, конечно, не вправе жаловаться на судьбу... в конце концов, мне всегда удавалось благополучно уносить ноги, спасая свою шкуру. Но, дьявольщина, я ведь был послан в Лотарингию как разведчик, а не как скороход!
                - Но как вам удалось убедить Ришелье отпустить вас? — несмотря на мрачное настроение, Джордж не смог не улыбнуться в ответ на такую откровенность.
                - Милорд, я бы не хотел говорить об этом, — признался Монтегю. — Иначе, боюсь, мне придётся спешно уплетывать из Англии.
                - В таком случае, молчите, — согласился герцог. — Вы слишком нужны мне, чтобы я мог так рисковать... Нет, не могу, я слишком любопытен. Говорите смело. Ведь даже если вы продали душу дьяволу, в Англии нет инквизиции, чтобы сжечь вас на костре.
                - Зато здесь действуют законы против католиков, — вздохнул Уолтер.
                - Против тех католиков, которые не являются моими друзьями, — усмехнулся Бэкингем. — Должен же я был как-то подорвать могущество проклятых Говардов и заодно пополнить государственную казну.
        И Монтегю решился.
                - Я воспользовался своим знакомством с генералом Иезуитского ордена и сумел уведомить его о своём бедственном положении. Словом, благодаря заступничеству иезуитов я и оказался на свободе.
        Бэкингем задумался.
                - Скажите, а ваша поездка в Рим была как-то связана с маркизом де Молина? — спросил он.
                - Почему вы спрашиваете?
                - Мне показалось, что он попал в немилость к нашей королеве. Я что-то давно о нём не слышал.
                - Вас это расстраивает?
                - Храни меня Бог! Нет, конечно. Но сейчас бы мне очень пригодилась помощь этого человека. Французские протестанты неохотно берутся за оружие.
        Уолтер покачал головой.
                - Ничего не выйдет, ваша светлость. Я слышал, что маркиз был предательски убит в Женеве иезуитами.
                - Правда? А как поживает наш добрый друг аббат Фанкан?
                - Когда я был в Бастилии, он сидел в соседней камере. Наверное, и сейчас там.
                - Это скверно, — нахмурился герцог. — Совсем скверно... Ладно, рассказывайте, как вам удалось угодить в лапы кардиналу?
        Пока Уолтер рассказывал о своих приключениях, Бэкингем, слушая его, размышлял о своих делах. Положение было хуже некуда — Англия находилась в состоянии войны сразу с двумя могущественнейшими государствами Европы. И, несмотря на весь свой оптимизм, герцог понимал, что воевать с ними придётся без друзей и союзников. Ришелье разместил внушительные гарнизоны вдоль лотарингской границы, так что герцог Карл теперь и носа не мог высунуть из своих владений. Герцог же Савойи, после смерти последнего Гонзаго, был занят мантуанским наследством, раздел которого всё же должен был схлестнуть его с Францией, но, увы, не на французской территории, как рассчитывал Бэкингем. А хуже всего было то, что, из-за провальной английской экспедиции на остров Рэ, международный престиж Англии упал — ниже некуда! И вернуть ему прежний блеск можно было только ценою новых побед.
                - Значит, война, — проговорил министр в ту минуту, как Монтегю окончил свой рассказ. — Одну партию мы проиграли, но вторую обязательно выиграем. Идёмте, мой друг. Нас ждут великие дела!
        Они вышли.
        Некоторое время в скромных апартаментах баронессы Сент-Люс царила полная тишина, а затем подозрительно зашевелилась одна из портьер, из-за которой вышел человек, который всё это время прятался за ней. Жестокое и холодное выражение его лица заставило бы содрогнуться даже отчаянного храбреца. И неудивительно — оно принадлежало маркизу де Молина, главе могущественнейшего ордена «Чёрных капюшонов».
                - Ну, Ваше Величество, вот всё и открылось, — прошипел он, бросив полный ненависти взгляд на полускрытую обивкой стены дверь, за которой скрывался потайной ход в кабинет королевы. — Теперь я понимаю, как проклятым иезуитам удалось напасть на мой след в Женеве. Я чудом избежал смерти, но вам не удастся повторить мой подвиг: вы умрёте, и ваша смерть заставит содрогнуться всех врагов моего ордена. Но прежде мы ещё поиграем с вами в кошки-мышки.
        Сказав так, он запахнулся в свой чёрный плащ и вышел, чтобы раствориться в пёстрой придворной толпе...

* * *
        После разговора с Монтегю Бэкингем испросил личной аудиенции у королевы. Генриетта приняла его в окружении фрейлин, среди которых милорд с неудовольствием обнаружил и собственную сестру. Мгновенно оценив обстановку, герцог увлёк королеву к окну, подальше от любопытных ушей, и, посмотрев ей прямо в глаза, спросил:
                - Вы боитесь меня, Мадам?
        Генриетта пожала плечами.
                - Тогда зачем здесь эти дамы? Если вы хотите, чтобы они услышали то, что предназначается только вам, я выполню ваше желание.
        Королева видела, что он не шутит. Со вздохом, она велела фрейлинам выйти.
                - И чтобы нас никто не беспокоил! — крикнул им вслед Бэкингем.
        Не успела за дамами закрыться дверь, как Джордж заключил королеву в объятия.
                - Вы с ума сошли? — возмутилась Генриетта, вырываясь.
                - Именно. Точнее и не скажешь! Каково мне было сидеть все эти месяцы на острове Рэ и получать регулярные отчёты короля о внезапно наступившей семейной идиллии?
                - Я думала, король вам друг...
                - И прекрасный друг, чёрт возьми! Знаете, королю всегда нравились мои женщины...
                - Джордж, с вашим отъездом многое изменилось, — произнесла королева. — Прежде всего, я присмотрелась к Чарльзу и убедилась, что была к нему несправедлива.
                - Я вам всегда это говорил, Мадам, — кивнул герцог. — Но вы отказывались мне верить.
                - Сейчас верю.
                - А я вам — нет. Я знаю, почему вы обратили внимание на Чарльза — потому что меня рядом не было. Но сейчас я здесь и хочу назад мою женщину. И получу её.
        Он поцеловал её, несмотря на сопротивление.
                - Вы считаете, это лучший способ меня убедить? — выдохнула Генриетта.
                - Нет, но это лучший способ избежать ненужного спора.
                - Уходите, герцог. Я прошу, я требую!
                - Не так быстро, — тихо произнёс он улыбаясь.
                - Что?
                - Вы задолжали мне желание, моя королева. И я желал бы получить приз немедленно.
                - И каким же будет ваше желание, милорд? — гневно осведомилась Генриетта.
                - У меня одно желание — быть с вами, любить вас, сейчас, здесь...
        Он нежно сжал её руку. Королева попыталась освободить её, но тщетно.
                - Вы не посмеете потребовать это! — воскликнула она.
                - Посмею, — улыбнулся герцог, нежно прикасаясь губами к её ладони. — Вот только не нужно хмурить брови. Женщина, которая любит мужчину с таким выражением лица, выглядит очень и очень смешно, предупреждаю вас, Ваше Величество.
                - Я... я возненавижу вас, я...
        Генриетта сама не заметила, как оказалась в его объятиях. Но, отчаянно сражаясь с его страстью и подавляя в себе желание, она продолжала сопротивляться.
                - Я никогда больше не заговорю с вами, клянусь...
                - Как скажете, моя королева, — немедленно отозвался герцог, лаская её грудь. — Можете начать прямо сейчас. Помните, ни слова, ни звука, иначе договор будет нарушен... О, я слышу стон? Да, так и есть. Вы, любовь моя, нарушили клятву, так что общаться вам со мною придётся!
                - Будь ты проклят! — воскликнула Генриетта, поневоле отвечая на его страстный поцелуй. — Я отомщу тебе, слышишь, отомщу...
                - Отомсти, — выдохнул Джордж, — отомсти прямо сейчас... Любимая, жизнь моя, о, как я тебя люблю! Я буду любить тебя, пока ты не скажешь мне, не признаешься, что любишь. Скажи мне это... скажи.
        Некоторое время королева продолжала вырываться, но желание герцога передалось и ей. Потеряв голову от любви, задыхаясь от страсти, молодые люди вновь обрели друг друга.
        — Люблю, — прошептала Генриетта в высший миг блаженства. — Джордж, я люблю тебя!..
        Влюблённые, пребывая в экстазе, видели и чувствовали только себя. Им не было дела ни до кого во всём мире. Были забыты споры и разногласия, война, политика, судьбы народов Европы, победы, поражения и прочие мелочи. Они любили друг друга и были счастливы.
        Счастлив был и лорд Бристоль, который жадно, не отрываясь, наблюдал за происходящим. О таком подарке судьбы он даже и не мечтал.
        ГЛАВА 10.
        КОРОЛЬ, МИНИСТР И ПАРЛАМЕНТ
        Наладив свою личную жизнь, Бэкингем с удвоенными силами продолжил подготовку к войне с Францией. Но масштабная военная кампания требовала гигантских средств, а, значит, без созыва нового парламента было не обойтись. Несмотря на то, что все друзья министра, включая и Уолтера Монтегю, и даже короля Англии, считали эту идею безумной, Бэкингем отстаивал её со своим обычным упорством до тех пор, пока король не уступил желанию друга. Но на этот раз Чарльз действительно боролся до последнего, и только благодаря счастливому событию — у министра наконец родился наследник, крестным отцом которого конечно же стал король, Бэкингему удалось настоять на своём.
        Впрочем, герцог вовсе не был сумасшедшим и, прежде чем решиться на парламентскую авантюру, как следует, подстраховался и подкупил нескольких своих серьёзных противников в верхней палате. Таким образом, он мог не опасаться ни импичмента, ни серьёзного противодействия со стороны лордов. Оставалась палата общин — та самая бочка с порохом, взрыв которой мог сорвать все грандиозные планы министра. И противники герцога подготовились как следует — как ни старался Бэкингем повлиять на избирательный процесс, ему это не удалось: атмосфера всеобщей ненависти к герцогу достигла апогея, и достаточно было заподозрить, что министр хорошо относится к какому-нибудь кандидату, его кандидатура немедленно отклонялась.
        Всё говорило о том, что сессия будет жаркой. На скамьях палаты общин собрались все знаменитые противники Бэкингема: Эдвард Кок, Дадли Диггс, Джон Элиот, Дензил Холлз, Роберт Филипс, Фрэнсис Сеймур, а также богатый и влиятельный дворянин из Йоркширского графства Томас Уэнтворт, который вскоре сделался лидером оппозиции. В парламент был впервые избран ещё один человек, на которого в то время ещё никто не обратил внимания — эсквайр Оливер Кромвель[81 - ОЛИВЕР КРОМВЕЛЬ (25 апреля 1599, Хантингдон — 3 сентября 1658) — вождь Английской революции, выдающийся военачальник и государственный деятель, в 1643 —1650 годах — генерал-лейтенант парламентской армии, в 1650 —1653 годах — лорд-генерал, в 1653 —1658 годах — лорд-протектор Англии, Шотландии и Ирландии.].
        Король своим выступлением на открытии парламентской сессии сразу задал тон заседаниям. Он без обиняков потребовал субсидий, необходимых для выплаты жалования матросам и солдатам, а также, для погашения государственного долга, пригрозив депутатам в случае неповиновения «прибегнуть к другим средствам, каковые Бог вложил в мои руки». Угроза подействовала, но совсем не так, как рассчитывал Чарльз. Депутаты засели за разработку длинного документа, вошедшего в историю как «Петиция о праве», который впервые открыто выразил мысль о том, что королевская власть ограничивается правами парламента.
        А пока готовилось это смертоносное средство, подрывающее основы английской монархии, депутаты принялись обсуждать текущие проблемы, потребовав от короля ужесточить законы против католиков, на что Его Величество вынужден был согласиться.
        Дальше свой гнев пуританские святоши направили против Лода, который пользовался доверием Чарльза и его первого министра, обвинив епископа в симпатиях к католичеству. Пока несчастный Лод выполнял роль «жертвенного агнца», Бэкингем, воспользовавшись тем, что его имя перестали трепать на всех углах, заканчивал последние приготовления к отправке новой экспедиции на помощь Ла-Рошели.
        В этот раз его, правда, терзали нехорошие предчувствия. Ришелье, после ухода английского флота, с удивительной энергией повёл осаду крепости, заточив её в кольцо и со стороны суши, и с моря, где отстроил полуторакилометровую дамбу, укрепив её линией хорошо вооружённых кораблей, всё же присланных Нидерландами. Жители осаждённого города страдали от недостатка продовольствия, обращая голодные взгляды по ту сторону Ла-Манша. Бэкингем, чью помощь они прежде отвергали, сделался теперь их единственным спасителем, новым Мессией.
        Эта дамба очень тревожила Верховного лорда-адмирала. Но принц Субиз, приглашённый на очередной Государственный совет, заверил всех присутствующих, что хорошо вооружённый флот может прорваться в город через это странное сооружение, которое уже не единожды разметал шторм и которое господин кардинал каждый раз упорно отстраивал. Ну а в том, что теперь англичан встретят с распростёртыми объятиями, уже никто не сомневался.

* * *
        Великолепным весенним днём королевский флот Англии ожидало пополнение — два десятка быстроходных судов, которые с небывалой помпой спускали на воду. На торжестве присутствовал цвет английской знати во главе с Их Величествами. И, как всегда бывает в таких случаях, на праздник явилась целая толпа народа, желая поглазеть не так на корабли, как на королевскую чету и их приближённых, среди которых своей статной фигурой и великолепным костюмом выделялся ненавистный герцог Бэкингемский. Если бы человеческие взгляды обладали способностью убивать, министр немедленно скончался бы в страшных муках.
        Бэкингем, привыкший и к ненависти, и к угрозам, отвечал на них своей особенной насмешливой улыбкой, но король, стоявший рядом с ним, чувствовал себя неуютно. Желая подбодрить друга, он сказал:
        — Джордж, есть люди, которые желали бы, чтобы эти корабли отправились на дно вместе с тобой. Но не беспокойся из-за них: если ты умрёшь, умру и я...

* * *
        В разношёрстной толпе находился и некий субъект, по виду простолюдин, но при шпаге. Это был наш старый знакомый Вильям Кэлверт, чьи финансовые дела после внезапного исчезновения сестры пришли в совершеннейший упадок. Благодаря силе и грубости ему удалось пробиться прямо к живой ограде, образованной королевскими гвардейцами, так что он мог без помех созерцать всё происходящее. Когда торжественная церемония закончилась и нестройные ряды придворных потянулись к своим каретам, Кэлверт также собрался уходить, но внезапно остановился. Его лицо постепенно приняло темно-бордовый оттенок, жилы на шее вздулась, глаза налились кровью и готовы были выскочить из орбит. Он так резко кинулся вперёд, что гвардейцы, не ожидая такого рывка, не смогли среагировать. Миг — и Вильям уже был возле герцога Бэкингемского и его свиты.
                - Ах ты, мерзавец! — заорал он во всё горло. — Я же говорил, что найду тебя!
        Первый министр Англии увидел, как сотня любопытных зевак обступила их со всех сторон, нюхом учуяв, что здесь назревает любопытный скандал. Но Кэлверта такое внимание отнюдь не смущало.
                - Негодяй, развратник, гнусный похититель! — изо всех сил надрывался он, не жалея горла.
        После исчезновения сестры Вильям опросил всех соседей, и конечно же среди них нашлись доброжелатели, описавшие ему богатого незнакомца, который посещал Кэйти во время его отсутствия, и Кэлверт тут же признал в нём дворянина, что как-то влез из-за неё в драку. Он не сомневался, что сейчас видит перед собой того самого придворного франта, который похитил девушку и, поставив крест на её замужестве с Самуилом Губбсом, лишил его самого средств к существованию.
        Он попробовал наброситься на Бэкингема, но угодил в руки гвардейцев, которые наконец-то пришли в себя.
                - Пустите меня... я должен с ним расквитаться, — Вильям усиленно вырывался, но силы были слишком неравны.
        Неожиданно к ним подошёл король.
                - Милорд, что здесь происходит? — спросил он у Бэкингема.
        Джордж пожал плечами. Он узнал брата Кэйт и теперь лихорадочно соображал, как бы половчее выбраться из этой щекотливой ситуации. Но, к несчастью, его противник оказался сообразительнее.
                - Ваше Величество, я требую правосудия! — заорал Кэлверт, упав на колени перед королём. — Этот человек похитил мою сестру, законным опекуном которой я являюсь. Пусть он вернёт мне её!
                - Да вы с ума сошли, — мягко ответил Чарльз. — Вы хоть знаете, кого обвиняете?
                - Знаю ли я имя этого человека? Нет, Ваше Величество, оно мне неизвестно. Но я твёрдо уверен, что он — похититель Кэйти. Пусть только посмеет возразить, что это не так!
                - Молчите, — прошептал на ухо Вильяму один с гвардейцев. — Скажите, что вы ошиблись, и просите прощения.
                - Я ошибся? Мне — просить прощения? Да этот негодяй не скроется от меня даже в аду!
                - Это сумасшедший, — отдёрнул короля епископ Лод. — Вам лучше уйти, Ваше Величество.
                - Я думаю, стоит разобраться, — вмешался в разговор лорд Бристоль, обрадовавшись возможности насолить Бэкингему.
                - Разберитесь, — кивнул Чарльз, — и доложите мне. Кстати, Стини, тебе знаком этот человек?
                - Нет, Ваше Величество, — пробормотал Бэкингем.
                - Отлично. Препроводите этого сумасшедшего в Ньюгейтскую тюрьму[82 - НЬЮГЕЙТСКАЯ ТЮРЬМА — главная тюрьма Лондона на протяжении 700 лет, с 1188 по 1902 годы. Расположена была у северных, или Новых, ворот лондонского Сити, в непосредственной близости от уголовного суда Олд-Бейли, откуда в тюрьму перевозили приговорённых к смертной казни.] и побеседуйте с ним, — повторил Чарльз. — Идёмте, господа.
        Кэлверт попытался протестовать, но гвардейцы, выполняя приказ, поволокли его прочь.
                - И это королевское правосудие! — жалобно воскликнул он.
                - Молчи, несчастный! — перебил его тот же сердобольный солдат. — Ты хоть знаешь, на кого ты набросился?
                - Нет. А кто он?
        Гвардейцы переглянулись и расхохотались.
                - Смейтесь сколько угодно, но назовите мне его имя! — потребовал Вильям.
                - Его светлость герцог Бэкингемский, первый министр Англии, — бросил солдат. — И теперь тебе действительно лучше заделаться сумасшедшим, если не желаешь попасть на эшафот.
                - О Господи! — простонал Кэлверт. — Откуда же я мог знать?.. Но зачем, спрашивается, первому министру понадобилась моя сестра?
        Вопрос так и остался без ответа, поскольку даже сам герцог Бэкингемский затруднился бы дать внятное объяснение своему поступку.

* * *
        До Ньюгейта Кэлверт не доехал. Приказом первого министра, который имел все основания опасаться огласки — такой нежелательной для него в этот опасный период, смутьяна доставили в герцогский дворец, роскошь которого произвела на него неизгладимое впечатление.
                - Я нахожусь в раю, — прошептал Вильям, с опаской поглядывая на непроницаемые лица своих стражников, — но могу вот-вот скатиться в преисподнюю.
        Впрочем, из-за постоянного безденежья и жизни впроголодь мозг Кэлверта работал чётко и слаженно, а природное чутьё наживы сейчас было обострено до предела. Запах больших денег, которым был пропитан этот великолепный дом, сводил его с ума.
                - Если бы Бэкингем хотел бы меня уничтожить, то отправил бы в тюрьму, как велел король, — справедливо решил он. — А раз герцог приказал доставить меня сюда... — он облизал свои пересохшие губы, — значит, у меня есть шанс немного разбогатеть...
        Когда Вильяма ввели к министру, его глаза пылали такой алчностью, что герцог сразу понял, чего ждёт от него этот человек, и без лишних слов положил на стол увесистый кошелёк.
                - Забирай это и убирайся с глаз моих, — велел он. — И если ты, мерзавец, посмеешь ещё как-то связать моё имя с исчезновением твоей сестры, я тебя из-под земли достану!
                - Забыл, уже всё забыл, ваша светлость, — заныл Кэлверт.
        Но к кошельку не притронулся, хоть и пожирал его голодными глазами.
                - Ну? Чего же ты ждёшь? — нетерпеливо спросил Бэкингем.
                - Кэйт, моя дорогая сестричка... Как она? — заискивающе спросил Вильям, постаравшись вложить в этот вопрос всю нежность, на которую он был способен.
        Таковой, впрочем, оказалось немного, и Вилльерс недовольно поморщился.
                - Жива, здорова и вполне обеспечена, — отрезал он. — Большего тебе знать не нужно.
        Герцогу конечно же не следовало заикаться о том, что он, разорвав отношения с Кэтрин Кэлверт, позаботился, чтобы девушка ни в чём не нуждалась. Эта неосторожность тут же убедила её алчного братца в том, что он на правильном пути.
                - Я бы хотел её увидеть, — проговорил он, упав на колени перед министром. — У меня, кроме неё нет никого на всём белом свете...
        И зарыдал, размазывая слёзы по грязному лицу.
                - Ладно, — вздохнул Джордж, который, увидев, что Вильям так и не притронулся к деньгам, решил поверить в его искренность. — Держи.
        Он написал на клочке бумаги адрес, где жила Кэйт, и протянул его Кэлверту.
                - Да благословит вас Бог, милорд! — возликовал Кэлверт и, схватив адрес и кошелёк, пулей вылетел из дворца.
        Но не успел он повернуть за угол, как его остановил неизвестный знатный господин, который вышел из кареты без гербов. Его слуги, вооружённые до зубов, прогуливались неподалёку.
                - Вам нужны деньги, милейший? — прямо спросил он, и, увидев, как радостно заблестели глаза у Вильяма, довольно засмеялся. — Вижу, нужны. Тогда садитесь в карету, и расскажите мне всё об исчезновении вашей сестры, а также о том, о чём вы только что толковали с лордом Бэкингемом...

* * *
        Этот незнакомец был конечно же лорд Бристоль, который не мог не воспользоваться возможностью в очередной раз насолить Бэкингему. Похищение девушки из родительского дома было серьёзным преступлением, и граф задумал убедить мисс Кэлверт обвинить министра в этом публично. Проследив за Вильямом Кэлвертом, которого доставили в Йорк-Хауз, а не в Ньюгейт, как приказывал король, он убедился, что министр не намерен предавать огласке свои похождения. Это же подтвердил рассказ самого Кэлверта, который благополучно покинул дворец Бэкингема. К огромному сожалению Джона Диби, несмотря на всю свою алчность (а может и благодаря ей), братец Кэйт оказался здравомыслящим человеком и наотрез отказался принимать участие в этой афере, даже за значительную сумму денег.
                - Мертвецу деньги не нужны, — резонно заметил он, а когда Бристоль попробовал угрожать, схватил его тощую шею и так сжал, что граф мудро предпочёл отказаться от своих претензий.
        Впрочем, Кэлверт совсем не знал своего собеседника, и как только он убрал пальцы с его горла, то оказался в железных руках подоспевшей охраны и тут же получил урок хороших манер, от которого едва пришёл в себя. Но хуже всего было то, что слуги, не особо церемонясь со столь незначительным человеком, обыскали его и обнаружив в кармане адрес Кэйт, вручили записку Бристолю.
                - Ну, вот и всё, — с довольной усмешкой заявил тот сидящему на земле Кэлверту, ошеломлённому тем, что денежное предприятие, на которое он так полагался, рушилось прямо на глазах. — Я уверен, что ваша сестра окажется более сговорчивой.
                - А я уверен, что Бэкингем сгноит вас в Тауэре, милорд, где вам самое место, — пробормотал Вильям вслед отъезжающей карете. — А я ему в этом помогу.
        И Кэлверт, с трудом поднявшись на ноги, заковылял обратно к герцогскому дворцу, но на полпути остановился.
                - Если я расскажу герцогу о том, что случилось, он конечно же спросит, зачем я так разоткровенничался перед незнакомым человеком, и бросит меня в тюрьму, откуда я уже не выйду.
        И Вильям завыл от отчаяния, да так, что посрамил бы своим мастерством целую стаю голодных волков. Эти вопли привлекли внимание богатой кареты, которая, видимо, направлялась в Йорк-Хауз, но остановилась возле него.
        Виконт Пурбек, сидевший в ней, узнал в Кэлверте человека, который несколько часов назад затеял ссору с его братом, и сделал ему знак подойти.
        Вильям несмело приблизился.
                - Почему вы на свободе, сударь? — спросил его Джон. — Король ведь велел поместить вас в тюрьму.
        Услышав такое, Вильям со всех ног бросился бежать, но жгучая боль в боку не дала ему это сделать. Слуги виконта без труда догнали его и потащили к хозяину.
                - Меня отпустил милорд Бэкингем, — завопил Кэлверт, извиваясь в их руках. — О, Господи, чем я прогневил тебя, что все эти вельможи преследуют меня, несчастного...
                - Кто тебя преследует? — без особого интереса спросил виконт, который, услышав, что брат выпустил узника на свободу, сделал знак слугам отпустить его.
                - Сначала граф Бристоль, потом вы...
                - Бристоль? — заинтересовался Джон. — Так...держите покрепче этого субъекта, — велел он лакеям, которые тут же опять заключили Кэлверта в свои железные объятия, — а ты, мерзавец, сейчас же расскажешь мне, что хотел от тебя Джон Дигби.
        Выслушав Вильяма и узнав у него адрес сестры, который тот, к счастью, запомнил, виконт не теряя времени поехал к Кэйт, предоставив её брата самому себе. Уже после отъезда Джона, тот сообразил, что не взял с богатого вельможи ни пенни за свою историю, которой тот всерьёз заинтересовался, и ещё долго вопил на всю улицу, оплакивая свой убыток.

* * *
        Как ни странно, но Джон Вилльерс добрался до дома Кэйт раньше, чем граф Бристоль. Дверь ему открыла пожилая женщина — дальняя родственница Кэлвертов, которую девушка вызвала к себе в качестве компаньонки и для управления хозяйством. Та с размахом повела дело, сдав полдома солидному торговому человеку, который часто наведывался в Лондон по делам и щедро платил за квартиру. Таким образом, обе дамы обрели средства для существования и в присутствии щедрого квартиранта чувствовали себя в безопасности. Но сейчас квартиросъёмщик был в разъездах, и женщина немного испугалась, увидев на пороге неизвестного дворянина.
                - Я виконт Пурбек, — представился Джон, входя в дом. — Мне нужна мисс Кэлверт.
                - Кэйт никого не ждёт, — растерялась та, но Вилльерс, твёрдо отстранив её, вошёл в комнату и сразу же столкнулся с хозяйкой.
                - Мой брат желает, чтобы вы сейчас же поехали со мной, — заявил он, не давая Кэйти раскрыть рот.
                - Что-то случилось? — испугалась Кэйт.
                - Кое-кто из врагов герцога хочет воспользоваться вами, чтобы доставить ему неприятности, — объяснил виконт. — Но, клянусь честью, если вы раскроете рот, чтобы навредить Джорджу, я собственноручно сверну вам шею раньше, чем вы успеете это сделать.
        Но он выбрал не лучшие слова, так как лицо девушки перекосило от ужаса. Видя, что Кэйт близка к обмороку или же к истерике, что немногим лучше, Джон понял, что всё-таки придётся объясниться. И действительно — добрых четверть часа ушло на разговоры и уговоры, которых как раз хватило графу Бристолю, чтобы добраться до её дома.
                - Я никогда не причиню беспокойства милорду герцогу, — искренне заверила она виконта. — Я благодарна ему уже за то, что живу в этом доме и сама распоряжаюсь своей жизнью.
                - Возможно, вы и не держите в голове ничего дурного, — сказал Джон. — Но я знаю Бристоля — он не оставит вас в покое, пока не получит то, за чем пришёл. Поэтому, я думаю, что было бы лучше избежать этой встречи.
                - И куда вы хотите меня отвезти?
                - В дом моей сестры Сьюзен. Она как раз ищет смышлёную камеристку, труд которой будет щедро оплачивать. Думаю, Бристоль, если даже и узнает, где вы, поостережётся приехать туда, а если сунется — не обрадуется.
                - Я готова ехать, — наконец отозвалась Кэйти после мучительных раздумий.
                - Позже, — проговорил виконт, который как раз увидел из окна карету и приехавших в ней людей. — Нужно обождать.
        Девушка выбежала из комнаты, чтобы предупредить тётку ни в коем случае не открывать, но опоздала. Увидев, что её родственница беседует с графом, она тихонько отступила назад.
                - Он уже здесь, — растерянно сообщила она.
        Джон внимательно посмотрел на Кэйти и поморщился от досады. Не было никакой надежды, что девушка сможет устоять перед натиском Джона Дигби. Оставалось одно средство.
                - Ну, Джордж, тебе дорого это обойдётся, — прошептал он и решительно повернулся к Кэйти.
                - Я вижу, вы всё ещё любите моего брата? — спросил Джон.
                - Да...
                - Тогда раздевайтесь...

* * *
        Увидев Джона Вилльерса в объятиях полуголой девицы, Бристоль так растерялся, что смог ответить только невнятным мычанием на вопрос виконта, что он тут делает. И покинул дом прежде, чем пущенный ему вслед сапог достигнул своей цели.
        Казалось, опасность миновала, но, виконт, не желая рисковать, всё же устроил Кэйт в дом своей сестры, заручившись на это согласием министра, который, узнав о случившемся, пришёл в восторг от выдумки брата.
                - Затевать скандал с твоим участием графу нет никакого резона, — заявил он. — И пусть Бристоль вопит на весь дворец о сотнях соблазнённых мною женщин, которых мои слуги якобы похищают в лондонских домах для моих утех, без доказательств он добьётся только того, что будет отлучён от двора вслед за Арунделом. Впрочем, даже свидетельство Кэйт, вздумай она его дать, мне бы серьёзно не повредило.
                - Даже в глазах королевы? — хитро прищурился Джон.
                - Ты меня убедил, — согласился Бэкингем.
        ГЛАВА 11. БУНТ
        Бэкингему удалось совершить невозможное — парламент, хоть и призывал все небесные кары на голову министра, но согласился предоставить необходимые денежные ассигнации на продолжение войны с Францией. Это была важная победа, которая очень встревожила кардинала Ришелье. Осаждая Ла-Рошель, французский министр время от времени бросал тревожные взгляды в сторону Англии, а его агенты приложили немало усилий, чтобы поколебать твёрдую почву под ногами Бэкингема.
        Но всё было тщетно, и новый пятидесятипарусный флот под предводительством зятя Бэкингема графа Денби отплыл к Ла-Рошели. Сам Верховный лорд-адмирал был должен оставаться в Англии, чтобы до конца дожать господ депутатов и получить все обещанные субсидии.
        Но через две недели произошло невероятное: граф Денби возвратился в Англию, не сумев пробиться к Ла-Рошели из-за дамбы и охранявших её военных кораблей, которые встретили английские корабли прицельной пушечной пальбой.
        Король Англии пришёл в ярость, узнав об этом и, не слушая никаких оправданий, приказал графу немедленно возвращаться к Ла-Рошели и выполнить свой долг. Но корабли оказались такими потрёпанными из-за этого путешествия, что было невозможно выполнить приказ из-за риска утонуть на полпути к цели.
        В парламенте поднялась настоящая буря. Депутаты вопили, рыдали, проклинали министра, который поручил командование флотом такому ничтожному человеку, а им вторила уличная толпа. Не имея возможности добраться до министра, народ выместил свою злобу на его астрологе — докторе Лэмбе[83 - ДЖОН ЛЭМБ (1545 —1628) — английский маг и астролог герцога Бэкингемского.], которого проповедники величали «колдуном» и «дьяволом». Уличные мальчишки забросали его камнями и ещё долго удивлялись, когда «дьявол» скончался в жестоких муках, как простой смертный. Когда Чарльзу I донесли о беспорядках в Сити, где произошла трагедия, он в наказание лишил тамошних обитателей прежних привилегий. В ответ Лондон засыпала волна памфлетов, которые читались даже на заседаниях парламента.
        « — Кто управляет королевством?
                - Король.
                - Кто управляет королём?
                - Герцог.
                - Кто управляет герцогом?
                - Дьявол...
                - Пусть герцог побережётся, а не то его постигнет участь его врача!»
        Разгневанный король уже собирался распорядиться арестовывать всех, у кого будут найдены эти пасквили, но, когда случайно засунул руку в карман камзола и обнаружил там злосчастный памфлет, передумал.
        В довершение всех бед, депутаты, обвинив Денби и Бэкингема в получении от Ришелье двухсот тысяч крон за отказ от спасения Ла-Рошели, единодушно призвали короля наказать виновных в национальном позоре и предоставили ему на подпись уже разработанную «Петицию о правах».

* * *
        Услышав такие новости, Генриетта, которая внимательно следила за парламентскими перипетиями, помчалась к королю и застала Чарльза в страшном гневе. Бэкингем тоже находился там и выглядел мрачнее тучи.
                - Я разгоню этот сброд, — заявил Чарльз, который сегодня в очередной раз мужественно отразил все атаки депутатов на своего министра. — Стадо баранов ещё будет указывать мне, как править моей страной!
        Королева облегчённо вздохнула. Король был преисполнен решимости защищать друга до конца.
                - Казне нужны деньги, — возразил Бэкингем. — Поэтому с этим сбродом придётся договариваться. Нужно уступить в малом, чтобы получить большее.
                - Парламент потребует гарантий, — вмешалась Генриетта.
                - Да, — безучастно согласился герцог. — Моей отставки, например.
                - Этого не будет! — воскликнул король.
                - Хорошо, — примирительно сказала королева. — Я согласна с милордом Бэкингемом, что нам нужен мир или на худой конец перемирие. Но лидеры оппозиции не сядут за стол переговоров с первым министром, и это очевидно.
                - И кто же тогда будет с ними говорить? — спросил Чарльз.
        Вы, Ваше Величество, — улыбнулась Генриетта. — Благодарение Богу, слово короля в этой стране ещё что-то значит.
                - Вы хотите, чтобы король пошёл на уступки своим подданным?
                - Разве у нас есть выбор? Это не депутаты умоляют вас о милости, Чарльз, это вы придёте к ним с протянутой рукой, а просителю не следует быть слишком гордым... Итак, чего они хотят? В конце концов не так уж много — подписания этой «Петиции», отмены арестов без судебного разбирательства, запрет на введение налогов и привлечение займов, не одобренных парламентом, ну и, конечно, вашей санкции на арест первого министра. Думаю, мы сможем упустить четвёртый пункт при условии подтверждения первых трёх.
                - Но это мои исконные права! — возмутился король.
                - А взамен вы получите деньги, необходимые для помощи братьям и сёстрам по религии. Ваши единоверцы умирают в Ла-Рошели, преследуемые проклятыми папистами и по вине депутатов, которые ответят за свою чёрствость и жадность на Страшном суде!
        Чарльз и Бэкингем смотрели на неё во все глаза, потом дружно рассмеялись. Такие слова из уст королевы-католички срывались не часто.
                - Да-да, я так и скажу, гореть вам в аду, проклятые законники, за вашу жадность, — развеселился король и благодарно поцеловал руку жены. — Моя дорогая, вы как всегда правы! Решено. Я подпишу эту «Петицию» или как там его... «Билль о правах», чтобы ты, Джордж, смог отплыть на выручку нашим братьям и сёстрам. Если и под таким соусом эти крикуны не дадут денег, то я расстреляю их из пушек. Это всё?
                - Всё, — кивнула Генриетта, но министр был с нею не согласен.
                - Почему вы уверены, мадам, что депутаты так легко откажутся от возможности привлечь меня к ответу за все злодеяния? — мрачно пошутил он.
                - Это я беру на себя, — серьёзно сказала Генриетта...

* * *
        Королева пристально рассматривала человека, опустившегося перед ней на колено.
        Это был привлекательный темноволосый мужчина тридцати пяти лет, на волевом лице которого выделялись решительные чёрные глаза, чьё магическое сияние уже оказало непреодолимое воздействие на Люси Карлейль. Эта красотка, впустив посетителя, не уходила до тех пор, пока королева не приказала ей это сделать.
                - Сэр, — сказала Генриетта, — я прошу вас подняться и сесть рядом со мной.
        С некоторым смущением Томас Уэнтворд[84 - ТОМАС УЭНТВОРТ (13 апреля 1593 — 12 мая 1641), граф Страффорд (с 1640) — английский государственный деятель. В 20-х гг. стал одним из лидеров парламентской оппозиции. В 1628 году перешёл на службу к королю, получил титул барона, позднее (1640) — графа. В 1632 году был назначен лордом-наместником (вице-королём) Ирландии. Казнён по обвинению в государственной измене.] исполнил требуемое. Королева продолжила:
                - Я хочу открыть вам свою маленькую слабость — я очень любопытна, и перед нашей встречей постаралась узнать кой-какие подробности вашей биографии. Не будьте на меня за это в претензии и знайте, если бы полученные сведения меня не заинтересовали, то я не стала бы настаивать на нашей встрече.
                - Ваше Величество, я впервые в жизни не знаю, что сказать, — поклонился депутат. — Вы застали меня врасплох.
        Королева пожала плечами.
                - Я понимаю, что вы не имели возможности подготовиться к нашему свиданию так же, как я, поэтому я разрешаю вам задать мне несколько вопросов.
                - Я воспользуюсь случаем, — немного подумав, заявил Уэнтворд. — Ведь другого раза может и не быть... И если Ваше Величество не возражает, то мне хотелось бы узнать, почему вы, будучи француженкой и католичкой, одобряете войну между Англией и Францией?
                - Я? Я вообще не одобряю военных действий, против кого бы они ни были направлены. Но я — королева Англии, и понимаю, что моя страна должна с честью и с выгодой выйти из этого конфликта... Сэр, это не борьба религий, это сражение за первенство в Европе. Вот и всё, что я могу сказать.
                - Так Ваше Величество признает, что англичанам не нужна эта война?
        Вы хотите перевести разговор на Бэкингема? — понимающе кивнула королева. — Извольте. Я знаю, что вы — самый непримиримый его противник в нижней палате.
                - А вы поддерживаете первого министра?
                - Да. И я рассчитываю, что вы скроете свою неприязнь к милорду герцогу хотя бы на время.
        Уэнтворд скептически усмехнулся.
                - Бэкингем уже пытался меня подкупить. Это бесполезно, Ваше Величество.
                - Я так не думаю, — улыбнулась королева. — Герцог потерпел поражение, потому что неверно назначил цену. Любого человека можно купить.
                - Даже вас?
                - Даже меня. Предложите мне мир и спокойствие в государстве, и я ваша.
        Уэнтворд рассмеялся.
                - Мир и спокойствие в ваших руках, моя королева. Если Его Величество подпишет «Петицию», парламент будет полностью удовлетворён.
                - Если притязания депутатов будут умеренными, то король пойдёт им навстречу. Но даже подпись на договоре не является настоящей гарантией мира, без доброй воли двух сторон. Вы же не станете запирать собаку, чтобы та перестала на вас кидаться? Стоит ей получить свободу, как она тут же укусит.
                - Что предлагает Ваше Величество?
                - Моё Величество предлагает вам вспомнить о своих амбициях, милорд. Да-да, я не оговорилась, именно об амбициях. Я считаю, что о человеке нужно судить только по его поступках, потому что слова могут только продемонстрировать, владеет ли он даром красноречия или нет, не больше. Я неслучайно проговорилась о том, что следила за вами несколько месяцев. Вы отстаиваете чужие идеалы, которые для вас бесполезны и поэтому чужды. Вы умны, жестоки и напористы. Я уверена, что вы ни случайно стяжали себе славу противника неограниченной власти. Это лучший способ обратить на себя внимание, завоевать популярность. Вы богаты, значит, вам нужна именно власть, и ничто другое. Тогда спросите себя, кто сможет дать вам её? Молчите? Тогда я отвечу за вас — это король. Я не предлагаю вам стать на сторону короля, потому что король — всегда на стороне народа, и, если вы с народом, то вы и с королём. Я знаю, что каждый человек всегда и во всех случаях отстаивает только одни интересы — свои собственные. И сейчас самое время о них подумать.
        Уэнтворд поднялся и удивлённо смотрел на королеву. Он всегда гордился своим даром читать в сердцах людей, до сих пор пребывая в уверенности, что его сердце сокрыто от них. Сейчас Генриетта заставила его в этом усомниться.
                - Если бы я был священником, то изгнал бы из вас дьявола, Ваше Величество, — проговорил он. — Ведь только ему дана такая сила искушения. Но что вы потребуете в залог? Мою бессмертную душу?
                - О нет, сэр, — рассмеялась Генриетта. — Оставим Богу то, что бесспорно принадлежит только ему. Мне необходим всего лишь ваш ум.
                - Но чем же он может быть вам полезен?
                - Я требую, и этого же хочет король, чтобы Бэкингема оставили в покое. После утверждения требуемых субсидий Его Величество подпишет договор с парламентом. Видите, я предлагаю разумный компромисс. Игра стоит свеч, так как этот союз принесёт вам популярность сейчас, в глазах ваших единомышленников, и головокружительную карьеру в будущем. Вы будете представлены королю, и я уверена, что Его Величество оценит ваши заслуги.
        Не в правилах Уэнтворда было пренебрегать подарками судьбы, поэтому размышлял он недолго.
                - Договор полагается скреплять кровью? — осведомился он.
        Чёрные глаза Генриетты широко распахнулись.
                - Ну, разумеется. Но мне нужна вся ваша кровь, до последней капли. И, быть может, придёт день, когда вам всё-таки придётся расписаться ею в верности короне и монархии.
        Она протянула Уэнтворду руку, которую тот поцеловал.
                - Если такой день наступит, я вспомню ваши слова, миледи, — серьёзно ответил он.
        В тот момент Томас Уэнтворд, будущий граф Страффорд, даже и не предполагал, что всего лишь через тринадцать лет ему придётся сдержать свою страшную клятву.
        ГЛАВА 12. МУЖ И ЛЮБОВНИК
        Несмотря на то, что его предыдущая интрига провалилась, граф Бристоль торжествовал. Наконец-то он получил доказательства прелюбодеяния королевы Англии. И с кем? Со своим заклятым врагом герцогом Бэкингемским. Собственно, доказательств этой любовной связи у графа как раз и не было, но это его не очень заботило, так как преступление против короны было налицо, и Джон Дигби воочию наблюдал его.
        «Если у этих двоих хватило глупости, чтобы попасть мне на глаза, то подобный спектакль они смогут показать и королю, а уж я постараюсь, чтобы Его Величество оказался в нужном месте и в нужное время. А измена королю — это измена государству, и не так уж много времени прошло с тех пор, как две королевы заплатили жизнью за подобное легкомыслие. И хотя Чарльз I — это не Генрих VIII[85 - ГЕНРИХ VIII ТЮДОР (28 июня 1491 — 28 января 1547) — король Англии с 22 апреля 1509 г. Прославился тираническими формами правления, проведением Английской реформации, что сделало Англию в большинстве своем протестантской нацией; и необычным для христианина числом браков — всего у короля было 6 жён, из которых с двумя он развёлся, а двух казнил по обвинению в измене.], но и он вряд ли останется равнодушным к такому вопиющему попранию своей чести. И проклятый Бэкингем будет повержен!»
        Решив так, граф Бристоль немедленно установил слежку за королевой и министром, не пожалев для этого ни людей, ни денег. Результаты донесений заставили его крепко задуматься.
                - Итак, что тут у нас? — бормотал Бристоль, просматривая донесения. — Встречались днём, в кабинете королевы. Бэкингем официально испрашивал аудиенции. И так сегодня, вчера, позавчера. И десять дней назад, — разозлился он на себя, — нет, это не то. Даже если на этих свиданиях и присутствует любовь, то она мигом упорхнёт при звуке шагов Его Величества. А мне нужна страсть. Такая, чтобы исчезла даже малейшая надежда оправдаться. Голая, неприкрытая страсть, без стыда и совести...
        Подобные сцены повторялись каждый вечер.
                - Ничего, ничего, опять ничего, — повторял граф уже в сотый раз, спрашивая себя, уж не приснилась ли ему эта любовная история. — Неужели этот Бэкингем и вправду вечен? Только вчера, казалось, его отставка неминуема, но король подписал «Петицию о правах», и вот уже вся Англия гремит фейерверками, празднуя мир в королевстве. Депутаты возвратились домой, выполнив своё предназначение и проголосовав за необходимые субсидии для продолжения войны. О Вилльерсе все забыли, а я ничего не могу сделать, чтобы напомнить о нём!
        Бристолю пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить себя в том, что свидание герцога и королевы действительно было.
                - Чёрт побери! — произнёс милорд, скрежеща зубами. — Если так будет продолжаться, то я ещё, чего доброго, приду к выводу, что эта парочка нарочно разыграла ту сцену, чтобы свести меня с ума. Но позвольте... Как же это может быть?
        Бристоль ещё раз внимательно сопоставил вчерашние донесения агентов. Получалась любопытная картина. И в самом деле, зачем это Бэкингему было выходить из Уайт-холла рано утром? Да ещё и через неприметную калитку с западной стороны дворца. Именно вчера, после охоты, король неожиданно решил остаться в Виндзоре. Герцог также охотился...
                - Стоп, вот оно! — понял Бристоль. — В те дни, когда Его Величество не ночевал во дворце, Бэкингем как раз там и ночевал. Допрашивать фрейлин Её Величества нет смысла — все преданы либо королеве, либо Бэкингему, и если они расскажут кому-нибудь из них о нашем разговоре, я окажусь в Тауэре раньше, чем успею сообщить королю о своих подозрениях. Поэтому не будем терять времени. Ясно одно — рыбку следует ловить не на подступах к дворцу, а в покоях королевы, и во время отсутствия короля.
        Через некоторое время Чарльз с Бэкингемом уехали на соколиную охоту в Виндзорские болота с тем, чтобы вернуться только на следующий день. Поэтому вечером, переодевшись ко сну и отпустив Элениту и других фрейлин, Генриетта очень удивилась, услышав знакомый стук в потайную дверь, доносившийся из кабинета. Не веря своим ушам, она открыла её и оказалась в объятиях Бэкингема.
                - Неужели король так легко отказался от вашего общества? — удивилась она, как только улеглись первые восторги от встречи.
                - Да, он отпустил меня, но кто вам сказал, что это было легко? Я уехал, сославшись на болезнь герцогини Бэкингемской.
                - Сумасшедший! И как король умудрился вам поверить?
                - Ха, как будто у Его Величества был выбор. Бедная Кэйт, теперь ей придётся пропустить ближайший бал.
                - О, Джордж, я так рада тебя видеть, что даже не стану бранить за жестокосердие.
        Генриетта говорила правду. Повинуясь тревожному предчувствию, она избегала встреч с герцогом наедине достаточно долго и успела соскучиться. Впрочем, их чувства были взаимными. Вот почему влюблённые не сразу услышали звук поворачивающего ключа в замочной скважине и встревоженные голоса, доносившиеся из-за двери.
        Королева первой пришла в себя и испуганно отстранила герцога.
                - Король, — прошептала она. — Король.
        Бэкингем и сам узнал голос Чарльза и замер в изумлении и ужасе.

* * *
        Всё пошло не так, как задумал Бристоль. Ключ по нелепой случайности застрял в замке, и тихо войти в спальню Её Величества не получилось. И пока он с остервенением дёргал за ручку двери, Бэкингем успел выскочить из постели, кое-как натянуть на себя одежду и спрятаться под кровать в тот самый момент, когда дверь поддалась и на пороге появился король в сопровождении лорда Бристоля и гвардейца, державшего в руках канделябр с зажжёнными свечами.
        Генриетта, сидя на постели, испуганно смотрела на вошедших, пытаясь придать своему лицу возмущённо-невозмутимое выражении, но это ей удалось так плохо, что Бристоль, взглянув на неё, только хмыкнул и принялся обшаривать портьеры.
                - Вы одни, мадам? — спросил Чарльз, оглядываясь вокруг.
                - С кем же мне быть в это время? — удивилась королева. — Мои дамы давно спят.
                - А вы?
                - Я тоже спала... Может, объясните, что происходит?
        Бристоль, которому так и не удалось обнаружить за портьерами своего врага, немного смутился. Гвардеец, охранявший вход в покои Её Величества, походил на застывший соляной столб. Даже воск с горящих свечей, стекающий ему на пальцы, не пробудил к жизни эту живую статую.
        Чарльз первым взял себя в руки.
                - Милорд, покиньте спальню Её Величества и захватите с собой этого бравого солдата, пусть освещает вам путь, — обратился он к Бристолю. — Гулять ночью коридорами Уайт-холла отнюдь не безопасно. Я приказываю! — добавил он, заметив, что Бристоль собирается спорить.
        Графу пришлось подчиниться. Возмущённо ворча, он покинул спальню в сопровождении гвардейца, который в отличие от него был несказанно рад выполнить приказ короля.
        Король и королева остались одни, если не считать третьего участника этой сцены, прятавшегося под кроватью.
                - Свечи горят, — пробормотал Чарльз. — Вы спите при свете, Мадам?
                - Да, — с вызовом ответила Генриетта. — Я боюсь темноты.
        Король громко вздохнул и, взяв зажжённую свечу, к ужасу королевы подошёл к кровати и заглянул под неё.
                - Доброй ночи, Стини, — подмигнул он Бэкингему. — Удобно устроился?
        Сгорая со стыда, герцог вылез и встал на ноги, стараясь не смотреть в глаза Чарльзу, который, казалось, был смущён происходящим не меньше его.
                - Вот, значит, как ведёт себя настоящий друг, — горько проговорил король. — Знаешь, Джордж, когда Бристоль сообщил мне о тебе с королевой, я решил, что он спятил, и так ему и сказал. Но граф был так настойчив, призывая увидеть всё своими глазами, что я, сам не знаю почему, последовал за ним. Правда, сначала он, неизвестно зачем, затащил меня в спальню к баронессе Сент-Люс, которую мы застали в постели с твоим братом...
        При этих словах Генриетта как-то странно дёрнулась и отчаянно посмотрела на герцога, мысленно умоляя его понять её. И, как ни странно, он всё понял.
                - Ваше Величество, Бристоль, как всегда, выдал желаемое за действительное, — решительно проговорил герцог. — Скажите правду, вы бы поверили его словам, если бы не застали меня сейчас здесь в весьма неприглядном виде?
                - Нет, не поверил бы, потому что никогда бы не подумал, что ты можешь пасть так низко!
                - Не поверили, потому что не так давно вы сами, вспомните, Ваше Величество, вы сами мирили меня с королевой и сетовали, как вам надоели наши бесконечные ссоры.
        Чарльз закусил губу.
                - Ты призываешь меня не верить собственным глазам? — поинтересовался он.
                - Я пытаюсь рассказать, как всё было на самом деле... Мой король, я действительно проник в Уайт-холл, чтобы увидеться с баронессой Сент-Люс, которая уже давно является моей любовницей. Шпионы Бристоля наверняка, доложили ему о моих подозрительных посещениях дворца, но, граф, ненавидя меня, почему-то решил, что я тайно встречаюсь с королевой.
                - В покоях её придворной дамы?
                - Наверное. Бог мой, Ваше Величество, откуда мне знать, что творится в голове сэра Дигби?
                - Но сегодня тебя не было в апартаментах баронессы, а её саму я застал в объятиях виконта Пурбека!
                - Я там был, — возразил Джордж. — Но совершенно неожиданно в дверь постучал Джон, который конечно же не знает о том, что делит любовницу с собственным братом, а я, не желая с ним ссориться, конечно же не хотел ему об этом сообщать. Поэтому баронесса, — он перевёл вопросительный взгляд на Генриетту, которая, со вздохом кивнула, — открыла мне дверь потайного хода, по которому я спустился в покои Её Величества.
                - Какого ещё потайного хода? — удивился король.
                - Я покажу, — мрачно проговорила Генриетта, которая всё ещё сидела в постели, так как откровенный ночной туалет лишал её возможности подняться. — Конечно, если герцог отвернётся, а вы, Чарльз, подадите мне платье.
        Король хмыкнул, но выполнил её просьбу. Герцог отвернулся, и королева, набросив поверх ночной рубашки домашнее платье, прошла в кабинет и открыла потайную дверь.
                - Обойщики обнаружили этот старый ход год назад, когда заново отделывали мои покои, — объяснила она. — Я решила оставить его, чтобы баронесса Сент-Люс могла приходить ко мне всякий раз, когда мне понадобятся её услуги.
        Конечно же король немедленно решил исследовать этот ход, а сделав это, убедился, что он действительно вёл в спальню баронессы, где всё ещё продолжалась любовная схватка.
                - Значит, вы, герцог, спустились в кабинет Её Величества, — Чарльз уже начал верить словам Бэкингема, так как сам замечал его искреннюю симпатию к Элените. — И почему-то направились в спальню королевы, вместо того, чтобы тут же покинуть её покои.
                - Было темно, — объяснил Джордж. — А в спальне Её Величества горели свечи, и свет пробивался сквозь закрытую дверь. Я и пошёл на свет, но, увидев королеву, которая спокойно спала, понял свою ошибку и хотел немедленно уйти, прихватив с собой свечу, стоящую у изголовья кровати. Потянувшись за нею, я случайно, опрокинул кувшин, который упал и ...
                - Я проснулась, — вмешалась Генриетта, которая мысленно ликовала, что король не догадался допросить их с Бэкингемом отдельно.
                - Звучит правдоподобно, — признал король. — Но почему же вы, милорд, сразу же не покинули спальню Её Величества?
                - Да потому что я захотела узнать, что герцог делает в моих покоях, — удачно нашлась Генриетта.
                - И этот допрос растянулся до вашего прихода, — добавил Бэкингем.
                - Понятно. Ну а зачем вы полезли под кровать?
                - Я испугался, — признал герцог.
                - Чего?
                - Того, что Ваше Величество не поверит ни единому моему слову. Я и сейчас этого боюсь.
        Король улыбнулся. Герцог облегчённо вздохнул и добавил уже увереннее:
                - И в самом деле, как ещё можно истолковать моё ночное присутствие в спальне Её Величества? Тем более, мой внешний вид не добавляет правдивости моим словам.
        И, правда, туалет герцога, который одевался впопыхах и застёгивал пуговицы камзола уже под кроватью, выглядел ужасно.
                - Чёрт знает что, — проговорил Чарльз, которому очень хотелось поверить в эту историю. — А баронесса Сент-Люс может подтвердить то, что вы мне сейчас сказали?
                - Разумеется, — уверенно заявил герцог. — Только я умоляю Ваше Величество сохранить в тайне её признание.
        Если Джон узнает, что я и Эленита... он меня никогда не простит.
                - Вам следовало раньше подумать об этом, — гневно перебила его Генриетта. — А если бы Джон увидел вас вместе? Что было бы, герцог? Дуэль с родным братом?
        Бэкингем, подхватил её игру и, тяжело вздохнув, посмотрел в глаза Чарльзу, словно говоря: «Вы видите, мой король, каким пыткам я подвергался здесь до вашего прихода».
                - Ладно, хватит, — покровительственно произнёс король, у которого уже вошло в привычку защищать министра. — Бристоль и в самом деле мог придумать историю поумнее, чтобы насолить тебе, Джордж.
        Королева и герцог переглянулись и дружно вздохнули.
                - Ладно, всё хорошо, что хорошо кончается, — удовлетворённо заметил Чарльз. — Признаюсь, я с самого начала и предполагал что-нибудь подобное. Но ты, Стини, если в следующий раз решишь прятаться под кроватью, не забудь захватить с собой и свою шляпу. Я ума не приложу, как Бристоль умудрился не заметить её.
        Он кивнул на шляпу герцога, которая всё это время лежала на полу.
        Бэкингем уже совершенно пришёл в себя.
                - Благодарю вас, Ваше Величество, но после сегодняшней ночи я предпочту ночевать дома.
                - И мудро сделаете, герцог, — вмешалась Генриетта.
        Убедившись, что всё окончилось благополучно, она решила проявить характер.
                - Господа, как вы думаете, мне удастся сегодня хоть немного поспать? — недовольно спросила она.
                - Вы правы, Ваше Величество, — признал Чарльз и, выглянув в окно, добавил: — Скоро рассвет.
                - Слава Богу, — с чувством произнёс герцог. — Взойдёт солнце, и эта ужасная ночь растает в лучах нового дня.
                - Идём, Стини, — король дружески хлопнул его по плечу и, поклонившись Генриетте, добавил: — Спокойной ночи... вернее, доброе утро, Мадам.
        После их ухода Генриетта бросилась в спальню Элениты и наскоро объяснила баронессе и Джону Вилльерсу, как им следует себя вести в том случае, если король захочет проверить слова Бэкингема. Успокоившись на этот счёт, она вернулась к себе и, обернувшись к большому распятию, висевшему на стене, прошептала благодарственную молитву.
                - Неужели всё обошлось? — королева всё ещё не могла поверить, что избежала гибели. — Но каков Бэкингем! Как умело он лгал, глядя в глаза королю, чтобы спасти свою шкуру. Чарльз... милый глупый Чарльз, выглядел намного достойнее его. А негодяй Бристоль, сам того не желая, оказал мне огромную услугу: у меня наконец-то открылись глаза, и теперь я знаю, что мне делать дальше...
        Знал об этом и Бэкингем, который провёл бессонную ночь в покоях Его Величества. Чарльз велел слугам приготовить министру постель в своей спальне и спокойно уснул, как человек, у которого совесть чиста. Герцог, который, увы, похвастать этим не мог, беспокойно ворочался, прокручивая в голове слова короля:
                - Стини, не сердись на меня за этот допрос, — сказал ему Чарльз, уже лёжа в постели. — Ты себе даже не представляешь, как сильно я люблю Генриетту. Я бы полжизни отдал, чтобы она смогла забыть все наши ссоры, которые до сих пор отравляли нам жизнь, и посмотрела на меня, как тогда, в Дуврском замке, когда я впервые её увидел. И вновь полюбила меня... И полюбит, — он сел на кровати. — Полюбит! Я всё для этого сделаю.
        Герцог не нашёл ничего лучше, как сообщить эти слова королеве на следующее утро, когда решился вновь её навестить — на этот раз в присутствии придворных дам, которые, впрочем, находились на таком расстоянии, что не могли слышать их разговор.
                - Зачем вы говорите мне всё это, милорд? — спросила Генриетта, с удивлением прислушиваясь к необъяснимому трепету в груди, вызванному этим признанием.
                - Потому что мне стыдно, — ответил Бэкингем. — Перед Чарльзом, который не только готов защищать меня перед всем миром, но и столь великодушен, что не желает замечать, что творится под его собственным носом. Стыдно перед моей женой, которая любит меня и ведёт себя так же, как Его Величество. Перед Эленитой, что настолько добра, что не решается меня возненавидеть. Наконец, перед вами, моя королева. Потому что сегодня ночью вы видели перед собой не мужчину, а труса, который ради своего спасения, был готов подставить под удар весь мир.
                - Я не могу упрекать вас за это, герцог, — вздохнула королева. — Сказав правду, вы погубили бы и себя, и меня. Но, когда мы находились на краю гибели, я спросила себя — готова ли я дальше беспечно ходить над пропастью, рискуя вот-вот свалиться на дно? И ответила: нет.
        Бэкингем поцеловал ей руку.
                - Спасибо, Генриетта, — прошептал он. — Вы сейчас сделали то, на что бы я никогда не решился...
        ГЛАВА 13. УЗЕЛ ЗАТЯГИВАЕТСЯ
        После успешного окончания парламентской сессии Бэкингем с удвоенными силами начал снаряжать очередную экспедицию к Ла-Рошели, которую на этот раз собирался возглавить лично. Несмотря на открытый саботаж, в который посильную ленту вносили агенты Ришелье, в конце июля 1628 года около сотни судов были готовы к отплытию. Но герцог, наученный горьким опытом, не решался отправиться в путь до тех пор, пока на корабли не погрузят достаточное количество пороха и провизии, так как желал быть готовым к любым неожиданностям. Субиз, осаждавший министра с не меньшим упорством, чем Ришелье — стены Ла-Рошели, требовал скорейшего отплытия. Однажды он доставил к герцогу беглеца из осаждённого города, которому чудом удалось проскользнуть мимо французской армии. Министр окинул глазами его тощую фигуру, и нехорошее предчувствие сжало ему сердце.
                - Ну, — спросил Вилльерс с показной весёлостью. — И каково положение дел в Ла-Рошели?
                - Милорд, — торжественно ответил молодой гугенот. — Я уполномочен мэром города и городскими старшинами сообщить вашей светлости: если вы не пришлёте помощь в течение двух недель, мы...
                - Вы сдадитесь, — понимающе кивнул Бэкингем.
                - Нет, — гордо возразил тот. — Мы все умрём с голоду.
        Бэкингем встал и нервно прошёлся по комнате.
                - Неужели дела так плохи? — спросил он. — В конце концов Ла-Рошель — морской город.
                - Да, милорд. Но дамба господина кардинала гонит всю рыбу в море. Мы уже съели не только кошек и собак, мышей и крыс, но даже собственные кожаные ремни и конскую сбрую. Так что вскоре нам останется разве что пожирать друг друга.
                - Прошло уже немало времени с тех пор, как вам удалось покинуть город, — министр действительно пришёл в ужас от услышанного, но долг государственного деятеля заставлял его говорить и действовать жёстко. — И каковы гарантии, что, подоспев к городу, моя армия не найдёт Ла-Рошель, покорившуюся французам?
                - Ваша светлость, королю Людовику милосердие неизвестно. Несколько недель назад около трёх сотен мужчин и женщин, не в силах выносить постоянный голод, приняли решение сдаться на милость французов. Мэр Гитон выпустил их из города, но по приказу короля их раздели, выпороли кнутами и погнали обратно к стенам, под которыми они провели три дня, пока мэр не сжалился и не принял их обратно.
                - Ого, — прошептал герцог, поражённый такой жестокостью. — Но, по моим сведениям, Людовику смертельно надоела эта осада, и, если он предпримет штурм, вряд ли горожане, ослабшие от голода и лишений, сумеют его отбить.
                - Если бы штурм был возможен, Ришелье давно бы устроил его. И ваша разведка должна была донести вам, милорд, что все предложения короля о капитуляции не встречали никакого отклика со стороны мэра Гитона.
                - Значит, придётся плыть, — пробормотал герцог.
                - Что вы сказали милорд?
                - Я сказал, что помощь, ранее обещанная мною, поступит в течение двух недель, — объявил Бэкингем.
        Молодой гугенот и принц Субиз обменялись радостными взглядами: похоже, английский министр собирался сдержать слово.

* * *
        Тем временем произошло событие, не имеющее отношения к военным делам, но оказавшее некоторое влияние на судьбу героев этой книги — в Йорк-Хауз приехала заплаканная Кэйт Кэлверт. Она так умоляла Патрика Роджерсона устроить ей встречу с министром, что молодой человек, обладая добрым сердцем, в конце концов уступил. К чести Бэкингема, он тоже не стал уклоняться от свидания.
                - Что случилось, Кэйт? — участливо поинтересовался он, увидев девушку.
        Та, сглатывая слёзы, рассказала герцогу о безобразном скандале, устроенным её братом, который, узнав у тётки, где живёт сестра, явился к ней требовать денег, угрожая в противном случае вернуть её домой, воспользовавшись своим опекунским правом. Ссора привлекла внимание леди Денби, которая, прислушавшись к обвинениям Вильяма, узнала о прошлой любовной связи между Кэйт и своим братом и, возмущённая услышанным, лишила её места при своём дворе. Единственным положительным моментом этой истории стало позорное изгнание господина Кэлверта из дома разбушевавшейся миледи.
        — Слуги спустили его с лестницы, — всхлипывая, ответила девушка на вопрос Бэкингема, который, распекая себя за излишнюю доверчивость, уже обдумывал план мести. — Кажется, он сломал ногу...
                - Жаль, что не шею, — пробормотал министр. — Но что же мне делать с тобой? Я не в ладах с сестрой с тех пор, как её неудачник муж с позором вернулся из-под Ла-Рошели, и не могу потребовать, чтобы она приняла тебя обратно. А совсем скоро я и сам отправлюсь во Францию... Но не волнуйся, девочка, — успокоительно произнёс он, увидев, что синие глаза Кэйт опять наполнились слезами. — Я что-нибудь придумаю.
        Но так как голова милорда была занята предстоящей военной кампанией, он не придумал ничего лучшего, как поручить Кэйт покровительству Элен Сент-Люс и устроить беглянку в гардеробную королевы. Правда, Бэкингем предупредил Кэйт о том, что не в её интересах болтать во дворце о своих амурах с первым министром.
                - Что вы, ваша светлость, — печально улыбнулась девушка. — Я и думать об этом забыла.
        Это, конечно, была ложь, но Джордж был благодарен Кэйт за неё.
                - Ничего, — он покровительственно потрепал её по щеке. — Когда я вернусь из Ла-Рошели, я найду тебе мужа, и ты действительно всё забудешь. А может, ты и сама сумеешь устроить своё счастье?
                - Кому я нужна без приданого? — возразила Кэйт.
                - С твоей красотой ты можешь об этом не волноваться. Но, если тебе понравится какой-нибудь бравый офицер, можешь ему намекнуть, что, в придачу к твоим прекрасным глазам, он может получить и пару тысяч фунтов...
        Обнадеженная этим обещанием Кэйт приступила к своим новым обязанностям. Королеву она видела часто, но никогда с ней не говорила, а у Генриетты были более важные дела, чем вести разговоры с новой камеристкой. Узнав о том, что та прежде служила у леди Денби, Её Величество этим и удовлетворилась. Так что жизнь девушки текла спокойно и безмятежно. Но скоро всё изменилось.

* * *
        Накануне того проклятого вечера Генриетта находилась одна. Желая этого одиночества, королева отпустила всех придворных дам, включая и Элениту, и теперь размышляла, стоит ли ей повиноваться настоятельным просьбам мужа и приехать к нему в замок Саутвик, что находился в десяти километрах от Портсмута, откуда должен был отплыть флот, направляющийся к Ла-Рошели. Бэкингем задержался в Лондоне, но должен был присоединиться к королю со дня на день, и Генриетта, не желая подвергать своё сердце излишним испытаниям, что было неизбежно при встрече с министром, решилась остаться в столице. И теперь, разрываясь между желанием и долгом, она спрашивала себя, правильно ли она поступила, обидев Чарльза своим отказом. Эти сумбурные мысли прервал ужасный женский вопль, доносившийся из её спальни. Узнав голос Элениты, Генриетта бросилась туда, забыв обо всём на свете.
        Вбежав в спальню, она увидела баронессу, которая извивалась на полу в страшных муках, и перепуганную новую камеристку, которая истошно звала на помощь.
                - Элен, милая, что с тобой? — воскликнула королева, бросаясь к подруге.
                - Горит... внутри всё горит, — простонала бедняжка. — Боже мой, позовите кто-нибудь врача!
                - Врача! — крикнула королева толпе придворных, которые прибежали сюда, услыхав шум.
        Кто-то бросился за врачом, но Элен, остекленевшими глазами смотря перед собой, вдруг явственно прошептала:
                - Священника... я умираю...
        Генриетта, державшая молодую женщину в объятиях, почувствовала, как изогнулось в агонии её тело. Увидев среди слуг Уолтера Монтегю, который старался протиснуться к ней, она умоляюще протянула к нему руку. Миг — и молодой человек уже был подле неё. Но всё, что он мог, это поддерживать голову Элениты, на губах которой уже показалась кровавая пена.
                - Джон... скажите, что я люблю его, — еле слышно прошептала она.
        Это были последние слова молодой женщины. Её душа отлетела на небо к ангелам, таким же, как она сама.
        Растерянный врач, который наконец пришёл, попытался нащупать пульс на мёртвой руке и, не найдя его, поднёс к губам покойницы зеркальце. Убедившись, что его поверхность не запотела, он перекрестился и многозначительно повернулся к духовнику королевы, прибывшему вместе с ним...

* * *
        Услышав слова заупокойной молитвы, Генриетта, прижав к себе тело Элениты, забилась в рыданиях, так что врачу и Уолтеру пришлось силой оттаскивать её от тела и на руках выносить из комнаты. Оставив безутешную королеву на попечение врача, Монтегю поспешил вернуться в спальню. Догадливые придворные уже унесли тело, и комната была пуста, если не считать перепуганной Кэйт, забившейся в угол, и Мориса Круйе — парфюмера Её Величества, который мрачно разглядывал полупустой бокал с вином.
                - Эта девушка говорит, что баронесса пила из него, — произнёс он в ответ на молчаливый вопрос Монтегю. — Поскольку ни цвет, ни запах вина не изменился, я дал немного отпить этой птичке, и она тотчас же сдохла.
        Уолтер уже увидел лежавший на столе трупик канарейки.
                - Этот яд убивает сразу? — осведомился он.
                - В больших дозах — да, — ответил парфюмер, покачав головой. — Грубая, очень грубая работа...
                - А в малых? тут же ухватился за его мысль Монтегю.
        Круйе довольно кивнул, видя, что его понимают.
                - Если бы убийца дал себе труд уменьшить дозу, то это отравление могло бы сойти за несчастный случай. По-видимому, мы имеем дело со знаменитой кантареллой, первые симптомы отравления которой очень похожи на признаки холеры, которая сейчас свирепствует в Лондоне. А так... мне даже не нужно делать вскрытия, чтобы понять, что внутренности несчастной баронессы сгорели живьём.
                - Вы же понимаете, что убийца метил много выше? — проговорил Монтегю.
                - Понимаю. Поэтому меня и удивляет, что он действовал так... грубо.
        Уолтер задумался.
                - Я могу просить вас, сударь, никому не говорить о ваших подозрениях? — наконец спросил он. — Я думаю, Её Величество, когда придёт в себя, тоже предпочтёт выдать смерть баронессы как следствие желудочной болезни.
                - Вам нужно время, чтобы найти убийцу? — поинтересовался парфюмер.
                - Я уже его нашёл...

* * *
        Через два дня после трагической смерти баронессы Сент-Люс Генриетта пришла в себя настолько, чтобы выслушать Уолтера Монтегю. Эти дни были самыми трудными в её жизни: Джон Вилльерс, узнав о смерти любимой, казалось, повредился разумом, и его родные не отходили от него ни на минуту, опасаясь, что молодой человек, не вынеся страданий, покончит с собой. Об этом королеве сообщил Бэкингем, который, несмотря на крайнюю занятость, приехал попрощаться с баронессой и не мог не посетить Её Величество. Наверное, из-за того, что все его мысли были заняты болезнью брата и экспедицией к Ла-Рошели, министр не стал подвергать сомнению версию о желудочной болезни Элениты и постарался хоть немного успокоить Генриетту, которая, увидев герцога, бросилась к нему и самозабвенно разрыдалась у него на груди.
                - Я сейчас же уезжаю в Портсмут, откуда совсем скоро отплыву к Ла-Рошели, — уже прощаясь, сказал Бэкингем. — Надеюсь, что вы всё же отправитесь в Саутвик. Король ждёт вас... Я должен говорить о Его Величестве, но могу думать только о себе, — помолчав, добавил он.
        Генриетта вытерла слёзы.
                - Мне сказали, что герцогиня Бэкингемская опять ждёт ребёнка, — многозначительно заметила она. — Если я и поеду туда, то только потому, что меня душат эти стены, а не из-за Чарльза и тем более не из-за вас.
        Герцог тяжело вздохнул.
                - Тогда, возможно, что это наша последняя встреча. Я либо одержу победу, либо сложу свою голову на французской земле — третьего не дано.
        Он поцеловал ей руку и вышел.
        Последние слова министра настолько потрясли Генриетту, что она, сейчас слушая Уолтера, не могла заставить себя вникнуть в смысл его рассказа. Заметив это, Монтегю прекратил пересказывать свой разговор с Круйе и тихо сказал:
                - Я получил известие из Рима. Иезуитам удалось уничтожить в Женеве двадцать пять наиболее влиятельных членов ордена «Молчаливых». Но де Молина среди них не было, и последние события заставляют меня предполагать, что Великий магистр находится в Лондоне.
        Генриетта почувствовала, что страх ледяной рукою сжал ей сердце. Впервые в жизни она действительно боялась.
                - Де Молина в Лондоне? — воскликнула королева. — Вы, Уолтер, именно вы обещали мне, что иезуиты покончат в Женеве с ним и с его орденом. Но он жив. Жив! Вы понимаете, что это значит?
                - Я это вижу, — мрачно ответил милорд, перед глазами которого стояло измученное страданиями лицо Элениты. — И конечно же не ожидаю ничего хорошего от восставшего из гроба мертвеца. Всё указывает на то, что он уже начал действовать. Но мы должны это знать наверняка!.. Вы знаете, где он может скрываться?
        Генриетта печально покачала головой.
                - Де Молина может быть где угодно. Я встречалась с Великим магистром в разных местах, и он сам говорил мне, где именно будет наше свидание.
                - Тогда вы, Мадам, должны связаться с ним обычным способом и потребовать немедленной встречи.
                - Вы хотите моей смерти? — возмутилась королева.
                - Вместо вас к нему пойду я, — успокоил её Монтегю. — Но чтобы встретиться с этим человеком, мне нужно знать, где его найти. Другого способа я не вижу... Он уже пытался убить вас, Ваше Величество, — добавил он, заметив её колебание. — И очень возможно, что его вторая попытка увенчается успехом.

* * *
        Конечно же Генриетта последовала его совету. И очень испугалась, когда уже на следующий день её фрейлина Люси Карлейль доложила о том, что некий маркиз Валенса просит Её Величество об аудиенции. Страх королевы не ускользнул от Люси, но, заметив жгучее любопытство в красивых, но глупых глазах своей придворной дамы, Генриетта взяла себя в руки и, вызвав дежурного офицера, приказала немедленно разыскать Уолтера Монтегю и ввести милорда к ней через другую дверь.
        К счастью, секретарь был во дворце и немедленно поспешил к королеве. Увидев молодого человека, Генриетта приказала Люси впустить маркиза Валенса.
                - Маркиз здесь? — удивился Уолтер, остановив графиню.
        Генриетта бессильно кивнула. Лицо молодого человека помрачнело.
                - Он нас перехитрил, — пробормотал он. — Ах, дьявол!
        Немного подумав, он подошёл к королеве и заговорил так тихо, что Люси Карлейль, как ни старалась, не могла их услышать.
                - И вы хотите увидеться с ним? Ни в коем случае!
                - Я хочу услышать, что он мне скажет, — прошептала Генриетта. — Потом мы решим, что делать дальше.
                - Я не могу подвергать такой опасности жизнь Вашего Величества.
                - Он вряд ли пырнёт меня ножом, раз явился во дворец при свете дня и с парадного входа. Я позабочусь о себе, милорд. Ступайте.
                - Не принимайте сейчас этого человека, — умоляюще проговорил Монтегю. — Так нужно. Я так хочу!
                - Вы забываетесь, сударь, — возмутилась королева. — Я сама могу решать за себя! Уходите! Люси, почему вы ещё здесь?
                - Графиня, Её Величество никого не принимает, — заявил Уолтер оторопевшей фрейлине.
                - Вы невежа, милорд, — возмутилась Люси. — Я получаю приказания только от Её Величества.
                - Пусть маркиз войдёт, — приказала Генриетта.
        Как только за миледи закрылась дверь, она окинула секретаря ледяным взглядом.
                - Ещё одна подобная выходка, сэр, и я перестану нуждаться в ваших услугах, — заявила она.
                - Слушаюсь, Ваше Величество, — спокойно сказал тог.
                - Можете идти.
                - Я лучше останусь здесь.
        Королева не успела возразить, так как вошёл Валенса. Вопреки мрачным предсказаниям господина Монтегю, он был сама любезность. Уолтер послал предостерегающий взгляд Генриетте, мысленно умоляя её не верить фальшивой улыбке этого негодяя, но Её Величество, не обращая на его знаки никакого внимания, бросилась на шею Великому магистру и разразилась самыми настоящими рыданиями. Уолтер раскрыл рот от удивления. Казалось, де Молина тоже не ожидал такого приёма и какое-то время растерянно молчал.
                - Что произошло, Мадам? — спросил он наконец.
                - Ох, дорогой друг, — всхлипывала королева. — Какое счастье, что вы в Лондоне! Представьте себе, несколько дней назад в этих самых покоях была отравлена баронесса Сент-Люс!
        Монтегю показалось, что де Молина встревожился.
                - Отравлена? — переспросил он. — Вы уверены? Ошибки быть не может?
                - Мой парфюмер никогда не ошибается, — вытирая слёзы, проговорила королева. — А господин Монтегю, — она кивнула в сторону Уолтера, который поклонился маркизу, — уверяет, что убийца собирался отравить меня.
                - Вас? Но разве, Мадам, у вас есть враги? — де Молина, казалось, от души развлекался.
                - Вряд ли тот, кто подмешивал яд в моё вино, испытывал ко мне нежные чувства...
                - Так значит, поэтому вы ни на минуту не расстаётесь с этим молодым человеком? — Валенса многозначительно посмотрел на Уолтера.
                - Господин Монтегю, вы удалитесь наконец? — вспылила королева.
        Видно было, что секретарь выполнил её приказ с большой неохотой. Дождавшись, пока он выйдет, королева повернулась к Великому магистру.
                - Этот человек — шпион Иезуитского ордена, — заявила она.
        Де Молина изменился в лице.
                - Откуда вы знаете? — грубо спросил он.
                - Вряд ли генерал Виттеллески стал обсуждать вопросы вашего устранения с посторонним человеком. Именно господин Монтегю передал мне предложение генерала: при посредничестве Иезуитского ордена заключить мир с Испанией в обмен на вашу голову.
                - Вам было сделано такое предложение? — поразился Валенса.
                - Да. Я отказалась. А Иезуитский орден, как мне кажется, затаил на меня обиду за то, что я отказалась вас выдать.
                - Так вот зачем он ездил в Рим, — пробормотал де Молина, который уже благосклоннее смотрел на королеву.
        Перехватив его взгляд, Генриетта всхлипнула:
                - И два дня назад они отравили Элениту. А если вы не вмешаетесь, отравят и меня.
        Валенса привлёк её к себе.
                - Вам нечего бояться, — почти нежно произнёс он. — Я пошлю генералу голову этого наглеца.
        Генриетта, освободившись из его объятий, нервно засмеялась:
                - Я подумала об этом в тот самый момент, как увидела мёртвое лицо баронессы. Но решила ничего не предпринимать, нс посоветовавшись с вами. Ведь Монтегю может вам пригодиться.
                - Каким образом? — удивился де Молина.
        Королева пожала плечами.
                - Хотя бы для того, чтобы с его помощью узнавать планы иезуитов касательно вас и вашего ордена.
        Генерал задумался. Эта идея ему определённо понравилась.
                - Сделаем так, — наконец решил он. — Вы скажете господину Монтегю, что согласны помогать иезуитам, и будете сообщать мне о каждом его шаге. — И, помолчав, добавил: — Если Иезуитский орден действительно собрался разделаться с вами, то теперь он передумает.
        Генриетта еле сдержала возглас ликования. Закрыв глаза, чтобы проницательный Валенса не рассмотрел в них рвущуюся наружу радость, она убедительно кивнула.
        Как только за Великим магистром захлопнулась дверь, Уолтер Монтегю влетел в кабинет королевы, даже не спросив аудиенции.
                - Слава Богу, вы живы! — воскликнул он.
        Генриетта улыбнулась.
                - Теперь я, милорд, буду говорить вам эти слова при каждой нашей встрече.
        Она пересказала молодому человеку свой разговор с де Молина.
                - Вы понимаете, что вы сейчас сделали? — поразился Уолтер.
                - Конечно, — кивнула Генриетта. — Теперь у вас, мой друг, нет другого выхода, кроме как победить или же погибнуть: Великий магистр подозревает вас, а не меня.
        Вы затеяли эту игру, Уолтер, вы в неё и играйте. А я хочу спать спокойно.
        Монтегю долго смотрел на королеву потерянным взглядом. До сегодняшнего дня он был уверен, что хорошо знал Её Величество. Сейчас же он в этом сомневался.
        ГЛАВА 14. КРОВАВАЯ РАЗВЯЗКА
        Бэкингем прибыл в Портсмут вместе с женой, которая настояла на том, что будет его сопровождать, и своим штабом. Дом капитана Мейсона, где поселился милорд, был малоподходящим местом для проживания таких высоких особ, но, с момента их появления, превратился в центр политической жизни Англии, где днём и ночью кипела жизнь. Появление верховного лорда-адмирала перевернуло тихий городок с ног на голову, и в этом герцог убедился уже на следующий день, когда его карету окружило три сотни матросов, требуя выплаты жалования. Один из бунтовщиков вцепился в министра и уже собирался выволочь его из кареты, но попал в руки подоспевшей стражи. Бэкингем, который ехал к королю, приказал отвести арестованного в дом Мейсона и, кое-как успокоив матросов, продолжил свой путь. Повидавшись с Чарльзом, он вернулся в Портсмут и был очень раздосадован, увидев, что его временное жилище взято в осаду всё теми же матросами, которые требовали у Мейсона отпустить их товарища, грозясь в противном случае поджечь дом. Капитан, опасаясь за жизнь герцогини Бэкингемской, уже соглашался исполнить их требование, но вовремя появившийся
министр решил иначе...
        Через несколько дней военный суд приговорил арестованного к смертной казни. На приговоре настоял Бэкингем, чтобы продемонстрировать ослушникам суровость королевского правосудия, но, желая вернуть себе популярность в армии, собирался своей волей помиловать осуждённого.
        Но судьба решила иначе. Внезапно вспыхнувший бунт матросов, которые, выхватив оружие, собирались познакомить судей со своей точкой зрения, изменил намерения верховного лорда-адмирала. Герцогская охрана под предводительством самого Бэкингема обратили бунтовщиков в бегство, причём многие из них в столкновении были убиты или ранены. А несчастный матрос тотчас же был повешен, несмотря на заступничество герцогини Кэйт.
        — Я не мог поступить иначе, — позже объяснял министр расстроенной жене. — Излишнее попустительство так же губительно для военной дисциплины, как и бессмысленная жестокость.
        Бэкингему почти удалось убедить герцогиню в правильности своего поступка, но успокоить свою совесть оказалось куда труднее. Проснувшись на следующее утро совершенно разбитым, милорд почувствовал, что сделал что-то не то, и нужно было поступить как-то по-другому. Но его деятельная натура не терпела бездействия, а ожидание страшного конца, который ему напророчил покойный доктор Лэмб и обещала лондонская толпа, свело бы его с ума быстрее, чем пуля недруга приблизила бы конец беспокойству. Преданный секретарь герцога Патрик Роджерсон доложил о приходе Уолтера Монтегю. Тот явился к министру после того, как стал невольным свидетелем очередной встречи Генриетты с маркизом де Молина, который вновь принялся уговаривать Её Величество избавиться от первого министра. Такая настойчивость показалась странной не только Монтегю, но и самой королеве. И если Уолтер не понимал её причин, то Генриетта не могла взять в толк, зачем Великому магистру, который шутя мог избавиться от неугодного ему человека, понадобилось её разрешение на убийство герцога.
        Уолтера тоже занимал этот вопрос, и он решил встретиться с Бэкингемом, чтобы услышать его соображения по этому поводу.

* * *
        Когда Монтегю вошёл в комнату, ему бросилась в глаза необычная бледность и усталость министра, который кивком указал ему на стул.
                - Я всегда завидовал вашей выдержке, сударь, — вместо приветствия произнёс герцог.
                - Ваша светлость?
                - Сейчас она бы мне пригодилась... Но давайте к делу. Чем могу быть вам полезен?
                - Я хотел бы получить ответы на несколько вопросов, милорд.
                - Слушаю.
                - Меня очень интересуют ваши отношения с маркизом де Молина.
                - У меня нет и не было никаких дел ни с ним, ни с его орденом, — честно ответил Бэкингем.
                - Но чем-то вы перешли ему дорогу, раз Валенса так настойчиво желает избавиться от вас? — настаивал Монтегю.
                - Как, и он тоже? — поразился министр. — Впрочем, чему я удивляюсь: сейчас вся Англия желает моей смерти. Значит, это исчадье ада тоже поддалось всеобщей истерии?
                - Но почему именно сейчас? — не сдавался молодой человек. — Великий магистр не может не понимать, что именно от вас зависит судьба протестантизма во Франции.
                - А откуда вам известны намерения этого человека? — нахмурился герцог.
                - От английской королевы, конечно. Де Молина уже длительное время уговаривает Её Величество разрешить ему освободить Англию от тирана.
                - Вот как? Неужели, орден «Молчаливых» испытывает недостаток в наёмных убийцах? Кстати, как де Молина аргументировал Генриетте свою просьбу?
                - Довольно неубедительно. Сказал, что с вашей помощью, милорд, гугеноты оказались куда в большей опасности, чем были до того, как вы стали совать свой нос в их дела.
                - Он что из-за королевы так меня возненавидел? — удивился Бэкингем. — Впрочем, погодите... Я впервые встретился с де Молиной, когда и понятия не имел, кто он, но у меня сложилось впечатление, что он давно знает меня. И между мной и Генриеттой тогда ещё ничего не было, то есть... а, впрочем, вам ведь всё известно... Странно, но у меня до сих пор впечатление, что тогда только вмешательство королевы спасло меня от смерти.
        Монтегю задумался. Он был уверен, что герцог говорит правду, а раз так, то его худшие предположения оправдывались.
                - Ваша светлость, — тихо сказал он. — Прошу вас ответить искренне ещё на один вопрос. Вы всё ещё ведёте переписку с королевой Франции?
        Рывком герцог поднялся на ноги.
                - Откуда вы это взяли? — довольно грубо спросил он.
                - Об этом сообщил королеве Генриетте маркиз де Молина. Кстати, он рассказал историю о портрете Анны Австрийской, который якобы висел в вашей каюте во время экспедиции на остров Рэ. А также о том, что вы, высадившись на острове, предложили Ришелье мир взамен на то, что король Франции позволит вам приехать в Париж для его заключения.
        Бэкингем рассмеялся.
                - Я тоже слышал эти сплетни... и, кажется, от человека, находящегося сейчас со мной в этой комнате?
                - Да, — подтвердил Монтегю. — Я говорил вам, что Ришелье сам пустил этот слух, чтобы заставить короля Франции выдержать до конца осаду Ла-Рошели и не идти на уступки протестантам.
                - И, правда, неужели кто-то помешал бы Людовику позаботиться об отсутствии королевы, если бы я и в самом деле посетил Париж, — усмехнулся Бэкингем. — Только спятивший от ревности муж мог поверить в такую чушь. К счастью, Её Величество слишком умна для этого, или же я ошибаюсь?
                - Хуже всего то, — вздохнул Уолтер. — Что в качестве доказательства своих слов маркиз предоставил Её Величеству письмо, в котором королева Анна призывает вас не вмешиваться в дела Франции. И потом, — помолчав, добавил он: — Когда меня арестовали в Лотарингии, мне самому показалось, что Анна Австрийская ждала от вас известий.
        Бэкингем сжал руками виски. У него начинался приступ мигрени.
                - Я больше всего на свете боялся, что Генриетта узнает об этом, — прошептал он. — И вот теперь ей всё известно... В этих письмах не было ничего личного, Уолтер. Только политика.
                - Поэтому вы ничего не сказали Её Величеству о соглашении с испанцами и переписке с госпожой же Шеврёз? — понимающе кивнул Монтегю.
                - Я боялся, что Генриетта неверно истолкует мои намерения. Теперь вы видите, мог ли я поступить иначе?
        Мужчины стояли друг против друга. Затянувшееся молчание становилось невыносимым.
                - Ответьте мне на один вопрос, милорд, — наконец спросил Бэкингем, пристально смотря прямо в глаза Монтегю. — Де Молина всё-таки выторговал у королевы мою голову?
        Уолтер вздрогнул, и Вилльерс заметил это. Печальная улыбка скользнула по его губам.
                - Что ж, я знал, чем рискую.
                - Я так не думаю, милорд, — запротестовал Монтегю, увидев, что министр неверно истолковал его молчание. — Но вам нужно объясниться с Её Величеством. Езжайте к ней, заключите в объятия и не отпускайте, даже если она исколет вам всю спину кинжалом.
                - Да, лучше умереть от руки любимой женщины, чем от ножа убийцы, — улыбнулся Джордж.
                - Вот-вот. Но всё-таки спрячьте кольчугу под одеждой.
                - О, мне все вокруг об этом твердят. Но зачем? Против толпы доспехи не помогут, а что касается нападения одиночки, то в Англии нет более римлян.
        Мужчины рассмеялись.
                - Если бы удалось найти зачинщиков этих уличных беспорядков, — вслух подумал Монтегю. — Я не удивлюсь, если и тут приложил свою руку де Молина.
                - Лучше ищите их во Франции, — посоветовал герцог. — Меня больше беспокоит кардинальская дамба, чем угрозы этого сумасшедшего фанатика. Признаюсь, я удивлён, что вы придаёте им такое большое значение.
                - Я тоже думаю, что едва ли Великий магистр сейчас захочет рисковать будущим Ла-Рошели, — согласился Уолтер.
        Бэкингем улыбнулся.
                - Меня беспокоит будущее Англии, а до французов — хоть католиков, хоть протестантов — нет никакого дела, — произнёс он беззаботным тоном, поскольку так часто слышал угрозы, что привык не обращать на них внимания. — Ладно, сейчас ещё рано говорить об этом.
                - Милорд?
                - Позже, Уолтер, позже. Но, я вижу, что вы не на шутку встревожены. Чем же?
                - Я чувствую, что чего-то недосмотрел, что-то недодумал, — признался молодой человек. — Есть какой-то заговор, целей которого я не знаю, но все нити ведут к де Молина. И почему-то именно вы мешаете ему, причём настолько, что против вас подняли восстание. Но не вы, милорд, их конечная цель. Здесь что-то другое... Если бы у меня было время... хоть несколько месяцев, но времени нет, а события развиваются слишком быстро. Это всё, что я могу сейчас сказать вашей светлости... Кстати, когда вы едете к королеве?
                - Сейчас я отправляюсь в Саутвик к королю, где встречусь с ним и с венецианским посланником, — сказал Бэкингем. — Но потом сразу же поеду к Генриетте.
        Уолтер кивнул.
                - Я благодарю вас, друг мой, и, хотя вы, кажется, многое утаили от меня, но я уверен, что сделали это из лучших побуждений, — улыбнулся Бэкингем.
        Он протянул Монтегю руку, которую тот пожал, испытывая странные чувства.
                - Лучше бы вы поехали сейчас, вместе со мной, — произнёс он вслух.
                - Не могу, — вздохнул Вилльерс. — Долг превыше всего.
        Уолтер поклонился и вышел. Бэкингем дёрнул за шнур звонка.
                - Распорядись, чтобы заложили карету, — приказал он Патрику. — Я еду к королю.
                - Хорошо, милорд, — ответил Роджерсон. — Но здесь принц Субиз, и он настойчиво желает видеть вашу светлость.
                - К чёрту его! — вспылил Бэкингем. — Я не желаю его видеть.
        Но Роану, который прибыл в Портсмут вместе с французской делегацией, было наплевать на мнение его светлости. Несмотря на очевидное нежелание министра разговаривать с человеком, слова которого всегда расходились с делом, упрямый француз перехватил Бэкингема в узком коридоре и вместе со своими людьми окружил его так, что Монтегю, собиравшийся покинуть дом одновременно с герцогом, оказался прижат к стене.
                - Милорд, это правда, что венецианский посланник предлагает вам использовать эту поездку к Ла-Рошели, чтобы заключить мир с Францией? — донёсся до его ушей голос Субиза.
                - Вас это не касается, герцог, — ответил Бэкингем. — До сих пор я поступал так, как это было выгодно вам. Теперь же буду действовать только в интересах Англии...
        Остаток его речи потонул в воплях французов, что отвлекли внимание Вилльерса, и тот не заметил маленького тщедушного человека, прятавшегося в углу. Горячо споря, герцог продолжал свой путь, пока сильный удар в грудь не остановил его.
                - Проклятье! Он убил меня! — воскликнул Бэкингем, вырывая нож из раны.
        И тут же замертво рухнул на руки свиты. Поднялся невообразимый переполох. Уолтер из-за спин делегации, не мог разглядеть, что случилось, но сердцем почувствовал неладное, и изо всех сил рванулся вперёд. Увидев окровавленное тело министра, он схватился за сердце и чуть было не лишился чувств.
                - Французы! Это кто-то с французов! — услышал он чей-то крик. — Хватайте их.
        Уже заблестели шпаги и десятки рук потянулись к Субизу, который был так шокирован трагедией, разыгравшейся у него на глазах, что даже не подумал защищаться, как из толпы выступил маленький человек и крикнул:
                - Оставьте его! Это сделал я!
        Его чуть было не разорвали в клочья, но Монтегю закрыл преступника своим телом.
                - Не троньте его! — воскликнул он. — Нужно узнать, кто его сообщники.
        Солдаты, узнав Уолтера, который как они знали, был одним из ближайших друзей Бэкингема, послушались. Монтегю приказал обыскать арестованного, в шляпе которого обнаружили бумажку: «Если меня убьют, пусть никто не осуждает мой поступок, а осуждает себя, потому что грехи ожесточили наши сердца. Тот, кто боится пожертвовать своей жизнью, недостоин называться дворянином и солдатом. Джон Фельтон».
        Уолтер сунул записку в карман, и, распорядившись отвести убийцу в тюрьму, выбежал во двор, чтобы немедленно ехать к королеве. Уже садясь на коня, он услышал страшный крик, от которого кровь стыла в жилах: герцогиня Кэйт, увидев тело мужа, упала в обморок.
        ГЛАВА 15. ИЩИ, КОМУ ВЫГОДНО
        Как Уолтер ни торопился в Лондон, чтобы самому сообщить королеве скорбную весть, та достигла Уайт-холла раньше него. Прочитав на растерянных лицах придворных то, что его опередили, Монтегю даже не стал спрашивать аудиенции, а прошёл в кабинет Её Величества через бывшие покои баронессы Сент-Люс, которые теперь пустовали. Генриетта была там. Заметив секретаря, она даже не шелохнулась, и даже видавшего виды Уолтера потрясло её помертвевшее лицо.
                - Вы были там? — наконец спросила Генриетта.
        Молодой человек бессильно кивнул.
                - Всё произошло на моих глазах. Не приведи господь мне ещё раз увидеть такое...
        Спохватившись, он замолчал. Королева тоже не проронила ни слова. Казалось, её мысли блуждают где-то далеко, но Монтегю не мог позволить ей предаваться отчаянию.
                - Это сделал де Молина, я уверен, — заявил он. — Только Великий магистр «Молчаливых» мог подослать к герцогу этого сумасшедшего фанатика.
        Генриетта отрицательно покачала головой:
                - Гибель Верховного адмирала сейчас, когда английский флот готов отправиться в плавание, — это смертный приговор всем французским гугенотам, и маркиз, при всей своей ненависти к покойному, не мог этого не понимать.
                - Это было бы так, если бы Бэкингем и впрямь собирался отстаивать интересы ларошельцев. Но он был далёк от этого, Мадам! Я своими ушами слышал, как Субиз обвинил его в том, что герцог хочет повести флот к Ла-Рошели только для того, чтобы самому заключить выгодный мир с французами. Неужели Ваше Величество думает, что Бэкингем проникся горячей любовью к ларошельцам, которые вовремя не поддержали английскую интервенцию, чем поспособствовали поражению прошлой экспедиции? И потом в отличие от Субиза он не был склонен недооценивать Ришелье и его дамбу.
                - Но... — королева задумалась. — Зачем же тогда Бэкингем снаряжал в путь корабли?
                - Чтобы продемонстрировать свою силу в возможных переговорах. Герцога убили в тот момент, Мадам, когда он собирался ехать в Саутвик, чтобы предложить это королю вместе с венецианским послом, который должен был выступить посредником. Думаю, де Молина каким-то образом узнал намерения герцога и решил убрать его с дороги, пока он не заручился согласием Его Величества. Флот уже готов к отплытию, в Англии достаточно храбрых командиров, способных возглавить экспедицию, да и солдаты, ненавидящие Верховного лорда-адмирала охотнее будут повиноваться новому командующему. Вы понимаете, о чём я говорю?
                - Но Великий магистр ничего не сказал мне о своих подозрениях, — совсем растерялась Генриетта.
                - Конечно. А ещё он позабыл вам рассказать о том, что произошло в Женеве, когда орден иезуитов напал на его след.
                - Потому что ни о чём не подозревает!
                - Или же знает наверняка. Ваше Величество, вы действительно уверены, что маркиз поверил той сказке, которую вы ему рассказали? Потому что, если это не так, следующей его жертвой будете вы.
        Генриетта поднялась. Её чёрные глаза расширились от ужаса, алые губы побелели.
                - Сядьте, — тихо проговорил Монтегю. — Я знаю, что поступаю жестоко, говоря так, но у меня нет другого выбора. Нужно действовать сейчас, иначе будет поздно. Вы должны немедленно покинуть этот дворец. Де Молина уже изучил здесь все ходы и выходы, особенно тот, который ведёт в ваш кабинет. Поставить туда охрану — значит сообщить всему миру о его существовании, а оставить всё, как есть, — всё равно, что подставить собственную шею под топор палача. Поезжайте в Саутвик. Королю сейчас необходима ваша поддержка, а вам нужна защита Его Величества. И потом, — усмехнулся он. — Смерть герцога несомненно нанесла королю глубокую рану, но свято место королевского фаворита пусто не бывает, и мне бы очень хотелось, чтобы сердце Его Величества целиком принадлежало только вам, моя королева...

* * *
        Когда Генриетта приехала в саутвикский дворец, так царило необычное оживление. Вопреки отчаянию короля, который оплакивал друга, запёршись в своих покоях, большинство придворных не разделяли его горя. Многие радовались, полагая, что теперь наступит мир между монархом, парламентом и народом, но благоразумно скрывали свои чувства. Взяв на заметку наибольших весельчаков, Генриетта сразу же направилась к королевской опочивальне.
                - Чарльз, открой, — попросила она, постучав.
        Какое-то время из-за закрытой двери не доносилось ни звука, но потом щёлкнула задвижка, и королева увидела залитое слезами лицо мужа. Не говоря ни слова, он затащил её в комнату и снова запер дверь. И прежде чем Генриетта успела сообразить, как себя вести, Чарльз схватил её в объятия и принялся осыпать поцелуями.
                - Моя дорогая, любимая, — шептал он. — Вы единственная, кому я могу верить среди этой толпы убийц и предателей, которые нацепили на лица траур, но обрядили свои подлые души в праздничные одежды, радуясь смерти того, кто был мне единственным другом. Вы нужны мне... сейчас... всю жизнь...
        Хотя страстные ласки короля были щедро политы слезами, но его непритворное горе так хорошо дополняло переворачивающее душу отчаяние Генриетты, что супруги наконец обрели ту гармонию, которая отныне сопровождала всю их семейную жизнь.
        На следующее утро Чарльз покинул свою спальню. И хотя его сердце продолжало оплакивать погибшего друга, которого он теперь называл не иначе, как «мой мученик», ум собирался за него отомстить. Пригласив к себе епископа Лода, на которого перенёс частицу своей любви к Стини, король приказал ему провести расследование и найти сообщников убийцы.
                - Я не верю, что этот негодяй одержим дьяволом и действовал один, — заявил он. — Я ощущаю здесь руку Франции так же отчётливо, как прежде слышал звон французского золота в английском парламенте, который требовал суда над Бэкингемом.
        Чарльз был настолько уверен в этом, что полностью отклонил мирные предложения венецианского посланника, и, желая поставить на колени Францию, сам стал надзирать за отправкой флота, который должен был отправиться в путь под командованием графа Линдсея.
        Генриетта случайно столкнулась с расстроенным венецианцем, когда он выходил после королевской аудиенции, и не могла не поинтересоваться у него причинами столь скверного состояния духа. Сказанное им полностью подтверждало слова Монтегю, и королева уже собиралась отыскать Уолтера, чтобы сообщить ему об этом, но спохватилась, что молодой человек может воспринять её вмешательство как недоверие. Впрочем, Монтегю нашёлся сам. Он уже успел повидаться с Лодом и предложить ему свою помощь в расследовании убийства министра. Нечего и говорить, что епископ с радостью принял его предложение.
                - Король уже приказал арестовать Элиота, который громче всех выступал против Бэкингема, — обеспокоенно заявил Уолтер королеве. — И Лод собирается жать этого человека до тех пор, пока тот не признается, что он призывал народ восстать против министра, так как был подкуплен французами, желающими сорвать экспедицию к Ла-Рошели. Я не удивлюсь, если этот бедняга окажется виновным и в срыве продовольственных поставок, и во всех прочих грехах, в которых сам же обвинял покойного герцога.
                - Аминь, — зло сказала Генриетта. — Он наделал много долгов, попирая справедливость. Теперь же пусть платит по счетам...
        А пока королевский двор — охотно или по-необходимости — одевался в траур, Англия ликовала. За здоровье Фельтона пили даже в Оксфорде, а тюремный кортеж, который вёз в Тауэр убийцу, повсюду встречали приветственными возгласами. Опасаясь беспорядков, тело его жертвы доставили в строжайшей тайне в часовню Генриха VII Вестминстерского аббатства, где хоронили английских королей и знаменитых людей Англии, а официальная траурная процессия проводила до места захоронения только пустой гроб. Так окончил свой земной путь этот великий человек, которого потомки окрестили «загадкой истории».

* * *
        Уолтер Монтегю и Фельтон стояли друг против друга в мрачном подземелье Тауэра. Королевский секретарь подал знак охране, и стражники вышли, оставив их одних. Со странной смесью презрения и жалости Уолтер разглядывал маленького тщедушного человека тридцати с небольшим лет, с бледным лицом и воспалёнными глазами, который убил могущественного человека в Англии. «Беден, друзей и родственников не имеет, жены и детей тоже, мало говорит, сейчас всё время читает Библию, а прежде часто посещал англиканскую церковь, — припомнил он слова Лода, которыми тот характеризовал преступника. — Утверждает, что любит Англию и ненавидит Испанию с католической церковью...» Что ж, пока всё сходится.
        Взгляд убийцы странно блуждал по камере, на какое-то мгновение останавливаясь на посетителе, но чаще всего устремлялся вниз.
                - Вы кто? Зачем пришли ко мне? — глухо поинтересовался он.
                - Я — лорд Монтегю, — представился Уолтер. — И пришёл задать вам несколько вопросов.
                - Меня всё время спрашивают об одном и том же, — пожаловался узник, которому доброжелательное выражение лица Монтегю, видимо, внушило доверие. — Я уже признался, что сам решил убить министра, и сделал это, но мерзкий епископ непременно желает подвергнуть меня пытке, чтобы я выдал организаторов заговора. Я пригрозил, что если он осуществит свою угрозу, я обвиню его самого в подстрекательстве к убийству. Но он не испугался и распорядился, чтобы я присутствовал на допросе другого заключённого и своими глазами увидел, что меня ждёт, если я не буду говорить. Милорд, это было ужасно...
        Фельтон вытер пот изо лба, и Уолтер заметил, что на одном из его пальцев был отрублен кончик.
                - Что с вашей рукой? — поинтересовался он.
                - Ах, это... Я как-то вызвал на дуэль одного человека, а тот рассмеялся мне в лицо, сказав, что я упаду в обморок при виде крови. Тогда я вытащил нож, и у него на глазах отрезал себе часть пальца, чтобы доказать свою готовность драться. А потом была дуэль, и я убил его...
                - Вы были моряком, — проговорил Уолтер, надеясь нащупать слабую струну этого человека, сыграв на которой, он смог бы его разговорить. — Говорят, Бэкингем дважды отклонил ваше продвижение по службе?
                - Это правда, — горячо подтвердил Фельтон. — Однажды я лично попросил его об этом, но он, даже не взглянув на меня, отказал. Потом я ещё несколько раз видел герцога — он проходил мимо, не замечая, что идёт мимо своей смерти, такой гордый и надменный. Только с ножом в груди он заметил, что я существую...
                - Так вы решили наказать Бэкингема за то, что он из-за своей прихоти разрушил вашу судьбу?
                - Я сделал то, что желали сделать многие, но никто не решался, — убеждённо ответил преступник. — Я много думал, много читал, много молился... и вот, наконец, небо открыло мне моё предназначение. Я должен был избавить Англию от тирана, и я сделал это. Я! Я один!
                - Что вы читали? — поинтересовался Уолтер, припомнив свидетельство владельца книжной лавки, которое сейчас лежало у него в кармане:
        «Я видел убийцу несколько недель назад в своей лавке. Его заинтересовал парламентский акт, в котором Вилльерс был признан врагом общества. За несколько дней до убийства герцога Фельтон опять посетил лавку. Он спросил у меня разрешения опять прочесть документ. Я позволил. Фельтон взял бумагу и направился с нею в таверну “Мельница”, где около двух часов его изучал. Там я его и обнаружил и потребовал, либо купить бумагу, либо вернуть её. Он расплатился и унёс документ с собой».
        Словно желая подтвердить правильность его догадок, преступник сказал:
                - Я читал воззвание парламента, где тот объявил герцога врагом Англии, книжку доктора Иглишема об отравлении короля Джеймса и вот это...
        Фельтон протянул Монтегю маленькую книжку «Золотые послания», где автор, заклятый пуританин, призывал верующих бороться с врагами религии не только словом, но и с оружием в руках.
        «Вполне в духе “Молчаливых”», — подумал Уолтер, пряча её в карман. — Я прочту её и верну вам, — объяснил он расстроенному Фельтону. — А пока распоряжусь, пусть вам вернут Библию, которую у вас отобрали.
                - Да благословит вас Бог, милорд! — возликовал Фельтон.
        Уолтер уже развернулся, чтобы уходить, но узник схватил его за руку.
                - Я вижу, вы истинный христианин, сэр, — сказал он. — Поэтому прошу вас, убедите епископа не применять ко мне пыток. Я уже признался в своём поступке, за который готов понести наказание, и раскаиваюсь в том, что совершил, поскольку общественное благо не может быть предлогом для отдельного злодеяния. Чего же ещё от меня желает королевское правосудие?
        Монтегю долго смотрел на него.
                - Думаю, я смогу обещать вам это, сударь, — наконец сказал он...

* * *
                - Вам удалось узнать что-нибудь новое? — спросил Уильям Лод у Монтегю после его свидания с Джоном Фельтоном.
                - Фанатик, обычный фанатик, — пожал тот плечами. — Не понимаю, как можно думать, что между ним и Джоном Элиотом могла существовать какая-то связь?
        Лод вздохнул.
                - Если этот человек сам вообразил себя орудием Божественного правосудия, то это не значит, что кто-то не сумел подсказать ему, кому он должен нанести удар. Вы знаете, Фельтон был всерьёз уверен, что, избавив короля от министра, он окажет огромную услугу Его Величеству. Но, когда я рассказал ему об отчаянии короля, убийца разрыдался и попросил отрубить ему руку, совершившую это злодеяние. Он также попросил прощения у вдовы и детей убитого. Всё это только подтверждает мою теорию о том, что кто-то умело воспользовался душевным расстройством этого несчастного и убедил его совершить преступление.
                - Ищи, кому выгодно, — пробормотал Уолтер.
                - Точно, — обрадовался епископ, удивляясь, что молодой человек смог так чётко и, главное, кратко сформулировать его собственную мысль, на изложение которой он собирался потратить несколько часов. — И я вам так скажу, друг мой, даже если Элиот и его подпевалы, подкупленные французами, не вкладывали нож в руку этого фанатика, они всё равно причастны к смерти Джорджа и должны за это ответить.
        «Если я не вмешаюсь, этот правдолюбец вовлечёт Англию в пучину гражданской войны», — с раздражением подумал Монтегю, который решил отправиться к королю и предложить свою помощь в ведении расследования убийства Бэкингема.

* * *
        План Уолтера удался. Поскольку епископ долгое время топтался на месте, не радуя Его Величество хорошими новостями, Чарльз с радостью поручил Монтегю заняться этим делом. Но, несмотря на нелестное мнение секретаря Её Величества насчёт умственных способностей Лода, епископу всё же удалось напасть на след сообщников Фельтона. Некий Роберт Саведж, выпив лишнего, вздумал похвастаться, что он и есть тот самый соучастник знаменитого убийцы, и был немедленно арестован. Лод немедленно доложил Его Величеству о своих успехах, и король был так обрадован этим сообщением, что решил присутствовать на допросе преступника. Разумеется, Генриетта тоже не могла отказать себе в этом удовольствии, пригласив Монтегю составить ей компанию. Так что протрезвевший пьяница неожиданно для себя был доставлен на заседание Тайного совета и совершенно растерялся перед столь великолепной аудиторией.
                - Это существо никогда не участвовало в заговоре, — усмехнулась Генриетта, увидев перед собой потрёпанную физиономию отпетого пропойцы.
        В узнике взыграла гордость. Не дожидаясь вопросов, он заявил:
                - Я должен был бы убить Бэкингема, если бы Фельтону это не удалось. Так или иначе — злодей был обречён.
                - Значит, вы вместе с Фельтоном участвовали в заговоре? — уточнил Лод.
                - Так и есть.
                - Кто ещё был с вами? — вмешался король.
                - Мы планировали убийство вдвоём.
                - Вы хорошо начали, мистер Саведж, — сказал Лод. — Может, сообщите нам подробности?
        Тут красноречивого арестанта словно подменили, он начал мямлить что-то невнятное, повторяя, что Фельтон был его другом, что Бэкингем получил по заслугам, что он сам был бы рад избавить английский народ от тирана.
        Больше от него ничего не удалось добиться.
        Раздосадованный король приказал увести его. Королева еле сдерживала смех.
                - Что вас так развеселило, Ваше Величество? — повернулся к жене Чарльз.
                - Неужели вы и в самом деле поверили в тот бред, что нёс тут этот полоумный? — ответила Генриетта. — Фельтон был другом этого ничтожества?.. Да я сомневаюсь, что у того фанатика вообще были друзья!
                - Зачем же ему оговаривать себя? — резонно поинтересовался епископ.
                - Захотел славы, — пожала плечами королева. — Вся Англия будто сошла с ума: по Фельтону правятся благодарственные молебны, поэты слагают ему стихи...
                - Какие стихи? — король вопросительно взглянул на Лода.
                - Помимо уличных песенок Джонсон и Джиль особенно преуспели в этом...
                - Их, надеюсь, арестовали? — осведомился Чарльз.
                - Нет, но эту оплошность можно исправить, — поклонился Лод.
                - Вот и исправьте! А к этому негодяю примените пытки, и он быстро выложит то, о чём не захотел рассказывать! И устройте ему свидание с Фельтоном.
        Королева вздохнула и поднялась.
                - Для начала мы разыграем небольшой спектакль. Эй, охрана!
        В комнату вошёл солдат королевской гвардии и застыл на пороге, ожидая приказа.
                - Епископ, — обратилась королева к Лоду, — нельзя ли сделать так, чтобы этот бравый солдат напоминал узника Лондонской башни, а, именно, мистера Фельтона.
                - Я думаю, это возможно, Ваше Величество.
                - Великолепно. Тогда сделайте это, и пускай его приведут сюда с должным сопровождением. Вы поняли меня?
                - Нет.
                - А вы сударь? — обратилась королева к гвардейцу.
                - Надеюсь, мне не придётся заменять этого убийцу и на эшафоте? — смело спросил тот.
                - Как ваше имя? — улыбнулась Генриетта.
                - Рой, Томас Рой, Ваше Величество.
                - Будьте спокойны, мистер Рой. Кстати, я вижу на вас мундир гвардейца. Не хотите ли променять его на форму сержанта моей гвардии?
                - Это моё самое заветное желание, Ваше Величество, — браво ответил тот.
        Королева ещё раз улыбнулась.
                - Исполняйте, — обернулась она к Лоду.
        Через полчаса Саведжа вновь ввели в зал заседаний. Лод задал ему те же вопросы, что и накануне, но ничего нового в ответ не услышал.
                - Введите «Фельтона», — распорядился он.
        «Фельтон» вошёл в сопровождении довольно внушительного эскорта. Гвардейца было не узнать — лицо в кровоподтёках, одежда разорвана, на руках и ногах кандалы...
                - Здравствуйте, мистер Фельтон, — обратился к нему Саведж. — Вы меня узнаете?
        Он торжествующе посмотрел на короля и замолчал, увидев ярость в его глазах.
                - Прогнать этого мерзавца сквозь строй, заклеймить и пусть покрасуется у позорного столба! — вскричал король. — Нечего разыгрывать комедию. Все свободны!
        Стража увела так ничего и не понявшего самозванца.
                - Ничего не понимаю, — в гробовой тишине произнёс Монтегю, — вот так, добровольно, лезть в петлю, чтобы разделить чужую славу...
                - Итак, время потрачено зря, — разочарованно протянул Лод.
                - Не совсем, — рассмеялась Генриетта, указывая на лже-Фельтона, — думаю, вот этот молодец станет украшением моей гвардии.
                - Так точно, — отчеканил солдат.
        ГЛАВА 16. МЕСТЬ ИЛИ ВОЗМЕЗДИЕ?
        Английская экспедиция под командованием лорда Линдсея так и не смогла прорвать блокаду Ришелье, и 1 ноября 1628 года французская армия торжественно вошла в город, количество жителей которого за время осады сократилось впятеро. Его высокопреосвященство проявил несвойственную себе мягкость, убедив Королевский совет упразднить гугенотское право самоуправления, но не посягать на жизнь и имущество бунтовщиков. И хотя Прованс под предводительством Роана ещё продолжал восстание, даже скептикам было понятно, что дело протестантизма во Франции проиграно.
        Наверное, из-за событий на континенте маркиз де Молина почти два месяца не тревожил своим вниманием Её Величество. Но вот настал тот день, когда королеве доставили краткую записку: «Я в Лондоне, необходимо увидеться. Завтра, в час после полуночи, дом священника церкви Всех Святых». Подписи не было, но она и не требовалась — Генриетта слишком хорошо знала этот почерк. Итак, Валенса был в Англии. И он жаждал свидания.
        От ужаса у королевы перехватило дыхание. Со времени её последней встречи с Великим магистром она жила в постоянном страхе, что её жизнь вот-вот оборвётся. Каждую ночь она проводила вместе с мужем — к огромной радости короля, который был в восторге от той большой любви, которой так внезапно воспылала к нему его прекрасная супруга, и даже не подозревал, что Генриетта, опасаясь подосланного убийцы, просто боялась спать одна. Принимать пищу в одиночестве королева тоже отказывалась, настаивая на торжественных обедах и ужинах, где чувствовала себя в сравнительной безопасности, так как пища и вино королевской четы пробовались перед подачей на стол. И если раньше Её Величеству приходилось прибегать к различным ухищрениям, чтобы хоть немного побыть в одиночестве, то теперь слуги, телохранители и придворные дамы были обязаны сопровождать её повсюду. Вдобавок ко всему де Молина, покидая Лондон, не позаботился предупредить о своём отъезде английскую королеву, и всё это время она, возвратившись в Уайт-холл, пребывала в постоянном нервном напряжении, радуясь отсутствию этого страшного человека и одновременно
боясь его. Но вот теперь должен был наступить конец неопределённости, но Генриетта не могла этому радоваться.
        Зато Монтегю, которому она показала письмо, очень оживился, прочитав его. Генриетта не знала, что всё это время он разыскивал по Лондону Великого магистра, но конечно же безуспешно. Теперь же он знал, где его найти. При этой мысли его красивое лицо исказилось странной дьявольской гримасой, и королева вздрогнула, увидев её.
                - Уолтер? — тревожно спросила Генриетта.
        Молодой человек тут же повернулся к ней со своей обычной мягкой улыбкой, и королева не могла не улыбнуться ему в ответ, решив, что увиденное было всего лишь плодом её расстроенного воображения.
                - Всё хорошо, Ваше Величество, — произнёс Монтегю. — В церкви Всех Святых похоронено немало узников Тауэра. А завтрашней ночью к ним присоединится ещё несколько трупов.
                - Но как?
                - Вы знаете, завтра должна состояться казнь этого убийцы, Фельтона. Его должны доставить из Тауэра в Тайберн, где и повесят. По пути следования телеги палача будут расставлены солдаты якобы для того, чтобы не допустить беспорядков. После того как экзекуция состоится, солдаты, воспользовавшись тем, что на улицах будет полно народа, незаметно займут все дома против церкви Всех Святых и будут стрелять в каждого, кто вздумает ночью покинуть жилище священника.
        Генриетта вздохнула.
                - В доме наверняка есть потайной ход, воспользовавшись которым де Молина благополучно улизнёт.
                - Нет, потому что я со своими людьми займу этот дом и, перевернув его сверху донизу, убью каждого, кого там встречу.
                - Но как вы пройдёте туда?
                - Постучусь в двери церкви. Должен же священник впустить к себе заблудшую душу? Потом исповедуюсь ему и попытаюсь убедить провести меня в свой дом так, чтобы его гости не смогли избежать со мной встречи. А двое самых сообразительных гвардейцев Вашего Величества уже сегодня будут поджидать меня на ступеньках церкви, нацепив нищенские хламиды.
                - Вас будет только трое!
                - Этого достаточно, чтобы встретить тех, кто будет пробовать бежать через подземный ход. А большее число незнакомых людей вызовет ненужные подозрения.
                - Со священником будут говорить мои французские гвардейцы, — подумав, сказала Генриетта. — А вы войдёте вместе со мною через дверь и проткнёте де Молина раньше, чем его люди сумеют прийти ему на помощь. Небольшая охрана останется перед входом, охраняя мои носилки, и конечно же ворвётся в дом, услыхав звуки боя.
                - Я бы не хотел вовлекать Ваше Величество в это опасное предприятие.
                - Моя жизнь и сейчас висит на волоске, сударь. И будет подвергаться опасности до тех пор, пока де Молина жив!
        Уолтер задумался.
                - Похоже, у нас нет другого выхода, — наконец согласился он. — Сделаем так. Один из наших друзей войдёт в церковь, а позже к нему присоединятся и двое «нищих». Пока они будут убеждать священника встать на путь истинный, мы с Вашим Величеством войдём в дом и будем любезно разговаривать с Великим магистром. Четверо ваших гвардейцев, Мадам, останутся возле носилок и будут поджидать Ваше Величество. Тут... — он задумался, — на них внезапно нападут некие джентльмены с большой дороги. Завяжется драка, гвардейцы отступят к дому священника и начнут звать на помощь. Вы убедите де Молина открыть дверь и оказать помощь несчастным. Как только дверь откроется, грабители, объединившись со своими жертвами, ворвутся в дом и тут же бросятся на своих спасителей. Солдаты, которые будут наблюдать за всем из близлежащих домов, тоже прибегут на помощь. Воспользовавшись суматохой, я проткну шпагой Великого магистра и не покину Ваше Величество до тех пор, пока всё не закончиться...

* * *
        Генриетта нервно прошлась по кабинету. План, изложенный Уолтером, без сомнения, выглядел убедительно, и королева не собиралась подвергать его сомнению. Но в её голове билась мысль, которая всё это время не давала ей покоя.
                - Значит, вы убеждены, что де Молина хочет меня убить? — спросила она наконец.
        Монтегю вздохнул. Королева задавала ему этот вопрос уже сотню раз, но и в сто первый выдержка ему не изменила, и молодой человек терпеливо произнёс:
                - Все факты подтверждают это. Я убеждён, что маркиз каким-то образом узнал о том, что мы с вами пустили по его следу Иезуитский орден, и решил рассчитаться за предательство.
                - Но почему же он поверил мне, когда я переложила всю вину на вас?
                - Он не поверил, а всего лишь отложил расправу до того дня, когда сможет её осуществить. Если помните, его первое покушение на вас провалилось. К тому же, — Уолтер улыбнулся, — над орденом «Молчаливых» нависла серьёзная угроза со стороны иезуитов, а в Женеве были убиты те люди, через которых он получал информацию о планах святого ордена. Поэтому Великий магистр решил использовать Ваше Величество, чтобы получать нужные сведения, разумеется, до тех пор, пока не обзаведётся более надёжной связью.
                - И вы убеждены, что именно он распорядился убить Бэкингема?
                - Смерть герцога была выгодна слишком многим, чтобы я мог знать наверняка, но многие факты подтверждают моё предположение. В чём я действительно уверен, — помолчав, добавил он, — так это в том, что по распоряжению Великого магистра был убит граф д’Эгмон.
        Генриетта побледнела так, словно увидела привидение.
                - Что вы такое говорите? — дрогнувшим голосом переспросила она. — Ведь Армана убил из ревности граф де Шале...
                - ...о чём вам сообщил изменник Фанкан, которого де Молина обещал разорвать на куски, но потом почему-то отпустил на свободу.
                - Я просила его об этом!
                - Конечно. Только Великий магистр, убедив своего агента разыграть перед вами небольшой спектакль, выпустил из виду, что в то время Мари де Шеврёз совсем потеряла голову из любви к Холланду, не замечая больше никого вокруг. Когда я встречался к герцогиней в Лотарингии, я спросил её о д’Эгмоне, и, представьте себе, Мари понадобилось некоторое время, чтобы понять, о ком идёт речь.
                - Продолжайте, — велела Генриетта.
                - Вы сами говорили мне, Мадам, что д’Эгмон был шпионом Ришелье среди гугенотов. Несомненно, де Молина узнал об этом и велел убить предателя.
                - Это ваши домыслы, сударь, не факты.
                - Мадам, господин Фанкан был моим соседом в Бастилии. Поскольку, обыскивая меня, французы не смогли обнаружить алмаз, который я предусмотрительно спрятал в сапоге перед тем, как отправиться в путешествие, я воспользовался этим камнем, чтобы убедить дежурного офицера устроить мне небольшое свидание с узником, сидящим по соседству. Так вот, моя королева, аббат чистосердечно признался мне в своём обмане...
                - Почему? — перебила его королева.
                - Как?
                - Почему аббат исповедовался вам, незнакомому ему человеку?
                - Он знал меня ещё с тех пор, как я посещал Францию в свите Бэкингема. Как человеку, тогда ещё состоящему на службе у иезуитов, мне были известны имена французских резидентов ордена. Фанкан был одним из них... Итак, священник признался, что де Молина предложил ему оклеветать Шале, что он и сделал. Кстати, он очень радовался, что сможет пересидеть это неспокойное время в Бастилии, уповая на то, что Великому магистру будет тяжело к нему пробиться сквозь тюремные решётки. В отличие от вас, моя королева, Фанкан не верит в милосердие этого человека, понимая, что смертный приговор ему только отстрочен, но не отменен.
        Королева совсем растерялась.
                - Но зачем Великому магистру понадобилось обвинять в убийстве невиновного человека?
                - Вы слишком настаивали на поимке убийцы, мадам. Если бы де Молина отказался вам помогать, он не мог бы рассчитывать на то, что вы убедите короля Англии взять его орден под своё покровительство. Если бы он сказал, что не может найти убийцу, он бы подорвал вашу веру в своё всемогущество. И потом, моя королева, допросив Рошфора, вы слишком близко подошли к разгадке. Валенса несомненно не хотелось бы услышать её от вас.
                - Но почему он решил сделать убийцей д’Эгмона именно Шале?
                - О, здесь мы подошли к самому интересному! Впрочем, вы и сами сможете догадаться об этом, так как де Молина сам проговорился вам о своих стараниях ослабить происпанскую партию при французском дворе, которая тянула Францию к союзу с Габсбургами. Думаю, Великий магистр продал Ришелье французских заговорщиков в обмен на то, что кардинал откажется от своих планов воевать с ларошельцами. Если бы не Бэкингем, который сломал ему все договорённости своим заигрыванием с Испанией, а потом и экспедицией на остров Рэ, возможно, де Молина и удалось бы втянуть Францию в Тридцатилетнюю войну на стороне протестантов.
                - Значит, вот почему он так ненавидел Бэкингема, — протянула королева. — О Господи, да если бы де Молина был откровенен со мной и раскрыл бы мне свои планы, императору не пришлось бы сейчас упиваться своей победой. Но, возможно, Великий магистр не сделал это только потому, что узнал о моей связи с Бэкингемом?
                - Возможно, — согласился де Молина. — Но он всё равно потребовал бы от него избавиться.
        Ришелье ненавидел герцога из-за его успеха у Анны Австрийской и наверняка отказался бы сражаться бок о бок с Бэкингемом. Министра следовало убить, чтобы не раздражать французов. Да и у голландских протестантов он не пользовался большим успехом.
                - Значит, подставляя мне беднягу Шале, де Молина выгораживал себя и одновременно получал возможность, не ссорясь со мной, расправиться с моими друзьями и родственниками, участвовавшими в заговоре — той самой «испанской» партией, о которой вы говорите! Кстати, ведь именно вы помешали Великому магистру это сделать?
        Уолтер улыбнулся.
                - Да, у де Молина есть все причины быть мною недовольным. Так что кому-то из нас, Ваше Величество, всё же придётся покинуть эту грешную землю.
                - И это будет он, — яростно прошептала Генриетта. — Де Молина!
        Решив так, она уже спокойнее произнесла:
                - Но если мы хотим осуществить наш план, необходимо сделать так, чтобы Его Величество не заметил моего отсутствия. А это очень непросто, так как Чарльз уже привык спать в моей спальне. Неужели мне придётся опять с ним ссориться?
                - Ни в коем случае, — испугался Уолтер. — Насколько мне известно, у господина Круйе есть великолепное сонное зелье...
        ГЛАВА 17. ИСПОВЕДЬ КЭЙТ
        Этот день для Кэйт Кэлверт был полон сюрпризов. Леди Денби собиралась в Тайберн, так как непременно желала видеть, как вздёрнут убийцу её брата, и согласилась взять с собой бывшую камеристку, так как её собственные дамы отличались слишком тонкой душевной организацией. После экзекуции она долго ругала королевское правосудие, решившее предать убийцу обычной, а не квалифицированной казни, и жалела, что палач, сняв труп с виселицы, чтобы расчленить его на четыре части, которые должны были украсить собою несколько лондонских ворот, проделал эту процедуру не с живым человеком, а с его останками. Девушка молча слушала её, впрочем, испытывая в душе глубокое удовлетворение: убийца был наказан!
        Кровавое зрелище настолько врезалось ей в память, что Кэйт долго не могла уснуть, и ночью вышла из своей комнаты, чтобы немного пройтись. Проходя мимо пустующих покоев баронессы Сент-Люс, девушка заметила дребезжащий свет, пробивающийся из-под двери, и услышала странный звук отодвигаемой мебели.
        «Привидение!» — вихрем пронеслось у неё в голове, и Кэйт уже решила бежать прочь от страшного места, но спохватилась, вспомнив, что призраки ведут себя тихо.
        Решив, что в комнату забрались воры, она открыла дверь и замерла на пороге, увидев королеву.
        Генриетта была укутана с головы до ног в длинный плащ, который делал её совершенно неузнаваемой, и, если бы не капюшон, который предательски соскользнул, когда она обернулась, Кэйт, возможно, так и не довелось бы узнать, с кем столкнула её судьба этой ночью.
                - Ваше Величество! — удивлённо воскликнула она, отступив назад.
        Королева посмотрела на неё взглядом слепого. Она непроизвольно поправила сбившуюся на глаза прядь волос, и девушка с ужасом увидела, что пальцы прочертили на её лбу отчётливый кровавый след.
                - Вы ранены? — в ужасе воскликнула она.
        Генриетта недоумённо смотрела на камеристку. Девушка подбежала к ней и, схватив её за руку, осмотрела ладонь.
                - О, миледи, у вас руки в крови! — воскликнула она.
                - Руки? Да... мои руки в крови, — мрачно улыбнулась королева. — Ступай отсюда, моя дорогая, и забудь о том, что видела.
        Кэйт испуганно кивнула и попятилась к выходу. Отступая, она успела разглядеть, что не только руки, но и одежда Генриетты была испачкана кровью, и, судя по уверенному поведению Её Величества, это была не её кровь.
                - Стой! — приказала королева, перехватив её взгляд. — Поможешь мне переодеться.
        Она достала из-под кровати какой-то узел, в котором оказалась её ночная рубашка и шёлковое домашнее платье.
                - Но, Ваше Величество, — запротестовала Кэйт. — Вы запачкаете кровью эту одежду. Лучше пройдёмте ко мне, и я помогу Вашему Величеству привести себя в порядок.
        Генриетта согласилась. Смыв с себя грязь и кровь сегодняшней ночи и натянув с помощью камеристки ночное платье, она бросила в камин испачканную одежду и долго смотрела, как огонь пожирает следы её преступления. Дождавшись, когда всё обратится в пепел, королева отправилась к себе, строго-настрого приказав Кэйт молчать обо всём.

* * *
        Оказавшись в собственной спальне, Генриетта бросила тревожный взгляд на постель и облегчённо вздохнула: Чарльз преспокойно спал. Забравшись к мужу под одеяло, королева не удержалась и поцеловала его в лоб.
                - Теперь всё будет в порядке, мой дорогой, — прошептала она. — Всё будет хорошо.
        Потом легла и преспокойно уснула.
        Когда на следующий день Кэйт увидела королеву, та была в необычном приподнятом настроении и ни словом не напомнила ей о ночном приключении. В результате девушке начало казаться, что происшедшее ночью было всего лишь дурным сном. Генриетта велела камеристке принести фрукты и с большим аппетитом съела апельсин. До сих пор она отказывала себе в этом удовольствии, так как опасалась, что эти лакомства могут попасть к ней, предварительно побывав на адской кухне Великого магистра. Уолтер Монтегю, заставший королеву за эти занятием, не смог удержаться от шутки:
                - Вижу, у Вашего Величества опять появился вкус к жизни?
                - Благодаря вам, мой дорогой друг, только благодаря вам, — откликнулась она. — Я до сих пор не верю, что всё позади.
        Перехватив удивлённые взгляды придворных дам, она пригласила молодого человека пройти в кабинет, куда тот захватил и поднос с фруктами. Выбрав яблоко, Уолтер беззастенчиво впился в него зубами.
                - Я боюсь только одного, — проговорила Генриетта. — Что оставшиеся в живых члены ордена будут мстить.
                - Они сочтут, что эта бойня — дело рук иезуитов, — успокоил её Монтегю. — И потом, мы перебили всех, кто оказался в том проклятом доме, а мёртвые не говорят. Несомненно, что их тела сгниют в подземелье церкви Всех Святых раньше, чем братья по ордену разыщут могилу. А ещё я умышленно рассказал вашим гвардейцам, кем были те люди, которых они убили, и что их ждёт, если они станут болтать о случившемся.
                - Но всем обитателям домов, где прятались солдаты, рты не заткнёшь!
                - Я всё же постарался это сделать. К счастью, знак «Молчаливых» внушает должное почтение.
        Он вытащил из кармана перстень Великого магистра и тут же спрятал его обратно. Несомненно, ему удалось убедить королеву в том, что опасности нет, потому что она, выглянув в коридор, велела одной их своих дам принести вино.
                - Нужно выпить за упокой души Великого магистра. Ах, как это хорошо звучит: покойный маркиз де Молина, — начала было говорить Генриетта, но звук битого стекла оборвал её на полуслове.
        Обернувшись, королева и её секретарь увидели, что Кэйт Кэлверт, которая принесла требуемое вино, войдя в комнату, упустила поднос, расколотив бутылку и опрокинув серебряные бокалы.
                - Да простит меня Ваше Величество, — дрожащим голосом произнесла она. — Я сейчас всё уберу...
        Уолтер поднялся.
                - У нас ещё будет время отпраздновать это событие, моя королева, — сказал он Генриетте. — И дела, которые мне хотелось бы обсудить с Вашим Величеством, вполне могут подождать.
                - Вы правы, друг мой, — королева протянула ему руку, поцеловав которую, тот пошёл к выходу. — С делами можно не торопиться: де Молина уже нас не побеспокоит.
        Кэйт съёжилась возле двери. Поравнявшись с нею, Монтегю окинул внимательным взглядом девушку и вышел.
        Генриетта подозрительно посмотрела на камеристку.
                - Итак, ты его знаешь... — проговорила она, подойдя к девушке.
        Кэйт кивнула головой. Казалось, она настолько погрузилась в свои мысли, что не понимает, о чём говорит. Страшная мысль пришла в голову королеве, которая, схватив прислужницу за плечи, принялась трясти её, как тряпичную куклу.
                - Это он приставил тебя ко мне?
                - Ваше Величество, я не понимаю...
                - Это ты, мерзавка, добавила яд в моё вино? Говори! — Генриетта отвесила перепуганной камеристке несколько пощёчин. — Говори же!
        Красивое лицо королевы искривилось от ярости, и теперь напоминало страшную маску. Подбежав к столу, где стояло блюдо с фруктами, она схватила нож и словно раненая пантера бросилась к Кэйт. Девушка завизжала и бросилась вон из комнаты. Но Генриетта оказалась проворнее и, добежав до двери первой, закрыла собою проход. Перепуганная до полусмерти Кэйт упала на колени и закрыла лицо руками.
                - Это не так, моя королева! — рыдая, воскликнула она. — Я бы никогда не посмела причинить зло Вашему Величеству!
                - Что ещё он велел тебе сделать? Отвечай или я убью тебя!
        На этот раз девушка не испугалась и посмотрела прямо в глаза королеве. Как Генриетта ни была зла и напугана открывшейся, как ей казалось, истиной, даже её поразил этот по-детски доверчивый взгляд синих глаз. Её руки, которые уже вцепились в волосы жертвы, сами собой опустились.
                - Этот яд предназначался мне, — прошептала Кэйт. — Я не хотела больше жить, высыпала яд в вино и собиралась его выпить, но меня позвал один из ваших гвардейцев, Мадам, сказав, что меня требует леди Денби... я служила у неё раньше.
                - Я знаю, — кивнула королева.
                - Оказалось, что мой брат, из-за которого я сбежала из дому, опять явился к ней, требуя меня. Слуги миледи конечно же выставили его вон, но леди Денби так разозлило поведение Вильяма, что она разыскала меня и потребовала, чтобы я не впутывала её в свои семейные распри. Я пообещала, что больше её светлость никто не потревожит, вернулась к себе в комнату и обнаружила, что бокал с отравленным вином исчез.
                - Как исчез?
                - Я искала его повсюду, Ваше Величество, спрашивая у всех слуг, которые встречались на моём пути, не видели ли они, кто заходил в мою комнату. Наконец госпожа Карлейль припомнила, что видела баронессу Сент-Люс, которая, заглянув ко мне, потом прошла в покои Вашего Величества. Баронесса была очень расстроена — она поссорилась с виконтом Пурбеком, и... и, увидев стоявший на столе бокал с вином, пригубила его, но не допив, унесла с собой. Я поняла эго, когда вбежала в вашу спальню, Мадам, и увидела... увидела бедняжку, лежащую на полу. Она выпила моё вино, Мадам! Это я должна была умереть, я...
        Она громко зарыдала. Генриетта смотрела на неё, будучи не в силах поверить собственным ушам. Неужели ужасная смерть её дорогой Элениты была простой, хотя и трагической случайностью?
                - Да за кого ты меня принимаешь? — произнесла она наконец. — В бокале была кантарелла! Её не купишь у любого аптекаря, как мышьяк для травли крыс.
                - Я не знала, что это, моя королева, — всхлипывала Кэйт. — Накануне я пошла к вашему парфюмеру, Мадам, чтобы взять у него румяна для Вашего Величества, и услышала, как господин Круйе сказал неизвестному мне человеку, что толики этого яда достаточно, чтобы отправить неугодного человека на тот свет. Я забрала у него румяна, а потом, когда парфюмер отвернулся, украла и ампулу с ядом.
        Генриетта не знала, что и подумать. Рассказ девушки подкупал своей простотой, но вот насколько искренней?
                - Твой рассказ легко проверить, — подумав, сказала она. — Оставайся в этой комнате и не вздумай удрать, так как я тебя из-под земли достану.
        Для большей безопасности Генриетта заперла дверь на ключ и отправилась беседовать с упомянутыми Кэйт лицами. К её удивлению, все они подтвердили правдивость её рассказа. Круйе сокрушался о пропаже яда, а Люси Карлейль даже припомнила, что Эленита вышла из комнаты камеристки с бокалом в руке. Но больше всего её удивила Сьюзен Денби, которая заявила, что выставила мисс Кэлверт из дома, узнав о её романе со своим братом. Совершенно растерянная королева вернулась к себе в кабинет, где её ждала девушка.
                - Зачем же ты хотела покончить с собой? — устало спросила Генриетта. — Неужели из-за Бэкингема?
        Королева шутила, но Кэйт кивнула головой.
                - Я... я так любила его, Мадам, — всхлипывала она. — Когда я видела его в последний раз и он говорил о моём замужестве, я поняла, что он никогда не вернётся ко мне, и мне больше не на что надеяться. Что же мне оставалось делать, когда сердце болит, а душа разрывается на части? А теперь его нет, а я жива... и...
                - Хватит, — велела Генриетта.
        Её сердце болезненно вздрогнуло при упоминании о красавце герцоге. Всё это время она усилием воли заставляла себя соблюдать внешнюю сдержанность, прогоняя мысли о Бэкингеме, и даже запретила придворным дамам упоминать при ней его имя.
                - Как долго ты была его любовницей? — спросила она.
                - Совсем немного, — призналась Кэйт. — Я знала, я чувствовала, что он не принадлежит мне, что у него есть другая, и всё время плакала. Наверное, Джорджу надоели мои слёзы, и он порвал со мной.
                - Наверное, — вздохнула Генриетта. — Значит, он перестал спать с тобой, но пристроил в дом сестры?
        Он поступил очень благородно, заботясь обо мне.
                - Не волнуйся, герцог всего лишь успокаивал свою совесть. Впрочем, у многих мужчин её и вовсе нет... Значит, и во дворец ты попала благодаря Бэкингему?
                - Да. Он попросил баронессу Сент-Люс позаботиться обо мне. Элен была так добра ко мне и умерла. Герцог тоже умер. Все, кто заботились обо мне, умирают, Мадам! Зачем мне жить на этом свете?
                - Даже не думай об этом, — проговорила королева, которая никак не могла сердиться на это измученное создание. — Ты, хоть и невольно, стала причиной гибели лучшей в мире женщины, а теперь собираешься покинуть этот мир, спасаясь бегством от горестных воспоминаний? Не выйдет! Ты должна жить с этим грузом, искупив грех своей жизнью. Ты понимаешь меня? Ты должна прожить эту жизнь за неё и за себя.
        Говоря всё это, она смотрела в глаза Кэйти, словно гипнотизируя её взглядом, умоляя Господа сделать так, чтобы её слова звучали достаточно убедительно. К её радости, девушка согласно кивнула головой, а потом, зарыдав, бросилась к ногам Её Величества, покрывая поцелуями подол её платья.
                - Да, — спохватилась королева, поднимая её. — Но причём здесь маркиз де Молина?
                - Я не знаю никакого маркиза де Молина, — растерялась Кэйт.
                - Как? Ты же сама подтвердила, что знаешь его!
                - Разве его так зовут? Ваше Величество называли его лордом Монтегю...
        Генриетта нервно рассмеялась.
                - Прости меня, — наконец сказала она. — Этот ужас последних дней совсем лишил меня разума.
                - Я понимаю, — слабо улыбнулась Кэйт.
                - Но... тогда чего ты так испугалась?
                - Это страшный человек, Мадам. Я его боюсь.
                - Кого, Уолтера?!
        Генриетта удивлённо смотрела на камеристку, которая и сейчас дрожала всем телом. Она и подумать не могла, что её милый и обаятельный секретарь может внушать такой ужас. А девушка, обрадовавшись возможности избавить свою душу от груза переживаний, говорила теперь без умолку.
                - Милорд Монтегю тоже решил, что я была знакома с этим маркизом де Молина. И тоже подумал, что я посмела покуситься на жизнь Вашего Величества... да горит моя душа в аду вечным пламенем, если бы я как-то посмела даже помыслить что-то против моей королевы...
                - Продолжай, — поторопила её Генриетта.
                - Я сказала, я объяснила ему, что знать не знаю никакого маркиза де Молина, что это покойный герцог попросил бедняжку баронессу найти мне место возле Вашего Величества...
                - ...что ты хотела умереть, а Элен случайно выпила яд вместо тебя, — быстро закончила королева, потому что не могла ещё раз слушать о том, как умирала её дорогая подруга.
                - Так всё и было, — подтвердила Кэйт. — Выслушав меня, он встревожился. А затем начал угрожать мне.
                - Что?!
                - Он сказал, что убьёт меня, если я кому-нибудь расскажу об этом разговоре. И, клянусь вам, моя королева, он не шутил!
        Но Генриетта уже не слышала её.
                - Но если Эленита умерла случайно, тогда выходит, что де Молина не хотел меня убивать, — растерянно произнесла она. — Значит, Монтегю ошибся, когда так думал!
        Королева даже улыбнулась при мысли о том, что её сообразительный секретарь тоже может ошибаться. Но тотчас же улыбка на лице Её Величества сменилась мертвенной бледностью, потому что запутанные прежде мысли наконец-то выстроились в безупречный логический ряд:
        Кто подстрекал её к убийству де Молина? Монтегю.
        Кто такой Монтегю? Шпион иезуитов, который сам признавался, что прибыл в Англию с заданием ордена узнать о её связях с Великим магистром.
        Неужели, вся эта череда смертей, весь ужас, который ей довелось пережить, были искусно спланированы её секретарём только для того, чтобы орден «Молчаливых» исчез с лица земли?
        И, быть может, тот, кого она всё это время считала своим единственным другом, просто использовал её во имя известных только ему тайных целей?
        Генриетта взглянула на Кэйт. Её напуганное лицо только подтверждало её подозрения.
        — Ты можешь идти, — сказала она камеристке. — И ни о чём не волнуйся. Теперь я буду о тебе заботиться.

* * *
        Гвардеец, охранявший королевские покои, доложил о епископе Лоде. Королева не была расположена к приёму гостей, но решила принять его, чтобы немного успокоиться. Впрочем, её надежды оказались тщетными.
                - Ваше Величество, я в растерянности, — заявил Лод, который и в самом деле выглядел не лучшим образом. — Я убеждён, что этот Фельтон был французским шпионом. Он бы, конечно, признался в этом, если бы не милорд Монтегю, которому король совершенно неожиданно для меня поручил это расследование. Он запретил мне прибегать к пытке, поэтому, совершенно ясно, что убийца умер, ничего не сказав. Монтегю даже поручил исповедовать этого фанатика тюремному капеллану! Именно из-за действий вашего секретаря, мадам, король вынужден освободить Элиота, поскольку никаких улик против него я так и не нашёл.
                - Это очень прискорбно, епископ. Но чего вы хотите от меня?
                - Хочу сказать вам, Мадам, что я умываю руки. Я предчувствую, что на следующем заседании парламента Элиот постарается отомстить за свой арест.
                - Если этот человек так хочет сгинуть в тюрьме, это можно устроить, — ответила Генриетта. — Тем более что теперь нет министра, который всегда вступался за него и за других смутьянов перед королём.
                - О, Ваше Величество, покойный герцог был редкостной доброты человек. Это его и погубило. Отец наш Небесный, конечно, призывал прощать своих врагов, но всё же милорду не следовало позволять им садиться ему на шею. Ибо безнаказанность порождает зло, Мадам!
                - Скажите, — задумалась Генриетта. — А почему вы так хотели исповедовать Фельтона?
                - Да потому, что, пребывая на пороге смерти, люди наиболее искренны, так как, исповедуясь, они беседуют с Господом, который насквозь видит их сердца.
        «И, правда, зачем лгать, зная, что для земного правосудия ты уже недоступен?» — подумала Генриетта. — Благодарю вас, епископ, — любезно произнесла она вслух. — Вы очень мне помогли. Теперь я знаю, что делать дальше.
        ГЛАВА 18. ИСТИНА ТОРЖЕСТВУЕТ
        Когда Уолтер Монтегю вновь посетил Её Величество, Генриетта с улыбкой протянула ему бокал вина.
                - За упокой души Великого магистра? — спросил молодой человек, припомнив их последнюю встречу.
        Королева улыбнулась:
                - За упокой души человека, которого я всё это время считала свои другом и который подло воспользовался моей доверчивостью в своих целях.
                - Аминь, — согласился Уолтер, залпом выпивая вино.
        Он непроизвольно поморщился, ощутив странный привкус во рту.
                - Что это за вино? — удивлённо спросил он.
                - Старое бургундское, — объяснила королева. — Но я добавила туда несколько капель ядовитого снадобья господина Круйе.
                - Как?
                - Вино отравлено, — мило улыбнулась Генриетта.
        Уолтер с ужасом перевёл взгляд на неё, на пустой бокал. Его рука непроизвольно потянулась к шнуркам на рубашке, чтобы развязать их, так как ему вдруг стало нечем дышать.
                - Но почему? — прошептал он. — Что я вам сделал?
                - Вы использовали меня, Уолтер, — спокойно ответила Генриетта. — Использовали, чтобы с моей помощью расправиться с де Молина и его орденом. Вы как-то признались, что прибыли в Англию как агент иезуитов, и всё это время за моей спиной выполняли возложенное на вас поручение святого ордена, уверив меня, что действуете в моих интересах. Что ж, вы выполнили свою миссию, и ваши заслуги перед католической церковью столь велики, что вы можете надеяться на её благодарность. Вот только воспользоваться положенной наградой вы уже не успеете.
                - Вы сошли с ума! — в отчаянии воскликнул Монтегю. — У Вашего Величества нет и не было более верного слуги, чем я! Да если бы я сам не признался вам в том, что являюсь агентом иезуитов, вы бы никогда об этом не догадались.
                - Если бы вы не признались мне в этом, вы бы не смогли убедить меня прибегнуть к помощи святого ордена, — отрезала Генриетта. — Не лгите мне, Уолтер. Не отягощайте свою душу перед Вышним судом. Я прошла хорошую школу под вашим руководством, и вы не сможете больше запутать меня сомнительными откровениями. Да вам и нет смысла тратить на это последние минуты вашей жизни — у этого яда нет противоядия!
        Монтегю обессиленно опустился на стул, и его лоб покрылся предательской испариной.
                - Но вы ничего не почувствуете, — заверила его королева. — Этот яд использовался ещё древними греками для казни государственных преступников. Круйе сказал, что тело постепенно коченеет, и, когда яд доходит до сердца, наступает лёгкая, безболезненная смерть.
                - Ну, хоть в чём-то я уподоблюсь Сократу[86 - СОКРАТ(ок. 469 г. до н.э. — 399 г. до н.э.) — древнегреческий философ, учение которого знаменует поворот в философии — от рассмотрения природы и мира к рассмотрению человека. Был казнён государственным ядом - настойкой болиголова.], — мрачно заметил Уолтер. — Сколько у меня времени?
                - Достаточно для исповеди. Но сначала вы исповедуетесь мне, а только потом я позову священника, который даст вам отпущение грехов.
                - Всё это время я служил вам, — проговорил Монтегю. — Де Молина был негодяй и заслужил свою участь.
                - Возможно. Но вы «забыли» мне сообщить о том, что Эленита выпила вино, приготовленное моей юной камеристкой, желающей распрощаться с этим миром. И сделали это для того, чтобы я, дрожа за свою жизнь, позволила бы вам расправиться с Великим магистром.
                - Я не сказал вам только потому, что беспокоился за эту глупую девчонку, полагая, что Ваше Величество не оставит безнаказанным её, хоть и невольное, преступление!
                - Вы убедили меня в том, что де Молина сговорился с Ришелье!
                - Но это правда, Мадам! Посудите сами: ларошельцы согласились на полную капитуляцию, а Ришелье — был единственным в Государственном совете, кто выступил против любых, да, Мадам, любых наказаний против бунтовщиков и сохранил им право свободного вероисповедания. Даже вожди гугенотов получили полную амнистию! И это тот крестовый поход против ереси, который кардинал обещал папе римскому?
                - Субиз отказался от помилования и вернулся в Англию, — неуверенно проговорила Генриетта.
                - Так поговорите с ним, Мадам! Сообщите о смерти Великого магистра, и я уверен в том, что он полностью подтвердит всё сказанное мной.
                - Хорошо, в этом вы правы, — согласилась королева. Но зачем вы запретили Лоду применять пытки к Фельтону?
                - Я не знаю, кем он был — сумасшедшим, французским шпионом или агентом «Молчаливых», и не захотел тратить время, чтобы наверняка узнать это. Зачем? Если он был обычным фанатиком и убил Бэкингема из-за душевного расстройства, перенесённые страдания были бы зачтены ему на Небесном Суде, но остались бы бесполезными для королевского правосудия. Если бы он оказался агентом де Молина, он бы мог вслух заявить о вашем сотрудничестве с Великим магистром. Ну а если бы, что вероятнее всего, он оказался человеком отца Жозефа, то его признание непременно помешало бы Англии заключить мир с Францией, чего я, Мадам, желаю всей душой.
                - Я тоже, — призналась Генриетта. — Но из-за вашего попустительства, Элиот, карманы которого наверняка набиты французским золотом, избежал кары!
        Монтегю тихо рассмеялся.
                - Мадам, да этот дурак сам засадит себя в тюрьму уже на ближайшей парламентской сессии. И уже не сможет рассчитывать на снисхождение, поскольку, вопреки сложившемуся мнению, это король сажал бунтовщиков под арест, а «тиран» Бэкингем освобождал их. О, зато теперь депутаты вполне почувствуют на своём горле железную руку королевской власти! Скоро они начнут восхвалять покойного министра с таким же жаром, как прежде его проклинали. Но, увы! В нашем мире, чтобы стать святым, необходимо умереть. Я, кажется, тоже должен отойти в мир иной, чтобы подтвердить эту истину.
        Монтегю расстегнул несколько пуговиц камзола, потому что ему стало трудно дышать.
                - Если это всё, Мадам, то зовите вашего священника, потому что я чувствую, что у меня уже холодеют ноги...
        Королева с любопытством посмотрела на него.
                - А ведь Круйе был прав, когда говорил, что на протяжённость нашей жизни влияют наши собственные мысли. А я ещё смеялась, когда мой парфюмер уверял меня, что если удастся убедить здорового человека в том, что он умирает, то он непременно умрёт.
                - Как? — переспросил Уолтер.
        Генриетта вздохнула и встала. Налив ещё вина в бокал, она протянула его молодому человеку.
                - Выпейте и успокойтесь, — улыбнулась она. — Если вы и умрёте, то не сейчас. Мне нужно было знать правду, и теперь я её знаю.
        Как не странно, жестокий спектакль, разыгранный Генриеттой, нисколько не ухудшил её отношений с Уолтером Монтегю. И если тот и перестал выполнять обязанности её секретаря, то только из-за того, что решил вести открытую жизнь, которая более подходила ему по праву рождения. Молодой человек с головой окунулся в дипломатическую деятельность, которая со смертью Бэкингема пребывала в крайне запутанном состоянии. Активизировалась «испанская» партия, возглавляемая Бристолем, Уэстоном и Коттингтоном, благополучно вернувшимся ко двору, которые убедили короля отправить в Мадрид сэра Эндимиона Портера, чтобы продолжить переговоры с Испанией, начатые ещё Джорджем Вилльерсом. Милорды были уверены в успехе, так как в этих переговорах тайно участвовал ещё и посланник инфанты Изабеллы — известный нам Рубенс, который прибыл в Мадрид рисовать портреты испанского королевского семейства.
        Генриетта не могла активно вмешиваться в политический процесс, поскольку ожидала ребёнка, и король, необычайно гордый этим событием, запретил беспокоить королеву вещами, способными пагубно отразиться на её здоровье. Тем не менее именно Монтегю было поручено отправиться во Францию якобы для переговоров по обмену пленными, но на самом деле он должен был убедить Ришелье заключить союз между двумя государствами. Уолтер уверил Её Величество, как немногим раньше убедил короля, что прекрасно справится с этим нелёгким делом.
        Перед отъездом в Париж Монтегю зашёл проститься с королевой и получить от неё последние инструкции. Вручив посланнику письма к родным и к кардиналу Ришелье, Генриетта не выдержала, и, махнув рукой на все правила приличия, обняла его.
                - Что я буду делать без вас? — печально вздохнула она.
        Уолтер улыбнулся.
                - Ваше Величество, вам нужно забыть о делах и интригах и позаботиться о своём здоровье. Англия должна получить здорового наследника престола.
                - Но вдруг что-нибудь случится! Я же не справлюсь одна...
                - Конечно же справитесь, — заверил её Монтегю. Чтобы родить ребёнка, моя помощь вам не понадобится, а главнее задачи для вас сейчас нет. Да хранит вас Бог, Ваше Величество!
        Он поцеловал ей руку и, поклонившись, вышел.

* * *
        Простившись с королевой, Уолтер поехал в свой лондонский дом, откуда ранним утром должен был выехать в Булонь, чтобы сесть на корабль во Францию. Слуги доложили милорду, что его с самого утра ожидает неизвестный господин. Поскольку на улице уже сгущались сумерки, Монтегю очень удивился такой настойчивости и приказал привести посетителя.
                - Кто вы? — спросил Уолтер, с любопытством рассматривая темноволосого человека средних лет с выразительным взглядом чёрных глаз на желтоватом умном лице.
                - «Ad majorem Dei gloriam»[87 - «К вящей славе Божией» (лат.) — девиз ордена иезуитов.], — проговорил тот и показал собеседнику свой простой серебряный перстень, на котором были изображены увенчанные крестом буквы «IHS»[88 - Начальные буквы латинского изречения «In hoc signo vinces» (Под этим знаком ты победишь») на эмблеме иезуитов.], в окружении палящих солнечных лучей.
        Узнав опознавательный знак, Монтегю удовлетворённо кивнул головою.
                - Я ждал вас, сударь, — ответил он. — Странно, что вы так долго добирались в Лондон, ведь с тех пор, как я сообщил генералу долгожданную весть, прошло уже довольно много времени.
                - У меня были дела во Франции, — ответил тот. — Если бы я знал, что вы тоже собираетесь в Париж, мог бы и не ехать в Лондон.
                - Я узнал об этом только вчера, — объяснил Монтегю. — Как поживает аббат Фанкан?
                - Замечательно. Монсеньор Ришелье наконец-то выпустил его из Бастилии и вернул пост настоятеля Сен-Жермен Л’Оксеруа.
        «Превосходно, — подумал Монтегю. — Значит, Ришелье уже начал поглядывать в сторону немецких княжеств, подыскивая себе союзников в будущей схватке с Габсбургами. И, кажется, герцогу Савойскому не придётся съесть целый пирог, именуемый мантуанским наследством[89 - ВОЙНА ЗА МАНТУАНСКОЕ НАСЛЕДСТВО (1628 —1631 годы) — война, которая велась за герцогства Мантую и Монферрато. На трон претендовали ставленник Франции герцог Неверский Карл I Гонзага, и ставленник Габсбургов князь Гуасталлы Фердинанд II Гонзага, а также герцог Савойский Карл-Эммануил I, с которым Испания заключила договор о разделе Монферрато. Иногда выделяется в отдельный этап Тридцатилетней войны.]. Поскольку, крошками он довольствоваться также не станет, то в Европе скоро разразится новая война. И так как Франция непременно хочет одержать в ней победу, её первый министр с радостью согласится помириться с Англией, что мне и нужно».
        Найдя, таким образом, аргументы для успешного выполнения своей миссии, Уолтер полностью переключил своё внимание на собеседника.
                - Так что вам поручено передать мне? — спросил он.
                - Генерал очень доволен вами, милорд, — ответил гость. — Вы выполнили возложенное на вас поручение — избавили мир от де Молина и его ордена.
                - Да, — подтвердил Монтегю. — Я сделал это.
                - Значит, королева Генриетта так и не заподозрила, что вы выполняли наше задание?
                - Я хорошо сыграл свою роль, — заверил его Монтегю. — Особенно мне удалась последняя сцена. Знаете, святой отец, когда я думал, что умираю, я вспомнил слова генерала о том, что ложь дозволительна, когда лгут с благими намереньями. И я солгал. И, как ни странно, — он засмеялся. — Остался жив.
        Его собеседник тоже улыбнулся.
                - Я ничего не понял, — развёл он руками.
                - Это хорошо, — кивнул Уолтер. — Знания, друг мой, имеют неприятное свойство укорачивать жизнь.
        Наступила неловкая тишина. Наконец иезуит сказал:
                - Генерал приказал сообщить вам, милорд, что вам присвоено звание професса. Вы можете выбирать себе ту область, где, как вам кажется, вы сможете полностью раскрыть свои таланты. Правда, выбор у вас невелик: Чехия либо Венгрия... Вы, конечно, можете отложить своё решение до возвращения в Рим, — добавил он, заметив колебание молодого человека.
                - Я отвечу вам сейчас, — решительно произнёс Монтегю. — Я выбираю Англию. Именно её мне предлагал святой отец в качестве вознаграждения за успешное выполнение задания.
                - Позволю себе заметить, милорд, — улыбнулся монах, — что орден иезуитов изгнан из королевства. Мы не можем гарантировать вам здесь той полноты власти, которую бы вы получили, возглавив католическую область.
                - Пустяки, — махнул рукой Монтегю. — Будьте так любезны сказать генералу, что я решил остаться в Англии.
        Ему показалось, что его собеседник ничуть не удивился.
                - Генерал предвидел, что таковым будет ваше решение. Он освобождает вас от ваших обетов. И, если, милорд, вам больше нечего передать генералу, я бы хотел вас покинуть. Уже ночь, а гулять лондонскими улицами после захода солнца небезопасно.
                - Передайте генералу мои наилучшие пожелания, — улыбнулся молодой человек.

* * *
        После ухода иезуита Уолтер долго сидел неподвижно, не обращая внимания на то, что свечи, тускло освещающие комнату, одна за другой начали гаснуть. Когда погасла последняя свеча и чёрная ночная тьма сменилась блёклым предутренним светом, он встал, подошёл к окну и распахнул его. Сквозь ночь уже пробивался рассвет, обагрив горизонт цветом пролитой крови. Но на тёмном небосводе ещё видны были звёзды, сияющие на тёмном небе, словно прекрасные глаза Генриетты. Это было начало нового дня, нет, новой жизни.
                - Свободен! — крикнул он ей навстречу. — Свободен!
        ПОСЛЕСЛОВИЕ
        20 апреля 1629 года между Англией и Францией был подписан мирный договор.
        Кардинал Ришелье, который вначале отнёсся крайне настороженно к приезду Монтегю, боясь, что тот не забыл дней, проведённых в Бастилии, вскоре убедился, что английский посланник — человек незлопамятный. И, хотя у его высокопреосвященства были некоторые претензии к его острому уму и сильной воле, которые не позволили французскому министру руководствоваться исключительно интересами Франции, заключая мир, всё же он был признателен молодому человеку за то, что им всё же удалось достичь взаимопонимания. Правда, Ришелье по-прежнему не желал объявлять Испании войну, но собирался поддерживать интересы герцога Неверского в войне за мантуанское наследство. Когда Уолтер выразил опасения, что Габсбурги легко проглотят горькую пилюлю, хоть и прикрытую внушительным количеством дипломатического сахара и тогда Франция может остаться один на один с сильнейшим врагом, так как король Дании вот-вот подпишет с мир с императором[90 - ЛЮБЕКСКИЙ МИР — мирный договор, заключенный в Любеке 22 мая 1629 года между Данией и Священной Римской империей и закончивший Датский период Тридцатилетней войны. Договор был подписан
представителями датского короля Кристиана IV и имперским полководцем Валленштейном.], Ришелье сказал:
        — Я могу не бояться этого, пока у Франции есть деньги, чтобы раздавать их направо и налево тем, кто готов воевать против Габсбургов. Пистоли[91 - ПИСТОЛЬ — золотая испанская монета весом в 7 граммов, принятая в обращении также и во Франции.] с успехом могут заменить грохот пушек.
                - Где-то я уже это слышал, — усмехнулся Уолтер, вспомнив, как Бэкингем уговаривал короля оплачивать военные издержки Дании в войне с императором. — Но, — вслух произнёс он. — Швеция не смогла присоединиться к Гаагскому договору из-за своих распрей с Польшей, и поскольку польский король[92 - СИГИЗМУНД III ВАЗА (20 июня 1566 — 30 апреля 1632) — король Польский и Великий князь Литовский с 27 декабря 1587 года, король Шведский с 27 ноября 1592 по июль 1599 года. Будучи избран на престол Речи Посполитой, Сигизмунд стремился объединить под своей властью Речь Посполитую и Швецию, что стало причиной польско-шведских войн ( 1600 —1629 гг.).] всё ещё желает носить шведскую корону, то пасьянс у вашего преосвященства может и не сложиться.
                - Ну, так нужно их помирить, — небрежно бросил Ришелье, так, словно это было самое простое дело. — И кому, как не мне, кардиналу церкви, следует этим заняться.
                - И, заключив мир, польский король, женатый на сестре императора Фердинанда[93 - ФЕРДИНАНД II ( 9 июля 1578 — 15 февраля 1637) — король Чехии: 6 июня 1617 — 19 августа 1619 года (1-й раз) (коронация 29 июня 1618 года), с 13 ноября 1620 года (2-й раз), король Венгрии с 18 мая 1618 года (коронация 1 июля 1618 года). Римский король с 28 августа 1618 года, император Священной Римской империи с 20 марта 1619 года, из династии Габсбургов.], тут же придёт на помощь своему шурину, — заметил Уолтер. — Если бы ларец так просто открывался, герцог Бэкингем, который предлагал вашему преосвященству этот план, давно бы подобрал к нему ключ.
        Ришелье задумался.
                - Вы умный человек, господин Монтегю, — наконец сказал он. — Я стану ходатайствовать, чтобы именно вас, милорд, направили во Францию в качестве постоянного посла.
        Уолтер поблагодарил его высокопреосвященство за добрые намерения, но про себя подумал, что ему найдётся занятие и в Англии, где за время его отсутствия произошли серьёзные перемены.

* * *
        Во время парламентской сессии депутат Элиот не нашёл ничего умнее, как выступить в защиту церкви, предложив реформировать её, следуя канонам крайнего пуританизма[94 - ПУРИТАНСТВО — религиозное течение, требовавшее полного очищения церковной организации и символа веры от остатков католицизма. Требуя отделения церкви от государства, выборности церковных служителей, введения свободной проповеди, не связанной каноническими текстами, пуритане тем самым выступали против абсолютистского государства, его официальной идеологии. Осуждали искусства, особенно театр, развлечения, мирские наслаждения, проповедуя аскетизм жизни свободной от роскоши.], а также поднял вопрос о запрете взимать пошлину с веса и меры товаров, что являлось королевской привилегией, добавив, что всякий плательщик этого налога будет считаться врагом государства.
        В ответ взбешённый король выслал солдат, чтобы распустить парламент. Но депутаты заперли дверь и не покинули зал заседаний до тех пор, пока не утвердили один за другим все пункты ранее подписанной королём «Петиции о правах», что вконец разозлило монарха, который надеялся, что этот позорный для него документ так и останется на бумаге. Парламент был распущен, чтобы собраться заново только через 11 лет.
        Девять самых активных депутатов, среди которых находился и Элиот, были арестованы. Те, которые согласились признать свою вину в покушении на авторитет королевской власти, были отпущены, но для остальных непокорных потекли долгие месяцы и даже годы строгого тюремного заключения. Как и предсказывал Уолтер, многим пришлось с теплотой вспоминать время Бэкингема, который за время пребывания у власти не предал смерти ни одного своего врага, а те, кто и были заключены в Тауэр, оставались там очень недолго. Элиот так и умер в тюрьме, но его идеи остались жить, вдохновляя на борьбу новых противников королевской власти.

* * *
        Вернувшись в Англию, Монтегю посетил королеву, которая отдыхала на водах в Танбридж-Уэллзе. Роды Её Величества, увы, оказались неудачными — после многочасовых мучений королева чудом осталась жива, родив младенца, который скончался, едва появившись на свет. После этого Генриетта тяжело заболела, и Чарльз не отходил от жены, проявляя такую заботу и любовь, что пробудил ответное чувство и в её сердце.
        Несмотря на перенесённые горести, Уолтер нашёл Её Величество полной сил и энергии, и очень удивился, услышав причину хорошего настроения королевы.
                - К нам едет Рубенс! — радостно заявила она.
                - Рубенс? — удивлённо переспросил Монтегю.
                - Да, этот гениальный живописец будет рисовать мой портрет и портрет короля. Вы должны были видеть, как он великолепно расписал потолок в Люксембургском дворце! Думаю, я смогу его уговорить создать что-нибудь подобное и в Уайт-холле. Может, что-нибудь из жизни римских богов? Что вы на это скажете?
        Женщина, будь она хоть трижды королевой, всегда остаётся женщиной, когда дело касается нарядов, драгоценностей и всего прекрасного. И Генриетта тут не была исключением.
                - Так что вы скажете, милорд? — удивлённо проговорила она, заметив, как напряглось лицо её секретаря. — Не скромничайте, я же знаю, что вы обладаете прекрасным вкусом!
                - О римской мифологии Вашему Величеству лучше поговорить с королём, так как Его Величество обладает более изысканным вкусом, нежели ваш скромный слуга, — поклонился Монтегю. — Я же сейчас способен думать только о том, что именно в то время, как господин Рубенс расписывал потолки во Франции, французская политика неожиданно повернулась лицом к Испании, вопреки заветам Генриха IV.
                - Уолтер, я вас умоляю, — простонала королева. — Не надо политики, иначе я с ума сойду... Вы ведь не хотите этого, не правда ли?
                - Ни в коем случае, — улыбнулся молодой человек, целуя руку Генриетте.
        Но улыбка тут же слетела с его лица, едва Монтегю покинул королевский дворец. Возвратившись в гостиницу, откуда он, не теряя времени попусту, собирался выехать в Лондон, Уолтер улёгся на кровать и глубоко задумался. Мысли, бродившие в этой умной голове, оставляли след и на лице, которое всё больше и больше мрачнело.
                - Неужели Испания хочет мира? — тихо спросил он у себя. — Неужели у Оливареса открылись глаза, и он разглядел двойную подкладку во французской политике? И это после того, как Бэкингем и я сам положили столько сил, чтобы заставить испанцев предпочесть англичан французам? Нет, не может быть. Если бы король Филипп жаждал мира, он бы прислал полномочного посла с вверительными грамотами и полномочиями для подписания мирного договора. Значит, Рубенс едет сюда не как дипломат, а как шпион, посланный доносить Мадриду о подробностях жизни английского двора. И, чёрт его возьми, опаснейший шпион, поскольку его нельзя будет выпроводить из Англии раньше, чем он распишет потолок в Уайт-холле, напишет несколько портретов короля и королевы и перерисует всех вельмож при английском дворе. А на это потребуются месяцы, если не годы... Проклятье! Видимо, всё же придётся последовать совету Её Величества и освежить в памяти знания римской мифологии...
        Разыскав в своём дорожном сундуке томик Вергилия и улёгшись поудобнее, Уолтер действительно занялся этим делом.
        Англия стояла на пороге больших перемен, и лорда Монтегю ждали впереди великие дела.
        notes
        Примечания
        1
        ТАМПЛЬ - средневековая крепость в Париже, основана в 1222 г.
        2
        Д'ОРНАНО ЖАН-БАТИСТ(1581 -1626) - маркиз Монтлор, маршал Франции. С 1 октября 1619 - воспитатель Гастона Орлеанского.
        3
        АРМ?Н ЖАН ДЮ ПЛЕССИ, ГЕРЦОГ ДЕ РИШЕЛЬЕ , (9 сентября 1585, Париж - 4 декабря 1642, Париж) - французский кардинал, аристократ и государственный деятель. Был государственным секретарём с 1616 года и главой правительства («главным министром короля») с 1624 года до своей смерти. Главный итог государственной деятельности Ришелье состоит в утверждении абсолютизма во Франции.
        4
        МАРИ ЭМЕ ДЕ РОГАН-МОНБАЗОН, ГЕРЦОГИНЯ ДЕ ШЕВРЁЗ(декабрь 1600 - 12 августа 1679) - представительница высшей французской аристократии, одна из центральных фигур в водовороте придворных интриг Франции 1?й пол. XVII в.
        5
        ГЕНРИХ II ДЕ БУРБОН(1 сентября 1588 - 26 декабря 1646), 3?й принц де Конде. Кузен короля Людовика Тринадцатого, глава протестантской партии во Франции. Если бы прервалось потомство Генриха IV Бурбона, следующим претендентом на корону становился Конде.
        6
        ЛЮДОВИК ДЕ БУРБОН, ГРАФ ДЕ СУАССОН(1604, Париж - 1641), сын Карла де Бурбона и Анны де Монафи. После смерти своего отца в 1612?ом году стал губернатором провинции Дофинэ, а в 1631?ом году - губернатором Шампани. Участник многочисленных заговоров против кардинала Ришелье.
        7
        ЛЮДОВИК XIII СПРАВЕДЛИВЫЙ(27 сентября 1601, Фонтенбло - 14 мая 1643, Сен-Жермен-ан-Лэ) - король Франции с 14 мая 1610 года.
        8
        ГАСТОН, ГЕРЦОГ ОРЛЕАНСКИЙ(25 апреля 1608, Фонтенбло - 2 февраля 1660, Блуа) - младший сын короля Генриха IV и Марии Медичи. До 1626 известен как герцог Анжуйский, затем ему присвоены титулы герцога Орлеанского, графа Шартрского и графа Блуа. Носил при жизни брата, Людовика XIII, титул «Месье» и «Единственный брат короля», до рождения будущего Людовика XIV (1638) являлся престолонаследником. После смерти брата титуловался «Монсеньёр», как это обычно для герцогов. Всю свою жизнь вёл интриги против короля и кардинала Ришелье, позже - против кардинала Мазарини.
        9
        МАРИЯ МЕДИЧИ(26 апреля 1575, Флоренция - 3 июля 1642, Кёльн) - королева Франции, дочь великого герцога Франческо I Тосканского. В 1600 г. вышла замуж за Генриха IV Французского. После его смерти в 1610 г. - регентша Франции до 1617 г.
        10
        ФИЛ?ПП IV(8 апреля 1605 - 17 сентября 1665) - король Испании, король Португалии и Альгарвы с 31 марта 1621 г. Из династии Габсбургов. Вступил на престол 16-летним юношей (1621) и возложил всё бремя управления государством на своего любимца, герцога Оливареса.
        11
        КАРЛ ЭММАНУИЛ I ВЕЛИКИЙ(12 января 1562 - 26 июня 1630) - герцог Савойский с 1580 года.
        12
        КАРЛ IV(5 апреля 1604, Нанси - 18 сентября 1675) - герцог Лотарингии и герцог Бара с 1625 по 1675 г.
        13
        ДЖОРДЖ ВИЛЛЬЕРС(28 августа 1592, Бруксби, - 23 августа 1628, Портсмут), 1?й герцог Бэкингем (c 1623 г.) - английский государственный деятель, фаворит и министр королей Джеймса I и Чарльза I Стюартов.
        14
        УОЛТЕР МОНТЕГЮ(1603 -1677) - английский дипломат и секретный агент католицизма в Англии.
        15
        СЕЗАР ДЕ БУРБОН(3 июня 1594 - 22 октября 1665) - первый герцог де Вандом с 1598 года, герцог де Бофор и герцог д’Этамп с 1599 года, 5?й герцог де Пентьевр, герцог де Меркёр; великий адмирал Франции (1651 г). Родоначальник рода Вандом, побочной линии династии Бурбонов. Внебрачный сын короля Франции Генриха IV Великого и Габриэль д'Эстре, герцогини де Бофор.
        16
        АЛЕКСАНДР ДЕ ВАНДОМ(1598 -1629), младший сын Генриха IV-го и его любовницы Габриэль д'Эстре. Великий Приор Франции. Участник «Заговора Шале (1626 г.)
        17
        ЭРКЮЛЬ ФРАНСУА ДЕ ПИНКЕРЛЕ, ГРАФ ДЕ РОШФОР(род.30 января 1591 г.) - паж, потом лейтенант, и, наконец, капитан гвардейцев кардинала Ришелье. Cыграл ключевую роль в разоблачении «дела Шале» в 1626 г.
        18
        АНРИ ДЕ ТАЛЕЙРАН-ПЕРИГОР, ГРАФ ДЕ ШАЛЕ(1599 -1626), хранитель гардероба короля Людовика XIII-го. В 1626?ом году участвовал в заговоре, целью которого было устранение Людовика XIII-го и возведение на престол его брата Гастона.
        19
        Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа (лат.)
        20
        Аминь! (лат.)
        21
        Об этих событиях подробно рассказывается в книге «Путь к власти».
        22
        АННА АВСТРИЙСКАЯ(22 сентября 1601 - 20 января 1666) - королева Франции, супруга (с 18 октября 1615) короля Франции Людовика XIII. Дочь испанского короля Филиппа III, пыталась проводить происпанскую политику. Поддерживала заговоры против Ришелье. Брак Людовика и Анны 23 года был бездетным, и только в 1638 и 1640 годах, после нескольких неудачных беременностей у Анны, родились их два сына, будущие Людовик XIV и Филипп I Орлеанский. В 1643 -1651 была регентшей при малолетнем Людовике XIV.
        23
        АХИЛЛЕС - в героических сказаниях древних греков является храбрейшим из героев, предпринявших под предводительством Агамемнона поход против Трои.
        24
        ФРАНСУА ЛЕКЛЕР ДЮ ТРАМБЛЕ(4.11.1577 - 18.12.1638), известный также как отец Жозеф, французский монах ордена капуцинов, доверенное лицо и агент кардинала Ришелье. Серым кардиналом его прозвали за серый цвет носимого им плаща. Кардинальский же сан он получил лишь незадолго до своей смерти в 1638-ом году.
        25
        БУРБ?НЫ - европейская династия, младшая ветвь королевского дома Капетингов, происходящая от Робера (1256 -1317), младшего сына Людовика IX Святого. Вступили на французский престол с пресечением другой ветви Капетингов - династии Валуа - в 1589 (в лице Генриха IV Наваррского).
        26
        СТ?АРТЫ - династия королей Шотландии (в 1371 -1651, 1660 -1707 гг.), Англии (в 1603 -1649, 1660 -1694, 1702 -1707 гг.), Ирландии (в 1603 -1649, 1660 -1694, 1702 -1714 гг.) и Великобритании (в 1707 -1714 гг.).
        27
        ФРАНСУА ДОРВАЛЬ-ЛЕНГЛУ (АББАТ ФАНКАН)(1576 -1628) - настоятель собора Сен-Жермен Л'Оксеруа, писатель, один из главных деятелей секретной дипломатии Франции в эпоху Людовика XIII. Отстаивал вольности французского духовенства от власти Рима. Из-за своих контактов с Англией, германскими князьями и лидерами гугенотов в 1627 году угодил в Бастилию.
        28
        ГУГЕН?ТЫ - название с XVI века французских протестантов (кальвинистов).
        29
        ФРАНСУА ДЕ МОНМОРАНСИ-БУТВИЛЬ (1600 - 21.6.1627), французский дворянин, заядлый дуэлянт. Был участником 22 дуэлей.
        30
        ГЕНРИЕТТА-МАРИЯ ФРАНЦУЗСКАЯ(25 ноября 1609 - 10 сентября 1669) - младшая дочь французского короля Генриха IV и Марии Медичи, выданная замуж в 1625 году за Чарльза I Стюарта, короля Англии, Шотландии и Ирландии. Мать двух английских монархов (Чарльза II и Джеймса II).
        31
        ДЖЕЙМС VI ШОТЛАНДСКИЙ , он же Джеймс I Английский (19 июня 1566 - 27 марта 1625) - король Шотландии (с 24 июля 1567 года - под опекой регентского совета, с 12 марта 1578 года - единолично) и первый король Англии из династии Стюартов с 24 марта 1603 г. Джеймс I был первым государем, правившим одновременно обоими королевствами Британских островов.
        32
        ЧАРЛЬЗ I(19 ноября 1600 - 30 января 1649) - король Англии, Шотландии и Ирландии с 27 марта 1625 года. Из династии Стюартов.
        33
        ДЖОН ВИЛЛЬЕРС(1590 -1657) виконт Пурбек - брат герцога Бэкингемского.
        34
        УАЙТ-ХОЛЛЬСКИЙ ДВОРЕЦбыл основной резиденцией английских королей в Лондоне с 1530 по 1698 год, когда он сгорел. На момент пожара во дворце насчитывалось свыше полутора тысяч помещений, что делало его самым большим дворцом во всей Европе.
        35
        ТОМАС ГОВАРД, 21-Й ГРАФ АРУНДЕЛ(7 июля 1585 - 4 октября 1646) - английский аристократ, обладатель одной из лучших художественных коллекций (более 700 полотен, собрания антической скульптуры и украшений, книг, рукописей) в Европе того времени.
        36
        ЛОНДОНСКИЙ ТАУЭР - крепость, государственная тюрьма Англии с 1190 г.
        37
        Прозвище герцога Бэкингемского, намекавшее на его сходство с изображением святого Стефана.
        38
        КРИСТИАН IV(12 апреля 1577 - 28 февраля 1648) - король Дании и Норвегии с 4 апреля 1588 года, при котором датское государство достигло вершины своего могущества. Занимал престол 59 лет - дольше, чем кто-либо в датской истории.
        39
        ТРИДЦАТИЛЕТНЯЯ ВОЙНА(1618 -1648) - первый в истории Европы военный конфликт, затронувший в той или иной степени практически все европейские страны. Война началась как религиозное столкновение между протестантами и католиками Германии, но затем переросла в борьбу против гегемонии Габсбургов в Европе.
        40
        КОК, ЭДУАРД(1552 -1634) - английский политический деятель и юрист, занимавший ряд высших судебных должностей, один из авторов "Петиции о праве".
        41
        АРХИЕПИСКОП КЕНТЕРБЕРИЙСКИЙ - духовный глава Англиканской церкви.
        42
        ТАЙБЕРН - деревня в графстве Миддлсекс, которая с 1196 по 1783 года являлась официальным местом проведения казней осуждённых города Лондона.
        43
        ЕЛИЗАВ?ТА СТ?АРТ(19 августа 1596 - 13 февраля 1662) - англо-шотландская принцесса из рода Стюартов, старшая дочь короля Джеймса I и его жены Анны Датской, сестра Чарльза I. В 1613 году Елизавета Стюарт вышла замуж за курфюрста Пфальца Фридриха V, лидера Евангелической унии немецких протестантских князей.
        44
        БЕНЖАМЕН ДЕ РОАН, барон де Фронтенэ (1583 -1642) носил титул принца де Субиза. Был одним из предводителей гугенотов во Франции.
        45
        ДАНИЭЛЬ ДЕ ЛАМОТТ-УДАНКУР, ЕПИСКОП МАНДСКИЙ(ум.1628 г.)
        46
        ФРАНЦИСК?НЦЫ - католический нищенствующий монашеский орден, основан св. Франциском Ассизским близ Сполето в 1208 году с целью проповеди в народе апостольской бедности, аскетизма, любви к ближнему.
        47
        ИОГАНН ЦЕРКЛАС ГРАФ ФОН ТИЛЛИ(февраль 1559 - 30 апреля 1632) - имперский фельдмаршал, знаменитый полководец Тридцатилетней войны, одержавший ряд важных побед.
        48
        ФРЭНСИС КОТТИНГТОН(1579 -1652) - секретарь Чарльза I, член Тайного Совета, лорд - казначей (с марта 1629 г.), лидер «испанской» партии при дворе Чарльза I.
        49
        ГЕНРИ РИЧ, ГРАФ ХОЛЛАНД , (19.8.1590 - 9.3.1649), сын Роберта Рича, графа Уорвика. Придворную карьеру начал ещё в 1610?ом году при короле Джеймсе I-ом Английском, быстро став его фаворитом. Принимал участие в переговорах касательно женитьбы Чарльза I-го на Генриетте Французской.
        50
        ДЖОН ДИГБИ, ГРАФ БРИСТОЛЬ(февраль 1580 - 16 января 1653) - английский дипломат, глава происпанской партии в Англии, посол Англии в Испании.
        51
        ЛУЦИЙ ЭЛИЙ СЕЯН(ок. 20 до н.э. - 18 октября 31 года) - государственный и военный деятель Римской империи, командующий преторианской гвардией, консул, временщик при принцепсе Тиберии. После добровольного удаления Тиберия на остров Капри - фактический правитель Рима. В 31 году, находясь в зените могущества, был схвачен и казнён по обвинению в заговоре. Его дети были убиты, а само его имя - приговорено к забвению. Основной и наиболее ранний, но неполный и пристрастный источник сведений о Сеяне - «Анналы» Тацита.
        52
        Речь идёт о неудачной морской экспедиции к берегам Испании, направленной на овладение золотом с испанских колоний (октябрь-ноябрь 1625 г.).
        53
        ОСТ-ИНДСКАЯ КОМПАНИЯ - английская купеческая компания по торговле со странами Ост-Индии и Китаем, постепенно превратившаяся в организацию по управлению английскими владениями в Индии; существовала в 1600 -1858 гг.
        54
        Прощай навсегда! (лат.).
        55
        ТИБЕРИЙ ?ЛИЙ Цезарь Август (42 год до н.э. - 37 год н.э.) - второй римский император (с 14 г.) из династии Юлиев-Клавдиев, прославившийся своей жестокостью. Согласно Библии, именно в его правление был распят Иисус Христос.
        56
        ЛОД УИЛЬЯМ (7 октября 1573 - 10 января 1645), английский церковный деятель, ближайший советник английского короля Чарльза I Стюарта, архиепископ Кентерберийский с 1633 года. Церковная политика Лода была направлена на сближение догматики англиканства и католицизма. С началом Английской революции он был обвинен в государственной измене и был казнен по приговору суда Долгого парламента.
        57
        Об этих событиях рассказывается в книге «Путь к власти».
        58
        Мари де Бурбон-Монпансье (15 октября 1605 — 04 июня 1627) — жена Гастона Орлеанского.
        59
        ЛЮСИ ПЕРСИ, ГРАФИНЯ КАРЛЕЙЛЬ (1599 — 5 ноября 1660) — дочь Генри Перси, 9-го графа Нортумберлендского. Она была заметной фигурой при дворе Карла I и фрейлиной королевы Генриетты-Марии.
        60
        КОНЧИНО КОНЧИНИ (1575 — 24 апреля 1617) — итальянский авантюрист, фаворит французской королевы Марии Медичи, носивший титулы графа делла Пенна и маршала д’Анкра. Он был самым влиятельным человеком во Франции в течение семи лет, последовавших за гибелью в 1610 году супруга Марии, Генриха IV. Был убит гвардейским капитаном де Витри в результате заговора.
        61
        БИТВА У ДЕССАУ — сражение Тридцати летней войны, произошедшее 25 апреля 1626 года у Дессау. Армия Католической лиги под командованием Альбрехта фон Валленштайна нанесла поражение протестантским силам, которыми командовал Эрнст фон Мансфельд.
        62
        БИТВА ПРИ ЛУТТЕРЕ произошла 27 августа 1626 года. Армия Католической лиги под командованием Тилли вместе с войсками Священной Римской империи нанесла поражение армии датского короля Кристиана IV, выступавшего на стороне протестантов.
        63
        ИЕЗУИТЫ(орден Иезуитов; официальное название «Общество Иисуса» (лат. Societas Jesu) — орден римско-католической церкви, члены которого дают обет прямого безусловного подчинения папе римскому. Был основан в 1534 году Игнатием Лойолой и утверждён Павлом III в 1540.
        64
        ГАСПАР ДЕ ГУСМАН-И-ПИМЕНТЕЛЬ, ГРАФ ОЛИВАРЕС и ГЕРЦОГ САНЛУКАРЛА-МАЙОР, известный как граф-герцог де Оливарес (6 января 1587 — 22 июля 1645) — испанский государственный деятель, фаворит короля Филиппа IV. Результатом его правления стала утрата Испанией гегемонии в Европе.
        65
        ПИТЕР ПАУЛЬ РУБЕНС (28 июня 1577 — 30 мая 1640) — великий фламандский живописец, которого современники называли «королём художников и художником королей», и дипломат.
        66
        ИЗАБЕЛЛА КЛАРА ЕВГЕНИЯ ( 12 августа 1566 — 1 декабря 1633) — испанская инфанта, дочь короля Испании Филиппа II и Елизавета Валуа. Правительница Испанских Нидерландов.
        67
        Речь идёт о приобретённой Бэкингемом в 1626 году коллекции Рубенса, включавшей 19 полотен Тициана, 2 Корреджо, 21 Бассано, 3 Веронезе, 8 Пальма, 17 Тинторетто, 3 Рафаэля, 3 Да Винчи, 13 Рубенса, 8 Гольбейна, 1 Массейс, 2 Снейдерса, 8 Моро, 6 Кея, а также 9 статуй из металла, 2 — из слоновой кости, 2 — из мрамора и 12 ящиков с резными камнями. После смерти герцога коллекция перешла к Чарльзу I, потом — к герцогу Нотумберлендскому, и наконец была продана по частям на аукционе различным коллекционерам.
        68
        «ТЕБЯ, БОГА, ХВАЛИМ» — католический гимн (лат.).
        69
        ГЕНРИХ IV БУРБОН (13 декабря 1553 — 14 мая 1610) — лидер гугенотов в конце Религиозных войн во Франции, король Наварры с 1572 года, король Франции с 1589 года, основатель французской королевской династии Бурбонов.
        70
        МУЦИЙ ВИТЕЛЛЕСКИ (род. 2 декабря 1563 г. — ум. 9 февраля 1645). Генерал Общества Иисуса (ордена иезуитов) с 15.11.1615 г. Вступил в орден 15 августа 1583 г. Профессор философии и теологии. Провинциал Неаполитанской (1602 —1605) и Римской (1608 —1615) провинций. Управлял орденом свыше 30 лет разумно и внимательно. Время его правления можно назвать «золотым» для миссий в Китае.
        71
        ГЕНЕРАЛЬНАЯ КОНГРЕГАЦИЯ — высший орган власти в ордене иезуитов — ассамблея представителей всех «провинций» — региональных объединений иезуитов из различных стран мира. Генеральная («общая») конгрегация созывается в случае смерти или переизбрания генерала ордена, чтобы назначить его преемника, однако может созываться и по другим важным поводам.
        72
        ПРОФЕССЫ — высшая должностная степень в ордене иезуитов.
        73
        ИГНАТИЙ ДЕ ЛОЙОЛА (23 октября 1491 — 31 июля 1556) — католический святой, основатель Общества Иисуса (ордена иезуитов).
        74
        ЙОГАНН АДАМ ШАЛЛЬ ФОН БЕЛЛЬ ( 1 мая 1592 — 15 августа 1666) — германский иезуит и астроном. Провел большую часть жизни как миссионер в Китае.
        75
        ГОНДОМАР ДИЕГО САРМЬЕНТО ДЕ АКУНЬЯ, ГРАФ ГОНДОМАР (1567 —1627), испанский дипломат. Добился известности, будучи послом в Англии (1613 —1618 и 1620 —1622), имел большой вес при дворе Джеймса I, к большому разочарованию протестантов. Пытался также заинтересовать короля перспективой женитьбы принца Уэльского на инфанте Испании.
        76
        НОВИЦИИ (послушники) — низшая степень в иерархии ордена иезуитов.
        77
        ГААГСКИЙ ДОГОВОР — соглашение, заключённое 29 ноября 1625 года между Англией, Соединёнными провинциями и Данией, направленное против Испании, Австрии и их сторонников — германских католиков.
        78
        ОТЕЦ КОССЕН — Никола Коссен (1583 —1651), французский иезуит и богослов, духовник Людовика XIII.
        79
        ДЖОН ФЕЛЬТОН (1595 —28 октября 1628) — английский пуританин, убивший герцога Бэкингема, первого министра правительства короля Чарльза I.
        80
        ЭНДИМИОН ПОРТЕР (1587 —1649) — английский дипломат, посол Англии в Испании и Испанских Нидерландах.
        81
        ОЛИВЕР КРОМВЕЛЬ (25 апреля 1599, Хантингдон — 3 сентября 1658) — вождь Английской революции, выдающийся военачальник и государственный деятель, в 1643 —1650 годах — генерал-лейтенант парламентской армии, в 1650 —1653 годах — лорд-генерал, в 1653 —1658 годах — лорд-протектор Англии, Шотландии и Ирландии.
        82
        НЬЮГЕЙТСКАЯ ТЮРЬМА — главная тюрьма Лондона на протяжении 700 лет, с 1188 по 1902 годы. Расположена была у северных, или Новых, ворот лондонского Сити, в непосредственной близости от уголовного суда Олд-Бейли, откуда в тюрьму перевозили приговорённых к смертной казни.
        83
        ДЖОН ЛЭМБ (1545 —1628) — английский маг и астролог герцога Бэкингемского.
        84
        ТОМАС УЭНТВОРТ (13 апреля 1593 — 12 мая 1641), граф Страффорд (с 1640) — английский государственный деятель. В 20-х гг. стал одним из лидеров парламентской оппозиции. В 1628 году перешёл на службу к королю, получил титул барона, позднее (1640) — графа. В 1632 году был назначен лордом-наместником (вице-королём) Ирландии. Казнён по обвинению в государственной измене.
        85
        ГЕНРИХ VIII ТЮДОР (28 июня 1491 — 28 января 1547) — король Англии с 22 апреля 1509 г. Прославился тираническими формами правления, проведением Английской реформации, что сделало Англию в большинстве своем протестантской нацией; и необычным для христианина числом браков — всего у короля было 6 жён, из которых с двумя он развёлся, а двух казнил по обвинению в измене.
        86
        СОКРАТ(ок. 469 г. до н.э. — 399 г. до н.э.) — древнегреческий философ, учение которого знаменует поворот в философии — от рассмотрения природы и мира к рассмотрению человека. Был казнён государственным ядом - настойкой болиголова.
        87
        «К вящей славе Божией» (лат.) — девиз ордена иезуитов.
        88
        Начальные буквы латинского изречения «In hoc signo vinces» (Под этим знаком ты победишь») на эмблеме иезуитов.
        89
        ВОЙНА ЗА МАНТУАНСКОЕ НАСЛЕДСТВО (1628 —1631 годы) — война, которая велась за герцогства Мантую и Монферрато. На трон претендовали ставленник Франции герцог Неверский Карл I Гонзага, и ставленник Габсбургов князь Гуасталлы Фердинанд II Гонзага, а также герцог Савойский Карл-Эммануил I, с которым Испания заключила договор о разделе Монферрато. Иногда выделяется в отдельный этап Тридцатилетней войны.
        90
        ЛЮБЕКСКИЙ МИР — мирный договор, заключенный в Любеке 22 мая 1629 года между Данией и Священной Римской империей и закончивший Датский период Тридцатилетней войны. Договор был подписан представителями датского короля Кристиана IV и имперским полководцем Валленштейном.
        91
        ПИСТОЛЬ — золотая испанская монета весом в 7 граммов, принятая в обращении также и во Франции.
        92
        СИГИЗМУНД III ВАЗА (20 июня 1566 — 30 апреля 1632) — король Польский и Великий князь Литовский с 27 декабря 1587 года, король Шведский с 27 ноября 1592 по июль 1599 года. Будучи избран на престол Речи Посполитой, Сигизмунд стремился объединить под своей властью Речь Посполитую и Швецию, что стало причиной польско-шведских войн ( 1600 —1629 гг.).
        93
        ФЕРДИНАНД II ( 9 июля 1578 — 15 февраля 1637) — король Чехии: 6 июня 1617 — 19 августа 1619 года (1-й раз) (коронация 29 июня 1618 года), с 13 ноября 1620 года (2-й раз), король Венгрии с 18 мая 1618 года (коронация 1 июля 1618 года). Римский король с 28 августа 1618 года, император Священной Римской империи с 20 марта 1619 года, из династии Габсбургов.
        94
        ПУРИТАНСТВО — религиозное течение, требовавшее полного очищения церковной организации и символа веры от остатков католицизма. Требуя отделения церкви от государства, выборности церковных служителей, введения свободной проповеди, не связанной каноническими текстами, пуритане тем самым выступали против абсолютистского государства, его официальной идеологии. Осуждали искусства, особенно театр, развлечения, мирские наслаждения, проповедуя аскетизм жизни свободной от роскоши.