Засекинский дом Евгений Андреевич Салиас
        Евгений Андреевич, граф Салиас де Турнемир — исторический романист, сын писательницы Евгении Тур, племянник Александра Сухово-Кобылина.
        Последний литератор, на котором покоилось благословение Герцена и Огарева…
        Измайлов А. А.
        СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
        ГРАФА
        Е. А. САЛІАСА
        ЗАСКИНСКІЙ ДОМЪ
        Разсказъ-хроника
        (1613 -1892)
        I
        Во дни оны, въ древней столиц Московскаго государства, на одной изъ самыхъ большихъ улицъ, Вознесенк, въ приход Николы Линючаго, стоялъ въ глубин двора деревянный боярскій домъ со службами. Домъ былъ темно-зеленаго цвта, а службы не были выкрашены.
        Уже боле пятидесяти лтъ прошло съ той поры, что домъ былъ выстроенъ. Въ ту пору, когда бояринъ его строилъ, совершалось и устроеніе Русскаго государства посл самозванцевъ.
        Вновь избранный царь изъ дома Романовыхъ устроялъ царство, а новые бояре строились на новыхъ мстахъ.
        Теперь царствовалъ Тишайшій царь. Въ дом же этомъ проживалъ сынъ строителя, бояринъ Михаилъ Алексевичъ Заскинъ. Въ дом бывало всегда тихо. Мало отлучался изъ дому бояринъ, а еще меньше посщали его. Иждивенья у него было немного, и гостей угощать было нечмъ. Доставало только для пропитанія себя и семьи и соблюденія боярскаго званья. Хватало только, чтобы сводить концы съ концами.
        Но однажды все перемнилось…
        На Москв въ семьяхъ боярскихъ именитыхъ, новыхъ и захудалыхъ равно было неспокойно. За послдній мсяцъ много было толковъ «и пошепту и въявь» о томъ, что царь хочетъ сочетаться вторымъ бракомъ. Стало быть, дло идетъ къ тому, что всхъ красавицъ самыхъ «знатныхъ въ людяхъ» соберутъ на царскія смотрины.
        Сполохъ среди бояръ. Просто дымъ коромысломъ! Кто же вдругъ станетъ ровней Милославскихъ!? Кого Господь взыщетъ, а царь удостоитъ?!
        Но однажды утромъ прошелъ по Москв несравненный слухъ: никакихъ смотринъ не будетъ! Царь уже избралъ себ подругу жизни и будущую царицу. Да слышно, что и впредь никогда никакихъ смотринъ не будетъ. Счастливица, избранная царемъ, не кто иная, какъ младая красавица Наталья Нарышкина, «домочадка» ближняго боярина Артамона Сергевича.
        Вотъ и не даромъ у него Матвева въ дом, какъ у друга, часто бывалъ и кушалъ царь. Мягко стелетъ Артамонъ Сергевичъ, а нтъ, нтъ, да бока и пожметъ боярамъ.
        Прошло съ недлю, и слухъ подтвердился, а наконецъ стало всмъ вдомо не только, что царь избралъ «Матвевскую Наталью», но и день будущаго царственнаго брака уже назначенъ. Во многихъ боярскихъ палатахъ носы повсили, и наоборотъ въ иныхъ домахъ иной какой «худой» бояринъ гоголемъ пошелъ, а промежъ домочадцевъ стало шумно и голосисто.
        Едва только прошелъ слухъ о брак царя, какъ въ дом боярина Заскина сугубая суетня пошла. Вся многочисленная семья, чады и домочадцы, все повеселло и запрыгало.
        А затмъ чрезъ нсколько деньковъ во дворъ зелененькаго дома стали появляться гости и верхонъ, и пшкомъ. А тамъ вдругъ пошли назжать на дворъ и колымаги со скороходами впереди. Вс начали чествовать Заскина.
        Многіе, почти никогда не бывавшіе у боярина Михаила Алексевича, теперь вдругъ появились безъ всякой нужды, «внезапу». Давно собирались они якобы, да все было не время, или погода была «ненасть».
        Дйствительно, для боярина Заскина наступило вёдро.
        Дло было простое. Бояринъ былъ родственникомъ той счастливицы, которой вскор надлежало стать царицей.
        Захудалый родъ, но именитый и древній, въ лиц боярина долженъ былъ снова процвсти. Но прежде всего расцвлъ самый домикъ. Бояринъ на радостяхъ распорядился вымазать и домъ, и службы, свжей зеленой краской, а ставни расписать цвтами и фруктами.
        Кроткая и красивая двушка, которая еще не давно у себя въ вотчин изъ нужды бгала босикомъ въ лтнюю пору, или въ онучахъ и лапоткахъ зимой, теперь стала выше всхъ женщинъ въ Россія. Родни у нея было не мало, но все дальняя родня, которая съ ней не зналась. Вс эти родичи, все-таки, стояли повыше, чмъ родъ Кирилы Нарышкина.
        Воспитанница боярина Матвева, сдлавшись царицей, вознесла весь свой родъ, но не стала открещиваться и отъ дальнихъ родственниковъ. Бояринъ Заскинъ былъ тоже допущенъ съ поклономъ къ невст царской, а потомъ и съ просьбой и къ цариц.
        Вс просьбы ближнихъ царицы исполнялись царемъ съ великой радостью. Не прошло трехъ мсяцевъ посл брака царя, какъ вс родственники царицы стали уже знатными людьми, а бояринъ Заскинъ былъ отправленъ на кориленіе воеводой въ Ярославскіе предлы.
        Черезъ десять лтъ въ приход Николы Линючаго стоялъ большой съ «вышкой» домъ въ глубин боле просторнаго двора. Бояринъ Михаилъ Алексевичъ вернулся съ воеводства и уже былъ именитый человкъ, былъ, почитай, ближній бояринъ при цариц. Велъ онъ себя осторожно, былъ осмотрителенъ на слов, а тмъ паче на дл.
        Наступили дни стрлецкихъ бунтовъ, но дома боярина Заскина стрльцы не тронули, и никакой бды и напасти не произошло.
        II
        Прошло много лтъ. Глухо было въ боярскомъ дом прихода Николы Линючаго. «Заскинскій домъ», какъ звали его въ околодк, стоялъ теменъ и пусть. Бояринъ Михаилъ Алексевичъ былъ на томъ свт, а сынъ его, Михаилъ Михайловичъ, въ чин полковника, находился неотлучно при первомъ император. Доходили слухи въ Москву объ его подвигахъ то съ турками, то со шведами. Приходили извстія то объ новой ему наград царской, то объ якобы смертельной ран, полученной въ бою. Но все это мало, конечно, волновало обывателей прихода Николы.
        Но однажды обыватели всполошились немало.
        До приказу боярина Михаила Михайловича, былъ купленъ цлый пустырь, прилегавшій къ Заскинскому дому, и огороженъ частоколомъ. Для этого понадобилось, однако, выселить съ краевъ пустыря трехъ владльцевъ. Съ однимъ вошли въ полюбовное соглашеніе, какой-то обмнъ; у другаго задешево купили его домишко и снесли, а третьяго несговорчиваго просто прогнали по шеямъ.
        Въ годъ смерти перваго императора бояринъ явился въ Москву съ двумя молодцами сынами, уже офицерами, и поршилъ кончать свой вкъ, гд родился и гд жилъ отецъ его.
        Рабочее время на Руси вдругъ прекратилось. Истинная страда миновала. Наступило затишье.
        Семья боярина Заскина мирно прожила лтъ десять, и за это время купленный пустырь обратился въ маленькій молодой садъ съ небольшими деревцами, съ аллеями изъ тоненькихъ, но свженькихъ липочекъ. Бояринъ утшался, что коли самъ не будетъ въ прохлад гулять, зато внуки поблагодарятъ его за насажденіе.
        Но вдругъ разразилась гроза. Случилась въ дом бда бдовая. Ни въ чемъ не повинный бояринъ со всей своей семьей былъ высланъ изъ Москвы въ дальнюю степную вотчину, а затмъ чрезъ годъ очутился въ Пелым ссыльнымъ.
        Въ Россіи царилъ герцогъ Биронъ. Хотя бояринъ скромно и тихо велъ себя въ Москв, но на свою бду имлъ родню въ Питер. Одинъ изъ родственниковъ его, бывшій въ сил, попалъ въ опалу и, чтобы спастись, оклеветалъ московскаго родственника. Самъ онъ не спасся, а дворянина Заскина со всей семьей уходилъ въ Пелымъ, гд сподвижникъ перваго императора вскор умеръ отъ нужды и горя.
        Одновременно, въ одинъ осенній день, Заскинскій домъ освтился яркими огнями. Все въ немъ ликовало. Гостей было много, но вс гости говорили не по-россійски. Домъ былъ отнятъ у боярина вмст съ большой подмосковной вотчиной, описанъ и подаренъ нмцу, любимцу брата герцога. Регентъ и самъ не зналъ, кому перешло имущество московскаго дворянина.
        Нмцы жили, пили и ликовали въ дом, но не только по всей Москв, но и въ самомъ околодк обыватели не знали, какъ звать по имени этого нмчуру, и попрежнему домъ около Николы Линючаго прозывался «Заскинскій».
        Но Богъ не безъ милости. Прошло немного времени, и страшный герцогъ самъ попалъ въ ссылку. По всей Руси было ликованіе. Воцарилась новая императрица, дщерь Петрова, а не Иванова, и многое пошло на перемну.
        Расплодившихся на Руси нмцевъ стали ворошить, перетряхивать, а потомъ начали сквозь новое ршето просевать. Которые оказывались безобидными, тхъ не трогали, имъ было указано поджатаго хвоста не распускать и сидть на немъ благодушно и смирно. Истинныхъ сыновъ государства опальныхъ, ссыльныхъ, на разные лады униженныхъ и обиженныхъ, стали изъ ссылокъ «водворять», снова взыскивать милостью, а затмъ, елико возможно, возвращать имъ ихъ несправедливо утраченное имущество, вотчины и дома.
        Въ первое время правительство новой царицы было на столько завалено просьбами о прощеніи и возвращеніи, что трудно было распутаться сразу. Просьбы приходили тысячами изъ всхъ концовъ имперіи, равно изъ предловъ и Азіи, и Благо моря, и Каспія, и съ границъ королевства Польскаго.
        До иного пострадавшаго отъ нмцевъ только чрезъ два года дошла милость дщери Петровой.
        Въ числ прочихъ послали челобитныя и дворяне Иванъ и Сергй Михайловичи Заскины.
        Посл смерти Михаила Михайловича, старшій сынъ его Иванъ оставался попрежнему въ Пелым. Судьба младшаго, Сергя, была много легче. Благодаря невдомому покровителю, онъ былъ чрезъ годъ посл ссылки освобожденъ, и ему дозволили поселиться въ маленькой деревнюшк, случайно или умышленно оставленной за родомъ. при описи всхъ помстій Заскиныхъ.
        Деревнюшка эта въ двадцать душъ, принадлежавшая ему по праву прощеннаго, была близь Муромскихъ лсовъ. Сергй Михайловичъ и этому гнзду радъ былъ. Поселившись здсь снова бариномъ-дворяниномъ, а не ссыльнымъ, онъ надялся, благодаря глуши, на всю жизнь укрыться отъ глазъ владычествующаго на Руси нмца.
        При двадцати крпостныхъ душахъ не только прокормиться, но и разжиться было можно. Вскор Серги Михайловичъ выстроилъ себ маленькій усадебный домъ и развелъ даже садъ. Зато вскор одинокая жизнь въ глуши безъ близкихъ сосдей стала томить его.
        Только одна отрада и явилась. Въ деревнюшк нашлась его же крпостная двка, лтъ семнадцати, Аринка, чрезвычайно, не по холопскому состоянію, красивая, а при этомъ еще тихая, добрая и съ разумомъ. Помщикъ взялъ ее въ домъ ради услугъ. Чрезъ полтора года Ариша собиралась уже сдлаться матерью, а вмст съ тмъ уже давно такъ обворожила Сергя Михайловича, что приходилось ему теперь призадуматься… Дворянинъ, почти сосланный, и, конечно, на всю жизнь въ эту деревнюшку среди дебрей Муромскихъ, не долго размышлялъ и колебался. Чего искать или ждать счастья, когда оно подъ рукой.
        И Аринка стала Ариной Матвенной Заскиной, и сразу стала настоящей барыней. Свои же мужики дивились, откуда у нея что бралось, будто во дворянкахъ родилась.
        Разумется, когда явился на свтъ законный наслдникъ, названный Сергемъ, то Сергй Михайловичъ сталъ обожать младенца-сына столько же, сколько обожалъ жену.
        Но едва минуло «Серег» три года, какъ пронеслась по Руси радостная всть о воцареніи цесаревны Елисаветы. А затмъ прошелъ слухъ, что невинно пострадавшихъ россійскихъ дворянъ прощаютъ и снова отдаютъ имъ все отобранное и отписанное нмцами.
        Разумется, Сергй Михайловичъ, списавшись съ ссыльнымъ братомъ, тоже послалъ челобитную въ Питеръ… Дошла очередь милости царской и до нихъ…
        III
        Однажды, нежданно-негаданно, обыватели околодка Николы Линючаго, а за ними и вся первопрестольная, увидли въ «Заскинскомъ дом» ихъ истинныхъ владльцевъ.
        Все прежнее иждивеніе и вс вотчины, все неправильно отнятое у сподвижника перваго императора, было возвращено его двумъ сыновьямъ дщерью Петровой. Иванъ Михайловичъ, потерявшій здоровье въ Пелым, прожилъ недолго. За то Сергй Михайловичъ не только здравствовалъ, но посл недавняго своего положенія трущобнаго помщика сталъ почти придворнымъ сановникомъ. Онъ понравился цариц простотой своихъ разсужденій и своего обхожденія, своимъ смиренномудріемъ, нажитымъ въ дебряхъ Муромскихъ. Вмст съ тмъ онъ пришелся по душ и любимцу императрицы Алексю Григорьевичу Разумовскому. Этого было достаточно, чтобы сдлаться человкомъ властнымъ.
        Проживая въ Москв въ своемъ дом, Сергй Михайловичъ не разъ побывалъ и въ Петербург.
        Во время частыхъ посщеній Первопрестольной царицей, Заскинъ состоялъ при ея особ и всегда сопутствовалъ ей при ея богомоль пшкомъ въ Троицкую лавру. Однако, перебраться совсмъ въ Питеръ Сергй Михайловичъ не пожелалъ и уклонялся отъ придворной жизни.
        Онъ любилъ свое родовое гнздо въ приход Николы Линючаго и не промнялъ бы его ни на какой дворецъ на берегу Невы.
        Арина Матвевна еще пуще мужа полюбила и Москву златоглавую, и приходъ свой св. Николая Чудотворца, и родовой домъ на Вознесенк.
        И мужъ, и жена неустанно озабочивались роднымъ гнздомъ. За десять лтъ времени домъ узнать было нельзя. Въ глубин двора выросли больныя каменныя палаты, а огромное мсто за домомъ и по бокамъ двора было опять очищено отъ сосднихъ обывательскихъ жилищъ. Не только лачужки были снесены, но и такіе же зелененькіе домики, въ какомъ когда-то проживалъ ддъ Заскинъ, исчезли по сосдству. Садъ и дворъ были уже чуть не первыми въ город по обширности.
        Въ народ стали уже говорить «Заскинскія палаты», какъ бы повысивъ чиномъ родовое жилище именитыхъ москвичей.
        Состояніе Сергя Михайловича увеличивалось не по днямъ, а по часамъ. Къ концу царствованія дщери Петровой онъ былъ однимъ изъ наиболе богатыхъ русскихъ дворянъ, а вмст съ тмъ и властный придворный сановникъ. А между тмъ сынъ Сергя Михайловича, уже гвардеецъ и весь въ мать нравомъ и лицемъ, стало быть, умница и замчательный красавецъ, общалъ пойдти далеко.
        Въ послднюю кампанію противъ Фридриха молодой Заскинъ при Кунередорф едва не захватилъ въ плнъ самого короля. Онъ былъ раненъ, чуть не смертельно, и только поэтому прусскій монархъ не сдлался россійскимъ плнникомъ. Подвигъ Заскина, хотя и не увнчанный удачей, былъ награжденъ царицей. Выздороввшій герой, по прибытіи въ Петербургъ, былъ произведенъ прямо въ чинъ капитана, но главная награда была иная, другая… По желанію государыни, онъ сочетался бракомъ съ графиней Зарумовской, самой богатой невстой обихъ столицъ.
        Хотя съ трудомъ, но москвичи, отецъ и мать, перехали къ женатому сыну въ Петербургъ, въ гости, общаясь прожить годъ. Но они прожили, однако, недолго. Дни императрицы были уже сочтены…
        Посл кончины Елисаветы для многихъ русскихъ людей наступила невзгода, наступилъ вновь мракъ.
        Не только придворный сановникъ, но и герой-гвардеецъ тотчасъ вернулись въ московское гнздо. Они сказывали, что ихъ псня спта, да не только для старика, а и для молодца, котораго поприще еще только начинается. Новый императоръ косо поглядлъ на сановника, друга Разумовскихъ, и особенно на героя войны противъ Фридриха. Государь Петръ едоровичъ такихъ людей, какъ оба Заскины, не могъ жаловать.
        И смтливый отъ природы да наученный въ молодости вельможа мгновенно самъ собрался изъ Петербурга и сына увезъ, чуя, что въ Москв лучше уберегутъ они и себя, и свое имущество.
        - На Москв много тише, — разсуждалъ Сергй Михайловичъ. — Въ Питер всякія треволненья и волны житейскія. Нын он поднимутъ, завтра опустятъ, нын вознесутъ чуть не къ небесамъ, а завтра поглотятъ. И пойдешь топоромъ на дно морское.
        И дворянинъ, когда-то побывавшій уже въ ссылк, оказался правъ. Вскор многіе другіе елизаветинскіе любимцы тоже перебрались отъ бды въ Первопрестольную. Сергй Сергевичъ, поневол поселившись въ Москв съ отцемъ и съ молодой женой, сталъ отъ тоски праздной жизни тоже заниматься роднымъ гнздомъ, всяческой передлкой отцова дома и украшеньемъ его извн и внутри. Обыватели прихода Николы Линючаго дивовались только на карнизы, капители, барельефы и всякія другія лпныя зати на стнахъ дома. Настоящую диковину, впервые появившуюся въ Москв, видли только знакомые Заскиныхъ. Эта диковина была главная пріемная горница для гостей. Шпалеры на стнахъ и обивка мебели были въ ней одинаковаго колера, золотисто-желтаго, изъ одной и той же шелковой матеріи, выписанной изъ-за границы и именуемой дубле-гро-дефрансъ.
        Долго вся дворянская Москва дивилась и толковала про желтую гостиную, а пуще всего про живописный портретъ во весь ростъ покойной императрицы въ корон и порфир, который занималъ въ ней цлую стну.
        При вступленіи на престолъ тридцатилтняго императора, оба Заскины, разумется, имли основаніе думать, что не только служебному поприщу старика, но и поприщу сына положенъ предлъ. Казалось, что, конечно, на ихъ вкъ хватитъ новыхъ Рамбовскихъ порядковъ, какъ звали елизаветинцы Ораніенбаумъ, любимое мстопребываніе Петра едоровича.
        Но смтливые россіяне ошиблись, печалуясь о судьбахъ россійскихъ. Нежданно, а вмст съ тмъ какъ бы ожиданно, вдругъ, чрезъ какихъ нибудь шесть мсяцевъ царствованія новаго императора, произошло на Нев «дйство» Орловыхъ и гвардіи. Вступила на престолъ, объявясь императрицей, нмка по происхожденію, а порядки стали твердо, круто и быстро наступать не нмецкіе, а сугубо россійскіе.
        Начали было москвичи, болтуны неугомонные, звать императрицу Фредерикой Августовной, заморской принцессой цербской, а кто въ шутку принцессой «къ трону цпкой». А въ т же дни отъ ея правленія русскимъ духомъ повяло. Можно было сказать, что «Русью пахнетъ».
        Вскор вс елизаветинцы, говорившіе, думавшіе и врившіе, что никогда на Руси не воцарится боле никого, подобнаго дщери Петровой, стали призадумываться и дивиться, стали по совсти сказывать, что «цпкая принцесса» оказывается якобы истинной второй дщерью Петровой.
        IV
        Коронація новой императрицы была назначена на осень. Подошелъ сентябрь мсяцъ. Москва оживилась. Но Первопрестольная, однако, не собиралась ликовать отъ полноты сердца, а собиралась бурча и ворча сдлать отъ себя лишь то, что будетъ указано начальствомъ. Чрезъ мру много было въ Москв упрямыхъ елизаветинцевъ, которые крпко врили, что съ ея кончиной славные дни государства кончились.
        - Тянется новая государыня за матушкой Елизаветой… Да что? Куда конь съ копытомъ, туда и ракъ съ клешней! Нешто можно; гд-жъ ей?
        Появилась, наконецъ, новая императрица изъ Питера, остановилась въ сел Петровскомъ, подъ Москвой. И стали вс ждать торжественнаго възда ея въ столицу и коронаціи… И сама она съ волненіемъ ждала великаго событія. Худые слухи достигали въ Петровскій дворецъ о настроеніи москвичей, какъ дворянскаго сословія, такъ и простонародья.
        Наступилъ день, давно ожиданный, и все оказалось измышленьемъ праздныхъ болтуновъ. Загудла Москва, привтствуя царицу такъ, что заглушила звонъ колокольный и потрясла стны кремлевскія. И чрезъ нсколько дней заговорили всякіе «фрондеры» и елизаветинцы на новый ладъ. Одинъ Сергй Михайловичъ уперся и не поддавался общему увлеченію. И въ заскинскомъ дом пошли споры. Капитанъ, герой кунерсдорфскій, усовщевалъ отца отнестись къ петербургскому дйству гвардіи справедливо и зорче. Старикъ стоялъ на своемъ, что каковъ бы ни былъ Петръ едорычъ, а все же престолонаслдникъ законный былъ онъ, а не чуждая Россіи германская принцесса…
        Побывалъ, однако, Сергй Михайловичъ во дворц представиться государын, побывала и Арина Матвевна. Не много словъ сказала ему царица, да каждое было чудно, прямо въ сердце попало… Арин Матвевн государыня, знавшая. кто она родомъ, сказала:
        - Истинно русская величавая красота… Пятый десятокъ вамъ; а краше иной двадцатилтней. Вы больше меня на царицу похожи.
        Арина Матвевна поблагодарила за ласку и не поврила словамъ. Зато Сергй Михайловичъ за жену, а молодецъ гвардеецъ за мать родную отплатили цариц тою же монетой. Съ того же дня стали Заскины горячо превозносить красоту и мудрость новой монархини…
        Черезъ недлю старобоярскій домъ въ приход Николы Линючаго сталъ убираться и наряжаться. Не стерплъ Сергй Михайловичъ и, по наущенью жены и сына, ршился дать пиръ горой на всю Москву, чтобы удостоиться принять у себя монархиню.
        И за все свое двухвковое стояніе на Вознесенк не видалъ Заскинскій домъ того, что было въ немъ и кругомъ него въ день Покрова Богородицы. Весь домъ сіялъ, какъ радуга въ разноцвтныхъ огняхъ. Вся Москва, казалось, побросала дома свои и улицы и вся съхалась и сошлась въ околодокъ прихода Николы Линючаго. Званые едва вмстились въ огромныхъ, ярко сверкающихъ палатахъ, а незваные запрудили вс сосднія улицы и переулки, покрыли, какъ грачи, вс крыши домовъ сосднихъ.
        Императрица пожаловала на балъ въ Заскинскій домъ въ сопровожденіи графовъ Разумовскаго, Воронцова и Бестужева и съ своимъ адьютантомъ, новопожалованнымъ графомъ Орловымъ.
        Государыня прошла «полонезъ» съ хозяиномъ не его великолпной зал и удалилась въ желтую гостиную, обитую чуднымъ дубле-гро-дефрансомъ, гд ей подали шоколаду. Увидя чудный живописный портретъ покойной императрицы, государыня долго разглядывала его и много хвалила. Часъ съ четвертью пробыла монархиня въ Заскинскомъ дом.
        И бывшая крестьянка изъ глухой деревнюшки Муромскихъ дебрей, въ качеств хозяйки принимая царицу, угощала ее яствами и лакомствами, а самъ хозяинъ съ сыномъ, удостоенные простой ласковой бесдой, разсказывали всякій свое.
        Сергй Михайловичъ, спрошенный, разсказалъ, какъ былъ съ отцемъ и братомъ въ ссылк и какъ женился на своей Ариш… Полковникъ Заскинъ разсказалъ, какъ при Кунерсдорф прусскій король попался было ему и его солдатамъ совсмъ въ руки, да какой-то бранденбургскій капралъ спасъ своего монарха отъ постыднаго плна и ранилъ Заскина чуть не на смерть.
        Государыня слушала хозяевъ внимательно, а сама зорко, пытливо переводила глаза съ кунерсдорфскаго героя на бывшую крепостную крестьянку, а съ нея, съ матери, опять на него, на сына.
        - Посудить по вашему сыну, — сказала наконецъ государыня Сергю Махайловичу:- то хоть закономъ новымъ постановляй, чтобъ женились вс россійскіе дворяне, подобно вамъ… на своихъ крпостныхъ деревенскихъ двицахъ.
        И царица не притворствовала. Въ стоящемъ предъ ней капитан Заскин все было на лице: красота, статность, умъ, сила, удальства и благородство. Ухала государыня изъ Заскинскаго дома, поздравивъ Сергя Михайловича съ придворной должностью, высшей, чмъ какую имлъ онъ при покойной цариц, но съ правомъ оставаться на поко въ Москв.
        И елизаветинецъ пересталъ имъ быть…
        Ухала государыня изъ Москвы обратно въ Петербургъ, а чрезъ мсяцъ былъ вызванъ туда же и капитанъ.
        V
        Прошло пять лтъ. Сергй Сергевичъ Заскинъ былъ уже полковникомъ. Еще чрезъ пять лтъ, посл подвиговъ при Ларг и при Кагул, онъ былъ уже генераломъ и александровскимъ кавалеромъ. А затмъ, покуда все гремла и гремла на всю Европу слава русскаго оружія, Заскинъ въ числ немногихъ былъ прямымъ виновникомъ этого побднаго грома и сталъ генералъ-аншефомъ, георгіевскимъ и андреевскимъ кавалеромъ.
        Арина Матвевна видла только начало блестящаго поприща своего сына, а Сергй Михайловичъ дожилъ и до той минуты, когда сынъ, генералъ-аншефъ, явился въ Москву показаться престарлому отцу.
        Въ той же желтой гостиной, уже слегка полинявшей, на томъ же мст, гд когда-то кушала шоколадъ тогда «новая», а нын «великая» императрица, Сергй Михайловичъ обнялъ сына, обливаясь слезами и призывая свою покойную жену.
        И свиданіе это отца съ сыномъ было послднимъ… Сергй Михайловичъ, отпустивъ сына снова на подвиги, заснулъ однажды въ кресл, думая о сын и о жен, и уже не проснулся…
        И затихъ, потемнлъ надолго Заскинскій домъ, стоялъ пустъ и угрюмъ, но ежегодно одвался заново. Видно было, что хозяинъ хотя и издалека, но печется о родномъ гнзд.
        Именитый вельможа Сергй Сергевичъ изрдка появлялся въ Москву на побывку, проводя время или на поляхъ бранныхъ, или въ Петербург. Но каждый разъ, что онъ прізжалъ, вслдъ за нимъ вереница подводъ и возовъ появлялась среди обширнаго двора. Съ нихъ выкладывали и вносили въ домъ цлыя сокровища. И хотя все являлось на лошадяхъ изъ Питера, но въ Питеръ достигало на корабляхъ изъ заморскихъ краевъ,
        Однажды въ желтой гостиной было поставлено вновь прибывшее чудное мраморное изваяніе монархини во весь ростъ, работы флорентійскаго скульптора. Заказъ и перевозка статуи изъ Италіи въ Россію на особо зафрахтованномъ корабл обошлись генералъ-аншефу въ десять тысячъ червонцевъ. Здсь же повсили одновременно большую картину, Мадонну Джуліо Романо, прибывшую вмст съ статуей и стоившую тоже много тысячъ червонцевъ. При этомъ, однако, пришлось перевсить живописный портретъ императрицы, дщери Петровой, въ сосднюю залу. Ничто на свт не вчно…
        Вскор Заскинскій домъ сталъ извстенъ на всю Москву уже не тмъ однимъ, что онъ былъ богатъ и великъ, и не тмъ, что былъ окруженъ великолпнымъ тнистымъ садомъ, насажденнымъ руками дда вельможи, а тмъ, что въ немъ стеклись чуть не со всего міра всякія драгоцнности, и онъ сталъ полная чаша диковинъ и рдкостей.
        Дворяне, прізжавшіе въ Москву, считали честью и удовольствіемъ получить дозволеніе поглядть на картины, статуи, бронзу, фарфоръ и всякія заморскія рдкости, которыя собралъ просвщенный вельможа.
        Прошло еще лтъ десять. Въ Москв шло ликованіе на улицахъ, освщенныхъ плошками и смоляными бочками. Праздновался миръ съ турками.
        Заскинскій домъ тоже сіялъ окнами и горлъ въ потшныхъ огняхъ. Владлецъ его былъ въ Москв и праздновалъ два праздника — одинъ государственный, а другой свой, личный: замиреніе съ турками и заслуженную имъ высшую награду отъ царицы.
        Генералъ-аншефъ за свои дянія и ратные подвиги былъ цожалованъ въ графское Россійской имперіи достоинство.
        Посл этого празднества новый графъ Заскинъ ухалъ, но общался вскор прибыть совсмъ на житье въ Москву, на покой…
        Обыватели околодка Николы Линючаго начали было называть всмъ извстныя палаты «графскимъ» домомъ, но затмъ столтнее прозвище взяло верхъ, и попрежнему москвичъ говорилъ: Заскинскій домъ.
        Однако, еще четыре года простоялъ домъ темнымъ и пустымъ, и только посл кончины Великой Екатерины, ея орелъ «изъ стаи славныхъ», графъ Заскинъ появился снова въ Москв. Онъ вдругъ почуялъ, что пришла пора съ двумя сыновьями, Михаиломъ и Николаемъ, и внуками удаляться съ береговъ Невы, чтобы спокойно дожить свой вкъ, отдыхая отъ всего пережитаго и всего достигнутаго. Поселившись въ родномъ гнзд, онъ зажилъ хлбосоломъ, нараспашку, на боярскую ногу.
        На двор его ежедневно кормился народъ, встрчный и поперечный. Да и его столъ на сто кувертовъ наполнялся всякій день гостями зваными и незваными. Когда кто называлъ въ разговор «Сергя Сергевича», не называя по фамиліи, то всякій москвичъ зналъ, о комъ идетъ рчь.
        Однажды, вскор по воцареніи государя Александра I, въ желтой гостиной появился высокій помостъ, а на немъ гробъ, въ которомъ виднлся на подушк величавый профиль. Москвичи со всхъ концовъ шли поклониться праху.
        Это былъ безболзненно и мирно скончавшійся именитый вельможа. День похоронъ екатерининскаго «орла», генералъ-аншефа россійскихъ войскъ, графа Сергя Сергевича Заскина, много лтъ спустя, поминала вся Москва. Вся она — и знатная, и простая, и нищая — была на ногахъ. Казалось, что все золото и серебро, но и вс лохмотья московскіе сошлись вмст, чтобы проводить въ Донской монастырь останки сугубо именитаго гражданина.
        VI
        Графы Михаилъ и Николай Сергевичи, два сына вельможи, раздлились, но состояніе было на столько велико, что графы Заскины были оба, все-таки, одни изъ богатйшихъ людей въ имперіи.
        Михаилу Сергевичу, конечно, достался именуемый москвичами «3аскинскій домъ». Николай Сергевичъ перебрался на жительство въ Петербургъ. Выстроивъ себ тамъ палаты не хуже дома старшаго брата, онъ сталъ служить въ иностранной коллегіи и веселить балами и пирами общество, дворъ и гвардію.
        Михаилъ Сергевичъ остался проживать въ Москв и вскор занялъ праздныхъ москвичей перемнами, какія совершались въ Заскинскомъ дом.
        На двор появились строительные матеріалы и рабочіе, и въ шесть мсяцевъ времени предъ Заскинскимъ домомъ появилось восемь колоннъ, а по бокамъ дома въ вид двухъ крыльевъ полукружіемъ дв большія террассы на колоннадахъ, легкія, граціозныя, чрезвычайной красоты. Архитекторъ итальянецъ, нарочито выписаный, не самъ придумалъ, а скопировалъ крылья собора Св. Петра въ Рим. И Заскинскій домъ сталъ сразу самымъ красивымъ домомъ на всю имперію. Графъ Михаилъ Сергевичъ, не воинъ и сановникъ, а только богачъ и хозяинъ, жилъ мирно и скромно, безъ особыхъ пиршествъ и празднествъ. Москвичи могли только любоваться ввечеру сотнями огней въ огромномъ и красивомъ Заскинскомъ дом. Яркой волной освщалъ онъ изъ своихъ оконъ далекое пространство темнаго квартала. Новоизобртенное освщеніе лампами «карселями» было страстью графа. Домъ былъ переполненъ народомъ вольнымъ и крпостнымъ. Сколько обыватели ни старались перечесть дворню графа, но ни разу не сочли и только спорили. Кто сказывалъ прислуги триста человкъ въ дом, а кто говорилъ, что и до полъ-тысячи наберется.
        И только разъ двинулся изъ дому его владлецъ. Но въ эти дни вся Москва волновалась, поднималась и спасалась. Былъ роковой двнадцатый годъ. Французъ былъ уже давно въ предлахъ россійскихъ и подошелъ къ Москв.
        Втеченіе трехъ недль была денно и ночно суетня, и кипла работа въ Заскинскомъ дом. Укладывали вс диковины, вс сокровища. Человкъ двсти неустанно работали и едва успли все уложить и все увезти въ тульскую вотчину. Кое-что, правда, зарывали въ обширныхъ подвалахъ, но творили это ночью и тайно, боясь предателей.
        И Заскинскій домъ вдругъ опустлъ, но не надолго… Прошелъ мсяцъ, и домъ снова засіялъ огнями. Но какъ-то чудно было въ немъ. Для обывателей казались тутъ чудеса въ ршет. Стоялъ тутъ со свитой Бонапартовъ фельдмаршалъ.
        Въ дом и во двор кишмя кишли всякіе офицеры и солдаты въ удивительныхъ мундирахъ. На двор были и повозки, и лошади, и пушки. Сюда же приводили русскихъ офицеровъ и солдатъ, но они попадали въ Заскинскій домъ, какъ въ пасть львиную.
        Въ желтой гостиной почти безвыходно сидлъ — писалъ, лъ и спалъ — самъ фельдмаршалъ.
        Но все минуетъ на свт, и нтъ худа безъ добра. Отъ француза и слда не осталось. Былъ одинъ слдъ — Москва въ развалинахъ, дымящаяся. Но это не было французскимъ слдомъ. Сами же москвичи додумались, какъ прогнать французовъ. Выкурить! И выкурили…
        Заскинскій домъ въ глубин большаго двора, да еще защищенный большимъ и густымъ садомъ, да вдобавокъ заключавшій въ своихъ стнахъ Наполеоновскаго фельдмаршала, разумется, остался цлъ и невредимъ, какъ островъ среди пламеннаго моря. Не прошло года, какъ вся Москва снова возродилась изъ пепла, еще боле блокаменная, будто умывшись въ огн. Заскинскій домъ былъ снова давно полонъ и снова весело свтился. Вс сокровища изъ вотчины и изъ подваловъ опять были на своихъ мстахъ. За то вернувшійся въ свой домъ графъ Михаилъ Сергевичъ, пользуясь тмъ, что весь околодокъ Николы Линючаго выгорлъ, какъ и вся Москва, тотчасъ же купилъ два погорлыя мста въ улиц, направо и налво отъ дома. Черезъ годъ по бокамъ Заскинскаго двора высились два дома на улицу, играя роль флигелей, и въ этихъ домахъ размстилась громадная дворня, освободивъ отъ себя домъ для господъ. Семейство графа было уже очень большое. Врне сказать, въ Заскинскомъ дом было шесть семействъ. Вс пять дочерей графа были замужемъ и жили съ мужьями и дтьми при отц. Главныя же и лучшія горницы занималъ со своей семьей единственный сынъ, Павелъ Михайловичъ,
чудной, робкій, почти душевно больной. Какимъ образомъ у генералъ-аншефа оказался слабоумный внукъ, а у Арины Матвевны такой правнукъ, ршить мудрено. Мать Павла Михайловича была изъ древнйшаго россійскаго рода князей Сицкихъ. Графъ Михаилъ Сергевичъ любилъ равно всхъ своихъ дтей и считалъ, что законъ, дающій дочери право только на четырнадцатую часть, несправедливъ и даже безсмысленъ.
        - Ужъ тогда прямо пускай издадутъ для дворянъ законъ о майоратахъ! — говорилъ онъ. — Сынъ будетъ богачъ, какъ и я былъ, а вс пять графинь Заскиныхъ пойдутъ въ компаньонки или въ монахини, если не выйдутъ достойно замужъ.
        Разумется, графъ на этомъ основаніи распорядился такъ, что каждой изъ своихъ дочерей назначилъ большое приданое и всхъ выдалъ отлично замужъ. Сына, обиженнаго природой, неспособнаго ни на что, но добраго и тихаго, графъ женилъ на дочери друга своего, курляндскаго барона, давно поселившагося въ Москв.
        Молодая графиня Заскина была женщиной не дюжинной, хорошей женой и невсткой. Свекоръ упрекалъ ее только за то, что она была какая-то «сонная». Въ дйствительности, графиня была совершенно болзненное, худосочное существо, скрипвшее и хворавшее безъ всякихъ видимыхъ болзней. У нея всего было понемножку, отъ ревматизмовъ до періодическихъ флюсовъ на щекахъ отъ вчно болящихъ зубовъ.
        Слабоумный графъ Павелъ и графиня Доротея, перешедшая въ православіе подъ именемъ Даріи, были четой странной. Графъ былъ ростомъ и видомъ въ дда генералъ-аншефа, а лицомъ въ прабабку Арину Матвевну, и былъ поэтому красивъ собой, но умственно онъ не имлъ съ предками ничего общаго и былъ прямо негативомъ ихъ.
        Графиня была очень неглупа и образована, занималась переводами съ нмецкаго и французскаго на русскій языкъ ради собственнаго развлеченія, хорошо рисовала акварелью, была музыкантшей. Но все это она длала совсмъ автоматически. Хворости задали ее. Маленькая ростомъ, съ блдно-зеленымъ цвтомъ лица, она еле говорила, тихо двигалась, кисло улыбалась и была безучастна ко всему, — «истинная соня», какъ прозвалъ ее свекоръ.
        Рожденіе на свтъ сына и двухъ дочерей совсмъ разстроили ея здоровье, и она въ 25 лтъ отъ роду была уже чахоточной и на ладонъ дышала.
        VII
        Прошло опять немало лтъ. Въ т дни, когда Москва волновалась и толковала, кто будетъ царствовать, кто наслдуетъ престолъ россійскій — Константинъ или Николай, въ Заскинскомъ дом тоже волновались.
        Юный графъ Михаилъ Павловичъ, давно потерявшій дда, но равно потерявшій и слабоумнаго отца, жилъ съ вчно хворой матерью и съ двумя сестрами. Ему было уже восемнадцать лтъ, и онъ собирался на службу, А мать говорила, что будетъ счастіе великое, если воцарится великій князь Николай Павловичъ. Если же вступитъ на престолъ великій князь Константинъ Павловичъ, то имъ будетъ хуже: нтъ тхъ же ходовъ при двор.
        Заскинскій домъ казался глухъ и сумраченъ. По смерти стараго графа Михаила Сергевича, дочери его со своими семьями выхали изъ Заскинскаго дома въ разныя стороны — кто въ Петербургъ, или въ провинцію, по мсту служенія мужей, или въ вотчины, полученныя въ приданое.
        Вдова графа Павла Михайловича, теперь женщина еще только тридцати пяти лтъ, жила скуповато, скромно и всячески берегла состояніе своего любимца Мишеньки. У нея была цль. Съ тхъ поръ, что она овдовла, она задумала всякими путями снова накопить то, что потерялъ сынъ, представитель именитаго рода, вслдствіе раздла его отца съ сестрами. Приданое, данное его ддомъ его пяти тетушкамъ, сильно умалило состояніе. А вдь онъ единственный на Руси потомокъ знаменитаго екатерининскаго вельможи, генералъ-аншефа Сергя Сергевича, такъ какъ родъ графа Николая Сергевича, поселившагося въ Петербург, прекратился. Хотя отъ питерскаго дяди посл его смерти и досталось по закону наслдство, но оно явилось подспорьемъ, а не обогащеніемъ.
        Тотчасъ же по вступленіи на престолъ императора Николая юный графъ Михаилъ Павловичъ Заскинъ поступилъ въ Кавалергардскій полкъ и шумно, весело зажилъ въ Петербург. Мать съ двумя дочерьми осталась въ Москв. Заскинскій домъ затихъ еще боле. Хворая графиня жила почти скаредно, но ежемсячно посылала крупныя суммы денегъ сыну въ Петербургъ. Эти посылки, наконецъ, стали вліять на управленіе всми помстьями. Дв вотчины были уже въ опекунскомъ совт.
        Напрасно письменно и устно при рдкихъ свиданіяхъ просила графиня сына воздержаться и не жить безпутной жизнью, губя слабое здоровье. Юный графъ не слушался…
        Наконецъ, однажды два дома-флигеля, выходившіе на улицу, преобразились.
        Обыватели Николы Линючаго немало удивились. На этихъ домахъ появились вывски, а въ горницахъ, гд широко, но не сытно жила немногочисленная плохо одтая дворня Заскинскаго дома, появились жильцы.
        Графиня начала уже изыскивать доходы. Она разсудила вмст съ управителемъ, что, если оба пустовавшіе флигеля обратить въ квартиры и отдавать въ наймы, то получится сумма, какъ разъ необходимая для ежегоднаго ремонта всего дома.
        Прошло шесть лтъ. Двухъ дочерей графини уже не было въ Заскинскомъ дом. Одна умерла, другая вышла замужъ и, получивъ свою часть, ухала съ мужемъ въ Польшу. Графиня, оставшись одна, стала еще пуще хворать и, по совту врачей, выхала на заграничныя воды. И ей уже не суждено было вернуться въ Заскинскій домъ. Скончавшись на водахъ въ Германіи, она была похоронена сыномъ временно въ чужой земл… но въ ней и осталась на вки.
        Долго простоялъ Заскинскій домъ темнымъ, пустымъ, мертвымъ, но за это время произошло нчто важное. Обывателямъ околодка Николы Линючаго было мало извстно, да и не любопытно, что творилъ въ Петербург веселый кавалергардъ, графъ Михаилъ Павловичъ. Но однажды эти обыватели всполошились. Въ глубин тнистаго сада Заскинскаго дома сошлись рабочіе и повалили великолпную каменную ограду. И вдругъ оказалось, что половина сада была продана какому-то купцу изъ отпускныхъ дворовыхъ. Чрезъ годъ около Заскинскаго дома садъ былъ уже не великъ, а за этимъ садомъ поднимались каменные дома купца Матрешина, а мимо нихъ вдругъ прошла улица подъ названіемъ «Новая». Дома, построенные купцомъ среди жилья, оказались на улиц. Земля и дома стали ему въ тридцать тысячъ, а теперь стоили полтораста.
        Графъ Михаилъ Павловичъ, ни разу не заглянувшій въ московскій домъ, изрдка присылалъ приказы, о которыхъ узнавалъ и много толковалъ весь околодокъ. Однажды пришелъ приказъ уничтожить оранжереи, бывшія въ саду, а въ другой разъ было указано отправить мраморное изваянье императрицы Екатерины въ Петербургъ по адресу богатаго нмца-негоціанта. Фамильный chef-d'oeuvre былъ графомъ подаренъ нмцу за какія-то услуги, якобы имъ оказанныя графу.
        Наконецъ, однажды достигла до прихода Николы Линючаго новость совсмъ диковинная. Графъ женился!.. Но удивительно женился! — на такой барышн, которая въ «кіятер скачетъ на кон вверхъ ногами».
        Разумется, многіе обыватели околодка не поврили выдумк… Оказалось, однако, ложью только одно: «вверхъ ногами».
        Графъ Михаилъ Павловичъ, боявшійся немного, или, врне, совстившійся матери, скрывалъ отъ нея свою страсть и тотчасъ же посл ея смерти женился на красавиц итальянк, лихой наздниц цирка. Онъ былъ уже давно въ числ обожателей идола петербургской молодежи, красивой и бойкой Джуліи Фикки. Итальянка обращала на него мало вниманія и только удостоивала его принятіемъ богатыхъ подарковъ. Когда графъ лишился матери, знаменитая Фикки стала гораздо нжне съ нимъ и грустне… разочарованне въ жизни, вздыхала и мечтала о семейныхъ узахъ и жизни съ любимымъ человкомъ на необитаемомъ остров съ однимъ лишь супомъ изъ незабудокъ… Конечно, все кончилось свадьбой, посл которой, однако, по негласному приказу великаго Михаила Павловича, графъ Заскинъ подалъ въ отставку.
        За это именно время купецъ Матрешинъ и повалилъ стну сада, купивъ его половину подъ свои будущіе дома. Графу Михаилу Павловичу понадобились деньги на свадьбу вдругъ, по зарзъ. Продавать какое либо имніе казалось ему глупымъ, да и ждать долго, а занять деньги казалось для графа Заскина постыднымъ. Купецъ же Матрешинъ вдругъ принесъ восемь тысячъ и предлагаетъ ихъ за кусокъ земли совсмъ ненужный, который подъ садомъ того дома, гд графъ сто лтъ не бывалъ.
        Просто находка!
        Женившись, графъ Заскинъ лишь года три наслаждался семейнымъ счастьемъ. Одинъ другъ дома его, американецъ и дипломатъ, собравшись изъ Петербурга на родину, захватилъ съ собой и графиню Юлію Заскину. Михаилъ Павловичъ остался съ младенцемъ сыномъ, и горю его не было предла. Человкъ легкомысленный, но сердечный, привязчивый, не могъ примириться съ мыслію объ измн страстно любимой жены. Онъ началъ страшно тосковать и, не зная, куда дваться, вспомнилъ о своемъ московскомъ дом-дворц.
        Чрезъ мсяцъ околодокъ Николы Линючаго оживился, потому что Заскинскій домъ засіялъ огнями. Но обыватели ошиблись, ожидая, что въ дом будетъ снова веселый гулъ и пиршества. Домъ сіялъ и былъ полонъ дворовыхъ, но гостей въ немъ никогда не бывало. Не прошло полгода, какъ въ Заскинскомъ дом совершилось темное и печальное событіе.
        Въ той же самой желтой гостиной, гд ласково бесдовала Великая Екатерина съ елизаветинцемъ Сергемъ Михайловичемъ, откуда командовалъ Москвой Бонапартовъ фельдмаршалъ, въ ней же покончилъ свои дни графъ Михаилъ Павловичъ выстрломъ изъ пистолета. Дды и прадды жили по семи и восьмидесяти лтъ, а самоубійц было всего тридцать два года.
        VIII
        Въ Заскинскомъ дом, все-таки, остался владлецъ… Но это былъ сирота, одинокій на свт, при трехъ опекунахъ, весело жившихъ въ Москв, покуда питомецъ Сережа, черномазый и красивый младенецъ, учился грамот и игралъ въ игрушки. Близкихъ семейныхъ у мальчика не было, а было только большое количество дальнихъ тетушекъ, двоюродныхъ и троюродныхъ сестеръ и братьевъ, которые часто навщали его и все надялись, что онъ умретъ. Но мальчикъ только росъ, красивый, ловкій, веселый… и замчательный хвастунъ и лгунъ. Чрезъ двадцать лтъ Заскинскій домъ опустлъ совершенно. Молодой графъ Сергй Михайловичъ не взлюбилъ Москвы, гд выжилъ подъ опекой, и по достиженіи совершеннолтія тотчасъ же переселился въ Петербургъ. Онъ даже собирался продать московскій домъ, купить таковой же въ Петербург и перевезти вс рдкости изъ одной столицы въ другую. Одинъ годъ былъ онъ въ Московскомъ университет по настоянію одного изъ трехъ опекуновъ, но посл экзамена съ перваго курса на второй онъ изъ-за придирчивости профессоровъ, конечно, оказался снова на первомъ курс. Это побудило его серьезно обдумать свое положеніе. Онъ обдумалъ и, снявъ
студенческій мундиръ, выхалъ въ Петербургъ и надлъ кирасирскій — гораздо красиве студенческаго.
        Будучи въ университет, онъ всегда жаловался на однообразіе и скуку, на необходимость просиживать по три — четыре часа въ аудиторіяхъ, отъ чего разболвалась у него голова. Теперь онъ жаловался на безпокойство. Манежная зда, полковыя ученья и парады утомляли его.
        Однако, протянувъ кое-какъ юнкеромъ боле года, онъ добился офицерскаго чина и, спустя мсяца три посл этого, уже былъ корнетомъ въ отставк.
        Молодой графъ объяснилъ начальству и товарищамъ, что поневол долженъ выйдти въ отставку и хать въ деревню, ради поправленія длъ, такъ какъ состояніе его сильно разстроено опекунскимъ управленіемъ.
        Дйствительно, молодой графъ Сергй Михайловичъ объхалъ главныя три вотчины, поставилъ новыхъ управляющихъ, остановился въ Москв въ Заскинскомъ дом и прожилъ въ немъ мсяца два. Но вскор ему стало скучно и въ Первопрестолькой, и въ отечеств, и его потянуло за границу. Онъ ршилъ, что управленіе имньями и поправленіе разстроеннаго состоянія — дло совершенно не мудреное. Личное присутствіе его, собственно говоря, совершенно излишне. Достаточно лишь получать правильныя ежемсячныя донесенія управителей, а проживать, конечно, можно всюду, гд вздумается.
        Не прошло года посл выхода въ отставку, какъ молодой графъ Сергй Михайловичъ былъ уже прикомандированъ къ русскому посольству въ Бельгіи. Но, такъ какъ онъ проживалъ въ Париж всю зиму, а остальныя три времени года рыскалъ по всей Европ, то заслужилъ въ министерств особое прозвище.
        Другихъ звали attach d'ambassade, а его въ шутку прозвали dtach. Одинъ шутникъ заказалъ даже и подарилъ ему визитныя карточки съ слдующей надписью: «Comte Serge Zasskine dtach de la lgation de Russie.
        Такъ прошли годы. За это время все чаще стало появляться въ печати имя Сергя Михайловича Заскина. Имя это поминалось двояко: въ иностранной пресс и въ отечественной. Въ иностранной пресс итальянскія, нмецкія и французскія газеты то и дло, небольшимъ количествомъ строчекъ, иногда только двумя, извщали своихъ читателей о какой нибудь диковин, касающейся знаменитаго principe, или дурхлаута, или же boyard comte de Zazekzine, иногда даже Zakzetchine.
        И дйствительно графъ Сергй Михайловичъ удивлялъ Европу.
        Въ Париж онъ здилъ по бульварамъ на русской тройк, или занималъ вс комнаты Maison d'Or на цлую ночь ради того, чтобы его съ его пріятелями и пріятельницами не безпокоили другіе гости. За это же время графъ почти нечаянно женился на петербургской барышн, дочери тайнаго совтника Евтюхова, съ которой познакомился на морскихъ купаньяхъ. Однако, черезъ годъ, въ Рим, графъ былъ уже влюбленъ въ какую-то „причипессу“ и, чтобы показать ей подобіе русской зимы, онъ среди мая обратилъ въ зиму довольно большой садъ отеля, который занималъ. Онъ приказалъ усыпать землю мукой, вымазать клеемъ вс деревья, оборванныя отъ листьевъ, и обсыпать ихъ ватой и слюдой.
        Графиня же оставалась въ Париж и очень веселилась…
        Въ Вн, гд у графа былъ собственный домъ-вилла и конскій дворъ съ полсотней скакуновъ, онъ нашумлъ наиболе и два раза: одинъ разъ, взявши на скачк призъ, другой разъ, сломавши себ ключицу и надломивши шею. Послдній подвигъ очень заинтересовалъ родственниковъ женатаго, но еще бездтнаго графа, но вскор они разочаровались. Внскіе доктора шею починили заново.
        Каждый разъ, что графъ возвращался къ жен въ Парижъ и къ своей амбасад, цри которой былъ dtach, вс бульварныя газеты въ двухъ — трехъ строкахъ объявляли, что извстный милліонеръ comte de Zaczaczine снова появился при бомонд, танцовалъ въ салон такой-то герцогини, или за одну ночь въ Джокей-клуб проигралъ въ карты une somme ronde!
        Однажды, когда графъ вернулся въ Парижъ, гд оставалась и веселилась графиня, она объявила ему, что она беременна. Графъ очень удивился…
        За время этого заграничнаго житія въ русской пресс тоже появлялось часто имя графа Сергя Михайловича Заскина и тоже въ краткихъ, но очень точныхъ выраженіяхъ, вдобавокъ въ нсколькихъ всегда одинаковыхъ строкахъ. Это были объявленія о продаж различныхъ вотчинъ его въ разныхъ губерніяхъ, вслдствіе неплатежа. Деньги, разумется, вносились, но на слдующій годъ снова появлялось то же лаконическое упоминаніе его имени. Это было единственное доказательство для россіянъ о его существованіи на бломъ свт.
        Однажды обыватели околодка въ приход Николы Линючаго были сильно озадачены суетой, которая происходила на двор Заскинскаго дома. Издавна тутъ бывало мертво-тихо, а вдругъ тутъ появились всякія телги, ломовые извозчики, даже три драныя четырехмстныя кареты съ биржи.
        Оказалось, что многое и многое изъ Заскинскаго дома вывозится: и картины, и бронза, и другія рдкости. Все это продано наполовину какому-то петербургскому вельмож, а наполовину какому-то московскому купцу, который недавно выстроилъ домъ и заводитъ такія же рдкости у себя, какія когда-то скопилъ екатерининскій вельможа.
        Графъ Сергй Михайловичъ былъ въ это время въ Висбаден, немножко проигрался въ рулетку и хотлъ отыграться.
        Графиня все оставалась въ Париж…
        Она очень веселилась…
        Заскинскій домъ былъ, между тмъ, очищенъ въ мсяцъ. Оставалась лишь кой-какая мебель. Но вскор, хотя ничего вновь продавать приказа не было, многое начали вывозить опять. Но все больше по ночамъ. Наконецъ, Заскинскій домъ опустлъ совершенно. Въ немъ остались только стны и потолки. Да и не вс стны были цлы. Въ желтой гостиной даже ободрали шпалеры со стнъ. Затмъ управитель вдругъ, придравшись къ неполученному за два мсяца жалованью, самъ покинулъ свое мсто. Ему надоло быть управителемъ. Онъ купилъ себ домъ недалеко отъ Заскинскаго дома и внесъ за него двадцать пять тысячъ чистоганомъ.
        Прошелъ годъ, и въ Заскинскомъ дом уже виднлись въ нкоторыхъ мстахъ рамы съ разбитыми стеклами, а чрезъ разбитыя окна уже появились новые обитатели въ комнатахъ — голуби. Въ трубахъ давно нетопленнаго дома вороны и галки уже вили гнзда. Жизнь сосредоточивалась только въ двухъ флигеляхъ, выходившихъ на улицу, гд жили квартиранты.
        Прошло десять лтъ. Подошли шестидесятые годы. Упоминанія о граф Серг Михайлович въ иностранной пресс постепенно давно прекратились. Вмст съ тмъ прекратились и упоминанія о немъ отечественныя. Вс вотчины одна за другой были уже проданы въ разныя руки съ переводомъ долговъ. И графъ Сергй Михайловичъ, „реализировавъ“, какъ онъ выражался, свое состояніе, взялъ у жены сына и поселился въ Висбаден. Реально или видимо получилъ онъ всего сто тысячъ, которыхъ ему хватило на цлыхъ пять лтъ. Посл этого онъ перехалъ жить къ троюродному племяннику въ г. Епифань, а мальчика сбылъ въ Москв въ пансіонъ.
        Графиня все оставаласъ въ Париж…
        Она меньше веселилась…
        IX
        Въ шестидесятыхъ годахъ Заскинскій домъ вдругъ преобразился. Крышу на немъ вывели новую. Весь домъ выкрасился темнокоричневой краской. Дворъ снова ожилъ. Въ фасад былъ задланъ главный подъздъ, уничтожена громадная парадная лстница, и сдлано два подъзда поменьше.
        Домъ раздлился на дв половины. Въ одной поселился съ семьей новый владлецъ, потомственный почетный гражданинъ и мануфактуръ-совтникъ Матрешинъ, тотъ самый, который за двадцать пять лтъ предъ тмъ повалилъ каменную ограду сада, провелъ улицу и выстроился на ней. Про него шутили москвичи, что онъ подкрался къ Заскинскому дому сзади, пролзъ по черному ходу и теперь появился въ дом уже въ качеств его владльца.
        Въ другой половин дома, гд помщалась великолпная зала, по которой когда-то прошла съ хозяиномъ полонёзъ сама Екатерина, окна ярко свтились всякій вечеръ. Тутъ было какое-то новое для Москвы заведеніе. Тутъ по вечерамъ и далеко за полночь играла музыка. Въ бывшей желтой гостиной былъ буфетъ съ закусками и всякими питіями, но пуще всего и ходче шла водка и селедка. Внизу продавались билеты, всего только полтинникъ за входъ.
        Сначала публики бывало мало, но затмъ стало набираться иногда въ вечеръ до трехсотъ человкъ. Сказывали, что это заведеніе было подражаніемъ петербургскимъ, именуемымъ танцъ-классами. Обыватели, повторявшіе слово: «танцъ-классъ», понимали, что значитъ «танцъ», но не понимали, какъ приложить къ этому заведенію слово «классъ». Вскор шутники прозвали заведеніе: «бацъ въ глазъ», на основаніи собственнаго опыта. Всякіе разночинцы часто говорили, проходя или прозжая мимо на лихачахъ:
        - А что, братецъ, не дернуть ли намъ въ Заскинскій
        Одинъ провинціалъ-купецъ жаловался:
        - Понесла меня, сударь мой, нелегкая въ энту Заскинщину! Тамъ всякія барышни! Проснулся въ полиція. А пяти сотъ рублей, что были въ карман, - нема.
        Однако, лтъ чрезъ пять увеселительное заведеніе такъ разжилось, что перехало на другую улицу, въ самый центръ города, и заняло цлый большой барскій домъ, немногимъ меньше всего Заскинскаго дома.
        Здсь прежде живалъ одинъ предводитель дворянства, потомъ былъ долго пансіонъ для дтей благородныхъ родителей. Но, такъ какъ благородные родители посл эмансипаціи перевелись, а остались лишь просто родители, которые начали отдавать сыновей въ дешевыя правительственныя гимназіи, то домъ долго стоялъ пустъ, покуда не перехало сюда процвтающее увеселительное заведеніе. Но уже не танцъ-классомъ именовалось оно, а славилось на всю столицу подъ названіемъ «Салонъ-де-Амюземанъ», гд всмъ было весело, кром полиціи.
        Заскинскій домъ видоизмнился совершенно. Два крыла его, террассы на колоннадахъ, которыя возвелъ когда-то сынъ екатерининскаго вельможи, графъ Михаилъ Сергевичъ, въ подражаніе колоннадамъ св. Петра, преобразились вдругъ въ простые дома. Между массивными колоннами провели каменныя стны, вмсто террассъ надли дв зеленыя крыши и пробили два ряда маленькихъ оконъ. Заскинскій домъ принялъ видъ уродливаго дома, состоящаго изъ трехъ домовъ въ рядъ въ вид подковы.
        Въ двухъ крылахъ отдавались квартиры, въ среднемъ корпус завелась было сначала гостиница «Отель-де-Принсъ», но скоро прогорла и завелись благополучно меблированныя комнаты. Самыя обширныя на всю Москву, он наиболе были любимы студентами.
        Часть Заскинскаго дома не очень долго была резиденціей мануфактуръ-совтника Матрешина. Онъ выстроилъ себ великолпный домъ-дворецъ на модной улиц, а Заскинскій обратилъ въ нчто, подобное муравьиной куч, и сталъ продавать частями въ разныя руки.
        X
        Въ семидесятыхъ годахъ старожилы околодка Николы Линючаго уже не узнавали Заскинскаго дома. Обширнаго двора не было, такъ какъ переднюю часть двора занималъ вновъ выстроенный магазинъ-оранжерея. Сада не было совсмъ, ибо наполовину онъ обратился въ задній дворъ, а два края его были заняты двумя вновь выстроенными домами.
        Все, что называлось прежде Заскинскимъ домомъ, осталось существовать только въ догадк или въ воображеніи старожиловъ москвичей. Все, что тутъ было вновь настроено, принадлежало уже разнымъ и разношерстнымъ владльцамъ. Два прежніе флигеля принадлежали двумъ быстро разбогатвшимъ людямъ: одинъ доктору по накожнымъ болзнямъ, другой инженеру. Дома, построенные когда-то въ Новой улиц купцомъ Матрешинымъ, принадлежали тоже разнымъ лицамъ: одинъ нмцу; другой священнику. Наконецъ, центральнымъ зданіемъ владла какая-то бельгійская компанія, продававшая машины. Во всхъ домахъ отдавались квартиры, были магазины и лавки.
        Наконецъ, въ восьмидесятыхъ годахъ Заскинскій домъ, т. е. собственно главное центральное зданіе, перешло изъ рукъ бельгійской компаніи въ руки россійскаго гражданина, второй гильдіи купца Абрама Гольдзаца, а вдоль зданія появилась громадная, красивая вывска съ золотыми буквами, гласящими: «Касса ссудъ».
        Вс операціи этого разоро-вспомогательнаго заведенія: пріемъ, оцнка, выдачи ссудъ, производятся въ бывшей желтой гостиной, гд когда-то кушала шоколадъ сама Великая монархиня и гд затмъ стоялъ помостъ съ усопшимъ екатерининскимъ орломъ и гд, чтобы отдать ему послдній долгъ, прошла вся Москва съ колнопреклоненьемъ. Тутъ же на стн, гд когда-то вислъ живописный портретъ дщери Петровой, теперь приклеились продольныя вывски, извщающія, что касса открыта для заклада ежедневно отъ девяти часовъ утра до девяти вечера, а для выкупа разъ въ недлю отъ двухъ до четырехъ. Но и эти два часа, почитай, пропащіе…
        И снова Заскинскій домъ наполненъ, какъ когда-то, всякаго рода предметами. Онъ снова — полная чаша рдкостей, но вмст съ тмъ и всякаго тряпья и гнили.
        Но разныя россійскія и заморскія сокровища, серебро, золото, самоцвтные камни, бронза, фарфоръ, картины и т. д., - всеболе или мене не принадлежитъ владльцу дома, а разложенное по многочисленнымъ горницамъ, обращеннымъ въ кладовыя, тщательно перемчено нумерами. Все это боле или мене принадлежитъ многимъ и многимъ москвичамъ, въ миніатюр подражающимъ графамъ Заскинымъ послдней формаціи.
        XI
        Вскор посл появленія въ Заскинскомъ дом учрежденія, гд происходитъ денной… денная помощь, въ одномъ изъ крыльевъ дома, въ третьемъ этаж нанялъ себ квартирку въ дв комнаты молодой человкъ. Уже три года собирается онъ поступить въ университетъ, но покуда тщательно посщаетъ всякія увеселнія, балы, концерты, театры — явно, «Салонъ-де-Амюземанъ» — тайно.
        Молодой человкъ платитъ за свою квартиру двадцать два рубля въ мсяцъ. Квартирка у него чистая и приличная, и въ ней лишь одно неудобство. Такъ какъ центральный домъ принадлежитъ Гольдзацу, то даже среди квартирантовъ сосднихъ домовъ очень большое количество семей съ множествомъ дтей. И вс они, смугло черные, лохматые, день-деньской снуютъ и галдятъ, какъ грачи на вечерней зар.
        Молодой человкъ, поселившійся тутъ, малый добрый. Онъ немного важенъ, немножко туповатъ, недуренъ собой, но золотушный и совсмъ хилаго сложенія. Однако, вншность его, все-таки, нсколько элегантна. Ноги маленькія, какъ у женщины, а руки красивы и блы поразительно. Голосъ пискливый. Въ обществ вс его любятъ, но дали прозвище: «Чижикъ, гд ты былъ!»
        Отецъ его недавно умеръ отъ подагры, живя у дальнихъ родственниковъ на хлбахъ. Мать его была теперь неизвстно гд… кажется, замужемъ за фабрикантомъ макаронъ во Франціи. Молодой человкъ этотъ изъ тхъ, что благодушно врятъ въ свою звзду, — изъ тхъ, что можно назвать «манну ждущими». Его будущность рисуется ему поэтому ярко радужная. Онъ на всхъ вечерахъ и балахъ усиленно ищетъ поухаживать за богатыми двицами, не исключая и зрлыхъ «безнадежныхъ» дворянскаго ли, купеческаго ли сословія. Онъ тщательно справляется о состояніи ихъ родителей и объ ихъ приданомъ. Онъ надется вскор пристроиться, завести собственный домъ и почить на лаврахъ отъ поисковъ.
        Два раза его уже «поблагодарили за честь», но онъ не унываетъ и продолжаетъ манну ждать!..
        Поселился онъ въ этой квартир изъ-за самолюбія и дворянскаго гонора. Если не въ самомъ Заскинскомъ дом, то, по крайней мр, во флигел этого самаго дома желалъ онъ непремнно жить, а потому, что этотъ молодой человкъ — графъ Сергй Сергевичъ Заскинъ, единственный на Руси представитель знаменитаго рода. Онъ же — тотъ самый, зачатію котораго такъ удивился его законный отецъ. Можно смло утверждать впередъ, что судьба его на бломъ свт будетъ нсколько иная, нежели судьба его пращура, коего титулъ, имя отчество и фамилію онъ носитъ… и продаетъ! И, все-таки, посл самопродажи не купить ему новыми домами раздавленнаго праддова дома.
        Воевода Михаилъ Алексевичъ, ближній бояринъ царицы Наталіи! Графъ Сергй Сергевичъ, екатерининскій орелъ! Встаньте изъ гробовъ! Поглядите!!..
        Графъ Е. Саліасъ.
        «Историческій Встникъ», № 1, 1892