Майдан для двоих. Семейная сага Дмитрий Викторович Барчук
        Он — россиянин, она — изКиева. Встретились на отдыхе вКрыму и полюбили друг друга. Их свадьбе помешал Майдан.
        Оттолкнувшись от личной драмы героев, автор пытается понять истоки конфликта двух братских стран.
        Дмитрий Барчук
        Майдан для двоих. Семейная сага
        Посвящается сыновьям
        Divide et impera. (Разделяй и властвуй.)
Максима римского сената
        Могущество России может быть подорвано только отделением от неё Украины…
        Необходимо не только оторвать, но ипротивопоставить Украину России. Для этого нужно только найти и взрастить предателей среди элиты и сих помощью изменить самосознание одной части великого народа до такой степени, что он будет ненавидеть всё русское, ненавидеть свой род, не осознавая этого. Всё остальное — дело времени.
Отто фонБисмарк
        Предаст же брат брата на смерть, отец — сына; и восстанут дети на родителей, и умертвят их.
Евангелие отМатфея, 10
        Часть1
        От сына
        Нет, братцы, так любить, как русская душа, — любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал Бог, что ниесть в тебе… Нет, так любить никто не может!
Николай Гоголь. Тарас Бульба
        Глава1
        Ссоры в любви неизбежны
        —Как тебя понимать?
        —Понимать меня необязательно.
        Обязательно любить и кормить вовремя.
Льюис Кэрролл. Алиса вСтране чудес
        Хоч добрий чоловік, та москаль…
Украинская поговорка
        Ресторан назывался «Криіивка», что впереводе на русский означало убежище. Как иподобало настоящему подполью, вход в него был тщательно замаскирован. Обыкновенная, ничем не примечательная арка в здании, построенном ещё во времена Австро-Венгрии, вСтаром городе. Спуск вниз по крутой лестнице. Массивная деревянная дверь без стука не откроется.
        —Паспорт? — спрашивает хриплый голос изнутри.
        Моя рука тянется к нагрудному карману за краснокожей книжицей.
        —Здесь документы не нужны. Паспорт по-украински означает пароль, — объясняет мне подруга и громко кричит:
        —Слава Украине!
        Дверь со скрипом отворяется, и небритый мужик в полевой военной форме с немецким автоматом второй мировой войны на груди сурово приветствует:
        —Героям — слава!
        Из помятой фляжки он наливает нам по стопке медовухи.
        —И вы всем так наливаете? — спрашиваюя.
        —Всем, — отвечает привратник, но предупреждает, что если эта медовуха попадёт в рот москаля, то сразу рвота, и никакая реанимация не поможет. Я невсё понимаю, ноКатя помогает с переводом.
        —Не бойся, пей. Ничего с тобой не будет. Это просто прикол такой.
        Окинув нас для острастки свирепым взглядом, охранник открывает потайную дверь в книжном шкафу. Мы спускаемся ещё глубже вниз, в настоящее подземелье.
        —Ресторан стилизован под штаб украинской повстанческой армии. Это самое популярное место воЛьвове. Его ежегодно посещает около миллиона туристов со всего бывшего Советского Союза.
        Катя проводит меня по узким бревенчатым коридорам псевдопартизанского бункера в сводчатый кирпичный зал. На стенах висит старое оружие, националистические плакаты. В нише выбивает морзянку ламповая радиостанция. За дощатыми столами сидят приличного вида люди, едят, выпивают.
        Тоже садимся за пустой стол. Подлетает бойкий хлопчик в полевой форме и, подавая меню, что-то лопочет по-украински.
        Я заказываю фирменное блюдо и триста граммов горилки. Естественно, по-русски. И сразу заходит бандеровский патруль.
        —Слава Украине! — кричит на весь зал шуцман, услышав в ответ «Героям — слава!», направляется ко мне: — Тут появилась информация, что среди вас есть москалик.
        Потрясая у меня под носом маузером, спрашивает:
        —Может, ты знаешь, где москаль?
        Я понимаю, что это игра, но она мне неприятна. Видел бы это мой прадед! Молчу, как партизан.
        —А ну, скажи «пыво»!
        —Пиво, — автоматом отвечаюя.
        —Ага, ты есть москаль! — радуется шуцман и велит бросить меня в карцер.
        Несмотря наКатины протесты, меня отводят в тёмную камеру рядом с туалетом.
        Зарешечённое окошко в двери распахивается, и бандеровец даёт мне выбрать:
        —Короче, москаль, если споёшь нам украинскую песню — отпустим, а нет — пристрелим.
        Кроме «Червону руту» Софии Ротару, я ничего из украинской эстрады не знаю, но иэтого хватает. Меня выпускают из карцера.
        —На первый раз прощаем. Но если ещё раз попадёшься, пощады не жди.
        На столе уже дымятся сковородки с запечённым под сыром мясом, полевая фляжка небрежно валяется рядом. Я разливаю горилку по чаркам и без тоста, не дождавшись Катю, выпиваю. Потом ещё и ещё. Официант приносит вторую фляжку. Когда снова входит патруль, я уже изрядно пьян. Забирают парня из?за соседнего стола. Он даже радуется экзекуции. Я неуверенно встаю со скамьи и вовсеуслышание заявляю:
        —А вБухенвальде-то какая натура простаивает! Там бы не вкарцер москалей и жидов, а сразу в крематорий! И название фашисты придумали: «Дорога на небо»!
        В зале устанавливается гробовая тишина. Патруль оставляет свою жертву и подходит ко мне.
        —Вы пьяны, молодой человек. Пожалуйста, покиньте наше заведение, — на чистом русском и наполном серьёзе предлагает мне воскресший из ада украинский националист.
        Но меня уже не остановить. Во мне проснулся мой прадед, воевавший с«оуновцами» семьдесят лет назад.
        —А почему на твоей форме нет знаков отличия, служивый? Клиенты не поймут? Но коли начали стёб, то уж идите до конца. Дивизия СС «Галичина»!
        Меня хватают под руки, волокут по кротовым норам и вышвыривают на улицу.
        —Тебе повезло, что ты наш гость, москаль, — сквозь зубы произносит здоровяк и, оглядевшись по сторонам, со всей силы бьёт меня под дых.
        Я падаю на мостовую, из подвала выскакивает испуганная Катя и помогает мне подняться на ноги.
        —Ты слишком категоричен. Никакой пропаганды фашизма я здесь не вижу. Обыкновенная историческая реконструкция, — отчитала она меня с утра.
        Но я стоял на своём и несобирался каяться:
        —Как ты не понимаешь, что вас исподволь приучают к нацизму!
        —Пить надо меньше! — фыркнула она и замкнулась.
        Мы неразговаривали целый день, всю дорогу отЛьвова доКиева. Но дома мы помирились, мама Кати была в отъезде.
        За две с половиной недели нашего воссоединения это была уже вторая серьёзная размолвка. Будь на месте Кати любая другая девушка, я бы давно с ней расстался. Все её недостатки я видел. Слишком большое значение она придавала деньгам, материальному статусу. А для меня деньги всегда являлись средством, но нецелью. Когда они у меня были — я их тратил, когда не было — жил экономно. Копить, откладывать — это нев моём характере. Об её толерантности к украинскому нацизму я вообще не говорю. В этом вопросе мы были крайними антагонистами. Чтобы я спал с поклонницей Степана Бандеры?! Но ведь сплю же, занимаюсь с ней любовью. Стоит ей провести пальчиками по моей руке или прошептать на ухо ласковые слова, я забываю обо всём и ничего больше не вижу, кроме сочных спелых губ и белой нежной шеи…
        СКатей я познакомился шесть лет назад вКрыму.
        —Привет. У тебя закурить есть?
        Меня окрикнули с танцплощадки. Я посмотрел с лестничной ступеньки наверх и зажмурился. Свет неоновых ламп резал глаза. Но очертания её я уловил. Рослая юная кобылица. Лет восемнадцати. Должно быть, после школы. Получила аттестат и махнула вКрым оторваться. Не фотомодель, какие мне тогда нравились. Но фигуристая. Кровь с молоком. В общем — рабочий вариант. На безрыбье, как говорится, и рак — рыба.
        До открытия музыкального фестиваля оставалось ещё три дня. В карманах у нас соСтасом (моим друганом) после сочинского вояжа денег оставалось впритык: на обратную дорогу и нанеделю очень скромной жизни на море. Да будь у нас деньги, нас бы никогда в эту дыру не занесло. Одни пенсы и одинокие мамаши с детишками. Живём в каком-то сарае на краю хутора. Стены пахнут свежей извёсткой, а пол — дешёвой краской. Всё убранство — две железные панцирные кровати. За маленьким окошком с мутными стёклами начинается кукурузное поле. Початки ещё не созрели, только скот кормить. Эх, почему не виноградник или фруктовый сад? Удобства все во дворе. Покосившийся фанерный сортир. Рукомойник с осколком потемневшего зеркала на краю хаты. Лучше совсем не бриться, чем резаться под холодной водой. Трёхдневная щетина на почерневшей от солнца и моря физиономии давно выгорела и несильно бросалась в глаза.
        Я сразу понял, что она — вруша. Из кармана её шорт выглядывала пачка сигарет. Но сделал вид, что ничего не заметил.
        —Мерси, — кокетливо ответила незнакомка, беря сигарету. — А прикурить можно?
        Она присела рядом, задымила вместе со мной и принялась болтать без умолку. Даже музыка на летней эстраде ей не мешала.
        —Я изКиева? А ты?
        —ИзСибири.
        —То-то я смотрю, на украинца не похож. И немоскаль.
        —А кто это?
        —Эх, темнота ты дремучая! Москаль — москвич, значит. Или русский.
        —А я что, по-твоему, не русский? — слегка обиженно переспросиля.
        —Да какой же ты кацап?! Чернявый, а глаза такие волоокие, прямо сейчас бы утонула в них. Меня, кстати, Катей зовут. А тебя, красавчик?
        —Дан.
        —Даниил?
        —Нет, проще. По паспорту — Данила, а друзья зовут просто Даном. Пойдём к морю?
        —С тобой — хоть на край света.
        К своему английскому совершеннолетию, мне казалось, я научился разбираться в женщинах. С партнёршами для секса проблем не возникало. Лёгкий перегляд, вроде бы ни кчему не обязывающий, но полный вызова и дерзости, чтоб мурашки пробегали по спине. Первые прикосновения, первый поцелуй, и уже понятно, моя это девушка или немоя. Случались, конечно, и ошибки, но редко.
        Катя оказалась «моей» стопроцентно. Мы купались голыми по ночам, целовались далеко в море, сплетаясь телами так, что однажды чуть не утонули. Занимались любовью на заснувшем пляже. Шум прибоя, свет далёких звёзд, стоны и жаркие нежные слова, рождающиеся в самой глубине нашего удивительного человеческого существа.
        Мир засиял всеми красками. Приморская деревенька уже не казалась глушью, а наоборот, благоприятствовала нашему уединению. Стаса мы благополучно сбагрили на попечение Катиной подруги. Мой приятель не испытывал от неё особого восторга, но, видя наши сКатей довольные физиономии, смирился. Ведь до фестиваля оставалось каких-то два дня.
        С мужским братством случился облом, Катя с подругой решили ехать с нами наКазантип.
        —У нас есть в заначке триста баксов. Обузой мы вам, мальчики, не будем, — заявила Катюша.
        Ехать пришлось недолго. Одна пересадка вЕвпатории. Но автобус подошёл быстро. Жара нас не успела разморить. А тепловой баланс организмов поддержало мороженое, купленное Катей в буфете автовокзала, целый пакет, но вдушном автобусе мы потом мучились от жажды.
        Казантип! Крымская Ибица? Не то! Пресно и буржуазно. Иностранцы, побывавшие наИбице и приехавшие сюда, даже сравнивать не хотели две тусовки. ОтКрыма они были без ума. Чёрт бы побрал этих иностранцев! Из?за них цены на постой в ближайшей деревне Поповке взлетели до заоблачных высот. За койку в летнем домике аборигены заламывали от50 баксов. Нам посчастливилось выторговать у одной бабульки чистый сарайчик на четверых на три дня за300долларов. Катюхиных сбережений как раз хватило. Но теперь все заботы о развлечении и содержании киевлянок пали на наши тощие карманы.
        Правда, наКазантипе о деньгах вспоминали, когда у последнего из толпы на танцполе кончались гроши. Тогда народ перебирался к другой площадке, и всё начиналось заново: танцы, выпивка, обжимания…
        Катю и меня поженили в первый же вечер. Fast Married — так называлась эта свадебная церемония, временно связавшая нас «брачными узами» в пределах Республики. Толпа хорошо погуляла на нашей «свадьбе», и мы сразу стали популярны.
        Затем нас позвали на ?имоффку, встречать Новый год по-казантипски. Шампанское, конфетти, ёлка с игрушками, фейерверки. В июле, у тёплого моря. Класс!
        А перед самым отъездом — ещё инаМаёвку. Первомай на самом Марсе — это круто! С шарами, красными флагами, транспарантами, парадом мимо марсианской трибуны. Толпа дурачилась, как могла. На прощание организаторы подарили нам жёлтый чемодан — символ фестиваля, наделявший нас правом бессрочного и бесплатного входа на территорию Республики «KaZантип» в любое время её существования.
        Маёвку завершал ночной салют. Тысячи фейерверков и петард расцвели в звёздном небе.
        —Как красиво! — мечтательно произнесла Катя, уткнувшись мне под мышку на пляжном бревне.
        —Это разве салют? — нарушил идиллию прагматичный Стае, из?за своей серьёзности не вписавшийся в фестивальную феерию. — Вот вСочи был салют так салют! На набережной по огромному экрану шла прямая трансляция изГватемалы, с заседания Международного Олимпийского комитета. Когда президент МОК развернул записку с названием будущей столицы Зимних олимпийских игр и прочитал слово «Сочи», от фейерверков на небе стало светло, как днём. Будто тысячи солнц зажглись надЗемлёй!
        —Ни хрена себе цветочки! — вырвалось у обычно молчаливого Монгола. — Взгляни, Дан, что делают черти!
        Я посмотрел вверх и обомлел. Будто в небесной канцелярии среди ночи надумали плавить золото. Оно стекало струйкой поМлечному пути. От блестящей струйки отделялись капли, и вот они уже сами растекаются по золотым небесным капиллярам. Расплавленное золото брызжет по всему небосклону, ручейками и речками в облаках алмазной пыли. Завораживающее зрелище!
        —Вы что застыли, как вкопанные! Мигом в землянку! Сгореть заживо захотели? — дикий крик ротного вернул нас в действительность.
        Мы едва успели укрыться, как огненный ливень обрушился на окопы. Едкий дым сразу заполнил землянку. Приторный запах сожжённой резины, дерева, земли и расплавленного металла.
        —Это напалм? — спросил испуганный Монгол.
        —Типа того, — ответил ротный, бывший спецназовец. — Это фосфорные бомбы. Если такая дрянь попадёт на кожу, человек сгорает, как щепка, за считаные секунды. Они запрещены Женевской конвенцией, но хохлам, похоже, всё побарабану. Кто-нибудь успел снять бомбардировку на мобилу? Надо обязательно миротворцам изОБСЕ показать.
        Глава2
        Подделка
        Лучшие друзья девушек — это бриллианты.
Константин Меладзе
        Что собачьему лаю, что москалю верить. Украинская поговорка
        —Наш холдинг выпускает продукцию высокого передела, используя в качестве сырья практически отходы добычи природного газа — широкие фракции летучих углеводородов, прежде их просто сжигали в факелах. Иностранные технологии нам необходимы исключительно для увеличения добавленной стоимости в конечной продукции. Мы уже производим современные высококачественные полимеры, часто далее по рецептуре заказчика. Поэтому все претензии Федеральной антимонопольной службы к нам безосновательны, — на едином дыхании выпалил я в тёмный зрачок телекамеры.
        —Спасибо, Данила Владимирович, за обстоятельный комментарий, — мажорная теледива расплылась в многозначительной улыбке.
        В суматохе я и забыл об этом интервью, как вдруг на мою страницу «Вконтакте» пришло сообщение изНью-Йорка отКати Ивановой.
        «Привет, моя первая любовь! Недавно видела тебя в новостях поCNN. Ты так возмужал, посолиднел, но глаза у тебя остались прежними, как умартовского кота. Или я ошибаюсь? И ты уже давно и успешно женат? У тебя куча детей и ты безумно любишь свою жену?»
        Первой мыслью было удалить сообщение и отметить его как спам, но взгляд задержался на фото. Она очень похорошела. Чуточку похудела. И — взгляд! Уверенный, знающий себе цену. Так смотрят не молоденькие девчонки, а женщины, избалованные вниманием мужчин. Молодые стервы. Я всегда был от них без ума. Именно этого не хватало ей в юности. Но внью-йоркской леди стервозности было хоть отбавляй. Я неудержался и пролистал весь её фотоальбом. Да, она не зря потратила эти годы, она сделала себя. Такую Катю я не мог не полюбить.
        Ответ был краток: «Ты тоже классно выглядишь. Через две недели у меня отпуск. Собираюсь вначале к друзьям вПрагу, а потом вБарселону. Компанию не составишь?».
        Она прислала сообщение на следующий день: «Мой рейс прилетает вПрагу в9 утра по местному времени. Где встретимся?».
        Так возобновился наш прерванный юношеский роман. Первый год мы ещё переписывались в социальных сетях. Но потом общение как-то само собой прекратилось. У меня были новые увлечения, уКати, наверняка, тоже. У меня — много-много работы. У неё — учёба. В результате я из сибирской провинции перебрался вМоскву, стал ведущим юристом крупнейшего в стране нефтехимического холдинга, а она вообще переехала вАмерику.
        Куранты на южной стене Староместской ратуши готовились пробить полдень. Год, месяц, день, время восхода и захода Солнца иЛуны, положение знаков зодиака — вся информация, какую могли дать эти средневековые часы, была верной. И кукольное театральное представление началось вовремя. Скелет, воплощение человеческих пороков, символ смерти и воздаяния за грехи, зашевелился, дёрнул за верёвку колокола, ангел взмахнул карающим мечом. В часовых окошках задвигались, замельтешили лики апостолов и прокричал петух. Куранты оглушили меня своим боем. Я опоздал на целых три часа. Рейс задержали. Тяжело вздохнул: какая женщина прождёт мужчину так долго? Видать, не судьба. Ведь я далее не додумался спросить уКати её телефон. Уже повернулся, чтобы идти по своим делам, к пражским друзьям, и обомлел. За крайним столиком кофейни в торговом ряду, обрамляющем площадь, сидела роскошная блондинка в летнем джинсовом костюме и огромных солнцезащитных очках, в них отражалась вся ратуша, толпы туристов подле неё, в том числе и я, и радостно улыбалась мне. Рядом с ней стоял огромный жёлтый чемодан на колесиках.
        Настоящему чувству не нужны никакие церемонии, прелюдии, лишние слова. Любовь ценит поступки. Ради встречи со мной она изменила все свои планы, перелетела океан, тащила из аэропорта жёлтый чемоданище — символ нашей первой встречи, выкурила пачку сигарет и выпила десять чашек кофе.
        —ВМоскве была такая гроза, это чудо, что выпустили наш самолёт. Я мог опоздать и насутки.
        —Я бы всё равно продолжала ждать тебя.
        —Тебя бы забрали в полицию как бездомную.
        —Ну уж, дудки! Не такая я простофиля. Думаешь, ты один такой умный, догадался, что эта кофейня при гостинице. На меню ясно написано: bar&hotel. И этот номер я выбрала заранее. Посмотри, как хорошо видны из нашего окна пражские куранты. Прямо как наладони. Я бы сидела возле окошка и ждала, когда ты придёшь.
        Снова прокукарекал петух, и часы пробили полночь. Мы лежали на большой кровати и ласкали друг друга.
        —Ты вообще собираешься спать? — спросил я Катю. — ВНью-Йорке уже утро.
        —Не дождёшься, мой милый. Я так долго тебя ждала.
        —Целых три часа.
        —Целых шесть лет! А может быть, и всю жизнь.
        В педагогическом институте, куда она поступила после школы, Катя Иванова отучилась только один курс. Неожиданно у деда завелись связи в украинском МИДе, и насемейном совете было принято решение направить любимую внучку и дочку на факультет международных отношений вКиевский университет. Она успешно сдала вступительные экзамены, а через четыре года получила диплом бакалавра. Правда, три курса ей пришлось учиться заочно, ведь дед устроил зятя, Катиного отца, на какую-то хозяйственную должность в представительстве Украины приООН. Так она впервые оказалась вНью-Йорке. Катя не привыкла сидеть на шее у родителей и вскоре нашла работу в ювелирной фирме наМанхэттене. У неё была природная склонность к рисованию, вдобавок художественная школа за плечами. Дизайн ювелирных изделий ей пришёлся по душе. Разработкой эксклюзивных украшений фирма занималась редко, в основном копировали известные ювелирные брэнды Tiffany илиChopard. Её клиентами были люди, безусловно, богатые, но хотевшие выглядеть в глазах окружающих сверхбогатыми. Им было по карману купить хороший бриллиант, но раскошелиться на изделия от всемирно
известных ювелиров либо не позволяли средства, либо просто жаба давила. А так хотелось блеснуть в обществе колечком отTiffany! ВотКатя и наловчилась подделывать брэнды. Скоро она зарабатывала больше родителей, вместе взятых. Сама оплачивала свою учёбу, путешествия, наряды.
        Её отец поссорился с начальством. Его отозвали вКиев, а вскоре и вовсе прогнали изМИДа. Жена сразу подала на развод. Иванов-старший помыкался по украинской столице, но, не найдя приличной работы, уехал вЯкутию на золотые прииски.
        Катина мама, в отличие от бывшего мужа, на родине нашла занятие. Она начала возить изШтатов дорогие авто и яхты для украинских олигархов. Бизнес быстро пошёл в гору, но потом начался экономический кризис иОксане Марковне (так звали Катину маму) пришлось свернуть деятельность.
        Катя осталась вНью-Йорке, работала в той же фирме, а вКиев прилетала только на сессию. Приятель её деда пристроил вООНовское представительство Украины младшую сестру Катиной мамы. Поэтому контроль молодой особы со стороны родни остался.
        —Знаешь, сколько стоит такое оригинальное колье? — она взяла с тумбочки своё украшение и поднесла его к моим глазам.
        —Наверно, дорого, — ответил я без энтузиазма.
        —Больше ста тысяч долларов! А мне оно обошлось в десять раз дешевле. Только расходы на материалы — золото и бриллианты.
        Я повернулся на бок.
        —Дан, тебе что, не нравится? — обиженно произнесла Катя.
        —Почему же, очень красиво. Только я все равно не стал бы на него тратиться. Я же не олигарх.
        —Ты просто ничего не понимаешь в украшениях. Но я постараюсь привить тебе вкус к красивой жизни.
        Последние её слова я слышал уже через сон.
        Особняк стоял в самом конце узкой улочки на окраине пражского предместья. Сразу за ним начинались покрытые лесом холмы. Издалека его можно было принять за небольшой рыцарский замок. Но, когда такси подвезло нас к массивным чугунным воротам, стало понятно, что это современная стилизация подСредневековье. Слишком всё было новым и подчёркнуто вычурным. И высокий забор, напоминавший крепостные стены, и шпили готических башен, уходившие высоко в небо. На одной развивался пражский флаг с державшими щит двумя белыми львами на жёлто-красном фоне, на другой — голубое полотнище с золотым солнцем и парящим беркутом — государственный флаг Казахстана.
        —ВШтатах полиция бы сразу пресекла такую самодеятельность, — заметила Катя.
        Азамат отхлебнул из кружки тёмного пива и показал на башенные шпили:
        —Видишь ли, сестрёнка, всё дело в форме. Будь этот флаг прямоугольный, тогда другой коленкор, нужны были быофициальные бумаги с родины. А так — это просто треугольный вытянутый флажок, своего рода мой рыцарский герб. Вдобавок я хорошо спонсирую разные мероприятия муниципалитета и могу позволить себе маленький Казахстан на чешской земле.
        Мы подошли к расшитой золотом войлочной юрте, укрывавшей барную стойку. Азамат велел бармену в тюбетейке плеснуть нам ещё по кружке тёмного пива. Присел на ковёр, расстеленный прямо на лужайке, и пригласил нас присоединиться.
        —На моей родине гостей перед бешбармаком поят чаем из пиал. Но мы всё-таки вЧехии, пиво здесь лучше чая.
        Отхлебнув ещё пенного напитка, казах стал беззастенчиво разглядывать мою спутницу.
        —Где же ты прятал от друзей такую кралю, Данила?
        —Вначале вКиеве, а потом вНью-Йорке, — ответил я и вкратце рассказал старому товарищу историю нашего знакомства.
        —Вай! — громко воскликнул хозяин. — Какое прелестное сочетание — украинка Катя Иванова изНью-Йорка!
        —Казахский рыцарь Азамат изПраги — тоже ничего! — парировала Катюша. — Мы же дети глобализации!
        Хозяин одобрительно похлопал меня по плечу:
        —А твоей хохлушке палец в рот не клади, сразу откусит.
        САзаматом мы познакомились пару лет назад, когда я ещё работал вСибири на нефтехимическом комбинате. Его компания недополучила от нас по договору полиэтилен. Подала иск в арбитражный суд. Но я нашёл форсмажорные обстоятельства, и суд принял нашу сторону. Азамат тогда на меня сильно обиделся, но вскоре позвонил:
        —Извините меня, Данила Владимирович. Я был не прав. Профессионализм надо уважать даже с противоборствующей стороны. Это мои юристы не доработали. А вы молодец, не упустили возможность воспользоваться их оплошностью. Я бы хотел видеть такого специалиста в своей команде.
        —Спасибо за предложение, Азамат Абишевич. Но я привык руководствоваться принципом: от добра добра не ищут…
        Потом мы встретились вМоскве на каком-то совещании. За ужином в ресторане я обмолвился, что мой отец вырос вКазахстане. НаАзамата это произвело впечатление, словно встретил земляка из родного аула. Мы крепко напились в тот вечер и стали друзьями. Хотя бизнесмен был старше меня лет на пятнадцать, но это нисколько не мешало нашему общению. Теперь, кроме отца, у меня появился старший товарищ, к кому всегда молено было обратиться за советом. Иногда и он консультировался у меня по юридическим вопросам в российской нефтехимии. А однажды пригласил встретить Новый год наБали. Его компания зафрахтовала чартерный рейс изАстаны. Десятидневный отдых в пятизвёздочном отеле в новогодние каникулы мне обошёлся в полцены. В поездке я познакомился с его друзьями, деловыми партнёрами и вписался в их компанию, будто знакомы мы были давным?давно.
        Азамат совершенно не умел пить. Начав с пива, за бешбармаком он перешёл на виски, потом — на водку. К концу приёма хозяин усадьбы был мертвецки пьян. Он лежал на ковре среди подушек, пододвинув к себе поближе блюдо с варёной бараниной, и часто прикладывался к литровой бутылке «Столичной». Я, как верный друг и собутыльник, сидел рядом.
        После очередной рюмки он разрыдался.
        —Данила, брат, я должен перед тобой покаяться! В девяностых, когда Союз развалился, я попал в банду. Знаешь, чем мы занимались? Отжимали бизнес у русских. Поджигали их торговые палатки, двери в квартиры, угрожали, запугивали. Заставляли продать бизнес, жильё за бесценок и убираться с концами в свою Россию. А один мужик не испугался. И когда мы взяли в заложники его семью: жену и сына, он пришёл за ними и перестрелял моих подельников из охотничьего обреза. Только я один чудом выжил. Меня спасла русская женщина-хирург. Она полдня выковыривала картечь из-под моего сердца. Вот такой я был свиньёй, брат.
        Слёзы текли из его глаз. Он выпил ещё водки и продолжил:
        —И выхаживали меня русские медсестры, сестрички. И тогда, на больничной койке, мне впервые стало стыдно, что я казах. Это низко и подло использовать в политике инстинкты одной нации против другой. НашПрезидент — молодец. У него хватило ума, что без русских моя родина обречена. Давай выпьем, брат, заНазарбаева. И заПутина. Они оба молодцы, да пошлёт им Аллах здоровья!.. Данилка! Русский с казахом — братья навеки! Знаешь, кто я? Я — православный мусульманин. А ты — отатаренный христианин! Не веришь? А почему ж тогда на ваших церквах под крестом наш полумесяц? Объясни. Не знаешь. Зато я знаю. Вас, русских, вЕвропе не любят и боятся потому, что мы с тобой одной крови, брат. Они ж говорят: поскребите хорошо русского и вы увидите татарина. Мы — Орда, а они — Европа. Ты ухохлушки своей спроси, есть ли вКиеве хоть один храм с крестом и полумесяцем. Ни единого. Одни голимые кресты. А вРоссии их не перечесть…
        Такси везло нас в отель по ночной Праге. Я любовался красотами древнего города в романтике ночи и пытался склонить к этому мою спутницу. НоКатя задумчиво молчала. Наконец, произнесла:
        —А ведь твой товарищ прав. Я так и невспомнила ни одного киевского собора с полумесяцем у основания креста. АРоссии в девяностые годы повезло, что мусульманский мир был расколот. Будь мощный Арабский халифат, как всредние века, какЕвросоюз…
        —Да брось ты эту политику! — не выдержал я и обнял её. — Лучше посмотри, как красива Прага в электрической подсветке!
        Вечерело. Барселона блистала во всей красе. Солнце садилось в море, оставляя за собой сверкающую на волнах дорожку. Под мантильей платанов мы брели с пляжа по несуетному бульвару. Здания на набережной плавно перетекали из одного в другое и влучах заката казались живыми, как гипсовые скульптуры уличных актёров, изображавших Дон-Кихота, Санчо Пансу иМонтсеррат Кабалье. УСобора Святого Семейства собиралась влюблённая молодежь. На закате творение Гауди походило на инопланетный космический корабль. На каждом шагу торговали цветами и певчими птицами. Я купил у юной цветочницы букет фиалок и преподнёс его своей Дульсинее.
        —Боже! Дан! Ты же весь сгорел! У тебя лицо совсем красное, — воскликнула Катя. — Пойдём быстрее в отель.
        Но моим ожогам не суждено было испытать нежность её пальчиков. В номере нас ждал неприятный сюрприз — открытый сейф.
        Все документы были на месте, но наличные деньги иКатины драгоценности исчезли. Пропажу пару сотен евро я бы пережил, у меня осталась банковская карта, её я всегда брал с собой. А кредитка моей подруги лежала на дне чемодана.
        —Твоё колье! — меня словно пронзило током. — Оно же так дорого стоит! Я иду в полицию.
        Катя, конечно, была расстроена, но убитой горем не выглядела.
        —Не надо полиции, милый. Я себе другое колье сделаю, ещё лучше.
        —Ну, знаешь, ты ещё не миллиардерша, чтобы делать такие подарки каталонским ворам! За ценности, оставленные в сейфе, вообще несёт ответственность администрация отеля. Без полиции нам не обойтись. Не факт, что она найдёт вора, а колье — тем более. Но вдруг придётся судиться с отелем, полицейские должны задокументировать сам факт кражи.
        —Тебе виднее. Ты — юрист, — обречённо произнесла Катя.
        Следователя по кражам у туристов звали Мигель. Молодой, подтянутый, как тореадор, с чёрными выразительными глазами. Вначале он слушал нас с отсутствующим видом, но когда я огласил стоимость похищенной вещи, встрепенулся, встал из?за стола, надел фуражку, поправил на поясе кобуру и предложил осмотреть место преступления.
        В наш номер он даже не поднялся. Долго говорил с дежурным портье, что-то записывал в своём блокноте, потом стал опрашивать персонал.
        В растрёпанных чувствах мы легли спать. Было уже за полночь, когда неожиданно зазвонил гостиничный телефон. Это оказался Мигель. Его английский был безупречен.
        —Сеньор Козак, простите за поздний звонок. Есть информация по вашему делу. Не могли бы вы сейчас подойти в бар. Я вас жду.
        Катя уже задремала, я нестал её беспокоить, быстро оделся и спустился вниз. Мигель ожидал меня за столиком в углу. Перед ним дымилась чашка кофе. Полицейский кивком пригласил меня присесть.
        —Ваша пропажа нашлась, сеньор Козак, — и он достал из кармана кителя Катино колье.
        —Так быстро! Даже не верится. Вы настоящий Шерлок Холмс. Огромное спасибо.
        Мигель довольно улыбнулся.
        —И что, я могу уже забрать колье?
        —Конечно, можете, сеньор Козак. Только зря вы меня ввели в заблуждение относительно цены этой безделушки.
        Я смотрел на полицейского ничего не понимающими глазами.
        Он засмеялся:
        —Так вас обманули тоже. Ох, уж эти женщины! А я уже подумал, что вы аферист, промышляющий составлением надуманных судебных исков против отелей.
        —Что вы этим хотите сказать, офицер?
        —Горничная Тереза иногда заглядывает в сейфы к постояльцам. Случалось, что позаимствует у туристов сотню евро. Но она всегда закрывала сейф. А тут не сдержала искушения. Бриллиантовое колье отТиффани! Но вближайшем ломбарде ей не дали за него и трёхсот евро!
        —Там одних только бриллиантов на десять тысяч! — в сердцах возразиля.
        —Цирконий и обыкновенное стекло! Единственная его ценность — серебро в позолоте, но оно сейчас так дёшево!
        Мигель встал:
        —Ваши деньги бедняжка Тереза успела потратить. Колье я вам вернул. Думаю, что вы не будете настаивать на своём заявлении.
        Я незнал, что сказать. Моё молчание полицейский принял за согласие.
        —Доброй ночи, сеньор Козак, — сказал каталонец и вышел из бара.
        Из глухих притонов Барселоны
        Под огонь хохлацких батарей
        Принесли Вы эти песни-звоны
        Изумрудной родины своей.
        Монгол скверно играл на гитаре, но его импровизация подВертинского в нашем окопе вызвала дружные аплодисменты. Только каталонец Хуан Дорадо по кличке Барса не смеялся. Гневно сверкнув глазищами мавра, он вырвал из рук Монгола инструмент и наломаном русском выпалил:
        —Это моя гитара! Никто трогать нельзя. Только я играть можно.
        Я объяснил по-английски Хуану, чтоМонгол вовсе не хотел его обидеть, а просто пошутил по-дружески. Рассказал про певца Александра Вертинского, его песню оБарселоне и какМонгол её ловко перефразировал.
        —«Асфальт парижских площадей» он заменил на«огонь хохлацких батарей». Рифма не нарушена, а смысл — новый. Теперь эта песня о тебе, Барса. Как ты приехал наДонбасс защищать свои принципы с оружием в руках.
        Барса расцвёл в улыбке.
        —Тогда я спою ребятам свою любимую «Песню птиц». Спасибо, сеньор.
        Глава3
        Белые вороны и чёрные
        Когда человек влюбится, то он всё равно, что подошва, которую, коли размочишь в воде, возьми, согни — она исогнётся.
Николай Гоголь. Тарас Бульба
        —Тату, лізе чорт у хату!
        —Дарма, абрі не москаль.
Украинская поговорка
        —Сеньор Козак! Этот полицейский придумал классное прозвище. Я теперь только так буду к тебе обращаться.
        За завтраком Катя пыталась шутить, но унеё это плохо получалось. Атмосфера искусственности и лицемерия повисла над нашим столом.
        —Ты мне ничего не хочешь сказать? — спросиля.
        —Ты про что, милый? — ответила она с полным ртом, уплетая омлет с притворным аппетитом.
        —О колье. Почему ты солгала мне, что оно бриллиантовое?
        —А ты думаешь, я такая дурочка, брать в поездку настоящие бриллианты? Я сделала себе два колье: одно — настоящее, другое — дешёвый дубликат. Видишь, была права, он пригодился. Да будь это настоящие бриллианты, нам бы никакая полиция их не вернула.
        —Ты меня подставила. Мне могли предъявить обвинение в попытке мошенничества.
        —Но непредъявили же, сеньор Козак, — она улыбнулась с искренним раскаянием и погладила меня по руке. — Чем дуться на свою бедную девочку, лучше бы рассказали мне историю своей знаменательной фамилии. Так вы хохол, батенька?
        Я хотел возмутиться, что никакой я не хохол, но задумался. А ведь во мне на самом деле половина украинской крови. Только не стой стороны, о какой подумала Катя. Не сотцовской. Здесь сибирские корни. АСибирь — это такой котёл, где переплавляются все нации. Как вШтатах. Только за океаном придумали новую нацию «американец», а вСибири сформироваться местной идентичности до конца не дали. Во времена империи бывшая колония заселялась выходцами из разных народов европейской России. Но как только на здешнем погосте появлялись первые могилы переселенцев, их потомки признавались старожильческим сообществом сибиряками. В советское время все сибиряки, говорившие по-русски, автоматически стали русскими.
        Мой прадед по отцу носил фамилию Глинка. Российский старинный дворянский род польского происхождения. Ещё вшестнадцатом веке польский король Владислав пожаловал, возможно, моему пращуру имение вСмоленском воеводстве. Когда Смоленск перешёл под юрисдикцию России, Глинки стали служить московскому царю. Правда, были и другие ветви этого рода, оставшиеся вРечи Посполитой, а после её распада — вАвстро-Венгерской империи. К какому ответвлению принадлежали мои предки, я точно не знаю. Но вСибири они оказались, стопроцентно, не посвоей воле. Кого сослали на север Омской губернии: польских ли Глинок, российских ли? — то мне не ведомо. Но когда вСибирь вошли большевики, мой прапрадед почему-то поменял свою громкую фамилию на кличку. В ту пору козаками называли выходцев изМалороссии. Не путать с сибирскими казаками, верой и правдой служившими адмиралу Колчаку. Родной брат моего прапрадеда сохранил фамилию предков и даже какое-то время возглавлял уездный ЧК, но потом его самого расстреляли, видать, за непролетарское происхождение. АКозаки выжили в таёжной сибирской глуши.
        Прадед прошёл три войны: конфликт с японцами на озере Хасан, финскую иВеликую Отечественную. Орденоносец. Четверть века победу потом праздновал. Мой дед первым в семье получил высшее образование. Он долгое время проработал арбитражным судьёй, сейчас на пенсии. Я пошёл по его стопам, стал юристом. Отец — журналист, редактор областной газеты, но влихие девяностые ушёл в бизнес. Был посредником на металлургическом рынке. Потом его выкинули из схемы большие «акулы», и он стал писать книги.
        Я привык считать его богатым человеком, а себя — наследником немалого состояния и потерял годы среди «золотой молодёжи». Но успел спохватиться, что отцово время прошло, и мне придётся рассчитывать только на собственные силы. Сейчас настолько вошёл во вкус настоящей мужской жизни, что непроменяю её ни накакие миллионы, если только не заработаю их сам.
        Мужики в нашем роду всегда умели работать. Делали себя и становились кем-то. Но вот с жёнами им категорически не везло. Поэтому я до сих пор не женат. Моя бабушка — инженер-строитель изДонецка, а мама — актриса изОдессы. Бабушка прожила с дедом вКазахстане, пока отец школу не закончил, а моя мать с папой — и того меньше. ВСибирь мы переехали уже без неё. И впервый класс меня провожал один папа. В нашей семье сыновей воспитывают отцы. А женщины бросают их, возвращаются на родину и заводят новые семьи. У моего отца вКиеве живёт родная сестра по матери, у меня — родной брат вОдессе, материн сын от второго брака. Ему шестнадцать лет, но я его ни разу не видел. В детстве я ещё ездил на каникулы к маме, отдохнуть на море. Я нехотел, но отец настаивал. Но когда увидел свою мать беременной от чужого дяди, понял, что ноги моей в её доме больше не будет.
        —Удивительно, — тихо произнесла Катя. — Обычно мужья уходят от жён и оставляют своих детей. Но вы, похоже, большие оригиналы, белые вороны.
        Стаи чёрных птиц перелетали от перелеска к перелеску по ходу нашего автобуса и дружно галдели. Я смотрел на них, на живописные Карпаты и жмурился от слепящего глаза утреннего солнца.
        После границы я так и несмог заснуть. Зато Катя, оказавшись на родине, тут же засопела. Это была её идея — поехать изПраги вКиев на автобусе через пол-Европы. Вначале мы добрались доБерлина. День ушёл на обзорную экскурсию по германской столице. В ночь мы уехали вВаршаву. Ещё одна экскурсия по польской столице. А потом ночной переезд доЛьвова.
        Катя разлепила глаза и сразу закрылась от солнца ладошкой.
        —Сколько здесь воронья! Буквально стая на стае, — соскучившись по общению, я сразу завязал разговор.
        —Это невороны, — потянувшись, произнесла Катюша. — Вороны живут поодиночке, а нестаями. Скорее всего — галки. На древнем гербе Галиции изображена именно галка. На гербе города Галич, есть такой вИвано-Франковской области, — тоже. Названия провинции и города произошли от этой птицы. А вот символ самого Ивано-Франковска — старинного польского города Станислав — ворон. Кстати, ты знаешь, что ворон и ворона — это разные породы? Ворон крупнее и умнее. Хотя все они питаются падалью.
        Катин дед Марк Самуилович занял мою сторону во львовском инциденте.
        —Негоже нам идти на поводу у западенцев. Дай им волю, они ивБабьем яру бандеровский бедлам устроят.
        —Но ведь это история, дед! — продолжала стоять на своём Катя. — Её неперепишешь заново. Словно его Россия всегда была во всём права! А голодомор? Раскулачивание? Репрессии?
        —Есть такие истории, внучка, о каких надо забыть и никогда не вспоминать. А то они могут повториться вновь. Демонов прошлого лучше держать под замком.
        Райцентр, где жили Катины деды, располагался на автотрассе Киев — Харьков недалеко отПолтавы. Это обстоятельство и дедова должность (он работал директором местной автобазы) предопределили рывок семейства из глубокой малоросской провинции в столицу, а затем и вНью-Йорк. А всё — его величество Случай. Судьба порадовала Марка Самуиловича Михельсона перед самой пенсией. Нельзя сказать, что доэтого момента он чувствовал себя несчастным и обездоленным. Напротив, по местным меркам его жизнь очень даже удалась. Директор крупного предприятия, в советские времена — номенклатура далее не райкома, а самого обкома партии. Жена Анна Ильинична — бессменный председатель райпотребсоюза, без малого тридцать лет. Обеим дочерям высшее образование дали. Старшая Оксана пошла по материнской линии, получила диплом товароведа вИнституте советской торговли, устроилась снабженцем на оборонный завод вПолтаве. А младшая Елена, хоть и отучилась в неочень-то престижном педагогическом институте, зато на факультете иностранных языков. Английским и немецким владела свободно. Обеих дочек Михельсоны выдали замуж. Только с зятьями не
повезло. И парни, вроде бы, неплохие попались. Спортсмены, без вредных привычек, после армии, но безынициативные какие-то. Ни украсть, ни покараулить. Все проблемы за молодых решали Марк Самуилович иАнна Ильинична.
        Но даже в трудные годы перестройки и влихие девяностые семейство, в отличие от многих, не бедствовало и даже понемногу богатело. Марк Самуилович вовремя подсуетился: через жену достал кому надо из начальства дефицит, а другим просто дал взятку. И приватизировал на себя автобазу. Но надо отдать ему должное, он был хозяином от природы, а невременщиком, какому сиюминутно лишь бы урвать жирный кусок, а потом хоть трава не расти. Марк Самуилович во всём любил порядок. Чтобы территория была ухожена, площадка заасфальтирована и наклумбах радовали глаз пёстрые цветочки. Все машинки, естественно, должны всегда быть на ходу. На заре украинской самостийности с запчастями было совсем худо, пришлось на автобазе оборудовать разные ремонтные цеха, далее цех по восстановлению автомобильных двигателей. Такие Кулибины взрастились, не то, чтобы блоху подковать, двигатель самого «Мерседеса» с закрытыми глазами разобрать и собрать могут.
        И вот однажды ранней весной, лет пять назад, в каком-то километре от автобазы на трассе заглох шестисотый «Мерседес» с киевскими номерами. Марк Самуилович, как человек, привыкший помогать, остановился и поинтересовался у копающегося под капотом водителя, не нужна ли помощь? А она столичным деятелям была просто необходима. На«Мерсе» двигатель заклинило. Один случай на миллион. И он произошёл с персональной машиной заместителя министра иностранных дел Украины, ехавшего вХарьков по личным делам.
        Директор районной автобазы сразу понял, что это перст божий. Через десять минут прибыл эвакуатор, ещё через полчаса ремонтники установили причину поломки. Понадобились запчасти изПолтавы. Заместителю министра, как он ни спешил, пришлось скоротать время ремонта в гостях уМихельсонов. Хозяйка на скорую руку умудрилась накрыть стол, какой не вовсяком киевском ресторане сделают. Хозяин достал из бара бутылку самого дорого французского коньяка, подаренную ему на шестидесятилетие. Киевлянин жутко нервничал, торопился и неверил, что втаком захолустье могут починить навороченный двигатель представительского авто. Но даже бутылку допить не успели, появился «Мерседес» своим ходом. Дипломат чуть не плакал от радости, тиская в объятиях своего провинциального спасителя. Спрашивал, сколько он должен, но предусмотрительный Марк Самуилович никаких денег с важной птицы не взял, а отвизитной карточки с номером сотового телефона не отказался.
        Так завязалось перспективное знакомство. Благодаря ему, Катины папа и тётя Лена оказались на дипломатической службе, и негде-нибудь, а всамом Нью-Йорке, в штаб-квартиреООН.
        НаПолтавщине мне понравилось. Я словно оказался в гоголевских «Вечерах на хуторе близ Диканьки». Правда, хат, крытых соломой, я невидел, но глиняные мазанки под шифером на окраине городка мне попадались. Здешние жители, в отличие от заносчивых галичан, были добры и приветливы. Я легко понимал местный украинский говор, содержащий много русских слов. И вообще, чувствовал себя здесь как дома. Барселона, Прага, Берлин, Варшава, Львов — красивые, но чужие города. А здесь всё родное. Полтава больше походила наВоронеж илиБарнаул, чем начопорную Европу.
        А как вкусно готовила Катина бабушка! Борщ, клёцки, сырники, вареники с вишней и абрикосами… Я впервые распробовал вкус настоящего сала. Белое, с розовыми прожилками, на ржаном хлебушке, оно буквально таяло во рту после стопки ядрёной горилки. За три дня в гостях я набрал три килограмма — по кило в день. Я разомлел от любви и жары. Катался как сыр в масле. Катя тоже стала такой домашней, тёплой и мягкой. И как-то вечером, когда мы всей семьёй после сытного ужина играли в лото в беседке под раскидистой яблоней, я неожиданно поймал себя на мысли, что это, наверно, и есть счастье, и что я не прочь прожить так всю свою оставшуюся жизнь.
        Баба Аня однажды подколола деда Марка, мол, какой из него еврей.
        —Настоящий еврей давно бы банк свой открыл, стал миллиардером. А мой старик всё с техникой, как дурень со ступой, носится.
        Дед философски ответил:
        —Всё — в меру, Анечка, всё — в меру. Так ещё древние греки говорили. Мы что, дорогуша, последний хлеб без соли доедаем? У нас хороший дом, хороший сад. А был бы дворец, как убанкира, весь город бы завидовал. А так нас все уважают. Разве этого мало?
        Марк Самуилович всё-таки обиделся и пожаловался мне:
        —Вот смотри, Данилка, какие хохлушки вредные жинки. Крепко подумай, прежде чем брать жену из этого хитрого народа. Говорят, евреи — хитрые, да посравнению с украинцами, мы — сущие дети. Умный телок двух маток сосёт. Это про хохлов. Их незалежность — чтобы одновременно доить Россию иЕвропу, уверяю, и ту и другую, что душой мы с вами, а сдругими — по чистому расчёту.
        —Шо ты, старый еврей, против хохлов имеешь? — дородная баба Аня, в косынке, завязанной на лбу, ну вылитая Солоха, грозно стояла, руки в бок, посереди кухни.
        По сравнению с ней, Марк Самуилович выглядел маленьким и тщедушным.
        —Молчу, Анюта, и ухожу.
        Заговорщицки подмигнув, дед из-под полы длинной рубахи показал мне горлышко графина.
        Мы перебрались в беседку. Выпили. Закусив яблоком прямо с дерева, хозяин закончил свою мысль:
        —Жёлто-синий украинский флаг родился подПолтавой. Теперь говорят, что полосы на нём означают синее небо и жёлтое пшеничное поле. На самом деле это цвета шведского флага. Когда перед Полтавской битвой гетман Мазепа предал Петра Первого и счастью казаков выступил на стороне шведского короля Карла, то, чтобы отличаться от своих товарищей, сохранивших верность русскому царю, перебежчики повязали себе на руки сине-жёлтые повязки, какими их снабдили шведы. Это флаг предательства.
        Изорванные и опалённые жёлто-синие знамёна пленные бросали в одну кучу, а оружие — в другую. В их глазах не было никакой удали, только страх и отчаяние. Они сдавались десятками, сотнями. Иногда приводили связанных офицеров или бойцов добровольческих батальонов. Транспорта для отправки пленных вДонецк катастрофически не хватало. Городские власти даже снимали с маршрутов рейсовые автобусы и присылали их на передовую.
        Больше всех в моём взводе радовался победе подИловайском местный ополченец по кличке Маркшейдер.
        —Всё, братцы, теперь в воскресенье точно женюсь. Всех приглашаю на свадьбу. Уж погуляем так погуляем.
        Бедняга, его убил снайпер в тот же вечер.
        Глава4
        Квартирный вопрос в эпоху перемен
        Я бросил свой завод, хоть, в общем, был невправе, —
        Засел за словари на совесть и настрах…
        Но что ей оттого — она уже вВаршаве, —
        Мы снова говорим на разных языках…

Владимир Высоцкий
        От чёрта открестишься, а отмоскаля не отмолишься.
Украинская поговорка
        —Женитьба — дело серьёзное. Ты бы познакомил меня со своей избранницей, с её семьёй, — сказал мне отец по телефону.
        —Нет проблем, батон. Прилетай вКиев в начале ноября. Мы сКатей как раз вернёмся изТрускавца. Представлю тебя и ей, и маме. Они очень гостеприимные, будут тебе рады. Хоть развеешься.
        Ближе отца на этой планете у меня никого не было. Но, честно, иногда я его не понимал. Он умный, деловой мужик, но как выкинет какую-нибудь хрень, хоть стой, хоть падай. Спрашивается, кому сейчас нужны его либеральные романы? Время изменилось безвозвратно, у общества уже другие потребности давно.
        А бизнес? Ведь и дураку было понятно, что вакханалия девяностых рано или поздно закончится! В эпоху глобальной компьютеризации посредники обречены. Заработал деньги на восстановлении разрушенных хозяйственных связей, так вложи их во что-нибудь стоящее, полезное людям. Создай строительную фирму, открой ресторан, магазин, на худой конец! Но умоего папы и тут отмазка:
        —Пробовал — не получается. Понимаешь, я — не хозяин, нет вомне этой кулацкой жилки, чтобы упорно, всю жизнь грести под себя, присваивать чужой труд. Когда-то я держал крупную торговую компанию, человек сорок в ней числилось, но, знаешь, денег не было. Я брал кредиты, всем рисковал, а мои подчинённые жили лучше, чемя. И тогда я понял, что немогу руководить людьми. Творческий коллектив, редакция газеты — не всчёт. Хороший редактор должен быть первым среди равных. Это я умею. А народ просто надо держать в ежовых рукавицах.
        С матерью тоже непонятно. Почему она уехала, бросила нас, отец мне никогда не говорил.
        Она часто ездила на гастроли, и я подолгу оставался вдвоём с отцом. Он работал корреспондентом областной газеты и тоже мотался по командировкам. Тогда у нас ночевал дед, или я отправлялся в его большую судейскую квартиру с высокими потолками на берегу Иртыша. У нас тоже была хорошая квартира вПавлодаре. Три комнаты, на третьем этаже, в самом центре города. Но втиповом доме массовой застройки, и вней не было того простора и пространства, как удеда. Может быть, потому что он жил один, а нас — трое. Мне всегда нравилось гостить у него, ведь там дозволялось всё. Дед, хоть и строжился, но вомне души не чаял. Его отец, мой прадед, живший по соседству в однокомнатной квартире со старушкой-ровесницей, меня тоже очень любил. Его жена умерла рано, но старик погоревал в меру и скоро нашёл новую бабку. Он немыслил жизни без женщины рядом и постоянно ругал сына, что тот живёт бобылём.
        Распад Союза для нашей семьи стал большим ударом. Летом 1992года уехала вОдессу мать, вначале в отпуск, а потом оказалось, что навсегда. Отец тоже вскоре исчез, и я переселился к деду. Я часто плакал по ночам, просился к родителям, дед меня гладил по волосам сухой ладонью и успокаивал, что мы скоро поедем к папе.
        Отцу нельзя было въезжать вКазахстан. Какие-то проблемы с законом. Дед отвёз меня в аэропорт и сознакомыми отправил вМоскву. Родитель встретил меня вДомодедово, и мы с ним полетели вБатуми. Он тогда занимался поставками мандаринов изАджарии. Я привык, что подНовый год у нас дома всегда стоял ящик этих сказочно вкусных фруктов. Только начинаешь очищать мандарин от кожицы, и сразу вся комната наполняется чудесным ароматом. Запах ёлки и мандаринов — так пахло моё счастливое детство.
        Грузины принимали моего отца, как дорогого гостя. Сациви, чанахи, долма, хачапури… Всех названий блюд, какими нас потчевали в горных селениях хлебосольные хозяева, я ине запомнил. Помню, как мы купались в бурлящей и холодной горной реке. Как ели виноград и персики в горах. Отец пил из рога терпкое грузинское вино. За столом говорили много тостов за мир и дружбу. А потом папин партнёр по бизнесу дядя Зураб дал мне настоящее ружьё, подвёл к окну и, направив ствол вверх, сказал: «Стреляй!». Я выстрелил в ночное небо, и сразу пошёл дождь. Я тогда радовался сильно:
        —Папа, папа, я небо из ружья проткнул!
        Потом мы переехали на побережье и неделю жили в«Интуристе» вКобулети. Кондиционера в номере не было, из?за духоты мы с отцом спали на лоджии. Однажды утром я проснулся от раскатов грома. На небе не было ни облачка. И море отливало зеркальной гладью.
        —Папа, а почему гром гремит, а дождя нет? — растолкал я спящего на надувном матрасе отца.
        Он резко вскочил на ноги и велел мне немедленно собирать вещи. В гостиничном фойе толпились взволнованные люди с чемоданами. Дядя Зураб тоже был там и постоянно ругался по-грузински.
        —Володя, ночью абхазы прорвали нашу оборону. Их танки в тридцати километрах от города. Вам надо срочно улетать.
        —Но наш самолёт только через пять дней!
        —Мой двоюродный брат работает начальником Батумского аэропорта, он вас посадит на московский рейс.
        Весь полёт доМосквы отец простоял в проходе между креслами, как имногие другие мужчины. В самолёте сидели только старики, женщины и дети. Меня к себе на колени посадила молодая грузинка.
        ВМоскве я видел Горбачёва. Мы шли с отцом отКрасной площади к метро «Площадь революции» поНикольской улице. И возле перехода к станции метрополитена стоял бывший президент СССР и очём-то громко вещал окружившим его людям. Отец посадил меня на плечи, и я очень хорошо рассмотрел родимое пятно на лысине последнего руководителя ещё недавно великой страны.
        Отец купил мне билет на самолёт и скакой-то женщиной отправил вПавлодар.
        Этой же осенью умер прадед. Его похоронили наАллее ветеранов Великой Отечественной войны местного кладбища. Дед очень спешил. На девятый день мы поминали прадеда ещё вПавлодаре, а насороковой — уже вТомске. Свою квартиру судья продал за бесценок, за три тысячи долларов, а родительскую вообще пришлось оставить даром. Благо отец сумел вытащить деньги из бизнеса и купить двухкомнатную квартиру на окраине Томска.
        Почему именно Томск? В здешнем университете учились мои предки: и дед, и отец. Каждый в своё время. Я тоже выпускник Томского государственного университета, в третьем поколении.
        Папа постоянно был в разъездах, и я жил в основном с дедом. Вскоре отец женился во второй раз. Его жена годилась мне в старшие сестры, но никак не вматери. В такую семью дед меня не отпустил. С молодой женой отец прожил, правда, недолго, развелись по обоюдному согласию. Но осадок в моей душе от его предательства остался. Я быстро повзрослел. Рано начал встречаться с девушками. На втором курсе чуть не женился в первый раз.
        Отец меня тогда поставил перед выбором: если я женюсь, то сам должен содержать свою семью. Я закусил удила и полгода с подругой снимал квартиру, подрабатывал барменом в ночном клубе. С ней я расстался, и мы с отцом помирились.
        Последний конфликт поколений произошёл, когда я уже работал юристом. И снова из?за женщины. Мы крепко с ним тогда сцепились. Я психанул, бросил всё и уехал искать удачу вМоскву.
        Летом отец и дед вместе живут на даче, а назиму дед съезжает в город, а мой родитель остаётся зимовать один в холодном доме и пишет романы. Свою квартиру он сдаёт в аренду, на то и существует.
        Я немог больше жить один, безКати. ВКиев летал каждые две недели. Вся моя зарплата уходила на билеты и подарки для неё и мамы. В последний свой приезд я сделал ей предложение и подарил обручальное кольцо. Она кольцо приняла и улыбнулась:
        —А где мы будем жить, Даниил?
        —Где хочешь, любимая!
        —ВНью-Йорке не хочу. Либо вКиеве, либо вМоскве.
        Я разослал своё резюме всем приличным киевским работодателям. Некоторых мой послужной список и опыт работы заинтересовал, но незнание украинского языка ставило жирный крест на моей юридической карьере наУкраине. Ведь всё делопроизводство там велось на украинском языке. Оставался один вариант — Москва. Но российская столица — весьма дорогой город, чтобы жить здесь семьёй, надо много зарабатывать. И я вкалывал, как проклятый. Напряг все свои связи, и мою кандидатуру выдвинули на должность начальника судебного управления. Должностной оклад и годовые бонусные выплаты на этом месте переводили мои мечты о семейной жизни в плоскость реальности.
        Поезд изТрускавца вКиев пришёл рано утром. Мы только успели забросить вещи кКате домой, принять душ, переодеться и вместе с её мамой поехали в аэропорт. Оксана Марковна лихо управлялась с переключателем на механической коробке передач компактного американского джипа и город знала хорошо, поэтому мы быстро проскочили центр, объехав пробки по второстепенным улочкам.
        Отца я узнал не сразу. Обычно склонный к полноте, сейчас он выглядел каким-то высохшим и маленьким. Особенно рядом с рослой Катиной мамой, бывшей волейболисткой. Но прежний лоск старался сохранять. Чёрный плащ отВерсаче, кожаный саквояж, может, и ввели моих киевлянок в заблуждение относительно материального статуса их обладателя, но я-то знал, что этим вещам уже добрый десяток лет, ничего нового отец себе давно уже не покупал.
        —Привет, папа! Вот, знакомься. Это — Катя. А это — её мама, Оксана Марковна.
        —Очень приятно, — устало улыбнулся мой предок и снял фуражку.
        У него почти не осталось волос. Короткая стрижка была мерой вынужденной, дабы скрыть залысины.
        —А это — Владимир Святославович, мой отец.
        —Ух ты! С таким именем, как укрестителя Руси, вам, точно, нужно жить вКиеве! — радостно выпалила Катя. — УДанилки, впрочем, тоже имя громкое. Даниил Галицкий!
        —Насчёт жизни не знаю. А вот погреться на киевском солнышке после сибирских холодов я не возражаю.
        —И что, у вас уже так холодно? — спросила Оксана Марковна.
        —С утра было минус тридцать.
        —Надо же! Такие морозы в начале ноября! — удивилась старшая Иванова.
        —Это ж Сибирь, мама. Мне вчера звонил изЯкутии отец, так уних вообще уже за сорок.
        Катя зря сказала про папу, маме это сильно не понравилось. Она сморщила нос и строго наказала дочери не упоминать при ней этого имени.
        Надо было уводить разговор в сторону, чтобы Оксана Марковна совсем не расстроилась.
        —Папа, а мы сКатей гуляли в парке возле бювета вТрускавце, где ты познакомился с матерью.
        Эта тема оживила мою будущую тёщу.
        —Данила мне рассказал вашу историю. Я так удивилась, что он совсем не общается с мамой. Вы-то поддерживаете отношения с бывшей супругой?
        —Практически нет. А зачем? У неё своя жизнь, у меня — своя. Теперь далее в разных странах живём.
        —Но для наших детей границы — не преграда! — торжественно произнесла Оксана Марковна и тихо добавила: — Как женщины могут бросать детей?!
        МнеКиев очень понравился. И неРоссия, и неЕвропа, а так — серединка на половинку. Древние православные храмы с золотыми куполами, монументальный мемориал Славы на берегу Днепра — всё, вроде, по-нашему, по-славянски и по-советски. Прохожие на улицах говорят на русском, экскурсии по памятникам архитектуры — тоже. Много сходства сМосквой. Та же столица, но компактная и какая-то домашняя. Крещатик — Тверская, Подол — Арбат. «Динамо» Москва — «Динамо» Киев. Но едва уловимые отличия всё же проскальзывали: и вархитектурном облике старинных зданий, и втесноте центральных улочек, и всамом воздухе, напоенном запахом высохших листьев и ароматом свежего кофе. Кофейни здесь встречались на каждом шагу. Возле станций метро мололи и варили кофе далее на автомобильных и мотоциклетных фургонах под открытым небом. А может быть, тёплый южный климат, другие деревья — каштаны и вязы — вводили приезжего человека в заблуждение относительно отличия матери городов русских от других больших поселений некогда необъятного отечества.
        По столичному снобизму киевляне мало отличались от москвичей. Высокомерное отношение к лимитчикам, «понаехавшим тут», было и всемействе Ивановых, самих обосновавшихся в столице совсем недавно. Особенно Катина мама не любила «донецких».
        «Порш Кайен» золотого цвета нагло подрезал наш маленький джип. Оксана Марковна едва успела нажать на тормоз, чтобы не врезаться в задний бампер авто за сотни тысяч евро. Распахнув дверцу на половину улицы, из машины вылез коротко стриженный накачанный мордоворот в спортивном костюме. И, демонстративно поигрывая тяжёлой битой, развалистой походкой направился к нам.
        —Ты как ездишь, коза?! — жуя жвачку, процедил он сквозь зубы Оксане Марковне.
        Она изменилась в лице и молчала. Сидевшая на переднем сиденье Катя — тоже.
        —Молодой человек, а вы ничего не попутали? Правила-то нарушили вы! — вписался в разборку мой отец.
        —А ты, старпёр, вообще помалкивай. А то урою тебя в тряпочку.
        Ударить лицом в грязь перед любимой девушкой в присутствии родителей я не имел права. Выпрыгнул из машины и оказался лицом к лицу с хулиганом. Тот неожидал от меня подобный прыти и замешкался.
        Клаксоны выстроившихся за нами авто разрывались. Послышалась милицейская сирена. Громила осмотрелся, оценил ситуацию и, сплюнув жвачку на асфальт, прошипел: «Пока живите». Вразвалку поковылял к своему золотому джипу.
        —Вот, Владимир Святославович, полюбуйтесь на красавца! — выдохнула наша водительница. — Каких экземпляров навёз с собой изДонбасса президент Янукович! И они вКиеве теперь заправляют всеми делами!
        —Мне казалось, что такие музейные экспонаты остались в девяностых.
        —АУкраина из них и невыходила. У нас всю жизнь — девяностые. С воровством и коррупцией чиновников мы уже свыклись. Но раньше простые люди хоть как-то могли заработать на жизнь. Теперь же все лакомые куски эти бандюки под себя подмяли. Что делать — ума неприложу.
        —ВРоссии сейчас тоже не сладко, — сказал отец, когда наша машина наконец-то тронулась. — В угольной и металлургической промышленности вообще застой. Целые города бедствуют. Мировые цены на уголь и металл уже три года держатся на исторических минимумах, а ведь это основные статьи украинского экспорта.
        Глобальные рынки Оксану Марковну мало заботили, другое дело — семейный бюджет.
        —У меня есть одна идея, гарантирующая стабильный доход.
        В глазах бывшего бизнесмена проснулся интерес.
        —И какая, если не секрет?
        —Инвестиции в киевскую недвижимость с последующей сдачей её в аренду. Только не надо ухмылок! Сейчас квадратный метр хорошего жилья вКиеве можно купить за тысячу евро. Однокомнатная квартира в новом доме обойдётся в40, а двухкомнатная — в60тысяч евро. На съём за800 евро в месяц «однёшки», а«двушки» — за тысячу очередь из арендаторов выстроится. Через каких-то четыре года затраты полностью отбиваются, и вы получаете квартиры в европейской столице бесплатно. Не забывайте, чтоУкраина вот-вот вступит вЕС. Тогда наша недвижимость взлетит в цене до небес!
        —Удивительно, жильё стоит, как вТомске, а арендная плата, как вМоскве, — не поверил отец.
        —В этом-то и уникальность сегодняшней ситуации! — Катина мама разошлась, она умела убеждать. — У людей нет денег на покупку жилья, а нааренду они всё равно находят. ВКиеве же — вся власть, все министерства, ведомства, крупные фирмы. Основная работа — в столице, как ивРоссии.
        Родитель всерьёз задумался.
        —А ведь предложение заманчивое на самом деле. Данилин дед давно мечтает пожить в тёплых краях. У меня, правда, сейчас нет свободных денег. Но унас с отцом вТомске есть недвижимость. Две квартиры в центре, загородный дом. Если это всё продать, то полмиллиона евро, думаю, выручить можно.
        Оксана Марковна выдохнула.
        —ДляКиева сейчас это очень большие деньги. Представляете, вы можете купить десять однокомнатных квартир, только с аренды в месяц будете иметь восемь тысяч евро. Поверьте, на такой доход здесь можно жить припеваючи. А себе купите фешенебельный особняк в живописном месте. Как бонус — европейское гражданство и безвизовый въезд в любую страну мира!
        Ужинали мы в японском ресторане. Батя сМарковной произносили тосты за нашу сКатей любовь, пили украинский коньяк и закусывали его дальневосточными экзотическими блюдами. А утром мой отец исчез. Ему постелили в гостиной, но когда, проснувшись, я заглянул туда, диван был собран, одеяло и простынь аккуратно лежали в стопке. Солнце стояло уже высоко, и часы показывали начало одиннадцатого. Я позвонил ему на мобильник, но он был вне зоны доступа. Перезвонил отец только через час, когда мы сКатей иОксаной Марковной уже собирались отправляться на его поиски.
        —Данила, как твои будущие родственницы относятся к опере? — как нив чём не бывало спросил мой пропавший родитель.
        Поинтересовавшись их мнением, я ответил, что положительно.
        —Замечательно! — отозвался отец. — Я купил четыре билета в оперу. Дают «Женитьбу Фигаро». Классика! Начало в19часов. Не опаздывайте.
        —А ты, собственно, где? — задал я вопрос.
        —Гуляю поКиеву.
        —И давно?
        —С шести утра.
        От транспорта и сопровождения он отказался, договорились, что встретимся вечером возле Оперного театра.
        Он сидел на лавочке под фонарём, усталый, но довольный. Радуясь, как мальчишка, доложил нам, что отстоял заутреннюю службу вУспенском соборе, ходил по пещерам вЛавре, завтракал в монастырской столовой, гулял по парку Победы надДнепром. София Киевская, Михайловский собор, Майдан независимости, Крещатик. Даже в кино мой батя успел сходить.
        —И как вам Киев? — поинтересовалась Оксана Марковна.
        —Замечательный, красивейший город! Только в нём очень много обозлённых людей.
        Театр, где застрелили премьер-министра империи, реформатора Столыпина, вызвал у меня настоящий восторг. Прежде я никогда не бывал вОпере. А тут — золотая лепнина, массивные бронзовые люстры, занавес из тяжелого красного бархата и скрипучие кресла, обтянутые под стать занавесу. Арии певцов на итальянском языке. Настоящая эпоха Возрождения!
        Я неведал за своим отцом музыкального пристрастия и был приятно удивлён его эрудиции в оперном искусстве.
        Прошёл дождь, тротуары блестели лужами в электрическом освещении, холодало, пар шёл изо рта. Мой отец говорил очень громко, почти кричал, как пьяный:
        —Друзья мои, лучшие в мире оперные театры вовсе не вМилане, Вене, Нью-Йорке, Москве, Санкт-Петербурге илиСиднее! Поверьте мне, я там был. Такой душевности, камерности, гармоничного сочетания пения и архитектуры нет нигде, только наУкраине. ВКиеве, воЛьвове иОдессе!
        Одесса встретила меня жарой и дурманящим запахом весеннего цветения. НаФонтане, где жила семья моей матери, цвели яблони, груши, вишни, сирень, черёмуха, жасмин и многие другие деревья и кустарники, как они называются, я даже не знаю. В начале мая этот район походит на один большой цветущий сад. Белым-бело от цветов, даже жилые дома едва угадываются за этим благоухающим буйством природы.
        Маркшейдера мы похоронили, как героя. С оружейным залпом. Вместо белого подвенечного платья его невеста, так ине ставшая женой, надела траурное, чёрное. И она ещё долго рыдала на могильном холмике в окружении венков и цветов.
        Глава5
        Олимпийская сказка, прощай!
        Всякую революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются её плодами отпетые негодяи.
?омас Карлейль
        Поди, москаль тогда красть перестанет, когда чёрт молиться Богу станет.
Украинская поговорка
        —Спасибо за цветы, сын, — сказала мать, выпустив меня из молчаливых объятий.
        Она долго искала подходящую вазу, чтобы поставить красные розы. В итоге выхватила из серванта первую попавшуюся под руку и побежала в кухню за водой.
        —Как же ты вырос, Данечка! — сквозь шум струи донёсся до меня её взволнованный голос. — Я помню тебя маленьким и пухленьким, а ты такой рослый, стройный, красивый мужчина. Девки, наверное, с ума сходят?
        Она вернулась в обставленную со вкусом, но без излишеств гостиную и поставила на стол вазу с цветами.
        Наконец-таки, мне удалось её рассмотреть. Невысокая, худенькая, похожая на цыганку, чёрные волосы с сединой, правильный греческий нос. Господи! Ямочки на щеках и карие глаза с поволокой, затуманенные, полуприкрытые, бархатные, ласкающие, прямо как уменя, а ещё длинные и пушистые ресницы.
        —Я думала, что никогда тебя больше не увижу. Этот грёбаный Майдан, фашисты, русофобия! По телевизору даже объявили, что мужчинам?россиянам с16 до60лет въезд наУкраину запрещён. И вдруг, звонишь ты…
        Она снова обняла меня, из её красивых глаз потекли слёзы.
        —Спасибо за приглашение, мама. Без него меня бы к вам в страну не пустили.
        —Нашёл, за что благодарить. Да я готова оформлять эти дурацкие бумажки каждый день, лишь бы видеть тебя! Жалко, что дядя Саша в рейсе, он так хотел с тобой повидаться. Зато Гаврика увидишь! Он скоро придёт из школы. Вот радости-то будет! Наконец-то со старшим братом познакомится! У него же скоро последний звонок, выпускные экзамены. Знаешь, куда он решил потом поступать? ВМГУ. На факультет журналистики!
        —ОБоже! Только не это! — не сдержал я эмоций.
        Мать напряглась:
        —Ты небойся. Он мальчик самостоятельный, не будет тебя напрягать. Главное, чтобы Россия не отказала во въезде гражданам Украины.
        —Да я вовсе не про то. Помогу ему вМоскве, чем смогу. Но, мне кажется, что внашем окружении достаточно одного писателя.
        —Кстати, как там отец? — не сразу спросила мама.
        —Пишет свой очередной литературный шедевр. После поездки вКиев у него приступ творчества. Правда, сейчас прервался на огородные работы. Грядки копает. Собираются с дедом сажать картошку.
        —Картошка? — мать ностальгически улыбнулась. — ВКазахстане мы тоже сажали всегда картофель. Неужели у вас до сих пор так принято? Надеюсь, что неот крайней нужды?
        Я успокоил её, что это дань великой национальной традиции, вдобавок физический труд на свежем воздухе полезен для здоровья. Она ещё спросила, какие у нас были дела вКиеве? И зачаем с пирогами я поведал матери историю своей любви.
        Новый год мы встречали вКиеве. Получив свою первую начальническую зарплату, я решил побаловать невесту и её родню. Кате купил новый планшетник, маме — смартфон, бабушке — пуховую шаль, а деду — сувенирные шахматы. Мы решили на каникулах никуда не ехать. Катя очень хотела побывать наОлимпиаде вСочи. Там траты предстояли немалые. А весной мы планировали сыграть свадьбу. О ценнике этого мероприятия я далее и думать не хотел.
        Подаркам киевлянки обрадовались. Пока я отсыпался после перелёта первым утренним рейсом, женщины колдовали на кухне, откуда скоро стали распространяться по всей квартире такие ароматы, что сон быстро сменился голодом.
        Я открыл глаза, за окном уже смеркалось. Короткий декабрьский день закончился, будто не начинался вовсе. Я оделся и вышел изКатиной комнаты. Моя невеста дожаривала у плиты котлеты. На подоконнике стояли не вошедшие в холодильник вазы с салатами. В душе шумела вода.
        Не отрываясь от дела, Катя чмокнула меня в щёку.
        —Хочешь перекусить? Бери салат, какой нравится. Пока ты спал, мы смамой обговорили программу новогоднего вечера и ночи. Вначале посидим за праздничным столом посемейному втроём. Потом мама уйдёт в гости, и мы останемся одни. Ну апосле, если у тебя, конечно, будут ещё силы, мы можем погулять по ночному Киеву.
        Я только открыл рот, чтобы сказать, это ещё посмотрим, кто изнас обессилит первым, но меня опередила Оксана Марковна.
        —Только в центр, пожалуйста, не суйтесь! А то там настоящая революция. Недетские беспорядки. Хотя «Евромайдан» и«Антимайдан» объявили перемирие наНовый год иРождество, но я почему-то ни тем ни другим не верю.
        Катина мама стояла в дверном проёме в длинном махровом халате, с полотенцем на голове.
        —С лёгким паром! — сказаля.
        —Спасибо, — ответила будущая тёща и добавила. — Ты,Данила, — мужчина, следи, пожалуйста, за этой революционеркой. А то её, точно, на баррикады понесёт.
        Материны предостережения оказались напрасными, после полуночи моя экзальтированная невеста потащила меня наМайдан Незалежности.
        —Ты ничего не понимаешь! Это наЕвропейской площади, может быть, проплаченные политиками «активисты», а наМайдане — сам народ! — уверяла она меня на подходе к палаточному городку сторонников интеграции Украины вЕвропу.
        Новый год, безусловно, внёс свои коррективы в майданный быт. В окружении праздничной иллюминации, сверкающих ёлок и гирлянд сам палаточный лагерь с кострами казался декорацией к какой-то рождест вене кой сказке. Тем более, что многие из палаток светились изнутри, как будто в них проживали гномы или тролли. Часть революционеров всё ж разъехались по домам встречать праздник с семьями. Война войной, а обед по расписанию. Но самые стойкие бойцы отрядов самообороны остались на площади Независимости. А вдруг милиция нарушит перемирие и, пользуясь праздниками, снесёт их палаточный лагерь.
        Здесь тоже праздновали Новый год. Небритые мужчины в пуховиках, утеплённых спецовках и далее старых горнолыжных костюмах с закопчёнными из?за длительного нахождения у костров лицами радовались и поздравляли друг друга. Среди них встречались и женщины в бесформенной одежде, перевязанные платками, больше похожие на рыночных торговок, чем нареволюционерок.
        Катя уверенно направилась к одной из палаток. Навстречу вывалился подвыпивший парень.
        —Привет, Катюха! Жрачки принесла?
        —А якже!
        —Хлопцы, нам закуску принесли! — прокричал он в палатку.
        Кастрюля с котлетами исчезла в брезентовом домике.
        —Вот, Данила, познакомься. Это мой однокурсник из магистратуры Игорь. А это Данила, мой жених.
        Парень сразу протрезвел.
        —ИзМосквы, что ли?
        —Да.
        —И каким ветром тебя сюда занесло?
        —К невесте приехал наНовый год.
        —А мы вот тут второй месяц уже чалимся.
        —А как же учёба?
        Игорь закурил и предложил мне. Я отказался.
        —Декан пообещал отчислить. Теперь нам обратной дороги нет. Если победим, то идекана, и ректора заменим, а нет — они нас в шею выгонят.
        От соседнего костра к нам подошёл молодой мужчина в жёлтом пуховике и чёрной спортивной шапочке, немногим старше меня.
        —Извините, я невольно прислушался к вашему разговору. Меня зовут Олег. Я — предприниматель изРовно. По российскому телевидению постоянно крутят, что мы все здесь националисты, бандеровцы. Есть, конечно, и такие. Вон«Правый сектор» гуляет, — он показал в сторону палатки, где бузила пьяная толпа. — А меня, поверьте, просто достала такая жизнь, нет больше сил терпеть произвол чиновников, жадность и продажность милиции. Почему мы не можем жить, как вЕвропе? У нас же всё есть. И плодородная земля, и заводы, и шахты, и порты. Мне тридцать три года, я — программист по образованию. У меня свой небольшой бизнес. Продаю и обслуживаю компьютеры и прочую оргтехнику. Так меня задушили налогами и поборами. За любой муниципальный заказ откат 60процентов от стоимости. Я даже не могу прокормить свою семью. И я здесь такой не один.
        На обратной дороге Катя взахлёб рассказывала, как вконце ноября, всего через две недели после нашего с отцом отъезда, когда Янукович отказался подписать соглашение об ассоциации сЕвросоюзом, милиция дубинками разгоняла протестующих демонстрантов.
        —Даже девушек избивали! Мне чудом удалось спастись. Монахи открыли ворота вМихайловский собор и укрыли нас от донецкого ОМОНа.
        На открытие Зимних Олимпийских игр вСочи билеты достать мне не удалось. Зато подфартило с церемонией закрытия. Ради этого я даже отказался от олимпийского хоккейного финала. И угадал — наша сборная всё равно вылетела из турнира гораздо раньше, проиграв американцам.
        С работы меня отпустили только на неделю. Поэтому многие соревнования, включая российский триумф в фигурном катании, мы пропустили. Катя прилетела вМоскву вечером, а наутро мы улетели вСочи.
        Я обалдел, когда увидел город, где небыл семь лет. Современные стадионы, скоростные автобаны, толпы иностранцев. Пальмы, синее море, откуда дует тёплый ветер. Можно ходить в одной рубашке, а поднимешься немного в горы — укрытые снегом высоченные хребты, лёгкий морозец, настоящая зима!
        Кате тоже очень понравился Сочи.
        —Здесь далее круче, чем вАльпах! Лазурный берег отдыхает! — восхищённо говорила она. — ПроАмерику вообще молчу. Я была на прошлой Олимпиаде вВанкувере. По сравнению с вашей она — полный отстой!
        Правда, с гостиницей мы пролетели. Предприимчивые владельцы на скорую руку переделали летний пансионат во всесезонный отель. Получилось это у них плохо. В ночные заморозки температура в номере падала градусов до десяти тепла, по утрам перемерзала в трубах вода, поэтому душ мы могли принимать только днём, когда субтропическое солнце растапливало ледяные пробки, и свечера набирали в ванну воду, чтобы умыться утром.
        Дважды ездили в горы. Посмотрели женский биатлон. ККатиной радости медаль завоевала украинская спортсменка. В мужском гигантском слаломе лыжники из бывшего Союза не блистали. Но впечатлённая соревнованиями, Катя уговорила меня взять напрокат горные лыжи и дала мне первый урок по скоростному спуску. Она летала по склону, как ракета. Я же постоянно падал, хорошо, хоть лыжи не сломал. Но какой был кайф — снять с ног тяжелейшие горно-лыжные ботинки!
        Конькобежный спорт, шорт-трек, кёрлинг, хоккей — эти соревнования можно было посмотреть в приморской зоне, никуда не выезжая из города. На них мы и ходили.
        —Данила, Данила, проснись! «Евроньюс» передаёт. ВКиеве вооружённое восстание. Янукович приказал «Беркуту» стрелять на поражение. Десятки убитых!
        Она судорожно набрала телефон матери. Та долго не отвечала, видать, спала. Нервничая, Катя отгрызла длинный накрашенный ноготь. Наконец, Оксана Марковна взяла трубку.
        —Мама, мамуля, как тытам?
        Мать успокоила дочь, как могла: что вих районе всё спокойно, стреляют только в центре, из дома она далеко не выходит, только в магазин. Пока ситуация не успокоится, Кате лучше вКиев не возвращаться.
        В этот день на стадион мне пришлось идти одному. Невеста осталась в номере и неотрывалась от телевизора. Смотрела только новости поCNN иВВС. Когда я вернулся, она встретила меня с горящими глазами.
        —Янукович сбежал. Рада избрала спикером Турчинова, а премьер-министром — Арсения Яценюка.
        На экране телевизора прыгали торжествующие правосеки и скандировали во всё горло:
        —Москаляку — на гиляку! Кто нескачет, тот — москаль! Мою возлюбленную словно подменили. От радостных, восторженных глаз не осталось и следа. В них теперь поселилась глубокая печаль. Далее в постели исчезла её былая страстность. Она отдавалась мне, словно исполняла долг, в какой-то прострации, в мыслях была далеко.
        В последний день я повёз её в горы. Но нибелоснежные вершины, ни голубое небо, ни триумфальная победа наших лыжников, завоевавших все награды в мужском марафоне, ни всеобщее ликование толпы не вернули Катю.
        На церемонии закрытия Олимпиады я плакал как ребёнок от переизбытка чувств, а она сидела рядом, бесчувственная, с каменным лицом.
        ВМоскве она немного отошла. В«Охотном ряду» мы купили ей очаровательную короткую норковую шубку и роскошные итальянские сапоги. Из?за беспорядков вКиеве свадьбу решили сыграть в российской столице. Она обещала прилететь на8марта, и мы должны были подать заявление вЗАГС.
        Но неприлетела. Я звонил ей по несколько раз в день. Вначале она ссылалась на учёбу, потом — на нездоровье матери, затем — бабушки, дедушки. А витоге заявила:
        —Извини, Данила. Мы неможем быть вместе. Мы слишком разные. Ты любишь свою страну, а я — свою.
        —Да причём здесь наши страны? — взорвался я. — За тысячу лет они то расходились, то снова сходились. Страны живут в одном измерении, а люди — в другом. Да, я люблю свою страну, но мне это не мешает любить тебя! Главное, что мы любим друг друга, и что бы не происходило в мировой политике, мы должны быть вместе!
        —Но твоя Россия оккупировала наш Крым. ТотКрым, где мы встретились с тобой! Понимаешь, его больше нет!
        —Но мы-то есть! Молчание. И короткий ответ:
        —Я — патриотка Украины. Прощай.
        Я сошёл с ума. Не мог ни работать, ни есть, ни тренироваться. Думал только о ней. Она постоянно стояла перед моими глазами. Я знал, я чувствовал, чтоКатя — не такая. Она — добрая, нежная, ласковая. Она — моя родная женщина. Просто её околдовали, напустили на неё порчу демоны. Или кусочек льда из-под колесницы Снежной Королевы попал ей в глаз, и её сердце сковало льдом. Только я могу спасти её. Стоит мне её обнять, расцеловать, и её замёрзшая душа оттает, колдовские чары спадут, и комне вернётся моя прежняя тёплая Катя.
        В пятницу сразу после работы я поехал вШереметьево. Купил билет на первый рейс доКиева. Полтора часа над облаками пролетели, как мгновение.
        И вот я на украинской земле. Аэропорт Борисполь, ставший мне родным за последние девять месяцев. А вот и тамилая девушка из погранслужбы, неоднократно строившая мне глазки, интересовавшаяся, не прихожусь ли я родственником её школьному учителю-историку по фамилии Козак? Встаю в очередь к её пропускной кабинке. Подходит мой черёд. С улыбкой как старой доброй знакомой подаю свой паспорт и нарываюсь на растерянный взгляд:
        —Извините, но вам въезд вУкраину запрещён.
        Я начинаю качать права, девушка вызывает старшего офицера и просит меня отойти в сторону и незадерживать очередь.
        Ко мне подходят двое: майор-пограничник и штатский в кожаной куртке. Просят мой паспорт, внимательно его рассматривают и возвращают. Офицер объясняет:
        —Ничем помочь не можем. Мужчинам в возрасте от16 до60лет, являющимся гражданами России, въезд на территорию страны запрещён. Исключение можем сделать только для тех, кто представит нотариально заверенные документы о болезни или смерти близких родственников, приглашения от физических и юридических лиц, а также для мужчин, путешествующих вместе с семьёй и детьми. И то на усмотрение начальника пограничного пункта. Вы же ни под одну их льготных категорий не подпадаете. Поэтому просим вас перейти в зону вылета и приобрести билет обратно вМоскву.
        —Но покакому праву?
        —По праву военного времени, москаль, — штатский правила приличия не соблюдает, по первым словам понятно, что он националист, скорее, сЗападной Украины. — ВДонбасс, поди, намылился? Пострелять захотелось. Да будь моя воля, я бы тебя тут же шлёпнул, как собаку. Твоё счастье, что ты на нейтральной территории.
        Как бы мне ни хотелось съездить по этой наглой физиономии, но я себя сдержал и решил схитрить:
        —Какой Донбасс? Да я такий же москаль, як иты. Москаль по фамилии Козак, умора. Я кневесте прилетел. Она всю зиму хлопцев наМайдане кормила. У неё, знаешь, кто батька? Украину вООН представляет, в самом Нью-Йорке. Я ей только позвоню, она тут же приедет и заберёт меня.
        Националист смутился. Видно было, что напогранпункте он всё решает, командир пограничников — так, исполнитель.
        —А, звони! Побачим твою дивчину.
        Я трижды набираю Катин номер, но она так и неотвечает. Звоню Оксане Марковне — тоже молчание.
        Бандеровец ликует:
        —Что, москаль, не позубам тебе наши жинки? А ну, ноги в руки и вали скорее в свою Москву, пока мы их тут тебе не обломали.
        Трупы с переломанными конечностями мы нашли на дне шахты. Все тела — и мужчин, и женщин — были обнажены ниже пояса. Перед смертью их пытали. У многих мужчин между ягодиц торчали куски арматуры с запекшейся кровью.
        Глава6
        Демоны прошлого
        Ах,Одесса, жемчужина у моря,
        Ах,Одесса, ты знала много горя,
        Ах,Одесса, любимый милый край,
        Живи, мояОдесса, живи и процветай.

Михаил Табачников
        Москаль не свой брат, не помилует.
Украинская поговорка
        —Я боялась, что они сломают Саше ногу или руку. А ему через неделю в рейс. Убить бы не посмели. Там же гаишники стояли рядом. Но пинали ногами жестоко, без жалости. А потом заставили жевать придорожный песок и приговаривали: «Жри, жидовско-москальская морда! Передай своим одесситам, так будет со всяким, кто украинскую землю предаст». Отдохнули вТрускавце, называется. Чтобы я ещё хоть раз поехала к западенцам, да нив жисть! АСаша кое-как довёл машину доОдессы, поставил в гараж и слёг на три дня. А потом встал и заявил, что нив какой рейс он не пойдёт, а поедет вДонбасс и будет, как говорил Путин, «мочить в сортире» этих сволочей. Он же родом изМариуполя. Там его родители, сестры. А нас сГавриком и больной бабушкой кто кормить будет? Меня из театра уволили, на съёмки никто не приглашает. Да ине буду я пропагандировать фашизм! Все живём на его капитанскую зарплату. Я хотела уйти с ним в рейс, чтобы не видеть всё это безобразие, так нет — не выпустили. Боятся, что сбежим.
        Я слушал мать с упоением, как она мою исповедь, и вгруди становилось тепло, на глаза накатывались слёзы, но зрение моё возросло многократно, я видел то, чего раньше никогда не видел или старался не замечать. Очень родного и близкого мне человека, женщину, давшую мне жизнь и очень любившую меня. Всё моё существо тянулось к ней, как всё живое на земле тянется к солнцу. Я словно вернулся домой после долгой войны.
        —Мама, мамочка, прости меня! — я разрыдался и упал перед ней на колени.
        Она сидела на стуле, гладила меня по голове узкой ладошкой и приговаривала:
        —За что мне тебя прощать, сынок? Жизнь так сложилась. В молодости мы все максималисты, видим родительские ошибки и строго спрашиваем за них, а проходит время, и сами теряем голову, такого накуролесим, что расплачиваемся потом всю жизнь. Увы, но вобласти чувств ни мужчины, ни женщины сами себе не хозяева, они играют пьесу, написанную провидением. В ней может быть много актов, но финал всегда один, — удручённо произнесла актриса.
        —Почему вы расстались с отцом? — набравшись смелости, задал я самый сокровенный вопрос.
        Мать встала, выпрямилась, достала из секретера пачку сигарет, подошла к окну и закурила.
        —Помнишь, как нас с тобой захватили в заложники?
        Я отрицательно покачал головой.
        —Ну как же? Мы ещё целый день сидели в тёмном и холодном подвале. Тебе же было почти семь лет. Ты должен помнить!
        —Нет, мама, я ничего не помню. Но похожие кошмары мне до сих пор снятся по ночам. И я подсознательно боюсь темноты и подвалов.
        —Может, оно ик лучшему, что ты забыл весь этот ужас. Твой отец нас нашёл. Он пришёл один, с ружьём, и хладнокровно расстрелял похитителей. Прошло уже столько лет, но я, как сейчас, вижу его глаза. Это был нечеловеческий взгляд. Со мной случилась истерика. Он накачал меня успокоительными средствами и первым рейсом отправил к матери вОдессу, транзитом через Москву. Нервный срыв у меня перешёл в глубокую депрессию. Я далее лежала в лечебнице для душевнобольных. Он прилетал, но я не могла его видеть. А потом встретила молодого моряка. Саша ещё учился в мореходном училище. Ходил на все мои спектакли и всегда дарил огромные букеты белых роз. И я не устояла. Володя на развод согласился сразу, но отдать тебя — ни зачто. Я пробовала судиться, но силы были не равны. Я — гражданка Украины, вы — россияне. Тем более, твой дед — видный юрист, с большими связями.
        Она нервно затушила окурок в пепельнице.
        —А теперь вот и ты влюбился. И как водится у вас, Козаков, с надрывом, вразнос! Ты уже третий из этого рода приезжаешь наУкраину за женой. Смотри, твоим предшественникам это больно аукнулось. Тем более, как я поняла из твоего рассказа, Катя — ещё таштучка! Но я ни вкоем случае не собираюсь тебя отговаривать, переубеждать. Знаю, что занятие это бесполезное. В любви мы учимся только на своих ошибках, и то не всегда.
        Хлопнула калитка. Но собака на привязи молчала.
        —ЭтоГаврик. Из школы пришёл. Что-то рано, — всплеснула руками мать, ожидая и боясь первой встречи своих сыновей.
        Но её страхи оказались напрасными. В комнату ворвался разрумянившийся от бега, крепко сбитый, коренастый подросток. Невысокий, темноволосый, с носом-картошкой, но нашими, бархатными, глазами.
        —Гаврила! — протянул мне ладонь с растопыренными пальцами.
        —Данила, — представился я столь же церемонно и пожал руку брата.
        Мать с умилением смотрела на нас:
        —Какие вы разные. Но как похожи!
        От проявления дальнейших эмоций её воздержал вопрос проголодавшегося школьника.
        —Ma, ачто у нас на обед? А то я на физре так набегался, что корову проглочу.
        —Иди мой руки, Робин Бобин. На первое — борщ, на второе — тефтели с овощами.
        —Фу, опять овощи. Лучше бы пюре из картошки сделала.
        —Ешь, что дают. Вот мы завтра сДанилой поедем вКиев, будешь перед бабушкой выбрыкивать, а передо мной не надо, — строго сказала мама.
        —Я тоже хочу вКиев, — заканючил брат.
        Я судивлением посмотрел на мать.
        —Вы…, то есть ты, — со мной?..
        —А ты что думал, я тебя одного через пол воюющей страны отпущу? Да тебя с российским паспортом СБУ сразу арестует, только сунешься на вокзал или ваэропорт. Я тебе оформила приглашение, я затебя и вответе.
        —И что же делать?
        —На машине поедем, — твёрдо решила мать. — Правда, из меня ещё тот водитель. Но права есть. С божьей помощью доберёмся. Мне тоже интересно посмотреть на твою избранницу!
        Против такого аргумента возражать было бесполезно.
        —Я неплохо вожу. Могу подменить. И права у меня с собой.
        —Вот идоговорились. Завтра с утра и поедем.
        —Данила, а ты футбол любишь? — спросил меня Гаврик, допивая компот.
        —Конечно. Я даже в прошлом году вПраге был на розыгрыше Суперкубка УЕФА. Когда «Бавария» по пенальти обыграла «Челси».
        —Ух ты! — выдохнул от зависти подросток. — А начемпионат Европы к нам не ездил?
        —Только на некоторые матчи вДонецк. А ты что спрашиваешь: киевское «Динамо» к вам приехало?
        —Нет. Харьковский «Металлист». Но игра будет жаркой. Давай сходим?
        —Я непротив. Если мама отпустит.
        Она лучезарно улыбнулась и согласно кивнула.
        Мой брат оказался совсем не простым школяром. Едва мы вышли со двора и помахали провожавшей нас матери, домашняя маска мигом слетела с его лица, и передо мной предстал во всей красе юный агитатор-антифашист.
        —Ты что, всерьёз подумал, что мы пойдём на футбол? Это отмазка для маман. Сейчас вОдессе такое творится! Решается судьба Новороссии. Или мы объявим свою республику, как вКрыму и наДонбассе, и останемся частью русского мира, или нас нагнут бандеровцы и установят здесь свои фашистские порядки.
        Он достал из кармана ветровки две георгиевские ленточки, одну прикрепил булавкой себе на грудь, а другую отдал мне.
        —Вчера одна провокаторша из нацистов сожгла наВечном огне две такие же. Они называют нас колорадами, по расцветке огородных вредителей. А для нас это память оВеликой Отечественной войне и символ сопротивления неофашизму.
        Я тоже пристегнул знак отличия на лацкан пиджака и поинтересовался:
        —Так куда же мы всё-таки идём?
        —Как куда? — удивился Гаврик. — НаКуликово поле. Там наш одесский «Антимайдан». Сегодня будет митинг антифашистов. Все одесские патриоты соберутся. Поступила информация, что«правосеки» готовят провокацию. Под видом футбольных фанатов изХарькова к нам понаехали радикалы со всей Украины. Только вчера изКиева пятнадцать автобусов с евромайданщиками пришло. Боятся Дня Победы!
        В центре большинство улиц было оцеплено милицией и перекрыто для движения транспорта. На одном из перекрёстков собралась толпа.
        —Наши! — с гордостью произнёс брат и потащил меня в гущу.
        Он пользовался здесь авторитетом. Солидные мужики здоровались с ним, как сравным. А молодёжь даже подчинялась его приказам.
        —Привет, Гаврош! Как дела, Гаврош? Зададим фашистам жару, Гаврош? — слышалось с разных сторон.
        Неожиданно из переулка вышел капитан милиции и отозвал Гаврика в сторону. Брат представил меня, сказал, что я изРоссии, тогда блюститель порядка заговорил без утайки:
        —Будьте осторожны. Готовится серьёзная заваруха. Это никакие не футбольные фанаты, и даже не активисты «Правого сектора», а переодетые в гражданку военные из батальонов «Штурм» и«Днепр?1». Они вооружены битами и цепями, у многих топоры и пистолеты. На головах каски, а лица — под масками. Их — тысячи. НаСоборной площади яблоку некуда упасть. Будет не мирное шествие, а побоище. Предупреди товарищей, Гаврош.
        —Я вас умоляю, товарищ милиционер, не паникуйте. Шо имели, то сказали. Гаврик знает за облаву, — с развязностью одесского хулигана ответил юный карбонарий.
        Милиционер скрылся так же внезапно, как ипоявился. Гаврош стал искать глазами командиров, но все они были возле импровизированной трибуны. Один оратор сменял другого.
        —Одесса помнит погромы и власть под пятой румынских оккупантов. Украинский национализм и неонацизм мало чем отличается от румынского фашизма. Поэтому мы будем стоять до конца. Пока нога последнего оккупанта не покинет наш город. И власть вОдессе будет одесская. Мы несогласны ни накаких гауляйтеров изКиева.
        —Украинскому государству нельзя игнорировать ментальные различия между Западом иЮго-Востоком страны. Так исторически сложилось, что мы — разные. Мы говорим на разных языках, у нас разные взгляды на наше общее прошлое, но унас одно государство. Жители Юго-Востока страны имеют право защищать свои традиционные ценности, свой язык, свою историю, своё право быть такими, какие они есть. Но сегодня мы обязаны найти возможность урегулировать ситуацию мирно, без крови. Поэтому я обращаюсь ко всем одесситам — русским, украинцам, представителям других национальностей — с просьбой воздержаться от кровопролития. Сегодня наше общее будущее и целостность государства зависят от благоразумия, мудрости и сдержанности.
        В нашей колонне самым резким был плакат «Одесса! Гони Бандеру в шею!», но когда я увидел шествие радикалов, то первое сравнение, пришедшее на ум, было с маршами гитлеровских молодчиков. Единичные лозунги «За единую Украину» и«Слава Украине!» терялись среди черно-красных транспарантов «Смерть врагам», «Москалей на ножи» и портретов Степана Бандеры. А натротуаре симпатичные дивчины, весело смеясь, разливали из канистр по бутылкам зажигательную смесь — «коктейль Молотова».
        НаГреческой площади нас атаковали бандеровцы. Ловко орудуя палками и битами, они легко расчленили нашу колонну на две части. Кому-то удалось забежать в супермаркет и забаррикадироваться там, но большинство отступило — наКуликово поле. Милиционер сказал правду: силы оказались не равны. Радикалы, осознав своё превосходство, крушили всё на своём пути. Падающих противников забивали насмерть. Палаточный лагерь «Антимайдана» был раскурочен и подожжён.
        —Отступаем вДом профсоюзов! — успел передать мне команду чумазый от дыма и сажи братишка.
        Я ринулся за ним, но сильный удар в затылок поверг меня наземь. Не знаю, сколько времени я пролежал без сознания, но когда очнулся, здание уже всё пылало. Задыхавшиеся от дыма люди выпрыгивали из окон со второго и третьего этажа. На них тут же, как стервятники, налетали бандеровцы, с криками «Умри!» и«Слава Украине!» добивали несчастных топорами и битами. Не щадили никого: ни стариков, ни женщин. Я видел, как один толстяк в каске и бронежилете стрелял из пистолета по окнам в людей. Как другие бравые радикалы бросали в окна бутылки с«коктейлем Молотова», закатывали в двери горящие автомобильные шины, разворачивали пожарные машины, мешали пожарникам тушить пламя. В одном из дымящихся оконных проёмов я увидел искажённое болью лицо брата, но оно быстро исчезло в огне.
        Георгиевская ленточка сорвалась с моего пиджака, видимо, когда я упал. Это меня и спасло. А потом капитан, который подходил к нам сГавриком в начале демонстрации, вывел меня за оцепление и намилицейской машине отвёз наФонтан.
        Уже темнело. Цветущие деревья в сумерках выглядели зловеще, как накладбище. Мама одиноко сидела на лавочке возле дома и ждала сыновей.
        —Вот, Майя Александровна, принимайте сына, — виновато произнёс милиционер, помогая мне вылезти из уазика.
        —Спасибо, Паша. А где Гаврик? Уже так поздно, а его всё нет.
        Капитан потупил взгляд в землю.
        —Он оказался вДоме профсоюзов. Будем надеяться на лучшее.
        Но лучшего не случилось. Ни водну из городских больниц семнадцатилетний подросток не поступал. А вморге ответили, что можно приехать на опознание тела.
        Мама вернулась утром. С чёрным лицом, впалыми глазами и вся седая. Я тоже не спал всю ночь. По«скорой» увезли в больницу с сердечным приступом её мать, и я остался в доме один.
        Белая, как привидение, она бесшумно подошла ко мне и беззвучным голосом сказала:
        —Он задохнулся от угарного газа. Только обрела одного сына, но потеряла другого. Теперь ты у меня остался один, Даня. Не бросай меня.
        Да как я мог её бросить в таком состоянии! Мать — в больнице, муж — в плаванье посреди Тихого океана. Такова участь моряков, даже на прощание с самыми близкими людьми просто физически порой попасть не могут. Спасибо маминым родственникам и друзьям, они помогли в трудную минуту, организовали похороны.
        В тот день 43 одессита погибли от рук националистов, но вгороде говорили о сотнях жертв, что власть прячет в подвалах горы трупов. Гаврика хоронили с другими погибшими. Панихида превратилась в настоящий митинг против киевской хунты. Молчаливая чёрная живая лавина грозно растекалась вслед за гробами по улицам самого весёлого и бесшабашного черноморского города, а вдоль берегов этой траурной скорбной реки с каменными лицами стояли автоматчики из национальной гвардии.
        Местные власти даже выделили матери материальную компенсацию в несколько тысяч гривен. В городе был объявлен трёхдневный траур по погибшим.
        Я позвонил на работу и попросил продлить отпуск без содержания ещё на неделю в связи с гибелью брата.
        Поминки на девятый день организовали дома. Несмотря на горе, а может, и благодаря ему, я быстро освоился вОдессе. НаФонтане все принимали меня как брата Гавроша, и далее торговки наПривозе делали для меня особую скидку. Ведь людская молва распространяется быстро, особенно вОдессе.
        За столом собрались в основном одноклассники и единомышленники Гаврика. Поминки не обошлись без политики.
        —В администрации киевского президента нашу Хатынь назвали «провокацией ФСБ». Дескать, ватники сами себя подожгли и отравили каким-то газом. Человек в здравом уме до такого даже не додумается.
        —Это ещё что? Я насайте «Правого сектора» такое вычитал! Вот, распечатку сделал. Послушайте: «В этот день небезразличная общественность ликвидировала шабаш путинских наёмников и рядовых дегенератов вОдессе. Пьяницы, наркоманы, другие люмпены, а также проплаченные российские активисты и засланные диверсанты позорно бежали от разгневанных украинских граждан». Во как! Полный бред!
        Ни вкакой Киев мы с мамой, естественно, не поехали. На следующий день после поминок прилетел изМанилы отец Гаврика. Я оставил маму на попечение мужа и вернулся вМоскву. Мне расхотелось знакомить её сКатей.
        Сгоревших трупов я насмотрелся вДонбассе. Обугленные тела ополченцев в бронетранспортёрах выглядели, безусловно, ужасными, но это была естественная смерть солдат на войне, а сожжённые в своих домах старики, женпщны и дети никак не укладывались в моём сознании. Этим преступлениям нет объяснения, нет прощения. Если бы Катя увидела хоть одним глазком «подвиги» украинских гвардейцев, думаю, от её патриотизма не осталось и следа.
        Глава7
        Ненависть любви
        Тёмная ночь, только пули свистят по степи,
        Только ветер гудит в проводах, тускло звёзды мерцают.
        В тёмную ночь ты, любимая, знаю, не спишь,
        И удетской кроватки тайком ты слезу утріраешь.

Владимир Агапов
        Москаля на слезу не пробьёшь.
Украинская поговорка
        —А когда мы возьмём Киев, ты познакомишь меня со своей Катей? — спросил меня Монгол и хитро улыбнулся.
        ВКиев я всё-таки дозвонился. Катя соизволила взять трубку. Мне так много нужно было ей сказать, но, едва услышав её родной певучий голос, я забыл обо всём и только, словно попугай, твердил, как сильно люблю её. Она слушала меня долго, а потом тихо и грустно сказала:
        —Я тебя тоже полюбила, Дан. Но мы теперь по разные линии фронта. Прости.
        Звонок оборвался. Больше её номер доступен не был.
        После этого разговора я вообще сошёл с ума. Одесская трагедия, гибель брата отрезвили мой мозг, а общение сКатей, её признание в любви навели новое наваждение. Я снова думал только о ней. Но теперь это чувство окрасилось в цвета ненависти к украинским нацистам, убившим моего брата и укравшим мою любовь.
        У меня возникли проблемы на работе. Доверив мне судебное управление, руководители холдинга рассчитывали на мои карьерные амбиции, высокую мотивацию, что уменя земля будет гореть под ногами, я весь отдамся работе. Так оно и было, доОлимпиады. Я буквально ночевал в офисе, вникал во все дела, рвал и метал своих оппонентов в судах и отподчинённых требовал такой же самоотдачи. За три месяца моё управление не проиграло в суде ни одного дела. Это был мастер-класс экстра!
        И вдруг всё резко изменилось. Нет, мои юристы какое-то время ещё по инерции продолжали держать набранный темп, но без полководца армия сражений не выигрывает.
        Фирма Азамата вновь предъявила нашему холдингу многомиллионный долларовый иск. Учитывая важность этого дела, я расписал его себе. И проиграл. Причём казахстанские коллеги поймали меня на мелочах, которые я не удосужился проверить, расправились со мной моим же оружием. Как юрист я понимал, что дело проиграно окончательно, никакие апелляции и кассации здесь не помогут. Дирекция по персоналу вынесла заключение о моём неполном служебном соответствии занимаемой должности. В пятницу я выпил в баре литр виски. А всубботу утром впервые в жизни опохмелился. Запасов спиртного в моей съёмной квартире хватило бы надолго. В понедельник перед началом рабочего дня я позвонил секретарше и, сославшись на плохое самочувствие, сказал, что меня сегодня не будет.
        Домофон настырно пищал. Яркое солнце заливало захламлённую гостиную, разбросанные на паласе пустые бутылки ослепительно блестели и пускали на потолок солнечных зайчиков. Я сполз с дивана и, запинаясь о стеклотару, поплёлся к двери. Спрашивать «кто?» не имело смысла, на дисплее домофона лоснилась круглая и довольная физиономия Азамата. Я молча впустил гостя в подъезд.
        —И вчесть чего праздник? — поинтересовался он, увидев последствия попойки.
        —Это непраздник, друг. Это — горе. У меня брат погиб.
        —Какой брат?
        —ВОдессе. Сгорел заживо. Фашисты, сволочи, сожгли. А ему семнадцать лет всего было. Он хотел поступить в университет, стать журналистом.
        —Это сын Майи?
        —Да, мамин сын — Гаврик, Гаврош. Мой брат. А ты откуда про мою мать знаешь?
        Азамат смутился, но быстро собрался:
        —Справки наводил. Да, горе так горе. Прими мои соболезнования, Данила Владимирович. Но это вовсе не повод, так напиваться, работу прогуливать. У тебя своя жизнь. О ней надо думать.
        Я плюхнулся в кресло и выплеснул в бокал остатки виски. Потом вспомнил, что неодин.
        —Ты сомной выпьешь, Азамат Абишевич? Давай помянем брата.
        Гость снял пиджак, ослабил галстук, расстегнул пуговицу на вороте рубашки, так что второй и третий подбородки сразу растеклись по массивной шее, и достал из портфеля бутылку французского коньяка. Поставил её на стол и сказал:
        —От чего же не помянуть душу невинно убиенного. Как, говоришь, звали брата? Гаврила? Гавриил, значит. Как архангела! По-арабски — Джебраил. Именно он продиктовал пророку Мухаммеду вАравийской пустыне откровения Аллаха — священную книгу всех мусульман Коран. Теперь, Данила, твой брат в раю. Давай выпьем за упокой его души.
        Азамат налил себе коньяку, и мы выпили, не чокаясь.
        Гость отыскал на тарелке ломтик лимона и, морщась, прожевал его.
        —А почему ты пьёшь спиртное? Нарушаешь заветы ислама?
        —Здесь можно, брат. Аллах остался заБарнаулом. Шучу. А пью я потому, что вырос вСССР. И наверное, поэтому никогда не стану до конца правоверным мусульманином. Счастливое советское детство для меня важнее религиозных ритуалов. Главное, иметь бога в душе. Правда ведь?
        Я полностью был с ним согласен. И мы снова выпили. Я быстро захмелел. Четвёртый день запоя, как-никак. Язык мой развязался, и я поведал Азамату обо всех наших сКатей перипетиях, об огромной любви к ней, о том, как еёзаколдовали демоны, об одесской Хатыни и оненависти к убийцам брата.
        Мой рассказ так тронул Азамата, что он позвонил своему водителю и попросил привезти ещё коньяку.
        —Нацизм — это болезнь, Данилка. Очень заразная болезнь. Она, как раковая опухоль, пускает свои метастазы. Остановить её распространение можно только хирургическим способом. Огнём и мечом. Это война, брат, и она пришла в твой дом. И она не оставляет настоящему мужчине другого выхода.
        —Какого?
        —Два самых сильных чувства переполняют твоё сердце — любовь и ненависть. Они непротиворечат друг другу, а наоборот, усиливают, растут в геометрической прогрессии. От ненависти и любви нет лекарства.
        —Ты несказал, что же мне делать?
        —А чего ты хочешь больше всего?
        —Вернуть свою любимую, вырвать её из стана врагов и отомстить за убийство брата.
        —Сидя в московской квартире и напиваясь до чёртиков, ты этого не сделаешь. Надо ехать на войну. ВДонбассе сейчас очень нужны добровольцы.
        Предложение Азамата было столь неожиданным, что я даже протрезвел.
        —А как же работа? Карьера? — во мне проснулся глас рассудка.
        Но вердикт потомка степных кочевников не предполагал ал ьтер нат ивы.
        —Неужели ты не понял, что несможешь ни работать, ни жить с такими занозами в сердце? Работа и карьера — это для мирной жизни. А ты уже попал на войну.
        Водитель привёз бутылку. Азамат потёр руки.
        —Ну что, братишка, выпьем за джихад? Я вмолодости дураком был, думал, что русские — враги. А потом понял, что казахи, татары, якуты в одной лодке с вами. И унас один общий враг — меркантильный и безбожный Запад. Сатана, другими словами. О бюрократических формальностях можешь не беспокоиться. Завтра поедешь в офис и напишешь заявление на увольнение по собственному желанию. Думаю, что после фиаско тебя особо удерживать не станут. А я тебя тут же трудоустрою своим заместителем с окладом вдвое больше прежнего. Конечно, можно сделать перевод. Но боюсь, что ваша служба безопасности начнёт расследование и обвинит тебя в преднамеренном сговоре со мной. Лучше увольняйся по собственному желанию. Меньше вопросов будет. За неделю управишься?
        —Я постараюсь.
        —Вот иладушки, — разливая по бокалам коньяк, произнёс довольный Азамат. — Ну что, брат, повоюем?
        —А ты-то здесь причём?
        —Чудак-человек! Как я тебя одного на войну отпущу? Какой-то хохлацкий олигарх Коломойский изДнепропетровска формирует добровольческие батальоны из националистов и отправляет их вДонбасс, а казахстанский олигарх Азамат Кунаев не всостоянии снарядить интернациональный отряд антифашистов? Обижаешь, брат! Свой батальон я хочу возглавить сам!
        Я смотрел наАзамата пьяными глазами и непонимал, зачем ему это было нужно.
        —Что, удивлён? — не успокаивался воинственный потомок Чингиз-хана. — Да, уменя всё есть — и заводы, и нефтяные место рож де ния, и особняки, и яхты. Но покоя нет в душе. Знаешь, Данила, я сейчас всю свою империю с удовольствием отдал бы, чтобы вернуть Советский Союз. Это моя идея фикс, моя сокровенная мечта. А занеё и умереть не страшно.
        Всё произошло, как спланировал Кунаев. Из холдинга меня отпустили без отработки. Я только занёс свою трудовую книжку на новое место работы и написал заявление о приёме в качестве заместителя генерального директора по правовым вопросам. Но нановой службе не появился ни разу, хотя зарплату мне переводили на банковскую карту регулярно и без задержек.
        Российско-украинскую границу наш отряд численностью около сотни бойцов переплыл ночью на лодках поСеверскому Донцу. Затем на трёх автобусах нас привезли вДонецк. В военкомате полностью экипированную роту с радостью зачислили в состав ополчения и поставили на довольствие. Только вот с командованием Монголу не повезло. Никудышный из него оказался стратег. В первом же бою он растерялся и несмог организовать взаимодействие взводов. Под ударами украинских «Градов» мы потеряли восемь человек убитыми и шестнадцать ранеными. ИзДонецка прислали нового ротного, кадрового военного, пять лет отслужившего воФранцузском иностранном легионе и семь — в чеченском СОБРе. Монгол в звании капитана стал своего рода замполитом роты. Мне же очень пригодились знания, полученные на военной кафедре университета. Навыки, приобретённые на армейских сборах, я сохранил, поэтому легко подтвердил звание лейтенанта и свою военную специальность — командир мотострелкового взвода. Цевьё автомата Калашникова сразу легло мне в ладонь, словно я с ним никогда не расставался.
        Любой нормальный человек, прошедший войну, старается о ней не вспоминать. Я — не исключение. Не буду смаковать ужасы. Я — не садист, психическое здоровье мне ещё пригодится. Чтобы не сойти с ума на войне, надо относиться к ней, как копасной работе. Ведь работают люди спасателями, шахтёрами, пожарными, вулканологами. Надо просто хорошо делать свою работу. Без рефлексии. Цинковые гробы воЛьвов, Ивано-Франковск, Винницу, Житомир, Киев совсем не способствовали укреплению дружбы между народами. Но нея первым начал это кровопролитие. Какая могла быть жалость к тем, кто сжигал заживо людей наКуликовом поле вОдессе, кто изсамолётов расстреливал мирных жителей вДонецке, кто вКраматорске засовывал в зад мужикам арматуру, а потом сбрасывал на дно шахты, как гитлеровцы — молодогвардейцев. Кто насиловал женщин, расстреливал из пушек и танков стариков и детей. Какая, на фиг, антитеррористическая операция! Это настоящий геноцид жителей Юго-Востока, истребление собственного народа.
        Наш ротный прошёл много «горячих точек» по всему миру, но такого, как вДонбассе, он невидел нигде. Под огнём «Градов», «Ураганов», «Точек «У» наша рота потеряла много бойцов. Это чудо, что мы выжили подСаур-Могилой, когда хохлы утюжили своей артиллерией каждый квадратный метр в районе падения «Боинга». Это был настоящий Сталинград. Конституционный порядок таким способом на собственной территории не наводят. Это война на истребление.
        Украинские войска старались избегать прямых боевых столкновений. Из?за низкого морального духа личного состава. Большинство солдат не понимали причин и целей этой войны. А долбить из пушек и танков издалека — вроде бы как научениях. И если бы мы не стреляли в ответ, у них осталась бы иллюзия безнаказанности. А так прилетало и поним, у них не было запасных жизней, как вкомпьютерных играх, они умирали навсегда. Только страх возмездия останавливал карателей.
        Иловайск, Дебальцево, Донецкий аэропорт… Сотни украинских парней полегли на полях сражений, а ещё больше попало к нам в плен. Если бы не приказы командиров остановить наступление, то мы давно были б вКиеве. Но после каждой победы следовала команда сверху — перейти к обороне. Политики в высоких кабинетах начинали торг.
        Донецкий аэропорт я помню современным красавцем, когда он принимал гостей «Евро-2012» со всего мира. Трансконтинентальные лайнеры взлетали и садились каждые пятнадцать минут. Многоцветье флагов, многозвучье языков. А сейчас — сплошные руины. Откуда ещё и стреляют.
        Аэропорт уже находился практически под нашим контролем, но вподвале ещё оказывали сопротивление национальные гвардейцы. Моему взводу была поставлена задача — провести разведку боем подземных коммуникаций аэропорта. ПодДебальцево ранило много бойцов. Им насмену пришли местные добровольцы. Отряд получился смешанный: половина старожилов, половина новобранцев. На стрельбах новички вроде бы показали себя неплохо, но как поведут они себя в условиях реального боя, я незнал. Нам выдали приборы ночного видения, и мы по одному спустились в подземелье. У меня с детства страх перед всякими подвалами, и я очень не люблю темноты.
        Я отправил вперёд пятерых добровольцев изСибири. Парни выросли в тайге и были хорошими охотниками. Тыл замыкал Барса со своими европейскими воинами-интернационалистами. Сам же остался посередине колонны, окружённый в основном новобранцами. Неожиданно впереди завязался бой. Видать, сибиряки нарвались на противника. Началась перестрелка. Сверкающие очереди трассирующих пуль освещали подземелье.
        Я приказал солдатам залечь, но под лопатку мне уткнулся автоматный ствол.
        —Спокойно, командир. Не дёргайся. Сдай оружие по-хорошему. Нельзя быть таким доверчивым.
        Меня обезоружили и стащили с головы прибор ночного видения, прежде чем я успел разглядеть лица предателей. Но поголосам я понял, что это мои новобранцы.
        Если в их задачу входил мой захват, то кричать, звать на помощь Барсу и сибиряков было бесполезно. В узком проходе диверсанты положили бы всех, ведь мои бойцы, наверняка, постарались не стрелять по своему командиру. Похитители приказали мне спуститься в канализационный люк, потом свернули в какой-то боковой тоннель и ещё долго шли по нему, пока не попали в столб пробивающегося сверху дневного света. Ещё ткнув для острастки меня в бок автоматным стволом, перебежчики приказали мне подниматься по железной подвесной лестнице наверх.
        Выйдя на свет божий, я оказался в каком-то перелеске, разрушенное здание аэропорта чернело вдали, на расстоянии километра. Меня окружали бойцы в камуфляжной форме с жёлто-синими нашивками на рукавах.
        Потешный карцер во львовской «Криіивке» аукнулся мне настоящим тюремным застенком у бандеровцев. За время своего плена я сменил три тюрьмы. Славянок, Днепропетровск, Киев. Общие камеры, одиночки, карцеры. Везде — избиения и пытки. Из кормёжки — тюремная баланда, хлеб да вода. Меня допрашивали разные следователи — от отъявленных садистов до вполне интеллигентных, образованных людей. Относительно себя я ничего не скрывал. Откровенно рассказывал про любовь кКате, гибель брата вОдессе, что пробрался вДонбасс и записался добровольцем в ополчение по своим убеждениям. Относительно военных тайн я был нем как рыба, за что и получал побои и увечья. ККиеву я уже не досчитался трёх зубов, сильно болели рёбра, часто кружилась голова и я падал в обморок. Я-таки достиг своей цели: оказался вКиеве. Но только не вроли воина-освободителя, а вкачестве военнопленного.
        —Георгиевским Крестом и орденом «За воинскую доблесть» бандитская власть простых террористов не награждает. Вы хоть понимаете, Данила Владимирович, что вы военный преступник? — задал мне риторический вопрос следователь, мой ровесник, в киевской тюрьме. — По закону военного времени вас могут даже расстрелять.
        —Сделайте одолжение. А то все только пугают, но никто не осмелится, — безразличным тоном ответиля.
        —Послушайте, Козак, вы же умный человек, юрист, блестящую карьеру сделали, что вас занесло в эту шайку убийц?
        —Вы это о чём, пан следователь? О национальной гвардии? Так я там не был.
        —Перестаньте ёрничать. Вы прекрасно понимаете, про что я говорю. С нами вся Европа, весь мир. АРоссия после агрессии вКрыму иДонбассе стала страной-изгоем. Скоро вСеверную Корею превратится.
        —Раньше вы — вСомали.
        Моя дерзость остаётся без ответа. Следователь вызывает конвой.
        На следующем допросе меня ждёт сюрприз. Рядом со столом следователя на стуле сидит Катя Иванова. У меня язык присыхает к нёбу. Я нев состоянии выдавить из себя даже слова.
        —Вот, Козак, к вам гостья. Надеюсь, хоть она сможет повлиять на вас.
        Следователь уходит, и мы остаёмся сКатей наедине. Господи, как долго я ждал этой минуты, сколько мне пришлось пережить на пути к ней. Вот она, милая, родная, желанная, к ней я стремился через смерти и войну.
        Катя бесшумно встаёт со стула и подходит ко мне.
        —Бедный Данилка, как же тебе досталось! — она проводит кончиками тонких пальцев по моему лицу и шее, но вмоей душе ничего не шевельнётся.
        Она пуста, как эта допросная камера.
        —Зачем ты здесь? — заставляю себя спросить её.
        Она падает мне на грудь и, целуя моё окровавленное лицо, причитает:
        —Даня, Данечка, Данила, следователь сказал, что тебя ещё можно спасти. Ты только должен выступить по телевидению с осуждением донецких сепаратистов. Текст уже готов, ты только зачитай его перед камерами. Да, будет суд, но, учитывая твоё раскаяние, тебе дадут условный срок. И ты даже сможешь послужить в украинской армии. И мы, возможно, когда-нибудь снова будем вместе. Нам же так хорошо было вдвоём.
        Я безмолвен, как истукан. Не такой я представлял нашу встречу, не обэтом мечтал. Вместо того, чтобы вырвать невесту из лап демонов, сам попался к ним в плен, и теперь она предлагает мне стать демоном. Хороша перспектива!
        Я отстраняюсь отКати и ледяным тоном говорю:
        —Ты ошиблась, пана. ЯРодину на бабу не меняю.
        Она испуганно пятится к железной двери и, что есть мочи, колотит кулачками по гулкому железу.
        Часть2
        От отца
        Умом Россию не понять,
        Аршином общим не измерить:
        У ней особенная стать -
        ВРоссию можно только верить.
Фёдор Тютчев
        Глава1
        Небиблейский Яков
        Жди меня, ия вернусь.
        Только очень жди…
        Как я выжил, будем знать
        Только мы с тобой, —
        Просто ты умела ждать,
        Как никто другой.

Константин Симонов
        Неразрушимое государство русской нации сильно своим климатом, своими пространствами и ограниченностью потребностей.
Отто фонБисмарк
        О войне дед рассказывал только пьяный. И чем сильнее был градус его подпития, тем откровеннее и страшнее становились его истории. Красный, как варёный рак, от водки, опухший, воняющий потом, распластанный на металлической кровати с панцирной сеткой, стоявшей в горнице старого дома за занавеской, он казался мне героем, раненным бойцом в госпитале. И я, прижавшись к нему под мышку, не обращал никакого внимания на отвратительные запахи, а, затаив дыхание, слушал его военные рассказы. Ведь трезвый, дед войну никогда не вспоминал.
        —О чём тебе рассказать, внучок? О боях на озере Хасан с японцами? С белофиннами — вКарелии? Об обороне Сталинграда? О форсировании Днепра? О взятии Сапун-горы подСевастополем? ИлиКенигсберга?
        И хотя все дедовские байки я слышал уже не раз, но всегда просил начать с самого начала в надежде услышать новые подробности.
        —Озеро Хасан — далеко-далеко от нас, на самом Дальнем Востоке. На границе сКитаем иКореей. А тогда, в1938, эти страны были под японцами. Самураи и нанас хотели напасть. И если б мы им не задали жару, неизвестно, как бы война с немцами закончилась. На два фронта не сильно-то повоюешь. Меньше двух недель шли бои. Первое боевое крещение. Нашими войсками командовал маршал Блюхер. Его потом расстреляли как врага народа. Эти дни показались мне вечностью. Рядовой красноармеец, прикомандированный к артиллерийскому расчёту. И сразу в такое пекло. Японцы перешли нашу границу и захватили две сопки — Заозерную иБезымянную. Наша батарея обстреливала врага, засевшего наЗаозерной сопке. 45-миллиметровая противотанковая пушка — грозное оружие. Каждый её залп оглушал напрочь. А вдень мы стреляли сотни раз. Ствол пушки раскалялся докрасна. Мы только успевали заряжать. Лишённые слуха, меж собой изъяснялись жестами. Но японцев положили немерено. Пехотинцы сказывали, когда взяли сопку, вся земля там была завалена убитыми врагами.
        Мой дед — Яков Иванович Козак — родился в год начала первой мировой войны, 1914, в октябре. Мой отец — Святослав Яковлевич — появился на свет в самом начале Великой Отечественной войны, в июле 1941. А вгод моего рождения — 1962 — произошёл Карибский кризис и чуть не началась третья мировая война, грозившая перерасти в ядерный Апокалипсис. Трагическая закономерность, как сама пережитая эпоха.
        Родители деда были выходцами с западной окраины империи. По отцовской линии родовые корни произрастали из-под Гродно, а поматеринской — изКракова. Да ифамилии у дедовой родни были польского происхождения: Глинки, Синецкие… Откуда взялась фамилия Козак, могу только догадываться. Переселенец, малоросс. И прилепилась эта кличка, скорее всего, к дедову отцу, моему прадеду Ивану уже вСибири, потому что его родной брат носил фамилию Глинка. Вероятно, они были детьми польских дворян, сосланных вСибирь после польского восстания в шестидесятые годы XIXвека.
        Проживала семья Козаков в селе Форпост на севере Омской губернии. Старожилы относились к ним, как ксвоим. Ведь чтобы стать в то время сибиряком, достаточно было появления первых могил предков на местном погосте. Прадед Иван на переписи записался крестьянином. Прабабка Мария отучилась три класса в церковно-приходской школе. Главное богатство, что нажили мои прадеды за совместную жизнь, — десять детей: три сына и семь дочерей.
        До революции и вГражданскую войну жили бедно, а вот в период нэпа, когда старшие сыновья подросли и стали помогать по хозяйству, Козаки выбились в крепкие середняки. Ведь трудились не покладая рук.
        —Мы держали семь лошадей, три коровы, овец и птицы всякой много. Заработали на сельхозинвентарь. Сеялки, веялки, плуги, бороны — всё унас было своё, — вспоминал дед.
        Но вот в окрестных сёлах началась коллективизация. С кулаками обходились жёстко. Бравада зажиточных крестьян, что дальше Сибири не сошлют, на практике раскулачивания оказалась самообманом. Ссылали, ещё как ссылали. Сибирь оказалась куда больше их маленького обжитого мирка. Больше и суровее. Приполярный север, безразмерный восток с лютыми морозами. По сравнению с ними родное среднее Прииртышье казалось земным раем.
        Якову только исполнилось четырнадцать лет, когда отец завёл с ним серьёзный разговор.
        —ВТевризе, вТутаеве уже колхозы. Вот-вот и донас доберутся. Не знаю, запишут ли нас в кулаки или нет, но тобой, Яша, я рисковать не хочу. Прошу тебя, уезжай отсюда. Может, хоть ты спасёшься.
        —Куда, папа?
        —Где затеряться легче. В большой город. ВОмск, хотя бы.
        —А что я буду делать в городе? Я же деревенский парень. Нет уж, если надо ехать, то поеду туда, где польза от меня будет. Вон, ребята сказывали, наАлдане золото нашли. Там загод молено заработать больше, чем унас здесь отнимут. Поеду я лучше вЯкутию.
        Так мой дед подростком оказался среди старателей. Почти три года он мыл золото на сибирском Клондайке, а когда вернулся в родительский дом, то никакой скотины на подворье уже не было. Отец всех лошадей и коров сам отвел в общее стадо, отдал весь земледельческий инвентарь в колхоз и одним из первых записался в его члены. Жить, конечно, снова стали бедно, подчас голодали, зато все остались живы и здоровы. Далее прибавление в семействе произошло. УЯкова ещё одна сестрёнка появилась.
        Золото блудный сын отдал отцу со словами: «Сестрам на приданое», а сам пошёл работать в колхоз пастухом.
        Яков был парень видный. Высокий. С гривой густых кудрявых русых волос, небрежно заброшенных назад. Веселый, щедрый. Балагур и заводила. Ни дня за партой в школе не сидел, но засловом никогда в карман не лез и был первым парнем на деревне. Девкам он умел вскружить голову.
        —А финн — хитрый. С ним хуже всего воевать было. Что японцы, что немцы к порядку приучены. Воевали точно по расписанию. Согласно диспозиции и повсем правилам. А финны — нет, никаких правил не признавали. От больших сражений старались уклониться, партизанили в наших тылах. Небольшие отряды одетых в белый камуфляж лыжников с автоматами внезапно появлялись из леса и громили наши обозы. И снайперы у них были толковые. Могли сутками на деревьях сидеть с винтовками. И только наш брат высунется из укрытия, тут же пуля в голову прилетает. Мы их снайперов прозвали «кукушками», раз надеревьях обитали. Вот повадилась одна такая «кукушка» нашу батарею обстреливать. Человек двадцать, подлец, положил. Не выдержал я такого издевательства и обратился к командиру: «Дозвольте мне, товарищ капитан, с этим «кукушонком» разобраться. Я — сибиряк, охотник, белку в глаз бью. Кому, как немне, этого снайпера подкараулить». Капитан помялся, дескать, не артиллеристское это дело на снайперов охоту устраивать, но потом всё ж дал добро, потери уж больно большие на батарее были. Выдали мне маскхалат, такой же белый, как уфиннов,
снайперскую винтовку, и отправился я, внучок, на охоту. Три дня «кукушку» выслеживал, в снегу спал, замерзал, но выследил. Вовек не забуду удивление в глазах финна, когда ему пуля меж глаз прилетела. Я это через оптический прицел хорошо разглядел. И настаруху бывает проруха.
        —А какой мороз в феврале сорокового года наКарельском перешейке стоял, я такого вСибири не помню. Даже вЯкутии зимой теплее. Всего сорок градусов, но сихней влажностью всё равно, что наши семьдесят. Я тогда чуть пальцы на руках и ногах не отморозил. Поэтому, когда немец в июне сорок первого напал наСоветский Союз, я намобилизационный пункт пришёл в шапке, полушубке и валенках. Надо мной все добровольцы смеялись: надо же, Козак учудил, жара стоит, а он в шубе потеет. Зато в декабре этот полушубок меня согрел в окопах подМосквой.
        НаВеликую Отечественную войну дед уходил уже человеком семейным. Со дня на день жена должна была родить. Но недождался Яков этого ребёночка. Мой отец родился в середине июля, когда его отца эшелон увозил на фронт.
        Свою любовь Яков Козак нашёл в соседнем селе Тутаеве. Звали его избранницу так же, как мать, — Марией. Маша Неупокоева была совсем других кровей, чемКозаки. Потомственная сибирячка. По отцу — все старожилы, а поматери — Екатерине Коршуновой — вообще староверы, кержаки. Если Козаков судьба кидала из бедности в достаток и обратно, то бабушкина семья никогда бедно не жила. Коршуновы — старинный купеческий род. Моя прабабушка закончила Бестужевские курсы вСанкт-Петербурге. Ещё девочкой родители возили её вПариж иВенецию. Отец с детства запомнил рассказ бабы Кати, чтоВенеция скоро под воду уйдёт. Поэтому, когда в современной России появилась возможность путешествовать за границей, мы сотцом первым делом поехали вИталию. Я никогда не видел его таким счастливым, как вВенеции, на мосту Риальто через Гран-канал. А вПариж я его так и несвозил. Он часто повторял фразу: «Увидеть Париж и умереть». Вместо этого мы съездили вПрагу иВену.
        Бабушка была сосватана за другого парня, служившего в армии, но деда это не остановило. Он вскружил Марии Неупокоевой голову, и она убегом ушла сЯковом из отчего дома. В войну многодетным Козакам пришлось туго. Зимой, когда дед дрался с фашистами подМосквой, бабушка тепло спеленала папу и отправилась к своей родне вТутаево. Сорок километров в мороз, по снегу с младенцем на руках — путь не близкий. Да бабушку угораздило ещё заблудиться. Она клала папу на снег, а сама залезала на деревья и высматривала дорогу. Добрались-таки. Войну бабушка и папа прожили у бабы Кати.
        —Такой мясорубки, как вСталинграде, я завсю войну не видел. Весь город в развалинах. Приказ был ни шагу назад! Немецкая артиллерия живого места нигде не оставила. Свою пушку мы установили в полуразрушенном трёхэтажном доме. Немцы штурмовали наши укрепления по несколько раз в день. Одних только танков на нашей улице мы подбили больше десятка, о пехоте я даже не говорю. Все подступы к дому были завалены горами занесённых снегом тел. Но одну танковую атаку нам отбить не удалось. Прямым попаданием снаряд разворотил наше орудие. Командир был убит. Мне просто повезло — отошёл за снарядом. От взрыва потолок рухнул, и меня засыпало обломками. Три месяца потом пролежал в госпитале с сильной контузией. Паулюса окружали уже без меня.
        Другое ранение дед получил вКрыму при взятии Сапун-горы. Об этом он старался не рассказывать. Однажды по пьянке обмолвился, что наСиваше знакомые сапёры нашли бочку вина и вбой многие пошли с жуткого похмелья. А втретий раз он попал в госпиталь воЛьвове уже после победы. ВЗападной Украине прислужники гитлеровцев бандеровцы оказывали сопротивление и после капитуляции Германии.
        Перед выпиской из госпиталя он сфотографировался. На обратной стороне карточки написал корявым почерком с многочисленными орфографическими ошибками: «На память любимому сыну Славику от папы Якова. Дорогой сын, сообщаю тебе, что я жив, здоров. Жди. Скоро приду домой. Всегда твой папа Яков. 15/IX 1945».
        В поезде отМосквы доОмска встретились два родных брата-фронтовика. Старший сержант, пехотинец Семён Козак и старшина, командир орудия, артиллерист Яков Козак. Вместе и вернулись в родительский дом. Третий брат, самый младший, Тимофей, работавший учителем до войны, в1941году закончил курсы политруков вТомске, да так и сгинул на полях сражений. Даже место его захоронения родные, как нистарались, не смогли установить.
        Маленькому Святославу шёл пятый год, когда он впервые увидел своего отца. Мальчик вначале боялся идти к незнакомому дяде, но тот достал из вещмешка бутылку мёда и угостил невообразимо вкусным лакомством, пацан оттаял и пошёл к отцу на руки. Вскоре Славик в этом красивом статном фронтовике уже души не чаял. Даже позволил ему обрить себя наголо. И вместо жиденьких волосёнок у него начали расти густые волнистые волосы, такие же, как уотца.
        После войны Яков с семьёй переезжает в районный центр, старинный сибирский город Тару. Устраивается на работу в педагогическое училище завхозом, покупает дом. И тёщу — бабу Катю — перевозит к себе изТутаева. В декабре 1946года моя бабушка рожает двойню — девочек Раю иСашу.
        Дед очень любил детей. Младшие сестрёнки загодя занимали место у окна и ждали отца с работы. Он обязательно приносил им какие-нибудь гостинцы, а потом усаживал каждую себе на плечо, делал круг возле дома и заходил в калитку. Девчонки млели от счастья. А навелосипеде он умудрялся возить всех троих. Рая иСаша — впереди на раме, аСлава — сзади, на багажнике. Когда получал зарплату, то выдавал по25рублей (2,5рубля после деноминации шестидесятых годов) бабе Кате и сыну, а мелким — Рае иСаше — по червонцу.
        Муж тёти Раи дядя Рустэм говорил: «ДедЯков пять лет воевал, а потом тридцать лет победу праздновал». Действительно, дед любил выпить и погулять. В училище было своё подсобное хозяйство на отдалённой заимке — вотчина деда. Ему выделили коня по кличке Милый и бричку. На ней-то и наезжал Яков Иванович на заимку. Женщинам он нравился и, несмотря на своё семейное положение, отвечал им взаимностью. После войны мужики были в цене. АЯков, насмотревшись ужасов и смертей, дико полюбил жизнь. И все его амурные похождения были проявлением этой всепоглощающей любви к жизни. Он любил бабушку, любил детей, потом любил внуков, собак, кошек, коней. Заядлый охотник, он после войны ни разу не ходил на охоту. Далее рыбалка ему разонравилась. Другое дело — грибы. Дед был страстным грибником. У него имелся особый нюх на грибы. Уже встарости, когда он почти потерял зрение, просил меня довести его до леса. Но, оказавшись в лесу, дед преображался в мгновение ока. Нагнётся, разгребёт листву, и груздь у него в руках. Он уже ведро грибов наберёт, а я — ни одного.
        Однажды зимой кто-то из обиженных Яковом мужей подпалил дом Козаков. Много имущества сгорело, пока тушили пожар.
        —ЧтоБог даёт, то клучшему. Главное — все живы. А добро — дело наживное, — говорил дед, обходя обгоревшие комнаты.
        Ремонт в доме сделали, крышу новую. Но городок-то маленький, злые языки не укоротишь. Вот инадумал дед уехать от пересудов подальше, к фронтовому товарищу в город Россошь Воронежской области. Продали дом. И повёз дед свою семью на запад, дорогой, по которой уезжал на фронт. Когда ночью проезжали Казань, мой отец впервые в жизни увидел столько огней. ВТаре в то время электричество только начинали проводить. А шёл ему уже пятнадцатый год.
        Лишь одну четверть проучился Святослав Козак в школе вРоссоши. К лету дед разочаровался в европейской части России и втамошних людях.
        —Скупые, каждый себе на уме. Ни выпить не скем, ни закусить. Наварят борща и всю неделю едят.
        ВТару возвращаться не было резона, но издесь оставаться для деда было невозможно. Яков привык к людям открытым, приветливым. Сам хлебосольный хозяин, он для гостей выставлял на стол лучшее, что было в доме. В сибирских сёлах в ту пору далее замков на дверях не знали. Палкой дверь подопрут, чтобы ветер не раскрыл, и айда из дома. Никому и вголову не приходило, что кто-то чужой может залезть и своровать что-нибудь. Дед сам не раз по пьяному делу, возвращаясь с заимки, терял то гуся, то флягу с молоком. Но каждый раз люди приносили пропажу ему домой.
        —Вот, Яков Иванович, потерял…
        Списался дед со своим дальним родственником изПавлодара. Тот сообщил, что город — молодой, быстро развивается, строится, рабочие руки сильно нужны. Недолго думая, Яков велел жене и детям снова собираться в дорогу.
        Деду и вголову тогда не пришло, что он может уехать в другую страну. Какой такой Казахстан? Русский город на том же самом Иртыше, на юге бывшей Тобольской губернии.
        Купили полдома на улице Фрунзе, в самом центре, в трёх кварталах отИртыша. Деда приняли на работу в областное УВД заведующим хозчастью, но вскоре из?за его пристрастия к спиртному перевели в бригадиры охраны. Он ибабушку устроил на работу сторожем. Она охраняла по ночам продуктовый магазин через дорогу напротив их дома. Дед нечурался никакой работы. Себе на выпивку он зарабатывал тем, что подшивал валенки.
        ВПавлодаре Слава женился, Саша вышла замуж. Отец занимался лыжным спортом и смамой познакомился на всесоюзных сборах вМукачево. Мои родители когда-то были членами сборной СССР по лыжному спорту. Отец заочно получил юридическое образование вТомском университете. Тётя Саша закончила Институт советской торговли, а тётя Рая — строительный техникум.
        Дядя Миша, муж тёти Саши, был изсемьи сосланных западных украинцев изИвано-Франковска. Дед его не любил, а выпивши, называл бандеровцем. С отчимом Михаила дедом Гришей у деда Якова на застольях дело до драки чуть не доходило. Не любил мой дед «западенцев».
        Тётя Рая вышла замуж за инженера-строителя вЦелинограде. По национальности он был татарином. Но кРустэму дед относился хорошо, с уважением. Он, кстати, единственный из зятьев избежал пристрастия к«зеленому змию». Жаль, прожил недолго, как итётя Саша, как ибабушка, чуть больше шестидесяти.
        Я, как первый внук и первый племянник, собрал всю любовь своей родни. Дед подарил мне свои боевые медали. Специально пошили пиджачок под военный китель, а нанего нитками, чтобы не потерял, пришили дедовы медали. Деду для меня ничего не было жалко, однажды он пьяный так расщедрился, что отдал мне далее свои ордена — Боевого Красного Знамени иКрасной Звезды. Я тогда ещё в школу не ходил и незнал цену этим наградам. Один орден я променял на серию почтовых марок, а другой — на блок жевательной резинки у пацана, чей дядя был моряком и ходил в загранку. Потом, уже старшеклассником, я случайно нашёл у деда в комоде орденские книжки. И мне стало ужасно стыдно перед ним.
        К шестидесяти годам дед резко стал терять зрение. Дом пришлось продать, и дед с бабушкой переехали в благоустроенную квартиру. Ему сделали операцию, но неудачно. И тогда в один день он бросил пить спиртное и курить. Быстро набрал вес, стал солидным и заказал орденские планки. Но надевал их очень редко. Только когда ходил в собес. Сколько раз я просил деда выступить у меня в школе на классном часе как фронтовику, но дед оставался непреклонен.
        —Это только тыловые крысы любят лясы точить о войне. Настоящие фронтовики стараются об этом не вспоминать.
        Года три бабушка прожила с трезвым мужем. А потом её не стало. Дед горевал очень сильно. С её уходом рухнул привычный для него уклад жизни. Как жить безМани, Манечки, Муси?
        Дед очень плохо видел, за ним требовался уход. А бабки на него заглядывались и встарости. Через полгода после смерти бабушки у деда появилась тётя Даша. Вдова, бывшая соседка по частному сектору. Однажды они с дедом поссорились, и тётя Даша решила его проучить. Собрала вещи и перебралась к себе в дом. Через неделю, решив, что дед достаточно наказан, она вернулась к нему. Дед открыл дверь, но вквартиру её не пустил.
        —Извини, Даша. Но уменя уже Маша.
        На восьмом десятке дед менял своих женщин. И хотя тётя Даша ему нравилась больше, чем тётя Маша, но это было дело принципа. Моего деда никто не бросал.
        —Что запрофессия такая — журналистика? — спросил он как-то меня, когда я студентом приехал домой на каникулы.
        Вопрос застал меня врасплох, и я не нашёл лучшего ответа, чем слова Ленина, что«газета — это коллективный пропагандист, агитатор и организатор».
        —Теперь понятно. Раньше были попы, а теперь — журналисты, — махнул дед рукой, а потом добавил. — Нужная работа.
        Умер Яков Иванович Козак наПокров. Похоронен наПавлодарском кладбище, наАллее ветеранов. В другой стране. Сам же он до конца своих дней был уверен, что живёт вЮжной Сибири.
        Глава2
        Проспект Степана Бандеры
        Права или неправа моя страна, но это моя страна.
Стивен Декатюр
        Никогда ничего не замышляйте против России, потому что на каждую вашу хитрость она ответит своей непредсказуемой глупостью.
Отто фонБисмарк
        Анастасия Акимовна Нестеренко, пенсионерка (Донецк)
        Надежда — мой компас земной,
        А удача — награда за смелость.
        И песни довольно одной,
        Лишь только б о доме в ней пелось.
        Надо только выучиться ждать,
        Надо быть спокойным и упрямым,
        Чтоб порой от жизни получать
        Радости скупые телеграммы.

Николай Добронравов
        Явился — не запылился. А я уж, старуха, и нечаяла родного сына повидать. Не было счастья, да несчастье помогло. Садись за стол, в ногах правды нет. Что будешь: чай, кофе? Клавдия, свари нам два экспрессо. Мне — со сливками, а гостю — чёрный, с одним сахаром. Обедать он не будет. Говорит, сыт.
        Не узнаёшь дедовскую квартиру? От неё только эта гостиная и осталась. На первом этаже ещё кухня, кладовка, Людмилин танцевальный зал и комната для прислуги. Второй этаж — библиотека, кабинеты, спортзал. А спальни — на третьем. Я же весь бывший обкомовский дом выкупила. Всех соседей расселила. А запросы у прежней номенклатуры, сам знаешь, какие! ВКиеве, Москве и даже в израильской Хайфе пришлось квартиры покупать. Зато теперь весь дом мой. После моей смерти здесь будет музей. Завещание я уже составила. Обоим зятьям наказала: если хоть один шальной снаряд, одна пуля сюда долетит, разорю обоих, мигом без штанов останутся. И весь микрорайон — в целости и невредимости. Материальный интерес — лучший залог мира.
        Да несмотри ты так на мою инвалидную коляску, как девственница на мужицкое хозяйство! Могу я ещё ходить. Видишь, вот встала сама. Только тяжело уже. Кости, суставы болят. На коляске — ловчее и подому, и поулице.
        Выходит, мой внук — бандит? Полгода бегал поДонбассу с автоматом, людей убивал, а кродной бабке так и незашёл. Какой же он внук мне после этого? И почему я должна за него хлопотать?
        Сядь! Я сказала! Коли пришёл, изволь выслушать мнение матери.
        —Главный инженер! Ты — не главный инженер! Ты — … моржовый, а неглавный инженер!
        Ещё молодая женщина, с рано поседевшими густыми волнистыми волосами, сейчас всклокоченными, в махровом халате, истерично бросает трубку на телефон, та отскакивает и отлетает в пепельницу, полную окурков. Пепельница падает с журнального столика на ковёр. Приторный запах пепла, золы, недогоревшей бумаги, обугленных спичек и никотина наполняет всю комнату. Мать матерится, встаёт с кресла и, держась рукой за левое подреберье, согнутая в три погибели, шаркает шлёпанцами по полу в туалет.
        —Не волнуйся, Настя. Я уберу.
        Это отец вышел из спальни, в майке и длинных семейных трусах. Щурится на яркий электрический свет после темноты. На часах — половина первого ночи.
        Из туалета мать шаркает в ванную, моет руки, потом — на кухню к холодильнику. Выпивает стакан кефира. Появляется отец с веником и совком, полным окурков. Они едва могут разойтись в узкой кухне, чтобы отец добрался до мусорного ведра под раковиной.
        —Идиоты! Какие кругом, Слава, идиоты! Ничего сами не могут сделать. Весь строительно-монтажный поезд простоял без работы вБозшакуле целый день, одной запчасти на путеукладчик не было! — выговаривается мать, успокаиваясь.
        Только сейчас она замечает меня в дверном проёме.
        —Вовка, а ты почему не спишь? Ночь на дворе. А ну, мигом в койку! Утром же в школу!
        Я родилась в партизанском отряде накануне решающего исход войны наступления советских войск на гитлеровцев. Родителей забросили в украинское Полесье для организации партизанского движения по заданию Центра. На оккупированной территории они выполняли приказы Ставки, поэтому после освобождения Украины их не подвергли изнурительным проверкам, чреватым дальнейшим заключением вГУЛАГ. Мой отец — командир партизанского отряда, Герой Советского Союза, мать — радистка с иконостасом орденов, не меньшим, чем уотца. После войны они были просто обречены на блестящую карьеру. Надо было только жить и работать на износ, как навойне, и партия тебя непременно замечала и двигала вперёд.
        Как одержимо и неистово отец воевал с фашистами, так же он восстанавливал народное хозяйство после разрухи. Для него не было большой разницы: пускать под откос немецкие эшелоны или строить новые заводы и шахты.
        «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она даётся ему один раз, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жёг позор за подленькое и мелочное прошлое, чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому главному в мире — борьбе…»
        На этом месте я обычно обрываю свою любимую цитату из романа Николая Островского «Как закалялась сталь».
        Для моих родителей целью жизни были слова «за освобождение человечества», они свято верили в коммунистические идеалы, вИнтернационал, в мировую пролетарскую революцию. И мы с твоим отцом поначалу были такими же фанатиками. Я — больше, он — меньше. А потом, уже под старость, пришло осознание, что равенство, братство — это миф. Но борьба?! Борьба остаётся всегда. Именно степень готовности человека к борьбе, умение идти до конца, прогибать под себя этот мир, а непасовать перед ним отличает пассионарных людей от толпы. Такими были комиссары в истёртых кожанках, строители ДнепроГЭСа иКриворожстали, политруки подСталинградом и наКурской дуге, призывающие солдат стоять на смерть, покорители целины и строители БАМа. Первопроходцы информационной революции Билл Гейтс иСтив Джобе тоже из племени фанатиков. Как, впрочем, и другие создатели транснациональных корпораций и крупных финансово-промышленных холдингов. Настоящие герои сегодня вовсе не те, кто палит из пушек и автоматов, а офисные «белые воротнички» с планшетами и смартфонами, создающие новую реальность, комиссары информационной революции. Они, а
неополченцы и бойцы добровольческих батальонов, истинные наследники большевиков.
        Я училась в пятом классе, когда отца назначили первым секретарём обкома партии. Мать заведовала Домом политпросвещения. Я воспитывалась в образцово-показательной номенклатурной семье. У нас всегда была домработница. Чтобы мать сама стояла у плиты и готовила еду — это было сродни фантастике. Она вечно заседала в президиумах, была делегаткой различных съездов и конференций. До конца своих дней не снимала комиссарской кожанки и смолила «беломорины» одну за другой. Умерла она от рака лёгких в день моего выпускного бала. На школьный праздник я не пошла, аттестат зрелости получила после материных похорон. Отец настаивал, чтобы я ехала учиться вМоскву илиКиев на историка КПСС. Так они с матерью за меня решили. Но, оставшись без её поддержки, долго противиться моему решению он не смог. Далее самые сильные мужчины, теряя боевых подруг, становятся пробиваемыми.
        Отец взрывал железные дороги, а я решила их строить и поступила вРостовский институт инженеров железнодорожного транспорта. Занималась общественной работой, спортом. На третьем курсе на лыжных сборах познакомилась с твоим отцом. Он сильно отличался от других знакомых парней. Добрее человека, чем он, я всвоей жизни больше не встречала. А как красиво он за мной ухаживал! Перед каждыми соревнованиями, в каком бы городе они не проводились, он заранее тщательно изучал всю лыжню, а вдень старта просыпался в пять утра и ехал на местную метеостанцию за свежим прогнозом погоды, потом долго химичил с лыжными мазями, подбирая нужный состав. Без его помощи мне бы никогда не стать чемпионкой РСФСР. Сам же он на лыжне не сильно блистал. Хотя и физическая подготовка, и выносливость у него были. Но нехватало воли, стремления быть первым. Я же лучше умру на лыжне, но никого не пропущу вперёд себя.
        Институт я заканчивала заочно, потому что родился ты. Спасибо твоей бабушке Марии Ивановне. Святая была женщина. Царство ей небесное. Она заменила мне мать. Если бы не она, не знаю, как бы я всё успевала. Спорт, учёба, комсомол, работа на стройке. Конечно, я имела полное право как молодая мать вместе с дипломом получить свободное распределение и вернуться вПавлодар. Но это была бы измена самой себе. И твоя бабушка поняла меня и сказала: «Не беспокойся, дочка, заВолодей я пригляжу, главное — себя не теряй». И я поехала наУрал, где строили дорогу Белорецк — Чишмы. Через год я стала начальником строительно-монтажного поезда. А ещё через два меня наградили орденом Ленина. ВСоветском Союзе выше была только Золотая Звезда Героя Социалистического Труда. За уральскую трассу мне бы её не дали. Масштаб не тот. А вот заБАМ — наверняка. Но тут ты разболелся не нашутку. В шесть лет тебе диагностировали сахарный диабет. Отец дважды в год возил тебя вМоскву вЦентральную железнодорожную больницу — одну из лучших вСоюзе. И посоветским меркам твоё лечение требовало больших денег. Восемь лет тебя лечили лучшие
эндокринологи страны и сотворили чудо. Болезнь отступила. Тебе уже за пятьдесят, ты, можно сказать, прожил полноценную жизнь. Не думаю, что кто-то из твоих друзей по больнице дожил до этого возраста. Главная заслуга в твоем выздоровлении, безусловно, отца. Он возил тебя вМоскву, горбатился на трёх работах, чтобы добыть денег на поездки. Но я тоже была рядом. Пожертвовала БАМом, перевелась вКазахстан на рутинную работу. И всё равно в30лет я была уже управляющим трестом. Единственная баба вМинтрансстрое СССР на такой должности. Даже табличек на приёмную с указанием должности в женском роде не было. Управляющий трестом Анастасия Акимовна Нестеренко. И точка. А я и была мужиком в юбке. Волевым, энергичным, требовательным руководителем. Любого работягу на трассе, даже отсидевшего на зоне, могла перематерить. А наш народ другого языка не понимает!
        Но отношения на производстве иногда проникали в семью, и это наша с твоим отцом трагедия. Мы были совершенно разными, но очень любили друг друга. Далее когда жили отдельно. Бывало, где-нибудь в уральской глухомани за день так наорёшься, далее голос сорвёшь, а придёшь поздним вечером в пустую комнатушку в бараке, закажешь у телефонистки междугородний разговор сПавлодаром, поговоришь с вами, такими родными, такими близкими, и сердце понемногу оттаивает.
        А какие мы проводили отпуска! Гагра, Пицунда, Сочи, Ялта… Когда любишь на расстоянии, долго ждёшь встречи, а потом — месяц счастья, это только укрепляет, обостряет чувства! А семейный быт? Он, как медленный яд, капля за каплей отравляет любовь.
        Меня бесило, когда Святослав за моей спиной договаривался с моим водителем о поездках в наш ОРС. Если узнавала, то закатывала ему такие истерики, мама не горюй!
        —А чем я тебя иВовку кормить буду? В магазинах — шаром покати! — кричал он мне в ответ.
        —Живи как все! — не сдаваласья.
        —Из магазинных костей я тебе такой борщ сварю, что жрать не будешь!
        И сварил же однажды. Такая, я скажу тебе, дрянь получилась. Всю кастрюлю вылили в помои.
        Он укорял меня, что я свою зарплату раздаю рабочим и снабженцам на запчасти. Я огрызалась, что это мужская обязанность в семье деньги зарабатывать. Он мне тыкал в нос женскими обязанностями. Правда, о них я и невспоминала.
        Мелковат оказался Святослав Козак дляАнастасии Нестеренко. Добрый, надёжный, заботливый, но, понимаешь, мне нужен был мужчина другого масштаба. Как мой отец, например. Он вту пору был уже секретарём ЦК Компартии Украины. Жил вКиеве. Официально — один, но холостяцкую квартиру наКрещатике часто навещала его сорокалетняя моложавая секретарша. В командировках я стала принимать ухаживания мужчин. Завела далее продолжительный роман с заместителем министра и мимолетный — с секретарём ЦККПСС, курировавшим нашу отрасль. НаXXV съезде партии я познакомилась сАндреем Герасимовичем, главным инженером объединения «Донецкуголь». Кстати, ты очень похож на него, особенно с короткой стрижкой. Лысые мужики мне всегда нравились. Посмотри на его портрет. Какая брутальность, какая энергетика во взгляде! В такого мужчину нельзя было не влюбиться. Кстати, это кисть самого Ильи Глазунова. В этом доме все холсты — подлинники.
        Я далее составила стратегический план развода. Он предусматривал твоё поступление на отделение международной журналистики вКиевский университет. Ты тогда бредил учёбой вМГИМО, но я-то знала, что туда простые юноши из провинции не поступают. А вКиеве мой отец мог бы реально помочь. Но он умер за полгода до того, как ты окончил школу. ИКиевский университет мы потеряли. Твоя авантюра сМГИМО была обречена на провал. Когда ты вернулся изМосквы вПавлодар, как побитая собака, я уже планировала отмазать тебя от армии, а наследующий год, через связи Андрея, пропихнуть на международную журналистику вКиев. Но тут с инициативой вылез твой папаша. Надо же, Томск — университетский город, Сибирские Афины! Студент в третьем поколении! И, как назло, там открыли набор студентов-журналистов. Я пыталась тебя отговорить, что дальше областной газеты с дипломом ТГУ карьеры не сделаешь. Но ты такой же упёртый, как твой отец. Проклятое кержацкое упрямство! Мать не слушался. И чего ты в своей жизни добился? Разорившийся посредник? Писатель местечкового масштаба? А здесь со мной мог бы стать олигархом. Да я из тебя самого
Президента Украины могла бы сделать! Вон, оба зятька, и бывший, и нынешний, — богатые, уважаемые люди, определяют политику этой страны.
        Ты уехал учиться вТомск, а после смерти твоей бабушки (бедная женщина всю жизнь потратила на бабника и алкоголика!) меня ничего больше вПавлодаре не удерживало. Сколько раз я звала тебя вДонецк? Пальцев на руках не хватит. Чего только не сулила, чем только не заманивала. Какую невесту нашла! Дочь второго человека Украины! А ты, как зажравшийся кот, нос воротил. Не могу, дескать, жениться без любви. А кого взял в жены? Бездарную актриску, лицедейку. Хотя одна её роль — Катерины в«Грозе» Островского — мне понравилась. «Что — воля, что — неволя. Всё равно» — такая же мямля, как иты, но сещё большей придурью. Правильно она сделала, что бросила тебя. Вас, дураков, по-другому не научишь.
        А влихие девяностые, когда началась приватизация, как ты мне нужен был здесь! На жизнь Андрея семь раз покушались. Однажды обстреляли машину, когда мы сЛюдочкой ехали вместе с ним. Пули и бомбы его пощадили, а инсульт — нет. Он застолбил за собой целую промышленную империю. Ею же надо было управлять. А мне — уже шестой десяток, пятнадцатилетняя дочь на руках. А родной сын так и неприехал. Но ничего, сама справилась. И дочь лучшей балериной страны сделала, и капитал приумножила.
        И вот теперь ты нарисовался своего сына выручать. А какого рожна он попёрся на эту войну? Все эти патриотические лозунги оНовороссии, о русском мире, об украинской нации — дымовая завеса для вербовки пушечного мяса. В конечном счёте речь всё равно идёт о деньгах. Кто будет контролировать производство добавленной стоимости в регионе, финансовые потоки. Советский Союз сдала же партийно-хозяйственная номенклатура. Путешествуя по миру, советские руководители видели, как живёт «загнивающий» Запад, а возвращались домой и попадали в«достижения» развитого социализма. И делали выводы отнюдь не впользу второго.
        Республиканские элиты поделили имперскую собственность. Уже четверть века прошло с той поры, и никто ничего не собирается кому-то отдавать обратно. Если бы ты не остался после развода с отцом, а уехал со мной, то сейчас бы и ты, и твой сын защищали свои имущественные интересы в украинской экономике.
        Конечно, я позвоню Людмиле, поговорю с её мужем. Для его политической карьеры лучше, чтобы этого скандала вообще не было. Но непереживай, мне есть чем надавить на зятя, чтобы он оставил твоего сына в живых. Но уменя будет одно условие. Когда мальчик окажется на свободе, ты обязательно нас познакомишь.
        Константин Геннадьевич Бурмистров, депутат Верховной рады Украины, лидер партии (Киев)
        Новый Мировой Порядок будет строиться против России, на руинах России и засчёт России.
Збигнев Бжезинский
        А ведь вы могли быть на моём месте. Конечно, на родной сестре по матери вам не пришлось бы жениться. Но для собственного сына Анастасия Акимовна сделала бы гораздо больше, чем для зятьёв.
        Однако перейдём к делу. В моих интересах, чтобы ни вас, ни вашего сына вообще не было. Но вы есть и, похоже, будете. «Господи! Дай мне силы изменить то, что я могу изменить. Дай мне мужества вынести то, что я не всилах изменить. Дай мне мудрости отличить одно от другого». Молитву Альбрехта Дюрера помните? Мне придётся смириться с новой роднёй как спровидением. Но предупреждаю, если о вашем сыне пронюхают журналисты, этого разговора не было, и никакая бабка вашего сына не спасёт.
        Мы же с вами почти ровесники. Два честолюбивых парня из провинции мечтали покорить мир. Мне икомсомол нужен был исключительно как самый короткий путь наверх. Думаю, вам журналистика — тоже. Да, заместитель редактора областной партийной газеты в советские времена был фигурой. Ладьёй — по шахматной терминологии. А я заведовал отделом агитации и пропаганды вДнепропетровском обкоме комсомола. Конечно, партийным журналистам я не мог указывать, о чём и как писать, но корреспондентов нашей мол одёжки держал в строгости.
        Настоящие коммунисты — очень верующие люди. Только их Библией стал «Манифест» Карла Маркса, а неЕвангелия. Моральный кодекс строителя коммунизма содержит все библейские заповеди. И свой новый мир царства свободы и справедливости, без богатых и бедных, они строили с неистовым религиозным фанатизмом. Мы — дети той эпохи. Мы неможем жить без идеалов и веры. Я в30лет крестился в православие. И непотому, что губернатор настоял и это нужно было для моей карьеры, я сам больше не мог жить без веры. Пустоту в душе надо обязательно чем-то заполнять.
        Но чем больше я узнавал о христианстве, тем сильнее во мне становилось ощущение, что я ошибся с выбором веры. Я искренне верю вБога нашего Иисуса Христа, но ортодоксальное православное толкование его учения — не для меня. Я считаю, что оно устарело. И, ксожалению, оно нетолько не способствует современному развитию цивилизации, её модернизации в постиндустриальных условиях, а напротив, даже тормозит социальный и экономический прогресс.
        За примерами далеко ходить не буду. Возьмём Евросоюз, куда так стремится наша Украина, и экономический кризис. Какие страны наиболее уязвимы к экономическим неурядицам? Греция вот-вот выйдет изЕС. Чудовищный внешний долг, огромная безработица. Дальше — Кипр. Вы можете себе представить налог на депозиты иностранных вкладчиков 80процентов? Это же настоящая экспроприация. Большевистский метод — грабь награбленное. И это происходит в современной Европе, где воглаву угла поставлен закон. Трагедия Югославии. Бедные сербы, они ввязались в братоубийственную гражданскую войну и теперь вряд ли в обозримом будущем догонят соседние страны по уровню жизни. Украина иРоссия повторяют печальный опыт Югославии. А ведь все эти страны — Греция, Кипр, Сербия, Россия, Украина — исповедуют в основном православие.
        Идём дальше. В какой европейской стране самая высокая безработица? В католической Испании! Где чаще всего меняются правительства? В католической Италии! Где высокий бюджетный дефицит? ВИрландии иПортугалии! О верных католиках-поляках я вообще не говорю. Страна словно замерла в своём развитии. Латинская Америка? Повальное воспроизводство нищеты! Вот как живёт паства Папы Римского! И всё равно в большинстве католических стран уровень жизни на порядок выше, чем вправославных.
        А вы что-нибудь слышали об экономическом кризисе вШвейцарии? А вНорвегии, Дании, Швеции, Нидерландах? Германия вообще локомотив европейской экономики. Великобритания — главная торговая и финансовая площадка Европы. ВСША кризис начался, но там он быстро и закончился. Весь мир барахтается в последствиях финансового урагана, аШтаты давно идут вперёд семимильными шагами. Протестантизм — главенствующая религия в этих странах. Если католик хочет сладко спать, то протестант предпочитает хорошо питаться. Именно благодаря протестантской этике наЗападе развился капитализм и произошла промышленная революция. Стремление человека к накоплению богатства перестало считаться греховным. Мирская аскеза и труд были возведены в разряд добродетели. Вот вчём двигатель прогресса, а нев«Капитале» Маркса.
        Поэтому я перешёл в протестантизм и сейчас каждое воскресенье читаю проповеди в баптистской церкви. Наша церковь выступает за уважение и поддержку гражданских властей, против абортов, эвтаназии, за полный отказ от спиртных напитков в жизни христианина. Проповеди обращены к практическим жизненным вопросам: заработку, укреплению семьи, исцелению от болезней. У нас на каждый вопрос верующего отвечает Библия, а несвященник. В протестантстве вообще нет посредников между человеком иБогом. Верующий сам сверяет свои помыслы и поступки соСвященным Писанием. Он сам делает сознательный выбор, поэтому протестантизм является высшей стадией развития христианства.
        В католичестве тоже есть попытка приспособить заповеди Иисуса Христа к мирской жизни, поэтому оно прогрессивнее ортодоксии православия. А униатская церковь вУкраине как соединение православной и католической церкви на основе унии при главенстве католической, но ссохранением многих православных обрядов — это шаг вперёд в духовном и цивилизационном развитии. К тому же мой дед родился в семье греко-римского священника в королевстве Галиции иЛодомерии Австро-Венгерской империи, как иСтепан Бандера.
        Вообще, Украине повезло, что унеё есть Галиция. Это наша память о богатом и культурном европейском прошлом страны. Австро-Венгрия — это же практически идеальное европейское государство. Немецкий язык, немецкая культура, немецкие технологии и толерантное отношение, далее некоторое уважение, к народам, населяющим окраины империи: славянам, евреям, цыганам. Габсбурги даже разрешали принимать евреев на воинскую службу! А после первой мировой войны этой европейской сказке пришёл конец. Галиция оказалась в составе бедной и отсталой Польши. Кстати, Степан Бандера вначале боролся за независимость Украины отПольши, в1934году был арестован польскими властями и приговорён судом к смертной казни, позднее её заменили пожизненным заключением. Он отбывал срок в польских тюрьмах, а свободу получил в сентябре 1939года. Германия напала наПольшу, и тюремщики, охранявшие заключённых вБрестской крепости (да-да, в той самой знаменитой Брестской крепости, первой принявшей удар немцев и долго державшей героическую оборону в1941году), сбежали, узники вышли на свободу. Бандера оказался в подполье на советской территории,
после чего ушёл наЗапад. Если для галичан Польша казалась нищей страной по сравнению сАвстро-Венгрией, то каким предстал сталинский Советский Союз! А когда пришли немцы, то западные украинцы встречали их как освободителей. Всем казалось, что вернулась добрая старая власть Габсбургов.
        Но создание самостоятельного украинского государства не входило в планы Адольфа Гитлера. Степана Бандеру скоро вновь арестовывают, теперь уже немцы, содержат под стражей, а в1942году и вовсе отправляют в концлагерь Заксенхаузен. Его выпустят на свободу только в сентябре 1944года. В1947году он возглавит Организацию украинских националистов, а в1959году будет убит агентом КГБ вБаварии.
        Степан Андреевич был человеком набожным, начитанным, отменным оратором, обладал феноменальной памятью и чувством здорового юмора. Он фанатичный патриот своей родины.
        ИУкраина свято чтит память своего верного сына. Степан Бандера является почётным гражданином Тернополя, Ивано-Франковска, Львова, Луцка и ещё 16 городов. Его имя носят улицы воЛьвове, Ивано-Франковске… А вТернополе даже есть проспект Степана Бандеры, бывшая улица Ленина, и улица Воинов дивизии «Галичина».
        Виктор Ющенко в канун своего президентства удостоил Степана Андреевича высшей степени государственного отличия — звания Героя Украины. НоДонецкий окружной суд с подачи Януковича признал этот указ незаконным, формально сославшись на то, чтоБандера не являлся гражданином Украины. Пророссийские суды Донецка иЛуганска также лишили геройского звания главнокомандующего украинской повстанческой армии Романа Шухевича.
        Проблема России в том, что вы продолжаете жить советскими стереотипами, не замечая, что мир давно уже изменился. Советский Союз потерпел поражение в«холодной войне», поэтому и распался. ИРоссия как правопреемница СССР должна вести себя соответствующе, как побеждённая страна. Победителем в третьей мировой стали Соединённые Штаты, они идиктуют правила игры в современном мире. Конкурентная экономика, демократия, права человека, продвигаемые американцами по всему миру, — это непросто красивые декларации, а реальные рычаги улучшения благосостояния людей, принятые правила мирового общежития. Германия иЯпония — страны, проигравшие войну, добились процветания под протекторатом США. А что мог предложить СССР своим союзникам поВаршавскому договору: репрессии, продукты по талонам? Хватит мечтать о реванше, пора смириться со своим поражением и жить по законам цивилизованного мира. Согласно Будапештскому меморандуму 1994года Украина взяла на себя обязательства об удалении всех ядерных вооружений со своей территории (они, кстати, были переданы России), аСША, Россия иВеликобритания гарантировали нам уважать
независимость, суверенитет и существующие границы. Поэтому аннексия Крыма и война вДонбассе по международному праву есть прямая агрессия России против суверенной Украины. Гитлеровской Германии похожий реваншизм очень дорого обошёлся. Все империи когда-нибудь распадаются. Вы — не исключение.
        Но хватит о большой политике. Вернёмся к делам семейным. Сына вашего освободить не сможет даже Президент. Национал-патриоты его тут же поднимут на вилы. Я тоже не отношусь к категории политических самоубийц. Есть только один способ оказаться ему на свободе. Я могу добиться, чтобы его обменяли на кого-нибудь из статусных украинских военных, попавших в плен к сепаратистам. Но ещё раз повторяю: фигура для обмена должна быть очень заметная. Ведь ваш пострел вДонбассе много чего успел натворить.
        Берта Соломоновна Михельсон (Розенбаум), посмертные записки (Тель-Авив)
        Когда хохол родился, еврей заплакал.
Анекдот
        Дорогой мой сын Марк! Твоя жадная до денег жена Анна, наверняка, рассчитывает и тебя настропалила, что после моей смерти ты получишь большое наследство, но вас ждёт жестокое разочарование. Все сбережения твоего покойного отца и свои тоже я завещаю государству Израиль, ставшему для нас настоящей родиной. Ты сам сделал свой выбор, когда отказался уехать с нами и женился на этой меркантильной малоросской мещанке. Твои дочери — не отеврейской матери, поэтому я не могу признать их за своих внучек и ничего оставлять им не хочу.
        Последние события наУкраине только укрепили меня в этом решении. Ставка новой власти на украинский национализм и русофобию, попомни мои слова, доведёт страну до большой трагедии. Крайними, как всегда, окажутся евреи, и всё закончится жестокими еврейскими погромами.
        Последний мой тебе материнский совет — продавай имущество и переезжай вИзраиль. Если в тебе осталась хоть капля еврейской крови, ты так и поступишь. А чтобы в твоем сердце не возникло сомнения, я оставляю тебе в наследство свои мемуары. Опубликовать их вУкраине тебе вряд ли удастся, перешли рукопись вРоссию, только не влиберальное издание. Русские честнее украинцев. ВXXвеке они настрадались не меньше евреев. У них выработался иммунитет к фашизму.
Твоя еврейская мать — Берта Михельсон.
        Я была единственным ребёнком в семье. Мой папа держал ювелирный магазин наСтарой площади воЛьвове.
        Мама занималась домом, воспитывала меня. К16годам я знала три иностранных языка: английский, французский, итальянский. О родных языках — идише, немецком, польском, украинском и русском — я вообще молчу, на них мы говорили дома, в гимназии, на рынке, с учителем музыки. Родители мечтали, чтобы я поступила в консерваторию. Мама грезила оМилане, а папа — оВене. Они хотели ещё детей, но моё рождение далось маме тяжело и я оказалась её последним ребёнком. Родители во мне души не чаяли. Любили, баловали, как принцессу. Они были ещё очень молоды. Обоим по тридцать пять. Нас смамой незнакомые люди часто принимали за сестёр. Так хорошо она выглядела!
        С приходом Красной Армии отцу пришлось расстаться с ювелирным магазином. Он сильно переживал, что много ценностей реквизировала советская власть, и незнал, как будет рассчитываться с поставщиками изГермании. Но ломбард у него остался. И отец успокаивал себя тем, что если придут немцы, то он сразу выставит ломбард на продажу, вырученной суммы как раз хватит, чтобы расплатиться с кредиторами.
        30июня 1941года воЛьвов вошли немцы. Папа очень нервничал. Накануне он получил с оказией письмо от своего двоюродного брата изКракова, что немцы убивают всех евреев, не щадят ни женщин, ни детей. И хотя в его голове не укладывался весь ужас послания (как цивилизованная, культурная нация может творить в современной Европе такое варварское средневековье?!), он собрал все оставшиеся дорогие украшения в дорожный саквояж, велел нам с мамой одеться для путешествия и навсякий случай спрятаться на чердаке. Саквояж: он отдал нам. Мама плакала, причитала, не хотела оставлять папу одного в ломбарде с немцами. Но он был непреклонен:
        —Если со мной что-нибудь случится, дождитесь ночи. Уходите из города. И просёлками догоняйте Красную Армию. Доберётесь доКиева. А там моя сестра Сара вас приютит. Русские — тоже не ангелы, но они хоть не убивают.
        На чердаке было пыльно, навалено много старых ненужных вещей. Мне постоянно хотелось чихнуть из?за пыли, но мама всякий раз закрывала мне рот своей ладонью. Через решетчатые духовые окна хорошо был виден только карниз с ворковавшими голубями. Их были сотни, и эта подвижная куча перекрывала весь вид на площадь.
        Но раздался шум моторов, и голуби взлетели, как покоманде. На площади стояла вереница грузовиков. Из кузовов выскакивали солдаты в немецкой форме с автоматами и кинжалами. Рукава на мундирах засучены выше локтя, кинжалы на солнце сверкают, как молнии, а говорят они почему-то по-украински, а непо-немецки. Как бесноватые, с пеной на губах и дикими вытаращенными глазами, они врывались в лавки напротив нашего дома с криками: «Ляхов, жидов, москалей, коммунистов — на ножи! Режь их! Слава Украине!».
        А потом, окровавленные, как мясники, хохоча, выламывались обратно на площадь с бутылками, кусками колбасы и шматами сала. Плескали себе в глотки горилку прямо из бутылей и вновь врывались в дома за очередными жертвами.
        —Там же папа! — вскрикнула я, поняв, что снашей стороны улицы творится то же самое.
        —Тише, тише, дочка. Наш папа — умный. Он давно уже успел спрятаться, — успокаивала меня мама, но слёзы сами текли из её глаз.
        Из окна на соседней крыше посыпалось стекло, на мостовую полетели оконные рамы. Через решётку я видела, как озверевшие украинцы в гестаповской форме с сатанинским хохотом выбрасывали со второго этажа на уличные булыжники одного за другим семерых детей сапожника Рошаля. Старшему Мойше не было и четырнадцати, а младшему их сыночку (имя забыла) и трёх месяцев не исполнилось.
        Мама быстро сообразила об опасности и велела мне забраться в старый шкаф, а сама закрыла меня ржавым ключом и спряталась за горой рухляди в глубине чердака.
        Вскоре ступени заскрипели под тяжестью поднимавшихся солдат. Через замочную скважину, притихшая, как мышка, я наблюдала, как два гестаповца с автоматами забрались на чердак, стучали своими сапожищами по скрипучему полу и, не найдя никого, с грустью констатировали:
        —Нема жидов! Убегли! С чердака мы не могли выбраться две недели. Спасибо папе, что положил в сумку еды и воды, иначе мы бы умерли от голода и жажды под раскалённой июльским солнцем крышей. В нашей квартире поселились каратели. Они пьянствовали сутки напролёт, притаскивали с улицы еврейских и польских девчонок, далее моложе меня, насиловали их на наших кроватях, истязали, как могли, а потом убивали. Когда нам с мамой наконец-то удалось выбраться из своего убежища, был рассвет, пьяные садисты, уставшие от зверств, спали мертвецким сном. А надворе, где постоянно сушили бельё, на верёвках висели мундиры с застиранными пятнами крови и нашивками батальона «Нахтигаль».
        Потом уже я узнала, что массовая карательная акция против населения города была спланирована гестапо, уничтожение евреев и поляков проводилось по заранее составленным спискам. И главную роль в этой кровавой оргии выполняли украинские националисты из батальона «Нахтигаль» под командованием Романа Шухевича, верного друга и соратника Степана Бандеры. Всю неделю пьяные бандиты грабили, жгли, насиловали, убивали невинных людей, живыми зарывали их в землю. Они уничтожили, по разным источникам, от пяти до семи тысяч горожан.
        Я уверена, что главный идеолог украинского национализма Степан Бандера несёт моральную, политическую и правовую ответственность за это чудовищное преступление. Ведь именно его доктрина «Украинской национальной революции» предполагала устранение политических и«этнических» врагов государства. Бандера был одним из авторов документа «Борьба и деятельность ОУН(б) во время войны», содержащего прямые инструкции по применению массового этнического и политического насилия как средства революционной борьбы. Он периодически получал от своего другого боевого соратника Ярослава Стецько информацию о событиях наУкраине и даже направил членам ОУН(б) благодарственное письмо за хорошую работу. В концлагере он был у немцев на привилегированном положении. Хорошо питался, встречался с женой.
        В акте бандеровского квази-правительства от30июня 1941года открытым текстом провозглашалось: «Украинское государство будет тесно сотрудничать с национал-социалистической Великой Германией, которая под руководством Адольфа Гитлера создаёт новый строй вЕвропе и мире… Украинская армия… будет бороться дальше с союзной немецкой армией… за… новый строй во всем мире…».
        «Наша власть должна быть страшной», — это воззвание к соратникам по борьбе принадлежит самому Степану Бандере.
        По пути вКиев я своими глазами видела и другие «художества» нахтигальцев. В одном небольшом городке ствол каждого дерева в старой аллее они «украсили» трупом еврейского ребёнка и назвали её «дорогой к самостийной Украине».
        Осенью вермахт отозвал батальон «Нахтигаль» обратно воЛьвов, а потом направил вГерманию на семимесячные курсы для повышения квалификации, где его объединили с ещё одним отрядом националистов — «Роланд», а вконце марта 1942года в составе 201?го охранного батальона перебросили вБелоруссию для борьбы с партизанами.
        За девять месяцев пребывания там «Украинский легион» уничтожил более 2000 советских партизан. Деятельность батальона Шухевича была высоко оценена немецким командованием. Летом 1942года в письме к митрополиту Андрею Шептицкому он хвалится: «Ваша святейшая эксцеленция, у нас дела идут хорошо, немцы удовлетворены нашей работой».
        Почему я так подробно рассказываю об этом батальоне? Я долго запрашивала всевозможные архивы, собирала газетные вырезки. Потому что на руках этих палачей кровь моего родного отца. Не прощу. Никогда!
        Полмесяца нашего чердачного заточения перечеркнули все наши планы догнать Красную Армию. Наступление гитлеровцев развивалось столь стремительно, что когда мы, наконец, выбрались изЛьвова, то оказались уже в глубоком немецком тылу. Спасти двух евреек вГалиции тогда могло только чудо.
        ПодСтаниславом на хуторе нас приютила сердобольная польская старушка, её сыновей с жёнами и детьми забрали вНКВД и сослали в далёкий Казахстан. Она думала, что всё, никого больше из родных в живых не осталось. Но перед самым началом войны изСемипалатинска пришло письмо от младшего сына, сообщившего, что было тяжело, зимой сильно болели и голодали, но, слава Богу, все живы и постепенно осваиваются на новом месте.
        —Вы верьте и молитесь Богу. Пускай у вас — он свой, но обязательно поможет и защитит. Главное — верить, — наставляла она нас на прощание.
        Мы прожили у неё больше месяца, помогали по хозяйству: поливали и собирали овощи, вязали снопы, я даже научилась доить корову. Если бы местные полицаи не проявили к нам интерес, мы бы никуда оттуда не ушли. А так, оставалась одна дорога — наКиев.
        На обочине нас подобрала немецкая легковая машина, в ней ехали два молодых штабных офицера. Конечным пунктом их поездки оказался как раз Киев. Фашисты к тому времени успели захватить и украинскую столицу. Нас смамой спасло знание немецкого языка, интеллигентная внешность и женская красота. Офицеры оказались людьми образованными: один — доцент университета, другой — инженер. Они небыли фанатиками учения Адольфа Гитлера о чистоте арийской нации, поэтому не стали сдавать нас в гестапо, но каждую ночь, пока мы добирались доКиева, пользовались нами как женщинами. Так вшестнадцать лет я потеряла девственность на глазах у собственной матери. Зато осталась живой. Потом-то я поняла, что те двое воспитанных арийцев просто решили скрасить себе путешествие. В их планы не входило наше спасение, наоборот, они прекрасно были осведомлены, что никуда от гестапо на оккупированной территории нам не деться, а брать грех на свои души не хотели.
        Тётя Сара встретила нас радушно. Долго плакала, узнав о гибели родного брата, а потом успокоилась, резонно заметив, что отсудьбы никуда не деться. Её муж — дядя Иосиф — служил вКрасной Армии, поэтому она сама со дня на день ожидала, что заней придут немцы или полицаи. А тут ещё мы изЛьвова. К тому времени в городе начались поджоги немецких административных зданий. Поговаривали, что это дело рук партизан. Мы старались установить связь с ними, чтобы уйти в леса. Но неуспели.
        В конце сентября вКиеве ещё лето. В садах, огородах, на полях вызрел урожай. Люди заняты заготовками на зиму, им недо политики. И вдруг по радио два дня подряд самые уважаемые в городе раввины поочерёдно выступают с обращением к еврейскому населению: «После санобработки все евреи и их дети как элитная нация будут переправлены в безопасные места…». 29сентября к8часам утра все евреи должны были явиться на угол Мельниковой иДоктеривской улиц (к кладбищам) с документами, деньгами, ценными и тёплыми вещами, а также бельём. За невыполнение приказа полагался расстрел. По городу была расклеена масса таких объявлений. Дворники говорили о переписи и переселении евреев вПалестину.
        —А может, нас ивпрямь повезут вПалестину? — надеялась наивная тётя Сара, собирая своего пятилетнего сынишку. — Но зачем же тогда тёплые вещи? Неужели там так холодно зимой? Вот дура, нам же придётся плыть по морю, а там — холодный ветер. Лёва, шерстяной шарф не забудь, что бабушка тебе вязала! А то простудишься на теплоходе.
        —Боюсь, что наша Палестина находится в овраге за ближним кладбищем, — тихо прошептала мама, на себе испытавшая милосердие нацистов.
        За ночь погода испортилась. Похолодало. Задул сильный ветер, предвещая осенние дожди. Длинная колонна евреев выстроилась у входа в пропускной пункт. В толпе в основном были старики, женщины и дети, мужчины же воевали на фронте. Периодически ворота из колючей проволоки открывались, и внутрь украинские полицаи впускали 30 —40человек. Было уже далеко за полдень, когда зашла наша партия. Вначале нас погнали за канцелярию, и когда мы скрылись из вида людей, оставшихся снаружи, полицаи направили нас к ряду столов. В месте, где складывали драгоценности, нам пришлось задержаться. С какой жадностью смотрели полицаи на папины драгоценности, когда мама высыпала на стол содержимое саквояжа! Но их замешательство прошло быстро, и нас, угрожая палками, погнали к другим столам. В одном месте мы сняли свои пальто и бросили в большую кучу, в другом — обувь, в третьем — платья, в четвёртом — нижнее бельё. Не прошло и минуты, как мы оказались абсолютно голыми. Мама стыдливо закрыла одной рукой промежность, а другой — грудь. Я последовала её примеру и только потом обратила внимание, что все остальные женщины поступали
также. Мужчинам было проще, они прикрывали только гениталии.
        Раздетых, нас погнали к оврагу метрах в ста пятидесяти от канцелярии. Здесь уж украинцы себя не сдерживали, колотили бегущих евреев палками от души. У края оврага нам приказали остановиться. Мама велела мне закрыть глаза и несмотреть. Но я всё равно из упрямства её ослушалась и приоткрыла глаза. Что я увидела — это неможет уложиться в сознании нормального человека. Сотни, тысячи окровавленных трупов слоями, как вторте или пироге, лежали в огромном овраге. Нас вначале выстроили в линию. Тётю Сару сЛёвой я потеряла из виду, наверно, их уже расстреляли, но мама была рядом, она стояла слева от меня и шептала: «Держись, моя девочка». Вдруг пулемётчик с другого конца оврага по-немецки прокричал автоматчикам, что ров переполнен, и если нас расстрелять из пулемёта, то придётся долго разгребать трупы для новой партии. Будет удобнее, если мы сами спустимся в овраг и ляжем поверх убитых, а уж потом нас прикончат.
        Я думаю, план моего спасения родился в голове у мамы, пока немцы через переводчика объясняли украинцам, что да как лучше с нами сделать. Когда мы по узкому проходу, подгоняемые полицаями, спускались в овраг, мама успела шепнуть мне на ухо, чтобы я легла рядом с ней.
        Вот мы на верху пирамиды из человеческих тел. Здесь даже и нехолодно. Нет ветра, и тела убитых ещё не успели остыть, греют. Подо мной лежало тело молодой женщины с такими же длинными чёрными волосами, как уменя и мамы. Пока автоматчик, методично стреляя, подходил к нам, мама велела мне просунуть голову вниз, в щель между телами, а голову убитой женщины подо мной наоборот вытащила наверх. Её расстреляли из пулемёта в спину, затылок был цел, а автоматчик сейчас расстреливал жертв именно в затылок. Для большей маскировки мама распушила свои роскошные волосы и прикрыла меня, как саваном.
        —Не шевелись до темноты. Притворись убитой.
        Это были её последние слова. Выстрел оборвал их. Я чувствовала, как содрогнулось тело моей соседки подо мной, получившей в затылок пулю, предназначавшуюся мне.
        До темноты каратели успели уложить ещё два слоя убитых. Под тяжестью их тел мне было тяжело дышать, стало совсем холодно. Но я терпела и притворялась мёртвой. А когда сверху стали ходить автоматчики и добивать выживших, я отужаса и страха потеряла сознание.
        Очнулась в кромешной тьме. Всё тело сводили судороги от холода. Я напряглась, что было сил, и скинула с себя трупы. Кто это были — мужчины или женщины, молодые или старые — я неразглядела в ночи. Да имне было уже всё равно.
        Голая, окровавленная, я вылезла из оврага и поползла через старое кладбище, через могилы на светящиеся огоньки человеческого жилья.
        Очнулась я в какой-то невзрачной коморке. Старик с седой бородой и добрыми глазами обтирал моё бесчувственное тело спиртом и поил целебными горячими снадобьями. Это был кладбищенский сторож — дедАрхип. Русский, из донских казаков. Я прожила у него целых два года. Днём пряталась в кладовке от посторонних, из сторожки выходила по ночам. Моими собеседниками были только звёзды и умершие под могильными плитами, а ещё тысячи расстрелянных немецкими и украинскими фашистами невинных людей. Мама, тётя Сара, Лёва… Сколько вас, жертв Холокоста, зарыто в оврагах Бабьего Яра! Сто пятьдесят, двести тысяч? Как можно это простить и забыть?!
        «Лишь немногие из присутствующих знают, что значит, когда лежит груда трупов, — сто, пятьсот, тысяча трупов… Выдержать всё это и сохранить порядочность, — вот что закалило наш характер. Это славная страница нашей истории, которая никогда не была написана и никогда не будет написана», — говорил Генрих Гиммлер офицерамСС.
        Патологический садизм, производство смерти, поставленное на поток. Вот что такое нацизм! Извращённая античеловеческая идеология, как раковая опухоль, разъела моральные устои немцев. Но что заставляло украинцев принимать участие во всех этих зверствах? Ведь гитлеровская доктрина о чистоте арийской нации предусматривала следом за уничтожением евреев и цыган порабощение и вконечном счёте ликвидацию неполноценных славянских народов.
        После «очищения» Киева от евреев удалось решить проблему нехватки жилья благодаря вселению в освободившиеся квартиры благонадёжного украинского населения. Тысячи украинцев служили во вспомогательной полиции и участвовали в охране гетто, отправке евреев в лагеря смерти, их конвоировании к месту убийств и всамих убийствах.
        Многие доносили оккупантам на скрывающихся евреев, а потом присваивали себе имущество убитых, вселялись в их дома и квартиры. А иногда украинцы по собственной инициативе, без оккупантов, расправлялись с жидами.
        В моей жизни не было счастливее дня, чем б ноября 1943года, когда советские войска вместе с чехословацкой пехотной бригадой освободили Киев от фашистов. Я впервые за два года днём вышла из своего укрытия. Шла поразрушенному Крещатику в ватнике и старой шерстяной шали и плакала от счастья, встречая танки с красными флагами.
        Я пыталась записаться на фронт, чтобы бить фашистов, но меня оставили на службе вКиеве переводчиком в управлении НКВД. Мне довелось принимать участие в допросах многих «шуцманов». Перед лицом возмездия они вели себя как подлые твари, сдавали друг друга, перекладывали свою вину на других и молили о пощаде.
        Особенно меня поражали бывшие земляки — галичане. У сторонников Бандеры иШухевича оправданием их преступлений служила внешне благородная цель — создание независимого украинского государства, но утех желторотых юнцов изЛьвова иСтанислава, десятками тысяч записавшихся в дивизию СС «Галичина», были уже совсем другие мотивы. Терпя военные поражения отСоветской Армии, идеологи национал-социализма согласны были признать арийцами и некоторых славян. Хорватских усташей, галицийских украинцев… При мне допрашивали этих добровольцев, чудом выживших вБродовском котле. Волчата с лютой ненавистью в глазах на службе уТретьего Рейха.
        На их руках не только кровь евреев и советских солдат, но ипартизан воФранции, вПольше, Югославии, Чехословакии и наЗападной Украине. Недобитые отряды «Галичины» сдались в плен западным союзникам подВеной.
        Нюрнбергский трибунал признал войска СС преступной организацией, совершавшей военные преступления против мирного населения. Но«шуцманы» из«Галичины» оказались на особом положении. В лагере для военнопленных под итальянским Римини их отделили от немцев. За них вступился Ватикан как за«хороших католиков и преданных антикоммунистов». Статус украинских карателей из войск СС изменили англичане с«военнопленных» на«сдавшийся вражеский персонал», и они не были выданы Советскому Союзу, как другие коллаборационисты.
        Канадская комиссия по военным преступникам уже в семидесятые годы тоже встала на защиту «добровольцев изГалиции», многие из них к тому времени уже были гражданами Канады, а город Торонто вообще признан столицей зарубежного украинства. В качестве главного аргумента в защиту эсэсовских палачей канадские адвокаты использовали тот факт, что они добровольно записывались в дивизию не потому, что любили немцев, а потому, что ненавидели русских и коммунистическую тиранию.
        Романа Шухевича пытаются представить борцом за украинскую независимость. Да, он со своим отрядом действительно ушёл в середине войны в леса, но боролся-то он не против фашистов, а против советских партизан и поляков. Противостояние немецким оккупантам «имело характер самообороны украинского народа».
        К сожалению, современная украинская историография развивается в русле западных двойных стандартов и применяет в оценке деятельности «шуцманов», как ивсех украинских нацистов, излюбленные методы списывания всех преступлений на противника, обвиняя в массовых чистках советских партизан, называя их «московско-гэбистской агентурой». Громче всех «Держи вора!» кричит сам вор.
        Только бывшие советские прибалтийцы и украинцы пошли по пути переписывания истории, поменяли белое на чёрное, героизировали коллаборационизм. В честь Романа Шухевича Национальный банк Украины даже выпустил памятную монету 5гривен, на аверсе которой вычеканена фраза «Героям слава!». Я немогу себе представить, чтобы французы стали увековечивать память маршала Петэна за его сотрудничество с гитлеровцами. Государственная измена — вот приговор французского народа руководителю правительства Виши, несмотря на все его заслуги перед отечеством в первой мировой войне. У французов есть другой национальный герой — генерал деГолль, истинный антифашист. А негитлеровские приспешники, какСтепан Бандера иРоман Шухевич.
        Бедная Украина!
        Майя Александровна Грозовая, домохозяйка (Одесса)
        Я вам не скажу за всю Одессу
        ВсяОдесса очень велика.
        День и ночь гуляла вся Пересыпь
        На весёлой свадьбе моряка.

Владимир Агапов
        Здравствуй, Володя! Спасибо, что позвонил. Да, уже целый год прошёл после гибели Гаврика. 2мая вся Одесса вышла на траурное шествие почтить память павших. И70-летие Победы мы отметили, так же, как россияне. Тысячи людей возлагали венки кВечному огню. Одесситы — в многомиллионном российском Бессмертном полку.
        Но как там Даня? Анастасия Акимовна обещала помочь? Она, хоть и своенравная женщина, но родного внука обязательно спасёт. Володя, я горжусь нашим сыном. Ты воспитал замечательного парня, настоящего мужчину.
        Ой, совсем забыла! После горя в наш дом нежданно заглянула радость. Через месяц после похорон Гаврика, когда Саша снова ушёл в рейс, приходит ко мне одноклассница сына Лена. Хорошая девочка, живёт на соседней улице. Её папа тоже моряк, а мама — воспитательница в детском садике. Блондиночка — такая щупленькая, спортивной гимнастикой занималась. Вместе сГавриком всегда ходила на антифашистские тусовки наКуликово поле. Ей надо готовиться к выпускным экзаменам, а она приходит ко мне и ревёт: «Что мне делать, тётя Майя, безГаврика?». Как что? Учиться. Жить. А она падает мне в ноги и признаётся: «Тётя Майя, я была у врача. У меня беременность семь недель. Мы сГавриком вроде бы предохранялись, а вон как вышло. Аборт я боюсь делать, но ирожать безГаврика — тоже. Меня родители из дома выгонят. Что мне делать, тётя Майя?».
        Она ревёт, и я тоже плачу. От радости. Будь мой сын жив, я бы этим молодым да ранним любовникам разнос учинила, а тут такая радость меня наполнила. Смысл жить появился. Эта девочка носит под сердцем сына моего Гаврика, мою кровиночку, моего родного внука. Лене пришлось меня саму отпаивать валерьянкой, пока я пришла в себя от счастья. Мы умылись, накрасились и вместе пошли к её родителям — сознаваться. Дома была только мама, папа — в рейсе. Поэтому обошлись без мужских стучаний кулаком по столу. Её мать и отец — русские, вОдессу переехали ещё в восьмидесятых годах изМурманска, киевскую хунту люто ненавидят. В их семье мой сын — герой. Ленина мать сразу сказала, что никаких абортов! С мужьями мы говорили только по телефону. Но исАтлантического, и сТихого океана будущая мама получила отцовские благословения.
        Леночка поселилась в нашем доме, в комнате Гаврика, а вночь подРождество родила богатыря весом четыре двести. Да, я уже бабушка, можешь меня поздравить. Гаврил Гаврилыч — мужчина своенравный, с командирским голосом, частенько по ночам закатывает нам концерты. И бабка, и мамка убаюкивают его на руках и поют колыбельные до самого утра.
        В прошлую субботу мы втроём поехали наПривоз за продуктами на неделю. В такси разговор зашёл о школьной программе, что изнеё исключают произведения русских писателей: Толстого, Тургенева, Лермонтова. А таксист, подлюка, оказался натуральным западенцем и заявил, что правильно делают, нечего нашим детям изучать вражескую литературу. Ну мы сЛеной ему такое в машине устроили! Пока рулил ещё огрызался, мол, успокойтесь, женщины, людям важно, чтобы они были сыты, одеты, а вкакой стране будем жить — разницы нет. Мы же с малым дитём, он иподвёз нас прямо до центрального входа. А тыже знаешь, если меня завести, то остановить трудно. Вылезаю я из машины, помогаю снохе с внуком, а сама поливаю таксиста на чём свет стоит: «Причём здесь Толстой иЛермонтов! По вашему, человеку сала с горилкой хватит для счастья? Да вгробу я видала ваши новые порядки!». И ты знаешь, Володя, тут торговки побросали свой товар на прилавках, облепили машину и давай её раскачивать. Таксист, бледный, как простыня, закрыл все окна и уже был не рад, что снами связался. «Ты заТолстого мне ответишь, бандеровская морда!» — на всю улицу
кричала толстая и горластая торговка. Если бы не милиция, всю машину ему бы помяли. А так отделался лёгким испугом.
        А ты говоришь о переименовании улиц. В конце девяностых председателем горсовета у нас был один депутат отНародного руха. Так ты знаешь, что он учудил? Переименовал переулок Грибоедова в улицу Шухевича и ещё хвастался, что это враг КГБ, сражался с кагэбэшниками вЗападной Украине. И теперь наша СБУ находится на углу Шухевича иЕврейской. Настоящий дурдом, Володя. Такое могло произойти только вОдессе: евреи с палачом еврейского народа обычно пересекались в местах массовых казней, а нена городских улицах. После ухода этого реформатора переулку было возвращено дореволюционное название — Покровский.
        Вот такие настроения в нашем городе. Одесса как была Одессой, так ею и осталась, даже при бандеровской оккупации.
        Глава З
        Возвращение Пернатого Змея
        Лучший способ избавиться от дракона — это иметь своего собственного.
Евгений Шварц
        Русские всегда приходят за своими деньгами.
Отто фонБисмарк
        Хуан Дорадо, астроном (Барселона), ополченец ДНР
        Откуда у хлопца
        Испанская грусть?
        Ответь, Александровск,
        ИХарьков, ответь:
        Давно ль по-испански
        Вы начали петь?
        Скажи мне, Украина,
        Не вэтой лиржи
        Тараса Шевченко
        Папаха лежит?
        Откуда ж, приятель,
        Песня твоя:
        «Гренада, Гренада,
        Гренада моя»?

?ихаил Светлов
        Президент Путин знает, когда наступит конец света.
        —Через четыре с половиной миллиарда лет, когда закончится цикл функционирования Солнца и оно из звезды-красного гиганта превратится в белого карлика, — заявил он на пресс-конференции в2012году в канун Апокалипсиса, предреченного древними майя.
        Оптимизму президента России можно позавидовать. Астероид Апофиз через 20лет может легко прервать историю человечества, или оно само устроит планетарную катастрофу в результате термоядерной, бактериологической или химической войны. Всё может быть в этом лучшем из возможных миров.
        В астрономических кругах популярно связывать последние глобальные катаклизмы на нашей планете с метаморфозами красного Сириуса (Сириуса Б). Именно эта звезда не так давно по космическим меркам (7000 —14000лет назад) из красного гиганта превратилась в белого карлика.
        Смещение магнитного полюса Земли, изменение климатических зон, небесные светопредставления, потопы — возможные последствия звёздного взрыва на нашей планете. Красный Сириус остывал несколько тысячелетий. Не случайно древних египтян на карте звёздного неба интересовал именно Сириус. В пирамиде Хеопса одна из центральных шахт направлена именно на него. Египтяне поклонялись Озирису. Птолемей описывал Сириус красным. Агония звезды продолжалась вплоть до нашей эры. В таких условиях зарождалась наша цивилизация.
        Ещё одно солнце на небосклоне — красное. Оно окутано облаками космической пыли. Контуры светящегося, переливающегося невероятными цветами небесного объекта постоянно меняются, напоминая то крылья, как уптицы, то хвост, как удракона. Ночь превращается в день, а день — в ночь. Лето — в зиму, а зима — в лето. Холод сменяет жару, а жара — холод.
        В конце света потомки майя — ацтеки — ждали пришествия пернатого змея Кетцалькоатля. А дождались Кортеса. Конкистадоров в блестящих латах индейцы приняли за посланников древнего божества. Так шестьсот испанцев покорили миллионную империю ацтеков. Привезли вЕвропу несметные сокровища, а ещё — ваниль и шоколад.
        Испанцы все хитрые. А этот обедневший идальго — особенно, он вообще баловень судьбы.
        Корабль, плывущий с молодым авантюристом вНовый Свет, попал в ужасную бурю и сбился с курса. Морякам грозила неминуемая гибель, но вдруг в небе появился белоснежный голубь. Судно последовало за птицей и благополучно достигло берега. СамГосподь не допустил его гибели.
        Он родился ровно через два года после «еретика» Мартина Лютера. Словно был призван восстановить справедливость и обратить в католическую веру столько язычников, сколько христиан ушло в протестантизм.
        Два года учёбы вУниверситете Саламанки пошли ему на пользу. Кортес стал хорошо образованным по меркам XVIвека человеком. Он владел латинским языком, умел сочинять стихи и ритмическую прозу. Вербовщики обещали юноше славу, золото, титулы, огромные поместья, тысячи рабов и неутомимых в любви экзотических рабынь. Обычно искателям удачи доставались лишь безымянные могилы, но этому парню крупно повезло. Его имя стало легендой, символом испанской удачи вНовом Свете. Шпаги, пушки, лошади и твёрдая рука сокрушили целую империю с огромной армией.
        Индейцы не знали лошадей, они считали коня и всадника единым существом, вид которого приводил их в трепет. В первом же сражении от горстки всадников в паническом страхе бежали сорок тысяч ацтеков. Побеждённые вожди преподнесли Кортесу богатые подарки и очаровательную наложницу — красавицу Малинцин. При крещении она получила имя Марина. Конкистадоры относились к ней с почтением. Донья Марина знала местные нравы и обычаи, была незаменимой переводчицей и дипломатом. В современной Мексике слово «малинчизм» — синоним предательства. Но трогательная легенда о трагической любви доверчивой индианки к белому идальго подкупает сентиментальные сердца мексиканок. Она героиня сказок, песен и романов. А главный виновник их разлуки — злой король, заставивший своего вассала бросить любимую с новорожденным сыном и жениться на испанской сеньоре.
        Бог«сынов солнца» защищал всех слабых и униженных, а старые индейские боги требовали человеческих жертв. Посланников Пернатого Змея интересовал только жёлтый металл, а его так много добывали в горных рудниках. Какое-то жалкое золото, эти«нечистоты богов», делало «сынов солнца» такими добрыми!
        Но алчность конкистадоров была безмерной. Ацтеки восстали, и тогда Кортес обратил их древнюю столицу Теночтитлан с его акведуками, плавающими садами, храмами и дворцами в руины. На пепелище индейцы возвели город Мехико, названный в честь покровителя войны — бога Мехитли.
        Слава Богу, каталонцы — не испанцы. Наш язык имеет мало общего с кастильским. Он больше близок к южнофранцузскому. ВИспании говорят: «Буэнос диас», а вКаталонии — «Бон диэ». Прощаясь, испанец скажет вам: «Адиос», а каталонец: «Эдеу». Это всегда возмущало Мадрид. Каталанский язык пытались искоренять все испанские короли, но тщетно. Король Альфонс XIII приезжал вБарселону посмотреть на строительство собора Святого Семейства, великий мастер Антонио Гауди встретил императорскую особу в потрёпанном сюртуке и заговорил с ним по-каталански. Король уехал, не поняв ни слова.
        Испанские короли присягали Барселоне, в противном случае дорога вКаталонию им была заказана. И поныне титул монархов звучит как«король Испании и граф Барселонский». Мы более практичный народ, чем испанцы, поэтому они сочиняют про нас злые шутки. «Зачем каталонцы считают шаги, когда танцуют сардану? Чтобы не стоптать раньше времени башмаки».
        Покровитель Барселоны, как иМосквы, — святой Георгий Победоносец, поражающий копьём дракона, только у нас его зовут сан Джорджи. Одно из творений Гауди — домБальо — напоминает окаменевшего дракона, где балконы — головы чудовища, а чешуйчатая крыша — его шкура.
        В фольклоре любого народа вы найдете огнедышащих драконов, летающих змеев, жар-птиц ит.д. В индийских ведах — это птица Феникс, сгорающая и восстающая из пепла. В русских народных сказках — Жар-птица иЗмей Горыныч. Всевозможные драконы из дальневосточных эпосов — от якутского до балийского. Даже майя, никак не контактировавшие с азиатскими культурами и потому не знавшие колеса, верили в возвращение Пернатого Змея. Люди на всех континентах живут под одним небом, и все наши легенды, мифы, даже религии, оттуда, от звёзд.
        Только не надо уподобляться ацтекам и принимать обычных проходимцев, стремящихся исключительно к собственной наживе, за посланцев богов, носителей прогресса, демократии и свободы. Ни кчему хорошему это не приводит. А только к разрушению государственности, потере независимости, порабощению и нищете.
        Жозеф Верлен, профессор истории (Париж), ополченец ДНР
        Гроза двенадцатого года
        Настала — кто тут нам помог?
        Остервенение народа,
        Барклай, зима иль русский бог?

Александр Пушкин
        Мой друг, а что вас, астронома изБарселоны, привело вДонбасс? Дедушка был республиканцем и вместе с русскими воевал против франкистов, а вы, значит, решили вернуть долг потомкам боевых товарищей вашего деда? Похвально поддерживать семейные традиции. А личная мотивация?
        Как я понимаю вас, мой друг! Бездуховность, безбожие, нигилизм, вседозволенность, подающиеся в современной Европе как свобода и права человека, мне также отвратительны. И я здесь, вДонецке, тоже защищаю традиционные христианские ценности европейской цивилизации и культуры.
        Уже нет ниИспании, ниКаталонии, ниФранции, а есть аморфное квазигосударственное объединение стран под названием Европейский Союз, лишённое какой-либо морали и нравственности. Вместо семьи — свободная любовь, геи, лесбиянки, педофилы. Слово «француз» определяет уже не нацию, и даже не страну, а просто местожительство. В современной Франции самая незащищённая часть населения — это мужчины, европеоиды, христиане, традиционной сексуальной ориентации. У них есть только обязанности платить налоги государству, которое никак их не защищает, поскольку оно стоит на страже всевозможных сообществ, бывших когда-то меньшинствами, но теперь они активно навязывают всем остальным свой образ жизни. Содом иГоморра! Что сними стало? Загляните вБиблию.
        В1995?м году я, «французик изБордо», подался вРоссию по дороге, проторенной ещё далёкими предками, «на ловлю счастья и чинов». Родители моей бабушки были дворянских кровей и вовремя сбежали изРеспублики Советов. Но бабушка… она была олицетворением чистоты, доброты, человечности, достоинства. Она всегда ставила свои принципы выше меркантильных материальных ценностей, потому, наверное, и умерла в бедности, брошенная своими детьми и внуками. Позднее, уже вРоссии, я узнал слово «интеллигентность». В романских языках больше популярен термин «интеллектуалы» (intellectuals), которым обозначают людей, профессионально занимающихся умственной деятельностью. А здесь совсем другой смысл. От латинского intelligens — понимающий, мыслящий. Сочетание правдивости сердца, благородства души и трудоспособности ума. Терпимость характера, надёжность слов и благородство поступков. В этом — вся моя бабушка, воплощение русскости и православия. Когда я звонил ей изКрасноярска и спрашивал, не нужна ли какая помощь, она всегда отвечала, что унеё всё хорошо, всё есть, чтобы я думал прежде о своей семье, а осебе она уж сама
позаботится. Она лгала мне, но изсамых высоких побуждений. Ей нена что было купить лекарства, но сознаться в этом было ниже её достоинства.
        ВРоссии я женился и принял православие. Это был осознанный выбор взрослого, думающего европейца. Я понял, что истинное христианство сохранилось только вРоссии. Может быть, ещё вбедных латиноамериканских странах остались настоящие католические приходы истинно верующих людей. Но это, скорее, исключение из правила, чем правило. Поразительно, но чем беднее страна, тем больше духовных мускулов у её народа. Россия, несмотря на все катаклизмы, сохранила практически в первозданной чистоте целую христианскую конфессию — православие. Именно эта страна сейчас является мировым центром, последним оплотом истинного христианства на земле. Она поправу считает себя Третьим Римом. Пока он не пал, Сатана ещё не завладел всем миром.
        Наполеоновские интервенции были первой глобальной мировой войной, боевые действия происходили на всей территории Европы, а также в азиатских и американских колониях. Переворот 18 брюмера (9ноября 1799года) отдал власть надФранцией в руки человека, случайно вознёсшегося на вершину власти. Ещё вэпоху своей экспедиции вЕгипет иСирию Наполеон строил грандиозные планы о мировом правлении. И вот вся Европа покорена, осталась только варварская Россия, а там и дожемчужины Востока — Индии — рукой подать.
        Шестисот тысячная армия, состоящая из всех народов Европы, 12июня 1812года пересекла Неман. Ею командовал полководец, не проигравший ни одного сражения.
        Господи! Вы, русские, вообще утратили историческую память. 12июня у вас теперь праздник. День принятия Декларации о государственном суверенитете России. Чудовищно! Гулять и праздновать в такой день — это настоящее святотатство! Вы восстановили Храм Христа Спасителя в честь победы надНаполеоном, а годовщину его вторжения сделали красным днём календаря. Ведь никому же не пришло в голову устраивать танцы на костях 22июня, когда началась Великая Отечественная война, у вас это день памяти и скорби, а начало Отечественной войны 1812года, видимо, было давно и неправда. Это несовпадение, вам просто подсунули эту дату. Неужели съезд народных депутатов не мог проголосовать в другой день? Хотя, возможно, здесь есть своя логика. Какой такой суверенитет вы празднуете 12июня? От завоеваний царя Александра Благословенного? От соотечественников и единоверцев, брошенных вами на произвол судьбы в отделившихся провинциях. Видит Бог, не ведаете, что творите!
        Зачем властитель Европы, как одержимый, рвался вМоскву? Ведь столица Российской империи, правительство, царь Александр были вСанкт-Петербурге. Короноваться на мировое владычество можно было лишь вТретьем Риме — Москве.
        Настоящее море огня. Такое не привидится и встрашном сне. Деревянные дома полыхали, как щепки. Пламя пожирало одну улицу за другой. Наполеон сам чуть не сгорел заживо в этом аду. Он кое-как по потайному ходу выбрался изКремля кМоскве-реке и укрылся вПетровском дорожном дворце. И вовсе не французы были виновниками этого варварства. Имение графа Ростопчина Вороново находилось довольно далеко отМосквы, но оно тоже сгорело дотла. А наруинах враги обнаружили послание, написанное на большой доске по-французски. Оно гласило, что граф долгое время украшал эту местность и счастливо жил здесь в кругу своей семьи. А теперь все жители покинули её. И сам хозяин поджёг свой дом, чтобы враги не осквернили его своим присутствием. И везде они встретят впредь только пепел. Наполеон даже отправил эту доску вПариж как доказательство варварства русских. Французы пытались тушить пожар, но уних ничего не получилось. Ведь все пожарные насосы изМосквы заранее вывезли. Они расстреливали поджигателей. В назидание другим вывешивали их тела на площадях. Но златоглавая столица все равно продолжала гореть. И врагам в ней не
было чем поживиться. Какая уж тут коронация!
        В языках пламени плавились купола церквей, в чёрном дыму тревожным набатом звучал колокол. И люди думали, что настало пришествие Антихриста, знаменующее конец света.
        «Но хотя бы ты, как орел, поднялся высоко и среди звезд устроил гнездо твое, то иоттуда Я низрину тебя, говорит Господь».
        «Погибели предшествует гордость, падению надменность».
        —ОГосподи, слава Тебе. Ты изслепца сделал меня зрячим! — воскликнул царь Александр и лихорадочно зашептал, перелистывая одну страницу Библии за другой. — Это же прямо про него… про него… ПроНаполеона… Он невнял Твоим предостережениям, Господи, и возгордился своим величием. ИТы его покарал, лишил разума. Он же теперь в ловушке. Что он будет делать в сгоревшей дотла Москве накануне холодов без пропитания и теплой одежды? Он попался! Попался! Спасибо тебе, Господи, что избрал меня, грешного, орудием своего возмездия строптивому гордецу, преступившему все Твои и мирские законы.
        «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю», — прочитал царь и тотчас рухнул на пол, обратившись лицом к висевшей в красном углу иконе Казанской Божией матери.
        Впервые на тридцать пятом году своей жизни царь страстно, с истинной верой, исходящей из самых глубин его души, молился Богу.
        «Ни окаких переговорах сНаполеоном не может быть и речи. Никакого мирного договора. Я скорее отращу себе бороду и буду питаться черствым хлебом вСибири, нежели подпишу позор моего отечества и дорогих моих подданных, жертвы которых умею ценить».
        Наполеон засыпал русское командование предложениями о мире. Но русские генералы продолжали вялые переговоры, тянули время и дожидались появления своего главного союзника — холода. И только когда на московские пожарища выпал первый снег, французский император понял, что его дурачат. Наполеон отдал приказ об отступлении.
        Деревни и села уже облетел слух, что французы сожгли Москву, осквернили древние храмы, надругались над православными святынями, и теперь оскорблённый народ готовил «тёплый» прием захватчикам. Мужики почему-то решили, что крепостным, отличившимся в войне с французами, царь якобы обещает даровать вольную. Над несчастной головой победителя Европы нависла дубина народного варварского гнева.
        «Великая армия» таяла буквально на глазах, и нестолько в больших сражениях с регулярными частями, а сколько от холода, голода, от бесконечных стычек с летучими казачьими сотнями и партизанскими отрядами мужиков.
        Эта война велась совсем не потем правилам, к каким привык блестящий полководец. В ней вообще не было никаких правил. Выиграть схватку у«великого генерала Мороза» было не под силу даже Наполеону.
        Из шестисоттысячного войска, вторгшегося в июне вРоссию, обратно вЕвропу в декабре 1812года вернулось лишь пятьдесят тысяч.
        Император бросил свою армию и вовчинном тулупе в сопровождении адъютантов укатил вПариж.
        Пленные французы имели жалкий вид. Закутавшиеся в изодранные бабьи платки, мужичьи зипуны и вообще в какие-то лохмотья, конвоируемые усатыми гренадерами, они понуро брели по заснеженной дороге, не смея оторвать опущенных взоров от раскисшей хляби под ногами.
        Париж встречал победителей непогодой. С раннего утра небо затянулось свинцово-серыми тучами, накрапывал мелкий дождь. Клейкие молодые листочки на деревьях ежились под порывами переменчивого мартовского ветра.
        Александр въезжал в столицу побежденного неприятеля на белом коне впереди колонны союзных войск. Рядом с ним горделиво держались в седлах союзники — австрийский генерал и прусский король.
        На площади Мадлен колонну осадила ликующая толпа.
        —Слава Александру! Да здравствует русский царь! Слава освободителю! — скандировали парижане.
        Счастливый царь находился на верху блаженства. Сбылась его сокровенная мечта. Он победил самого Наполеона.
        Освободил всю Европу. И сейчас покорённый им Париж встречал его ликованием.
        Он поселился вЕлисейском дворце и быстро освоился вПариже. Мог вечером запросто один выйти из дворца и прогуляться поЕлисейским полям, поМарсову полю. Кроткая улыбка не сходила с его лица. Он стоял на набережной Сены, вдыхал аромат парижской весны и свежего кофе. Ему редко удавалось побыть одному. Его сразу узнавали, и вокруг собиралась толпа.
        —Почему вы столько медлили? Почему раньше не пришли вПариж, где вас так ждали? — спросила одна дама.
        Царь застенчиво улыбнулся и ответил:
        —Меня задержало великое мужество французов, мадам.
        Российский император подошел к висевшей на стене карте мира и, близоруко щурясь в лорнет, пытался отыскать, где же находятся Азорские острова. Наконец он их обнаружил и воскликнул:
        —Но это же такая глушь! Середина Атлантического океана! Я бы выбрал место для ссылки поближе. Вот остров Эльба, например.
        Александр Павлович ткнул пальцем вСредиземное море между Италией иФранцией. Словно собирался посетить изгнанника и заранее беспокоился об удобстве этой встречи.
        —Как раз недалеко от его родной Корсики. Знакомый с детства пейзаж и климат. Ничто не будет ему мешать задуматься о своей грешной душе. Нет, господа, этот вариант мне нравится больше. Давайте отдадим ему остров Эльбу, положим еже годную двухмиллионную пенсию, даже разрешим ему иметь собственную гвардию из50человек. Не бойтесь, с такой армией он Париж снова не завоюет!
        Русские войска не успели к победному триумфу приВатерлоо. Слава окончательного разгрома Наполеона осталась за англичанином Веллингтоном и пруссаком Блюхером. Теперь уже британцы решали судьбу несносного корсиканца. В отличие от русского царя, они небыли столь снисходительны к поверженному императору и сослали его наБогом забытый остров Святой Елены в южной части Атлантического океана.
        НоНаполеон все-таки умудрился за сто дней своего пребывания у власти помочь своему другу Александру заполучить Польшу. Прибыв вПариж, опальный император обнаружил на своем рабочем столе вТюильри любопытный документ. Это был секретный договор, подписанный Меттернихом, Талейраном и английским лордом Каслри. Бывшие союзники были готовы повернуть оружие против россиян, если те не откажутся от территориальных притязаний на польские земли. Талейран отослал свой экземпляр королю Людовику, а тот испугался узурпатора и снова сбежал изПарижа. Наполеон же с легкостью отправил сей документ вВену царю Александру в надежде посеять раскол в рядах противостоящей ему коалиции.
        Царь пригласил представителей союзников в свою резиденцию и продемонстрировал им документальное свидетельство предательства. Его позиция была непреклонна: герцогство Варшавское должно остаться уРоссии как завоевание у империи Наполеона. Российские подданные должны получить вознаграждение за многие страдания, и чтобы граница навсегда защитила их от бедствий нового нашествия.
        Австрийский министр иностранных дел Меттерних вспоминал, как жарким летом вПариже получил от русского царя приглашение на обед по незнакомому адресу. Хозяйка дома баронесса Крюденер пригласила гостей к столу на летнюю веранду. Меттерних увидел четыре столовых прибора и спросил уАлександра:
        —Мы еще кого-то ждем?
        Царь покраснел и ответил, смущаясь:
        —Он дляГоспода нашего Иисуса Христа!
        Трапезе предшествовала странная молитва царя и баронессы:
        —…благослови, Боже, победителя Змия… помоги живому предисловию к священной истории…
        Меттерних боялся, что наобед подадут лишь хлеб, которым Иисус когда-то накормил голодных, и какое-нибудь церковное вино типа кагора. Но его опасения оказались напрасными. В доме у баронессы была отменная французская кухня.
        Царь Александр впервые высказался оСвященном Союзе. Что под патронажем держав-победительниц надо подготовить всеевропейский договор о мире и сотрудничестве, который не только бы гарантировал незыблемость монархического строя в государствах, но инадежно оберегал их от новых революций и войн. И воснову его положить Священное писание. Применение заповедей Божиих не должно ограничиваться частной жизнью. Вечный закон Спасителя должен лечь в основу управления государствами и международными отношениями. Все христианские правители должны объединиться вСвященный Союз, действительное и неразрывное братство, признать себя и своих подданных членами единого народа христианского. Внутри своих владений государи будут управлять народами как отцы семейств. И тогда не будет никаких войн и революций. Миром станет править Добро.
        26сентября 1815года такой консервативный союз России, Пруссии иАвстрии был создан, постепенно к нему присоединились все европейские монархи, не подписали текст соглашения только английский король, Папа Римский и турецкий султан.
        По своей форме и содержанию договор Священного Союза не похож ни наодин международный трактат. Он начинался словами: «Во имя Пресвятой иНераздельной Троицы…». Главой Священного Союза признавался сам Иисус Христос, а монархи обязались «с нежнейшим попечением» исполнять лишь его божественную волю и убеждали своих подданных последовать их примеру.
        Государи обязывались «подавать друг другу пособие, подкрепление и помощь», когда подданные будут выказывать им неповиновение, потому что власть монархов имеет божественное происхождение.
        Просвещенные европейцы Александра Благословенного не понимали, за глаза потешались над его набожностью, считали чуть ли не свихнувшимся на почве религии. Так римляне издевались над первыми проповедниками христианства. В своём духовном развитии он просто ушёл далеко вперёд от остальных и понял, что отношения между народами, как чувства между мужчиной и женщиной, не подвластны воле людской. В вопросах продолжения жизни даже правители не свободны. Существование человечества — это нескончаемая борьба Добра соЗлом. За человеком, в том числе и монархом, остаётся только один выбор: ты сам на чьей стороне — Христа илиАнтихириста?
        Царь Александр строго придерживался положений Священного Союза. Даже не пришёл на помощь единоверцам грекам, восставшим против турецкого султана, когда османы потопили восстание в крови, ибо власть монархов священна. Его преемник на троне царь Николай, прозванный «Дон-Кихотом самодержавия», тоже спасал Стамбул от восставшего вассала — египетского паши, а династию Габсбургов — от венгерского восстания. Но когда соотношение сил вЕвропе изменилось в пользу Великобритании, и турецкий султан, и австрийский император забыли о принципах Священного Союза и предали Россию.
        ВКрымской войне 1853 —1856годов против России выступила коалиция Британской, Французской, Османской империй иСардинского королевства. Австрия иПруссия, прямо в ней не участвуя, заняли антироссийскую позицию. Это вынудило русских принять навязанные союзниками условия мира. Чёрное море было провозглашено нейтральными водами, России запрещалось иметь в нём военный флот.
        Что касается царя Александра, то существует легенда, что он вовсе не умер вТаганроге в ноябре 1825года, а лишь инсценировал свою смерть, видя, что его идеалы европейского мира грубо попираются бывшими союзниками и что уже в самой России зреет якобинская зараза. Но он не захотел пятнать руки кровью своих боевых товарищей — декабристов — и просто удалился в отшельническую жизнь. И прожил до1864года вСибири под видом святого старца Фёдора Кузьмича. На такой поступок был способен только русский царь.
        Азамат Кунаев, бизнесмен (Астана), ополченец ДНР
        Да, скифы — мы.
        Да, азиаты — мы.
        С раскосыми и жадными очами…

Александр Блок
        Мёртвые говорят. И нево сне или бреду. А прямо у тебя за спиной. Уверенно и безапелляционно. Даже если ты выпустил в его грудь заряд картечи двадцать с лишним лет назад.
        Браво, месье Жозеф! Вы прямо примеряете на себя подрясник полкового священника. Только учтите, Россия — много конфессиональная страна. Христианство, конечно, огромная сила, но ислам я бы тоже со счетов сбрасывать не стал. В союзе этих двух великих религий и заключается непобедимость России!
        Вопрос о татаро-монгольском иге наРуси у меня под очень большим сомнением. Ну какие, скажи, завоеватели, будут брать с побежденных ясак размером в десятину? Почему во время так называемого «ига» расцветают монастыри? Куда ездил Александр Невский за ярлыком на княжение? Правильно. В орду, а нек тевтонским рыцарям. А русские юноши почитали за великую честь служить в ордынских войсках? Знатные московские бояре женились на татарках, а татары — на русских девках? Тут что-то, брат, нечисто. И откуда, скажи мне, пожалуйста, уЗапада такой патологический страх перед нами? Сколько крестовых походов объявляли папы римские против «схизматиков и татар»? Похоже, что мы — все народы, населяющие современную Россию и близлежащие страны, — как раз и были той самой Ордой, покори вшей когда-то Европу…
        Рати русских князей, как иплемена степных кочевников, присоединялись к монгольским войскам либо добровольно, либо после поражения и шли во главе сБатыем на покорение Европы. Великий хан основал в низовьях Волги государство Золотая Орда. В него вошла Средняя Азия, Западная Сибирь и восточнославянские земли. Это была держава, включавшая в себя множество племен и народностей с разным уровнем общественно-экономического развития, разной культурой и обычаями. Основную массу ордынцев составляли тюркские и славянские племена, сами монголы были в меньшинстве, в войсках — примерно пятая часть. Но благодаря своей идее централизованной власти они объединили всех. «Яса» Чингисхана — свод обычного права, приспособленного к управлению империей, регулировала общественные отношения на огромной территории Евразии задолго до появления Гражданского кодекса Наполеона. Монголы были толерантными к покорённым народам. Налоги устанавливали посильные, десятую часть от дохода. Они непосягали на веру. Наоборот, при их правлении наРуси развивается православие, процветают монастыри. И когда в результате череды гражданских войн
Золотая Орда распалась иМосковское царство взвалило на себя имперский крест, оно вомногом руководствовалось принципами построения многонационального государства чингизидов. Инородцы платили московским царям ясак даже меньше, чем русские казаки. А когда новая империя начала своё продвижение наВосток, то ордынские принципы колонизации земель пришлись весьма кстати. Не истреблять зависимые народы, а делать из них союзников.
        Я даже боюсь себе представить, что стало бы с казахами и другими народами Средней Азии, если бы вместо русских к нам через Афганистан иПамир пришли англичане. Вероятно, мы бы разделили судьбу американских индейцев. Нет народа, нет инациональной проблемы.
        А крест с полумесяцем? Поверните его под углом сорок пять градусов против часовой стрелки, увеличьте полумесяц и чуть уменьшите крест. Что получится? Серп иМОЛОТ!
        Жозеф. Здесь я как историк с вами не соглашусь. Полумесяц или, как его раньше называли, цата на кресте — это сугубо христианский символ, Господа Иисуса Христа какЦаря иПервосвященника. У полумесяца есть ещё и другие значения. «Якорь» для души христианина. Люлька Вифлеемская, принявшая Богомладенца Христа, евхаристическая чаша, в которой находится Тело Христово, корабль церковный и купель крещальная.
        В православной Византии цата символизировала царскую власть. Полумесяц с древних времен являлся государственным символом Византии, и только после 1453года, когда Константинополь был взят турками, он стал официальной эмблемой Османской империи. Так древний знак, бывший на протяжении тысячелетий символом столицы мира христиан, стал ассоциироваться с исламом и мусульманской культурой. Потом полумесяц и звезда стали украшать флаги исламских государств, мечети… Однако все же это по-прежнему знаки османской династии, а несамой религии ислама.
        Монгол. Значит, цата, говоришь. Ну ичто? Католики и протестанты от неё отказались. А православные и мусульмане переняли. У русских — Третий Рим, у мусульман — Второй. Значит, Бог с нами, а нес западниками.
        А османы сами виноваты, что потеряли свою империю. Не стоило прогибаться под англичан. Вот ты начал говорить оКрымской войне, а причин-то её не назвал.
        Великобритания навязала Турции кабальный договор о свободной торговле, который предоставил британцам режим наибольшего благоприятствования и освободил ввоз английских товаров от таможенных сборов и пошлин. Турецкая промышленность загнулась, и страна превратилась в рынок сбыта английских товаров, потеряв свою экономическую и политическую независимость.
        Мне очень понравилась карикатура из лондонской газеты тех времён, я видел её в каком-то музее. На рисунке изображён английский солдат, оседлавший одного турка и держащий на привязи другого.
        Офицер его спрашивает:
        —Привет, Джек! Чем ты занимаешься?
        —Видите ли, Ваша честь, ездить верхом намного приятнее, чем ходить пешком, а когда этот парень устанет, я оседлаю другого голубка! — с юмором отвечает солдат.
        Великобритания всегда рассматривала Россию как своего геополитического противника. Англичане были обеспокоены экспансией русских наКавказ, их усилением наБалканах и продвижением вСреднюю Азию. А поЧёрному морю проходил ближайший и самый дешёвый торговый путь вИран. Для этого они и натравили османов наРоссию.
        Французы мечтали о реванше за поражение в наполеоновских войнах и возвращении католикам ключей от церкви Рождества Христова вВифлееме. Король Сардинии грезил объединить все итальянские земли под своей короной. Никому из них не нужны были непредсказуемые московиты вСредиземноморье. А для спасения либеральной репутации европейцам, как верно заметил Маркс, нужно было «вовремя проявлять ненависть к русским».
        Вообще, забавное занятие — читать английские газеты середины позапрошлого века. Вот что писали в«Тайме» доКрымской войны: «Хорошо было бы вернуть Россию к обработке внутренних земель, загнать московитов вглубь лесов и степей». А вот что после, когда коалиция потеряла вКрыму свыше 160тысяч убитыми: «Крымская война была просто глупой экспедицией вЧёрное море, предпринятой без достаточных оснований, потому что английскому народу наскучил мир». Как будто сегодняшние новости!
        Нынешняя Турция пытается создать из бывших советских республик — Казахстана, Киргизии, Узбекистана, Туркмении иАзербайджана — новый тюркский пояс отБосфора доКитая, только теперь под эгидой НАТО иСША. Турки с подачи Запада спонсируют террористов изИсламского государства в охваченной войной древней Сирии.
        История сирийской цивилизации восходит к четвёртому тысячелетию до нашей эры. Каких только завоевателей не было на этой земле! Хетты, египтяне, вавилоняне, македонцы, римляне… Дамаску — 37 веков. ПоБиблии Павел принял христианскую веру по дороге вДамаск, а потом жил вАнтиохии, где ученики Христа впервые стали называться христианами. Ислам закрепился здесь в седьмом веке, иДамаск стал столицей Арабского халифата, простиравшегося отПиренейского полуострова доЦентральной Азии. Это был один из крупнейших и красивейших городов планеты, культурный и экономический центр всего арабского мира! Государства крестоносцев, империя мамлюков и, наконец, нападение тюрков изСредней Азии. Тамерлан разрушил Дамаск и вывез все его богатства вСамарканд. ВОсманскую империю Сирия вошла в год рождения европейского протестантизма — в1517.
        Потерпев поражение в первой мировой войне, Османская империя распалась, а её бывшие владения поделили между собой Англия иФранция. Британцам досталась Палестина, аСирия — французам. Только в1946году французские войска были эвакуированы изСирии.
        Начало новой сирийской государственности ознаменовано чередой революций и переворотов. В результате последнего в1970году к власти пришёл Хафез аль-Асад, отец нынешнего сирийского президента, иСирия стала основным союзником Советского Союза наБлижнем Востоке.
        После распада СССР Запад стал повсюду усиливать свои позиции. Первым пал диктаторский режим вИраке. Саддам Хуссейн, конечно, «был сукин сын, но это был наш сукин сын». Потом настала очередь Каддафи вЛивии и вот — Сирия.
        Большая Игра, ведущаяся между русскими и англосаксами наБлижнем Востоке и вСредней Азии, вступила в финальную стадию. У московитов осталась последняя военная база наСредиземноморье — сирийская Латакия. Надо выдавить их и оттуда, закрыть вЧёрном море, а лучше вообще лишить выхода и кнему.
        Разжигание религиозной и национальной ненависти между народами — верный способ дестабилизировать ситуацию в любом регионе мира.
        Ваша Библия состоит изВетхого иНового Завета. Ветхий Завет — наследство иудаизма, и там всё в порядке: око заоко, зуб зазуб. Ни окаком подчинении злу нет и намёка. А вНовом Завете — отБога-сына, непосредственно Иисуса Христа — уже начинаются непонятные сентенции типа, если тебя ударили по одной щеке, то нужно подставить другую, потому что насилие насилием не победить. Только не обижайтесь на меня, потомка кочевников, уважаемые мои христианские друзья, но многие мусульмане считают вашу веру религией рабов. Христианство и цезаризм появились в одном веке. Совпадение? Римляне далее преследовали первых христиан. Было дело. Но потом римские патриции быстро сообразили, что спомощью новой религии они смогут достаточно эффективно держать покорённые народы в повиновении, и вскоре христианство стало государственной религией вРимской империи. Католичество — в западной её части, непосредственно вРиме, а православие — в восточной, вВизантии, Константинополе. Но древние идеологи не учли парадоксальности религии. Когда народы во что-то свято верят, то они согревают теплотой своих сердец эту веру и делают её
своей, родной. Не случайно наРуси так развит культ Богородицы-заступницы. Дань древнеславянеким языческим богиням Макоши иЛаде. Православие сроднилось с русской душой, как вXXвеке — коммунистическая идея, и заэту свою святоотеческую веру русские скорее умрут, чем отдадут на поругание Антихристу.
        Ислам проще и строже христианства. Третья, самая молодая, монотеистическая религия мира. В ней нет такой сложной философии. Есть откровения Аллаха, которые через архангела Джебраила он открыл пророку Мухаммеду, закреплённые вСвященной Книге — Коране. Правоверный мусульманин должен жить по столпам Пророка. Джихад — священная война с неверными, к ним не относится. Но защищать свою веру от посягательств Дьявола каждый верующий человек обязан.
        Но хватит о высоком. На правах политрука объявляю час политинформации оконченным. Как я понял, «укропы» согласны обменять Дана на оголтелого бандеровца. И я знаю, от кого они не откажутся. Спасибо Барсе за подсказку. ОтЗмея. Это же их национальный герой. Девять месяцев скрывается от нас в подвалах аэропорта. Его даже в детских комиксах рисуют. Человек-паук иТерминатор в одном лице. А насамом деле — майор спецназа, прошедший подготовку по программе американских «морских котиков», за плечами у него Ирак иАфганистан. Я уже объявил награду в десять тысяч долларов тому, кто возьмёт его живым.
        Глава4
        Союз нерушимый республик свободных
        Мы негрозим другим народам,
        Но бережем просторный дом,
        Где место есть под небосводом
        Всему, живущему трудом.
        Не будет недругом расколот
        Союз народов никогда.
        Неразделимы серп и молот,
        Земля, и колос, и звезда!

Самуил Маршак
        Если Вы хотите построить социализм, выберите страну, которую не жалко.
Отто фонБисмарк
        —Не смотри ты на меня, как наприведение. Да живой я, живой! И даже весьма упитанный.
        Казах очень растолстел. Я помнил его молодым, крепко сбитым боксёром, а сейчас он более походил на борца сумо. Необъятный живот растекался под армейским ремнём некрасивыми складками на камуфляжной форме. Подбородка у него вообще не было, он весь превратился в мясистую шею.
        —Это что — месть? Ты специально заманил моего сына сюда?
        —Какая месть?! Шайтан тебя побери! Я, между прочим, здесь тоже воюю. А тебя я давно уже простил. И даже сам готов просить у тебя прощения. Был молодым идиотом, поддался на призывы националистов. Если бы мою семью кто-нибудь посмел захватить в заложники, я бы поступил также. Не поверишь, но я далее благодарен тебе за тот выстрел. Ты убил тогда бандита, а выжил другой человек. Когда после операции сознание вернулось ко мне, в палату пришёл следователь. Я ему про тебя ничего не сказал, а показания дал, что мои друзья погибли от рук каких-то бандитов.
        —То-то на меня велась такая охота!
        —Это немилиция тебя искала, а мои родственники. Пока я валялся без сознания. Я потом им всё объяснил, и они успокоились. Отца же твоего, судью, никто не тронул. Против тебя не возбудили даже уголовное дело. Ты можешь спокойно приехать на родину, сходить на кладбище к могилам предков, и тебя вПавлодаре никто не тронет. АДанилу твоего я вообще люблю как сына. Я далее помогал ему с работой, с карьерой, сильно не светясь, со стороны, будто он сам всего добился. И когда эта хохлушка его бросила, не ты, а я оказался рядом и помог твоему сыну пережить драму сердца. У тебя замечательный парень, Владимир Святославович. Он, правда, мне очень дорог. Я объявил награду за поимку этого Змея и завтра сам поведу бойцов в подвалы аэропорта. Ты сам-то пойдёшь с нами? С оружием обращаться не разучился?
        «Тиха украинская ночь». И очень коротка в июне. О тусклую лампу на входе в казарму бьются мошки и мотыльки. Без умолку стрекочут сверчки. Десяток крепких молодых мужчин посапывают и похрапывают во сне. Кто-то стонет, а кто-то спит тихо-тихо, как бы притаившись в укрытии под простынёй. Завтра с восходом солнца они проснутся по команде «Отделение, подъём!» и пойдут в подвалы аэропорта на охоту заЗмеем, спасать моего сына. И я с ними пойду тоже.
        Автомат Калашникова. АКМ, потом АК-74. Впервые я взял его в руки ещё в школе, в девятом классе. На занятиях по начальной военной подготовке мы сдавали нормативы на время по неполной разборке и сборке автомата. Для чистки, смазки и осмотра. Отделить магазин и проверить отсутствие патрона в патроннике. Извлечь из приклада пенал с принадлежностью. Отделить шомпол. Отделить крышку ствольной коробки. Извлечь возвратный механизм. Отделить затворную раму с затвором. Отделить затвор от затворной рамы. Отделить газовую трубку со ствольной накладкой. Сборка производилась в обратном порядке. Оценка «отлично» ставилась тому, кто успевал разобрать автомат за18секунд, а собрать — за30. На военной кафедре в университете надо было уложиться уже в армейский норматив — 15 и25секунд.
        Военка! Сакральное слово для первокурсников и девчонок! С середины второго курса каждую среду парни, за исключением белобилетников, уходили на военную кафедру, с восьми утра и дошести часов вечера. Полный рабочий день. И здесь молодые интеллектуалы, читавшие Гёте иШекспира, попадали совсем в иной мир — зубрёжки и муштры.
        «Товарищи студенты! От меня до следующего столба шагом марш!», «Воинские уставы надо знать как таблицу умножения: дважды один — один, дважды один — один», «Товарищи студенты! Сегодня будем учиться копать окопы, с лопатами я уже договорился». Естественно, такие офицерские перлы вызывали у будущих журналистов и филологов, «в языкознании познавших толк», хохот и чувство своего безграничного умственного превосходства над преподавательским составом военной кафедры. Офицеры это чувствовали и, пользуясь своим положением, оттягивались на умниках по полной программе. Самым лучшим способом выбить дурь из студенческих голов была строевая подготовка, особенно если она занимала весь день, а наулице стоял мороз за тридцать. Не отслужившему в армии студенту невозможно было сдать военную дисциплину, будь то огневая, техническая или тактическая подготовка, на«отлично». Для маменьких сынков, не нюхавших пороха и портянок, пределом мечтаний было получить четвёрку по военке.
        Трёхмесячные войсковые сборы после окончания университета должны были подтвердить нашу военную квалификацию — командиров мотострелковых взводов. Дать практическое подкрепление знаниям, полученным на военной кафедре. Но издесь главной дисциплиной была шагистика, а ещё строительство всевозможных объектов, не всегда оборонного значения. Стрельбы проводились, но редко. Из гранатомёта, ручного и противотанкового пулемётов — один раз, из пистолета Макарова — два, из автомата Калашникова — три. Единственный норматив, который я всегда сдавал на«отлично», — это автоматные стрельбы.
        В1984?м году мне, человеку мирной профессии, эти навыки казались совершенно излишними. Да, вАфганистане уже шла война, но это было так далеко от дома.
        Охотничье ружьё отцу на день рождения подарила мать. Она считала, что унастоящего мужчины в доме всегда должно быть оружие. Отец её убеждений не разделял, к охоте был равнодушен, но подарку очень обрадовался. Он воспринимал его не как средство для убийства, а как произведение искусства, как ценный антиквариат. Немецкое производство, крупповская сталь, цейсовская оптика, причудливые гравировки у курка. Из него бы получился хороший оружейный коллекционер. Чистка и смазка ружья для отца были священным ритуалом. Он стакой любовью и дотошностью ухаживал за ружьём, будто оно было предметом одушевлённым.
        В день моего 15-летия, пока родители были на работе, мы сдрузьями, выпив дешёвого портвейна, решили развлечься. Я вытащил из сейфа отцовскую реликвию и зарядил ружьё патронами, из которых заранее выпотрошил дробь. И вот среди бела дня мы решили пострелять с балкона третьего этажа в самом центре города. Старушки на скамейке не знали, что патроны были холостыми, и написали жалобу в прокуратуру. Вскоре отец принёс с работы эту петицию. Пятнадцать подписей внизу. Все мои планы и планы моих друзей на будущее могла перечеркнуть жирной чертой эта бумаженция. Судимость и колония для несовершеннолетних светили всем участникам банкета со стрельбой. Но отец просто отдал мне жалобу и велел, чтобы я показал её своим друзьям, а потом сжёг.
        —Мировой у тебя батя, — похлопывали меня по плечу кореша, уходя с пустыря, где догорал костерок.
        Но отец на меня сильно обиделся. Возможно, за мою подростковую глупость, но мне показалось, что я своим святотатством осквернил его реликвию.
        В июле 1992года казахские бандиты захватили мою жену и сына в заложники и предъявили мне ультиматум, что если я до полуночи не принесу в подвал заброшенного кирпичного завода сто тысяч долларов, то они убьют их. У меня не было тогда таких денег. Отец, узнав о случившемся, молча уложил ружьё в чехол и ушёл куда-то на пару часов. А когда вернулся, то чехол оказался наполовину пуст. Ствол у ружья был спилен на две трети, а отлакированного приклада осталась лишь рукоятка. Обновлённое оружие походило на мушкетёрский пистоль. Он протянул мне коробку с патронами.
        —Это — картечь. С ней на медведя и кабана ходят. Верни мне, пожалуйста, мою сноху и внука.
        На следующее утро я отвёз Майю в аэропорт и посадил на московский рейс, а вечером улетел вслед за ней. Даньку отец со мной не отпустил. Я пробухал трое суток вИзмайлово, свыкаясь с новой реальностью. Дозвонился до отца и сказал, что месяц мы с сыном перекантуемся у моих деловых партнёров вКобулети. Отец согласился.
        Но итуда пришла война. Мы улетали изБатуми в переполненном самолете, стоя, как втрамвае.
        Как-то летом на рассвете
        Заглянул в соседний сад.
        Там смуглянка-молдаванка
        собирает виноград.

Яков Шведов
        Павлодар для меня был закрыт, надо было думать о переезде вРоссию, на это нужны были деньги. И тут звонок изКишинёва.
        —Привет, старик. Как дела? У меня хорошие новости. Молдавия сПриднестровьем подписали мирный договор. А вБендерах за время конфликта столько вина хорошего скопилось, отдают за бесценок. Практически даром. Ну как, прилетишь?
        Михаил Михайлович, председатель торгово-закупочного кооператива, с которым я уже имел дело, встретил меня в аэропорту Кишинёва на белой «Волге».
        —Как долетел? В душ с дороги не хочешь? Ну тогда сразу рванём к виноделам. Желательно вернуться засветло. По ночам там ещё опасно.
        По дороге у нас дважды проверяли документы. Вначале молдавские военные, потом российские десантники. Первые косо смотрели на меня с павлодарской пропиской, вторые — наМихмиха с кишинёвской. Проверив машину и убедившись, что унас нет оружия, колючую проволоку с проезжей части убирали.
        Председатель винодельческого хозяйства, грек по национальности, оказался очень гостеприимным. Мы быстро договорились о цене вагона вина «Букет Молдавии», но договор решили подписать утром по настоятельному требованию хозяина, что первую сделку надлежит обязательно обмыть.
        —Дом уменя большой, семья уже полгода живёт у сестры вОдессе. Как война началась, я их сразу выпроводил отсюда. Дочери хотели в школу дома пойти, но пусть всё утрясётся. Ещё кровь на асфальте дожди не смыли.
        Грузинское вино мне нравилось больше, но имолдавское, когда оно со своего виноградника, под хорошую закуску тоже пьётся неплохо. «За мирі» не переставали произносить за столом в тот вечер.
        Жуткий грохот протрезвил нас сМихмихом в одно мгновение, как покоманде мы вскочили с кроватей и оделись за считанные секунды. За окном шёл настоящий бой. Без умолка строчили автоматы, взрывались мины.
        —Вы бы спустились в подвал от греха подальше, — посоветовал бледный, как смерть, хозяин, сжимая в руках автомат. — Это«Барсуки», молдавские и румынские волонтёры. Видать, решили прорваться к своим.
        Едва над нашими головами захлопнулась крышка погреба и глаза стали привыкать к подвальной темноте, освещенной утренними сумерками через узкое окошко на уровне лужайки, входная дверь в дом хлопнула, и наверху послышались незнакомые голоса.
        —Ты еврей?
        —Я десять лет возглавляю здешний колхоз. Меня в селе каждая собака…
        Хозяин не договорил. Автоматная очередь оборвала его фразу. Мягкое тело, словно мешок с зерном, плюхнулось на пол.
        —Русских — заДнестр, евреев — вДнестр! Молдова — для молдаван! — резюмировал довольный убийца.
        Его окрикнули с улицы, и, гремя сапогами, национал-патриот направился к выходу.
        Звуки выстрелов стали глуше, перестрелка и канонада переместились вначале за околицу, а потом и вовсе стихли. Мы сМихмихом сидели тихо, как мыши, боясь пошевелиться.
        —Кажется, ушли, — прошепталя.
        —Надолго ли? — резонно заметил посредник. — Слушай, Володя, давай так договоримся. Если в подпол заглянут молдаване, то я отвечу им по-молдавски, а ты спрячешься. А если русские десантники, тогда тебе карты в руки.
        Мы ударили по рукам. Михал Михалыч поднялся по лестнице и приоткрыл крышку погреба.
        —Бедный Спартак! Не дышит! — еле слышно вымолвил собрат по несчастью.
        Я устал стоять и прислонился к деревянной бочке. И тут меня осенило, что бочка с вином. На столике под окошком я увидел большую кружку.
        —Может быть, помянем хозяина? — робко предложиля.
        Михаил Михайлович не отказался. Часа через три сидения в подполе мы настолько крепко опохмелились, что готовы были принять бой с любым противником. Я отважился на вылазку. Обойдя тело в луже крови, я пробрался к холодильнику, взял сыра, колбасы и хлеба на закуску, а наобратном пути прихватил ещё и автомат убитого хозяина.
        —Теперь — ловчее. Без боя не сдадимся.
        Вечером в дом нагрянули гости. Мы были настолько пьяны, что забыли об уговоре, вместе высунулись из подполья и едва не нарвались на очередь «голубого берета».
        —Свои! Свои! Не стреляйте! Я — коммерсант изКазахстана, договор приехал на поставку вина заключать. А это мой товарищ.
        Группой десантников командовал молодой лейтенант.
        —Кто его? Молдаване?
        Мы утвердительно кивнули в унисон.
        —А вы что, целый день пропьянствовали в подвале?
        Мы опять кивнули.
        —Выпивка-то ещё осталась? Да изакусить бы не мешало, а то с утра за этими цыганами гоняемся.
        Лейтенант приказал солдатам убрать тело. Они отнесли его в погреб в саду и смыли кровь с кафельного пола. Мы сМихмихом по-хозяйски накрыли стол на скорую руку, выпотрошив всё содержимое холодильника. Я слазил в подпол и принёс кувшин вина. Лейтенант и четверо бойцов заночевали с нами.
        А утром опять пришли «Барсуки». Они осадили дом со всех сторон и щедро поливали нас свинцом. Михаил Михайлович, перекрестившись, нырнул снова в подвал. А я вместе с десантниками занял оборону у одного из окон.
        Лейтенанта ранили в плечо, но он продолжал стрельбу, а вот младшему сержанту не повезло, пуля попала ему прямо в глаз. На мне не было ни одной царапины. Неожиданно толпа «Барсуков» вывалила из кустов на лужайку перед домом и тут же была расстреляна. Мы бы одни не управились так быстро (и управились бы вовсе?), если бы не вышедшие следом из?за кустов автоматчики с российским триколором.
        —Ура! Это наши добровольцы! Мы спасены! — радостно воскликнул лейтенант.
        Потом снова была жуткая пьянка. Парни выкатили из подвала бочку вина. Лейтенанту повезло, пуля прошла навылет. Ему обработали рану антисептиками и перевязали. От медсанбата он отказался. Бухал больше всех.
        —Это была последняя банда. Мы сделали их, братья! Ура генералу Лебедю! Если бы не он, эта война длилась ещё годы. С14?й армией шутки плохи. Это даже молдаванам понятно.
        —Да, знатно мы их покосили! — согласился командир добровольцев. — Многих отправили в ад кМазепе навстречу. Эх, жалко завтра улетаем вБоснию. А то мне сильно хотелось плюнуть на могилу этого самостийного гетмана, предавшего Петра Великого. Мазепа же здесь, вБендерах, похоронен. Он сюда бежал вместе со шведским королём Карлом после поражения вПолтавской битве. Турки вначале предоставили шведам и украинским изменникам убежище, а потом сами и вырезали уцелевших подПолтавой «героев».
        Над вечерним Дунаем разносится
        Белый цвет, белый цвет, белый цвет.
        И напамять мелодия просится,
        Прошлых лет, прошлых лет, прошлых лет…
        За ночь под свинцовым градом,
        За то, что меня нет рядом,
        Ты прости, сестра моя — Югославия!
        За смерть под дождём весенним,
        За то, что нестал спасением!
        Ты прости, сестра моя — Югославия!
        Черноглазой девчонкой растерянной
        Ты стоишь на другом берегу.
        Но добраться до этого берега
        Не могу, не могу, не могу.

Ольга Журавлёва
        Эту пронзительную песню в исполнении четырнадцатилетней школьницы Лены Катиной, будущей солистки поп-группы «Тату», я услышал гораздо позлее, уже вначале этого века. В отличие от шлягеров о лесбийской любви девочек-нимфеточек, прославивших «татушек» на весь мир, «Югославия» не завоевала популярности. И«гран-при» на«Евровидении» она, естественно, получить не могла. У европейцев другие ведь ценности, да ина трагические события вЮгославии у них совсем иной, диаметрально противоположный взгляд. На скамье подсудимых Гаагского трибунала оказались в основном сербы (92 судебных процесса и всего 7 против боснийских мусульман). Всех высших военных и политических руководителей Сербии судили за военные преступления против человечества, геноцид. Другие же участники войны — хорваты и боснийцы — оказались несчастными жертвами. Как позднее косовские албанцы, ради которых самолёты НАТО бомбили жилые кварталы Белграда. Сценарий развала федеративной многонациональной славянской страны по этническому принципу через братоубийственную гражданскую войну прошёл успешную обкатку. Только у премьера Евгения Примакова
хватило решимости развернуть свой самолёт надАтлантикой в знак протеста против натовской агрессии вЮгославии и вместо Вашингтона приземлиться обратно вМоскве. Россия тогда смирилась с надругательством над братским народом.
        Сербская свадьба в пригороде Сараево. Невеста в белом подвенечном платье, жених в чёрном костюме с белой розой в петлице. Гости гуляют и веселятся. Вдруг, откуда ни возьмись, выстрелы. Отец жениха ухватился руками за красное пятно на белой рубахе на груди и осел на землю мёртвый. Так началась боснийская война.
        Зеница, Маглай, Завидовичи, Бугойно, Мостар, Кониц… Это названия балканских городов и сёл, где мусульмане безжалостно истребляли сербов. А геноцид сербского населения в самом Сараево? Почему о нём молчат западные правозащитники?
        Окровавленные тела в оврагах, некоторые обезглавлены, глаза выколоты. Потомки османских янычаров не отличались милосердием. За неполный месяц своей случайной балканской экспедиции я насмотрелся стольких ужасов, что даже алкоголь уже не помогал забыться, окончательно потерял сон, ел больше по привычке, чем отчувства голода.
        Господи! Как легко может человек превратиться в зверя! Боснийцы — это теже сербы, только принявшие ислам. Как грузины-мусульмане — аджарцы. Отец моего друга Зураба Сулико Османович родился в1915году вОсманской империи, но уменя в голове не укладывается, чтобы этот добрейший старик призывал воевать с грузинами-христианами. Или когда проливается кровь близких тебе людей, то никакие человеческие и божеские законы уже не писаны и только ищешь оправдание своей ненависти?
        ВЮгославии сербы были цементирующей страну нацией, как русские — вСССР. Государственный язык — сербский. Хотя десятилетия страну возглавлял хорват Иосиф Броз Тито. А теперь сербы стали изгоями. Их погнали вначале изХорватии, потом изБоснии иГерцеговины. Как русских изПрибалтики, изМолдавии, изСредней Азии иКазахстана. Я сам лишён родины только за то, что уменя славянская внешность и родной язык русский.
        «Чемодан — вокзал — Россия», «Чемодан — вокзал — Белград». С такими криками опьянённые взрывом национального «самосознания» молодчики выдворяли русских изРиги, Ташкента иГрозного, а сербов изЗагреба, Сараева иПриштины. В1917году вРоссии виновниками всех зол были объявлены помещики и капиталисты, в1933 вГермании — евреи, в1990?е — сербы и русские. Ни кчему хорошему столь кардинальное решение проблем не приводило.
        Без родины, без жены, одурманенный войнами, я вернулся вМоскву в начале октября. Листья на деревьях уже пожелтели, шли дожди. На теле — ни одной царапины. Пули, предназначавшиеся мне, по странному стечению обстоятельств получал кто-то другой. Но душа была пуста, как выжженные солнцем Кара-Кумы. Как-то надо было выживать.
        Первым делом позвонил отцу. Он сказал, что сДанилой всё в порядке, учится хорошо, но просил ускорить переезд вРоссию.
        —Да,Майя прислала документы на развод, — добавил он в конце разговора.
        —Отдашь мне при встрече. Я всё подпишу, — ответил я и положил трубку.
        «Женюсь на первой встречной!» — дал я себе слово. И сдержал его.
        Девушка оказалась миленькой студенткой изТомска. К ней я пристал наЦентральном аэровокзале наЛенинградском проспекте. Мой рейс наБатуми задержали до утра, её — тоже. Мы пили ликёр и болтали. Я рассказывал о красотах Грузии иЮгославии. Прощаясь, она записала свой номер телефона в моём военном билете, другой бумаги под рукой не нашлось.
        Российские проводники на мехсекциях отказывались ехать вГрузию. С одной стороны — Абхазия, с другой — Чечня. Везде — война. Мандарины гнили на складах Батуми иКобулети. Мы сЗурабом ездили на узловую станцию Самтредиа, безрезультатно. На обратном пути наш «Жигулёнок» обстреляли в горах из автомата. Все стёкла выбиты, а мы — целы. Пришлось мне ехать вАрмавир.
        Каждому из проводников я пообещал по новой «девятке», только на таких условиях они согласились отправиться вАджарию.
        В четыре рефрижераторных вагона мы загрузили сто пятьдесят тонн мандаринов, при норме 120. По договорённости с проводниками я обязался лично сопровождать груз через Чечню. На приграничной станции в купе зашли четыре бородатых абрека.
        —Мы — ваша охрана, — представились они.
        —Сколько? — спросиля.
        —Тысяча долларов каждому.
        Торг здесь был неуместен. Шесть часов мы ехали поЧечне, и всё это время вооружённые горцы молчали. На границе сРоссией я с ними расплатился. Они пожелали нам счастливой дороги и посоветовали больше в их республику не возвращаться.
        На прибыль от реализации мандаринов подНовый год я купил две квартиры вТомске. В одной поселились мои отец и сын, а вдругой — я смолодой женой.
        Взвейтесь кострами,
        Синие ночи!
        Мы пионеры —
        Дети рабочих!
        Близится эра
        Светлых годов,
        Клич пионеров:
        «Всегда будь готов!>>.

Алексей Жаров
        В третьем классе вДень пионерии 19мая на торжественной линейке старшеклассница повязала мне на шею красный галстук и нацепила на накрахмаленную белую рубашку пионерский значок.
        —Я,Владимир Козак, вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Родину. Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия. Свято соблюдать Законы Пионерии Советского Союза.
        Как самую сокровенную молитву произносил слова этой клятвы, и слёзы накатывали на глаза от важности переживаемого события.
        —Будь готов!
        —Всегда готов! — ответил я и отдал пионерский салют.
        А днём, когда мы с ребятами из класса пошли на общегородскую торжественную линейку в горсад, я отстал от них, и меня внезапно окружила толпа маленьких казачат. Они были младше меня, должно быть, первоклассники, но их было много.
        —Дай денег!
        —Ещё чего!
        —А поморде?
        —Попробуйте.
        Денег от меня они, конечно, не получили. Но порвали рубашку, галстук, разбили нос. Бабушка с дедом жили недалеко от горсада, поэтому я направился к ним, чтобы не травмировать родителей. Иду поулице, кровь ручьём льётся из носа, на белой рубашке появляются всё новые и новые алые пятна, и никакой любви к братскому народу не чувствую, а только обиду и злость.
        В то время вПавлодаре представителей коренной национальности было немного, процентов двадцать-двадцать пять от всего населения. Из пятидесяти средних школ в городе преподавание на казахском языке велось только в двух. В нашем классе вообще училась только одна девчонка-казашка. У остальных ребят были русские, украинские, татарские или немецкие фамилии. И все говорили по-русски. Но каждое утро после гимна «Советского Союза» в шесть часов вещание по радио начиналось на казахском языке: «Алма-аты селектармы». Правда, радио я слушал редко, только в холода заветные слова диктора: «Сегодня температура воздуха в нашем городе минус 32градуса. Занятия в школах с первого по восьмой классы отменяются».
        В юности национальные противоречия только усилились. ВПавлодаре имелись две танцплощадки. Одна — в горсаду, другая — возле Дома культуры железнодорожников. В горсаду хозяйничала казахская молодёжь, проживавшая в частном секторе возле центрального рынка, а вблагоустроенном микрорайоне — «русские» (славяне и немцы). Нам ходить на танцы в казахский край было опасно, а казахам к нам тоже. Нарушители традиции отделывались в лучшем случае синяками.
        У меня не было никакой национальной неприязни к ребятам-казахам. Наоборот, я испытывал даже симпатию ко многим из них. Несколько прямолинейные, они были честнее и более предсказуемыми, чем русские. И как деловых партнёров уже в зрелом возрасте, когда стал заниматься бизнесом, я их оценил. Казахские девушки мне нравились всегда. Росомаший разрез глаз, скуластое лицо ассоциировались с дикими степями, необузданными лошадьми и разжигали моё мужское воображение.
        Но откуда эта национальная неприязнь? Стоило казахским парням из простых семей сбиться в кучу, русофобия тут же становилась объединяющим началом. Ещё иСоветский Союз был жив, в средствах массовой информации, на партийных, комсомольских и профсоюзных сборищах декларировались братство и дружба народов, а набытовом уровне происходило совсем другое.
        Двойная мораль, как ржавчина, разъедала советское общество. Говорили одно, думали другое, а делали третье. Дети, воспитанные во лжи, не могут быть счастливы.
        Почему СССР развалился, как карточный домик, стоило только чуточку ослабить вожжи? Откуда взялся этот оголтелый национализм в бывших союзных республиках, заставивший миллионы русских бежать из обжитых мест, продавая за бесценок или просто бросая нажитое за всю жизнь?
        Наследство колониальной политики? Восстание угнетённых народов? Все империи когда-нибудь разваливаются, просто настала очередь Советской (то бишь Российской)?
        Казахстан впервые получил формальный государственный статус в составе Советского Союза. В1936году в результате принятия Конституции СССР Закавказская Федерация была разделена наАзербайджанскую, Армянскую иГрузинскую ССР, а входившие вРСФСР Казанская АССР иКиргизская АССР были преобразованы в союзные республики. Позже кСоюзу были присоединены только Молдавия иПрибалтика в1940году. ВРоссийской империи даже этнографы национальности «казах» не знали. Были киргизы, ещё их называли киргизцами. Оседлые жили вФерганской долине и занимались земледелием, а киргизы-кайсаки — кочевники — скотоводством, они перегоняли свои бесчисленные табуны лошадей по бескрайним степям центральной Евразии с одного джайлау (пастбища) на другое. До начала XXвека у них не было даже своей письменности.
        В августе 1920года, когда страна была ещё охвачена пламенем Гражданской войны, вКрыму не пало правительство генерала Врангеля, Забайкалье иПриморье оставались под контролем белых армий, большевистское правительство приняло Декрет «Об образовании Киргизской Советской Автономной Социалистической Республики» в составе РСФСР. Столицей был назначен Оренбург. В1925году её переименовали вКазакскую АССР и столицу сУрала перенесли вначале наСырдарью, а через два года — восточнее, вАлма-Ату (город Верный).
        Павлодар — Павлу в дар. В1861году заштатный казачий городок Коряков вЮжной Сибири был переименован в честь новорождённого Великого князя Павла Александровича, сына императора АлександраII. Уральск, Гурьев, Семипалатинск, Усть-Каменогорск, Петропавловск основаны тоже уральскими, сибирскими и семиреченскими казаками, начиная ещё сXVIвека. ВРоссийской империи их коренным населением считались казаки, а неказахи. Может быть, отсюда сталинская Казакекая АССР? Иезуитская идея поменять казака на казаха в голове «отца народов» родилась перед началом массовых политических репрессий 1937года.
        После Гражданской войны советская власть в национальном вопросе стала придерживаться политики так называемой «коренизации». НаУкраине проводилась массовая кампания по украинизации населения. В школах преподавание учебных дисциплин с русского переводилось на украинский. В культуре национальная самобытность ставилась выше всего русского. Быть русским в национальных провинциях стало непрестижным, и даже русские люди в паспортах, где графа «национальность», записывали «украинец» или«белорус». Проводя эту кампанию, большевики решали одновременно две задачи: заигрывали с нерусским населением окраин, развивая их национальное самосознание, одну из движущих сил мировой пролетарской революции, а сдругой стороны, стремились в корне уничтожить саму русскую идею, основу «белого движения».
        Советский Союз изначально планировался как мировое рабоче-крестьянское государство. «Пролетарии всех стран соединяйтесь». Двери в него были открыты для всех: Германской, Французской, АнглийскойССР…
        Ну аесли вход свободен, то ивыход должен быть таким же, хотя бы формально. Иначе трудно найти желающих встать под красное знамя мирового пролетариата. Но выйти из состава СССР было практически невозможно. Ведь этот вопрос был передан в ведение Съезда Советов и без его согласия никуда бы союзные республики не делись. Однако де-факто Россия вступила в равноправный союз со своими же губерниями. И парад суверенитетов в1990году показал, что далее простая формальность может сыграть роковую роль в судьбе великой державы.
        Иосиф Сталин был сыном священника. Божий промысел он мог оценить. В ноябре 1941года гитлеровцы стояли подМосквой, и только чудо могло спасти столицу от взятия неприятелем. Как ив1812году, на помощь русским снова пришёл их главный союзник — «генерал Мороз». Солдаты вермахта примерзали в окопах к чужой студёной земле намертво. Танки не заводились в сорокаградусный мороз. Воевать в такой холод могли только русские варвары. Следующей зимой та же история повторилась подСталинградом. Замёрзшая армия фельдмаршала Паулюса оказалась в котле и была разгромлена. Это уже не просто совпадение. Как тут не поверишь вБога?
        Спасти страну от порабощения мог только невиданный патриотический подъём её граждан, а без истории славных побед русского оружия, без святой веры людей в праведность этой борьбы и жертв никогда бы не состоялась Великая Победа.
        Стали открываться православные храмы. Было возвращено патриаршество. На мундиры воинов вернулись погоны. Учреждены ордена Суворова, Кутузова, Ушакова. И внациональном вопросе «отец народов» дал обратный ход. Как ив эпоху царей, курс был взят на русификацию всего Советского Союза. Русский язык вернул себе ведущие позиции в сфере администрации, делопроизводства и образования. Только отныне русское стало советским.
        А в1990?е годы советское не стало обратно русским. Его растащили по национальным квартирам новые независимые государства, устроившие народу, сохранившему их национальную самобытность, жестокий исход из родных земель.
        О чём думал президент Ельцин, подписывая Беловежские соглашения? Неужели настолько хотелось личной верховной власти в бывшей РСФСР без всяких отчётов перед Горбачёвым? Или хитрый Леонид Кравчук, уроженец польской Галиции, ему так щедро наливал, что недо изучения документов было?
        Я — наполовину русский, наполовину украинец, родившийся вКазахстане. Но мой родной язык — русский, родная культура — русская. Мою семью выгнали с родины. И я должен быть толерантен к тем, кто это сделал? Только потому, что я якобы потомок каких-то колонизаторов.
        Ну ладно, я, мой отец — это уже уходящие поколения, но дети-то причём? Мальчика, который мог быть моим сыном, сожгли живьём. Мой родной сын сейчас сидит в тюрьме за то, что вступился за свой народ. И если мы и дальше будем пятиться назад, то вскоре окажемся «негражданами» в какой-нибудь Селькупии. НаСевере Томской области живёт почти 600 селькупов. Это представители коренной национальности, когда-то населявшей Васюганские болота.
        Они проскользнули в лаз бесшумно, как тени. Чёрные, в бронежилетах, в удлинённых касках и масках. В руках у них были короткие автоматы неизвестной мне модели.
        —Кто это? — спросил я уМонгола.
        —Меньше знаешь, лучше спишь, — хитро ответил казах и добавил. — Нам стоит подождать, пока специалисты освоятся в темноте.
        Лучшей декорации для съёмок фильмов о войне, чем бывший международный терминал Донецкого аэропорта, трудно отыскать. Сталинград, Варшава, Дрезден во вторую мировую уцелели, наверно, больше. Только сверхпрочная конструкционная сталь удерживала свисающие над головой куски бетона от окончательного разрушения. Если бы под обломками и слоями строительной пыли местами предательски не сверкали раскуроченные металлоискатели, камеры для досмотра багажа, весы, кофеавтоматы, витрины duty free, то всё это варварство можно было списать на гитлеровцев, но вЕвропе XXIвека это сделать сложно.
        —А вы, правда, отец Дана? — спросил меня паренёк лет двадцати, мой провожатый по катакомбам. — Вот здорово! Я только месяц прослужил под его началом, но сразу понял, какой он командир. Солдат всегда берёг. Потерю каждого принимал, как личное горе. Здесь, пожалуйста, пригнитесь, Владимир Святославович, балка наверху. А тут — налево. Здесь раньше камера хранения была. Вот вкомнате администратора и подождём. Дальше идти опасно. Впереди — настоящие черти. Их далее пули не берут.
        —А тебя как зовут?
        —Вася.
        —Здешний?
        —ИзГорловки. Шахтёры мы в третьем поколении. Мой дед и отец проходчиками на шахте работали. Мы сГлебом, братом моим, тоже на шахту устроились. Глеб старше меня на три года, у него семья, дети — мальчик и девочка, жена в послеродовом отпуске. А тут война началась. У его жены родители вЗапорожье. Вот они к ним и уехали. А я подался вРоссию, вКузбасс. Не хотел ехать, но батя с мамкой заставили. Прошлое лето всё отработал на шахте в городе Полысаево. Знаете такой? Недалеко от вашего Томска. А потом мамку прямо на улице, из магазина шла, осколком убило. На её похоронах я и встретился с братом. Он вНацгвардии служит, падлюка. На поминках мы с ним чуть не подрались. Батя разнял. Ему совсем мозги укропы промыли. Как зомби, твердит, что это русские на нас напали. А мамку нашу-то украинцы убили. Фашисты! ИГлеб — фашист, а небрат мне больше. Я ив ополчение записался, чтобы за мать отомстить. Глеба хочу встретить.
        Василий замолчал. Начался бой. Нескончаемая стрекотня пуль, взрывы гранат один за другим гулким эхом разносились по всему подземелью. Выстрелы становились всё громче, а вспышки трассеров и взрывов всё ярче. Бой надвигался на нас.
        —Вот имы сгодимся, Владимир Святославович. А вы боялись пропустить самое главное. У нас от войны нигде не спрячешься. Она сама приходит.
        Проходчик предупредил меня, что геройство не понашей части, брать языков нам не нужно, если враги выйдут на нас, то стреляем на поражение.
        —Here! Come here! Fuck! — вдруг раздалось в двух шагах от нас.
        Мы сВасилием едва успели упасть на бетонный пол и направить стволы автоматов в дверной проём, как нас ослепил яркий свет фонаря. Несколько очередей раздалось одновременно. Свет сразу погас, вернулась темнота. В установившейся тишине я услышал стон Василия. Посветил на него фонариком и ужаснулся. Вся грудь паренька была в крови. Он посмотрел мне в лицо, хотел сказать что-то, но изуст сорвался только последний вздох. Я прикрыл его остекленевшие глаза ладонью. И только потом перевёл луч фонаря на вход. На пороге комнаты лежали два тела. Одно неподвижно, другое корчилось от боли. Я встал и подошёл к раненому. Он был в маске. Мне хотелось посмотреть в глаза убийце Василия, прежде чем нажать на курок. Я нагнулся и сорвал с него чёрную маску. Под ней было искорёженное болью чёрное лицо. Сначала мне подумалось, что это сажа, маскировка, боевой раскрас, как уРэмбо. Но приплюснутый нос, пухлые губы и большие белки глаз не оставляли сомнения, что передо мной — негр.
        Чёрные ниндзя бесшумно выплыли из темноты. Не произнеся ни слова, изъясняясь непонятными мне жестами, они схватили раненого негра под руки и поволокли по направлению к выходу. Трупы проходчика и убитого нами врага тоже прихватили с собой.
        Из лаза на дневной свет вынесли много тел. Раненых сразу грузили на машины «скорой помощи» и отправляли в больницу, а убитых раскладывали на земле в две линии: наших — справа, врагов — слева. Наша линейка оказалась в три раза меньше.
        Я даже не успел взглянуть на хвалёного Змея, его вместе с другими пленными быстро забрали представители госбезопасности.
        Монгол долго говорил о чём-то с командиром спецназовцев, а потом подошёл ко мне:
        —Жалко Василия. Отличный парень был. Вечером заеду к его отцу. Сына я ему, конечно, не верну, но материально старик ни вчём нуждаться не будет. Василия мы представим к ордену, посмертно. Кстати, тебе, князь Владимир, тоже награда полагается. Ты далее не представляешь, кого подстрелил!
        —Догадываюсь. На обмен Данилы пленных хватит?
        —С лихвой. Мне кажется, что наэтих хлопчиков мы обменяем всех ополченцев, попавших в плен. Мирового скандала ведь никто не хочет, — а наухо почти шёпотом добавил. — Во втором парне, которого вы убили, уже опознали снайпера сМайдана. И он совсем не украинец. Так-то, господин Всезнайка.
        Глава5
        Повелитель радуги
        Полюбить дракона — это нелюбовь, это такая традиция.
        А разве можно спорить с традицией?
Евгений Шварц
        Все мечты обо что-нибудь бьются,
        И больнее всего — о сбываемость.
Игорь Губерман
        В карьере экскаваторы добывают руду. Многотонные «БелАЗы» вывозят её на дробильно-сортировочный комплекс. По конвейеру измельчённая руда подаётся на штабель высотой в несколько этажей. Сверху монтируется оросительная система, как вземледелии, только из форсунок на руду брызжет не живительная влага, а смертельный яд — цианистый натрий. Едкий раствор проникает через всю рудную кучу, а затем собирается внизу в специальных желобах и поступает на завод угольной сорбции. Через него пропускается электрический ток, и накатодах остаётся осадок. Из осадка выплавляют золото.
        —Россыпных месторождений даже вЯкутии уже практически не осталось. Найти самородок — неслыханная удача. Вот ивыщелачиваем золото из руды. Из тонны в среднем получается один грамм драгоценного металла.
        Мой собеседник одного со мной возраста, за пятьдесят. Я пишу книгу к юбилею золотодобывающего холдинга, а он возглавляет отдалённый горно-рудный участок в якутской тайге. Живёт в вахтовом посёлке по десять месяцев в году.
        —Работа — это единственное, что осталось в моей жизни, — с грустью говорит начальник участка и смотрит в окно на серебряный серп луны, свисающий в фиолетовом небе над чёрным силуэтом Шаман-горы. — В таёжной тиши так хорошо думается о вечном… Холодает. Утром будет мороз за пятьдесят. Возможно, придётся работы останавливать. Чаю хотите? У меня чай особенный, таёжный. Ещё отец научил заваривать.
        Вахтовик замолкает, словно вспомнил о чём-то больном.
        —Я родился и вырос наУкраине, вКривом Роге. Первый раз меня привёз вАлдан отец шестнадцатилетним пацаном, устроил в артель старателей. Он работал шофёром, а меня взяли связистом, я сдетства увлекался радиоделом. Сейчас мы с отцом не разговариваем. Он считает меня агрессором. И бывшая жена — украинка тоже, и даже дочь. Знаете, я одно время работал в представительстве Украины приООН вНью-Йорке. Бывший тесть меня устроил. Двойные стандарты и меркантильность цивилизованного мира я испытал на собственной шкуре. Пока ты нужен, с тебя есть что взять, с тобой будут заигрывать, подкармливать, но стоит попасть в опалу, отношение к тебе меняется сразу на сто восемьдесят градусов. Недавно смотрел в«Новостях», что вВашингтоне открыли памятник жертвам голодомора наУкраине и преподнесли это как геноцид украинского народа, взвалив всю вину наРоссию. Словно не сталинский режим виновен во всех страшных преступлениях, а русские. Да геноцид русского народа со стороны большевиков был в разы страшнее и кровавее, чем остальных национальностей и народностей вСССР. Поразительное шулерство!
        Тут уж я цепенею.
        —Извините, Михаил Николаевич, аКатя Иванова изКиева — случайно не ваша дочь?
        —Моя. А вы откуда про неё знаете?
        —Мой сын Данила Козак был её женихом. Господи, как тесен мир.
        Хозяин комнаты в вахтовом общежитии переводит дух и отвечает.
        —Нет, это немир тесен, а слой тонок.
        Мы проговорили до глубокой ночи. Я рассказал ему всё: о сватовстве вКиеве, о трагедии вОдессе, о донбасской одиссее — сына и своей. ОМонголе, Барсе, Жозефе, Василии, бывшей жене, матери, сестре, Бурмистрове, письме матери его бывшего тестя. А вконце разговора Михаил мне поведал одну историю.
        —Олово очень своенравный металл. При температуре ниже 13градусов поЦельсию белое олово спонтанно переходит в другое фазовое состояние — серое олово, в его кристаллической решётке атомы располагаются менее плотно. И этот процесс ускоряется при понижении температуры. При минус 33градусах олово трескается и превращается в порошок. Соприкосновение серого олова и белого приводит к«заражению» последнего. Это явление получило название «оловянной чумы». Из?за неё, кстати, погибла исследовательская экспедиция Скотта кЮжному полюсу в1912году. Полярники остались без горючего, потому что топливо просочилось из запаянных оловом баков. Ещё«оловянная чума» помогла нашим войскам победить армию Наполеона в1812году. На сильном морозе оловянные пуговицы на шинелях французских солдат превращались в порошок. Потери войск неприятеля от обморожения исчислялись сотнями тысяч.
        Осенью 1836года к кузнице близ города Красноуфимска Пермской губернии подъехал всадник на белом коне. Высокого роста, благородной осанки, скромно одетый, лет шестидесяти на вид. Документов при нём не оказалось, а сам он назвался крестьянином Фёдором Кузьмичом, не помнящим своего родства. От дальнейших показаний он отказался.
        Его арестовали и судили за бродяжничество. Суд приговорил его к наказанию 20 ударами плетью и ссылке вСибирь на каторгу, а потом — на поселение. С этапом он был отправлен вТомскую губернию.
        Престольный праздник вКрасноярске. Мороз под сорок. Горожане, плотно закутанные в меховые шубы, направляются к собору.
        От ограды до самой паперти в два ряда выстроились нищие: калеки и убогие, горбатые и хромые, безрукие и безногие.
        Вдруг вся братия встрепенулась.
        —Это он! Он! Идёт, идёт! — перешептываются, испуганно крестятся нищие и старухи.
        По заснеженной, обдуваемой позёмкой улице быстро, большими шагами идёт высокий старик с длинной седой бородой, одетый в одну ситцевую рубаху, тиковые штаны и босой. В руке его большая толстая палка, за спиной мешок.
        Он ничего ни укого не просит, но мешок его, будто по волшебству, наполняется подаяниями.
        Почувствовав, что сумка уже полная, старик останавливается, снимает свою ношу с плеч и раздаёт, что ему надавали добрые люди, — деньги, хлеб, одежду — нищим.
        —Берите, православные! Вон сколько всего наложили…
        Калеки и юродивые молятся ему вслед.
        Его голубые, как небо в ясный апрельский день, глаза светятся лучезарным светом.
        —Это святой человек! — перешёптываются нищие.
        —Вы ли это?! — не верит своим глазам заезжий вельможа.
        —Да. Это я, — отвечает старик.
        —Но эта странная перемена в вас! Объясните мне, ради Бога, что это всё значит? Вы же умерли для всех!
        —Да, тот прежний человек умер. А этот вот, — он обводит рукой вокруг себя, — замаливает его грехи. Когда все мирские способы облагородить мир становятся бессильны перед злом, остаётся одно — молиться Богу.
        На этом месте монах сделал паузу, чтобы я прочувствовал всю важность его слов, а потом продолжил.
        —Святого старца Федора Томского ещё называют Повелителем радуги. Когда накануне своей кончины он возвращался изЗерцал вТомск, то засто вёрст до губернского города его повозку стали сопровождать два радужных столба.
        В декабре никакие грозы и дожди вСибири из?за морозов невозможны. А летом 1995года на территории нашего монастыря откопали его святые мощи, и над могилой тоже взошла радуга, хотя дождя не было и впомине.
        —Привет, папа. У меня всё нормально. Жив, здоров. Из ополчения практически вышел. Пока укропы сохраняют перемирие, можно и мирными делами позаниматься. ВДонбассе сейчас столько дел! Надо восстанавливать экономику, хозяйственные связи, поднимать предприятия из руин. Мотаемся сАзаматом по шахтам и заводам. Из джипа вылезаем, чтобы только поспать. Живу у бабушки, на втором этаже. Мировая старуха! В ней столько энергии! Прямо перекипает через край. Даже можно позавидовать. Я познакомил её сАзаматом, и они нашли общий язык. Скажи, а почему ты не принял приглашение бабушки и в90?х годах не переехал вДонецк?
        —Я воевал на других фронтах, сын. Это был не мой плацдарм.
        —Не понимаю. Ты отказался от денег, от положения из?за дурацкой обиды на родную мать? Наша жизнь могла бы сложиться совсем иначе.
        —Да, мы были бы другими, и нефакт, что лучше.
        —Извини. Не мне тебя учить. Тут ещё одно событие произошло. Катя Иванова приехала вДонецк, нашла меня, разрыдалась: мол, Данила, прости, была конченой дурой, повелась на националистическую пропаганду, я тебя люблю и жить без тебя не могу. Я, конечно, дал ей от ворот поворот и выпроводил из офиса. Но она не уехала, поселилась в гостинице и стала названивать мне по несколько раз в день. Высиживала на лавочке возле офиса, дожидалась меня из поездок по республике. В общем, я неустоял и переспал с ней.
        —А ты не боишься, что она тебя снова предаст? Посмотри правде в глаза: не всепоглощающая любовь к тебе привела её вДонбасс, а твой новый статус — внука Анастасии Акимовны Нестеренко.
        —Да понимаю я это! Но ведь все бабы такие. Самки, созданные природой, чтобы заботиться о потомстве, семье. Согласных с милым на рай в шалаше я ещё не встречал… Алло, алло… Папа, что молчишь? Ответь!
        —Нет, не все. Белые вороны ещё остались, но нам на них не везёт. А что скажут твои друзья-однополчане?
        —Монгол меня понимает. Вся эта история развивалась на его глазах. Ты же знаешь, я ивДонбасс поехал, чтобы её вернуть. Вот моя мечта и сбылась. Только немного не так, как хотелось бы… Совсем забыл тебе сказать — Барсу вИспании арестовали. Американцы по биллингу пробили его телефон, что он полгода находился на территории, подконтрольной сепаратистам, и сдали его испанской полиции. Теперь наш астроном сидит в каталонской тюрьме и дожидается приговора суда. Ему светит десять лет лишения свободы за терроризм. Мы уже нашли хорошего адвоката вБарселоне. Мне пока вЕвропу иАмерику ездить не рекомендуется. Тебе, кстати, тоже. Даже Жозеф вызвал свою семью изПарижа и живёт вМоскве. Подал документы на российское гражданство. А кроме них, никто в подробности моей личной жизни не посвящен. Правда, бабушке Катя тоже не нравится. Ну что, на свадьбу-то приедешь?
        —Нет. Только — на развод. И запомни сын: убить дракона — это полдела, главное, самому не стать драконом.
        —Опять ты со своими афоризмами. Я уже слышал нечто похожее. Нельзя всё в жизни делить на белое и чёрное. Есть и другие цвета. Все войны когда-нибудь заканчиваются миром, а построить его без компромиссов нельзя. Тебе надо научиться прощать, отец.
        Купец второй гильдии Семён Феофанович Хромов зашёл проведать захворавшего старца. Специально дляФёдора Кузьмича купец переделал летнюю кухню во дворе, а загородом, в своей деревне Хромовке, распорядился срубить далее келью, чтобы летом старец мог жить на природе. Несколько икон на стене, картинки с видами святых мест, жёсткий топчан из струганых досок, колченогий стол да табурет — вот всё убранство его скромной обители.
        Старец уже третий день не вставал с лежанки и отпищи отказывался.
        —Скажи мне честно, Семён, зачем тебе столько денег? Дом вон какой у тебя, комнат не счесть. Приданым дочку обеспечил, замуж выдал. Неужто тебе мало твоего золота? Охота тебе заниматься этим промыслом, и без него же Бог питает тебя?
        Семён Феофанович почесал лоб и вымолвил:
        —Слаб я, батюшка, и грешен. Я такой же, как ивсе.
        —Пустое это все, Хромов. Так, суета. Христианину надлежит заботиться не только о хлебе насущном, но ио жизни будущей. О душе пора тебе задуматься.
        —Еще малость подзаработаю, а потом и подумаю.
        —Гляди, можешь и неуспеть, — предупредил старец, а потом строго посмотрел купцу в глаза. — Обещай мне, пока владеешь приисками, не будешь обирать рабочих.
        —Не губите, батюшка. Я же тогда разорюсь. Не всем же быть такими праведниками, как вы.
        Хромов набрался смелости и спросил:
        —Есть молва, что ты, батюшка, не кто иной, какАлександр Благословенный. Правда лиэто?
        Фёдор Кузьмич, услышав это, перекрестился:
        —Чудны дела твои, Господи… Нет тайны, которая бы не открылась.
        А потом повернулся лицом к стоящему на коленях купцу и попросил:
        —Панок, хотя ты и знаешь, кто я, но когда умру, не величь меня, схорони просто.
        Старец лёг на спину, трижды глубоко вздохнул, а начетвертом вздохе отдал Богу душу.
        —Алло, папа, ты неспишь? Извини, что так поздно. Надо кому-то выговориться. В общем, расстался я с этой красавицей. Собрал ей чемодан, вызвал такси и«Эдеу!», как говорил Барса. Ты был прав: такое не прощается! Случайно заглянул в её страничку в«Фэйсбуке» и просто охренел! У неё в друзьях одни нацики и правосеки! Меня чуть не вырвало. А я ещё с ней любовью занимался. Словно узник концлагеря с надзирательницей изСС. Она вначале плакала, клялась в любви, а когда поняла, что всё кончено, знаешь, что мне заявила? «Немцы покаялись в своих преступлениях, а вы — русские — нет!». В чём каяться, папа? Что меня не сожгли вместе сГавриком вОдессе? Что незапытали насмерть в тюремных застенках?
        Мир сошёл с ума. Что мне делать, что делать, отец? Бабушка сАзаматом тоже достали! Мне их слияния и поглощения, реструктуризации, уступки права требования — как кость в горле. Противно — зарабатывать на войне. Не могу я здесь больше! Не могу! Парни ставят прививки от ближневосточных болезней. После Нового года собираются вСирию. Я улетаю вДамаск со своим взводом. Прости, отец, и непоминай меня лихом!
        Служба закончилась, и прихожане покидали храм. На крыльце их провожал пожилой настоятель. Старушки, перекрестившись, просили у него благословения.
        —И меня тоже благословите, батюшка, — неожиданно для самого себя вымолвиля.
        Священник понял, что сцерковными традициями я знаком плохо, и подсказал мне:
        —Сложите ладони вместе, правую поверх левой, примите в них благословляющую руку и взнак почтения к моему священному сану облобызайте её. Так положено.
        «Благодать Господа нашего…» — быстро произнёс святой отец и осенил меня крестным знамением.
        Я стоял перед входом в монастырь. На ярком солнце ослепительно блестели золотом кресты и купола. По всей округе разливался колокольный звон. А над монастырём раскинула свои объятия широкая и многоцветная радуга.

Май2014 — декабрь 2015