Ворон и роза Джо Беверли
        # Одна тайна и четыре женщины.
        Четыре истории любви от Джо Беверли, Мэри Джо Патни, Карен Харбо и Барбары Сэмюел!
        Средневековая аристократка, чтобы завладеть этой тайной, должна найти себе супруга по сердцу - рыцаря без страха и упрека…
        Джо Беверли
        Ворон и роза
        Глава 1
        Англия, 1153 год
        Глэдис из Роузуэлла снова грешила.
        Она грезила о своем рыцаре, знала, что надо заставить себя проснуться, но не делала этого. К несчастью для своей бессмертной души, она не хотела упустить ни единого мгновения этого драгоценного видения, и ее сердце от греховного волнения уже пустилось вскачь.
        Как всегда, рыцарь в кольчуге и шлеме сражался. Он размахивал мечом и держал в левой руке большой щит. Иногда она видела его пешим, но чаще он был на огромном боевом скакуне в гуще битвы.
        Это не удивляло Глэдис. Раздоры и стычки, порой переходящие в настоящую войну, царили в Англии все восемнадцать лет ее жизни. Но ее жизнь прошла в монастыре Роузуэлл. Как она могла вообразить эти сцены? Днем она горячо молилась о мире, как же она могла ночью так живо видеть войну?
        Лязг оружия звенел в ее ушах, она слышала ржание лошадей, звуки ударов. Скрипела кожа, гремел металл, запах мужских тел и лошадей бил в нос. Копыта вздымали клубы пыли, лошади дышали, как кузнечные мехи. Всадники выдыхали в морозный воздух с криками боли или триумфа облачка пара. Теперь лето, и воздух был полон пыли и ярости.
        Комок земли пролетел совсем рядом с ее лицом. И Глэдис сообразила, что оказалась к битве куда ближе, чем раньше.
        Слишком близко!
        Она пыталась заслонить лицо руками, попятиться от опасности. Но этого не произошло. Это никогда не случалось. В грезах она была не в силах двинуться, словно парализованная.
        Массивный лошадиный круп качнулся в ее сторону. Глэдис вздрогнула от хлещущего хвоста и подкованных копыт, удар которых мог убить. Она слышала крики. Она бы тоже закричала, но не могла издать ни звука, как, впрочем, не могла и двинуться.
        Сейчас ей хотелось убежать.

«Проснись! Проснись!»
        Но она застыла, на месте, не отрывая глаз от одного воина, и могла лишь молиться.

«Господи, помилуй… Иисусе Христе, смилуйся…»
        Это сон. Сон. В снах никого не убивают.

«Святая Мария, моли Бога за меня… Архангел Михаил, моли Бога за меня…»
        Но потом она подумала, что, возможно, это наказание. Наказание за ее греховную привязанность к своему рыцарю, за тайное желание бежать, узнать мир за пределами Роузуэлла.

«Святой Гавриил, моли Бога за меня… Святой…»
        Тяжелый глухой удар прервал ее мысленные мольбы.
        Мужчина заревел от боли.
        Его сбросили с лошади? Это предсмертный крик?
        Но, во всяком случае, это не ее рыцарь. Не он! Он по-прежнему сражался, но теперь против огромного рычащего мужчины.

«Ангелы и архангелы, молите Бога за него! Святой Иосиф, моли Бога за него…»
        Теперь он был ближе к ней. Несмотря на опасность, испуганное дыхание Глэдис сменилось взволнованными вздохами. Она, наконец, увидит его лицо?

«Ближе, ближе, подойди ближе…»
        Это желание было греховнее всего, но она уступила ему, бормоча нечестивые мольбы.
        Но даже когда рыцарь оказался почти рядом, она мало что могла сказать о нем. Из-под шлема на лоб спускался капюшон, подбородок был закрыт, металлическая пластина защищала нос. Глэдис могла разглядеть лишь впалые щеки и оскал. Она вообразила приятое лицо? Он повернул лошадь и оказался к ней спиной, Глэдис мельком увидела разинутый рот его противника, дыру вместо одного зуба. Здоровяк нанес тяжелый удар в ее рыцаря. Тот покачнулся.
        Глэдис закричала, попыталась подбежать к нему, но по-прежнему не могла двинуться с места. Ее рыцарь сражался, обратив щит в оружие, бил им противника по руке с мечом, наносил удары сапогом. Его лошадь помогала ему копытами и зубами, от грохота Глэдис хотелось заткнуть уши.
        Как тот удар по руке не покалечил его?
        Как он мог сражаться так яростно?
        Она сообразила, что закрыла глаза, и усилием воли заставила себя открыть их, страшась того, что увидит. Противник ее рыцаря оказался на земле, но быстро поднялся на ноги и отцепил от седла огромный топор. Топор! Ее рыцарь спешился и со смехом смотрел ему в лицо.
        Со смехом?
        Да, он смеялся!
        Он сумасшедший?
        Сумасшедший он или нет, но он красив, даже закованный в металл. Такой высокий, широкоплечий, и двигается так легко, словно на нем нет доспехов. Ноги у него длинные, стройные, он ловко отскочил, увернувшись от очередной атаки. Должно быть, думать о мужских ногах - смертельный грех, но она заплатит за это в аду.

«Будь святым Михаилом,- молилась Глэдис.- Или святым Георгием».
        Восхищаться архангелом, который поразил Люцифера, или Георгием Победоносцем не такой страшный грех. Возможно, это благочестивое видение, символизирующее разгром язычников крестоносцами в Святой земле.
        Но в душе она все понимала. И теперь, глядя на своего рыцаря, все еще улыбающегося, охваченного восторгом неистовства, она снова утвердилась в своих мыслях. Это видение наслано сатаной, это кружение людей и лошадей - видение ада…
        Глэдис заморгала, сообразив, что поле зрения расширилось. Теперь она видела не только сражающихся, но и людей за ними. Люди в обычных одеждах. Некоторые кричали, но не от страха, а от возбуждения.
        Зрители!
        Это не битва. Должно быть, это то, что называют турниром. Там рыцари играют в войну. Одному Богу известно зачем. Публика, в том числе и женщины, наблюдала за поединками с большим интересом. Глэдис заметила роскошные платья и накидки. Легкие вуали трепетали на ветру, солнце играло на драгоценных украшениях. Позади зрителей на поросшем травой холме высился каменный замок, красочные вымпелы развевались в голубом небе. У замка тоже собрались зрители.
        Почему ее заставляют переживать это отсюда, снизу?
        Еще один мужчина слетел с лошади, и она вспомнила о своем рыцаре. Он в безопасности? Да! Он удерживал свою позицию, хотя крупный соперник теснил его, оба тяжело дышали, покачиваясь, словно вот-вот грудой металла рухнут вместе на землю.
        Глэдис теперь уже по собственной воле сосредоточила на нем взгляд и молилась о его невредимости. Словно по велению свыше он посмотрел мимо своего противника прямо на нее. Его губы приоткрылись от изумления.
        Он видел ее?!
        Глэдис пыталась потянуться к нему, заговорить с ним, но по-прежнему была нема и недвижна. Она увидела, как взлетел боевой топор, и попыталась предупредить криком.
        Вероятно, он понял, поскольку повернулся и присел. Топор задел шлем, а ее рыцарь покачнулся и опустился на одно колено.
        Глэдис снова закричала. Зная, что ее не услышат в мире грез.
        Он уже поднялся, его внимание сосредоточилось на противнике. Тот отступал. Ее рыцарь моложе, сильнее, просто великолепен. Он победит! Но его взгляд снова метнулся к ней…

«Нет!- питалась крикнуть она.- Не отвлекайтесь!»
        Здоровяк мог его убить, но усталость победила - он рухнул на колени и, выронив топор, хватал ртом воздух. Ее рыцарь тоже хрипло дышал, упершись руками в колени. Но потом он выпрямился и повернулся, выискивая ее взглядом. Улыбка осветила его лицо, и он шагнул к ней.
        Глэдис с искренней радостью улыбнулась в ответ.
        Наконец она познакомится с ним.
        Наконец!
        - Нет!- вскрикнула Глэдис. Она вернулась в монастырь Роузуэлл и снова была в темной спальне.
        Нет, не вернулась.
        Она где-то в другом месте.
        Это новая греза, хотя и поразительно реальная.
        Глэдис заморгала в темноте и прикусила костяшки пальцев, чтобы подавить рыдание. Ее вырвали из сна в такой миг! Ее рыцарь увидел ее. Он шел к ней. Они могли - о небо! о ад!- коснуться друг друга.
        Она сжала ночной чепец. Это греза, как и все остальное! Ее рыцарь нереальный. И противник его нереальный, как и зрители, и замок. И все-таки она всегда горевала, когда возвращалась из этой нереальной земли.
        Горевала. Это верное слово. Горевала, когда ее вырывали из грез, потом горько страдала, когда драгоценные детали таяли в ее уме, как снежинки на ладони.
        Ее рыцарь.
        Сражался, как всегда…
        Нет, не как всегда.
        Люди смотрели. Даже женщины. Турнир.
        Замок…
        Но когда она пыталась запечатлеть эти подробности в своем уме, они ускользали, ускользали…
        И ушли.
        Ее память была пуста, Глэдис лишь знала, что снова грезила о своем рыцаре. Ей осталась лишь одна драгоценная картина: ее рыцарь смотрит на нее, идет к ней. Она так цеплялась за это воспоминание, что оно намертво врезалось в память, хотя в нем была греховность, от которой ее сердце колотилось, а рот пересыхал.
        А у других инокинь бывают греховные видения? Ни одна не признавалась в подобном на еженедельной общей исповеди, но Глэдис это не удивляло.
        Наказание было бы ужасным.
        Была и другая причина молчать.
        Признание могло прекратить видения.
        Несмотря на осознание греха, несмотря на виденные ужасы, Глэдис нужны были эти грезы, как нужны человеку еда и питье.
        Она закрыла глаза руками, смаргивая жгучие слезы. Это должны были быть слезы раскаяния, но это были слезы горя. Безгрешное сердце ее было безмятежным, но как только начались видения, Глэдис потеряла покой. Единственный дом, который она знала, рутина загруженных делами дней уже не приносили счастья.
        Теперь она лелеяла обрывки видений и собирала любые подробности о мире за пределами монастыря. Она страстно желала узнать этот широкий мир и часто проводила время, взирая на единственный его кусочек, видимый из Роузуэлла,- вершину большого холма, находившегося в нескольких лигах от монастыря.
        Гластонбери-Тор.
        Конический холм поднимался из плоской болотистой земли и словно короной был увенчан маленьким монастырем Святого Михаила. Это было древнее место паломничества, но ниже, у подножия находилось еще более святое место - великолепное аббатство, знаменитое на всю Англию тем, что связано с Иисусом Христом и со Святой чашей с Тайной вечери. Легенда гласила, что Иосиф Аримафейский, отдавший приготовленную для себя гробницу для погребения тела Христова, привез эту чашу сюда.
        Другая легенда была еще более поразительна. Она утверждала, что Иосиф приходился Иисусу из Назарета дядей и однажды привез юного племянника в Англию, Они прибыли в Гластонбери, и там Иисус, сын плотника, помогал строить церковь. Несомненно одно - в аббатстве стояла маленькая древняя церковь, и говорили, что это место чудес.
        Такое святое место, ее так сильно тянет туда, но она никогда его не увидит, никогда не помолится в той церкви. Глэдис всю жизнь проведет в Роузуэлле и никогда не выйдет за его пределы. Она еще не приняла постриг, в Роузуэлле это делали в двадцать пять, но она это сделает. Потому что обеты нестяжания, целомудрия и послушания, которые она дала в пятнадцать лет, можно снять только с позволения семьи и аббата из Гластонбери.
        Случалось, что у семьи появлялась неожиданная необходимость в незамужней дочери, но Глэдис такого избавления ждать нечего. Ее отдали в монастырь, как только отняли от груди, чтобы она, следуя семейной традиции, могла молиться за родных и их дела. Ничто не изменится.
        И зачем думать об избавлении? Роузуэлл - ее единственный дом, тихое, безмятежное место, полное красоты и честной работы.
        Она больше не позволит себе лихорадочного волнения, тоски по внешнему миру и, главное, смутных грез о мужчине. Глэдис заставила себя сосредоточиться на радостях простой жизни, молча повторяя знакомые молитвы. Постепенно они помогли ей уснуть.
        Крик петуха разбудил ее с первыми лучами солнца. Приветствуя рассвет, грянул птичий хор. Через несколько мгновений зазвонил колокол, призывая на утреннюю молитву.
        Мысли Глэдис скользнули было к грезам, но она твердо направила их на благодарность за новый день.
        Сестры в спальне быстро одевались. Глэдис надела поверх сорочки, в которой спала, платье из некрашеной шерсти, затянула пояс, завязала сандалии. Сняв ночной чепец, она провела гребнем по коротким волосам, потом накинула на голову платок. Подтянула его вниз, чтобы край оказался вровень с бровями, перекрестила длинные концы на горле, закинула на спину, перекрестила там, потом снова перекинула их вперед.
        Сестры оглядели друг друга, проверяя, все ли в порядке. Потом выстроились в маленькую процессию и отправились на утреннюю молитву. Перед лицом восходящего солнца они пели Господу хвалу за новый день. Зимой это становилось тяжелым испытанием, но летом это было для Глэдис любимым занятием.
        После молитвы маленькая община занималась уборкой, потом сестры завтракали и расходились по своим делам.
        Роузуэлл вот уже четыре столетия предоставлял женщинам убежище, совершенно отделенное от остального мира, поэтому они сами производили для себя почти все необходимое. Сами выращивали себе еду, готовили питье, даже ремонтировали жилища.
        Роузуэлл был специально построен так, чтобы оградить монахинь и послушниц от мира мужчин. Если нужно было что-то извне, то это приносили в монастырь женщины. Священники, прибывавшие сюда из Гластонбери, всегда были пожилыми.
        Тогда как она могла грезить о мужчинах? О воинах? Как?! Глэдис сообразила, что, задумавшись, остановилась и смотрит на вершину высокого холма, словно он мог дать ей ответ.
        Нет! Она повернулась и поспешила к пивоварне.
        Роузуэлл походил на деревню, окруженную частоколом. Ограда не была защитой, она немного выше самой высокой сестры в монастыре, но оберегала сад и огород от животных. Некоторые сестры выходили сейчас в открытые ворота, отправляясь на работу в поля, сады, к рыбным прудам.
        Настоящей границей Роузуэлла была лесная чащоба, окружавшая его земли. Это был предел, за который не переступала ни одна из сестер. Деревья заслоняли от взгляда внешний мир, за исключением вершины Гластонбери-Тор.
        Отмахнувшись от этих мыслей, Глэдис поспешила к открытой двери пивоварни. Ей нравилась эта работа. Господь превратил воду в вино, и это настоящее чудо, но и обычный процесс был для Глэдис не менее чудесным. Кислое ячменное сусло становилось прозрачным напитком, который питал тело и просветлял ум.
        Войдя, она поприветствовала свою начальницу, сестру Элизабет, энергичную худую женщину с большим носом. Она годилась Глэдис в матери, была жизнерадостной и доброй.
        - Есть какие-нибудь особые дела сегодня?- спросила Глэдис, надевая большой фартук.
        - Ничего особенного, милая. Затворяй новый эль, пока я заканчиваю закваску.- Она окунула в чан очередную веточку, осторожно вытащила ее обратно, теперь покрытую сероватым налетом, и повесила сушиться. Закваска сохранит свою силу до тех пор, пока не понадобится. Когда ячменное сусло будет готово, веточку погрузят в него, и закваска снова оживет.
        Очередное чудо.
        Сестра Элизабет принялась разводить огонь под котлом, Глэдис подбросила дров, потом приладила специальную трубу к отверстию в крыше, чтобы выводил дым.
        - Сегодня переменчивый ветер,- сказала она.
        - Переменчивые времена,- ответила сестра Элизабет.- Новое сражение на востоке. Король Стефан осадил Ипсвич, в ответ герцог Генрих атаковал Стэмфорд.
        Какая удача, что устав Роузуэлла не требовал молчания! Сестра Элизабет любила слушать новости от женщин, приносивших в монастырь необходимые товары. У нее были причины для особого интереса. Она пришла в монастырь в двенадцать лет и сохранила ясные воспоминания о своей семье, которую непосредственно затрагивало нынешнее противостояние.
        Глэдис попала в монастырь младенцем и не имела никаких воспоминаний о доме. Сейчас, однако, она интересовалась военными новостями не меньше сестры Элизабет. Из-за своего рыцаря. Ей ненавистно было слышать о сражениях. Она хотела, чтобы он был невредим.
        - Новости доходят медленно,- сказала она.- Возможно, сражение уже закончилось.
        - Закончилось здесь, так начнется где-нибудь еще.
        Глэдис выкатила большую бочку.
        - Герцог Генрих мог отправиться домой. У него много земель - Анжу, Нормандия, а теперь, после женитьбы на Элеоноре Аквитанской, он получил и ее земли.
        Сестра Элизабет фыркнула:
        - Таким, как он, всегда мало.- Она печально улыбнулась Глэдис: - Ты так горячо жаждешь мира, милая, и всегда его хотела, но сомневаюсь, что Англия скоро его увидит. Восемнадцать лет стычек посеяли столько вражды, что настоящие проблемы больше не имеют значения.
        Глэдис схватила жесткую щетку и ведро с водой. Ах, если бы весь мир было так же легко очистить от грязи, как этот сосуд!
        Восемнадцать лет назад, когда Глэдис была в колыбели, король Генрих умер, оставив корону своему единственному законному ребенку - дочери Матильде. Она была женой графа Анжуйского. Несмотря на клятву поддержать ее, многим английским баронам не нравилось, что ими будет править женщина, особенно вышедшая за чужеземца, и они призвали на царство Стефана Блуаского, племянника покойного короля. Жестокая война сейчас стихла и сменилась стычками и междоусобицей, но король Стефан слаб. Многие бароны правили своими землями как принцы, и единственным законом был закованный в железную перчатку кулак.
        Теперь сын графини Матильды достиг совершеннолетия и может предъявить претензии на трон, мать передала ему право наследования. В ноябре Генрих, граф Анжуйский и Аквитанский, высадился в Англии и возглавил своих, сторонников. С тех пор Англия страдала от стычек, осад, сражений и разрушений. Хрупкий мир рухнул, перемирие объявлялось и нарушалось. Заполонившие страну наемники грабили народ, когда им не платили. Горели города, гибли люди, обычные, ни в чем не повинные люди.
        Возможно, это и неудивительно, что ей пригрезилась битва.
        - Кто принес последние новости?- спросила Глэдис, ополаскивая бочку.
        - Марджори Купер. Она вчера принесла новый бочонок. Ты тогда ушла срезать ветки.
        Жена медника была надежным источником информации. Глэдис скребла и споласкивала бочку.
        - Король и герцог зимой заключили мир. Почему они его не соблюдают?
        - Потому что ни того ни другого мир не устраивает, как ты понимаешь.
        - Да,- призналась Глэдис.
        Это соглашение было вынужденным для обеих сторон. Генрих Анжуйский получит трон после смерти короля, но до этого могут пройти годы, Стефану только пятьдесят семь. Покойный король Генрих прожил на десять лет больше. Король Стефан унаследовал его трон, но лишил права наследования собственного сына.
        - Если король и хочет соблюдать соглашение, его сын принц Эсташ - никогда.
        - Эсташ Булонский.- Глэдис почти выплюнула это имя. Ужасный человек, в двадцать три года он погряз в пороках.
        - Да, Марджори говорит, что многие бароны, которые поддерживают короля Стефана, переходят на сторону герцога Генриха только из-за Эсташа. Они не хотят видеть этого юнца на троне.
        Глэдис резко подняла взгляд:
        - Возможно, это дает надежду на мир. И герцог Генрих, похоже, благочестивый человек. Помните, когда его войска грабили в окрестностях Оксфорда? Он приказал, чтобы все добро вернули.
        - Благочестивый или умный,- сухо сказала сестра Элизабет,- но все равно лучше, чем Эсташ. Вода кипит.
        Глэдис поставила тяжелую бочку у котла, потом пошла за продуктами для солода.
        Война, активная или тлеющая, всю ее жизнь раздирала Англию, погружая в хаос, и Глэдис трудно было поверить в возможность мира или даже вообразить, какой может быть мирная жизнь. Она жила, защищенная от ужасов войны, но слышала о них: уничтожались деревни, горели города, войска разрушали и грабили. Сильные притесняли слабых, и не было действенного закона, чтобы остановить злодеяния, бесконечные распри и вражду.
        Мир казался таким же фантастическим, как Святая чаша, которую Иосиф Аримафейский спрятал в Гластонбери и которую невозможно найти. Глэдис слышала рассказы о том, как по ночам люди прокрадывались к холму в поисках Святой чаши и чудесного дара, приносимого, как говорят, ею.
        Глава 2
        - Что с тобой случилось?- ворчал Раннульф, вместе с оруженосцем Элейном помогая Майклу де Лаури снять помятые доспехи.
        Майкл вздрогнул, когда задели ушибленную руку. У него еще и голова болела от последнего удара.
        - Отвлекся.
        - В бою тебя бы убили.- Раннульф, крепкий кривоногий мужчина пятидесяти шести лет, служил дружинником Майкла, но был одним из его наставников, и Майкл никогда не забывал это.
        - Знаю-знаю. Я знаю…- Майкл удержался от упоминания о том, что видел. Уже то скверно, что он позволил мыслям блуждать во время схватки. А уж если он упомянет о видении!..- Это мой первый турнир.- Он потянулся всем телом, освободившись от груза кольчуги и длинной, подбитой волосом одежды, которую надевали под доспехи, отмечая боль, которой не было при надевании.- Я не привык, что вокруг женщины.
        - Кстати о женщинах…- начал Элейн.- Надо об этом подумать. Ты славно отделал Уилли Си. Не многие его одолеют, придется ему заплатить кругленькую сумму.
        Майкл был доволен собой. Сэр Уильям Сихэм был на десять лет старше, он опытный боец, и великан к тому же. Но в конце схватки его возраст обернулся против него.
        - Так кстати о женщинах,- не унимался Элейн, подпрыгивая от волнения,- они будут охотиться за тобой после такой победы.
        Элейну было пятнадцать. Его, приземистого, курносого, с грубоватым лицом, только собственная мать назвала бы красивым, но по части женщин он был куда опытнее двадцатидвухлетнего красавца Майкла.
        Но от слов Элейна в ушах Майкла странным эхом воскресло предостережение матери.
        - Прекрати болтать,- заворчал на Элейна Раннульф.- Ложись,- велел он Майклу.
        Майкл подчинился, Раннульф налил на ладони масло и начал массировать тело Майкла твердыми сильными пальцами. Было больно и в то же время приятно. Некоторые рыцари держали для такой работы женщин. Он не осмеливался.
        А все из-за матери. Она позволила ему оставить монастырь, взяв с него две клятвы - что до двадцати пяти лет он не покинет Англию и что останется целомудренным до женитьбы. В двенадцать лет первое волновало его куда больше, чем второе, потому что он мечтал отправиться в крестовый поход, но теперь, в двадцать два, вторая клятва терзала его, как волк добычу.
        Мать подсластила горькие клятвы разговорами о благородной цели здесь, в Англии, и о прекрасной невесте, которую он полюбит, как только встретит. Встретит предназначенную, предначертанную ему невесту, для которой оставался непорочным. Ту, с кем он в конце концов - слава Богу!- перестанет быть целомудренным.
        Но очень уж она не торопится.
        Пока он порой замечал поблизости от схватки девушку, одетую в зеленое платье, е трепещущей на ветру белой вуалью. Он говорил себе, что этого не может быть. Что это иллюзия. Что ни одна благородная дама не может оказаться в таком месте.
        Но сегодня он увидел ее всего в нескольких ярдах прямо в центре турнира.
        Что доказывало ее невозможность. Целомудрие сводило его с ума.
        Признаков своей великой цели Майкл тоже не видел. Только тяжелая жизнь и скука военных лагерей, война, в которой никто не мог сказать, кто прав. Он следовал по стопам своего отца. Вот и все.
        Хвала небесам за этот скоропалительный турнир. Это главное развлечение за долгое время, их было бы больше, если бы не те клятвы.
        На смертном одре мать отяготила его еще кое-чем. Не клятвой, только советом, но она была очень настойчива: «Ты искусный воин, Майкл, но скрывай это. Я сделала все, Что могла, но твое мастерство может выдать, кто ты. Это может…»
        Она тогда умолкла. Возможно, чтобы перевести дух, может быть, по другим причинам. Он дал ей выпить подслащенного, разбавленного водой вина и просил договорить.

«Такое мастерство привлечет внимание искусительниц и сделает твои клятвы трудными, - сказала мать и со вздохом добавила: - Хватит того, что твоя внешность это делает». Она взяла его руку, ее пальцы были хрупкими и горячими от лихорадки. «Не хотела я, чтобы это обрушилось на тебя, мой мальчик, но мы живем в ужасные времена, и, приближаясь к небесам, я начинаю надеяться, что ты станешь спасением для всех нас».
        Майкл не знал, как это понять, но его сердце сжалось от искренности ее слов. Она умирала, скоро ее не станет. И когда она попросила его повторить клятвы, конечно, он подчинился. Теперь он держал их, сцепив зубы, решительно и с большим трудом. Его целомудренное поведение не оставалось незамеченным в военных лагерях, хотя никто до конца в это не верил. Его считали разборчивым и думали, что у него есть тайная любовница, но порой соратники развлекались тем, что подсовывали ему соблазнительных девок.
        Черт бы их побрал, и черт бы побрал…
        Нет, он даже в мыслях не мог проклинать свою мать, но она завещала ему тяжелый путь и оставила мучительную загадку: «Я сделала все, что могла». Его отец ничего не знал о клятвах и их цели, но однажды Майкл спросил, не происходило ли чего-нибудь особенного в его юные годы.

«Помимо навязчивой идеи твоей матери отправить тебя в монастырь?- спросил Уильям де Лаури.- Это семейная традиция. Чепуха, еще в колыбели было ясно, что ты создан для битвы».
        Но потом он нахмурился и задумался: «Монастырь был уделом твоего брата-близнеца».
        Майкл знал, что у него был близнец, но второй ребенок умер при рождении.

«Что в этом особенного?»

«Тот родился первым, но умер.- Отец пожал плечами.- Правда, через несколько лет повитуха сказала, что первым был ты. Думаю, близнецов легко перепутать, новее это не имеет значения. Поскольку есть старшие братья, ни один из вас не стал бы моим наследником».
        Майкл тоже не мог понять значения, этих подробностей, но часто вспоминал реакцию матери на отъезд в монастырь в Сент-Эдмундсбери, когда ему было двенадцать…
        - Повернись,- сказал Раннульф.
        Майкл перекатился на спину.
        В двенадцать лет он ожидал причитаний и упреков, но, казалось, мать тогда плакала из-за того, что он несчастлив дома. «Я правда верю, что это к лучшему»,- сказала она, провожая. Он ухитрился не бранить ее за то, что она отправила его в монастырь, и отнес ее непонятную речь к эмоциям. Женщины позволяют эмоциям захлестывать их разум. Все это знают.
        От умелых рук Раннульфа его ум очистился, но открылась дверь памяти. Памяти о том, что произошло несколько часов назад.
        Волнистые каштановые волосы под тонкой вуалью, милое округлое лицо, полные нежные губы, голубые глаза, с заботой устремленные на него. Ее волосы странно короткие, но это не важно. Волосы отрастут. Позор, что ее зеленое платье не подчеркивает линии ее фигуры, как это сейчас модно, но он до сих пор видел, как чудесны эти изгибы. Отделка на подоле и рукавах говорила о богатстве. Но его не заботило, богата она или бедна.
        Отец поколотил бы его за такие слова. Брак существует ради земель и могущества.
        Но что эта девушка делала на поле битвы? Он не понимал этого ни тогда, ни теперь, но она была там, с риском для жизни. Потом в мгновение ока она исчезла. Он бросился искать, думая, что ее могли сбить на землю, но ее и следа не было, а был Уилли Си, с которым надо разобраться, получить выкуп, даже если мысли путаются.
        Любить иллюзию не имеет смысла, но Майкл не знал, как еще назвать наваждение, не отпускавшее его уже несколько месяцев. Увидев девушку так близко, он больше ни о чем не мог думать. Он был почти опьянен этим, и ему нужно увидеть ее снова, как человеку в пустыне нужна вода.
        Он мечтал упасть перед ней на колени, взять ее маленькую руку, положить свои победы, мастерство и доблесть, все, чем обладал, к ее ногам, как трубадуры - песню любви. Судя по их историям, жизнь без любви не имеет вкуса. Он должен найти ее.
        И не хочет, чтобы от него пахло смрадом битвы.
        Он поднялся с койки, накинул плащ на голое тело.
        - Пойдем со мной,- сказал он Элейну и отправился в общую купальню. Оруженосец поспешил за ним со стопкой чистой одежды.
        Раннульф нашел жилье в деревне, и это оказалось мудрым выбором, поскольку недавние дожди затопили лагерь. Майкл шел мимо домов и лавок, за месяц постоя люди уже привыкли к виду воинов, направлявшихся в купальню. Он привлекал мало внимания, если не считать обычных Дерзких комментариев женщин. Сейчас здесь были только дети, матроны и старухи отправились в деревню Аллакорн. Всех молодых женщин из благородных фамилий ради безопасности отправили подальше от воинов. Армия путешествовала с собственными шлюхами.
        В лагере его приветствовали криками за разгром Уилли Си. Все это звучало добродушно, но Майкл знал, что стал мишенью. Завтра кто-нибудь захочет одолеть его ради отблеска славы. Он собирался побеждать или платить выкуп, пока его кошелек не опустеет.
        Все это казалось несущественным.
        Только его невеста. Его возлюбленная.
        - Сэр?- поторопил его Элейн, и Майкл сообразил, что как болван стоит посреди улицы. Он двинулся, но не мог удержаться и искал глазами девушку. Это безумие.
        Но когда он найдет ее, он женится на ней, даже если придется преодолеть сопротивление ее семьи. Он всего лишь младший сын, без земли и состояния, но…
        - Слева! Герцог!- подтолкнул его Элейн.
        Майкл мгновенно отпрянул и, повернувшись, увидел Генриха Анжуйского. Предполагалось, что герцог в Ноттингеме, осаждает замок в десяти лье отсюда, а не здесь, с войсками, поставленными охранять дорогу с юга. Отсутствие действий рядом с Аллакорном вело к скуке и неофициальным турнирам, Майкл задавался вопросом, приехал ли герцог положить этому конец. Он был известен крутым нравом и тем, что считал турниры пустой тратой времени.
        Однако герцог, похоже, в хорошем настроении, шутит со свитой из баронов и рыцарей. Возможно, осада ему наскучила. Он славился кипучей энергией, это вполне в его духе - примчаться сюда, чтобы увидеть все собственными глазами.
        Генрих Анжуйский был на два года моложе Майкла и на голову ниже. У него рыжеватые волосы, во внешности ничего особенного, но от вибрирующей энергии и переполнявшей его силы дух захватывало. Если энергия и сила могут завоевать корону, то Генрих Анжуйский получит Англию, и скоро.
        Майкл, опомнившись, поклонился.
        - Майкл де Лаури,- сказал герцог Генрих сиплым голосом.- У твоего отца замок Морборн в Херефордшире.
        - Да, милорд.- Майкла потрясла способность этого человека помнить такие детали. Он не знал, имеет ли Генрих Анжуйский право на трон, но поддержит его за его ум и военную доблесть.
        - О тебе говорят в лагере, де Лаури. Я не одобряю турниры, но скучающие мужчины недисциплинированны, да и мастерство надо оттачивать. Мы с де Боэном завтра устроим схватку.- Он пристально взглянул на одного из стоявших вокруг лордов, и Майкл задумался, нет ли тут чего-то большего, чем дружеское соперничество.- Я поставил деньги и намерен выиграть. Будешь в моей команде?
        Майклу не оставалось ничего другого, как снова поклониться:
        - Почту за честь, милорд.
        - Хорошо. Мы должны выиграть. Позаботься об этом.- Герцог двинулся дальше, и Майкл - тоже, но это уж слишком для совета его матери скрывать свои способности.
        - Какая честь!- взволнованно воскликнул Элейн.- Вы завтра им покажете. Они будут лежать в пыли.
        - Даст Бог.- Майкл начал видеть в этом светлую сторону.
        Он привлек внимание будущего короля Англии, но, сделав это, должен проявить все свое мастерство и добиться, чтобы команда герцога победила. Успех расстелет перед его ногами дорогу славы, и, возможно, семья невесты не будет так уж возражать против свадьбы. Однако все это шло вразрез с предостережением матери, Майкл всегда подозревал, что она видела иные проблемы, нежели навязчивое внимание смазливых шлюх.
        Ну почему его жизнь такая сложная? Другие без колебаний ухватились за возможность славы и процветания. Счастливчик Генрих Анжуйский родился для великой судьбы, и с юных лет его готовили к этому. Его мать не запирала в монастыре. Графиня Матильда не требовала от него клятв, отпуская в мир. И не умерла, так и не досказав ему значения всего этого.
        Майкл стер с лица хмурое выражение и вошел в палатку, воздух в которой был густым от шума, пара… и искушения. Женщины в легких влажных одеждах подносили кувшины с горячей водой, сухую одежду, масло для массажа.
        Он сбросил накидку и забрался в лохань, поздравления с победой над Уилли Си вились вокруг него, словно пар. Покроет он себя славой завтра или нет?
        У него может не оказаться шанса. Сэр Уильям Сихэм, обросший волосами, словно медведь, смотрел на него из другой лохани, молча грозя возмездием.
        После простого обеда Глэдис вернулась в пивоварню с сестрой Элизабет. Лето было в разгаре, в садах жужжал и пчелы, созревшие стручки готовы были вот-вот лопнуть. Воздух был полон ароматов. Лето так чудесно, что она задумывалась, зачем Господь создал зиму. Она слышала, что на юге есть земли, где зимы не бывает. И снова она дивилась милосердию Господа. Удивительно, что он не поразил ее насмерть за все ее грехи.
        - Прекрати таращиться на вершину,- сказала сестра Элизабет.- Ты никогда туда не попадешь, и ничего с этим не поделаешь.
        Глэдис снова посмотрела вперед, наклонив голову.
        - Я знаю, но это так близко. И мы относимся к тому аббатству, И аббатство, и холм - святые места. Люди совершают туда паломничество, так почему нам это запрещено?
        - Потому что мы живем здесь праведной жизнью. Идем.
        Глэдис пошла за сестрой Элизабет.
        - А что если это правда, что Христос однажды был в Гластонбери? Тогда Гластонбери такой же, как Святая земля,- сказала она.
        - Это сказки. В Библии этого нет.
        - Священники из Гластонбери иногда говорят об этом.
        - Это хорошо для бизнеса,- цинично заметила сестра Элизабет.
        Глэдис знала, что это правда. В нынешние трудные времена монастыри соперничали за пилигримов и их дары.
        - Работай, Глэдис. Все эти ягоды нужно помять.
        Глэдис подчинилась, опустив большой пестик в чан с ежевикой, но не думала, что святого Иосифа так легко отстранить. Она не помнила, было ли в Библии упоминание, что он торговал металлом, но если так, он мог приплыть в эту часть Англии. Если он так хорошо знал Иисуса из Назарета, чтобы отдать ему свою гробницу, то ведь он мог взять его с собой в путешествие?
        Старая церковь определенно существовала - та, про которую говорили, что она построена самим Христом. Те из сестер, которые попали в Роузуэлл в возрасте достаточном, чтобы помнить, видели ее маленькое, очень старое строение. Где случаются чудеса.
        И знаменитое терновое дерево тоже существует.
        Оно цветет каждые Святки, что уже само по себе чудо, и цветущую веточку приносят в Роузуэлл каждый сочельник. Говорят, в Англии нет другого такого дерева, значит, это чудо. И какое другое объяснение может быть, кроме того, что гласит легенда: оно выросло из посоха Иосифа Аримафейского, который воткнул его в землю, пока отдыхал?
        Но ничто из этого не объясняло ее собственное восхищение вершиной. Когда Глэдис смотрела на Гластонбери-Тор, у нее сердце щемило от тоски, появлялось ощущение, что стоит только себе позволить, и она полетит туда. Эти ее чувства были так похожи на тоску по ее рыцарю, что Глэдис задумывалась, есть ли тут какая-нибудь связь. Но он сражался около замка.
        Потом она заметила нечто странное: она видела его в грезах, когда спала, в темноте, но события в видениях всегда происходили днем. Больше того, в грезах она была одета по-другому. Глэдис толком не видела, что на ней надето, но знала, что это не монастырский наряд. Когда она попыталась углубиться в воспоминания, уточнить детали, то, как всегда, потерпела неудачу.
        Какая досада! Но доказывают ли эти странности, что ее переживания лишь грезы?
        Или они доказывают, что у нее святые видения?
        - Работай, Глэдис,- резко окликнула сестра Элизабет.
        - Простите, ответила Глэдис и вернулась к своему занятию.
        Майкл пытался сопротивляться безумию, но провел вечер, разыскивая свою невесту, хотя это означало пройти сквозь строй завистливых поздравлений, язвительных комментариев и на все готовых девиц. Возможно, он бросит это занятие и примет приглашение выпить с Робертом де Уэрингодом. Нужно перекусить, а Роберт, рыцарь из гарнизона замка, настроен дружелюбно. Замок - единственное место, которое Майкл еще не обыскал.
        Майкл повернул разговор к живущим там дамам.
        - Леди Элла и ее свита,- сказал Роберт.- И пара юных дочерей.
        - А остальные?
        - Она отослала юных прислужниц со старшими дочерьми, мудрая женщина. Ей проблем не нужно.- Он присмотрелся к Майклу.- Мы все знаем, что ты особенный, де Лаури, но развлекайся со шлюхами, выше не замахивайся. Это безопаснее для таких безземельных, как мы.
        Он ушел, Майкл обдумывал его слова.
        Безземельный. Такой он и есть, а такие не могут жениться. Но землю можно завоевать.
        Майкл осушил кружку. Завтра он всех противников в пыль положит, а потом будет беззаветно сражаться, чтобы возвести на трон Генриха Анжуйского.
        Он завоюет свою невесту.
        Глава 3
        В тот же день сестру Элизабет вызвали к настоятельнице и келарю проверить запасы. Глэдис велели вести учет. Делая зарубки, она радовалась, что работа требует сосредоточенности, ее ум перестал лихорадочно работать. Она отмечала запасы пробок, когда почувствовала кого-то позади себя. Она быстро обернулась, раздумывая, почему встревожилась. В Роузуэлле некого бояться.
        Но это была незнакомка. Монахиня, но одетая в черное, а не в неотбеленную шерсть, как принято в Роузуэлле.
        Горбатая старая женщина явно нуждалась в посохе, который держала в правой руке, ее шея болезненно изогнулась, когда она подняла глаза на Глэдис. Что привело ее в Роузуэлл?
        - Сестра, могу я помочь вам?
        - Меня зовут сестра Уэнна, я пришла из Торхолма.
        Глэдис почувствовала прилив волнения. Этот монастырь расположен у подножия холма поблизости от Гластонбери.
        - Должно быть, это особая честь - находиться так близко от Гластонберийского аббатства, сестра. Это святое место.
        - Оно было святым еще до Христа.
        - Ничто не может быть святым до Христа,- возразила потрясенная Глэдис.
        Женщина нетерпеливо прищелкнула языком.
        - Тогда почему люди почитают его?
        - Из-за Иосифа Аримафейского. Потому что наш Господь мог бывать там.
        Снова нетерпеливое прищелкивание.
        - А почему святой Иосиф и наш благословенный Господь приехали туда?
        Глэдис глаза вытаращила от такого необычайного вопроса. Но ухватила суть.
        - Они там были? Это известно?
        - Да были,- сказала сестра Уэнна, но так, словно это не относилось к делу.- Вопрос - почему? Потому что даже тогда это место было святым. Оно и холм. Как ты знаешь.
        - Я?- Глэдис виновато попятилась.- Я ничего о таких языческих делах не знаю. Это богопротивно.
        Сестра Уэнна, это порождение сатаны, пришла искушать ее еще больше?
        Словно прочитав ее мысли, старая женщина перекрестилась.
        - Шестьдесят лет я была монахиней в Гластонбери, так что не считай меня посланницей дьявола. Многие места в Англии почитались нашими предками до Христа.
        - Только не моими. Мы норманны.
        - Наполовину. Твой гасконский дед получил земли и вдову человека, который погиб в битве при Гастингсе. Ты не знала?
        - Н-нет,- изумленно пролепетала Глэдис.- Мне никогда не рассказывали подробности о моих предках, а в Роузуэлле о таких вещах не любопытствуют.
        Сестра Уэнна подняла кустистые брови, словно знала о греховном любопытстве Глэдис.
        - Теперь знай: его жена, твоя прабабушка, происходила из особенной семьи.
        - Особенной?- переспросила Глэдис.- В каком смысле?- Этот разговор ее тревожил, ей хотелось, чтобы вернулась сестра Элизабет. Хотелось, чтобы не подкрадывался вечер, превращая солнечный свет в огонь заката.
        Вместо ответа старая монахиня требовательно спросила:
        - Что ты думаешь о Гластонбери?
        - Ничего!- воскликнула Глэдис, отказываясь сознаваться, но потом попыталась прикрыть вину болтовней.- Я попала сюда младенцем, так что если меня и брали туда, я этого не помню. Это традиция моей семьи - седьмого ребенка отдают церкви…
        - Да-да, я знаю. Благословенный седьмой ребенок из рода гааларл.- Когда Глэдис уставилась на нее, услышав странное слово, монахиня покачала головой: - Ты даже этого не знаешь? Нет времени объяснять. Тебя вызывает…
        - Настоятельница?- встревожилась Глэдис. Почему вы этого не сказали?
        - Нет!- Старая женщина ухватила Глэдис за рукав.
        - Тогда кто?- Глэдис отпрянула.- Что вы хотите, сестра Уэнна?
        - Мира,- горячо сказала старая женщина.- И ты можешь принести его.
        - Что?!
        Сестра Уэнна отпустила Глэдис и снова тяжело оперлась на посох.
        - Послушай меня. Ты происходишь из посвященной ветви рода, корни которого уходят в тысячелетия. Тысячелетия! Задолго до Рождества Христова. На протяжении истории новая поросль привилась к могучему стволу, земные силы и верования приходили и уходили, но древняя энергия жива. Каждая земля имеет свои тайны, но не все хранят знания, и они платят ужасную цену.
        Старая монахиня осела, ее спина болезненно выгнулась.
        - Сестра Уэнна, не хотите сесть? Снаружи есть скамейка, на солнышке.
        Старая женщина не обратила внимания на ее слова.
        - Священная энергия течет в женщинах, поэтому, когда Иосиф Аримафейский женился на женщине нашего древнего рода, он соединил одну тайну с другой. Умышленно, я в этом уверена. Мы часто теперь называем это Аримафейской линией. Знать, что ты происходишь от святого,- это не грех.
        Глэдис с тревогой обдумывала смысл.
        - Но утверждать происхождение… как вы это назвали? Гралр?
        Возможно, это грубый английский, употребляемый теперь только крестьянами.
        - Гааларл,- сердито проворчала сестра Уэнна.
        - Гааларл?- с трудом выговорила Глэдис незнакомое слово.
        - Это священный сосуд, благословенный изобилием. Силы передаются через весь род, но только седьмой ребенок женщины этого рода может отозваться, когда позовет чаша. Если это мужчина, он будет знать, как защитить чашу и ее деву. Если это женщина, она будет знать, как принести чашу в этот мир. Она будет девой чаши, как ты.
        - Я?
        - Ты дева чаши, и тебя призывают…
        - Куда?!- Глэдис высвободилась из рук старой женщины.
        - Куда поведет ворон.
        Глэдис округлила глаза, задаваясь вопросом, почему позволила этой старой женщине одурманить себя.
        - Сестра Уэнна, позвольте проводить вас в лазарет. У сестры Клэрисы есть успокаивающая микстура…
        - Меня успокоит только твой немедленный уход.
        - Покинуть Роузуэлл?
        - Можно подумать, такая мысль никогда не приходила тебе в голову. Тебя зовут. Не отказывайся!
        - Что меня зовет?
        - Священная чаша.
        - Чепуха.
        - Хорошо, холм зовет тебя. Отрицай это, если посмеешь.
        Глэдис хотела это сделать, но вместо этого повернулась, словно ее веревками тянуло к окну, из которого открывался вид на вершину холма. Там в заходящем солнце сиял монастырь Святого Михаила.
        - Это неудивительно,- сказала она пересохшим ртом.- Это все, что я могу видеть от Гластонбери, где однажды побывал Христос.
        - И где, по легенде, Иосиф Аримафейский спрятал Святую чашу.
        Глэдис отказывалась отвечать.
        - Легенда, как обычно, ошибочна.
        - Ошибочна?- Глэдис повернулась, горько разочарованная.
        - Чаша не зарыта, она движется.
        - Движется?- У Глэдис застучало в голове, теперь она надеялась, что сестра Элизабет еще задержится. Ей нужно знать больше.- Куда движется?
        - За пределы нашего земного царства. Все эти расспросы и раскопки напрасны, таким способом чашу не найти, и уж определенно это не сделает мужчина. Ее может вернуть к нам только редкая и благословенная женщина, как ты.
        Глэдис понимала, что ей бросили приманку, но схватила ее. Она не могла удержаться. Быть редкой и благословенной…
        Сестра Уэнна усмехнулась.
        - Редкая и благословенная женщина соединится со своим защитником,- сказала она.
        - И если чаша придет?- почти шепотом спросила Глэдис.- Что тогда?
        - Зло будет побеждено, воцарится мир. По крайней мере на время человечество успокоится.
        - Мир,- эхом повторила Глэдис, потом реальность обрушилась на нее.- Он и правда желанен, но я не такая чудотворица, сестра. Я добросовестная и работящая, но даже тогда ум мой блуждает.
        - Конечно, блуждает! Ты, должно быть, годами чувствуешь призыв.
        Годами? Да, возможно, это правда, но с недавних пор этот призыв стал все настойчивее и тревожит все больше.
        - Если я могу помочь принести мир, почему вы не пришли ко мне раньше? Война терзает Англию всю мою жизнь.
        - Древние знания были потеряны или запутаны. Когда пришли норманны, тс, кто избран вести мае, становились слабыми и нерешительными. Семьи рола больше не следовали пути, и чистые седьмые дети редки. Это просто случайность, что тебя оберегали. Твоя семья погрязла в невежестве, которое оказалось благословенным. Если бы они помнили правду, они могли бы задушить тебя при рождении.
        Глэдис недоверчиво выдохнула, но сестра Уэнна сказала:
        - Брескары из тех, кто считает войну удачной возможностью, а не проклятием, но, по счастью, они видели преимущество в традиции отдавать седьмого ребенка церкви. Ты родилась, когда разразилась война, и у них не было необходимости в еще одной дочери, так почему нет? Возможно, твои молитвы приведут их на сторону победителей.
        Глэдис хотела возразить против такой характеристики ее семьи, но не смогла.
        - Они никогда не просили меня молиться за мир,- призналась она.- Только за победу над врагом или за погибших и покалеченных.
        - Но ты тем не менее молилась за мир.
        - Всегда.
        Сестра Уэнна кивнула:
        - Как я сказала, седьмых детей не оберегали, так что мало кто подходит, и было необходимо ждать, пока ты достигнешь женской зрелости.
        - Я достигла ее три года назад,- сказала Глэдис.- Почему меня не призвали тогда?
        Взгляд запавших глаз старой монахини дрогнул.
        - Были причины,- пробормотала она.
        Прежде чем Глэдис успела спросить о них, сестра Уэнна сказала:
        - Но теперь я решила, что время колебаний прошло.- Она выпрямилась больше, чем на вид было возможно, и протянула руку.- Я пришла сюда, Глэдис де Брескар, чтобы призвать тебя. Победишь, и воцарится мир. Проиграешь, и эта земля, а возможно, и весь мир, будет осуждена на горькую печаль.
        - В чем проиграю?- вздрогнула Глэдис.
        - В поисках Святой чаши.
        - Но я не знаю, где она!
        - Тебе только нужно следовать за вороном и золотой тропой.
        Глэдис прижала руку к гудящей голове. Возможно, все это очередная греза.
        - Я не могу уйти. Вы это знаете. Это не позволят.
        - У тебя не будет трудностей,- сказала сестра Уэнна, снова согбенная и прозаичная.- Роузуэлл хорошо послужил своей цели, но это время кончилось.
        - Какой цели?
        - Хранить твою девственность. Это не обязательно для всех монахинь, увы, но в Роузуэлл испортить тебя могло только чудо. Вот почему здешний монастырь так устроен,- добавила она.- Чтобы оберегать дев чаши. Ты готова?
        - К чему?
        - Уйти, искать, действовать!
        - Я не могу уйти!- крикнула Глэдис.
        - Ты должна!- каркнула сзади старуха. Это был бы вопль, если бы она была способна на это.- Мы боролись зато, чтобы принести мир…
        - Кто это - «мы»?
        - …но он снова и снова рушился в наших руках. И теперь маячит настоящая угроза.
        Старая монахиня замолчала, возможно, обдумывая, сказать ли больше.
        Глэдис не могла это вынести.
        - Какая угроза?
        Что может быть хуже того, что творится?
        - Есть другая древняя линия, столь же старая и могущественная, она черпает свою силу в крови, боли, смерти и горе. Их власть расцвела за восемнадцать лет распрей, эта ветвь, стала настолько могущественной, что украла Святое Копье у тамплиеров.
        У Глэдис голова пошла кругом.
        - Святое Копье, которым пронзена была плоть Господа нашего при распятии? Оно еще существует?
        - Да, оно не так почитаемо, как Святая чаша. Копье существует в этом, земном царстве и сохраняет свою воинственную натуру, его еще называют Копье Всевластия. В неверных руках оно воспламеняет гнев и ярость, ведет людей к войне. Сейчас оно в руках Эсташа Булонского, презренного сына короля Стефана. Никем не сдерживаемый, он будет использовать Копье, чтобы продолжать войну.
        Глэдис приложила руку к кружащейся голове, пытаясь разобраться в сказанном.
        - Кто «мы»? Кто в одиночку борется за то, чтобы принести мир?
        - Мы из рода чаши, кто хранит знания. Но среди нас много колеблющихся.
        - Почему? Если мир в ваших руках, почему?
        Старая женщина вздохнула:
        - Чаша приносит мир по собственной воле, а не по желаниям простых смертных, а приверженцы чаши - это обычные люди с человеческими слабостями. Они ищут контроля над последствиями. Споры и раскол между нами бывают такие же, как между баронами. Восемнадцать лет выбор состоял между графиней Матильдой и Стефаном Блуаским. Матильда - кичливая женщина, принесшая с собой разрушение,- женщина! Даже нас, а многие из нас женщины, это ужаснуло. Стефан слаб, им легко манипулировать. Его слабость порождает анархию, хотя вначале он казался куда более безопасным выбором. Но теперь графиня передала право наследования трона своему сыну. Он мужественный, способный и, похоже, хороший человек. Хотя некоторые тревожатся, что он будет слишком сильным, а другие жалуются, что он слишком молод в свои двадцать с небольшим. «Немного подождем»,- пробормотала сестра Уэнна, повторяя бесконечные дебаты.- Но время ожидания кончилось. Вооруженный Копьем принц Эсташ подбил отца нарушить перемирие. Не имея препятствий, он разожжет войну в Англии, и единственная сила, способная одолеть Копье,- это ты. Ты и Святая чаша.
        - Я?- отшатнулась в страхе Глэдис.- Я никто. Женщина. Монахиня.
        - Ты дева чаши,- отрезала сестра Уэнна.- Ты все!
        Обхватив себя руками, Глэдис зашагала по комнате.
        Если она когда-нибудь и желала быть значимой, то берет все свои желания назад. Она не хотела такого вызова, но слова сестры Уэнны проникали до мозга костей, упали на благодатную почву, возделанную грезами и стремлением к вершине холма: Глэдис далее сейчас чувствовала притяжение, ощутимое, словно тяжелый воздух перед грозой или дрожание земли под ногами.
        Но этот призыв она восприняла как призыв на муку.
        Она повернулась к старухе:
        - Если я это сделаю, я умру?
        Сестра Уэнна пожала плечами, словно это не имело отношения к делу. Возможно, так и есть.
        - Не обязательно. Твоя предшественница прожила долгую жизнь.
        - Предшественница?!
        - Я же говорила. Тысячелетия. Их было много, предшественниц. Но хватит об этом. Ты должна отправиться на поиски своего защитника, и тогда вместе вы найдете Святую чашу.
        - Как я найду его?- Но тут диковинная мысль проникла сквозь страх и смятение.- Он рыцарь?- У Глэдис в груди защемило от сладкой надежды.
        - Я говорила о священных седьмых детях,- усмехнулась старая женщина.- Нет, он будет монахом.
        - В каком монастыре?
        Взгляд сестры Уэнны снова дрогнул, потом она вздохнула:
        - Мы не знаем.
        - Что?! Вы знаете обо мне, но не знаете, где мой защитник?
        - Это еще одна причина отсрочки твоего призыва. Но Провидение приведет тебя к нему.
        Глэдис потерла виски.
        - Все это не имеет смысла. Как монахиня и монах могут противостоять принцу Эсташу, особенно если он владеет Святым Копьем, а оно обладает силой, о которой вы говорили?
        - Силой чаши. Верой.
        - Так я должна найти своего монаха, а потом мы вместе отыщем чашу. Это все, что требуется, чтобы принести на землю мир? А как насчет принца Эсташа и Копья?
        - Будет борьба за то, чтобы вернуть Копье в должное место, но это дело тамплиеров. Ты должна исполнить свой долг. Есть еще кое-что, о чем ты должна знать.
        - Что?- насторожилась Глэдис.
        - У Эсташа может быть более опасный план, и по этой причине некоторые колебались относительно того, чтобы призвать тебя. Тайные знания говорят, что если чаша и Копье соединятся, они могут создать невообразимую силу. Силу, которой не следует быть ни в хороших руках, ни в плохих. Если это случится, разрушение охватит не только Англию, но и весь мир. Ты поняла меня? Весь мир!
        Глэдис вздрогнула от настойчивых слов и от их смысла, но трудно было отвергнуть слова сестры Уэнны. В ее глазах светилась неземная правда, которая отзывалась в душе Глэдис.
        - В отличие от Копья,- продолжала сестра Уэнна,- чаша уязвима, когда находится в земной юдоли.
        - Тогда, возможно, колеблющиеся правы. Возможно, я не найду чашу.
        - Копье уже в злых руках, и только чаша может противостоять этому. Мы должны рискнуть. Настоящий, чистый защитник сбережет и тебя, и чашу.
        - Чистый?- Сестра Уэнна, кажется, об этом уже упоминала.
        - Целомудренный,- прямо ответила старая монахиня.
        - Ох!- выдохнула Глэдис. Это явно конец надеждам, что таинственным защитником окажется ее рыцарь. Она не могла представить, что смеющийся воин воздерживается от телесных удовольствий.- Так вот почему он монах.
        - Да, но не все монастыри строгие. Мы можем только верить в Господа и в чашу.
        Сочетание казалось кощунственным, но Глэдис теперь спокойнее воспринимала невероятное, и все-таки она сказала:
        - Разве это правильно? Ведь мы оба оставим служение Господу. Мы оба дали обет.
        Сестра Уэнна нетерпеливо фыркнула.
        - Это случалось прежде. Твоей предшественницей была Сибилла де Фонтмари. Она ушла отсюда в 1101 году и вышла замуж за молодого человека, который был монахом в монастыре Сент-Эмундсбери.
        - Что произошло в 1101 году?
        - Ты не знаешь недавней истории? Король Генрих захватил трон после смерти своего старшего брата, короля Уильяма Руфуса. Следующим по старшинству и вероятным наследником был Роберт, герцог Нормандский, но Генрих находился в Англии и сам себя короновал. Ситуация могла привести к междоусобице, от которой мы страдаем теперь. Роберт вторгся, но потом оставил свои усилия. При правлении короля Генриха в Англии было благословенных тридцать пять лет мира, потому что Сибилла де Фонтмари и Ричард де Гротт знали свой долг.
        Имена делали историю более реальной. Тревожилась ли сестра Сибилла из монастыря Роузуэлл, перед тем как ее призвали исполнить долг? Она тоже в ошеломляющей тоске смотрела на вершину холма?
        - Потом моя семья призовет меня выйти замуж за моего защитника?- сказала Глэдис. - Почему вы расстраиваете меня разговором о немедленном уходе отсюда, о необходимости найти его?
        - Сейчас не время для разговоров. Ты должна сейчас уйти и найти его. Вы познаете друг друга в священном месте. Это добудет чашу.
        - Познаем?!- изумилась Глэдис.
        - Ты понимаешь, что я имею в виду. Вы сочетаетесь телесно.
        - С незнакомцем?- запротестовала Глэдис, повышая голос.- Без заключения брака?
        - Чаша не возражает против отсутствия клятв.
        Глэдис вспомнила о задней двери и, крестясь, пятилась к ней.
        - Нет, нет. Простите, но это всё неправильно. Вы, наверное, посланница сатаны. Я больше не стану слушать.
        На сестру Уэнну это не произвело никакого впечатления.
        - Ты призвана, Глэдис из Бакфорда. Слушай или нет, но у тебя больше нет выбора.
        Эти слова преследовали Глэдис, когда она выскочила на солнечный свет.
        Глава 4
        Она ожидала, что ее станут преследовать. Впрочем, Глэдис могла легко убежать от такой старой женщины, если только сестра Уэнна не превратится в ворона. Оглянувшись, Глэдис никого не увидела, но она не могла бегать по Роузуэллу, не вызывая вопросов, поэтому заставила себя неторопливо идти, словно по поручению.
        Куда ей пойти, чтобы подумать, решить?
        То, что предлагает сестра Уэнна, грех, но принц Эсташ действительно отвратительный человек. Разве сестра Элизабет не говорила, что бароны оставили короля, потому что им невыносима мысль о таком человеке, как Эсташ, на троне? Против своей воли она взглянула на вершину холма, который сейчас словно горел огнем. Это просто закат, но была такая пламенная сила в словах сестры Уэнны.
        Что, если она, сестра Глэдис, имеет особое призвание? Что, если холм так долго владеет ее мыслями не просто так?
        Что, если она может принести мир, драгоценный мир на свою землю? Что, если ценой ее неудачи будет Эсташ Булонский на английском троне, сеющий зло здесь и гораздо дальше? По всему миру?
        Еще одна мысль закралась ей в голову. Убежала бы она в ужасе, если бы защитником оказался ее рыцарь?
        Это отвратительное состояние ума, хотя, возможно, честное.
        У Глэдис было такое чувство, будто она уже замужем за своим рыцарем и от нее потребовали разделить ложе с другим. Когда она подумала о такой близости с ним, никакая сила не могла сдержать быстрого стука ее сердца, удержать от желания столь сильного, что ей не нужен был священный призыв к греху, совсем наоборот.
        Грешная, грешная, грешная!
        Глэдис помчалась к церкви.
        Церковь в Роузуэлле была маленькая, но чудесная, построенная из камня четыреста лет назад. Внутри стены были побелены и расписаны розовыми розами, через маленькие окна в боковой стене лился свет, и раздавалось птичье пение. Простой деревянный крест на напрестольной пелене темнел на фоне дорогого стеклянного окна, переливавшегося от кремового до янтарного цвета. Оно выходило на запад, так что заходящее солнце добавляло огня квадратикам стекла, золотило светлые стены и белизну алтарного покрова. Даже запахи здесь успокаивали - дерево, шерсть, воск и ладан.
        Глэдис вернулась к своему любимому занятию - пошла по лабиринту, нарисованному на каменном полу. Движение по замысловатым дорожкам, которые снова и снова поворачивали, позволяя не выбирать, но только следовать по ним, всегда успокаивало, ее ум и позволяло литься ее молитвам. Она вошла в лабиринт и мгновенно почувствовала успокоение. Церковь - это безмятежная обитель, лабиринт - это тропа к Господу. Он направит ее.
        - Пошли мир на эту землю,- шептала она.- Но мир, который воцарится без моего участия.
        Все в словах сестры Уэнны пугало ее, но потеря рыцаря…
        - Избави меня от искушения. Дай мне знак, Господи. Укажи мне святой путь.
        Ничего не произошло. Конечно. Она на минуту возомнила, что она особое орудие Бога? Слишком скоро она вернулась к входу, лабиринт пройден, но ее молитвы остались без ответа. Она повернулась к кресту и произнесла трудные слова:
        - Да будет воля Твоя.
        Золотая вспышка испугала Глэдис. Она заморгала. Должно быть, солнце высветило что-то на алтаре. Но что?
        Ах, ничего чудесного! Просто чаща. Этот дорогой серебряный сосуд, столь же старый, как сама церковь, выносили только на литургии. Конечно, никто в Роузуэлле чашу не украдет, но между литургиями ее запирали в специальном сундуке.
        Чаша все время была здесь?
        Она просто не заметила?
        Возможно, сестра Томасина, прислуживающая в ризнице, вошла, пока она молилась. Неожиданно прибыл священник? Будет служба? Это благословенная возможность изгнать всех бесов.
        Однако Глэдис была одна.
        Она повернулась к маленькой боковой двери, намереваясь найти сестру Томасину, но казалось неправильным оставлять чашу без защиты.
        - Сестра Томасина!- позвала Глэдис.
        Никакого ответа. Хорошо. Она отнесет чашу в ризницу. Если сестра Томасина там, она рассердится, но негоже оставлять чашу. Глэдис поднялась по трем низким ступенькам к алтарю, потянулась к чаше… но быстро отдернула руку.
        В чаше была кровь! Маленькая лужица крови. Потрясенная, она снова подалась вперед и увидела, что это не кровь - конечно, нет!- а лепесток кроваво-красной розы.
        Кроваво-красной розы?
        - Что ты делаешь?!
        Пронзительный голос заставил Глэдис отскочить. Повернувшись, она увидела сестру Томасину.
        - Ничего, сестра! Я просто задумалась, почему чаша здесь. Не следует ли мне…
        - Не следует!- отрезала та, схватив сосуд и прижимая его к своей пышной груди. Сестра Томасина была кругла телом, но резка нравом.- Возвращайся в свою пивоварню, сестра Глэдис.
        Глэдис возмутил этот тон, но она поклонилась и вышла, трясясь.
        Она ненавидела гнев, и в Роузуэлле он был редок. Глэдис тут же сообразила, что сестра Томасина забыла убрать чашу и боялась, что ее грех выйдет наружу.
        Сама она была потрясена другими вещами.
        Когда сестра Томасина прижимала чашу к груди, чаша была пуста. Лепестка не было ни внутри, ни на полу, куда он мог упасть. Конечно, он мог улететь, ведь он такой легкий. Но разве она бы не заметила?
        Но главное, что встревожило ее до появления сестры Томасины,- это то, что такие лепестки невозможны. Малочисленные розы цветут в конце августа, но Глэдис никогда не видела кроваво-красных роз. Роузуэлл славился своими розами, но они были почти белые, кремовые или бледно-розовые. Две, которые цвели густо-розовыми цветами, считались почти чудом.
        Глэдис остановилась, переводя дыхание.
        Она просила о знаке. Он был ей дан? Во время литургии вино в чаше становилось кровью Христовой.
        Нет-нет, она не хотела быть участницей Чудес. Они всегда заканчиваются мученической смертью.
        Была здесь одна роза, которая цвела летом и даже осенью. Ее прислал в Роузуэлл крестоносец и, возможно, из самой Святой земли. Глэдис помнила, что у нее ярко-розовые цветы, но поспешила в сад, надеясь, что ошибается. Она надеялась, что роза цветет в это время года и лепестки у нее кроваво-красные. Увидев розу, она вздохнула. На кусте было несколько цветов, в закатных лучах солнца они были глубокого розового цвета, но не кровавыми.
        Глэдис выпрямилась и оглядывала сад в поисках какой-то новой розы, какой-то скрытой неожиданности, но, конечно, ничего такого не было.
        Так откуда этот лепесток?
        И куда он делся?
        Он появился в чаше, которую использовали на литургии, символизировавшей Тайную вечерю. Это навело Глэдис на мысли о чаше, которую, по легенде, Иосиф Аримафейский привез в Гластонбери, к тому древнему сосуду, который сестра Уэнна назвала непонятным словом «гааларл».
        Глэдис тряхнула головой, стараясь отделаться от этой чепухи, но мысли застряли занозой. Слишком много странностей произошло за короткое время.
        Потом что-то огромное просвистело у нее над головой. Глэдис, присев, вскрикнула и отшатнулась. Подняв глаза, она увидела у куста дамасской розы большую черную птицу.
        Ворон.
        Ворон!
        Глэдис никогда его прежде не видела, это лесные птицы с севера, но таким должен быть ворон. Он был больше вороны, размером почти с гуся, но стройнее, с блестящим черным оперением. Наклонив голову, ворон уставился на нее золотистым глазом.
        Вороны слыли предвестниками беды, и этот весьма соответствует молве.
        Глэдис осторожно отступила назад.
        - Святый Боже, я не хочу идти туда, куда может привести такая птица.
        Ворон каркнул. Звук был похож на презрительный смешок.
        Ворон поднялся, мощно взмахнув крыльями, но не улетел. Он уселся на жердочку перголы.
        - Карр! Карр!
        Глэдис перекрестилась.
        Птица перелетела на соседний кол.
        Нет, копье. Простое, деревянное, но заостренное.
        Копье?!
        Глэдис заморгала. И снова перед ее глазами был простой грубый кол. Конечно, это всего лишь игра света и ее растревоженных эмоций. В любой момент зазвонит колокол на вечернюю молитву. Даст Бог, эта зловещая птица улетит отсюда. Глэдис сделала еще шаг к выходу, боясь повернуться спиной к наводящему страх ворону.
        Он перелетел на новое место - на меч, воткнутый в землю.
        Меч?!
        Нет-нет, это лопата!
        Потом Глэдис увидела своего рыцаря. Одетый в длинную кольчугу, он смотрел на нее.
        Нет! Это всего лишь сухой ствол дерева, опутанный колючими стеблями вьющихся роз. Она повернулась, чтобы убежать, но увидела золотистое пятно. Нет, это куртинка ноготков. Снова копье. Золотая чаша, украшенная драгоценными камнями, которые сиянием соперничали с солнечный светом, из нее сыплются розы. Кроваво-красные розы.
        Глэдис заставила себя остановиться и закрыла глаза руками. Когда она медленно опустила ладони, глаза ее не заметили ничего необычного, птицы не было. Очередная греза, но при свете дня?
        Потом она увидела другую темную тень. Это была сестра Уэнна, смотревшая на нее как ворон.
        - Ты уже готова уйти?- прокаркала старуха.
        У Глэдис горло перехватило, она не могла ответить, но сумела покачать головой. К счастью, зазвонил колокол. Она поспешила к церкви, далеко обходя старую монахиню. Сестра Уэнна и все остальное - это только видение. Так и не иначе, Глэдис не хотела никаких воронов, крови, мечей и копий.
        Когда она присоединилась к процессии, сестра Элизабет, проходя мимо, вопросительно подняла брови и многозначительно указала взглядом на ее одежду. Оглядев себя, Глэдис увидела, что все еще в фартуке. Сняв его, Глэдис кое-как свернула его, чтобы потом сунуть в уголок. В церкви она погрузилась в привычные молитвы, как могла бы погрузиться в лохань с водой, после того как упала в грязный пруд.
        Но сводящие с ума идеи было не смыть. Сестра Томасина бросила на нее злобный взгляд, значит, инцидент с чашей не был грезой. Впервые Глэдис оглянулась, чтобы увидеть, здесь ли сестра Уэнна, молится она или нет.
        Она была здесь, на стульях, предназначенных для старых монахинь, и выделялась своими черными одеждами, Глэдис заметила среди сестер еще одну монахиню в черном, помоложе, должно быть, она сопровождала сестру Уэнну.
        Значит, она реальная и что-то повело эту старую согбенную женщину в путь. Если она сказала правду, ее вынудил отправиться в дорогу факт, что злой человек завладел страшной силой, и Глэдис может противостоять этому.
        Молитвы подошли к концу, а Глэдис так и не нашла ответа на свои вопросы. Сестры выстроились, чтобы отправиться в трапезную, но когда последние покидали церковь, большая черная птица низко кружила над их головами. Все прикрывались руками и приседали, кто-то вскрикивал, некоторые бросились назад в церковь.
        Значит, и ворон не был грезой.
        Глэдис приняла то, что она призвана свыше, и пока она не подчинится, ей и всем остальным будут докучать разные неприятности. Возможно, как и казни египетские в Библии, эти неприятности будут одна другой страшнее, и могут погибнуть ни в чем не повинные люди, пока она не согласится.
        Птица уселась на перекладину креста на крыше церкви и хрипло каркала. Сестры, стоявшие поодаль, указывали на нее и переговаривались.
        Глэдис подошла к сестре Уэнне, которую все это не тревожило и не удивляло.
        - Что я должна делать?
        - Следовать за вороном.
        - Эта птица предвещает беду.
        - Только некоторым. Остальные считают его посланником царства небесного.
        - Того, куда Иосиф Аримафейский отправил Святую чашу?- Глэдис хотелось сказать это язвительно, но не получилось.
        Сестра Уэнна кивнула.
        - Царство небесное? Но это означает смерть.
        - Сердце любого доброго христианина возрадовалось бы переходу в жизнь вечную, но Сибилла де Фонтмари прожила шестьдесят два года и родила пятерых детей. Увы, не семерых, но она служила другим способом. Чаша добра к тем, кто исполняет ее волю. - Сестра Уэнна что-то протянула Глэдис: - Это твое.
        Это было серебряное кольцо с замысловатым узором.
        - Мое?
        - Да, это кольцо девы чаши. Надень его.
        Помешкав, Глэдис надела кольцо на средний палец правой руки. Оно оказалось точно впору.
        Словно это было сигналом, ворон вдруг устремился с креста к воротам. Это была явная команда. Обычно ворота закрывались сразу после вечернего колокола, но сейчас сестры, выполнявшие эту работу, медлили, глядя на черную птицу.
        - Довольно, сестры,- хлопнув в ладоши, сказала настоятельница.- Это всего лишь птица, ужин стынет.
        Перестав слоняться вокруг, сестры потянулись за настоятельницей в трапезную. Остались только Глэдис, сестра Уэнна и две монахини у ворот. Когда они торопливо стали закрывать вход, ворон с карканьем спикировал вниз.
        Монахини отскочили.
        - Я не могу просто выйти,- сказала Глэдис.
        - Никто тебя не остановит.
        Это казалось столь неправдоподобным, и Глэдис решила, что это проверка. Когда ее вернут назад и станут задавать вопросы, она поймет, что все это чепуха. Она сделала несколько шагов, потом повернулась:
        - Мне нужны припасы.
        - Нет, не нужны.
        - Мне нужно знать…
        - Тебе ничего не нужно. Иди. Доверься Господу. И ворону.
        Глэдис перевела взгляд с монахини на ворона, но знала, что должна выполнить это, и это не просто долг. Она призвана.
        Ноги сами понесли ее к открытым воротам. Ожидая, что ее в любой момент остановят, Глэдис миновала привратниц, которые, казалось, не видели ее, и вышла на неровную дорогу, ведущую через поля, быстро исчезавшие в меркнущем свете.
        У нее не было даже фонаря. Как только она доберется до темных деревьев, она потеряет дорогу и заблудится.
        Но никто не помешан ей уйти.
        К тому же она в священном путешествии.
        Словно подтверждая это, птица поднялась в небо и, взмахивая крыльями, повела ее вперед. За деревьями в вечернем небе на вершине холма темнел монастырь.
        Дрожа от страха и волнения, Глэдис следовала за вороном в сгущающуюся темноту ночи.
        Глава 5
        - О, де Лаури! Герой дня!- Мощный голос перекрыл шум в палатке, где пили пиво.
        Майкл повернулся от стола, за которым пил с другими молодыми рыцарями и обсуждал турнирную борьбу и Генриха Анжуйского, шансы, действия и опять же Генриха Анжуйского, завтрашнюю схватку, в которой они будут сражаться на стороне Генриха Анжуйского.
        Голос принадлежал Уилли Си, пьяному и надоедливому. Длинная, заляпанная пятнами безрукавка открывала массивные руки, покрытые такими же густыми волосами, как, и все его тело. За левую его руку цеплялась пышнотелая рыжеволосая особа, в правой он держал огромную пивную кружку, все расступались перед ним, а он направился прямо к Майклу. Уилли Си улыбался своей щербатой улыбкой, но был очень пьян.
        Проблема. Никто из компании Майкла не был ему близким другом, так что придется рассчитывать только на свои силы. Одно из обещаний матери гласило, что его не убьют, пока он не найдет невесту. Но что ему кости не переломают, она не обещала. Он помнил, что тогда ответил: «Бессмертие - лучший довод против брака, какой я слышал»,- но мать лишь улыбнулась и напомнила ему о клятве целомудрия.
        Интересно, выбрал бы мужчина бессмертие, если бы должен был блюсти чистоту?
        - Вот тебе подарок,- прорычал Уилли Си. У него был удивительный голос, полезный в битве, но чересчур сильный для замкнутого пространства, Так что все присутствующие волей-неволей станут свидетелями сцены.
        - Как это щедро, ведь ты уже отдал мне выкуп,- таким же оживленным тоном ответил Майкл.
        - Превратности битвы,- сказал Уилли Си без видимой обиды. Он махнул кружкой: - Если чувствуешь свою вину, наполни это.
        Возможно, все будет не так уж плохо. Майкл окликнул прислуживавшего мальчика. Когда кружка Уилли была полна до краев, он поднял свою:
        - За достойного противника!
        - Да будет так!- Уилли Си несколькими глотками осушил кружку, рыгнул и проревел: - Эй, мальчишка, налей-ка еще! И ему тоже!
        Как только его кружка снова наполнилась, он неторопливо подвинулся ближе, таща за собой девицу, и явно пытался сосредоточить пьяный ум на своей цели.
        - Подарок!- объявил он.- Вот!- Он толкнул пышнотелую особу к Майклу.- Ее зовут Лиза.
        Лиза явно была шлюхой и на все готовой. Она теснее прижалась к бедрам Майкла и обняла его за шею, но он знал, что она проверяет его мужественность.
        - Как мне повезло,- проворковала она.- Сначала самый сильный рыцарь, а потом самый красивый.
        - Он и самый сильный,- проворчал Уилли Си.- Взял верх надо мной.
        На лице Девицы мелькнула тревога, и даже в неверном свете свечей Майкл заметил на ее шее старый синяк.
        - Превратности битвы,- повторил Майкл слова Уилли Си, пытаясь найти выход из этой ситуации.- Но мы можем снова это проверить.- Он согнул правую руку, показывая, что имеет в виду.
        После недолгого изумления Уилли Си воскликнул:
        - Вот это мне по душе! Очистите стол!
        Мужчины за тремя соседними столами вскочили, предлагая свой. Уилли Си движением могучей руки смахнул кружки с ближайшего. Майкл поставил свою кружку и пошел к столу, девица по-прежнему липла к нему.
        Она была не в его вкусе, но сладкая и пышная. Его мужское достоинство отвердело, и ничего он так не хотел в этот момент, как использовать ее.
        Майкл сел напротив Уилли и поставил локоть на стол, это дало ему возможность отделаться от прилипчивой Лизы. Она тут же прижалась к его плечу, ее распущенные волосы защекотали ему шею.
        Черт! Нужно сосредоточиться. Ему нужно проиграть эту схватку, но не слишком быстро. По сравнению с поросшей темными волосами лапищей Уилли Си рука Майкла казалась слабой. Но он знал, что достаточно силен. Он всегда был силен. Опять же из-за своего таинственного предназначения.
        Когда они сплели руки, отыскивая лучшую опору, Майкл спросил:
        - Это просто схватка, или что-то поставим на кон?
        Уилли Си осклабился щербатым ртом:
        - Если проиграешь, вернешь мне мой выкуп.
        - А если ты проиграешь?
        - Ты меня сегодня уже начисто обобрал.
        - Тогда почему бы не поставить на эту девицу? Я выиграю - она моя, ты выиграешь - я возвращаю тебе подарок.- Он подернулся к Лизе: - Ты будешь горькой потерей, милая.
        Девица надула губы, но у нее хватало ума понять, что любое проявление неудовольствия в общении с Уилли Си плохо отразится на деле и на ее коже.
        - Сначала я получу от тебя поцелуй,- развязно сказала она.- Он,- Лиза кивнула на Уилли Си,- уже получил, и не один, так что это будет справедливо.
        Не было способа этого избежать, поэтому когда она взобралась к нему на колени, обняла за шею и прижалась опытным ртом к его губам, Майкл мог лишь стараться сохранить чистоту. Это было трудно, Лиза, приоткрыв рот, мучила его своим языком. Особенно невыносимо стало, когда он вообразил, что это его невеста целует его так горячо, ее влага смешивается с его, ее язык…
        Он открыл глаза, чтобы прервать наваждение, и увидел темные волосы, а не рыжие. Он схватил эти волосы у самой головы и понял, что они странно короткие. От нее даже пахло по-другому. Чистотой, без всяких духов. Если не считать того непонятного, едва уловимого аромата, что грозил его здравомыслию.
        Девушка медленно отстранилась, пухлые губы были приоткрыты, глаза широко распахнуты от удивления и невинности, которую рыжеволосая шлюха давным-давно утратила.
        Он грезит?
        Нет, позади нее стены таверны, кольцо смеющихся мужчин и Уилли Си напротив. Их правые руки все еще сплетены. Майкл рискнул заговорить, боясь, что девушка превратится в туман.
        - Отойди, милая. Не хочу, чтобы ты пострадала.
        Она соскользнула с его колен и отступила назад, ее глаза, полные вопросов, были устремлены на него.
        У него самого вопросов было немало.
        - Будь осторожен,- сказала она нежным голосом.
        Он улыбнулся с искренним восторгом. Он не понимал, куда делась шлюха и почему здесь оказалась его невеста, но она была тут, говорила с ним, беспокоилась о нем. Он держал ее, целовал… истинную даму своего сердца во всем ее совершенстве.
        - Если кто-то и сомневается, скажу, что я уже выиграл. У этого парня вся сила в копье,- подмигнул Уилли Си.
        Раздались раскаты хохота.
        Майкл взглянул противнику в глаза и усилил хватку.
        - Посмотрим.
        Больше никаких мыслей о проигрыше. Он боролся за свою невесту.
        Объявили начало борьбы, сцепленные руки противников склонялись на дюйм-другой то в одну, то в другую сторону.
        Уилли Си, прищурившись, посмотрел на Майкла, удивляясь его решительности. Майкл улыбнулся и пригнул руку противника ниже. Но ему необходимо посмотреть, здесь ли его невеста.
        Уилли Си двинул сплетенные руки в другую сторону, Майкл не сдавался. Покрывшись испариной, с исказившимся лицом, он дюйм за дюймом двигал руку противника в обратную сторону.
        И услышал тихий вскрик.
        Нужно оглянуться.
        Она все еще была здесь, ее глаза широко распахнуты. Кто смотрит на него с такой нежностью и заботой?
        Припечатав руку Майкла к столу, Уилли Си вскочил, вскинул кулаки и победно заревел. Схватив в охапку свою награду, он слился с ней в долгом поцелуе.
        Отшвырнув стол, Майкл с ревом бросился на помощь.
        Но в объятиях Уилли Си была пухлая рыжеволосая особа, охотно отвечавшая на его поцелуи.
        Его невеста - ускользающая, невероятная - исчезла. Отшатнувшись, Майкл тяжело осел на скамью. Он сошел сума.
        Глэдис отпрянула от этого ужасного человека.
        И оказалась в другом месте.
        Она не в душной, жаркой таверне, а в холодной темноте, одна в лесу.
        У нее было новое видение. На ходу! И какое! Она видела своего рыцаря, касалась его, целовала!
        И что это был за поцелуй!
        Она перебирала все это в уме: жар и вкус ее рыцаря, ощущение его сильного крупного тела, которое, казалось, имело особенную энергию, почти звеневшую под ее ладонями. Его чудесный запах, отчетливый даже среди зловония таверны запах эля, жаренной на костре еды, испарины…
        Глэдис затаила дыхание.
        Она помнила!
        Детали не исчезали.
        Она снова перебирала их в уме, опасаясь, что они растают, но нет. Они были на месте, столь же четкие, как память о встрече с сестрой Уэнной.
        Он прервал поцелуй и велел ей отойти. Она не хотела, но подчинилась и увидела, что он участвует в странном испытании силы. Его соперник был крупнее и старше, с огромными волосатыми руками. Он походил на зверя, и когда улыбнулся, показав щербатые зубы, она узнала его это его победил ее рыцарь на турнире.
        Руки ее рыцаря сильные, но меньше, чем у противника. Она тревожилась. Но радовалась, что впервые ясно видит его.
        Таверна была плохо освещена, но даже в скудном свете видны были его золотистые волнистые волосы, крепкие скулы, квадратный подбородок. Она помнила, как целовала его, держала в ладонях его лицо, чувствовала жар его рта на своих губах.
        Определенно именно он ее защитник, если пришел к ней в видении, когда она отправилась на его поиски.
        И все же, когда она увидела его, он развлекался с какой-то пухлой особой, чья пышная грудь едва не вываливалась из тугого корсажа. Женщина прильнула к его плечу и уткнулась ему в ухо! Потом вскарабкалась к нему на колени, поцеловала его, и он ответил. И вовсе не проявлял нежелания.
        Но потом вдруг на месте девицы оказалась она, сестра Глэдис из Роузуэлла. Это ее руки обнимали его голову, ее губы, приоткрывшись, прижимались к его рту. Как это могло быть?
        Это видение. В грезах все может случиться, даже невообразимый поцелуй.
        Откуда она знала, как целоваться? Как она могла так наслаждаться этим? Наслаждаться жаром и вкусом, ощущением его шелковистых волос под своими пальцами, сильной головой под ее руками. Близостью тел.
        Глэдис заставила себя открыть глаза, чтобы оборвать наваждение. Иметь такие видения само по себе скверно, но охотно возвращаться к ним, упиваться ими… Хотя сестра Уэнна намекала, что это ее судьба, ее долг, теперь казалось, что исполнить его нужно с ее рыцарем.
        Глэдис перекрестилась и пробормотала:
        - Господи, не введи меня в искушение.- Но когда добавила: - Да будет воля Твоя,- она твердо знала, что имеет в виду.- Да, пожалуйста!
        Но она не исполнит свой удел и не испытает страсти, если умрет здесь, заблудившись в темном сыром лесу. Обхватив себя руками, Глэдис дрожала от холода и размышляла, как далеко могла уйти и где находится. Последнее, что она помнила,- это как вошла по дороге в лес, жалея, что у нее нет фонаря.
        Сквозь черные ветки над головой она видела темное небо, ни лучика света не пробивалось вниз. Пошарив руками, Глэдис нащупала ствол дерева. Дерево было очень большое, гораздо толще, чем она могла обхватить руками. Наверное, это дуб, и очень старый. Возможно, такие древние дубы растут в лесу вокруг Роузуэлла, но ей не доводилось их видеть.
        - Ворон. Ворон!- повторила она громче, ей не нужно было опасаться, что кто-то ее подслушает. Вокруг никого. Кажется, даже ворона нет.
        Она начала отчаянно молиться, но внезапно другие слова вспыхнули в ее уме.
        - Чаша, веди меня,- услышала она собственный голос.
        И вдруг дорожка света замерцала у ее ног.
        Глэдис заморгала, потом подняла глаза, Отыскивая сквозь темные листья луну в небе. Но знала, что сейчас в небе только тонкий месяц, но и его не видно. К тому же это был не холодный лунный свет. Дорожка тепло светилась, словно тысячи крохотных свечей. Сестра Уэнна говорила о золотой тропе. Глэдис шагнула вперед, зная, что Божья воля ведет ее к безопасности. И - пожалуйста, Господи!- к ее рыцарю.
        Но куда она придет? Земля такая неровная, что Глэдис не знала, есть ли у нее под ногами какое-то подобие дороги. Она снова неуверенно остановилась, но потом услышала властное карканье ворона. «Иди, иди, ленивица!» - казалось, говорил он.
        - Хорошо, хорошо,- пробормотала она, добавив: - Да будет воля Твоя.
        Через несколько минут Глэдис оказалась на полянке, перед маленьким домом, из окон которого лился свет. Она знала, что ей надо Бога благодарить, но не могла удержаться от мыслей о том, кто здесь живет, помогут ли ей, обогреют ли. Она никогда не входила в другие дома, кроме тех, что были в Роузуэлле, и уж тем более - в дома незнакомцев.
        Этот дом тоже казался изолированным от мира укрытием. Она знала, что в лесах живут углежоги, добывающие древесный уголь, и лесничие. В лесах скрываются преступники, прячутся в засаде воры, нападающие на путешественников.
        Что, если внутри мужчины?
        Она монахиня, но убережет ли это ее?
        Ее тело изболелось по теплу и отдыху, а чудесная тропинка вела прямо к двери. Глэдис, спотыкаясь, двинулась вперед и постучала.
        Ответа не было.
        - Благослови вас Господь. Можно войти?- позвала Глэдис.
        Снова никакого ответа, но время позднее, и те, кто живет здесь, могут спать. Она перекрестилась, прочитала молитву и открыла дверь.
        Дом состоял из одной комнаты, освещённой маленьким костром, который горел в центре в окружений камней. Дым ровно поднимался к дыре в крыше. Огонь давал мало света, но достаточно, чтобы разглядеть, что этот дом обитаем, но сейчас в нем никого нет.
        Низкое возвышение вдоль правой стены занимало треть ширины комнаты. На возвышении была постель - матрас и одеяла,- но там никто не спал. Кровать манила ее, но Глэдис не могла просто лечь в чужую постель, особенно если она принадлежит мужчине. Что он подумает, когда вернется?
        Но он определенно не станет возражать, если она погреется у огня. Глэдис прошла вперед, присела у огня и протянула к нему руки. Грея руки, она продолжала оглядывать дом.
        У левой стены стояли два деревянных сундука, над ними полка с деревянными блюдами и чашками. Пространство между сундуками и постелью было меньше размаха ее рук, там был только огонь. Других дверей не было, только два окна - одно позади нее, у двери, другое перед ней.
        Она прочитала благодарственную молитву за огонь и того, кто его развел. Ее веки медленно опустились… Она стряхнула одолевающий ее сон. Так можно свалиться в огонь.
        Глэдис с тоской посмотрела на постель. Чудесная дорожка привела ее сюда. Ее вел ворон, как и предсказывала сестра Уэнна.
        Так что быть по сему!
        Она откинула покрывало и с изумлением обнаружила одеяла из мягчайшей шерсти. Пощупала матрас. Кажется, он набит перьями. Кто обладает такой роскошью?
        Усталость остановила вопросы. Глэдис сняла сандалии, платок, платье и устроилась в чудесной постели. Привыкшей к твердым монастырским матрасам Глэдис постель казалась слишком мягкой и словно окутывала ее, а одеяло мгновенно согрело. Не в силах читать вечерние молитвы, она быстро провалилась в сон.
        Глэдис снова видела своего рыцаря.
        Он был в маленькой душной комнате, походившей на спальню в монастыре, если не считать того, что матрасы лежали на полу, близко друг к другу. Кто-то похрапывал. Слабый лунный светил в маленькое окно. Ее рыцарь сидел на своем матрасе, прислонившись спиной к стене, и смотрел в никуда, на нем была свободная белая одежда. Вероятно, он разделся до рубашки.
        Поскольку уже видела его раньше, Глэдис смогла распознать его черты в тусклом свете. Он был так же красив и благороден, пожалуй, в неподвижности его красота была еще заметнее. Глэдис удовольствовалась бы простым наблюдением, но у ее ног появилась золотистая дорожка и повела к ее рыцарю. Через матрасы, разбросанные сумки, туда, где она так стремилась оказаться.
        Он повернул голову, встревожился, возможно, потянулся за оружием, потом застыл.
        - Вы,- прошептал он.
        Глэдис сумела ответить только бестолковое «Да».
        Он медленно протянул руку, и Глэдис вложила в нее свою ладонь, проглотив всхлип радости, что они наконец коснулись друг друга. Его рука была большая и мозолистая, ее - меньше и тоже не мягкая. Возможно, его это не волнует.
        Он мягко сжал пальцы. Глэдис понимала, что он может сокрушить ее кости, если захочет. Она в ответ тоже пожала его руку, ошеломленная укоренившейся в ее сердце нежностью. Словно она знала его много лет и они встретились после долгой разлуки.
        - Как вас зовут?- тихо сказал он.
        Они оба не хотели никого будить.
        - Глэдис,- прошептала она: - А вас?
        - Майкл. Майкл де Лаури.
        Она проговорила про себя его имя, словно пробуя на вкус, потом спросила:
        - Мой защитник?
        - Почту за честь, милая Глэдис.- Она почувствовала в его словах теплую улыбку, впрочем, в них не было осознания глубинного смысла ее слов.
        Но ее привело сюда, к нему, провидение. Он должен быть тем мужчиной, которого ей предназначено найти!
        - Мой защитник,- сказала она.- И защитник гааларла,- теперь уже легко произнесла она странное слово,- защитник чаши.
        Он притянул ее ближе, поднеся к губам их сомкнутые руки, чтобы поцеловать ее пальцы. Она задрожала от макушки до пальцев ног.
        - Миледи, я стану кем пожелаете, поскольку я знаю, что вы моя. Моя жизнь, мое сердце.- Он прижал ее руку к своей груди.- Почувствуйте, как оно бьется для вас.
        И действительно, Глэдис ощутила, как билось его сердце, сильно и быстро, точно так же, как ее собственное.
        - Могу я поцеловать вас?
        Он не помнит их предыдущий поцелуй? Возможно, любой благочестивый человек спрашивает позволения.
        - Пожалуйста.
        Майкл притянул ее к себе на колени, к своей широкой груди, Глэдис едва не расплакалась, поскольку не знала, что мужчина способен на такие нежные объятия. Он прижался губами к ее рту…
        Потом они целовались, как делали это раньше, скользнув на его матрас и прижимаясь, друг к другу. Глэдис не могла забыть, что вокруг люди, но и остановиться не могла. Его рука исследовала ее тело, скользя и поглаживая, вызывая в ней ощущения, которых она никогда не испытывала. Они целовались и целовались, пока голова у нее не пошла кругом.
        Затем он отстранился, и Глэдис поняла, что он поступает мудро. Впрочем, стоило ему снова прижать ее к груди, как Глэдис вздохнула от удовольствия и прильнула к нему.
        - Карр!
        Она вздрогнула.
        - Что случилось?- прошептал он.
        - Ты не слышал?- прошептала она в ответ.
        - Что?
        - Не важно.- Она поняла, что ее призывают к исполнению долга. Она здесь не для того чтобы обниматься, а чтобы посвятить своего рыцаря в его задачу.- Я говорила о гааларле,- прошептала она.- Ты знаешь, что это?
        - Гарл?- повторил он, неправильно произнеся слово, как сначала делала она. Определенно оно для него ничего не значило.
        - Аримафейская линия,- подсказала Глэдис.
        Майкл усмехнулся, уткнувшись ей в волосы.
        - Милая, я думаю о более приятных занятиях, чем игра в загадки.
        То же могла сказать и Глэдис, но удержала его.
        - Это не игра. Ты слышал легенды о Гластонбери? О том, что чаша Тайной вечери спрятана там?
        Он снова привалился к стене, прижав Глэдис к себе.
        - Да, это я слышал. Ее спрятал Иосиф Аримафейский. Это ты имела в виду под аримафейской линией? Его рука поглаживала ее бедро.- Ты выйдешь за меня замуж?- спросил он.
        - Охотно, сказала Глэдис, запечатав согласие поцелуем.- Но не сейчас.
        - Увы, боюсь, что да. Я должен поговорить с моим отцом и с твоим. Я безземельный рыцарь, Глэдис. Твою семью трудно будет убедить, но я сделаю это.
        Глэдис прижала пальцы к его губам, заставив замолчать. Она хотела сказать ему, что все это неважно и они не могут ждать до свадьбы. Но слова застряли у нее в горле. К тому же вокруг были люди, хоть и спящие.
        - Мы поговорим обо всем утром,- сказала она и снова поцеловала его.- Я так счастлива, что наконец нашла тебя.
        Он поцеловал ее в ответ.
        - Не больше, чем я, найдя свою истинную любовь и невесту.
        Его истинная любовь и невеста.
        Теперь Они вместе, и завтра она найдет слова, чтобы объяснить их долг. Они отправятся на поиски Святой чаши, и Англия наконец обретет мир.
        Но самое главное, она будет принадлежать ему, а он - ей. Навеки.
        Глава 6
        - Карр!
        Глэдис поморщилась от неприятного звука. Впрочем, все остальное было замечательно. Она в тепле, уюте и со своим рыцарем. Открыв глаза, она увидела голые балки. А, это комната, где он обитает.
        Она повернула голову и поняла, что одна в постели, одна в комнате, одна в доме! Она села, пытаясь разглядеть что-то еще, но это была та самая хижина, на которую она набрела накануне.
        - Нет,- простонала Глэдис, закрыв лицо руками. Видение казалось таким реальным. Она помнила каждый миг, каждое прикосновение, каждое слово. Как это могло быть грезой? Хотя так оно и было. Она уснула в этой постели и пробудилась в ней.
        Все же как чудесно было это видение, а главное, теперь она знает имя своего защитника.
        Она произнесла его вслух:
        - Майкл де Лаури.
        Ее рыцарь, ее защитник, а она его истинная любовь.
        По словам сестры Уэнны, миссия неотложная, так что ворон и тропинка скоро приведут к нему. Глэдис быстро поднялась с постели, надела сандалии и только тогда сообразила, что в доме не холодно.
        Потому что огонь еще горел.
        От усталости она накануне вечером не заметила, что дров в доме нет. И все-таки огонь горел. Перекрестившись, она благодарила Всевышнего за чудо.
        Открыв окно, она осторожно выглянула. Роса искрилась на траве и ветках, но никаких признаков человека, Глэдис повернулась и оглядела хижину в свете дня - ничего нового, никаких признаков, что ночью кто-то входил, чтобы поддержать огонь. Ее окружали тайны и чудеса, но она не жаловалась.
        Снова выглянув, она увидела на ближайшей ветке ворона.
        - Ты разбудил меня в плохое время,- сказала она, хотя хорошего времени быть не могло.
        - Карр! Карр!
        Каким-то образом она поняла, что это значит: «Торопись. Пора идти».
        Она была голодна, но с этим ничего не поделаешь, к тому же она спешила.
        Глэдис уже собралась одеться, когда ворон влетел в окно и уселся на один из сундуков. Глэдис подошла к сундуку, ворон тут же перелетел на другой. Внутри первого сундука она нашла каравай хлеба, твердый сыр и заткнутый пробкой глиняный кувшин. Она отломила кусок хлеба, который оказался свежим и вкусным. Сняла с полки деревянный стакан, вытащила из кувшина пробку и налила. На вкус оказался отличный эль.
        - А чего другого ты ожидала от Божьей пивоварни?- сказала она.
        Она притворялась, что разговаривает с вороном, но говорила, чтобы услышать собственный голос. Глэдис прежде никогда не оставалась одна, мир казался пустым, словно чума или какое-то иное бедствие погубило всех. Она встряхнулась. Скоро она увидит Майкла среди множества людей.
        Она замерла с хлебом и элем в руках, вспоминая их благословенную встречу и задаваясь вопросом, переживает ли он то же самое. Определенно должно быть так. Они явно вместе пришли в мир грез, как это было недавно в таверне. А это означает, что Майкл проснется с разочарованием, как и она.
        Тем больше причин спешить. Глэдис нашла свой нож, отрезала кусок сыра и быстро съела, торопясь отправиться в путь. Она уже было собралась уйти, как снова раздалось отрывистое «карр».
        Она поняла, что должна открыть второй сундук.
        Глэдис тут же подняла крышку и ахнула. Там лежали красивые одежды. Она в жизни таких не видела: они переливались всеми оттенками зеленого цвета, красновато-коричневого, желтого. Сверху лежал золоченый кожаный пояс с кошельком и кожаными ножнами, точно подходившими к ее ножу. Это явно тоже Божий подарок, но она колебалась.
        - Я должна сменить свою одежду?
        Странно, но именно это шокировало ее больше всего остального. Пока она в своем наряде, она сестра Глэдис из Роузуэлла. Как только она снимет его, она станет кем-то другим, принадлежащим Миру, которого она не знала и не понимала.
        - Я действительно должна сделать это?
        Ни высшие силы, ни ворон не ответили. Что еще нужно, если предписания ясны? И все равно Глэдис опустила крышку и села на сундук. Назад пути нет. Она покинула единственный дом, который знала, и нарушила множество правил, которые соблюдала всю жизнь. Правда, любая сестра, еще не принявшая постриг, Могла покинуть монастырь, хотя, конечно, это был длительный процесс. Подписывались документы о возвращении в семью. Сестра официально отрекалась от своих обетов.
        А она просто последовала за птицей и какими-то огоньками бог знает куда.
        Но… Глэдис вскочила. Она помнила, что никогда в грезах на ней не было монашеского платья. Она не разглядывала свое одеяние, но в видениях ощущала себя и двигалась по-иному.
        Глэдис торопливо открыла сундук и вытащила зеленое платье. Какая чудесная мягкая шерсть, слишком деликатная для ее огрубевших от работы рук. Ворот и рукава были отделаны искусной вышивкой. Уверив себя, что фасон не слишком отличается от ее привычной одежды, Глэдис надела платье. Рукава длиной только до локтя, впрочем, рукава сорочки доходили до запястья, так что ее руки скромно прикрыты. Надев пояс, она вложила в ножны ножи заглянула в кошелек. Там лежало несколько маленьких монет. Она никогда не держала в руках деньги и с любопытством их разглядывала. На одной стороне был изображен мужчина, вероятно, король, на другой - цветок с четырьмя лепестками.
        Сколько они стоят? Что на них можно купить? От мысли, что придется к кому-то подойти и сделать покупку, Глэдис сделалось нехорошо. Она редко встречала незнакомых, людей и никогда не бывала в городе или на рынке, никогда ничего не покупала. Глэдис вынула накидку из чудесной красно-коричневой шерсти и обнаружила в сундуке еще пару предметов: чулки, подвязки, зеленые кожаные туфли, кусок тонкой белой ткани и своеобразный венец, сплетенный из красной и желтой ткани.
        Подавив колебания, она быстро надела чулки и туфли. Чулки были такие тонкие, что казалось, их легко испортить.
        И трех идти по лесу в новых туфлях, но Всевышнему виднее.
        Белая ткань - это, должно быть, вуаль. Глэдис вспомнила, что видела на турнире Дам, чьи вуали развевались на ветру. Глупо, но пусть будет так.
        У тех дам, однако, были длинные волосы, заплетенные в косы или свободно распущенные. Со своими коротко обрезанными волосами она будет выглядеть странно. Пожав плечами, Глэдис накинула на голову кусок белой материи и надела сверху сплетенный из ткани обруч.
        Ей хотелось знать, как она выглядит, но некому было сказать ей об этом. Она оглядела себя и расправила юбку. Цвет был восхитительный, как весенняя трава, желтый и красно-коричневый служили чудесной отделкой. Грешно любоваться орнаментом, но если на то воля Божья, невежливо противиться, правда?
        Больше того, ей хотелось хорошо выглядеть, когда она наконец в реальности встретится с Майклом де Лаури.
        Сложив свое платье, Глэдис убрала его в сундук вместе с монашеским поясом, потом закрыла крышку. Оглядела хижину, не упустила ли чего, потом вышла на крыльцо, готовая продолжить путь. Но лес казался непроходимым, нигде ни признака тропинки.
        - Что теперь?- спросила она у Вселенной.
        Сделав круг, ворон полетел в лес.
        - Тропинки нет,- запротестовала Глэдис.- Эта чудесная одежда погибнет!
        - Карр! Карр!
        Мрачно ворча, она приподняла юбку и двинулась вперед.
        Как же слаба ее вера! Как только Глэдис дошла до кустов, открылась дорожка.
        Глэдис засмеялась от радости, все сомнения мгновенно улетучились. Все хорошо и правильно, скоро она найдет своего рыцаря.
        Возможно, даже в Гластонбери-Тор.

* * *
        Впрочем, скоро её волшебная тропинка слилась с проторенной дорогой, впереди показались поля. Она поспешила вперед, но, дойдя до края леса, нерешительно остановилась, новая паника охватила ее.
        Что это за шум? Звон, лязг, крики. Спаси, Господи! Рядом сражение!
        Ворон, однако, летел вперед, и она вынуждена была следовать за ним, но чем сильнее становился шум, тем больше ее сердце трепетало от страха. Какая ярость в каждом звуке. Смертельная вражда.
        Потом она краем глаза заметила развевающиеся флаги. Башню замка, который она помнила. Сердце ее теперь забилось по-новому, шаги ускорились. Это турнир. Тут она видела победу Майкла!
        Она подобрала юбки и побежала. Но снова остановилась, завидев множество палаток и людей около замка. Никогда в жизни Глэдис не видела столько людей, не слышала такого смешения звуков, от криков до пения, от лязга металла до музыки. Потом она заметила рядом с замком крыши и сообразила, что там, должно быть, деревня. Справа большое огороженное пространство, на котором сражались мужчины.
        Наверное, здесь ее Майкл одержал победу. Должно быть, он где-то поблизости. Военный лагерь раскинулся между ними, но, чтобы добраться до Майкла, она пройдет поле битвы. Вскинув голову, Глэдис пошла вперед.
        Справа она увидела грубого вида мужчин, чистящих лошадей. Слева жонглеры выстраивались в пирамиду, развлекая публику. Глэдис шла между палатками по вытоптанной траве. По сторонам импровизированной дороги стояли лавки с едой и напитками, в других продавались ленты. Скудно одетые женщины предлагали кое-что еще. Кое-кто из торговцев зазывал ее в свою лавку, но большинство, мужчин и женщин просто глазели на нее. Глэдис сообразила, что таких, как она, здесь нет, ни одна хорошо одетая дама не разгуливала в одиночестве. Кругом только мужчины, работящие женщины и шлюхи.
        Где ворон?
        Это действительно путь, которым ей следует идти?
        Одетый в лохмотья ребенок подбежал к ней и ухватился за платье, выпрашивая милостыню. Откуда ни возьмись появились другие, клянчили деньги, хныкали, дергали ее за юбки. Глэдис их жалела, но шарахалась от них. Того и гляди с нее одежду стащат. Из палатки, которая была просто навесом из тряпья, вышла женщина и прикрикнула на ребятишек, но взгляд ее был суровым. Похоже, она бы тоже сорвала с Глэдис одежду, будь она уверена, что это сойдет с рук.
        Глэдис двинулась вперед, ее решимость только усилилась. Эти бедняги, должно быть, здесь ради работы, объедков, которые смогут подобрать, или ради того, что могут украсть. Но многие из них были честными людьми, пока бесконечные междоусобицы не погубили их урожай и не выгнали из домов.
        Вот почему Провидение привело ее сюда,- не ради ее личных пристрастий, а чтобы принести мир. Остановить Эсташа Булонского, желающего войны. Глэдис выпрямилась и зашагала тверже, но как же ей хотелось, чтобы дорога не шла сквозь строй мужчин.
        Они пили эль у прилавков, чистили оружие, чинили доспехи и упряжь. Все это вполне невинно, но такое количество мужчин шокировало Глэдис, прежде ей не доводилось бывать в их обществе. В воздухе тянуло дымом, потом, жареным мясом, но было и что-то еще, словно жадные рты и горящие похотливые глаза мужчин испускали собственный запах. Никто не двинулся в ее сторону, но глаза у них были как у голодных волков.
        Глэдис ускорила шаги, торопясь пройти лагерь и оказаться у крытых соломой домиков.
        - Миледи?
        Она не обращала внимания на голос.
        - Миледи Глэдис?
        Она скользнула взглядом влево, радость и облегчение захлестнули ее. Майкл де Лаури стоял рядом с ней, не веря своим глазам. Смеясь и плача, Глэдис бросилась в объятия своего рыцаря, наконец он был совершенно реален.
        В ясном свете дня она разглядела, что глаза у него синие-синие, волосы густого медового оттенка, и все в его лице совершенно, даже кровоподтек на его щеке. Она хотела облегчить боль от него своими пальцами. Или губами.
        Нужно подняться на цыпочки…
        Но прежде чем она успела это сделать, Майкл мягко отстранил ее и быстро огляделся вокруг, на столице показался румянец. Глэдис тоже оглянулась, и щеки ее загорелись от улыбок, кривых усмешек и неодобрительных взглядов. Она, однако, не могла сдержать улыбки. Она помнила грезу прошлой ночи, ощущение, что они будто встретились после долгой разлуки. Это чувство теперь стало сильнее, поскольку она была уверена, что это реальность.
        Судя по его взгляду, Майкл чувствовал то же самое.
        - Позволь, я отведу тебя в безопасное место,- сказал он.- Хотя куда…
        Глэдис еще шире улыбнулась от его смущения:
        - С тобой я везде в безопасности.
        Он улыбнулся в ответ, потянул ее к себе, но встряхнулся.
        - Нет. Не здесь. Я занимаю комнату в доме, правда, живу в ней не один. Довольно убогое жилище, но это все, что есть.- Он нахмурился: - Тебе не следует тут находиться.
        Их пальцы теперь были сплетены, и она тихонько сжала руку.
        - Я должна. Но нам нужно где-то поговорить. Наедине.
        Он поморщился:
        - Наедине! Но думаю, в моей обители сейчас тихо. Идем.- Он повел ее к деревне.- Ты все время здесь была? Ты живешь в замке?
        - Нет. Скоро все объясню. Но…- Но она не могла удержаться и не спросить: - Прошлой ночью… у тебя было то же видение, что и у меня?
        Он, не отрываясь, смотрел на нее.
        - Это была греза?
        - Я только что пришла сюда.
        Он в растерянности покачал головой:
        - Этого не может быть. Я… Мы…
        - Это была греза,- повторила она.
        - А как насчет таверны? Там-то уж я определенно бодрствовал.
        Они подошли к домам.
        - Я не лгу,- торопливо говорила Глэдис.- Честное слово. Я тогда была в дороге, я впала в транс. Потом я спала в домике в лесу. Я не понимаю, как это произошло, но это было так.
        Он настойчиво посмотрел на нее:
        - Давно с тобой это происходит?
        - У меня уже несколько лет бывают странные видения, но ты появился в них с зимы.- Они уже были в центре деревни, на первом этаже каждого дома шла торговля.- Впервые незадолго до того, как мы узнали, что Генрих Анжуйский прибыл в Англию и занял Малмсбери. Ты сражался там?
        - Да. Ты видела меня там?
        Понимая, что кругом люди, Глэдис тихо ответила:
        - Я не помню. Я видела тебя только во сне. И как обычно это бывает со снами, проснувшись, я помнила только отрывочные фрагменты. Но с недавних пор я стала помнить все.- Она посмотрела ему в глаза.- Как прошлую ночь. Это драгоценный дар.
        - Да,- согласился Майкл, но его глаза были полны вопросов.- Вот мы и пришли.- Он свернул к открытой двери в узком доме.- Это простое место,- снова предупредил он.
        - Я жила очень простой жизнью.
        Вопросительно подняв бровь, он окинул взглядом ее чудесный наряд.
        - Правда, Майкл де Лаури. Я говорю только правду, как ни странно она иногда звучит.
        Он взял ее руку и поцеловал.
        - Ты моя нареченная, значит, должно быть так.
        Ему пришлось пригнуться, чтобы не удариться о притолоку, и когда он вошел, то едва не задел головой потолочные балки. На первом этаже была длинная комната с ткацким станком в дальнем углу у окна. Там работал мужчина, ему помогали двое детей, станок равномерно постукивал, ближе к Глэдис худая женщина крошила овощи.
        - Это моя нареченная, Агнес, она принесла новости. Мы не будем делать ничего дурного,- сказал Майкл.
        - Уж постарайтесь. И позаботьтесь о ее безопасности. Глупо приходить в такое место, она такая молоденькая и хорошенькая.
        Глэдис не могла сдержать довольной улыбки при этих словах. Майкл по узкой лестнице повел ее в ту самую комнату, которую она помнила. Она увидела те же грубые матрасы, те же разбросанные сумки и свертки, среди кожи и металла, которых она не заметила прошлой ночью.
        Прошлая ночь.
        Потолок был наклонный, Майкл мог стоять только в центре, поэтому Глэдис направилась прямо к его матрасу и села. Он минуту смотрел на нее, потом улыбнулся с явным восхищением:
        - Моя нареченная, и такая чудесная, как я всегда думал.
        - Да?- зарумянилась Глэдис.
        - Ты должна это знать.
        - Нет.
        - Разве мужчины не говорили тебе об этом постоянно?- Он рассмеялся.- Где ты жила? В монастыре?
        У Глэдис щеки просто загорелись, но она не могла солгать.
        - Да.
        Майкл подошел и сел рядом, но оставил пространство между ними.
        - Ты монахиня?
        - Я всю жизнь провела в монастыре.
        - Но тогда мы не можем пожениться,- с неудовольствием сказал он.
        Она схватила его за руку:
        - Можем. Я послушница, и те обеты, которые я дала, не окончательны. Таковы только те, которые дают в двадцать пять лет.
        - Двадцать пять,- по непонятной ей причине вздохнул он.
        Глэдис задала мучивший ее вопрос:
        - Ты ведь не воин-монах? Как тамплиеры?
        - Почему ты так думаешь?- рассмеялся Майкл.
        - Мне сказали, что ты монах.
        - А-а-а… Я был какое-то время в монастыре, но тогда я был подростком.
        - Ты сбежал?
        - Нет, мне позволили уйти. Мой отец этого не одобрял. Это было страстное желание матери.
        Глэдис кивнула:
        - Потому что ты седьмой ребенок.
        - Нет.- Потом Майкл нахмурился.- Я думал, что я восьмой. Но теперь я не уверен. У меня был брат-близнец. Что значит «седьмой ребенок»?
        Глэдис взяла его руку.
        - Это значит, что ты, как и я, призван служить великой цели.
        - А-а-а…- снова протянул он, словно все вдруг обрело смысл.- Объясни.
        Вот он, главный момент, но Глэдис не знала, как все это изложить.
        - Я начну с сестры Уэнны, хотя это больше похоже на последнюю главу саги…
        Майкл слушал внимательно, иногда хмурился или недоверчиво поднимал брови.
        - Мы должны найти Святую чашу с Тайной вечери?- наконец сказал он.- И Эсташ Булонский завладел Святым Копьем?- Глэдис боялась, что Майкл сомневается в ее рассказе, но он добавил: - Если Копье украдено у тамплиеров, тогда понятно, почему они рыскают вокруг, как разъяренные львы. Твоя история также объясняет и многое другое, включая странные требования моей матери, когда я уходил в монастырь.
        - Какие требования?
        - Чтобы я не покидал Англию до двадцати пяти лет. И чтобы я… не развлекался с женщинами, пока не найду предназначенную мне судьбой невесту. В качестве компенсации она пообещала, что я не умру, пока не познаю свою нареченную.
        Их взгляды встретились.
        - Меня.- Вопреки всему Майкл еще оставался чистым. Значит, они смогут найти Святую чашу. Но потом Глэдис задохнулась,- Как только мы сделаем это, ты потеряешь свою неуязвимость? Но тогда…
        Майкл приложил палец к ее губам:
        - Смерть будет не слишком высокой ценой, но я сомневаюсь, что до этого дойдет. По крайней мере не сразу,- с улыбкой добавил он. Потом потянулся, чтобы поцеловать ее в губы, но отпрянул: - Нет. Ты меня слишком искушаешь. Так мы должны быстро пожениться? Я сетовать не стану.
        Глэдис почувствовала, как запылали ее щеки.
        - Неотложно другое дело. Мы должны немедленно отправиться в святое место.
        - Какое?
        - Думаю, что в Гластонбери, но не уверена. Мы последуем за вороном.
        - За вороном?- повторил Майкл, изумленно подняв брови.
        - Думаю, да. Он исчез.- Заметив выражение лица Майкла, Глэдис поморщилась. Ее объяснение звучало неправдоподобно, но она ничего не могла с этим поделать.- Он правда существует. Он привел меня сюда, а потом исчез.
        - Неудивительно, ворона считают дурным предзнаменованием, сулящим смерть в бою. Появись здесь такая птица, ее бы тут же убили, особенно сейчас, когда сражение день ото дня становится все вероятнее.
        - Почему? Ведь давно не было больших битв.
        - Потому что принц Эсташ желает этого и, судя по тому, что ты сказала о Копье, может это осуществить, хотя никто и не хочет кровавой бойни. Мы почти дошли до открытого сражения этой зимой. Герцог Генрих удерживал Уоллинтфорд, король Стефан двинулся туда с войсками. Генрих выстроил своих защитников. Но разразилась ужасная буря, снег и льдинки хлестали воинов короля, не давая возможности разглядеть, куда целить копья. Это дало возможность графу Арунделу и тамплиерам вести переговоры о мире. Каждая из сторон склоняла баронов на свою сторону, вскоре король Стефан понял, что его сторонники устали от бесцельной борьбы. Казалось, война наконец закончилась, и вот мы снова готовимся к битве.
        - Это из-за Копья,- сказала Глэдис.- Как интересно про бурю. Сестра Уэнна рассказывала, что люди нашего рода боролись за мир без обретения чаши. Возможно, граф Арундел один из них.
        - И тамплиеры. Говорят, они получили особые знания, защищая Гроб Господень в Иерусалиме.
        - Но никто из них не мог сделать того, что можем мы.- Она потянула Майкла за руку.- Идем, нам сейчас же надо отправляться в путь.
        Но он сопротивлялся.
        - Сейчас? Это надо обдумать. В это трудно поверить.
        - Ты не слышал меня? Я видела кровь в чаше, а потом она превратилась в лепесток розы. Розы, которой не бывает. Я вышла из монастыря, и меня никто не остановил. Я не пыталась прятаться. Меня просто не видели. Провидение привело меня к уединенному дому, я согрелась у чудесного огня, получила эту одежду. И я нашла тебя. Все это чудо.- Когда Майкл все еще с сомнением посмотрел на нее, она спросила: - Где мы?
        - В Ноттингемшире.
        - Где бы это ни было, я уверена, что это место далеко от Гластонбери, и все-таки я оказалась здесь, за одну короткую ночь.
        Майкл открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал.
        - Или ты думаешь, что я лгу?
        - Нет, не лжешь. Но… путаешься.
        - Ты хочешь сказать, что я сумасшедшая?- Глэдис теперь очень сочувствовала сестре Уэнне. Вдруг она заметила что-то, висящее на цепочке у Майкла на шее.- Что это?
        - Это? Кольцо, которое дала мне мать. Я обычно ношу его на мизинце, но не во время сражений.
        Глэдис протянула правую руку, показывая такое же кольцо.
        Майкл уставился на него.
        - Мать сказала, что это для моей невесты,- прошептал он, снимая кольцо с цепочки. - Но зачем, если у тебя уже есть кольцо?
        Глэдис сняла свое с пальца и положила оба кольца на ладонь. У нее не было сомнений. Она сложила кольца вместе, и с тихим щелчком они слились в одно, запутанный орнамент превратился в изысканный узор, соединения было невидно.
        - Видишь?- посмотрела она на Майкла.- Майкл де Лаури, ты должен отправиться со мной на поиски чаши. Сейчас.
        Он, казалось, был ошеломлен, но Глэдис видела, что он пойдет с ней. Где-то в отдалении затрубили трубы.
        - О Господи! Время!- Майкл вскочил и ударился головой о потолок. Ругаясь и потирая голову, он шагнул в центр комнаты.
        Глэдис поднялась и схватила его за рукав:
        - Нам нужно идти, сейчас же.
        - Глэдис, милая, это невозможно. Я не могу просто уйти.
        - Мне тоже не полагалось покидать монастырь Роузуэлл.
        - Но ты не хотела быть там. А это моя жизнь.
        - Ты призван!
        - Да. На турнир. Глэдис, уход без позволения будет рассматриваться как предательство и измена.
        Глэдис отпустила его рукав и с досадой поморщилась:
        - Почему больше нет никаких знаков? Сестра Уэнна уверяла, что дело срочное. И если Эсташа не остановить сейчас. Англия на долгие годы погрузится в войну. Но она намекала, что дело не потребует нашей смерти.
        - Так и будет.- Торопясь к выходу, Майкл сказал: - Я не хочу оставлять тебя здесь одну, любимая, но я должен идти.
        Она взяла его руки в свои и улыбнулась:
        - Тогда иди. Я добралась сюда невредимой. Сражайся на своем турнире, а ночью мы уйдем.
        Он покачал головой:
        - Невозможно. Мне нужно разрешение. И припасы… Мне пора. Поговорим позже, но гораздо позже. Будет победа, а потом ее празднование.- Майкл быстро поцеловал Глэдис.- Оставайся здесь. Гулять по округе небезопасно.
        Она слышала, как он сбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, и заговорил с людьми внизу. Немного позже жена ткача окликнула ее:
        - Вам что-нибудь нужно, леди Глэдис?
        - Нет, спасибо.
        Сев на постель Майкла, Глэдис трогала смятое одеяло, вспоминая прошлую ночь, но была в замешательстве. Она не обладала уверенностью сестры Уэнны, чтобы скомандовать: «Иди». Ворон не каркал. Тропинка не мерцала.
        Она нашла своего защитника, но как убедить его выполнить их общую задачу?
        Глава 7
        Майкл торопился к сараю, где вместе с лошадьми и оружием жили Раннульф и Элейн. Он был все еще ошеломлен внешностью своей невесты, чудесной девы из его грез, и пребывал в замешательстве от ее рассказа. Это бессмысленно, особенно теперь, когда он вышел в грубый и бурлящий мир, Но ее история, похоже, объясняет странные требования его матери, вероятно, скрывавшей, что он ее седьмое дитя. Со всеми своими другими детьми - а родила она десятерых, и шестеро достигли взрослого возраста,- она была практичная, добрая женщина, без избыточной набожности. Не из тех, кто настаивает, чтобы по крайней мере один отпрыск посвятил себя Богу, хотя именно это она сделала.
        - Что с тобой случилось? Ты не пьян?
        Заморгав, Майкл сообразил, что стоит посреди сарая и Раннульф и Элейн смотрят на него. Наверное, они что-то ему говорили.
        - Нет,- быстро ответил он.- Просто задумался.
        - Хорошо, думай о сражении.- Раннульф начал сыпать информацией о людях герцога и де Боэна, выкладывая все, что узнал и что может пригодиться в бою. Майкл слушал внимательно. Похоже, время скрывать свое мастерство прошло, он должен посодействовать победе команды герцога.
        Расположение Генриха Анжуйского, будущего короля Англии, убедит семью Глэдис закрыть глаза на отсутствие у жениха земель. И это расположение еще больше понадобится, если Глэдис уговорит его покинуть лагерь без разрешения - тогда добрая воля Генриха Анжуйского спасет его от петли.
        День для Глэдис тянулся ужасно медленно, хоть она и пыталась занять себя молитвами. Она не привыкла к праздной жизни. Снизу потянуло запахом еды, потом она услышала голоса, видимо, люди собрались за столом. Слышались смех и болтовня. Вдруг в комнату влетел мужчина, молодой, высокий. Грызя ломоть хлеба, он уставился на нее.
        Нужно что-то сказать.
        - Я невеста Майкла де Лаури,- представилась Глэдис.
        Мужчина широко улыбнулся:
        - Счастливчик де Лаури! Если его убьют на турнире, я к вашим услугам, прекрасная леди.
        Он исчез прежде, чем Глэдис успела ответить. Впрочем, она не могла сдержать улыбки. Для нее было в новинку, что ее считают хорошенькой. Даже прекрасной. Она хотела быть прекрасной для Майкла.
        Жена ткача принесла горшок с рагу, хлеб и немного фруктов. Глэдис взяла поднос, поблагодарила, но едва притронулась к еде. Аппетит пропал.
        На улице стало тише, Глэдис подошла к маленькому окну и выглянула. Да, людей меньше. Наверное, все, кто мог, отправились на бой. Это просто турнир, говорила она себе. Никто не погибнет.
        Она вспомнила пророчество, теперь оно казалось ей более убедительным. Майкл не умрет, пока остается целомудренным.
        Потом она услышала ужасный шум битвы: крики мужчин, ржание лошадей, лязг оружия. Глэдис заткнула уши, но не могла отойти от окна, словно ее присутствие здесь хранило Майкла от бед.
        - Карр!
        Подскочив, она отыскала взглядом ворона. Он устроился на крыше напротив.
        - Будь осторожен,- прошептала она.- Если тебя увидят, то убьют.
        Ворон в тревоге переступал с лапы на лапу и больше не подавал голос.
        - Что?- спросила Глэдис.- Что я теперь должна делать?
        Птица двинулась вдоль крыши, поглядывая на нее.
        - Идти за тобой? Но я не должна отсюда уходить.
        Ворон открыл клюв, но не издал ни звука. Глэдис поняла, что это молчаливая команда.
        - Куда мне нужно идти? Я нашла своего защитника.
        В ее уме прозвучал четкий и грозный призыв. Глэдис застонала. Она подчинялась и подчинится, но это была самая пугающая задача.
        - Я не могу этого сделать!- запротестовала она, но надела вуаль и спустилась по лестнице.
        Внизу жена ткача хмуро посмотрела на нее:
        - Вы собираетесь выйти, леди? Здесь небезопасно для таких, как вы.
        - Кажется, стало тише.
        - Да, многие отправились посмотреть сражение, но вокруг достаточно тех, кто может причинить неприятности.
        - Все будет в порядке,- заверила ее Глэдис, убежденная, что чаша позаботится об этом. Во всяком случае, праздные мужчины - не угроза по сравнению с тем, что ей предстоит.
        Она вышла на улицу. Оглянулась в поисках своего провожатого.
        Он снова исчез.
        Облегченно вздохнув, она повернула к дому, но краем глаза заметила трепетание черных крыльев. Ворон на дальней крыше нервно переступал с лапы на лапу и четко показывал, куда она должна идти.
        Глэдис подчинилась, удивившись, что ее путь не ведет в замок. Вместо этого ворон вел ее в военный лагерь, украдкой перелетая с места на место и стараясь не попадаться на глаза. Глэдис думала, что птица рискует не меньше ее, а может быть, даже больше. Ворон взмыл в воздух, покружил над большой палаткой, перед которой развевались флаги, потом улетел.
        Как он мог оставить ее? Люди уже указывали на него и переговаривались. В воздухе засвистели стрелы, но не попали в цель. Ворон, хвала небу, исчез, но Глэдис поняла, как он рисковал. Могла ли она сделать меньше, чем птица?
        Она повернула к палатке, видя, что стражник с любопытством смотрит на нее.
        - Чья это палатка?- спросила она.
        - Почему ты здесь, если не знаешь?- заигрывая, ответил стражник.
        - Это секрет?
        Он пожал плечами:
        - Герцога Генриха.
        Этого она и боялась. Но в душе знала ответ.
        - Думаю, он еще сражается.- Глэдис заставила себя подойти ближе.
        - Вероятно, сейчас уже принимает ванну. Разве ты не слышишь, что все кончилось?
        Глэдис сообразила, что гул стих. Солнце садилось. Сейчас гораздо позже, чем она думала.
        - Милорд герцог, конечно, победил,- гордо сказал стражник.
        Глэдис сглотнула, чтобы смочить пересохшее горло, и протолкнула сквозь него те слова, которые должна была сказать:
        - Тогда он захочет поговорить со мной. Могу я подождать внутри?
        Стражник уставился на нее, потом хлопнул себя по бедру и расхохотался:
        - А ты смелая. Почему бы и нет? Ты достаточно хорошенькая, чтобы заинтересовать его.
        Откинув полог, он кого-то окликнул. Появился мужчина постарше.
        - Вот эта особа хочет подождать его светлость. Ничего плохого в этом нет, но проследи, чтобы она никаких шуток не выкинула.
        Мужчина кисло посмотрел на нее, но жестом пригласил войти, ей не оставалось ничего другого, как шагнуть в полумрак палатки. Глэдис словно вошла в логово льва. «Я не хочу этого делать»,- безмолвно причитала она.
        - Садись,- подвинул скамейку мужчина.- Жди здесь и ничего не трогай.
        Глэдис села, пустой желудок сводило, но она с любопытством оглядывалась вокруг. В этой части палатки был стол со скамьями и одним креслом. Были еще табуретки, скамьи, несколько сундуков. Мужчина начал расставлять кубки и тарелки. Полог с одной стороны был откинут, впуская свет и воздух, но все равно внутри было сумрачно и душно, Глэдис не хватало воздуха.
        - Что ты здесь делаешь, милая?- внезапно заговорил мужчина.- Он воспользуется тобой одну ночь, потом бросит, одарив какой-нибудь безделушкой, а ты, похоже, не из таких.
        - Да,- тонким голосом сказала Глэдис.- Мне просто нужно поговорить с ним.
        Мужчина только головой покачал:
        - У тебя еще есть время вернуться домой.
        - Не думаю.- Глэдис вздохнула.
        Словно подтверждая ее слова, ввалилась группа мужчин, окружавшая коренастого смеющегося человека. Заметив ее, он посерьезнел, его глаза опасно прищурились.
        В тишине кто-то сказал:
        - Глэдис?
        Ее взгляд метнулся к высокой фигуре. Глэдис вскочила.
        Майкл шагнул вперед:
        - Милорд, я не знаю, почему она здесь, но…
        Поднятая рука остановила его.
        - Пусть сама говорит.
        Генрих Анжуйский не был красавцем, но исходившие от него энергия и сила заставили ее вздрогнуть.
        Глэдис упала на колени:
        - Простите меня, милорд, но я должна поговорить с вами.
        - Кто ты?
        Глэдис хотела сказать «Глэдис из Роузуэлла», но это показалось неразумным.
        - Леди Глэдис из Бакфорда, милорд.
        - Бакфорд? Де Брескары?- Генрих буквально выплюнул это имя.- Сторонники Стефана. - Герцог сердито повернулся к Майклу: - Ты ее знаешь?
        Подняв глаза, Глэдис увидела, что Майкл хмуро смотрит на нее. Она сообразила, что не называла ему своей фамилии.
        - Она моя нареченная, милорд.
        - И твоя семья согласна?- Генрих переводил взгляд с Майкла на Глэдис, потом пожал плечами: - Загадка, и прехорошенькая. Ешьте, пейте, и мы ее решим.
        Он уселся в кресло, остальные мужчины заняли скамьи.
        Слуги спешили обслужить их. Майкл, однако, подошел к Глэдис и встал рядом с ней. Она думала, что он поддержит ее, но чувствовала раздражение, исходившее от него.
        Ну почему она вынуждена делать это? Так происходит с мучениками? Они не идут навстречу своей судьбе с неодолимой решимостью, просто у них нет сил сопротивляться, когда их тащат на костер или виселицу?
        Герцог запил мясо вином.
        - Я разговаривал с твоим отцом меньше недели назад, де Лаури, и он ни о чем подобном не упоминал. Так что она твоя любовница. Ничего постыдного в этом нет.
        Глэдис слышала, как Майкл задохнулся, но твердо ответил:
        - Нет, милорд, она добродетельная девушка, которая скоро станет моей женой. Мой отец еще не знает об этом.
        - Не хотел бы я быть на твоем месте,- рассмеялся герцог.- А что она здесь делает? В лагере? В моей палатке?
        Глэдис действительно было нехорошо. Властность герцога ощущалась физически, как надвигающаяся гроза. Глэдис хотелось исчезнуть, раствориться, улетучиться. Она не могла понять, как окружавшие герцога мужчины выносят это, как Майкл может говорить с ним так твердо. Рот у нее пересох, сердце так колотилось, что, казалось, все это слышат, она едва дышала, но знала, что должна сказать.
        - Я пришла в лагерь, милорд, чтобы найти Майкла. Я пришла в вашу палатку, потому что у меня для вас сообщение.
        - Для меня?- резко спросил герцог.- От твоей семьи?
        - Нет, милорд.- Глэдис сглотнула.- Могу я побыть с вами наедине?
        Наступила мертвая тишина, потом Генрих Анжуйский расхохотался:
        - Де Лаури, тебе следует поколотить ее!
        - Нет-нет!- ужаснулась Глэдис.- Я имела в виду с вами и Майклом, милорд.
        - Еще хуже!- сказал герцог, мужчины вокруг разразились хохотом.
        - Глэдис, замолчи,- выдавил Майкл.- Ты делаешь из себя посмешище.- Он взял ее под руку, чтобы поднять.- Пойдем.
        - Нет,- резко сказал герцог.- Я хочу знать, в чем дело. Идем.
        Он поднялся и прошел за занавес, в другую часть палатки. Глэдис подняли и толкнули вслед за ним. Остальные зрители смотрели им вслед. В отгороженной части палатки стояли кровать, несколько сундуков и кресло, в которое уселся герцог.
        - Ну?- спокойно сказал он, его глаза холодно смотрели на нее.- Чей ты посланник, Глэдис из Бакфорда?
        Глэдис с трудом держалась на ногах, голос был тонкий, но слова звучали четко.
        - Меня послали предложить мир.
        - Глэдис…
        Снова поднятая рука герцога заставила Майкла замолчать.
        - От Стефана Блуаского?- спросил Генрих ровным голосом.
        - Нет, милорд.- Без всякой надежды она продолжила: - От Святой чаши, называемой гааларл.- Глэдис заставила себя подойти ближе.
        Поморщившись, герцог отпил из своего кубка.
        - О чем она говорит, де Лаури?
        Глэдис ожидала, что Майкл извинится, даже пожалуется, что она сумасшедшая.
        - Милорд, она верит, что ее миссия - найти Святую чашу Тайной вечери, которая принесет в Англию мир.
        Глэдис изумленно смотрела на него. Майкл поверил?
        Украдкой она взглянула на герцога. Вместо ожидаемого гнева и недоверчивости на его лице была задумчивость.
        - Почему ты?- спросил он.
        Странный вопрос.
        - Я… я не знаю,- дрожащим голосом сказала Глэдис.- Я седьмой ребенок, и это важно… Правда, милорд герцог, я не хочу быть здесь и делать это.
        - Я так и подумал. А ты, де Лаури? Какова твоя роль во всем этом?
        - Я тоже седьмой ребенок и избран ее защитником.- Майкл замолчал, задумавшись.- Если этом есть какая-то правда, я не могу отказаться. Англии нужен мир.
        - Эта война не по моей вине,- горячо сказал Генрих.- Английские бароны присягнули, что моя мать будет королевой, и я поддержал бы их в этом. Мир наступит только тогда, когда она восстановит свои права через меня:
        - Вы имеете на это право, милорд,- согласился Майкл спокойным тоном.
        - И мне для этого не нужны чудеса. Права Стефана на трон всегда были сомнительны, а сейчас он стар и устал. Всплеск активности пройдет, и он капитулирует.
        Майкл заговорил снова:
        - Она говорит, что Эсташ владеет Святым Копьем и это вызовет новую войну.
        Глэдис ожидала, что это озадачит герцога, но Генрих помрачнел.
        - Как?- требовательно спросил он.
        Глэдис заморгала. Он верит?
        - Я не знаю, милорд. Злая сила…
        - Эсташ!- со злостью бросил герцог и, вскочив, зашагал по импровизированной комнате.- Я слышал весной от тамплиеров, что Копье украдено, что оно может снова разжечь войну. Я думал, это чепуха, но потом Стефан буквально стал новым человеком, а Эсташ перешел всякие границы. Он опустошил земли монастыря Сент-Эдмундсбери.
        Глэдис услышала, как Майкл шумно выдохнул. Она знала это название. Это место, как и Роузуэлл, было предназначено для седьмых детей. Это туда отправили Майкла? И у принца Эсташа, кроме жадности, были другие причины разорить монастырь? Он искал вероятных защитников, чтобы погубить?
        Нужно немедленно найти чашу.
        Герцог снова повернулся к Глэдис:
        - Тамплиеры говорили, что если они не вернут Копье, единственной защитой станет чаша.- Он всматривался в ее лицо.- Так где она?!
        Глэдис отшатнулась, близкая к обмороку.
        - Я не знаю, милорд,- выдохнула она.- Но если мы с Майклом отправимся на поиски, мы…
        - На поиски?!- загремел герцог.- Люди веками искали эту чашу, и пока никто ее не нашел. Веками! Я таким временем не располагаю!
        - Это неправда!- Глэдис удивилась силе собственного голоса.- Простите, милорд. Но мне говорили, что по крайней мере один раз ее нашли. Когда король Генрих взошел на трон и его брат развязал войну, чтобы отобрать власть.
        Она ожидала, что герцогу это будет приятно, но в его глазах засверкала новая ярость.
        - Что?! Ты знаешь, что произошло тогда? Генрих Боклер захватил трон. Его брат, герцог Нормандский, вторгся в Англию, но проиграл. Владелец короны сохранил ее, а герцог Нормандский хлебнул горя в плену у брата. Теперь трон у Стефана Блуаского, - рыкнул он,- а я герцог Нормандский! Я не допущу, чтобы история повторилась.
        От его ярости у Глэдис так перехватило дыхание, что она не смогла бы и звука издать, даже если бы слова пришли к ней. Но заговорил Майкл, причем самым спокойным тоном. Она не понимала, как он сумел это сделать.
        - Милорд, в то время был избран правильный король. Генрих был сильным монархом и принес порядок на эту землю. Святая чаша наверняка явит свою благосклонность снова. Не к Стефану. И никогда к Эсташу Булонскому.
        Поразмыслив, герцог немного успокоился и отпил из своего кубка. Такое впечатление, что прохладный воздух вдруг проник в маленькое помещение, и Глэдис снова смогла дышать.
        - Верно, верно,- сказал он, но Глэдис видела, что герцог все еще просчитывает ситуацию в уме. Он не из тех, кто доверяет свою судьбу незнакомцам. И даже священным тайнам.
        Он снова принялся шагать.
        - Я кое-что об этом знаю,- вдруг сказал он.- От своей матери. А она узнала от своего отца? того самого короля Генриха. Он родился в Англии и гордился этим. Он изучал древние предания. Святая чаша спрятана в Гластонбери, да?
        - Мне говорили, милорд, что чаша не задерживается в одном месте. Она во многих местах появлялась. Но Гластонбери-Тор - самое важное. Иосиф Аримафе…
        - Да, да,- нетерпеливо махнул рукой герцог.- Но если есть другие места, откуда ты знаешь, где искать?
        Глэдис хотела было упомянуть о вороне и сияющей тропинке, но храбрость оставила ее.
        - Я просто буду знать, милорд. Как только мы отправимся.
        Ей казалось, что герцог сейчас просто зарычит, но он сказал:
        - Вам нужно отправляться в путь, де Лаури, выполните эту миссию. Найдите чашу и принесите ее мне.
        Глэдис рот разинула, строки Евангелия о царе Ироде мелькнули у нее в голове. «Ирод призвал волхвов и послал в Вифлеем узнать о Младенце. Получив во сне откровение, не возвращаться к Ироду, иным путем отошли они в страну свою»[Евангелие от Матфея.
2, 7-9.] . Но что оставалось делать им с Майклом? Глэдис была уверена, что чашей нельзя обладать.
        - Если нам будет позволено,- мягко сказал Майкл.- Думаю, никто из нас не имеет в этом деле свободы.
        - Я имею,- властно сказал герцог, снова становясь грозным,- Хорошо. Принесите мне мир. Но мир в мою пользу. Иначе вы и ваши родственники поплатитесь за это. Идите и возвращайтесь с миром.
        Майкл обнял Глэдис за талию и повел мимо любопытных взглядов из палатки на свежий воздух. Глэдис повисла на нем, ноги у нее подгибались.
        Он поднял ее на руки и понес к деревне, повторяя:
        - Господи, спаси и помилуй нас всех.
        - Аминь,- сказала Глэдис.- Мне все это не нравится. Это слишком трудно.
        - Даже быть в моих руках?
        Она подняла на него глаза.
        - Как ты можешь дразниться?
        - Почему нет?- улыбнулся Майкл.- Мы отправляемся выполнить миссию, которая может принести мир. Но если я правильно понял суть дела, мы скоро разделим ложе, моя милая Глэдис. Вот и повод для веселья.
        Глэдис обдало жаром, но она сказала:
        - Я бы хотела, чтобы мы сначала поженились.
        - Любимая, я женился бы на тебе, если бы мог, но нам велено торопиться, и я чувствую необходимость. Она звучит под моими ногами, как барабаны войны. Эсташ грозит Сент-Эдмундсбери. Там мне не место, но я не хочу видеть его разгромленным.
        Он поставил ее на ноги у дома ткача.
        - Мы по крайней мере можем произнести клятвы перед свидетелями.
        Майкл вял Глэдис за руку и повел в дом, где ткач с женой сидели на скамье у окна, отдыхая после долгого трудного дня.
        - Будьте добры, друзья, мы бы хотели, чтобы вы стали свидетелями наших брачных клятв.
        - Нет,- ответил ткач.- Вам нужен кто-то повыше нас, да и священник тоже.
        - Мы уезжаем и должны дать клятву сейчас. Позднее можно будет сделать это снова, с большей помпой.- Майкл повернулся к Глэдис.- А эти клятвы будут простыми. Я, Майкл де Лаури, беру тебя в жены, Глэдис из Бакфорда, и буду верен тебе всю жизнь. Я буду любить и почитать тебя, делить с тобой все, что имею. Клянусь.
        Глэдис сглотнула слезы и попыталась повторить:
        - Я, Глэдис из Бакфорда, беру тебя, Майкл де Лаури, в мужья. Я буду верна тебе всю жизнь. Я буду любить и почитать тебя, делить с тобой все, что имею. Клянусь.
        Майкл снял кольцо с ее правой руки, надел на левую и поцеловал его.
        - Дело сделано,- сказал он, его глаза сияли от радости, и Глэдис вдруг охватил приступ малодушия. Она вспомнила слова Генриха Анжуйского, намекавшие на гнев отца Майкла.
        - Ты можешь пожалеть об этом,- прошептала она.- У меня нет ни денег, пи приданого, ни земель…
        Он поцелуем заставил ее замолчать.
        - И у меня тоже. Мы предназначены друг для друга, Глэдис из Бакфорда, остальное не имеет значения. Но мы должны отправляться в путь. Подожди здесь, пока я найду свою лошадь.
        Майкл поблагодарил ошеломленную пару и ушел. Глэдис, слабо улыбнувшись ткачу и его жене, стояла у двери, потрясенная всем, что произошло. Но сильнее всего ощущением неотложности, о котором говорил Майкл. Казалось, оно пульсирует под ее ногами, словно огромные армии маршируют под зловещий бой барабанов.
        Майкл скоро вернулся верхом, с мечом, но без кольчуги и щита.
        - Почему ты не надел доспехи?- спросила Глэдис.
        - Их надо чинить, и я решил положиться на волю Божью.
        Он подъехал к камню, и Глэдис с него села на лошадь позади Майкла - трюк такой же волнующий и неожиданный, как и все, что она совершила за этот день. Ей было совсем неудобно, но, обхватив Майкла, она чувствовала себя в полной безопасности.
        - Я не видел никакого ворона,- сказал Майкл, когда они пересекали лагерь.- Какой дорогой нам ехать?
        - Скоро станет ясно,- ответила Глэдис, молясь, чтобы так и было.
        - Скоро станет совсем темно,- напомнил Майкл.
        - Совсем недавно ты был так крепок в вере. Почему ты теперь усомнился?
        - Я решил поддержать тебя перед герцогом, несмотря на некоторые сомнения. А теперь я снова думаю, что мы оба сумасшедшие. Да и герцог, возможно, тоже.
        - Удивительно, что он об этом что-то знает.
        - Это-то и тревожит. Он хочет получить чашу и соединит ее с Копьем, если сможет.
        Глэдис знала, что Майкл прав.
        - Он ее не получит, но когда мы найдем ее, мы должны опасаться других.
        - По крайней мере Эсташ сейчас далеко, в Саффолке.
        Глэдис хотела было сказать, что в мире чаши расстояния не подчиняются обычным законам, но и она этого толком не понимала. Майкл сам увидит.
        Они скоро покинули лагерь и ехали по дороге, ведущей в лес. Когда они достигли его, Майкл натянул поводья и остановил коня.
        - Что это?- спросил он.
        Пригнувшись, Глэдис посмотрела вперед и улыбнулась, увидев теплое свечение.
        - Наша тропа.- Вверху мелькнула темная тень, лошадь вскинула голову.- А это наш проводник. Следуй за вороном по золотой тропе, муж, и мы скоро найдем мир.
        Майкл то ли фыркнул, то ли застонал, но пустил лошадь по светящейся тропе. Глэдис оглянулась и увидела, что сияние гаснет позади них. Их ведут к месту отдыха? Она надеялась, что нет. Теперь будет слишком трудно лечь вместе без физического воплощения брачных клятв, а этому пока не время. Она надеялась, что их путь лежит к Гластонбери, к вершине холма.
        Теперь они ехали по лесу, но, как и прежде, тропа оберегала их от низких веток и всего, что могло зацепить одежду. Глэдис отдыхала, прижавшись к Майклу, убаюканная мерным ходом лошади.
        И грезила…
        Она снова видела битву. И слава Богу, в отдалении, поскольку битва была ужасная, полная крови и огня. Бой шел в монастыре. Монахи бежали от вооруженных людей. Солдаты хватали еду, питье, имущество. Некоторые бросали в огонь книги. А в центре заходилась ликованием демоническая фигура, потрясая древним копьем.
        Должно быть, это Эсташ Булонский разрушает монастырь Сент-Эдмундсбери, возможно, ищет Майкла и таких, как он, чтобы убить. Если Эсташа не остановить, то следующим будет Роузуэлл. Глэдис хотелось потянуться, выхватить у него копье и убить.
        Сцена поблекла, и Глэдис увидела женскую руку, держащую древний сосуд, скорее горшок, чем чашу, полный чудесной еды. Потом сосуд превратился в высокую чашу с ручками, до краёв наполненную золотистым вином. Потом она сменилась кубком эля, затем появилась чаша, похожая на ту, что была в Роузуэлле. Она сверкала красными, зелеными, синими драгоценными камнями и была полна кроваво-красных роз.
        Снова женщина держала чашу, на ее левой руке было кольцо, такое же, как теперь у Глэдис.
        Покой наполнил сердце Глэдис, запах роз, сладкая музыка, солнечный свет и журчащая вода.
        - Где мы?- спросил Майкл.
        - Чаша находится в Гластонбери-Тор,- сказала она.- Следуй за вороном по тропе, муж. Он приведет нас туда, где мы должны быть.
        Глава 8
        Они то поднимались вверх по холму, то спускались, но всегда без помех и препятствий. Когда склон стал круче, Майкл остановил лошадь.
        - Пора идти пешком,- сказал он, спешившись, потом снял с лошади Глэдис.
        Тело у нее затекло, она уцепилась за Майкла.
        - Как долго мы ехали?- спросила она.
        - Несколько часов. Я думал, ты спала.
        - И грезила, Я видела принца Эсташа, как он разрушает монастырь.
        - Чтоб ему в аду гореть!
        - Так и будет. А потом я видела Святую чашу и как она смыла всю ненависть и ярость. Она очень красивая.
        Майкл взял ее за руку:
        - Тогда пойдем нашей тропой к ней.
        - Подожди минуту.- Глэдис высвободила руку, подтянула повыше юбку, сняла глупую вуаль и заткнула ее за пояс.- Так-то лучше.
        Майкл рассмеялся, и они пошли по мерцающей дорожке.
        Подъем был не таким крутым, как опасалась Глэдис, поскольку мерцающая дорожка вела их вокруг холма, а не прямо вверх. Потом дорожка повернула назад, но не вниз, а в другом направлении.
        - Странно.- Майкл остановился.- Лучше идти прямо вверх.
        - Нет,- улыбнулась Глэдис.- Думаю, это лабиринт.
        - Лабиринт? У нас на это нет времени.
        Она взяла его за руку:
        - Иди по золотой дорожке, муж.
        Теперь она узнала узор, и ходьба по спирали поднимала мысли Глэдис к Господу. Она так углубилась в мысленные молитвы, что вздрогнула, когда Майкл остановил ее.
        - Дорожка пропала,- сказал он.
        - Как? Мы же не на вершине.
        - Ты сказала, что мы должны идти, куда нас ведут.- Майкл повернулся вправо, и она увидела то, что видел он: свечение на склоне холма.
        Глэдис заморгала, но мягкий свет не исчез. Это походило на окно с задвинутыми шторами, которые выпускали наружу мало света. Они рука об руку пошли к свету. Когда они собирались пройти сквозь него, Глэдис остановилась и оглянулась.
        - Что случилось?
        - Пытаюсь разглядеть, не крадется ли кто-нибудь за нами.
        Майкл тоже всмотрелся в темноту, потом сказал:
        - Это невозможно без светящейся дорожки. Идем.
        Они прошли сквозь прямоугольник света и оказались в своеобразной пещере. Она была большая, потолок высоким сводом поднимался над их головами, стены будто светились. Глэдис затрепетала от осознания чего-то могущественного, древнего, необыкновенного и вместе с тем опасного.
        В пещере ничего не было, за исключением постамента, прямоугольный камень высотой был Глэдис по грудь, по виду на нем должна стоять статуя. Глэдис подошла ближе и обнаружила, что камень теплый, но этого не может быть, если только он не стоит у огня. Она водила пальцем по замысловатому узору, похожему на бесконечный лабиринт, потом увидела в орнаменте листья и даже лица.
        Глэдис повернулась к Майклу:
        - Ты что-нибудь слышишь?
        - Нет. Или… да. Что это?
        - Я не знаю.- Она наклонила голову набок, прислушиваясь.- Как будто холм поет.
        Стройное звучание вибрировало внутри ее, сладко и гармонично.
        - Это антитеза войне.- Глэдис повернулась и протянула к нему руки.- Я уверена, что здесь нам предназначено наконец слиться воедино, муж мой.
        Он взял ее руки в свои, но сказал:
        - Я надеялся на что-то более мягкое, чем камень.
        Глэдис посмотрела за него и улыбнулась:
        - Кровать подойдет?
        - Ее здесь прежде не было,- обернулся Майкл.
        - Кто знает.- Постель походила на ту, в которой она спала прошлой ночью. Глэдис подошла убедиться, да, матрас так же набит перьями, а одеяло из толстой мягкой шерсти.- В этом царстве расстояние и даже время другие. Люди и вещи перемещаются таинственным способом.
        Майкл тоже коснулся шерсти, но сказал:
        - Почему меня это тревожит?
        - Потому что мы привыкли, что расстояние и время ведут себя по-другому.- Она погладила его по волосам.- И потому что мы так хотим этого, что это могло оказаться проделкой дьявола. Но это не так. Сатана - зачинщик войны, а не мира.- Подавшись вперед, Глэдис прижалась к его груди.- Ложись со мной, муж мой, и мы принесем мир.
        Его руки сомкнулись вокруг нее.
        - Охотно, но сомневаюсь, что это будет целиком мирным.
        Она взглянула на него, уже сгорая от желания:
        - Я тоже сомневаюсь.
        Майкл расстегнул ее пояс, и он упал на землю. Взяв в ладони лицо Майкла, Глэдис потянулась поцеловать его. Он отступил, снял свой пояс с ножом и мечом в ножнах, но все время смотрел на нее, лаская взглядом. Набравшись смелости, Глэдис скинула платье и осталась в одной рубашке. Майкл сбросил низкие сапоги, она тоже разулась. Потом сняла чулки. Даже грубая земля казалась мягкой под ее ногами. Не чувствуя камней и песка, она подошла к ложу, откинула одеяло и села.
        Майкл разделся до сорочки и, подойдя, опустился перед Глэдис на колени.
        - Я увижу тебя нагой,- сказал он, охрипнув от желания, и она тихо засмеялась от радости.
        Сбросив последний покров, Глэдис удивилась, что не испытывает ни малейшего стыда.
        - Я тоже увижу тебя нагим,- прошептала она, немного смущенная своей смелой просьбой.
        - Охотно.- Сбросив рубашку, Майкл сел рядом.
        Глэдис заколебалась на мгновение, но не смогла удержаться и взяла его за сильные плечи, у нее дух захватило от его жара. Такое впечатление, что он один был источником и причиной чудесного тепла в этом таинственном месте.
        Майкл лег, потянув за собой Глэдис, и повыше натянул одеяло, все происходило словно в грезах, если не считать того, что все это абсолютно реально и восхитительно.
        Он отвел волосы с ее лица.
        - У меня нет умения в этом, милая.
        - И у меня тоже, хотя, полагаю, ты куда больше знаешь.
        - Я уверен, что это довольно простое дело, раз наши тела созданы для этого.
        Его мозолистая рука скользнула по ее бедру, по животу, к груди. Майкл взял ее в ладонь, словно взвешивая, и ласкал, изучая каждый изгиб. Он поцеловал, а потом мягко посасывал пик, поглаживал его языком.
        Глэдис, порывисто дыша, гладила Майкла всюду, куда она могла дотянуться, ощущая его мускулистую плоть. Средоточие ее женственности со сладкой болью стремилось ощутить его глубоко внутри.
        Он раздвинул ее бедра, приподнялся над ней и, опираясь на одну руку, ласкал ее лоно. От его действий она задохнулась, потрясенная новыми сильным ощущениями. Она приподняла бедра ему навстречу, он что-то пробормотал. Его твердое копье толкнулось в нее. Так странно, так тревожно! Так правильно. Но она все еще была напряжена, когда он двигался вперед, боль пронзила ее.
        Глэдис знала об этом. Даже в монастыре знали, что у женщины есть девственная плева, которая должна быть разрушена, прежде чем мужчина зачнет дитя. Боль ужасная, уверяли их, монахиням повезло, что они никогда ее не испытают.
        Боль нарастала. Она не закричит, не закричит.
        Потом резкое жжение кончилось, и Майкл заполнил ее так, что она вскрикнула.
        - Да!- Глэдис смотрела в его потемневшие глаза, улыбаясь глазами и губами, всем своим телом, если тело может улыбаться.- Мой муж.
        - Моя любимая, прекрасная жена.
        Он начал двигаться, заботливо поглядывая на нее, потом его глаза закрылись, он тонул в ней, а она - в нем, когда они сливались вместе, жар все нарастал, словно чтобы сплавить их воедино. С колотящимся сердцем, задыхаясь, Глэдис хваталась за его разгоряченную плоть, прикусила зубами его солоноватую кожу, когда они, казалось, ворвались в пламя, их обуревало наслаждение куда большее, чем обычное соитие мужчины и девицы.
        Они цеплялись друг за друга, целовались, смеялись, истощенные, но бодрые, пока она, возбужденная, покрытая испариной, не прильнула к его груди отдохнуть.
        Она могла оставаться так целую вечность, но Майкл мягко сказал:
        - Глэдис…
        Она взглянула на него и обернулась.
        На постаменте стоял сверкающий кубок, который она видела в своих грезах, золотой, украшенный драгоценными камнями, полный невероятных, кровавых роз.
        Глэдис вскочила с постели, схватила рубашку и надела ее, инстинктивно прикрыв наготу перед святыней. Потом она благоговейно подошла к древней чаше.
        Майкл, одевшись, подошел к Глэдис и положил руку ей на спину.
        - Должно быть, это самый приятный священный долг.
        Но что мы теперь должны делать?
        - Вероятно, это все,- сказала Глэдис.
        - О, я так не думаю.
        Глэдис толкнула его локтем:
        - Наше дело было вызвать чашу из другого измерения.
        Теперь будет мир.
        - Как бы не так!- раздалось у них за спиной.
        Оба повернулись. У входа стоял мужчина в доспехах, с мечом в руке и злобой в бледных глазах. Глэдис никогда не думала, Что дьявол может так ясно воплотиться в человеке, но перед ними явно стоял посланец сатаны.
        - Эсташ!- рыкнул Майкл.
        Это сын короля Стефана, которого она видела во сне, упивающегося разрушением? От потрясения у Глэдис все мысли исчезли, но потом она вспомнила: он здесь из-за чаши!
        Она шагнула между чашей и этим воплощением зла, мечтая, чтобы чаша исчезла, снова вернулась в другое измерение. Но чаша стояла на виду.
        - Разве ты не знаешь?- улыбнулся принц.- Появившись в нашем мире, чаша должна обставаться в нем, пока колесо бытия не повернется к миру. И пока она здесь, ее можно захватить. Я ждал этого момента, и теперь все мое. Я соединю чашу с Копьем, и весь мир будет пресмыкаться у моих ног.
        Майкл двинулся вперед, но Эсташ только фыркнул:
        - Никакой монах меня не остановит. Я не вздрогну от креста или святой воды!
        Он шагнул вперед, уверенный, что у него бессильный противник, но Майкл бросился на пол и перекатился, уклонившись от свистнувшего меча. Потом вскочил на ноги за спиной нападавшего и с резким звуком высвободил из ножен собственный меч, как раз вовремя, чтобы отразить новый смертельный удар.
        Глэдис зажала рот рукой. На Майкле только легкая одеждами щита у него нет, а его противник в доспехах. И… он что, забыл? Он утратил непорочность. Теперь его могут убить.
        Лязгали мечи, почти оглушая Глэдис. У нее мелькнула искра надежды, что Майкл без кольчуги более проворный и подвижный. Но когда он нанес мощный удар в ногу противнику, принц только покачнулся и заворчал. Такой же удар лишил бы Майкла ноги.
        - Господи, защити его!- молилась Глэдис.- Иисусе Христе, спаси его! Святой Дух, воодушеви его!
        Меч принца Эсташа свистнул в дюйме от головы Майкла, который едва успел присесть, его ответный удар снова отразили доспехи. Мужчины тяжело дышали, Глэдис вспомнила схватку, которую видела в грезах и которая кончилась крайним изнеможением.
        В поисках дополнительной силы для своих молитв она схватила чашу, чувствуя, как мощная песнь пробирает ее костей.

«Спаси его, спаси его, спаси…»
        Свет вырвался из сосуда, наполняя пещеру.
        Раздался крик.
        Полуослепнув, Глэдис всматривалась в сплетенные фигуры - одна светлая, другая темная,- пытаясь различить их.
        Когда ее зрение стало проясняться, темная фигура распростерлась на земле, воин света стоял с занесенным для убийства мечом. Он, однако, колебался, и принц Эсташ насмехался над ним.
        - Ты не можешь убить сына короля. Это измена. Тебя поймают и на куски разрежут. Тебя и твою шлюху.
        Глэдис видела, как Майкл набрал в грудь воздуха и поднял меч еще выше, готовый обрушить его.
        Она прижала чашу к груди и в ярости крикнула:
        - Будь ты проклят, Эсташ Булонский!
        Принц запрокинул голову, чтобы посмотреть на нее, глаза его расширились от ужаса. Он завыл - Глэдис даже не представляла, что человеческое существо может издавать такие звуки,- содрогаясь в жуткой, сверхъестественной агонии. Глэдис в страхе смотрела, как кровавое пламя ада поглотило его.
        Пол пещеры снова стал ровным, скрывая огненный свет, но красноватое свечение удерживалось в древней чаше, которую все еще сжимала Глэдис. Она смотрела на Майкла, тот в ответ уставился на нее. Сердце молотом стучало в ее груди, она тряслась словно в лихорадке. Дурнота подкатывала к горлу.
        Отложив меч, Майкл подошел к ней, взял чашу из ее рук и поставил на постамент. Потом обнял Глэдис, она вздрагивала, прижавшись к его груди. Постепенно они медленно отстранились, глядя друг другу в широко распахнутые глаза. Потом оба повернулись туда, где раньше лежал принц Эсташ. Глэдис ожидала увидеть пятно, следы огня, но ничего не было, никаких следов.
        - Что произошло?- прошептала она.
        - Надеюсь, он прямиком отправился в ад,- ровным тоном ответил Майкл.
        - Но… что будет, если он исчез? Что, если кто-нибудь узнает, что мы… что я сделала это?
        Губы Майкла изогнулись в кривой улыбке.
        - По словам герцога Генриха, Эсташ в Саффолке. Если известно, что мы в Ноттингемшире или в Сомерсете, мы никак не могли причинить ему вред.
        Глэдис только головой покачала от его легкого тона, но он помог ей прийти в себя. Она повернулась снова взглянуть на чашу, поблагодарить ее, но увидела лишь исчезающий призрачный контур. Единственным признаком существования чаши была одинокая кроваво-красная роза.
        - Но он сказал, что чаша не исчезнет, пока…
        - …пока колесо бытия не повернется к миру. Слава Богу, это, должно быть, свершилось.
        - Потому что он мертв? Действительно мертв?
        - Господь справедлив.- Майкл оглядел пещеру.- Наше ложе исчезло,- с сожалением сказал он.- Но в любом случае нам пора уходить.
        Он поднял меч, осмотрел его и поморщился, тронув большим пальцем за зубренку на лезвии. Это мирское действие заставило Глэдис рассмеяться. Это был дрожащий, но все-таки смех.
        - Он думал, ты монах,- сказала она.
        - Он такой же глупый, как и злобный.
        - Возможно, это чаша отправила тебя в путь без доспехов и дала преимущество.
        Он задумался.
        - Может быть, но я думаю, что мрачное событие этой ночи принадлежит не Святой чаше, а древнему гааларлу. Он может быть вестником мира, но это и кровавая чаша. Идем.
        Глэдис тоже чувствовала, что пора уходить: в пещере становилось сумрачно и холодно, словно напоминая, что они могут угодить здесь в ловушку, если замешкаются. Оба быстро оделись и поспешили к выходу, но Глэдис остановилась.
        Роза осталась здесь не просто так. Вернувшись, Глэдис схватила ее и выбежала в реальность ночи.
        Они вошли в лагерь, когда солнце было уже высоко, и направились к палатке герцога Генриха.
        Из Гластонбери дорожка привела их к хижине в лесу, к знакомому ложу. Так они нашли новые радости в объятиях друг друга. Позавтракав хлебом, сыром и элем, они ушли, но Глэдис теперь несла сверток. Она забрала свою одежду, хранившую добрую память. У нее также была роза, осторожно убранная в ножны.
        Генрих Анжуйский стоял у входа в палатку в окружении нескольких мужчин, их лошади были наготове. Он явно собирался уезжать. Увидев путников, он вернулся в палатку. Спешившись, Майкл и Глэдис последовали за ним.
        Герцог повернулся к ним:
        - Ну?
        - Мы думаем, это свершилось, милорд,- сказал Майкл в той же спокойной манере, как говорил с Генрихом раньше.- Святая чаша явилась нам, а потом исчезла. Похоже, это означает, что колесо бытия повернулось к миру.
        - Да? Но вы не принесли чашу.
        - Мы не пытались, милорд.
        Генрих Анжуйский нахмурился.
        Глэдис открыла ножны и вынула розу:
        - Но мы принесли вам это, милорд. Свидетельство чуда.
        Он взял цветок.
        - Чудесная. Я никогда не видел такого глубокого красного цвета, даже в Аквитании, где розы растут особенно хорошо. Но мне не нужны доказательства такого сорта. Я уже получил добрые вести.
        - Предложение нового перемирия, милорд?- спросила Глэдис.
        - Он улыбнулся волчьей улыбкой:
        - Лучше. Уверенность в мире и победе. Эсташ Булонский мертв.
        Глэдис услышала, как Майкл тоже ахнул, и молила Бога, чтобы чувство вины не отразилось на их лицах.
        - Он прошлой ночью умер от апоплексического удара. Люди говорят, это Божья кара за то, что он разграбил монастырь в Сент-Эдмундсбери.- Герцог поднес к лицу розу и понюхал.- Больше того, я получил известия о здоровье его отца. Стефан слабеет. Святая чаша сделала мудрый выбор.- Он отдал розу Глэдис.- Вам моя благодарность и расположение. Когда я стану королем вы получите свою награду.- Он вышел, и они услышали удаляющийся стук копыт.
        Глэдис смотрела на розу, на которой не заметно было признаков увядания.
        - Мне жаль короля, потерявшего сына.
        Майкл притянул ее в объятия.
        - Лучший король, лучший человек не родил бы такого сына. Радуйся, любимая, теперь наши дети будут жить в Мире.
        - Но мы должны позаботиться, чтобы их было семеро,- взглянула на него Глэдис.- На всякий случай.
        - Приятный долг,- улыбнулся Майкл. Посерьезнев, он взял ее лицо в свои ладони.- Святая чаша приносит не только мир, но и бесценную любовь. Если бы трубадуры знали о такой любви, они бы поняли, что их песни пусты.
        Повернув голову, Глэдис поцеловала подушечку его большого пальца.
        - Любимый мой, любимый… И у нас будет хорошая жизнь. Чаша вознаграждает тех, кто верно ей служит.
        - Уже вознаградила,- пробормотал Майкл, целуя ее.
        Никто из них не заметил, как роза упала на пол, как она поблекла и исчезла. Но пока витал ее сладкий аромат, на землях Англии зарождалась новая гармоничная песня.
        От автора
        Внезапная смерть принца Эсташа действительно послужила сигналом к окончанию гражданской войны в Англии. Эта смерть стала сокрушительным ударом для его отца, король Стефан потерял волю к борьбе и вновь подтвердил мирный договор, по которому Генрих Анжуйский становился наследником престола. Как и предрекал Генрих в повести, ему, не пришлось долго ждать. Стефан скончался на следующий год, и Генрих к своим многочисленным титулам добавил титул короля Англии.
        Генрих II был непростым человеком, кончил он враждой с женой и сыновьями, на его совести убийство Томаса Бекета, но он был сильным и умным правителем. Он быстро восстановил главенство закона в своем разграбленном королевстве и за свое тридцатипятилетнее правление реформировал право, финансы, административную часть.
        Как можно заметить, никто в повести не говорит о Святом Граале. В те времена Грааль был обычным термином для чаши, мистическое значение он приобрел в следующем веке, в историях поэтов и трубадуров. Однако легенды о Святой чаше, короле Артуре и Иосифе Аримафейском уже тогда были старыми, особенно в Гластонбери. Было также множество еще более древних таинственных историй о вершине холма, которые я и включила в повесть.
        В монастыре была древняя церковь, по преданию, построенная самим Христом. И терновое дерево все еще цветет там в сочельник.
        Термин «гааларл» - мое изобретение. Я хотела дохристианской концепции и задумалась, почему легенды связывают слово «Грааль» со Святой чашей. Это имело бы смысл, если бы оно было адаптацией уже существующего древнего термина, и я немного поиграла этим, заставив Майкла неправильно произнести слово.
        Как намекала сестра Уэнна, каждый век добавляет свои верования к сути тайны. Вы увидите это в следующих историях.
        notes
        Примечания

1
        Евангелие от Матфея. 2, 7-9.