И восстанут мертвые. Смерть знахаря. Любопытство убивает Джордж Беллаирс
Три интереснейших дела инспектора Томаса Литтлджона!
«И восстанут мертвые»
1942 год. Во время рытья бомбоубежища была сделана страшная находка: человеческий скелет. Инспектор Литтлджон выясняет: эти останки принадлежат местному парню. Его считали пустившимся в бега после убийства молодой фабричной работницы, всколыхнувшего деревню двадцать лет назад. Неужели кто-то совершил самосуд над преступником? Или, напротив, произошло двойное убийство, в котором поспешили обвинить вторую жертву? Как разобраться, если все улики давно утрачены, а большинство свидетелей мертвы?..
«Смерть знахаря»
Слава Натаниеля Уолла из деревни Столден, умевшего травами и массажем поднимать на ноги самых тяжелых больных, гремела по всему Норфолку. И потому, когда его нашли жестоко убитым в собственном доме, местная полиция не замедлила обратиться за помощью к Скотленд-Ярду. Но кто же посмел поднять руку на всеми любимого и уважаемого человека, не делавшего ничего, кроме добра? В поисках убийцы инспектору Литтлджону предстоит вытащить из шкафов деревенских обитателей немало скелетов…
«Любопытство убивает»
Сказать, что мисс Этель Тидер не слишком любили в деревушке Хилари-Магны, - это весьма преуменьшить то, как ненавидели односельчане эту въедливую особу, обожавшую совать нос в чужие дела и вынюхивать секреты. Так что теперь, когда тело мисс Тидер обнаружили в выгребной яме, у инспектора Литтлджона, ведущего расследование, нет недостатка в подозреваемых. Скорее наоборот, ему будет непросто отыскать среди многочисленных недругов жертвы убийцу…
Джордж Беллаирс
И восстанут мертвые. Смерть знахаря. Любопытство убивает
Сборник
George Bellairs
The Dead Shall Be Raised
Murder of a Quack
Death of a Busybody
* * *
Предисловие
Повесть «И восстанут мертвые», которую иногда называют «Убийство не скроешь», впервые вышла в печать в 1942 году. Это история об «остывшем» деле, холодном во всех отношениях. На дворе 1940 год, морозная зима, Рождество. В Хаттеруорте, небольшом городке в Пеннинских горах, поют псалмы, когда туда приезжает инспектор Скотленд-Ярда Томас Литтлджон. Он взял короткий отпуск, чтобы встретить праздник со своей выздоравливающей женой. Но довольно скоро рождественское веселье прерывает тревожная новость: на болотах неподалеку нашли зарытые в земле человеческие останки. Их сразу удается опознать, это Инок Сайкс, пропавший без вести в 1917 году. Литтлджон охотно включается в полицейское расследование, ему предстоит встряхнуть не один скелет в шкафах Хаттеруорта и заставить греметь старые кости.
История развивается живо, ей служит отличной приправой свойственный Джорджу Беллаирсу мягкий юмор. Автор уверенно и точно рисует нам тихий городок и холодные мрачные болота. Вероятно, Хаттеруорт - вымышленное подобие Саддлуорта, вблизи которого вырос сам писатель. По трагической и страшной прихоти судьбы через двадцать лет после того, как была написана эта повесть, пустошь Саддлуорт-Мур стала местом ужасных поисков в реальной жизни: стало известно, что знаменитые «болотные убийцы», Йен Брэйди и Майра Хиндли, закапывали там тела своих жертв.
Вторая история в этой книге - «Смерть знахаря», была опубликована годом позже. И снова Беллаирс с первых страниц бросает читателя в самую гущу событий: констебль Меллалью уже в первой главе находит труп Натаниеля Уолла. Жертву, мужчину старше семидесяти лет, убили странным способом. Кто-то пытался его задушить, однако смерть наступила позднее, когда Уолла повесили на конструкции из веревок и блоков, которую тот использовал в своей работе. Покойный был костоправом и опытным гомеопатом; его успешная практика в деревне Столден вызывала злобу и зависть у местного дипломированного врача по имени Китинг. Тот объявил Уолла шарлатаном, хотя значительно уступал ему в популярности среди пациентов.
Местная полиция немедленно обращается в Скотленд-Ярд, и Литтлджон берется за расследование. Дом покойного переходит по наследству к его племяннику, дипломированному врачу, который предъявляет железное алиби. Убийство кажется необъяснимым, зачем кому-то понадобилось убивать Уолла? Но Литтлджона заинтересовало собрание газетных вырезок, найденных среди бумаг покойного. В них шла речь о преступлениях прошлого. Возможно, здесь кроется мотив убийства?
«Любопытство убивает» - роман Беллаирса, опубликованный в 1942 году. Та вездесущая особа, на которую указывает заглавие книги «Любопытство убивает», - мисс Этель Тидер. Она только и делала, что выведывала людские секреты и вмешивалась в чужие жизни, чем восстановила против себя всех жителей Хилари-Магны, маленькой, типично английской деревни. Едва познакомившись с ней, искушенный читатель детективных историй тотчас сообразит, что перед ним жертва убийства. И верно, уже к концу первой главы эту малоприятную даму ждет отвратительная смерть. Мисс Тидер найдут на дне выгребной ямы, куда ее сбросили, оглушив ударом дубинки по голове; ей предстоит захлебнуться сточной водой.
Дело это грязное во всех отношениях; местная полиция понимает, что расследование им не по плечу, и спешно обращается в Скотленд-Ярд. Инспектор Литтлджон, главный герой цикла детективных романов Джорджа Беллаирса, прибывает в деревню ближайшим поездом и довольно скоро убеждается, что в подозреваемых недостатка нет. Дружелюбный приходский священник вручает ему карту местности, где произошло преступление; многие годы карты были весьма популярным атрибутом традиционного детективного романа, Беллаирс иногда включал их в свои книги, как и в этом случае.
Книги Джорджа Беллаирса были изданы в Соединенных Штатах, переведены на французский и другие языки, но писательство он всегда рассматривал прежде всего как хобби. Беллаирс, чьи публичные выступления стали весьма популярными, как-то сказал, что никто не хочет слушать, как он рассуждает о банковском деле, стоит публике узнать о его детективных романах. Из-за писательской плодовитости автора качество его работ не всегда одинаково, но лучшие его книги доставят читателю немало удовольствия.
Мартин Эдвардс
И восстанут мертвые
Глэд, с любовью
Глава 1. Поющий полицейский
Покончив с дневными трудами,
Садился он у очага
И за кружкой домашнего пива
Пел старые песни, что знал[1 - Ригли Амон (1861 -1946) - английский поэт, писатель и историк-краевед. - Здесь и далее примеч.пер.].
В канун Рождества 1940 года инспектор Скотленд-Ярда Литтлджон вышел из хорошо освещенного ночного поезда «Лондон - Манчестер» в кромешную черноту затемненного вокзала в Стокпорте. Пассажиры и билетные контролеры старались украдкой прошмыгнуть из вагонов на перрон и обратно, чтобы не выпустить наружу ни единого лучика света, надежно закупоренного в железнодорожном составе. Неясные фигуры на вокзале брели ощупью в потемках словно тени из преисподней. Горы ящиков и почтовых мешков, бесчисленные грузовые тележки, скамейки, корзины, лампы, баки, щетки и всякая всячина, которая обычно загромождает подобные места, стремились, казалось, будто живые существа, превратить продвижение по платформе в нескончаемую безумную скачку с препятствиями. Детектив с трудом выбрался из-за груды посылок, которым суждено было прибыть по назначению значительно позднее Рождества, опустил на землю чемодан и принялся ждать появления какого-нибудь железнодорожного служащего, чтобы спросить у него, куда идти. Наконец в тоненькой полоске света, падавшей из дверей багажного вагона, возник силуэт мужчины в фуражке.
- Эй, носильщик, где здесь поезд на Уотерфолд? - окликнул его Литтлджон.
- Я из «Армии спасения», но, думаю, смогу вам помочь, - раздался из темноты вежливый ответ. В следующее мгновение инспектора крепко взяли под локоть и повели к черневшему во мраке составу, стоявшему с погашенными огнями на соседнем пути. - Вот ваш поезд. Я только что приехал на нем. Он отправляется через полчаса, - сказал инспектору провожатый, попрощался и растворился в ночи.
Литтлджон кое-как забрался в вагон, нащупал в потемках сетку для багажа, легонько подергал ее, проверяя на прочность, и закинул чемодан наверх. Затем плюхнулся на жесткое сиденье, раскурил погасшую трубку и принялся терпеливо ждать, что будет дальше.
Одна только жена могла уговорить Литтлджона совершить подобное путешествие в канун Рождества. Однажды поздним ноябрьским вечером он пришел домой и обнаружил, что все окна их квартиры в Хэмпстеде выбиты взрывом, а крышу дома снесло начисто. Самое ужасное, что его жена Летти оказалась среди пострадавших, ее доставили в местную больницу. К счастью, при немецком «налете устрашения» она получила лишь неглубокие раны и легкую контузию, но детектив, заваленный по горло служебными делами, не мог чувствовать себя спокойно, пока не отправит ее в безопасное место. Ему стоило немалых трудов убедить жену погостить у старой школьной подруги, чей дом стоял высоко в Пеннинских горах, отделяющих Ланкашир от Йоркшира. Там Летти ожидали не только тихие ночи без бомбардировок, но и чистый воздух вересковых пустошей, целительный эликсир для расстроенных нервов. Вот почему Литтлджон отправился под Рождество в Хаттеруорт, то ли деревню, то ли городок, где поселилась его жена. Десятидневный отпуск, что так долго откладывался, наконец наступил, и инспектор радовался, словно мальчишка на каникулах, пока не очутился в
гнетущей чернильной темноте Стокпорта.
Локомотив дернулся, вагон тряхнуло, и это вывело Литтлджона из задумчивости. Луч света из проезжавшего мимо товарного состава на мгновение осветил купе, и инспектор понял, что не один. Напротив в углу съежилась еще одна темная фигура. Пассажир, наверное, спал. Литтлджон не имел привычки навязывать людям свое общество или заговаривать с незнакомцами, но одиночество и ощущение потерянности заставили его обратиться к попутчику:
- Этот поезд идет до Уотерфолда?
Ответа не последовало.
Спит, подумал Литтлджон, и тотчас интуиция подсказала ему, что это не так. Сам не зная почему, он чувствовал, что в темноте глаза незнакомца открыты.
- Ну и черт с тобой, старый грубиян, - проворчал себе под нос детектив.
В странной атмосфере погруженного во тьму купе его собственный голос звучал глухо и зловеще. Литтлджон ощущал себя отрезанным от остального мира. Вокруг него в городе множество людей радовалось наступлению Рождества, насколько это было возможно при подобных обстоятельствах. Семьи собирались тесным кругом в своих освещенных комнатах, отгороженные друг от друга беспросветной чернотой ночи. По какой-то причудливой ассоциации Литтлджон вдруг вспомнил, как он еще мальчишкой читал стихи на рождественском вечере. Отдельные строки показались ему вполне подходящими к случаю. Хотя с того дня прошло немало лет, он радостно просиял.
О одиночество! Где то очарованье,
Что покоряло стольких мудрецов, тебя познавших?
Лучше дни влачить в страданьях и тревогах,
Чем царить в ужасном этом месте[2 - Купер Уильям (1731 -1800). Одиночество Александра Селькирка.].
Горькая ирония этих слов подстегнула фантазию Литтлджона. Он тихонько рассмеялся и внезапно почувствовал облегчение. А как там дальше?
Здесь, вдали от людей, одному
Суждено мне окончить свой путь;
Сладкой музыки речи людской мне вовеки не слышать.
Молчу. Меня собственный голос страшит.
- Вы что-то сказали? - раздался из угла слабый старческий голос.
Литтлджон вздрогнул: неужели так увлекся, что начал декламировать вслух?
- Если вы что-то говорили, вам придется повторить погромче. Я немного глуховат, - прошамкал попутчик, нещадно искажая слова и глотая целые слоги.
- Я лишь спросил, идет ли этот поезд до Уотерфолда.
- Что? Говорите громче.
Литтлджон повторил свой вопрос, перейдя на фортиссимо.
- Ну да, он идет прямиком до Уотерфолда. Я еду дальше, так что подскажу вам, где сойти. Да-да, я скажу, где вам сойти.
Старик повторял дважды каждую фразу, будто гордился своей дикцией и получал удовольствие от того, что цитировал себя снова и снова.
Поезд рывком дернулся вперед. Вагоны качало, трясло и подбрасывало. Состав замедлял ход у семафоров и останавливался на каждой станции, которым, казалось, не было конца. Судя по тому, как натужно пыхтел и скрежетал локомотив, рельсы тянулись на подъем.
- А что, эти поезда не освещают? - громко поинтересовался Литтлджон.
- Вам необязательно кричать, мистер. Теперь, когда поезд тронулся, я вас отлично слышу. Странно, правда? Когда поднимается шум, я слышу, что мне говорят.
Литтлджон согласился, что это действительно странно.
- Эти поезда не освещают, поскольку забыли, что в Уотерфолде и подобных местах существует железная дорога. Судя по освещению в пригородных электричках под Олдемом, местное начальство больше заботится о своей безопасности, чем о таких вещах. В вагонах тьма кромешная. Туда и войти-то невозможно, не то что читать или разглядеть лицо соседа. Откуда вы, мистер?
- Из Лондона.
- А-а. Крепко вам досталось: одна бомбежка за другой, верно? Хотя нам тут тоже пришлось несладко. Налет был ночью дней десять назад. Два фугаса! Они упали на пустошь в миле или двух от города, однако тряхнуло нас основательно, скажу я вам. - Последнюю фразу старик повторил несколько раз с нескрываемым удовольствием.
Вскоре попутчик замкнулся - то ли уснул, то ли задумался о последних событиях, - и инспектор оказался предоставлен самому себе.
«В Стокпорте ты пересядешь на поезд до Уотерфолда, - писала миссис Литтлджон. - А из Уотерфолда до Хаттеруорта доберешься автобусом. Они ходят редко, раз в час, и, надеюсь, твой поезд прибудет вовремя, потому что в запасе у тебя будет только десять минут. Автобус проезжает семь миль, дорога ведет прямо в горы».
Поезд остановился и снова тронулся с уже привычными равномерными рывками и скачками. Одна станция сменяла другую. Иногда с перрона доносились чьи-то шаги, а порой, словно в насмешку, царила мертвая тишина, будто все железнодорожники разошлись по домам, а забытый поезд, брошенный на произвол судьбы, продолжал сам собой катиться по рельсам. Временами мимо окна проплывала мрачной тенью сигнальная будка, светились в темноте зеленые или красные семафорные огни. По обе стороны от полотна не было видно ни малейших признаков человеческого жилья. Состав, судя по звукам, двигался через бесконечную череду туннелей: протяжные гудки напоминали мощные зевки невидимого великана; когда же путь лежал вдоль узких проходов между горами, снова слышались грохот локомотива и ритмичное клацанье колес по рельсам. На одной из станций Литтлджон опустил окно и выглянул наружу. Горластый носильщик бессвязно выкрикивал название этого загадочного места, ни к кому не обращаясь. «И-и-глуп, И-и-глуп, - голосил он, потом гаркнул: - Посторонись!» - после чего поезд тронулся.
Ночь была ясной и звездной, а воздух холодным и бодрящим, словно вино.
- Я попросил бы вас закрыть окно, если не возражаете, мистер, - раздался голос в углу: порыв колкого морозного ветра вернул старика к жизни. - У меня слабые легкие, а здесь и без того зябко, ни к чему напускать еще больше холода.
Ни единого человеческого лица, вздохнул Литтлджон. Кто знает, где мы теперь? Лишь голоса да мешанина звуков. Подавленный, несчастный инспектор начал подозревать, что злополучное путешествие никогда не закончится.
- Следующая остановка - Уотерфолд, мистер.
Боже, какое облегчение! Поезд замедлил ход, затормозил рывком и, тяжело переваливаясь, подполз к станции. Литтлджон попрощался со своим попутчиком, пожелал ему счастливого Рождества и услышал в ответ троекратно повторенную фразу.
Станция Уотерфолд казалась совершенно пустой и заброшенной. Ледяной ветер метался по перрону, обжигая щеки и уши, но в нем чувствовалось свежее дыхание вересковых пустошей. Мимо, тяжело волоча ноги, прошаркал носильщик.
- Эй, носильщик, где останавливается автобус до Хаттеруорта? - спросил его инспектор.
- Он ушел примерно четверть часа назад, - ответил тот.
Литтлджон мысленно выругался: «Вот невезение! Чтоб я еще раз поддался на уговоры!» Если и дальше так пойдет, пожалуй, встретиться с женой удастся только под Новый год!
Откуда-то слева из темноты донесся веселый голос с заметным йоркширским выговором:
- Это вы, инспектор Литтлджон?
- Да, - отозвался детектив, удивленный, что в этом Богом забытом месте кто-то может знать его.
- Я Хауорт, суперинтендант Хауорт из Хаттеруорта.
Литтлджон тяжело вздохнул. После всех мытарств этого бесконечного путешествия не успел он увидеться с женой, как его отзывают из отпуска! Он живо вообразил, как в местную полицию позвонили из Скотленд-Ярда и потребовали, чтобы он незамедлительно вернулся к службе.
- Миссис Литтлджон и моя жена - подруги, я пообещал заехать на станцию, встретить поезд. Мы быстрее доберемся на моей машине, чем на автобусе. Рад знакомству с вами, Литтлджон. С наступающим вас Рождеством!
Во тьме две руки встретились в дружеском рукопожатии, и Литтлджон обрадовался, что все-таки приехал сюда.
Маленький автомобильчик мчался через поросшую вереском пустошь по извилистой дороге, которая то взбиралась в гору, то легко сбегала вниз. В преддверии Рождества движение оживилось, на пути часто встречались машины. В тусклом свете фар мелькали придорожные столбы из белого камня, указывавшие путь. В воздухе витал запах торфа, ветер шелестел вереском. Литтлджон не мог разглядеть во мраке местность, которую они проезжали, но чувствовал, что его окружают открытые просторы. Спутник его сосредоточился на дороге и в основном молчал. Инспектор даже не знал, как выглядит новый приятель. Он мог лишь сказать, что тот среднего роста, среднего сложения и говорит с резким йоркширским акцентом.
- Мы проезжаем Майлстоун-Мур и скоро будем в Хаттеруорте, - подал голос Хауорт. - Извините, что я не слишком разговорчив, но езда в темноте - сущее проклятие.
- Не беспокойтесь, Хауорт. Я вполне доволен. После долгого путешествия в одиночку приятно сидеть рядом с товарищем, даже если тот немногословен! Я был возле Стаффорда, когда стемнело, и с тех пор все играю в жмурки. Меняю поезда, пересаживаюсь в автомобиль и ничего вокруг не вижу. Понятия не имею, где мы и каков окружающий пейзаж. Вероятно, завтра утром меня ждет сюрприз.
- Да. Вы поймете, что здесь совсем не плохо. Наш городок расположен среди торфяников. На сотни, вернее - на тысячи, акров вокруг простираются болота. Население нашего района и самого города примерно тридцать тысяч. Это в основном фермеры, рабочие текстильных фабрик и металлурги, а также торговцы, владельцы магазинов, полицейские и все остальные, кто помогает наладить жизнь в городе. Вот мы и приехали… Добро пожаловать в Хаттеруорт! Миссис Литтлджон проводит вечер у нас, это всего в паре сотен ярдов от того места, где она остановилась. Скоро мы будем дома, там нас ждут тепло и свет, вдобавок будет чем утолить голод и жажду…
- Да, в такую ночь не грех разжечь камин, да и перекусить тоже не помешало бы - после Кру, примерно с пяти часов, у меня и крошки во рту не было.
Машина остановилась, и двое мужчин, подсвечивая путь фонариками, побрели ощупью к жилищу Хауорта, аккуратному домику на краю города. Ночь выдалась ясной и морозной, звезды сверкали словно бриллианты. Несмотря на затемнение, на улицах царило праздничное оживление. Слышались веселая болтовня, радостные восклицания, приветственные крики. Стайки мальчишек бродили от порога к порогу и распевали у дверей домов рождественские гимны: то здесь, то там раздавались их голоса, затем пение смолкало, и начиналось бурное обсуждение добытых подношений.
В ярко освещенном холле детективы с любопытством оглядели один другого. Темнота разделяла их барьером, и теперь, когда каждый из них смог наконец увидеть лицо своего спутника, они снова поздоровались, обменялись рукопожатиями и поздравили друг друга с Рождеством. Впрочем, без всякой надобности, скорее от смущения.
Хауорт оказался крепким, розовощеким, гладко выбритым мужчиной с лысой головой и пронзительными синими глазами. Твердый квадратный подбородок выдавал решительность, но лукавая, озорная улыбка и насмешливые искорки в глазах смягчали выражение этого, пожалуй, сурового лица. Литтлджону пришло в голову, что, когда суперинтендант не расположен к веселью, с ним нелегко иметь дело, особенно если его противник находится по другую сторону закона.
Они направились в уютную комнату. Миссис Хауорт вышла с улыбкой приветствовать их, следом спешила миссис Литтлджон. Теплый прием, радость встречи и веселый дух Рождества, который так и витал в воздухе, заставили Литтлджона забыть о долгой поездке.
Когда улеглась радостная суматоха, обычная в подобных случаях, все сели в тепле за праздничный стол. После ужина маленькая компания расположилась у камина за дружеской беседой. Воздух наполнился сигарным дымом, а Литтлджон воздал должное хозяйскому виски. Они говорили о множестве вещей, включая бомбардировки Лондона, которые пришлось пережить Литтлджонам, но вскоре их прервал громкий топот в саду. Литтлджон даже не успел сообразить, что явились нежданные гости, как за дверью послышалось пение. Хор методистской церкви Хаттеруорта не ударил в грязь лицом: гремел в полную силу под окнами Хауортов, почтенных прихожан местной общины. Гимны «В тиши ночной», «Христиане, пробудитесь» и «Однажды в городе царя Давида» стремительно прозвучали друг за другом без остановок, после чего входная дверь широко распахнулась и шумная толпа певцов ввалилась в дом, где, несмотря на ограничения военного времени, их ожидало щедрое угощение: сладкие корзиночки, пряники, кексы и имбирное вино. Виновники переполоха и жертвы вторжения выкрикивали веселые приветствия и поздравления, потихоньку перекидывались шутками (больше
всех хихикали краснощекие незамужние девушки-хористки), затем преподобный Реджинальд Готобед, полномочный посол труппы и распорядитель церемонии, призвал всех к тишине:
- А теперь, суперинтендант, услуга за услугу! Отплатите нам песней за песню. - Пастор добродушно засмеялся, показав зубы.
Судя по количеству поглощенной снеди, гостей и без того вознаградили сторицей, подумал Литтлджон, однако ему стало любопытно, к чему клонит священник. Инспектора ждал сюрприз. Хауорт попытался увильнуть и протестующе замахал руками, однако хористы проявили твердость. Из их толпы вышел высокий мужчина, сел за пианино в углу и, растерев посиневшие от холода пальцы, замер в ожидании.
- «Меньше стадо - меньше забот»! - потребовал хор.
Суперинтендант Хауорт из полиции Хаттеруорта поднялся с кресла у камина и запел. У него был сильный, хорошо поставленный баритон, и Литтлджон невольно заслушался. От звуков этого голоса потеплело на душе. Песня, из североанглийских, на стихи Эдвина Во, исполнялась, похоже, ежегодно и уже вошла в традицию. Каждый куплет сопровождался припевом, который слаженно выводил хор.
Лэдди, славный мой пес, работе конец,
И солнце склонилось к закату.
Запоздалые птицы, одна за другой,
Спешат упорхнуть в гнездо.
Тихий вечер прозрачными пальцами
Занавес дня задернул - нужен покой
Сонным холмам и долинам.
Дремлют они, укрытые сумерек мглой.
Хор дружно подхватил рефрен:
Меньше стадо - меньше забот,
Добрый мой пес, отдыхай и ты!
Заразившись общим весельем, Литтлджон с женой тоже присоединились к хору.
- Ну, - сказал инспектор своему коллеге, когда хористы отправились в другой дом распевать гимны, поздравлять хозяев с Рождеством и пробовать угощение, - я слышал о полицейских, которые были первоклассными боксерами, футболистами, непревзойденными мастерами по прыжкам в длину или в высоту и даже чемпионами по метанию дротиков, но вы первый настоящий поющий полицейский, кого я встретил на своем веку.
- В полиции их полным-полно, Литтлджон. Это просто случайность, что вы услышали меня сегодня. Раньше я много пел, но теперь слишком занят, чтобы заниматься этим всерьез.
- Если Филипп Гриздейл завтра не появится, тебе снова прибавится работы, милый, - вмешалась его жена, и Литтлджон озадаченно посмотрел на нее.
Ему показалось, он уловил в ее голосе надежду, что неведомый Филипп Гриздейл, кем бы тот ни был, все же не придет.
- Не волнуйся, он будет здесь, - заверил Хауорт, затем повернулся к Литтлджону и объяснил: - Вы наверняка слышали о Филиппе Гриздейле, известном лондонском певце. Так вот, этот парень из местных, достиг самой вершины успеха, но не забывает свой родной город. Мальчишкой пел в методистском хоре Хаттеруорта, и теперь каждое Рождество возвращается, чтобы исполнить партию в «Мессии»[3 - ОраторияГ.Ф.Генделя для солистов, хора и оркестра; либретто составлено из библейских текстов.], концерт всегда проходит вечером. В нынешнем году он написал, что слег с ангиной. Это было в прошлую среду. Посоветовал найти ему замену, но пообещал приехать, если сможет. Я и есть замена. Надеюсь, Гриздейл поправится. В противном случае публика будет разочарована.
Любопытно, подумал инспектор.
В рождественскую ночь супруги Литтлджон отправились спать около трех часов. Где-то в отдалении, не щадя сил, надрывался хор, гремел во всю мощь духовой оркестр, слышались звучные басы - свободные импровизации теноровой тубы. Забираясь в постель, Литтлджон чувствовал, что переполнен до краев духом Рождества. На нем была полосатая пижама. Яркостью расцветки она не уступала форме какого-нибудь футбольного клуба. Инспектор сам когда-то купил себе этот спальный костюм и гордился им.
- Господи, неужели ты снова взял с собой это! - рассмеялась жена.
- Почему бы и нет? Хорошая пижама. Я купил ее вечером накануне того дня, когда прижал Тосси Маркса в Кардиффе…
- Выключи свет, Том, пока тебя никто в ней не увидел.
- Знаешь, Летти, - задумчиво протянул Литтлджон без всякой связи с началом разговора, - я надеюсь, что этот Гриздейл завтра не появится.
- Я тоже.
- Если он не приедет, мы отправимся в церковь. Не каждый день услышишь, как полицейский, и вдобавок суперинтендант, поет в «Мессии».
- Значит, договорились.
Духовой оркестр заиграл «Да пошлет вам радость Бог» и вместе с бунтующей тубой, которая окончательно распоясалась и творила что хотела, угрожающе приближался к дому. Но прежде чем музыканты встали под самыми окнами, Литтлджон успел провалиться в сон, от которого его вряд ли пробудил бы даже последний трубный глас в день Страшного суда.
Глава 2. «…И восстанут мертвые»
Очи открытые
С болью гнетущею
Сквозь незабытое,
Тиной покрытое,
Смотрят в грядущее[4 - Гуд Томас (1799 -1845). Мост вздохов.].
Преподобный Реджинальд Готобед, пастор методистской церкви Хаттеруорта, со смешанным чувством взирал со своей кафедры на толпу прихожан, которые пришли послушать «Мессию». При таком наплыве публики собранных средств должно было хватить на долгие месяцы, что избавляло церковь от необходимости залезать в долги, и это радовало пастора. Но, сравнивая нынешнее огромное сборище с той жалкой горсточкой, что обычно посещала его воскресные проповеди, он горестно вздыхал. Этим вечером преподобный не намеревался наставлять паству, он должен был выступать в роли ведущего. Пастор приветливо кивнул казначею, сидевшему внизу на задней скамье рядом с полкой, где стояли горкой ящики для пожертвований, потом с улыбкой оглядел лица людей в центральном нефе и на переполненной галерее. Молодые члены общины уже приносили деревянные скамейки и стулья из соседнего здания воскресной школы, а затем с грохотом ставили их в проходах, поскольку церковные ряды не вмещали всех пришедших, которые шумно требовали, чтобы их впустили. Филипп Гриздейл в последний момент все же позвонил, извинился и сообщил, что не сможет приехать,
но публику это не смутило. Фрэнк Хауорт был хорошей заменой, и, когда объявили о новом составе, никто не опечалился. С пяти часов до шести, к началу действия, по извилистой дорожке на вершину холма, где стояла церковь, тянулась нескончаемая процессия. Публика прибывала и прибывала. Тем из жителей окрестных земель, кто не сумел добраться до города на автобусе, хватило энтузиазма дойти пешком, благо рождественский вечер выдался на славу - ясный и тихий. Многие считали, что настоящее Рождество непременно должно завершиться «Мессией» в церкви, а без этого праздник будет неполным. Среди публики попадались честные, добродушные, пышущие здоровьем лица полицейских: в свободное от службы время одетые в гражданское отцы семейств привели своих домашних послушать, как будет петь их шеф. На одной из задних скамеек сидели два местных прощелыги, неоднократно судимые за браконьерство. Они оказали исключительную честь человеку, который столько раз отправлял их за решетку, что это уже вошло у него в привычку: оба явились с чисто умытыми лицами, в лучших костюмах и при галстуках. Им хотелось послушать, так ли хорошо
поет суперинтендант, как служит закону. Рядом с ними неловко ерзал на скамье председатель местного суда магистратов. Он пришел поздно и занял свободное место в конце скамьи, однако под натиском прибывающей публики не смог держаться на внушительном расстоянии от своих постоянных «клиентов» и был вынужден пересесть к ним.
Помост, словно большая лестница, покрытая багровым сукном, окружал кафедру. Когда Литтлджоны со своей домовладелицей, мисс Стейлибридж, и миссис Хауорт появились в церкви, хор занимал места на красных ступенях. Скромные сопрано, которым пришлось взбираться на самый верх, старались держаться с достоинством, их более ветреные подруги смело показывали ножки и белье. Хор усилили певчими из другой церкви. На двух передних скамьях настраивали инструменты оркестранты. Публика шуршала программками, а самые тонкие знатоки нарочито листали страницы оратории, готовясь следить за действием от первой и до последней ноты.
Четыре солиста взошли на первую ступень красной лестницы и уселись на венские стулья. Мистер Готобед встал, прочитал короткую молитву, затем передал бразды правления хормейстеру.
Хормейстер, дородный мужчина в годах, с обширной лысиной, обрамленной седыми кудряшками, поднялся на возвышение. Он был в старомодном фраке и держал в руке солидную дирижерскую палочку из черного дерева, отделанную серебром, - подарок от хора в знак признательности за долгую службу. Хормейстер раскрыл партитуру, сосредоточенно вгляделся в нее и снова закрыл, показывая, что знает ораторию от начала до самого конца, затем постучал палочкой по шаткому пюпитру. Любительский оркестр составляли музыканты со всей округи. Многие из них, истинные энтузиасты, неделями ходили на репетиции пешком через весь город в любую погоду. Струнные преобладали, а деревянных духовых инструментов явно недоставало, но дирижер знал свое дело и держал оркестрантов в строгости, поскольку играли они слаженно.
Зазвучала чудесная увертюра, и Литтлджон будто перенесся из полного незнакомцев зала в маленькую церквушку своего детства. Он вновь увидел перед собой старые, знакомые лица певчих. Большинства уже давно не было в живых. Ему вспомнился доморощенный органист, который старался изо всех сил не отстать от хора, вечно пропускал ноты и яростно давил на педали. Солисты с неба звезд не хватали, но пели вполне прилично. Святочный Дух Прошлых Лет[5 - Аллюзия на «Рождественскую песнь в прозе» Ч.Диккенса.] встал неслышно за плечом у инспектора. Сольная партия тенора вслед за увертюрой вывела Литтлджона из задумчивости. На скамьях не осталось ни единого свободного места, на каменных стенах выступила влага, в церкви было жарко как в духовке. Суетливый церковный сторож открыл одну из дверей, ведущих из притвора на главную улицу, и звуки восхитительной арии вырвались на свободу, поплыли над поросшими вереском холмами в темноту еще не окончившейся рождественской ночи. «Всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся», - прокатилось дерзкое эхо среди тихих гребней и долин неспящих Пеннинских гор.
Литтлджон вспомнил былые дни в Манчестере, когда вышел из полицейского участка в городской ратуше и проскользнул в Зал свободной торговли, чтобы послушать, как эти же арии исполняют Фрэнк Маллингз и Норман Аллин в сопровождении оркестра Халле. Дирижировал ораторией в тот день Хамилтон Харти. Литтлджону еще не сообщили новость, что этой зимой свирепые варвары при налете на Манчестер обратили в пепел место его счастливых воспоминаний.
Хор громогласно ревел: «И явится слава Господня». Хауорт прекрасно справлялся со своей ролью и мощно «потрясал море и сушу». Его густой звучный голос разносился по церкви, к восторгу как законопослушных прихожан, так и нескольких нарушителей закона. На улице перед дверями церкви останавливались прохожие. «Вроде бы это Фрэнк Хауорт», - сказал кто-то. Грузная, простоватая женщина, сидевшая позади Литтлджона, произнесла театральным шепотом: «Да, но поет он дивно». Эта короткая фраза довольно точно передала общее впечатление.
В полицейском участке Хаттеруорта зазвонил телефон. Ответил инспектор Росс, крайне недовольный тем, что приходится нести дежурство, когда его шеф поет. Он как раз задавался вопросом: может, не просто пройти мимо церкви, а заглянуть внутрь при исполнении служебных обязанностей? Надо же выяснить, как дела.
- Да, - раздраженно буркнул он в трубку.
На другом конце провода заговорили, и выражение лица инспектора изменилось. В его глазах мелькнул интерес.
- Правильно. Ждите. Ничего не трогайте, пока я не приеду. Инок Сайкс? Откуда вы знаете? Кольцо на пальце с его инициалами? Ладно. Мы скоро будем.
Росс торопливо нацарапал записку, потом звонком вызвал констебля и вручил ему листок.
- Передай это суперинтенданту Хауорту в церкви, - велел он. - Только не нужно врываться прямо сейчас и сбивать его посреди «Зачем мятутся народы», но отдай сразу, как только появится возможность. Я еду на Майлстоун-Мур, а ты скорее возвращайся в участок, потому что нам предстоит беспокойная ночь. Отряд ополченцев наткнулся на останки Инока Сайкса на болотах, нам необходимо включаться в работу. Иди, и нечего стоять там и таращиться…
Констебль Джо Шаттлуорт поспешно выскочил за дверь и понесся по темным улицам к методистской церкви. Там он увидел Джорджа Вудроффа, церковного сторожа. Тот стоял у открытой двери в темный притвор. Из глубины церкви доносился чарующий голос.
Он отторгнут от земли живых…
Ибо Ты не оставишь души моей в аде…
- У меня сообщение для суперинтенданта, Джордж, - произнес констебль Шаттлуорт, поежившись. - Как бы мне передать ему записку?
- Лучше подождать, пока он закончит, старина, а потом перехватить его на выходе. А что стряслось, Джо?
Констебль Шаттлуорт доверительно понизил голос до замогильного шепота:
- Ополченцы рыли окоп на одном из холмов Майлстоун-Мур перед самыми сумерками и выкопали скелет. На пальце у него кольцо с инициалами «и» «эс». Судя по всему, это Инок Сайкс. Меня послали доложить об этом суперинтенданту Хауорту, «Мессия» или нет - не важно.
У Джорджа Вудроффа отвисла челюсть.
- Нет, Джо! Не говори так!
Сторож взволнованно всплеснул руками и нервно переступил с ноги на ногу, словно солдат, марширующий на месте. Его раздирали противоречивые чувства. Наконец он справился с собой. Он не позволит никому, даже скелету, испортить ежегодное торжество. Джордж Вудрофф решительно закрыл внутреннюю дверь притвора, будто защищал дом Господень от зла.
- С этим придется подождать, Джо. Его нельзя сейчас прерывать. Инок Сайкс пролежал, наверное, на этой твоей пустоши лет двадцать, а то и больше. Он может подождать еще полчаса или около того - по крайней мере до тех пор, пока мистер Хауорт не допоет «Ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными». Тогда я передам ему записку.
- Послушай, Джордж…
- Если хочешь вызвать его раньше, тебе придется пойти туда и увести мистера Хауорта со сцены посреди действия, - заявил сторож и с непреклонным видом выставил вперед маленький острый подбородок.
Констебль Шаттлуорт замер в нерешительности. Его ботинки ужасно скрипели. Робкий от природы, хотя и старательный полицейский, он немало натерпелся из-за своей застенчивости, а его привычка краснеть по малейшему поводу служила в городе поводом для бесконечных шуток. При мысли, чтобы со скрипом пройти, точно сквозь строй, между рядами прихожан за закрытой дверью, констебль покрылся холодным п?том, колени задрожали. Он без колебаний бросался в гущу жестокой потасовки, мощными ударами сбивал с ног самых отчаянных драчунов и в одиночку или с помощником оттаскивал их в участок. Однако на сей раз предстоящая задача повергла его в ужас. Среди сопрано в хоре, что выводил в эту минуту свою партию, была одна юная леди, которую констебль надеялся однажды назвать миссис Шаттлуорт, когда наберется храбрости сделать ей предложение.
- Ладно, Джордж. Но мне за это здорово нагорит от инспектора Росса.
- Будет еще хуже, если суперинтендант прервет выступление. Здесь приходится выбирать меньшее из двух зол, Джо. Кстати, мать Инока Сайкса тоже в церкви. Надо бы и ей сказать, когда придет время.
Вудрофф снова распахнул дверь притвора, и двое мужчин уселись рядом в темноте - ждать подходящего момента. Временами, заслушавшись музыкой, они забывали обо всем на свете. Аплодировать солисту в конце выступления в церкви неуместно, но дух всеобщего восхищения, казалось, витал в воздухе и мягко обволакивал двух слушателей в притворе, когда Хауорт опустился на скамью после вдохновенной арии «Зачем мятутся народы». Вступило нежное сопрано, и у сторожа с констеблем пересохло в горле: чудесные звуки «А я знаю, Искупитель мой жив» лились в открытые двери притвора, вызывая в памяти печальные воспоминания. Хор поднялся и взял первые зловещие ноты «Ибо, как смерть через человека, так через человека и воскресение мертвых» на кошмарном, невнятном пианиссимо, и двое мужчин внезапно вспомнили о цели прихода констебля. Оба почувствовали, как волоски на затылке встали дыбом.
Литтлджон едва не испекся заживо - так жарко было в церкви, - однако наслаждался каждой минутой и обменивался с женой восхищенными взглядами. Восторженное умиление охватило всех в этих стенах. Куда бы ни посмотрел инспектор, повсюду взгляд его встречал сияющие радостью простодушные лица. Истощенные нуждой и трудом забыли об усталости, сбросили с себя груз каждодневных забот; истерзанные тревогами обрели покой; заносчивые и чопорные смягчились, смирив гордыню; униженные распрямились, подняли головы. Корнетист выбрался из оркестра и смущенно сел рядом с Хауортом. Они представляли собой странную пару: элегантный, подтянутый певец с великолепной осанкой, в котором так и бурлила энергия, и щуплый музыкант, кривоногий и бледный. Оркестр заиграл вступление к «Ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными», пара снова поднялась. Корнет, скромное подобие серебряной трубы на парадных представлениях, звучал ярко и чисто, и маленький человечек, что дул в него, преобразился. Он уже не казался несуразным, лишним или жалким. Звуки, словно легкие радужные пузыри, взлетали ввысь и лопались над головами
слушателей. В конце сольной партии публика с трудом удержалась от бурных восторженных рукоплесканий.
Когда хор уже готовился загреметь с новой силой, маленький Джордж Вудрофф решительно зашагал по проходу между рядами, его ботинки скрипели и громко стучали по паркету. Вначале он приблизился к иссохшей, усталого вида старой женщине, одетой в черное, которая сидела на боковой скамье параллельно центральному проходу, и что-то прошептал ей на ухо. Та испуганно посмотрела на него, оглянулась на дверь, поднялась и неуклюже побрела к выходу, чтобы услышать страшную новость от констебля Шаттлуорта. Вудрофф направился дальше, подошел к возвышению, сделал знак Хауорту и передал ему записку. Удивленный суперинтендант развернул листок и прочитал строчки, потом что-то сказал сидевшему рядом тенору и торопливо сошел вниз с помоста. Он намеренно выбрал боковой проход, чтобы пройти мимо Литтлджона, который сидел в конце скамьи. Поравнявшись с инспектором, тронул его за локоть и жестом предложил следовать за ним. Грянул финальный хор, и суматоха вмиг улеглась. Громогласные раскаты «Достоин Агнец закланный» настигли детективов уже на главной улице.
- Ох и каша заварилась, Литтлджон, - произнес Хауорт, когда они вышли в морозную ночь. - Я подумал, что вам, вероятно, захочется поучаствовать. Конечно, вы в отпуске, но если мы с вами похожи, то это дело, которое так неожиданно на нас свалилось, заденет вас за живое.
- Я с вами, Хауорт. Можете на меня рассчитывать, буду рад помочь.
- Что ж, в записке говорится, что останки Инока Сайкса обнаружили в земле на Майлстоун-Мур. Для полиции случай небывалый, что и говорить! Через пять минут мы будем в участке, но я перескажу вам историю вкратце. Это дело связано с убийством, совершенным в тысяча девятьсот семнадцатом году, во время прошлой войны!
- Боже милостивый! Значит, мрачные тени прошлого?
- Да. В октябре тысяча девятьсот семнадцатого года Джереми Трикетт, местный рабочий-металлист, а заодно и браконьер, был найден убитым на Майлстоун-Мур, в глухом месте, через которое мы проезжали прошлой ночью. Болота тянутся до самого горизонта, вы можете любоваться ими из окна спальни дома, где остановились. Между ним и Иноком Сайксом, тоже металлистом и браконьером, была давняя вражда из-за девушки. Трикетта застрелили из дробовика, и, когда после убийства Сайкс исчез, полиция, естественно, посчитала его виновным. В то время я служил констеблем в Хаддерсфилде и не занимался этим делом, однако слухи о нем разошлись по всей округе, разговоров хватило на долгие месяцы. Сайкса так и не нашли. Все решили, что он либо сбежал за границу, несмотря на трудности военного времени, либо отправился на фронт и был убит. Его объявили в розыск, прочесали окрестности вдоль и поперек, но безуспешно. Дело так и осталось незавершенным, легло на полку. А сегодня днем отряд местной обороны проводил маневры на болотах. Они копали траншею и наткнулись на человеческий скелет. По счастью, когда они это поняли, им
хватило ума не трогать находку. Но они обнаружили на пальце скелета кольцо с инициалами Сайкса. Такие вот дела. Похоже, Сайкс пролежал там все эти годы. Кто-то совершил двойное убийство, чтобы сбить полицию со следа. Хитрая уловка, верно?
- Если ваша догадка верна, убийца - человек хладнокровный и неразборчивый в средствах, его обман раскрылся через много лет по чистой случайности.
- Да. Двадцать три года - немалый срок. С тысяча девятьсот семнадцатого года много воды утекло. Вероятно, убийца уже умер или исчез.
- Значит, дело откроют вновь?
- Да. Хотя след уже холодный, как остывшая баранина. Но нам предстоит расследование, придется начать все сначала и сделать все возможное, покопаться в прошлом, что уже давно мертво. В моей практике это нечто новое.
- И в моей тоже, Хауорт. Я полностью в вашем распоряжении. Неофициально, разумеется.
- Ну нет, вам так просто от меня не отделаться, Литтлджон. Если дело не удастся раскрыть до окончания вашего отпуска, я поговорю с главой полиции графства, и мы затребуем помощь Скотленд-Ярда, а в запросе укажем ваше имя. Тогда, наверное, вы у нас немного задержитесь.
- Хорошо! - кивнул Литтлджон, и двое мужчин вошли в тускло освещенный вестибюль полицейского управления.
Часы на приходской церкви пробили девять. Где-то в отдалении буйствовал духовой оркестр с бомбардоном и басовым тромбоном. Спотыкаясь и фальшивя, он приближался к финалу весьма вольной интерпретации «Прекрасного Сиона», чтобы потом на выручку за дневные труды подкрепить свои силы в любимой пивной.
Глава 3. Майлстоун-Мур
О славный герцог Йоркский!
Было у него десять тысяч солдат.
На вершину холма он повел свое войско
И с войском спустился назад.
Старинная песенка
На следующее утро после того, как обнаружилось преступление более чем двадцатилетней давности, Хауорт с Литтлджоном осторожно втиснули свои крупные тела в полицейскую машину, и когда часы на церкви пробили десять, уже ехали вверх по холму к Майлстоун-Мур. День выдался морозным и ясным, раннее солнце озаряло яркими лучами улицы города и заливало светом окрестные деревни. Булыжные мостовые и каменные строения Хаттеруорта вскоре остались позади, автомобиль легко катил по ровной гладкой дороге через болота. Теперь вокруг, на сколько хватало глаз, простиралась безмолвная пустыня. Утесник и вереск, чьи узловатые цепкие корни виднелись на рыхлой торфяной почве, колыхались, словно бурые морские волны, когда резкие порывы ветра клонили стебли то в одну сторону, то в другую. По обеим обочинам дороги вдоль края торфяников тянулись ряды белых каменных столбиков с черными шляпками - путевые вехи, различимые в темноте или в снегу. Большие белые облака величаво плыли по синему зимнему небу. Вид был великолепный. По одну сторону до самого горизонта расстилалась вересковая пустошь, расцвеченная багрово-коричневыми
красками зимы. Блестели лужицы, покрытые тонкой ледяной корочкой. Ручейки пробивали себе дорогу в земле и собирались в поток, журчавший подо льдом в кювете. По другую сторону вздымался крутой травянистый склон, переходивший постепенно в пастбище, где уже чувствовалось присутствие человека, покорителя природы. Внизу лежала долина, где у быстротечной реки Коддер укрылся Хаттеруорт, дальше местность понемногу повышалась и снова переходила в бескрайние волны холмов. Построенный из местного камня город прекрасно вписывался в общую картину. Длинные ряды трехэтажных коттеджей, общественные здания, трубы, башни и открытые пространства Хаттеруорта растянулись вдоль нижнего шоссе, которое с высоты холмов казалось лишь волнистой тонкой нитью, ведущей вдаль. Дикую землю между Майлстоун-роуд наверху и городом внизу человек обжил и подчинил своим нуждам. Грубые стены сухой каменной кладки разделяли ее на клеточки, словно огромную шахматную доску. На луговых склонах паслись коровы и овцы. Фермер разбрасывал известь на зеленой траве лужайки, белая пыль взлетала в воздух, словно клубы пара. Шла извечная битва между
болотами и человеком, утверждающим свое господство. В отдалении вился белый дымок поезда, с натугой вползавшего на гребень горы, в самое сердце Уэст-Райдинга.
Полицейский автомобиль храбро взбирался в гору. Мимо проносились телеграфные столбы. Тяжело увешанные проводами, они выстроились в боевом порядке, чтобы дать отпор любой непогоде, будто армия, сомкнувшая ряды против врага. Посреди пустоши проводили учения ополченцы. Проблему скелета они решили - доложили о своей находке в соответствующую инстанцию - и теперь вернулись к неотложным задачам, более важным, чем возня с какими-то высохшими костями из прошлого. Повсюду одетые в хаки люди бегали, прыгали, спотыкались, падали и бросались в атаку. Свои театральные сражения они разыгрывали серьезно. «Неприятель» из Уэст-Райдинга без видимого успеха пытался отвоевать Хаттеруорт и окрестные дороги у местных добровольцев.
Машина резко остановилась на пятачке возле дороги, и детективы выбрались на обочину. В этом месте через ручей в кювете был перекинут мостик, дальше по пустоши тянулась тропинка. Едва различимые колеи от колес почти сгладились с годами, но раньше по этой дорожке возили камень из маленькой заброшенной каменоломни на склоне холма. Дальше по тропе, примерно в пятидесяти ярдах от шоссе, возле высохшего куста утесника виднелась небольшая группа людей. Двое мужчин в рубашках копали; рядом стояли двое полицейских, грубый с виду малый (наверное, местный фермер или наемный работник) и один из ополченцев. При виде суперинтенданта и его спутника полицейские взяли под козырек, мужчины с лопатами (как оказалось, констебли) последовали их примеру.
- Ну, парни, - добродушно произнес Хауорт, - что-нибудь нашли?
- Мы извлекли все кости, сэр, - ответил один и вытер тыльной стороной ладони пот со лба. - Доктор Гриффитс заезжал сюда, но сказал, что ничего не может сделать, пока мы не найдем весь скелет. Мы собирались отвезти кости в морг, когда закончим работу. Вот они.
Он указал на расстеленный брезент, поверх которого был разложен пестрый набор грязных костей, темных, в бурых пятнах от влажного торфа, въевшегося за те долгие годы, что скелет пролежал в земле. Коричневый череп с насмешкой косился на детективов пустыми глазницами. К костям прилипли клочки ткани, и, судя по остаткам старой сгнившей кожи, труп был обут, когда его зарыли. Рядом на брезенте лежал дробовик двенадцатого калибра. Его стволы сильно пострадали от ржавчины, однако приклад сохранился на удивление хорошо. Хауорт осторожно коснулся его.
- Вижу, покойника похоронили с оружием, словно вождя, - заметил он. - Наверняка мы сумеем определить происхождение ружья и установить владельца.
Один из полицейских тщательно просеивал землю сквозь несколько сит, чтобы не пропустить мелкие фрагменты. Хауорт повернулся к нему с улыбкой:
- Славная у тебя здесь работа, Хиклинг. Нашел что-нибудь любопытное?
Констебль поднял юное розовощекое лицо и ухмыльнулся в ответ.
- Несколько монет, сэр, часы, складной нож, курительную трубку, жестянку из-под табака и около десяти дробин, свинцовых. Похоже, они выпали из тела при разложении. Доктор Гриффитс попросил, чтобы мы постарались найти их, если сможем.
- Хорошо. Продолжай, Хиклинг. Занятие это нудное, но очень важное. Собери то, что найдешь, а когда закончишь, доставь в участок. Там мы тщательно все изучим. А теперь, Литтлджон, я покажу вам, где нашли труп Трикетта. Как я уже говорил, я отсутствовал в это время в городе, но позже меня сводили туда. Нам в ту сторону.
Хауорт повел своего спутника по тропинке через болото. Они прошли около пятидесяти ярдов. Каменная стена сухой кладки, осыпавшаяся и заросшая бурьяном, обозначала когда-то границы небольшого освоенного участка земли, у дальней межи виднелись пустынные развалины фермерского дома. С внешней стороны стены, примерно у середины, рос еще один чахлый куст утесника, побитый ветром и дождями. Хауорт указал на него:
- Вот здесь. Как видите, это недалеко от того места, где нашли Сайкса. Раньше считалось, что один из них убил другого, а затем ловко сбежал. Теперь, когда мы обнаружили останки второго трупа, эта версия более чем двадцатилетней давности развалилась. Нам придется начинать заново, хотя, наверное, все улики уже исчезли, а большинства важных свидетелей нет в живых.
Литтлджон зажег трубку, жадно затянулся и огляделся. Холодное бескрайнее болото - превосходное место для того, кто хочет скрыть ото всех свою тайну. Глухое, тяжелое безмолвие нарушали лишь редкие крики птиц да голоса ополченцев, которые продолжали свои учения. Казалось, даже присутствие множества людей на обширном пространстве не в силах прервать уединение этого пустынного места. Над бурыми волнами вереска витали древние духи стихий. Вкрадчивые пальцы сил разрушения незримо делали свое дело: выкручивали растения и замедляли их рост, стирали возведенные человеком границы, сокрушали его жилище, безжалостно скользили по возделанным им полям и возвращали землю назад, к одичанию.
- Думаю, Литтлджон, нам следует встретиться с тем, кто занимался расследованием убийства в то время. Это человек, чью должность я занял. Суперинтендант Пикерсгилл. Он живет на окраине города. В его рассказе прозвучат любопытные детали и подробности, если нам удастся вызвать его на разговор. Воспоминания Пикерсгилла дополнят безжизненный сухой скелет полицейских отчетов, которые нам передадут чуть позднее.
- Хорошая мысль. У нас есть еще время до обеда, если вы согласны.
- Отлично, Литтлджон. Тогда поедем прямо сейчас. Забавно, что предшественник Пикерсгилла на посту шефа, инспектор Энтуистл, тоже еще жив и живет вместе с суперинтендантом и его женой. Он тесть Пикерсгилла. Вместе они бы нам много чего порассказали. Старику около восьмидесяти, однако он полон сил. Эти двое помешались на курах. Мы, наверное, найдем их в курятнике.
Детективы вернулись к шоссе и сели в машину. Воздух был морозным и прозрачным. На небе вдалеке темнели свинцовые облака.
- Похоже, будет снег. - Хауорт набросил плед на колени Литтлджону и укутался сам.
Автомобиль плавно покатил вниз, в долину. По пути они миновали торжествующих ополченцев. Те одержали победу над «врагом», и теперь бодрым шагом направлялись в город.
Литтлджон оглянулся и сквозь маленькое заднее окошко увидел, что полицейские уже закончили раскопки и осторожно переносят на брезенте все, что осталось от Инока Сайкса и трагедии давно прошедших дней.
Глава 4. Совещание в курятнике
Так! И живее в путь!
Видишь, солнце заходит.
Но до заката,
До того, как меня, старика,
Затянет в болото,
Беззубый зашамкает рот,
Затрясутся колени…[6 - Гете Иоганн (1749 -1832). Бравому Хроносу.]
Машина остановилась перед аккуратным бунгало на берегу реки. Дом стоял чуть в стороне от воды и выходил окнами на дорогу. Детективы выбрались из салона и направились вверх по посыпанной гравием дорожке. Хауорт позвонил в дверь.
Хмурое лицо сварливого вида женщины появилось между занавесками гостиной и быстро исчезло, а в следующее мгновение дверь распахнулась.
- Доброе утро, миссис Пикерсгилл. Чарли дома?
- Он с моим отцом в курятнике. В последнее время они не выходят оттуда целыми днями.
«Неудивительно!» - подумал Литтлджон.
С виду жена бывшего суперинтенданта Пикерсгилла казалась настоящей мегерой. Похоже, в доме всем заправляла она. Это была худая женщина среднего роста, властная и своенравная. На лице ее выделялись длинный тонкий нос и острые серые глаза. Волосы, собранные в большой седой пучок, строго удерживались на затылке чем-то похожим на рыболовную сеть. В ее взгляде сквозило назойливое любопытство. Едва заметный говор выдавал в ней уроженку этих мест.
Когда Пикерсгилл служил сержантом под началом инспектора Энтуистла, честолюбие толкнуло его на брак с дочерью шефа, которая уже давно имела на него виды. Он восхищался ее стряпней и бережливостью, их союз оказался весьма удачным. Поговаривали, что мозгом и направляющей силой в их семье была миссис Пикерсгилл. По слухам, ее муж чрезвычайно успешно продвинулся по службе, поскольку отыгрывался на подчиненных и отдавал работе всю ту энергию, которую ему приходилось сдерживать дома. Пятеро их детей, все девочки, унаследовали от матери экономность и напористость, однако отец всегда был их кумиром. Они составляли его личную охрану, защищали от любых нападок, и благодаря им суперинтендант избежал горькой участи быть окончательно заклеванным. За месяц до того, как он отправился на пенсию, вышла замуж его самая младшая дочь. Положение спас тесть, поселившийся в доме зятя. Отставной инспектор Энтуистл, вдовец, не на шутку испугался притязаний своей экономки: та явно вынашивала матримониальные планы в отношении хозяина, невзирая на его почтенный возраст. Своих кур при переезде он забрал с собой. Бывшие
полицейские объединились, основали совместную птичью ферму, соорудили роскошные загоны и домики для кур и стали проводить все дни в обществе птиц.
- Мы можем пройти и поговорить с ним? Это инспектор Литтлджон из Скотленд-Ярда, миссис Пикерсгилл.
- Доброе утро.
Упоминание о Скотленд-Ярде и его доблестном сотруднике оставило равнодушной эту женщину с суровым лицом. Она жила с полицейскими всю свою жизнь.
- Да. Вам лучше пройти на задний двор через дом. Вытирайте ноги.
Хозяйка провела детективов вдоль узкого холла в столовую, откуда открывалась дверь в хозяйственные помещения. Комната ломилась от мебели, так что негде было повернуться. Литтлджон невольно запоминал все, что замечал, и не мог избавиться от ощущения тесноты, будто его сдавили тисками. Он сам был уроженцем севера Англии, и в своем родном Ланкашире ему случалось видеть странные дома, но этот побил все рекорды!
На ножках стола красовались чулки, чтобы защитить дерево от неуклюжих или своевольных ног! На полу лежали кокосовые циновки, тогда как лучшие ковры хранились свернутыми в рулоны - их расстилали только по выходным, и тогда же извлекали на свет божий и ставили возле очага превосходные каминные принадлежности из сверкающей меди. Старая мебель красного дерева сияла полировкой. Буфетом служил изящный комод. Вокруг стола стояли в педантичном порядке неудобные стулья. На стенах в рамах висели две картинки из рождественского календаря, где предавались идиллии странно одетые персонажи «Сна юной любви»[7 - Стихотворение Томаса Мура (1779 -1852), ирландского поэта-романтика, автора песен и баллад.] в одном случае и «Свидания»[8 - Стихотворение Уильяма Сутара (1898 -1943), шотландского поэта, известного своими эпиграммами.] - в другом. Большая гравюра на стали изображала сцену дерби в Эпсоме, а деревянная резная табличка, плод упорного кропотливого труда, гласила: «В гостях хорошо, а дома лучше». На каминной полке выстроились строго по росту медные подсвечники всех форм и размеров. Безупречный порядок в
столовой определенно давался хозяйке ценой немалых усилий. В начищенной до блеска комнате не чувствовалось уюта, слишком уж она была строгой и опрятной. Неудивительно, что мужчины в этом доме предпочитали курятник.
Хауорт и Литтлджон последовали за хозяйкой в кухню, где яблочные пироги дожидались на столе, когда их накроют верхним слоем теста и поставят выпекаться в духовку. Тщательно нарезанные яблоки в начинке лежали безукоризненно ровными рядами. Миссис Пикерсгилл указала на самое большое из солидных строений на аккуратном, покрытом травой участке ярдах в двадцати от задней двери дома.
- Вы знаете, где их искать, верно, мистер Хауорт? - сказала она и вернулась в дом.
Литтлджон заметил краем глаза, как хозяйка схватила щетку и принялась яростно чистить циновки, по которым ступали детективы, когда шли через столовую.
В дальнем конце сада над дерзко торчащей на крыше трубой курился дымок. Туда и направился Хауорт. Он постучал в дверь строения, где, судя по всему, засели мужчины и вдали от женской болтовни наслаждались теплом печки.
- Входите! - раздался бодрый зычный голос.
Если Литтлджон ожидал увидеть робкого забитого беднягу, угнетенного многолетним брюзжанием, мелочными придирками и домашней тиранией, то он ошибся. Хауорт представил его высокому, крепкому мужчине плотного сложения, с пышными седыми усами. Облысевшую голову окружала бахрома серебристых волос. Под косматыми бровями поблескивали карие глаза. Товарищем Пикерсгилла оказался коренастый старик с голубыми, слегка навыкате глазами, с густой копной белоснежных волос и длинной окладистой бородой. Он походил на состарившегося легендарного Капитана Кеттла[9 - Персонаж серии приключенческих романов и рассказов английского писателя и путешественника Ч.Дж.Катклиффа Хайна (1866 -1944).]. Узловатые руки с набухшими темными венами выдавали его почтенный возраст. Лица обоих отставных полицейских покрывал здоровый румянец.
Зять с тестем сидели бок о бок на деревянной скамье, подложив для удобства под спины длинную подушку. Головы обоих прикрывали матерчатые кепки. Младший курил длинную изогнутую трубку со специальной камерой в солидном «отростке» чубука у основания чашки - для оседания влаги и смол. Старик сжимал в немногих оставшихся зубах старую почерневшую трубку из верескового корня.
Теплый курятник служил, очевидно, штаб-квартирой создателям сложной системы разведения кур и производства яиц. В одном углу помещения располагался большой инкубатор. Вокруг стояли лари с кормами. На полках лежали подкладные яйца[10 - Имитация куриного яйца из фаянса, гипса и т.д.; используется для стимуляции кладки в отведенном для этого месте.]. Наверху, под низкой крышей, висели на крюках две крысоловки, старая птичья клетка и керосиновая лампа. Повсюду можно было наблюдать сцены из жизни пернатых. Куры искали зерна в сухой мякине, которая толстым, по щиколотку, слоем покрывала пол. Хозяева с мечтательным восхищением наблюдали за ними, когда вошли посетители. Судя по победному кудахтанью и крикливым перебранкам, в соседних домиках кладка яиц шла полным ходом. Петух, важно расхаживавший среди кур, при появлении незнакомцев хрипло недовольно заклохтал. Чтобы оставаться в центре внимания, он постоянно притворялся, будто нашел зерно, и звал фавориток на угощение. Те каждый раз охотно спешили на зов и возвращались несолоно хлебавши, однако с куриным простодушием снова и снова попадались на эту
уловку. Одна белая курочка наскакивала на подвешенный над полом кочан капусты, и раз за разом отщипывала кусочек, словно заводная игрушка.
Иногда старик заговаривал с птицами, причем обращался к ним по именам, а во время последующего совещания периодически прерывал беседу беглыми замечаниями о поведении той или иной своей любимицы. Старческое слабоумие странным образом сочеталось в нем с острым, проницательным умом. Если не считать жизни кур, текущие события мало его интересовали. Энтуистл жил прошлым и любил пускаться в воспоминания, пространные, скрупулезно точные и скучные.
- Рад знакомству с вами, мистер Литтлджон. - Пикерсгилл с приветливой улыбкой подвинул ближе к гостям вторую деревянную скамью.
Литтлджон и Хауорт сели и набили трубки табаком.
- Вот я в свое время не обращался за помощью в Скотленд-Ярд, хотя никто не скажет, что какой-нибудь прощелыга ушел от меня безнаказанным, - произнес отставной инспектор Энтуистл.
Пикерсгилл добродушно подмигнул детективам.
- За годы службы, папаша, вам попадались одни пьяные дебоширы, браконьеры да мелкие воришки… Эй, как насчет бутылочки пива?
Глаза старика загорелись, и он тотчас забыл о вспыхнувшем споре.
- Я мигом, - объявил он, протопал к двери и вскоре вернулся с четырьмя бутылками, стаканами и большой имбирной коврижкой на тарелке. - Дочь вытирает пыль в гостиной, так что я и пирог прихватил. - Он захихикал, словно проказливый мальчишка. - Когда она обнаружит пропажу, поднимется шум, но к тому времени эта коврижка будет уже у нас в животах.
Они наполнили стаканы. «Что ж, по крайней мере, миссис Пикерсгилл неплохо печет!» - отметил Литтлджон.
- Значит, вас интересует убийство Джереми Трикетта? - Пикерсгилл вытер усы тыльной стороной ладони. - Да, я помню то дело, будто все случилось вчера. И не без причины. Это было мое первое в жизни дело об убийстве, к тому же преступник удрал, будь я проклят! Вернее, мы так решили. Но теперь, насколько я слышал, все изменилось, и наши старые версии рассыпались в труху. Странная штука.
- Не вижу ничего странного, - возразил старик, вытер мокрые от пива губы и стряхнул крошки с бороды. - Я всегда тебе говорил: главное - факты, а не версии. Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Глядите-ка, Бидди снова хромает. Значит, завтра снесет яйцо с двумя желтками. Помяните мое слово. Она всегда прихрамывает в таких случаях. Он указал черенком трубки на ковыляющую курицу красной род-айлендской породы.
- Ладно, ладно, папаша. Не отвлекайтесь на то, что не имеет отношения к делу. У нас всего полчаса до обеда, а Элис устроит нам выволочку, если мы опоздаем. Так что давайте перейдем сразу к сути.
- Да, - ввернул Хауорт. - Может, вы нам расскажете, что случилось и как далеко продвинулось расследование? Все, что сможете вспомнить.
- Удача, что ополченцы откопали Инока Сайкса. Славно получилось, - вмешался неугомонный старик. - Многие из тех, кого затронуло то расследование, отправились вверх по холму, на городское кладбище, а остальные уже одной ногой в могиле. Двадцать с лишним лет немалый срок. Кстати, мне и самому недолго осталось. Хотел бы я напоследок распутать данное дело. Так что поторопитесь, пока меня тоже не заколотили в гроб. Я всегда говорил Чарли, что он не на то дерево лает, когда Сайкса искали везде и всюду. «Ищи поближе к дому, - твердил я ему, - ищи поближе к дому». Спросите его, он подтвердит. Теперь уж вам, парни, придется разобраться с этим делом окончательно и доказать, что я был прав. Поспешите, пока я не помер.
- Мы будем благодарны вам за помощь, мистер Энтуистл, - вежливо произнес Хауорт. - Но поскольку время поджимает, может, Чарли продолжит свой рассказ?
- Ну, тело Джереми Трикетта нашли на болотах в октябре тысяча девятьсот семнадцатого года. Это случилось рано утром: местный фермер проезжал мимо на повозке с молоком, заметил труп и поднял тревогу. Доктор определил, что Трикетта убили накануне вечером. Естественно, мы начали подозревать Инока Сайкса. Эти двое были приятелями, но разругались из-за девушки. Ее звали Мэри Тейтем. Позднее она вышла замуж за Джозайю Райлза. Оба - и Трикетт, и Сайкс - были рабочими-металлистами, монтажниками на литейно-механическом заводе Майлза. Они ушли оттуда, когда Калеб Хейторнтуэйт, заводской управляющий в те годы (теперь он сэр Калеб), основал собственную компанию на пару с Люком Кроссом.
- Да. После ухода Калеба завод Майлза так больше и не оправился, - заметил мистер Энтуистл. - Конечно, миссис Майлз к тому времени овдовела и во всем полагалась на Хейторнтуэйта. Он знал, как управляться с рабочими, при нем завод держался на плаву. Говорят, потом Калеб и старая миссис Майлз повздорили, но в чем там было дело, никто не знает. В общем, Калеб переметнулся к Люку Кроссу и с тех пор быстро пошел в гору.
Пикерсгилл остановил взглядом словесный поток тестя.
- Итак, как я уже сказал, Сайкс и Трикетт были приятелями. В юности они вместе браконьерствовали: охотились на куропаток среди болот, на частной земле, которая теперь принадлежит самому сэру Калебу.
В ночь убийства Буллер, егерь, видел Сайкса, а потом и Трикетта, на болотах. Представляете, как преуспел Хейторнтуэйт за два года, если смог позволить себе обзавестись и охотничьими угодьями, и егерем! Короче, Буллер видел этих бедняг порознь на болотах и слышал выстрелы, но подумал, что они охотятся на птиц. Когда они перешли работать к Калебу, их стали пускать на его земли, так что Буллер не придал этому значения.
Примерно за четверть часа до выстрелов егерь выдворил с пустоши одного бродягу из местных, известного под прозвищем Трехпалый Билл. Мы потом задержали этого Билла и допросили, но он ничего путного нам не сказал.
Теперь что касается девушки. Сайкс ухаживал за ней, и она не возражала, но тут неожиданно за ней приударил Трикетт и увел ее прямо из-под носа у своего дружка. После этого приятели прекратили всякие отношения и перестали общаться друг с другом. Если раньше они всюду появлялись вдвоем, то с того дня их больше не видели вместе, только в день убийства. Они встретились в пабе «Лошадь и жокей» на болотах. Сайкс заглянул туда после охоты, и когда вошел Трикетт, сидел за выпивкой. Инок направился к нему, завязалась драка. Владелец заведения вышвырнул их вон. Он слышал, как Сайкс пригрозил, что еще посчитается с Трикеттом. Разумеется, после убийства мы решили побеседовать с Сайксом, однако тот исчез, и для нас это стало лишним доказательством его вины. Мы подумали, что он, наверное, записался добровольцем, и начали поиски в армии и на флоте. В конце концов нам пришлось бросить это безнадежное дело и признать, что Сайкс ускользнул от нас. Сами понимаете, мы просто ахнули, когда обнаружилось, что все эти годы он пролежал в земле, как Трикетт. Я бы сказал, что их убили разом, одного за другим, а вы что
думаете?
- Да, - кивнул Хауорт. - Единственное разумное объяснение. Либо один из них убил другого, а потом его прикончил кто-то третий, либо - что более вероятно - этот третий застрелил обоих. Но почему?
- Вы меня спрашиваете? Надо было нам с самого начала установить мотив.
Старый Энтуистл снова подал голос:
- То давнее убийство - событие небывалое в наших краях - всколыхнуло город. Люди многое помнят. Все, что происходило тогда, отпечаталось в памяти тех, кто еще жив. Вам следует начать с той самой Мэри Тейтем, а потом обойти остальных.
Хауорт достал свой блокнот.
- Давайте-ка запишем имена.
Пикерсгилл принялся перечислять:
- Ну, как сказал папаша, начнем с Мэри Райлз. Она живет с мужем в южной части города, на Марбл-стрит. Вы удивитесь, когда увидите ее. Толстуха средних лет. Трудно представить, как два молодых парня могли сцепиться из-за нее насмерть и рваться убить друг друга, но в свое время она была красавицей. Трехпалый Билл тоже жив, околачивается в наших краях. Запиши еще Сета Уигли, владельца паба «Лошадь и жокей», хотя сейчас делами заправляет его замужняя дочь. Он живет вместе с ней и зятем. Сильно постарел за эти годы. Буллера, егеря, уже нет в живых. А сэр Калеб в добром здравии. Ищите его в Спенклаф-Холле, это примерно в двух милях отсюда. Старая миссис Майлз тоже жива, ей сейчас под восемьдесят. Коротает свой век в маленьком домике на Мур-лейн и почти не выходит за порог. Вот и все, что я могу вам сообщить.
Хауорт выглядел удрученным. Детективы ожидали чего-то более существенного, нежели беглое, поверхностное описание основных фактов. Он повернулся к Литтлджону.
- У вас есть какие-нибудь мысли по этому поводу?
Инспектор Литтлджон вынул трубку изо рта. Он наблюдал за старым Энтуистлом, который, похоже, давно потерял интерес к рассказу своего зятя и с удовольствием почесывал шейку почти ручной курицы, а та робко, бочком подступила к нему и поклевывала дырочки для шнурков на его ботинках. Внезапно он поднял голову и с усмешкой посмотрел на зятя. Его маленькие глазки лукаво блестели.
- Чарли никогда не был говоруном, - заметил Энтуистл. - И память у него уже не та, что прежде. Лучше попросите его дать вам свои старые блокноты с заметками по делу и еще наш дневник - журнал расследования, мы вели его, когда совещались вдвоем. Видите ли, мы с Чарли решали его проблемы сообща. Я немного помогал ему в те дни. Как-никак я сам бывший инспектор. Мы делали записи по ходу обсуждения, чтобы лучше уяснить себе картину.
Пикерсгилл заметно оживился. Он чувствовал, что сплоховал, не оправдал надежд Хауорта, а тесть предлагал ему готовое решение.
- Я с радостью передам вам все бумаги! - воскликнул он. - Они у меня здесь, ты можешь хоть сейчас забрать их с собой, Фрэнк.
Пикерсгилл поднялся и отпер свой сундук с сокровищами. Это был старый рассохшийся улей, покрытый цинком изнутри и снаружи. Отставной суперинтендант навесил на ящик замок и хранил там свой личный архив - блокноты и дневники в жестких переплетах. Нужная тетрадь и книга нашлись без труда - Пикерсгилл аккуратно проставил на обложках даты.
- Ну вот, Фрэнк. Если прочитать эти записки вместе с официальными отчетами, которые скоро придут по твоему запросу из архива графства, то будешь знать столько же, сколько знал я, когда вел данное дело.
Пронзительная трель свистка заставила мужчин вздрогнуть.
- Обед готов, - объяснил Энтуистл.
Тесть и зять смущенно замялись, на их лицах отразилось беспокойство. Хауорт открыл дверь курятника и увидел, как угловатая фигура миссис Пикерсгилл исчезла в доме. Хозяйка весьма оригинальным способом позвала к обеду двоих любителей кур. Оба определенно боялись опоздать хотя бы на минуту.
- Спасибо за помощь, Чарли, - произнес Хауорт. - Мы вернем тебе обе тетради, как только они сослужат свою службу.
- Заходите еще: расскажете нам, как продвигается расследование, - ввернул Энтуистл. Он стоял с корзинкой яиц в руках и нетерпеливо ждал, когда гости уйдут и он сможет приступить к обеду. - Я же вам говорил: это будет мое последнее дело. Хочу увидеть развязку.
- Мы будем держать вас в курсе, мистер Энтуистл.
Двое полицейских попрощались с пожилыми коллегами и поспешили прочь, чтобы избавить их от неловкости.
Глава 5. Октябрь 1917 года
О, дайте мне взглянуть в лицо тому злодею!
Когда мы встретимся - храни его Господь.
Пусть только в церковь сунет он свой нос,
Дубиной голову снесу ему немедля!
Венгерская народная песня
Мороз покрыл улицы Хаттеруорта незаметной тонкой корочкой льда, и на следующий день после визита к своему предшественнику суперинтендант Хауорт поскользнулся на ступенях полицейского участка и вывихнул лодыжку. Литтлджон нашел его дома в столовой. Распухшая нога, перевязанная бинтами и обутая в старую тапочку, покоилась на табуретке. Вынужденная неподвижность раздражала суперинтенданта до крайности.
- Хорошенькое дельце! - проворчал он, когда детективы обменялись приветствиями. - И надо же такому случиться, когда мы только начали расследование. Конечно, труп пролежал в земле более двадцати лет, все эти годы убийство оставалось нераскрытым, и еще несколько дней ничего не изменят, но все же чертовски досадно, что так вышло. После того как мы расстались вчера днем, я получил архивные материалы из управления графства и почти всю ночь просидел за бумагами - пытался построить общую картину с помощью отчетов, заметок и дневников Пикерсгилла. Однако теперь я вынужден на время передать дело Россу, хотя, видит Бог, он и без того завален работой…
Уловив призыв в голосе друга, Литтлджон произнес:
- Послушайте, Хауорт, не нужно изводить себя и сокрушаться из-за того, что невозможно изменить. Придется вам оставаться дома, пока доктор не позволит вернуться в строй, а я займусь беготней вместо вас - неофициально, разумеется. В конце дня мы с вами будем вместе обсуждать результаты моих усилий, и, надеюсь, сообща сумеем найти разгадку, прежде чем вы снова встанете на ноги.
- Но ведь вы в отпуске, Литтлджон. Нечестно отнимать у вас время. И что скажет ваша жена? Она хотела бы провести с вами те немногие дни, что вы пробудете здесь…
- Летти решила вернуться в Лондон вместе со мной, когда я поеду обратно, так что ей есть чем заняться перед отъездом: навестить друзей, попрощаться, пока я буду опрашивать свидетелей.
После недолгих препирательств приятели сошлись на том, что Литтлджон возьмет на себя опрос свидетелей, а делать выводы и подводить итоги они станут вдвоем.
- Теперь, когда мы выработали план, вы могли бы изложить вкратце, как шло расследование старого дела двадцать с лишним лет назад, - предложил Литтлджон. - Вы говорили, что прочитали и сопоставили множество отчетов и записей. Думаю, общее представление вы получили. Что удалось установить в ходе следствия?
- С него мы и начнем. Я постараюсь обрисовать картину в целом, как мне она видится. Набивайте трубку и устраивайтесь поудобнее.
Хауорт начал свой рассказ, и, по мере того как раскрывались подробности случившегося, перед глазами Литтлджона все яснее проступала картина событий октября 1917 года.
Он увидел бескрайнюю пустошь, похожую на пестрое лоскутное одеяло, где смешались оттенки бурого, зеленого и пурпурного. Дикую, нехоженую землю, покрытую сухим вереском, кустиками голубики и увядающими золотистыми папоротниками. Почерневшие каменные стены на границах участков и горы сохнущего торфа по краю рвов.
Над водоемами окрестных деревень, невидимых за вересковыми холмами, поднимались чайки и с криками кружили в воздухе. Раздавались булькающие трели кроншнепов. Сливались в хриплый шелест людские голоса - чья-то болтовня, споры и смех. В тот день на болотах шла охота на куропаток, и несколько мужчин из пестрой компании загонщиков опрокидывали в себя стакан за стаканом в пабе «Лошадь и жокей». Крепкое приземистое строение из обветренного местного камня, готовое выдержать любую непогоду, стояло сиротливо возле дороги между Хаттеруортом и Уотерфолдом. Пристанище странников, охотников и их прихлебателей, браконьеров и тех, кто привык долго терпеть жажду в пути, чтобы утолить ее в конце.
Вдоль горизонта, словно ряд неровных гнилых зубов, растянулась гряда осыпающихся скал. Их резкий силуэт темнел на фоне пламенеющего багрового заката.
В «Лошади и жокее» выдался жаркий денек: хозяин, Сет Уигли, сбивался с ног. Мало того что в зале бушевала толпа пьяных загонщиков и заряжающих, так еще явился Инок Сайкс и, накачавшись ромом, принялся осыпать бранью Джерри Трикетта и описывать в красках, что сделает с ним, когда поймает. Долго ждать ему не пришлось.
Трикетт с двумя приятелями показался во дворе паба. Он охотился на куропаток из укрытия. По неведомым причинам его и Сайкса беспрепятственно пускали на земли Калеба Хейторнтуэйта. Подобный им сброд обычно выдворяли из владений, но этих двоих терпели даже в те дни, когда на болотах устраивали охоту для близких друзей Калеба из числа местных промышленников, производителей стали и шерсти.
Сайкс заметил в окне своего бывшего дружка, выругался и шагнул к ружью, которое оставил в углу, прежде чем заказать выпивку. Сет Уигли подоспел раньше и схватил дробовик.
- Нет, Инок, твое ружье останется здесь. Ты его не получишь.
Владелец паба был крупным, грузным мужчиной, и подвыпивший браконьер, похоже, решил, что с ним лучше не связываться. Он нетвердой походкой вышел на задний двор безоружным.
Там прохлаждалась парочка бездельников из обслуги паба. При виде Сайкса они выжидающе притихли. Поглядеть на драку они были не прочь, но стать свидетелями перестрелки им не хотелось. Спутники Трикетта зашептали ему что-то на ухо. Они стремились ободрить его и призвать к осторожности. Убеждали приятеля оставить дробовик им, схватиться с Сайксом врукопашную и взгреть его хорошенько, чтобы клочья полетели. Но их благоразумный совет пропал втуне. Трикетт замер с ружьем в руках, ожидая Сайкса. Тот стоял в дверном проеме и свирепо смотрел на бывшего друга. В воздухе повисла зловещая тишина. Было слышно, как в маленьком хлеву фыркают и жуют жвачку коровы. Сет Уигли невозмутимо наполнил кружку элем, затем медленно выпил ее и вышел из паба. Его добродушное красное лицо выражало решимость. В своей огромной ручище он держал дробовик Сайкса.
Зрителям не пришлось долго томиться в ожидании: за напряженной драматической кульминацией последовала нелепая развязка. Сайкс оттолкнулся от дверного косяка и неуклюжей, вихляющей рысью бросился на врага, яростно размахивая руками в воздухе. Тяжелые сапоги грохотали по булыжнику. Трикетт приготовился отразить удар, но Сайкс на бегу зацепился ногой за выступающий камень, закачался и растянулся на земле. Там он и остался лежать, оглушенный, в тупом изумлении.
Сет Уигли оказался возле Сайкса, схватил его за ворот куртки, рывком поднял на ноги, вытолкал со двора и погнал прочь по дороге. Оказавшись на внушительном расстоянии от паба, он отдал ему ружье.
- А теперь убирайся, пока я не сломал тебе челюсть. Я никому не позволю дебоширить в моем заведении. Из-за таких, как ты, запросто можно лишиться лицензии, а мне неприятности не нужны. В будущем держись подальше отсюда.
С видом фермера, отправляющего резвого жеребенка на выпас, Уигли жестом отослал пьяного браконьера с глаз долой и неспешно зашагал к своему пабу. По пути он остановился сказать пару слов Трикетту. Тот, явно довольный столь удачным оборотом дела, балагурил в толпе подгулявших приятелей, на лице его читалось облегчение.
- А что до тебя, Джереми, обходи стороной своего старого дружка, если тебе дорога твоя шкура. Он задумал недоброе, парень.
- Не забивай себе голову, Сет. Это мои дела. Я сам с ним разберусь.
Трикетт шагнул в паб следом за хозяином, выпил кружку домашнего пива и ушел своей дорогой, унося убитых птиц, притороченных к ягдташу за тонкие лапы.
Гуляки продолжали пьянствовать, громогласно хвастаться и хохотать. Уигли выставил за дверь самого буйного, остальные заказали закуску и снова наполнили стаканы. Они явно намеревались просидеть в пабе до закрытия. За разговорами о былых днях, старыми охотничьими историями, грубыми шутками и розыгрышами о войне почти не вспоминали. В общем гвалте происшествие во дворе быстро забылось.
Хозяин поворотил кочергой в камине, задернул шторы и зажег медную масляную лампу, подвешенную к балке под потолком. За окном совсем стемнело. Проезжий возчик, по пути в Уотерфолд заглянув в паб промочить горло, выкладывал последние городские новости группе осоловелых полупьяных рабочих. Вошла официантка, полногрудая краснощекая девица с новой бутылкой виски из погреба. Кто-то из мужчин шлепнул ее пониже спины, когда она проходила мимо. Это вызвало дружный хохот. Девушка повернулась, чтобы дать наглецу достойный отпор… И тут со стороны торфяников прозвучал выстрел. В зале воцарилась тишина, будто кто-то щелчком погасил шум.
- Господи, так поздно, а на болотах стреляют по куропаткам! - удивился возчик, его рука со стаканом зависла на полпути ко рту. Он покачал головой и выпил.
- Стреляли далеко отсюда, - заметил один из гуляк и звучно икнул.
- Надеюсь, это не те два бешеных черта решили окончательно, раз навсегда разобраться между собой…
Сет Уигли нахмурился. Кто-то громыхнул по столу стаканом, чтобы ему налили еще. Хозяин паба поспешил отогнать тревожные мысли, обогнул стойку и направился к посетителю. Часы в коридоре пробили шесть. Пять минут спустя прогремел еще один выстрел…
На следующее утро с рассветом Сет Уигли поднялся с кровати, где мирно спала его жена, тихо прошлепал босиком по линолеуму к окну, отдернул занавеску, отодвинул мешок с песком от оконного переплета, поднял нижнюю створку и сделал глубокий вдох. Мистер Уигли старался впускать в свою спальню как можно меньше ночного воздуха. Он считал его вредным для здоровья.
- Прекрасное утро, милая, - обратился он к жене.
Миссис Уигли что-то проворчала в ответ, медленно, с наслаждением повернулась на другой бок и снова уснула.
Владелец «Лошади и жокея» вдруг просунул голову в окно и проревел:
- Эй, ты! Я же тебя предупреждал: держись подальше отсюда. Если я снова поймаю тебя в своей конюшне, Трехпалый, то возьму ружье и…
Но незваный гость скрылся за углом паба, следом за ним шмыгнула неряшливого вида женщина со стройной фигурой и рыжими волосами. Сет повернулся к жене:
- Трехпалый нашел себе дармовой ночлег - проспал ночь в моей конюшне вместе с этой стервой, с которой путается. Когда-нибудь он спалит весь дом, и я пожалею, что не запирал постройки во дворе. Я сообщу о нем в полицию. Может, они его приструнят, чтобы не показывался здесь. Не доверяю я этому парню.
Не дожидаясь ответа, он надел рубашку и брюки, поспешно спустился по лестнице, пересек неубранный зал, где повсюду были разбросаны грязные стаканы, а в воздухе с минувшей ночи висел тяжелый запах застарелого табачного дыма, и обошел двор, чтобы убедиться, что все благополучно.
А тем временем мужчина и женщина, которые ночью самовольно воспользовались гостеприимством Сета Уигли, торопливо направлялись в Хаттеруорт. На руке бродяги не хватало безымянного пальца, оттого он и получил прозвище Трехпалый[11 - В оригинале прозвище персонажа - Three Fingers. В английском языке большой палец имеет особое название - «thumb»; слово «finger» употребляется по отношению к оставшимся четырем. Таким образом, у Трехпалого Билла на руке три пальца, не считая большого.]. В городе поговаривали, будто бы он сам храбро отрезал себе ножницами палец, чтобы избежать заражения крови. Трехпалый Билл обладал неприятной внешностью. Его лицо поражало несоразмерностью черт. Рот, нос и глаза казались смещенными вверх к темени, словно их туда вытолкнули. У него был сломанный, кривой длинный нос, безвольный скошенный подбородок и вялый рот с желтыми щербатыми зубами и отвислой верхней губой. Он походил на гротескный манекен, созданный чьей-то причудливой фантазией, чтобы привлечь взоры прохожих. Правда, с тех пор как связался с женщиной, которая стала его постоянной спутницей, Трехпалый начал более или
менее регулярно бриться.
Женщина слыла бы красавицей, если бы не пренебрегала водой с мылом и уделяла должное внимание своим великолепным волосам. Впрочем, в той жизни, что вела эта пара, не было места ни разборчивости, ни брезгливости. Подруга Трехпалого была молода, среднего роста, с длинными ногами и пышной грудью. Крупные черты лица могли показаться грубоватыми, но безупречно гладкая кожа, покрытая разводами грязи - следами ночевок под открытым небом и презрения к нормам гигиены, - отличалась изысканной смуглостью. Под тонким платьем женщины видно было каждое движение ее гибкого мускулистого тела. Как такое красивое создание могло настолько увлечься Трехпалым, чтобы связать с ним свою судьбу, оставалось загадкой. Однако, похоже, этот союз вполне устраивал обоих, и странная парочка с довольным видом молчаливо брела в сторону города…
Через полчаса после того, как Сет Уигли удостоверился в сохранности своего имущества, мимо паба продребезжала телега молочника Джетро Хеймера. Тот развозил товар по домам в городе. Этот добродушный неунывающий малый владел небольшой фермой на болотах, где держал несколько коров. Кобылка бежала веселой рысцой вниз с холма, бренчала и звенела сбруя. Джетро насвистывал мелодию и при этом жевал соломинку, что требовало известного мастерства.
- Доброе утро, Сет! - крикнул он, поравнявшись с пабом. - Кажется, денек выдался отменный.
Прежде чем Сет успел заговорить, телега унеслась прочь, и ответа Джетро уже не услышал. Неожиданно Хеймер изо всех сил рывком натянул поводья, и лошадка остановилась. Его взгляд не отрывался от кустов вереска ярдах в ста от края дороги. Там распростерлась на земле лицом вниз человеческая фигура. Молочник прищелкнул языком и мягко направил кобылу к обочине, затем спрыгнул с телеги и, спотыкаясь на неровной земле, побежал к неподвижному телу. Оно было холодным и мокрым от росы. Фермер опустился на колени и приподнял голову мертвеца.
- Боже мой! - воскликнул он, и на лице его сквозь крепкий загар проступила бледность. - Сет! Сет! - заголосил Хеймер и, когда тот почти в четверти мили от него услышал крик и выглянул из-за угла дома, бешено замахал обеими руками. - Скорее сюда!
Сет Уигли был потрясен не меньше своего приятеля.
- Джереми Трикетт! Значит, один из выстрелов, что мы слышали вчера, предназначался ему. Похоже, Сайкс его все же подловил…
Сет Уигли тяжело отдувался. Он запыхался от быстрой ходьбы по сырому торфу и вдобавок никак не мог оправиться от шока. В нескольких словах он рассказал Хеймеру о событиях прошлого вечера.
- Я еду в полицию, - произнес молочник и бросился бежать к своей телеге. Он хлестнул кнутом кобылу и помчался в Хаттеруорт, оставив хозяина паба охранять тело.
Глава 6. Расследование суперинтенданта Пикерсгилла
Тут мальчик перебил: «А прок
От этого какой?» -
«Молчи, несносный дуралей!
Мир не видал побед славней!»[12 - Саути Роберт (1774 -1843). Бленгеймский бой.]
Литтлджон внимательно слушал рассказ Хауорта, стараясь не пропустить ни слова. Трубка инспектора погасла, он даже забыл про виски - бокал так и остался нетронутым. Суперинтендант обладал редким даром повествователя. Житель этих мест, он хорошо знал всех действующих лиц старой истории, поэтому коротко обрисовал их характеры, как художник-график несколькими быстрыми штрихами создает образ.
- Вы прирожденный рассказчик, - заметил Литтлджон, когда Хауорт замолчал.
Они вновь набили и раскурили трубки, затем наполнили бокалы.
- Когда любишь холмы и долины, среди которых живешь, это выходит легко, - объяснил Хауорт и перешел к описанию дальнейших событий, к картине далекого прошлого, воссозданной по записям и дневникам. Его коллега снова весь обратился в слух.
Суперинтендант Пикерсгилл дослужился до поста начальника полиции Хаттеруорта благодаря поддержке тестя - выехал на его плечах. Но ему повезло не только в этом: стремительное восхождение от сержанта до суперинтенданта происходило на фоне промышленного развития района, город разрастался, занимал окрестные сельские земли.
Отставной инспектор Энтуистл был человеком острого ума. В дни его молодости полиция на местах мало что знала о научных методах расследования, но недостаток специальной подготовки с лихвой восполнялся присущим Энтуистлу здравым смыслом и проницательностью. Попавшие в руки Хауорта тетради свидетельствовали о том, что своими успехами Пикерсгилл во многом обязан старику. Благодаря Энтуистлу удалось раскрыть большинство преступлений.
На приложенных к отчетам фотографиях труп лежал в том же положении, в каком нашел его молочник: распростертым на земле лицом вниз. Высокий плотный мужчина в старой куртке, бриджах армейского покроя, черных чулках и тяжелых, подбитых гвоздями сапогах. Рядом с телом лежало ружье - обычная охотничья двустволка. Согласно полицейскому отчету, в кармане жертвы обнаружили шесть нерасстрелянных патронов, однако ружье оказалось незаряженным. Патроны марки «Или», самые дешевые, были набиты дробью, пятым номером.
В заключении полицейского врача говорилось, что смерть произошла накануне вечером, приблизительно в то время, когда на холмах слышались выстрелы. В Трикетта всадили полный заряд дроби. Стреляли в спину, с близкого расстояния. Выстрел пробил сердце и раздробил позвоночник.
Разумеется, подозрение сразу пало на Инока Сайкса. Тот бесследно исчез. Мать, с которой он жил, в последний раз видела сына утром в день охоты на куропаток, когда Инок взял на работе выходной и с ружьем отправился на болота. Судя по протоколу, женщину допрашивали долго и обстоятельно.
Дознание проводил мистер Бенджамин Баттеруорт, коронер графства, высокий худой желчный старик с красноватым лицом, густой копной белоснежных волос, белыми усами и густыми седыми бровями, которые он выразительно вскидывал и опускал, чем неизменно добивался желаемого эффекта. Серые глаза за сверкающими стеклами очков в золотой оправе смотрели пронзительно и грозно. В начале слушаний коронер отпустил несколько едких замечаний об обилии публики в зале. В военное время, сказал он, людям не подобает приходить на такие заседания ради развлечения. Лучше бы они трудились на благо государства. Мистер Баттеруорт добавил, что не потерпит и малейшего нарушения порядка. Даже беспокойного ерзанья будет достаточно, чтобы он приказал освободить зал.
Представленные полицией доказательства носили формальный характер. Пикерсгилл не сомневался, что Сайкс убил своего приятеля, и даже не просил коронера отложить разбирательство. Были заслушаны показания Сета Уигли и других свидетелей о выстрелах на закате и стычке во дворе паба в тот памятный день. Следствие признало доказанным фактом, что между бывшими друзьями возникла вражда.
- Что делали здесь, в тылу, двое крепких, здоровых мужчин двадцати с небольшим лет? - поинтересовался мистер Баттеруорт.
- Оба были опытными механиками, работали у Кросса и Хейторнтуэйта - на этом основании комиссия освободила их от военной службы, - объяснил суперинтендант.
Допросили и Мэри Тейтем, девушку, за которой прежде ухаживал Сайкс, ту, что позднее предпочла ему Трикетта. Темноволосая, тонкая как тростинка, с хорошей фигурой и пухлыми розовыми щечками, она обычно встречала каждого сияющей улыбкой, но на дознании была грустной и подавленной. Мэри встречалась с Трикеттом в минувшие выходные.
- Я не хочу расстраивать вас еще больше, - произнес мистер Баттеруорт. Очки его холодно блестели, а твердый пронизывающий взгляд ничуть не смягчился. - Но это из-за вас между двумя молодыми людьми вспыхнула неприязнь?
Свидетельница залилась слезами, но потом, немного успокоившись, ответила:
- Они поссорились из-за меня.
- Вы были раньше обручены с Сайксом и разорвали помолвку из-за Трикетта?
- Мы не были помолвлены. Просто встречались какое-то время.
- У вас возникла ссора?
- Да.
- Потому что вы отдали свои симпатии другому, верно?
- Мы разругались до того, как Джереми… мистер Трикетт пригласил меня на свидание.
- Я не хотел бы вторгаться в вашу личную жизнь без крайней необходимости, но, возможно, это важно. Ваша размолвка была лишь пустяковой ссорой влюбленных, из тех, что легко забываются, или чем-то более… существенным? Так сказать, окончательным разрывом?
- Я сказала Иноку, что не хочу больше видеть его. Никогда.
- Почему?
Казалось, Мэри Тейтем подыскивает нужные слова.
- Я… поняла, что больше не люблю его… Он очень изменился, стал другим, непохожим на себя прежнего…
- Другим? В чем же?
- Ну, с тех пор как он уволился с завода Майлза и перешел к Хейторнтуэйту, его будто подменили. Работа там была лучше, и платить ему стали больше, но Инок сделался чванным и… не таким, как раньше. Все время, что мы проводили вместе, он только хвастался да важничал, говорил о своих планах и о деньжищах… то есть деньгах, которые скоро потекут к нему рекой. Упивался своими мечтами, а обо мне даже не вспоминал. В конце концов мне это просто надоело.
- И тогда вы обратили свой взор на его друга?
Свидетельница густо покраснела, глаза ее вспыхнули.
- Все было вовсе не так. Джереми Трикетт позвал меня на прогулку, и ему пришлось долго меня уговаривать после всего, что я пережила.
- Вы когда-нибудь видели или слышали, как двое молодых людей ссорятся?
- Да, и меня это возмутило! На следующий день после того, как я впервые пошла на свидание с Джереми, явился Сайкс и пригрозил, что мы с Джереми поплатимся, если я не остановлюсь. Умолял меня вернуться к нему, но я была сыта всем этим по горло. Я прогнала его. Потом до меня дошли слухи, что Инок сильно пьет. У него с Джереми постоянно случались стычки, доходило и до драк. В городе судачили, что Инок грозился убить Джереми, хотя и, как он говорил, однажды его за это повесят.
Полицейский врач явился на слушания с опозданием: задержался на срочном вызове к роженице, - и тем не менее коронер сурово отчитал его за неуважение к суду. В своих показаниях доктор указал причину и назвал время смерти.
- Самое скверное, что стреляли в спину, - трусливый и презренный поступок. Впрочем, ничем другим убийство и не может быть, - изрек мистер Баттеруорт. - Как я понимаю, вы извлекли всю дробь, насколько это возможно.
- Да. По моим наблюдениям и по оценке оружейника, с которым я консультировался, в покойного разрядили только один патрон. Видимо, другой остался в стволе ружья. Второй выстрел прозвучал позднее, чем первый: похоже, преступник выследил или догнал жертву, а затем его дробовик дал осечку.
- Вы здесь для того, чтобы огласить экспертное медицинское заключение, и только, доктор Бакли…
- Прошу прощения, мистер коронер.
- Оружейник присутствует?
Тимоти Туигга, оружейного мастера из Хаттеруорта, привели к присяге, и он занял свидетельское место.
- Верны ли слова доктора Бакли, мистер Туигг? Иначе говоря, заряд дроби, извлеченной из тела жертвы, представляет собой содержимое одного патрона или больше?
- Судя по разбросу дроби и ее количеству, в парня выпустили один патрон.
Мистер Туигг, щуплый, бледный человечек с клинообразным лицом и обширной лысиной, несомненно, с удовольствием выступал в роли эксперта-свидетеля.
- Сайкс покупал патроны у вас?
- Да, сэр. Они с Трикеттом обычно пользовались патронами одной марки и дробью одного размера: пятым номером, как правило, - но иной раз и сами заряжали патроны. Знаете, в наших краях многие рабочие так делают.
- Да-да. Итак, мистер Туигг, насколько я понимаю, вы изучили дробь, извлеченную из тела. Какого она номера?
- Это была смесь. Номера четвертый и пятый. Многие охотники считают, что четвертый номер хоть малость и тяжеловат, однако бьет сильнее. Хорошая дробь, такой можно убить наверняка. А что до смешанного заряда, либо это специальный заказ, либо стрелявший сам заряжал патроны дробью.
- Вы сказали, что местные охотники часто сами заряжают свои патроны. Сайкс или Трикетт покупали у вас дробь для этих целей?
- Нет, сэр. Но, конечно, в Хаттеруорте есть и другие оружейные лавки, вдобавок люди часто обращаются напрямую к производителю за пределами города: делают вскладчину крупный заказ, а потом распределяют его между собой. Покупать оптом дешевле.
- Хорошо. Благодарю вас, мистер Туигг.
В заключение заслушали показания Буллера, местного егеря, который, судя по всему, последним видел Трикетта и Сайкса живыми. Он рассказал, что встретил их порознь: оба направлялись в сторону Хаттеруорта. Буллер ни с тем, ни с другим не разговаривал и не заметил ничего необычного. Разве что Сайкс был так пьян, что едва держался на ногах.
Затем мистер Баттеруорт обратился с речью к присяжным. Жюри состояло из местных жителей: лавочников, конторских служащих и прочих. К своей работе они отнеслись серьезно. Коронер обстоятельно объяснил им, какие преимущества в данном деле дает вердикт «Преступление совершено неизвестным лицом или лицами». Полиция разыскивает подозреваемого, и, если со временем его задержат, подобный вердикт оставит ему возможность оправдаться и вместе с тем никак не помешает работе следствия, подчеркнул мистер Баттеруорт.
Однако неуступчивые присяжные решили по-своему и признали Инока Сайкса виновным в предумышленном убийстве.
Мистер Баттеруорт, крайне раздосадованный этой своевольной выходкой, распустил их не поблагодарив, словно нашкодивших школьников. Свое неодобрение он выразил угрюмым молчанием и грозно сдвинутыми бровями.
Пикерсгилл согласился с вердиктом. Он уже все решил и запустил на полную мощь машину закона, чтобы выследить пропавшего Сайкса. По словам владельца «Лошади и жокея», суперинтендант задержал Трехпалого и его женщину, хотя к тому времени парочка уже добралась до Шеффилда. Оба яростно отрицали, что видели тело утром после убийства, и клялись, что не встречали ни Трикетта, ни Сайкса, когда накануне вечером бродили по болотам в поисках места для ночлега.
На поимку Инока Сайкса были брошены все силы полиции Британских островов. Стражи порядка перетряхнули призывные пункты армии, флота и Королевского летного корпуса, тщательно проверили рядовой и сержантский состав. Ничего. За миссис Сайкс, матерью беглеца, пристально следили на случай, если та помогала сыну скрываться. Впрочем, эта обезумевшая от горя женщина едва ли могла оказаться виновной в пособничестве. Запугивать бесхитростную несчастную вдову было бессмысленно.
В конце концов следствие заключило, что Сайкс, наверное, записался в армию добровольцем и встретил свою смерть под чужим именем. В городе столько семей потеряло близких в этой войне, что людям хватало и своих забот. Папки с отчетами убрали на полку, и дело считалось закрытым, хотя вялые поиски продолжались еще долгое время.
Суперинтендант Пикерсгилл добавил расследование к списку своих побед, а бесследное исчезновение Сайкса лишь убедило его в правоте собственных выводов. С годами дело об убийстве на болотах стало казаться ему успешно раскрытым, хотя преступника так и не нашли. Эту уверенность укрепило в нем решение коронерского жюри. Несмотря на желание мистера Баттеруорта дать подозреваемому шанс оправдаться, присяжные, такие же простые люди, как Сайкс, признали его виновным и поддержали версию суперинтенданта. Пикерсгилл считал себя победителем.
Глава 7. Высохшие кости
Иду я теперь, словно странник чужой,
По зале для пиршеств, отныне пустой,
Померк и веселых огней ее свет,
Гирлянды увяли, хозяина нет![13 - Мур Томас (1779 -1852). В ночной тишине.]
- Между нами говоря, Пикерсгилл лучше разбирается в курах, чем в расследованиях, страж закона из него никудышный, - заметил суперинтендант Хауорт. - Он сразу объявил Сайкса виновным и даже не собирался рассматривать другие версии. В этом деле Пикерсгилл шел по прямой, никуда не сворачивая, словно лошадь с шорами на глазах.
Два детектива изучили записи и свидетельские показания, связанные с убийствами на пустоши, и теперь обсуждали план расследования.
- Может, нам не стоит судить его слишком строго, - произнес Литтлджон. - В конце концов, запах был так силен, что он, как хорошая гончая, тотчас взял след. Именно этого и добивался преступник, не так ли? И, видит Бог, его уловка удалась. У нас ничего не осталось, кроме высохших костей да выцветших воспоминаний. С ними нам и предстоит работать.
- Что ж, тогда нам нужно составить список «высохших костей», как вы их называете, Литтлджон, и посмотрим, что они нам поведают. Возможно, сегодня днем дознание прольет хоть какой-то свет на это дело, хотя Гриффитс, наш полицейский врач, отнюдь не доктор Торндайк[14 - Персонаж серии романов и рассказов британского писателя Р.Остина Фримена (1862 -1943).]. Когда я в последний раз видел его, он старательно доставал дробь из позвоночника Сайкса.
Они взяли бумагу с карандашом и записали имена всех фигурантов дела, словно два режиссера, занятых отбором актеров для пьесы.
«Мэри Тейтем. Теперь миссис Райлз, бывшая возлюбленная обоих убитых мужчин. Живет в Хаттеруорте, на Марбл-стрит.
Трехпалый Билл. Жив и еще бродяжничает в окрестностях города.
Пег, на время убийства - женщина Билла; ушла от него и вышла замуж за какого-то рабочего. Живет в Уотерфолде.
Сет Уигли. Жив. Инвалид, проживает с дочерью в «Лошади и жокее».
Миссис Трикетт, мать Джереми. Умерла.
Миссис Сайкс, мать Инока. Живет в том же доме в Хаттеруорте. На пенсии.
Бенджамин Баттеруорт, коронер графства. Умер.
Доктор Бакли, полицейский врач на время убийства. Умер.
Миссис Майлз, владелица завода, где работали обе жертвы. Жива, в преклонном возрасте, проживает в Хаттеруорте.
Сэр Калеб Хейторнтуэйт, бывший наниматель обеих жертв. Жив и процветает.
Буллер, на время убийства - егерь на охотничьих угодьях. Умер. Его сын Питер, который часто сопровождал отца, держит закусочную «Погребок Питера» в Хаттеруорте.
Пикерсгилл, Энтуистл, полицейские, проводившие расследование убийства. Живы, в отставке».
- Ну вот и все. - Хауорт отложил карандаш и с усилием передвинул поврежденную ногу. - Что мы сумеем выжать из расследования, которое Пикерсгилл провалил?
- Мы можем лишь сделать все, что в наших силах, - ответил его коллега и поднялся. - После обеда я собираюсь на дознание, а затем мы проведем еще одно совещание и решим, в каком направлении двигаться. Дело обещает быть интересным, если только нам удастся раздуть огонь под погасшими угольями. Да, кстати, а как отнесется к моему вмешательству инспектор Росс? Как я понял, он будет представлять полицию на коронерском слушании. Я не хотел бы задеть его.
- Не волнуйтесь, я с ним поговорил. Он рад, что вы занялись расследованием. Как временный шеф полиции, Росс получит свою долю славы. Он славный малый, каких поискать, вы сами убедитесь.
Из партнеров старой конторы «Баттеруорт, Коги, Миллз, Баттеруорт и Миллз. Адвокатские услуги» в живых остался только мистер Саймон Миллз. В известном смысле для города это стало облегчением, ведь раньше никто толком не знал, который из Баттеруортов числится первым в названии фирмы и кто из них кто; что же до второго Миллза, тот, вероятно, был невидимкой, поскольку ни один человек никогда его не видел. Мистер Коги из-за бесконечного брюзжания жены начал поглядывать на сторону и вскоре после смерти обоих Баттеруортов сбежал со своей секретаршей. Таким образом, единственный видимый человеческим глазом Миллз остался один на опустевшем поле и при отсутствии иных претендентов облачился в мантию коронера графства. Он и возглавил дознание по делу о несчастных костях Инока Сайкса.
Слушание в новом здании суда проходило при огромном стечении публики, и, хотя теперь вновь шла война, уже другая, на сей раз коронер обошелся без поучений. Ему нравилось выступать перед полным залом.
Мистер Миллз был маленьким тучным человечком с гладким багровым лицом африканского типа, толстыми бесформенными губами и почти лысой головой, если не считать короткой щеточки волос за ушами. Он носил крупное пенсне на толстом шнурке, а большие глаза с желтоватыми, налитыми кровью белками почему-то напомнили Литтлджону красные апельсины-корольки. Человек тщеславный, коронер держался напыщенно и любил слушать собственные речи. Он открыл заседание небольшой проповедью об ошибках, которые совершают люди.
- Вот человек, кого осудили как коварного трусливого убийцу, - начал Миллз. - Когда-то его признали виновным присяжные, похожие на тех, что сегодня защищают его в суде. Инок Сайкс долгие годы носил на челе печать Каина, клеймо позора и проклятия, а оказался безвинной жертвой той же подлой руки неизвестного злодея. Это призывает нас к осторожности и показывает, сколь важно на подобном слушании судить разумно и беспристрастно.
Коронер подчеркнул, что его покойный друг и предшественник, мистер Баттеруорт (Миллз почтительно склонил голову, так что каждому в зале стало ясно: будь на нем шляпа, он бы ее снял), советовал присяжным вынести открытый вердикт. Какой мудрый совет! Более того, пророческий. Далее мистер Миллз заявил жюри, что на сей раз не потерпит никаких глупостей, затем сел и откинулся на спинку кресла, будто ожидал восторженных оваций. Рукоплесканий не последовало, и дознание началось.
Найденные останки принадлежали Иноку Сайксу, чему нашлось немало доказательств. Например, на большой берцовой кости остались следы перелома. Мать жертвы припомнила, что в детстве Инок упал на школьном дворе и сломал ногу. Опознала она и кольцо на пальце скелета. Оно принадлежало прежде отцу покойного, Иноку Сайксу - старшему. Женщина узнала и серебряные охотничьи часы своего мужа. Эти часы, как и кольцо, она подарила Иноку-младшему на двадцать первый день рождения. Пробитые дробью, они остановились на пяти сорока пяти. Как видно из старых отчетов, в это время прозвучал первый выстрел. Наверное, Сайкс стал первой жертвой, а Трикетта убили вслед за ним.
Доктор Гриффитс сказал, что кости точно соответствуют описанию роста и фигуры покойного. Судя по расположению дроби в позвоночнике и ребрах, заряд выпустили в грудь. Доктор затруднился определить, была ли смерть мгновенной. Он извлек из костей часть заряда, остальные дробинки нашли в земле возле скелета - видимо, их удержала истлевшая одежда.
Вслед за врачом выступил специалист по баллистике из Лидса. Он заявил, что преступник использовал четвертый и пятый номера дроби. Несомненно, патрон зарядили смесью! Возможно, бывших друзей застрелили из одной двустволки - в каждого выпустили по заряду. Ружье, обнаруженное в земле рядом с останками Сайкса, было разряженным.
Инспектор Росс весьма умело вкратце описал давнее преступление, а мистер Саймон Миллз, не желая уступать сопернику лавры первенства, превратил его соло в дуэт, чем изрядно затянул слушание. Фурора его выступление не произвело, лишь смутило жюри. Присяжные не стали удаляться в совещательную комнату и сразу вынесли вердикт: «Убийство совершено неизвестным лицом или лицами». Их призывал к этому мистер Миллз, и в отличие от своих более вольнодумных предшественников они послушались.
Полиция не торопилась допросить свидетелей до похорон Сайкса. Это было необычное дело.
Миссис Сайкс давно считала сына умершим. Зная характер Инока, она не верила в его виновность и, как всякая мать, отказывалась принять мысль, что он может быть убийцей. Она оплакала сына много лет назад, и со временем горе притупилось, остались лишь приятные воспоминания о более счастливых годах. Миссис Сайкс стойко выдержала обрушившееся на нее несчастье. Ее друзья, прихожане методистской церкви, всегда были добры к ней, и приписываемое Иноку злодеяние не изменило их отношения. Однако остальные жители города оказались не столь милосердны. Несчастная женщина вызывала у них отвращение, как и ее сын: люди презирали миссис Сайкс за то, что она произвела на свет чудовище. Мать несла наказание вместо сына. Годы шли, и убийство на пустоши почти забылось. Миссис Сайкс уже могла ходить по улицам и не видеть, как люди с осуждением смотрят ей вслед или отворачиваются. И вот о событиях давнего прошлого вспомнили снова, однако на сей раз мать Инока окружили всеобщим сочувствием. Вчерашняя пария сделалась в одночасье едва ли не героиней. Прежние гонители стремились теперь всеми силами воздать ей за былые
страдания, поэтому толпой повалили на похороны останков ее сына.
Миссис Сайкс этого не хотела. Она свыклась со своим горем и забыла о нем. Высохшие кости ничего для нее не значили. Женщина лишь проследила, чтобы их, как положено, предали земле там, где тридцатью годами ранее она похоронила мужа. Содержимое простого дощатого гроба, за которым она последовала в наемном экипаже рядом с преподобным Готобедом и двумя-тремя подругами из женского кружка рукоделия, не было для нее останками сына. Двадцать с лишним лет миссис Сайкс ничего не знала о его судьбе, успела похоронить Инока в своем сердце, где он и остался навсегда.
На кладбище Литтлджон наблюдал за ней издали. Публичная церемония и большое стечение народа смущали ее. Она была в старом, сильно поношенном траурном наряде и старомодной шляпе. Лицо напомнило Литтлджону гравюру на дереве: угловатое, с маленьким острым носом и выступающим решительным подбородком; вместо мягких округлых линий - резкие рубленые черты. Миссис Сайкс вела себя спокойно, с тихим достоинством, и та часть публики, что выставляла напоказ свои легковесные или притворные чувства, невольно устыдилась. Пережитая буря сделала эту маленькую женщину равнодушной к людскому суду. Она давно стала хозяйкой собственной жизни.
Литтлджон явился к ней утром через два дня - визит пришлось отложить, чтобы не беспокоить миссис Сайкс в воскресенье. Она жила в доме номер девять по Уильям-Генри-стрит, в маленьком коттедже. Инспектор постучал, и дверь тотчас отворилась - ее открыла сама пожилая дама. Наверное, она приняла его за торговца, потому что собиралась захлопнуть дверь у него перед носом со словами: «Нам сегодня ничего не нужно». Литтлджон едва успел поспешно объяснить цель своего визита:
- Я полицейский, миссис Сайкс. Можно мне поговорить с вами?
- О, я ждала вас. Входите.
Парадная дверь вела прямо в гостиную. Эта аккуратная комната сияла чистотой. Чугунный чайник тихо посвистывал в начищенной графитом кухонной печи, стальная решетка и каминные приборы блестели как новенькие. Две старые фарфоровые собачки и маленькие часы из черного мрамора украшали каминную полку. На полу лежали кокосовые циновки и самодельные коврики, сплетенные из тряпок. У камина располагались качалка и мягкое кресло, набитое конским волосом и напоминающее формой седло. Два дешевых деревянных стула были плотно придвинуты к простому, покрытому клеенкой кухонному столу, на котором стоял кувшин с молоком. Вероятно, хозяйка собиралась выпить утреннюю чашку чая. Часть стены занимал массивный буфет красного дерева с затейливыми резными украшениями и двумя хрустальными канделябрами, защищенными от пыли стеклянными колпаками. На буфете стояли еще одни часы, небольшие, с маятником в виде девочки на качелях, которая монотонно раскачивалась, отчего у всякого, кто смотрел на нее, начинала кружиться голова.
Миссис Сайкс была сухой жилистой женщиной с белыми волосами, гладко зачесанными над открытым лбом и собранными в узел на затылке. В полумраке слабо освещенной комнаты ее карие глаза казались блестящими черными бусинами. У нее были маленькие ладони и ступни, а рот походил на тонкую короткую щель. Вблизи она еще больше напоминала Литтлджону одну из швейцарских резных фигурок, деревянную старушку. Гладко вытесанное угловатое лицо с правильными чертами будто хранило следы резца. Ее одежду составляли черная юбка, темно-синий джемпер домашней вязки и белый фартук, повязанный вокруг талии. Миссис Сайкс обмахнула фартуком кресло и пригласила детектива сесть.
- Выпьете чашечку чаю? - радушно предложила она. Литтлджон ей явно понравился.
- С удовольствием! Спасибо, миссис Сайкс.
Она достала из буфета чашку с блюдцем, наверное, из лучшего своего сервиза, заварила чай в керамическом чайнике и разлила по чашкам.
- Чем я могу вам помочь, мистер? - спросила хозяйка, когда они оба сделали по глотку.
- Я понимаю, для вас это мучительно, миссис Сайкс, но мы должны действовать. Видите ли, теперь, когда обнаружили тело вашего сына…
- Кости, - с храброй прямотой поправила инспектора хозяйка.
- Да, кости. Находка заставила открыть дело, долгое время лежавшее на полке. Ваш сын очищен от подозрений, которые висели над ним более двадцати лет. Теперь мы должны найти убийцу, виновного в смерти не только Трикетта, но и Инока.
- Для меня это вовсе не мучительно, мистер. За прошедшие годы вся моя боль иссякла. Я рада слышать, что мой мальчик невиновен. Сама я никогда не верила в его вину, хотя о других такого не скажешь. Впрочем, я ни на кого не держу зла и не думаю о мести. Те, кто нас осуждал, живут с грузом на совести, это и есть их наказание. Что до меня, то я готова дать вежливый ответ на вежливый вопрос. Так что спрашивайте, мистер, а я постараюсь ответить.
- Как долго Трикетт и ваш сын были друзьями?
- Всю жизнь. Ни один из этих двоих никогда не убил бы другого. Ни Джереми, ни Инок не отличались вспыльчивым нравом.
- Но ведь они поссорились из-за девушки?
- Да. Может, в этом вина Инока. Мэри была славной девушкой, она и сейчас такая. А Инок только и думал что о своей новой работе, и совсем забросил Мэри. Он постоянно трудился сверхурочно и говорил о своих планах. Не то что Джереми: тот любил повеселиться, побалагурить. Когда Мэри бросила Инока, Джереми стал за ней ухаживать. Они оба сохли по ней еще с тех пор, как она была ребенком. Стоило Джереми начать встречаться с Мэри, как Инок опомнился, но было поздно. И тогда он начал пить, хотя раньше спиртного в рот не брал. Я ничего не могла с ним поделать, сколько ни старалась. Инок стал угрюмым и задиристым. Только, может, он и цеплялся к другим, но матери за все время ни одного худого слова не сказал, так и знайте.
- А что вы сейчас говорили о его работе?
- О, я забыла предложить вам к чаю овсяные лепешки, мистер. - Литтлджон взглянул на связку тощих, похожих на сухие тряпки пресных лепешек, висевших над головой на пустом крюке для одежды, и вежливо отказался.
- Так вы сказали, его работа. Ах да. Ну, Калеб Хейторнтуэйт был прежде управляющим на литейно-механическом, работал на миссис Майлз, а в военное время заказов хватало с избытком, и он захотел открыть свое дело. Старый Люк Кросс, уже тогда человек в летах, владелец завода в долине, предложил ему партнерство. Калеб ушел и взял с собой Инока. Инок был одним из лучших его работников, вот он и стал уговаривать моего мальчика перейти к нему. Но Инок сказал, что не уйдет без Джереми. В итоге ушли оба. Калеб хорошо платил моему сыну. После того как суд постановил считать его умершим, я обнаружила, как много он мне оставил. То-то я удивилась.
- Достаточно, чтобы вы ни в чем не нуждались? - уточнил Литтлджон.
Он понимал, что ступает на зыбкую почву, но его занимал вопрос, как молодой мужчина, которому не исполнилось еще и тридцати лет, сумел сколотить такую сумму.
Миссис Сайкс нерешительно помолчала, а потом с гордостью произнесла:
- Он обеспечил меня пожизненной рентой - я получаю фунт в неделю по почте.
- Это хорошо. Рад слышать, что вы по крайней мере избавлены от нужды…
- Конечно, мне пришлось привести в порядок кое-какие дела, но теперь я получаю пенсию по старости, так что все у меня благополучно.
- Ваш сын много не рассказывал о своей работе?
- Ну, это было так давно, мистер. Помнится, в то время они выпускали снаряды. Но Калеб Хейторнтуэйт уже тогда думал о том, что будет после войны. Видите ли, оба завода - Майлза и Кросса - производили ткацкие станки и соперничали между собой. Миссис Майлз никогда не предложила бы Калебу войти в долю. Это старое семейное предприятие, посторонним там не было места. Однако Кросс ухватился за возможность переманить Калеба к себе и оказался в выигрыше. Старик не остался внакладе. Ведь когда война окончилась и нормальная жизнь начала понемногу восстанавливаться, завод Кросса рванул вперед семимильными шагами, а у миссис Майлз дела шли хуже и хуже, так что старой даме пришлось закрыть завод, чтобы расплатиться с кредиторами. Миссис Майлз женщина редкая, таких поискать надо. Она не один год вела дела после смерти мужа. Знаете, у нее осталось двое сыновей, она ради них старалась удержаться на плаву. А позднее обоих убили на войне. Когда подобное случается, все теряет смысл. Она и по сей день жива, ей сейчас около восьмидесяти лет.
- Что ж, миссис Сайкс, думаю, мне не следует больше отнимать у вас время. Спасибо вам за чай и за беседу. Мы сделаем все, чтобы найти виновного в этих преступлениях. Насколько я понял, у вашего сына не было врагов?
- Это правда. Моего мальчика все любили, пока он не ушел с завода Майлза. Потом, конечно, люди начали завидовать его благополучию. Завистники всегда найдутся, правда? Но никто из них не стал бы в него стрелять. Нет, если кто-нибудь и желал ему зла, мне об этом ничего не известно. После того как сменил работу, сын все больше отмалчивался. Рассказывал мне меньше, чем прежде.
Они направились к двери: Литтлджон заметил над буфетом фотографию в раме, изображение мужчины с маленькой круглой головой и большими усами, в белом галстуке и с воинственным взглядом. Под стекло была вложена поминальная карточка с надписью «Инок Сайкс» и с датами рождения и смерти. Литтлджон прочитал строки:
Наши мысли с тобой, милый отец.
Зовем мы тебя, но молчанье в ответ.
Далеко ты теперь от земных наших бед,
Только смотрит на нас со стены твой портрет.
- Мой муж. Он умер, когда Инок был еще мальчишкой, - объяснила миссис Сайкс.
Литтлджон попрощался с ней и ушел. По пути к дому Хауорта он закурил трубку и задумался о главных, узловых моментах беседы с матерью Инока.
Бедная вдова осталась одна с молодым пареньком и едва сводила концы с концами, а сын все меньше рассказывал ей о себе. Новая работа обошлась Иноку дорого: он потерял девушку и лучшего друга, вдобавок люди начали завидовать ему. Смена работы изменила и его характер. Инок Сайкс совершил нечто, за что его убили, и оставил матери достаточную сумму, чтобы обеспечить ее до конца жизни доходом в один фунт в неделю. Что же за всем этим скрывалось?
Наверное, Мэри Тейтем, давняя любовь Сайкса, могла бы пролить свет на причину ссоры и внезапную перемену в поведении бывшего возлюбленного. Литтлджон решил заглянуть к ней после обеда.
Глава 8. Старая любовь
Брожу по дому я как тень, скрываясь ото всех.
О Джейми думать мне нельзя - тяжелый это грех.
Я постараюсь быть такой, как должно быть жене.
Ведь он, мой старый Робин Грей, всегда был добр ко мне[15 - Линдсей Анна (1750 -1825). О старом Робине Грее.].
Литтлджон с волнением подходил к дому миссис Райлз, той самой Мэри Тейтем, за которой успешно ухаживали оба покойных. Это о ней Трикетт и Сайкс мечтали с самого детства. Из-за нее между ними разгорелась жестокая ссора. Даже мать Инока вступилась за девушку, тепло отозвалась о ней, назвала славной. И та же девушка через полгода после убийства одного своего возлюбленного и исчезновения другого вышла замуж за третьего, Джозайю Райлза!
Марбл-стрит заметно отличалась от Уильям-Генри-стрит и явно выигрывала в сравнении с последней. Дома здесь тоже стояли рядами, но не выходили прямо на улицу - при каждом имелся небольшой садик. Участки болотистой земли, кое-где покрытые мохом, с искусственными каменистыми горками и цветниками или жесткими кустиками растений, а в иных местах - запущенные, заросшие пожухлой травой или замаранные едкими метками равнодушных к садовым посадкам котов, избавили эти дома от названия «коттедж» и предоставили им сомнительную честь именоваться поместьями. Чугунные решетки на низких каменных опорах отделяли участки друг от друга и от улицы. Дома будто выставляли напоказ темные гостиные у входа, а сливные трубы, торчащие из стен, свидетельствовали о наличии «современных удобств» (если воспользоваться фразой из рекламного проспекта).
Литтлджон поднял тяжелый дверной молоток, прикрепленный к почтовому ящику с номером 21, и постучал. Шум детских голосов за закрытой дверью мгновенно стих, сменившись тишиной затаенного ожидания. Дверь медленно отворилась. Появилась женщина. Маленький ребенок льнул к ее ногам, уцепившись за подол. Она с подозрением воззрилась на инспектора. Литтлджону хватило одного цепкого взгляда, чтобы угадать историю ее жизни. Простой подсчет показывал, что ей года сорок два, но выглядела она скорее на пятьдесят. Грузная, нескладная, с короткими прямыми волосами, подстриженными скверно, клоками, словно какой-то доморощенный парикмахер надел ей на голову миску и обрезал пряди по краю. Круглое лицо с пухлыми щеками казалось обрюзгшим, а в безмятежных темных глазах отражалась смесь простодушия и невежества. Фигура расплылась. Руки и ноги располнели, под платьем выступали тучный живот и тяжелая обвисшая грудь. Женщина, увядшая прежде времени от беспрерывного многолетнего труда, изнуренная родами и тяготами материнства. У нее был муж-водопроводчик и пятеро детей.
- Миссис Райлз? - обратился к ней Литтлджон. - Я полицейский. Можно мне поговорить с вами?
Женщина продолжала спокойно разглядывать инспектора, однако открыла дверь шире. Она ожидала подобного визита. В небольших городах новости узнают быстро.
- Заходите.
Черная кошка скользнула к ребенку, потерлась о его ноги, метнулась по темному коридору к лестнице и взлетела вверх по ступеням, едва различимым в мутной полутьме.
- Ступай в кухню и посиди там с бабушкой, - сказала мать ребенку, и тот послушно заковылял к двери, выполняя ее указание.
Хозяйка с инспектором вошли в гостиную, тесно заставленную почти новой на вид дешевой мебелью с обивкой из зеленого кожзаменителя. На дубовом буфете стояла ваза с искусственными фруктами, вокруг нее располагались фотографии детей на разных этапах взросления, попадались здесь и групповые семейные снимки. Угол занимала этажерка, на трех полках которой теснились бесчисленные безделушки, украшения, тарелочки, статуэтки всех форм и размеров. Над камином в раме висел диплом водопроводчика.
Детективу не сразу предложили сесть: хозяйка сгорала от любопытства и ждала объяснений, - так что пришлось остановиться на коврике перед камином. Когда он назвал цель своего визита, миссис Райлз предложила ему стул, но сама осталась стоять, пока не поняла, что инспектор не сядет, если не сядет и она. Тогда она грузно опустилась на край зеленого дивана, вцепившись в складки фартука.
Вблизи, при более ярком свете Литтлджон смог рассмотреть ее лучше. Семейная жизнь и прожитые годы прибавили ей тучности, но когда-то она, несомненно, была красива. Так проходит земная слава… Глаза не утратили яркости, и, несмотря на смущение и тревогу, она казалась вполне счастливой женщиной.
Из задней комнаты доносился шум - дети снова затеяли игру, слышалось громкое ворчание бабушки: очевидно, та пыталась успокоить шалунов, чтобы вели себя тихо в присутствии гостя.
- Я пришел поговорить об очень старой истории, миссис Райлз, - начал Литтлджон. - Если вас это смущает, пожалуйста, поверьте: меня привело сюда не любопытство, а необходимость. Мы должны, если сумеем, схватить и предать суду убийцу Сайкса и Трикетта, хотя со времени их смерти много воды утекло.
Женщина кивнула, хотя, похоже, не понимала, чего от нее ждут.
- Вы, кажется, встречались с обоими… по очереди.
- Это правда.
Миссис Райлз слабо, неуверенно улыбнулась, словно вспоминала свои полузабытые любовные увлечения двадцатилетней давности. Взгляд потеплел и сделался почти кокетливым. В нем появилась гордость женщины, чья красота когда-то покоряла сердца, как бы ни сложилась ее жизнь в дальнейшем.
- Вы с Сайксом поссорились. Не могли бы вы рассказать мне подробно, какие перемены в его характере заставили вас расстаться с ним? Много лет назад вы сказали коронеру, что Инок изменился, верно?
Миссис Райлз покраснела и смущенно стиснула руки:
- Тогда мне так казалось. Чувствам ведь не прикажешь, правда? А я замечала, что на первом месте у него уже не я, а новая страсть - большие планы, как добыть кучу денег и пробиться на самый верх. А мне хватило бы маленького домика и скромных доходов. Но Инок хотел стать настоящим джентльменом, а из меня сделать леди. Наше положение его не устраивало, он метил выше. Похоже, денежки у него водились: мелочь Инок не считал и все твердил, что скоро получит целое состояние, а однажды сам станет хозяином завода. Он мечтал сделаться совладельцем, не меньше, и тогда мы разбогатели бы. Сказать по правде, мистер, я начала его побаиваться. По-моему, он совсем помешался на этих своих грандиозных планах.
- Вы знали, как Инок Сайкс собирался получить деньги? Откуда они могли поступить?
- Нет. И это тоже меня пугало. Раньше, когда он работал на заводе Майлза, мы всем делились, Инок обо всем мне рассказывал. Это были самые счастливые дни, что мы провели вместе. Но вскоре он ушел с завода и стал замкнутым, у него появились свои секреты. Инок закрыл для меня свое сердце.
- Вы поэтому бросили его?
- Да. Я поняла, что с ним никогда не буду счастлива.
Последние слова она произнесла тихо, словно вспоминала благословенное время первой любви. В ее голосе заключено было особое очарование. Простая речь жительницы долины казалась мелодичной благодаря густому, звучному контральто.
- А Трикетт тоже изменился, когда перешел на новую работу?
- Нет. Джереми остался прежним: веселым, бесшабашным. Ему вполне хватало тех денег, что платили на заводе, он мечтал о доме и детишках, любил поохотиться в свое удовольствие. Да, Джереми был забавным.
По лицу миссис Райлз снова пробежала легкая тень грусти, но на сей раз глаза ее блеснули, будто она вспомнила какой-то смешной случай из далекого прошлого.
- Двое друзей поссорились из-за вас?
- Отчасти. Но их дружба дала трещину еще раньше. Инок обращался с Джемери так же, как со мной. Ему вечно не хватало времени на старого приятеля, он был слишком занят своими грандиозными планами.
- Однако один не повинен в смерти другого, теперь это доказанный факт…
- Ни один из них не убил бы другого, такое и представить нельзя! Оба были честными, добрыми людьми, каких еще поискать… пока не ушли с завода Майлза. Тогда-то между ними и возник разлад.
- Вы не знаете, кто мог желать зла им обоим?
- Нет. В городе их любили. Миссис Майлз тяжело переживала их уход, к тому же она лишилась и Хейторнтуэйта. Она хотела сделать Инока помощником управляющего, но он не дал себя уговорить. Пожелал уйти с Хейторнтуэйтом. Вот Джереми и последовал за ним.
- А они тесно дружили с Хейторнтуэйтом?
- Нет. Калеб воображал себя джентльменом, хотя сам никто, пустое место, хитрый и заносчивый. Когда служил управляющим, то не общался с простыми людьми вроде нас. Но на заводе все увивался вокруг Инока - водой не разольешь. Они вечно держались вдвоем, и, если хотите знать мое мнение, Калеб выспрашивал Инока и присваивал себе его идеи. Хейторнтуэйт мне никогда не нравился. Это еще одна причина наших с Иноком размолвок.
- Вам не нравился Хейторнтуэйт?
- Так вы еще не встречались со старым Калебом? Посмотрим, как он вам понравится, когда вы его увидите.
- Значит, вам нечего больше сообщить? Ничего, что могло бы пролить свет на случившееся и помочь мне в расследовании?
- Пожалуй, нет. Столько лет прошло. К тому же мне пора. Нужно приготовить мужу чай.
- Да-да, конечно. Простите, что побеспокоил вас и оторвал от дел.
- Да все в порядке, мистер. Не надо извиняться. Но ведь та история произошла так давно, правда?
Литтлджон подумал, что женщина, вероятно, после бурной молодости нашла наконец тихую гавань, хотя ее внешность и жизненные обстоятельства значительно изменились. Он попрощался с миссис Райлз, и та проводила его до дверей.
Смеркалось, рабочие возвращались домой. Людские потоки выплескивались из ворот заводов и мастерских, грубые башмаки грохотали по плиткам, на обшарпанной улочке слышались оживленные голоса и веселые шутки. Когда Литтлджон закрывал за собой калитку, с ним поравнялся небольшой человечек с веселым румяным лицом, поздоровался и повернул к дому. Видимо, муж Мэри Райлз, Джозайа, тот, за кого она вышла замуж через полгода после смерти обоих своих бывших возлюбленных, честолюбивого и беззаботного.
Маленький водопроводчик с седыми усами и в матерчатой кепке нес рабочую сумку с инструментами, из которой торчал носик паяльной лампы. В зубах он держал короткую трубку из верескового корня и с явным удовольствием пускал клубы дыма. Добродушный малый, решил Литтлджон. Наверное, закончил дела на сегодня, а может, пришел за каким-нибудь инструментом, хотя в это время дня едва ли, уже довольно поздно. Предвкушает приятные минуты за чаем с женой, в кругу семьи.
Провожая взглядом честного трудягу с севера Англии, Литтлджон понял, отчего у Мэри Райлз такой безмятежный довольный вид. С этим мужчиной она жила как за каменной стеной. Он ограждал ее от всякого зла.
Глава 9. Человек из стали
Зачем, о рыцарь, бродишь ты,
Какая боль в душе твоей?
Полны у белок закрома,
Весь хлеб свезен с полей.[16 - Китс Джон (1795 -1821). Баллада.]
Литтлджон и Хауорт устроились около камина с трубками и бокалами, чтобы обсудить, как продвигается расследование инспектора Скотленд-Ярда. Жены обоих в соседней комнате вязали теплые шарфы и шлемы для солдат, их голоса за стеной то затихали, то звучали громче.
- Пока ясно одно, - произнес Литтлджон. - Чем скорее я побеседую с сэром Калебом Хейторнтуэйтом, тем лучше. Его имя постоянно всплывает в данном деле. Вдобавок вся цепь событий, что привела к ссоре между двумя друзьями и убийству обоих, начинается, похоже, с того дня, когда Хейторнтуэйт ушел с завода Майлза и увел с собой парней на свое новое предприятие.
- Да, Литтлджон, задача вам предстоит трудная. К сэру Калебу не так-то легко подобраться. Он черствее сухаря и угрюмый как сыч. Успех не принес ему счастья, вот что я вам скажу. Одно время в здешних краях о нем ходили всякие мрачные слухи.
- Какие например?
- Ну, прежде всего об обстоятельствах, при которых он ушел с завода Майлза. К тому времени Джонатан Майлз уже давно скончался. Его жена осталась одна с двумя подрастающими сыновьями, и заботы о заводе легли на ее плечи. Миссис Майлз была женщиной умной и решительной. Впрочем, годы ее не изменили - она и сейчас такая, несмотря на почтенный возраст. Вдова совершила настоящий подвиг, взяв дело мужа в свои руки. Она и раньше, при жизни Джонатана, интересовалась заводскими проблемами, но после его смерти целиком отдала себя работе. Конечно, вдова хотела сохранить семейное предприятие, пока мальчики не повзрослеют.
- Но, разумеется, ей пришлось нелегко в мире мужчин-металлистов?
- Она хорошо понимала, на что идет. Эта женщина умела постоять за себя и могла потягаться с лучшими из них. Дочь Мэтью Хардкасла, она принадлежала к местной аристократии, к сливкам общества. Но, как вы верно заметили, ей нужен был мужчина-управляющий. Вот тут и появился Хейторнтуэйт. Он поднялся с самых низов - начинал когда-то подручным в литейном цехе - и дело знал досконально. Однако место простого управляющего его не устраивало, он метил выше. Желал получить долю в предприятии. Вы можете судить о его хватке, когда я скажу, что к тому времени ему не исполнилось еще и сорока. Ходили слухи, будто он сватался к миссис Майлз, хотя та намного его старше. В общем, они повздорили, а причина неизвестна. Поговаривали, что вдова собиралась привлечь Калеба к суду, когда тот ушел, но не сумела. История темная, никто так и не докопался до правды.
- Так после ухода Хейторнтуэйта дела на заводе Майлза покатились под откос?
- Не сразу. Поначалу всем работы хватало: в условиях военного времени у машиностроителей и металлургов не было недостатка в заказах, - но потом сыновья миссис Майлз отправились на фронт и оба погибли. Ее жизнь лишилась смысла. Дела расстроились, завод пришел в упадок. Пока Хейторнтуэйт процветал, миссис Майлз оказалась в долгах, однако сполна расплатилась с кредиторами. Удивительно, но эту женщину ничто не смогло сломить. Она живет в загородном доме с парой слуг и, боюсь, уже не выходит - слишком слаба.
- Думаю, ее мне тоже стоит навестить, если это возможно, Хауорт. Вероятно, сейчас она согласится поговорить о событиях тех лет.
- Даже если и нет, посетить ее надо. Она личность исключительная… и может быть настоящим дьяволом в юбке, если стих на нее найдет.
- А сэр Калеб?
- Он заработал порядочное состояние, и довольно быстро, но с богатством возникли и проблемы. Он женился на дочери Люка Кросса. О любви здесь речь не шла, как вы можете догадаться. Эта пара не жила долгие годы душа в душу, их даже никогда не видели вместе. В наших краях говорят: прадед голью был - в богачи вышел, так правнук деньги спустит да голью станет. Ну а Калебу повезло еще меньше - если дальше так пойдет, правнуки не увидят его богатства. Молодого Джона Хейторнтуэйта, единственного ребенка Калеба, интересуют лишь виски, быстрые автомобили и доступные женщины. Отец вечно вытаскивает его из передряг. Теперь Калеб единственный владелец завода, и ему уже недолго осталось.
- Значит, миссис Майлз может праздновать победу?
- Да. Калеба все терпеть не могут из-за его скверного характера. Он местный мировой судья, но постоянно грызется с другими судьями и даже пытается поучать секретаря суда и адвокатов, как им вести дела. Кстати, ему пришлось проглотить горькую пилюлю, когда он задумал баллотироваться в парламент от нашего округа. Калеб пожертвовал солидную сумму в фонд партии и благодаря этому получил рыцарское звание, а потом какой-то подхалим предложил выдвинуть его кандидатом. Калеб решил, что его ждет легкая победа. Местный житель, крупный работодатель в сфере промышленного производства, от него зависят сотни людей. Но они ему показали! Калеба прокатили, да еще как! Победил его соперник, Том Хаул, кандидат от лейбористов. От этого удара сэр Калеб так и не оправился. Его преследовали неудачи, и история с выборами стала последней каплей. Сталь - его ремесло, у этого человека стальное сердце, стальной кулак, и, думаю, душа у него тоже из стали.
- Ну, если я отправлюсь беседовать с ним, то буду знать, на что иду.
- Тут вы правы. Но нужно помнить еще одно: он человек тщеславный. Льстите ему, соглашайтесь с ним, и он разговорится. Другое дело, что он может вести речь вовсе не о том, что вам надо.
Литтлджон вздохнул:
- Подобная тактика не в моем вкусе. Однако цель, похоже, оправдывает средства. Я постараюсь, насколько позволит мне самоуважение. Сэр Калеб меня всерьез заинтересовал: есть пара вопросов, на которые я хотел бы получить ответы, и прежде всего деньги, что свалились на Сайкса незадолго до убийства. Он где-то раздобыл весьма солидную сумму, достаточную, чтобы обеспечить матери безбедную старость. Возможно, сэр Калеб заплатил ему за молчание? Что это, шантаж или награда за услугу? Вряд ли мне удастся вызвать старика на откровенность, но я все же попробую. Может, получится сломить его лобовой атакой.
- Восхищаюсь вашей дерзостью, Литтлджон!
- Сэр Калеб любил поохотиться. Ему принадлежала земля, на которой обе жертвы встретили свою смерть. Где он находился, когда прозвучали выстрелы? Прошло двадцать лет, но у меня хватит нахальства спросить его, где он был в то время. Он может вытолкать меня взашей, только и всего.
Хауорт от души расхохотался, пошатнул табуретку, на которой покоилась его больная нога, и вздрогнул от боли.
- Чертова нога! Будь она неладна! Я пропущу все веселье. Хотел бы я увидеть, как сэра Калеба просят представить алиби.
- Как вы думаете, в котором часу мне лучше отправиться в Спенклаф-Холл?
- Днем вы ничего не добьетесь. Дома вы его не застанете, а если явитесь на завод, немедленно оглохнете от адского шума, который проникает везде и всюду. Вдобавок в кабинете сэра Калеба вечно толпятся подчиненные, они стекаются к нему потоком. Я побывал там в прошлом месяце, когда молодой Джон въехал в столб на главной улице. Он сел мертвецки пьяным за руль и разнес вдребезги знак разворота, превратил свою машину в груду металлолома, а сам не получил и царапины. Похоже, Бог пьяниц любит. В участке дежурил Росс, и он отправил парня на всю ночь в камеру - остудить пыл. Потом вокруг того случая поднялся шум до небес… Но довольно о нем. Вечер - лучшее время. Вы найдете старика дома в любой день.
- Еще нет и девяти часов. А если я отправлюсь туда прямо сейчас?
- Лучше вначале позвоните и узнайте, согласится ли он вас принять. Можете взять мою машину.
- Хорошо. Думаю, это не займет много времени. Я вернусь к вам, если останусь цел, когда мы закончим…
Спенклаф-Холл строился без большого размаха. Квадратный особняк с короткой подъездной аллеей и широкой, посыпанной гравием площадкой перед входом, а вокруг парк, раскинувшийся на несколько акров. Нынешний хозяин купил дом вместе с землей и обстановкой у какого-то разорившегося миллионера. Главные ворота были открыты, и Литтлджон выехал на аллею, не остановившись у будки сторожа. Уже совсем стемнело, и он заметил маленькую деревянную постройку, лишь когда миновал ее.
Дверь открыла пожилая служанка - толстуха в белом чепце и длинном белом переднике с трудом ковыляла. Она напомнила Литтлджону горничную из какой-нибудь захолустной гостиницы. Служанка проводила его в маленькую, мрачного вида комнату и включила электрообогреватель, который немедленно принялся отважно, но безуспешно бороться с холодным сырым воздухом. Женщина взяла визитную карточку инспектора и удалилась, оставив его разглядывать помещение. Нагромождение мебели наводило на мысль, что обитатели дома согласно своему вкусу или из сентиментальности не смогли расстаться со скромным скарбом, накопленным в прежние, менее благополучные времена, и втиснули его в комнату, доставшуюся им при покупке вместе со всем остальным.
Служанка почти сразу вернулась и пригласила Литтлджона последовать за ней. Они прошли вдоль холодного, сплошь устланного коврами коридора в кабинет сэра Калеба, когда из радиоприемника в районе кухни донесся звон Биг-Бена - часы на башне Вестминстерского дворца пробили девять.
Сэр Калеб Хейторнтуэйт, тучный приземистый мужчина лет шестидесяти, выглядел намного старше своих лет. Тревоги и волнения испортили и его характер, и пищеварение. Крупную голову с огромной блестящей лысиной обрамлял на затылке венчик тонких седых волос. На круглом мучнисто-бледном лице выделялся длинный и острый нос характерного розового цвета, какой бывает при несварении желудка. Довершали портрет плотно сжатые тонкие губы, редкие седые брови, а также твердый подбородок, как и щеки, гладко выбритый. «Кого же мне напоминает это лицо? - задумался Литтлджон и тотчас сообразил: - Грока!»[17 - Грок (Шарль Адриен Веттах), (1880 -1959) - знаменитый швейцарский клоун, композитор и музыкант.] Белая как мел кожа, красный нос, нездоровые пятна румянца на скулах, обширная лысина и жидкие волосенки на затылке вызывали в памяти образ клоуна в гриме. Но картинка мелькнула и исчезла. Бледно-голубые глаза встретили взгляд детектива. Глаза были жесткими, стальными. Крепкий квадратный подбородок выдавал упрямство и напористость. Сэр Калеб водрузил на нос очки в черной оправе с широкими дужками. Они отчасти скрывали
темные круги у него под глазами, но подчеркивали мертвенную бледность лица. Хейторнтуэйт поднялся и протянул руку гостю, но в этом приветствии не чувствовалось дружелюбия.
- Ну, инспектор, чем я могу быть вам полезен?
Говорил он чисто, без примеси диалекта, хотя и с заметным североанглийским акцентом.
- Добрый вечер, сэр Калеб. Меня привело сюда дело Сайкса - его открыли вновь, после того как на пустоши обнаружили останки…
- Уж конечно, к этому расследованию не стали бы привлекать Скотленд-Ярд. Садитесь.
- Верно. Я встречал Рождество вместе с суперинтендантом Хауортом, а он, как вы знаете, повредил ногу, поэтому вынужден оставаться дома.
- Да. Я об этом слышал.
- Я вызвался помочь ему. Неофициально. Взял на себя всю беготню.
- А что насчет Росса? Разве он не может возглавить расследование?
- У него и без того хлопот хватает. Наше соглашение будет успешным, если только мне удастся склонить к сотрудничеству всех, кто связан с данным делом.
- Полагаю, вы говорите обо мне, инспектор. Но какое отношение имею я к той истории и почему вы явились сюда в столь поздний час? Мне нечего вам сказать.
- Вы близко знали обоих покойных, Трикетта и Сайкса, сэр. Может, вам приходит на память какой-нибудь случай из их жизни или черта характера, любая мелочь, способная дать нам подсказку? Я понимаю, прошло много лет, но нам приходится работать с тем, что у нас осталось, а вы, сэр Калеб, осмелюсь заметить, часть этого, ведь вы были их последним нанимателем.
- Ну и чего вы от меня хотите? Я занят, как видите, так что нет нужды ходить вокруг да около. Давайте сразу перейдем к сути.
В тоне Хейторнтуэйта не ощущалось дружелюбия. Он не предложил Литтлджону закурить или выпить, но достал из ящика стола большую трубку и зажег ее, чиркнув спичкой. Затем толкнул к гостю по столу сигаретницу. Это вышло так резко и грубо, что инспектор отказался. Когда свидетель не скрывает враждебности, то и обращаться с ним следует соответственно!
- Что вы можете сказать об отношениях между Сайксом, Трикеттом и другими рабочими в период, когда те двое работали на вас, и раньше, до того как они ушли с завода Майлза вместе с вами, сэр Калеб? - спросил Литтлджон.
- Вы, верно, думаете, что у меня хорошая память, инспектор. Что ж, вы правы. На память я не жалуюсь, но мне не слишком много известно о том, что делается в цехах. Конечно, Трикетт был обычным механиком. Что до Сайкса, тот служил у меня помощником управляющего и подчинялся непосредственно мне.
- А кто был управляющим, сэр Калеб?
- Я сам и вдобавок младшим партнером. Так что можете мне поверить: управляющий не убивал Сайкса из зависти, если вы к этому клоните.
- На заводе Сайкса любили?
- Он был моим человеком. Понимаете, о чем я? Я увел его за собой с завода Майлза, потому что он мне нравился. Сайкс был парнем с мозгами. Люди, как правило, не жалуют начальников, кто бы ни занимал это место, тем более на заводе. Но это не значит, что они бы охотно застрелили его.
Сэр Калеб говорил оскорбительно высокомерным, властным тоном. Всем своим видом он показывал, что видит Литтлджона насквозь и отлично знает, о чем тот думает.
- Сайкс не был профсоюзным активистом? - невозмутимо продолжил Литтлджон.
- Нет. Будь это так, я бы не сделал его своим помощником. Я не люблю тех, кто служит и нашим, и вашим.
- Вам не приходилось слышать, сэр Калеб, что у Сайкса или Трикетта имелись враги? Влиятельные враги?
- Нет. Сайкс не пользовался особой любовью, после того как получил повышение, я уже говорил, если вы вообще меня слушали. Но я не представляю, чтобы кто-нибудь рискнул собственной шеей и убил его или Трикетта.
- Они ушли с завода Майлза вместе с вами. Уволились сами или их уволили?
- Оба ушли с прежней работы по собственной воле. Сайкс перешел ко мне первым и привел приятеля. - Сэр Калеб нетерпеливо поднялся. - Это нас никуда не приведет. Зачем беспокоить меня в такой час вопросами, на которые может ответить любой другой - его мать, например?
- Я хотел выслушать независимое мнение - суждение, которому можно доверять.
- Бросьте, инспектор, мне не нужна ваша лесть!
Однако сэр Калеб заметно смягчился, сменив гнев на милость. Литтлджон решил задать еще вопрос:
- Как я понял из полицейских отчетов, тех двоих убили на ваших охотничьих угодьях, вскоре после того как вы с гостями покинули пустошь. В это время вы находились где-то поблизости, сэр?
- Я ждал этого вопроса, инспектор. Итак, вы хотите, чтобы я представил вам алиби? - Взбешенный обладатель рыцарского звания навис над столом, бледное лицо исказилось от злобы. - Идите вы к дьяволу!
- Это мне не слишком поможет…
- А я и не собираюсь вам помогать. С того дня прошло более двадцати лет. Многие из тех, кто там был, уже в могиле. Остальные - глубокие старики, их незачем беспокоить. Почему нельзя просто забыть о том, что давно миновало? Лучше не тратьте время попусту. Вам не раскрыть этого дела, вы не добьетесь больше, чем Пикерсгилл. А что до моего алиби, я расскажу, как все было. Я ушел с пустоши вместе с егерем, тот умер много лет назад. Мы с ним расстались, и меня подбросил на машине один молодой парень. Он служил во Франции, приезжал в отпуск. Так вот: этот малый, что доставил меня домой, потом погиб на передовой. Я добрался до дома и сел за стол обедать вместе с женой. Нам прислуживал дворецкий. Того дворецкого нет в живых, а свидетельство моей жены не может быть принято… В общем, проверять чье-то алиби - пустое дело. Все это ваше расследование просто чушь собачья.
Хейторнтуэйт снова уселся с видом победителя, на его бескровном лице проступил румянец, а глаза с набрякшими веками сверкали злорадством.
- Ведь мне решать, верно? - заметил Литтлджон.
- Вам! Да кто вы такой? Чужак. Вы ничего не знаете ни о местной жизни, ни о том, что происходило в наших краях. Спросите Пикерсгилла и того старого хрыча, его тестя. Они вас вразумят насчет этого дела.
- Что ж, у меня всего один вопрос, сэр Калеб. Последний.
- Ну, тогда послушаем и покончим с этим.
- Сайкс умер, оставив матери приличные средства. Более тысячи фунтов. Где такой молодой человек мог добыть подобную сумму? Разумеется, не за счет жалованья.
- Почему вы спрашиваете об этом меня? Можете не сомневаться: из денег, что я ему платил, он не сумел бы скопить столько, хотя в последнее время зарабатывал неплохо… десять фунтов в неделю.
- Вы не выделяли ему средств сверх того… я говорю о единовременной выплате, вознаграждении, денежном возмещении?
- Или о шантаже! Почему бы не сказать прямо? Кто вам внушил этот вздор? В этом нет ни слова правды, что бы вы там ни думали.
Сэр Калеб возмутился и сбился на протяжный местный говор - так он обычно бранил своих рабочих на заводе.
- Я ни на что не намекаю, сэр Калеб. Вы неверно истолковали мои слова. Деньги откуда-то взялись, и естественно предположить, что это была крупная выплата, заказ или нечто подобное.
- Что ж, ничем не могу помочь! На этом я с вами прощаюсь.
Он поднялся. Литтлджон встал и, уже собираясь уходить, проговорил как бы про себя:
- Полагаю, нам помогут старые банковские счета Сайкса, если они существуют…
Хитрая уловка удалась. Сэр Калеб заметно смутился и, нерешительно закусив губу, произнес:
- Прошло немало лет - вероятно, я забыл. Мне нужно просмотреть свои записи. Присаживайтесь, я скоро.
Хейторнтуэйт вышел из комнаты. Литтлджон не сомневался, что тот тянет время, хочет собраться с мыслями. Выстрел, сделанный наугад, попал точно в яблочко. Инспектор усмехнулся: он знал то, о чем, судя по всему, не догадывался сэр Калеб, - добраться до банковских записей без предписания суда так же трудно, как до резервов наличности. В ожидании он обвел глазами комнату.
Тяжелая мебель красного дерева. Кресла, обтянутые волосяной тканью. На стенах громоздкие картины в золоченых рамах. Натюрморты, олени и быки на шотландских холмах, коровы в высокой траве, озера. Большей частью мазня, приобретенная, похоже, вместе с домом. Полки с почти новыми книгами в темных кожаных переплетах. На крышке массивного бюро лежал потертый чехол для ружья, отполированный до блеска. Литтлджон задержал на нем взгляд и прислушался. Ни звука. Он бесшумно прокрался по мягкому ковру к бюро, снял чехол и положил на пол. Потом опустился на колени, щелкнул замками и откинул крышку.
Внутри уютно лежали два великолепных охотничьих ружья. Каждое стоило несколько сотен фунтов, не меньше, работа первоклассного мастера! Детектив не стал их касаться, хотя соблазн был велик - ему нравились подобные вещи. Рядом оказалась коробка с патронами. Литтлджон ее не тронул, но заметил название фирмы на старой упаковке: «Ашуорт и Холл», Хаддерсфилд. Он закрыл чехол и успел вернуться в свое кресло прежде, чем сэр Калеб отворил дверь.
Перед тем как промышленник вошел в кабинет, Литтлджон услышал, как открылась и хлопнула входная дверь. Приблизились медленные шаги - очевидно, вошедший встретил сэра Калеба на пороге кабинета. Раздались громкие гневные голоса. Сэр Калеб яростно бранил кого-то, а новоприбывший отвечал чуть тише, развязным тоном. Наверное, беспутный сын вернулся домой после очередной попойки. Незадачливый рыцарь появился в дверях с искаженным лицом, покрытым багровыми пятнами, опустился в кресло, помолчал, потом вытянул шею в сторону Литтлджона.
- Когда Сайкс перешел ко мне, я заплатил ему за изобретения, над которыми он работал. Парень согласился продать мне патенты. Я совсем об этом забыл…
- Патенты? А на заводе Майлза они тоже использовались?
- Это вас не касается. Думаю, вы выяснили достаточно для одного визита. Теперь уже задаете вопросы наобум, лишь бы спросить. Но с меня довольно. Мне больше нечего вам сказать, и я не вижу пользы в дальнейшей беседе.
Казалось, нервы Хейторнтуэйта напряжены до предела. Что вывело его из себя: новые вопросы или возвращение сына, - инспектор не знал, хотя догадывался.
- И снова это мне решать, сэр Калеб, - произнес он. Обращение Хейторнтуэйта начинало его раздражать. - Спасибо за информацию. Может, я еще зайду к вам. Посмотрим, как будет двигаться расследование.
- Я человек занятой, инспектор. Нужно что-то поважнее всей этой ерунды, иначе я вас не приму. Я никому не позволю попусту тратить мое время.
- Я приду снова, если сочту это необходимым, сэр Калеб. И вы меня примете, если будете дома. Отнимать у людей время не в моих правилах, вдобавок я дорожу собственным временем и не терплю, когда приходится расходовать его впустую. Доброй ночи.
Хейторнтуэйт оставил эту отповедь без внимания, звонком вызвал горничную и попрощался с посетителем.
Когда Литтлджон заводил машину Хауорта, где-то рядом взревел мотор. Спортивный автомобиль, стоявший, очевидно, за углом дома, пронесся в опасной близости от инспектора по подъездной дорожке и вылетел в черноту ночи. Затемнение было ему нипочем. Представитель второго поколения Хейторнтуэйтов спешил оправдать печальную поговорку о голытьбе, что выбилась в богачи.
Глава 10. Трехпалого предали
У меня нет жены - упаси меня бог, -
Пусть болваны ярмо это тащат!
В дороге жена - обуза одна,
Все брюзжит да ворчит, сатана.
Амон Ригли
Из персонажей пьесы, что были на сцене, когда произошло двойное убийство, осталось лишь несколько. И один из них особенно интересовал Литтлджона. К нему-то и направился инспектор морозным утром на следующий день после визита к Калебу Хейторнтуэйту. Он решил прогуляться пешком до «Лошади и жокея», чтобы встретиться с Сетом Уигли, бывшим владельцем паба, давно удалившимся на покой.
Старый паб, словно крепость, прочно стоял на земле, открытый солнцу и ветрам Пеннинских гор. У этого заведения были свой характер и история. Суровыми зимами он, бывало, по полтора месяца оставался безлюдным, а в пору молодости Сета Уигли паб славился домашним пивом и обильным столом. В прежние дни, когда продуктов было вдоволь и стоили они недорого, там неизменно подавали коронное блюдо, яичницу с ветчиной, а Сет Уигли умел готовить ее мастерски. Водился там и жареный сыр, и сочный рассыпчатый уэнслидейл[18 - Сорт английского сыра.], который выкладывали одним куском на тарелку, чтобы каждый отрезал себе сам. Eheu fugaces[19 - Как быстротечные мелькают годы (лат.).].
Особого внимания заслуживала вывеска «Лошади и жокея», главная здешняя достопримечательность. Крепкая, побитая ветром и дождями, она висела на самом ветреном углу и покачивалась даже от легкого дуновения. Когда Литтлджон остановился под ней после четырехмильной прогулки вверх по холму, ему страстно захотелось яичницы с ветчиной из былых времен, о которой рассказывал Хауорт. На потемневшей вывеске он разглядел изображение святого Георгия, поражающего дракона! Еще когда в пабе заправлял старый Уигли, здесь появился какой-то бродячий художник и вызвался нарисовать вывеску за ночлег и дармовое пиво. Сет угостил его так щедро, что тот забыл название паба, перепутал лошадей и всадников, однако успел сделать отменную вывеску, прежде чем обнаружилась ошибка. Хозяин нашел шутку забавной и решил, что вывеска послужит хорошей рекламой его заведению. История разошлась по округе, название паба слышали все, и туда толпой повалили любопытные, желающие взглянуть на вывеску.
Миссис Брейсгердл, хозяйка «Лошади и жокея», проводила Литтлджона в маленькую душную гостиную, где перед большим камином сидел ее отец. В комнатке теснились медная кровать, комод красного дерева и громоздкий гардероб. Сет Уигли, обложенный подушками, сидел в кресле у огня, теплый плед полностью скрывал его ноги. Это был полный старик с отечным розовым лицом и белоснежными шелковистыми волосами. Видимо, он страдал водянкой, но, несмотря на почтенный возраст и немощь, лучился весельем и с нетерпением ждал весны, когда его кресло вынесут в сад и он сможет снова вдохнуть свежий воздух любимых вересковых пустошей, почувствовать на щеках прохладный ветерок и солнечные лучи, услышать крики летящих птиц. Сет Уигли внимательно слушал, пока Литтлджон объяснял ему цель своего визита.
- Только не смешите его, инспектор, - прежде чем оставить мужчин одних, предупредила дочь, пухлая пышногрудая женщина лет пятидесяти. - Я всегда боюсь, что он лопнет, стоит ему начать смеяться.
Сет с добродушным грохочущим смешком предложил гостю сесть и крикнул, чтобы принесли выпить. Вошла девочка с большой стеклянной кружкой эля. Одарив обоих мужчин сияющей улыбкой, она поставила кружку перед Литтлджоном. Крепко сбитая, мускулистая, грациозная, она была в школьном гимнастическом костюме. Девочка двигалась легко, с плавностью балерины, и Литтлджону невольно вспомнились фигуры танцовщиц Дега.
- Ну, дедушка, я ухожу, - сказала она и поцеловала старика.
- Моя внучка, - с гордостью пояснил Сет. - Учится в школе для девочек в Манчестере. Сейчас она на каникулах, собирается в Хаддерсфилд, там у нее танцевальное выступление, концерт организует «Красный Крест». Великая вещь образование… Эта малышка далеко пойдет, мистер. Паб на болотах не для нее. Ну, инспектор, у вас, наверное, много вопросов: хотите послушать, что тут случилось в день убийства. С тех пор много воды утекло, да и мне теперь немало лет. Когда прогремели те выстрелы, мы малость подумали и решили, что кто-то еще охотится на куропаток в сумерках. Мы не могли поверить, что Сайкс с Трикеттом станут палить друг в друга. А теперь получается, что вместо этого какой-то малый застрелил их обоих.
- Да, и кто бы это мог быть, мистер Уигли? У вас есть предположения?
- Нет, приятель. Может, на дороге в то время и было несколько человек с ружьями, но ни один из тех парней не убил бы хладнокровно другого, а я всех их отлично знаю, уж вы мне поверьте.
- Понятно.
- С тех пор как откопали скелет Сайкса, я все задаю себе вопрос снова и снова: кто мог желать смерти ему и Трикетту? И всегда в голову приходит один ответ: никто! Уже стемнело, когда это случилось. Буллер, егерь - его уже нет в живых, - говорил, что находился в то время на болотах и видел обоих парней, перед тем как раздались выстрелы.
- Да. Жаль, что он не задержался и не проводил их до границ владений Хейторнтуэйта.
- Да. Но вот что мне кажется странным. Если Буллер заметил их, почему же не видел того, кто отправился следом за ними? Конечно, тогда все считали, будто Трикетта прикончил Сайкс. И свидетельство Буллера, похоже, это подтвердило. Но если обоих убили вместе, как могло случиться, что Буллер не приметил третьего, шнырявшего поблизости? А если он кого-то углядел, то почему не сказал об этом на первом дознании?
Верно подмечено, подумал Литтлджон.
- В то время Буллер работал на мистера Хейторнтуэйта?
- Да. Но я не уверен, что его с хозяином связывали теплые отношения. Калеб взял его на службу, когда купил охотничьи угодья, потому что Буллер был лучшим егерем во всей округе. Прежде болота принадлежали миссис Майлз, и Буллер работал на нее, а еще раньше - на ее мужа. Для бедняги настал черный день, когда земля сменила владельца. Видите ли, мистер, Буллер с детских лет служил семье Майлз, но ему пришлось зарабатывать себе на хлеб.
- А кто-нибудь еще находился на болотах примерно в это время?
- Ну, я никогда толком не понимал, с чего это Трехпалый Билл так притих на время дознания. Он со своей девкой ночевал в моей конюшне в ночь убийства. Они, наверное, бродили где-то по пустоши, когда застрелили тех парней. Однако Трехпалый молчал как рыба. А в последнее время стал задаваться. Два дня назад явился сюда в стельку пьяный, и Чарли, мой зять, отказался обслужить его. Понятия не имею, где он достал выпивку, но Чарли говорит, Билл налакался рома и разило от него как из бочки. Трехпалый раздувался от самодовольства, важничал да хвастался: дескать, ему привалила удача. Не знаю, что он там задумал, но убежден: ничего хорошего.
- Пожалуй, мне нужно поглядеть на этого Трехпалого, мистер Уигли. Он часто здесь бывает?
- Он точно ветер - то тут, то там. Никто не знает, где его носит. Порой мы видим его два-три раза в неделю, а потом исчезает и не показывается месяцами. Похоже, опять бродит где-нибудь поблизости. Если зайдет, я попрошу Чарли позвонить вам в участок.
- Спасибо.
- Я вам еще кое-что скажу. Вы, верно, решили, что у меня много идей, мистер, но в последнее время мне особо нечем заняться, разве что сидеть да думать. Та рыжеволосая девица, с которой путался Трехпалый, вышла замуж и обосновалась в Уотерфолде. На вашем месте я бы наведался к ней. Может, она расскажет вам, что случилось в тот вечер. Я слышал, Трехпалый прогнал ее с глаз долой. Он ни одну женщину не мог долго терпеть рядом с собой, хотя эта в молодости была красоткой. На допросе в полиции они держались вместе, впились друг в друга точно пиявки. А теперь, когда Трехпалый ее спровадил… точнее сказать, случилось это лет десять назад, а то и больше, время-то как летит, верно? Вдруг она по-другому запоет?
- Отличная мысль. Вы в превосходной форме, мистер Уигли! Какую фамилию она носит после замужества и где живет?
- Ее звали Пегги Хепуорт, а теперь она миссис Фэрбарн. Наверное, моя дочь знает, где они живут. Сара!
- Да, папа? - Запыхавшаяся миссис Брейсгердл ворвалась в комнату.
- Рыжая Пег, бывшая подружка Трехпалого… Где она живет в Уотерфолде?
- На Кинг-стрит. Я не знаю номер дома, но любой вам подскажет. Ее муж много лет работал на заводе, а теперь устроился на водопроводную станцию. Вы легко найдете их дом: там над дверью висит табличка «Водопроводчик», чтобы люди знали, куда обращаться, если вдруг прорвало трубу и нужно перекрыть воду.
Миссис Брейсгердл явно не терпелось поведать подробную историю жизни Пег после разрыва с Трехпалым, и Литтлджон позволил ей продолжить.
- Удивительно, как эта девушка сумела наладить свою жизнь после такого скверного начала. Большинство женщин, что сворачивают на кривую дорожку, как она, да вдобавок путаются с бродягами вроде Трехпалого, чаще всего заканчивают свои дни в сточной канаве. Ну, на свое счастье, она встретила Джо Фэрбарна. Когда-то Джо был горьким пьяницей и законченным мерзавцем, но «Армия спасения» полностью изменила его. Он порвал с прошлым и начал жизнь с чистого листа. Однажды субботним вечером, после того как Трехпалый прогнал Пег, ее сбила машина на главной улице Уотерфолда. Она особо не пострадала, отделалась синяками да перепачкалась. Мимо проходил маршем отряд «Армии спасения» с гимнами и тому подобным - так Джо и подобрал девушку. Он разглядел в ней лучшее, да и Пег, судя по всему, Джо пришелся по сердцу. В общем, он устроил ее работать на одну из фабрик, а потом женился на ней. Только истинный христианин сделал бы такое для известной оторвы и бродяжки вроде Пег. В общем, они счастливы, у них чудесная семья…
В паб вошел посетитель, и миссис Брейсгердл замолчала. Литтлджон тоже собрался уходить.
- Пожалуй, я отправлюсь в Уотерфолд, мистер Уигли, - произнес он. - Собственно, полпути я уже проделал. Отсюда можно доехать туда на автобусе?
- Который сейчас час? Почти одиннадцать. Через десять минут пройдет автобус из Хаттеруорта.
Литтлджон пообещал заглянуть снова и навестить старого Сета, затем поблагодарил его, пожелал всего доброго и покинул паб.
Без десяти двенадцать он уже шагал по центральной улице небольшого городка Уотерфолда. Оживленная главная дорога тянулась вдоль гребня холма, и от нее, словно ребра от спинного хребта, ответвлялось около дюжины боковых улочек. Здесь стояли заброшенные трехэтажные каменные дома, чьи чердаки, судя по большим окнам, служили когда-то своим обитателям ткацкими мастерскими. Во дворах шумными группами играли дети, собаки и кошки - наступили рождественские каникулы, детвора бегала без надзора и резвилась вовсю. Найти Кинг-стрит не составило труда, и вскоре Литтлджон уже стучался в дверь с табличкой «Водопроводчик», о которой предупредила его хозяйка паба на болотах. Пока инспектор дожидался у дверей, соседи с любопытством разглядывали его. Похоже, дурная слава жены водопроводчика оказалась живучей, и местные любители позлословить следили за ней с жадным вниманием. Литтлджон поднял дверной молоток, чтобы постучать снова, когда дверь открылась и перед ним появилась рыжеволосая женщина.
- Что вам нужно?
Она немного располнела с тех пор, когда шаталась по окрестностям со своим дружком бродягой, однако грузной не стала и для сорока лет сохранилась хорошо. В волосах была седина, на щеках проступила легкая краснота, но держалась женщина с достоинством, следила за собой и выглядела опрятной.
Она и теперь затмевала красотой многих своих худосочных соседок, которые вышмыгнули из коттеджей по обеим сторонам улицы в надежде разузнать, что происходит, и делали вид, будто подметают тротуар или моют окна. Литтлджон объяснил, что он из полиции, и спросил, нельзя ли побеседовать с миссис Фэрбарн наедине. По лицу женщины промелькнула тень страха. Бывшая подружка Трехпалого вела тихую жизнь вдали от житейских бурь и не горела желанием вновь бросаться в самую пучину.
- Вы пришли по поводу…
- Вам не о чем беспокоиться, миссис Фэрбарн. Я лишь хочу, чтобы вы немного помогли мне в одном деле.
- Что ж, тогда входите, но вам лучше поторопиться. Мой муж должен вернуться с работы в половине первого, мы собирались обедать.
- Я не отниму у вас больше пяти минут.
Хозяйка жестом предложила инспектору войти. Ей явно хотелось узнать больше, но она молчала, сдерживалась. Литтлджон прошел следом за ней вдоль узкого холла в гостиную. Дешевая, из простого дерева мебель отличалась безукоризненной чистотой и сияла полировкой. На полу лежал линолеум. Покрытый белой клеенкой стол был накрыт на четверых. На нем стояли две детские кружки и две чашки с блюдцами. На двух тарелках по холодному пирогу с мясом и еще на двух - по половинке пирога. С заднего двора в комнату прошлепал маленький ребенок с криком: «Мама». Заметив незнакомца, он уткнулся лицом в передник матери и захныкал. Женщина отвела его к задней двери и подтолкнула вперед.
- Иди поиграй в песочнице с Бесси, будь хорошим мальчиком. - Она закрыла дверь и вернулась в гостиную. - Простите меня, инспектор. Я не ждала вас, и у меня еще много работы.
Говорила она чисто. Очевидно, рыжая Пег знавала лучшие дни, до того как встретила Трехпалого. Литтлджону стало любопытно, откуда она родом. Он тактично объяснил цель своего прихода. Женщина густо покраснела и посмотрела на него с холодной яростью. Она заслужила право на достойную мирную жизнь и собиралась сражаться, защищая ее.
- Я не имею отношения к вашим делам! Почему вы докучаете порядочным людям? Прощайте. Дверь там. - Хозяйка указала на холл.
- Извините, миссис Фэрбарн, но все не так просто. Я должен исполнить свой долг, а значит, найти убийцу. Предупреждаю: если вы не поможете полиции добровольно, нам придется принудить вас дать показания публично - вероятно, вызвать в суд повесткой и привести к присяге. Но мы можем уладить это дело сейчас, у вас дома. Вы расскажете мне, что вам известно, а я обещаю сделать все, чтобы избежать огласки. Мне нужно знать лишь одно: были ли вы с Биллом на болотах вечером в день убийства, когда прозвучали выстрелы, и если да, не видели ли кого-нибудь поблизости. А теперь начинайте, миссис Фэрбарн!
Женщина успела овладеть собой. Наверное, сочла за лучшее смириться и выдержать испытание. Литтлджону она напомнила тигрицу, защищающую своих детенышей и логово.
- Хорошо. Но вы дали слово.
- Да.
- Что ж, мы находились на болотах, когда прогремели выстрелы. Мы уже приближались к «Лошади и жокею». Билл сказал, что с наступлением темноты в конюшне можно найти славный сухой уголок для ночлега. Выстрелы раздались позади нас, посреди пустоши.
- Вы что-нибудь видели?
- Смеркалось быстро, все тонуло в полумраке. «Идем, - позвал Билл. - Незачем нам впутываться, даже если это всего лишь браконьеры». И мы двинулись дальше. Когда обогнули трактир, то увидели фигуру, темный силуэт на горизонте. Кто-то спешил к дороге. Он шел со стороны болот. Но тут мы повернули за угол. «Я знаю, кто это», - сказал Билл. «Кто?» - спросила я. «Не твое дело. Чем меньше знаешь, тем меньше будешь болтать», - отрезал Билл, и больше мы к этому не возвращались. На следующее утро, когда все заговорили об убийстве, Билл заставил меня поклясться, что я буду молчать. Мол, мы ничего и никого не видели. «Полицейские сцапают нас, если выяснят, что мы бродили поблизости, нам надо убраться подальше отсюда этим же утром», - добавил он. Однако нас задержали, и мы с Биллом заявили, будто никого не видели.
- Вам известно, кого узнал тогда Билл?
- Нет. Клянусь вам. Я бы не стала врать, мистер. Мне не нужны неприятности с полицией, да и ни с кем другим. Сейчас я счастлива и хочу, чтобы меня оставили в покое и не напоминали о прошлом.
- Хорошо, миссис Фэрбарн. Спасибо за откровенность, вы нам очень помогли. Я постараюсь не обмануть вашего доверия и позабочусь, чтобы все сказанное здесь не получило огласки. Возможно, вы больше не услышите об этом деле.
- Ну, мистер, придется вам меня извинить. Я уже опаздываю, а мне нужно еще кое-что приготовить к обеду.
Литтлджон покинул дом и направился к остановке автобуса на Хаттеруорт. Теперь ему еще больше хотелось встретиться с Трехпалым и выжать из него правду.
Встреча произошла раньше, чем он ожидал. Когда автобус подъезжал к «Лошади и жокею», инспектор заметил в конце дороги миссис Брейсгердл. Она махала ему рукой. Литтлджон попросил кондуктора остановиться, и хозяйка паба просунула голову в дверь.
- Он здесь, инспектор… явился вскоре после вашего ухода. И уже порядочно набрался, так что вам лучше зайти, если хотите поговорить с ним, - предупредила женщина.
Литтлджон вышел из автобуса и последовал за ней в паб, чтобы провести самый отвратительный допрос за все годы своей службы в полиции. Трехпалый, судя по его виду, ночевал под открытым небом. Нелепую, карикатурную физиономию, которую так ярко описал Хауорт, покрывала густая щетина - бродяга не брился несколько дней. Он был в изрядном подпитии и держался задиристо.
- Трехпалый явился уже навеселе, - рассказала миссис Брейсгердл. - Он держал в руке пустую бутылку из-под рома - видно, осушил ее по пути. Мы бы не впустили проходимца, только я решила, что для вас это хороший случай поймать его.
В зале пили пиво и обедали несколько водителей, чьи грузовики стояли во дворе. Трехпалый стал для них забавным развлечением. Они посмеивались над ним и перебрасывались шутками. Бродяга отмалчивался. Литтлджон тронул его за плечо.
- Я хочу поговорить с вами, давайте перейдем в отдельный кабинет.
Трехпалый сидел, ссутулившись, на скамье у камина. Он поднял голову и произнес:
- Чего вам от меня надо? Придется подождать, пока я промочу горло, - грохнул кулаком по столу Трехпалый и потребовал пива. Литтлджон кивнул хозяйке, та поставила перед бродягой полный стакан. - Это что? Мне нужна пинта или кварта. Так дело не пойдет.
Он осушил стакан в два глотка и снова громыхнул по столу, чтобы принесли еще, но Литтлджон не стал больше ждать.
- Или вы идете со мной в кабинет, или я отправлю вас в камеру в Хаттеруорте!
Трехпалый глухо заворчал, икнул, с усилием выпрямился и, пошатываясь, поднялся. Он шагнул к Литтлджону и заговорил. Голос у него охрип, язык заплетался, его речь представляла собой поток бессвязной тарабарщины. Затем бродяга качнулся назад, наткнулся на край скамьи, колени у него подогнулись, и он с размаху уселся на прежнее место, а в следующее мгновение, не предупредив ни словом, ни знаком, изверг зловонное содержимое своего желудка.
Подлетел хозяин паба, схватил пьяного за ворот, нахлобучил ему на голову грязную матерчатую кепку и поволок его во двор. По пути оба яростно бранились, их руки и ноги скрутились в один узел, словно щупальца осьминога. Подоспела хозяйка со шваброй и ведром.
Литтлджон направился к двери вслед за дерущейся парой. За ним потянулись и водители грузовиков. Неприглядная сцена прервала их обед, и они недовольно бормотали угрозы.
Литтлджон окликнул хозяина:
- Где вы его оставили?
- В конце двора, возле коровника. Пусть немного остынет, грязная скотина, черт бы его побрал!
- Заприте его в хлеву. Позаботьтесь об этом прямо сейчас. Пусть немного проспится, а если потом не захочет говорить, я позвоню в Хаттеруорт и вызову полицейский фургон. Мы арестуем его за пьяный дебош.
Появилась миссис Брейсгердл. Она успела навести порядок в зале.
- Вы, наверное, не обедали, инспектор? - спросила она. - Хотя после такого вам не захочется…
- Пожалуй, я не отказался бы от сандвича, миссис Брейсгердл.
- Хорошо. У нас осталось немного ветчины. Будете? Вам лучше подождать в гостиной. Папа сейчас отдыхает, а то вы могли бы составить ему компанию.
В пивной снова воцарилось спокойствие. Со стороны кухни слышался шум - там готовили еду. Литтлджон сидел и ждал. Недавняя сцена испортила ему настроение, вдобавок он успел проголодаться. В комнату скользнула кошка и потерлась о его ноги. Инспектор наклонился, чтобы погладить ее, когда в открытую дверь паба просунулась грязная всклокоченная голова.
- Старье берем! - раздался хриплый голос.
Во дворе остановилась запряженная осликом тележка, и девушка с кухни обменяла какое-то тряпье на точильные камни.
После ветчины с соленьями и яблочного пирога Литтлджон почувствовал себя намного бодрее. Он набил трубку и задумался. Если Трехпалый кого-то видел на болотах сразу после убийства, нужно заставить его говорить. Разумеется, он станет упираться и твердить, будто все забыл за давностью лет. Билл солгал полиции во время первого дознания, и теперь боится, что против него выдвинут обвинение. Что ж, тогда его память придется освежить. Инспектор поднялся и позвал хозяина. Появился Брейсгердл. Они вместе отправились в хлев, чтобы выпустить Трехпалого.
Бродяга спал на куче сена. Возле него валялась пустая бутылка из-под рома. Очевидно, он выпил ее уже взаперти.
- Похоже, у него в кармане лежала еще одна бутылка. Чертова пьянь, - проворчал Брейсгердл и пнул ногой бродягу.
Литтлджон наклонился и тряхнул Трехпалого за плечо. Тот остался лежать без движения. Мужчины оттащили его к двери. Он прерывисто хрипел и дышал с трудом. Лицо посерело. Литтлджон присел на корточки, приподнял его веко и с невнятным возгласом вскочил.
- Давайте вынесем Трехпалого отсюда на воздух и попробуем привести в чувство. Нужно разбудить его. Попросите миссис Брейсгердл позвонить доктору и скажите, чтобы тот захватил с собой желудочный зонд. Может, бродяга перебрал рома или с ним случился удар, но, по-моему, это наркотическое отравление.
Они плеснули водой Трехпалому в лицо, подхватили его под руки и вытащили на воздух, попытались оказать первую помощь, обычную в подобных случаях, но бедняга лишь беспомощно висел у них на руках. Его не удалось напоить ни кофе, ни рвотным: все вытекало у него изо рта.
Незадолго до прихода врача пульс бродяги стал совсем слабым, дыхание затихло, и Брейсгердл с Литтлджоном поняли, что пытаются привести в сознание мертвеца.
Глава 11. «Лошадь и жокей»
В сторону манит свернуть
Кровли тень.
На пороге девушка ждет,
И сулит ее взор отраду.
Пей! Мне тоже, девушка,
В сердце влей эту брагу,
Этот питающий бодростью взгляд[20 - Гете Иоганн (1749 -1832). Бравому Хроносу.].
Мистер Саймон Миллз решил провести коронерское дознание в «Лошади и жокее». Убийство произошло в административных границах Торна, небольшой деревни на болотах, где две дюжины домов теснились вокруг разрушенной шерстяной фабрики и нонконформистской церкви. Последняя служила, как правило, средоточием местной светской жизни, а трагический случай с бродягой, умершим на пороге церкви в 1847 году, позволил с полным правом превращать ее по мере надобности в зал суда. Однако мистеру Миллзу недоставало душевного пыла, с которым прихожане Торна в ту зиму, когда погиб Трехпалый, праздновали все четыре воскресенья Святого Пришествия при десятиградусном морозе, пока за счет благотворительных распродаж, сборов и пожертвований не собрали нужной суммы на ремонт отопления в церкви. Коронер рассудил, что большой зал паба лучше подойдет для дознания, поскольку к тому времени на вершинах гор уже лежал снег.
Два дня, прошедших между внезапной кончиной Трехпалого и коронерским слушанием, Литтлджон работал как одержимый. Он не только начал выяснять причину скоропостижной смерти бродяги, но рьяно продолжил расследование двойного убийства на болотах. Инспектор нанес визит старой миссис Майлз, бывшей владелице литейно-механического завода, в ее мрачном старом доме в Хаттеруорте. Побывал он и в «Погребке Питера», где долго беседовал с хозяином, Питером Буллером, сыном покойного егеря охотничьих угодий на болотах. Вдобавок у него состоялся весьма содержательный разговор с работниками оружейной фирмы из Хаддерсфилда - речь шла о сугубо технических вопросах.
Доктор Гриффитс вскрыл тело Трехпалого и, прежде чем зашить снова, обнаружил, что на момент смерти от лошадиной дозы снотворных таблеток, растворенных в роме, покойному грозила неминуемая и довольно скорая кончина из-за цирроза печени, порока сердца, общего физического истощения и полного пренебрежения к собственному здоровью. Тело оказалось в таком ужасающем состоянии, что врач поспешил скорее закончить вскрытие.
Инспектор Росс показал себя опытным полицейским и немало помог Литтлджону в расследовании нового убийства. Высокий блондин с фигурой атлета и свежим румяным лицом, он носил небольшие усики песочного цвета. Росс жил холостяком, и многие достойные девушки Хаттеруорта надеялись заполучить его в мужья, однако он, похоже, неплохо обходился без жены. Все свое время он отдавал работе и репетициям хора полицейских. Под его руководством хор успешно выступал с концертами и получал награды на музыкальных фестивалях.
Хауорт, Росс и Литтлджон провели совещание в полицейском участке, куда инспектор Скотленд-Ярда доставил хромающего суперинтенданта, который, вопреки советам врача, твердо решил выбраться из дому.
- Ну, теперь-то мы найдем наконец, за что ухватиться в данном деле, - заявил Литтлджон. - Трехпалый что-то знал, некто неизвестный посчитал это опасным и заставил его замолчать. Отсюда следует вывод: виновный в смерти Трикетта и Сайкса еще жив. Трехпалый знал убийцу и представлял угрозу, а потому его следовало убрать.
- Верно, - кивнул Хауорт. - Вы говорили, в последнее время Билла так и распирало от самодовольства: люди замечали, как он ходит с видом победителя. Вероятно, он задумал поживиться. Найденный на болотах скелет доказал, что Сайкс не убивал Трикетта. Это сделал тот, кого, по словам Пег, Трехпалый видел на пустоши в день двойного убийства. Бродяга отважился на шантаж, но встретил решительного противника и получил больше, чем потребовал.
- А значит, - подхватил Росс, - мы должны прочесать окрестности и выяснить все передвижения Билла до того, как тот появился в «Лошади и жокее».
Росс и Литтлджон успели выполнить массу рутинной работы. Они обнаружили, что Трехпалый держал при себе две плоские бутылки с ромом. Находка навела Росса на блестящую мысль, что бродяга имел обыкновение переливать спиртное в небольшие бутылки, похожие на фляги, которые легко умещались у него в карманах. Это удобнее, чем таскать с собой громоздкую обычную бутылку. Росс отправил трех констеблей искать на обочинах дороги большую пустую бутылку, и его проницательность не осталась без награды. В канаве примерно на полпути между Хаттеруортом и «Лошадью и жокеем» лежала темная бутылка без этикетки, пустая, но еще пахнущая ромом. О своих последних достижениях Росс отчитался перед старшими коллегами.
- Трехпалый куда-то зашел в Хаттеруорте или в здешних окрестностях, кто-то дал ему денег и выпивку. Вероятно, тот, кого он шантажировал. У него в карманах осталось десять фунтов грязными банкнотами, которые мы, наверное, не сумеем отследить, и немного мелочи. Еще складной нож, кусок веревки, удостоверение личности, продовольственные карточки и разрешение на уличную торговлю, а также трубка, табак и спички. Это все, и нам от этого мало проку. Наверное, он нес в кармане большую бутылку рома, пока не вышел за черту города, затем наполнил две свои фляжки, а остатки выпил. На всех трех бутылках только его отпечатки, других нет.
- Вы провели экспертизу остатков спиртного на дне каждой бутылки? - спросил Хауорт.
- Да, сэр. Во всех трех мы нашли примесь снотворного. Лекарство добавили в большую бутылку, перед тем как отдать ее Трехпалому.
- Если он выпил немного, когда наполнял свои фляги, то почему не свалился в придорожную канаву где-нибудь по пути?
- Полагаю, сэр, в большой бутылке осталось не так много, когда он перелил ром. По крайней мере, недостаточно, чтобы свалить его с ног. Вероятно, он почувствовал действие снотворного, однако решил, что просто устал, и потому зашел в паб передохнуть. Первую флягу осушил по дороге, но, как рассказал нам инспектор Литтлджон, в пабе Билл выпил еще стакан пива, а затем его вырвало. Так он избавился от значительной части первой дозы и, наверное, спокойно проспал бы до утра без последствий, но, оставшись один в хлеву, Трехпалый взялся за вторую бутылку. Это его и убило. Вдобавок к тому, что еще оставалось у него в желудке, а не хлынуло фонтаном на пол в баре, вторая доза оказалась смертельной.
- По-моему, звучит разумно. А что скажете вы, Литтлджон?
- Во второй бутылке осталось примерно две чайные ложки рома. Я отправил половину с нарочным одному своему другу в Скотленд-Ярд. Мы получим полный отчет об этом роме. Между разными сортами спиртного существует множество различий, особенности этого напитка нам помогут.
- Старый Сет Уигли говорит, это хороший ром, на порядок лучше того, что поставляют виноторговцы в обычные пабы. А уж Сет понимает толк в спиртном, хотя и не разбирается во всякой там сложной химии. Но чего не знает о выпивке он, того и знать не стоит, - добавил Росс.
- Да, - кивнул Литтлджон. - Но с другой стороны, на большой бутылке не было этикетки. Что это может означать?
- Либо наклейку сняли нарочно, либо бутылку наполнили из бочки в чьем-то винном погребе, - продолжил Хауорт.
- Вот именно.
- В чьем?
- Этого мы не можем сказать, пока не придет отчет моего приятеля из Скотленд-Ярда. Тогда нам будет над чем поработать. Мы получим его завтра утром.
Хауорт с усилием поднялся и нетерпеливо взглянул на инспектора с высоты своего роста.
- Хорошо бы нам сейчас перекусить, если мы хотим успеть на дознание к двум часам. Вы с женой обедаете сегодня у нас: по такому случаю миссис Хауорт готовит отменный пирог с мясом и картофелем, хочет угостить миссис Литтлджон. Так что поспешим.
При упоминании о кулинарном шедевре жены шефа глаза Росса блеснули. Суперинтендант усмехнулся:
- Идем с нами, Росс. В жизни не встречал такого обжоры!
Когда позднее полицейские прибыли в «Лошадь и жокей», там царило оживление. Желающих выпить и закусить обслуживали теперь не в большой гостиной, а в баре у пивной стойки; преображенный зал отдали в распоряжение мистера Саймона Миллза и его жюри. Сет Уигли так разволновался в ожидании суда, что его запросто мог хватить удар. Чтобы избежать опасности, ему тайком подмешали в питье снотворное (конечно, не столь сильное, как то, что послужило причиной столпотворения в заведении), и старик мирно проспал все слушание. После его пробуждения, когда улегся шум и затихли крики, дочь Уигли решила, что лучше бы отец присутствовал на дознании - гневная вспышка могла причинить ему больше вреда. В конце концов в нарушение предписаний доктора старого Сета удалось умиротворить порцией жареного сыра с луком, приготовленного по его указанию из скудных запасов, которые нашлись в кладовой, после чего он снова уснул. На следующее утро старик проснулся бодрым, в превосходном настроении и заявил, что уже многие месяцы не чувствовал себя так хорошо.
Когда мистер Саймон Миллз прибыл в свой странный судебный зал, он обнаружил пеструю толпу зрителей за выпивкой в баре. Во дворе и между сараями тоже скопился народ. Публика прибывала, по обоим склонам холма - из Уотерфолда и Хаттеруорта - к пабу тянулась нескончаемая процессия. Это зрелище напоминало празднование Великой пятницы или дня Святой Троицы. Еще до того, как началось официальное слушание, толпа, накачавшись элем миссис Брейсгердл, уже провела собственное дознание и вынесла вердикт: «Убийство совершено неизвестным лицом или лицами». Их ждало разочарование: коронер прервал заседание и отложил дальнейшее разбирательство.
Большое стечение публики не вызвало досады у мистера Миллза. В действительности он наслаждался успехом и сожалел, что нельзя воспользоваться громкоговорителем, чтобы его речи на дознании слышала вся огромная толпа, не вместившаяся в зал суда. Жюри присяжных состояло из фермеров с болот, пары лавочников и двоих суконщиков из Торна. Жители этой деревни, народ косный и недоверчивый, издавна женились на своей родне, чтобы сохранить деньги в семье, а потому все состояли в родстве. Близкородственные браки из поколения в поколение наложили след на их внешний вид, и двое присяжных на коронерском дознании не составляли исключения. Оба были маленького роста, большеголовые, с узкими заостренными лицами и глазами, обведенными красной каймой. Оба не отличались многословием. Между собой они говорили свободно, но чужакам отвечали односложно, словно опасались, что малейший дружеский жест может обернуться губительными последствиями: чужак решит, чего доброго, будто ему все дозволено, окрутит их дочерей, вотрется в семьи и растащит скопленное за долгие годы добро. Они пообедали принесенными из дома бутербродами.
Оба жевали беззубыми деснами, а вставные челюсти вынимали ради удобства и заодно из желания сберечь. Потом они попросили пышную девицу за стойкой налить им по стакану воды.
- На народишко из Торна это похоже, - усмехнулся Брейсгердл, щедро наливая воду из крана. - Они там все слишком жадные, а потому сплошь трезвенники.
Колокольчик мистера Саймона Миллза призвал жюри занять свои места. Двое из Торна торжественно вставили на место челюсти и вошли в зал, полные решимости обвинить в предумышленном убийстве кого угодно, кроме членов собственного тесно сплоченного клана.
Присяжные уже осмотрели тело покойного, которое, как и в 1847 году, выставили с этой целью в притворе церкви. Они слышали показания судебно-медицинского эксперта, доктора Гриффитса, и ужаснулись при мысли, что источником смерти мог стать ром. Долгие месяцы потом никто из побывавших в тот день в «Лошади и жокее» не брал в рот даже капли этого напитка. Жертву опознали несколько свидетелей. Нашлось много желающих выступить в этой роли и помочь правосудию в обмен на возможность взглянуть на труп. Супруги Брейсгердл и Литтлджон описали события, предшествовавшие смерти Трехпалого, а один из очевидцев, водитель грузовика, подтвердил их показания и удалился, крайне недовольный тем, что его вызвали аж из самого Лидса ради крохотной, почти бессловесной роли.
Суперинтендант Хауорт и мистер Миллз долго совещались перед началом заседания и договорились отложить повторное разбирательство без подробного допроса полиции, поэтому о бутылке с ромом на дознании говорилось мало: заслушали лишь показания инспектора Росса о двух пустых фляжках. Между тем Хауорт, чья хромота не осталась незамеченной, ловил на себе сочувственные взгляды публики. Литтлджона разглядывали с любопытством и даже с гордостью. «Похоже, Хаттеруорт становится знаменитым, если в дела местного правосудия вмешивается человек из Скотленд-Ярда», - читалось на лицах зрителей. Однако двое присяжных из Торна смотрели на инспектора с подозрением и враждебностью, как на мошенника.
Мистер Миллз заявил о своем намерении отложить дальнейшее разбирательство. Двое мужчин из Торна встрепенулись и завели оживленный разговор со старшиной присяжных, после чего тот поднялся и спросил коронера, соберется ли жюри в прежнем составе, поскольку некоторые присяжные вынуждены на время слушания отрываться от работы за ткацким станком, что лишает их заработка. И еще - предусмотрена ли выплата компенсации за подобные убытки. После этих слов публика в зале зашевелилась, зашепталась о характере жителей некой деревни.
Мистер Миллз сдернул очки, смерил испепеляющим взглядом обоих суконщиков и объявил собравшимся, что насчет состава будущего жюри ничего обещать не может, однако нынешние присяжные никоим образом не освобождаются от обязанности вновь принять участие в слушании. Что до издержек, то его удивляет, как граждане страны могли столь низко пасть, чтобы измерять деньгами свой общественный долг. В заключение коронер сообщил, что следующее заседание суда откладывается на неопределенный срок.
Двое присяжных из Торна после горячих препирательств с помощником коронера отправились, полные возмущения, туда, откуда пришли. В деревне их история вызвала бурю негодования, соседи полночи ходили из дома в дом, пока весть о вопиющей несправедливости не облетела весь Торн и не достигла ушей даже самой отдаленной родни. После этого фамильный клан дружно отказался от услуг фирмы «Баттеруорт, Коги, Миллз, Баттеруорт и Миллз» из Хаттеруорта и передал свои дела конторе «Лемюэль Харрисон и сын, Суоллоу и Бич» из Уотерфолда.
Мистер Миллз отбыл в четыре часа, однако неофициальное разбирательство на заднем дворе «Лошади и жокея» продолжалось до половины шестого, до самого открытия паба. В шесть часов иссякли запасы пива, и прения возобновились. Стороны пришли к согласию лишь к шести сорока, когда из Хаттеруорта доставили новые бочки.
Глава 12. Железная женщина
Свой век влачит он без детей
В существованье скудном[21 - Вордсворт Уильям (1770 -1850). Саймон Ли.].
Когда Литтлджон пришел к миссис Миллз, его проводили в большую гостиную мрачного старого дома в так называемом «верхнем городе», предместье Хаттеруорта. Здесь нашла себе пристанище пожилая дама после краха семейного предприятия и расчетов с кредиторами. С годами она все реже выходила из дому, пока окончательно не стала затворницей, чье окружение составляли лишь экономка да кухонная служанка, впустившая детектива.
Жилище вдовы казалось темным и заброшенным. Комната, в которой Литтлджона попросили подождать, не отапливалась, несмотря на холодное время года. Пахло пылью и запустением, громоздкую мебель покрывали холщовые чехлы. Дубовая, обильно украшенная резьбой, эта мебель стоила когда-то немалых денег. Наверное, уцелевшие остатки обстановки прежнего большого дома, подумал Литтлджон. Изящный длинный обеденный стол посреди комнаты напоминал о временах, когда миссис Майлз принимала у себя цвет местного общества. Стол окружала дюжина стульев, обитых тусклыми гобеленами. Семейные портреты в рамах украшали стены. Литтлджон посмотрела на торшер с выцветшим розовым абажуром, на побитые молью шкуры на полу, пыльный индийский ковер. Странную, печальную картину старения и упадка.
Вернулась служанка и пригласила инспектора следовать за ней. К удивлению Литтлджона, его повели на второй этаж, где обычно располагаются спальни. Наверху девушка постучала в дверь, затем впустила его в комнату. Первое, что бросилось ему в глаза, - широкое окно с одним большим стеклом в нижней створке. Из окна, подобно картине в раме, открывался прекрасный вид на отдаленные пустоши в бурых зарослях папоротника и вереска, на дальнем плане маячили покрытые снегом холмы. Дорога, словно кайма, тянулась по краю болот. В конце ее вдалеке виднелся паб «Лошадь и жокей». Обстановкой комната напоминала фешенебельную квартиру-студию где-нибудь в Кенсингтоне. Один угол занимала большая старомодная кровать с пологом. Посередине располагались маленький стол и два уютных мягких кресла, пол устилал турецкий ковер, а на стенах висели три изумительные акварели.
В камине ярко горел огонь, а у огня, в высоком кресле с прямой спинкой, повернутом так, чтобы видеть пейзаж за окном, сидела миссис Майлз. Она казалась очень старой. Маленькое сморщенное личико, здоровый румянец на щеках, блестящие карие глаза. Седые волосы заплетены в косу и собраны узлом на затылке. Крупный рот с полными губами плотно сжат. Высокий морщинистый лоб придавал своеобразное благородство ее спокойному, безмятежному лицу с большим, хорошей лепки носом, широкими гордыми ноздрями и твердым круглым подбородком. В негромком, чистого тона голосе слышалась усталость. Миссис Майлз выглядела не дряхлой и жалкой, а глубоко несчастной, погруженной в неизбывную печаль, как те, у кого уже не осталось иллюзий.
- Простите, что заставила вас подняться сюда, но я теперь не покидаю этой комнаты, - произнесла она, когда детектив назвал свое имя. Казалось, цель визита инспектора не вызвала у нее ни тревоги, ни любопытства. - Телефон - моя единственная связь с внешним миром, когда мне что-нибудь нужно, а это случается редко. Мир давно позабыл обо мне и ушел далеко вперед; сомневаюсь, что я узнала бы его, если бы решилась выйти сейчас из дому. Лишь небольшой клочок земли, какой виден мне из окошка, не изменился с тех пор, как я была девочкой. Боюсь, теперь я даже лестницу не смогла бы преодолеть.
Минуту или две они говорили на общие темы. Литтлджон похвалил акварели, особенно одну, с изображением дороги через болото, которая теперь была хорошо ему знакома, и с неизменным силуэтом «Лошади и жокея» вдалеке.
- Так вам они понравились, инспектор? Я назвала эту картину «Дорога через пустошь». Ее написал один мой друг… вот уже сорок лет, как его не стало… думаю, это лучшее, что он создал. Его ожидало большое будущее… он умер в двадцать четыре года.
Детектив объяснил хозяйке, что привело его к ней.
- Я пришел расспросить вас о событиях двадцатилетней давности, миссис Майлз. Наверное, вы слышали о сенсационном повороте в деле Трикетта и Сайкса?
- Да. Моя экономка собирает все здешние новости.
- Если это не слишком утомит вас, миссис Майлз, не могли бы вы рассказать мне, как Хейторнтуэйт, Трикетт и Сайкс ушли от вас? Вероятно, этим поступком они нажили себе врагов?
Пожилая дама помрачнела и выставила вперед дрожащий подбородок.
- Да! - бросила она. - Они нажили смертельного врага прежде всего во мне, и, если двоих из этой дьявольской троицы настигла жестокая смерть, я не испытываю ни малейшего сожаления. Плохо, что третий и худший из них не издох тогда же!
Ее гнев быстро иссяк. Миссис Майлз схватила ртом воздух, словно яростная вспышка лишила ее сил, потом вытерла платком губы и затихла. Она разгладила на коленях темное саржевое платье и продолжила:
- Моя история очень длинная, инспектор. Она охватывает тридцать пять лет, но пересказать ее можно коротко. Муж мой умер молодым, в сорок с небольшим, в тысяча девятьсот двенадцатом году. Я осталась с двумя сыновьями, оба еще ходили в школу. Мне пришлось управлять старым семейным заводом, пока мальчики не подрастут и не возьмут дело в свои руки. Мы специализировались на текстильном оборудовании, ткацких станках. Майкл, мой старший сын, собирался продолжать образование в Кембридже, но когда умер его отец, пошел работать. Патрик остался в школе. Мики был прирожденным инженером и успешно справлялся с делами. Вот мои мальчики… - Она с грустью указала на фотографии в рамах, стоявшие на столе: портреты двух красивых молодых людей в офицерской форме. - Мики погиб в Галлиполи в тысяча девятьсот пятнадцатом году. Пат - в битве при Камбре в тысяча девятьсот семнадцатом. Они все, что у меня оставалось, и, когда Пата не стало, мне казалось, я умерла вместе с ним.
Миссис Майлз отпила глоток из термоса, стоявшего на каминной полке.
- Инспектор, можете курить, если хотите. Я закурю. - Она предложила ему портсигар. Литтлджон взял сигарету, дал прикурить даме и закурил сам. Миссис Майлз затянулась по-мужски и пыхнула дымом, как заядлый курильщик. - Пока муж был жив, он сам управлял заводом. После его смерти я предложила должность управляющего Калебу Хейторнтуэйту, молодому человеку, которого мой муж забрал из литейного цеха, обучил всему и сделал своей правой рукой. Я стала директором-распорядителем вместо мужа. Вначале я мало что знала о производстве, но быстро освоилась. Мне пришлось приложить все силы, поскольку моей первой и главной задачей в жизни стало сохранить безупречную репутацию семейного предприятия, удержать его на достойном уровне, не уронить высокую планку, какую задавал мой муж, а еще раньше - его отец. Сайкс ходил у Хейторнтуэйта в любимчиках. Он взял его под свое крылышко и обучил на помощника управляющего. Я не возражала, при условии, что заводу это принесет пользу.
Миссис Майлз откинулась на спинку кресла и замолчала, словно перебирала в памяти события далекого прошлого. Потом заговорила снова:
- Однако Хейторнтуэйт оказался негодяем и скоро показал свое истинное лицо. Власть и могущество вскружили ему голову, он не выдержал этого испытания. Хейторнтуэйт начал позволять себе вольности со мной. Я никогда не забуду то утро… это случилось у меня в кабинете, Калеб долго мялся, ходил вокруг да около, прежде чем перейти к сути… Наконец он заявил, что в двойной упряжке мы составим прекрасную пару. Иными словами, не выйду ли я за него замуж. Наглый мужлан… Я быстро поставила его на место! Если бы один из рабочих формовочного цеха сделал мне предложение, я поблагодарила бы его за комплимент. Но Хейторнтуэйт… Он держался так, будто делал мне одолжение. Когда он явился в следующий раз для серьезного разговора, то вел себя иначе. Теперь он пожелал занять место в правлении. Я решила, что с меня довольно. Достаточно я терпела. Я ответила ему, что считаю себя доверенным лицом своих сыновей и ни при каких обстоятельствах не поступлюсь их интересами. Хейторнтуэйт уже какое-то время увивался вокруг Люка Кросса, и я догадывалась, как он поступит. Он уволился и стал компаньоном Люка. Ушел в конце той же
недели и взял с собой приятелей, Сайкса с Трикеттом. А в следующий понедельник я узнала, что Мики убили.
Руки миссис Майлз вцепились в подлокотники кресла: казалось, она вновь переживает свое горе. Затем пальцы ее разжались.
- Хоть я и презирала этих трех перебежчиков, мне их не хватало. То были трое лучших моих работников. Я взяла на их место других, но теперь, когда Мики не стало, все изменилось. Однако у меня еще оставался Пат, нужно было думать о нем, и пришлось взять себя в руки. В то время мы обеспечивали нужды фронта и неплохо зарабатывали. Хейторнтуэйт на новом месте тоже стал обслуживать военные заказы, и завод Люка Кросса, едва сводивший концы с концами, начал стремительно набирать обороты. Я выяснила, что эта троица прихватила с собой множество идей, которые считались собственностью моего предприятия, но не смогла защитить свои права, потому что власти в то время думали лишь о снабжении армии. Больше оружия, больше боеприпасов и амуниции - вот и все, что их заботило.
- Да, - кивнул Литтлджон. - Если бы в то время вы начали тяжбу, это не прибавило бы вам популярности.
- В общем, мы выполняли кое-какую прежнюю работу, занимались ремонтом и обновлением оборудования, а главное, выпускали новые ткацкие станки. В те годы текстильные и швейные фабрики работали на полную мощность - поставляли военное обмундирование и снаряжение. И вот я обнаружила, что заказы на станки, которые мы производили для фабрик в Уэст-Райдинге, уже не поступают к нам, а перешли к заводу Кросса. Оказалось, что Люк и Калеб снизили цены и переняли наши технические решения. Тогда я послала своего человека изучить их работу. Хейторнтуэйт с дружками использовал изобретение, которое запатентовал Мики, когда работал на заводе! Я почувствовала, что наконец-то поймала их. Я вызвала Хейторнтуэйта и сказала ему, что мне все известно. Он перешел черту и понимал, что попался. Хейторнтуэйт ползал у меня в ногах, умолял не давать делу хода, предлагал деньги. Я ответила, что представляю интересы своего сына и накажу мошенников в назидание другим не только за этот проступок, но и за все остальное, ведь Хейторнтуэйт со своими подельниками украл и другие наши открытия и секреты, а затем использовал против меня.
Я сказала, что в следующий раз он будет говорить уже не со мной, а с моим адвокатом.
Миссис Майлз провела рукой по лбу, потом потянулась к термосу и сделала еще глоток. Она выглядела усталой.
- Наверное, на сегодня достаточно, миссис Майлз. Не хочу вас утомлять. Лучше я зайду в другой раз, - мягко произнес Литтлджон.
- Мой рассказ завершается, инспектор. Прежде чем мой поверенный взялся за дело всерьез, я получила известие, что Пат погиб во Франции. Я отказалась от иска к Хейторнтуэйту. Какой в этом прок? Завод перестал меня интересовать. Закончилась война, наступил мир, работа утратила для меня смысл. Я забросила дела. А Хейторнтуэйт тем временем убедился, что я не стану преследовать его по суду, и почувствовал себя увереннее… Правда, работал он теперь один. Трикетта застрелили, а Сайкса обвинили в убийстве. Хейторнтуэйт избавился от… Нет, наверное, это прозвучит так, будто я обвиняю его в двойном убийстве… Конечно, утверждать я не могу, но с него станется. Двое свидетелей происков Хейторнтуэйта против меня оказались мертвы. Люк Кросс отошел от дел, а завод оставил Калебу. С тех пор тот быстро пошел в гору и уже не оглядывался назад. А мой завод постепенно приходил в упадок. Вскоре мне пришлось отказаться от него, чтобы расплатиться с долгами. Я продала старый дом и перебралась сюда вместе со своими воспоминаниями. Здесь я и живу.
Какое-то время они сидели в молчании, затем пожилая дама спросила:
- У вас есть еще вопросы, инспектор?
- Один или два, если не возражаете, миссис Майлз.
- Да?
- Как я понял, Буллер, егерь, последним видевший в живых Сайкса и Трикетта, когда-то служил вашей семье и оставался верен вам до самой смерти, хотя и работал на сэра Калеба, после того как вы продали охотничьи угодья. Он никогда не рассказывал вам о том, что заметил вечером на болотах в день убийства?
- Нет. Мы с ним почти не встречались с тех пор, как он ушел со службы. Охотничьи угодья я продала в первую очередь. Хейторнтуэйт купил их через подставное лицо, иначе бы ему их не видать. В ту пору я любила пострелять… - Она окинула Литтлджона проницательным взглядом. - Только не думайте, будто я взяла ружье и пристрелила эту славную парочку, инспектор. Вы идете по ложному следу.
- Мне такое и в голову не приходило, миссис Майлз!
- Я находилась далеко от болот в тот вечер. Ездила в Уотерфолд к Элверам, мы пили чай. Это мои старые друзья, но теперь они уже скончались, так что не могут подтвердить мои слова.
Литтлджон поднялся и попрощался с миссис Майлз.
- До свидания, инспектор. Уверена, вы скоро схватите виновного. Нелегкая у вас работа.
- До свидания, миссис Майлз, спасибо. Надеюсь, я не слишком вас утомил своими вопросами.
- Вовсе нет. Мне не мешает иногда побыть в компании и поговорить, даже если я начинаю перебирать старые обиды… Рада, что вам понравились мои картины. А теперь я немного подремлю перед вечерним чаем.
Миссис Майлз позвонила, и явилась служанка. Литтлджон следом за девушкой спустился по лестнице. Внизу они прошли мимо высокой мужеподобной женщины с мясистым квадратным лицом и хмуро сдвинутыми темными бровями. Наверное, экономка, решил Литтлджон. Она молча смерила инспектора угрюмым взглядом с головы до ног. «Какая муха ее укусила?» - подумал Литтлджон.
Когда за ним закрылась дверь, он представил ее неподвижную фигуру в темном холле и мрачный взгляд, устремленный ему вслед.
Довольный, что вновь оказался на свежем воздухе, инспектор закурил трубку и зашагал прочь: в его планах на этот день значился еще не один пункт.
Глава 13. «Погребок Питера»
Мрут его овцы от парши и глада.
Стоит у них в загоне затхлый дух…[22 - Мильтон Джон (1608 -1674). Люсидас.]
«Погребок Питера» на Маркет-плейс в Хаттеруорте принадлежал к числу тех мест, где трудно утолить голод. Владелец заведения, Питер Буллер, не мог позволить себе роскошь обзавестись шеф-поваром, как в шикарном ресторане, и выбрал компромисс: в его погребке подавали скудные бутерброды, яичницу на тостах, вальдшнепов по-шотландски, корнуэльские пирожки и с дюжину или больше кулинарных причуд и выкрутасов. Разумеется, после подобного угощения возмущенный желудок требовал добавки, и посетителю предлагалось совершить гастрономический тур по Британским островам или вокруг Европы - отведать эклсских или банберийских слоек, батских булочек, берийских кексов, бейкуэлльского сладкого пирога, швейцарского рулета и меренг с кремом шантильи. А в качестве завершающего штриха выпить индийского, китайского или русского чая. Пусть желающие заглатывают дежурные блюда в «Барли Моу», сугубо коммерческом заведении для автотуристов и велосипедистов (Королевский автомобильный клуб, Велосипедный туристический клуб), или в более почтенном ресторане «Геральд Эйнджелс» (две звезды, Автомобильная ассоциация, Королевский
автомобильный клуб). «Погребок Питера» подходил бережливым гурманам, нищим клеркам и машинисткам или беспечным обладателям крепких желудков, готовым набивать утробу сладким и мучным, не опасаясь колик и бурчания в животе.
Было около полудня, когда после визита к миссис Майлз Литтлджон вошел в погребок, наплыв посетителей еще не начался. Инспектор выбрал столик в тихом уголке, но почти тотчас к нему подсел робкого вида священник. Несмотря на множество свободных столиков вокруг, тот предпочел безопасное местечко рядом с солидным детективом. Он заказал вареное яйцо и вежливо прибавил: «Всмятку, если можно». Литтлджон спросил официантку, нельзя ли увидеть владельца заведения. Та ответила, что мистер Буллер вышел, но скоро вернется. Чтобы как-то оправдать свое присутствие, инспектор заказал кофе.
В погребке было темно; тусклые огоньки фальшивых свечей в канделябрах, жалкая попытка создать атмосферу старины, придавали этому месту зловещее сходство с покойницкой, где бродят духи умерших. Единственным светлым пятном на этом мрачном, унылом фоне казался магазинчик напротив кафе, куда постоянно вбегали мальчишки в форменных фуражках какой-то школы, чтобы вынести гору пончиков и корзиночек с кремом.
В дальнем конце зала проходили поминки. Одетые в черное гости заняли длинный стол на возвышении. Отдав последний долг покойному, они, насколько позволяла предусмотренная ограничениями военного времени скудная поминальная трапеза, проявили должную заботу о живых: принялись подбадривать вдовца шутками и болтовней, что заставило его улыбнуться с приличествующей случаю сдержанностью. Однако ни смех, ни слезы не лишили вдовца аппетита: он сосредоточенно опустошал тарелку за тарелкой. Консервированный язык, горы хлеба, внушительные порции груш в сиропе и бесчисленные сладкие пирожки вдовец поедал с презрением к министерству продовольствия, чем немало радовал остальных гостей, которые говорили друг другу, что он «держится хорошо».
Среди остальных посетителей выделялся грузный осанистый мужчина с лысой, точно яйцо, головой, торчавшей из высокого жесткого воротничка. Он восседал за своим столом, словно царствующий монарх на троне. Этот человек был кредитором по закладной на погребок и заходил туда каждый день, чтобы заказать два вареных яйца, которые на своих белых подставках напоминали уменьшенные копии его самого. Временами он поднимал глаза, похожие на мутно-серые яйца пашот, и придирчиво оглядывал зал, будто собирался немедленно выставить дом на торги вместе со всей обстановкой. Пастор рядом с Литтлджоном старательно подбирал с тарелки недоваренную яичную слизь, вытекшую из треснутой скорлупы, когда группа мужчин за соседним столом начала играть в домино. Вскоре на суконной скатерти выстроилась цепочка костяшек. Играли сосредоточенно и серьезно, азартно вскрикивали, однако сохраняли напряженное внимание, словно судьба мира зависела от того, смогут ли они и дальше тянуть бесконечную цепь черных костяшек. Священник улыбнулся Литтлджону, кивнул в сторону игроков и пробормотал: «Домино, dirige nos!»[23 - Искаж. лат. Domine
dirige nos - Господи, направь нас!] - после чего покраснел до корней волос, вскочил, метнулся к стойке, расплатился по счету и скрылся.
Литтлджон почувствовал облегчение, когда подошла официантка и сообщила, что мистер Буллер у себя в кабинете и может уделить ему несколько минут. Она проводила его в небольшую комнатку, где сидел хозяин погребка. Питер Буллер был маленьким коренастым человечком с приятным круглым, чисто выбритым лицом и гладко прилизанными тонкими седыми волосами. Он начинал подручным в бакалейной лавке, но вскоре женился на властной, решительной женщине, открыл кондитерскую, а позднее занялся обслуживанием банкетов. Когда Литтлджон вошел, Буллер держал двумя толстыми пальцами его визитную карточку и рассматривал с ошеломленным видом. Он заметно успокоился, узнав, что визит инспектора Скотленд-Ярда связан с историей покойного Буллера-старшего.
- Вот уже десять лет, как отца не стало, инспектор, - произнес владелец погребка. - Но я, конечно, помогу, если объясните, что именно вам нужно.
- Ваш отец - последний, кто видел Сайкса и Трикетта живыми, не считая самого убийцы, разумеется. - При этих словах мистер Буллер содрогнулся. - Меня интересует, не рассказывал ли он своим домашним о случившемся в тот вечер. Вероятно, в беседах с семьей он описал события более подробно, чем на коронерском слушании.
- Нет, инспектор. Отец не любил говорить о той истории, вопросы выводили его из себя. Он буквально взрывался, стоило кому-то из домашних упомянуть об убийстве.
- Похоже, случившееся произвело сильное впечатление на вашего отца?
- Да. Смерть Трикетта изменила его, после он так и не оправился. Отец начал верить, что преступления не случилось бы, если бы он тогда прогнал с болот тех двоих.
- Странно, правда, мистер Буллер?
- Да. После дознания отец какое-то время болел. С ним случилось нервное расстройство. Он сильно сдал. Стал замкнутым, угрюмым и… начал пить. Уверен, этим отец сократил себе жизнь.
- В то время он работал на сэра Калеба Хейторнтуэйта?
- Да. Но не сказать, чтобы служба ему нравилась. Он всю жизнь работал на семью Майлз, пока старая дама не продала землю. Естественно, отец в его возрасте не мог оставить прежнее занятие и взяться за новое. Однако смена хозяев была ему не по душе.
- Он вернулся к работе егеря после срыва?
- Ненадолго. Отец выдержал еще два сезона, а затем его здоровье расстроилось. Он ушел со службы и поселился в доме моей замужней сестры.
- Значит, успел скопить достаточную сумму, чтобы уйти на покой?
- Нет. Миссис Майлз выделила ему небольшую пенсию, хотя не представляю, как она смогла себе это позволить при ее стесненных обстоятельствах. Но в их семье всегда заботились о работниках. Это Хейторнтуэйту следовало побеспокоиться, ведь в последнее время отец трудился на него, но сэр Калеб никогда не отличался щедростью.
- И напоследок один вопрос, мистер Буллер, затем я уйду, а вы сможете вернуться к своим делам. Вы не знаете, какими патронами обычно пользовался ваш отец?
На лице Питера Буллера отразилось изумление.
- Инспектор, к чему вы клоните? Вы ведь не собираетесь связать его с убийством! Такое просто немыслимо. Поверьте, во всем Хаттеруорте не было человека честнее моего отца. Он никогда бы не смог кого-то застрелить, тут и говорить не о чем.
- Это простая формальность, мистер Буллер. В беседе с вами я лишь следую обычному порядку, и не намерен в чем-либо обвинять вашего отца. Меня интересует, какими патронами пользуются охотники в здешних местах.
- Ну, когда я был мальчишкой, отец часто брал меня с собой на болота. Я носил его ружье с патронами, помогал перезаряжать. Он пополнял запасы патронов в Хаддерсфилде, покупал сразу сотню или больше в фирме «Ашуорт и Холл».
- А какую дробь он предпочитал?
- Он стрелял смешанными зарядами. Специально заказывал у оружейников. В основном пятый номер и несколько дробинок четвертого. Отец любил стрелять смесью. Четверка бьет мощнее, а пятерка меньше размером, потому и дробин в патроне больше, чем когда стреляешь только четверкой. Вы понимаете, о чем я?
- Да.
- Может, это просто причуда, но, по-моему, он был прав. Отец убедил и миссис Майлз: она стала стрелять смесью, только патроны заказывала более дорогие. А со временем и сэр Калеб тоже перешел на смешанные заряды.
- Похоже, смесь очень популярна в ваших краях.
- Да. Многие местные жители, включая браконьеров, стреляли смесью. Мой отец довольно долго сам заряжал патроны дробью. Я обычно помогал ему. Тогда владельцы «Ашуорт и Холл» начали продавать патроны со смешанным зарядом. Они стоили почти столько же, сколько самодельные, и, конечно, удобнее стало покупать готовые, чтобы не тратить время.
- Что ж, я благодарен вам за помощь, мистер Буллер, и простите, что отнял у вас столько времени в самый разгар дня, когда зал полон.
- Все в порядке, инспектор. Моя жена внизу, она за всем присмотрит.
Литтлджон спустился по лестнице следом за Питером. Внизу их встретила приземистая суетливая толстуха, обвела злобным взглядом и бросила мужу:
- Идем, Питер! Зал набит битком… Надо совсем ничего не соображать, чтобы сидеть и болтать в такое время. Отправляйся за кассу, там уже собралась очередь, с этими новыми официантками я не могу одна за всем уследить… Нет, это просто неслыханно…
Буллер тихо попрощался с инспектором и шмыгнул в маленькую стеклянную кабинку в углу. Игроки непрерывно стучали костяшками домино, а миссис Буллер металась от столика к столику, подгоняя официанток. Литтлджон отыскал свое пальто в спутанном клубке одежды, висевшей на единственной в зале вешалке, и поспешно удалился, чтобы пообедать как следует.
Глава 14. Фляжка с ромом
О, торговцы вином! Вы, должно быть, в убыток
Свой товар продаете: цены ему нет!
Омар Хайям
На трех бутылках из-под рома, которые Трехпалый разбросал во время последнего своего путешествия, отпечатков пальцев не обнаружилось, если не считать многочисленных следов рук самого бродяги. Это были обычные бутылки из тех, что подают в любом пабе, и проследить, откуда они взялись, было невозможно. Однако с их содержимым дело обстояло иначе. Эксперт Скотленд-Ярда по алкогольным напиткам отозвался о роме Трехпалого в самых восторженных выражениях.
- Такого рома теперь днем с огнем не сыщешь, - сообщил он по телефону Литтлджону. - Первоклассное качество, Ямайка. Его выдерживали в бочке лет сорок. Превосходный ром, если не принимать в расчет следов снотворного, которое добавил в него какой-то варвар.
- Действительно. Но когда ты перестанешь превозносить его до небес, может, подскажешь, что помогло бы нам упрятать за решетку его владельца?
- Это уже другой вопрос. Ищи того, кто покупает ром оптом и хранит у себя. Обычные виноторговцы продают, как правило, смесь рома высокого и среднего качества. Последний обладает менее выраженным вкусом и ароматом, напоминает гайанский ром демерара и купажированные сорта. Если смешивать их осторожно, в разумной пропорции, наличие примеси сумеет определить только эксперт, но такой ром дешевле, приносит торговцу больше прибыли и продается по приемлемой цене. Если судить по выдержке напитка, я бы сказал, что твой образец изготовили на маленькой старой винокурне, каких сейчас почти не осталось. Почва и климат в том месте позволяют производить великолепный продукт. Вот, пожалуй, и все.
- Спасибо за помощь. Если мне удастся раздобыть бутылку того рома в его первозданном виде, я тебе пришлю.
- Надеюсь, ты сумеешь установить его происхождение. Не забудь обо мне в случае успеха. Счастливо.
Суперинтендант Хауорт в нетерпении ковылял с палкой по залу полицейского участка, раздраженный тем, что не может ходить быстро. Он напряженно прислушивался к разговору Литтлджона и, когда тот повесил трубку, выжидающе посмотрел на него. Инспектор пересказал коллеге слова эксперта.
- Нам следует отправить людей обойти всех местных виноторговцев и лавочников, а заодно владельцев пабов. Нужно разузнать об их винных запасах, нынешних и прошлых, - произнес Хауорт.
- Хорошая мысль. Думаю, когда мы выясним, откуда у Трехпалого появился ром, подберемся к убийце ближе. Вы согласны?
- Безусловно. Но у преступника должен быть поставщик, так что лучше нам начать с торговцев.
- Да. Только скорее всего мы узнаем, что они продают ром среднего качества, а не тот, что производят на маленьких винокурнях. Наверное, запасы рома были куплены много лет назад. Я предлагаю, помимо опроса местных торговцев, о котором вы говорили, побеседовать также с агентами по недвижимости. Думаю, Хейторнтуэйт, например, купил Спенклаф-Холл вместе со всей обстановкой, и, насколько я понимаю, оформлением продажи занималась риелторская фирма. Включала ли опись имущества винный погреб, и если да, хранился ли там ром?
- Да вы нацелились на сэра Калеба?
- Здесь дело нечисто. Сайкс получил от него перед смертью крупные суммы - это подозрительно. Хейторнтуэйт говорил о деньгах уклончиво, а его объяснения, что якобы Сайкс получил плату за изобретения, меня не убедили. Миссис Майлз упоминала об аферах сэра Калеба, связанных с патентными правами ее компании. Вероятно, Сайкс тоже что-то знал и шантажировал своего босса.
- Не исключено.
- И еще одно. По словам свидетелей, Трехпалый ходил с самодовольным видом, когда расследование убийства возобновили. Может, узнав, что Сайкс не убивал Трикетта, но их обоих застрелил некто третий, бродяга вспомнил, как видел кое-кого на болотах в день убийства. Предположим, что он нашел себе жертву для шантажа и немедленно связался с тем человеком. Представьте его радость. Трехпалый потребовал часть платы за молчание и получил бутылку отравленного рома. Ему хватило глупости выпить практически всю бутылку за один присест. Найдем того, кто дал ему ром, - поймаем виновного в тройном убийстве!
- Тогда нам следует для начала выяснить, не появлялся ли Трехпалый поблизости от Спенклаф-Холла накануне своей смерти.
- Да. Или где-нибудь еще. Кто у вас здесь занимается продажей недвижимости?
- «Тейлор и Коллинз», их контора на Маркет-плейс. Они в основном имеют дело с крупными объектами. Большая часть масштабных сделок с недвижимостью в пределах города проводилась через них. Фирма была основана еще до моего рождения, у нее хорошая репутация.
- Пожалуй, я возьму ее на себя, Хауорт. Может, вы отправите кого-то из своих сотрудников опросить виноторговцев?
- Да. Сделаю это прямо сейчас.
- Что касается ружейных зарядов, боюсь, здесь мы ничего не добьемся. Патроны фирмы «Ашуорт и Холл» пользовались большой популярностью во времена первых двух убийств, а четвертый и пятый номера дроби были ходовым товаром. Как я понял, Буллер предпочитал именно эту дробь. Он обратил в свою веру обоих хозяев и большинство друзей. Едва ли не все в городе перешли на смешанные заряды.
- Жаль, но ничего не поделаешь.
Позднее тем же днем Литтлджон зашел в контору «Тейлор и Коллинз». Его проводили в кабинет мистера Досона Тейлора, правнука основателя фирмы. Это был высокий плотный мужчина с таким огромным животом, что казалось, будто он несет его перед собой, отклонившись назад. Один его глаз заметно косил - в него ударил отлетевший «чижик» во время игры (мальчишкой Тейлор считался во дворе настоящим асом). Из-за косоглазия возникало ощущение, будто он смотрит в две стороны одновременно, и, пока Литтлджон сидел напротив риелтора за столом с пыльными бумагами, закладными, квитанциями, счетами, сводками и отчетами, скрепленными большими зажимами в форме ладоней, он часто с удивлением замечал, что один глаз Тейлора глядит влево, на дверь кабинета, а второй, с выражением доброжелательного интереса, - прямо ему в лицо. В соседнем аукционном зале полным ходом шли торги, беседу прерывали громкие, возбужденные выкрики с мест. Затем наступали длинные красноречивые паузы, и слышался сиплый умоляющий голос аукциониста, который призывал публику к активности и превозносил до небес старую рухлядь и хлам, что продавались с
молотка.
Литтлджон поздоровался, назвал себя и решил, что предстоящий разговор требует, пожалуй, осторожного подхода. Мистер Тейлор походил на беспечного прожигателя жизни, способного в подпитии пересказать собутыльникам подробности своей беседы с инспектором.
- У нас есть основания полагать, что местный бродяга, известный как Трехпалый Билл, украл либо получил в подарок бутылку рома в день своей смерти. Возможно, яд содержался в напитке, или же Трехпалого отравили позднее как-то иначе, и он просто выпил рома перед тем, как подействовал яд. Мы хотим проследить историю этой бутылки и выяснить, где она была прежде. Как утверждает эксперт по алкогольным напиткам, речь идет о роме очень высокого качества, и мне думается, мистер Тейлор, что бутылка хранилась в погребе какого-то большого дома в здешних местах. Не исключено, что в последние годы вам приходилось иметь дело с подобным напитком, тогда вы могли бы нам помочь.
Мистер Досон Тейлор повернул голову, чтобы лучше видеть Литтлджона здоровым глазом.
- Нужно хлебнуть рому, чтобы ответить на подобный вопрос, - произнес он густым рокочущим басом и был разочарован, когда Литтлджон не засмеялся его шутке, и задумчиво потеребил колючую седую бородку.
Пока он молчал, в зале за стеной ожесточенно торговались.
- Итак, леди и джентльмены, что вы мне предложите за этот прелестный умывальный столик… крепкое красное дерево… мраморная столешница…
- Четыре шиллинга шесть пенсов! - взвизгнула женщина.
- Помилуйте, миссис. Я не стану оскорблять эту благородную вещь, называя такую цену. Я бы уступил вам…
- Пять шиллингов…
После дробной очереди выкриков с повышением на три пенса столик ушел за шесть шиллингов девять пенсов.
- А сколько вы готовы отдать за эту великолепную двуспальную кровать с медными шишечками? На ней спал сам король Карл, или меня ввели в заблуждение?
Мистер Досон Тейлор сверился со своими книгами и папками, но не нашел упоминаний о роме.
- Ром, ром, ром… - пробормотал он. - Весьма необычно для продажи… - Один его глаз смотрел на страницы гроссбуха, другой разглядывал камин.
- Вы занимались продажей Спенклаф-Холла, мистер Тейлор?
- Спенклаф-Холл не был продан… дом все еще считается исключительной собственностью старого Томаса Лайтбоди, а сэру Калебу Хейторнтуэйту передан в долгосрочную аренду. Я оформлял сделку… но не понимаю, почему это вас интересует.
- Был ли в доме винный погреб, который отошел арендатору вместе со всей мебелью и обстановкой?
- Да. Но с тех пор прошло двадцать лет.
- А хранился ли в погребе ром?
- Ну, раз уж вы спрашиваете, придется мне поискать опись имущества. В подвале должны быть папки с документами. Одну минутку. - Мистер Тейлор подошел к двери в приемную, зычно крикнул: - Уилли, принеси из подвала все папки по Спенклаф-Холлу, и побыстрее, будь молодцом.
Вскоре в комнате появился щуплый заморыш посыльный, которому не помешало бы вымыть уши и провести выходной на свежем воздухе. В руках он держал пыльную связку бумаг. Мальчишка обмахнул тряпкой пыль с кипы и развязал тесемки. Мистер Тейлор минуту или две перебирал бумаги в папках, и наконец достал опись имущества, толстую пачку скрепленных длинных листов. Он быстро пролистал список.
- Садовые инструменты… так-так-так… медный чан… прачечная утварь… так-так-так… сидячая ванна, холодильник… так-так… ну вот. Тонкие вина, винный погреб… портвейн, херес, хм… виски… бургундское… кларет… ром… так-так… полторы дюжины бутылок «Хот Джок», Ямайка… тьфу, дрянь… слова доброго не стоит.
- Вы хотите сказать, что это ром низкого качества?
- Да. Судя по всему, старик разбирался в роме не так хорошо, как в виски и винах. Он держал отменный рейнвейн и кларет, но не представляю, о чем он думал, покупая этот ром. Наверное, использовал его в лечебных целях.
- Это все, да? А сэр Калеб тоже тонкий знаток вин?
Мистер Тейлор возвел к потолку здоровый глаз, при этом второй беспокойно забегал, что придало ему еще более устрашающий вид.
- Нет. Он для этого слишком жаден… предпочитает виски с водой… и воды льет порядочно. Вот сынок его - другое дело, тот выпить горазд, многих заткнет за пояс.
- А вам не приходилось иметь дело с другими винными погребами? Ничего не припоминаете?
- Не слишком много, и вдобавок не в черте города. Единственный винный погреб в здешних местах я видел в Ботли-Холле, поместье Джонатана Майлза, когда миссис Майлз продавала дом.
Литтлджон насторожился.
- Так они держали запасы вина?
- Мистер Джонатан был тонким знатоком и ценителем вин, и жена его тоже. Помню, мы кое-что продали из их запасов, но остальное она взяла с собой в загородный дом.
- А что именно?
Мистер Тейлор поднялся и снова зычно позвал тщедушного паренька Уилли. Тот принес еще одну пыльную связку, похожую на первую. Риелтор долго изучал содержимое папок и нашел наконец опись имущества.
- Да. Вот то, что нам нужно. Ром… четыре бочонка, первоклассный ямайский. Высшего качества, винокурня «Кэкстон и Робертс», три бочонка подлежат продаже, один остается в собственности миссис Майлз.
- А-а!
- Ну, кажется, это все, что я могу припомнить о продаже рома…
- Я очень признателен вам за хлопоты, мистер Тейлор. Если позволите, пусть мой сегодняшний визит останется между нами. Вы ведь знаете, как возмущаются люди, когда думают, будто кто-то вмешивается в их частную жизнь.
- Да, знаю… рад был помочь… я не стану болтать.
Риелтор дружелюбно улыбнулся Литтлджону одним глазом, тогда как другой угрюмо смотрел куда-то вдаль, затем проводил инспектора к дверям и попрощался.
В соседнем зале шла оживленная торговля.
- Семнадцать шиллингов десять пенсов… семнадцать и одиннадцать пенсов…
- Семнадцать и двенадцать пенсов! - отчаянно завизжала женщина, охваченная жаждой приобретения.
В полицейском участке Литтлджона ждал Хауорт с отчетами двух полицейских, которые обошли город в поисках первоклассного рома. Им не удалось найти напиток столь же высокого качества, как тот, что обнаружили в бутылках Трехпалого. Лишь немногие местные виноторговцы, лавочники, владельцы гостиниц и пабов закупали хороший ром, но даже лучшие марки и отдаленно не приближались по качеству к тому напитку, какой описал эксперт Скотленд-Ярда. Дорогой ром не пользовался спросом. В лечебных целях люди покупали более дешевые сорта, немногочисленные пьяницы - любители рома довольствовались самым обычным товаром, что же до знатоков и ценителей этого напитка, такие в здешних местах не встречались.
- Ну вот, как видите, Литтлджон, ваша версия, вероятно, поможет нам прояснить картину.
Инспектор рассказал коллеге все, что ему удалось выяснить в риелторской конторе. Хауорт присвистнул.
- Миссис Майлз, вот как? Что ж, это потрясающе. Хотя, может, мы все же идем по ложному следу. Мы не нашли пока ром нужного качества, но это еще не означает, что его никогда не продавали в наших краях. Нынче пьют уже не так, как прежде: из-за высоких акцизов первоклассные напитки стали недоступны.
- И все же, - заметил Литтлджон, - это дает нам еще одну зацепку. Ее следует проверить. Согласны?
- Да. Как же нам лучше поступить? - Хауорт помолчал. - Завтра мы пошлем газовщика проверить счетчик миссис Майлз. Он может случайно заблудиться и забрести в винный погреб. Как вам такой план?
- Немного рискованно, но попробовать стоит. Однако ему лучше явиться, когда экономка уйдет за покупками. Она настоящий дракон в юбке и наверняка сразу почует неладное. Нужно вначале изучить ее привычки, а потом уже действовать. Когда ваш человек придет проверить счетчик, я тоже загляну перемолвиться парой слов со служанкой. Она может оказаться разговорчивой, если старая ведьма скроется из виду.
Хауорт озадаченно почесал макушку.
- Миссис Майлз… хм… вот так сюрприз, и какой скандал! Хотя, если подумать… да, если подумать, здесь нет ничего невероятного.
Глава 15. Черный ход
Увы, сердечностью такой
Мне редко отвечали.
От благодарности людской
Я чаще был в печали[24 - Вордсворт Уильям (1770 -1850). Саймон Ли.].
Мириам Дьюснеп, хорошенькая служанка миссис Майлз, лелеяла надежду, что мужчина ее грез, чей образ уже давно нарисовало ее воображение с помощью любовных романов, которые она жадно проглатывала, когда поблизости не было экономки, однажды материализуется и избавит ее от участи судомойки. Она мечтала о роскошных автомобилях, бриллиантах, мехах и прислуге, но была не прочь слегка подправить мечту в зависимости от обстоятельств. Помощник мясника, почтальон, развозчик бакалеи и даже угольщик один за другим царили в сердце Мириам какое-то время, но потом разочаровали ее. Первый, как выяснилось, всерьез ухаживал за дочерью хозяина; второй после непростительно долгого романа случайно сболтнул, что у него трое детей; развозчик бакалеи поступил на военную службу и даже не попрощался, а у угольщика, мастера закатывать глаза и сверкать белками на покрытом сажей лице, обнаружилась заячья губа, когда его хорошенько отмыли, и это навсегда лишило его всяких шансов.
Откуда Мириам было знать, что красивый новый газовщик, который пришел проверить счетчик, на самом деле полицейский под прикрытием и живет в отдаленном городке с женой и двумя близнецами? Всех стражей порядка Хаттеруорта слишком хорошо знали в этих краях, чтобы они могли сойти за кого-то другого, поэтому Хауорт затребовал к себе констебля Блейдза из другого района. При виде красавчика Мириам немедленно перешла в наступление. Принялась покачивать бедрами, заводить прекрасные темные глаза - словом, взялась за дело всерьез. Говорят, угольщик однажды обмолвился своему приятелю, что «та цыпочка, служанка миссис Майлз, уж больно прыткая. Готова липнуть к парню, даже если у него мешок угля на горбу. Бог знает, что она станет вытворять за стеной кладбища». (Здесь следует упомянуть, что именно там встречались обычно местные парочки с наступлением темноты.) Констебль Блейдз склонен был согласиться с торговцем углем. Конечно, он лишь выполнял свою работу, но мысленно благодарил судьбу за то, что в эту минуту его жена и близнецы в двадцати милях от дома миссис Майлз.
- Я пришел проверить счетчик, - заявил газовщик, убедившись, что экономка благополучно отправилась торговаться с зеленщиком и рыбникам - сбивать цену с девяти пенсов до четырех.
- Так вы новенький, да? - Мириам томно повела глазами и смерила констебля одобрительным взглядом. - Не так давно здесь побывал другой газовщик. Что-то вы рано.
- Нет, нормально.
- Рано, рано!
- Ну, я бы не стал винить парня, если ему захотелось прийти чуть пораньше, - произнес констебль и робко улыбнулся, скрестив за спиной пальцы.
- Счетчик в подвале, - сообщила Мириам.
Блейдз знал об этом, поскольку успел побеседовать с работниками газовой службы. Будь счетчик в другом месте, ему пришлось бы играть роль санитарного инспектора или водопроводчика, который ищет протечку.
- Я покажу вам дорогу.
- Спасибо. Покажите мне дверь в подвал, а дальше я сам найду. Не хочу доставлять вам хлопоты.
- Никаких хлопот. - Мириам уже представляла, как в поисках выключателя руки этого ладного парня ласкают ее тело в темноте подвала.
Когда констебль с девушкой подошли к лестнице в подвал, снова раздался звонок в дверь.
- Ничего, пускай подождут, - буркнула служанка, полная решимости не упустить счастливый шанс.
- Вам лучше посмотреть, кто там, - заметил газовщик-самозванец. - Может, это важно. Я подожду.
- Ну, тогда ладно, ждите. Там внизу есть и другое добро кроме газа. Поднимется шум, если кто-нибудь увидит, как я впускаю в дом посторонних. - Она бросила на констебля последний зазывный взгляд и поспешила к черному ходу.
На крыльце стоял Литтлджон.
- Я не оставил свой кисет у вас в столовой, когда заходил сюда на днях? - спросил он, нащупывая эту вещицу в кармане куртки.
«Приятный джентльмен, - подумала Мириам. - Немного староват, но хорошо одет и держится любезно, наверняка из высших кругов. Что и говорить, такой мужчина будет девушку на руках носить». Она завела глаза к потолку, обнажила в улыбке ровные белые зубы и выставила вперед грудь.
- Идемте в дом, посмотрим, - предложила Мириам, тотчас позабыв о газовщике.
- Не похоже, что у вас здесь бывает много посетителей. - Литтлджон обвел взглядом заброшенную комнату.
Мириам тем временем делала вид, будто ищет кисет, принимала соблазнительные позы и выставляла напоказ то одну, то другую часть тела, за что немедленно была бы уволена, появись внезапно на пороге экономка.
- Да, через парадную дверь мало кто входит. - Она выпрямилась после тщетной попытки отыскать под столом пропавший кисет и загадочно улыбнулась. - Но с черного хода к нам заходят часто…
Внизу под полом неслышно крался в ботинках на резиновой подошве констебль Блейдз с фонариком в руке. Луч фонарика освещал покрытые паутиной стены, горы угля, которые натаскал сюда распаленный страстью угольщик, и старые ящики, ожидавшие, когда их сломают и пустят на растопку. В одном углу стояла замысловатая конструкция из металлических листов и проволоки - стойка для бутылок. На ней еще оставались кое-какие запасы, разделенные на три секции. Все бутылки были одинаковые за исключением одной-двух с бренди.
- Вот так штука! - пробормотал незваный гость, затем взял образцы напитков из каждой секции, бренди не тронув.
Свои трофеи констебль сложил в большую сумку, в каких работники газовой службы носят извлеченные из счетчиков монеты, потом бесшумно прокрался вверх по лестнице и вскоре уже заглядывал в дверь столовой. На Литтлджона он даже не посмотрел.
- Эй! - нетерпеливо окликнул он Мириам, которая успела перейти к следующему этапу обольщения и уже сидела на столе, свесив ноги, как героиня с обложки ее последнего любовного романа. - Эй! Сколько мне еще ждать там на лестнице?
Служанка надменно вздернула нос и посмотрела на Блейдза сверху вниз.
- Я занята. Счетчик под лестницей… дорогу сами найдете, - ответила она, поджала губы и опустила ресницы, прежде чем перевести взгляд с газовщика на джентльмена.
Блейдз исчез, а через несколько мгновений с лестницы донесся топот.
- Миссис Майлз совсем не выходит из спальни? - спросил Литтлджон.
- Порой она бродит по комнате, но лестницы для нее сущее наказание, особенно тяжело ей подниматься. Никогда не забуду, какой случился переполох, когда хозяйка в последний раз сошла вниз… Ох она и рассвирепела, а лишь потому, что мы с экономкой находились в саду и не слышали ее звонка. Но иногда она тайком спускается. Считает, что я не догадываюсь. Как бы не так!
- Правда? И когда же такое случалось?
- Ну, я точно могу сказать: хозяйка спускалась буквально на днях. Наверняка что-то делала втихомолку, даже не сомневайтесь.
- Думала, вы не узнаете?
- Да. Но ей пришлось подняться рано, чтобы избавиться от меня. Она отослала меня сразу, как только старая грымза… я хотела сказать - экономка… отправилась в город оплачивать счета. Хозяйка велела купить ей пачку сигарет… дескать, она все выкурила. Дымит как печная труба. Она страшно обозлилась, когда я ответила, что не стоит оставлять ее одну и, наверное, мне лучше дождаться возвращения экономки. Велела мне идти. Я оставила боковую дверь открытой и подняла щеколду: мне хватило бы двадцати минут, чтобы сбегать туда и обратно, а у меня не было ключа. Когда вернулась, дверь оказалась закрыта и заперта. К счастью, окно кухни осталось открытым, так что я смогла пролезть в него.
- Но ведь в дом мог войти кто-то другой, обнаружить открытую дверь и запереть ее. Почему вы решили, будто это сделала миссис Майлз?
- Вначале я тоже так подумала, и мне стало не по себе. Кому понравится, что по дому шныряют чужие? Тогда я немного осмотрелась. И нашла грязные следы! Они тянулись из кухни к лестнице и вели наверх.
- Невероятно!
- Да, не сойти мне с этого места, если я лгу. «Ага, миледи, - сказала себе я, - теперь понятно, почему вам захотелось от меня избавиться. Принимаете гостей, да?» Но я решила помалкивать. Я ведь запросто могла лишиться места, если бы упомянула об этом при хозяйке или при миссис Кейси, экономке. Они во всем заодно, и уж такие подруги - водой не разольешь, а я вроде как лишняя. Если бы мне здесь хорошо не платили, я не стала бы терпеть подобное обращение, ушла бы в тот же день.
- И все же, наверное, кто-то посторонний действительно забрался в дом и сбежал, когда услышал шум наверху - миссис Майлз его спугнула.
- Говорю вам, она точно спускалась. Иначе откуда, по-вашему, взялся ее платок на полу в холле? Я нашла его возле двери в подвал. Его там не было, когда я уходила. Нет, хозяйка сошла вниз и уронила его, хитрая старая лиса, а потом не призналась, что кто-то заходил. Не сказала ни слова, хотя я спрашивала, не беспокоил ли ее кто-нибудь в мое отсутствие. «С чего бы кому-то меня беспокоить?» - заявила она и так посмотрела на меня, словно хотела убить взглядом. «Я просто спросила, мадам, - ответила я. - Обычно вас не оставляют одну, а вокруг дома шныряют торговцы». - «Никто сюда не заходил», - отрезала она, провалиться мне на этом месте.
- Когда это случилось?
- А почему, собственно, вы этим интересуетесь? - Мириам взглянула на Литтлджона с подозрением и тревогой.
- Просто мне показалось, я видел вас в городе во вторник.
- Правда? - Она снова оживилась и послала детективу сияющую улыбку, как на рекламном плакате зубной пасты. - Ну, это действительно было во вторник, но я не уходила далеко. А где находились вы?
- Как раз поблизости отсюда.
- Тогда, наверное, вы видели меня. Но, конечно, я вас тогда не знала, верно? В следующий раз я уже не пройду мимо.
- Что ж, было приятно побеседовать с вами, и простите за беспокойство. Похоже, я оставил кисет в другом месте. Мне выйти через черный ход?
- Нет. Идите через парадный, но вам незачем спешить. Миссис Кейси вернется только через полчаса, не раньше.
Мириам надеялась, что посетитель спросит, когда у нее свободный вечер, но вместо этого он попрощался и вышел через парадную дверь.
Мириам обиженно надула губы, повертелась перед зеркалом в холле, придирчиво оглядела себя и задумалась, что такого есть в других девушках, чего недостает ей, потом драматически вздохнула: «Все мужчины одинаковы. Неблагодарные скоты! Волочатся за тобой, и только ты начинаешь получать удовольствие - дают тебе от ворот поворот».
Тут Мириам вспомнила о запасном варианте, газовщике, и поспешила в подвал в надежде продолжить охоту за дичью с того места, на котором ее пришлось прервать, но Блейдз уже стучал в дверь черного хода Спенклаф-Холла. Дверь ему открыла невзрачная пожилая женщина в форме горничной. Выглядела она вялой и только проворчала, что в последний раз газовщик приходил не так давно.
- Да. Мы немного опережаем график, - признал Блейдз. - Если и дальше так пойдет, то мы, не ровен час, на обратном пути повстречаем самих себя!
Служанка, похоже, не испытывала желания шутить или препираться, поэтому молча отвела констебля к двери в подвал. Она не предложила сопровождать его дальше, а включила свет на лестнице и предоставила Блейдза самому себе.
- Вы знаете, где счетчик, - произнесла она и, не дожидаясь ответа, вернулась к уборке гостиной.
Через пять минут Блейдз уже карабкался вверх по подвальной лестнице. Служанка услышала тяжелые шаги и проводила его до боковой двери. В винном погребе сэра Калеба оказалось больше бутылок, но их держали в строгом порядке, так что констебль выполнил свое задание без особых хлопот и покинул дом с еще одним образцом в сумке.
Тем временем миссис Майлз вызвала звонком Мириам и принялась расспрашивать ее о посетителях и шуме, который слышала внизу. Мириам объяснила, что приходили только газовщик и тот джентльмен, что побывал здесь на днях, такой высокий, приятной наружности: сказал, что забыл кисет. Нет, кисет так и не нашли. Глаза миссис Майлз сверкнули недобрым огнем.
- И ты, как всегда, болтала без умолку.
- Нет. Мы только поискали кисет.
- Ты мне врешь, маленькая дрянь… Я слышала, как ты трещишь. О чем вы говорили?
- Это личное, - заявила Мириам, и ее щеки вспыхнули от гнева. - Пальцы миссис Майлз с поразительной для ее возраста силой сжали запястье служанки. - Пустите… мне больно… да отпустите же… или… я вас ударю.
Пожилая дама ловким движением вывернула Мириам кисть.
- Говори сейчас же, наглая девчонка! Или настанет моя очередь беседовать с полицией. Нечего делать обиженное лицо. Жалкая дурочка. Думаешь, я не знаю, куда исчезли мелкие вещицы? Ты считала, я не замечу? Полиция обыщет твою сумку, а я не собираюсь говорить, будто подарила их тебе. Если я привязана к своей комнате, это не значит, будто мне неведомо, что здесь творится…
Мириам высвободила руку. Она уже продала безделушки - думала, миссис Майлз их не хватится. Уличить ее было нечем. Долго сдерживаемые обида и злость прорвались наконец наружу.
- Вот именно… о том и речь, старая ведьма! - завизжала она. - Привязана к комнате, как бы не так! Не смешите меня! Когда вы остаетесь одна, то расхаживаете по всему дому. Думали, я не знаю, да? Ну так мне все известно. И если хотите знать, я рассказала мистеру Литтлджону, как в прошлый вторник вы спровадили меня подальше, чтобы обделывать свои делишки. Еще я сообщила ему, что сюда кто-то приходил, а вы заявили, будто никого не было. Надеялись, что провели меня? А вот и нет. Вы оставили свой платок на полу в холле, умная…
На щеках миссис Майлз вспыхнули пунцовые пятна, губы задрожали в слепой старческой ярости. Она взмахнула тростью, с которой обычно ходила, и в бешенстве ударила Мириам по лицу. На коже девушки мгновенно вспух синевато-багровый рубец.
- Ты… ты… да я убью тебя за это! - заголосила Мириам, но встретила суровый взгляд сверкающих глаз миссис Майлз и истерически разрыдалась.
Бесшумно отворилась дверь, и служанка увидела миссис Кейси, грозную, готовую прийти на помощь хозяйке и страшную в гневе. Экономка быстрым твердым шагом подошла к Мириам и наотмашь хлестнула ее ладонью по другой щеке.
- А теперь живо пакуй свои вещи и убирайся, пока я не задала тебе трепку похлеще, - прошипела она, и Мириам поспешила исчезнуть.
Миссис Кейси участливо склонилась над миссис Майлз.
- Оставьте меня… оставьте… все в порядке. Ступайте, - сказала старуха.
Экономка неохотно удалилась.
Миссис Майлз после бурной вспышки тяжело дышала. Наконец она успокоилась, но какое-то время продолжала сидеть неподвижно, словно сморщенный каменный истукан.
Затем протянула дрожащую руку к телефону и набрала номер.
Глава 16. Куст утесника
Шум битвы слышится в горах,
Разносит эхо крики,
И те, кого давно уже нет,
Проходят предо мной.
Их лица вижу я[25 - Эйтон Уильям Эдмонстон (1813 -1865). Казнь Монтроза.].
В полицейском участке Хаттеруорта Литтлджон, Росс и Хауорт стояли у окна и изучали содержимое трех пробирок. В помещении густо пахло ромом, поскольку именно этот напиток стал предметом исследования и оживленного обсуждения.
- На мой неопытный взгляд, все три пробы одинаковы; это же подсказывает мое неискушенное нёбо, - заявил Литтлджон. - Мы немедленно отправим образцы на исследование в Скотленд-Ярд, но, боюсь, там лишь подтвердят наше заключение.
Двое других участников совещания огорченно вздохнули.
- Это означает, что миссис Майлз и сэр Калеб держат в погребе ром одной и той же марки, - произнес Хауорт. - Мы снова уткнулись в глухую стену.
- И все же, - добавил Литтлджон, - наше маленькое расследование принесло свои плоды. Мы выяснили, что миссис Майлз выходила из своей комнаты и спускалась вниз примерно в то время, когда Трехпалый находился в городе. Зачем ей прибегать к подобным ухищрениям и отсылать прислугу из дома? Я бы наведался к ней снова и спросил прямо, чем она занималась. Что толку примериваться да пристреливаться? Мы можем бесконечно плести паутину вокруг нее. Не лучше ли перейти в атаку и покончить с этим?
- Вы правы, - отозвался Хауорт. - Но помните, с кем имеете дело. Миссис Майлз - стреляный воробей, ее голыми руками не возьмешь. Многого вы от нее не добьетесь.
Зазвонил телефон, и Хауорт поднял трубку:
- Да. Да. Говорит суперинтендант Хауорт… одну минуту. - Он закрыл трубку рукой. - Помяни черта, и он тут как тут! Это миссис Майлз. Хочет поговорить с вами, Литтлджон.
Инспектор взял трубку и прислушался:
- Да. Конечно, миссис Майлз. Я отправляюсь прямо сейчас. Один? Хорошо. - Он повернулся к полицейским. - Она хочет видеть меня немедленно, одного. Кажется, дело наконец сдвинулось с мертвой точки.
Литтлджон надел шляпу и собрался уходить, но в дверях столкнулся с Мириам Дьюснеп: та ворвалась в комнату как бешеный бык. На сей раз на Литтлджона она даже не взглянула, а направилась прямо к Хауорту.
Ее прежде миловидное лицо было искажено яростью и залито слезами. Одну щеку пересекала багровая полоса, а под глазом наливался синяк. Одетая в дешевое пальто кричащей расцветки, Мириам держала в руке потрепанный фибровый чемодан. Аккуратная шляпка на растрепанных волосах съехала набок.
- Я хочу отправить миссис Майлз под суд за нападение! Старая стерва! - завизжала она и снова разразилась истерическими рыданиями. - Как только мистер Литтлджон ушел, она вызвала меня наверх, заломила мне руку за спину и вынудила пересказать нашу с ним беседу, а потом избила. Я заставлю ее поплатиться… Что теперь делать? Она меня прогнала, я не смею вернуться домой. Там мне устроят новую взбучку. Отец поколотит меня за то, что потеряла работу.
Литтлджон поспешно вышел, предоставив Хауорту разбираться с девушкой и ее обидами, пока холостяк Росс смущенно жался в сторонке.
Миссис Майлз ждала инспектора за столиком, накрытым к вечернему чаю. Она наполнила чашки и предложила гостю располагаться поудобнее.
- Наверное, вам любопытно, зачем я снова попросила вас о встрече, инспектор. - Хозяйка откинулась на спинку кресла. - Что ж, дело касается давнего убийства, как вы, наверное, догадались, а также смерти того мошенника, Трехпалого. В последние несколько дней события развиваются слишком быстро, моя старая голова идет кругом. Мне в моем возрасте хочется покоя. Я устала, и новые встряски мне уже не по силам. Я хочу снять груз с души и мирно жить дальше.
Литтлджон достал блокнот и карандаш.
- Вы владеете стенографией, инспектор?
- К сожалению, нет, мадам.
- Тогда вначале выслушайте меня. Я только устану и издергаюсь, если вы будете отвлекаться, царапать в своем блокноте и заставлять меня говорить медленно. Мне этого не выдержать. Можете сделать пару мелких заметок, если хотите, но придите потом ко мне с полной записью и я подпишу свои показания. Да, так будет лучше. Отметьте кое-что по ходу, но, пожалуйста, будьте снисходительны ко мне и моим слабостям.
- Хорошо, мадам. Думаю, я должен вас предупредить, что оставляю за собой право записать любые ваши слова. В дальнейшем они могут быть использованы в качестве доказательства в суде.
- Ладно, ладно. Давайте покончим с предисловием и перейдем к сути. Вы сегодня расспрашивали мою служанку и получили от нее кое-какие сведения о моих передвижениях в день смерти Трехпалого. Вам известно, что я сходила вниз, верно? Несомненно, вы сложили два и два и пришли к выводу, что я спустилась в подвал, добавила яд в бутылку с ромом, впустила Трехпалого, дала ему выпивку и отправила на верную смерть. Вы ведь так и решили, не правда ли?
Пожилая дама усмехнулась, ее высохшее лицо походило на обтянутый кожей череп.
- Это ваше предположение, а не мое, миссис Майлз.
- Не надо со мной лукавить, молодой человек! Вы так думали, а может, навоображали еще больше. И только со слов глупой, помешанной на мужчинах потаскушки, кухонной служанки! Что ж, вы ошибаетесь. Я в состоянии спуститься на первый этаж, а затем подняться наверх в спальню, но лестница в подвал слишком крутая, мне ее не осилить. Я не смогла бы вернуться потом к себе в комнату: сердце не выдержало бы - слишком слабое. Я действительно отослала слуг и сошла вниз, однако по другой причине… - Миссис Майлз говорила быстро, щеки ее горели, и ей пришлось прерваться, чтобы перевести дыхание. - Эти двое, служанка и экономка, обкрадывают меня. Я кое-что заподозрила. Они считали, будто я не в силах одолеть лестницу, и можно тащить все, что плохо лежит. Один Бог знает, сколько статуэток, картин и миниатюр исчезло без следа. В этом я и хотела убедиться, когда спускалась вниз. Итак, Мириам я вышвырнула, а теперь ищу себе новую экономку. Как только я ее найду, миссис Кейси покинет этот дом, но прежде вернет все, что украла! А эта маленькая дрянь Мириам еще меня попомнит, так и знайте. Наверное, у нее уже большой
синяк под глазом. Я не удержалась и всыпала ей. - Старуха засмеялась, отхлебнула чаю и протянула инспектору сигареты. - Но это еще не вся история. Вы, полицейские, послали кого-то ко мне в погреб под видом газовщика, и он отлил немного моего лучшего рома из бутылок. Славную шутку вы сыграли с беспомощной старухой. Не представляю, как вы можете сидеть тут, дымить моей сигаретой и смотреть мне в лицо! Очевидно, вы собираетесь доказать, что ром, убивший Трехпалого, и мой - одной марки. В наши дни такой ром большая редкость. Нынешние сорта уже не те, что прежде. Дешевая подделка. Что ж, я вас прощаю, ведь вы лишь исполняете свой долг. Но и это не все. Я скажу вам нечто удивительное. Мой ром такой же, как тот, что отправил Трехпалого в могилу, - вероятно, вы это скоро обнаружите.
Литтлджон улыбнулся:
- Вы правы, миссис Майлз. Мы это уже установили.
- Быстро же вы работаете. Вот почему я хочу рассказать вам свою историю и жить дальше. Надеюсь, тогда меня оставят в покое. Терпеть не могу, когда вокруг кто-то вертится и задает вопросы, - это невыносимо. Но скажите мне еще кое-что. Ваш газовщик наведался к сэру Калебу проверить его счетчик, а заодно обыскать винный погреб, как у меня?
- Да.
- Тогда вы, видимо, нашли и у него ром той же марки. Нечего разыгрывать удивление… Он купил часть наших запасов рома, черт бы его побрал! А еще кларет и рейнвейн, когда мы продали дом. Хейторнтуэйт действовал через посредника, как вы можете догадаться. Я бы скорее вылила весь ром в канаву, чем позволила хоть капле драгоценного напитка попасть в грубую глотку этого мужлана. Да он не отличит вино «Либфраумильх» от пива милк-стаут! Но довольно о нем. - Миссис Майлз поднялась с кресла, достала из ящика комода полевой бинокль и приблизилась к окну. Уже спускались сумерки, но вдали отчетливо виднелись болота, по краю которых тонкой каймой вилась дорога. - Подойдите сюда. - Она передала бинокль Литтлджону и указала на темное пятно на дороге - силуэт дома, возвышавшегося над болотами. - Видите тот дом? Знаете, что это?
- Да, думаю, знаю, миссис Майлз. Я был там на днях. Это Спенклаф-Холл.
- Верно. Там Трехпалый получил свой ром, инспектор. Я заметила, как он выходил оттуда утром в день своей смерти. Я провела у окна много дней, наблюдая за болотами и дорогой. Помню, как вы и ваши люди толпились вокруг останков Сайкса. Я двадцать лет следила за пустошью, где его зарыли. Я знала, что он там, и, когда волонтеры откопали его, можно сказать, прямо у меня на глазах, поняла, что скоро избавлюсь от груза на своей совести. Так и должно было случиться. Ведь убийство не скроешь, верно? Правда всегда выходит наружу.
Она вернулась к своему креслу и тяжело опустилась в него. Литтлджона поразило не только неожиданное, как взрыв бомбы, признание миссис Майлз, но и ее равнодушный будничный тон.
- Наверное, вы считаете меня бесчувственной, инспектор, раз я с такой легкостью говорю об этом. Поверьте, это не так. Но когда доживете до моих лет и вынесете все, что выпало на мою долю, вас не так-то легко будет задеть за живое. Я не убивала Сайкса, но знаю, кто это сделал… и кто застрелил его дружка Трикетта. Сайкса убили хладнокровно. Трикетта застрелил мой верный слуга, ныне покойный, Буллер, егерь. Он пытался защитить меня. А Сайкса прикончил Хейторнтуэйт. Ну вот, теперь вы знаете…
Литтлджон быстро записал признание миссис Майлз в блокнот, опасаясь упустить хотя бы одно ее слово. Пожилая дама решила, что разговор окончен, и принялась собирать на поднос чайные приборы, чтобы экономка унесла их.
- Это еще не все, миссис Майлз?
- Разумеется, нет, но этого достаточно, инспектор.
- А вы не могли бы рассказать подробнее? Я хочу знать, как все случилось.
- Я очень устала, и мне пора отправляться ко сну. Я уделю вам еще пять минут, но затем вам придется уйти. И считайте, вам повезло, раз вы услышали эту историю, ведь я могла умереть, так и не рассказав ее… Это напомнило мне одну пьесу времен моей молодости… «Ист-Линн», но давайте продолжим. В день убийства я ездила к Элверам в Уотерфолд. Они предложили поохотиться, и я захватила с собой ружье. Домой возвращалась по дороге, которую вы видели из окна, - ехала одна в машине, и до «Лошади и жокея» добралась уже в сумерках. Паб был полон. В тот день Хейторнтуэйт устроил охоту на куропаток, и загонщики и праздные гуляки продолжили веселье за выпивкой. Я проехала мимо и вскоре поравнялась с автомобилем. Он стоял на обочине, повернутый в сторону Хаттеруорта. Я миновала его и успела отъехать немного вперед, прежде чем сообразила, что это машина Хейторнтуэйта. Я свернула к обочине, вышла из автомобиля и зашагала назад. Решила сказать пару слов Калебу. Я говорила вам, если помните, что думала привлечь его к суду за нарушение патентных прав. Это я и собиралась сообщить ему. Я была в воинственном настроении и
рвалась в бой.
Миссис Майлз едва ли не со смаком облизнула сухие губы и, помолчав, продолжила:
- В машине никого не оказалось, и я двинулась через пустошь, оглядываясь по сторонам в поисках Хейторнтуэйта. Я не успела пройти и трех шагов по торфу, как прогремел выстрел. Как вы наверняка слышали, было слишком темно, чтобы стрелять по куропаткам. Я подумала, что произошел несчастный случай, и побежала в ту сторону, откуда раздался выстрел. Когда я приблизилась к месту трагедии, с земли поднялся мужчина. Наверное, он сидел на корточках возле трупа. Это был Хейторнтуэйт. Его фигуру я узнала бы из тысячи. Он бросился к машине, и, прежде чем я решила, как поступить дальше, взревел мотор, и автомобиль унесся в сторону Хаттеруорта. «Наконец-то я тебя поймала, мой красавчик», - подумала я и кинулась туда, где он опускался на корточки. Там лежал Сайкс, мертвый, распростертый на земле, его кровь заливала кусты черники. - Рот старой дамы скривился, словно ужасная картина вновь ожила в ее памяти. - Но кое-кто другой тоже слышал выстрел. Со стороны пустоши появился Джереми Трикетт, смертельно пьяный, с ружьем под мышкой. Он едва держался на ногах. Трикетт постоял минуту, разглядывая труп в угасающем свете
дня, а затем напустился на меня с яростной бранью. При мне не было оружия, но он, видимо, решил, что дробовик Сайкса, лежавший на земле, принадлежит мне. «Ну что, расправилась с ним наконец, стерва? - прорычал он. - Но тебе это с рук не сойдет. Инок был моим другом, и, видит Бог, я заставлю тебя поплатиться». Он вскинул ружье - наверное, собирался под прицелом отправить меня в тюрьму. Мне не понравился его взгляд. Я понятия не имела, что ружье у него не заряжено, как выяснилось впоследствии. «Послушай, Трикетт, - сказала я. - Не я его убила. Он был уже мертв, когда я его нашла. Но я знаю, кто это сделал». Джереми был слишком пьян, чтобы прислушаться к голосу рассудка, и ткнул дулом мне в грудь. Я не собиралась молча терпеть. Ухватилась за ружье и рванула стволы в сторону. Какое-то время мы боролись, но тут появилось третье действующее лицо. Трикетт оттолкнул меня и снова вскинул дробовик. Раздался выстрел, и Джереми свалился как кегля. Выстрелил Буллер, мой старый егерь.
Литтлджон не проронил ни слова, лишь внимательно слушал. Воображение нарисовало ему страшную сцену на болотах в сгущающихся сумерках. Миссис Майлз плеснула в чашку холодного чая и смочила губы.
- Мы в ужасе смотрели друг на друга. Я рассказала Буллеру о том, что произошло. Вначале мы хотели сходить за помощью и объяснить все полиции, но потом поняли, чем это обернется. Судя по всему, Сайкс шантажировал Хейторнтуэйта, и тот решил покончить со всем разом: встретился с ним один на один и убил. Эти двое вместе с Трикеттом считались моими врагами. Сказать по правде, я не скрывала своих чувств: о наших распрях знали все в городе. Как бы я смогла оправдаться, если бы меня обвинили в преступлении? Хейторнтуэйт стал бы все отрицать и уверять, будто я пытаюсь свалить вину на него. Вдобавок Буллер, хоть и появился вовремя, застрелил Трикетта без достаточных оснований. Даже если бы полиция поверила его словам, он избежал бы виселицы, но сел в тюрьму за непредумышленное убийство. Казалось, прошли долгие часы, прежде чем мы сообразили, как поступить дальше, хотя на самом деле все решилось за считаные минуты. Меня внезапно озарило. В городе только и говорили, что о ссоре Трикетта с Сайксом. Буллер пришел из «Лошади и жокея» и рассказал, что бывшие приятели там шумно повздорили. Вот я и подумала: если
закопать одного из них, его заподозрят в убийстве и решат, что он сбежал. Я поделилась своим планом с Буллером, и тот меня поддержал. В багажнике моей машины лежала маленькая лопата: ей обычно пользовался Мики. Он увлекался древностями и любил бродить по болотам в поисках кремневых орудий каменного века. Буллер начал рыть могилу в темноте…
Миссис Майлз подняла голову, взгляд ее застыл, словно она переживала вновь события той ужасной ночи. Уже стемнело, и пейзаж за окном исчез, будто стекло закрыли темно-синим занавесом. Из огня на каменную плиту перед камином выскочил тлеющий уголек.
- Задерните шторы и включите свет! - приказала дама, и Литтлджон молча повиновался. - За полчаса мы зарыли тело Сайкса. Трикетта не тронули. У меня был карманный фонарик. Мы приглушили свет, оставив лишь тончайший лучик, и тщательно уничтожили свои следы, затем стерли отпечатки моих пальцев с ружья Трикетта. Конечно, вы со своими современными методами разобрались бы во всем, но дело вел Пикерсгилл, а он не слишком умен. Слава богу, Пикерсгилл не привел на место убийства своего тестя, инспектора Энтуистла. Тот въедливый и зоркий, все подмечает. Мы зарыли тело Сайкса под старым кустом утесника, на глубине около ярда. С тех пор я наблюдала за этим кустом: сначала из Ботли-Холла, потом отсюда. Когда осенью он сбрасывал листву и цветы, я дрожала от страха: а что, если дождями размоет почву и моя тайна раскроется? Но наступала весна, куст снова покрывался зеленью и цветами, набрасывая покров на мертвеца. Так прошло более двадцати лет. Я рада, что все закончилось. Я устала…
Литтлджон оказался в затруднении. Пожилая дама выглядела измученной, но, принимая во внимание ее возраст, было бы непростительно откладывать официальное оформление показаний до утра. Подобные заявления следовало немедленно изложить письменно и подписать.
- Если я коротко изложу все, что вы мне сейчас рассказали, вы подпишете показания сегодня же вечером, миссис Майлз? - спросил он осторожно.
- Да. Только сделайте это внизу, в столовой. Миссис Кейси найдет для вас ручку и бумагу. Я просто умираю от усталости. Полежу пока в постели, там все и подпишу. Имейте в виду: я надеюсь, что вы доставите мое заявление в дом Хейторнтуэйта. Бедному Буллеру, упокой Господь его душу, уже безразлично. Он так и не оправился после той ночи. Начал пить, чтобы все забыть, и выпивка свела его в могилу.
Престарелая дама вызвала звонком миссис Кейси и, когда грозная женщина появилась, приказала ей выдать инспектору все необходимое для письма. Литтлджон последовал за экономкой вниз по темной лестнице, которая, казалось, вела в саму преисподнюю.
Оставшись одна, миссис Майлз поднялась с кресла и усталой шаткой походкой побрела в другой конец душной комнаты. Она улыбнулась фотографиям мужа и сыновей, задержалась перед картиной с изображением болот, которой так восторгался Литтлджон, потом вернулась к своему креслу, немного посидела и, наконец, приняла решение. Миссис Майлз вынула из кармана ключ, отперла ящик стола, взяла карандаш, набросала короткую записку, сложила ее и подсунула под розовую тесемку перевязанной пачки бумаг с надписью «Завещание», хранившейся в том же ящике. Затем достала большую коробочку для пилюль с аптечным ярлыком и припиской, сделанной ее собственной рукой: «Капсулы для усыпления собак». Ох, старость, старость, подумалось ей. Кокер-спаниели, сеттеры, фокстерьер и бобтейл… Все они нашли избавление от изнурения и дряхлости в этой коробке. А теперь настал черед их хозяйки. Миссис Майлз взяла две капсулы и проглотила, запив холодным чаем, сложила руки на коленях и закрыла глаза…
Глава 17. Военный совет
Их саван - кровавая глина,
Их могилы - кусты да трава…
Будь проклят ты, жестокий лорд,
Злодей, проливший кровь![26 - Бернс Роберт (1759 -1796). Плач по павшим при Каллодене.]
Падал снег, когда Литтлджон, Хауорт и Росс вернулись в полицейский участок после короткого расследования смерти миссис Майлз. Престарелая женщина, очевидно, устала от безрадостного существования, ее тревожили последствия сделанного признания, быстрая череда недавних происшествий явилась для нее слишком сильным потрясением. Она приняла дозу синильной кислоты, которую, вероятно, держала для подобного случая. Теперь ее мертвое тело ожидало дознания. Миссис Майлз стала еще одной жертвой, а ее смерть - очередным звеном в цепи ужасных событий, начало которым положило преступление Хейторнтуэйта.
- Мы должны работать быстро. - Хауорт прошел в комнату для регистрации задержанных, отряхнул снег с пальто и смахнул со шляпы капли воды в камин.
Он все еще немного прихрамывал, но носил теперь на больной ноге ботинок, разрезанный поверху до самого носка. Росс не сразу снял пальто, а постоял в задумчивости на коврике перед камином, заложив большие пальцы в карманы. На лице его читалось уныние. Трубка Литтлджона шипела от тающего снега. Щеки порозовели, нос покраснел. Шляпа сползла на затылок. Он снял пальто и шляпу, энергично отряхнул их в коридоре и повесил на крючок за дверью.
- Нам нужно добыть хоть что-то перед дознанием, Литтлджон. - Хауорт закурил, затянулся и выпустил из ноздрей дым. - Вы у нас главный свидетель, и, прежде чем станет известно, что самоубийство миссис Майлз произошло после вашего визита, мы должны найти способ прижать Хейторнтуэйта к стенке. Если ваши показания перед коронерским судом получат огласку, а это неизбежно случится, миссис Майлз обвинят в убийстве. Весь город уже знает, зачем вы здесь, Литтлджон, и люди станут говорить, будто она выбрала самый простой путь избежать ареста. Мы не хотим, чтобы так получилось. Это будет несправедливо по отношению к старой женщине и, что еще важнее, помешает нам затянуть петлю на шее Хейторнтуэйта.
- Да, - произнес Росс. - Но как нам добраться до него? Инспектор Литтлджон был с нею наедине, когда она призналась. Миссис Майлз не подписала показания, и опытный адвокат легко опровергнет ее обвинения, назвав их бреднями выжившей из ума старухи. А свидетельство полицейского, даже самого уважаемого и достойного, при отсутствии иных доказательств едва ли убедит суд. В общем, дела наши плохи, если мы не сумеем добиться признания от сэра Калеба.
Литтлджон, в самом благодушном настроении как ни в чем не бывало попыхивая трубкой, заметил:
- К этому мы и стремимся, Росс, но нам лучше успокоиться и пошевелить мозгами, поискать способ добиться своего. Я верю, что миссис Майлз сказала правду. Она была женщиной острого ума и находилась в здравом рассудке, несмотря на возраст. Я готов поставить на кон свою репутацию: она не лгала. Теперь нам предстоит решить, подступиться ли к Хейторнтуэйту с тем, что нам известно о его встрече с Трехпалым и об убийстве Сайкса, или продолжать поиски свидетеля, который видел бродягу возле дома сэра Калеба.
Открылась входная дверь, в здание ворвался морозный восточный ветер и пронесся по комнатам, словно гонимый признак. Из коридора донеслись шаги, потом ворчание и пыхтение, и в комнату вошел отставной инспектор Энтуистл. Его седую бороду запорошил снег, дыхание сбилось, стало частым. На лице проступил румянец, но губы посинели от холода. Он немного постоял, чтобы отдышаться, потом снял шляпу, смахнул с нее снег, расстегнул пальто и, не снимая его, встряхнулся по-собачьи, отчего мелкие брызги полетели на пол. Затем размотал толстый шерстяной шарф, защищавший горло и уши, и улыбнулся полицейским.
- Добрый вечер, - произнес он, прежде чем сесть на ближайший стул.
Хауорт поспешно подскочил к шкафу, плеснул в стакан немного бренди и протянул гостю.
- Вот, выпейте, инспектор, - предложил он. - Угораздило же вас выбраться из дому в такую погоду. Давайте-ка мы перейдем ко мне в кабинет. Там уютнее, и мы наконец прогреем как следует замерзшие кости.
- Я не смог усидеть дома сегодня, - сказал Энтуистл, когда они перебрались в комнату поменьше. - Я только сейчас услышал о миссис Майлз и почувствовал, что должен прийти обсудить это с вами. Чарли с женой отправился в кино, так что я улизнул без помех. Не знаю, что скажет моя дочь, когда вернется и не найдет меня в теплой гостиной у камина, но я подумал, что мог бы немного помочь. Понимаете, я ведь хорошо знал миссис Майлз. Мы выросли вместе, так что знакомы всю жизнь, с самого детства. Я родом из той деревни, где она жила. Ее отец был местным сквайром.
Старик не стал рассказывать, что еще молодым констеблем влюбился в дочь хозяина поместья. Он помнил, как в школьные годы они вместе искали птичьи гнезда и собирали чернику на болотах. Энтуистл прекрасно понимал: различие в их положении слишком велико, чтобы он мог на что-то надеяться, - и все же эта девушка была его первой любовью. Всякий раз, встречая ее где-нибудь на дороге (а она великолепно смотрелась в седле и была отважной наездницей), он останавливался переброситься с ней парой слов. Когда же подруга его юности стала миссис Майлз и переехала в Хаттеруорт, куда позднее перебрался и Энтуистл, получив повышение и заняв пост шефа местной полиции, они возобновили былую дружбу. Инспектор с затаенной радостью наблюдал за счастливой семейной жизнью миссис Майлз, видел, как растут ее чудесные сыновья, как процветает завод мужа, потому что все эти годы желал ей только добра. Вскоре на миссис Майлз посыпались несчастья: она лишилась состояния, потеряла обоих сыновей, а затем и завод. Для Энтуистла это стало жестоким ударом. Вмешаться он не мог, так что ему оставалось лишь беспомощно смотреть, как
рушится ее жизнь. Последние двадцать лет миссис Майлз жила в затворничестве за чертой города. Каждое Рождество Энтуистл приходил поздравить ее с праздником, приносил яйца из собственного курятника и всякий раз замечал, что она дряхлеет, но смелый дух не сломлен, а воля так же тверда. Миссис Майлз оставалась самым старым и близким его другом, единственным уцелевшим осколком прежнего, более счастливого мира, который он когда-то знал. Услышав о ее ужасной смерти, Энтуистл решил добраться до правды, выяснить причины трагедии и очистить имя миссис Майлз от любого темного пятна.
- Я подумал, что мог бы помочь, - повторил он и жалобно взглянул на трех своих собеседников. В глазах его читались десятки безмолвных вопросов.
- Спасибо, что взяли на себя труд прийти сюда, инспектор, - отозвался Хауорт. - Мы как раз собирались провести совещание по данному делу, и вы могли бы к нам присоединиться. Не сомневаюсь: ваш опыт и знание предыстории нынешних событий для нас бесценны. Наверное, вы еще не слышали - пока это известно лишь нам троим, - но смерть миссис Майлз тесно связана с преступлением двадцатилетней давности: с убийством Сайкса и Трикетта.
- Я подозревал нечто подобное, но буду рад, если объясните подробнее.
- Я предлагаю, чтобы Литтлджон, который занимался расследованием и оказался на месте происшествия, обрисовал нам вкратце цепь событий вплоть до сегодняшнего дня. Его рассказ поможет нам собраться с мыслями, а заодно прояснит для вас картину случившегося.
Литтлджон все больше восхищался Хауортом. С престарелым полицейским, давно ушедшим на покой, суперинтендант обращался безупречно вежливо и уважительно. Хауорт знал, с кем имеет дело. Старый Энтуистл был далеко не глуп: сохранил живой острый ум, а вдобавок обладал богатым опытом и знанием местной жизни. Такой человек мог стать бесценным союзником в предстоящей схватке с сэром Калебом.
Инспектор Скотленд-Ярда начал свой рассказ:
- В действительности история эта началась со смерти мужа миссис Майлз. Вдове пришлось взять на себя управление заводом, чтобы сохранить семейное предприятие, пока сыновья не подрастут. Тогда-то Калеб Хейторнтуэйт и стал управляющим. Повышение вскружило ему голову. Вскоре он вообразил себя главной фигурой, на которой держится завод, и самонадеянно сделал предложение миссис Майлз, однако получил решительный отказ.
Старик Энтуистл издал глухое рычание, словно добрый пес, которому приснилось что-то дурное или почудилась угроза.
- Мы знаем, что Хейторнтуэйт рассорился с миссис Майлз, уволился с поста управляющего, перешел на завод ее конкурента в этом же городе и к тому же увел с собой двух своих подручных, Сайкса и Трикетта, а заодно кое-что похитил, в том числе патенты, собственность миссис Майлз. Одному Богу известно, что еще они унесли с собой. Вероятно, часть оборудования, инструменты, образцы продукции. В общем, история эта темная, поскольку, как мы можем заключить, Сайкс начал шантажировать Калеба, когда тот достаточно разбогател, чтобы платить. Парень сумел добыть большие деньги (у нас есть доказательство - средства, что он оставил на содержание матери). Сайкс не смог бы обеспечить мать до конца ее дней на зарплату механика. Хейторнтуэйту пришлось признать, что он выплачивал Сайксу крупные суммы. Однако он объяснил это патентными выплатами за изобретения. Вы лучше меня знаете (а я расспросил старых приятелей Сайкса по заводу), что парень отлично справлялся с работой, его охотно приняли бы на любое механическое производство, однако изобретательским талантом не отличался.
- Верно, - пробормотал Энтуистл, внимательно выслушав Литтлджона. Его взгляд не отрывался от пятна на полу, а борода покоилась на галстуке из магазина готового платья.
- Хейторнтуэйт стремился войти в круг местной знати, но не мог достигнуть своей цели, пока его держал на крючке наглый шантажист, а тот не собирался отступаться. Хейторнтуэйт жаждал добиться успеха, «выбиться в люди», как это делают американцы, но с Сайксом ему было не по пути. Вдобавок ко всему Инок начал пить, после того как поссорился со своей девушкой, и та ушла к его лучшему другу. Трикетт, конечно, держался рядом с Сайксом, словно верный пес, пока они не разругались, но даже тогда надеялся помириться со старым приятелем и сохранил ему преданность.
- Джереми был славным парнем: не скажу о нем ничего плохого, - разве что поставил не на ту лошадку, - заметил старик.
- Итак, Калеб нацелился на рыцарское звание и купил Спенклаф-Холл. Настало время избавиться от Сайкса. Возможно, вначале Хейторнтуэйт попытался откупиться: этого мы не знаем, - но Сайкс присосался к нему как пиявка. Считал, наверное, что напал на золотую жилу. Тогда Калеб задумал убить его, как только представится подходящий случай. Пожалуй, легче всего было устроить это на заводе, где повсюду опасные механизмы и материалы, но, вероятно, Сайкс оказался слишком осторожным…
- Скажите лучше, ему повезло, - усмехнулся Энтуистл. - Помнится, там у них приключилась загадочная история, когда чугунная чушка при разгрузке упала со второго этажа и едва не задела Сайкса: пролетела буквально в паре дюймов от него, покалечила парня, стоявшего рядом. Бедняга навсегда остался хромым. В аварии винили Калеба. Люди говорили, что он крутился поблизости, пока шла разгрузка, повсюду совал свой нос и цеплялся к тому, в чем вовсе не разбирается. Вполне может быть, что он столкнул вниз тот слиток чугуна.
- Этого следовало ожидать, - продолжил Литтлджон. - И вот наконец выпал удобный случай. Хейторнтуэйт возвращался с охоты через пустошь, вокруг, как ему казалось, не было ни души, и встретил Сайкса в сумерках: тот брел домой - пьяный, едва держался на ногах. Хейторнтуэйт застрелил его из дробовика. Ссорились ли они, мы не знаем, но Калеб наверняка собирался выдать убийство за несчастный случай, когда его внезапно спугнули. Миссис Майлз обнаружила, что Калеб похитил ее промышленные разработки, и намеревалась привлечь его к ответу. Она заметила машину Калеба в глухом месте на дороге через пустошь и отправилась его искать. Калеб ускользнул от нее, но не успел скрыть следы преступления. Однако по болотам в тот вечер ходили и другие. Там бродил Трикетт, с которым Сайкс затеял шумную драку в «Лошади и жокее» у всех на глазах. Он шел за своим приятелем. Возможно, хотел помириться, кто знает? Джереми был безобидным малым - похоже, ему не терпелось заключить мировую с Сайксом и разойтись друзьями. Вероятно, он услышал выстрел, поспешил на шум и обнаружил миссис Майлз возле трупа Сайкса.
Литтлджон устроился поудобнее на жестком стуле, вытянул длинные ноги и разжег потухшую трубку:
- Миссис Майлз считалась заклятым врагом всей грязной тройки предателей. Разумеется, Трикетт решил, что Сайкса убила она. Ничего иного он и не мог подумать. Во всяком случае, Трикетт обвинил ее в убийстве и повел себя соответственно. Джереми успел изрядно набраться, умом он не блистал, а потому слушать объяснения не стал. Он ткнул ружьем в грудь миссис Майлз, та вспылила, попыталась отнять дробовик. Между ними завязалось что-то вроде драки. Тогда на сцене появился номер пятый. На сей раз егерь Буллер, старый слуга миссис Майлз. Как я понял, тот боготворил свою хозяйку, готов был целовать землю, по которой она ступает…
- Не он один, - пробормотал Энтуистл.
- Что, простите?
- Ничего-ничего, продолжайте.
- Миссис Майлз грозила опасность, когда подоспел Буллер. Двустволка Трикетта была не заряжена, но он вел себя так, словно собирался застрелить женщину. Егерь вскинул ружье и убил Трикетта наповал. Представляете, что почувствовали миссис Майлз и Буллер, когда битва утихла? У них на руках оказалось два трупа. Вы скажете, им следовало вызвать полицию, объяснить, что случилось, и обвинить Хейторнтуэйта. Вы сидите здесь и бесстрастно ведете следствие. Я спрашиваю вас, джентльмены: вы поверили бы в такую фантастическую историю? Я и сам не принял бы ее на веру, если бы не услышал от умирающей женщины, которой не было смысла лгать мне. Она ничего этим не выгадывала.
- Если миссис Майлз сказала - значит, так все и было, - произнес Энтуистл.
Хауорт кивнул:
- Полагаю, теперь все, что нам нужно, - заставить Хейторнтуэйта признать правду.
- Да. Но я продолжу свой рассказ… У миссис Майлз в машине лежала лопата. Буллер закопал тело Сайкса. Они скрыли следы своего вмешательства и создали видимость, будто Инок убил бывшего дружка и сбежал.
- Тьфу! - поморщился Энтуистл. - Я помню, как Чарли Пикерсгилл заявил мне: «Не вмешивайтесь, папаша. Вы уже в отставке. Дело это яснее ясного, и ваша помощь мне не нужна». Чарли возомнил себя большим умником, - но его умения хватало на поддержание порядка, и только, в остальном он был слабоват. Любой, кто хорошо знал эти болота, сказал бы, что при сухой погоде невозможно не заметить следы, как бы ни пытались их замести. Однако Чарли вбил себе в голову, что это дело рук Сайкса, и не видел дальше своего носа. Говорите, мистер Литтлджон, не обращайте на меня внимания! Я просто ворчливый старик, который вечно во все встревает.
- Итак, убийство считалось раскрытым, но преступника так и не нашли, и дело отправилось на полку. Там оно и лежало, пока отряд самообороны не обнаружил останки Сайкса. Тогда на сцене появился Трехпалый. Он оказался номером шестым из тех, кто бродил по болотам в день убийства. Как мы знаем, незадолго до выстрелов Буллер прогнал его с охотничьих угодий. Женщина, спутница Трехпалого в тот вечер, призналась мне, что бродяга кого-то заметил на пустоши и узнал, но не сказал, кто этот человек. Судя по всему, он видел Калеба, поскольку вскоре после того, как по городу поползли слухи, будто кто-то третий убил Трикетта с Сайксом, Трехпалый начал хвастаться, что ему наконец привалила удача. Он помнил, кого видел на болотах в вечер убийства, и собирался на этом нажиться. Едва ли свидетельство бродяги привело бы Калеба на виселицу, однако полиция наверняка начала бы задавать неудобные вопросы, и кто знает, что могло тогда всплыть.
Хейторнтуэйт пригласил к себе Трехпалого, заплатил ему и дал бутылку с отравленным ромом. Опознать бутылку было невозможно - таких полно повсюду, - но убийца упустил из виду, что подобный ром в наше время редкость. Калеб, как нам известно, не большой знаток по части спиртных напитков! Миссис Майлз видела, как Трехпалый покидал Спенклаф-Холл незадолго до свой смерти. Наверное, Хейторнтуэйт рассчитывал, что бродяга отправится на пустошь, упьется до бесчувствия среди вереска и там же умрет. Но вместо этого он погиб у меня на руках, и, к счастью, нам удалось спасти остатки рома. Вот и вся история, джентльмены. Вы вольны принять ее или отвергнуть. Вероятно, она верна, хотя прямых доказательств у нас нет.
- Иными словами, мы должны выжать правду из сэра Калеба, - заключил Хауорт. - Безусловно, это задача не из легких. Нам никто не позволит подвергнуть его допросу с пристрастием. Кстати, мы и без того изрядно превысили свои полномочия, взяв образцы рома из погребов миссис Майлз и Хейторнтуэйта.
- Вы хотите сказать, что вломились к ним в подвалы? Поверить не могу, - хохотнул Энтуистл. - Ну, это что-то небывалое!
- Мы решились на отчаянные меры, мистер Энтуистл, - признал Хауорт. - Нам пришлось рискнуть и поставить под удар свою репутацию. Но операция прошла успешно и привела к желаемым результатам.
- Да, - подтвердил отставной инспектор. - Но худшее еще впереди. Калеб - твердый орешек, его так просто не расколешь. Он пробился наверх благодаря хитрости и неразборчивости в средствах. Загнать его в ловушку непросто, будьте уверены.
- Да, это теперь наша главная проблема.
- Помню, я говорил вам двоим в тот день, когда вы приходили к нам в курятник, что хочу, чтобы это дело стало моим последним, - произнес Энтуистл. - Я берусь прижать Калеба к стенке. Я знаю его лучше, чем любой из вас, и насквозь вижу все уловки. У меня есть на примете один план, но мне нужно немного времени. Я уже старик, терять мне нечего, и о репутации заботиться нет нужды. Ответственность я беру на себя, если вы оба доверитесь мне.
Хауорт взглянул на Литтлджона, а потом на Росса. Оба кивнули.
- Что ж, будь по-вашему, но мы хотим знать все об этом, прежде чем начнем действовать, - отозвался он.
- Ладно. - Энтуистл поднялся, а остальные помогли ему надеть пальто и обмотать шею шарфом. - Я как раз успею домой вовремя. Кино закончится через четверть часа, мои домашние найдут меня там же, где оставили, - у камина. Мне не нужны лишние вопросы: не хочу, чтобы Чарли Пикерсгилл пронюхал. Я ему покажу, как отваживать меня от дела! Ну, я с вами прощаюсь, увидимся завтра утром, в десять часов. Придется сказать дочери, будто я собрался взять новую книгу в библиотеке. Теперь я из дому и шагу ступить не могу без подробного отчета. Доброй вам ночи!
Бодрый восьмидесятилетний старик шагнул за порог и нырнул в метель.
Глава 18. В дело вступает инспектор Энтуистл
Вейтесь, нити, чтобы сшить
Мне саван…
Широкий, чтоб в него вместить
Всю прорву адова народа[27 - Грей Томас (1716 -1771). Бард.].
Ровно в десять часов на следующее утро бывший инспектор Энтуистл, или заслуженный инспектор в отставке, как называла его миссис Литтлджон, явился в полицейский участок Хаттеруорта. Участие в расследовании стало важным событием в его размеренной стариковской жизни, и ради такого случая он разоделся в пух и прах. Как ему удалось незаметно проскользнуть мимо зорких глаз вездесущей дочери - большая загадка. Новая матерчатая кепка сидела на его голове аккуратно и прямо. Он был в нарядном пальто из толстого синего сукна, что используют при пошиве морских кителей, и сером домотканом костюме. Картину дополняла пара новеньких замшевых перчаток с меховой оторочкой и шарф ручной вязки, который надежно укутывал шею и уши, хотя и скрывал новый галстук из магазина готового платья. Энтуистл курил сигару, не сняв бумажного колечка. Очевидно, заслуженный инспектор в отставке сумел достойно распорядиться подарками от внучек к Рождеству! Он немедленно взял бразды правления в свои руки, что доставило Литтлджону даже удовольствие. Окладистая борода старика грозно топорщилась, глаза сверкали воинственным огнем, он
потирал руки (не столько, чтобы согреться, сколько в предвкушении триумфа: охота выдалась славной).
Энтуистл достал из кармана пузырек и поставил на стол перед Хауортом. Суперинтендант взял его, с изумлением посмотрел на старика и передал склянку Литтлджону.
- Ну и что это, по-вашему? - усмехнулся Энтуистл.
- Снотворные таблетки, - предположил Хауорт.
Заслуженный инспектор успел побывать в Спенклаф-Холле. Он знал, что в это время сэр Калеб бывает на заводе, а его жена в городе ходит по магазинам. Стареющая горничная Хейторнтуэйтов была замужем за сыном троюродного брата Энтуистла, пока не овдовела, а значит, приходилась ему родней. Отставной полицейский позвонил в дверь, ему отворила дальняя родственница.
- Клэр, дорогая, прими мои поздравления с Рождеством!
- Спасибо, и вас с праздником, кузен Уилл. Что привело вас сюда так рано?
Клэр Аттли, унылая вялая женщина, чей возраст близился к пятидесяти, считала себя обделенной судьбой: муж скончался через полтора месяца после свадьбы. С фальшивым газовщиком она обошлась сурово, однако нынешнего посетителя встретила приветливо и сердечно: ведь тот принадлежал к ее родне, а это совсем другое дело! Вдобавок старый Энтуистл всегда относился к ней тепло, как к дочери. Она рада была помочь ему.
- Я пришел к тебе по делу, девочка моя.
- Тогда входите. Что случилось, кузен Уилл?
- Мне нужна правда, Клэр. Я хочу знать, приходил ли сюда Трехпалый на прошлой неделе, в день своей смерти.
Лицо Клэр Аттли, и без того бледное, при этих словах побелело еще больше. Пальцы вцепились в передник и принялись теребить складки. Энтуистл окинул ее добродушным отеческим взглядом.
- Ну? Говори, девочка. Он побывал здесь, верно?
- Если я скажу вам, кузен Уилл, об этом никто больше не узнает?
- Я позабочусь, чтобы ты не пострадала из-за того, что все мне рассказала, если тебя это беспокоит, Клэр.
- Да, он приходил сюда. Явился собственной персоной, постучал в боковую дверь и нахально спросил хозяина. Весь из себя важный, надутый, прошел черным ходом, а вышел через парадную дверь, да такой довольный: сиял точно начищенный медяк. Потом сэр Калеб вызвал меня к себе в кабинет и (только представьте!) устроил мне выволочку: дескать, я впустила Трехпалого в дом, а не сказала, будто хозяина нет. Можно подумать, не он сам велел мне проводить бродягу к нему, когда я доложила, что тот ждет у дверей. А после хозяин пригрозил мне: «Клэр, не говори ни одной живой душе об этом. Если начнешь болтать или я услышу, что ты кому-то сказала, - вылетишь с работы без рекомендаций». Он так обозлился - ужас, да и только. Дергался весь, точно в пляске святого Витта. Ну, после такой головомойки мне пришлось держать рот на замке. В моем возрасте нелегко найти работу, кузен Уилл. В общем, я помалкивала. Видимо, сэр Калеб боялся, как бы кто не узнал, что он якшается с эдаким отребьем, и меня это не удивляет.
- Трехпалый что-нибудь унес с собой?
- Я ничего не заметила.
- Может, бутылку или нечто подобное?
- Если и унес, то, наверное, в кармане. Правда, сэр Калеб спускался в подвал и принес бутылку, но я решила, что они немного выпили вместе. Может, он и дал Биллу бутылку. Старый бродяга любил поживиться на дармовщинку, только хозяин нечасто угощает кого-то задарма.
- Сэр Калеб отправился прямо к Трехпалому, когда вышел из погреба с бутылкой?
- Хозяин поднялся из подвала и сказал, что оставил включенным свет внизу. Мне пришлось спуститься и выключить его. Когда я вернулась, сэр Калеб находился на втором этаже, у себя в спальне, что-то там делал. Через пару минут он сошел вниз и выпустил Трехпалого через парадную дверь. Причем проводил его сам.
- Клэр, могу я осмотреть комнату сэра Калеба?
- Кузен Уилл, ради всего святого! Вы хотите, чтобы меня уволили? Сейчас в доме только кухарка и служанка, но если вернется хозяйка или сэр Калеб, тогда мне конец.
- Всего на пару минут, Клэр. Если нас поймают, я скажу, что ты не видела, как я поднялся. Я все возьму на себя. Где его комната? Ты оставайся в холле, будешь протирать пыль, и, если кто-нибудь появится, начинай петь «Прекрасный Сион», а остальное предоставь мне.
- Ладно. Но будьте осторожны, кузен Уилл! Первая комната слева. Если кто-то услышит, как я пою, в доме решат, будто я помешалась на религии. Вообще-то я не сильна по части гимнов.
Отставной инспектор Энтуистл неторопливой походкой поднялся по лестнице, а через пять минут, по-прежнему невозмутимый, сошел вниз. В кармане у него лежал пузырек, найденный в ящике комода под кипой одежды. Его спрятали в штанине зимних брюк. На ярлыке значилось имя одного из местных аптекарей.
- Спасибо, дорогая Клэр. Можешь мне довериться. Я позабочусь, чтобы ты не пострадала.
- Знаю, кузен Уилл. Вы сама осторожность! Что вы снова затеяли? Я думала, вы оставили сыскное дело еще тридцать лет назад.
- Как говорится, не задавай вопросов - не услышишь лжи, милая. Всего тебе доброго.
- И вам всего хорошего, кузен Уилл. Берегите себя.
По дороге в полицейский участок Энтуистл заглянул к аптекарю, чье имя заметил на ярлыке, и выяснил состав таблеток. В пузырьке оказался барбитурат, тот же самый, что обнаружили в роме Трехпалого.
- Вот мой вклад в общее дело, - сказал заслуженный инспектор. - Надеюсь, это поможет отправить Хейторнтуэйта на виселицу.
- Мы очень благодарны вам за участие, инспектор. Ваша помощь поистине бесценна. Уверен, это прикончит сэра Калеба.
Литтлджон кивнул:
- Пожалуй, нам следует снова увидеться с этим джентльменом и задать ему пару вопросов.
- А я вернусь домой, - произнес Энтуистл. - У меня еще полно дел в курятнике. Из-за холодной погоды несушки не выходят во двор, и с кладкой яиц черт знает что творится. Вы ведь сообщите мне, как идут дела?
- Непременно, инспектор, и еще раз большое спасибо. Нам с вами по пути, мы прямо сейчас отправимся на завод к сэру Калебу, заодно вас немного проводим, - улыбнулся Хауорт и набросил плащ.
Они снова укутали старика в шарф и пальто, водрузили ему на голову кепку и вышли. Восточный ветер хлестал больно, словно плеть. Под ногами лежал слой снега около четырех дюймов толщиной. Утро выдалось морозным и ясным, метель затихла, но серые тучи на небе предвещали новый снегопад. Отдаленные болота и холмы казались огромным белым стеганым покрывалом, которое бросил по пути какой-то великан, когда взбирался в гору. На улицах уже суетились люди - сгребали лопатами снег с мостовых и сбрасывали в канавы, откуда его забирали тележки и увозили. Другие рабочие разбрасывали на проезжей части соль. Снег приглушал шаги, вокруг царила зловещая тишина. Редкие прохожие низко нагибали головы от ветра и шли быстрым шагом, чтобы поскорее попасть в теплые дома.
Заслуженный инспектор довел свою маленькую свиту до ворот завода. По ту сторону ограды виднелось множество строений, новых и обветшалых. Никакого порядка в их расположении не наблюдалось. Это сумбурное нагромождение начиналось когда-то с небольшого главного здания, пристройки появились позднее, по мере того как укрупнялся завод. Внутри, похоже, тоже правил хаос. Тупой металлический стук какой-то мощной машины перекрывал остальные звуки. Казалось, от этих мерных ударов сотрясаются стены. Им вторил многоголосый раскатистый гул: визг сверл, вой токарных станков, треск храповиков, жужжание шестерней, ритмичный грохот молотков, ровный шум динамо-машин, стрекот клепальных станков и шипение пара. Две огромных дымовых трубы и целая батарея труб поменьше выпускали вверх густые темные клубы. В воздухе стоял отвратительный запах химикатов. Во дворе за воротами выстроились грузовики, в них грузили большие ящики с боеприпасами, один за другим, бесконечной чередой. Так выглядел людской муравейник, который сэр Калеб создал из ничего. Возможно, его сыну пропойце предстояло за считаные месяцы разрушить творение
отца, когда старика не станет.
У входа во двор притулилась небольшая будка сторожа. Нижние створки окон были затянуты сеткой с надписью золотыми буквами: «Кросс и Хейторнтуэйт», но в двери тускло блестели простые стекла. За ними виднелась фигура человека, похожего на китайца, какими их обычно изображают: с желтым лицом, узкими миндалевидными глазами и обвислыми черными усами. Казалось, под засаленной матерчатой кепкой у него на голове скрывается коса. Он говорил по телефону и кому-то угрожал. Китаец воинственно молотил руками, бил кулаком по столу и корчил свирепые гримасы, словно его собеседник на другом конце провода стоял перед ним. Глаза вылезли из орбит, желтовато-серые щеки побагровели. Разговор закончился, китаец потянулся к телефону, пару раз промахнулся и повесил, наконец, трубку. Он еще сердито бормотал что-то себе под нос, когда Энтуистл легонько постучал по стеклу. Мужчина подошел к двери, его искаженное яростью лицо тотчас разгладилось.
- О, да это же мистер Энтуистл, - произнес он с улыбкой, от которой узкие щелки глаз скрылись в складках кожи. - А я тут повздорил с одним букмекером насчет футбольного тотализатора, что он проводил. Нам сдается, мы получили недостаточно за свои деньги… А-а, суперинтендант Хауорт. Я вас сразу не заметил. Мне бы лучше придержать язык, а не болтать о ставках и тому подобном. Чем я могу вам помочь, мистер Энтуистл?
- Эти два джентльмена хотят видеть сэра Калеба, Джон Уилли. Он у себя?
- Да-да, проходите. Вы ведь знаете, где контора, не правда ли, мистер Хауорт?
Суперинтендант кивнул. Детективы пересекли двор и вошли в здание управления. Вначале они попали в главную контору с шеренгами столов и длинными рядами скоросшивателей на стенах; многочисленные служащие деловито что-то писали или перебирали бумаги. Полицейские перешли в конструкторское бюро. Здесь их глазам предстали столы, чертежи, лампы с зелеными абажурами, кульманы, рейсшины и мужчины без пиджаков с лупами на лбу. Где-то поблизости располагалась комната машинисток - оттуда доносился яростный стрекот пишущих машинок, резкое треньканье и лязганье отъезжающих кареток. Литтлджон и Хауорт беспрепятственно направились дальше, никто и не думал останавливать их. Лишь охранник у входа смерил их острым цепким взглядом, но дальше путь к кабинету управляющего директора оказался свободен. Детективов с любопытством провожали глазами, временами кто-то из знакомых здоровался с Хауортом.
В административное крыло вела приемная, куда справа и слева выходили двери кабинетов сэра Калеба и его секретарши. Посередине между ними располагался зал для заседаний. Дверь в него осталась открытой, в проеме виднелись роскошный ковер, небольшой стол и четыре кресла - свидетельства того, что управляет заводом узкий круг лиц. Приемная тоже была обставлена богато: красного дерева кресла и круглый стол, уилтонский ковер на полу. Одну из стен украшала большая фотография завода, сделанная, вероятно, с воздуха. Над камином висел массивный масляный портрет сурового пожилого мужчины с грубым лицом, светло-голубыми глазами и бакенбардами. Подбородок подпирал высокий белый воротничок, и казалось, старик тянет шею, пытаясь что-то разглядеть. «Люк Кросс, эсквайр. 1858 -1924» - гласила табличка, прикрепленная к раме.
Хауорт назвал себя и Литтлджона машинистке, которая лениво подошла к ним из своей комнаты и, приглаживая светлые кудри, спросила, по какому делу они явились. Почти сразу их пригласили в кабинет сэра Калеба.
Холодная погода не сказалась благоприятно на внешности заводовладельца. Его лицо с длинным красным носом напоминало цветом сырое тесто, а выглядел он так, будто всю ночь провел на ногах.
- Доброе утро, джентльмены, - произнес сэр Калеб. - Чего вы от меня хотите? Я удивлен, что вы являетесь ко мне уже во второй раз, и предупреждаю: у меня времени в обрез. Вы не могли бы покороче?
Он предложил им присесть, занял место за своим столом и принялся перебирать бумаги. Хейторнтуэйт терялся в догадках, зачем пожаловала полиция, и явно нервничал, однако хорохорился, словно петух у себя в курятнике.
- Простите за вторжение, сэр Калеб, но инспектор Литтлджон должен задать вам пару вопросов: дело не терпит отлагательств, - а я отправился с ним, чтобы показать дорогу, - начал Хауорт.
- Слушаю вас.
Следующий ход предстояло сделать Литтлджону, и тот немедленно бросился в атаку:
- Сэр Калеб, мы выяснили, что бродяга, известный в здешних местах как Трехпалый, в день своей смерти побывал у вас в доме. С какой целью он приходил?
На бледных щеках сэра Калеба проступили два алых пятна, затем краска медленно залила его голову и шею.
- Он… он… клянчил милостыню… я прогнал его, - проговорил он наконец. - Ничем не могу вам помочь. Я не знаю, куда он отправился потом.
- Вы дали ему с собой бутылку рома, когда он уходил…
- Кто вам наплел эти небылицы? У меня есть дела поважнее, чем подавать выпивку всяким бродягам и попрошайкам.
- Пожалуйста, не пытайтесь все отрицать, сэр Калеб. Вы дали Трехпалому ром в обычной бутылке, но упустили из виду, что напиток этот редкой марки и может вывести на ваш след.
Кровь отхлынула от щек сэра Калеба. Лицо позеленело, будто промышленника вдруг поразила морская болезнь. Он затравленно покрутил головой и процедил:
- Ладно. Если я и дал ему ром, что с того? Я волен распоряжаться своим имуществом как мне вздумается, верно?
- Странно же вы обошлись с бродягой, которого, по вашим словам, вышвырнули из дома. Вы это узнаете?
Литтлджон достал из кармана пузырек со снотворным и поставил на стол перед промышленником.
- Где вы это взяли?
- Это ваши таблетки, сэр Калеб. То же вещество было обнаружено в остатках рома на дне бутылки Трехпалого.
После таких слов сэру Калебу оставалось лишь признать поражение, однако он продолжал отчаянно бороться.
- Тьфу! Да любой мог купить в аптеке эти таблетки. Может, Трехпалый решил покончить с собой и сам их приобрел.
- Таблетки выдают только по рецепту врача. Вдобавок бродяги, склонные к самоубийству, не выбирают, как правило, столь изощренный способ уйти из жизни. Трехпалый заходил к вам незадолго до своей смерти. Вы приняли его и дали ему бутылку с ромом. У вас имелось снотворное, идентичное тому, что его погубило. Вы поднимались к себе в спальню, перед тем как вручить Биллу бутылку, а эти таблетки нашли у вас в шкафу. Что вы теперь скажете, сэр Калеб?
Обладатель рыцарского звания облизнул посиневшие сухие губы и открыл рот, словно собирался что-то сказать, но Литтлджон продолжил:
- Полагаю, Трехпалый кое-что знал о ваших передвижениях двадцать с лишним лет назад, в день, когда убили Сайкса. Он услышал, что дело открыли вновь, после того как обнаружили останки Инока, и явился вас шантажировать. Поэтому вам пришлось от него избавиться…
- Все это ложь, ложь! - вскричал Хейторнтуэйт и вскочил. На губах его выступила пена, лицо исказилось.
- Позвольте мне договорить, сэр Калеб! Перед смертью миссис Майлз рассказала мне все, что произошло в тот роковой вечер. Вы убили Сайкса и вдруг услышали, как кто-то приближается. Вы сбежали, так и не узнав, кто тот свидетель. Позднее решили, что вас заметил Трехпалый. На самом же деле это была миссис Майлз. Она все видела. Но ей пришлось молчать, поскольку Трикетта застрелили у нее на глазах. Так почему вы убили Сайкса?
Последний вопрос прозвучал как ружейный выстрел. Долгие годы во сне и наяву Калеб Хейторнтуэйт представлял эту сцену: воображал, как будет сидеть перед полицией, загнанный в угол, и как его спросят: «Почему вы убили Сайкса?» В ночных кошмарах он видел, как мертвое тело, что лежало у его ног, а потом загадочно исчезло, выкапывают из земли, и звучит проклятый вопрос: «Почему?» Калеб спрашивал себя об этом снова и снова, но бежал от ответа. Мысли об убийстве преследовали его, подталкивали к краю безумия, заставляли корчиться от ужаса. Однажды в приступе страха он признался во всем жене, лишь бы не нести свое бремя в одиночку. Затем опомнился и пригрозил жестоко рассчитаться с ней, если она обмолвится хотя бы словом о его преступлении. С тех пор они жили каждый своей жизнью. Жена боялась его!
Пока Литтлджон говорил, мысль Хейторнтуэйта напряженно работала. Со странной холодной отстраненностью он обвинил себя в глупости. Если бы только он не потерял голову, когда к нему явился Трехпалый со своими вкрадчивыми угрозами! Бродяга ничего не смог бы доказать. Слово нищего попрошайки против слова сэра Калеба Хейторнтуэйта ничего не стоило! Однако непрестанные угрызения совести и страхи толкнули его на безрассудство. «Убийство не скроешь! Рано или поздно придется расплачиваться за грехи! Зарой свою вину хоть в землю или брось на дно морское, правда все равно выйдет наружу, возмездие тебя настигнет!» Так твердила ему совесть, словно в голове у него безостановочно крутилась граммофонная пластинка. Только на заводе, в грохоте и лязге машин, голоса затихали, и Хейторнтуэйт ненадолго забывал о своем преступлении. Более двадцати лет сознание вины подтачивало силы, непрерывное напряжение медленно разрушало Калеба.
- Почему вы убили Сайкса? - повторил вопрос Литтлджон.
И, словно автомат, сэр Калеб произнес фразу, которую мысленно уже давно повторял в свое оправдание:
- Это была самозащита.
Как только признание слетело с его губ, он тотчас понял, чт? натворил, и зажал рот ладонью, будто хотел поймать роковые слова, прежде чем они достигнут чьих-то ушей. Потом с ужасом посмотрел на Литтлджона, как кролик на горностая.
Хауорт подал голос:
- В таком случае, сэр Калеб, вам, наверное, следует сделать заявление, но должен вас предупредить: все, что вы скажете, будет записано и может быть использовано против вас в суде.
- Мне почти нечего добавить. Я встретил Сайкса на болотах. Он стал слишком много себе позволять на заводе, мне хотелось поговорить с ним с глазу на глаз. Я возвращался домой с охоты и заметил его, проезжая на машине мимо пустоши.
- Сайкс шантажировал вас? - перебил заводовладельца Хауорт и занес карандаш над блокнотом, где вел стенографическую запись показаний.
- Когда уходил с завода Майлза, он прихватил с собой кое-какие секретные чертежи и образцы. Сказал, будто они принадлежат ему. Я купил их у него. Вскоре выяснилось, что это изобретения молодого Майлза. После того как я заплатил, Сайкс вцепился в меня мертвой хваткой. Говорил, мол, я еще не расплатился с ним сполна, угрожал вернуться к миссис Майлз и наплести обо мне кучу небылиц, если я не выложу деньги. Я не оформил сделку с Сайксом как полагается, все выглядело так, будто я сам украл чертежи. Миссис Майлз хотела посчитаться со мной, я не мог допустить, чтобы Сайкс переметнулся на сторону врага. Вдобавок он знал и кое-что другое.
Хейторнтуэйт сжал ладонями голову, словно пытался заглушить бешеный стук крови в висках. Со двора, где шла погрузка, доносились шум и хриплые крики рабочих. В соседнем кабинете настойчиво звонил телефон… Сэр Калеб взглянул на Хауорта поверх очков. В глазах его читалось признание в предательстве: он перебежал в другой лагерь, бросил миссис Майлз, предоставив ей заботиться о самой себе.
- Что? - произнес Литтлджон.
- Я собирался уволить Сайкса. Чувствовал, что больше не вынесу. Когда увидел его на пустоши, то хотел сказать ему: «Все кончено, поступай как знаешь». Он наставил на меня ружье. При мне был заряженный дробовик, и, прежде чем я осознал, что делаю, прозвучал выстрел. Я убил его наповал. Потом услышал чьи-то шаги и в страхе бросился бежать. Я не знал, кто приходил тогда. Понятия не имел, что это была миссис Майлз. Думал, это Трехпалый. Накануне я видел его поблизости от болот. Когда стало известно, что нашли тело Трикетта, а не Сайкса, я оторопел и решил молчать…
- Значит, когда откопали останки Сайкса, Трехпалый пришел к вам и заявил, что все знает. Поэтому вы его и убили?
- Нет-нет…
Хейторнтуэйт продолжал отрицать свою вину, несмотря на неопровержимые улики. Хауорт поднялся.
- Боюсь, вам придется пройти с нами в полицейский участок, сэр Калеб. Вы арестованы в связи с убийством Инока Сайкса и Уильяма Питерса, известного как Трехпалый. Предупреждаю: все, что вы скажете, будет записано и может быть использовано против вас в суде.
Сэр Калеб Хейторнтуэйт, шатаясь, поднялся. Предстать перед судом, в котором прежде председательствовал! Идти арестантом в сопровождении полицейских мимо толпы рабочих через весь завод, что сам создал! Выйти за ворота и никогда не вернуться…
- Я… я… я… - прохрипел он, задыхаясь, и рухнул.
Лицо его стало свинцово-серым, губы посинели и скривились в ужасной гримасе. Глаза вылезли из орбит, в них будто застыл яростный немой крик. Хейторнтуэйт хватал ртом воздух, бессильная рука потянулась к жилетному карману. Литтлджон опустился на колени, поднял голову сэра Калеба, быстро просунул пальцы к нему в карман и достал коробочку, полную маленьких прозрачных ампул, какие носят при себе больные грудной жабой на случай приступа. Нужно вдохнуть содержимое ампулы, чтобы снять удушье. Он поспешно сломал одну и поднес к дрожащим ноздрям Хейторнтуэйта, но было поздно. Сведенное судорогой тело обмякло, глаза закатились, остекленели, неподвижный взгляд устремился в потолок. Руки безвольно раскинулись на полу. Хауорт уже звонил врачу. Когда доктор наконец прибыл, ему оставалось лишь закрыть покойнику глаза и распорядиться, чтобы тело почтенного промышленника отвезли в городской морг.
Глава 19. Многому приходит конец
Из допущенных в рай и повергнутых в ад
Никогда и никто не вернулся назад.
Грешен ты или свят, беден или богат -
Уходя, не рассчитывай, друг, на возврат.
Омар Хайям
Хотя сэр Калеб Хейторнтуэйт и не заслуживает более нашего внимания, мы не можем оставить его лежать на холодном столе хаттеруортского городского морга. Его ждал мистер Саймон Миллз, а после им займутся гробовщики.
Коронер насладился сполна двойным происшествием и провел одно за другим два дознания по делу о заводовладельце и его жертве, бродяге Трехпалом. По праву должностного лица, облеченного властью, мистер Миллз перенес слушания по убийству последнего из тесного деревенского паба в просторный зал городского центра, к раздражению старого Сета Уигли, уверявшего, что твердо держится на ногах и собирается, по его собственному выражению, «взять реванш».
Показания леди Хейторнтуэйт стали, по общему мнению, самым волнующим и драматичным эпизодом допроса свидетелей. Эта маленькая высохшая женщина всегда держалась в стороне от публичной жизни мужа. Она жила почти так же уединенно, как покойная миссис Майлз, смерть которой мистер Миллз накануне дня двойного дознания признал самоубийством, совершенным в состоянии временного помрачения рассудка. В своем сердце леди Хейторнтуэйт уже давно развелась с мужем и, как следствие, вела себя весьма эксцентрично, если не вызывающе. Проявлялось это главным образом в том, что она металась по магазинам в городе с авоськой и покупала продукты на день. Когда-то, в прежней, более скромной жизни с дорогим, давно почившим отцом, на леди Хейторнтуэйт, которая звалась тогда Деборой Кросс, лежали все заботы по дому. После замужества она на время оставила привычку ходить за покупками, но потом вернулась к ней. Так она пыталась пережить вновь счастливые дни прошлого. Вдова сэра Калеба откровенно заявила мистеру Саймону Миллзу, что последние двадцать лет знала, кто убил Сайкса. Покойный супруг поделился с ней своей ужасной
тайной в минуту слабости - очевидно, на него нашло затмение. Позднее он опомнился и пригрозил ей жестокой расправой, если она выдаст его хотя бы словом, а в заключение привел железный довод: жена не может свидетельствовать против мужа.
Смерть сэра Калеба принесла облегчение многим. Например, молодой Хейторнтуэйт бросил пить и поступил на службу в военно-воздушные силы. Несколько раз ему доводилось совершать вылеты в район Рура, и, когда случалось бомбить какой-нибудь литейный завод, он чувствовал себя в родной стихии. Его мать, окруженная всеобщим сочувствием и симпатией, предпочла тем не менее покинуть дом печали и страха и переехала в небольшой городок в Суссексе.
Сад Хейторнтуэйта, который сэр Калеб задумал как мемориальный парк самому себе, так и не стал местом прогулок горожан: городской совет за недостатком средств разбил землю на участки и сдал в аренду. Заслуженный инспектор Энтуистл, чья роль в расследовании помогла призвать к ответу змею, пригретую на груди Хаттеруорта, стал благодаря своему геройству местной знаменитостью и был единогласно избран президентом клуба «Пушной зверь и птица». Оказанную ему честь Энтуистл ценил особенно высоко, поскольку прежде этот почетный пост занимал покойный Хейторнтуэйт, глава большинства объединений в долине, включая и те, о чьем существовании он не подозревал.
Завод вместе с оборудованием, купил какой-то синдикат, и с уходом в мир иной вечно раздраженного, замученного совестью рыцаря атмосфера в кабинетах и цехах изменилась. Даже завзятые подхалимы, которые всю жизнь лебезили перед покойным боссом, хотя и не проводили его в последний путь (сэра Калеба похоронили без всякой шумихи, в скромной могиле), заявляли позднее во всеуслышание, что новое начальство на голову выше старого и работать на него одно удовольствие.
Волнения и пересуды вокруг трагических событий в Хаттеруорте быстро улеглись. Окажись здесь случайный приезжий в начале января 1941 года, он удивился бы, услышав, что не так давно это тихое местечко потрясла череда жестоких смертей и скандалов. Людей занимали другие заботы, шла война, они трудились для фронта, стремились к победе, оплакивали погибших, жадно следили за новостями, пока мир все глубже погружался в хаос, и история прошлых дней оказалась забыта. Время несло с собой иные тревоги, радости и печали, новые труды и тяготы.
Литтлджон с женой тихо уехали в Лондон вскоре после окончания разбирательства. Поезд прибыл в Уотерфолд с опозданием более чем на два часа: пришлось пробиваться через заносы, а временами ползти по обледенелым путям. За прошедшие дни снега намело еще больше, и Литтлджоны задержались на платформе похожего на террасу вокзала в Уотерфолде, чтобы в последний раз полюбоваться великолепной панорамой Пеннинских гор, окутанных толстой белой мантией. Литтлджон вез с собой крупный сверток, который накануне отъезда вручил ему Саймон Миллз. Перед тем как уйти из жизни, миссис Майлз набросала письмо своему поверенному, в котором распорядилась, чтобы детективу досталась картина «Дорога через пустошь», висевшая на стене у нее в комнате. Первое, что сделал Литтлджон, когда вернулся в восстановленную после бомбежки квартиру в Хэмпстеде, - повесил акварель в столовой. Картина не только восхищала его как произведение искусства, но и напоминала об отважной пожилой даме и об одном из самых странных дел, какие ему приходилось распутывать.
Смерть знахаря
С помощью хорошего хирурга он мог бы исцелиться и оказаться ослом.
Ваша пьеса в извинении не нуждается. Какие же извинения? Раз все актеры умерли, бранить некого…[28 - ШекспирУ.Сон в летнюю ночь. АктV, сцена 1.]
Глава 1. Полицейский
Почтенные, сей вид не ясен вам?
Дивитесь: скоро все вам станет ясно[29 - Там же.].
Констебль Меллалью, страж законности и порядка в деревне Столден, сидел у себя дома в гостиной и серьезно, сосредоточенно изучал газету. Его ноги в носках покоились на каминной доске. Очки в стальной оправе сползли на мясистый нос, похожий на луковицу. В зубах торчала короткая трубка из верескового корня, и он с удовольствием пускал дым в потолок. Летний вечер близился к концу, наплывали сумерки, и констебль подносил газету ближе к глазам. Иногда он довольно усмехался, сам не зная зачем - просто выражал радость, - да отхлебывал пиво из стеклянной кружки, стоявшей рядом. После каждого глотка Мелланью выпячивал широкую нижнюю губу, заправлял усы в рот и обсасывал с них капли. Констебль был рослым плотным мужчиной, и каждый раз, стоило ему сделать движение, кресло под ним угрожающе трещало. Без пиджака и ботинок, с дымящейся трубкой в зубах, за кружкой доброго пива, полицейский наслаждался свободой - у него было все, что нужно для счастья. Жена уехала вместе с сестрой в ближайший городок Олстед, чтобы выплакаться всласть перед экраном кинотеатра, а трое детей отправились с ватагой других ребятишек и
учительницей собирать наперстянку для нужд фронта. Констебль Меллалью блаженствовал в тишине и покое, словно проказливый мальчишка, и считал оставшиеся драгоценные минуты одиночества. До возвращения семейства оставалось полчаса. К тому времени блюстителю порядка следовало надеть мундир и ботинки, иначе миссис Меллалью нашлось бы что сказать.
Жена констебля бесконечно гордилась высоким положением мужа, Уильяма Артура, но еще большее восхищение вызывало у нее новое служебное жилье. Год назад местный полицейский участок представлял собой маленький домик, в котором едва помещалось растущее семейство Меллалью, что уж тут говорить о заключенных под стражу, но затем власти графства решили построить для полицейского новый коттедж: с тремя спальнями, кухней, гостиной, камерой для задержанных, теплицей и ванной, где из крана текла горячая и холодная вода. Миссис Меллалью так привязалась к новому жилищу, что уговорить ее выйти хотя бы ненадолго удавалось с трудом. Казалось, она боится, что, стоит ей скрыться из виду, как какой-нибудь завистливый сосед немедленно захватит одну из комнат и обоснуется там, а то и вовсе похитит дом - увезет на волшебном летающем ковре. Еще миссис Меллалью ожидала, что муж будет выглядеть таким же свежим и опрятным, как новенький коттедж, поэтому констеблю редко дозволялось даже расстегнуть верхнюю пуговицу на мундире. Будь ее воля, она настояла бы, чтобы Уильям Артур постоянно носил шлем - символ своей высокой
должности! Послабления допускались лишь на время работы в саду. Констеблю казалось, будто огород тянется на многие акры, когда он, обливаясь потом, выкапывал картофель, мотыжил фасолевые грядки и рыхлил землю под цветочными бордюрами.
В этот вечер сестра миссис Меллалью из соседней деревни, женщина еще более властная, приехала и, несмотря на протесты жены констебля, увезла ее на самую душераздирающую мелодраму в городе. При расставании супруга дала полицейскому последние наставления:
- Не забудь окучить картофель, Уилл. Иначе он позеленеет. Сделай это к моему возвращению.
- О черт! - простонал констебль.
Он надеялся провести хоть пару часов в тишине и мире, но пришлось поскорее взяться за работу. Констебль носился во всю прыть, как безумный, вдоль картофельных грядок, и ему удалось уложиться в половину отведенного времени. Теперь он мог наконец отдохнуть и освежиться, хлебнуть пива и поразмышлять о военной стратегии, чтобы на следующее утро поделиться своими мыслями с людьми.
- Высшая стратегия войны… - начал он с трубкой в зубах, затем вынул черенок изо рта и медленно, со вкусом покатал на языке звучную фразу: - Высшая стратегия войны. - Кому-то утром придется выслушать его речь. Констебль приложился к кружке. - А-ах… аххх…
Он выставил вперед нижнюю губу, шумно втянул воздух, и усы сами запрыгнули к нему в рот, словно их всосал диковинный пылесос. Полицейский потянулся в кресле, как пригревшийся на солнце огромный кот, выгнул и расслабил ступни в толстых серых носках… И в эту минуту зазвонил телефон! Глаза констебля Меллалью сердито сверкнули.
- Вот дьявол! - воскликнул он, но звонок не унимался. - Тише! Тише! Иду… какого черта…
Ворча и бранясь, он прошлепал через всю комнату к телефону и снял трубку. Ну почему в такой чудесный вечер его не могут оставить в покое? Все так хорошо складывалось - и на тебе…
- Алло. Да, полиция. Да. Кто? Ах да, миссис Эллиот. Чем я могу вам помочь?
Взволнованный женский голос торопливо затрещал ему в ухо.
- Вот как? И вы не можете до него докричаться? Вам что-нибудь видно в окно?.. У вас есть второй ключ от комнаты? Пожалуй, мне нужно прийти. Ладно, я выхожу, миссис Эллиот.
Констебль медленно повесил трубку на рычаг и потянулся за ботинками и мундиром.
- Готов поспорить, старика просто нет в комнате, - пробурчал он, надевая форму.
Пока Меллалью тяжелой, грузной походкой шагал по деревенской улице, из-за садовых оград и живых изгородей вслед ему поворачивались головы, провожали его любопытными взглядами. При виде полицейского женщины бросались к окнам и посматривали в щели между занавесками или спешили к дверям своих домов, а затем обменивались впечатлениями с соседками: непривычно было наблюдать, как Меллалью куда-то торопится, тем более вечером, да еще в такое время. Главная улица деревни, покрытая щебнем проселочная дорога, местами тянулась по насыпи, где щебенка сменялась мшистым булыжником. По обочинам расположились ряды строений, в основном мелких домишек. В самом конце дорога расширялась и переходила в небольшую площадь, где выстроились кружком немногочисленные магазины и несколько больших старых домов, степенных, хорошо сохранившихся. Там же находилась гостиница «Человек смертный», приемная местного врача и деревенский клуб.
Констебль направлялся к последнему из крупных зданий на площади. Палисадника при доме не было, крыльцо выходило прямо на булыжный тротуар. На маленьких цветочных клумбах у передней стены топорщились крохотные зеленые кустики, лишайник и другие растения каменистых почв. Дом был трехэтажным, с раздвижными окнами на красном кирпичном фасаде. На кремовой, без единого пятнышка парадной двери блестел медный молоток. Все здесь напоминало о благословенной старине, когда строители никуда не спешили, брались за дело основательно и серьезно, а материалы использовали прочные, долговечные. Чуть выше полукруглого окна над дверью значилась дата: «1787».
На стене справа от входа желтела большая медная ручка старомодного звонка. Констебль дернул за нее и услышал, как за дверью прозвенел колокольчик. Меллалью принялся беззвучно насвистывать себе под нос. Взгляд его скользнул по трем медным табличкам, украшавшим дверь. Надпись на первой из них почти стерлась от времени и усердной полировки. Она гласила: «Теодор Уолл, кузнец и коновал». Вторая табличка тоже изрядно пострадала, но буквы на ней читались легко: «Сэмюел Уолл, костоправ». Третья, сравнительно новая, сияла ярче других: «Натаниел Уолл и Мартин Уолл, костоправы». Три таблички, одна под другой, представляли семейное древо Уоллов со времени их приезда в Столден много лет назад.
Отворилась дверь, и появилась пожилая дама, экономка Натаниела Уолла. Маленькая сухая жилистая женщина лет шестидесяти с глазами, полными тревоги, с румяным морщинистым лицом, маленьким носиком и заостренным подбородком. Седые волосы были гладко зачесаны со лба и собраны в старомодный узел на макушке. Длинное пышное черное платье напоминало о моде давно ушедших дней. Она торопливо поздоровалась с констеблем, ее жесты и голос выдавали глубокое волнение.
- Входите, констебль! Я уверена, с мистером Уоллом что-то случилось. Дверь в кабинет заперта, и, сколько я ни звала, никто не отвечает. Наверное, у него случился сердечный приступ или нечто подобное, ведь я точно знаю: он в комнате.
- Ну же, ну же, успокойтесь, миссис Эллиот, - произнес Меллалью и вскинул огромную ручищу, словно благословляя пожилую даму. - Может, все у него в порядке. Как давно вы подняли тревогу?
- Понимаете, констебль, прошлой ночью меня не было дома. Вчера днем я ездила в Слиби навестить сестру, и родственники уговорили меня остаться. Я объяснила, что не могу из-за хозяина, хотя и приготовила для него ужин на подносе. Ему надо было только открыть бутылку пива. Однако родня настаивала, зять позвонил хозяину и спросил, нельзя ли мне остаться на ночь у них, а вернуться утром. Мистер Уолл легко согласился и разрешил мне провести там и весь сегодняшний день, если только я вернусь к вечеру, чтобы приготовить ему постель. Сказал, что я давно никуда не выбиралась, а он может пообедать в «Человеке смертном». Я очень обрадовалась. Так любезно с его стороны. Я вернулась сегодня вечером, в восемь часов, помыла посуду, что осталась после ужина, застелила постель чистым бельем, а потом пошла в кабинет, чтобы убраться. Думала, мистер Уолл куда-то ушел. Я не слышала никакого шума в кабинете. Дверь была заперта. Хозяин никогда не запирал ее… Я задумалась, и чем дольше размышляла, тем сильнее тревожилась. Я постучала в дверь и попробовала заглянуть в окно с улицы. Тогда я обнаружила, что опущена штора.
Раньше я подобного не замечала. Вот и позвонила вам.
- Правильно сделали, миссис Эллиот. Может, все еще обойдется. Сначала я просто постучу в дверь.
Полицейский торжественно подошел к запертой двери и ударил в нее кулаком.
- Есть кто в комнате? - спросил он вначале смущенно, затем повторил уже смелее: - Эй, есть кто тут?
Ответом была гробовая тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем больших напольных часов в холле. Меллалью снял с головы шлем, без которого выглядел едва ли не голым, и приник глазом к замочной скважине.
- Ничего не видно, миссис Эллиот. - Он с силой постучал кулаком в дверь, потом заколотил другой рукой и, наконец, обеими сразу. - Эй! Эй! - пробурчал он, словно ожидал, что засевший в кабинете хозяин смягчится и отзовется. Констебль бессильно развел руками. - Все без толку, - вздохнул он. - Вы уверены, что мистер Уолл там? Может, он запер дверь и ушел?
- А зачем ему запирать кабинет? Там ведь ничего нет. Мне это не нравится. Думаю, вам следует выломать дверь.
В голове констебля забрезжила наконец мысль, что выломать дверь следовало с самого начала. Ум его, подобно жерновам Господним, молол тонко, но медленно. Пока он сомневался, мешкал и разговаривал с экономкой, человеческая жизнь, возможно, оказалась под угрозой. Что, если старого Уолла и впрямь хватил удар? На лбу и лысой макушке полицейского выступили капли пота. Он решительно выпрямился.
- Ладно, миссис Эллиот, раз вы так считаете… если вы говорите…
- Да! - Экономка взволнованно заломила руки.
Меллалью подобрался перед броском, напружинил тело, нелепо скрючился, затем резко разогнулся и всей своей мощью обрушился на дверь. И тут случился конфуз: старые шурупы, на которых держался замок, вылетели, полицейский ввалился в комнату и растянулся на полу. Окно закрывала штора, в кабинете было темно. Миссис Эллиот включила свет, завизжала и упала без чувств. Меллалью пришел в себя, подхватил шлем, приподнялся на одном колене, словно набожный богомолец, и поискал взглядом миссис Эллиот, но вместо нее увидел нечто такое, отчего голубые глаза его едва не вылезли из орбит. Констебль издал сдавленный крик и с поразительным проворством вскочил. С блока, прикрепленного к одной из балок под потолком, свисала веревка, а на ней качался окоченевший труп мужчины. Меллалью оцепенело уставился на повешенного, и в это мгновение сквозняк ворвался в раскрытую дверь и повернул тело лицом к нему. Он увидел мертвого Натаниела Уолла с застывшим синевато-багровым лицом!
Глава 2. Жертва
Тут роль свою закончила Стена[30 - В эпиграфе автор обыгрывает фамилию персонажа: англ. wall (Уолл) - стена.],
И может хоть совсем уйти она[31 - Там же.].
Через полчаса после того, как обнаружили тело мертвого костоправа, в обычно тихий дом на площади сбежалась целая армия полицейских. Во главе с инспектором Гиллибрандом из полиции Олстеда они занимались поисками отпечатков пальцев, улик и любых зацепок, которые могли бы помочь раскрыть преступление. Полицейский врач, доктор Макарти, вынес предварительное заключение, что жертву убили.
- Думаю, его вначале задушили, а потом повесили, - заявил он после первого осмотра. - Веревка не оставила бы таких отметин на шее. Хотя был ли Уолл жив или мертв, когда убийца его вздернул, - уже другой вопрос. Это покажет вскрытие.
Гиллибранд осмотрел следы на шее трупа и усмехнулся. Инспектор был высоким худым брюнетом с темными глазами и свежим цветом лица, с непокорной растительностью на подбородке и над верхней губой. Порой ему приходилось бриться дважды в день, чтобы выглядеть опрятно, хотя и тогда кожа его сохраняла синеватый отлив. Тонкий красивый нос придавал ему сходство с герцогом Веллингтоном. Высокий лоб выдавал острый ум и широту взглядов. Инспектора любили подчиненные и уважало начальство.
- Как давно, по-вашему, он мертв, доктор? - спросил Гиллибранд и осторожно потыкал пальцем в руку покойного, который теперь благопристойно лежал на диване.
- Со вчерашнего вечера. Вероятно, уже сутки, насколько я могу судить. Надо думать, он съел свой ужин в обычный час, то есть в половине одиннадцатого, по словам его экономки. Если это так, когда я вскрою желудок, то смогу определить время смерти точнее. Трупное окоченение уже наступило, вдобавок труп провисел в петле слишком долго, что ухудшило дело. Я закончил осмотр, можете везти его в морг.
Констебля Меллалью, чьи взволнованные бессвязные объяснения по телефону подняли на ноги и стянули в маленькую деревню все местные силы правопорядка, позвали с кухни, где он приходил в себя, и отправили за машиной «Скорой помощи». В Столдене ее заменял автофургон молочника, который за считаные минуты превращался в санитарный транспорт для нужд гражданского населения. Пока деревенский полицейский с важным видом деловито шагал по главной улице, местные жители пытались перехватить его и расспросить подробнее о событии, слухи о котором каким-то таинственным образом мгновенно облетели всю деревню. Публика из кабинетов и общего зала «Человека смертного» повалила на улицу встречать констебля. Некоторые сжимали в руках дротики, а иные - пивные кружки, словно готовились расположиться со всеми удобствами для долгой беседы. Но Меллалью отослал их прочь широким взмахом огромной ручищи:
- Я не в том положении, чтобы делать заявления, и к тому же занят важным делом. Дайте мне пройти…
Раньше в Столдене не случалось убийств, и небывалое происшествие всполошило и озадачило всех. Неразговорчивость констебля не прибавила ему симпатии со стороны жителей деревни, и, когда толпа расступилась, чтобы дать ему дорогу, послышался недовольный, обиженный ропот.
- Что, черт возьми, нашло на Билла Меллалью? - проворчал Сэм Маттерс, прежде чем повести свою компанию обратно в паб, к пивным кружкам и дротикам. - Что толку держать полицейского у себя в деревне, если не можешь узнать у него последние новости? Разве это нормально, разве справедливо, что мы должны ждать утренних газет, как все прочие? Ведь дело приключилось в нашей деревне, верно?
Публика одобрительно загудела. Тем временем реквизированный автофургон превратился в санитарную карету, констебль Меллалью с важным видом уселся за руль и торжественно повез труп костоправа в Олстед.
Гиллибранд коротко допросил миссис Эллиот, прежде чем покинуть дом. Она повторила историю, уже рассказанную деревенским констеблем.
- Мистер Уолл вел себя как обычно, когда вы уезжали вчера?
- Да. Он выглядел веселым и пожелал мне хорошо провести время.
- Вы считали его добрым хозяином, миссис Эллиот?
- Да, сэр. Лучшего и пожелать… - Глаза женщины наполнились слезами. - Многим в наших краях будет его недоставать.
- Почему же?
- Ну, хотя он и не был дипломированным врачом, как вы бы сказали, однако лечил людей ничуть не хуже иных докторов. Знаете, он брался за все, вот разве что не оперировал, скальпелем никого не резал…
- И лекарства прописывал?
- Да. Гомеопатические средства. В прежние времена, когда доктор Тейлор практиковал в деревне, люди охотно шли к ним обоим. Работы им доставалось примерно поровну. Только доктора Тейлора звали в самых тяжелых случаях, когда больные мистера Уолла оказывались при смерти. Старому доктору это не нравилось, но он мирился. Тейлоры лечили здесь людей с давних пор, едва ли не дольше, чем Уоллы. Практика переходила от отца к сыну. И хотя семьи не водили дружбы, ведь Тейлоры были учеными докторами, а Уоллы, как иные говорят, знахарями, они уважали друг друга. И вам следует отнестись к Уоллам с уважением, сэр.
- А кто теперь местный врач?
- Доктор Китинг. Он ненавидел мистера Уолла. Мистер Уолл знал об этом и посмеивался. Неудивительно, что доктор его терпеть не мог. Видите ли, когда старый доктор Тейлор умер, а его практика перешла к чужаку, многие пациенты стали ходить сюда. Мистер Уолл обычно говорил, что захватил б?льшую часть больных, а заодно и добрую славу старого Тейлора. Понятно, что доктор Китинг затаил обиду. К тому же эти двое сильно повздорили, и вся деревня об этом знала. Малышка Мэри Селби, едва мать отвернулась, хотела забраться на стол, но упала и сломала ключицу. Девочку отвели к доктору Китингу, только тот не заметил, что кость сломана. Ребенок мучился от боли, лучше не становилось, и отец обратился сюда. «Кто ее лечил?» - спросил мистер Уолл, после того как осмотрел девочку. «Доктор Китинг», - ответил отец. «У вашего ребенка сломана ключица. Еще неделя - и девочка осталась бы калекой на всю жизнь». Мистер Уилл сломал неправильно сросшуюся кость и вправил ее заново. Об этом случае заговорила вся деревня, и вскоре доктор Китинг явился к нам и закатил страшный скандал. Однако ничего путного он этим не добился,
только еще больше пациентов перешло сюда.
- А были у мистера Уолла враги в здешних краях?
- Ну, «враги» - слишком сильно сказано. Конечно, местные врачи терпеть его не могли, это верно. Люди приезжали сюда издалека, за много миль. Даже из Лондона. В те времена, когда были живы и первый мистер Уолл, и второй, к ним стекался народ со всей страны, но теперь стало больше костоправов, так что можно найти помощь поближе к дому. И еще мистер Уолл был злым на язык, как его отец, а до него - дед. Мог наговорить лишнего. Уж если его выводили из себя, рубил сплеча, не молчал. Конечно, людей это задевало, но обиды забывались, когда лечение помогало. Особенно не терпел он дураков, сэр.
- В ваше отсутствие мистер Уолл вел прием пациентов?
- Да. Как правило, больные сидели в маленькой комнатке по другую сторону холла, туда ведет боковая дверь. Ее обычно не запирали, в нее и входили пациенты. Когда заканчивал сеанс, хозяин выпускал больного через парадную дверь, просовывал голову в приемную и объявлял: «Следующий».
- Сегодня вечером, когда вы вернулись, боковая дверь была заперта?
- Да, сэр.
- Однако ключа в замке нет.
- Он на гвозде над дверью. Понимаете, ключ не держался в скважине, часто падал, оттого что дверь постоянно открывали и закрывали, вот мы и стали вешать его на гвоздь. - Экономка показала детективу место для ключа и вдруг воскликнула: - Глядите-ка! Вот ключ, который мы никак не могли найти. Ключ от кабинета.
При осмотре замка в выбитой двери комнаты, где встретил свою смерть Уолл, ключа не нашли, и полиция решила, что преступник унес его с собой.
- Вы уверены, что обнаружили боковую дверь запертой, когда вернулись, миссис Эллиот?
- Да.
- Наверное, преступник побывал в приемной после того, как убил мистера Уолла, затем вышел через парадную дверь и захлопнул ее за собой.
- Вам что-нибудь еще понадобится, сэр? Я не в силах остаться тут на ночь, поеду к сестре. Мне нужно успеть на последний автобус до Слиби.
- Думаю, на сегодня это все. Спасибо, миссис Эллиот. Кстати, вы известили родственников мистера Уолла о случившемся? У него есть близкие?
- Только племянник. Доктор Джон Уолл. У него практика где-то в Лондоне. Мы отправили ему телеграмму, попросили приехать.
- Значит, среди Уоллов нашелся по крайней мере один не знахарь, верно?
- Да. Когда мистер Мартин Уолл, брат хозяина, что умер три года назад, еще практиковал здесь вместе с братом, он заявил, что не допустит, чтобы его сын терпел нападки из-за своей профессии, и отправил юношу в больницу получать диплом и степень. Мистер Джон славный человек. Он хирург-ортопед. В этой семье врачебный дар и мастерство передаются по наследству, сэр.
- Похоже, вы знаете всю их историю, миссис Эллиот.
- Я давно служу этой семье: с тех самых пор, как потеряла мужа в войне с бурами.
- Неудивительно, что вы знаете о них все!
- Да. Редкие люди, таких хозяев еще поискать надо. Наверное, теперь уйду на покой, я ведь получаю приличную ренту. Когда мне исполнилось шестьдесят, мистер Натаниел назначил мне пожизненное содержание. «Нет надобности ждать, пока вступит в силу мое завещание, миссис Эллиотт, хотя надеюсь, что вы останетесь со мной до конца моих дней» - вот как он сказал. Мистер Уолл всегда был добрым и внимательным к людям. Я не слышала, чтобы какой-нибудь другой хозяин проявил такую заботу…
- Я тоже, миссис Эллиот. Ну, вам надо спешить к автобусу, я запру тут двери. Всего доброго.
Когда экономка ушла, Гиллибранд закурил трубку и неспешно прогулялся по комнатам первого этажа огромного пустого дома. Кто мог так жестоко расправиться со стариком, который считался всеобщим благодетелем? Конечно, у старого холостяка могут быть свои мрачные секреты, тем более когда дверь его кабинета открыта для всех и целыми днями бродят туда-сюда самые странные личности.
Нужно будет утром в присутствии поверенного покойного проверить содержимое запертого стола и сейфа, подумал детектив. Одному Богу известно, что там хранится, какие тайны. Если старик записывал истории болезней своих пациентов, они могут представлять интерес. Рабочий дневник и банковские книжки тоже следует внимательно изучить. К этому делу нужно подходить осмотрительно, с большой осторожностью, ведь здесь, в сущности, не за что зацепиться, и вдобавок мы можем оказаться в щекотливом положении. Например, вполне вероятно, в деле замешаны несколько врачей - те, что стали заклятыми врагами старого Уолла, поскольку тот практиковал нетрадиционные методы лечения. Надо поговорить об этом с шефом. Возможно, следует привлечь к расследованию кого-нибудь со стороны: он сможет свободно задавать вопросы и не опасаться, что, когда назовет имя убийцы, поднимется волна возмущения. К тому же сотрудники из Скотленд-Ярда поднаторели в подобных делах. Что до него самого, он не прочь поработать с уважаемым коллегой из Лондона. Они не гонятся за славой, канитель тянуть не любят, а местная бюрократическая волокита и
предвзятость им нипочем.
Когда Гиллибранд открыл дверь, чтобы выйти, на улице уже стемнело. Он уже собирался запереть замок, как вдруг зазвонил телефон. Что на сей раз? Детектив поспешил обратно в дом и схватил трубку.
- Это мистер Уолл?
- Нет. А кто его спрашивает?
- Мистер Слоукомб с фермы «Ред дайк». Попросите мистера Уолла приехать как можно скорее. Моя дочь упала с лестницы - похоже, дело серьезное…
- Мне очень жаль, но вчера мистер Уолл умер. Вам придется обратиться к кому-нибудь другому.
Фермер на том конце провода ахнул, горестно застонал, и связь оборвалась.
Гиллибранд повесил трубку на рычаг и подумал, что многие люди в здешних краях потеряли доброго друга по вине коварного убийцы.
Глава 3. Литтлджон
Превосходная штучка, заверяю вас словом, и превеселая![32 - Там же. АктI, сцена 2.]
Гиллибранд встречал лондонский поезд в Олстеде с тревожным чувством, ведь он понятия не имел, что за человек прибудет из Скотленд-Ярда. Но когда инспектор Литтлджон спрыгнул с подножки, нашел своего коллегу и сердечно пожал ему руку, страхи Гиллибранда рассеялись. Человек мгновенно завоевал его симпатию. Дружелюбный, дело свое знает и не задается, подумал инспектор Гиллибранд, и был прав.
Мужчины говорили на общие темы, пока не доехали до полицейского участка. Там за чашкой чая местный страж закона коротко изложил Литтлджону обстоятельства трагедии.
- Случай непростой, - произнес Гиллибранд и передал кисет новому товарищу. - Речь идет о смерти Натаниела Уолла, костоправа, человека известного в здешних краях. Вчера вечером его нашли в кабинете мертвым. Как показала медэкспертиза, вначале Уолла придушили, а затем - повесили на конструкции из веревок и блоков, которую он использовал в работе. Судя по содержимому желудка и с учетом времени, когда Уолл обычно ужинал, его убили накануне вечером, около одиннадцати.
- Полагаю, он ужинал всегда в одно и то же время - хоть часы по нему проверяй? - спросил Литтлджон.
- Да. Он был холостяком и жил с пожилой экономкой. Раньше у них работала еще девушка, приходящая прислуга, но она вступила в женский вспомогательный корпус, а ей на замену пока никого не нашли. Миссис Эллиот, экономка, утром в день трагедии поехала навестить сестру и осталась у нее ночевать. Вернулась вчера вечером и обнаружила, что дверь кабинета заперта. Такого раньше не случалось, женщина встревожилась, позвонила местному констеблю, и тот выломал дверь. В кабинете за закрытыми шторами висел на своем устройстве для вытяжения костей мертвый и уже окоченевший старый Уолл.
- Сколько ему было лет, Гиллибранд?
- Семьдесят два, однако сохранился весьма неплохо. Ключ от запертой комнаты висел на гвозде над боковой дверью. Зачем его там оставили, я не знаю. Вероятно, убийца вышел через парадную дверь, ее можно захлопнуть, там защелка с пружиной, а боковая дверь осталась запертой изнутри.
- Мистер Уолл не получил медицинского образования?
- Нет. Дипломированные врачи объявили его знахарем, хотя это не вполне справедливо, ведь так называют и ярмарочных шарлатанов, что торгуют всякой дрянью. Уолл был первоклассным костоправом. К нему обращалось за помощью немало футболистов высшей лиги, он пользовался широкой известностью и имел хорошую репутацию. Вдобавок интересовался гомеопатией и не без успеха применял данный метод в своей практике. Между прочим, многие из местных предпочитали обращаться к нему, нежели к обычным докторам. Ему хватало благоразумия в серьезных случаях отправлять больных к квалифицированным врачам. И, разумеется, Уолл не мог выписывать свидетельства о смерти. Благодаря осмотрительности он сумел сохранить свое имя незапятнанным. Никогда не впутывался ни в какие скандалы.
- Безупречная репутация.
- Да. Он принадлежал к почтенному семейству. Уоллы занимали высокое положение в местном обществе. Кстати, Литтлджон, я хотел бы познакомить вас со старым приходским священником Столдена, мистером Джоном Торпом. Он расскажет вам подробную историю семьи Уолл, с тех пор как они обосновались в здешних краях. Это даст вам общее представление, да и послушать будет любопытно. Мы как-нибудь на днях зайдем к старику.
- Я остановлюсь в деревне?
- Я заказал вам номер в местной гостинице, она называется «Человек смертный». Славное местечко. Лучшего тут не найти. Деревня в трех милях отсюда по Кембридж-роуд. В былые дни она напоминала водолечебный курорт в миниатюре. Там собирались инвалиды, чтобы попасть на прием к «столденским докторам», как в те времена называли Уоллов. Во всей округе невозможно было найти свободную комнату. Человек семь-восемь костоправы размещали у себя, а остальные пациенты селились в трактире и окрестных домах. Так было, конечно, до того как классическая медицина достигла подобных успехов. Если верить документам, Уоллы пользовались поразительными методами.
- Интересно. Кто же мог желать смерти такому человеку?
- Трудно сказать. Возможно, он узнал чей-то секрет. Самые странные люди бывали в Угловом доме - так называли жилище Уоллов.
- Сразу вспоминается родной дом…
- Да. Вы скоро поймете, какая проблема встает перед нами. Собственно, ждать осталось недолго. Петтифлауэр, адвокат, обещал зайти сюда - это касается завещания и осмотра личного имущества покойного. Сейчас он в соседнем здании, в суде, защищает браконьеров, но должен вот-вот освободиться. Тогда мы отправимся в Столден, и вы поможете нам с осмотром дома.
- Никаких зацепок у нас пока нет? Я говорю о застарелой вражде, слухах, сплетнях и тому подобном…
- Это верно. Но мы еще не опросили соседей. Видите ли, нам предстоит весьма деликатная задача - прощупать местных врачей. Согласитесь, положение у нас щекотливое, здесь требуется величайший такт. Вдобавок нас подгоняет шеф - ждет быстрых результатов. Вот почему мы сразу обратились в Скотленд-Ярд. Пока мы лишь слегка коснулись поверхности данного дела - неизвестно, как глубоко нам придется копать и что выплывет на свет. Вот копия медицинского заключения.
Гиллибранд передал коллеге отпечатанный на машинке отчет судмедэксперта.
- Спасибо, - произнес Литтлджон. - Нужно будет внимательно изучить его. Когда состоится коронерское дознание?
- Завтра, инспектор. Оно будет чисто формальным. У нас здесь опытный коронер, он во всем нас поддержит. Следующее слушание придется перенести… на неопределенный срок. Между прочим, в медицинском отчете есть одна странность. Уолла душили… я бы сказал, с яростью. Похоже, старик сопротивлялся, и убийце пришлось приложить немалую силу, чтобы тот потерял сознание. Но затем душитель вдруг опомнился, будто почувствовал отвращение или нечто подобное, и докончил начатое дело с помощью веревки. На горле жертвы остались следы удушения. Наш врач распорядился сфотографировать их для отчета. Пальцы преступника впились глубоко и оставили обширные кровоподтеки по обеим сторонам дыхательного горла, причем отметины показывают, что левая рука душителя сильнее правой. Вероятно, убийца левша. Полностью или частично.
- Что вы под этим подразумеваете, Гиллибранд?
- Некоторые люди пишут правой рукой, но могут подавать или отбивать мяч в крикете левой. Все зависит от навыков, верно? Так что мы не можем сосредоточиться на поисках явного левши.
- Точно подмечено.
В комнату вошел тот, кого дожидались детективы. Мистер Эдвард Петтифлауэр из старинной фирмы «Петтифлауэр, Моббз, Паркер и Бегг», самой крупной и солидной юридической конторы во всей округе, оказался маленьким человечком средних лет со склонностью к полноте. Голубые глаза на гладком круглом румяном лице смотрели простодушно и бесхитростно, что не раз завлекало в западню его противников в зале суда и принесло адвокату немало побед. Он был почти лысым и носил очки в роговой оправе. Привычка постоянно смотреть поверх очков заставляла задуматься, зачем они вообще ему нужны. Мистер Петтифлауэр вошел в комнату с улыбкой, явно пребывая в превосходном настроении, поскольку его клиенты отделались лишь предупреждением.
- Итак, джентльмены, я в полном вашем распоряжении! - объявил он.
Гиллибранд представил его Литтлджону.
- Давайте сразу отправимся в Угловой дом, - предложил адвокат. - Суть завещания можно изложить в двух словах, тут долго говорить не о чем. Все имущество покойного переходит к его племяннику, доктору Джону Уоллу из Лондона. Он, как и я, душеприказчик мистера Натаниела Уолла. Миссис Эллиот уже получает свою ренту, так что после выплаты налога на наследство и моего гонорара доктор получит Угловой дом и все остальное. Наверное, он приехал на одном поезде с вами, Литтлджон, и, как мы договаривались, сейчас сидит в нашей конторе, оставляет распоряжения моему партнеру, мистеру Беггу, - когда-то они вместе учились в школе. У него доктор и остановится, пока не будут улажены все дела. Моя машина стоит под окнами, идемте.
Адвокат увлек полицейских к двери и разместил обоих на заднем сиденье своего роскошного автомобиля.
В Угловом доме к ним присоединился доктор Джон Уолл, высокий плотный мужчина лет сорока пяти, больше похожий на фермера, чем на хирурга. Определенно внешность досталась ему от предков - кузнецов и костоправов, деревенских жителей. У него было грубоватое открытое лицо с маленькими темными усиками и густыми седыми бровями, ясные серые глаза и пышная седеющая шевелюра. Он выглядел растерянным - столько событий обрушилось на него после смерти дяди. Доктор явно почувствовал облегчение при виде адвоката. Тот представил его обоим инспекторам.
- Я рад видеть вас здесь, - обратился к нему Джон Уолл. - Все эти юридические и финансовые бумаги совершенно сбили меня с толку. Хорошо, что мы с вами оба душеприказчики. Боюсь, в этой работе мне отведена пассивная роль.
Все четверо принялись разбирать документы и рабочие записи покойного. В банковских счетах ничего необычного не обнаружилось - примерно одинаковые денежные поступления и расходы на протяжении многих лет.
- Вы этого ожидали? - спросил доктор Уолл, после того как Гиллибранд потратил уйму времени на изучение банковских расчетных книжек покойного. - Мой дядя жил тихой размеренной жизнью. Едва ли он мог быть жертвой шантажа или вести тайные дела где-то на стороне. Я мог бы сказать это вам с самого начала.
- Нам просто нужно убедиться, не так ли, сэр? - добродушно произнес инспектор. - Мы не должны ничего упустить.
Они продолжили свое занятие. Оплаченные счета лежали отдельно аккуратной стопкой. Среди бумаг нашелся журнал с именами пациентов и цифрами выплат. Цены за консультации были вполне разумными, вдобавок во многих случаях в столбце с суммами стоял прочерк - тех, кто не мог заплатить, Уолл принимал бесплатно. Рядом с журналом лежала толстая адресная книга. Все это хранилось в ящиках большого старомодного секретера. Затем настала очередь сейфа, где покойный костоправ держал более ценные документы и личные бумаги - например, письма с угрозами и оскорблениями от возмущенных врачей и профанов-обывателей, а также большой альбом с газетными вырезками, в которых шла речь об успешных случаях исцеления или любопытных фактах и событиях семейных хроник. Беседы с журналистами, очерки об истории семьи и тому подобное. И наконец, в сейфе обнаружилось одиннадцать изящных, переплетенных в кожу томов с густо исписанными страницами. Истории болезней пациентов. Тетради с рабочими записями всего семейства «докторов» со времени их приезда в Столден. Доктор Джон широко раскрыл глаза и с нежностью погладил кожаные корешки.
- Боже мой! - воскликнул он. - Да это же золотая жила! Настоящее сокровище! Формально я, дипломированный врач, принадлежу к противоположному лагерю, но кровь не вода. Уж мне-то известно, сколько опыта и знаний было у стариков. Эти записи бесценны, особенно для меня в моей работе. Я заберу их с собой в Лондон… Не могу дождаться, когда возьму их в руки и открою!
- Вы не возражаете, если пока они останутся у нас, доктор? - вмешался Литтлджон.
- Господи, зачем? Для неспециалистов они не представляют никакого интереса.
- И все же нам придется оставить их у себя, пока дело не будет раскрыто. Возможно, эти записи помогут пролить свет на вопросы, которые нас волнуют.
- Хорошо. Хотя, признаюсь, я немного разочарован. Альбом с вырезками вы тоже оставите себе?
- Да, сэр. Он не менее важен для нас.
- Ладно. Только не забудьте: мне не терпится получить все как можно скорее.
Работа на этот день завершилась, и маленькая группка распалась, однако, прежде чем разойтись, Литтлджон отвел доктора Джона в сторону:
- Надеюсь, вы позволите мне задать вопрос, хотя он может показаться вам бестактным. В ночь убийства вы находились в Лондоне, сэр?
- Так я теперь главный подозреваемый? Ну, полагаю, раз я единственный наследник старика, у меня имелась веская причина поторопить природу. Но что касается убийства дяди… Я слишком любил его, чтобы пойти на такое. Хотел бы я добраться до того, кто это сделал. - Доктор говорил искренне. - Впрочем, вам ведь нужно алиби, а не сентиментальная сцена. Нет, я был не в Лондоне, а в Челтнеме, оперировал. Пациенту требовалась экстренная операция. Я прибыл туда в девять часов вечера на автомобиле и вышел из больницы около двенадцати, почти в полночь. Я ужинал там с главным хирургом, он это подтвердит. Вот его адрес.
Доктор достал визитку и нацарапал на обратной стороне имя и адрес, затем вручил карточку детективу. Тот поблагодарил его.
Гиллибранд упаковал тетради и альбом, зажал сверток под мышкой и предложил проводить коллегу до «Человека смертного», проследить, чтобы его устроили со всеми удобствами. Детективы дошли до гостиницы и там, за кружками пива, снова принялись обсуждать трагедию.
- Нам придется повозиться с этими тетрадями, Литтлджон. Записи охватывают период в сотню лет, а то и больше, - проворчал инспектор.
- Да. Но я бы сказал, нас интересует только та часть, что касается убитого. Предлагаю начать с альбома, где собраны вырезки. Если мы там обнаружим что-нибудь любопытное, то обратимся к истории болезни нужного нам пациента, чтобы дополнить картину. А если ничего не найдем, тогда нам обоим придется взяться за эти тетради всерьез. Не исключено, конечно, что они вообще не имеют никакого отношения к нашему делу. Думаю, сначала нам нужно попытаться опросить всех, кто посещал «доктора» вечером в день его смерти. Затем я обошел бы окрестные дома и выяснил, не заметил ли кто-нибудь поблизости незнакомцев. Кроме того, необходимо установить все передвижения старика перед тем, как его убили. И побеседовать с вашим священником об истории семьи.
Гиллибранд кивнул и улыбнулся. Непринужденная, сдержанная манера обращения Литтлджона внушала спокойствие и уверенность. В здешних краях убийства случались нечасто.
- Ну, я пойду, Литтлджон. Работы полно. Обычная рутина, вдобавок завтра дознание.
- Не хотите оставить мне альбом с вырезками, инспектор? - Литтлджон зажал под мышкой источник ценной информации, попрощался с Гиллибрандом и принялся наблюдать, как для него готовят обильный ужин.
Глава 4. Повитуха
Иль тетке, что ведет рассказ плаксиво,
Трехногим стулом покажусь в углу[33 - Там же. АктII, сцена 1.].
Выходя из Углового дома, Литтлджон заметил маленький деревенский коттедж, единственное небольшое строение на площади, притулившееся среди внушительных, солидных зданий. К счастью, домик выходил окнами на жилище костоправа, и детективу пришло в голову, что, если здесь живет какая-нибудь старая сплетница, от нее можно узнать больше, чем от владельцев соседних больших домов. Надежды инспектора оправдались: воздав должное плотному ужину с чаем, он спросил хозяина «Человека смертного» о коттедже и остался доволен ответом.
- А-а, там живет Марта Харрис, местная акушерка и патронажная сестра. Настоящая старая трещотка, однако дело свое знает. Никто не сумеет принять роды лучше нее. Когда приходится выбирать, мучиться часами или разрешиться легко, но попасть к ней на язык, женщины предпочитают меньшее из зол и терпят ее болтливость.
Вот почему Литтлджон решил начать свой обход с коттеджа «Вудбайн».
Дверь отворилась едва ли не прежде, чем он успел постучать, и появилась рослая женщина с фигурой, похожей на деревенский хлеб, который пекли в старину, подовый, из двух сплюснутых шаров, один на другом - верхний поменьше нижнего. Одежду составляли пышные черные юбки и черная блуза, украшенная камеей и то ли золотой, то ли позолоченной брошью-бантом, к которой на цепочке крепились часики. Седые волосы, разделенные посередине пробором и приподнятые с помощью потайных накладок, образовывали две внушительные башенки, похожие на большие тупые рога. Массивный гребень удерживал все это замысловатое сооружение на голове и не давал ему развалиться. На гладком и пухлом красноватом лице женщины сверкали любопытные пронзительные зеленые глаза.
- Миссис Харрис? - обратился к ней Литтлджон.
- Да, - кивнула она и смерила его оценивающим взглядом, прикидывая, кто он такой. Без особого, впрочем, успеха. Для беспокойного клиента, что в ожидании родов пришел договориться заранее с опытной повитухой, или встревоженного мужа, чья супруга занемогла и нуждалась в сиделке, он выглядел слишком уверенным и беззаботным. «Наверное, торговец. Пришел что-нибудь продать!» - заключила акушерка. - Мне ничего не нужно, - отрезала она и собралась закрыть дверь.
- Меня зовут Литтлджон. Инспектор Литтлджон. Мы можем поговорить, миссис Харрис? Я не отниму у вас много времени.
На лице акушерки отразилась тревога, кровь отхлынула от щек, и на горячей коже выступили багровые пятна. Порой она давала негласные советы женщинам в щекотливом положении. Неужели одна из них…
- Входите, - смущенно пробормотала она.
Когда миссис Харрис услышала о цели визита Литтлджона, она почувствовала такое облегчение, что в порыве радости предложила ему остаться и выпить чаю, однако инспектор вежливо отказался.
- Я живу прямо посреди площади, значит, волей-неволей вижу, что вокруг меня происходит, - объяснила миссис Харрис и разгладила на коленях жесткую юбку. - Не могу сказать, чт? там творилось у мистера Уолла большую часть времени, ведь я спешила до обеда обойти четырех пациенток, а днем принимала роды - это заняло четыре часа, - вдобавок вечером меня ждали двое выздоравливающих. Я видела только, как около полудня старик направился обедать в местный паб «Человек смертный», а потом, после чая, когда я собиралась на обход, в Угловой дом вошли несколько пациентов. Вернулась я около восьми часов, кто-то еще входил к старому Уоллу и выходил от него, но после я отправилась к миссис Барджери на «Болотную ферму». Она совсем плоха, да и ребенок… неизвестно, выживет ли, а муж все пьет, чтобы забыть свои несчастья, говорит: мол, беда не приходит одна. В общем, до дома я добралась около десяти, и к этому времени, похоже, последние пациенты уже разошлись, потому что я видела, как старик идет через площадь прямиком в паб, пропустить стаканчик на сон грядущий.
Литтлджону с трудом удалось прервать поток ее излияний.
- Значит, вы не заметили поблизости незнакомцев? - изловчился он наконец вставить слово.
- Нет. Ни единого. Хотя в окошко-то я не глядела, меня ведь целый день не было дома.
Инспектор подавил желание поспешно метнуться к двери, а женщина между тем готовилась выпустить новый залп сплетен.
- Кого из пациентов вы видели последним, миссис Харрис?
- Старого Гудчайлда, сапожника. Он вывихнул лодыжку… Представьте, оступился на собственном пороге. В темноте. Вот что бывает, когда спускаешь все деньги на выпивку - а он неплохо наживается на починке нашей обуви, - вместо того чтобы приносить их в семью. Кстати сказать, детей у них слишком много…
- Большое спасибо, миссис Аррис, и до свидания! - перебил повитуху Литтлджон.
Женщина не заметила, что инспектор невольно оговорился, пропустив начальную согласную, отчего ее фамилия превратилась в весьма меткое прозвище[34 - От англ. arris - выступающий угол, острый край.]. Детектив вспомнил о своей обмолвке, когда закрывал калитку, и позднее упомянул о ней в письме к жене, перед которой отчитывался почти так же часто и подробно, как перед Скотленд-Ярдом.
Лавка сапожника примостилась неподалеку на углу, там, где главная улица расширялась и переходила в площадь. Вывеска над дверью мастерской была хорошо видна от садовой калитки миссис Харрис:
Джереми Гудчайлд, сапожник
Ремонт и пошив обуви на заказ
Литтлджон направился к мастерской. В старое темное помещение вела дверь, разделенная по горизонтали на две половины наподобие загородки в стойле для скота. Там, среди нагромождения обувных колодок, инструментов и старой обуви, сидел сапожник и подбивал гвоздями башмак, который, судя по его виду, давно уже отслужил свой век. Это был мужчина средних лет, обрюзгший от недостатка движения и бледный из-за вечного сидения в четырех стенах, с глазами, слезящимися от пьянства, с лысой головой, на которой кое-где торчали редкие волоски, с круглым оплывшим лицом и грузной, нескладной фигурой. Когда Гудчайлд поднялся, чтобы рассмотреть посетителя, Литтлджон невольно вспомнил прикроватные лампы с утяжеленной подставкой, те, что угрожающе шатаются, если их заденешь, но никогда не падают, а стоят крепко, вдобавок гнутся во всех направлениях и разворачиваются куда угодно. Сапожник облокотился на прилавок - он постоянно к чему-то прислонялся, искал опоры: хватался за спинки стульев, приваливался то к шкафам, то к стенам.
Гудчайлд пробормотал приветствие, затем выплюнул в ладонь сапожные гвозди, которые держал во рту, и стряхнул эту липкую массу в коробку с остальными гвоздями.
Из темных жилых комнат позади мастерской доносился ужасающий шум. Похоже, многочисленные дети сапожника развлекались кто во что горазд. Один бренчал на разбитом пианино. Два мальчика яростно спорили и ругались. Ребенок, у которого, вероятно, резались зубы, безостановочно визжал. Попугай издавал булькающие звуки, словно кто-то наполнял стакан из бутылки, и время от времени выкрикивал свою кличку: «Попка красавчик! Попка красавчик! Я кое-что о тебе знаю! Попка красавчик!» На полу возле двери, ведущей в дальнюю комнату, возилась собака - выкусывала блох. Среди всеобщего гвалта тучная вялая миссис Гудчайлд мирно кормила грудью младенца, лениво покачиваясь из стороны в сторону. Похоже, от светопреставления, что творилось вокруг, ее клонило в сон.
Литтлджон затянулся трубкой и выпустил ароматные клубы, чтобы отгородиться дымовой завесой от тяжелого запаха затхлости, стоявшего в мастерской.
- Добрый вечер, - обратился он к сапожнику.
- Ну?
- Я инспектор полиции. Хочу побеседовать с вами о том вечере, когда убили мистера Уолла.
- Со мной? С чего это? Я тут совершенно ни при чем.
Шум сделался таким оглушительным, что сапожник разом стряхнул с себя сонную одурь. Он схватил большое шило и ворвался в гостиную, круша все на своем пути как штормовая волна. Пнул дворнягу, затем свирепо набросился на своих отпрысков и принялся колотить их по макушкам рукояткой шила, словно гротескный ксилофонист, исполняющий чудовищное соло. Раздался хор возмущенных воплей, после чего «музыкант» заковылял к своей скамье, мимоходом с грохотом захлопнув дверь комнаты, уселся и засопел, довольный, с чувством удовлетворения от хорошо выполненной работы.
- Послушайте, какое отношение это убийство имеет ко мне?
Гудчайлд невнятно бубнил слова и нещадно глотал целые слоги, словно ленился говорить.
- Насколько мне известно, вы были последним пациентом мистера Уолла в тот вечер.
- Ах это… Ну да, так и есть. Я вывихнул лодыжку. Мистер Уолл лечил лучше любого врача. Да и денег брал меньше. Он быстро вправил мне вывих. Да. Старик выпустил меня, а примерно через четверть часа вышел сам и следом за мной отправился в паб пропустить стаканчик перед сном.
- В котором часу приблизительно?
- Около десяти. Перед самым закрытием.
- Как долго вы ждали в приемной?
- Почти два часа. Только я не сидел на месте: занял очередь и вышел. В тот вечер больных было много.
- Так вы выходили?
- Да. Первый раз зашел около восьми. Малость подождал. Потом отправился выпить в паб. Пока сидел, захотелось промочить горло. Сказал людям в приемной, что вернусь, чтоб сохранить за собой место в очереди.
- Вы не заметили кого-нибудь незнакомого среди пациентов? Приезжих?
- Нет. Все наши, деревенские, и еще кое-кто из мест неподалеку. Чужаки чаще всего приходят днем.
- А когда вы уходили от мистера Уолла, в Угловом доме кто-то еще оставался?
- Никого. В доме было пусто.
- Вы видели, как мистер Уолл вернулся?
- Он вышел из «Человека смертного» одновременно со мной. В половине одиннадцатого. Двинулся прямиком к дому, отпер дверь, вошел, потом закрылся изнутри.
- Хорошо. Спасибо, мистер Гудчайлд. На сегодня все.
- Ладно. Мне надо браться за дело. Обещал закончить эти башмаки к вечеру.
«Скажи лучше, что тебе пора промочить горло», - подумал Литтлджон и попрощался с сапожником. Тот вернулся к своей колодке и тотчас набрал полный рот гвоздей, сделавшись похожим на ежа с земляными орехами на колючках.
За закрытой дверью опять принялись терзать пианино. Собака успела расправиться со своей живностью и начала зловеще подвывать в такт. Раздался крик: «Попка красавчик! Я кое-что о тебе знаю! Попка красавчик!» Сапожник схватился за молоток и пустился яростно загонять гвозди в дырявый башмак, чтобы стуком заглушить невыносимый гвалт.
Литтлджон вышел на деревенскую улицу и посмотрел по сторонам. Магазины уже закрылись. Женщины стояли у садовых калиток и с любопытством разглядывали инспектора. На полоске газона вокруг памятника павшим в войне деревенские юнцы красовались перед стайкой хихикающих девушек. У дверей шорной лавки стояли и беседовали несколько мужчин. Время от времени кто-нибудь переходил дорогу и скрывался за дверью «Человека смертного», чтобы выпить кружку пива перед отходом ко сну. Старик с длинной бородой грязно-белого цвета медленно прошаркал к пабу. Он едва полз, но не желал пропустить вечернюю выпивку и свежие сплетни.
«Или кто-нибудь пробрался в пустой дом костоправа, когда тот отлучился в паб, или убийцу незаметно впустил сам хозяин, после того как сапожник видел его в последний раз. Нужно еще раз осмотреть Угловой дом», - подумал Литтлджон. Гиллибранд оставил ему ключ. Под любопытными взглядами деревенских жителей он быстро пересек площадь, отпер парадную дверь и вошел.
Внутри царила тишина, только в холле громко тикали старинные напольные часы. Внезапно они надсадно захрипели, будто изготовились к решительному рывку, отбили восемь и снова утомленно затихли. Инспектор прошелся по комнатам. Все окна были закрыты, шпингалеты задвинуты до отказа. Экономка сказала Гиллибранду, что на первом этаже окна всегда держали запертыми. Их открывали, только чтобы вымыть. Мистера Уолла раздражал шум машин с улицы.
Литтлджон тщательно проверил все запоры. Никаких признаков недавнего проникновения. Вдобавок на оконных карнизах ровным слоем лежала нетронутая пыль. Наверху окно в комнате покойного осталось приоткрыто. Единственная лазейка. Проникнуть на первый этаж через парадную дверь было нелегко, как, впрочем, и с черного хода. Инспектор вошел в столовую с французским окном, ведущим в длинный сад, и обвел глазами цветочные клумбы и густые живые изгороди по обеим сторонам газона. В дальнем конце сада за полоской приземистых тисовых кустов виднелся широкий клочок земли с грядками на переднем плане. На этом огороде неутомимо возился высокий, похожий на пугало мужчина. Наверное, полол сорняки.
Французское окно недавно открывали: на половике в комнате осталась земля. Литтлджон осмотрел пол в поисках следов. В скважине ключа не было, но инспектор довольно скоро обнаружил его в вазочке на каминной полке, среди других ключей - от часов и ящиков. Он отворил окно и вышел в сад. Если в дом проникли этим путем, дождь смыл все следы. Однако снаружи на замке остались свежие царапины, будто кто-то недавно оставил их в спешке. Литтлджон сделал пометку у себя в блокноте, чтобы позднее спросить об этом миссис Эллиот - та собиралась явиться на предстоящее дознание.
Что ж, для одного дня достаточно.
Детектив снова запер дом и направился через дорогу в сторону «Человека смертного». Он надеялся что-нибудь разузнать из разговоров за вечерней кружкой пива. Вдобавок ему хотелось выпить.
Внезапно Литтлджон остановился. Возможно, то пугало на огороде позади дома что-то видело. Нужно расспросить его прямо сейчас, и тогда уже можно смело отправляться в паб.
Он круто повернулся и зашагал по дорожке в сторону от деревенской улицы, к полям и полосам посадок.
Глава 5. Мелкий фермер
Вот этот малый - Лунный Свет; при нем -
Терновый куст, фонарик и собака[35 - Там же. АктV, сцена 1.].
Похожий на пугало огородник, усердно копавшийся в капустных грядках, даже не оглянулся, чтобы приветствовать инспектора. Он все рыл, уткнувшись носом в землю, и тихонько разговаривал сам с собой, время от времени слегка разгибался, внимательно рассматривал что-то мелкое в щепоти, а затем бросал это в большую жестянку, стоявшую рядом. Вечерний свет угасал, но это его не смущало. Тощая дворняга, дремавшая на траве, негромко заворчала, открыла один глаз и снова погрузилась в сон, не стала задирать чужака.
- Поздновато для работы в саду, - заметил Литтлджон, не зная, чем еще привлечь внимание огородника.
Высокая костистая фигура распрямилась, и глазам инспектора предстало тщедушное тело с тощими ногами и руками, похожими на барабанные палочки, и с огромными, словно лопаты, ладонями, покрытыми грязью от копания во влажной земле. На длинном узком лице с бледными, как у мертвеца, щеками и горящими черными глазами темнели клочковатые усы. Замызганную одежду фермера прикрывал еще более грязный дождевик. Голову венчала большая, не по размеру, бесформенная шляпа - уши не давали ей сползти на глаза.
- Поздно? - визгливо воскликнуло пугало. - Для подобного дела не бывает поздно! Здесь полно слизней и личинок. Вот я и охочусь на них сутки напролет, все время, что дал мне Господь. Ночами ищу с фонарем личинок, а когда светло - собираю слизней.
«Похоже, малый немного тронутый, - подумал Литтлджон. - Надо бы его задобрить, успокоить, прежде чем начинать расспрашивать».
- Жаль это слышать. Откуда такая напасть?
- Их сюда нарочно подбросили, мне в отместку. В прошлом году я получил главный приз на выставке в Столдене за свою цветную капусту и кабачки. Кто-то затаил на меня злобу. Загубил мой огород. Наслал на меня проклятие. Это дурной завистливый глаз, да-да. На этой земле сроду не было ни личинок, ни слизней. А теперь вы только посмотрите. - Он сунул под нос детективу жестянку, полную копошащихся червей. - Взгляните на мою капусту… взгляните…
Овощи действительно были обглоданными.
- Личинки лучше искать, когда стемнеет. Я свечу себе фонарем. А потом давлю их, пока не обратятся в слизь! В студень! - Фермер с подозрением покосился на Литтлджона. - Чего вы хотите? Если вы от владельца участка, то денег от меня не получите. Я не собираюсь платить за землю, зараженную вредителями. Сначала избавьте меня от этих личинок и слизней…
- Я полицейский и хотел бы поговорить с вами о том вечере, когда убили мистера Уолла.
- Я ничего не знаю. Слишком занят. Некогда мне заниматься чужими неприятностями. У меня своих полно. Так вы детектив? Вы-то мне и нужны… Поглядите на это…
Он запустил заскорузлую руку под свои лохмотья, извлек грязный клочок бумаги и с возмущением показал инспектору. Литтлджон с трудом разобрал среди разводов грязи корявую надпись карандашом:
Шесть кочанов капусты
На грядке красовались.
Но тут пришли шесть слизняков
И с ними разобрались.
Очевидно, какой-то соперник или злобный любитель розыгрышей жестоко подшутил над беднягой. Но тот явно принял стишки близко к сердцу.
- Детектив, значит? Скажите мне, кто это написал, и я скажу вам, чьих это рук дело.
- Может, я зайду в другой раз, и мы поговорим?
- Нет у меня времени на разговоры. Нужно делом заниматься. Выставка через три недели… а вы только поглядите, что тут творится.
Огородник едва не плакал.
- Тогда ответьте мне на один вопрос. Вы находились здесь позавчера вечером?
- Тогда еще лил сильный дождь? Да. Я постоянно здесь, каждый вечер. Надеюсь разделаться с этим до выставки.
- Я хотел сказать, до дождя.
- И до и после я был тут.
- Вы не видели, чтобы кто-нибудь бродил позади дома мистера Уолла, перед тем как стемнело?
- Я слишком занят своими проблемами, чтобы совать нос в чужие, но кого-то видел.
- Кого же?
- Понятия не имею. Говорю же, я занят был. Этот малый прошел по той боковой дорожке. Остановился возле калитки, потом отправился дальше, к дому Уолла, и вошел с черного хода.
- Вы уверены?
- Конечно! Еще бы! Я решил, что это хозяин земли явился за платой, хоть денег ему не видать, но оказалось, не он.
- Как выглядел тот человек?
- Не знаю… не заметил. На нем были плащ и шляпа, надвинутая на глаза.
- Он явился со стороны полей, не из деревни?
- Я ведь так и сказал, разве нет? Но больше ничего не знаю, и некогда мне с вами разговаривать!
- Это точно было после десяти?
- Ну да, я же говорю. Да что вы ко мне привязались? Часы как раз пробили половину одиннадцатого, когда я его заметил.
- Вы уверены, что слышали это?
- Боже милостивый, вы не верите моим словам? Я слышал бой часов, потому что прислушивался, ясно? Мне нужно было запереть кур. Кроме слизней и личинок здесь еще водятся лисы. Я обычно затворяю курятник и ужинаю засветло, до затемнения, так что мне нет надобности опускать шторы, понимаете? Иначе этот чертов Меллалью начнет ко мне цепляться, а у меня и без него хватает забот. А теперь оставьте меня в покое, мистер…
- Хорошо. Спасибо. Надеюсь, вы выиграете приз.
Человек заворчал и снова принялся копаться в земле в поисках ненавистных жертв. Каждая поимка сопровождалась фырканьем и кровожадным воплем. Литтлджон не успел еще повернуться, чтобы уйти, а бедняга в пылу погони уже забыл о его существовании.
Детектив зашагал по той дорожке, что указал ему фермер. По словам охотника на слизней, этим путем и явился к мистеру Уоллу поздний гость в вечер убийства. Невдалеке за огородом дорожка перешла в узкую тропинку. Она тянулась через поле, пересекала небольшую рощицу и скрывалась в густом лесу, в глубине которого стоял какой-то старый дом. Тропинка выныривала из леса, снова поворачивала к полям и, наконец, выводила к главной дороге через деревню, чуть в стороне от того места, где располагались дома. Превосходный путь, чтобы пробраться незамеченным в Угловой дом, ведь дорожка находилась в стороне от человеческого жилья. Вдобавок незваный гость явился в сумерках, едва ли он мог кого-либо встретить в этот час. К тому же лицо его скрывала шляпа, и он наверняка позаботился о том, чтобы не попасться на глаза случайным прохожим или влюбленным парочкам. Если это был кто-то из местных жителей, ему понадобилось лишь выбраться из деревни, дойти по дороге до начала тропинки, а затем просто шагать по ней, вот и все. Тропинка описывала дугу, огибала дома и выходила прямехонько к задней двери жилища костоправа.
Литтлджон в глубокой задумчивости повернул обратно к главной улице. Мотив по-прежнему оставался неясным, однако отсутствие экономки предоставило убийце удачную возможность осуществить свой план. Поздний гость заранее договорился о встрече со старым Уоллом? И тот сам впустил его с черного хода? Или же неизвестный прослышал, что миссис Эллиот в отъезде, каким-то образом проник в дом, затаился там и стал ждать, когда пожилой костоправ вернется домой из паба? На следующий день миссис Эллиот ожидало множество вопросов.
Инспектор вышел на главную улицу и заметил, как грузная, похожая на бочонок фигура Гудчайлда скрывается за дверью «Человека смертного». Миссис Харрис с чудовищной шляпой на голове тоже торопливо шагала по улице - наверное, спешила исполнить долг милосердия или услышать последние сплетни. Из дома доктора Китинга вышел какой-то мужчина без шляпы. Группа бездельников на площади приветствовала его:
- Добрый вечер, доктор!
Вероятно, это и есть представитель местной классической школы, решил Литтлджон. Наружность доктора ему не понравилась. Это был маленький пухлый человечек со скошенным лбом и длинным носом. Поношенный твидовый костюм, изжеванный мягкий воротник и сбившийся на сторону галстук придавали ему неряшливый вид. Ветерок трепал его редкие волосы. Доктор важно прошествовал к калитке, уселся в машину и покатил прочь из деревни.
- Торопится на очередную попойку! - хохотнул простоватого вида зевака, подпиравший стену шорной лавки.
Литтлджон кивнул - парень обращался к нему.
- В самом деле? Значит, доктор любит погулять?
- Еще как. Видели бы вы, как он виски хлещет! Я таких пьянчуг в жизни не встречал.
- Кстати, кто тот пожилой мужчина на огороде за домом Уолла?
- А, вы, верно, о полоумном Дике. Он думает, будто кто-то подбросил на его грядки червей и всевозможных вредителей, чтобы помешать ему получать призы на выставках. Дик Поттингер. Бедняга потерял жену прошлым летом и немного повредился в уме. Остался один, и это не пошло ему на пользу.
Старик - еще более древний, чем тот, что недавно скрылся за дверью деревенского паба, - показался на пороге соседнего домика и засеменил в сторону «Человека смертного» за вечерней кружкой пива. Пышная белая борода полностью скрывала его лицо. Впрочем, на ногах он держался тверже своего предшественника, двигался проворнее и, похоже, спешил поскорее добраться до цели.
- Эй, дед, если будешь так гнать, то на обратном пути повстречаешь самого себя! - крикнул ему один из праздных увальней.
Но старик был так поглощен целью своего путешествия, что оставил без внимания слова зубоскала. Властная невестка держала его под каблуком. Ему разрешили отлучиться из дому всего на полчаса. Дрожа от нетерпения, он нырнул в темную дверь «Человека смертного».
Литтлджон последовал за ним.
Глава 6. «Человек смертный»
Что здесь за сброд мужланов расшумелся…
Ну что ж, я буду зрителем у них,
При случае, быть может, и актером![36 - Там же. АктIII, сцена 1.]
Появления Литтлджона в зале почти не заметили, поскольку развлечение уже началось. Кое у кого из завсегдатаев «Человека смертного» вошло в обычай каждый вечер подтрунивать над двумя старейшими жителями Столдена, когда те приходили в паб пропустить по кружке на сон грядущий. Детектив вошел в самый разгар потехи.
Тот древний старец, что слегка опередил Литтлджона, как раз обрушился на своего противника, немощного старика с длинной бородой, которого инспектор повстречал немного раньше тем же вечером.
- И кто тебе сказал, Бен Билз, будто мои кишки уже не так хороши? Ты это выдумал, чтобы меня очернить. Кишки у меня в полном порядке, и получше твоих, хотя я старше тебя на десять лет, - визгливо прошамкал он беззубым ртом сквозь пышную, как пена, белую бороду.
- Да я только сказал, что твоя Мэри говорила моей Джейн, будто кишки у тебя пошаливают.
- Задумал меня опозорить? Болтаешь у меня за спиной, Бен Билз. Ты просто завидуешь мне, вот и все.
- Нет же, Сэм. Вовсе нет.
Тот, что постарше, воинственно выставил вперед кудрявую пенную бороду, отчего она едва не коснулась грязно-белой бороды его противника. Старики неловко качнулись навстречу друг другу, словно собрались станцевать какую-то странную польку, танец двух слабоумных.
- Кто из нас двоих старше? - продребезжал Сэм Мидз.
- Ты, Сэм, ты, - неохотно пробормотал Бен.
- Тогда нечего спорить, - с торжеством прошипел победитель.
- Ну хватит, довольно, - пробурчал темноволосый верзила, который тихо выпивал в уголке. Для полного сходства с Долговязым Джоном Сильвером[37 - Джон Сильвер - вымышленный пиратXVIIIвека, персонаж романа Р.Л.Стивенсона «Остров сокровищ».] ему недоставало только деревянной ноги да повязки на глазу.
В Столдене поговаривали, будто в ежевечерних молитвах к Создателю Бен Билз просил ускорить кончину своего соперника, Сэма Мидза. Бену сравнялось восемьдесят пять, а Сэму - девяносто четыре, но старый Билз давно чувствовал, что его противник цепляется за жизнь из чистого упрямства, из желания непременно обойти его, лишить чести именоваться старейшим жителем города и получать дармовую выпивку, законно причитавшуюся на этом основании. Сэм поклялся пережить своего возможного преемника.
- Нынче эль уже не тот, что прежде, - заявил девяносточетырехлетний старец и опрокинул в себя полпинты. - Я впервые попробовал эль, когда мне было лет десять, Бен тогда еще не родился.
- Откуда тебе знать, Сэм Мидз? - возмутился его противник. Рука его так сильно дрожала от старости и злости, что пиво выплескивалось ему на бороду.
- Ах да, я и забыл. Ты ведь чужак, Бен, не из здешней части Норфолка, - довольно усмехнулся Сэм - собственная острота подняла ему настроение.
- Я здесь живу с юных лет, вот уже семьдесят четыре года! - сварливо вскричал восьмидесятипятилетний.
- Да заглохните вы оба, бога ради, - прорычал Долговязый Джон, местный егерь. - Черт подери, мы приходим сюда, чтобы спокойно посидеть в приятной компании. И что мы получаем? Два слабоумных старых хрыча брюзжат и ругаются по пустякам! Вам в ваши годы надо бы уже набраться ума-разума и показывать пример остальным. Ступайте лучше домой да скажите своим дочерям, чтобы уложили вас в кроватки.
Посетители встретили эту отповедь громким взрывом смеха. Упоминание о дочерях, похоже, напомнило старикам, что отпустили их ненадолго и надо спешить домой к «вечерней поверке». Оба торопливо прошаркали к двери, предоставив другим расплатиться за их выпивку. На ходу они обменивались свирепыми взглядами и, несомненно, собирались продолжить перебранку по пути к дому. Если бы один из них вдруг умер той же ночью, второй очень скоро последовал бы за ним. Соперничество - единственное, что придавало смысл их жизни!
Комическая прелюдия позволила Литтлджону влиться в компанию. Он смеялся вместе со всеми, и это сломало барьер, что обычно отделяет чужака от местных. В тот вечер он стал частью веселого дружелюбного сборища.
Когда старики сошли со сцены, начались разговоры более серьезные. Разумеется, речь зашла об убийстве.
- Кто бы мог подумать, что кому-то захочется прикончить старого Уолла, - произнес маленький, похожий на хорька человечек и вытер с усов пивную пену тыльной стороной ладони.
- А почему нет? - воинственно проревел Долговязый Джон. - Он ведь знал всех и каждого в нашей округе, да и все секреты, верно? Кто-то рассказал ему слишком много: может, думал, что скоро умрет, или что-то в этом роде, - а потом опомнился и пожалел.
- Да ладно тебе, - усмехнулся Хорек. - Какие могут быть секреты у народишка в наших краях? Так, пустяки.
- Правильно, - проронил рослый тощий мужчина, чье унылое, сумрачное лицо казалось высеченным из гранита.
- Уверен, у каждого из вас найдется свой секрет. Вы скорее убьете, чем допустите, чтобы о нем прознала ваша жена, дети, пастор или соседи. И вот, положим, вы решили, будто скоро отойдете в лучший мир, а перед вами славный, добрый, свой в доску доктор. Вы рассказываете ему о своих грехах, точно священнику, чтобы облегчить напоследок совесть. А потом вдруг вам становится лучше, смекаете? И что вы тогда почувствуете?
- Да брось ты, Стив! - вмешался сапожник. Он вышел наконец из транса и включился в беседу. - Твое ремесло - убивать, верно? Но не надо думать, будто убить человека так же легко, как прикончить куницу или чью-то кошку, если они душат твоих фазанов.
- Правильно, - буркнул Гранитный.
- Когда старика нашли подвешенным к потолку, доктора Китинга, конечно же, не оказалось дома. Я слышал, пришлось вызвать врача из Олстеда, - проворчал желчного вида рыжеволосый коротышка. Он сунул нос в пивную кружку и с отвращением поморщился.
- Небось таскался по девкам, - изрек Долговязый Джон и жестом всезнающего оракула махнул грязной ручищей.
- Может, в конце концов выяснится, что это самоубийство, - заметил тихий человечек за стойкой, после чего обнажил в улыбке желтые зубы и похлопал ладонью по лысой макушке, то ли благословляя самого себя, то ли стимулируя мозговую активность.
- Что-что выяснится? - воскликнул Хорек. - Да ни в жизнь. Быть такого не может, мистер Тофт. С чего бы мистеру Уоллу вешаться? И если то, что я слышал, правда, он вдобавок придушил себя, перед тем как вздернул.
Эту остроту встретили приглушенным смехом, а Хорек кивнул в сторону Литтлджона и добавил:
- Уверен, ему есть что сказать.
Литтлджон ответил, что сообщить ему нечего, в деревню он прибыл недавно и не имеет привычки совмещать служебный долг с отдыхом.
- Думаю, это доктор… я хотел сказать, Китинг. Его рук дело, - развязно заявил сапожник. Он уже захмелел и отбросил всякую осторожность.
- Почему же? - вкрадчиво поинтересовался Тофт.
- Помните, как они разругались из-за ключицы малышки Мэри Селби? Китинг обнаружил перелом? Нет. Помните, как Китинг потерял львиную долю пациентов и уважение половины деревни? Говорю вам, это совершил Китинг, пока остальные его больные не перебежали к Уоллу.
- Хватит болтать! - проворчал рыжеволосый. - Если так рассуждать, то все мы поубивали бы друг друга. Ты же не станешь вешать парня, оттого что тот откусил кусок твоего пирога?
Рыжеволосый промышлял на досуге ремонтом обуви.
- Правильно, - кивнул Гранитный.
- Может, мистер Уолл повесился, потому что мисс Кокейн собралась замуж за Райдера, - не унимался миролюбивый Тофт. - Он души не чаял в Бетти Кокейн, это всем известно. Поговаривали…
- Подожди, - пророкотал Долговязый Джон, чья роль, похоже, заключалась в том, чтобы призывать всех к порядку. - Допустим, старый Уолл водил близкую дружбу с мисс Кокейн, но любил ее скорее как отец. Выйди она за славного парня, Уолл только порадовался бы. Кому-то, может, и нравится Райдер. Не знаю, что о нем думал Уолл. Лично я его не жалую. Он злой на язык. И вдобавок скрытный. Но, может, Уолл и неплохо с ним ладил. А что он руки на себя наложил - чистый вздор. Выбросьте это из головы, мистер Тофт. Беднягу вначале задушили, а потом повесили, помните? Не забывайте об этом и не повторяйте, будто он покончил с собой!
Мистер Тофт стушевался, замолчал, но дружелюбие взяло верх: он заказал кружку пива для Долговязого Джона и расплатился, желая показать, что не держит на него зла.
- Правильно, - промямлил Гранитный, хотя к тому времени дошел до такого состояния, что едва ли мог отличить правильное от неправильного.
- А что насчет доктора Джона из Лондона? Наверное, ему достанется все богатство старика, - произнес Хорек. - Может, он устал ждать и прикончил дядюшку.
- Доктор Джон - человек порядочный, настоящий джентльмен. Если, по-вашему, убийца непременно врач, так это старый Китинг. Вдобавок ему не привыкать: вон сколько народу отправил прямиком на кладбище, - заявил рыжеволосый и громко захохотал, довольный своей шуткой.
- Но если это не самоубийство, кто же тогда совершил такое? - прошептал мистер Тофт.
- Меня не спрашивайте, - отозвался Хорек. - Полицию спросите. - Он с неприязнью покосился на Литтлджона, словно находил возмутительным его молчание.
- Пора расходиться, время позднее, - вмешался хозяин заведения.
- Правильно, - кивнул Гранитный и, не сказав больше ни слова, нетвердой походкой побрел к двери, чтобы раствориться в ночи.
Литтлджон съел свой ужин и отправился спать, но, перед тем как лечь в постель, записал для памяти в блокнот все имена, что упоминались за разговорами в пабе: «Доктор Джон Уолл, доктор Китинг, мисс Кокейн, мистер Райдер».
Потом он забрался в старомодную кровать с балдахином и вытянулся на душистых простынях.
На следующий день его ожидало дознание, а также миссис Эллиот, священник, Джон Уолл, Кокейн, Китинг, Райдер…
С этими мыслями он заснул.
Глава 7. Священник
Сей человек, известно будь… -
Стена[38 - Там же. АктV, сцена 1.].
После завтрака, в ожидании экономки Уолла, которая еще не добралась до деревни, Литтлджон полистал альбом, что оставил ему Гиллибранд накануне вечером. Книга состояла из газетных и журнальных вырезок, аккуратно наклеенных в хронологическом порядке. Встречались и страницы, вырезанные, очевидно, из местных путеводителей или исторических справочников, где шла речь о «столденских докторах».
В заметках описывались визиты более или менее высокопоставленных особ к знахарям-консультантам. В основном это были вырезки из местной газеты «Олстед сентинел» - очевидно, подобные «новости» не заслуживали упоминания в солидных изданиях, - однако отдельные истории получили широкую огласку, так что имя того или иного из Уоллов порой появлялось на страницах столичной прессы. В одном случае некий врач подал иск о клевете и проиграл дело. Это произошло много лет назад, ответчиком был старый Сэмюел Уолл, который ныне, как надеялся Литтлджон, пребывал с Господом на небесах. Один из Тейлоров тоже, судя по всему, нарушил кодекс профессиональной этики - взялся лечить пациента одного из так называемых «знахарей» - и предстал перед власть имущими от медицины. Он отделался выговором, хотя мог быть исключен из коллегии и лишиться права практиковать.
Была здесь и подборка статей из журналов, посвященных нетрадиционной медицине - остеопатии, гомеопатии и тому подобному. В них подробно описывались и оценивались весьма высоко успехи Уоллов: исправление искривленной стопы, излечение застарелых увечий, восстановление парализованных конечностей. Настоящий кладезь для специалиста вроде доктора Джона, но для полицейского, расследующего убийство, от них мало толку. Литтлджон пролистнул чистые страницы и бегло просмотрел научные публикации, полные специальных терминов. Это напоминало чтение медицинского справочника. Изучение тысячи природных мук, наследья плоти…[39 - Аллюзия на монолог Гамлета (актIII, сцена 1).] «Интересно, смог бы старик помочь мне с тем суставом, что я повредил при игре в футбол тридцать лет назад? Временами он все еще меня беспокоит», - подумал инспектор.
Дальше опять шли чистые страницы, а за ними еще одна подборка вырезок, но уже не о медицине - в основном всякая всячина, связанная с историей семьи. Пожелтевший рекламный листок, где расхваливался на все лады Угловой дом. Газетные сообщения о завещаниях и капиталах кое-кого из местных важных особ. Статья некоего натуралиста о местных целебных травах. Даже заметка о муже миссис Эллиот с обстоятельным рассказом о его смерти при осаде Мафекинга и о торжественной траурной церемонии его памяти. В самом конце Литтлджон добрался до нескольких вырезок, аккуратно соединенных скрепкой. Здесь он нашел для себя кое-что любопытное.
Первой ему попалась колонка в «Морнинг ньюс» десятилетней давности:
Ограбление банка на Грейз-Инн-роуд.
Грабитель бесследно исчез.
В кассира стреляли.
Вчера днем на отделение Южного банка на Грейз-Инн-роуд был совершен дерзкий налет…
В общих чертах история выглядела так: перед самым закрытием в банк вошел мужчина с бородой, очевидно фальшивой, направил на кассира пистолет и потребовал наполнить банкнотами сумку, которую принес с собой. К несчастью, в это время в отделении не было других посетителей, вдобавок вместо четырех штатных сотрудников присутствовало лишь трое. Четвертый поехал передать чек в расчетную палату. Кассир оказал сопротивление, тогда грабитель выстрелил в него и заставил управляющего - тот вышел из своего кабинета на шум выстрела - сложить деньги в сумку. Женщине-служащей он велел с поднятыми руками выйти из-за стойки. Все заняло не более пяти минут. Налетчик скрылся на своей машине, которую оставил неподалеку, на боковой улочке. Выйдя из банка, грабитель запер за собой дверь, чтобы ускользнуть без помех, хотя потерпевшие немедленно подняли тревогу. Рана кассира оказалась несерьезной: к счастью, пуля прошла чуть ниже ключицы. Машину налетчика позднее нашли на автостоянке близ Холборнского виадука. Никто так и не смог толком описать грабителя, однако у полиции появились кое-какие зацепки… Управляющий заявил,
что у преступника, похоже, повреждена или травмирована правая рука. Тот держал оружие в левой руке, а когда взял сумку с деньгами, перекинул пистолет в правую, но удерживал его с усилием. Налетчик унес с собой почти семь тысяч фунтов.
Затем была вырезка, датированная тремя днями позднее.
Грабитель банка по-прежнему на свободе.
Найдена брошенная машина.
Полиция полагает, что преступник все еще в Лондоне.
Литтлджон потер подбородок. Зачем деревенскому знахарю в глухом уголке страны понадобилось собирать вырезки об ограблении лондонского банка?
В конце подборки обнаружилась еще одна заметка: коротенькое сообщение размером менее дюйма. Вышло оно через год после предыдущих, то есть девять лет назад, подсчитал Литтлджон.
Гарольд Гринлиз, чей смертный приговор в связи с убийством в Редстеде в 1922 году был впоследствии заменен пожизненным заключением, вышел сегодня из тюрьмы.
Что за черт? Разумеется, старый Уолл интересовался преступлениями меньше, чем сломанными костями. И все же почему он хранил только эти три вырезки? Возможно, те дела как-то связаны с нынешними событиями. По крайней мере, узнать подробнее о каждом из них не помешает.
Литтлджон направился к телефону, позвонил в Скотленд-Ярд и попросил прислать ему развернутую информацию об упомянутых в вырезках делах. Затем он вложил вырезки в свой блокнот, упаковал альбом, убрал в портфель и запер. Настало время навестить миссис Эллиот.
Экономка напомнила ему Жучиху - персонажа пьесы братьев Чапек «Из жизни насекомых». За считаные часы она умудрилась подготовиться к скорбной церемонии и облачилась в глубокий траур. Гиллибранд уже прибыл в Угловой дом. Он представил инспектора из Скотленд-Ярда женщине в черном. Та успела немного оправиться от потрясения, и, обуреваемая жаждой справедливого возмездия, намеревалась побеседовать с полицейскими.
- Я сделаю все, чтобы изувер, сотворивший такое с хозяином, отправился на виселицу, и ничто меня не остановит, - заявила она и разрыдалась.
- Если не возражаете, миссис Эллиот, давайте перейдем прямо к делу, - произнес Литтлджон после небольшой паузы, когда экономка высморкалась и немного успокоилась. - Кто-нибудь знал, что в вечер убийства вы уехали из дома на всю ночь?
- Вначале нет, сэр. Но об этом, конечно, узнала вся деревня, когда мистер Уолл отправился ужинать в паб. После чая он сказал хозяину «Человека смертного», что я уехала в гости и вернусь только на следующий день.
- И еще одна деталь. Когда вы уходили, окна были заперты на задвижки?
- Все, кроме окна в спальне мистера Уолла. Он не любил, когда открывали окна внизу. Жаловался, что на улице слишком шумно.
- Вы уверены, миссис Эллиот?
- Совершенно. Я обошла все комнаты перед отъездом.
- И французское окно в столовой тоже?
- Да. Ключ мы держали в вазочке на каминной полке.
- Это окно часто открывали?
- Время от времени. Мистер Уолл любил посидеть на лужайке в саду или даже выпить там чаю, а то и пообедать в хорошую погоду.
- Этой дверью многие пользовались? Я хотел сказать, пациентов впускали в дом через нее?
- Никогда, сэр. Они всегда входили в парадную дверь. Торговцы пользовались боковой дверью, а в часы консультаций она служила входом в приемную.
- Вас удивит, если я скажу, что незадолго до смерти мистера Уолла кто-то вошел в дом через французское окно?
- Надо же… я понятия не имела.
- Как я понял, прежде некоторых пациентов мистера Уолла размещали здесь, в своего рода частной лечебнице. Это верно?
- Да, сэр.
- Забота об этих пациентах лежала на вас, миссис Эллиот?
- Я следила, чтобы им было удобно, занималась их комнатами и питанием, а мистер Уолл - лечением.
- Какого рода больные это были?
- Ну, сэр… чаще всего, футболисты с повреждениями связок или мышц. Еще, наверное, те, что не хотели или не могли ездить на сеансы издалека и предпочитали останавливаться тут. А иной раз на консультацию прибывали люди с большими деньгами, им нравилась наша деревня и дом. Они оставались здесь, пока хозяин не закончит лечение.
- А странные личности среди них попадались?
- Еще как много, сэр! Один пожилой джентльмен не хотел принимать ванну. Говорил, что всю свою жизнь мылся в старой бочке, так уж он привык. Вот мне и пришлось поехать в город, купить ему бочку, а потом каждое утро таскать воду, чтобы наполнить ее. Это был полковник, нога у него не гнулась. Мистер Уолл и ему тоже очень помог.
- Бывало, чтобы кто-нибудь из пациентов приходил тайком? То есть, возможно, кто-то не хотел, чтобы все знали о его визите к мистеру Уоллу?
- Таких тоже хватало с избытком, сэр. Посещал нас один епископ, у него сын был врачом. Старик страдал серьезным воспалением нерва, а сын ничем не мог ему помочь. Мистер Уолл вылечил его. Но епископу не хотелось, чтобы люди думали, будто его сын ни на что не годен и потому отцу приходится ходить к знахарю. Однажды к нам даже доктор пожаловал. Явился на прием, когда уже стемнело, и ушел впотьмах. Кажется, у него было что-то со спиной.
- Хорошо, миссис Эллиот. Думаю, пока на этом все. Но я уверен, что мы еще увидимся позднее. Я смогу с вами связаться?
- Да, сэр. Неделю-две я пробуду у сестры: у мистера Гиллибранда есть адрес, - но туда можно и позвонить.
Литтлджон обсудил дело с коллегами, затем Гиллибранд предложил навестить священника.
- До начала дознания осталось достаточно времени, если у вас нет ничего более срочного, Литтлджон. В этот час мы как раз застанем старика дома.
Преподобного Джона Торпа они нашли дремлющим в кресле на живописной лужайке возле его жилища. Великолепный старый дом стоял среди деревьев в тихом саду, обнесенном стеной. Выглядел пастор очень старым. Седой как лунь, с длинной белоснежной бородой, с ясными глазами и круглой, словно тонзура, лысиной на макушке, он напомнил Литтлджону Беду Достопочтенного[40 - Беда Достопочтенный (ок. 672 -735) - англосаксонский летописец, монах, автор «Церковной истории народа англов».]. От его фигуры в церковном облачении так и веяло духом святости, что часто окружает славных пожилых людей. Он уже давно подумывал оставить свой приход в Столдене и удалиться на покой, но жители деревни не отпускали его, поэтому пастор платил порядочные деньги младшему священнику, чтобы тот выполнял большую часть работы, а сам оставался святым покровителем прихода. Это к нему паства несла горести и печали, он для каждого находил слова утешения и ободрения.
Старый священник приветствовал посетителей. Гиллибранд представил ему своего коллегу, потом извинился и ушел, сославшись на предстоящее дознание. Мистер Торп попросил принести кресло и бутылку пива для гостя. Мужчины расположились для беседы.
- Полагаю, вы пришли обсудить страшную смерть мистера Уолла. На моей памяти ничего подобного в деревне не случалось, нет такого и в записях, что я бережно храню, - произнес пастор. - Я не только горюю о потере старого друга, но с болью и ужасом думаю о том, как он ушел из жизни. Если я правильно понял, нет никаких сомнений, что его убили?
- Ни малейших, сэр. Медицинское заключение исключает другие версии.
- Чего я понять не могу, инспектор, так это кто мог так низко обойтись с известным благотворителем. А мистер Уолл прославился добрыми поступками не только как костоправ, но и как филантроп. Он столько сделал для своей деревни. Многие здесь станут оплакивать его кончину.
- Я слышал об этом, сэр. Насколько мне известно, их семья поселилась тут давно.
- Да. Ровно сто тридцать лет назад Теодор Уолл впервые появился в этой деревне. Приехал вечером тысяча восемьсот двенадцатого года с одной лишь одеждой в узелке. Тогда ему едва сравнялось тридцать. Он прибыл из Камберленда и назвался кузнецом. Старый Исаак Смолл, что в ту пору работал в кузнице, взял его к себе в помощники. Пять лет спустя Исаак умер, и Теодор занял его место. К тому времени он уже пользовался в округе известностью как конский лекарь. Сказать по правде, мало на свете найдется такого, чего не знал бы о четвероногих этот молодой человек. Лошади, коровы, овцы, домашние питомцы… Если ему недоставало знаний, он обращался к книгам и к здравому смыслу. А от болезней животных недалеко и до людских недугов, которые в наших краях врачуют в основном хирурги, если не брать в расчет старческую немощь. Сломанные кости, порезы, нагноение ран, вывихи, растяжения связок или мускулов, воспаления суставов. Доктор Тейлор, местный хирург, в то время участвовал в войнах с французами. Люди начали обращаться к конскому лекарю. Это и положило начало династии «столденских докторов».
Старик замолчал, его кроткие, но удивительно проницательные голубые глаза взглянули на гостя.
- Надеюсь, я не наскучил вам, инспектор. Уверен, вы пришли не для того, чтобы услышать лекцию по местной истории.
- Пожалуйста, продолжайте, сэр. Это необычайно интересно. У вас замечательная память.
- Интерес, инспектор, все дело в интересе. Я живу здесь уже более шестидесяти лет, и теперь это мой мир… Конечно, Теодора я не помню. А жаль. Но я знал его сына Сэмюела. Прекрасный был человек, унаследовал отцовский дар. Он умер в тысяча девятьсот седьмом году, я его хоронил. Это он переехал из домика при старой кузнице в Угловой дом, известный тогда как Патчингз - по фамилии прежних владельцев. Теперь о Натаниеле. Тот родился в тысяча восемьсот семидесятом году и, увы, должен я добавить, умер в тысяча девятьсот сорок втором. У Сэмюела было двое сыновей, Нат и Мартин. Мартин появился на свет тремя годами раньше брата, его не стало в тысяча девятьсот тридцать седьмом году. Натаниел остался холостяком. Его невеста, милая девушка из Олстеда, погибла в дорожной аварии. Бедняга не смог бы спасти ее, несмотря на все свое мастерство. Мне кажется, после он даже не думал о других женщинах. А Мартин женился, его сын Джон получил степень и успешно практикует на юге. Все они чудесные люди с твердым характером и, несомненно, опытные специалисты, хотя из семьи один лишь молодой Джек получил диплом врача.
Странно, но признание профессионального сообщества пришло к ним сравнительно недавно. Тейлоры, потомственные хирурги, передававшие знания от отца к сыну на протяжении почти двух столетий, всегда относились к Уоллам с большим пониманием и симпатией. То были люди широких взглядов, известные филантропы. А вот Китинг терпеть не мог Натаниела. Считал, наверное, что у него есть на это основания. В конце концов, досадно, наверное, пройти долгое и дорогостоящее обучение, а затем обнаружить, что львиная доля пациентов ходит к так называемому знахарю, у которого и диплома-то нет. В довершение всех обид и унижений к доктору Китингу обращались в безнадежных случаях, чтобы он выписал свидетельство о смерти. Тем не менее работы хватило бы обоим - и врачу, и костоправу, - если бы только они могли прийти к согласию. Я не смею надеяться, что доктор Джек захочет переехать сюда, унаследовать дело семьи, выкупить долю оскорбленного Китинга и честь по чести объединить обе практики на традиционных началах… Могу я предложить вам сигару?
Добрый пастор вызвал слугу и попросил принести коробку с сигарами. Литтлджон воспользовался паузой, чтобы перевести разговор в нужное русло.
- Я слышал, сэр, что одно время Угловой дом был чем-то вроде лечебницы.
- Да, инспектор, вплоть до недавнего времени. На самом деле дом уже не вмещал пациентов, и они начали селиться в деревне. Я часто заходил туда в те дни и однажды видел, как в малой гостиной прячется епископ. Да-да, это правда. Я хорошо его знал, но притворился, будто не заметил. - Священник добродушно рассмеялся.
- Я подумал, мистер Торп, что мистер Уолл, возможно, узнал об одном из своих пациентов нечто сокровенное, и это впоследствии привело к известным нам трагическим событиям.
- Боюсь, мне нечего вам сообщить. Конечно, пациенты попадались разные, бывали среди них и странные, но я об этом ничего не знаю. Я часто заходил по вечерам в Угловой дом выкурить трубочку с Натаниелом и Мартином, а прежде того - и со старым Сэмом, но, разумеется, больных я почти не видел. Нет, здесь я вам не сумею помочь.
- Должен признаться, сэр, вчера вечером я слушал пересуды в местном пабе. Упоминались имена мистера Уолла, мисс Бетти Кокейн и некоего мистера Райдера. Вы могли бы рассказать мне подробнее об их отношениях?
- Да, инспектор. Бетти Кокейн, молодая женщина двадцати восьми лет (я крестил ее, поэтому знаю точно), - приемная дочь мисс Мартлетт, ее тети, что умерла в прошлом году. Мисс Мартлетт удочерила девочку, когда ее родители погибли при крушении поезда во Франции. Они поехали туда отдыхать, а жили здесь. К несчастью, ребенок остался без единого пенни. Мать Бетти, урожденная Мартлетт, унаследовала от родителей приличное состояние. Все средства она вложила в предприятие мужа, однако из-за неумелого управления оно обанкротилось и последние деньги ушли на оплату долгов покойного. Вторая сестра благополучно избежала этой участи, и, когда в прошлом году ее не стало, племяннице и приемной дочери досталось около тридцати тысяч фунтов. Мне известно и это, поскольку мисс Мартлетт назначила меня своим душеприказчиком.
Литтлджон отметил, что едва ли какое-то событие в жизни прихожан местной церкви обошло стороной старого священника.
- Когда Бетти было пятнадцать лет, она серьезно заболела. У нее начали отниматься ноги, и местные врачи оказались беспомощны. В отчаянии мисс Мартлетт обратилась к Натаниелу Уоллу. Он обнаружил, что, когда девочка пыталась завести машину тети, у нее сместился один из позвонков, произошло сдавливание спинномозгового канала. Натаниел вернул позвонок на место. Это лишь пример того, что всегда делали Уоллы. После того случая он очень привязался к юной Бетти. Думаю, в действительности он охотно удочерил бы ее тогда, если бы тетя согласилась. В общем, он опекал ее как отец, а она боготворила его.
- А теперь Бетти Кокейн помолвлена с одним из местных жителей, как я слышал.
- Да, с Чарлзом Райдером. Он живет в последнем коттедже, на окраине. Дом красивый, совсем не похож на деревенский. Судя по всему, Райдер - человек состоятельный. Ему понравились местные окрестности, и он решил тут обосноваться. Он с нами уже десять лет, хотя никогда не заходит в церковь, не интересуется жизнью деревни. Впрочем, Райдер замкнутый человек. За все десять лет, что он живет здесь, я почти ничего не слышал о нем - ни новостей, ни сплетен. Говорят, Райдер писатель. Я не встречал его книг, вроде бы он сочиняет романы под псевдонимом. Выглядит немного театрально, бородка клином, но никто не может сказать о нем ничего плохого, хотя бедный мистер Уолл ужасно расстроился, когда Бетти Кокейн месяц назад сообщила о своей помолвке. Заявил, что Райдер охотится за ее деньгами, что у него внезапно пробудился интерес к девушке, когда та унаследовала состояние тети. Мне кажется, он говорил об этом с Бетти, но вы ведь знаете, что такое влюбленные. Разумеется, они обожают друг друга…
Пожилой пастор испытующе посмотрел на Литтлджона.
- Вы не подозреваете этих молодых людей в преступлении? Уверяю вас, инспектор, ни один из них не мог даже помыслить о подобном. Мистер Райдер всегда восхищался Натаниелом и прилюдно говорил, что надеется узнать старика получше, когда женится на Бетти.
- А разве мистер Уолл не испытывал неприязни к Райдеру, прежде чем речь зашла о помолвке?
- Этого я не знаю, но, уверен, Нат сказал бы мне. Он часто открывал мне душу, как и полагается доброму христианину. По-моему, он был равнодушен к мистеру Райдеру.
Литтлджон понял, что отнял у преподобного слишком много времени, и поднялся, чтобы попрощаться. Если не брать во внимание деловую сторону, беседа получилась полезной. Безмятежное спокойствие и умиротворение, исходившие от пожилого священника, невольно передавались тем, кому выпала честь оказаться в его обществе. Жителям Столдена действительно повезло, что такой человек поселился в деревне. Несомненно, с самого начала, когда Торп только принял духовный сан и появился здесь еще молодым священником, новичком в епархии, он уже точно знал, чего хочет, и стремился к этому.
- Приходите еще, инспектор. Если я чем-то смогу помочь, то охотно сделаю все возможное, а если от меня мало пользы в деле, что вы расследуете, приходите как друг в любое время, когда у вас выдастся свободная минутка.
- Я непременно навещу вас, сэр. Благодарю за помощь и участие.
- Теперь мне и самому пора идти, инспектор, - произнес пастор. - Я должен заглянуть к одной очень старой и воинственной даме, занести ей бутылочку моего портвейна. Иначе я пригласил бы вас пообедать. Если вы остановились в деревне, то жду вас в церкви в следующее воскресенье. Впрочем, вы знаете.
Литтлджон знал.
Глава 8. Коронер
Я так буду рычать, что у вас сердце радоваться будет.
Я так буду рычать, что сам герцог обязательно скажет:
«А ну-ка пусть еще порычит, пусть еще порычит!»[41 - Там же. АктI, сцена 2.]
Вечером накануне дознания констебль Меллалью щедро смазал ботинки жиром. Они так отчаянно скрипели, что, когда он явился на слушание в прошлый раз, над ним потешалась вся деревня.
- Благодарю вас, констебль, - проговорил тогда коронер после появления Меллалью на месте свидетеля. - Спасибо, и в следующий раз, хм, проследите, чтобы вашим ботинкам воздали по заслугам… - При этих словах зал суда буквально взорвался хохотом.
Мистер Тимоти Шируотер любил отпустить язвительную шутку в чей-нибудь адрес, и если мог ввернуть такое на дознании по делу мелкой рыбешки вроде стыдливого работника фермы, отца четверых детей, который обрюхатил молочницу и, вместо того чтобы держать ответ, бросился в резервуар с молоком, к ужасу покупателей… если мистер Шируотер мог выкинуть такое тогда, что же он устроит на важном завтрашнем слушании?
Эта навязчивая мысль не раз приходила в голову Меллалью, в итоге он принялся прилежно смазывать свои ботинки одиннадцатого размера костяным маслом, пока скрип не заглох окончательно.
- Я не возражаю, когда Шируотер потешается над другими, но издеваться над парнем, что лишь исполняет свой долг и вовсе не обязан наряжаться франтом и щеголять в лайке или лаковой коже, это уж чересчур, - пожаловался он жене.
- Так не изображай дурака опять. Не позорь меня и детей на глазах у деревни. - Вот и все утешение, что получил констебль от властной супруги.
- Лучше бы он так не кричал. Стоит ему начать речь, его слышно аж в соседней деревне, - пробурчал Меллалью. На сей раз он обращался к надетому на кулак ботинку.
У мистера Шируотера был хороший голос, и он умело этим пользовался. На дознаниях он грозно рыкал, словно лев в джунглях. Его всегда короткие слушания проходили гладко, а на всякого, кто с умыслом или без умысла пытался затянуть их, коронер обрушивался во всю силу своих легких и выплескивал на голову несчастного неисчерпаемый запас сарказма. Это был крупный мужчина с густой черной бородой и могучими, как у быка, плечами, человек блестящего ума. В свое время он считался лучшим адвокатом в Олстеде. Шируотер так рьяно защищал правонарушителей, что наводил ужас не только на собственных клиентов, но и на остальных законников, включая судей. Наконец какому-то прозорливому местному чиновнику пришла в голову счастливая мысль назначить мистера Шируотера коронером графства и тем прийти на выручку суду магистратов Олстеда. С тех пор защитником в городском суде выступал более миролюбивый коллега Шируотера, а тот располагал теперь собственным судом, где мог бушевать вдоволь.
Мистер Тимоти Шируотер прибыл в Женский институт, где предложил провести слушания, на двуколке, запряженной пони. Он отказался от автомобиля в первый же день войны, и с тех пор служил живым укором местным землевладельцам, бездарно расходовавшим бензин. Их он стыдил как собственным примером, так и острым, язвительным словом.
Инспектор Гиллибранд неплохо поладил с коронером, поскольку всегда ездил на велосипеде. Как только он предложил перенести рассмотрение дела, Шируотер немедленно согласился. Он ограничился тем, что заслушал показания полиции, врача и миссис Эллиот. Присяжные, одетые в лучшие свои костюмы, успели осмотреть тело и занять места на скамье, где они просидели все слушание, смирные, будто марионетки, а затем стройной шеренгой покинули зал, разочарованные и огорченные, как остальная публика, собравшаяся в суде. В здании пахло вареньем, поскольку женщины из института целую неделю усердно варили его и разливали по банкам.
- Не волнуйтесь, друг мой, - пророкотал коронер, обращаясь к констеблю.
Тот так старательно репетировал свое краткое выступление на суде, что не мог вспомнить ничего больше, а в решающий момент все слова вылетели у него из головы. Констебль Меллалью, багровый, как свекла на его грядках, вначале заикался и кашлял, потом отошел от заготовленной речи и пустился в длинные путаные объяснения.
Мистер Шируотер снял очки в золотой оправе, тщательно протер шелковым платком и протяжно вздохнул. Констебль почувствовал, как съеживается и будто даже уменьшается ростом, словно Алиса в Зазеркалье. Оставалось лишь ждать, когда разразится гроза.
- Спасибо, констебль, этого достаточно, - прогремел мистер Шируотер. - Вы действовали расторопно и проявили здравомыслие. На этом все.
Меллалью кое-как на шатких ногах сошел со свидетельской трибуны, но долгое время потом, совершая свои обходы, летал как на крыльях. Жена выразила одобрение тем, что произвела дополнительную генеральную уборку полицейского дома, хотя середина лета давно миновала, и преподнесла мужу целый противень его любимых яблок, запеченных в тесте. Лакомство задало работы пищеварению и несколько убавило чувство легкости, а вместе с ним и веселость констебля.
Следующей в списке значилась миссис Эллиот. Она черной тенью поднялась на свидетельскую трибуну. Впрочем, ее траур не настроил коронера на скорбный лад и не заставил понизить голос до похоронного полушепота. Он с великим удовольствием допрашивал экономку и откровенно смаковал ее ответы. Показания миссис Эллиот представляли собой слегка приукрашенное повторение ее беседы с констеблем в тот вечер, когда обнаружили труп. Вялым, безжизненным тоном она описала вкратце события, что привели к ужасной находке, и высказала свое мнение о душевном состоянии покойного накануне того дня, когда видела его в последний раз.
- Кто-нибудь предложил вам провести весь день в гостях у сестры? - прогудел мистер Шируотер.
- Моя сестра сама предложила, сэр. - После зычного окрика коронера бормотание экономки показалось еще более слабым и жалобным.
- Кто-то знал об этом заранее?
- Многие, сэр.
- Кто именно?
- Сэр, думаю, мистер Уолл рассказал все большинству пациентов во время вечернего приема, а потом людям в пабе, куда он заходил пообедать и выпить перед сном.
- В медицинском заключении что-то говорилось про его ужин. Он ужинал дома?
- Да, сэр. Каждый вечер ровно в половине одиннадцатого, как по часам. Я оставила ему ужин на подносе: печенье, тарелку с сыром и закрытую бутылку пива.
- Значит, он, наверное, поужинал, после того как вернулся из «Человека смертного», прежде чем встретил свою смерть, поскольку съел печенье и откупорил бутылку. - Коронер жестом отпустил экономку. - Сочувствую вам, миссис Эллиот. Вы потеряли доброго хозяина и, судя по всему, хорошее место.
После его слов свидетельница залилась слезами. С трибуны ее увела сестра, тоже одетая сообразно случаю в глубокий траур.
Следующим выступил доктор Джон Уолл. Он официально опознал покойного и заверил суд, что душевное состояние его дяди и выводы медицинской экспертизы исключают возможность самоубийства. За этим последовала громогласная резкая отповедь со стороны мистера Шируотера. Он отругал свидетеля за то, что тот опередил полицейского врача, чья очередь выступать еще не настала. Врач вышел на трибуну следом за племянником покойного и представил экспертное заключение о причинах смерти, полное профессиональных терминов.
- Пожалуйста, переведите это на обычный язык для профанов вроде меня и присяжных, - проревел коронер и добродушно осклабился, из-под его густых усов между красными губами показались зубы.
За этим последовало простое изложение физиологических фактов, отчего публика в зале зашевелилась, зашепталась, послышались горестные вздохи и нежное сочувственное квохтанье, с каким женщины определенного склада кидаются к детям и комнатным собачкам. Шум этот, выражавший в действительности всеобщее горе и скорбь, заставил мистера Шируотера взглянуть поверх очков на забитый до отказа зал суда и шумно втянуть воздух. Коронер будто готовился выдуть публику из зала. Однако вместо этого он протяжно вздохнул, словно ветер пронесся между ивами, и продолжил писать. Затем поднял голову и объявил перерыв в работе суда.
Вот и все, что услышали в тот день на дознании жители деревни. Один глухой старик, чья дочь театральным шепотом пересказывала ему все, что говорилось на слушании, громко проворчал: «Коронер нарочно играет с нами, затягивает дело, чтобы народ помучить». А Билз и Мидз, которые, пока шло разбирательство, испепеляли друг друга взглядами поверх голов публики, затеяли шумную перебранку о том, как шло дознание 1872 года, где слушалось дело одного бедняги - ему размозжило голову, когда он звонил в колокол. В итоге Билз, тот, что помоложе, сбежал с поля боя, но вскоре из другого конца зала раздался его голос. Старик рассказывал одному шестидесятивосьмилетнему юнцу о том, что случилось с Сэмюелом Уоллом в 1899 году.
- Он вылетел из повозки, запряженной пони, и сломал обе ноги. Тед Харроуз, дорожный рабочий, нашел его в сточной канаве, тот ругался как матрос. Старый доктор был мастак ругаться, что и говорить. «Никто не притронется к моим треклятым ногам, я сам ими займусь, - сказал мистер Сэмюел. - Погрузи меня на свою тачку и отвези в чертову клинику». И пока Тед усаживал его в тачку, он бранился на чем свет стоит.
Однако веселье Билза длилось недолго, за его плечом послышалось знакомое шамканье злого духа.
- Ты спутал даты, Бен Билз, как всегда… Эта история приключилась с мастером Теодором в тысяча восемьсот пятьдесят втором году. Я-то застал то время, а вот тебя у твоего папаши еще и в задумке не было. Мой старик отец рассказывал о том случае…
Кое-кто из жителей деревни, обозленных тем, что обещанное развлечение внезапно свернули, уже подумывал забросать коронера обломками кирпичей, но тот решительно вскочил в свою двуколку и покатил на дознание в соседнюю деревню, где один старик объелся грибами с пивом и умер, прежде чем подоспел врач. По пути Шируотер миновал несколько автомобилей, стоявших рядком возле паба, и произнес:
- Возмутительное безобразие!
Его рокочущий бас разнесся по всей деревне от края до края.
Вернувшись в гостиницу, Литтлджон обнаружил, что его дожидается почта. Принесли пакет из Скотленд-Ярда со всеми подробностями преступлений, упомянутых в пожелтевших газетных вырезках, на которые он наткнулся.
Виновного в ограблении банка на Грейз-Инн-роуд полиция так и не схватила, однако личность его удалось установить. Грабителем оказался Персивал Бейтс, уже отбывший тюремный срок за фальшивомонетничество. Очевидно, позднее он нашел более удачный способ разжиться деньгами.
В известной степени опознать Бейтса помогло описание управляющего банком. Далее перечислялись приметы преступника и следовал подробный отчет о нем. Его правая рука осталась частично парализована, а нос сломан и искривлен после взрыва в лаборатории, где Бейтс работал, прежде чем вступил на преступный путь. Химик по образованию, он достиг немалых успехов в металлообработке и оказался талантливым гравером, что впоследствии и завело его на кривую дорожку. После налета на банк Бейтс бесследно исчез. Заключение он отбывал в Дартмурской тюрьме с 1924 года по 1930-й. Вел себя образцово и в последние годы работал тюремным библиотекарем.
Что же касается убийцы из Редстеда, отчет оказался коротким. Преступник мирно жил на маленьком клочке земли близ Труро после выхода из Дартмура. Полиция точно знала, где он находится. Его горячо любимая сестра связалась с мужчиной из местных и забеременела, но любовник дурно с ней обошелся. Очевидно, в конце концов несчастье сломило ее, она утопилась. После этого Гарольд Гринлиз явился к соблазнителю и так жестоко избил его, что через три дня тот умер в больнице. Гринлиза признали виновным в убийстве, при этом коллегия присяжных настаивала на смягчении приговора. Невзирая на рекомендацию жюри, подсудимого приговорили к повешению, однако в окрестностях города многие ему сочувствовали и подписей под петицией о помиловании набралось изрядно. В последнюю минуту смертный приговор заменили пожизненным заключением. А со временем Гринлиза досрочно освободили: суд учел его примерное поведение, к тому же власти стали смотреть на вещи шире.
Литтлджон долго и тщательно изучал отчеты, прежде чем принять решение, затем позвонил сержанту Кромвелю в Скотленд-Ярд, дал ему подробные инструкции относительно направлений расследования и попросил собрать необходимую информацию. Потом достал свой блокнот, просмотрел несколько пунктов и снова внимательно прочитал записи.
- В какое время доктор Китинг принимает пациентов? - спросил Литтлджон официантку, которая подошла убрать с его стола грязную посуду.
- С половины седьмого до восьми, - ответила девушка, окинула его критическим взглядом и нахмурилась - наверное, задумалась, что не так с ветчиной и яичницей.
Литтлджон рассмеялся:
- Я не заболел. Мне нужно обсудить с доктором одно личное дело, я как раз успею застать его, прежде чем он начнет прием больных.
Официантка с заметным облегчением кивнула и залилась смехом. Затем скосила на инспектора блестящие глаза, с грохотом поставила на стол тарелку с кусочками ананаса и смущенно попятилась к двери, словно королевская особа только что отослала ее прочь после аудиенции.
Глава 9. Доктор
Прочь, гадкое лекарство, прочь, микстура![42 - Там же. АктIII, сцена 2.]
Александр Китинг, бакалавр общей медицины и хирургии, пил виски у себя в кабинете, когда Литтлджон позвонил в дверь. Доктор не так давно перестал пить при жене: укор в ее глазах лишал его половины удовольствия.
В школе Китинг особыми талантами не блистал, учился посредственно, а в медицину пошел главным образом потому, что не испытывал склонности к чему-либо иному. Вдобавок об этом позаботилась его мать, женщина влиятельная и настойчивая: ей вздумалось непременно сделать из сына «целителя», как она выражалась, хотя тот едва ли годился на данную роль. Он несколько раз проваливал экзамены, но в конце концов кое-как получил диплом врача. В медицинском колледже Китинг вел беспутную жизнь, водил дружбу с самыми отчаянными гуляками и считался одним из худших студентов. Такого вот человека почтенная профессорская коллегия выпустила из стен университета, чтобы лечить больных. Довольно скоро он стал ненавидеть ремесло, которое столь легкомысленно выбрал.
Китинг оказался неспособен соблюдать хотя бы видимость профессионального достоинства. Былая разнузданность какое-то время дремала в его крови, однако вскоре пробудилась вновь: слишком тяжелой обузой оказалась для него деревенская практика, приобретенная на деньги девушки, которую он взял в жены, получив степень. Китинг не выдержал жестокого состязания с единственным своим соперником, деревенским знахарем, разочарование сломило его: Уолл далеко превосходил его как мастерством, так и образованием, пусть даже не подтвержденным дипломом, а потому пользовался большим авторитетом. Китинг купил практику у душеприказчика последнего из Тейлоров примерно за четыре тысячи фунтов. Поначалу она приносила неплохой доход, но довольно скоро о новом докторе пошла дурная слава. И склад натуры, и профессиональные промахи не способствовали сохранению доставшегося ему наследия старинного уважаемого семейства деревенских врачей. Вдобавок история о девочке со сломанной ключицей разнеслась по округе и достигла ушей каждого. Китинг предпочел обвинить во всем Уолла и объявил его шарлатаном, что вызвало общее возмущение -
местные жители гордились своим костоправом. Не имея возможности расправиться с соперником законным путем или очернить его, Китинг в отчаянии начал пить. К тому времени как служанка принесла ему визитку Литтлджона, он уже успел изрядно набраться.
Девушка держалась развязно. Она была слишком юной и хорошенькой, чтобы хозяин мог устоять перед ней, и миссис Китинг предупредила ее о расчете. Жена доктора и сама подумывала «взять расчет», переехать в родительский дом.
- Ему-то что нужно? - проворчал Китинг.
- А мне почем знать? - фамильярно произнесла девица.
Доктор бросил на нее масленый взгляд поверх стакана:
- Проводи его сюда.
- Итак, инспектор, я теперь подозреваемый? - обратился он к Литтлджону минутой позднее. - Представьте, я не убивал Уолла, хоть мне чертовски этого хотелось.
- Как вам, очевидно, уже известно, доктор, я занимаюсь расследованием смерти мистера Уолла. Поскольку вы здесь единственный врач, я подумал, что у вас, вероятно, свой взгляд на его деятельность.
- Хотите выпить?
- Нет, спасибо, сэр.
- Ну а если я вам скажу, что из-за деятельности Уолла я лишился и пациентов, и доброго имени? Якобы какой-то недоучка знает то, чего не знает квалифицированный врач! Из-за него моя практика теперь почти ничего не стоит. Он едва не разорил меня. Но теперь, слава богу, его не стало, и дела, наверное, наладятся. И надо же было вложить деньги в практику в этаком жалком захолустье! С тем же успехом я мог выбросить их на ветер…
- Неужели?
- Да. Конечно, доктор Тейлор, мой предшественник, принадлежал к семье мелких землевладельцев, которые жили здесь с незапамятных времен! Они пользовались влиянием в округе, вы знаете, что это такое. Уолл пытался прошибить эту стену, однако безуспешно. Но вскоре появился я, человек новый, и мне пришлось самому пробивать себе дорогу. Проклятье! У меня кровь закипает в жилах при мысли, сколько я натерпелся от Уолла.
Литтлджон посмотрел на трясущиеся руки и бегающие глазки доктора и дал мысленно свое толкование этой печальной истории. Еще он заметил, что Китинг держит сигарету и стакан в левой руке.
- Вы поссорились с костоправом, как я понял?
- Ни черта подобного! Просто высказал ему пару раз все, что о нем думаю. А вы промолчали бы, видя, как этот знахарь имеет наглость отнимать у вас пациентов, сводить их в могилу своим лечением, а потом сбагривать вам обратно, когда они уже почти покойники, чтобы вы оформили свидетельство о смерти, поскольку сам он выписать бумагу не вправе? Еще обо мне вспоминали, когда речь шла об операции, ведь знахарь не может оперировать. А если бы только попробовал, живо отправился бы за решетку.
Инспектор вспомнил о ключице и спросил:
- Значит, вы пару раз повздорили?
- Да. Но что вы к этому цепляетесь? Не я вздернул или удавил старика, если вы к этому клоните. Я лишь сказал ему, куда он отправится, как только даст мне повод обратиться в суд. Иными словами, я вовсе не собирался брать правосудие в свои руки.
Литтлджон легко представил, как Китинг наскакивает с бранью на соседа, приложившись для храбрости к бутылке. Мог он вообразить и холодную, равнодушную реакцию Уолла в ответ на выпад.
- Нет, доктор, не думаю, что вы решились бы на убийство.
- Порой мне приходило такое в голову. А вы знаете, на что способны? Во всяком случае, я точно не стал бы его душить. Скорее уж пристрелил бы, это мне больше по нраву.
- Где вы находились в день преступления между десятью и одиннадцатью часами вечера, доктор Китинг?
Литтлджон выпалил свой вопрос неожиданно и принялся наблюдать за реакцией врача. Китингу это явно не понравилось. По его лицу пробежала странная гримаса, глаза хитро прищурились и забегали. Доктор сделал вид, будто размышляет. Ответ его прозвучал неубедительно: чувствовалось, свою историю он только что выдумал.
- Ах да, вспомнил. Я заезжал на «Болотную ферму». Накануне ночью миссис Барджери родила первенца, роды проходили тяжело, и мне пришлось навестить ее снова. Там я и был в то время, что вы назвали. Можете проверить, если хотите.
- Спасибо, доктор. На этом все. Вас не оказалось дома, когда обнаружили тело, иначе я, наверное, задал бы вам больше вопросов.
- Я не обязан сидеть дома ради тех, кто вызывает меня, только когда уже стоит одной ногой в могиле. Скажете, нет? Вдобавок у меня был свободный вечер. К тому времени обычные часы приема в клинике давно закончились. А было бы чертовски забавно, если бы меня вызвали привести в чувство того, кто меня разорил, правда? Чем не ирония судьбы? Такое только со мной могло случиться. Тем не менее, кажется, на сей раз я упустил свой шанс. Оно и к лучшему, верно?
Китинг налил себе еще виски и осушил стакан. Судя по звукам за дверью, приемная уже начала заполняться пациентами.
- Похоже, настало время приема, инспектор. Слышите шум? Пациенты с государственной страховкой явились получить консультацию за свои деньги. Они совершенно здоровы, просто намерены потребовать от врача законную порцию лечения и внимания. Вот дьявольщина! Зачем я пошел в медицину? Мне никогда это не нравилось. Теперь я связан по рукам и ногам врачебной этикой, когда мне хочется чувствовать себя свободным и наслаждаться жизнью. Приемные часы, посещение больных по вызову - приходится быть на ногах днем и ночью, круглые сутки. А старого Уолла, конечно, никогда не вызывали к пациенту среди ночи. Он спокойно спал себе в уютной постели, пока дипломированные врачи совершали обходы, а днем занимался своим знахарским ремеслом. Лучше бы я пошел служить в полицию!
- Труд полицейского ничуть не легче работы врача, только одному приходится добиваться от людей правды, а другому - вытаскивать из них сведения о симптомах и ставить диагноз, - возразил Литтлджон.
- Что вы хотите этим сказать? - пробурчал Китинг, который уже основательно накачался и попеременно впадал то в слезливую чувствительность, то в раздражение. Судя по всему, его пациентов ожидало сомнительное веселье.
- Ничего, доктор. Спасибо и до свидания.
Китинг подождал, пока Литтлджон скроется за дверью, и допил виски из стакана. Прежде чем вызвать первого пациента, он потянулся к телефону, набрал номер и начал долгий обстоятельный разговор с неведомым собеседником.
Глава 10. Возлюбленная
Друг, дева дорогая![43 - Там же. АктV, сцена 1.]
Мисс Бетти Кокейн сама открыла дверь Литтлджону. Это была красивая девушка с большими, широко расставленными глазами, высокими скулами, маленьким прямым носом и твердым острым подбородком. Черные волосы отливали синевой, как вороненая сталь. Детектива она встретила в очках, но сняла их, когда тот начал объяснять цель своего визита. Без стекол в черной оправе глаза ее казались более глубоко посаженными и затуманенными, как это часто бывает у тех, кто постоянно носит очки. Литтлджон решил, что выглядит Бетти Кокейн лет на тридцать.
Хозяйка Грин-Хеджез подождала, пока инспектор закончит вступительную речь, и пригласила его войти. Дом был небольшим, уютным и хорошо обставленным. Они прошли в гостиную, ее широкие окна выходили на ухоженную лужайку с цветниками. Приятное место. Мисс Кокейн снова надела очки и предложила Литтлджону занять кресло. Беглый осмотр комнаты убедил Литтлджона, что мебель и картины выбраны со вкусом, а множество книг на полках, да и в самых разных уголках, свидетельствовало о незаурядном уме хозяйки и интересе к католицизму.
- Значит, вы хотите услышать мой рассказ о мистере Уолле, инспектор? Боюсь, я вряд ли помогу вам в расследовании. Для меня он был очень близким старым другом и прекрасным человеком. Не представляю, кто мог желать смерти безобидному старику, что творил добро и никому не отказывал в поддержке!
- Вы знали его с детства, мисс Кокейн?
- Да. С тех пор как училась ходить. Но сблизились мы после того, как он излечил меня от серьезной болезни, я тогда была подростком. Мистер Уолл так часто навещал меня в то время, что мы крепко подружились. Я называла его дядей, и ему это нравилось.
Литтлджон легко мог представить, что старый холостяк находил радость в общении с этой живой девочкой. Однако ее манера говорить и твердая линия подбородка убедили инспектора, что ни Уолл, ни кто-либо другой не сумел бы заставить мисс Кокейн поступить против ее желания или отказаться от того, что она задумала.
- Я слышал, что кроме добродушия мистер Уолл отличался и прямотой суждений, и неуступчивостью - несомненно, это черты сильной, честной натуры, но у некоторых людей они вызывали неприязнь к нему. Это правда?
- Да. Он обладал твердым, решительным характером, обо всем имел собственное суждение и не отступал от своих убеждений. Мы с ним часто спорили о том, что мне следует или не следует делать. Но всегда эти разговоры заканчивались мирно, а мы оставались друзьями.
- Но ко времени его смерти вы не были такими уж добрыми друзьями. Не так ли, мисс Кокейн?
Губы женщины сжались, она посмотрела собеседнику в лицо:
- Что именно вы хотите этим сказать, инспектор?
У Литтлджона постепенно сложилось впечатление, что мисс Кокейн привыкла добиваться своего от тех, кто составлял круг ее знакомых. Тетя, старый Уолл и жители деревни, без сомнения, потакали капризам маленькой Бетти и баловали ее, ей нравилось это, и во взрослой жизни она ожидала встретить то же поклонение, что окружало ее в детстве. Наверное, прежде мисс Кокейн постоянно находилась в центре внимания как очаровательный ребенок и к тому же сирота, а позднее - благодаря своей красоте.
- То, что сказал, мисс Кокейн, - ответил детектив. - Надо признаться, из разговоров в деревне я выяснил, что не так давно между вами и вашим старым другом возникло охлаждение.
- Как глупо, инспектор. Значит, детективы верят пустой болтовне и досужим сплетням? Что ж, если это так, то у невинных людей в этом мире незавидная участь.
- Ваш упрек совершенно неуместен, мисс Кокейн. В расследовании подобного подлого преступления долг полицейского - изучить любую зацепку, каждую мелочь, способную пролить свет на случившееся. Ни единый факт не может быть отвергнут, пока не доказано, что он не имеет отношения к делу или не соответствует действительности. Эти сведения дошли до меня не из одного источника, вдобавок мои источники надежны. Ну же, мисс Кокейн, вы обязаны дать мне прямой ответ ради вашей любви к покойному другу, не говоря уже об интересах правосудия.
- Мне нечего вам сказать. Я считаю ваш вопрос неоправданным грубым вмешательством в мою частную жизнь, инспектор.
- Хорошо, мисс Кокейн. Тогда я сам скажу вам, почему незадолго до смерти мистера Уолла ваша с ним дружба дала трещину. Он возражал против вашего брака - вернее, помолвки - с мистером Райдером, не так ли?
Бетти густо покраснела, вскочила и потянулась к звонку, чтобы вызвать горничную и попросить ее проводить посетителя.
- Прежде чем вы позвоните, позвольте мне кое-что добавить, мисс Кокейн, - произнес Литтлджон. - Я даю вам возможность рассказать мне в частной беседе, что произошло между вами и мистером Уоллом, почему он выступал против вашей помолвки. Если откажетесь, то пойду официальным путем и задействую все доступные мне рычаги, чтобы получить информацию иным способом. Это может окончиться весьма неприятной оглаской. Вас с мистером Райдером вызовут как свидетелей в коронерский суд на возобновленные слушания по делу, приведут к присяге и заставят ответить на вопросы, которые я задаю вам сейчас у вас дома, в уединении и покое.
- Мерзавец! Ах нет, я не то хотела сказать, инспектор. Простите. Думаю, вы лишь исполняете свой долг, как обычно говорит ваша братия, детективы…
- Что ж, поступайте как знаете, мисс Кокейн. - Литтлджон поднялся. Он не собирался больше выслушивать дерзости этой женщины.
- Не уходите, инспектор. Наверное, лучше все вам рассказать. Мистер Уолл действительно возражал против нашей помолвки.
- Почему?
- Полагаю, вам известно, что не так давно я унаследовала значительное состояние после смерти своей тети. Наша дружба с мистером Райдером началась задолго до этого. Я знакома с ним с того времени, как он переехал сюда лет восемь назад.
- Значит, мистер Уолл считал, что мистер Райдер охотится за вашими деньгами?
- Да. Он ошибался, однако твердо стоял на своем, словно упрямый мул. Я пыталась переубедить его, но мистер Уолл относился предвзято к моему жениху и не желал ничего слушать. По-моему, он всегда его недолюбливал. Конечно, они жили в разных мирах. Мистер Уолл был прекрасным практиком, мастером в своем деле, но мало интересовался искусством и литературой, а мистер Райдер - человек искусства и ученый.
Литтлджон подумал, что догадывается, откуда у мисс Кокейн возник интерес к Д.Г.Лоренсу, Прусту, Барбеллиону, Джойсу и другим авторам, чьи книги теснились на полках у нее в комнате. Сам он не читал ни одной из них, но миссис Литтлджон читала…
- Мистер Уолл и мистер Райдер хорошо знали друг друга?
- Ну, они ведь жили в одной деревне! Дом мистера Райдера последний на главной улице. Наверное, они встречались почти каждый день, но избегали друг друга. Откровенно говоря, мистер Райдер считал Уолла безнадежно старомодным, отжившим свой век: буржуазные приличия и мораль, викторианская твердолобость… - а мистер Уолл в свою очередь называл мистер Райдера авантюристом, бездельником и дилетантом. Забавно, да? Я знала их лучше, чем они друг друга, и мне нравились оба. Думаю, после нашей свадьбы мне удалось бы уговорить мистера Уолла прийти к нам в гости, и уверена: у них с мистером Райдером нашлось бы много общего, они стали бы друзьями.
Литтлджон усомнился в этом.
- Таковы уж мужчины, инспектор. Они словно большие дети, все без исключения. Вечно задираются, наскакивают друг на друга точно петухи. Вы, конечно, женаты? Не сомневаюсь, ваша жена согласилась бы со мной, будь она откровенна.
Литтлджон пожалел, что его жена Летти не слышала этого вздора. Она умела расправляться с самодовольными пустословами вроде мисс Кокейн.
Теперь уже не оставалось сомнений, что эта красивая девушка каким-то образом поддалась обаянию Райдера, кем бы тот ни был, и оказалась полностью в его власти. От него она набралась сомнительных идей, он заразил ее своей испорченностью. Наверное, влиянием Райдера объяснялась и ее глупая манерность, и претенциозность. Мистер Райдер тоже значился в списке Литтлджона, и детективу не терпелось с ним встретиться.
- Итак, мистер Уолл решительно отказывался видеть в мистере Райдере вашего будущего мужа?
- Категорически отказывался. Естественно, он одним из первых узнал о помолвке, я рассказала ему из уважения к нашей давней дружбе. Мистер Уолл тоже считал себя кем-то вроде моего неофициального опекуна. Я часто обращалась к нему за советом, а порой доверяла ему свои сокровенные мысли, делилась трудностями и заботами. Вы знаете, как это бывает?
- Да. И он не желал, чтобы его место рядом с вами занял кто-то другой.
- «Не желал» - слабо сказано. Я никогда не видела его в такой ярости. Вообще-то мистер Уолл не отличался вспыльчивым характером, но когда я сообщила ему о помолвке, он возмутился: заявил, будто мистер Райдер никчемный проходимец, охотник за деньгами, который в жизни никого не любил, кроме себя самого. Я подумала, что данная оценка предвзята и несправедлива, ведь он не дал мистеру Райдеру возможности показать себя с лучшей стороны. Я так ему и сказала. К тому времени я уже изрядно распалилась.
- И что мистер Уолл ответил?
- Мол, девушки вроде меня не разбираются в людях. Как будто это имеет значение, когда вы влюблены! Еще добавил, что я ничего не знаю ни о мистере Райдере, ни о его семье, как и о его прошлом.
- А он что-нибудь знал?
- Мистер Уолл намекнул, будто ему кое-что известно, однако мне не удалось ничего из него вытянуть. Я возразила, что знакома со своим женихом достаточно давно, чтобы составить собственное мнение о нем, вдобавок я уже не ребенок. Меня не волнует, из какой он семьи и кто его предки. Мне довольно того, что я знаю о нем, чтобы радоваться предстоящему замужеству…
- Да?
- Ну, дядя, то есть мистер Уолл, сказал, что это всего лишь минутное увлечение и оно скоро пройдет. Потом начал убеждать меня не бросаться в объятия к первому встречному мужчине, сделавшему мне предложение. Он знал, что мистер Райдер не первый, но ему хотелось досадить мне. Я указала ему на это и сейчас же ушла. Больше я не приходила, хотела заставить его понять, что со мной нельзя больше обращаться как с девочкой в коротком платьице.
- И на этом закончилась ваша дружба?
- Нет. Дядя позвонил мне по телефону в тот же вечер и спросил, неужели это и есть мое последнее слово. Умолял меня быть осторожной. Я ответила, что мне достаточно лет, чтобы позаботиться о себе и жить собственной жизнью.
- А дальше?
- Он пришел сюда, и мы снова поссорились.
- Наверное, мистер Уолл стремился помешать вам выйти замуж за мистера Райдера, мисс Кокейн.
- Добивался этого всеми силами. И, думаю, из одного лишь упрямства. Он принял решение и твердо стоял на своем. Я решила поступить так же.
- Мистер Уолл подступался с этим и к мистеру Райдеру?
- Да. Явился к нему в дом и устроил сцену. Обвинил его в том, что он женится на мне из-за денег. Мистер Райдер выставил его за дверь.
- Вы узнали об этом со слов мистера Райдера?
- Да, а что?
- Как мистер Райдер относился к мистеру Уоллу?
- Терпимо, старался потакать ему, но, черт возьми, в конце это стало просто невыносимо. О наших раздорах узнало полдеревни, и, не будь все это уже в прошлом, я закатила бы дяде грандиозный скандал. В общем, я сказала, что выйду замуж за мистера Райдера, несмотря на возражения дяди; тот скоро убедится, как счастливо все сложилось, и тогда ему придется взять свои слова обратно.
Стоило мисс Кокейн затронуть эту тему, и, казалось, она уже не могла остановиться. Литтлджон решил направить разговор в другую сторону.
- Кстати, чем занимается мистер Райдер?
- Он литературный критик, рецензент издательства.
- Много у него работы?
- Не очень, но у него есть постоянный доход. Мистер Райдер достаточно обеспечен, чтобы жить с комфортом.
- Так он рецензирует романы?
- Да, и стихи. Но, знаете, свою работу он держит в секрете. Я никогда не видела у него рукописи, мне не удавалось взглянуть на них хотя бы одним глазком. Мистер Райдер говорит, что это вопрос профессиональной этики. Секретность нужна на случай, если рукопись не пойдет в печать. Издательство не хочет, чтобы об этом стало известно. Вполне естественно, правда?
Литтлджон знал об издательском деле больше, чем предполагала мисс Кокейн, и сразу понял: Райдер забил ей голову глупостями, чтобы она не догадалась, чем он занимается в действительности. Наверное, Райдер ловкий пройдоха с претензией на утонченность, никчемный бездельник, как верно заметил Уолл. Нацелился на мисс Кокейн, поскольку увидел в ней легкую добычу и неплохой источник наживы.
- На какие издательства он работает? Я знаю многих издателей в Лондоне.
- Этого я не могу вам сказать, инспектор, но мистера Райдера высоко ценят, он пользуется большим уважением в издательской среде. Я видела благодарственные письма, полные восторгов, потому что он выбрал для публикации книги, которые стали бестселлерами. Нет, меня не подпускают близко к его драгоценным рукописям, я наблюдала лишь, как он отсылает их в Лондон заказной почтой.
- Из Столдена?
- Да. А что?
- Просто я хотел узнать, есть ли здесь действующее почтовое отделение. Я его не видел. Покупал марки у хозяина «Человека смертного».
- Почтой заведует мисс Маллинз, у нее магазин на главной улице, отсюда направо…
Литтлджон прекрасно это знал.
- Спасибо, - произнес он. - А теперь мне нужно идти, мисс Кокейн. Я благодарен вам за то, что откровенно рассказали о своих личных делах. Обещаю не предавать их огласке.
- И, пожалуйста, выясните скорее, кто убил дядю. Да, я спорила с ним в последнее время, и, наверное, мы оба вели себя ужасно - грызлись как звери, - однако я любила дядю, а он меня. Жаль, что мы так и не успели помириться.
Неожиданно мисс Кокейн расплакалась. Из-под многослойной мешанины райдеровских глупостей и пошлостей проглянула вдруг подлинная сущность этой славной девушки. Может, Бетти Кокейн и была немного избалованной, прежде чем Райдер прибрал ее к рукам, но в мужья заслуживала хорошего честного парня, а не авантюриста. Литтлджон пока не встречался с Райдером, однако уже чувствовал, что хорошо его знает. Он представлял его тщедушным манерным недоумком, изнеженным увальнем, каких много: бородка, вельветовые брюки, немытое тело, грязные ногти, убогие пошлые мысли…
Когда Литтлджон прощался с мисс Кокейн, стукнула садовая калитка, и послышались приближающиеся шаги. Гость не потрудился позвонить или постучать - нажал на ручку двери и вошел в дом. Мисс Кокейн представила мужчин друг другу.
Мистер Райдер ничуть не походил на вялого неряшливого хлюпика-поэта. Он действительно носил кудрявую остроконечную бородку. В густых темно-рыжих волосах блестела седина. У него был высокий узкий лоб, крупный рот с твердыми тонкими губами и весьма внушительный нос. За дымчатыми стеклами очков, наверное, линзами Крукса[44 - Стекла с добавкой церия, обладающие пониженной проницаемостью для ультрафиолетового излучения.], глаза с тяжелыми веками смотрели холодно и жестко. Большие руки и мускулистое тело выглядели сильными: мистер Райдер, несомненно, поддерживал себя в первоклассной физической форме. Ему было далеко за сорок.
Инспектора не удивило, что Райдер произвел отталкивающее впечатление на Уолла. Как ему удалось покорить сердце мисс Кокейн, оставалось загадкой! Может, он умел красиво говорить или обладал мужским обаянием и ловко пользовался им в лучшие свои минуты? Литтлджон от души посочувствовал мисс Кокейн, поскольку знал: когда цветок увянет, а лепестки облетят, плод окажется горьким. Разумеется, старый Уолл возражал против этого брака! Жених представлял собой смесь мистера Мэрдстона с мистером Каркером![45 - Отрицательные персонажи романов Ч.Диккенса «Дэвид Копперфилд» и «Домби и сын».] Теперь он дружелюбно здоровался с Литтлджоном и смотрел вопросительно, с дерзким вызовом.
- Очень рад знакомству, инспектор. Надеюсь, вы скоро схватите негодяя. Вы должны непременно заглянуть ко мне, когда у вас выдастся свободная минутка. Я много времени уделяю саду, и, если вам это интересно, приходите: в эти дни вас ждет весьма приятное зрелище.
- Спасибо, с удовольствием. Сказать по правде, я собирался посетить вас в связи со смертью мистера Уолла. Как я слышал, вы с ним недавно расстались при не совсем приятных обстоятельствах.
- Кто-то уже накляузничал. - Райдер приподнял брови и смерил Литтлджона насмешливым недоуменным взглядом, потом испытующе посмотрел в сторону невесты, однако та промолчала. - Вы знаете, где меня найти, инспектор?
- Да. Мисс Кокейн сообщила мне, где вы живете.
- А-а… значит, сказала? Вижу, сегодня мы очень разговорчивы, да, Бетти?
Мисс Кокейн улыбнулась своему возлюбленному. Литтлджону захотелось схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть. Райдер полностью подчинил Бетти себе. Заморочил ей голову своей пустой болтовней! Если бы она попыталась утвердить себя…
- Что ж, до свидания, инспектор. Приятно было познакомиться. Надеюсь увидеть вас у себя, жду встречи, - произнес жених, и Литтлджон покинул дом.
Он вышел на садовую дорожку и заметил в окне Райдера. Тот смотрел ему вслед. Затем в комнату вошла мисс Кокейн, и Райдер повернулся к ней.
Молодую женщину ожидал еще один допрос - возможно, более жесткий, чем предыдущий.
Глава 11. Гуляка
Нет сил идти, нет даже сил ползти,
Моих желаний не догнать ногами.
Прилягу здесь[46 - ШекспирУ.Сон в летнюю ночь. АктIII, сцена 2.].
После посещения Грин-Хеджез Литтлджон решил заглянуть на «Болотную ферму» и проверить алиби доктора, которому не верил. Он поискал прохожего, чтобы спросить дорогу, как вдруг впереди показался Меллалью: констебль степенным шагом обходил деревню. Он поздоровался с инспектором, и тот спросил его, как пройти к ферме.
- Я как раз направлялась в ту сторону, - ответил Меллалью. - Часть пути мы пройдем вместе, а потом выведу вас на нужную тропу.
Они зашагали вдоль шоссе и вскоре выбрались за пределы деревни. Литтлджон пытался завести разговор со своим провожатым, но констебль молчал словно язык проглотил: соседство со знаменитостью из Лондона внушало ему священный трепет. Бедняге Меллалью редко приходилось вести беседы. Он не водил дружбу с жителями деревни - считал это излишним. В конце концов, где это видано, чтобы страж закона разбирал деревенские сплетни и дружески хлопал по плечу всякого встречного Тома, Дика или Гарри? А дома говорила одна миссис Меллалью. Справедливости ради надо сказать, что констебль был человеком застенчивым, отнюдь не бойким на язык. Этот недостаток он скрывал за глубокомысленным молчанием и деланой независимостью. Отдушину Меллалью находил лишь в обществе старшего сына Джозефа, названного, разумеется, в честь деда по матери. Мальчишка был его любимчиком и другом. Каждое воскресенье, и в ясную погоду, и в дождь, пара отправлялась на длинную прогулку, и Меллалью болтал без умолку: спешил выплеснуть все, что накопилось за минувшую неделю. Как многие люди, которым нечего сказать, или те, что не умеют связно
выражать свои мысли, Меллалью прослыл в деревне человеком большого ума, проницательным и мудрым, однако скромным, благодаря чему пользовался всеобщим уважением.
Топ-топ-топ. Грузный топот да тяжелое дыхание - вот и все, что услышал Литтлджон от своего спутника. Инспектор попытался разговорить Меллалью, пробовал расспрашивать о его знаниях, опыте и увлечениях, но тщетно. Констебль отвечал односложно, а если и отваживался объясниться более пространно - начинал путаться, мямлить что-то бессвязное, смущался и замолкал. Скоро у Литтлджона возникло ощущение, будто его ведут под конвоем в тюремную камеру, а потому фамильярности неуместны.
- Вот мы и пришли, сэр, - сказал Меллалью. Он указал инспектору дорогу и произнес самую длинную реплику за все время пути: - Ступайте по этой тропинке. Дальше будет забор, а справа проход, там вы и увидите перед собой «Болотную ферму». Только никакого болота там нет и никогда не было, насколько мне известно.
Он отдал честь, попрощался со старшим по званию, густо покраснел, неловко переступил с ноги на ногу и потопал прочь по своим делам.
Когда Литтлджон скрылся из виду, констебль снял тугой шлем, отчего по лбу его немедленно потекли струйки пота, затем достал красный носовой платок и торжественно вытер лицо. Теперь у него уже не было причин сдерживаться, и Меллалью продолжил путь, оживленно разговаривая сам с собой.
«Болотная ферма» оказалась маленьким, компактным, уютным домиком из красного кирпича с черепичной крышей того же цвета. Барджери, владелец фермы, осматривал стадо на поле. Литтлджон поздоровался с ним. Выглядел фермер неважно, что не слишком удивило инспектора: если миссис Харрис сказала правду, он не то праздновал, не то оплакивал появление на свет своего первенца, и в любом случае без бутылки не обошлось. Он сердечно приветствовал Литтлджона, но оглядел с подозрением и страхом. Инспектор заметил телефонный кабель, тянувшийся к ферме, и понял, что доктор Китинг уже договорился, чтобы его алиби подтвердили.
- Как себя чувствует ваша жена, мистер Барджери? В деревне я слышал, что у нее выдались нелегкие дни.
- У нее все хорошо, спасибо, сэр. Ребенок тоже в порядке. Хороший крепкий мальчишка, сэр.
- Вот и славно. Рад это слышать. Как я понял, миссис Барджери чудом выкарабкалась.
- Да, сэр. Все это совершенно выбило меня из колеи.
- Кстати, доктор приходил к вам позавчера вечером?
- Да, сэр. В тот вечер, когда мистер Уолл умер в деревне, доктор находился здесь с десяти часов и почти до полуночи.
- Вы уверены?
- Да, сэр.
Бедняга врал неумело и неубедительно. Наверное, чувствовал себя в долгу перед доктором, который спас его жену, и изо всех сил старался оказать ответную услугу.
- Хорошо, спасибо, мистер Барджери. Всего вам доброго.
По пути в деревню Литтлджон повстречал миссис Харрис. Она куда-то ехала, велосипед ее вилял во все стороны. На багажнике, закрепленная ремнями, красовалась черная акушерская сумка. Инспектор помахал рукой повитухе, и та с явной неохотой спрыгнула на землю и направилась к нему, ведя велосипед за руль. Всем своим видом она давала понять, что не намерена тратить время на пустую болтовню, когда в любую минуту одной из ее пациенток, что уже на сносях, может понадобиться неотложная помощь.
- Миссис Харрис, вы говорили, что провели в доме Барджери тот вечер, когда убили мистера Уолла. Доктор тоже был там с вами?
- Нет. Я отлично управляюсь без него. Да и зачем он нужен? Дышать выпитым виски в лицо новорожденному? «Безобразие» - вот как я это называю. Он находился там во время родов. Мне пришлось послать за ним, но, видит Бог, здесь нет моей вины. Доктор действительно помог, когда наконец соизволил прибыть. Ну а потом я справилась сама. Большинство детей в этой деревне я принимала одна, без всякой врачебной помощи.
С этим скандальным заявлением повитуха снова взгромоздилась на седло. Ярдов пятьдесят она чудовищно вихляла передним колесом, затем налегла на педали и прибавила скорости. Не иначе как чьи-то близкие роды избавили Литтлджона от бесконечного потока жалоб и сплетен, и он невольно почувствовал благодарность к неизвестной женщине за спасение. Инспектор отправился прямо в дом доктора и позвонил в дверь. Его впустила нахальная горничная.
- Ну вот, опять вы! - проворчал Китинг. Он собирался обедать и делал последние записи в бухгалтерской книге. Стакан стоял у него под рукой.
- Да, доктор. Я не отниму у вас много времени. Все, что я хочу спросить, - почему вы солгали мне о своих передвижениях в вечер убийства и сослались на ложное алиби?
Китинг вскочил и возмущенно воскликнул:
- Какого черта! Барджери сказал вам, что я находился у них, разве нет?
- Да, доктор. Едва ли не прежде, чем я задал ему вопрос. Он хорошо запомнил слова, что вы подсказали ему по телефону, но выпалил их заученной скороговоркой и слишком уж поспешно.
- Послушайте, инспектор! Я не потерплю, чтобы меня подвергали допросу с пристрастием. Я сообщил вам, где был, и мои слова подтвердили. На этом все. Вы слишком подозрительны. Говорю вам, я не имею ни малейшего отношения к смерти Уолла.
- Возможно. Но вы были не у Барджери. В тот вечер на ферму приходила акушерка, и она подтвердила мои подозрения, что вы состряпали себе фальшивое алиби!
Доктор Китинг рухнул в кресло и осушил одним глотком полстакана виски.
- И что с того? - буркнул он. За его бравадой чувствовались страх и растерянность.
- Расскажите мне, как все было на самом деле, доктор. На этом мы и закончим. Ложь вам не поможет, а вызовет лишние подозрения.
Китинг к тому времени окончательно пал духом, старался не встречаться взглядом с инспектором. Он заговорил, обращаясь к ножу для бумаги, который держал в руке:
- Что ж, ладно. Надо так надо, если вы непременно хотите знать. Хотя эта история покажется вам еще менее правдоподобной, чем первая. Чертов Барджери!
- Не нужно никого проклинать. А в будущем не пытайтесь заставить порядочных людей обманывать полицию. Ну же, доктор, рассказывайте, где вы провели вечер.
- Я проспал полночи в своей машине на дороге через Ханбери-Вуд.
Слова Китинга прозвучали как признание мальчишки, которого поймали на воровстве яблок.
- Что?
- Ну вот, я знал, что вы мне не поверите! Однако на сей раз это правда. Я поехал навестить друзей в Толби и выпил лишнего. Вел автомобиль, но на обратном пути на меня, наверное, подействовал свежий воздух. Я не смог ехать прямо. Вокруг было полно армейских грузовиков, мне не хотелось столкнуться с одним из них. Я свернул с главной дороги на боковую, что тянется через Ханбери-Вуд. Там я немного посидел, постарался успокоиться, а потом… сам не знаю, как уснул. Я проспал часа два или три. Домой добрался только в четвертом часу.
- А когда вы покинули Толби?
- В десять. Мы просидели в придорожном пабе до самого закрытия. Мне надо было еще кое-куда заглянуть, поэтому я не вернулся обратно с друзьями.
- Значит, решающий час вы проспали, доктор?
- Да… Знаю, вы мне не поверите, но я ничего не выдумываю.
- Ваши друзья подтвердят, что до десяти часов вы сидели в пабе?
- Да. Только не упоминайте о том, что случилось со мной после.
- Я поступлю как сочту нужным, доктор. Вам еще повезло, что я не отправил вас за решетку по подозрению в убийстве. Назовите мне, пожалуйста, имена ваших друзей.
Китинг смущенно перечислил имена и адреса мужчины и двух женщин.
- Спасибо, доктор. И впредь, пожалуйста, не пытайтесь лгать полиции. Обман непременно раскроется. Сегодня утром вы заставили меня гоняться за миражами, и это меня рассердило.
Китинг остался сидеть, уставившись в пустой стакан. Он не извинился и не сделал попытки встать.
- Вероятно, нам предстоит еще встретиться, доктор. Надеюсь, ваша история подтвердится.
Литтлджон не прибавил больше ни слова, повернулся и ушел. У него не хватило терпения даже на вежливое прощание. «Хотелось бы надеяться, что у миссис Китинг есть брат или даже любовник, который когда-нибудь хорошенько вздует этого мерзавца», - подумал он уже за дверью. При мысли, что такой человек занимается врачебной практикой, инспектору стало тошно.
Глава 12. Безымянный пациент
Но, может быть, вас все же позабавят
Их тяжкие усилья вас развлечь[47 - Там же. АктV, сцена 1.].
Литтлджону пришло в голову, что врачебные записи десятилетней давности покойного мистера Уолла представляют интерес для расследования. Внимательное изучение могло обнаружить связь между костоправом и газетными заметками об ограблении банка, поэтому он позвонил Гиллибранду, и тот отправил с порученцем журналы с историями болезней в Столден.
Инспектор удобно устроился в тихом летнем домике в прелестном саду позади «Человека смертного», раскурил трубку, заказал кружку пива и погрузился в работу. Однако вскоре столкнулся с непреодолимым препятствием. Первый же журнал, за который он взялся, привел его в замешательство. Мистер Уолл заполнял страницы аккуратным убористым почерком, содержал книги в идеальном порядке и придерживался строгой хронологии. Заносил в журнал подробные сведения о пациентах и проводимом лечении, в каждом случае история болезни сопровождалась тщательно составленными перекрестными отсылками, которые связывали записи между собой. Мистер Уолл отличался редкой скрупулезностью, однако разобраться в его наследии было нелегко. Записи изобиловали специальными терминами: старый костоправ изъяснялся на языке анатомии. Похоже, он обладал обширными познаниями в классической медицине, свободно владел научной терминологией и методикой описания. Литтлджон легко разбирал его почерк, но содержание записей казалось ему сплошной тарабарщиной.
Тем не менее один случай привлек к себе особое внимание детектива. Речь шла о некоем Джозефе Боллингтоне. Впервые он обратился к мистеру Уоллу десять лет назад, в тот самый день, когда ограбили банк. Этот Дж.Б., как именовал его в дальнейшем мистер Уолл, был, похоже, важным пациентом, поскольку лечение его продолжалось несколько месяцев. Литтлджон не понял, что случилось с Боллингтоном: ему так и не удалось пробиться сквозь лабиринт медицинского жаргона, - вдобавок записи пестрели сокращениями, что усложняло задачу. Однако, судя по многочисленным замечаниям костоправа, тот остался доволен результатами своих опытов и экспериментов.
Инспектор почувствовал, что без помощи врача перевести записи на простой человеческий язык не удастся. Китинга он исключил сразу. На то, чтобы привлечь к работе полицейского медика, требовалось время, а Литтлджон хотел получить нужные сведения как можно быстрее. Тогда он вспомнил о докторе Джоне Уолле. Тот занимался аналогичной областью медицины, вдобавок как член семьи мог бы внести свою лепту в расследование. Литтлджон поискал телефонный справочник и позвонил домой адвокату из Олстеда, у которого остановился хирург.
Джон Уолл находился дома. Горничная позвала его к телефону, и он с готовностью откликнулся на предложение детектива. Доктор выехал немедленно и через полчаса присоединился к Литтлджону в летнем домике. Они вместе приступили к работе.
Уолл-младший так увлекся случаем Дж.Б., что, казалось, забыл о своем компаньоне и вспомнил о нем, лишь когда прочитал все записи.
- Да! - воскликнул хирург. - Это весьма интересный и полезный отчет, подлинный триумф моего старого дяди. Он не только избавил пациента от страшного уродства, сломанного носа, и снабдил его новым полноценным органом обоняния, но, что еще важнее, совершил настоящий прорыв в медицине: сумел с помощью особых приемов вылечить почти недействующий локтевой сустав, который значительно затруднял работу предплечья и кисти.
Литтлджон взволнованно вскочил.
- Ну наконец-то у нас появилась зацепка, доктор! - объяснил он, заметив изумленный взгляд своего напарника, и рассказал ему о грабителе банка, у кого, судя по материалам полицейского отчета, была частично парализована правая рука. - Доктор Уолл, по-моему, ваш дядя принял у себя беглого преступника и благодаря успешному лечению избавил от двух основных примет, по которым полиция надеялась разыскать его и отправить за решетку. Речь о парализованной руке и сломанном носе. Исправив два этих изъяна, ваш дядя сделал его неузнаваемым. Он не достиг бы большего эффекта, даже если бы изменил цвет его глаз и волос! Вы не могли бы изложить мне в общих чертах содержание записей покойного мистера Уолла?
- Охотно, инспектор. Расскажу в двух словах. Дж.Б. пришлось выдержать жестокое испытание, и длилось оно более полутора месяцев. Лечение проходило крайне болезненно. Для восстановления носа использовались различные механические приспособления, а работа с локтевым суставом включала ручное воздействие, вытяжение с применением блочных устройств и грузов, скручивание и прочее. Лишь человек, доведенный до отчаяния, решился бы пройти курс до конца. Однако результаты, похоже, превзошли самые оптимистичные ожидания моего дяди. К руке пациента вернулась подвижность, а прямой нос значительно улучшил его внешность. Это очень любопытный случай, моего дядю следует поздравить. В последней записи говорится, что Дж.Б. разрабатывает правую руку и уже добился немалых успехов. Прежде ему приходилось писать левой, но теперь он уверенно действует правой.
- Скажите, доктор, его правая рука со временем окрепла и стала такой же твердой, как левая? Или она по-прежнему немного слабовата?
- Наверное, левой рукой он все же владеет лучше, чем правой. Видите ли, этот человек приучил себя орудовать левой рукой: все время, пока правая бездействовала, левая набирала силу и ловкость. Вероятно, она так и осталась ведущей, если только пациент не увлекся разработкой правой руки настолько, что задался целью укрепить ее и нарочно перестал пользоваться левой. Но в таких случаях люди, как правило, продолжают следовать привычке, так что, думаю, в последующие годы его левая рука несла нагрузку и сохранила силу. Правая у него все же немного слабее, хотя пишет он ею не хуже, чем левой, однако для тяжелой работы она не годится - здесь главную роль играет левая.
- Понятно. Очень признателен вам за помощь, доктор. Этот разговор был весьма интересным, и, надеюсь, он поможет нам приблизиться к решению загадки. Простите, пока я не могу больше ничего сказать, но позднее дам вам полный отчет, когда проверю кое-какие предположения.
Доктор Уолл усмехнулся:
- Значит, вы полагаете, что пациент вернулся и задушил своего благодетеля? Эту версию стоит проверить, ведь следы на горле показали, что левая рука убийцы сильнее правой!
Хирург попрощался с инспектором и ушел.
Доктор попал в точку. Интерес Литтлджона к таинственному Дж.Б. еще больше возрос. Где он останавливался во время лечения? Ему пришлось залечь на дно, пока он менял внешность. За ним охотилась полиция, этому человеку опасно было даже нос наружу высунуть. А его нос! Любопытное зрелище он собой представлял, пока им занимался мистер Уолл! Литтлджон вспомнил, что прежде в Угловом доме принимали пациентов как в лечебнице. Вероятно, Боллингтон, как он себя называл, там и поселился. Выбрал дом старого костоправа в отдаленной деревне в Норфолке, чтобы затаиться и переждать. Лучшего укрытия не придумаешь. Он вышел из клиники совсем другим человеком, с новым носом и здоровой рукой. Миссис Эллиот, наверное, работала в то время у мистера Уолла. С ней-то и собирался побеседовать Литтлджон.
С автобусом, который ходил не часто, инспектору повезло, и до соседней деревни, где жила у своей сестры миссис Эллиот, он добрался довольно быстро. Его появление удивило экономку.
- Боллингтон, Боллингтон… - Она нахмурилась и изобразила попытку выудить из памяти ответ на вопрос детектива. - Нет, не припоминаю никакого Боллингтона.
- Разумеется, прошло немало лет, но вы сказали, что в то время работали у мистера Уолла. Как вы могли забыть пациента, что провел в клинике вашего покойного хозяина около двух месяцев, пока шло восстановление его парализованной руки и сломанного носа?
- Одну минутку, сэр… Да-да, я помню руку и нос. Мистер Уолл говорил мне о них, когда тот пациент уже выписался. Хозяин был доволен своей работой, радостно потирал руки, но я понятия не имела, что имя пациента Боллингтон. Я вообще не знала, как его зовут, сэр.
- По-моему, это странно, - заметил Литтлджон.
- Теперь и мне кажется странной вся эта история. Пациент приехал поздно вечером, и с того дня до самого отъезда ближе к ночи я ни разу не видела его лица. Отчего хозяин держал все в секрете - для меня загадка. Он всегда был человеком прямым и обычно ничего не скрывал. Мистер Уолл принимал этого больного у себя в кабинете или сам приходил к нему в комнату. Похоже, лечение шло тяжело. Я слышала, как пациент кричит и стонет во время сеансов, однако процедуры проводились каждый вечер. Нет, больной не буянил, но порой громко стонал. Я хорошо помню того пациента, хотя имя Боллингтон, которое вы назвали, мне незнакомо.
- Кто приносил ему еду, убирал его комнату?
- Я делала это, когда он отправлялся в кабинет мистера Уолла на очередной сеанс. Конечно, он ведь не всегда оставался в постели. Еду я тоже оставляла на подносе. Хозяин велел мне ни в коем случае не входить в комнату. Просто ставить поднос на столик возле двери. Я не пыталась подглядывать за пациентом. Думала, что он, наверное, так обезображен из-за какой-нибудь аварии или в ходе процедур, что на него страшно смотреть. А однажды комната опустела, больной исчез. Мистер Уолл объяснил, что лечение окончено и все прошло успешно.
- Это все, что вы можете мне рассказать, миссис Эллиот? Вы уверены, что никогда не видели Боллингтона?
- Да, сэр. Честное слово. Если бы я его видела, не стала бы отпираться…
- Хорошо, миссис Эллиот. Большое спасибо.
В автобусе на обратном пути Литтлджон задал себе целый ряд непростых вопросов.
Почему Уолл так тщательно прятал Дж.Б. от посторонних глаз?
Если костоправ знал об ограблении банка, совершенном вдобавок с особой жестокостью, то почему принял Дж.Б. у себя в клинике? А если услышал о преступлении, когда пациент уже поступил на лечение, отчего не сообщил о налетчике в полицию или по крайней мере не выставил его?
Действительно ли Дж.Б. тот, кто ограбил банк? Ответить на этот вопрос было легче всего. Уолл наверняка приютил у себя преступника и знал, что делает. Но почему?
Грабитель имел власть над Уоллом? Данная версия казалась правдоподобной, она объясняла, почему налетчик вообще отправился в Столден, и прежде всего, к человеку, который не только предоставил ему кров, несмотря на недавнее преступление, но изменил его внешность, что позволило обвести полицию вокруг пальца.
Дело это было запутанным, вдобавок за давностью лет след уже остыл. Кромвель, помощник Литтлджона, собирал в Лондоне кое-какие сведения, способные пролить свет на события тех дней. Оставалось лишь ждать его отчета, который мог поступить в любую минуту.
А пока инспектор решил, что настало время посетить властолюбивого мистера Райдера. Если уж беседовать с местными знаменитостями, то никак нельзя обойти вниманием человека, к кому покойный мистер Уолл испытывал столь острую неприязнь, что пытался расстроить его женитьбу. Автобус остановился возле коттеджа Райдера, и инспектор заметил хозяина дома. Тот увлеченно подстригал самшитовую изгородь вокруг участка. Литтлджон вышел из автобуса, пересек улицу и направился к нему.
Райдер хмуро, без воодушевления смерил его взглядом и, не пригласив войти, предпочел вести разговор под открытым небом, на деревенской дороге, тянувшейся мимо его ворот.
Глава 13. Влюбленный
А то… об этом пронюхают и выболтают нашу затею[48 - Там же. АктI, сцена 2.].
Райдер яростно кромсал ножницами живую изгородь, пока Литтлджон пытался втянуть его в разговор. Наблюдая за усилиями жениха, инспектор с недоумением размышлял, почему такая красивая, достойная девушка, как Бетти Кокейн, которая не испытывала недостатка в поклонниках, решила связать свою судьбу с экстравагантным литератором (а возможно, и лжелитератором), что теперь явно демонстрировал высокомерное презрение к представителю Скотленд-Ярда.
При более внимательном изучении внешность Райдера определенно не выигрывала. Он напоминал тех чудаков, что много лет назад еще встречались в Блумсбери. Они писали стихи, биографии и эссе для эксцентричных изданий-однодневок, которые стремительно расцветали, будто экзотические растения, и столь же быстро увядали. Кудрявая темно-рыжая бородка Райдера терялась в складках фулярового галстука-банта. У него было длинное мучнистое лицо, большие уши и узкий морщинистый лоб с залысинами. Густые темные волосы, безжизненно тусклые и довольно длинные, неряшливо спадали на ворот пиджака. Цвет глаз скрывали дымчатые круглые стекла очков Крукса в золотой оправе. Высокий, хорошо сложенный, он немного сутулился на манер утомленного трудами ученого. На нем были мешковатый твидовый костюм и сандалии.
Литтлджон решил предоставить деревенским сплетникам разбирать глубинные истоки союза между Кокейн и Райдером. Сейчас его внимание занимала главная цель: составить представление о характере грубияна, возившегося с кустами, и выяснить, не связан ли тот с преступлением.
- Я хотел бы поговорить с вами о недавних трагических событиях в Угловом доме, мистер Райдер, если уделите мне время, - с нажимом произнес инспектор, после того как литератор небрежно ответил на его приветствие сквозь яростный треск веток и лязганье ножниц.
Райдер опустил секатор и повернулся к Литтлджону.
- Помилуйте, какое отношение все это имеет ко мне? И, позвольте добавить, мне не нравится ваш тон, инспектор.
- На это я мог бы ответить, что мне не нравятся ваши манеры, мистер Райдер, - резко парировал Литтлджон. - Я хожу по деревне в такое пекло не ради оздоровительной прогулки. Я расследую преступление и рассчитываю на содействие каждого, кто хотел бы предать убийцу суду. Мне нужно, чтобы вы ответили на несколько стандартных вопросов, сэр. Невозможно продолжать разговор, когда вы упорно стоите ко мне спиной и норовите произвести как можно больше шума.
Казалось, Райдер вот-вот пырнет Литтлджона секатором, но внезапно настроение его переменилось. Красные губы растянулись в ухмылке, между усами и бородой показались длинные желтые зубы.
- А какое отношение это убийство имеет ко мне? - бросил он презрительно. - Знаю, Уолл возражал против моего брака с мисс Кокейн, однако это не повод повесить старика в собственном кабинете. Он всегда вздыхал по ней, и мое появление привело его в бешенство. Но нас с Бетти не заботило, что думает старый Уолл о нашей помолвке. Скорее уж он захотел бы убить меня, нежели я - его. Ведь это я счастливый избранник мисс Кокейн.
Литтлджона мутило от одного вида этого хлыща. Он попробовал перевести разговор в другое русло.
- Я вовсе не говорю, будто вы хотели убить мистера Уолла. Но, насколько мне известно, в последнее время вы встречались с ним чаще, чем раньше. Я слышал, вы с мистером Уоллом заходили друг к другу…
- Похоже, местные сплетники и пустобрехи постарались? Вот как вы собираете доказательства! Я мог бы сэкономить вам время, инспектор. Мы со стариком действительно виделись чаще обычного после моей помолвки с мисс Кокейн. Он попросил меня прийти и попытался убедить, что мы с Бетти не пара. Редкое нахальство! Я велел ему убираться к дьяволу.
- Вы не слишком любили мистера Уолла.
- По правде сказать, я не особенно интересовался им, пока он не начал совать свой нос в мои дела. Не хотел водить знакомство с шарлатаном, кто зарабатывает себе на жизнь, пользуясь предрассудками и доверчивостью деревенских невежд.
- По моим сведениям, немало образованных и разумных людей охотно обращались к мистеру Уоллу за лечением, мистер Райдер. И, более того, остались довольны результатом.
- Может, и так, инспектор. Меня это мало занимало. Как я уже сказал, Уолл не вызывал у меня интереса, пока не начал учить меня жить. Тогда я объяснил ему простым, понятным языком, что о нем думаю, но он не угомонился: явился ко мне снова выяснять отношения. Пришлось выставить его за дверь.
- А к мисс Кокейн он тоже подступался?
- Вам это уже известно, так зачем же спрашивать?
Литтлджон оставил упрек без внимания.
- Где вы находились вечером в день убийства, мистер Райдер?
- Я ждал этого вопроса.
- Тогда, будьте любезны, отвечайте.
- Я делаю это против воли. Ваш вопрос оскорбителен. Я провел весь вечер с мисс Кокейн. Она это подтвердит. Мы пока не женаты, так что ее свидетельство имеет законную силу. Мы оба любим музыку, а в тот день по радио передавали концерт, который нам особенно хотелось услышать. Я пришел к мисс Кокейн в девять часов, прослушал новости и комментарии к выпуску. Концерт начался в девять тридцать и продолжался до десяти сорока пяти. Все это время от начала и до конца мы провели вместе.
- Спасибо, мистер Райдер. Этого достаточно. Разумеется, я проверю ваши слова.
- Я даже могу пересказать вам программу концерта, инспектор, хотя сам не знаю, зачем беру на себя этот труд. Увертюра «Рюи Блаз». Потом «Музыка на воде» Генделя в переложении Харти[49 - Харти Хамильтон (1879 -1941) - ирландский дирижер и композитор.], вариации «Энигма» Элгара и «Дон Жуан» Штрауса. После «Боже, храни короля» мы выпили по чашке кофе, и около половины одиннадцатого я был уже дома, готовился ко сну.
- И еще один вопрос, мистер Райдер. Вам известна причина, по которой кто-либо мог желать смерти мистеру Уоллу?
- Разве я не говорил, что не интересовался стариком? Откуда мне знать о его делах или о том, как относились к нему люди? В деревне мы редко встречались. А сплетни я не слушаю. Я столкнулся с ним единственный раз, когда он начал вмешиваться в мою жизнь. Тогда мне пришлось поставить его на место. А теперь, если вы закончили, я хотел бы вернуться к работе. Погода вот-вот переменится, а мне еще многое нужно успеть, так что давайте прощаться.
Литтлджон не стал задерживаться и поспешил уйти. Он прошел через кованые ворота в живой изгороди, над которой трудился Райдер, и увидел сад с коротко подстриженными лужайками и безвкусными, кричаще-яркими цветочными клумбами. Прелестное местечко для эдакого неотесанного грубияна.
По дороге в гостиницу детектив заглянул к мисс Кокейн и получил подтверждение алиби Райдера. Вероятно, роль свидетельницы показалась девушке забавной, однако на вопросы инспектора она отвечала искренне, без колебаний, что исключало обман или сговор. И все же, вернувшись в гостиницу, Литтлджон снова воспользовался телефоном. На сей раз он позвонил в Скотленд-Ярд, попросил проверить программу Би-би-си в вечер убийства, подтвердить время трансляции концерта и сообщить обо всем остальном, что могло представлять интерес. Затем отправился в бар за свежей порцией слухов и освежительных напитков перед обедом.
Сапожник Гудчайлд оказался единственным посетителем бара. Он сидел, уткнувшись носом в кружку с пивом, когда вошел детектив.
- Глядите-ка, - пробурчал он. - Все шныряете вокруг да вынюхиваете, инспектор? Уже выяснили, кто это сделал?
- Нет, мистер Гудчайлд. Разгадки преступлений на деревьях не растут. Расследование требует упорной работы.
- Значит, рассматриваете версии, как пишут в газетах. Хотел бы я быть полицейским. Легкая у вас жизнь.
- А я думал то же самое о ремесле сапожника.
- Очко в вашу пользу, сэр. Что ж, все мы считаем, будто у других работа лучше, верно? Взять, например, мистера Райдера, того, с кем вы толковали, когда я шел сюда промочить горло. Вот у кого легкая жизнь, если хотите знать мое мнение. Писатель или что-то вроде того. Прекрасный дом, масса свободного времени, и никаких детей, что только душу выматывают и не дают вам покоя. И в добавление ко всему он еще собирается жениться на девушке с большими деньгами, к тому же красавице. Повезло ему. Славная куколка эта мисс Кокейн. - Гудчайлд плотоядно блеснул глазами и утопил свою печаль в пиве.
- Так это романтическая история? - произнес Литтлджон. - Они давно влюблены?
- Романтическая история, говорите? Да бросьте! Может, она и воображает себя героиней любовного романа, только я в этом сомневаюсь. Мисс Кокейн никогда не выезжала из деревни дальше ближайшего городка, и ей льстит, что ее руки попросил писатель. Впрочем, что он написал, никто не знает, однако в деревне его считают важной птицей. А по мне, так слишком много здесь загадок. В другое время мисс Кокейн даже не взглянула бы на него. Она долго встречалась с сынком сквайра Деверела, надышаться на него не могла, мы все уже думали, что эти двое сыграют свадьбу. А потом молодой Деверел возьми и женись на какой-то хористке, ну и мисс Кокейн уцепилась за Райдера, лишь бы показать, что женитьба Деверела ее ни капельки не волнует. По крайней мере, таково мое мнение, и многие в деревне считают так же. А что до Райдера, он парень ушлый: знает, с какой стороны хлеб маслом намазан, женится на деньгах. Вот кому подфартило.
Мистер Гудчайлд грохнул по столу пустой кружкой и мрачно удалился, бормоча что-то о брачной лотерее, в которой никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
Так вот в чем дело! Конечно, деревенским сплетникам свойственно все преувеличивать, однако Литтлджон легко мог представить, что Райдер выбирал себе богатую невесту умом, а не сердцем. А она, отвергнутая местным молодым человеком, к которому питала нежные чувства, решила сыграть роль мученицы: выйти замуж за какого-то шута, - лишь бы доказать изменнику, что ей дела нет до него с его хористкой.
Род занятий Райдера заинтересовал детектива: писатель, критик, рецензент издательства, - однако никто, похоже, не знал, что он пишет и рецензирует. Свою работу Райдер окружил тайной, даже невеста оставалась в неведении, и тем не менее жители деревни верили ему на слово. Следовало присмотреться к Райдеру внимательнее, даже если ничто не связывало его с убийством.
Походы Райдера на почту могли многое прояснить в данном деле. Литтлджон слышал, что почтмейстерша любит посудачить: стоит ей начать молоть языком - уже не остановишь. Придется выдержать испытание, решил инспектор. Нужно будет после обеда зайти на почту, купить несколько марок и дать излиться новому потоку сплетен.
Смешливая официантка объявила, что обед готов.
- Сегодня у нас свинина. Свинка своя, домашняя, выращена в деревне, сэр, - сообщила она и игриво сверкнула глазами.
- Веди меня, Макдуф[50 - Персонаж пьесы У.Шекспира «Макбет».], - улыбнулся Литтлджон и последовал за девушкой в столовую.
Глава 14. Почтмейстерша
Так-так. Гляди печально, притворяйся
И строй гримасы за моей спиной.
Перемигнувшись, продолжайте шутку[51 - Там же. АктIII, сцена 2.].
Надпись «Столденское почтовое отделение» едва проглядывала сквозь слой белой краски, которой замазали вывеску в интересах государства, когда ожидалось немецкое вторжение. Первое слово трудно разобрать. Ниже были буквы поменьше: «Агата Маллинз. Табак и другие товары». Владелица лавки работала заодно и почтмейстершей в деревне. Если бы с началом войны правительство не потребовало, чтобы все государственные служащие оставались на своих местах, мисс Маллинз сбежала бы из Столдена, но жизнь распорядилась иначе и почтмейстерше пришлось задержаться в деревне, чтобы мужественно терпеть насмешки местных шутников и издевки злопыхателей. Ведь не так давно, весной 1939 года, мисс Маллинз попала в нелепую историю, обернувшуюся настоящей буффонадой.
В июле 1931 года мисс Маллинз посетила Париж и Динар со своим дядей Феликсом Поттсом, членом Королевского географического общества, который зарабатывал на жизнь тем, что летом и осенью возил группы туристов по англоязычным уголкам Европы, а зимой читал лекции о великолепии минувшего сезона каждому, кто был готов слушать и платить. Рассказы его сопровождались просмотром диапозитивов. Париж так ошеломил мисс Маллинз, что ей захотелось самой стать француженкой. Она пыталась даже произносить свою фамилию на французский манер - «Мулен», и втайне завидовала местному полицейскому Меллалью, в чьей искаженной на английский лад фамилии осталось все же больше французского, чем в ее собственной. Когда на деревьях в Столдене начинали распускаться почки, глаза Агаты затуманивались при мысли о парижских бульварах и милых Елисейских Полях. Запах сточных канав или кислой капусты деликатно напоминал ей о тупике Сен-Дидье, где прежде располагался пансион Дидье, - именно там обычно останавливался член Королевского географического общества Феликс Поттс. Мисс Маллинз неизменно предпочитала французский завтрак:
домашнего приготовления круассаны и кофе по-французски. Несколько раз она безуспешно пыталась заказать товары по почте в универмаге «Самаритен».
Потворствуя своей ностальгии, мисс Маллинз пять лет посещала занятия по французскому языку в Техническом институте Олстеда, а по окончании курса начала преподавать сама. Она постоянно уснащала свою речь французскими фразами - сколько выдерживали жители Столдена. За исключением викария во всей деревне один лишь Томми Мейтер мог поддержать разговор, сплошь состоящий из галлицизмов. Сказать по правде, языковые потуги Томми сводились к плохому французскому и офранцуженному английскому в пропорции примерно сорок к шестидесяти. Во время прошлой войны он служил в Руане и там торговался на рынке, когда закупал провизию для своей части.
В мае 1939 года мисс Малллинз сама повезла в Париж группу туристов. Их было четырнадцать: три ученика, достигших высокого уровня владения языком, пять начинающих, трое родителей и еще трое примкнувших к группе за компанию, в их числе Томми Мейтер. Приготовления длились восемь месяцев, а под конец поездка едва не сорвалась, поскольку минувшим летом дядюшка Феликс умер - объелся несвежим лангустом в Сен-Мало. И вот великий день настал. Полдеревни сбежалось на автобусную остановку, чтобы проводить путешественников. Они уезжали торжественно, победно во главе с мисс Маллинз, а вернулись возмущенные, в сопровождении Томми Мейтера. Очевидно, парижане не говорили по-французски, поскольку не поняли ни единого слова мисс Маллинз, как та ни старалась с ними объясниться! Положение спас горластый безграмотный Томми - без него поездка завершилась бы трагическим провалом. Одному Богу известно, что случилось бы с дамами в этом порочном городе, если бы на помощь не пришел Томми с его ломаным французским!
В деревне продолжали судачить о мисс Маллинз и ее французском, а она уже подумывала открыть лавку подальше от Столдена - возможно, в Динаре, - если начнется новая война.
Когда Литтлджон вошел в магазинчик, мисс Маллинз взвешивала рис за прилавком. Это была маленькая сухая женщина со всклокоченными седыми волосами, ясными серыми глазами, увядшими розовыми щеками и такими крохотными носом и ртом, что карикатурист изобразил бы их в виде короткой закорючки и точки. Прежде эта одинокая женщина не работала, но когда ей исполнилось сорок лет, умер ее отец, виноторговец, и оставил ее, беспомощную, словно рыбу, выброшенную из воды, разбираться с его долгами. Один только столденский пастор знал, через что ей пришлось пройти в последние пятнадцать лет. Судьба и без того обошлась с ней жестоко, а тут еще злополучная комедия с парижским фиаско… Вдобавок хозяин пансиона Дидье вручил мисс Маллинз неоплаченный счет ее дяди Феликса - мистер Поттс умер, не рассчитавшись!
- Доброе утро! - приветствовала Литтлджона мисс Маллинз, затем проворно шмыгнула в подсобное помещение магазина, выключила радио, игравшее «В лодке» Дебюсси, и вернулась.
- Доброе утро, - отозвался Литтлджон. Он слышал часть истории мисс Маллинз от подвыпивших деревенских остолопов в «Человеке смертном», но при виде самой женщины понял, что может ей доверять. Он объяснил прямо, что ему нужно.
- Думаю, правильно будет предоставить вам эти сведения, инспектор, хотя как государственная служащая я обязана хранить их в секрете. Sous le manteau de la cheminee, конечно… Я хочу сказать, нужно соблюдать конфиденциальность, понимаете?
- Вполне… Sous le manteau.
- Вы говорите по-французски?
- Немного, но давайте продолжим по-английски.
Литтлджон хорошо знал французский. Его добрые знакомые из соседней квартиры в Хэмпстеде были французами и вечерами за игрой в бридж часто давали ему уроки, однако не видел смысла вести расследование на иностранном языке. Не следовало позволять мисс Маллинз отклоняться от главного.
- Я только принесу корешки квитанций на заказные письма, который мистер Райдер отправлял своим издателям, инспектор. Это мелкие бандероли. Naturellement[52 - Естественно (фр.).], рукописи не занимают много места, правда? Давайте-ка посмотрим… - Она снова торопливо юркнула в заднюю комнату и принесла свои учетные книги. Потом принялась нервно перелистывать корешки квитанций, шевеля губами и зачитывая имена. - Ну вот, инспектор. Примерно раз в месяц отправлялась бандероль по адресу: Юго-Западный почтовый округ Лондона, Стокуэлл, Севен-Систерс-роуд, 44Б, издательство «Граймз и Уиллз».
Литтлджон записал адрес. Странное место для издательства! Нужно будет проверить.
- А самому мистеру Райдеру приходили почтовые бандероли с доставкой на дом, мисс Маллинз?
- Да. На его адрес приходили пакеты примерно такого же размера, как те, что он отправлял. Наверное, рукописи, которые мистер Райдер читал или правил, n’est-ce-pas?[53 - Не так ли? (фр.).]
- Вероятно. А в последнее время бандероли поступали или отправлялись?
- Нет. Ничего с… так, так… вот последняя квитанция. Ничего с самого падения Франции… - Голос мисс Маллинз дрогнул. - Милая, милая Франция, - прошептала она и разрыдалась.
Литтлджон поспешно скрылся в телефонной будке и позвонил в Скотленд-Ярд насчет адреса, по которому Райдер отправлял бандероли. Пока он ждал, почтмейстерша успела привести себя в чувство с помощью большого носового платка. Вскоре к почтовой стойке подошла женщина получить денежный перевод. Двое детей заглянули, чтобы купить по плитке шоколада, его пришлось извлекать из тайника за горами запасов бакалеи и тканей, в беспорядке загромождавших полки. Запахи кофе, сыра и аниса проникали даже в закрытую телефонную будку.
- Простите меня, инспектор, - произнесла мисс Маллинз, когда Литтлджон снова вошел в магазин. - Я ужасно расстраиваюсь, думая о том, что случилось с местом моих счастливых воспоминаний.
Очевидно, она забыла о пережитых унижениях.
- Не извиняйтесь, мисс Маллинз. Будем надеяться, война скоро закончится и мир станет прежним. Ради этого стоит подождать, верно?
- Да-да, инспектор. Вы действительно считаете, что все будет как раньше? Эти бомбардировки и ужасные немцы в дорогих сердцу местах заставляют усомниться… Кстати, инспектор, мне вдруг кое-что пришло в голову. Наверное, это не имеет значения, но я должна вам рассказать. По-моему, в некоторых бандеролях, что приходили мистеру Райдеру, лежало что-то металлическое. Может, гравировальные пластины для печати иллюстраций к книгам? Во всяком случае, в одном пакете что-то побрякивало, словно горсть медяков… ну, знаете, как бренчит мелочь или кое-что потяжелее. Похоже, бандероль упаковали неплотно, вот внутри что-то и вывалилось. Помню, Виггарс, наш почтальон, сказал об этом мистеру Райдеру, а тот сильно рассердился и нагрубил ему и велел не лезть в чужие дела.
- Большое спасибо, мисс Маллинз. Я очень благодарен вам за помощь, и можете на меня положиться: то, что вы сообщили, не подлежит оглашению.
- Всегда рада помочь, инспектор. Au revoir[54 - До свидания (фр.).], мсье.
- Au revoir, мадам, - ответил Литтлджон и церемонно поклонился.
Глава 15. Кромвель
Красивый молодец, как раз такой настоящий мужчина во цвете лет, первосортный мужчина, благовоспитанный, с манерами[55 - Там же. АктI, сцена 2.].
- Здесь водятся какие-нибудь интересные птицы? - спросил сержант криминальной полиции Кромвель носильщика на вокзале в Труро. Ему следовало бы знать: далеко не все горят желанием наблюдать в бинокль за жизнью пернатых и, подобно самому Кромвелю, проводят за этим занятием свое свободное время.
Лицо носильщика радостно просияло. Он с восхищением оглядел сержанта. Кромвель пришелся ему по душе. Этот человек явно знал, чего хочет, и не терял времени попусту. Он сразу приступил к делу, как только сошел с поезда.
- Пташки? Да. Еще какие. - Носильщик потер руки, ухмыльнулся и едва ли не подхватил Кромвеля под руку. - Труро славится своими хорошенькими цыпочками, - хохотнул он.
- Я говорил о птицах… - возразил сержант с нажимом. - А не о цыпочках. - Уничтожающий тон Кромвеля исключал любые сомнения на его счет.
- Ах, о птицах! - отозвался носильщик, подхватил свою тележку и покатил прочь, оставив вопрос сержанта без ответа.
Полтора часа Кромвель прождал автобуса в Труро, затем еще долго ехал по тряской дороге и только в сумерках добрался до Суинфорда, где жил в уединении на крошечном клочке земли освобожденный убийца Гарольд Гринлиз. Детектив решил найти место для ночлега и приступить к работе на следующее утро, со свежими силами, поэтому отправился в «Королевский дуб», единственную в деревне гостиницу, чистый, выбеленный дом, где, по словам кондуктора автобуса, можно было найти постель и стол.
В гостинице Кромвеля ждало потрясение. Он был закоренелым холостяком, товарищи в Скотленд-Ярде устали шутить по этому поводу, да и запасы их острот давно истощились. Кромвель твердо знал, какую девушку хотел бы видеть своей женой, и ни одна другая его не устраивала. Этого решительного, целеустремленного человека не смогла бы сбить с верного пути случайная обольстительница, попавшаяся ему на глаза.
Стоило Кромвелю войти в холл, как из зала бара появилась женщина его мечты! Высокая, длинноногая, с прекрасной фигурой. Пышногрудая, грациозная, она высоко держала изящный подбородок, словно нисколько не боялась смотреть людям в лицо. У нее были золотисто-каштановые волосы и широко расставленные серые глаза, а нос сочетал в себе римскую и греческую форму в безупречной пропорции. Рот был довольно крупным, с полными сочными губами. В ответ на вопрос ошеломленного Кромвеля она назвала себя хозяйкой «Королевского дуба». Сержант заметил табличку с ее именем над дверью. Он тотчас угадал, что она вдова, поскольку имя хозяина, Роберта, закрасили, а поверх слабо проступавших букв вывели надпись: «Джейн». Прекрасная хозяйка носила фамилию Айртон![56 - Айртон Генри (1611 -1651), английский генерал; пользовался особым расположением Оливера Кромвеля и был женат на его дочери.] Кромвель решил, что это добрый знак. Так и оказалось. Мы не собираемся рассказывать здесь историю любви и ухаживаний сержанта Кромвеля из Скотленд-Ярда, но его доброжелателям, возможно, приятно будет узнать, что после полугода тайных
поездок из Лондона в Труро и обратно (все, кроме Литтлджона, который дважды замечал золотисто-каштановые волосы, приставшие к одежде его подчиненного, и тактично снимал их, думали, будто Кромвель ездит наблюдать за птицами!) сержант уговорил миссис Айртон сменить фамилию на Кромвель и переехать из «Королевского дуба» в квартиру на Шеперд-маркет. Там они и жили, довольно и счастливо, судя по изменившейся внешности бывшего холостяка и радостному нетерпению, с каким он возвращался домой вечером после службы.
Но вернемся к серьезным вопросам. Кромвель, в чьей душе бушевала буря, благополучно запер свои чувства на засов сухой логики и отправился допрашивать Гарольда Гринлиза, убийцу из Редстеда. Сержант нашел его в свинарнике. Тот выливал пойло в корыто самой огромной свиньи, какую только видел в своей жизни Кромвель.
Гринлиз был высоким плотным мужчиной с седыми волосами, обветренной, темной от деревенского солнца кожей и с голубыми глазами, на удивление безмятежными для человека, отбывшего тюремный срок за убийство. Вторжение полицейского нисколько его не смутило, с посетителем он говорил вежливо. Мужчины прислонились к стене свинарника, а его обитательница, известная под кличкой Элайза, временами прерывала беседу шумным хлюпаньем и чавканьем, пока не закончилось пойло, а потом - довольным похрюкиванием и повизгиванием.
- Славное у вас здесь местечко, Гринлиз, - произнес Кромвель, почесал зонтиком бок свиньи и снова поразился ее размерам.
- Да, пожалуй, хозяйство у меня неплохое, только вот я так привязался к этой свинье, что придется мне взять отпуск, когда настанет пора пустить ее на бекон, а иначе я никак не смогу позволить мяснику приняться за работу. Она уже принесла четверых поросят и, похоже, наплодит еще больше, прежде чем пробьет ее последний час. Но ведь вы здесь не для того, чтобы слушать о ней? Чем я могу вам помочь? Знаете, я вообще-то занят, хотя, может, с виду и не скажешь.
- Я только хотел спросить, не знаком ли вам человек по имени Бейтс. Он отбывал заключение за фальшивомонетничество, когда вы сидели в Дартмуре. Вы с ним водили дружбу?
- Да. А что?
- Ну, он снова доставил нам хлопот, вот я и хочу разузнать побольше о его прошлом. Это может оказаться полезным.
- Немного необычно, верно?
- Да. Дело довольно необычное. Извините, не могу рассказать вам подробности, я сам их не знаю, однако выслушаю с благодарностью все, что вы сообщите о нем, сочту это дружеской помощью.
- С тех пор прошло много лет, вдобавок я не старался сохранить в памяти ту часть моей жизни, но припоминаю, что Бейтс считался примерным заключенным. Он был умнее и образованнее большинства, поэтому его перевели на работу в библиотеку. Там я с ним и познакомился. Мы немного поговорили, поделились воспоминаниями. В местах вроде Дартмура чувствуешь себя одиноко, и когда встречаешь кого-то похожего на тебя и готового слушать, начинаешь ему доверять. В общем, я рассказал Бейтсу историю своей жизни.
- Вот это мне и нужно. Что вы рассказали ему, Гринлиз?
- Ну и вопрос! А что вы поведали бы случайному попутчику в поезде, когда разговорились во время долгого путешествия? Думаю, вам потребовалось бы немало времени на перечисление. Вы ведь не ждете, что я перескажу вам в подробностях все наши беседы многолетней давности?
- Нет. Но я попытаюсь расшевелить вашу память. Вы говорили когда-нибудь о человеке по имени Уолл?
Гринлиз стиснул челюсти и смерил сержанта пронизывающим, почти враждебным взглядом.
- К чему вы клоните, мистер Кромвель?
- Дело в том, что мой визит к вам косвенно связан с убийством. Жертва - старик по имени Уолл, костоправ из Норфолка.
- И Бейтс - подозреваемый?
- Вряд ли. Только… это строго между нами… среди бумаг Уолла полиция обнаружила газетные вырезки. В одной речь шла о вашем деле, в другой - о деле Бейтса. Похоже, после освобождения он стал грабителем банков. Выстрелил в кассира, но, слава богу, не убил, только ранил, схватил деньги и был таков. С тех пор о нем никто не слышал. Мы хотим выяснить, чем мог заинтересовать Уолла подобный человек.
- Скорее всего он лечил Бейтса. Наверное, вы не хуже меня знаете, что у Бейтса пострадали правый локоть и кисть, - кажется, после несчастного случая в лаборатории. Может, Уолл вылечил его покалеченную руку?
- Вероятно, но почему? Нам известно, что во время налета на банк рука Бейтса была парализована. А после поднялась шумиха, описание налетчика появилось во всех газетах. Как мог тихий, законопослушный деревенский лекарь вроде старого Уолла взяться лечить преступника, ведь он наверняка знал, кто такой Бейтс? Такой человек скорее обратился бы в полицию, чем стал оперировать грабителя, чтобы тот мог безнаказанно проворачивать свои темные делишки. Разве что Бейтс по какой-то причине имел власть над Уоллом. Мы надеялись, в этом вы нам поможете. Полагаю, Бейтс в минуту откровенности рассказал вам об Уолле?
На суровом лице Гринлиза медленно проступило удивление, смешанное с отвращением. Вероломство бывшего товарища глубоко возмутило его.
- Это я рассказал ему об Уолле. Похоже, этот грязный мерзавец использовал полученные от меня сведения в своих гнусных целях, когда освободился. Если это так, в чем убеждают меня ваши слова, то я готов говорить.
Кромвель предложил Гринлизу сигарету, но тот предпочел трубку. Если бы кто-нибудь увидел их за беседой в свинарнике возле Элайзы, то решил бы, что они со знанием дела обсуждают достоинства хрюшки, а не стараются набросить петлю на шею куда более опасному и страшному животному.
- Прежде всего позвольте уточнить, что я рассказывал Бейтсу не о старом Уолле, как вы его называете. Я хорошо знал другого Уолла, молодого доктора Джона. Хотя слышал о старом Уолле от его племянника. Доктор Джон гордился дядей и много о нем говорил, когда мы подружились.
- Ясно.
- Доктор Джон Уолл прекрасный человек, лучший из всех, кого я встречал в жизни. Мысль о том, что Бейтс втянул его в свои мерзкие делишки, приводит меня в бешенство.
В подтверждение своих слов Гринлиз с жаром потыкал палкой в спину Элайзы, в ответ послышалось счастливое повизгивание и сопение, но увлеченные разговором мужчины оставили без внимания бурные восторги свиньи.
- Доктор Джон Уолл как-то связан с преступлением, за которое вас осудили, Гринлиз? Извините, что поднимаю болезненную для вас тему и обращаюсь к той части прошлого, которую вам хотелось бы забыть, но, надеюсь, вы понимаете…
- Да. Я понес наказание, отбыл заключение и расплатился за все сполна. Прошедшие годы - достаточно долгий срок, чтобы забыть пережитое горе. Теперь меня волнует настоящее. Но если кто-то причинил зло доктору Джону Уоллу, то я на стороне тех, кто призовет негодяя к ответу.
- Вот это другой разговор. Мне хотелось бы знать, как вы познакомились с доктором Уоллом.
Гринлиз поднял голову и посмотрел Кромвелю в лицо:
- То, что я скажу вам, не должно получить огласки. Теперь это дело прошлое, я не переживу, если доктор Уолл пострадает по моей вине.
- Уверяю вас: сказанное вами будет использовано осторожно. Больше я не могу обещать. Вы должны помнить: мы расследуем убийство.
- Ладно. Много лет назад я убил человека за то, как он обошелся с моей сестрой. Он был женат, хотя сестра об этом не знала. Когда она сообщила ему, что ждет ребенка, подлец сбежал, оставив ее одну выпутываться. В то время мы с сестрой жили вместе, можете представить, что я почувствовал. Я везде искал эту крысу, но мерзавец где-то затаился. Потом втайне от меня какая-то пожилая женщина по соседству уговорила мою сестру избавиться от ребенка - согласиться на нелегальную операцию. Ее сделал местный молодой врач, опустившийся из-за пьянства. Когда вечером я пришел с работы, сестра умирала. Вскоре явился тот врач. Он перепугался до смерти, и недаром. Если бы сестра умерла, его отправили бы в тюрьму. Я едва сдерживался, чтобы не наброситься на него… В общем, я схватил его и заявил, что не ручаюсь за себя, если моя сестра не поправится. Он не решился позвать другого врача и посоветоваться с ним, поскольку нарушил закон.
Кромвель сочувственно вздохнул и протянул своему собеседнику сигарету.
- «К черту тебя с твоей трусостью, к черту твое будущее и твою треклятую шкуру! - крикнул я ему, - продолжил Гринлиз, закурив. - Я иду к ближайшему доктору, хочешь ты того или нет». Я оттолкнул его и выбежал из дома. Человек, которого я привел, - доктор Джон Уолл. Слава богу, он временно заменял другого врача и оказался поблизости. Он сразу взял дело в свои руки. Вернул мою сестру к жизни и не сказал ни слова о случившемся. Получилось, что он покрыл и другого врача тоже, а это неправильно. Полгода спустя несчастная девочка покончила с собой. Она так и не смогла пережить горе и стыд. Вскоре после этого я встретил того молодчика, что погубил ее, дальнейшее вам известно. Но доктор Уолл спас мою сестру, он единственный поступил достойно в той мерзкой истории, я многим ему обязан и никогда этого не забуду. Теперь он большой человек, как я понимаю. Так и должно быть.
- Вы рассказали все это Бейтсу? - спросил Кромвель.
- Да. Знаете, за решеткой чувствуешь себя одиноко. Снова и снова перебираешь в памяти свои горести, но вместе с горестями вспоминаются и добрые людские поступки. В тюрьме достаточно времени, чтобы подумать о них, если есть к этому склонность. В Дартмуре я часто вспоминал доктора Уолла.
- Что ж, я очень признателен вам за помощь, Гринлиз. Не беспокойтесь насчет последствий: я не обману ваше доверие. И позабочусь, чтобы доктор Уолл никоим образом не пострадал. А теперь позвольте пожелать вам удачи. Надеюсь, вы многого добьетесь на своей земле, а Элайза в следующий раз принесет небывалый приплод.
Мужчины пожали друг другу руки и расстались.
Не теряя ни минуты, Кромвель вернулся в «Королевский дуб», составил отчет и отослал Литтлджону в Столден. Затем привел себя в порядок и отправился искать хозяйку гостиницы, поскольку сержант не только проголодался, но незаметно для себя самого влюбился. Желание снова увидеть миссис Айртон подгоняло его сильнее, чем голод и жажда.
Глава 16. Логика
Вот вам ваши роли, и я прошу вас, умоляю вас и заклинаю вас - вызубрить их наизусть…[57 - Там же. АктI, сцена 2.]
Свежую информацию Литтлджон получил в своем номере гостиницы на следующий день после поездки Кромвеля в Труро. Прежде всего, конечно, пришел снабженный сопроводительными комментариями отчет сержанта о допросе Гринлиза, вдобавок из Скотленд-Ярда прислали новую порцию фактов и цифр.
Инспектор заперся у себя в спальне, в уютной старомодной каморке, похожей на берлогу. Он раскурил трубку и принялся изучать, сортировать и сопоставлять данные, устанавливать связи.
Вместе с весьма обширной подборкой других материалов Скотленд-Ярд отправил фотографию Бейтса, грабителя банка, взятую из полицейского досье. Снимок сделали, когда преступника задержали за изготовление фальшивых денег. Внешность Бейтса трудно было назвать располагающей. Угрюмый темноволосый мужчина со сломанным носом и впалыми щеками. Форма головы и лоб выдавали, однако, недюжинный интеллект. Человек с мозгами, несомненно, большая находка для любой преступной шайки. Детектив внимательно рассмотрел фотографию, усмехнулся и отложил ее в сторону, чтобы изучить позднее.
Затем последовала карточка с фотокопиями отпечатков пальцев Бейтса. Далее - отчет об издательстве «Граймз и Уиллз» в Стокуэлле. Ознакомившись с ним, Литтлджон присвистнул. Райдер пользовался подставным адресом как абонентским ящиком, чтобы отправлять и получать почтовые бандероли. Граймз и Уиллз оказались парой мелких торговцев, хозяевами газетного киоска на Севен-Систерс-роуд! Более того, оба попали под подозрение в связи с махинациями банды фальшивомонетчиков, которая вскоре после вступления Великобритании в войну внезапно исчезла. Парочку «издателей» подозревали в причастности к изготовлению поддельной иностранной валюты, однако ограничительные меры военного времени помешали их преступному экспорту, лазейки на границах закрылись. Законы о всеобщей регистрации и военной службе тоже, наверное, сыграли свою роль, и банда мошенников распалась.
Литтлджон оставил на столе груду документов, снял ботинки, с наслаждением вытянул ноги и улегся на кровать с горящей трубкой в зубах. Теперь ему предстояло заняться фактами: тщательно расставить их по местам, подробно разобрать каждый, рассмотреть всю совокупность, установить логические связи и найти разгадку преступления!
Много лет назад, вскоре после налета на банк, совершенного неким Персивалом Бейтсом, в дом костоправа Уолла прибыл неизвестный пациент. Очевидно, он скрывался в клинике, пока проходил курс лечения, благодаря которому удалось восстановить его искалеченную правую руку. Вместе с тем костоправ исправил и сломанный нос, отчего отталкивающая внешность пациента стала самой обыкновенной.
У Бейтса была парализована правая рука и поврежден нос, так что, вероятно, тот пациент и есть Бейтс.
Костоправ, разумеется, не мог не знать, что укрывает у себя преступника, поскольку в то время все газеты публиковали подробности ограбления и фотографии с места событий. Почему же старый Уолл хранил молчание?
В отчете Кромвеля описывалось, как Бейтс до налета на банк, во время заключения в Дартмурской тюрьме, узнал о том, что доктор Джон Уолл, племянник убитого костоправа, оказался причастен к подпольной операции. Может, Бейтс воспользовался этим рычагом, чтобы надавить на старого Уолла? Так он заставил костоправа дать ему убежище и изменить его внешность?
«Нужно будет спросить об этом самого доктора Джона», - решил Литтлджон.
И наконец, оставался еще и Райдер, очевидно, как-то связанный с бандой фальшивомонетчиков. Металлический звук, который слышала почтмейстерша в его бандеролях, мог быть скрежетом от соприкосновения гравировальных пластин для изготовления поддельных банкнот. А если Райдер делал клише для печати в своем убежище в Столдене и отсылал готовые пластины почтой в Лондон? Бейтс отсидел срок за фальшивомонетничество! Райдер и Бейтс - одно лицо?
Если это так, зачем же он остался под самым носом у того, кто изменил его внешность? У единственного, наверное, человека, знавшего, кто он такой на самом деле? А если Райдер все это время шантажировал костоправа, а потом старик услышал, что девушка, которую он любил как родную дочь, собирается выйти замуж за преступника? Старый Уолл пригрозил раскрыть секрет Райдера, и этот опрометчивый шаг стоил ему жизни.
Литтлджон вскочил. Все, что ему требовалось сейчас, - срочно поговорить с доктором Джоном Уоллом и добыть отпечатки пальцев Райдера. Он поспешил к телефону и договорился о немедленной встрече с доктором, затем позвонил в местный полицейский участок и дал инструкции ошеломленному Меллалью.
Доктор Джон Уолл не заставил себя долго ждать.
- Я хочу задать вам вопрос деликатного свойства, доктор, - начал Литтлджон.
- Слушаю, инспектор, - отозвался Уолл, и глаза его блеснули.
- Вам приходилось когда-нибудь иметь дело с последствиями подпольного аборта? Я говорю об операции, которой подверглась сестра Гарольда Гринлиза, убийцы из Редстеда. Он отбыл заключение за убийство человека, виновного в несчастьях его сестры.
- Да, инспектор. - Доктор Уолл отвечал откровенно, без колебаний. - Меня попросил о помощи мой бывший сокурсник, мы вместе проходили практику в больнице, но потом он скатился на самое дно. На сей раз приятель попал в переплет. Меньшее, что я мог сделать, - это попытаться все исправить. Я провел операцию и сохранил девушке жизнь. Я ничем не нарушил нормы профессиональной этики, разве что не поднял шум вокруг этого. Тот врач вскоре уехал за границу, а затем умер.
- И все же, доктор, у меня есть причины полагать, что грабитель банка, скрывавшийся от правосудия, воспользовался тем случаем как средством давления, чтобы вынудить вашего дядю принять его у себя в клинике. В итоге внешность преступника изменилась настолько, что тот смог исчезнуть и уйти от наказания. Полиция потеряла его след.
Литтлджон рассказал хирургу все, что знал, и поделился выводами, к которым пришел, сопоставляя факты.
- Вы хотите сказать, что дядя безропотно согласился сделать все, о чем просил его этот негодяй, лишь бы сохранить мое доброе имя?
- Вероятно, доктор.
- Но Бейтс уже пытался подступиться ко мне, инспектор. Едва вышел из тюрьмы, как явился в мою лондонскую квартиру и открыто потребовал «помочь ему снова встать на ноги» - так он это назвал. Мерзавец пригрозил предать огласке случай с мисс Гринлиз, подробности которого раньше не выносились на публику, не говоря уж о полиции и медицинском совете. Я указал ему на дверь и предупредил, что сдам его полиции, если он снова вздумает досаждать мне.
- Тогда как же ему далось провернуть трюк с вашим дядей, доктор Уолл?
- Я могу ответить на этот вопрос, инспектор. Когда ко мне пришел Бейтс, я как раз собирался в морское путешествие. После университета мне предстояло продолжить образование, требовалось время на усиленное чтение и спокойные размышления. Что могло быть лучше места врача на судне, где не так много пассажиров? Я получал жалованье, размеренную, здоровую жизнь и досуг, чтобы заниматься и размышлять. Я выбрал корабль, который следовал на восток и должен был вернуться в Британию не ранее чем через год.
- Значит, ваш дядя не мог связаться с вами, чтобы подтвердить историю Бейтса, а написать не решился из опасений, что письмо попадет в чужие руки?
- Это похоже на правду. Бейтс вполне мог заметить бирки на моих чемоданах, которые в то время лежали повсюду, и воспользоваться этим позднее, когда полиция загнала его в угол.
- Ваш дядя никогда не упоминал об этом?
- Нет. Он промолчал. Но для него это довольно характерно. Наверное, дядя боялся огорчить меня. В общем, все это случилось задолго до моего возвращения, а Бейтс куда-то сгинул от греха подальше…
- Сомневаюсь, доктор. Сомневаюсь.
- К чему вы клоните?
- Не удивлюсь, если окажется, что Бейтс причастен к смерти вашего дяди. Вы не должны забывать, что мистер Уолл знал правду о нем и мог его разоблачить.
- Значит, этот подонок Бейтс заставил дядю замолчать?
- Вероятно.
- Что вы собираетесь предпринять?
- Предоставьте это нам, доктор. Уверяю вас, мы уже вышли на след Бейтса и сделаем все, чтобы привлечь его к ответу. Кстати, ведь ваш отец был еще жив в то время, когда Бейтс обратился в клинику? Не так ли?
- Да. Но отец отправился вместе со мной в кругосветное путешествие. Как пассажир судна.
- Да, Бейтсу повезло, ничего не скажешь. Ему во всем сопутствовала удача.
- Что ж, если у вас больше нет ко мне вопросов, инспектор, я пойду. Надеюсь, вы скоро поймаете негодяя. Мне невыносима мысль, что он разгуливает на свободе.
- Положитесь на нас, доктор.
Но Литтлджона ждало разочарование.
Меллалью сумел каким-то образом раздобыть садовые ножницы Райдера с превосходным набором отпечатков обеих рук владельца. Деревенский полицейский гордился своим успехом и обрадовался, когда Литтлджон похвалил его. Однако веселье их длилось недолго.
Позднее в тот же день специалист по дактилоскопии из Олстеда, которому передали секатор и фотокопии отпечатков пальцев Бейтса, доложил, что между образцами отпечатков не наблюдается даже отдаленного сходства, причем голос звучал так оживленно, словно плачевный результат его трудов доставил ему удовольствия!
- Вот черт! - пробормотал Литтлджон и уныло взял два новых письма, только что доставленных почтальоном.
Одно пришло из Скотленд-Ярда. Показания Райдера подтвердились: он точно пересказал программу радиоконцерта, которая подкрепила его алиби. Второе письмо, полное теплого дружеского участия и любви, прислала миссис Литтлджон в ответ на обстоятельный доклад мужа об убийстве и его собственной роли в расследовании. Инспектор всегда рассказывал жене как можно больше о своих делах. Это помогало ему привести мысли в порядок. «Не знаю, насколько это важно, Том, - писала миссис Литтлджон после короткого пересказа домашних новостей, - я сама слушала ту радиопрограмму, о которой ты упоминал как о части алиби. Прямо в середине вариаций «Энигма» произошли технические неполадки. В итоге выпала целая часть «Нимрод». Представляешь, как обидно. Я всегда с нетерпением жду, когда начнется адажио «Нимрод».
В отчете Скотленд-Ярда не упоминалось о перебоях в трансляции.
- Славная старушка Летти… милая старушка Летти, - пробормотал Литтлджон.
Он надел шляпу и сделал шаг к двери, но затем схватил старый конверт и быстро нацарапал на обратной стороне, чтобы не забыть: «Коробка конфет для Л.», - после чего сунул записку в карман.
Глава 17. «Нимрод»
Разит судьбина злая[58 - Там же. АктV, сцена 1.].
Литтлджон направился в деревенский полицейский участок. Дверь открыла неразговорчивая супруга полицейского. При виде инспектора она смутилась, поскольку в эту минуту ее муж, раздетый по пояс, умывался в кухонной раковине. Миссис Меллалью позволяла Уильяму Артуру пользоваться ванной лишь в особых случаях, причем вначале ему надлежало повторить длиннющий список запретов и указаний. Она усадила Литтлджона в лучшее кресло в маленькой гостиной, которая, судя по строгому нежилому виду, тоже считалась священным местом, и вихрем унеслась прочь предупредить констебля. В своем кресле инспектор слышал, как хозяйка суровым театральным шепотом отдает распоряжения Уильяму Артуру. Вскоре после этого констебль робко вошел в комнату. Уши пламенели, словно их только что выкрутили, а лицо блестело, точно недавно его натерли средством для полировки мебели.
- Извините, что заставил вас ждать, сэр, - пробормотал он смущенно. - Я возился в саду, а потом смывал грязь.
Со стороны холла, где миссис Меллалью с остервенением протирала от пыли подставку для зонтов, раздалось фырканье. Констебль закрыл дверь гостиной. Что бы ни считала своим бесспорным правом его лучшая половина, он не собирался позволять ей слушать разговоры, предназначенные для ушей блюстителей закона, или маячить поблизости, будто суфлер за кулисами во время спектакля.
Тяжелые шаги за дверью удалились и затихли в глубине дома. Меллалью знал, что его ждет после ухода инспектора. Литтлджон перешел к делу:
- Должен сказать, Меллалью, я просил вас достать образцы отпечатков пальцев мистера Райдера, потому что хотел сравнить их с образцами из картотеки Скотленд-Ярда…
У Меллалью от удивления отвисла челюсть.
- О… ах… - только и смог он произнести.
- Однако, боюсь, мы вытянули пустышку. Образцы не совпали. Я сделал кое-какие логические выводы, но они не подтвердились, и, признаться, я разочарован.
Меллалью приоткрыл рот и издал возглас - так он пытался выразить инспектору свое сочувствие. Звук напоминал хриплый крик печального дятла.
- Где вы нашли секатор, Меллалью?
- В садовом сарайчике, сэр. Я часто наблюдал, как мистер Райдер пользуется этими ножницами. В то время он как раз отлучился из дома. Отправился в Олстед. Я заметил его на дороге и понял, что могу без помех позаимствовать секатор. Дверь он оставил незапертой.
Литтлджон вручил констеблю секатор, который принес с собой:
- Вы сумеете незаметно вернуть это на место?
- Да. Есть одна тропинка через поля, которая ведет прямо к заднему крыльцу дома мистера Райдера. Я могу тихонько пробраться к сараю, никто не увидит. Кстати, сейчас самое подходящее время. Я наблюдал, как мистер Райдер снова садился в автобус на Олстед примерно полчаса назад. Пойду прямо сейчас.
- В таком случае я мог бы отправиться вместе с вами.
Миссис Меллалью смотрела им вслед из окна наверху. Литтлджон чувствовал, как пристальный неотрывный взгляд жены констебля сверлит ему затылок. Меллалью устроил целый спектакль из их тайной вылазки. Последние сто ярдов по безлюдной тропинке через поле, ведущей к задней калитке сада Райдера, он крался на цыпочках. Его движения напомнили Литтлджону гротескный танец. Инспектор улыбнулся. Он почти ждал, что деревенский констебль вот-вот запоет песенку полицейского из «Пиратов Пензанса»[59 - Комическая опера на музыку А.Салливана и либретто У.Гилберта.].
- Вот мы и пришли, - произнес Меллалью и жестом заговорщика пригласил инспектора войти в калитку.
Сад Райдера был аккуратным и ухоженным. Уединенное местечко с тщательно прополотыми грядками овощей и цветущими клумбами, особенно пышными под летним солнцем. Констебль шагнул к маленькому дощатому сараю, открыл дверцу и вернул секатор на место. Внутри строения хранились в строгом порядке садовые инструменты, цветочные горшки и стол для пересадки растений. Рядом с сарайчиком стояла более внушительная постройка. Дверь оказалась заперта. Инспектор смог разглядеть в окно нечто вроде небольшой лаборатории. Райдер держал там бутылки, банки и жестянки с химикатами, инсектицидами и удобрениями.
Литтлджон толкнул дверь, но она не поддалась. Тогда он достал из кармана миниатюрный инструмент и, скрывая его от констебля, просунул в замочную скважину, потом снова нажал на дверь, и на сей раз она открылась. Мужчины вошли. Меллалью выглядел обеспокоенным: казалось, раздумывает, не задержать ли коллегу за незаконное вторжение со взломом.
Инспектор внимательно осмотрел маленькую комнатку - опрятную химическую лабораторию, - затем обернул руку носовым платком, чтобы не оставить отпечатков, и исследовал многочисленные склянки, пробирки и жестянки, заглянул в ящики шкафа и рабочего стола. При виде некоего предмета, лежавшего в одном из ящиков, он тихо присвистнул. Потом взял этот предмет с помощью платка и спрятал в карман. Под столом стоял белый бачок для мусора. Литтлджон нажал ногой на педаль, и крышка бачка откинулась. Внутри было почти пусто. Несколько обрывков оберточной бумаги, веревка с узлами - вероятно, срезанная с посылки - и две сломанные сигареты. Инспектор подобрал их, понюхал, положил в конверт и убрал в карман. Меллалью, тяжело дыша, наблюдал за всем этим с выпученными глазами.
Они ушли по знаку Литтлджона, дверь заперлась так же легко, как и открылась.
- Вы идете по горячему следу, сэр? - спросил констебль хриплым шепотом, когда они выбрались на дорогу.
- Ну, след не совсем горячий, Меллалью, но становится теплее…
Вот и все сведения по делу, которые получил пока деревенский полицейский.
Отделавшись от своего спутника, Литтлджон снова отправился в Грин-Хеджез. Мисс Кокейн оказалась дома, но приняла посетителя неприветливо.
- Все вынюхиваете, инспектор? Пытаетесь раскрыть убийство? - дерзко бросила она, когда детектив вошел в дом, куда его впустили весьма неохотно.
- Да, мисс Кокейн. Я бы не стал вас беспокоить, ведь вы не особенно стремитесь предать суду убийцу вашего старого друга…
Лицо Бетти Кокейн сердито вспыхнуло.
- Я этого не говорила. Думаю, вы ужасный человек, инспектор.
- Давайте пока оставим взаимные обвинения, мисс Кокейн. Я пришел поговорить об алиби, которое представили вы с мистером Райдером на вечер убийства мистера Уолла. Вы слушали по радио симфонический концерт?
- Да. Мы уже говорили с вами об этом.
- Вы курили?
- Да. А какая здесь связь?
Литтлджон оставил ее вопрос без внимания.
- Вы курили собственные сигареты, мисс Кокейн?
- Я выкурила несколько сигарет из портсигара мистера Райдера, а он - несколько моих из той сигаретницы на столе. А что?
- Вы прослушали весь концерт?
- Да.
- Включая вариации «Энигма»?
- Да. К чему все эти подробности?
- Позвольте, пожалуйста, мне задавать вопросы, мисс Кокейн. Уверяю вас, я делаю это не из праздного любопытства. Вы слушали «Нимрод», когда исполнялись вариации?
- Да.
- Уверены?
- Да. В жизни не слышала ничего глупее этого вашего допроса.
- Пожалуй, есть вещи и поглупее, мисс Кокейн. «Нимрод» не транслировали в тот вечер! Произошел технический сбой, возникли помехи, их удалось устранить не сразу, и вариация «Нимрод» не прозвучала по радио, как и половина следующей части!
Рот Бетти Кокейн широко раскрылся, глаза округлились от изумления. Теперь она уже не казалась ни хорошенькой, ни самоуверенной.
- Но я уверена, что слышала…
- Нет. Поверьте моему слову, эта часть не вышла в эфир. Могу предположить, что с вами случилось. Вы уснули во время концерта. Наверное, вы уловили начало вариаций «Энигма», а потом задремали и вообразили, будто слышали все. В конце концов, это же вариации, основная тема постоянно повторяется.
С мисс Кокейн мгновенно слетела вся ее самонадеянность. Такой она понравилась Литтлджону больше. Она будто снова стала собой, а не подобием Райдера.
- Я могла бы поклясться, что слышала все вариации целиком, инспектор. Вероятно, я задремала. От камина шло тепло, а «Музыка на воде» такая умиротворяющая, что навевает сон. Я хорошо помню начало «Энигмы». Мне хотелось спать, но музыка все звучала, я не помню никаких перебоев…
- А мистер Райдер говорил о перерыве в трансляции концерта?
- Нет. Он тоже клевал носом.
- Что ж, большое спасибо, мисс Кокейн. Не буду больше отнимать у вас время.
- Но к чему все это, инспектор?
- Пока я не могу вам этого сказать, но все это в интересах вашего старого друга, мистера Уолла.
С этими словами Литтлджон покинул дом Бетти Кокейн.
Не успел он пройти и десятка шагов по деревенской улочке, как навстречу ему выбежал Меллалью, запыхавшийся и взъерошенный.
- А, вот вы где, сэр… Хорошо, что я вас нашел… - пропыхтел констебль. Лицо его блестело от пота, вены на лбу вздулись как узловатые веревки, а шлем съехал набок. - Можете сейчас пойти со мной, сэр? Мы только что обнаружили еще один труп.
И без дальнейших церемоний, не дожидаясь ответа инспектора, Меллалью потянул его за угол, вдоль дороги, к маленькому участку полоумного Дика, того самого, что вел бесконечную войну с личинками и соперниками-садоводами со всей деревни. Он стоял на своем клочке земли в окружении группы людей и громко бранился, размахивая длинными костлявыми руками.
Меллалью успел восстановить дыхание и дал короткие объяснения Литтлджону.
- Похоже, полоумный Дик хранил деньги и другие ценности в водонепроницаемой коробке, которую прятал в глубине колодца в дальнем конце участка. Так вот, сегодня днем Дик возился в колодце, выуживал свою коробку. Обычно в таких случаях он пользовался шестом с крюком на конце. Только вместо коробки крюк подцепил что-то другое. Дик стал его выпутывать и вытащил тело. Крик поднялся на всю деревню. Сдается мне, теперь бедняга окончательно спятил. Он всегда был слабоват мозгами, но эта история вконец его доконала.
Инспектор с констеблем приблизились к людям. Толпа расступилась, чтобы пропустить их. Специальный констебль и доктор Китинг с торжественными лицами стояли возле мокрых человеческих останков, которые полоумный Дик вытащил из колодца вместо своего сокровища. Труп принадлежал маленькому худому человечку со страшным бледным лицом, обезображенным смертью. При виде его Литтлджон почувствовал тошноту, однако наклонился, чтобы лучше рассмотреть тело, затем негромко присвистнул, хмыкнул и выпрямился.
- Кто-нибудь знает этого человека? - спросил он толпу.
Послышался недоуменный шумок, все качали головами.
Однако жертву выдавал нос. Работа костоправа оказалась не столь совершенной, как заключил Литтлджон из рабочих записей мистера Уолла. В том, чье мертвое тело лежало мокрой бесформенной грудой у его ног, детектив не сомневался: это все, что осталось от Дж.Б., иными словами - Бейтса, грабителя банка!
Глава 18. Труп
Нет, вот что: надо, чтобы он назвал себя по имени.
Потом, чтобы полфизиономии его было видно…[60 - Там же. АктIII, сцена 1.]
На следующий день после того, как в колодце обнаружили труп, на Литтлджона обрушился шквал работы. Полицейские материалы, в особенности исследование отпечатков пальцев, позволили точно установить, что труп принадлежал Бейтсу, исчезнувшему грабителю банка.
Установление личности покойного принесло Литтлджону облегчение. За неимением иной версии он пытался исходить из того, что Райдер и Бейтс, возможно, одно лицо, однако продолжал сомневаться. Труп Бейтса избавил инспектора от тягостного чувства неуверенности, и, хотя находка не приблизила его к разгадке первого убийства, стали проясняться обстоятельства дела, перегруженного множеством разрозненных деталей.
По крайней мере, ясно было одно: Бейтс связан с убийством Уолла. Эта часть версии Литтлджона подтвердилась. Но затем кто-то убил Бейтса! Жертву оглушили ударом по голове, орудием послужил тяжелый камень, вложенный для удобства в старый носок, - его выудили из колодца вместе с коробкой полоумного Дика. Литтлджон распорядился высушить носок и забрал его. Однако, согласно заключению медэксперта, Бейтс умер не от удара, а утонул. Таким образом, оба убийства объединяла одна общая черта. Жертв лишили сознания, перед тем как прикончить - одному сдавили горло, второго ударили по голове, - после чего обоих умертвили иным способом. Что это, умысел или простое совпадение?
Полицейский врач вслед за доктором Китингом осмотрел труп Бейтса, но не сумел определить, когда наступила смерть: тело несколько дней пролежало в колодце, где хватало воды, чтобы покрыть его целиком. Между тем в одном из карманов жертвы нашли промокшую газету, вышедшую в день смерти Уолла, из чего полиция заключила, что незадачливый подельник убийцы умер примерно в то же время. Наручные часы Бейтса, дешевая никелированная модель, остановились на десяти сорока трех. Грабитель банка ненадолго пережил Уолла и следом за ним отправился на тот свет.
Гиллибранд взял на себя всю рутинную работу, связанную с обнаружением нового трупа, и избавил Литтлджона от дополнительного расследования. Осмотр тела и вещей покойного почти ничего не дал: ни писем в карманах, ни чего-либо существенного в мокром бумажнике, лежавшем в пиджаке, ни даже удостоверения личности. Причина, по которой Бейтс вернулся в Столден, оставалась загадкой.
Вместе с тем в распоряжении Скотленд-Ярда оказалось немало информации о банде мошенников с Севен-Систерс-роуд. Очевидно, тот, кому дали задание собрать воедино материалы прошлых расследований, потрудился на совесть. Полиция произвела серию арестов, прежде чем фальшивомонетчики исчезли без следа. В сети попались несколько мелких рыбешек. Судя по тому, как трусливо вели себя на допросах эти мелкие жулики, все они служили некоему боссу и безумно боялись его, а тот благоразумно держался в тени. Подручные отправились в тюрьму отбывать свои сроки, но ни один не смог указать на главаря банды. Как выяснилось, тот отдавал распоряжения через посредника, своего рода «связного». Лишь этот человек знал имя и местонахождение главаря, однако держал сведения о нем в строгом секрете.
Затем появилась новость. Прежде в ходе следствия мелкие члены банды не сумели описать даже того пособника, что занимался почтовыми отправлениями через абонентский ящик в Стокуэлле. В конце концов полиции удалось выйти на след владельца газетного киоска на Севен-Систерс-роуд. Пришлось попотеть, чтобы добиться от него показаний; впрочем, преступником он не был. Ларечник утверждал, что не совершил ничего незаконного, прием и выдача бандеролей составляли часть его работы. Он понятия не имел, что в посылках, и не спрашивал документов у тех, кто их забирал, коль скоро плата за абонентский ящик вносилась исправно, а потому полиции нечего ему предъявить.
Но когда полицейские позднее снова посетили мистера Хеггза, бывшего владельца киоска, тот принял их более дружелюбно. Во время воздушного налета на Лондон Хеггз с женой оказались заживо погребены в подвале под грудой каменных обломков. Лондонские полицейские откопали их из-под руин и спасли от медленной смерти. Торговец газетами остался в большом долгу перед стражами закона и расплатился сполна: рассказал, как однажды ночью напротив его киоска загорелся дом, и улицу заволокло дымом. Тогда к нему явился маленький человечек и потребовал почту. Коротышка спешил забрать бандероли, прежде чем огонь перекинется на киоск. Он предъявил грязный клочок картона с номером, который мистер Хеггз использовал вместо удостоверения личности в своей «почтовой службе», и получил разрешение забрать посылки, дожидавшиеся, когда их отправят ему или кому-то из его окружения. Тот незнакомец сделал все, чтобы скрыть лицо: поднял воротник, отогнул вниз поля шляпы и стоял на улице в темноте, пока Хеггз доставал посылки, - но пожар на противоположной стороне улицы внезапно заполыхал сильнее, внутренность дома обрушилась, и
яркая огненная вспышка застала коротышку врасплох. Прежде чем он спрятался, как улитка, в свою раковину, Хеггз успел увидеть его лицо. Описание внешности незнакомца в точности совпадало с приметами Бейтса, включая сломанный нос!
Итак, спросил себя Литтлджон, внимательно прочитав длинное досье, кем был Бейтс: главарем или всего лишь подручным? Вероятно, все же последнее. Конечно, он был искусным гравером и легко мог возглавить собственное дело. Вдобавок Бейтс отличался недюжинным умом. И все же Литтлджону не верилось, что жалкий грабитель банка, которого много лет разыскивала полиция, начал вдруг проворачивать аферы едва ли не международного масштаба. Скорее ему помог укрыться от преследования кто-то более могущественный, чем он сам. Бейтс служил этому человеку, затем, наверное, смошенничал, стал обузой и в конечном счете оказался на дне колодца полоумного Дика.
В уединенном летнем домике в глубине сада «Человека смертного», за столом, обложенным бумагами, Литтлджон раскурил трубку и начал анализировать обстоятельства дела, пытаться выдвинуть версию, в которую уложились бы все факты. Вокруг сновали пчелы, осы, два кота и целая колония муравьев, но инспектор не замечал их.
Вскоре ему удалось собрать вместе разрозненные детали хитроумной головоломки и сложить из них некое подобие картины. Отдельных фрагментов не хватало, мозаика получилась кривой, искаженной, и все же послужить основой для дальнейшего расследования могла.
В общих чертах рабочая версия Литтлджона сводилась к следующему.
По тем или иным причинам Бейтс вернулся в Столден и, видимо, навестил своего бывшего благодетеля Уолла. Наверное, уже не представлялось возможным выяснить доподлинно, почему Уолл предоставил убежище преступнику, которого разыскивала полиция за вооруженный грабеж. Костоправ не только укрыл грабителя у себя в доме, но и провел курс лечения, отчего опознать Бейтса стало значительно труднее. Похоже, преступник обладал некой властью над Уоллом. Он знал кое-что о его племяннике, а поскольку Джон с отцом к тому времени успели покинуть Англию, старый Натаниел не мог проверить слова шантажиста. Знахарь опрометчиво пообещал Бейтсу молчать и невольно оказался укрывателем преступника, что вынудило его пойти дальше.
Как удалось установить, между Бейтсом и бандой мошенников с Севен-Систерс-роуд существовала связь. Затем шайка распалась, Бейтс лишился источника доходов и вернулся в Столден - вероятно, с намерением шантажировать старого Уолла. Может, костоправ решил бороться с грабителем его же оружием, пригрозил выдать Бейтса, за что и был убит.
Но в деле участвовал некто третий - тот, что держался в тени, а затем убил Бейтса. Видимо, этот неизвестный отправился к Угловому дому за бывшим грабителем банка, оглушил его ударом по голове и сбросил тело в колодец полоумного Дика. Был ли второй убийца жителем Столдена или откуда-то прибыл в деревню, поскольку следил за Бейтсом в поисках подходящего места, чтобы прикончить его, и выбрал для этого уединенный сад позади дома костоправа?
Мысли Литтлджона снова вернулись к Райдеру. По словам почтмейстерши, он пользовался абонентским ящиком на Севен-Систерс-роуд для получения и отправки посылок; вдобавок в его бандеролях брякало что-то металлическое - возможно, гравировальные пластины для изготовления поддельных банкнот. Кроме того, в результате вторжения Литтлджона с Меллалью в лабораторию позади коттеджа Райдера обнаружились подозрительные улики.
Литтлджон обратился к отчету эксперта графства из Олстеда. Он отправил на исследование сломанные сигареты, найденные в мусорном бачке Райдера. Как выяснилось, в них содержалось наркотическое вещество: соль морфина, - в достаточном количестве, чтобы при курении вызвать легкий сон. Похоже, Райдеру не сразу удалось начинить сигарету наркотиком, а результаты неудачных попыток он выбросил в бачок. Табак выбрал египетский, чтобы надежнее скрыть привкус наркотика, впрыснутого в сигареты с помощью шприца. Литтлджон прихватил шприц во время осмотра маленькой лаборатории, и в нем обнаружились следы той же соли морфина.
В своем отчете эксперт отметил, что «обращаться в аптеку за подобным наркотиком нет необходимости. Химик мог получить его из опийного мака (papaver somniferum)».
Неплохо оборудованная лаборатория с ретортами, пробирками и запасом реактивов служила достаточным доказательством того, что Райдер был по меньшей мере химиком-любителем. Вероятно, он изготовил наркотическую сигарету, которая погрузила в сон его невесту и позволила ему незаметно выскользнуть из дома на «свидание» с Бейтсом. Эта уловка привела Литтлджона к мысли, что Райдер замешан в убийстве кривоносого грабителя банка, а возможно, и самого Уолла.
Итак, алиби Райдера на время смерти старого костоправа оказалось сфабрикованным.
Теперь Литтлджону следовало снова побеседовать с этим человеком, кое-что уточнить, расставить все точки над «и». Видимо, Райдер и был исчезнувшим главарем банды фальшивомонетчиков с Севен-Систерс-роуд. Наверное, ему пришлось убить Бейтса, чтобы заставить молчать?
Дополнительной уликой мог бы стать опийный мак, обнаруженный в саду Райдера. Литтлджон не заметил его во время своего посещения, но этот вопрос предстояло вскоре выяснить. Инспектор поднялся, собрал документы и выколотил пепел из трубки. Он принял решение. Литтлджон задумал опять встретиться с Райдером, однако прежде требовалось навести справки о носке с камнем, которым оглушили Бейтса. Деревенская женщина, прислуживавшая Райдеру, могла в этом помочь. Скорее всего Меллалью знал ее. Констебль мог заодно исполнить и другое поручение - поискать мак у Райдера в саду.
Литтлджон и на сей раз застал констебля в домашнем платье, когда явился в полицейский участок. Внеслужебные часы Меллалью проводил в огороде. Одетый в рубашку и брюки на широких кожаных подтяжках, он копал ранний картофель. Его жена первой заметила приближение инспектора, но не успела открыть окно и предупредить мужа. Она возилась с тугой задвижкой, стучала в стекло и беззвучно открывала рот, а констебль недоуменно смотрел на нее и безуспешно пытался прочитать слова по ее губам. Наконец щеколда поддалась силе и уговорам, окно распахнулось, и до ушей констебля долетел конец гневной тирады миссис Меллалью:
- …чертов ты болван!
Он обернулся, увидел Литтлджона, хихикнул и сделался пунцовым, точно цветы огненной фасоли. Инспектор рассмеялся, окно захлопнулось с громким стуком.
- У меня для вас поручение, Меллалью. Еще один поход к дому мистера Райдера. Нужно найти papaver somniferum.
- А-а, мак… - отозвался Меллалью, и лицо его просияло от удовольствия и гордости: ему удалось блеснуть эрудицией перед инспектором.
- Вам знакомо это название? - Литтлджон не сумел скрыть замешательства, деревенский констебль обнаружил вдруг неожиданные познания.
- Да, сэр. Я знаю названия и свойства большинства цветов и трав, что встречаются в наших местах. Мой отец был садоводом, а также натуралистом. Не то чтобы он много знал о растениях. Папаша ведь никогда не ходил в школу. Учился сам по книгам и наблюдал за природой, так-то вот…
Меллалью определенно оседлал любимого конька, и Литтлджон по доброте сердечной с радостью позволил бы ему пространно рассуждать о характере и привычках родителя, но на разговоры времени не было.
- Я хочу, чтобы вы отправились туда прямо сейчас, если это возможно.
- Конечно, сэр. Предоставьте papaver мне, сэр.
Меллалью шмыгнул в сарай, где стояли его чистые форменные ботинки, и сбросил грязные садовые башмаки. Потом вымыл перепачканные землей руки в ведре с водой, и тут, будто в ответ на его молитвы, распахнулась другая, более податливая оконная створка, и кто-то невидимый выбросил полотенце. Констебль неуклюже подпрыгнул и поймал его, хотя незримый наблюдатель явно целил ему в голову.
Литтлджон условился встретиться с Меллалью позднее и собрался уходить.
- Нам с вами по пути, сэр, - произнес констебль, мысленно поблагодарив судьбу за то, что повесил шлем, мундир и ремень в сарае, поскольку хорошо знал, что ждет его дома, если отважится сунуть туда нос!
- Хорошо, тогда идемте, - с сочувствием отозвался Литтлджон.
Меллалью облегченно перевел дыхание, с опаской, но не без вызова покосился на подозрительно колыхавшиеся занавески и последовал за старшим офицером на поиски маков.
- Кто помогает мистеру Райдеру по хозяйству? - спросил Литтлджон, когда они закрыли за собой калитку сада при полицейском участке.
- Миссис Конгрив, сэр. Она живет в первом из маленьких домишек, не доходя до «Человека смертного».
- Ладно. Я зайду к ней. Хочу немного побеседовать. Увидимся позднее, Меллалью.
На этом полицейские расстались и разошлись по своим делам в разные стороны.
Глава 19. Ищейка
Найди цветок и возвратись скорее,
Чем милю проплывет Левиафан[61 - Там же. АктII, сцена 1.].
Может, полицейский констебль Меллалью и не блистал яркими талантами, но был первоклассной ищейкой. Его способность вести слежку, оставаясь невидимкой, скрываться от посторонних глаз в полях, за изгородями и в канавах, беззвучно, незаметно подбираться вплотную к объекту возникла и развилась в силу обыденной надобности. Он любил в свободное время бродить с ружьем и большей частью охотился на неподвижную дичь, стреляя в нее с близкого расстояния. Нет, ему не был чужд спортивный дух, просто Меллалью никогда не удавалось так подстрелить движущуюся дичь, чтобы не начинить ее свинцом сверх всякой меры. Потом приходилось доставать дробь из приготовленного мяса, а ядовитые замечания миссис Меллалью относительно попыток мужа пополнить семейную кладовую не только на долгие недели расстроили ему пищеварение, но и заставили осторожно подкрадываться, а затем выпускать несколько дробинок в голову неподвижного кролика.
Констебль с присущим ему мастерством применил эту тактику, когда выполнял задание в саду Райдера. На пути туда он по привычке разговаривал сам с собой.
- Так болван я или нет? - спросил он себя.
Ему нравился Литтлджон, однако присутствие инспектора в Столдене встало ему поперек горла. Нет, Меллалью не претило играть вторую скрипку при старшем по званию, но жена превратила его жизнь в настоящий ад со времени появления большого человека из Лондона. Приходилось ярче надраивать пуговицы, яростнее наводить глянец на ботинки. Чистить одежду щеткой по десять раз на дню. Не появляться в огороде «в одной рубашке», как будто можно оставаться чистым среди грядок с сельдереем и помидорами. «Не волочи ноги, Артур. Оставь свою простецкую речь, держись важно, степенно». Супруга устраивала ему постоянные смотры и инспекции. Можно подумать, лондонец явился, чтобы испытать его и, возможно, предложить ему работу в самом Скотленд-Ярде! Меллалью знал, что жена честолюбива и мечтает о великом будущем для них обоих, но, в конце концов, всему есть предел…
- Так я похож на болвана? - повторил свой вопрос констебль. - Потому что никто не выставит болваном Уильяма Артура Меллалью… он такого не допустит… ну уж нет.
Он продолжал в том же духе, шагая через поле по тропинке, которая вела на задний двор коттеджа Райдера. В завершение своего монолога констебль начал красться вдоль изгороди, как обычно делал, когда приближался к кроликам. Наконец он пробрался в дальний конец сада писателя, снял шлем и мгновенно преобразился, став другим человеком, словно судья без парика и мантии или королевский гвардеец в штатском. Кусты орешника полностью скрывали его дородную фигуру, среди листвы виднелись одни лишь глаза. Большие, голубые, слегка навыкате, они смотрели внимательно и замечали все, что творилось вокруг. Между тем мистер Райдер неутомимо пропалывал цветочные клумбы.
Констеблю не пришлось долго искать papaver. Вокруг кучи компоста из садового мусора, оставшегося после работы над аккуратными соседними цветниками, пламенели россыпи rhoeas, argemone, dubium всех оттенков алого. Цвели среди них и белые маки с пурпурной сердцевиной, papaver somniferum, но Меллалью узнал их не сразу. Он установил название цветов, только когда вернулся домой и открыл энциклопедию садоводства. Пока же лишь понял, что в саду Райдера растет несколько сортов мака, и старательно запомнил их цвет и форму. Еще констебль внимательно проследил за хозяином сада.
Райдер с садовой вилкой возился над клумбой с высокими голубыми цветами. Несколько растений он выкопал с корнем, осмотрел и, похоже, остался доволен. Затем отсек цветы и листву. Корни Райдер отнес в маленькую лабораторию, в которой Меллалью успел побывать. Констебль так напряженно наблюдал за всеми этими действиями, что рот его приоткрылся, брови сосредоточенно нахмурились. Он еще пребывал в глубокой задумчивости, когда Райдер запер лабораторию, зашел в дом вымыть руки, а затем отправился в деревню. Наконец сыщику открылась великая истина. Он перевел дух, тихонько присвистнул и пробормотал: «Черт побери!» Потом задумался и как будто принял решение. Констебль сунул руку в карман и достал инструмент, который тайно изготовил накануне вечером из металлического шампура у себя в сарае, когда жена отлучилась из дома. Если уж инспектор из Лондона пользовался отмычкой, то почему бы не воспользоваться и ему самому? Меллалью осторожно осмотрелся по сторонам. Поблизости никого не было.
Он еще раз оглянулся и быстро прошмыгнул к лаборатории…
Литтлджон остановился перед коттеджем миссис Конгрив. В окне висело объявление: «Здесь принимают белье в стирку». Он постучал, в ответ послышалось тяжелое шлепанье и шарканье, после чего дверь отворилась. На Литтлджона пахнуло влажным жаром, в клубах пара появилась хозяйка.
Деревенская уборщица и прачка оказалась низенькой и пышной, с фигурой, похожей на мешок, перевязанный посередине. Казалось, она не ступала, а перекатывалась по полу мелкими шажками, на ее добродушном круглом красном лице весело поблескивали глаза. Такую приветливую благодушную женщину приятно встретить в разгар занятого дня. А между тем ее муж едва ли проработал толком хотя бы один день, с тех пор как женился на ней. Считалось, что он болеет, но никто не знал, в чем заключается его недуг. Целыми днями муж околачивался в центре деревни, подпирал стены «Человека смертного» и цепкими хитрыми глазками наблюдал за всем, что происходит вокруг. Но вечером обычно возвращался домой и без всяких видимых причин грозил миссис Конгрив жестокой расправой. Впрочем, едва ли он стал бы резать курицу, несущую для него золотые яйца, что и служило надежной страховкой его жене.
- Заходите, - произнесла миссис Конгрив сиплым сдавленным голосом, поскольку усердный труд в сочетании с тугим корсажем стеснили ей дыхание. Она не спросила Литтлджона о цели визита: решила, что инспектор зашел договориться о стирке на следующей неделе. Большую часть беседы миссис Конгрив продолжала орудовать утюгом, ведь в чем, в чем, а в глажке понимала толк, и работа эта полностью занимала ее голову, вытесняя и без того скудные мысли. Она ничего не смыслила в политике, в войне или национальных достижениях, однако умела отстирывать белье до белизны и гладила лучше, чем любые прачечные с их хитроумными новомодными машинами!
Миссис Конгрив доставала из большой корзины самые интимные предметы дамского гардероба и без смущения раскладывала на столе для глажки. Определенно белье принадлежало кому-то другому! Она пользовалась чугунным утюгом, еще два стояли на каминной решетке и грелись над тлеющими углями. Когда миссис Конгрив брала в руки новый утюг, то каждый раз вытирала его о коврик перед камином, после чего плевала на него. Плевок шипел, съеживался и скатывался на пол. Видимо, результат вполне ее удовлетворял. Она размашистым движением обрушивала утюг на стол, где раскладывала тонкий шелк или полотно, наваливалась на него всем своим весом и тихонько постанывала.
Литтлджон достал из кармана носок, который вместе с трупом Бейтса выудили из колодца полоумного Дика. Носок был темно-синим, из тонкой шерсти, с белым орнаментом на внешней стороне.
- Вы когда-нибудь видели это раньше, миссис Конгрив? - спросил он.
- Откуда это у вас? - Она подошла ближе и взяла носок, на ее пухлой руке болтались шелковые пижамные брюки.
- Вы знаете, чей это носок, миссис Конгрив?
- Конечно. Пара к нему лежит у меня в мешке для тряпья. Я принесла его вместе с другим ненужным старьем от мистера Райдера. Обычно я штопаю ему носки, но когда вещи приходят в негодность, он отдает их мне на тряпки.
Судя по отличному состоянию того носка, о каком шла речь, миссис Конгрив случалось, похоже, ускорять естественный износ одежды.
- …Но мистер Конгрив не такой придирчивый, как мистер Райдер, и носит носки дольше. Обозлилась ли я, обнаружив, что один носок из выброшенной пары пропал? Обозлилась ли я? Уж я искала его везде и всюду, куда только не заглядывала, но так и не нашла. Конечно, я не могла спросить мистера Райдера, не видел ли он тот носок, ведь ему это неинтересно.
При иных обстоятельствах Райдер, возможно, и заинтересовался бы, как носки с его ног перекочевывают на ноги Конгрива.
- Так где же второй носок? Я хотел бы забрать его.
- Откуда он у вас? - вдруг сердито спросила миссис Конгрив и, не дождавшись ответа, воскликнула: - Забрать старый носок! Вот до чего дожили! А дальше что? Уж извините, но я продолжу глажку. Я обещала отнести вещи мисс Кокейн до чая. - И она рьяно принялась утюжить пижамную куртку.
- Второй носок нашли на дне колодца в саду полоумного Дика, рядом с телом мертвеца. Мне нужен другой носок из пары. Найдите его, пожалуйста. Я полицейский, расследую это дело.
- Полиция, - прошептала миссис Конгрив, побледнела и ухватилась за свой гладильный стол, чтобы не упасть. - Я не украла эти носки, мистер. Мне их отдали… только вчера… то есть вчера я сунула оставшийся носок в мешок для тряпья. Не смогла найти второй. Я честная женщина, так и знайте. В деревне вам любой подтвердит, что я…
- Хорошо, успокойтесь. Никто вас ни в чем не обвиняет. Я лишь хочу прояснить этот вопрос. В доме мистера Райдера вы отложили пару носков (тот, что я принес с собой, из этой пары), чтобы потом забрать их домой. Позднее, когда вы пришли за ними, один носок исчез, и вы не смогли найти его. Поэтому вы принесли только один, чтобы пустить его на тряпки. Верно?
- Да, мистер. Это чистая правда, и разрази меня Господь, если я хоть слово соврала.
- Что ж, тогда найдите мне, пожалуйста, носок, который принесли с собой домой.
Миссис Конгрив подкатилась, как шар, к шкафу, достала большой холщовый мешок и вывалила его содержимое на дубовую скамью. Литтлджон увидел ворох старых тряпок, лоскутов, веревок, цветных обрывков шерсти, пару искореженных корсетов… Миссис Конгрив лихорадочно рылась в этой куче. Носок все не попадался.
- Я же знаю, что положила его сюда… он ведь больше ни на что не годен, только на тряпки, пару к нему не подберешь. Где же он? - Она едва не плакала. Потом вдруг задумалась и нахмурилась. - Не мог же Конгрив его надеть… конечно, нет…
- Где он? Пожалуйста, поторопитесь, миссис Конгрив. Это очень важно.
- Наверное, на площади. Греется на солнышке.
Литтлджон не стал медлить. Он не знал Конгрива в лицо, но нашел без труда - на него указал первый же встречный. Впрочем, не будем тратить время на этого ленивого бездельника. Он того не стоит. Конгрив действительно надел старый носок Райдера. На другой его ноге красовался неведомо где добытый серый гольф! Однако Конгрива нисколько не заботил разнобой в одежде. Франтом он не был. Достаточно сказать, что с помощью полукроны Литтлджону удалось убедить разгильдяя отступить во двор «Человека смертного» и стянуть носок с ноги, которая, похоже, не знала воды и мыла со дня появления Конгрива на свет.
Литтлджон сравнил носок, лежавший у него в кармане, с тем, что отдал ему ленивый обормот, который резво, точно заяц, помчался пропивать выручку за свой трофей. Два носка составляли пару. На том, что достали из колодца, орнамент располагался на внешней стороне слева, на втором - справа. Литтлджон решил немедленно отправиться в Олстед, забрать Гиллибранда, получить судебный ордер, а затем наведаться к Райдеру.
На пути к автобусной остановке он встретил Меллалью - тот возвращался с задания, весьма довольный благополучным завершением операции. На сей раз констебль оказался на удивление разговорчивым и поведал Литтлджону длинную историю.
- Я как раз еду в Олстед встретиться с инспектором Гиллибрандом, так что присмотрите за Райдером, пока меня не будет, Меллалью. Я скоро вернусь, - пообещал Литтлджон.
Констебль почувствовал, что ему наконец доверили важное задание. Он пришел домой в приподнятом настроении, чтобы выпить чаю, перед тем как снова заступить на вахту.
- Что ты опять задумал? - спросила жена в своей обычной сварливой манере, когда констебль появился с видом человека, в высшей степени довольного собой.
- Не задавай вопросов, миссис, и не услышишь лжи. Это служебное дело. Строго секретное. Разглашению не подлежит.
Меллалью сам удивился собственной храбрости. А жена и подавно. Она бросила на мужа быстрый уважительный взгляд. Жаль, констебль этого не заметил: в противном случае, возможно, довершил бы дело еще более властным выпадом в адрес жены и утвердил себя раз и навсегда истинным хозяином в доме.
Глава 20. Умозаключения
Вы увидите, что все будет точка в точку, как я сказал[62 - Там же. АктV, сцена 1.].
В полицейском управлении Олстеда Литтлджон встретился с Гиллибрандом, и они вместе явились с докладом к главному констеблю, полковнику Туиссу.
Глава местной полиции занимал прежде пост в правительстве одной из колоний и в тот период службы допустил, чтобы некоего туземца строго наказали за преступление, которого, как выяснилось позднее, он не совершал. С тех пор полковник Туисс склонен был проявлять крайнюю, порой чрезмерную осторожность.
- Здесь нельзя действовать поспешно, сломя голову, черт возьми, этим мы навлечем на себя неприятности, - заявил он. - Лучше вначале собрать железные доказательства.
- Думаю, в данном деле мы можем положиться на Литтлджона, сэр, - твердо возразил Гиллибранд. Он не один год терпел характер шефа, и порой у него возникало чувство, будто стоит ему сделать шаг вперед, и ноги его, как в странном дурном сне, сами собой пятятся на два шага назад. - Давайте послушаем, что он скажет.
Литтлджон удобнее устроился в кресле и произнес:
- Предыстория этого преступления - чистые предположения…
- Вот, вот, - проворчал полковник Туисс и круговым движением провел ладонью по лицу, словно умывался одной рукой.
- Позднее я приведу факты, чтобы подкрепить теорию. Вначале о деле Бейтса. После ограбления банка в Лондоне он ищет убежища за городом и приезжает в Столден. Бейтс слышал, что здесь живет известный лекарь-костоправ, чья методика творит чудеса. Имя Уолла периодически появлялось в газетах и каждый раз вызывало шумиху. Ему случалось вступать в столкновения с классической школой; отдельные храбрые представители официальной медицины подвергались нападкам со стороны коллег за то, что поддерживали и поощряли Уолла. Костоправ сумел помочь многим знаменитостям, когда дипломированные специалисты оказались бессильны. Все это широко освещалось в печати. У Бейтса возникает идея. Почему бы не изменить внешность? Он решает избавиться от примет, по которым его ищет полиция. Речь идет об искалеченной руке и сломанном носе.
Главный констебль надул щеки, и Гиллибранд ободряюще подмигнул своему коллеге из Скотленд-Ярда.
- Но как убедить костоправа дать убежище преступнику, скрывающемуся от правосудия? Бейтсу повезло. В тюрьме он слышал от своего приятеля историю о нелегальной операции, к которой был причастен племянник Уолла. Этот молодой родственник - дипломированный врач, Уолл гордился им как собственным сыном. Бейтс воспользовался известными ему сведениями, чтобы заставить старика выполнить его пожелания. И снова удача ему улыбнулась. Молодой доктор Уолл вместе со своим отцом, компаньоном Натаниела Уолла, отправляются в морское путешествие, связаться с ними нельзя. Впрочем, может, старый костоправ, целиком погруженный в работу и живущий безвылазно в своей деревеньке, не знал, кто такой Бейтс, или выяснил слишком поздно, когда уже предоставил грабителю убежище у себя в клинике и начал курс лечения. Свою задачу он выполнил. Не слишком успешно, если говорить о носе, однако изувеченную руку сумел выправить почти полностью. Хирург, осматривавший тело Бейтса, это подтвердит. В итоге Бейтс получил новую жизнь и свободу, полиция не смогла схватить его.
Нам известно, что Бейтс занимался фальшивомонетничеством, до того как попал в тюрьму. Он был искусным гравером. Вероятно, после освобождения так остро нуждался в деньгах, что решился на ограбление банка. Но когда Уолл закончил лечение, Бейтсу удалось связаться с другой бандой фальшивомонетчиков, на сей раз международного масштаба. Главарь предпочитал держаться в тени и в конце концов укрылся в Столдене. Наверное, по совету Бейтса, хотя точно мы не знаем. Он выдал себя за писателя, поселился в коттедже и там изготавливал гравировальные пластины, которые отправлял в Лондон, где их пускали в ход. Преступники пользовались адресом газетного киоска на Севен-Систерс-роуд. Имя главаря - Райдер.
Главный констебль шумно прочистил горло, погрузил руки глубоко в карманы и принялся беспокойно расхаживать по комнате, словно тигр в клетке.
- Сплошные догадки, Литтлджон. Сплошные догадки! - раздраженно воскрикнул он.
- Не совсем, сэр. Мы отследили путь бандеролей, в которых предположительно переправлялись гравировальные пластины. Посылки курсировали между Райдером и абонентским ящиком на Севен-Систерс-роуд. Почтмейстерша в Столдене показала нам записи, подтверждающие это. Более того, Бейтс служил посредником между Райдером и бандой, забирал бандероли на Севен-Систерс-роуд. Владелец газетного киоска Хеггз, предоставивший мошенникам свой почтовый адрес, дал описание курьера, в котором легко узнать Бейтса. Полиция схватила нескольких мелких подельников, но крупная рыба - Райдер и Бейтс - не попалась в сети. Пока главари находились на свободе, подручные упорно молчали. Можете представить, как их запугали. Война, обрыв связей с континентом и вдобавок ужесточение контроля заставили банду фальшивомонетчиков свернуть предприятие.
- Звучит немного расплывчато, верно?
- А теперь перейдем к конкретным фактам. Райдер объявил о помолвке с мисс Кокейн. Старый мистер Уолл был очень привязан к этой девушке. Фактически он считался кем-то вроде ее опекуна. Уолл думал, и, вероятно, не без оснований, что с виду ленивый рохля Райдер охотится за деньгами мисс Кокейн. Он не доверял Райдеру и открыто говорил об этом. Вначале мы подозревали, что эти двое всерьез повздорили, Райдер пришел в ярость и убил Уолла. В медицинском заключении утверждалось, что у душителя левая рука сильнее правой. Я решил, что под именем Райдер скрывается Бейтс, но вскоре это предположение пришлось отмести: мы проверили отпечатки пальцев Райдера, а позднее обнаружили тело Бейтса.
Если бы колодец на земле полоумного Дика принадлежал не чудаку, хранившему в нем свои ценности, а другому владельцу, который предпочел бы отнести их в банк или спрятать в нижнем ящике комода, вероятно, утяжеленный камнями труп Бейтса никогда бы не нашли. Однако случилось так, что о преступлении стало известно. Вместе с телом со дна извлекли камень в носке - убийца использовал его, чтобы оглушить жертву, прежде чем сбросить в колодец. Носок опознали как собственность Райдера. В моем распоряжении второй носок из пары и свидетельские показания, что первый, найденный позднее на месте преступления, исчез из коттеджа Райдера. Кто еще, кроме Райдера, мог его взять?
- Это звучит уже лучше, намного лучше. Наконец-то мы добрались до сути дела! Кто дал показания о носке?
- Миссис Конгрив, приходящая прислуга Райдера.
- Боже милостивый… уборщица!
- А почему бы и нет, сэр? Она честная, уважаемая женщина, хорошо помнит все подробности, поскольку собиралась заштопать старые носки и отдать мужу. И это еще не все. Вначале Райдер заявил, будто у него есть алиби на время убийства, якобы он провел с мисс Кокейн весь вечер и ушел от нее в двенадцатом часу. Но теперь выяснилось, что часть того времени, когда передавали концерт по радио, девушка проспала. Вероятно, ей дали сигарету с наркотиком, что и погрузило ее в сон. Мы обнаружили доказательство того, что Райдер, в своем роде блестящий химик, трудился над сигаретами с опиумом у себя в лаборатории в саду.
- Так он негодяй… чертов чужак… но продолжайте. Есть что-нибудь еще?
- Банда распалась, Бейтс оказался на мели и решил обратиться за помощью к Райдеру. А заодно подступился и к Уоллу. Наверное, пытался шантажировать его. Возможно, попробовал что-то выжать из старой истории - явился призраком из печального прошлого и напомнил о преступлении, в которое костоправ был вовлечен. Старый Уолл вспылил и пригрозил отдать Бейтса в руки полиции. Думаю, Бейтс пришел в бешенство, накинулся на старика, едва не придушил его и бросил бесчувственным. Когда выбирался из Углового дома через заднюю дверь (ключ мы нашли в колодце вместе с телом Бейтса - наверное, прикарманил впрок много лет назад, пока проходил лечение в клинике), Райдер напал на него и оглушил. Бейтс, как и старый Уолл, не умер, а потерял сознание. Райдер утяжелил тело камнями и утопил в колодце на участке полоумного Дика. Потом вернулся к Уоллу и нашел его лежащим в беспамятстве. Что Бейтс сказал Уоллу? Райдер мог решить, будто старику теперь многое о нем известно и тот способен убедить мисс Кокейн разорвать помолвку или даже пустить по его следу полицию? Но Райдер довольно брезглив, он не мог довершить начатое
Бейтсом и задушить Уолла голыми руками, как не сумел размозжить подельнику голову камнем в носке. Поэтому он подвесил Уолла на веревке к устройству для вытяжения костей и оставил задыхаться. Затем выбросил в колодец ключ от стеклянной задней двери и крадучись ушел той же дорогой, по которой они с Бейтсом прибыли: через поля позади деревни. Полоумный Дик заметил, как явился Бейтс, но потом отправился домой ужинать и не видел, как Райдер тайком пробирается назад по тропинке.
Вмешался Гиллибранд:
- Исходя из этого, сэр, нам следует немедленно снова наведаться к Райдеру, допросить о носке и выяснить его передвижения в вечер убийства. Если не сможет дать удовлетворительного ответа, нам лучше бы иметь наготове ордер, чтобы задержать Райдера.
- Ох, ну хорошо. - Похоже, главный констебль все еще не смел сделать решительный шаг. - Заставьте его разговориться. Только действуйте осторожно.
Два детектива получили ордер и отправились в Столден, но прежде слегка перекусили, поскольку время чая давно миновало. Когда они добрались до центра деревни, несколько мужчин, стоявших возле дверей «Человека смертного», проводили их любопытными взглядами. Среди зевак был и Конгрив, уже изрядно пьяный. Стоило Литтлджону поравняться с ним, тот развязно свистнул, а когда инспектор повернул голову, Конгрив дернул вверх карманы штанов и приподнял обшарпанные брючины, отчего над разбитыми башмаками показались носки. Носок, который купил у него Литтлджон, Конгрив заменил другим, точно таким же!
Глава 21. Убийца
Вижу я их плутни! Они хотят осла из меня сделать.
Настращать меня! Кабы могли…
А я и с места не сдвинусь, что бы они ни вытворяли[63 - Там же. АктIII, сцена 1.].
Разыгранная Конгривом сценка ошеломила Литтлджона. Если бы вдруг обнаружилось, что основная улика, носки с характерным орнаментом, в деревне не редкость, то обвинения против Райдера рассыпались бы. На сей раз Конгрив надел носки из одной пары, и Литтлджон поспешил к нему, чтобы внимательно изучить это неожиданное явление.
- Где вы взяли эти носки, Конгрив? - не слишком вежливо спросил он, поскольку бездельник от души забавлялся этой сценой. - Я думал, носок, что вы мне отдали, у вас один.
- Продам вам по полкроны за штуку, - нагло заявил Конгрив.
- Довольно. Прекратите. Отвечайте на вопросы.
- Ладно, сэр, ладно. Без обид. Эти носки лежали вместе с другими моими вещами, и я надел их, после того как отдал вам тот первый.
- Откуда они у вас?
- Жена принесла их из одного из домов, где работает.
- Из какого именно?
- Не знаю, спросите лучше у нее.
Литтлджон в сопровождении Гиллибранда поспешил к коттеджу прачки. Миссис Конгрив все еще занималась глажкой. Теперь она утюжила чьи-то мелкие вещи. Возвращение инспектора ее удивило. Литтлджон рассказал ей о цели своего визита.
- Ах, те носки! - воскликнула она. - Так он надел свою лучшую пару? Вот ведь хитрец. Пришел домой и сказал, что продал носок и хочет надеть другой. Это его лучшие. Их отдала мне мисс Кокейн на прошлое Рождество. Она купила одну пару для своего молодого человека, мистера Райдера, это вы знаете, а вторую - для мистера Уолла, упокой Господь его душу. Только бедному мистеру Уоллу носки оказались малы, и мисс Кокейн отдала их мне. Она привезла их из самого Лондона.
Литтлджон почувствовал облегчение. Он поблагодарил славную женщину и вместе с коллегой направился к коттеджу Райдера. Хозяин был дома. Он окинул посетителей враждебным взглядом и с подчеркнутой неохотой пригласил их войти. На письменном столе стоял наполовину полный стакан виски с содовой водой, но Райдер не предложил детективам выпить вместе с ним. Комната с низким потолком была старомодной, французское окно выходило на лужайку, из другого окна открывался вид на дорогу, ведущую к воротам сада.
- Ну, что на сей раз? - осведомился Райдер. - По-моему, я уже рассказал полиции все, что знаю о вашем проклятом деле.
- Не совсем, - возразил Литтлджон. - Нам хотелось бы задать вам несколько вопросов о вашей связи с ним, мистер Райдер.
- О моей связи?
- Да. Прежде всего ваше алиби на время убийства мистера Уолла не нашло подтверждения.
- Мисс Кокейн находилась со мной и заявила об этом. Что вам еще нужно?
- К несчастью, часть времени мисс Кокейн проспала.
- Что за вздор? Это она вам сказала?
- Да. И я думаю, вам известно об этом больше, чем вы говорите. Полагаю, мистер Райдер, мисс Кокейн выкурила сигарету с наркотиком, которую вы ей дали.
- Послушайте, я занят. У меня нет времени сидеть здесь и слушать ваши нелепые измышления. Только представьте: сигарета с наркотиком! Это вам не сцена из новейшего шпионского триллера.
Литтлджон достал из кармана две наркотические сигареты, которые вернул ему полицейский химик после исследования, и положил на стол.
- Это нашли в вашей лаборатории, мистер Райдер. В сигареты введен наркотик. Перед тем как мисс Кокейн уснула в вечер убийства, она выкурила сигарету из вашего портсигара.
- Клянусь Богом, вы за это поплатитесь! - вскричал Райдер, багровый от гнева. - Мало вам злостных измышлений, так вы еще вламываетесь в мое жилище в поисках улик, а затем сочиняете небылицы. Полиции придется иметь дело с моим адвокатом.
- Давайте пока отложим этот разговор, мистер Райдер. Мы готовы ответить на любые обвинения, но всему свое время. А сейчас нас больше волнует вечер преступления. Когда я беседовал с вами в прошлый раз, вы любезно пересказали мне программу концерта, который передавали по радио в означенное время. Нас особенно интересует, слушали ли вы вариации «Энигма» Элгара. Да или нет?
- Разумеется, слушал. Черт побери, я уже говорил вам об этом.
- От начала и до конца? Вы ведь знаток музыки, мистер Райдер?
- Да. Я люблю хорошую музыку и неплохо разбираюсь в ней. Я прослушал все вариации Элгара. Какого дьявола вам нужно? Я сыт этим по горло, надеюсь никогда вас больше не видеть.
- Простите мою настойчивость, вариацию «Нимрод» вы тоже слышали?
- Отвечаю вам в последний раз: я прослушал все произведение целиком, черт возьми, и довольно об этом. Меня ждет работа.
- Как могло случиться, что вы слушали «Нимрод», мистер Райдер, если в тот вечер из-за технических неполадок случился сбой трансляции, отчего вариация «Нимрод» и значительная часть следующего за ней интермеццо не вышла в эфир? Думаю, вы не были в доме, а оставили мисс Кокейн спящей и ушли.
- Думайте что вам заблагорассудится. Мне безразлично. Вы хотите сказать, будто я выскользнул из дома и убил Уолла. Зачем мне убивать старика? Чего ради?
- Вы знали человека по имени Бейтс?
До этой минуты Райдеру удавалось блефовать. Упоминание о Бейтсе заставило его вздрогнуть, но он довольно быстро справился с собой.
- Нет. А кто, черт возьми, этот Бейтс?
- Член распавшейся банды фальшивомонетчиков, которая когда-то нашла прибежище в Стокуэлле, на Севен-Систерс-роуд. Вам знаком этот адрес?
- Нет.
- По этому адресу вы обычно отправляли бандероли. Считалось, что там издательская контора. Но в действительности адрес был подставным, его использовали как абонентский ящик. За вашими посылками всегда приходил Бейтс, мистер Райдер.
- К чему вы клоните? Убийца, фальшивомонетчик, изготовитель сигарет с наркотиком. В чем еще вы собираетесь обвинить меня? Уходите. С меня хватит.
- Всего один вопрос, мистер Райдер. Это ваше?
Литтлджон достал из кармана полученный от Конгрива носок и бросил на стол. Райдер великолепно владел собой. Он взглянул на носок, затем на Литтлджона, лицо его осталось невозмутимым.
- Откуда мне знать, черт побери? А что? Вы и носок у меня украли? У меня десятки пар носков. И, подозреваю, многие из них похожи на этот.
- Носок, несомненно, принадлежал вам, мистер Райдер. Я получил его от миссис Конгрив, вашей приходящей прислуги: она взяла носок в вашем доме вместе с другим ненужным тряпьем и отдала мужу.
- Ну и что?
Литтлджон достал из кармана второй носок и швырнул его на стол рядом с первым.
- А этим носком с камнем внутри воспользовались, чтобы оглушить Бейтса и затем утопить его в колодце позади дома мистера Уолла.
- Вы хотите сказать, что миссис Конгрив совершила убийство или снабдила убийцу оружием?
- Нет. Второй носок так и не попал к миссис Конгрив. Она взяла лишь один из пары. Другой достали из ее мешка для тряпья в этом доме, прежде чем она успела отнести его домой, а поскольку вы единственный, кто мог подобраться к нему, думаю, вам кое-что об этом известно.
- Боже милостивый! Еще одно преступление на моем счету! Сколько же их у вас в запасе? - Райдер резко рассмеялся, поднял стакан виски с содовой и повертел его в руках. Затем дерзко встретил взгляд Литтлджона. - Ну? - произнес он. - Что дальше?
Литтлджон решил отплатить Райдеру той же монетой: ответить блефом на блеф - и понести ответственность, если его уловка не сработает. Впрочем, в душе он не сомневался, что перед ним сидит убийца, и лишь крутые меры способны сбить с него самодовольство.
- Не знаю, как вы переехали в Столден, мистер Райдер, но подозреваю, что ваш старый подельник Бейтс… не перебивайте меня, я дам вам высказаться позднее… подозреваю, это Бейтс рассказал вам о тихом местечке, где можно надежно укрыться, если в Лондоне запахнет жареным. Как глава банды мошенников с Севен-Систерс-роуд вы удобно устроились: изготавливали в Столдене гравировальные пластины для печати поддельных банкнот и отправляли в Лондон на адрес газетного киоска, откуда их забирал Бейтс. Поправьте меня, если я ошибаюсь.
- Черта с два. Вся ваша история - безумные измышления. У меня нет времени на подобную чушь.
- До поры до времени все шло хорошо. Потом началась война, банда распалась, ужесточение контроля положило конец вашим махинациям с фальшивыми банкнотами, отправляемыми на континент, и источники доходов иссякли. Вы стали искать другие. Ваше внимание привлекла богатая наследница в деревне, мисс Кокейн.
Райдер мгновенно вскочил на ноги и надвинулся на Литтлджона.
- Да как вы… Вы мне за это ответите. Я никому не позволю вмешивать ее в это…
Он бросился на инспектора, но тот ловко увернулся от удара и небрежным жестом толкнул Райдера обратно в кресло.
- Довольно, мистер Райдер. Сидите тихо и дослушайте до конца.
Гиллибранд заметно встревожился. Он почувствовал, что начинается допрос с пристрастием, и ему это не понравилось. Инспектор раньше не работал с Литтлджоном, иначе он бы не беспокоился.
- Мистер Уолл возражал против вашей помолвки, но вы с мисс Кокейн взбунтовались и одержали победу. К сожалению, неприязнь старика была лишь подсознательной, он ничего не знал о вашем темном прошлом. Вы предвкушали близкий успех, однако в самый неподходящий момент в деревню тайком прибыл ваш старый подельник Бейтс. Он тоже оказался без средств, после того как вам пришлось свернуть дела, и задумал выудить у вас хоть что-нибудь. Видимо, Бейтс затеял грязную игру. Это и решило его участь: вы поспешили убрать его с дороги прежде, чем он начнет говорить.
Райдер облизнул губы и окинул Литтлджона злобным взглядом:
- Не знаю, какого дьявола вы плетете эти небылицы, но продолжайте. Вам нечего мне предъявить, а у меня набралось чертовски много против вас. Гиллибранд - свидетель, даже если сейчас он на вашей стороне. Вас ждет суд, я вчиню вам иск за оскорбление и клевету.
- Бейтс с Уоллом уже встречались раньше как врач и пациент, мистер Райдер. Костоправ оказал ему большую услугу. Он слегка изменил внешность Бейтса, когда тот пожелал остаться неузнанным, и почти полностью излечил его парализованную правую руку. Бейтс пришел к Уоллу в сумерках, как бывало всегда, о чем вам, разумеется, известно. Он не хотел попасться кому-то на глаза. Вы обеспечили себе алиби - погрузили в легкий сон свою подругу, - поспешили следом за Бейтсом и убили его, прежде чем пробудилась мисс Кокейн. Позднее вы притворились, будто прослушали весь концерт, включая и ту часть, что не прозвучала в эфире. Бейтс успел поссориться с Уоллом и едва не задушил его, когда появились вы. В кармане у вас лежало невинное с виду, но довольно удобное портативное оружие: старый носок, куда вы вложили большой камень. Когда Бейтс вышел через заднюю дверь дома Уолла, вы оглушили его камнем и сбросили, бесчувственного, в колодец по другую сторону изгороди. Затем вернулись к лежавшему в беспамятстве Уоллу и прикончили его - повесили на веревке в кабинете. Вы боялись, что он мог что-то узнать от Бейтса и
воспользоваться этим, чтобы расстроить вашу помолвку с мисс Кокейн.
- Все это сплошной вздор, вы не сумеете доказать ни слова! - вскричал Райдер, к которому отчасти вернулась прежняя самоуверенность.
- Орудия вполне достаточно. Думаю, этот носок отправит вас на виселицу, мистер Райдер. Я готов подкрепить свои обвинения доказательствами на судебном процессе.
Литтлджон кивнул Гиллибранду. Тот поднялся и подошел к Райдеру.
- Чарлз Райдер, - произнес он, - вы арестованы по обвинению в убийстве Персивала Бейтса, у меня при себе судебный ордер. Должен предупредить: все, что вы скажете, может быть записано и использовано против вас в суде.
Райдер тяжело вздохнул, вытянул ноги, сложил руки и зевнул.
- Вот как? - протянул он и допил остатки виски с содовой. Сделав последний глоток, скорчил гримасу и снова оглядел Литтлджона со смесью восхищения и торжества. - Так ваша история окончена, инспектор, потому что теперь моя очередь?
- Да. Но помните: все, что вы скажете, может быть записано…
- Не повторяйтесь, приятель. К чему эта дешевая мелодрама? Боже! А вот и настоящая полиция.
По садовой дорожке торжественно шагал полицейский констебль Уильям Артур Меллалью. Похоже, ему не терпелось поделиться чем-то важным со старшими по званию: он походил на курицу, готовую снести яйцо. Констебль постучал в дверь, и Литтлджон поднялся, чтобы открыть ему.
- Я должен кое-что рассказать вам, сэр! - выпалил он, когда инспектор показался на пороге.
И хриплым шепотом Меллалью изложил странную историю.
Глава 22. Палач
О фурии, сюда!
Вы, парки, приходите
Разрезать жизни нити,
Ты, злобный рок, спеши:
Рази, грози, убей, добей,
Кончай и сокруши![64 - Там же. АктV, сцена 1.]
Когда Литтлджон вернулся после разговора с Меллалью, Райдер начал проявлять признаки нетерпения, хотя прежде невозмутимо выслушивал все обвинения в свой адрес.
- Ну, инспектор, - произнес он начальственным тоном, словно вызывал Литтлджона на беседу о приеме на работу, - я могу уделить вам всего несколько минут, а мне многое нужно сказать.
Откровенное бесстыдство Райдера так изумило Гиллибранда, что брови его взлетели вверх, но Литтлджон остался равнодушен и молча занял свое место.
- Ваша история о расследовании, подкрепленная одними лишь домыслами и догадками, выглядит жалко, - продолжил Райдер. - Будь она опубликована как детективная повесть, ее ожидала бы незавидная участь. Например, Бейтс, по-вашему, вынуждает Уолла изменить его внешность и вылечить ему поврежденную руку. Угрожает предать огласке какую-то глупую небылицу о подпольной операции, проведенной племянником Уолла. Полно, инспектор! Вы меня удивляете. Такой умный, проницательный человек, как старый Уолл, не поддался бы на столь грубый шантаж. Бейтс прослышал о мастерстве Уолла от своего тюремного приятеля, убийцы, и задумал после освобождения обратиться в клинику костоправа. Но ему хватило бы ума не прибегать к шантажу, даже будь у него веский повод. Правда в том, что, по словам Бейтса, Уолл не знал, кто его пациент. Вот и все. Костоправ не имел обыкновения читать криминальную хронику в газетах. Он был слишком занят, полностью поглощен работой. Уолл увидел в Бейтсе интересного пациента, а тот, доведенный до отчаяния, решился на болезненное лечение. Согласился стать подопытным кроликом в рискованном эксперименте.
Однако позднее Уолл узнал, кто такой Бейтс. Кто-то заметил, как Бейтс покидает клинику, и передал костоправу старые вырезки из газет. Старик очень огорчился и показал вырезки мисс Кокейн, но к тому времени Бейтс уже уехал, а неизвестный, что передал Уоллу вырезки, похоже, больше не возвращался к этой теме. Наверное, не хотел, чтобы у старика возникли осложнения с полицией. Вы были правы: о Столдене мне рассказал Бейтс. И посоветовал укрыться в этом тихом местечке. Хорошая догадка, ведь вы никак не могли выяснить это в ходе расследования.
Внезапно Райдер замолчал и поморщился, словно от боли. Он судорожно сжал подлокотники кресла, на лбу выступили капли пота. Гиллибранд встревожился и хотел встать, но Литтлджон удержал его за локоть и покачал головой в ответ на недоуменный вопросительный взгляд. Райдер как будто преодолел спазм и устало продолжил свой рассказ:
- Полагаю, вы удивлены, отчего это я вдруг сделался чертовски разговорчивым. Прежде я учился на юриста, до того как обнаружил, что мои истинные таланты лежат в области химии, а также гравирования. Тогда я обратил их себе на пользу, вместо того чтобы жить на доходы от адвокатских услуг и перебиваться редкими гонорарами. Итак, я получил юридическое образование и понимаю: того носка, что лежит у вас в кармане, Литтлджон, достаточно, чтобы меня повесить, как бы я ни изворачивался. Подобная улика легко убедит присяжных. Простой обыватель из жюри похож на бульдога, ему не нужны пустые препирательства адвокатов. Он хочет вцепиться во что-то мертвой хваткой, и здесь тот носок придется кстати. Позвольте мне продолжить, и позднее вы поймете: у меня есть и другие мотивы для признания.
Он снова поморщился и прижал руки к животу. Гиллибранд подался вперед, но Литтлджон опять удержал его.
- Вы хорошо себя чувствуете? - обеспокоенно спросил Райдера инспектор полиции Олстеда.
- Да. Всего лишь несварение желудка. Со мной такое случается. - Он выпрямился, бледный и дрожащий. - Я должен облегчить душу. В одном вы ошиблись, Литтлджон, насчет мисс Кокейн. Я люблю ее. И не охочусь за ее деньгами. Я собирался жениться на ней и остепениться, осесть в деревне, вести тихую жизнь, но сегодня она разорвала помолвку. Бетти узнала о сигаретах с наркотиком - разумеется, после того как вы затронули этот вопрос. Вдобавок, думаю, миссис Конгрив рассказала ей о носке, когда принесла днем белье. Эти носки купила для меня мисс Кокейн. Вот почему, когда я зашел к ней час назад, она заявила, что считает меня убийцей Уолла и не желает больше видеть. Конечно, я мог бы убить ее. Но какой в этом смысл? Я больше не в силах убивать. Хотелось бы посчитаться с тем жалким докторишкой, живущим по соседству, через дорогу. Он видел, как Бейтс входил ко мне вечером накануне убийства: осветил его фарами, когда проезжал мимо моего коттеджа, потому и заметил. Позднее Китинга вызвали осмотреть тело, извлеченное из колодца, и он узнал в нем ночного посетителя. Он не пошел в полицию, но явился сюда. Китинг
пропил все свое состояние и нуждался в деньгах. Он потребовал плату за молчание. Я не мог допустить, чтобы над моей головой вечно висела угроза. Доктор заслужил кару. Я собирался дать ему стакан отравленного виски, затем отвезти его в лес и там оставить. Сказать по правде, я попал в скверное положение. Мне всегда удавалось выпутываться из неприятностей, но разрыв с мисс Кокейн лишил меня желания бороться, инстинкт выживания притупился…
Он замолчал, лицо его исказила странная гримаса. Казалось, он ожидал нового спазма боли, но ничего не произошло. Райдер продолжил свою исповедь, однако начал понемногу терять самообладание и четкость мысли. Он достал платок и вытер дрожащей рукой губы и лоб.
- Я должен спешить. Не могу же я говорить целый день. Осталось не так много времени… Я обосновался в деревне, устроился со всеми удобствами. Даже собирался жениться и отойти от дел. Мое ремесло позволило мне сколотить порядочное состояние… впрочем, вам об этом известно, Литтлджон… я мечтал о мирной уединенной жизни. Я занимался бы садом и уделял время своему увлечению - химической лаборатории. Старый Уолл возражал против моей женитьбы на мисс Кокейн. Он с самого начала невзлюбил меня. Считал бездельником и дилетантом. Это была безотчетная неприязнь.
Вскоре на сцене появился Бейтс. Он оказался на мели и был настроен решительно. Прежде Бейтс получал свою долю от наших доходов, однако промотал все деньги и, похоже, заключил, будто мне досталось больше, чем следовало, и я сильно задолжал ему. Очевидно, он собирался прожить за мой счет остаток дней. Но это не входило в мои планы. Я решил заставить его умолкнуть раз и навсегда. Бейтс явился уже затемно: мне казалось, никто не мог видеть, как он входит в дом. И надо же такому случиться: проклятый доктор именно в это время проезжал мимо! Вот ведь невезение! Я задумал убить Бейтса и избавиться от трупа. Хотел воспользоваться ядом. Яд легко было достать, не оставив следов. Помимо химии я увлекался и токсикологией, так что это не составляло труда.
Гиллибранд снова встревожился, будто сбылись худшие его опасения. Когда Литтлджон попытался успокоить его, он опасливо посмотрел на коллегу, словно подозревал, что тот повредился рассудком.
- Бейтс невозмутимо, без обиняков выложил, чего хочет, - произнес Райдер. - Потребовал выплатить ему наличными крупную сумму - совершенно несуразную - и заявил, что намерен получить через месяц вторую выплату, такую же. Это невозможно, возразил я. Он продолжал настаивать и пригрозил сильно осложнить мне жизнь. Я сказал, что должен все обдумать: надеялся угомонить его, пока не представится случай дать ему яд. Мне нужно было подготовиться, я не мог убить его тотчас же на месте. Бейтс остался у меня ночевать. На следующий день я был готов прикончить его и отвезти в лес, когда стемнеет. Но пока я набирался решимости, Бейтс объявил, что у него есть еще одно дело. Я знал, куда он собрался, и встревожился: ведь Бейтса могли заметить. Я велел ему дождаться сумерек, а затем пробраться к дому Уолла окольной тропинкой через поля. Он ухмыльнулся: «Так ты догадался, куда я иду? Это еще один приятель, который будет выплачивать мне пособие. Укрывательство преступника - серьезный проступок, за него полагается наказание. Придется сказать ему, чтобы выдал мне приличные деньги на прожитье, а иначе я сдамся полиции,
позволю упрятать меня за решетку на год-другой. Отчего бы не пожить несколько лет на всем готовом, мне ведь причитается бесплатное жилье». Пока Бейтс хихикал над собственной шуткой, я сообразил, что есть и более ловкий способ расправиться с ним. Он сохранил ключ от дома Уолла и собирался пробраться к старику через заднее французское окно. Я знал, что позади Углового дома есть старый колодец. Если подловить Бейтса на обратном пути, достаточно лишь оглушить его и сбросить на дно. Колодец выглядел давно заброшенным, я думал, им никто не пользуется, и ошибся. Откуда мне было знать, что сумасшедший старик садовник прячет там свои деньги и выуживает их шестом с крюком на конце?
Мой рассказ подходит к концу. Я отправился следом за Бейтсом. Под рукой у меня не было мешка с песком или трости с тяжелым набалдашником. Я нашел старый носок, положил в него увесистый круглый камень и воспользовался им как оружием. Но все пошло не так, как я рассчитывал. Уолла не было дома, когда незваный гость проник к нему. Бейтсу пришлось дожидаться его. Он без стеснения включил свет: я заметил, как Уолл вошел через дверь столовой, - затем костоправ задернул шторы, и больше я ничего не видел. Вскоре Бейтс поспешно, но опасливо, украдкой выскользнул из дома. Я хорошенько огрел его и, прежде чем к нему вернулось сознание, сбросил в колодец. Французское окно он оставил открытым, и я зашел взглянуть, что произошло в доме. Довольно глупо с моей стороны, но вполне естественно. Я нашел Уолла лежащим на полу. Вероятно, они с Бейтсом поссорились, и дело закончилось дракой. Старик был в ужасном состоянии, Бейтс едва не задушил его. Он как раз начал приходить в себя, когда в голове у меня мелькнула ужасная мысль. Если Уолл выживет, то наверняка захочет выяснить, что случилось с Бейтсом. Даже если ничто
на меня не указывало, риск был велик. Вдобавок Бейтс в припадке ярости мог наговорить Уоллу лишнего. Я должен был заставить молчать и его тоже. Мне этого не хотелось, однако пришлось спасать собственную шею от виселицы. Оружия я лишился: швырнул носок с камнем в колодец вслед за телом Бейтса, потому повесил Уолла на его устройстве для вытяжения костей. Вот и все. Еще закрыл французское окно, а ключ бросил в колодец.
Литтлджон поднялся. Гиллибранд в полной растерянности последовал его примеру.
- Что ж, если на этом все, вам придется проследовать вместе с нами в полицейский участок Олстеда, мистер Райдер, где вы сможете подписать заявление, - произнес Литтлджон.
Райдер хрипло рассмеялся:
- Не дождетесь, инспектор. Зачем, по-вашему, я так долго тянул время и удерживал вас здесь? В виски, что я выпил, подмешан смертельный яд. Я ждал вас, оттого и держал его наготове. Довольно четверти часа, и ничто уже не спасет меня. С минуты на минуту меня настигнет агония. Палач мне не нужен… Можете поблагодарить за это мисс Кокейн: если бы не она, вам пришлось бы долго со мной возиться, - а за виски благодарите чертова докторишку из дома напротив. Ведь яд я приготовил для него.
Гиллибранд поспешно схватил телефонную трубку, но Литтлджон снова удержал его за руку.
- Я с самого начала заподозрил: он что-то принял, - проговорил Гиллибранд. - Но подумал…
Райдер посмотрела на Литтлджона. Инспектор Скотленд-Ярда отнюдь не выглядел обеспокоенным. Вероятно, что-то пошло не так, поскольку вместо смятения и тревоги на его лице читалась полнейшая невозмутимость. Литтлджон подошел к Райдеру и защелкнул наручники на его запястьях.
- А теперь, мистер Райдер, идемте в участок, и больше никаких увиливаний. То, что вы считали аконитином, было лишь изрядной дозой экстракта хрена. К счастью, сегодня утром констебль Меллалью оказался поблизости - выполнял другое задание - и увидел, как вы выкапываете корень аконита. Он натуралист-любитель, и потому узнал растение. В последние несколько дней работа со мной и участие в расследовании заставили констебля подозревать вас, Райдер. Он предположил, что вы замышляете недоброе. Когда вы отвернулись, он подменил корень аконита, или «волчьего яда», как называет это растение Меллалью, корнем хрена, почти неотличимым от него внешне. Констебль только что приходил и рассказал мне об этом. Ваши спазмы не что иное, как желудочная боль.
Гиллибранд почувствовал облегчение, но не успел его выразить: как только Райдер понял, что его обманули, он будто лишился рассудка. Принялся метаться как безумный, молотить в воздухе скованными руками и вскидывать ноги, словно показывал приемы французской борьбы. Надо признать, столь виртуозного исполнения Литтлджону еще не доводилось видеть. Завязалась схватка, все трое закружились по комнате, инспекторы повисли у Райдера на руках точно бульдоги: в приступе слепой ярости он почти оторвал полицейских от земли. В окне показалось лицо констебля Меллалью. Глаза его округлились как блюдца, усы встопорщились. Через мгновение распахнулась входная дверь, и констебль ворвался в комнату с дубинкой в руке. Одержимый единственной целью, с огнем в глазах, Уильям Артур Меллалью грозно навис над спутанным клубком рук и ног, принадлежавших двум старшим офицерам и арестанту. Деревенский констебль наметил в общей свалке голову Райдера, взмахнул дубинкой и мощным, но точным движением опустил ее. Клубок дерущихся тотчас распался. Теперь осталось лишь отправить в камеру жертву Меллалью.
Пришлось снова реквизировать фургон молочника, и оглушенного Райдера в сопровождении Гиллибранда и Меллалью, которые поддерживали его с обеих сторон, поспешно увезли в олстедскую тюрьму. Тем временем Литтлджон пересек улицу и постучал в дверь приемной доктора Китинга. Появление инспектора изрядно раздосадовало доктора: он собирался вечером на попойку с друзьями и стремился поскорее выпроводить пациентов, чтобы раньше закончить прием.
- Когда же наконец вы, полицейские, оставите меня в покое? - вздохнул он. Китинг пытался держаться с профессиональным достоинством, но его потуги выглядели жалко. - Своей назойливостью вы мешаете мне исполнять врачебные обязанности.
- На сей раз я не задержу вас надолго, доктор. Вам нужно лишь ответить на несколько простых вопросов.
- Что ж, раз так, начинайте… - Глаза Китинга хитро сощурились.
- Вас вызвали, когда в колодце позади дома Уолла обнаружили тело Бейтса, верно?
- Да. Вы знаете, я там был.
- Вы видели Бейтса когда-нибудь прежде?
- Нет. С чего бы? Он ведь не из наших мест, не так ли?
Литтлджон поднял брови и посмотрел Китингу прямо в лицо.
- Вы уверены, что никогда раньше не видели его?
- Ну да, я же вам сказал. К чему вы ведете?
- Где вы находились вечером незадолго до смерти Бейтса, доктор?
- Проклятье, опять все сначала! Видимо, теперь вы решили, что это я убил Бейтса. Так вот, я тут ни при чем. В тот вечер я ездил по вызовам: посещал больных - и вернулся затемно. Можете изучить журнал и проследить за всеми моими перемещениями, если хотите проверить мое алиби.
- В этом нет необходимости. Вы проезжали мимо дома Райдера с наступлением темноты?
- Конечно. Как еще я добрался бы до дома?
- Видели при свете фар, как кто-то входит в дом?
Лицо Китинга стало землисто-серым.
- Возможно. И что с того?
- Значит, возможно? Тогда почему вы сказали Райдеру, что видели, как в тот вечер в его дом входил Бейтс?
- Наверное, сказал… я… видел кого-то похожего на Бейтса. На днях я подшучивал над Райдером…
- Странная шутка, доктор. Почему вы не рассказали все полицейским, когда они прибыли к колодцу?
- Я не был уверен… понимаете…
- Я ничего не понимаю. Я только знаю, что вы утаили важное свидетельство и потребовали от Райдера плату за молчание.
- Это подлая ложь. Я никогда…
- Сегодня Райдера арестовали по подозрению в убийстве, доктор. Вы замешаны в этом деле. Фактически вы соучастник преступления. Вы готовы чистосердечно признаться во всем и дать показания или хотите отправиться со мной в Олстед под арест?
Через полчаса Литтлджон вышел из дома Китинга с подписанным заявлением в кармане, а доктор остался у себя в кабинете напиваться мертвецки в одиночестве.
Как и предсказывал Райдер, присяжные вцепились в носок мертвой хваткой, словно бульдоги. Все усилия защиты оказались тщетными. Было заявлено, что Райдер совершил признание под давлением, в состоянии душевного расстройства. Адвокат обвиняемого утверждал даже, будто некоторых вещей его подзащитный не говорил вовсе. Он с презрением высмеял историю о хрене и попытке самоубийства. Эта надуманная версия не выдерживает никакой критики, утверждал адвокат. Но жюри цепко ухватилось за главную улику - носок - и за робкие, стыдливые показания доктора Китинга, чье выступление в суде под перекрестным огнем обвинения и защиты вызвало небывалый скандал.
На процессе Райдер держался так, будто исход разбирательства его мало заботил. Казалось, ему безразлично, каким будет приговор. В ходе слушаний постепенно, с неумолимой последовательностью выстраивалась картина его прошлой жизни. Связь с Бейтсом, передвижения во время совершения преступлений, фальшивое алиби и, разумеется, носки, которые в деле упоминались довольно часто. Подсудимого приговорили к повешению, он принял это равнодушно. Попытка обжаловать приговор окончилась неудачей, но Райдер остался безучастным. Он сказал тюремному капеллану, что сделал ставку и проиграл, а теперь готов платить по счетам и в духовной поддержке не нуждается. Приговоренный играл в шашки со своими двумя охранниками, и его хладнокровие нагнало страху на них обоих.
- Никогда не встречал таких, как он, - признался один из надзирателей. - Можно подумать, он вообще ничего не чувствует. Холодный точно рыба…
Райдер больше не делал признаний, однако его прощальные слова, обращенные к Эпикуру Смейлу, палачу, представляются весьма знаменательными.
- Будь я так же силен в ботанике, как в химии, - произнес он при их последней встрече, - избавил бы вас от трудов.
Фраза эта еще долго потом не давала покоя Эпикуру.
Если бы старый Уолл узнал о казни Райдера, то почувствовал бы себя отомщенным: убийца, предавший его мучительной смерти, не ушел от наказания.
Возмущенный медицинский совет исключил доктора Китинга из коллегии, тот лишился права практиковать и в итоге перестал мучить больных Столдена. Управляющий в деле о банкротстве выставил его практику на продажу, а миссис Китинг забрала свои личные средства и переехала к матери. Встревоженные жители деревни строили догадки, кто станет их новым врачом. К общей радости, освободившееся место занял еще один Уолл, на сей раз доктор Джон. Он взялся за дело основательно и объединил обе практики - знахаря и дипломированного врача - под одной крышей, в Угловом доме.
Возможно, вы видели объявление в «Таймс» о женитьбе доктора Джона Уолла на мисс Бетти Кокейн…
Литтлджон побывал на свадьбе. Он никогда не пропускал таких событий. Ходили упорные слухи, будто он и устроил их брак, но вопрос этот по сей день остается загадкой.
Любопытство убивает
Глава 1. Тело у могилы цыганки
Когда преподобный Этелред Клапледи, выпускник Кембриджского университета, магистр искусств, приходский священник деревни Хилари-Магны (а также и Парвы[65 - В названии деревень автор обыгрывает латинские слова magna - великая и parva - малая. - Здесь и далее примеч.пер.]), выглянул в окно сентябрьским утром, ему захотелось прыгать и кричать от избытка чувств.
- Он проспал до рассвета, а затем проснулся и запел[66 - Цитата из романа английского писателя и проповедника Джона Баньяна «Путешествие пилигрима в Небесную Страну».], - пробормотал пастор себе под нос, широко распахнул створки и распростер худые руки в просторных рукавах пижамы, будто хотел обнять весь мир за окном.
Он привстал на костлявых пальцах ног, вытянулся и замер в этой позе, словно готовился взлететь. Потом выпятил тощую грудь и глубоко, с шумом вдохнул. От глотка бодрящего свежего воздуха у него закружилась голова, пастор пошатнулся, отступил на шаг и судорожно ухватился за край туалетного столика, чтобы не упасть. Затем осторожно проковылял назад к кровати, сел, с трудом вытянул тяжелый, верблюжьей шерсти халат из путаницы одеял и простыней, закутал им дрожащее тело и мысленно предостерег себя: не следует слишком увлекаться дыхательными упражнениями. Лучше начинать мягко, постепенно, вдыхать поочередно то одной ноздрей, то другой, как делают йоги. Вскоре дурнота прошла, и преподобный побрел в другой конец дома, в ванную. Там он снова приблизился к окну, закрыл глаза, зажал пальцем одну ноздрю и медленно вдохнул под оживленный аккомпанемент радостных мыслей. Эффект оказался поразительным, поскольку в этой части пасторского дома воздух не благоухал шампанским, здесь стоял смрад геенны огненной, запах смерти и разложения. Глаза мистера Клапледи в ужасе вытаращились и тотчас зажмурились. Он засопел,
словно пес, обнюхивающий любимое дерево, и поспешно выпустил воздух из легких, стремясь выдавить все зловоние без остатка, затем бросился обратно, туда, где дышалось легче.
Повсюду вокруг природа разостлала свою роскошную накидку, раскрашенную в цвета осени. Из окна спальни пастора видны были деревья в саду, а чуть в стороне - церковное кладбище в обрамлении живописных ровных полей. Посередине высилась старая церковь с квадратной башней и покосившимся флюгером, которую окружали аккуратные лужайки. На поле по ту сторону изгороди стояли и молчаливо жевали свою жвачку коровы. В саду несколько кроликов резвились среди яблонь, увешанных плодами. Рядом на грядках возился огородник - выкапывал картофель; голова его скрывалась в ботве, наружу торчал лишь широкий зад, похожий на огромный черный гриб-поганку. На обширных окрестных полях налились колосья: созревший урожай дожидался жатвы. Хотя солнце взошло уже давно, линии пейзажа за окном чуть расплывались в легкой туманной дымке. Пастор вздохнул. Почему старому Гормли, деревенскому умельцу на все руки, вздумалось именно этим утром очистить сливную яму при пасторате?
- Один лишь человек мерзок[67 - Аллюзия на миссионерский гимн Реджинальда Хибера, англиканского священника и поэта.], - задумчиво пробурчал преподобный Клапледи своему отражению в зеркале, пока брился в комнате с подветренной стороны.
Пришлось спешить: был уже одиннадцатый час. Накануне он работал допоздна, потому и проспал. Лицо, что смотрело на него из зеркала, всегда озадачивало пастора. Вот уже пятьдесят два года преподобный Этелред видел его перед собой изо дня в день во время бритья, корчил гримасы, медленно соскребая бритвой пену, но по-прежнему понятия не имел, что думают об этом лице другие. Собственные снимки, сделанные на приходских пикниках и чаепитиях в саду, благотворительных распродажах, крикетных матчах и цветочных ярмарках, где пастор в окружении застенчивой паствы неизменно занимал почетное место в середине первого ряда, или более официальные портреты, появившиеся в местной прессе, когда он возглавил приход в Хилари, не говоря уже о фотографии в паспорте (там он походил на беглого преступника, переодетого священником), всегда приводили мистера Клапледи в замешательство. Он изучил свое лицо в мельчайших подробностях и хорошо знал каждую черту. Высокий широкий лоб, гладко зачесанные наверх редкие темные волосы, глубоко запавшие, близко посаженные карие глаза под кустистыми черными бровями, тонкое лицо с восковой
кожей да костлявый выступающий подбородок, синеватый из-за быстро растущей щетины и небрежного бритья. Рот крупный, с полными губами; нос прямой, правильной формы, безукоризненно симметричный и соразмерный, как тщательно выписанная цифра «четыре», с широкими ноздрями и розовато-сизым кончиком, верным признаком несварения желудка. Этелред Клапледи мог бы перечислить все до единой приметы своей внешности и даже составить из них подобие портрета, нечто вроде мозаики, выложенной из отдельных кусочков, но, как ни странно, общая картина ни о чем ему не говорила. Каждое утро он с недоумением разглядывал в зеркале свое лицо, покрытое мыльной пеной для бритья. От раздумий над собственным загадочным образом пастора отвлекла сценка на дорожке, огибавшей его сад. Он заметил две знакомые фигуры, занятые разговором. Преподобный Клапледи легко мог вообразить, что происходит. Он узнал мисс Тидер, особу любопытную и назойливую, из тех, что вечно во все суют свой нос. Она задумала обратить в истинную веру деревенского атеиста мистера Хаксли и упорно добивалась своего.
Мисс Тидер, женщине «уже не первой молодости», как отозвался о ней местный сквайр, было около пятидесяти лет, и она располагала достаточными средствами, чтобы платить домашней прислуге. Это позволяло ей шнырять по округе и вынюхивать, высматривать, вмешиваться в дела всех и каждого. Люди презирали мисс Тидер, многие смотрели на нее свысока, однако она продолжала свои тайные вылазки и затевала карательные походы против греха и порока. Вся деревня дрожала от страха перед ней. Стоило мужу занести руку на жену или повысить голос - мысль о мисс Тидер заставляла его замереть. Сварливые жены начинали ворчать тише - а вдруг мисс Тидер бродит где-нибудь поблизости? Распутники, неверные супруги, пьяницы и нечестивцы боялись ее больше, чем священника, и опасливо оглядывались через плечо - нет ли ее рядом. Влюбленные в Хилари никогда не обнимались и не целовались в полях или рощах под открытым небом, но искали для свиданий темные лесные заросли и чащи, чтобы спастись от всевидящего ока мисс Тидер, которая зорко следила за ними с небес, подглядывая сквозь просветы в облаках. Неверующие, инакомыслящие,
антипатриоты, радикалы и несогласные обходили стороной мисс Тидер: она перехватывала их на улице, впивалась как пиявка, отнимала у них время, оскорбляла самые заветные их убеждения и взгляды, вызывала желание прикончить ее на месте одним ударом. Впрочем, война этой женщины против всего, что она считала позором и бесчестьем, не ограничивалась слежкой за грешниками. Будь это так, ее считали бы безобидной сплетницей, что повсюду сует свой нос и живет чужими прегрешениями. Мисс Тидер была еще и борцом. Язык, грозное свое оружие, она использовала как кузнечные мехи, и из искры шепотков раздувала всепожирающий пожар пересудов, кару огненную.
Из окна спальни пастор видел лишь неясные силуэты, но воображение дополнило картину, особенно живо он представил мисс Тидер. Она носила вязаный костюм, который растянулся при стирке и висел мешком на ее высокой костлявой фигуре. Подол длинной бесформенной юбки обвис и болтался у тощих лодыжек в серых чулках. Завернутые рукава жакета открывали уродливые запястья и квадратные кисти с крупными пальцами. Руки ее беспокойно метались: мисс Тидер имела обыкновение возбужденно жестикулировать при разговоре. Над темными с проседью волосами, забранными в небрежный пучок на макушке, торчком возвышалась черная соломенная шляпа, гибрид капора с ульем из соломы. У нее было длинное узкое лицо, гладкая розовая кожа, твердый круглый подбородок и крупный рот с толстыми губами - нижняя воинственно выступала вперед. Большие, слегка навыкате серые глаза, обведенные темными кругами, смотрели хитро, тонкие черные брови отчеркивали широкий низкий лоб. Однако больше всего на ее лице выделялся нос: длинный, мясистый, с чуть загнутым кончиком и узкими ноздрями. Судя по его цвету и постоянному хлюпанью, этот пытливый,
чувствительный орган обоняния, будто нарочно созданный, чтобы вынюхивать, выведывать и проникать повсюду, был вечно простужен.
Мистер Хаксли, жертва мисс Тидер, смиренно стоял с добродушным видом и выслушивал ее доводы. Это был полный коренастый мужчина с квадратным лицом в обрамлении кудрявой каштановой бородки и с живыми серыми глазами за стеклами бифокальных очков в золотой оправе. Он считался человеком со средствами, хотя никто толком не знал, откуда у него состояние. Конечно, в деревне о нем ходили разнообразные слухи и догадки. Поговаривали, будто мистер Хаксли выиграл крупную сумму на скачках или даже проворачивал какие-то грязные делишки в Буэнос-Айресе, но правда заключалась в том, что он был трижды женат, благополучно пережил своих жен и как владелец тройного наследства жил на деньги этих состоятельных дам. Мистер Хаксли взял в аренду у мистера Клапледи пятьдесят акров приходской земли под охотничьи угодья (больше она мало на что годилась), и дважды в неделю его видели бродящим по полям с ружьем. Он палил из двустволки в затаившихся кроликов и диких голубей на ветках, к возмущению местных землевладельцев. Те считали его бесчестным невежей, лишенным спортивного духа, встречали презрительными усмешками и провожали
желчными взглядами. Мистер Хаксли в свою очередь утверждал, что убивать неподвижную дичь более гуманно, чем вспугивать, ранить, а затем отыскивать в кустах с перебитым крылом или крестцом, начиненным дробью. Он был человеком начитанным и хорошо знал богословие. Церковь никогда не посещал, однако любил поспорить с пастором о «Тридцати девяти статьях» - своде догматов англиканской веры - и с особым удовольствием проверял его знание канонов и приверженность вероучению, причем находил недостаточным и то и другое. Мисс Тидер часто кидалась к нему с религиозными брошюрами, которые призывали: «Обратись к церкви, или будешь гореть в геенне огненной», «Покайся, и будешь спасен», «Берегись грядущего гнева Господня» и «Будь готов к встрече со Всевышним». Вот и на сей раз преподобный Клапледи увидел, как мисс Тидер достала из сумки пачку бумаг, взволнованно помахала ею и просунула между холеной рукой мистера Хаксли и ружьем, которое он держал. Тот принял дар с улыбкой и учтивым поклоном.
Пастор спустился к завтраку. Он просмотрел утреннюю почту, отложил в сторону три счета, четыре письма с просьбами о денежной помощи, листок - рекламу неломающихся целлулоидных воротничков для священника и буклет о лечении гормонами, затем поднялся, вытер с подбородка жир, а с губ - джем, и отправился по своим обычным делам.
Гормли он застал за работой: тот выгребал лопатой из отстойника в тачку вязкую илистую массу, похожую на маслянистый металл. «Долина Еннома»[68 - Синоним преисподней.] при пасторате располагалась в канаве в дальнем конце сада, и ее скрывали от глаз заросли пышной крапивы и высокие кусты золотарника, разросшегося до гигантских размеров благодаря обилию удобрений. Рабочий поднял высушенное солнцем плутоватое лицо с похожей на бахрому косматой бородой и усами. Маленькие хитрые глазки мстительно блеснули.
- Тот малый сказал, что воду можно будет пить при желании, - пробурчал он себе под нос, сплюнул в канаву и продолжил как ни в чем не бывало махать лопатой.
Это был привычный выпад Гормли против пастора: подобную выходку он позволял себе каждый раз, когда чистил яму. Бойкий на язык торговец, продавший мистеру Клапледи очистную установку, клятвенно уверял, будто она справится с любыми твердыми и жидкими отходами, обеспечив на выходе поток чистой воды, и честный пастор поверил ему на слово, хотя Исайя Гормли откровенно, в самых решительных выражениях высказал свои сомнения. Подобное пренебрежение его советами, к которым почтительно прислушивалось многочисленное семейство Гормли за исключением старшей невестки да вдобавок негодная очистная установка, вынуждавшая Исайю раз в полгода спускаться в карликовый Тофет[69 - В Библии - святилище идолопоклонников; символ геенны, ада.] при пасторате, растравляли застарелую обиду. Однако пастор в то утро не был расположен отвечать на колкости.
- Займись лучше делом, Исайя. Знаешь, как говорят, пока овца блеет - траву не жует, - произнес он и уже строже добавил: - И еще я бы хотел, чтобы ты убедился, что ветер дует не в сторону дома, когда в следующий раз решишь вычистить это место. Юго-западный ветер - хуже всего. Нет, так не годится, это неприятно и вредно для здоровья.
- На свете нет ничего здоровее - одна польза и человеку, и всякой живой твари, - раздался из канавы голос старика. Его глухой звук отдался эхом от металлических стенок отстойника и гулко загудел словно невидимый оракул. - Вот отчего все растет и расцветает пышным цветом, - прогромыхало из-под земли, словно сама сливная яма потребовала уважения к своей особе и признания ее заслуг.
- Не болтай чепуху, Гормли, и заканчивай поскорее, - ответил мистер Клапледи и пошел дальше.
В канаве послышалось копошение, над землей показалось свирепое лицо, а затем и туловище возмущенного Исайи. Он не собирался позволять каким-то чужакам, хотя бы даже и священникам, указывать ему, какие ветры и запахи в его родной деревне хороши или плохи. Полный негодования, Гормли закрыл крышками люки отстойника, сердито потоптался на них и заковылял в сторону деревенского паба, бросив работу. Он решил объявить забастовку!
Мистер Клапледи, не подозревая о его отступничестве, продолжил свой путь. Ему нужно было зайти в церковь, а потом навестить больных прихожан. Дерзкая выходка Гормли вывела его из себя, и, чтобы отвлечься, пастор применил мыслительный прием, который ошибочно считал собственным изобретением: принялся декламировать вслух первое стихотворение, что пришло ему в голову. «Помню я, помню дом, где родился…»[70 - Гуд Томас (1799 -1845). «Помню я, помню».] - бормотал мистер Клапледи по пути к центру деревни Хилари-Магны.
В тот день посещение больных не заняло у мистера Клапледи много времени. В первую очередь он наведался к мистеру Оллнатту, бакалейщику и церковному старосте, у которого случился поясничный прострел. Владелец лавки был человеком вздорным и сварливым, со своим духовником долго не церемонился и поспешил его выпроводить. Оллнатт изнывал от нетерпения у себя в спальне над магазином, напряженно прислушивался к беспрерывному треньканью дверного колокольчика внизу и гадал, как там распоряжается его помощник: следит ли за стрелкой весов и считает деньги или работает с прохладцей, а больше бьет баклуши да болтает с деревенскими девушками. Мистер Клапледи быстро ретировался, подгоняемый ужасающим зловонием мазей и растираний в склянках, что окружали больного.
На Хай-стрит священник повстречал невестку Исайи Гормли, женщину ленивую и весьма плодовитую. Пятерых из шести ее детей забрали в инфекционную больницу - они стали жертвами эпидемии скарлатины. Многодетная мать стояла в дверях небольшого коттеджа и кормила пышной грудью своего младшего отпрыска. На лице ее застыло сонливое блаженное выражение. Грязная женщина с растрепанными волосами на пороге запущенного дома. «Lutulentus sus»[71 - Грязная свинья (лат.).], - вспомнилось вдруг пастору. Так в школьные годы учитель латинского языка отозвался о неряшливой парте и тетрадях самого преподобного Клапледи.
Миссис Гормли-младшая принялась тараторить.
- Я всегда говорю: нет худа без добра! - выпалила она и едва не задушила своего младенца, прижав его лицо к обильному молочному источнику. - Для меня это настоящий праздник. Теперь, когда детей нет, мне даже не верится, что я жива… Нет, я не скучаю по ним. Но, надеюсь, они вернутся не слишком скоро. Для них это тоже каникулы.
Мистер Клапледи с тягостным чувством заторопился прочь. Похоже, все его попытки хоть как-то улучшить условия жизни и изменить образ мыслей жителей деревни оставались бесплодными. Но нельзя отчаиваться, напомнил себе пастор. Он не должен терять надежды. И мистер Клапледи снова прибегнул к своему испытанному средству: принялся бормотать себе под нос первые же стихотворные строки, что пришли ему на память:
Где Бахрам отдыхал, осушая бокал,
Там теперь обитают лиса и шакал.
Видел ты, как охотник, расставив капканы,
Сам, бедняга, в глубокую яму попал?[72 - Омар Хайям. Рубаи. ч. 4, 235.]
Пастор вдруг с ужасом осознал, что невольно впал в неверие - скверную штуку сыграла с ним память, - и поспешил направить мысли в иное русло: подумал о Гормли, который, как он полагал, все еще возился в зловонной яме.
Исайя между тем находился неподалеку. Когда священник покинул коттедж Гормли-сына, из-за угла дома показалась фигура отца. С лица его невестки тотчас слетело блаженное выражение.
- Что вы тут делаете в это время? - завизжала она пронзительно. - Разве вы не должны чистить сливную яму пастора? Там работы на целый день!
Старый Гормли пал духом, он боялся ее.
- Я и начал, но потом объявил забастовку, вот так. Я никому не позволю придираться к моей работе, даже священнику. Я бросил это дело, пусть преподобный сам разбирается.
Он обнажил беззубые десны, довольный своей убогой шуткой. Миссис Гормли-младшая раскатисто расхохоталась, но без всякого веселья. От старого болтуна шел густой пивной дух.
- Значит, забастовку? Вы старый пустобрех, никчемный ленивый бездельник! Мало мне приходится кормить голодных ртов на заработок Джо, так еще один нахлебник выискался, и ему подавай еду да питье! Возвращайтесь к работе, и поживее, да не вздумайте никуда заглядывать по дороге: вам бы только развлекаться и болтать! Или вы принесете мне вечером пять шиллингов, что обещал за работу пастор, или ищите себе ужин и ночлег где-нибудь в другом месте. В этом доме нет места старым пройдохам и попрошайкам. Так что проваливайте…
Прежде чем женщина успела закончить свою тираду, Гормли двинулся через поле обратно к дому священника. Он готов был сбежать куда угодно, только бы спастись от злого языка сварливой невестки. Скрип колес его тачки вскоре затих вдали. Была у Гормли и еще одна причина торопиться. Впереди он заметил пастора: тот направлялся к своему дому коротким путем, через церковное кладбище, за стеной которого находилась сливная яма. Исайе нужно было открыть крышку отстойника и сделать вид, будто он усердно работает, прежде чем появится мистер Клапледи. В противном случае пастор прогонит его, и тогда прощайте, пять шиллингов… Он перешел на тяжелую, неуклюжую рысь, так что тачка грохотала по дорожке, подскакивая на камнях.
Тем временем пастор, задумчивый и безмятежный, как прежде, уже достиг кладбища и с удовольствием предвкушал, как вот-вот ноздрей его коснется аппетитный аромат ростбифа, йоркширского пудинга и запеченных в тесте яблок, что готовились ему на обед, когда у него мелькнула внезапная мысль. На неосвященной земле возле кладбищенской ограды, на пригорке, откуда хорошо просматривалось конечное звено сточной системы при пасторате, располагалась цыганская могила с большим камнем. Его поставили цыгане в память о своей усопшей королеве. Еще до того, как мистер Клапледи прибыл в Хилари-Магну, на камне выбили странную надпись, чему никто не помешал:
Разросшейся тьмою
Дом окружен.
Царствуют всюду
Забвенье и смерть[73 - Автор слегка исказил последнюю строку стихотворения Г.У.Лонгфелло «Вечерний звон»; в оригинале - «Забвенье и сон».].
Заняв место приходского священника, добродушный мистер Клапледи негодовал, что на могильной плите позволили высечь столь мрачную эпитафию, вселяющую безысходность. Он сразу решил исправить зло, но все откладывал - находились более важные и неотложные заботы. Однако неделю назад на собственные средства заказал местному каменщику еще одну надпись на надгробии, которая теперь отчетливо белела на темном камне в контрасте с потускневшими буквами старых строк: «Доколе день дышит прохладою, и убегают тени»[74 - «Песнь песней», гл. 2, ст. 17.]. Пастор с удовольствием полюбовался плодами своих трудов. Мысли его легко перескочили ничтожные преграды настоящего и устремились в будущее. Душа словно обрела крылья и воспарила ввысь.
Дикий вопль вернул мистера Клапледи с небес на землю. Казалось, в этом звуке слились бешеный рев быка, отделенного от стада, и стон сбитого с ног боксера в падении. Пастор заглянул за ограду - крик донесся оттуда. Там, возле отстойника, неподвижно стоял старый Гормли, будто прирос к земле. Он только что снял крышку с люка. Заметив, как настоятель прихода продирается сквозь кусты, Гормли указал заскорузлым пальцем на свою находку. Тело лежало на дне отстойника лицом вниз, с раскинутыми руками. Мистеру Клапледи незачем было спрашивать, кто это. Он узнал бесформенный вязаный костюм. Преподобный издал тонкий, придушенный крик и попытался заглушить его, прижав ладонь ко рту.
- Оставайся здесь, ни к чему не прикасайся и никого сюда не подпускай! - визгливо скомандовал он Гормли.
Пастор подхватил полы сутаны и побежал кратчайшим путем в сторону деревни. Он спотыкался, тяжело дышал и путался в складках облачения, словно торопился прийти первым в забеге в мешках, проводимом лигой трезвости.
Глава 2. Полицейскому испортили веселье
Констебль Сэм Харриуинкл, страж законности и порядка в Хилари-Магне и Парве, позаботился о том, чтобы служебный долг «присматривать за всем происходящим» привел его к большому полю фермы «Фоксхоулз», когда ее владелец мистер Уилрайт убирал пшеницу. Это событие всегда немного напоминало знаменитое дерби в Эпсоме. На поле не только стянулись работники, которые шли за грохочущей сноповязалкой, складывали вылетавшие из машины снопы в копны и собирали несжатые колосья, явился и маленький отряд охотников. Вспугнутые кролики, зайцы, дикие голуби и другие обитатели кустов и зарослей, что нашли себе еду и кров среди золотых колосьев, бросались врассыпную в поисках убежища, прочь от шумной машины и людей. Четыре праздных состоятельных джентльмена из здешних мест прибыли с ружьями по приглашению фермера, заняли позиции в четырех углах засеянного пшеницей прямоугольника, где неуклонно убывали ряды колосьев, и стали отстреливать спасавшихся бегством вредителей. Они принесли с собой корзины для пикника и пиво в бутылках, которое охлаждалось в ручье под кустом возле изгороди. Констебль Харриуинкл питал слабость
к пирогу с телятиной и окороком, к холодному цыпленку и доброму элю. Довольные охотники, воодушевленные утренними победами над зверем и птицей, щедро делились угощением во время обеда.
Когда констебль пересекал луг между своим коттеджем и фермой «Фоксхоулз», тарахтенье машины и ружейные выстрелы возвестили о том, что уборка урожая уже началась. Сэм шагал степенно, неторопливо, будто совершал обычный дневной обход, хотя ему не терпелось скорее добраться до цели. Он вытащил из кармана часы-луковицу и взглянул на циферблат.
- Хм, - сказал он себе. - Время подходящее. Половина двенадцатого. Они прервутся на обед в половине первого. Нельзя, чтобы выглядело так, будто я пришел попрошайничать. У меня есть время пройтись, осмотреться, побеседовать с людьми по-дружески, а там, глядишь, и пригласят присесть, угостят обедом.
Харриуинкл кивнул, довольный своей хитроумной стратегией, и вытер губы красным носовым платком - при мысли о лакомых угощениях у него потекли слюнки.
- Я думал, мы увидим нашего констебля, когда наступит время кормежки, - со смехом произнес мистер Уилрайт и указал пальцем на полицейский шлем, который плыл, покачиваясь, над живой изгородью на краю пшеничного поля.
- Доброе утро, мистер Уилрайт! - улыбнулся Харриуинкл, несмело, бочком, приблизился и с деловитым видом огляделся, словно хотел убедиться, что все присутствующие - честные, благонадежные люди. - Хороший нынче денек для жатвы, да и урожай выдался на славу. Я проходил мимо и подумал - дай-ка заверну к вам, погляжу, как продвигаются дела. Вижу, работа идет полным ходом?
- Да, все прекрасно: девушки, что заняли место мужчин, отлично справляются. - Фермер указал на трех молодых женщин, ловких и умелых в работе.
Крепкие тяжеловозы шайрской породы ходили туда-сюда по полю и временами пугливо шарахались, когда какая-нибудь шальная дробина, пущенная из одного из ружей, пролетала мимо уха или бока.
- Тонкая Кость! Капитан! - прикрикнула девушка за сноповязалкой, призывая лошадей к порядку.
- А вы, как и прежде, верны своим лошадкам, мистер Уилрайт, - заметил полицейский. - Вот на что я люблю поглядеть, так это на добрую лошадку. По мне, она лучше любого трактора, хотя не такая резвая, надо признать.
- Верно, Сэм, однако я даже подумать не могу о том, чтобы продать эту пару. Когда они отслужат свой век, я, пожалуй, не стану ничего менять. Для пахоты и другой тяжелой работы я пользуюсь трактором, но мне нравится смотреть, как славная упряжка тянет сноповязалку. Такой уж я старомодный. Ладно, мне нужно присматривать за работой.
Констебль Харриуинкл отправился обходить поле - наносить официальные визиты. Он наведался к джентльменам с ружьями, подсчитал их добычу, отдал должное меткости и повосторгался псами. Охотники отвечали на его приветливые слова и пожелания удачи, не спуская глаз с поля, а Стивенсон, лучший стрелок и самый добродушный малый из всей четверки, пригласил констебля угоститься пивом.
- Спасибо, мистер Стивенсон, - отозвался тот. - Только я подожду, когда остановится машина. Люблю следить за уборкой хлеба, не хочу пропустить удовольствие.
По существу, констебль напросился на обед. На это Стивенсон лукаво заметил, что, возможно, позднее к элю неплохо бы добавить кусок пирога, и сердце Харриуинкла под мундиром наполнилось радостью. В эту минуту выстрелило ружье Коулмана: он разрядил вначале один ствол, потом другой. В кругу охотников Коулман считался худшим стрелком: его жертва, раненая, но еще живая, с трудом ковыляла к изгороди. Было ясно: кому-то придется сбегать за ней, не то несчастный искалеченный зверек уйдет. Констебль Харриуинкл оказался на высоте. Он был грузным, полнокровным мужчиной, однако мог резво перебирать ногами, если того требовали обстоятельства. Констебль бросился в погоню за кроликом как разъяренный бык, догнал, выхватил дубинку и прикончил зверька. Работа в поле прервалась, выстрелы охотников смолкли: все с увлечением следили за полицейским и веселились от души. Когда констебль настиг свою жертву, в публике раздались слабые одобрительные возгласы и дружный смех. Мистер Уилрайт, по праву хозяина распоряжавшийся дневной добычей, без колебаний решил вручить тушку кролика победителю.
- Трофей ваш, Сэм, - сказал он мокрому от пота полицейскому, который смущенно вытирал красным платком лоб, шею и уши.
Сэм чувствовал, что в известной мере уронил свое достоинство этой слепой погоней, но беззлобное веселье присутствующих его успокоило. Кто-то упомянул об обеде, и констебль воспрянул духом. Стивенсон послал одну из девушек вытащить бутылки с пивом из прохладного тайника, наконец появились корзины и коробки со снедью, но по злой прихоти судьбы веселье бедняги Харриуинкла оказалось испорчено.
- Это не ваш младший мчится сюда по тропинке? - указал мистер Уилрайт на маленькую крепкую фигурку, стремительно пересекавшую соседний с полем луг.
Мальчишка на бегу пыхтел и задыхался от волнения.
- Да, это Гарри, - ответил констебль. - Интересно, что ему понадобилось в такое время? Видимо, что-то случилось.
Юный Гарри выскочил на поле, возбужденно размахивая листком бумаги, подзывая отца, который уже и так торопливо шагал ему навстречу.
- Что тебе нужно, Гарри? - строго спросил родитель, все еще красный, запыхавшийся от погони за кроликом.
Мальчик тоже задохнулся от бега и не мог произнести ни слова, лишь сунул листок в руку отцу. Констебль прочитал записку и присвистнул.
- Держи, - обратился он к своему младшему отпрыску и вручил ему кролика. - Отнеси это домой матери, и никаких игр по пути. А теперь беги, будь хорошим мальчиком. Ты знаешь, что в записке?
- Да, папа. Я видел, как мистер Клапледи писал ее у нас дома. Старуха Тидер умерла, да?
- Кто-кто?
- Мисс Тидер, папа.
- Так-то лучше, и чтобы я больше не слышал, что ты неуважительно отзываешься о старших да еще покойных. И запомни: никому об этом ни слова.
- Об этом уже болтает вся деревня, папа.
Мальчик сказал правду. Мистер Клапледи, чьи растревоженные ж?лезы выбросили в кровь изрядную дозу адреналина, примчался через поля и рвы к дому полицейского на глазах у пары десятков жителей деревни. Миссис Харриуинкл, полная, широкая в кости суетливая женщина, развешивала выстиранное белье над кустами в саду, когда появился преподобный. Услышав новость, она минуту стояла неподвижно с ночной сорочкой мужа в руках, словно сражалась с привидением. Обессиленный мистер Клапледи повис на садовой калитке, чтобы выровнять дыхание, и в этой позе выслушал объяснения хозяйки, что ее мужа нет дома.
- Наверное, он на большом поле Уилрайта возле фермы «Фоксхоулз». Сегодня там убирают урожай, а днем прерываются на обед, и муж никогда его не пропускает. Он сказал, что не придет домой обедать, - значит, скорее всего вы найдете его там.
- О боже, боже, - пробормотал пастор. - Я совершенно без сил и не способен одолеть еще один ярд, миссис Харриуинкл.
В эту минуту невдалеке показался юный Гарри: вышел из школы, но явно не собирался возвращаться домой, а повернул к кустам орешника. Мать заметила и окликнула его:
- Гарри! Иди сюда сейчас же! - У юного Гарри Харриуинкла внезапно обнаружились признаки глухоты. - Гарри, домой сию же минуту, или я тебя выдеру! - пригрозила мать.
После этих слов юнец нехотя поплелся к дому.
- Наверное, лучше передать с мальчиком записку, - произнес мистер Клапледи, когда младший отпрыск констебля смерил его угрюмым презрительным взглядом. - Могу я попросить у вас бумагу и ручку?
Миссис Харриуинкл проводила пастора в гостиную, где стоял письменный стол ее мужа, достала листок почтовой бумаги, почти пустую бутылочку загустевших чернил и скрипучее перо, затем смахнула передником со стула несуществующую пыль. Мистер Клапледи с трудом нацарапал записку трясущейся рукой:
«Уважаемый Харриуинкл!
Приходите немедленно. Мисс Тидер найдена мертвой в выгребной яме при пасторате. Боюсь, смерть насильственная.
Этелред Клапледи,
настоятель прихода».
Он сложил записку и вручил ее Гарри вместе с однопенсовой монетой. Паренек взглянул на одинокую монетку без всякого интереса, и пастор добавил еще одну.
- А теперь поторапливайся, Гарри, и смотри не заиграйся по пути, а не то я скажу твоему отцу, когда он вернется, чтобы всыпал тебе хорошенько, - припугнула мальчишку мать.
Похоже, угроза подействовала: Гарри сорвался с места и унесся прочь. Его больше занимал вопрос, как наилучшим образом потратить два пенса, нежели мысли о жестоком преступлении в деревне. Но остальных новость глубоко встревожила.
Старый Эндрю Пепперти подстригал живую изгородь возле сада при полицейском участке и слышал рассказ священника. Он поспешно, насколько позволяли дряхлые ноги, заковылял в сторону паба «Колокол», чтобы первым принести новость, пропустить кружку пива и насладиться заслуженной славой.
- Старую Этель Тидер убили в саду пастора, - пропыхтел он с натугой, еле переведя дух. - Преподобный только что явился с этой новостью в полицейский участок. Так умаялся, что ног под собой не чует. Налейте-ка мне кружку пива.
Так уж получилось, что сын пекаря из Эвингдона, ближайшего городка, расположенного в четырех милях от деревни, развозил хлеб и оказался в это время в «Колоколе». Он запрыгнул в свой фургон, пустил лошадь вскачь, и, раздавая хлеб по пути, пересказывал покупателям скандальную новость:
- Этель Тидер нашли задушенной в доме пастора!
- Мисс Тидер обнаружили застреленной у преподобного в саду!
- Старуху Тидер прикончили. Говорят, это дело рук священника!
Эти и подобные слухи мгновенно разнеслись по округе, словно тревожный барабанный сигнал в африканских джунглях. Женщины бегали из дома в дом, от коттеджа к коттеджу. У людей более состоятельных надрывались телефоны. Дорожные рабочие выкрикивали новости прохожим. Дети слышали их по пути из школы и спешили принести домой. Почтальон специально объехал деревню ради удовольствия произвести сенсацию. Когда Харриуинкл добрался до дома, его окружила толпа любопытных. Где? Как? Когда? Кто? Констебля забрасывали вопросами, а он держался степенно, с достоинством, как подобает лицу, облеченному властью, и всем отвечал одно и то же: «Я пока не уполномочен делать публичные заявления. Мы держим все под контролем, прошу вас спокойно разойтись по домам и вернуться к делам, иначе мне придется задержать кое-кого за препятствование работе полиции и участие в беспорядках».
Толпа взирала на констебля с благоговением. Казалось, он стал значительнее и даже выше ростом - ангел-хранитель, призванный оградить всех от печальной участи мисс Тидер, карающая рука правосудия и поборник справедливости. Только старый Пепперти, который успел подкрепиться пивом и остался крайне недоволен, что пришлось самому заплатить за выпивку, осмелился подать голос.
- Да ну? - бросил он и сплюнул на дорогу. - Еще чего! Это работа не для деревенского констебля. Тут нужен Скотленд-Ярд. Тебе с местной полицией это дело ни в жизнь не раскрыть, сколько бы вы ни пыжились.
- Попрошу вас удалиться, мистер Пепперти, и соблюдайте вежливость, нечего язык распускать. Ваше дело - рыть канавы, вот этим и займитесь. Ступайте, пока я не взял вас за заметку.
- Подумаешь, на заметку, тоже мне… тьфу… - огрызнулся старик и собрался было продолжить перепалку, но подоспевший зять увел его прочь.
Бедняга испугался, что старый Пепперти может превратиться в подозреваемого, если его не утихомирить. Констебль поспешно вошел в дом, бросился к телефону и позвонил в Эвингдон доктору Кодрингтону, а затем инспектору местной полиции, потом со всех ног помчался к дому пастора расследовать происшествие.
К своей досаде, Харриуинкл увидел, что на месте преступления дежурит Исайя Гормли. Не в силах сдержать пеструю толпу любопытных зевак, собравшуюся, как только новость облетела деревню, старик послал за подкреплением в лице двух своих сыновей, Джона Генри и Джорджа Хакингсмита (последнего назвали в честь некоего борца, которым в былые дни восхищался Гормли-старший, хотя не мог выговорить его фамилию). Трое Гормли, все с грязными лицами и заметно навеселе, однако полные важности, держались начальственно и спесиво на самовольно захваченном сторожевом посту. Полицейского они приветствовали как верные союзники, но тот незамедлительно поставил их на место.
- Эй, Гормли, что это вы тут делаете? - спросил констебль, протискиваясь сквозь толпу.
- Следим, чтобы к месту преступления никто не приближался, пока не прибудет полиция, - ответил отец семейства.
- Ну, полиция уже прибыла, так что вам здесь больше делать нечего. Хотя я признателен вам. Очень предусмотрительно с твоей стороны, Исайя.
- А разве нам не причитается по кружке пива на брата?
- Нет. Меня удивляет, что вы способны думать о вознаграждении и выпивке в такое время. А теперь вам лучше уйти и не мешать расследованию. Ко всем остальным это тоже относится. Расходитесь. У вас что, своих дел нет? Вот и принимайтесь за работу, иначе мне придется взять кое-кого на заметку за препятствование работе полицейского при исполнении служебных обязанностей.
Толпа отхлынула и двинулась в сторону центра деревни с ропотом недовольства и разочарования.
Доктор Кордингтон в сопровождении инспектора Олдфилда из полиции Трентшира прибыл на место преступления через несколько минут. Останки жертвы извлекли из мерзкого отстойника и осторожно положили в стороне от канавы. Кордингтон, высокий седовласый широкоплечий врач старой школы, произвел короткий осмотр тела. Олдфилд с помощью подчиненного сфотографировал труп в том положении, в каком его обнаружили, а когда покойницу подняли из ямы, сделал еще несколько снимков. Мистер Клапледи с бледным лицом стоял рядом и нервно заламывал руки. Он не сводил взгляда с Олдфилда, поскольку при мысли о бедных останках своей чудаковатой прихожанки пастор чувствовал дурноту. Инспектор, тучный мужчина среднего роста, с красным лицом, ловкими крупными руками, сонными серыми глазами и строгим выражением лица, был уроженцем Йоркшира. Начальство высоко его ценило. За грузной фигурой и спокойными светлыми глазами Олдфилда скрывался острый ум, и вдобавок, несмотря на тяжеловесность, инспектор отличался проворством. Он с сомнением покачал головой и сморщил нос:
- И надо же было бросить труп в таком скверном месте. Полагаю, содержимое ямы придется просеять. Лучше поручить это какому-нибудь рабочему и присмотреть за ним. Вы можете кого-то нам предложить, Харриуинкл?
- Гормли, сэр. Он только сегодня утром чистил эту яму. Гормли и нашел тело.
- Так пошлите за ним.
Так старый Исайя с торжеством вернулся к прежнему своему занятию и вскоре извлек на свет божий зонтик и сумочку мисс Тидер. Тем временем доктор закончил предварительный осмотр, поднялся и вытер руки пучком листьев, сорванных с куста.
- Она мертва уже около двух часов, насколько я могу судить. Предположительное время смерти - одиннадцать тридцать. Причиной смерти мог быть удар по затылку тупым предметом, но я прослушал ее грудь и подозреваю, судя по звуку, что в легких вода. В этом случае она была без сознания, когда ее сбросили в отстойник, и захлебнулась в воде, наполнявшей яму примерно на три дюйма. В общем, вскрытие покажет. Ну, я поехал. Вас подвезти, инспектор?
- Нет, спасибо, доктор. Пожалуй, я немного задержусь: осмотрюсь, чтобы подготовиться к дознанию. Начальник полиции тоже захочет получить отчет; я зайду к нему на обратном пути.
- Хорошо, инспектор. Наверное, я закончу аутопсию завтра к полудню и сразу вас извещу. Увидимся позднее.
С этими словами доктор уехал.
Инспектор, приходский священник, Харриуинкл, констебль Дрейк из полиции Эвингдона и Гормли тоже разошлись. Пастор, оставшийся в тот день без обеда, обнаружил, что утренняя трагедия не сказалась губительно на его аппетите, и пригласил инспектора Олдфилда подкрепиться вместе с ним. Констеблям подали закуски в саду, а Гормли, который твердо стоял на том, что требует лишь пинту эля, возможно, и не утолил голод, но добился желаемого.
Помимо обеда инспектор Олдфилд получил множество сведений о характере, образе жизни и странностях покойной мисс Тидер, а остаток дня провел в попытках разузнать в деревне что-нибудь еще. Он чувствовал, что другие дела придется отложить, иначе убийства не раскрыть, а работы между тем набралось изрядно: случаи кражи на местном военном заводе, два взлома в загородных домах и один отказник по убеждениям, исчезнувший, после того как его лишили права на отсрочку и призвали на военную службу. Позднее в тот же день Олдфилд сказал об этом начальнику полиции сэру Фрэнсису Уинстанли, когда пришел к нему с докладом в Хилари-Холл, расположенный между Хилари-Магной и Эвингдоном.
- Я полностью с вами согласен, Олдфилд, - произнес сэр Фрэнсис за чаем (пока они обсуждали дело, предупредительный шеф предложил подчиненному перекусить). - Это убийство произошло в самое неподходящее время. Не то чтобы вам с ним не справиться, инспектор, но возможностям всякого человека есть предел. Вдобавок работа предстоит огромная. Тут нужен первоклассный детектив, занятый расследованием целиком и полностью, ни на что другое времени не останется. Итак, как вы сказали, убийцей может оказаться любой из множества людей, которых преследовала и изводила эта женщина. Но мы говорим о тех, чьи связи с жертвой нам известны. А сколько еще деревенских жителей боялись ее, хотя ни одна живая душа об этом не догадывалась? Каждый из них, доведенный до отчаяния, мог прикончить мисс Тидер, когда представился случай.
Олдфилд кивнул с набитым ртом - он как раз откусил от тоста.
- Что ж, я не пойду на подобный шаг без вашего согласия и полного одобрения, инспектор, - продолжил сэр Фрэнсис. - Но, думаю, нам следует обратиться в Скотленд-Ярд. Вы сможете сотрудничать с их человеком, он снимет бремя с ваших плеч, и, самое главное, у вас появится опытный коллега-детектив вместо подчиненного. Ну, что скажете?
Инспектор Олдфилд был человеком честолюбивым, однако весьма разумным. Прежде он уже работал со Скотленд-Ярдом и знал, что его служебная карьера нисколько не пострадает, если к расследованию привлекут детективов из Лондона. При подобном решении он только выигрывал: в нынешних обстоятельствах, когда требовалось как можно скорее раскрыть преступление, лучшим способом достигнуть цели было принять помощь Скотленд-Ярда. Поэтому он охотно поддержал шефа.
Позднее сэр Фрэнсис позвонил в Скотленд-Ярд и поговорил с помощником комиссара, своим старым приятелем.
- Послушай, Фредди, это дело деревенское, так что не отправляй сюда одного из твоих городских умников. В деревне он придется не ко двору, местные озлобятся и закроются как устрицы. Пришли нам веселого, уживчивого парня, сельского жителя, если возможно.
- Не беспокойся, Фрэнк, - последовал ответ. - У меня есть тот, кто тебе нужен. Он приедет завтра. Человек тебе понравится, да и всем деревенским тоже, кроме убийцы.
Вот как случилось, что на следующий день инспектор Томас Литтлджон из департамента уголовных расследований сел в полуденный лондонский экспресс до Лестера, а на конечной станции перебрался в местный поезд, который неспешно, лениво, словно реки в тех краях, покатил в самое сердце Англии. Вторая часть путешествия с бесчисленными остановками и короткими перегонами, когда поезд едва тащился, тянулась так долго, что на середине пути инспектор заснул. К счастью, проводник, похоже, знал, куда направляется каждый из его пассажиров, и растолкал Литтлджона в Эвингдоне.
Глава 3. Первые шаги
Когда почти столетие назад железнодорожная компания предложила проложить пути через Эвингдон, местные заправилы испугались, как бы паровозная копоть не замарала их чудесный городок, подняли шум и образовали влиятельную оппозицию. В итоге железная дорога обошла Эвингдон стороной, а когда новое поколение сообразило, что железнодорожная станция в городе весьма желательна, компания развела руками: они и рады бы помочь, но не могут заложить петлю на прямом участке или протянуть боковую ветку. Сошлись на компромиссе: построили станцию в двух милях от Хай-стрит. Литтлджон сошел с поезда и оказался на открытом просторе; никто его не встречал. Начальник станции дружески приветствовал машиниста и кочегара, перекинулся шуткой с проводником, объявил, что поезд отправляется, и поспешил забрать билет у Литтлджона.
- Где тут полицейский участок? - спросил детектив.
Начальник станции с подозрением смерил его взглядом, будто размышляя, не замешан ли поезд, железнодорожная компания или, чего доброго, он сам в чем-либо противозаконном, и с опаской спросил:
- Надеюсь, все в порядке, сэр?
- Да. Я приехал навестить своего друга, инспектора Олдфилда, только и всего. Какой путь самый короткий?
Начальник станции погладил в горсти короткую седую бородку.
- Полицейский участок - на Хай-стрит, отсюда до него две мили. Эзра Фьюкс привез к поезду пассажира в своем кэбе, и если он еще не уехал, то доставит вас туда. А иначе придется идти пешком, сэр.
Старик проковылял через небольшой кассовый зал и вышел на площадку перед станцией, потом поднес к губам свисток и немощно дунул, словно футбольный судья, дважды пробежавший вокруг поля. В ответ послышалось бряканье упряжи и цокот копыт. Литтлджон двинулся следом за любезным железнодорожным начальником, а в следующее мгновение перед ними остановился старомодный извозчичий экипаж. Лошадью правил немолодой мужчина с красным лицом, на котором топорщились огромные клочковатые усы. Инспектор замер в нерешительности. Повозка была ярко-желтой - наверное, ее недавно покрасили, - а между оглоблями стояла самая ленивая и раскормленная лошадь, какую только доводилось видеть Литтлджону. Будто прочитав его мысли, «лихач» заговорил. Из-под усов голос его звучал хрипло и глухо:
- Вы, похоже, решили, что забрались в самую глухомань, мистер. Из-за нехватки топлива пришлось снова запрячь старый кэб. Было время, когда я водил шикарное такси, но старая повозка еще исправна, а дряхлую лошадку не больно-то прокормишь на одну пенсию, вот я и сказал себе: «Эзра, интересы государства требуют, чтобы ты продал это такси. Пусть старая лошадь заработает себе на прокорм, нечего зря тратить бензин, он нужен для другого». Так вот мы и…
- Ладно, извозчик, - оборвал его разглагольствования Литтлджон, решив, что, пока возница болтал языком, он успел бы дойти пешком до города и вернуться обратно. - Везите меня в полицейский участок. - И прежде чем мужчина на козлах успел задать ему вопрос, инспектор забрался в кэб, пахнувший соломой, свежей краской и старой кожей.
Лошадь степенным шагом тронулась с места, и повозка покатила в сторону Хай-стрит. Инспектор начал уже подумывать, не заплатить ли неторопливому извозчику и не пройти ли пешком остаток пути, когда кэб внезапно остановился рядом с двухместным автомобилем. Одетый в полицейский мундир водитель вылез из машины и, просунув голову в экипаж, спросил:
- Вы инспектор Литтлджон?
- А вы инспектор Олдфилд?
- Да. Как добрались? Простите, что не встретил вас на станции. Жена мэра потеряла своего любимого шпица и потребовала объявить «боевую тревогу», когда я собирался ехать за вами. Вижу, вам удалось найти попутку. - Глаза Олдфилда весело блеснули.
- Меня погрузили в эту колымагу, несмотря на мои протесты.
Мужчины обменялись рукопожатиями, извозчик получил свою плату, и лошадь лениво поплелась домой.
Эвингдон - небольшой торговый город с населением около десяти тысяч человек и главной улицей Хай-стрит, которая расширяется, образуя рыночную площадь с каменным крестом, сущим наказанием для автомобилистов. Там находится величественная приходская церковь, торговые ряды, где раз в неделю устраивают городской базар, и десятка два или больше загонов для еженедельной ярмарки скота. От центральной магистрали тянутся узкие улочки, тесно заставленные с обеих сторон старинными домами, многие из которых довольно красивы и живописны, что приводит в восхищение туристов. Вокруг креста расположены несколько банков, пара универмагов, биржа труда и новый кинотеатр, а между заросшим плющом домом местного врача и безобразным зданием maison de coiffure»[75 - Парикмахерский салон (фр.).], отделанным плиткой и хромом, за баррикадой из мешков с песком притулился полицейский участок. Автомобиль подкатил к дверям, и вскоре два инспектора уже сидели и курили в кабинете Олдфилда.
- Не знаю: может, нам и не следовало тащить вас сюда из-за этого убийства, Литтлджон, - произнес Олдфилд, - но наш шеф - человек напористый и сторонник самых современных методов. Сейчас мы расследуем несколько краж со взломом и тому подобное, а половина наших людей на курсах по противовоздушной обороне. Пожалуй, это дело - твердый орешек, так просто его не разгрызть; уверен, оно вас заинтересует. Думаю, мне нужно в двух словах обрисовать ситуацию.
Он коротко описал Литтлджону суть и характер преступления, а затем подробно остановился на том, как обнаружили тело.
- Хилари-Магна - одна из двух деревень (Хилари-Парва - вторая), что стоят бок о бок примерно в четырех милях отсюда на Лестер-роуд, вернее, чуть в стороне от дороги. В сущности, Хилари-Парва - маленький отросток Магны. Около ста лет назад два брата-холостяка из Хилари-Холла поссорились, младший покинул родительский дом и построил себе жилище приблизительно в миле оттуда. Возвел заодно и церковь, и несколько домов, чтобы основать собственную деревню. Между братьями началось своего рода состязание: чей храм великолепнее, - потому как старший не желал уступать первенство и принялся обновлять и надстраивать церковь в Магне. В итоге оба разорились и отошли в лучший мир, оставив после себя два заброшенных поместья и две прекрасные церкви, которые не на что содержать, вдобавок и прихожан не густо. Теперь в обоих храмах служит один священник Клапледи. Тело жертвы обнаружили в конце сада при его доме в Хилари-Магне.
Олдфилд выложил на стол фотографии, которые сделал накануне.
- Выглядит не слишком приятно, верно? Как видите, тело нашли в выгребной яме при пасторате. Наверное, кто-то решил, что это место отлично подходит, чтобы спрятать труп. Отстойник чистят раз в полгода, и в последний раз это делали утром в день убийства. Будь все как обычно, никто не открыл бы крышку люка в ближайшие полгода: там очистная установка нового образца - обеспечивает разложение и вывод отходов. За шесть месяцев от трупа мало что осталось бы. Но убийце, кем бы он ни был, не повезло: тот малый, что чистил камеру отстойника, бросил дело на полпути, решил бастовать из протеста - якобы пастор что-то ему сказал. Он закрыл крышку люка и отправился в местный паб. Позднее он одумался, вернулся к работе и обнаружил, что в его отсутствие там побывал неведомый злодей и сотворил нечто ужасное.
- А что насчет жертвы, Олдфилд? Кто эта Тидер? Чем она занималась?
- Тидер - старая дева из Хилари-Магны, самая пронырливая и любопытная во всей округе. Нет такого, о чем она не узнала бы первой. Она жила в коттедже «Брайар» с экономкой, которая прислуживала в семье еще с тех времен, когда Этель и Марта Тидер были детьми. Марта умерла пару лет назад. Что же до жертвы, здесь есть одна любопытная особенность: в ее страсти все выведывать и вынюхивать была своя система. Мисс Тидер одержимо преследовала грешников из желания уберечь их от геенны огненной. Очень религиозная, она стремилась спасти души от вечной погибели, увести с пути порока. Эта женщина была своего рода соглядатаем в юбке, но когда видела грех, за которым охотилась, то не исчезала тайком, довольная собой. Нет. Она гонялась за виновными с душеспасительными брошюрами и увещеваниями. Конечно, ни к чему хорошему это не приводило. Тидер лишь наживала себе врагов, ведь она раскопала немало тайн и обнаружила множество скелетов в чужих шкафах. Люди боялись и ненавидели ее за то, что ей известна вся их подноготная. Насколько я понимаю, здесь нет даже намека на шантаж, но если мисс Тидер вела записи и держала в
шкафу папки с «досье» - она была опасной женщиной, и, наверное, многие желали бы ее убить.
Инспектор Олдфилд открыл ящик стола и передал коллеге папку с материалами по делу.
- Это отчет полицейского врача о результатах вскрытия, - пояснил он. - Вы прочитаете, что жертву ударили по затылку тупым предметом - возможно, даже камнем, - а затем сбросили в сливную яму. Но женщина была еще жива, когда упала в отстойник. Она захлебнулась, что и стало настоящей причиной смерти. Захлебнулась сточной водой, наполнявшей яму на четыре дюйма, ее нашли на дне лицом вниз! Уму непостижимо. Что вы на это скажете?
- Ужасный конец, Олдфилд.
- Да. Я говорил вчера с приходским священником. Он сообщил, что мисс Тидер маячила возле его сада примерно за час до того, как ее убили. Пастор поднялся с постели поздно, около десяти часов, и видел, как она настойчиво что-то втолковывала Хаксли. Он из местных, одинокий мужчина, отошел от дел и живет в Хилари. По словам преподобного, мисс Тидер была взвинчена и тыкала в лицо Хаксли какими-то бумагами - вероятно, религиозными брошюрами, как обычно. Мы нашли целую пачку таких листовок у нее в сумке, лежавшей рядом с телом. «Готовься к встрече со Всевышним», - призывали они. Весьма к месту, вам не кажется?
- Кто последним видел ее в живых - пастор или Хаксли?
- Насколько можно пока судить, это был Хаксли. Я опросил не всех жителей деревни: вчера не хватило времени, - но успел побеседовать со служанкой. Ее зовут Сара Расселл. Приятная женщина лет пятидесяти, примерно того же возраста, что и покойная. Ее взяли в дом еще девочкой из сиротского приюта, и с тех пор она оставалась с семьей. По ее словам, мисс Тидер ушла из дому около десяти часов и обещала вернуться к обеду, примерно в половине первого. Служанка не знала, куда отправилась хозяйка, хотя, похоже, была посвящена во все ее дела. Мисс Тидер обожала поговорить, а Сара была ее единственной собеседницей, ведь жили они вдвоем, так что поток сплетен выплескивался на служанку довольно часто.
- А что насчет денег мисс Тидер, Олдфилд? У нее есть родственники? Она оставила завещание?
- В половине пятого я встречаюсь с ее поверенным Брасси. Его контора здесь, на Хай-стрит, вы могли бы присоединиться ко мне. Потом, если хотите, мы поедем в Хилари, вы осмотрите место преступления и приступите к работе. Я буду постоянно в вашем распоряжении и, конечно, сделаю все, что в моих силах, однако примите мой совет: вам лучше остановиться в Хилари-Магне, в гостинице. Это деревенский паб, но в хороших руках. Говорят, там есть все современные удобства. Вам понравится. «Единорог» - единственная приличная гостиница в Эвингдоне - место беспокойное. В общем, там неплохо, но шоссе близко и ночью слишком шумно - грузовой транспорт грохочет на пути в Лондон. Решайте сами, но я на вашем месте предпочел бы деревню.
Литтлджон выбрал гостиницу «Колокол» в Хилари, и Олдфилд позвонил туда, чтобы заказать номер. Вскоре детективы отправились на встречу с адвокатом.
Мистер Брасси из конторы «Брасси, Ноукс, Худ и Брасси» принял их в большом затхлом кабинете на первом этаже старинного перестроенного дома на главной улице. Такого странного адвоката Литтлджон прежде не встречал. Это был маленький худой аккуратный человечек. Темные волосы, разделенные ровно посередине прямым пробором и тщательно прилизанные, оставляли ощущение неестественности и больше походили на парик. Что-то птичье в выражении его лица придавало ему сходство с бойким, проворным воробьем, который зорко высматривает добычу. Он был в безупречном утреннем костюме, лаковой кожи ботинках и коротких гетрах. На толстой золотой цепочке для часов болталось несколько печатей. Худые беспокойные руки находились в постоянном движении; массивное обручальное кольцо на левом безымянном пальце наводило на мысль, что какая-то властная женщина приковала его к себе узами брака. На самом деле жена Брасси была тихой и запуганной, но это так, к слову. Мистер Брасси взглянул на тяжелые золотые карманные часы с крышкой, затем неспешно, внимательно сверил их с настенными часами, которые сейчас же отозвались звоном,
похожим на бой колокола Вестминстерского дворца, будто спешили развеять его сомнения. Адвокат обменялся рукопожатиями с посетителями и жестом пригласил их занять два кресла с отполированными до блеска спинками красного дерева и сиденьями, обитыми волосяной тканью, - как ни пытался Литтлджон устроиться поудобнее, конский волос нещадно колол кожу сквозь брюки.
- Ну, джентльмены, чем я могу быть вам полезен? - спросил мистер Брасси.
К удивлению Литтлджона, голос адвоката оказался неожиданно густым и басистым, что как-то не вязалось с его тщедушной фигурой. Надо признать, мистер Брасси умел произвести впечатление в суде.
Олдфилд объяснил цель их визита. Лицо поверенного приняло строгое, кислое выражение.
- Это совершенно против правил, нужно дождаться похорон. Я пока не вскрывал завещание. Оно хранится в банке, но у меня есть копия, поскольку я сам составлял его для покойной. Однако я всей душой желаю помочь схватить того негодяя, что пошел на это грязное дело, поэтому готов слегка отступить от обычных правил и доказать серьезность своих намерений. Но учтите, дело требует строжайшей конфиденциальности.
Инспекторы заверили адвоката, что ценят его жест, и клятвенно пообещали не разглашать доверенные им сведения частного характера. Мистер Брасси вскочил, словно воробей, готовый взлететь, и дернул за шнур звонка у пустого камина. Где-то в глубине темного дома зазвонил колокольчик. Послышались торопливые мелкие шаги, и в кабинет вошла пожилая дама. Она гордо, с достоинством исполняла роль личного секретаря адвоката.
- Мисс Бакли, принесите мне, пожалуйста, документы мисс Тидер.
- Да, мистер Брасси. - Быстрые нервные шаги удалились по коридору, и вскоре старая дева вернулась с пачкой бумаг.
Мистер Брасси надел очки в массивной черной оправе, развязал пачку, аккуратно свернул кольцом красную тесемку и принялся перебирать документы, издавая восклицания вроде «хм» или «ха», будто силился освежить воспоминания, хотя его отменная память вовсе не нуждалась в подстегивании. Потом он снова тщательно перевязал пачку, снял очки, прочистил горло и заговорил, словно судья, зачитывающий приговор:
- Завещание мисс Тидер довольно простое. Но прежде в качестве небольшого вступления позвольте мне сказать, что покойный Джошуа Тидер, аукционист из нашего города, оставил после себя около двадцати тысяч фунтов и завещал их поровну своим дочерям, чья мать умерла задолго до него. Итак, состояние Тидера отошло его детям, мисс Этель и мисс Марте. Мисс Марта оставила свое имущество сестре, но с одним лишь исключением. Она завещала выплатить после смерти сестры годовую ренту в сто фунтов Саре Расселл, служанке, при условии, что та все еще будет состоять в услужении у мисс Этель Тидер, когда это случится. Иными словами, джентльмены, мисс Марта приняла меры, чтобы Расселл оставалась с ее сестрой, пока та жива. Мисс Марта скончалась два года назад.
Адвокат откашлялся, закрыл глаза, словно целиком погрузился в свои мысли, потом вдруг открыл глаза и продолжил:
- Завещание мисс Этель предусматривает выплату еще ста фунтов годового содержания Саре Расселл. Таким образом, теперь служанка унаследует ежегодную ренту в двести фунтов. Мисс Этель распорядилась также выплатить небольшие суммы - по сто фунтов - местному «Кошачьему приюту», «Собачьему убежищу», Обществу защиты ирландских домашних ослов и Ассоциации молодых христианок. Она завещала сто фунтов управляющему и служащим местного отделения Трентширского банка за их неизменную вежливость - весьма любезный жест, если позволите мне высказать свое мнение. Далее: пять тысяч фунтов отходит Евангелическому союзу за обращение грешников к покаянию - это любимая форма благотворительности мисс Тидер и цель неустанных трудов на протяжении всей жизни. Остальное становится собственностью ее единственного родственника из ныне живущих, преподобного Этелстана Уиньярда, двоюродного брата. Как я понял, он служит миссионером где-то в южных морях. В роли исполнителей завещания выступаю я и Трентширский банк. Думаю, мистер Уиньярд унаследует около двадцати тысяч фунтов, поскольку мисс Этель бережливо расходовала средства.
Это все, джентльмены.
- Вы сказали - Уиньярд? - произнес Олдфилд. - Сейчас он проводит отпуск в Англии. Разъезжает с лекциями, собирает деньги для миссии. Уиньярд побывал и в Хилари, останавливался у мисс Тидер на прошлой неделе, по словам Расселл. Его уже известили о смерти родственницы, так что, вероятно, он приедет сегодня. Что ж, очень признателен вам за помощь, мистер Брасси. Мы сохраним в секрете все, что вы нам сообщили, до оглашения завещания.
Детективы попрощались с адвокатом. Темную контору они покидали с чувством, будто выходят из туннеля на солнечный свет.
- А теперь в Хилари, - сказал Олдфилд, когда они сели в машину. - Дело принимает интересный оборот. Значит, мистер Уиньярд? Ну-ну. А Сара Расселл может оказаться настоящим кладезем информации. Возможно, она сама и совершила преступление, хотя после нашей вчерашней беседы с ней мне трудно в это поверить. Мисс Расселл слишком боится кары Господней. Она принадлежит к церкви свидетелей Эммануила, десять лет за ней ухаживал их местный пастор. Но мисс Тидер не одобрила этот брак. Заявила, что уволит Сару, если та заговорит о замужестве. Чтобы сохранить право на наследство, бедняжке Саре пришлось выбрать безбрачие. Зато теперь пастырь получит свою бесценную овечку и ее двести фунтов в год в придачу.
Инспектор плавно выжал сцепление, и автомобиль покатил по Хай-стрит, а затем за пределы города, в сторону Хилари. Когда в отдалении показалась железнодорожная станция, поезд как раз отходил, а из кассового зала тянулся тонкий ручеек пассажиров. Олдфилд невольно затаил дыхание.
- Помяни дьявола - он тут как тут. Это Уиньярд! Вероятно, приехал этим поездом.
Из дверей станции вышел высокий тучный важный мужчина, одетый в черное и в черной же широкополой фетровой шляпе. В руке он держал объемистый кожаный саквояж.
- Похоже, собирается пробыть здесь какое-то время, - пробормотал Олдфилд.
- По-моему, вам не нравится Уиньярд.
- Да, Литтлджон. Он читал лекции в Эвингдоне, пока гостил у мисс Тидер. Рассказывал о южных морях в мужском клубе при приходской церкви. Мистер Клапледи уговорил меня пойти. Вообще-то я баптист, но не фанатик, и пастор мне симпатичен, вот я и согласился. В жизни не слышал столько сентиментальной чепухи. Этот человек разглагольствовал как царь и бог «морских островов», - так он изволил выражаться. Напыщенный, самодовольный тип, если хотите знать мое мнение.
- Может, подвезем его в Хилари? - улыбнулся Литтлджон.
- Ни за что! Пусть трясется в кэбе старого Эзры Фьюкса. Я не желаю ему зла, но, надеюсь, колымагу уже наняли и преподобному придется прогуляться. Сбавит заодно немного лишнего жира. Через час будет автобус. Он может и подождать.
Олдфилд злорадно поддал газу, оставив миссионера стоять и озираться в тщетных поисках транспорта.
Глава 4. Сосуд гнева
Первой остановкой на пути следования детективов стал дом священника в Хилари-Магне, где их сердечно принял преподобный Этелред Клапледи. Он искренне обрадовался, услышав, что Литтлджон решил остановиться в деревне. Высокий крупный добродушный человек из Скотленд-Ярда одним своим видом внушал уверенность и спокойствие. С его приходом мистер Клапледи приободрился - мысль, что в маленькой общине укрывается убийца, приводила пастора в ужас. Он даже предложил Литтлджону комнату в своем доме.
- Нет, спасибо, сэр, - отозвался инспектор. - Если гостиница «Колокол» похожа на другие деревенские пабы, где я бывал, это источник слухов и сплетен - хорошее место, чтобы послушать, как люди обсуждают новости и спорят. Думаю, я смогу с пользой проводить вечера в пивном зале.
- Это уж наверняка. Народ в наших краях гостеприимный и довольно разговорчивый, чужаки здесь быстро становятся своими. Похоже, вы из тех, кто хорошо сходится с людьми. Проведете вечер в компании деревенских, и всякая настороженность исчезнет. Они будут свободно говорить при вас и даже с вами, словно вы тоже из местных.
В разговор вмешался Олдфилд.
- Нам лучше бы попасть на место трагедии до наступления темноты, - произнес Олдфилд. Может, вы проводите нас, преподобный? Мы поговорили бы по пути.
Пастор поспешил наверх за шляпой и перчатками. Детективы услышали, как он зовет их со второго этажа.
- Если вы подниметесь ко мне в комнату, я покажу вам место, где в последний раз видел мисс Тидер живой.
Они двинулись по темной старой лестнице и присоединились к пастору. Он кивнул на просвет между кустами живой изгороди в дальнем конце сада. Осмотр мало что дал, однако священник, похоже, остался доволен. Он так и лучился желанием помочь. Литтлджон невольно почувствовал жалость к нему. В своей аккуратной, но поношенной одежде пастор выглядел исхудавшим и одиноким. Ему явно приходилось бороться с бедностью, с равнодушием прихожан и недостатком сочувствия в людях.
- Мисс Тидер еще говорила с Хаксли, когда вы отошли от окна? - спросил Олдфилд.
- Да. Наверное, он последний, кто видел ее в живых… кроме убийцы. Боже милостивый!
Они сошли вниз, пересекли лужайку позади дома и спустились к канаве за церковным кладбищем. Литтлджону показали отстойник с люком, закрытым чугунной крышкой. Пастор обратил внимание детективов на цыганскую могилу, которую он рассматривал, когда Гормли обнаружил тело.
Литтлджон повернулся к Олдфилду:
- Вы нашли здесь посторонние отпечатки подошв или какие-то свидетельства, что кто-то перетаскивал тело?
- Нет. Сначала тут топтался старый Гормли, потом сюда сбежалась толпа со всей деревни. К тому времени как прибыл Харриуинкл, деревенский полицейский, это место успели вытоптать так, будто здесь проходила ярмарка скота. Впрочем, деревья по краю канавы скрывают ее от глаз словно ширма. Жертву могли оглушить на каком-нибудь поле далеко отсюда, а затем незаметно оттащить или перенести. Издали за деревьями никто бы не увидел, что происходит. Хаксли сказал, что встретил мисс Тидер, когда она с решительным видом шла через поле к шоссе, будто направлялась куда-то по важному делу. Однако Тидер не упустила возможности вручить ему брошюру, призвать раскаяться и узреть свет истины. Вероятно, она покинула его через несколько минут после того, как их заметил пастор, и Хаксли со своим дробовиком отправился дальше.
- Да, я слышал, как его ружье стреляло пару раз, когда шел по своим делам, - произнес священник.
- Саутуэлл, местный фермер, повстречал Хаксли около одиннадцати на своем поле в миле от дома пастора. Они стояли и беседовали около часа, договаривались о каком-то новом охотничьем участке для Хаксли. Я говорил с Саутуэллом. Хаксли упомянул об этой встрече, и я решил проверить его слова - подтвердить алиби.
- Кто-нибудь еще видел мисс Тидер, после того как она рассталась с Хаксли, Олдфилд?
- Мне пока не удалось это выяснить. Может, вам повезет больше.
Литтлджон повернулся к пастору, который чувствовал себя неловко, оттого что невольно вмешался в расследование, и нервно чертил по земле мыском ботинка.
- Главное, мистер Клапледи, - выяснить, кто, грубо говоря, хотел заткнуть рот мисс Тидер. Как я понял, она постоянно выслеживала паршивых овец в деревне.
Пастор с готовностью пришел на помощь.
- Да. Знаете, в свое время ей удалось раскопать несколько скандальных историй. Она часто подстерегала меня в ризнице, чтобы излить душу. Делала вид, будто просит у меня совета, но, думаю, просто искала предлог сообщить мне, как намерена поступить. Обычно принимала решения заранее. Эта женщина была твердой и непримиримой, когда вопрос касался греха.
- Какого греха?
- Ну, хм… боюсь, главным образом речь шла о плотских грехах, хотя и о других тоже, конечно.
- Каких именно?
- Возьмем, к примеру, мистера Хаксли. Он убежденный агностик. Возможно, вы подумаете, это не делает мне чести, но я устал убеждать этого человека, что его позиция неразумна. Дескать, никакого создателя Вселенной нет и тому подобное! Однако мистер Хаксли достаточно умен и способен умело парировать любые аргументы. Мы давно договорились оставаться друзьями, хотя наши взгляды расходятся. А мисс Тидер не сдавалась - неустанно преследовала его. Думаю, он добродушно посмеивался над ее выпадами, но, конечно, вовсе не помышлял о том, чтобы убить.
- Что-нибудь еще?
- Формально большинство жителей деревни воспитаны в англиканской вере и принадлежат к моей церкви. Есть здесь и горсточка методистов. Они собираются на богослужения в постройке из гофрированного железа между двумя деревнями. Еще наберется с десяток-дюжину свидетелей Эммануила, приверженцев разных конфессий, которых обратил в свою веру местный глава этой церкви, мистер Уолтер Торнбуш, здешний колесный мастер. Он проводит службы у себя в коттедже. Мисс Тидер, кажется, не заботило, какую церковь выбирают люди, лишь бы исповедовали христианство и вели себя благопристойно.
- Торнбуш - тот мужчина, что ухаживает за служанкой мисс Тидер?
- Да, тот самый. - Пастор усмехнулся и понизил голос почти до шепота. - Очень достойный человек, в высшей степени почтенный, и намерения у него самые лучшие, но весь богословский арсенал сводится к доскональному знанию псалмов. Сказать по правде, его разговоры и речи, если не принимают форму проповеди, то… превращаются в одно бесконечное пение псалмов. Уверен, вы с ним познакомитесь. Он почти поселился в доме Тидер. Утешает и наставляет служанку, на которой после долгих лет ожидания наконец сможет теперь жениться. Видите ли, мисс Этель по какой-то причине возражала против этого брака, а Сара, экономка, не смела поступить наперекор и бросить службу в ее доме, ведь она рисковала потерять весьма значительное содержание, что оставила ей мисс Марта.
- Простите, что снова возвращаюсь к грехам, сэр, но какие еще человеческие пороки привлекали особое внимание покойной?
- Пьянство. Семейные ссоры. Жестокое обращение с животными и детьми. Она вставала между мужьями, женами и их отпрысками, за что ее люто ненавидели домашние тираны и дебоширы. Вам, как и мне, хорошо известно: лучший способ залатать брешь в семейных отношениях - вступиться за одну из сторон. Жена, что истошно кричит от побоев мужа, готова наброситься с бранью на каждого, кто хоть пальцем тронет ее обидчика. Но мисс Тидер так и не усвоила этой азбучной истины. Вдобавок дважды или трижды привлекала инспектора Национального общества защиты детей от жестокого обращения к расследованию случаев пренебрежения родительскими обязанностями. Это повлекло за собой одно или два судебных разбирательства, родителей признали виновными. По памяти я всех не перечислю, но вы можете просмотреть документы. Уверен, инспектор Олдфилд вам в этом поможет. Еще она обращалась в Королевское общество защиты животных и добивалась предъявления судебных исков. Такие дела тоже разбирались. Жестокое обращение со скотом, с лошадьми… Помимо этого мисс Тидер считала своим долгом бороться с пьянством, однако в ответ получала лишь
непристойную брань и оскорбления. Но неужели, инспектор, вы действительно верите, будто подобное происшествие могло вызвать у кого-то желание убить ее? Если хотите знать мое мнение, жители деревни слишком дорожат своей шеей, чтобы совать голову в петлю. Бывали случаи, когда в окна мисс Тидер бросали коровий помет, а один малый поджег ее сарай из мести, но для убийства требуется более серьезный мотив.
- Вы так думаете, сэр? А теперь, если вас это не смущает, как насчет грехов, которые вы отнесли к плотским?
- Существует седьмая заповедь, но, к несчастью, кое-кто в деревне ее нарушает. Не открыто, конечно. Однако слухи, шепотки, подозрительные мелочи или даже семейные стычки делают свое дело: правда выходит наружу. Вероятно, близкое соседство с животными, тесная связь с природой и определенная вольность в речах и поведении, которую допускают самые своенравные, приводят к пренебрежению данной заповедью. Такое случается. Похоже, у мисс Тидер, да простится мне это вульгарное выражение, был нюх на подобные случаи. Она стремилась вмешаться, а подчас доходила до того, что намекала на измену пострадавшей стороне. Это в высшей степени неблагоразумно и неподобающе, но таков уж был ее характер. Временами она даже старалась убедить меня пригрозить грешникам и осудить их публично. В подобных делах, джентльмены, требуются более веские доказательства, нежели пересуды, иначе вы сильно рискуете - последствия могут быть губительными. Разве что виновных поймали flagrante delicto[76 - С поличным (лат.).]. Даже тогда это касается обманутой стороны и никого больше. В этом отношении я тверд. Я психолог и должен следовать
велению разума, а не эмоций.
Мистер Клапледи начал горячиться, и Литтлджон подумал, что пастор показал себя человеком весьма неглупым и здравомыслящим.
- Что до остального… мисс Тидер пыталась преследовать молодых мужчин и женщин, которым следовало бы пожениться, принимая во внимание их отношения. Она призывала меня вмешаться… но, как и в других случаях, это должны решать сами люди: семьи всегда найдут способ уладить подобные дела и прийти к согласию.
- И все же она находила время на свои расследования и совершенствовала технику? Эта женщина как бы была сосудом гнева?
- Да. Она только тем и занималась, что исправляла и улучшала жизнь в деревне, точнее - пыталась. Но как психолог, боюсь, я должен поставить ей диагноз: психопатическое расстройство, вытеснение, повлекшее за собой искажение норм поведения и установок личности. Несчастная женщина - это привело ее к печальному концу.
Сгущались сумерки, багровый закат предвещал назавтра ясный день. На отдаленных полях грузили и везли домой на фермы остатки дневного урожая. Вечернюю тишину прерывали окрики возниц, погонявших лошадей, беготня и визг детей в деревне, мычание скота, уханье сов, а иногда - трели певчих птиц. Литтлджон почувствовал голод.
- Пожалуй, я пойду поищу «Колокол», Олдфилд, - обратился он к инспектору. - Когда там подают ужин?
- Около семи часов. У вас осталось немного времени, чтобы поговорить со служанкой мисс Тидер, если хотите. Потом мне придется уйти. Завтра дознание, а у меня еще уйма работы, хотя слушание все равно перенесут.
«Этот парень - форменный надсмотрщик над рабами», - добродушно усмехнулся Литтлджон.
Детективы попрощались с пастором.
- Я зайду к вам завтра, - добавил Литтлджон. - А тем временем будьте добры, сэр, припомните самые вопиющие случаи вмешательства мисс Тидер в частную жизнь людей и сообщите мне. Это может оказаться полезным.
- Непременно, инспектор. И пожалуйста, приходите ко мне в любое время, когда пожелаете. Никаких усилий не жаль, лишь бы покончить с этой ужасной историей. Всего доброго вам обоим.
По пути к коттеджу «Брайар» детективы завернули в деревенский полицейский участок и отвлекли констебля Харриуинкла от тарелки с требухой. Всякий раз, когда какой-нибудь местный фермер резал свинью, в дом полицейского отправляли сверток с мясом, поскольку страж закона питал к нему особое пристрастие. Констебль предавался эпикурейскому наслаждению без пиджака, поэтому поспешно надел мундир, чтобы приветствовать начальство. Олдфилд представил ему инспектора Скотленд-Ярда. Лицо Харриуинкла засияло от гордости. Мысль о сотрудничестве с известным человеком льстила ему необычайно. Констебль не мог дождаться, когда же представится возможность зайти в «Колокол» и сообщить всей деревне, что он вместе со Скотленд-Ярдом расследует преступление. Конечно, он не мог допустить, чтобы его видели с местными выпивохами за кружкой пива, другое дело - заглянуть в паб, напомнить публике о затемнении и тому подобном, а потом как бы невзначай упомянуть о расследовании.
- Мы с вами будем часто видеться, Харриуинкл, - произнес Литтлджон. - Завтра соберемся, чтобы обсудить проблему, вы должны высказать свое мнение на случившееся. Инспектор Олдфилд уже передал мне официальный отчет, но я хотел бы услышать ваш устный рассказ о событиях того дня. А пока возвращайтесь к своему ужину. Простите, что побеспокоили вас так поздно. До свидания.
От гордости грудь констебля Харриуинкла раздулась колесом, так что пуговицы на мундире едва не отлетели. Разделавшись с требухой, он прорепетировал свое выступление перед хозяином «Колокола». Небрежным тоном, как бы вскользь бросил:
- Тот человек из Скотленд-Ярда сказал мне: «Сэм, я хочу услышать ваше донесение. Устное, поскольку я высоко оценил ваш отчет».
Страж закона из Хилари никогда раньше не имел дела с убийствами, не говоря уж о коллегах из Скотленд-Ярда. Когда случаются такие события, свиных потрохов и чая недостаточно.
- Мар! - крикнул он жене. - Принеси-ка мне бутылочку пива из тех, что стоят в камере. Похоже, мне наконец привалила удача. Это мой шанс блеснуть. Может, получу сержантские нашивки, кто знает? Давай-ка поживее, уточка моя, меня ждет работа.
Любящая уточка тотчас вразвалочку отправилась в забранную решеткой холодную коморку, где за отсутствием в деревне преступников хранили пиво, домашнее вино из ревеня, соленья и грязное белье, ожидавшее очередной стирки.
Тем временем детективы подошли к коттеджу «Брайар». Олдфилд остановился у ворот.
- День завершается, а у меня еще много работы, - сказал он. - Не возражаете, если я оставлю вас здесь, а завтра утром мы встретимся?
- Нисколько. Я побеседую с Сарой Расселл, а потом отправлюсь ужинать. Дам вам знать, если появятся новости.
Детективы расстались, и Литтлджон позвонил в дверь дома. После недолгого ожидания дверь отворилась, и в темноте дверного проема (здесь строго следовали указу о затемнении) он различил невысокую полную женскую фигуру, похожую на туго набитый мешок, перевязанный посередине.
- Вам что-то нужно, сэр? - раздался приятный голос.
- Вы мисс Расселл?
- Да, это я, сэр.
- Можно мне войти? Я хотел бы поговорить с вами.
- А скажите, пожалуйста, как вас зовут?
- Литтлджон. Инспектор Литтлджон.
Женщина с шумом втянула воздух.
- Вы уверены, что не хотите видеть преподобного Уиньярда? Он только сейчас пришел и как раз ужинает в столовой.
- Нет, Сара, я пришел увидеться с вами.
- Тогда входите, сэр, хотя мне придется попросить вас пройти в кухню. Это единственная комната, кроме столовой, где нет затемнения.
Литтлджон проследовал за женщиной по темному коридору, и она открыла дверь, за которой тепло и уютно светила лампа. Со стола еще не убрали остатки ужина - кушанье из говядины, сыр, соленья и кекс с тмином, - а возле камина в кресле-качалке сидел гость, коренастый жилистый мужчина с грубым землистым лицом и глубокими складками на щеках. Жидкие темные волосы, зачесанные набок, скрывали лысеющую макушку. У него были зеленые, слегка навыкате глаза с желтоватыми белками и бледный нос луковицей с тонкими подвижными ноздрями. Редкие, песочного цвета усы свисали на широкий рот с узкими губами. Он важно, по-хозяйски восседал в кресле, сложив на животе крупные узловатые руки. Вошедшего детектива он оглядел с видом самодовольного превосходства, что часто можно наблюдать у тех, кто воображает себя Божьими избранниками.
- Это мистер Торнбуш, мой будущий муж. А это инспектор Литтлджон, Уолтер.
«А-а, духовный пастырь и верный поклонник», - усмехнулся Литтлджон.
Мистер Торнбуш поднялся, протянул вялую ладонь и пожал руку детектива.
- Рад встрече, друг мой, - пылко произнес он.
- Вы можете говорить при мистере Торнбуше, сэр. У нас нет секретов друг от друга, - промолвила Сара краснея.
Мистер Торнбуш выразил свое согласие торжественным кивком, уселся и приготовился слушать. Служанка подвинула стул для Литтлджона и села сама. У нее было приятное круглое румяное улыбчивое лицо, а черные волосы, уложенные на прямой пробор, придавали ему выражение спокойного достоинства, которого так недоставало ее жениху. Эта простая славная женщина средних лет, подумал Литтлджон, заслуживала мужа получше, чем самовлюбленный колесный мастер, что, довольно развалившись в кресле, шумно переводил дыхание, словно потягивал какой-то невидимый напиток.
- Итак, Сара, - начал инспектор, - я здесь, чтобы расследовать смерть вашей покойной хозяйки и, если удастся, отдать в руки правосудия ее убийцу.
- «Падут нечестивые в сети свои…»[77 - Пс. 140:10.] - вдруг произнес мистер Торнбуш.
Казалось, он собрался сопровождать комментариями каждую фразу Литтлджона. Инспектор вспомнил замечание мистера Клапледи насчет пристрастия проповедника к псалмам и нехотя смирился с мыслью, что придется продолжать беседу под аккомпанемент меди бряцающей и кимвала звенящего.
- Вы жили вместе и, вероятно, знали, куда обычно ходила мисс Тидер, чем интересовалась, - продолжил Литтлджон. Он твердо решил сосредоточиться на Саре и не обращать внимания на ремарки из репертуара мистера Торнбуша. - Вы можете рассказать мне о ней? Чем она занималась в последние дни, перед тем как ее постигла печальная участь?
- «Как нечаянно пришли они в разорение, исчезли, погибли от ужасов!»[78 - Пс. 72:19.]
От этой неожиданной реплики Сара вздрогнула.
- Ну, сэр, - проговорила она. - Конечно, я хочу помочь, сделаю все возможное. Наверное, то, что я расскажу, прольет свет на случившееся. Разумеется, я не знала, что у мисс Тидер на уме, а о том, куда она ходила, могу судить по случайным обмолвкам - иногда, когда хозяйка разговаривала сама с собой или волновалась, я кое-что слышала. Вообще-то она была скрытной и помалкивала, держала при себе свои секреты.
- «Бездна бездну призывает голосом водопадов Твоих!»[79 - Пс. 41:8.]
- А в последнее время ее что-то тревожило. В прошлое воскресенье она, вернувшись домой из церкви, не захотела обедать, хотя я приготовила отличный холодный ростбиф (я против того, чтобы стряпать в день Господень).
- «Помни день субботний, чтобы святить его!»[80 - Исх. 20:8.]
- А в чем, по-вашему, могла быть причина, Сара?
- Хозяйка говорила что-то о мистере Лорримере из Холли-Бэнка - это огромный дом прямо посередине между двумя деревнями Хилари. Дескать, он сообщил ей какую-то поразительную новость после церковной службы. Что-то насчет миссионерства и мистера Уиньярда, я точно знаю, поскольку мисс Тидер перевернула все вверх дном - искала нынешний адрес преподобного, хотела ему написать. И написала. Я отправила письмо в тот же день ближе к вечеру.
- Очень интересно, Сара. Я должен в этом разобраться. Пожалуй, побеседую с мистером Уиньярдом перед уходом. Возможно, он даст объяснение. Что-нибудь еще?
- Вообще-то в прошлую пятницу хозяйка тоже из-за чего-то переживала. Когда я проходила мимо ее спальни наверху, она надевала перчатки, чтобы выйти из дому, и бормотала себе под нос: «Полли Друс, ну конечно. Маленькая распутница. Иезавель. Я с тобой расправлюсь, мисс Друс!» Полли, немного ветреная девушка, прислуживает в кухне в поместье. Думаю, мисс Тидер отправилась в большой дом, чтобы встретиться с ней, хотя мне ничего не говорила. Порой она бывала спокойной, тихой, словно чужие грехи ее не заботили.
- «Как изгарь отметаешь Ты всех нечестивых земли…»[81 - Пс. 118:119.]
- Я сказала - чужие грехи, - продолжила Сара, бросив обожающий взгляд в сторону проповедника, который своими неуместными замечаниями уже раздражал Литтлджона. - Но потом вдруг случалось что-то в таком роде. А то и два-три происшествия за раз, можно сказать. В субботу она тоже что-то задумала насчет «Аппер-Хилари». Это ферма мистера Уикса. Каждую осень миссис Уикс давала хозяйке яблоки-дички на джем. Там растут славные, крепкие яблочки. Так вот, мисс Тидер собралась со своей большой корзиной за этими дичками, а когда уходила, говорит мне: «Иду за своей кислицей». Прямо так и сказала и добавила: «Если бы на ферме «Аппер-Хилари»» горчила только кислица». Что она имела в виду? Дело тут нечисто, попомните мои слова.
- «Ты положил беззакония наши пред Тобою и тайное наше пред светом лица Твоего»[82 - Пс. 89:8.].
Литтлджон с трудом сдерживался. Ему страстно хотелось заставить умолкнуть кимвал звенящий каким-нибудь язвительным замечанием, однако он промолчал, чтобы не огорчать славную Сару.
В эту минуту стукнула входная дверь.
- Боже, - запричитала служанка. - Видимо, мистер Уиньярд поужинал и ушел, а вы хотели с ним встретиться, сэр. Ах как жаль. Мне следовало его предупредить.
- Не волнуйтесь, Сара. Это подождет до завтра. Пожалуй, я тоже пойду. То, что вы рассказали, мне поможет. Благодаря вам в расследовании наметилось несколько направлений. Возможно, я зайду снова, когда вы будете не так заняты собственным делами. - Он перевел взгляд на Торнбуша, однако тот не дрогнул, а продолжал сидеть с отрешенным видом, занятый своими мыслями.
Инспектор поднялся и взял шляпу.
- Надеюсь, завещание мисс Тидер изменит вашу жизнь к лучшему, Сара, и в будущем вы будете счастливы. Все говорят, что вы верно служили своей хозяйке.
- Вы очень добры, сэр. Да, мисс Тидер обещала позаботиться обо мне, да и мисс Марта тоже кое-что мне оставила - она умерла около двух лет назад. Правда, деньги были у мисс Этель, что во многом удерживало меня возле нее. В последнее время мне бывало нелегко. Все приходилось делать самой: убирать, стряпать и стирать в таком большом доме…
- «Моав умывальная чаша моя…»[83 - Пс. 107:10.] - послышалось из кресла-качалки.
- По словам мисс Этель, обе мои хозяйки не поскупились. Я знаю, мисс Марта была щедрой. Она самая добрая женщина во всем мире. Хорошо обеспечила меня при условии, что я останусь с мисс Этель до конца ее дней.
- «Да возвеличится Господь, желающий благоденствия рабу Своему», - прозвучала первая уместная цитата из псалтыря.
Литтлджон протянул служанке руку. Женщина застенчиво пожала ее.
- Большое спасибо и до свидания, Сара.
- До свидания, инспектор. Приходите еще, если я могу вам чем-нибудь помочь.
- Всего доброго, мистер Торнбуш. Оставляю вас с вашей розой саронской[84 - Аллюзия на «Песнь песней»; в русской библейской традиции - нарцисс саронский.].
Литтлджон не смог удержаться от этой последней шпильки. Однако мистер Торнбуш не улыбнулся. Замечание Литтлджона он принял всерьез и расценил как комплимент в свой адрес. Колесный мастер проводил Литтлджона до двери, будто желал донести до него заключительное слово мудрости.
- Вы узрели свет истины, друг мой? - торжественным тоном спросил он. Его жаркое, как у собаки, дыхание пахло тмином, и сквозь этот запах пробивался крепкий дух маринованного лука.
- Нет! - буркнул Литтлджон и поспешил прочь - посмотреть, много ли съестного осталось ему на ужин в «Колоколе».
Глава 5. Разговоры, подслушанные за ужином
Когда Литтлджон покинул дом мисс Тидер, уже стемнело, но до гостиницы «Колокол» было недалеко и он без труда нашел дорогу. По пути заметил темную фигуру, шедшую в противоположном направлении, а в следующее мгновение его окликнул бодрый голос:
- Добрый вечер, сэр! Надеюсь, вам будет удобно в номере. Я как раз говорил об этом с хозяином «Колокола». Его зовут Джек Ноукс. Он позаботится, чтобы вас хорошо устроили, сэр.
- Спасибо, Харриуинкл. Очень любезно с вашей стороны. Надеюсь, у хозяина в печи найдется что-нибудь мне на ужин.
- Запеченная свинина, сэр, - немедленно отозвался констебль, поскольку мясо в гостиницу поступило из того же источника, что и свиная требуха, уже отчасти переваренная желудком полицейского. - Я вам больше не понадоблюсь сегодня вечером?
- Нет, спасибо, Харриуинкл. До завтра. Всего вам доброго.
- До свидания, сэр.
В скромной старомодной гостинице «Колокол» номера для жильцов не отличались большим простором, но в виде одолжения полиции владелец заведения Ноукс превратил собственную гостиную в личные апартаменты инспектора. Литтлджон вошел в темный холл, пересек зал с барной стойкой, где, как всегда по вечерам, уже начинали собираться завсегдатаи, и навстречу ему из темноты вышла миссис Ноукс. Она проводила детектива в уютную небольшую комнату по соседству с баром. Там уже стоял накрытый стол. В ожидании ужина Литтлджон обвел глазами гостиную. В стене между комнатой и общим залом было маленькое окно с раздвижной дверцей. По особым случаям, таким как свадьбы, семейные торжества или частные приемы, Ноукс предоставлял приглашенным свою гостиную, а блюда к столу подавались из бара через это окно. Со своего места за столом Литтлджон слышал гул разговоров в зале, но смутный, невнятный. Убийство мисс Тидер всколыхнуло округу и стало, наверное, главной темой пересудов за вечерней кружкой пива. Инспектор поднялся, тихо приблизился к панели, прикрывавшей окно, и осторожно приоткрыл ее, всего на дюйм. Щель получилась не
настолько широкой, чтобы ее заметили, однако она неплохо пропускала звук. Как вскоре убедился инспектор, его эксперимент удался, а догадка вполне подтвердилась: имя мисс Тидер действительно упоминалось довольно часто под звон кружек и стаканов.
За ужином Литтлджон слышал, как гремели кружки, хлопали - открывались и закрывались - двери, звучали приветствия, когда к компании кто-то присоединялся, толпа шумно требовала выпивки, топот не смолкал. Разговоры то разгорались, то стихали, но, как только речь зашла об убийстве, гвалт унялся: посетителям хотелось послушать новости. Беседа все больше захватывала публику, и у детектива разыгралось воображение. Голоса грубые, голоса тонкие, визгливые, раскатистые, масленые, усталые, робкие, застенчивые, важные и самодовольные сменяли друг друга, каждый спешил высказаться. Странно было слушать людские свидетельства и пытаться угадать по тону и интонации, можно ли им доверять.
Пока Литтлджон ел свинину под яблочным соусом, среди других голосов заметно выделялся звучный тенор, принадлежавший Люку Пирсону, неуемному певчему церковного хора.
- Насколько могу судить, а сегодня я обошел всю деревню, никто не видел мисс Тидер, после того как она распрощалась со стариной Хаксли. Ну и где же она находилась все время? Похоже, этого никто не знает, - заявил тенор.
Публика встретила его слова дружным гулом, и Литтлджон вспомнил, что газетные репортеры при палате общин обычно именуют подобный шум возгласами одобрения.
Из общего хора выделился более визгливый тенор, словно завел свою арию солист:
- Нет, Люк, тут я тебя обскакал. Моя Мэри видела старую Тидер уже после того, как та распрощалась с Хаксли. Моя девочка несла кое-какие напитки в Хаф-Эйкр, где в то время шла жатва, и видела, как мисс Тидер рассталась с Хаксли и двинулась вдоль дальней изгороди, будто направлялась в сторону дороги на Эвингдон. Наша Мэри говорит, что не обратила бы на нее внимания, но мисс Тидер, когда отошла от Хаксли, спугнула кролика, прятавшегося в кустах, Хаксли вскинул ружье и пальнул прямо у Тидер под носом. Она аж подскочила, сказала моя Мэри, а старина Хаксли давай смеяться.
- Ну и куда она пошла после? Вот в чем загвоздка и великая тайна, - вступил баритон.
Хор снова подхватил тот же лейтмотив.
Звучный тенор явно успел подкрепить свои силы очередной кружкой и заметно повеселел:
- По всему видать, это дело рук Уолтера Торнбуша, что целыми днями Библию долбит. Надоело ему ждать денег Сары Расселл, вот он и решил поторопить матушку-природу.
На остроту зал отозвался громким хохотом. Чей-то густой бас возразил, что Уолтер не смог бы убить даже рисовый пудинг. Эта реплика вызвала новый взрыв смеха.
- А вот тут ты не прав, Джуд, - пропищал едва ли не дискантом немощный старческий голос. - Торнбуш - хитрый малый, и своей выгоды не упустит, не важно, поет он псалмы или нет. В лице Уолтера есть что-то жестокое, с виду-то он набожный, однако натура у него подлая. Я хорошо помню Уолтера еще мальчишкой. Парень был сущим наказанием, вечно изводил девочек, дергал за косы. Маленький паршивец. А вскоре ему открылся «свет истины». По крайней мере, так он утверждает. Тщеславие, вот что привело его к «свету», а вовсе не смирение и сердечное покаяние.
Густой бас, очевидно, успел к этому времени изрядно набраться и не стал ввязываться в спор, лишь усмехнулся:
- Если на то пошло, почти у каждого в Хилари имелась своя причина убрать с дороги Тидер. Уж больно много секретов она знала, вот и стала опасной. Разобраться тут будет непросто, полиции предстоит та еще работенка. Налей-ка мне, Джек.
Послышался шум пивного насоса, из крана хлынула струя.
Еще один тенор, прежде не выступавший, решился на сольную партию:
- Все вы тут правду сказали. А помните историю, что приключилась с моей Нэнси и Рубеном Биллотом? Рубен тогда много чего наговорил, грозил пристукнуть старую Тидер, но это он, конечно, в запальчивости. Однако собрался подать на нее в суд, только Сэм Харриуинкл посоветовал ему не бросать деньги на ветер. Тидер распускала слухи, будто моя Нэнси путается с Рубеном, дескать, она видела их в роще у фермы «Починз», они там вроде как греховодничали. Ну а я тогда так сказал: если парень не может греховодничать с девчонкой, которая ему по сердцу, то с кем же ему греховодничать? Вскоре после этого Нэнси с Рубеном поженились. Разумеется, мисс Тидер их малость подстегнула. Дедом я пока не стал, хотя они вот уже два года женаты, но старой Тидер никогда такого не понять, это уж как пить дать.
Тенор приложился к кружке, его шутка вызвала громовой хохот.
Литтлджон, который отдал должное свинине и перешел к сыру, усмехнулся. Ситуация его забавляла, вдобавок он собирал информацию. Под рукой у него лежал старый конверт, и инспектор черкал на нем заметки.
Чей-то хриплый голос перекрыл раскаты смеха:
- Многие хотели бы посчитаться с той женщиной, Тидер. Взять, например, преподобного Оукера. Его опозорили перед всем приходом. Не то чтобы я когда-нибудь жаловал уэслианцев[85 - Приверженцы методистской церкви.]…
- Кого бы там ты ни жаловал, придержи язык насчет уэслианцев, - сердито проворчал кто-то - видимо, последователь упомянутой конфессии.
- Тихо, тихо, не нужны нам тут религиозные войны! - прикрикнул хозяин паба, и зал снова взорвался хохотом.
Мужчины требовали еще выпивки, грохотали по стойке кружками, слышался звон монет, отрывистый стук дротиков, жужжание голосов и общий нестройный гвалт.
- Дознание завтра…
- Здесь человек из Скотленд-Ярда…
- Сэм Харриуинкл рад-радешенек…
- Был тут только что: хвастался, будто работает бок о бок с человеком из Лондона, мол, теперь они друзья не разлей вода…
Тенор снова принялся за свое:
- Может, мисс Тидер и была сущей чумой, однако выступала за нас, мирных людей, и мы на ее стороне против того, кто сотворил с ней такое, кем бы он ни был. Следующим может стать любой из нас. Мы должны помочь поймать убийцу.
В ответ раздался одобрительный гул. По столу загрохотали кружки. Дверь отворилась и закрылась, раздались тяжелые шаги, стук грубых, подбитых железом ботинок. Новоприбывшего встретили приветственными криками.
- Вечер добрый, Исайя, где ты был? А мы уж решили, что тебя тоже укокошили.
«А-а, - подумал Литтлджон, - на сцену выходит герой дня, Гормли, что первым оказался на месте преступления».
Исайя сварливо пробурчал:
- Пинту мягкого, и запиши на мой счет.
- Где ты был? - не унимался тенор.
- Спорил со своей чертовой семейкой, вот чем я занимался. Вся деревня уже знает, что старая Тидер захлебнулась в сливной яме. И вот что мне пришло в голову: когда я нашел ее, в яме была вода, но когда утром уходил, там было сухо. Я откачал воду и выгреб лопатой дерьмо со дна.
- Пока тебя не было, воды натекло! - живо отозвался кто-то.
В голосе Гормли прозвучало раздражение:
- То же самое твердил и наш Джордж, вот мы и препирались, пока я не велел ему заткнуться и не разговаривать так с отцом. Вот что я тебе скажу: я перекрыл слив в отстойнике, пока чистил его, а когда преподобный начал лезть в мои дела и разозлил меня, я вроде как объявил забастовку, взял да ушел. Но забыл открыть слив. Нет. Кто Тидер в яму столкнул, тот и воду пустил.
Зал снова загудел, возникли споры. Резкий голос Гормли сорвался на крик, однако его заглушил более мощный тенор Люка Пирсона:
- Да замолчите вы, довольно болтать об убийстве! Я сыт этим по горло. Мы собрались здесь провести время в обществе, а все толкуют только о смерти, будто ничто нас больше не волнует. Если вы сейчас же не прекратите, я пойду домой.
Толпа поддержала эти слова одобрительным ревом, и разговор перекинулся на дротики. Оказалось, что команде «Колокола» скоро предстояло сойтись в смертельной схватке с игроками «Головы быка» из соседнего городка Грейби.
Литтлджон поднялся и неспешно отправился в пивной зал, рассмотреть пеструю компанию и завязать дружеские связи. Завсегдатаи паба приняли его вежливо, он выпил кружку пива за стойкой, пока вокруг велись горячие споры, перечислялись возможные претенденты на победу в решающем поединке и взвешивались все «за» и «против». Публика держалась настороженно, и Литтлджон решил не торопить события, дать людям время узнать его получше. Он попрощался и вышел из паба, чтобы немного прогуляться, глотнуть свежего воздуха перед сном.
Улицы были пусты. В чернильной темноте едва заметными тенями проступали тесно сбитые дома. Ветер свистел в кронах деревьев возле гостиницы. Где-то в отдалении затявкала лиса, ей в ответ раздался лай дворовых собак. Детектив зажег трубку и медленно побрел по дороге. Рядом в канавах возились какие-то зверьки. Часы на церкви пробили десять, и завсегдатаи «Колокола» начали расходиться. Послышались прощальные приветствия, звук шагов: бодрая, уверенная поступь; шаткая вихляющая походка; тяжелое шарканье; клацанье подбитых гвоздями ботинок и мягкое шлепанье резиновых подметок. Мигали огоньки ручных фонариков. Инспектор отправился назад тем же путем, мимо коттеджей возле паба. Кое-где из щелей между шторами пробивался слабый свет, другие дома тонули в темноте. До Литтлджона донесся визгливый женский смех. Где-то плакал ребенок. Гулкое эхо подхватило и разнесло в тишине сердитые крики какого-то пьяницы, наверное, недовольного тем, как его встретили дома. Литтлджон вообразил мисс Тидер в такой же вечер, как этот. Вот она подкрадывается, подглядывает, подслушивает. Ночь - идеальное время для убийства под
покровом темноты, и все же кто-то решил убить эту женщину среди бела дня.
Хозяин «Колокола» Ноукс мыл стаканы и кружки, когда вернулся постоялец. Литтлджон остановился поговорить с ним. После короткого обмена общими фразами инспектор спросил:
- Кто такой преподобный Оукер?
Ноукс вытер тряпкой пивные лужицы с длинного соснового стола в зале и окинул детектива цепким взглядом. Хозяин паба был плотным краснолицым мужчиной средних лет с добродушными водянисто-серыми глазами.
- Мистер Оукер? Он был настоятелем методистского прихода в Эвингдоне, но служил в четырех здешних церквах. Жил между Хилари и Эвингдоном и приезжал сюда раз в месяц по воскресеньям, чтобы провести четыре службы.
- Что заставило его уехать?
- В здешней молельне случился большой скандал. Поползли слухи, будто он водит шашни с миссис Танделетт. Прихожане отвернулись от него, перестали посещать службы. Говорят, сплетни распустила мисс Тидер.
- А кто такая миссис Танделетт?
- Жена майора Танделетта, отставного военного, что жил здесь. Когда началась война, его призвали. Он куда-то уехал, а жену оставил дома, со служанкой, конечно. Они занимали коттедж «Вудбайн», прямо позади пастората.
- Что же случилось?
- Похоже, кое-кто сообщил майору Танделетту о происходящем. Он водил дружбу с нашим пастором, так что мистер Клапледи может рассказать вам больше. Я подробностей не знаю. Но преподобный Оукер покинул наши края.
- В чем заключались слухи?
- Мистер Оукер был специальным констеблем[86 - Добровольцы, привлекаемые к охране общественного порядка в помощь полицейским силам, особенно в экстренных обстоятельствах.]. Поговаривали, что он слишком часто захаживает в коттедж миссис Танделетт во время дежурства. Это все, больше мне добавить нечего.
Ноукс явно испытывал неловкость, и Литтлджон решил отложить дальнейшие расспросы до встречи с пастором. Он пожелал владельцу паба доброй ночи и вернулся к себе в комнату. Прежде чем отправиться спать, набросал в блокноте план на следующий день.
«Мистер Клапледи. Узнать насчет передвижений мисс Т.Были ли у нее другие враги? Спросить о любовной истории Рубена Биллота. Выяснить о скандале вокруг Оукера и Танделетт. Какие факты в этом деле правдивы? Разобраться с заявлением И.Гормли относительно воды в отстойнике. Как работает эта штуковина?
Хаксли. Передвижения в день преступления. Алиби? Что он обсуждал с мисс Т. перед тем, как ее убили? Куда она направилась, когда рассталась с ним? Кто такая «наша Мэри», видевшая мисс Т. после беседы с Хаксли?
Уиньярд. О чем писала ему мисс Т. и почему так из-за него огорчилась? Алиби?
Лорример из Холли-Бэнка. Что он сказал мисс Т. после церковной службы в прошлое воскресенье, и почему она встревожилась?
Сара Расселл и У.Торнбуш. Алиби?
Полли Друс. Что здесь заинтересовало мисс Т.?
Уикс с фермы «Аппер-Хилари». На какую горечь намекала мисс Т., что вызвало ее беспокойство?»
Литтлджон добавил к своему списку Евангелический союз за обращение грешников к покаянию и подумал, что нужно как можно скорее навести справки об этой организации. Он спустился вниз к телефону, позвонил в Скотленд-Ярд и оставил сообщение для своего коллеги, сержанта Кромвеля, чтобы тот срочно собрал информацию.
Литтлджон тихо вернулся к себе в комнату и вскоре выключил свет, затем раздвинул шторы. С дороги донеслись тяжелые шаги, кто-то прошел мимо паба. Детектив различил в темноте широкополую шляпу и грузную фигуру Этелстана Уиньярда. Тот направлялся к старому дому мисс Тидер, где остановился. И похоже, возвращался из пастората. Какое место занимал этот человек с островов южных морей в причудливой мозаике, которую Литтлджону предстояло собрать по фрагментам, словно составную картинку-загадку?
Детектив зевнул, забрался в постель и крепко проспал до самого утра.
Глава 6. Мистер Клапледи помогает
Преподобный Этелред Клапледи был опытным пчеловодом и последние пять лет до смерти мисс Тидер работал над энциклопедическим трудом в этой области. Когда на следующее утро после своего появления в Хилари-Магне Литтлджон подошел к дому пастора, до него донесся громкий металлический гул - жужжание рассерженных пчел. Инспектор внимательно огляделся, пытаясь понять, где источник шума. Звук привел его к старой, заросшей лишайником стене пасторского сада. Литтлджон заглянул за нее и увидел странную картину. Преподобный Клапледи, вооруженный мехами пасечника - гротескная фигура в перчатках и старой шляпе с загнутыми полями, с которых свисала длинная черная вуаль, - окуривал дымом ряды рамок с сотами, затем с помощью пера выдворял из ульев разъяренных пчел и осторожно вынимал рамки одну за другой. Растревоженные насекомые кружили в воздухе. Ярость, оттого что опустошаются их запасы, придавала им бешеную быстроту: они пикировали на занятого делом священника, словно боевые штурмовики, атакующие цель.
Пастор заметил Литтлджона.
- А-а, доброе утро, инспектор, - донесся глухой голос сквозь траурную газовую вуаль, прикрывавшую доброе лицо священника. - Вы застали меня врасплох. Сейчас я занят, но ненадолго. Это последний улей.
Пастор направился к Литтлджону, чтобы тот мог лучше его слышать, рой жаждущих мести пчел устремился за ним, однако он в своем защитном одеянии оставался, похоже, в счастливом неведении. Детектив быстро отступил на пару шагов.
- Ох, я и забыл, что пчелы не отстают. Нынче утром они более сердитые, чем обычно. Вообще-то мы с ними хорошо ладим, это погода их раздражает. Я бы предложил вам зайти в дом и подождать у меня в кабинете. Я буду минут через пять. Но если вы предпочли бы присоединиться ко мне тут, миссис Джексон, моя экономка, найдет для вас лишнюю сетку и перчатки.
- Я подожду в кабинете, сэр, - последовал торопливый ответ.
Литтлджон заметил, что взбудораженный рой насекомых воинственно надвигается, расширяя круги, и поспешно ретировался к дверям. Экономка мистера Клапледи, пышная деревенская женщина средних лет, проводила его в кабинет. Но даже там, среди множества книжных полок, грозно жужжали две или три случайно залетевших пчелы. Они бились об оконные стекла в тщетных попытках выбраться наружу и возобновить военные действия. Литтлджон раскрыл окно и с помощью номера «Таймс» выдворил непрошеных гостей.
Когда наконец явился пастор, инспектору пришлось выслушать короткую лекцию о пчелах за рюмкой хереса. Вино было отменным, сухим, с тонким букетом. В ответ на похвалу Литтлджона пастор покраснел от удовольствия и сообщил, что купил херес в деревенском магазине, владелец которого, мистер Оллнатт, славился как ценитель и знаток вин.
- А теперь, сэр, перейдем к делу, - произнес Литтлджон. Пастор тотчас подобрался, сделался серьезным и внимательным. - Кажется, с помощью разнообразных источников мне удалось получить неплохое представление о деятельности мисс Тидер и ее нездоровом любопытстве. Еще я составил большой список людей, вероятно, пострадавших из-за ее привычки совать нос в чужие дела. Я назову вам имена тех, о ком слышал, и вы расскажете мне о них, если не придется нарушить тайну исповеди, чего я от вас, конечно, не жду.
Литтлджон раскрыл блокнот и просмотрел список, который набросал накануне вечером.
- Рубен Биллот. Вчера вечером в пабе «Колокол» я услышал, как кто-то говорил, будто этот неведомый Биллот грозил «пристукнуть» мисс Тидер из-за скандала, который та подняла вокруг его отношений с некой Нэнси. Должен добавить, что отпускал шутки об этом не кто иной, как отец Нэнси, - видимо, эль развязал ему язык. Тем не менее это представляется важным.
- Ай-ай-ай, инспектор. Молодой Биллот работал по найму на ферме «Починз», пока его не призвали в армию. Сейчас он где-то в Шотландии. Славный парень, вот только рыжеволосый и вспыльчивый. Он был помолвлен с Нэнси Пирс четыре года, прежде чем они поженились. Все это время они копили деньги на собственный дом. Полагаю, мисс Тидер застала их где-то, когда они предавались любви. Она явилась ко мне и попыталась заручиться моей помощью, чтобы заставить их немедленно обвенчаться. Не моя это епархия, сказал я ей и добавил, что ее это тоже не касается: решать должны сами молодые люди. Тогда у нее хватило бесстыдства отправиться к отцу Нэнси. Старый Пирс - простой деревенский житель, грубоватый и прямой - быстро осадил мисс Тидер, а вот Рубена ее выходка сильно задела. Все это осталось в прошлом, и со временем Рубен и Нэнси обвенчались в нашей церкви. Уверен, что последние четыре месяца Биллот не приезжал домой в отпуск. Будь он в деревне на время убийства, я бы точно об этом знал. Нет, инспектор, выбросьте молодого Биллота из головы. Этот парень в полном порядке, и у него есть алиби, поскольку он не мог
так просто сбежать из части - поднялся бы шум.
- Хорошо, - кивнул инспектор, заглянув в свой блокнот, - тогда поговорим об истории миссис Танделетт и мистера Оукера. Я и об этом немного слышал. Что именно здесь произошло?
Мистер Клапледи неловко заерзал в кресле, поскольку охотнее рассуждал бы о пчелах или теоретической психологии, где он чувствовал себя в родной стихии. Ворошить деревенские раздоры и интрижки было ему совсем не по вкусу. Однако он сознавал свой долг и всеми силами старался сотрудничать со стражем закона.
- Мистер Оукер был местным нонконформистским священником и проводил службы примерно в четырех небольших церквях в нашей округе. Жил в пределах Хилари и, когда разразилась война, делал все возможное, бедняга. Добровольно пошел в специальные констебли. Патрулировал дороги, а иной раз дежурил по ночам вместе с Харриуинклом. Наверное, зимой миссис Танделетт видела, как он бродит по деревне голодный, и стала приглашать его к себе в коттедж на чашку кофе. В этом не было ничего дурного, ведь в доме находилась служанка, хотя муж хозяйки оставался в полку. Однако миссис Танделетт была очень привлекательной дамой, а красота всегда вызывает подозрения у женщин определенного склада или… у женщин вроде мисс Тидер, при всем моем уважении к покойной. Миссис Танделетт была, пожалуй, слишком современной для этой деревни и в одежде, и в речах, подчас почти оскорбительных. Возникли сплетни, грязные пересуды, и, когда Танделетт в следующий раз приехал домой в отпуск, мисс Тидер набралась наглости передать слухи ему.
- Как это сказалось на мистере Оукере?
- Его маленькая община здесь придерживается самых строгих, почти пуританских взглядов, и люди тотчас перестали ходить на службы мистера Оукера. И это еще не все. Его поведение вынесли на обсуждение общего собрания церковного совета округа. Он не сдавался, твердо отстаивал свою правоту и, как я слышал, произвел на совет благоприятное впечатление, но вскоре после этого оставил местный приход, заявив, что люди в деревне слишком твердолобые и ему здесь не место. По-моему, он нашел себе пристанище получше где-то возле Рипона. Между тем полковник Танделетт пришел в ярость: начал выяснять, откуда взялись слухи, и довольно быстро след привел его к мисс Тидер. Прежде чем уехать в Северную Ирландию, куда недавно перебросили его полк, и увезти с собой жену, он заявил мисс Тидер, что не забудет ее роли в этой истории и охотно заткнул бы ей рот навсегда.
Пастор внимательно взглянул на детектива.
- Не поймите меня превратно, мистер Литтлджон. Танделетт не помышлял об убийстве. Мы стали близкими друзьями, когда он жил здесь. Этот человек прекрасно играл в шахматы, часто предвидел проигрыш и принимал его как джентльмен. Он говорил о судебном иске, а не о расправе.
- Думаете, мы можем исключить и его?
- Вне всяких сомнений, инспектор.
- А что вы можете рассказать мне о Полли Друс, сэр?
Пастор заметно смутился, щеки его порозовели:
- Боже, неужели это никогда не закончится? При чем тут Полли?
- Мисс Тидер, по словам ее служанки, пару дней назад ходила в Хилари-Холл увидеться с Полли. С чем это могло быть связано?
- Боюсь, это испорченная девушка. Она из семьи безбожников, в ней есть примесь цыганской крови. Ее отец - рабочий на ферме и хороший работник, но богохульник, а уж греховодник, каких свет не видывал. Ни на одной работе он надолго не задерживается, вечно ссорится с хозяевами. Полли привлекательная молодая женщина, вдобавок умная. Она метит выше, чем остальные деревенские девушки, и наделена обаянием, которого недостает остальному ее семейству. Полли прислуживает в кухне в Хилари-Холле. Она там уже около полугода, и за это время, кажется, присмирела. Леди Уинстанли дала ей работу, но сделала строгое внушение, пытаясь ее исправить. На прошлой неделе мисс Тидер сказала мне, будто Полли опять взялась за старое. Вроде она видела ее в сумерках с неким немолодым женатым мужчиной из нашей деревни.
- С кем?
- Господи, это так похоже на раздувание сплетен! Обсуждая кривотолки, я чувствую себя оскверненным. Что ж, так или иначе, думаю, вы должны знать. Речь шла о мистере Уиксе с фермы «Аппер-Хилари». Более нелепой истории трудно представить. И заметьте, у меня нет доказательств. Только слова мисс Тидер. Она хотела, чтобы я вмешался, но я отказался. Тогда Тидер заявила, что отправится в Хилари-Холл и велит Полли немедленно положить этому конец, иначе она сообщит обо всем леди Уинстанли. Еще собиралась предостеречь мистера Уикса, чтобы тот вел себя осмотрительнее.
- Кто такой этот Уикс?
- Жизнь этого человека более удивительна, чем любой роман, инспектор. Когда мы читаем истории определенного сорта в книгах, они бывают, с позволения сказать, так лихо закручены, что приходится напоминать себе: это лишь вымысел; книга написана, чтобы развлечь нас. Совсем как в ночных кошмарах, когда мы просыпаемся и успокаиваем себя: «Это просто сон». Однако порой человеческая биография превосходит самый смелый вымысел. Вот вам одна такая история. Эдвард Уикс и его жена Энни родились в этой деревне. До сорока лет оба вели одинокую жизнь: он оставался холостяком, а она - старой девой. Уикс командовал рабочими на ферме, а Энни служила экономкой у одного пожилого джентльмена, ушедшего на покой. Еще недавно эти двое едва кивали друг другу при встрече, но не прошло и месяца, как поженились. Я знаю об этом со слов сэра Фрэнсиса Уинстанли. К тому времени как раз освободилась ферма Уоррен, самая богатая в наших краях. Супруги Уикс объединили свои средства, заняли недостающую сумму и сообща выкупили ферму, чтобы превратить ее в доходное хозяйство. Им сопутствовал успех, за двадцать лет они нажили порядочное
состояние и переехали на ферму «Аппер-Хилари», в маленькое уютное местечко примерно с пятьюдесятью акрами земли. Еще хереса, инспектор?
Увлеченный своим рассказом, пастор снова наполнил бокалы и продолжил:
- Но это лишь внешняя сторона, видный всем фасад. То, что скрывается за ним, ужасно. Как приходский священник я слышу много такого, чего не слышат другие. Мы с доктором на дружеской ноге, вдобавок мне, конечно, часто случается раскурить трубочку и поговорить о том о сем с сэром Фрэнсисом. В общем, Уиксы не ходят в деревенскую церковь, а посещают молитвенные собрания в церкви Святого Сиона в Эвингдоне, богослужения там очень строгие. Уикс с женой - кальвинисты до мозга костей, и из них двоих Энни более ревностная. Несходство их характеров и телосложения, возможно, послужило причиной различия темпераментов. Эдвард - мужчина крупный и грузный, эдакий Джон Буль[87 - Собирательный образ типичного англичанина.], в меру разговорчивый, любит пошутить, добрый малый, щедрая душа, а Энни совсем не такая. Впрочем, за последнее время Эдвард сильно изменился. Миссис Уикс - маленькая, сухая, жилистая женщина с кислым, угрюмым лицом, самонадеянная, мнит себя одной из избранных, притом особа крайне скаредная. Я назвал бы ее замужней девственницей. Еще она воображает, будто заключила неравный брак, и любит
напоминать Уиксу, что его отец проработал всю жизнь наемным рабочим на ферме да так и умер, а ее папаша служил старшим садовником в поместье и коротал старость на собственные сбережения.
Мистер Клапледи отпил глоток хереса, покатал его во рту, с удовольствием вспомнил похвалу, которой Литтлджон удостоил вино, помолчал, будто нарочно выдерживая паузу, для пущего драматического эффекта, - и, наконец, вернулся к своему рассказу.
- А теперь самое ужасное. Отец Уикса и еще несколько человек из их семейства спились и умерли от пьянства. Слабость к спиртному у них в крови. Уикс хорошо знал об этом и не брал в рот ни капли, его дух укрепляла принятая им вера, кальвинизм. Так продолжалось, пока из-за расстроенных нервов он не начал жаловаться на бессонницу. Доктор Дробелл из Эвингдона, врач старой закалки, посоветовал ему выпивать стаканчик горячего пунша с виски перед сном. Вы легко можете представить, отчего Уикс страдает нервным расстройством. Он живет с женщиной, которая никогда не была ему женой в подлинном смысле. Уикс - сильный здоровый мужчина, привыкший работать в поле; ему, как и его приятелям, не чужды плотские соблазны, но бедняге приходится изгонять их с помощью святого Павла и кальвинистких наставлений. Пока трудился на ферме Уоррен бок о бок с деревенскими парнями и был занят от рассвета до заката, Эдвард неплохо держался, но когда в неполные шестьдесят лет осел дома, на уединенной маленькой ферме, где нет ни работников, ни слуг, тогда-то он и узнал, что такое терзания плоти. Только вообразите: изо дня в день они
проводили вечера вдвоем. Однажды я видел эту пару, случайно проходя мимо. Горящая лампа посередине стола, круг яркого света, а за его пределами темнота, и по разные стороны стола, друг против друга - Уикс с Энни. Она читает Библию, а он делает вид, будто тоже занят чтением, но сам, наверное, борется с вожделением и навязчивыми образами, которым невозможно противиться. И вокруг тишина. Да еще скука, тоска, а может, даже ненависть. В подобном положении я сошел бы с ума через неделю.
Священник содрогнулся и театральным жестом ткнул пальцем в сторону Литтлджона:
- А теперь кульминация! Когда Дробелл прописал Эдварду виски, миссис Уикс, наверное, знала, что случится. Для человека с такой семейной историей, как у Эдварда, достаточно один раз нарушить обет трезвости. И все же она позволила ему пойти на такое, несмотря на свою религиозность. Скажу больше: Энни даже поощряла его. Я знаю об этом со слов Кодрингтона, местного врача и моего близкого приятеля. И вот теперь каждую неделю в «Аппер-Хилари»» доставляют целый ящик бутылок - это поведал мне по секрету Оллнатт, наш церковный староста, снабжающий меня хересом. А Кодрингтон уверен: если это не прекратится, причем немедленно, Уикс не дотянет до будущего лета, умрет от цирроза печени. Сложите два и два, инспектор. Уикс преступил все запреты и поддался зову плоти. Полли Друс не первая. Миссис Уикс узнала. И вот… путь беззаконных жесток[88 - Притч. 13:15.]. Очень жесток. Как и эта женщина. Она убивает мужа тем, что позволяет ему пить виски, а возможно, и сама потчует.
Какое-то время мужчины молчали: пастор - в печальном раздумье, Литтлджон - в удивлении. Было слышно, как жужжит и бьется о стекло залетевшая в комнату пчела. За окном наблюдалось оживление. Экономка пастора в дальнем конце сада загоняла цыплят за ограждение из проволочной сетки, мимо проезжали груженные зерном повозки, над терновой изгородью виднелись только горы зерна. Вдали тянулся дымок бегущего поезда. Тишину нарушало сердитое, настырное гудение пчел, кудахтанье кур, визг косы, которую кто-то точил оселком, да тиканье больших часов.
Наконец Литтлджон произнес:
- Мисс Тидер была там недавно, собирала дикие яблоки для джема и мимоходом обронила при Саре, что в «Аппер-Хилари» горчит не только кислица. Хотелось бы знать: в дела этой семьи она тоже встревала?
- Меня бы это не удивило, сэр. Ее притягивали все неприглядные истории в деревне.
- Я должен как-нибудь наведаться в дом Уиксов. А теперь мне хотелось бы обсудить с вами еще пару персонажей: мистера Лорримера из Холли-Бэнка и преподобного Этелстана Уиньярда с островов южных морей.
- Боюсь, я мало чем смогу вам помочь в обоих случаях, но постараюсь, так что спрашивайте.
- Кто такой этот мистер Лорример?
- Мне почти нечего о нем сказать. Он переехал сюда года три-четыре назад. Ему лет пятьдесят пятьдесят - шестьдесят. По-моему, неплохо обеспечен. Говорят, Лорример сколотил состояние в Австралии или где-то в тех краях, а затем вернулся, чтобы обосноваться на родине. Он посещает утренние службы в нашей церкви по воскресеньям и, кажется, ведет тихую жизнь.
- Он был дружен с мисс Тидер? Я потому спрашиваю, что, по словам Сары Расселл, нечто сказанное им в прошлое воскресенье в церкви сильно встревожило мисс Тидер и заставило написать мистеру Уиньярду.
- Вот как? - Пастор явно испытывал неловкость. - Могу я попросить вас обсудить это с самим мистером Уиньярдом? Я не предам его доверия, если скажу, что он приходил сюда вчера вечером, был до крайности взволнован и, можно сказать, сделал признание, которое я назвал бы исповедью. Беседа была доверительной, и я предпочел бы не раскрывать ее содержание без согласия мистера Уиньярда. Я посоветовал ему откровенно рассказать все вам, инспектор. Наверное, вам следует встретиться с ним и поговорить об этом.
- Непременно, сэр.
- Еще бокал хереса перед уходом?
- Нет, спасибо.
Пастор рассеянно наполнил свой бокал и задумчиво пригубил его. Литтлджон подумал, что настало время закончить беседу. Мистер Клапледи оказался настоящим кладезем информации. Инспектор невольно задумался, удастся ли ему отыскать иголку в огромном стоге сена, который вывалил перед ним священник. Он решил посетить несколько человек из тех, кто упоминался в беседе. Теперь у него набралось достаточно материала, чтобы начать работу. Оставалось только спросить, как устроена очистная установка в отстойнике, однако просьба описать ее заметно смутила мистера Клапледи.
- Простите, инспектор, но я ничего не понимаю в технике. Я дал продавцу себя уговорить, не посоветовавшись со специалистом, когда устанавливали эту штуку, и с тех пор Гормли выступает в роли инженера, а то и разгребателя грязи. Вам лучше обратиться к нему насчет ямы… или погодите… да, думаю, они у меня сохранились. Да, пожалуй, они где-то здесь.
Пастор принялся старательно перебирать беспорядочные груды бумаг в шкафах и ящиках, пока не извлек какую-то папку с документами, после чего, запыленный, но торжествующий, вручил детективу свою находку. Технические описания и инструкции, рекламные письма, отзывы довольных покупателей и, наконец, схему канализационной системы пастората, включая подробные чертежи камер отстойника. Литтлджон внимательно просмотрел их и кивнул.
- Могу я взять это на время, сэр? Вероятно, чертежи пригодятся коронеру на дознании сегодня днем - они дают наглядную картину. Кстати, я должен идти, если не хочу опоздать на слушание, тем более мне еще надо встретиться с инспектором Олдфилдом, обсудить те дополнительные сведения, что вы мне сообщили.
- Конечно, возьмите папку, инспектор. Увидимся на дознании. К моему огорчению, я выступаю там свидетелем. Всего вам доброго. Вы ведь найдете дорогу сами?
Литтлджон заверил пастора, что провожать его не нужно, и покинул кабинет. После его ухода мистер Клапледи с трудом поднялся. Он никогда еще не пил сразу три бокала хереса подряд, а вино было довольно крепким, и пастор чувствовал непривычную слабость в ногах, у него слегка кружилась голова. Он задумался о только что состоявшейся беседе с инспектором. Похоже, херес придал ему остроту мысли и вселил в него храбрость.
- Полли Друс - потаскушка, - сказал он себе торжественно, словно совершил поразительное открытие, но затем эпитет, который, будь преподобный Клапледи трезв, заставил бы его смущенно покраснеть, внезапно дал пастору пищу для размышлений. - Кстати, о сладеньком[89 - Игра слов: англ. tart - сладкий пирог с фруктовой начинкой, также распутная женщина.], - проговорил он с удовольствием и украдкой выглянул в окно.
Миссис Джексон еще возилась на птичьем дворе. Одна из ее питомиц взяла вдруг моду клевать собственные яйца. Экономка ловила кур одну за другой и осматривала их клювы в поисках преступницы. Убедившись, что миссис Джексон занята, пастор осторожно отступил к двери и тихо проскользнул в кладовую. Там во всем своем великолепии стоял изумительный яблочный пирог, коронное блюдо экономки, к которому мистер Клапледи питал особую слабость.
- Ах, сладкий пирог, - вздохнул священник, отрезал себе изрядный кусок и тайком отнес в кабинет.
Откусив побольше, он аккуратно положил остатки пирога на блокнот с промокательной бумагой, чтобы вернуться к ним позднее, затем открыл ящик стола, достал большую пачку листов с надписью: «Жизнь пчелы медоносной (Apis Mellifica), описанная Этелредом Клапледи, магистром искусств (Кембриджский университет)». Пастор перевернул несколько страниц, пока не нашел место, где закончил писать в прошлый раз, страницу 1103, обмакнул перо в чернила, посадил кляксу на ковер, откусил еще пирога и, забыв обо всех волнениях в Хилари, погрузился в проблемы своих ульев.
Глава 7. Дознание
Однажды ночью вскоре после убийства Этель Тидер констеблю Харриуинклу приснился сон. Они с женой покоились на широкой супружеской постели, как две могучих сонных горы, и сладко храпели в унисон, оглашая тишину трубными звуками, - счастливая семья мирно почивала после дневных трудов. Но если дородное тело констебля отдыхало, его бодрствующий разум взвивался на дыбы.[90 - Автор обыгрывает геральдические термины couchant (отдыхающий) и rampant (восстающий, или вздыбленный): например, лев, грифон и др.] Харриуинклу снилось, будто он бродит по родной деревне и распутывает нити преступления, причем в роли жертвы выступали попеременно то мисс Тидер, то инспектор Олдфилд, а когда наконец пойманный им преступник предстал перед судом, констебль получил сержантские нашивки из рук коронера, мистера Абсалома Каррадайна, кавалера ордена Британской империи. Когда храп Харриуинкла прервался, стал тише, затем сменился хриплым свистом и, наконец, смолк, поскольку констебль начал пробуждаться, три серебряных шеврона на его рукаве чудесным образом превратились вдруг в более почетный знак отличия в виде черной
нарукавной повязки, на которой пламенели алые буквы MBE[91 - Member of the Order of the British Empire - кавалер ордена Британской империи.]. Страж закона, открыв глаза, и какое-то время, недовольный, лежал недвижимо под боком у супруги. Его досада объяснялась тем, что во сне преступник был каким-то безликим, расплывчатым, а потом и вовсе исчез, словно изображение на необработанном закрепителем фотоснимке. Тонкий пучок света пробился сквозь щель у края черной маскировочной шторы в спальне. Петухи за окном уже задирали друг друга яростным кукареканьем, а куры на заднем дворе жалобно кудахтали, готовились снести яйца. Утки исполнили свой долг перед миссис Харриуинкл под покровом ночи, и теперь весело крякали в пруду позади полицейского участка. Констебль Харриуинкл принял решение.
- Мать, - обратился он к неподвижной горе плоти и постельного белья, что возвышалась рядом. - Мать, я встаю. Меня ждут дела.
Миссис Харриуинкл продолжала храпеть, и констебль, показав себя примерным мужем, у которого нет секретов от жены, проворно выскользнул из-под одеяла, подхватил со стула возле кровати свою одежду и в ночной рубашке, босиком прошлепал вниз по лестнице. Когда ровно в шесть часов открылись и закрылись ставенки на ходиках с кукушкой, привезенных братом миссис Харриуинкл Гасом, большим любителем молодежных туристических лагерей, в доказательство его успехов в Шварцвальде, констебль был уже полностью одет и готов к работе. Гарри, младший отпрыск семейства Харриуинкл, однажды, когда родители отлучились, основательно потрудился над птицей в часах, и с тех пор кукушка уже не показывалась в оконце и в положенное время куковала из домика, оставаясь невидимкой.
Литтлджон вышел от пастора в полдень и сразу столкнулся с констеблем, который поспешил доложить ему о своих утренних достижениях.
- Доброе утро, сэр, - сердечно приветствовал он инспектора. - А я вас искал. Подумал, что у вас, может, есть для меня задание. Но раз я вас не нашел, то решил проверить алиби кое-кого из тех, что находились поблизости, когда убили мисс Тидер, как я слышал.
- Вижу, вы показали себя человеком предприимчивым, Харриуинкл. Проявили инициативу. В данном расследовании нам придется немало потрудиться, приятно иметь дело с энергичным и усердным помощником.
Румяное лицо деревенского констебля сделалось кирпично-красным, грудь выпятилась так, что пуговицы на мундире едва не отскочили, с большим трудом удалось ему достать из нагрудного кармана потрепанный черный блокнот. Пришлось еще повозиться, чтобы выпутать его из цепочки для свистка, но наконец Харриуинкл раскрыл свои записи и собрался читать.
Тут Литтлджон поспешил вмешаться. Ему вовсе не хотелось стоять посреди дороги в жаркий день и слушать длинный отчет.
- Я знаю, пить спиртное на службе не полагается, Харриуинкл, но предлагаю провести совещание в «Колоколе», у меня в номере, там нам никто не помешает, и мы спокойно обсудим ваши заметки.
- С удовольствием, сэр, если не возражаете.
- Тогда идемте, а по пути расскажете, кого посетили и почему.
- Хорошо, сэр. Прежде всего известно, что мистер Хаксли - один из тех, кто последним видел мисс Тидер. Я допросил его. Потом Сара Расселл. Говорят, она получит деньги после смерти мисс Тидер, вот я и решил выяснить, где она находилась во время преступления. Выслушал ее алиби. А заодно проверил его. Вы, наверное, слышали, что мистер Торнбуш рассчитывает жениться на Саре теперь, когда она свободна. Значит, ему выгодно было убрать с дороги мисс Тидер. Вот мне и пришло в голову наведаться к нему. Его показания тоже у меня в блокноте. Пожалуй, неплохо, что я с ним встретился. Этот малый скользкий как угорь. Все тексты библейские читает да псалмы, когда его прижмешь. Он сообщил, что вы заходили к ним прошлым вечером. Наверняка ничего от него не добились, кроме псалмов. Это его хитрая увертка. Он может и нормально разговаривать при желании, и я уж постарался заставить его. «Послушай, Уолтер Торнбуш, - сказал я ему, мы ведь с ним знакомы еще с тех пор, как оба были мальчишками. - Спустись-ка с небес на землю и забудь на время свои божественные речи. Давай потолкуем, как мы привыкли объясняться у нас в
Хилари». Так ему и сказал, а он как миленький дал мне показания без всяких своих выкрутасов. Этот Уолтер вечно выглядит так, словно барахтался в опилках, когда ни зайдешь к нему в колесную мастерскую. В бороде у него опилки, в волосах стружки, одежда в трухе, да и вообще везде и всюду там древесная пыль. Ладно, не хочу зря отнимать у вас время, сэр. После этого я виделся с Мэри, дочерью Сэма Вуда, которая болтала в деревне, будто видела мисс Тидер после того, как та рассталась с мистером Хаксли. От нее я тоже узнал кое-какие мелочи. Вроде бы это все, сэр.
- Спасибо, Харриуинкл. Беспокойное у вас выдалось утро, и, как мне представляется, вы провели его с пользой. А вот и «Колокол». Мы продолжим беседу, а заодно немного подкрепимся.
За кружками они начали разбирать информацию, собранную в черном блокноте Харриуинкла. Констебль делал заметки второпях, почерк его напоминал иероглифы, которые мог расшифровать лишь он один, поэтому Литтлджон достал лист бумаги и аккуратно записал то, что зачитал ему новый помощник.
«Хаксли. Расстался с мисс Тидер в самом начале одиннадцатого. Предположительно она двинулась по тропинке к шоссе, и, похоже, не торопилась. После встречи с мисс Тидер Хаксли отправился в Хоум-Фарм обсудить охоту на куропаток с Саутуэллом, владельцем этой фермы. Тот подтвердил, что Хаксли оставался у него с половины одиннадцатого почти до полудня. Когда они вошли в дом, чтобы выпить, он проверил время по кухонным часам.
Мэри Вуд шла через поле и видела, как мисс Тидер рассталась с Хаксли; тот поднял переполох, подстрелив кролика почти под самым носом у мисс Т.Далее мисс Т. неспешным шагом направилась по тропинке вдоль живой изгороди, а Мэри отправилась по своим делам, понесла рабочим напитки. Насчет времени она не уверена, но думает, что прошло минут пятнадцать с тех пор, как хозяйка велела ей отнести напитки на поле со словами: «Живее, Мэри, уже десять, люди там совсем высохли от жары».
Сара Расселл. Все утро занималась работой по дому и не выходила. Во время убийства, между десятью и одиннадцатью, готовила обед. Бен Гроуби, садовник, посещающий мисс Тидер раз в неделю, в тот день как раз подстригал кусты в саду. Он засвидетельствовал, что б?льшую часть времени видел, как Сара хлопочет по хозяйству. Место преступления не меньше чем в полумиле от коттеджа «Брайар», и Гроуби утверждает, что Сара не смогла бы отлучиться из дому так надолго, чтобы успеть сбегать туда и обратно, - он бы это заметил. Гроуби сжигал мусор возле кухни, где она работала, и посматривал в ту сторону: следил, чтобы дым не задувало в дом.
Уолтер Торнбуш. Возмутился, что его допрашивают, поскольку считает себя выше подозрений. В конце концов заявил, что не покидал своей мастерской. Его подмастерье Инок Тайсон (18 лет), парень вполне здравомыслящий, подтверждает это. Они возились с телегой Гассона из Поджерз-Дам, работа была срочная, поэтому пришлось работать все утро».
- Ну, Харриуинкл, - Литтлджон отложил карандаш, осушил кружку и вытянул под столом длинные ноги, - вы отлично потрудились сегодня утром и, по-моему, вывели из игры тех, кого допросили. По крайней мере, на время. А теперь я должен встряхнуться и пообедать. Уже двенадцать сорок пять, а в час сюда придет инспектор Олдфилд. Нам многое нужно успеть перед дознанием, - оно ведь, кажется, в два тридцать? Думаю, в ближайшее время вы тоже будете заняты.
- Так и есть, сэр. Я лучше пойду. Встретимся на дознании.
Олдфилд появился вскоре после ухода Харриуинкла и застал коллегу за столом: Литтлджон обедал холодной говядиной с соленьями. Детективы обсудили предстоящее судебное заседание. Разумеется, Олдфилд просил отложить разбирательство в надежде, что коронер ограничится обычными формальностями - установлением времени и способа убийства, - а остальное перенесет на следующее слушание. Литтлджон сообщил Олдфилду о результатах собственной работы этим утром и об успехах Харриуинкла. Они договорились осторожно обойти вопрос о месте убийства, если коронер не будет настаивать, однако соглашение это легче было принять, нежели выполнить.
Мистер Абсалом Каррадайн, кавалер ордена Британской империи, был ведущим юристом Эвингдона и в известной степени - мастером своего дела. Однако кое-какие обстоятельства настроили его враждебно к деревенским жителям. Несколько лет назад его сын Роджер смело баллотировался в местный совет как кандидат от консерваторов по округу Трентшира, где веками побеждали тори, и полагал, что победа ему обеспечена. Но активная деятельность Каррадайна-старшего в налоговой сфере восстановила против него и его семьи сельских тружеников округа. В итоге избиратели, против обыкновения, проголосовали не так, как ожидалось: поддержали какого-то невзрачного, безликого кандидата от лейбористов, а Роджер провалился с таким треском, что едва не лишился избирательного залога. В довершение несчастья на следующих всеобщих выборах, проходивших через год, возмущенного Роджера оттеснили - предпочли ему нового многообещающего кандидата от консерваторов. Сельские жители округа Эвингдон почти единогласно отправили в отставку прошлого члена парламента, социалиста мистера Смиткинса, и выбрали на его место тори. Абсалом Каррадайн не
простил этой наглой выходки и не давал спуску деревенским труженикам, когда встречал их у себя в суде. Он яростно набросился на Исайю Гормли, как только того привели к присяге.
Заседание коронерского суда проходило в местном сельском институте, перестроенном старом десятинном амбаре возле гостиницы «Колокол». Мистер Каррадайн, кавалер ордена Британской империи, восседал на судейском возвышении рядом с секретарем, на столе перед ним стоял большой кувшин с мутной водой. Это был высокий тучный мужчина лет семидесяти, с грубым красноватым лицом, орлиным носом, белыми волосами, седыми усами и суровыми голубыми глазами, сверкавшими сталью сквозь стекла старомодного пенсне в золотой оправе. Присяжные - группа избранных сельских жителей, одетых в лучшие свои костюмы, - сидели под прямым углом к судейской трибуне и неловко ерзали на стульях с гнутыми спинками, испуганные и подавленные важной обязанностью, что неожиданно на них свалилась. Они уже осмотрели тело жертвы, и теперь напускали на себя солидный, значительный вид.
В переполненном зале стояла духота. Дознания в Хилари случались нечасто, и на слушание явились все, кто мог прийти. Стирка, покупки, выпечка и штопка отодвинулись на второй план - большинство женщин в зале поспешили управиться с домашними делами утром, а то и вовсе отложили их на другой день. Уже настала пора жатвы, но множество сезонных рабочих отпросились у хозяев на полдня, оделись понаряднее и набились в зал института. Главные участники дознания - полицейские, мистер Клапледи, Исайя Гормли, мистер Хаксли и еще несколько человек - сидели на длинной скамье лицом к коронеру. Позади них пыхтела, шушукалась, хихикала и обливалась п?том простая публика. Одна женщина из семейства Гормли даже принесла в зал младенца, а когда тот начал жалобно хныкать из-за тесноты и духоты, заткнула ему рот большой соской.
Мистер Каррадайн внимательно изучил лежавшие перед ним документы, поднял голову, воззрился на публику, словно бык, заметивший красный плащ тореадора, и язвительно обратился к залу:
- Это вам не увеселительное представление, я не позволю превращать суд в кино. Еще один звук - и прикажу очистить зал.
Наступила гробовая тишина, слышалось лишь тяжелое дыхание толпы. Потом кто-то уронил зонтик, сконфуженно подобрал его, и слушание началось.
Констебль Харриуинкл, важный, красный от волнения, поведал суду о своей роли в обнаружении тела. Коронер оказал ему самый вежливый прием. Во время избирательной кампании мистера Роджера Каррадайна констебль старался поддерживать порядок на массовых сборищах, и даже пару раз спас кандидата от задиристых буйных молодчиков, следовавших за ним по пятам на протяжении всего предвыборного турне. Мистер Абсалом этого не забыл. Он поблагодарил констебля, чьи показания коротко подтвердили мистер Клапледи и Гормли, а затем пригласил выступить инспектора Олдфилда, который представил суду более подробный отчет о расследовании. Он рассказал, что поспешил в Хилари, как только ему доложили о преступлении. Коронер уже осмотрел место убийства, и слушал свидетеля с особым вниманием, делая пометки в своих записях.
- Тело жертвы успели извлечь из… сливной ямы, когда вы прибыли на место?
- Нет, сэр. Когда Гормли, рабочий, обнаружил труп, поблизости находился пастор Клапледи. Он распорядился, чтобы до нашего прихода ничего не трогали.
- Весьма похвально с его стороны, - сдержанно заметил мистер Каррадайн, намеренно обойдя вниманием роль Гормли. - А что вы можете сказать о положении трупа? Заметили что-либо примечательное?
- Тело лежало вниз лицом в воде, наполнявшей яму примерно на четыре дюйма. Руки раскинуты, словно жертва пыталась избежать падения, хотя женщина была без сознания, когда ее сбросили в яму.
- Все, что касается аутопсии, - дело врача, - резко осадил инспектора коронер. - Сообщите нам, что вы увидели.
Олдфилд невозмутимо продолжил свой рассказ. Он появлялся на судебных заседаниях мистера Каррадайна примерно раз в неделю, и давно привык к подобному обращению.
- Дамская сумочка и зонт лежали под телом. Старомодные часики, приколотые булавкой к груди покойной, остановились на одиннадцати с половиной минутах двенадцатого.
- У нас есть основания предполагать, что это время смерти?
- Вначале мы так и подумали. Как нам удалось установить, мисс Тидер гордилась своими часами и их точностью: каждое утро перед восьмичасовыми «Новостями» проверяла их по радио.
- От кого вы получили эту информацию?
- От Сары Расселл, служанки покойной.
- Она здесь?
Сару Расселл привели к присяге, и она подтвердила свидетельство инспектора. Детектив вернулся к прерванному рассказу:
- Часовщик из Эвингдона осмотрел часы и как специалист вынес заключение, что они остановились, оттого что в механизм проникла вода.
- Он в зале?
Олдфилд со вздохом уступил место Теодору Ли из Эвингдона, который подтвердил его показания. Он держался с таким апломбом, что мистер Каррадайн отчитал его за дерзость и изгнал обиженного часового мастера со свидетельского места.
- У вас остались сомнения относительно времени смерти, инспектор. Почему?
- Вероятно, мое замечание ввело вас в заблуждение, сэр. Могу я объяснить? В действительности часы показывают приблизительное время смерти, но есть основания считать, что после того, как покойную сбросили в яму, и до наступления смерти прошло какое-то время.
- Как такое возможно? - нетерпеливо перебил коронер. - Вы ведь, разумеется, не принимаете в расчет короткий период погружения, необходимый, чтобы жертва захлебнулась?
- Нет, сэр. Но мы полагаем, что в то время, когда тело сбросили в отстойник, там не было воды. Жидкость медленно просочилась в яму позднее, или ее туда слили.
- Что за вздор?
- Рабочий, чистивший яму утром в день преступления, перекрыл слив и тщательно выгреб лопатой скопившиеся отложения со дна отстойника, так что жидкости там не осталось.
- Этот человек в суде?
Зал пришел в волнение, когда Исайя Гормли снова предстал перед коронером для допроса. В суд он явился в своей лучшей одежде. Поскольку в его гардеробе имелась лишь половина воскресного костюма в виде зеленого, старинного покроя фрака, отделанного черной тесьмой, брюки ему пришлось одолжить у сына Джорджа. Брюки оказались тесными в талии и к тому же слишком длинными, из-за чего Гормли при ходьбе широко расставлял ноги, будто сидел верхом на лошади. Помимо этого на нем был целлулоидный воротничок, галстук из магазина готового платья, явно знававший лучшие дни, и манишка, которая топорщилась, выдаваясь вперед с обеих сторон. Сидевшая в зале миссис Джон Генри Гормли, та самая, что утихомирила своего младшего отпрыска резиновой соской, сама наряжала тестя для выступления в суде, и теперь смотрела на него с гордостью.
Повторное появление старика на месте свидетеля вызвало общее оживление, публика зашевелилась, дружный шепот ободрения пронесся по рядам, зал обдало волной смешанного запаха немытых тел, грязного белья, застарелого табачного дыма, шариков от моли и мази для растирания - густым тяжелым духом, что уже давно боролся за первенство с дезинфицирующим средством, которым мыли помещение. Коронер обратил свирепый взгляд на толпу, и гомон затих, словно орган, в который внезапно перекрыли подачу воздуха.
По случайности Гормли второй раз привели к присяге, и не без труда. Когда он предстал перед коронером, на его лице отражались попеременно то необузданная алчность, то слабоумие.
- Ну, Гормли, что это еще за история с отстойником? Вы говорили, он был пуст?
- Да, ваша честь.
- Но, разумеется, яма быстро наполнилась бы водой, если в доме открыть кухонные краны и прочее.
- Ну уж нет.
- Почему?
- Потому что я закрутил вентиль.
Вмешался Олдфилд, положив перед коронером чертеж, который передал Литтлджону пастор.
- Судя по данной схеме, здесь две камеры: одна наполняется первой и содержит микрофлору, - проговорил коронер. - Жюри следует прислушаться.
Восемь человек на скамье присяжных приняли глубокомысленный вид. Мистер Каррадайн продолжал с трудом разбирать чертеж.
- В первой камере собираются твердые отходы, оседают на дно и разлагаются из-за бактерий. Жидкость перетекает во второй резервуар по горизонтальной трубе, проходящей на глубине середины первой емкости, фильтруется через слой грунта на дне и, уже очищенная, поступает в канаву, откуда уходит в почву. На трубе между двумя камерами есть запорный кран. Так вы говорите, что закрыли его, Гормли, когда работали со вторым резервуаром?
- Ну да, вот именно.
- Прекратите шаркать и отвечайте, Гормли!
Исайя одолжил у сына и пару ботинок, но те оказались ему на размер малы, поэтому он яростно топтался на месте, пытаясь облегчить мучения. Исайя прочистил горло и собрался плюнуть на пол, потом опомнился и сглотнул, так что кадык резко дернулся.
- Послушайте, Гормли. Вы закончили работу и закрыли люк камеры?
- Нет. Я все сделал, только не насыпал новый слой угля на дно.
- Почему же вы бросили работу на половине еще до полудня?
- Я объявил забастовку.
- Что?
Мистер Каррадайн заметно оживился. Подобные акции были как раз по его части.
- Я объявил забастовку, - с нажимом повторил старик, тупо разглядывая большой, в раме, портрет покровителя института, покойного полковника Филлимора-Кадби, что на протяжении двадцати двух лет бессменно за отсутствием иных кандидатов представлял Эвингдон в парламенте и за все это время не произнес ни единой речи в палате.
- Объяснитесь и сотрите эту дерзкую ухмылку с лица. Здесь суд, а не пивная.
Присутствующие заволновались, послышались сдавленные смешки, возмущенный ропот и надрывный плач - младенец миссис Гормли наконец обнаружил, что соска - лишь пустышка. Старый Гормли покосился на часы и вдруг сообразил, что не успеет в паб до закрытия, если не поторопится. Он предвкушал не одну дармовую кружку пива в награду за свое участие в развлечении, а потому поспешил напрячь мозги и завершить показания. Перед тем как покинуть место свидетеля, Гормли, к смущению мистера Клапледи, объяснил причины своей протестной акции. Еще сообщил, что попросил миссис Джексон, экономку пастора, по возможности не пользоваться канализацией и водопроводом, пока он не закончит работать с отстойником. Да, он так оскорбился, что ушел и оставил перекрытой сливную трубу между двумя камерами. Нет, в ту минуту он не думал, какие неудобства может причинить его поступок. Он привык чистить канализацию, но сам никогда ею не пользовался. Коронер резко отчитал его. Заявил, что Гормли позорит свою деревню, хотя ему как старшему следовало бы подавать другим достойный пример. Мистер Каррадайн выразил крайнее недовольство
свидетельскими показаниями Исайи, обвинив его в невежестве, грубости, отсутствии гражданского чувства и непонимании важности коронерского дознания. Даже пригрозил, что Исайя рискует понести ответственность за неуважение к суду. Сгорбившись под грузом грехов и проклятий, старик покинул свидетельское место, подмигнул присутствующим и зашаркал к двери. В итоге за пиво ему пришлось платить самому.
После комической интермедии Гормли выступления остальных свидетелей не имели успеха у публики. Доктор Кодрингтон представил заключение медицинской экспертизы и назвал причину смерти: жертва захлебнулась. Однако обширные кровоподтеки и рваные раны на голове указывали на то, что женщина находилась без сознания и не сопротивлялась, когда это случилось, вот почему четырех дюймов сточной воды на дне камеры оказалось достаточно, чтобы убить ее. Что же касается орудия, которым преступник нанес ранения жертве, это могла быть тяжелая палка - допустим, рукоятка вил, - камень или даже ружейный приклад. Судя по внешнему виду очищенных от грязи ран, убийца мог воспользоваться любым из вышеперечисленных предметов. Время смерти примерно совпадает с тем, что показывают остановившиеся часы, заявил доктор Кодрингтон. На вопрос коронера, выявило ли посмертное вскрытие еще что-либо примечательное, он ответил, что руки жертвы были сжаты в кулаки, а когда правую ладонь разжали силой, там обнаружился скомканный листок бумаги. Последующее изучение показало, что это одна из собственных листовок мисс Тидер. «Путь
нечестивых погибнет»[92 - Пс. 1:6.] - гласила красная надпись на белом фоне, а поверх нее кто-то синим карандашом нацарапал крупными буквами непристойное слово - столь грубое, что, прочитав его, мистер Каррадайн прочистил горло.
Мистер Клапледи подтвердил показания Гормли, после чего коронер выразил ему сочувствие в связи с недостойным и, более того, низким поведением старого поденщика. Сара Расселл заявила, что не знает, куда направлялась мисс Тидер, когда встретила свою смерть. Мистер Хаксли произвел сенсацию, отказавшись принести присягу на Библии, и заверил суд, что ему неизвестно, куда пошла мисс Тидер, после того как рассталась с ним. Он и Мэри Вуд рассказали одну и ту же историю о подстреленном кролике, тогда они оба в последний раз видели мисс Тидер, затем та оказалась предоставлена самой себе.
Мистер Каррадайн был сыт по горло этим деревенским дознанием. Тяжелый запах и духота, крестьянские лица публики, следившей за каждым его движением, неуклюжее рвение жюри - все это действовало ему на нервы. Он повернулся к своим восьми верным вассалам и велел им вынести вердикт «умышленное убийство, совершенное неизвестным лицом или лицами». Присяжные пошушукались для проформы, будто обсуждали важную проблему, после чего согласились с коронером, и их решение официально занесли в протокол.
Публика оставалась на местах, словно ожидала нового концертного номера. Мистер Каррадайн подписал документы, собрал свои бумаги, пообщался с секретарем и полицией, после чего отпустил присяжных. Ход заседания прервало появление взволнованного юнца в вельветовых брюках, который с полнейшим пренебрежением к месту, куда он ворвался, подбежал к мистеру Клапледи и что-то зашептал ему на ухо. Пастор в смятении повернулся к Литтлджону:
- Боже, и надо же было такому случиться именно сейчас. Пожалуйста, извините меня, но в одном из моих ульев началось роение!
Преподобный Клапледи схватил шляпу и бросился догонять черное облако, стремительно удалявшееся за горизонт.
Глава 8. Топография
По окончании слушания Литтлджон вышел из института и сказал себе: «Теперь наконец мы можем заняться делом». Со времени приезда в деревню он успел собрать массу разрозненных сведений, включая алиби, краткие описания отдельных личностей и факты, касающиеся преступления. Ему хотелось спокойно приступить к привычной работе, действовать постепенно, шаг за шагом, а главное, выбросить из головы все постороннее. Литтлджон достал из кармана большой конверт, который вручил ему мистер Клапледи в коронерском суде с напутствием изучить содержимое на досуге. В конверте инспектор обнаружил грубую карту, набросанную чернилами на обрывке бумаги. Очевидно, пастор имел весьма приблизительные представления о картографии, однако руководствовался самыми добрыми намерениями, и, рассмотрев рисунок внимательнее, Литтлджон решил, что план может оказаться полезным.
Олдфилд присоединился к коллеге на дороге. Деревенские жители не расходились, а собирались группами, словно надеялись на какую-то сенсацию, и с напряженным ожиданием поглядывали на детективов. Инспектор из Эвингдона не мог похвастать новой информацией, как и Литтлджон. По предложению инспектора из Скотленд-Ярда полицейские снова отправились на место преступления. Там Литтлджон достал карту пастора и попытался установить, где они находятся. Арена убийства представляла собой обширный треугольник пастбищной земли, вершину которого занимал центр деревни. Одна сторона треугольника, образованная главной улицей и дорогой между Эвингдоном и Стреттон-Харкортом, тянулась от гостиницы «Колокол» к основанию - Стреттон-Латтимер-роуд. Вторая сторона также брала начало от гостиницы, выписывала кривую и приближалась к основанию треугольника рядом с церковью и домом пастора. Эти два здания, окруженные с двух сторон дубами и сикоморами, выглядели весьма живописно; оставшиеся две стороны квадрата земли, где они располагались, прочертили дороги. Выгребная яма находилась в ложбине между церковью и живой оградой
пастората. Склон оврага полого поднимался к самым плотным зарослям деревьев наверху. Там же была густая изгородь из кустов боярышника, тянувшаяся параллельно основанию треугольного поля, разрезая его на две части, и заканчивалась у дороги на Эвингдон. Литтлджон сориентировался по карте пастора (Олдфилд заглядывал ему через плечо) и остался доволен.
- Немного грубовата, да и пропорции не соблюдены, но вещь полезная, - заметил Олдфилд. - Вот тропинка, что обозначена пунктиром. - Он указал на проселочную дорожку, которая начиналась у вершины треугольника и вела прямо к его основанию через поле, пробиваясь сквозь стену боярышника по короткому туннелю из густой листвы и ветвей. Примерно на полпути к дому священника в нее вливалась другая тропинка, тянувшаяся от перелаза у Эвингдон-роуд. Олдфилд ткнул в середину боковой дорожки. - Приблизительно здесь, по словам пастора, мисс Тидер встретила Хаксли.
Литтлджон тщательно набил трубку табаком, зажег и несколько раз затянулся. Коллеги прошли через туннель, и стояли теперь по другую сторону изгороди из боярышника. Дальше луг наклонно уходил вверх и там, на подступах к деревенской улице, внезапно выравнивался, образуя плато, где вдалеке виднелись крыши коттеджей и полицейского участка.
- Значит, на поле в этом месте выходят лишь боковые окна пасторского дома, - произнес Литтлджон. - И если только кто-то не бродил тут, убийца мог остаться незамеченным.
- Да, - кивнул Олдфилд. - Но он отчаянно рисковал. Из дома пастора виден почти весь луг, кроме внешней стороны живой изгороди, где мы сейчас стоим. Итак, скорее всего мисс Тидер ударили по голове именно в этом месте. Затем ее перенесли, не отволокли, заметьте, поскольку мы исследовали землю в поисках следов. Ее перенесли под защитой стены боярышника к проходу, после чего сбросили в яму. Если, как вы сказали, кто-то не разгуливал в это время по полю, убийца постоянно оставался за заслоном из деревьев.
- Что ж, давайте попробуем воссоздать картину преступления, - предложил Литтлджон. - Все указывает на то, что убийство или по крайней мере нападение произошло в укрытии за живой изгородью. Вполне очевидно, подобная попытка посреди поля, на дороге, возле церкви или пастората была бы верхом безрассудства. Вопрос в том, как мисс Тидер заманили за изгородь.
- Наверное, убийца помахал ей рукой или позвал ее.
- Да, вероятно. Помните, что нашли у нее в кулаке?
- Листовку, на которой кто-то нацарапал грубое ругательство.
- Совершенно верно. Может, ее использовали вместо, так сказать, флажка, чтобы привлечь внимание мисс Тидер? План мистера Клапледи примерно такого же размера, как листовка, предъявленная коронеру в суде. Мы оставим карту здесь, на кусте, и посмотрим, заметно ли ее с тропинки, что тянется от Эвингдон-роуд.
Литтлджон закрепил белый листок на ветвях боярышника около прохода в живой изгороди, и коллеги зашагали к дорожке. Издали карта была видна.
- Похоже, листовку повесили возле того места, где тропинка ведет через кусты изгороди. Убийца мог спрятаться в проходе, и там поджидать жертву. После нападения ему пришлось бы пройти около двадцати ярдов до отстойника. Давайте осмотрим изгородь рядом с проходом.
Детективы вернулись туда, откуда пришли, и начали внимательно исследовать кусты боярышника, чья зелень уже потемнела, а кое-где стала бурой с приближением осени. Примерно в ярде от прохода со стороны Эвингдон-роуд Олдфилд обнаружил три ветки, явно сломанные недавно, еще не засохшие, которые торчали острыми шипами среди листвы.
- Взгляните-ка, Литтлджон!
- Хорошее место, чтобы наколоть на куст предостережение нечестивцам с сопроводительным комментарием.
- Да, но зачем нужен был этот, как вы сказали, «комментарий»?
- Чтобы задержать ненадолго внимание мисс Тидер. В противном случае она могла сорвать листовку и уйти, прежде чем преступник успел бы нанести удар.
Олдфилд потер подбородок и взглянул в сторону отстойника:
- А зачем нести жертву к яме, поднимать крышку и сбрасывать тело?
- Полагаю, убийца видел, что там работает Гормли. Это место хорошо просматривается со стороны Стреттон-Латтимер-роуд. Он знал, что сточную яму чистят раз в полгода. Гормли закончил работу. Лучшего места, чтобы спрятать труп, и не придумаешь. Вдобавок в большинстве подобных штуковин процесс разложения идет быстрее. Убийца рассчитывал, и был отчасти прав, что к тому времени, как отстойник снова придется чистить, труп почти исчезнет. Гормли откроет люк, выкопает останки вместе с другими отходами, отвезет на свалку, да и дело с концом. Гормли едва ли не слабоумный, так что мог попросту не понять, что выкопал. Но даже если бы в итоге преступление все же обнаружилось и началось расследование, сокрытие тела дало бы убийце время замести следы, успокоиться, а может, и сбежать без спешки, не вызвав подозрений. Однако он не принял в расчет чудачеств Гормли, и теперь полиция идет по его следу. Мы не должны его упустить, Олдфилд.
- Но вот что не дает мне покоя: чем занималась мисс Тидер до убийства, после того как рассталась с Хаксли? Куда шла и зачем? Харриуинкл обошел всю деревню в поисках ответа, однако без особого успеха.
На верху склона вдруг появился сам констебль, будто давно стоял за кулисами в ожидании выхода на сцену. На ходу он показывал жестами, что у него есть новости. Наконец Харриуинкл, тяжело отдуваясь, приблизился к старшим по званию, его так и распирало от желания поделиться информацией.
- Я выяснил, куда шла мисс Тидер в то утро, когда ее убили! - выпалил он, стараясь выровнять дыхание. - Во время дознания по телефону передали сообщение, а миссис Харриуинкл записала его - она всегда остается в участке, когда я отправляюсь по делам. Так вот, звонила мисс Сатчелл, что держит придорожную чайную на перекрестке Стреттон. Она сказала, что хочет поговорить со мной. Так что, как только вернулся, я сразу ей позвонил. Мисс Сатчелл говорит, в день убийства мисс Тидер заходила туда. Появилась примерно в половине одиннадцатого и просидела до одиннадцати - похоже, ждала кого-то. А в одиннадцать (мисс Сатчелл уверена насчет времени, потому как в одиннадцать уже готовится подавать обед) мисс Тидер вконец потеряла терпение, начала раздраженно хмыкать и фыркать, расплатилась за кофе и ушла.
- Хорошо, Харриуинкл. Я рад, что ваши усилия принесли плоды, - похвалил подчиненного Олдфилд, на что констебль скромно заметил, что это заслуга не его, а мисс Сатчелл.
- Говорит, она узнала о преступлении вчера, но только сегодня утром поняла, что ее сведения могут оказаться важными.
- Итак, - произнес Литтлджон, - теперь нам нужно выяснить, с кем мисс Тидер собиралась встретиться.
- Я как раз к этому подхожу, - с готовностью подхватил Харриуинкл: ему не терпелось выложить оставшуюся часть истории. - По словам мисс Сатчелл, мисс Тидер спросила ее, как только вошла, не появлялся ли священник, и велела пригласить его войти или сообщить ей, если он вдруг покажется на дороге. Мог ли это быть преподобный Клапледи? Высокий священник, сказала мисс Сатчелл. Сдается мне, вряд ли это пастор, хотя среди коротышек мог бы сойти за высокого.
- Нет, это не он, - возразил Литтлджон. - Я догадываюсь, о ком шла речь. По свидетельству Сары Расселл, служанки, в воскресенье мисс Тидер написала письмо некоему священнику и отправила его по почте. Думаю, мы убедимся, что она ждала мистера Уиньярда.
- Будь я проклят! - воскликнул Олдфилд. - Дело принимает любопытный оборот.
Инспекторы объяснили растерявшемуся Харриуинклу, кто такой мистер Уиньярд.
- Полагаю, этот джентльмен - следующий в нашей программе, - сказал Литтлджон. - Мы найдем его в коттедже «Брайар», где он остановился.
- Нам не стоит идти к нему вдвоем, - заметил Олдфилд. - Это испугает его, он замкнется и будет отмалчиваться. Я вернусь в Эвингдон. У меня еще масса дел. Дайте мне знать, если смогу быть вам полезен.
Прежде чем расстаться, трое полицейских еще раз осмотрели проход в стене боярышника на случай, если какие-то следы остались незамеченными. По лугу свободно разгуливал домашний скот, поэтому найти удалось лишь отметины копыт, коровьи лепешки да беспорядочное множество отпечатков лошадиных подков и грубых башмаков, подбитых гвоздями. Маленькая группка распалась в центре деревни: Олдфилд отправился в управление полиции, констебль повернул к дому, а Литтлджон зашагал в сторону коттеджа «Брайар».
Служанка открыла инспектору дверь и проводила его в гостиную, где он остался ждать прихода Уиньярда. В комнате было душно и пахло сыростью. На стенах висели две массивные картины. Повсюду во множестве расставлены были фотографии в рамках. На бамбуковых столиках и другой мебели в викторианском стиле лежали в строгом порядке альбомы, переплетенные подшивки религиозных журналов, нравоучительные романы, стереоскоп и стопка пластин к нему. Обстановку составляли обитый плюшем старый мебельный гарнитур с софой и громоздкий сервант. На спинках кресел красовались салфетки, на диване - кружевные подушечки, на серванте - блюдо с искусственными фруктами и уродливые вазы с бумажными цветами. На этажерке и полке над камином теснились всевозможные статуэтки и безделушки - вероятно, сувениры. Маленькие солонки, кувшинчики, чашки и блюдца, украшенные гербами. Стаканы из цветного стекла, костяные кольца для салфеток и ножи для разрезания бумаги с названиями курортов, где их приобрели. Стеклянный шар с домиком и церковью внутри - если встряхнуть такой шар, в нем поднимется снежная буря. Литтлджон встряхивал игрушку,
когда открылась дверь и вошел преподобный Этелстан Уиньярд с визитной карточкой инспектора в руке. Он вяло пожал ладонь детектива.
- Инспектор Литтлджон. Ах да. Садитесь, пожалуйста. Можете курить, если хотите. Моя кузина никогда не позволяла курить здесь, но запах табака пойдет только на пользу этому дому.
Литтлджон выразил Уиньярду соболезнования.
- Очень печально, - кивнул преподобный. - Настоящая трагедия. Вы можете рассчитывать на мою помощь: я сделаю все, чтобы предать суду чудовище, совершившее это злодеяние.
Уиньярд был высоким плотным мужчиной. Литтлджон окинул его цепким взглядом: волосы темные, лоснящиеся; загорелая кожа; лицо грубое, с крупными чертами; глаза карие, с красноватыми белками. Казалось, толстые губы преподобного не отвисают только благодаря громадному усилию его воли. Для миссионера, несущего Слово Божие жителям южных морей, этот человек неплохо сохранился. Он явно умел позаботиться о себе и о своем желудке!
Мистер Уиньярд держался настороженно. Какие-то мысли занимали его внимание, что-то его тревожило - Литтлджон это чувствовал.
- Насколько я понимаю, сэр, вы ближайший родственник мисс Тидер, и потому, вероятно, пользовались ее особым доверием. В ходе расследования нам стало известно, что в прошлое воскресенье она написала и отправила вам письмо, а утром в день своей смерти ждала вас в придорожной чайной на Эвингдон-роуд. Однако на встречу вы не явились. Вы можете объяснить положение дел?
Священник смущенно потупился и нерешительно пощипал себя за нижнюю губу. Потом что-то виновато промямлил. Литтлджон терпеливо ждал и пускал дым из трубки, спокойно глядя на Уиньярда, в глазах его поблескивали огоньки.
- Ну… ну… в общем, так, инспектор. У моей кузины, очевидно, сложилось неверное представление о моем положении в нашем миссионерском обществе. Она думала, будто я служу в какой-то отдаленной миссии и активно проповедую евангельское слово дикарям. А я коммерческий представитель общества и веду дела в главном порту нашей группы островов. Многие мои собратья, конечно, заняты миссионерской деятельностью в самых отдаленных уголках, но я остаюсь в порту.
«Ах вот в чем дело, - подумал Литтлджон. - Мисс Тидер считала тебя героем, потому и сделала своим наследником! Но кто-то открыл ей глаза и она пришла в ярость». Будто прочитав его мысли, священник продолжил:
- Мы с кузиной никогда этого не обсуждали, но потом, должно быть, кто-то из мести рассказал ей о моих обязанностях. Моя совесть совершенно чиста, уважаемый инспектор. Я выполняю жизненно важную работу, и руководство считает, что у меня к ней талант. Не будь у меня способностей, я нес бы пасторское служение в других местах как миссионер.
- Значит, вы не говорили мисс Тидер, в чем состоит ваша работа?
- Нет. Она писала мне, а я отвечал на ее письма, но рассказывал об общих трудах и обязанностях нашего миссионерского общества, не останавливаясь подробно на своей скромной роли.
Иными словами, выдавал себя за миссионера, чтобы угодить старой деве, поразить ее воображение и получить ее деньги, подумал Литтлджон, затем добавил вслух:
- А теперь насчет письма, сэр. Что вы можете сказать мне о нем?
- Его тон и содержание показались мне странными, инспектор. Но прежде позвольте решительно заявить: меня не было поблизости во время убийства. Мои собратья в Лондоне это подтвердят. Я находился в нашем главном представительстве на Патерностер-роу. Пока гостил у кузины, я читал лекции в Эвингдоне и других местах - собирал пожертвования на общее дело. Я передал мисс Тидер программу и маршрут своей поездки, однако уже в середине следующего месяца мне пришлось повернуть обратно. По плану я должен был провести в Лестере воскресенье, понедельник и вторник на этой неделе, но получил телеграмму с распоряжением срочно вернуться к понедельнику в главное представительство на конференцию. Я дал кузине адрес дома, где предполагал остановиться в Лестере, и сказал, что буду рад получить он нее весточку, а если ей захочется приехать - с удовольствием проведу несколько дней в ее обществе. Она послала письмо для меня на адрес мистера Хокера, хозяина дома в Лестере. Оно пришло в понедельник, сразу после моего отъезда, и Хокер отправил его мне в Лондон. Письмо застало меня слишком поздно, я не успевал прийти на
встречу, которую кузина назначила на утро в день своей смерти. Я телеграфировал ей, но, увы, когда принесли телеграмму, мисс Тидер уже не было в живых.
Лицо священника приняло скорбное выражение. Литтлджон ожидал, что Уиньярд разразится проповедью о бренности бытия человеческого или начнет бубнить заупокойную молитву, но тот вынул из кармана письмо. Уиньярд помедлил, затем развернул его и начал читать своему слушателю маслянистым звучным голосом, будто стоял перед аналоем.
- В письме мисс Тидер говорится:
«Дорогой Этелстан!
В конце этой недели мне сообщили о тебе нечто огорчительное. Надеюсь, это клевета, и тогда я знаю, что делать. Должна тебе сказать, некий мистер Лорример из нашей деревни, у которого есть связи в вашей миссии в южных морях, уверяет, будто твоя работа заключатся вовсе не в обращении язычников в христианство. Он назвал тебя торговым представителем: якобы ты ведешь в порту какие-то дела миссионерского общества.
Не знаю, как такое возможно, ведь ты ясно давал мне понять другое и рассказывал всякие забавные истории о том, как спас множество душ от вечной погибели. Я желаю тебя видеть как можно скорее. Я много думала об этом, молилась, и наконец решила, как следует поступить. Хочу, чтобы ты приехал сюда обсудить положение дел, но пока ты не оправдался передо мной, думаю, мы оба избежим неловкости, если встретимся вне дома. Одна моя приятельница, мисс Сатчелл, держит придорожное кафе на пересечении Эвингдон-роуд и Стреттон-роуд. Предлагаю встретиться там на этой неделе в среду, в десять сорок пять. Есть подходящий поезд, единственный экспресс за весь день. Он отправляется из Лестера в восемь пятнадцать и прибывает в Эвингдон в девять сорок пять. У тебя будет достаточно времени, чтобы добраться до чайной мисс Сатчелл без четверти одиннадцать. И я бы хотела, чтобы ты представил более убедительные доказательства своего христианского служения.
Полагаю, ты понимаешь, Этелстан: если история, что я слышала, подтвердится, мне придется изменить свое завещание. Я собиралась оставить тебе скромное земное богатство во имя укрепления Царствия Божьего твоими трудами, но если это неосуществимо, поскольку круг твоих обязанностей ограничен мирскими делами, и вдобавок, осмелюсь сказать, ты умышленно ввел меня в заблуждение, я намерена завещать деньги одной благотворительной организации, чью деятельность высоко ценю.
Молюсь, чтобы обвинение оказалось ложным и ты смог бы легко опровергнуть его. В этом случае я твердо решила подать в суд на клеветника. Если же слухи подтвердятся, мне больно это говорить, но тогда наши пути расходятся.
Я написала тебе прямо и откровенно, хоть это было для меня мучительно, - молитвы укрепили мой дух. Думаю, ты должен еще до нашей встречи узнать, что меня тревожит. Так ты будешь готов защитить себя. Если представишь убедительные объяснения, я буду на коленях молить тебя о прощении.
С волнением и надеждой жду нашей встречи.
Преданная тебе Этель Тидер».
Закончив читать, мистер Уиньярд смущенно поднял голову и посмотрел на инспектора. Разумеется, подозрения мисс Тидер оказались непустыми: ее случайно или намеренно ввели в заблуждение; последнее представлялось Литтлджону более вероятным.
- Мне понадобится копия письма, мистер Уиньярд. Вы позволите мне взять на время оригинал? Мы постараемся по возможности не разглашать его содержание.
Миссионер передал письмо инспектору, и тот вложил его в свой блокнот.
- А теперь поговорим о ваших передвижениях в день убийства, сэр. Значит, вы находились в Лондоне.
- Да, инспектор. Я выехал из Лестера в понедельник утром. Остановился, как обычно, в отеле «Певерил» на Корам-стрит, присутствовал на конференции в нашем главном представительстве на Патерностер-роу в среду, с десяти до полудня, - секретарь общества подтвердит это. Если вам нужны подробности, имя секретаря - мистер Александр Колкитт, Миссионерское общество Джейбеза Колкитта, Колкитт-Хаус, Лондон, Восточно-Центральный округ, Патерностер-роу.
Литтлджон записал эти сведения в блокнот.
- Как я понял, мистер Уиньярд, похороны состоятся завтра?
- Да, в два часа на местном церковном кладбище.
- Спасибо за помощь, сэр.
Они расстались, и Литтлджон направился в «Колокол», оттуда позвонил Кромвелю, своему подчиненному в Скотленд-Ярде, и велел проверить алиби Уиньярда. Если мисс Тидер угрожала вычеркнуть Уиньярда из завещания, у него был серьезный мотив для убийства. Однако он мало походил на убийцу. Человек подобного склада скорее постарался бы умаслить свою родственницу.
Закончив дела в гостинице, детектив отправился через всю деревню к коттеджу мистера Хаксли. Он считал, что должен побеседовать с тем, кто одним из последних видел мисс Тидер живой, а вдобавок хотел проверить, верны ли оценки Харриуинкла.
Мистер Хаксли был дома. Инспектора проводили в кабинет, где низенький, коренастый человечек реставрировал переплеты подержанных книг - укреплял корешки тонкими полосками кожи, подклеивая их изнутри.
- Рад видеть вас, инспектор! - приветствовал Литтлджона безбожник, которого мисс Тидер столь яростно бомбардировала брошюрами, пытаясь обратить в истинную веру. Трудно было представить кого-то менее похожего на язычника. - Извините, что не прерываю свое занятие. Мы ведь можем разговаривать, пока я работаю? Здесь несколько томов «Симфонии Крудена»[93 - Библейские симфонии, или конкорданции, - упорядоченное собрание всех слов, выражений и фраз, встречающихся в Священном Писании, с указанием их места в тексте.]. Я купил их за бесценок в Эвингдоне на днях. Вот привожу их в порядок, а потом отдам Клапледи. У меня не так много места, чтобы держать подобные вещи, но долг общества - позаботиться о том, чтобы у каждого священника был свой Круден. У старины Клапледи его нет, так что я собираюсь вручить ему это издание. Угощайтесь сигарами, инспектор. Те, что в коробке, хороши. Возьмите сразу несколько, положите в карман.
Столь бурный натиск радушного хозяина привел Литтлджона в легкое замешательство. Он взял сигару, но отказался унести с собой запас.
- Я пришел поговорить о вашей последней встрече с мисс Тидер, мистер Хаксли. Теперь мы знаем, что, расставшись с вами, она направилась в чайную мисс Сатчелл, но, возможно, после ее ухода вы видели кого-нибудь поблизости, в поле или на дороге.
- Ни души, инспектор, разве что девочку, что несла пиво рабочим на поле. Кстати, хотите пива? Я сам как раз собирался выпить.
Не дожидаясь ответа, Хаксли дернул за шнур звонка и попросил слугу принести две бутылки лагера. Мужчины выпили за здоровье друг друга и продолжили беседу.
- Что именно так взволновало мисс Тидер в то утро? Мистер Клапледи видел, как вы беседовали, и говорит, это был долгий обстоятельный разговор. О чем шла речь? Подчас даже мелочь, какая-то незначительная фраза способна пролить свет на случившееся.
- Ну, в основном речь шла обо мне! - ответил Хаксли, вынул изо рта сигару и вместе с клубами дыма разразился громким звучным хохотом. Потом взглянул на Литтлджона поверх очков. - Видите ли, я агностик, а мисс Тидер настойчиво пыталась обратить меня в свою веру, забрасывала листовками и затевала споры. Я эту женщину терпеть не мог. Бесконечно уверенная, что уж ей-то уготовано Царствие Небесное, она никому не давала проходу, все искала новых адептов. Как вам известно, я собирался поохотиться на лугу возле церкви, вот и попался на глаза мисс Тидер, когда та шла к Эвингдон-роуд. Она остановила меня и разразилась речью о Вольтере. Я уже раз сто слышал эту байку о его страхах и раскаянии на смертном ложе. Все это вздор, трескучие фразы, далекие от исторической правды, так я ей и сказал. На прощание она всучила мне брошюру о судном дне и погибели нечестивых.
- Мисс Тидер не говорила, что нашла одну из своих листовок с написанным поверх текста бранным словом?
- Нет. И с каким же словом?
Литтлджон назвал его.
- Фу! Это вовсе не смешно, инспектор. Жалкий аргумент в споре - облить грязью противника. Вообще-то в то утро мисс Тидер была не такой напористой, как обычно. Ее занимали иные заботы.
- Какие?
- Она всполошилась из-за благотворительных организаций. Почему обратилась ко мне, понятия не имею. Может, думала, раз я бываю в Лондоне по делам, то знаю все обо всех.
- О каких организациях она спрашивала?
- О Евангелическом союзе, кажется. А еще о миссии Джейбеза Колкитта. Я рассказал ей все, что мне известно.
- А что именно вы рассказали, мистер Хаксли? Я хотел бы услышать, если не возражаете.
Хаксли отложил в сторону резиновую щеточку и книги, затем подвинул стул и уселся поудобнее.
- Это довольно длинная история, и, наверное, она не имеет отношения к вашему делу, но я постараюсь пересказать ее как можно короче. - Он вытянул ноги и отхлебнул пива. - Я знаю довольно много о миссии Колкитта. Я ходил в школу в Селчестере с одним малым, который сейчас заправляет такого же рода обществом, конкурирует с Колкиттом. Звали его Перси Приттипенни. Я помню большинство прихожан молельни, куда мы оба ходили в угоду родителям Перси, что сколотили недурное состояние на торговле дешевыми товарами. Так и слышу, как старый Приттипенни прилюдно молит Председателя Царствия Небесного, где ему с женой принадлежал солидный пакет акций, «благословить наших братьев в Индии, Китае, Самоа и на морских островах». Живо представляю мистера Приттипенни и Перси: один - точная копия другого, только на двадцать пять лет моложе, и оба в котелках на размер меньше, чем надо.
Литтлджон задумался, к чему эти разглагольствования. Наверное, Хаксли чувствовал себя одиноко, и ему просто хотелось поговорить. Детектив решил потерпеть в надежде, что из этих россказней удастся выудить что-нибудь полезное.
- Итак, Перси влюбился в мисс Боуз, миссионерку-туземку, приехавшую из Индии в отпуск. Представьте, в цветную женщину! «Никогда!» - вскричала миссис Приттипенни во время бурного объяснения между мисс Боуз и тремя Приттипенни, или, если угодно, Приттипенсами, как вам больше нравится. Хо! Хо! Перси заявил, что всегда верил в человеческое братство и заступничество Господне за цветных дам и белых джентльменов. При мысли о наследниках смешанной расы, которым может достаться кругленькая сумма, нажитая за счет магазинов дешевых товаров, миссис П. осталась непреклонна в своем решении, а ее муж промолчал. Мисс Боуз, как я слышал, вежливо заметила миссис Приттипенни, что ее индийские предки создали цивилизацию и значительно преуспели в искусствах и науках еще в те дни, когда пращуры миссис П. гонялись друг за другом с каменными дубинами по лесам Кентского Уилда, после чего эта молодая особа сбежала вместе с Перси на морские острова, где они на пару обратили в христианскую веру немало язычников и прославились благочестивыми делами. Вероятно, Перси сохранил дружеские чувства ко мне, поскольку продолжает
писать: я и сейчас раза два в год получаю от него весточки.
- Но разве все это как-то связано с миссией Колкитта? - уточнил Литтлджон. - Вот что мне хотелось бы знать.
- Да. Но вся история целиком чертовски забавна. Возьмите еще сигару да припрячьте парочку в карман, они действительно хороши. Ладно, постараюсь быть кратким. Пандалу - остров в южных морях, самый крупный в группе примерно из двадцати. Там действуют две миссии, Джейбеза Колкитта и Крестоносцев Сэмюэля Коркиша-Аспинуолла. И Колкитт, и Сэм Коркиш (Аспинуоллом он назвался ради шика!) вели там прежде торговлю и изрядно обогатились, уговаривая туземцев за жалкие гроши нырять за жемчугом, после чего основали два соперничающих общества в надежде умилостивить богов и превратить своих бывших работников из счастливых вольных язычников в мучимых грехами поклонников ревнивого грозного божества. Им следовало бы объединиться, но сторонники Сэмюэля не сошлись во взглядах с братством Джейбеза. Они стояли на том, что окропление водой как ключ от Царствия Господня - уловка для ленивых и тщетная трата сил, таким приемом не открыть врата благодати. Baptizo в Священном Писании означает «погружаю», а не «окропляю», упорствовали крестоносцы и никакие иные доводы не желали слушать. Поскольку среди туземцев весьма
популярны купания в прозрачных водоемах на островах, у крестоносцев набралось больше приверженцев. Они и по сей день сохраняют первенство.
Литтлджон нетерпеливо заерзал на стуле. Подобная теологическая казуистика хороша, когда у вас масса свободного времени, но для занятого человека это сущая пытка.
- Что, стул неудобный? Пересядьте в кресло, инспектор. Итак, я подхожу к сути. Молодой Перси Приттипенни возглавляет братство Коркиша, а преподобный Уиньярд заведует торговыми перевозками в миссии Колкитта. Перси терпеть не может Этелстана и упоминает о нем в каждом письме. Уиньярд заказывает товары в Англии и Австралии, раз в месяц встречает судно, следит за доставкой, нанимает рабочих для разгрузки и переплавляет грузы в глубь острова или в другие точки, занимается почтой и встречает новоприбывших, а еще платит им и отправляет в отпуск с добрыми пожеланиями. В его случае, по словам Перси, «бремя белого человека» не столь уж тягостно. У него есть весьма толковый секретарь-туземец, который выполняет за него все обязанности, разве только не заменяет его на официальных торжествах, и получает за это два шиллинга восемь пенсов в неделю. Все это позволяет Уиньярду проводить свой обширный досуг в тени калебасового дерева, потягивая лаймовый сок или что-нибудь покрепче, когда никто не видит, а то и дремать на веранде под электрическим вентилятором. Иными словами, Уиньярд лишь пустобрех в сутане,
слащавый, льстивый, расчетливый и корыстный. Но самое забавное - ему это сходит с рук. Поговаривают, дошло до того, что его собираются назначить викарным епископом морских островов. Вы только представьте: здесь, в Англии, Уиньярд заливается соловьем перед толпами слушателей, рассказывает о своем пасторском служении, о неустанных трудах в самых отдаленных уголках, о тяготах, что ему приходится терпеть, пока он обходит свою паству, разбросанную по островам.
- Вы рассказали об этом мисс Тидер при встрече?
- Да. Хотя, возможно, не в тех же выражениях. Но я заверил ее, что сведения получены из надежного источника и не подлежат сомнению. Уиньярд просто мошенник, а если она желает взглянуть на письма Приттипенни, я покажу их ей. Я не религиозен и не вмешиваюсь в верования других людей, однако решительно возражаю против пустословия и вранья. Впрочем, заметьте, не я первый открыл ей глаза на святошу и развеял ее иллюзии. Кто-то уже сообщил ей об Этелстане, но она не сказала кто.
- Ваши сведения весьма ценны, признателен вам за помощь. Что ж, пожалуй, я пойду продолжу работу. Спасибо за гостеприимство, мистер Хаксли. Возвращайтесь к своим книгам, сэр, не буду вам мешать.
- Так вы не хотите услышать конец истории?
- Э-э…
- Итак, старый Приттипенни остался один, жена его умерла, а магазинчики дешевых товаров превратились в торговую сеть дешевых универмагов. Он начал тосковать по своему потерянному сыну и однажды собрал чемоданы да отплыл на Пандалу. Прибытие наделало шума, скажу я вам. Когда старый Эфраим Приттипенни в парадном сюртуке и цилиндре, да еще с длинной белой бородой, сошел на берег, его приняли за самого бога сражений, и ни ему, ни его потомкам так и не удалось разубедить туземцев. Великое множество аборигенов обратились от тьмы к свету и прошли обряд погружения. Когда, наконец, старик умер, измученный заботами своих почитателей, оказалось, что он забыл изменить завещание. Все его деньги отошли Салемской церкви в Селчестере, к полному удовольствию тамошнего священства, среди которого тотчас начались раздоры относительно того, как потратить средства. Между тем пророки великого бога Приттипенни, пережившие своего учителя, что покоится теперь на вершине горы в великолепном мавзолее вместе с хитроумным слуховым аппаратом, который он носил на груди при жизни и который туземцы считали могущественным амулетом,
ведут безбедную жизнь и греются в лучах славы знаменитого старца.
Пока мистер Хаксли хохотал до слез над своей историей, Литтлджон сбежал.
Он почти сочувствовал мисс Тидер, чьи попытки обратить этого добродушного старого грешника на путь праведный оказались бесплодными.
Повернув к дому мистера Лорримера, следующего в списке, Литтлджон от души понадеялся, что не попадет из огня да в полымя, не встретит еще одного болтливого чудака. Когда он достиг центра деревни на пути в Холли-Бэнк, ему пришлось пройти сквозь строй бездельников и сплетниц, стоявших у дверей своих домиков. Судя по запахам, тянувшимся из кухни «Колокола», обед детектива уже стоял в печи. Куры копошились в канавах, коты грелись на солнце, собаки что-то обнюхивали на обочине дороги. Кто-то гремел пустыми бидонами из-под молока, а чуть поодаль стрекотала жнейка. Из кузницы доносилось лязганье молота по наковальне и чуть приглушенные удары по горячему металлу. Мимо прогрохотала допотопная двуколка и повернула на Эвингдон-роуд в сторону Хилари-Парвы, а в следующее мгновение, будто нарочно, для контраста, взревел и затих вдали мотор спортивного автомобиля. Два подстриженных куста остролиста обозначили конец пути Литтлджона. Он выколотил пепел из трубки о столбик ворот и повернул к дому.
Глава 9. Пустобрех
Скрытый за густой живой изгородью из бирючины дом, что возвышался над грубо оштукатуренной стеной, был почти не виден с дороги, но когда Литтлджон вошел в ворота Холли-Бэнка, его поразила строгая опрятность этого места. Сад мог бы по праву считаться образцом аккуратности и порядка. Хотя осень уже вступила в свои права и всюду видны были ее следы, Литтлджон не заметил на тропинках ни единого упавшего листочка. Засохшие цветы убрали, а зелень цветников сохранила былую пышность. Цветущие поздние розы и высокие кусты астр наполняли сад яркими красками, в клумбах на газонах распустилась алая и розовая герань. Ровная, прекрасно подстриженная трава напоминала гладкий дорогой ковер.
Дом выглядел так же опрятно, как и сад: свежая краска, чисто выбеленные стены, аккуратные, практичные зеленые ставни. Жилище мистера Лорримера напоминало виллу какого-нибудь богатого француза с юга страны. Миловидная молодая служанка взяла визитную карточку Литтлджона и попросила подождать в гостиной. Комната оказалась светлой и просторной, обставленной со вкусом. Ноги приятно утопали в толстом зеленом ковре. Мебель была добротной и удобной. Стены украшало несколько недурных гравюр, а картина над камином привела Литтлджона в восхищение. Похоже, это был подлинник Коро, хотя детектив не мог сказать наверняка.
Мистер Лорример вышел к инспектору почти сразу. Это был мужчина средней комплекции, в темном твидовом костюме хорошего покроя, щеголеватый, с крупной лысой головой, похожей на купол, в венчике редких темных волос, со свежим, чисто выбритым лицом, тонкими поджатыми губами и заметно выдающимся острым носом, с глубоко посаженными, слегка навыкате серыми глазами за стеклами очков без оправы и тонкими, соломенного цвета бровями. Похоже, отличительными чертами его характера были взыскательность, аккуратность и чистоплотность. Литтлджон обратил внимание на его руки, крупные, но тщательно ухоженные. Рукопожатие мистера Лорримера оказалось крепким, и детектив вспомнил, как пастор упоминал, что обитатель Холли-Бэнка - известный местный пианист, который играет по нескольку часов в день для собственного удовольствия и никогда не выступает перед публикой.
Лорример жестом предложил Литтлджону занять кресло.
- Итак, инспектор, полагаю, ваш приход как-то связан с тем ужасным убийством. Не знаю, чем могу быть полезен, но, конечно, готов сотрудничать. Слушаю вас.
- Мне нужна ваша помощь в одном вопросе, мистер Лорример. По словам служанки покойной, в прошлое воскресенье после церковной службы вы сообщили мисс Тидер нечто такое, что огорчило ее. Вернувшись домой, она почти сразу написала своему кузену, мистеру Уиньярду, и назначила ему встречу, чтобы обсудить его миссионерское служение. Я хотел бы знать, не о нем ли вы говорили.
- Да, инспектор. Я просто пересказал мисс Тидер то, что слышал о ее родственнике и его образе жизни. Видите ли, недавно он выступал здесь с лекциями - в Эвингдоне, например, его речь собрала полный зал. Уиньярд заставляет людей думать, будто он сам апостол Павел южных морей, а в действительности, насколько я понимаю, он лишь торговый агент.
- Как вы об этом узнали?
- К несчастью для мистера Уиньярда, один мой знакомый, в прошлом - кассир лондонского банка, а теперь глава англо-австралийского представительства Саут-Си-банка в Пандалу, оказался в Эвингдоне, когда там проходили лекции, и посетил одну из них. Представьте его изумление, когда мистер Уиньярд, которого он отлично знает, поднялся на кафедру и разразился пространной речью, вернее - принялся плести небылицы, весьма далекие от реальности. Моссли, так зовут моего приятеля, оказался перед выбором: немедленно уйти или объявить старого Уиньярда мошенником. Будучи человеком застенчивым, он выбрал первое. Позднее Моссли только порадовался этому - у него хорошее чувство юмора, он посмеялся над историей с Уиньярдом, когда остыл. Я случайно встретил его в Эвингдоне, и он мимоходом рассказал мне ее.
- Вы сочли себя обязанным сообщить об этом мисс Тидер?
- Нет. Мы просто шли к дороге после службы и беседовали по пути. Мисс Тидер упомянула, что Уиньярд отправился с лекциями в турне по другому району. Тут я взял да и выложил историю Моссли: даже сообразить не успел, что сболтнул лишнее. Мисс Тидер минуту не могла опомниться - так огорчилась, - затем захотела пройтись до моего дома и услышать полный отчет. Я попытался осторожно сгладить острые углы, увидев, как сильно она расстроена. Похоже, мисс Тидер свято верила в миссионерское служение Уиньярда и в своем завещании отписала ему солидную сумму на это благое дело - хотела поддержать «труды всей его жизни». Да, скажу я вам, когда мы с ней расстались, она была очень взволнована.
Литтлджон посмотрел в лицо Лорримеру и встретил невинный, простодушный взгляд. Пусть Уиньярд и виноват, подумал инспектор, но умышленно доносить на него - подлая проделка.
- Вы можете сообщить что-либо еще, способное помочь нам в данном деле, мистер Лорример?
- Боюсь, нет. Видите ли, я мало что знал о мисс Тидер и ее занятиях. По правде говоря, старался держаться от нее подальше. Я слышал о том, что она вытворяла, слышал о раздувании сплетен и о ее, с позволения сказать, общественной деятельности в деревне, вот и решил по возможности не иметь с ней дел.
Лорример осклабился, показав полный рот ровных белых вставных зубов, и понимающе кивнул Литтлджону.
- Это лишь формальность, сэр, но я должен спросить: что вы делали утром в день убийства?
Лорример вскинул тонкие брови.
- Так я в списке подозреваемых, инспектор? Ума не приложу почему, я ведь почти не знал эту женщину и совершенно не интересовался ею. Увы, я не могу предъявить вам железного алиби. Скажу лишь, что играл на фортепиано с половины одиннадцатого и примерно до полудня. Как обычно. Так получилось, что один мой приятель прислал мне новую сонату собственного сочинения: она пришла в среду утренней почтой, - я начал разбирать ее и проиграл дважды. Признаюсь, это не слишком убедительное алиби, но служанки наверняка слышали, как я играю. Фортепиано стоит здесь.
Он указал на рояль возле окна. На крышке лежала растрепанная кипа рукописных нот. Прежде чем инспектор успел ответить, Лорример вызвал звонком прислугу.
- Вам лучше бы проверить все у служанок на всякий случай. Сейчас они обе тут. Спросите их, а я не буду вам мешать и задавать наводящих вопросов.
Суетливость Лорримера вызвала у инспектора раздражение. Он предпочитал работать по-своему. На звонок явилась та девушка, что открыла ему дверь. Лорример вяло махнул рукой, приглашая ее подойти к детективу.
- Инспектор хотел бы задать пару вопросов тебе и Элис. Пришли ее сюда, когда он с тобой закончит.
- Я лишь хочу, чтобы вы подтвердили, что слышали, как ваш хозяин играл на фортепиано в прошлую среду с десяти тридцати до полудня. Вы помните?
- Ну, он почти всегда играет утром, сэр. Погодите-ка, в среду… - Девушка застыла в позе глубокой задумчивости. - Ах да, вы ведь в среду сказали, чтобы вам подали кофе на полчаса раньше. Правда, сэр? А когда я принесла его, просили вас не беспокоить, потому что будете заняты чем-то важным.
Лорример улыбнулся девушке, снова обнажив зубы.
- Все верно, Грейс.
- Вы играли без остановки почти час, а потом продолжали до двенадцати.
- Откуда вам известно время, Грейс? - спросил Литтлджон.
- Ну, я знаю, когда хозяин начал играть, потому что подала ему кофе в половине одиннадцатого вместо одиннадцати. И помню, что он закончил игру вскоре после того, как я посмотрела на кухонные часы, не пора ли накрывать стол к обеду.
Казалось, девушка готова и дальше болтать без умолку, но Литтлджон уже получил ответ на свой вопрос. Он поблагодарил Грейс и отпустил ее, попросив прислать Элис, но не говорить ей, о чем пойдет речь.
Элис была пухлой и застенчивой, настоящей деревенской девушкой в отличие от старшей служанки, Грейс, чья манера держаться выдавала городское воспитание. Элис краснела и заикалась от смущения. Да, она слышала, как играют на фортепиано. Игра прервалась на минуту-другую, а потом возобновилась. Насколько она помнит, рояль зазвучал сразу после того, как она приготовила кофе для хозяина, а Грейс забрала его. Было рано. Да, около половины одиннадцатого. Играть перестали примерно в двенадцать. Она помнит, потому что Грейс указала ей на часы и велела поторапливаться с картофелем. Вскоре после этого мистер Лорример вызвал ее звонком, прервал игру и что-то сказал ей насчет чернил, которые он пролил на ковер. Она вытерла пятно, но слабый след возле рояля все же остался, он и сейчас виден. Литтлджон поблагодарил девушку. Она с явным облегчением едва ли не бегом бросилась к двери и, взволнованная, поспешила в кухню обменяться впечатлениями с Грейс.
- После той утренней встречи вы еще видели мисс Тидер, мистер Лорример?
- Как ни странно, да. Вечером мне было нечем себя занять, и я снова отправился в церковь. Для меня это довольно необычно. Я возвращался домой, когда мисс Тидер догнала меня и сообщила, что написала своему кузену, попросив встретиться с ней в среду. Она решила дать ему возможность опровергнуть обвинения. Меня это огорошило. Я и подумать не мог, что случайно оброненные слова приведут к серьезным последствиям. Так я ей и сказал.
- Что она ответила?
- Мисс Тидер горячо поблагодарила меня, объяснив, что если моя история окажется правдой, то я помог ей избежать страшной ошибки. Если же нет, она очень разгневается на того, кто распустил этот слух, кем бы он ни был. То есть, как я понял, если Уиньярд сумеет оправдаться. В любом случае меня это не касалось, так что я не придал значения ее словам. Мы расстались в центре деревни, и я направился домой. Однако я рад, что открыл мисс Тидер глаза на проделки этого пустобреха, ее кузена, который морочил ей голову.
- Пустобреха? Сегодня я уже слышал это словцо.
- Наверное, от старого Хаксли. Это его выражение. Я встретил его утром: похоже, та же новость поступила к нему из другого источника. Странно: мы оба живем в одной деревне, а история из далеких краев добралась до нас разными путями.
Мистер Лорример имел привычку резко обрывать фразы: казалось, он стискивает зубы, чтобы решительно остановить бурный словесный поток, - а пересказывая сплетню, известную ему и Хаксли, причмокивал губами, будто пережевывал и смаковал каждое слово.
Литтлджон поблагодарил Лорримера и попрощался. Он помнил о похоронах мисс Тидер, назначенных на два часа, и спешил добраться до гостиницы, где его ждал обед. Решил, что будет держаться чуть в стороне и издали наблюдать за траурной церемонией. Возможно, удастся составить представление о тех, кто будет присутствовать на похоронах, и сделать какие-то выводы. Вдобавок ожидалось, что на кладбище прибудет адвокат из Эвингдона. Позднее по договоренности с Олдфилдом он собирался огласить завещание и в присутствии полиции просмотреть личные документы мисс Тидер.
Литтлджон переходил улицу, когда услышал частую дробь шагов за спиной. Это был мистер Клапледи. Он семенил ногами, путаясь в сутане, - торопился домой к обеду. Пастор помахал рукой Литтлджону и догнал его.
- Здравствуйте, инспектор. Надеюсь, вы придете на похороны сегодня днем. Это было бы символично. Своего рода знак, что закон не дремлет, но добивается справедливости для несчастной женщины. Тогда увидимся позднее. До свидания, до свидания. - Полы сутаны снова захлопали, потом пастор вдруг резко обернулся и доверительно сообщил Литтлджону: - События никогда не случаются поодиночке, верно, инспектор? Знаете, ко мне только что заходила Полли Друс. Она и молодой Эллиман - раньше он служил конюхом в Хилари-Холле, а теперь его призвали в армию, - собираются завтра пожениться по специальному разрешению и хотят, чтобы я их обвенчал. Совершенно неожиданно! Я бы даже сказал, удивительно! Парня отпустили в увольнение всего на сутки, а они с Полли надумали сыграть свадьбу. Я понятия не имел, что между ними что-то есть… Что ж, до встречи… - Преподобный Клапледи пустился рысью дальше и повернул за угол, бормоча что-то себе под нос.
- Ну-ну, - улыбнулся Литтлджон, потянул носом воздух и пошел на запах ростбифа и йоркширского пудинга.
Глава 10. Завещание
К обеду начал накрапывать дождь, а когда настало время похорон мисс Тидер, уже лило как из ведра. Литтлджон стоял перед входом в «Колокол» рядом с хозяином, его женой и группой завсегдатаев и наблюдал, как две дымящиеся паром лошади тащат за собой траурный катафалк, сочетая предельную торопливость с почтительностью. За катафалком следовали три машины, невидимые пассажиры скрывались за запотевшими стеклами. Литтлджон накинул плащ и направился к кладбищу, держась поодаль от процессии. Дождливая погода не удержала дома тех, кого похороны манят как развлечение: пестрая толпа любопытных и сочувствующих нестройной вереницей потянулась за кортежем. Покачивались зонтики, над дорогой разносился гулкий топот ног. Голоса не звучали, только шум шагов, негромкий рокот машин, ползущих за катафалком, цокот лошадиных копыт да шорох и стук дождя. В церкви уже дожидалась другая партия незваных зрителей и скорбящих, они прятались от дождя на крыльце и под сводом покойничьих ворот. Самые стойкие нашли себе убежище под мокрыми деревьями. Они приветствовали друг друга сдержанными кивками, молчаливо или шепотом, потом
сурово затихали в ожидании церемонии погребения. Литтлджон вошел на кладбище через боковые ворота и встал под каштаном, но дождевые капли стекали с ветвей и падали ему за шиворот. Инспектору пришлось застегнуть макинтош на все пуговицы и надвинуть шляпу на глаза.
Вскоре из церкви появился мистер Клапледи, мальчик-певчий нес над его головой большой зонт. За ними следовали мистер Брасси (поверенный), Уиньярд и две ветхого вида старушки в выцветших черных одеждах - вероятно, дальние родственницы пришли занять место у могилы и получить причитающуюся им долю соболезнований. Была здесь и Сара Расселл в сопровождении Торнбуша. Оба в новых траурных костюмах и с зонтами, которые не спасали от ливня, медленно превращавшего ткань их одежды в атлас. На лице Торнбуша застыло неприступное набожное выражение, его так и распирало от сознания собственного величия, будто он знал все о смерти и геенне огненной, знал, как вырвать у них жало и обратить их победу в поражение. Казалось, он вот-вот оттолкнет пастора в сторону, разразится потоком псалмов и сам предаст земле покойную. Монотонное бормотание мистера Клапледи напоминало жужжание пчел в его улье. Пахло землей, плесенью, прелыми листьями и дымом. Шаркая и оскальзываясь на бугорке вырытой земли, могильщик с подручным подняли гроб и занесли его над могилой. Мистер Клапледи пробубнил последние слова, гроб опустили. Глина и
камешки загрохотали по крышке, скорбящие в последний раз заглянули в глубину, затем горсточка официальных участников церемонии распалась, все побежали к машинам. Могильщик установил промокшие цветочные венки в стороне от дорожки и вместе с помощником замер в ожидании. Это был знак для публики, что можно подойти к могиле. Женщины устремились вперед по траве. Они читали надписи на венках, оживленно переговаривались, смотрели вниз на гроб, с напускной почтительностью бросали на крышку пригоршни грязи и камней, а затем спешили прочь, жалуясь соседкам, что насмерть продрогли. Когда измазанная грязью толпа рассосалась, к могиле поспешила сухая, с прямой спиной женщина в старомодном плаще с пышными у плеча и сужающимися к запястьям рукавами. Свой зонт она держала высоко, словно знамя, и шла твердым, решительным шагом, со сжатыми в тонкую полоску губами. Женщина не задержалась у могилы, а приблизилась к самому краю, набрала пригоршню грязной земли с камнями и швырнула ее на гроб жестом, полным злобной непреклонности и мстительной радости. Потом она зашагала прочь.
Двое рабочих принялись торопливо засыпать могилу землей. Литтлджон подошел к ним.
- Кто это был? - поинтересовался он.
- Что? - переспросил могильщик, на кончике носа у него висела дождевая капля, а с мокрых усов, словно с сосулек, капала вода.
- Женщина, что только сейчас ушла. Кто она?
- А-а, это миссис Уикс с фермы «Аппер-Хилари». Она со странностями… Слушай, Ишмаэл, ты не можешь работать лопатой побыстрее? Я уже продрог до костей.
Появился Олдфилд в клеенчатом плаще и зюйдвестке. После сцены похорон Литтлджон рад был увидеть его веселое румяное лицо. В зубах у него дымилась большая трубка из горлянки. Детективы дружески поздоровались.
- Как дела, Литтлджон?
- Да так себе. Пока ничего определенного. Я расскажу вам, когда мы найдем место посуше и выпьем чего-нибудь горячего.
- Я виделся с Брасси. Примерно через час все посторонние разойдутся. Мы договорились встретиться в пять в коттедже «Брайар». Он не будет трогать письма и бумаги до нашего прихода.
- Хорошо. Тогда предлагаю взглянуть, чем нас угостят и согреют в «Колоколе». Там я и расскажу вам, как дела.
Они направились в паб, оставив главную героиню этого странного дела покоиться с миром под мокрыми деревьями.
В коттедже «Брайар» им в ответ на стук открыла дверь заплаканная Сара Расселл. Лицо ее опухло от слез, глаза покраснели. Когда инспекторы вошли в гостиную, они застали мистера Брасси в сильном волнении. Уиньярд сидел в кресле у камина в позе человека, сломленного отчаянием. Адвокат обратил сердитое лицо к новоприбывшим.
- Не хватало только прихода полиции, чтобы довести до конца чертову клоунаду, которую я наблюдаю вот уже много дней. Как бы мне хотелось, джентльмены, чтобы вы пришли арестовать эту глупую Сару Расселл и этого балабола-псалмопевца Торнбуша!
Удивленные таким приемом детективы вопросительно уставились на мистера Брасси. Лицо его побледнело от гнева, худые руки яростно жестикулировали, а похожие на парик волосы торчали во все стороны. Сейчас он, как никогда, походил на драчливого воробья после жестокой драки с соперниками за хлебные крошки.
- Добрый день, джентльмены, - простонал Уиньярд, подняв багровое лицо. Губы у него пересохли, он буквально обливался п?том.
- Мало нам других забот, так еще эти осложнения, - рокотал Брасси, клацая фальшивыми зубами. - Мы только что обнаружили, что завещание, суть которого я пересказал вам на днях у себя в конторе, вовсе не последняя воля моей покойной клиентки. Его лишает силы более поздний документ, написанный мисс Тидер собственноручно в прошлый понедельник и заверенный подписями Сары Расселл и этого мерзкого Торнбуша. Мы узнали о нем час назад!
Олдфилд в замешательстве пригладил волосы, а Литтлджон тихо присвистнул.
- Да уж, тут только и остается, что свистеть. В жизни не слышал подобного вздора. В порыве досады на мистера Уиньярда, что присутствует здесь… - При этих словах сокрушенный миссионер испустил стон. - …мисс Тидер решила изменить завещание. Вместо того чтобы посоветоваться со мной, а именно так ей и следовало поступить, она тщательно переписала свою копию документа, что хранился у меня, однако внесла в него изменения. Новое завещание повторяет предыдущее за тем лишь исключением, что Уиньярд лишается наследства, а его доля отходит Евангелическому союзу. Вы только представьте!
- Но чем я провинился, что такого сделал, чтобы со мной обращались подобным образом, презирали меня и унижали? - горестно взвыл Уиньярд, обращаясь к присутствующим.
- Разумеется, мистер Брасси, - вмешался Литтлджон, - вас должны были уведомить об этих изменениях если не до, то сразу после смерти мисс Тидер. Расселл знала о новом завещании, и ей следовало предупредить вас.
- Это меня больше всего и возмущает. Будь моя воля, эта девица и ее приятель святоша не получили бы ни пенни. Однако, похоже, мисс Тидер составила новый и, заметьте, совершенно законный документ, подписала его и заверила подписями двух свидетелей, после чего заперла в ящике своего бюро. Она сказала Расселл в присутствии Торнбуша, что это завещание - мера предосторожности. Мисс Тидер кое-что узнала об Уиньярде и пожелала обезопасить себя на случай, если история окажется правдой. Она собиралась уничтожить доморощенный документ, если слух не подтвердится, и оставить его в силе при другом исходе. Если же ее вдруг «настигнет внезапная смерть» (так выразился этот лицемерный мошенник!), Расселл должна была передать новое завещание мне.
- Так почему она не сделала этого сразу? - спросил Олдфилд.
- Из-за Торнбуша! У него хватило наглости сказать девице, чтобы она подождала до похорон. Тогда самое время оглашать завещание, заявил он, черт бы его побрал! Эта парочка помалкивала, пока я не представил старый документ, тогда-то они и взорвали свою мину.
- Разве обстоятельства, при которых составлялось новое завещание, не дают достаточных оснований опротестовать его? - спросил Литтлджон.
- Я буду бороться! Я буду бороться! - вскричал Уиньярд, воспрянув духом.
- Вы ничего этим не добьетесь. Новое завещание законный документ, и найдется не меньше полудюжины людей, готовых засвидетельствовать, что мисс Тидер была в здравом уме на момент его составления. Я сочувствую вам, Уиньярд, очень сочувствую, но меня приводит в бешенство манера, в которой это было проделано, и поведение пары болванов, что сидят теперь здесь. Я уже высказал Саре все, что о ней думаю, и взгрел Торнбуша как следует. Он не приблизится к этому дому, пока завещание не будет официально утверждено, или я прогоню его взашей. А теперь, джентльмены, предлагаю всем успокоиться и изучить личные бумаги покойной. Простите, Уиньярд, мне жаль, но вам нельзя тут оставаться. Вам лучше удалиться к себе в комнату и немного отдохнуть, оправиться от потрясения. Вы это преодолеете.
Адвокат проявил человечность: продел руку под локоть расстроенного миссионера и проводил его до двери.
- Итак, джентльмены, давайте посмотрим, что у нас в этом столе.
Хранилищем личных документов мисс Тидер служило большое старомодное бюро, стоявшее в углу комнаты. Брасси достал из кармана ключ и открыл верхний ящик.
- Надеюсь, мы не найдем там других завещаний, черт возьми, - проворчал он. - Мне и без того хватило хлопот. Пришлось отправить домой на такси обеих мисс Голайтли, дальних родственниц покойной! Похоже, мисс Тидер забыла упомянуть о них в своем завещании. Не оставила им даже денег на дорогу, чтобы они смогли приехать на похороны!
В верхнем ящике бюро хранилась куча бумажного хлама. Аккуратно перевязанная лентой пачка прошлогодних рождественских открыток с именами отправителей, написанными карандашом рукой мисс Тидер. Очевидно, подсказка, кому отправить поздравления в следующий раз. Почтовая бумага, конверты, сургуч, ярлыки, ручки, перья и бухгалтерские книги. Стопка старых расчетных книжек и корешки чеков. Трое мужчин перебрали всю эту пеструю свалку, полицейские отложили в сторону бухгалтерские книги и чековые корешки, чтобы позднее изучить их. Во втором ящике обнаружилась чековая книжка текущего счета и расчетная книжка, они отправились к старым банковским документам для более подробного исследования. В том же ящике лежали кипы старых счетов, рекламных буклетов и писем. Последние в основном от родственников, включая мистера Уиньярда. Мисс Тидер держала здесь и деловую переписку, сколотую в уголке большой скрепкой. Письма с просьбами о денежной помощи от благотворительных организаций и частных лиц, на каждом аккуратная пометка: «Нет» или «Поручить», - а то и: «Отправлено пять фунтов» - или другая сумма с непременной
датой. Напоследок извлекли еще одну пачку писем, тоже зажатую скрепкой. Они оказались самой любопытной находкой. Адрес отправителя на всех письмах был указан один: Лондон, Восточно-Центральный округ, Роупуокер-стрит, 11, - а на официальном бланке значилось: «Евангелический союз за обращение грешников к покаянию». Сложенные в хронологическом порядке письма наглядно представляли краткую историю связей мисс Тидер с этой благотворительной организацией. Судя по всему, покойная патронировала ее в течение трех лет и время от времени жертвовала союзу весьма солидные суммы. Детективы добавили письма к расчетным документам, чтобы позднее сопоставить их.
Наконец открыли нижний ящик. Здесь хранились разнообразные религиозные брошюры и листовки, однако «облагораживающая» литература оказалась в довольно странном соседстве. Рядом лежало не меньше двух дюжин дешевых, в бумажных обложках романов, купленных по почте или тайком в мелких лавках. Французские, немецкие, американские, британские книги - все на английском языке, разумеется. Некоторые хорошо известные, другие нет, но все одинаково непристойные. Трое мужчин переглянулись и криво усмехнулись. Мистер Брасси закрыл и запер ящик.
- De mortuis…[94 - Начало латинской фразы «De mortuis aut bene, aut nihil» (О мертвых либо хорошо, либо ничего).] - пробормотал он. - Нам нужно распорядиться, чтобы эти книги тихо сожгли. Возможно, мисс Тидер купила их, чтобы лучше понимать тех, чьи души, как ей казалось, пыталась спасти. Не спешите осуждать ее, давайте истолкуем сомнения в ее пользу.
Их внимание обратилось к отложенным вещам. Не вызывало сомнений, что любимой благотворительной организацией мисс Тидер был Евангелический союз. Об этом красноречиво свидетельствовали переписка и расчетные книжки. Покойную искусно оплетали лестью и ловко убеждали поддерживать труды союза, в чем бы те ни заключались. Вначале была листовка с описанием работы общества среди опустившихся жителей трущоб и даже в Уэст-Энде. Мисс Тидер явно заинтересовалась и отправила союзу пять фунтов, на что последовал немедленный и пространный ответ вместе с солидной порцией литературы. На время наступило затишье, потом пришло новое письмо с просьбой о пожертвовании. Мисс Тидер расщедрилась на десять фунтов. Деньги эти употребляли (возможно, только на словах), чтобы наставить на путь истинный заблудшую сестру, чье имя упомянули особо. Через неделю на адрес союза поступило письмо от раскаявшейся грешницы со словами горячей благодарности и признательности к неведомой благодетельнице, открывавшей ей всю глубину ее греховности. С того дня мисс Тидер стала легкой добычей для ловких вымогателей. Письма приходили одно за
другим. Выписывались чеки на пятьдесят фунтов, дальше изливался поток благодарностей, отсылались копии писем от обращенных к их щедрой покровительнице. Наконец, примерно за год до смерти, мисс Тидер оказали высокую честь: сделали почетным вице-президентом общества, - а ее фамилия появилось на официальном бланке!
Брасси просматривал письма одно за другим и передавал детективам. Литтлджон и Олдфилд выписывали суммы пожертвований на отдельном листке и в заключение подвели приблизительный итог, подсчитав, сколько средств перевела мисс Тидер Евангелическому союзу за время своего участия в его работе. За три года она выплатила обществу две с половиной тысячи фунтов! А теперь завещала ему б?льшую часть своего имущества! Адвокат и полицейские пришли в замешательство.
- Это не первый случай, мне уже приходилось сталкиваться с подобным, - произнес Брасси. - Лесть и угодничество часто толкают одиноких людей вроде мисс Тидер на безумства, ослепляют их. Она воображала, будто заменяет мать падшим женщинам Лондона, и тот, кто вытягивал у нее деньги, хорошо знал, как ее ублажить.
- Кстати, вы когда-нибудь раньше слышали об этом благотворительном обществе? - спросил Литтлджон. - Странно, что мисс Тидер не стремилась изучить подробнее его деятельность.
Брасси поворошил стопку машинописных листов:
- Видите, они представили безупречный балансовый отчет, составленный по всем правилам. Ревизию проводила бухгалтерская фирма, наделенная подобным правом, доходы и расходы документально подтверждены. Похоже, спектакль умело срежиссирован. Все эти письма подписаны штатным секретарем Алсимасом Мортимором, но президентом значится некий преподобный Питер Скэрздейл, доктор богословия.
Поверенный указал на два письма, которые успел внимательно просмотреть.
- Вероятно, мисс Тидер пыталась договориться о личной беседе с доктором богословия. Вот его ответ.
Преподобный пустился в многословные, почтительные до слащавости объяснения, как он занят, как неустанные труды в винограднике Господнем занимают все его время. Однако он счастлив будет встретиться с щедрой благотворительницей при первой же возможности и напишет ей в самое ближайшее время. Потом пришло еще одно письмо от мистера Скэрздейла. На сей раз он находился в Шотландии и никак не мог явиться на встречу с мисс Тидер в Лондоне, как предполагалось ранее. Вдобавок преподобный решительно не советовал почтенной леди посещать кварталы Ист-Энда, где братья несут свое духовное служение. Ей там не место. Он договорился, чтобы мистер Мортимор навестил мисс Тидер в Хилари и лично рассказал ей о повседневных трудах союза, о плодах этих трудов и о том, как важен ее великодушный вклад в их общее дело.
Судя по всему, Мортимор посетил коттедж «Брайар»: среди бумаг обнаружили его письмо с благодарностью за гостеприимство, а позднее, через несколько дней, пришло еще одно - с выражением признательности мисс Тидер за обещание выделить союзу долю в наследстве.
- Здесь что-то нечисто, - заметил Брасси. - Похоже, бедную женщину водили за нос, не подпускали к делам благотворительного общества и старательно удерживали подальше от Лондона. На мой взгляд, это весьма подозрительно. Нам нужно внимательно изучить этот союз.
- Можете предоставить это мне, мистер Брасси. Скотленд-Ярд уже собирает сведения об Евангелическом союзе, так что скоро мы узнаем все о Мортиморе, Скэрздейле и компании. Сдается мне, мы имеем дело с ловким мошенничеством, которое длится давно.
Детективы оставили адвоката приводить в порядок содержимое бюро, но взяли с собой расчетные документы, связанные с благотворительностью.
- Дайте мне знать, если в дальнейшем я смогу чем-то помочь, - произнес Брасси. - Я не защищаю интересы Уиньярда: сказать по правде, я его терпеть не могу, - однако надеюсь, что вы наделаете шума на Роупуокер-стрит и упечете за решетку предполагаемых наследников, что позволит аннулировать завещание. Если удастся восстановить статус-кво, Уиньярд сможет оставить южные моря и уйти на покой. До свидания, джентльмены.
Сара Расселл отворила дверь полицейским. Литтлджон задержался на пороге комнаты, где она стояла, расстроенная, с заплаканными глазами.
- Сара, почему мисс Тидер назвала завещание мерой предосторожности? Только не начинайте снова плакать. Я не виню вас за ваш поступок, меня это не касается. Но странно, что мисс Тидер поспешно составила новое завещание перед встречей с Уиньярдом.
Служанка громко шмыгнула носом, лицо ее скривилось.
- Я собиралась сообщить об этом мистеру Брасси, но он так рассердился, что не дал мне заговорить. Наверное, теперь я могу закончить свой рассказ. Мисс Тидер шепнула мне по секрету - она не часто посвящала меня в свои личные дела, но на сей раз так огорчилась, что хотела с кем-то поделиться. Так вот, она сказала мне: «Сара, я кое-что узнала об одном своем родственнике от мистера Лорримера, уважаемого человека, которому я глубоко доверяю, и он готов представить доказательства. Я сейчас же изменю свое завещание. Конечно, тебя это не коснется, Сара, речь идет о моем родственнике. Сходи, пожалуйста, за мистером Торнбушем: я хочу, чтобы вы были свидетелями». Ну, я сходила за Уолтером, мы оба расписались, а потом мисс Тидер говорит нам: «Я кладу завещание в этот ящик. Если со мной что-нибудь случится до того, как я увижусь с мистером Брасси, вы покажете ему, где оно хранится. Я встречусь с родственником на этой неделе, спрошу, что он может сказать в свою защиту, а если он не сумеет убедить меня, тогда я отдам это завещание мистеру Брасси, чтобы он оформил его как полагается».
- Но к чему эти разговоры о предосторожностях? Она ведь не собиралась умереть до среды?
- Не знаю, сэр. Похоже, мисс Тидер чего-то боялась.
- Чего именно?
- Ну, что-то случилось, когда она ходила в «Аппер-Хилари» за дикими яблоками миссис Уикс. Хозяйка вернулась без яблок, очень расстроенная. «Сара, - сказала она, - миссис Уикс странная и неприятная женщина. Она заявила, будто меня нужно убить за то, что сегодня я ей сообщила, словно это неправда, а ведь ей следует знать». Хозяйка ужасно огорчилась - наверное, поэтому и решила составить завещание, на крайний случай.
- Спасибо, Сара. Вы очень нам помогли. Но зачем было все это скрывать? Почему вы раньше не рассказали мне о завещании?
- Сэр, это Уолтер посоветовал мне придержать язык и поменьше болтать. Разговоры только делу вредят, они что треск тернового хвороста под котлом[95 - Еккл. 7:6.]. Однако мистер Брасси так распереживался, что я подумала: совет Уолтера не так хорош, как мне казалось раньше. На самом деле, сэр, я думаю порвать с ним, но пока не решила. Я уже не доверяю ему, как раньше. Я обращалась с молитвой к Престолу благодати Божией раз или два и жду теперь ответа.
- Сара, не бросайтесь со своими деньгами за первым же мужчиной, что встретился вам на пути.
- О, он вовсе не первый, сэр! - воскликнула служанка и залилась краской.
- Удачи вам, Сара, какое бы решение вы ни приняли, только в будущем не скрывайте сведений от полиции по чужому совету.
В «Колоколе» детективы утолили жажду после пыльной бумажной работы и расстались. Литтлджон позвонил в Скотленд-Ярд сержанту Кромвелю и не застал его, тот ушел добывать сведения по делу Тидер, но оставил сообщение: алиби Уиньярда подтвердилось. Инспектор заказал ужин на восемь часов, а затем отправился на ферму «Аппер-Хилари».
Глава 11. Ужас в «Аппер-Хилари»
Дождь прекратился, и, когда Литтлджон по пути к «Аппер-Хилари» шел через деревню к перекрестку на Эвингдон-роуд, мокрое шоссе блестело как стекло, а в воздухе разносился запах осенних листьев и влажной травы. Заходящее солнце окутывали густые, с желтыми прожилками облака, не предвещавшие хорошей погоды на завтра. Девушки и женщины, иногда в сопровождении одного-двух деревенских парней, спешили в церковь с охапками зеленых веток, снопами пшеницы, кочанами капусты, репой или свеклой, несли мешки и корзины с яблоками, грушами или картофелем - готовились к завтрашнему празднику урожая.
Другие жители деревни, нарядные, в лучших своих костюмах, стояли группами в центре или неспешно брели к «Колоколу» в поисках веселой компании. Маленький красный автобус остановился на Эвингдон-кросс, из него выплеснулся поток женщин с детьми и немногими мужчинами в мешковатой одежде, все нагруженные свертками разнообразных форм и размеров - покупками с еженедельной ярмарки в Эвингдоне. В методистской молельне шла полным ходом субботняя вечерняя служба, и, когда Литтлджон повернул направо, к дороге на ферму «Аппер-Хилари», его оглушили звуки евангельского гимна:
Не уступай искушению, ибо грешно уступать;
Каждая победа - шаг к новому преодолению.
Слышались пронзительные визгливые голоса женщин, лишенный мелодии рокот редких басов. И поверх прочих шумов под яростные звуки фисгармонии рвался ввысь рыдающий тенор. Инструмент то набирал силу, то стихал до астматического хрипа, когда музыкант давил на педали. В домах зажигались огни, опускались шторы. Сара Расселл сидела при свете камина в кухне коттеджа «Брайар» и блаженно покачивалась в кресле-качалке. Приятно, думала она, провести часок в безделье, отдохнуть от распоряжений Уолтера. В это мгновение она и решила положить конец их отношениям. Был у нее на примете один фермер из Флетни за Эвингдоном, он всегда зазывно подмигивал, когда проезжал мимо коттеджа «Брайар» на своей двуколке. Фермер был вдовцом и на пути в Стреттон-Харкорт без всяких на то причин делал крюк, чтобы проехать через Хилари… Из открытого окна Холли-Бэнка неслись аккорды фортепиано: мистер Лорример доигрывал последнюю часть концерта Грига под аккомпанемент радиолы, на которой крутилась пластинка с записью оркестра.
В кухне фермы «Аппер-Хилари» горела лампа, отбрасывая круг света на простой, выскобленный до белизны дощатый стол. Уикс и его жена сидели друг против друга, лампа освещала их руки, но лица скрывались в тени. Оба читали или, по крайней мере, делали вид, будто заняты чтением. Тишину нарушало лишь мерное тиканье настенных часов и дыхание молчаливой пары, а временами шорох перелистываемых страниц да попискивание и возня мышей за плинтусом. Миссис Уикс читала Библию. Ее губы беззвучно шевелились.
Не скрывай лица Твоего от меня; в день скорби моей приклони ко мне ухо Твое; в день, когда воззову к Тебе, скоро услышь меня.
Ибо исчезли, как дым, дни мои, и кости мои обожжены, как головня.
Сердце мое поражено, и иссохло, как трава, так что я забываю есть хлеб мой.
Всякий день поносят меня враги мои, и злобствующие на меня клянут мною[96 - Пс. 101, стихи 3 -5, 9.].
Женщина вскинула горящие глаза на мужчину, сидевшего напротив: седого, чисто выбритого, с маленькой круглой головой и серебристыми бакенбардами, с бледным нездоровым лицом, какое нечасто встретишь у фермера. Эта землистая бледность да тяжелые мешки под водянистыми голубыми глазами выдавали болезнь печени. Уикс носил очки, купленные в дешевом магазине, а так как стекла ему не подходили, приходилось напрягаться, чтобы что-то прочитать. Почувствовав внимание жены, он посмотрел поверх очков и тотчас опустил голову. Уикс не осмеливался встречаться с женой взглядом. Он считал минуты. Половина восьмого. Когда часы пробьют десять, жена поднимется и начнет готовиться ко сну, но сначала отопрет угловой буфет, где стоит его бутылка с виски. Она достанет бутылку со стаканом и отдаст ему, чтобы выпил перед сном. Уикс заберет бутылку с собой в постель, и к утру она опустеет. Потом придется снова ждать вечера, десяти часов. Если ему захочется выпить раньше, нужно будет тащиться пешком в Эвингдон. Жена запретила хозяину «Колокола» и местным торговцам продавать ему спиртное. Они всегда слушаются ее во всем. С ним
никто не считается. Часы все тикали. Уикс уткнулся в книгу, которую купил за три пенса в Эвингдоне на барахолке. Томик был заново переплетен в черное и напоминал сборник церковных гимнов. Уикс думал, жена не знает, что это. Он украдкой взглянул на раскрытую страницу:
«Удостоверившись, что дело сделано, приятель герцога схватил веревку, которую нарочно взял с собой, и, сделав вид, будто хочет приласкать Чуриачи, накинул ему петлю на шею и так затянул, что тот не мог проронить ни звука. Тут подоспел герцог, совместными усилиями они задушили Чуриачи и тоже выбросили в окно. Убедившись, что ни женщина, ни кто-либо еще ничего не слышали, герцог взял свечу и, поднеся к кровати, другою рукой тихонько раскрыл спавшую крепким сном женщину. Оглядев ее с головы до ног, он пришел в восхищение: нагая, она показалась ему несравненно прекраснее, нежели одетая…»[97 - Боккаччо Джованни (1313 -1375). Декамерон.]
Женщина, сидевшая напротив с застывшим как маска лицом, безумно хохотала про себя. Она прекрасно знала, чт? в той книге из библиотеки дьявола. Будь перед ней любой другой мужчина, она схватила бы ее, разорвала в клочья и предала огню как зло, разрушающее душу. Но с этим человеком…
Уикс не знал покоя. Он следил за минутной стрелкой часов, однако та двигалась со скоростью улитки. Тогда Уикс обратил мутный взгляд к книге. «Нагая, она показалась ему несравненно прекраснее…» Перед ним возникло улыбающееся лицо Полли Друс, блестящие зубы, яркие глаза, но картинка расплылась и исчезла, а на смену ей явилась другая: стакан и бутылка. Желания пожирали его. Уикс сплетал и расплетал пальцы, хрустел суставами и безнадежно молил Господа о прощении, пока он не обрек себя на погибель… на вечное проклятие. В дверь дважды постучали. Уикс вздрогнул и попытался встать, но женщина властным взмахом руки приказала ему оставаться на месте. Она отодвинула в сторону очки, заложила страницу вышитой лентой, бережно закрыла книгу, поднялась, прямая и чопорная, и направилась к двери. По каменным плиткам коридора застучали шаги, звякнула дверная цепочка, лязгнул засов. Послышались голоса. Уикс напряг слух, но уловил лишь одно слово: «полиция». Он шумно втянул воздух и с жалобным подвыванием выдохнул, потом затравленно огляделся в поисках убежища. Из чернильной темноты улицы Литтлджон шагнул в полумрак
дома. Уикс вздохнул, будто почувствовал облегчение. Наваждение развеялось. Наконец-то. Только бы избавиться от этого ужаса, от гнетущего молчания.
Уикс исподтишка разглядывал детектива, лицо его жены оставалось непроницаемым. Литтлджон представился, последовал краткий обмен приветствиями, затем хозяйка предложила полицейскому стул и села сама. Они расположились за кухонным столом, словно члены правления компании на совещании, однако позами напоминали скорее участников спиритического сеанса, ожидающих, как с минуты на минуту дух заявит о себе постукиванием: натруженные, но чистые руки женщины бесстрастно покоились на закрытой книге, самообладания ей было не занимать. Пальцы Уикса теребили очки, футляр для них и замаскированный томик «Декамерона». Большие крепкие кулаки Литтлджона лежали на чистых досках стола, и в одном была зажата трубка. Молчание прервала миссис Уикс.
- Появление полицейского в такое время более чем странно, инспектор. Мы уже собирались ложиться. Нам приходится рано вставать, - сухо промолвила она.
- Простите, что пришел так поздно, но у меня выдался трудный день: я только сейчас выбрал время. Речь пойдет об убийстве мисс Тидер. Между прочим, я видел вас на кладбище сегодня днем, миссис Уикс.
Уикс вздрогнул и вопросительно посмотрел на жену, но та оставила без внимания его взгляд, как и реплику детектива.
- Не понимаю, при чем тут мы. Нас с ней мало что связывало, и, уж конечно, у нас не было причин желать ей смерти, - отчеканила миссис Уикс язвительным тоном.
- Но разве не правда, что, когда мисс Тидер побывала здесь в последний раз, между вами произошла ссора?
- О чем вы?
- Мисс Тидер приходила недавно за корзиной диких яблок, однако вернулась без них. Она также призналась некой особе в деревне, будто вы заявили ей, что она заслуживает смерти за нечто сказанное ею в тот день. Это так?
- Признаю, что во время ее посещения мы не сошлись во взглядах. Но я не упоминала об убийстве. Я лишь сказала ей: «Заградятся уста говорящих неправду!»[98 - Пс. 62: 12.]
- Что послужило причиной ваших разногласий?
- Я предпочла бы не обсуждать это с вами.
Беспокойство Уикса росло. Он с тревогой посматривал на часы, потом повернулся к жене.
- Может, вы хотите выпить, инспектор? - заискивающе пробормотал он.
- Нет, спасибо. Миссис Уикс, пожалуйста, я жду. Надеюсь, вы не станете препятствовать поискам преступника, скрывая информацию, которая может оказаться важной.
- Мне нечего сказать.
- Должен предупредить вас, миссис Уикс. Ваша позиция выглядит странно, ее можно неверно истолковать, что поставит вас в затруднительное положение.
- Это дело личное и касается только меня, никого больше.
Уикс смотрел на жену безумными глазами, его нервы были напряжены до предела. Литтлджон понял: если потянуть время еще немного, Уикс сломается, выдаст секрет, который пытается скрыть его жена.
- В таком случае, миссис Уикс, я хотел бы услышать от вас, где вы находились в то время, когда убили мисс Тидер: между десятью и двенадцатью часами в прошлую среду.
- У меня нет алиби, если вы об этом. Я была здесь, занималась стряпней в кухне. Слуг у нас нет, а мой муж работал в поле. Я оставалась одна все это время. Но говорю вам: я даже не думала приближаться к мисс Тидер и уж тем более нападать на нее. Я не из тех, кто сводит счеты и вершит расправу своей рукой. Воздаяние - дело Господа.
- А вы, мистер Уикс? Где находились вы в это время?
Фермер рванул на себе ворот рубашки, глаза его забегали, словно он снова искал, куда бы спрятаться.
- Я был в поле. Меня тоже никто не видел.
- Может, скажете, что произошло, когда сюда заходила мисс Тидер?
- Не знаю. Что вы к нам цепляетесь? Мы тихие люди, нам не нравится, когда кто-то вмешивается в нашу жизнь. Оставьте нас в покое.
Литтлджон пустил в ход припасенный козырь:
- Мисс Тидер пришла поговорить о Полли Друс, мистер Уикс?
Хозяйка так резко втянула воздух, что раздался хлюпающий звук, будто она жадно пила. Уикс, казалось, вот-вот рухнет без чувств.
- Я понимаю, это крайне неприятно, но мы обязательно выясним правду. Лучше рассказать мне все сейчас в частной беседе, иначе потом вам придется сделать это публично. Итак, я жду.
- Мне нечего вам сказать, - отрезала миссис Уикс. Она взяла Библию и очки, поднялась и выразительно посмотрела на мужа. - Лживые измышления мисс Тидер касались Уикса. Если у него есть желание рассказать вам, а я вижу, что он готов, - пусть рассказывает. Я иду в кладовую. У меня дела.
Она чопорно, широким твердым шагом прошествовала к выходу и закрыла за собой дверь. Литтлджон повернулся к хозяину.
- Ну, мистер Уикс? - произнес он.
Охваченный паникой фермер попробовал вывернуться, хотя понимал, что его попытка обречена на провал.
- Сегодня я неважно себя чувствую, инспектор. Лучше завтра зайду в полицейский участок и все вам расскажу. Богом клянусь, я приду.
- Ну же, ну же, мистер Уикс. Никто не собирается обвинять вас в преступлении. Я лишь хочу выяснить, из-за чего вспыхнула ссора, когда мисс Тидер приходила сюда. Речь шла о Полли Друс, это мне известно, но нужны подробности. Теперь вы можете говорить свободно. Завтра эта девушка выходит замуж, так что оставьте прошлое позади.
С Уиксом произошла поразительная перемена. Он поднялся, оперся ладонями о стол, наклонился к Литтлджону и выставил вперед вялый подбородок.
- Ну-ка повторите. Выходит замуж? Это вранье! Чертово вранье! Она моя… - Он осекся, сообразив, что выдал себя. В его мутных глазах впервые мелькнуло просветление. Уикс огляделся, будто не понимал, где находится. - Выходит замуж, говорите? Кто вам сказал? Выкладывайте, потому что это неправда. Она сообщила бы мне сама. Да, да, да. У нас с ней связь. Из-за этого Тидер и подняла бучу. Пыталась призвать меня к покаянию, а когда я велел ей не лезть в чужие дела, рассказала все жене. Вот ведь какое бесстыдство. Будто жена ничего не знала. Она достаточно наказала меня за это, о да… Когда-то я был славным честным парнем. А теперь грешник и пропойца. Но можно ли меня винить за то, что я искал себе женщину ради любви? Из года в год мы сидим тут каждый вечер и молчим, слова не пророним, только читаем, глядим злобно да мотаем друг другу нервы. Она всегда смотрела на меня свысока, ведь я из крестьянской семьи и образования не получил. А потом я встретил Полли… Она единственная, кому есть дело до старого Уикса…
- Что ж, о свадьбе мне сказал священник, мистер Уикс. Она выходит замуж завтра за молодого Эллимана по специальному разрешению.
- Выходит, я не больно-то много для нее значил… Она встречалась со мной ради красивых вещиц, которые я ей покупал… ладно, ладно. Тогда я могу вам сказать, теперь уже все равно. Это из-за нее я убил Этель Тидер.
- Вы? - воскликнул Литтлджон.
Признание Уикса произвело эффект разорвавшейся бомбы. Размышляя над делом, инспектор перебирал одного за другим участников событий и видел подозреваемого в каждом, включая самого пастора, но никогда не принимал всерьез пропитанного виски пьяницу.
- Да. Я убил Этель Тидер. Теперь можете послушать всю историю целиком. Пока Полли была моей, или пока я думал, будто она моя, мне было ради чего жить. А теперь лучше бы мне умереть… пусть меня повесят, нужно с этим покончить.
Каждому детективу из Скотленд-Ярда доводилось слышать, как невиновный человек срывается и признается в преступлении, то ли от отчаяния, то ли в помрачении рассудка. К заявлению Уикса инспектор отнесся с осторожностью, принимать его на веру не спешил.
- Лучше объясните мне, в чем дело, мистер Уикс, но должен вас предупредить: все, что скажете, впоследствии может быть использовано против вас в суде. Вероятно, вы предпочли бы пойти вместе со мной в полицейский участок и там подписать заявление?
- Сначала позвольте мне облегчить совесть, а после я подпишу. Да простит меня Бог. Знаю, я был и остаюсь грешником. Но я молился, боролся против сил тьмы, хотя так и не получил ответа на свои молитвы, не увидел даже лучика света. Только ненависть да осуждение миссис Уикс. Я человек пропащий, да смилуется Господь над моей душой. Если подумать, так мне особо нечего сказать. Тидер зашла сюда поговорить со мной. Мол, я должен порвать с Полли Друс или ответить за последствия. Иными словами, она расскажет все не только моей жене, но и сквайру, и его леди, опозорит Полли. Я так возмутился, что послал Тидер ко всем чертям. Она оставила мне какие-то брошюры, но я не стал их читать, просто сунул в карман. Так вот, она доложила моей жене и сквайру тоже. В понедельник Полли сказала мне, что миледи объявила ей об увольнении. Я обещал позаботиться о ней. И еще добавил, что пойду к Тидер и выскажу ей все. Наверное, потеря работы заставила Полли выйти за молодого Эллимана. Он всегда вздыхал по ней, еще до того как его призвали. Но тогда она предпочла меня. Думаю, из-за моих денег. Что ж…
Уикс тяжело сглотнул, повернулся к угловому буфету, подергал дверцу, убедился, что она заперта, и в приступе внезапного гнева рванул ее, выворотив замок. Он достал бутылку с виски, наполнил стакан до половины и опрокинул в себя.
- Так-то лучше. Хотите выпить, инспектор?
- Нет, спасибо.
- Так вот, я принялся высматривать мисс Тидер, чтобы устроить ей разнос. Взял одну из ее листовок и написал на ней самое грубое слово, какое только знал, - хотел показать ей, что мне все теперь нипочем. Я увидел ее в среду утром около одиннадцати часов: заметил, как она переходит Эвингдон-роуд, чтобы пройти коротким путем через поле возле дома пастора. Я тоже находился на Эвингдон-роуд, вот и поспешил следом. Перехватил ее как раз посреди поля. Спросил, что она затевает, а потом говорю: «Что до ваших трактатов, возьмите-ка это». И сую ей листок с бранной надписью. Тидер даже не взглянула на него. Зажала в руке и напустилась на меня, начала оскорблять. Это я бы еще стерпел: ведь тоже в долгу не остался, отвел душу, разделал ее на все корки, да-да, - но когда она завела речь о Полли, рассвирепел. «Скажете еще хоть слово о ней, и я вам дам по губам, чтоб не врали». А она еще пуще разошлась. Тогда я совсем потерял голову. У меня в руке мотыга была - я выпалывал чертополох на своей лужайке. Я даже опомниться не успел, как взмахнул мотыгой и ударил Тидер тяжелой ручкой. В бешенстве стукнул сильнее, чем
хотел. Она упала и затихла.
- Кто-нибудь находился поблизости в это время?
- Нет. Я не мог оставить Тидер там, посреди поля. Я посмотрел на нее. Она не шевелилась. Потрогал - она была как мертвая. Я убил ее. Тут я словно обезумел. Поднял Тидер, отнес к изгороди и оставил там, под кустами.
- В какой части изгороди?
- Возле прохода между деревьями, что ведет к пасторскому дому. Я оставил ее там, потому как не знал, что теперь делать. Оставалось лишь надеяться, что никто меня не видел. Может, люди решат, будто ее лягнула лошадь, или нечто подобное, подумал я. А вскоре припустил как можно быстрее и принялся полоть чертополох на лужайке, чтобы состряпать себе хоть какое-то алиби. Но ничего не получилось, инспектор. Убийство не скроешь, вот правда и выплыла наружу. Кровь убитых взывает из могилы. Со мной покончено. Да простит меня Господь.
- Вы хотите сказать, что оставили тело возле изгороди и не бросали его в отстойник при доме священника?
- В отстойник? А он-то тут при чем?
- Вы не читаете газет? Не слышали, как люди судачат о дознании?
- Нет. Я не желал ничего слушать об убийстве. Понимал: Тидер найдут, - но не хотел знать, что говорят в деревне. Я и без того день и ночь слышу голос собственной совести.
- Так вы не знаете, что мисс Тидер нашли в отстойнике мистера Клапледи? У нее на голове остались следы от вашего удара, но не он ее убил. Она захлебнулась водой в сливной яме, куда ее сбросил тот, кто нашел мисс Тидер там, где вы ее оставили.
Глаза Уикса едва не вылезли из орбит.
- Так я не убийца? Я не убил ее?
- Нет. Но вам лучше пойти со мной в участок. Мы должны записать ваши показания, а вы - подтвердить их в присутствии свидетелей. Идемте прямо сейчас. Собирайтесь.
Уикс поднялся. С плеч его словно груз свалился. Он вышел в ту дверь, за которой скрылась его жена, но оставил ее открытой. Литтлджон слышал, как он гремел в кладовке - наверное, обувался. Детектив застегнул пуговицы плаща. Ему не терпелось уйти, вырваться из этого ужасного места, где, казалось, сам воздух пропитан ненавистью. Неожиданно раздался оглушительный грохот. Литтлджон бросился на звук, но опоздал. Уикс лежал на красных плитках пола тесной комнаты, рядом валялся дробовик. Зрелище было не из приятных - очевидно, он приставил стволы к виску. Сверху донесся шум, и инспектор поднял голову. Из темного угла кладовой тянулась лестница на второй этаж. Наверху стояла миссис Уикс со свечой в руке, в длинной ночной рубашке и поспешно наброшенном сверху пальто. Даже полуодетая, она оставалась такой же чопорной и суровой, а лицо ее в отблеске свечи напоминало уродливую, гротескную маску.
- Это еще что? - спросила она, глядя вниз, в темноту, где тускло мерцала лишь маленькая кухонная лампа.
- Ваш муж застрелился, миссис Уикс. Вам следует одеться и немедленно спуститься.
Позднее Литтлджон сообразил, что не выразил никакого сочувствия хозяйке. Похоже, в этом доме, полном ненависти, в сочувствии не нуждались.
Миссис Уикс застыла на мгновение на верху лестницы. Затем ее тело вдруг обмякло, ноги подогнулись. С диким криком она повалилась вперед, кубарем скатилась вниз по ступеням и осталась лежать без движения на полу кладовой.
Глава 12. Роупуокер-стрит
Сержант уголовной полиции Кромвель удовлетворенно разглядывал проплывавшие мимо улицы со второго этажа автобуса номер одиннадцать: цель его путешествия была уже близка. Потом он вдруг вскочил, легко сбежал по лестнице вниз, ухватился за поручень, выпрыгнул из автобуса, благополучно приземлился на ноги и спокойно зашагал по тротуару, не обращая внимания на крики возмущенного кондуктора. Роупуокер-стрит терялась в лабиринте довольно широких улиц, параллельных Ливерпуль-стрит, где располагались в основном конторские здания, занятые представителями самых разнообразных сфер деятельности, от изготовителей вешалок для одежды или меховых изделий до бухгалтеров, страховых консультантов и даже дантистов. Детектив остановился перед непримечательным домом примерно в середине улицы, прочитал названия на табличке у двери и вошел. К его досаде, лифта в здании не было, пришлось преодолеть три пролета мрачной лестницы, прежде чем он добрался до конторы, которую искал. Кромвель приблизился к стеклянной двери в конце короткого коридора в задней части строения. Помещение было дешевым - наверное, самым дешевым во всем
здании. На стекле значилась надпись: «Евангелический союз». Кромвель постарался придать лицу важное, торжественное выражение и постучал. Он как нельзя лучше подходил для этого задания: полный невинной гордости за знаменитое имя, которое носил, сержант придерживался пуритански строгих взглядов и старался при любых обстоятельствах действовать так, как, по его мнению, поступил бы его великий однофамилец, лорд-протектор Англии, Шотландии и Ирландии.
За дверью послышалась возня, будто кто-то поспешно что-то прятал или разбрасывал по столу груды бумаг и книг, желая создать видимость занятости.
- Войдите, - наконец раздался мужской голос.
Кромвель оказался в маленькой пыльной комнатке. На полу лежал дырявый ковер, окна прикрывали сломанные жалюзи, на подоконниках громоздились пожелтевшие, выгоревшие на солнце сборники церковных гимнов и томики Библии. На столике под окном притулилась разбитая пишущая машинка. Середину комнаты занимал знававший лучшие дни письменный стол, заваленный машинописными листами и гроссбухами, там же помещались бутылка с желтоватой водой и пыльный стакан, ящик для хранения денег, чемоданчик-«дипломат», шляпа-котелок и яблоко. На каминной полке грудой лежали религиозные брошюры и листовки, над ними на стене висел какой-то документ в рамке - должно быть, свод правил обращения грешников к покаянию. За столом сидел грузный мужчина с обрюзгшим лицом, большим крючковатым носом, маленькими темными глазками и взъерошенной густой седой шевелюрой. Он поднялся, чтобы приветствовать посетителя, и Кромвеля поразила огромная массивная фигура этого человека, в чьих вкрадчивых манерах чувствовалась скрытая фальшь.
- Доброе утро, сэр, чем могу служить? - произнес мужчина, и Кромвель с его странным пристрастием давать подходящие, как ему казалось, прозвища людям, с которыми сталкивался, немедленно мысленно назвал его мистер «Грозовой Перевал».
- Мистер Мортимор, полагаю?
- Да.
- Меня зовут Роберт Кромвель, - представился детектив, не желавший ни при каких обстоятельствах отказываться от своей фамилии. - Меня заинтересовало ваше общество, сэр. Ежегодно я жертвую десятую часть своих доходов на праведные дела, и не хотел бы обойти вниманием ни одну благую цель. Вероятно, вы расскажете мне подробнее о своей деятельности?
Грозовой Перевал засуетился с живостью, поразительной для человека подобной комплекции. Он с поклоном проводил Кромвеля к единственному креслу для посетителей, порылся в ящиках и шкафах. Потом принялся расхаживать по комнате, пространно разглагольствуя о трудах и целях своего общества, и, наконец, вручил посетителю пачку бумаг с подробными сведениями и цифрами - числом падших женщин, пьяниц, воров, мошенников и бродяг, спасенных от вечной погибели за годы существования союза, а также не менее дюжины платежных квитанций, которые предлагалось заполнить благотворителям, и объемный бланк для желающих завещать Евангелическому союзу свое имущество.
- Конечно, - продолжил мистер Мортимор после того, как описал труды своего воинства миссионеров в злачных местах, где гнездится порок, - этот маленький кабинет лишь центр… своего рода пост управления огромной организацией. Сюда приходят отчеты о деятельности союза, здесь организуют, проверяют и финансируют его работу. Можно сказать, это сердце, да, сердце, снабжающее кровью организм. Наша сеть охватывает все уголки страны. Например, прямо в эту минуту наш глава, доктор Скэрздейл, несет служение в трущобах Шотландии, куда его призвало неотложное дело. Я и сам был когда-то на передовой линии фронта, и поверьте мне, мой друг, это волнующая, прекрасная работа! К несчастью, слабое здоровье привязывает меня к письменному столу, однако я делаю что могу.
- Но если я включу ваше общество в список пожертвований, - произнес Кромвель с тем же ханжески-благочестивым видом, что и Грозовой Перевал, - мне потребуются доказательства, что мои средства расходуются должным образом, на благие дела.
- Ценю вашу щепетильность, мистер Кромвель. В наши дни следует проявлять осмотрительность. Я могу предоставлять вам ежегодно наш сводный финансовый отчет с аудиторским заключением, составленным уважаемой бухгалтерской фирмой. В этом документе будет представлен перечень разнообразных сфер нашей деятельности. Полагаю, подобное подтверждение вас удовлетворит?
- Да, этого будет достаточно. Но объясните мне, как получилось, что ваше общество не слишком-то широко известно. Я никогда не слышал о нем, пока на днях один мой друг, который предпочел остаться анонимным доброжелателем, не рассказал мне о вашей замечательной работе.
- Мистер Кромвель, мы частная организация. Работа, подобная нашей, требует особой осторожности и такта. Это не государственная больница и не общество защиты детей или животных. Мы имеем дело с падшими созданиями, у которых, однако, сохранились остатки гордости и достоинства, и широкая огласка может стать серьезной помехой в нашей работе. По этой причине нас поддерживает финансово узкий круг благотворителей, и, хотя наш союз мог бы добиться большего, будь наши фонды крупнее, мы предпочитаем придерживаться нынешней политики. Вы понимаете?
- Да. А теперь насчет той бухгалтерской фирмы. Простите, но если я решусь пожертвовать… скажем так, значительную сумму, мне потребуется самая полная информация. Эта фирма, «Читти, Маллинер и Пасси»… Я никогда о ней раньше не слышал…
- Ай-ай-ай, сэр. Фирма одна из лучших в городе. Все ее партнеры - лицензированные бухгалтеры. Это не подлежит сомнению. Их контора в нашем же здании, на нижнем этаже. У них безупречная репутация.
- Я очень признателен вам, мистер Мортимор, и склоняюсь к тому, чтобы поддержать ваше благое дело. Надеюсь, вы и дальше будете сеять семена добра и собирать обильную жатву.
Кромвель поднялся и позволил Грозовому Перевалу проводить его до двери с воркованием и поклонами, хотя этот мошенник уже начал раздражать его. Сержант спустился на второй этаж, и здесь с ним произошло легкое превращение. Он изящно сложил зонтик, лихо сдвинул шляпу набекрень, расстегнул пуговицу пиджака и небрежно сунул руку в карман брюк. Другой рукой он вытянул из нагрудного кармана визитную карточку с надписью: «Справочники Кромвеля. ПредставительР.Кромвель, директор». Вооруженный подобным образом, он спустился на нижний этаж, вошел во вращающуюся дверь конторы «Читти, Маллинер и Пасси» и нажал кнопку звонка.
Казалось, контора пуста, но за перегородкой с закрытым стеклянным окошком послышались торопливые шаги, и вскоре в окошке возникла голова женщины лет сорока. Судя по раздраженному лицу дамы, ей явно не понравилось, что ее побеспокоили.
- Доброе утро, - произнес Кромвель, протягивая свою карточку.
- Нам не нужны никакие справочники, - ответила она с кислым лицом и захлопнула окошко.
- Одну минутку, мадам! Я не пытаюсь вам что-то продать. Я пришел за информацией.
Окошко отворилось, снова высунулось лицо недовольной особы с длинными зубами.
- Почему же вы сразу не сказали?
- Я провожу ежегодную проверку нашего справочника, мадам. Вы ведь не хотели бы, чтобы вашу фирму не упомянули или дали о ней неверные сведения, правда?
- Никогда раньше я не слышала о справочниках Кромвеля, - с подозрением заявила дама, все такая же хмурая.
- Как? Не слышали о справочниках Кромвеля? Вы меня удивляете. У нас огромные тиражи, наши издания весьма популярны в самых высших кругах.
- Тогда будьте любезны, переходите к делу. У меня скоро обеденный перерыв.
- Могу я видеть мистера Читти, мистера Маллинера или мистера Пасси?
- Много же вы знаете об этой фирме! Они все уже лет десять как в могиле, а то и больше. Теперь дела ведет мистер Теодор Дженкинсон, он здесь единственный партнер.
- Он в конторе?
- Его нет в городе, мистер Дженкинсон проводит аудит. С тех пор как лет восемь назад фирма перешла к нему, он постепенно удалился от дел. Почему, я не знаю. Зачем было покупать фирму, а потом раз за разом отказываться от заказов на аудит? Когда мистер Читти был еще жив, приходилось держать штат из пятнадцати человек, чтобы справиться с работой. А теперь на всю фирму один только мистер Дженкинсон да я. Он никогда не пытался найти замену клиентам, которых мы потеряли, а теперь даже для одного человека заказов едва хватает. Мистер Дженкинсон сам выполняет работу, да и он не больно-то загружен делами. Правда, и у меня работы не много, а платят хорошо, так что меня все вполне устраивает.
- Очень вам признателен. Думаю, для начала вы сообщили мне достаточно. Кстати, мистер Дженкинсон - член Ассоциации лицензированных бухгалтеров, верно?
- Да.
- Благодарю за помощь. А как ваше имя? Я должен непременно прислать вам один из наших ежедневников на Рождество.
- Мисс Ливермор, - ответила дама уже более любезным тоном.
Кромвель записал ее фамилию, попрощался с ней и поспешно покинул здание. Затем он направился на Грэшем-стрит и вошел в узорные ворота Ассоциации лицензированных бухгалтеров. Его принял помощник секретаря мистер Пивер, сержант объяснил ему подлинную цель своего прихода.
- О господи! - Мистер Пивер пощипал себя за подбородок. - Надеюсь, нам не грозит еще один финансовый скандал. Я едва успел оправиться после первого.
- Нет, вряд ли. Я лишь навожу справки о нынешнем владельце фирмы «Читти, Маллинер и Пасси», некоем мистере Дженкинсоне. Вы можете мне что-нибудь сказать о нем?
Мистер Пивер взял с полки справочник и принялся внимательно изучать его сквозь массивные очки с толстыми линзами. Бедняга страдал катарактой, и тому, кто смотрел ему в глаза, казалось, будто он заглянул в озерцо, куда бросили камень, - подобный оптический эффект создавали очки. Бухгалтер старательно водил пальцем по столбцам с именами.
- А-а, вот то, что нам нужно. Теодор Дженкинсон, действительный член ассоциации с тысяча девятьсот восьмого года. Довольно давно. Его первый наниматель - Джеремайя Титмусс, гибкий график работы, Трентбридж. С тысяча девятьсот восьмого года по тысяча девятьсот четырнадцатый год. Затем он на время исчез. Возможно, его призвали в армию. Так, так… вот он снова появился в списках 1932 года как единственный владелец «Читти, Маллинер и Пасси». Славная была фирма в былые дни, но партнеры умерли один за другим, и в конце концов их наследники продали то, что от нее осталось, мистеру Дженкинсону. Работы у него не слишком много, насколько я слышал. В основном аудит благотворительных организаций.
- Большое спасибо, мистер Пивер. Вы очень мне помогли. Мой визит вы сохраните в тайне, правда? Значит, мистер Дженкинсон начинал карьеру в Трентбридже?
Мистер Пивер подтвердил это, обменялся рукопожатием с сержантом, предложил обращаться в ассоциацию по любым вопросам и заверил, что с радостью поможет полиции. Он проводил детектива восхищенным взглядом, но мощные линзы исказили выражение его глаз: казалось, взор его горит свирепостью и злобой. Кромвелю оставалось лишь теряться в догадках, что же в действительности у мистера Пивера на уме.
Закончив эту часть работы, сержант Кромвель отправился в кафе, заказал два яйца пашот на тостах, пончик, чайник с чаем и большое мороженое-ассорти, а пока заносчивая молодая особа готовила заказ, успел позвонить в гостиницу «Колокол» в Хилари из телефонной будки. Хозяин гостиницы сообщил, что Литтлджон вышел в неизвестном направлении, и в ту же минуту разочарованному сержанту принесли первое блюдо. Официантка смерила его свирепым взглядом за то, что осмелился покинуть столик. Кромвель осторожно приподнял тонкий яичный белок на тосте, и лицо его посуровело. Оба тоста под яйцами пашот обгорели до черноты, а надменная девица даже не попыталась соскрести горелую корочку.
- Эй! - позвал он официантку и под испуганными взглядами нескольких пожилых дельцов, чье заискивание лишь поощряло заносчивое обращение девицы, отказался есть яйца на углях. Глубоко возмущенный, Кромвель поднялся и перешел к конкуренту в соседнее заведение, где за шиллинг восемь пенсов его накормили до отвала.
За гренками по-валлийски, с двумя слоями сыра, что обошлось ему в лишних два пенса, Кромвель обдумал свой следующий шаг. В ожидании дальнейших распоряжений Литтлджона он мог потерять драгоценное время. Сталкиваясь с проблемой выбора, Кромвель всегда задавал себе один вопрос: как поступил бы в подобном случае Оливер Кромвель? Он бы смело импровизировал! Сержант попросил у хозяина кафе железнодорожное расписание и услышал в ответ, что здесь такого не держат. Тогда он заглянул на Чипсайд, в бюро путешествий Кука. В час тридцать Кромвель уже был на вокзале Юстон, а в пять часов - в полицейском участке Трентбриджа, наводил справки о человеке по фамилии Титмусс.
Дежурный сержант тоскливо улыбнулся. Это был крупный краснолицый мужчина с густыми песочного цвета усами, вся его служба прошла в Трентбридже. Он наблюдал, как время, подобно вечно спешащему потоку, уносит одного за другим сыновей Трентбриджа, и пребывал в унынии, гадая, когда настанет его черед. Ящик стола в дежурной комнате был набит всевозможными лекарствами.
Сержант печально посмотрел на Кромвеля:
- Вы сказали - Титмусс? Он отошел от дел лет двенадцать назад, а то и больше. Богатая клиентура. Самая крупная бухгалтерская фирма в городе. Трое братьев. Двое умерли. Погибли во цвете лет. Третий, мистер Эдвин, по-прежнему живет в верхней части города, но его теперь возят в кресле на колесах. Нижняя половина тела у него парализована после апоплексического удара. Тогда и дела ему пришлось свернуть…
Дородный полицейский робко приоткрыл ящик, достал таблетку от повышенного кровяного давления и с усилием проглотил ее.
- Вы не могли бы дать мне адрес мистера Эдвина Титмусса?
Дежурный сержант поспешно полистал телефонный справочник:
- У него вилла на Оксфорд-роуд, это в верхней части города. Идите вдоль трамвайных путей в гору, и там, где они поворачивают налево, сверните направо. Вилла называется… как же ее… Чам… Чами… как там?..
- Произнесите по буквам.
- «Ч-а-м-о-н-и-к-с», - с запинкой проговорил сержант.
- А-а, «Чамоникс»…[99 - Имеется в виду Шамони-Мон-Блан - горнолыжный курорт на юго-востоке Франции.] Это на юге Франции, - наставительно произнес Кромвель. - Спасибо. Тогда я пойду. Признателен вам за помощь. Прощайте.
- Всего доброго, - страдальчески отозвался сержант. Он не мог заставить себя сказать кому-то «прощайте». Это слово звучало безысходно. Дежурный отправил в рот мятную пастилку с содой.
Мистер Эдвин Титмусс, румяный ухоженный мужчина с белоснежными волосами, сидел в саду виллы «Шамони», ноги его прикрывал плед, на коленях лежал журнал «Кантриман» и бинокль. Пожилой джентльмен радушно приветствовал детектива.
- Я только что наблюдал, как воробьи в конце лужайки улаживают семейную ссору, - со смехом признался он, потом вдруг сообразил, что Кромвель пришел не для того, чтобы изучать жизнь птиц, и спросил о цели его визита. - Но сначала давайте выпьем, - предложил смешливый инвалид, поднес к губам маленький серебряный свисток, висевший на шелковом шнурке у него на шее, и резко дунул.
Из французского окна вышла опрятная горничная. Выслушав распоряжение хозяина, удалилась и вскоре вернулась с холодным лагером.
- Слушаю вас, - произнес мистер Титмусс, после того как они попробовали и одобрили пиво.
- Я собираю информацию о некоем Теодоре Дженкинсоне, который, как я понял, когда-то стажировался у вас. Вы его помните?
- Боже мой… так вы копаетесь в сумрачном прошлом? Да, я смогу вам помочь, мистер Кромвель. Видите ли, я уже долгие годы почти беспомощен, а те, кто мало где бывает, любят жить воспоминаниями. Чтобы убить время, я стал наблюдать за птицами в своем саду, вдобавок почти всю жизнь вел дневник. Жизни птиц я посвятил небольшую монографию и опубликовал ее. Перед уходом обязательно напомните мне подарить вам экземпляр. История жизни Эдвина Титмусса не вышла в печать, но я дам вам выдержки из дневников, связанные с тем, что вы ищете…
Мистер Титмусс снова дунул в свисток. Получив подробнейшие инструкции относительно томов и дат, хорошенькая горничная упорхнула и вскоре появилась с двумя черными книгами, похожими на Библии в сафьяновых переплетах. Их она вручила хозяину. Мистер Титмусс полистал дневники, зачитал выдержки, а Кромвель записал сведения к себе в блокнот. Покончив с делами, мужчины выпили чаю - мистер Титмусс настоял, чтобы Кромвель перекусил вместе с ним. За чаем сержант невольно поддался обаянию этого удивительного пожилого джентльмена, интересно рассуждавшего о событиях прошлого, о нынешних проблемах своих друзей и о птицах. Они тесно сдружились, и детектив покинул гостеприимный дом нового знакомого не только с маленьким томиком Эдвина Титмусса «Птицы в моем саду», но с полевым биноклем и двумя классическими трудами по орнитологии. Так Кромвель из Скотленд-Ярда всерьез заинтересовался наблюдением за птицами, отказался от подражания своему более знаменитому однофамильцу и стал наконец самим собой. С тех пор одну часть отпуска он неизменно проводил в местах обитания птиц, а другую - в саду «Шамони», в Трентбридже.
Книга «Птицы на заднем дворе и за его пределами», написанная Титмуссом и Кромвелем в соавторстве, высоко ценится в кругу орнитологов-любителей…
Вечером в день первой встречи с мистером Титмуссом Кромвель вернулся в свою квартиру в Найтсбридже, перечитал записи в блокноте и упорядочил собранные сведения о Теодоре Дженкинсоне. К началу первого ночи перед ним уже лежало готовое краткое резюме, которое он вместе с запиской запечатал в конверт и отправил Литтлджону в Хилари-Магну, в гостиницу «Колокол».
«Теодор Дженкинсон, родился в 1882г. в (?). Окончил местную среднюю школу. В 1898г. поступил на работу в банк Трентбриджа. «Там он пытался учить управляющего, как вести дела, и от его услуг отказались». В 1900г. пришел в фирму Титмусса. В 1908г. сдал экзамены и получил диплом бухгалтера. Оставался у Титмусса до 1914г., затем ушел в армию. Временами давал о себе знать мистеру Титмуссу. В 1919г. демобилизовался в звании майора. Проходил службу во Франции, Италии, Финляндии. Что с ним было дальше, неизвестно, пока в 1932г. он не основал собственное дело, выкупив почти развалившуюся лондонскую фирму «Читти, Маллинер и Пасси». Ничего больше о его занятиях узнать не удалось.
Личные качества и пр. Умен. В школе получал стипендию. Обладает живым умом, честолюбив, высокого о себе мнения. Отсюда его ссора с первым нанимателем. Вроде бы неплохо поладил с мистером Титмуссом, который обещал ему партнерство в фирме, если он будет примерно вести себя и усердно работать. В 1914г., перед самым началом войны, стал проявлять явные признаки беспокойства, поговаривал о том, чтобы переехать в Лондон и там начать новое дело. Благодаря острому уму сделал быструю карьеру в армии и был откомандирован в штаб. Это подхлестнуло его амбиции и честолюбивые устремления. Предположение мистера Титмусса, что Дженкинсон уже не вернется в Трентбридж, подтвердилось.
Семья. Сын помощника смотрителя парка, Лемюэля Дженкинсона, нанятого муниципалитетом Трентбриджа. Родители - уважаемые набожные люди. Дженкинсон-старший переехал в Трентбридж из сельской местности, где он служил садовником при усадьбе, с двумя детьми, мальчикам и девочкой. Теодору было тогда около одиннадцати, а его сестре (имя не запомнилось) - тринадцать. Когда Теодор начал работать в банке, Лемюэль вернулся в родные края (в Хилари-Магну), оставив сына в съемной комнате. Мать умерла еще в Трентбридже, с тех пор хозяйство в семье вела сестра. По-видимому, они с братом очень близки. Мистер Титмусс познакомился с ней, когда принял на работу ее брата, она приезжала в Трентбридж, чтобы снять для Теодора новую комнату. Эта «простоватая, но властная малышка», по описанию мистера Титмусса, служила в каком-то поместье возле своего дома.
Прилагаю фотографию мистера Титмусса с его служащими, сделанную в 1913г. во время очередной поездки в Ханстантон, где они бывали каждый год. Дженкинсон - третий мужчина слева в переднем ряду. Этому снимку почти тридцать лет, но он может оказаться полезным».
Вполне удовлетворенный итогами дня и своими литературными трудами, Кромвель поужинал и отправился в постель, прихватив с собой богато иллюстрированную книгу о птицах, чтобы спокойно покурить трубку и почитать на сон грядущий. На следующее утро ему пришлось оправдываться перед хозяйкой из-за дыры, прожженной в одной из лучших ее простыней, как она заявила - не без преувеличения, разумеется. Кромвель с улыбкой заплатил хозяйке, довольный, что дело закончилось только дырой в простыне, ведь он уснул с горящей трубкой в зубах.
Глава 13. Неожиданное открытие за чаем
В конце недели Литтлджону пришлось прервать расследование, поскольку в Хилари свято блюли день воскресный. Не сказать, правда, чтобы в то воскресенье деревня мирно отдыхала. Утром новость о смерти Уикса с фермы «Аппер-Хилари» уже разнеслась повсюду. Харриуинкл, Олдфилд, доктор и группа газетчиков в сопровождении зевак упорно трудились, но к обеду закончили всю дневную работу. В это же время не меньше внимания привлекла к себе Полли Друс, чье бракосочетание состоялось в девять часов утра. Вдобавок ко всему в то воскресенье отмечался день благословения урожая. Неудивительно, что вконец потерянный мистер Клапледи на утренней службе предложил вознести молитву о дожде, вместо того чтобы призвать паству вспахивать поля и разбрасывать семена[100 - «Мы вспахиваем поля и разбрасываем семена добра» - начало традиционного англиканского гимна, исполняемого по случаю праздника урожая.]. Когда Полли и ее новоиспеченный супруг отправились в Эвингдон отмечать свадьбу (владелец «Колокола» не успел обзавестись необходимым количеством провизии за столь короткий срок), методисты уже вовсю праздновали день урожая.
«Благодарные сердца, поспешите в дом Отца», - выводил хор в постройке из гофрированного железа на перекрестке, и звуки гимна разносились далеко за пределы деревни.
Что же касается расследования по делу Тидер, то Литтлджон посчитал разумным сделать короткий перерыв - он находился на ферме «Аппер-Хилари», когда случилась трагедия, и оказался главным свидетелем, а потому значительную часть времени заняло у него совещание с коллегами в местной полиции и с полицейским врачом. Коронер уехал из города на выходные, но его помощник предварительно назначил дознание на следующий вторник. Между тем миссис Уикс пришла в себя после падения с лестницы, отделавшись всего парой синяков. Она отвечала на вопросы полиции и занималась делами на своей маленькой ферме. Ее угрюмое, застывшее, будто высеченное из гранита лицо не выражало никаких чувств. Не было оснований подозревать, что причина смерти Уикса не самоубийство, а нечто другое, и ожидалось, что коронер на дознании лишь подтвердит это заключение. Состояние здоровья покойного, его пристрастие к спиртному, крайняя взвинченность, подавленность, неожиданное признание в нападении на мисс Тидер и новость о замужестве Полли Друс - причин, чтобы свести счеты с жизнью, было более чем достаточно.
Литтлджон только к середине дня покончил со всеми неизбежными формальностями, которые повлекла за собой смерть Уикса, и когда Олдфилд с помощниками отправился обратно в Эвингдон, решил внимательнее изучить деревню и окрестности в надежде, что небольшая прогулка по приятной сельской местности поможет ему отвлечься, чтобы позднее взяться за расследование с новыми силами. Он зажег трубку, одолжил у хозяина «Колокола» крепкую трость и зашагал по Хилари-Парва-роуд. Проходя мимо коттеджа «Брайар», Литтлджон не заметил там ни малейших признаков жизни, если не считать дыма над трубой, хотя мистер Уиньярд еще оставался в доме. Очевидно, он предпочел скорбеть в одиночестве в четырех стенах. Литтлджон не мог представить его после всего случившегося на благодарственном молебне в церкви вместе с жителями деревни. Детектив остановился полюбоваться аккуратным Холли-Бэнком, затем повернулся, чтобы продолжить путь, как вдруг с удивлением обнаружил, что незаметно для себя поднялся на невысокий холм, а с этого пригорка виден луг, где встретила свою смерть мисс Тидер. Литтлджон стоял у самых ворот Холли-Бэнка и видел
в просвете между «Колоколом» и коттеджами верхнюю половину рокового поля - от тропинки до Эвингдон-роуд. Вероятно, из верхних окон дома Лорримера просматривалось само место преступления. Литтлджон обдумывал свое открытие, когда услышал шаги за спиной. Он повернулся и увидел, как со стороны деревни к нему приближается Лорример.
- Добрый день, инспектор. Любуетесь пейзажем? - произнес щеголеватый хозяин Холли-Бэнка и улыбнулся. - С этого склона действительно открывается чудесный пейзаж. А из окон вид еще красивее: дом ведь стоит на холме, сверху заметна вся панорама.
- Я как раз подумал, мистер Лорример, что из окна вашего дома хорошо просматривается место убийства мисс Тидер.
- Согласен. Мне тоже сразу пришла в голову эта мысль. Жаль, что никто не глядел из окна, когда на мисс Тидер напали. Это избавило бы вас от проблем. Но, как вы знаете, обе мои служанки (весь мой скромный штат) готовили еду в кухне, а я сидел за роялем… Не хотите зайти, выпить чашку чаю? Кстати, эта история с Уиксом - сущий кошмар, правда? Хотя, наверное, так даже лучше. Если бы Уикс предпочел дождаться, когда природа возьмет свое, боюсь, его путь к могиле был бы долгим и полным страданий. Пристрастился к бутылке, проспиртовался насквозь, а смерть от цирроза печени, как правило, весьма мучительна. Мне жаль его жену. Эта достойная женщина много натерпелась по вине своего ленивого пропащего мужа. Вдобавок Уикс путался с той девицей, Друс, что вышла замуж нынче утром. Шлюха!
Лорример оживился, становился все разговорчивее, а Литтлджон собирался прогуляться и решительно не желал слушать нескончаемую болтовню, поэтому предпочел извиниться и продолжить путь. Его удивило, что Лорример интересуется делами соседей, тем более жизнью миссис Уикс, у которой, похоже, почти не было друзей в деревне.
Дорога тянулась мимо ворот Хилари-Холла и парка с прекрасными старыми деревьями к густой роще, где когда-то вырубили полоску под шоссе. Лес там высился стеной по обеим сторонам и обрывался перед крошечной Хилари-Парвой, которую едва ли можно было назвать деревней. Место показалось Литтлджону довольно приятным. Здесь стояли рядком в окружении садов четыре выбеленных глинобитных домика, пивная и внушительного вида кирпичная церковь, построенная безумным хозяином поместья из-за соперничества с владельцем более крупной деревни. Бывшая резиденция основателя Хилари-Парвы виднелась в дальнем конце деревушки: ее выкупил профсоюз и превратил в санаторий. Церковь была закрыта. Мистер Клапледи проводил здесь службы редко, лишь по особым случаям, а в остальное время прихожане обеих деревень собирались в церкви Хилари-Магны. Возле домиков стояли несколько жителей, а в большом ухоженном парке при перестроенной усадьбе прогуливались пациенты санатория.
Литтлджон свернул на боковую дорожку и вскоре оказался на шоссе между Эвингдоном и Стреттон-Харкортом, а через четверть часа уже проходил мимо аллеи, ведущей к ферме «Аппер-Хилари». Поток машин на дороге изрядно портил удовольствие от прогулки, и Литтлджон уже начал жалеть, что повернул в сторону от Хилари-Парвы, когда ему пришла вдруг в голову удачная мысль. Он охотно выпил бы сейчас чашку чаю. А если отправиться дальше по Стреттон-роуд, в чайную мисс Сатчелл, мимо опустевшей на время методистской молельни, где после чая снова соберутся прихожане на вечернюю службу? Те немногие, кто пришел в молельню на целый день, очевидно, из отдаленных мест, расположились на маленьком церковном дворе, разложили под деревом сумки с провизией, свертки с бутербродами и чашки с чаем. За пиршеством велись самые разнообразные разговоры, от глубокомысленных бесед серьезных молодых людей и дам до легковесной шутливой болтовни между взволнованным престарелым дьяконом и дородной молодящейся старухой. Когда Литтлджон проходил мимо, бородатый старец с трудом поборол искушение отвесить сочный шлепок по необъятному заду
своей легкомысленной собеседницы. Детектив, попыхивая трубкой, зашагал дальше по мосту через чистый ручей Фенни-Брук к перекрестку дорог Стреттон-Латтимер и Стреттон-Харкорт.
Чайная мисс Сатчелл представляла собой бунгало, где жила сама хозяйка, и большую пристройку, где подавали закуски и напитки. Рядом располагались автостоянка и небольшой сад - летом яркие зонтики защищали там от солнца и дождя тех, кто предпочитал пить чай на свежем воздухе. Мисс Сатчелл была учительницей средних лет, которая устала от работы в школе и, вопреки советам друзей, купила за бесценок захудалую придорожную закусочную. Заведение находилось возле дороги, однако далеко от оживленных мест, где собиралось достаточно публики, готовой заплатить за лакомства вроде булочек с разноцветной глазурью, маленьких сдобных лепешек, кексов и пышек, которые подавались вместе с чашками кофе или чаем в чайниках. Но мисс Сатчелл твердо решила открыть чайную. За год она успела прославиться на всю округу своей выпечкой и начала зарабатывать неплохие деньги. Прежде всего она пекла, готовила и подавала собственные изделия. Вскоре ее чайную оценили две весьма влиятельные дамы графства, мисс Филлимор-Кадби и леди Уинстанли. С этого дня будущее мисс Сатчелл было обеспечено. Стало модным забегать к Сатчелл на
утренний кофе, дневной чай, легкий обед или даже ранний ужин с непременной чашкой чаю. На стоянке теснились машины, посетители занимали все столики, а мисс Сатчелл продолжала пополнять кассу. Она по-прежнему занималась выпечкой, но платила другим девушкам, чтобы те обслуживали столы, пока хозяйка, к тому времени и сама наполовину влиятельная особа, в твидовом костюме и грубых башмаках, шумно болтала с завсегдатаями, ко многим обращаясь по имени.
Литтлджон вошел в чайную и сумел найти пустой столик в тихом углу. Место показалось ему чрезмерно «староанглийским». Рядом с большим открытым кирпичным камином, тщательно набитым поленьями, стояла прялка. Кругом сияли всевозможные медные штуковины. Начищенные грелки, лейки для горячей воды, подносы, подсвечники разнообразных форм и размеров занимали стены, полки и всю свободную поверхность. Медные котелки и кувшины, гонги, колокольчики, трое старинных напольных часов, образцы вышивки в рамках, фигурные пивные кружки, глиняные собачки, стеклянные «ведьмины шары» от сглаза и еще сотня причудливых древностей, фальшивых и подлинных, громоздились повсюду. Все они продавались, но Литтлджон об этом не знал, да и не задавался подобным вопросом. Он спросил официантку, нельзя ли видеть мисс Сатчелл, и услышал в ответ, что та появится минут через десять. Девушка указала пальцем на окно, за которым обширный, обтянутый твидом зад хозяйки чайной выступал из готовой отъехать спортивной машины мисс Филлимор-Кадби. Литтлджон заметил, как владелица автомобиля и мисс Сатчелл толкают друг друга, громко шушукаются и
скалят зубы, будто смакуют подробности местного скандала. Тем временем сдобные лепешки для инспектора уже извлекли из горы засахаренных фруктов, конфет, домашних сладостей, вазочек с мятным кремом (по особому рецепту мисс Сатчелл), леденцов, кексов, пышек и пончиков, от которых ломился прилавок, и Литтлджон смог подкрепиться, пока ждал и осматривался.
Робкие влюбленные парочки, пришедшие в чайную на первое свидание, взволнованно шептались, поглощенные друг другом. Пресыщенные, скучающие молодые люди и девушки с очевидными симптомами задержки умственного развития или пляски святого Витта громогласно переругивались, грубо рявкали, обращались к своим спутникам с подчеркнутым презрением, не замечая остальных посетителей и не считаясь с их чувствами. Почтенные женатые пары, явившиеся в чайную ради скромного развлечения, смущенно поглядывали на шумных соседей; казалось, они готовы извиниться за свое присутствие. Со всех сторон Литтлджона окружали такие же простые смертные, как он сам, занятые едой и питьем. Инспектор последовал их примеру. Вскоре к нему подошла мисс Сатчелл, высокая грузная женщина средних лет, розовощекая, с полными руками и ногами, со спутанными седыми космами и блестящими серыми глазами. В руке она держала визитную карточку детектива.
- Инспектор Литтлджон? Здравствуйте. Вы хотели меня видеть?
- Да. Мисс Сатчелл, верно? Здравствуйте, мадам. Я пришел поговорить с вами о визите мисс Тидер утром в день ее смерти. Вы беседовали об этом с констеблем Харриуинклом, но я решил заглянуть к вам сам на случай, если вы вдруг вспомнили какие-то мелочи, которые показались вам достойными внимания. Вы, безусловно, очень нам помогли, когда позвонили, чтобы сообщить, где находилась мисс Тидер в прошлую среду утром, и рассказать о цели ее прихода.
- Бедняжка. Надо признать, инспектор, она была немного занудой, однако не заслужила такой ужасной смерти. Я охотно помогу вам всем, чем только смогу.
Мисс Сатчелл заметно оживилась, повеселела, придвинула стул к столику Литтлджона и приготовилась к обстоятельной беседе. Она заказала еще чаю с лепешками для них обоих, детектив не возражал: после прогулки у него разыгрался аппетит, а съеденная сдоба только раздразнила его.
- Мисс Сатчелл, вы видели, как мисс Тидер уходила из чайной? В какую сторону она пошла и не заметили ли вы кого-то поблизости на дороге?
- Нет, я не провожала ее до двери. Мы подаем легкие обеды, и в этот час у меня дел по горло: нужно убрать все с кофейных столов и проследить за приготовлениями к полудню. Она рассчиталась у стойки, попрощалась со мной и ушла.
- Наверное, в заведении были другие посетители, которые могли видеть, как мисс Тидер переходила дорогу и перебиралась через живую изгородь? Возможно, она встретила кого-нибудь по пути. Вы не помните, кто заходил в чайную в то утро?
- Конечно, тут было много народу, в этот час мы обычно подаем кофе. Я вот думаю, кто же находился на автостоянке, когда мисс Тидер уходила… - Мисс Сатчелл замолчала, сдобная булочка в ее руке замерла на полпути ко рту. - По-моему, Джонни Хилзборо открыл перед ней дверь. Да-да, точно! Он покупал какие-то конфеты у стойки, а мисс Тидер хотела заплатить по счету. Они вышли вместе, он придержал для нее дверь. Вам нужен Джонни. Может, он проехал мимо нее на машине. Джонни отправился в Эвингдон. Сейчас он здесь. Видите того пухлого краснощекого парня с большими усами? Я его приведу.
Мисс Сатчелл прыгающей походкой пересекла зал под заинтересованными взглядами по меньшей мере дюжины пар глаз и вернулась к столику Литтлджона вместе с белокурым мускулистым добродушным молодым человеком.
- Это инспектор Литтлджон из Скотленд-Ярда, он расследует убийство Тидер, ты знаешь. Инспектор, это мистер Джонни Хилзборо.
- Добрый день, мистер Хилзборо. Спасибо, что взяли на себя труд подойти, очень любезно с вашей стороны.
- О чем речь, инспектор. Мне это вовсе не трудно. Всегда рад помочь стражам порядка. Так чем я могу быть вам полезен?
- Я понял со слов мисс Сатчелл, что вы видели, как мисс Тидер выходила отсюда утром в день своей смерти.
- Да, я действительно видел бедную старушку. Открыл дверь, пропустил ее вперед, а потом обогнал на своем автомобиле по пути домой. Она разговаривала возле перелаза с Лорримером, тем лысым, что купил пианолу моей матери.
Он гордо пригладил свои пышные усы, его простодушные голубые глаза светились доброжелательством и желанием помочь. Литтлджон, только что отправивший в рот последний кусок лепешки, едва не поперхнулся, когда Хилзборо с готовностью выложил ему волнующую новость.
- Вы хотите сказать, мистер Хилзборо, что мисс Тидер вышла отсюда и сразу встретила Лорримера?
- Да. Старикан шагал по дороге в сторону деревни - наверное, спешил домой. Мисс Тидер догнала его и говорила с ним минуту или две. Правда, он торопился поскорее уйти. Потом она перебралась через живую изгородь и вышла на луг, а Лорример двинулся дальше по дороге. Я заметил, как старый Уикс копался в земле на поле, когда мисс Тидер проходила мимо. Тут я поддал газу и больше уже ничего не видел. Боже праведный! Вероятно, мисс Тидер убили сразу после… В то время поблизости был Уикс.
- Да, мистер Хилзборо. Но он умер вчера вечером, так что давайте пока оставим эту тему, если не возражаете. Что вы говорили насчет пианолы вашей матушки? Я был в доме мистера Лорримера день или два назад и видел у него в гостиной рояль, но не пианолу.
- Ну да. Ту штуковину, что он купил у матери, можно приставить к роялю или пианино, а затем убрать. Она похожа на маленький орган, там крутится валик с записью на ленте или вроде того. Когда включаете ток, молоточки бьют по клавишам вашего рояля, и звучит музыка - так эта штука и играет. Я хотел сказать, что она подходит для любого инструмента, будь то пианино или рояль… Вы поняли, о чем я?
- Да, я вас понял, мистер Хилзборо.
- Хотя я в толк не возьму, какой вам прок от дурацкой пианолы в расследовании убийства мисс Тидер. Вот, собственно, и все… А теперь извините меня. Я вам еще нужен? Всегда рад услужить, но… за столом меня ждет молодая дама… так что всего хорошего! Счастливо оставаться, Сатчи, старушка…
- Всего доброго, мистер Хилзборо, большое спасибо за помощь.
Литтлджон поблагодарил мисс Сатчелл и поднялся, чтобы оплатить счет, но хозяйка только отмахнулась.
- Вы мой гость, инспектор, рада знакомству с вами. - Мисс Сатчелл попрощалась с детективом и ушла приветствовать нового посетителя.
Неожиданно Литтлджон наткнулся на ошеломляющее открытие! Лорример солгал! Он встретил мисс Тидер незадолго до ее смерти, хотя уверял, будто провел все утро дома за игрой на рояле. Лорример играл на рояле! Это подтвердили его слуги. Однако выяснилось, что у него есть пианола, которую можно включить в электросеть и оставить работать, а значит, пока играла музыка, хозяин мог уйти далеко. Литтлджон решил, что нужно еще раз наведаться в Холли-Бэнк, и чем скорее, тем лучше.
Перед тем как покинуть чайную мисс Сатчелл, инспектор попросил отправить его жене два фунта сливочной помадки и заплатил за них шесть шиллингов. Миссис Литтлджон пришла в восторг, оттого что в переломный момент расследования муж вспомнил о ней, однако, услышав о цене, заметила, что инспектор переплатил за конфеты по меньшей мере вчетверо.
Глава 14. Лис затаился в норе
Из чайной мисс Сатчелл Литтлджон снова отправился в Холли-Бэнк. У него возникли вопросы к мистеру Лорримеру, и он желал немедленно получить на них ответы. Но, к разочарованию инспектора, дом оказался заперт. Очевидно, хозяин ушел, а служанки, судя по дымящимся трубам, сгребли в кучи уголья в каминах и освободили себе воскресный вечер. Тогда детектив позвонил в полицейский участок Эвингдона и договорился с Олдфилдом о встрече тем же вечером. В маленький торговый городок он приехал на автобусе и вскоре уже беседовал со своим коллегой.
- Простите, что уделял вам мало времени, Литтлджон, - произнес Олдфилд. - В последние дни у меня работы невпроворот: тут и противовоздушная оборона, и две кражи со взломом в загородных домах, да вдобавок события в Хилари, теперь вот еще самоубийство Уикса. Дни проходят в беготне, не остается ни единой свободной минуты. А у вас какие новости, как продвигается дело?
Литтлджон коротко изложил своему новому приятелю итоги дня, особо выделив факты, которые удалось выяснить в разговоре с Хилзборо.
- Да-да, молодой Хилзборо, - кивнул Олдфилд. - Он легкомысленный, бегает за девушками, но, думаю, из него получится хороший свидетель. Его показания меняют всю картину, верно?
- Пожалуй, да, Олдфилд. Я размышлял над этим в автобусе по пути сюда. Вероятно, это Лорример отнес потерявшую сознание мисс Тидер к отстойнику и сбросил на дно. Была там вода или нет, он надеялся избавиться от жертвы: считал, что она захлебнется или задохнется. Давайте рассуждать теоретически: допустим, он увидел ее ссору с Уиксом, затем поспешил на поле, обнаружил, что фермер ушел, а женщина лежит без чувств. Он поднимает ее, относит к сливной яме неподалеку, сталкивает вниз, закрывает люк и тайком возвращается домой.
- Звучит убедительно. Но с какой стати ему убивать Тидер, зачем рисковать? Какой у него мотив?
- Знаете, Олдфилд, по-моему, с этим завещанием дело нечисто. На первый взгляд, Лорример - лицо незаинтересованное, тогда для чего он так старался настроить мисс Тидер против Уиньярда? Он вроде бы ничего не выгадал от того, что миссионера вычеркнули из завещания. Все деньги пошли на благотворительность. Кстати, это напомнило мне, что на днях я должен получить из Скотленд-Ярда сведения о Евангелическом союзе. Но вернемся к Лорримеру. Он намеренно солгал мне, заявив, будто почти все утро провел дома за роялем и был занят игрой в то время, когда убили мисс Тидер. А теперь предположим, Лорример заметил из окна наверху (а оттуда, между прочим, отлично просматривается практически вся деревня, от церкви до поместья), как мисс Тидер идет через поле в сторону Эвингдон-роуд. Она говорила ему, что собиралась встретиться с Уиньярдом, и Лорример настороженно ждет. Наконец мисс Тидер возвращается, он бросается бежать по тропинке, что начинается у самых его ворот, пересекает парк при поместье и выбегает на Эвингдон-роуд прямо за домом Хаксли. По какой-то причине Лорример желает знать, чем закончилась беседа между
мисс Тидер и Уиньярдом, и намерен выяснить это немедленно. Он прибавляет шагу и догоняет мисс Тидер возле перелаза, где их видит Хилзборо. Лорример узнал, что хотел, и возвращается домой тем же путем.
Олдфилд закурил и заметил:
- И все же, Литтлджон, это не делает его убийцей, правда? Ему нужно было незаметно вернуться домой, снова выглянуть в окно и увидеть, как Уикс ударил жертву. А между тем служанки подтвердили его алиби. Он постоянно играл на рояле. Как быть с этим? Хилзборо видел его в одном месте, а девушки слышали в другом.
- В том-то и дело, Олдфилд. Помните, Хилзборо упомянул о пианоле? Инструмент в доме Лорримера - рояль, а вовсе не механическое пианино. Но он приобрел устройство, превращающее обычное фортепиано в механическое; при желании его можно приставить к роялю, а затем убрать. Мы должны завтра же осмотреть эту пианолу. А пока допустим, что она электрическая и ее можно оставить включенной. Возникает вопрос: как долго крутятся валики в таком устройстве?
- Не знаю, но завтра отведу вас к тому, кто все нам расскажет. Продолжайте.
- Итак, Лорример решил избавиться от мисс Тидер, если встреча с Уиньярдом приведет к определенным последствиям, и поглядывал из окна на дорогу, ждал ее возвращения. Он завел пианолу, чтобы служанки думали, будто хозяин играет, и не беспокоили его. Наконец Лорример заметил мисс Тидер, незаметно выскользнул из дому, а затем перехватил ее на шоссе. Появляться там было особенно рискованно: его могли увидеть, - и тогда ему пришлось бы отложить свой план убийства. Но вокруг не было никого, если не считать промелькнувшей мимо машины, автомобиля Хилзборо, однако тот ехал так быстро, что Лорример не придал этому значения. Мисс Тидер что-то сказала Лорримеру и этим подписала себе смертный приговор. Мы не знаем, что замышлял Лорример, но в чем бы ни заключался его план, ему не пришлось им воспользоваться, потому что на поле неожиданно возник Уикс. Лорример сбежал и укрылся дома.
Олдфилд затянулся сигаретой.
- Звучит разумно, однако, согласитесь, это лишь догадки. Пока ваши рассуждения не более чем теория, игра воображения.
Литтлджон усмехнулся, кивнул, потом набил трубку, зажег и продолжил:
- Давайте попробуем увязать с этой теорией те немногие факты, что нам известны. Итак, Лорример тайком возвращается домой. Пианола еще играет. Он ставит другую запись и спешит к окну посмотреть, как развиваются события. Видит, что Уикс бьет Тидер по голове и бежит прочь, а бездыханное тело остается лежать на лугу пастора. Лорример снова украдкой выходит из дому, но на сей раз пробирается по тропинке, что тянется позади кузницы параллельно дороге. Он перебегает на противоположную сторону шоссе и оказывается на поле пастора. Там Лорример завершает дело и крадется обратно. Пианола играет. Если ему удалось остаться незамеченным, то у него отличное алиби, которое подтвердят слуги. Таков ход его мыслей. Ну, что вы на это скажете?
- Литтлджон, в той части Йоркшира, откуда я родом, говорят в подобных случаях, что выводы притянуты за уши. Иными словами, воображение у вас разыгралось. Но все же это версия. И мы должны проверить ее. Займемся этим завтра утром. Не забудьте, на будущей неделе состоится дознание по делу старого Уикса, оно тоже займет у нас время. Коронер Каррадайн страшно зол из-за нового дознания в Хилари-Магне. Он почему-то терпеть не может это место и считает, будто жители деревни нарочно все подстроили, чтобы досадить ему.
- Меня интересует еще один вопрос, Олдфилд, - произнес Литтлджон. - Вы знаете человека по имени Моссли, представителя какого-то банка в южных морях?
- Нет. А почему вы спрашиваете?
- Похоже, это он рассказал Лорримеру о заслугах Уиньярда по части миссионерства. Моссли - управляющий банком в портовом городке, где служит Уиньярд, сейчас он дома, в отпуске. Лорример встретил его в Эвингдоне на прошлой неделе, когда Уиньярд выступал там с лекциями.
- Я знаю почти всех жителей этого города, как бывших, так и нынешних, однако никогда ни о каком Моссли не слышал. Вдобавок я, кажется, говорил вам, что был на той лекции. Я не видел там ни одного незнакомого лица, хотя Моссли вроде бы тоже присутствовал. Зал там небольшой, и публики собралось не слишком много. Не представляю, как я мог его не заметить.
- Наверное, Моссли еще одна воображаемая фигура в моей теории. Предположим, что Лорример узнал свою историю от Хаксли, у которого есть приятель в Пандалу, где служит Уиньярд. Тот приятель в своих письмах раскрыл Хаксли ужасную правду о «труженике на ниве Христовой». Хаксли пересказал историю мне и признался, что поделился ею с Лорримером. Возможно, Лорример выдумал своего рода миссис Гаррис[101 - Несуществующая приятельница одного из персонажей романа Ч.Диккенса «Мартин Чезлвит».], чтобы открыть мисс Тидер глаза на притворство Уиньярда.
- Похоже, ему хотелось подложить Уиньярду свинью. По-вашему, причиной этому месть или корысть?
- Это нам тоже предстоит выяснить.
- Довольно обширная программа на завтра.
- Да. Думаю, нам следует привлечь к работе Харриуинкла или одного из ваших сотрудников, если вы можете кого-то мне выделить.
- Хорошо. Допустим, мы поручим Харриуинклу опросить жителей деревни, не видел ли кто-нибудь Лорримера поблизости во время убийства. Еще я отправлю человека в Холли-Бэнк осмотреть пианолу и убедиться, что она там, когда Лорримера не будет дома. Мы с вами встретимся, проконсультируемся со специалистом насчет механических пианино, а затем еще раз зайдем к Уиньярду и выясним, не сталкивался ли он с Лорримером в прошлом. Вдобавок можем проверить те тропинки, которыми, как вы предположили, пробирался Лорример, пока играла его пианола, - к живой и здоровой мисс Тидер и обратно в Холли-Бэнк, а затем - к бесчувственной мисс Тидер и назад. Согласны?
- Да. А сейчас мне пора. Мой обед, а вернее сказать, холодный ужин дожидается меня в «Колоколе». Всего доброго.
- До свидания, Литтлджон. Увидимся завтра, рано утром. Простите, что не могу пригласить вас домой и угостить. Мы всегда по воскресеньям ужинаем у моей тещи, жена уже ждет меня там.
На следующее утро полиция незаметно приступила к решительным действиям в Хилари-Магне. Взбудораженный и важный Харриуинкл терпеливо обходил деревню, расспрашивал жителей, кого они видели утром в день убийства мисс Тидер. Похоже, каждый здесь кого-то видел, причем несколько человек обратили внимание, что Уикс шел через деревню в сторону пасторского луга, но никто не видел, как он возвращался. Харриуинкл невозмутимо выслушивал шутки, отказы, грубости, советы, предложения выпить на дармовщину и заверения в готовности сотрудничать, однако имя Лорримера не прозвучало ни разу. Констебль сокрушенно доложил об этом начальству, попытка произвести впечатление своим усердием провалилась. Удивительно, но Литтлджон сердечно поблагодарил его, и ободренный Харриуинкл отправился домой обедать в приподнятом настроении.
- В Скотленд-Ярде я на хорошем счету, так-то вот, мать, - сказал он жене, сидя за столом перед большой тарелкой с говяжьей грудинкой, картофелем, морковью, репой и клецками.
Между тем мистер Лорример ушел из дому сразу после завтрака по какому-то неведомому делу, и вскоре в Холли-Бэнк явился человек, представившийся инспектором местной службы противовоздушной обороны. Его прислали осмотреть чердаки и убедиться, что там не держат легковоспламеняющегося хлама. Служанки проводили его наверх. Он так рьяно взялся за работу, что заодно заглянул и в спальни, чем изрядно озадачил кухарку Элис, которую отправили проследить, чтобы парень не сбежал, прихватив что-нибудь ценное. В кладовке представитель службы ПВО проявил необычный интерес к небольшому, похожему на фисгармонию инструменту, что стоял в углу, наполовину скрытый за чемоданами и сундуками.
- Странная с виду штуковина, - заметил инспектор. - Надо бы ее осмотреть, убедиться, что она не огнеопасна. Вдруг там бензиновый двигатель или нечто подобное. Давайте-ка поглядим. Что это может быть?
- Думаю, это орган. Штука, на которой играют. Вроде музыкального ящика или шарманки, - отозвалась Элис, взволнованная своей ролью гида для этого красивого молодого человека, который улыбался ей.
- Шарманка? Ну и ну. А она играет?
- Только ничего здесь не трогайте. Хозяин рассердится, если узнает, что вы вообще сюда заходили. Никто не должен совать нос в его музыку. Он строго-настрого запретил, и придет в ярость, оттого что его не послушали.
- И давно у него этот ящик? Как вас зовут?
- Элис.
- Чудесное имя для такой славной девушки. Ну же, Элис, как давно у него появилась эта штуковина? На вид она довольно старая.
Лицо Элис вспыхнуло от гордости.
- Хозяин купил ее примерно год назад. Я никогда не слышала, чтобы он на ней играл. И даже не видела, чтобы ее выносили из этой комнаты, разве только дважды. Но хозяин говорил, будто она нужна ему, чтобы играть в четыре руки с самим собой. По мне, так это звучит безумно.
- Эти важные джентльмены - странный народ! Правда, Элис?
- Пожалуй. Но слышали бы вы, как наш хозяин играет. Рояль у него словно разговаривает, правда. Иногда он играет музыку точно в кино: ну, вы понимаете, когда герой говорит своей девушке, что любит ее. Так вот: стоит ему заиграть такое, и я не могу удержаться от слез…
Громкий окрик снизу прервал сентиментальные откровения Элис.
- Эй! Что это вы там делаете так долго? - сварливо воскликнула Грейс. - Я думала, вы пришли осмотреть чердаки. Негоже вам вдвоем крутиться в спальне. Спускайся сейчас же, Элис, и чтобы я больше такого не видела.
Бедная Элис смутилась и опрометью бросилась вниз, а констебль Пенроуз из полицейского управления Эвингдона торопливо поблагодарил рассерженную Грейс, вежливо попрощался с ней и, не услышав ничего в ответ, исчез за дверью.
Тем временем Литтлджон и Олдфилд беседовали о механических пианино с Майором Крабтри из Эвингдона, мастером на все руки. Отец мистера Крабтри, бывший боец кавалерийского полка йоменов Трентшира, мечтал о высоком армейском звании для своего сына, однако скудные средства родителя не могли обеспечить ребенку военную карьеру. Вот почему Крабтри-старший нарек сына Майором, и тот носил это имя всю жизнь за вычетом срока службы в армии, когда возмущенный старшина приказал ему взять себе имя Уилфред.
Крабтри принял детективов у себя в мастерской, походившей на нечто среднее между лавкой торговца древностями, военно-морским складом, музыкальным торговым центром и букинистическим магазинчиком. Литтлджон не удивился бы, узнав, что хозяин еще и «барыга», сбывающий краденое. Майор не носил ни пиджака, ни воротничка, но на его толстой шее болтался черный галстук. Круглую, как апельсин, голову покрывал легкий пушок. Редкие длинные зубы напоминали маленькие фортепианные клавиши, пожелтевшие от времени. У него были тучный живот, пухлые руки и толстые ноги. Он с хитрецой взглянул на посетителей.
- Ну, инспектор Олдфилд, что привело вас ко мне в этот чудесный день, сэр?
За свою долгую жизнь Майор Крабтри освоил множество занятий. Торговал всякой всячиной, собратья по ремеслу уважали его за широкие познания и прозорливость. Вдобавок он был человеком начитанным. Еще мистер Крабтри промышлял ювелирным делом, робкие влюбленные парочки приходили к нему тайком в поисках дешевых обручальных колец и неизменно, к полному своему удовольствию, получали желаемое в дальней комнатке позади лавки. Он играл на фортепиано по слуху и настраивал едва ли не все инструменты в городе. Крабтри считался также искусным слесарем. Однажды он открыл хранилище местного банка, когда один из служащих потерял ключ. Дело закончилось тем, что разъяренные владельцы перевели управляющего в какую-то глушь и заменили не только замок, но и дверь хранилища.
- Среди ваших товаров есть пианола, мистер Крабтри? - спросил Олдфилд. - Если есть, нам бы хотелось, чтобы вы объяснили, как действует этот механизм и как долго играет э… Запись? Не знаю, как ее называют.
- Вот те раз! Интересно, что в следующий раз понадобится вашему брату полицейскому? Прежде всего вот что: если я даю вам советы, то, значит, я свидетель-эксперт. Плата за мои услуги - пять шиллингов.
- Ну же, Майор. Сейчас не время торговаться.
- Ладно. У меня есть пианола в задней комнате. Идемте.
Торговец повел детективов сквозь беспорядочное нагромождение старой мебели и всевозможного скарба, пахнувшего ветхостью и запустением, в комнатку, захламленную даже больше, чем лавка. В дальнем углу стояло пианино. Крабтри расчистил путь себе и своим спутникам, и все же полицейским пришлось с трудом протискиваться к инструменту.
- Вы не хотите купить это механическое пианино, инспектор? Я уступил бы вам его подешевле. Например, за двадцать футов… и в придачу возьмите пятьдесят валиков с отборнейшей музыкой.
- Нет, меня не интересует покупка, я пришел не за этим.
- Пятнадцать фунтов. Это мое последнее слово.
- Да замолчите, наконец, Майор, дайте мне сказать!
Апельсиноголовый торговец окинул инспектора лукавым взглядом, хохотнул, умолк и принялся цыкать зубом.
- Я хочу выяснить, как долго может играть такая штука, если не менять пластинку или валик… Не знаю, как вы это называете. Возьмем самую продолжительную запись.
- Ну, это много от чего зависит, инспектор. Все валики разные, разумеется. Одни проигрываются за десять минут, другие за полчаса, а бывает даже, что и за сорок пять минут. Давайте выберем самый долгоиграющий валик из тех, что у меня есть, и проверим.
Детективы не горели желанием сидеть в затхлой комнате и слушать пианолу, однако не видели иного способа проверить правильность своей версии. Майор Крабтри с азартом приладил валик к хитроумному устройству.
- Хорошо, Майор. Ну что, приступим?
Старьевщик придвинул к пианино дряхлый вращающийся табурет, сел, принял важную позу и засопел. Затем поддернул истрепанные манжеты рубашки, подтянул бесформенные брюки и нашарил ногами педали.
- Это самая длинная запись из всех, что я держу. Называется «Джетти-ди-ю». Приятная мелодия. Одна из моих любимых. Сейчас начнется.
Литтлджон взглянул на пустую коробку из-под валика и прочитал: «Jet d’Eau»[102 - Же-До - фонтан на Женевском озере, один из крупнейших в мире.]. Майор Крабтри с гордостью представил свой музыкальный шедевр, и зазвучали бесчисленные трели, передававшие, вероятно, шум водяных струй самого разнообразного происхождения, от фонтанов и гейзеров до садовых шлангов и водосточных труб. Звенящая мелодия рассыпалась каскадом звуков, журчала, грохотала, стремительно бурлила и ревела, а мистер Крабтри самозабвенно слушал, не замечая мальчиков, которым не терпелось купить иностранные марки, и двух женщин, что пришли избавиться от старой домашней утвари. Инспектор заметил время, когда пианола начала проигрывать запись, и с нетерпением ждал окончания. Наконец музыка оборвалась, а валик со скрипом и шипением отъехал в сторону. Мистер Крабтри передвинул какие-то рычаги, нажал на педаль и смотал широкий рулон перфорированной бумаги обратно на валик.
- Прекрасно! - воскликнул он. - Прекрасно! Берите все за двенадцать фунтов. Это ваш последний шанс. Ну уж ладно, десять фунтов. Продаю себе в убыток!
- Ради бога, Майор, замолчите, - со смехом произнес Олдфилд. - Запись звучала почти полчаса. Это средняя цифра?
- Как я сказал, инспектор, бывает, музыка длится и дольше. Большие сонаты, «Венгерские рапсодии» Листа, полонезы Шопена. Зависит от произведения. Но если вы развлекаете гостей, я не беру в пример танцевальные мелодии, кто захочет сидеть и слушать фортепианную игру больше чем полчаса? Кто, я вас спрашиваю?
- Что ж, мы оба признательны вам за помощь, Майор. Считайте, теперь я у вас в долгу.
- Не стоит благодарности, инспектор Олдфилд. Я всегда рад помочь правосудию. Вы же знаете.
На пути к двери Литтлджон подобрал томик «Двадцать пять лет из жизни детектива» своего любимого Джерома Каминады[103 - Детектив полиции, автор книги мемуаров.], служившего когда-то в полиции Манчестера. Он заплатил Майору шиллинг и с торжеством унес книгу с собой, чтобы подарить ее своему другу Кромвелю, сержанту Скотленд-Ярда.
Харриуинкл доложил по телефону, что безуспешно обошел всю деревню в поисках того, кто видел Лорримера утром в день убийства. Выслушав телефонные распоряжения начальства, он провел эксперимент, и на сей раз с успехом. Констебль пробрался от Холли-Бэнка к перелазу на Эвингдон-роуд и обратно, причем никто его не заметил - по крайней мере, так ему показалось. Затем он прокрался по тропинке за кузницей к месту преступления и также остался незамеченным.
Констебль Пенроуз вернулся, снова переоделся в полицейский мундир и доложил, что обнаружил пианолу в доме Лорримера.
- Это решает дело, - заявил Литтлджон. - Теперь мы отправляемся в Холли-Бэнк. Боюсь, мистеру Лорримеру придется ответить на несколько непростых вопросов. Кстати, вам удалось что-нибудь выяснить насчет управляющего банком в Пандалу?
Дежурный сержант ответил, что исполнил задание и в отсутствие обоих инспекторов позвонил в лондонскую контору англо-австралийского представительства Саут-Си-банка. Там никогда не слышали ни о каком мистере Моссли. Более того, ни у них, ни у какого-либо другого банка нет отделений в Пандалу. Там есть торговое представительство и агентство по обмену валюты, но никаких банковских филиалов.
- Чем скорее мы доберемся до Холли-Бэнка, тем лучше. Если Лорример не даст убедительных ответов на наши вопросы, мы его арестуем. У нас достаточно оснований для ареста по подозрению в убийстве. Что скажете, Олдфилд?
- Да. Если вы подождете минутку, я получу ордер, на всякий случай.
Через полчаса два детектива прошли по посыпанной гравием дорожке к дверям виллы Лорримера и позвонили в дверь. Им открыла Элис, за ней по пятам следовала Грейс.
- Мистер Лорример дома? - быстро спросил Олдфилд.
Грейс оттолкнула кухарку в сторону.
- Нет, его нет, сэр. Он ушел примерно полчаса назад.
- Куда?
- Не могу сказать, сэр. Хозяин прибежал взбудораженный, дерганый: «Кто-нибудь приходил, пока меня не было?» Тут Элис ему сообщила про инспектора из службы ПВО, дескать, он заинтересовался тем органчиком, что стоит наверху. Мистор Лорример так рассвирепел, что в сердцах чуть не ударил бедняжку Элис. Я никогда не видела его таким обозленным и напуганным. Кинулся наверх, потом опять вниз, уже с вещами. Два полных чемодана собрал. И уехал на машине. «Я ненадолго, - говорит. - Но если не вернусь к концу недели, вам двоим лучше подыскать себе другое место». И дает нам по пять фунтов каждой, при том что Элис получает вдвое меньше, чем я. Нет, это просто неслыханно. Мы сегодня же соберем вещи и уйдем. И одного дня ждать не станем. После такого обращения…
- В какую сторону он поехал?
- Повернул на Хилари-Парва-роуд, она ведет в Эвингдон, правда, кружным путем, зато движение там тихое.
Олдфилд снял телефонную трубку и попросил соединить его с полицейским участком. Он сообщил приметы Лорримера и распорядился, чтобы оповестили все отделения полиции, что необходимо задержать синий двухместный «бенсон»-купе.
- Ну, Литтлджон, похоже, вы все-таки оказались правы.
- Да, лис скрылся в норе, Олдфилд. Придется нам его оттуда выкурить.
Глава 15. Переполох на ферме «Аппер-Хилари»
Констебль Харриуинкл, раздраженный и хмурый, брел в сторону дома по Эвингдон-роуд, тяжело волоча ноги. Он всегда считал себя хранителем порядка в Хилари-Магне и теперь с горечью думал о том, что один из местных жителей ускользнул от его бдительного ока и успешно скрывался, вместо того чтобы предстать перед законом. Мистеру Лорримеру удалось за считаные минуты исчезнуть с лица земли, попытки полиции выяснить, где он прячется, и выйти на его след окончились неудачей. Как только обнаружилось, что он сбежал, едва ли не все силы правопорядка в графстве начали охоту за неуловимым маленьким музыкантом. Опросили водителей автобусов, пешеходов, дорожных патрульных и жителей домов вблизи шоссе, но синий «бенсон»-купе никто не видел.
- Не могла же эта машина взмахнуть крыльями и улететь, - возмущенно пробурчал констебль Харриуинкл себе под нос. По пути к полицейскому участку он продолжал безуспешно расспрашивать всех, кто встречался ему на дороге. Начальник станции в Эвингдоне отвечал грубо, почти оскорбительно:
- Я заступил на дежурство в девять часов, и скажу так: последний поезд отошел в одиннадцать. Если бы кто-нибудь в него сел, уж я бы это заметил. Ничего ты тут не добьешься, Сэм Харриуинкл, напрасно стараешься. Ты не заставишь меня признать, будто я мог пропустить на перрон безбилетников. Это закрытая станция, ясно? Говорю тебе: никто не войдет внутрь, пока не предъявит билет. Мистер Лорример никак не мог сесть в поезд вчера, только не здесь. И хватит меня донимать. Я уже все сказал, добавить нечего, так что не пытайся подловить меня.
Бедный Сэм! Сержантские нашивки, что привиделись ему в пророческом сне и с тех пор волновали его воображение, начали вдруг бледнеть и исчезать в неведомой дали. Последние несколько дней, оставаясь один на посту, констебль развлекался тем, что вел мысленные беседы с множеством знакомых, которые обращались к нему не иначе как «сержант Харриуинкл»… Он уныло окинул взглядом пруд на лугу, где по брюхо в воде стояли коровы.
- Ты ведь тоже не прочь плюхнуться в эту лужу, констебль Харриуинкл, - угрюмо пробормотал он.
Его моральные устои рухнули, и виной тому были разбитые надежды и натруженные ноги - горячие, тяжелые, скользкие, они напоминали сейчас две порции запеканки на сале, которую готовила жена констебля. Харриуинкл остановился у боковой дорожки, ведущей от шоссе вверх к ферме «Аппер-Хилари». На дороге было тихо, ни одной живой души. Констебль смущенно поглядел по сторонам, украдкой отворил ворота, прошмыгнул на луг и опустился на корточки за высокой запыленной живой изгородью, отделявшей первое поле фермы от дороги. Он стянул ботинки и носки, достал из кармана мундира окурок, зажег его, сильно рискуя подпалить усы, и блаженно потянулся. Трава приятно холодила ступни, ветерок обдувал освобожденную от шлема голову, табачный дым придал констеблю бодрости.
- Ах-ах-ах… - вздохнул Харриуинкл и мягко пожурил себя за то, что поддался унынию. - Это еще не конец света, бывает и хуже, - проговорил он вполголоса. Утешив себя этим философским заключением, страж порядка поднялся, чтобы обозреть окрестности.
От того места, где он стоял, поле тянулось вниз, и Харриуинкл мог хорошо рассмотреть маленькую ферму со всеми ее пристройками. За домом склон плавно поднимался, и казалось, что «Аппер-Хилари» лежит в небольшом уютном амфитеатре. Поместье с поросшей лишайником черепичной крышей и высокими тонкими трубами было сложено из обветренного красного местного кирпича. Строения располагались квадратом. Одну его сторону образовывали дом и сыроварня, а оставшиеся три - амбар, загоны для овец, конюшня, хлев и сарай. Задняя дверь выходила на хозяйственный двор, а парадная, невидимая со стороны констебля, - на маленький садик, окруженный высокими деревьями и кустами орешника. Защищенная со всех сторон, с плотно пригнанными пристройками, эта ферма напоминала крепость, способную выдержать длительную осаду. Наверное, и строилась она с подобным расчетом.
Констебль заметил, что шторы на окнах по-прежнему задернуты, хотя хозяин уже покоился на кладбище. После смерти мужа миссис Уикс вела себя странно. Она не предавалась скорби с тем пылом, которого ожидали от нее в деревне. Разумеется, все знали, что супруги не жили душа в душу, но, по общему мнению, вдова могла изобразить хотя бы подобие горя, когда ее муж ушел из жизни таким ужасным образом. Однако миссис Уикс, вероятно, затаила обиду на покойного благоверного, который так поспешно оставил ее. Даже на кладбище Уикса отвезли прямо из морга, жена не забрала его домой для прощания. Более того, она продолжала заниматься хозяйством на ферме, будто ничего не случилось. Харриуинкл размышлял о странном поведении миссис Уикс, когда вдруг заметил, как она выходит из дому и опрокидывает ведро с помоями на кучу компоста посреди скотного двора. Когда она вернулась в кухню и закрыла дверь, констебль перевел взгляд на высокие трубы. Несколько из них дымились, в неподвижном воздухе тянулись вверх белые столбики дыма. Сэм Харриуинкл хорошо знал эту ферму. Он тотчас представил горящие камины под дымоходами. Вовсю
дымила труба старой пивоварни - наверное, там кипятили воду, готовили пойло для телят, как бывало в лучшие времена, когда Сэм часто заглядывал сюда. В кухне тоже разожгли огонь. Видимо, варили обед. Эта чудачка стряпала горячие блюда, хотя осталась совсем одна! Дым из трубы поднимался и над гостиной. Харриуинкл вообразил стол, накрытый на одного, и почувствовал голод. Рука его потянулась к ботинкам, да так и замерла. Из трубы над одной из спален тоже валил дым!
- Это чертовски странно… Видно, она тронулась рассудком. Раньше миссис Уикс никогда не топила камины в спальнях… уж больно жадная…
Констебль убедился, что в коротеньком окурке не осталось табака даже на одну затяжку, и раздавил его о землю. Потом неспешно натянул ботинки и тщательно зашнуровал. Он надел шлем, поднялся и одернул мундир. Все это Харриуинкл делал машинально, а мысли его текли в совершенно ином направлении. Сержантские нашивки снова рисовались ему отчетливо и ярко. Ум констебля работал медленно, словно тяжелая техника. Казалось, его осенила какая-то идея. Он задумался, склонив голову набок. Затем лицо его загорелось от волнения. Констебль приготовился к самым решительным действиям, напружинил отдохнувшие ноги и быстро зашагал в сторону фермы. Когда он вошел в ворота «Аппер-Хилари», в окне кухни между занавесками возникло лицо миссис Уикс. Она выглядела испуганной, почти безумной. Это придало констеблю решимости. Он машинально поправил ремень, убедился, что дубинка под рукой, и постучал в дверь. «Надо бы поднять щеколду на всякий случай…» - подумал он, но стоило ему притронуться к замку, как он услышал, что за дверью женщина возится с засовом, словно хочет запереться. Харриуинкл всем своим весом навалился на дверь
и приоткрыл ее.
- Прочь! Прочь! Почему вы не оставите меня в покое? Что я такого сделала, зачем вы меня преследуете? - завыла женщина, стараясь закрыть дверь. Наконец она поняла, что ее усилия тщетны, и внезапно отступила. Застигнутый врасплох, Харриуинкл ворвался в дверь и едва не растянулся на полу в коридоре. Прежде чем он успел прийти в себя, в живот ему нацелились стволы дробовика. - Убирайся отсюда, Сэм Харриуинкл, да поживее!
- Эй, эй, миссис Уикс, не надо так. Я просто хотел спросить, не нужна ли вам помощь в связи с дознанием и прочими формальностями. Опустите ружье. Я понимаю: вы немного переутомились, - но это не оправдание, чтобы так обращаться с полицейским при исполнении. Положите ружье, и мы забудем об этом инциденте.
Женщина осмотрелась вокруг. Констеблю не понравился ее взгляд, как и дробовик в руках. Горящие глаза, волосы, всегда тщательно причесанные, а теперь всклокоченные, придавали ей полубезумный вид. Возможно, она действительно повредилась рассудком. На лбу констебля под шлемом выступили капли пота и покатились вниз, заливая глаза. Он снял головной убор и вытер лицо красным носовым платком. Потом вдруг ухватил шлем за ремешок, резко взмахнул им, ударил по стволам ружья и отвел их от своего солнечного сплетения. Свободной рукой, еще сжимавшей платок, констебль крепко стиснул запястье миссис Уикс. Она попыталась вырваться, ее пальцы тянулись к спусковым крючкам двустволки, которые, к облегчению Харриуинкла, были на предохранителе. Казалось, безумие придало ей чудовищную силу. Женщина принялась царапаться, лягаться и молотить констебля кулаками. Дышала она хрипло, со свистом.
- Миссис Уикс, миссис Уикс, ради всего святого, будьте благоразумны! О чем вы только думали? - придушенно пропыхтел полицейский.
- Пусти меня… пусти… а не то, видит Бог, я начиню тебя свинцом, как сделала это с Уиксом…
От изумления и ужаса Сэм Харриуинкл едва не ослабил хватку, но, полностью осознав смысл только что сказанного, в последнем отчаянном усилии обезоружить безумную женщину рванул дробовик на себя. Тут нога его скользнула по кафельной плитке коридора, руки невольно разжались, и не успел он опомниться, как миссис Уикс вырвала у него ружье, отступила на шаг и щелкнула затвором. За мгновение в голове констебля промелькнули мысли о жене, о его большой семье, о полицейском участке и мирной деревенской жизни, с которой, похоже, ему предстояло расстаться навсегда. Но смертельный выстрел, какого он ждал, не пробил ему грудь. Крупная фигура инспектора Литтлджона выскочила из темноты, две могучих ручищи обхватили миссис Уикс, полыхнула ослепительная вспышка, грянул двойной выстрел, дробь загрохотала по потолку. Дрожащий Харриуинкл поднялся…
Тем временем Литтлджон пытался усмирить беснующуюся женщину. Ему пришлось нелегко: миссис Уикс уже не помнила себя и дралась как дьявол. Зажав шею Литтлджона, она душила его, когда деревенский констебль сунул руку в карман, достал пару наручников и с поразительным проворством защелкнул их на ее запястьях. Инспектор высвободил голову из захвата и оттолкнул фермершу. Вдвоем полицейские сумели усадить ее на стул и связать веревкой, которую Литтлджон срезал во дворе под навесом. Миссис Уикс скрежетала зубами, рычала, выкрикивала ругательства и страшные проклятия. Некоторые из них вогнали Харриуинкла в краску. Раздались шаги, и появился инспектор Олдфилд, который крепко держал и тащил за собой Лорримера!
У Харриуинкла от изумления отвисла челюсть.
- Значит, все это время он прятался здесь?
- Да, - кивнул Олдфилд. - Мы шли сюда по делу и, проходя в ворота со стороны дороги, увидели, как вы открываете дверь кухни. К счастью для вас, мы успели вовремя, вдобавок нам тоже повезло: шум, что вы подняли в задней части дома, спугнул прохвоста, он выскочил через парадную дверь. Я погнался за ним по полю, мне удалось схватить его. Сегодня утром вы славно потрудились, Харриуинкл.
Лорример успел немного отдышаться, но выглядел жалко. Небритый, в грязной одежде, он, похоже, не спал со вчерашнего дня. Налитые кровью глаза смотрели испуганно и дико, сухие губы нервно дергались, а пальцы конвульсивно сжимались и разжимались.
- Я могу все объяснить… я объясню… я возмущен таким обращением. Может, я и преступник… Отпустите мою руку… Видит Бог, я заставлю вас пожалеть об этом…
- Довольно, мистер Лорример. У вас будет возможность все объяснить. А пока должен вас предупредить: все, что вы скажете, может быть впоследствии использовано против вас в суде. Нам пора отправляться.
Женщина на стуле издала дикий вопль, оскалилась и разразилась безумным смехом.
- Развяжите ее, развяжите… что вы с ней сделаете? - Казалось, Лорример вдруг забыл о себе и заметил бедственное положение своей подруги по несчастью. - Энни, Энни, что они с тобой сделали? Развяжите же ее, говорю вам… Что вы творите? - Лорример зарыдал.
Олдфилд повернулся к Харриуинклу:
- Думаю, вам надо запрячь двуколку. Я отвезу мистера Лорримера в участок, нам нужно срочно задать ему несколько вопросов. Может, вы отправитесь со мной, Литтлджон, и присмотрите за ним, пока я буду править? Харриуинкл останется здесь, подождет врача и машину из психиатрической больницы для миссис Уикс.
Констебль испуганно покосился на женщину, которая притихла и что-то невнятно бормотала с пеной на губах.
- Пожалуй, Харриуинкл достаточно натерпелся за это утро. Он отвезет вас, а я побуду тут и подожду «Скорую», - предложил Литтлджон.
Измученный констебль поблагодарил его взглядом за заботу.
Так, Лорример, сломленный, с понуро опущенными плечами, поехал в Эвингдон в двуколке между двумя полицейскими, а Литтлджон закурил трубку и остался караулить безумную женщину, которая не проронила ни слова и просидела неподвижно, пока не прибыла карета «Скорой помощи», чтобы отвезти ее в психиатрическую лечебницу графства Трентшир.
Глава 16. Третий слева в переднем ряду
На пути в полицейский участок Эвингдона Лорример сидел молча между полицейскими. Он выглядел изможденным, осунувшимся, с нездорово-красными губами и белым как мел лицом, цвет которого заставил Олдфилда вспомнить о путешественниках, страдающих морской болезнью. Эта бледность так встревожила инспектора, что в участке он отвел Лорримера к себе в кабинет, усадил в кресло и предложил ему выпить бренди, на что тот охотно согласился.
- А сейчас, мистер Лорример, вам следует собраться с мыслями и приготовиться дать показания о своих недавних передвижениях и о том, как вы оказались участником событий на ферме «Аппер-Хилари». Возьмите себя в руки, скоро прибудут главный констебль и инспектор Литтлджон, - произнес Олдфилд и оставил задержанного приводить мысли в порядок под надзором спокойного констебля Харриуинкла.
Через четверть часа появился сэр Фрэнсис Уинстанли, но какое-то время ему пришлось провести вдвоем с инспектором, пока наконец не пришел Литтлджон. Затем все трое присоединились к Лорримеру и его стражу.
- Здравствуйте, Лорример, - вежливо приветствовал арестанта главный констебль. - Мне сказали, вам пришлось поволноваться. А теперь мы хотели бы услышать ваш рассказ о случившемся. Как я понял, вас предупредили, что все сказанное вами будет записано и, возможно, использовано в суде.
Сэр Фрэнсис вызвал молодого констебля, владевшего стенографией, уселся поудобнее и приготовился слушать. Литтлджон посмотрел на часы. Харриуинкл бросил взгляд на замершего в ожидании стенографиста и продолжал с изумлением наблюдать за ним и за его порхающими пальцами до окончания допроса. В тот день полицейский из Хилари твердо решил, что все его дети должны обучиться поразительному искусству стенографии.
- Я возражаю против возмутительного спектакля, что вы тут разыграли! - крикнул Лорример. Он успел немного приободриться, воспрянуть духом и вспомнить о достоинстве. - Если я пришел выразить соболезнования миссис Уикс, это вовсе не означает, что меня можно тащить сюда и обвинять во всех преступлениях, которые вам не удалось повесить на других. Я требую встречи со своим адвокатом, и немедленно.
- Ну-ну, будет вам, мистер Лорример, - проговорил Олдфилд, взявший на себя роль председателя собрания. - Вы усложняете себе жизнь. Разумные показания, вероятно, разрешат все ваши затруднения. Почему вы пытались незаметно покинуть ферму Уиксов? Почему бросились бежать, заметив, как я приближаюсь? И где вы провели прошлую ночь?
Последний вопрос заставил Литтлджона улыбнуться. Ему невольно вспомнилась одна старая песенка. Он ухватился за этот вопрос в попытке избежать двух предыдущих, более неудобных.
- Прошлую ночь я провел в Эвингдоне.
- Где именно?
- В «Голове сарацина».
- Вы оставили машину в их гараже?
- Да… То есть нет. Я отогнал ее в автомастерскую, сменить масло.
- Уилкс, владелец автомастерской, сказал другое сегодня утром нашему констеблю, когда тот обнаружил ваш «бенсон»-купе. По его словам, вы оставили машину на время, пока она вам не понадобится, - в гаражах это обычная практика.
- Наверное, он неверно понял меня.
- Почему вы не воспользовались машиной, чтобы съездить на ферму?
- Я же объяснил вам, она нуждалась в ремонте. Черт возьми, вы сами-то на чем ездите?
- Полагаю, вы провели прошлую ночь на ферме «Аппер-Хилари», чтобы избежать нашего допроса, мистер Лорример.
- Вздор.
- А сейчас, будьте любезны, расскажите нам о своих передвижениях утром в день смерти мисс Тидер. В своих прежних показаниях вы сообщили, что играли на фортепиано все утро. Теперь у нас есть свидетель, он видел вас с мисс Тидер на Эвингдон-роуд незадолго до ее смерти. Полагаю, вы обеспечили себе алиби - воспользовались пианолой, чтобы ввести в заблуждение прислугу и сбить нас со следа. Зачем вы это сделали?
Лорример стал озираться, словно искал способ вывернуться или сбежать, потом в отчаянии бессильно обмяк в кресле.
- Ладно. Я расскажу вам, что произошло. - Он облизнул кончиком языка сухие губы. - Многие годы нас с Уиксом связывала дружба. Вам хорошо известно, что он уже давно был безнадежным алкоголиком. Со временем ему становилось хуже. Разумеется, я делал все, но когда осознал, что происходит, дело зашло слишком далеко. Тогда я постарался облегчить бремя, которое приходилось нести его жене, этой храброй маленькой женщине. Она добрая, глубоко религиозная, Уикс совершенно ей не подходил. Напряжение оказалось для нее слишком сильным… вы видели, что сегодня случилось… Бедняжка не выдержала. - По щекам хозяина Холли-Бэнка покатились слезы.
Харриуинкл изумленно разинул рот. Неужели Лорример влюбился в эту высохшую сварливую ведьму из «Аппер-Хилари»? Невероятно!
Наступила тишина. Лорримеру потребовалось время, чтобы справиться с собой и успокоиться.
- Вечером накануне убийства мисс Тидер ко мне пришла миссис Уикс и сказала, что Этель заходила на ферму и обвинила ее мужа в любовной связи с Полли Друс, известной потаскухой. Уикс пригрозил убить мисс Тидер за то, что она рассказала о его измене. Я успокоил несчастную женщину: заверил, что Уикс выпил лишнего, а его угрозы - пустая болтовня, - однако на следующий день решил, что мне следует предупредить мисс Тидер, чтобы была осторожнее в словах и поступках, когда Уикс рядом. Я проигрывал запись на своей пианоле, когда увидел Этель вдалеке на Эвингдон-роуд. Представился удобный случай ее предостеречь! В спешке я оставил инструмент включенным, выбежал через французское окно и бросился догонять мисс Тидер, пересек поле и настиг ее у изгороди. Я предупредил ее и двинулся обратно. Представьте мой ужас и изумление, когда я заметил, как Уикс идет по тропинке через поле к проходу в стене боярышника возле дома священника. Кстати, он меня не видел. Но я повстречал мисс Тидер на дороге, поэтому решил, что их пути не пересекутся, и вернулся домой. Однако в тот же день узнал, что мисс Тидер нашли мертвой в
сливной яме при пасторате… Что мне было делать? Сообщить полиции все, что мне известно, и причинить Уиксу - вернее, миссис Уикс - еще больше горя? Или сохранить все в тайне? Я выбрал последнее. В любом случае Уиксу оставалось жить недолго. Я хотел избавить миссис Уикс от позорного клейма жены убийцы. Она достаточно настрадалась в жизни. Поскольку никого ложно не обвинили в преступлении, я не видел вреда в молчании… Я сочинил историю для полиции, желая отвести подозрения от Уикса.
Харриуинкл отвел внимательный взгляд от стенографиста и посмотрел на начальство. Главный констебль зевал, Литтлджон сидел, вытянув ноги перед собой, и разглядывал мыски начищенных до блеска ботинок, а Олдфилд, багровый от возмущения, едва сдерживался, чтобы не закричать. Лорример со смешанным выражением лукавства и бесстыдства обвел глазами лица полицейских. Он походил на школьника, ожидающего, когда учитель объявит ему результат экзамена или отец проверит его табель. Харриуинкл невольно подумал о собственном сыне Гарри…
В эту минуту перед полицейским участком остановилась машина, затем из коридора донеслись шаги. Сержант Кромвель из Скотленд-Ярда просунул голову в дверь, поискал крупную фигуру шефа, нашел, и лицо его просияло. Литтлджон улыбнулся и приветливо кивнул.
- А, Кромвель! Наконец-то. - Он представил коллегу присутствующим.
Сержант о чем-то пошептался с шефом и вышел. Снова послышались шаги, и в комнату вошла мисс Ливермор из лондонской бухгалтерской конторы «Читти, Маллинер и Пасси». Взгляд ее упал на Лорримера.
- О, мистер Дженкинсон! - воскликнула она. - Кто бы мог подумать, что я встречу вас здесь!
Казалось, Лорримера поразил электрический разряд. Он вскочил словно ужаленный.
- Что вы тут делаете, черт бы вас побрал? - завизжал он.
- Мистер Дженкинсон, полиция попросила меня прийти сюда и опознать одного из клиентов, только и всего. Наверное, вас вызвали с той же целью. Все это пустая трата времени…
- Убирайтесь… прочь! Вы уже достаточно натворили, черт вас возьми!
Кромвель проводил растерянную мисс Ливермор в соседний кабинет, оставил там в надежных руках коллег и вернулся в комнату, где шел допрос.
Олдфилд встал и произнес:
- Криспин Лорример, известный также как Теодор Дженкинсон, вы арестованы по обвинению в убийстве Этель Тидер. Предупреждаю: все сказанное вами будет записано и может быть использовано против вас в суде.
- Что? Снова? - плаксиво пожаловался Лорример. - В жизни не слышал подобной чепухи. Дженкинсон! Убийца Тидер! Что означает этот вздор?
Литтлджон невозмутимо поднялся и положил перед Лорримером старую выцветшую фотографию.
- Вы узнаете на этом снимке третьего человека слева в переднем ряду? Вы немного изменились, мистер Лорример, со времени очередной ежегодной поездки с мистером Титмуссом в Ханстантон, где была сделана эта фотография. Мой коллега, что присутствует сейчас здесь, получил этот снимок от самого мистера Титмусса. Он также узнал, что тогда вы называли себя Дженкинсоном; полагаю, это ваше настоящее имя. Вы владелец лондонской фирмы «Читти, Маллинер и Пасси» и ведете бухгалтерскую отчетность благотворительного общества, которому мисс Тидер оставила в наследство весьма крупную сумму. Но вы не только занимаетесь финансами Евангелического союза, вы также его основатель, президент и главный мошенник. В сущности, вы и есть Евангелический союз. Ваш доверенный, подручный Мортимор, был арестован сегодня утром по подозрению в мошенничестве и во всем признался.
Неожиданно Лорример бросился на Литтлджона и попытался прорваться к двери. Инспектор без малейшего усилия толкнул его обратно в кресло.
- А теперь, мистер Лорример, или Дженкинсон, не хотите ли изменить свои показания? Учтите, нам также известно, что, согласно церковным записям, Уикс женился на некой Энни Дженкинсон, вашей сестре, полагаю?
Лорример уставился на Литтлджона бессмысленным взглядом. Он ловил ртом воздух, будто задыхался.
- Она была мертва, когда я нашел ее. Говорю вам, она была мертва. Я сбросил ее в отстойник, чтобы спрятать. Хотел спасти сестру от позора… мою сестру Энни…
Потом он без чувств повалился на пол.
Глава 17. Торнбуш выкладывает правду
Арест мистера Лорримера по обвинению в убийстве мисс Тидер наделал шума и потряс Хилари. День за днем местные жители собирались и обсуждали это событие, массу времени проводили они, обмениваясь воспоминаниями об общих делах и встречах с обитателем Холли-Бэнка, ядовитой змеей, которую они пригрели у себя на груди. Деревня была поглощена бесконечными сплетнями и пересудами, когда констебль Харриуинкл выковал последнее звено в цепи доказательств виновности Лорримера, известного также как Дженкинсон.
Деревенский констебль знал: Литтлджона беспокоит, что никто не видел Лорримера поблизости от места убийства, после того как Уикс сыграл первый акт драмы. Да, обвиняемый выдал себя в полицейском участке в присутствии свидетелей, прежде чем лишился чувств. Однако позиция обвинения выглядела бы более прочной, если защите не удалось бы вызвать у жюри сомнений относительно передвижений подсудимого. Если бы нашелся свидетель, видевший Лорримера возле сливной ямы, на пути к ней или от нее, доводы обвинительной стороны звучали бы убедительнее, их сложнее было бы оспорить. Харриуинкл трудился без устали целыми днями и не спал ночами, пытаясь найти последний фрагмент головоломки, который, несомненно, сулил ему драгоценные три шеврона. Однажды, поедая за обедом клецки на сале, он признался жене, что «сплоховал».
- Я искал везде и всюду, мать, надеялся добыть доказательства, найти кого-нибудь, кто видел обвиняемого возле места преступления, но пришлось махнуть рукой. Никто его не видел. Для меня это нож острый, горечь нестерпимая, мать. Ведь это самое крупное мое дело, хороший шанс показать себя.
Миссис Харриуинкл тяжело сглотнула и сочувственно поцокала языком.
- Не кори себя, Сэм. Толку от этого не будет, ты еще, не ровен час, до несварения желудка себя доведешь. Я всегда говорю: чему быть, того не миновать, и, как ни старайся, судьбу не изменишь. Вот ты бьешься из последних сил, хочешь отличиться, ищешь доказательства, чтобы человека повесили, а Уолтер Торнбуш молится да Бога благодарит, что его не вызвали в суд.
Констебль Харриуинкл застыл с отвисшей челюстью, рука его остановилась, наколотая на вилку клецка замерла на полпути ко рту. Глаза констебля выпучились.
- Что ты сказала, мать? - грозно спросил он.
- Миссис Уэллингз - из свидетелей Эммануила. Сегодня утром она говорила мне, будто Торнбуш упомянул об этом прошлым вечером на их молитвенном собрании.
Констебль отшвырнул нож и вилку, схватил свой шлем и, застегивая на ходу ремень, выбежал на улицу.
- Эй, Сэм, Сэм! А как же пудинг с патокой? - заголосила жена ему вдогонку, но муж уже скрылся из виду.
Уолтер Торнбуш обедал бутербродами на перевернутом ящике в своей колесной мастерской, когда туда ворвался Харриуинкл. Волосы Уолтера были густо покрыты древесной пылью, а одежда опилками. Выглядел он так, будто нарочно вывалялся в побочных продуктах своего ремесла.
- Слушай, Торнбуш, - начал Харриуинкл. - С чего это ты во время службы благодаришь Господа: мол, он избавил тебя от дачи показаний в суде? От каких таких показаний? Я требую ответа.
Торнбуш задумчиво прожевал кусок, прочистил горло и нагло посмотрел в лицо констеблю.
- Обвиняемого арестовали, и не твое это дело, Сэм Харриуинкл, устраивать мне допрос с пристрастием. По Промыслу Божию не пришлось мне совершить ужасное деяние - свидетельствовать против ближнего своего. За это я возносил благодарственные молитвы Создателю вчера вечером на собрании. И недаром. Ибо написано: «Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь»[104 - Рим. 12:19.].
- Довольно, Уолтер Торнбуш. Прошу тебя, давай обойдемся без Святого Писания. Мне нужны факты, и я их получу. А теперь выкладывай, что ты скрыл от правосудия и почему, когда я приходил сюда, не рассказал мне все без утайки, как положено.
- Не хотел запачкать руки кровью ближнего своего. Это против моих принципов, Сэм Харриуинкл.
- Или ты мне немедленно выкладываешь все как на духу, или я буду считать тебя соучастником преступления, который скрыл от следствия жизненно важную информацию и препятствовал полиции исполнять свой долг. Я позабочусь, чтобы тебя доставили в суд и привели к присяге как враждебно настроенного свидетеля.
Когда на голову Торнбуша обрушился град обвинений в самых тяжких преступлениях, проповедник дрогнул. Он едва не свалился с ящика, не сразу пришел в себя и даже на время потерял дар речи.
- Как враждебно настроенного свидетеля? - переспросил он. - Но свидетель Эммануила не может быть настроен враждебно.
- Еще как может, и правосудие задаст тебе жару.
- Ну, коли так, я, пожалуй, расскажу. Человека-то все равно арестовали. Мои слова ничего уже не изменят. Я видел, как Лорример шел через поле позади кузницы примерно в то время, когда убили мисс Тидер. И видел, как он возвращался. Лорример пробирался крадучись: думал, я его не замечу. Я стоял в тени возле своей мастерской и незаметно наблюдал.
Не помня себя от волнения, Сэм Харриуинкл указал в блокноте время и даты, записал показания колесного мастера и, радостный, поспешил домой. Он позвонил в полицию Эвингдона, сообщил новость, повесил трубку, а затем отыскал жену, которая мыла посуду в кухне и громко ворчала, что муж не ценит ее заботу, хотя она из сил выбивается, ублажая его лакомствами вроде пудинга с патокой. Констебль Харриуинкл ухватил супругу за пухлую талию и шумно, смачно поцеловал в губы.
- Будь я проклят, если ты не лучший детектив из всех нас! Ты преподнесла мне ключевое свидетельство в этом деле, - заявил он.
Миссис Харриуинкл смутилась, залилась краской и застенчиво прикрыла лицо кухонным полотенцем.
- Будет тебе, Сэм, - пробормотала она. - Что ты такое говоришь.
Позднее, на совещании в библиотеке сэра Фрэнсиса Уинстанли, главный констебль попросил Литтлджона рассказать вкратце, как ему удалось воссоздать картину преступления. Сэр Фрэнсис добавил, что отчет инспектора из Скотленд-Ярда ляжет в основу обвинения в деле «Корона против Дженкинсона», но прежде, чем официальные материалы передадут государственному обвинителю, хорошо бы в свободной манере обсудить подробности и ознакомиться с деталями.
С дымившейся трубкой в руке и бокалом виски возле локтя Литтлджон начал свой рассказ:
- Смерть мисс Тидер, в сущности, стала финалом преступной жизни Дженкинсона, или Лорримера. Давайте будем называть его Лорримером - это имя больше ему подходит. Он был человеком умным и честолюбивым, но, похоже, держал себя в узде, пока во время прошлой войны не свел компанию с людьми иного положения и достатка. Это вскружило ему голову. После демобилизации начал промышлять мошенничеством. Показания арестованного Мортимора и документы, изъятые из конторы Евангелического союза, дают нам наглядное представление об аферах Лорримера. Он занимался вымогательством под видом благотворительности последние десять лет. Выдавал себя за несуществующего, неуловимого преподобного Скэрздейла, доктора богословия и ревнителя веры, причем никогда не показывался жертвам обмана. С помощью Мортимора он находил людей, готовых жертвовать на благотворительность, главным образом пожилых, непрактичных, легковерных женщин, и вытягивал из них деньги на свои «труды» по спасению падших созданий, поскольку эта миссия особенно привлекала дарительниц. За счет таких пожертвований, зачастую весьма щедрых, поступавших со всех
уголков страны, мошенники ежегодно выручали пять тысяч фунтов. Если кто-нибудь из жертв вдруг проявлял любопытство к делам союза, на сцене появлялся Дженкинсон, то есть Лорример, со своей старой почтенной фирмой лицензированных бухгалтеров, он подписывал финансовые отчеты, что придавало бумагам солидность.
- Затея прибыльная, - заметил сэр Фрэнсис, - однако довольно рискованная. - А если кто-то потребовал бы встречи со Скэрздейлом или захотел увидеть воочию плоды трудов Евангелического союза? Представьте, какой поднялся бы скандал, если бы выяснилось, что глава союза - фигура вымышленная, да и сам союз - фикция?
- Полагаю, сэр, благотворители подобного типа не слишком интересуются деловой стороной. Им достаточно финансовых отчетов, благодарственных писем и обилия религиозной литературы, чтобы не задавать вопросов. Вот почему мисс Тидер постигла столь печальная участь. Отделаться от нее было нелегко, она всюду совала нос, наконец, пригрозила навести справки о Евангелическом союзе: без злого умысла, из одного лишь неуемного любопытства, - но этим мисс Тидер поставила под угрозу мошенническое предприятие Лорримера.
Литтлджон допил виски и продолжил:
- Насколько я понимаю, Лорример поселился здесь, чтобы быть ближе к сестре, миссис Уикс. Оба они жили в Хилари, но еще детьми покинули это место. Позднее девочка, Энни, вернулась в деревню с отцом, а Лорример остался в съемной квартире в Трентбридже и с возрастом слишком сильно изменился, чтобы жители Хилари могли узнать его. За счет мошенничества он сколотил неплохой капитал, а затем приехал сюда. Лорример с сестрой были необычайно привязаны друг к другу. Возможно, услышав о ее неудачном замужестве и печальных последствиях этого брака, он решил поселиться поближе к ней и купил Холли-Бэнк. Наверное, даже сам Уикс не знал, что Лорример его шурин.
Сэр Фрэнсис наполнил бокал Литтлджона, детектив зажег погасшую трубку.
- Лорример выбрал мисс Тидер на роль дойной коровы для своего союза. Она проявляла чрезмерный интерес к любовным похождениям жителей деревни, а значит, ничего не стоило убедить ее делать пожертвования на исправление падших женщин в отдаленных трущобах. Из штаб-квартиры предприятия в Лондоне хлынул нескончаемый поток назойливых писем. Мисс Тидер одурачили, внушили ей, будто она поддерживает важное дело, назначили ее вице-президентом, и та широко раскрыла свой кошелек. Мало того, она заговорила о намерении завещать союзу крупную сумму. Надо полагать, Лорример довольно скоро узнал о размере наследства. Речь шла о солидных деньгах, но этого ему было мало. Он хотел получить все, до чего мог дотянуться, поэтому, выяснив, что к Уиньярду, ближайшему родственнику пожилой дамы, перейдет б?льшая часть ее состояния, задумал его опорочить, приукрасил историю, что поведал ему Хаксли, и пересказал мисс Тидер под видом невинной сплетни. Она попалась на эту уловку и написала Уиньярду, чтобы дать шанс оправдаться.
- Но зачем Лорримеру понадобилось наследство? - спросил Олдфилд. - Он ведь понимал, что Тидер может и не умереть первой, и тогда ему придется убить ее, чтобы добраться до денег, а это весьма рискованно. Не слишком ли высока цена?
- Верно, но он готов был пойти на риск. Судя по изъятым книгам и документам Евангелического союза, в последнее время объем пожертвований резко сократился - вероятно, из-за войны. Подобные общества обычно поддерживают люди с постоянным доходом, в основном пожилые дамы. Война тяжело ударила по нас, а в таких случаях прежде всего урезают расходы на благотворительность. Кроме того, мисс Тидер собиралась попросить знакомого биржевого маклера навести справки о Евангелическом союзе, поскольку задумала изменить завещание в пользу этой организации. Она упомянула о своем намерении в письме, которое мы нашли среди ее бумаг. Вероятно, этот шаг и стал для нее роковым. Попадись финансовые бумаги Евангелического союза на глаза въедливому деловому человеку, он мгновенно распознал бы мошенничество. Лорример и его подручный постарались утихомирить мисс Тидер, Мортимор лично навестил ее в Хилари и добился временного успеха, но такую неугомонную любопытную особу невозможно усмирить надолго, и в конце концов она опять принялась добиваться своего. Этим она подписала себе смертный приговор, - заключил Литтлджон. - Не
знаю, почему мисс Тидер подняла столько суеты вокруг завещания, которое назвала мерой предосторожности. Полагаю, в разговоре с ней после воскресной службы Лорример так сыграл на ее чувствах, что она собственноручно написала новый документ и попросила Расселл с Торнбушем заверить его. Наверное, Лорример запугал мисс Тидер: намекнул, будто Уиньярд набросится на нее, как только услышит, что она задумала изменить завещание и лишить его наследства. С другой стороны, возможно, сама мисс Тидер упомянула об угрозах Уикса и его жены, а Лорример предложил ей принять меры предосторожности: переписать завещание в пользу Евангелического союза. В общем, она составила новый документ. Это дало Лорримеру второй мотив для убийства. Он хотел заставить мисс Тидер замолчать, чтобы не привлекать внимания к Евангелическому союзу, вдобавок по новому завещанию после смерти благотворительницы он получил бы в наследство огромную сумму, а мошенник нуждался в деньгах. Очевидно, Лорример так хотел узнать, чем закончилась беседа мисс Тидер с Уиньярдом, прислушалась ли она к его совету и составила ли новое завещание, что поспешил
перехватить ее на обратном пути из чайной Сатчелл. Новости, которые он услышал, решили судьбу мисс Тидер. Лорример задумал убить ее при первой же возможности, и ему не пришлось бы долго ждать удобного случая, ведь эта беспокойная особа постоянно шныряла по деревне. Он расстался с ней и вернулся в Холли-Бэнк. Затем, уже дома, посмотрел в окно и увидел, что подходящий случай представился. Уикс повздорил с мисс Тидер, сбил ее с ног ударом мотыги и сбежал. Лорример незаметно пробирается на место убийства в надежде, что женщина мертва, однако обнаруживает, что Тидер еще дышит и вскоре придет в себя. Нужно ее прикончить, но как, ведь Лорример безоружен? Тогда он вспоминает о сливной яме. Лорример поспешно переносит Тидер к отстойнику, открывает крышку люка, но видит, что внизу чисто и сухо. Он поворачивает кран в первой очистной камере, вода течет слабой тонкой струйкой. Лорример сталкивает Тидер в яму лицом вниз, закрывает кран и крадучись бежит прочь. Если она не захлебнется, то задохнется, думает он.
- А как же Уикс? - спросил сэр Фрэнсис. - Конечно, Лорример попытался бы исподтишка переложить вину на него, если бы смог. Ведь, например, Расселл знала, что Уикс угрожал мисс Тидер. Вдобавок, надо полагать, Лорример охотно ухватился бы за возможность избавить сестру от обузы, опустившегося пьяницы мужа.
- И все же по какой-то причине он этого не сделал. Уверен, так пожелала его сестра. Разве не сказала она: «Мне отмщение, Я воздам»? Она медленно убивала Уикса своим способом, с помощью виски. Если бы она решительно воспротивилась, когда муж только начал прикладываться к бутылке, возможно, Уикс вообще никогда бы не спился. Но эта женщина презирала его. Уикс не был ей ровней, и чем дольше она жила с ним, тем сильнее его ненавидела. Однако когда Уикс признался мне, что напал на мисс Тидер, ситуация изменилась. Не забывайте: вероятно, он видел Лорримера вблизи от места преступления. Уикс собирался пойти со мной в полицейский участок, и его жена не знала, что он там расскажет при допросе. Чтобы помешать мужу уличить в убийстве ее брата, чья двойная жизнь, мошеннические аферы и связь с мисс Тидер не составляли для нее тайны, поскольку брат с сестрой часто встречались тайно в Холли-Бэнке, миссис Уикс действовала стремительно: застрелила мужа из дробовика и выдала его смерть за самоубийство. Подобная изощренная хитрость свойственна безумцам. Мать Дженкинсонов умерла в доме для умалишенных, душевная
болезнь досталась в наследство и дочери. Наверное, миссис Уикс как-то догадалась, кто совершил преступление. Возможно, заметила Лорримера неподалеку утром в день убийства. Потом ее брат, скрываясь от полиции, пришел в поисках убежища на ферму, а Харриуинкл заметил дым над одной из труб и насторожился: в спальнях никогда не разжигали камин. Констебль заподозрил, что в доме кто-то прячется. Когда он отправился это выяснить, миссис Уикс направила на него оружие. Она готова была застрелить полицейского.
- Какое странное, уродливое, почти гротескное преступление, - заметил сэр Фрэнсис. - Когда слушаешь о нем, невольно теряешь чувство реальности. Только представьте гнетущую атмосферу этой фермы и безумную пару, живущую там, их глухую вражду, ненависть, готовность убить. А в другом конце деревни еще один человек замышляет преступление, беспокоится о сестре, но не может открыто явиться к ней в дом, чтобы не выдать своего настоящего имени.
- Да, Лорример строго оберегал свой секрет! Мортимор знал его как Дженкинсона, знал, что тот пользуется своим положением бухгалтера в мошеннических махинациях, но понятия не имел, где его укрытие и какое имя он себе взял. Вся корреспонденция приходила на адрес лондонской конторы. Дженкинсон появлялся там раз в неделю невесть откуда, давал указания Мортимору, забирал свою часть добычи и снова исчезал. К счастью для нас, Кромвель взял у мистера Титмусса старую фотографию. Снимок сделали много лет назад, но черты лица Лорримера остались прежними: тот же заостренный нос и странная, почти гидроцефальная форма головы. Когда стало ясно, что Лорример и Дженкинсон - один и тот же человек, туман рассеялся, верно?
Сэр Фрэнсис поднялся, давая понять, что совещание закончилось.
- Ну, - сказал он, - думаю, доказательств у нас достаточно: мы раскрыли это дело. Теперь им займется обвинитель.
Во время суда Криспин Лорример, он же Теодор Дженкинсон, сохранял полнейшую невозмутимость. На скамье подсудимых он сидел с видом зрителя, словно явился на спектакль, поставленный с единственной целью - развлечь его.
Мистер Клапледи, взволнованный, оттого что приходится свидетельствовать против человека, который некогда принадлежал к его пастве, рассказал об отстойнике, о странной жизни Уиксов и о деревенских происшествиях утром в день преступления. Исайя Гормли, одетый на редкость живописно, выступил в роли эксперта по сливным ямам и доставил обвинению немало неприятных минут. Вскоре запасы терпения и бессильного сарказма прокурора почти истощились. Мистер Хаксли отказался принести клятву на Библии, а затем пересказал все, что узнал от Приттипенни о жизни Уиньярда в Пандалу. Миссионер стыдливо подтвердил его рассказ, а обвинитель поведал о том, как Лорример приукрасил эту историю и выдумал несуществующего управляющего банком. При этом обвиняемый одобрительно кивал, будто восхищался собственным богатым воображением.
Мисс Сатчелл, Хилзборо, Хаксли и Уолтер Торнбуш, который превратил присягу в настоящий спектакль, рассказали о том, где находились Лорример и мисс Тидер во время убийства, а Литтлджон выступил с подробным отчетом о признании и смерти Уикса. Показания Мортимора в роли свидетеля обвинения, выступление Кромвеля и подтвержденное присягой письменное заявление мистера Титмусса, который не смог явиться в суд, раскрыли темные дела Евангелического союза, а красноносая мисс Ливермор, глубоко оскорбленная тем, что оказалась замешана в махинации преступной шайки, выложила всю подноготную фирмы «Читти, Маллинер и Пасси» и возмущенно повторила, что Криспин Лорример и Теодор Дженкинсон - одно лицо. Подсудимый слегка поклонился ей со своей скамьи. Родственную связь между Лорримером и миссис Уикс, которая окончательно впала в безумие и была помещена в психиатрическую лечебницу графства, подтвердили приходские и архивные записи. Теперь Дженкинсон находился уже в одном шаге от виселицы - осталось только выслушать речь его защитника. Мистер Мортон Багшо, королевский адвокат, сделал все возможное: высмеял доводы
обвинения, заявив, что нет прямых свидетелей убийства; отмел показания, касающиеся пианолы, хотя обе служанки засвидетельствовали, что хозяин пришел в ярость и бежал из дому, как только узнал, что полиции известно об инструменте, спрятанном в его кладовке.
- Джентльмены, - обратился адвокат к жюри, - неужели вы позволите двум истеричным девицам превратить незначительный эпизод в драму вселенских размеров и в погоне за сомнительной славой раздуть из мухи слона?
Однако присяжные вынесли вердикт «виновен». И только когда судья в парике, покрытом странной черной тряпицей[105 - Так называемую «черную шапочку», напоминающую небольшой платок, до 1965г. английские судьи надевали поверх парика при вынесении смертного приговора; после отмены смертной казни в Англии она стала частью церемониального судейского облачения.], произнес роковой приговор, обвиняемый, похоже, осознал, что произошло. Дженкинсон («самый бесчувственный и трусливый негодяй из всех, кого мне приходилось защищать», - так отозвался о нем Багшо sub rosa[106 - По секрету, тайно (лат.).]), смертельно побледнел, вцепился в перила, отделяющие скамью подсудимых, дико завизжал и принялся отбиваться от охранников. Когда Дженкинсон наконец понял, что ничто уже не сможет его спасти, он написал длинное хвастливое признание, адресовав его Литтлджону. Это заявление в значительной мере подтвердило версию инспектора Скотленд-Ярда, основанную на фактах и доказательствах, которые ему и его коллегам удалось собрать. «Не скажу с уверенностью, но, похоже, Дженкинсону место в Бродмуре»[107 - Психиатрическая больница
закрытого типа для душевнобольных преступников.], - заметил тюремный капеллан, вручая Литтлджону письмо. Прочитав послание, детектив пожал плечами.
Глава 18. Отголоски недавних событий
К миссис Уикс так и не вернулся рассудок, она продолжает оставаться в стенах лечебницы.
Когда Литтлджон приехал в Эвингдон завершить кое-какие формальности и добрался на автобусе до Хилари, чтобы остановиться на ночь у своего доброго знакомого, хозяина «Колокола», то обнаружил, что маленькая деревня вполне оправилась после печальных событий осени. Была ранняя весна, день выдался необычно теплым, и, прежде чем отправиться на станцию к поезду, Литтлджон решил немного прогуляться. Преподобный Этелстан Уиньярд поселился в коттедже «Брайар». Он восстановил свои права на имущество мисс Тидер, после того как вскрылась афера с благотворительностью, и сразу оставил службу в южных морях. Сара Расселл покинула Хилари - вышла замуж за фермера из соседней деревни. Уолтер Торнбуш, громогласный и воинственный, полный религиозного пыла, с тех пор как рухнули его матримониальные планы, возился с колесами, когда Литтлджон проходил мимо двери его мастерской. Волосы и одежду Уолтера покрывал густой слой древесного мусора. Как всегда, проповедник выглядел так, будто недавно нырнул головой вперед в гору опилок и стружек.
Литтлджон зашел навестить мистера Клапледи, но, к его удивлению, пастора не оказалось дома. Ему открыл молодой помощник священника. Детектива он встретил приветливо.
- Мистер Клапледи сейчас в Лондоне, в департаменте пчеловодства. Сокращает свою неопубликованную работу о пчелах до тридцатистраничной брошюры в помощь государственной программе развития пчеловодства. Деревня гордится этой высокой честью и будет торжественно встречать.
На Эвингдон-роуд, прямо за переполненной чайной мисс Сатчелл, Литтлджон заметил осанистую фигуру патрульного, важно шагавшего ему навстречу. Это был сержант Харриуинкл во всем своем блеске: в новом мундире с тремя вожделенными шевронами на рукаве. Из верхнего кармана свисала серебряная цепочка, которую вместе с часами подарили своему верному стражу жители деревни по случаю его повышения в звании. Литтлджон от души поздравил этого достойного человека.
- Мне предложили место в полиции Эвингдона, - сообщил Сэм, пунцовый от похвалы. - Но я отказался. Нет. Мне вполне подходит деревня, где я заработал свои нашивки. Лучше уж заберите их обратно, если на то пошло, только оставьте меня в Хилари. Тут они посмеялись, дескать, я слишком уж скромный. В общем, я остался здесь, сэр, и спасибо вам за все, что вы для меня сделали.
- Не стоит благодарности, Харриуинкл. Вы внесли свою лепту в раскрытие данного дела, как и каждый из нас. Вместе мы составили неплохую команду; любой из нас ничего не добился бы в одиночку.
Они расстались, очень довольные друг другом.
Через два месяца в дом Литтлджона доставили две книги. Одна оказалась научным журналом. Заметив жирную пометку в перечне заглавий, детектив нашел статью «Птицы в пригородном саду». Авторы - Титмусс и Кромвель. Удивленный инспектор развернул другую бандероль. В ней была книга «Пчеловодство во имя победы» с дружеской дарственной надписью автора, Этелреда Клапледи, выпускника Кембриджского университета, магистра искусств.
Литтлджон со смехом обратился к жене:
- Хорошо, что мы живем в квартире на верхнем этаже, иначе эти двое непременно втянули бы меня в занятия птицами или пчелами.
И он с любопытством открыл еще одну посылку на свое имя, также подписанную тонким косым почерком мистера Клапледи. В ящичке лежали «вещественные доказательства» трудов священника - мед в сотах.
notes
Примечания
1
Ригли Амон (1861 -1946) - английский поэт, писатель и историк-краевед. - Здесь и далее примеч.пер.
2
Купер Уильям (1731 -1800). Одиночество Александра Селькирка.
3
ОраторияГ.Ф.Генделя для солистов, хора и оркестра; либретто составлено из библейских текстов.
4
Гуд Томас (1799 -1845). Мост вздохов.
5
Аллюзия на «Рождественскую песнь в прозе» Ч.Диккенса.
6
Гете Иоганн (1749 -1832). Бравому Хроносу.
7
Стихотворение Томаса Мура (1779 -1852), ирландского поэта-романтика, автора песен и баллад.
8
Стихотворение Уильяма Сутара (1898 -1943), шотландского поэта, известного своими эпиграммами.
9
Персонаж серии приключенческих романов и рассказов английского писателя и путешественника Ч.Дж.Катклиффа Хайна (1866 -1944).
10
Имитация куриного яйца из фаянса, гипса и т.д.; используется для стимуляции кладки в отведенном для этого месте.
11
В оригинале прозвище персонажа - Three Fingers. В английском языке большой палец имеет особое название - «thumb»; слово «finger» употребляется по отношению к оставшимся четырем. Таким образом, у Трехпалого Билла на руке три пальца, не считая большого.
12
Саути Роберт (1774 -1843). Бленгеймский бой.
13
Мур Томас (1779 -1852). В ночной тишине.
14
Персонаж серии романов и рассказов британского писателя Р.Остина Фримена (1862 -1943).
15
Линдсей Анна (1750 -1825). О старом Робине Грее.
16
Китс Джон (1795 -1821). Баллада.
17
Грок (Шарль Адриен Веттах), (1880 -1959) - знаменитый швейцарский клоун, композитор и музыкант.
18
Сорт английского сыра.
19
Как быстротечные мелькают годы (лат.).
20
Гете Иоганн (1749 -1832). Бравому Хроносу.
21
Вордсворт Уильям (1770 -1850). Саймон Ли.
22
Мильтон Джон (1608 -1674). Люсидас.
23
Искаж. лат. Domine dirige nos - Господи, направь нас!
24
Вордсворт Уильям (1770 -1850). Саймон Ли.
25
Эйтон Уильям Эдмонстон (1813 -1865). Казнь Монтроза.
26
Бернс Роберт (1759 -1796). Плач по павшим при Каллодене.
27
Грей Томас (1716 -1771). Бард.
28
ШекспирУ.Сон в летнюю ночь. АктV, сцена 1.
29
Там же.
30
В эпиграфе автор обыгрывает фамилию персонажа: англ. wall (Уолл) - стена.
31
Там же.
32
Там же. АктI, сцена 2.
33
Там же. АктII, сцена 1.
34
От англ. arris - выступающий угол, острый край.
35
Там же. АктV, сцена 1.
36
Там же. АктIII, сцена 1.
37
Джон Сильвер - вымышленный пиратXVIIIвека, персонаж романа Р.Л.Стивенсона «Остров сокровищ».
38
Там же. АктV, сцена 1.
39
Аллюзия на монолог Гамлета (актIII, сцена 1).
40
Беда Достопочтенный (ок. 672 -735) - англосаксонский летописец, монах, автор «Церковной истории народа англов».
41
Там же. АктI, сцена 2.
42
Там же. АктIII, сцена 2.
43
Там же. АктV, сцена 1.
44
Стекла с добавкой церия, обладающие пониженной проницаемостью для ультрафиолетового излучения.
45
Отрицательные персонажи романов Ч.Диккенса «Дэвид Копперфилд» и «Домби и сын».
46
ШекспирУ.Сон в летнюю ночь. АктIII, сцена 2.
47
Там же. АктV, сцена 1.
48
Там же. АктI, сцена 2.
49
Харти Хамильтон (1879 -1941) - ирландский дирижер и композитор.
50
Персонаж пьесы У.Шекспира «Макбет».
51
Там же. АктIII, сцена 2.
52
Естественно (фр.).
53
Не так ли? (фр.).
54
До свидания (фр.).
55
Там же. АктI, сцена 2.
56
Айртон Генри (1611 -1651), английский генерал; пользовался особым расположением Оливера Кромвеля и был женат на его дочери.
57
Там же. АктI, сцена 2.
58
Там же. АктV, сцена 1.
59
Комическая опера на музыку А.Салливана и либретто У.Гилберта.
60
Там же. АктIII, сцена 1.
61
Там же. АктII, сцена 1.
62
Там же. АктV, сцена 1.
63
Там же. АктIII, сцена 1.
64
Там же. АктV, сцена 1.
65
В названии деревень автор обыгрывает латинские слова magna - великая и parva - малая. - Здесь и далее примеч.пер.
66
Цитата из романа английского писателя и проповедника Джона Баньяна «Путешествие пилигрима в Небесную Страну».
67
Аллюзия на миссионерский гимн Реджинальда Хибера, англиканского священника и поэта.
68
Синоним преисподней.
69
В Библии - святилище идолопоклонников; символ геенны, ада.
70
Гуд Томас (1799 -1845). «Помню я, помню».
71
Грязная свинья (лат.).
72
Омар Хайям. Рубаи. ч. 4, 235.
73
Автор слегка исказил последнюю строку стихотворения Г.У.Лонгфелло «Вечерний звон»; в оригинале - «Забвенье и сон».
74
«Песнь песней», гл. 2, ст. 17.
75
Парикмахерский салон (фр.).
76
С поличным (лат.).
77
Пс. 140:10.
78
Пс. 72:19.
79
Пс. 41:8.
80
Исх. 20:8.
81
Пс. 118:119.
82
Пс. 89:8.
83
Пс. 107:10.
84
Аллюзия на «Песнь песней»; в русской библейской традиции - нарцисс саронский.
85
Приверженцы методистской церкви.
86
Добровольцы, привлекаемые к охране общественного порядка в помощь полицейским силам, особенно в экстренных обстоятельствах.
87
Собирательный образ типичного англичанина.
88
Притч. 13:15.
89
Игра слов: англ. tart - сладкий пирог с фруктовой начинкой, также распутная женщина.
90
Автор обыгрывает геральдические термины couchant (отдыхающий) и rampant (восстающий, или вздыбленный): например, лев, грифон и др.
91
Member of the Order of the British Empire - кавалер ордена Британской империи.
92
Пс. 1:6.
93
Библейские симфонии, или конкорданции, - упорядоченное собрание всех слов, выражений и фраз, встречающихся в Священном Писании, с указанием их места в тексте.
94
Начало латинской фразы «De mortuis aut bene, aut nihil» (О мертвых либо хорошо, либо ничего).
95
Еккл. 7:6.
96
Пс. 101, стихи 3 -5, 9.
97
Боккаччо Джованни (1313 -1375). Декамерон.
98
Пс. 62: 12.
99
Имеется в виду Шамони-Мон-Блан - горнолыжный курорт на юго-востоке Франции.
100
«Мы вспахиваем поля и разбрасываем семена добра» - начало традиционного англиканского гимна, исполняемого по случаю праздника урожая.
101
Несуществующая приятельница одного из персонажей романа Ч.Диккенса «Мартин Чезлвит».
102
Же-До - фонтан на Женевском озере, один из крупнейших в мире.
103
Детектив полиции, автор книги мемуаров.
104
Рим. 12:19.
105
Так называемую «черную шапочку», напоминающую небольшой платок, до 1965г. английские судьи надевали поверх парика при вынесении смертного приговора; после отмены смертной казни в Англии она стала частью церемониального судейского облачения.
106
По секрету, тайно (лат.).
107
Психиатрическая больница закрытого типа для душевнобольных преступников.
|
