Ее самое горячее лето Элли Блейк
        Поцелуй — Harlequin #59
        Эйвери Шоу устала метаться в Нью-Йорке между своими разведенными родителями и уехала в Австралию на отдых. Она едва не утонула в первый же день, но ее спас местный житель Джона Норт — загорелый великан с ослепительной улыбкой. Разочаровавшись в любви, Джона сосредоточил усилия на развитии бизнеса и к тридцати годам стал владельцем преуспевающей туристической фирмы. Эйвери и Джону все сильнее тянет друг к другу, но их бурный роман не может продолжаться вечно — жаркое австралийское лето подходит к концу, Эйвери пора возвращаться в Нью-Йорк. Неожиданно обрушившийся на побережье тропический шторм вносит коррективы не только в расписание самолетов, но и в судьбы людей. Смогут ли влюбленные принять единственно правильное решение благодаря непогоде?..
        Элли Блейк
        Ее самое горячее лето

* * *
        Все права на издание защищены, включая право воспроизведения полностью или частично в любой форме.
        Это издание опубликовано с разрешения Harlequin Books S. A.
        Иллюстрация на обложке используется с разрешения Harlequin Enterprises limited. Все права защищены.
        Товарные знаки Harlequin и Diamond принадлежат Harlequin Enterprises limited или его корпоративным аффилированным членам и могут быть использованы только на основании сублицензионного соглашения.
        Эта книга является художественным произведением. Имена, характеры, места действия вымышлены или творчески переосмыслены. Все аналогии с действительными персонажами или событиями случайны.
        Her Hottest Summer Yet Copyright
        
        «Ее самое горячее лето»
                
        Глава 1
        Эйвери Шоу едва замечала, что ветер с моря развевает ее светлые волосы и вздымает полупрозрачное платье. Она стояла на песчаной дорожке у отеля «Тропикана», погруженная в сладкие, греющие душу воспоминания.
        Прикрыв ладонью глаза от ослепительного летнего австралийского солнца, она глубоко вздохнула. Вроде раньше здание было не таким помпезным и большим. Подобно всем колониальным дворцам, оно словно перенеслось из другой эпохи на берег Лунной бухты.
        Десять лет не прошли бесследно.
        Как же все меняется! Тогда ей не исполнилось и семнадцати. Девчонке-хохотушке с расцарапанными коленками все казались друзьями…
        Громкий свист и стук за спиной заставил Эйвери вернуться в настоящее. Она оглянулась и увидела, как по дорожке катят на скейтбордах несколько загорелых парней. Они направлялись к пляжу, за которым искрился голубой Тихий океан.
        У Эйвери даже сердце защемило. Иногда, подумала она, все не так уж и меняется.
        И сразу остро почувствовала соленый запах моря. Может, все не так плохо? Взмахнув сумкой, она вошла в вестибюль. Колонны с отделкой под мрамор. Вокруг плетёные кресла, роскошные ковры, пальмы в горшках на полу из плиток миллиона оттенков песочного цвета. У входа в ресторан висела старомодная табличка: «Два обеда по цене одного для любого гостя с пиратской повязкой на глазу».
        Ее смех гулко прокатился по пустому холлу. В разгар летнего сезона такое затишье казалось странным. Хотя, наверное, все торчали у бассейна. Или спасались от жары у себя в номерах. После сутолоки Манхэттена — просто рай земной.
        В глубине холла располагалась стойка регистрации. За ней скучала девушка с затянутыми в конский хвост темно-каштановыми волосами и фирменным бейджем «Тропиканы» на жакете.
        —Эй, на палубе! Я здесь! — окликнула девушка, судя по бейджу, Айсис. На плече у нее сидел попугай. Поймав удивленный взгляд гостьи, она погладила птицу по шейке. — У нас в отеле неделя пиратов и попугаев.
        —Вижу, вижу. — Эйвери поняла смысл объявления о пиратской повязке. — Я — Эйвери Шоу. — Меня ждет Клаудия Девис.
        —Полундра и бутылка рома… Американка!
        —Это я! — Шуточки девицы стали ее слегка утомлять, возможно, из-за смены часовых поясов и недосыпа.
        —Клаудия с утра меня на уши поставила. Велела каждый час проверять на сайте авиакомпании «Квантас» сведения о вашем прибытии..
        —Такая уж у меня подруга. — Эйвери все больше нравилось собственное спонтанное решение отправиться на край земли для встречи с единственным человеком, который по-настоящему ее понимал.
        Айсис замолотила пальчиками по клавиатуре:
        —Сейчас Клаудия может быть… где угодно. После того как ее родители сделали алё-машир, здесь маленькое сумасшествие.
        Алё-машир? Так, наверное, в Австралии называют уход в отставку. Сумасшествие или нет, но, когда она позвонила Клаудии и сообщила о своем приезде, та сболтнула, что отелем, которым ее семья владела двадцать лет, теперь занимается она сама. И у нее куча идей! Блестящих! К ним поедут толпы туристов, чего раньше не бывало.
        Еще раз оглядев пустой холл, Эйвери пришла к выводу, что означенные толпы пока как минимум в пути.
        —Мне подождать?
        —Нет. — Айсис снова замолотила по клавиатуре. — Ждать вы можете до второго пришествия. Идите в свой номер. Там и подождите. Сейчас позову нашего мальчика, чтобы он вас проводил.
        К ней и правда подошел рыжеволосый веснушчатый юноша лет семнадцати.
        —Сайрус, — представила его Айсис. — А это мисс Шоу, подруга Клаудии.
        Сайрус разинул рот, и Эйвери сама положила сумки на золотистую тележку:
        —Спасибо, Сайрус.
        —Негодник, — крикнула Айсис. — Быстренько проводи мисс Шоу в номер с богом Тики.
        Сайрус вышел из оцепенения и покатил в глубь холла тележку, на которой опасно раскачивались сумки Эйвери.
        —Вы из Нью-Йорка! — вырвалось у него.
        Эйвери еле поспевала за ним.
        — Да, я из Нью-Йорка.
        — А где вы познакомились с Клаудией? Она же давно никуда не ездит.
        — Мы с ней познакомились здесь, когда я отдыхала в этих местах лет десять назад вместе с моими родителями.
        Не «лет десять назад». Именно десять. Почти с точностью до одного дня. Те несколько недель она никогда не забывала.
        —Пошли, Сайрус. — Эйвери хотелось стряхнуть внезапно нахлынувшую тоску. — Проводи меня в мой номер.
        Юноша ускорил шаг.
        Через минуту они подошли к ее апартаментам. Эйвери осталась одна в великолепном номере с безукоризненной светлой отделкой. Ее ждали ваза со спелыми персиками, сливами и нектаринами, плитка божественного шоколада и громадная бутылка розового шампанского.
        Эйвери сбросила туфли и открыла французское окно. На нее пахнуло ароматом моря и растущих во дворе лимонных деревьев. Все было точно таким же, как десять лет назад, когда она приезжала сюда с родителями. Эйвери провела здесь волшебное, незабываемое, полное грез и неги лето.
        Последнее беззаботное, счастливое, детское лето в своей жизни.
        Последнее перед разводом родителей.
        А теперь ее мать собиралась праздновать Десятилетие Развода, с заглавных букв.
        Эйвери глянула краем глаза на свою сумку, и ее бросило в пот.
        Надо же было позвонить или послать домой эсэмэску! Сообщить матери, что она благополучно доехала! Хотя о чем писать? Привет-привет, и все? Ведь она ничего толком не разглядела. Цветовая гамма отеля сильно обновилась. Мелькнуло что-то кроваво-красное. Гостей наверняка немало, но есть ли хоть кто-то, на кого можно положить глаз? А развлечения здесь — для сильного пола, и только? Пока ничего не ясно.
        Эйвери отправила следующий текст:
        «Я на месте! Солнце сияет. Пляж выглядит великолепно. Позвоню, как только привыкну к смене часовых поясов.
        Эйви».
        Затем, выключив телефон, она рухнула на кровать. И закрыла голову подушкой.
        Потом рассудила, что лежать так и ждать у моря погоды бессмысленно. На выключенный телефон Клаудия все равно не дозвонится. И Эйвери переоделась в купальник, тщательно обмазалась солнцезащитным кремом, взяла пляжное полотенце и вышла из номера. Интересно, какие сюрпризы ей сегодня подарит Тихий океан?
        Наконец-то она здесь! Ее согревают приятные воспоминания, и она недоумевает, почему не догадалась приехать сюда раньше. Вернуться в знакомые места.
        Потому что ей всегда этого хотелось. И не только провести несколько недель с лучшей подругой — или, может, подцепить какого-нибудь пляжного мальчика и с ним расслабиться, — а разузнать получше, что предшествовало их тогдашнему отъезду и скорому разводу родителей. Снова почувствовать себя беззаботной девочкой, жизнь которой еще не превратилась в бесконечные забеги от одного родителя к другому.
        Нигде она не ощущала такого спокойствия, уверенности и собственной нужности, как здесь.
        Тем летом она узнала вкус пива.
        Впервые провела ночь у костра.
        Впервые влюбилась по уши…
        У Эйвери даже ноги стали заплетаться.
        Интересно, тот, в кого она тогда втюрилась, сейчас здесь?
        Забавно будет встретить его. В Нью-Йорке ее личная жизнь походила на торнадо. А в Австралии? То же самое?
        Джона Норт лежал на доске и неторопливо греб руками. Прохладная океанская вода омывала его загорелое тело. Он нашел хорошее местечко — спокойное, на приличном расстоянии от берега, — приподнялся и сел на доске, опустив ноги в воду. Потом вытер лицо и отряхнул волосы.
        Поселок Лунной бухты располагался за двумя рядами пальм, окаймлявших дугообразный берег. За их стволами виднелись здания отелей, бунгало, небольших магазинчиков и дома местных жителей. А под синим небом катил свои волны бескрайний Тихий океан. Рай, да и только.
        Позднее утро — лучшее время для гребли на доске. Надо лишь выбрать подходящее местечко, чтобы не наткнуться на кораллы. А он знал море как свои пять пальцев. Плавать научился едва ли не раньше, чем ходить.
        Джона закрыл глаза, подставил лицо солнцу, впитывая лучистую жизнетворную силу. Его грудь беззвучно вздымалась, ладони шлепали по воде. И тут словно кто-то крикнул…
        Он открыл глаза, глубоко вздохнул. Навострил уши. Пробежался взглядом по воде и пляжу.
        Там. Плещется. Это не чайка. И не звуки музыки из отеля. Что-то случилось. С человеком случилось.
        Его мускулы напряглись, все чувства обострились. Он замер в ожидании и смотрел туда, откуда раздался тревожный звук. Что бы это могло быть?
        И наконец он увидел. Руку.
        Джона перевернулся на живот и яростно заработал руками. На каждой волне он поднимал голову и осматривался. Как назло, обозначенный желто-красными флажками участок пляжа, за которым наблюдали спасатели, находился довольно далеко, а на берегу возвращения своего хозяина дожидалась лишь собака с бело-коричневыми пятнами.
        Джона прикинул расстояние до цели и погреб еще энергичнее. Море с детства было для него как родное. Хотя океан мог не только приносить радость, но и быть весьма жестоким. Случалось, что никакой спасатель не мог выручить попавшего в беду человека. Он прекрасно это знал.
        Кто же там взмахнул рукой? Наверняка турист. Никаких сомнений.
        Еще несколько движений, и солнце блеснуло на коже тонущего пловца. Джона почувствовал выброс адреналина в кровь. Через пару секунд он выдернул утопающего из воды. Это оказалась девушка.
        Ее светлые волосы были столь длинными, что тянулись за ней как шелковое покрывало. Он не мог оторвать взгляд от ее красивой кожи и стройных ног. И ее покрывал такой слой солнцезащитного крема, что она скользила как рыба и он с трудом ее держал.
        Она сразу начала сопротивляться и вскрикнула:
        — Нет!
        — Черт! — воскликнул Джона. — Я пытаюсь тебя спасти, а ты брыкаешься.
        Женщина перестала вырываться и презрительно на него посмотрела:
        —Я отлично плаваю. В Брин-Мавре была одной из лучших.
        Не просто туристка, подумал Джона. Говорила она с отчетливым американским акцентом. Прилетела с другого конца света.
        —Не морочь мне голову, — пробормотал он. — Если только не приехала на соревнования по австралийскому кролю.
        Она пронзила его взглядом. И ее глаза… Темно-зеленые, а рядом с одним небольшая родинка.
        Но пока он пожирал ее глазами, она выскользнула из его рук. К счастью, ей хватило ума взяться за край доски.
        —Дорогуша, — рыкнул он нетерпеливо, — понимаю, что ты застеснялась. Только делай, что тебе велят. Утонуть хочешь?
        От слова «дорогуша» ее волшебные глаза мгновенно стали ледяными. А ему хватило бы и ее кивка. Чем скорее он доставит ее на берег и займется своими делами, тем лучше. Так что не до церемоний.
        —Ладно. Давай забирайся ко мне. — Она побледнела и прикусила губу, лишь бы скрыть гримасу боли. Он понял, что забраться на доску она не в силах. — У тебя судорога?
        Она лишь поморщилась, что означало «да».
        Проклятье! Нет, медлить нельзя. Джона обхватил ногами доску, подхватил девушку под локти и потянул вверх.
        Вскоре мокрая и измученная пловчиха забралась на доску. Лишь благодаря опыту и силе Джоны ей не довелось наглотаться морской воды. Он положил ее рядом, заставил обнять себя за шею, так как она совсем лишилась сил. Потом взял ее за талию и держал так, пока доска не перестала опасно колыхаться.
        В какой-то момент она прильнула к нему, их тела соприкоснулись, и все его мысли сосредоточились на этой близости. Особенно после того, как ее лицо снова исказила гримаса боли и она обняла его одной рукой за плечо, а другую положила ему на затылок, вытянулась, задвигала ногой, чтобы снять судорогу. А потом она закрыла глаза, и на ее лице появилось выражение удовольствия.
        Надо было ему кашлянуть или просто отстраниться, но ее полуприкрытые глаза завораживали. Изящный носик, длинные мокрые ресницы, словно ждущий поцелуя рот. Какая же симпатичная особа помешала его морской прогулке на доске для серфинга…
        Туристка, напомнил он себе.
        А таких он повидал достаточно и знал как облупленных. Упаковываются в гавайские рубашки, в кубинские шорты, но извилин в мозгу у них маловато. Схема простая. Приезжают довольные и уезжают довольные. И эта городская девочка наверняка такая же — приехала потратить свои денежки.
        —Хорошо себя чувствуешь? — спросил Джона.
        Она кивнула, приподняла веки, взглянула на него и вдруг осознала, что прижалась к своему спасителю, как котенок. Девушка порывисто вздохнула и вознамерилась отодвинуться, но от этого ее движения его только обдало жаром.
        —Можно мне… — Она снова заерзала.
        Джона стиснул зубы и только хмыкнул в ответ.
        Все-таки лежать рядом с красивой девушкой — не так уж плохо. Но здесь? С туристкой, у которой свело ногу судорогой? Вдобавок худышкой. Тонюсенькой. Пожалуй, она не в его вкусе.
        —Все это прекрасно. — Он старался говорить ровным голосом. — Но не пора ли нам отсюда двинуться?
        —Прекрасно? Другого слова не нашел?
        Туристка вытянулась рядом, держась за доску. Ему оставалось лишь опустить руки, чтобы ненароком не нарваться на пощечину. Тем более что вместо купальника ее тело прикрывалось чем-то полупрозрачным, похожим на те салфеточки, которые его бабушка раскладывала на полках и столах, — светлые кружева с дырочками. К тому же эти тряпочки смещались при каждом ее движении.
        —А ты не потеряла часть своего купальника?
        Она осмотрела себя и вздохнула с облегчением:
        — Нет. Все на месте.
        — Уверена?
        Она прожгла его взглядом, готовая вот-вот взорваться:
        —Полагаю, нам пора двинуться вперед.
        Она бросила на него еще один испепеляющий взгляд: видимо, по ее мнению, он находился примерно на той же ступени эволюции, что и бурые водоросли.
        У Джоны от ее обращения дыхание перехватило. Однажды на него уже так смотрели. И тоже горожанка, хотя и не из таких далеких мест. Наверное, в аристократических школах их только и учат, как опустить мужчину ниже плинтуса.
        Однако на него это не действовало — ни раньше, ни сейчас.
        —Ложись, — скомандовал он и стал устраиваться вплотную к ней.
        —Ни за что! — Худышка худышкой, но рядом с ним она почувствовала себя женщиной. И правый локоть у нее оказался довольно острым.
        —Успокойся. Или мы оба пойдем на дно. И тогда уже сама будешь себя спасать.
        Она снова выстрелила в него грозным взглядом и сжала губы, что не обещало ему ничего хорошего.
        —А теперь, — прорычал он, — будь паинькой и дай мне доставить тебя обратно на берег. Или ты хочешь пополнить статистику?
        Она немедленно ответила, и от ее голоса у него сладко заныло в груди.
        —Печальную или обнадеживающую?
        Он не успел сдержать улыбку.
        —Дорогуша, ты сейчас не у себя в Канзасе.
        Она подняла одну бровь, перевела взор на его рот и через мгновение — на глаза:
        —Вообще-то я из Нью-Йорка. Просто у нас маловато таких непосредственных простаков.
        Нахалка. Лежит как мокрая курица, бледная от страха, вся дрожит — и еще выпендривается.
        Джона сосредоточился и взял курс на берег.
        Ему стоило больших усилий не обращать внимания на теплое женское тело рядом, на ее слегка прикрытые какой-то сеточкой бедра.
        На мелководье он слез с доски и стал толкать ее руками.
        Девушка тоже сползла в воду, поигрывая всеми своими выпуклостями. Он хотел помочь, но она оттолкнула протянутую руку. Дескать, он свое дело сделал. И ни за какие коврижки больше она его помощь не примет.
        Пес Халл при виде их встал, отряхнулся и снова сел. Невдалеке от них. Чужих он сторонился, как и сам Джона. Умница.
        Джона счел за лучшее не настаивать и убрал руку:
        — В следующий раз плавай в бассейне. Там круглые сутки охрана. Проводить тебя до «Тропиканы»? — Наверное, стоит рассказать обо всем Клаудии. Пусть знает, какая дуреха у нее в отеле поселилась.
        — Откуда ты, черт возьми, знаешь, где я остановилась? — спросила эта самая дуреха.
        Он кивком показал на логотип «Тропиканы» на обернутом вокруг ее тела полотенце.
        — Ах да. — Она покраснела. — Конечно. Извини. Я вовсе не имела в виду…
        — Все ты имела в виду.
        Она глубоко вздохнула и окинула его с ног до головы взглядом своих волшебных глаз под мохнатыми ресницами:
        —Может быть, ты и прав. — Она поежилась. — Но дойду сама. Хотя спасибо за все. Я правда хорошо плаваю, но сегодня… Короче, благодарю.
        —Помочь всегда готов.
        По ее губам скользнула улыбка, отчего ее лицо стало совсем другим — дружелюбным и добрым. И вдруг она побледнела, взгляд сделался колючим.
        —Люк? — выдохнула она и тут же потеряла сознание.
        Джона подхватил ее, обернутую в полотенце, обмякшую, и положил на песок. На ее шее сильно пульсировала жилка. Все с ней будет хорошо. Тепловой удар на фоне усталости после плавания по волнам. Какой бы отличной пловчихой она ни была, фанаткой атлетической гимнастики ее не назовешь. Легкая как перышко. И этот рот, приоткрытые губы, еле слышное дыхание. Обворожительная.
        Он похлопал ее. По щеке. Легонько.
        Но она просто лежала, без сознания, очаровательная, как ангел. Еще более притягательная в беспомощном состоянии.
        «Люк», — сказала она. Он знал одного Люка. Они были приятелями. Но не походили друг на друга. У Джоны были темные вьющиеся волосы. Серые глаза, а у Люка… не поймешь какие. И Люк покинул родную Лунную бухту при первой возможности, в то время как Джона в море чувствовал себя как дома.
        Он изо всех сил старался не замечать тепла, которое источала женщина в его руках.
        Словно сама Вселенная что-то хотела ему подсказать. А он всегда прислушивался к ее голосу. Приближается шторм — надо выходить на берег. Женщина задумала его бросить — не надо ее удерживать.
        Шайка местных парней с косичками наготовила что-то из даров моря — лучше это угощение не пробовать.
        А что делать с бессознательной американкой на руках — он, черт возьми, никак не мог взять в толк.
        У Эйвери болела голова. Ее окутал красный туман, и открывать глаза не хотелось.
        —Это бывает, детка, — уловила она слова. Басовитый голос. Суровый. Мужской.
        Секунду она просто лежала в надежде, что откроет глаза и окажется на светлой террасе, а загорелый официант протянет ей на подносе бокал сладкого карибского коктейля и кокосовый орех, а вокруг его волос будет светиться солнечный ореол…
        —Давай, милая. У тебя получится.
        Милая? Австралийский акцент. Она начала все вспоминать.
        Смена часовых поясов. Палящий зной. Решила выкупаться в океане, чтобы прийти в себя. Откуда ни возьмись судорога. Ужас сдавил грудь, но она старалась держать голову над водой. Рука схватила ее за запястье — сильная, загорелая, надежная. А затем глаза, умопомрачительные, серые. И — спасение.
        Эйвери глубоко вздохнула, чтобы унять подступавшую к горлу тошноту, и открыла глаза.
        —Хорошая девочка, — услышала она голос и одновременно увидела лицо с мощной челюстью и щетиной на подбородке, морщинками у серых глаз, темными бровями и густыми ресницами, кривоватым, как у боксера, носом.
        На пляжного мальчика не похож. Да и вообще не мальчик.
        Так кто же он такой?
        Люк? Имя эхом отозвалось в ее голове, а сердце застучало быстрее. Неужели это он?
        Но нет. Как было бы здорово встретить здесь человека, в которого она по-девичьи влюбилась! Но ее спаситель был совсем другой. Неладно скроен, да крепко сшит. Вдобавок она много лет поддерживала связь с семьей Клаудии и знала, что Люк давно перебрался в Лондон. Работал в рекламном агентстве. А она скорее съест свою сумку, чем представит этого диковатого великана в современном офисе.
        Он симпатичный? Эта мысль наполнила ее теплом, раззадорила, заставила быстрее биться сердце. Она попыталась сесть. Но голова кружилась, к горлу подступала тошнота.
        Не успела она переменить позы, как он приказал:
        —Лежи, слышишь? Меньше всего хочу, чтобы ты сейчас на меня рухнула.
        Приказ лежать не сразу до нее дошел, она привыкла к другому обращению. С шестнадцати лет ее окружали внимание и забота, она отвечала близким тем же.
        —Похоже, мне не встать, — призналась она.
        —Позвать кого-нибудь? Из отеля? Люка?
        Девушка выстрелила в него взглядом. Выходит, он не Люк, но приятельствует с ним? А откуда ему известно, что она знает Люка? О боже. До того, как упасть в обморок, она упоминала его имя.
        Она смутилась, ее бросило в жар. Высвободилась из рук не-Люка и присела на полотенце.
        —Со мной все в порядке. — Она откинула волосы с лица. — Еще раз спасибо. Сожалею, что прервала твой заплыв.
        —Я не слабак. Как-нибудь переживу.
        Да, не слабак, подсказал ей внутренний голос. Но и не красавчик. А вообще, все началось немного раньше. Ведь еще до плавания в океане у нее было некое предчувствие. Будто в ее жизни появится что-то согревающее, простое и симпатичное — особенно в сравнении с тем беспокойством, которое приносила ей мать на другом конце света.
        —Ну, всего доброго, маленькая наяда. — Он шагнул назад, так что золотистые солнечные лучи осветили его кучерявые волосы и бронзовую от загара грудь.
        —И тебе тоже! — промурлыкала она, наконец продемонстрировав свой прирожденный добрый нрав. — Я — Эйвери. Эйвери Шоу.
        —Приятно познакомиться. — Он улыбнулся. Но по-особенному — озорно, сексуально и загадочно.
        Затем он повернулся и пошел прочь, с доской под мышкой, ступая босыми ногами по тропинке. К нему присоединился откуда-то вынырнувший лохматый пес — пятнистый, с живыми глазищами, которыми он взглянул на нее, прежде чем броситься за своим хозяином.
        Точно не Люк. Потому что Люк Харгривс был выше, со светлыми волосами и карими глазами. И тем давним летом, до того как ее привычный мир рухнул, он подарил ей немного тепла. С тех пор Эйвери буквально кожей чувствовала приближение каких-то неувязок. Так у некоторых людей ноют колени перед штормом. А рядом с этим парнем ей было спокойно, как в колыбельке.
        Она заморгала, осознав, что глаза у нее широко раскрыты. Затем повернулась и зашагала по пляжу к дороге, отелю и долгожданному отдыху.
        —Эйвери!
        Она подняла голову и увидела такую знакомую блондинку, машущую ей руками от входа в «Тропикану»: в синей юбке и бело-голубой рубашке, со старомодной папкой для бумаг в руке. Клаудия. А она бредет, измученная, с раненой душой…
        Эйвери встала как вкопанная прямо на дороге. Потому что рядом с Клаудией, чуть слева, держа большой палец на смартфоне, стоял Люк Харгривс — высокий, поджарый, чисто выбритый горожанин, в костюме от Армани. Однако, в отличие от недавнего расставания с грубоватым местным жителем на пляже, теперь ни один мускул в ее теле не дрогнул.
        Наоборот, ей стало очень весело, и она лучезарно улыбнулась.
        Глава 2
        Сзади громко и протяжно просигналила машина, и Эйвери посторонилась. Ноги у нее все еще заплетались, и от ходьбы она немного вспотела.
        Она слегка жалела, что неважно выглядит. Но сколько она натерпелась за последние полчаса! Едва не утонула, упала в обморок, млела под взглядом переполненного тестостероном серфингиста, и по ее коже бежали мурашки. После такого хорошо еще, что она вообще стоит на ногах.
        Эйвери прошла по траве к парадному входу в отель, и Клаудия едва не задушила ее в объятиях, расцеловала и облегченно хохотнула. Эйвери еле от нее отбилась и тоже рассмеялась. По сравнению с мистером Харгривсом в костюме с иголочки Клаудия, с небесно-голубыми глазами и в узорчатой рубашке, казалась солнечным лучиком и ярким цветком.
        —Что с тобой случилось? — спросила Клаудия. Ни «привет», ни «как долетела?». Настоящая подруга!
        —Приняла освежающую океанскую ванну.
        Эйвери бросила выразительный взгляд на Люка.
        Клаудия скрестила руки на груди и демонстративно его игнорировала. Эйвери вскинула брови. Клаудия скривила губу.
        Хотя они и жили на разных континентах, но благодаря скайпу, имейлам и нескольким совместным путешествиям разлуку не ощущали.
        Наконец Клаудия чуть повернула голову, вздернула носик и спросила:
        —Люк, помнишь Эйвери Шоу?
        Люк встрепенулся, услышав свое имя. Эйвери затаила дыхание. Но он только пару раз моргнул.
        Клаудия развернулась к нему:
        —Моя подруга Эйвери. Семейство Шоу останавливалось у нас десять лет назад.
        По-прежнему молчал, как язык проглотил.
        — Они снимали номер целое лето.
        — Ах да. — Его серьезные карие глаза наконец блеснули. Он что-то вспомнил. — Американцы.
        Его серьезность Эйвери не тяготила. Основательный мужчина в любом случае лучше человека настроения. Но ее неотвязно преследовала мысль о крепких ногах другого мужчины, касающихся ее бедер. Ее наверняка бросило бы в жар, если бы он обнял ее за талию, погладил по животу, сжал пальцами ягодицы. Его серые глаза пронзали ее насквозь, и, будь у него желание, он бы мгновенно сломил ее сопротивление…
        Эйвери встряхнулась, чтобы вернуться в приятное настоящее, с обволакивающей ее теплом Клаудией. Дождавшись взгляда Люка, она применила испытанное оружие — обольстительную улыбку, которая сводила с ума даже ее родителей:
        —Приятно снова встретиться, Люк. Надеюсь, посидим как-нибудь. Вспомним прошлые годы.
        Он опять захлопал глазами, словно не улавливал нить разговора.
        —Я сейчас не на работе, Люк, — заметила Клаудия, не удостоив его даже взгляда. — Поговорим обо всем позже.
        —Вскоре, — поправил он ее.
        Клаудия лишь пренебрежительно махнула рукой, взяла у подруги сумку, и они стали подниматься по лестнице.
        — Может, не надо? — спросила Эйвери. — Ты, наверное, сейчас занята, не хочу путаться у тебя под ногами. И даже могу помочь! Во всем, что требуется. Умею много. Так что я целиком в твоем распоряжении.
        — Расслабься, Полли. — Так Клаудия в шутку называла подругу, когда пребывала в особенно хорошем настроении. — Под ногами ты у меня никогда не путалась.
        —Отлично, Джули, — в тон ей ответила Эйвери.
        Прозвище Клаудии было связано с ее давней и странной любовью к сериалу «Корабль любви». Хотя памятью она отличалась великолепной. Когда из-за колонны выплыла группа туристов из Соединенного Королевства, она моментально вступила в роль хозяйки гостиницы и продемонстрировала, что помнит имя каждого.
        Дремавший за стойкой Сайрус встрепенулся, а пиратская шляпа сползла ему на нос.
        Клаудия смерила его недовольным взглядом, а он от греха подальше на цыпочках отошел в сторону.
        —Добро пожаловать в Лунную бухту, — поприветствовала она Эйвери. — Где жара способствует выбросу гормонов.
        —Это фраза из хартии вашего поселка? — усмехнулась Эйвери. — Ее нет на вывеске у въезда к вам?
        —К сожалению, нет. Думаешь, сработало бы? Как маркетинговый ход?
        Эйвери — специалист по связям с общественностью, получающий зарплату за то, что поднимает людям настроение и внушает оптимизм, — пожала Клаудии руку:
        —Легче легкого.
        Они поднялись в номер Эйвери.
        — А теперь, моя куколка, отдыхай. Так что с тобой случилось?
        — Хорошо бы тебе взглянуть еще на одного парня, — промолвила Эйвери, прежде чем лечь.
        Клаудия устроилась рядом.
        —Что еще за парень?
        Эйвери поморщилась. Затем перевернулась на спину и устремила взор в потолок:
        —У меня свело ногу судорогой, а он, на своей доске для серфинга, вытащил меня из воды. Хотя и сама бы справилась. Я же хорошо плаваю.
        Клаудия рассмеялась:
        —Я весь день провела с Люком. Он все уши мне прожужжал про свои циферки и сделки. Чуть не умерла с тоски. Так что это за парень?
        Эйвери открыла было рот, чтобы назвать имя, но вдруг поняла, что не знает, как его зовут. Местный житель.
        —Даже не знаю, что о нем сказать.
        Клаудия махнула рукой:
        —Я здесь всех знаю. Опиши мне его.
        —Такой крупный. Загорелый. Темные курчавые волосы. Настоящая гора мускулов.
        Клаудия замолчала, и Эйвери даже вопросительно на нее посмотрела. По улыбке на лице подруги она поняла, что разговор может затянуться.
        —Серая доска для серфинга с нарисованной пальмой? А с ним огромный пес?
        —Именно так.
        Улыбка Клаудии трансформировалась в усмешку.
        —Тебе, моя милая, довелось познакомиться с Джоной Нортом. Настоящий австралиец, замечательный. И он тебя спас? Вытащил из воды? Голыми руками? Как это выглядело?
        —Унизительно. Он называл меня дорогушей. Не удосужился даже узнать мое имя. В общем, он со мной не церемонился.
        —Многие женщины готовы на все, лишь бы Джона Норт так их повертел.
        —И ты — одна из них?
        Клаудия заморгала, потом рассмеялась.
        —Что тебя так развеселило? Только честно.
        Ведь каким бы грубым ни был Джона, в ней всколыхнулись дотоле неведомые чувства: когда ее нога скользила по его плоскому животу, когда поняла, что у него захватило дух от ее вида. Когда у них обоих заплетался язык от волнения.
        Клаудия постаралась взять себя в руки, а затем пожала плечами:
        —В последние годы Джона неплохо научился давать отпор любвеобильным дамам. Он здесь родился и вырос, рядом со мной. Сама подумай, каково это — знать парня с детских лет?
        —Представляю. В моем кругу каждый в итоге сходится с тем, кого знал давным-давно.
        У Клаудии расширились глаза.
        —То есть всё…
        —Предопределено?
        —Я хотела сказать, всё это расслабляет. Но слово «предопределено» тоже подходит.
        —Неписаный закон Парк-авеню. Династии. Семьи хорошо знают друг друга. Финансовая безопасность. Как если бы вы с Люком сошлись. И отель остался бы в семье.
        Клаудия вздрогнула, а затем покачала головой:
        —Нет. Даже не… Но это моя точка зрения. В любом случае о Люке говорить не хочу. Он мне разонравился. И даже не знаю почему. У него отличное воспитание. И внешне симпатичный, но и только.
        —Что ж, — улыбнулась Эйвери, — а как ты смотришь, если я, пока здесь, захочу познакомиться с ним поближе?
        —С Джоной? Великолепно! Обычно он немного чванится, к нему не подступишься. Но в последнее время какой-то задумчивый. На десять моих шуток смеется три раза. Растормоши его, ради бога.
        —На самом деле… — Эйвери откашлялась. — Я имела в виду Люка.
        У Клаудии расширились глаза:
        —С Харгривсом?
        —Да, с Харгривсом.
        Поразмыслив, Клаудия спросила:
        —Ты не находишь, что он слишком задается?
        —Ну, если ты так считаешь… — Эйвери рассмеялась. — По-моему, он выглядит превосходно.
        —Привлекательно? Ладно. Попробуй его окрутить, если он тебя заинтересовал. Только поосторожнее. С его-то гордыней.
        —Да, спасибо. Буду иметь в виду.
        —Можешь ими обоими заняться, если желаешь. Оба этих мужчины — не моего типа. Будь уверена!
        Эйвери бросило в краску при мысли об одном, и у нее потеплело внизу живота при воспоминании о другом.
        —А какой же на сегодня твой тип, мисс Клаудия?
        —Мужчина лет тридцати, который посмотрит на меня так, как мой отец смотрел на мою мать. — Клаудия положила руку на грудь Эйвери. — Который однажды скажет: «Мы славно поработали, давай купим фургончик и поедем в путешествие по стране». Который будет видеть во мне свою луну и звезды. Чудненько, да?
        Эйвери устремила взор на потолок, заметила роспись, но не стала в нее всматриваться.
        —Еще как чудненько. Если ты такой во всем этом спец, может, и для меня найдешь вариант?
        —Мы здесь, в «Тропикане», всегда стремимся помочь людям. — Клаудия села на кровати и достала телефон. — А сейчас расскажи мне, зачем ты на самом деле сюда прикатила. Я слишком хорошо тебя знаю. И не поверю, что ты ни с того ни с сего решила на месяц уехать в такую даль.
        Она подняла пальчик, когда услышала в телефоне ответ. Потом заказала обед, массаж и бутылку чего-то под названием «Пламенный Фламинго». А Эйвери размышляла, с чего начать.
        Клаудия все о ней знала.
        Что после развода родителей Эйвери редко видела отца. Едва ли раз в месяц с ним обедала. К счастью, они оба любили бейсбол, на матчах и встречались, вместе кричали: «Вперед, янки».
        Что касается ее дорогой мамочки, то она отзывалась о бывшем муже с неослабевающей желчью.
        Чтобы сохранить остатки авторитета, которым некогда пользовалась ее семья, Эйвери старалась быть образцовой, по меркам Парк-авеню, дочерью.
        Эту роль она успешно играла до того дня, когда ее мать решила отметить десятилетие своего развода. Эйвери славилась умением устраивать разные вечеринки, и на сей раз ей предстояло взять на себя большую часть организационных хлопот. Десять лет она улыбалась обоим родителям, старалась ладить с тем и с другим, что стоило ей немалых усилий. Но теперь мисс Образцовая Дочь взбрыкнула.
        —Ты взбрыкнула? — уважительно переспросила Клаудия, когда Эйвери дошла до финала этой истории. — А как отреагировала Каролина на твое «нет»?
        —Я не сказала именно так. И не пускалась в долгие объяснения.
        —Эйвери! — воскликнула Клаудия.
        Эйвери сдвинула брови и промолвила:
        —Сказала ей, что не могу помочь, так как уезжаю в отпуск.
        —Отпуск? И она тебе поверила?
        —Когда она узнала о моих планах, я быстренько купила билет на самолет и позвонила тебе. Оставалось только предупредить моих клиентов, что уезжаю надолго, и не брать новых заказов. Закрыла квартиру, договорилась о пересылке почты в течение двух месяцев. И — вуаля!
        —Вуаля! Ну и слава богу! А здесь ты в ближайшие дни наконец выучишься говорить «нет»!
        Эйвери скривилась, хотя эту тему они за последние годы обсуждали не меньше дюжины раз.
        —Начнем сейчас же, — сказала Клаудия. — Повторяй за мной: «Нет».
        —Нет, — эхом отозвалась Эйвери.
        —Умница. Навыки надо закрепить. Повторяй десять раз по утрам. И десять раз перед сном.
        Эйвери согласно кивнула и задумалась, почему не испытала проблем, когда потребовалось сказать «нет» Джоне Норту. И вообще, отказать ему — вполне естественно. Не требует никаких усилий. А значит, уметь не соглашаться она могла. Только эта способность сидела в ней глубоко-глубоко, но сама собой выплыла на поверхность, когда понадобилось.
        И все же Клаудия права. Надо было просто сказать матери «нет». В рейтинге ядовитых змей ее матушка наверняка заняла бы не последнее место. И настало время дать ей отпор.
        Прогулочный кораблик «Северный чартер» взял курс на Зеленый остров. В машинном отсеке все было в порядке, поэтому Джона поднялся на верхнюю палубу.
        Пассажиров такое его появление не удивляло. И ничего страшного, что он сильно от них отличался.
        Вдобавок его отец тоже ходил в море на таких судах, и он прекрасно знал, что лишняя пара рук всегда окажется полезной.
        На сей раз, когда он вошел в каюту с кондиционером, там почти никого не было. Он встретился взглядом только с одной новой девушкой, в рубашке с короткими рукавами и надписью «Северный чартер». Она явно уступала в проворности опытным работникам. Пискнув, вскочила и принялась за дело, начала протирать блестящие перила краем своих желтых шорт. Странно. Хотя старается, конечно.
        И он двинулся по проходу дальше. В число пассажиров, как обычно, входили биологи, исследующие коралловые рифы, служащие с Зеленого острова, стайка девиц, словно после ночи в курортном баре, вечно жующий мальчишка с коричневым бумажным пакетом у подбородка.
        Джона увидел группу загорелых парней со скейтбордами в руках. Они смотрели в иллюминатор и словно ждали, когда приблизятся к острову. Местные жители, которые выросли рядом с водой и дышали здесь свежим воздухом. Тысячу лет назад он был одним из них.
        Если вспомнить, в этот день он встал в шестом часу утра. Совершил пятикилометровую пробежку. Приехал в Порт-Дуглас за полчаса до отправления «Северного чартера». Проверил электронную почту, ознакомился с новыми рекомендациями по безопасности, провел беседу о покупке нового судна во Флориде. Только окунуться в океан времени не нашлось.
        Когда капитан начал рассказывать по громкой связи об экскурсиях, которые ждут путешественников на острове, Джона снял свои солнцезащитные очки и прошел на корму.
        Как же ему повезло родиться в этих местах! И посчастливилось здесь остаться. Он просто дышал этим небом, соленым ветром и солнцем. Не требовался даже серфинг. Все, чего ему хотелось, — это всю жизнь удивляться окружающей его сказке.
        Он кивнул матросу на палубе и хотел спуститься в трюм, но остановился как вкопанный. Его взору предстала русалка, которую он недавно вытащил из воды.
        Она прикрывала ладонью глаза и смотрела на Лунную бухту. Руки у нее были очень красивые. Нежные. Ногти цвета ее платья — шелкового, огненно-оранжевого, — волосы были затейливо уложены, отчего девушка походила на изысканную леди с французской Ривьеры, а не на туристку с затерянного в Тихом океане островка.
        Джона взглянул на свои руки, далеко не такие нежные. С коричневым загаром, ссадинами и машинным маслом на потрескавшихся ногтях. Он провел пальцами по подбородку со щетиной. Сколько он не брился? Три дня? Четыре?
        Он сунул руки в карманы длинных шорт и наморщил лоб. Почему раньше об этом не подумал?
        К несчастью, пока Джона так размышлял, она повернулась и посмотрела на него красивыми и печальными глазами.
        У него захватило дыхание, сладко заныло под ложечкой.
        Тут корабль налетел на волну, нос приподнялся и с шумом опустился на воду.
        По палубе разнеслись взволнованные крики. Но взгляд его русалки остался холодным. Однако она потеряла равновесие, ударилась бедром о борт и стала падать…
        Все происходило как в замедленной съемке. Джона перескочил через скамью и, скользя по палубе парусиновыми туфлями, подскочил к ней. Схватил за руку, поддержал и помог устоять на ногах.
        Она оттолкнула его. С неожиданной для таких тонких рук силой. Поправила юбку и выстрелила в него испепеляющим взглядом.
        —Могу поблагодарить тебя лишь за то, что не промокла до нитки!
        —Если будешь здесь стоять, принцесса, то обязательно вымокнешь.
        Щеки ее зарумянились, на них появились очаровательные ямочки, а в глазах заблестели огоньки. Выражение лица было отнюдь не мирным.
        —Может, в следующий раз ты поведешь себя как настоящий мужчина, а не станешь выворачивать твоей жертве руки?
        Она погладила свое предплечье, словно для подтверждения сказанного, но он обратил внимание лишь на ее гусиную кожу. С чего бы — при температуре воздуха под сорок градусов? Случиться это могло по одной-единственной причине, решил Джона, из-за того, что женщина оказалась в объятиях мужчины.
        Для проверки этой теории Джона чуть к ней придвинулся, и она тотчас глубоко вздохнула, ее глаза расширились, щеки еще сильнее порозовели. Судя по всему, мисс не так невозмутима, как хочет выглядеть.
        —Мистер Норт? — раздался голос за его спиной.
        Один из членов его команды стоял, заламывая руки и прерывисто дыша, словно босс мог оторвать ему голову за причиненное беспокойство.
        —Сэр, — продолжил он, — там проблемный пассажир.
        —Хорошо. — Он просил команду сразу информировать его о любых инцидентах, чтобы он все увидел собственными глазами и успел принять меры. — Буду через секунду.
        Юноша тут же словно испарился. Джона повернулся к Эйвери, которая приклеилась взглядом к его груди.
        —Двадцать минут до прибытия, Эйвери, — сказал он. — Может, тебе лучше уйти с солнца. Выпить и перекусить. Сесть в тени. Под каким-нибудь навесом. Не хочу снова заниматься твоим спасением.
        Не желая слушать ее колкости, Джона нырнул в трюм.
        Минут через двадцать показался Зеленый остров: узкая полоска на горизонте, скоро превратившаяся в небольшой атолл с зелеными лесами и причалом. Корабль прошел между рифами, чтобы высадить пассажиров: одни из них уже предвкушали встречу с торговцами рыбой, другие нацеливались прямиком в бар.
        Джона краем глаза приметил оранжевые всполохи и повернулся к Эйвери, которая теперь была в широкополой шляпе от солнца. Она чуть приподнимала свое длинное платье и цокала каблучками. Джона напрягся, так ему хотелось ее обнять. Она еще выше вздернула подбородок и уверенно шла по трапу, навстречу новым впечатлениям.
        Впечатлениям… и опасностям. С туристами все время что-то случалось — то заплывут слишком далеко, то нырнут глубоко, то супруги перессорятся.
        —Эйвери! — позвал он.
        Она повернулась:
        —Да, Джона?
        Она знала его имя. Он почувствовал облегчение — а потом вспомнил о проблемных пассажирах. Не горячись, парень.
        —Будь осторожна.
        Она тут же послала ему обворожительную улыбку:
        —Благодарю за совет. Буду иметь в виду.
        Он вдруг обнаружил, что громко смеется.
        Девушка растворилась в толпе, а Джона почувствовал себя выбитым из колеи. Вроде ее чувственный рот дарил надежду, а волшебные глаза заставляли кровь быстрее бежать по жилам, но им овладела досада.
        Однажды похожая женщина уже оставила его с носом.
        Вроде он всегда был холоден, словно ледяная глыба, однако сам не понял, как Рейч разожгла в нем пожар, едва он ее увидел. Наверное, подкупили ее мечтательные разговоры о море, хотя сама всю жизнь прожила в большом городе. Не успел он оглянуться, как она подчинила его себе. И однажды оказался в Сиднее, с пустым кошельком, понимая, что, сколько бы душевных сил и денег на нее ни потратил, все равно бы ее потерял.
        Возвращаться после этого фиаско в Лунную бухту было тягостно. Дома пришлось заново налаживать всю свою жизнь, менять приоритеты. Поэтому сколько бы Эйвери Шоу ни порхала рядом — значить она для него будет не больше, чем камешки под ногами.
        Теперь он стреляная птица, и так просто его с толку не сбить. И больше он не позволит себя одурачить.
        Глава 3
        Джона не искал Эйвери, и в мыслях ничего подобного не держал.
        Он увидел ее на пляже. Шляпа девушки была такой мокрой, что поля падали ей на плечи. Наполовину снятый гидрокостюм хлопал ее по ногам, а она прыгала и шлепала себя по телу, словно отбиваясь от роя пчел.
        Джона ускорил шаг и, приблизившись, спросил:
        —Черт возьми, Эйвери, что случилось?
        Она даже не взглянула на него. Он видел ее голый живот, маленькие трусики на бедрах, полуобнаженную грудь. От этой картины у него захватило дух.
        — Меня ужалили! — воскликнула она, выведя его из оцепенения. — Голубая медуза. Или рыба-камень. Очень больно.
        — Голубые медузы не заплывают так далеко на север, костюм защищает тебя от других медуз, а ласты — от рыбы-камня.
        Эйвери переступала с ноги на ногу в ластах, словно что-то на песке обжигало ей ноги.
        —Тогда что со мной происходит?
        Джона заметил для себя, что надо посоветоваться с Клаудией. Она, как могла, заботилась о своих постояльцах и опекала в отеле и за его стенами.
        Но сначала надо было убедиться, что Эйвери не угрожает ничего серьезное. То есть пробежаться руками по ее телу и не потерять рассудок от вспыхнувшего к ней при этом влечения.
        Он повернул ее к себе спиной, откинул с шеи волосы, всеми силами отгоняя соблазнительные образы. Пробежался взглядом по ее телу. Затем развернул лицом, взял за подбородок и приподнял, чтобы рассмотреть ее лицо под нелепой шляпой.
        —Послушай, уважаемая, — буркнул он и убрал руку, — да ты на солнце сгорела.
        Ее глаза расширились.
        —Не валяй дурака.
        Он приподнял ее шляпу, чтобы подтвердить свою догадку, а Эйвери взвизгнула и протестующе вскинула руку. У Джоны округлились глаза, и он водрузил шляпу обратно ей на голову.
        —Ты захватила что-нибудь от солнечных ожогов? — Джона отвернулся и посмотрел на причал. — На корабле есть экстракт алоэ. По крайней мере, снимет боль. Хотя бы пока кожа не слезет.
        —Ничего у меня не слезет.
        —Слезет, слезет, принцесса. Целые лохмотья будут отставать. Вы, жители Нью-Йорка, такие неженки.
        —Чем тебе не нравится моя кожа?
        Она развела руки, чтобы он лучше рассмотрел кожу на них. А заодно и на точеных плечиках, осиной талии и обольстительных бедрах. Джона закрыл на мгновение глаза и мысленно выругался по поводу той неведомой силы, которая послала ему Эйвери Шоу.
        —Конечно, я не такая бронзовая и позолоченная, как вы здесь.
        Эйвери даже закашлялась от возмущения. Затем, почувствовав жалость к себе, стала копаться в сумке. С полей шляпы на все сильнее зудящую кожу капала вода. Она поцарапала руку, которую надо было смазать антисептиком. А до того, как надеть ласты, ушибла два пальца на ноге.
        Внезапно она швырнула сумку на песок, уперла руки в бока и посмотрела ему прямо в глаза:
        —У нас в Нью-Йорке таксисты как сумасшедшие.
        Крысы размером с опоссумов. Вонючий пар из метро с ног свалить может. В нашем городе, чтобы выжить, человек должен крутиться как волчок. А здесь что?
        Райское спокойствие.
        Джона почесал затылок и перевел взор на ярко-голубое море и причал, неподалеку от которого его ждала лодка. Простые удовольствия. Привычные… Он снова взглянул на туристку, чья безопасность сейчас зависела от него.
        Как бы он к ней ни относился, чем-то она его зацепила. Вполне достаточно, чтобы его потянуло к ней, совсем чуть-чуть, и чтобы предложить ей где-нибудь с ним посидеть.
        Он протянул ей руку:
        —Слушай, принцесса, давай я возьму тебе выпить?
        Она взглянула на его испачканную песком ладонь и сморщила носик:
        —Мне не нужна выпивка.
        Джона отряхнул от песка руку и снова протянул ей.
        —А я бы выпил пивка, — бросил он. — Но один не пью.
        Эйвери взглянула на него из-под бровей. Затем взяла в одну руку сумку, а в другую гидрокостюм и пошлепала по берегу прочь, заметив напоследок:
        —Пока. Что-нибудь выпить не значит выпить пива.
        Потому что пиво не мой напиток.
        Джона смотрел ей вслед, вздрагивая при каждом третьем ее шаге от страха, что из песка вылезет какая-нибудь австралийская тварь и цапнет ее за ногу. Мотнув головой, он сунул руки в карманы шорт и сделал то, что запретил себе когда-либо делать, — бросился за городской девчонкой.
        —Слушай, принцесса, ты правда много потеряешь. Не узнаешь австралийского лета во всей его красоте.
        Она сразила его взглядом — открытым и уверенным, каким отшивают посторонних на улице:
        —Как-нибудь переживу.
        И впервые после их знакомства Джона поверил, что она не лукавит.
        Когда соломинка ткнулась в дно половинки кокосового ореха и втянула последние капли рома, кокосового молока и чего-то неведомо-экзотического, Эйвери отодвинула этот импровизированный бокал в сторону и с довольным вздохом осмотрела пустой бар на открытой террасе, куда ее привел Джона.
        Джона Норт с «Северного чартера». Выпив примерно половину коктейля, она сообразила, что кораблик принадлежит ему. И осталась довольна своей догадливостью. От этой мысли по ее телу пробежали приятные волны. Что ей всегда нравилось.
        Так кто такой этот Джона? Сильный, грубоватый, симпатичный, любитель покомандовать. О да, несколько минут назад он куда-то ушел… Она осмотрелась, прикрыв глаза ладонью от низкого ярко-оранжевого солнца над темно-синим морем. Ой! Ведь уже закат?
        Эйвери отыскала в сумке телефон и посмотрела время. Боже правый, она же пропустила отплытие! Со стоном она обхватила голову руками.
        Она согласилась с ним выпить, потому что в его дикарскую башку втемяшилось ее опекать. А сейчас этот варвар куда-то смылся и оставил ее одну на островке посередине Тихого океана, перед наступлением ночи, и нигде…
        —Все в порядке? — прогудел знакомый голос.
        Эйвери открыла один глаз и посмотрела через щелку между пальцами. Джона стоял рядом, в шортах цвета хаки, в фирменной светлой рубашке «Северного чартера». На вечернем ветерке она хлопала по выпуклостям и впадинам у него на груди, а солнечные лучи освещали его загорелую кожу.
        Он мог чем-то раздражать ее, упрямицу, но нельзя было отрицать его Эффектности, с большой буквы. Загорелое лицо с легкой щетиной. Широкие, мощные плечи. Темные вьющиеся волосы, которые так хотелось погладить. По правде говоря, в нем было много чего хотелось бы коснуться любой девушке…
        Но только не ей, напомнила себе Эйвери, опустила руки и села на них, чтобы они не сотворили что-нибудь спонтанно.
        Если кому и повезет насладиться ее прикосновением, то, пожалуй, Люку! Да, напористому, обходительному, ухоженному Люку Харгривсу. Вот что надо сделать, будет замечательно…
        —Как самочувствие, Эйвери?
        —Хмм? Что?
        —Сколько ты таких выпила? — рассмеялся Джона.
        —Всего один, большое тебе спасибо. У меня все хорошо.
        —А говоришь так, словно выпила несколько. Оттого и стала такая хорошенькая.
        —Я так сказала, потому что у меня правда все хорошо. — Ну, почти все. — Именно так. Хорошо. Только слишком много солнца. А эти коктейли сразу в голову ударяют. И… — Она повела рукой в одну сторону, потом в другую, не уверенная, какое направление выбрать. — И вообще мне сейчас надо на корабль, чтобы немедленно вернуться на материк.
        Джона отодвинул кресло, словно его ногам требовалось больше пространства. Эйвери взглянула на него и быстро заморгала, затем подняла глаза, встретилась с ним взглядом. Он смотрел холодно и горячо одновременно. Словно видел ее насквозь.
        Она сглотнула. Как же все это тяжело! Выпить рома с кокосом и… еще с чем-то дьявольским, отчего она сразу опьянела.
        — Эйвери.
        — Да, Джона.
        В глубине его быстрых как ртуть глаз блеснули огоньки.
        —Мы пойдем отсюда, как только ты расскажешь мне, зачем приехала в наши места.
        Эйвери задумалась, вспоминая, сколько же она выпила. Объяснить ему? Все как есть? Что она почувствовала себя не в своей тарелке и улетела из Нью-Йорка, чтобы не присутствовать на пирушке, которую затеяла ее мать в десятую годовщину развода?
        —Чтобы повидаться с Клаудией, — напомнил ей Джона после того, как она несколько секунд молча сверлила его взглядом.
        —Да! Конечно. С Клаудией. Мы ведь подруги, ты знаешь? Уже давно-давно-о.
        На сей раз он не рассмеялся, а лишь улыбнулся. От этой радушно-широкой улыбки его глаза засверкали, а морщинки у их краешков стали глубже. Футы! Не должен мужчина так сексуально улыбаться, сексуально смеяться и вообще быть таким сексуальным. Как он сейчас. А все этот колдовской коктейль.
        — У меня забронирован номер в местном отеле «Чайное дерево»…
        — Вау! Было так любезно с твоей стороны угостить меня коктейлем… — сногсшибительным коктейлем, — чтобы смягчить солнечный ожог, — и добавить раскованности, — а вот забронировать номер это несколько самонадеянно, ты не находишь?
        — Эйвери, — обратился он, а ей захотелось, чтобы он назвал ее принцессой или дорогой, ведь он говорил настолько протяжно, что ее имя звучало как десятиминутная прелюдия. — Этот номер для тебя. Только для тебя одной.
        — Ох. — Она сделала паузу. — Конечно. А откуда ты знаешь, что я могу расплатиться? Может, у меня ни цента в кармане. Или я скупердяйка. Или…
        — У нас здесь все друг друга знают. Стоило мне черкнуть имя Клаудии, и вопрос решился.
        —Неужели?
        Как мило! Клаудию так любят, что на все для нее готовы? А этот отель правда замечательный. Только почему номер не забронировали для Джоны? Может, потому, что он пока не заслуживает такого внимания. Но все равно надо будет его отблагодарить.
        —Я также пообещал Клаудии, что завтра доставлю тебя обратно.
        Эйвери снова стрельнула в него глазами. Коктейль. Номер. Вся эта экскурсия. Может, он и не такой болван? Хм. Значит ли это, что ей надо быть с ним любезной?
        Она отодвинула кресло и сбросила его ладонь со своей руки. С первого раза ничего не будет. Так быстро он ее не получит, это решено.
        Эйвери подняла взор и встретилась с ним взглядом. Уголки его рта нетерпеливо изогнулись. Во избежание международного конфликта она положила ладонь на его руку, очень теплую, как она и ожидала, и сильную, как догадывалась, и с загрубелой кожей, и все это она мгновенно остро почувствовала.
        —Извини, — выдохнула она и попыталась встать, — я сегодня не в форме. Сама не знаю почему.
        В свете заходящего солнца его серые глаза потемнели.
        —Тебе помочь?
        От его взгляда у нее заныло под ложечкой, а сердце заколотилось так, что его стук отдавался в ушах.
        Простой вопрос и простой ответ:
        —Сама справлюсь.
        Его присутствие рядом вызывало в ней легкое замешательство. Требовалось все время себя сдерживать, чтобы у него не создалось о ней превратного впечатления.
        Однако если она и сделала какой-то вывод из недавних событий своей собственной жизни, то прежде всего что крайне нуждается в отдыхе. Что хочет простого летнего отдыха. Чтобы ее не беспокоило ничто, кроме улыбки загорелого юноши по другую сторону костра на пляже.
        —Все в порядке, — промолвила она и пожалела, что открыла рот, когда из него вылетели следующие слова: — Я сейчас… думаю о том… чтобы кое с кем пообщаться.
        —Кое с кем? — Все внутри его вдруг напряглось.
        —Ну, с мужчиной, если точнее.
        Джона осмотрел кафе. Бармен поднимал стулья на столы, чтобы вытереть пол. Джона показал на него большим пальцем.
        —Нет! — Эйвери схватила его за палец и развернула на него самого.
        Джона находился всего в нескольких дюймах от нее, и она чувствовала, как вздымается его грудь, какая горячая у него кожа, различала каждую из ресниц и видела еще миллион его восхитительных особенностей. Она встрепенулась. Отпрянула. Вздохнула:
        —Кое-кого еще. С кем познакомилась несколько лет назад. И с кем надеюсь… возобновить общение.
        —Значит, ты приехала не к Клаудии, — промолвил он с такой скукой в голосе, словно до всего этого ему не было никакого дела.
        —Разумеется, к ней. — Эйвери вздернула подбородок. Она ехала к подруге. Или, во всяком случае, так думала. Но после их недавнего разговора ей не удавалось даже кофе с ней выпить и тем более поболтать. Клаудия лишь бросала ей на бегу: Купайся в океане, пей коктейли, сплавай на Зеленый остров. Наверняка что-нибудь интересное наклюнется.
        —Вы, городские мисс, — голос Джоны звучал фамильярно, — не умеете отдыхать. Порхаете по жизни. Подавай вам и большую любовь, и большие деньги.
        —Как цинично!
        —Разве я не прав? — Он провел рукой по густым курчавым волосам. — Вот что я думаю. Пойдем, принцесса, надо тебе зарегистрироваться в отеле.
        Он кивнул в сторону выхода, но руки не подал.
        Отчего-то раздосадованная, Эйвери собрала свои мокрые, перепачканные песком вещи. Туфли она где-то потеряла и, босая, пошла за ним по дорожке под пальмами, которые росли здесь всюду. Почти все туристы к этому времени уже покинули остров.
        Ей вспоминался недавний унизительный для нее разговор.
        «Не получается?» — спросил он, едва она коснулась его пуговиц. Но почему он тогда настоял, чтобы она занялась своими? Может быть — только может быть, — что она и его вывела из равновесия. Из вовсе не обязательного равновесия.
        В этот момент Джона оглянулся, и она послала ему самую свою простодушную улыбку.
        — Все в порядке?
        — Да, спасибо. А у тебя?
        Уголки его губ чуть поднялись, но это не было улыбкой. Ни малейших признаков, что он от нее в восторге. Он всего лишь показал своей огромной ручищей на домик под крышей из пальмовых листьев — пансионат «Чайное дерево», — и скоро они вошли в уютный холл с кондиционерами.
        Эйвери взяла свои ключи, горячо поблагодарила юношу за стойкой регистрации и направилась в свое бунгало.
        Мужской кашель заставил ее встрепенуться. Джона стоял рядом, прислонившись к стене.
        — Ты здесь не переночуешь? — спросила она. — Я имею в виду, в соседнем номере?
        — У меня есть неподалеку свое жилье.
        — О!
        Любопытненько. Наверное, какая-то лачуга среди мангровых деревьев на другом конце острова? Или полотенце на песке и больше ничего между ним и звездным небом?
        —Как думаешь, тебе здесь будет хорошо? — спросил он и посмотрел на нее… но не очень пристально. Просто как смотрит мужчина.
        —Ты меня достал. Тебе тоже все время мерещится, что я до соседнего дома живая не доберусь.
        —Давай заключим сделку. — Глаза его оставались холодными и непроницаемыми. — Если ты доживешь до утра, я сменю тон.
        —Ладно, до утра. — Эйвери шагнула назад и словно вышла из его силового поля. — А сейчас я хочу принять холодный душ.
        Джона пронзил ее взглядом, и она почувствовала, что краснеет.
        —У меня же солнечный ожог, — пояснила она.
        Ее простой ответ заставил его улыбнуться, и снова она увидела полоску его белых зубов. У нее сладко защемило сердце.
        —Спокойной ночи, Джона.
        Он глубоко вдохнул воздух и медленно выдохнул.
        —Приятного сна, — промолвил он и вышел.
        «Сомневаюсь в этом», — подумала Эйвери, смотря на закрывшуюся за ним дверь.
        В номере ее ждала корзина с фруктами, бутылка вина и тюбик экстракта алоэ.
        Глава 4
        Эйвери разбудил звонок. Простонав, она приоткрыла один глаз и обнаружила себя в странной комнате. В странной кровати. Прищурилась и увидела нетронутую подушку рядом. Уже одно это — нечто весьма удивительное.
        Она постаралась сосредоточиться и вспомнить прошедший день… Зеленый остров. Джона. Сгорела на солнце. Джона. Коктейль. Джона. И желание его. Сдобренное ароматом кокоса. И снова Джона.
        Она перевернулась и зарылась лицом в подушку.
        Новый звонок. Наконец она поняла, что это телефон в ее номере. Она протянула руку к туалетному столику:
        —Алло? — Ее голос звучал так, словно она набрала в рот песка.
        Ответный смех не требовал комментариев.
        —Не надо, — взмолилась она. — Пожалуйста. Мне больно.
        —Не сомневаюсь, — заметил Джона. В телефонной трубке его голос казался еще гуще. — Когда ты будешь готова к отъезду?
        —Через неделю? — брякнула она и почувствовала его улыбку, пробежавшую ознобом по ее коже и устроившуюся в животе. — Полчаса.
        —Буду ждать тебя в холле через сорок пять минут. И не забудь крем от загара. Австралийский. Солнцезащитный фактор тридцать, не меньше. Купи тюбик в магазине при отеле.
        —Куда мы поедем?
        —Домой. — И он отключился.
        Эйвери потянулась и сощурилась от пробивавшихся сквозь шторы лучей. Пахло свежим морским воздухом, шум прибоя походил на колыбельную. Настоящая сказка — но благодаря выпитому накануне рому с горьким привкусом. И все-таки в отеле — не дома.
        В Нью-Йорке она сразу услышала бы автомобильные гудки, голоса прохожих и еще много разного шума. Свет в городе такой яркий, что звезд почти не видно.
        Сумку там лучше держать покрепче, а к спутнику прижиматься плотнее. И сейчас там совсем не жарко. Смеркается. В витринах начинают осторожно выставлять образцы весенней одежды, хотя горожане кутаются в шарфы и ежатся от холода в плотных пальто.
        Как только она включила мобильник, он пискнул. Мать прислала ей сообщение, словно почувствовав, что настроение у ее дочери неважнецкое.
        «Добрый день, моя дорогая! Надеюсь, ты чудесно проводишь время. Если улучишь минутку, отправь мне, пожалуйста, номер Фредди Хоргендааса, у меня возникла блестящая идея. Вообразить не можешь, как скучаю по тебе».
        Фредди был знаменитым кондитером, делал умопомрачительные торты. Эйвери надавила большим и указательным пальцами на впадины вокруг глаз, радуясь, что ее не будет в Нью-Йорке, когда мать начнет огромным ножом разрезать торт в годовщину своего развода.
        Эйвери отправила в ответ телефонный номер с заголовком «Насчет Фредди». Такая лаконичность наверняка раздосадует ее мать. Вроде не отказ. Но знак несогласия. Сама Эйвери при этом чувствовала свою правоту.
        Через сорок минут — приняв душ и надев все еще влажное бикини, которое валялось на полу ванной, — она заглянула в магазинчик при отеле и купила огромный тюбик солнцезащитного крема. А еще — футболку, рыбацкую шляпу и шлепанцы-вьетнамки вместо потерянных накануне туфель. Обмазалась этим австралийским кремом и вернула ключи служащей отеля.
        Девицы за стойкой регистрации судачили о шоке после внезапного отъезда родителей Клаудии, а потом и Люка и о том, как Клаудия это переживет. Эйвери сказала, что ее подруга со всем справится, между тем подумав, что «шок» и «переживания» — слова довольно весомые. Решив как можно скорее увидеться с подругой, Эйвери поймала момент прибытия Джоны, хотя сама, сбоку от стойки, пару секунд оставалась для него невидимой.
        — Привет, Джона! — хором пропели девицы.
        — Доброе утро, леди. — Его гулкий австралийский голос сладким эхом отозвался у нее внутри. Он повернулся к ней: — Готова ехать?
        Девицы посмотрели на нее с удивлением и ревностью.
        Эйвери чуть качнула головой, словно дав им понять: Он меня слегка заводит, но не паникуйте, он не в моем вкусе.
        Затем она повернулась, твердо настроенная оставаться холодной к мужчине, который за ней заехал.
        Ничего удивительного, что Джона все еще оставался небритым, однако на нее эта его щетина подействовала как-то странно. Как и теплая загорелая кожа под синей рубашкой, как и сильные бедра под длинными шортами, а также ясные серые глаза.
        —Поехали? — спросил он.
        Мы поедем, подумалось ей.
        —Пока, Джона! — промурлыкали девицы, и у Эйвери, шедшей впереди, округлились глаза.
        На солнце она растерянно остановилась. Куда дальше?
        —Когда отплытие?
        —Никакого отплытия. Во всяком случае, для нас.
        Джона положил руку ей на нижнюю часть спины, отчего Эйвери словно обожгло. А он просто направил ее по дорожке, она же после его короткого прикосновения чувствовала лишь ткань футболки и все еще влажные плавки.
        —Сюда, — сказал он и провел ее через калитку по песчаной дорожке, мимо небольшой рощицы, к сверкающему голубому морю и причалу с квадратной площадкой…
        —Вертолет? — спросила она, увидев винтокрылую машину с логотипом «Северного чартера» на борту.
        —Прилетел сюда утром. До четырех дня он в нашем распоряжении. Это самый быстрый способ вернуться с острова.
        —Нет, спасибо. Подожду прогулочного судна.
        —Уверена? — Его взор скользнул к тому месту на ее груди, где образовалась впадинка после того, как она скрестила руки. Он не без труда вдохнул воздух. — Конечно, прекрасно восемь часов качаться на волнах, слышать удары волн и гвалт уставших после долгого жаркого дня на пляже детей…
        Эйвери подняла ладонь, чтобы его остановить. После вчерашних коктейлей ее слегка подташнивало.
        —Пожалуй, правда. Лучше полететь. А где пилот?
        По его улыбке она все поняла.
        Не успела она и глазом моргнуть, как Джона приобнял ее за талию и подтолкнул вперед. Она непроизвольно дернулась в сторону вертолета, словно он представлял меньшую опасность.
        С помощью Джоны она взобралась на пассажирском сиденье, не продемонстрировав при этом свойственной ей грации. Он тут же устроился рядом, закрыв собой солнце, наполнил кабину своим запахом — душистого мыла, моря и мужчины, — подчинил себе все ее чувства, так что она стала тереть костяшками пальцев по футболке на животе…
        Нажал в ней какую-то кнопку включения.
        —Все отлично, — сказала Эйвери и добавила, почувствовав на щеках солнце: — Ремни хорошие. Симпатичные и надежные. — Симпатичные и надежные?
        У Джоны дернулся мускул на щеке. Он надел на свою курчавую голову наушники, обменялся двумя фразами с диспетчером, и они взлетели, причем желудок Эйвери словно парил десятью футами ниже.
        Ее не успокаивало даже то, что для Джоны это явно был рядовой полет, что солнце освещало его сильное лицо, а сам он невозмутимо сидел в кресле пилота.
        Через три минуты Эйвери едва не вскрикнула от радости, когда вспомнила тему, лишенную всякой двусмысленности. Она махнула рукой Джоне.
        Он показал на ее гарнитуру.
        —Надеюсь, ты нашел кого-то присмотреть за твоим псом. — Ее голос в наушниках звучал с металлическим оттенком. — Думала о нем с вечера. То есть это моя вина, что ты вчера не вернулся домой.
        —С Халлом все в порядке.
        Халл. Вполне подходящая кличка для похожего на волка чудовища. Так древний викинг мог назвать своего четвероногого друга.
        Джона добавил:
        — Но это не мой пес.
        — Ох. А я думала… Клаудия сказала…
        — Это не мой пес.
        Что ж, ладно.
        Прошла еще целая вечность, пока она снова услышала голос Джоны, густой, эхом отдающийся в наушниках:
        —Не хочешь узнать, о чем я думал, когда наконец лег спать?
        Да… Но, может, лучше сказать «нет»? Просто для пробы.
        —Нет, — солгала она ровным голосом, хотя сердце ее готово было выпрыгнуть из груди.
        Он выстрелил в нее взглядом. Серые глаза потемнели, как небо перед грозой. А его улыбка казалась оскалом хищника.
        —Хочу рассказать тебе в любом случае.
        О, черт!
        —Я размышлял, сколько времени пройдет, прежде чем спасу тебя от австралийского падающего медведя.
        Эйвери не успела сдержать невольную улыбку. Или замешкалась, когда он прилип взглядом к ее губам.
        —Может, я и туристка, Джона, но не идиотка.
        Никаких падающих медведей в природе нет.
        К счастью, он поднял взор и посмотрел ей в глаза:
        —Клаудия тебе лапши на уши навешала?
        —Она плохого не посоветует.
        При упоминании подруги ее озарило. Выпрямившись, она, как могла, повернулась на сиденье, не обращая внимания на пробежавшие по коже мурашки, когда их колени соприкоснулись.
        —Раз уж речь зашла о Клаудии… — Была не была. — Она считает тебя горячим парнем.
        Он вскинул брови:
        —Правда? — На секунду Эйвери показалось, что она поймала его на крючок. Он, как она и ждала, спросил: — А ты?
        — Это к делу не относится.
        — Сомневаюсь.
        — Почему это вообще тебя заботит?
        Он взглянул на нее пристально и непринужденно:
        —Если вам это все еще непонятно, мисс Шоу, то боюсь, что вся ваша учеба была пустой тратой времени.
        Она попыталась собраться с мыслями. Придумать какой-то язвительный ответ, выбить его из колеи. Но рядом с этими глазами, этим лицом, слыша такой голос, в наполненной крепким мужским духом кабине она двух слов связать не могла, не то что выстроить длинную фразу. И чем дольше длилась пауза, тем меньше оставалось у нее шансов перехватить инициативу.
        Когда их подбросило порывом ветра, ему пришлось отвести взгляд, и она тоже посмотрела в сторону.
        Уверенно и мастерски он перевел вертолет в спокойный воздушный поток. А у нее внутри по-прежнему ходили волны. И все из-за невинного флирта.
        Или не совсем невинного? Казалось, Джона сделал решительный шаг.
        Но он, черт возьми, ее боялся. Не сильно, скорее того, как она его притягивает. Неудержимо. Безумно. Хотя казалось, что ей свойственно дарить спокойствие. И уж точно не поднимать бурю.
        Вроде она догадалась, что он имел в виду, и тем не менее промолвила:
        —Повторяю, меня интересует другой. — Так или иначе, разговор становился любопытным.
        Словно не придавая всему этому особого значения, он спросил:
        — Ты не ответила на мой вопрос.
        — Потому что это нелепый вопрос!
        — Сама напросилась.
        Наверное, сама. Только почему все приняло такой странный оборот?
        Эйвери рискнула повернуться к нему — Джона опять смотрел на ее губы своими завораживающими серыми глазами.
        —Боже мой, Джона, симпатичные девочки в отеле от тебя без ума…
        —Ты заметила?
        Она улыбнулась в ответ, и ее кожа покрылась испариной. Она подняла руку, чтобы закрыться от его взгляда.
        —Клаудия как-то сказала, что ты «настоящий австралиец, замечательный»…
        Его смех отозвался во всем ее теле до пальцев ног. Но Эйвери продолжала свою игру:
        —Ты и меня хочешь включить в команду своих поклонниц? У тебя на самом деле такое самомнение?
        —Нет, Эйвери. Ты действительно мне интересна, очень нравишься. Не хотел бы обмануться в тебе. Что скажешь? — Не прошло и секунды, как он отвел взгляд.
        Эйвери растерялась, замешкалась. А их разговор зашел в тупик. Она жалела, что не может повернуть время вспять. Оказаться в каменном веке, когда человек думал только о еде, сне и как бы спрятаться от мерзких динозавров.
        —Знаешь, чего я хочу? — спросила она, довольная, что подавила дрожь в голосе. — Сейчас я хочу, чтобы ты внимательно смотрел на небо! Какого бы ты мнения ни был о моей живучести, не стремлюсь закончить свои дни сегодня.
        Набрав в легкие воздуха, она ждала фразы вроде: Лучше бы смотрел на тебя. Но он просто улыбнулся. Словно считал ее всего лишь выдумщицей. Что на самом деле она совсем другая. Неисправимая оптимистка от рождения: уверенная в себе и в будущем, задорная и независимая. Недаром она стала специалистом по связям с общественностью.
        Джона продолжал улыбаться, а у нее вырвалось:
        — О, замолчи.
        — Я же ничего не говорю.
        — Тогда перестань так думать. Это тебе не идет.
        Его улыбка переросла в смех. Затем как ни в чем не бывало он устремил взор вперед и до конца полета к ней ни за чем не обращался.
        Досада и искушение наполнили Эйвери в равной мере. Она даже стиснула кулаки и внутренне простонала. Потому что совсем не хотела вздыхать, трепетать, краснеть и тому подобное. Не нуждалась в искорках. Ведь из них разгорается пожар. А в пожаре можно сгореть дотла.
        Посадка вертолета на причале неподалеку от Лунной бухты никакого облегчения ей не принесла. Чуть подняла настроение лишь Клаудия. Подруга махала рукой так, словно ждала их возвращения с необитаемого острова. А у автобуса «Тропиканы» стоял Люк. В начищенных черных ботинках, высокий и импозантный, краем глаза посматривая на свой мобильник.
        Халл тоже был здесь. Сидел чуть поодаль на камнях под пальмой. Пес не Джоны? Самому бы Халлу это объяснили.
        Эйвери без особого труда отстегнула ремни. А вот вылезти из вертолета оказалось непросто.
        Джона подхватил ее сильными руками за талию и помог выбраться из кабины. У нее перехватило дыхание от его прикосновения. А через секунду она ступила на землю и отстранилась от него.
        —Надеюсь, больше тебе меня спасать не придется.
        Джоне поразмыслить над ее словами не удалось.
        Однако взгляд этого разгоряченного великана сказал ей, что он думает по-другому. Тряхнув головой, она повернулась и зашагала прочь.
        —Эйвери! — позвал он.
        Она на секунду зажмурилась и задержала дыхание.
        Оглянулась и увидела, что он протягивает ей потерянные туфли. Значит, покинув ее накануне в отеле на Зеленом острове, он искал их и нашел. Что само по себе… весьма приятно.
        Она пошла к нему, ненавидя каждый свой шаг. Протянула руку за туфлями и коснулась его пальцев. Тотчас же ее словно ударило искрой. Быстрой, пронзительной, лишающей сил.
        Их взгляды встретились. Уголок его сексуального рта поднялся. Не делай этого, словно говорил он. Ее сердце билось так сильно, что казалось, вот-вот выскочит из груди.
        —Э-эй-ве-ери-и! — долетел голос Клаудии.
        Джона повернулся к ней, тепло, по-приятельски улыбнулся… Когда он снова встретился взглядом с Эйвери, она внимательно на него смотрела. И ей он улыбнулся уже не по-приятельски, а как испытывающий влечение мужчина.
        —Ничего не говори, — потребовала она. — Даже не думай. Все кончено.
        Затем она повернулась, махнула рукой Клаудии и пошла прочь, оставив Джону наедине с его переживаниями.
        — Как ты себя чувствуешь? — спросила Клаудия. — Вся красная.
        — Сгорела на солнце, — с деланым равнодушием ответила Эйвери. Потом чуть толкнула подругу плечом. — Твои ребята на самом деле прилетели, только чтобы доставить сюда меня?
        — Конечно. Джона по телефону сказал, что тебя едва гигантский кальмар не съел. И мне безумно захотелось узнать правду.
        — Приколист — этот твой дружок.
        — Кажется, он теперь твой дружок. Я на его вертушке до сих пор не летала. Ни разу.
        Эйвери повернулась и увидела, что Джона смотрит на нее, прислонившись к своему вертолету. Преданный Халл теперь сидел у его ног и тоже за ней наблюдал.
        — А что это за собака? — сменила тему она. — Джона говорит, что пес не его.
        — И тем не менее они дружат, как два волка в небольшой стае. Романтика с примесью трагедии. У меня возникают ассоциации с мистером Хитклиффом из «Грозового перевала» Эмилии Бронте.
        — Только вместо холодных, мокрых английских пустошей он бродит по солнечному австралийскому берегу?
        — Совершенно верно.
        —Тогда не так уж трагично.
        Клаудия усмехнулась:
        —Если человеку приспичило всю жизнь где-то бродить, то лучше уж здесь.
        Эйвери хотела было спросить, не замешана ли во всем этом некая Кэтрин, словно в романе Бронте, но промолчала. Какое ей дело до этого Джоны Норта? Незачем ей завязывать отношения с этим парнем, иначе вернется домой еще более издерганной, чем приехала сюда.
        Они подошли к началу причала. Люк по-прежнему смотрел на них от автобуса. Эйвери распрямилась, лучезарно улыбнулась и приветственно помахала рукой.
        Люк дружески ей кивнул. По одному его виду было понятно, что это тонкий знаток вин. Что знает, когда нужен галстук с узлом «Виндзор», а когда — с узлом «принц Альберт». На любом званом обеде в Америке он чувствовал бы себя как рыба в воде. Тем не менее она все еще ощущала незримую связь с оставшимся позади Джоной.
        — Спасибо за предложение подвезти до отеля, — поблагодарила она Клаудию, — но я лучше пройдусь. Разомну ноги. Пообедаем позже? Только ты и я.
        — Отличная идея.
        Эйвери обняла Клаудию, затем натянула поплотнее свою рыбацкую шляпку, перекинула через загорелое плечо ремень сумки и зашагала прочь.
        Джона, с Халлом позади, неспешно шел навстречу Люку. Пока его старый приятель разговаривал по телефону, Джона не отрывал глаз от удаляющейся блондинки в просторной зеленой футболке. Его одолевали грустные мысли.
        Рядом с Клаудией его новая знакомая выглядела игривым счастливым щенком. Она приветливо помахала рукой Люку. Тогда как с Джоной держалась строго, колюче. Она как будто сама себя не знала. Или окружающие меняли в корне стиль ее общения. И видно, недаром она говорила, что приехала к кому-то другому…
        А Джона привык все называть своими именами. И не мог не замечать ее сосредоточенности при любом его приближении. Или, если уж на то пошло, происходящего с ним самим. Каждым своим движением, словом, прикосновением она высекала в нем искры. И они разгорались все ярче. Она словно поддела его на рыболовный крючок и держала на нем все крепче.
        Следовало во всем этом разобраться. А кое-какие выводы он уже сделал. Что его гормоны не давали ему покоя. Что они требовали своего. То есть близости к туристке Эйвери Шоу.
        Рейч тоже была туристкой. Всего лишь. Хотя и пыталась изобразить нечто большее. Даже когда она держалась совершенно по-иному, даже несмотря на ее своеобразие.
        Не то чтобы он тогда этого не замечал. Просто голову потерял. Возомнил, будто она нашла что-то в нем, убогом провинциале.
        Когда ей надоело играть роль туристки, она вернулась в Сидней, а он последовал за ней. Она не прогоняла его, возможно, по каким-то более важным причинам, а не просто от удовольствия держать на коротком поводке. А Джона забыл обо всем — о доме, друзьях, прежнем образе жизни. Он продал отцовский катер, устроился работать в порт, поближе к родному океану. И не находил сил сказать себе, что катится в пропасть…
        Наконец деньги у него закончились, и он понял, что все это было фарсом, что она вернулась в свою прежнюю жизнь, а он остался не у дел.
        Урок пошел впрок.
        Не надо было обольщаться и возвеличивать обыденное, по сути, событие.
        Следовало решить, что это такое, и поскорее. Искорка. Любопытство. Влечение. И ничего больше. Если бы сразу во всем разобрался, то не попал в тупик. Наслаждался происходящим. Пока все само собой бы не закончилось.
        Да, на ошибках учатся. И, встретив Эйвери Шоу, он знал, как себя вести.
        А ее таинственный «старый знакомый»? Может, она просто все выдумала, и никого у нее сейчас нет. То есть у него появился шанс. И глупо было бы им не воспользоваться.
        —Джона, дружище! — прервал его размышления Люк.
        Джона встрепенулся и слегка обнял старого приятеля.
        —Здорово, — сказал Люк, — прокатиться по здешним местам на машине. Вспоминал и как мы ездили на твоем драндулете. А какой отличный был серфинг!
        —А, серф. Я тоже его хорошо запомнил.
        —И девчонки.
        —И их тоже, — хохотнул Джона. Они славно проводили лето, веселились, флиртовали, не задумываясь о будущем.
        Время внесло свои коррективы. Люк, в костюме с иголочки и галстуке, с крутым телефоном и лондонским выговором, выглядел весьма импозантно. А Джона владел флотилией прогулочных судов и вертолетом. Преуспевал, любил уединение…
        —Время даром не терял? После того как сюда приехал? — спросил Джона. Сам он уже долго жил монахом.
        Люк нагнулся и потрепал Халла по загривку, что тому явно понравилось.
        —Да куда там, — нахмурился Люк. — И близко ничего не было.
        Значит, не так уж и хорошо у него все складывается.
        —А наша Клаудия не прибрала тебя к рукам?
        Люк распрямился, сунул руки в карманы и скользнул взглядом по загорелому лицу приятеля:
        —Могу лишь сказать, что нам пока с трудом удается найти общий язык. Даже в деловых отношениях.
        Джона рассмеялся. Именно благодаря Люку он сумел выйти из тупика после расставания с Рейч и наладить новую жизнь. Такую помощь никакими деньгами не измерить. Но Клаудия Девис — особый случай. Он похлопал друга по спине:
        —Тогда тебе повезло.
        —Наверное, повезло. — Тон Люка изменился. Джона заметил, что его приятель посматривает на удаляющуюся Эйвери. Она шла по рыхлому песку, с городскими туфлями в руке, которые он целый час искал вечером накануне.
        —Симпатичная, — добавил Люк.
        Мужчины проводили ее глазами, пока она не скрылась среди пальм.
        —Точно, — согласился Джона.
        —Знаешь, она уже была здесь, — заметил Люк. — Лет десять назад. Вместе с родителями. Странная парочка — тихоня отец, крикливая мать, очень прижимистая. А Эйвери? Стеснительная худышка. Немного заносчивая. Вроде в меня влюбилась. Следила большущими глазами на пляже. Подумать тогда не мог, как она расцветет…
        Джона не очень его расслышал, потому что у него в глазах потемнело от ярости и тяжести внутри, словно он проглотил кусок бетона.
        Значит, это Люк.
        Именно он — «кое-кто другой», интересующий Эйвери.
        Сразу стало ясно, почему она так лучезарно улыбалась, увидев Люка.
        Он повернулся к старому приятелю, который устремил взор на океан и следил за дымком от далекого корабля. Эйвери явно не поглощала все его мысли. Еще одна загадка, ключа от которой у Джоны не было.
        Заворчал Халл. Джона погладил его по шерсти, а пес ткнулся огромной мордой ему в ладонь, обслюнявив ее.
        Именно Люк помог Джоне выкупить катер отца, когда, после истории с Рейч, он, словно побитая собака, вернулся в родные места. Сам Люк говорил, что отблагодарил его за поездки на том старом тарантасе. После этого Джона работал день и ночь, удача наконец ему улыбнулась, он покупал одно за другим прогулочные суда. Стал преуспевающим, уверенным в себе человеком и очень привязался к родному дому и бухте.
        С Люком он через год рассчитался. Но никогда не забывал, как приятель выручил его в трудную минуту. Вот почему, хотя у него на языке висели совсем другие слова, он сказал:
        — Надо тебе с ней встретиться.
        — С кем?
        В этот момент зазвонил мобильник Люка, он нахмурился, отошел на несколько шагов и весь ушел в разговор по телефону. Джоне оставалось только развести руками.
        Подошла Клаудия.
        — Не мешай ему сейчас. — Она тряхнула головой и улыбнулась Джоне. — Мою подругу ты доставил в целости и сохранности. Какие у тебя теперь планы?
        — Дел хватает. Подстричься, например.
        —Не валяй дурака! У тебя великолепные кудри.
        Джона посмотрел сверху вниз на женщину, которая была такой же неотъемлемой частью местного пейзажа, как и он сам. Прикипевшую к здешним местам.
        —Твоя подружка сказала, что я, по-твоему, горячий парень.
        —Врешь!
        Джона лишь улыбнулся в ответ.
        Клаудия обожгла его взглядом, а потом рассмеялась:
        —Конечно, ты горячий парень. Многие девицы по тебе сохнут. А остальные просто еще тебя не видели. — Клаудия слегка сжала его бицепсы, и он вздрогнул.
        Вот почему он никогда не ходил сюда с Клаудией. Потому что она отличалась изяществом и была местной и доступной. Так что не нужна ему была эта искорка от ее прикосновения. От которой кружится голова, ноги делаются ватными и забываешь обо всем на свете.
        С ним такое уже случалось.
        Дважды.
        Первая женщина, так магически на него подействовавшая, заставила его поверить в реальность происходящего, и лишь по прошествии времени он убедился в обратном.
        Вторая вбила себе в голову, что ей нужен кое-кто другой, якобы самый лучший.
        Однако, если вдуматься, неделя начиналась для него обнадеживающе.
        Глава 5
        Заключив выгодный договор с Панч-отелем на использование его новой яхты класса люкс, Джона почувствовал прилив сил. На выходе его встретил Халл и пристроился рядом.
        Не успели они пройти и двух шагов, как пес заскулил, перебежал ему дорогу и потер лапой нос.
        —В чем дело, дружище? — спросил Джона и в тот же момент все понял.
        Потому что за столиком ресторана сидела Эйвери Шоу.
        Они не виделись уже несколько дней. После откровений Люка Джона счел за благо держаться от нее подальше.
        Она сидела и всего лишь поигрывала соломинкой в бокале с каким-то розовым зельем. И сразу Джону бросило в жар — сбитый с толку, он не знал, что предпринять.
        Ноги у него сделались ватными, но тем не менее он зашагал к ней.
        Халл опередил его, подбежал к столику и улегся рядом, словно в ожидании.
        —Эй! — вскрикнула Эйвери, улыбнулась и засветилась от радости, словно солнечный лучик.
        И тут же она поняла, откуда вдруг взялся Халл. Обернулась, встретилась с Джоной взглядом, покраснела и качнула головой, словно говоря: «Мои щеки покрылись румянцем вовсе не из-за тебя».
        Нет-нет, дорогая, подумал он, все совсем наоборот.
        Затем она посмотрела мимо него, на входную дверь отеля. И вмиг погрустнела, став похожей на олененка Бэмби из мультика Диснея. Отчего-то быстро погас солнечный лучик ее радости.
        Джона заметил, что на ее столике лежат нетронутые нож с вилкой. А в корзиночке для хлеба остались одни крошки.
        И его осенило.
        Люк. Она собиралась пообедать с Люком. А этот олух по какой-то причине не явился.
        Надо было Джоне в этот момент уйти, просто как порядочному человеку. Ведь он многим был обязан Люку, они долго дружили, и вертеться рядом с Эйвери означало перейти границы дозволенного.
        Однако он развернул кресло и сел, закрыв для нее вид на входную дверь.
        В этот первый за много лет визит в Лунную бухту Люк не тратил времени на серфинг. И неужели он не знал, что такая сказочная девушка хочет узнать его получше? Просто в голове не укладывалось.
        А она и правда была великолепна. Светлые волосы убраны под изящную повязку, зеленые глаза мерцали, розовые губы блестели, на черно-белом платье лежали ниточки бус, добавляя ее облику элегантности. И ему еще раз подумалось, что она не из здешних мест, что, какие бы искры от их общения ни высекались, он ей не пара…
        Она встрепенулась и осведомилась:
        —О, ты остаешься?
        А он уже совсем потерял голову и не сказал, а прорычал:
        —Рад вас видеть, мисс Шоу.
        Она взглянула поверх его плеча:
        — На самом деле я…
        — Взволнована моим появлением?
        Она сглотнула, очевидно не решаясь раскрыть причины своего уединения. И не произнесла ни слова.
        —Увидел, как ты скучаешь, и счел долгом вежливости спасти от одиночества. — Он пододвинул к себе меню, которое знал наизусть. Перевернул его и сел поудобнее в кресле, вытянул ногу под столом, нащупывая ступней Халла. Однако наткнулся на Эйвери. И она быстренько убрала ноги в туфлях на высоком каблуке.
        —Правда?
        —Честное слово, — отчеканил он.
        Ее взор скользнул по его руке, груди, плечам, волосам, остановился на губах и вернулся к его глазам. Понимая, что в ее взгляде не теплота, а нечто противоположное, он тем не менее наслаждался каждой секундой рядом с ней.
        —Твоему псу даже сюда разрешено заходить? — Она кивнула на Халла.
        Джона шевельнул плечом:
        —Это не мой пес.
        Она чуть подалась вперед. Ее губы тронула улыбка.
        — Ну, чьим бы он ни был, — промолвили эти губы, — он сидит на моей ноге. И она затекла. Он же громадный.
        — Большой, — уточнил Джона, поднял голову и встретился с взглядом ее потемневших, исполненных решимости и укора глаз, словно она уверилась в существовании некоей связи между ним и Халлом.
        Куснув свою соломинку, она спросила:
        — Как вы с Халлом познакомились?
        — Нашел его на пляже — крохотного щенка, комок спутанной, грязной шерсти. Он едва не умер от истощения. Он там валялся не один. Наверное, кто-то пытался утопить их в мешке с камнями, сбросив с лодки. С тех пор он безумно боится воды. Я взял его домой, вымыл, накормил, вот и все.
        — Ты спас ему жизнь, а он не стал твоим защитником?
        — Я не покупал его и не искал. Пойми меня правильно, он великий пес. И если ты начнешь мне угрожать, он тебе руку или ногу отхватит.
        — Я? — Она глянула на посапывавшего под столом Халла. — Буду угрожать?
        Джона внимательно на нее посмотрел. За всю свою жизнь он не встречал большей для себя угрозы.
        Судя по ее участившемуся дыханию, смысл его взгляда не остался для нее тайной.
        Нахмурившись, она провела пальцами по своим бусам и уставилась на пузырьки в бокале с коктейлем. Словно поняла что-то очень важное и очевидное. Или, наоборот, ничего не поняла.
        Джона почесал рукой затылок. Спросить у Люка, где он шляется? Нет, нельзя. А какие у него намерения в отношении Эйвери, если вообще есть хоть какие-то? Тоже не спросишь. Черт, стоило ли несколько дней держаться от них подальше, чтобы не мешать им встречаться?
        Эта мысль слегка вывела его из равновесия, но ничуть не уменьшила влечения к ней. Самым правильным было удалиться. Уйти прочь. Избегать ее. По крайней мере до тех пор, пока ситуация с ней и Люком не прояснится.
        Он постарался взять себя в руки, бегло оглядел ресторан и входную дверь. Затем подогнул ноги, словно собираясь подняться и уйти.
        В этот момент подлетел официант:
        —О, замечательно, ваш спутник наконец прибыл.
        Не хотите сделать заказ?
        Джона глянул на Эйвери, которая покраснела как помидор и уткнулась носом в меню.
        —Э-э… он еще… я полагаю. Хотя… Подождите секундочку, пожалуйста. Извините.
        Наконец она подняла взгляд и одарила официанта лучезарной улыбкой, заставив встрепенуться и Джону. Его словно по голове ударили, отчего мысли у него надолго спутались.
        —Я здесь впервые, — посетовала она. — Что ты посоветуешь?
        Джона ткнул пальцем в строку меню:
        —Ромштекс, — вспомнил о своем друге под столом и добавил: — Мне два.
        —Пусть будет три. — Эйвери отодвинула свой бокал с коктейлем.
        Когда официант удалился, она медленно положила меню, чуть нахмурилась, потом вздохнула и посмотрела на Джону. Очевидно, слегка озадаченная тем, что они оказались здесь. Вдвоем. И обедают.
        Он и сам не знал, как так получилось.
        Эйвери переменила позу и спросила:
        —Слушай, Джона, ты всегда мечтал о прогулочных судах?
        —Прогулочных судах? Больше не о чем поговорить?
        —Да, о судах. О погоде. Улавливаешь? — Она развела руки с досады. — Или ты продолжишь сидеть здесь как воды в рот набрав? В таком случае буду счастлива пообедать одна, а ты можешь идти своей дорогой.
        —Точно будешь счастлива?
        Она выстрелила в него взглядом, и у обоих открылись глаза на происходящее.
        Она взяла свой бокал и осушила его. Ее потребность выпить подняла ему настроение. Затем она облизала капельки коктейля с губ. А Джона почувствовал себя хорошо, как никогда.
        Он потер рукой подбородок, чтобы колючая щетина окончательно привела его в чувство, но обнаружил, что у него уже выросла короткая бородка. Привычка редко бриться — едва ли не единственная, оставшаяся у него от прежней жизни. А вот обед с симпатичной девушкой не составлял для него проблемы и отнюдь не пугал, как нечто таинственное и смертельно опасное.
        Он сжал ладонь в кулак, чтобы спрятать загрубелые пальцы, так похожие на пальцы его отца.
        Она хочет поговорить о морских судах? Почему бы и нет?
        — Мой отец ходил в море.
        — О, семейная традиция.
        Джона усмехнулся. Его отец так бы не сказал. Он вряд ли бы понял, почему его сын так гордится своим «Северным чартером». И всеми остальными судами, их количеством. Карл Норт владел лишь одним катером, «Мэри-Джейн», названным в честь матери Джоны. И в конце концов этот катер его погубил.
        —Он ловил крабов, — продолжил Джона. — Нырял среди рифов. Все делал своими руками. Больших сетей у него не было, он много времени проводил в океане, не отличался общительностью, о себе не рассказывал и сильно уставал.
        Эйвери спросила:
        — Был?
        — Он погиб в море. Мне и восемнадцати не исполнилось. Хотя успел меня кое-чему научить. Я в четырнадцать лет мог разобрать и потом собрать двигатель катера.
        — Считаешь это большим достижением? Я в четырнадцать лет свободно говорила по-французски и составляла меню из пяти блюд для двадцати человек.
        — Ты сама готовила?
        — Я составляла меню. А готовил повар.
        — Ну да, конечно.
        Она улыбнулась. Как солнечный лучик. Затем ее пальцы скользнули по бусинкам ожерелья, а самой ей почудилось, что они скользят по чему-то другому.
        —А твоя мать?
        —Она ушла от нас, когда мне было одиннадцать. С тех пор ее не видел. Трудно быть замужем за мужчиной, который сильнее всего на свете любит синий океан. Когда летние штормы вот-вот перевернут его катер. Когда то и дело меняются квоты на вылов крабов или просто от него отворачивается удача. Он возвращался и на следующий день уходил в море, чтобы снова испытать судьбу. Так устроены все мужчины.
        И они были счастливы, подумал Джона и сокрушенно вздохнул. Он имел в виду своих земляков. Их образ жизни. Рейч никогда его об этом не расспрашивала. А Эйвери вытянула все из него одним взглядом.
        Джона поежился в своем кресле.
        —Моя очередь? — спросила она.
        —А почему, черт возьми, нет?
        Улыбнувшись, на сей раз не лучезарно, а даже с дерзинкой, она хотела глотнуть коктейля, но бокал оказался пуст, и на его краешке лишь остался след от ее губ.
        —Мои родители еще живы. Отец — инвестиционный банкир, человек занятой, фанат «Янкиз»… — Она вскинула руку. — «Вперед, Янкиз!» Мать благодаря разводу обеспечила себя средствами для жизни на Парк-авеню, и она фанат расходования денег моего отца. А я стараюсь быть хорошей дочерью для обоих: ободряю их, придаю сил, пытаюсь примирить.
        Джона силился вообразить такую язвительную женщину примиряющей. Потом вспомнил, как она обнимала Клаудию и пританцовывала, махая рукой Люку. Люк! Джона помрачнел. Постарался сразу об этом забыть или хотя бы загнать неприятные мысли в дальний уголок сознания.
        —И моя квартира расположена на равном расстоянии от них, — продолжила она.
        —В Швейцарии?
        Она рассмеялась и, подперев рукой подбородок, сказала:
        —Быть «Швейцарией» утомительно, даже если располагаться посередине между мной, тобой и якобы не твоей собакой. Я только здесь поняла, как устала быть такой равноудаленной «Швейцарией» в Америке. Знаешь, чем моя мать занимается в эти самые минуты? Устраивает вечеринку по поводу десятилетия своего развода. На крыше манхэттенского небоскреба, больше сотни гостей. А вчера похвасталась, что наняла известного комика для пародирования моего отца, которого даже не пригласила.
        Официант принес ей вина, и она обхватила пальцами бокал, словно кубок с живой водой.
        —Сомнительное представление, не правда ли? И она воображает, что я жажду ей помочь. Будто я не хочу поддерживать никаких отношений с отцом.
        Она заморгала, и по ее щекам скатились две слезы. А когда тряхнула головой, словно сбросила маску, за которой скрывалась истинная Эйвери. Девушка, старающаяся вести себя достойно вопреки обстоятельствам.
        Это очень его тронуло.
        Поведя плечами и чуть надув свои очаровательные губки, она робко на него посмотрела.
        Он открыл рот, чтобы сказать… что-то, но не успел. С рычанием поднялся Халл, избавив его от ответа. Через секунду подлетел официант. Повар раскрошил для пса ромштекс. А Эйвери и Джона получили мясо в проперченном грибном соусе.
        Когда официант удалился, Джона спросил:
        —Знаешь, что «Швейцарии» теперь следует сделать?
        —Что? — переспросила она и положила на колени салфетку. Ее рука слегка дрожала.
        —Поесть. — И он поддел вилкой кусок ромштекса.
        Она улыбнулась по-новому: мягко, доброжелательно, с симпатией. А Джона вздохнул с облегчением. Хотя бы уходить через минуту-другую ему не надо.
        В очередной раз эта девушка спутала все его карты, и ради нее он был готов на все.
        —Какие планы на вечер? — поинтересовался Джона, когда они шли от ресторана по дорожке между пальмами, огибавшими отели.
        —Наверное, вернусь в «Тропикану». Найду Клаудию. Посижу с ней, а то мы и двух минут не поболтали.
        —Как у них в отеле дела? — Еще один никчемный вопрос. Просто надо было ее задержать. Любым способом. Он снова терял голову, его тянуло к ней, словно магнитом.
        —Отлично. Я думаю. Но она так занята своим отелем, что даже с тобой я провела больше времени, чем с ней.
        Она покраснела, осознав сказанное. А по нему вдруг прокаталась волна тепла. Она провела больше времени с ним. А не с Люком. То есть между ними ничего не было. Пока.
        —Хорошая идея, — рыкнул он и слегка обнял ее, словно защищая от компании развязных тинейджеров, направлявшихся в Панч-отель.
        Джона не убрал руку и когда они зашагали дальше. И не встретил недовольства.
        На развилке — одна дорожка вела к «Тропикане», а другая к пляжу — она повернулась к нему, и его рука естественным образом опустилась ей на талию.
        Так нельзя, говорил он себе, ни в коем случае нельзя. И одновременно чувствовал, что можно. Его рука лежала на ее талии. Он вдыхал ее запах. В ее волшебных глазах отражались краски окружающего их земного рая.
        Она еле слышно промолвила:
        —Спасибо за обед и за приятную компанию.
        Лучик солнца пробился через пальмовые листья, упал на ее светлые волосы и пульсирующую жилку на шее. Он чувствовал ладонью тепло ее тела под тонкой тканью. Она льнула к нему, сама того не осознавая. А он едва не терял рассудок.
        —Даже если это была не та компания, которой ты хотела?
        В ее глазах вспыхнули молнии. Щеки зарумянились. Она не успела отстраниться, как он обнял ее второй рукой. И притянул к себе на дюйм. На два. Пока их бедра не соприкоснулись. Она прерывисто дышала, а ее верхние зубы прикусили нижнюю губу.
        Он поднял руку и провел большим пальцем по ее щеке, коснулся порозовевшей кожи.
        —Люк — болван, — сказал Джона так резко, что у него заболело горло.
        У нее расширились глаза, но возражать она не стала. Потом они расширились еще сильнее, когда она подняла руки к его груди.
        —Ты поэтому со мной обедал? Он не смог прийти и послал тебя, чтобы смягчить удар?
        —Черт, ничего подобного, — рявкнул Джона. — Никому я не прислуживаю. А Люк — хороший парень. Только иногда дальше своего носа не видит.
        Что он несет? Хочет подтолкнуть ее к Люку? Нет. Намерен узнать, в чем убеждена она. А сам вполне уверен в своем желании ее поцеловать. Почувствовать вкус ее губ. Черт, ему хотелось перекинуть ее через плечо, отнести обратно в бухту и мять, пока она не прокричит его имя.
        —Он твой друг. — Ее пальцы ровно лежали на его груди. Сердце Джоны, казалось, вот-вот разорвется.
        —Что дает мне право кое-что ему высказать. Если Люку нравится зависать где-то, а не здесь, сейчас, с такой, как ты, девушкой, которая чувствует как ты, и пахнет как ты, и любит спорт так же сильно, как ты…
        Она рассмеялась, а в ее потемневших глазах блеснули огоньки.
        —Он даже не болван, — подытожил Джона. — Он упустил свой шанс.
        Пальчики Эйвери пробежали по его груди. Он затаил дыхание, ожидая, что она их уберет. Но они схватили его рубашку, ногти царапнули кожу, послав жаркую волну прямо к его чреслам. Он двинулся к ней, а она шагнула назад и наконец уперлась спиной в белую оштукатуренную ограду под пальмами.
        У него перехватило дыхание, он терял контроль над собой. И, не выпуская из рук Эйвери, прильнул губами к ее губам.
        Он ждал сладости и ее искушенности — такая сказочная девушка не могла быть совершенно неопытной.
        А чего он не ждал, так это взрыва всех своих чувств. Или страстного желания ее после того, как она запустила пальцы в его волосы, выгнулась и прижалась к его телу, дыша и двигаясь в такт с ним.
        Без паузы и вздоха она просто ответила на его поцелуй, умопомрачительно и нежно. А он впился в нее, словно мечтал об этом моменте годы, столетия, вечность. Они забыли о времени и перевели дух, лишь когда он отпрянул и их губы разъединились.
        К нему не сразу вернулось осознание происходящего. Наконец он почувствовал тепло от пробивающегося сквозь листья солнечного света, услышал шум прибоя, ощутил Эйвери, податливую и трепещущую в его руках.
        В смятении чувств она подняла на него глаза. Никогда в жизни ее так не целовали. А его подхватило чувственной волной, и он еле сдерживался, чтобы не обнять Эйвери. Прижаться к ней лбом и жить лишь этими мгновениями. Забыть обо всем. И обо всех.
        Черт, подумалось ему, реальность может ударить, как пятиосный грузовик.
        Как легко и быстро все произошло! Он поцеловал ее. Эйвери Шоу. Подругу Клаудии. Люка… черт его знает, кем она ему приходилась? И о чем вообще этот болван думал.
        Он вспомнил, как несладко ему пришлось когда-то. А потом он собрался с силами и вместо утлого катеришки для ловли крабов обзавелся флотилией судов. Эйвери словно угадала его мысли, отстранилась и скрестила руки на груди, будто ей вдруг стало холодно.
        Тихим голосом она промолвила:
        —Это было… неожиданно.
        Только не для него. Она помогла ему вновь обрести себя — непокорного, шального, сроднившегося с морем и солнцем. Хотя он ничего ей об этом не сказал.
        Он искоса на нее глянул:
        —Что я могу подумать, когда ты на меня так смотришь?
        —Как — так?
        —Как олененок Бэмби, потерявший мать.
        Ее глаза расширились.
        — Ты поцеловал меня, чтобы… развеселить?
        — А получилось?
        Она окончательно пришла в себя, опустила руки, а ее глаза потемнели и сузились.
        —Что ты навыдумывал? Мне, по-твоему, весело?
        Она выглядела еще более желанной для поцелуя, ее волосы немного распушились, губы набухли, и он также замирал от вожделения. Вдобавок она смущалась. И казалась слегка уязвленной.
        Но не до крайней степени. Поэтому он сказал:
        —Я не так хорошо тебя знаю, чтобы говорить что следует.
        Она отпрянула как от удара:
        —Вау! Я давно знала, что ты упрямый сукин сын, Джона. Но до сегодняшнего дня не подозревала, что ты еще и трусишка.
        И, не оглянувшись, зашагала прочь.
        Почесав затылок, он проводил ее взглядом. А верный Халл по-прежнему смотрел на него преданными, как никогда, глазами. Ну что тут скажешь?!
        —Отчасти она права. Я сукин сын.
        Но трусом он не был. Конечно, не собирался бежать за ней вдогонку, чтобы это объяснить. После недавнего поцелуя он даже почитал себя за героя. В прошедшие дни задавался вопросом, почему ему следует держаться от нее подальше. Подумывал отказаться от встреч с ней. Но все его планы рухнули, как только она затрепетала в его руках.
        Он давно решил провести остаток дней в Лунной бухте, хотя в душе был бродягой. Дух странствий жил у него в крови. Перешел от легкомысленной матери. От моряка отца. По сути, он был предоставлен себе с десятилетнего возраста. Сам ходил в школу. Готовил себе еду. Катался на роликах. Занимался серфингом. Ничто не привязывало его ни к чему, ни к какому месту. Он все выбирал сам.
        Когда в их городок приехала Рейч, ему было двадцать три, он жил отшельником в отцовском доме на краю поселка. А она была доморощенным философом, вырвалась из Сиднея отдохнуть недельку, и он изо всех сил старался ее покорить. Как бы он ни прозябал до того — завоевать эту женщину означало доказать себе и миру, что его образ жизни был лучшим на земле.
        Она сошлась с ним через три дня и оставалась почти год.
        Но все больше уставала.
        И уехала, оставив его в беспредельной тоске и печали. Он бродил по дому, как птица со сломанными крыльями.
        После катастрофического вояжа в Сидней, с его шумом, смогом и толпами народа, Джона поставил себя в жесткие рамки. Решил вкалывать, как его отец.
        Пусть ему не хватало времени для возврата к прежней жизни — с ее солнцем, морем и голубым небом, — но он понимал, что она наполнена другим. Больше того, чувствовал свое возрождение.
        И не хотел рисковать этой новизной ради кого-то или чего-то. Даже ради девушки, которую ему безумно хотелось поцеловать.
        Эйвери так распереживалась, что не помнила, как добралась до отеля. Тем не менее вскоре она процокала по белым ступенькам и вошла в фойе.
        Всего несколько дней назад она гордилась своей способностью сказать мужчине «нет», словно благодаря опыту таких отказов сумеет когда-нибудь поставить на место и своих родителей. Однако ее ждало фиаско. Одно прикосновение, один пристальный взгляд — и она влюбилась по уши.
        Она тронула пальцами набухшие губы, понимая, что между способностью сказать «нет» и желанием сказать «да» огромная разница, но не могла рассуждать логически, все еще ощущая объятия этих больших сильных рук, стук его сердца у своей груди, его губы припавший к ее губам.
        На Эйвери вдруг навалилась усталость, она замедлила шаг и ткнулась лбом в холодный искусственный мрамор колонны. Второй удар привел ее в чувство.
        —Эйвери!
        Она вздрогнула, потерла ушиб на лбу, повернулась и увидела Люка Харгривса. Он шел к ней в элегантном костюме, размашистой походкой, навесив на лицо привычную лучезарную улыбку. Очевидно, всем этим намеревался сразить ее наповал, однако на сей раз тщетно.
        Она без всякой задней мысли пригласила его пообедать. Просто обсудить новости. И ничего больше. Его показная респектабельность и деланое радушие вызывали у нее желание послать его подальше. Хотя, может, это был знак. Что ей надо вести свою игру.
        —Люк! — Она вытянула губы в воздушном поцелуе.
        —Выглядишь на миллион баксов. — Он осмотрел ее снизу доверху, отчего она почувствовала себя… хорошо одетой. Если бы ее так оглядел Джона, она бы показалась себе раздетой. — Вроде мы сегодня собирались пообедать.
        Да, еще как собирались.
        —Не беспокойся! Я случайно встретила Джону. — Черт! — Он подсел ко мне, и мы поели.
        —Ну и как?
        —Что — как?
        —Стейк.
        —О, стейк был великолепный. Нежное мясо. Вкусное. — Господи, забери меня отсюда немедленно, куда угодно. — При случае обязательно попробуй.
        Кивнув в знак согласия, Люк провел рукой по волосам, отчего они симпатично взъерошились. Но даже это не вызвало у нее желания к нему прикоснуться. Тогда как всякий раз, когда то же делал Джона, ее неудержимо тянуло его погладить.
        —Слушай! А что ты сейчас будешь делать? — спросил он.
        Изо всех сил стараюсь унять дрожь в коленках после лишившего меня чувств поцелуя твоего приятеля. А ты что думал?
        Он посмотрел на часы и слегка нахмурился:
        —Вот чудо — у меня сейчас есть немного свободного времени. Можем выпить кофе.
        —Нет, — ответила она более сурово, чем хотела. Но Эйвери — это Шоу. А обладатели фамилии Шоу никогда не сдаются. Взять хоть ее мать! И Эйвери лишь улыбнулась. — У меня встреча. Сегодня вечером. Интересный междусобойчик. — Может, и правда наклюнется что-то занятное.
        —Отлично. — Он улыбнулся. — Увидимся еще. — И он наклеил на лицо приветливую улыбку. Эйвери и бровью не повела. В ее душе правда ничего не шелохнулось.
        Она позволила ему чмокнуть себя в щеку и неожиданно дружески похлопала по руке. После этого он удалился, как всегда, деловитой походкой. В отличие от Джоны, вокруг которого, даже если он куда-то спешил, царила атмосфера неспешности и безалаберности.
        Эйвери вздохнула, ей не хотелось забивать себе голову такими мыслями. Она огляделась и поймала взгляд юной Айсис за стойкой регистрации. Девушка вопросительно подняла брови.
        Если бы она знала все! — подумалось Эйвери. Однако юная особа лишь зевнула. А Эйвери поднялась к себе в номер, легла в кровать и впервые с детских лет провалилась в сладкий безмятежный сон. После несостоявшегося свидания с одним мужчиной и остальных перипетий прошедшего дня силы ее иссякли. Однако ее губы помнили поцелуй другого мужчины.
        Глава 6
        Джона сидел в небольшом баре, в который редко заглядывали туристы, возможно, потому, что его не окружали пальмы и там не звучала музыка «Бич бойз». В Сиднее он неплохо выучился самобичеванию, а теперь ждал, что к нему присоединится Люк.
        —Спасибо, что составил компанию Эйвери и пообедал с ней, — заметил Люк.
        Джона не ответил и лишь отхлебнул пива.
        С запотевшей бутылкой в руке, Люк добавил:
        —Наткнулся на нее в холле отеля, после того как сбежал от Клаудии. Мы готовили презентацию, а она почему-то никак не подружится с «Пауэр Пойнт». — Он посмотрел на Джону. — Ну как обед?
        —Стейки у них отличные, — прогудел Джона и выпил еще пива.
        —Да, слышал.
        В последнее время они встречались раз в два года.
        Но после многих лет знакомства Джона видел Люка насквозь. Черт возьми.
        Джона невозмутимо рассматривал бутылки на стеллаже бара. Люк повернулся в кресле, чтобы лучше увидеть приятеля. Одновременно он бегал большим пальцем по дисплею своего смартфона и наконец сказал:
        —Вообще-то у нас есть план поужинать вместе. У меня и Эйвери.
        Джона сжал свою бутылку и не мог сдержать саркастической усмешки. Он поймал взгляд Люка и махнул ему рукой:
        —Собираешься с ней поужинать? Правда?
        Люк отложил телефон в сторону, и его лицо расплылось в улыбке:
        — А почему нет?
        — Вроде однажды уже собирался.
        Улыбка Люка погасла.
        — Ничего подобного. Она сказала, что будет обедать в Панч-отеле. И если я вдруг буду где-то рядом, могу присоединиться.
        — Ну, ты даешь, Люк. Не валяй дурака. Она полагала, что это свидание.
        —Да какое свидание? С чего ты взял?
        Когда только успел его старый друг превратиться из весельчака и проказника в убогого трудоголика, с утра до вечера насилующего свой телефон? Наверное, после того, как от него ушла жена и оставила его с носом.
        Люк несколько секунд взирал на Джону, а потом откинулся назад в своем кресле:
        —А вечер был бы славный. У нее такие ножки!
        И улыбка. А выговор? Он всегда меня с ума сводит.
        Джона крепился изо всех сил, хотя внутри кипел от негодования. Судя по всему, Люк это заметил, потому что он вдруг по-актерски громко рассмеялся.
        Направив бутылку с пивом на Джону, Люк сказал:
        —Значит, ты и мисс Манхэттен, да?
        —Никакой мисс Манхэттен, и ничего у меня с ней нет.
        Люк оскалился как акула и передразнил его:
        —Ну, ты даешь, Джона. Не валяй дурака.
        Джона сжал пальцами бутылку с пивом и вперился взглядом в пузырьки.
        —Насчет ножек вполне с тобой согласен. И улыбки. И выговора. — И глаз. Он не мог забыть эти ее глаза, когда их взгляды встречались. Они потемнели от удовольствия, когда он выпустил ее из своих объятий. — Но она — мой самый страшный кошмар.
        Люк недоверчиво вскинул брови:
        —По наблюдениям Клаудии, она не бедствует. Может, большие алименты.
        —Не в этом дело. Она… — Великолепная, сексуальная. Горожанка, стреляная птица, но в чем-то наивная. Вполне могла бы свести его с ума, если бы захотела. — Берет за душу.
        Люк призадумался:
        —Ну вот, все эти ее ножки и денежки и дают результат.
        Джона чокнулся бутылкой пива с Люком.
        —Я разок уже обжегся, — продолжил Джона. — И не хочу повторять свои ошибки, когда что-то такое предчувствую.
        —То есть когда попался на крючок?
        —Да, но пока, мне кажется… нет.
        —Значит, тебе повезло. Потому что если ей кто-то нужен, так это я.
        При этих его словах Джона встрепенулся и вышел из задумчивости. Он откинулся в кресле и улыбнулся:
        —Не настолько, насколько ей самой представляется.
        —Думаешь, моего шарма может и не хватить?
        —Просто она… сейчас меняется.
        Люк расхохотался на весь бар. Подался вперед.
        Делано прислушался. К счастью, смотрел без намека на ревность.
        —Я не в курсе последних событий. Выходит, «отличный стейк» означает нечто большее, чем просто жаркое?
        —Успокойся. Стейк — это стейк.
        —Но что-то ведь произошло?
        Джона не ответил, а Люк стукнул ладонью по столу так, что бутылки с пивом подскочили:
        —Джона Норт — опора и гордость Лунной бухты — пообедал с девушкой, которая пришла на свидание со мной и которая является его самым страшным кошмаром. Ты нацелился на нее до или после того, как она предложила мне с ней пообедать?
        Джона скривился, у него все поплыло перед глазами.
        —Черт!
        От громкого смеха Люка задрожали стены маленького бара.
        —Дружище, ты не представляешь, какой кайф я от всего этого ловлю. Ко мне толпами ходят девицы и спрашивают, правда ли свободен этот чувак с доской для серфинга под мышкой… И тут появляется утонченная американка, на другой день она уже неровно к нему дышит, очаровывается его неведомыми достоинствами и…
        Люк осекся, когда завел речь о последних значительных — или не столь значительных — событиях в жизни Джоны. Он хлопнул друга по спине:
        — Слушай, вали от нее подальше. Вали и не оборачивайся.
        — В теории звучит неплохо.
        — Но лучше реализовать на практике. Поверь мне, — отчеканил Люк.
        Джона кивнул. Несколько лет назад другая отдыхающая перевернула с ног на голову всю его жизнь, которая с тех пор так и не вернулась в прежнее русло.
        Но тогда он был другим человеком. Если вообще им был. После долгого одиночества, ничем не привязанный к жизни, слишком большие надежды возлагал на интимную близость. Просто искал партнершу. А когда у него поселилась женщина, ему почудились настоящий дом и уют.
        Но с тех пор его взгляды изменились. Теперь он — крепкий орешек. И ни в коем случае не позволит себя одурачить. Если у них с Эйвери что-то будет — и хорошо. Но решение зависит только от нее.
        — Эй, ты слышал, что я тебе сказал? — буркнул Люк.
        — О чем?
        — Чтобы ты сматывал удочки. И поднимал паруса, если прибегать к моряцким аналогиям.
        — Что ты понимаешь в моряцких делах? Или в женщинах, если на то пошло?
        Люк несколько секунд смотрел куда-то вдаль, а потом выдавил из себя:
        —И в самом деле…
        Эйвери сидела в стильном ресторанчике, навевающем ассоциации с пятидесятыми годами прошлого века, когда всюду звучала песенка «Поцелуй меня» в исполнении Розмари Клуни. Люк запаздывал на свидание, и Эйвери посмотрелась в зеркало. Ее волосы были убраны в сложный узел на затылке. Элегантный, платинового оттенка лиф приковывал взоры мужчин, а слегка расклешенные темные брюки подчеркивали линии бедер. Ее любимые сережки с бриллиантами поблескивали в теплом золотистом свете новозеландских фонарей на высоких треногах.
        Шансов у Люка не осталось.
        Ничуть об этом не сожалея, она посмотрела в окно и на секунду представила, что видит в нем темные кудри другого мужчины.
        Вообще-то с какой стати? Ведь Джона целовал ее словно из сочувствия. Надо бы поставить точку в этой интрижке. Затем она сюда и пришла. Только сердцу не прикажешь. Оно знать не знает никаких двуликих поцелуев.
        Нежданно-негаданно в окне мелькнул знакомый силуэт, рядом с Люком. У Эйвери душа в пятки ушла. Вот так сюрприз! Пришел Джона. С Люком. И судя по всему, оба подшофе. У Эйвери поджилки затряслись от волнения.
        —Привет, детка! Извини за опоздание.
        Эйвери повернулась и увидела Клаудию. Ее тонкие светлые волосы скрепляла серебристая заколка, и — наконец не в деловом костюме — она выглядела замечательно, а длинное платье цвета морской волны очень шло ее голубым глазам.
        — Опоздание — куда?
        — О, на обед! Я наняла для «Тропиканы» нового шеф-повара, он просто волшебник. И оценить его способности уговорила Люка. Но он хочет, чтобы мы вместе провели дегустацию. Как ты себя чувствуешь? Выглядишь не очень хорошо.
        — Все в порядке, — сказала Эйвери, хотя ей, как раньше Клаудии, хотелось дать Люку подзатыльник. А Джона? Перед ее глазами возникли его колени и мягкие части тела. Неужели они сейчас вчетвером сядут за один стол? Случится настоящая катастрофа!
        Конец ее спокойствию. Она будет смеяться, а сама все сильнее смущаться и наверняка потеряет контроль над собой. То есть произойдет то, отчего она сбежала в Австралию.
        Значит, надо сосредоточиться.
        Глубоко вздохнув, Эйвери взяла Клаудию под руку. Они подошли к столику в углу, ее сердце билось так сильно, что казалось, она слышала его стук.
        Люк заметил ее, улыбнулся одними губами и лишь потом своими карими глазами. Она простила бы его, если бы на это не обратили внимания остальные члены их компании. Джона, в белой рубашке с закатанными рукавами, повернулся к ней, и их взгляды встретились.
        Ничего похожего на вежливую улыбку. Напротив, хмурится, словно их недавний поцелуй дал ему право сердиться на нее за свидание с другим.
        Эйвери сжала руками сумочку, чтобы он не увидел ее дрожащих пальцев, и перевела взор на Люка. Он держался как истинный джентльмен. В отличие от своего приятеля, который неистово прожигал ее взглядом.
        — Рада тебя видеть, Люк, — промолвила она.
        — Добрый вечер, Эйвери. Ты не удивлена?
        — Спасибо. Ты хорошо постарался.
        Джона кашлянул рядом с ней. Она с улыбкой потянулась к Люку для поцелуя.
        Положив руку ей на талию, он чмокнул ее в щеку. Приятные губы, подумалось ей. Мужественные. И обнял он ее коротко, но уверенно. И пахнул великолепно. Когда он отстранился, она ждала ощущения утраты, которое возникает всегда, если любовник удаляется на недоступное для прикосновения расстояние.
        И скоро осознала, что никогда этого ощущения не дождется.
        Эйвери посмотрела в серые глаза Джоны Норта. Он просто стоял. Потерянно. Однако ей пришлось сжать колени, чтобы остановить волну тепла, прокатившуюся по ее телу от одного взгляда на него.
        —Джона, — выдавила она из себя.
        Он лишь двинул бровью и вяло улыбнулся в ответ. Она потянулась к нему, чтобы ритуально чмокнуть в щеку, стараясь не вспоминать другого, недавнего поцелуя. Вздрогнула, когда его рука легла на ее талию. От прикосновения к щеке его щетины у нее задрожали коленки. А когда он отстранился, пронзило ощущение утраты.
        Она заморгала. Он наконец улыбнулся и глазами, и они заблестели. Она поняла, что, наверное, скрыть свои чувства ей не удалось.
        —Клаудия, — заметил Люк, — выглядит прекрасно.
        Клаудия стояла рядом со своим креслом, сжав губы, словно ожидая от него слова «но». Однако, когда продолжения фразы не последовало, кивнула. Глаза Люка потемнели, губы скривились, и он кивнул в ответ.
        После этого мистер Само Внимание помог Клаудии сесть в кресло. Как бы намекая, что Джона должен сделать то же самое для Эйвери. По обнаженным плечам пробежал холодок.
        Люк сел по одну сторону от Эйвери, а Джона — по другую. Довольная Клаудия пригубила коктейль, который заказала еще до прихода ее друзей.
        Ну и ладно. Она признаёт свое поражение — окрутить уважаемого Люка Харгривса не получилось. Но это не значит, что ей не удастся премиленький романчик с давно знакомым парнем.
        А если это раздосадует мужчину на другом конце стола — что ж, поделом ему за его спесь.

* * *
        Через час Эйвери так устала всех очаровывать, что едва сидела. В ресторане звучала песня о неразделенной любви, а она лишь вздыхала под болтовню трех своих друзей. Едва она закрыла глаза, как прозвучал вопрос Клаудии:
        —Эйв, ты не заснула?
        —Тсс. — Она открыла один глаз. — Люблю эту песню.
        Клаудия прислушалась и спросила:
        —Долго будете так сидеть?
        Мужчины ничего не ответили, и она ткнула обоих в бока.
        —Не заставляйте нас ждать, как обычно. Ну? Пригласите скучающих леди потанцевать.
        —Клаудия! — Эйвери покраснела. И совсем залилась румянцем, когда Люк отодвинул свое кресло, протянул ей руку и кивнул в сторону танцпола.
        Она почувствовала взгляд Джоны, хотя удержалась и не посмотрела него. С улыбкой протянула руку Люку и поднялась. Они оказались единственной танцующей парой.
        Он немедля обнял ее и Эйвери прижалась к нему, затаила дыхание, потом рассмеялась, а ее пальцы лежали в его ладони. А затем, с неожиданной для самой себя грацией, закружилась в танце.
        Через плечо Люка она видела, как следит за ними Джона. Мускулы играли под его белой рубашкой, воротник съехал на сторону, словно он спешно расстегнул верхнюю пуговицу, глаза посуровели. Заметив ее взгляд, он приветственно поднял свой бокал.
        Люка она ощущала, как… приятного, надежного партнера. Он пах… свежо. Танцевал… очень хорошо.
        Новозеландские фонари вокруг мерцали, украшения женщин сверкали, их наряды блестели. Наверное, будет интересно рассказать когда-нибудь об этом вечере своим внукам…
        Люк вздрогнул, они повернулись и обнаружили стоящего рядом Джону. Он тронул пальцем плечо Люка. Не отрывая взгляда серых глаз от Эйвери, осведомился:
        —Разрешите?
        Вскинув брови, со слегка удивленной улыбкой, Люк вопросительно посмотрел на Эйвери:
        —Что скажешь? Уступить тебя этому субчику?
        Уступить ее? Эйвери почувствовала, что у нее земля уходит из-под ног. Но едва она снова взглянула на Джону, как по ее телу пробежали искры, а внутри все сладко заныло, и она поняла, что вряд ли посвятит ближайшие минуты приятному и надежному Люку.
        Наверное, она кивнула или просто скользнула к Джоне. Или Люк тихо отошел в сторону, но в любом случае Джона оказался рядом с ней. Одна ее рука лежала в его ладони, он обнимал ее за талию, и все ее тело, казалось, таяло от его близости.
        Она почти теряла сознание, когда музыка смолкла. Но они продолжали раскачиваться в танце. Она смотрела на него, а он на нее.
        Он привлек ее к себе, пока — хотя оба старались не нарушать неписаных законов приличия — они не прижались друг к другу каждым дюймом их тел. Когда он опустил руку и его палец проник под поясок ее брюк, у нее перехватило дыхание.
        —Эйвери, — проговорил он глухим голосом.
        —Да, — промолвила она. Он обвил ее руками, она склонила голову ему на плечо, а ее сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.

* * *
        То ли на нее коктейль так подействовал, то ли приободрившаяся Эйвери, но остаток вечера Клаудия провела с Люком. Что было приятно. А Джона не упускал случая дотронуться до Эйвери. Касался ногой ее ноги, мог на секунду положить ладонь ей на колено, проводил пальцем по плечу. Эйвери при этом млела, испытывая удивительно богатую гамму ощущений.
        Когда опустела последняя тарелка и они оплатили счет, Клаудия положила руку себе на живот.
        —Кто бы сейчас взял меня и отнес в мою любимую кроватку? — Она посмотрела на Эйвери, а потом на Джону. — Ладно, не надо. Сама доберусь.
        Люк со вздохом отодвинул свое кресло и попытался взять Клаудию под руку. Она стала вырываться. Но Люк проявил настойчивость и плотно ее к себе прижал:
        — Пошли, солнышко. Пора возвращаться в наши видавшие виды хоромы, пока они не рухнули в море.
        — Они не «видавшие виды». Очень даже респектабельные.
        Люк улыбнулся Эйвери, выразительно посмотрел на Джону, подхватил Клаудию, нахваливающую свой отель, и они ушли.
        Джона встал и протянул руку. На сей раз Эйвери без колебаний вложила в нее свою ладонь.
        Стоял чудный тихий вечер, дорожка к пляжу пустовала, с неба струился жемчужный лунный свет. Как только взгляды Эйвери и Джоны встретились, она оказалась в его объятиях.
        Он прильнул губами к ее губам, а она почувствовала, что вот-вот взорвется. По ее телу пробежала горячая волна, ноги подкашивались, и вся она превратилась в сгусток влечения и нежности.
        Воспоминание о поцелуе днем раньше померкло в сравнении с теми чувствами, которые вызвал Джона своими прикосновениями, ласковым напором губ, искусными атаками языка.
        Безумство охватывало их обоих, Эйвери прислонилась спиной к стене, ее волосы упали на кирпичную кладку, но она ничего не замечала. Просто таяла от поцелуя столь глубокого, каким он вообще может быть.
        Но даже в эти мгновения ей что-то мешало.
        Наверное, вся эта одежда. Она выдернула рубашку из его джинсов, расстегнула ее, упиваясь красотой его тела. Затем провела рукой по его торсу, по завиткам волос, погладила горячую кожу, наслаждаясь его дыханием и переливающимися под ее прикосновениями мускулами.
        Джона со стоном поднял ее, а она обвила его ногами и запрокинула голову. Он припал губами к ее шее, плечам, коже за ушами.
        Он опустил ее на дюйм, его пальцы царапнули ее нежную кожу, язык нашел сосок, а она замерла от охватившей ее сладкой истомы. Приближалась полночь, но это место нельзя было назвать уединенным. Тем не менее она обвила ногами его талию, гладила одной рукой по голове, а другую просунула ему под рубашку и ласкала его спину.
        —Джона… — прошелестело в ночной тишине.
        Он встрепенулся и тут же обмяк, а затем склонил голову к ее шее, согревая своим горячим дыханием.
        Эйвери открыла глаза и посмотрела на небо.
        Люк не удивился, когда Джона пригласил ее потанцевать. Он этого ждал. То приглашение делалось не в сиюминутном порыве. Не потому, что Люк с ней танцевал, а Джоне вдруг тоже захотелось.
        Симпатичный крепыш, молчун, упрямец сделал то, к чему стремился.
        Осознание этого приводило ее в трепет и наполняло ликованием.
        —Пойдем к тебе, Джона.
        Он задержал дыхание и так прижался к ее груди, что она чувствовала стук его сердца.
        —Ты уверена?
        Эйвери провела рукой по его затылку, взъерошила упрямые кудри.
        Он простонал, а она поцеловала его, думая, что совершает самую лучшую ошибку в своей жизни.
        Глава 7
        С первого взгляда обиталище Джоны — притулившийся на холме у бухты домик — ничем Эйвери не удивило. Обычная холостяцкая берлога.
        На крюках у входа висели доски для серфинга и байдарка. Рядом с суперсовременным байком валялись поношенные кроссовки. В кухоньке, годящейся лишь для приготовления обедов, имелись стол, буфет и несколько разномастных табуреток. На ветхой веранде стоял отреставрированный кофейный столик с журналами о катерах и лодках, грязными кружками, а на стене висел большой экран для проектора.
        Посредине ее экскурсии Халл издал утробный вой и умчался куда-то в соседнюю рощицу. Сердце у Эйвери и так скакало, как лошадь на Кентуккийском дерби, но от взгляда на загорелого Джону, с тоской посмотревшего вслед своему — нет, не своему — псу, оно едва не остановилось.
        Она коснулась рукой его плеча:
        —Иди!
        Он благодарно ее поцеловал, спрыгнул с крыльца, взял из своей машины огромный фонарь и, словно супергерой, побежал в рощицу.
        Эйвери слегка успокоилась и продолжила осматривать дом. Рядом с прихожей находилась ванная с пропускающей солнечные лучи витражной стеной. В кабинете имелись деревянный стол, полки с оригинальными поделками и книгами, свернутыми картами, схемами звездного неба и фотографиями кораблей. Этот беспорядок словно взывал к женской руке и тем не менее радовал глаз. Все было просто и естественно, много дерева и теплых красок. Никаких следов присутствия женщины. Что тоже согревало душу.
        Дом настоящего мужчины.
        Оттолкнувшись от стены, она прошла через последнюю дверь и оказалась в спальне.
        Спальне Джоны.
        Эйвери неровно вздохнула, когда она увидела в углу кресло с его одеждой. Туалетный столик — единственный — прежде был пивным бочонком. На нем стояла лампа, рядом лежала раскрытая книга страницами вниз и всякая всячина. Из окна без жалюзи и с раздвинутыми шторами открывался великолепный вид на Тихий океан.
        У нее заколотилось сердце, когда очередь дошла до кровати Джоны. Большущей. Огромной. И незаправленной, со скомканными простынями.
        В самых сладких мечтах она не могла представить близости с таким мужчиной, как Джона Норт. Который заставит ее сердце колотиться. Трепетать. Обострит все чувства. Разожжет желание. Влечение к нему настолько сильно, что она просто сходила с ума, забывала обо всем на свете.
        С мужчиной, который не хотел связать себя даже с собакой…
        Эйвери понимала, что лучше всего ей уйти, пока не захотелось чего-то еще, чего-то большего. Она уже чувствовала перемены в себе. Странное томление. Наверное, следовало найти себе пляжного мальчика, пить ананасовые коктейли и сибаритствовать в свое удовольствие.
        Слишком поздно уходить, подумала она, когда по ее коже пробежали мурашки. Джона вернулся.
        Она повернулась и увидела его в дверном проеме, широкими плечами он загораживал льющийся из гостиной свет. Он снял сандалеты, рубашку, а его глаза были черными как угли.
        Все ее сомнения в правильности своих действий тотчас растаяли как дым.
        —Как дела? — произнесла она едва слышно.
        —Все нормально.
        —Никакие птенчики из гнезда не выпали? Бездомных кисок покормить не нужно? А то я бы посмотрела дивиди или еще чем-нибудь занялась, пока ты… подготовишься.
        Джона мягко улыбнулся. Чертовски сексуально. И хищно.
        Времени для размышлений не осталось. Звук расстегиваемой молнии рассек воздух, кофточка упала ей на руки, она взяла ее двумя пальцами и уронила на пол.
        Джона перестал улыбаться. У Эйвери заныло под ложечкой, когда он окинул ее взглядом с головы до ног.
        Она потянулась к боковой молнии брюк, а он лишь качнул головой, и она моментально отдернула руку.
        Все мужчины такие, и этот тоже. Никогда не попросит разрешения — не успокоит, не поцелует. Единственный раз поинтересовался ее мнением, когда хотел с ней потанцевать. Да и то прожигал взглядом, словно готов кирпичную стенку прошибить на пути к своей цели.
        Когда Джона к ней шагнул, у нее перехватило дыхание, и в приглушенном свете его губы словно искривились в усмешке. Она отпрянула, что только вызвало его смех, от которого у нее подкосились коленки. К счастью, он мгновенно подхватил ее и припал к губам, смакуя поцелуй, словно делал это миллион раз прежде.
        На периферии ее зрения замелькали искорки, волна тепла прокатилась по телу и ногам. Не задумываясь, изголодавшаяся Эйвери прижала ладони к его обнаженной коже. Мужчина был не просто красив. Он был свеж, чист и горяч, словно тридцать лет впитывал солнечные лучи и теперь это тепло пульсировало в нем.
        Она чуть двинулась, ощутив бедром его эрекцию, и, затаив дыхание, ждала, что он опрокинет ее на кровать и она лишится чувств. И лишь охнула, когда Джона отпрянул. Не совсем, но теперь их разделяло несколько сантиметров, и она могла наконец вздохнуть. А сердце ее неровно билось, пока она ждала следующего его шага.
        Потом его губы коснулись ее шеи.
        Затем подбородка.
        Краешков рта, его губы становились все ласковее, все настойчивее.
        Его руки тоже не останавливались, а теперь скользили по ее спине. Его шершавые большие пальцы упирались в ее талию, затем нырнули под бюстгальтер, двинулись вниз…
        Когда мука нереализованного желания стала нестерпимой, Джона перешел в наступление. Решительное. Его язык проник в ее рот, одной рукой он плотно прижал ее к себе, а другой ворошил волосы, подчиняя себе, пока она не стала подвластной ему рабыней.
        Затем его большие пальцы проникли под пояс ее брюк, пробежали по бедрам. Он целовал ее шею и щеки, потом зубами прикусил одну чашечку бюстгальтера и сдвинул вниз, чтобы припасть губами к ее груди.
        Эйвери коснулась голой ногой его бедра, отчего его обдало жаром; взъерошила ему волосы, не отпуская ни на секунду, не давая передышки, его горячее дыхание сводило ее с ума. Затем он сдвинул вторую чашечку бюстгальтера, шершавыми, теплыми, уверенными пальцами и с бесконечной нежностью приник губами к ее груди, наполнив ее тело головокружительной сладкой истомой.
        Его губы снова нашли рот Эйвери, он целовал ее, а она почти теряла сознание. Наконец ее колени ослабели, и она опустилась на кровать. Потерла рукой лицо, чтобы хоть немного прийти в себя.
        Эйвери открыла глаза и увидела, что Джона стоит рядом, с легкой улыбкой на прекрасном лице. Загорелая грудь с курчавыми волосками тяжело вздымалась. Мускулистые плечи пересекали набухшие вены. На запястье светлела полоска от ремешка часов.
        —Ты так выглядишь… просто не нахожу слов, Джона Норт, — заметила она и покачала головой.
        Он широко улыбнулся и пробежался взглядом по ее телу:
        —Когда отыщешь нужные слова, дай мне знать. А ты для меня загадка, Эйвери Шоу.
        «И все это — безумие», — слышалось в его словах.
        Эйвери приподнялась, запустила руки под его распахнутую рубашку и привлекла его к себе. Темная линия волос уходила под его брюки. Она поцеловала ее и облизнула свои губы, они горели, словно от прикосновения к солнцу, соли или жгучему морскому ветру. Такому, как он.
        Казалось, прошла вечность, прежде чем их губы встретились. Годы и годы она ждала этих мгновений, изнывала от желания, а теперь ее охватил страх. Страх, что радость окажется безудержно, невыносимо сильной.
        Затем он одним ловким движением расстегнул ее бюстгальтер.
        — А ты мастер его снимать, да? — пошутила Эйвери, погладила его непокорные кудри, а он улыбнулся, ласково прикусывая зубами мочку ее уха.
        — Одно из моих умений.
        — И много их?
        Он поднял голову. Струящийся через окно лунный свет падал на его нос, на глаза, на прекрасный рот.
        — Перечислить?
        — У тебя лучше получается что-то делать, чем говорить.
        Белозубая улыбка осветила смуглое лицо, а затем он повел бровями, словно что-то обещая, и ей не пришлось долго ждать его ласк.
        Он целовал ее обнаженную грудь, спускался все ниже и ниже. Одним движением расстегнул и снял ее брюки, сдернул тончайшие трусики, пробежал губами по впадине между бедрами, осторожно прикусил кожу, провел языком по лобку.
        —Просто лежи. — Он обжег ее взглядом темно-серых выразительных глаз.
        Эйвери старалась лежать спокойно. Однако переполнявшее ее удовольствие оказалось слишком сильным. С каждой секундой она теряла контроль над собой — во всех смыслах; ощущала свою беспомощность перед ним, когда его шершавые руки ласкали ее нежные груди, скользили по талии, погружались во впадину между ног, а потом широко их раздвинули.
        Едва Джона опустил голову, она зажмурилась. Перед ее глазами кружились темно-красные пятна, а когда его язык проник в сокровенную глубину под лобком, на секунду перехватило дыхание.
        Все ее мысли улетели прочь, и осталось лишь всепоглощающее наслаждение. От его объятий, ласк, поцелуев. Болезненное удовольствие от прикосновений его щетины к самым чувствительным местечкам ее тела, горячие дуновения его дыхания, искусные ласки языка и собственный жар сливались в единую симфонию любви. Эйвери едва не теряла сознание и почти взрывалась от переполняющих ее чувств.
        Он подарил ей всего несколько таких секунд, когда она таяла от наслаждения; затем быстро разделся, надел презерватив и стал целовать ее живот, поднимаясь выше и выше. Ей хотелось плакать, а ее мускулы трепетали от каждого его прикосновения.
        Когда он навис над ней, в голову ей пришла шальная мысль — перевернуть его и оседлать, но она настолько ослабела, что могла лишь подчиняться ему, нежно целовать его щеки, гладить спину и крепкие мужские бедра.
        Затем Эйвери обвила его ногами, приняла удобную для него позу и долго, нежно, целовала, пока он в нее входил.
        Она задохнулась от его ответного поцелуя, ей хотелось большего, чтобы он прижался плотнее, вошел в нее глубже. Сладкие ощущения переполняли ее, она растворялась в них. Сливалась с ним воедино.
        Ее закружило в водовороте чувств. Она прижимала его сильнее и сильнее, тянула к себе. Поймала его взгляд и цеплялась за него как за якорь.
        Джона раз за разом входил в нее, ласкал, находил чувствительные точки на ее теле, дотоле ей самой неведомые, и гамма ее ощущений становилась все богаче, они захлестывали ее, бурлили в ней… Джона встрепенулся всем телом, напрягся от ее ласкового прикосновения, и это стало еще одной вершиной удовольствия. По телу ее пробежала горячая волна, а он простонал так громко, что казалось, задрожали стены.
        Наверное, прошла вечность, прежде чем Джона произнес:
        — О боже, Эйвери… — Его голос тонул в смятых простынях за ее спиной.
        — Да что ты говоришь!
        Он рассмеялся, так же приглушенно. Она смахнула слезу, а затем погладила его по спине и прикусила губу, чтобы не расплакаться. Переживания, усталость, скопившееся за последние дни напряжение давали о себе знать. Но теперь она могла наконец расслабиться.
        Издав легкий стон, Джона откатился в сторону. Через несколько долгих мгновений он шевельнулся, а затем погладил ее по бедру.
        Глубоко вздохнув, Эйвери взяла его за руку, подняла ее и поцеловала ладонь, а его тепло перетекло в нее при этом как по трубке. Обессиленная, но млеющая от сладких надежд и теплой истомы, она провалилась в глубокий сон.
        Джона медленно просыпался, и ему казалось, что он все еще лежит в объятиях Морфея. А когда почувствовал ткань простыни на своих ногах, то понял: все это не сон, а явь, имя которой — Эйвери Шоу.
        Он не без труда повернулся и обнаружил, что рядом с ним никого нет. Получалось, что Эйвери встала раньше его.
        Джона зевнул, оперся на локоть и прислушался. Старался услышать подсознанием ее присутствие. Уловить тепло, которое исходило из нее, подобно электрическим импульсам. Но никого рядом не было.
        —Эйвери! — позвал он хриплым голосом, а ноги все еще отказывались ему служить. — Иди ко мне, дорогая!
        Его голос эхом отразился от стен. Ответа он не получил и вмиг похолодел.
        —Эйвери?
        Послышался легкий шум. Это Халл царапался в дверь. Джона впустил пса вечером, после того как с трудом нашел его за холмом и слегка на него разозлился. Но теперь Халл находился снаружи.
        Эйвери! Она ушла. Бросила его.
        Джона рухнул на кровать и выругался.
        Конечно, она ушла. А чего он еще мог ждать — что она приготовит ему кофе с пончиками? Что одна ночь превратит эту гордячку в приветливую подругу?
        Нет. Не может такого быть. И все же он не ожидал столь быстрого ее бегства.
        По тысяче причин он до прошедшего вечера себя сдерживал. Прежде всего потому, что им следовало за эти две недели лучше познакомиться, а не совокупляться немедленно, подобно кроликам. Они успели стать друзьями — хотя слово это не вполне подходит для чувств, которые она у него вызывала, — немного узнали друг друга, и он вправе был ждать большего уважения с ее стороны.
        Джона открыл глаза и устремил взор на золотистые солнечные пятна на потолке. Он лишь через несколько месяцев понял, что Рейч его не уважает. Думал о будущем с ней, а она видела в нем лишь забавного дикаря и сексуального партнера. Мужчину на сезон, но отнюдь не на всю жизнь.
        Эйвери провела с ним только одну ночь и улизнула, не сказав даже «Спасибо, и приятного сна!»
        —Проклятье, — буркнул он, с трудом выпрямился и пригладил обеими руками волосы. Несмотря на все усилия, он всегда оставался таким, каким был много лет. Жителем прибрежного поселка, сыном простого ловца крабов. Сколько бы судов у него ни имелось, сколько домов, вертолетов, туристических наград или долларов в банке — горожанке Эйвери Шоу этого всегда будет мало.
        Рейчел. Она такая же, как Рейчел, с которой он прожил год. А с Эйвери переспал всего раз. И сравнивать нечего. Совершенно.
        У него вырвалось несколько ругательств, от которых покраснел бы любой сквернослов. Джона встал с кровати, собрал простыни и отнес их в корзину для белья. Ему не хотелось, чтобы следующей ночью его преследовал ее запах, даже если это все, что она оставила на память о себе. За то, что он привел ее к себе в дом, отнесся к ней по-доброму. К счастью, выдержки и закалки ему хватало.
        Надо было теперь как-то очистить кожу от ее запаха, выкинуть ее образ из головы и вообще о ней забыть. И лучше бы не встречаться с ней в ближайшие недели.
        Когда такси довезло Эйвери до «Тропиканы», солнце только всходило из-за горизонта. Она провела своей картой по прорези у входа, открыла дверь и вошла в холл, пустой в столь ранний час. Только Клаудия копошилась за стойкой регистрации.
        Эйвери не успела придумать, как избежать встречи с ней. Клаудия подняла голову, закрыла крышку ноутбука и виновато посмотрела на подругу:
        — Привет!
        — Доброе утро! — чирикнула Эйвери. — Что ты здесь делаешь в такую рань?
        — Да ничего. Просто регистрации. Та-ак много регистраций.
        Волосы Клаудии растрепались, глаза покраснели. Накануне она перебрала коктейлей, однако еще до рассвета, за несколько часов до приезда туристов, заняла свое рабочее место, стояла в отглаженной фирменной рубашке «Тропиканы».
        Важнее, однако, что она была не в своей тарелке и смущение Эйвери ее внимания не привлекло.
        —Ладно, поболтаем позднее…
        —Погоди-ка.
        Проклятье! Эйвери повернулась и увидела, что Клаудия, хоть и явно не выспалась, выразительно смотрит на ее помятый топ и брюки.
        —О-хо-хо! Эйвери Шоу, проказница. Охмурила Джону!
        —Тсс.
        —Да кто нас услышит? Горшки с пальмами? Поди-ка сюда. — Клаудия вышла из-за стойки, усадила Эйвери на роскошный кожаный диван, освещенный восходящим солнцем. — Так что произошло? Почему ты перед рассветом крадешься к себе в номер? Вчера вечером вы с ним так сексуально танцевали и прожигали друг друга взглядами. Наверное, после этого жарко было в койке. Потрясно, да? Или он только с виду такой сильный?
        Эйвери фыркнула. Затем рассмеялась. Потом расхохоталась до колик в животе. Держась за бок, она согнулась пополам и уронила голову на колени. Едва не ткнувшись носом в прилепленную к тыльной стороне дивана жвачку, она вздохнула:
        — Это было… умопомрачительно. Клаудия, не могу даже описать, как он меня преобразил. На клеточном уровне.
        — Ха! — Клаудия так хлопнула в ладоши, что эхо разнеслось по всему огромному холлу. — Потрясающе. Но если все так замечательно — почему ты сейчас не в его доме и не занимаешься с ним всем этим?
        Потому что эта ночь наверняка окажется первой и последней? Потому что ее влечение к нему встретило наконец отклик? Потому что Джона, каким она его узнала, даст палец себе отрубить, лишь бы ему не пришлось болтать с ней о том о сем утром?
        Эйвери опустилась на диван, ее взор заволокло туманом.
        —Потому что я заурядная трусиха.
        Клаудия взяла руку Эйвери в свои ладони и дождалась, когда она поднимет глаза:
        —Ты, моя дорогая, слишком великодушна и добра. Отчего тебе самой только хуже. Но даже лучшим из нас следует иногда преодолевать собственную инерцию. Возьми себя в руки, и все будет в порядке.
        Эйвери сняла с волос подруги клочок обертки от мятной конфеты — оставшийся после бурного вечера. Надо было решить, что теперь делать.
        Она задумалась. Проснулся ли он уже? Понял ли, что она ушла? В силах ли она следовать намеченному плану летнего отдыха?
        —Значит, между тобой и Люком все кончено, — заметила Клаудия. — Ясно как дважды два.
        Эйвери улыбнулась, а затем поморщилась:
        —Как ты думаешь, он догадывается о моих… намерениях? — Неясных и противоположных тому, что он мог ожидать.
        Клаудия с трудом сдержала улыбку:
        —Если это поднимет тебе настроение, девчонкой я была по уши в него влюблена.
        —Пра-а-авда?
        Клаудия шлепнула ее ладонью по руке:
        —Конечно, только пока не поняла, что он робот. Слава богу, есть и такие, как Джона. Так что можешь выйти замуж за Люка и уехать к нему в старый дождливый Лондон. А там наделать ему детишек-роботишек.
        Клаудия поежилась — представив то ли лондонскую погоду, то ли рожденных с Люком детей.
        —А ты как? Познакомилась с кем-нибудь? После Рауля?
        —Дел невпроворот. — Клаудия тяжело сокрушенно вздохнула. — Нет времени. Нет сил. Особенно для таких, как Рауль.
        —Ноль без палочки этот Рауль. Мыльный пузырь — Люк. Надо тебе подцепить блондина-серфингиста, загорелого и накачанного, который сроду не носил туфель и не изображал из себя джентльмена.
        —Здесь не такой уж большой выбор.
        —Здесь просто пляж. А есть еще целая Австралия. Поезжай куда-нибудь и найдешь дюжину вариантов.
        Клаудия достала свой мобильник, словно для проверки, есть ли у нее время для короткого романа, и увидела, что ей пришло сообщение. Она сразу изменилась в лице и вскинула брови:
        —Это Люк. Он уехал.
        —Что? Куда?
        —В Лондон.
        —Когда?
        —После того как проводил меня вечером до отеля. Проклятье! Вчера мы общались хорошо, как никогда. Вспоминали старые времена, как тогда проказничали, строили безумные планы, как смотрели «Корабль любви»… И вот он удрал… словно ветром сдуло. — Клаудия нахмурилась и прижала большой палец к виску. — Ничтожество.
        —Почему?
        —Почему он ничтожество? Сейчас перечислю…
        —Нет, почему он уехал?
        Клаудия помахала мобильником перед носом Эйвери, но та не успела ничего прочитать на дисплее.
        —«Важная работа». Важнее Австралии? Его родных мест? Он же здесь вырос, в люди выбился! — Клаудия куснула ноготь на пальце, а ее правое колено так затряслось, что она на всякий случай прислонилась к столу. — Вернусь-ка я лучше к себе.
        Эйвери взглянула на далекую от совершенства прическу Клод, на круги под ее синими лучистыми глазами. После сообщения Люка она поникла. Ясно, что дела у нее шли не так хорошо, как она того заслуживала; даже в разгар сезона отель явно не страдал от наплыва гостей. Но Эйвери знала, что ее упрямая маленькая подруга непременно своего добьется. И она не могла остаться равнодушной. Поэтому взяла ладонями личико Клаудии, вытащила заколку из волос, поправила их и снова закрепила.
        —Ладно, ладно. Все будет хорошо. А сейчас, моя умничка, выдумщица, красавица, плюнь на них всех.
        Клаудия со вздохом улыбнулась и побрела прочь. Ее бедра играли под ярко-синими брюками капри, а желто-голубая гавайская рубашка очень ей шла.
        Довольная собой, Эйвери прилегла на диван. К сожалению, едва она прикрыла глаза, как ее захлестнули картины прошедшей ночи.
        Джона целовал ее, нежно ласкал как самую большую драгоценность на свете. Его шершавые пальцы скользили по всему ее телу.
        Она резко открыла глаза. Лучи утреннего солнца отражались от светлых колонн и стен.
        Люк хотя бы дал знать Клаудии, что сбежал. А Эйвери оделась в темноте, вызвала такси и укатила. Наверное, девочек в самых элитных школах не учат так вести себя утром после Первой Ночи С Ним.
        Она встала и поднялась в свой номер. Ей захотелось принять душ. Выпить кофе. А затем она, как обычно, что-нибудь придумает, и все будет в порядке.
        Глава 8
        Эйвери быстро освоилась в машине Клаудии с правым рулем — ярко-желтом хетчбэке «Мейбл» с логотипами «Тропиканы» на всех возможных местах. Она мчалась в Порт-Дуглас.
        GPS направил ее по длинной прямой дороге к офису «Северного чартера». Она ехала мимо площадок для гольфа и особняков по миллиону долларов, с видами из них стоимостью десять миллионов.
        Она миновала высокие ворота и остановилась у будки охраны.
        Слева располагалась автостоянка на пятьдесят с лишним машин, с десятком фирменных небесно-голубых автобусов «Северного чартера» неподалеку от элегантного, щедро остекленного кирпичного здания. Со стороны океана выстроились белые ангары, размером с самолетные. На каждом блестел под солнцем логотип «Северного чартера».
        Она знала, что у него есть несколько судов. И вертолет. И домик. Но не представляла, как велика его империя.
        —Мэ-эм? — Вопрос охранника вернул ее на землю.
        —Прошу прощения. Я — Эйвери Шоу, хотела бы увидеть Джону Норта.
        Он записал номер ее машины и с улыбкой пропустил. Как только она припарковалась, к ней подошел любезный сотрудник в хлопковых брюках и синей рубашке с короткими рукавами. Он представился как Тим, офисный менеджер, и предложил пройти в большое светлое здание над водой. К Джоне. Догадаться об этом можно было хотя бы по тому, что у входа свернулся калачиком Халл.
        Солнце освещало и ее просторную рубашку, голые ноги под шортами. Она зацокала босоножками по деревянному причалу, а Халл поднял свою пятнистую морду при ее приближении.
        —Привет, Халл, — шепнула она. Он три раза вильнул хвостом — значит, по крайней мере не съест заживо за то, что обидела его хозяина, — и улегся у калитки. У Эйвери часто забилось сердце — так сильно, что его стук почти разносился эхом.
        Дверь была приоткрыта, поэтому Эйвери проскользнула внутрь и сразу догадалась, почему Халл оставался снаружи. Джона говорил, что пес ненавидит воду, причал же состоял из полос, между которыми плескались волны, а над ними, на сваях, стояло само здание.
        У стен на высокотехнологичных кронштейнах висели несколько катеров, один из них как раз закрепляли. Другой мыли из шланга, и струи воды летели над причалом.
        Не обнаружив искомого, Эйвери двинулась в ту сторону, балансируя на мокром дереве.
        И тут она заметила у стены знакомую доску для серфинга. Серебристо-серую, как и глаза ее владельца, с изображением пальмы посередине. Сердце Эйвери забилось так сильно, что казалось, заполнило ее горло.
        Ей была прекрасно известна причина ее ухода посреди ночи. Череда встреч, которая привела ее в постель к Джоне, помогла ей лучше его узнать. И несмотря на его непростой характер, он все сильнее ей нравился.
        Она проснулась и ужаснулась, что от охвативших ее чувств вырвется на волю сидящая глубоко в ней безудержная оптимистка и взмолится: «Желай меня! Люби меня!» И что, как вырвавшемуся из бутылки джинну, не будет ей удержу и предела. И в то же время, хотя и не в такой степени, боялась, что эта оптимистка вообще не даст о себе знать.
        С каждым шагом мимо расплескивавшего воду шланга у нее по спине побежали мурашки. У катера стояли емкости с жидким мылом. А рядом орудовал губкой Джона. Босой, с засученными штанинами джинсов, в мокрой футболке, прилипшей к впадинам и выпуклостям его великолепной груди.
        Когда Эйвери увидела его темные взъерошенные волосы, мощную спину и ноги, у нее пересохло во рту. Она поняла это, только когда начала говорить:
        —Знаешь, мог бы нанять кого-нибудь для такой работы.
        Джона замер. Через секунду поднял темно-серые глаза и посмотрел на нее. Взглядом он зацепил ее как крюком, однако ничего не промолвил в ответ.
        Он перекрыл воду в шланге, бросил губку в корзину, тыльной стороной ладони вытер лоб и медленно двинулся к ней.
        От его густого австралийского выговора у нее, казалось, оставались шрамы.
        —Я нанял людей для этой работы. Но сегодня решил сам побыть у воды, чтобы снять напряжение.
        Эйвери захотелось самой взять губку, чтобы помочь ему.
        —Ну, я затем сюда и приехала.
        —Вымыть мой катер? — Его голос скользил по ее рукам, как прикосновения — хрипловатый и нежный одновременно. Почему он звучит так сексуально?
        —Извиниться.
        —За что?
        Разве он не хотел, чтобы она это сказала? Без просительных интонаций. И без раздражения, конечно. Просто… вымолвила. Прямо. Честно.
        —За то, что уехала. Сегодня утром. После… — Она выразительно махнула рукой.
        —После того как ты заснула в моей кровати, уставшая от жаркой любви.
        —Джона Норт, — проворчала она, отчаянно вскинув руки, — последний великий романтик.
        —Это был секс, Эйвери. — Он шагнул ближе к ней. — Хороший секс. Поэтому извиняться не за что.
        Он подошел к ней вплотную, и она почувствовала исходящее от него тепло. Видела мокрые, как в первый день их знакомства, ресницы. И терпение на его лице, тоже как тогда.
        Но разница с тем днем была огромная.
        —Он был не просто хороший…
        Он поднял одну бровь и уголок рта.
        —А сказочно хороший, — добавила она.
        Он улыбнулся так соблазнительно, что у нее затуманился взор. А он почесал затылок и сказал:
        —Да. Согласен с тобой.
        Затем он подошел ближе, так что мог ее коснуться. Но вместо этого взял с перекладины рядом с ее ногами полотенце. Она закрыла глаза и молила Бога дать ей сил, чтобы не упасть в обморок.
        Джона вытер лицо, руки от пота и мыльной пены.
        —Ну, так зачем ты сбежала?
        —Я не сбежала. Взяла такси.
        Между тем он хмуро сдвинул брови, и ей показалось, что одним своим словом она могла бы вернуть улыбку на его лицо. Однако ни за что на свете она бы не призналась, как ей хотелось тогда с ним остаться. По горькому опыту она знала, что раскрывать свои чувства ей не следует. Надо выглядеть счастливой, всем довольной. А что у нее на душе кошки скребут — это ее дело, и больше ничье.
        —Просто скажи мне все прямо, Эйвери. — Он забросил полотенце за шею и начал вытирать спину, а его бицепсы играли при каждом движении. — То есть о Люке.
        —Что? Нет! С Люком мне хотелось просто вспомнить прошлое… вернуться ненадолго в свою юность. Но после того как ты вытащил меня из воды, доставил обратно на берег и посмотрел на меня своими бесподобными глазами… — Ладно, нужно сказать прямо. Ее щеки зарумянились, она глубоко вздохнула и промолвила: — Я хочу тебя.
        Джона и бровью не повел. Не поддержал ее, хотя она едва стояла на ногах. Думал о своем. И наконец изрек:
        —О’кей.
        —О’кей? И все? Ничего больше я не заслужила? За то, что рассказала, как ты меня очаровал?
        Он шагнул к ней, но Эйвери уже твердо стояла на ногах и не покачнулась.
        —Что же еще? — спросил он.
        —А вот что. Ты осел, Джона Норт. Красивый осел, которого я не могу выбросить из головы, как ни стараюсь, но все равно ты осел. Во всех смыслах осел.
        Она повернулась и пошла прочь, махнув ему рукой. Хотя ее жест больше походил на поднятый вверх средний палец. Она извинилась — вот что главное. И может гордиться собой. А он лишь слегка уколол ее самолюбие.
        Он догнал ее, зашагал рядом и сказал:
        —Знаешь, я собираюсь на полуостров Кейп-Йорк. Хочу прицениться к одной туристической компании, которую подумываю купить.
        —Рада за тебя.
        —Эйвери, — пророкотал он и подхватил ее под локоть, пытаясь остановить.
        Она вырвалась, скрестила руки на груди и отвернулась, словно его пропитанная солнцем кожа, серые глаза и мускулистый торс ничего для нее не значили.
        Он откинул назад голову и пробормотал:
        —Боже, извини, если обидел. А что, если ты ко мне присоединишься?
        Долго прятавшаяся в ней оптимистка расправила крылышки, намереваясь воспарить в небеса от счастья. Однако Эйвери-реалистка охладила ее пыл и посоветовала сначала во всем разобраться.
        Дело не в том, что она прощена. Наступил переломный момент. Еще оставался шанс запереть сердце на замок и все лето наслаждаться плаванием, чтением и приятным общением. Или, наоборот, не сопротивляться водовороту событий, которые могут привести к непредсказуемому результату.
        —Ты назначаешь мне свидание, Джона Норт?
        Он несколько секунд на нее смотрел, скользнул взглядом по ее губам, затем тяжело вздохнул и промолвил:
        —Ты сама все решишь, когда мы прибудем на место.
        В общем, другого выхода у них не было. Она уже привязалась к нему. Он прекрасно это понимал, и она понимала тоже.
        Эйвери прислонилась к старому джипу, на котором они доехали до пристани на берегу реки. Джона рокотал что-то в трубку деловому партнеру.
        Он бросил на нее извиняющийся взгляд, хотя она, положа руку на сердце, готова была стоять здесь хоть до ночи, чтобы просто смотреть на него, слышать его голос. Готова была даже простить ему его кепку — мятую красно-черную бейсболку, добытую невесть где. Ну не бывает же все совсем хорошо!
        Эйвери повернулась, услышав звук мотора приближающегося катера. Звук доносился из-за высокого тростника; суденышко явно уступало тому, что когда-то доставило их на Зеленый остров, и вряд ли походило на гламурный до невозможности кораблик, который Джона мыл на причале «Северного чартера». Тихоходная посудина, отчаянно нуждающаяся в покраске.
        И с гордой надписью «Аллигатор Тур» на борту.
        Пока Джона болтал с туроператором, Халл расхаживал вокруг джипа, одним глазом посматривал на воду, другим — на своего как-бы-не-хозяина и сопел, будто говоря ей: «Сама напросилась».
        Джона закончил разговор, сунул телефон в задний карман шорт и подошел к ней по пыльной земле. А она силилась усмехнуться, чтобы подавить страх.
        —Как ты? — спросил он, а она делано улыбнулась.
        —Переполнена эмоциями! Какая женщина не мечтает отправиться с парнем в путешествие к крокодилам? Отлично себя чувствую? Нет. Далеко не отлично. Ты вообще не шутишь?
        Он лишь усмехнулся. Затем достал из джипа войлочную шляпу и водрузил ей на голову. Ничего более убогого она еще не носила.
        —А они не залезут на катер?
        —Крокодилы? Нет.
        Халл гавкнул, будто советуя Джоне не морочить ей голову. Эйвери взглянула на устроившегося в тени джипа пса, он положил морду на лапы. И ей захотелось улечься рядом с ним, чтобы никуда не плыть.
        —Готова? — спросил Джона.
        —Я всегда готова.
        Эйвери оперлась на его руку и поднялась на покачивающийся катер. Джона усадил ее на пластиковую скамью на корме.
        Немного успокоившись, она поймала его взгляд и улыбнулась:
        —Между прочим, твоя рубашка — очень даже ничего.
        Он увидел выцветший американский флаг с орлом, оттянул ткань от груди, чтобы лучше рассмотреть, и тем самым показал ей свой загорелый живот.
        —Ты думал обо мне, когда выбирал ее сегодня утром?
        Он поймал ее взгляд, затем глубоким, как вода под ними, голосом промолвил:
        —Веришь или нет, принцесса, но нет и минуты, чтобы я о тебе не думал.
        Ее улыбка трансформировалась в ухмылку.
        —Молодчина.
        Он подбросил в воздух ключи и поймал их, а затем уселся на подобие барного табурета рядом с рулевым колесом.
        — Ты будешь управлять?
        — Ага.
        — Может, взять сопровождающего?
        Он лишь удивленно вскинул свои темные брови в ответ.
        —Ведь это не твой катер.
        Джон посмотрел назад, на причал:
        —Если мы утонем, ему достанется джип. И пес.
        —Пес, который не твой.
        Он снова посмотрел на нее и сексуально улыбнулся.
        —Ладно, — добавила она. — Будь что будет. — Она плотнее надвинула шляпу и взглянула искоса на солнце. Их только двое, они плывут в какую-то глухомань, где им гарантирована встреча с крокодилами. Оставалось надеяться, что он в самом деле ее простил за ночное бегство.
        Взревел двигатель, и катер стал разрезать воду, а брызги попали ей на лицо. Схватившись за скамью, она огляделась. Катер имел очень низкую осадку. Волны могли легко его захлестнуть. Она с неожиданной для самой себя резвостью вскочила и пересела поближе к Джоне.
        —Здесь спокойнее?
        —Лучше все видно.
        Помимо собственной воли она взглянула на его мускулистые руки на рулевом колесе. Он уверенно вел катер посередине узкой реки. Даже более чем уверенно.
        —Насчет свидания не забыла? — спросил он, и у нее сладко заныло под ложечкой.
        —Все как по учебнику. В Нью-Йорке свидание не считается за свидание, если вокруг нет диких зверей.
        Значит, она и Джона Норт правда на любовном свидании. И у нее все хорошо. Не до безумия хорошо. Просто… все в порядке. Чувствуя необычный душевный подъем, Эйвери твердо поставила ноги на палубу. Ветер развевал ее волосы, солнце светило в лицо, а ровный шум двигателя вселял уверенность. Пока этот стрекот, жара и капли воды на лице Джоны не навеяли воспоминания о прошедшей ночи.
        —Ненавижу гадать, что творится в вашей головке, мисс Шоу.
        Она едва не подпрыгнула.
        —Ничего особенного. Просто думаю кое о чем. Размышляю.
        —Позвольте узнать, о чем именно?
        Озвучить это было бы настоящей порнографией.
        —Мне понравился твой домик.
        Судя по приподнявшемуся уголку рта, он слегка удивился.
        — До отеля «Валдорф» ему далековато.
        — А зачем тебе что-то еще? Он уникальный. И вообще классный. Очень тебе идет.
        — Это был дом моего отца.
        — Ты там вырос?
        Он кивнул:
        —Нигде больше не жил. — Он нахмурился. — Хотя не совсем так. Несколько лет назад три месяца провел в Сиднее.
        —Ты? В Сиднее? — Она едва не рассмеялась, но он вдруг помрачнел, и его взгляд сделался ледяным. Ладно… — Ездил по делам? Развлечься? Море там другое…
        —Там жила моя бывшая невеста.
        Да, не зря она его спросила.
        У Эйвери тут же стало нехорошо на душе. Она старалась разобраться — шокировало ли ее то, что с ним какое-то время была другая женщина? Или ей всего лишь показалось, что он привык жить отшельником? Выходит, была где-то особа, на которой он собирался жениться. Невеста. То есть бывшая невеста, сразу поправила она себя.
        —Смею предположить, что-то тут не так, — ошеломленно прошептала она.
        Но он погрузился в свои мысли. А она вздрогнула, когда он наконец ответил:
        —Она приезжала сюда отдохнуть. И осталась. Потом я поехал с ней. Устроился на работу в порт, следил за отправкой и приемом грузов. Говорил себе, что море — везде море.
        Нет, не могло такого быть, если сейчас он здесь. Мистер Непостижимый Даже После Всего Что Было.
        Если он на свидании.
        С ней.
        —Вау! — воскликнула она. — Сидней. — Она сосредоточилась на более легком из двух своих шоков. — Не могу представить тебя живущим в такой душегубке.
        В его глазах засверкали молнии, и он так сжал челюсти, что казалось, вот-вот затрещат его зубы.
        —Джона…
        —Брось, Эйвери. Не тебе первой я кажусь провинциалом.
        Это прозвучало так неожиданно, что Эйвери вздрогнула:
        —Погоди, погоди, я совсем не то имела в виду. Уверена, ты в Сиднее произвел фурор.
        —Ничего подобного. — Он прибавил обороты двигателя, и стрекот помешал ей расслышать его слова.
        —Вздор, — хмыкнула она, вообразив изумление на лицах своих подруг, если они увидят ее под руку с таким парнем. У манхэттенских аристократок челюсти поотваливаются от одного взгляда на эти завораживающие блестки в глазах, на эти широкие плечи. А ведь кроме внешности его отличала притягательная манера поведения, образ жизни настоящего мужчины. — Ни на секунду в это не поверю.
        Джона поднял сверкающий взгляд, словно вторя которому внутри ее тоже загорались искорки.
        —Я имею в виду вот что, — промолвила она, тщательно выбирая слова. — Не могу представить тебя в Сиднее, потому что твое место здесь — под обжигающим солнцем, у неспокойного моря, под бескрайним небом. Сидней по сравнению с ним — большая серая клякса. — Вот озвучила свою мысль, и еще сильнее во всем уверилась.
        —Нет. — Джона нахмурился и одновременно улыбнулся. — Нет.
        —Ладно. — Эйвери обхватила себя руками, словно чтобы привести в порядок растрепанные чувства. — Так что было между тобой и…
        —Рейч? Просто жизнь.
        —Судя по всему, не просто жизнь.
        —Хочешь уточнений? Ожидалась семейная жизнь. Дети. И еще тридцать три несчастья.
        —Мне такие радости даром не нужны. Разве что с Люком? Но он ведать не ведает, что у меня могут быть планы на него.
        Джона рассмеялся. От чистого сердца. Уверенности в себе у него хоть отбавляй. Хотя почему бы и нет? Только взглянуть на него! Одной рукой небрежно держит штурвал, глаза блестят на солнце, и он уверенно ведет катер по извилистому руслу.
        Мужчина, который знает, к какому миру он принадлежит.
        Они вышли на открытую воду, и Джона сбавил обороты двигателя до хриплого стрекота.
        А какой мир — ее? Вряд ли этот. Хотя путешествие на старом корыте по крокодильему заповеднику было неплохим приключением, если учесть, откуда она приехала. И лишь здесь, вдали от дома, осознала, сколько сил тратила на своих родителей. И начала прозревать. Правда, с большим трудом. Десять лет она распутывала узлы, которые завязали ее мать и отец. Прежде чем сделала их жизнь лучше. Чуть-чуть лучше.
        «Потом со всем этим разберусь», — сделала вывод она, и у нее комок застрял в горле. А пока стояло лето. И она сама все решала. И никто не мог что-то ей приказать. И у нее рассеялись последние сомнения относительно того, как провести остаток времени в Австралии.
        Эйвери подсела к Джоне, устроилась у него на коленях. Положила ладонь на его грудь; другой рукой сняла с него кепку. От его глубокого вздоха и потемневших глаз по ее телу разлилась сладкая истома.
        —Итак, Джона Норт, как насчет того, чтобы оставить в прошлом все нелады и просто хорошо отдохнуть. Без всяких обещаний. Без раскаяний. Не хочешь ли ты стать мужчиной, лето с которым я запомню на всю жизнь?
        У него дернулся мускул на щеке, а через секунду он схватил ее за талию и притянул к себе, приник губами к ее губам. На сей раз без особой деликатности и прелюдий. Просто неудержимое желание.
        Она сгорала от вожделения и ответила на его поцелуй, впитала жар его губ, приняла напор языка, забыв обо всем, кроме стремления к нему здесь и сейчас!
        Она отбросила его кепку — целовать мужчину в головном уборе было кощунством, — запустила руки под его футболку, провела ладонями по теплой коже. Он был таким большим и горячим, так наполнен мужским духом, что она почувствовала себя легкой, как дуновение ветерка. Весь мир потерял для нее значение, остался лишь он, рядом с ней, в эти минуты.
        Он привлек ее к себе, она почувствовала бедрами его эрекцию, а ее голова запрокинулась в предвкушении и уверенности в том, что вот-вот произойдет.
        —Когда тебе нужно вернуть катер?
        Придерживая ее одной рукой, Джона взял другой телефон, отправил сообщение, подождал минуту ответа и с хищной усмешкой промолвил:
        —Никогда. Он мой.
        У Эйвери ослабели ноги. За ней ухаживали щеголи, заказывали умопомрачительно дорогие ужины в ресторанах, но никогда еще мужчина не покупал такое недешевое судно, лишь бы добиться ее близости.
        Одним движением она сняла через голову свою просторную рубашку, а вместе с ней и шляпу.
        Он чертыхнулся, разглядывая ее бикини на тонких лямках чуть темнее ее кожи.
        —Тебе нравится? Купила его в чудненьком бутике у вас в поселке…
        Джона своим любимым движением потянул ее бюстгальтер вниз, чтобы приникнуть губами к ее груди. Когда она стала терять рассудок от наслаждения, его губы смягчились, и он поцеловал ее влажный сосок.
        Его большой палец проник за поясок ее шорт. Он нащупал пуговицу и расстегнул, а через секунду многообещающе вжикнула молния.
        Рука Джоны двинулась ниже. Эйвери порывисто вздохнула, а он поднял руку, пробежался пальцами по ее животу, и у нее перехватило дыхание.
        Его рука снова нырнула ей под шорты, шершавая ладонь провела по ее бедрам с такой нежностью и благоговением, что ей захотелось крикнуть.
        Он зубами сдернул вторую половину ее бикини, взял сосок в рот, стал ласкать его круговыми движениями языка. И в то же время его рука скользнула ей под шорты, палец провел по лобку и опустился ниже.
        Она вскрикнула так громко, что ее наверняка услышали все аллигаторы поблизости.
        Последовавшие за этим стоны ей самой казались такими слабыми, словно звучали за милю от нее. Но издавала их она сама. При каждом движении его пальца, каждом прикосновении его языка.
        Тело Эйвери наполнилось теплом, его поцелуи обжигали, наслаждение росло и росло, пока не достигло невообразимой высоты. Оно не ослабевало, казалось, вечность. Она теряла сознание, а он целовал ее в губы, его язык и пальцы держали на пике удовольствия, и наконец ее сотрясли конвульсии в его крепких объятиях.
        Джона еще долго не отпускал ее, а она медленно приходила в себя. Он отстранился, лишь когда Эйвери немного успокоилась. А она взглянула в его глаза. Глубокие, бездонные глаза. Провела пальцами по его лбу, удивляясь, как выдержала все прошлой ночью. Ее сердце забилось в предчувствии повторения.
        Кхекнув, он достал из заднего кармана бумажник, а из него пакетик из фольги, который она у него выхватила. И с тем же благоговением, какое выказывал он, стянула с него штаны и надела ему презерватив, то и дело отвлекаясь на поцелуи, поглаживая его щекой и лаская языком.
        Он со стоном приподнял ее, повернул и прислонил к фальшборту. Когда он снимал с нее бикини, его глаза играли как ртуть, серебрились.
        Солнечные лучи падали на ее плечи, выгнутую спину. Слышались всплески воды, волны ударяли в борта, а возможно, зубастые чудища готовились к атаке — но ей было все равно.
        Ее внимание приковал Джона. Словно не веря своим глазам, он любовался ее обнаженным телом. Его руки ласкали ее так нежно, так бережно, словно он хотел навеки сохранить в памяти эти прекрасные формы.
        Она положила руку ему на плечо и притянула к себе. Подняла ногу и обхватила его бедро. А потом, с глубоким вздохом, он вошел в нее. Наполнял ее медленно, душераздирающе медленно и невыносимо сладко. Пульсировал внутри ее, заходил глубже, глубже, глубже, чем она могла представить.
        От его напора у нее кружилась голова, отказывалось подчиняться тело. Наслаждение переполняло ее, пока она не перестала ощущать что-то, кроме ритмичных движений между ног. В животе. Во всем теле. И слышать звук сердца Джоны над самым своим ухом, когда она прислонила голову к его груди.
        Потом они оба старались отдышаться. Джона рассмеялся, и Эйвери тоже. Она подняла взгляд и увидела теплые искорки в его глазах.
        Не успела она понять их причину, как он мотнул головой, натянул шорты, затем присел на палубу катера и подставил лицо солнцу.
        —Не ты одна хочешь запомнить это лето, мисс Шоу.
        Эйвери опустилась на колени, чтобы поцеловать его, а затем встала и, обнаженная, прошлась по катеру. Джона оперся на локоть и с восхищенным изумлением наблюдал за нею.
        А Эйвери удивлялась пресности своей прежней жизни.
        Джона развернул катер, и они отправились обратно.
        Одной рукой он держал штурвал, а другой обнимал Эйвери. Она стояла у борта в своем невообразимом бикини и коротких шортах. Сквозь деревья на топких берегах пробивались солнечные лучи, на ее глаза падала тень от широкой австралийской шляпы, а с ее набухших губ не сходила улыбка.
        Природа вокруг умиротворенно замерла, и на этой тихой реке они казались себе единственными оставшимися на земле людьми.
        Неожиданный всплеск заставил их встрепенуться. Джона посмотрел в сторону раздавшегося звука.
        —Смотри! — воскликнул он хриплым после долгого молчания голосом.
        Эйвери заморгала, перевела взор на реку и увидела крокодила. Его длинное коричневое тело лежало под водой, а над ней поднималась только морда с глазами-бусинками и несколько горбинок хребта.
        Эйвери выпрямилась и так сжала пальцами в поручни, что кожа под ногтями порозовела.
        —Какой громадный!
        —Футов двенадцать. А может, четырнадцать.
        Она сдвинула шляпу на затылок — и у нее на лбу осталась тонкая розовая полоска.
        —Смотрит прямо на меня. Наверняка хочет поужинать.
        —Не осуждай его.
        Она бросила взгляд на Джону и облизнула губы, чтобы скрыть улыбку, потому что улыбалось все ее тело. Затем повернулась, прислонилась спиной к борту и скрестила ноги в лодыжках.
        —Если, по воле небес, я сейчас упаду в воду, ты меня спасешь?
        —От крокодила? Если он утащит тебя под воду, все будет кончено. Перекусит тебя в одно мгновение.
        Она хохотнула, но без веселья в глазах.
        —Как только женщины с тобой справляются, Джона Норт?
        —Справляются? А зачем, по-твоему, я везде вожу с собой Халла? Без него меня бы быстро побили палкой.
        Ее глаза недобро сузились. Мысль о толпе преследующих его женщин явно не принесла ей радости.
        —Да-а-а. Наполовину тебе верю. Хотя, знаешь, все наоборот. Это только добавило бы твоему облику театрального трагизма.
        —Чего-чего?
        —Ничего, — отрезала она.
        Усмехнувшись про себя, он пробежался большим пальцем по розовой полоске от шляпы на ее лбу. Когда от его прикосновения ее глаза засияли, дыхание участилось, щеки порозовели, он положил руку обратно на штурвал.
        Его родители были людьми скромными и закрытыми. Его самого тоже отличала сдержанность. Но желание прикоснуться к Эйвери оказалось слишком сильным. Непреодолимым. Поэтому он протянул руку и погладил ее по талии, а затем обнял и усадил себе на колени.
        —Я замечаю, Халл больше тебя не пугает, — сказал он голосом с хрипотцой.
        —А я замечаю, что ты больше не норовишь от меня избавиться.
        Его поцелуй прервал обмен колкостями. А она запустила пальцы в его волосы и продолжала их ворошить, пока по его коже не пробежали мурашки удовольствия.
        Лишь через несколько минут он вспомнил, что они плывут по кишащей крокодилами реке. Встрепенулся и постарался взять себя в руки. Но в теле его по-прежнему царила истома от близости Эйвери, а каждое ее прикосновение кружило ему голову, подобно гипнотическим пассам.
        Он уже начал подумывать, что ее отдых в Австралии скоро закончится, тогда как ему хотелось, чтобы их лето продолжалось вечно. Чтобы быть рядом с ней. В этом земном раю. Где каждый день их ждали приятные сюрпризы.
        Наконец катер ткнулся в берег там, откуда они отплыли. Эйвери отодвинулась от Джоны и зевнула, дав ему возможность заняться оснасткой. И немного расслабиться. Нет, помощь ей не требовалась. Просто она еще не совсем пришла в себя. Надо было чуть передохнуть.
        —Все получилось даже увлекательнее, чем я ожидала.
        —Могу я процитировать тебя на своем сайте?
        Зевок превратился в усмешку.
        —Лучше выбери слоган «Удовлетворение гарантировано».
        Ответить Джона не успел — позвонили из «Аллигатор тур» и поздравили с благополучным возвращением. Он лишь наблюдал, как она собирала на катере свои вещи, а шорты едва прикрывали ее длинные ноги.
        Может, она и получила удовлетворение, но ему хотелось задушить ее в объятиях.
        Ее вкус, запах, гладкость кожи подчиняли все его чувства. Ни одна женщина прежде не поглощала так его душу и тело. Глядя на нее, он забывал обо всем на свете.
        Но жизнь всегда шла своим чередом. И давала ему ценные уроки. Например, что «слишком хорошо» долго не бывает. Однако и его горький опыт кое-чему научил. Он знал, что его ждет в скором будущем. И на сей раз собирался взять ход событий под контроль.
        —Халл? — окликнула она пса.
        Выведенный из задумчивости голосом Эйвери, Джона осмотрелся. Около джипа Халла не было, он беспокойно сновал взад-вперед у кромки воды, так что даже замочил лапы.
        —Привет, дружище. Не тревожься. Мы вернулись здоровыми и невредимыми. — Но Халл заскулил еще громче.
        Джона спрыгнул с катера. Но вместо того чтобы лизнуть ему руку, Халл подбежал к джипу и начал бить лапой по дверце.
        Озадаченный Джона посмотрел на Эйвери, которая спрыгнула с катера вслед за ним и пожала плечами. В собаках она не разбиралась. В детстве у нее не было щенка — отец из-за множества дел не мог себе этого позволить.
        Джона подошел к псу, велел ему сесть. Что случилось? У Джоны екнуло сердце. Он бережно ощупал лапы Халла, потом осмотрел живот. В этой реке водились красно-черные змеи, но следов укуса у пса не было. Да и не даст он себя в обиду. Живучий, как никто другой. Его братья и сестры погибли, а он нет. И все у него будет хорошо.
        —По-моему, с ним все в порядке. Похоже, заскучал.
        —Что?
        Эйвери хмыкнула, а ее глаза заблестели.
        —Думаешь, ему нужна подружка?
        Джона похлопал Халла по загривку. С Эйвери он согласиться не мог.
        — Ему всего три года. Маловат еще.
        — Словно двадцать один год человеку.
        Джона вспомнил себя, каким он был в этом возрасте, и переступил с ноги на ногу.
        — О, черт.
        — Если только он не кастрирован.
        Джона вздрогнул:
        —Упаси боже.
        —Ну, если твоему псу не хватает общения, твой долг ему помочь.
        —Это не мой пес. — Продекламировав это, Джона тем не менее вспомнил, как накануне искал Халла в лесу, как тревожно при этом ныло сердце. Жизнь без Халла сразу бы опустела. — Правда думаешь, что дело в этом?
        Эйвери ухмыльнулась:
        —Если слишком долго сдерживать свои порывы…
        Джона повернулся к ней. Ее глаза искрились на ярком солнце. Рубашка помялась. Кожа порозовела от его ласк. Живое доказательство того, что порывы лучше долго не сдерживать.
        Он снова посмотрел на своего мохнатого друга:
        —Халл!
        Пес поднял голову, услышав свое имя. Умнющие глаза, волчья морда, густая шерсть.
        —Скучаешь по девочке? В этом проблема?
        Халл лизнул свои лапы, шумно задышал, и Джона про себя выругался:
        —Чем тебе помочь, дружище?
        Эйвери звонко расхохоталась, и Джона с трудом сдержался, чтобы не заключить ее в объятия. Он распахнул дверцу машины и рокотнул:
        —Садитесь.
        Халл запрыгнул первым, за ним села Эйвери. Джона вернул ключи сотруднику туристической компании, который ждал их в домике неподалеку, дал ему свою визитку и объяснил, как связаться с его юристом. Затем вернулся к машине, где его ждали умопомрачительная блондинка и тоскующий по собачьей любви пес.
        Джона задумался, с какого момента в его отлаженной жизни все пошло кувырком.
        Глава 9
        Через несколько дней Джона решил утром пробежаться по пляжу вместе с Халлом. Заметив впереди нечто любопытное, он прибавил шагу. Невдалеке стоял фургончик, с которого продавали мороженое. Он давно там располагался, у ветхих домиков на берегу, где жили полдюжины любителей серфинга.
        Но интерес вызывало вовсе не полурастаявшее мороженое. Его внимание привлекла блондинка рядом. Длинные стройные ноги, загорелая кожа и падающие на спину волосы.
        Картину дополняли огромная шляпа и экстравагантные сандалеты — ставшие фирменным знаком Эйвери, едва она приехала. Старую рыбацкую шляпу она привезла с Зеленого острова, а шлепанцы продавал по два бакса за пару местный аптекарь. Но купальник приехал из Нью-Йорка — без бретелек, удивительным образом сконструированный лифчик и плавки-ниточки. Она встала на цыпочки, чтобы поговорить с продавцом мороженого, который выглянул из-за прилавка и скалился через свои заплетенные в косички волосы.
        Так что Джона очень кстати решил пробежаться по берегу. Когда-то он был одним из таких серферов, так же сидел сиднем, лентяйничал дни напролет. В теории это звучит хорошо. А на самом деле хорошо, но только до определенного момента. Пока не наскучит.
        Теперь он каждую неделю старался выкроить два десятка минут для пробежки. А эти чуваки наверняка прерывали свой пляжный отдых лишь на час, и то чтобы сходить за пособием по безработице. Такой же парень сейчас болтал с очаровательной туристкой. И впервые за несколько лет Джона усомнился в правильности своего образа жизни.
        Смех Эйвери разносился по берегу, и выброс адреналина погнал Джону вперед.
        В прошедшую неделю она почти каждый день спала в его кровати. Чаще оставалась ночевать, чем уходила. И даже если все это был только легкий роман, парню с косичками, черт возьми, лучше держаться от нее подальше. Может обменяться парой фраз по-соседски — и до свидания.
        Слова «легкий роман» он твердил про себя как заклинание, когда смотрел, как она сидит за кухонным столом, в одной рубашке, закинув одну ногу на кресло, со спутанными волосами и безмятежной улыбкой, а ее взгляд устремлен на море и пальмовую рощицу вдали.
        Рейч, после отупляющей офисной канители, ставила перед собой портативный телевизор и смотрела сериал «Семейство Кардашян». Эйвери же, рядом с ним, не отвлекалась ни на секунду. Когда он драил катер «Северного чартера», она с интересом наблюдала за ним, а на берегу Лунной бухты играла с Халлом, бросала палку, а пес ей приносил. Она стала здесь своей.
        Он смотрел на море ее глазами и невольно задумывался: почему сам так много работает и мало времени проводит на пляже? Что толку жить в прекраснейшем месте на земле, если никогда этого не замечать?
        При его приближении Эйвери повернулась. Заметив, как она лижет язычком тающее мороженое, он споткнулся и едва не упал. Она посмотрела, как он выпрямился, ухмыльнулась и махнула рукой с мороженым.
        Халл рванул вперед, чтобы ее поприветствовать, а она потрепала его по холке. Потом дала слизнуть капельки мороженого со своего запястья, что пес и сделал.
        Затем Халл вернулся к Джоне, а Эйвери смотрела, как он спешит к ней. И с другой стороны дороги Джона видел, как у нее расширились глаза. Видел, что она любуется им.
        Желание подойти к ней, поцеловать, схватить в охапку и унести в свой домик на холме было столь сильным, всеобъемлющим и дразнящим, что он махнул ей рукой и побежал быстрее, просто чтобы продемонстрировать, как хочет встречи.
        —Эй! — окликнула его выросшая как из-под земли женщина, с красным словно помидор лицом.
        Джона остановился. Однако она имела в виду не его, а Халла.
        —Чем могу помочь, мэм?
        —Не мэмкай мне, сынок! Это твоя собака?
        Джона хотел было по привычке сказать «нет», но весь растаял, услышав скулеж Халла.
        — Я для него… главный авторитет.
        — Что это, черт возьми, значит?
        — Вам, леди все равно не понять.
        — Кто бы ты ни был, твой… ублюдок принюхивался к моей Петунии, и ты должен это прекратить.
        — К вашей…
        В этот момент к ним подошла Эйвери. Он почувствовал ее запах, ее тепло, а по его левой руке пробежал озноб еще до того, как она сказала первое слово.
        —Привет, малышка. Петуния, да? — проворковала она и потянулась к сумке недовольной собаковладелицы. Там в кармашке виднелась лысенькая головка крохотного существа, которое даже собачкой трудно было назвать. Эйвери собралась ее погладить, но она грозно оскалилась. Эйвери отдернула руку, положила ладонь на загривок Халла и спросила: — Понравилась она тебе, Халл?
        Джона заметил, как успокоило Халла поглаживание Эйвери, но тут в беседу снова вступила хозяйка лысой собачонки:
        —У Петунии течка.
        Джона оторвался от своих грез и вернулся в настоящее:
        —Только не говорите, что он ее обрюхатил.
        —Ничего подобного. Слава богу! И меньше всего она нуждается в том, чтобы твой уродище лишил ее шансов произвести на свет чемпиона.
        —Мой пес — не уродище. А вот ваша…
        —Изящная как кнопочка, — вмешалась Эйвери. — Чемпиона, говорите? Крутенько. Будь она моей, я бы все силы приложила, чтобы держать ее подальше от похотливых кобелей. Ведь, случись что, такой мохнатый великан превратится в сущего зверя.
        Она ворковала так ласково, успокаивающе, с неповторимой нью-йоркской изысканностью, что сбитая с толку хозяйка Петунии прикусила язык. Затем она перевела взор с Эйвери на Джону. И посмотрела на него так, словно впервые увидела. Точнее, вперилась взглядом в его мощную волосатую грудь.
        Джона шагнул назад, а она мотнула головой, словно стряхивая наваждение:
        —Просто держи своего урода на поводке. Или я подам на вас в суд.
        После этих ее слов Джона перестал отступать и шагнул вперед, так что она была вынуждена смотреть на него снизу вверх.
        —Секундочку, леди. Если вы будете держать вашу Пендунию…
        —Петунию, — поправила его Эйвери.
        —Петунию так Петунию. Если будете держать ее дома, пока у нее течка, а не таскать в своей долбаной сумке, тогда мой пес на нее и не взглянет. И он отнюдь не урод. А замечательный пес. Выдающийся. Преданный, любящий, добрый. Вам с вашей крысой таких не видать, как своих ушей!
        Возмущенная собачница удалилась, волоча под мышкой свою любимицу.
        —Вау! — Джона пригладил мокрые от пота волосы, понимая, что вспотел не только от бега. Он посмотрел на Халла, а тот ответил ему отчаянным взглядом, потому что объект его воздыханий утащили прочь.
        —Мой пес.
        Джона вопросительно посмотрел на Эйвери. Она лизнула мороженое и озорно улыбнулась.
        —Что-что?
        —Ты сказал про Халла «мой пес». Теперь не отвертишься.
        Она привстала на цыпочки, похлопала его холодной ладонью по груди и поцеловала. Ее горячие губы пахли мороженым, летом и чем-то еще непередаваемо сладким. Вызывали такое же ощущение уюта, как его родная бухта. Затем ее рука скользнула по его груди, а ноготки больно цапнули за волоски.
        Она пошла обратно, к своему отелю, оборки ее юбочки хлопали вверх-вниз, словно приглашая его следовать за нею. Затем она сказала:
        —Твой пес — большой простофиля, Джона Норт. Как и его хозяин.
        —Вроде недавно ты называла меня сущим зверем?
        Эйвери даже не попыталась сказать, что имела в виду Халла.
        —Я занимаюсь связями с общественностью. То есть приходится расхваливать средненькие продукты, пока они не начнут благоухать, как розы. И теперь ты понял, что я свое дело знаю.
        И она пошла прочь, покачивая бедрами. Волосы ее развевались, каблучки цокали по горячей плитке. Джона остался в недоумении, и все же у него отчего-то потеплело на душе. Он рыкнул и продолжил свою пробежку. И прибавил скорости.
        Эйвери вошла в «Тропикану» слегка раскрасневшейся после короткой перепалки с Джоной. Она собиралась принять холодный душ, чтобы смыть солнцезащитный крем и следы от мороженого, да и вообще привести себя в порядок перед разговором с матерью, но сначала остановилась у бассейна. В полдень рядом с ним никого не было. Поэтому она окунула липкие руки в кристально чистую воду и чуть не упала, когда увидела, что неподалеку в белом шезлонге лежит Клаудия.
        —Какая встреча! — поприветствовала она подругу.
        Клаудия ответила, словно откуда-то издалека:
        —Крошка, привет. Как дела?
        Эйвери села в шезлонг рядом с Клаудией и рассказала ей о происшествии с Петунией.
        — Значит, у вас с Джоной все идет хорошо, — заметила Клаудия.
        — Вроде да, — согласилась Эйвери и сама услышала свой вздох. И уточнила: — То есть если нужен мужчина для курортного романа, то он вполне подойдет, так?
        Клаудия задумчиво кивнула:
        —Только не забывай о здравом смысле.
        Эйвери пнула ногой кресло Клаудии.
        —Меня поверг в шок его рассказ об одной такой истории пару лет назад.
        —Было дело. А ты старалась узнать подробности?
        — Очень.
        — Ее звали Рейчел.
        — Знаю.
        — Она жила с ним здесь несколько месяцев.
        Месяцев? Несколько?
        —Тоже была очень симпатичная. Загорелая, с роскошными темными волосами, ноги от ушей. Настоящая амазонка. На полфута выше тебя. Фигурка что надо, ты бы зарыдала, ее увидев. И харизматичная! С энергетикой, какой ни у кого больше не видела.
        —Ладно, о’кей. — Эйвери потянулась и прикрыла ладонью улыбающийся рот Клаудии. — Все поняла. Она была великолепна.
        Клаудия отпрянула, продолжая усмехаться:
        —Клевая телка. Но совсем не подходящая для Джоны.
        —Почему? — Эйвери призадумалась, подойдет ли она, горожанка, такому пляжному мальчику. Однако долго ломать голову над этим вопросом она не стала.
        —По-моему, она просто дожидалась здесь, когда ее босс в Сиднее по ней соскучится и будет готов на все, лишь бы вернуть ее обратно.
        —Но разве они не вместе с Джоной туда поехали?
        —А почему бы ей было не взять его в Сидней, если там такого мужика днем с огнем не сыщешь? Вдобавок он воспылал к ней чувствами и оказался упрямым как осел. — Глаза Клаудии сузились, и она добавила: — А ты сама-то этого не заметила?
        —Чего? — Конечно, еще как заметила, но это для нее не имело значения. — Нет. А сейчас у тебя никаких мыслей нет?
        —Пытаюсь сообразить.
        —Ты была бы не ты, если бы что-то не придумала.
        Клаудия пожала Эйвери руку, словно чтобы увериться в ее внимании, и сказала:
        —Хочу лишь заметить, что он никогда так много не улыбался, как рядом с тобой. Да и ты… — Клаудия взглянула на лицо Эйвери, — цветешь и пахнешь.
        Эйвери с деланым недовольством хлопнула Клаудию по руке и откинулась в своем шезлонге. Она смотрела на безоблачное голубое небо, и в голове ее вертелось все больше вопросов. Она взглянула на Клаудию, увидела слезы на ее лице, бросилась к ней и положила руку на плечо:
        —Клод! Ты плачешь от счастья? Скажи мне, что это так!
        Клаудия вскинула голову, вытерла глаза и улыбнулась. Это стоило ей немалых усилий. По крайней мере, теперь она расскажет подруге о своих делах.
        —Ну правильно, — продолжила Эйвери. — Хватит себя сдерживать. Ну, в чем дело? У твоих родителей все в порядке?
        Клаудия так сильно мотнула головой, что хлестнула себя конским хвостом волос по щекам.
        —Нет, не в этом дело. Просто ты проводишь лучшее лето в своей жизни, а у меня оно — самое худшее. Этот отель… Ты заметила, как у нас мало гостей.
        Эйвери окинула взглядом широкий бассейн под балконами дюжины пустых номеров:
        —Ты говорила, что все здесь переустроишь, и я думала…
        Клаудия фыркнула:
        —Не будет никакого переустройства. Денежек на это нет. Отель почти банкрот. Последнее время я работала как проклятая, но на все просто рук не хватает.
        —А что ж ты раньше молчала?
        —Не хотела портить тебе настроение. А мои родители пальцем о палец не ударили, чтобы мне помочь. Ума не проложу, что еще можно сделать.
        От грустного взгляда голубых глаз Клаудии у Эйвери заныло под ложечкой.
        —Люк же классный рекламщик. Неужели он ничего не может придумать?
        —Этот робот только что прислал мне имейл. — Клаудия показала свой мобильник. — Он поставил мне ультиматум. Или рассчитаться со всеми долгами, или передать отель под его управление.
        —Что?
        —Он хочет сделать оформление в стиле Кон-Тики с баром у бассейна, для двадцати-с-чем-то-летних выпивох, чтобы все ходили в парео и тому подобное.
        —Не может быть.
        —Он уже все подсчитал, составил бизнес-план.
        —Но «Тропикана» совсем для таких игрищ не подходит. Все его планы — просто дешевка. Смешно. Как пообещать круиз на теплоходе без морской болезни.
        —Вот именно! Ты здесь была два раза и все прекрасно понимаешь. А он здесь вырос и по-прежнему… — Она не смогла подобрать нужного слова.
        —Болван.
        Клаудия фыркнула. А потом опять заплакала, но не так горько, как минуту назад.
        — А не ты ли с ним когда-то гуляла на закате по берегу?
        — Вовремя поняла свою ошибку, — заметила Эйвери.
        —К счастью для Джоны.
        Да, к счастью для Джоны? Но сейчас ей некогда было над этим размышлять. Она и так виновата перед Клаудией. Хороша подруга! Давно надо было им поговорить, вместе наверняка что-нибудь бы придумали.
        Эйвери погладила Клаудию по руке.
        — Что я могу для тебя сделать?
        — Ничего.
        — Я много знаю и умею, если на то пошло. Свой диплом с отличием не за красивые глазки получила.
        — Времени в обрез.
        — Не обязательно все ставить с ног на голову. А с Люком можно поговорить. Надо его убедить, чтобы дал тебе отсрочку.
        В глазах Клаудии блеснул огонек надежды.
        — Но ты слишком занята.
        — Чем это?
        — Джоной.
        — Смешная девчонка, — обыграла Эйвери название старого фильма с Барброй Стрейзанд.
        Клаудия улыбнулась сквозь слезы.
        —Клаудия, я не брошу тебя ради горячей летней любви. Мы с тобой как одна семья.
        А семья — прежде всего. Сколько раз она слышала это от своей матери. Дескать, совсем ты отбилась от рук, доченька, давай-ка возвращайся в мое полное подчинение. Однако на сей раз ее подруга действительно нуждалась в помощи.
        Наконец Клаудия улыбнулась по-настоящему:
        — Эта любовь правда такая горячая, как мне видится?
        — Еще горячее. Тем не менее я в твоем распоряжении. Что тебе поможет?
        Тяжело вздохнув и оглядев почти безлюдный двор отеля, Клаудия промолвила:
        —Чудо.
        —Вечеринка, — повторил Джона за Эйвери, которая использовала его теплую голую грудь как подушку. Они лежали рядом в широком гамаке, натянутом между двумя пальмами на берегу у подножия холма, а морские волны лениво плескались у темных скал.
        —Не просто вечеринка. — Эйвери блаженно вздохнула. — А званый вечер. Я же из Нью-Йорка, мистер Норт. И почти каждый август проводила в респектабельном Хэмптонсе. Ты не поверишь, во сколько благотворительных советов входит моя мать. Я — спец по связям с общественностью и рекламе. Так что, мистер Норт, прекрасно знаю, как все организовать.
        Забавно, что именно такой вечер вынудил ее удрать в Австралию. А для того чтобы вдохнуть новую жизнь в «Тропикану», требовался званый вечер, каких здешние места еще не знали.
        —Между прочим, это ты, милый Джона, навел меня на такую мысль.
        —Что-то сомневаюсь, — проворчал он, а его перекатистый голос резонировал в его груди.
        —Помнишь, как ты говорил мне, что ваша бухта — не просто череда отелей для туристов, а все вы здесь как родные? Так почему бы нам не собрать всех ради общего дела? Пригласим земляков, которые сейчас пользуются влиянием. И сыграем на слабой струнке каждого человека, любви к местам детства. Пусть купят благотворительные билеты, и у Клаудии дела сразу пойдут на лад. Мы добьемся, чтобы «Тропикана» снова заняла достойное место на туристических картах!
        Он поднял голову, взял ее за подбородок и взглянул ей в глаза, явно не столь взволнованные, как у Клод.
        —Исходя из твоих слов, ты в следующие две недели будешь занята.
        О, отчего же?
        —Немного.
        —Хмм, — прогудел он и прижался к ней плотнее.
        Но хотя она всем телом тянулась к нему, жаждала каждую секундочку лета провести в его объятиях, сделать его фанатом бейсбола — «Вперед, Янкиз», — любоваться его дружбой с Халлом и отдаваться неведомым ей прежде ощущениям, — Клаудия оставалась ее старой подругой. Таким образом, и в тысячах миль от дома она оказалась между двух огней — чувством долга и зовом сердца.
        В прошлом всегда побеждало чувство долга. Безусловно. Едва у нее начинали завязываться с кем-то романтические отношения — мать была тут как тут. Почему-то у нее тут же случались нервные срывы, о чем она немедленно информировала дочь по телефону. Но теперь, вдали от эпицентра тех страстей, она понимала, что всегда была счастлива помочь матери. Потому что нет ничего хуже, чем причинить боль самому родному человеку на свете.
        Но здесь, сейчас впервые выбор зависел только от нее. Помощь Клаудии в трудную минуту не требовала чрезмерных усилий, хотя с Джоной не хотелось расставаться ни на секунду.
        —Я буду занята, — сказала она, прижимаясь к нему всем телом, — но не все время.
        Услышав ее разъяснения, Джона медленно провел пальцем по ее обнаженной спине, отчего по ее коже пробежали мурашки.
        —Думаю, до моего отъезда у нас будет еще немало дней, подобных сегодняшнему, — добавила она.
        Его рука остановилась, и она почувствовала, как он напрягся, на сей раз как-то нехорошо. Она повернулась, чтобы посмотреть ему в лицо. Он двигал желваками, а в его глазах блестели серебристые огоньки.
        Она тихо вздохнула и призадумалась. Они никогда не говорили о ее отъезде, просто незачем было поднимать эту тему. Жили сегодняшним днем, не задумывались о будущем. Да и как о нем думать, если она от одного его взгляда наполнялась сладкой истомой и болью одновременно, если все в ней вдруг загоралось так, что она едва дышала.
        Чтобы переменить тему, Эйвери спросила:
        —Как насчет гамаков?
        —Вроде этого?
        —Да. — Она хотела убедиться, что он не думает об их расставании.
        После нескольких вдохов и выдохов он кивнул:
        —Гамаки есть.
        —Можно будет их у тебя одолжить?
        —Для чего?
        —Для нашего вечера! Ты меня внимательно слушал?
        —Непросто тебя слушать, когда ты ко мне прижимаешься.
        Наверное, так и есть, подумала Эйвери и выгнула спину под его рукой, протяжно вздохнула, когда он коснулся ее кожи. Секс не оставляет места для размышлений, тем более для размышлений серьезных.
        —Но ты можешь помочь не только таким образом. — Она провела рукой по его груди, по загорелой прекрасной коже.
        —А кто вообще сказал, что я собираюсь помочь?
        —Я сказала. Продашь билеты всем сотрудникам своего «Северного чартера». Я уже послала Тиму список корабельной оснастки, которую мы одолжим у тебя для декора.
        Как только он посмотрел ей в глаза, она перестала его нежно поглаживать. Оставалось лишь удивляться, что раньше этот взгляд приводил ее в ярость. Сейчас он смотрел серьезно.
        —Ты предпочла Тима?
        —Он импозантнее тебя. И не спорит по пустякам. Похвалил мои туфли. Думаю, нравлюсь ему больше, чем тебе.
        —Это невозможно, — твердо ответил он, а ее как ураганом накрыла теплая волна радости. — Ты же знаешь, он — гей. У него есть бойфренд. Уже года три.
        —Замечательно. Втюхаем билет и бойфренду тоже.
        Джона хохотнул — наконец! — и глаза его подобрели. Он ответил ей поцелуем в уголок рта, затем в другой, со всей нежностью, которую обещал его взор. Джону отличала не только ворчливость, но и пылкость, он вдруг дарил ее нежным вниманием, погружая в сладкую истому и едва не лишая чувств.
        После расставания она будет по нему скучать — сильнее, чем это можно представить, — но никогда не пожалеет, что побывала в сказочном мире Джоны Норта. Вот что главное, вдруг осенило ее. Не в ощущении утраты, которое наполнит ее после этого лета, а в том, что происходит с ней сейчас. Она не будет просить прощения у самой себя. Не станет себя корить. А жизнь продолжится.
        Она чуть отстранилась, чтобы щелкнуть его по носу, провести пальцем по скулам, по морщинкам у глаз. Какая горячая у него кожа! Как приятно ее касаться!
        Джона вопросительно вскинул брови.
        Если бы он узнал, что творится в ее головке, но наверняка бы вылез из гамака и вернулся к своим рутинным делам. Поэтому она просто запустила пальцы в его волосы, взъерошила непокорные черные кудри, прильнула к нему губами. Шумел океанский прибой, ласково светило солнышко, а она целовала его, пока на всей земле ничего, кроме него, для нее не осталось. Только он. Рядом с ней.
        Сейчас…
        Позже этим вечером, свернувшись калачиком на большом тростниковом кресле у входа в фазенду Джоны, Эйвери задумалась о доме. И решила, что надо бы заказать билеты обратно.
        Однако вместо этого — словно выбирая меньшее из зол — надумала поговорить с матерью по скайпу. Она долго избегала таких бесед. Хотя бы с того дня, когда они с Клод решили организовать званый вечер. Просто некогда было. Тем более что в Нью-Йорке намечалось свое торжество. Пришлось бы отвлекаться на те далекие события или уклоняться от разговора о них. Только лишний сумбур в голове.
        Скоро мать ответила — ее светлые крашеные волосы и лицо с совершенным макияжем появилось на дисплее. У Эйвери словно ком в горле застрял, она не могла и слова вымолвить.
        К счастью, мать сразу взяла быка за рога:
        —Кто ты такой и что сделал с моей дочерью?
        Эйвери взглянула на свое мини-изображение в уголке дисплея и осознала, что впервые после приезда в Австралию ей надо было соответствующим образом одеться. На голове у нее царил кавардак, нос покрыт веснушками, и на ней было одно бикини.
        Но не только поэтому она не могла оторвать глаз от своего изображения. Распухшие губы. Опущенные плечи. Уверенный взгляд. За последние недели она каким-то образом освободилась от прежней подавленности и выглядела… счастливой.
        Стук клавиатуры в комнате Джоны вернул ее к действительности.
        Моргнув, она снова посмотрела на дисплей:
        —Тебе не нравится загар, да?
        Каролина Шоу — она носила фамилию бывшего мужа — округлила глаза, стараясь не поморщиться:
        — Ты ведь пользуешься солнцезащитным кремом. И увлажняющим тоже. И косметическим тоником. И…
        — Я отлично провожу время, спасибо за беспокойство.
        Мать улыбнулась в ответ, а Эйвери поведала ей о событиях в бухте — о Клаудии, Айсис и Сайрусе, о Халле и приглянувшейся ему сучке. Однако ни слова о званом вечере. И о мужчине, который занимал все ее время.
        — А что тот твой приятель? — спросила мать и, к счастью для Эйвери, потянулась за чашкой с чаем.
        — Какой приятель?
        — Отельер. Несколько лет назад мы познакомились с его родителями.
        — Люк, что ли?
        —М-м-м. Погуглила о нем, когда ты его упомянула. Интересная личность. В высшей степени достойная внимания. Разведенный, — многозначительно проговорила Каролина, — но, полагаю, не отягощенный обязательствами. Ты давно о нем не вспоминала, и я подумала, что, возможно…
        Эйвери подзабыла, что ее мать подобна камертону и издает недовольный звук при всяком подозрении, что какой-нибудь дьявол в мужском обличье умыкнет доченьку из-под ее крылышка.
        Легче было притвориться, что ничего не происходит, или просто избегать всяких романтических отношений, чем пытаться как-то вразумить Каролину. Однако впервые за много лет Эйвери сказала прямо:
        —Нет. Я встречаюсь кое с кем другим.
        Рука матери с чашкой чая остановилась на полпути.
        —И кто этот счастливчик?
        У Эйвери екнуло сердце, когда она увидела на лице матери признаки нервного срыва:
        —Его зовут Джона. Местный житель. Мы познакомились в океане. Халл — пес — принадлежит ему.
        Какой ужас! Хуже описания не придумаешь. Тем не менее в решающий момент разговора она выбрала наилучшую тактику.
        — Такой же симпатичный, как и тот? — осторожно поинтересовалась мать, словно догадываясь, что дочь готова разрыдаться.
        — Намного привлекательнее.
        Мать печально улыбнулась, а Эйвери вдруг пожалела, что завела этот разговор. Все-таки корить мать за что-то в своих мыслях — это одно, а смотреть ей прямо в глаза — словно резать по живому.
        Эйвери услышала шум воды из душа. Значит, Джона закончил все дела и готовится лечь в кровать. Этот обольстительный мужчина, которым она любовалась. Однако никакие эпитеты не могли передать ее чувств, никакой рассказ не мог описать последние события.
        И как же мало деньков осталось до конца лета!
        Она умышленно зевнула.
        Мать попыталась вскинуть брови, но после многих лет ботокса, применяемого для устранения морщинок, это оказалось невозможным.
        —Пора спатиньки, родная? Иди к себе, если устала.
        Однако перспектива пойти в свой номер явно проигрывала перед тем, что ждало ее в этом доме.
        —Здесь совсем другая жизнь. Размеренная. Спокойная. Много солнца… — На сей раз она не удержалась и посмотрела на окно, свет из которого просачивался на грубое дерево террасы, освещенное луной. — Целительная.
        Мать, судя по выражению ее лица на дисплее, намеревалась сказать что-то неприятное. У Эйвери екнуло сердце. Пожалуйста, не надо, мысленно взмолилась она, сама не зная о чем. О понимании? Прощении? Свободе от опеки? Отсрочке?
        —Люблю тебя, моя девочка. Будь осторожнее. Возвращайся поскорее. — И она отключилась.
        Эйвери тяжело вздохнула. Оставила планшет Джоны на скамье в кухне и прошла в спальню, наполненную паром из душа, а ее хозяин лежал полураздетый.
        Ее глаза пробежали по его прекрасному телу, двигающимся мускулам на спине, светлым бедрам над загорелыми ногами, словно намекающими на таящуюся среди них прелесть.
        Она подошла к нему и погладила обе его щеки, поцеловала между лопаток, усмехнувшись, когда от ее прикосновения напряглись его мускулы.
        —Поговорили? — Он повернулся, а его скомканная футболка оказалась между ними.
        —М-м-м… хм-м-м, — промурлыкала она и провела пальцами по его бицепсам.
        —Все в порядке? — строго спросил он.
        Она подняла взор и увидела, что его глаза потемнели. Он будто себя сдерживал. И она не стала дожидаться взрыва.
        —Как и предполагалось. Мою мать удивило только одно.
        —Что же?
        —Она удивилась, почему я не думаю о возвращении.
        —А что ты ей сказала?
        —Мы с ней близки, но не настолько. — С этими словами она встала на цыпочки, взъерошила его волосы, поцеловала и начала погружаться в сладкую истому, когда он скинул футболку и обнял ее, а его горячая грудь прижалась к ее бикини.
        Он поднял ее как перышко и отнес в ванную, поставил под душ, головой прямо под струи воды. Она со смехом откинула с лица волосы. Однако ее улыбка погасла и перешла во вздох, едва она увидела горячие огоньки в его глазах.
        Целительная жизнь, подумала она, когда он заключил ее в объятия и начал ласкать, пока она не стала терять сознание от наслаждения. У нее в голове лишь мелькнул вопрос: от чего ее исцеляет Джона Норт?
        Глава 10
        Эйвери не стала, как обычно, за неделю бронировать билет на самолет, потому что с головой ушла в подготовку званого вечера.
        Клод придумала тему — «Вдали от берега». Таким образом, они могли реализовать все свои фантазии, добавить мероприятию гламура, элегантности и ностальгии по старым добрым временам, что и отличало стиль Эйвери Шоу.
        Звучал чарующий голос Дина Мартина, болтали и смеялись гости. Стреляли пробки из-под шампанского, пенилось пиво в кружках. Официантки с точеными фигурками и официанты в костюмах с иголочки разносили коктейли с тропическими фруктами. Над бассейном плыл аромат роз и франжипана, а сквозь толстые рыбацкие сети светили изящные белые фонарики.
        Джона — в известном смысле офис-менеджер Тима — подарил сети, моряцкие жилеты для официантов и спасательные круги для декора, а также дюжину ромовых бочек, которые использовались как столы. А яхта? Сущий пустяк для Джоны. Серебристо-черная красавица стояла на постаменте у края бассейна, ее привезли днем раньше и с помощью крана водрузили на место. Никто не знал, откуда она прибыла, имелась лишь короткая записка: «Разыграйте в лотерею. Мой тебе подарок, малышка». И только от продажи лотерейных билетов Клаудия выручила достаточно средств для поддержания отеля на плаву в течение месяца.
        Клаудия положила голову на плечо Эйвери, обе тяжело дышали после организационной суеты.
        —Я не могла себе позволить даже надувных шаров для пляжа, не то что вечеринку, тем более такую.
        Эйвери салютовала ей бутылкой с пивом:
        —Это только начало. Скоро блогеры начнут судачить о нас в социальных сетях. И тогда все поймут, что ты правда можешь предложить гостям что-то стоящее. От посетителей отбоя не будет.
        —Без тебя ничего подобного у меня бы не получилось.
        Эйвери пожала ей руку. Сильно.
        Ее увлечение рекламой вызрело в те годы, когда она играла роль девочки-оптимистки рядом со своими отцом и матерю. Но здесь, вместе с лучшей на земле подругой, с которой они вместе проделали такую громадную работу, она почувствовала нечто другое… Как она говорила Джоне? «Расхваливаю средненькие продукты, пока они не начнут благоухать, как розы».
        Эйвери еще раз похлопала Клаудию по руке.
        —Иди к гостям. Благодари их. Заводи полезные связи. Отельеру прохлаждаться некогда.
        Клаудия последовала совету подруги.
        А Эйвери почувствовала у себя на спине чью-то ладонь. Это был не Джона, потому что ее не обожгло, по коже не пробежали мурашки, не ослабели колени.
        Она повернулась и увидела Люка — респектабельного, гладко выбритого, в костюме от дорогого портного.
        —Люк! — Она потянулась и чмокнула его в щеку. — Вау! Какая неожиданность. Здесь начинается званый вечер. Клаудия знает, что ты вернулся? Она будет потрясена от твоего приезда как раз тогда, когда к ней пришел успех.
        —Уверена?
        —Абсолютно. И мы сейчас только опробуем новые идеи, которые скоро начнем претворять в жизнь. Так что не будь с ней строгим, а то тебе придется иметь дело со мной. Я не шучу. Ты помнишь, что я из Нью-Йорка? Я людей знаю.
        Люк щелкнул себя по носу.
        —Приму во внимание. А где она?
        —Пошла к… Ох.
        Эйвери увидела светлый конский хвост Клаудии.
        Она танцевала с темноволосым, кареглазым, узкобедрым мужчиной, который очень, очень плотно к ней прижимался. Это мог быть только Рауль.
        Эйвери решила показать Люку на них. Однако по выражению его лица поняла, что это не требуется.
        Бросив взгляд в их сторону, Люк промолвил:
        —Рад был снова тебя увидеть, Эйвери. — И он начал звонить своему бизнес-партнеру.
        Эйвери хотела подождать и помирить его с Клаудией, но ее сзади обняли чьи-то руки. На сей раз сомнений относительно их не возникло. Она прильнула к своему теплому Джоне, порывисто вздыхая от каждого его прикосновения.
        —Как Люк? — спросил он своим густым, сексуальным голосом.
        —Тебя это очень заинтересовало?
        —Не больше чем на нью-йоркскую секунду.
        —Хм, нью-йоркскую секунду? А ты знаешь, что она вмещает в десять раз больше, чем секунда Лунной бухты?
        —Ты собираешься в Штаты? — Он говорил шутливым тоном, но от мрачных ноток в его голосе у Эйвери сжалось сердце. Однако рано или поздно ей все равно придется уехать. Они не смогут избегать этого вечно.
        Пиво, адреналин и то, что она не смотрела ему прямо в глаза, позволило ей промолвить:
        —Не боишься, что будешь отчаянно по мне скучать?
        Он поцеловал ее волосы и сказал:
        —Нет смысла. Ты словно в черную дыру провалишься, и мы никогда больше не увидимся. А мне придется успокаивать тоскующую по тебе Клаудию.
        Поставим вместе с ней тебе памятник. К тому же я — человек занятой, ты ведь знаешь?
        Она это знала. А также знала, сколько времени он потратил на нее в последние недели. Поздно вставал, рано садился обедать, проводил с ней долгие чудные вечера. У Эйвери так заныло внутри, что она приложила руку к животу. А Джона обнял ее. Так они простояли несколько минут, просто впитывая тепло друг друга.
        Затем Джона ткнулся подбородком ей в плечо, его дыхание щекотало ей ухо.
        —Мисс Шоу, вы на самом деле пьете пиво?
        Эйвери поднесла ко рту бутылку и сделала глоток.
        Джона довольно ухнул.
        —По-моему, тебе нравятся любительницы поозорничать. Или сжульничать. Бросить вызов общественному мнению. Или… Все, я выдохлась.
        Повисла секундная пауза, а затем он промурлыкал:
        —Ты мне нравишься.
        А когда сердце Эйвери готово было взорваться, она заставила себя сказать:
        —Как тебе будет угодно.
        Он рассмеялся, его ха-ха-ха горошинками проскакало по ее рукам, а он отстранился и ушел прочь.
        У Эйвери сладко ныло в груди, когда она смотрела ему вслед. Когда наблюдала, как он присоединяется к гостям, останавливается поболтать. Настоящий мужчина. Замечательный, подумалось ей, судя по его подаркам, которых никто у него не выпрашивал. Яхту он дал просто потому, что мог это сделать. Без всякой помпы. Без театральщины. Отдал дань вежливости добрым знакомым.
        И она нравилась этому мужчине.
        А он нравился ей. Рядом с ним ей становилось легко, безопасно. Она ощущала собственную значимость. Ее охватывало желание. Влечение к нему. Она сама себе поражалась, когда находилась рядом с ним. И для всего этого ему даже не пришлось особо стараться.
        Сексуальная композиция «Смотрю только на тебя» группы «Фламинго» звучала из динамиков рядом. Справа от нее раздался громкий смех. Капли с запотевшей бутылки с пивом падали на ее ноги.
        И, наслаждаясь происходящим, едва дыша, с замирающим сердцем, остро ощущая каждое мгновение бытия, Эйвери Шоу чувствовала, что влюбляется впервые в жизни.
        Джона видел, что Эйвери над чем-то смеялась вместе с Тимом и его бойфрендом Роджером. Пыталась примирить Люка и Клаудию. Очаровывала юношу — разносчика мороженого и шайку парней с косичками, жаждущих купить лотерейные билеты, хотя им явно следовало обратить внимание на фланирующих рядом смазливых туристок.
        Не то чтобы он никого больше не замечал. И видел не только Эйвери. В кружевном платье кремового цвета, под которым мерцала ее кожа. А ее волосы словно водопад стекали ей на спину. И браслет из серебристых бусинок на ее запястье поблескивал при каждом ее движении.
        Но ему приходилось всеми силами сдерживаться, чтобы не утащить ее в какое-нибудь укромное местечко. И там крепко обнять.
        Вместо этого он сделал большой глоток пива.
        В общем, ничего смешного. Его чертовски пугали собственные чувства. Он просто не узнавал Эйвери. Она преобразилась в настоящую волшебницу. А разве не чудо, если флегматичный народец из Лунной бухты благодаря ей превратился в кипящую радостью карнавальную толпу?
        Она была не прежней его Эйвери, а кем-то другим: отличной пловчихой, путешественницей, докой в рекламе, причем на самом жестком в мире рынке. Оказывается, ее жизнь была ярче, полнее, эффектнее, чем он мог себе представить.
        Все становилось ясным как дважды два. Он просто ее толком не рассмотрел. Предпочитал наблюдать, как легко она поддается его чарам. Как охотно дарит ему свое время. Льнет к нему. И как он, впервые за полдюжину лет, считал возможным ради нее оторваться от своего бизнеса.
        Но этим вечером у него словно открылись глаза.
        Эйвери, которая к нему прижималась, в Нью-Йорке сама себя сотворила. Ему казалось, что она едва ли не родилась в бикини, а на самом деле она была общительной светской женщиной, принцессой Парк-авеню. И теперь она расцвела благодаря яркому свету и вниманию гостей.
        Словно дернули за шнур подвесного лодочного мотора и вернули его к жизни — так и Джона кашлянул и шагнул назад, едва не натолкнувшись на старинную бочку из-под рома. Одну из его бочек, коллекционных. Он присмотрел их и решил купить. Сделал своими.
        Он просто расслабился. Зазнался. Довольствовался тем, что видит Эйвери, хочет ее и ничто не может ему помешать. Забыл, что она туристка. Что вьет из него веревки. Даже ее насмешки над Люком не заставили его насторожиться.
        Он игнорировал все тревожные сигналы. Когда поцелуи Эйвери, ее нежная кожа и сосредоточенность на нем одном возвращали грезы прежних времен. Когда он таял от ничем не омраченного наслаждения. Когда она ничего от него не требовала. Когда его не связывали никакие обязательства. Когда все было просто, легко и свободно.
        Она словно почувствовала его взгляд, как будто он приказал ей остановиться. Ее щеки порозовели, она посмотрела на него, и ее глаза заблистали. Она приветственно подняла бутылку с пивом. В этот момент кто-то встал между ними, закрыв их друг от друга, а Джоне показалось, что его легкие наполнились водой.
        Он повернулся и пошел прочь от бочки для рома. Остановился только там, где мог спокойно поразмыслить. Нашел такое место среди девиц из отеля на Зеленом острове. Их компанию не заботило, что он не участвует в беседе, они были как мальчишки.
        Очаровательные девочки, подумал он, и манера говорить у них была как у него. Очаровательные, как его родная бухта. Но она находилась слишком далеко от остального мира, и прикипеть к ней душой мог только очень ее любящий человек. Эйвери же скоро вернется в страну, которой она принадлежит, а ему останется только ходить туда-сюда в одиночестве по своему дому. И так — всю жизнь.
        Но такая жизнь стала ему надоедать.
        И однажды утром он пробудился, а рядом была Эйвери.
        Теперь инстинкт самосохранения направлял его в другую сторону. Требовал вернуться к тому, что ему претило, что он хотел раз и навсегда забыть.
        Он входил в это состояние каждую ночь, после ухода его матери. Все его чувства коченели, когда он в темноте ждал возвращения с моря отца, не уверенный, что дождется. И однажды отец правда остался в океане навсегда.
        Последние недели принесли облегчение. Но продлится оно лишь до того дня, когда Эйвери Шоу окончательно его покинет. И тогда он вернется к прежнему ритму, вдохнет живительный воздух своего дома и все пойдет по-старому.
        Эйвери возвратилась в свой номер в три ночи, довольная прошедшим вечером. Напоследок она выпила по паре коктейлей с полной восторга Клаудией. И от чувств к Джоне у нее словно крылья за спиной вырастали.
        Она жалела, что его не было рядом, но он исчез около полуночи. Девочки с Зеленого острова набрались коктейлей, начали его обхаживать и звать капитаном Джеком, а он, видимо, счел за лучшее сказать им «до свидания».
        Эйвери решила позвонить матери. Вечеринка в Нью-Йорке планировалась на следующий день. Отнюдь не праздник для нее. И все же надо было хотя бы дать знать матери, что все в порядке, выразить надежду, что все пройдет… некатастрофично. Так почему бы не сделать звонок, пока она полна пива и радости?
        Лежа на кровати, под льющимся из окна лунным светом, она приложила мобильник к уху.
        — Привет, — поздоровалась Эйвери, после того как мать ответила ей хриплым от постоянной болтовни с подружками голосом.
        — Дорогая, — проговорила мать так устало, что Эйвери быстренько посмотрела на телефоне, который час. — Сколько сейчас у вас?
        — Полночь. Но все о’кей. Я только что вернулась с вечеринки, которую сама и устраивала. В «Тропикане» перезагрузка. И это чудесно.
        —Не сомневаюсь.
        Эйвери сглотнула.
        — А у тебя все готово?
        — Хм-м-м?
        — То есть твоя вечеринка?
        —Ох. Разве не говорила тебе? Я ее отменила.
        Отменила?.. Невозможно поверить. А ведь здорово, да? Может, они помирились! От этой мысли по всему телу Эйвери пробежала волна надежды. Может, дела пойдут на лад по обе стороны океана…
        — Ты сидишь на стуле? — Каролина вывела дочь из задумчивости.
        — Да, конечно, — соврала Эйвери и по крайней мере приподнялась на локте.
        —Должна рассказать тебе кое-какие новости, когда вернешься, но не хочу, чтобы ты питалась слухами… Дорогая, твой отец снова женится.
        У Эйвери выскользнула из-под подбородка рука.
        —Дорогая? — повторила мать.
        —Я слышала. — Эйвери заставила себя сесть, вытянула вперед и скрестила ноги, а затем вытерла тыльной стороной ладони вдруг вспотевший лоб. Ее отец… снова женится? — О, мам.
        —Когда мы скайпились неделю назад, ты казалась такой счастливой, и я не смогла… Но все равно ты бы это узнала. Филип женится, — повторила мать, и на сей раз Эйвери почувствовала, что за этими словами стоит нечто большее. — Ты в порядке?
        —Со мной все будет хорошо. А разве когда-нибудь было иначе?
        Эйвери собиралась себя изменить, однако в этот раз солгала. Она выучилась говорить матери «нет», но сейчас время для этого было неподходящее.
        —Может, это и к лучшему… — предположила Эйвери. Она закрыла глаза и снова почувствовала себя шестнадцатилетней девочкой. — Может, и ты себе кого-нибудь найдешь.
        —Ты моя хорошая, — отделалась ласковой фразой Каролина, ничего не пообещав.
        И впервые после развода родителей Эйвери кое-что поняла.
        Как же тонка грань, разделяющая любовь и… не ненависть, а, наверное, недовольство друг другом. Эйвери была знакома с этими чувствами. Джона тоже довел ее до белого каления пару недель назад, как раз перед ключевым моментом их отношений, — своим упрямством, самоуверенностью, безразличием. И нескоро он хотя бы самому себе признался, что она ему очень нравится.
        А ключевой момент — ужасное время. Но оно того стоит. Зато теперь по каждому взгляду и прикосновению Джоны она чувствовала, что не просто ему нравится, что это нечто большее.
        Может, поэтому ее мать так долго никого не искала и бывшему мужу покоя не давала. Вовсе не из-за истеричного характера, а потому, что это было лучше других вариантов.
        Эйвери прикусила губу, чтобы совсем не расчувствоваться.
        —Дорогая, — промолвила ее мать, не дождавшись ответа, — хочу сказать тебе еще одну вещь. Запомни, может, пригодится когда-нибудь. Жизнь с мужчиной — это не только праздники. В один прекрасный день вам подумается, что вы совершенно разные люди, силящиеся приноровиться друг к другу. И временами это покажется вам непосильной задачей. Но как бы трудно ни жилось с ним — без него будет еще труднее.
        Один прекрасный день? Эйвери задумалась. Ее мать на другом конце земли, словно догадалась, какой важный день был у Эйвери. И в три часа ночи по-философски мудро заглянула в будущее. Эйвери прижала пальцы к глазам.
        —Впрочем, забудь обо всем этом. Просто наслаждайся отдыхом. Там солнечно?
        Эйвери посмотрела на мерцающее в лунном свете море.
        —Солнечно, как нигде больше на земле.
        —Береги себя. Носи шляпу, не забывай о креме от загара. У тебя такая нежная кожа! И ты такая юная. А молодость проходит — не успеешь и глазом моргнуть.
        Эйвери наконец расплакалась. Большие слезы прокладывали широкие влажные дорожки к ее вечернему наряду.
        — Люблю тебя, мам.
        — Люблю тебя тоже, моя детка.
        Эйвери отключилась и подержала телефон в руке.
        Ссутулившись, она посмотрела на небо. Такая же луна взойдет над Нью-Йорком следующей ночью.
        Она вообразила себя в аэропорту имени Джона Кеннеди, как холодный ветер бьет полами ее пальто, и ей никак не надышаться неповторимым воздухом Куинса, а миллионы таксистов бьются за место под солнцем.
        Мотнув головой, она мысленно переместилась в Центральный парк, к барельефам на фронтоне Нью-йоркской публичной библиотеки и в свой любимый обувной магазин в глубине делового квартала. Вспомнила огни Бродвея. Коктейль-бар в двадцатипятиэтажном манхэттенском «утюге» Флэтайрон-Билдинг. Как она смеется с подругами, перемывает с ними косточки знакомым и самих их знает как облупленных.
        Она заморгала и вдруг увидела Джону, с прищуренными глазами, белозубой улыбкой и загорелым лицом, мокрыми от океанской воды курчавыми волосами, освещенного солнцем. Она опустила веки и словно ощутила его руки на своей талии, они скользнули по ее ребрам, прикоснулись к груди. Она открыла рот, чтобы впитать его вкус. Его жар. Его желание.
        И его неповторимость. Всем нравилось ее личико. Легкий характер. Улыбчивость. А с Джоной она могла быть самой собой. Плохой или хорошей. Довольной или расстроенной. Разной в каждый момент времени.
        У нее защемило сердце от одиночества, от тяжкого предчувствия, кем она будет без него и какой станет ее жизнь.
        Потому что приближался ее отъезд.
        Ее мать старалась выглядеть невозмутимой, и это совсем не просто после всех перипетий прошедшего десятилетия. И надо бы ее поддержать, побыть с ней рядом. Не лететь к ней сломя голову и не убеждать, как все хорошо. А просто обнять. Чтобы она почувствовала себя любимой. И кому-то нужной.
        Это не принесет мира ее душе, однако иначе Эйвери поступить не может.
        Она открыла глаза и медленно опустилась спиной на кровать, сложила руки на животе.
        Пора было возвращаться домой.
        На следующее утро позвонил ее отец.
        Когда он говорил о своих брачных планах, его голос звучал… отнюдь не как с луны, а словно Филип Максвелл Шоу тараторил, по обыкновению, об индексе Доу Джонса.
        Она сразу поняла, что он все знает. То есть осведомлен о привязанности к нему Каролины, что ее чувства за десять лет разлуки не остыли, и, возможно, поэтому без крайней надобности не менял установившийся в последние годы порядок вещей.
        Эйвери закрыла лицо руками, чтобы темнота перед глазами поглотила неприятные мысли.
        Какой же урок ей следует извлечь из произошедшего с родителями?
        Может быть, вовсе не то, что любовь — головокружительный эмоциональный круговорот на краю пропасти. А что надо быть всего лишь честными друг с другом. Если бы ее мать и отец просто откровенно поговорили десять лет назад, они могли избежать многих неприятностей. И уберегли бы от них свою дочь.
        Ее телефон пискнул. Она набрала полные легкие воздуха, постаралась сфокусировать взгляд.
        Сообщение от Джоны:
        «Давай поплаваем? Гарантирую, что не утонешь».
        Одно его имя на дисплее подействовало на нее подобно электрическому разряду, едва бившееся сердце тревожно застучало. Она подумала, что яркий дневной свет и бездумное времяпрепровождение успокоят ее чувства. Хотя если оно окажется не просто бездумным, ее захлестнут новые эмоции. И у нее откроются глаза на то, что значит для нее Джона.
        Мысль о возвращении домой, что надо будет сказать ему «прощай» и никогда больше его не увидеть, наполнила ее болью. Но собираться домой надо было. Хотя будущее представлялось ей как одна мутная мрачность.
        Когда она набирала ответное сообщение, ее ладони вспотели.
        «Встречаемся на берегу в десять».
        На ватных ногах она прошла по холлу, мимо стойки регистрации и через входную дверь.
        Джона стоял, прислонившись к своей блестящей черной машине, его обнаженный торс словно поблескивал в тени, рядом лежала доска для серфинга. Халл потоптался у пальмы, а потом с шумом уселся на траву.
        Джона поднял голову, окинул взором ее короткие белые шорты, облегающую темную рубашку и босоножки. Увидел, что у нее нет полотенца.
        Он оттолкнулся от машины, по его губам скользнула полуулыбка, хотя взгляд оставался ровным.
        —Понимаю, что ты городская девочка, но — сережки?
        Он выглядел великолепно. У нее застучало сердце, сбилось дыхание, и она оперлась о бампер машины.
        Джона встал рядом. Достаточно близко, чтобы улавливать его запах, его тепло, но слишком далеко, чтобы к нему прикоснуться. Он словно чувствовал ее скорый отъезд. И как ей самой не хочется никуда уезжать.
        Она повернулась — он смотрел на «Тропикану».
        —Джона, я забронировала билет на самолет.
        Он набрал в легкие воздуха, его ноздри раздувались, брови хмуро сдвинулись, прежде чем он опустил взгляд к своим голым ногам. И только потом, только после паузы он посмотрел в ее сторону, однако серые глаза оставались непроницаемыми. Губы вытянулись в такую строгую линию и, казалось, забыли, что такое улыбка.
        — Когда?
        — Сегодня рано утром.
        — Нет, когда ты улетаешь?
        — Ох. — Она покраснела. Ее равно пугали, ранили и его возможная реакция, и отсутствие таковой. — Через три дня.
        Он выдохнул. Кивнул один раз. Не удивился. И сразу поскучнел. Обычно весь золотистый, в отличие от простых смертных, он словно посерел. Эйвери оставалось лишь надеяться, что он чувствует хотя бы толику того, что чувствует она по отношению к нему. Так или иначе, все вот-вот прояснится.
        —Я хотела бы вернуться сюда. Скоро. — Глубокий вдох. — Я хотела бы вернуться, чтобы увидеть тебя.
        Он ничего не сказал. И бровью не повел. Лишь сильнее стиснул мускул, когда он посмотрел вдоль дороги.
        —Или, может, тебе захочется приехать ко мне.
        Она пожала плечами, словно ее это совершенно не волновало. Хотя у нее сжималось сердце от острого желания прильнуть к его груди и сказать: «Делай со мной, что твоей душе угодно, потому что я твоя!»
        —Покажу тебе Манхэттен. Парк наверняка тебе понравится. И статуя Свободы. В «Сакс» зайдем на полчаса, не больше, обещаю. Это модный универсальный магазин.
        Пока слова вылетали из ее рта, она пыталась представить, как это все будет дальше. Дружба на расстоянии правда… нет, ерунда. И оба прекрасно это понимали.
        Обоим надо было на что-то решиться.
        Ее желание произнести это решающее слово было осязаемым, норовило выскочить из нее, так что сдержать себя ей стоило немалых сил. Смешанная с болью надежда наконец разбудила в ней девочку-оптимистку. Она потянулась, сосредоточилась, отряхнула с рук пыль и готова была сказать: «Слушай, давай со всем этим закончим!» Но не успела она открыть рот, как Джона ее опередил.
        —Эйвери, — промолвил он глубоким, как океан, голосом. — Все было забавно. Но так будет только до твоего отъезда. Мы оба это знаем.
        Эйвери постаралась не сутулиться, чтобы легче было говорить:
        —События развивались по некоей схеме. Но схему можно изменить. Я имею в виду… Я хотела бы изменить эту схему.
        «Здесь и сейчас», — подумала Эйвери, тяжело вздохнув.
        Джона выстрелил в нее взглядом, таким молниеносным, что она едва уловила движение его глаз, но почувствовала горящий в них огонь, боль и желание. Затем он промолвил:
        — Ничего не получится.
        — Почему?
        — Потому что здесь моя работа, Эйвери. В последнее время куча дел. Я связан по рукам и ногам. Не могу просто взять и всех бросить. Наоборот, хочу жить здесь и так.
        Сказал как отрезал, Эйвери даже вздрогнула:
        —Я не предлагаю тебе совсем отсюда переехать.
        Или от чего-то отказаться. Или изменить себя. Всего лишь провести немного времени. Со мной.
        По его взгляду она поняла, что он ей не верит ни на йоту. Прикипел к своей бухте, к своему бизнесу и будет жить прежней жизнью, каждую секунду об этом жалея.
        — Джона…
        — Эйвери, хватит, — устало промолвил он.
        Она передвинулась вдоль борта машины, и их колени соприкоснулись. Короткий жаркий всполох в море отчаяния и страха.
        —И это я слышу от человека, который обиделся, когда я посчитала его ограниченным! Твоя бухта великолепна. Признаю. Но я много поездила по миру. Видела сотню таких же великолепных мест. Так почему ты засел на краю света и не можешь хоть раз куда-то выехать?
        Он посмотрел на нее холодно и ледяным тоном промолвил:
        —Я здесь не засел, Эйвери. Я здесь дома.
        Она фыркнула. Как настоящая леди.
        Но по крайней мере он перестал замыкаться в себе.
        —Я уже пытался все изменить. Это не для меня.
        Она едва не усмехнулась, но вдруг поняла, что, говоря «все изменить», он имел в виду не переезд в Сидней, а любовь.
        И сейчас опасается, что она с ним наиграется и он вернется обратно с разбитым сердцем. Ей хотелось сказать ему, что ничего подобного не будет. Она не бросит его, как бросила мать. Не похожа на ту его, бывшую. Не будет взирать равнодушно на его мытарства, а позаботится так, как заботился о нем отец.
        Но по его стиснутым челюстям она поняла, что он ей не поверит.
        На сей раз она не фыркнула. Просто у нее сдавило грудь от решительности в ясных серых глазах Джоны. Убежденности. Уверенности в том, что других вариантов нет. И что она такая же, как все.
        Боже, как ей хотелось его стукнуть! Бить в эту большую грудь, пока он все не поймет. Что их лето могло бы длиться вечно. Просто… им обоим… надо… этого… захотеть.
        Эта мысль поразила ее, словно кто-то ударил по затылку. Казалось, обоюдного желания им вполне могло хватить. Но — как показывали события по другую сторону океана — такого желания никогда не бывает достаточно.
        —Все… возможно, — проговорила она, едва не плача.
        —Дорогая, — промолвил он, на сей раз так нежно, что она широко открыла глаза, чтобы остановить слезы. Он видел. Всю ее, насквозь, как всегда. Но вместо того чтобы сделать то, что было написано у него на лице, — то есть прижать большой палец к ее глазу, положить руки ей на плечи, ласково обнять, — он разочарованно хмыкнул и закрыл лицо руками. А потом сказал:
        —Это было сумасшедшее лето. Но, как всякое лето, оно заканчивается. Тебе пора отправляться домой. Скоро ты все вспомнишь и не станешь себя корить за то, что уехала.
        Эйвери мотнула головой, ее пальцы вцепились в металл за ее спиной.
        Жизнь без Джоны будет не лучше, чем жизнь с ним. Она прекрасно знала это и без того, что недавно услышала от своей матери. Но его взгляд был таким уверенным, таким безапелляционным.
        —Как тебе это пришло в голову? Расскажи мне. Я правда хочу понять, почему ты так решил… — Она стукнула кулаком себе по ребрам, однако боль и теснение в груди не проходили. — Может, хватит повторять одно и то же?
        —Эйвери…
        —Я серьезно. Не можешь остановиться? Просто быть честным?
        Он взглянул на нее. Прямо в глаза. Увидел, как по ее щекам текут слезы обиды. Он смотрел ей в глаза, но даже не вздрогнул от ее боли. И сказал:
        —Могу.
        Затем он потянулся к ней, положил руки ей на плечи, поцеловал в макушку, оторвался от машины, схватил свою доску для серфинга и трусцой побежал к воде.
        Глава 11
        Но он не мог.
        В день званого вечера Джона подумывал куда-нибудь уехать, чтобы не чувствовать себя так мерзко в преддверии ее отъезда. Ведь этим летом события развивались точно так же, как и в прошлый раз.
        Выкинуть все из головы оказалось непросто. Два дня без нее вспоминались как кошмарный сон. Его словно акула укусила, отхватила кусок тела, а рану жгло соленым морским воздухом.
        — Приближается шторм.
        — Что?
        Тим, стоя в дверях, поднял руки в знак капитуляции:
        —Нора сказала, что ты не в духе. Я ее спросил: «Насколько? Сильнее, чем обычно?» Она ответила: «Щелкни по носу медведя — увидишь насколько».
        Джона секунду сверлил его глазами:
        —Кажется, это меня щелкнули.
        Тим осторожно вошел в офис и сел.
        — Не хочешь об этом поговорить?
        — Если с первого раза не угадаешь…
        — Эйвери, — грустно кивнул Тим.
        Правильно угадал, но неправильно ответил. Джона слишком хорошо знал Тима, чтобы увиливать. Надо было говорить начистоту. Он потер руками лицо и посмотрел на воду. Солнце светило из-за густых облаков так ярко, что ему пришлось отвести взгляд.
        —Она правда уезжает? — спросил Тим.
        У Джоны дернулась щека.
        —Сам знаешь, как организуется отдых туристов. Чтобы побольше тратили свои денежки. А мы с тобой благодаря этому получаем зарплату.
        Тим помолчал, а затем сказал:
        —Она обошла весь город. Со всеми попрощалась. И оставила маленькие подарки. — Тим протянул руку, у него на запястье поблескивал браслет. — У Роджера примерно такой же.
        —Повезло Роджеру.
        —А что она тебе оставила?
        Понимание, что он, в свои тридцать с лишним лет, в который уже раз свалял дурака и все равно ничему не научился.
        Джона заставил себя встать и снял с рыболовного крюка у двери ключи.
        —Мне надо идти. Свидание. Скажи Норе, чтобы переключала звонки на мой мобильник.
        Тим помахал рукой:
        —Удачи, кэп.
        Джона вылетел из офиса. Подчиненным хватило такта не донимать его расспросами.
        Он и правда уехал по делу. Надо было сгонять кое-куда поблизости. Он нажал кнопку на дистанционном ключе, и тут же у его колен завертелся невесть откуда взявшийся Халл, с печальными глазами, словно понимая, что его ждет.
        А возможно, он скучал по Эйвери. Казалось, все восточное побережье Австралии скучает по Эйвери.
        Джона щелкнул пальцами, и Халл прыгнул на заднее сиденье. Джона включил зажигание, и ровный шум мощного двигателя немного поднял ему настроение. Он опустил стекла и пощелкал кнопками приемника, пока не нашел умиротворяющую мелодию. И поехал к ветеринару.
        Намеревался сделать операцию великану Халлу.
        Лучше было его кастрировать. Чтобы Петунии вместе с их хозяйками никогда больше не трепали ему нервы. Чтобы он смотрел на них как на пустое место.
        На долю секунды Джона ему позавидовал. Конечно, операция — это слишком, но какую-нибудь таблетку он бы съел, лишь бы избавиться от постоянной боли в груди.
        Взревев двигателем, машина вылетела на автостраду, ведущую к бухте.
        К Эйвери. Да, она все еще была здесь — нежилась на пляже, пила коктейли из кокосовых орехов, которые ей так нравились, носила восхитительные купальники, радовалась жизни…
        Когда они в последний раз виделись, она не смеялась и не улыбалась. Он был тверд. По необходимости. У нее витали мысли о продолжении их романа, однако он настроил себя на такую неумолимость, что едва не терял рассудок. Хотя готов был ради нее на то, чего не сделал бы никогда ни для одного человека на земле.
        Но надо было покончить со всем этим раз и навсегда.
        Он закрыл рукой лицо от солнца и перестроился в скоростной ряд, чтобы обогнать полуприцеп. На неровной дороге от тряски стучали зубы.
        После ухода матери он все детство ждал новых ударов судьбы. Не сомневался, что вот-вот случится еще какая-нибудь неприятность. Так и произошло, когда погиб его отец. Он поздновато осознал, что ожидание беды не облегчает ее прихода. Слишком долго цеплялся за Рейч. Не потому, что ее уход поверг его в шок. Просто безмерно нуждался в близости другого человека, любого, чтобы доказать самому себе, что он не пушинка одуванчика на ветру.
        Через полчаса он подъехал к своему дому. Взбежал по ступенькам, схватил новый поводок для Халла, взял копии бумаг из местного совета, которые подтверждали, что это его пес, и сунул в карман его любимую игрушку.
        В дверях он остановился как вкопанный. Осмотрелся. Повсюду чувствовалось присутствие Эйвери. В кресле на кухне, освещенном солнцем. В пледе на диване, которым она укрывала по ночам ноги от холода.
        Он посмотрел на каучуковую косточку в руке; Эйвери заказала ее онлайн — собачью игрушку, раскрашенную в цвета американского флага.
        Бедняге Халлу скоро сделают операцию. И он лишится шанса найти себе подругу. Настоящую подругу.
        Джона подбежал к машине, когда упали первые дождевые капли.
        Однако Халл словно в воду канул.
        —Джона! Как хорошо. Останешься? — Клаудия увидела, что он скачет через ступеньку к входу в «Тропикану».
        — Где?
        — Здесь! Приближается шторм, дружище. Сильный! — Клаудия вытянула руку, и капли упали ей на ладонь. — Не могу не любить бурю, потому что лучшие гости города собираются у нас в холле как в самом безопасном месте! Не будет дурным тоном, если я начну им раздавать мокрые рекламные буклеты?
        Он покачал головой:
        —Клод, я ищу Халла.
        —Его здесь нет. А что случилось?
        —Не важно. — Джона переступил с ноги на ногу. Одна его половина рвалась искать Халла, а другая приросла к земле. — Все собрались в подвальном этаже?
        —Сидят как миленькие. Узнают теперь, чего на самом деле стоит «Тропикана».
        —Как убежище на случай Всемирного потопа?
        —Сейчас не до шуток, — рассердилась она. — Хотя скоро можем стать и подводной лодкой. Или пещерными людьми, например. У мамы с папой, кстати, была отличная коллекция декоративных шкур животных.
        Будут сидеть как в бомбоубежище, подумал Джона. Помоги им всем Господи. Однако его мысли тут же вернулись к исходной точке. Вокруг которой они все время крутились.
        Он не имел права спрашивать — после всего, что недавно устроил, — но слова сами вырвались у него изо рта:
        —Эйвери уже здесь?
        Клаудия смерила его презрительным взглядом:
        — Она уехала, Джона. И тебе спасибо не сказала.
        — Куда уехала?
        —Туда и уехала. В Штаты. К залитым огнями улицам, холодным зимам, своей деспотической мамаше и беззаботному папаше. Думаю, здесь мы все ее достали. И эта прекрасная бабочка наконец вспомнила, что у нее есть крылышки. Хотя нет. Вылет рейса до аэропорта имени Джона Кеннеди — через пятнадцать минут. Или она улетела пятнадцать минут назад. Без разницы, впрочем.
        Время замедлилось, а потом вовсе остановилось. Эйвери уехала. Навсегда. Ушла из его жизни. Осознание этого накрыло его как темным мокрым плащом. Джона удивился, что вообще смог говорить.
        —Но она вполне могла побыть еще пару дней.
        Клаудия на секунду оторвалась от списка гостей, который со счастливым видом заполняла, и взглянула на Джону:
        —Пришло время ей вернуться к настоящей жизни. Не смогла уговорить ее остаться.
        —Даже ты?
        —Слушай, приближается шторм. Мне некогда всем этим заниматься. Пошевели мозгами, и сам все поймешь!
        Он и сам ломал голову над произошедшим. Да так, что она едва не трещала от напряжения.
        Почему? Почему он опустил себя так низко? Боялся, что она его унизит, и решил ее опередить? Жизнь преподала ему несколько горьких уроков. В том числе в юные годы. И ничто не гарантировало ему защиту от новых бед.
        Он не сидел сложа руки и боролся наперекор злой судьбе. Работал как вол. И мог трудиться упорно и дальше. Если бы только, черт возьми, это сделало его жизнь такой, какую он для себя хочет. Сделало его счастливым.
        —Не беспокойся о Халле. — Клаудия приостановила его терзания. — Он найдет себе в шторм безопасное местечко. Собаки хорошо соображают.
        —Какой шторм?
        —Такой! — Она взяла его за щеки и повернула к большим дверям, за которыми, словно полчища захватчиков, катились по небу свинцовые тучи. Дождь усиливался.
        Откуда, черт возьми, налетел этот шторм? А флотилия прогулочных судов? Боже, что с ней будет? Почему его не предупредили?
        Он вызвал по телефону «Северный чартер».
        —Нора? Скажи Тиму, чтобы…
        Джона слушал вполуха ответ, спускаясь по лестнице к выходу из отеля и смотря на зловещие тучи. К счастью, Тим догадался, что шефу не до метеопрогнозов, и принял необходимые меры. Молодчина! При первой же встрече получит повышение по службе.
        Джона нажал отбой и посмотрел на небо. И сердце его сжалось от страха.
        Эйвери полетит через это?
        —Если увидишь Халла, — крикнул он, а его голос звучал как со дна колодца, — укрой его. Только ничего на него не накидывай.
        —Все поняла! — ответила Клаудия. — А ты куда?
        —За нашей девочкой. Верну ее домой.
        —Вперед, дружище! — И она захлопнула входную дверь.
        Халл сильный. Халл умница. Сидит где-нибудь сухонький, пережидает ливень. Джона тоже так собирался поступить, пока его не сразила весть об отъезде Эйвери.
        Шторм отодвинул на второй план все остальное. У Джоны сердце разрывалось от тревоги за девушку, которую надо было во что бы то ни стало спасти. Прежде он не ощущал такого страха. И надежды.
        Когда он подбежал к машине, крупные капли били по дороге. Небеса разверзлись, и потоки воды полились на бухту. Но он уже мчался в аэропорт.

* * *
        Эйвери сидела в такси. Машина битый час стояла в пробке, в окошки били струи дождя.
        —Авария, — пояснил водитель.
        —М-м-м?
        —По радио сообщают об авариях. Дождя не было несколько недель. Дорога скользкая. Начались аварии. — Он наклонился вперед и посмотрел через лобовое стекло на серые небеса. — В любом случае ваш рейс отменили.
        Поняв, что Эйвери не настроена на беседу, он пожал плечами и снова взялся за свой телефон.
        Эйвери ушла в себя. Мысли путались, и шума дождя она почти не слышала.
        Она правда думала уехать. На какой-нибудь далекий остров. Подальше от своих беспокойных родителей. Потому что здоровья они не прибавляли.
        Свою квартиру она и так сдала в субаренду. Работала как фрилансер, несмотря на то что охотники за профессионалами неустанно ее преследовали. Черт, она даже билет купила только в один конец, не зная, когда и куда будет возвращаться.
        Надо переменить обстановку и обо всем забыть. О том, что Джона доверял ей меньше, чем своему псу. Тем более что к прежней жизни ее ничто не привязывало.
        Или просто уехать подальше? В Сан-Диего, там отличная погода. А у нее замечательная коллекция бикини, незачем ей пылиться в шкафу.
        Нет, не в Сан-Диего. Слишком много голубого неба, свежего воздуха. Все будет напоминать об Австралии.
        Опустив затылок на подголовник, Эйвери вспомнила о вечере в гамаке. Тогда она понимала, что будет скучать по Джоне. Но не представляла насколько. Надеялась так или иначе с собой справиться. Ничего подобного. Он старался покорить ее с того самого момента, когда вытащил из воды. А сейчас он отступился, но ее сердце от этого разрывалось на части.
        Больше она не обовьет руками его шею. Не прижмется крепко. Не скользнет щекой по его шее, по колким волоскам на подбородке…
        Она выпрямилась и мотнула головой.
        Надо было взять себя в руки. Начать новую, свою жизнь, независимую от переживаний матери, от брачных хлопот отца и без собственных мытарств.
        Она приложила руки к глазам, словно засыпанным песком от бессонницы.
        Решено. Когда вернется домой, все пойдет по-другому. Будет жить сегодняшним днем. Браться только за интересную работу. Дарить матери дочернюю любовь, но не пускать ее на заповедную территорию своей души. Чтобы отдать ее кому-то другому. Тому, кого она полюбит и кто ответит ей любовью.
        За прошедшие недели она слишком хорошо поняла, что родной дом — не там, где лежит твоя шляпа, а там, где его шляпа лежит вместе с твоей. Она не знала ничего лучшего, чем пробуждение по утрам в постели Джоны, ощущая его тихое дыхание рядом.
        Она утратила способность жить вполнакала. И за одно это была ему благодарна.
        Послышались раскаты грома.
        —Ого! — Водитель нервно хихикнул.
        Но Эйвери по-прежнему думала о своем. Вспоминала прошедшее лето, первые встречи с Джоной и охватившее их взаимное влечение, как они кружили друг вокруг друга, словно связанные незримой нитью. Как вспыхнул огонь страсти, их первую близость. По своей недальновидности они решили, что так будет долго-долго. Что это станет потом непременным атрибутом их бытия.
        Но она изменилась. Жизнь с Джоной помогла ей узнать саму себя и понять, что ей нужно. Подарила глубину чувств, безмерно расширила гамму ощущений, преобразила с головы до пят, преподала ценнейшие уроки и духовно обогатила.
        Вернуться к себе прежней она уже не могла. Да и не хотела.
        Она хотела Джону. Потрепать по холке Халла. Увидеть бухту. Хотела всю эту жизнь. Жить в «Тропикане». Помогать Клаудии. Тепла и солнца. Даже штормов, вырывающих с корнем деревья. Хотела страсти, света и кипучей деятельности. Несмотря на все опасности. Невзирая на трудности.
        Это было лучшее время ее жизни. Лучшие ее мгновения. Полнота счастья. И все только благодаря ему. Он должен об этом узнать. Есть надежда, что он поймет и сделает первый шаг ей навстречу. И они будут вместе всегда.
        —Можно ехать, — сказал водитель, прогревая двигатель.
        Когда они направились к аэропорту, Эйвери в панике встрепенулась:
        —Подождите.
        —Подождать — чего?
        —Не могли бы вы повернуть обратно?
        —В аэропорт не поедем?
        Она покачала головой и прокричала сквозь шум дождя:
        —В Лунную бухту. — Струи воды уже били в машину со всех сторон. — Сколько бы ни было на счетчике, я плачу вдвое.
        Она почувствовала, как машина развернулась и набрала скорость, и ее сердце тоже забилось быстрее.
        Ее родители никогда не были полностью честны друг с другом, что и привело к десятилетию страданий. И сколько бы она ни заблуждалась в жизни, эту ошибку она не повторит.
        Она найдет Джону и все ему расскажет.
        Если он не уверен в своих ответных чувствах, пусть просто скажет, что не любит ее. Прямо в лицо.
        —Мне надо позвонить Джоне, — крикнула Эйвери в вестибюле «Тропиканы», волоча за собой промокший чемодан. Она отряхнула несколько прилипших к коже листьев и песок с платья.
        Шторм по-прежнему бушевал. Да так, что таксисту хватило глупости продолжить движение только из-за двойной оплаты, которую ему посулили.
        Клод — запахнувшаяся в побитую молью старую медвежью шкуру — устроила в подвале что-то вроде женских посиделок. Она быстро закрыла входную дверь:
        —Он поехал искать тебя.
        Эйвери перестала отряхивать волосы и прожгла взглядом Клод, которая пыталась затащить ее в отель.
        —Меня? Почему?
        Клод посмотрела на нее, как на дурочку. А увидев вопрос в ее глазах, промолвила:
        —Наверное, потому, что его любимая девушка собралась улететь из Австралии и из его жизни? Он может быть упрямым как осел, но он не дурак.
        —Он сказал тебе, что любит меня?
        Эйвери шагнула к двери, но Клод схватила ее за руку:
        —Шторм, дорогая. Все остальное может подождать.
        Эйвери посмотрела через плечо Клаудии на пустой вестибюль. Стоял полумрак, тучи почти полностью закрыли солнце.
        —С вами ничего не случится?
        —Все будет хорошо. Это старый крепкий дом. Надежный. Мы в безопасности. Винный погреб, целый склад продуктов. Можно еще сто человек укрыть.
        Эйвери обняла ее и, не говоря ни слова, вышла в шторм.
        Платье хлестало ее по ногам, взвихренный бурей песок ударял в кожу. Пальмы у берега так сильно раскачивались, что казалось, их вот-вот вырвет с корнем.
        Она спустилась до середины лестницы и поняла, что такси уехало.
        Проклятье!
        Откинув мокрые волосы с лица, она вышла на дорожку к берегу, оглядела пустынный пляж и собралась вернуться обратно. Высушить свой телефон. Позвонить…
        И в этот момент она увидела фигурку, сжавшуюся в комок под пальмой у коттеджа рядом с берегом. Мокрую, грязную, со спутанной шерстью собаку.
        —Халл? — позвала она. Пес поднял морду и плотнее прижался к пальме. Эйвери крикнула громче: — Халл! Иди сюда, мой мальчик. Пойдем внутрь.
        Но Халл остался на месте, под ураганным ветром. Он же ненавидел воду. Что же он там делает под таким ливнем?
        Накинув на голову рубашку, Эйвери пробежала по дорожке и замедлила шаг, решив, что Халл поранился. И ему легче лежать, чем куда-то идти. К тому же она хорошо знала его хозяина.
        —Пойдем, мальчик, — позвала она и протянула руку к его мокрой шерсти. Он проскулил и два раза ударил хвостом по земле. Но подогнул лапы и пролаял на окно дома, рядом с которым лежал и где зловеще колыхались занавески.
        Она поняла, что он не собирается никуда идти. Эйвери села рядом с ним. Под пальмой они находились в относительной безопасности. Однако скоро она промокла до нитки. А потом ее начал бить озноб.
        —Что ты здесь делаешь, Халл? — спросила она, когда дождь полил так сильно, что она даже не могла смотреть на пляж.
        Пес проскулил и повернул морду к дому, рядом с которым устроился. Небольшой светлый кирпичный домик с изображением собачки на овальной табличке у двери.
        —Нет, Халл. Серьезно?
        Вокруг бушевал шторм, а Халл лежал, скорчившись, у дома Петунии, прикованный к месту любовью к ней.
        —Откуда только ты такой взялся, малыш? — спросила она, крепко его обняв. — Если бы твой хозяин так обо мне заботился!
        Халл лизнул ей руку. Она пробежалась пальцами по его загривку. Так они и сидели, мокрые насквозь, уворачиваясь от падающих веток, с удивлением глядя, как шторм несет вдоль улицы пластиковые стулья. Пока у Эйвери не заныло сердце.
        Но ее боль как рукой сняло, когда она услышала знакомый рев двигателя, а потом из-за поворота показалась и сама машина. Эйвери махнула рукой, и джип остановился посередине улицы, а из-под колес при резком торможении вылетели комья земли. Джона дал задний ход и, задев поребрик, рванул к ней.
        Когда он выпрыгнул из машины, Эйвери попыталась подняться, но ее ноги словно заледенели. Она все же встала, сделала пару шагов, однако у нее подогнулись колени.
        Он подхватил ее.
        —Джона, — промолвила она. Ей хотелось все ему рассказать, спросить его, объяснить…
        Но она лишь повисла на его руках, а он прильнул к ней губами, наполняя ее блаженством. Целовал так, словно от этого зависела его жизнь. Словно она была его дыханием, его кровью, его душой и телом.
        Затем он прижал ее к груди и положил подбородок ей на макушку. Оба тяжело дышали, на них падали капли дождя, но она слышала только стук его сердца.
        Когда она подняла голову, он обхватил ладонями ее лицо. В ее взоре светилось безграничное, неописуемое счастье.
        —Я нашла твоего пса.
        —Вижу. — Он улыбнулся глазами, скользнул взглядом по ее лицу, словно убеждаясь, что она и правда рядом с ним.
        —По сути, я его спасла.
        —Спасла его? От этой мороси?
        Она зашлепала его по груди, но ее ладони отскакивали, как от стенки, и наконец просто легли на его мокрую футболку. Сердце Эйвери готово было взорваться.
        —Спасла от преследования вздорной собачницей.
        Джона вопросительно поднял брови. Эйвери кивнула на домик рядом:
        —Здесь живет пассия Халла.
        Джона посмотрел на дверь дома с изображением лысоватой крохотульки, смахивающей на крысу. Затем перевел взор на Эйвери и нежно, обеими своими теплыми, сильными руками, убрал прядь волос с ее лица.
        Когда промокшую до нитки Эйвери начал бить озноб, казалось, ничего с ним поделать нельзя. Но едва Джона провел вверх-вниз по ее рукам, ей тут же стало тепло, а потом и жарко.
        Понимая, что разговор заходит в тупик, что для его продолжения надо перебраться в спокойное место, она оттолкнула его:
        —Ты поэтому раскатывал на машине? Забеспокоился, не промокнет ли Халл?
        Джона глубоко вдохнул воздух носом, а его серые глаза блеснули.
        —Я был уверен, что он не пропадет. А вот ты…
        —Что — я? — Она отстранилась. Хотя совсем чуть-чуть. Лишь чтобы показать свою досаду, однако она по-прежнему к нему льнула. — Я сама могу о себе позаботиться.
        —Знаю. Ты сильная, Эйвери Шоу. Но я не смог побороть желание за тобой присмотреть. И я устал. Устал от борьбы. Борьбы с тем, что чувствую к тебе.
        Эйвери с усилием сглотнула, ее сердце сладко заныло, и словно хор запел для нее «аллилуйя».
        —Эйвери, я был на полпути к аэропорту, когда услышал об аварии. А вдруг с тобой что-то случилось? Не нахожу слов, чтобы передать охвативший меня ужас. Позвонил Клод. Она сказала, что ты здесь. У меня сразу словно гора с плеч свалилась.
        Давай-давай, подумала она.
        —А зачем ты поехал в аэропорт?
        —За тобой, глупышка. Чтобы вернуть тебя сюда. Или, черт возьми, полететь куда и ты. А может, ты собралась жить между двумя континентами? Ради бога. Где угодно, только со мной.
        —Ты оставишь свою бухту? Ради меня?
        —Не ради тебя, мисс Шоу. Вместе с тобой… Чтобы всегда была возможность для этого… — он поцеловал ее в уголок рта, — и этого…. — поцеловал другой уголок, — а также этого. — Он прильнул к ней губами так нежно, так страстно, что наполнил собой каждую ее клеточку.
        Когда у нее застучали зубы от озноба, Джона поднял ее и отнес на заднее сиденье своей машины. Сам сел рядом. Занавески на окнах дома Петунии слегка колыхались, а Халл не покидал своего поста у дерева.
        В сухом салоне машины Эйвери повернулась к Джоне. Его мокрые кудри поблескивали, ресницы слиплись, а влажные губы стали особенно притягательными, и она вжалась в глубокое сиденье.
        Капли все еще текли по ее носу и ныряли под грязную одежду. Она была покрыта грязью. А он ничего этого не замечал. Смотрел на нее как на свою луну и звезды.
        Затем он набрался духу, отодвинулся от нее и промолвил:
        —Я люблю тебя, Эйвери Шоу, и буду любить, даже если ты станешь жить на другом краю земли. Однако надеюсь, что мои слова тебя не отталкивают, и тогда мы можем подумать, что нам вместе сделать.
        Не отталкивают? Быть любимой таким мужчиной? Когда он переполнял ее неведомыми прежде чувствами?
        Она подалась к нему столь стремительно, что ударила коленку, а машина качнулась. Но боль осталась на втором плане за миллионом других ощущений, нахлынувших на нее. Ведь она целовала мужчину, которого любила сильнее всего на земле.
        —Полагаю, это означает твое согласие? — спросил он, когда смог дышать.
        —Я люблю тебя. Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя! — повторяла она. Смеясь, крича и целуя его так безумно, так горячо, что запотели окна в машине.
        Шторм прекратился так же быстро, как и начался.
        Когда Эйвери с Джоной покинули уютный салон машины — то и дело нарушая правила поведения в общественных местах, — они прежде всего уговорили Халла покинуть его пост. Затем они втроем направились на берег посмотреть последствия бури и увидели, что ничего не изменилось.
        Однако на самом деле изменилось все.
        Джона взял Эйвери за руку, и они пошли по песчаной дорожке в тени пальм. У нее щеки болели от улыбок, она то и дело вздыхала, глядя на величественный Тихий океан — совсем не такой, как у нее дома в Америке. Однако ее вселенная была здесь, рядом, и больше ничего на свете она не желала и желать не могла.
        Эпилог
        Эйвери стояла рядом с «Тропиканой», закрыв глаза, вытянув вперед руки и вдыхая пахучий теплый воздух, которым так славятся здешние места.
        Джона с ворчанием вытаскивал из машины ее сумки. На сей раз багажа оказалось больше прежнего. Все-таки она оставалась надолго. По сути, навсегда.
        — Эйвери! — крикнула Клод, сбегая по лестнице. Ее фирменная рубашка сияла на солнце, папка с бумагами колотила по боку. За ней кубарем летел Халл.
        — Боже, как я рада, что ты вернулась! Твой пес совсем зачах с тоски по тебе.
        Халл встал на задние лапы, его украшал новый большой ошейник. Эйвери посмотрела на медальончик с изображением собачьей кости и выгравированным именем. А надпись на обратной стороне гласила: «Собственность Джоны Норта».
        —Ты такой не хочешь? — тихо, чтобы слышала только Эйвери, спросила Клод. — Ну, как дома? — на сей раз громко осведомилась она. — Безумно рада, что вы приехали! А Джона все время так бубнит?
        Да, Джона еще тот ворчун, подумала Эйвери. А он нагнулся и заключил своего — их — пса в крепкие объятия. Халл быстро дышал, высунув язык, и вращал хвостом с такой скоростью, что едва не сделал вмятину на машине.
        Нью-Йорк показался Джоне серым и холодным, слишком многолюдным, с тяжелым воздухом, а Гудзон, на его взгляд, сильно проигрывал Тихому океану. Однако ворчливость Джоны, как снова убедилась Эйвери, соединялась в нем с пылкостью и широтой души, так что она была вполне довольна.
        Он совершенно очаровал ее мать, которая словно ожила, когда ее бывший муж окончательно зажил своей жизнью. Джона легко нашел общий язык с отцом Эйвери и обсуждал с ним статистику бейсбола, словно интересовался ею с малых лет. Невеста ее отца оказалась премилой особой. У половины ее подружек, как и ожидалось, похотливо загорелись глазки при виде Джоны. Он позволял ей таскать его на разные шоу и экскурсии, а однажды они несколько часов по его предложению провели на смотровой площадке Эмпайр-стейт-билдинг.
        А потом «Янкиз» победили в трех играх подряд, и перед этим триумфом все остальные радости померкли…
        —Отель словно помолодел, Клод.
        —Правда? — Клаудия подняла взгляд на свежевыкрашенный фасад, сияющий на солнце.
        —Мы слышали, что здесь бушевали штормы в наше отсутствие.
        —Ерунда, пару раз дождик накрапывал. Хотя у меня появился шанс устроить в нашем подвале шоу в стиле вампиров. Выложила фотографии в Сеть и послала Люку ссылку. Пока он ничего не ответил.
        —Над тобой все еще висит тот дамоклов меч?
        —Люк дал мне год отсрочки. Так что работа только начинается!
        —Люблю работать. И тебе помогу. — Зная, что Клод едва не потеряла свой бизнес, свой дом, Эйвери убедила подругу нанять ее без всякой оплаты. К тому же в ее распоряжении был трастовый фонд, средства которого она могла расходовать без всяких угрызений совести. Тем более для такого замечательного дела.
        —Тот званый вечер получил хорошие отзывы в прессе. А твой приятель сделал отличный веб-сайт. Номера у нас бронируют каждый день. Отель становится таким же популярным, как в свои лучшие годы.
        —Замечательно! А Люк не хочет помочь?
        Клаудия так нахмурилась, что у нее даже покраснели щеки:
        —Забудь о Люке. Подумаем лучше о том, как сделать этот курорт самым привлекательным для семейного отдыха во всем Северном Квинсленде.
        —Разумно.
        —Я заказала целый гардероб униформы твоего размера…
        —О, незачем. Я столько одежды с собой привезла.
        —Ерунда. Ты теперь — член нашей команды. Униформа обязательна. Стиль должен быть во всем.
        Эйвери скорчила рожицу Джоне, а он усмехнулся в ответ. Но даже перспектива проводить рабочее время в гавайских рубашках и брюках капри не омрачила ее отличного настроения. Кроме того, ей безумно нравилась эта улыбка. И сам мужчина. И как ее пронизывали его глаза, словно до самого сердца. И его любовь, о которой она прежде и не мечтала.
        —Клод, — с тревогой в голосе промолвил Джона.
        Клаудия посмотрела через плечо Эйвери:
        —Хмм?
        —Оставь ее в покое. В прошлый раз, когда у нее глаза закрывались от смены часовых поясов, она едва не утонула.
        —Ничего подобного, — возмутилась Эйвери. — На самом деле я…
        —Отличная пловчиха, — закончил фразу Джона. — Да, знаю, знаю.
        —Да, конечно! — согласилась Клаудия и щелкнула пальцами Сайрусу.
        Долговязый юноша подкатил тележку к машине Джоны и начал ставить на нее сумки. Поморщившись, Джона снял их и взялся укладывать по-другому.
        —Ты точно хочешь остановиться здесь? — спросила Клаудия. Женщины наблюдали за Джоной, за игрой его мускулов. Он сжал зубы, а его футболка задралась, обнажив самый совершенный в мире пресс.
        —Конечно! — уверенно подтвердила Эйвери. — Не ты ли говорила, что у нас куча дел?
        —Да, верно. Поживи недельку здесь, а потом переберешься к нему, а этот огромный пес пусть спит у ваших ног.
        —Хорошо, — улыбнулась Эйвери. Может, так легко согласилась, вспомнив о людоеде-пауке в своей комнате. Ей мерещилось, что он вот-вот превратится в человека, перебросит ее через плечо и, словно влюбленный рыцарь, утащит в свой лесной замок. — Могу подождать.
        Клаудия сморщила носик:
        —О вкусах не спорят.
        Она взялась за одну ручку тележки, нагруженной вещами Эйвери, и вместе с Сайрусом покатила ее по дорожке.
        Домой!
        Океанский воздух щекотал ей ноздри, жаркий ветерок овевал и покалывал кожу. Зажмурившись, Джона подставил лицо солнцу Квинсленда. Его тело наполнялось жизненной мощью ветра и океана.
        Да, этот парень поразил всех в Нью-Йорке, но он не был создан для города. Его родина — здесь. В дорогом ему величественном, теплом, добром уголке земли. К счастью для них обоих, она могла перебраться в этот рай.
        А к счастью для Эйвери, Джона был создан для любви к ней.
        Почувствовав, что за ним наблюдают, он поднял голову и взглянул на нее. О, эти его темные кудри и сильная челюсть! Его сила, мускулы, жар души и тела! И она — рядом с ним.
        Словно почувствовав себя шестнадцатилетней непоседой, полной надежд и любви, Эйвери прыгнула в его объятия. Он поймал ее, развернул и привлек к себе, а от его поцелуя она растаяла как масло.
        —Я люблю тебя, Джона Норт, никогда об этом не забывай.
        —Да, — ответил он и прижал ее к себе крепче. — Не смог бы, даже если постарался. А сейчас, моя принцесса, пора тебе баиньки.
        —Вздор.
        —Необходимость. После того случая говорю вполне серьезно. От тебя всего можно ждать, например, что решишь сейчас полетать на парашюте за катером. Лучше привяжу тебя к кровати, только чтобы ты не искала неприятностей на свою голову.
        —Полнейший вздор. — Ее решительные возражения приобрели комический характер благодаря зевку вместе с последним словом.
        Когда они проходили по холлу, Эйвери отметила, что гостей в отеле прибавилось. Столпотворения не наблюдалось, но ситуация явно улучшилась.
        Айсис приветственно подняла руку, Эйвери махнула в ответ и лишь после этого сфокусировалась на более важном обстоятельстве — на ладони Джоны, скользнувшей по ее талии. А через пару секунд его пальцы коснулись и ее бедер.
        В номере бога Тики они обнаружили Сайруса. Еще раз зевнув, она полезла в кошелек, достала купюру в двадцать долларов, сунула Сайрусу в карман, а сама еле добрела до середины номера и с шумом рухнула на кровать.
        Сквозь полуприкрытые веки она видела, как Джона провожал Сайруса, а потом закрывал за ним дверь.
        — Ты этому парнишке приглянулась.
        — Знаю. Он очень милый.
        Джона медленно повернулся и пристально на нее посмотрел:
        —Скажи честно, как за двадцать шесть лет жизни на твоем острове тебя ни разу не похитили?
        —Законы улицы. И глубокое понимание всеми, что похитить меня может только тот, кто этого достоин.
        —Н-да? — Джона сунул руки в карманы, несмотря на то что потихоньку приближался к ней.
        Она приподнялась и оперлась на локти, словно вдруг ее усталость прошла:
        —Будет симпатичным парнем. Хотя есть небольшое самомнение, вполне простительное. — Она пробежалась глазами по его торсу, длинным сильным ногам, туфли он уже снял. — Станет успешным. Обязательно со своим вертолетом. И хорошим, — ее взгляд скользнул к недвусмысленной выпуклости на его джинсах, — достоинством.
        —Достоинством? — хмыкнул он и рассмеялся своим восхитительным ха-ха-ха, от которого по ее спине пробежали сладкие мурашки.
        —С достойным интеллектом. Достойным нравом. И вообще будет достойным человеком.
        Джона и его достоинство образовали вмятину на матрасе рядом с ней, а вокруг его великолепных кудрей светился солнечный ореол.
        —Каким бы симпатягой он ни стал, может валить куда хочет, потому что он опоздал. После того как я вытащил тебя, тонущую, из воды, ты, Эйвери Шоу, моя собственность… — Он сопровождал свой речитатив поцелуями, долгими, неспешными, горячими, заставляющими ее таять. — Вся моя.
        —О’кей! — Она обвила его руками и привлекла к себе в ожидании чего-то большего, нежели поцелуи.
        А смена часовых поясов пусть катится ко всем чертям. В ближайшие дни она собиралась тонуть в одном лишь наслаждении. Упиваться наслаждением, умирать от наслаждения. С этой самой минуты.
        Слетевшее с ее губ «О’кей» — с «О» заглавной — никогда не было столь всеобъемлющим и точным.