Болдова Марина, Тайна Родной Крови- библиотека РусЛит

Тайна родной крови Марина Владимировна Болдова
        Убийство Анки Хмелевской в польском Кракове и похищение Кати Шторм в России происходят практически одновременно. Что связывает этих двух молодых женщин? Почему так странно ведет себя похититель девушки, не предъявляя никаких требований ее родным? Если бы брат и сестра Кати не оказались на месте гибели Анки по чистой случайности, эти вопросы могли бы остаться без ответа. И никто бы не узнал, где находятся ценности, украденные полвека назад у московского коллекционера.
        Марина Болдова
        Тайна родной крови
        Талантливому педагогу и прекрасному человеку, руководителю ансамбля «Классик-домра» Ларисе Ивановне Демченко посвящается.

        Грузовичок «Жук» веселого желтого цвета вывернул с улицы, примыкающей к площади Ратуши, и как-то воровато-неспешно двинулся к следующему перекрестку. Многочисленные прохожие, в основной своей массе туристы, с недоумением поглядывали на яркую машину - улица была с односторонним движением, грузовик же двигался в запрещенном знаком направлении. Кто-то достал мобильный телефон, чтобы сделать фото нарушителя, но машина неожиданно резво рванула вперед. Визг тормозов и отчаянный многоголосый вскрик слились в страшный аккорд свершившейся беды. Не останавливаясь, грузовик быстро проехал до перекрестка и свернул направо. На месте аварии вмиг образовалась толпа. Несколько человек снимали происходящее на камеру, но большинство, возбужденно переговариваясь, пытались через головы впередистоящих рассмотреть лежащего на дороге человека.
        Маленький мальчик, успев к пострадавшему быстрее прочих, в растерянности обернулся к спешившей за ним девушке.
        - Сара, - произнес он по-русски. - Это же Катя, да? Ну, скажи, Катя?
        - Сема, пойдем, - девушка бросила быстрый взгляд поверх его головы, решительно развернула мальчика и, держа за худенькие плечики, повела сквозь толпу прочь.
        - Ты что?! Так и уйдешь?! А она пусть лежит?! - Тот с возмущением вырвался из ее рук и побежал прямиком к подъехавшему в этот момент к месту аварии полицейскому автомобилю.
        - Пан полицейский, там Катя! Моя сестра! Ее сбила машина! Желтая! - затараторил он без остановки, указывая пальцем на толпу. Тот непонимающе посмотрел на девушку. Та вдруг сильно побледнела и стала оседать на асфальт.
        - Ой, приступ начинается, - округлив глаза, тихо произнес мальчик и кинулся к ней. Польский полицейский, не поняв ни слова, но сориентировавшись в ситуации интуитивно, взял в руки рацию. Его напарник, отодвинув мальчика в сторону, склонился над девушкой.
        Никто не заметил, как белоснежный «Форд», за несколько минут до происшествия медленно двигавшийся вдоль тротуара навстречу грузовику, вдруг резко прибавил скорость и на перекрестке свернул в переулок. За рулем была женщина. Проехав еще несколько кварталов, машина остановилась. Женщина сняла темные очки, посмотрела в зеркало заднего вида. «Хм, неожиданно! - произнесла она с легким смешком. - И как удачно! Одной проблемой меньше…»
        Кровь человека - мостик между душой и телом. Душа в маленького, еще нерожденного, человечка лишь в середине срока беременности вселяется, тогда и кровь пульсировать начинает. И информация от матери к ребенку по крови передается: доброта, праведность поступков или преступность. Все, что накоплено ею и отцом за время их половой зрелости. Никто за тебя не решит: добро нести в мир или зло. И что ребенку своему передашь: любовь к миру или озлобленность.
        Глава 1
        Семка беспокойно ерзал на жестком стуле в холле полицейского участка. Он так и не смог объяснить, кто такая Катя. Его не понимали. Телефон мамы Веры не отвечал - оно и понятно, отключила на время экскурсии. Тогда он набрал номер переводчицы Элины, которая работала с их ансамблем с первого дня фестиваля. И успокоился, когда та ответила, что подъедет в участок через десять-пятнадцать минут. А сейчас вот мысли о Саре заставили его вновь тяжело вздохнуть. Как он объяснит маме Вере и остальным, почему у нее случился приступ? Ведь он, Семка, за Сару отвечает! И должен ее беречь. Потому что приступ - это страшно! Страшно, когда и так бледное ее лицо становится совсем белым. Когда она, глядя перед собой испуганно и умоляюще, ловит ртом воздух, судорожно сжатыми пальцами сминая плед на кровати. А он, Сема, бестолково мечется по девчачьей спальне, хотя мать сто раз говорила, где лежит Сарино лекарство. Потом, сунув сестре спрей, дрожащими руками набирает «ноль три». И ждет «Скорую», поминутно подскакивая к окну.
        Семка обожал Сару и боялся. И все делал не так. И вилка из левой руки сама выскакивала, а за ней и нож из правой - на скатерть! А то и в соусник! Сроду эта плошка перед ним стоит, словно другого места ей на столе нет! Пробовал отодвинуть, пока еще за стол никто не сел, не выходит. Кружочек, что ли, под ней Сара нарисовала? Прямо под донышком! И кричит он всегда громко. Как назло, все вдруг замолчат, а он в этот момент - вопит. «Учись сдерживать свои эмоции, Семен!» - проговорит Сара вроде бы спокойно и ласково, но у него вдруг от ее жалостливого тона ком в горле. Даже «извини» не всегда выдавить удается. Наверное, Сару и другие боятся, но им что - все взрослые, а он - поскребыш! Так его называет отец. Последний он в семье, со старшей, Катей, разница аж в двадцать лет!
        Ее, Катерину, не взяли на фестиваль в Краков потому, что ей уже живот на нос лезет! «То есть, она в интересном положении», - промелькнуло в голове выражение Сары. Ну очень интересное положение! Тошнит все время, толстая стала, в отцовском кресле не умещается и все время плачет. Кино про любовь смотрит или про войну, без разницы - сразу в слезы. Ей, значит, эмоции показывать можно!..
        - Ой! - довольно громко вскрикнул Семка и испуганно посмотрел на обернувшегося к нему полицейского. - Это не Катя! Она не может, потому что…
        - Сема, что случилось? Что с Сарой? - Элина кинулась к нему, едва переступив порог участка.
        - У Сары приступ! Ее увезли в больницу на машине с красным крестом! А я думал, там, на дороге, Катя, а сейчас понял - не Катя! Кукла, что ли, с нее слеплена? С Катиными глазами? Ее зачем-то бросили под желтую машину! Элина, ты понимаешь, что Катя не может быть там, на дороге? Понимаешь?
        - Сема, успокойся. Я сейчас поговорю с паном полицейским, и все прояснится. Ты посиди пока тут, - Элина погладила его по голове и отошла к поджидавшему ее офицеру.
        Семка смотрел на нее и пытался понять, о чем она так долго тому рассказывает. Полицейский показывал ей какие-то бумаги, Элина кивала, говорила что-то по-польски, и Семка несколько раз услышал имя Катя. Наконец он не выдержал и подбежал к Элине.
        - Это не Катя! Кукла с ее лицом! - невежливо перебил ее он, сердито зыркнув на полицейского. - Как Суок в «Трех толстяках»!
        - Сема, успокойся! - Элина достала из сумки телефон.
        Семка почти что повис на руке Элины - та показывала на экране мобильного фотографию Кати. Снимок был сделан в прошлом году во время концерта в Москве, куда Элина прилетела специально, чтобы встретиться с ними. Полицейский кивал согласно и печально и что-то отвечал ей.
        - Элина, что ты ему говоришь? Что это Катя там, да? Ну, Элина!
        - Да, Сема. Успокойся. Она, видимо, прилетела сегодня, хотела сделать сюрприз. Я понимаю, тебе страшно, и ты…
        - Да не страшно мне! Это не Катя! - упрямо перебил Семка, отчаиваясь оттого, что так и не мог ничего объяснить. Какая-то деталь ускользала от внимания, он пытался сконцентрироваться, снова повторяя и повторяя про Суок. В конце концов Элина, бросив обеспокоенный взгляд на полицейского, решительно взяла его за руку и подвела обратно к стулу, на котором он недавно сидел.
        - Сема, послушай! Пан полицейский все понял, он больше ничего у тебя спрашивать не будет. Это не Катя, ты прав, - проговорила она слишком быстро, и Семка догадался, что она ему по-прежнему не верит.
        - Элина, нам завтра уезжать…
        - Да, я помню. Поедем в гостиницу, мы здесь больше не нужны.
        - А как же полицейский? - зачем-то спросил он. - Ведь он же не так думает, как нужно! Это не Катя!
        - Ну почему ты так настаиваешь?! Хватит уже! - в сердцах прикрикнула на него Элина.
        - Я знаю почему! Катя беременна! А эта - нет! - громко и четко выговорил он, словив-таки ускользавшую от него все это время мысль.
        Элина удивленно посмотрела на него. И тут же перевела взгляд на появившегося в дверях кабинета полицейского.
        Она что-то сказала ему по-польски, уверенно кивая. Тот нахмурился.
        - Посиди здесь, Сема. Мне нужно еще раз увидеть… То есть я схожу с паном офицером, ты только никуда без меня не уходи.
        Он и не собирался. В гостинице все равно никого из своих не было - уехали на экскурсию по Кракову и вернутся только к вечеру. Без Элины ему даже не дадут ключ от номера.
        Сема сидел на стуле и болтал ногами. Он успокоился. Ему поверили, и это было на данный момент самым главным. Катя дома, в Самаре. Наверное, в кладовке уже не осталось ни одной банки солений. А ему не жалко, хотя он и сам любит хрустящие огурчики и красненькие помидорки с лопающейся от надкуса шкуркой. Через два месяца, в августе, как ему сказала Сара, он станет дядей. И перестанет быть самым младшим в их большой семье.
        Глава 2
        Михаэль прождал ее в кафе полтора часа. Конечно, Анка никогда не отличалась обязательностью, но это было уж слишком. В конце концов, он решает ее проблемы. Она создает, а он всегда отвечает за ее проступки. С детства.
        На этот раз Михаэль не сразу понял, о чем ему рассказывает сестра. Так давно они не виделись, что он уже и забыть успел, какие непредсказуемые последствия обычно наступают после ее авантюрных задумок.
        …Они выросли без матери. Фотографии и написанный маслом портрет находились в ее бывшей спальне. Дети заходили туда редко, особенно Анка, которая с раннего детства боялась этой, как она называла, «мертвой» комнаты. Однажды она призналась брату, что чувствует там запах горящих свечей и даже «слышит» потрескивание пламени. Михаэль тогда только пожал плечами - ни одного подсвечника в комнате не было, только старинная масляная лампа на каминной полке, поставленная скорее для интерьера, чем для полезного применения в случае необходимости. Единственное, что вызывало его интерес, - запертый ящик старинного бюро.
        Но и он не любил эту комнату. Тоски по матери Михаэль не испытывал, Анка, как чувствовал, тоже, но отец приводил их, маленьких, туда за руки, усаживал на высокую кровать и рассказывал о ней. Повзрослев, они поняли, что делал он это лишь для того, чтобы они не забывали о женщине, которая дала им жизнь. Но как можно помнить о том, кого не видел ни разу в жизни?
        С годами Анка стала все больше походить на отца: тонкий нос, четко очерченные губы и глаза цвета болотной зелени делали ее очень привлекательной. Ему ж достались высокий лоб и небольшие, глубоко посаженные глаза матери. Но, как любил пошутить отец, они оба «не из родни, а в родню». Михаэлю эта фраза казалась странной, какой-то чужой, не из их мира…
        Он уже в который раз набрал номер мобильного сестры. «Ну ладно, опаздывает! На звонки могла б ответить!» - мысленно попенял ей, но беспокойство нарастало.
        Ждать дольше не имело смысла. Он почти точно знал, что с Анкой случилась беда. Михаэль подозвал официанта.
        - У меня к вам просьба. Если вдруг вот эта девушка появится здесь, попросите ее срочно перезвонить брату, - он показал парню на экране телефона фотографию Анки и, оставив щедрые чаевые, вышел на улицу.
        Краков он знал как свои пять пальцев, изучив все закоулки еще во время учебы в Ягеллонском университете. Ближайший полицейский участок находился в паре кварталов от кафе, в котором он только что ждал Анку, и Михаэль решил оставить машину и пройтись пешком. Он надеялся, что по пути в участок его догонит-таки звонок сестры.
        Михаэль подошел к полицейскому участку, легко взбежал на крыльцо и потянул на себя массивную дверь.
        - День добрый! Я разыскиваю свою сестру, у меня есть основания предполагать, что с ней могло случиться несчастье, - от волнения и дурных предчувствий его голос слегка охрип. Он сбивчиво рассказывал об Анке, показывал ее фотографию и не сразу заметил, что кроме полицейского его внимательно слушает молодая женщина у стойки. В один момент он поймал ее встревоженный взгляд, брошенный на офицера, и его ответный кивок. Этот безмолвный диалог вызвал в нем такую панику, что Михаэль не сдержался и схватил ее за руку.
        - Вы что-то знаете, да? Видели ее? Где? Когда? - он поднес к ее лицу телефон с фотографией Анки. - Это она? Вы знаете, что с моей сестрой?
        Михаэль долго шел за полицейским по длинному коридору, спотыкаясь на неровно уложенных плитках. Он чувствовал, как тут же чья-то рука подхватывает его под локоть и сразу же отпускает. В голове отзывались лишь гулкий стук каблучков и глухие удары собственного сердца.
        Михаэль узнал Анку по одной только кисти руки, свисающей со стола из-под белой простыни: между средним и указательным пальцами четко был виден след ожога - последствие детской шалости сестры. Первое, что он сделал, не отдавая себе отчета, - натянул край белого полотна на эту руку.
        Ему показали ее лицо. Он было с облегчением вздохнул: нет, не она! Радостно оглянулся на молодую женщину, все еще стоявшую у него за спиной. И тут же повернулся обратно. Внутренний голос, голос их с Анкой ангела-хранителя, шепнул ему, что из них, двойняшек, он остался один.
        - …Русские музыканты, они приехали на фестиваль… Девушка и мальчик Сема видели, как вашу сестру сбила машина… - слышал он как будто издалека женский голос.
        - Какая девушка? - спросил он машинально.
        - Сестра Семена, Сара. Ей стало плохо с сердцем, ее увезли в больницу. А я - Элина Поплавская, переводчица. Могу вам чем-то помочь? Вот, возьмите мою визитку, возможно, у вас будут вопросы. А я должна отвести мальчика в отель. Скоро его семья вернется с экскурсии, - она протянула Михаэлю картонный прямоугольник. - До свидания.
        - Спасибо, - он машинально сунул карточку в нагрудный карман куртки.
        «Сема - это, наверное, тот мальчик, что сидел в холле», - вспомнил Михаэль, подписывая какие-то бумаги.
        Глава 3
        Вера Михайловна Бражникова почти не слушала экскурсовода. Она смотрела на красоту за окном автобуса и пыталась сосредоточиться на главном: завтра они возвращаются домой в Россию. Все, кажется, прошло благополучно, они заняли второе место в конкурсе. Еще вчера она с улыбкой наблюдала за младшим Семой, как он смешно расстроился, что они не первые. Совсем ненадолго расстроился, и тут же его конопатое личико озарила радостная улыбка - все подарки для их музыкальной семьи несли ему, складывали прямо на пол у его ног, а он всем говорил быстрое «спасибо» или выученное польское «dzienkuje» иоглядывался на нее. Увидев одобрительную улыбку, вновь поворачивался к очередному дарителю.
        Они всегда с гастролей и конкурсов увозили домой много подарков, фотографий и память о новых друзьях. И никогда Вера Михайловна не испытывала такого беспричинного беспокойства, как в этот раз.
        Еще дома, проверяя уложенный багаж и держа в руках билеты и паспорта, вдруг не к месту вспомнила она все трудности, связанные с предстоящей поездкой. Поначалу не хватало денег. Но нашелся спонсор, не совсем бескорыстный, хотя и с вполне приемлемыми условиями. Не поехала Катя, расстроившись не меньше самой Веры Михайловны, - врач вдруг забеспокоился по поводу протекания беременности. И, наконец, Сара настояла на своем участии, несмотря на участившиеся в последнее время сердечные приступы. А Вера Михайловна сдалась.
        В суете путешествия и проходящего фестиваля она немного отвлеклась от своих страхов, но в уютном салоне экскурсионного автобуса вновь тревожно заныло в груди.
        - Казимеж - в прошлом отдельный город, а сейчас район Кракова… Еврейский геноцид фашистов опустошил город, о чем достоверно показано в известном фильме Стивена Спилберга «Список Шиндлера». До сих пор идет восстановление… - услышала Вера Михайловна голос гида.
        «Насколько же нужно быть пропитанным ненавистью к еврейской нации, чтобы истреблять подряд всех ее представителей, независимо от места их проживания, пола и возраста! Извести целый город!» - подумала она и вспомнила о Саре. Девочка так устала, что отказалась от экскурсии по Кракову. А Сема сам вызвался побыть с ней. Они собирались прогуляться по городским улицам, далеко не удаляясь от отеля.
        - На той стороне Вислы расположен район Подгуже, также бывший ранее отдельным городом. Чтобы попасть из Казимежа в Подгуже, нужно перейти по одному из мостов, например, по этому мосту Пилсудского. Гордостью Подгуже является неоготический костел Святого Иосифа…
        Вера Михайловна никак не могла сосредоточиться на рассказе экскурсовода. Тревога не отпускала. Конечно, более всего она волновалась за Катю.
        …«Маленькая печальная принцесса», - так сказал о девочке их с мужем Федором друг Константин Лыков, увидев в первый раз. В свои десять Катя казалась совсем малышкой, и только взгляд темно-болотных глаз был не по-детски строг и спокоен. Катя была так красива, что, бывало, у случайных прохожих невольно вырывался восхищенный возглас. Девочка относилась к этому с неподдельным равнодушием, вежливо улыбаясь в ответ и проходя мимо. «Счастливая», - говорили ей вслед, а Вера Михайловна знала, как одинок и несчастен этот ребенок. Катя ходила к ней на занятия в музыкальный класс, и Вера Михайловна видела, как та хотя бы на время оттаивает, оставляя мысли о доме, где она жила с матерью-алкоголичкой. Она была необыкновенным ребенком - кроме красоты бог наградил ее талантом и упорством. После смерти матери Кати Вера Михайловна с мужем взяли ее к себе, оформив удочерение. Теперь Кате двадцать семь, и она готовится стать мамой.
        Второй приемной дочерью через много лет для них стала Сара Лейбсон, у которой в одночасье погибла вся семья…
        А три года назад Константин Лыков пригласил ее посетить детский дом. «Вера, я уверен, там есть талантливые дети. Возможно, твоя музыка для них станет пропуском в нормальную жизнь. Прослушай ребят, прошу тебя», - уговаривал он, но ей не нужны были уговоры. Она тогда только согласно кивнула, лишний раз убедившись в том, насколько схожи мысли и желания у них с Костей. Жаль, что Федор так и не научился ее понимать. Вера Михайловна помнит удивленный вопрос мужа: «Зачем тебе это нужно?»
        Она для начала просмотрела личные дела младших школьников. Прослушивать детей не стала, просто спросила: кто хочет научиться играть на домре? В ответ было только недоуменное молчание, и Вера Михайловна в растерянности оглянулась на Лыкова. Он улыбнулся, подмигнул ей и вдруг очень интересно и красочно стал рассказывать о музыке. Лес рук взметнулся вверх, и у нее отлегло от сердца. На следующий день к ней в класс на школьном автобусе приехали двенадцать ребят. Она взяла всех. Но после месяца занятий остались только четверо: Рома Величко, Кирилл Рощин и брат с сестрой Марат и Фая Сафины. Им было по девять. Вот над ними и собиралась оформить опекунство Вера Михайловна.
        Ей вновь помог Лыков. Дети переехали к Бражниковым. И только тогда сложилась их музыкальная семья…
        - Мама Вера! - услышала она громкий шепот Кирилла за спиной. - Оказывается, у них тоже есть барахолки! Каждое воскресенье! Ярмарка старья называется!
        Вера Михайловна улыбнулась. По довольному лицу Кира видела, что экскурсия удалась. Наверное, зря беспокоилась, решила она, у них все хорошо.
        Ей еще мама говорила, что внутреннее предчувствие - не что иное, как неслышимый голос ангела-хранителя. Уже по напряженному лицу Элины, которая встретила ее в холле отеля, Вера Михайловна поняла, что стряслась беда.
        - Что?! - спросила она тихо, отводя девушку подальше от галдящих ребят. - С Катей что-то?
        Она, не дожидаясь ответа, нашарила в сумке телефон, поставленный на бесшумный вызов на время экскурсии, и быстро увеличила громкость.
        - Нет, Вера Михайловна. Надеюсь, с Катей все в порядке. Сара в больнице, приступ. Она и Сема стали свидетелями, как машина сбила девушку. Очень похожую на Катю девушку! Пойдемте в участок, вас просили подойти туда ненадолго. Я по дороге все расскажу. А потом сразу поедем в клинику к Саре.
        - Кирилл, подойди, пожалуйста.
        - Да, мама Вера. Привет, Элина! Экскурсия - супер!
        - Я рада за вас! - рассеянно ответила девушка.
        - Кира, нам с Элиной и отцом нужно съездить по делам. Ты остаешься за старшего. Идите в номер, по отелю не бегать.
        - А Сара? - Кира тревожно оглядел холл.
        - Сара в больнице, у нее приступ. Сема вам расскажет, что случилось.
        Глава 4
        Михаэль решил, что выложит все сразу как на духу. Что Анки больше нет. Что она стала наркоманкой, связавшись с их бывшим водителем Злотым, и была беременна. Нет, о Злотом и беременности Анки Михаэль не скажет, это убьет отца.
        Анка выпала из-под его контроля несколько лет назад. Звонила редко, всегда с одной и той же просьбой - дать денег. Михаэль запускал очередное производство, времени выяснять, на что ей такие немалые суммы, не было, и он просто перечислял ей на карту требуемое. Наезжала в поместье Анка регулярно, по субботам, но Михаэль в эти дни частенько отсутствовал - в его расписании выходных не было. Отец после встреч с ней выглядел озабоченным, но внятно объяснить, что его смущает в поведении дочери, не мог. Михаэль же успокаивал себя тем, что Анка живет у подруги, девушки скромной и воспитанной в строгости. То, что Каролина давно уехала с мужем в Хойну, он узнал всего неделю назад. Тогда сестра позвонила ему и срывающимся от страха голосом попросила срочно приехать - она боится оставаться в квартире Каролины.
        В дороге он мысленно перебрал все возможное, что могло произойти с ней или с обеими девушками в доме, находящемся в самом центре города, на людной даже поздними вечерами улице. То, что он увидел в квартире, повергло в недоумение. В просторном холле царил такой разгром, что Михаэль решил, что наблюдает последствия нешуточной драки. По рассказу сестры, так и было - возвратившись домой, она застала человека, роющегося в вещах. Вор был в спортивной куртке с капюшоном, как водится - в темных очках и обладал фигурой, по которой нельзя было определить пол. То, что ростом он был много выше Анки, не говорило о том, что это мужчина - метр шестьдесят сестры часто был поводом для подколок Михаэля, высокого, как отец. Анка поведала, что он (или она) стукнул ее чем-то по голове и сбежал. Очнувшись, она тут же позвонила ему, брату. Михаэль поверил рассказу, но все же спросил - где сейчас Каролина? И по вмиг увеличившимся зрачкам сестры понял - сейчас начнется вранье, сдобренное излишними деталями для достоверности изложения. Сестрой будет предложена красочная история, уводящая далеко от более прозаической
истины. Он остановил ее, указательным пальцем «запечатывая» ей губы. Этот жест еще с раннего их детства означал одно - не нужно тратить понапрасну время на пустую болтовню. Анка сникла, расплакалась и под аккомпанемент собственных всхлипов выложила ему все. Вкратце это звучало так: подруга замужем в Хойне, Анка живет с парнем в этой квартире уже почти год, неделю назад он ее бросил, а теперь кто-то залез в квартиру, она боится, что друг кому-то задолжал, и вор - не вор, а пришел за своим. Имя бойфренда Анка выдавила на третьей минуте причитаний, опасливо отодвинувшись от Михаэля на расстояние вытянутой руки. Злотый был в их семье персоной случайной, но оставившей приметный и неприятный след. Пока Михаэль, ошеломленный ее признанием, молчал, Анка суетилась у кофеварки, засыпая зерна. Он укоризненно смотрел на нее, старательно прятавшую взгляд. Когда она протянула руку с зажатой в ней емкостью для воды к крану, манжет клетчатой рубашки расстегнулся, и Михаэль с ужасом увидел на запястьях сестры следы уколов…
        Слезы подступили к глазам, «размывая» обзор дороги. Хорошо, других машин не было, и до усадьбы оставалась пара километров. Михаэль сбросил скорость: нужно успеть успокоиться.
        Отец… Страшно представить его лицо, когда он узнает…
        Ворота плавно, но быстро разъехались, как только он прикоснулся к брелоку сигнализации. Шуршание колес по гравию дорожки казалось оглушающим в спокойной тишине. И еще он слышал стук сердца. Своего, ополовиненного остановившимся сердцем сестры, будто она забрала свою половинку с собой в небытие.
        …Михаэль не помнил себя без нее. Анка была старше на двенадцать минут, чем гордилась безмерно, любя его по-матерински с высоты этого старшинства. Он, став взрослее и на две головы выше ее, посмеивался и подыгрывал ей, но присматривал за бесшабашной сестрой со всей строгостью. А она всегда нуждалась в присмотре. Отец махнул рукой на шалости дочери с пятилетнего их возраста, няньки не справлялись с ней вовсе, и слушалась Анка лишь его, Михаэля. Потому что только его не могла обмануть и провести. Он чувствовал задуманные авантюры еще тогда, когда мыслишка только зарождалась в ее головке. По обстоятельствам он или принимал участие в действе, или пресекал все на корню, если уж было придумано что-то из ряда вон. Например, прыжок с парашютом с обрыва в реку. Или кнопка в стул очередной папиной гостье, претендующей на место их мачехи. Не жалко было Михаэлю плотных ягодиц женщины, жалко было отца, которому предстояло выслушивать ее претензии. Но Анка придумывала каверзу за каверзой. Выдержать ежедневные атаки могла не каждая. Дамы исчезали из их жизни, не дойдя до спальни посмеивающегося в кулак отца.
        Только одна женщина задержалась в их доме надолго. Как-то получилось, что Ника стала если не законной женой, то небезосновательно претендующей на этот статус. А потом случилась авария. «Вернувшись» из комы, отец не впал в уныние. Осознание собственной немощи, слабо утешающие прогнозы врачей и наступившая прохлада в отношениях с любовницей заставили его собрать все силы для выздоровления. Михаэль и Анка уже учились в Кракове, дома бывали не каждый выходной, а потому повседневно текущие события проходили мимо них. Однажды, приехав на каникулы, они не застали Нику. Не было в доме и ее вещей. Оказалось, отец выгнал ее неожиданно, не объясняя причин. С тех пор женщин он в дом не приглашал, что радовало и Михаэля, и Анку, и всех домашних от горничной до дворецкого. Отец уже вполне сносно передвигался, опираясь на палку, поэтому вернулся к управлению делами. Время от времени он впадал в состояние влюбленности, что было заметно по сияющим глазам и ответам невпопад. Это было где-то на стороне, проходило быстро, безболезненно для всех, поэтому даже небольшой тревоги никто не испытывал. Домочадцы лишь
посмеивались над несерьезностью отца и незадачливостью девиц, мечтающих окрутить богатого вдовца.
        А отец был действительно богат. Воспитывая двойняшек не в неге, но в строгости по части финансов, он добился того, что Михаэль не мыслил себя иждивенцем у него на шее, с пятнадцати лет работая наравне с ним и попутно изучая сложное фермерское хозяйство. Но тянуло его к механизмам и производству. Окончив университет в Кракове, Михаэль предложил отцу открыть завод по переработке их продукции, объединить разрозненные цеха по консервированию в одно производство и выходить на мировой рынок. Отец, немного контролируя сына в начале намеченного пути, через год скинул управление на Михаэля и удалился на покой.
        Сейчас у Михаэля было два дела: хозяйство и сестра. И одно из них он запустил…
        - Миша, вернулся? А Аня? - отец упорно называл детей русскими именами, их землевладение - усадьбой, и Михаэлю это было непонятно. Никакой любви или увлечения Россией он за ним не замечал.
        - Да, папа, это я. Послушай, мне нужно с тобой поговорить… Это серьезно.
        - А Аня?! - уже обеспокоенно спросил Казимир Хмелевский.
        - Анка умерла. Ее сбила машина, - проговорил он быстро и обеспокоенно посмотрел на отца. Тот молча отошел к окну. Михаэлю показалось, отец совсем не удивился.
        - Да-да. Так и должно было случиться. Все правильно, правильно. Она оказалась права… Я не верил… Столько лет… Анечка… - бормотал Хмелевский, не глядя на него.
        - Папа, о чем ты?
        - Нелепая смерть… Она так и сказала: «Умрет нелепой смертью». Машина… Что за машина? - он наконец посмотрел прямо на него.
        - Папа, Анку убили. Наезд не был случайным.
        - За что?! И кто?!
        - Не знаю, папа. У меня еще одна новость: Анка жила с парнем, неделю назад он ее бросил.
        - Кто он? Как его имя?
        - Имени не знаю, Анка не говорила. И я слишком поздно узнал об этой связи, - Михаэль досадливо поморщился.
        - Я думал, она с подругой… Что она живет у Каролины!
        - Я тоже был в этом уверен. Но, как оказалось, девушка замужем уже пять лет. И живет в Хойне, оставив квартиру в Кшешовице Анке. Я там давно не был, поэтому удивился звонку Анки и просьбе срочно туда приехать. Оказалось, ее парень пропал, уже неделю как. Она особенно не беспокоилась, тот уезжал и раньше, хотя и не так надолго. Испугалась лишь, когда застала в квартире чужого человека. Тот ударил ее и убежал. Она считает, что ее друг задолжал кому-то крупную сумму, и этот визитер приходил к нему. Я установил во всех комнатах и холле камеры. Но вор больше не появлялся. А сегодня Анка назначила мне встречу в кафе в Кракове, видимо, хотела мне сообщить что-то важное. И не пришла. Я набирал номер ее телефона несколько раз, но она так и не ответила. Заподозрив, что что-то случилось, зашел в ближайший полицейский участок, показал фотографию… Там были русский мальчик и переводчица. Мальчик с сестрой видели, как произошла авария. Правда, с сестрой тут же случился сердечный приступ и… Папа, что с тобой?! - Михаэль вдруг заметил, как побледнел отец.
        - Русские?
        - Да. Они из ансамбля народных инструментов - в Кракове сейчас фестиваль. Вот что странно… Дети обознались: думали, на дороге их старшая сестра, уж очень похожа на Анку. И переводчица поначалу была уверена! Но выяснилось, что та девушка, Катя, старше Анки на два года, к тому же беременна, на большом сроке…
        - На два года… Беременна…
        - Папа, может быть, ты скажешь мне, что с тобой? Ты как-то странно реагируешь на мои слова!
        - Нет, ничего. Наверное, нужно заняться похоронами… Ты иди, - Казимир Хмелевский рассеянно махнул рукой на дверь.
        Дождавшись, пока сын выйдет из комнаты, он достал из кармана куртки мобильный телефон.
        - Здравствуй, дорогая. Как ты себя чувствуешь сегодня? В норме? Да, спасибо, нога не болит. Голос? Да, ты правильно поняла - случилась беда. Нет больше Анки. Несколько часов назад ее намеренно сбила какая-то машина. Я навещу тебя завтра, жди.
        Глава 5
        Вера Михайловна слушала, что ей переводила Элина, и согласно кивала. Врач убеждал, а ее и не нужно было уговаривать. Только лишь когда он произнес имя Сергей Герасимов, она удивленно посмотрела на Элину. Кардиохирург Герасимов был, насколько она знала, близким другом отца Сары. Работал он в кардиологическом центре их родного города и только пару лет назад уехал жить в Германию.
        - Пан Завадский предлагает перевезти Сару в клинику, где работает доктор Герасимов. Он уже связался с ним и заручился согласием. Но решение остается за вами, Вера Михайловна. За вами и за Сарой.
        - Я согласна, - коротко ответила Вера Михайловна и увидела ответную улыбку лечащего врача девочки. - А сейчас хотелось бы увидеться с Сарой…
        - Да, пожалуйста. Яна, - обратился тот к присутствующей при разговоре девушке. - Проводите пани Бражникову к дочери.
        Сара спала. На ее спокойном бледном личике лежала тень от капельницы, установленной на штативе рядом с кроватью. От флакона с раствором к руке тянулась тонкая полупрозрачная трубочка. Вера Михайловна вздохнула: похожую картину она наблюдает уже четвертый год…
        Вера Михайловна вспомнила первый сердечный приступ Сары. Ее вмиг посеревшее лицо, испуганный взгляд и свою растерянность. И бестолково суетящихся рядом Катю и мужа. Тогда первым опомнился Федор, схватив телефон и вызвав неотложку. Потом были больницы, обследования и диагноз. А теперь остро встал вопрос и об операции. Вот таким нездоровьем аукнулась трагедия в жизни девочки.
        …Казалось, на похороны родных Сары собрался весь город. Только сама девочка этого не замечала. Или Вера Михайловна, не отпускавшая ее руку ни на миг, так чувствовала. Рука, несмотря на жару, была холодной и будто высохшей, до того тонкими на ощупь были пальчики. Сара неотрывно смотрела на лицо младшей сестры, словно спящей безмятежным сном, и не плакала. Она не уронила ни одной слезинки после тех, первых, слез, когда узнала о том, что сгорела их дача. И погибли и мама, и отец, и пятилетняя сестра Оля…
        «Нет, - вспомнила Вера Михайловна, - она плакала еще раз: когда на следующий день «Скорая» увозила в больницу Лилию Марковну».
        Именно она, Лилия Марковна Лейбсон, привела правнучку в музыкальный класс Веры Михайловны. «У нее нет музыкального слуха, Верочка, а девочка тянется к музыке. Возьми, позанимайся!» - попросила она. Конечно, Вера Михайловна взяла ребенка. И ни разу не пожалела…
        - Вера Михайловна, да не переживайте вы так, - Элина дотронулась до ее плеча. - Спокойно возвращайтесь домой.
        - Элина, я думаю, мне следует задержаться, - Вера Михайловна никак не могла решиться на то, чтобы оставить Сару одну в чужой стране.
        - Я разговаривала с паном Завадским. Сару в Германию можно будет перевозить лишь через несколько дней. А пока они ее медикаментозно поддержат, сделают необходимые обследования. Вы вернетесь к тому времени, когда она будет чувствовать себя лучше, а я буду Сарочку навещать каждый день, - спокойно возразила та. - К тому же, дома одна Катя, ей трудно будет без вас справиться с мальчишками. Ведь Федор Иванович…
        «Конечно… Федор Иванович! Вот и Элина знает… - с иронией подумала Вера Михайловна. - Впрочем, вполне естественно, что она в курсе намечающихся перемен в нашей жизни: ее давно уже приняли в «стаю». И Сару на нее я могу оставить смело. А мне действительно нужно домой».
        - Хорошо, - сказала она твердо и бросила взгляд на часы на запястье. - Я на тебя надеюсь. Только прошу: звони мне каждый день. И, если что…
        Про «если что» думать не хотелось. Она сама не могла объяснить себе, почему ее так тянет домой. Почему не отпускает тревога, никак не связанная с болезнью Сары. Вера Михайловна словно предчувствовала еще большую беду. Такую, что потребует всех ее душевных сил и причинит ей неожиданную боль.
        Глава 6
        Она совсем не чувствовала старости. Конечно, болела спина, плохо слушались ноги, мучили головные боли, но Зося Адамовна считала, что это - нормально. Спина начала ныть еще с молодости, когда она часами стояла над корытом с грязным бельем в лагерной прачечной. Ноги она отморозила там же. А голова… кто ж знает, отчего она болит?
        То, что она в свои восемьдесят восемь не стала маразматичкой, Зося Адамовна считала только своей заслугой. Мозг нужно тренировать ежедневно, ежечасно, тогда и память останется ясной, и мыслить будешь логично и здраво, считала она. Читала все, что попадалось серьезного, особенно детективы, чем запутаннее, тем лучше. И никак не могла понять других старух в пансионате, которые только и обсуждали, что личную жизнь звезд кино, певичек и моделек, путаясь в именах, кто есть кто, споря и ссорясь друг с другом. Ей было рядом с ними скучно, даже тошно, и она старалась найти спокойный уголок в зимнем саду или библиотеке. Правда, книги, в основном, были на польском. Зося Адамовна язык понимала и могла сносно изъясняться, но читала с трудом.
        Старость на нее давила лишь в часы, когда вспоминалось прошлое. Какой-то один факт, всплывший в памяти, тянул за собой целую галерею лиц, событий, вопросов и раздумий. На многие вопросы ответов не было, лица казались размытыми, без возраста. Иногда хотелось вдруг увидеть кого-то, кого она знала в молодости, сейчас, сию минуту. Увидеть, расспросить, рассказать о себе. Но, здраво понимая, что это невозможно, она не расстраивалась.
        Память ее хранила много тайн. Зося Адамовна чувствовала, что придет время, возможно незадолго до вечности, и она расскажет все внуку Саше. Пока же она боялась. Боялась за него, неустроенного, непутевого. И еще она знала, что должна ему передать и знания. Если он к тому времени, когда ей наступит срок уходить, будет готов их принять.
        …Она хорошо помнила эту огромную квартиру на две семьи в центре Москвы. Хмелевские - Зося, брат и родители - занимали три комнаты, еще две - ее одноклассница Лиля Бас с мамой Чарой Давидовной. Отец Зоси и Виктора был кадровым военным, мать - врачом. Чара Давидовна преподавала физику в школе. Как считали обе девочки, у них была одна семья. С малых лет мама Лили забирала их из детского сада, мама Зоси лечила от простуды, а отец в редкие свои выходные водил их в парк.
        Зосина бабушка жила отшельницей в лесу. Ее звали польской ведьмой и не пускали даже в соседнюю деревню, в глаза с ней не здоровался никто. А бегать тайком - бегали. Зуб больной заговорить, мужика от пьянки или любовницы отворотить. Помогала бабушка всем. Зося, правда, бывала у нее лишь летом, когда ее семья переезжала из городской квартиры на дачу, расположенную в получасе ходьбы от избы бабушки. Отец хоть изредка, но наведывался к матери и всегда брал с собой маленькую Зосю. Но мать не ходила к свекрови никогда. И видимой причины для того не было.
        На фронт в сорок первом в первые же дни войны ушли и отец, и Виктор, учившийся тогда в военном училище. Зося с матерью остались в доме. Через два месяца на фронт ушла и мама. «В Москву не возвращайся, Зося, живи с бабушкой», - сказала ей мать. «Почему? А школа? Я буду вас ждать там, в городской квартире с Лилей и ее мамой», - плакала Зося. «Нет! - отрезала мать. - Даже не суйся туда. Так надо, Зосенька. Потерпи. Я вернусь, обещаю». Зося тогда впервые серьезно обиделась на мать. Она не то чтобы не любила бабушку, но побаивалась. И как будет с ней жить здесь, в глуши, не представляла.
        Наступила осень. Зося пропускала занятия в школе почти каждую неделю - ходить по бездорожью до соседнего села ей, городскому ребенку, привыкшему к асфальту, было трудно. Учила ее бабушка дома. Зося тогда с удивлением узнала, что та свободно говорит на французском, польском и немецком и прекрасно разбирается в математике.
        Как-то бабушка достала из сундука большой бумажный сверток, развязала серую веревку и положила перед Зосей старинный фотоальбом. С первой же фотографии на нее смотрели два красивых лица. «Это мои родители Августина и Януш Бах. А это - я, - бабушка перевернула страницу. - Курсистка Александринско-Мариинского Института благородных девиц в Варшаве Хелена Бах». Зося тогда с испугом оглянулась на дверь - вдруг кто-то войдет! «Не бойся, сегодня никого лихо не принесет. Я порог закрыла», - непонятные слова бабушки немного успокоили Зосю. «Смотри, вот мои подруги, - продолжала бабушка, указывая на групповой снимок девушек в белых передниках. - Вера Скворцова, Лиза Зиглер, Зоя Печенкина, Ядвига Шмидт. А в серединке - я, узнала?» Зося молча кивнула. «А муж? Муж у тебя был?» - Зосе захотелось посмотреть на деда. «Вот он, - бабушка перевернула еще одну страницу. - Матеуш Хмелевский. Твой папа очень на него похож, видишь? И у вас с Виктором такие же глаза, темные, большие. В остальном ты в мамину породу. Или, скорее, в беспородье… Все, Зосенька, давай-ка спрячем это подальше. В следующий раз посмотришь еще.
Только не рассказывай никому». Зося тогда удивилась такому резкому переходу к плохому настроению. И даже слегка обиделась. Но только много позже она поняла причину бабушкиного недовольства - Зосин отец, Адам Хмелевский, женился на ее матери против воли родителей.
        Так сложилось, что альбом этот она смогла достать из сундука только уже после смерти бабушки.
        К ним все чаще приходили деревенские женщины с фотографиями своих мужей, ушедших на фронт. И все чаще, глядя на эти снимки, бабушка отрицательно качала головой. Зося потом отпаивала плачущих женщин отваром, приготовленным бабкой. Она уже многому научилась у нее, знала травы, могла заговорить боль, но постичь, как та видит, глядя на фотографию, жив ли человек или уже мертв, не могла. «Бабушка, страшно!» - однажды закричала она, когда та взяла ее за запястье, велела раскрыть ладонь, положила под нее снимок и строго спросила: «Что чувствуешь?» Ей страшно стало оттого, что прямо в центр ладони пошел вдруг холод. «Ну? Жив?» - задала та вопрос. А Зося уже знала - нет человека. Сказать об этом, глядя в глаза матери парня со снимка, не смогла, только головой покачала. «Думаешь, мне легко такое? - говорила ей потом бабушка. - Спрашивают - врать нельзя. Но сама, первая, никогда никому ничего не говори. Даже, если видишь, что беда еще только надвигается». - «Почему?» - «Бывает так, что человек должен пройти испытание горем. По судьбе ли положено или за грехи. Пройти, чтобы дети его потом не страдали». - «Но
ты же можешь сделать так, чтобы ничего плохого не случилось!» - «С ним не случится. А ребенок, его кровь, на себя все возьмет. Платим мы, Зосенька, за отцов и матерей своих. Еще как платим!» Побоялась она тогда спросить главное, что мучило: от отца писем с самого начала войны не было, а теперь вот и мама писать перестала. Только от Виктора треугольнички она на почте регулярно получала.
        Однажды, измучившись ожиданием, не выдержала. Взяла фотографию отца с этажерки, руку приложила. Бабушка от ее крика проснулась, ночь глубокая была. «Зачем же ты! Пусть бы еще пока хоть в мыслях твоих живым оставался!» - упрекнула горько. «Так ты знала?! А мама? Скажи, мама жива?» По глазам бабушки поняла все. Словно ступор напал. Ни слез, ни вздоха. Непослушными руками снимок брата Виктора из альбома достала. Тепло…
        Виктор вернулся в сорок пятом. Только Зося порой брата совсем не узнавала. Злой, холодный. Самогон в деревне брал, запирался в дачном доме и пил. Неделями пил, Зося только еду ему таскала, силком заставляла поесть.
        Зимой, под Рождество, бабушка слегла. «На Рождество умру, - спокойно сказала она Зосе. - Ты рядом ночью будь, за руку меня держи. Выполнишь?» - «Бабушка, давай полечимся! Травок попьешь!» - «Время мне, не спорь. Виктору на поминках вон из той бутыли водки нальешь - пить перестанет. Ты его не бросай. Слабый он, не смог правду об отце принять. Вот и пьет». - «Какую правду? Я тоже родителей потеряла. Война! Я же не спиваюсь!» - «Война… Расстреляли твоего отца в сорок первом. Как врага народа. А какой он враг! Да и мама твоя не на фронт ушла… В лагере она умерла… Виктора и тебя я отмолила… Не тронули!»
        Выполнила она просьбу бабушки, всю ночь просидела возле нее, держа за руку. Перед рассветом только задремала немного, проснулась - рука бабушки в ее руке холодеет, и глаза закрыты.
        Вернулись они с Виктором в Москву. Из трех комнат им оставили две. В самую большую вселился одинокий инженер из Ленинграда. Вскоре из эвакуации вернулись и Лиля Бас с мамой…
        Зося Адамовна включила телевизор, чтобы оторваться от воспоминаний. Шла программа криминальных новостей. «… Девушку сбил автомобиль. По словам свидетелей, наезд был намеренным. Водитель с места происшествия скрылся…» - услышала Зося Адамовна. Тут же зазвенел мобильный.
        - Здравствуй, родной. Ничего, сегодня все в норме. Как нога? А что у тебя с голосом? Боже мой! Да, родной, я буду тебя ждать, - Зося Адамовна отключилась и машинально сунула телефон в карман блузки. «Господи, бедная девочка. За что? - она почувствовала резкую боль в сердце. - Нет, только не приступ. Не сейчас!» Зося Адамовна торопливо сунула таблетку под язык и прилегла на кровать.
        Глава 7
        Катя устала. Вот так, ничего не сделав по дому: мытье тарелки и кружки после завтрака не считается. Живот тянул книзу, хотелось сесть, а лучше сразу лечь на бок. Она почти не спала этой ночью. Долго не могла заснуть, ждала мужа - Сергей пришел поздно. И тут же ушел опять. Никаких ночных смен и авралов на его стабильно спокойной службе никогда не случалось, оправдаться он не мог, потому лишь прятал глаза, виновато косясь на ее живот. Он был у первой жены, она поняла это сразу. Фразу, что ходил, мол, к дочке, произносить не стоило, Катя не поверила. Работать Сергей заканчивал в девять, девочка к этому времени уже сладко спала, но так и неустроенная до сих пор по-женски Светлана зазвала его к себе. И он сдался. Без сопротивления. Просто потому, что никогда никому не мог отказать. «Он добрый!» - твердила ей свекровь. «Какое же это добро - делать мне больно?» - хотелось крикнуть Кате, защищаясь.
        Ей - двадцать семь. И он ее муж. Из-за случайной ее слабости, из-за одной только встречи на юбилее школы. И зачем ее туда понесло?
        …Он причинял ей боль всегда. В школе, когда первым бросался утешать кем-то обиженную одноклассницу. Потом шел провожать - как же, ведь девушке плохо! А то, что плохо ей, Кате, брошенной после дискотеки на пороге школы, Сергей не думал. Она должна его понять! И она понимала и прощала. Потому лишь, что на следующий день, услышав ласковое «люблю тебя одну», проникалась сочувствием к той самой однокласснице, гордилась своим Сереженькой, единственным по-мужски взрослым среди оболтусов-подростков. Она смотрела на них свысока, не замечая хихиканья девчонок и ухмылок парней.
        И позже, в музыкальном училище, где этих, нуждающихся в утешении девиц, девяносто процентов. Сережа встречал ее после занятий, ходил на отчетные концерты и знал Катиных подруг. Он был добр ко всем. Утешая расстроенную неверно взятой на экзаменах нотой девушку, Сергей проникался искренним сочувствием к ней. И снова - проводы до квартиры девицы, где он зависал на неделю-другую, редкие звонки и повинное возвращение к ней, Кате. «Он - кобель. Самый обыкновенный кобель! А ты, Катька - дура!» - ругала ее Светка, вроде как подруга. То, что она «вроде как», стало ясно в тот день, когда она объявила себя беременной от ее Сережи. Пьяно покачиваясь, разливая пиво из высокой фирменной кружки на липкий общежицкий пол. И ее Сереженька кинулся к ней, ошеломив этим всех, и Светку в первую очередь. И та неожиданно согласилась на предложение выйти за него замуж. А она, Катя, их благословила, заикаясь от горя, но опять прощая, уже обоих. Это случайность, так уж получилось…
        Позже она узнает про него все. Но узнав, не поверит сразу, исковеркав себе и так уже перекореженную жизнь…
        Ребенок толкнул ножкой, потом еще раз и еще. Нужно бы успокоиться, он же чувствует ее, Катино, настроение, но не получалось. Тревожно было на душе, смутно тревожно. То ли еще и потому, что мама Вера вчера не позвонила! А сегодня у них самолет.
        …Катя так и не смогла называть Веру Михайловну Бражникову просто мамой. Скорее всего из-за того, что очень хорошо помнила свою родную. И не могла забыть, как та умирала, тяжело дыша на Катю парами алкоголя и цепляясь за дочь высохшими от недоедания и запоев пальцами. Эти скрюченные, с обломанными ногтями пальцы долго потом снились Кате, и она кричала по ночам, пугая маму Веру и Федора, которые спали на диване в той же комнате. Собственно, комната в хрущевке была одна.
        Мама Вера преподавала музыку в студии при клубе речников. И инструмент был совсем не модный, для многих загадочный - домра. Когда Катя, придя домой, сообщила в тот момент почти трезвой матери, что ее пригласили в музыкальную студию и она будет играть на домре, та только и спросила, что это за… А Катя и сама не знала. Было только желание чего-то нового. Другой жизни, без пьяного баяна приходящего из дворницкой Пашка, ухажера матери. И без хриплых матерных частушек взахлеб с водкой. Без ритмичного скрипа панцирной сетки в смежной комнате, который был слышен даже сквозь толстое ватное одеяло, натянутое Катей до самой макушки, и потом звуков ударов и криков - так Пашок, как догадывалась Катя, выражал благодарность матери за гостеприимство. До Пашка был Сашок, до него - Виталик, да еще кто-то…
        Катя сразу поняла, заниматься на домре будет нелегко. Болели пальцы и запястье как-то неестественно вывернутой руки. И спина. Но два часа через день, проводимые в студии с Верой Михайловной, стали маленьким праздником. Она пешком шла две остановки до клуба, выходя из дома заранее. Шла медленно, представляя себе, что уж сегодня точно наберется смелости и скажет Вере Михайловне, какая та красивая!
        Она быстро подружилась со всеми учениками класса Бражниковой, старшему из которых было уже семнадцать, и он был студентом речного техникума. Но понять, что они буквально живут музыкой, смогла только через несколько лет.
        Как-то само собой получилось, что после смерти матери Катя стала жить в доме Бражниковых. Забирая из родительской квартиры вещи, она прихватила и старый кожаный чемоданчик с документами, который ее мать прятала на антресолях. Она прочла старые письма и узнала имя своего отца. Оно оказалось совсем не тем, что называла мама, показывая на фотографию, висевшую у нее в комнате на стене… Это знание ей не дало ровно ничего. Катя отбросила все мысли о нем в сторону как ненужные, ничего не сказав о находке маме Вере и Федору. Это ее, личное. Катя знала, что в старый саквояж никто не полезет, мама Вера не такая. А Федору было все равно, что с Катей. Она понимала, что Федор ее не то что бы не любил - принял как неизбежность…
        Мобильный телефон в руке завибрировал. Катя в нетерпении нажала соединение.
        - Элина? Здравствуй… что-то случилось? Вылетели вчера? В Хельсинки пересадка? Значит, будут ночью. Слава богу, я уже беспокоиться начала, - Катя почувствовала, как отпускает тревога. - А почему мама Вера не позвонила? А… закрутилась… нет-нет, я теперь не волнуюсь, все нормально. До свидания, Элечка. Спасибо, что позвонила.
        Катя улыбнулась и расслабилась. Сейчас она немного отдохнет и начнет готовить праздничный ужин. А вдруг они голодные? Если нет, то на следующее утро получится праздничный завтрак. Кролика в сметане и запеченный половинками картофель можно будет разогреть в микроволновке. И что-нибудь на сладкое. Например, ананасы и персики со сливочным кремом. Катя открыла холодильник, достала коробку с молоком и потрясла. «Мало, не хватит», - удрученно заметила она.
        Магазин располагался в соседнем доме. Катя переобулась в балетки, положила в яркий пакет кошелек и потянулась к телефону, лежащему на обувной тумбе. Раздался тонкий протяжный писк. «Ну вот, мобильный разрядился! Ладно, вернусь - подключу. Я быстро. Самое главное - Элина позвонила!» - подумала она и потянула ручку двери. Дверь вдруг сама открылась ей навстречу.
        Она даже не успела понять, что произошло, только лицо вдруг стало липким и холодным. И ее будто что-то толкнуло назад. Последним звуком, оставшимся в памяти, был щелчок дверного замка.
        Глава 8
        Он так запутался, так запутался! И выхода нет! Потому что его нет в принципе. Так сложилось. То, что он виноват сам, как ему вот только сейчас сказал Кащей, Сергей не признавал. Он - по жизни везунчик. Как по бабьей части, так и в игре. Да, собственно, с бабами тоже игра. Иногда даже более опасная, чем карточная.
        Не нарвись он на эту Аллу Эдуардовну с ее округлостями, не поведись на стать и зрелую похоть, шел бы сейчас не от Кащея, униженный и злой, а из крутого бара с девочкой в обнимку. Ведь как подвела, ведьма, как подвела! Все до последнего цента выложил, косясь на декольте ее шелкового платья и двигая фишки дрожащими пальцами. Сто тысяч зеленых! За один присест! И ни розовой девчачьей попки, ни плотной талии мадам. Облом! Нищий никому не нужен!
        И Кащей чуть шею не свернул. И свернул бы толстыми своими пальцами, только с кого бы долг стал трясти? С жены беременной?
        Лучше бы он после визита к Светке домой не заходил. Сразу в клуб! Но от Катькиных виноватящих глаз пришлось сбежать. Чтобы забыться. Сергей не пил, курил так, чуть. Но он играл. И стоило настроению испортиться, как игра не шла! Так что Катька еще виновата! Нечего было на него так смотреть! Под руку…
        Как-то до сего дня удавалось ему держаться на уровне: то проиграет, то выиграет. Даже все больше в плюс шло. Вроде бы прибавка к зарплате. Хотя, что зарплата! Смех!
        Сергей поежился - и не холодно, а дрожь не отпускает. Он уже подходил к дому, раздумывая на ходу, что сказать жене, как вдруг заметил нечто странное. Не то, что у подъезда стояла «Скорая», это было как раз не редкостью: на втором этаже жила старушка-астматик Горохова, да и Саре, Катькиной сестре, неотложку вызывали довольно часто. Странной была сама машина: старая «буханка» грязно-голубого цвета. И крест на боку не красный, а скорее коричневый. Сергей ускорил шаг. Он видел, что в машину уже почти полностью задвинули носилки, на которых кто-то лежал. Он подбежал к машине как раз в тот момент, когда изнутри быстро захлопнули задние дверцы. «Буханка» резво рванула с места и выехала через арку со двора.
        «Бабульке Гороховой совсем, видно, хреново!» - подумал он и повернулся к дому.
        - Сереженька, Катю-то повезли! - щурясь на утреннем солнце, сама бабка Горохова стояла на крыльце подъезда, кивая в сторону арки.
        - Как, баба Таня?! Как Катю? Ей рожать только в августе! - бестолково засуетился он, ища мобильный по карманам.
        - Я-то не знаю! Только в окно и увидела, как ее на носилках - в машину! И простынкой белой она укрыта! С головой, - почти прошептала бабка последние слова, и сама испугалась сказанного.
        - Так, может, не она?
        - Она, Сереженька, она. Живот-то торчал высоко. А больше у нас беременных в подъезде нет. Я было выйти хотела побыстрее, так пока шла, машина-то и умчалась. И тут ты. Номер-то, номер не запомнил?
        - Номер… - Сергей вдруг испугался: вот, что еще было странным! Не было номеров у этой «Скорой»! Не было! Без номеров машина!
        - Ну?
        - Нет, не видел я, - Сергей, наконец, вынул из кармана телефон. - Ах, Кащей! Ах, тварь безродная! - бормотал он, набирая номер.
        - Сережа, надо бы больницы обзвонить, - испуганно пролепетала старушка.
        - Да, я сейчас из дома позвоню! - Сергей быстро прошел в подъезд.
        Он понимал, что пришла беда. Он ждал и ждал, когда прекратится эта идиотская мелодия, установленная Кащеем на режим ожидания. Решил, что возьмет измором, пусть хоть потом тот его и матом пошлет.
        - Бери трубу, бери! - заклинал он, бегая по прихожей квартиры. - Але! Кащей!
        Но вдруг, услышав спокойный голос бывшего одноклассника, совсем испугался. Не его, Кащея. А факта, что тот окажется ни при чем.
        - Ты зачем так с Катькой? Зачем тебе беременная баба? - заголосил он, срываясь на визг. - Что я несу? Ты зачем Катьку увез, сволочь? Куда? Это ты меня спрашиваешь? Наши с тобой дела, не ее! Тебе она зачем? Что ты с ней делать будешь? Я спятил? - Сергей резко остановился, уловив вдруг в голосе Кащея напряженное удивление, и заговорил спокойно. - Да, Катьку увезли. На «Скорой». Что я дергаюсь? Машина без номеров! Вообще нет никаких! «Буханка» древняя. Да ей рожать в августе, какие схватки! Слушай, Коль, прости, что наорал. Не знаю, что делать. Теща со своими скоро прилетает с фестиваля, буквально через несколько часов. Что я ей скажу? Да обзвоню я больницы! А если ее там нет? Спасибо, Коль.
        «Не он, точно! Натурально испугался за Катюху. Тогда кто же? Да, больницы! Нужно позвонить!» - Сергей набрал номер единой службы поиска.
        Ее нигде не было. Да и не могло быть, так решил он, увидев на полу пакет с кошельком, а на тумбочке Катин телефон. Она, видимо, собиралась в магазин, только не успела. Но дверь открывала - сейчас та была просто захлопнута, а не закрыта еще и на замок, как обычно. Все произошло на пороге. А вдруг ее убили? Почему бабка сказала, что она была укрыта простыней? Как покойница?
        - Что тут произошло?! - крикнул он в голос, набирая еще раз номер Кащея.
        - Коль, нет ее в больницах. Полицию? Да кому это нужно, искать ее? Скажут, ждите три дня! Чей телефон? И что, он поможет? Давай. Что-то ж надо делать. Записываю. Так. Борин Леонид Иванович[1 - Борин Леонид Иванович - герой романов «Рубины для пяти сестер», «Любимые женщины клана Крестовских», «Трудные леди школы Бауман».]. Спасибо, Коль. Я позвоню.
        Глава 9
        Мерный гул двигателей самолета убаюкивал, но Вера Михайловна так и не смогла заснуть. Всю дорогу, искоса посматривая на беззаботно дремавшего в соседнем кресле мужа, пыталась перебрать в уме варианты того, что может ее ожидать в родном городе. Придумывала ситуацию, гнала мысли через «тьфу-тьфу, не сглазить» ивновь что-то себе сочиняла. Наконец, измучившись, закрыла глаза вроде бы на минутку, а проспала, как позже выяснилось, почти час.
        Она умела опережать события, так ей казалось. Часто еще до того, что должно произойти, ей как бы виделась картинка, немой киношный кадр с действующим главным героем. Так было, когда Катя повредила руку, нечаянно толкнув локтем стоявший на подставке горячий утюг. Вера Михайловна обернулась от плиты к девочке именно в тот момент, когда та уже потянулась за шнуром, чтобы выдернуть из розетки. Утюг Вера Михайловна подхватить успела, по локтю Кати он только чуть скользнул, оставив небольшой продолговатый след на нежной коже… И когда Ромка перегнулся через перила балкона в доме культуры, где они давали концерт, она тоже вдруг поняла, что кирпич, на который он привстанет, полетит вниз со второго этажа, и Ромкина нога повиснет в воздухе… Она поймала его тогда за брючный ремень, рванула на себя, упала, больно стукнувшись спиной о выступающий угол стены.
        Сейчас она силилась угадать, что будет, и не могла.
        - Ну что ты маешься! - услышала она голос проснувшегося мужа. - Все уже позади! Вера, эти поездки тебя доконают, если ты все будешь пропускать через себя. Ты начинаешь дергаться еще дома. Часто без повода.
        - В этот раз причин для волнений было предостаточно, - не удержалась она от язвительного тона, вспомнив последний перед отъездом серьезный разговор с Федором. - Главное, ты так вовремя подсуетился…
        - Не начинай, Вера! Я же тебе сказал, что буду помогать семье, - досадливо поморщился тот, и Вера, замолчав, отвернулась.
        «Так семьи больше нет. Какая ж семья без отца…» - подумала она почти равнодушно, только где-то глубоко в сердце слегка кольнуло больное чувство обиды.
        …Ей казалось, самый сложный характер у Кирилла. Частые перепады его настроения иной раз доводили ее до слез. Удавалось, правда, их скрыть, вовремя шмыгнув на кухню или в ванную комнату. И, досчитав до десяти, медленно, с глубокими вдохами-выдохами, успокоиться. Покрасневшие глаза она маскировала очками - зрение с детства было неважным, и дымчатые стекла надежно скрывали следы ее минутной слабости.
        Катя первой предложила показать его детскому психологу. «Мама Вера, это у него неспроста… Не от невоспитанности! Это что-то из раннего детства!» - предположила она, а Вера Михайловна согласилась.
        …Отец и мать Кирилла Рощина были артистами эстрады, родившими ребенка, когда им было по девятнадцать лет. Бабушек, готовых воспитывать малыша, не было, и маленький Кир рос на руках случайно подвернувшихся нянек, самой постоянной из которых был вахтер дома культуры дядя Вася. Отставной майор, страстный выпивоха, из-за чего и не сложилась его военная карьера, давал мальчику, чтобы тот не плакал, импровизированную соску: мякиш хлеба, завернутый в марлю и смоченный в пиве. Весь день ребенок посапывал в коляске рядом с ним, не слыша ни хлопков входных дверей, ни шума голосов проходивших мимо людей. С годами дядю Васю сменила соседка, из жалости согласившись за мизерную плату брать малыша на день. Привыкший спать днем, Кирилл отыгрывался ночью, доводя уставших родителей до отчаяния своим голодным ором. Те ссорились, пытаясь переложить обязанности по уходу за ним друг на друга, затем бурно мирились под его плач.
        Когда Кириллу исполнилось пять, он в одночасье стал сиротой: микроавтобус с артистами, возвращавшимися с концерта из районного центра, попал в аварию. Погибли только родители Кирилла…
        И все же сгладить неровности психики мальчика помог не психолог, а время и любовь.
        А вот с Ромой проблемы были куда более серьезные. До сих пор тот кричит по ночам, просыпается, пугаясь собственного крика, и пугая других…
        Вера Михайловна выглянула в иллюминатор. Самолет заходил на посадку. Они впервые возвращались домой глубокой ночью.
        Мысли, уже в который раз, вернулись к Кате.
        Говорят, мать больше всех любит первенца. А для Веры Михайловны Катя и была первой дочерью. Хотя и пришла в семью десятилетней. Но несмотря на то, что она со временем стала старшей сестрой для всех остальных детей, ее неприспособленность во всем, что не касалось музыки, заставляла даже Семку подсказывать ей простые вещи. Катя никогда не злилась, отвечала ему улыбкой и… слушалась. Обижаться не умела совсем. Ее обсчитывали в магазине, с наглым видом отдавая сдачу на порядок меньше, чем должно. Даже заметив это, она лишь смущалась, торопливо уходила, отворачиваясь от вороватой физиономии торгашки, а, вернувшись домой, виновато смотрела на нее, маму Веру. С деньгами в их семье никогда слишком хорошо не было, хотя копейки не считали.
        И мальчишки, в ту пору еще только переступившие порог их дома, обманывали ее, как могли. Особенно, когда дело касалось выполнения школьных домашних заданий. Хорошо и охотно учился только Рома. Кирилл с Тимуром, дождавшись, пока тот решит задачи, дружно списывали, делая нарочито небрежные помарки, будто бы сами корпели и мучились над решением. Катя, даже и заметив это, хвалила всех одинаково, выдавая сладости поровну: иумному Роману, и тем, кто пользовался его трудами.
        Обманывал Катю, причем самым наглым образом, и ее муж Сергей. «С ней может случиться все что угодно! - подумала Вера Михайловна. - От потери кошелька с последними рублями до окончательной ссоры с этим негодяем!»
        Шасси самолета плавно коснулись взлетной полосы. Этот негромкий звук словно колоколом отозвался в голове Веры Михайловны. Она дождалась полной остановки самолета и тут же включила телефон. Торопливо набрав Катин номер, сразу сбросила вызов, ругая себя за нетерпение. «Наверняка Катюша заснула, ожидая нас. Пусть отдыхает», - решила она.
        Глава 10
        Никогда еще они так долго не ехали из аэропорта в город. Или ему, Федору, так казалось? Он так соскучился по Наденьке. Такой ласковой, сладкой!
        Как ему не хотелось от нее уезжать в этот раз, хотя Наденька не запрещала. Умница такая, даже не упрекнула его ни разу за эти два года!
        Федор и предположить не мог, что бывает вот так, сразу: парой слов не обменялись, а понимаешь - твоя, родная. Словно жил уже с ней долго, в какой-то еще своей жизни - параллельной или прошлой. Скорее, в прошлой - какая она, подзабыть успел. А увидел и вспомнил. Взгляд спокойных серых глаз, ресницы распахнуты. Рука, тремя короткими движениями поправляющая короткую стрижку на затылке. Небрежно так, но женственно! Аж сердце замирает. Тонкое запястье перехвачено золотой змейкой. А на пальце кольцо. Он в первую же встречу не удержался, схватил Наденьку за руку, заметив мельком, что и не протестует она, посмотрел: нет кольца! А след есть! Был след, широкий, как и то кольцо, что вспомнилось - простое, без камешка ободок! А Наденька вдруг покраснела. Он растерялся: что-то тут не так, перемешались две жизни, что ли!
        На них уже косо посматривать стали: вмаленьком магазинчике все произошло, сигарет забежал купить, а тут она за прилавком. А за ним - очередь…
        Отошел тогда в сторону, присел на низкий подоконник, да так и просидел до последнего покупателя.
        А потом домой провожал, держа за руку. И мира вокруг не существовало. Только узкий мирок - его и Наденьки.
        Два года после - как один день! Только все тяжелее становилось врать Вере. И видеть все понимающие глаза Кати и Сары. Дочки взрослые уже… Хотя, какие они ему дочери!
        Спору нет, жалко было девочек, когда остались сиротами. Но не более того. Почему так безропотно согласился удочерить их? Вера решила. А он просто не захотел выглядеть хуже. Хуже, чем жена…
        Колесо попало в дорожную выбоину, и микроавтобус слегка тряхнуло. Федор на миг повернулся к Вере. «Даже не вздрогнула! Опять в своих мыслях, будто меня и рядом нет!» - подумал, но не обиделся: привык за столько-то лет!
        …Зачем тогда на ней женился, сам гадает до сих пор! Жили дверь в дверь, и не замечал девчонку. Бегала-шмыгала мимо, тонко пискнув «здрасти», точно мышонок серенький, ни красоты никакой, ни стати.
        С родителями у него проблем было выше крыши, учеба так себе давалась. Знал, в армию прямая дорога. Косить не собирался, силой бог не обидел, и не только физической. Чувствовал Федор, что согнет любого и без кулаков. Остался на сверхсрочную, умом понимая - на гражданке делать нечего, только за станком тупо смену трубить или водилой в такси.
        Если бы отец с матерью оба в одночасье от отравы какой-то выпитой не преставились, не вернулся бы! А так - как раз к похоронам.
        Не узнал соседку поначалу - куда мышка делась! Все при ней, хотя и худовата слегка. Так ее вдруг захотел - в постельку, «на сладкое», после стакана водки поминальной. Но чувствовал - без ЗАГСА не пойдет! И с лету расписаться, какая любовь?
        После первой ночи понял, куда попал! Музыка у нее только в душе звучала. А в остальном…
        Изменял ей всегда. Выбирал баб погорячее, чтоб тело жаркое было да голос громкий, бесстыдный. Изменял, пока Наденьку не встретил. Как-то оглянулся - женщин вокруг нет, так, куклы ходят. А она одна желанна. Так и сохнет по ней с тех пор.
        Федор уверенно вел микроавтобус, искоса бросая взгляды на Веру: думал вроде бы о Наденьке, а жена рядом сидит. Впрочем, пока жена. Сейчас соберется с духом и скажет, что на развод подает. И так два года между ней и Наденькой разрывался.
        - Вера, в город въехали, пост уже, - сказал громко.
        - Да, Федор, - открыла глаза, словно из сна возвращаясь.
        - Вера, я сейчас вам помогу с вещами…
        - Не нужно, мальчишки сами. Ты поезжай, - сказала спокойно.
        - Развестись бы нам, - получилось как-то с тоской, сам на себя озлился.
        - Конечно. Только, как с опекой над детьми быть? - посмотрела на него с тревогой.
        «Очнулась! Все, что волнует - дети! И еще ее величество Музыка! Как же я жил?! Мое место-то при ней каково было? Помочь-принести?!» - ужаснулся мысленно.
        - При чем здесь опека? Я от детей не отказываюсь! - сказал, а в душе мыслишка гаденькая зацепилась: зачем они мне, дети чужие!
        - Федор, мальчишек нам отдали лишь потому, что у нас семья полная - отец, мать. Не заберут обратно? Куда им в детский дом? Их там… забьют! Мне одной их могут не оставить! И Катя беременна… - совсем вдруг севшим голосом добавила она.
        - У Кати муж есть!
        - Да уж! Есть! А лучше б не было! Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. В конце концов, Костю попрошу помочь.
        Опять Костя! Федор невольно поморщился, хотя, что уж тут ревновать - развод впереди. И не из-за друга Кости!
        Не слепой Федор, видел, как Лыков к его жене относится. Видел, но молчал. Да и что скандал раздувать - все пристойно! Ни тебе свиданий тайных, ни виноватых глаз того и другого! Злило Федора именно это - до тошноты оба правильные! Иногда перехватывал Веркин взгляд на Лыкова, благодарный, даже нежный. И легкое смущение. Льстил себе: раз уж он, Федор, не смог ее женскую сущность разбудить, то уж Костику не под силу точно. От него даже жена гуляла. Какой мужик потерпит! А Лыкову, похоже, все равно. Походя с женой развелся: ни травм душевных, ни обид. Вычеркнул бабу из своей жизни - пошла вон. Знает Федор, Костик ей до сих пор что-то вроде алиментов выплачивает. А та спивается фирменным коньячком потихоньку…
        Федор мысленно усмехнулся: все-таки мужики собственники! Другую любит без памяти, а все Верку ревнует!
        Он завернул во двор и подрулил к подъезду. Притормозил, заглушил двигатель. Вера, не глядя на него, тут же вышла из автобуса.
        - Рома, подавай чемоданы. Тимур, принимай внизу, - распорядилась негромко. - И тише, пожалуйста, люди спят. Кирилл, помогай!
        Федор дождался, пока весь багаж до последней коробки не занесли в подъезд, и лишь тогда сел за руль и захлопнул дверцу. Где-то в глубине души кольнуло: никто, даже Семка, не повернулся к нему, чтобы сказать: «Пока!» Но тут он подумал о Наденьке и улыбнулся. «Что ж! Рвать, так рвать!» - решил он, поворачивая ключ зажигания.
        Вера, заходя в подъезд, спиной чувствовала взгляд мужа: обиделся. Не на нее, на детей. «Не я виновата в том, что ты не стал им отцом, Федя», - подумала без сожаления и перешагнула порог. Дверь мягко закрылась, и она облегченно вздохнула. Подхватила свою дорожную сумку, самое легкое из багажа, что оставили на нижней ступеньке мальчишки, и стала подниматься по лестнице.
        Последним человеком, которого хотелось бы видеть, был ее зять. Но в дверном проеме, застыв, словно изваяние, стоял именно он. Прежде, чем взглянуть ему в лицо, она заметила его протянутую руку.
        - Давайте саквояж, Вера Михайловна, - дрожащий тихий голос насторожил, и она, машинально отдавая ему сумку, глянула все же на его бледную физиономию. И испугалась. Ни следа обычной нагловатой улыбочки и холодного прищура глаз.
        - Где Катя? - тон получился угрожающим, отразив внутренний ее настрой: он виноват! Еще незнамо в чем, но виноват!
        - Не знаю… - проблеял - не сказал! Точно, нашкодил!
        - Что ты с ней сделал? - опять с угрозой, а как иначе-то!
        - Нет ее! Дома нет! Пришел - а ее нет! - перешел тот на визг.
        Вера Михайловна глубоко вздохнула, думая, что успокоится. Не получилось: сердце сбивало ритм, а в горле пересохло так, что запершило. Все еще глядя на зятя, краем глаза заметила испуг на личике Семки, задержавшегося в прихожей.
        - Сема, беги, помогай вещи распаковывать, - ласково сказала она ему и улыбнулась.
        Тот обиженно насупился, но ушел.
        - Теперь рассказывай! - приказала Вера Михайловна.
        - А нечего рассказывать! Ну, не было меня прошлой ночью! Это наши с Катей дела! - он снова перешел на визг. Ох, как она ненавидела эту его бабью привычку!
        - Да говори уже!
        - Я пришел утром. Во дворе «Скорая» стояла. И кого-то на носилках туда загружали… Я думал - бабка Горохова! Я ж не знал, что там Катя! Когда машина уехала, старуху на крыльце увидел. Живой-здоровой! Я домой, а Кати нет. Горохова сказала, что Катя была на носилках! Это ее погрузили в машину!
        - В какую больницу ее отвезли? Почему ты дома, а не с ней? А если у нее преждевременные роды начались? Какая клиника? Ты узнал?
        - Ее нет ни в одной больнице. И в морге тоже нет…
        - В каком морге? - Вере Михайловне показалось, что у нее остановилось сердце. - Почему в морге?! Ты с ума сошел? Ты что несешь?!
        - Так бабка сказала, что простыней тело… то есть, Катя, была накрыта… белой… Я звонил везде! Нет ее!!!
        - Прекрати истерику, - Вера Михайловна присела на пуфик и достала из кармана телефон.
        - Я уже все обзвонил…
        - Помолчи… Бюро несчастных случаев? Здравствуйте. Будьте добры, посмотрите… Катерина Шторм, двадцать семь лет. Беременность тридцать две недели. Да, сегодня увезла «Скорая». Возможны преждевременные роды… Не поступала? А в частные клиники ее не могли отвезти, понятно. Совсем в списках нет? Спасибо.
        - Машина была без номеров.
        - Как это? - Вера Михайловна удивленно посмотрела на зятя.
        - Старая «буханка», не знаю, такие по вызовам ездят сейчас вообще?! И номеров не было! По крайней мере, задних!
        - Ничего не понимаю…
        - Ее похитили, наверное. То есть увезли насильно. Я одному знакомому звонил… Нашему с Катей однокласснику Кащееву. У него связи… везде. Он мне дал телефон мента, то есть мужика из следственного комитета. Борин его фамилия. Он поможет. Утром звонить буду.
        - Скажи, Сергей, у тебя проблемы? - Вера Михайловна напряженно смотрела на зятя.
        - Проблемы - не проблемы… К Кате они не имеют никакого отношения! Что вы из меня монстра делаете?! Я что, жену беременную, по-вашему, подставить могу?! - возмутился он, но, посмотрев на Веру Михайловну, тут же замолчал.
        Позже, успокоившись, Вера Михайловна так и не смогла себе объяснить, почему, думая о Кате, она вспомнила об Анке Хмелевской, погибшей в Кракове. Их портретное сходство, конечно, наталкивало на мысль о родстве. Но мало ли в природе двойников! И все же у двух девушек было нечто общее и кроме этого: случившаяся с ними практически одновременно беда.
        Глава 11
        Сара заплакала. Лишь только все вспомнила. С того момента, как увидела Катю, лежащую на дороге. Вспомнила Семку, подъехавших полицейских, и как потом все поплыло перед глазами. Потому что она вдруг отчетливо поняла: не Катя! Не Катя там, на мостовой! Сказать ничего не успела, сознание ушло, боль в груди случилась в этот раз более резкой, чем обычно, только успела, что испугаться: вдруг это все?!
        Теперь вот очнулась и заплакала - жива.
        …Родных Сара потеряла в один день. И маму с папой, и сестру. Сара только потому и осталась жива, что не поехала с ними на дачу в те выходные. Простудилась и осталась дома с бабулей. Они вдвоем ужин готовили в воскресенье, ждали родителей и Олю. А вместо них - полиция. Дача сгорела дотла. В ночь с субботы на воскресенье. Печка оказалась неисправной. «Да что там может сломаться, в печке-то? Дровами она топилась более ста лет уж. В порядке ее сын содержал. Дети у нас, как не проверять?» - устало сказала бабушка, не глядя на следователя, который убеждал ее, что это - не поджог. Стыдно бабушке было за этого молодого полицейского. За то, что дело хотелось ему побыстрее закрыть, галочку в отчетности поставить, и видно это было явно. А дом загорелся как-то сразу со всех сторон, не от печки. Так свидетели в один голос утверждали. Бабушку на пожарище по ее просьбе Федор с мамой Верой возили. Сару дома оставили, с Катей. Вечером, когда пили чай на кухне, бабушка высказала предположение, что поджог - дело рук молодого хирурга из клиники, где отец работал. Выгнал он того со скандалом - деньги с пациентов
вымогал. Сам папа за операции денег никогда не брал, даже коньяк с водкой, подаренные в благодарность, соседям раздавал, только конфеты в коробках - Саре. Олюшка аллергией страдала на шоколад.
        Мама Вера с Федором Ивановичем после смерти бабули ее к себе взяли. Сразу сказали - в детский дом не отдадим, не бойся. «Ну какой Сарочке детский дом, Федя. Она ж там пропадет», - тихо говорила мама Вера мужу, а Сара все равно услышала. Так она стала второй приемной дочерью Бражниковых. Кате было уже двадцать два, она жила отдельно, но приходила к ним каждый день. Красивая, смотреть больно. И почти всегда грустная…
        Сара вытерла слезы и попыталась сесть в кровати. Получилось, только задохнулась немного. Она осмотрелась - палата была двухместная, но вторая койка пустовала.
        - О! Уже поднялась? - Элина вошла в палату, положила пакет на тумбочку и наклонилась к Саре, чтобы помочь приподнять подушку.
        - Спасибо, Эля. Как там наши, улетели?
        - Вчера в аэропорт отвезла. Осталась ты, Сарочка, на моем попечении, - улыбнулась та. - Вера Михайловна вернется за тобой к концу недели. Тимофей-то как уезжать не хотел!
        - Нечего ему тут делать, - покраснела Сара.
        - Да так-то бы, конечно… - вновь улыбнулась Элина.
        Тимофей Лыков был внуком Константина Юрьевича, друга мамы Веры и Федора. В ансамбле играл всего два года и, по сути, один из всех учеников мамы Веры жил с родителями. Когда отец с матерью в очередной раз убывали в командировку на полгода, Тима перебирался в квартиру к деду. Но тот и сам только лишь не ночевал на работе, и тогда Тима приходил к Бражниковым после школы, а уходил поздно вечером. Не сразу Сара догадалась, что он в нее влюбился. А когда поняла, обиделась: до этого было так хорошо! Не сложно, а спокойно и комфортно. Чувство неловкости гнало ее прочь из той комнаты, где находился он. Смотреть в глаза, смеяться, когда он рядом, даже просто пить чай за одним столом вдруг превратилось в муку. И оказалось, она одна - дура такая слепая. Влюбленность Тима видели все, да и не скрывался он особенно. И мама Вера, и Катя, и даже Семка ждали. Дождались - Саре вспоминать больно и стыдно, как первый в жизни подаренный ей букет она, как дикарка, кинула Тиме обратно. И гордо удалилась. Чтобы потом проплакать всю ночь в гардеробной среди костюмов и чемоданов. И еще стыднее стало утром, когда увидела
цветы в вазе на тумбочке возле кровати. И брелок-собачку рядом. Глаза собачки смотрели на нее так же преданно, как и Тимкины. «А я все равно не обиделся!» - было написано на крохотной открытке-сердечке.
        Она так ему ничего и не ответила до сих пор. Только почему-то теперь было больно, когда его не было рядом. Вот как сейчас…
        - Эля, там не Катя была на улице, - Сара дотронулась до руки задумавшейся девушки.
        - Я знаю. Семка первым догадался. Катя-то беременна! Но очень они похожи. Просто невероятно! Имя этой девушки - Анка Хмелевская. Ей двадцать пять, живет в поместье в окрестностях Кшешовице. Семья состоятельная, есть брат Михаэль, они двойняшки. Мы встретились с ним в полиции. Он ждал сестру в кафе неподалеку. Не дождался, пришел в участок…
        - А машину нашли?
        - Да, в двух кварталах, без водителя, конечно… полиция занимается. Ты, главное, не переживай все заново. Есть дело более важное. Сара, Вера Михайловна дала согласие на операцию. Клиника в Германии, тебя там ждут.
        - Я боюсь.
        - Как раз это - нормально. Ты просто прими, что операция - шанс. На здоровую полноценную жизнь. И, как говорят врачи, шанс неплохой. Я даже уговаривать тебя не стану, как меня просила Вера Михайловна. Мое мнение - ты сама должна решиться. В этой клинике кардиологическое отделение возглавляет твой земляк, хирург от бога, как сказал твой лечащий врач пан Завадский.
        - От бога… Так всегда говорили про папу… - перебила Элину Сара.
        - Сарочка, думаю, твои родители не стали бы смотреть, как ты страдаешь. Использовали любую возможность. Мама Вера тебя любит, потому и согласилась на операцию. И ты подумай… Так, кому-то я понадобилась, - Элина, услышав телефонный звонок, полезла в свою сумку. - Да, слушаю. Как долетели, все хорошо? Да, я у Сары. Как Катя? Я не очень поняла, куда увезли? Да, Вера Михайловна, конечно. Да, мы с Сарой будем вас ждать. Думаю, она согласится. До встречи.
        - Что с Катей?
        - А? Нет, ничего страшного. Подстраховались с беременностью, положили в больницу на несколько дней, срок-то уже приличный, - соврала Элина, внутренне холодея. Почему-то у нее в голове сразу «срослись» два события. Смерть незнакомой Анки Хмелевской и то, о чем она только что узнала: похищение так похожей на нее Катерины Шторм.
        Глава 12
        Борин ухмыльнулся. Звонок был неожиданный, и относиться к нему можно было по-разному. А он вдруг испытал чувство, по смыслу близкое к удовлетворению. Первый раз Николай Кащеев проходил свидетелем по делу об ограблении кассира строительной фирмы, случившемуся лет семь назад. Якобы видел кого-то накануне рядом с офисом да приметы запомнил. Борин тогда смотрел на толстенького паренька с бледным лицом, по цвету напоминавшим сырой блин, на его затемненные очки в тонкой оправе, за которыми почти не видно было глаз, и слушал его вполуха. Парень врал. Врал виртуозно, с красочными уточнениями, а Борин не мог понять - зачем? Интеллигентный вид и правильная речь Кащеева не могли ввести в заблуждение Борина. Он нутром чувствовал - причастен. Грабителей нашли, Кащеев остался в стороне. Ну, обознался, перестраховался, так хотел лишь следствию помочь. Вот так, разводя пухлыми ручками в стороны, сокрушался тот. Второй раз его смели со всей остальной шушерой в клубе на окраине города, называемой Безымянкой. Клубом этот полуподвал можно было посчитать с натяжкой, больше там было проституток, чем клиентов, способных
им заплатить, и тусовалась преимущественно рабочая молодежь. Чаще с кружкой пива. Но что-то туда добавлялось еще, в эту кружку. Уж больно весело заканчивался такой отдых. Облава была удачной: утроих нашли «колеса». Много. Мальчикам не было и шестнадцати, они что-то там попискивали, что, мол, дал им это злой дяденька. Описать внешность дяди не смогли, отвечать пришлось самим. Одного адвокаты сумели отмазать, да и видно было, парень случайный, он-то позже и «нарисовал» дяденьку. Выходило - Кащеев. Но подписываться под своими показаниями, данными на радостях освобождения, парень не стал, Кащеев опять остался в стороне. На Борина, который только досадливо махнул рукой, Кащеев, уходя, бросил нагловатый, но осторожный взгляд. «Побаивается», - понял Борин. Сколько потом ни осторожничал Кащеев, коллеги из отдела наркоконтроля с подачи Борина того поймали. Наркоты при нем было немного, всего на два года отсидки. Постройневший и притихший, он появился у Борина в кабинете, ровно как окончился срок, и с порога начал каяться. И началась игра, понятная только им двоим. С неожиданными ходами с обеих сторон. И уже
пять лет была ничья.
        А сегодня вконец обнаглевший Кащеев позвонил Борину и попросил о помощи. Вот такой нестандартный ход: мол, на одной мы с тобой стороне сейчас воюем, Леонид Иванович. Нехорошие преступники женщину беременную похитили, одноклассницу (вот такой я сентиментальный), помоги. Борин поможет. И не потому, что Кащеев попросил. Знает Борин о музыкальной семье Бражниковых от своей жены Даши - пользует она всех их в своей стоматологической клинике. А о красоте и скромности старшей приемной дочери Кати жена всегда говорит с восторгом. Оказывается, Катя и пропала.
        Странно, что Кащеев так поздно позвонил, уже после звонка ее мужа Сергея Шустова, которому сам же и дал номер телефона его, Борина. Опять игра? Побоялся, что тому откажет? Продублировал? Хотя, какая разница? Ехать к Бражниковым нужно. Вот сейчас заедет домой пообедать, а потом сразу к ним.
        Так уж получилось, что на их лестничной площадке в соседних квартирах с некоторых пор живут два следователя - он и Беркутов[2 - Егор Беркутов - герой романов «Два сына одного отца», «Клетка семейного очага», «Свои чужие люди»]. «Мощная у нас с тобой охрана, Дашка, что на все засовы-то закрываешься?» - смеется жена Беркутова Галина[3 - Галина Голованова (Беркутова) - героиня романов «Рубины для пяти сестер», «Два сына одного отца»..], когда его, Борина, осторожная женушка защелкивает все замки. Даша в ответ только удивляется беспечности соседки - мол, охрана дома хорошо, если к ночи явится. Тарелка неважно какой еды и сразу в койку, на бок, с мощным храпом до утра. А в ногах этого «охранника» вполном отрубе спит и «сторожевая» собака Ленька - разъевшаяся и обленившаяся до безобразия дворовая псинка.
        Это было правдой, но не совсем. Пара часов вечером у Борина для семьи всегда находилась.
        Еще в прихожей он услышал дружный женский смех. Поняв, что обедать придется в веселой компании - к Дашке с Галиной заехала, как всегда по пути куда-нибудь, сестра последней Лялька[4 - Елена Соколова (Ляля) - героиня романа «Рубины для пяти сестер».], Борин даже не обиделся, что его никто не встречает, кроме печально насупившегося пса.
        - Что? Выгнали тебя дамы из гостиной? Топай на кухню, там наши с тобой миски, друг! - Борин притворно вздохнул и потрепал Леньку за ухом.
        - О! Борин! - Даша выглянула из приоткрытой двери и тут же широко ее распахнула. - Давай, мой руки и к нам!
        - Приветствую всех, - Борин помахал все еще улыбающимся чему-то своему женщинам пятерней и направился в ванную комнату.
        Каждый раз, проходя по этому длинному коридору, он невольно вспоминал, как давно, тогда еще не жена совсем, а молодая женщина Дарья Шерман вела его за руку этим же путем в ванную комнату все для той же процедуры - мытья рук. Она собиралась кормить его, завалившегося к ней чуть не в полночь для допроса мента, поздним ужином! А он, держа ее маленькую ладошку в своей лапе, мечтал лишь об одном - чтобы этот коридор оказался бесконечным…[5 - См. роман «Рубины для пяти сестер».]
        - Леня, ты, кажется, не собирался сегодня на обед? Что, поездка в область отменилась? - Даша, как всегда, была в курсе его планов на день.
        - Да, Дашуль, появилось неотложное дело. Пропала дочка Бражниковых.
        - Катя?! - в один голос воскликнули Галина с Дарьей.
        - Катя… - Борин вкратце рассказал, о чем ему поведали Кащеев и Шустов. - Я сейчас к Вере Михайловне иду. Что это похищение - очевидно. Нужно, чтобы она написала заявление.
        - Но Катя ж беременна! И на большом сроке! - Даша не могла скрыть удивления.
        - Вот именно. И денег у семьи, как я понимаю, на выкуп нет. Ладно, девочки. Спасибо за компанию, я пошел, - Борин проглотил плотный обед, уложившись в несколько минут.
        - Леня, подожди. Похищение - да, точно. Но не деньги причина. Там что-то более… опасное.
        - Что, Ляля? Что ты имеешь в виду? - Борин, привставший было со стула, опустился на него вновь и напряженно посмотрел на сестру Галины. Она сидела прямо, с плотно закрытыми глазами.
        - Он должен был ее убить. Но почему-то не сделал этого. Все будет хорошо, она вернется сама, - Ляля резко открыла глаза и пальцами потерла виски.
        - На, выпей, - Даша буквально вставила ей в руку стакан с водой. - Ляля, ты себя… загонишь в гроб этими видениями! Посмотри - белее Галкиной парадной скатерти! Я тебе как врач говорю - завязывай со своими «погружениями»! Жуть какая-то! Надо на камеру снять и тебе показать - возможно, хотя бы испугаешься!
        - Что ты на нее налетела, Даш! Иди мужа провожай, - Галина обеспокоенно смотрела на сестру, лицо которой все еще оставалось бледным.
        Борин и Даша молча вышли в прихожую.
        - Лень, ну ты опять? Я же просила при Ляльке ничего не рассказывать. Ты видишь, она сразу «включается».
        - Так, как-то само получилось, - Борин виновато поцеловал ее в макушку. - Раньше такого с ней не было. Когда на картах смотрела.
        - Знаю… Не пойму, что с ней происходит! Такое впечатление, что энергии ей не хватает. Или… - Даша замолчала.
        - Что, Даш?
        - Нужно ее заставить пройти обследование. Полное медицинское обследование. И лечить, если что, медикаментозными средствами, а не пассами и молитвами! - уже сердито проговорила Даша, буквально выталкивая Борина за дверь.
        Он пешком шел к дому Бражниковых и думал о Ляле. Скажи ему кто еще несколько лет назад, что он в расследованиях будет пользоваться информацией, добытой с помощью… ведьмы, он бы просто послал такого шутника в баню - пропарить глупые мозги. Сейчас же он принял Лялино сообщение как доказанный факт. Уже не раз неожиданно сказанные ею слова помогали в работе. И, что уж тут, было дело, которое без ее способностей им раскрыть бы не удалось.

* * *
        Дверь Борину открыла женщина, которой, наверное, каждый год в день рождения говорят: «Оставайся такой же молодой и красивой, как сейчас». Глаза блестели не от слез, от тревоги. И от непонимания, что делать. Куда бежать, кого просить.
        - Здравствуйте, Вера Михайловна. Я - Борин Леонид Иванович.
        - Здравствуйте. Я вас узнала, вы - муж Дашеньки… Проходите, пожалуйста. Вы, кажется, в полиции работаете?
        - В следственном комитете.
        - Это я вам звонил, - раздался из-за спины Бражниковой голос молодого мужчины. Борин с удивлением отметил, что обладатель его сильно напуган.
        Вера Михайловна бросила мимолетный взгляд на зятя. «А зять не любимый, но терпимый в силу обстоятельств», - понял по-своему Борин.
        Стены комнаты, куда его проводила Бражникова, сплошь были в фотографиях и дипломах в рамках. Диван и два кресла, покрытые отбеленными льняными покрывалами, старинный рояль в углу, на нем подсвечник, круглый столик под связанной крючком скатертью - вот и вся обстановка. И еще - растения. В горшках, горшочках и кадках. Цветущие и нет.
        - Вера Михайловна, расскажите, при каких обстоятельствах пропала ваша дочь, - Борин с удовольствием опустился в предложенное кресло, краем глаза заметив Шустова, оседлавшего стульчик возле рояля.
        - Наверное, про Катю лучше Сергей… - Вера Михайловна бросила быстрый взгляд в сторону зятя.
        Он рассказал. Пряча глаза, суетясь и взвешивая каждое слово. И это сильно не понравилось Борину. И сам парень вызывал полное неприятие. И еще - его плотное знакомство с Кащеевым.
        Вера Михайловна сидела на диване, выпрямив спину и глядя в окно. Будто бы не участвуя в разговоре, не придавая значения словам говорившего. Она только вздрогнула, когда ее зять истерично выкрикнул: «Не пойму, кому это нужно - похищать ни в чем не повинную беременную женщину!»
        - А что, есть виноватые? - спокойно спросил Борин.
        - Что?! Вы на что намекаете? Что это я мог?! - округлил глаза Шустов.
        - Успокойся, Сергей. Леонид Иванович никого конкретно не имел в виду, - безразлично произнесла Бражникова. - Не мог бы ты сделать нам чаю?
        - Спасибо, Вера Михайловна, лучше холодной воды, - Борин понял, что той не терпится выпроводить зятя из комнаты.
        - В холодильнике есть ягодный морс, принеси, пожалуйста, и мне тоже.
        - Хорошо, - недовольно процедил Шустов.
        - Леонид Иванович, я понимаю, вам не нравится Сергей…
        Борин даже не стал возражать.
        - Но он здесь ни при чем. Он труслив и недалек.
        - Но тем не менее, что-то скрывает.
        - Да я знаю, что это. Он изменяет Кате. Банально бегает к прежней жене. Думаю, что и не к ней одной. Гадко. Катя страдает, жалко ее, сил нет.
        - Расскажите, Вера Михайловна, как давно живет с вами Катя?
        - С тех пор, как умерла ее мать, с десяти лет. Ума не приложу, зачем ее было похищать? Ну, не наследница же она барона Ротшильда! Катина мать, Эльза Шторм, была обыкновенной алкоголичкой, опустившейся донельзя. Об отце ничего не известно. Впрочем, у Кати есть его фотография. Сергей должен знать, где. Они сейчас временно живут с нами, пока Катя не родит ребенка.
        - Попросите его принести. Возможно, на обороте есть какие-то надписи. На каком она сроке?
        - Тридцать две недели. Рожать ей в августе. А почему вы так заинтересовались отцом Кати? Насколько я знаю, он ни разу в жизни не вспомнил о дочери, может быть, даже и не знал о ее существовании. Эльза могла и не сообщить ему.
        - Мне нужно знать про Катерину все. Какие отношения у нее с мужем? Они давно знакомы?
        - Она влюблена в него со школьных лет. А он… позволяет себя любить. Я не думаю, что он дорожит Катей.
        - Но они ждут ребенка…
        - А он как ходил по злачным местам, так и ходит!
        - Что вы имеете в виду?
        - Катя, по-моему, не знает, но Сергей - игрок. Он бывает в карточном клубе, - Вера Михайловна поморщилась. - И ведь ему везет все время!
        - Почему вы так решили?
        - Довольный возвращается. Как-то раз даже пытался мне денег дать: вернулся под утро, пачку долларов из кармана вынул - и на стол кинул. Взгляд победный! Я ему обратно в карман всю пачку положила. Столько визгу было!
        - Обиделся, - усмехнулся Борин.
        - Разозлился! Если б не Катя… Выгнала бы его давно, - Вера Михайловна обреченно махнула рукой. - Господи, почему все плохое тянется одно за другим?!
        - Что-то еще случилось? - насторожился Борин.
        - Да. Сара в больнице. Это наша вторая приемная дочь. У нее больное сердце. А тут еще она пережила этот стресс… Там, в Кракове. Пришлось ее оставить в клинике. Теперь нужно везти в Германию, на операцию. Все одно к одному…
        - Вера Михайловна, - мягко остановил ее Борин. - Расскажите подробно, что случилось в Кракове?
        - В Кракове… Она и Сема, наш младший, гуляли по городу. Я с остальными детьми отправилась на автобусную экскурсию по городу и окрестностям. Сарочка не очень хорошо переносит транспорт… А Сема с ней захотел остаться. Он ее так любит! И боится оставлять одну. Так вот. На их глазах машина сбила девушку. Насмерть. Это, несомненно, беда. Но и Сара, и Сема были уверены, что жертва происшествия - наша Катя. Подъехали полицейские, а тут у Сары случился приступ. Они вызвали неотложку…
        - Выяснили имя погибшей?
        - Да. Девушку опознал брат. Ее имя - Анка Хмелевская. И она моложе нашей Кати на два года.
        - Вера Михайловна! Мне нужна фотография Кати, ее документы.
        - Да, сейчас, - Вера Михайловна посмотрела на вошедшего в комнату Сергея.
        - Вот морс, - Шустов поставил на столик поднос с графином и тремя стаканами.
        - Спасибо.
        - Сергей, будь добр, принеси Катин альбом. И фотографию ее отца.
        Шустов молча вышел. Пока его не было, Борин и Бражникова молчали.
        - Вот, смотрите, - Бражникова протянула Борину альбом и черно-белое фото.
        - Этот человек - наш футболист Виктор Страхов, Вера Михайловна. Я с ним хорошо знаком. У него никогда не было дочери. Только два сына. И он по возрасту никак не годится Кате в отцы. В этом году ему отметили сорокалетие. Боюсь, это - вариация на тему о «погибшем летчике-испытателе», которую придумала мать Кати. - Борин открыл альбом. - Я возьму вот эту фотографию с вашего разрешения? А это кто?
        - Мама Кати. Эльза Шторм. Это ее единственный снимок того времени, когда она еще не начала пить. Красива, не так ли? Но Катя на нее совсем не похожа. Хотя она не менее красива, чем мать, - рассеянно ответила Бражникова.
        - Спасибо. Вера Михайловна, ваш местный телефон мы подключим к аппаратуре для прослушивания. Позже к вам зайдет наш специалист. Если вдруг позвонят похитители, соглашайтесь на все условия, которые вам предложат. Попробуйте что-нибудь выяснить, потяните время разговора. Хотя, могут позвонить и на мобильный. Ваш номер в широком доступе?
        - Нет. Его нет даже на наших визитках.
        - Хорошо. И еще. Детям лучше сказать, что Катя в больнице. Ну, допустим, на сохранении.
        - Да, я так и сказала…
        - Отлично. В таком случае, пока прощаюсь, - поднялся с кресла Борин.
        - Я вас провожу, - засуетился Шустов.
        - Сергей…
        - Георгиевич, - подсказал тот.
        - Сергей Георгиевич, давайте-ка вы завтра зайдете ко мне в отдел и расскажете, как провели последние сорок восемь часов. Я понимаю, что здесь вам не вполне удобно, - предложил Борин, когда они вышли в коридор.
        - Мне нечего скрывать! Пожалуйста! Приду, нет проблем, - пожал, вроде как равнодушно, плечами Шустов.
        Но Борин видел, что парню страшно. Страшно до такой степени, что, скорее всего, он проведет бессонную ночь, до тонкостей репетируя свой предстоящий разговор с ним, Бориным.
        Глава 13
        «Что ж так все сразу-то? Непонятно за что… И Федора нет… А мне так нужна поддержка!» - мысли путались. Вера Михайловна не знала, о чем нужно подумать в первую очередь: опропавшей Кате, о предстоящей операции Сары или о блудном муже. Упустила она его из виду… Только вот когда?
        …Их свадьба с Федором была неожиданностью для всех. Потому что более далекого от мира музыки человека, чем Федор Бражников, в окружении Веры не было. А Вера жила музыкой.
        Будучи соседями по лестничной площадке, родители Федора и Веры не дружили. Так, здоровались друг с другом, когда вежливо, когда с некоторым напрягом: стены в хрущевках тонкие, то Вера за полночь инструмент терзает, то у Бражниковых гости песни до утра поют. Федор Веру не замечал, потому как маленькой была для него. А она на Федора посматривала с испугом - парень рослый, спортсмен, во дворе о нем даже мужики с опаской говорили: как-то теплым летним вечером он загулявших без меры родительских дружков взашей выгнал на глазах всего дома. И отца, попытавшегося броситься на сына с кулаками, скрутил в охапку и - домой. Вышел потом во двор, спокойно осмотрел собравшихся у подъезда соседей и произнес: «Спектакль окончен, можете расходиться». И все покорно разбрелись по своим квартирам. С тех пор конфликты дворовые разрешал не участковый, а Федор Бражников. Это в семнадцать лет! Когда ушел в армию, родители его как с цепи сорвались - пьянки каждый день с мордобоем и битьем стекол в окнах. И никакого сладу. Ну придет участковый, пожурит, пригрозит даже, толку - ноль. Всем двором Федора ждали, особенно Вера с
мамой: квартиры-то их с дебоширами - дверь в дверь, страшно! Но Федор остался на сверхсрочную…
        Вернулся только на похороны обоих родителей - в один день ушли, отравившись паленым пойлом. И грех, но вздохнули все с облегчением, стыдливо пряча глаза от возмужавшего сына покойных. Поминки помогли организовать, всем миром на стол собирали - какие деньги у пропойц, вещей-то в доме никаких не осталось!
        Там, за поминальным столом, и углядел ее Федор. Впервые, наверное, заметил, что подросла она. Вера была тогда стройная, глаза серые, припушеные темными ресницами, бровки в разлет. Сама себе в зеркале нравилась. Но только как-то отрешенно, как посторонняя. Та, в зеркале, - вроде и не она. Часто ловила себя на мысли, что живет где-то там, где музыка рождается, а тут… На стол накрывала, тарелки уносила, приносила, а все о чем-то своем думала, как и не было ее среди жующих и пьющих людей. Только заметив вдруг внимательный взгляд соседа, смешалась, покраснела - и шмыг на кухню. Он за ней. Там и первый поцелуй в ее жизни и тут же и признание-предложение: «Замуж пойдешь? Нравишься мне очень…» Согласно кивнула, сама толком не поняв, что такое происходит?
        Только, когда детей ждали, сначала мальчика очень хотелось, а года через три и девочку, поняла Вера - не пара они с Федором. Не дает бог деток. Не смогли они зачать ни на койке общежицкой, пока он в училище военном учился, ни на казенных кроватях в гарнизонных квартирах.
        Наконец, после двух лет службы Федора, повезло им вернуться в родной город. Отмыли так и стоявшую неприбранной квартиру родителей Федора, на скопленные рубли мебель купили. Больше всего Вера радовалась, что мама рядом живет. Стали втроем прибавления ждать. Вера с Федором почти не надеясь, мама - с уверенностью.
        Мама Веры вышла замуж, так и не дождавшись внука и робко оправдываясь, что ей нужно о ком-то заботиться. Вера устроилась преподавателем в музыкальную студию при клубе речников, Федор получил назначение в полк связи…
        Вера Михайловна подошла к окну и всмотрелась в темноту. Скудно освещенный двор был пуст. Место на небольшой стоянке, негласно принадлежавшее микроавтобусу Бражниковых, было занято незнакомой темной машиной. Это почему-то задело Веру Михайловну. Но тут же пришла мысль, что в автомобиле - полицейские. Днем, когда ребята были в парке, к ней приходили обещанные следователем специалисты.
        Она еще раз подумала о том, что последние годы они с Федором почти ни о чем не говорили, кроме как об ансамбле, концертах и детях. И вот этот разговор за неделю до отъезда…
        - Вера, я ухожу, - Федор стоял в дверях кухни, опираясь о дверной косяк.
        - Да, Феденька, я сейчас закрою за тобой дверь, - улыбнулась она, поворачиваясь к нему.
        - Я ухожу от тебя, - он смотрел на нее в упор, и Вера вдруг заметила, какой холодный и колючий у него взгляд. Что-то еще привлекло ее внимание. Что-то, чему совсем не место в кухне. Сумка. Черная дорожная сумка, которую Федор брал с собой в поездки.
        - Я не спрашиваю, куда? - все же спросила она.
        - Я уже два года встречаюсь…
        - Так, стоп! Не нужно! - она предостерегающе подняла руку.
        - Ты ничего не замечаешь и не хочешь, словно жизнь вертится лишь вокруг твоего ансамбля.
        - Федор, не начинай. Решил уходить, уходи. Только давай все же подумаем о детях.
        - При чем здесь они?
        - Мы только что договорились о поездке на фестиваль в Краков. Как ты думаешь, я справлюсь без тебя? Даже Кати не будет!
        - Я поеду с вами, Вера. Все останется по-прежнему, только жить буду не здесь. Вера, отпусти меня! - он взялся за сумку.
        - Да я, вроде, и не держу. Прости, Федя, голова кругом - неделя осталась, а документы не готовы, - она неопределенно махнула рукой.
        - Я завтра с утра заеду, решу этот вопрос, - Федор зло развернулся и накинул ремень сумки на плечо. - Безнадежно… ты меня не понимаешь!
        Она отвернулась и ничего не ответила. Чтобы он не услышал ее севший от волнения и боли голос…
        Только Семка спросил, где отец. Остальные уже давно все о нем поняли. А она, Вера, действительно ничего не видит и не слышит, кроме детей и музыки.
        Нужно было сразу позвонить Федору и рассказать о Кате, но она почему-то об этом подумала только сейчас. Константину Лыкову вот позвонила, рассказала все, а ему нет. Костя следователя Борина знает, уже хорошо.
        Звонка от похитителей она так и не дождалась. Вера Михайловна еще раз выглянула в окно - темная машина стояла на прежнем месте.
        Посмотрев на часы - половина двенадцатого ночи, - Вера Михайловна достала из кармана домашних брюк мобильный. Отправив сообщение бывшему мужу, облегченно вздохнула: прочтет, а там пусть сам решает, приезжать ему или нет.
        Глава 14
        Он не должен был соглашаться на эту работу… Чутье подвело! Впервые! Впрочем, в этом деле все впервые. Нарушенное правило: не связываться со знакомыми. И тем более напрямую, без посредников. Был случай - он знал, от кого заказ, а заказчик знал, кто исполнитель. Ничего хорошего не вышло - лишнее тело. Не жалко было человека - дрянь был, многим дорогу перешел, подленько гадил, а поймать за руку не могли. К внешности крысиной - такой же характер. Если бы все им кинутые узнали, что он, Алекс, оказал такую услугу - убрал гниду, скинулись бы на дополнительный гонорар! Но прецедент был, и Алекс решил больше не рисковать. А тут…
        …С самого начала заказ насторожил. С фотографии смотрела Анка Хмелевская. Этого быть не могло. Приглядевшись, понял - не она. Эта была немного, но старше. Снимок был любительский, девушка смотрела слегка в сторону, явно не подозревая, что на нее нацелена камера. Алекс уж было хотел сказать «нет», как вдруг мысль, что заказчик не остановится, найдет для исполнения задуманного другого человека, заставила быстро согласиться. Именно в тот момент и пришло решение - оставить в живых девушку. По крайней мере до тех пор, пока не разберется, за что ее приговорили, и какое отношение она имеет к Анке.
        Конечно, такое четкое сходство с Анкой могло означать только одно - родство. В двойника в данном случае не верилось: изаказчик, и он сам знали семью Хмелевских довольно близко. Он выдержал паузу, давая заказчику возможность объясниться, но дождался только фразы: «Я плачу, ты делаешь». Это был и его принцип в работе, поэтому взял конверт с авансом, карту на расходы и фотографию, прочел на обороте имя, адрес в России. Вышел из машины, пешком дошел до парковки, где оставил свой автомобиль. Посидел немного с заведенным двигателем, рассматривая фотографию, и направился в Кшешовице на квартиру.
        Анку застал в полной отключке. Выкинув использованный шприц и слегка прибрав разбросанные вещи, Алекс устроился с ноутбуком за кухонным столом. Нужно было заказать билеты, гостиницу и собрать информацию о Катерине Шторм. Интернет выдал весьма скудные сведения. Конкретно было сказано только, что она - солистка ансамбля народных инструментов «Домисоль». Уникального ансамбля: музыкальной семьи, руководителем которого была Вера Михайловна Бражникова.
        В России он не был семь лет…
        …Алекс родился в Иркутске. Жили в большом срубовом доме на окраине - дед, бабушка, родители и он. Дед Андрей был парторгом цеха на одном из заводов, бабушка учила первоклашек в школе, родители строили дома. Обычная жизнь типичной советской семьи. Алекс так и не знает до сих пор причину, по которой они с дедом и бабушкой вдруг переехали в небольшую деревню под Куйбышев. Ему было всего девять, уезжать от друзей не хотелось никак, и он злился на родителей, которые не захотели оставить его у себя. Правда, в Дарьевке они прожили всего два года. Куйбышев вновь стал называться Самарой. В квартире, которую родители купили, наконец-то решившись на переезд из холодного Иркутска, Алексу выделили отдельную девятиметровку с окном на шумную улицу. И он успокоился…
        Билеты удалось купить только на ночной рейс с пересадкой в Хельсинки. Он планировал вернуться через неделю, допустив, что для решения загадки с похожестью двух девушек такого срока вполне достаточно. Алекс был уверен, что все, что задумал, пройдет гладко. Он ошибся.
        С момента, когда впервые близко увидел Катю, все пошло не так. Нет, он легко вышел на ее болтливого мужа, возненавидев того с первой минуты. Нашел жадного парня, согласившегося помочь перевезти девушку. Даже мальчишка из ее семьи, которого уговорил дать ему на время ключ, чтобы сделать дубликат, поверил в сказку о великой любви незнакомца к сестре Кате сразу. Осталось дождаться удобного момента.
        Алекс видел, как вся семья погрузилась в микроавтобус. Катя стояла на крыльце подъезда, прислонившись к бетонному столбу, поддерживающему навес. Он смотрел, как девушка машет рукой вслед машине, и у него вдруг встал ком в горле. Он дернулся было на помощь, когда она, неловко повернувшись, споткнулась об угол неровно уложенной на крыльце плитки. В один момент готов был бежать к ней, схватить на руки, увезти на автомобиле, оставленном на парковке в соседнем дворе. На миг забыв, что Катя Шторм - его работа. Всего лишь объект, заказ на убийство, оплаченный щедрым авансом заказчика. Забыл, что он - наемник.
        Да, он профессионал. Но рука дрогнула, когда платком, смоченным в эфире, рот девушке закрывал. И когда тащили на носилках к машине, боялся - не упала бы из-за неловкого движения на повороте лестницы! Когда это он еще так беспокоился?! И не в беременности ее дело. А в чем - сам понять не мог…
        И совсем странно - осторожно перенес ее на руках из машины в дом, бережно уложил в кровать, укрыл тепло, ноги укутал - показалось, что холодные, это летом-то! И руки у него при этом дрожали… Разозлился на себя, нет, на нее, почему такая? А какая?! Ответить не смог, еще больше озлился. Отошел подальше от кровати, на которую только что присел, на самый краешек, бочком - ее не потревожить…
        …Накануне вечером в деревню зашел со стороны леса, боялся, не заметил бы кто. На улочку вышел, огляделся - никого! Запустенье полное! Ни в одном дворе порядка нет. Сердце вниз ухнуло, словно понял - нет возврата в прошлое… И совсем плохо стало, когда вместо соседнего пятистенка, где бабулина подруга жила, головешки по участку были раскиданы. Что случилось-то?! Вспомнил сразу, как прощалась бабушка со своей Лилей, как плакала…
        В избу их бывшую вошел, сорвав замок. Наступил на скрипнувшую половицу, вспомнив этот привычный когда-то звук, и замер. Словно зверь почувствовал присутствие человеческое. Оказалось, так и есть: бомж, не иначе, дом облюбовал: кровать застелена бельем, хотя и старым, на столе - посуда какая-никакая. Он обрадовался, что кто-то в доме жил, все ж не разруха! Даже фотографии старые на стене висели, почему-то бабушка их с собой не взяла, когда из страны уезжали… Да, вспомнил - такие же фотографии и в городской квартире в альбоме хранились.
        Подумал, проблем с постояльцем не будет, дождется его, кому тот нужен? Не проблема для него временный жилец…
        Сейчас немного беспокоило Алекса, что так и не дождался его…
        Он смотрел на эту русскую красавицу и думал, что ему дальше делать. Сегодня крайний срок, когда должен отчитаться перед заказчиком. Нужно как-то разговорить Катю, выспросить - что общего с Анкой? Не знает ли ее?
        Алекс поймал себя на мысли, что совсем не хочет Катю как женщину. Чувство было для него не новым. Что-то подобное он испытывал и к Анке.
        …Алекс подобрал ее на одной из улочек Кракова, примыкавших к Рыночной площади. Узнал не сразу, до того тонкими, заострившимися были черты лица. Он помнил девушку по ее нечастым приездам в поместье к отцу, у которого недолго работал водителем. Анка была ангельски красива и недоступна. Сейчас же на него смотрели все те же темные зеленые глаза, только затуманенные неясной дымкой. Алекса она не узнала, но покорно позволила довести себя до машины, упала на заднее сиденье и заснула. Он терпеливо ждал полтора часа, пока та проснется. После такого короткого сна Анка удивительным образом быстро пришла в себя и, совсем не смутившись, попросила отвезти домой. И назвала адрес в Кшешовице.
        Алекс отвез. Она равнодушно махнула рукой, когда он бесцеремонно взял ее за локоть и повел по лестнице на второй этаж. Открыв нехитрый замок, Анка впустила его в просторную квартиру, а сама тут же скрылась в ванной комнате. Самостоятельно выбраться оттуда уже не смогла. Алекс выбил ногой дверь, перенес ее в спальню и бросил на кровать. И решил остаться. Со старой квартиры он съехал, новую пока не нашел. Долго делить жилье с наркоманкой не собирался, но на первое время после выполненного тогда успешно заказа такое соседство вполне подходило. К тому же он никак не мог решить - сообщить ли бывшему хозяину, от которого ему пришлось уйти не совсем по своему желанию, о плачевном состоянии его дочери.
        Неожиданно у них сложилось что-то вроде взаимовыгодного союза. Как женщина, даже в дни адекватного своего состояния, Анка его не интересовала. Он немного обеспокоился, когда она назвала его Алексом, признав, наконец, в нем водителя отца. И тут же предложила сделку - ты молчишь, я молчу. Это вполне устроило и его. Деньги на дозы у нее были почти всегда. Но частенько он не досчитывался купюр в своем бумажнике. Алекс видел, Анку не остановить. И только где-то очень глубоко в сознании шевелилась совестливая мыслишка - жалость к красивой девушке, так быстро терявшей человеческий облик.
        Он решил, что после выполнения заказа в России не вернется к ней. Но тогда он еще не видел фотографию заказанной ему молодой женщины…
        Алекс заметил, как сначала дрогнули веки Кати, и тут же она открыла глаза. Все же она действительно была потрясающе похожа на Анку. Только в лице Анки всегда была порочность. И еще наглый, насмешливый взгляд.
        Катя смотрела сейчас на него без страха, но с беспокойством. И все время трогала свой живот. Он понял - боится за не родившегося ребенка, думает не о себе.
        - Простите, где я? - Катя осторожно села в кровати и тут же закрыла глаза.
        - Не вставай, голова закружится, - грубовато прикрикнул он на нее.
        - Кто вы? Вы не из России?
        Почему-то этот вопрос больно резанул. Так, что он даже шумно вздохнул. Всего-то семь лет здесь не живет, а говорит уже с акцентом!
        - Сиди тихо, вопросов не задавай, - равнодушно обронил он. - Есть хочешь?
        - Нет, спасибо. Воды, пожалуйста.
        - На, - Алекс протянул пластиковую бутылку.
        - Спасибо, - Катя попыталась открыть крышку, но у нее не получилось.
        - Дай сюда! - он легко повернул крышечку. Да, похоже, переборщил он с эфиром. Девушка совсем слаба.
        - Зачем вы меня сюда привезли? Это же не больница? И меня будут искать. На что вы надеетесь?
        - Тебе лучше не спрашивать, здоровее будешь, - бросил он и вышел из комнаты.
        Алекс понимал, что нарушил условия договора. Повинуясь минутному решению, оставил девушку в живых. А теперь, когда она здесь, не знает, что будет делать дальше. Четкого плана не было. Но то, что он готов сделать уже сейчас - это убить всякого, кто посмеет причинить Кате боль.
        Глава 15
        Борин допрашивал этого мужичка уже по второму кругу, а добиться членораздельного объяснения, почему тот кинул только что отремонтированную машину во дворе, тогда как обычно любовно укрывал ее в гаражном боксе, так и не смог.
        - Валерий Петрович. Давайте еще раз. Вы купили эту машину в прошлом году. У кого? По каким документам?
        - Я ж говорю. Его зовут Иван Коровин. Он сказал, что когда-то работал на этой «Скорой помощи» водилой. Целых двадцать лет. А потом, когда машину списали, приобрел ее по бросовой цене.
        - Хорошо. Дальше.
        - А дальше что? Гнилушка оказалась, вот Михалыч мне и толкнул, как лом. А я механик - золотые руки, так все говорят! Опять-таки ж, дача у меня, сотки за сорок километров от города. На автобусе не наездишься! Собирал я ее по детальке, девять месяцев, как родил сам! Покрасить только не успел, дорого! Зато сиденья новым кожзаменителем обтянул! Номера собирался утром прикрутить. В воскресенье с женой решили кое-какую мелочовку на участок вывезти. А тут утром встаю - нету красавишны! Сперли!
        - Откуда угнали машину?
        - Так, из-под окон же пятиэтажки нашей! С вечера поставил, я ж говорю!
        - Почему машина стояла не в гараже? - в который раз задал этот вопрос Борин.
        - Э… Ну не поставил… - опять опустил глаза к полу Кошкин.
        - Вы поймите, Валерий Петрович, на вашей машине было совершено преступление. Похищена молодая беременная женщина. Соседка ваша видела, как рано утром, еще не было семи часов, молодой человек ключами открыл машину, сел за руль и уехал. Кто этот парень и откуда у него ключи?
        - Не знаю! - отвернулся от Борина Кошкин.
        - А соседке показалось, это был ваш племянник Игорь, который довольно часто бывает у вас в гостях!
        - Показалось ей! Сычиха! Шпионит за всем двором, бродит со своей шавкой под окнами! До всего дело есть!
        - Так что, это был Игорь?
        - Да! - нехотя признался Кошкин. - Беда с ним! Сестра совсем измучилась! Вернулся из армии, ни хрена не работает, а на пиво дай! То ко мне придет, то к Лильке, моей жене, подкатится. А тут пришел, не денег просит. Говорит, дай, дядя Валера, машину на день, заработать хочу. Мебель приятель попросил перевезти с квартиры на квартиру. Поделюсь, говорит, с тобой заработком. Я ж ему говорю, что, мол, номера прикрути. А он - фиг с ними. Там, говорит, дворы соседние. Я ему ключи отдал. Утром они хотели этим делом заняться, рано.
        - А почему ж машину-то в гараж не поставили?
        - Не хотел я, чтобы Гошка в гараж заходил. У меня там детали всякие, у Лильки - припасы. А у Гошки руки длинные, потом много чего недосчитаешься! Думал, ничего страшного, ночь под окном постоит. Кому нужно такое старье угонять! Вон, у помойки Дуровых «десяточка» новенькая стоит да «Калина» Фроловых. И то никто не трогает! А уж эту «буханку»! Часов в восемь утра я проснулся, выглянул в окно - нет машины. Ну, думаю, к полудню Гошка управится, раз так рано начали. Ждал сначала к обеду, потом к ужину. Стал Светке, сестре, звонить, Гошка, мол, не появлялся? Нет, говорит. Ночь прошла, ни машины, ни Гошки. Я в полицию, об угоне заявлять. А что еще делать-то?
        - А судьба племянника вас не очень волнует?
        - Я ему, паршивцу, кости переломаю, как появится!
        - Не стоит… Так Гоша не говорил, что за приятель? Имя или, может быть, где живет?
        - Нет. А я и не спросил, - озадачился тот.
        - Как же вы так, Валерий Петрович? Машину доверили!
        - Так ведь племянник! Не чужой! Это что же? Он меня, дядю родного, обокрал! Так получается?!
        - Вот так и получается. Подпишите вот здесь, Валерий Петрович, каждый лист, - Борин положил перед Кошкиным протокол и взял трубку зазвонившего телефона.
        - Да. Где? Хорошо, выезжаю, - он вернул трубку на аппарат. - Валерий Петрович, доигрался ваш племянник. Придется вам поехать со мной. Нашли вашу машину.
        - А Гошка? - побледнел вдруг Кошкин.
        - В машине обнаружен труп молодого человека без документов, - сказал Борин.
        - Вот, паршивец! Что ж я Светке-то скажу?! - совсем спал с лица Валерий Петрович.
        Глава 16
        «Нужно бы что-то приготовить на обед», - подумала Вера Михайловна, глядя на жадно жующих бутерброд за бутербродом Тимура и Фаину. Они жили в семье уже четвертый год, а она никак не могла привыкнуть, что брат с сестрой прячут куски со стола и по ночам доедают их, роняя крошки в постель.
        Вера Михайловна знала их историю. Простую, но от этого не менее страшную, чем потеря обоих родителей Кириллом. Их, двойняшек, мать подложила в детский бокс дома малютки. Два довольно дорогих костюмчика-боди розового и голубого цвета, фирменные подгузники, набор детской косметики, свидетельства о рождении с прочерками в графе «отец» иаккуратным почерком без единой ошибки написанный отказ от материнства так поразили весь персонал приюта, что было решено все же найти маму хорошеньких деток и попытаться уговорить не бросать их. Как рассказала Вере Михайловне директор дома малютки, нашли мать быстро. Она работала в эскорт-службе крупного московского агентства, в Самару попала случайно, не доехав до столицы из Уфы, где у нее жили дальние родственники. Им она хотела оставить своих новорожденных детей. С ее же слов, предварительная договоренность была, поэтому она смело отправилась к ним на последних неделях беременности. Ее никто не встретил, квартира их была недавно продана. Сами родственники сгинули в неизвестном направлении вместе с выданными им на приобретение детского приданого немалыми деньгами. Ей
ничего не оставалось, как возвращаться домой в Москву. С поезда ее сняли в Самаре, отвезли в дежурный роддом, где и родились двойняшки. «Я не отказываюсь платить некоторую сумму на их содержание. Но дети мне не нужны!» - заявила она в телефонном разговоре, даже не спросив про здоровье малышей.
        Два года алименты от нее поступали регулярно. Но потом она исчезла. Дети полностью перешли на государственное обеспечение.
        Они были очень одаренные, Тимур и Фая. Талантливые, серьезные и упорные в свои двенадцать лет. Можно было не волноваться, если что-то не получалось хотя бы у одного из них. Брат с сестрой терпеливо отрабатывали сложные пассажи, добивались легкости исполнения и только тогда делали перерыв на отдых. Но порой Вере Михайловне становилось не по себе, когда она ловила настороженный взгляд Фаины или откровенно злобный Тимура. Она говорила о них с Федором чаще, чем о других детях, говорила сбивчиво, не умея объяснить свои страхи, чем, как она видела, раздражала мужа. Федор считал, что она просто не может привыкнуть к ним. Что это пройдет со временем. Что, в конце концов, Тимур и Фаина, бывшие в детском доме с младенчества, просто повзрослели раньше других и поэтому скупы на улыбку и доброе слово. Но Вера Михайловна чувствовала в детях недоброе и ничего с этим поделать не могла. Только через два года после того, как они с Федором забрали детей из приюта, немного успокоилась. Тимур и Фая, хотя и ни с кем из детей особенно не сблизились, никого и не обижали. Как оказалось, зря она расслабилась: незадолго до
поездки в Краков Тимур избил сестру. То, что произошло, сразу же попытались скрыть от нее и Федора все участники конфликта. Но правда неожиданно открылась через день после случившегося. Не выдержал Ромка, знавший их по детскому дому совсем недолго. Вера Михайловна давно уже заметила, как он поглядывает на Фаю. Из-за Ромки та и пострадала. «Мама Вера, он просто зверь! Я только сказал ей, что она красивая. А Фая улыбнулась. Тимур рядом стоял. И все. Я вышел за соком на кухню. А вернулся… Он так орал! Обозвал ее шлюхой. Это правда, что их мать проституткой была? Она их сама в дом малютки принесла, он так сказал. Правда? Он ударил ее по животу! Ногой! Чтобы она не рожала никогда! Как их мать! Чтобы не было у нее детей! - плакал Ромка, сжимая кулаки. - Я хотел ему врезать! Но он трус! Схватил Фаю за руку, рывком с пола поднял, оттолкнул меня и убежал! А Фая даже не плакала…» Вера Михайловна тогда только и подумала: «Вот оно… вылезло!» Не подвело ее чутье. Обозленный Тимур, на женщин обозленный, поэтому и на нее так смотрит… с ненавистью…
        Некогда было разбираться, да и не хотелось перед поездкой. Она лишь Федору рассказала, но и ему, видно, уже не до разборок было: сам готовился к последнему разговору с ней.
        А вернулись - тут с Катей беда…
        Вера Михайловна поставила на плиту кастрюлю с мясом, вымыла овощи и посмотрела на Фаину.
        - Поможешь мне с обедом, Фаечка?
        - М… да, конечно, - Фая как обычно, сначала оглянулась на брата, а потом уже согласилась.
        - Тимур, нужно сходить в магазин.
        Тот кивнул.
        - Список на столе, вот деньги, - Вера Михайловна протянула парню тысячерублевую купюру.
        Она знала, что Тимур не принесет сдачу. Знала это уже по жадно сверкнувшему взгляду, который тот не сумел от нее скрыть. Ей почему-то всегда было стыдно напоминать о рублях, «скроенных» им от общего семейного бюджета. Но она продолжала доверять ему покупки, надеясь сама не зная на что.
        Из прихожей, куда вышел Тимур, раздались голоса. «Вот и отец семейства», - Вера Михайловна вдруг поймала себя на мысли, что ее мало волнует бывший муж. Вот так. Именно не волнует. Словно и не столько лет вместе жили. Что при нем она все время думала о детях, что после его бегства. Не это ли он поставил ей в вину, уходя?
        Он ничем не мог помочь, ее бывший муж. Так и сказал, виновато пряча глаза. Она видела, как тяготится Федор обрушившейся на него информацией о пропаже Кати. Он ерзал на стуле как школьник за партой в ожидании звонка на перемену. Ждал, когда же, наконец, можно будет встать и уйти, бросив на прощание что-то вроде: «Держите меня в курсе, мысленно я с вами». Впрочем, нет. Ее бывший муж не способен был на такие витиевато-вежливые фразы. Ему бы выдавить из себя что попроще. Например: «Если что, звони». И то бы славно. Вера Михайловна уже и сама ждала окончания его визита с нетерпением. Визита вежливости, без продолжения, чтобы думали о нем не совсем плохо.
        - Я Косте позвоню, Вера. Сегодня же. Он поднимет все свои связи, - как-то неубедительно произнес Федор, вставая.
        Вера Михайловна кивнула. Она и сама позвонила Косте, но говорить об этом ему не собиралась. Пусть звонит: конечно, кто же поможет, кроме армейского друга? Константин Юрьевич Лыков помог им удочерить Катю, потом Сару, потом достал денег на первую поездку на фестиваль в Австрию, потом и на вторую, третью, помог и с квартирой.
        - Мама Вера, пришел Константин Юрьевич! - в кухню вбежал Семка, ведя за руку Лыкова.
        «Слава богу!» - прочла Вера Михайловна на лице бывшего мужа, который в своем стремлении освободиться от тяжкого для него визита даже не заметил как встревоженно-ласково смотрит его друг на недавно еще бывшую ему, Федору, совсем не чужой женщину.
        Глава 17
        Телефон, поставленный на виброзвонок, надоедливо зудел в кармане куртки, но Алекс не торопился выходить на связь. Знал, кто звонит, потому и не отвечал. Он уже сообщил вчера, что все сделал, не мог не сообщить, заказчику нужно всегда докладывать вовремя. Чтобы не нервничал и не наделал глупостей. А в этот раз заказчик был особенно нервный. И если названивает, значит, не поверил.
        Ему нужны были деньги. Не ему, а единственному дорогому для него человеку, бабушке. И Алекс соглашался на самую сложную работу.
        …В день, когда ему исполнилось пятнадцать, в аварии на трассе погибли его родители. Отец, опытный водитель, лоб в лоб столкнулся с машиной ДПС. И все, конец. Детству, беззаботной жизни. Ни за кого не в ответе, всеми балован и любим был, и вдруг - два старика растерявшихся и он, школьник. Похороны, следствие, адвокат, разводящий руками и стыдливо прячущий не лишние для них рубли в свой бумажник. Вот почему-то этого адвоката он и запомнил недобро. За рубли отнятые? Помнит вопрос деда - как же патрульная-то машина на встречке оказалась? Свидетели же есть, и не один! И на схеме видно! Оказалось, что и свидетелей уж нет в деле, и схема, которую в суд представили, по-другому нарисована. И фамилия под ней начальника районного отдела ДПС. По чистой случайности такая же, как самого инспектора за рулем полицейской машины.
        Позже выяснилось - родственники они близкие, начальник и инспектор.
        Школу уже кое-как на троечки, но дотянул, глядя в умоляющие глаза бабушки и укоряющие деда. Пенсии у стариков грошовые, работать нужно было идти. Пошел на завод. А с завода куда - в армию. Здоровый был, в спортшколе дзюдо занимался, так его - в десантуру. Год отслужил, новая беда: деда убили. Напали в подъезде, ограбить вроде хотели. А что взять-то у него? Ножевое ранение, насмерть. Дали Алексу увольнительную. Бабуля, когда провожала, уговаривать начала, чтобы в город не возвращался, мол, делать ничего не умеешь, оставайся в армии. Мелькнуло тогда - что-то она не договаривает! Времени разбираться не было, уехал обратно в часть. Домой не скоро вернулся, после ранения…
        Катя проспала и остаток дня, и всю ночь. Алекс не стал ее привязывать, будучи уверенным, что она даже не попытается бежать. Дом запер изнутри на замок, ставни и так были закрыты. Утром, проснувшись, съездил в придорожный магазин за свежим хлебом и йогуртами. Прихватил и коробку с овсяными хлопьями. Вернувшись, решил, что пора разбудить Катю и покормить. Тут же опять на себя разозлился - о чем думает?! Кончился он как профессионал, точно кончился!
        Катя уже не спала, на лице не осталось даже следов сна.
        - Я умылась той водой, что вы мне вчера в бутылке оставили, не возражаете?
        Он кивнул. «Да что же такое она творит?! Не понимает?! Я же должен был ее убить, дуру! Нет, она об этом не думает!» - пытаясь не выдать свою растерянность, подумал Алекс.
        - Мне нужно в туалет, - она смутилась, стараясь не смотреть в ту сторону, где он оставил ведро.
        - Пойдем, - он подошел к ней, взял за руку, вывел на крыльцо. - Держись за меня, здесь ступеньки сломаны.
        - Спасибо, - она слегка оперлась на его плечо. Алекса тут же бросило в жар. Он проводил ее в отдельно стоящее строение и вернулся к дому.
        …Вчера он опять подъехал к даче со стороны леса: хорошо помнил эту дорогу, по которой они ездили с отцом, сокращая путь на несколько километров. Вынес из машины еще не пришедшую в себя Катю, уложил на проветренную накануне постель, привязал руки полотенцем к спинке кровати и по этой же дороге вернулся на трассу. Он знал, что его глуповатый помощник Гоша всерьез повелся на сказку о любви к чужой жене. Парень, как он знал, взял машину у родственника на время, якобы помочь другу с переездом. Высадив его за несколько километров от поворота на Дарьевку, Алекс оставил Гоше обещанную дозу и деньги, чтобы тот не подумал, что он хочет его «кинуть», и Катю до места повез один.
        Когда вернулся, парень терпеливо ждал его, устроившись на травке под деревом. Алекс не сразу заметил пустой шприц и неестественно выгнутую шею парня. Сплюнув с досады, что не проверил карманы у дурачка, он затащил его в машину на водительское сиденье. Машину тут и оставил: ну, умер парнишка от передоза, вот и шприц, и пустая тара тут же на соседнем сиденье лежат.
        Сам пешком дошел до места, где купленного за копейки «Жигуленка» оставил, сел в машину и поехал к ней, Кате…
        - Все в порядке? - задал он дурацкий вопрос подошедшей девушке.
        - Да, спасибо, - она сама ухватилась за его локоть, и он почувствовал, как по телу вновь пробежала жаркая волна. «Черт!» - разозлился он на себя, отворачиваясь.
        - Давай завтракать, - Алекс достал из пакета купленные продукты.
        - Хотите, я сама накрою на стол, - предложила Катя, кивнув на стеллаж, на полках которого была расставлена простенькая посуда.
        - Зачем?
        - Ну… мне привычнее, - с сомнением в голосе ответила она.
        - Сиди. Йогурт будешь?
        Катя кивнула.
        - Ешь, я кашу сварю.
        - Варить не нужно, она кипятком заливается.
        - Да? - он повертел коробку, из которой только что достал два пакетика с сухой овсянкой. - Как хочешь.
        - А можно молоком… Так вкуснее.
        - Нет молока, не купил. Масло вот, - он кивнул на пачку, лежащую на столе.
        - А зачем меня кормить? Зачем вы меня увезли из дома? Чтобы убить? Выкуп за меня просить бессмысленно - у родителей денег нет. У мужа тем более, - вдруг усмехнулась она. - Он все проигрывает в карты.
        - Ешь, давай!
        - Нет, не буду! - вдруг повысила голос Катя. - Пока не скажете, зачем я вам!
        - Ешь, дура! - он взял ее за плечи и слегка тряхнул. И на беду свою заглянул в глаза.
        Катя не вырывалась. Она не моргнула даже, вглядываясь в его лицо. Только хмурилась, словно что-то вспоминая. Цвет ее зрачков менялся от глубокого болотного до карего. Алекс никак не мог отпустить ее плечи, сжимая их все сильнее, и не мог отвернуться, потому что не отпускало! Он чувствовал, как слабеют колени, и что-то жгучее заполняет грудь. Было больно, но Алекс хотел этой боли, боясь, что сейчас все пройдет, и опять станет холодно, как всегда. И пусто.
        - Сядь! Катя, сядь! - он усадил ее на стул и резко убрал руки.
        - Я ничего не понимаю…
        - Пока и не нужно!
        - Кто ты? Как тебя зовут?
        - Алекс. Ни о чем не спрашивай. Я тебе плохого не сделаю. Не смогу уже. Раньше б смог…
        - Когда? Раньше когда?
        - Когда не знал… не видел… Катя, ешь! И ребенку нужно, не только тебе.
        - Что тебе до моего ребенка?! - вдруг испугалась она. - Что вы с ним хотите сделать?! Я должна родить, и вы его отнимете, да?! Для этого ты меня украл, да?!
        Она кричала, а он стоял, ошеломленный ее предположением. Это было не так! Но ему вдруг передался ее животный страх за неродившегося пока человечка. Алекс понял, что, убив ее, как ему и заказали, прервал бы еще одну жизнь. Тотчас захотелось успокоить ее. Она должна ему поверить! Чтобы не кричать вот так, страшно.
        Катя уже тихо плакала, уткнувшись в подушку. Плакала о своем, не обращая на него внимания. А он стоял перед ней на коленях, шептал что-то успокаивающее, наклонившись к самому лицу, вдыхал запах волос и понимал, что сходит с ума. Он гладил ее по голове, осторожно прикасался губами к мокрой щеке и облизывал свои, ставшие от ее слез солеными, губы. А внутри него зарождалась ненависть. Жгучая, пьянящая ненависть к человеку, заказавшему ему, наемнику, эту работу - убить Катерину Шторм.
        Глава 18
        Казимир Хмелевский, прихрамывая, шел по аллее к зданию пансионата и оглядывался вокруг. Парк был несколько диковат и неухожен, но эта естественная красота только радовала глаз. Если присмотреться внимательно, становилось понятно, что аллеи разбиты хотя и хаотично, но с определенным удобством для более чем пожилого населения пансионата. По обе стороны дорожек через небольшие расстояния были расставлены деревянные скамьи с поручнями. Беседки под кронами высоких елей просторные, вход широкий и, кроме ступеней, имелся и пандус. Вместо лавочек внутри - стулья с мягкими сиденьями, обтянутыми светлым кожзаменителем.
        Время было послеобеденным, и в парке прогуливались всего несколько человек.
        Казимир наконец заметил на одной из скамеек знакомую фигуру и свернул на боковую дорожку.
        …Этот звонок семь лет назад поверг его в шок. Он, даже и без особой надобности, наглотался сердечных капель, словно боясь еще не начавшегося приступа. Бестолково суетясь, перекладывая телефонную трубку из кармана на стол и обратно, Казимир Хмелевский пытался успокоиться. Не получалось. Сердце стучало неровно, голова реагировала на любое его движение резкой болью, руки дрожали. Ему срочно нужно было поделиться с кем-то близким только что услышанной информацией.
        Но дети учились в Кракове, в доме, кроме него и горничной с поваром, никого не было. Наконец, справившись кое-как с эмоциями, Казимир набрал номер, с которого только что звонила эта женщина. Только услышав ее голос еще раз, окончательно понял - не розыгрыш. Она действительно жива и приехала в Польшу. Казимир вылил на нее поток фраз, мешая польские слова с русской речью, укоряя, плача и одновременно радуясь, как ребенок. Он и стал на миг этим пятилетним ребенком, потерявшим одного за другим отца и ее, приемную маму.
        Казимир никогда б не рассказал о ней посторонним. Но его тогдашняя любовница Ника, на его беду вернувшаяся с покупками как раз в момент его возбужденного душевного состояния, была так искренне обеспокоена, так участливо выспрашивала причину его волнения, что Казимир не выдержал. Словно сбрасывая на нее накопившиеся за многие годы переживания, рассказал о себе все, начиная с чуть не с ползункового детства. Достав семейный альбом, с гордостью показывал старинные фотографии своих предков, поведал о жизни в России и запнулся только на том, чей он сын.
        Позже ему казалось, что именно то, как Ника слушала, пуская слезу в моменты горьких признаний, утешала его, так долго считавшего себя сиротой, искренне сочувствовала и понимала, и стало причиной его странного поступка - Казимир, до того момента вполне довольный простым с ней сожительством, вдруг предложил венчаться.
        Он сделал еще одну глупость - показал содержимое комнаты-сейфа в подвале особняка.
        От женитьбы его спасло провидение. Пусть даже таким жестоким образом - в тот же день он попал в аварию и впал в кому. Всего на месяц. Но этого месяца хватило, чтобы судьба все расставила по местам.
        …В детском доме, куда его привезли после ареста тетушки Зоси, Казимир прожил недолго. Его усыновили дальние родственники отца, срочно приехавшие из Белоруссии, Клара и Ян Хмелевские. Он рос любимым ребенком, хотя и не был так балован, как родным отцом и теткой. Казимир любил рассматривать альбом, где после совсем старых снимков мужчин в военной незнакомой форме и женщин с пышными прическами шли фотографии отца и его сестры, какими он и запомнил их своей детской памятью. Альбом хранился в закрытом ящике комода среди покрывал и постельного белья. Мама Клара терпеливо объясняла, кто есть кто на снимках, вставляла в кармашки и его фотографии, сделанные в фотоателье на их улице и подписанные ее красивым почерком «Казимир Хмелевский, шесть лет», «Казимир Хмелевский, семь лет» итак далее каждый год. Она говорила, что отца и тетушку «забрала и убила нынешняя власть», при этом даже не пытаясь скрыть истинное отношение к этой самой власти. Она много рассказывала о Польше, родном Кракове, и Казимир рос с мечтой увидеть дорогие ей места воочию. Об эмиграции он, конечно, даже не думал. Папа Ян умер, когда ему,
Казимиру, исполнилось двадцать - он только что вернулся из армии. Ян Хмелевский был часовым мастером и тихо и незаметно проводил время в своей мастерской - самой маленькой комнате их квартиры. Казимира он воспринимал, наверное, как деталь какого-то часового механизма, улыбаясь ему ласково-отрешенно. Мама Клара пережила его на восемь лет, перед смертью рассказав Казимиру всю правду о родителях. Так он узнал, что на самом деле сын никакого не политического заключенного, а вора в законе Виктора Хмелевского. Но в свидетельство о рождении матерью его была вписана сестра отца Зося. По криминальным законам у Виктора детей быть не должно…
        - Dzien dobry, kochanie! - наклонился он к пожилой женщине и поцеловал в подставленную щеку.
        - Здравствуй, сынок, - по-русски ответила она. - Присаживайся. Расскажи мне, что случилось с Аней? Как это произошло?
        - Миша лишь сказал, что сбили ее нарочно, в этом нет сомнений. То, что Анка в последнее время жила не совсем правильно, я подозревал. С каждым разом, что приезжала домой, выглядела все хуже. Я считаю, это наркотики, - Казимир снял очки и потер переносицу.
        - Как же ты упустил девочку, Казя?
        - Не знаю… Анка уже давно живет отдельно. Я был уверен, что с подругой в ее квартире в Кшешовице.
        - А это не так?
        - Живет - да, в квартире Каролины. Но с каким-то парнем. Этот парень ее бросил неделю назад. А на днях на Анку напали в квартире, она испугалась, вот и позвонила брату. Миша поставил камеры наблюдения, но больше никто посторонний не приходил. Он успокоился. А вчера Анка назначила ему встречу в кафе в Кракове. Но не пришла. Я не знаю, что и думать.
        - А что Миша?
        - Миша очень много работает! Они редко встречались с Анечкой. Он сейчас очень расстроен. И тоже ничего не может понять. Да, хочу тебе рассказать еще про одну странность. Как Анку сбила машина, видели двое русских детей. В Кракове сейчас музыкальный фестиваль, они из ансамбля. Что-то вроде музыкальной семьи. Миша встретил мальчика с их переводчицей в полицейском участке.
        - И в чем тут странность?
        - Они оба были уверены, что наша Анка - их сестра Катя.
        - Она тоже приехала на фестиваль? Скорее всего, просто сходство. Мало ли сейчас двойников?
        - В том-то и дело, что та осталась в России. Она беременна на большом сроке, так сказали дети. И тем не менее, поначалу не сомневались, что это она: так похожа! Имя той девушки - Катерина Шторм… Да, да! Именно про Эльзу Шторм я тебе и рассказывал в прошлую нашу встречу. И если Анка и Катя так поразительно похожи, не моя ли дочь выросла без меня в России?
        Глава 19
        Лыков едва дождался, когда за Федором закроется дверь. И не потому, что тот ему мешал. Стало стыдно за друга. Он заметил, как тот прячет глаза, суетливо прощаясь и не пытаясь скрыть облегчения. Лыков понимал, почему так, но принять не мог! Уж очень неподходящее время выбрал Федор, чтоб оставить Веру.
        …Он познакомился с Верой в тот год, когда у Кати Шторм умерла мать. И с этого года начался отсчет мучительно-страстной и безнадежно-безответной любви к ней, Верочке. Что полюбил, понял с первых же минут встречи, когда Федор привел ее к нему в кабинет, как предупредил по телефону, по общему для них с Верой делу. Она улыбнулась ему мягко, в глазах при этом сверкнули искорки интереса, и протянула руку. Он неловко схватил кончики пальцев, но не поцеловал, а поднес к щеке. Так получилось. Щека потом долго горела.
        Конечно, он помог. Нужно было всего-то ускорить процесс удочерения десятилетней Кати. Лыков решил дело в два звонка, даже не приподнявшись со своего начальственного кресла. А потом пожалел, что сделал все так быстро: можно было потянуть, позвать Бражниковых еще раз к себе под каким-нибудь предлогом.
        …Они вместе служили - он, Константин Лыков, и Федор Бражников. Не дружили, но случилось так, что Федор спас ему жизнь. В увольнении, после танцев в деревенском клубе, Костя, проводив девушку, уже возвращался в часть, когда его задержали несколько местных парней. Он понял, что они от него хотят, после первого же удара. Понял, мог бы и согласиться, девушка ему и не нравилась совсем, но вдруг вместо «да» выдал «не дождетесь». Молотили все пятеро куда попало. Костя поначалу расшвыривал их в стороны, благо парни еле стояли на ногах от выпитого самогона, но то ли драка их отрезвила, то ли он подустал, но сумели его повалить на землю. Если бы не подоспевший Федор, ему бы не жить, он это понимал. Дотащил его Федор до части на себе, а чуть позже и патруль подоспел, задержали местных. Служить оставалось еще полгода, оба были из одного города. Вот так и получилось, что дружбы не избежать. Вернулись, правда, не вместе: Федор остался на сверхсрочную, потом в военное училище поступил. А Костя, как это раньше говорилось, пошел по комсомольской линии. Он знал, что Федор женился, в один день выбрав себе невесту,
да и сам тоже был женат на дочери директора подшипникового завода. Наталья родила ему сына быстро, брак, так поначалу его тяготивший, приобрел новый смысл, но жену он так и не полюбил.
        А тут, через столько лет, влюбился впервые и так безнадежно. Но не лез, не светился у Бражниковых дома лишний раз, только бы ничем ее, Веру, не задеть. Видел, вся в музыке, Федора любит, Катю, как родную, и учеников своих. Нет места для него в ее сердце, он понимал. И не будет.
        Помогал, чем мог. И не только потому что - ей! Сам не заметил, как влюбился и в дело ее жизни - музыку, научился слушать, понимать, словно и не твердили с детства, что медведь ему на ухо наступил. Он не знал ее вне музыки да и сомневался, могла бы она существовать без нее, но часто завидовал Федору, когда Вера, уставшая после репетиции или концерта, садилась рядом на диван, прикасалась головой к его плечу и на несколько минут закрывала глаза. Лицо становилось спокойным и беззащитным. Чуть отдохнув, тут же подхватывалась на кухню, чтобы приготовить всем чай. Он чувствовал себя в эти несколько минут ее покоя лишним в этой семье, хотя тут же, рядом, за столом сидели и Катя, и другие ее ученики.
        Константин Юрьевич хорошо помнил тот день, когда закрыли студию при клубе речников. Вера позвонила сама, попросила о встрече. Рабочий день закончился, секретаря он отпустил. Как всегда, сам особенно домой не торопился, предвидя упреки и хмурые взгляды жены, работал спокойно, готовил материалы на завтра. А после звонка Веры забегал бестолково по кабинету, убирая лишние бумаги, стал искать в приемной у секретарши чашки с кофейником, вытряхивать в вазочку из надорванной упаковки найденное у той в столе печенье.
        Когда Вера вошла в кабинет, сердце его на миг остановилось, потом кольнуло от жалости - до того больно было на нее смотреть. «Они сказали, что только домры им не хватает!» - горестно вскрикнула она и заплакала.
        Не сдержался, дернулся к ней, на колени перед стулом, на краешек которого она присела, бухнулся. Обхватил за талию, куда-то в живот лицом уткнулся. «Не плачь! Только не плачь…» - шептал, боясь на нее посмотреть. И замер, когда ее руки к его уже лысеющей макушке прикоснулись. Она не говорила ничего, плакать перестала, но не отталкивала. Сколько времени прошло - минута, час? «Я не смогу без них, Костя! Что я скажу Славику, Генке? Чтоб они возвращались обратно на улицу? К шпане, которая курит дешевые сигареты и пьет дрянной портвейн? Они сбежали от такой жизни в своих семьях. У Славки вон отец не работает, выгнали, так он отыгрывается на парне, бьет! Славик в мать покойную пошел - и росточком, и хлипкостью. Ему хотя бы до армии полгодика дотянуть, а там уж в оркестр пойдет, я с военкомом договорилась. А Генке всего пятнадцать. Дома отчим, хоть и непьющий, а парня все время шпыняет. Мать Гены ко мне часто приходит, просит, чтобы только не выгоняла его из класса. Способности у Генки средние, но старается он! Костя, мы только сыгрались, оркестром звучим, сам же слышал! Разве это плохо?! И Катюша
оттаяла, знаешь, как мальчишек жучит, будто старшая! А талантливая какая! Самородок!» - выговаривалась она, теребя его волосы.
        «Я что-нибудь придумаю, Верочка!» - встал он с колен и поднял со стула и ее. Обнял за плечи, в глаза заглянул, а оторвать взгляда сразу не смог. А она смотрела с надеждой, слезы по щекам текли, а руки, положенные ему на грудь, не опускала. Плохо он соображал, колени подгибались, потом и вовсе в голове помутилось. Закрыл глаза, и в омут - в поцелуй бесконечный нырнул, ее за собой увлекая, обессиленную свалившимся на нее горем.
        Единственный раз это было, но не стыдились оба, просто храня в воспоминаниях этот искренний чистый порыв.
        Пошел Лыков тогда к ректору пединститута, уговорил, кое в чем помочь обещал, пригрел тот Веру Бражникову с учениками, аудиторию в корпусе для репетиций выделил.
        И тогда же подал Лыков на развод - сил больше не было терпеть вздорность жены, да и слухи до него стали доходить о ее встречах на стороне. Ни ревности, ни злости не было, когда всю правду про любовника узнал, вещи велел собирать, да сына спросил, с кем остаться хочет. «С тобой, пап. Я без тебя не смогу!» - сам решил.
        Через полгода, как стали они существовать при пединституте, отправились Бражниковы с ансамблем на фестиваль в Москву и привезли домой главную премию. Заговорили о них, пресса подключилась. Сам Роговцев[6 - Роговцев Матвей - персонаж романов «Два сына одного отца», «Клетка семейного очага»] статью написал хвалебную, очень толковую. Радовался Лыков с ними вместе, словно родные они ему. А больше всего счастлив был, ловя на себе благодарный взгляд сияющих Верочкиных глаз.
        Веру он больше не тревожил, но втайне ждал, когда еще подарит ему хоть одну такую встречу. Так и ждет до сих пор…
        Лыков достал из папки документы и еще раз бегло просмотрел их. Когда его помощник принес эти выписки из архива, он глазам своим не поверил. По словам Веры, Катина мать, Эльза Шторм, была пьянью, а тут такое… Конечно, в те времена завербованным агентом органов безопасности мог стать кто угодно и помимо своей воли. Но как же она решилась родить ребенка от «подопечного»?
        - Костя, кофе будешь? - в голосе Веры слышалась тревога.
        - Нет, спасибо. Не суетись, сядь! Я нашел кое-что про мать Кати. И знаю теперь, кто Катин отец. Вот, почитай.
        - Не сейчас, - она присела на стул и потерла виски. - Мне бы сейчас про саму Катю кто рассказал. Сутки прошли, а толку от поисков - ноль.
        - Вера, Борин не зря интересовался ее отцом.
        - Думаешь? Но Кате уже двадцать семь! Что, в старости воды некому подать, вот и вспомнил о ней? Маловероятно. Да и зачем похищать? Глупо как-то… Нет, отец ее, кем бы он ни был, здесь ни при чем. А мне почему-то все время вспоминается та девушка, погибшая в Кракове на глазах у Семки и Сары. Очень на Катю похожая девушка… Случайность? Там наезд был намеренный. И Катю не по доброй воле увезли. Как думаешь, связь есть?
        - Я тебе и пытаюсь об этом сказать, Вера, только ты не слышишь! Наша Катя и Анка Хмелевская - сестры. Отец у них один - Казимир Викторович Хмелевский. И Эльза Шторм не просто спившаяся алкоголичка! Там темная история с прошлым родителей Кати… А ты спрашиваешь о связи между ними! Борин-то сразу это почувствовал, потому и попросил меня помочь с архивами.
        - Костя! - остановила она его. - Костя! Мне страшно! Если кому-то помешала одна из сестер, то, вероятно, мешает и другая. Жива ли Катя?!
        Он ошеломленно смотрел на Веру, которая озвучила его опасения. Он не хотел ее пугать, но с того самого момента, как отложил в сторону прочитанные документы, только об этом и думал.
        - Верочка! Давай будем надеяться. На случай, на бога и на Борина. - Лыков взял ее руку и слегка пожал.
        Глава 20
        Карты уже снились по ночам. Он даже испытывал волнение, вскрикивал, просыпался и понимал - нет денег! А без тугой пачки дензнаков в этот закрытый клуб не попасть. Даже, если твой фейс давно известен каждой сторожевой морде на входе. Да и самому владельцу тоже. Глухая злость мешала Сергею сосредоточиться и подумать, у кого можно было б перехватить. Долг Кащею пора отдавать, и он видел только единственный путь - отыграться. Ему часто везло. Повезти должно было бы и на этот раз. Потому что не может все валиться на его голову сразу: жена пропала, с финансами туго, да еще этот Борин из следственного докопался.
        …Первый раз он попал в казино в юном возрасте. Первый курс института, хорошенькая молодая жена мелкого чиновника областной администрации, с которой он познакомился только что, теплый майский вечер. Все это туманило голову, требовало чего-то нового, азартного, чтобы адреналин на максимум, восторг и расслабление. Наркотики, которые могли бы помочь ему в ощущениях, Сергей отрицал начисто. Из-за короткой жизни и бесславной кончины большинства знакомых наркоманов. А жить он собирался долго!
        Она предложила казино в Метрополе. Это было, по крайней мере, ново! И соответствовало тому уровню, к которому тянулась душа. Как он потом догадался, сама Марго уже давно и по-крупному играла в этом самом престижном заведении города. Небрежно кивнув девочке в форме, вытянувшейся в струнку при ее появлении, Маргарита Улицкая за руку потянула его к карточному столу. И на время забыла о нем. Он наблюдал не столько за самой игрой, сколько за эмоциями игроков. Лишь когда освободилось место рядом с ней, Марго сделала приглашающий жест. Деньги у него были, матушка, пока он учился, выдавала на карманные расходы приличные суммы.
        Он уже тогда понял, что везунчик. После третьего выигрыша подряд Марго ласково потрепала его по щеке.
        Уехали они из казино под утро, оба пьяные без капли алкоголя от одного только удовольствия, полученного от успешной игры. Секс, случивший уже на генеральской даче, показался Сергею пресным и совсем необязательным продолжением такой феерически прекрасной ночи за карточным столом. Марго, похоже, думала так же.
        Обладая уникальной памятью, Сергей неплохо учился и в институте, продолжая балансировать на границе выигрыша-проигрыша в казино и при этом не забывая о личной жизни. Не обременяя себя четкими обязательствами, он тогда встречался с Катериной Шторм.
        Легкая, веселая жизнь закончилась с закрытием казино.
        Сейчас он играет в частном клубе, попасть в который ему помогла все та же Марго Улицкая.
        «Черт, вспомни Борина… тут как тут!» - Сергей зло посмотрел на зазвонивший телефон.
        - Слушаю. Здравствуйте, Леонид Иванович, - сумел справиться с собой Шустов.
        - Здравствуйте, Сергей Георгиевич. Вы бы не могли зайти ко мне в ближайшее время?
        - Что, есть новости о Кате?
        - Нашли машину, на которой предположительно ее могли увезти. Нужно, чтоб вы посмотрели.
        - Хорошо, буду через пятнадцать минут, я недалеко.
        Сергей не сомневался, что она жива. Все-таки за эти годы научился ее чувствовать. Иногда казалось, Катя - что-то неотделимое от него, Сергея Шустова. Вроде как постоянный спутник около планеты, который никуда не денется со своей орбиты. Они были очень красивой парой. Сергей сам себя не понимал, почему ему так часто хочется «на сторону». Катя - идеальная жена. Кроме того, что красива, еще и умна. Вот это и отталкивает. Так умна, что терпит, понимает его слабости и не пилит. Все правильно. А ему тошно. Чувствует себя рядом с ней совсем уж гадом. Вот Светка дочь ему родила. Женился. А потом, он - в казино, она - к соседу. Он домой вернется, а теща виновато глаза прячет, укачивая ребенка. Ушел от Светки лишь потому, что она ему надоела. И к дочери не тянет - маленькая, а уже лицом и ужимками копия блудливой мамочки. Сергей в последнее время к Светке приходит, как к шлюхе, по надобности. Только денег не платит.
        Пропуск на его имя в кабинет Борина лежал на «вертушке». Шустов поднялся на третий этаж, прошел до середины коридора и постучал в дверь.
        - Проходите, Шустов, присаживайтесь, - Борин кивнул на жесткий стул.
        «Одним словом - казенный дом», - оглядевшись, подумал Сергей.
        - Вот, посмотрите снимки, - Борин подал ему пачку фотографий.
        - Да, машина эта. По крайней мере, очень похожа.
        - Хорошо. А теперь я задам вам несколько вопросов.
        - Вы меня допрашиваете?
        - Да. Мы, Шустов, пока не исключаем возможность вашей причастности к исчезновению Катерины Шторм. Кстати, по какой причине Катя при вступлении с вами в брак не взяла вашу фамилию?
        - А по какой причине она попросила маму Веру и Федора оставить ей фамилию матери? Ее мать, Эльза Шторм, была пропойцей. Насколько знаю, в браке никогда не состояла, Катю родила еще в Москве. Сами видели, чью фотографию предъявила дочери в качестве отцовской! Футболиста! В детстве Катька часто говорила, что найдет его. Вырастет и найдет. А когда мать умерла, вдруг перестала о нем вспоминать. И фамилию матери попросила ей оставить - Шторм. Не захотела ее менять и на мою.
        - Хорошо. Вы не в курсе, по какой причине Эльза Шторм из Москвы приехала в наш город? Обычно все едут, наоборот из провинции в столицу.
        - Не знаю… Но я помню, когда мы школу окончили, на выпускном Катька почти весь вечер просидела с нашей русичкой Еленой Алексеевной Красавиной. Я пытался вытащить ее потанцевать, но она все отмахивалась. Лишь когда увидела, что обиделся, призналась, что та ей рассказывала про мать. Красавина раньше жила с ними на одной площадке. Мы в шестом классе были, когда она перебралась в другой район. Но на выпускной пришла. Думаю, Эльза приехала в наш город при ней.
        - Катя не поделилась с вами полученной информацией?
        - Нет. Да мне-то зачем забивать себе голову разной ерундой?
        - Катя не посторонний вам человек… да… Вы видели когда-либо этого человека? - без перехода спросил Борин, веером разложив перед Сергеем три фото.
        - Он что, мертвый? - поморщился тот.
        - Труп Игоря Марьина был найден в той машине, что вы видели сейчас на снимках. Имя Кошкин Валерий Петрович вам тоже ни о чем не говорит?
        - А это кто?
        - Владелец автомобиля.
        - И что, теперь все концы оборваны? Он тоже мертв?
        - Нет, с ним все в порядке, - усмехнулся Борин, мельком подумав, что Шустов, похоже, действительно не знает ни Кошкина, ни его племянника, - Марьин одолжил у него машину якобы для того, чтоб помочь кому-то перевезти вещи.
        - А вместо вещей увез мою жену?
        - Да. Какие отношения вас связывают с Кащеевым Николаем, Шустов? - опять без перехода и довольно жестко спросил Борин.
        - Мы - одноклассники. Но не друзья, - поспешно добавил тот.
        - Почему же первым человеком, которому вы позвонили при известных обстоятельствах, был именно Кащеев?
        - Ну… у него связи… да какая разница, кому я звонил! Практически на моих глазах жену какой-то козел запихнул в старый рыдван и увез!
        - Значит, вы набрали номер Кащеева, Шустов. А почему так на него кричали, не припомните?
        - Не кричал я! Просил помочь…
        - Татьяна Семеновна Горохова, ваша соседка, зашла в подъезд сразу же за вами и слышала разговор.
        - Что она могла слышать, она ж глухая!
        - Нет, Шустов, со слухом у Татьяны Семеновны все в порядке. А дверь в квартиру вы прикрыть забыли. Так откуда такая уверенность, что к похищению вашей жены имеет отношение бывший одноклассник Николай Кащеев?
        - Какая теперь разница! Как выяснилось…
        - Шустов!
        - Ну, хорошо! Я ему должен денег. Сто тысяч долларов. Я все проиграл в ту ночь. Так получилось! Кащеев всегда мне в долг давал, потому что мне везло. Я осторожно играю. А тут! Эта женщина, Алла Эдуардовна! Как черт под руку! Чувствовал, что не нужно, но она… Сам не понял, как все отдал!
        - Алла Эдуардовна Бойко - профессионал в таких делах, Шустов, за что и любят ее владельцы игорных заведений, - усмехнулся Борин: этого мерзавца, гулявшего от беременной жены, ему жалко не было.
        - Так она - подстава? Я так и думал! А можно вопрос? Откуда вы знаете про Аллу?
        - Бойко и владелец клуба задержаны и находятся под следствием. Вам больше негде будет проигрывать чужие деньги, Шустов, - не без удовольствия ответил Борин.
        - А как же я… - невольно вырвалось у Сергея.
        - Как отыгрываться будете? Заработать придется, видимо! Эти сто тысяч вам дал Кащеев?
        - Да. Я, когда понял, что в той машине Катя, сразу подумал - его рук дело! Он специально ее увез у меня на глазах, чтоб подстегнуть. Поэтому на него и наехал… но Колька натурально испугался за Катюху. Я потом поостыл, понял, что он не смог бы ее. Моя жена ему нравилась, он не скрывал этого, но и не лез к ней! Понимаете? А что, вы думаете, он мог?
        - А вам бы этого хотелось?
        - Что вы ко мне все время цепляетесь?! Я пострадавшая сторона! Это мою жену похитили! - совсем разнервничался тот.
        - Мы все будем проверять, Шустов. Подпишите протокол. На каждой странице, - добавил Борин, глядя на его бисерно-мелкую подпись. - Давайте пропуск.
        - До свидания, - буркнул «потерпевший», прощаясь.
        - Чухонец! - вырвалось у следователя любимое ругательство его бабушки, как только за Шустовым закрылась дверь.
        Борин сложил снимки в папку, навел на столе порядок и набрал номер квартиры Бражниковых.
        - Вера Михайловна, Борин беспокоит. Не возражаете, я к вам сейчас зайду? Да, есть кое-что.
        - Артем, я уехал к Бражниковым, - сказал он своему помощнику Артему Кораблеву. - Найди Елену Алексеевну Красавину, она преподавала русский язык в школе, где училась Катерина Шторм, примерно до две тысячи третьего года. Договорись с ней о встрече на завтра, на утро. Как ей удобно - у нее или здесь. Она должна помнить мать Катерины в то время, как та приехала из Москвы.
        - Хорошо, Леонид Иванович.
        Борин встал, подошел к сейфу, закрыл его. Надел куртку, похлопал себя по карманам, на ощупь проверяя их содержимое, и, кивнув Кораблеву, вышел из кабинета.
        Глава 21
        Зося Адамовна спала этой ночью беспокойно, снился внук, тревожно было за него, словно уже случилось что-то непоправимое.
        Первый год после переезда в Польшу, пока он работал водителем, Алекс навещал ее в пансионате часто, вызывая зависть у постояльцев и улыбки персонала. Он всегда привозил подарки, все видели, что ездит внук к ней не по долгу, а потому что скучает. Но его ласковый взгляд и веселый голос не могли ее обмануть. Он не был счастлив, ее мальчик, и Зося Адамовна это чувствовала.
        Через год Саша вдруг заявил, что завербовался в иностранный легион. «Не мое это, бабуль, холуем хозяйским быть», - говорил он ей. Встревожилась она - опять рискует. Вот и брат ее Виктор, отец Казимира, таким был.
        …После смерти бабушки Зося с братом решили вернуться в Москву: жизнь в деревне была для обоих чуждой, не хватало шума улиц и столичных друзей. Заколотив досками бабушкину избу и закрыв на все замки дачный дом, они собрали вещи и пешком отправились к железнодорожной станции. Позже они узнали, что дача им больше не принадлежит.
        Со дня возвращения с фронта Виктор почти не разговаривал с ней, впрочем, напившись, он не смог связать и пары слов. На поминках бабушки он выпил водки из оставленной ею бутыли и с тех пор даже не прикасался к спиртному. Он стал посматривать на Зосю с интересом, точно впервые с того дня, как вернулся, заметив ее рядом. Брат был красив как бог, считала Зося, злясь на деревенских девок и молодых вдов, не спускавших с него глаз. Успокоилась только тогда, когда они сели в поезд.
        В московской квартире их ждало уплотнение - в одну из принадлежавших им ранее комнат вселили инженера из Ленинграда, Макарского Григория Львовича. Он и устроил Виктора к себе на завод. То ли время тогда такое было, то ли люди проще, но жили они в коммуналке одной семьей, толково распределив между всеми обязанности по дому. Комнаты на замки не запирали. Зося с Лилей убирались во всей квартире, ее мама готовила на всех обеды и ужины, Виктор и Григорий Львович отдавали зарплату ей, оставляя себе немного на расходы. Зося первая заметила, что не всегда к их с Лилей возвращению из школы бывает убрана, обычно аккуратно с утра застеленная постель Чары Давидовны. Будучи не такой наивной, как подруга, она сразу же определила причину. «Дура, Лилька, у них любовь, не видишь? - смеялась она, когда та начинала на нее злиться. - Тебе что, папочка не нужен? А мне дядя Гриша очень даже нравится!» Лиля отворачивалась, чтобы скрыть слезы, но Зося обнимала ее и уговаривала не противиться счастью мамы - Чара Давидовна хорошела день ото дня, готовила разносолы и, наконец, стала носить яркую одежду. Лиля сдалась лишь
после того, как влюбленные расписались в ЗАГСе. В их налаженный быт это событие привнесло только одно изменение - молодожены стали ночевать вместе в комнате Макарского.
        Григорий Львович никогда не пил, именно поэтому тот день, когда они с Лилей нашли его мертвецки пьяным за кухонным столом, запомнился Зосе надолго. Они кое-как перетащили его в кровать, убрали опустошенную им наполовину бутыль какой-то мутной жидкости в самый низ буфета, вытерли стол и сели обедать. Вечером, протрезвевший уже Макарский, объяснил всем домашним причину такого своего срыва. Оказалось, что он встретил здесь, в Москве, человека, из-за которого в блокадном Ленинграде умерли его жена и дочь. «А теперь он - известный коллекционер! Представляете, Савушкин таскал со склада, которым заведовал, продукты. Его жена, плохонькая актриса «Ленфильма», вздорная и злая бабенка, меняла их на старинные украшения, бессовестно обирая несчастных голодных блокадников! Они были нашими соседями по коммуналке. Я воевал на фронте, а когда вернулся, жену и дочку уже отвезли на Охту. Там у нас хоронили умерших той зимой. Мне сказали, они умерли от голода - у жены украли карточки. Они умирали, а за стеной этот «коллекционер» подсчитывал барыши, полученные за ворованный хлеб!» - плакал он, не стесняясь своих        Зося помнила, как у ее брата Виктора тогда сжались кулаки и напряженно застыл ненавидящий взгляд. Она же, Лиля и Чара Давидовна, слушая исповедь Макарского, рыдали в голос.
        Через несколько лет Григорию Львовичу дали отдельную квартиру, и они с Лилей и Чарой Давидовной уехали. Зося с Виктором остались одни.
        Вскоре Виктор принес домой первый сверток с краденым добром. Зося ненароком заметила, как он что-то прячет в бывшей комнате Лили. Дождавшись, пока брат заснет, она шмыгнула туда. Такой красоты она не видела никогда! Зося примеряла уже второе ожерелье, когда в комнату тихо вошел Виктор.
        С тех пор, где и как хранить награбленное, стало ее заботой.
        Она знала, почему Виктор не женится. И сама отказала многим ухажерам. Наверное, их считали странными - брата и сестру, не желающих жить как все. Они никого не приглашали в дом. Даже к Лиле Зося всегда ездила сама. Учеба в педагогическом институте давалась подругам легко, но Лиля уже с первого курса встречалась с будущим своим мужем Марком Лейбсоном, интерном первой городской клинической больницы Пирогова. Марк, потомственный врач в нескольких поколениях, должен был занять место на кафедре отца, но неожиданно для всех заявил, что едет в сельскую глубинку лечить простых крестьян. Лиля, любившая его преданно, дала согласие ехать за ним.
        В те дни вся страна погрузилась в траур - умер Сталин. Но за столом в их большой коммунальной квартире собрались те, кто об этом событии не вымолвил ни слова. Путем сложного обмена объединившее их жилище было разделено - Хмелевские переезжали в соседний дом в отдельную двушку, Чаре Давидовне с мужем выменяли квартиру ближе к центру, а Лиля и Марк Лейбсоны готовились к отъезду в Куйбышевскую область в село Дарьевка.
        Спустя два года у Виктора родился сын. Он привез его в своей машине, положил спящего малыша перед Зосей и произнес: «Будем воспитывать вместе». Женщину, родившую мальчика, Зося никогда не видела, на расспросы Виктор не отвечал. Он просто показал ей свидетельство о рождении Казимира Викторовича Хмелевского, выданное сельсоветом деревушки в Тверской области. В графе «Мать» стояло имя Зоси, в графе «Отец» - прочерк. Для соседей и просто любопытствующих Казимир был усыновленным Зосей ребенком-сиротой.
        Она до одури любила своего племянника. Однажды даже заикнулась о том, чтобы Виктор бросил воровское дело - стала бояться, что рано или поздно он, хотя и считавшийся среди своих фартовым, сядет. Брат только качал головой. Казимиру исполнилось пять, когда Виктор, наконец, объявил ей, что ограбление, которое он готовил два года, будет последним. «Все, что принесу, отвезешь Лейбсонам в Дарьевку. Поедешь с Казимиром, я купил вам билеты на поезд. С Марком я договорился» - «А Лиля? Как я ей объясню, откуда это добро?» - Зося вдруг испугалась разговора с подругой. «Лиле скажешь, что я наказал Савушкина. Она поймет», - успокаивающе улыбнулся он ей. Зося тоже все поняла, вспомнив разом исповедь Макарского. Значит, Виктор задумал это дело уже давно…
        Зося Адамовна выглянула в открытое настежь окно. По дорожке к зданию шла незнакомая женщина, держа возле уха мобильный телефон. Почему-то опять тревожно заныло сердце. Вдруг женщина остановилась, направила на нее камеру телефона, и Зося Адамовна догадалась, что та сделала снимок. Она уже хотела окликнуть ее, но женщина, развернувшись, быстро направилась к выходу из парка пансионата. Зося Адамовна опять вспомнила внука, почему-то связав эту мысль с той странной женщиной за окном, и не понимая причину этой связи. Отбросив последние сомнения, набрала Сашин номер. Ей необходимо стало услышать его голос именно сейчас. Внук тут же ответил. Коротко сообщив, что он за границей, но скоро вернется, отключился.
        Как ни странно, разговор ее не успокоил.
        …Завербовавшись в иностранный легион, Саша уехал из Польши почти на семь лет, вернулся только год назад. Пансионат в течение своего отсутствия оплачивал вовремя и по возможности звонил. Казимир, навещавший Зосю Адамовну довольно часто, не оставлял надежды, что она все же согласится жить в его имении, приводя аргумент, который должен был сразить ее наповал - деньги, на которые он его приобрел, унаследовал от отца и от нее, якобы умершей. Но Зося Адамовна возражала, что как раз этого никто и не должен знать. Была еще причина, по которой она не хотела, да уже и не имело никакого смысла покидать пансионат. Зося Адамовна, как и некогда ее бабушка, точно знала, что ее жизненный путь завершится совсем скоро. Единственное ее желание - быть уверенной, что с Сашей не случится беды. Однажды, еще при рождении внука, давшая себе клятву не гадать на его судьбу, Зося Адамовна не выдержала. Карты, завернутые в красный шелковый платок, были спрятаны во внутреннем кармашке старого бархатного ридикюля. Она долго, по одной, «грела» их в ладонях, возвращая из памяти ощущение их живого тепла, и только после этого
разложила. Вышла - беда. Сердце, и так не молчавшее до сих пор, беспокойно отозвалось сильной болью. Она ничем не могла ему помочь, не оставалось времени. Она не могла предупредить самого Сашу, так как не знала, с какой стороны ждать ему эту беду. Зося Адамовна «прочла» весь карточный расклад. Много потерь и большая любовь были рядом с ее дорогим внуком. У него никогда не будет детей, потому что он никогда не будет рядом с любимой женщиной. И ее Сашенька сам выбрал этот путь.
        Зося Адамовна присела на кровать. Мысли путались. То вспоминая прошлое, то продолжая мысленный диалог с внуком, она чувствовала, как уходят силы. Наконец, не выдержав напряжения от неосознанного беспокойства, решила выпить снотворное, чтобы немного отдохнуть.
        Зося Адамовна довольно быстро погрузилась в сон. Она не слышала, как вошла горничная, убиравшая комнату, взяла со столика ее телефон, открыла список вызовов и скопировала оттуда номер. Смахнув пыль с полок, девушка протерла подоконник, при этом помахав рукой кому-то за окном.
        По ту сторону ажурных кованых ворот рядом с автомобилем стояла та женщина, которую совсем недавно Зося Адамовна наблюдала на парковой дорожке. Она терпеливо ждала девушку, уверенная в том, что та выполнит ее так щедро оплаченное поручение.
        Глава 22
        Нужно было все осмыслить, и ей вдруг стало мешать присутствие Константина. Наверное, потому, решила Вера Михайловна, что рядом с ним о трезвости ума не могло быть и речи. Она видела, как он растерян. И сразу определила - беспокойство о ней сделало его слабым. Так было всегда, но обычно Костя быстро «собирался» иприступал к действиям. В этот раз он молчал, ожидая, видимо, что она заговорит первой.
        - Костя, мне нужно подумать…
        - Вера, ты не можешь сейчас решать все одна… - в его голосе она уловила просящие нотки.
        - Нет, Костя, что ты! Я пытаюсь просто расставить все навалившиеся проблемы по очереди. А потом уже решать. Но чем я могу помочь в поисках Кати? Только поохать. И этого-то я не умею! А с Сарой? Я здесь, она в клинике. Завтра я вылетаю к ней, перевезу ее в Германию, а там вновь ожидание. Получается, все в моей жизни зависит не от меня!
        - Это не твоя жизнь, Вера! Кати и Сары.
        - Они и есть моя жизнь. И мальчишки, - добавила она, прислушиваясь: из коридора доносились их голоса.
        - Что там такое? - Лыков привстал со стула.
        - Сиди, я сама посмотрю.
        Она уже давно ожидала чего-то подобного. Вот такой разборки, когда все сами: исудьи, и исполнители приговора.
        Тимур стоял спиной к двери, сжав кулаки. Он смотрел исподлобья на Ромку и Кирилла, загораживающих ему проход дальше в квартиру. У ног Тимура валялся пакет с продуктами.
        - Отдавай все! Жлоб! - Ромка протянул руку, пытаясь схватить Тимура за полу куртки.
        - Да пошел ты! - ударил его ребром ладони по запястью тот.
        - Крыса! Тыришь у своих! - Кирилл вдруг ногой пнул Тимура в пах. Тот скорчился от боли и взвыл. Ромка толкнул его в плечо, и они с Кириллом навалились на упавшего Тимура.
        - Прекратите, - негромко сказала Вера Михайловна, даже не пытаясь их разнять.
        - Он деньги…
        - Я знаю, - ровным голосом перебила она.
        - Так он же давно! У него вот, в матрасе! - Ромка достал из кармана рубашки рулончик банкнот, стянутый канцелярской резинкой.
        - Отдай, гад! - рванул с пола Тимур, сшибая Ромку с ног.
        Что-то не так было с этим рулончиком. Вера всегда знала, что Тимур не отдает ей со сдачи десятку-другую. Денег не должно было быть так много. Рулончик был очень тугим, плотным.
        - Сколько же тебе удалось скопить, Тимур? - спросила она, глядя в глаза.
        Он молчал. Не каясь, отвечая злым взглядом на ее вопрос.
        - Мама Вера, здесь пять тысяч! Бумажкой! - Ромка уже стянул резинку и расправил купюры.
        Вера Михайловна похолодела. Воровство! Он украл эти деньги, по-другому никак! Не было у них в семье таких крупных банкнот, не было! Значит, своровал у кого-то еще.
        - Тимур, ты должен объяснить мне, откуда у тебя такие деньги. Немедленно, - внутренне закипая, жестко сказала она и кивнула на спальню мальчишек.
        Дверной звонок прозвучал так неожиданно в наступившей на миг тишине, что Вера Михайловна вздрогнула.
        - Открой, Рома. Тимур, из дома ни ногой. Иди к себе, - все так же жестко приказала она.
        - Здравствуйте, Вера Михайловна. Помощь полиции не нужна? - вроде бы шутливо задал вопрос Борин, с ходу оценив обстановку и подмигивая Ромке.
        - Как знать, - Вера Михайловна бросила сердитый взгляд на парня.
        - Приветствую, Леонид Иванович, - Лыков протянул руку. - Есть информация?
        - Машину нашли, - коротко ответил Борин, проходя в комнату.
        - Кофе выпьете? - рассеянно задала вопрос Вера Михайловна, думая о стычке между мальчишками.
        - Спасибо, не откажусь.
        Она варила на кухне кофе, разогревала в микроволновке пирожки с мясом, нарезала колбасу, сыр, хлеб и думала, что беда не приходит одна, это верно. С Тимуром беда, с Катей беда, с Сарой, с мужем бывшим. С мальчиками она разберется. Федора даже и трогать не станет. Сару прооперируют, Катя… Вера Михайловна опять подумала, что, в принципе, все сложилось одно к одному. Как-то очень аккуратно, точно и вовремя. Будто кто-то подготовил спектакль, отрепетировал и хорошо отыграл. Только аплодисментов не ждет. А чего ждет? Продолжения? Что дальше? Убили Анку Хмелевскую: наезд намеренный. Похитили Катю. Зачем? То, что эти две беды случились чуть ли не в один день, - совпадение? Если б Сема с Сарой не стали свидетелями гибели Анки, не перепутали ее с Катей, никому бы не пришло в голову выяснять, не родственницы ли они. Значит, убийца надеялся убрать одну и другую? Потому что они - сестры? И опять эта мысль - да жива ли еще Катя?! Сделай так, господи, чтобы была жива!
        Она быстро накрыла на стол и принесла горячий кофейник.
        - Вера, садись, хватит суетиться, - Лыков дотронулся до ее руки.
        - Да я все уж…
        - Вера Михайловна, скажу прямо: человек, похитивший Катю, мертв. Его нашли в той машине, на которой ее увезли. Но у него был сообщник. Я думаю, Катя жива, и сейчас тот ее прячет.
        - Где?! И, главное, зачем?!
        - Пока мы этого не знаем. Судя по тому, что за это время не было ни одного звонка вам, цель - не выкуп. На камерах ДПС машина заснята два раза - на выезде из города и перед мостом через Сок. После Царевщины ее не наблюдали. От места, где нашли «буханку», ближайшее село в двух километрах, но там тоже никто в эти дни посторонние машины не видел. Правда, продавец одной торговой точки на трассе заметил, как с шоссе на дорогу, идущую вдоль поля, в день похищения Катерины съехали старые «Жигули». Он удивился: за лесом - почти полностью заброшенное село Дарьевка. Там осталось лишь три десятка домов, куда летом наведываются дачники. У него самого в центре села старая хата. И никто из жителей и дачников давно не пользуется этим путем вдоль поля - имеется вполне приличная грунтовка от асфальтированной дороги с другой стороны села.
        - Подождите, Леонид Иванович, название знакомое… Да, вспомнила! Я была однажды в Дарьевке. Там у семьи нашей Сары был дом. Прадед Сары когда-то работал сельским врачом. Уже после его смерти они перебрались в город, а дом остался как летняя дача. А в тринадцатом году он сгорел. Погибла вся семья Сары. Какая-то непонятная история, но посчитали за несчастный случай. Вскоре умерла и прабабушка Сары Лилия Марковна. С тех пор Сара живет с нами. Впрочем, это не имеет отношения к делу…
        - Было у меня еще предположение, что в похищении как-то замешан ваш зять. И если он и есть тот самый сообщник… Эту версию я сейчас бы не стал игнорировать.
        - Не думаю, что Сергей… У него просто духу не хватит! И зачем ему?! Я его давно знаю, он учился с Катей в одном классе. Класс был сборным, с двух районов, ведь школа находится как раз на их границе, на Самарской. Шустова Алла Арсентьевна, мать Сергея, в то время работала в администрации Ленинского района, заведовала отделом по земельным вопросам, или как он называется? Очень энергичная дама. И… сложная. Костя, ты ж ее должен знать, - посмотрела Вера Михайловна на Лыкова, обращаясь за поддержкой.
        - Да. С ней непросто работать и сейчас. Как-то она все по обстоятельствам: то доброта необъяснимая, то откажет как отрежет, - Лыков покачал головой, осуждая.
        - Однажды я решила набрать новый класс из детей-первоклашек окрестных школ. Хотя в основном у меня в то время занимались уже довольно взрослые ребята. Получилось, что пришла я в Катину школу. Катя же и стала первой, кого я заметила. Рядом с ней за партой сидел мальчик, очень красивый мальчик - Сергей Шустов.
        У Кати оказался абсолютный слух, я сразу же пригласила ее к себе в класс. Еще несколько малышей показались мне способными, но только не Сережа.
        Впрочем, если б он захотел учиться играть на домре, взяла бы и его.
        На следующий день ко мне в студию во время занятий ворвалась Алла Арсентьевна. Не буду повторять, что она мне говорила, но суть свелась к следующему: кто я такая, чтобы позволить себе «забраковать» ее сына. Она так и выразилась - забраковать. И не попросила, нет, приказала его зачислить в класс. Спорить я не стала. Хотя на тот момент не знала ни места ее работы, ни чина.
        Сергей был ленив, но, глядя на других, вдруг начал делать успехи. У меня он проучился год, но потом Алла Арсентьевна определила его в музыкальную школу в класс фортепиано.
        В шестом классе, когда Катя уже жила с нами, я заметила, что она влюбилась. Влюбилась в Шустова. На свою беду.
        - Она ему не нравилась? - перебил Борин.
        - Нравилась. Ему нравились все девочки в классе, позже, в музыкальном училище - девушки, теперь - женщины. Но только те, кто открыто восхищался им, Сереженькой. Вот такой Нарцисс, - Вера Михайловна брезгливо поморщилась. - Катя долго не могла понять, кто он есть, слепо веря каждому его слову. В конце концов, одна из его подружек забеременела, и он «благородно на ней женился». Да, у него есть дочь от первого брака.
        - А какие отношения у него с бывшей женой сейчас?
        - Я уже говорила, он, как это выразиться поточнее, ходит к ней. По надобности.
        - А Катя об этом знает?
        - Думаю, догадывается.
        - Бывшая жена могла ревновать Шустова к Кате… Попытаться его вернуть.
        - Света? Нет, не думаю. Она меркантильна, а Шустов, в его нынешнем положении, скорее обуза для нее, чем источник дохода.
        - Как же Катя-то за него замуж вышла? - Борин, не понимая, посмотрел на Бражникову.
        - Сама не знаю. Катя, похоже, тоже не смогла бы ответить на этот вопрос. И еще более странно, что она решилась на ребенка. Моему зятю, думаю, ни будущий сын, ни Катя не очень-то и нужны, но он знает, что наша семья ее с ребенком никогда не оставит. Совесть у него на этот счет чиста. Сергей просто хорошо устроился. В нашей семье деньгами не попрекают, а зарабатывает он немного. Сейчас, кроме походов налево, Шустов играет в каком-то клубе в карты. Думаю, по мелочи, откуда у него деньги с его зарплатой?
        - Вы ошибаетесь, Вера Михайловна. Сто тысяч долларов мелочью не назовешь! - Борин покачал головой.
        - Сто тысяч?!
        - Он проиграл их в ночь перед похищением Кати.
        - Но откуда он их взял?! Нужно ж где-то добыть такую сумму! Кто может ему одолжить их? Кто, находясь в здравом уме?! - она искренне возмутилась, вдруг подумав, что, наверное, недооценивала степень подлости зятя.
        - Николай Кащеев, знаете такого?
        - Коля Кащеев… Учился в их классе такой мальчик. Но, где он и что - не знаю! Откуда у Коли такие суммы, что раздает в долг сотнями?
        - Ну, Кащеев - неоднозначная личность, - уклонился от прямого ответа Борин.
        - Он преступник?
        - Пришлось отсидеть два года… Сейчас осторожничает… Но деньги есть.
        - Кащеев как-то причастен к исчезновению Кати? Он что, взял ее в заложницы? Пока Шустов денег не найдет? - испугалась вдруг Вера Михайловна.
        - Возможно, конечно. Но он сам дал мой рабочий телефон Шустову, который и позвонил с просьбой помочь в поисках жены. Где сейчас Шустов, Вера Михайловна?
        - Возможно, у матери отсиживается. Или в Катиной квартире. Или у первой жены. Со вчерашнего дня я его не видела. Да нет, он не способен…
        - Скорее всего, вы правы: кпохищению Кати ваш зять непричастен. Хотя, извините, негодяй он, каких мало. Совсем со счетов его сбрасывать рано. Меня больше насторожил инцидент в Польше. Я не верю в совпадения, должна быть какая-то связь между Катей и той погибшей девушкой, я послал запрос…
        - Я могу тебе ответить, какая это связь, Леонид Иванович, - Лыков протянул папку с документами Борину, сестры они, Катя и Анка, родные!
        - Что-то такое я и предполагал, - тихо сказал Борин, вчитываясь в написанное. - Хмелевский, значит, Казимир Викторович… Интересно, он знает, что в России у него дочь?
        - Не думаю. Ты бы выдержал столько лет, зная и не видя?
        - Нужно выяснить, кто он. Костя, я так понимаю, это - копии из архива ведомства?
        - Да. Сделаешь официальный запрос… задним числом.
        - Конечно… но как же удалось Эльзе Шторм уехать из Москвы в то время? Хотя, не это главное. Нужно срочно выяснить, жив ли Казимир Хмелевский. Вера Михайловна, вы говорили, что в полицейском участке встретили брата убитой девушки?
        - Не я. Элина Поплавская, наша переводчица. И еще его видел Семка.
        - Мы можем сейчас связаться с девушкой?
        - Конечно, - Вера Михайловна тут же набрала номер. - Элиночка, добрый день. Нет, родная, Катю не нашли. Как Сара? Хорошо, умничка. Передай, что я ею горжусь. Я вылетаю завтра. Встречай. Элина, я сейчас передам трубку следователю, поговори с ним, девочка.
        - Здравствуйте, Элина. Борин Леонид. Скажите, вы не помните, не говорил ли брат Анки Хмелевской, где он проживает? Неподалеку от Кшешовице? Поместье… А отец у него жив? Да? Переживал, как скажет отцу? Спасибо, Элина. До свидания.
        - Жив, значит?
        - Да. Вот что, Костя. Я сейчас в контору, буду связываться с тем полицейским участком в Кракове. Да! И запрос в наше местное ведомство сделаю. У тебя, я знаю, в Москве кто-то тоже есть?
        - Одноклассник, - улыбнулся Лыков.
        - Попробуй через него узнать, каким образом Эльза Шторм оказалась в Куйбышеве. Ну и все о ней. Сам понимаешь, если все официально…
        - Сделаю.
        - Вера Михайловна, завтра утром в следственный комитет приедет бывшая учительница Кати Красавина Елена Алексеевна. Она же была и ближайшей соседкой Эльзы и Кати по дому. Уверен, расскажет много нового о матери Кати. Видите, как оказалось - не простая пропойца эта Эльза Шторм.
        Глава 23
        Катя лежала на боку и боялась пошевелиться. И глаза боялась открыть - вдруг этот, чужой еще недавно человек, поймет, что она не спит. Она чувствовала его запах - легкий аромат табака и какой-то травы, кажется, полыни. Да, полыни - он нарвал ее, чтоб сделать веник. Его руки, которыми он гладил ее волосы, пахли ею. А у Кати шла кругом голова: то ли от пролитых слез, то ли от его прикосновений. Она и вдохнуть глубоко боялась. Казалось, вот вдох - и покинет ее сознание, уступив место расслабленному покою.
        Катя уже не плакала - не было сил. Страх, который она испытала только что, вымотал ее, чем-то липким затаился внутри, мешая сосредоточиться хотя бы на одной какой-то мысли. Например, что дальше? Она верила этому странному Алексу. Верила каждому его слову, сама не зная почему. Но что-то подсказывало ей, не он решает. Есть кто-то выше, кому она, Катя, живая не нужна. И не в ребенке дело, как она подумала вдруг, чуть не сойдя с ума от этой мысли. По глазам Алекса видела, вспыхнувшим яркой зеленью испуга, когда кричала на него, обвиняя. Темный омут радужки отступил, открывая что-то, что он скрывал от нее, и, возможно, не от нее одной. Именно с этого мгновения она ему стала верить. Но страх-то не ушел, остался. Не Алекса продолжала бояться - неизвестности.
        …Когда Катя была маленькой, часто ходила в гости к соседке Елене Алексеевне. Мать сама приводила ее туда, видимо стараясь хотя бы на время избавиться от ненужного ей ребенка. Тетя Лена жила одна в двухкомнатной квартире. То ли оттого, что в комнате, где Кате разрешалось играть, не было ни пылинки, то ли оттого, что страшно было нарушить идеальный порядок, Катя все время, пока Елена Алексеевна в спальне занималась с учениками, проводила на толстом ковре, расстеленном перед диваном. На диван она не лазила - он был покрыт белоснежным покрывалом с вышивкой. Как можно было на такое сесть? А ковер был в ярких цветах на зеленом фоне…
        Игрушек в доме не было. Впрочем, и в квартире Кати их не было тоже. Но у Елены Алексеевны на столике перед зеркалом, на длинной вязаной салфетке, стояли маленькие фигурки из стекла и кости. Собачка с поднятой передней лапкой, олененок, как бы смотрящий назад, мишка, карабкающийся на поваленное дерево. Нравился Кате особенно ансамбль из гармониста и двух танцующих девиц в платочках: увсех троих были такие веселые лица! Но самой любимой фигуркой Кати была балерина, застывшая на кончиках пальцев ног с красиво поднятыми вверх руками. Все это была коллекция, как объяснила ей Елена Алексеевна. Слово это очень подходило к этим фигуркам, игрушками их назвать было нельзя. Но именно ими Кате и разрешалось играть.
        Вечером, накормив ужином, Елена Алексеевна отводила Катю домой к пьяной уже матери, укладывала в маленькой комнате на диван и уходила. Катя ненавидела этот диван с выступающими пружинами и отломанной боковиной. Но, устав ворочаться, все ж засыпала. Забываясь сном, боялась только одного: вдруг завтра тетя Лена не возьмет ее к себе. И тогда придется весь день просидеть в этой комнате.
        Став старше, Катя поняла, что Елена Алексеевна ее тогда просто жалела, не привязываясь душой и не пытаясь дать хоть капельку тепла.
        Что такое, когда тебя любят, Катя поняла, только узнав Веру Михайловну. И тут же поняла, что любовь - это боль. Боль за другого, близкого.
        Однажды Катя пришла на занятия музыкой с синяком в пол-лица, Сашок материн отметился. Она попыталась как-то небрежно ответить Вере Михайловне, откуда такая красота. Уверяла, что и не больно совсем. А та вдруг расплакалась. Гладила ее по щеке и плакала. А рядом стоял Леша, самый взрослый из учеников, и сжимал кулаки. Тогда и поняла Катя, что они ее боль как свою приняли. И расплакалась сама, освобождаясь от одиночества и своей ненужности другим. Вот тогда у нее появилась семья. И близкие. Она стала чувствовать тепло. И чужую боль, и обиду. И неправду, и лукавство. И то, что называют состраданием…
        Вот как сейчас. Алекс почему-то переживает за нее. Сначала похитил, а теперь не знает, что с ней делать. И страшно ему от этого, и злится на себя, и себя же и боится. Слабости своей перед ней, Катей, боится. И не догадывается, что он ей уже не чужой.
        - Катя… - опять этот акцент или ей показалось?
        - Я не сплю, - открыла она глаза.
        - У тебя что-нибудь болит?
        - Нет. Только малыш толкается, - она говорила спокойно.
        - Может быть, все ж поешь?
        - Да, конечно, - Катя и вправду очень хотела есть.
        Он помог ей сесть в постели и одним движением поправил упавшие на лицо волосы. Катя не отстранилась. Улыбнулась мягко, благодарно.
        - Ты не боишься меня, ведь так? - усмехнулся он и убрал руку.
        - Алекс, откуда у тебя акцент? Ты не русский? - Катя взяла со стола йогурт и ложку.
        - Русский.
        - Долго жил за границей?
        - Да.
        - А твои родители? Где они?
        - Погибли. Давно. Катя, хватит вопросов.
        - Можно последний? Что тебе от меня нужно, Алекс? Тебе, а не твоим хозяевам?
        - Не умничай. Нет у меня никаких хозяев.
        - А кто есть, Алекс? Заказчики? Что тебе заказали со мной сделать, а? Убить? - ее голос даже не дрогнул, хотя внутренне Катя замерла, ожидая ответа.
        Телефон! Как не вовремя зазвонил у него в кармане куртки телефон! Катя поняла, что он готов был хоть что-то, но ответить! Как внимательно на нее посмотрел, словно проверяя, можно ли ей довериться! Она прислушалась. С крыльца, куда вышел Алекс, не доносилось ни звука.
        - Powiedzialem juz, ze wszystko jest w porzadku![7 - Я же сказал уже, что все в порядке (польск.).] - вдруг громко выкрикнул Алекс. - Diabli![8 - Черт! (польск.)]
        «Кажется, польский. Или чешский? Господи, да что ж происходит?!» - вернулись вдруг к ней ее страхи.
        - Катя, собирайся, отвезу тебя домой. Я должен возвращаться…
        - В Польшу? - спросила она наугад.
        - Черт! - немного замешкался он. - Ну какая разница! Слушай меня внимательно. Береги себя! Тебя должны убить. Я, кажется, догадываюсь, почему. Не я, так другие придут. Но я должен еще проверить. Мне нужно уехать!
        - Почему?
        - Что почему?
        - Почему только догадываешься, Алекс? Разве ты не знаешь причину? Тебя отправили сюда, чтобы меня убить и не сказали зачем? И ты не спросил?!
        - Потому что я - наемник, Катя. И не задаю таких вопросов. Просто работаю и получаю за это деньги. И я впервые в жизни не выполнил свою работу до конца.
        Глава 24
        - В России?! Но, папа, как?! - Михаэль во все глаза смотрел на разволновавшегося отца.
        - Да, теперь уже нет смысла молчать. Это ваша с Анкой сестра. Это точно. Но я не понял, почему пропала?
        - Этот русский следователь сказал, что ее увезли на машине.
        - То есть украли? Зачем?!
        - Я не знаю, папа, - в голосе Михаэля слышалось раздражение. - У тебя была там другая женщина? А мама? И ты никогда не рассказывал, почему вы уехали из России.
        - Это мое прошлое, Миша. Я, наверное, должен был вам с Аней давно рассказать…
        - Почему же молчал?
        - Думал, все осталось там, в России. И не нужно об этом вспоминать. Больно… Мы с отцом и мамой Зосей жили в Москве. Только я долго не знал, что мама Зося - не моя родная мама, а сестра моего отца. Твой дед, мой отец Виктор Хмелевский, был вором. Вор в законе - он не имел права иметь семью. Вот и записали меня сыном Зоси.
        - Да кто же такая эта Зося? Почему я никогда о ней не знал, не видел ее, если она такой близкий нам человек?
        - Потому что, повторю, я только семь лет назад узнал, что она жива! Еще когда я был ребенком, отца посадили за ограбление, он не дожил до суда. Чуть позже арестовали и маму Зосю, его родную сестру, которая меня воспитывала. За хранение краденого. Она тоже умерла в лагере для заключенных.
        - Ничего пока не понимаю… как же она оказалась жива? И как ты оказался в Польше?
        - Поляки всегда держались друг друга. Там, в России. И не очень любили советскую власть. Мне кажется, я всегда мечтал уехать. Но это было невозможно в то время. После ареста отца и мамы Зоси меня отправили в детский дом. Пробыл я там недолго. Через год меня усыновили дальние родственники отца. Вот почему я сохранил фамилию Хмелевский. Жил, учился, как все советские дети. А в Польшу нам удалось выехать только в девяностых. Я уже был женат на вашей матери, Анне. Но любил другую. Нашу с Анной одноклассницу Эльзу Шторм.
        Она нравилась всем, до того была красива и независима. Мы и встречались втроем - я, Анна и Эльза. Только на выпускном вечере я вдруг понял, что у меня есть соперник - застал ее целующейся с нашим физруком. Я даже не пытался поступить в институт, ушел в армию. Анна с Эльзой стали студентками. Когда вернулся, опять началась эта странная дружба втроем. Ваша мама была крайне порядочным человеком, она никогда даже словом не обмолвилась, что Эльза, как у нас тогда говорили, «пошла по рукам». Я решил жениться на Анне, но тут вдруг Эльза стала проявлять ко мне повышенное внимание.
        - И ты стал с ней спать, папа? Бедная наша мама! - Михаэль с упреком посмотрел на отца.
        - Да. Я был, как говорят русские, на седьмом небе от счастья.
        - Почему же ты на ней не женился?
        - Эльза не хотела. Она почти пять лет «таскала» меня из рая в ад и обратно, держа на коротком поводке. Как говорила ваша мама, от меня остались только глаза и тощее тело. Анна всегда была рядом, за что я благодарен ей безмерно до сих пор. И именно Анна удержала меня от самоубийства, когда Эльза однажды объявила, что вышла замуж и покрутила перед моим носом кольцом на пальце. Эльза уехала с мужем в Белоруссию, а я сделал предложение Анне. Я долго еще был «болен» Эльзой Шторм, почти не прикасаясь к Анне. Ждал Эльзу. А ваша мама ждала меня. Наш брак мог бы считаться фиктивным, если б не ее любовь. Только года через два у нас сложилась семья. Но детей нам бог долго не давал.
        - А твои приемные родители?
        - Я вернулся из армии практически к похоронам папы Яна. Мама Клара пережила его на несколько лет. Перед смертью она рассказала мне о последнем деле отца - ограблении московского коллекционера Савушкина. И о том, где хранятся ворованные ценности. И взяла с меня слово, что, как только будет возможность, уеду в Польшу. Анна тоже мечтала об эмиграции. Но я не торопился. Отец Анны был готов нам помочь, работа в МИДе давала такую возможность.
        - Так вот откуда такое поместье! Как же вам удалось перевезти золото через границу?
        - Это отдельная история. Вся организация нашего отъезда целиком была на родителях Анны. Коллекция камней, украшения и яйцо Фаберже - главное ваше с Анкой наследство, как мы решили с вашей мамой, - вывезли с дипломатической почтой. А я до последнего дня все чего-то ждал. Наверное, возвращения Эльзы, - Казимир отвернулся от сына, чтобы скрыть слезы.
        - Папа! Как ты мог, она так унизила тебя!
        - Да. Я очень виноват перед Анной, очень! Практически все документы были оформлены, мы сидели на чемоданах, когда Эльза вернулась в Москву. Она была прекрасна! В это время ваша мама была беременна первенцем. Беременность протекала тяжело, сказывался возраст и не совсем крепкое здоровье. Она никогда не была красива, а в это время особенно. Я не оправдываюсь, нет! Я корю себя всю жизнь за этот свой безумный и подлый поступок. Но понимая, что дороги назад нет, и через два месяца мы уедем из страны навсегда, я вымолил одну встречу у Эльзы. Лишь одну ночь и половину следующего дня. После я попрощался с ней и попросил, чтобы она не приходила к нам до нашего отъезда. Мы уехали в положенный срок.
        - Отчего умер наш старший брат?
        - Наверное, виноваты в этом мамино постоянное волнение и дальняя дорога. Роды были тяжелыми. Анна еще накануне отъезда чувствовала себя плохо. Была подавлена, больше молчала. Мальчик умер сразу после рождения.
        - А потом родились мы с Анкой…
        - Да. Вторая беременность Анны стала для нас подарком небес! Никто не думал, что она умрет, дав жизнь Анке и тебе. Все шло нормально. Но в последний момент из нее будто ушли все силы. Она даже не успела посмотреть на тебя, только на Анку…
        - Папа, когда я тебе сообщил о смерти Анки… ты как будто не удивился… прости…
        - Ах, да… Предсказание цыганки. Очень давнее: «Твоя младшая дочь умрет нелепой смертью…» Я тогда еще подумал, что будет у меня еще одна дочь - у нас жила Ника, правда, о детях мы с ней не заговаривали… А выходит, Анка-то как раз и младшая, а старшая - Катя, моя дочь от Эльзы, - со слезами на глазах ответил Казимир Хмелевский сыну.
        Глава 25
        Шустов смотрел на руку матери, трясущую пузырек с валерьянкой над хрустальной рюмкой. Рядом, на мельхиоровом подносе, покрытом салфеткой с ручной вышивкой «крестиком», стоял хрустальный же стакан с водой. Его бесило это лелеемое матерью наследие предков: прабабка вышивала салфеточку, графин-то разбился, а вот рюмочка да стаканчик… Все сопровождалось ностальгическими вздохами и слезой из-под густо накрашенных ресниц. И молящими о помощи взглядами, бросаемыми матушкой на фотографию бабки и деда. Вот, мол, внучек ваш какой…
        - Дед Арсентий в гробу бы перевернулся…
        - Мам, не начинай, - Шустов равнодушно наблюдал, как мать проливает капли жидкости мимо рюмки.
        Пришлось ей сказать. И о проигрыше, и о жене. Известие, что Катя пропала, пропустила мимо ушей, но на слове «деньги» ее заклинило. Даже не спросила - сколько? Потеря хотя бы ста рублей, отданных невесть кому, уже была катастрофой. И не потому, что денег у нее не было. Мать была патологически жадной. Он знал это, но знал и то, что лишь она сможет решить проблемы с долгом Кащею.
        Он слушал ее причитания, восстанавливая мысленно момент, когда увозили Катю. Нет, его Борин не сможет подтянуть к этому делу. Хотя он, Сергей, мог бы помочь… Нет, не так. Расскажи он о той встрече… Но тогда - соучастие!
        …Мужик этот понравился сразу - лишь только присел за игровой стол в клубе и небрежно пододвинул к центру столбик фишек. Тонкие пальцы, на среднем - золотая печатка. Что не новодел - старина, Сергей определил сразу. Он видел его здесь впервые. Видимо заметив откровенно любопытный взгляд Сергея, тот ему кивнул, словно приглашая к знакомству. А он почему-то смутился и даже застыдился. Несвежей, хотя и дорогой рубашки, обрезанных кое-как под корень ногтей и сиротливо лежащей возле «столбика» мужика единственной своей фишки. Пришлось сделать вид, что пристально наблюдает за шаффл-машиной. Конечно, он выиграл. Почему-то был уверен в этом с самого начала, ставя эту фишку. С фразы «вы принесли мне удачу, молодой человек» началось их знакомство.
        И тут бы насторожиться. Сейчас Сергей понимал, что вопросы незнакомца были какие-то… направленные. На семью, жену. Нет, того не интересовал Сергей. Он как бы и спрашивал о его жизни, но только о той, что с Катей. «А я снимаю квартиру в соседнем с вами доме. Нет, еще месяц, не больше», - ответил тот на вопрос, надолго ли к ним в город? То, что он иностранец, признался сразу: говорил-то с акцентом. «Да, давно живу за границей», - улыбнулся, прикуривая. Коньяк развязал тогда Сергею язык, это правда. Вспомнить, что рассказал незнакомцу, Сергей потом так и не смог. Но имя жены произносил часто. Была бы фотка - показал. «Семейка у Катьки - сборная солянка», - усмехнулся зло, вспомнив терпеливо-равнодушный взгляд тещеньки Веры Михайловны. «Как это?» - вроде бы удивился тот. «А так! Оркестр! Из брошенных детей. Сиротки! Живут все вместе, по гастролям мотаются, по фестивалям. Скоро вот опять, в Краков» - «А твоя Катя?» - «Ей обломалось в этот раз - ребенка ждем». Говорил, словно прорвало - так ему родственнички поперек горла! Пацанву эту детдомовскую терпеть не мог, а кому скажешь, с кем поделишься? И
тогда же Сергей каждому свою характеристику дал, не задумываясь, интересно ли все это новому знакомому? А тот слушал внимательно, кивал, улыбался.
        Договорились о новой встрече. Но не случилось…
        А тут он крупно проигрался, Катьку украли. И осенило вдруг - вот этот, холеный, так его, и увез ее. Вспомнил разговор - точно, вокруг Катьки все время вертелся. Вроде бы о других - и тут же опять на Катьку! Только где его теперь искать, он имени даже не знает. Как признаться всем, что весь вечер с человеком общался, все выложил - а имя спросить забыл?!
        Он вдруг спохватился - мать замолчала. Посмотрел - сидит рядом, в окно смотрит.
        - Сколько тебе нужно? - успокоилась, смирилась.
        - Сто тысяч. Баксов.
        - Хорошо. Но ты передаешь мне свою долю собственности в квартире.
        Вот оно.
        Когда мать его разлюбила? Когда мешать ей начал? Он помнил детство: свет в окне для нее - Сереженька. Может быть, все дело в ее мужике новом? Молодой, почти его, Сергея, ровесник. Видел его мельком, со спины. Накачанная такая спина, с узкой нижней частью. Неужели крышу снесло у мамочки? Влюбилась?
        - При чем здесь квартира, а, мама? - спросил насмешливо.
        - У Бражниковых огромное жилье, тебя пропишут. Или Катерина пропишет, жена твоя, - ушла она от прямого ответа.
        - Не-а. Не пропишут. Ты слышишь меня - Катька пропала! Если не найдут, меня оттуда взашей выгонят. Здесь мой дом или уже не так?
        - Ты требуешь от меня баснословную сумму денег. Где мне их взять?
        - На счету, мамочка. Не будешь же ты продавать дедово наследство?
        Их квартира в генеральском доме была ничуть не меньше, чем у Бражниковых, и мать об этом прекрасно знала. Да и не было у нее необходимости расставаться с метрами. Шустов знал, что деньги есть, она до сих пор сидела на хлебном месте в земельном комитете области. И, не стесняясь, брала взятки.
        - Почему я должна покрывать твои долги?
        - Потому что я твой сын.
        - Твой дед, генерал Леонтьев, никогда бы не одобрил твоего образа жизни… - мать опять посмотрела на фотографии на стене.
        - Мой дед в первую очередь осудил бы тебя, мама. Лет на двадцать строгого режима - за взятки. А если бы узнал, что ты путаешься с молокососом и ради него выгоняешь из дома собственного сына, убил бы на месте, - разозлился Сергей. - Ты сама-то понимаешь, чем можешь заинтересовать мужика, на двадцать лет позже тебя появившегося на свет? Только твоими бабками на счету да дедовой квартирой!
        Раньше она его не била… Никогда! Но ему было все равно. Мать сама невольно подсказала ему выход из положения. Его доля в дедовой квартире - ровно половина. И в баксах это намного больше его долга Кащею.
        Глава 26
        - Костя, мне нужно решить один вопрос, - Вера Михайловна, проводив Борина, вернулась в комнату к Лыкову.
        - Да, Верочка?
        - Мне в понедельник нужно быть в Кракове, а Федор… он больше не вернется, детей одних я не оставлю.
        - Я этот вопрос решу, Вера. Помнишь Анну Андреевну, воспитателя в детском доме?
        - Она же ушла оттуда?
        - Да. Гувернанткой в семью банкира Рубцова. Только там дети выросли, она сейчас свободна. Я попрошу ее пожить у вас. Согласна? - Лыков уже набирал номер на телефоне.
        - Спасибо, Костя.
        - Анна Андреевна? Лыков беспокоит… - Он вышел из комнаты.
        - Рома, Тимур в спальне?
        - Да, на кровати валяется. В ботинках, - насупился тот. - Мама Вера, давайте мы его! А Фая плачет…
        - Ничего, сейчас мы с Константином Юрьевичем с ним поговорим. Костя, с Тимуром бы еще разобраться! - сказала она вернувшемуся Лыкову. - Откуда у мальчишки такие деньги?
        Тимур даже не встал с постели, когда они вошли. Лыков, глядя, как мальчишка упрямо уставился в потолок, разозлился.
        - Встань, Тимур, не наглей! - с угрозой произнес он.
        Тот даже не пошевелился.
        - Подожди, Вера, - остановил Лыков Бражникову, готовую вмешаться. - Хорошо, парень. Лежи. Но слушай. Ты заработать такие деньги не мог. Найти - тем более не реально. Значит, украл!
        Тимур дернулся и отвернулся к стене.
        - Если не собираешься рассказывать мне, где взял эти пять тысяч, придется рассказать следователю Борину. Когда он тебя вызовет повесткой. Потому что все, что произошло в эти дни, может оказаться очень важным для поиска Кати.
        - Какое вам всем дело до моих денег?! - истерично закричал Тимур, вскакивая с кровати. - Я заработал! Да, заработал!
        - Как, Тимур? - тихо и спокойно спросила Вера Михайловна. - Какое отношение это все имеет к Кате? Ведь имеет, да, Тимур?
        - Катя… Да она, ваша Катя! - Тимур презрительно скривил губы. - Все бабы одинаковые! Спите, с кем попало, рожаете, бросаете детей!
        - Ты, щенок! - Лыков дернулся к парню.
        - Тихо, Костя, тихо! - твердо остановила его Бражникова. - Пусть говорит. Катя чем тебе не угодила, Тимур? Она беременна от мужа, ребенок желанный.
        - От мужа?! - зло выкрикнул тот. - Не от мужа!
        - С чего ты это взял?
        - Она с другим путалась, ваша Катя! Он мне все рассказал!
        - Кто он? Как его зовут? - все так же спокойно задала вопрос Вера Михайловна.
        - Алекс! Он любит ее, а она его бросила! Замуж вышла за Шустова, чтоб ребенка потом спокойно в детдом сдать! Ему-то он не нужен, Шустову! А Алексу нужен. И Катя ему нужна. Вот он и попросил меня… - Вдруг Тимур замолчал.
        - Продолжай, Тимур, - Лыков строго посмотрел на парня. - Понимаешь, в какую историю тебя втянули? Ты, Тимур, теперь соучастник преступления. Похищение человека - это очень серьезно, поверь.
        - Я никого не похищал, - вдруг испугался тот.
        - За что тебе Алекс дал пять тысяч рублей? Что ты должен был сделать для него, парень? Когда вы познакомились? - Лыков не отводил глаз от лица Тимура.
        - Еще до поездки на фестиваль. Он подошел в магазине, сначала предложил мороженого поесть. Там, в стекляшке возле остановки. Сказал, что был женихом Кати. До Шустова. Только Катя никому о нем ничего не говорила. Потому что он простой шофер, ей было стыдно. Потом она забеременела, Алекс хотел на ней жениться, но она его прогнала и вышла замуж за другого.
        - О чем он тебя попросил?
        - Я должен был сказать, когда мы все уезжаем. И я дал ему ключ от квартиры, чтоб он сделал еще один.
        - Вот дурак! - не выдержал Лыков. - И ты сразу согласился?
        - Он показал мне пять тысяч.
        - Ты продал сестру за пять тысяч рублей! - опять не удержался от возмущения Лыков.
        - Она мне не сестра! - зло отрезал Тимур.
        - Он сказал, зачем ему ключ?
        - Сказал, что хочет с Катей поговорить, - Тимур смотрел в сторону.
        - Для тебя лучше бы сказать правду, Тимур, - холодно произнес Лыков.
        - Тимур, Катя пропала, - мягко напомнила Вера Михайловна.
        - Он сказал, что увезет ее к себе домой в деревню. Он хотел уговорить, чтоб ребенка не бросала! И был уверен, что она согласится. А может, она и согласилась? Она у Алекса? - с надеждой посмотрел парень на Лыкова.
        - Обманули тебя, Тимур! Не было у Кати никакого жениха, кроме Сергея. Она со школы его любила. И ждала. И ребенка ждала, и никому отдавать не собиралась. Да и мы бы не позволили. Вспомни, как все радовались, когда малыш впервые зашевелился. Эх, Тимур! Где теперь искать этого Алекса? Кто он такой? - Вера Михайловна махнул рукой, отворачиваясь от парня.
        - Я знаю Алекса, мама Вера. Здравствуйте, - Катя вошла в комнату, поддерживая живот и тяжело дыша. - Он отпустил меня. Привез обратно. Он должен был меня убить, но пожалел…
        Глава 27
        Зося Адамовна всегда знала - от прошлого не убежать. Можно на время спрятаться, но лишь на время. Оно догонит именно тогда, когда уже расслабишься, перестанешь дрожать от страха и поверишь в чудо.
        В дверь деликатно постучали.
        - К вам посетители, пани Зося, - молодая горничная слегка приоткрыла одну створку.
        - Я никого не жду, - удивилась Зося Адамовна и машинально поправила прическу.
        - Здравствуй, мама Зося, - Казимир, опираясь на палку, нагнулся и поцеловал ее в щеку. - Привел к тебе внука. Прости - нарушил обещание: все про нас рассказал.
        Зося Адамовна укоризненно посмотрела на Казимира, но тут же улыбнулась Михаэлю.
        - День добрый, - Михаэль осторожно прикоснулся к ее руке.
        - Ты очень боялась, что мои дети не поймут и не примут тебя. Не знаю, как бы поступила Анка, но Михаэль не осуждает вас. Не так ли, Миша?
        - Не имею на то никакого права, папа. Но, согласись, я достаточно взрослый и могу знать правду. Кроме того, это же история нашей фамилии, так? Как русские говорят: «Из песни слов не вырежешь»?
        - Не выкинешь, - улыбнулась Зося Адамовна. - Это верно. Отец показывал вам с Анкой наш семейный альбом, видимо, не раз? Там есть и наши с Виктором фотографии.
        - Он говорил, что вас с дедом посадили за политические убеждения.
        - В этом есть доля правды. Виктор власть презирал. Это передалось и мне. Он хорошо знал историю и говорил, что более двуличной власти, чем советская, в России не было. У твоего деда, Михаэль, был свой кодекс чести - грабил лишь тех, кто нажился на обмане или преступным путем. Среди них было очень много партийных чинов. Последнее его ограбление и вовсе было местью за смерть невинных людей.
        - Расскажи Мише, мама Зося. Это очень показательный случай.
        - Наш сосед по коммунальной квартире, бывший ленинградец Григорий Львович Макарский, рассказал, как в блокаду умерли от голода его жена и дочь. У жены украли так называемые «хлебные карточки». А рядом с ними жила семья человека, который имел доступ к распределению продуктов голодающим блокадникам. И этот негодяй умудрялся на недовесе экономить булку хлеба или другие продукты. Жена меняла еду на антиквариат и золотые украшения, люди к ней приходили со всего города. И равнодушно наблюдала, как умирают от голода соседи. Когда Макарский вернулся с фронта, их уже похоронили. Он встретил этого человека в Москве, уже после войны. Тот стал известным коллекционером. Его фамилия Савушкин. Виктор лишь много лет спустя подготовил ограбление этого вора. Но вскоре брата взяли. А немногим позже арестовали и меня.
        - И у вас при аресте ничего не нашли?
        - Нет, - улыбнулась Зося Адамовна. - Я успела вывезти все в Куйбышевскую область к своей подруге Лиле Бас.
        - И она согласилась хранить награбленное???
        - Да, Миша. Она была преданным другом. Но было еще одно обстоятельство. Григорий Львович Макарский стал ее отчимом. Она с радостью узнала, что Савушкин потерял все! Я вам скажу - так много по-настоящему прекрасных украшений сразу не видела никогда! Но самыми ценными были две вещи: коллекция драгоценных камней в бархатном футляре с золотой монограммой князя Глебова и пасхальное яйцо дома Фаберже.
        - Те, что хранятся в нашем подвальном сейфе? Но, если вы живы, то все это, как и наше поместье, принадлежит вам, бабушка!
        - Дорогой мой! Мне уже ничего не нужно, поверь. Твой отец все то время, что я с внуком в Польше, пытается уговорить меня жить в вашем доме. Но я так не хотела, чтоб вы с Анкой знали, что ваш дед - вор, а я - его помощница! Пусть бы мы оставались для вас политическими заключенными, пострадавшими от властей! Твой отец не выдержал, открылся тебе против моего желания.
        - Я хочу, чтобы вы жили с нами! Даже такой прекрасный пансионат - не место для моей родной бабушки! - неожиданно твердо произнес Михаэль и посмотрел на отца.
        - Вот видишь! Я же говорил тебе! - Казимир обнял Зосю Адамовну.
        - И еще. В конце концов, я хочу познакомиться со своим братом. Он знает о вас все?
        - Нет-нет! - Зося Адамовна испуганно замахала руками. - Сашенька не должен этого знать!
        - Он что, маленький? - Михаэль удивленно пожал плечами.
        - Нет, Миша, Саша старше тебя. Он взрослый мужчина, ему тридцать четыре года.
        - Тогда где он сейчас?
        - Завербовался в иностранный легион и уехал, - Зося Адамовна бросила быстрый взгляд на Казимира. - Его нет в стране уже семь лет.
        - Когда-то же он вернется.
        - Конечно, милый… сейчас, минуточку, - Зося Адамовна услышала звонок мобильного телефона. - Да! Слушаю вас. Кто вы?! Как это не важно? Откуда вам известен этот номер? Нет! Этого не может быть! - Зося Адамовна вдруг схватилась за сердце. Пока Михаэль пытался найти лекарство, а Казимир все нажимал и нажимал на кнопку вызова персонала, она потеряла сознание.
        Глава 28
        Алекс забрал вещи со съемной квартиры, сунул ключ консьержке и спустился в подземный гараж. Пора было возвращаться домой, он должен убедиться, что заказчик ему поверил.
        Алекс выехал на открытую стоянку. В этом тесном дворе в центре города, среди двух- и трехэтажных особняков позапрошлого века, архитекторы умудрились втиснуть высотку-свечку с собственным двором, огороженным кованым забором. Подземной парковки для всех жителей, видимо, не хватало, поэтому машинами занята была еще половина территории и так небольшого двора. Детская площадка, оснащенная новыми качелями, горкой и каруселью, притулилась между трансформаторной будкой и выездом на дорогу. Ни кустика, ни деревца не наблюдалось. Зато, как догадывался Алекс, все заявленные в рекламе удобства для жителей были в наличии.
        Алекс подъехал к воротам, те тут же разъехались в стороны. На прощание махнув рукой охраннику в будке, вырулил на улицу. Проспект стоял в пробке.
        Вчера он понял, что такое «разрывается душа». То есть вдруг дошло, что душа существует. И у него, как ни странно, тоже. Вот такое открытие. Местоположение души он тоже определил сразу. Нет, это не сердце… Это какой-то незримый «столб» соснованием у копчика и высотой до макушки. И он всегда болит. Сладко, когда она, Катя, рядом. Нестерпимо жгуче, когда ее нет, точнее, знаешь, что скоро не будет. И душа теперь управляет всей его жизнью. Или, скорее, остатком ее. Наверное, очень маленьким остатком…
        Алекс впервые узнал, что такое - пойти против себя. Когда вчера Катя, тяжело опираясь на его руку, выбиралась из машины. Она настояла, чтобы он не заезжал во двор. Даже голос на Алекса повысила, повторив трижды «нет». «Почему нет? Скажи, почему?!» - допытывался он, остановив машину, чтобы в момент ответа видеть ее глаза. «Я боюсь за тебя…» - еле слышно прошептала, отвечая открытым тревожным взглядом. И перестало на этот миг сердце выстукивать беспокойный ритм, и сама эта душа заболела сладко, заныла тут же в бессилии, зная, что теряет. Одно мгновенное желание - обратно, в машину, рвануть с места, увезти, спрятать, не отдавать! Будь что будет! И согласие в глазах Кати прочел, не ошибся, знал наверняка. Вот здесь и пошел против себя: куда он ее, преступник, наемный убийца, профессия такая, что уж тут!
        Катю не утаишь, за ней - семья, муж, черт бы его побрал! Но главное - ребенок. Не его, Алекса, но Катин. Плоть от плоти. Кровь одна…
        Когда-то бабушка ему сказала - тот, кто откроет все тайны крови, будет владеть миром. Только это будет власть добра и помощи. Он ничего не понял, то ли лет ему мало было, всего четырнадцать, то ли время такое было, не до других, все самому бы! Эгоизм подростковый. Задуматься бы тогда, ведь не просто так разговор начала…
        …Алексу здорово попало от матери Славы-дауна. Именно за это слово, которое он громко выкрикнул, когда мальчик, играя, нечаянно попал в него мячом. Алекс торопился, на ходу поправляя новую рубашку, чуть выбившуюся из-под ремня брюк. Славиков мяч попал в грудь, тут же оставив черный след на белоснежной ткани. Разозлившись, Алекс и обозвал малыша «дауном». Мать Славика, воспитывающая его одна и любящая свое дитя со всем пылом страдающей души, недолго размышляя, отвесила Алексу оплеуху. «Он не виноват, что таким родился, а ты уродом вырос!» - крикнула ему, беря заплакавшего сына на руки. Как-то сразу расхотелось идти в кино, хотя там ждали друзья и Ленка. Ленка, из-за которой и были тщательно наглажены рубашка и брюки. Он вернулся домой, попытался пройти незамеченным в свою комнату, но в коридор вышла бабушка.
        - Пора начать отвечать за свои слова и поступки, ты уже не ребенок, - осудила она, узнав причину его плохого настроения. - Раз к девушкам потянуло, взрослым становишься, душа от тебя выбора требует.
        - Ты о чем, бабуль? - спросил просто так, мыслями находясь там, у кинотеатра.
        - Так ребенку-то многое прощается, сам понимаешь. Все, что знает, по крови от мамы с папой передалось.
        - Я не ребенок! И при чем здесь кровь? - вырвалось сразу.
        - Кровь человека - мостик между душой и телом. Душа в маленького, еще нерожденного человечка лишь в середине срока беременности вселяется, тогда и кровь пульсировать начинает. Поэтому мамочка и ощущает первые шевеления плода в это время. И информация от матери к ребенку по крови передается: доброта, праведность поступков или преступность. Все, что накоплено ею и отцом за время их половой зрелости. И связь эта между отцом, матерью и их дитем долго сохраняется, до полового созревания самого ребенка. Поэтому он часто поступает так, как и родители. Смеется, когда им смешно. Плачет, если им плохо, не понимая причины. Ты сейчас себя уже осознаешь как мужчину, раз девочка всерьез понравилась. Так и веди себя как взрослый: выбирай, что можно говорить и делать. Закладывай информацию для будущего твоего потомства. Да и про себя самого не забывай: тебе жить долго. Весь вопрос, как? Никто за тебя не решит: добро нести в мир или зло. И что ребенку своему передашь: любовь к миру или озлобленность?
        Вполуха слушал он тогда бабушку, ан нет, отложилось! И вспомнил когда: любимая женщина ребенка ждет. Хорошо, не от него: что со своей жизнью сделал, самому страшно. А ведь выбор был, права была бабушка…
        Сейчас главная задача - Катю уберечь. Даже, если придется для этого убрать самого заказчика. Точнее, заказчицу, его давнюю любовницу Врублевскую.
        Алекс откинулся на спинку сиденья. «Нужно успокоиться и подумать. То, что Анка и Катя - сестры, сомнений нет. Казимир Хмелевский - их общий отец. Хорошо. Зачем этой твари убивать их обеих? Не оставляет надежду выйти за Хмелевского? Стать законной женой, отправить и его на тот свет… черт, глупость! Брачный контракт - и она после его смерти останется ни с чем! В конце концов, есть еще Михаэль. Стоп. Угрожает и ему? Что-то она говорила, что эта работа в России - не последняя. Точно. Все равно не понимаю - зачем убирать всех детей Казимира?! Или я чего-то не знаю!» - Алекс, наконец, добрался до перекрестка и свернул на примыкающую к проспекту улицу.
        Так, переулками, минуя основной поток движения, он довольно быстро добрался до шоссе.
        Звонок мобильного застал почти у выезда из города. Он притормозил. На этот номер могла звонить только бабушка.
        Голос… Знакомый голос… Эта хрипотца курящей бабы! Врублевская!
        - Откуда ты знаешь этот номер? - вместо ответа на протяжное «аллоу» спросил он.
        - Угадай! - игривый тон взбесил его.
        - Ну! - угрожающе повысил он голос.
        - Мне дала его твоя любимая бабушка, Алекс! И, если я вдруг узнаю, что ты не выполнил то, за что я тебе заплатила… Кстати, о твоей профессии она тоже теперь знает!
        - Тварь! Я достану тебя!!! - крикнул в бессилии, изо всех сил ткнув кулаком по клаксону руля.
        - И далеко ехать не придется, дорогой. Я уже совсем рядом. И что-то подсказывает мне, что ты не откажешь мне в свидании…
        Алексу удалось взять себя в руки. Значит, сама прилетела в Самару, не поверила. Он, уже спокойно, рассказал ей, как добраться до мотеля в пригороде, где назначил встречу. Он все продумал. Правда, теперь откладывалось возвращение в Польшу на весьма неопределенный срок, никак не зависящий от его желаний.
        Глава 29
        Катя даже не пыталась заснуть, вспоминала Алекса. Последний его взгляд на нее там, в машине. Так смотрят, умирая. У матери были такие же глаза, когда уж только что последний раз вздохнуть оставалось. Больные, слезами переполненные. Эти слезы потом из-под опущенных ресниц скатились на холодеющие впалые щеки. Она, Катя, вытерла влажные дорожки носовым платком, положила тряпицу ей на лицо и пошла к соседке - сообщить, что мама умерла. Дальше не помнила ничего, у Бражниковых лишь ожила, как раз на сороковой день. Словно душа матери ее отпустила, наконец.
        Нет матери больше в ее жизни, а теперь не будет и Алекса. Есть мама Вера и еще не родившийся малыш. И имя у малыша уже есть.
        Катя запуталась. Она быстро простила Алекса - так прощают только любя. Ничего не могла вспомнить плохого, кроме недолгого чувства страха. Там, в деревенской избе, с чужим человеком ей было комфортнее, чем дома с мужем. Надежнее, безопаснее.
        Не понимала только одного - за что ее хотели убить? Кому она мешает?
        Что отец живет в Польше, ей рассказали Лыков и следователь Борин. Лыков говорил, Борин кивал. Она виду не подала, что имя отца, да и то, что эмигрировал он давно из страны, знает - письма московской подруги матери прочла еще школьницей. Прочесть - прочла, а найти отца и не мечтала. Уехал, да еще с женой, значит - не нужна ему дочь. Что ж навязываться? Лишь маму Веру беспокоить, а ей и так забот хватало. Потом поездки, концерты, репетиции и все разрастающаяся семья. Совсем о нем забыла. Если бы не смерть девушки… сестры то есть - никогда бы и не вспоминала, что есть такой - Казимир Хмелевский. А теперь слушала Лыкова и понять пыталась - зачем тот настаивает на ее общении с ним? Не было этого человека в ее жизни - и не нужно. Промолчала в ответ… А потом как-то незаметно Лыков отошел, Борин стал задавать ей вопросы. Об Алексе. Осторожно, не давя. Поняла - ищут его, даже не зная, кто такой, ищут как похитителя. Что она могла сказать? «Не виноват он! Ему меня заказали! А он не стал убивать, понимаете вы?!» - вырвалось на одном дыхании, думала - поймет ее Борин. Лыков закашлялся возмущенно. «Катя!!!» -
крикнул, укоряя. Ничего не понял… Она на Борина смотрела жадно, требовательно. От него зависела жизнь Алекса, точно знала. «Катя, вы должны понять, что он опасен! И помочь нам. Он может вернуться…» - произнес вкрадчиво, вроде бы с сочувствием. От одной только мелькнувшей быстро мысли, что сможет его хоть разок еще увидеть, сердце екнуло радостно, но тут же в себя пришла. «Нет, он уехал. Не вернется!» - сказала твердо, отворачиваясь - разговор окончен! Оба вздохнули тяжко - и Борин, и Лыков. «А цвет машины? Номер?» - «Не разглядела! Не помню!» - разозлилась тут же.
        Все. «Катя, Катя…» - Лыков погладил ее по голове, она только дернулась сердито и отвернулась к окну, чтобы скрыть слезы бессилия. Сама понимала - глупо ведет себя, но да пусть!
        И тут же почему-то вся злость на отца незнакомого перекинулась. Он виноват! Бросил мать, ее бросил! Мама из-за него спилась, только так! Вся жизнь наперекосяк! Поостыв, задумалась - а сестру ее уже не вернуть. Алекс ли ее убил? Как узнать? Еще и брат есть! Его тоже могут убить? Кому это выгодно?
        Мучили вопросы, и не было им конца. Нужно было как-то переключиться. Катя взяла с тумбочки мобильный.
        - Мама Вера, как Сара? Прооперировали? Слава богу. Нет, я не волнуюсь. Я правда хорошо ем. Да, Константин Юрьевич приходит каждый день. Нет, муж не был. Все у нас здесь в порядке. Сару поцелуй за меня.
        И опять - он, Алекс. Успел бы уехать…
        Глава 30
        - Елена Алексеевна, не волнуйтесь, с Катей все нормально, она дома. Я позже отвечу на все ваши вопросы. А пока вы мне расскажите, что знаете о ее матери Эльзе Шторм, - Борин не понимал, чем так напугана бывшая соседка Катерины.
        Ее страх заметил сразу, как только та вошла в кабинет. Даже дернулся предложить воды, но Красавина достала из сумки облатку таблеток, выдавила одну на ладонь, положила под язык и отрицательно помотала головой.
        - Я знала. Знала, что вы за мной когда-нибудь придете, - выдавила она, с трудом восстанавливая сбившееся дыхание. - Но я ни в чем не виновата, поверьте. То есть, конечно, я могла оградить девочку… даже пыталась, но… Когда узнала, кто такая Эльза Шторм! Вы должны понять, время такое было… непонятно - что дальше? И я просто забирала Катю к себе, чтобы та не присутствовала при оргиях в их квартире. Понимаете?
        - Елена Алексеевна, давайте по порядку. Как вы познакомились с матерью Кати? Когда она приехала в ваш дом?
        - Это было в июле девяносто третьего года. Я собиралась к подруге в Сестрорецк, укладывала в чемодан вещи. Подошла к окну и увидела, как во двор въезжает черная машина. Вы поймите, у меня на глазах почти такая же черная машина увезла отца! Кто такое пережил, всю жизнь потом вздрагивать будет. Сердце екнуло, оно у меня слабое с детства. Сейчас понимаю, что автомобиль был обыкновенный, просто иностранный и цвет темный. Ну да это не важно. Я отпрянула от окна, а когда вновь посмотрела, рядом с подъездом стояла ослепительно красивая молодая женщина с девочкой на руках. Ребенок спал, положив головку ей на плечо. Потом паренек, видимо водитель, стал заносить в дом вещи. Пустовала в подъезде одна квартира, как раз напротив моей.
        Наверное, с год еще я не знала имени новой соседки. Его не знали даже вездесущие старушки во дворе. Когда мать с дочерью выходили из дома, сразу садились в эту же машину и уезжали.
        - Вы не пытались с ней познакомиться?
        - Нет. Здоровалась, та вежливо отвечала. И уходила к себе. Как-то я вдруг поняла, что черная машина больше не появляется в нашем дворе. А однажды, посмотрев на молодую женщину внимательнее, заметила, что та пьяна. До того пьяна, что не может попасть ключом в замочную скважину. Я помогла открыть дверь, завела ее в квартиру, уложила в постель и… побоялась оставить с ней Катю. Написав записку, увела девочку к себе. С того дня начались наши отношения. Эльза напивалась все чаще, к ней стали приходить разные мужчины, один гаже другого. В конце концов, настало время, когда состояние полной трезвости у нее не наступало вовсе. Но, слегка проспавшись, она шла ко мне. И говорила, говорила. Я поначалу считала, что она сильно приукрашивает, рассказывая о себе. Но постепенно все ее рассказы сложились в цельную историю, и я поверила. Эльза была осведомителем в комитете госбезопасности. Или агентом, точно не знаю, как называется. Однажды, поймав с иностранцем в гостинице, ее заставили подписать бумаги на сотрудничество. И дали «подопечного» - Казимира Хмелевского.
        - Что она должна была узнать у него?
        - Я толком не поняла. Эльза все время повторяла, что Казимир на самом деле - сын вора. Когда отца посадили и тот скончался в тюрьме, Казимира усыновили их дальние родственники. Отец ограбил московского ювелира или коллекционера… Взяли скоро, до суда не дожил. Эльза считала, что его забил до смерти дознаватель по его делу. Но узнать, где тот спрятал награбленное, не смог. Именно этот человек через много лет и стал ее «куратором».
        - Когда это случилось?
        - Эльза была уже студенткой. Она грубо так смеялась, что зацепили ее в Интуристе как иностранную подстилку, а вместо того, чтобы перевоспитывать, заставили спать с офицером госбезопасности. А еще и с Казимиром, - Елена Алексеевна задумалась. - Я только сейчас поняла: когда Эльза к нам в город приехала, ей было уже за тридцать, но выглядела она, я вам скажу, очень молодо. Потом, правда, быстро скатилась. Но я не об этом. Как-то странно, что Катя родилась так поздно.
        - А вы уверены, что Катя - дочь Хмелевского?
        - Да, Эльза не раз это повторяла. В редкие часы трезвости даже просила разыскать его в Польше! Если с ней что-то случится. Я даже не стала ей ничего обещать - совершенно невыполнимая для меня, простого учителя, задача.
        - Она никогда не упоминала, почему не рассказала ему о своей беременности?
        - Рассказала… его жене, которая, как я поняла, была ее близкой подругой. Сообщила ей накануне отъезда Хмелевских в Польшу.
        - Получается, Хмелевский бросил Эльзу с ребенком?
        - Да, она именно так и думала. Эльза считала, что Казимир выбрал жену, потому и уехал.
        - Возможно, жена ничего о беременности Эльзы мужу не сообщила.
        - Я тоже это предположила. Но Эльза всегда винила его. К этому времени, как я поняла, отношения с КГБ у нее были закончены. Ее куратор уехал из Москвы.
        - Кто же тогда помог ей с переездом в Самару?
        - Он и помог. У них сложились отношения и помимо служебных. Видимо, он очень был к ней привязан, что меня совсем не удивляет, раз приобрел для нее здесь квартиру да и содержал Эльзу до поры до времени. Бросил когда пить начала.
        - Елена Алексеевна, случайно Эльза не называла его имени?
        - Называла. И я знаю, точнее, знала этого человека. Его внук Шустов Сергей учился у меня в классе вместе с Катей. Генерал Леонтьев Арсентий Павлович, так звали бывшего куратора Эльзы Шторм.
        Глава 31
        Когда у него появилось это чувство совершенной ошибки, Казимир Хмелевский помнил точно. В день отъезда из России. Не было тоски, что покидает родину (ведь родился тут!) - комом в горле стоял страх, что теряет что-то важное, судьбоносное. Словно душа протестовала против его выбора - уехать. Сейчас понимает - послушался бы…
        В день смерти мамы Клары узнал, что деньги на его воспитание они получали от Лилии Бас, подруги тети Зоси. «Вот адрес в Куйбышевской области. Когда решишь забрать оставшиеся ценности, сам туда не езди, опасно. Пусть поедет тот, кому ты полностью доверяешь. И уезжай из этой страны, мой мальчик. Как только будет возможность. Домой, в Польшу. В Кшешовице у нас есть родственники, они тебе помогут», - просила она его.
        Ему было двадцать два, он был влюблен в Эльзу Шторм безумно, безнадежно, не мыслил жизни без нее. Ни о каком отъезде из Советского Союза и не помышлял.
        Эльза… Влюбился Казимир сразу, в одночасье. Это неправда, что дети не могут любить. Он осознал себя мужчиной в семь лет, как только увидел ее за партой в классе. И пошел провожать домой после уроков. Выяснилось, что живут они в одном доме: Эльза в первом подъезде, он и ее подруга Анна Волчек - в четвертом. Он только возле дома заметил, что из школы они шли втроем. С тех пор так и дружили - он, Эльза и Анна.
        Он думал, это навсегда: он и Эльза. Прозрел так же в одночасье, как и влюбился: на выпускном вечере заметил вдруг, как по-хозяйски в танце обхватывают талию его подруги руки физрука. Как напряженно та улыбается ему, глядя увлажненными глазами, как подрагивают тонкие пальцы на его мощной шее. Откровенное желание, написанное на лице молодого мужика, заставило Казимира застонать в голос. Напуганная его реакцией, Анна поспешила увести его из зала, держа как малыша за руку. Она привела его в пустой класс, усадила за парту, но успокаивать не стала. Молча сидела рядом, слушая его причитания. Странно, перед Анной он стыда не испытывал. Знал, что никому не расскажет о его слабости. Он доверял ей.
        После школы совершил глупость - ушел в армию. Анна и Эльза стали студентками. О том, как весело училась Эльза, узнал лишь через два года. Студент четвертого курса, преподаватель с кафедры математики, лейтенант - чувствовал, список был не полным! Даже обиделся тогда на Анну, которая в письмах ни словом не обмолвилась о похождениях своей подруги. Обиделся, но стал уважать еще больше.
        Простить Эльзу он бы смог, будь это нужно ей самой. Не нужно было его прощение, как не нужен и он сам.
        Учился заочно, работая лаборантом в НИИ. Видел Эльзу часто, правда, в гости та ходила только к Анне. Если он был там, здоровалась мимоходом, приветливо, но равнодушно. Боли от потери уже не было, но что-то каждый раз тревожило, не отпускало. Он видел ее во сне: она уходила вдаль, маня за собой, он порывался бежать за ней, но наталкивался на прозрачную стену. Сон свой повторяющийся считал символичным - так, мол, и должно быть. Еще живая тогда мама Клара открыто переживала за Анну, молчаливым своим укором убеждая его в неправоте выбора. Да, Анна дана была ему богом, чтобы убрать из его жизни порочную Эльзу. Но забыть любимую он не мог…
        Тот день, когда Эльза пришла к нему сама, Казимир запомнил на всю жизнь. Поверил сразу ее словам, что не смогла она не ответить на его любовь. Решил - все, женюсь, будут дети, и Эльза станет навсегда его. Готовился сделать ей предложение, даже не сказав ничего ни Анне, ни маме Кларе. Но не успел. Эльза вышла замуж и уехала из Москвы.
        Он женился на Анне. Решение было спонтанным, согласие Анны неохотным, точно она понимала, что должна помочь ему избавиться от наваждения, и шла на эту жертву ради него. То, что она преданно любит его много лет, узнал позже, долго полагая, что их брак - чистая сделка.
        Умерла мама Клара. Они с Анной стали готовить отъезд в Польшу. С помощью ее отца все шло гладко. Нужны были только финансы на жизнь в незнакомой стране. Он сам поехал в Куйбышевскую область. И здесь ему сопутствовала удача. Он решил, что судьба сама ведет его единственно верным путем.
        Однажды Анна заболела серьезно, напугав до одури своим долгим обмороком. Он так привык, что она никогда не болела! Сидя в машине «Скорой помощи», думал только о том, что сделал не так. Не обидел ни разу, слова грубого не сказал, дороже Анны никого на тот момент не было в его жизни. И откуда этот нервный срыв?
        Анну выписали не скоро, но с радостной вестью - она была беременна. Но именно в тот день из своего довольно продолжительного брака вернулась Эльза Шторм.
        Документы для отъезда были готовы. Казимир заставлял себя не думать об Эльзе, не отходил от Анны, исполняя все ее желания. Но стал часто ловить на себе ее настороженный взгляд. Он дождался этого прямого вопроса-утверждения: «Ты не хочешь ехать, Казимир? Потому что она вернулась?» Что он мог ответить? Убеждая жену, что все в порядке, что она для него - единственная и любимая женщина, не верил сам себе. Не верила ему и Анна. И тогда он решился на безумие - вымолить у Эльзы прощальную встречу.
        Она согласилась неожиданно легко. «Ты что ж, думаешь, Анна не понимает, что ты до сих пор мой?» - говорила ему Эльза, расстегивая по одной пуговицы его рубашки и насмешливо заглядывая в глаза. Он попробовал этот наркотик - Эльзу Шторм, точно обезумел… Он ничего не мог дать Анне. Пряча глаза, уходя в ночь, возвращаясь к ней под утро опустошенным.
        А Эльза через неделю вновь уехала в очередное путешествие с новым любовником, ничего не сказав ему, Казимиру. Он звонил ей в дверь, колотил в бессилии ногами, ругался страшно, пока за ним не пришла Анна. Как и когда-то взяв его за руку, увела домой, не упрекая, не виня.
        Эльза вернулась за день до их отъезда. Он увидел ее входившей в их подъезд, и понял, что та направляется к ним. И, развернувшись на сто восемьдесят градусов, малодушно сбежал. Вернулся поздно, пьяный и злой. Но ни словом не обмолвился, что знает о возвращении любовницы. Промолчала и Анна. Вскоре они уехали.
        Их встретили в Кшешовице так, будто ждали всю жизнь. Казимир купил ферму, земли и построил дом. Они с Анной пережили смерть первенца. А через два года он потерял Анну, давшую жизнь Анке и Михаэлю.
        Сейчас он похоронил дочь. Как долго еще платить за ту ошибку, что совершил много лет назад? Какими молитвами можно выпросить прощение? И как искупить вину перед теми, кого уже нет?
        Глава 32
        Алекс ехал, не нарушая правил. Хотя и не боялся, что задержат: был уверен в Кате, уверен, что не расскажет ничего такого, что б помогло его найти. И правда, из города выехал беспрепятственно, на авторынке на трассе купил подержанную машину, старую бросив на лесной просеке. Побрызгал на волосы специальной краской, придав им более темный оттенок, зачесал по-другому, подправил брови. Джинсы сменил на дорогие льняные брюки, рубаху - на тонкого трикотажа тенниску, кроссовки - на светлые полуботинки. Пакет с ненужными шмотками выкинул в контейнер на заправке. Привычно порвал паспорт на чужую фамилию, справку о временной регистрации и водительские права. Билет на аэробус был заказан на его настоящее имя.
        Он вновь подумал о Врублевской. Алекс знал ее близко. Она жила в доме на правах официальной невесты Хмелевского, у которого он тогда работал водителем. Работу ему нашла бабушка, кажется, случайно услышав разговор двух женщин из обслуживающего персонала пансионата. Они только приехали в Польшу, нужно было как-то устраиваться, и он вынужден был согласиться. Хотя настоящая работа, точнее - заказчик, уже ждал встречи с ним. Но об этом бабушка не должна была даже догадываться. Алекс был уверен, что и до сих пор она бы пребывала в неведении, чем на самом деле он зарабатывал на жизнь. Если бы ей не сообщила об этом эта тварь - Врублевская.
        …Она тогда сама пришла к нему в гараж. Алексу достаточно было встретиться с ней взглядом, чтобы понять - дрянь та еще. Холодная, расчетливая. Он сделал вид, что не понимает ее намеков, но она откровенно и прямо предложила легкий секс. «Для здоровья, без обязательств», - произнесла насмешливо. «Почему нет?» - сдался он, не особенно сопротивляясь. Они стали любовниками. Молчаливая договоренность хозяйки и наемного служащего позволяла ей получать удовольствие вне спальни хозяина, а ему иметь свободное время, когда было необходимо.
        Алекс часто навещал бабушку. Рассказывал об имении, немного о хозяевах, горничной Злате, с которой у него якобы начинался роман. О Злате она расспрашивала подробно, следила за выражением его лица, видимо пытаясь понять, что значит для него эта Злата. Но обмануть ее было невозможно - Злата была хорошей, веселой, но не для крепких отношений. Бабушка качала головой, мол, еще, может быть, приглядишься внимательнее, девушка-то приятная, нравится! Он согласно кивал. На время, казалось, бабушка оставила эту мысль - женить его на Злате, но, каждый раз приезжая к ней в пансионат, видел в ее глазах ожидание перемен в его холостяцкой жизни и вновь говорил о девушке. Ну не о любовнице же рассказывать! И не о работе наемным убийцей…
        Берег ее, бабулю, берег - не уберег! Как же Врублевская ее нашла?! Алекс был уверен, что бабушка никак по доброй воле не могла дать ей этот номер телефона, известный только им двоим.
        Тогда, кроме секса, их с Врублевской ничего не связывало. Они не лезли в личную жизнь друг друга: он не спрашивал, что ей нужно в этом доме, она не интересовалась его отлучками, прикрывая перед хозяином тем, что посылает по своим делам. Частенько он оборачивался за день, но однажды пришлось уехать на двое суток. Встретила она его гаденькой улыбочкой и вопросом: «Не промахнулся?» Ему это не понравилось, но он смолчал, понадеявшись, что вопрос чисто случайно «в яблочко», не по знанию. А она уже знала…
        Алекс был уверен, что Врублевская просто окучивает немолодого хозяина с целью женить его на себе. Свадьба могла и состояться, если бы Хмелевский не застал их тогда в гараже. Выгнал ее в тот же день. Алекс сам ушел на следующий.
        Сообщив бабушке, что завербовался в иностранный легион, на самом деле продолжал работать наемником, беря заказы преимущественно в другие страны.
        Они встретились с Врублевской лишь через шесть лет. Та случайно увидела их с Анкой выходящими из дома в Кшешовице, где они жили. На следующий день Врублевская поджидала его в припаркованном рядом с подъездом автомобиле. И предложила работу - убить Катерину Шторм.
        А теперь эта тварь смеет угрожать ему.
        Глава 33
        Алла Арсентьевна Шустова смотрела на спящего рядом мужчину и понимала, что ей его не удержать ни квартирой, ни деньгами. Только лишь любовью! Не прав ее сын, не прав! Не купится Паша, не такой он. Она любила его так, что больно становилось, даже, когда шепотом произносила его имя. И думалось ей, что и он любит. Пусть не так, не безумно, больше телом - как любовница она его устраивала, это точно. Конечно, от стряпни ее морщился, ну так она и особенно не заморачивалась с готовкой, заказывая из ресторана что повкуснее - мяса много, как любит Пашенька. И Пашенька не уходил в ночь от нее, спал сладко в ее спальне, на ее кровати, раскинувшись на подушках, чуть прикрывшись тонкой простыней. А она вот так смотрела полночи на него, сон все равно не шел. Лишь под утро проваливалась в короткое забытье, чтоб встать пораньше, успеть остатки сна с лица убрать, накраситься, волос к волоску в прическе уложить. И сварить ему кофе, подать в постель на серебряном подносе в любимой им кружке. Дико, конечно, смотрелась эта керамическая пол-литровая емкость с надписью «I Love Milk» на старинном серебре, никогда бы
раньше она не… но ему - с удовольствием и любовью. Все прощала, все! Даже, когда загулял однажды с пошлой соплюшкой, школьницей почти, попа которой с кулачок, да на месте груди - прыщики. Чем прельстила?! Недолго он с ней развлекался, месяца не прошло - вернулся. Ничем не попрекнула… Всю накопленную в его отсутствие любовь на него обрушила, ночь прошла, как в молодости только бывает, а утром проспала…
        Пора было вставать. Алла Арсентьевна, не одеваясь, держа шелковый халат в руках, прошла по коридору в ванную комнату. Делая евроремонт в квартире, она увеличила площадь ванной за счет огромного холла, и теперь там поместились и джакузи, и душевая кабинка, и обитый кожей пуф, и множество зеркальных шкафчиков. Она скинула домашние сланцы и встала на мягкий коврик. Глядя в зеркало на свое тело, она недовольно поморщилась: стоило только пропустить несколько занятий в фитнес-центре, как на талии тут же примостился жирок.
        Вновь она подумала, что сын не прав: не деньги держат Пашу возле нее. Она сама. В свои пятьдесят с небольшим она стройнее многих девушек, ухожена, да и что те могут дать такому требовательному мужчине, как Павел? А у нее опыт…
        Говорят, первого мужчину не забывают. А она не может вспомнить даже его имени. Случайный в ее жизни получился человек. Новогодняя вечеринка на чьей-то даче, много разного и странного народа - известный в городе художник, пара артистов местной драмы, директор гастронома, две Аллочкиных одноклассницы. Это - из знакомых. Но этого мужика она не знала. Он представился инженером. Ей было наплевать, кто он! Она выпила уже столько шампанского, что хотелось чего-то такого, запретного. Одноклассницы целовались с артистами, а она одна сидела на неудобном стуле возле стола, потягивая вино из бокала. Аллочка обрадовалась и инженеру, рассмеявшись, не зная чему. Такую, смеющуюся, тот и отнес ее куда-то на второй этаж в свободную комнату.
        Потом все же вспомнила, это был кабинет. Вспомнила, потому что во время того, что с ней происходило, из-за плеча инженера видела только ряды книг на стеллажах. Больше ничего не задержалось в памяти. Она бы забыла и это, если бы… А теперь у нее есть тайна…
        Когда через одиннадцать лет рожала Сергея, врач очень удивился, что на вопрос «это у вас не первые роды?», она ответила «первые».
        Алла Арсентьевна никогда не пыталась выяснить, где тот, рожденный ею в шестнадцать лет от инженера ребенок.
        - Алла, Алла! Не слышишь?! Пришли к тебе! Из полиции, - Павел зашел в ванную, на ходу завязывая пояс халата.
        - Пашенька, открой, я сейчас.
        - Быстрее уж! - буркнул тот недовольно и вышел.
        «Это Сергей! Во что он опять ввязался?» - Алла Арсентьевна ни на минуту не сомневалась, что виновник этого визита - ее сын.
        - Следственный комитет, старший следователь Борин, - представился вошедший. - Алла Арсентьевна, извините за столь раннее вторжение…
        - Вы по поводу Сергея? Я не знаю, где он.
        - Я здесь по другому поводу. Мы можем поговорить?
        - Да, конечно, прошу в гостиную.
        Она заметно успокоилась. Нет, и не могло быть других поводов для таких вот встреч!
        - Алла Арсентьевна, вы никогда не слышали от вашего отца фамилию Шторм? - Борин без приглашения присел на стул, отодвинув его от обеденного стола.
        - От отца? Ничего не понимаю! Шторм - девичья фамилия жены моего сына, вы-то уж должны об этом знать! Конечно, я знакома и с Эльзой, ее матерью. Впрочем, знакома - это слишком сильно сказано для пары встреч на родительских собраниях в школе. Но при чем здесь мой отец генерал Леонтьев?
        - Алла Арсентьевна, хотя Катя и вернулась домой, нам до сих пор неизвестно, кто ее похитил и зачем.
        - Но она что-то же говорит по этому поводу?
        - Человек, который увез ее из дома, она знает только имя - Алекс, должен был, по его же словам, ее убить. Но почему-то отпустил. Катя уверена, что он - наемник, кто-то заказал ему это преступление. Вы понимаете, что ей по-прежнему угрожает опасность? Не стану грузить вас подробностями, но, возможно, это связано с прошлым Эльзы Шторм. Нам нужна ваша помощь: вархивах вашего отца…
        - Хорошо, я поняла. Я знаю, какое именно прошлое Эльзы вас интересует. Хотя все участники той истории мертвы…
        - Вы позволите включить диктофон?
        - Пожалуйста, - пожала она плечами. - Я узнала о том, что Эльза когда-то была любовницей отца, случайно: банально подслушала его ссору с мамой. И только когда ее не стало, отец рассказал мне все о своих отношениях с матерью Кати.
        Отца перевели из Москвы в Куйбышев в восемьдесят втором, вроде бы с повышением. Но мама почему-то считала это ссылкой, нередко попрекая этим отца. Он часто уезжал в Москву, ее никогда с собой не брал, она злилась, срывалась на мне. Мне кажется, успокоилась, лишь став генеральшей! Мы въехали в эту квартиру, она занялась благоустройством, записалась в кружок кактусоводов, вязала салфеточки, в общем, была при деле.
        В девяносто первом я родила Сергея.
        - А где его отец?
        - Понятия не имею! Мы разошлись, точнее, мой отец его выгнал из дома, когда… впрочем, это не важно! Где сейчас Шустов, мне не интересно, но, думаю, бомжует с такими же, как он. Здесь не появлялся ни разу. Нет, вру. Приходил! - она усмехнулась. - К отцу! Не знаю, о чем они говорили. Ушел злой, матерился.
        Так вот. Эльза Шторм с дочерью приехали в тот же год, как я развелась. О том, что квартиру ей приобрел отец, я узнала от его водителя. А потом эта ссора отца с матерью. Мама почему-то была уверена, что Катя - дочь моего отца.
        - Это не так. Отец Кати - Казимир Хмелевский.
        - Хмелевский… Вот так поворот судьбы! Значит, Эльза родила от своего же подопечного!
        - Вы знаете, что Эльза была осведомителем?
        - Да, и курировал ее мой отец. До своего отъезда из Москвы. Впрочем, как он потом мне рассказал, его «высылка» была связана именно с ней. Точнее, с делом Хмелевских.
        - А кем был ваш муж? - неожиданно задал вопрос Борин.
        - Шустов? Когда-то - хорошим адвокатом. Позже - алкашом. Только не думайте, что это я его споила! - опять усмехнулась Алла Арсентьевна.
        - Что вы знаете о деле Хмелевских?
        - Вы не поверите, но многое. У отца были копии всех документов по делу.
        Виктора Хмелевского взяли где-то в шестидесятых на ограблении московского коллекционера Савушкина. Где хранится краденое, узнать не удалось. Его сестра успела все спрятать. Позже ее тоже арестовали. Сына Хмелевского, Казимира, отправили в детский дом. Виктор умер еще до суда. Его сестру осудили, отправили в лагерь.
        Мой отец был простым дознавателем, а его начальника звали Андрей Злотый. Дело было закрыто, но отец и Злотый все же не оставили мысли найти ценности. После осуждения Зоси Хмелевской Злотый был направлен на службу куда-то в Сибирь, а отца перевели в другой отдел. А через год ему позвонила директор детского дома, куда отправили Казимира, и сообщила, что того усыновили родственники. Вроде бы появилась зацепка, за ними следили, но опять все впустую. Семья жила замкнуто, из Москвы не выезжали, жили скромно, как обычные госслужащие. Но отец до последнего дня был уверен, что они знали и пользовались, пусть понемногу, припрятанным добром. Более того, перед смертью обо всем рассказали Казимиру. Поэтому отец позже и завербовал Эльзу, чтоб она спала с Хмелевским. И опять без результата. Поскольку занимался отец этим неофициально, но используя служебное положение, да еще и увлекся всерьез этой женщиной, его тихо перевели подальше из Москвы, в Куйбышев. А он позже перевез сюда и свою бывшую любовницу.
        - Ваш отец больше не встречался со Злотым?
        - Я не знаю. По крайней мере, мне он об этом не говорил. Сейчас того наверняка нет в живых - он был намного старше моего отца.
        - И о сестре Хмелевского ему тоже ничего не было известно?
        - Ну почему? В папке есть ответ на запрос в лагерь, где та отбывала срок. Зося Адамовна Хмелевская умерла в шестьдесят третьем году от воспаления легких. Не знаю, зачем мне отец все это рассказывал так часто. Возможно, пытался таким образом оправдать свою связь с Эльзой? Что Катя не его дочь, был уверен. Он расстался с ее матерью задолго до рождения девочки. Но, похоже, Эльза и ему не сказала, кто отец Кати. Да его это и не интересовало. Вплоть до того дня, как Казимир с женой эмигрировали в Польшу, отец был одержим мыслью найти припрятанное Хмелевскими добро.
        А я вот никак не могла предположить, что мой сын женится на дочери любовницы моего отца! Да, они дружили с первого класса, но Сергей всегда влюблялся в других девушек, и я была спокойна. А тут вдруг, через столько лет! А теперь у меня будет еще и внук! - Алла Арсентьевна возмущенно взмахнула руками.
        - Алла Арсентьевна, вы говорили о документах, - напомнил Борин.
        - Да, конечно, - он заметил ее недолгое замешательство. - Пойдемте, поможете мне. Они на антресолях. Вот, возьмите лестницу.
        Борин подтащил стремянку к встроенному шкафу, залез на последнюю ступеньку.
        - Открывайте дверку, там старый коричневый чемодан. Да, этот, этот! В нем папка. Спускайтесь.
        Алла Арсентьевна несколько раз переложила содержимое с места на место. Зачем-то отогнула надорванную в нескольких местах подкладку: папка никак не могла поместиться за ней. Перечитала оставшиеся в чемодане бумажки: то были старые счета, поздравительные письма и какие-то хозяйственные списки. И зачем все это нужно было хранить?
        - Я не открывала чемодан после смерти папы: незачем. Просто переложила его в прошлом году после ремонта на антресоли из старого шкафа, который вынесли на помойку. И я не могу понять, кому могли понадобиться копии документов почти полувековой давности!
        - Алла Арсентьевна, вы должны вспомнить всех, кто знал о содержимом чемодана, - сказал Борин твердо. - Вы понимаете, этот человек наверняка причастен к похищению Катерины.
        - Кроме меня и отца - никто. Допускаю, что Шустов, мой бывший муж. Но он давно спившийся алкоголик, бомж! И трус к тому же. Какой-то миф о сокровищах… Это смешно! Если генерал Леонтьев с его возможностями ничего не смог найти! Да и в бумагах нет никаких указаний на место, где Хмелевские спрятали награбленное. Из-за чего тогда сыр-бор? Ну имеется список украденного: коллекция камней, украшения, пусть даже Фаберже! Материалы допросов, доносы Эльзы, - Алла Арсентьевна, перечисляя содержимое папки, искренне, как показалось Борину, недоумевала по поводу пропажи старых бумаг.
        - Что было в этих доносах?
        - Она записывала все передвижения Казимира и его ближайших родственников. Вплоть до отъезда моего отца в Куйбышев. Опять же, ничего особенного из этих записок отцу выудить не удалось, - пожала плечами Алла Арсентьевна.
        «Возможно, она права - эти поиски сокровищ ее отцом похожи на одержимость. Брат и сестра Хмелевские мертвы, ценности не найти. К тому же есть вероятность, что Казимир сам забрал их из тайника, когда покидал Россию. Он далеко не бедствует. Конечно, перевезти через границу антиквариат трудно, но возможно. Если так, то кто-то убирает со своего пути детей Казимира Хмелевского. И он точно знает, что в таком случае после Казимира унаследует все, то есть в курсе условий завещания? И является еще одним прямым наследником? Но «невредимым» из наследников остался только брат погибшей Анки Михаэль. Возможно? Почему нет?» - Борин решил, что многое может прояснить сам Казимир, который, что, вполне вероятно, уже сделал подобные же выводы.
        Алла Арсентьевна расслабилась лишь, когда за следователем закрылась дверь. Весь разговор она вела в напряжении, боясь выдать то, что так тщательно пыталась скрыть с первых минут, как только речь зашла о документах отца. Она прекрасно знала, куда они подевались из старого чемодана. Но говорить об этому Борину или еще кому-либо, не собиралась. Это - только ее тайна. Ее грех, о котором знали она и покойный отец.
        Глава 34
        Ника ехала по трассе со скоростью хорошей спортивной машины, совершенно не заботясь о собственной безопасности. Дорога была знакома с юности, со времен учебы в университете. По ней она каждый день пять лет подряд ездила из пригорода в областной центр на учебу. Правда, тогда на рейсовом автобусе.
        Сейчас же нужно было добраться до мотеля, где назначил встречу Алекс, раньше его.
        Ника не к месту вдруг вспомнила Казимира Хмелевского. Впрочем, почему не к месту? Собственно, здесь сейчас она из-за него. Точнее, из-за его денег.
        …Он не имел права ее выгнать просто так. После почти трех лет ее терпения, воистину талантливой актерской игры во влюбленную, преданную невесту и даже, пусть недолго, сиделку.
        Когда после аварии Хмелевский впал в кому, она чуть было не сорвалась. Так тщательно готовить себе обеспеченное существование после нищего брака с неудачником - и не успеть совсем чуть-чуть! Казимир мог не выйти из комы. И венчание, до которого оставались считаные недели, не состоялось бы. Вовремя тогда она, после двухдневного запоя, появилась в клинике, где он лежал. Под дверью в палату подслушала разговор сына Хмелевского с лечащим врачом - а прогноз оказался очень даже оптимистичным! Пусть инвалидность, долгая реабилитация, но - живой. А то, что, возможно, не будет ходить - даже хорошо! Ей, Нике, больше свободы. Главное, докатить коляску с ним до костела.
        С того дня - полное воздержание от алкоголя и сигарет. Хмелевский не выносил «кабацкого», как он говорил, запаха от женщин.
        Когда она готовилась к знакомству с ним, узнала все, что возможно. Начала с доченьки. Девочка в шестнадцать уже была полной оторвой вне дома, перед отцом и братом показывая образец любви и послушания. Ника познакомилась с ней в ночном клубе в Кшешовице, где та бывала каждые выходные, уезжая от бдительного родителя и братца якобы к подруге. Разница в возрасте между Никой и Анкой стиралась среди грохота клубной музыки и алкогольных паров. Девчонка оказалась болтливой. Ника без труда узнавала все новые подробности жизни в поместье.
        И лишь спустя месяц Ника, предварительно напоив Анку, разыгрывая из себя заботливую старшую подругу, доставила девочку прямо к отцу. Он предложил ей остаться в доме - время было за полночь. Дальнейшее внедрение в семью Казимира Хмелевского стало делом техники. Два года он держал ее пусть признанной, но любовницей. Она уже начала отчаиваться, понимая, что стареющий ловелас никогда не переведет ее в статус законной жены, сколько б она ни старалась. И тогда ей никогда не добраться до… Но тут случилось событие, перевернувшее и его и, главное, ее, Ники, жизнь. Однажды, вернувшись с покупками из города, она застала любовника, обычно всегда спокойного, в крайнем волнении и даже слезах! Осторожно, не навязываясь, Ника проявила верх деликатного внимания и заботы. Казимир сам выложил причину своего такого состояния - сегодня позвонила его названная мама, которую он считал давно умершей. Ника на мгновение растерялась, соображая - про кого это он? Даже было удивилась - ну, жива оказалась тетка, и что? Но, поняв, о ком именно идет речь, чуть не выругалась вслух. Взяв себя в руки и изобразив искреннее
сочувствие и понимание, она продолжила вытирать ему платочком мокрые глаза. И тут расчувствовавшийся Хмелевский выложил всю правду о своем отце и его сестрице, заменившей ему в раннем детстве мать. Затаив дыхание, боясь спугнуть, лишь поглаживая легкими прикосновениями его седеющую шевелюру, Ника вникала во все подробности рассказа. Ей казалось, она сходит с ума. Этого не могло быть! Неужели, еще одно препятствие на пути к ее мечте?
        Наверное, то был день сюрпризов. Эмоции Ники от надежды до отчаяния, которые она успешно скрывала от Казимира, готовы были уже вырваться наружу, как вдруг произошло и вовсе невероятное. Казимир вдруг замолчал на секунду, и тут же, пытливо заглядывая в глаза, попросил ее руки. Ника на миг онемела и затем судорожно кивнула в ответ.
        Кульминацией вечера стал торжественный спуск в подвал. Там, в комнате за сейфовой дверью, хранились фамильные ценности Хмелевских. Это была ее победа! Ника, несмотря на то что уже знала по описаниям каждую вещь, одну за другой освобождаемую будущим мужем из плена бархатных футляров, мысленно пыталась определить их нынешнюю цену. Но когда Казимир достал из отдельного сейфа ларец с монограммой и открыл его, не смогла скрыть восторженного возгласа - камни переливались даже не радугой, а соцветием манящих и недоступных бликов нежных оттенков, каждый по отдельности представлял из себя законченное произведение ювелирного мастерства. Добило ее яйцо дома Фаберже высотой не меньше 14 сантиметров, украшенное золотой сеточкой и драгоценными камнями. Ради этого стоило такой ценой пробиваться по жизни к цели! «Все это после моей смерти по завещанию отойдет моим детям и законной жене», - Казимир пытливо посмотрел на нее. «Это неправильно, - сумела выдавить она тогда, внутренне напрягаясь. - Ты должен отдать ценности своей тетушке Зосе. Они по праву принадлежат ей!»
        Она интуитивно выбрала те слова, какие он ждал. Казимир облегченно вздохнул и, обняв ее за талию, притянул к себе. «Она не хочет и слышать об этом! Отказывается даже переехать из пансионата к нам в имение! Очень упряма, впрочем, как и все Хмелевские», - он рассмеялся. «Но должна же быть какая-то причина для этого?» - искренне удивилась Ника. «Причина - ее внук. Мама Зося уверена, что он не должен знать, что она помогала брату прятать краденое. По-моему, это глупо», - Хмелевский пожал плечами.
        Ника почему-то поначалу подумала, что внучок - маленький мальчик в коротких штанишках. На ее вопрос, где же этот внук сейчас, Казимир на миг замешкался и как-то неопределенно ответил, что, мол, работает. Внучок оказался вполне взрослым и самостоятельным. Решить для себя - проблема ли новые родственники или нет, она тогда не смогла. Для начала нужно было срочно закрепить свои позиции в доме и в сердце Хмелевского. С будущим мужем Ника была нежна и ненавязчива. Терпимо относилась и к его детям.
        Все шло по плану. Ника готовилась к венчанию, изредка навещая в гараже своего любовника - нового водителя Хмелевских, который очень скоро стал ее личным - Казимир, Анка и Михаэль любили ездить за рулем сами. Но тут случилась эта авария…
        После подслушанных прогнозов о здоровье жениха, Ника каждый день навещала его в клинике. Отсидев положенные полчаса перед обездвиженным телом, возвращалась в поместье. Ее такое примерное поведение было отмечено даже сыном Казимира Михаэлем, ранее не скрывавшим своей неприязни к ней.
        Спустя месяц Казимир вышел из комы, напугав ее, как раз по случаю отсиживающую свое время возле постели больного, своим бессвязным мычанием. Опомнившись, она кинулась к врачам, искренне обрадованная «пробуждением» любимого.
        Еще через две недели Казимира отпустили домой.
        Информация о необременительной связи с Алексом для поддержания формы и здоровья никак не могла дойти до ушей Казимира. Знали о ней лишь они вдвоем. Афишировать отношения было невыгодно обоим. А как любовник он был хорош!
        Ника была уверена, что Казимир еще не скоро встанет с инвалидного кресла и пойдет самостоятельно. Но, как оказалось, жених готовил ей сюрприз, занимаясь с сиделкой специальной гимнастикой. Сюрприз удался! Он доковылял с тросточкой до гаража именно в тот момент, когда она обнимала Алекса.
        Он выгнал ее в тот же день, дав на сборы час. Все рухнуло, она проиграла!
        Как узнала Ника позже, Алекс на следующий день ушел сам.
        Ника не видела ни того, ни другого семь лет.
        За это время она еще раз вынужденно сходила замуж, практически сразу же после позорного провала с Хмелевским выбрав себе совсем уж старичка, но с бонусом в виде приличной квартиры в Кракове и небольшого кондитерского магазинчика под ней. Сын родился через семь месяцев. Старичок даже обрадовался, ничем не попрекая бастарда и занимаясь с мальчиком порой больше, чем она сама. Но в отцы к нему записываться не торопился. В этом году муж умер как-то скоропостижно, не оставив завещания. Полюбовно разделив имущество с родными сыновьями покойного, Ника осталась с приличной суммой на руках. Сняв квартирку в Кшешовице, решила все же найти Алекса и предъявить ему ребенка. Она знала, чем зарабатывает себе на жизнь ее бывший любовник. Поэтому прямиком направилась к последнему заказчику, которому в свое время и сосватала наемника для выполнения определенной работы. Он-то и назвал Нике настоящую фамилию Алекса. Поначалу ей показалось, что ослышалась. Но тут же в голове сложилась вполне ясная картина. Впереди вновь замаячила перспектива безбедной жизни. Но где нынешнее место базирования Алекса, бывший его заказчик
не знал, номера телефона для контакта тоже. Ника приуныла, кляня судьбу и ругая себя за упущенное время. Ей помог случай. Однажды, припарковавшись перед магазином в Кшешовице, она из окна машины заметила Алекса, выходившего из соседнего дома. За ним из подъезда появилась сильно исхудавшая Анка Хмелевская.
        Он долго смеялся после того, как она показала ему фотографию сына, а потом посоветовал искать отца мальчику среди других партнеров. Настаивать не стала, у нее уже зародилось одно подозрение. Расстались они вполне мирно. Но Ника уже тогда знала, что видятся они не в последний раз…
        Ника была уверена, что Алекс выполнит заказ. Но почему-то этого не случилось. Она должна выяснить причину и заставить его довести дело до конца. Если вдруг ему придет в голову отказать, у нее есть для него неприятный сюрприз. Нет, даже два. Один из них тот, что перед отъездом в Россию она позвонила старушке и просветила ту, чем на самом деле зарабатывает внук такие неплохие деньги, позволяющие оплачивать этот частный пансионат. Неподдельное изумление любящей бабушки подтвердило догадку - такого факта о внуке та не знала…
        Вероника резко затормозила возле указателя «Мотель «Лесная сказка». «Да, местечко глухое. Лес кругом, избушки… это отдельные номера в них? Что-то не очень мне здесь нравится! О! Вот и Алекс прибыл! Машинку-то получше мог купить! Я ему достаточно заплатила!» - Она не торопилась выходить из автомобиля, наблюдая, как он оглядывается вокруг. К нему по гравийной дорожке уже спешила девушка в форменном костюмчике. Увидев, как та показывает на одну из избушек, Ника усмехнулась: «Теперь лишь - кто кого, не иначе, дорогой! Игра дальше пойдет либо по моим правилам, либо… не пойдет совсем!»
        Глава 35
        Кате было спокойно. Что там говорил Борин об опасности, которая ей угрожает? Не миновала? Это пусть он так думает, Катя точно знает - теперь все будет в порядке. Ее защитят и без Борина. Алекс и защитит.
        Она так в него верила! Но как объяснить свои чувства другим? Не Борину или мужу! Маме Вере. И, возможно, Лыкову. Она видела, как они любят друг друга, должны же понять, но как бы им рассказать об Алексе, чтоб перестали его искать? Что ищут, знала. Борину нужно раскрыть дело, вот и старается. А дела-то никакого нет. Вот она, Катя, дома. Жива, здорова. Впрочем, она согласна, смерть ее незнакомой сестры - преступление. Вот и ищите там, в Польше! А у нее все хорошо!
        Мама Вера прилетела рано утром, коротко сообщила, что Сара чувствует себя вполне прилично для такой операции, и ушла в спальню. Мальчишек и Фаю Катя выпроводила гулять на набережную, выдав на карманные расходы по двести рублей каждому. Тимур тут же отобрал деньги у сестры. Еще вчера она заметила, как злобно поглядывает на нее Тимур, как прячет глаза Фая, но не придала этому большого значения. Честно говоря, когда Бражниковы три года назад собрались оформлять опеку над братом и сестрой Сафиными, она была категорически против. Но ее не послушали. Теперь она знала, какую роль в ее похищении сыграл Тимур. И почему-то ей казалось, что от него еще можно ожидать неприятностей, если не беды.
        - Катюша, как себя чувствуешь? - Вера Михайловна выглядела отдохнувшей, хотя проспала, как заметила Катя, не больше часа.
        - Хорошо. Я поставила бульон, у нас нет обеда.
        - Ничего, сейчас борщ сварим. Ребята где?
        - Гулять отправила. Мама Вера, давай поговорим.
        - Давай, Катюша. Только недавно Борин звонил, собирается к нам заехать.
        - Хорошо, тогда позже.
        - Вот и он. Я открою, - ответила Вера Михайловна, услышав трель дверного звонка.
        Катя поморщилась. Резко упало настроение, такое умиротворенное еще с утра. Борин нес угрозу, она это чувствовала. Угрозу не ей - Алексу.
        Катя подвязала фартук и достала овощи из корзинки. Нужно было занять себя чем-то, чтобы скрыть от Борина свое волнение.
        - Здравствуйте, Катя.
        - Добрый день, - Катя холодно поздоровалась со следователем, вполоборота повернувшись к нему.
        - Катя, присядь, - Вера Михайловна сразу уловила ее недовольство.
        - Вы к нам с новостями? Уже раскрыли преступление? - спросила Катя насмешливо, продолжая чистить овощи.
        - Информации много, но выводы делать рано, - спокойно ответил Борин. «И что же ты так агрессивно настроена, девочка? - подумал он. - Как же этому наемнику удалось задурить тебе голову?»
        - Катя, ты ведешь себя крайне невежливо, - Вера Михайловна укоризненно посмотрела на дочь.
        - Вера Михайловна, вы хорошо знаете семью Шустовых? - Борин решил, что тратить время на выяснение отношений не будет.
        - Семью? Сергея - очень даже хорошо, - она невольно поморщилась. - С Аллой Арсентьевной встречалась в основном на школьных собраниях. Несколько раз видела и деда Сергея - генерала Леонтьева.
        - А мужа Аллы Арсентьевны?
        - Мужа? Нет, с ним я не знакома. Мне кажется, он как-то не присутствовал в их жизни. Хотя, могу ошибаться.
        - Да, мама Вера, ты ошибаешься. Сергей виделся с отцом, - Катя, наконец, присела на диван. - А почему вы им интересуетесь?
        - Он жив? - вместо ответа на ее вопрос задал свой Борин.
        - По крайней мере, несколько месяцев назад был жив и здоров. Хотя, несколько потрепан.
        - Катя! - возмутилась тоном дочери Вера Михайловна.
        - Что вы имеете в виду?
        - Я не знаю, где живет отец Сергея, но по его виду не скажешь, что шикует. Последний раз я его видела в старой куртке Сергея, которую тот якобы отнес на помойку. Впрочем, спрашивайте лучше моего бывшего мужа, вот он, кажется, пришел, - добавила она.
        По мнению Борина, потрепанным выглядел именно Шустов-младший. Ясно было, что он провел бессонную ночь. Мутный взгляд покрасневших глаз тревожно перескакивал с лица Веры Михайловны на Борина. Катю он как будто не замечал. Поздоровавшись кивком головы, Шустов примостился на край стула, но тут же вскочил. Наконец, выпив залпом стакан воды, остановился, прислонился к холодильнику и скрестил руки на груди. Борин отметил, что рукава его светло-коричневого пиджака засалены донельзя, а на майке, прямо у ворота, темнеет жирное пятно.
        - Что? Что еще случилось?! - нервно спросил он, обращаясь почему-то к теще.
        - Успокойся, Сергей, - укорила его та.
        - Да, Сергей Георгиевич, вы бы как-то не мельтешили, - не выдержал Борин. - Вам всего-то и нужно будет - ответить на несколько вопросов.
        - Почему я должен?! Опять?! Оставите вы меня в покое?! Уже и к жене нельзя прийти!
        - Нет проблем, Шустов. Я сейчас выпишу вам повестку…
        - Нет!
        - Нет, так нет. Присаживайтесь. Вы, Сергей Георгиевич, помните о своем долге Кащееву?
        - С каких это пор полиция интересуется должниками бандитов? Или вы что, долги из меня пришли выбивать?
        - Шустов, вы сейчас договоритесь лишь до того, что вам придется прийти для продолжения разговора в следственный комитет.
        - Сергей, не истери! Все равно Леонид Иванович вытрясет из тебя показания! - опять насмешливо проговорила Катя.
        - Катя! - Вера Михайловна никак не могла понять поведения дочери.
        - Какие показания?! - совсем растерялся Шустов.
        - Давайте вернемся к теме нашего разговора. О долге, как я понял, вы помните. Отдавать когда собираетесь?
        - Скоро. Ну, месяц-два.
        - И откуда вы возьмете деньги, Сергей Георгиевич?
        - Да вам какое дело?! - возмутился было Шустов, но, посмотрев на Борина, успокоился. - У нас с матерью равные доли в квартире. Я решил продать свою. Поймите, нет у меня другого выхода! Знаете, кто такой Кащей? Страшный человек! Мне не жить, если что! А мать… Она не дает мне денег! Хотя они у нее есть! А так - объявлю о продаже, у нее преимущественное право, она не захочет разменивать квартиру деда! И отдаст мне мою половину, я рассчитаюсь с Кащеевым, куплю маленькую квартирку.
        - Что, тебя Светочка обратно не пускает, да? - Катя рассмеялась. - Прогадал, ты, Шустов, бросая ее!
        - Можно, Катя, отношения с мужем вы будете выяснять после моего ухода, хорошо? - Борин посмотрел на часы. - Долго я вас не задержу, Шустов. Вы хорошо помните своего деда?
        - Деда? Генерала? Конечно. Я любил его.
        - Что вы о нем знаете?
        - Не понимаю, зачем вам… Дед служил в органах. Конечно, о работе своей не распространялся. Не знаю я ничего, если вас именно это про него интересует.
        - Дед вам не говорил ни о каких документах, связанных с фамилией Хмелевские?
        - Мне?! Кто такие Хмелевские? Хотя, что-то знакомое… А разве он мог хранить какие-то документы дома? Нет, я ничего не знаю. Мать, может быть…
        - С Аллой Арсентьевной я уже побеседовал. Дело в том, что из дома пропали некоторые документы, оставленные генералом Леонтьевым.
        - Я не брал! - твердо и с явным облегчением произнес Шустов. - Вы бы поинтересовались лучше у мамочкиного любовничка. Черт его знает, что за тип! Видел его только раз - мой ровесник почти. Позорище!
        - А где сейчас ваш отец? - резко сменил тему Борин.
        - Папа? При чем здесь он? Вы его подозреваете? Как он-то в дом мог попасть?
        - Где он сейчас живет? Когда вы виделись в последний раз?
        - В деревне, - тихо сказал Шустов. - В Дарьевке. Там дома заброшенные, он уже несколько лет в одном из них обитает. У него нет работы, пьет сильно. Наведывается в соседнее село подработать, когда из запоя выходит. Иногда там остается ночевать, если хозяева не против. Недавно вот, аж на неделю у какой-то тетки завис! Хорошо, хоть позвонил. Господи, да он мухи не обидит! Это все мать с дедом! Отец рассказывал, что после того, как они его выставили из дома, он у женщины жил. Через несколько лет та умерла, пришлось уйти. Я так и не понял, почему мать его выгнала. Он говорит, что тогда и не пил так. И юристом был хорошим. А почему вы о нем? Что-то случилось с ним, да?
        - Я ничего не знаю про вашего отца, Сергей Георгиевич. Когда вы виделись?
        - Месяца полтора назад. Он приезжал, мы встретились в парке, в Струкачах. Мы с Катей там гуляли. Отец хотел посмотреть на нее, он же помнил Катьку только девочкой. А потом звонил несколько раз, говорил - с почты.
        - Сергей Георгиевич, мне нужно встретиться с вашим отцом. Дайте знать, как только он позвонит, назначьте встречу. Почему вы не купили ему мобильный?
        - Он отказался. В избе, где он обитает, электричества нет. Куда ему зарядку включать? Я понял, что организовать вам встречу с ним - это все, что от меня требуется?
        - А вы хотели бы поговорить о чем-то еще? - спросил Борин, но, увидев, как он торопливо покачал головой, повернулся к хозяйке квартиры.
        - Мне пора, Вера Михайловна, проводите меня.
        - Я вас провожу, - вдруг вызвалась Катя.
        Борин пожал плечами.
        - Леонид Иванович, вы все еще ищете Алекса, правда? - негромко спросила она, как только они вышли в коридор.
        - Да, Катя, он преступник.
        - Он мне ничего плохого не сделал! Ну зачем он вам?
        - Катя, вы серьезно не понимаете, что вам до сих пор угрожает опасность? Тот, кто заказал вас Алексу, не остановится. Ему по каким-то причинам нужно, чтобы вас не было в живых. Поймите, Алекс - наемник. И, если ему заплатили, он должен довести дело до конца. Его могут заставить!
        - Нет!
        - Что, нет?
        - Не заставят. Он не позволит никому причинить мне вред. Просто поверьте.
        - Допустим. Но тогда подумайте, оставят ли его в живых? Если он откажется? Своим нежеланием помочь нам в его поисках вы подставляете его! - Борин нарочно не выбирал выражений. - Найдем Алекса - выйдем на заказчика!
        - Но вы его сразу арестуете! Вот видите, даже не отрицаете этого, - Катя настежь открыла перед Бориным входную дверь. - Алекс - по-настоящему дорогой мне человек, господин Борин! Впрочем, что я могу объяснить вам? Даже мама Вера меня не понимает. Нельзя предавать любимого. Даже, если цена этому - твоя жизнь. А я люблю его! Люблю! И знаю, что он сам защитит меня. И себя. Без вашей помощи.
        «Любовь?! К убийце?!» - Борин ошеломленно смотрел на закрытую за ним Катей дверь, честно пытаясь осмыслить услышанное.
        Глава 36
        - Мне нужно от вас уехать. Я не могу так больше! У меня есть своя квартира, там две комнаты! Я могу продолжить давать уроки фортепиано детям. Да, так лучше будет, мама Вера! - Катя ходила по спальне Веры Михайловны, то и дело останавливаясь перед комодом, на котором в симпатичных рамочках, привезенных с гастролей и конкурсов, стояли фотографии детей. Рамочки собирала она, Катя, это была ее коллекция. Вот эта миниатюрная арфа куплена в самой первой их поездке в Германию, в Гослар. Ее тогдашняя фотография была вставлена в гипсовый лист нотной бумаги, прикрепленный на подставку у основания арфы. Ей было пятнадцать…
        - Трудно тебе будет, дочка, - Вера Михайловна понимала, что спорить бесполезно.
        - Трудно, - согласилась Катя. - Но спокойно. И самое главное, вы вернетесь к прежнему расписанию репетиций, мои нервные срывы, слезы вас не будут касаться.
        - Ну что ты такое говоришь? А вдруг тебе станет плохо? Никого не будет рядом!
        - Это ж почти соседний дом, мама Вера. И у нас у всех есть телефоны! - Катя упрямо убеждала в своей правоте.
        - А Сергей? Как ты собираешься с ним дальше строить отношения?
        - Какие отношения? - Катя, наконец, села на кровать рядом с Верой Михайловной. - К ребенку, когда рожу, я его пускать буду, если захочет. Но в мою жизнь - увольте! Все прошло, я вылечилась. Господи, как глаза открылись! Столько лет… Что это было, мама Вера? Как можно было быть такой наивной? Ладно, в школе! Но потом! Я же, кроме него, никого не видела, прощала все, вспомнить стыдно! А эта его женитьба на Светке… Меня вернуть он и не пытается. Вернее, как-то заикнулся. Хоть в этом честен. Впрочем, какая теперь разница. Я сегодня соберу вещи.
        - Хорошо, Катя. Подожди, Константин Юрьевич поможет тебя перевезти, - окончательно сдалась Вера Михайловна. - Господи, да в твоей квартире даже посуды толком нет!
        - Шустов вызвался помочь с переездом. Видимо, все еще надеется, что я его пущу в квартиру жить, - рассмеялась Катя.
        - Боже упаси! Хотя, может быть, лучше с ним пока, чем одной, - Вера Михайловна опять с сомнением посмотрела на Катю.
        - Мама Вера, не обижайся, - Катя обняла ее и положила голову на плечо. - У тебя Сара остается помощницей, Фаечка.
        - Сара еще не скоро вернется. Да помощь мне и не нужна! Не хочу я, чтобы ты одна в квартире жила!
        - Ну что ты все время об этом! - Катя досадливо отмахнулась. - Пойду собираться.
        Вера Михайловна краем глаза заметила, как за Катей по коридору в сторону ее комнаты метнулся Сергей.
        - Кать, может, все-таки подумаешь - я ж отец нашему будущему ребенку!
        - Не нашему, а моему! И не начинай даже, Шустов. Я не хочу, чтобы ты трепал мне нервы еще и при ребенке, - резко высказала ему она.
        - Чем ты недовольна? Я же от тебя не ушел! Женился на тебе, когда ты банально залетела! Может, нарочно? С беременностью? Как же я раньше не догадался! Ты же всегда меня заполучить мечтала, еще со школы! Права была мать…
        - Послушай меня очень внимательно, Шустов! Ты прав, я была в тебя влюблена. И в школе, и потом. Помнишь, как ты мне говорил, что я для тебя - лучшая? Говорил, переспав с другой. Я только потом поняла эту закономерность. Сходил налево - мне в любви признался. Зачем тебе это было нужно, а, Сережа?
        - Я любил тебя!
        - Умоляю, не ври хотя бы сейчас. Я впервые на тебя посмотрела со стороны, когда ты Светке ребенка сделал. И благородно женился. Что, мама заставила или все же твое решение? Я понять хочу, ты осознанно тогда ответственность на себя взял? За нее и ребенка?
        - Я никогда не отказывался от своих детей!
        - Боже, как пафосно! И что ты дал своей дочери? Светкины родители мало того, что вынуждены были содержать ее с ребенком, так еще и тебя! Ты же к ним жить переехал! Что ж в генеральских хоромах места твоей молодой семье не нашлось? Я понимаю, Алла Арсентьевна не пожелала! Не удивлюсь, если она не рада твоему возвращению домой и сейчас!
        - Я дома не живу.
        - Я не спрашиваю даже, почему.
        - Потому что там молодой мужик! Да-да, у моей матери крыша на старости съехала, любовнику чуть больше, чем мне!
        - Так порадуйся за мать, Сережа! Хотя бы раз в жизни порадуйся за кого-то другого, а не за себя! И стань мужчиной!
        - Ну, с этим у меня все в порядке!
        - Кто о чем, а вшивый - о бане. С «этим» утебя точно в порядке… производитель! - Катя покачала головой. - Ладно, иди уже, мне нужно вещи собрать.
        - Я подожду.
        - Хорошо, переехать ты мне можешь помочь. Только - стоп! - она предостерегающе подняла руку, увидев радостный блеск в глазах бывшего мужа. - Даже не думай! Жить не пущу!
        - Ты стала жестокой… И это после того, как тебя не было два дня! А что, собственно, произошло? Ты жива и здорова! Тебя ж пальцем этот урод не тронул! Почему-то… - обозлился Сергей.
        - Потому что он не урод, Шустов. Он лучше тебя во всем. Честнее. И не трус, как ты!
        - Тогда, где же он? Ареста испугался?
        - Это я уговорила его уехать.
        - Ты?! Вот идиотка! Он же киллер! Он же тебя увез как овцу! Чтобы убить. Ему тебя за-ка-за-ли! Не понимаешь? Подожди, ты что - влюбилась? В этого подонка? А ты еще большая дура, чем я думал. Ну, ничего! Его арест - дело одного дня.
        - О чем ты? Его никто не видел, кроме меня!
        - Почему? - усмехнулся Шустов. - Тимур видел. И я тоже.
        - Где?!
        - Твой Алекс, кстати, мне он тоже представился этим именем, - соврал он, - познакомился со мной в клубе. Как только он туда попал?! Много спрашивал о нас с тобой! Но я же не знал, зачем? Хитрый, гад! Все выспросил!
        - Что ты ему наболтал? Ты был пьян?!
        - Да, мы пили. И что?! Ну, поговорили… О фестивале в Кракове. Ну да! Сказал я ему, кажется, когда твои уезжают!
        - И что дома я одна останусь…
        - Не помню! Какая теперь разница?!
        - Точно, никакой, - Катя потерла виски кончиками пальцев.
        - И нас с Тимуром сегодня ждут в полиции для составления словесного портрета.
        - Нет!
        - Что ж ты так напугалась-то! У-у, как все далеко зашло… Сколько страсти! Так вам все равно не быть вместе! Не пойму, на что ты надеешься!
        - Заткнись, Шустов!
        - Не-а! Зачем? Я выполню свой гражданский долг: помогу поймать преступника. Дам очень точное описание его… лица. И будь уверена, у меня очень хорошая зрительная память. Я запомнил даже, какого цвета у него глаза.
        Глава 37
        Казимир Хмелевский сидел в больничном кресле и смотрел на маму Зосю, которая большую часть времени суток спала под действием лекарств. Врач успокоил, что опасности для здоровья нет, обморок был следствием перенесенного волнения, что в ее возрасте вполне допустимо. А теперь нужен только покой для восстановления сил.
        Он решил, что из клиники сразу же перевезет ее домой в имение. Тем более, скрывать ей больше нечего. «Или есть что? Она до сих пор не рассказала, как удалось выжить в лагере! А я как-то и не заострял на этом внимание! Но, в конце концов, не так уж и важно: отбыла срок либо часть его, как я думаю, или ее амнистировали? Главное - осталась жива!» - Казимир откинул спинку кресла и прикрыл глаза.
        «Катя… как же хочется ее увидеть! Но в ее положении лететь в Польшу опасно. Значит, в Россию поедем мы с Михаэлем, как только маму Зосю отпустят домой», - он попытался представить эту встречу, боясь лишь одного - Катя не поверит, что он узнал о ее существовании только теперь.
        - Казя, - он тут же открыл глаза, как только мамины холодные пальцы коснулись его руки.
        - Что, мама Зося? Врача позвать?
        - Не нужно. Я нормально себя чувствую. Даже выспалась как никогда! Могу уже освободить палату, - пошутила она, приподнимая голову с подушки. - Подай воды умирающей старушке, мальчик.
        - Шутишь? Это хорошо. Значит, едем домой! - Казимир поднес поильник к ее губам. - Но я все же поговорю с доктором, хорошо? По крайней мере, буду знать, какими лекарствами тебя лечить дома.
        Зося Адамовна улыбнулась.
        - От старости медицинских препаратов еще не создано, дорогой.
        На самом деле, у нее ничего не болело. Она адекватно оценивала свое состояние, знала, что осталось закончить несколько важных для нее дел, и не собиралась тратить время на пребывание в больничных стенах.
        - Хорошо-хорошо. Отдыхай, пока меня не будет, и морально готовься к переезду. К нам в имение! И это не обсуждается! - Казимир быстро вышел за дверь, не давая ей возразить.
        Зося Адамовна подумала о том, что многое могло бы в их жизни с Сашенькой быть по-другому, если бы она могла рассказать о себе все…
        …Дело об ограблении Савушкина вели два дознавателя - Андрей Злотый и Леонтьев. Имени последнего Зося не знала - как-то не представился, когда впервые ударил по лицу. Что-то звериное, больное было в его взгляде, словно ждал он случая, сдерживаясь лишь пред начальственным оком старшего офицера. Злотый же никогда не тронул ее и пальцем. Зося была уверена, что именно Леонтьев убил Виктора на допросе, не рассчитав силу удара. В официальную версию о сердечной недостаточности не верила - брат был на редкость здоров, за многие годы ни разу не посещал врача.
        В суд дело передали быстро, осудили на пять лет. И отправилась она в лагерь отбывать наказание.
        То, что будет бита и унижена, Зося поняла сразу, как только за ней закрылась дверь лагерного барака. Но решила для себя, что выдержит все. Пять лет нужно было продержаться обязательно - хотя за Казимира она была спокойна, зная, что брат заранее договорился с дальними родственниками, что те заберут мальчика из детского дома. И в том, что Лиля Бас выполнит обещание поддерживать их материально из тех денег, которые она, Зося, привезла ей вместе с украденными Виктором ценностями, была уверена на сто процентов. Виктор у Савушкина вынес из дома все подчистую, не оставив ни рубля даже в «хозяйственном» кошельке, который нашел в кухонном буфете. Рассказывая об этом, он смеялся, словно не ограбил квартиру коллекционера, а просто пошутил над ним и его женой вот так, по-крупному, раздев бедняг догола. Он вынес даже одежду, кинув узлы в подвале дома - чужое шмотье ему было не нужно.
        Зося старалась близко не общаться с барачным людом, в особенности - с матерыми уголовницами. Видимо, чувствуя ее отстраненность, те и сами к ней не приставали. Так продолжалось с месяц, пока в барак не вселилась воровка по кличке Пичуга. Конфликт между Зосей и этой на всю голову больной бабищей возник с первых минут: той приглянулось Зосино место. Зося молча вернула свою подушку, скинутую Пичугой на пол, на место и пнула ее узел с бельем ногой.
        Ночью Зосю избили. После нескольких же ударов она отключилась. Очнулась лишь в тюремном лазарете. На стуле рядом с койкой сидел Злотый. Андрей Злотый, следователь с Лубянки, занимавшийся ограблением коллекционера Савушкина.
        Спустя неделю, когда она окрепла, он заявил, что у нее только один выход - бежать. И он готов ей помочь в этом.
        Зося ни на одну секунду не сомневалась, что все, что он говорит про безумную к ней любовь, полное вранье. Злотый по-прежнему не терял надежды подобраться к ценностям Савушкина. Но у нее действительно не было выхода - возвращаться в барак на прежних условиях было равносильно самоубийству. Она согласилась.
        Ее мало волновала техническая сторона вопроса, Злотый продумал план побега сам. Он вывез ее к своей старой бабке в деревушку в Тверской области, где они тихо расписались в сельсовете, став мужем и женой Злотыми. Он сказал, что в лагерных документах она числится умершей от воспаления легких, «похоронена» на местном кладбище под номером, и ее искать никто не будет. Через неделю они уедут в Сибирь, где начнут новую жизнь. Бабка Злотого благословила их католическим крестом, довольная записью в ее паспорте в графе «национальность» - «полячка». Русскую жену она внуку не желала никогда.
        Зося понимала, что Андрей будет ее расспрашивать, где спрятано награбленное добро, и заранее придумала, как ей казалось, достоверный ответ. Она сказала, что Виктор сам прятал ценности, но она, Зося, догадывается, где именно. Места могло быть два - изба их бабушки в лесу и дача.
        Конечно, они ничего не нашли! Зося, ползая среди головешек сожженной местными жителями бабулиной избы, пыталась показать, как расстроена этим фактом. На дачу же они не смогли попасть - та была занята новыми хозяевами.
        Они вернулись в тверскую деревушку к бабке Злотого ни с чем. Зося обреченно ждала решения мужа. Она отчетливо понимала, что в создавшейся ситуации больше ему не нужна. Но Андрей лишь еще раз подтвердил, что любит и хочет прожить с ней всю жизнь. «Черт с ним, с этим добром! Что мы с тобой, безрукие? Заработаем на дом и ребеночка родим. А может, и двух. Люблю я тебя, Зося. С первого дня, как увидел на Лубянке!» - он прижал ее к себе крепко, целуя и шепча ласковые слова.
        Наверное, если бы и Зося смогла так же сильно полюбить его, то призналась бы, что отвезла ценности и деньги подруге в Куйбышевскую область. Но этого не случилось. Благодарность, супружескую преданность - вот и все, что она могла ему дать. Открыться Казимиру и даже Лиле, Зося боялась, да и Андрей бы не позволил. Они считали ее умершей, так и должно было оставаться.
        Жизнь с Андреем и родившимся уже под Иркутском Ванечкой, была налаженной и вполне сытой. Иван вырос крепким, сильным парнем, отслужил в армии и женился на бывшей однокласснице. Появление в их доме Сашеньки наполнило жизнь Зоси Адамовны новым смыслом…
        - Ну что, готова? Сейчас Злата поможет тебе одеться. Машина уже ждет нас у подъезда! - Казимир, улыбаясь, вошел вслед за медицинской сестрой.
        - Я бы хотела заехать в пансионат, сынок! Там остались мои вещи, и мне нужно поблагодарить персонал, - Зося Адамовна уже не возражала против окончательного переезда в имение Хмелевских.
        - Конечно, мама Зося. Я жду, собирайтесь, - Казимир вышел из палаты и достал телефон. - Миша, все сделали, как я просил? Хорошо. Думаю, через час-полтора мы приедем.
        В пансионате они задержались более, чем на час. Казимир с удивлением заметил, что и медсестры, и сами постояльцы искренне рады за пани Зосю, как ее здесь называли.
        Когда уже садились в машину, к ней, запыхавшись, подбежала девушка в форменном платье горничной. Наклонившись к самому уху Зоси Адамовны, она что-то быстро рассказала ей. Казимир заметил, как на миг застыло мамино лицо. Но она тут же взяла себя в руки.
        «Бог вам судья, девочка. Пусть этот поступок останется на вашей совести…» - Зося Адамовна кивнула покрасневшей девице и отвернулась от нее.
        Глава 38
        Михаэль еще раз внимательно осмотрел комнату и зачем-то поправил покрывало на кровати, которое и так лежало идеально ровными складками. Чего-то не хватало. Комната выходила окнами на север, и ему казалось, что днем будет темновато из-за плотных, тяжелых портьер. К тому же, с его точки зрения, цвет фуксии никак не подходил пожилому человеку, который в своем возрасте ищет покой во всей окружающей обстановке. Но это была гостевая спальня. Комната, которую отец выбрал для бабушки Зоси, была намного просторнее, имела полукруглый балкончик под навесом, но ремонта в ней не делали более четверти века. Они с отцом решили, что бабушка сама выберет обстановку по своему вкусу. В гостевой же дизайном занималась еще Ника, считая себя потенциальной хозяйкой дома. Михаэль усмехнулся. Тогда он почти смирился с ее пребыванием в доме, хотя вульгарные манеры женщины могли отпугнуть любого, но не отца. Михаэль не понимал его неразборчивости в отношениях с дамами. Хотя и догадывался, что тот просто не может отказывать им в ответном внимании в силу своего неконфликтного характера.
        Михаэль еще не оправился после похорон Анки, все еще пытаясь понять, кто и зачем убил сестру - поиски полицией владельца автомобиля ничего не дали, машина была угнана незадолго до происшествия. Он рассказал следствию все, что знал о связи Анки со Злотым, предупредив, что отца информировать об этом не нужно. Позже он собирался сделать это сам. Вчера ему сообщили, что Злотого в это время не было в стране. Конечно, тот мог убить Анку и не своими руками!
        А тут этот откровенный разговор с отцом, поездка в пансионат, обморок бабушки Зоси. Все одно за другим. Впервые в жизни он был растерян.
        Услышав звук клаксона автомобиля, Михаэль выглянул в окно и поспешил вниз…

* * *
        Михаэль видел, что суета последующих за приездом бабушки часов была утомительной не только для нее, но и для отца. Но, тем не менее, решил поговорить с ним именно сегодня.
        С некоторых пор он не стучал в дверь - входил сразу. Однажды, не дождавшись разрешения войти, он буквально вломился в спальню отца, подбежал к кровати и - наткнулся на его непонимающий взгляд. «Я стучал, папа!» - возмутился он. «Прости, Миша, я задумался… что ты хотел?» - отец примирительно, но все еще рассеянно, улыбнулся ему. Что Михаэль хотел? Двумя словами не сказать! Он уж было открыл рот, но, внимательно посмотрев на отца, вдруг понял - тот на самом деле совсем и не ждет ответа!
        Михаэль плотно прикрыл за собой дверь, дотронулся до выключателя - полумрак в комнате рассеялся, и он смог рассмотреть лежащего на кровати отца. Ему стало не по себе от его неподвижно застывшего взгляда, устремленного в потолок.
        - Папа, давай поговорим, - Михаэль присел на стул возле кровати и дотронулся до его руки. - Ты все время думаешь только о ней, я же вижу. Понимаю, что ты хочешь встретиться с Катей, но она не может пока приехать, а в твоем нынешнем состоянии о поездке в Россию даже думать нельзя. Прими это как данность.
        - Я понимаю… А если не успею? Миша, я могу и не успеть встретиться с ней!
        - Прости, но это - глупость. У тебя лишь обострение болезни, а ты себя хоронишь. Ты который день разговариваешь с Катей по скайпу, у тебя на ноутбуке уже целая папка ее фотографий. Наберись терпения.
        - Хорошо. Ты о ней собирался со мной поговорить?
        - Нет, папа. Сейчас речь пойдет об отношениях Анки с нашим бывшим водителем.
        - О каких отношениях? - Казимир встал с кровати и пересел в кресло.
        - Я раньше не говорил тебе, не хотел расстраивать. Последний год Анка жила с ним в квартире Каролины. И, вполне вероятно, беременна была от него!
        - Боже мой! Только не это! - заметно разволновался Казимир.
        - Я, правда, не понял, почему она посчитала, что у него долги, и в квартиру вломился кто-то, связанный с ним. Она не вовремя вернулась, что-то забыла, а в прихожей обнаружила человека.
        - Мужчину?
        - Не успела понять, практически сразу получив удар по голове.
        - Тебя что-то смущает в этой ситуации?
        - Да. Я сначала был уверен, что вор, или кто он там, действительно приходил из-за каких-то его долгов. Но сейчас, когда практически через день после этого убили Анку, сомневаюсь. Вдруг он приходил, чтобы убить ее?
        - Нет! Не может быть! - заметно побледнел Хмелевский.
        - Папа?.. - Михаэль растерялся, увидев реакцию отца. - С тобой все в порядке?
        - Прости, Миша…
        - Ему тогда могли помешать, или он был уверен, что достаточно сильно ударил, не важно. Ты понимаешь, к чему я веду? Сбить ее машиной мог и он сам, чтобы довести дело до конца! Или кто-то по его поручению - из полиции сообщили, якобы в это время его в стране не было. А причина? Например, узнал о беременности Анки.
        - Все, что ты говоришь, Миша, ужасно!
        - Согласен. Но это мои предположения, не стоит так близко принимать их к сердцу, папа! Ты зря так разволновался! - Михаэль с тревогой смотрел на расстроенного отца.
        - Ты не все знаешь. Мы с бабушкой не успели тебе рассказать…
        - Что именно? - насторожился Михаэль.
        - Ты знаешь фамилию бабушки Зоси?
        - Хмелевская. Разве нет?
        - Да. Но по мужу она - Злотая. Алекс Злотый, Саша, как она его называет, ее внук и ваш с Анкой брат, Миша. Это она попросила взять его на работу водителем, когда они приехали в Польшу.
        - Папа, а он знает, что он наш родственник? Ты понимаешь, если так…
        - Нет-нет! Бабушка очень просила меня не говорить ему!
        - Почему???
        - Причину ты знаешь… пришлось бы ей рассказывать все о Хмелевских. В том числе и то, за что были осуждены она, его бабушка, и ее брат.
        - Но, теперь не имеет смысла… тем более, что… папа, но тогда Анка, беременность… как же так???
        - Да-да… Миша, я попрошу тебя ничего не рассказывать бабушке про связь Анки с Сашей. По крайней мере, пока она полностью не поправится.
        - Хорошо, папа. Но он должен знать, что мы его родственники!
        - Но, насколько я понял, его в стране нет? Мы с бабушкой как-то в последнее время о нем не говорили.
        - Он в России. Вопрос о его аресте решен… его подозревают в убийстве Анки…
        - Я не верю, Миша, не верю.
        - В любом случае, нам остается только ждать. Ты отдыхай. Мне нужно будет утром уехать в Краков, ты не против?
        - Неужели у тебя там девушка, Миша?
        - Да, папа. На этот раз все серьезно.
        - Ну-ну, посмотрим, - улыбнулся Казимир, вспомнив разом еще как минимум три подобных заявления сына.
        Глава 39
        Ника знала про эту калитку давно, еще с той поры, когда жила в усадьбе Хмелевских. Заброшенный участок сада, скорее кусок леса, был огорожен простым деревянным забором высотой в человеческий рост. Забор не красился, наверное, со времен его постройки, местами напоминая о былом цвете остатками голубой краски. Сколоченные из досок ворота были чуть приоткрыты, она протиснулась в это «чуть», усмехаясь внутренне своему любопытству. Долго шла по еле заметной в траве дорожке, раздвигая кусты и гадая, что же увидит впереди. «Домик, избушка на курьих ножках, - подумалось ей тогда. - И Баба-яга на пороге». Ни ножек, ни старой ведьмы у дома не было, но это была настоящая изба-пятистенок с крыльцом и резными ставнями на окнах, со скамейкой у завалинки и кирпичной трубой на крыше.
        «Скажите, какие мы сентиментальные», - усмехнулась она тогда, поднимаясь по крепкому еще крыльцу и толкая незапертую дверь. Пахло затхлостью и сырым деревом. Ника поморщилась, но все ж зашла в сени, нащупала дверную ручку, потянула на себя и открыла массивную дверь. И усмехнулась еще раз - обстановка русской избы была ей знакома с детства, с того маленького кусочка безмятежного ее детства, когда еще была жива бабушка.
        …В детский дом районного города на Волге она попала в семилетнем возрасте - умерла бабушка. Она тогда даже обиделась на нее - обещала, что не умрет, в тот день, когда маму хоронили, обещала! А тут… Все вокруг плакали - бабушку любили, дом всегда был полон гостей, к ней ходили просто так, без повода. «Ноги сами несут к тебе, Миланья», - слышала не раз Ника от очередной гостьи. Кто бы ни пришел, бабушка всегда накрывала стол к чаепитию. В буфете не переводились сушки и пряники, карамельки с фруктовой начинкой и леденцы. Ника ставила на стол мельхиоровую вазочку с колотым сахаром и клала рядом щипчики. И садилась слушать, о чем говорят взрослые. Ее никто не гнал, однако разговоры эти были непонятны и скучны, и она, выпив чашку чаю, убегала на улицу.
        Смерть матери она восприняла как неизбежность, даже своим детским умом понимая, что долгая ее болезнь ничем другим окончиться не могла. Ночью, просыпаясь от ее жалобных стонов, видя, как начинает суетиться бабушка, готовя шприц для очередного укола, Ника жалела не мать - бабушку. Она видела, как та устает.
        И вдруг бабушки не стало.
        Она до сих пор не может избавиться от этого чувства обиды и злости, появившегося в тот день.
        А дальше был детский дом, отнявший у нее остатки веры в то, что впереди ее ждет что-то хорошее.
        Слабая физически, но закаленная злостью и ненавистью к более сильным, она вошла во взрослую жизнь. Директор детского дома, провожая, дала ей папку с документами. «Посмотри внимательно бумаги, Ника. Возможно, тебе это поможет», - она глянула на нее с сомнением, точно не до конца будучи уверенной, стоит ли отдавать Нике эту папочку.
        Из этих документов стало ясно, что и мать ей не мать, и бабушка - не бабушка.
        Тогда, осматриваясь в этой псевдорусской избе, Ника вдруг поймала себя на мысли, что может понять эту тоску эмигрантов по оставленной родине. И тут же, с раздражением пнув мыском кроссовки табурет, подумала, что не этим людям устраивать «уголки русского быта» - обворовали родину и смылись с денежками за бугор.
        Она методично осмотрела дом, заглядывая во все шкафы, переворошив какие-то тряпки в сундуке и даже заглянув в печку. К тому времени она уже отчаялась найти камни и яйцо в усадьбе, обыскав все комнаты, кухню, подсобки и даже детские. Ника точно знала, что коллекция камней не в банке, Хмелевский сам ей об этом проговорился в порыве, тут же пожалев. Она это уловила сразу, поняв свое шаткое все еще положение в его жизни. И торопилась, торопилась! А зря. Хмелевский позже, сделав ей предложение, сам показал, где хранит и коллекцию, и яйцо.
        Справа от входной двери на гвозде висел ключ, Ника тогда прихватила его, думая, что тот, возможно, отпирает замок какого-то сарая, подпола или чердака. Сарая не было, подпола тоже, а чердачный люк никак не запирался.
        Оставалось осмотреться «на подворье». Пробираться сквозь заросли диких кустов не хотелось, но Ника привыкла всегда доводить дело до конца, считая это не худшей человеческой привычкой, поэтому смело полезла вперед.
        Калитка была едва заметна, впрочем, как и весь забор, но она была закрыта на замок. Ника отперла его, уже нисколько не сомневаясь в принадлежности ключа, прихваченного с собой, открыла с трудом, прошла и оказалась через некоторое время на дороге, ведущей к трассе.
        Тогда она еще не знала, понадобится ли ей этот ключ, и, скорее машинально, положила его в кармашек куртки.
        И вот сейчас, через много лет, он ей пригодился.
        Уже полностью стемнело. Ника отомкнула калитку, прошла по саду, никого не встретив на своем пути, подошла к гаражу. Ключ от двери бокового входа своей любовнице когда-то дал Алекс. Тот самый Алекс, который должен был, по ее замыслу, убрать дочь Хмелевского в России, а затем и сына здесь, в Польше. Он не выполнил первого заказа, что уже само по себе настораживало. Ника сомневалась, что выполнит и второй. «Никому нельзя доверять… все приходится делать самой!» - она вставила ключ в замочную скважину и повернула его два раза. Дверца открылась с тихим скрипом.
        Глава 40
        Столько времени в участке потерял! Вспомнив долгую процедуру составления фоторобота, Сергей внутренне содрогнулся. Ладно бы, сидел с компьютерщиком один на один, так нет: рядом на жестком стуле вертелся Тимур, то и дело перебивая его и запутывая показания. Наконец, из принтера выполз портрет этого Алекса. Тут уж они с Тимуром в один голос крикнули «он», до того похожим на оригинал оказался рисунок.
        Тимура он отвез домой, по дороге даже не пытаясь завести с ним хоть какой-то разговор. Паренек вызывал в нем сложное чувство с первого дня знакомства: содной стороны, нравилась его недетская основательность, с другой - Сергей понимал, что мальчишка гаденький, и у тещи еще будут с ним проблемы. Так и случилось. Продал тот Катьку за пять тысяч красной бумажкой. Продал, зная или догадываясь, что дело нечисто. Сергей не верил, что Тимур мог повестись на сказку о великой любви Алекса к его, Сергея, жене.
        Сергей выехал к отцу, когда уже стемнело. После того, как сдал с рук на руки Бражниковым Тимура, он прямиком направился к Кащею - тот обещал помощь своего юриста при сделке по продаже дедовой квартиры. Покупатель, как сказал Кащей, уже есть. Сергей ни на минуту не сомневался, что сам он раскатал губу на генеральские хоромы - не упустит из своих пухлых ручонок такой куш. Только не стал ему говорить Сергей, что у матери, в принципе, есть деньги выкупить его, Сергея, долю. И права у нее на сделку преимущественные. Но, это уж их дело. С него требуется только документы на собственность из дома изъять.
        «Вот идиот! Зачем потащился в ночь в эту чертову деревню! Мог бы завтра утречком, и сразу с отцом - к Борину! Теперь придется ночевать в избе и ходить в дворовый сортир!» - разозлился сам на себя. Можно было, конечно, поехать и утром, но идти ночевать к Светке не хотелось. Не может он больше выносить ее нытье из-за денег, нет их у него сейчас, негде взять! А та все: «Куртку к осени нужно дочери, сапожки, носочки…» «На фиг я ей не нужен, только бабки подавай! А Катьке вообще ничего от меня не нужно. И мамашке я мешаю - у нее бойфренд, так его!» - невесело подумал он, вглядываясь в дорогу.
        И что Борин хочет от отца? Сказал же - не мог тот документы взять! Ключа у него давно нет, да мать и замки сменила, какие ключи! Ему-то, сыну, дала только потому, что собственники они оба. А ей ох как не хотелось! Ну это она размечталась - просто так от него отделаться!
        Сергей поерзал на водительском кресле. Поняв, что оно слишком далеко отодвинуто от руля, нашарил рукой регулятор. «Кащей, что ли, сам ездил на моей «Бэхе» - пузо мешало? И как только отдал мне машину? С чего бы доброта такая непонятная?» - Автомобиль качки Кащея изъяли у него еще в тот день, как он проиграл его деньги. А тут вдруг вернули!
        «Пирожков в Царевщине куплю, у отца наверняка есть нечего», - подумал он, вспомнив, как в последний его приезд отец угощал его мелкой, как горох, молодой картошкой, жареной на прогорклом масле. Сергей только из вежливости проглотил немного, тут же запив пивом, привезенным с собой. А вот отец к спиртному тогда почему-то даже не притронулся!
        …Он не помнил их развода, был слишком мал, чтобы понять, что происходит. А после мать сразу выгнала отца из дома. Потом на его вопрос, где папа, отвечала односложно «сгинул». И добавляла: «Шустов с возу, мне легче». А он хотел посмотреть на папу. У всех были отцы. Хотя бы на выходных! А его - «сгинул»!
        Сергей учился в шестом классе, когда, наконец, встретился с ним. У выхода со школьного двора его окликнул какой-то мужик. Сергей подошел. Удивление, когда узнал, кто перед ним, сменилось странным чувством жалости. Но, тем не менее, стал с отцом встречаться часто, хотя и неохотно. Матери об этих свиданиях ничего не говорил. Уверен был, не обрадуется! А дед знал. Но только пожимал плечами, как бы говоря, что дело это только его, Сергея.
        Со временем его перестали тяготить встречи с отцом, он проводил с ним час-другой в парке, выкладывал нехитрые новости, съедал купленное им мороженое и никогда не интересовался его жизнью. А отец про себя ничего и не рассказывал. Незадолго до окончания Сергеем школы отец вдруг исчез…
        Это сейчас он знает, что юрист Георгий Шустов был отлучен от любимого дела из-за того, что попался на взятке. Матери он с такой репутацией стал не нужен, она с ним развелась. После отец жил у какой-то женщины, простой работницы завода. Жил на птичьих правах, но в тепле, сытости и любви. А после ее смерти добрые детки выгнали его из квартиры матери на улицу. Он лежал в больнице, даже, можно сказать, жил в ней полгода, но и оттуда нужно было уходить. Тогда и уехал в эту, почти полностью заброшенную, деревню Дарьевку, о которой узнал от соседа по палате, занял самовольно хату покрепче и вот уже почти десять лет жил в ней.
        Сергей съехал с трассы на грунтовую дорогу, идущую вдоль леса. У съезда не было даже указателя, кто-то выкопал столбик и закинул в кювет: втраве виднелся только угол таблички. Он сбросил скорость и включил дальний свет. «Ладно, еще полчаса, и я на месте», - успокоил себя, всматриваясь в темноту.
        Он удивился, что в доме темно. Электричества, конечно же, в деревне давно не было, но у отца имелся большой запас толстых свечей и керосиновая лампа. Заглянув сначала в окно - ничего не было видно, Сергей поднялся на крыльцо. Приоткрыв дверь в сени, прислушался.
        - Пап? - позвал громко.
        Он вошел в комнату, подсвечивая себе путь экраном мобильного телефона.
        Отец полулежал в кресле. Глаза были закрыты. Сергей подошел к столу, на ощупь нашел подсвечник. Тут же под руку попался огарок свечи, лежащий рядом. «Черт! Так и дом спалит когда-нибудь! И сам сгорит!» - он понял, что отец заснул, не погасив свечи, а та упала. Сергей вставил огарок в подсвечник, достал из кармана зажигалку и поднес огонек к фитилю. Комната озарилась слабым светом. Сергей повернулся к отцу.
        - Пап, пап, проснись! - он протянул руку, дотронулся до его щеки и внимательнее вгляделся в лицо. Ему показалось, что веки дрогнули. - Папа!
        Теперь он понял, что отец мертв. Тело еще не остыло, в руке, свесившейся с подлокотника кресла, была зажата простая шариковая ручка. Возле кресла на полу валялась тетрадь. Сергей поднял ее и положил на стол. Набирая номер Борина, подумал о том, что опоздал совсем немного. Поторопись он чуть-чуть, застал бы отца живым.
        Сергей неподвижно просидел на краю кровати не меньше получаса. Четких мыслей не было. В памяти, как кадры старого кинофильма, мелькали куски его детства и редких встреч с отцом. Не отпускало ощущение его присутствия, живого присутствия, а не лежащего бездыханного тела. Сергей старался на него не смотреть - было страшно. Почему-то казалось, отец умер как-то не до конца, что может произойти это «вдруг», и он очнется. И никак не мог решить для себя, что страшнее - мертвое тело в комнате или неожиданно оживший отец.
        Огарок свечи почти догорел, и Сергей стал искать отцовские запасы свечей. В доме было две комнаты, но отец никогда не пользовался большой, на три окна, где не было ничего, кроме старого буфета и круглого стола. В маленькой же комнате он спал на широкой кровати с панцирной сеткой. Матрац был целым, только запах плесени никак не выветривался, даже когда он выкидывал его летом во двор, на травку, под горячие солнечные лучи. Подушку и одеяло, а также кое-какое постельное белье ему привез Сергей: вквартире матери на антресолях этого добра было полно. Привез он ему и посуду. Они еще вместе расставляли тарелки и кастрюли по полкам стеллажа, бывшего, видимо, когда-то книжным: на самой нижней полке завалялись два томика Чехова из собрания сочинений и слежавшиеся журналы «Огонек» за шестьдесят седьмой год. Сергей еще потом посмеялся над отцом, который потратил уйму времени, разделяя страницы и вырезая уцелевшие картинки. Эти картинки он кнопками пришпилил над кроватью, создавая «уют». Стол они перетащили из второй комнаты, кресло отец нашел в сарае. Это довершило обстановку убогого жилища бывшего адвоката.
        Свечи лежали в буфете, Сергей зажег одну и принес обратно в маленькую комнату. Мельком глянув на отца, взял стул, поставил с другой стороны стола, перенес туда и подсвечник, и тетрадь.
        Он начал с первой страницы, прочтя верхнюю строчку - обращение к себе.
        «…Я хочу тебе рассказать про твоего деда все, что знаю сам. Страшный был человек, безумный. Он был одержим идеей найти ценности, похищенные у московского коллекционера Савушкина. Он бредил этим…
        Поначалу мне он не доверял. Генерал Леонтьев очень любил твою мать. Я знаю, когда они надолго запирались в кабинете, он говорил с ней именно об этом деле. Деле Хмелевских. Но Алла, покорно выслушивая отца, в душе считала его немного не в себе. Впрочем, открыто показывать свое отношение не спешила. Думаю, боялась, что отец может лишить ее наследства - деньги в семье были, но на его счетах. А Алла не любила себе ни в чем отказывать.
        Возможно, если бы я задержался в вашем доме дольше, все сложилось бы иначе. А так… Я только подслушивал. Самым бесстыдным образом, стоя на коленях перед замочной скважиной и иногда заглядывая в нее. Так я узнал, что документы по делу Хмелевских твой дед хранит в коричневом чемодане. И ставит его в шкаф. Однажды я достал папку из чемодана. Я не боялся, что меня застанет за чтением генерал, боялся заболеть этим безумием. Что и случилось: прочтя бумаги до конца, я понял, что набрел на клад… Твоя мать при всей ее практичности не смогла оценить то, о чем говорил с ней отец. И еще я понял - он подозревает, или, точнее, почти уверен, что сестра Виктора Хмелевского Зося жива. А значит, есть возможность подобраться и к награбленному. Твой дед боялся не успеть докопаться до правды, справки, которые он собрал, отчеты каких-то людей, даже копия старого железнодорожного билета до Куйбышева, - все было заботливо подшито и пронумеровано в хронологическом порядке. И еще там лежала фотография женщины средних лет, сделанная любительской камерой при явно плохом освещении. Но я, как только увидел снимок, взял его и
сравнил с фотографией Зоси Хмелевской из папки с ее делом. Конечно, она изменилась, но это была именно Зося.
        Казус с взяткой лишил меня дома и семьи. И возможности быть в курсе дел твоего деда. Сейчас могу тебе сказать: помочь тому человеку избежать наказания путем подкупа судьи меня попросила твоя мать. Я только позже узнал, что они с подсудимым были любовниками. «Ты - тряпка, Шустов! А он - мужик! Да! Я хотела помочь своему любовнику твоими руками!» - сказала она мне, закрывая перед моим носом дверь вашей квартиры.
        Впрочем, я не могу ее осуждать - брак наш был скоропалительным и необдуманным решением с обеих сторон. Чему я искренне радовался, так только твоему рождению…
        Ты помнишь, как твой дед слег? Я помню тот день, потому что генерал Леонтьев впервые сам пригласил меня к себе. Как-то ему удалось меня разыскать. Впрочем, с его-то возможностями это как раз неудивительно…»
        Сергей отложил тетрадь и прислушался. Да, ему не показалось - к дому подъехала машина. Борин. Сергей взял свечу, обошел стол и поднес слабо мерцающий огонек к лицу отца.
        - «Безнадежно мертв», так, кажется, говорят о покойниках, - произнес он тихо, поворачиваясь к двери, проем которой уже загородила фигура следователя.
        Глава 41
        Алекс сделал вид, что не обратил внимания на стоявшую в самом дальнем углу стоянки мотеля иномарку с водителем. Чутье подсказало, что за рулем Врублевская.
        Он шел за девушкой к одному из отдельно стоящих домиков и думал, как бы сдержаться и не придушить эту тварь Врублевскую сразу. Нет, нужно сначала вытрясти из нее полное признание в том, что задумала и, главное, почему. Этого он понять не мог. Ну не видел веской причины для массового истребления наследников Хмелевского!
        Алекс уже останавливался в этом мотеле, когда прилетел в Россию. Только внешне выглядел немного иначе, уже в туалетной комнате аэропорта надев парик и очки в роговой оправе. Две простые детали изменили его практически до неузнаваемости. Тогда в номере он выстраивал план, как подобраться к Катерине Шторм.
        А теперь ему нужно нейтрализовать Врублевскую. Любым способом.
        Алекс предупредил девушку, что к нему позже подойдет гостья, и попросил ужин на двоих.
        Не успела та выйти, как дверь без стука открылась, и Ника молча прошла мимо администратора в номер.
        - Неплохо для медвежьего угла, - усмехнулась она, усаживаясь в мягкое кресло.
        - Ужинать будешь? Я заказал на двоих, - Алекс держался вполне дружелюбно, хотя это давалось ему с трудом.
        - Давай! Я практически с самолета. Кормят там паршиво, я даже не притронулась к этой бурде. Надеюсь, мне не придется заказывать отдельный номер, дорогой? Мы не чужие друг другу…
        - И не надейся. Я улетаю ночным рейсом. Давай к делу. Зачем ты здесь?
        - Только не нужно делать из меня дуру, Алекс. Я уверена, что ты не выполнил мой заказ, и девка жива! Почему? Мы так не договаривались!
        - Я не знал, что она сестра Анки, - Алекс придумал этот ответ заранее. - Давай начистоту. Тебе мешают наследники Хмелевского? Почему? Замуж тебя он не возьмет, не надейся! А каким образом ты собираешься подобраться к его капиталу? - спросил он напрямую.
        - Ну, вопрос… Какое твое, наемника, дело, зачем мне это? Я плачу, ты - работаешь. Разве не твое правило?
        - В данном случае речь идет о знакомых мне людях.
        - Откуда такая сентиментальность вдруг? Или жалко стало убиенную? - Врублевская с насмешкой смотрела на него.
        - О ком ты? - Алекс почувствовал, как замерло на миг сердце - нет, она не могла сама добраться до Кати!
        - О… да ты ж не в курсе… Анку сбила машина. Нет больше девочки. Ну да не жалко - для нее это легкая смерть.
        Алекс выдохнул, почувствовав облегчение. Но тут же страх за Катю сменила злость.
        - Ты убила Анку? - он не смог скрыть угрозы в голосе.
        - Да, я виновата, но косвенно. Не поверишь - случай подвернулся, - она хохотнула. - Как только ты уехал, я к ней в квартиру наведалась. Подумала, проще простого будет организовать ее преждевременную кончину от наркоты. Кстати, что ж ты не помог девочке и не заставил лечиться? Раз уж жил с ней?
        - Я не с ней жил, а у нее. Улавливаешь разницу?
        - Что, даже не попользовался? Твое дело. Не вовремя она тогда вернулась, я дальше прихожей не успела пройти. Пришлось ее на время выключить. Далеко не ушла, слышала через дверь, как она братцу звонит. Ну, сорвалось! Мне не к спеху.
        - Что ж так?
        - Неважно. Главное, меня узнать она никак не могла, братцу напела про вора, забравшегося в квартиру. А буквально через день, проезжая по Кракову, неожиданно увидела ее - она шла к Ратуше. Улица с односторонним движением, а навстречу мне двигался грузовичок! Уходя от столкновения со мной, он прямиком наехал на нее. Все произошло очень быстро! И было полное впечатление, что наезд намеренный… у нее не было шансов. Я быстро свернула в переулок и уехала из города. Из новостей узнала, что машину-убийцу нашли на соседней улице. Конечно, без водителя.
        - Допустим, поверю. Анки нет. Катю должен был убрать я. Но есть еще Михаэль. С ним как?
        - Все-таки сестрица жива, я не ошиблась… непрофессионально это, Алекс! Ты должен понимать, что меня остановить нельзя. Ради будущего…
        - Чьего будущего, Врублевская? У тебя с Казимиром нет будущего!
        - Ты ошибаешься. Но сейчас я объяснять ничего не буду. На самом деле, дорогой, у тебя только один выход - помогать мне дальше. Вот, послушай, - Ника достала из сумочки диктофон и нажала кнопку.
        Чем дольше Алекс слушал запись, тем отчетливее понимал, что Врублевская продумала все до мелочей. Да, он вынужден был бы довести дело до конца, прослушав эту запись: она правильно решила, что сесть за то двойное убийство он не захочет. Он не знал, откуда у нее информация, но мог предположить, что сдал его сам заказчик. И убил бы Катерину Шторм, если бы не одно «но» - по сравнению с безопасностью Кати своя жизнь и свобода не значили теперь для него ничего.
        - Дорогой, по твоему огорченному виду я понимаю, что возвращение к бабушке на время откладывается? - усмехнулась Врублевская, убирая в сумочку диктофон. - Надеюсь, ты понял, что я позаботилась о том, чтобы запись прямиком попала в полицию? Если вдруг со мной произойдет несчастный случай.
        - Я тебя понял.
        - Надеюсь, ты знаешь, где сейчас Катерина? Вот и хорошо. Билет на ночной рейс есть и у меня. Сейчас я уеду в аэропорт, а ты останешься здесь. До рейса, - она бросила взгляд на светящийся экран телефона, - четыре с небольшим часа. Я еще успею заехать к подруге. Впрочем, это не важно. Жаль, что ты не успеешь выполнить работу до моего отлета. Домой могли бы вернуться вместе!
        - Откуда у тебя здесь подруга, Врублевская? Откуда у такой, как ты, вообще может быть подруга? - Алекс с насмешкой смотрел на женщину.
        - Даже не пытайся меня унизить, Алекс! Я умею ладить с людьми. Я подчеркиваю - с людьми. Впрочем, с наемными убийцами тоже. А здесь у меня целый класс подруг. А еще институтские. Выросла я здесь, Алекс, училась, даже замуж вышла. Но одно событие - и судьба привела меня в Польшу. С первого дня в этой чужой стране я шла к своей цели. Да, моя цель - Хмелевский. Точнее то, чем он владеет. Первой задачей было попасть к нему в дом. Эта дурочка Анка помогла мне. Жаль, как-то быстро она привыкла к наркоте. Не смотри на меня так - да, первую дозу ей дала я! Да мне плевать на весь выводок папаши Хмелевского, они все мне просто мешают. Одной помехой теперь меньше… ты устранишь еще одну… ведь, устранишь, а, дорогой?
        - Ты - ненормальная, Врублевская! Тебя теперь к имению не подпустят на расстояние пушечного выстрела!
        - А мне сейчас и не нужно. Я подожду. У моего несостоявшегося супруга здоровье не очень. К тому же возраст, - притворно вздохнула она.
        - Сумасшедшая…
        - Ты просто не знаешь одного маленького факта. Поэтому ничего не понимаешь. Просто выполняй свою работу. И не пытайся меня обмануть еще раз! Все, мне пора, - Ника резко поднялась и застегнула молнию на сумке. - Встретимся в Кракове. Не бойся, я оплачу твою работу. Очень щедро оплачу!
        Она вышла из номера, аккуратно прикрыв дверь. Из окна Алекс видел, как та идет по дорожке к автомобильной стоянке.
        «Вот тварь!» - Алекс впервые растерялся. Он пытался найти причину такого наглого, уверенного поведения этой бабы и не мог. Что такое он о ней не знал, что бы разом объяснило все, что происходит. Радовало лишь одно - она поверила, что он убьет Катю. Упиваясь своим триумфом, Врублевская не подумала, что он может воспользоваться ее же оружием.
        Алекс нажал кнопку диктофона. «Одной помехой теперь меньше… ты устранишь еще одну… ведь, устранишь, а, дорогой?» - раздался из динамика четкий голос Врублевской.
        Глава 42
        - Я все материалы отдал Борину, он меня в аэропорту встречал, - Константин Лыков поцеловал хлопотавшую у плиты Веру Михайловну в висок и устало опустился на кухонный диванчик. - Есть не хочу, а вот чаю выпью.
        Вера Михайловна, не слушая его, накрывала на стол.
        - Ты только с самолета… Ну, рассказывай! Ванную тебе Семка уже драит. И как тебе удалось так быстро его влюбить в себя, он же меня с утра сегодня начал донимать расспросами, когда ты вернешься!
        - Я по нему тоже скучал. Он на Тимошу похож, тот маленький такой же белобрысый был, - отшутился Лыков. - Кстати, он у вас?
        - С мальчишками в спальне. Играют на компьютере. Он так о Саре беспокоится, Костя! Ждет, когда она позвонит по скайпу, и смотрит на нее молча, пока мы с ней общаемся.
        - Как она?
        - Хорошо, тьфу-тьфу, не сглазить. Герасимов сказал, еще максимум пять дней и можно будет перевозить домой. Кстати, он сам будет ее сопровождать. Едут с женой в Самару навестить дочь Анну. Знаешь, кто она?
        - Конечно же, Вера! Анна Ларцева[9 - Анна Ларцева - героиня романа «Трудные леди школы Бауман».] - внучка Агнессы Бауман.
        - Все время удивляюсь - как ей удается справляться с такими сложными детьми в ее школе? Я тут со своими ребятами иной раз с ума чуть не схожу!
        - Как? Она же внучка Агнессы! Видимо, ей передался «железный» характер бабки! - улыбнулся Лыков.
        Агнессу Лазаревну Бауман он знал лично. Хотя обстоятельства, при которых они познакомились, приятными не назовешь. Он, будучи еще молодым работником городского отдела образования, не раз рекомендовал ее школу[10 - См. роман «Трудные леди школы Бауман».] для трудных девочек-подростков совсем потерявшим влияние на своих дочерей родителям. Первой девочкой, которую он привез к Агнессе на перевоспитание, была одноклассница сына. Она же стала впоследствии его женой и матерью Тимофея.
        - Привет, дед! - Тим чмокнул сидящего Лыкова в лысую макушку и верхом пристроился на стуле. - Что-то нарыл в Москве? Расскажи!
        - Все отдал в следственный комитет. Дай в себя прийти!
        - Тим, где Рома, Кирилл? - Вера Михайловна расставляла тарелки на столе.
        - Ушли к какому-то однокласснику в соседний дом. Вернутся в девять, к звонку Сары. А Фая с Тимуром… Мама Вера, Тимуру опять та женщина звонила, помнишь, я рассказывал? Они сидят в комнате с Фаей, шепчутся.
        - Что тут без меня случилось? - Лыков вопросительно посмотрел на растерявшуюся от слов Тимофея Веру Михайловну.
        Она и сама бы хотела понять, что происходит. Косте она расскажет потом, позже. Тревога, не отпускавшая ее с тех пор, как они вернулись с Краковского фестиваля, уже стала было отходить на второй план, как начались эти звонки. Почти закончилась история с Катиным похищением, все в порядке с Сарой, кажется, все уже выяснили и с Тимуром. Парень стал спокойнее, сестру не трогал, занимался много.
        Первым услышал голос звонившей Тимофей. Женщина, представившись Бобровой Людмилой Степановной, попросила к телефону Тимура. Как назло, самой Веры Михайловны в тот момент дома не было. Тимофей позвал Тимура, а тот, коротко переговорив, тут же ушел из дома. Правда, вернулся через несколько минут. После второго звонка Людмилы Степановны, буквально дня через два, Тимур ушел надолго. Опять же Тим из окна видел, как тот вышел из арки на улицу, и ему показалось, что мальчик сел в светлую машину, припаркованную возле выезда со двора. Но машина никуда не уехала, Тим успокоился. Вернулся Тимур через полчаса. А вчера уже Вера Михайловна попыталась поговорить с позвонившей вновь женщиной. Она и сама не смогла объяснить внятно, что ее насторожило. Ей Боброва Людмила Степановна представилась юристом органов опеки. Но Вера Михайловна была уверена, что никогда раньше не слышала этого имени.
        - Вера, не молчи! - Лыков дотронулся до ее руки.
        - Да, Костя. Ничего особенного не произошло, потом расскажу. Ты нас не томи. Выкладывай, с чем вернулся. Ешь и рассказывай, - почти приказала она.
        В это время в прихожей прозвенел дверной звонок.
        - Я пойду открою, пацаны вернулись, наверное, - Тимофей вскочил со стула и выбежал в коридор.
        - Вера, где Катя?
        - К себе перебралась. Неладно с ней, Костя. Переживает она за своего похитителя. Похоже, действительно влюбилась. Ничего о нем плохого слышать не хочет! А ей волноваться никак нельзя, сам понимаешь.
        - Кому нельзя волноваться? Мне? С приездом, Константин Юрьевич, - Катя поцеловала Веру Михайловну в щеку и кивнула Лыкову.
        - Садись, Катюша. Ты одна?
        - Ромка с Киром к себе пошли. Саре звонить будем или планы поменялись? - она бросила мимолетный взгляд на Лыкова.
        - Будем, минут через десять. Пока послушай, что расскажет Константин Юрьевич.
        - Докладываю: встречался с человеком, непосредственно знавшим Виктора Хмелевского и его сестру Зосю. Собственно, Борину я привез только материалы по делу об ограблении Хмелевским квартиры коллекционера Савушкина. В документах есть опись похищенного. Впечатляет, скажу я вам! Чтобы вынести столько золотых украшений, а главное - уникальную коллекцию камней и, внимание - пасхальное яйцо Фаберже, средь бела дня, как это сделал Хмелевский, нужно обладать незаурядными данными.
        - Ты хочешь сказать - наглостью. Хорош же у Кати предок! - отметила Вера Михайловна.
        - Да, наверное. Вором Виктор был профессиональным и фартовым, как говорят. Не брали его ни разу до этой знаменитой кражи. Тот, с кем я встречался, Петр Марков, одно время ухаживал за сестрой Хмелевского Зосей. Ему сейчас за девяносто, ясности его ума и памяти я откровенно позавидовал. Служил он тогда на Лубянке, звал замуж, но она отказала. Марков уверен, не хотела его вводить в семью, побоялась. К тому же, у нее был ребенок. Это уже значительно позже стало ясно, что Казимир на самом деле - сын Виктора, а кто биологическая мать - неизвестно. Только в свидетельстве о его рождении матерью записана Зося Хмелевская, а в графе отец - прочерк.
        После ареста Виктора и Зоси Казимира отправили в детский дом.
        - Не Марков ли помог их определить в тюрьму? - Вера Михайловна усмехнулась.
        - Нет. Виктора сдала дочь самого Савушкина. Для того, чтобы быть вхожим в дом и хорошо подготовиться к краже, Виктор встречался с ней два года! Его в семье уже почитали за жениха, доверяли, что ему и нужно было. Когда произошло ограбление, «невеста» обо всем догадалась. Видимо, со злости и выдала его.
        - Если их взяли, значит, все добро вернули коллекционеру?
        - В том-то и дело, что ничего не нашли. Ни камешки, ни золото, ни яйцо. Зосю арестовали позже, чем брата. В момент его ареста ее в Москве не было. Правда, как Марков рассказал, даже дачу Хмелевских в Подмосковье обыскали. И дом их бабки где-то в лесу, вроде местной ведьмой она числилась. Пусто. Потом жители села этот дом сожгли. Сам Хмелевский не дожил до суда, официально - сердечная недостаточность. Но скорее всего, выбивали из него показания. А вот Зосю осудили. Марков был на суде, ей дали пять лет. Дело Хмелевских вел следователь Злотый Андрей Иванович. А вот дознавателя звали Арсентий Леонтьев, - Лыков сделал паузу.
        - Алла Арсентьевна, моя свекровь, его дочь? Вот почему Борин интересовался, знаем ли мы семью Шустовых!
        - Да, дочь. Оказывается, Леонтьев всю жизнь пытался найти следы украденной коллекции.
        - А что с Зосей?
        - По справке - умерла в заключении в шестьдесят третьем от воспаления легких. Дело было закрыто. Но Леонтьев, как сейчас говорят, пользуясь служебной властью в своих целях, продолжал искать. Злотого перевели куда-то на периферию, а его оставили в Москве. Он не выпускал из виду Казимира, сына Виктора, попавшего в детский дом, а потом и в приемную семью.
        - Откуда Марков все это знает?
        - После отъезда Злотого Леонтьев служил у него в подчинении. Марков был в курсе, что его подчиненный продолжает раскапывать это дело, и не мешал ему.
        - Ну а что дала слежка за Хмелевскими?
        - Ничего. Хмелевские жили скромно, никуда из Москвы не выезжали. Казимир учился в школе, кстати, в одном классе с твоей, Катя, мамой Эльзой Шторм и своей будущей женой Анной Волчек.
        - Почему же он женился на Анне, а не на маме?
        - Думаю, эту историю лучше узнать у твоего отца. То, что он очень любил твою маму, известно. Но она не любила его. Сейчас не об этом. Леонтьев даже после смерти приемных родителей Казимира не оставил мыслей о припрятанном добре. Он был уверен, что те знали, куда отвезла ценности Зося, и рассказали об этом ему. Зная, что Казимир был безумно влюблен в Эльзу, Леонтьев завербовал ее. Она должна была «разговорить» Хмелевского.
        - И она согласилась?! - Катя возмущенно посмотрела на Лыкова.
        - Она не могла не согласиться. Видимо, были на то причины.
        - Какие могли быть причины, чтобы согласиться спать с нелюбимым человеком?! И чего она добилась?
        - Хорошего - родила тебя, - улыбнулся Лыков.
        - Без любви… Я - нежеланный ребенок! К тому же отец от меня отказался. Как он мог, если так любил мою мать?!
        - Возможно, он о тебе ничего не знал, когда уезжал из России в Польшу, Катя.
        - Да, он мне так и сказал по телефону… но я не верю. Зачем он вообще уехал? От любимой? И как мама оказалась в Самаре, то есть в Куйбышеве?
        - Леонтьева перевели сюда. Как сказал Марков, он слишком «заигрался». А с переездом твоей мамы… думаю, Эльза попросила его помочь уехать из Москвы, может быть, просто сменить место жительства. Причину мы уже не узнаем. И Леонтьев помог ей с квартирой. Ты помнишь свою соседку, Елену Алексеевну? Она уверена, что первое время он содержал Эльзу и тебя. Кстати, историю вербовки ее органами безопасности Эльза рассказала ей сама, будучи в подпитии. Она даже назвала имя «подопечного» - Казимир Хмелевский. Но то, что он твой отец, умолчала.
        - Выходит, история с краденым окончилась ничем…
        - Да, вопрос остался открытым. Борин предположил, что твое похищение как-то связано с прошлым Эльзы Шторм и твоего отца. Тем более что погибла твоя сестра Анка практически в то же время. Похоже, кто-то покушается на наследников Хмелевского. Да, он человек состоятельный, но, кроме Анки, ее брата и тебя, у него никого нет. Анка мертва, ты жива по случайности, а брат…
        - Отец сказал, что Михаэль ездит с охраной, - перебила Катя.
        - Разумно. Катя, позвони ему и спроси прямо, знает ли он что-то о судьбе украденной коллекции?
        - Хорошо, - Катя достала из кармана просторной рубашки мобильный телефон и вышла в коридор.
        - Не очень охотно она пока общается с отцом, - вздохнула Вера Михайловна.
        - А что ты хочешь, столько лет не знать о нем ничего. К тому же нужно учитывать все, что с ней произошло.
        - Что, Катя? Что сказал отец? - Вера Михайловна обеспокоенно смотрела на побледневшую Катю.
        - Он все увез с собой, когда эмигрировал. Ему это удалось. Коллекция камней, несколько старинных украшений и пасхальное яйцо Фаберже - дома, в сейфе, остальное продано и вложено в хозяйство. Но, я что-то не совсем поняла… Он сказал, что Зося жива! То есть Зося Адамовна Хмелевская. Теперь ее фамилия Злотая.
        - Злотая?! - Констатин Юрьевич стал просматривать документы. - Вот - Андрей Злотый вел дело Хмелевских. Теперь я ничего не понимаю! Что же получается? - перебил Катю Лыков. - У Аллы Арсентьевны Леонтьевой пропали все документы ее отца, касающиеся дела Хмелевских. Пропали не так давно. Кто украл и зачем? И зачем было убивать Анку и покушаться на Катю? Кому они мешают? Похоже, все только запуталось, а я так надеялся, что хоть что-то прояснится после моей поездки в Москву! Интересно, где же все-таки прятала награбленное сестра твоего деда?
        - Отец сказал, что у его мамы Зоси, как он ее называет, была школьная подруга Лилия Бас. Она вышла замуж за сельского врача и уехала с ним в Куйбышевскую область. Вот ей она и отвезла все, что украл ее брат. Человек, которого мой дед ограбил, в дни блокады Ленинграда имел доступ к продуктам. Его жена, актриса, меняла хлеб на украшения. Дед, оказывается, ограбил негодяя и вора. Знали об этом и приемные родители отца, и подруга Лилия Бас. Именно поэтому они с мужем согласились помочь сохранить добро. Приемная мать Клара рассказала отцу обо всем перед смертью. Когда он собрался эмигрировать, родственники Лилии Бас отдали все ценности ему.
        - Подождите… как, ты сказала, звали подругу сестры твоего деда? - Вера Михайловна силилась поймать ускользающую мысль.
        - Мама Вера, Катя! Ну, что же вы, Сара уже в скайпе, давайте быстрее! - Семка вбежал на кухню в крайнем возбуждении. - Она же волнуется, а ей нельзя!
        С экрана монитора обеспокоенно смотрела Сара. Увидев, как в поле зрения камеры появляются поочередно все члены их большой семьи, она улыбнулась.
        - Сарочка, добрый вечер! Как ты себя чувствуешь?
        - Все хорошо. Доктор Герасимов сказал, что к выходным буду дома! Он сам меня привезет, потому что едет к дочери.
        - Замечательно! Мы ждем тебя.
        - Да-да, - сунулся Семка. - Особенно некоторые. Он кивнул на Тимофея Лыкова.
        - Что у вас нового? Где Катя?
        - Привет, Сарочка! Я, как и все, жду твоего возвращения.
        - Сарочка, ты помнишь, какую фамилию носила твоя прабабушка Лилия Марковна до замужества? Она тебе говорила?
        - Да, конечно. Ее звали Лилия Бас. Почему вы спрашиваете?
        - Сейчас мы не сможем рассказать тебе все подробности, но, когда ты приедешь, обещаю, тебя ждет очень интересная и запутанная история! - Вера Михайловна улыбнулась девочке. - Сейчас давай прощаться, а то твой доктор запретит нам даже эти десятиминутные разговоры!
        - Мама Вера! В нашей спальне, в моей тумбочке, лежит картонная коробка с фотографиями. Там есть и прабабушкины, где она совсем молодая! Посмотрите. До свидания!
        - Спасибо, Сарочка! Выздоравливай! - Вера Михайловна дождалась, когда Сара отключится сама. - Как же я по ней соскучилась!
        Она оглянулась. В комнате мальчишек собрались все, кроме Тимура и Фаи. Сердце опять сжало от дурных предчувствий.
        - Сема, принеси, пожалуйста, коробку из спальни девочек.
        Семка, припрыгивая, побежал выполнять поручение.
        - Смотрите! - он высыпал из коробки на стол фотографии.
        - Вот, нашла. Лиля Бас. Москва, тысяча девятьсот сорок шестой год, - прочла Катя, взяв старый снимок в руки. - А вот еще одна фотография: она же с подружкой. И вот надпись - «Я и Зоська»! То есть - Зося Хмелевская? Родная сестра моего деда? Получается, прабабушка Сары хранила у себя ценности, украденные моим дедом? - Катя потрясенно смотрела на Веру Михайловну.
        - Невероятно! - Лыков развел руками. - Вера, нужно звонить Борину. Слишком много новой информации, которая может ему помочь.
        - В чем помочь, Константин Юрьевич? - Катя не смогла скрыть раздражения. - В поисках Алекса? Что ж вы никак не оставите его в покое?! Не преступник он, не было преступления! Я тут, здорова, жду ребенка! Он заботился обо мне так, как не заботился никогда мой муж! И, знаете… если даже вы его арестуете, если ему дадут срок, я буду его ждать!
        - Я не понимаю тебя, Катя, - Константин Юрьевич потер виски. - Вера, я, наверное, поеду к себе. Вам нужно переварить в спокойной обстановке всю полученную информацию. Позвоню завтра утром. Тимофей, - он повернулся к внуку. - Мы уходим!
        - Хорошо, Костя. Пойдем, я вас провожу.
        Вера Михайловна отсутствовала не более пяти минут. Вернувшись на кухню, она застала Катю. Та сидела на стуле, обхватив голову руками.
        - Катюша, что с тобой? - испугалась Вера Михайловна. - «Скорую»? Тебе плохо?
        - Нет, не нужно. Я вспомнила, что мне еще сказал отец, - Катя махнула рукой. - Он сказал, что мама Зося в больнице, то есть уже не в больнице, в имении. Все в порядке. И у нее есть внук. Он сейчас в России. Он здесь… по работе. Его имя - Алекс. Александр Злотый. Мама Вера, это мой Алекс, я чувствую. А я - та самая работа, из-за которой он был здесь! И, если Зося Адамовна мне бабушка, то Алекс мне кто? Брат?
        - Катя… с чего ты взяла, что твой Алекс…
        - Он звонил бабушке, я слышала! Он думал, я сплю… слишком много совпадений… это он - точно! Так вот почему он для меня такой… родной, - расплакалась Катя.
        Глава 43
        Алекс решил, что его план должен сработать на сто процентов. Самое главное, чтобы Врублевская видела, как его сажают в полицейский автомобиль. Значит, нужно успеть доехать до аэропорта до того, как она пройдет регистрацию. Ночью трасса движением не перегружена, за сорок минут доберется. Он посмотрел на спидометр - сто тридцать. «Так… немного нарушил… обойдемся штрафом», - подумал, сбрасывая скорость. То, что за поворотом пост ДПС, он знал.
        Он слишком внимательно всматривался в его лицо, этот инспектор. Алекс спокойно открыл багажник, показал аптечку и огнетушитель. На вопрос «куда торопимся?» извинился, что, мол, в аэропорт. Подписал протокол, взял квитанцию на штраф, даже не попытавшись на месте урегулировать вопрос. И с удивлением отметил, что по лицу патрульного не скользнула даже тень разочарования. Его отпустили, пожелав счастливой дороги.
        «Я не в России», - ошеломленно подумал он и тут же вспомнил другого инспектора.
        …На место аварии родителей их с дедом привез сосед. «Сиди пока в машине», - приказал он ему. Алекс не послушался…
        От синих «Жигулей» отца остался только багажник. Алекс оглянулся. Поперек дороги стояла дорожная патрульная машина и мигала включенной аварийкой. То, что человек в форме ДПС, куривший рядом с открытой дверцей, и есть убийца родителей, Алекс не сомневался. Он вложил в этот удар всю силу своего кулака. И тут же ему заломили руки за спину. «Парень! Полегче! Твой отец сам виноват!» - Алекс обернулся, и на него пахнуло запахом перегара. «Пусти!» - зло метнулся он в сторону. Отступив на шаг, увидел на кителе мужика офицерские погоны. «Ладно, Вань, не трожь пацана!» - махнул рукой водитель, потирая челюсть.
        «Красноярские они оба, инспектор и начальник. Кумовья. Ничего тут не докажешь! - тихо говорил сосед вечером растерявшимся деду и бабушке. - Вы, главное, Сашке-то не говорите, что мент сам за рулем был. Злобу затаит, еще беда будет! Захочет отомстить. Парень горячий, дров наломает, себе жизнь перечеркнет!»
        Он все слышал. Позже, когда старики все же адвоката наняли, а тот лишь деньги тянул, решил - найдет и убьет обоих: иинспектора этого и кума его - начальника.
        Нашел… Только случилось это через много лет… Задохнулись кумовья в баньке по-черному около рыбацкой хатки на берегу Сока. Ну, перепили мужики… Первое время даже как-то не по себе было. Нет, не жалел. Но чувство, что вымазался в дерьме, не проходило. Убивал и раньше. Но там, где был - воевали… Не ты - так тебя.
        В криминальных новостях в тот же день передали. Бабушка догадалась сразу, побледнела, взгляд укоризненный бросила, но не сказала ничего. По умолчанию оба тогда решили - бог наказал.
        Алекс не боялся, что его возьмут, а бабуля стала уговаривать уехать из страны. Он согласился, но только спросил: знает ли, кто деда убил? Ответила коротко, что нет уж его в живых. «А тогда, когда ты меня в армию гнала подальше от дома, жив был?!» - догадался он вдруг. «Жив. Только прокляла я его, ноги отнялись. Умер потом в бессилии, но с ясной головой. Два года мучился!» - она вдруг улыбнулась. «Кто он такой? За что деда убил?» - попробовал расспрашивать. «Расскажу, обещаю. Только не сейчас. И не проси!» - Понял Алекс, что бесполезно бабулю дальше пытать, не скажет ничего.
        Они с бабушкой польское гражданство получили ровно через два года после того, как эмигрировали. Хвала тому, кто придумал и утвердил закон о карте поляка! И спасибо предкам, что сохранили в паспортах в графе «национальность» запись «поляк». Язык он знал, историю государства выучил, ПМЖ получили по упрощенной схеме и в короткий срок…
        Алекс остановился недалеко от въезда на территорию аэропорта. Достал телефон, набрал номер Врублевской.
        - Я в аэропорту. Выйди к стоянке, у меня для тебя информация. Какая? Выйди, скажу! - быстро проговорил он в трубку и отключился, не давая ей возможности возразить.
        Глава 44
        Борин посмотрел на Шустова: растерян, но не напуган. Мог убить отца? Вполне. Только зачем?
        - Что, Шустов, расскажете? - ну не мог он скрыть неприязни к этому парню!
        - Нечего мне говорить, - почти что огрызнулся тот. - Приехал - а он мертв. Вам позвонил. Что, не нужно было?
        - Нужно, нужно, - успокаивающе произнес Борин. - Почему вдруг сегодня поехали? Вроде бы, когда мы расставались, собирались завтра утром? Передумали почему?
        - Не захотел у бывшей жены ночевать. Устраивает такое объяснение?
        - У которой?
        - У первой, Светланы. Там у меня дочь! Мне там всегда рады. А в доме Бражниковых, как вам известно, меня не жалуют!
        - Вполне объяснимо…
        - Отчего он умер? - вдруг с испугом посмотрел Сергей на криминалиста, подошедшего к Борину.
        - Сердце, похоже, - коротко ответил тот. - Слушай, Лень! Это не?..
        - Да, Георгий Шустов. Он самый.
        - Вот, е-мое, какой конец! - тот обвел руками вокруг себя. - А мы тогда гадали - куда он так исчез резко!
        - Вы о чем? Я могу узнать? - Сергей нервно передернул плечами.
        - Вы знаете, как закончилась карьера вашего отца? Когда-то он был одним из самых известных адвокатов в городе.
        - Знаю, на взятке погорел.
        - Да. Он пытался дать взятку судье, которая вела дело о хищениях на одном заводе. Продукция уходила налево в огромных количествах. И никто не мог понять, как. Открылось все случайно. Цех готовой продукции соседствовал с заводским гаражом. Их разделяла стена толщиной в два кирпича. И со стороны цеха, и со стороны гаража вдоль стен шли стеллажи. А вот за ними оказалась дверь. Ночью через нее детали и утекали, минуя заводские ворота. Начальник гаража вначале даже не отпирался. А после того, как ваш отец стал его адвокатом, вдруг отказался от прежних показаний, которые он якобы дал под давлением. Разрешить ситуацию ваш отец взялся просто - дать взятку судье. Но Тамара Павловна, царство ей небесное, была человеком честным. Отца вашего судили, но срок он получил условный. Естественно, на карьере был поставлен большой крест.
        - И мать выставила его из дома, - добавил Сергей. - И умер в этой халупе…
        Борин с удивлением посмотрел на парня - тот явно о чем-то задумался.
        - Шустов, о чем думу думаете?
        - Странно, что жил он здесь… Хотя… - тот даже не обратил внимания на насмешливый тон Борина.
        - Ну, насколько мне известно, от генеральских хором ему отказали уже давно. А, по-вашему, где ваш отец должен был обитать после изгнания из семьи?
        - Только вот давайте без сарказма, - обозлился опять Шустов.
        - Извините, - равнодушно бросил Борин. - Только от ответа уходить не нужно таким примитивным способом!
        - Я и не ухожу! Вон тетрадь на столе! Я, правда, до конца не успел прочесть. Но если отец довел начатое моим дедом дело до конца, то удивительно, что он - здесь! А не в хоромах! Вы тетрадочку-то возьмите, господин следователь! Похоже, там записано все, что вы хотели узнать у отца!
        Борин подошел к столу, взял в руки толстую тетрадь в коленкоровой обложке, открыл первую страницу. «Если ты это читаешь, меня уже нет в живых…» - прочел он верхнюю строчку. Он пробежал глазами по странице, взгляд зацепился за знакомую фамилию: «…документы по делу Хмелевских твой дед хранит…»
        - Отец писал для вас…
        - Да забирайте! - отмахнулся Сергей и устало присел на край кровати.
        Комната была освещена мощными лампами, которые Борин и его люди привезли с собой. Лампы работали от переносного генератора, установленного в багажнике «Нивы», припаркованной у самого крыльца дома.
        - Шустов, возьмите тетрадь, дочитайте! Я займусь записями позже, - Борин положил тетрадку на кровать.
        «Как я и думал, бывший адвокат не мог не знать о деле Хмелевских. И не мог остаться к нему непричастным. Наверняка после смерти генерала Леонтьева он попытался сам разыскать следы похищенной Хмелевским коллекции. Видимо, неудачно… Иначе, как правильно заметил только что его сын, он жил бы в хоромах, - Борин искоса посматривал на Шустова, склонившегося над тетрадью. - В смерти Виктора Хмелевского у Леонтьева сомнений не было. Наверняка он сам приложил к этому руку, причем мог это сделать в буквальном смысле слова… А вот о сестре вора он знал только из документов, присланных из лагеря, где та отбывала срок. Провела она там меньше года. А потом как-то скоропостижно скончалась от… чего? Воспаление легких? Возможно, это правда. Похоронена без фамилии, «заключенная № …» Есть, есть вероятность того, что в могиле не она! Эта же мысль могла посетить и Леонтьева. Тогда он наверняка наведался в лагерь. Или его люди, если он кому-то доверял! Папка с документами, украденная у Аллы Арсентьевны, могла вполне оказаться и у Шустова-старшего. Что-то она говорила о его визите к отцу… что якобы удивилась его приходу
- со дня развода тот не был у них в квартире ни разу. Леонтьев сам его позвал? Так получается. Мог и документы ему добровольно передать или часть их. Чтобы тот стал его «ногами», сам-то он уже пребывал на тот момент в лежачем состоянии. И где мог Шустов документы спрятать? Правильно… здесь, в доме».
        - Шустов, оторвитесь на минуту, - Борин подошел к кровати и оперся на спинку. - В доме есть подпол, не знаете?
        - Есть, конечно. Люк прямо под креслом, - усмехнулся чему-то тот. - Только солений вы там не найдете!
        - Зато я, возможно, найду кое-что другое, - тихо проговорил Борин, отодвигая опустевшее уже кресло. Он взял фонарь и посветил на пол. Никакой скобы или ручки на люке не было.
        - В сенях в углу стоит лом, - подсказал Шустов.
        - Принесите, пожалуйста, - вежливо попросил Борин. Шустов отложил тетрадь, поднялся, пожал плечами и вышел из комнаты.
        - Вот, возьмите.
        Борин спустился вниз по лестнице, крепко прибитой к потолочной балке подвала. Сойдя на земляной пол с нижней ступеньки, осмотрелся. Хотя и давно, но аккуратно сделанные из оструганных досок стеллажи подвала, говорили о том, что у этого дома некогда был крепкий хозяин. Один стеллаж был заставлен рядами пустых трехлитровых банок. Два других были почти полностью затянуты паутиной. Борин сразу заметил, что на второй полке снизу ряд банок сильнее выдвинут вперед и паучьи кружева местами порваны.
        Плоский сверток был заботливо обернут толстым полиэтиленом. Тем, что продается в магазинах «Садовод». По верху была намотана липкая лента.
        - Вот и пропажа, Алла Арсентьевна, - тихо сказал Борин, вылезая из подпола. - Артем, понятых из села привезли?
        - Да, Леонид Иванович.
        - Давай сюда.
        Пока оформляли находку, Борин решил еще раз осмотреть подвал.
        - Леонид Иванович, вам нужно это видеть! Поднимайтесь! - в голосе Артема Борин уловил удивление.
        Борин смотрел на освобожденный от скотча и пленки сверток и ничего не мог понять. Это была никак не папка с документами генерала Леонтьева, которую он надеялся найти. На столе лежали пачки евровых купюр в банковской упаковке. Он перевел взгляд на Шустова. Тот пожал плечами.
        - Шустов, вам известно, откуда здесь такое количество денег?
        - Да, я… откуда??? У отца не могло их быть! Да вы посмотрите - пачки новенькие!
        - Да, деньги получены в Кредит-банке три дня назад. Ровно десять тысяч евро.
        - Честно, не понимаю! Отец знал про мой долг Кащею. Если бы это были его деньги, он бы мне отдал!
        - Оформляйте дальше, - Борин отвернулся от испуганно трясущегося Шустова.
        - Хорошо. Мы почти закончили.
        Уже на выезде на трассу в кармане куртки завибрировал мобильный телефон.
        - Очень хорошо! - ответил он, выслушав собеседника. - Артем, разворачивай в аэропорт. Наш странный похититель собирается вылететь из города! Его опознали на посту ДПС, скорость превысил. Поднажми!
        - Успеем, Леонид Иванович! - Артем включил мигалку на крыше автомобиля. - Езды минут семь-десять.

* * *
        Алекс поставил машину на стоянку и осторожно посмотрел в боковые зеркала. Если он все рассчитал правильно, сейчас должна подъехать полицейская машина - с поста ДПС доложили о нем еще до того, как начали оформлять протокол. То, что его срисуют, Алекс не сомневался. Еще в мотеле он вернулся в тот образ, в котором его видел и Катин муж, и этот мальчишка Тимур, да и сама Катя. Его портрет уже наверняка на всех постах.
        «Вот одна. А вот и вторая. Врублевская где? Выходит… Все статисты готовы, пора!» - Алекс неторопливо открыл дверцу и вышел из машины. Краем глаза заметил сначала одного, остановившегося рядом с ним, человека в темной куртке. Справа к нему приближался и второй. Алекс слегка усмехнулся и протянул вперед обе руки.
        - Это лишнее, Александр Иванович. Просто спокойно садитесь в нашу машину, вы сегодня никуда не полетите, - услышал он.
        Глава 45
        Так и получилось, что ночь он провел в этой деревенской избе. Борин предлагал уехать, но сил сесть за руль не было. Тело отца увезли криминалисты, вскрытие все же делать будут, чтобы что-то там исключить, - Сергей слушал следователя вполуха, думая в это время совсем о другом. Он дочитал послание отца, недописанное, оборванное на полуслове. Но и этого хватило… Самое главное, что не укладывалось в голове, - генерал Леонтьев, дед, которого он любил и уважал, - убийца. Сильно! Узнать бы - рука хоть дрогнула?
        Сергей вдруг поймал себя на мысли, что эта новость не шокирует, даже какое-то восхищение появилось, что-то вроде гордости - а я его внук! И тут же себя одернул - убийца есть убийца.
        Когда Борин отдал тетрадь, он сразу заглянул в конец записей. Оставалось прочесть всего пару страниц. Читал внимательно - каждая строчка в памяти осталась.
        «…Леонтьев позвонил на квартирный номер Любы, я еще тогда жил с ней. Я даже не сразу поверил, что это - голос моего бывшего тестя, так он был слаб. Твой дед попросил приехать. Срочно. Я даже и не сомневался, что речь пойдет о деле Хмелевских. Я понял, что он болен, как только вошел в квартиру: пахло лекарствами. Твоя мать, зло зыркнув на меня исподлобья, молча кивнула на дверь кабинета и ушла на кухню. Я открыл дверь. «Садись в кресло! - приказал этот немощный старик и тут же слабо махнул рукой. - Нет! Сначала достань чемодан. Там, в шкафу!» Я уверенно открыл дверцу. «Подглядывал! И подслушивал! - раздался у меня за спиной насмешливый голос. - Ладно, хрен с тобой! Все равно никому, кроме тебя, доверить не могу. Видишь, вот! Бог наказал!» - произнес он и досадливо поморщился. Я достал чемодан, вынул папку. Все это время он смотрел на меня странным взглядом, в котором читались восхищение и одновременно брезгливость. Мне было все равно. «Раз все знаешь, долго говорить не буду. Нашел я сестру Хмелевского. И предателя этого, Злотого! Здесь, в Куйбышеве окопались! И как все продумал, гад! Но от меня не
уйдешь! Следствию у него же, Злотого, учился. Восемь лет под его началом! Так что по его следам и вышел на Хмелевскую! Сам все прочтешь там, в справках, что и как». «Вы встречались с ней?» - перебил я его. «С ним встретился. Они женаты, во как все придумал! - он вдруг жилистой рукой схватил меня за лацкан пиджака и притянул к себе. - Слушай меня внимательно: нужно на нее нажать! И придется тебе это сделать! Слышишь меня?! Не обмани! Достану!» Я дернулся и отодвинулся от него подальше. Он мне показался на миг безумным - таким яростным и злобным был голос. Но твой дед быстро взял себя в руки и заговорил спокойно. «Я его убил. Сегодня, - он смотрел на меня, не отводя взгляда. - Ничего он бы мне не сказал! Идиот… влюбился в эту стерву! И поехал за ней, чтобы устроить побег. А может, сказки все это про любовь! Просто делиться не хотел со мной! Сорвался я, когда он мне в лицо усмехнулся, что, мол, не видать мне ничего! Нож в кармане лежал… Пойдешь к ней! Я уверен, коллекцию они не трогали, цела она! Так, по мелочам, наверняка тратили… А коллекция - она ценность целиком имеет огромную! Еще яйцо Фаберже. Это
такие деньги! - он вдруг закрыл глаза и откинулся на подушки. - Достань ее… Я жизнь положил… Если надо - убей суку, но узнай, где все спрятано!»
        Я позорно испугался. До дрожи в коленках. Даже представить, как буду выбивать из женщины информацию, не смог. И не хотел ничего общего иметь с убийцей. Молча положил папку с документами ему на одеяло. Он все понял. «Пошел вон! Слюнтяй! Ничтожество!» - заорал из последних сил. И тут я разозлился и ушел, громко хлопнув дверью и обозвав его «старым ублюдком».
        «Похоже, папочка всю жизнь гордился этой сценой! Как же, проявил характер…» - мелькнула мысль.
        «…Когда умерла Люба, ее дети выгнали меня из дома. Я попал в больницу и там познакомился с мужиком из Дарьевки. Он-то мне и рассказал, что деревня почти заброшена, местных осталось мало. Изредка дачники наезжают, но только летом. Да и тех немного - семей пять, все в центре деревни. Посоветовал и мне втихую занять какой-нибудь не очень ветхий домишко, расположенный ближе к лесу. Из больницы я поехал прямиком туда.
        И никак не мог предположить, что у истории с делом Хмелевских будет продолжение!
        Не могу объяснить, почему я полез именно в этот дом. Была глубокая осень, лужи ночью покрывались льдом, таявшим днем только на открытых участках земли, а стылый воздух вползал в легкие при каждом вдохе. На окраинной улице я увидел всего один целый дом. Рядом, на соседнем участке, жутко торчали обгоревшие стены. Сначала я хотел уйти. Но любопытство пересилило чувство страха. Я заглянул в окно. Увидев неплохую мебель, понял, что набрел на подходящее жилище. На двери висел проржавевший замок, открыть который не составило труда - просто отогнул скобу ломиком. Я прошел в одну из комнат, зачем-то посидел на старом пружинном матрасе, пересел в плетеное кресло-качалку, и тут мой взгляд упал на фотографию в рамочке, висевшую на стене прямо передо мной. Два девичьих лица, одно из которых, несомненно, принадлежало Зосе Хмелевской. Это было столь неожиданно, что я еще долго сидел в кресле, раскачиваясь, глядя на снимок и все больше убеждаясь, что прав. Сердце работало скачками, то замирая, то начиная бешено колотиться. Тогда я подумал, что это знак. Вынув из рамочки фотографию, перевернул ее и прочел надпись:
«Лиля Бас и я». Это послужило толчком…»
        На этом записи обрывались. Сергей без сожаления отдал тетрадь Борину, подумав лишь, что написанное отцом мало чем сможет тому помочь. Ему вдруг стало до слез жалко деда, потратившего свою жизнь на бесплодные поиски. Он вспомнил, как тот два года лежал, прикованный к постели, не имея возможности добраться до вожделенного богатства, когда уже оно, казалось, было так близко. Именно, казалось, потому, что он, Сергей, был абсолютно уверен, что Зося Хмелевская, если она действительно осталась жива, давно распорядилась краденым добром сама.
        Утром он проснулся вполне выспавшимся и с чувством облегчения. Завтракать не стал, решив сразу ехать к матери, чтобы первым сообщить, что ее бывший муж умер. Ему хотелось посмотреть на ее реакцию - все же именно от этого человека она родила его, Сергея.
        Он добрался до города довольно быстро, но прямо на въезде началась обычная утренняя пробка: жители спальных районов тянулись к офисам на своих личных авто.
        Еще полтора часа он «жил» вплотном потоке легковушек и «Газелей», мысленно проигрывая в уме все, что произошло с ним за последние несколько недель. Вспомнилось о долге Кащею - это было на сегодняшний день самым важным: шутки могли закончиться в одночасье, и тот мог запросто прижать его, Сергея, для начала опять отобрав у него машину. К дому матери подъехал, четко осознав план своих действий.
        Он открыл дверь в квартиру своим ключом. Мать должна была уже уехать на работу, а этот… Хотя, какая ему разница, где ее любовник?
        Он пришел, чтобы найти документы на квартиру. Раньше, когда они с матерью жили еще вдвоем, его не интересовало, где лежат бумаги. Предположить, конечно, можно - в кабинете деда. Но это - самая большая комната. Одних книжных шкафов здесь четыре, в каждом по шесть ящиков. Письменный стол, широкая тумба под телевизором. И опять - ящики, ящики. Да, еще трехстворчатый гардероб с антресолями. Стоп, его-то как раз и нет, выкинула матушка во время ремонта.
        Сергей прошел на кухню. В холодильнике, он знал, стоял графин с соком. Он открыл дверцу. «Да, балуете вы своего альфонса, Алла Арсентьевна», - подумал недобро, увидев на полке банку красной икры и нарезанный осетровый балык на тарелке. Подцепив тонкий ломтик двумя пальцами, отправил его в рот.
        Хрустальный графинчик стоял, но сока в нем было с полстакана. «Вылакал с утреца, урод!» - уже разозлился Сергей не на шутку, выливая остатки в стакан.
        Оставив немытый стакан и пустой графин на кухонном столе, Сергей вышел в коридор. Дверь в кабинет деда находилась рядом с его бывшей детской. Открыв ее, он остановился. Ему на миг показалось, что пахнуло дымом дедовых сигарет, которых тот выкуривал по пачке в день. Он сам курит сейчас эту же марку.
        …Сергей не знал, любил ли его дед Арсентий. Малышом он, конечно, забирался к нему на колени, о чем-то лопотал, таскал в его комнату игрушки, расставляя танки и солдатиков на зеленом сукне письменного стола. Дед не прогонял, что-то даже ему показывал, наверное, как правильно выстроить пехоту, но играл с ним недолго: обязательно кто-то в это время звонил по телефону, после чего тот одевался и уходил, потрепав внука на прощанье по стриженой макушке. Когда Сергей стал старше, отношения с дедом почти прекратились. Он, конечно, заходил в кабинет, но разговор, как правило, не клеился, опять-таки звонил телефон, дед отвечал, Сергей, не дождавшись своей очереди на порцию внимания, уходил, унося в душе неприятный осадок своей ненужности предку. Иногда при виде входящего к нему внука, дед что-то торопливо прятал в ящик стола. Это было уж совсем обидно: Сергей тогда считал себя уже достаточно взрослым, чтоб понять старика. Он пытался задавать вопросы, но дед лишь отмалчивался, досадливо морщась. А вот с матерью они запирались в кабинете часто и надолго.
        Теперь он знает, о чем они говорили…
        Сергей решил начать с ящиков стола. Ему повезло сразу: впервом же лежала пластиковая папка с надписью «Недвижимость». Он вынул свое свидетельство на владение долей квартиры и положил на стол. Папку вернул на место.
        Зачем он стал выдвигать все остальные ящики один за другим, Сергей объяснить вряд ли бы смог. А зачем он взломал замок самого нижнего в правой тумбе, тем более. Но документы, что были в старой картонной папке с веревочными завязками, повергли его в шок. Он всегда считал себя единственным ребенком у матери. Он, Шустов Сергей Георгиевич тысяча девятьсот девяносто первого года рождения, - единственный сын! Тогда, чье же свидетельство о рождении он держит сейчас в руках? Кто такая Леонтьева Вероника Арсентьевна тысяча девятьсот восемьдесят третьего года рождения? Кто она ему, если в графе «родители» стоит имя его матери? Леонтьевой Аллы Арсентьевны! Кто, если не сестра?
        «Что ж, мамочка! Есть предмет для разговора. Придется тебе объяснить, куда делась девочка, рожденная тобой в шестнадцать лет!» - подумал он, забирая метрику с собой.
        Глава 46
        Зося Адамовна проснулась рано, но вставать с кровати не спешила. Она уже давно приучила себя выполнять специальный комплекс упражнений лежа, растягивая застывшие за ночь позвоночник и мышцы спины и ног.
        Зося Адамовна была уверена, что все еще живет только по одной причине - она должна увидеть Сашеньку и многое ему рассказать.
        Она догадывалась, что и Саша не говорит ей всей правды о себе. Но даже подумать о такой «профессии» для него не могла! Звонок этой женщины заставил остановиться на миг ее сердце. Очнулась только в клинике. «Хорошо, что Казимир не спрашивает меня об этом звонке. Наверное, боится напомнить. Как бы я ему смогла объяснить причину моего обморока после разговора?» - Зося Адамовна почувствовала приближение головной боли. Рука сама потянулась к коробке с лекарствами.
        Сестра вора, сама будучи его сообщницей, к убийцам относилась однозначно - не ты дал жизнь, не тебе забирать! И вот: внук - наемник! Ее ласковый, любящий мальчик - профессиональный киллер.
        «Просто принять… не думая, не осуждая, не переживая - принять!» - решила она, пытаясь встать с кровати. Тут же распахнулась дверь, и в комнату вошла сиделка, приглашенная Казимиром из ближайшей клиники.
        - Нет-нет! Вам нельзя! - укоризненно посмотрела на нее девушка, поправляя подушки.
        - Да все мне уже можно, деточка! - отмахнулась Зося Адамовна, жестом показывая, чтобы та дала ей телефонную трубку.
        Она еще раз набрала Сашин номер, чтобы снова услышать бесстрастный голос автоответчика. Она звонила ему накануне вечером, но телефон был отключен. Понять, что с ее внуком что-то случилось, было несложно. Дождавшись, пока девушка выйдет, Зося Адамовна достала из кармана халата его фотографию, положила поверх одеяла и поднесла раскрытую ладонь. «Тепло… Жив!» - успокоилась она, вспомнив вдруг войну, усталых женщин, приносивших в избу ее бабушки черно-белые снимки своих родных мужчин, пропавших на войне.
        «Значит, арест…» - Зося Адамовна знала, что это когда-нибудь случится. Знала еще с тех пор, когда впервые смотрела в картах судьбу внука. Только думала она тогда о наказании совсем за другое его преступление…
        …Он открывал дверь своим ключом, почему-то долго возился, и Зося Адамовна, удивившись, вышла встретить его в коридор.
        Он был настолько пьян, что заметил ее не сразу, пытаясь повесить ненужные уже ключи на крючок, вбитый в стену справа от входа. Вбитый еще дедом, на уровне детского роста, для него, вечно их терявшего, школьника.
        Пристроив связку на место, Саша пнул входную дверь. Та захлопнулась с громким щелчком, заставив и так перепуганную Зосю Адамовну вздрогнуть.
        - Только сейчас ничего не спрашивай, бабуль, ладно? - проговорил он тихо, проходя мимо нее в свою комнату и закрывая плотно дверь.
        Она и не собиралась ничего выяснять, по опыту с мужем зная, что это бесполезно. Но не в силах терпеть неизвестность, разложила тут же карты. Говорят, судьба повторяется через поколение… «Казенный дом», выпавший в раскладе, заставил ее тяжко вздохнуть, но при виде идущей следом карты смерти защемило сердце. «Пока я жива, этого не будет», - решила она, заворачивая оставленную ей бабушкой колоду в пурпурную ткань и убирая сверток в бархатный ридикюль.
        Заглянув в комнату внука и увидев, что тот крепко спит, она стала собираться. Ехать было хотя и недалеко, но Зося Адамовна волновалась - каждая встреча с давней подругой давалась тяжело, она до сих пор боялась за нее и ее семью.
        После переезда в город Зося Адамовна с Лилей Бас встречалась нечасто. Семья Лилечки быстро разрасталась. Женился внук Борис, родились две правнучки - Сара и Оля. Только летом, в Дарьевке, подруги могли наговориться всласть. Сейчас же стояла холодная осень.
        Зося Адамовна не сомневалась, что Лиля поддержит ее. Так оно и случилось. Они вместе решили, что медлить с оформлением документов на выезд в Польшу нельзя. Тем более, Польшей был принят закон о Карте поляка, что упрощало всю процедуру. Нужны были деньги. И тогда Лиля решила, что пришла пора продать украшения, которые оставил Казимир ее семье. «Даже не думай, продадим все! - отвечала подруга на ее возражения. - Все равно я не могу рассказать никому из своих, откуда у меня, простой учительницы, такие несметные богатства! Да и не нужны они нам здесь. Езжай в Москву, вот адрес племянника Иосифа - Захара Лейбсона. Он нам помогал продать то ожерелье, помнишь, когда покупали вам с Андреем дом в Дарьевке? Я ему позвоню, поможет и в этот раз.
        Все сложилось более чем удачно. Единственным, что тяжкой болью легло на сердце, стало расставание с подругой. В последний вечер перед отъездом они долго сидели рядом на диване в спальне Лили, вспоминая и жизнь в московской коммуналке, и родных, которых уже давно нет. Арест Зоси, ее мнимая смерть, «воскрешение» ирадость встречи переживались заново.
        …Тогда, незадолго до ареста, Зося Адамовна отвезла Лилечке все, что вынес из квартиры коллекционера ее брат Виктор. «Если откажешься сохранить у себя ценности, пойму», - сказала она ей, отдавая ларец с коллекцией камней, яйцо Фаберже и шкатулку с ювелирными украшениями. Лиля только улыбнулась. «Если со мной что-то случится, Казимира, скорее всего, определят в детский дом. Вот тебе адрес наших дальних родственников Хмелевских. О них никто из нашего окружения не знает. Сообщи им, только не сразу, а через год. Они усыновят мальчика. И, чтобы они ни в чем не нуждались, прошу тебя отдавать им понемногу деньги и ценности из шкатулки. Только будьте осторожны! Впрочем, мы все уже продумали, они знают, кому отнести золото - это наш человек. Лилечка, будет трудно твоей семье - бери из шкатулки все, что хочешь. Только сохрани коллекцию камней и яйцо Фаберже. Надеюсь, Казимир сам распорядиться этими ценностями, когда вырастет», - она не сомневалась, что подруга выполнит все ее просьбы в точности. Лиля тогда даже не расспрашивала ее ни о Викторе, ни о подробностях ограбления, за что Зося была ей безмерно
благодарна. Они обе в тот миг понимали, что прощаются, если не навсегда, то очень надолго…
        Вскоре арестовали Виктора, а чуть позже пришли и за ней.
        Ее почти не били, Зося Адамовна в какой-то миг даже начала сомневаться, не проговорился ли брат на допросах. Но тут же успокаивалась - нет, не мог. Однако вкрадчивый тон дознавателя Леонтьева ее не обманывал - она жива, пока молчит.
        Она выдержала. Суд был скорым, наказание по тем временам обычным - пять лет лагерей.
        «Помни, внучка, бог тебя будет хранить от смерти, жить ты будешь долго! Но испытаний он же отмерит тебе щедрой рукой. Но ты все выдержишь, поверь», - сидя на скамье за решеткой и глядя на бесстрастно зачитывающего приговор судью, вспомнила она последний разговор с бабушкой.
        Уже там, в лагере, когда ее избили сокамерницы, думала, не выживет - выжила. Выходил не врач - Андрей Злотый. Тогда так и не поняла - кто он здесь? Она видела его на Лубянке. Во время допросов он не раз заходил в комнату, где ее допрашивал Леонтьев. Тот же Леонтьев сообщил, что следователь Злотый ведет ее дело.
        Как и почему он оказался теперь в лагере, где она отбывала срок, Зося не знала. Но власть у Андрея Злотого в этом тюремном государстве была безграничной. В ее сторону боялись смотреть даже надзиратели, спешно отводя взгляд, точно пряча свой страх, ненависть и зависть.
        А ей было все равно. Ни с кем не общаясь, она почти все время молчала, отвечая только односложным «я» на перекличках. Раз в неделю ее забирал «на свидание» Злотый. Почти не разговаривая, они вкусно ужинали принесенными им продуктами, торопливо, словно воруя, занимались любовью, молча, не говоря ни слов любви, не проявляя ни нежности, ни страсти. Он уходил, оставив ее отсыпаться еще несколько часов в тишине и покое, после чего она возвращалась обратно.
        Когда входила в барак, все замолкали, завистливо глядя на нее, посвежевшую и отдохнувшую. Ей было их жаль, даже тех, кто бил ее, потому что она твердо теперь знала - ее срок пребывания здесь недолог.
        Однажды, уходя со свидания, Андрей дал ей маленькую таблетку. «Спрячь, завтра выпьешь натощак. Попадешь в лазарет», - он подмигнул ей неожиданно весело и прикоснулся тыльной стороной ладони к щеке. Она только молча кивнула.
        Таблетку засунула под язык, еще не вставая с нар. Сознание ушло сразу, очнулась в лазарете на той же койке, что покинула несколько недель назад.
        - Тихо, скоро все пройдет, потерпи, - Андрей склонился к самому ее уху. - Скоро все закончится.
        Как-то сразу ему поверив, она никогда потом не пожалела об этом…
        Зося Адамовна подошла к окну и настежь открыла его. Утренний влажный ветерок легким прикосновением охладил ее лицо. Она прислушалась: со стороны сада раздавалось пение птиц.
        Она увидела, как из парадного показался Михаэль. Он сказал что-то проходившему мимо работнику и поднял голову вверх. Зося Адамовна улыбнулась и помахала рукой. Он помахал в ответ и сошел с крыльца.
        То, что произошло дальше, заставило ее резко отпрянуть от окна. Звук, оглушивший на миг, сменился громкими криками. Она никак не могла заставить себя вновь подойти к окну, чтобы увидеть, что случилось. Да это и не требовалось. Перед глазами уже услужливо «висела» картинка.
        Глава 47
        Михаэль посмотрел на часы - ехать в Краков было рано. Будь он один, давно бы уже выехал - встретиться с Элиной, посидеть в кафе хотя бы час. Но ему мешал навязанный отцом охранник. Парень, конечно, не болтлив, но посвящать его в свои личные отношения Михаэль не собирался.
        «А личные отношения уже есть», - улыбнулся Михаэль, вспомнив последнюю ночь в своей квартире в Кракове.
        …Он вернулся в Краков сразу после похорон Анки. Вернулся с одной целью - встретиться с ней, девушкой из полицейского участка, переводчицей русских. Так она ему представилась там. Михаэль помнил прикосновение ее руки к своему локтю. Не прикосновение - поддержку, когда он, не глядя под ноги, торопливо двигался по больничному подземному переходу. Шел в морг, чтобы опознать тело Анки. Он спотыкался на неровностях пола, она тут же подхватывала его, не давая упасть.
        Он так и запомнил - она рядом.
        Михаэль не плакал во время церемонии похорон Анки. Не плакал в фамильном склепе, когда закрывали крышку гроба - рядом стоял отец. Он не плакал и потом, уложив его в постель, обессиленного навалившимся горем. Так было нужно. И только переступив порог комнаты сестры, оглядев ее затуманенным от подступивших сразу же слез взглядом, разрыдался, как не рыдал даже в детстве. Не помнил он такого…
        От порога добрел до ее кровати и, аккуратно сняв ботинки, прилег поверх молочного цвета покрывала. Проваливаясь в спасительный сон, Михаэль в последний миг вспомнил не лицо сестры, а Элину. Он успел еще сунуть руку в карман пиджака, нащупать там кусочек картона - ее визитку, и только тогда, успокоившись, отключился.
        Казалось, что он проспал долго. Открыв глаза, заметил, что в комнате как будто стало темнее. Выглянув в окно, понял - просто небо затянулось тучами, скоро польет дождь. Михаэль даже потряс свои часы, словно сомневаясь, что они показывают правильное время - получалось, что спал он всего двадцать минут. Кожа на щеках была стянута высохшими слезами, и Михаэль, как был, в носках, прошел в ванную комнату сестры. Уже спокойно посмотрев на расставленную на полочках косметику, открыл кран с холодной водой и умылся.
        Снимая помявшийся пиджак и надевая куртку, он переложил визитку Элины в карман.
        Михаэль набрал номер уже в Кракове, долго слушал длинные гудки, уже собирался отключить телефон, как вдруг девушка ответила. Он сразу понял, что с ней что-то не так - тихое «да» прервалось протяжным всхлипом. «Ты плачешь, Элина? Что случилось?» - закричал он, вмиг холодея. «Ничего, Михаэль, простите… я в порядке», - он понял, что она сдерживает слезы. «Я еду, адрес говори!» - приказал, даже не удивившись тому факту, что Элина его узнала сразу, словно ждала этого звонка Михаэля. «Нет!» - она выкрикнула это слишком испуганно, он даже не стал настаивать. «Тогда жду в кафе. Недалеко от того полицейского участка, помнишь?» - сказал твердо, чтобы у нее не возникло и мысли отказаться. «Помню… я постараюсь», - почти прошептала в ответ.
        Михаэль сел за тот же столик, и ему показалось, все повторяется - и официант тот же, кофе не такой горячий, как он любил, весело щебечущая пара девочек-подростков за соседним столиком. Все так, как в тот день, когда он ждал здесь Анку. И внутреннее осознание уже случившейся беды было знакомо…
        Михаэль не сразу узнал ее из-за темных очков, закрывавших пол-лица. Они совсем не подходили ей, эти очки: ни формой - слишком большие, ни надобностью - за окном накрапывал дождь. Он сразу протянул руки к ее лицу, стягивал их осторожно, словно зная заранее, что резкими движениями обязательно причинит боль. Элина не отстранилась, лишь робко коснулась его руки, словно предупреждая… Но он уже потянул за дужки, тут же вскрикнул, краем глаза заметив метнувшегося к ним официанта и отрицательно качнув головой. «Кто это сделал?» - он слишком сильно сжал хрупкую пластмассу, оправа треснула и развалилась пополам. «Муж», - коротко ответила Элина, отворачиваясь к окну.
        Михаэль не знал, что она замужем. Ничего о ней не знал…
        Слушая банальную во всех отношениях историю ее замужества, Михаэль думал - он появился в жизни Элины, чтобы прекратить ее страдания. Даже не сразу понял фразу, которую та произнесла очень тихо в конце своего монолога: «Он знает обо мне кое-что плохое, Михаэль». «Что знает?» - переспросил он. «Я убила человека. Сбила машиной. Когда мне было восемнадцать», - она опять отвела взгляд.
        Он тогда ничего не ответил - не смог подобрать слов. Да и какие слова. Что сказать? Сочувствую? Достал из портмоне купюру, бросил на стол, взял девушку за руку и повел. В машине по дороге к его квартире они не проронили ни слова.
        Он старался быть убедительным, и это ему удалось. Впрочем, аргумент был один, но весомый. А ей и самой уж стало невмоготу бояться. Прошлого своего проступка, настоящих унижений и побоев мужа и неопределенно безнадежного будущего.
        Михаэль позвонил отцу, сообщил, что останется на ночь в Кракове, запер Элину в квартире, вышел и только тогда набрал номер своего адвоката.
        Элина домой больше не вернулась, за несколько дней обжив его территорию, которая уже больше не походила на гостиничный номер с дежурным баром и каждый день меняющимися в ванной полотенцами (приходящая домработница следила за порядком излишне, как он считал, тщательно). И ему это нравилось. Заходя в квартиру, Михаэль первым делом бросал взгляд на полку под вешалкой - стоят ли там меховые тапочки Элины, маленькие, с пушистыми помпонами, поросячьего розового цвета, полная безвкусица, как он посчитал бы раньше. Но теперь этот подарок детей из России, сшитый вручную и любимый ею, стал приятен и ему. Он успевал лишь обрадоваться, что тапок нет - как тут же сама хозяйка домашнего чуда обнимала его в прихожей, одной рукой поглаживая затылок, второй отбирая у него ключи и кидая их на туалетный столик. А дальше все было вкусно - поцелуи под бьющей из душа струей воды, ужин, едва разогретый в микроволновой печи, ликер в рюмке и на десерт - блюдо с клубникой в разобранной уже постели, когда становится непонятно, от чего так сладко - от спелых ягод или от непогашенной страсти, от предвкушения любви, слабости и
наступившего затем покоя…
        Михаэль вышел на крыльцо и посмотрел наверх. Чистое, без единого облачка, небо, ослепило на миг его глаза своей яркой голубизной. Он невольно прищурился, поморгал, привыкая к дневному свету. Оглянулся на дом. Из окна второго этажа, улыбаясь ему, махала рукой бабушка Зося.
        Понять, что произошло в следующий миг, Михаэль смог не сразу. Он как будто даже и не слышал этого оглушительного звука. Взгляд выхватил только разлетевшиеся в стороны ворота гаража. Он на миг зажмурился, словно отгоняя от себя жуткое видение. Побежал в ту сторону, спотыкаясь, но сохраняя равновесие. Кто-то вдруг схватил его за рукав куртки и с силой дернул назад. Михаэль упал на что-то мягкое - оказалась клумба с недавно высаженными цветами. Он лежал и смотрел на огромный костер у ворот гаража. А рядом, многократно поминая дьявола и так и не отпустив рукав Михаэля, лежал садовник Петр. «Там ваша машина, пан Михаэль, ваша машина!» - повторял он.

* * *
        «О, какой фейерверк! Браво, Ника!» - она завела машину и тронулась с места. Ей удалось найти очень удачную точку для наблюдения за усадьбой Хмелевских. Она увидела все, что хотела, и теперь можно было уезжать домой в Кшешовице.
        …Ника вспомнила, как ночью взяли Злотого в аэропорту Самары. Поначалу это так напугало ее, что она заметалась по зданию аэропорта. Регистрация на рейс заканчивалась, и Ника вдруг встала в хвост оставшейся очереди. Немного успокоившись, но поминутно оглядываясь на входную дверь, дошла до стойки и протянула паспорт. Девушка улыбнулась ей и выдала посадочный талон. Ника облегченно вздохнула. Еще бабушка говорила, что поступать нужно вопреки здравому смыслу, но руководствуясь интуицией.
        Самолет взлетел, и Ника с облегчением расстегнула ремень. Кресло рядом с ней пустовало, что порадовало ее - общаться с незнакомцами совсем не хотелось.
        Она была уверена, что Злотый ее не выдаст. Он должен был понимать, что при аресте Ника сразу же передаст полиции пленку с записью его разговора с заказчиком убийства Козича и случайно оказавшегося рядом брата. И тогда ему точно конец. Единственное, что хотелось знать, - за что Злотого арестовали местные полисмены? За похищение или же… Как раз в том, что Алекс все ж довел дело до конца, Ника и сомневалась - прошло слишком мало времени с того момента, как они расстались в мотеле. «Хотя он знал, где девка живет, мог и успеть - дурное дело не хитрое», - Ника опустила шторку иллюминатора и прикрыла веки. Нужно было немного поспать. На стоянке в аэропорту Кракова она оставила свою машину. Ника решила сразу же ехать в поместье Хмелевских, чтобы успеть к началу представления: ее несостоявшийся пасынок Михаэль в восемь часов утра садился за руль и уезжал в Краков…
        Ника въехала в Кшешовице в прекрасном настроении. Во-первых, хотя она и побаивалась слегка, в аэропорту полиция ее не встречала. Это означало, что Злотый ее не сдал. И не сдаст, зная про запись. Во-вторых, фейерверк удался. При такой силе взрыва уцелеть, находясь в машине, было не реально. В-третьих, она сейчас увидит самого дорогого для нее человека! Это ради него она идет на такой риск, ради их общего будущего. Пусть далекого, торопиться не стоит.
        Аккуратно Вероника миновала узкий проезд между домами, припарковалась на выделенном двумя белыми полосами «кармане» изаглушила двигатель.
        Ключ в дверном замке повернулся практически бесшумно. Вероника вошла в квартиру. В прихожую из комнаты тут же выбежала женщина средних лет и плотно прикрыла дверь за своей спиной.
        - Dzien dobry, pani Weronika![11 - День добрый, пани Вероника! (польск.)]
        - Dzien dobry, Klaro! Jak on?[12 - День добрый, Клара! Как он? (польск.)]
        - Wszystko jest dobrze! Wciaz spi[13 - Все хорошо. Еще спит. (польск.)], - женщина посторонилась, пропуская Веронику.
        Ее любовь, смысл всей ее жизни сладко посапывал в своей кроватке. Пушистые темные ресницы резко выделялись на светлой коже щек. Влажный завиток волос загнулся в тугое колечко и пристроился прямо по центру гладкого лба.
        - Moj aniol, mama zrobi wszystko, aby cie uszczesliwic. Bardzo cie kocham![14 - Ангел мой, мамочка все сделает, чтобы ты был счастлив. Я тебя очень люблю! (польск.)] - Вероника поцеловала сына в макушку, поправила одеяло и вышла из детской.
        Глава 48
        Борин поймал себя на мысли, что симпатизирует этому… убийце. Ну, никак он не мог вызвать в себе хотя бы долю отвращения, хотя б намек на злость - ведь преступник, не твоего поля ягода, сколько душ сгубил! Думал так, а, посмотрев на сгорбившегося на стуле Злотого, невольно старался отогнать от себя эту мысль.
        С момента задержания тот был спокоен, отвечал на все вопросы, не делая ни малейшей попытки хоть как-то оправдаться.
        Только при имени Катерины Шторм вздрогнул всем телом, как-то вдруг съежился, сник. Глаза, и без того темные, почернели, потом, блеснув глянцем слез, вмиг потухли. Наблюдая все эти превращения, Борин вспомнил Катино: «Я люблю его! Нельзя предавать любимого!» - и подумал, что от судьбы действительно не уйдешь!
        «А он, вероятно, думает, что это Катя его сдала», - мысль эта пришла неожиданно. Борин опять посмотрел на Злотого, который, казалось, о чем-то задумался.
        - Катя о вас так ничего и не рассказала, Александр Иванович, - руководствуясь все той же необъяснимой симпатией, негромко произнес Борин.
        - Спасибо, что сказали. С ней все в порядке?
        - Не все продается, Злотый, - не ответив ему, продолжил Борин. - Не знаю, награда вам или расплата за ваши грехи преданность такой женщины, как она. Но вы для нее точно не подарок… Не возражаете, наша беседа будет записываться на диктофон?
        - Нет.
        - Для начала поясните, с какой целью приехали в Россию? - после формальностей задал вопрос Борин.
        - Я принял заказ убить Катерину Шторм.
        - Имя заказчика? Молчите? Я одного не могу понять, Злотый… Почему вы не называете имя того, кто вам заказал убийство Катерины Шторм? Есть для этого веские причины?
        - Поверьте, есть.
        - Хорошо. Пока оставим этот вопрос открытым. Тогда объясните, что за спектакль вы разыграли в аэропорту? Перед кем? Не проще было просто прийти в полицию, если уж вы решили сдаться?
        - Сдаться… можно и так сказать. Только сдаются те, кто совершил преступление. Насколько я знаю, по вашему законодательству похититель, который сам добровольно освободил похищенного, не подлежит уголовному преследованию.
        - Вы хорошо знаете уголовный кодекс. Да, это так. Если в его действиях нет иного состава преступления.
        - Нет. И не могло быть!
        - Злотый, зачем было похищать Катерину Шторм? Намерение убить все-таки было?
        - Нет. Не было с самого начала, как я увидел ее фотографию еще в Польше. Она поразительно похожа на Анку Хмелевскую. Я хотел разобраться, что задумал заказчик. Убить Катю мог и в дверях квартиры. Думал, возможно, что-то расскажет о себе, пока я… пока она у меня. Но с первых же слов понял, что Катя в полном неведении. Она боялась за ребенка, даже не за себя. И совсем не опасалась меня.
        - Злотый, это вы убили Игоря Марьина? Только не делайте вид, что вы не знаете, о ком я спрашиваю, - без перехода задал вопрос Борин.
        - Не буду. Парень, который помог мне похитить «невесту», был вполне жив, когда мы расстались. Я заплатил ему за работу, мне незачем было его убивать. Против меня есть улики? Кстати, как он умер? Зарезали? Застрелили?
        - Слишком много вопросов, Злотый. Допустим, я вам верю. Улик против вас действительно нет… Где вы держали Катерину Шторм?
        - На нашей бывшей даче в Дарьевке.
        - Понятно, - Борин достал из папки какой-то лист бумаги с текстом и положил перед Злотым. - Читайте.
        - Вы нашли их…
        - Зачем вы оставили в подвале дачи эти деньги, Злотый?
        - Для Кати и ее сына. Собирался дать ей знать, чтобы она их забрала, когда буду уже в Польше.
        - Почему наличные, а не карта, например? Неужели вы ей не назвали своего настоящего имени?
        - Нет.
        - Вам не приходило в голову, что она могла и отказаться от денег, заработанных таким способом? А заказчик, Злотый, когда вы отчитались о выполнении заказа, не потребовал никаких доказательств? Вот так, на слово, поверил, что все сделано? Или не поверил? Почему вы покрываете того, кто посягнул на жизнь дорогой вам женщины? - Борин намеренно засыпал Алекса вопросами, не давая возможности выстроить ложную версию.
        - Я отказываюсь отвечать. Скажите, в чем еще меня подозревают? Если я не совершал преступления, могу уйти?
        - Да, на территории России вы не преступник. Но полиция Польши просит вашей экстрадиции. Вас подозревают в организации убийства Анки Хмелевской и еще одном двойном убийстве, Злотый. Поэтому сегодня ночным рейсом вы, в сопровождении сотрудников нашей полиции, вылетаете в страну проживания.
        - О смерти Анки я узнал лишь сегодня ночью. Когда уезжал из страны, она была жива. И я знаю, кто убил Анку.
        - Кто, Злотый? Все тот же заказчик? Или все ж заказчица? Вы понимаете, что угроза жизни Катерины Шторм сохраняется?
        - Нет! Тот, кто ей угрожал, улетел в Польшу несколько часов назад. Сколько времени? Восемь? Заказчик уже давно там. И он уверен, что на этот раз я выполню заказ.
        - Почему уверен?
        - Скажем так - сумел убедить…
        - Значит, это перед ним вы разыграли представление с вашим арестом? Какой смысл? Рискованно. Ареста могло и не быть, если бы наши польские коллеги не просили вашей выдачи. Почему вы дали ему возможность покинуть Россию?
        - Мне нужно было оградить Катю. Заказчик, как вы правильно подумали, не поверил мне, что я довел дело до конца. Поэтому прилетел в Россию для встречи со мной.
        Звонок внутреннего телефона прервал их беседу. Борин взял трубку, молча выслушал говорившего, глядя при этом на Злотого. Он опустил трубку на аппарат.
        - Что-то случилось? - изменился в лице тот.
        - Машина Михаэля Хмелевского взорвана. Теперь понимаете, Злотый, что вы своим молчанием чуть не убили брата?
        - Чьего брата???
        - Вашего, Александр Иванович. Ваша бабушка Зося Адамовна Злотая, в девичестве - Хмелевская. Она - родная сестра отца Казимира, Виктора Хмелевского. И сейчас находится в их имении.
        - Бабушка никогда об этом не рассказывала… даже, когда мы приехали в Польшу… так вот почему она тогда меня устроила к нему водителем! Но зачем было скрывать, что мы - родственники? Казимир отказывался ее принять?
        - Нет, Злотый. Это решение вашей бабушки. Впрочем, я не уполномочен пересказывать историю вашей семьи. Думаю, в свидании с родными польское следствие вам не откажет, и ваши вопросы без ответа не останутся.
        - Значит, с Михаэлем все в порядке?
        - С ним - да. Но погиб охранник. Догадываетесь, чьих рук дело?
        - Нет, она не смогла бы успеть. Хотя… если с вечера, перед вылетом в Россию.
        - Все же, заказчик - женщина… Ее имя, Злотый? Как ее найти?
        - Вероника Врублевская. Бывшая любовница Казимира Хмелевского. Живет в Кшешовице, но точного адреса я не знаю.
        - Что вы о ней знаете еще?
        - Только то, что она - бывшая гражданка России. Мы сегодня ночью встретились в мотеле по дороге в аэропорт. Я записал разговор с ней. Во внутреннем кармане моей дорожной сумки диктофон.
        Глава 49
        Если бы она так сильно не любила музыку, стала бы поваром. Вере Михайловне особенно нравился собственно сам подготовительный процесс к кулинарному действу: она чистила овощи, промывала мясо, помешивала бульон, а в голове проигрывала будущую репетицию с детьми. Партию каждого в отдельности, при этом как бы видя сосредоточенную мордашку игравшего. Да, ее муж был прав - она жила музыкой и детьми. Федору в ее сердце места так и не нашлось.
        Но сейчас она, переворачивая очередную котлету на сковороде, думала о Лыкове.
        Наверное, это и есть любовь - когда всегда в мыслях. Он ушел, а ты еще долго вспоминаешь то ласковое слово, сказанное вроде бы так, походя, то короткое прикосновение его пальцев к твоему локтю, то взгляд, от которого становится на миг жарко, и ты замираешь. И все время его, любимого, ждешь…
        Накрыв крышкой сковороду и убавив огонь, Вера Михайловна отошла к окну. По привычке бросив взгляд на то место, где обычно стоял их микроавтобус, она заметила там незнакомую светлую иномарку. Она уже было отвернулась, но успела увидеть открывающуюся дверцу и детскую руку, придерживающую ее. Через несколько секунд из машины вылез Тимур. Почему-то сразу стало неосознанно тревожно, даже страшно. Видя, как мальчик направился к входной двери, Вера Михайловна поспешила в коридор.
        Этот взгляд озлобленного волчонка она помнила с тех пор, как впервые встретила Тимура в детском доме. Сейчас он стоял и исподлобья смотрел на нее.
        - Где ты был, Тимур? - стараясь говорить спокойно, Вера Михайловна вдруг поняла, что впервые это спокойствие дается ей очень уж тяжело.
        - Какое вам дело?
        - Как это? - опешила она на мгновение, чувствуя, как внутри зреет новое для нее чувство - раздражение.
        - Что вы лезете в мою жизнь? - он спросил это так зло, что она растерялась.
        - Тимур, ты не смеешь мне так грубить! - она, наконец, пришла в себя. - Нам нужно серьезно поговорить, поэтому, жду тебя в гостиной. Сейчас же.
        Парень, молча сняв кроссовки, прошел мимо нее.
        «Так… я не справляюсь! Я знала, что будет нелегко. Прожив почти десять лет по приютам, осознать, что такое семья, трудно. Но он - ребенок, всего лишь ребенок!» - уговаривала она себя, идя вслед за ним.
        Он развалился в кресле, всем своим видом показывая, что ему все равно. Так раньше не было! Он грыз ноготь на большом пальце - она отучала его от этой привычки почти год! Оказалось, не отучила! И даже не пошевелился, не сменил позы, когда она спокойно попросила: «Сядь прямо, побереги позвоночник». Попросила машинально - у него была травма шейных позвонков, так было записано в его медицинской карте. Вера Михайловна знала ее наизусть! Как и то, что его сестра Фая в трехлетнем возрасте сломала ключицу, упав на детской горке, и еще мизинец на ножке. Он теперь рос немного криво, девочка этого очень стеснялась, даже в самую жару надевая туфли с закрытым носом. В последнюю поездку в Кракове Вера Михайловна нашла в магазине очень красивые туфельки с небольшими дырочками, и сама радовалась, глядя на расплывшееся в счастливой улыбке личико девочки…
        - Тимур, что хочет от тебя эта женщина? - голос ее невольно дрогнул, но Вера Михайловна смотрела на парня строго.
        - Она ищет нашу с Фаей мать, - слишком быстро и заученно ответил тот, чтобы она поверила.
        - Ты давно знаешь Людмилу Степановну?
        - Она приходила в детдом, - его односложные ответы не нравились Вере Михайловне, но она понимала, что настаивать на подробностях бесполезно.
        - Тимур, я давно хотела тебя спросить - почему ты так недобро относишься к людям? Никому не доверяешь, всегда ищешь подвох? Чем мы, я имею в виду нашу семью, перед тобой провинились? - Вера Михайловна слегка прикоснулась к плечу мальчика, а тот вдруг резко вскочил с кресла.
        - Семью? Вы думаете, у нас семья? Кто мать, вы, что ли? - Тимур дернулся от ее руки, и злобная гримаса исказила его красивое лицо. Вера Михайловна невольно вздрогнула.
        - Тимур, мы думали…
        - Думали? О чем? Какая вы мать? Да никакая! Мы вам нужны, чтоб ансамбль не развалился! И все! Конечно, набрали талантливых детей и думаете, что мы вам должны по жизни? А что вы сделали такого… мы сами таланты! А вы просто нас используете! Деньги гребете лопатой, за нас их получаете! - он выпалил эту фразу на одном дыхании, покраснев от возбуждения и злости.
        - Тимур, ты серьезно так думаешь или повторяешь чьи-то слова? Это только твое мнение? - Вера Михайловна произнесла это тихо и спокойно, стараясь унять дрожь в голосе.
        - Не только мое! Все так думают! - все так же зло бросил он.
        - Рома, Кирилл?
        - Эти ничего не понимают! Малявки!
        - Вы ровесники, - спокойно заметила она.
        - Ну и что! Держатся за вашу юбку! Я буду самостоятельным… у меня будут свои деньги! Никто не будет наживаться на моем таланте!
        - Никто, это - кто, Тимур? - мягко перебила его Вера Михайловна, уже обо всем догадавшись.
        - Неважно! Я заберу Файку, мы уйдем обратно, в детский дом. Я напишу заявление, что вы меня наказывали! Били! И других тоже! И у вас всех заберут! И у вас мужа теперь нет! А потом… - он вдруг осекся и исподлобья глянул на Веру Михайловну.
        - Продолжай, Тимур… Что будет с тобой потом?
        - Это вас не касается!
        - Хорошо, Тимур. Поступай, как знаешь, если ты такой… самостоятельный. Только учти! Обман и предательство еще никого не сделали счастливым. Подумай, прежде чем примешь окончательное решение послушаться постороннего человека.
        - Я сам… никакого человека…
        - Конечно, сам. Подумай, Тимур. О себе и сестре. Если уж о нас тебе думать не хочется, - Вера Михайловна встала и, не глядя больше на мальчика, вышла из комнаты.
        «Проблема или беда? Как некстати! Впрочем, о чем это я? Когда бывает кстати? Боброва… Я не помню юриста с такой фамилией в органах опеки. Возможно, она работает там недавно. Костя должен ее знать. Да, нужно спросить у него», - думала она, направляясь по коридору к спальне мальчиков.
        Кирилл лежал на кровати и читал книжку, Ромка сидел за компьютером.
        - Мама Вера, я до тридцатого уровня дошел, посмотри! - он подбежал к ней и потянул ее за руку. - Глянь! Вот этих убил, мне дали награду и уровень! А ты говоришь, неинтересно! Я еще вот этих заколбашу, а там за углом еще один, его такими пулями не убьешь, но теперь у меня молния есть, я бах… я знаю, что он там, за углом, мне Кирка сказал, он уже на тридцать втором!
        Она стояла, смотрела на жутких монстров на экране монитора и улыбалась, а сердце, словно покрытое ледяной коркой после разговора с Тимуром, оттаивало. Вот оно, счастье. Такая возбужденная мордашка и сияющие глаза ребенка. Ее ребенка… Пусть не рожденного ею! Но она прикипела к Ромке, Кире и даже Тимуру душой. Помыслить себя без Катиного, еще даже не рожденного первенца, без повеселевших глаз Сары, без застенчивой улыбки Фаечки, без вот таких восторженных воплей неуемного Ромки и почти взрослой рассудительности Кирилла, Вера Михайловна не могла. Да, они талантливые дети. Да любой ребенок талантлив, так она считала! Его только нужно понять, талант. И немного помочь раскрыться. Чем она и занимается. «И еще их нужно любить. За талант ли, за слабости - не важно. Они же как губки впитывают в себя нашу любовь. И учатся любить сами», - уже совсем успокоившись, подумала она.
        - Мама Вера, опять что-то Тимур натворил? - Кирилл тревожно посмотрел на нее.
        - Нет, Кира, все в порядке. Уже все хорошо, - улыбнулась она ему. - Уже все хорошо!
        Глава 50
        Алла Арсентьевна щелкнула выключателем. Лампочка вспыхнула, раздался щелчок, и прихожая погрузилась в темноту. «Черт!» - выругалась она, опуская бумажный пакет с продуктами на то место, где обычно стоял мягкий пуф. Пакет упал на пол, раздался звон разбившегося стекла, запахло алкоголем. «Черт! Хеннесси! Дура неуклюжая!» - выругалась опять она, на ощупь продвигаясь к спальне.
        Алла Арсентьевна распахнула обе створки тяжелой дубовой двери и нажала на выключатель. Ярко вспыхнул потолочный светильник. На первый взгляд все было в порядке. Но, повинуясь безотчетно возникшему страху, она с опаской потянула дверцу гардеробной. Зайдя в тесное помещение, замерла - половина вешалок была пуста. Не было одежды Павла. Она выдвинула верхний ящик комода, где лежало его белье, и не смогла сдержать стона - тот был пуст. Внимательно оглядевшись, Алла Арсентьевна не обнаружила и теплых вещей любовника. «Ушел… бросил… как же я без него?» - слезы потекли из глаз, смывая тушь с ресниц и оставляя темные потеки на щеках. Внезапно пришедшая в голову мысль заставила ее вмиг успокоиться: она выбежала из гардеробной и двинулась прямиком к туалетному столику. Там в глубине, за ящиком, был смонтирован небольшой сейф. В нем она хранила самое ценное из ювелирных украшений. Алла Арсентьевна дрожащей рукой набрала код. Все было на месте. «Я ему банально надоела», - заплакала опять. Она машинально обошла все комнаты, заглянула в ванную, на мгновение обрадовавшись его зубной щетке в стаканчике рядом со
своей, даже потрогала ее - та оставалась еще чуть влажной. Последним по коридору был кабинет отца. Алла Арсентьевна вошла и, присев на стул возле массивного письменного стола, выдвинула верхний ящик, открыла верхнюю папку. Свидетельство о праве на собственность с ее именем лежало на месте, документ на долю сына отсутствовал. Удивившись, она осмотрела содержимое и остальных ящиков, перекладывая бумаги по одной. Нижний она потянула за ручку скорее машинально - он всегда был заперт на ключ, но тот неожиданно легко открылся. Переворошив содержимое, Алла Арсентьевна обнаружила пропажу только одной папки. «Пашка? Нет, зачем ему… Сергей! Вот, паршивец!» - она поняла, что тайна, так тщательно оберегаемая столько лет, стала известна сыну.
        Немного успокоившись, Алла Арсентьевна набрала его номер.
        - Приезжай срочно. И привези все, что ты взял в ящиках стола деда! - приказала она. - Если тебя не будет в течение двадцати минут, звоню в полицию!
        Вызывать полицию она, конечно, не собиралась. С сыном уж как-то разберется сама. Она прошла на кухню, машинально налила воды в турку, засыпала молотый кофе, поставила на плиту. «Зачем Сергею понадобилось свидетельство на собственность? Без моего согласия он не сможет ничего сделать со своей долей. Хотя - стоп - сможет! Выставит на продажу… и… если я не выкуплю - продаст??? Что же - коммуналку из квартиры деда сделать собирается??? Черт!» - она успела выключить газ, не давая кофейной пенке перелиться через края турки.
        - Алла Арсентьевна, вы дома? - донесся из прихожей знакомый голос следователя Борина. - У вас открыта дверь. Что-то случилось?
        - Нет-нет, - поторопилась она навстречу. - Здравствуйте, Леонид…
        - Иванович, - подсказал Борин. - Здравствуйте. Боюсь, я к вам с дурными вестями, Алла Арсентьевна.
        - Что еще? - она бросила на него испуганный взгляд.
        - Все-таки, у вас что-то произошло…
        - Это личное. Что вы хотите мне сообщить? Да… проходите, - она жестом указала на дверь гостиной и первой двинулась по коридору.
        - Я знаю, что произошло у моей матушки, - догнал их голос Шустова от входной двери. - Она оплакивает пропажу документов.
        - Которых? Насколько я помню, вас совсем не взволновало исчезновение папки генерала Леонтьева.
        - Кому нужна эта макулатура? - пожала плечами Алла Арсентьевна.
        - Документы, о которых переживает моя мать, взял я, - Сергей усмехнулся, глядя, как в напряженном ожидании застыла мать. - Еще утром!
        - Сергей Георгиевич, в какое время вы были здесь? Когда вы уехали из Дарьевки?
        - Какая еще Дарьевка? Сергей, что ты там вообще делал? - перебила Борина Шустова.
        - Там до вчерашнего дня обитал ваш бывший муж, Алла Арсентьевна.
        - Георгий? Занятно. А почему до вчерашнего дня?
        - Вечером я нашел его мертвым, мама. Ты теперь вдова, - усмехнулся Сергей.
        - Не юродствуй!
        - Я вернулся в город около девяти утра. Знал, что мать уже уедет. Правда, не был уверен, что не застану ее… сожителя! Кстати, мамочка, где твой бойфренд сейчас, не подскажешь?
        - Паша у себя в офисе! Он, в отличие от тебя, не бездельник и работает! - торопливо проговорила Алла Арсентьевна.
        - Давайте все же вернемся к документам. Для начала, к папке вашего отца, Алла Арсентьевна. Сергей, это вы ее взяли? - Борин задал вопрос Шустову, глядя на его мать.
        - Нет! Вы же сами мне сказали, что папки в чемодане нет.
        - Я вам не говорил об этом, - перебил Борин.
        - Ну… может, мать сказала…
        - Не ври! - отрезала Алла Арсентьевна.
        - Сергей, вам лучше сказать правду.
        - Да не брал я! Утром сунулся в чемодан на антресолях - ее там уже не было! Ты, мамочка, хотя бы в курсе была, что дед человека убил? Из-за этого краденого добра?
        - Что ты мелешь!
        - Это правда, Алла Арсентьевна, - подтвердил Борин. - Ваш отец признался в этом вашему бывшему мужу сам. Но главное, из-за этого «добра» уже совершено не одно преступление.
        - Что вы имеете в виду? - вдруг испугалась та.
        - Погибла младшая дочь Казимира Хмелевского, взорвана машина сына - сам он остался жив по чистой случайности, но погиб его охранник. Была похищена Катя… с вами все в порядке? - Борин удивился реакции Шустовой на его слова - Алла Арсентьена сильно побледнела.
        - Мама? - забеспокоился и Сергей. - Воды? Корвалол?
        - Не нужно. Все нормально, - взяла себя в руки Алла Арсентьевна.
        - Мама… а твой… Паша… ты рассказывала ему об этом деле?
        - Да… но зачем ему старые бумаги? Нет, он не брал.
        - То есть, Алла Арсентьевна, вы отрицаете причастность вашего друга к пропаже папки?
        - Павел вполне состоятельный человек. У него своя фирма, дом в пригороде, приличный внедорожник, - как-то неуверенно ответила Шустова. - Нет! Не может быть. Я сейчас его наберу.
        Алла Арсентьевна торопливо нажала на вызов.
        - Вне зоны. Мог в область уехать, - все еще оправдывая любовника, произнесла она.
        - Как фамилия вашего друга и название его фирмы?
        - Логунов Павел Денисович. Фирма «Финстрой». Они строят коттеджи по области.
        - Артем! Возьми, проверь, - Борин протянул Кораблеву листок. - Когда вы в последний раз видели Павла Логунова, Алла Арсентьевна?
        - Утром! Мы вместе уехали из дома! И он здесь больше не живет! - выпалила Алла Арсентьевна, бросив торопливый взгляд на сына.
        - Бросил, наконец! Поздравляю, мамочка! А я предупреждал - ты нужна этому хлыщу только для…
        - Шустов, отношения с матерью будете выяснять без меня. Ответьте на вопрос - какие именно документы вы утром вынесли из дома?
        - Свое свидетельство о праве на собственность и…
        - Сергей!!! - Алла Арсентьевна угрожающе посмотрела на сына.
        - Продолжайте, Шустов.
        - Еще одно свидетельство. О рождении моей матерью девочки Вероники Арсентьевны Леонтьевой в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году. Не объяснишь, мамочка, куда ты дела мою старшую сестренку, а? - спросил Сергей, доставая из пластикового файла документ.
        Борин, поняв, что в этой негостеприимной семейке сейчас начнутся разборки, распрощался с обоими. Он решил, что вызовет Шустову для продолжения беседы непосредственно в следственный комитет.
        Глава 51
        Не спрашивая, Вера Михайловна открыла дверь, будучи уверенной, что увидит перед собой Лыкова, незадолго до этого предупредившего о скором приходе. Голос у того был встревоженный, она долго потом не могла успокоить сильно бьющееся сердце. Вспомнив, как начинал беситься ее муж, когда она, по его словам, «бежала впереди собственного визга», заставила себя подумать о чем-то другом - в голову пришла неожиданная мысль о Катином похитителе. Она даже улыбнулась - какая-то необъяснимая симпатия, даже нежность, проснулась в ней на миг. Это она могла объяснить только одним - материнским эгоизмом: Катины затуманенные грустным счастьем глаза делали счастливой и ее. Несмотря на следующую за этим печаль - недолгим и горьким было дочкино счастье.
        На пороге стояли четверо, двое из них - в полицейской форме.
        Вера Михайловна изумленно молчала, не найдя даже слов элементарного приветствия.
        - Мы можем войти, уважаемая Вера Михайловна? - голос говорившей показался ей знакомым, и лишь через мгновение, когда та вышла из-за спины полицейского, она поняла, кто перед ней - спрашивая Тимура по телефону, она представилась Бобровой Людмилой Степановной, юристом органов опеки.
        - Да, конечно, - спохватилась она, машинально растирая вмиг похолодевшие пальцы рук.
        - Не нужно так волноваться, - вторая женщина, вошедшая за Бобровой, успокаивающе дотронулась до ее руки. Вера Михайловна отстранилась. - Мое имя - Ирина Александровна Чигирева. Мы с вами уже встречались при оформлении документов на опеку, помните?
        - Я помню.
        - Вера Михайловна, где дети? - вдруг довольно жестко спросила Чигирева, решительно продвигаясь в сторону спальни мальчиков.
        - Мои дети обедают, Ирина Александровна, - уже спокойно ответила она.
        - Ваши? Ну, это поправимо! - резко изменила маршрут Чигирева, сворачивая в коридор, который вел на кухню.
        - Может быть, вы объясните, на каком основании вы ворвались в мою квартиру? - повысила голос Вера Михайловна, почувствовав вдруг злость на наглую бабу.
        - Основания? Поверьте, их достаточно! - отрезала Чигирева, распахивая кухонную дверь. - Здравствуйте, дети!
        Раздался звон разбившейся тарелки, Вера Михайловна поймала испуганный взгляд Ромки, и у нее потемнело в глазах. Нет, никто не смел пугать ее детей! И так бесцеремонно вламываться в ее квартиру!
        - Выйдите вон, госпожа Чигирева, из помещения, где едят дети! Снимите обувь, вымойте руки, и тогда, возможно, я вас туда впущу! И будьте добры показать документы, хоть как-то оправдывающие ваше поведение! - четко выговаривая каждое слово, произнесла она.
        - Я бы не советовала вам…
        - Документы, пожалуйста, - чуть громче повторила Вера Михайловна.
        - Да будут вам документы! Что вы так разволновались! - заметно сбавила обороты Чигирева, выходя в коридор. - Вера Михайловна, мы пока просто зашли к вам посмотреть, в каких условиях живут дети, взятые вами на воспитание из детского государственного учреждения. Согласитесь, мы должны это знать! И не обязаны предупреждать вас заранее о нашем визите!
        - Да, Вера Михайловна, не нужно волноваться заранее, - быстро проговорила Боброва, быстро отводя взгляд.
        - Хорошо. Проходите и осматривайте все, что вам нужно, - сделала неопределенный жест рукой Вера Михайловна.
        Заглядывая во все комнаты подряд, Чигирева быстро обошла квартиру и вернулась в прихожую, где у двери замерли два парня в форме. За ней семенила Боброва. Все это вдруг показалось Вере Михайловне плохим спектаклем, разыгранным с одной целью - напугать. Она понимала, что это - начало травли, о которой когда-то давно, еще только при первых шагах к успеху, предупреждал ее муж. Она тогда просто посмеялась, не веря ни одному его слову, но наивно веруя в торжество искусства и таланта над серостью мышления чиновничьего ума. «Вера, как только запахнет деньгами, они слетятся, как вороны! И каждый будет рвать у тебя из рук свой кусок! А дети станут разменной монетой! Пока они просто детдомовские оборвыши, но их способности и твой талант педагога сделают их курами, несущими золотые яйца! И славу, известность!» - говорил он ей, когда они выходили из районной администрации с подписанными бумагами на опеку над Ромой, Кириллом, Тимуром и Фаиной.
        - Вера Михайловна, а где ваш муж? - этот вопрос Бобровой заставил ее отвлечься от воспоминаний.
        - Он больше не живет с нами, - честно ответила она.
        - Что так? - с насмешкой посмотрела на нее Боброва.
        - Мы расстались, но он продолжает участвовать в жизни нашего ансамбля, ездит с нами на фестивали, помогает в работе.
        - И официально вы не разведены?
        - Нет. Но это - дело времени, - опять честно ответила она.
        - И дети останутся без опекуна, - удовлетворенно констатировала Боброва.
        Вера Михайловна промолчала.
        - Мы встретимся с вами в суде, Вера Михайловна. Я не думаю, что дальнейшее пребывание несовершеннолетних Тимура и Фаины Сафиных, Романа Величко, Кирилла Рощина в вашем доме будет одобрено судом в связи со сложившимися у вас семейными обстоятельствами. Более того, я буду настаивать на применении к вам мер взыскания по факту эксплуатации детского труда и присвоения средств, вырученных от концертов с их участием. А также по факту нецелевого использования средств, выделенных вам государством на поездки за рубеж на фестивали и конкурсы.
        - Государством? Мы ездим на частные пожертвования. А зачем вам все это нужно? - ошеломленно спросила Вера Михайловна.
        - Поверьте, уважаемая, мы действуем только лишь в интересах детей! - торжествующе закончила Боброва, выходя из квартиры. - И в нашем государстве незаменимых нет! Вы слишком преувеличиваете свои заслуги как педагога, Вера Михайловна! Вы - не единственная, кто может собрать под своим крылом талантливых детей!
        «Эксплуатация? Деньги? Присвоение средств? О чем она? - закрыв за визитерами входную дверь, Вера Михайловна без сил опустилась на пуфик. - Они хотят отобрать у меня детей?!»
        - Мама Вера, мы никуда не уйдем! - Ромка подошел к ней и присел на корточки. - Ты только не плачь!
        - Пусть только попробуют сунуться! - пробасил Кирилл, пристраиваясь рядом.
        - Это не вам решать, сопляки! - раздался злой и насмешливый голос Тимура, державшегося поодаль. - Будем жить в нормальной семье!
        - А я тоже не хочу уходить от мамы, - тихо проговорила Фая, выдергивая свою руку из жесткой ладони брата.
        - Молчи, дура! Женщина должна молчать! - зло толкнул ее Тимур в сторону. - Да пошли вы все!
        Вера Михайловна едва успела удержать Кирилла и Ромку, рванувших к Тимуру. Крепко обхватив их запястья, она смотрела на входную дверь. «Мне помочь может только Костя. Да. Он сейчас придет, и все проясниться. Он найдет выход. А у меня больше нет сил. Я устала. Я оказалась слабой, ни на что не способной. Даже на то, чтобы сохранить семью», - думала она, сглатывая подступивший к горлу горький комок.
        И только тепло рук присмиревших рядом мальчишек давало ей надежду и даже некую уверенность, что все еще будет хорошо.
        Глава 52
        Отпустив приходящую няню, Ника еще раз заглянула в детскую - малыш спал. Можно было позволить себе небольшой отдых - чашка обжигающе горячего кофе, сигарета и пасьянс. Она вышла на небольшой балкончик, где уместился круглый столик и тонконогий стул. Квартирка была уютной, но Ника, особенно в последнее время, часто вспоминала дом в поместье Хмелевских, где чуть было не стала полновластной хозяйкой. «Ничего, все еще будет. Я подожду», - в который раз успокоила она себя, затягиваясь сигаретой и выкладывая нужную карту в расклад. Умение терпеливо ждать она считала не худшей своей привычкой.
        …После детского дома она легко поступила в университет на бюджет - льготы сироты дали ей преимущество в конкурсе. От общежития отказалась сразу, решив жить в бабушкином доме в пригороде. Она помнит тот день, когда, повернув ключ в замке, открыла дверь и вновь попала в свое детство. Паутина, словно серая кружевная накидка, покрывала всю мебель, отчего комната, казалось, была в тумане - сказочном и таящем в себе неожиданные загадки. Для Ники оно так и было. Смахивая метелкой паучье кружево, она постепенно узнавала каждую вещь в доме. Дойдя до зеркала, сдернула белую ткань и остановилась. За витую металлическую раму были уголками заткнуты фотографии. Цветными были только ее снимки. Бабушкина, мамы и отца - черно-белыми. Ника вынула их и разложила на столе. Да, теперь она видела, насколько была не похожа ни на одного из них. Простоватые округлые лица с близко посаженными маленькими глазками у бабушки и мамы и вытянутое, худое лицо отца. В кого она такая красавица, Ника не знала.
        В тех бумагах, что дала ей директор детского дома при прощании, был отказ от родительских прав на Веронику Арсентьевну Леонтьеву некоей Аллы Арсентьевны Леонтьевой шестьдесят седьмого года рождения. Быстро просчитав возраст предполагаемой матушки на момент ее появления на свет, Вероника все поняла. Школьница Аллочка согрешила по дурости, а папочка Аллочки дал ее ребенку отчество. А потом ее, Веронику, сбагрили в пригород приемным родителям. Ей сохранили только имя - Вероника, Ника.
        Первый курс в университете дался ей трудно - сказалась слабая подготовка в школе. Выручала уникальная память - с первого прочтения Вероника запоминала целые темы, тогда как другим приходилось их зубрить. Со второго курса учиться стало проще. Вероника вовсю эксплуатировала сокурсников мужского пола, заставляя выполнять за нее лабораторные работы. Ей оставалось только красиво оформить результаты. Сам физический смысл работ ей на пальцах объясняли парни, иногда даже добиваясь первенства лишь затем, чтоб задержаться рядом с ней на лишние полчаса. Признаний в любви она наслушалась вдосталь, никак не реагируя даже на серьезные предложения руки и сердца. У Вероники уже тогда была поэтапная цель в жизни. Первым пунктом стояло - найти мать.
        Это оказалось несложно. Алла Арсентьевна Шустова, в девичестве Леонтьева, была личностью публичной. Кроме того, родной дед Вероники оказался генералом, что привело ее поначалу в восторг, но воспитанная сиротским детством осторожность шепнула ей, что радоваться пока нужно тихо, не хвалясь. Поделилась она только с подругой Ларой Корсун. Теперь можно было приступать к следующему шагу - собственно визиту в отчий дом. То, что ее там не ждут, Ника прекрасно понимала. Но отступать от своего плана не собиралась. Поплакав над горькой долей Вероники, Лара вызвалась быть рядом и заявила, что напишет книгу о ней, только несколько позже - после того, как та встретится с родной матерью. «Это будет женский роман со счастливым концом. Твоей маме было всего шестнадцать, когда тебя родила. Она просто испугалась ответственности и молвы, а родители не оказали ей никакой поддержки, поэтому и оставила тебя в роддоме. Вот увидишь, она тебе обрадуется! А как иначе - ведь ты же ее плоть и кровь!» - повторяла Лара Нике, а та ей верила и не верила.
        Она даже и предположить не могла, насколько Лара ошибалась! Первый раз Ника сунулась в квартиру Леонтьевых через несколько дней после разговора с подругой. Она видела, что Лара эмоционально переживает за нее едва ли не больше, чем она сама, поэтому согласилась, чтоб та ждала ее возвращения в сквере неподалеку от генеральского дома. Она зашла в подъезд за каким-то человеком, по виду сантехником. Поднялась на этаж, позвонила в нужную квартиру. Дверь открыл дед - она узнала его по фотографии, висевшей в вестибюле дома офицеров. А дальше… Буквально через несколько минут заплаканная Вероника выбежала из подъезда, перебежала проезжую часть улицы на красный сигнал светофора, плюхнулась рядом с Ларой на скамейку и разрыдалась в голос. Зло всхлипывая, рассказала той, как грубо ее турнули. Подробности привели Лару в такое негодование, что она, красневшая даже от слова «дура», произнесенного в ее присутствии, выругалась матерно, чем мгновенно отрезвила опешившую Веронику. «Не реви! Этот старый козел наверняка подумал, что ты простая шантажистка, не разобрался с ходу, вот…» - Лара вдруг сжала кулачок и
погрозила то ли генералу Леонтьеву, то ли всему генеральскому дому в целом. Вероника вытерла слезы и осторожно покосилась на подругу. Тогда она поняла, что Ларочка Корсун, нежная, чувствительная девочка, имеет и вторую, скрытую сторону натуры - ее нужно только разозлить. И стала доверять ей еще больше - сама Вероника обычно сдерживала при ней рвущиеся наружу грубость и хамство. На вопрос, что же конкретно сказал ей дед, Вероника уже не таясь ответила: «Послал на… Пригрозил, если еще раз сунусь - сдаст в полицию как мошенницу. И добавил, чтоб не смела даже приближаться к его дочери. Он прекрасно понял, кто я!»
        Они по возможности следили за подъездом дома. «Когда-нибудь старик сдохнет, и я ее достану, мою матушку!» - обещала им обеим Вероника, и Лара согласно кивала.
        Однажды летним вечером, сидя на все той же скамейке в сквере, с которой очень хорошо просматривался подъезд дома, они увидели, как из знакомого уже им черного «мерседеса», пошатываясь, вылез сам генерал Леонтьев. Держась одной рукой за стену дома, второй он пытался набрать код на замке подъезда. Лара, ничего не говоря Веронике, быстро перебежала дорогу, подошла к нему и предложила помощь. Вероника видела, как тот кивнул.
        Когда за ним захлопнулась дверь подъезда, Лара вернулась. «Он не пьян, запаха нет. Ему, видно, очень плохо. И, Ника, у него кровь на манжете куртки! И правая рука в крови!» - она с испугом посмотрела на Веронику. Они обе тогда подумали одно и то же - дед кого-то убил! Почему-то им пришло в голову только это объяснение. Вскоре к подъезду подкатила «Скорая», и подруги, дождавшись, когда та уедет, покинули свой пост.
        Дома у Вероники они решили твердо - она пойдет к матери только после смерти генерала, сколько бы ей ни пришлось ждать.
        По иронии судьбы или по высшей ее справедливости, через два года у Вероники случились два радостных события в один день - торжественное вручение ей диплома физика и похороны генерала Леонтьева. Выползая из недельного празднования, Вероника обещала Ларе, что нанесет визит матери в ближайшие дни. И тогда уже Лара Корсун сможет продолжить писать начатый когда-то роман о ее судьбе.
        Они обе тогда не знали, что встреча дочери и матери очень круто изменит все жизненные планы Вероники. И верная подруга по-прежнему будет помогать ей делом и поддерживать морально.
        Глава 53
        Борин вызвал Шустову в комитет повесткой, не надеясь, что та добровольно согласится на еще одну беседу. Мысленно он перевел ее из пострадавшей в свидетели, и тут же подумал, что не удивится, если та окажется причастной к преступлениям, пусть даже косвенно.
        Шустова опоздала на полчаса, с порога заявила, что временем для долгих разговоров не располагает, а затем милостиво разрешила ему, Борину, задавать вопросы.
        Борин почему-то даже не удивился такой откровенной наглости.
        - Алла Арсентьевна, расскажите все по порядку. Начните с имени отца девочки.
        - Отца? Михаил, кажется. Да какая разница? Это был случайный человек в моей жизни.
        - Настолько случайный, что вы родили от него дочь?
        - Не хотела я никого рожать! Поздно поняла, что беременна. Отец сразу сказал, что берет вопрос с ребенком на себя. Что я могла тогда сама решать? Мне было шестнадцать, десятый класс! С самого начала все пошло не так. Если бы не начавшиеся раньше времени схватки, я бы родила в роддоме в пригороде. К тому времени туда привезли бы и будущую мать ребенка. Сразу же роженицей должны были записать ее, никаких лишних бумаг! Но, когда резко заболел живот, я испугалась. Дома никого не было, я так кричала, что прибежала соседка и вызвала «Скорую». Отвезли в первый роддом. Пока ехали с дачи родители, девочка появилась на свет. Как позже рассказал отец, упрямый главврач роддома отказался подписать поддельные карту роженицы и выписку на имя будущей матери Вероники.
        - Но девочку все же отдали ей?
        - Да, я написала отказ от ребенка, а приемные мать с отцом тут же оформили удочерение. Отец им заплатил приличную сумму. Вероника никогда не должна была узнать, что я ее мать. Собственно, прошло больше двадцати лет, как она вдруг пришла ко мне. Я только что похоронила отца, два года перед этим лежавшего без движения. Пришлось ее впустить в квартиру - вела она себя отвратительно, как хабалка, - Шустова брезгливо поморщилась. - С порога начала качать права, цепким взглядом оценивая обстановку квартиры.
        - Веди она себя скромнее, вы бы приняли ее более радушно?
        - Нет, конечно. Я сразу дала ей понять, что признавать дочерью не собираюсь.
        - Про генетическую экспертизу вы не подумали? Девушка могла оказаться мошенницей.
        - Подумала. Поэтому разрешила ей выкурить сигарету в гостиной, где мы сидели. Окурок ее мерзких дешевых сигарет был вполне пригоден для анализа.
        - И?
        - К сожалению, она действительно моя дочь.
        - Она приходила к вам еще?
        - Нет. Больше ни разу в своей жизни я ее не видела.
        - Как вам удалось от нее избавиться так надолго? Вы дали ей денег?
        - Немного. Я прекрасно понимала, что вымогательство будет продолжаться бесконечно. Поэтому, отдала еще и документы отца и сумела убедить, что этим обеспечу ей прекрасное будущее.
        - Вы рассказали ей историю Хмелевских?
        - Да, полностью. Начиная с ограбления.
        - Что именно убедило ее поверить вам?
        - Небольшой спектакль с раскаянием, слезная просьба не портить мне карьеру. Якобы повинившись, я достала папку и, отрывая от сердца, отдала ей с напутствием довести дело жизни деда до конца! - рассмеялась Алла Арсентьевна.
        - Неужели она не поинтересовалась, почему вы сами не воспользовались этими документами? Или не отдали сыну?
        - Я больная, старая уже тетка, сын-неудачник, кроме женщин и карт ничего на уме нет… ну и так далее, - усмехнулась Шустова. - К тому же я сразу поняла, что она из себя представляет - жадная, недалекая детдомовская девка. Хотя, надо сказать, красива не меньше, чем мой сын.
        - Алла Арсентьевна, вы говорите о своей дочери!
        - Только не нужно меня упрекать. Ничего, кроме определенного набора хромосом, у нее от меня нет.
        - Цинично, - Борин не смог скрыть своего отвращения к этой женщине.
        - Зато правда. Как бы то ни было, я избавилась от нее и до сегодняшнего дня не вспоминала. Я даже подумать не могла… неужели устранение детей Хмелевского - дело ее рук? Чудовищно! - Алла Арсентьевна театрально прикрыла ладонью глаза, пряча взгляд.
        - Вы не знаете, как и когда Вероника выехала в Польшу?
        - В Польшу? Ах, да… где-то через полгода после визита ко мне. В записях отца было ясно указано, что Казимир перебрался в Польшу в девяностом году. Мне оставалось только убедить ее, что без капитала он никак не мог выехать! А значит, все награбленное отцом взял с собой. Учитывая, что отец его жены работал в министерстве иностранных дел, Казимир мог спокойно вывезти и коллекцию камней, и яйцо Фаберже, за которыми так долго охотился мой покойный батюшка.
        - А как же тот факт, что генерал Леонтьев нашел Зосю Хмелевскую живой и здоровой? Вы о нем умолчали?
        - Да, умолчала! Мне нужно было, чтобы девица убралась от меня подальше. И она убралась! Все, точка. Остальное меня не волнует.
        - От кого вы узнали, что она уехала?
        - От нее же и узнала. Эта дурочка позвонила мне из аэропорта в день вылета. Сообщила, что вышла замуж за поляка и уезжает на ПМЖ. Попрощалась навсегда, так сказать.
        - Фамилию мужа она не произносила?
        - Кажется, что-то сказала… но - нет, не припомню точно. Какой-то ее однокурсник, одноклассник… нет, не помню.
        - Врублевский?
        - О! Да, точно. Она сказала: «Я теперь стала пани Врублевской, мама». Мама! Какая я ей мать? - возмущенно вскрикнула Алла Арсентьевна.
        - Точно, никакая, - тихо произнес Борин, подписывая Шустовой пропуск.
        Он так же тихо выругался, когда за ней закрылась дверь. Ему вдруг нестерпимо захотелось обнять свою маленькую Стаську, вдохнуть запах родного ребенка, рожденного любимой женой. Он вспомнил себя, испуганно мечущегося по холлу родильного дома, куда привез Дашку рожать его, Леонида Борина, дочь. И то чувство гордости, которое распирало его, когда впервые поднял кружевной уголок одеяльца и увидел сморщенное красненькое личико малышки. Представив, что этого могло и не состояться в его жизни, Борин ужаснулся. Быстро рассовав по карманам телефон, две связки ключей и бумажник, он выскочил из кабинета. Мысленно Борин уже нарисовал картину: он за накрытым к обеду столом, напротив него сидит, подперев кулачком подбородок, Дашка, под столом в его ногу упирается морда пса, соскучившегося по запаху хозяина, а рядом верещит о чем-то своем Стаська, с обожанием заглядывая ему в лицо.
        Глава 54
        - Вера, к сожалению, суда не миновать, - Лыков присел на низкий подоконник кухонного окна и тут же резко вскочил - в спину ему уперся кактус. Несколько колючек впились в кожу через туго натянутую футболку.
        - Иди сюда, Костя! Что ты как маленький, не видишь, куда садишься? - Вера Михайловна провела рукой по спине Лыкова, нащупывая колючки. Лыков замер. Он до сих пор не мог привыкнуть к обыденности ее прикосновений. Блаженное тепло разлилось по телу, мышцы расслабились, и он, развернувшись, обнял Веру и крепко прижал к себе. Она доверчиво уткнулась лбом ему в подбородок.
        - Мама Вера, там! - в дверном проеме стоял Семка и жестом показывал куда-то себе за спину. - Ух ты!!! Что это вы?! Здравствуй, дядя Костя, а я и не заметил, когда ты пришел!
        Лыков вопросительно посмотрел на Веру - мол, не пора ли признаться, что он никуда и не уходил? Но она, как всегда, отвела взгляд.
        - Не «ты», а «вы», Сема! Веди себя прилично. Что там у вас произошло? - Вера Михайловна высвободилась из рук Лыкова и вышла за сыном.
        - Там пришел следователь Борин с человеком, - Семка распахнул дверь в гостиную.
        С дивана одновременно поднялись двое мужчин. Лыков подошел к ним и пожал руки.
        - Добрый день, Вера Михайловна. Знакомьтесь, Корсун Дмитрий Олегович, адвокат. Будет представлять ваши интересы в суде.
        - Спасибо. Вы уверены, что мне понадобятся услуги адвоката? - с надеждой на отрицательный ответ все же спросила Вера Михайловна.
        - Вера, да. Потому что ты должна быть готова к любым вопросам со стороны органов опеки.
        - Хорошо. Что от меня требуется?
        - Простите, что перебиваю, - Борин бросил взгляд на старинные напольные часы. - Я сегодня вылетаю в Польшу к Хмелевским. Вера Михайловна, хотел спросить - могу я переговорить с Катей? Она у вас?
        - Нет. Катя в своей квартире. Что-то случилось? Вы задержали похитителя? Но, насколько я понимаю, никакого дела о похищении нет?
        - Да, Алекс Злотый задержан. Вы правы, в России ему обвинение предъявлено не будет. Но я должен его доставить к польским коллегам. Он подозревается в тяжком преступлении на их территории.
        - Если вы немного задержитесь, Леонид Иванович, Катя подойдет к нам. Я позвоню ей.
        - Хорошо, я подожду.
        Вера Михайловна набрала на мобильном номер дочери.
        - Катюша, зайди сейчас к нам. Да, это важно. Хорошо, мы ждем, - Вера Михайловна убрала телефон в карман платья. - Леонид Иванович, ей нельзя волноваться. Как-нибудь помягче, хорошо?
        - Постараюсь, - Борин вздохнул. Просьба Злотого о встрече с Катериной Шторм не была для него неожиданностью.
        - Вера, пока Кати нет, давай, ты переговоришь с Димой.
        - Да, Вера Михайловна, - Корсун достал диктофон. - Не возражаете, буду записывать? Хорошо. Начните с того, как к вам попали четверо подростков из детского дома. Почему именно они?
        - Так получилось, что три года назад из моего ансамбля ушли сразу пятеро учеников. Нет, не подумайте, что они забросили музыку. Просто выросли. Две девочки вышли замуж и уехали. Одна живет сейчас в Люксембурге, музицирует только для мужа, - Вера Михайловна улыбнулась. - Вторая в Италии. Мальчиков забрали в армию. Тогда Костя, то есть Константин Юрьевич, предложил нам с мужем посмотреть детей в детском доме. Прослушивания как такового не было. Я предложила детям заняться музыкой. Откликнулись двенадцать человек. Но через месяц занятий остались только четверо. Кирилл Рощин - его родители были артистами эстрады. Роман Величко в детском доме находился меньше года, до этого жил с бабушкой, которая водила его и в музыкальную школу, и на дзюдо. Он был из всех самым подготовленным. И в школе Рома отличник, побеждает в математических олимпиадах! Очень разносторонне талантливый мальчик.
        - И Сафины?
        - Да. Я сразу почувствовала в них потенциал. К тому же, у Тимура недетское упорство. Я решила взять всех четверых. Муж отговаривал меня от опеки над Тимуром и Фаиной. Да и воспитатели их тоже. Даже Виктория Павловна Соловьева, директор детдома, сомневалась в моем выборе. Я и сейчас толком не могу объяснить, почему не прислушалась к их мнению. Они оба, и Тимур, и Фая, очень одаренные музыканты. У Фаины уникальный тембр голоса. С ней я занимаюсь и вокалом.
        - Дети были рады, что вы их забрали из детского дома?
        - Рады. Но по-разному. Восторженно воспринял переезд только Кирилл. Рома - очень спокойно. Тимур - настороженно. Фая же во всем подражает брату.
        - Вы в курсе, что именно он рассказал о том, что вы, простите, избиваете детей, заставляете их заниматься по полдня, не кормите вдосталь? - Дмитрий Олегович нарочно не выбирал выражений.
        - Дима! Что такое ты говоришь! - не выдержал Лыков. - Ты же понимаешь, что его вынудили так сказать!
        - Я понимаю, Костя. Важно, чтобы Вера Михайловна была готова ответить на эти обвинения.
        - Мне нечего ответить вам. Это настолько абсурдно, что даже оправдываться не имеет смысла.
        - В суде придется. Вы знаете, каким образом добываются подобные признания от детей? Я вам расскажу. Вопрос, который поставлен перед ребенком, звучит примерно так: «Было ли такое, что тебе не давали еду, когда ты очень хотел есть?» Ребенок, конечно же, отвечает: «Да». А то, что это случилось один-два раза и только потому, что в тот момент у него болел живот, или врач прописал диету, он не говорит. Просто потому, что об этом не спросили. А утвердительный ответ уже получен! Да, было такое! Морили голодом!
        - Иезуитство какое-то, - Вера Михайловна поморщилась. - Вы правы, у Тимура хронический гастрит с частыми обострениями. Естественно, в периоды болезни он на диете!
        - Сколько по времени идет репетиция?
        - Максимум два часа после обеда и столько же после ужина в будние дни. Еще одна утренняя репетиция добавляется в воскресенье. Перед поездками на фестивали и конкурсы - да, репетиции чаще. Но выезжаем мы лишь летом и редко на зимних каникулах.
        - И главный вопрос, Вера Михайловна. Кем и каким образом происходит финансирование ваших поездок?
        - На этот вопрос я отвечу, - Лыков похлопал рукой по пухлой папке, лежащей на столе. - Все поездки - спонсорские. Ни рубля из бюджета выделено за эти годы не было. Все отчеты Вера представляет спонсорам в полном объеме, до рубля расписывая расходы.
        - Но Боброва утверждает, что у нее на руках документы, подписанные Верой Михайловной. Ведомости на получение целевых средств на поездки.
        - Какие документы? Я ничего не подписывала! А Боброву впервые увидела только здесь, когда они с Чигиревой ворвались к нам в квартиру в сопровождении полиции!
        - Дима, я же тебе говорил!
        - Успокойся. Я буду требовать проведения почерковедческой экспертизы. И тогда уже речь пойдет о мошенничестве и подлогах в органах опеки. И последний пункт обвинений. На что вы, Вера Михайловна, расходуете средства, вырученные за концерты?
        - Не поняла. Какие средства? То есть мы деньги получаем за выступления? В домах культуры перед ветеранами, на сценах домов престарелых? Где мы еще давали концерты… Ах, да! В хосписе перед онкобольными детишками! Да! Там один мальчишечка, помню, медвежонка своего Семке подарил! И так радовался, что тот его взял! Только не разрешили нам вынести игрушку за пределы отделения. А Семку я потом сутки не могла успокоить - не игрушку жалко ему было, мальчика. Понял своим сердчишком, что мальчик умирает. Еще старики, детьми своими в домах престарелых запертые, конфетами угощали нас. Кипяток из эмалированных чайников нянечка разливала в покоцанные кружки. У каждого своя кружечка, еще из дома привезенная с личными вещами. Да, понимаю, может быть, и не нужно было детей в такие заведения возить. Тяжело потом успокаивались, долго. Но радость хотели доставить тем, кому жить осталось… А вы - средства! - Вера Михайловна расплакалась.
        - Простите. Я должен был… поймите.
        Борин сидел тихо, не вмешиваясь в разговор. Но внутри его кипела злость, крайне редкое для него чувство. В гневе он пребывал всего раз в жизни, и направлен тот был на конкретного человека - бывшего мужа его любимой Даши, внезапно «воскресшего» из мертвых[15 - См. роман «Рубины для пяти сестер».]. Сейчас же злился на незнакомых пока еще ему теток из опеки, грубо и бесцеремонно вмешавшихся в жизнь музыкальной семьи Бражниковых. «Вернусь из Польши, сделаю все, что от меня зависит, чтобы помочь Вере Михайловне. И расскажу Дашке. Она с радостью выступит в суде в ее защиту», - Борин обернулся на скрип открывшейся двери.
        - Добрый день, - Катя поздоровалась со всеми сразу и присела на стул.
        - Здравствуйте, Катя. Это я попросил Веру Михайловну пригласить вас.
        - Зачем? Я уже вам все сказала, - она пожала плечами. - Или… вы арестовали Алекса? Да? А по какому делу? Мама Вера, ты заявление не забрала? А ты сказала, что он - мой брат?
        - Катя, подождите. Алекс Злотый задержан не по обвинению в вашем похищении. На территории России он закон не нарушал. Его ждут в Польше.
        - Почему? Он был в розыске?
        - Злотый же говорил вам, что он наемник.
        - Я думала, что только меня он должен был…
        - Нет. Он - профессионал. И не отрицает этого. Сегодня мы с ним ночным рейсом вылетаем в Краков. Я здесь по его просьбе.
        - Просьбе? Какой? Впрочем, не важно. Я могу его увидеть, господин Борин?
        - Вот именно об этом просит и он - о встрече с вами.
        - Я имею право? Как сестра?
        - Он вам не брат, Катя.
        - Не понимаю. А Зося Адамовна Хмелевская как же? Общая наша бабушка?
        - Иван Злотый, ее сын, усыновил Алекса при его рождении. Зося Адамовна воспитала его, как родного внука. И Алекс об этом не знает.
        - Не брат… - Катя задумалась.
        - Так вас отвезти на встречу? - Борин никак не мог понять, почему девушка медлит.
        - А? Нет-нет. Я не поеду, - Катя встала со стула и отошла к окну. - Это все, господин Борин? Тогда, до свидания! Пойду с ребятами пообщаюсь.
        Она быстро вышла из гостиной и направилась в комнату к мальчикам.
        Борин ошеломленно посмотрел на Веру Михайловну. Она в недоумении пожала плечами.
        - Ничего не понимаю. Я поговорю с ней, Леонид Иванович. Возможно, она просто расстроена, - неуверенно произнесла она, выходя вслед за мужчинами в прихожую.
        - Верочка, я позвоню, - Лыков поцеловал ее в щеку и открыл входную дверь.
        - До свидания, Вера Михайловна, - Борин вышел на площадку.
        - Я подготовлю документы к защите. Суд восьмого июля. Не волнуйтесь, все будет хорошо. До свидания, - Корсун вышел вслед за Лыковым.
        Вера Михайловна вернулась в гостиную. Там ее ждала Катя.
        - Пообщалась? Катя, объясни свое поведение, пожалуйста!
        - Я еду в Польшу! Ночным рейсом! И не отговаривай - билет сейчас купила по интернету, шенген не просрочен, отцу позвоню, встретит!
        - Катюша! В твоем положении! Ты даже на фестиваль не поехала, врач был против!
        - А сейчас я себя чувствую прекрасно. Мама Вера! Ты понимаешь - Алекс мне никак не брат! - она радостно засмеялась. - Не переживай за меня - ну, рожу в Польше!
        - И не шути так! - Вера Михайловна испугалась.
        - Я побежала, нужно успеть собраться, - Катя поцеловала ее в щеку. - Не волнуйся. Я тебя очень люблю! Прости, но Борина и Лыкова посвящать в мое решение не нужно.
        «И не собиралась», - подумала Вера Михайловна, закрывая за дочерью дверь и чувствуя себя соучастницей преступления.
        Глава 55
        «Наверное, я могу считать себя счастливым человеком», - подумал Казимир Хмелевский, наблюдая из окна за Катей, прогуливающейся по дорожкам сада под руку с бабушкой. Рядом с ними на самокате катался мальчик. Катя то и дело поправляла ему кепку, сползающую на лоб. В этом жесте было столько ненавязчивой заботы, что возникал вопрос, не ее ли это сын. Но нет. Сын был его, Казимира.
        Он сам настоял на свидании с ней, бывшей своей невестой Вероникой Врублевской. Ее арестовали в тот же день, когда была взорвана машина Михаэля. Он хотел узнать лишь одно - чем помешали ей его дети? Все сразу? Он резко напомнил, что она для него давно уже никто. В ответ усмехнулась: «Ты - отец моего сына!»
        Казимир не сомневался ни мгновения, даже еще не видя мальчика. Такие страшные преступления, на которые пошла эта женщина, могла совершить только безумно любящая свое чадо мать. На экспертизе настояла сама Вероника, хотя Казимир сразу уверил ее, что заберет маленького Виктора к себе и признает как родного вне всяких сомнений. Он задал еще один вопрос, хотя ответ был очевиден. Да, жадность. Та самая непомерная жадность, которая когда-то привела ее к нему в постель. Тогда она рассчитывала стать его законной женой. Он выгнал ее, уличив в измене. Теперь же она надеялась подобраться к наследству Хмелевских через сына. «У меня все бы получилось, если бы не этот придурок Злотый. Вот с кем я просчиталась! У тебя, Хмелевский, должен был остаться один наследник - мой сын!» - она выкрикнула это уже в последнее мгновение перед тем, как ее увел полицейский.
        Не полюбить мальчика было невозможно. В поместье все, начиная с кухарки и заканчивая бабушкой Зосей, баловали его кто чем мог. Однако Михаэль, усмотревший в такой слабости домашних один только вред для будущего своего помощника, нанял ему учителя, сам определил программу обучения и строго контролировал выполнение заданий. А маленький Виктор этому был только рад. Первые шесть лет жизни он провел с матерью и няньками по большей части в городской квартире, изредка получая порцию внимания от ныне покойного мужа Вероники, по возрасту больше подходившему ему в дедушки.
        Но любимицей мальчика стала Катя. Он ждал появления племянника едва ли не больше, чем остальные, включая его, Казимира. Ему пока не говорили, что через два дня, после суда над Алексом Злотым, Катя улетает обратно в Россию.
        Казимир со страхом наблюдал, как слабеет мама Зося. Арест Алекса не был для нее неожиданностью, но как с этим смириться? Проходя мимо ее спальни, он останавливался, прислушиваясь к звукам, слабо доносившимся из-за плотно закрытой двери. Мама Зося часто разговаривала сама с собой. Но разобрать отдельные слова не удавалось. Он тихо стучал, но голос ее тут же смолкал, а дверь не открывалась. Он уходил, понимая, что мама ни с кем не хочет делить свою боль.
        Казимир стал часто задумываться, что счастье всегда ходит рядом с горем. Нельзя быть безоговорочно счастливым, у судьбы обязательно припасено очередное испытание. После последних событий он стал фаталистом.
        «Катя… Как она пережила этот перелет с Алексом на одном лайнере? Как решилась на это?» - Казимир до сих пор с ужасом вспоминал этот звонок из аэропорта Самары. Она сообщила ему, что Алекса конвоируют в Краков, а она летит этим же рейсом. Он даже не нашелся, что ей ответить в первый момент. Только на просьбу встретить выдавил торопливо: «Да, конечно!» Ее встречал Михаэль со своей невестой Элиной, которая хорошо знала Катюшу и ее приемную семью. Заплаканную, обессиленную, они привезли ее в поместье, где уже ждал семейный врач. Слава создателю, все обошлось. Катя понемногу приходила в себя, поначалу общаясь только с мамой Зосей - их объединила любовь к Алексу. Сейчас она ждет суда, чтобы в последний раз увидеть любимого. «Сильная моя девочка!» - не без гордости, но с болью за дочь подумал он, отходя от окна.
        Присев в кресло перед камином, Казимир взял в руки старый альбом с фотографиями. Он помнил все, что рассказывала ему о предках приемная мать Клара Хмелевская. Но она не могла ему ничего рассказать о детстве отца и его сестры в России. Ему об этом поведала сама мама Зося. Она не обвиняла власть, убившую ее родителей, не оправдывала брата, ставшего вором, свою помощь ему, лишь сожалела, что не может никому передать свой дар, доставшийся ей от бабушки. Дар, которым боялась пользоваться всю жизнь, страшась знаний о судьбах близких ей людей. «Я отказалась помогать людям, тем самым совершила грех, за который заплатила смертью сына и тяжелой судьбой внука. Я должна исправить эту ошибку!» - говорила она ему. Казимир не спорил с ней, однако смутно сомневался в правильности ее рассуждений. Он не был фанатично верующим человеком, но и колдовской мир духов, гаданий и ведьм был от него далек.
        Сейчас, наблюдая за ней и Катей, Казимир догадывался, что преемницу мама Зося все же нашла. Но надеялся, что она соберется на тот свет еще не скоро и Катя до того успеет родить ему внука и вырастить его до самостоятельного зрелого возраста.
        Он еще не решил, полетит ли с Катей в Россию. Одну ее отпускать Казимир боялся, до родов оставалось чуть больше месяца. А как сказал их семейный доктор - учитывая постоянный стресс, в котором находилась его дочь последнее время, роды могут начаться преждевременно. Но уговорить Катю остаться здесь ни ему, ни маме Зосе не удалось. «Я хочу, чтобы Александр родился в России. И вне моего брака с Шустовым! Я должна успеть развестись с ним до родов!» - заявила она. Катя почему-то была уверена, что муж без сопротивления откажется и от нее, и от ребенка. «Что же за моральный урод этот твой Шустов!» - возмущалась мама Зося, слушая ее рассказ о муже. Но узнав, что он родной внук того самого человека по фамилии Леонтьев, который был дознавателем по их с братом делу, пришла в ужас. «Как занесло нашу девочку в эту семью?» - задала она вопрос вслух и только покачала головой. «А старшая внучка генерала чуть не истребила всех твоих внуков, мама Зося!» - добавил он тогда, сам в который раз ужасаясь зловещим переплетениям судеб двух семейств.
        Казимир услышал звон колокола над парадным входом - так в его поместье было принято созывать домочадцев к накрытому столу. После обеда он собирался зачитать всем свое завещание.
        Глава 56
        - Борин, не лезь в тарелку немытыми лапами! - Даша весьма ощутимо хлопнула его сложенным вдвое кухонным полотенцем по протянутой к верхнему пирожку руке, но отнять у него добычу уже не смогла.
        - А мытыми лапами можно? - рассмеялся он, быстро откусывая половину восхитительно вкусного печева соседки Галины и уворачиваясь от второго удара. Полотенце было зажато в левой руке жены, правой она держала еще одно блюдо с пирожками, глазами выискивая место на столе, куда бы можно было его поставить. - Помочь?
        - Иди уже… в ванную! Только, тихо - Стаську уложила отдохнуть, чтобы она могла вечером подольше с нами посидеть.
        «Дочь спит, это святое!» - подумал с нежностью Борин, чуть ли не на цыпочках проходя мимо детской.
        Воскресный обед обитателей двух квартир третьего этажа их дома в последнее время стал едва ли не традицией. Неважно, где проходило собственно действо - в городе или на даче их с Дашей соседки Галины Беркутовой. Состав обедающих тоже мог быть разным. Зная, что за этим столом кормят просто, но вкусно и сытно, могли забрести и совсем случайные гости, как, например, однажды спасший из-под колес автомобиля щенка Бориных, семиклассник Леха. Он, сын обычно уже в стельку пьяной к обеденному времени родительницы, стал для Стаськи, на чьих глазах чуть не погиб глупый пес, лучшим другом.
        В этот раз обед планировался тематическим. Не теребя мужа и соседа во время расследования похищения Кати Шторм, Даша и Галина терпеливо ждали его возвращения из Польши, чтобы услышать всю историю Хмелевских целиком и из первых уст. Но Борин, прилетевший в ночь со среды на четверг, утром был срочно вызван «на труп» застреленного коммерсанта, поставлен вышестоящим начальством в сложноподчиненные этому начальству условия и жестко зажат в сроках поиска стрелка. Даша видела мужа только на бегу заглатывающим пищу и спящим. Галина с пониманием смотрела на подругу - ее муж Егор Беркутов работал в таком же режиме.
        Арест киллера и заказчика состоялся в пятницу, суббота стала одним длинным «тихим часом» вобеих квартирах, но к воскресенью оба сыщика были готовы к человеческому общению.
        Возвращаясь в гостиную, Борин не удержался и заглянул-таки в детскую. «Мой профиль!» - в который раз возгордился своим произведением он, хотя на самом деле Анастасия Леонидовна Борина уже в свои семь лет была уменьшенной копией его жены.
        То ли он долго намывал свои «лапы», то ли Беркутов оказался шустрее своего соседа, но Борин, вернувшись в гостиную, застал мужа Галины втихаря запихивающим в рот кусок пирога. Борин посмотрел на блюдо, которое Даша еще при нем пристроила на дальнем от двери конце стола. Вершины пирожковой горки не было.
        - Где девицы? - укоризненно глядя на Егора, поинтересовался Борин.
        - У нас на кухне. Там еще Ляля Соколова и Маринка[16 - Марина Голованова - героиня романа «Два сына одного отца».].
        - Лялька с мужем или одна? - Борин откровенно недолюбливал Соколова и был бы рад, если бы у того оказалась очередная командировка или просто нежелание идти в гости.
        - Одна.
        - Сплетничаем? - Галина, с насмешкой посмотрела на Борина. - Ты только Ляльке, Лень, вопросов сегодня никаких не задавай, ладно?
        - Каких вопросов?
        - Да никаких, Борин! - отмахнулась Галина. - Мы тебя сегодня слушать будем. Твой выход на сцену, сыщик!
        - Поесть-то хоть дадите спокойно? - огрызнулся Борин, понимая, что его мысленные пожелания «командировки» мужу Ляли, сбылись.
        Возможность пообедать ему дали. Успел он и запить кружкой крепкого кофе кусок сладкого пирога.
        - Ну, Леня, давай уже, выдай нам стройную версию событий! - Галина не выдержала первой. Борин ее вполне понимал - для нее история Хмелевских могла стать сюжетом для будущего романа.
        - Рассказчик из меня никакой, вы же знаете… Жили-были брат с сестрой Виктор и Зося Хмелевские - пойдет как начало?
        - Продолжай! - скомандовала Галина, на столе перед которой уже лежали раскрытая школьная тетрадка и остро заточенный карандаш.
        Борин всегда считал себя косноязычным, поэтому сам удивился, как гладко и четко выстроился рассказ о судьбах Хмелевских. Во многом, как он посчитал, благодаря наводящим вопросам Галины. Вновь переживая то за Зосю Хмелевскую, то за незнакомого ему инженера Макарского, потерявшего в блокаду жену и дочь, то за осужденного, как ему сообщили вчера, Алекса Злотого, он видел, насколько сильно задевают буквально всех их судьбы. Рассказывая о Кате, которая на протяжении всего полета сидела в кресле прямо за конвоируемым в Польшу Алексом, он увидел слезы, застывшие в глазах его жены. Прервав на минуту рассказ, он крепко обнял ее одной рукой, сглотнув при этом подступивший к горлу ком. Не таясь, плакала Маринка, Беркутов старательно отводил взгляд куда-то в окно, при этом крепко держа за руку Галину. Борина удивляло только спокойствие Ляли, как будто она одна знала что-то, что могло бы их всех обнадежить - будет еще Катя счастлива, с Алексом или по божьему промыслу забыв его…
        - Интересно бы посмотреть, из-за чего такие страсти разгорелись? - Галина нарисовала очередную стрелочку в своих записях. - Лень, фотографии награбленного добра имеются? Хоть те, серенькие, из шестидесятых?
        - Вот, кто у нас неравнодушен к злату! - Беркутов шутливо приобнял жену.
        - Беркутов, не пытайся меня подколоть, я непробиваема для твоих шуточек! - отмахнулась Галина.
        Борин молча пододвинул к ней пластиковую папку, лежавшую перед ним.
        - Это они? - Галина тут же высыпала снимки на стол. - Да… красота, конечно. - Она рассматривала фотографии по одной и передавала другим.
        - А эти, цветные, разрешил сделать Казимир. У него в сейфе, в подвале дома до сих пор хранится самое ценное, - Борин достал из плотного конверта первый снимок. - Вот это - пропавшая еще перед революцией коллекция камней князя Глебова, подаренная ему императрицей.
        - Это его монограмма на крышке ларца?
        - Да. А это - пасхальное яйцо дома Фаберже. Теперь уж никто не узнает, от кого и как эти вещи попали к Савушкину! Обменом на продукты в блокадном Ленинграде занималась его жена, актриса. Записей, по понятным причинам, она не вела.
        Вернул всех к действительности радостный вопль проснувшегося ребенка. Подхватившись разом, все три тетки кинулись в детскую к всеобщей любимице. Борин с Беркутовым вышли на лестничную площадку. Мимо них в свою квартиру прошмыгнула Маринка.
        Когда Стаська была накормлена, стол убран, а Ляля, взглянув на часы, стала собираться домой, в дверях гостиной появилась Маринка.
        - Я прошу всех пройти к нам! - торжественно объявила она. - У меня для вас сюрприз!
        Все удивленно смотрели на портрет Анны Печенкиной[17 - Анна Печенкина - героиня романа «Рубины для пяти сестер»], прабабушки Ляли и Галины. Несколько лет назад сестры заказали две точные копии подлинника, хранящегося в музее Оренбурга. Один из них висел на стене кабинета в квартире Галины, куда и привела всех Маринка.
        - Ничего никто не заметил? Смотрите внимательно, но не на бабушку, а вот сюда - Маринка кончиком карандаша указывала на высокий круглый столик на витой ножке, края которого слегка касалась рука женщины. На столешнице стояло выполненное рукой ювелирного мастера яйцо, украшенное драгоценными камнями и переплетенное сеточкой из тонкой золотой нити.
        - Это что же, то самое? - Галина взяла из рук дочери фотографию из дома Казимира Хмелевского и приложила к холсту.
        - Да! Полное совпадение, мамочка! Посмотрите, даже вот в этом месте не хватает кусочка «сеточки»! И я думаю, все вполне объяснимо - мы знаем, что Анастасия Печенкина в блокаду меняла фамильные ценности на хлеб. Значит, вот так и попало яйцо к Савушкину. И именно его и украл Виктор Хмелевский у этого негодяя!
        Два месяца спустя
        - Катя, Катя, Алекс проснулся! - Семка, карауливший сон племянника, забежал на кухню, где Вера Михайловна, Катя и Сара готовили праздничный ужин.
        Ночью прилетел из Кракова Казимир Хмелевский, чтобы увидеть своего первого внука. Большую часть дня они с Катей провели на кладбище, на могиле Эльзы Шторм, единственно любимой Казимиром женщины. Катя, никогда не видевшая отца таким подавленным и растерянным, даже испугалась за него, но, когда тот попросил оставить его на время одного, все же отошла в сторону. В город они возвращались молча, думая каждый о своем, но сблизившись за эту поездку едва ли не больше, чем за предыдущую встречу в усадьбе Хмелевских.
        Катя подошла к кроватке сына и взяла его на руки. Пора было кормить малыша. Попросив Сему выйти, расстегнула домашнюю блузку.
        Как она и предполагала, Шустов с радостью открестился от ребенка и подписал бумаги на развод. Оставались формальности. Впрочем, сейчас Катя понимала, что их брак всегда и был формальным. После того, как Аллу Арсентьевну бросил любовник, свекровь сильно сдала, но это же событие примирило ее с сыном. Катя, не желавшая им зла, этим обстоятельством была очень довольна.
        Вспоминая свое возвращение из Польши после суда над Алексом, в опустевший без мальчишек и Фаи дом к растерянной маме Вере, Катя вновь переживала незнакомое ей раньше чувство злости. Первое, что она тогда сделала - встретилась с адвокатом Корсуном, готовящим их защиту. И успокоилась, когда поняла, что тот добыл доказательства фактов воровства бывшим бухгалтером, а ныне юристом опеки Бобровой в сговоре с Чигиревой бюджетных средств - подписи мамы Веры в ведомостях были подделаны ими. Чтобы скрыть аферы, они решили обвинить ее.
        Через неделю после суда, результатом которого стало взятие под стражу в зале заседаний Бобровой и Чигиревой и полное оправдание Бражниковых, они забирали Кирилла и Ромку из детского дома. Катя до сих пор помнит злобный взгляд Тимура, не захотевшего возвращаться в семью, и полные слез, умоляющие глаза Фаи. Тимур крепко держал сестру за руку, не давая возможности сделать ни шага в их сторону. Мама Вера сама подошла к детям и, поцеловав Фаечку, кивнула и Тимуру.
        Катя легко родила сына, здорового, пухленького малыша с тугими «перевязочками» на ножках. С удовольствием отмечая непохожесть Сашеньки на бывшего своего мужа, она мысленно сравнивала его с Алексом Злотым. Все еще больное чувство к нему делало ее слабой, временами отчаянно хотелось в ту деревенскую избу в Дарьевке…
        - Катя, я привез тебе на рождение сына этот памятный подарок, - Казимир Хмелевский поставил перед дочерью картонную коробку. - Конечно, история появления этой вещицы в нашей семье не совсем праведная, ты теперь знаешь. Но мне хотелось бы, чтоб ты воспринимала ее просто как ценное произведение искусства, доставшееся тебе в наследство от предков. Открывай.
        Катя сняла крышку с коробки.
        На круглой металлической подставке под прозрачным колпаком переливалось россыпью камней и блеском золотых нитей творение великого Фаберже - пасхальное яйцо, неведомыми путями попавшее из мастерской ювелира в скромную городскую квартиру музыкальной семьи Бражниковых.
        Август 2018
        notes
        Примечания
        1
        Борин Леонид Иванович - герой романов «Рубины для пяти сестер», «Любимые женщины клана Крестовских», «Трудные леди школы Бауман».
        2
        Егор Беркутов - герой романов «Два сына одного отца», «Клетка семейного очага», «Свои чужие люди»
        3
        Галина Голованова (Беркутова) - героиня романов «Рубины для пяти сестер», «Два сына одного отца»..
        4
        Елена Соколова (Ляля) - героиня романа «Рубины для пяти сестер».
        5
        См. роман «Рубины для пяти сестер».
        6
        Роговцев Матвей - персонаж романов «Два сына одного отца», «Клетка семейного очага»
        7
        Я же сказал уже, что все в порядке (польск.).
        8
        Черт! (польск.)
        9
        Анна Ларцева - героиня романа «Трудные леди школы Бауман».
        10
        См. роман «Трудные леди школы Бауман».
        11
        День добрый, пани Вероника! (польск.)
        12
        День добрый, Клара! Как он? (польск.)
        13
        Все хорошо. Еще спит. (польск.)
        14
        Ангел мой, мамочка все сделает, чтобы ты был счастлив. Я тебя очень люблю! (польск.)
        15
        См. роман «Рубины для пяти сестер».
        16
        Марина Голованова - героиня романа «Два сына одного отца».
        17
        Анна Печенкина - героиня романа «Рубины для пяти сестер»