По мосту через пропасть Лора Брантуэйт
        # По мосту через пропасть. Она не хотела быть Золушкой. Она просто варила кофе в своей кофейне, по вечерам вязала и читала книги. Она была уверена в том, что одиночество - самое естественное состояние человека и что любовь неизменно несет с собой боль. Но на мокрой асфальтовой дороге судьба свела ее с отпрыском богатой и знатной семьи, и ее мир перевернулся. Как страшно поверить в существование Принца… Как сложно разобраться в своих чувствах… И сколько преград нужно преодолеть на пути к счастью! Хватит ли сил? Где кончается власть денег, предрассудков, страхов и низменных желаний?! Там, где зарождается Любовь…
        Лора Брантуэйт
        По мосту через пропасть

1
        - Анна, дорогая…- Клайв непослушными, неловкими пальцами мучил воротник белой рубашки. На гладко выбритых, мягких, розовых, как дорогая ветчина, щеках Клайва проступили пятна. День, надо сказать, выдался на редкость промозглый, так что списать на жару состояние Клайва никак не удастся…- Доброе утро!- выдавил наконец Клайв.
        Слова повисли в воздухе, неуместно громкие и дисгармоничные, как звуки, извлекаемые из детской трубы самым бездарным в музыкальном отношении карапузом.
        Анна с тоской покосилась на часы - без четверти двенадцать. Пришел раньше обычного… Да еще и сел не за свой наблюдательный пункт - крайний столик у окна, откуда можно с равным успехом следить за происходящим на улице и в зале, а на высокий табурет у стойки, прямо перед ней. Наверняка ему не особенно удобно - гордость Анны, деревянные табуреты на точеных ножках, похожих на увитые лианами молодые стволы, которые (табуреты) разительно отличаются от бездушной ресторанной мебели, создавались не для сидения крупных, мягкотелых существ.
        - Привет, Клайв! Ты рано сегодня. Что будешь?- Анна говорила нарочито бодро, хотя в животе уже сжимался комок - неприятно.
        Она всем своим видом показывала, что страшно занята - протирала бумажным полотенцем и без того сухую и уж подавно чистую посуду. Поворачиваться к Клайву спиной не позволял инстинкт самосохранения. Может, отсидеться на кухне?- подумала Анна и тут же отругала себя за малодушие. Нет, этот день должен был наступить рано или поздно… Проблема в том, что дни, подобные ему, никогда не наступают поздно. Неприятности - они на то и неприятности, чтобы никто не сокрушался, что они задерживаются.
        Посетителей в кофейне было немного, точнее, если не считать Клайва, не было вообще. Те, кто хотел взбодриться перед началом рабочего дня, уже ушли, те, кто захаживает к Анне в обеденное время, подтянутся позже…
        - К-как обычно, кофе по-арабски и венский десерт… Нет, давай не как обычно - глясе и венский десерт.
        - Без проблем.- Анна нашла в себе силы улыбнуться, но весьма сдержанно. Повернулась, зажгла газовую горелку под большим, медно поблескивающим чайником - электрический, конечно, удобнее, но смотреть на этот, почти антикварный, не в пример приятнее.- Как дела на работе?
        - Все отлично,- расцвел Клайв, будто бы и сам обрадовался возможности поговорить на другую тему.- Мы справились с заказом «Хендерсон и Патрик», причем успели вовремя, и это наверняка улучшит наши отношения, ведь в прошлый раз, помнишь, мы задержали их партию на две недели, мой босс чуть в больницу не попал с сердцем…
        Клайв работал менеджером в «Коралл трейдинг» - маленькой компании, торгующей канц-товарами, и иногда очень скромно подчеркивал свою незаменимость. Собственно, наверное, он и был незаменим для своего босса, потому как более порядочного, покладистого и притом неглупого человека найти сложно. Иногда Анне казалось, что она знает о ситуации на работе Клайва не меньше, чем он сам, и это странно, потому что она никогда не испытывала интереса к торговле вообще и к торговле канцтоварами в частности.
        - Да, помню. Тебе ведь тоже тогда досталось,- сочувственно кивнула Анна и засыпала во френч-пресс лучшего эквадорского кофе.
        - Ты очень внимательная, Анна.
        Она бросила на Клайва быстрый взгляд и вежливо улыбнулась. Вот, похоже, мы и подходим к самому главному моменту сегодняшнего дня…
        - Ну что ты, это же моя работа,- попыталась она перевести комплимент из личного в профессиональный.
        - Анна, что, если… что ты… какие у тебя планы на выходные?
        - Дай подумать.- Анна наморщила лоб.- Утром в субботу я собиралась навестить Лин перед открытием кофейни, а потом, как ты понимаешь, я занята-занята-занята до полуночи, а воскресенье я высплюсь, а потом все сначала.
        По мере того, как Анна расписывала свои планы, лицо Клайва принимало все более и более несчастное выражение. Нужно отдать ему должное - он держался молодцом, но Анна слишком давно его знала, и потому отлично умела «читать» его лицо: сначала взгляд - вниз, куда-то сквозь стойку под красное дерево, потом начинают едва заметно подрагивать крылья носа, и вот уже опускается левый уголок губ.
        Она решила не задавать вопроса: «А что?» И без того все понятно.
        - Жалко…- протянул Клайв.
        - Выходные - самая горячая пора для меня. Я же помогаю людям отдыхать,- улыбнулась Анна. Может быть, на сегодня все обойдется, и опечаленный Клайв уйдет подобру-поздорову, покупать и перепродавать карандаши и блокноты…
        - Слишком много работать - вредно,- изрек Клайв.
        - Ха! От кого это я слышу сию мудрую мысль?- усмехнулась Анна.
        - Послушай,- Клайв прочистил горло,- но в жизни ведь есть много других… интересных и важных вещей помимо работы.
        Ой, подумала Анна.
        - Безусловно,- осторожно согласилась она.- Вот, например, у меня в жизни уже есть все, что мне интересно и важно,- заметила она.
        Клайв, кажется, ее не услышал. Так бывает, когда собственные мысли в голове звучат слишком громко. Или кровь стучит в ушах от волнения.
        - Анна, может быть, нам стоит пожениться?- выпалил Клайв.
        У Анны от изумления закружилась голова, и она инстинктивно вцепилась руками в стойку, чтобы не упасть.
        Это уже чересчур.
        Она, конечно, предполагала, что Клайв вот-вот начнет за ней ухаживать. Точнее, он уже начал - эти анонимные букеты под дверью кофейни, открытки со стихами - это не мог быть никто другой. Его стиль - робко и осторожно. Но так ведь не могло долго продолжаться, и Анна внутренне готовилась к тому, что он, например, решится пригласить ее на свидание - в «Гринграсс-холл», лучший ресторан в Эшингтоне, или на танцы «Для тех, кому за тридцать», может быть, даже позовет ее на воскресный обед к своим родителям, но чтобы вот так, сразу…
        - Подожди, я сейчас!- бодро объявила она и, с трудом удерживая стакан в заледеневших пальцах, налила из графина воды. Мысли скакали в голове, как обезумевшие от ужаса белки. В то же время сама Анна ощущала себя как лисица, которую ослепил и парализовал свет фар разогнавшегося грузовика.
        Вот это совсем не похоже на Клайва. Он не из тех, кто склонен идти ва-банк, рубить сплеча и рисковать всем на свете.
        Может быть, она его недооценивала? Или недооценивала силу его чувства? Женщина всегда знает, если мужчина испытывает к ней симпатию. Но насколько она глубока…
        - Клайв, ты серьезно?- осторожно уточнила Анна.
        - Да,- решительно объявил Клайв - как кулаком по столу.- Замужество - это то, о чем мечтает каждая женщина. Я думаю, мы отлично подходим друг другу и сможем прожить долгую и счастливую жизнь.
        Он смотрел на нее жадным, отчаянным, немигающим взглядом, будто хотел впитать ее глазами - всю, без остатка. Потом у него мелко задрожал подбородок, и он плотно сжал зубы, чтобы не выдать своей слабости.
        Анна вздохнула. Опустила глаза - принялась пристально изучать прозрачные капельки влаги на стенках своего стакана. Она готовилась к тому, что он предложит ей встречаться - и тщательно обдумала, что сказать на это: «Клайв, мы давно знакомы, и ты для меня не просто постоянный посетитель, ты в некотором роде мой друг, я всегда готова выслушать тебя, поддержать, согреть, когда в жизни бушуют бури, но не стоит ничего в наших отношениях менять, потому что жизнью своей я довольна, я люблю свое одиночество, и мое дело для меня главное, оно отнимает слишком много сил, времени и наполняет собой все…» Анна согласна была бы сказать ему что угодно, лишь бы не навредить его и без того не слишком-то высокой самооценке…
        Но если он решился вот так, сразу…
        В другой раз Анна бы только посмеялась над тезисом о мечте каждой женщины, но сегодня ей было не до смеха. Вдруг он что-нибудь с собой сделает?
        Но, черт подери, какое благородство! Благодетель! Циничная ведьма, которая в той или иной степени живет в каждой женщине, от такого поворота событий даже не хохотала, а просто замерла с раскрытым ртом. Видимо, расхохочется позднее…
        Клайв, кажется, только что осознал, что, собственно, сделал, и его румянец сменился бумажной бледностью.
        - О-ох,- протянул он, не в силах совладать с собой.- Кипит.
        Анна не глядя протянула руку и выключила горелку.
        - Все еще хочешь кофе?
        - Лучше чего-нибудь помягче.
        - Чай с мятой.
        - Хорошо.
        Анна достала с полки банку с крупнолистовым чаем, ополоснула кипятком маленький чайник белого фарфора, насыпала туда три ложки чая и добавила ложку растертой сушеной мяты. Руки уверенно и гибко делали привычную работу. У Анны появилось полминуты, чтобы взвесить, а не наложит ли Клайв на себя руки в случае ее отказа. Залила смесь водой, вдохнула поднявшийся ароматный пар.
        - Три минуты - и будет готово.
        - Волшебница.- Клайв предпринял попытку поёрзать на табурете.
        Анна заставила себя посмотреть ему в глаза.
        У него был вид пай-мальчика, который впервые в жизни надерзил учительнице, повинуясь какому-то жестокому порыву вдохновения, и теперь ждет расправы и одновременно удивляется - неужели смог?
        Или неуклюжего тихони, который, измучившись своей робостью и небрежением товарищей, при всем классе признался в любви самой бойкой девочке.
        В общем, Клайв был в точности похож на себя самого.
        - Ты как?- сочувственно спросила Анна.
        - В здравом уме и трезвой памяти,- усмехнулся Клайв еще дрожащими губами.- Уже.
        - Вот и славно,- мягко улыбнулась Анна. Натянутые нервы понемногу отпускало.
        - Но я все-таки буду ждать ответа.
        Снова натянулась в груди струна. Ну зачем он?..
        Наверное, она поморщилась, как при мигрени, потому что Клайв торопливо добавил:
        - Но ты не спеши, думай сколько нужно.
        - Клайв…- Анна разлила чай в две чашки - себе и ему. Мягко коснулась его руки.- Мне очень приятно это слышать. Правда. Потому что я уважаю и ценю тебя… Но…
        - Нет, нет, нет. Сегодня и слышать ничего не хочу. Это ведь решение, от которого зависит все в твоей жизни, как ты можешь принять его за пять минут?- Клайв засуетился, собираясь уходить.
        Анна с тоской подумала, что если бы у нее и были какие-то сомнения по данному вопросу, то все они разрешились бы в эти секунды - ну нечего ей делать замужем за человеком, который напоминает то маленького мальчика, то собственного ворчливого дедушку. Пусть его, найдется еще хорошая женщина, которой не терпится примерить на себя роль домохозяйки и матери семейства, вот пускай она и живет с этими Клайвом-маленьким и Клайвом-стареньким…
        - А чай запиши на мой счет.- Он так и не разобрался, в какой карман пиджака сунул бумажник, махнул рукой, слез с табурета, снял пальто с тонконогой вешалки и торопливо вышел на улицу, на ходу поправляя кашне.
        - Считай, что я угостила,- уронила Анна, когда стеклянная дверь за ним закрылась.
        Мерзкий день. Эта повисшая в воздухе морось, холодный и медленный ветер, серенькая атмосфера, которую разбавляет желтым электрический свет, отчего становится еще гаже…
        Клайв понял, что она за него не хочет. Это ясно, как день. Не этот, конечно, а какой-нибудь летний день в Италии. Естественно, он обиделся. Но ведь она не давала ему повода надеяться на что-то иное! Или теперь все, кто приходит с ней поговорить по душам за чашкой кофе или чаю, начнут свататься?
        Боже, но ведь на дворе не восемнадцатый век и даже не начало девятнадцатого! Нынче браки заключаются по собственному свободному желанию, а не потому, что всем порядочным женщинам к определенному возрасту нужно обзавестись мужем, а мужчина, у которого есть жена, имеет право на большее уважение в обществе.
        Анна фыркнула и, раздраженно звеня посудой, отнесла ее на кухню, в мойку.
        Наверное, он нафантазировал себе бог знает что, отсюда и невиданная смелость, и само предложение руки и сердца без всяких преамбул вроде продолжительного романа. Эх, хотела поделиться душевным теплом с хорошим одиноким человеком… Нашлась добрая фея. Придумала лучший способ по наживанию врагов.
        Она проворно вымыла чашки, блюдца и чайник, и, закрыв кран, скорее почувствовала, чем услышала, как открылась и закрылась дверь. Напряглась - вернулся?
        Анна вытерла белым махровым полотенцем мокрые, пахнущие фиалковым средством для мытья посуды руки, вздохнула, распрямила плечи и вышла в зал.
        - Привет, дорогая кузина!- На табурете, который недавно занимал Клайв, сидела Лин. У нее получалось несравнимо элегантнее.
        Лин вообще была элегантна, «элегантный» было у нее высшей похвалой чему угодно, иногда даже тому, что элегантным по природе быть не могло. Наверное, она таким образом подчеркивала… да, свою элегантность.
        - Привет, Лин! Здорово, что ты зашла. Я соскучилась и собиралась напроситься к тебе в гости в субботу.
        - Значит, я уловила твои вибрации. Или подсознательное желание. Что в принципе все равно доказывает мои способности к телепатии или, как минимум, тонкое чутье.- Лин заглянула поверх плеча Анны в зеркальную дверцу одного из шкафчиков и поправила на шее шелковый платок. У Лин были медового цвета вьющиеся волосы и серые глаза на узком лице с высокими скулами. Платок по колориту идеально подходил к ее природной гамме.
        - Что, в свою очередь, доказывает, что ты самая лучшая и незаменимая кузина из всех возможных.
        - Определенно, так. Свари мне кофе с какао, как я люблю, будь добра.
        - Ага.- Анна тоже любила этот индонезийский рецепт.
        - Что нового и почему так пусто?
        - Время такое. И хорошо. В обеденное время не посекретничаешь.
        - А есть о чем секретничать?- улыбнулась Лин.
        Анна стояла у подноса с горячим песком, спиной к двоюродной сестре.
        - Клайв Батфилд просил моей руки,- небрежно бросила Анна и замолчала, наслаждаясь произведенным эффектом - безмолвной бурей эмоций.
        - С ума сойти!- придя в себя, громко прошептала Лин.
        Анна повернулась к ней.
        - Я тоже об этом подумываю. Не может вменяемый человек, тем более мужчина, желать брака с человеком малознакомым.
        - Очевидно, он решил, что достаточно о тебе знает.
        - Ага. Я дала ему понять, что не согласна, а он, похоже, обиделся.
        - Конечно, его можно понять.
        - Но чего он еще ждал? Что я брошусь ему на шею со слезами благодарности? Нет, не так: что я, скромно потупив очи и зардевшись, пролепечу: «Ах, мистер Батфилд, это так неожиданно… Но… Я не хочу мучить вас ожиданием… Да! Мой ответ - да!» - вдохновенно продекламировала Анна.- Начитался классики, наверное. Сентиментальный роман восемнадцатого века…
        - Это ты начиталась классики, будем честными друг с другом.
        - Не будем об этом,- предупредила Анна. От напряжения под тонкой кожей на висках набухли сосуды - слишком по-мужски. Ей всегда не нравилось это свойство.
        - Но ты давно ему нравилась, это же было видно.
        - Это еще не повод делать мне предложение с бухты-барахты.
        - Анна, а ведь он хороший человек.
        - Лин! Сейчас я возмущусь, и кофе не получится!
        - Брось, на вкус твоего кофе не влияют ни твое настроение, ни магнитные бури, ни даже качество зерна.
        - Хороших людей много.
        - Верно. А вокруг тебя их много?
        - Достаточно.
        - А почему ты еще не замужем?
        - А не хочу!
        - Тебе уже не двадцать, и даже не двадцать пять…
        - И не тридцать,- жестко закончила Анна.- Мне тридцать два, как ты, верно, помнишь, и это не тот возраст, в котором я хочу заживо похоронить себя в неудачном браке.
        - Брак, он в любом случае неудачный. Но подумай хорошо, ведь твои тридцать пять и сорок не за горами, а в нашем городке мало что меняется…
        - К чему ты клонишь, Лин?- Анна сняла с песка джезву с поднявшимся кофе. Похоже, и впрямь получится какая-то жидкая дрянь, а не индонезийский кофе.
        - К тому, что тебе пора подумать о будущем. Ты же так хотела ребенка.
        Ниже пояса, Лин! Нечестно!
        - Ребенку нужен хороший отец. Хотя бы в виде приличного генофонда и красивой фотографии на стене, про которую можно рассказывать тысячу сказок на ночь и пять тысяч воспитательных историй на каждый день.
        - Ребенку нужен отец, который позаботится о его матери, чтобы она не стояла с животом за стойкой в своей кофейне, отец, который будет кормить мать, когда она будет кормить ребенка, и отец, который поможет матери ребенка вырастить! Я не знаю, там, поставит в угол, поговорит строго, если что, покажет пример…
        - И ты считаешь, что Клайв Батфилд сможет заработать денег на содержание семьи, подать ребенку пример и проявить необходимую строгость?- усмехнулась Анна.- Мы об одном и том же человеке говорим?
        - Ну… мы же его с этой стороны не знаем,- стушевалась Лин.
        - И я не готова совершить подвиг, чтобы узнать!- отрезала Анна.- Точка.
        Лин насупилась. Она была старше Анны на год, но относилась к ней с такой покровительственной заботой, будто бы разница в их возрасте составляла лет десять, не меньше. К тому же Лин была замужем и имела двоих детей, что, несомненно, влияет на то, как женщина оценивает себя и как она строит свои отношения с миром - особенно если она при этом живет в глухой английской провинции и с молоком матери впитала убежденность в том, что этот патриархальный сценарий жизни - самый правильный.
        Анна сжала губы, чтобы не наговорить лишнего - про семейную жизнь Лин, про ее мужа, который все время, когда находится дома и не спит, читает газеты, про детей, которых Лин родила слишком рано, к тому же от чуждого ей по духу мужчины, и поэтому где-то в глубине души, наверное, не совсем понимала, что они такое и как с ними обращаться. Она и сама все знает. Наверное. Не стоит бить человека по незаживающей ране. Иначе в следующий раз она не придет к Анне, когда нужно будет выплакаться и выговориться, а идти ей в общем-то больше и не к кому.
        Приглушенно стукнула входная дверь - пришла Маргарет Суон, молодящаяся учительница естествознания из «Саутэнда» - местной школы если не для богатых, то для вполне приличных детей из уважаемых семейств. Анна гордилась тем, что Маргарет каждый день обедает у нее, потому что та отличалась редкостной разборчивостью в еде и общей капризностью.
        - Анна, добрый день,- кивнула она.- Пожалуйста, кофе по-арабски и фруктовый салат.- Взгляд Маргарет зацепился за платок Лин, и лицо ее едва заметно опечалилось, что говорило о том, что Лин не прогадала с покупкой. Маргарет из тех женщин, которые исполняются торжества, заметив на другой неудачно сидящую вещь, будто это их личная победа, и грустнеют, когда видят, что все хорошо, как ни крути - а хорошо.
        - Хорошо, сейчас сделаю,- улыбнулась Анна. Неприятный разговор с Лин можно считать законченным, и это к счастью, потому что нельзя ей на ее месте размышлять о неприятном и встречать людей кислой миной или притворными улыбочками.
        - Ну, я тогда побегу дальше, мне еще нужно успеть сделать прическу, сегодня у Патрика в школе спектакль,- подчеркнуто небрежно сказала Лин.
        - Ладно, я рада была тебя повидать. Спасибо, что заглянула.
        - Приходи все-таки в субботу. Придешь?
        - Постараюсь. Очень постараюсь, Лин.
        - Вот и чудесно. Пока, дорогая.
        - Удачи. Привет Чеду и детям,- сказала Анна и подумала, что, наверное, в субботу откроет кофейню пораньше и никуда не пойдет.

2
        Анна любила понедельники, потому что в понедельник у нее был выходной.
        Нет, свою кофейню она тоже любила, почти исступленно, но человеку непременно нужно какое-то время проводить наедине с собой, отдыхать, заниматься самыми приятными вещами и думать о вечном.
        Если уж говорить совсем честно, то в понедельник выходной не «был», а «бывал», потому что вряд ли можно назвать выходным день, когда едешь на потрепанном
«мерседесе» из Эшингтона в Лондон, а потом обратно, а в перерыве между этими чудесными мероприятиями носишься по Лондону в поисках нужных сортов кофе, особенных пряностей и элитного чая.
        День этот, конечно, может быть интересным, но после него хорошо бы иметь еще один выходной. А по вторникам Анна работала.
        Когда у нее спрашивали, почему она не наймет себе помощника или помощницу, Анна отшучивалась, что она, мол, тиран и узурпатор и властью своей ни с кем делиться не собирается, а еще она самовлюбленный узурпатор и потому не верит, что кто-то может варить кофе так же, как она.
        В принципе она была не так уж далека от правды, по крайней мере, в последнем утверждении, потому что с кофе у нее действительно были отношения явно магического свойства. Она варила его, как никто другой. Наверное, дело в том, что она была влюблена в кофе - во всех его проявлениях.
        А как известно, две трети удовольствия от чашки кофе - в процессе ее приготовления.
        Анна размышляла об этом ранним утром понедельника, делая ревизию в своих запасах - в тайной надежде, что можно будет перенести поездку в столицу на следующую неделю.
        Результаты осмотра оказались неутешительными - почти закончился необжаренный кофе, зеленого чая осталось на донышке банки, какао явно не хватит - в такую промозглую погоду он пользуется необыкновенной популярностью… Красный перец, конечно, можно купить и в местном супермаркете, но будет не то. А Анна привыкла делать все только по высшему классу.
        - Трудно быть перфекционисткой,- назидательно произнесла она, глядя в зеркальную дверцу навесного шкафчика на свое отражение.
        Отражение было вполне приятным - не классической красотой красивое лицо с большими темно-карими глазами и весьма ветреным разлетом бровей, высокая шея с изящным изгибом… Больше тридцати никак не дашь. А то и просто двадцать шесть. Но под глазами залегли тени - трудно работать до полуночи. Ох, как нужен этот выходной!
        Анна попробовала пойти на компромисс с собой - поехать побыстрее, купить всего и побольше, чтобы надолго забыть об этой проблеме, и вечер провести в жарко натопленной спальне у горящего камина и с самой романтичной книжкой в руках.
        Тело отозвалось слабеньким протестом - почему-то не хотело мириться с перспективой единственного на неделе вечера отдыха. Лин сказала, что Анна похудела. Что ж, вполне возможно. Она никогда не отличалась пышностью форм, а при таком-то темпе жизни…
        Черт, что за малодушные мысли?! Темп - самый лучший. Жизнь - именно такая, какую Анна хочет. С любимым делом, которое не оставляет времени на всякие глупости вроде слишком умных мыслей, беспричинной хандры или тоски о несбывшемся.
        В машине было зябко, и сыро, и вообще неприятно. Впрочем, если бы на улице в холодном воздухе колыхалась не менее холодная водяная взвесь, а в машине с отказавшим обогревателем царила благодать, это было бы против всех законов природы.
        Но законы природы не так уж беспомощны, как воображают иногда мечтатели, писатели и художники.
        Анна везла на заднем сиденье несметные сокровища гурмана. Если бы не гнусная атмосфера в салоне, которая заставляла ее глубже втягивать голову в плечи, точнее шею в вязаный шарф цвета верблюжьей шерсти, и покусывать синеющие губы, чтобы не пугаться самой себя в зеркале заднего вида, то все было бы отлично. «Рейс» выдался на редкость удачный - ни в одном из магазинов, где она отоваривалась, ей ни в чем не отказали, и не пришлось объезжать пять мест в поисках двух пачек какого-нибудь молочного оолонга.
        Анна пыталась разбавить промозглую серость дня веселыми песенками, обильно льющимися из динамиков - радио, по счастью, работало вполне исправно. Анна петь любила, но делала это всегда только в гордом одиночестве - боялась смутить чей-нибудь тонкий слух своими сомнительными вокальными данными. А сейчас, опять же по счастью, она и пребывала в гордом одиночестве, поэтому, отстукивая ритм по рулю пальцами, вместе с какой-то неизвестной ей сладкоголосой девчонкой выводила:
«Потому что любишь, любишь, любишь ты меня!»
        Эшингтон встретил ее привычной гладкостью дорог, полуголой желтизной аллей и чистенькими фасадами двухэтажных домиков. Анна торопилась домой, предвкушая горячую ванну и долгий, теплый вечер блаженного безделья. На углу Гринвиллидж-стрит и Мейсон-роуд она заметила Марджори Смит, с которой дружила совсем малышкой. Марджори отличалась редким обаянием и совершенно девчачьей наивностью. Она мечтала выйти замуж за военного, а еще лучше - за офицера морского флота, ну на худой конец - за полицейского. И в этот момент она как раз шагала под руку с каким-то высоким мужчиной в форме, вот только трудно разглядеть какой. Анна ахнула от удивления и, повинуясь сильному, исключительно женскому инстинкту, повернулась, чтобы лучше рассмотреть.
        А когда она, так и не удовлетворив своего любопытства, вновь посмотрела, куда положено, то есть на дорогу, менять что-либо было уже поздно. Перед ней возник человек, и он уже сошел с тротуара на мостовую, а мостовая была мокрой, а он как будто тоже растерялся от внезапного появления машины и не знал, куда метнуться - вперед, назад… Анна вдавила педаль тормоза в пол изо всех сил, которые у нее были. Но на скользком от влаги асфальте машина не вняла ее отчаянному приказу и под визг тормозов продолжила свое опасное движение.
        Никогда еще Анна не испытывала такого страха. «Сделай же что-нибудь!» - беззвучно крикнула он то ли себе, то ли пешеходу. Резко вывернула руль. Машину развернуло. Тело сжалось, как пружина под прессом этого невыносимого - сейчас она его убьет. Откуда столько мыслей и как они уместились в эти секунды?
        Удар. Анна все-таки вскрикнула. Напряжение отдалось в теле болью - будто это ее сейчас послало мощной массой железа на асфальт. В глазах потемнело. Она хватала воздух ртом и дрожащими руками дергала ручку дверцы. Человека видно не было.
        Когда заевшая дверца наконец поддалась и Анна с силой толкнула ее наружу, она услышала вполне явственное «ой!». Ей потребовалось три секунды, чтобы сообразить, что ее жертва угодила в неприятно прямом смысле под машину, под крыло, и удар дверцей по голове вряд ли прибавил несчастному радости жизни.
        - Простите! Я сейчас!- Анна с трудом удерживалась, чтобы не заплакать, и ощущала себя на редкость беспомощной, как в вязком кошмаре, когда тебе грозит что-то страшное, все движения застревают в густом воздухе - не выбраться. А «страшное» тянет и все не наступает и не наступает.
        Анна испытала мгновенное и совершенно идиотское колебание - а не вылезти ли ей через дверцу со стороны пассажирского места, чтобы не травмировать и без того пострадавшего человека. А потом все-таки и вправду перелезла через сиденье - благо надела джинсы и путаться было не в чем - и выбралась из машины. Обежала спереди. Мельком отметила, что Марджори со своим злополучным кавалером стоят в сторонке и не решаются подойти. Марджори цепко придерживала мужчину под локоть. Наверное, помня о старой дружбе, не хотела оказаться главным свидетелем аварии, которую устроила Анна, и потом давать показания в суде. Вероятно, если бы тело под машиной лежало неподвижно, она и вовсе увела бы своего приятеля в форме с места преступления. Тьфу, что за чушь в голову лезет?!
        На асфальте, приподнявшись на локтях, полулежал молодой мужчина, как ей показалось - совсем мальчик, и только потом она разглядела, что на белом от потрясения и боли лице кроме голубых глаз есть еще аккуратная бородка, которая явно мальчишке принадлежать не может. Нижняя половина его тела помещалась под машиной - будь на месте Анны другая женщина, она наверняка грохнулась бы в обморок, чем дополнила бы мрачноватый сюрреализм общей картины. Некогда светло-серый плащ превратился в грязную тряпку, неряшливо брошенную на асфальт.
        - Господи!- выдохнула Анна.- Как вы?
        - Я жив,- философски ответствовал потерпевший.- А вы лихачка, леди…
        - Я не превышала.- Анна лихорадочно пыталась понять, есть кровь или нет.
        - …а я счастливчик,- невозмутимо закончил он.
        - Что… там?- Анна не нашла ничего лучше, как кивнуть в сторону скрытых под кузовом машины ног.
        - Ноги.
        Откуда ирония?!
        - Можете ими шевелить?
        - Бестактный вопрос. Могу, конечно.
        Слава богу. Анна с радостью отмела возможность перелома позвоночника.
        - Я вам помогу.- Она сделала попытку поставить его на ноги.
        Он с достоинством, неожиданным для человека, сидящего посреди проезжей части наполовину под сбившей его машиной, покачал головой:
        - Спасибо, леди, не стоит. Я пока еще в состоянии сделать это сам. Когда мне понадобится помощь, я сообщу.
        Я - чуть - не убила - человека - чуть - не покалечила - красивого - человека,- ломаной линией кардиограммы скакала в голове навязчивая мысль. Чем дольше Анна стояла над своей «жертвой», тем глубже в ее нервы и кости проникал ледяной ужас, порожденный изначальным страхом причинить боль живому существу.
        Он поднялся на ноги, и, к великому счастью Анны, оказалось, что незнакомец может даже стоять не шатаясь. Перед ней предстал во всей красе очень благородного вида молодой человек с русыми волосами и тонкими чертами, которые, возможно, могли бы показаться излишне тонкими для мужчины, если бы не отражение волевой сосредоточенности и боли на лице. Он потрогал на глазах набухающую на лбу шишку, коснулся пальцами затылка - наверное, ударился об асфальт, когда падал.
        - Голова кружится?
        - Нет, благодарю, леди, со мной все в порядке.
        - Тошнит?
        - В порядке,- самым спокойным тоном, на который способен сбитый машиной человек, повторил он. Анне показалось, что он не повторил всю фразу, чтобы сэкономить силы. - Не волнуйтесь вы так. Я не собираюсь заявлять в полицию.
        - Да я не о том,- растерялась она.- Я же вас чуть не… Ох…- Она бессильно опустилась на капот. Руки крупно дрожали.
        - Со мной все хорошо, вы разве не видите?- В голосе молодого человека прорезалось раздражение.- Садитесь,- он открыл ей дверцу таким элегантным движением, что Анна не сдержала нервного смешка. Нелепая ситуация…- Поезжайте домой и выпейте успокоительного.
        - Вы надо мной издеваетесь?
        - С чего вы взяли?
        - Я вас сбила, а вы ведете себя так, будто я на светском приеме пролила вино вам на пиджак.
        Он слабо улыбнулся, и Анна почувствовала себя совсем виноватой.
        - Садитесь, я отвезу вас в больницу.
        - В этом нет необходимости.- Молодой человек огляделся с таким видом, будто ориентация в пространстве сейчас представляла для него сложность.
        - Есть.
        - Не терпится ответить перед местными властями?- усмехнулся он.- Вас наверняка направят из больницы прямо в полицию.
        - Еще более вероятно, что мой день окончится в участке, если мы тут будем болтать до приезда патрульных. Наверняка кто-то уже позвонил в полицию.
        - Наверное. У меня нет опыта в таких делах.
        - Садитесь, прошу вас.
        - Вы первая.
        - Дама вперед?
        - Конечно.
        - Ну спасибо.- Анна виновато улыбнулась и уселась-таки в машину. Он мягко прикрыл за нею дверцу - с ума сойти, откуда у человека такая выдержка, Анна на его месте уже рвала бы и метала…
        Он, сильно хромая на левую ногу, обошел машину.
        Анна успела еще удивиться, что, кроме них, на дороге никого не было. Конечно, это не час пик, но есть же предел и провинциальной тишине и покою. Наверное. Где-то.
        - Что с ногой?- спросила Анна, когда молодой человек, оберегая ногу и одновременно стараясь этого не показывать, сел рядом с ней и аккуратно пристегнулся.
        - Ерунда. Ушиб, наверное.- Он всем своим видом демонстрировал, что любезность любезностью, но вообще светских бесед он не желает.
        Вести машину после такого потрясения было труднее, чем на первом занятии по вождению со строгим и вредным инструктором. Анна подивилась: и как это она раньше справлялась с тем, чтобы смотреть на дорогу впереди, смотреть на дорогу в зеркале заднего вида, соотносить дорожные знаки с действительностью, крутить руль, переключать передачи и нажимать на педали… Задача для сороконожки, как она есть. Причем для сороконожки с фрагментированным мозгом. Интересно, а у сороконожек есть мозг? Руки дрожали и слушались плохо, внимание никак не желало распределяться сразу на несколько объектов, и они тащились по дороге со скоростью раненой черепахи, которую время от времени сотрясают конвульсии.
        - Может, я поведу?- спросил молодой человек после очередного полурывка-полуостановки. Без всякого выражения спросил. Ни сарказма, ни заботы, ни злости.
        - Нет, у вас нога.
        - А я не ногой поведу.
        - Не говорите глупостей. Мне важна не скорость, а ваша дальнейшая… сохранность.
        - Как будто я антикварный комод,- непонятно к чему усмехнулся молодой человек.- Дорогая вещь, требующая соответствующего обращения.
        Анна ничего не сказала и даже не пожала плечами. Помолчали еще немного.
        - Меня зовут Анна Бартон,- решила в конце концов развеять некоторую неопределенность Анна.
        - Очень рад, Адриан Томсон. Я бы пожал вам руку. Да боюсь вас фатально отвлечь.
        - Мудро,- без тени иронии заметила Анна.
        - Извините, я не хочу вас обидеть. Я, пожалуй, сам виноват. Не сообразил вовремя, думал, вы остановитесь. Растерялся, в общем,- сказал Адриан после некоторой паузы.
        - Вы всегда стараетесь взять вину на себя?- улыбнулась Анна.- Как женщине мне, конечно, это приятно, но справедливость не позволяет принять такой расклад вещей. А вообще очень рыцарственный поступок, благодарю.
        Он промолчал и, кажется, даже немного обиделся.
        Больница Сент-Мэри была построена в Эшингтоне еще в начале девятнадцатого столетия, и под слоем пластика и каких-то еще стерильных полимеров Анна чувствовала слабое дыхание старого кирпича, пропитанного страданием больных и светлой радостью исцеления, угасанием сил, и отчаянным желанием жить, и не менее отчаянным желанием спасать. Анна не любила больницы, но здешние стены слишком много судеб вобрали в себя, и здесь было всегда интересно, таинственно и жутковато.
        - О, Анна!- В приемном покое за столиком регистрации больных сидела совершенно Анне незнакомая медсестра. Ее, правда, уже давно перестало удивлять, почему ее знает по имени добрая половина города.- Что случилось?- Медсестра переводила испуганный взгляд с бледной Анны на бледного, с шишкой над правой бровью молодого человека в перепачканном плаще.
        - Я…
        - Я упал с лестницы, а мисс Бартон любезно согласилась отвезти меня сюда.
        Анна бросила на Адриана полный изумления взгляд. Зачем он?!
        - Как же…- беспомощно начала вопрос медсестра. Наверное, в ее картине мира падение с лестницы давало несколько иные повреждения, чем синяки и шишки на голове.
        - Неудачно,- невозмутимо пресек дальнейшие расспросы Адриан.
        - Ну не скажите… Ваше имя, пожалуйста…
        Он назвал ей свое имя и номер страховки.
        Медсестра - Анна разглядела на ее груди карточку с именем «Эмили Уокер» - принялась звонить по внутреннему телефону какому-то врачу и объяснять ситуацию. Несколько раз энергично кивнула, выслушав собеседника, как будто он мог ее видеть. Наверняка ей уже выговаривали за такую манеру вести переговоры.
        - Пройдите, пожалуйста, для первичного осмотра в восемнадцатую палату, это прямо по коридору. Карен, проводи пациента, будь добра,- обратилась Эмили к своей напарнице.
        - А мне можно?- вклинилась Анна.
        Теперь пришла очередь Адриана удивляться:
        - Это зачем?
        - На пару слов.
        - Давайте поговорим после. Мне будет удобнее проходить осмотр в ваше отсутствие.
        На это Анна не нашлась, что ответить.
        - Анна, подождите здесь.- Медсестра кивнула на ряд скромных серых стульев у стены. Вряд ли она поняла, откуда столько напряженности в репликах Адриана и его
«спасительницы». Хотя не исключено, что она заподозрила, что это Анна каким-то образом виновата в маленьком несчастном случае.
        - Да, конечно.- Выбор у Анны был небольшой.
        Она уселась между пожилой дамой с каким-то ненормально большим вязаньем на коленях и очевидной домохозяйкой, которая нянчила малыша лет полутора. Наверняка у нее еще как минимум двое…
        От этой мысли повеяло грустью, и Анна поспешила переключиться. Итак, что мы имеем? Дорожное происшествие, в котором - к счастью, несерьезно - пострадал один человек. И этот человек теперь еще и выгораживает ее перед всеми, очевидно не желая для нее неприятных последствий. Вопрос первый: почему? Вопрос второй: чем ему отплатить? Все это сводится к третьему вопросу: а что он хочет и может получить от нее взамен?
        Анна шумно вздохнула и спрятала все еще дрожащие руки в рукава вязаного кардигана. То ли в больнице очень холодно, то ли она никак не может согреться…
        Адриан Томсон, скорее всего, приезжий. Он слишком хорошо говорит и слишком хорошо одевается для урожденного провинциала. Может, ему не хватает в Эшингтоне друзей? Ха-ха. Не очень-то он похож на человека, который хотел бы свести с ней дружбу.
        Вероятность того, что она заинтересовала его как женщина, еще меньше. Анна не заметила, как губы искривила горьковатая усмешка. Он явно моложе и вряд ли его интересуют худые, измотанные брюнетки без макияжа и прически, в дешевых джинсах и вязаных кардиганах, скрывающих все достоинства фигуры, которые только можно скрыть при помощи одежды.
        И еще менее вероятно, что ему нужны ее деньги.
        Все-таки люди - чертовски загадочные существа. Анна и забыла, когда ей в последний раз приходила в голову эта мысль. Ей давно уже казалось, что людей она видит насквозь, как рентген…
        Появление Адриана прервало ее размышления. Он пробыл в палате не более пятнадцати минут, как услужливо подсказали висящие на противоположной стене часы с большими стрелками.
        Теперь на лбу его красовался аккуратненький кусочек пластыря. Полудлинные волосы он причесал, и они волнами лежали по обе стороны от пробора. Плащ, вывернутый наизнанку, висел на согнутой в локте руке. Адриан весь как-то подтянулся, и Анна против воли подумала, что он красивый. Похож на поэта-романтика. Хромота как раз кстати. Новый Байрон…
        - Выглядите хорошо,- кивнула она ему.- Что сказал врач?
        - Сотрясения нет - упал я все-таки очень удачно. Кости целы, ушиб бедра, легкий вывих. Я в порядке.
        - Слава богу. Я отвезу вас домой.
        - Мм… я бы предпочел взять такси.
        - Не дождетесь.
        - Что вы имеете в виду?
        - Сразу видно, что вы не из наших краев. У нас три такси на город. Вероятность, что одно из них будет проезжать мимо больницы, ничтожно мала, сами понимаете. Так что вашим такси буду я.
        Анна, конечно, обрисовала транспортную ситуацию в городе в самых черных тонах, но чего не сделаешь, чтобы удовлетворить женское любопытство… Точнее прояснить отношения.
        - Хорошо,- со вздохом смирился Адриан.
        - Зачем вы это сделали?- спросила Анна, когда они уселись в машину. Она любила разговоры без обиняков и прямые вопросы. Изощренные словесные игры, в которые так увлеченно играют люди, хороши для приятного вечера за чашкой кофе, но не более того.- Что именно?- Кажется, глаза у него смеялись.
        - Вы выгораживали меня перед всеми.
        - А что, я должен был наябедничать, как мстительный и трусливый школьник? Хотите, чтобы у вас отобрали права?
        - Признаться, не хочу, но я привыкла отвечать за свои действия!
        - Какая независимая позиция…- Он преувеличенно равнодушно посмотрел в окно.- Может, поедем уже?
        - Мотор греется. Вы что, не видите, сколько лет этой машине?
        - Признаться, не вижу,- сказал он без тени издевки. Самая неприятная манера шутить.
        - Я и вправду не люблю чувствовать себя обязанной.
        - Вас никто не просит. Я сделал это, потому что посчитал нужным.
        - Но это несправедливо!
        - Я - мужчина, и я поступил по-мужски. Оставим эту тему.
        - А я ваша должница. Или вы не берете долгов с женщин?
        - Не приходилось.- Движение плечом.
        - Хорошо. Все бывает в первый раз. Я бы предпочла с вами рассчитаться прямо сегодня.- Анна уже гораздо увереннее, чем полчаса назад, тронулась с места.
        - Вы знаете, куда ехать?- с явным на этот раз сарказмом спросил Адриан.
        - Конечно. Мы ведь едем ко мне,- пожала плечами Анна, невольно подражая его манере шутить без улыбки.
        Ей показалось или он и вправду покраснел?
        Неизвестно, что подумал Адриан о намерениях Анны, но по пути к ее дому он не проронил и полудюжины слов. Не так уж мало для десятиминутной беседы двух почти незнакомых людей, которые столкнулись при не очень-то благоприятных обстоятельствах.- Приехали!- объявила Анна, когда «мерседес» остановился напротив стеклянной двери, на которой скромно поблескивала надпись «Гватемала».
        - Что это?- с неподдельным любопытством спросил Адриан.
        - Это мой маленький рай. Надеюсь, вы любите кофе?- Анна вытащила ключ из зажигания и выбралась из машины.
        - А почему «Гватемала»?- Адриан, похоже, растерялся, ибо согласно его представлениям о мире он должен был открыть перед ней дверцу, и теперь стоял со своей стороны машины и явно не знал, что делать.
        - Слово красивое,- многозначительно сказала Анна.- Вы остаетесь здесь или идете со мной?
        Он пошел за ней, подождал, пока она трижды щелкнула в замке ключом, и успел-таки распахнуть перед ней дверь.
        - Вот это да!- Это была самая яркая реакция, которую Анна наблюдала у Адриана за все недолгое время их знакомства.- Это ваше?- Он с восхищением осматривал небольшой квадратный зал на восемь столиков, стены, отделанные деревянными панелями и выкрашенные светло-терракотовой краской, маленькие круглые светильники, которые в полумраке осенних сумерек казались волшебными, сделанная вручную мебель из ореха…
        Анна в который раз испытала за свое детище гордость.
        - Мое,- скромно сказала она.
        - А где работники?
        Она подняла руку, как на школьном уроке.
        - И все?- изумился Адриан.
        Она небрежно кивнула - мол, а что в этом такого?
        - Потрясающе… Никогда бы не подумал, что вы - такая. Ой, я что-то не то говорю,- смутился Адриан.
        - Нет, наоборот, мне так больше нравится. А какой я могла бы быть, по вашему мнению?- Анна сняла кардиган и бросила на один из табуретов у стойки.
        - Мне почему-то показалось, что вы легкомысленная.
        - Хм. По-моему, мне и так ничто не мешает быть легкомысленной…
        - Нет. Вы же все это,- Адриан обвел глазами кофейню,- держите в своих руках. Тут уж не до легкомыслия.
        Анна усмехнулась.
        - Поможете мне принести кое-что из машины?
        - Разумеется.
        Адриан покорно позволил нагрузить себя бумажными сумками, пакетами и пакетиками. Анна пожалела, что не родилась художницей - в белой рубашке и тонком жилете, с развевающимися на холодном осеннем ветру волосами он был достоин кисти мастера. А вообще он заметно расслабился - неужели и вправду подумал, что она везла его в некое подобие борделя?!
        - Ой, прости, я забыла про твою ногу.- Она закрыла машину и попыталась перехватить у него ношу.- Давай я…
        - Ни в коем случае, леди. У меня же болит нога, а не рука…
        - Тогда вдвойне спасибо.- Она раскрыла перед ним дверь.- Выгружай на стойку, я потом разберусь.
        Тысячу лет ей никто не помогал с такими вот несложными мелочами. Она долго внушала себе, что в обществе другого человека заниматься делами, в которых замешана только она и кофейня, было бы неуютно. Как делить семейную жизнь с посторонним человеком.
        Теперь она поняла, что долго нагло себе врала.
        - Вот и чудесно. А теперь расскажи, какой у тебя выдался день.
        - Я бы сказал отвратительный,- улыбнулся Адриан,- да это было бы невежливо.
        - А такой ли он отвратительный? Кроме нашего совместного приключения были ведь и утро, и день… Ты садись, где нравится.
        Адриану понравилось у стойки. Сел, положил подбородок на сплетенные пальцы:
        - Если честно, весь день выдался суматошный, невнятный. И с привкусом пыли.- Он поморщился.
        - Понятно. Я могу тебя спасти.- Анна достала из самой большой сумки пакет из плотной коричневатой бумаги с надписями, больше похожими на орнамент.
        - Что это?
        - Кофе.- Она разорвала упаковку и высыпала на большую медную сковороду желтоватые зерна. Включила газ.
        - А не похож,- констатировал Адриан.
        - Это «Индия моонсунд малабар».
        - Мне это ни о чем не говорит.
        - В Индии в сезон муссонов собранный кофе помещают под открытые навесы. От влаги и ветра он становится вот таким. Вкус оценишь сам. Представляешь вкус кофе с дождем и ветром?- Она улыбнулась.
        - Ты поэтесса.
        - Ага. Поэтесса кофе.
        Процесс приготовления кофе завораживал, как магический ритуал. Мягко шуршало на сковороде зерно. Анна достала две чашки цвета топленого молока. Говорить не хотелось. Адриан тоже молча наблюдал за плавными, умелыми движениями ее рук.
        - Божественный запах…- пробормотал он, когда зерна на сковороде приобрели привычный шоколадный оттенок.
        - Да. Зажжешь огонь в камине?- спросила Анна, выключая газ и помешивая горячие зерна деревянной лопаткой.
        Она спиной ощутила волну смущения. Усмехнулась, но так, чтобы Адриан не заметил.
        - Хорошо, я сама.
        - Извини, но я как-то…
        - Понимаю. Это тоже искусство, которое дается не всем. Я тоже, когда сюда переехала, не умела.
        - А ты не здешняя?
        - Нездешняя, но это уже совсем другая история.
        Вскоре к нежному свету светильников-шариков прибавились оранжевые отсветы пламени, и кофейня окончательно превратилась в зал для колдовства.
        Анна задержалась у камина, сидя на корточках,- живой огонь притягивал ее, как родник притягивает истомившегося от жажды путника.
        В спину ударил сквозняк. Она обернулась.
        - Анна, здравствуйте, а мы думали, что по понедельникам вы закрыты…- В облаке влажного осеннего воздуха и старомодных духов на пороге возникли миссис Престон и мисс Симпс, две пожилые и очень воспитанные дамы, делившие крохотный домик на углу Каспер-роуд и Гастон-парк. Они заходили к ней не реже трех раз в неделю - по вторникам, пятницам и воскресеньям, а в остальные дни Анна частенько наблюдала их, чинно прогуливающихся под ручку. Совсем не страшная одинокая старость…
        - Извините, леди,- Анна подхватила церемонное обращение Адриана,- но у меня действительно сегодня закрыто. Простите, что ввела вас в заблуждение.- Улыбнулась, чтобы они не приняли ее слова за грубость.- Жду вас завтра. У меня есть кое-что новенькое.- Она многозначительно улыбнулась.
        Дамы принялись многословно и суетливо извиняться, и каждая выразительно покосилась на Адриана, и Анна поняла, что уже к вечеру, самое позднее к завтрашнему полудню, весь Эшингтон будет знать, что у нашей Анны, да, той самой, которая держит кофейню, представляете, роман…
        Эта мысль ее неожиданно развеселила, и она улыбнулась еще сердечнее, и так, улыбаясь, закрыла дверь за незваными гостьями на щеколду.
        - Тебя здесь любят.
        Анна повернулась к Адриану:
        - Да. Я лучше всех в городе варю кофе.
        - Не собираешься расширяться?
        - Нет. Меня все устраивает. С большим заведением я не справлюсь, придется кого-то нанимать. Не хочу.- Анна пожала плечами. Время молоть кофе.
        - А живешь ты где?
        - Здесь же, на втором этаже.
        Адриан помолчал.
        - Удобно,- вежливо сказал он в конце концов. Наверное, у него вполне определенное мнение о людях, которые живут там же, где работают.
        Анна энергично вращала ручку старинной кофемолки.
        - Ты принципиально не пользуешься техникой?- с улыбкой спросил Адриан.
        - Согласись, эта штука красивее, чем даже самая стильная электрическая кофемолка. - Анна кивнула в сторону мягко поблескивающей никелем и стеклом кофемолки, которая помещалась у нее за спиной.
        - Соглашаюсь. У тебя удивительное чувство красоты, Анна. Это одно из лучших мест, которые я видел в жизни. А видел я немало, поверь.
        А Анна никогда не видела таких глаз. Голубые - но не похожие оттенком ни на небо, ни на воду. Может быть, на топазы - если бы существовали топазы, подернутые изморозью.
        Потом она варила кофе на горячем песке, в молчании, которым никто не тяготился, и разливала его с пеной по чашкам такого тонкого фарфора, что он казался почти прозрачным. Адриан внимательно и одновременно отстраненно наблюдал за ее движениями, будто вспоминал параллельно строчки какого-то стихотворения. Или складывал шестизначные числа.
        - Ну вот.- Анна поставила перед ним свой шедевр.- Надеюсь, это вознаградит тебя за все страдания сегодняшнего дня. И придаст сил для грядущего вечера.
        - Сладко,- удивленно и почти по-детски сказал Адриан.- Я же видел, ты не клала сахара!
        - Это сам кофе. Муссоны, помнишь?
        - Ритуальный напиток?
        - Вроде того.
        А потом - будто стаял лед, на который пролили горячую воду. Анна и Адриан разговаривали и не могли наговориться, и снова пили кофе, а потом чай, и он уже не казался ей замкнутым и чопорным мальчишкой, нет, он был уже почти другом - внимательным, умным и ироничным. Говорили о погоде - как же без этого, об архитектуре - в Эшингтоне и вправду есть на что посмотреть, об истории, о посуде - Адриану очень понравились ее чашки, и даже немного о политике.
        Когда Адриан признался, что приехал в Эшингтон вместе со своей тетушкой, которую посетило романтическое настроение и она решила провести пару месяцев в родовом поместье, Анну это не просто поразило, а поразило неприятно. Она сама удивилась своей реакции. Какая в принципе ей разница? Подумаешь, молодой граф… В двадцать первом веке это уже ничего не значит.
        - То есть я своим безалаберным поведением нанесла ущерб благородному семейству и теперь меня постигнет страшная кара?- Анна изогнула бровь, вспоминая стоящий в нескольких милях от города особняк, окруженный ухоженным старинным парком.
        - Хватит.- На лице Адриана на мгновение промелькнула усталость. Интересно, от чего он устал - от этой темы или от своего высокого положения?- Давай это будет нашей маленькой тайной, хорошо?
        - Хочешь, чтобы мы стали сообщниками?
        - Ага.
        - Не получится. Несколько человек нас видели. Это равносильно «все остальные про нас слышали».
        - Тетю Маргарет нельзя волновать…
        - Вот видишь. Мне очень нравится твоя компания, но, может быть, я отвезу тебя к ней, пока кто-нибудь не сообщил ей, что тебя сбила машина какой-то психопатки, которая дала задний ход и проехалась по тебе туда-сюда?
        - У тебя слишком черный юмор.
        - Просто я англичанка до мозга костей.
        - Здесь я могу взять такси?- Лицо Адриана вновь стало отрешенным и бесстрастным, как стальная маска.
        - Нет. Прости, я что-то не так сказала?- Анна испугалась, что ненароком обидела его.
        - Вовсе нет. Просто мне и в самом деле пора. А не хочется,- добавил Адриан после паузы.
        - Я отвезу тебя.
        - Спасибо.
        Анна почему-то именно так ее себе и представляла. Тетя Маргарет оказалась хрупкой дамой с благородной проседью в густых черных волосах, подстриженных под классическое каре. Она была одета в светло-серое платье и, видимо, зябла, потому что на плечах ее лежала бордовая шаль из тончайшей шерсти. Хотя не исключено, что в высшем обществе просто принято ходить по дому при полном параде, и это изысканный аксессуар, подобранный точь-в-точь под цвет рубиновых серег. Первый ее взгляд достался лбу Адриана. Второй, не слишком отличный по выражению от первого, Анне.
        Анна плотнее запахнула на груди свой скромный, собственноручно связанный кардиган непритязательного горчичного цвета, будто он мог спасти ее от ледяных взглядов.
        А ведь Адриан предлагал, почти просил с ним не ходить…
        - Эйд?..
        Вот, значит, как его зовут близкие. Эйд…
        - Привет, тетя Маргарет.- Он наклонился и чмокнул ее в щеку, и по выражению лица тетушки Анна поняла, что такие нежности у них в семье считаются фамильярностью.- Познакомься, это мисс Анна Бартон. Моя первая знакомая на нашей исторической родине.
        - Здравствуйте, мисс Бартон. Мое имя Маргарет Томсон.- Тетя Маргарет предельно вежливо подала Анне руку.- С тобой все в порядке, Адриан?- со значением поинтересовалась она.
        Похоже, когда близкие на него сердятся, его зовут полным именем. Распространенное явление.
        Дверь им отрыл дворецкий. Теперь все трое топтались возле кресла в гостиной, где тетя Маргарет, по-видимому, ожидала любимого племянника. Точнее, это Анна с Адрианом топтались, а тетя Маргарет стояла невозмутимо, как статуя Немезиды.
        - Не беспокойся, тетя, все в полном порядке,- бодро ответил Адриан.- У меня выдалась презабавная прогулка.
        - Почему ты хромаешь?
        - Я ушиб ногу.
        - Где?- Взгляд тети Маргарет скользнул по его лицу, свернутому плащу, ноге, по ногам Анны, деревянным пуговицам на кардигане, небрежной прическе. Устремился ей в глаза - безошибочно.
        - Я сбила Адриана на машине. Не сумела затормозить.- Анна хотела еще сказать что-нибудь про дождь, мокрый асфальт, старый автомобиль, но прикусила язык - напомнила себе, что оправдания всегда жалки.
        Тетя Маргарет побледнела.
        - Вы были в больнице?
        - Да, врач сказал, что я легко отделался - пара ссадин и ушиб бедра. Через пару дней буду играть в футбол.
        - Мисс Бартон…- Тетя Маргарет, видимо, еще не попадала в такие ситуации и не знала, что воспитанная леди может сказать… ну пусть бы даже и другой воспитанной леди, которая сбивает на дороге ее любимого племянника.
        В том, что Адриан племянник любимый и единственный, Анна не сомневалась ни секунды.
        - Я знаю, мисс Томсон, я очень виновата, но я уже принесла свои извинения Адриану и готова еще раз извиниться перед вами.- Анна краснела по мере того, как говорила, потому что извиняться по многу раз за одно и то же не привыкла, да и какой смысл, если все равно тебя уже занесли в персоны нон грата. Или в списки людей второго сорта.
        - Миссис Хиггинс,- холодно поправила тетя Маргарет.- Я была замужем, и не нужно меня лишать этой части моей жизни.
        Анна почувствовала себя полной дурой. Сегодня вообще происходит рекордное число событий, которых с ней не случалось очень-очень давно.
        - И я считаю инцидент исчерпанным,- веско вставил Адриан, надеясь прекратить неприятный разговор.- А не выпить ли нам чаю?
        Анна знала, что это подвиг с его стороны, потому что он добровольно вызывается выпить пятую по счету чашку чаю после трех чашек кофе… Не всякий пойдет на такую жертву. Прихватив с собой ближнего своего.
        - Адриан, ты же знаешь, я пью чай в пять часов. А сейчас без четверти шесть.
        - А я уверен, что ты ждала меня и так и не села за стол.- Он обезоруживающе улыбнулся.
        - Несносный мальчишка.- Тетя Маргарет поджала губы, но Анна догадалась, что она оттаивает.- Пользуешься моей слепой любовью…
        Да уж, было бы чем пользоваться, подумала Анна, но потом решила, что она к тете Маргарет несправедлива.
        Это было самое ужасное чаепитие в жизни Анны. И кто ее тянул за язык: «Я пойду с тобой, я все объясню»… Как в младшей школе. Разговоры велись полусветские, причем Анна чувствовала всей кожей и всеми внутренностями одновременно, что она тут лишняя. Совсем.
        - Знаешь, тетя, мисс Бартон держит здесь кофейню. Очаровательное место: уютный интерьер, кофе, обжаренный здесь же и смолотый вручную, варка на горячем песке… И все - сама.
        - Надо же! Очень интересно.
        Молчание.
        - Мисс Бартон, а вы где-то учились своему… ремеслу?
        - Нет, разве что по книгам…
        - А-а…
        Молчание.
        - Эйд, кстати, ты в курсе, что Элисон Паркер получила стипендию Музыкального общества?
        - А зачем ей стипендия? Ее отец владеет третью печатных изданий Лондона.
        - Девочка и сама не промах…
        Пауза.
        И все это - в обстановке, будто заимствованной в классическом романе: просторная столовая, предлинный стол, фамильный фарфор, безликая служанка - то ли кухарка, то ли экономка, то ли просто так…
        Когда мучительный процесс подошел к концу, Анна ненавидела уже всех присутствующих лютой ненавистью. И себя больше всех. Никогда, никогда больше не стану совершать поступков, для которых не будет минимум трех внятных причин, пообещала она себе.
        На прощание тетя Маргарет подала ей руку с тем же выражением прохладной вежливости, что и в момент знакомства.
        - Приятно было познакомиться, мисс Бартон,- сказала она тем тоном, каким говорят обычно «мои соболезнования».- Берегите себя, будьте осторожны.
        - Спасибо, миссис Хиггинс, знакомство с вами - большая честь для меня.- Анна четко выговаривала слова. Давно ей не приходилось так кривить душой.- Очень рада. Всего доброго. До свидания, Адриан.
        - До свидания, Анна. Спасибо за чудесный кофе.- Лицо непроницаемое, только глаза живые, будто хотят что-то сказать.
        Как хорошо, что это только на один день. Несколько странных часов, зато теперь можно поехать домой, а там - теплая ванна, новеллы Мопассана, горячий шоколад с мятным сиропом… Нет, пожалуй, на сегодня питья хватит. Анна непроизвольно прикусила губу. Нет, ни за что она не опустится настолько, чтобы воспользоваться их мраморной уборной!
        - Эйд, иногда мне кажется, что я перестала тебя понимать.- Тетя Маргарет…
        - Что с тобой происходит, Эйд? Ты стал невнимательным. Как можно было бросаться под колеса едущего автомобиля?
        Адриан хотел было возразить, мол, не бросался, но этим заявлением он мог только навредить Анне. Промолчал.
        - Эйд, будь добр, не уходи в себя, когда я с тобой разговариваю.
        - Извини, тетя. Я, наверное, устал.
        Тетя Маргарет выразительно изогнула бровь: от чего бы тебе устать?
        - И, прости меня, эта девушка…
        - Что?- может быть, слишком резко спросил Адриан.
        - Она, вне всяких сомнений, обладает всеми мыслимыми и немыслимыми достоинствами… кроме искусства управлять автомобилем… Но ведь была какая-то причина, по которой ты привел ее в наш дом?
        Адриан неопределенно пожал плечами:
        - Она была очень расстроенна, и, наверное, мне хотелось доказать ей, что ничего особенно страшного не произошло.
        - Хм. А если бы у тебя были переломы? Или сотрясение?
        - Но их нет,- нарочито беспечно отозвался Адриан.- Зато у меня проснулся зверский аппетит. Не пора ли ужинать?
        - Я прикажу подавать.
        Тетя Маргарет бросила на Адриана еще один скептический взгляд, поправила на плечах шаль и с достоинством, которое она источала, как запах духов, ушла на кухню.
        Причина… Причина есть у всего. Всегда. Но иногда она так легко прячется под масками других причин. И так уж ли необходимо выяснять, где причина истинная? Адриан улыбнулся.

3
        Как это ни странно, Клайв пришел снова, причем у Анны закрались смутные подозрения, что минувший четверг ей приснился. Он переступил порог кофейни в двенадцать тридцать, как всегда, и заказал кофе по-арабски и венский десерт. Потом подумал - и добавил к заказу тосты с салями и сыром, из чего Анна сделала вывод, что на работе у него какие-то неприятности и потому Клайву нужно больше еды, чтобы их «заесть».
        - Как дела, Анна? Что нового?- спросил он без всяких заметных уху постороннего акцентов.
        - Все в порядке, спасибо,- улыбнулась она.
        - Хорошо выглядишь. Вишневый тебе к лицу.
        - А, спасибо…
        Вишневый мне, конечно, к лицу, но не думаешь же ты, что я наряжалась в ожидании тебя!- возмутилась Анна.
        - Клайв, я подумала над твоим предложением. Нет.- Сегодня у Анны не было настроения щадить его чувства. Хотелось только поскорее отделаться от этой неприятной истории.
        Клайв промолчал и вернулся к своему столику - ждать, когда будет готов заказ. Он сидел спиной к стойке. Спина казалась Анне весьма удрученной.
        Ну вот и все. Еще одно сердечное разочарование - на этот раз, правда, не ее. Причинять боль - больно, но и это можно пережить. Человек - все-таки очень терпеливое и сильное существо.
        Время от времени Анна ловила на себе заинтересованные взгляды и нутром чувствовала, что ее оценивают, как начинающую манекенщицу на кастинге - как она одета, как двигается, как лежат волосы. Старушенции разнесли сплетню. Ну и пусть. Анна чаще выпрямляла плечи. Она и вправду хороша. Вне зависимости от обстоятельств личной жизни и погоды за окном.
        Посетителей было больше, чем обычно, и к вечеру Анна совсем выбилась из сил. Уметь делать несколько дел одновременно - например, варить сразу пять чашек кофе разными способами - бесценный талант, но за него приходится платить, к концу дня ноет спина и гудит, как старый колокол, голова. Анна решила, что, если закроется на полчаса раньше, от этого никто не пострадает. Тем более вчера вместо выходного у нее получился прямо-таки черный понедельник…
        Появления Адриана она не ждала. Бывает, что напряженно ждешь какого-то события, пусть даже и очень маловероятного, и сам не веришь в его возможность - но все равно надеешься в глубине души. А тут и вправду не ждала, не надеялась и почти о нем забыла…
        - Привет.
        Видимо, и вправду слишком устала - ей показалось, что он возник неожиданно, как чертик из табакерки.
        - Ой, привет…- Анна поймала себя на том, что вытирает бумажным полотенцем совершенно сухие руки.
        - А я гулял неподалеку…
        - А как твоя нога?
        - Ей лучше. Угостишь меня чашкой кофе?
        - Да, конечно. Ты успел вовремя, я уже собралась закрываться.
        - О, прости… Может, в другой раз?
        - Ну уж нет! Теперь я тебя никуда не отпущу.- Анна усмехнулась.- Как тетя?
        - Мм… Это вопрос вежливости?
        - Нет, это просто вопрос.
        - Думаю, у нее бывали дни и получше, но она со всем справится. Она у меня большая молодчина.- Адриан улыбнулся странной улыбкой - теплой и ироничной одновременно.
        Анна подумала, что сегодня он немножко другой - более расслабленный. Есть какое-то такое выражение, вроде бы про древнегреческий театр. А-а, вот: как будто слез с котурнов.
        - А какое сегодня настроение у тебя?
        - Хм. Пожалуй, я пребываю в эйфории без всяких видимых причин…
        - Ого! Нужно что-то особенное…
        Анна хотела было повесить на двери табличку «Извините, закрыто» и закрыть дверь на щеколду, но передумала. Слухи - это, конечно, мелочи, и по большому счету ничего плохого в глазах общественного мнения она не делает, но незачем подливать масла в огонь. В принципе можно было бы задернуть шторы на окнах, чтобы с улицы не подсматривали вездесущие любопытные, но это уже попахивает паранойей.
        Она приготовила ему кофе карамельной, «скандинавской» обжарки со взбитыми сливками и тертым шоколадом. Сама пила чай с ромашкой и медом.
        - А чем ты занимаешься, кроме того что совершаешь смотр владений вместе с тетушкой и бросаешься под колеса несчастным женщинам?
        - Я пишу книгу по экзистенциальной философии Камю. Учу французский. Катаюсь на лошадях. Иногда хожу на заседания совета директоров.
        - Директоров чего?
        - Компании.
        - А чем занимается таинственная компания?
        - По-моему, совершеннейшими глупостями - делает деньги.
        - Без этих денег ты не мог бы писать свою замечательную книгу и учить французский.
        - Мог бы.
        - Тебе бы приходилось каждое утро вставать и идти на работу, делать деньги самому, может, большие, а может - не очень, а по вечерам ты бы пытался просто набраться сил для следующего дня.
        - И никакой духовной жизни?
        - И никакой духовной жизни.
        - Значит, ты так живешь?
        - Отчасти.
        - А в чем смысл? Чтобы не умереть с голоду?
        - Знаешь, я ведь делаю людей немножко счастливее. Самую чуточку - но каждый день. И не каких-то далеких, чужих, почти что не существующих - а этих, знакомых, близких людей. Я готовлю для них кофе и пудинги, и я делаю это хорошо - по-настоящему хорошо, я дарю им простые радости, простые и ощутимые. Мне кажется, им большего не нужно… Почему ты так на меня смотришь? Что-то не так?
        - Нет, все так. Наверное, у тебя все же хватает времени, чтобы додумать все мысли, которые приходят в голову. Не откладывая на выходные или отпуск.
        - Тем более что отпуска у меня нет.
        - Слышу гордость в твоем голосе. Волшебница будних дней.
        - Ага.
        - Все это хорошо… но если ты способна на большее? А мне почему-то кажется, что способна.
        - Это только кажется, Эйд… Не слишком ли много философии для одного вечера?
        - По-моему, в самый раз.
        - Учти, я не хочу знать, что думал Камю по этому поводу.
        - Боюсь, этого не знаю даже я. Кофе бесподобен.
        - Рада, что тебе нравится.
        Часы на стене, сделанные в виде какого-то экзотического цветка - и тоже из дерева, - мерно тикали. Анна предоставила им отсчитывать время и заставила замолчать внутренний хронометр - когда много готовишь, он становится едва ли не сверхточным. А точность сейчас ни к чему.
        - О чем ты думаешь, Анна?
        - О времени.
        - И как складываются твои отношения со временем?
        - Еще один философский вопрос?
        - А почему бы и нет?
        - Мои отношения с ним складываются… панибратски. Я люблю его тратить.
        - Как?
        - Вязать.
        - Мне кажется, это слишком долго.
        - И мне. Но это тоже волшебство: сначала была нить, а под твоими пальцами она превращается в полотно. Создаешь то, чего не было до тебя. Зримое и ощутимое. Здорово.
        - Тебе нужно писать книги.
        - Ха! Когда я умею так вязать и готовить горячие напитки?! Прости, это было бы преступлением…
        - Я что-то не так сказал? Ты стала печальнее.
        - Ерунда. Просто усталость.
        - Тогда я пойду…
        - Хорошо, что ты зашел, Адриан.
        - Согласен. Спасибо за лучший в мире кофе, разговор и твое время.
        - Да. Пока…

«Тебе нужно писать книги». Анна мыла посуду, а в голове рефреном звучала эта фраза. Для Адриана она не значила ничего, для Анны она была как щелчок замка в двери, за которой спрятана самая любимая боль. «Тебе нужно писать книги». Улыбка кривила губы, превращалась в усмешку, которая совсем немногим отличается от оскала.
        Она так и не справилась со своей нехитрой задачей - в раковине остались недомытые блюдца и чашки.
        - Завтра встану пораньше и домою,- сказала себе Анна. Вслух.
        Завтра будет совсем другой день. Призраки прошлого уйдут. От призраков, правда, сложно прятаться под одеялом: все равно ведь знаешь, что они тут, рядышком, бродят вокруг кровати… Но, если призраки достаточно деликатны, неприкосновенность личных границ (границ постели) они уважают.
        Стянула с рук мокрые перчатки - они легли возле раковины как лягушачьи шкурки.
        Больше всего Анна не любила беспорядок на кухне. И только иногда - очень-очень редко - ей было на него наплевать.
        Она заснула против ожиданий довольно быстро: усталость взяла свое. Зато проснулась под утро и долго лежала, глядя на унылое шевеление теней на потолке. За окном ветер. В душе ветер. Или не ветер, а только поднятая пыль и мелкий мусор. Анна родилась в Лондоне, куда ее мать приехала из Эшингтона сразу после окончания школы и вместо колледжа попала на подмостки детского театра. Она была не лишена таланта и играла, что называется, на совесть, потом перешла на работу в театр покрупнее, где и встретила будущего отца Анны. Жизнь была не очень щедра, но и не слишком жестока к этой семье, взлеты были не очень высокими, а падения - не слишком болезненными, в общем, все более чем обычно.
        Анна с самого детства твердо знала, что вырвется из этой обыденности или перестанет жить вообще. Ей не хватало красок в том, что она видела вокруг - и она с наслаждением ныряла в мир волшебных сказок, потом - приключенческих и фантастических книг, потом классики… Жизнь текла, как река, которая делится на два рукава - одна настоящая, другая - кем-то выдуманная, красиво написанная и глубоко Анной переживаемая.
        Она получила стипендию на обучение в Оксфорде и очень этим гордилась. В колледже кроме английской литературы она увлеклась французским, потом арабским… В двадцать два года, с дипломом бакалавра в кармане и свободным владением двумя иностранными языками, она вернулась в Лондон. Может быть, не стоило? Раньше Анна часто пыталась найти на ленте событий своей жизни тот поворотный пункт, после которого все пошло не так… как хотелось бы. А потом перестала: какой смысл? Все равно ее судьба сложилась именно так, как сложилась, и придется принять этот вариант как единственно правильный, а если не принимать - ей же хуже…
        В Лондоне она быстро нашла работу, но переводить контракты ей быстро наскучило, и она перешла на переводы художественной литературы со своего любимого французского. Это ее устроило гораздо больше, работу свою она искренне полюбила, работа ответила ей взаимностью, и вскоре Анна уже смогла снять вполне приличную студию в районе Холланд-парка и начать писать «роман всей своей жизни». Роман был о Второй мировой… Нет, во-первых, роман был о любви. О настоящей любви, которая, как дерево, прорастает сквозь крепкую дружбу двух совсем юных ребят, которая остается любовью несмотря на пламя и грохот бомбежек, кровь, потери, разлуку и неизвестность и которую едва ли не труднее уберечь в притихшем после войны мире, холодном и изуродованном болью. И еще роман был немножко про настоящее. Анна сама не знала, почему он получался таким - жестоким и одновременно светлым, но любила его, еще не рожденную книгу, просто без памяти.
        А потом она встретила Дерека.
        Даже сейчас, через столько лет, даже просто произнесенное мысленно, это имя царапало ее нервы, ее вены, гортань. Странно, ведь столько в их отношениях было тепла и света, почему же вспоминается сразу же что-то плохое?
        - Кто звонил, Анна?- А, это Майкл. Переводит три последних рассказа в
«Марсельском сборнике», спрашивал кое-что. Заварить тебе чаю?
        - А почему он звонит тебе в одиннадцать вечера?
        - Потому что знает, что я очень поздно ложусь.
        - А мое присутствие вроде бы как никого и не интересует, так?
        - Дерек, ты ведь тоже ложишься поздно. Что-то не так? Я обидела тебя чем-то?
        - Анна, бога ради, не делай из меня идиота. Если хочешь - изменяй мне, спи с Майклом, с Томом, хоть с половиной Лондона, но только не держи меня за дурака. Не надо врать.
        Он говорил совершенно спокойно, отвешивал слова, бросал их в нее, как куски свинца на тарелку. У Дерека было красивое лицо, но тогда подбородок из мужественного стал капризным и безвольным, а губы искривились, как у истеричной девчонки. Анна никогда не видела такой гримасы и никогда ее не забудет, потому что с ней связан самый страшный момент в ее жизни. И страшнее всего, что было потом - когда он кричал, разбивал кулаки о стену, а она пыталась удержать его, и он стряхивал ее руки с предплечья, как грязь, собирал вещи, в самый последний раз хлопал входной дверью - был тот момент, когда Анна увидела в своей спальне совершенно чужого, незнакомого ей, озлобленного человека и поняла, что он был рядом с ней всегда, все эти месяцы, которые складывались в годы и могли бы сложиться в целую жизнь.
        После у Анны было предостаточно пустых, горьких ночей, чтобы перебирать все картины их совместной жизни, пересматривать каждый кадр внутренней кинохроники в поисках причин этой внезапной, жестокой и некрасивой истерики.
        Наверное, основной причиной было болезненное самолюбие Дерека.
        Он был молод и талантлив в своем адвокатском деле, работал в набирающей обороты компании и очень этим гордился. Анна тоже им гордилась, но для нее в этом заключались некоторые сложности. Жизнь вольной художницы и жизнь успешного адвоката слишком сильно различаются между собой. Анне хотелось впечатлений и глубины переживаний, а Дереку хотелось стабильности и комфорта. Он как-то признался, что не начал бы с ней встречаться, если бы они не жили в одном квартале - поленился бы ездить через весь город…
        Анна изо всех сил старалась соответствовать его идеалу. Она штудировала кулинарные книги, ходила в салоны красоты и следила за модой. Она делала все, чтобы ему не стыдно было выйти в свет со своей пассией и представить ее «солидным людям». Анна всерьез готовилась стать женой Дерека, причем женой очень хорошей.
        Она не учла одного - ему не нужна была очень хорошая жена, ему нужна была покладистая, скромная жена, которая была бы благодарна ему до конца своих дней за подаренное счастье. Пока она переводила свои книжки, вязала, часами гуляла по городу, ему не о чем было беспокоиться. Он разве что иногда сокрушался - наполовину в шутку, наполовину всерьез - что она знает два иностранных, а он - только один, итальянский.
        Может, все и случилось из-за итальянского… Многие трагедии начинаются с пустяков. Она хотела сделать ему сюрприз - подучить язык и пригласить Дерека на выходные в Рим или еще лучше в Венецию. Сюрприза не вышло: Дерек нашел у нее в ящике стола учебник итальянского и обвинил ее - подумать только!- в том, что она изо всех сил пытается переплюнуть его, показать, что она умнее, и что он такого впредь не потерпит.
        Анна долго переживала, а потом решила, что все это из-за неуверенности в себе, и ее святой долг - помочь Дереку поверить в себя. Надо сказать, это у нее так и не получилось.
        Наверное, отношения дали трещину, когда она перестала показывать ему новые главы своего романа. Точнее, это была не причина, а симптом. Просто появилась та часть жизни, которую Анна намеренно оберегала от своего мужчины. Она бы предпочла этого не делать, но он после «итальянского инцидента» стал критиковать ее все жестче, а слышать упреки в «несовершенстве стиля» и «непродуманности сюжета» от близкого человека гораздо труднее, чем от редактора. Анне казалось, что она и в самом деле слишком много понимания требует от Дерека. И то, что он пренебрегает такой важной частью ее жизни, как книга, не отменяет того, что он заботлив и верен ей.
        Просто удивительно, сколько всего готова стерпеть любовь.
        На пороге, не оглядываясь, Дерек сказал ей:
        - Ты все равно бездарна. И я говорю это не потому, что ты вогнала мне нож в спину. Просто рано или поздно кто-то должен тебе это сказать. И я рад, что это я.
        Анне как-то не пришло в голову с ним спорить.
        Любовь к Дереку умерла в ней не сразу - это была агония, когда Анна не знала, жива ли в ней еще душа или нет.
        Ясно было одно - в ней умер роман, и это угнетало больше всего. Анне казалось, что она так и будет носить его в себе, мертвого, и уже никогда ничего не напишет.
        Ей больше не хотелось жить в Лондоне, и она уехала в Эшингтон, из которого когда-то бежала ее мать. Английская провинция встретила ее маленькими домиками, каменными мостовыми и уютными улочками - и неподвижностью жизни, похожей на спокойствие озерной воды. Дом, полученный от бабушки, Анна привела в порядок и решила, что отныне будет заниматься только тем, что у нее получается на самом деле, неопровержимо хорошо - она будет варить кофе. Потому что от чашки вкусного кофе человеку гораздо больше пользы, чем от книги сомнительных достоинств.
        Неизвестно, как человечество вообще, а вот жители Эшингтона от этого материалистского решения только выиграли.
        Вера в это помогала Анне каждое утро подниматься с постели и не сожалеть о прошлом в минуты одиночества и молчания.

«Тебе нужно писать книги». Ха. Спасибо, хватит.
        - Адриан, извини за нескромность, а где ты был в столь поздний час?- Тетя Маргарет сидела с книгой в кресле у камина - роскошь уюта, которую она по-настоящему ценила. Она читала в очках и поэтому походила сейчас на строгую учительницу начальной школы, которая дождалась удобного момента для серьезного разговора с учеником.- Гулял,- небрежно отозвался Адриан.
        - Значит, твоя нога уже в порядке?
        - Почти.
        - А почему ты в таком случае ходишь по дому сильно хромая и зачем брал машину?
        - А Виктор, выходит, приставлен следить за мной и докладывать о каждом моем шаге?
        - Не преуменьшай моих собственных интеллектуальных возможностей. Я просто сопоставила твое отсутствие в доме и шум мотора.
        - Тетя, мне кажется, ты иногда забываешь, что я уже взрослый человек,- вздохнул Адриан.- В такие моменты я ощущаю свою полную беспомощность.
        - Эйд, мне очень важно, что с тобой происходит. Я волнуюсь.
        - Волноваться не о чем, потому что я в полном порядке.
        - Ты пел.
        - Что?!
        - Сегодня утром ты пел. Я слышала.
        - Звучит как обвинение.
        - Нет, это полувопрос.
        - Тетя, поверь мне, со мной все великолепно! Я наслаждаюсь тихой жизнью в красивом месте, неужели не имею права?!- Когда Адриан начинал выходить из себя, у него белели крылья носа.
        Тетя Маргарет вздохнула.
        - Та женщина?
        - Что - та женщина?
        - Ты к ней ездил?
        - Тетя, это бестактный вопрос.
        В обычной жизни тетя Маргарет больше всего боялась показаться бестактной и грубой. Сейчас отвлекающий маневр не прошел.
        - Мне кажется, родственное отношение извиняет такого рода бестактности. Я тебя вырастила. Естественно, что я буду заботиться о тебе всегда.
        - То есть это на самом деле забота обо мне? А вовсе не о чистоте семейных связей?
        - Ты, наверное, хочешь меня обидеть.- Тетя Маргарет самую чуточку поджала губы и опустила глаза.- Напрасно. Я желаю тебе только добра. Но я и в самом деле не хочу, чтобы мой племянник, который мне роднее сына, кружил головы женщинам, которым с ним совершенно не на что рассчитывать.
        - А откуда ты знаешь?- притворно изумился Адриан. Он ненавидел, когда тетя Маргарет надевала надменно-равнодушную маску. Он твердо знал, что внутри она другая. Так зачем весь этот спектакль? Положение обязывает?
        - Не дерзи.
        - Даже и не думаю. Я собираюсь спать. Спокойной ночи, тетя. Может быть, мы поговорим завтра. Если оба будем готовы.- Он торопливо коснулся губами увядшей уже щеки, пахнущей дорогой пудрой,- ритуал, над которым не имели власти даже ссоры и молчаливые обиды,- и, стараясь не хромать, поднялся по лестнице на второй этаж.
        Подъем дался ему нелегко, и не только из-за ноги: он всегда чувствовал себя неуютно под напряженными взглядами своих предков, взирающих на него из-за золоченых рам. Неужели так принято - изображать на фамильных портретах исключительно людей с серьезными, гордыми, суровыми лицами? Даже женщины смотрели холодно и будто укоризненно. Хоть бы одно светлое, чистое лицо! Как будто все поколения его предков рисовали художники одной династии, и их «фирменным стилем» был пессимистический взгляд на человеческую природу…
        В спальне Адриан не спеша разделся и принял ванну. Неудобно и, откровенно говоря, больно принимать водные процедуры, имея травму, но он знал, что иначе не заснет.
        Пел утром… Подумаешь. А подслушивать нехорошо.
        Адриан улыбнулся.
        Она невероятная. Самая невероятная женщина из всех, которых он встречал. В ней есть что-то такое… Пожалуй, шарм, который бывает только у очень умных и талантливых женщин. И вот тут Адриан терялся в догадках. Он никогда не слышал про то, чтобы основным талантом человека могла считаться способность варить хороший кофе. Она говорит, как обладательница магистерского диплома. Она смотрит на мир, как настоящий художник, который - если он настоящий - непременно философ, потому что он, может, даже неосознанно осмысляет мир и преломляет его на полотне или в камне.
        Но что такая женщина делает за стойкой кафе?
        Адриан засыпал в своей ненужно большой постели и вспоминал, с какой грацией двигается Анна, как проворны и плавны ее руки и как красиво изгибается длинная шея. Последнее, что он увидел, прежде чем окончательно провалиться в сон, это как Анна превращалась в большую черную кошку и скачками удалялась по лунной дорожке. Кажется, она оглядывалась через кошачье плечо, приглашая его за собой…

4
        У тети Маргарет с самого утра разболелась голова. Боль была сильной, душной и тягучей, как смола, разве что на зубах не навязала. Тетя Маргарет выпила две таблетки аспирина - из всего богатейшего ассортимента современной фармацевтической промышленности она признавала только аспирин и считала, что при ее средствах это пристрастие даже можно отнести к разряду милых причуд.
        Аспирин не помог. Это значило только одно: грядут какие-то неприятности. Голова тети Маргарет всегда начинала болеть не в тот момент, когда нужно было срочно решать какие-то важные проблемы, а, так сказать, загодя. «Мой внутренний барометр подсказывает, что близится буря»,- говорила она в таких случаях, выразительно массируя правый висок холеными пальцами.
        Впрочем, сегодня можно было бы обойтись и без помощи мигрени, если такое явление, как «помощь мигрени», вообще возможно. Вряд ли тетю Маргарет ожидало что-то, чего она совсем уж не могла предугадать.
        Адриан влюбился. Точнее он влюблялся, и влюблялся с каждым днем все сильнее и сильнее, и, хотя он не признавался в этом ей (а может, не признавался и себе самому), тетя Маргарет прекрасно знала, откуда берутся все эти рассеянные полуулыбки, светящие взгляды, полуистерическая веселость по утрам… И то, что тетя Маргарет уже двадцать два года вдовела и свято хранила память о своем покойном муже, адмирале Хиггинсе, не мешало ей явственно читать в изменившемся поведении Адриана все симптомы влюбленности.
        - Но ничего. Влюбленность - это же еще не любовь, правда? Значит, все поправимо,- сказала она вполголоса.
        Служанка Эмили, которая принесла ей в постель вместо кофе грелку со льдом, испугалась, что мадам бредит.
        Тетя Маргарет ответила на ее испуганный взгляд такой миной, что Эмили решила, что не будет додумывать свою мысль до конца - это, по крайней мере, в ее интересах.
        - Накрой завтрак для Адриана и предупреди, что я спущусь позже.
        - Хорошо, миссис Хиггинс,- покорно пискнула Эмили, которая уже лет пятнадцать как не годилась на роль застенчивой девчонки.
        Удивительно, как умеют подчинять своей воле такие сдержанные и хрупкие с виду люди, как тетя Маргарет.
        Спустя пять минут в дверь спальни деликатно постучали.
        - Да-да?- Тетя Маргарет приоткрыла сомкнутые веки.
        В комнату вошел Адриан. Она даже не сразу догадалась, что с ним не так.
        - Эйд?
        - Доброе утро, тетя. Как чувствуешь себя? Голова?
        - Эйд, ты - в джинсах? Или мне изменяет зрение?
        - Нет, не изменяет. А что? По-моему, выглядит очень хорошо. Самая подходящая одежда для свободных занятий в загородном доме. Разве нет?
        Тетя Маргарет выразительно промолчала. В их семье джинсов не носили. Как-то так повелось. Очевидно, две сотни лет назад кто-то из их предков отказался признать независимость Америки, и с тех пор стойкая нелюбовь ко всему, что приходило из Нового Света, передавалась из поколения в поколение.
        Иногда о ней предпочитали умолчать, чтобы не показаться косными ретроградами с колониалистским мышлением. Но джинсов не носил никто.
        - Да, ты выглядишь… современно. Если уж тебе ничто не мешает их надевать…- со значением протянула тетя Маргарет.- А, кстати, что случилось с твоей бородой?
        - Сбрил,- ответил Адриан с некоторым недоумением: вот уж где двух ответов быть не могло…
        - Мм… А с какой целью?- Где-то в глубине души тете Маргарет было уже почти смешно.- Захотел выглядеть моложе?
        Вот уж зря, ей ведь самой, несомненно, за тридцать, подумала тетя Маргарет, но вслух ничего не сказала. Как женщина, она безошибочно могла определить возраст другой женщины, но женская же солидарность мешала выдавать эту информацию мужчине.
        - Нет, скорее не таким сухарем. К чему мне имидж молодого профессора?
        - Действительно. Мальчик.
        Адриан и вправду казался много моложе себя самого, не то чтобы вчерашнего, а того, каким был две недели назад. Такое правильное лицо, точеные черты… Очень похож на мать.
        Тетя Маргарет ощутила, как другая боль, не телесного происхождения, шевельнулась в ней. Кэтрин, малышка Кэтрин…
        Двадцать лет назад ее сестра вместе с мужем катались на только что приобретенном
«феррари» по Уэст-энду. Это был обычный вечер, и им наверняка было весело и счастливо. Им навстречу выехал молодой певец, находящийся на пике популярности - и на пике героиновой эйфории. Наверное, он умер счастливым. Кэтрин и ее муж тоже умерли - но достаточно ли быстро, чтобы не испугаться и не вспомнить о детях, тетя Маргарет не знала.
        Газеты писали о страшной аварии взахлеб - еще бы, в одном месте и в одно время погибли трое неизменных героев светской хроники. С тех пор тетя Маргарет газет не читала.
        Девятилетнего Адриана она забрала к себе и окружила всей невостребованной доселе любовью и нежностью, которыми природа наделила ее, возможную, но не состоявшуюся мать. Его брат Джеймс, которому на момент смерти родителей исполнилось четырнадцать, предпочел остаться в пансионе «Чедвик касл». Тетя Маргарет не стала возражать - они не очень ладили со вспыльчивым и упрямым Джеймсом даже до того, как он вступил в переходный возраст.
        - Тетя?
        - А, прости, мой дорогой, я погрузилась в воспоминания.
        - Я так и понял.
        - Чем планируешь заниматься?
        Адриан блаженно пожал плечами.
        - Передавай привет мисс Бартон.
        Кажется, он смутился. Ничего, это иногда бывает полезно. Заставляет задуматься.
        - Эйд, да ты помолодел лет на десять!- У Анны смеялись глаза. Она была в платье цвета красного вина, и на фоне жемчужно-серого осеннего утра светилась, как рубин, на который падает солнечный луч.- Нравится?
        - Очень. Как себя ощущаешь, новый ты?
        - Новым. Бодрым. Полным надежд. Как в восемнадцать лет.
        - Ясно. Сейчас что-нибудь придумаю… Кстати, сколько тебе лет?
        - Двадцать девять.
        - А-а. Знаешь, я подумала, мы так хорошо проводим время за разговорами - а не пригласить ли твою тетю на чашку чаю, кофе или шоколада? Что она больше любит?
        - Шоколад. Но не знаю, согласится ли она, она так устала от светской жизни в Лондоне…
        - Так я же не приглашаю ее на торжественный прием по случаю годовщины учреждения чего-нибудь-там.
        Адриан погрустнел, и это не укрылось от глаз Анны. Нужно лучше прятать свои чувства. Вот он сказал, что моложе ее на три года, а она и виду не подала… Хотя какая ей, в принципе, разница.
        - Ясно.- Анна обвела взглядом кофейню.- Не ее уровень.
        - Перестань. Просто она такой человек.
        - Ага. А ты не такой.
        - Не такой. Ты же знаешь.
        - Знаю.
        - Что это?
        - Черный чай с мятой.
        - Просто черный чай с мятой? Я тебе не верю.
        - Правильно делаешь. Но плох тот шеф-повар, который не умеет держать язык за зубами.
        - Божественно. Здесь есть шоколад, да?
        - Кто знает, кто знает… Здравствуйте, миссис Фостер! Давно вас не видела. Как здоровье мистера Фостера?
        Вошедшая дородная дама с очень приятным лицом рассматривала сидящего за стойкой, почти нос к носу с Анной, Адриана с явным удовольствием. Видно было, что она про него наслышана и теперь наслаждается возможностью узреть все своими глазами.
        - Спасибо, дорогая, он поправляется. Осень - такое тяжелое время…
        - Да-да. Что вам приготовить?
        - Горячего шоколада с острым перцем.
        - Подождите несколько минут… Ваш любимый столик как раз свободен. Эйд,- она обратилась к нему вполголоса,- а тебе не кажется, что ты мешаешь мне работать?
        Грубость иногда бывает показателем близости. С Эйдом - точно. В тот день, когда он перестал краснеть и уходить после таких откровений, она поняла, что они друзья.
        Друзья… Хорошее слово. Емкое. В него можно с легкостью вместить все вечера, дни и утра, которые он провел на этом самом табурете, вот так же уперев локти в стойку и глядя на нее с искренней приязнью, ловя каждое движение; можно вместить все утра, дни и вечера… и ночи… когда его не было, и Анна ощущала смутную тревогу и даже пустоту, точь-в-точь как прирученный Лис у Экзюпери, или перебирала в памяти моменты последней встречи и улыбалась сама себе уголками губ. Можно вложить в слово «дружба» все разговоры, которые они вели, когда к словам примешивался ароматный пар от чая и кофе, разговоры иногда о самом личном. В один из вечеров, когда в кофейне, кроме них, уже никого не было, Анна, повинуясь минутному порыву, рассказала Адриану, что писала книгу, и тут же испугалась своей откровенности. Но он ничем не оправдал ее страхов. Умолял дать почитать. Она шутила, что это будет ее рождественским подарком ему. В слове «дружба» помещается столько всего хорошего… едва ли меньше, чем в слове «любовь». А вот страданий в нем почти нет.
        Анна рада была, что Адриан стал ей другом. Большего она не хотела.
        - Мешаю? Работать? Нет, ну что ты. Можно сказать, даже наоборот. Во-первых, я создаю тебе массовку. Во-вторых, я делаю тебе рекламу. Не в каждом кафе встретишь графа Рочестерского собственной персоной. В-третьих… Это же и есть твоя работа - готовить для людей и болтать с ними.
        - Зануда.
        - Нет, просто у меня дивергентное мышление. Умею смотреть на вещи с разных сторон.
        - Камю?
        - Нет, курс общей психологии.
        Анна протянула ему небольшую жестяную баночку. В ней что-то пересыпалось.
        - Это для тети Маргарет. Может быть, ей понравится.
        - Надеюсь, здесь нет отравляющих веществ?
        - Нет, только амфитамины. Приятный вечер ей обеспечен.
        - Злодейка.
        - Нет. Я просто пытаюсь упрочить свое положение в этом мире.
        Адриан, конечно, доверял Анне безмерно, но на всякий случай угостил чайной смесью - а это была именно она, перетертые травы и какие-то сорта чая,- горничную и повара. В течение вечера они вели себя совершенно адекватно, что Адриана обнадежило, и он решился преподнести подарок тете Маргарет.
        Она приняла его с неожиданно благосклонной улыбкой, похвалила изысканный медовый запах и, два раза моргнув, будто внезапно вспомнив о чем-то малозначительном, что, тем не менее, стоит упоминания, сказала:
        - Кстати, звонила Сьюзен. Жаловалась, что не может дозвониться на твой мобильный, и просила передать, чтобы ты ей позвонил сам.
        - Да, спасибо. Как там Сью?
        - Она не вдавалась в подробности.
        - Не совсем в ее духе, ну да ладно.
        На лбу Адриана залегла озабоченная складка. Тетю Маргарет это вполне удовлетворило.
        На самом деле Сьюзен ей не звонила - тете Маргарет пришлось все сделать самой.
        Сьюзен ей не то чтобы очень нравилась, но Сьюзен - это лучше, чем Анна Бартон. Они с Адрианом познакомились четыре года назад, и завязавшаяся между двадцатипятилетним Адрианом и восемнадцатилетней школьницей дружба повергла тетю Маргарет в глубочайшее смятение. Потом она познакомилась со Сьюзен поближе, и поняла, что многие ее опасения совершенно напрасны. Сьюзен была хорошей девочкой из очень богатой семьи, с которой Томсоны вели дела, причем девочкой невероятно здравомыслящей и рассудительной для своих лет. Вероятно, этим она и привлекла Адриана. Тогда она еще только входила в пору цветения, и тетя Маргарет вскоре убедилась, что ее племянник питает к Сьюзен Карловски исключительно интеллектуально-платонический интерес. Ее мягкая, женственная красота раскрылась совсем недавно, буквально несколько месяцев назад, но тетя Маргарет подозревала, что это великое превращение из милого полуребенка в красивую молодую женщину для Адриана прошло совершенно незамеченным.
        От тети Маргарет не укрылось также, что Сьюзен рассчитывала на обратное. Она явно уже года два как была влюблена в Адриана - той пылкой любовью с налетом детского обожания, которая так необходима в юности и может привести к краху в зрелом возрасте. Тетю Маргарет это нисколько не удивляло - ее Эйд до невозможного походил на принца из сказки, чей образ так нужен молоденьким девочкам. В последнее время она склонялась к мысли, что Сьюзен может составить ему неплохую партию: хороша собой, умна, образованна и прекрасно ориентируется в подводных течениях светской жизни. Поэтому она не преминула сообщить юной подруге Адриана, что Адриан, оторванный от привычной лондонской жизни, ведет себя несколько чудаковато, у него появилось какое-то увлечение, которого тетя Маргарет не понимает, и будет здорово, если Сьюзен вернет его в привычную колею. Никаких фактов - и в то же время все предельно ясно. Тетя Маргарет не любила слово «манипуляция» и предпочитала заменять его выражениями типа «тонкая игра» или «хитроумный ход».
        И вот теперь Сьюзен сидела на огромной кровати в своей спальне в роскошной квартире отца в Челси, подперев подбородок кулачками, и лихорадочно кусала губы. Губы от этого только наливались алым, и сторонний наблюдатель мог бы залюбоваться ее прелестью. Нежное лицо с миндалевидными карими глазами, обрамленное длинными локонами цвета меда, светлая кожа - расстроенная Мадонна. Правда, формы Сьюзен никак не соотносились с живописной традицией, равно как и ее пристрастие к яркому маникюру. Ей было о чем подумать.
        Адриан буквально исчез. Но это не значит, что Сьюзен перестала думать о нем.
        В последний раз они виделись две недели назад, перед его отъездом - ходили в ночной клуб вместе с Кэролайн, кузиной Сьюзен, и ее воздыхателем. Сьюзен возлагала большие надежды на тот вечер: на поиск платья, которое сочетало бы в себе соблазнительность и изысканность, ушла целая неделя. Сьюзен любила делать макияж и прическу сама, но в тот день даже пошла в салон - слишком нервничала и боялась от волнения что-нибудь испортить.
        Бывает, что человек видит намеки даже там, где их нет,- если хочет. И пропустит мимо ушей то, что ему будет сказано открытым текстом, если так ему будет проще или он просто не ожидает этого услышать. Адриан намеков Сьюзен не понял: ни алое шелковое платье на тонких бретельках, ни соответствующая расстановка сил - он и Сьюзен и влюбленная пара - не навели его на определенные мысли, а если и навели, то он ничем их не выдал. Сьюзен не получила от него ни одного нескромного взгляда, и ритуальный поцелуй на прощание - прикосновение теплых губ к щеке - был так же быстр и беспечен, как всегда.
        В тот вечер, точнее в ту ночь, Сьюзен узнала, что такое слезы досады.
        Но весь опыт ее предыдущей жизни говорил, что, если она чего-то захочет, у нее это рано или поздно будет. Скорее рано. А если на этот раз рано не получается, то ничего страшного: исключение только подтверждает правило.
        Поэтому она стерла перемешанную со слезами тушь со щек и решила, что ей, наверное, даже полезно будет потомиться еще несколько недель, пока Адриан не вернется из тетиного имения. И тогда она возьмется за него вплотную.
        А теперь - этот звонок тети Маргарет, который поверг ее в состояние, близкое к отчаянию.
        Ясно, что у Адриана появилась женщина.
        Естественно, он не жил затворником, и время от времени Сьюзен, исполняя свой дружеский долг, оказывалась в роли поверенного лица во всех его связях. Связи были мимолетными, и у Сьюзен складывалось впечатление, что эти влюбленности не задевают самых глубоких струн его души, и это очень правильно, потому что струны эти звучат только для нее. Она ждала подходящего момента, чтобы вступить в игру.
        Дождалась…
        Нужно срочно что-то предпринять, но что?
        Она даже не представляет, с какой соперницей придется бороться! Где-то в душе Сьюзен подозревала, что в Эшингтоне вряд ли обитают утонченные дивы и светские львицы, которые могли бы по-настоящему заинтересовать Адриана. Но кто знает, что у него за причуды. Может, ему внезапно пришло в голову приударить за какой-нибудь местной учительницей. Сьюзен не была настолько наивна, чтобы полагать, что Эшингтон до сих пор держится на сельском хозяйстве, но, кто и как там живет, она совершенно не представляла. Но школа-то, по меньшей мере, должна быть… Наверное.
        Переливчатый писк телефона заставил ее подпрыгнуть, как ошпаренного котенка.
        - Алло?- Ладонь, обхватившая пластиковую трубку, мгновенно взмокла.
        - Привет, Сью!- Голос Адриана был бодр, но звучал немножко напряженно.
        Возможно, так только кажется, потому что она давно его не слышала и отвыкла. Возможно, это он отвык от нее… Все равно сердце Сьюзен вздрогнуло и забилось быстро-быстро. Она так и не успела продумать план дальнейших действий…
        - О, Эйд, привет! Ты совсем про меня забыл.- Она пошла по испытанному пути - изобразила обиженную девочку. И только потом ей в голову пришла здравая мысль: вряд ли перед мужчиной, которого хочешь заинтересовать, стоит разыгрывать маленького ребенка.
        - Ну что ты, Сью. Просто я в последнее время сам не свой и не хотел тебя тревожить. Извини. Мне следовало позвонить раньше. Что у тебя стряслось?
        - Стряслось?..- Сьюзен соображала быстро.- Эйд…- Она коротко вздохнула.- Я не хочу говорить об этом по телефону.
        - Сью, брось…
        - У меня неприятности с отцом,- брякнула она первое, что пришло на ум.
        - С отцом?- Адриан был удивлен и обеспокоен: он знал, какое важное место занимает отец в жизни Сьюзен. Он для нее почти бог. А если отношения с богом складываются не лучшим образом…- Сью, говори.
        - Эйд, мне очень нужна твоя помощь!
        - В чем?
        - Отец хочет отправить меня на стажировку в Сидней.- Драматическая история складывалась сама собой.
        Адриан молчал - видимо, соображал, чем же ей так плох Сидней.
        Значит, перспектива разлуки его нисколько не волнует…
        - И?..- осторожно подтолкнул он ее.
        - Эйд, это же почти на Южный полюс! Я не хочу! Я не могу! Я должна ехать в Нью-Йорк, у меня приглашение, это мой шанс…
        - Ты говорила это отцу?
        - Да.
        - И что он?
        - Назвал меня упрямой и недальновидной и сказал, что, если я не полечу в Сидней, он больше не будет со мной разговаривать. Он и сейчас со мной не разговаривает…
        - Хочешь, я завтра позвоню ему? Сегодня поздно уже…
        - Эйд!- Вполне натуральный всхлип: Сьюзен стало внезапно себя очень жалко. Просто так. Вжилась в предлагаемые обстоятельства, как говорят актеры.- Пожалуйста, приезжай… Может, тебе удастся его убедить.
        Пауза.
        - А ты уверена, что телефонным разговором не обойтись?
        - Ты же его знаешь - если ход разговора его не устроит, он просто повесит трубку. Эйд, он тебя послушает, пожалуйста…
        Снова пауза.
        - Хорошо, Сью, я приеду.
        - О, Эйд, ты самый лучший на свете друг!- Сьюзен плакала - на этот раз от радости и умиления. Все-таки недаром говорят, что адвокаты - это те же актеры, только в строгих костюмах и с жестко определенным амплуа.
        - Может быть, завтра или послезавтра.
        - Я буду очень-очень ждать. Вместе мы ведь прорвемся, правда?
        - Конечно, правда! Выше нос. Думай о хорошем. И спокойной ночи.
        - Спокойной ночи, Эйд… До встречи. Спасибо тебе.
        Гудки в трубке.
        Ладно, папу можно убедить подыграть - ему нравится Адриан, и он был бы не против, чтобы они со Сьюзен составили пару. Этим можно заняться прямо сейчас, все равно он еще не спит… Сьюзен припудрилась светлой пудрой, чтобы казаться бледнее - на папу это всегда действовало безотказно.
        Вот только что дальше делать с Адрианом? Ладно, впереди целая ночь и половина дня как минимум. Достаточно времени для рождения тактического плана.
        - Ну как там Сьюзен?- Это был первый вопрос тети Маргарет, когда Адриан спустился к завтраку.- У нее конфликт с отцом. Она хочет, чтобы я помог его уладить.
        Тетя Маргарет кивнула, будто бы сочувственно. Адриану и в голову не пришло, что на самом деле это был кивок одобрения - молодец, девочка. Быстро сориентировалась.
        - Она же твоя подруга. Думаю, она вправе рассчитывать на такую помощь.
        - А я и не спорю. Только иногда мне кажется, что она мною манипулирует,- вздохнул Адриан.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Что она настоящая женщина - взывает к моей силе и благородству, когда ей это нужно.
        - Я рада, что ты наконец заметил.
        - Игру?
        - Женщину,- улыбнулась тетя Маргарет.
        Адриан замолчал, озадаченный. Вроде бы даже немного смутился.
        - Она моя подруга и всегда ею останется. Я надеюсь,- сказал он, ковыряя ножом и вилкой яичницу с беконом.
        Настал черед тети Маргарет вздыхать. Но больше она к этой теме не возвращалась. Нашлась другая, не менее интересная:
        - Ты знаешь, сюда едет Джеймс.
        Адриан прекратил свои сложные манипуляции с яичницей.
        - Что-то случилось?
        - Поступило предложение от «Реджинал фармасьютиклз» о слиянии. Он хочет обсудить со мной подробности. Все-таки формально компания принадлежит мне. Да и с этической точки зрения тоже.
        - Подозреваю, что он не хочет, а должен.
        - Ты не далек от истины, мальчик мой.
        Адриан задумался. Тете Маргарет всегда приходилось душить в себе приступ беспокойства, когда она видела эти складки на его лбу.
        - И когда он будет здесь?- осведомился Адриан.
        - Сегодня к вечеру, я полагаю. Ты хочешь с ним встретиться?
        - Не хочу, а должен, тетя,- усмехнулся Адриан.
        - Эйд, он же твой брат…
        - Я знаю. Тетя, помнишь те мифы, в которых один брат-близнец всегда положительный герой, а другой отрицательный? Я не говорю, что я такой хороший, а он такой плохой, но… мы просто слишком разные.
        - Ты хороший, Эйд,- вздохнула тетя Маргарет. Эта тема всегда вызывала в ней грусть.
        Джеймс, если вдуматься, отрицательным персонажем и вправду не был. Он не был ни подлецом, ни трусом. Но в семье к нему относились напряженно, точнее, наверное, отвечали «взаимностью» на его напряженно-враждебное отношение к миру. Конфликтный склад характера начал проявляться у него еще в детстве, и только бесконечно доброй и деликатной матери, Кэтрин, удавалось немного смягчать его поведение. После ее смерти заниматься таким вопросом, как дипломатическое урегулирование отношений Джеймса со всеми остальными, стало некому.
        Если Адриан унаследовал черты матери, как во внешности, так и в характере, то Джеймс пошел в отца. Двое вспыльчивых упрямцев в одной семье - это, пожалуй, перебор, но природе не прикажешь.
        Джеймс - яркий, похожий на южанина, крепкого телосложения, с черными как смоль волосами и щеточкой усов над пухлой верхней губой, был воплощением жесткости и дерзости. Вздумай он пойти в актеры, ему неизменно доставались бы роли отъявленных злодеев, коварных соблазнителей и героев-любовников - слишком однозначный типаж. О том, что они с Адрианом братья, говорил только разрез глаз и стальной стержень воли, присущий им обоим.
        Тетя Маргарет иногда винила себя, что недодала Джеймсу семейного тепла и ласки, но разве она виновата в том, что он их никогда не хотел?

5
        Внизу кто-то стучал в дверь. Анна натянула на голову одеяло и пожелала этому кому-то приятного времяпрепровождения.
        Видимо, времяпрепровождение ему и вправду понравилось, потому что стук продолжался минут пять. Ну, кого принесла нелегкая? Весь город знает, что в понедельник у нее выходной! Она села на кровати и взъерошила волосы, которые в этом явно не нуждались, но думать стало полегче.
        Где-то в глубине души шевельнулся страх - а вдруг полиция все-таки прознала про случай с Эйдом?
        Нет. Быть не может. Зато это может быть сам Эйд…
        В оконное стекло звякнула монетка.
        Стал бы граф Рочестерский таким образом вызывать ее на беседу?
        Анна накинула пеньюар и выглянула.
        Стал бы.
        Это свидетельствовало о том, что у него к ней дело несомненной важности. Анна полагала, что у деликатного Адриана должен быть сверхсрочный повод, чтобы он позволил себе побеспокоить ее утром единственного выходного дня. Она махнула ему рукой - мол, сейчас открою.
        Сейчас, правда, несколько затянулось: ну нельзя же появиться перед ним, как есть, - в пеньюаре, растрепанной, неумытой и бледной!
        Когда она распахнула перед ним дверь, то выглядела уже несравнимо лучше - ни грамма косметики, зато терракотовый джемпер подчеркивает природные краски лица, волосы зачесаны назад, улыбка играет на губах. Возможно, он даже не заметит, что она не выспалась.
        - Привет, Эйд!
        - Привет. Прости, что так рано…- Он выглядел немного измученным. Беззаботная веселость, которая расцвела в нем в последние дни, вмиг испарилась. Что-то не так. Очень сильно не так.
        - Да ничего страшного,- вежливо солгала Анна. Интересно, почему ложь повсеместно осуждается, а вранье из вежливости только приветствуется? Попробуй иной раз сказать человеку правду…- Заходи.
        - Спасибо. Я не хотел тебя будить, но подумал, что, если я просто исчезну на пару дней, это будет гораздо хуже.
        - А ты собираешься исчезнуть?- удивилась Анна. Голос ее прозвучал расстроенно, так очевидно расстроенно, что она даже смутилась.
        - Да, возникли неотложные дела в Лондоне.
        - А-а. Кофе будешь?
        - Лучше чай. Черный. И очень крепкий.
        - Вот это да. Ладно, сейчас заварю. Садись.
        Он занял свое обычное место - поближе к ней.
        - Хочешь рассказать, что случилось?- тактично спросила Анна, включая газ под своим антикварным чайником.
        - Пожалуй, нет. Мелкие неприятности, если честно, но они требуют моего вмешательства.- Адриан коротко вздохнул.
        - Мелкие проблемы - это тоже проблемы. И их тоже нужно решать. Хорошо, если ты при том не переоцениваешь их масштаб,- заметила Анна.
        - Есть еще нюансы. Например, иногда на тебя вешают проблемы, которые ты не хочешь, а по правде говоря, и вовсе не обязан решать.
        - Хм. Это цена, которую нужно платить за некоторые отношения. Любовные, семейные, дружеские…
        - Когда ты в конце-то концов дашь мне свою книгу? Я хочу постичь ту вселенскую мудрость, которую ты наверняка в нее заложила.
        Анна хмыкнула.
        - Ничего я никуда не закладывала. А ты не уходи от темы. Мы говорили о твоих проблемах, а не о моих.
        - Да в общем-то и не о моих.- Адриан помолчал, посмотрел, как Анна ополаскивает горячей водой белый заварочный чайник.- У Сьюзен неприятности с отцом, она хочет, чтобы я помог ей уладить конфликт.
        - А, понятно.
        Сьюзен. Разумеется, Анна про нее слышала, не очень много, но смысл понятен. Возможно, ей понятен больше, чем самому Адриану. Молоденькая девочка, красивая, умная, ему - ровня, наверняка десять тысяч раз обдумала перспективы развития их отношений. Наверняка ей не нравится то, что они до сих пор друзья. В семнадцать это еще можно пережить и утешать себя тем, что любовниц у него может быть сколько угодно, а вот лучшая подруга - только одна, и это в некотором смысле даже ставит ее на пьедестал. Но в двадцать ситуация начинает раздражать, а в двадцать три… В общем, отношения либо изменятся, либо прекратятся совсем. Причем в обозримом будущем. Анна вздохнула. Она была убеждена, что «маленькая Сьюзен» влюблена в своего «большого Эйда» без памяти. То, что в Адриана можно не влюбиться, просто не приходило Анне в голову.
        Стоп-стоп-стоп. Анна от молниеносно мелькнувшего осознания так растерялась, что рассыпала чай. Такого с ней не случалось уже несколько лет. Чем бы ни были заняты мысли, руки делали свое дело превосходно.
        Нет. Что за чушь. Не может быть.
        Тогда к чему все эти размышления на тему невозможности дружбы между мужчиной и женщиной?!
        - Ты в порядке?- обеспокоенно спросил Адриан.
        Анна поймала себя на том, что стоит с банкой чая в одной руке, ложкой в другой и невидящим взглядом смотрит на просыпавшиеся чаинки.
        - Да. В полном,- преувеличенно бодро ответила она.- Знаешь, нет такого закона природы, который запрещал бы просыпавшимся чаинкам образовывать на столе силуэт Эйфелевой башни. Вот я и проверяю. Почему-то никогда не складываются.
        Адриан повел бровью - видимо, решил, что напрасно не дал ей выспаться.
        - Так что там со Сьюзен?- Анна за подчеркнутым энтузиазмом пыталась скрыть охватившее ее смятение.
        - Да по сути ничего страшного. Она хочет лететь на стажировку в Нью-Йорк, ее папа хочет, чтобы она летела в Сидней.
        По мне, так никакой разницы, подумала Анна, но ничего подобного не сказала.
        - Что ж, рано или поздно приходится либо отстоять свободу своего выбора, либо до конца жизни оставаться послушной дочкой. Или сыночком.
        Ну зачем мы сейчас о ней говорим?
        - Да. Понимаешь, я чувствую, что должен ей помочь, но на самом деле… Разбиралась бы она сама…
        - Эй, осторожнее. Слышу в твоих словах слабость. Рыцарского духа. Две недели назад ты помчался бы к ней с радостно бьющимся сердцем. Все рыцари страшно радуются, когда выпадает случай спасти принцессу. Неужели это я так плохо на тебя повлияла?
        - Ага,- ухмыльнулся Адриан.- Теперь я делаю все то же, что и положено рыцарю, но при этом задумываюсь - а мне самому этого хочется?
        - И что, не хочется?
        - Не хочется. Уезжать не хочется.
        - Это же всего пара дней.
        - За пару дней многое может произойти.- Он странно на нее посмотрел, и Анна ощутила, как от этого взгляда грудь обдало жаром.
        Она отвернулась к огню.
        - Знаешь, я не разделяю того мнения, что для всего на свете существует только один подходящий момент. То, что не произойдет в эти два дня, запросто может случиться в другое время,- осторожно проговорила она.
        - Наверное. Судьба?
        - Судьба все сделает так, как нужно,- убежденно ответила Анна.
        - Хорошо бы. Я не понимаю только одного.
        - Чего?
        - Ты берешь выходной в понедельник, потому что по понедельникам не можешь быстро заваривать чай?- спросил Адриан, озорно, по-мальчишески, прищурив один глаз.
        - Нет, потому что по понедельникам я особенно кровожадна и могу случайно кого-нибудь… съесть!
        Или сбить на машине. На свою беду.
        День не задался. По радио передавали невнятные новости, почему-то больше всего в них говорилось о странах третьего мира. Новости перемежались с какими-то бессмысленными и безвкусными песенками и назойливой рекламой, рассчитанной на кретинов. Джеймс был зол. Впрочем, это было его обычное состояние, в которое он впадал не реже четырех раз за день. Он резким движением отключил магнитолу. К великому своему счастью, он мог себе позволить не церемониться с техникой.
        На лобовом стекле висела мелкая водяная пыль, которую дворники успешно развозили и превращали в тонкую водяную пленку. Октябрь. Чего еще от него ждать?
        Джеймс вытащил коробку сигар и закурил. Курил он принципиально только сигары, но вовсе не потому, что они великолепно подходили к его имиджу, а потому, что ему больше нравилось ощущать дым во рту - это вкусно, чем в легких - это странно. Из зеркала заднего вида на него сверкнули углями черные опасные глаза. Джеймс усмехнулся. Хорошо, когда наружность не порождает напрасных ожиданий.
        Он ехал в Эшинтгон, и это ему не нравилось. Он вообще не понимал, для чего тетя Маргарет сорвалась в середине осени и отправилась на свою «провинциальную виллу», да еще и прихватила с собой любимчика Эйда. Эйд, конечно, редкостный флегматик в том, что касается деловой жизни, но голова у него работает хорошо, а Джеймсу это сейчас очень бы пригодилось. Собственная его голова уже буквально раскалывалась от обилия обрабатываемой и генерируемой информации. Дела в последнее время шли не очень хорошо, слияние с более крупной компанией уже маячило на горизонте, но нужно было правильно выбрать партнера и просчитать все выгоды, которые можно извлечь. А также позаботиться о том, чтобы в новом совете директоров занять не последнее место. В такие моменты умному, но вспыльчивому, склонному рубить сплеча Джеймсу остро не хватало рассудительности младшего брата и его «шахматистского» мышления. Разумеется, он в этом никогда не признавался. После смерти родителей их пути сильно разошлись. Джеймс помнил смутную нежность, которую когда-то испытывал к маленькому братику, но последующие годы мало что от нее оставили.
Спасибо, хоть есть что вспомнить.
        Джеймс не любил маленьких городов. Джеймс не любил больших городов. Он любил свою квартиру с четырьмя спальнями, картинами немецких экспрессионистов и балконом на Гайд-парк. Поездка в Эшингтон была ему не в удовольствие. Ему предстояли долгие разговоры с тетей Маргарет о делах, а значит, в ближайшем будущем ничего приятного его не ожидало. Как развлечься в славном и древнем городе Эшингтоне, Джеймс решительно не знал. Может, Адриан что-то придумал? Нужно будет спросить. Хотя зачем ему развлечения, когда у него есть доступ к тетиной библиотеке! Джеймс лихо свернул - едва не пропустил нужный поворот, а ездить он любил на большой скорости: чем ощутимее опасность, тем легче почувствовать себя живым.
        Тетя Маргарет встретила его бледная и с поджатыми губами. Джеймс знал, что это мигрень. Значит, тетя будет подолгу думать, прежде чем сказать что-нибудь, и едва заметно морщиться, когда будет говорить он. Неприятно, даже если знаешь, что ты тут в общем-то ни при чем. Тем более Джеймса всегда грызло подозрение, что тетя Маргарет использует такие дни для того, чтобы лишний раз выразить свое истинное отношение к нему. Может быть, это рано развившаяся паранойя.
        - Здравствуй, дорогая тетя Маргарет.- Ему показалось или она поморщилась от его сыновнего поцелуя?
        - Здравствуй, Джеймс. Рада видеть тебя. Как ты себя чувствуешь?
        - Спасибо, хорошо.- Эти этикетные глупости всегда раздражали его сверх всякой меры, но даже ему не хватало дерзости опустить их в общении с тетей Маргарет.
        - Хочешь отдохнуть с дороги, я полагаю?
        - Да, было бы неплохо.
        - Эмили подаст чай в пять часов.
        Ох, вечно эти церемонные условности!
        - Хорошо, я спущусь к чаю. А почему мой любимый брат не вышел меня поприветствовать? Это невежливо, а значит, на него не похоже.
        - Он уехал в Лондон. У него возникли какие-то проблемы, которые нужно было немедленно решить.
        - Понятно. Но я не удивлюсь, если он просто не захотел лишний раз со мной встретиться.
        Джеймс скачками поднялся на второй этаж. Отдых ему требовался не так уж сильно.
        Тетя Маргарет тоже это заметила, но ничего не сказала.
        За чаем Джеймс напомнил ей того угрюмого подростка, каким когда-то был. Он рассматривал содержимое своей чашки с таким видом, будто ему туда налили раствор крысиной отравы, с видом величайшей сосредоточенности разбавлял этот сомнительный
«чай» сливками, клал один за другим кусочки сахара и в конце концов объявил, что это невозможно пить, и потребовал, чтобы ему принесли кофе.
        Тетя Маргарет фыркнула. С некоторых пор ее отношение к кофе было окрашено в неприятные тона.
        Джеймс, естественно, принял ее фырканье на свой счет.
        - Тетя?
        - Да, Джеймс?
        - Тебе кажется, может быть, что я как-то не так себя веду?- осведомился он.- Так не лучше ли сказать об этом прямо?
        - Джеймс, ты взрослый мужчина, разве я могу критиковать твое поведение? То время, когда ты нуждался в воспитании, прошло,- вздохнула тетя Маргарет.
        - И ты хочешь сказать, что тебя в моем поведении ничего не смутило?
        - Джеймс, будь на твоем месте кто-нибудь другой, я бы расстроилась, потому что речь зашла о еде в моем доме. Но ты же член моей семьи, и это дает тебе некоторые вольности. И накладывает обязательства.
        - То есть мне послышалось, да?
        - Не скандаль, пожалуйста. Я усмехнулась, потому что твой брат в последнее время питает странную привязанность… к кофе.
        Джеймс умел отлично улавливать подтексты. Это умение просигналило ему, что тетя Маргарет волнуется сейчас вовсе не о здоровье Адриана.
        - А подробнее?
        Тетя Маргарет махнула рукой, будто прогоняя назойливую муху.
        - Не обращай внимания.
        - Нет, мне уже интересно. Неужели наш маленький Эйд сделал что-то, что выходит за рамки твоего представления о «хорошо»?
        - Нет, отнюдь. Знаешь, если бы ты лучше к нему относился, я, может быть, и рассказала бы тебе.- Тетя Маргарет бросила на Джеймса взгляд из разряда тех, которые, как рентгеновский луч, просвечивают человека насквозь.
        - Я к нему отношусь, как к брату. Просто наша братская дружба как-то не заладилась,- серьезно сказал Джеймс.
        Тетя Маргарет пожала плечами. В голове ее черной бабочкой билась мысль, которую она никак не могла поймать. Что-то связанное с Джеймсом и с этим безумием Адриана…
        - Эйда сбила на машине одна женщина.
        Джеймс напрягся.
        - Не волнуйся, ничего серьезного. Он уже даже не хромает. Она содержит кофейню в старой части Эшингтона. Знаешь, он проводит с ней столько времени…
        - Серьезно?!
        - Похоже, более чем.
        - Вот это да!- Джеймс расхохотался.- Эйд спутался с поварихой?
        - Знаешь, мне кажется, за эти слова он дал бы тебе пощечину. Я не буду.
        - Извини, тетя, просто больно уж забавная ситуация. У него же в Лондоне столько поклонниц… А что она собой представляет?
        Тетя Маргарет пожала плечами.
        - Кажется, она даже чуть старше его.
        - С ума сойти… Слушай, я хочу с ней познакомиться!
        - Тоже будешь ходить к ней пить кофе?
        - Не факт. Я очень разборчив.
        - Я заметила. Особенно по части напитков.- Тетя Маргарет не удержалась от шпильки.
        - Где, говоришь, находится это волшебное заведение?
        - Не знаю.
        - А как ее зовут?
        - Анна. Анна Бартон.
        - Ага. Учту.- Джеймс спрятал улыбку в усах. Вот, значит, как развлекается в этой дыре Адриан. Что ж, все понятно. Но тогда ничто не мешает и ему присоединиться к этому карнавалу…- Ладно, ты очень подняла мне настроение. Может, пора поговорить о делах?
        - Хочешь в благодарность испортить настроение мне?..- задала риторический вопрос тетя Маргарет.
        Она была хороша. Очень хороша. Не глянцевый лоск светских львиц Лондона, не порочная красота дорогих проституток… Джеймс видел в своей жизни немало красивых и очень красивых женщин, со многими из них спал, но такую, как она, встретил впервые. Анна. Такое простое и в то же время звучное имя. Как отзвук колокола. Он сел за столик у самой двери, чтобы иметь возможность понаблюдать за ней. Ему хотелось за ней следить, как охотнику за… Нет, не за жертвой. За большой хищной кошкой, которую, может быть, он убьет. А может быть - она убьет его. Игра есть игра.
        Да, она похожа на черную пантеру - высокая, гибкая, с короткими темными волосами. Движется быстро и плавно. Джеймс ощущал, как губы теплеют в легкой улыбке - хорошо, что он сюда пришел.
        Найти кофейню Анны Бартон не составило никакого труда. Первый же прохожий приветливо указал ему дорогу. Значит, тут ее знают и любят. Не зря.
        Она махнула ему рукой:
        - Извините, заказы принимаются здесь!- Улыбнулась.
        Джеймс подошел к стойке. Она смотрела на него приветливо и спокойно, не без некоторого любопытства - видимо, нечасто здесь увидишь новое лицо.
        - Добрый вечер,- низким голосом сказал Джеймс.
        - Добрый,- кивнула она.
        - Что вы можете мне порекомендовать?
        - Вы любите кофе крепкий или помягче?
        - Крепкий.
        - Тогда, думаю, кофе сильной обжарки, сваренный по-турецки, вам понравится. Он варится в турке на горячем песке и подается вместе с гущей.
        - Хорошо. Я вам полностью доверяюсь.
        - Кстати, мы ведь еще не знакомы, верно? Меня зовут Анна. Анна Бартон.
        - Очень приятно. Джеймс Томсон.
        Мгновенное замешательство.
        - Ах. Любопытно.- Она опустила глаза, улыбнулась, и Джеймсу почему-то показалось, что она похожа на Мэри Поппинс.
        - А что именно любопытно?
        - Вы случайно не брат Адриана Томсона?- Быстрый взгляд из-под пушистых ресниц.
        - Случайно - брат,- подтвердил Джеймс.
        - То есть все семейство теперь имеет своей резиденцией Эшингтон?- усмехнулась Анна.
        - Не все. Не хватает еще пары троюродных братьев и сестричек с супругами,- поправил Джеймс.
        - Очень мило.- Похоже, ситуация ее то ли забавляет, то ли злит.
        - Брат мне рекомендовал ваше заведение, и теперь я вижу, что он ничего не приукрасил,- солгал Джеймс.
        - Спасибо. Но вы еще не пробовали кофе.
        - Ах, ну да. Полагаю, что он вообще вознесет меня на седьмое небо.
        - Не перехвалите меня. Вам подать за столик или сюда?
        - Сюда, конечно. Если вы не возражаете.
        - Не возражаю.- Она замолчала, занятая варкой кофе.
        Джеймс не знал, что Анну очень сложно отвлечь разговором от любимого дела, и ее молчание означает, что она о чем-то задумалась.
        О Джеймсе она знала только то, что он существует, и то, что у них с Адрианом «не очень теплые отношения». Значит, они и вправду по теплоте лишь чуть-чуть отличаются от льда. О Сьюзен Анна и то слышала больше. А теперь - нежданный подарок судьбы!- Джеймс нагрянул к ней собственной персоной. Вряд ли Адриан обсуждал с ним их внезапно завязавшуюся дружбу или даже просто подсказал брату, где в городке варят лучший кофе. Значит, скорее всего, он узнал о ее существовании не от Адриана. А от кого? Милая тетя Маргарет. Больше некому.
        В том, что тетя Маргарет станет рекламировать ее кофейню еще каким-то родственникам, особенно мужского пола, Анна сильно сомневалась. Значит, есть какая-то другая причина…
        - Анна, милая, привет!- раздался за ее спиной голос Лин.
        - А, привет!- Анна обернулась. Лин стояла как раз рядом с Джеймсом и выразительно косила на него глаза. Анна сделала вид, что не понимает ее ужимок.- Как дела?
        - Дела хорошо, бегу из школы. Мой младшенький опять разбил директорское окно мячом. Похоже, растет снайпер. Сделаешь мне чаю?- выпалила Лин на одном дыхании.
        - Конечно.
        - На молоке.
        - Ага.
        - А у вас тут совсем домашняя атмосфера,- вставил Джеймс.
        - А мы семья,- благодушно сообщила ему Лин.- А вы и есть тот самый…
        - Нет, Лин, не есть и не тот,- быстро перебила ее Анна.
        - Жалко…- со всей непосредственностью протянула Лин.
        - Лин, а как же твоя элегантность?- укоризненно спросила Анна.
        - Ой, Энни, у тебя же… Кофе,- обескураженно уронила Лин.
        Так вот откуда этот шипящий звук - выкипел кофе. Воистину, близок конец света.
        Джеймс оказался не так галантен, как Адриан, но в нем, безусловно, было что-то притягательное. Анна ощущала на себе его взгляд, как прикосновение. Он ловил каждое ее движение с той же настойчивостью, что и Адриан, но делал это с очевидным подтекстом. Анна стеснялась предположить с каким. Он просидел в кофейне до самого ее закрытия и, казалось, был бы рад пробыть там до утра, да тонкая амальгама воспитания не позволяла предложить. Анне от этого было не очень уютно - и в то же время немного приятно, сладковато-приятно, потому что Адриан в эти минуты, она точно знала, был со Сьюзен, и это осознание несколько мешало ей наслаждаться жизнью. Ладно, пусть он уехал, но она тоже не скучает здесь в одиночестве и забвении…
        Анна отругала себя за глупые мысли, которые особе старше школьного возраста вынашивать не пристало, и принялась расставлять посуду по полкам.
        - Анна, вы закрываетесь?
        - Да. За седьмой чашкой кофе приходите завтра, Джеймс,- отозвалась она и только потом подумала, что это, наверное, грубо.
        А грубость никогда не возникает просто так. Грубость - это устрашающая маска для чего-то другого…
        - Вы устали?- Его взгляд буквально ввинчивался ей между лопаток.
        - Нескромный вопрос…
        - Я знаю. Но мы же с вами люди просвещенные и можем обойтись без некоторых условностей.
        - И это говорит мне человек, наверняка получивший воспитание в элитной школе?
        - «Чедвик касл».
        - О-о…
        - Слышали?
        - Случалось.
        - Так вот, это самое воспитание не мешает мне пригласить вас прогуляться. Но если вы устали, приглашение будет бессмысленным, так ведь?
        Признаться, Анна и сама собиралась пройтись, подышать свежим, уже, можно сказать, ночным воздухом. Ей трудно будет заснуть сегодня, и без прогулки не обойтись: нужно выспаться, потому что завтра предстоит долгий рабочий день, а она и так уже рассыпает чай и позволяет кофе закипеть в турке, что вообще недопустимо.
        Что, собственно, мешает ей прогуляться в компании Джеймса Томсона?
        - Если честно, я не против. Подождите здесь, я наброшу плащ.
        - Конечно,- согласился Джеймс таким тоном, что Анна задала себе вопрос: а не передумать ли ей в срочном порядке? Нет, не передумать…
        Вечерний воздух пах опавшей листвой и осенней влагой. Анна с наслаждением втянула его в себя, чтобы сразу - до самого дна легких, в сердце, в вены… Ветерок путался в волосах. Хорошо. Мысли растворяются одна за другой, словно облачка пара изо рта. Фонари в подернутом туманной дымкой воздухе выглядят сказочно. Свет с легким болотным оттенком от них не разливается, а будто висит в воздухе.
        Анна шла рядом с Джеймсом и молчала. Говорить не хотелось - наговорилась за день. Пусть думает, что хочет, о ее невоспитанности. Плечи придавила усталость, и Анна не видела смысла в том, чтобы ее маскировать.
        Джеймс, видимо, понимал ее состояние и развлекал ее рассказами о своих путешествиях. Он видел не так уж много на своем веку - всего лишь осень в Новой Англии, весну в Италии, Париж, Марсель и Алжир.
        Анна слушала его вполуха. Он предложил ей руку, и она не отказалась, а теперь шла, ощущая сквозь ткань его плаща и рубашки силу и крепость рук, и думала, как же так получилось, что они с Адрианом так сблизились, а она до сих пор касалась только его ладони и почему он ни разу не приглашал ее гулять.
        - Вам тут нравится?- спросил Джеймс.
        - А вам?- механически переспросила Анна.- Это же вы приезжий.
        - А вы из здешних мест?
        - А вы как думаете?
        Джеймс рассмеялся:
        - А не слишком ли много вопросов?
        - Я люблю вопросы.- Анна пожала плечами.- Вопрос всегда содержит в себе ответ. Открывает человека не меньше.
        - Хорошо же. Тогда давайте задавать друг другу вопросы, не отвечая. Странное у нас получится общение.
        - Мы уже попробовали. Меньше минуты назад. По-моему, вполне неплохо. Не лучше и не хуже, чем молчание и разговоры ни о чем.
        - У вас есть мужчина?
        От неожиданности Анна чуть не споткнулась. Хм. Есть ли у нее мужчина? Определенно, нет. Хотя у нее есть Адриан…
        - А почему ваши отношения с Адрианом складываются вот так?
        - А как складываются ваши отношения с Адрианом?
        - А вы не боитесь, что дело закончится пощечиной?
        - А вы не думаете, что я предпочту заслужить ее другим способом?- Он порывистым движением развернул ее к себе. Руки лежат на талии - не грубо, но властно, не хочется сопротивляться.
        Их глаза находились почти на одном уровне. Мужчина… Да, у нее давно не было мужчины. Она почти забыла, каково это - физически находиться во власти того, кто заведомо сильнее тебя и, если захочет подчинить, подчинит… Как ощущается на теле прикосновение настойчивых мужских рук. Как пахнет мужская кожа. Как мужчина смотрит на женщину, которую желает.
        Сердце зашлось в груди, в горле застрял горьковатый запах его одеколона. Анна ощутила, как шевельнулся в самой глубине ее тела теплый, тягучий зов. Вожделение. Она почти забыла… почти забыла женщину в себе. Задушила ее. Отказалась. И вот теперь чужой, жестокий, резкий мужчина враз напомнил ей, кто она на самом деле.
        - Ну как? Уже достаточно?- прошептал он у самого уха, едва касаясь нежной кожи жесткой щеточкой усов. Щекой Анна ощущала тепло, исходящее от его щеки.- Для пощечины?
        Чего-чего, а ударить его ей не хотелось. Она просто положила на горячую щеку холодные пальцы - не лаская, а осторожно отталкивая.
        Он отстранился. В глазах его плескался вопрос. Анна выждала несколько мгновений, чтобы быть уверенной, что голос ее не дрогнет.
        - Уже поздно. Мне нужно домой.
        - Я провожу.- Он жадным взглядом следил за каждым движением ее губ, и Анна почувствовала, что ноги становятся ватными - даже самый бесстыдный поцелуй не выразил бы столько вожделения, сколько этот взгляд.
        - Нет, Джеймс. Здесь не опасно. Спасибо за прогулку,- как могла равнодушно, сказала Анна. Испугалась на мгновение, что он не выпустит ее из тугого кольца рук. Нет, выпустил.- До свидания, Джеймс.
        - До свидания, Анна.- Слова звучали уже под стук каблуков.
        Джеймс с усилием проглотил комок, засевший в пересохшем горле. Он прикрыл глаза. С ума сойти! Безумно чувственная женщина, такое благодарное тело… пальцы еще помнили ощущение ее спины, прошедшую по ее телу дрожь. У нее сбилось дыхание. Он же чувствовал, что она вот-вот готова преступить черту, что она желает его не меньше, чем он ее, а он давно не испытывал такого яркого, неприкрытого вожделения к женщине. Тем более что женщины, которых он все-таки желал, ему не отказывали.
        Джеймс выругался сквозь стиснутые зубы.
        Все-таки Эйд… Этот мальчишка его обошел? Обошел в том, в чем никогда не был и вполовину так удачлив, как старший брат?!
        Джеймс размахнулся и с силой врезал стиснутым кулаком по подвернувшемуся фонарному столбу. Столб никак не отреагировал, а вот у Джеймса от гудящей боли в голове прояснилось. Не сегодня, так завтра она сдастся. А если нет…
        Анна долго-долго стояла под горячим душем, пока все тело не стало мягким, как разогретый воск, и не ушли последние тревожные мысли. Вероятно, мысли поджидали того момента, когда она ляжет в постель, на прохладные простыни, потому что тут же роем ворвались в сознание и исключили всякую возможность здорового, крепкого сна, на который Анна так рассчитывала.
        Впервые за… стыдно подумать, за десятки месяцев она захотела мужчину. И надо же было такому случиться, что этим мужчиной оказался брат Адриана! При воспоминании об ощущениях, которые она пережила в объятиях Джеймса, щеки и шея ее тут же вспыхнули алым. Но ведь это всего лишь вожделение. Физическая потребность, которая не имеет ничего общего с любовью. Самка в ней почуяла в Джеймсе самца и потребовала свободы, но ведь… между людьми не должно быть так - просто до примитивности и грубо, без всяких чувств, без доверия и тепла. Анна со стоном закусила край одеяла - жест крайнего отчаяния. Если бы Адриан хоть раз дотронулся до нее не холодной рукой воспитанного человека, а теплой ладонью обычного мужчины, которому не чужды простые человеческие желания…
        То все могло бы быть гораздо хуже. Так, по крайней мере, у нее есть друг. А заводить себе любовника, с которым не сможешь поддерживать отношений, пристало только авантюристкам и мазохисткам. И еще неудачливым писательницам, которым не хватает несчастий в жизни…
        Анна пристроила на ухе подушку в наивной надежде, что сквозь нее непрошенные мысли не проберутся и можно будет поспать.
        Не тут-то было. Сознание прокручивало вечер, как в замедленной съемке, делая стоп-кадр там, где мелькал Джеймс - взгляд, улыбка, необычный поворот головы, порывистое движение руки.
        Вспомнилась слышанная где-то фраза: «Власть животных страстей для человека особенно унизительна». Хорошо, что не поддалась. Быть ей теперь свободной и гордой. А еще одинокой и истерзанной.
        - Эйд, ну зачем ты уехал именно сейчас?- прошептала Анна, погружаясь в пестрый и бесконечно сумбурный сон.

6
        Адриан и сам задавал себе этот вопрос. Ни одного более-менее удовлетворительного ответа разум подбросить не спешил, самоуверения в том, что «Сьюзен попала в сложную ситуацию, и никто, кроме меня помочь ей не мог», почему-то не воспринимались всерьез. Анна как-то сказала, что человек всегда сам виноват во всех своих проблемах. Он кипятился и приводил в пример детей алкоголиков и больных раком, Анна возражала, что, во-первых, нужно разделять свои проблемы и не свои проблемы, а во-вторых, у всего на свете есть причина и болезнь тела часто лишь отражает болезнь духа… Он упрекнул ее в «метафизичности мышления» и подчеркнуто перевел тему на горячие напитки. По зрелом размышлении Адриан пришел к выводу, что Анна была недалека от истины. Ему, конечно, ничто не мешает обвинить Сьюзен и тетю Маргарет в том, что сейчас приходится мучиться с выбором галстука под подаренный Сьюзен ультрамодный пиджак, вместо того чтобы спокойно пить чай в Эшингтоне и слушать, как Анна мурлычет что-то под нос, перемывая посуду. Но снять с себя ответственность в этом конкретном случае было бы особенно унизительно.
        Но Сьюзен так хотела, чтобы он пошел на эту вечеринку с ней. Разговор с отцом Сьюзен прошел на удивление гладко. Адриан к нему тщательно готовился. Ему тут как нельзя лучше пригодилось юридическое образование. Он представил мистеру Карловски несколько доводов, сводимых к одному: в Нью-Йорке у Сьюзен перспективы лучше и пусть работа будет напряженной, да и ритм жизни там заметно превосходит даже лондонский, но Сьюзен умница и со всем справится.
        К его большому удивлению, мистер Карловски выслушал его не перебивая, потом долго жевал губу и в конце концов согласился. Адриан подумал, что напрасно не пошел в дипломатический корпус. Глядишь - принес бы стране ощутимую пользу…
        Счастливая Сьюзен расплакалась от умиления и благодарности, торжественно помирились с отцом - Адриан бы даже сказал, что чересчур торжественно - и взяла с него обещание пойти с ней на богемную вечеринку, куда ее приглашали уже трое человек, но ей так хочется пойти с Эйдом, все равно он самый-самый умный и лучше всех…
        Разве сложно раз в две недели оказать услугу хорошему другу?
        Ну ладно, два раза в две недели. Две немаленькие услуги.
        Но ведь Сьюзен его единственная подруга!
        Была. До недавнего времени.
        Несмотря на то что ни Анна, ни Сьюзен не были его любовницами, Адриан начал понимать мужчин, которые разрываются между двумя женщинами.
        Обе они были его подругами, но Анна… С ней все не так, как со Сьюзен. Сьюзен никем, кроме младшей подруги, быть ему не могла. Он относился к ней, как мог бы относиться к сестре. А то, что Анна стала ему другом,- это словно взамен чего-то другого. Адриан теперь был уверен, что это только этап в их отношениях. Не последний.
        На прикроватной тумбе испустил заливистую трель телефон. Адриан поднял трубку:
        - Алло?
        - Эйд, привет, ты в порядке?- Видимо, Сьюзен обеспокоило отсутствие какого-либо энтузиазма в его голосе.
        - Да, конечно.
        - А я уже готова,- проворковала Сьюзен.- Заедешь за мной? Только поторопись, пожалуйста, ты же знаешь, я не люблю опаздывать…
        - Скоро буду.
        Адриан воззрился на свое бледное, словно бы тусклое отражение. Нужно что-то менять. Он научится говорить «нет». Он научится не делать того, чего ему не хочется.
        И решаться на то, чего желает, тоже.
        А вечеринка была вполне сносной. По крайней мере, так ему показалось вначале. Гораздо лучше, чем «модная тусовка» в лондонской редакции всемирно известного журнала мод, на которую он сопровождал Сьюзен месяца полтора назад. О чем можно говорить с людьми, у которых на уме только лейблы и единственный талант которых состоит в том, что они могут со ста метров отличить туфли «Гуччи» от «Джимми Чу»? Сьюзен тогда, помнится, сказала, что нельзя зацикливаться на своей интеллектуальности и полезно время от времени погрузиться в мир людей, которые мыслят совершенно иными категориями, чем ты,- это расширяет кругозор. Адриан подумал, что если это категории «дизайнерская вещь - подделка», «фи, прошлый сезон - ого, последний писк», ему не только не полезно, а даже вредно, потому как может развиться мизантропия. Но вслух ничего не сказал - побоялся обидеть Сьюзен. Сьюзен была в минималистском платьице цвета морской волны, которое ей несказанно шло.
        Торжество было посвящено открытию выставки одной молодой и подающей большие надежды художницы по стеклу. Проходило оно прямо в авангардном выставочном зале, и Адриану поначалу показалось, что неразумно включать громкую музыку и позволять людям танцевать вокруг стеклянных артефактов большой художественной ценности, но потом он решил, что это лучший подарок лично ему от организаторов - если бы не возможность любоваться настоящими картинами, словно сплавленными из цветного стекла, вазами и тончайшими, выдутыми скульптурами, он бы умер от тоски. А так он бродил по залу, будто одновременно находясь на грани миров: в одном, полутемном, подсвеченном сполохами светомузыки, пахло дорогой парфюмерией и дымом хороших сигарет, толпились люди, с некоторыми из них приходилось здороваться за руку и перекидываться пустыми фразами. В другом, тоже полутемном, как сказочные водяные духи, застывали фигуры и образы из стекла, и на мгновение Адриану показалось, что он сейчас потеряет рассудок из-за этой раздвоенности.
        Он остановился возле большой подсвеченной «картины»: между двумя стеклянными пластинами сплетались в прихотливый узор потоки акриловой краски тех цветов, которые бывают на павлиньих перьях - синего, зеленого, фиолетового.
        - Нравится?
        Адриан вздрогнул от неожиданности. За его плечом стояла невысокая хрупкая женщина с некрасивым, но запоминающимся лицом.
        - Да. Очень,- кивнул он.- А вы и есть Мэри Гроув?
        - Угадали.- Она протянула ему узкую ладонь.
        Адриан представился.
        - Как это называется?- Адриан взглядом указал на «стеклянный холст».
        Она улыбнулась, как ему показалось, немного печально:
        - «Размышления о невозможном».
        - Красиво, хотя и странно. Почему так?
        - Эти цвета напоминают мне о том, о чем я мечтала и что так и не сбылось.
        - Тогда выходит, что это грустная картина.
        - Да. Так и есть. Но ведь не всем это дано понять?- Она обвела зал глазами, в которых застыло странное выражение - то ли смех, то ли симпатия.- Многие здесь совершенно об этом не думают.
        - А вас не расстраивает, что здесь полно людей, которые просто пришли на богемную вечеринку?
        - А куда пришли вы?- улыбнулась она. Этой улыбкой она напомнила ему Анну - мудрую, немного насмешливую, искреннюю.
        - Пожалуй, что на богемную вечеринку,- усмехнулся Адриан. Мэри нравилась ему.
        - Вот именно. Но это не помешало вам увидеть что-то еще. Кажется, у вас к этому талант.
        Адриан вспомнил, что Анна считала способность смотреть на мир незамутненным взором главным человеческим достоинством. Жалко, что ее здесь нет. Впервые он подумал не о возвращении в ее маленький уютный мирок, а о том, чтобы побывать с ней в другом - большом, удивительном мире.
        - Знаете, мисс Гроув, у меня есть подруга, которая наверняка очень рада будет увидеть ваши работы. Как долго продлится выставка?
        - Десять дней.
        - Хорошо, я…
        - О, Эйд, а я тебя почти потеряла!- Рука Сьюзен мгновенно обвилась вокруг его руки - похоже, она твердо вознамерилась больше его от себя не отпускать.
        Адриан улыбнулся: совсем как маленькая. Все еще думает, что ее желания движут миром и людьми.
        - Мисс Гроув? Спасибо за чудесную выставку!- защебетала Сьюзен.- И вечеринка удалась на славу… Я очень рада, очень. Кстати, я…
        Мэри поддержала веселую болтовню Сьюзен, а потом кто-то увел ее. На прощание она бросила на Эйда долгий взгляд и подарила ему улыбку в уголке губ. Похоже, она что-то поняла о нем. Может, что-то, чего он сам еще до конца в себе не понимал.
        Завтра он вернется в Эшингтон.
        Эта мысль согрела его, и он тепло улыбнулся Сьюзен, погладив ее пальцы, которые лежали на сгибе его локтя. В зале было темно, поэтому он не успел удивиться тому, что она зарделась от удовольствия.
        Позже он отвез Сьюзен домой. Она против обыкновения молчала и, откинувшись на сиденье, смотрела, как мелькают за окном ярко освещенные витрины, неоновые вывески и фонари.
        - Сходим завтра в театр?- наконец спросила она. Неужели именно эту мысль она долго вертела в мозгу, как пару металлических шариков, которые так приятно катать в руке?
        - Завтра я возвращаюсь в Эшингтон, Сью. Извини. В другой раз сходим,- ответил Адриан.
        - А зачем?- невинно спросила Сьюзен.
        - У меня такое чувство, будто мое место сейчас там,- честно ответил Адриан. Сьюзен умничка, она поймет.
        Про Анну ему говорить ей не хотелось - что-то мешало, что-то глубоко зашитое, почти инстинкт. С чего бы это?
        - М-да,- глубокомысленно прокомментировала Сьюзен.
        Молчание затянулось до конца поездки - правда, по ночным улицам, не забитым транспортом, ехать было недолго. Адриан мягко затормозил у парадного подъезда элитного дома, в котором жила с отцом Сьюзен.
        - Ну пока,- сказала она и, промахнувшись по неосторожности, поцеловала его не в щеку, а в уголок губ.
        - Пока.
        В такое смущение Адриана могли ввести только разговоры одноклассников о женщинах, когда ему было лет двенадцать.
        День для Анны начался совершенно необычным образом - она проснулась по будильнику, подумала, что в комнате холодно, поплотнее завернулась в одеяло и снова заснула. Следующее пробуждение ее произошло около десяти утра. Об этом ненавязчиво напомнил жиденький осенний свет, просачивающийся сквозь не закрытые накануне жалюзи.
        Анну обуял ужас - сильнейший страх, который знаком только людям, которым случалось проспать что-то очень важное.
        Что подумают люди? Ведь ее некому, некому заменить, подстраховать…
        Анна рывком села на постели - и поняла, что рывок получился какой-то неубедительный. Мышцы слушались плохо, точно восковые. В голове настойчиво гудела пустота.
        Ой. Заболела?! Анна не болела несколько лет - по тем же причинам, по каким не брала отпуска. На этот счет у нее с собой была четкая договоренность. Некогда отвлекаться. Незаменимые - есть.
        Спустя минуты полторы, не меньше, ей удалось добраться до ванной комнаты. К счастью, срок годности шипучего аспирина, завалявшегося в аптечке, не истек. Выпив стакан «медицинской содовой» с кисло-сладким апельсиновым вкусом, Анна обрела способность думать больше одной мысли в минуту и передвигаться с вполне приличной скоростью. Она принялась выбирать одежду и косметику, которые помогли бы отвлечь внимание от ее воспаленно блестящих глаз и нездоровой бледности.
        Что могло произойти? Простыла на прогулке? Ерунда, быть не может. Сквозняков у нее в доме нет. Чихающих и кашляющих клиентов у нее вчера не было. Неужели из-за нервов?
        Анна покачала головой. Да уж, если внезапно вспыхнувший и явно сексуального характера интерес к ее персоне способен вызвать в ней такую бурю чувств, которую придется в самом прямом смысле перебаливать, пора что-то в своей жизни менять.
        Может, уехать куда-нибудь на Ближний Восток, выйти замуж за какого-нибудь симпатичного шейха и быстро выбиться в любимые жены за счет искусства варить кофе? Арабы, они темпераментные, с ними проблем не будет…
        Мысль была настолько дикой, что Анна забеспокоилась - а не горячечный ли это бред? Хуже могла быть только идея выйти замуж за Клайва…
        То ли аспирин был на самом деле волшебным, то ли у Анны был дар самовнушения, то ли болезнь на самом деле была не болезнью, а чем-то иным, науке неизвестным, но уже через час об утреннем недомогании напоминало лишь ощущение сухости в глазах и некоторая замедленность движений. Впрочем, посетителей почти не было, за утро Анна сварила только четыре чашки кофе, из которых одна предназначалась ей самой, и медлить она могла сколько душе угодно. Если кто-то и счел смертельным оскорблением закрытую в неположенный час дверь кофейни, то никак своего недовольства пока не выразил.
        Она уже было расслабилась и взялась за Мильтона, которого ей не так давно захотелось перечитатать - разговаривали с Адрианом о традиции героизировать отступников и бунтарей,- но тут на пороге возник Джеймс.
        Анна мысленно застонала.
        - Доброе утро,- сказал он.
        - Доброе,- приветливо-отстраненно улыбнулась Анна.
        - А я вот проходил мимо и решил зайти на чашечку кофе.
        - Превосходно,- равнодушно отозвалась Анна.- Какой предпочитаете сегодня?
        - По-венски.
        - У меня кончился шоколад,- солгала Анна в надежде, что он пойдет куда-нибудь в другое место пить свой любимый утренний кофе.
        Не тут-то было.
        - Тогда любой другой на ваш вкус.
        - Хорошо, в течение пяти минут заказ будет готов. Пожалуйста, займите место за столиком…
        - Опасаетесь, что я на вас наброшусь?
        - Нет, опасаюсь, что вас атакуют мои вирусы. Я приболела.
        - Давайте повесим на дверь табличку «закрыто» и попробуем вас полечить?- невинно предложил Джеймс.
        - Для этого вовсе не обязательно закрывать кофейню.- Анна с улыбкой продемонстрировала банку меда и положила себе в чашку с чаем две большие ложки.
        Анну так и подмывало сварить ему какую-нибудь безвкусную дрянь, но, во-первых, она плохо представляла, как это можно сделать, имея на руках только лучшее кофейное зерно, а во-вторых, профессиональная гордость не позволяла портить репутацию своего заведения.
        Она сварила ему банальный крепкий эспрессо в эспрессо-машине и для проформы добавила туда взбитых сливок. Если он и остался разочарован, то виду не подал, продолжал буравить ее взглядом.
        - Как дела у миссис Хиггинс?- осведомилась Анна. На некоторых людей светская беседа действует сильнее, чем грубость.
        - Все в порядке. Про Адриана и не спрашивайте, ничего не знаю. Хотя, может быть, знаете вы?
        С какой бы это стати?!- возмутилась Анна, но вслух ничего не сказала и только равнодушно пожала плечами. Какой неприятный тип. В нем слишком много желчи. И как она вчера этого не разглядела?
        Все шло не по плану. Джеймс злился. То нежное и чувственное, что вчера он своим безошибочным чутьем распознал в ней, сегодня будто заледенело. Осталась нервозность, немного замедленная пластика, а вот женскость, страстность - ушла. Может, и вправду дело в болезни? Или она так рассердилась на него за вчерашнее, что теперь отвергает даже на уровне инстинктов?
        - Анна, я очень обидел вас вчера?- Он решился на ход конем. Не в правилах Джеймса извиниться.
        Колкий взгляд из-под черных ресниц.
        - Знаете, Джеймс, мне бы не хотелось вспоминать о том эпизоде. Интересно говорить про солнечные и лунные затмения, а не о затмениях сознания.
        Джеймс ухмыльнулся. Никто не знал, что под этой нахальной гримасой скрывалось его поражение.
        Сам Джеймс в свои поражения категорически не верил.
        Это еще не последний ход, леди бариста. Он достал и с отвращением смял в пальцах сигару.
        - Сюрприз!- счастливо провозгласила Сьюзен. Да уж, сюрприз. Кого Адриан никак не ожидал увидеть на пороге своей спальни в тетином вестминстерском доме, так это Сьюзен.
        - Свежая пицца! Еще горячая! Я гнала машину, чтобы довезти ее, пока она такая!- Сьюзен чмокнула его в щеку.- Эй, ты чего? Войти хотя бы можно? Или ты там прячешь наложниц?- Она бесцеремонно заглянула через его плечо в спальню.
        Хорошо, что он уже успел принять душ и одеться. Адриан покачал головой. Почему в последнее время она вызывает в нем раздражение? Наверное, не стоит так строго к малышке. Она ведь хотела сделать ему приятное. Только вот опять напутала: это она любит горячую пиццу на завтрак, а он любит тосты с мармеладом… Как часто мы путаем чужие пристрастия со своими.
        - Хочешь завтракать в спальне?- удивился он.
        - А почему бы и нет? Пикник на полу - очень необычно.
        - Давай все-таки в столовой.
        - Скучно.
        - А я страшный ретроград. Ты еще не заметила?
        - Я надеялась, что дружба со мной скажется на тебе положительно и ты почувствуешь вкус к новому!- обезоруживающе улыбнулась она. Безупречная улыбка.
        Нет ничего страшнее безупречности. Хм, он это где-то слышал?
        - Прости, но я не хотел бы здесь. Давай спустимся в столовую.
        - Ну хорошо, хорошо…- Сьюзен развернулась и зашагала вниз.
        Она была одета в синий джемпер и узкие светлые джинсы. Так как в последнее время Адриан привык наблюдать ее в платьях различной степени открытости, то этот нехитрый наряд его удивил. Однако потом ему в голову пришла мысль, что эта простота - одна лишь видимость и какой-нибудь именитый дизайнер голову сломал, пытаясь найти такое изящное решение какой-нибудь сложной художественной задачи.
        - Кстати, а как тебе удалось встать так рано?- поинтересовался он.
        - А я не ложилась, Бобби принес такой интересный фильм, что я начала его смотреть и не смогла остановиться.
        - Любопытно. И что за фильм?
        - «Элизе завтра восемнадцать».
        Адриану это название ни о чем не говорило. Он старался не думать о том, как некстати приехала Сьюзен и что теперь завтрак затянется, а ему очень хочется поскорее уехать…
        Сьюзен бессовестно ему наврала. Но не говорить же Адриану, что случайный почти поцелуй в машине начисто лишил ее покоя и что она до утра маялась в своей большой кровати, буквально бредя им, и твердо решила, что никуда его не отпустит. Никакого Эшингтона. Никаких эшингтонских барышень. Он создан только для нее и скоро сам об этом догадается. Непременно.
        Пиццу Сьюзен отдала на кухню, чтобы там ее разогрели и порезали на кусочки.
        Адриан старался есть не торопясь, но все равно обжигался пиццей.
        - Сью, ты извини, я немного нервничаю перед поездкой, поэтому по-человечески пообщаться не получится,- предупредил он ее.
        - Ничего страшного, в дороге пообщаемся. Или уже на месте.- Она блеснула улыбкой.
        Адриан замер с ножом и вилкой, занесенными над куском пиццы.
        - Подожди. Ты имеешь в виду, что…
        Она хлопала ресницами.
        - …что ты тоже хочешь поехать в Эшингтон?- закончил свою мысль Адриан.
        - Ну да. Миссис Хиггинс меня пригласила, и я решила, что перед отъездом в Штаты неплохо было бы немного расслабиться, насладиться староанглийской атмосферой, посмотреть, в конце концов, провинцию родной страны, а то я, кроме Лондона, ничего не видела.
        Адриан переваривал новость.
        Сьюзен следила за его лицом, и то, что она видела, нравилось ей все меньше и меньше. Никакого энтузиазма. Похоже, он вообще не рад. Мог бы хоть изобразить некое воодушевление - из вежливости. Неужели он потерял к ней всякий интерес?
        На глаза Сьюзен моментально навернулись слезы злости и обиды. Она поспешно опустила голову, сделав вид, что распределение начинки по тесту - крайне важный и занимательный вопрос.
        Адриан мгновенно обрисовал себе перспективу своего дальнейшего пребывания в Эшингтоне. Тетя Маргарет, конечно, ее пригласила (интересно, когда?), но вот только Сьюзен, как ни крути, подруга Адриана, а не тети Маргарет, поэтому она почти все время будет проводить рядом с ним.
        Маленький кофейный рай с Анной, прощай!
        Почему-то он не мог себе представить, что Сьюзен и Анна подружатся и будут мило беседовать за чашкой чая или кофе.
        Сказать, что он ее с собой не возьмет, нельзя - это будет смертельная обида на всю жизнь. Они, конечно, через какое-то время помирятся, но даже когда Адриан станет стареньким-стареньким, Сьюзен будет ему время от времени напоминать об этом грубом отказе, как до сих пор время от времени припоминает, что еще в первый год знакомства не взял ее с собой в Португалию.
        К тому же Адриан чувствовал, что со Сьюзен что-то не так. И в отношениях их что-то не так. Нельзя сейчас быть резким, правда нельзя…
        - Сью, а тебе там не будет скучно?- осторожно спросил Адриан.- Все-таки там не так много развлечений, как здесь. Совсем не так много.
        - Но ты же не умираешь там с тоски, наоборот, тебя туда как магнитом тянет!- не сдержалась Сьюзен.
        - У меня есть занятие, которое я вожу с собой. Я пишу книгу.
        - Отлично. Буду рисовать пасторали.
        - Ну не дуйся…
        - Я не дуюсь. Мне, может быть, обидно, что ты на корню губишь мою творческую карьеру. Может, у меня талант к пасторалькам!
        - Ага. А ты его зарываешь в землю. Ничего, откапывай поскорее, а то в Нью-Йорке он умрет в страшных муках.
        Она улыбнулась.
        - Ну вот, снова солнышко выглянуло,- с облегчением констатировал Адриан.- Ладно, есть еще одна проблема. Я собирался ехать прямо сейчас. Но тебе нужно собрать вещи, правильно я понимаю?
        - А я уже собрала. В моей машине три чемодана.
        Эшингтон вряд ли переживет эту модную атаку. Ну ничего. Это еще не самая большая неприятность из всех возможных.
        Адриан и не знал, как походит иногда на свою тетю Маргарет, мучимую мигренями.

7
        По дороге к Эшингтону Сьюзен вела себя как паинька, но Адриана не покидала тревога. Он искренне надеялся, что это паранойя, а не интуиция. Кажется, скоро любимый дом тети Маргарет превратится в сумасшедший дом: тетя, Сьюзен и они с Джеймсом - гремучая смесь. Оставалось надеяться, что Джеймс уже уехал, но Адриан почему-то даже не надеялся. Бывают ситуации, в которых надежда - непозволительная роскошь.
        Джеймс не просто задержался в Эшингтоне, он еще и вышел встречать Адриана и Сьюзен.
        - Приветствую молодую чету!- воскликнул он.
        - Джим, не паясничай,- нахмурился Адриан.- А вообще здравствуй.
        - Привет!- помахала рукой Сьюзен.
        - Я же просил не называть меня Джимом при дамах,- прошипел Джеймс.
        - Извини, забылся. Джей. А где тетя?
        - В гостиной,- бросил Джеймс через плечо.
        Сьюзен не успела напомнить Адриану про чемоданы, которые ранее перекочевали из ее машины в его и теперь занимали багажник и заднее сиденье, и потому пришлось обратиться за помощью к Джеймсу.
        Джеймс всегда был не прочь оказать услугу даме.
        Тетя Маргарет сидела на диване и листала глянцевый журнал - это означало, что она в добром расположении духа.
        - Тетя, здравствуй!- Адриан поцеловал ее и сел рядом.
        - О, милый, привет! Как ты?
        - Все хорошо, спасибо. А как ты себя чувствуешь?
        - Сносно.
        - Рад видеть вас с Джеймсом в добром здравии. Боялся, как бы тут не произошло кровопролития.
        - Напрасно. Мы вполне мило пообщались. По деловым вопросам. Но сегодня он не в духе, будь осторожнее.
        - Спасибо, что предупредила. Кстати, что за интриги вы со Сьюзен плетете за моей спиной?- улыбнулся Адриан.
        - Со Сьюзен?- Тетя Маргарет удивленно приподняла брови.- Ну что ты, какие интриги… Ах, Сьюзен, дорогая, здравствуй!
        - Здравствуйте, миссис Хиггинс.- Сьюзен светилась, как тысячеваттная лампочка.- Тут так красиво - и снаружи, и изнутри… Изумительная атмосфера!
        - Я знала, что тебе понравится. А вот мой племянник обвинил нас с тобой в каких-то интригах…
        - Ну, он с утра сам не свой.
        - Ваши проблемы решились?
        - Да. Эйд - настоящий светлый рыцарь. Приехал и спас меня,- гордо объявила Сьюзен.
        - Что ж, я в нем не сомневалась.- Тетя Маргарет позвала Эмили, чтобы та проводила Сьюзен в комнату для гостей.
        Адриан пошел к себе в надежде хоть немного расслабиться за закрытой дверью.
        А вот вылезать через окно, чтобы сбежать к Анне,- унизительно и мужчины не достойно. Он же не романтичная школьница…
        В коридоре на втором этаже ему встретился Джеймс.
        - Ну что, братик, поболтаем?- осведомился он.
        - Слушай, давай потом, а? Я сейчас немного не в настроении перекидываться с тобой колкостями.
        - А я не собираюсь тебя подкалывать. Наоборот, хотел выразить тебе свое восхищение.
        - Да что ты говоришь?!- притворно изумился Адриан.
        Он не любил таких прелюдий. Джеймс, для которого отношения между ними были гораздо больше соперничеством, чем братской любовью, наверняка сейчас влепит какую-нибудь гадость. В последний раз они тепло общались на Рождество, когда Джеймс приезжал домой на каникулы и родители были еще живы.
        - Я совершенно серьезно. Я наивно полагал, что ты ничего не понимаешь в женщинах. Что ж, признаю свою ошибку.- Бесстыжие глаза Джеймса смеялись.
        - Лучше поздно, чем никогда,- прокомментировал Адриан его последнюю фразу. Ему даже знать не хотелось, что конкретно Джеймс имеет в виду.
        - А еще лучше - быстро и темпераментно.
        - Ты о чем?- Вопрос все-таки не удержался на губах.
        - Об Анне.
        Адриан ощутил, как сжимаются челюсти и виски прокалывает тоненькой иголочкой боль.
        - Так вот, я всегда почему-то думал, что ты выбираешь женщин холодных и недоступных. Исключительно за эстетическую ценность. Но Анна, Анна…- Джеймс выразительно возвел очи горе.
        - Джим, если ты еще что-нибудь хочешь сказать на эту тему, то подумай хорошенько и промолчи,- посоветовал Адриан.
        - Знаешь, я сначала гадал,- Джеймс проигнорировал его слова,- а не сыграет ли против меня то, что я твой брат. Я, как человек честный, скрывать этого не стал… В общем, я поражен. Приятно поражен. Люблю, когда женщины кричат.
        До Адриана медленно, словно по капле - яд, доходил смысл сказанного Джеймсом. Он сделал над собой усилие и разжал стиснутые до боли кулаки.
        - Так ты с ней?..- Голос не слушался и был хриплым. Но на окончание вопроса сил все равно не хватило. Воздух царапал горло, как песок. Земля стремительно вывинчивалась из-под ног.
        - Ага. Остался страшно доволен. Ты же не против? Мы с тобой оба люди приезжие, обязательств никаких, даме - одно только удовольствие…
        - Циник.- Это было самое нежное, что Адриан мог сказать сейчас обожаемому брату. Ну надо же быть таким чудовищем…
        Он хлопнул дверью своей спальни, да так, что Сьюзен высунулась в коридор, чтобы проверить, все ли в порядке.
        Адриан прижался лбом к косяку. Невозможно. Или все-таки возможно? Он же так мало о ней знает. Да и, собственно, с чего бы ей себя сдерживать? С ним, Адрианом, ее ничто не связывает, кроме ненавязчивого, приятного общения. А Джеймс… Джеймс - мачо. Самец. Рядом с ним любой синий чулок расцветет и почувствует себя суперзвездой, не то что нормальная, здоровая, красивая женщина…
        Отчего же тогда так хочется выть? Или кого-нибудь убить?
        Может, лучше порадоваться за Анну и ее пылкое женское счастье в лице любвеобильного Джеймса?
        Ну уж нет, увольте… Это было бы чересчур. Он еще не настолько силен духом.
        Хотя какое он право имеет вот так беситься и ревновать? Она давала ему обет верности? Или он давал ей понять, что между ними что-то может быть? Нет, нет и еще раз нет… Как глупо!
        Вот если бы Сьюзен внезапно влюбилась и стала с кем-то встречаться, кипятился бы он так?
        Да плевать, если честно, на личную жизнь Сьюзен, лишь бы она была довольна и ее никто не обижал!
        Анна - другое дело. Она на самом деле никогда не была просто другом - она была женщиной, которой он, как мальчишка, как идиот, не решался коснуться! И кто теперь виноват? Джеймс, который не вовремя приехал? Сьюзен, которой он не вовремя понадобился в другом городе? Анна, которая не стала дожидаться от него того, чего он не обещал?
        Виноваты либо все, либо никто. Но так как Адриан в первую очередь чувствовал вину за собой, то к данному случаю больше подходил вариант номер один.
        Только от осознания собственной ошибки не легче. Мерзко на душе, как ни крути. Его брат переспал… с его женщиной. Да, черт подери, он именно так ее и воспринимал - как свою женщину, и незачем было пудрить мозги - и себе, и ей, и всем окружающим!
        Анна…
        А что для нее я? Кто? Друг или мужчина? Адриан усмехнулся. Был бы мужчиной - не легла бы с моим братом…
        То, что они с Анной две недели наслаждались духовной близостью, а с Джеймсом у нее все произошло за два дня, только добавляло огня ему в кровь и полынной горечи в мысли.
        Выходит, что правы циники, которые отрицают дружбу между мужчиной и женщиной. Но ведь они со Сьюзен… Ай, не время обмозговывать свои отношения со Сью!
        Интересно, как Анна поведет себя дальше? Поблагодарит за то, что все так удачно сложилось и она обрела в лице Джеймса любовника своей мечты? Скажет, что глупо все получилось? Или будет играть в молчанку, делая вид, что ничего не изменилось, не произошло?
        Адриан ощутил тупую боль в зубах - так сильно он стиснул челюсти.
        А что бы она ощутила, оказавшись на его месте?
        Адриан всегда старался подавлять в себе низменные порывы, поэтому появление следующей мысли его насторожило. Но он все-таки позволил себе ее подумать.
        В другой раз Адриан отругал бы себя за пошлость мышления и мелочную мстительность. Но эта женщина определенно что-то с ним сделала…
        Все-таки утреннее недомогание не прошло бесследно. Анне понадобилось шесть секунд, чтобы понять, что человек, который возник на пороге кофейни,- Адриан. В течение следующих мгновений она без мыслей и без чувств наблюдала, как он проводит к столику красивую, дорого одетую девушку, отодвигает ей стул, поворачивается к Анне, кивает…- Здравствуй, Анна.- Такое чувство, будто воздух сгустился и звук в нем стал распространяться, как в воде.
        - Привет.- Она нашла в себе силы улыбнуться.- Как поездка?
        - Все благополучно, спасибо. Сваришь нам по чашке кофе?
        - Конечно.
        - Сью, какой ты будешь? Кстати, разреши тебе представить Анну, одну из немногих моих знакомых в этом городе.

«Одна из немногих знакомых»… Вот, значит, какой у нее статус!
        - Анна, это Сьюзен, моя подруга.
        - Очень приятно, Анна.- Анна улыбнулась так, что занемели губы, и кивнула.
        - Можно меню?- Сьюзен наивно хлопнула ресницами. Два раза.
        - Боюсь, у меня нет меню. Я варю любой кофе по желанию гостей,- почти хищно улыбнулась Анна. На самом деле меню у нее было, просто она никогда им не пользовалась, да и заходившие к ней люди в нем не нуждались. И неизменно оставались довольны.
        Сьюзен хотела чего-нибудь необычного, и Анна готовила для нее индонезийский кофе - с какао. Адриан попросил простого кофе по-варшавски. Анна думала, что расколотит все чашки, рассыплет кофе и чай, перевернет джезву - но нет, руки послушно и уверенно делали свое дело, и только губы подрагивали, если их плотно не сжать.
        Она очень старалась держать спину прямо и от этого чувствовала себя деревянной. Вот и хорошо, деревяшки не впадают в истерику…
        Анна и не подозревала, что у нее такое самообладание. Когда Дерек от нее ушел, она ревела три дня так, что лицо стало походить на подушку. Может, дело в том, что он ее тогда не видел. Интересно, если бы он сидел в кресле и наблюдал за тем, как она справляется со своим новым статусом брошенной женщины, она так же улыбалась бы, варила кофе, делала вид, что все нормально?
        Хотя это явно не тот случай. Никакая она не брошенная женщина - Адриан не мог ее бросить хотя бы потому, что никогда с ней не был. Да, они провели вместе немало времени, провели приятно, но ведь дружеские беседы ни к чему не обязывают? Было бы смешно, если бы он теперь по гроб жизни должен был хранить ей верность или спрашивать разрешения на то, чтобы прикоснуться к другой женщине.
        И все же… как мерзко на душе!
        Анна поежилась. Вот уйдет эта парочка - и плевать на все, устроит себе два часа перерыва, все равно скоро начнется мертвый час. Можно будет выпить еще аспирина, согреться в душе, поспать хотя бы полчаса - а потом играть в то, что начался новый день и вот эта сцена навсегда отошла в прошлое.
        - Анна, можно еще какой-нибудь десерт? Сью говорит, что у тебя так вкусно пахнет, что невозможно удержаться на диете,- проговорил за ее спиной Адриан.
        Надо же, она так глубоко погрузилась в свои мысли, что не заметила, как он подошел к стойке. А если бы это был какой-нибудь грабитель? Нужно повнимательнее к безопасности.
        - А она что, на диете?- машинально спросила Анна, и только потом поняла, что вопрос вообще-то бестактный и резкий.
        Чтобы смягчить грубость, она повернулась к нему и подарила ему взгляд больших невинных глаз.
        Адриан, которого она знала, наверняка смутился бы. А этот не отвел глаз. На серо-голубых радужках будто расцвела изморозь. Что-то в них было чужое, холодное, острое - как спрятанный до времени в ножны кинжал.
        Господи, его что, подменили? Или сработала какая-то странная урбанистическая магия Лондона? Почему деликатный, порядочный, благородный Адриан вдруг превратился в этого совершенно незнакомого, немного надменного, явно враждебно настроенного мужчину, который непонятно за что хочет ее наказать - это же ясно, яснее было бы только печатными буквами по лбу!
        Он пожал плечами. Анна чувствовала, как его взгляд старается пронзить ее насквозь, будто нашаривает что-то, ищет… Что ищет?
        - Мороженое со взбитыми сливками, тертым шоколадом и мятным сиропом подойдет?- осведомилась Анна. Таким тоном пожилые аптекарши перечисляют явно несовершеннолетним покупателям имеющийся в наличии ассортимент презервативов.
        Адриан переадресовал ее вопрос Сьюзен.
        Подойдет.
        Анна никогда прежде не замечала за собой неприязни к молоденьким красивым девушкам, даже к тем, кто был очевидно моложе и красивее ее, считая, что подобные чувства ниже ее достоинства.
        Что ж, все когда-нибудь бывает в первый раз.
        Адриан помялся еще немного возле стойки, потом, видимо, понял, что его взгляды совершенно не действуют на нее, и вернулся за столик.
        По случаю прихода Сьюзен Анна даже сама принесла им заказ.
        - Ну и как вам у нас в провинции? Нравится?- спросила она с неестественной улыбкой, от которой начинало сводить скулы,- резким движением очертила границу между нею и собой.
        - Да, очень мило,- кивнула Сьюзен. Когда она улыбалась, у нее на щеках появлялись ямочки.
        Анна с удивлением читала на ее лице то же недоверие, разбавленное неприязнью, что испытывала сама. Маска вежливой внимательности не производила на нее впечатления. Господи, а ей-то что? Разглядела за стойкой домашнего кафе соперницу себе?
        - Вот и Джеймсу тут нравится,- вставил Адриан и впился глазами в лицо Анны.
        Видимо, на лице ее промелькнуло что-то, крайне его заинтересовавшее, потому что она отметила какое-то мрачное удовлетворение в его взгляде.
        - Он говорил, вы поладили,- добавил Адриан для пущего эффекта.
        Анна не сдержалась, фыркнула. Ну и странные же представления у Джеймса о значении слова «поладили»!
        Не стоит фыркать при клиентах. Так недолго всех их распугать. Видимо, от одиночества все-таки начал портиться характер. А ведь Лин предупреждала…
        - Что-нибудь еще закажете?- поинтересовалась Анна. Трафаретно улыбнулась Адриану, потом Сьюзен.
        - Пока ничего, спасибо,- кивнула Сьюзен.
        Кофе был вкусным. Обжигающий, ароматный, дразнящий, с нежным оттенком шоколада. Сьюзен такого никогда не пила, хотя кофе очень любила и пробовала его во многих местах. Мне такого не сварить никогда, подумала она, и эта мысль почему-то застряла в ней как ржавый гвоздь. Ну и что, казалось бы, с того? Она все равно пользовалась только кофеваркой, а чаще - отдавала распоряжения прислуге. Велика беда…
        Но то, что эта немного странная, обаятельная, жгучая своей не-красотой женщина так явно превосходила ее хоть в чем-то, действовало Сьюзен на нервы, как болезненный прыщик над губой: можно делать вид, что его нет, прятать под слоем косметики, но все равно больно артикулировать и улыбаться, а целоваться и вовсе не захочется.
        Между этой Анной и Адрианом определенно что-то есть. Сьюзен нутром ощущала, как проскакивают электрические разряды, разве что искр не было видно. Хотя, пожалуй, если бы в зале было потемнее…
        Хорошо, что тетя Маргарет на ее стороне. Вовремя предупредила. А то сидела бы Сьюзен в Челси и тихо страдала, пока ее счастье уплывает в руки к какой-то непонятной особе, у которой ни образования, ни амбиций, ни бюста… Да здесь же настоящая буря чувств!
        Сьюзен в ранней юности, как и всякая романтичная барышня, начиталась достаточно романов о любви, чтобы точно знать, что такое буря чувств и что бывает, если она внезапно решит разразиться.
        Разговор с Адрианом не клеился.
        - Хорошо, что я увидела этот город именно осенью. Он такой уютный.
        - Да.
        - А я всегда думала - и как только люди живут в маленьких городах?
        - Хм.
        - Как на другой планете.
        - Тебе добавить сливок?
        Он, по-видимому, был не в настроении что-нибудь рассказывать, а слушать не мог - мысли были заняты другим.
        Теперь Адриан убедился, что между Джеймсом и Анной что-то было. И для нее это прошло не без эмоций. Ее лицо исказилось всего на мгновение, но он заметил. Что это - ей неприятно, что он в курсе? Она хотела скрыть? Или Джеймс оказался недостаточно хорош для нее? Вряд ли последнее, в бешеном темпераменте брата Адриан не сомневался. Любая женщина была бы счастлива раствориться в его объятиях, а тем более женщина опытная, страстная, у которой давно не было мужчины… Хотя откуда, к чертям, ему знать про ее мужчин?!
        - Эйд?- осторожно спросила Сьюзен.
        - Что?
        Она взглядом указала на его правый кулак. В кулаке он сжимал погнутую кофейную ложку.
        - Ох.
        Сьюзен, видимо, сделала какой-то вывод насчет этого дикого жеста, но Адриан не стал уточнять, какой именно. По крайней мере, если она заподозрит у него какую-нибудь агрессивную форму шизофрении, он скоро об этом узнает - врачи расскажут. В том, что Сьюзен сдаст его тете Маргарет, раз уж они теперь такие подруги, а тетя сдаст врачам, Адриан не сомневался ни на йоту.
        - Ты в порядке?- осведомилась Сьюзен. Странно, но вопрос прозвучал скорее официально, чем по-дружески заинтересованно. Она что, злится?
        - Да, в полном. Анна!
        - Что?- Анна выглянула из кухни, куда ушла минуты три назад.
        - Прости, я тебе ложку… испортил.
        Анна недоуменно взирала на испорченное имущество.
        - Включи в счет, пожалуйста.
        - Хорошо.- Пожала плечами. Снова скрылась в кухне.
        Он псих. Абсолютный. Анна вспомнила, как Дерек однажды так же сломал карандаш - механически, зло, и ее передернуло. Ладно. Может заплатить ей три фунта компенсации морального и материального ущерба и быть свободен!
        Анна уселась на высокий табурет, который просто так стоял у стенки, и подперла кулаком подбородок. Скорее бы они ушли. Ну скорее бы! Поиздевались и хватит. В том, что этот визит задумывался именно как издевательство, не осталось никаких сомнений. Иначе он хотя бы сделал вид, что хочет что-то с ней обсудить и привлечь к этому Сьюзен. Он же светский лев, в конце концов, чему его там учили…
        - Анна, принеси счет, пожалуйста!
        Анна закусила губу почти до крови. Никогда прежде она не чувствовала себя с Адрианом простой официанткой, он называл ее «осенней феей» и относился соответственно, а тут… Как обслуга в дешевой закусочной, ну правда!
        К слову об иллюзиях и самообмане. Кого же еще он может в ней видеть, как не официантку? Повара, что ли?
        Она швырнула в угол маленькое махровое полотенце с безобидным розовым осьминогом, из которого методично выщипывала нитки, когда нужно было чем-то занять руки, чтобы не сойти с ума. Похоже, сегодня осьминог изрядно полысеет. Впрочем, так ему назначено природой. Лысый осьминог выглядит гораздо естественнее, чем осьминог пушистый.
        Она распрямила плечи и вышла из кухни. Аккуратно выписала счет, подала его Адриану.
        - Жаль, что вы уже уходите,- солгала она, нисколько не заботясь о том, чтобы вежливая ложь прозвучала правдоподобно.
        - Нужно бежать, ты прости. Но мы обязательно зайдем еще.
        Анна кивнула с видом «ну заходи, заходи, но не забудь гранаты: человечинку я люблю под гранатовым соусом».
        - Приятно было познакомиться, Сьюзен.
        - Взаимно, Анна.
        Сьюзен встала, и Анна с мрачным удовольствием обнаружила, что Сьюзен на высоченных шпильках как раз одного с ней роста. Приятно знать, что можешь посмотреть на соперницу сверху вниз. При случае. Вряд ли, конечно, такой случай Анне представится…
        Адриан не повернулся помахать ей рукой от двери, как обычно. Он смотрел на спину Сьюзен, прикрываемую изысканным плащом цвета «пепел розы». А Анна смотрела на его спину и ощущала, как в полной тишине кофейни обвивается вокруг нее тугим коконом немая тоска.
        Двигаясь медленно, как в толще воды, преодолевая ставшее нестерпимым сопротивление резинового воздуха, Анна погасила светильники, заперла дверь, даже не удосужившись повесить на нее табличку «Извините, закрыто», поднялась по высоким ступенькам на второй этаж и упала на кровать. Матрас за время ее отсутствия, вероятно, покрылся каменной коркой, потому что падение отдалось в спине сильной тупой болью.
        - Это просто жар. Меня лихорадит,- сказала себе Анна. Сказала вслух, наверное, чтобы убедительнее прозвучало.
        Она лежала, неспособная пошевелиться, и смотрела в стену - потолок скучен. На стене дышали тени, отбрасываемые ветвями высокого каштана, растущего под окном, набегали, как тучи, на города, чьи очертания Анна угадывала в мозаике пятен и линий на лиловато-розовых абстракционистских обоях, на круглый, как луна, плафон ночника, который хорошо бы зажечь, но нет сил…
        Сумерки сгущались - из опаловых делались голубыми, из голубых - синими, потом темно-серыми, и вот уже в комнате стоит темнота, и тени на стене резче, страшнее. Какая-то мысль стучалась в сознание Анны, но Анна отмахивалась от нее, и мысль послушно затихала на пороге разума еще на некоторое время, а потом снова принималась за свое беспокойное дело.
        Эта мысль была об Адриане, и Анна не хотела ее думать. Она нырнула в спасительный сон, но спасение оказалось лишь иллюзией, потому что во сне Сьюзен танцевала танго прямо посреди кофейни вместе с Дереком, Джеймс угощал тетю Маргарет чаем, Анна стояла за стойкой, прибитая большими гвоздями к полу, а Адриан должен был прийти с минуты на минуту, но все не приходил.
        Анна проснулась в два часа ночи от невыносимого холода, полежала минуты три, возвращая себе контроль над разметавшимися по кровати и какими-то одеревенелыми руками и ногами, и только потом сообразила, что настойчивый клацающий звук издают ее собственные зубы, выстукивающие горячечную чечетку.
        Сил хватило ровно на то, чтобы снять туфли и забиться под одеяло. Ни о каком аспирине речь не шла - слишком далеко идти по маленькой спальне до ванной.
        В следующий раз Анна открыла глаза, когда в комнате уже плескался неяркий свет пасмурного осеннего утра. В сознании таяли образы сумбурного, неприятного сна. Анна вспомнила вчерашний день - и ей страшно захотелось, чтобы он тоже ей приснился. Можно было бы отмахнуться, растворить осадок под теплыми струями упругой воды, спуститься вниз и заварить чай в ожидании Адриана.
        Увы, эта роскошь была ей недоступна. Каждый взгляд, движение, слово, каждая секунда вчерашнего дня врезались в память, словно их вытравили кислотой по металлу. Воспоминания-шрамы.
        Романтической сказке пришел конец.
        Ее неосознаваемым мечтам пришел конец.
        Той трепетной, радужной нежности, которую она испытывала к Адриану, пришел конец.
        Пожалуй, сердце так же будет давать лишние удары, когда она будет видеть его, но вместо тепла по коже будет растекаться мороз.
        Зачем было все начинать?!
        Ведь у него и так все есть, есть деньги и титул, есть насыщенная столичная жизнь, есть семья, есть очаровательная подружка, похожая на киноактрису… Неужели в его жизни так остро не хватало чувств Анны Бартон, что он затеял эту игру?
        Анна длинно и заковыристо выругалась. Это было испытанное средство по восстановлению душевного равновесия, но средство на крайний случай.
        А впрочем… Есть ли у нее право осуждать его и предъявлять претензии? Она ему не жена, не невеста, не любовница - просто подруга, и все. Адриан познакомил двух своих подруг и все, никакой это не смертный грех…
        Здравый смысл был холоден и беспристрастен, как и полагается здравому смыслу. Но женщина в Анне рыдала, и вонзала ногти в ладони, и грозила Адриану самыми страшными проклятиями, потому что она… черт, да она же и вправду влюбилась, и кто виноват, что слишком поздно поняла это?!
        Анна питала глубокую уверенность в том, что, когда между двумя людьми что-то происходит, они оба об этом знают, путь и подсознательно, пусть и не отдают себе в этом отчета. Он наверняка где-то в глубине души чувствовал, что она к нему тянется и расцветает в его присутствии, и сам расцветал, так зачем? Зачем вмешал сюда Сьюзен? Хотел показать Анне, что у них ничего не получится?
        Да она и так это знает, знала всегда, они же родились и выросли в разных мирах, и в разных мирах живут, и по узкому мосту, который лежит через эту пропасть, не пройти ни ему, ни ей. Она никогда не мечтала попасть на страницы светской хроники, развлекаться при свете вспышек фотоаппаратов, да и он в этой провинциальной дыре - как дельфин в обычной ванне, скоро задохнется…
        Анна рывком поднялась с постели. В глазах потемнело, но совсем ненадолго. Ноги держали. Значит, лихорадка явно нервного происхождения позади.
        Часы показывали восемь тридцать - очень мило с их стороны, есть время прийти в себя перед началом рабочего дня. Анна долго обливалась то горячей, то холодной водой, долго уговаривала свое лицо спрятать отеки и траурные полукружия под глазами. Лицо уступило, вняв веским косметическим аргументам вроде термальной воды, тоника, тонального крема и пудры. Анна решила, что, если не подкрасить глаза и губы, «штукатурка» будет смотреться как специальный макияж на покойнике, а потому потратила еще десять минут на работу с красками.
        Результат ее вдохновил: она стала похожа на куклу, причем в лучшем смысле этого слова - нежный цвет лица, длинные ресницы, подчеркнутый крутой изгиб бровей, полуяркие матовые губы. Узкое светло-серое платье с наброшенной на плечи ярко-красной шалью довершило облик. Анна подумала, что с нее хорошо бы рисовать персонажей японского анимэ, надела туфли на высоком каблуке (на случай, если Сьюзен заглянет еще раз и можно-таки будет посмотреть на нее сверху вниз) и спустилась в кофейню.
        Судя по всему, постоянные клиенты прониклись неосознанным сочувствием к Анне и обстоятельствам ее жизни, которые в последнее время то и дело вмешивались в ее рабочий график. Во всяком случае, ни тебе разбитых стекол, ни неприличных надписей краской на стекле, которые бы выразили ей справедливый упрек в том, что она мало работает. Может, и вправду подумать о помощнике?
        Анна включила свет - осенью даже по утрам он необходим для поднятия настроения, и поставила чайник, надеясь, что уютные звуки вскипающей воды помогут ей настроиться на рабочий лад.
        Настроение подниматься не спешило. Анну мучило чувство, что ее предали. Нет, конечно, Адриан не клялся ей в любви до гроба и, если быть точной, не обещал вообще ничего. Но все-таки… Как-то гадко он все сделал. Его будто подменили вчера, точнее, наверное, не вчера. Если бы с ним было все нормально, он, может, все равно привел бы сюда Сьюзен, но вел бы себя не так холодно и надменно.
        Анна перетирала посуду, с которой не справилась вчера.
        Неужели прошедшие две недели ей просто приснились? Или это был тщательно разыгранный спектакль?
        Хлопнула дверь. Сердце ёкнуло. Анна подняла голову - Клайв.
        - Доброе утро, Анна.- Приветствие прозвучало почти как вопрос.
        - Привет, Клайв.- Анна постаралась скрыть разочарование.- Самый крепкий и бодрящий?
        - Да-да.
        Вот еще одно недоразумение. Анна, конечно, не рассчитывала составить партию какому-нибудь арабскому шейху, но и Клайв это уже перебор со стороны Амура, явный перебор. Похоже, этому несносному мальчишке давно не надирали уши…
        Анна предположила, что он снова начнет свои матримониальные разговоры, но ей было уже все равно. Когда собственное сердце разбито, меньше волнуешься за чужие. Жестокая правда жизни.
        Клайв мялся и выглядел немного испуганным. С чего бы это? Он имел некоторое моральное право на нее обижаться. Если посмотреть с определенной точки зрения - злиться. Но пугаться-то чего?
        - Как жизнь?- бросил первый камушек Клайв.
        - Прекрасно,- процедила сквозь зубы Анна.
        - Хорошо,- согласился Клайв.
        - Давай делать вид, что все по-прежнему? А? Что некоторый разговор нам просто приснился. И ты перестанешь меня смущаться, а то я раздражаюсь,- выпалила Анна.
        - Да я же ничего,- опустил глаза Клайв.
        - Вот и хорошо. Снова друзья.
        Интересно, а как Адриан отреагировал бы, если бы она пошла под венец с Клайвом? Можно было бы пригласить его на роль свидетеля…
        Он бы умер. От разрыва сердца.
        Или со смеху.
        Дверь снова хлопнула. Это пришел Джеймс.
        Анна враждебно впечатала в стол блюдце. Челюсти сжались сами собой. Пожалуй, у Клайва в самом ближайшем будущем появятся основания ее опасаться. Они ее преследуют, мужчины из этого проклятого богом и всеми чертями семейства? Анна вчера растеряла последние теплые чувства к сильной половине человечества, а мужчины по фамилии Томсон теперь могли в ней разбудить только самые темные инстинкты, причем с сексом никак не связанные. Что там говорил старик Фрейд? Эрос и Танатос, кажется?
        Если бы пожаловал Адриан, улыбнулся бы ей по-доброму, сказал бы, что сам не знает, что вчера на него нашло, она, наверное, покачала бы головой, все ему простила и еще посмеялась вместе с ним над дурацкой ситуацией. Но Джеймс…
        - Здравствуйте, Анна.- В глазах-угольях притаился вопрос.
        - Доброе утро, Джеймс.
        Я спокойна. Я очень спокойна. Как река. И до водопада очень-очень далеко…
        - Будьте добры, чашку эспрессо, как вчера. У вас чудесная кофеварка.
        Анна улыбнулась одними губами и сделала шутливый книксен. Клайв бросил на нее удивленный взгляд. Было видно, что в присутствии Джеймса он чувствует себя неуютно.
        Джеймс расположился за стойкой, по соседству с Клайвом, чем вовсе не добавил ему радости жизни. Клайв принялся вертеть чашку на блюдце - Анна замечала за ним этот жест в минуты душевного волнения.
        - Как дела?- почти с вызовом спросил Джеймс.
        - Спасибо, великолепно,- ответила Анна без улыбки.- А ваши?
        - Хорошо, хотя могли бы быть и лучше,- подмигнул Джеймс.
        - Не могли бы,- процедила она сквозь зубы.
        Анна сняла с песка джезву, в которой варила кофе для Клайва, налила дымящуюся жидкость в чашку. Зря она с ним так. Похоже, единственный порядочный мужчина во всей округе. Наверное, в одном лице мужского пола просто не могут сочетаться прекрасная душа и еще какие-нибудь достоинства, которые принимаешь во внимание, рассматривая чью-либо кандидатуру на роль спутника жизни. Или просто любовника, на худой конец.
        - Это проклятие?- уточнил Джеймс.
        - Вот еще!- усмехнулась Анна.- Стала бы я тратить свою ведьмовскую силу на вашу персону!
        - Я уничтожен,- констатировал он.
        - Ура,- без особого энтузиазма отозвалась Анна и вкрадчиво поставила перед ним чашку кофе.
        - А сливки?- невинно поинтересовался Джеймс.
        - Кончились,- с угрозой проговорила Анна.
        - А жаль,- притворно опечалился Джеймс.
        - Я вам не мешаю?- Клайв, по-видимому, разозлился - порозовел.
        - Нет.
        - Да,- в один голос отозвались Анна и Джеймс. Естественно, мешал он Джеймсу, а не Анне.
        - Послушайте, мистер Томсон,- начала Анна. Ее терпение трещало, как плотина под напором воды после прошедшего ливня, и в зале сгущалось напряжение.- Если уж на то пошло, то Клайв - мой постоянный клиент и хороший знакомый, а вот вы - эпизодический персонаж, которого я, вероятнее всего, никогда больше не увижу - к своему несказанному счастью. Так что церемониться с вами я не буду. Хватит. А если ваш братец прислал вас разузнать, в каком я настроении, то передайте, что в отвратительном и ему не поздоровится, если он еще раз здесь появится. Вас касается то же самое. Все. Кофе за счет заведения.- В угол полетело скомканное вафельное полотенце. Анна вылетела на кухню, звонко впечатывая каблуки в коричневые плитки пола.
        Клайв и Джеймс сидели в гробовой тишине, которая всегда бывает перед или после бури. Оба надеялись, что буря уже миновала, потому что если этот взрыв - еще не буря, то человеческих жертв явно не избежать. Клайв еще больше разрумянился - то ли от волнения, то ли от восхищения смелостью Анны.
        - М-да,- многозначительно изрек Джеймс. Его совершенно не грела мысль, что вот сейчас - да, сейчас, впервые в жизни - его грубо, пусть в истерике, но все равно грубо отбрила женщина. Еще хуже он себя ощущал от того, что у его любовного фиаско были свидетели. Единственная возможность хоть как-то спасти ситуацию - продемонстрировать полное к ней, к ситуации, пренебрежение.- У нее что, месячные?
        Клайв из нежно-розового сделался багровым.
        - Послушайте, любезнейший…- Видимо, он собирался сказать Джеймсу нечто в той же тональности, что и Анна, но то ли силы чувств не хватало, то ли врожденная робость не позволяла.- Я вас очень попрошу выбирать выражения, когда речь идет о моей… невесте,- изрек он со всем достоинством и холодностью, на которые был способен.- Тем более что ее физиологические циклы вас совершенно никак не касаются.- Он поднялся, снял с вешалки шляпу, надел плащ и удалился.
        Только на улице он сообразил, что надо было бы остаться - на случай если до того неприятного усатого типа плохо доходит и он позволит себе что-нибудь лишнее в адрес Анны. Но гордо удалиться проще, чем гордо возвратиться, поэтому Клайв решил не портить эффекта от сцены.
        Невесты?!- ужаснулся Джеймс. Ужас перешел в гомерический хохот. Продолжать этот фарс дольше не было сил, поэтому так, давясь смехом, он и покинул кофейню. Ну надо же, каков жених… И Эйд еще на что-то рассчитывал?! А сам Джеймс удивлялся, что в ней так много нерастраченной страсти!
        Джеймс уходил, унося с собой большую ценность. Ценностью было знание, что неудивительно в наш век. Адриан, судя по всему, тоже потерпел с Анной сокрушительное поражение. Тут они с ним абсолютно на равных.

8
        Наконец-то этот ужасный день подошел к концу. Анна заперла дверь и почувствовала себя немного уютнее. Теперь она ни перед кем не обязана делать хорошую мину. Впрочем, посетителей сегодня было немного - видимо, они почувствовали, что над кофейней «Гватемала» сгущаются тучи, и предпочли обойти ее стороной. Анне было стыдно за свою выходку - прежде всего перед собой. Она никогда не выходила из себя при посетителях, ни-ког-да! Прежде. Этот день все-таки настал, и настал по вине мужчин.
        Анна не жалела, что нагрубила Джеймсу - она не настолько плохо разбиралась в людях, чтобы принять его за хорошего человека, которого обижать не стоило. И все-таки… Ах, да черт бы их всех побрал, Джеймса, Адриана, Сьюзен и тетушку Маргарет вместе с ними! Старая интриганка… Да еще Клайв… Анна слышала из кухни, как он попытался урезонить Джеймса. Женишок нашелся! Вдруг он и в самом деле спятил и теперь верит в то, что она ответила согласием на его предложение мягкой руки и доброго сердца?!
        Ее рабочий день давно закончился, а Анна все еще возилась внизу: у нее было правило - не вносить злость за порог спальни. Пока не пройдет приступ мизантропии, можно перемыть и перетереть все чашки и блюдца, расставить их по полочкам, протереть столы, вымыть пол… Злость ушла только с последней каплей сил.
        Осталась тоска.
        Адриан не появился. Может, Джеймс передал ему «горячий привет» от нее, может, они даже посмеялись вместе над ее вспышкой. Хотя не исключено, что Адриан, показав ей Сьюзен вчера, потерял к ней всякий интерес и теперь мирно попивает чай в фамильном особняке в окружении нынешних и будущих членов семейства. От этой мысли одновременно хотелось расплакаться и вонзить зубы во что-нибудь упругое и теплое, желательно с привкусом его, Адриана, живой крови…
        Адриан не шел у нее из головы. Анне начало казаться, что она сходит с ума и совершенно напрасно заподозрила это дело за Клайвом… Теплая улыбка, смеющиеся глаза, топазово-голубые - и изморозь в тех же глазах, упрямая, холодная складка у рта. Как может быть, что это один и тот же человек?
        Анна поймала себя на том, что сидит за крайним столиком и следит за движением секундной стрелки на часах. Стоп. Хватит. В этом трансе она может пребывать часами - проверено после расставания с Дереком.
        Кровать встретила ее более радушно, чем вчера. В теле гудела усталость, но сон все же не шел. Выпить мятного чаю? Нет, слишком долог путь до кухни. Настойчиво, как сверчок в углу, так же тихо и так же неумолчно звенело в голове слово: «Эйд». Ну сколько можно? Нельзя же теперь еще полгода потратить на мысли о несбывшейся жизни с мужчиной, который ее не любил!
        Анна уткнулась лицом в подушку. Нужно уехать. Хоть маленький отпуск - но он, может быть, спасет ей жизнь. Поехать в Брайтон, нет, лучше в Шотландию, на Лох-Ломонд, смотреть на жемчужно-серое небо, отраженное в свинцово-серой воде посреди блеклых лугов и искрошенных скал… Когда она приедет, Эшингтон встретит ее таким же, каким был до приезда Адриана. Адриан и его славное семейство уже уедут…
        Анна почувствовала, что в глазах стало больно и влажно. Ну вот, слезы…
        А потом она услышала ее. Мелодию, которую не слышала уже несколько лет,- старенький фокстрот, от которого в горле встал болезненный ком, а в груди полыхнул страх.
        Под эту мелодию она писала свой «роман». Она видела, как под нее танцевали ее рано повзрослевшие герои, и плакала, переживая их боль и разлуку.
        Разве в числе ее соседей появился меломан-полуночник?
        Кажется, нет. Ноты - непрошеные гости - звучали в ее памяти, всплывая из черной пустоты, где, Анна знала, лежит ключ к самым сокровенным тайнам мироздания. Создания миров из переплетающихся слов, ткани мысли и воображения.
        - Постой, пожалуйста, погоди…- прошептала она и, прижимая пальцы к виску, будто боясь что-то расплескать, встала, добрела, спотыкаясь в темноте, до соседней крохотной комнаты - своего кабинета - и дрожащей рукой нажала на податливую кнопку включения.
        И снова - как раньше, когда перед глазами встают картины чьей-то жизни, в ушах звучат чужие разговоры, чужие мысли сплетаются в слова и фразы и стекают из-под пальцев. Анне не нужно было перечитывать книгу, чтобы вспомнить, чем все закончилось - она и так прекрасно знала, в какой момент жизни Донны и Майкла накрыла серая мгла, и она перестала «видеть» их. «Смерть романа», внезапно накатившие слепота и немота - вот каково было самое страшное испытание в жизни Анны, гораздо страшнее, чем внезапный разрыв с любимым мужчиной, страшнее, чем разбившаяся иллюзия с Адрианом… Она знала это совершенно точно, и ей было странно - как не поняла до сих пор?
        - Донна, ты тоже это видишь?- Майкл стоял, запрокинув голову, и она сперва скользнула взглядом по этому беззащитному горлу с выпирающим адамовым яблоком, которое когда-то казалось таким смешным, и только потом посмотрела вместе с ним вверх. Над ними плыли облака. Таких облаков Донна не видела три с половиной года. Может, они и были, плыли где-то в растревоженном самолетами и бомбами небе, но тогда Донна смотрела только рядом с собой. Кровь. Боль. Предательство. Героизм, про который только потом скажут, что это героизм, и который вблизи кажется неоправданным риском и самоубийственным чудачеством.
        - Да.
        - Они снова прилетели? Киты, замки, смешные собаки… Помнишь, как в детстве?
        Донна опустилась на траву. Подол платья отчаянно и жалко разметался по траве. Она обняла его колени. Если он еще куда-нибудь уйдет, она умрет, разорвется на части, растает в весенней реке, как испачканный кровью лед…
        - Пожалуйста, будь со мной,- шепотом попросила она.
        - Я буду,- очень серьезно ответил Майкл.
        Анна плакала. Это было так странно - полузабытая радость, благословение неба, возможность плакать вместе с людьми, которых не было, которых никто, кроме нее, пока что не знал - во всем огромном мире. Но, может быть, узнает?
        Она провела в бреду еще одну ночь, но на этот раз это был почти счастливый бред, хоть и наполненный нешуточной болью. В нем были еще нежность и надежда, и осознание того, что самое величественное деяние человека, и чувство, и призвание - это любовь. Около четырех часов Анна заставила себя спуститься вниз и заварить чашку крепкого-крепкого парагвайского травяного чая: глаза слипались, а сон вот-вот грозил поглотить сознание, но Анна не могла себе позволить потерять ни одной драгоценной минуты этой волшебной, сказочной, благословенной ночи. Чай с дымным ароматом обжигал нёбо, но в теле появилась звенящая легкость, а в голове - кристальная ясность мысли. Правда, мир Анна воспринимала, как сквозь толщу горячего воздуха, и знала, что наутро будут дрожать руки, но это не отменяло самого главного счастья - быть здесь и сейчас.
        Будильник сработал как обычно - в семь тридцать, сработал, надо сказать, вовремя, потому что пальцы от усталости уже медленно двигались над клавиатурой, а клавиши будто стали жестче и пружиннее - требовалось усилие, чтобы нажимать.
        В зеркале Анна встретила бледное лицо с большими немигающими глазами, обведенными голубоватыми тенями. Тем не менее это лицо было счастливым, и Анна не без удовольствия узнала свои черты. Она долго стояла под горячим душем - включить холодную воду просто не хватило силы воли,- медленно одевалась и наносила такой же фарфоровый макияж, как и вчера, потом медитативно, без всяких мыслей - любой буддистский монах обзавидовался бы - варила и пила кофе в пустом зале кофейни.
        День прошел, как в тумане, но туман был радужным и теплым, он смягчал очертания предметов и делал все их гораздо симпатичнее. Даже мысли об Адриане не расстраивали, а спокойно дрейфовали, как большие парусники на безоблачном горизонте, которые дальность расстояний превращает в белые точки.
        Адриан не появился, не появился и Джеймс, и Анна была им обоим страшно признательна за это.
        К концу рабочего дня Анна уже с трудом могла отличить кофе темной обжарки от кофе светлой обжарки и долго-долго рассматривала чай, чтобы понять, какой он - черный или зеленый. Впервые она удивилась тому, что не держит надписей на банках. Досадное упущение, нужно исправить…
        Закрыв кофейню и наспех перекусив, Анна помчалась - то есть ей казалось, что помчалась, а на самом деле побрела в кабинет, но измученное тело отказалось удерживаться в сидячем положении, поэтому Анна завела будильник на четыре утра и заснула, не успев коснуться головой подушки.
        Адриан был болен. Откровенно говоря, тело его было в полном порядке - нога не болела, температура не поднималась, не болело горло. Болезнь была где-то рядом, он чувствовал ее присутствие и все глубже и глубже погружался в чистейшую байроническую хандру. Анна изменила ему с Джеймсом. Собственно, малопонятно, как она могла ему изменить с кем бы то ни было, не будучи ни женой, ни любовницей, но Адриан был не в том состоянии, чтобы вдаваться в мелкие подробности. Мысль - причем именно в такой форме - вертелась в мозгу и категорически не желала уходить.
        Адриан мечтал убить Джеймса. Конечно, мечтал втайне, но именно потому никто не мешал ему лелеять самые зверские братоубийственные фантазии. Адриан раньше и помыслить не мог, что способен так сильно кого-то ненавидеть. Ненавидеть брата ему не хотелось, и он пытался перенести это чувство на Анну, но у него не получалось.
        За пару дней его отсутствия - фактически за несколько десятков часов - в ней что-то очень изменилось. Если бы Джеймс не сказал ему, он бы все равно понял, что она теперь другая. Удивительно, какими хрупкими оказались их отношения, как легко было их разбить… Адриан вспомнил стеклянную картину Мэри Гроув. Да, точно так же - прекрасно на грани невыразимого и хрупко, как тонкая льдинка. Не нужно ходить по тонкому льду в тяжелых ботинках. Да и вообще… не нужно.
        Он избегал Джеймса - Джеймс, напротив, заговаривал с ним, и в его глазах, в его словах, его жестах и ухмылках сквозило превосходство.
        Вчера за ужином Джеймс легонько толкнул его ногой под столом - без всякого повода, просто так. Адриан едва не набросился на него с кулаками, перевернул одеревеневшей рукой солонку и неуклюже извинялся перед Сьюзен.
        Сьюзен, кажется, скучала, но Адриану не было до нее особого дела. Он ее не приглашал - он не несет ответственности за ее досуг. А досуга здесь у нее было двадцать четыре часа в сутки. Благо тетя Маргарет рада была молодой и внимательной собеседнице.
        Адриан и понятия не имел, что Сьюзен по ночам грызла от досады и обиды подушку и строила такие же изощренные планы убийства Анны, как он - Джеймса. Она приехала сюда, чтобы быть с Адрианом, а вместо этого оказалась в одиночестве. Сьюзен плохо переносила одиночество и отсутствие поклонников, и общество тети Маргарет могло утолить эту потребность, как вода - голод. Лучше чем ничего, но от истощения не спасает.
        Сьюзен очень рассчитывала, что события развернутся по сценарию «пришел, увидел, победил». Она, конечно, и представить не могла, что Адриан сразу же по приезде потащит ее знакомиться с соперницей, но тем ярче была ее радость от такого поворота судьбы.
        Она ожидала, что «соперницей» окажется милая простушка, неведомо чем прельстившая наследного графа Рочестерского - возможно, своей экзотичностью для его отточенного на лондонских львицах вкуса. Вместо этого она столкнулась с привлекательной, умной, изящной женщиной, которой гораздо больше теплых стен домашнего кафе подошли бы недописанные холсты в мастерской где-нибудь на Средиземном море. Она сразу поняла, что это и есть то самое «увлечение», про которое говорила тетя Маргарет,- по напряжению, которое витало в воздухе между ними троими.
        Возможно, они с Адрианом поссорились, иначе откуда эта холодность, но…
        Почему, почему тогда он не пришел за утешением к ней, Сьюзен?
        Почему делает вид, что забыл о самом ее существовании, когда они живут в соседних спальнях и едят за одним столом?!
        Что еще нужно сделать, чтобы он ее заметил - на фоне старинной мебели и портретов своих предков?
        Ясно одно. Адриан, похоже, переживает не самые лучшие времена, и переживает их однозначно из-за этой женщины. И если «увлечение» внезапно превратилось в полную болезненную отчужденность (а Адриан никуда из дому не выходил, Сьюзен знала), значит, оно не так поверхностно, как могло бы быть.
        Однако, похоже, проблема эта решилась сама собой - во всяком случае, без участия Сьюзен, и она убеждала себя, что это очень хорошо, потому что, если честно, не представляла, что сама могла бы сделать. Ей как-то раньше не приходилось нейтрализовывать девушек Адриана - они появлялись в его жизни, как бабочки-однодневки, и, если не через день, так через месяц уж точно, исчезали.
        Сейчас же самое большое, что могла сделать Сьюзен,- это скрасить дни Адриана и закрепить, если можно так выразиться, поражение Анны Бартон. Чтобы у той не осталось никаких иллюзий на тему того, что можно все вернуть. Так как Адриан в ее сочувствующей компании не нуждался, Сьюзен решила обойтись вторым.
        Когда она в конце концов улизнула из дома Томсонов под предлогом шопинга, без которого приличной девушке жизнь не в радость, и, прилично поплутав по городку, в котором такси не было как таковых, вошла в кофейню Анны Бартон со странным южноамериканским названием, ей Анну стало почти жаль.
        Анна умело накрасилась, но опытный женский глаз сразу видел, что скрыто под слоем декоративной косметики - синяки под лихорадочно блестящими глазами, а вот бледность вполне натуральная, и волосы аккуратно уложены, а не как в прошлый раз, когда они сами по себе лежали пышно и естественно.
        Анна - гордая женщина, но от другой женщины, которая знает, что такое слезы в подушку, ей не скрыть бессонных ночей.
        - Добрый день,- бодро улыбнулась Сьюзен. Она приготовила для Анны убийственный взгляд накрашенных в дымчато-зеленой, «кошачьей» гамме глаз, но постеснялась.- Найдется столик?
        - Здравствуйте… Сьюзен. Столики есть, располагайтесь, где нравится.- Анна говорила медленно, будто что-то ей мешало.
        - Тогда я сюда!- Сьюзен села на табурет у стойки. Изящное, но заученное движение. Если бы Анна в свое время не посещала ради Дерека курсы «моделинга», она бы предположила, что у барышень вроде Сьюзен это умение элегантно присаживаться врожденное.
        Неужели теперь я обзаведусь еще и поклонницей?- иронически поинтересовалась у судьбы Анна. Сьюзен как раз заняла любимый табурет Клайва. На стойку легли кожаная сумочка-кошелек и шелковый шарф. От Сьюзен приятно пахло осенней свежестью и какой-то дорогой туалетной водой, Анна не знала, какой именно: видимо, это был совсем новый аромат.
        - Что вам предложить?
        - Какой-нибудь некрепкий кофе, со сливками и сахаром.
        - Может быть, латте - с молочной пеной?- Анна спросила не просто так, дело в том, что молочную пену она взбивала на кухне - не та процедура, которая могла бы кого-то покорить своим эстетическим выполнением.
        Заодно можно отдышаться, поправить макияж и нацепить более естественную улыбку.
        - Да, было бы чудесно,- блеснула жемчужными зубками Сьюзен.
        Ей, наверное, никто не говорил, что отбеливание портит эмаль.
        - Адриан передавал вам привет.
        Вот это да! Анна повела бровью. С приветом мог бы послать Джеймса, за чем дело стало…
        - Спасибо, очень любезно с его стороны. А почему он сам не пришел?
        - О, знаете, он так занят, они с Джеймсом и тетей Маргарет все время спорят о делах, он в очень дурном расположении духа…
        Сьюзен давно усвоила, что «припудренная правда» работает гораздо лучше откровенной лжи.
        - Понятное дело.
        Сьюзен завороженно смотрела на руки Анны. Снова та же глупая мысль: я так не смогу… Зато Анна никогда не сможет с таким же изяществом носить сумочку от
«Эрмес», и вряд ли она в месяц зарабатывает столько, сколько стоят чулки Сьюзен вместе с кружевным поясом!
        И вот тут Сьюзен поняла, какая пропасть лежит между ней и Анной. Не социальное положение, не счета в банке и перспективы - банальный жизненный опыт. Сьюзен ощутила себя рядом с ней просто маленькой избалованной девчонкой. У нее есть многое из того, чего нет у Анны,- и при этом ей никогда не прожить такой трудной, насыщенной жизни, и Анна всегда будет на десяток лет старше ее, опытнее ее, мудрее ее. Не тот случай, когда молодость решает все.
        - Анна, сколько вам лет?
        Анна обомлела от такой бесцеремонности. Хочет услышать подтверждение своего триумфа? Маленькая куколка…
        - А я думала, в приличных семьях учат не задавать некоторых вопросов.
        - Я ничего плохого не имела в виду,- стушевалась Сьюзен.- Просто интересно…
        - А, ну если просто интересно, тогда это в корне меняет дело,- саркастически усмехнулась Анна.- Что, так плохо выгляжу?
        - Нет, наоборот, но очень… Простите, я напрасно начала этот разговор.
        Анна кивнула - то ли приняла извинения, то ли согласилась с последней фразой.
        Сьюзен намеревалась как-нибудь деликатно в разговоре подчеркнуть, что они с Адрианом очень близки, как чудесно, что они вместе оказались в провинции, что это очень романтично и вообще освежает отношения. Вместо этого она молча просидела пятнадцать минут за стойкой, ёрзая от неловкости в такой близости от Анны и не имея правдоподобного предлога куда-нибудь пересесть. Она смотрела, как Анна заваривает чай и кофе, раскладывает по вазочкам и тарелочкам десерты, как она улыбается людям - тепло и немного рассеянно, и чувствовала свое не-превосходство.
        Победоносного проставления точки не получилось, и Сьюзен промаялась с чашкой очень вкусного кофе, пока приличия не позволили уйти.
        Анна проводила ее долгим взглядом. Без всякого выражения на лице.
        Когда организму чего-то очень не хватает, прочие раздражители воспринимаются раз в восемь слабее. У Анны сейчас было две вещи на повестке дня: во-первых, она хотела спать. Не признаваться себе в этом было бы нечестно, а потому она признавалась, но высыпаться не собиралась, потому что под пунктом два в списке самого важного значилось «РОМАН ВОТ-ВОТ БУДЕТ ЗАКОНЧЕН».
        Реальность для нее превратилась в сон, а роман граничил с реальностью. Уже через пять минут после ухода Сьюзен Анна вспоминала об этом странном визите без всяких эмоций.
        Она легла спать в пять утра - с трудом добрела до кровати и повалилась на холодное одеяло. Скоро начнет светать. По лицу катились слезы, а Анна не вытирала их - ни к чему. Плакать, лежа на спине, неудобно - горячие капли затекают в уши, остывают, противно, поэтому она повернулась на бок.
        Анна плакала от облегчения, от страха и от счастья. От облегчения - потому что наконец закончила труд, который зрел в ней шесть с лишним лет. От страха - потому что боялась за своих героев, ей очень хотелось, чтобы у них все было хорошо, но в мире столько опасностей… Анна точно знала, что они будут любить друг друга до самого конца. Анна очень боялась, что Донна умрет при родах, но этого в книгу она включать, конечно, не стала. В книге должна быть надежда.
        А еще это были слезы счастья, которое знакомо лишь тем, кто хоть раз испытал уверенность: он уже сделал то, ради чего пришел в этот мир.
        - Спасибо, Господи, за то, что доверил это мне,- шептала Анна.
        Она была сейчас благодарна всем на свете: и Дереку, который заставил книгу
«уснуть» в ней и таким образом сделал более зрелой; Адриану, причинившему ей такую боль, от которой можно было спрятаться только в книге - «проснувшейся» книге. Анна спряталась - и не умерла, но почти воскресла. Вместе со своим романом. Она назвала его «Жизнь в облаках». И пусть критики ломают головы, почему в книге с таким названием так много боли, разрушения и смерти.

9
        - Эйд, что-то ты совсем захандрил,- констатировала тетя Маргарет, аккуратно помешивая ложечкой чай.
        Завтрак проходил в молчании и скуке. Может быть, этому способствовала пасмурная осенняя погода. Может быть, то, что Адриан и Джеймс совсем плохо ладили в последнее время.
        Сьюзен шумно вздохнула и отправила в рот кусочек бисквита.
        Тетя Маргарет очень рассчитывала, что присутствие Сьюзен подействует на Адриана благотворно и он перестанет заниматься всякими глупостями (просиживать часами в кофейне у Анны Бартон), а вернется к обычным делам - станет писать книгу, гулять с подругой, развлекать беседами любимую тетю.
        Адриан, конечно, перестал бывать у Анны - судя по тому, что все время проводил, запершись в спальне,- но погрузился в мрачную апатию, и тетя Маргарет сомневалась, что он проводит эти тихие часы за компьютером.
        Она подарила ему старинную печатную машинку. Антиквар клялся, что сам Сомерсет Моэм печатал на ней свои первые пьесы. Адриан этому писательскому подарку обрадовался лишь настолько, насколько требовали приличия. Похоже, труд по экзистенциальной философии переживал не лучшие времена.
        Сьюзен ходила по дому потерянная и какая-то бледная. В октябре только пылкая взаимная влюбленность может заставить барышню расцвести. Похоже, Сьюзен в этом плане не повезло. Кроме всего прочего, в этой глуши некому было оценить ее безупречно подобранные наряды, и она очень скоро перестала переодеваться к чаю и к ужину и ходила по дому в одном платье - кажется, «Гуччи», с кожаным ремнем, который, как ни крути, идеально подчеркивал осиную талию.
        - Что случилось?- для проформы спросила тетя Маргарет. Кто-кто, а она-то знала, что он ничего ей не скажет.
        - Все в порядке, тетя, не волнуйся. Наверное, какая-то вялотекущая простуда,- устало проговорил Адриан. Воспаление чувств. Плюс острая аллергия на Джеймса.
        - Понятно. Судя по всему, эта вещь заразная, и скоро мы все превратимся в осенних сонных мух,- предположила тетя Маргарет.
        - Может, сходим в театр?- предложила Сьюзен.
        - Ты же вроде как отдыхать в тишине и покое сюда приехала. Наблюдать английскую провинцию. Разве нет?- уточнил Адриан.
        - Отдых и умирание со скуки - не одно и то же,- ответила Сьюзен.
        - Кажется, пора возвращаться в Лондон,- провозгласила тетя Маргарет.- Лично я уже нагостилась на исторической родине.
        - Ну наконец-то,- проворчал Джеймс.- А то дела стоят, а мы тут убиваем время.
        - А тебя кто-нибудь просил тут задерживаться?- поинтересовался Адриан.
        - А как же!- подмигнул ему Джеймс.
        Адриан побелел.
        Тетя Маргарет и Сьюзен переводили взгляд с одного на другого.
        - Я что-то не голоден,- проговорил Адриан.- Прошу прощения.
        Он поднялся и, вскинув голову, широким шагом вышел из столовой.
        - А в чем, собственно, дело?- спросила тетя Маргарет, буравя Джеймса взглядом.
        - Эйд не в духе, ты же видишь. Какой-нибудь экзистенциальный жизненный кризис,- пожал плечами Джеймс.
        Уж не Анной ли зовут этот кризис?- спросила сама себя тетя Маргарет. Развивать эту мысль не хотелось. Анна - не та женщина, которая может изменить жизнь ее любимого племянника. Значит, чем скорее он отсюда уедет, тем лучше.
        Адриан и сам не знал, разделяет он это мнение или нет. С одной стороны, ему очень хотелось поскорее покончить с этой историей (и чтобы Джеймс покончил с ней тоже). С другой стороны, его мучила неразрешенность отношений с Анной. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что глупо поступает, прячась от нее. Тот демонстративный визит под ручку со Сьюзен, очевидно, неприятно поразил Анну, это было видно по ее реакции. Они как-то молчаливо поссорились, не сказав друг другу ни слова по существу вопроса… Хотя что тут скажешь? «Прости, мне очень понравился твой брат». - «Да ничего, я все прекрасно понимаю, мы же друзья, не бери в голову»…
        Раньше Адриан не верил в безвыходные ситуации. Ему казалось, что выход есть всегда, просто человек иногда не готов, не хочет его увидеть. Теперь он отлично понял, как ощущает себя этот самый человек.
        Время уезжать. Может, хорошо, что все так? Если бы у них с Анной что-то получилось, если бы он понял, что чувствует к ней, чуточку раньше, сейчас мысль об отъезде казалась бы ему невыносимой. А так…
        А так она просто тяжела. Как столп Стоунхенджа.
        Адриан начал собирать вещи. Вещей было немного. Он до сих пор ходил в джинсах, но как-то несколько дней забывал побриться, и сейчас растительность на щеках и подбородке напоминала о том времени, когда он носил бороду. Забавно. Он совсем не похож на себя прежнего. Скорее на какого-то гангстера или рок-музыканта. Эта мысль заставила его улыбнуться. Анне бы понравилось. Улыбка превратилась в усмешку. Да, ей, похоже, по вкусу целоваться с усатыми мужчинами…
        В комнату тихо постучали. Адриан вздрогнул от неожиданности. Живот рефлекторно напрягся. Неужели Джеймс, легок на помине?
        - Да?
        Это была Сьюзен. Сьюзен хотела, чтобы он погулял с ней по городу перед отъездом. Тетя Маргарет решила, что откладывать в долгий ящик не следует и можно выехать после вечернего чая. У Адриана сложилось впечатление, что она хотела чего-то еще, но намеренно об этом не заговаривала.
        - Сью, я сейчас не лучшая компания для прогулок, правда. Еще подхватишь мою хандру,- попробовал отшутиться Адриан.
        - А я уже подхватила, так что мне ничто не угрожает. Пошли, Эйд, ну пожалуйста!
        И как можно сопротивляться, когда она так хлопает ресницами? Бедный ее будущий муж, придется ему осваивать профессию волшебника, ведь когда-нибудь она попросит луну с неба и вот так же будет смотреть - печально и просительно.
        Адриан усмехнулся.
        - Ну, пошли, принцесса, только не жалуйся потом…
        - Звучит, как обещание,- улыбнулась она, сверкнув глазами. Ему показалось или она и вправду вложила какой-то двусмысленный подтекст в это замечание?
        По извилистым улочкам, мимо старинных домов, на крышах которых здесь и там виднелись флюгера, причем самые причудливые: мальчик с подзорной трубой, дракон, какая-то длинноносая птица с распростертыми крыльями,- мимо маленьких, будто игрушечных, каменных мостиков через ручьи они дошли до того поворота, с которого была видна кофейня Анны.
        Адриан остановился, когда взгляд его упал на знакомую вывеску.
        - Ой, смотри, а мы тут были!- махнула рукой Сьюзен.- Зайдем?
        - Не думаю, что это хорошая идея.
        - А попрощаться?- Сьюзен заглянула ему в глаза.- Ведь Анна твоя знакомая…
        - Ну да, знакомая. Но я бы предпочел уйти, то есть уехать… по-английски.
        Сьюзен вздохнула - то ли с облегчением, то ли с осуждением, Адриан не понял. Он в последний раз посмотрел на дом, в котором текла уютная, размеренная, сладостная жизнь, о которой он так мечтал. А потом взял Сьюзен под локоть и решительно зашагал прочь.
        Сьюзен обмирала от счастья.
        Оно было бы полным, если бы в глазах Адриана не отражалась такая огромная, невысказанная мука. Но, как говорится, лучшее - враг хорошего, и бесполезно желать большего, когда и так получил очень много.
        Ночью Адриану снилось, что они с Анной занимались любовью. Это был лучший сон в его жизни. Проснувшись, он, не открывая глаз, потянулся рукой, чтобы ощутить ее плечо,- но его ладонь скользнула только по холодным простыням. Это было очень горькое утро.
        Еще горше ему стало, когда он понял, что они с Анной теперь в разных городах. Спальня в вестминстерском доме была больше и строже, чем в Эшингтоне, и он почувствовал себя совсем одиноко. В душе взметнулось отчаяние: зачем все так? Зачем уехал, не поговорив? Может, она солгала бы ему, но он бы поверил, утешился, и тогда…
        Расстояние проблемы не решило и ответов на его вопросы давать не собиралось.
        Ему захотелось позвонить Анне и спросить, как она. Черт с ними, с гордостью и глупой обидой! И вообще, Джеймс ведь вряд ли станет наведываться к ней в Эшингтон. Так что между ними наверняка все кончено.
        Адриан потянулся к сотовому и вспомнил, что номера Анны у него нет. Как-то никогда не требовался.
        Пришлось стиснуть зубы и принять ледяной душ. Выжженная изнутри душа ненадолго потеряла чувствительность, как замерзшие мышцы, и перестала болеть - но тоже ненадолго.
        Потянулись дни, похожие один на другой, как горошины в стручке. И такие же лишенные красоты и романтики. Книга, фигурально выражаясь, медленно покрывалась пылью - думать с расколотым сердцем сложнее, чем грезить образами. Адриан попробовал заняться делами компании - благо из-за грядущего слияния дел было по горло,- но это предполагало постоянное общение с Джеймсом, и Адриан был на грани того, чтобы уйти в монастырь: каяться в ненависти к родному брату. Родной брат, кстати, не делал ничего, что эту ненависть могло бы смягчить и превратить хотя бы в отчужденность, наоборот, он источал волны такого ощутимого превосходства, что Адриан всерьез задумался о покупке пистолета, и отнюдь не из соображений самообороны.
        На несколько дней Сьюзен оставила его в покое - не звонила, только слала сообщения и открытки по электронной почте, которые в принципе ответа не требовали, а потому Адриана не раздражали.
        Когда звонок все-таки раздался, Адриан оказался к нему совершенно не готов. Без брони.
        - Привет, Эйд!- Голос у Сьюзен был как теплое молоко с медом, нежный и сладкий до приторности.
        И чего я к ней придираюсь?- укорил себя Адриан. Она же не виновата в моих проблемах. Честное слово.
        - Привет, Сью.- Он постарался сказать это как можно мягче - в извинение за свою внутреннюю резкость.
        Он так хорошо изучил ее, что ему не нужно было ее видеть, чтобы понять: Сьюзен просияла, как зеркальце, поймавшее солнечный луч.
        - Как твоя хандра?- поинтересовалась она.- Тает?
        - Все в порядке,- уклончиво ответил Адриан.
        - Понятно. Я подумала, может, сходим куда-нибудь? Я приглашаю.
        Как будто это имело значение - ни ему, ни ей не приходилось гнуть спину ради денег, которые и без того преспокойно лежали на счете в банке.
        - Почему бы и нет,- равнодушно отозвался Адриан.
        - Хорошо. Тогда я заеду за тобой в семь тридцать. Будь готов. И просыпайся!- Она чмокнула воздух у трубки и нажала «отбой».
        Адриан немного послушал гудки. Ей-богу, так продолжаться не может. Нужно или начать жить заново, или…
        Мысль была такой черной и страшной, что он на нее не решился.
        За обедом тетя Маргарет осведомилась, не забыл ли он, что они сегодня идут в Ковент-Гарден.
        - Ой. Забыл,- признался Адриан.- Жаль, я как раз согласился поужинать со Сьюзен.
        - Вы можете поужинать пораньше, а потом вдвоем приехать,- предположила тетя Маргарет.
        Ее взгляд при упоминании о Сьюзен потеплел. Наверное, если бы они со Сью когда-нибудь поженились, тетя Маргарет была бы на этой свадьбе самым счастливым человеком. «После Сьюзен»,- подсказал ехидный внутренний голос. «Быть не может!» - возмутился Адриан. Кощунственно подозревать лучшую подругу в таких намерениях.
        Адриан сам заехал за Сьюзен без четверти шесть. Ему пришлось прождать не больше десяти минут, что говорило о большом желании Сьюзен его порадовать.
        Она была восхитительно хороша. Под манто скрывалось нежно-голубое платье, волосы были убраны в высокую прихотливую прическу, но косметика на лице лишь угадывалась.
        - Отлично выглядишь,- улыбнулся ей Адриан.
        - Спасибо. Все, как ты любишь,- блеснула зубами она.
        Хм. Еще более двусмысленно, чем «звучит как обещание». Ему действительно нравятся девушки без макияжа. Хотя… Кто ей сказал, что он - фанат лака для волос?
        Они поехали в «Аквамарин» - стильный, современный бар-ресторан в Сохо с интерьером в зеленовато-голубых тонах, мягким светом и изумительным меню из даров моря.
        Вот к чему, оказывается, было голубое платье…

«Голубой цвет располагает к доверию»,- всплыла в памяти фраза из какого-то учебника по психологии. Следователям рекомендуют одеваться в голубое, когда они ведут допросы. И на деловых переговорах тоже этот цвет весьма популярен…
        Метрдотель, на удивление молодо выглядевший парень, был любезен и проводил их к лучшему столику.
        - Сью, сегодня какой-то праздник?- уточнил Адриан. Он чувствовал себя как муж, забывший о годовщине свадьбы, на праздновании этой самой годовщины.
        Она неопределенно повела точеным плечом.
        - Может быть.
        Может. Определенно может. Но вряд ли, Сью, вряд ли… Адриана грызло тяжелое предчувствие, и он уже почти понял, что именно предчувствует.
        Он знал, что здесь подают лучших в Лондоне устриц, но заказывать не стал - обошелся тунцом, приготовленным в каком-то невообразимом соусе. Смотреть, как ловко и изящно Сьюзен орудует специальным ножом для вскрытия устричных раковин, ему сегодня было как-то неприятно. Они же живые… И как эта мысль до сих пор не приходила ему в голову?
        - Не хочешь потанцевать?- Три хлопка ресницами.
        - Прости, сегодня я не танцую.
        Возможно, он вообще не будет больше с ней танцевать. Танцы - это слишком интимное, слишком откровенное указание на то, что он мужчина, а она - женщина. Не стоит зря подогревать в ней это чувство.
        - Жаль. Давай выпьем, Эйд?
        - За что?- Он поднял бокал светло-янтарного вина.
        - За нас.
        - За тебя и меня.
        - За нас.- У нее был горячий взгляд. Адриан не знал, как такое возможно, но именно горячий. Не сухой, как в лихорадке, а влажный, как… как поцелуй.
        - Сью, мы с тобой давно дружим, и я полагаю, что могу быть с тобой откровенным.- Адриан не собирался поднимать эту тему, но замалчивать ее и дальше становилось бессмысленно. Еще неясно, какие могут быть последствия.
        - Конечно, Эйд.- Похоже, она не только не испугалась, но и обрадовалась этим словам. В какую игру она играет?
        - Мне кажется, с недавнего времени наши отношения как-то изменились. Может быть, дело в том, что изменился я, а вместе со мной - восприятие тебя…
        Она молчала. Адриан замолчал тоже, вглядываясь в ее лицо, способное украсить обложку любого глянцевого журнала. Может, не стоит этого говорить? Нет, стоит, в отношениях должна быть ясность, иначе эта игра рискует обернуться катастрофой.
        - Продолжай,- грудным голосом сказала Сьюзен.
        - Ты мой друг, Сьюзен. Старый, надежный, верный друг. Я очень боюсь, что потеряю это.
        - Не потеряешь.
        - Я надеюсь. Но если ты вдруг увидишь во мне больше чем друга, увидишь мужчину, если твое отношение ко мне перерастет… во влюбленность,- Адриан отпил из бокала - в горле пересохло. Говорить было трудно, но необходимо, поэтому он говорил, несмотря на то что гортань будто клещами сдавило.- Я не смогу тебе ответить взаимностью. И ты, возможно, оттолкнешь меня, возможно, возненавидишь…
        Сьюзен белела. Незначительное количество косметики не позволяло скрыть истинный цвет лица. К тому же у нее подрагивали крылья носа. В точку. Больно. Адриану и самому было несладко. Может, это последний день так много значившей для него дружбы.
        - Я этого боюсь, Сьюзен. Недомолвки и хрупкие иллюзии могут сделать человека очень несчастным.
        Она комкала салфетку безупречными пальцами с длинными, остро отточенными ногтями.
        - Скажи, что думаешь,- попросил он.
        - Ты…- она старалась, чтобы голос ей не изменил, поэтому говорила медленно,- ты не смог бы увидеть во мне женщину?
        - Я вижу в тебе женщину, Сьюзен, красивую, привлекательную юную женщину, которая будет счастлива с кем-то другим. Ты - не моя женщина. Ты моя подруга. Почти сестра.
        Она улыбнулась.
        - Извинишь меня? Мне надо попудрить носик. Я быстро.- Проходя мимо, она погладила его по плечу. Как будто попрощалась.
        Будет плакать в туалете. Как грустно. У Адриана сжималось сердце при мысли об этом, но он ничего не мог поделать. По любому другому поводу она могла бы выплакаться у него на плече, он бы согрел ее и утешил. А тут… Наверное, она слишком далеко зашла в своих фантазиях. Чем выше летаешь, тем больнее падать. Иллюзорные крылья не держат долго.
        Правда, Анна?
        Адриан поднял бокал - будто чокнулся с кем-то невидимым.
        А ведь она, может быть, тоже плачет сейчас от одиночества.
        Анна в эти дни не плакала от одиночества - она вязала шарф. Не то чтобы у нее было мало аксессуаров этого рода, но сейчас ей нужен был шарф особенный. Связанный для одного случая. Шарф-талисман. Благо теперь, когда книга дописана, она могла себе позволить занять руки и время вязанием. Она вязала по вечерам и днем, когда не было посетителей. Шарф - не хитрая вещица, на него нужно не так уж много времени, но Анна по капельке собирала самые светлые воспоминания своей жизни и будто вплетала их в простую ткань вязанья.
        Как оказалось, очень многие из этих воспоминаний были связаны с Адрианом. Тем сложнее было отделить эту нежность, этот свет от его холодного молчания, упавшего внезапно, как камень.
        Но у Анны получалось. Дереку, во всяком случае, не досталось ни петельки.
        Анна вспомнила свои школьные годы - как уютно было читать книжки, когда по стеклам барабанил дождь. Вспомнила первый встреченный летний рассвет, запах мха в лесу, вкус мятного шоколада, первый поцелуй, выпускной и день приезда в колледж, первое стихотворение на арабском, которое она выучила, месяцы начала работы над книгой… и дни ее завершения. И Адриана, и все, что с ним связано, и особенно - день накануне его поездки в Лондон, когда их дружба готова была вот-вот стать любовью.
        Когда была надежда на… да, черт подери, на «жили долго и счастливо и умерли в один день».
        Ой нет, не стоит. Не ко времени. Это должен быть «счастливый шарф».
        С этим шарфом Анна собиралась ехать в Лондон, чтобы представить миру свое творение.
        Дело за малым - чтобы какой-нибудь издатель разглядел это творение в массе других и согласился с ней, что оно достойно того, чтобы увидеть свет. В крайнем случае можно было бы напечатать книгу за свои деньги, но Анна всегда с презрением относилась к «тщеславиздату» и оставляла этот выход как самый-пресамый распоследний, искренне надеясь, что прибегнуть к нему не придется.
        Улучив свободную минутку и сверившись с часами, чтобы звонок не оказался непозволительно поздним, Анна набрала номер Майкла - того самого, к которому фатально приревновал ее Дерек. Видимо, такая у нее карма - терять мужчин из-за
«неизвестно чего». Причины всегда есть, понятное дело, но вот повод, повод…
        - Алло?- Голос у него стал хриплым. Майкл, Майкл, ну зачем же ты столько куришь?
        - Привет.- Анна улыбнулась своему невидимому собеседнику. Ей доставляло удовольствие то, что он ее еще не узнал, а сам перед ней, как на ладони.
        - Привет…- осторожно подтвердил Майкл.
        - Как дела?- еще больше развеселилась Анна.
        - Хорошо,- с подозрением ответил Майкл.
        - Вот и здорово. У меня тоже хорошо.
        - А… мм… Анна?!
        - А я все жду, жду, когда же ты вспомнишь мое имя!
        - Анна, господи, куда же ты…
        - Да, Майкл, я знаю, я повела себя глупо и жестоко. Я знаю, ты добрый, ты мне простишь.- Эта улыбка вышла печальной. Она ведь и вправду не звонила ему уже три года - с того дня, как бросила свою лондонскую жизнь.
        - Анна, где ты? Я же искал тебя…- В голосе Майкла прорезалась давняя боль. И отчаяние - тоже давнее. Он был ей хорошим другом и заботился о ней. Майкл был старше ее на одиннадцать лет, никогда не проявлял к ней интереса, помимо дружеского, и работать с ним было одно удовольствие.
        Наверное, он очень испугался, когда она пропала с горизонта.
        - Майкл, прости, пожалуйста. Мне очень нужно было исчезнуть.
        - Я боялся, что ты… Что с тобой что-то случилось.
        - Нет. Думаю, ты поймешь, если я скажу, что мне нужно было разыграть свою смерть, чтобы не умереть совсем. А случилось со мной что-то хорошее. Я начала новую жизнь, и она мне очень нравится.
        - Я рад. Правда, очень-очень рад.
        - Я знаю. Ты очень добрый и мудрый. Самый мудрый из всех, кого я знаю.
        - Дай угадаю - ты подлизываешься,- проворчал Майкл.
        - А как же. Но тебе все равно приятно.
        - А как же,- передразнил он ее.
        - Мне нужна твоя помощь, Майкл.
        - Какая именно?- с готовностью отозвался он.
        Хороший, честный, замечательный Майкл… Анна была в нем уверена. Он не станет ее
«наказывать» за все свои тревоги и переживания.
        - Знаешь, я, похоже, возвращаюсь…
        Она приехала на четверть часа раньше, чем договаривались,- разучилась ориентироваться в лондонском движении и рассчитывать время в соответствии с возможными пробками. Анна сидела на красном диванчике в уголке небольшого кафе, где подавали фастфуд и никудышный кофе, зато выпечка была отменной, и вспоминала свою бесшабашную юность. Сколько проектов они с Майклом обсудили здесь же, скольким несчастным французским авторам перемыли косточки…
        Вокруг шеи Анны был обмотан узкий шарф цвета кофе с молоком. В нем она казалась моложе.
        В большой сумке у нее лежала рукопись «Жизни в облаках».
        Майкл против обыкновения не опоздал. Замер на пороге, улыбнулся ей радостно и как-то растерянно.
        Она помахала ему рукой и постаралась вложить в улыбку все тепло, которое к нему чувствовала.
        - Ну привет…- Он, видимо, колебался: обойтись рукопожатием или поцеловать. Решился - коснулся щекой ее щеки. Почти поцелуй. От него пахло ментоловыми сигаретами.
        - Привет-привет. Отлично выглядишь!- Анна немного лукавила. Ей было больно видеть его заметно посеревшие волосы.
        - Будет тебе… Это ты с годами молодеешь и хорошеешь! Тебе идет стрижка.
        - Спасибо.
        - Ударилась в вязание?- Майкл окинул взглядом ее джемпер явно ручной вязки и шарф.
        - Да. Отлично помогает справляться со временем.
        - Ага. А мне справляться со временем помогают сигареты.- Кашлянул в кулак.- Расскажешь, как живешь?
        - Почему бы не рассказать. Только кофе не заказывай, он не стал лучше.
        - Хорошо, спасибо, что напомнила. Девушка,- это уже подошедшей официантке,- крепкий чай с молоком и два круассана. Итак…
        - Итак, я живу в Эшингтоне, в бабушкином доме. Держу кофейню. Все делаю сама. У меня лучший кофе во всем городе. Это льстит моему самолюбию. И вообще я довольна.
        У Майкла были удивительно умные и проницательные глаза. Он будто видел ее насквозь, всю, до донышка, до самой последней мысли. Анна подумала, что ей свой
«человеческий рентген» еще настраивать и настраивать…
        - Значит, ты променяла французские книги на кофе?
        - Да.
        - На месте французских писателей я бы после такого совершил коллективное самоубийство.
        - Ага. И дополнил бы его ярким аутодафе,- усмехнулась Анна.
        - Точно-точно. Но вернемся к разговору о кофе. Что-то мне подсказывает, что времена меняются…
        - Да. Меняются. Я закончила свою книгу.
        Майкл нервно постучал ложечкой по стенкам принесенной чашки с чаем. Видно было, что он волнуется. Еще бы, он знал, что значила для Анны эта книга.
        - Я могу?..
        - Да.
        Анна достала рукопись.
        Майкл осторожно отодвинул чашку, чтобы, не дай бог, не пролить чай. Он очень бережно относился к книгам.
        - Ты будешь первым. И я рада.
        - Спасибо. «Жизнь в облаках»…- Майкл словно попробовал название на вкус.- Почему-то мне кажется, что книга совсем не о сладкой жизни.
        - Почитай, узнаешь наверняка,- усмехнулась Анна.- Сколько тебе нужно времени, чтобы прочитать?
        - Триста десять страниц… Я думаю, что остатка дня и ночи хватит.
        - Если бы я тебя не знала, я бы решила, что ты просто хочешь от меня отделаться поскорее.
        - Я завтра же с утра позвоню Бейкерсу и съезжу к нему вместе с тобой. Заметь, как велик мой кредит доверия к тебе - я же еще не читал ни строчки.
        - Спасибо, Майк.
        - Спасибо тебе. Я рад, что ты снова… есть. Где ты остановилась?
        Анна пожала плечами:
        - Пока нигде.
        - Понятно. Буду рад, если ты станешь моей гостьей.
        - А я стану…
        Майкл жил все в той же студии на углу Сидней-стрит и Кингз-роуд.
        - Ой, а ты сделал ремонт?
        - Да, мне кажется, оливковый больше подходит для творчества, чем меланж.
        - Да уж…- У Анны было чувство, что она после долгого отсутствия вернулась домой. К себе. Что за время странствий она почти успела стать кем-то другим, а теперь вернулась в точку, откуда все начиналось…
        - Устала с дороги?- Майкл уже включил электрический чайник и полез в холодильник на поиски вкусной еды. Какая наивная и милая традиция - кормить людей, которые приходят к тебе в дом…
        - Устала. Прости, можно я посплю? Я ведь книгу по ночам дописывала, и теперь такое ощущение, будто никак не могу до конца выспаться.- Анна виновато улыбнулась.
        - Диван в твоем распоряжении.- Майкл застыл над коробкой мармелада и нарезанным сыром, которые вытащил из холодильника.
        - Спасибо, ты очень добрый,- пробормотала Анна.- И как так получилось, что тебя никто на себе не женил?
        - Я верен своей музе,- усмехнулся Майкл.- Так ведь бывает, что самые большие сокровища остаются незамеченными. Бывает, Анна?
        - Ага. Жаль. Судьба…- Она уже натянула на голову плед. Откуда эта усталость?
        - Анна, я хотел пригласить тебя вечером в оперу. Ты же, наверное, соскучилась по этой жизни…
        - Соскучилась. Давай договоримся - если я проснусь, то приму твое предложение с превеликой радостью.
        - Я приложу все усилия,- зловеще подмигнул ей Майкл.
        Анна зажмурилась. Друг - это человек, в присутствии которого легко и приятно засыпать. Потому что надежно. Хорошо, что он есть. Хорошо, что между ними так и не наросла корочка льда.
        Когда она открыла глаза, уже начали сгущаться сумерки. Майкл сидел за рабочим столом и читал, повернув лампу так, чтобы свет не бил Анне в глаза.- При-вет…
        Он, кажется, не сразу ее услышал.
        - А, привет, соня!
        - Я чувствую себя странно,- сообщила Анна.- Тысячу лет не приходилось засыпать нигде, кроме собственной постели. Сколько времени?
        - Пять пятнадцать.
        - Так мы еще успеваем в оперу?
        - Похоже, да.
        - Или не успеваем, потому что нужно заехать еще купить платье. И туфли. Я ничего с собой не взяла. Будем рисковать?- Анна уже сидела.
        - Риск - дело благородное. Выглядишь хорошо. Я уж думал, лучше не бывает.
        - Майкл, как книга?
        - Подожди, я прочитаю все - потом скажу.
        - Не томи!
        Майкл был мастером эффектных пауз - он мог оттягивать долгожданный ответ на те самые часы, когда от стресса гибнет больше всего нервных клеток.
        - Ну пожалуйста, не торопи события! Я хочу знать всю ткань повествования, от начала до конца.
        - Вредный.
        - Нет. Принципиальный. А ты собирайся, иначе будешь покупать платье без примерки.
        Все-таки Майкл - самый лучший. На всем белом свете. Анна удивлялась, как не разглядела этого раньше. Он когда-то казался ей очень умным и робким занудой. Удивительно, какой же она тогда еще была наивной! Путала вдумчивость с нерешительностью и глубину с занудством… а на самом деле он отзывчив, внимателен и бескорыстен. Из тех людей, знать которых - большая удача.
        Платье Анна все равно купила первое попавшееся - благо удача ей сопутствовала, и классическое маленькое черное платье от «Шанель» она нашла в первом же бутике. Дорого, конечно, но должно же и у нее быть настоящее маленькое черное платье!
        Тем более что туфли под него подобрать легче легкого. Анне не хотелось расставаться со своей сумкой, в которой покоился теперь шарф-талисман, но она решила не компрометировать Майкла своей экстравагантностью. Изысканный наряд - и огромный саквояж… Да, ее появление в Ковент-Гардене запомнилось бы многим.
        - А что мы слушаем?- Анна внезапно обнаружила, что ответ на этот вопрос для нее является загадкой. Впрочем, ее больше интересовало, как успеть закончить прическу до того, как они выедут из пробки, и как бы им выехать из пробки, не опоздав к началу.
        - «Травиату». Дирижирует Шолти.
        - Ого! Надеялся вот так сразу взять и приобщить меня к культурной жизни? Можно сказать, рывком?
        - Ну, боялся, что потребуется культурный экзорцизм - изгнание из тебя духа провинции.
        - Думаешь, я не помню, что ты просто очень любишь музыку?
        - А я помню, что ты ее не любишь. А то, с какой легкостью ты согласилась, меня даже испугало.
        - Я просто соскучилась по этому, Майк.
        - Я понимаю.
        Величественное здание оперного театра встретило их сиянием огней. Вечный праздник прекрасного, подумала Анна и пожалела, что нет мягкого боа, которым можно было бы укутать плечи - зябкий осенний воздух пробирался в машину Майкла.
        Майкл вышел из машины и открыл для Анны дверцу.
        - Прошу, леди.
        Они влились в поток нарядной публики, которая стекалась к массивным дверям этого истинного храма искусства.
        Майкл взял билеты в бельэтаж. Как опытный театрал, он знал места, на которых и под самым потолком великолепно видно и слышно. Поднимаясь по широкой лестнице, Анна споткнулась: острый каблук-шпилька зацепился за какую-то некстати вылезшую из ковра нитку.
        А когда она проверила целостность каблука и вновь подняла глаза, ей показалось, что она бредит или спит. Или сошла с ума. В любом случае, то, что она видела, никакой связи с реальностью иметь не могло.
        Потому что видела она Адриана.
        Адриан смотрел на нее и, по-видимому, испытывал сходные чувства.
        Вот тебе и связала шарфик…
        - Анна?- Голос Майкла пытался вернуть ее к действительности.- Что-то случилось?
        Случилось…
        Рядом с Адрианом возникла тетя Маргарет и взяла его под руку.
        Видения, которые сбиваются в стайки, это уже не видения. Это болезнь.
        - Ты тоже видишь вон того высокого блондина и седеющую леди рядом с ним?- уточнила Анна.
        - Конечно да. Тебе нехорошо?
        Тетя Маргарет смотрела на Анну во все глаза - насколько это вписывалось в рамки приличий. Наверное, образ Анны Бартон никак не связывался в ее сознании с лондонским оперным театром.
        - Мисс Бартон?
        - Добрый вечер, миссис Хиггинс. Эйд…
        - Добрый вечер,- кивнула тетя Маргарет.
        - Привет,- растерянно обронил Адриан.
        - Вот это встреча!- Тетя Маргарет уже взяла себя в руки, а в свои руки - нить светской беседы. Так она чувствовала себя гораздо увереннее.- Подумать только! Какими судьбами в столице?
        - Дела.
        Анна смотрела только на Адриана - и ничего не могла с собой поделать. Он силился отвести взгляд, но у него плохо получалось.
        Смущенно кашлянул Майкл. Анна представила его, как своего старого друга. А как представлять их? «Парень, которого я сбила на машине и в которого влюбилась без памяти, и его тетушка»?
        - Сейчас уже начнется спектакль, а мы еще не на местах. Извините нас.- Тетя Маргарет улыбнулась.- Поговорим позже.
        - Пойдем-пойдем. Так, осторожнее, тут ступенька.- Майкл поддерживал Анну под локоть, как больную. Впрочем, она и была больна.
        - Я не сказала ему спасибо за книгу,- поделилась с ним Анна.
        - Что?- не понял Майкл.
        - Если бы не он, я бы не дописала роман. Он мне сделал так больно, что я почти потеряла себя, и, чтобы не сойти с ума, все выплеснула в книгу.
        - Понятно. Но ничего, скажешь еще. Пойдем. Или ты хочешь подышать?
        - Нет, я уже в порядке.- Анна потерла виски.
        В чем там было дело на сцене, она так и не поняла. Музыка была слишком громкой и талантливо написанной, поэтому она просачивалась даже сквозь плотный щит невосприятия внешнего мира. Еще вначале Анна попыталась найти взглядом Адриана, но не разглядела его ни в ложе, ни в партере.

«Позже», о котором говорила тетя Маргарет, так и не наступило: антракт Анна провела в дамской комнате, прикладывая смоченные холодной водой ладони к щекам и лбу, а после окончания спектакля в человеческом море не встретилась с ними.
        Ну и ничего страшного. Это ведь была всего лишь вежливая формула, не более.
        Заснуть в этот вечер ей не удалось. Она лежала на своем диванчике и смотрела на Майкла, который читал ее книгу.
        Ей нравилось выражение его лица.
        Такого удара Сьюзен никак не ожидала. Она холила и лелеяла мечту об Адриане, делала все, чтобы ее воплотить, но оказалось, что она строила воздушные замки. Воздушные замки имеют один существенный недостаток - они нестойки к порывам ветра.
        А сегодня над Сьюзен разразилась настоящая гроза.
        Она даже не сразу поняла, что произошло. Смысл сказанных Адрианом слов доходил до нее постепенно, просачивался сквозь воздушные замковые стены, а потом смел их и затопил ее.
        Он обо всем догадался. Он сказал ей «нет». Он был деликатен и изящен, как всегда. Всегда и во всем. Видимо, ей не удалось сделать все так же деликатно.
        Хотя нет. Не в этом дело. Просто он не воспринимает ее как женщину. Почему?! Ведь в ней столько нежности, столько любви, столько красоты! Почему ему этого не нужно?
        Сьюзен хотелось бы убить кого-нибудь. Сейчас она прекрасно понимала, почему люди в истерике бьются головой о стену, разбивают кулаки в этом страшном желании раздробить кости, чтобы физическая боль перевесила боль душевную.
        Но самообладания ей было не занимать, поэтому она делала вид, будто ничего не произошло, и, как ей казалось, неплохо с этим справлялась. Адриан ей подыгрывал, тетя Маргарет и Джеймс ничего не замечали.
        А потом она увидела ее. Анну. Какая фея ее сюда отправила, совершенно непонятно. Но это была Анна, несомненно. На Анне было вечернее платье - настолько простое и безыскусное, что лишь подчеркивало плавную красоту линий ее тела и яркость лица. Сьюзен стояла у входа в ложу. Она видела, какими глазами на Анну смотрит Адриан. На нее саму он так никогда не смотрел. Вот, значит, где прочерчена граница между
«подругой» и «желанной женщиной».
        Вот как Адриан смотрит на ту, которая для него важнее и прекраснее всех других. Его единственная роза… Черт бы побрал этого Экзюпери.
        Сьюзен развернулась на каблуках: она не хотела, чтобы Адриан заметил, как в ее глазах вскипают злые слезы. Она рванулась в ложу - и налетела на Джеймса.
        - Что такое, Сью?- Он придержал ее за плечи. У него были большие и жаркие ладони. Сильные. Руки настоящего мужчины.
        Как ты там говорил, Эйд? Будет счастлива с кем-то другим? Хорошо. Стоит, пожалуй, начать прямо сегодня! Ты все же не единственный мужчина на свете, и очень скоро это поймешь!
        - Ах, прости, Джеймс, я сама не своя. Не знаю, что такое…- Она отступила на шаг - так, чтобы он невольно погладил ее, а не просто опустил руки, и дала ему полюбоваться собой. Бросила быстрый взгляд из-под ресниц.- Пойдем? Сейчас уже погасят свет.
        - Да-да.
        Ей показалось или Джеймс смутился?
        Впрочем, если это и было смущение, то длилось оно недолго. Сердце Сьюзен билось быстро - еще бы, столько эмоций: злость, обида, боль, мстительное наслаждение, азарт. Сьюзен ощущала, как напряжен Джеймс, и напряжен из-за нее. В темноте она чувствовала его скользящий взгляд на шее и на груди, и кожа становилась горячей под этим взглядом.
        Это была игра с огнем - опасная, жгучая, сладостная.
        Адриан сидел, как ледяная статуя. В какой-то момент Сьюзен почти забыла о его безмолвном и недвижном присутствии.
        Тетя Маргарет нервничала - интересно, отчего? Из-за встречи с Анной? Или улавливала, что происходит сейчас между Сьюзен и Джеймсом.
        Во время антракта Сьюзен и Джеймс гуляли по коридору. Она будто невзначай взяла его под руку, и он был не против. Она почти не слышала, что он ей говорил. Ее заботило только то, что он не остался равнодушен к ее чарам. Похоже, в нем начинает вскипать та самая страсть, о которой Сьюзен столько читала в сентиментальных романах. И ей это нравилось, на самом деле нравилось…
        Адриан бросил на нее озабоченный взгляд, когда они вернулись в ложу, но ничего не сказал. Он выглядел очень мрачным, и эта мрачность усиливалась с каждой минутой. На Джеймса Адриан даже не смотрел. Впрочем, Джеймс тоже смотрел по большей части на Сьюзен.
        На выходе из зала Джеймс положил Сьюзен руку на талию, прижал, может быть, чуточку сильнее, чем следовало. Ее бросило в жар. Она едва не потеряла равновесие. В ней боролись стыд и яростное желание, разбуженное этим жестом, вполне допустимым и таким откровенным одновременно.
        - Джеймс…- Голос Адриана напоминал скрежет камня о камень.
        - Что?- Джеймс убрал руку. Тот участок, где она только что лежала, теперь холодило - кожа слишком разогрелась.
        - Можно тебя на минуточку?- процедил Адриан и, не дожидаясь ответа, двинулся в сторону уборных.
        - Леди, простите, мы вас догоним,- пообещал Джеймс и пошел вслед за братом. Обернулся: - Сьюзен, можно мне сегодня отвезти тебя домой?
        Сьюзен медленно кивнула:
        - Да.
        Адриан почти не понимал, что делает. Глаза застилала красноватая мутная пелена бешенства. Он и не знал, что может испытывать такую ярость.- В чем дело, Эйд?- Джеймс вошел в мужской туалет на десять секунд позже.
        Белоснежный кафель и никелированные поверхности отражали яркий свет, Адриан знал об этом, но ему все равно казалось, что здесь темно.
        Он резко обернулся на голос Джеймса, схватил его за воротник и впечатал в стену. Прижал горло предплечьем.
        - Эй…- Джеймс явно был ошеломлен. Во-первых, это пошло - драться в туалете. Во-вторых, это же его брат - тихий, спокойный Адриан!
        Адриан остановил кулак в паре миллиметров от лица брата.
        - Зачем - ты - это - делаешь?!- Каждое слово было, как удар.
        - Что?!
        - Не притворяйся! Ты взял за принцип - спать с каждой женщиной, которая мне дорога, да?! Просто чтобы не отстать, да? Ты… с Анной… Еще тогда следовало набить тебе морду, Джим. А теперь Сью… Она же тебя никогда не интересовала. Отойди от нее. Прочь свои грязные лапы, слышишь?
        Джеймс попробовал вырваться - не получилось. Болел кадык, першило в горле, кислорода не хватало. Откуда в Адриане столько силы? Неужели он и вправду взбесился?
        - Успокойся ты…- прохрипел Джеймс.- Не спал я с твоей Анной. А Сью сама мне…
        Адриан все еще его держал, ввинчивался взглядом в глаза Джеймса, искал там ложь. Растерянность, недоумение, страх, физическую боль - находил, ложь - нет.
        Он чуть-чуть ослабил хватку. Невыносимая злость и желание физически уничтожить отпускали. Где-то внутри просыпалась надежда. Надежда, что все еще может быть хорошо.
        - Повтори.
        Он перестал душить Джеймса и только крепко держал его за плечи. Дверь в туалет открылась - и закрылась снова. Деликатный попался гость.
        - Я не спал с Анной,- угрюмо бросил Джеймс, потирая шею и кашляя.- Я просто так сказал, чтобы досадить вам. То есть я бы переспал, не отрицаю, но она была против. А Сью…
        - Если ты ее обидишь, я тебя убью,- очень серьезно сказал Адриан.
        - Верю,- ухмыльнулся Джеймс.
        - За что ты меня так ненавидишь, Джим?- Может, это было не время и не место задавать этот вопрос. А может - самое то…
        - Я тебя не ненавижу.- Глаза Джеймса стали очень черными и очень спокойными.- Я не умею тебя любить. Но тебя всегда все любили, Эйд, так что это нестрашно.
        - Ревность, брат?
        - Почему вдруг - «брат»?- горько усмехнулся Джеймс.
        - Потому что брат. Прости, что сделал больно.
        Адриан хлопнул дверью туалета. Ему было о чем подумать. Джеймсу тоже.
        О чем думал Джеймс, неизвестно. Но он таки отвез Сьюзен домой в этот вечер.
        Адриан спустился по служебной лестнице и обнаружил, к своему счастью, что служебный вход открыт. Это хорошо. Тетя простит его исчезновение, подуется и простит. А ему нужно побыть одному, правда…
        Значит, это все - большое, огромное, страшное недоразумение. Получается, что он просто бросил Анну. А напоследок выкинул этот финт со Сьюзен…
        Адриан кусал губы. От этой привычки его отучили еще в десять лет.
        Джеймс одним едким словом разрушил такой прекрасный мир. Хотя несправедливо во всем обвинять только его. Если бы Адриан лучше его берег, ничего бы этого не было. Он бы до сих пор сидел в Эшингтоне в кофейне у Анны и был бы самым счастливым человеком на свете. Может быть, он захотел бы остаться там навсегда.
        Анна… Милая, прекрасная, мудрая, спокойная, необыкновенно талантливая Анна. Женщина, о которой он мечтал. Женщина, с которой он мог бы прожить всю жизнь. Кроме которой не нужно ни-ко-го…
        Она теперь в Лондоне. И как, спрашивается, ее найти?! Чем больше город, тем легче затеряться…
        Адриан бродил по городу несколько часов. Сначала он думал свои невеселые мысли, потом мысли исчезли, и он просто шел, чтобы не потерять ритма шагов, в котором так приятно забываться. Когда он взял такси и вернулся домой, было без четверти три.
        Тетя Маргарет встретила его в гостиной с чашкой чая.
        - Прости,- сказал он, взглянув в ее усталые глаза,- я жестоко поступил, но я не мог по-другому.
        - Что с тобой, мальчик?
        - Я не мальчик.- Это было не препирательство.- Я мужчина, и мне нужно кое-что решить, а я не знаю как.
        - И что же это за неразрешимая проблема?- Тетя Маргарет поставила чашку на журнальный столик и откинула с лица волосы.
        - Я влюблен. Нет, не так: я люблю. Но ты и сама, наверное, заметила.
        - Заметила. Мне казалось, это…
        - Это было недоразумение. Джеймс ляпнул, что… что они стали любовниками, а я поверил. Сегодня выяснилось, что это не так.
        - Точно не так?
        - Точно.
        - И в чем же проблема? Похоже, она тоже не совсем к тебе равнодушна. Мягко говоря.
        - Я ведь поступил непорядочно. Просто исчез - без всяких объяснений. Был так обижен и возмущен ее невероятным предательством.
        - Извинись,- пожала плечами тетя Маргарет.
        - Боюсь, этого мало.
        - Расскажи ей все начистоту. Поверь мне, правды всегда достаточно.
        - Я хочу, чтобы она стала моей женой.
        - Похвальное желание,- вздохнула тетя Маргарет.- Значит, я воспитала тебя порядочным человеком. И к тому же безнадежным романтиком.
        - Откуда вдруг такой либерализм?- Адриан улыбнулся.
        - Ну я ведь тоже романтик… Как романтик романтику говорю: напиши ей письмо.
        Письмо. Он знает ее адрес. Письмо дойдет. Она обязательно его прочитает.
        - Тетя, я тебя люблю!- Адриан стиснул ее в объятиях, порывисто поцеловал в щеку и бросился наверх, в спальню.
        - Сумасшедший мальчик, всех слуг перебудишь…- покачала головой тетя Маргарет.
        Так - значит, так. Сколько можно бегать от неизбежного? Да и стоит ли?
        Она улыбалась, хотя и ощущала приближение головной боли. Она очень надеялась, что это от утомления, а не оттого, что грядут проблемы дипломатического характера с отцом Сьюзен.
        Когда Анна вернулась из Лондона - счастливая, уставшая, пережившая важную встречу с редактором Мэтью Бейкерсом,- ее уже ждало письмо. И все волнения насчет того, что же скажет Бейкерс, когда ознакомится с ее рукописью, отошли на второй план, хотела она того или нет. Это было письмо от Адриана.
        Она достала его из почтового ящика, висевшего сбоку от двери кофейни,- и забыла обо всем.
        С такой искренностью и болью она писала свою книгу. Это чувствовалось в каждой строчке. У Адриана был очень красивый почерк, правда, кое-где буквы получились кривыми и неразборчивыми. Он волновался.
        Анна читала и плакала. А потом смеялась и перечитывала снова.
        Какая злая шутка судьбы.
        Если Джеймс еще раз появится, она его отравит.
        И непонятно, что же будет дальше… но определенно это будет что-то хорошее.
        Анна простила Адриану сразу все грехи, которые ему приписала, все свои слезы и тяжелые мысли. Она написала ему ответ, но отправлять не спешила. Она надеялась, что сможет отдать его ему лично в руки.
        Он приехал тем же вечером. Анна готовила кофейню к завтрашнему открытию - честно говоря, чтобы чем-то заняться и отвлечься от того, что волновало до замирания сердца. Он просто постучал. Она старалась не бежать ему навстречу. Ей-богу, как девчонка, укорила она себя. Глупая, несвоевременная, мелкая мысль.- Здравствуй, Анна.
        - Ну здравствуй…
        - Ты получила мое письмо?
        - Да.
        - Ты его прочитала?
        - Да.
        - И?
        - Я написала тебе ответ. Он наверху. Подождешь здесь или поднимешься?
        Он будто засветился от этих слов.
        - Поднимусь.
        - Хорошо.
        Как долго она этого ждала - пять, десять тысяч лет, целую вечность… Не важно. Потому что в конце концов он пришел к ней - свершилось.
        Секунды капали, густые, как мед, сливались в минуты… Анна смотрела на первобытный танец языков пламени в камине - и не видела его. Ее зрение будто обратилось вовнутрь - к истокам томительного напряжения, зародившегося в теле и нарастающего с каждой упавшей секундой.
        Адриан стоял у нее за спиной. Анна кожей слышала его дыхание - глубокое и тихое. Она знала, что все, что происходит, правильно. Так должно быть между мужчиной и женщиной - ощущать другого, как часть себя, знать о движениях друг друга все, даже стоя в разных концах комнаты… И то, что будет дальше, правильно и прекрасно тоже.
        Анна хотела что-нибудь сказать, но горло, не послушное, заперло все слова в груди. Пускай. Она позволила узкому шарфу соскользнуть с плеча…
        Адриан держал в дрожащих руках листок и снова и снова читал одно и то же слово. Самое прекрасное слово на свете - «ДА!»
        И как бы сильно ни хотелось ему отбросить его и сжать Анну в объятиях, самых страстных и самых нежных, он бережно положил его на комод.
        Это был ее ответ на все его вопросы.
        Ты простишь меня?
        ДА!
        Я люблю тебя. Ты веришь мне?
        ДА!
        Ты станешь моей женой?
        ДА!
        И все же Сьюзен и Джеймс их опередили - их свадьба состоялась в апреле. Гости были приятно поражены: в этом кругу на свадьбах редко увидишь такую счастливую невесту и такого беззаботного жениха. И как же раньше никто не замечал, какая они удивительно гармоничная пара?
        Анна по этому случаю отменила свой приговор: отравить. Правда, их с Джеймсом отношения складывались сложно. Зато Адриан наконец-то помирился с братом. Помирился и примирился.
        Свадьба Адриана и Анны была назначена на восьмое июня. Адриан не хотел тянуть так долго, но Анна настояла. Она готовила ему подарок, который давно обещала, кажется, еще на прошлое Рождество…
        Она подарила ему свою книгу. На первой странице стояло посвящение: «С благодарностью и нежностью Адриану Томсону, моему мужу, который научил меня любить и помог пройти по мосту через пропасть».
        Никто не видел, как они плакали над этой книгой. Вместе. От счастья.