Таракан Михаил Афанасьевич Булгаков
        Москва краснокаменная. Рассказы, фельетоны 20-х годов #38
        Михаил Афанасьевич Булгаков
        ТАРАКАН
        Ах, до чего замечательный город Москва! Знаменитый город! И сапоги знаменитые!
        Эти знаменитые сапоги находились под мышкой у Василия Рогова. А сам Василий Рогов находился при начале Новинского бульвара, у выхода со Смоленского рынка. День был серый, с небом, похожим на портянку, и даже очень легко моросило. Но никакой серости не остановить смоленского воскресенья! От Арбата до Новинского стоял табор с шатрами. Восемь гармоний остались в тылу у Василия Рогова, и эти гармонии играли разное, отравляя душу веселой тоской. От Арбата до первых чахнувших деревьев в три стены стоял народ и торговал вразвал чем ни попало: и Львом Толстым, босым и лысым, и гуталином, и яблоками, штанами в полоску, квасом и Севастопольской обороной, черной смородиной и коврами.
        Если у кого деньги, тот чувствует себя, как рыба в море, на Смоленском рынке. Искупался Василий Рогов в океане и поплыл с сапогами и финским ножом. Сапоги - это понятно. Сапоги давно нужно было купить, ну а финский нож к чему? Купился он сам собой как-то.
        Когда Рогов отсчитал два червя за сапоги в палатке, вырос из-под земли человек с кривым глазом и почему-то в генеральской шинели и заметил гнусаво:
        - Сапоги купили, папаша! Отличные сапоги. Ну а такой финский нож вы видали?
        И тот сверкнул перед Роговым убийственной сталью...
        - Не нужно,- сказал Рогов, уминая под мышку сапоги.
        - Шесть рублей финка стоит,- сообщил человек,- а отдаю за четыре, и только по случаю ликвидации лавки.
        - Никакой у тебя лавки нет,- возразил с презрением Рогов и подумал: «Сколько этих жуликов на Смоленском! Ах, Боже мой!»
        - Таким ножом, если махнуть человеку под ребро,- сладостно заговорил человек, пробуя пальцем коварное лезвие,- то любого можно зарезать.
        - Ты смотри, тут и милиционеры есть,- ответил Рогов, пробираясь в чаще спин.
        - Берите ножик, отец, за три с полтиной,- гнусавил человек, и дыхание его коснулось крутой шеи Василия Рогова, получившего неизвестно за что в пекарне обидное прозвище Таракан.- Вы говорите цену, папаша! На Смоленском молчать не полагается.
        В это время гармония запела марш и весь рынок залила буйною тоской.
        - Рубль!- сказал, хихикнув, Таракан, чувствуя счастье благодаря сапогам.
        - Берите!- крикнул человечишко и нож всунул в голенище новых Таракановых сапог.
        И сам не зная как, Таракан выжал из-за пазухи кошелек, крепко зажал меж пальцами левой руки пять червонцев,- примеры всякие бывают на Смоленском рынке!- а правой выдернул желтый рубль.
        Таким образом наградили Таракана финкой. Видимо, караулила пекаря беда.
        Страшно расстроен был Таракан вследствие покупки ненужной вещи. «Что я, в самом деле, людей, что ли, резать им буду?» Поэтому пришлось Таракану зайти в пивную. Выпив две бутылки пива, Таракан почувствовал, что ножик не так уж не нужен.
«Молодецкая вещь - финка»,- подумал пекарь и вышел на Новинский бульвар.
        До чего здесь было оживленно! Фотограф снимал на фоне экрана, изображающего Кремль над густой и синей Москва-рекой, девицу с розой в волосах. Стоял человек с трахомой и пел тоскливо и страшно. Китаец вертел погремушкой, и шел народ и назад, и вперед. И тут услышал Таракан необыкновенный голос, всем заявляющий громко и отчетливо:
        - У меня денег воз - дядя из Японии привез.
        А потом голос так сказал:
        - А сам не кручу, не верчу, только денежки плачу.
        И действительно, сам он не крутил. Деревянный восьмигранный волчок крутил тот, кто ставил. А ставить можно было на любой из восьми номеров. А номер на доске, а доска на обыкновенном ящике, а полукружием вокруг ящика мужчины.
        - Игра,- заметил голос,- без обману и шансов. Каждый может выиграть жене на печенку, себе на самогонку. Детишкам на молочишко.
        Как родной голос совсем звучал. Как дома. Потная молодая личность в кепке все ставила по три копейки на 8-й номер, а он все не выпадал. А потом, как выпал,- выдал голос кепке пятиалтынный. Кепка потной рукой поставила пятачок и - хлоп - 8! Двадцать пять копеек. Он - гривенник (кепка) - 8! Чудеса - подряд. Полтинник. Голосу хоть бы что, хоть дрогнул - платит и платит. Кепка опять гривенник на 8-й, только он уже не выпал. Нельзя же вечно!
        Еще кто-то три копейки поставил на 2-й номер. А на волчке вышло 3.
        - Эх, рядом надо было!- сказал кто-то.
        - Не угадаешь.
        Таракан уже был у самого ящика. Финку переложил из голенища за пазуху к кошелю для верности - все бывало на Новинском бульваре!
        Кепка поставила гривенник на 7-й, выпал 7-й. Опять полтинник.
        - За гривенник - даю полтинник, а за двугривенный - рубль!- равнодушно всех оповестил голос.
        Таракан молодецки усмехнулся, бодрый от пива, и смеху ради поставил на 3-й номер три копейки, но вышел 5-й.
        - Чем дальше играешь, тем игра веселей!- голос сказал.
        Таракан пятачок мелкой медью поставил на 4-й номер и угадал. Голос выдал Таракану четвертак.
        - Ишь ты!- шепнули в полукружии.
        Таракан как-то удивился, сконфузился и гривенник бросил на 8-й. Теперь сердце в нем екнуло, пока волчок, качаясь, кривлялся на доске. И упало холодно. Не упал
8-й, а 1-й вместо него. Жаль стало почему-то гривенника. «Эх, не нужно было ставить, забрал бы четвертак и ушел. А тут казнись!»
        Через четверть часа полукружие стало плотнее, гуще в два ряда. И все отшились, до того всех размахом забил Таракан. Теперь Таракан ничего не видел вокруг, только лепешки без глаз вместо лиц. Но лицо голоса видел отлично - на лице, словно постным маслом вымазанном, бритом с прыщом на скуле, были агатовые прехолодные глаза. Спокоен был голос, как лед. А Таракан оплывал. Не узнала бы Таракана родная мать. Постарел, углы губ обвисли, кожа на лице стала серая и нечистая, а водянистые глаза зашли к небу.
        Таракан доигрывал пятый, последний червонец. Серый червонец, вылежавшийся за пазухой. Таракан вынул, и владелец ящика его разменял так: рваный рубль, новый рубль, зеленая трешка и тоненькая, как папиросная бумага, видавшая виды пятерка. Таракан поставил рубль, еще рубль, не взял. «Что ж я по рублю да по рублю?» - вдруг подумал и почувствовал, что падает в бездну. Трешку! И трешка не помогла. Тогда Таракан шлепнул пятерку, и все мимо поплыло по Новинскому бульвару, когда лапа голоса, похожая на воронью, махнула пятерку с доски. Никто не шелохнулся вокруг, весь мир был равнодушен к злостной Таракановой судьбе. Владелец же ящика вдруг снял доску, взял ее под одну мышку, а ящик под другую - и в сторону.
        - Постой!- хрипло молвил Таракан и придержал голос за рукав.- Погоди-ка!
        - Чего годить-то?- ответил голос.- Ставок больше нет. Домой пора.
        - Еще сыграю,- чужим голосом заметил Таракан, вынул сапоги и сразу в тумане нашел покупателя.
        - Купи сапоги,- сказал он и увидел, что продает сапоги той кепке, что первая начала игру. Кепка презрительно оттопырила губу, и тут поразился Таракан тому, что у кепки было такое же масляное лицо, как и у голоса.
        - Сколько?- спросила кепка, постукивая по подошве расщепленным больным ногтем.
        - Двадцать!- вымолвил Таракан.
        - Двенадцать,- нехотя сказала кепка и повернулась уходить.
        - Давай, давай!- отчаянно попросил Таракан.
        Кепка, свистя через губу, крайне вяло вынула из кармана стального френча червь и два рубля и дала их Таракану. Ящик вернулся на место и легче немного стало Таракану. Он проиграл по рублю пять раз подряд. На счастливый 3-й номер поставил рубль и получил пять. Тут испуг червем обвил сердце Таракана. «Когда же я отыграюсь?» - подумал он и поставил пять на 6-й.
        - Запарился парень!- далеко заметил кто-то.
        Через минуту чисто было перед Тараканом. Ящик уплыл, доска уплыла, и люди разошлись. Бульвар жил, равнодушный к Таракану, китаец стрекотал погремушкой, а вдали переливались свистки - пора рынок кончать.
        Воспаленными глазами окинул Таракан бульвар и ныряющей волчьей походкой догнал кепку, уносившую сапоги. Пошел рядом, кепка покосилась и хотела свернуть вон с бульвара.
        - Нет, ты так не уходи!- не узнав своего голоса, молвил Таракан.- Как же это так?
        - Чего тебе надо?- спросила кепка, и трусливо забегали его глаза.
        - Ты какой же червонец мне дал за сапоги? А? Отвечай!
        Свет отчаянья вдруг озарил Тараканову голову, и он все понял. На червонце было чернильное пятно, знакомое Таракану. Вчера это пятно на червонце получил Таракан в жалованье в пекарне. Он голосу проиграл этот червонец, как же он оказался у этого, кем звалась кепка, и Таракан понял, что она, кепка, заодно с голосом. Значит, червонец голос передал кепке? Не иначе.
        - Отойди от меня, пьяница!- сурово сказала кепка.
        - Я пьяница?- голос Таракана стал высок и тонок.- Я-то не пьяница. А вы сообщники, злодеи!- выкрикнул Таракан.
        Прохожие брызнули в стороны.
        - Я тебя не знаю!- неприязненно отозвалась кепка, и Таракан понял, что она ищет лаз в газоне.
        Таракан вдруг заплакал навзрыд.
        - Погубили меня,- содрогаясь, говорил он,- убили человека. Деньги профсоюзные... Мне их сдавать в кассу. Под суд идти!- Весь мир заволокло слезами, и кепка смягчилась.
        - Что ты, голубчик?- задушевно заговорила она - Я сам, голубчик мой, проигрался. Сам лишился всего. Ты иди, проспись.
        - Сапог мне не жалко,- мучаясь, выговорил Таракан,- а пятьдесят не мои. Делегат я. Сироту погубили. Жулики!- внезапно тоненько закричал Таракан. Кепка нахмурилась.
        - Пошел ты от меня к чертовой матери!- рассердилась она лицом, а глаза по-прежнему бегали.- Я тебя в первый раз в жизни вижу.
        - Верни этого с ящиком!- не помня себя, бормотал Таракан, наступая на кепку.- Подай мне его сейчас! А то я вас власти отдам! Куда же это милиция смотрит?- в ужасе спросил Таракан у любопытной старушечьей мордочки в платке.
        Наложила на себя мордочка крестное знамение и мгновенно провалилась в газон. Мальчишки засвистели кругом, как соловьи.
        - А ты дай ему, дай, что долго разговаривать!- посоветовал чей-то гнилой голос.
        Кепкины глаза теперь ходуном ходили, вертелись, как мыши.
        - Отцепись от меня, падаль!- сквозь зубы просвистела кепочка.- Никакого я ящика не видел.
        - Врешь! Мошенник! Я вас насквозь вижу!- рыдающим голосом воскликнул Таракан.- Мои сапоги за мой же червонец купил!
        - Что на них, свои клейма, что ли?- спросила кепочка и косо подалась в сторону.- Я их купил совсем у другого человека, высокого роста, с бельмом, а ты маленький - Т-таракан! Обознался, гражданин!- сладко заметила кепочка, улыбаясь любопытным зрителям одними постными щеками.- А теперь мне голову морочит. Ну, отойди, зараза!- вдруг фыркнула она кошачьим голосом и, как кошка, пошла - легко, легко. Клеш замотался над тупоносыми башмаками.
        - Говорю, лучше остановись!- глухо бубнил Таракан, цепляясь за рукав.- Предаю тебя ответственности! Люди добрые...
        - Эх, надоел!- сверкнув глазами, крикнула кепочка и сухим локтем ударила Таракана в грудь.
        Воздуху Таракану не хватило. «Погибаю я, делегат злосчастный,- подумал он.- Уходит... злодей...»
        - Ты остановишься?- белыми губами прошептал Таракан и поймал кошачий зрачок отчаянным своим глазом. В зрачке у кепки была уверенность, решимость, не боялась кепка коричневого малого Таракана. Вот сейчас вертушка-турникет, и улизнет кепочка с Новинского!
        - Стой, стой, разбойник!- сипел Таракан, закручивая двумя пальцами левой руки скользкий рукав. Кепка молча летела к турникету.- Милиция-то где же?- задыхаясь, шепнул Таракан.
        Таракан увидел мир в красном освещении. Таракан вынул финку и в неизбывной злобе легко ударил ею кепку в левый бок. Сапоги выпали из кепкиных рук на газон. Кепка завернулась на бок, и Таракан увидел ее лицо. На нем теперь не было и признаков масла, оно мгновенно высохло, похорошело, и мышиные глазки превратились в огромные черные сливы. Пена клоком вылезла изо рта. Кепка, хрипнув, возвела руки к небу и качнулась на Таракана.
        - Ты драться?..- спросил Таракан, отлично видя, что кепка драться не может, что не до драки кепке, не до сапог, ни до чего!- Драться?.. Ограбил и драться?- Таракан наотмашь кольнул кепку в горло, и пузыри выскочили розового цвета на бледных губах. Экстаз и упоение заволокли Таракана. Он полоснул кепку по лицу, и еще раз, когда кепка падала на траву, чиркнул по животу. Кепка легла в зеленую новинскую траву и заляпала ее пятнами крови. «Финка - знаменитая... вроде как у курицы, кровь человечья»,- подумал Таракан.
        Бульвар завизжал, заревел, и тысячные, как показалось, толпы запрыгали, заухали вокруг Таракана.

«Погиб я, делегат жалкий,- помыслил Таракан,- черная моя судьба. Кто ж это мне, дьявол, ножик продал, и зачем?»
        Он швырнул финку в траву, прислушался, как кепка, вся в пузырях и крови, давится и умирает. Таракану стало жалко кепку и почему-то того жулика с ящиком... «Понятное дело... он на хлеб себе зарабатывает... Правда, жулик... но ведь каждый крутится, как волчок...»
        - Не бейте меня, граждане,- тихо попросил пропащий Таракан, боли от удара не почувствовал, а только догадавшись по затемненному свету, что ударили по лицу,- не бейте, товарищи! Делегат я месткома пекарни № 13... Ох, не бейте. Профсоюзные деньги проиграл, жизнь загубил свою. Не бейте, а вяжите!- молвил Таракан, руками закрывая голову.
        Над головой Таракана пронзительно, как волчки, сверлили свистки.

«Ишь, сколько милиции... Чрезвычайно много набежало,- думал Таракан, отдаваясь на волю чужим рукам,- раньше б ей надо было быть. А теперь все равно...»
        - Пускай бьют, товарищ милицейский,- глотая кровь из раздавленного носа, равнодушно сказал Таракан, понимая только одно, что его влекут сквозь животы, что ноги его топчут, но уже по голове не бьют.- Мне это все равно. Я неожиданно человека зарезал вследствие покупки финского ножа.

«Как в аду, суматоха,- подумал Таракан,- а голос распорядительный...»
        Голос распорядительный, грозный и слышный до Кудринских, ревел:
        - Извозчик, я тебе покажу - отъезжать! Мерзавец... В отделение!!!
        Комментарии. В. И. Лосев
        Таракан
        Впервые - Заря Востока. 1925. 23 августа.
        Печатается по тексту газеты «Заря Востока».