Маска счастья Кира Буренина
        # Путь к вершинам карьеры, как правило, усыпан не благоухающими розами, а битым стеклом и кусками ржавой арматуры. Но есть люди, которых препятствия только подстегивают. Кира Буренина из их числа. Она не только успешная бизнес-леди, главный редактор журналов «Лиза» и «Отдохни. Имена», но и замечательная писательница. Откровенно, с удивительным знанием людской психологии, рассказывает она об ошибках, которые совершала, поднимаясь по карьерной лестнице, «подводных камнях», зависти и интригах, ожидающих всякого, кто мечтает добиться успеха в творческой профессии.
        Ее рассказы - о любви. Любви порочной или преступной, порой по-детски наивной и готовой на самопожертвование. Они виртуозно написаны и интригуют изящной недосказанностью. В самом деле, жить вдвоем с обожаемым человеком - это награда или наказание? Стоит ли влюбляться в лечащего врача? Курортный роман с женатым - это прикольно или позорно? Кира Буренина не даст вам соскучиться…
        Кира Буренина
        Маска счастья
        (сборник)
        Путь к себе
        Никто не станет спорить, что каждый человек с самого рождения наделен определенными талантами. Некоторые уже с детства знают, к чему у них есть способности и желания. А другим для самопознания могут потребоваться годы. Наша жизнь и заключается в том, чтобы дать возможность пробудиться скрытым талантам и развернуться талантам явным. Многие реализуют свои способности в хобби, кто-то проводит жизнь в мечтах, и лишь редкие счастливцы могут утверждать: они нашли себя сразу и навсегда. По моему убеждению, призвание - это зов природы, к которому нужно прислушиваться, это сигнал, на который нужно настроиться и распознать его. Со дня получения моего первого диплома о высшем образовании прошло много лет, и только сейчас я могу сказать, что нашла свое призвание и в моей деятельности есть восхитительные моменты вдохновения и счастья. Правда, для этого мне пришлось пройти долгий и порой тернистый путь. Но об этом я совсем не жалею.
        Переводчик-референт
        Окончив престижный Московский государственный институт иностранных языков имени Мориса Тореза, я совсем не была готова к тому, что мне, комсомолке, активистке, личности самостоятельной и инициативной, практически в первый день работы придется варить бесчисленное количество чашек кофе и бегать с подносом по лестнице с третьего этажа на первый. Именно в этот день проходил семинар с участием президента зарубежной фирмы и директоров советских текстильных предприятий. Разрываясь между кухней и переговорной, я успевала переводить речи президента, попутно выискивая в словаре заковыристые термины из области полиграфии.
        Мой первый шеф широко и вольно толковал должностные обязанности секретаря-переводчика, поэтому кроме злополучного кофе, который я варила и носила ему, моя следующая почетная и бессмысленная обязанность в течение последующих двух лет состояла в том, чтобы накручивать нужные номера телефона и подносить к уху начальника телефонную трубку. Конечно, мне приходилось переводить различную коммерческую документацию, к тому же я каждый месяц сопровождала кого-нибудь из заказчиков в Германию для переговоров или участия в выставке. (С такой же регулярностью я появлялась у кадрового инспектора с просьбой перевести меня в другую фирму.) Мне хотелось большего, чем перевод чужих мыслей и слов. За два года я многому научилась, но мой шеф продолжал воспринимать меня как придаток к его телефону. Тогда-то я и начала совершать мелкие диверсии - выкручивала проводки из его телефонной трубки, отказалась варить кофе и заставила начальника купить кофеварку, а когда он уезжал в командировки или отпуск, самостоятельно проводила переговоры с советскими заказчиками и немецким головным офисом.
        Стараясь поскорее вырваться из «тупиковой должности», я поступила в Академию внешней торговли. Я просто обязана была доказать, что мои «серые клеточки» способны освоить более сложные операции, чем приготовление кофе. Я надеялась, что специальность «менеджер по развитию внешнеэкономической деятельности» убедят и моего начальника, и руководство в Германии и позволят мне самостоятельно вести коммерческие проекты. Днями и ночами, как одержимая, я зубрила основы рыночной экономики, правила составления коммерческих договоров, логистику, порядок проведения банковских операций. В тот период меня можно было сравнить с ракетой на старте, когда идет последний отсчет - так одержимо я стремилась к карьерному взлету.
        Счастливый случай явился в образе моей соседки по этажу. «У нас в фирме есть вакансия,- она протянула визитку своего шефа,- я предложила твою кандидатуру».
        Менеджер по продажам
        Пыльные папки с надписями: «Сварочные электроды», «Проволока», «Метизы» едва помещались на столе. Сбагрив мне неинтересные проекты, мои новые коллеги радостно потирали руки, но меня трудности не пугали. Главное - я самостоятельна в своих решениях, в выборе партнеров, проведении переговоров и обсуждении цен. Азарт, с которым я вцепилась в «неудобные» для продажи продукты, приятно удивил новое немецкое начальство. Я с удовольствием летала в дальние командировки на заводы, штудировала специальную литературу по металлургии и простояла все три дня на жестоком морозе за Полярным кругом на конкурсе сварщиков (мне было интересно, как варят наши электроды). Спустя два года мне доверили более сложные продукты и заказчиков-тяжеловесов - «Лукойл», «Газпром», «Транснефть».
        А спустя четыре года я поняла, что эта работа меня больше не увлекает. Вне зависимости от ее интенсивности и объема, каждый день был похож на предыдущий. Все те же лица, те же разговоры: «…марки стали, насосно-компрессорные трубы, обсадные трубы, фонтанная арматура, наши цены, наши скидки, наши конкуренты…» Тогда я задалась вопросом: почему, достигнув успеха и хороших результатов в развитии своей карьеры, я стала испытывать тоску и чувство профессионального неудовлетворения? Я видела причину в том, что «доросла до потолка» в этой фирме, и стала рассылать свои резюме в другие компании.
        Результат собеседований звучал как приговор: все дело не в «потолке», а в самой работе, вернее, в ее содержании. Все чаще и чаще в голове прокручивались одни и те же слова: «Да, я достигла результатов. Да, я занимаю ответственную должность. Да, я зарабатываю хорошие деньги. Но что дальше? Неужели трубы и проволока - это то, чем я хочу заниматься до самой пенсии?»
        Когда я делилась с подругами или коллегами своими сомнениями, все дружно крутили пальцем у виска. Высокая зарплата, загранкомандировки, бесплатные обеды, страховка, корпоративная кредитка «American Express», водитель фирмы, всегда готовый отвезти тебя на переговоры, в аэропорт или домой - разве возможно отказаться от всего этого в трезвом уме и твердой памяти? Я буквально разрывалась между желаниями «уйти» или «остаться», то есть между независимостью и привычным комфортом, пока случайно не остановилась у экрана телевизора. Речь шла о тренинге личностного роста. Прошедшие этот тренинг люди были похожи на марсиан - спокойные, невозмутимые, словно познавшие истину, которая, как известно, «где-то рядом». Но где?
        Психолог-практик
        После тренинга я больше не блуждала в потемках: у меня появились две цели. Первая - стать тренером-профессионалом. Вторая - написать цикл рассказов.
        И снова благодаря счастливому случаю я узнала о наборе слушателей в Академию практической психологии при психфаке МГУ. Интенсивные занятия каждый день с шести до десяти часов вечера в течение года, штудирование специальной литературы, постоянные консультации у квалифицированных преподавателей только укрепляли меня в мысли, что я нашла свое дело. Я поняла: больше всего меня волнуют не механизмы, не коммерция, а люди, мотивы их поведения и их жизнь.

«Я буду бизнес-тренером!» - гордо декларировала я. «А деньги, а положение?!» - ужасались окружающие. «Я готова пойти на меньшую зарплату, но у меня есть мое дело». Пафоса у меня тогда было более, чем достаточно. И все-таки я не сразу нашла в себе силы уйти с работы, продолжала летать на Урал и в Сибирь, проводить переговоры, обсуждать цены, участвовать в выставках. Но теперь у меня была цель,
«мой свет в конце туннеля», и это делало жизнь осмысленной.
        В тот год немецкие коллеги видели меня в офисе не часто. Я брала отпуск за свой счет и отправлялась экспериментировать. Обычные бизнес-тренинги «Практика продаж»,
«Искусство вести телефонные разговоры», «Как привлечь клиента» стали настоящим откровением не только для персонала небольшой риелторской компании, но и для меня. Полная энтузиазма, я уходила за рамки обычной программы, и знания, которые я старалась передать людям, касались не только новых навыков, но и простых жизненных, часто запутанных и нерешенных проблем.
        Когда мне удавалось помочь, я была по-настоящему счастлива. Следующий отпуск за свой счет я провела в кадровом агентстве, прилежно изучая практику рекрутинга. Могу заверить: труд консультанта крайне изнурительный, за день приходилось проводить до тридцати собеседований, делать до двадцати телефонных звонков. Но экзамен на профессионального консультанта я выдержала: благодаря мне за три недели закрылись три вакансии, а я научилась с первого взгляда определять в соискателе его психологический тип и соответствие требованиям фирмы.
        А как же со второй целью? Мощный заряд, полученный на тренинге, заставил меня однажды сесть за компьютер и напечатать первые строчки нового рассказа. Здесь потребуется небольшое объяснение.
        Лирическое отступление
        Писать статьи я начала еще в студенческой многотиражке. Потом судьба совершила невероятный кульбит и летом 1989 года отправила меня в качестве переводчицы с хоккейной командой «Спартак» в Германию. Двадцать восемь крепких парней, легендарный Александр Якушев, первые впечатления от Западного Берлина (тогда еще была стена!), ледовых дворцов, неистовых болельщиков, близко-близко переживаемый труд (именно труд) спортсменов - все это заставило меня по возвращении взяться за перо и написать первый рассказ.
        Его опубликовала газета «Спартак». Чрезвычайно гордая своим журналистским опытом, я потащила рассказ на суд известного журналиста-международника Томаса Анатольевича Колесниченко. Снизойдя к юному таланту, Колесниченко рассказ одобрил, припомнив, что в Америке он с удовольствием прочитал «Coffe, tea or me?» - записки стюардессы. Они ему очень понравились, и он посоветовал засесть за сборник подобных историй. В качестве напутствия Томас Анатольевич оставил добрую надпись на полях газеты: «Желаю успехов в написании „Записок переводчицы“». Но я ведь в то время стремилась стать бизнес-леди и совету Томаса Анатольевича не вняла… До поры до времени…
        Мои журналистские способности эксплуатировались исключительно для составления деловых писем и коротких рекламных статей в отраслевых журналах типа «Металлургия» или «Сварщик».
        Благодаря новому счастливому случаю деловая газета «Бизнес для всех», сухую информацию которой главный редактор Валерий Яковлевич Романюк хотел немного
«размочить», предложила мне сотрудничество. Первым рассказом, отправленным в редакцию, стал тот самый - о переводчице. Рассказы, повествующие о жизни нашего немецкого офиса, посыпались из меня, как крупа из прорванного кулька. В течение года раз в две недели я выдавала все новые и новые истории.
        В конце концов я набралась наглости и отправила несколько рассказов своей любимой писательнице, мэтру нашей литературы Виктории Самуиловне Токаревой. Через две недели, дрожа от страха, я позвонила ей. После краткого профессионального разбора моих опусов Виктория Самуиловна сочла меня «достойной» и направила в одно крупное издательство.
        Дальше все происходило, как во сне: в издательстве мне сразу же предложили написать любовный роман. Через три дня был подписан договор «на создание литературного произведения „Вера, Надежда, Любовь“». Но я совершенно не представляла, как через три месяца у меня получится целая большая книга. Что я сделала? Я взяла отпуск за свой счет и написала роман о русской переводчице с немецкого языка, о ее благородном шефе, немецком графе, о Германии, масонах и неизбежном любовном треугольнике. Из писем читателей я узнала, что не интрига, не любовные коллизии, а профессиональный мир героини - переводчицы привлек их внимание.
        Кризис 1998 года грянул для меня, как для большинства сограждан, неожиданно. Моя немецкая фирма закрылась, и я стала свободной, независимой и материально не защищенной. Я пачками рассылала свои резюме по кадровым агентствам и фирмам и исколесила всю Москву, разъезжая по собеседованиям. Тогда-то мне открылась другая сторона медали: оказалось, что зарплата тренера в несколько раз меньше, чем моя бывшая, и что ни одна компания не предоставляет тренеру таких льгот и услуг, на которые я всегда могла рассчитывать на своей немецкой фирме. С каким недоверием относились ко мне кадровики, когда я, бывший менеджер по продажам, пыталась получить должность PR-менеджера или тренинг-менеджера! Их легко понять - опыта работы почти нет, связей нет, и лишь одно рекомендательное письмо. Несерьезно!
«Ах, она еще пишет романы?» И кто возьмет на себя ответственность направить такого
«спеца» в компанию? Я поняла, что ни мое резюме, ни объяснения не удовлетворяют потенциальных работодателей.
        После многих неудачных собеседований я изменила резюме, подчеркнула свои сильные стороны, необходимые для работы бизнес-тренера, отобрала самые веские объяснения стремительного взлета карьеры и стала получать более или менее интересные предложения. В день, когда меня приняли на работу в одно из отделений Сбербанка штатным психологом, раздался телефонный звонок. Меня пригласили в организацию со странным названием. Должность звучала тоже странно: «руководитель PR-департамента».
        PR-менеджер, журналист
        Кто знает, может, сейчас я работала бы в окружении милых женщин из Сбербанка - обучала их правилам делового общения и бесконфликтному поведению, если бы не моя первая книга. Я до сих пор задаю себе вопрос: почему для статьи в журнале
«Cosmopolitan» об авторах женских романов издатель выбрал именно меня? И почему обстоятельства сложились так, что вместо мартовского выпуска статья появилась в сентябре?
        Как это часто бывает, один человек позвонил своему хорошему знакомому и просигналил: SOS! Нужен опытный, контактный, владеющий иностранными языками журналист. И хороший знакомый показал своему товарищу статью из «Cosmopolitan».
«Это лучше любого резюме,- сказал он,- бери этого человека, я за него ручаюсь». Так я оказалась в Московской Международной Бизнес-Ассоциации (ММБА). Здесь удачно пересеклись все мои способности, опыт и мечты. Ни один год моей прошлой «трудовой биографии» не оказался лишним: пригодились иностранные языки, навыки менеджера по продажам, знания психологии, умение писать и выступать публично. Но этого было явно недостаточно для того, чтобы правильно подготовить пресс-релиз, провести пресс-конференцию, презентацию, работать со СМИ. И я снова села за парту - теперь уже в Российском институте по связям с общественностью.
        Работа PR-менеджера каждый год бросала вызов моим «серым клеточкам» - а с выпуском собственной газеты справишься? А с крупным международным форумом в Берлине? А с клубной работой для пиарщиков? А с ночными сменами за монтажным столом в Останкино? Справилась! Теперь я знаю, как и зачем смотреть в глазок камеры, чем
«перебить» тот или иной кадр. Даже сегодня мои друзья советуются со мной по event-менеджменту: я умею проводить мероприятия любого масштаба и сложности. В течение пяти лет PR-менеджеры крупных и мелких компаний с удовольствием
«тусовались» на заседаниях клуба, обмениваясь опытом и просто общаясь в неформальной обстановке.
        А что же романы? В свет вышли «Задушевный разговор», «Свет в твоем окне», «Арена», главные героини которых - психолог, балерина, продюсер, журналистка из президентского пула, редактор газеты (все знатоки своего дела) и директор PR-агентства. Мои герои влюбляются, ссорятся, говорят на профессиональные темы, задумываются о смысле жизни, ищут путь к себе…
        Шеф-редактор
        И снова судьба совершила невероятный поворот: на одной из конференций, организованной Союзом немецкой экономики в Москве, я встретилась с Томасом Анатольевичем Колесниченко, «крестным отцом» моих рассказов о переводчице. Тогда он возглавлял Департамент по связям с общественностью Торгово-промышленной палаты РФ. «Томас Анатольевич,- отрапортовала я,- ваше задание выполнено, „Записки переводчицы“ опубликованы». Великий журналист рассмеялся, подробно расспросил меня о том, чем я занимаюсь в настоящий момент, а спустя две недели я уже сидела в его кабинете и писала заявление на имя президента ТПП РФ Е.М.Примакова о приеме на работу.
        Так я попала в совершенно другой мир. Словно Алиса из «Страны чудес». В Торгово-промышленной палате мероприятия были масштабнее, атмосфера строже, иерархия четче, задачи глобальнее. Государственные масштабы. Честно говоря, поначалу я чувствовала себя не в своей тарелке. «Зачем я здесь?» - с тоской спрашивала я себя. Но мудрый Томас Анатольевич знал ответ на этот вопрос. И вскоре мне была поручена разработка нового проекта Торгово-промышленной палаты РФ - собственного журнала. С абсолютного нуля - так заманчиво и так страшно!.. Не было помещения, дизайн-макета, оборудования, журналистов, верстальщиков, спонсоров, рекламы.
        Мудрость моего «крестного», его огромный опыт журналиста, дружеские связи сотворили чудо - через несколько месяцев упорной работы появился первый номер журнала «Партнер ТПП РФ». Мое самое серьезное издание - экономический журнал - осваивал целину: нужно было научиться говорить о ведомственных и министерских проблемах, простым языком, доступным для большинства людей, которые всегда становятся основными «пожинателями» плодов от разномастных экономических реформ.
        Вскоре вышел еще один номер. А потом случилось горе. Томас Анатольевич умер. И вместе с ним ушла радость, исчез смысл работы, драйв. Я поняла - пришло время искать новый путь.
        Главный редактор журнала «Лиза»
        В один прекрасный день я «спамово» разослала свое резюме в редакции всех женских изданий, которые только существовали на рынке. Почему я сделала именно такой выбор? Полагаю, ответ ясен - как только я стала писать профессионально, я писала для женщин и о женщинах. На мое резюме откликнулись несколько изданий. В их числе - Издательский дом «Бурда». О каком журнале издательского дома пойдет речь, мне не объяснили.
        Чудесным августовским деньком не спеша, с удовольствием разглядывая витрины, я брела по Ленинградскому проспекту. Оказалось - навстречу своей судьбе. Собеседование длилось часа три. Мы «болтали» обо всем, но только не о вакансии, которую предполагалось закрыть и ради которой были устроены мне смотрины. «Под занавес» открылась правда - речь шла о журнале «Лиза».
        Я согласилась сразу. Не знаю, мучали ли сомнения мое будущее руководство по поводу моей кандидатуры, но я ужасно захотела работать в этом еженедельнике.
        В Торгово-промышленной палате мое заявление об уходе восприняли как предательство.
«А как же журнал „Партнер ТПП“? Кто будет его выпускать? Это просто нечестно!»
        Так или иначе, золотым сентябрьским днем я появилась в редакции журнала «Лиза». И пребываю в ней до сих пор. Я обожаю этот журнал! Вскоре мне поручили замечательный еженедельник «Даша».С удовольствием руковожу редакцией мистически-увлекательного журнала «Лиза. Гороскоп».
        Признаюсь, я люблю «Лизу». Моя работа - источник вдохновения, энергии, она меняет мою жизнь и, как я надеюсь, жизнь сотрудников редакции. Работа коллектива «Лизы» - это творческая любовь и любовное творчество, воспитание лучших качеств личности, обоюдное самосовершенствование, вдохновение и художественный труд.
        Каждую неделю я с волнением осознаю: то, что создаст наш творческий коллектив, будет волновать, интересовать, а может, и вдохновлять три миллиона читательниц России (именно такова читательская аудитория журнала). И поэтому я очень ценю в людях, с которыми работаю, желание сказать что-то важное, поделиться своим личным опытом, научить, посочувствовать нашим читателям. А читательская почта постоянно подтверждает - мы работаем не зря.
        Что еще мне хочется сказать о своем ПУТИ?
        Я безусловно благодарна и верна всем сотрудникам редакции, которые всегда рядом, являются моими единомышленниками и, развиваясь сами, каждый день учат меня чему-то новому. Благодарна нашему потрясающему Генеральному директору - творческой, неугомонной личности, способному далеко заглянуть в наше светлое будущее. Без него мое развитие как главного редактора, может, происходило бы иначе.
        А теперь несколько слов читательницам. Все мы мечтаем о счастье, и у каждого своя мечта: любить и быть любимой, все успевать, быть для всех хорошей, красивой, многое уметь, учиться, получать достойное вознаграждение для ухода за собой и дальнейшего развития. Я желаю вам не терять близких, меньше бояться за них, не отрывать от себя любимых, не гореть в аду предательства. Берегите слезы. Берегите силы. И верьте, что все будет хорошо!
        Записки переводчицы

«Шерри леди»
        Ключ никак не хотел влезать в замочную скважину. Я только что вернулась с часового турне по близлежащим магазинам, и, понятное дело, не с пустыми руками. Три огромные сумки важно привалились к двери своими крутыми боками. Наконец замок и ключ вошли в контакт, щелчок - и я дома.
        Уже в прихожей меня оглушила звуковая волна - это был не то Децл, не то Земфира. С тех пор как я вышла замуж за бывшего хоккеиста, большого меломана Сашу, я вообще перестала разбираться в музыке. Сейчас мой муж возлежал на диване и балдел. Увидев меня и сумки, он вскочил и, выудив банку пива, сообщил:
        - Звонили эти, с паразитологии. Просят, чтобы ты им скорее высылала перевод.
        Я в сердцах хлопнула дверцей холодильника:
        - Да выруби ты эту музыку! Ну когда я все успею?
        Саша насупился. Я обреченно уселась за компьютер, но доклад доктора Адлера для конференции паразитологов не лез в голову. Мысли витали вокруг совсем других проблем.
        Дверь приоткрылась, в щель заглянул Саша и тихо позвал:
        - Мариш, а Мариш…
        Только сейчас я ощутила, что в квартире пахло горелым. По кухне витал сизый чад, по плите, шипя и пузырясь, текла бурая жидкость. На столе лежала поваренная книга французской кухни XVII века, купленная по случаю у букиниста, раскрытая на
«руанском соусе по-королевски». А за спиной виновато бубнил Саша:
        - Хотел соус к макаронам… А тут кассета с Ричи Блэкмором… Я же балдею… Потом смотрю - горит… Да что ты плачешь! Вымою я плиту! Хочешь, твою любимую песню поставлю, хочешь? Мигом!
        Я уткнулась носом в книжку, рассматривая, как капли слез расплываются на пожелтевших страницах в большие темные кляксы. Стены квартиры сотрясались от музыки. Высокий мужской голос нежно выводил: «Шерри, шерри леди…»
        Все еще расстроенно сопя носом, Саша подобрался к комоду и взял связку ключей. Небрежно поигрывая ими, он уже с безопасного расстояния спросил:
        - Мариш, я в гараж слетаю, ничего?- И, не дожидаясь моего ответа, выскользнул за дверь.
        Утерев слезы, я огляделась вокруг - уютная кухонька все так же полна дыма, на плите застыла корка соуса, которую придется отдирать чуть ли не зубами, да и обед все еще не готов. Мой взгляд остановился на книге. «Руанский соус по-королевски», - повторила я вслух. Представив Сашу в короне, горностаевой мантии со скипетром и державой в руках, я расхохоталась. Бедные повара! Будь мой супруг действительно королем, они бы не отходили от плиты ни днем ни ночью, иначе не сносить им головы.
        Песня окончилась, и только теперь я услышала, что телефон настойчиво разрывается от звонков.
        - Это из фирмы «Интеримпекс»,- проговорил мягкий мужской голос.- Мы бы хотели предложить вам работу - поездку в Ухту с двумя нашими представителями. Вылет - завтра утром. Оплата - как всегда. Ждем вас завтра в восемь в аэропорту. Вы согласны?
        У меня неприятно засосало под ложечкой. Доклад паразитологов не закончен… С другой стороны, отказаться от такого выгодного предложения было бы безумием. И я согласилась.
        Срочно надо было решить, что первично - «паразиты» или обед. Вздохнув, я пошла на кухню. Через два часа явился румяный с мороза муж. Он остановился на пороге, втягивая носом воздух, как гончая, чующая дичь, и радостно воскликнул:
        - Свининка!
        Проходя мимо отмытой сверкающей плиты, он подмигнул, подняв большой палец: «Класс!
        Сидя напротив мужа за столом и наблюдая, как весело он расправляется со свиной отбивной, я почему-то вспомнила старую историю.
        Работая на одной выставке, я, вероятно, очень понравилась представителям фирмы, так как получила почти официальное приглашение на работу в Англию - намечался большой инвестиционный проект в России.
        Собрали семейный совет. Мои родители были за, родные Саши - против. Сам Саша сидел потерянно посередине, зажав ладони между колен, и поглядывал своими совиными глазами то в одну, то в другую сторону. Тогда единого решения не было принято, но я верила, что все-таки уеду. Ведь два года могут пролететь так быстро…
        - Нет, Мариш,- сказал тогда неожиданно Саша,- ты уезжай, только сначала давай разведемся. Я не смогу жить в одиночку, да и ты отвыкнешь от меня.
        Эта фраза определила все. Я осталась, поссорившись на некоторое время со своими родителями, стенающими об упущенных возможностях дочери. Как-то так получилось, что Саша оказался тогда дороже карьеры и родителей.
        А что сейчас? Сейчас уже должны были истечь те самые два года работы по контракту. Ничего не изменилось с тех пор. Я продолжаю подрабатывать частными переводами, имея свою постоянную клиентуру.
        Саша, уйдя из спорта, так и не смог найти себя. Он устраивается то на одну, то на другую работу с целью залатать дыры в семейном бюджете, но, неудовлетворенный, бросает и возвращается в свой гараж, где его ждут всегда готовые посочувствовать товарищи.

…Когда ближе к ночи я вернулась к компьютеру, дух у меня был боевой. Яростно колотя по клавишам, я громко и с выражением произносила особо заковыристые слова и сочетания, как «лейшманиоз», «латентная инфекция», «пиноцитоз» и «лямблии». Ночью работается лучше всего. В половине четвертого утра факс отправил последние страницы перевода. Ровно в семь меня разбудили Саша и «Шерри леди». Пора. Оставив Сашу в потоке децибеллов, «дыша духами и туманами», я уселась в заказанное такси.
«Итак, сегодня двадцатое… Два дня в поездке. Сколько же я заработаю?- прикидывала я. И, вздохнув, решила: - Куплю Саше новый диск, так и быть. Он давно о нем мечтал».
        Ночной монолог
        Все-таки здорово очутиться после слякотной, просоленной Москвы в настоящей зиме с прозрачным воздухом и скрипящим снежком под ногами! Нас было трое - два представителя фирмы «Интеримпекс» из Кёльна и я.
        Встречала нас худенькая, востроглазая девушка в высокой, похожей на полковничью папаху, шапке. В руках она держала листок с названием нашей фирмы и явно очень волновалась. Видимо, это ее первая официальная встреча гостей.
        По дороге из аэропорта в город выяснилось, что она закончила местный пединститут и очень неплохо говорит по-немецки, однако от робости не может ответить ни на один самый простой вопрос наших иностранцев. Я с ностальгией вспомнила свои первые встречи-проводы. А пока с удовольствием смотрела в окно на проплывающий мимо город. Люблю я вечерние города. В них всегда все кажется таинственным и неожиданным. При этом я себя ощущаю героиней романа, которая мчится куда-то…
        Примчались…
        Поселили нас в заводской гостинице с романтическим названием «Волна». Мартин Мюллер, неунывающий весельчак и балагур, потерял присущее ему чувство юмора, когда узнал, что его ожидает двухкоечный номер, который он разделит со своим коллегой Зигфридом Вайссом. При этом «удобства» располагаются в конце коридора. Мне досталась узкая одноместная комнатка, называвшаяся из-за наличия в ней «удобств»
«люксом». В этом «люксе» было страшно холодно, и ночью мне пришлось накинуть поверх одеяла шубу.
        Утром, за завтраком Зигфрид и Мартин с неподражаемым актерским искусством в духе Дж.К.Джерома рассказывали, что происходило с ними ночью,- о том, что Зигфрид впервые услышал храп Мартина, и как Мартин блуждал ночью по коридору в поисках туалета, распугивая своей пижамой кавказских постояльцев.
        Так или иначе, мы приехали сюда работать, и нам пора было на завод. Нас уже ждали. Пока мы излагали свою точку зрения, российская сторона слушала нас чинно и с пониманием. Стоило нам задать конкретный вопрос, начиналось нечто невообразимое. Отвечать на вопрос вызывался один специалист и говорил примерно так: «Конечно, мы это сделаем». Моментально отзывался второй и решительно опровергал заявление предыдущего. В разговор вмешивался третий коллега, чтобы выступить в роли арбитра, который пытался рассудить обоих. Переводить было невозможно. Мы сидели и смотрели, как бушуют страсти. Через некоторое время спорщики пришли к консенсусу и выдали нам коллективно составленный ответ.
        Переговоры затянулись до позднего вечера. Я чувствовала себя страшно усталой и опасалась, что при таких темпах нам придется остаться в этом городе еще на один долгий день. Так бы и случилось, если бы не заместитель директора, представившийся нам коротко: «Решетов». С появлением этого человека возникло ощущение ворвавшейся шаровой молнии. Возня и споры прекратились, Решетов действовал решительно и четко. За час были решены все вопросы и подписан протокол.
        После переговоров во время ужина Решетов был душой компании. С Мартином он нашел общий язык, и оба на пару смешили весь стол и, кажется, весь ресторан «Русская изба».
        Время от времени Решетов бросал на меня взгляды, в которых читалось тревожное любопытство, как будто он пытался разрешить какой-то вопрос. После ужина он сам отвез нас в гостиницу. Пока немцы, оживленно переговариваясь, вылезали из машины, он несмело спросил:
        - Вы не согласились бы осмотреть Ухту? У нас есть много красивых мест.
        Я изумленно уставилась на него. Но он совершенно серьезно добавил:
        - Особенно вечером.
        Зигфрид и Мартин скрылись за дверью гостиницы. «Мерседес», мягко заурчав, унес меня в ночной незнакомый город.
        - Вам не холодно?- первым нарушил молчание мой неожиданный экскурсовод.
        - Скажите, а как вас зовут? Ведь кроме фамилии у вас есть имя,- поинтересовалась я.
        - Андрей,- ослепительно улыбнулся он.
        Честно скажу: я почти не помню города, по которому мы совершали удивительное ночное путешествие. Я чувствовала, как время сжималось вокруг нас, и ощущала способность предвидеть каждое последующее слово моего спутника и каждый жест. Андрей изредка посматривал на меня черными глазами и молчал. Но я знала - через три секунды он заговорит, и все, что он скажет, останется со мною на всю жизнь.
        - Я ведь недавно здесь живу,- начал мой собеседник.- Приехал из Заполярья семь лет назад, а до того жил в маленьком городке в Узбекистане. Представляете, из жары в холод, вечную мерзлоту. Но я сказал себе: «Ты что, испугался? Отступать? Нет, ни за что!» В Узбекистане я много чего сделал, почти своими руками на пустом месте создал предприятие, о котором заговорили в Союзе. Меня уважали, боялись, я ведь директором был, депутатом Верховного Совета. Казалось, меня ждет только успех, счастье и достаток. Но когда возносишься высоко, очень больно падать. Нашелся один подлюга, который стал копать под меня, искать компромат, интриговать. Началось следствие, обыск и допросы. Захлопнулась за мной дверь камеры. Пять раз прокрутил в голове свою жизнь, думал, сведу с ней счеты. Но понял: не за что мне себя упрекать. Жил честно, все заработал своим трудом - и уважение, и деньги, словом, все. Нашлись люди - ездили в прокуратуру в Москву, здесь хлопотали, закрыли дело. Вышел я через три месяца на свободу, но оставаться на старом месте уже не смог. Переехал сюда. Директором не назначили, стал замом. Но меня это не
трогает и не унижает. Мне сейчас ничего уже не страшно. Боюсь только, что умру внезапно, так и не сделав чего-нибудь стоящего. Сердце подводит. Через день в кабинет «скорую» вызывают. Говорят, надо уходить с работы. Но как я уйду, если в ней моя жизнь? Я все здесь знаю на ощупь, всех рабочих по имени, как у кого дела. Они это ценят. Скольких я от водки отучил, в семью вернул. Недавно беженец из Чечни устроился к нам. Декабрь, а он в плаще тонком - вещи все в Грозном пропали. Я приказал за свой счет его одеть… Зато я знаю - люди на работе думают только о работе, не болит у них душа ни за дом, ни за семью.
        Я, не перебивая, слушала монолог Андрея. Мужество, уверенность, сила и столько боли и отчаяния сочеталось в этом человеке!
        - Знаете,- продолжал он,- я благодарен вам за то, что вы здесь, со мной. Я наблюдал за вами весь день. Марина, вы - профессионал высокого класса. И дело не только в языке. Я видел, что вы утомлены, но вы ни на минуту не сбавили темпа и оставались такой же спокойной и доброжелательной. Вы были четки, организованны, не показали своего раздражения от несуразности наших деятелей. Они - отличные ребята, но прямо с производства, учатся на ходу, не все получается сразу. И благодаря таким людям, как вы, они учатся мастерству. Вы - умница и чудесная женщина.- Он вздохнул.- Когда я слышу об активных женщинах, мне становится так обидно. Я вспоминаю сразу свою жену - ничего не хочет делать! Только читает дамские романы и смотрит сериалы. А ведь была умная, красивая девушка. Тоже о чем-то мечтала, хотела многого добиться. Да я сам виноват - сбил ее с толку. Знаете, как мы поженились?
        Он остановил машину и повернулся ко мне. Мы находились на какой-то возвышенности, перед нами, как на ладони, раскинулся город, сверкали редкие огоньки окон, светился факел нефтеперерабатывающего завода.
        Мой спутник тем временем продолжал:
        - Я был видным парнем там, в Узбекистане, комсоргом, капитаном волейбольной команды, занимался борьбой, у меня был авторитет. Городок-то крошечный. Все девчонки строили мне глазки, но появилась Галя, и я решил: «Новенькая будет моя». Она приехала пожить у сестры и подготовиться на юрфак в следующем году. Я стал за ней ухаживать, но, наверное, не любила она меня никогда. Однажды я сказал ей:
«Галя, выходи за меня замуж». Она гладила белье и, не отрываясь, кивнула в сторону окна: «Вон паспорт мой, на подоконнике лежит». Ах так, думаю, взял ее паспорт - и в ЗАГС. Там у меня дружок был… Когда я ей паспорт со штампом показал, она чуть не упала. Но деваться-то было некуда. Стали жить. И всю жизнь она меня пилит, пилит… Я много работал, а она мне устраивала скандалы, что я по бабам бегаю. От секретарши моей требовала отчет, где и с кем я бываю. Уходила от меня с сыном раз десять, потом возвращалась. Разводиться с ней не могу, чувствую, что виноват перед ней за свое молодечество, за ЗАГС этот, за жизнь, которая могла бы у нее быть и которой нет. Мне сейчас так легко стало, что я это рассказал. Вы умеете слушать. Можно мне позвонить вам, когда я буду в Москве? Завтра я приеду проводить вас в аэропорт.
        - Спасибо, Андрей. Все у вас будет хорошо,- ответила я ему.
        Коротко просигналив, машина умчалась.
        Утром меня разбудил Зигфрид, деликатно постучавшись в дверь. Пора в аэропорт. До последней минуты я искала глазами в толпе провожающих высокую фигуру Решетова. Но он не появился. И не позвонил.
        Наверное, никому не захочется встретиться второй раз с попутчиком, которому неожиданно выкладываешь свою душу. Я оказалась тем самым попутчиком в жизненном поезде Андрея…
        Аврал
        - Марина!- гулко пронеслось по коридору. Мраморный пол - как лед для моих шпилек, и я элегантной ласточкой впархиваю в переговорную, вызывая всеобщее изумление.
        Мой шеф, господин Штоссманн, приходит в себя первым:
        - Марина, помогай нам немножко,- говорит он по-русски и величественно указывает на стул.
        Вот уже третий месяц, как я работаю в представительстве одной крупной транснациональной компании, многое до сих пор мне странно и непривычно.
        Два немецких техника и два российских эксперта нетерпеливо ждут, пока я устроюсь на стуле у большого, как карта мира, чертежа. Начинает немецкий инженер. Он четко говорит, тыкая острием карандаша то в одну, то в другую деталь производственной линии, которую наша фирма продает российскому заводу. Переводить его легко, он знает, где сделать паузу, где что-то подсказать, а также, называя цифры, всегда одновременно записывает их на листе бумаги.
        - А ты скажи хлопцам,- прерывает его розовощекий главный инженер завода,- что мы это представляем иначе.
        И за этим следует длительное пространное объяснение. «Хлопцы» яростно настаивают на своей версии, Главный их перебивает, в разговор включается мой шеф, и вскоре я оказываюсь не в состоянии перевести всеобщий гвалт. Один только начальник цеха невозмутимо следит за развитием событий - накануне его слуховой аппарат вышел из строя. Так что для того, чтобы ввести его в курс переговоров, требуется море децибеллов.

«Карта мира» ездит по столу то в одну, то в другую сторону. Деталь установки, похожая на валенок, вся исчеркана замечаниями на двух языках.
        - Как же вы не понимаете, все дело в загрузке!- фальцетом кричит Главный.
        Немцы решают вопросы с помощью статистики - в воздухе мелькают папки, чертежи, таблицы, которые одна сторона передает через стол другой.
        - Господа, господа, выслушайте меня!- тщетно взывает один из техников.
        В пылу полемики Главный хватает чашку кофе Штоссманна и осушает ее махом.
        - Что-что?- пытается расшифровать наши страсти глухой начальник цеха.
        - Марина, сбегай скопируй спецификацию!
        - Марина, отпечатай текст с новыми данными!
        - Марина, еще кофе!
        - Ты переводить сегодня собираешься или пришла пообщаться?- Мой шеф неподражаем.
        Переговоры идут своим ходом далее. Постепенно приближаемся к предварительному подписанию контракта.
        - За два часа успеешь?- с угрозой осведомляется босс.
        - А если не успею?- бросаю ему вызов.
        Два часа сумасшедшей работы над поправками, таблицами и изменениями сочетаются с продолжением переговоров непосредственно у меня за спиной - то калькуляция оказывается неполной, то текст дополнения к контракту меняется. Ощущение последнего дня Помпеи не покидает меня. И в качестве «приятного» сюрприза принтер решает сегодня отдохнуть.
        - Что там у тебя, мы ждем!- нервничает начальник.
        - Принтер не работает,- заявляю я.
        По его бледнеющему носу понимаю, что? ему приходит на ум. Когда я только начинала, мой драгоценный босс был страшно доволен тем, что получил наконец секретаря-переводчика, и делал все, что, по его мнению, полагается настоящему крутому руководителю. Я не говорю о бесчисленных чашках кофе и ксерокопий, которые мне приходилось таскать с третьего этажа на первый, я не вспоминаю его кошмарную диктовку и командный тон. Одного я перенести не могла. Всякий раз, когда телефон звонил у него на столе, я должна была вскочить, снять трубку, ответить и только после этого передать ее млеющему от сознания собственной важности Штоссманну.
        Однажды в его отсутствие я разобрала трубку, выдрала кое-какие проводочки, и телефон замолчал. Теперь боссу приходилось вскакивать со своего места и бежать к моему аппарату. Я была на седьмом небе. Правда, когда пришел телефонный мастер и что-то сказал шефу, то по обалдевшему виду первого и озадаченному виду второго я поняла, что моя проделка раскрыта.
        Шеф не сказал мне ни слова, но с тех пор стал отвечать по телефону сам.
        Уж не вспомнилась ли ему эта история сейчас? Я судорожно нажимаю на все кнопки принтера, и умная машина, вздохнув, начинает выбрасывать листки с текстом контракта.
        - А где наша печать?- В глазах Штоссманна стоит ужас.
        Печати нет. Ее взяли коллеги Боря и Гена на свои собственные переговоры. Так как к отсутствию печати я не причастна, то со спокойной душой наблюдаю, как босс носится и рвет на себе волосы. Обнаружив дубликат печати, он старательно ставит оттиски на контракте.
        ВСЕ, закончили!
        В переговорной царят оживление и смех. С улыбкой именинника шеф расхаживает с бутылкой виски, подливая каждому щедрой рукой.
        И вот мы прощаемся друг с другом, и гости теребят пакеты с сувенирами фирмы, смущенно перемигиваясь.
        Когда все наконец разъезжаются, я перебираюсь с кипой бумаг к своему столу. В понедельник начнется будничная жизнь - переводы, письма, звонки, занудство шефа.
        Зачем я только откликнулась на объявление: «Требуется квалифицированный секретарь-переводчик, способный работать в цейтноте»?
        Сила коллектива
        Когда сегодня, дыша как паровоз, я ворвалась в свою рабочую комнату, белеющий на столе листочек бумаги ухудшил мое и без того мерзкое настроение.
        Дело в том, что я уже знала, что бисерным почерком наш начальник вывел на нем формулу, приводящую в бешенство всех моих коллег: «Я был здесь в 9.02 или 03 или
01», в зависимости от того, кто и на сколько минут опаздывал к началу рабочего дня. Характерно, что несколько раз в качестве контрмеры предлагалось оставлять у него на столе записки: «Ушли с работы в 21.10 или в 22.00», но почему-то до конкретных действий так и не дошло.
        Дотошный педант с манией величия - вот каким был наш шеф. Проработав полгода на этой фирме, я многое научилась воспринимать бесстрастно, но эта дотошность выводит меня из себя до сих пор! Плюхнувшись за стол, я остервенело разодрала записку в клочки, вымещая на ней свою жуткую злость.
        С утра все не заладилось. Выйдя из дома, я обнаружила, что поехала петля на колготках, пришлось возвращаться. Дома же я установила, что черные колготки закончились, а светлые к моему костюму не подходят. Пришлось переодевать и колготки и костюм. Конечно, я опоздала на свой автобус, следующий пришел через двадцать минут. И вот после такого мне еще подкидывают на стол разные пакостные записки!
        Телефон не смолкал ни на минуту. Все просили соединить с многоуважаемым господином Штоссманном. Я переводила звонки на его номер и только принималась выуживать бумаги и ручки из своего стола, как телефон трезвонил снова.
        Звонок по внутренней связи. На проводе шеф.
        - Доброе утро,- вопит он в трубку,- запишите телефон и постарайтесь дозвониться!

«Чем писать!», все ручки в столе. Чертыхаясь про себя, я судорожно пытаюсь удержать в памяти номер. Очередной бзик нашего начальника - стол после окончания рабочего дня должен оставляться стерильным. Поэтому все запихивают свои канцтовары, включая ручки, скрепки и точилки вечером в ящики стола, понося Штоссманна на чем свет стоит.
        Из кабинета начальника появляется распаренный Боря. Уши у него такие красные, что у меня рождается подозрение, что шеф стал грешить рукоприкладством. У Бори дрожат губы, но, закрывая дверь, он почтительно говорит:
        - Да, господин Штоссманн. Конечно, господин Штоссманн.

«Утренняя баня» - вот как это называется. Я мысленно благодарю высшие силы за то, что опоздала, иначе под горячую руку начальника попалась бы я. Шеф нуждается в утренней разборке - это дает ему энергетический заряд на весь день. Любой из сотрудников, попавший с самого утра в его кабинет, подвергается издевкам, критике и абсолютно не имеет возможности изложить свой взгляд на тот или иной предмет.
        На переговорах он - душа компании и светский лев. Штоссманн ослепительно улыбается, делает комплименты, долго трясет всем руку, заглядывая в глаза. Начальник немного говорит по-русски, но весь его скудный запас русских слов полностью используется в ситуации обольщения заказчика.
        Я заметила, что наши клиенты, как кролики, никуда не могут деться от пронзительных глаз и вкрадчивого голоса шефа. Он обволакивает, увещевает, шутит и обещает золотые горы. Я послушно перевожу его речи, замечая при этом, что сама начинаю говорить льстивым, мягким голоском, словно озвучиваю сказку про семерых козлят.
        Особенно неотразим Штоссманн в разговоре с дамами. Они тают, называют за глаза милашкой и дают ему все, что он попросит. Мужчины держатся дольше. Но они также весело смеются любому анекдоту, рассказанному Штоссманном. Даже если переговоры заходят в тупик и мы не можем прийти к согласию, клиент все равно вспоминает добрым словом нашу фирму и господина Штоссманна. Я считаю, что Штоссманн учился гипнозу. Другие сотрудники нашей фирмы разделяют мою точку зрения: «Если Штоссманн захочет, он добьется своего».
        Сегодня, «помыв» Борю, он выпархивает из своего кабинета и, сообщив: «Я у директора»,- бросается вниз по лестнице так стремительно, что фалды его пиджака разлетаются как ласточкин хвост.
        Это - еще одна черта шефа - быть приятным своему начальству. О, как он преображается, когда перед ним вышестоящий господин! Нет громовержца Штоссманна, нет обольстителя господина Штоссманна, есть готовый на все подчиненный! И начальство верит в его искренность и благоволит к нему более, чем к другим начальникам отделов нашей фирмы.
        Пока наш начальник пьет кофе у директора, мы собираемся своим небольшим коллективом - и о чем бы ни заговорили, наш разговор неизменно переходит на проделки Штоссманна.
        Я высказываю предположение, что нас всех, вероятно, ждет паранойя, если мы не прекратим говорить о нем. Это находит сочувственный отклик у моих коллег, особенно оживленно эту тему подхватывает Боря, в котором еще кипит обида за сегодняшний утренний разговор. Ни для кого не новость, что если Штоссманн заключает с кем-то контракт, только он пожинает лавры успеха, а вся черновая работа спихивается на исполнителей.
        В спокойное течение моих мыслей врывается голос начальника. Подобно иерихонской трубе, он давно вопит у моего стола, диктуя очередное задание. Поймав последнюю фразу, я методом ассоциаций выстраиваю целиком поручение и - не могу поверить.
        Каждый год в штаб-квартире нашей фирмы устраивается совет начальников отделов от различных филиалов фирмы. Во время совета вниманию правления представляется отчет о работе, читаются доклады, обсуждается стратегия и кадровые вопросы. Наш шеф настолько успешно попил кофе у директора, что честь представлять наш филиал на совете в этом году достается ему. Его просто распирает от важности возложенной на него миссии. Но за всем этим сквозит легкая нервозность, ведь доклад о работе нашего отдела должен быть отправлен в правление завтра, где он будет тщательно изучен и оценен, а послезавтра шеф уже должен лететь в Вену. На заседании Штоссманн должен выступить лишь с коротким резюме по итогам работы.
        Результатом умственных усилий Штоссманна является название: «Стратегия и тактика успеха отдела сбыта в условиях нестабильной экономики». Все остальное предоставляется сделать нам. Ободренный перспективой участия в совете, шеф срочно собирается на очередную тусовку в посольство, где наверняка поделится своими новостями с каждым встречным.
        Распределив обязанности, мы лихорадочно работаем часа два по сбору информации и составлению сводок и таблиц. После этого, провожая завистливыми взглядами коллег из других отделов, уходящих домой, как все нормальные люди, в шесть часов, мы собираемся у меня в комнате.
        - Написать бы Штоссманну такой доклад, чтобы его сразу выгнали,- высказывает кто-то опасную идею.
        Все невесело смеются, но мысль, словно зерно, брошенное в благодатную почву, начинает свое развитие.
        - Перепутать бы все цифры,- говорит Валя, менеджер по транспорту.
        - Спишут на ошибки в компьютере,- возражает Гена, аналитик и статистик.
        - А если написать, что мы не добились никаких результатов и все плохо, и будет еще хуже?- предлагаю я.
        - Но статистика же показывает прибыль,- возражает Гена.
        - Эврика!- заходится в крике Боря.- Мы напишем, что все отлично, Штоссманн добился невероятных результатов, отдел сделал большой скачок вперед и так далее. Такого гениального менеджера точно держать на задворках не станут.
        На секунду воцаряется молчание, настолько потрясающе звучит эта идея. Гена набрасывает план, и с непривычным для нас энтузиазмом мы набрасываемся на работу.
        На следующий день на столе Штоссманна лежит отчет, который повествует о выдающихся успехах шефа в кадровой перестройке, маркетинговых исследованиях рынка, успешном управлении персоналом, расширении круга заказчиков. И это все его заслуга, и только его!
        Штоссманн, розовый от удовольствия, ставит свою подпись под отчетом. Мы аккуратно запечатываем свою надежду в красно-белый конверт курьерской почты DHL. Вечером он полетит в Вену, где на столе у председателя правления произведет эффект разорвавшейся бомбы.
        Все последующие дни нас лихорадило. Честно говоря, было не до работы. Мы сбивались кучкой у кого-нибудь в комнате и взвешивали все шансы «за» и «против» - выгорит ли наше дело или нет. Одуревшие от кофе и табачного дыма, мы расходились по рабочим местам с тем, чтобы через час, зайдя к кому-нибудь якобы по делу, увидеть там всех, азартно обсуждающих наш план. Никаких новостей из Вены не поступало.
        Выходные прошли как один длинный, тягучий день. В понедельник с утра к нам зашел директор. В своей обычной нудной манере он говорил о том, что необходимо заключать больше контрактов, использовать все резервы, улучшать дисциплину. (Ничего у нас не выгорело. Обычный, рутинный понедельник!)
        - Мы надеемся на вас,- закончил свою речь директор,- потому что некоторое время ваш отдел будет работать без руководителя. Господин Штоссманн срочно переведен в сингапурский филиал.
        Миссия в Спирьевске
        - Это просто как в фильме ужасов!!!- оглушила меня телефонная трубка голосом главного механика объединения «Спирьтранснефть».- Такого кошмара мы еще не видели - на всем продолжении трубы вода вырывается, как из фонтана! Срочно вылетайте с техником завода.
        Несчастный господин Гримм и не подозревал, что он когда-нибудь увидит Россию, да еще при таких стрессовых обстоятельствах. Все основные техники отбыли на шеф-монтаж в другой город вместе с нашими инженерами, и он один должен был защищать честь фирмы-производителя в далеком сибирском городе Спирьевске.
        Внешне Гримм был похож на гнома - с бородкой, мягкими карими глазами, маленькими ручками и ножками, только не хватало колпачка с помпоном.
        Домодедово встретило нас обычным треском упаковочных лент, которые хищно охватывали исполинские сумки русских челноков. Гримм был в шоке. В прострации он погрузился в самолет и не без опаски уселся в не очень чистое кресло под номером
13. Весь полет он не открывал глаз и, похоже, молился про себя. Когда самолет заходил на посадку в Новосибирске, Гримм раскрыл глазки и тяжело вздохнул. Он думал, что его страдания закончились. Как он был не прав!
        Нас не встретили.
        До Спирьевска было три часа езды на машине, а в девять часов вечера нас вряд ли кто согласится везти в такую даль. Когда разболтанной походкой к нам подошел молодой человек и спросил, не желаем ли мы такси, я рискнула.
        - А до Спирьевска сколько?- с независимым видом осведомилась я, словно речь шла о поездке от Свиблово до ВДНХ.
        Молодой человек задумался.
        - Сто баксов,- выпалил он, выпучив глаза.
        - Едем, едем,- умоляюще зашептал мне Гримм,- у меня есть доллары.
        Мышиного цвета «Волга» мчалась в темноте. Уже два часа нас трясло по ухабистой дороге. Гримм молчал. Говорить было сложно. Музыка в салоне гремела вовсю.
        - Ах, какая женщина,- выводил водитель вместе с радиоприемником.
        Лесная дорога становилась все круче и круче, и наконец лучи фар уперлись в большие железные ворота. Из ворот выскочили люди в камуфляже и с автоматами. Мощный прожектор осветил наш автомобиль. Гримм в ужасе зажмурился.
        - Кто такие?- потребовали ответа.
        - Мы заплутали, Спирьевск ищем,- заканючил водитель. Он выполз из машины и, преодолевая желание сделать сразу «руки вверх», стал объяснять свой маршрут. Незатейливый вид шофера, мои испуганные глаза и обморочное состояние Гримма не внушило серьезных опасений вооруженным людям, и нас отпустили.
        - Ну, дела,- отдувался водитель,- надо же налететь на ракетную часть! Если бы они узнали, что у нас иностранец в машине,- кранты! Дома бы нас не дождались!
        Только когда забрезжил блеклый рассвет, наш еще более посеревший автомобиль въехал в сонный город Спирьевск. Как ни странно, в городской гостинице нас ждали, и сразу проводили в номера.
        Водителю «Волги» мы заплатили по настоянию Гримма всего пятьдесят долларов - за моральный ущерб и потрясение, пережитое нами в пути.
        В десять нас разбудил звонок секретарши главного механика, сообщившей, что в одиннадцать за нами приедет машина и отвезет нас на полигон. Завтраки в нашем
«отеле» были не предусмотрены, так что растворимый кофе и кипятильник, которые я взяла с собой, а также пачка печенья оказались нелишними. Позавтракав таким образом, мы с Гриммом спустились к авто. Нас ждал «Газик», именуемый в народе
«козел». Сорок минут мы ехали по таежной дороге и наконец прибыли на полигон.
        Нас встретил главный механик - суровый усатый мужчина. Рядом с ним стояли трое мужчин со слегка пришибленным видом - они явно не привыкли встречать представителей инофирмы.
        - Вы видите!- грозно и без всякого предупреждения накинулся на Гримма главный механик, указывая пальцем на своих оробевших спутников.
        Гримм посмотрел в их сторону, не дожидаясь моего перевода. Ни он, ни я не обнаружили ничего аномального.
        Главный тем временем продолжал:
        - Чуть не убились сейчас, испытывая вашу трубу.

«Пришибленные» стали еще печальнее.
        - Что за… вы нам поставили?
        Тут с переводом я замялась… Уловив, однако, общий смысл, Гримм с надеждой посмотрел на меня. Воспользовавшись паузой в обвинительной речи главного механика, я перехватила инициативу:
        - Господа, что же это мы стоим, давайте присядем и обсудим все спокойно.
        - Да где присядем?!!- загремел успокоившийся было главный механик, и чудом спасшиеся работники мелко закивали.- Там воды по колено!
        Оказалось, что поставляемые нами трубы не просто не выдерживают гидроиспытания, а лопаются даже при незначительном увеличении давления. Воду, подаваемую для испытаний, не успевали отключать, и испытания проходили под знаком Нептуна. В последний раз металл оказался настолько непрочным, что труба разорвалась, а осколки ее разлетелись во все стороны, действительно чуть не покалечив операторов. Придя в себя, операторы сообщили нам, что за всю свою трудовую деятельность они подобного не встречали.
        Гримм внимательно слушал объяснения и делал пометки в блокноте, устроившись на скамейке под пожарным щитом. Почувствовав себя в родной стихии, он приободрился и выглядел совсем молодцом, увлеченно записывая все данные, составляя графики. Спустя полчаса взявший себя в руки главный механик, уже не нуждаясь в моих услугах, помогал ему в составлении кривой, объясняясь на каком-то птичьем языке. Повеселевшие операторы уселись под елкой курить, а я, ощущая свою ненужность, прогуливалась взад и вперед.
        Наконец, основные параметры были обсуждены, в зал, где недавно проходили испытания, мы так и не рискнули войти и, мирно погрузившись в «козла», поехали назад в город.
        Главный механик повеселел, тяжесть ответственности уже не давила на его плечи, ведь ее разделил похожий на гномика немецкий инженер Гримм.
        Обсудить создавшуюся ситуацию и составить протокол предполагалось в кабинете главного механика в объединении.
        Нас провели в столовую, где все сотрудники управления «Спирьтранснефти» каждый день проводили свой обеденный перерыв. Главный посадил нас за стол и, пообещав вернуться через полчаса, ушел.
        Гримм с аппетитом съел и первое и второе, выпил компот из чернослива и по примеру сидящих вокруг вилкой выковырял чернослив из стакана. Он выглядел почти счастливым.
        В кабинете главного механика собрался весь технический отдел. Клубился табачный дым, многоголосый говор походил на жужжание, которое чуть стихло, когда мы вошли в кабинет.
        Гримм с удивлением озирался вокруг. Рядовое обсуждение испытаний было запланировано организаторами как грандиозное шоу, и от нас безусловно чего-то ждали. Поэтому нас посадили в центре, включили видео, и на экране возникла труба и ее последующие бесславные трансформации. По окончании фильма вся аудитория с жадным интересом посмотрела на нас.
        Гримм откашлялся и уверенно стал высказывать свои соображения. Его доводы были логичными и конкретными.
        - Вина нашей фирмы очевидна, но и режим испытаний был неправильно подобран,- такова была основная мысль.
        Все загудели, задвигали стульями, в адрес Гримма посыпались вопросы, Гримм отвечал, я переводила со скоростью пулемета.
        - Мы что здесь, дураки, что ли?- спросил кто-то.- Россия - не помойка, хватит присылать нам всякую ерунду!
        - Вина коммерческого отдела здесь налицо,- слабо протестовал Гримм.- Просто для класса поставленных труб режим испытаний был неверен.
        - Так нечего было халтурить и продавать невесть что. На тебе, боже, что нам негоже, так, что ли?- волновались вокруг.
        Гримм облизал пересохшие губы.
        - Я просто не могу понять, в чем дело, такого позора я не припомню,- пожаловался он мне.
        - Нам трубы класть надо, а теперь что делать?- крикнули из дальнего конца кабинета.
        - Господа, господа!- Гримм попытался утихомирить взволнованных людей.- Конечно, нам придется поставить взамен качественные трубы, без сомнения.
        Гул усилился.
        - Нам трубы сейчас класть надо,- монотонно гудел все тот же угол комнаты.
        По оживленному виду главного механика было видно, что он очень доволен ходом дискуссии. Гримм чуть не плакал.
        - Ладно,- наконец милостиво произнес главный механик,- что вы на него налетели? Он-то сам не виноват. Сейчас составим протокол, приедет менеджер с фирмы, с ним разберемся.
        - А что сейчас класть будем?- В дальнем углу все еще проявляли беспокойство.
        - Да тихо ты!- прикрикнул главный.- Где наш протокол, готов? Давай подписывай.
        Гримм послушно расписался и с облегчением вздохнул. Наша миссия в Спирьевске была закончена.
        - Ну, а теперь,- подмигнул Главный механик,- требуется это дело обмыть.
        - Я не пью,- скромно ответил Гримм,- мне нельзя.
        Главный коротко хохотнул:
        - У нас говорят: если нельзя, но очень хочется, значит, можно,- и протянул стакан.
        - Пригубите слегка,- посоветовала я растерявшемуся Гримму.
        Похоже, он снова впадал в транс.
        Коррида
        - Ну ты представляешь!- ворвался ко мне в комнату Гена, задохнувшись от быстрого бега по лестнице.- Нам из Вены присылают нового шефа!
        - Кого?- спросила я, мгновенно стряхнув с себя наваждение перевода крекингового процесса, которым занималась.
        - Этого не знаю.- Гена был искренне огорчен.
        - Но ты же аналитик, подумай, порасспрашивай, кого надо,- приободрила его я.
        - Ты что,- зашипел на меня Гена,- это же тайна. Не говори пока никому!
        Боже мой, не прошло и двух месяцев, как наш бывший шеф господин Штоссманн покинул нас, а нам уже навязывают нового босса. Наш отдел сбыта московского представительства, где я работаю уже полгода с хвостиком, никак не могут оставить без чуткого руководителя. Хорошо, что коллектив у нас небольшой, но дружный. После отъезда господина Штоссманна мы не стали хуже работать, дисциплина не упала, прибыли как росли, так и растут. И мы уже подумали, что нам никого не пришлют, как появляется Гена со своей потрясающей новостью, да еще в понедельник, который, как известно, день тяжелый.
        Гена, видно, не смог сдержаться, так как после обеда ко мне потянулась вереница просителей, то за папками, то за печатью, то за конвертами, то за переводом. И хотя все молчали об истинной цели своего визита, но по напряженным лицам я ясно читала - всем отчаянно хотелось узнать, кого нам назначили. Никто не ожидал, что очень скоро об этом мы узнаем сами.
        Неделя прошла в заботах - к нам внезапно приехала куча делегаций. Мы мотались по заводам и фирмам, знакомясь, пробивая контракты, уламывая заказчиков.
        С нашими австрийцами явились корейцы, и каждое утро они требовали чайник горячей воды, в котором разводили свои диковинные корейские полуфабрикаты. Добродушные австрийцы в гастрономическом плане не доставляли никаких хлопот. Правда, диалект этих гостей был особый, я понимала через два слова на третье. К чести сказать, остальные сотрудники нашего отдела, владевшие и английским и немецким, не понимали их вовсе. А речь шла о крупнейшем проекте.
        В таких мучениях мы совсем забыли, что у нас должен появиться НОВЫЙ ШЕФ.
        Утром в понедельник директор представительства представил мне невысокого, хорошо сложенного мужчину лет тридцати пяти, который немного испуганно улыбался.
        - Познакомьтесь, Марина,- ласково начал он,- господин Лемке, ваш новый начальник.
        - Здраствуйте,- по-русски, но с большим акцентом, поприветствовал меня господин Лемке.
        В четверг, войдя в свою комнату ровно в девять, я застала нового шефа за очень странным занятием. Он рылся в ящиках моего стола, выуживая, по его мнению, наиболее привлекательные ручки, карандаши и прочую канцелярскую мелочь. Он менял свои исписанные старые ручки и карандаши, методично укладывая их в мой стол. Я на цыпочках отошла от комнаты и опустилась на первый попавшийся стул. Через минуту я возобновила попытку попасть на рабочее место. Шеф был все еще там. Теперь он трудился над заменой моего новенького компьютера на старый, оставшийся от прежнего шефа. Мое появление не вызвало у него ни капли смущения. Воткнув последний штекер, он с довольным видом отошел от моего стола и, насвистывая, удалился в свой кабинет.
        - Вот это номер,- сказала я себе, включая древний IBM.
        Обсудить эту ситуацию я смогла только во второй половине дня, после того как все собрались в комнате Бори и Гены.
        - Может, он тайный клептоман,- предположил Боря.- После кражи ему становится стыдно и он возмещает ущерб своими вещами?
        - Уйду я с этой работы, никакого спокойствия. Так хорошо было на вольных хлебах!- решительно сказала я.
        - Ха, в который раз мы это слышим,- засмеялись все.- Из нашей конторы ты уже никуда не уйдешь, будешь переводить нам до пенсии.
        В пятницу я пришла на работу в половине десятого, философски поразмыслив над тем, что господину Лемке понадобится время, если он захочет заменить еще что-нибудь.
        Действительно, меня ждали перемены. Половина моих красочных ярких папок была заменена на какие-то картонные чудовища с корявыми замками. Лемке что-то увлеченно писал моей любимой ручкой у себя в кабинете.
        Вернувшийся из командировки Слава, самый спокойный и уравновешенный из всего отдела, зашел к шефу и через пять минут вылетел пулей из его кабинета. За ним гнался, потрясая в воздухе карандашом, сам Лемке. Оба так стремительно промчались мимо меня, что я ничего не успела понять.
        После того как сердобольная горничная Оля из кухни напоила Славу валокордином, он оказался в состоянии рассказать что произошло. Он зашел к начальнику с просьбой подписать для бухгалтерии телефонный счет - из гостиницы в Липецке. Слава дважды говорил с Веной по рабочим вопросам. Лемке же всучил этот счет Славе обратно, заявив, что непорядочно требовать от фирмы компенсации. Например, он принес на фирму свой собственный карандаш и не требует ни у кого возмещения стоимости этого карандаша.
        Слава против обыкновения вспылил, и они помчались к директору, чтобы он разрешил этот спор. Индицент был исчерпан в пользу Славы. Расстроенный Лемке заперся у себя в кабинете.
        Вечером того же дня мы отправились с боссом на вокзал встречать делегацию австрийцев, возвращавшихся из Ростова. По радио объявили: «На такой-то путь прибыл поезд Минеральные Воды - Москва, номер такой-то».
        Облизнувшись, Лемке обратился ко мне:
        - Как здорово придумано, целый поезд минеральной воды подогнали. Сходите, пожалуйста, за бутылочкой!
        И как я ни пыталась растолковать ему, что это название города, он только злился и подозревал меня в том, будто я просто отлыниваю от его поручения.
        Утром в понедельник, отойдя от обиды, шеф пригласил меня в свой кабинет.
        - Марина,- конфиденциальным тоном начал он,- я хотел бы устроить ужин для всех сотрудников, чтобы в неформальной, дружественной обстановке познакомиться со всеми поближе, поговорить по душам. Какое заведение вы бы мне порекомендовали?
        Это было очень кстати. В Москве недавно открыли латиноамериканский ресторан, и многие сотрудники из других отделов то и дело устраивали там обеды для своих заказчиков. Об этом ресторане ходили легенды, а мы там пока не побывали. Теперь нам представилась возможность увидеть своими глазами это чудо. Заказать стол на десять человек было нелегко, но наш заказ приняли на пятницу, и теперь мы предвкушали вечер с латиноамериканской кухней и зажигательными мелодиями.
        Ресторан «Эскумильо» действительно оказался чудом. Мы ели обжигающе острые блюда, пили удивительные напитки, веселились вовсю. Лемке был на высоте и ни разу не сказал ничего невпопад. Он молча слушал наш «фольклор» и смеялся над тем, над чем смеялись мы. Слава, сославшись на деловую встречу, ушел раньше всех. За ним мы проводили Лемке, а сами остались посмотреть программу.
        В два часа ночи наша компания вышла из ресторана. В первом же такси, которое поймали для меня, почему-то сидел наш Слава. Мы весело домчались до моего дома. У подъезда под зонтом, встречая меня, стоял мой муж.
        - Саша!- закричал Слава, вылезая из такси и бросаясь ему в объятия.- Это коррида!
        С большим трудом нам удалось запихнуть его обратно.
        Дома Саша осторожно поинтересовался:
        - Коррида,- так называется ресторан?
        - Так называется моя работа,- ответила я.
        Бархатный сезон
        Сухие листья жестко царапали асфальт, оранжевое осеннее солнце неподвижно висело над маленьким южным украинским городком, словно прощаясь с ним до весны. Вот уже битые две недели я и четыре немецких специалиста сидим в этом городе на шеф-монтаже и все, что восхищало на первых порах - блестящее, как фольга море, белые ухоженные домики и распевный говор местных жителей - стало тускнеть и покрываться налетом обыденности.
        Никто не знал, долго ли нам придется оставаться в этом городке. Лемке, нервничая, каждый день звонил из Москвы, язвительно осведомляясь насчет нашего загара, но мы ничего не могли поделать - местная таможня незадолго до прибытия оборудования фирмы ввела новые правила, поэтому часть установки была смонтирована, а оставшиеся ящики покрывались пылью на складах.
        Местное начальство писало срочные бумаги, бегало к администрации с требованием выдать ящики вне очереди, но пока безрезультатно. Я со своими подопечными каждый день сидела у директора завода, слушая очередные сводки.
        Было жарко, в оконное стекло бились осенние мухи, директор непрестанно вытирал влажную лысину и к концу разговора предлагал одну и ту же программу - море и пляж.
        Нас вывозили на пустынный белый пляж и оставляли там до ужина в компании с алчно дышащим морем и огромными арбузами. Ужин проходил при скудном освещении (в городе экономили электроэнергию) на террасе маленькой местной гостиницы, увитой виноградными плетями, с которых сизые влажные гроздья «Изабеллы» свешивались нам почти что на плечи.
        Эта идиллическая картина неизменно умиляла немцев, и они, воздавая должное винам местного розлива, благодарили судьбу за эту необычную командировку. Утром точно, как часы, мы появлялись на заводе. Разбитые окна цехов, куча мусора на территории и тоненький ручеек рабочих не напоминали нам работающий гигант эпохи индустриализации. Смены были короткие - до обеда, и рабочие появлялись после обеда на местном базарчике, продавая всякую всячину.
        Завод умирал тихо и без агонии - как умирают люди, дожившие до глубокой старости. Работа кипела лишь в трех цехах, в одном из них и проходил монтаж немецкой установки. Посещение цеха с недостроенной установкой также входило в нашу утреннюю программу. Сквозь запыленные фабричные окна пробивались узкие лучики солнца, духота сдавливала горло, стояла глухая тишина, и мне казалось, что мы никогда не уедем из этой сладкой южной осени в холодную Москву.
        Постояв в молчании у скелета установки, наша маленькая делегация отправлялась выслушивать все те же жалобы дирекции, отодвигающие наш отъезд на неопределенный срок.
        Сегодня все было по-иному. В приемной деловито стучала машинка, сновали люди, слышались оживленные голоса, кто-то на кого-то покрикивал, кто-то оправдывался, звонили телефоны и трещал молчавший до сих пор телекс.
        - Победа!- радостно приветствовал нас директор, встречая на пороге своего кабинета.- Отпускают все двадцать три ящика!
        - Господи, за что же такое счастье!- вырвалось у меня.
        - Ваша фирма согласилась перевести пять тысяч марок за срочность таможенной обработки!- сияя, объяснил директор.
        Техники молча переглянулись.
        - Да, еще вам телекс идет,- кивнула на стучавший аппарат секретарша.
        Фирма сообщала, что господа техники должны в течение недели с привлечением местных кадров завершить шеф-монтаж и произвести пробный пуск.

«Неужели скоро домой?» - радостно подумала я.
        Сразу ставшие серьезными, одетые в фирменные рабочие халаты немцы уже вытаскивали из чуланчика запылившиеся чемоданы с инструментом.
        Честно говоря, я скептически отнеслась к идее «привлечения местных кадров». Но на призыв дирекции завода помочь немецким специалистам откликнулось неожиданно много рабочих - больше, чем было необходимо. Каждый, прежде чем приступить к работе, писал заявление, где обязался не претендовать на скорую оплату. Мне это было непонятно - в нашей сегодняшней жизни никто не станет работать «за так».
        Все объяснил один пожилой усатый рабочий:
        - Соскучились мы по делу, дочка, руки зудят. Всю жизнь здесь трубили. А теперь что? На базаре торговать? Это молодые лучше могут. А мы старики и уж напоследок мозоли на руках разомнем!
        Я не митинговала больше, глядя, как сосредоточенно работают «местные кадры». Неделя сумасшедшей гонки, бесконечных переводов, беготни, ночных смен так меня измотали, что в последние дни я засыпала, едва присаживалась на какой-нибудь ящик в цеху. На меня махнули рукой, объясняясь жестами, рисунками, мимикой.
        Празднично сияя лаком и свежей краской, раскинув широко крылья, установка была готова к пробному пуску. Около пусковой панели, как у колыбели новорожденного, собрались все «крестные отцы» - администрация города и дирекция завода. Мы стояли за ними, за нами - рабочие. Цех больше не казался мертвым - все в нем находилось в движении, казалось, что стены раздались и стало больше света.
        - Эх,- сокрушался за моей спиной чей-то голос,- жаль машинку!
        - Это почему?- Я, удивившись, даже перестала переводить приветственную речь директора.
        - Да потому, что недолго ей работать, сырья не найти. Ввозить надо, а дорого,- ответил знакомый седоусый рабочий.
        - А раньше как было?- Я даже всплеснула руками.
        - Раньше мы все вместе были, а теперь вроде как буханка осталась, да нарезана ломтями - СНГ называется,- с горечью откликнулся кто-то.- А жаль машинку, хороша!..
        - А как же мы?- глупо спросила я.
        - А что вы? Руку пожмем и ауф видерзеен!- прозвучал насмешливый ответ, и все сдержанно засмеялись.- Будете вспоминать наш город, вроде как на экскурсии побывали, в бархатный сезон,- сострил кто-то еще.
        И на банкете, устроенном по случаю такого важного события, и в вагоне поезда, уносящего нас наконец в родную Москву, у меня не выходил из головы этот разговор. Я зябко куталась в куртку, глядя невидящими глазами в окно. «Неужели все зря, все в пустоту? Зачем тогда все это?» Мне показалось, что я упустила что-то очень важное в своей жизни. И захотелось вернуться когда-нибудь в этот город. В бархатный сезон.
        Добро дошли!
        - Поедешь ты!- огорошил меня Боря.
        - Боренька,- взмолилась я,- меня же не было три дня!
        - Как?- Боря был шокирован.- Весь отдел мучается, а тебе наплевать на коллектив! - Боря строго посмотрел на меня: - Мариша, мы действительно в тупике,- стал он вводить меня в курс дела.- Кому-то надо поехать в Белград, договориться с одним югославом. Мы там снова открываем бюро.
        - А при чем здесь я?- преувеличенно удивленным тоном отозвалась я.
        - Ну,- замялся Боря,- у тебя же были когда-то шуры-муры с югославом. Говорят, что ты специально сербский изучала.
        - Было дело,- великодушно ответила я,- и что?
        - Вот и выходит, что больше некому ехать! Смотайся, ты же не была в Югославии или как там - Сербии! Лемке звонил, он тоже считает, что кроме тебя лететь некому,- запричитал Боря.- У меня куча заказов для Сербии, а бюро у нас там нет. Столько сделок горит!- Он огорченно махнул рукой.
        - Но в чем моя задача?- искренне изумилась я.
        - Договорись с одним спецом в Белграде, чтобы он представлял наши интересы.
        - Ну почему именно он?- не могла я взять в толк.
        - Да он бывший министерский работник, знает все входы-выходы, а языки не знает. Вот ты с ним и побеседуй. Ты же имеешь понятие о югославском менталитете.
        Весь разговор с Борей мне представлялся какой-то фантасмагорией. Я и Белград? Нет, ни за что! Но любопытство пересилило все страхи и воспоминания.
        - Давай телефон твоего спеца.
        Боря суетливо назвал мне номер, сказал, что спеца зовут Душан Васич, и, пожелав успеха, ретировался.
        Я набрала номер. Сто лет не говорила по-сербски!
        - Молим,- раздался на другом конце женский голос.
        Я попросила к телефону Душана. Через секунду в трубке отозвался искомый «спец». Я, пока еще с трудом подбирая слова, представилась, рассказала о Бориных проектах и попросила о встрече. Воцарилось молчание. Потом раздался тихий смех.
        - Добро,- ответил мне Душан.
        Мы договорились о дне и рейсе. Душан обещал меня встретить.
        Пока я в Шереметьево регистрировалась на рейс, моя душа восставала против такого вмешательства в ее тайники. Мое подсознание упорно хранило горькие воспоминания о
«шурах-мурах» с одним югославом. Я вспоминала прошлое весь полет. «Хочете такси, лепо девойко», первое, что я услышала в аэропорту в Белграде. Я стала оглядываться в поисках Душана. Никто ко мне не подходил, я уже начала договариваться о цене из аэропорта до центральной гостиницы, как тут ко мне подбежал высокий, сухопарый мужчина с черными, с проседью волосами.
        - Марина?- спросил он.
        Я кивнула.
        Душан легко подхватил мой чемодан:
        - Машина стоит недалеко, вы не возражаете?
        Синий «Опель» действительно стоял поблизости. Мы молча ехали по трассе, ведущей в город. Негромко играло радио. «Неужели я в Белграде?» Мне хотелось ущипнуть себя за руку. Когда-то я безумно, страстно мечтала попасть сюда. Но при других обстоятельствах, с другим человеком.
        Проехали величественный мост.
        - В какой гостинице вы мне посоветуете остановиться?- все еще с трудом подбирая слова, спросила я.
        - Никаких гостиниц,- категорически отрезал Душан.
        Я растерялась.
        - Сейчас небезопасно в гостиницах,- пояснил Душан.- Будете жить у меня.
        Я потеряла дар речи. Машина летела по Белграду на предельно допустимой скорости. Свисток, тормоза… К нам шел полицейский.
        - Здраво,- буднично ответил на его приветствие Душан.
        - Нарушаем?- Все полицейские мира одинаковы.
        - У меня гостья из России, заговорились, извините.- Душан развел руками.
        Полицейский заглянул в салон.
        Я старательно покивала в подтверждение слов Душана и на всякий случай добавила по-русски:
        - Здравствуйте.
        Полицейский вздохнул, отошел, и мы поехали дальше.
        Не успели мы въехать в просторный двор двухэтажного каменного дома на окраине Белграда, как невысокая проворная блондинка уже открывала дверь дома.
        - Моя жена Весна,- объявил Душан.
        Весна излучала радость и гостеприимство. Не дав мне распаковать чемоданы, меня потащили обедать. Югославская кухня - это песня. Ее не опишешь, ее надо пробовать. Весна расстаралась на славу - тут были и чорпа - густой суп, и острый салат, и чевапчичи - маленькие острые колбаски, и смоляно-черная «кафа». Весна непринужденно щебетала, словно мы были знакомы с ней сотни лет.
        - А теперь - отдохните с дороги. Вам сегодня пришлось рано вставать,- скомандовал после обеда Душан.
        - Но нам надо бы поговорить…
        - О работе - потом,- был категоричный ответ.
        Я подчинилась.
        Мы долго разговаривали в тот вечер. Деловая беседа быстро стала доверительной, задушевной. Душан заинтересовался нашим предложением, обещал подумать, найти переводчика, чтобы общаться с венским главным офисом.
        - Я бы отказался, если приехал кто-нибудь из ваших боссов из Вены. Хоть и трудные у нас времена, но у меня работа есть. И неплохая. Но русским отказывать я не хочу. Чего только не случалось между нашими народами, но до сих пор у сербов есть поговорка: «Сколько нас было сейчас, если бы не русские. Не набралось бы и грузовика». Я очень серьезно подумаю, Марина, обещаю. А сейчас едем на ужин.
        В доме постоянно звонил телефон. Первой новостью, сообщаемой всем звонившим, была новость о русской гостье.
        - Мы сейчас заедем к нашим друзьям, а потом с ними отправимся в ресторан,- объявил программу Душан, открывая передо мной дверцу автомобиля.
        Через несколько минут мы остановились у двухэтажного особняка.
        - Я туда не пойду,- сказала Весна,- их собака меня за ноги кусает.
        - Ничего, мы запрем ее,- пообещал огромный, грузный хозяин дома, вышедший нас встречать.
        Мы вошли. В просторной гостиной стоял дым коромыслом. За столом сидела хозяйка в вечернем туалете и пять-шесть женщин, попивающих кофе. В углу на всю мощь орал телевизор, и кучка детишек неотрывно следила за развитием событий боевика. Прямо у порога на полу расположились трое мужчин и хозяин дома, они говорили по телефону, передавая по очереди трубку друг другу. Над всем этим висел писклявый лай запертой в другой комнате болонки. Очень быстро гомон приобрел организованный порядок, и хозяева дома, оставив гостей, присоединились к нам.
        В маленьком сербском ресторанчике было пустынно. В углу настраивал струны небольшой музыкальный коллектив, официант суетился вокруг нас. Грянула музыка, потянулись посетители, нос защекотали удивительные запахи. По залу прошел слух о
«русской гостье Душана», и музыканты, встав за нашими спинами, старались вовсю. Было шумно, весело и уютно. Я чувствовала спокойствие и защищенность.
        Возвращались мы поздно вечером. Душан осторожно вел свой «Опель» по окраине Белграда. У маленькой церквушки он затормозил. Мы вошли в железные ворота, Душан постучал в дверь.
        - Может, не надо?- робко спросила я.
        - Надо,- отрезал Душан.
        Дверь отворилась, мы вошли. В церкви было полутемно. На стенах фрески, иконы. На деревянном столе древние рукописные книги XVII, XVIII веков. Они лежали в рабочем беспорядке - видно было, что их использовали каждый день. Весна раскрыла наугад. Я вгляделась в буквы. Да это же старославянский! Душан и Весна молчали, но как красноречиво было это молчание…
        Утренний рейс на Москву был уже объявлен, а мы все стояли и не могли наговориться. Как же мне не хотелось улетать, покидать этот гостеприимный дом, Душана, Весну… Когда я, распрощавшись, подошла наконец к таможеннику, Душан крикнул мне:
        - Захочешь выпить кофе в баре, передай бармену Вуйе привет от Душана и скажи, что ты моя гостья!
        Я взмахнула на прощание рукой, и глухая перегородка скрыла от меня гостеприимную пару.
        В баре хлопотал круглый маленький колобок.
        - Вуйо,- несмело обратилась я к нему.
        Он поднял на меня глаза.
        - Привет от Душана, я его гостья,- заученно повторила я.
        Вуйя покатился к автомату эспрессо и, радостно улыбаясь, приготовил мне черную, крепкую, горькую «кафу».
        - Никаких денег.- Он решительно отклонил мою руку с купюрами.- Вы ведь гостья!
        Гостеприимство Душана грело меня до отлета. Я с удивлением заметила, что мое подсознание больше не бунтует. Наваждение прошлого не волнует меня. Все забыто. Теперь есть новый Белград. И новый смысл в этом слове.
        На следующий день Боря едва сдерживал нетерпение:
        - Привет! Что, как он тебе? Он согласен?
        Я задумчиво оглядела свою, знакомую до последней черточки, комнату.
        - Надо говорить «Добро дошли», что по-сербски означает «Добро пожаловать»,- поддразнила я Борю.
        - Ну не тяни.- Терпение у Бори готово было лопнуть.
        - Он обещал подумать,- обнадежила я коллегу.
        - Может, надо мне к нему самому съездить, потолковать. Только вместе с тобой, я по-сербски ни бельмеса. Поедешь еще?
        - С удовольствием,- от всего сердца ответила я.
        Боря выпучил глаза:
        - Опять шуры-муры?- подозрительно спросил он.
        Зимняя вишня
        Что ни говори, а комфорт - великая вещь. Поднимаясь на эскалаторе в
«Шереметьево-1» в депутатский зал, провожаемая взглядами прочих пассажиров, я ощущала свою весомость и значимость, несмотря на шесть часов утра. Чартерный рейс - это уют, спокойствие, отсутствие часовых ожиданий в аэропорту и полупустой салон самолета «ЯК-40», где предупредительный экипаж готов исполнить любую просьбу.
        Я не впервые летела чартером, и не впервые с интернациональной командой - были не только австрийцы, немцы, но и французы, и американцы. Из сложной ситуации с переводом мы выходили просто - я выбирала себе «жертву» - какого-нибудь австрийца и честно выкладывала ему краткое содержание того, о чем шла речь на переговорах. Он хлопал глазами, пытаясь переварить эту информацию. Но прочие «народы мира» взирали на него с надеждой, и, вздохнув, он начинал переводить на английский язык, понятный и близкий всем европейцам. Тактика достаточно простая. Этот раз тоже не будет исключением.
        Четыре часа полета обещали быть приятными. Американцы и французы моментально вступили в спор, чьи самолеты лучше. Поодаль расселись немцы и австрийцы, и не успел самолет оторвать шасси от земли, как их головы поникли в сладкой дремоте. Ясно - предыдущий вечер в отеле был проведен бурно. Лично я тоже рассчитывала на короткий отдых. Ночь у меня прошла без сна - по приказу городских властей под нашими окнами всю ночь асфальтировали улицу - стучали отбойные молотки, суперсовременная машина с жутким грохотом пожирала старый асфальт…
        Но расслабиться не удавалось - стюардесса то и дело предлагала то поднос с роскошным завтраком, то фрукты, то напитки, то видеофильм. Четыре часа пролетели незаметно. Самолет пошел на посадку. На полосе нас уже ожидал микроавтобус принимающего уральского завода.
        - Вы, конечно, устали с дороги и проголодались,- пробасил начальник отдела по внешнеэкономическим связям - ОВЭС.- Сейчас мы угостим вас обедом по-уральски.
        - Как обед, почему обед?- заволновались на разных языках мои подопечные.- Мы уже ели в самолете!
        Но нас никто не слушал, микроавтобус мчался в город, в салоне мощно гремел голос Анжелики Варум, воспевающей зимнюю вишню.
        В специальном кабинете для иностранных гостей на столе уже выстроились прозрачные бутылки «Столичной», «Боржоми» и другие неведомые мне емкости. Сервировка ослепляла. Гости ошарашенно взирали на высокие хрустальные фужеры.
        - Это из них мы будем пить водку?!- раздались полувосхищенные-полуиспуганные возгласы.
        Официантки вносили подносы с дымящимся борщом.
        Истинное проклятье для переводчика - переговоры за столом. Пока все успевают прожевать, проглотить, что-то сказать, переводчик так и сидит с одиноким кусочком на вилке и без конца говорит. В этот раз страдали мы вдвоем - я и герр Шёнхерр - моя очередная жертва. Мы переводили уральские легенды, описание местного края, его обычаев и историю завода.
        Когда повеселевшие румяные гости и хозяева сплоченным коллективом входили в кабинет заместителя генерального директора завода господина Мызина, каблук моего сапога застрял в щели у порога. И получилось, что процедура представления и знакомства прошла без меня. В кабинет я вошла последней. Темные глаза господина Мызина довольно откровенно обежали мою фигуру, а бархатный голос потребовал занять место рядом с ним. «Этого мне не хватало»,- подумала я, усиленно морща лоб и придавая себе вид «очень деловой леди».
        Начались переговоры. Завод продавал свою продукцию нашей транснациональной компании, а мы через своих посредников реализовывали эту продукцию в другие страны мира. Сидящие за столом жаждали новых контрактов. Технические вопросы решались быстро - в дверь то и дело входили специалисты по производству, транспорту, упаковке. Да, Мызин сумел вышколить свой персонал. Ближе к вечеру, когда контуры предстоящего сотрудничества и контракта уже вырисовались, Мызин пригласил нас на ужин. Господин Шёнхерр закатил глаза.
        - Я больше не могу переводить,- пожаловался он.
        Дорога, по которой нас везли, превратилась из асфальтовой в проселочную, а потом и вовсе нырнула в лес. Нервно обсуждая стратегию на завтра, мои подопечные даже не заметили, что густые ели царапают лапами окна машины. Мы ехали по тайге. Вскоре показался уютный домик - загородная резиденция для отдыха и приема гостей. Из трубы стоящей рядом баньки шел дымок.
        Было выпито немало. Гостей неоднократно водили в баню. Молодой специалист завода, взявший на себя функции переводчика, дал мне возможность немного отдохнуть, с учетом недополученных накануне часов сна. После «рашн экзотик банья» все захмелели, говорили вразнобой и не обращали внимания ни на время, ни на условности. Пролив на скатерть компот, француз не придал этому никакого значения и, поставив локти прямо в лужу, продолжил задушевную беседу. Немцы уютно похрапывали в кресле.
        От духоты, гомона и позднего времени у меня голова шла кругом. Как назло, магнитофон крутил одну и ту же песню, и бесконечный припев о зимней вишне назойливо звучал весь вечер.
        - А нельзя ли уже в гостиницу?- осторожно поинтересовалась я у Мызина, единственного человека, сохранившего трезвомыслие в этой компании.
        Словно не слыша, он приказал откупорить еще бутылку вина и с бокалом подсел ко мне. «Начинается»,- с досадой подумала я. Бархатные интонации голоса Мызина усилились, он уже поглаживал рукой мою ладонь, рассказывая о своей нелегкой судьбе. А я представляла себе мужа, тоскливо ожидавшего меня дома. Ситуация не из приятных. Но подобное встречалось в моей практике неоднократно, и я уже знала, как мягко, не обижая, отклонить ухаживания разомлевших поклонников. Я ни в коем случае не должна забывать, что передо мной сидит в первую очередь КЛИЕНТ.
        В этот раз, высвободив свою руку, я встала и громким голосом скомандовала:
        - Стенд ап! Ауфштеен!
        Проснувшиеся немцы сонно таращили глаза. Американцы и французы помогали подняться друг другу. Поддерживаемые хозяевами, гости транспортировались в микроавтобус. Всю дорогу герр Шёнхерр мычал мотив шлягера Анжелики Варум…
        Местное время - четыре утра. О московском времени лучше забыть. Глаза жжет, словно в них насыпан песок. А подъем - в семь…
        На следующее утро я окончательно проснулась, вдосталь набегавшись по этажам, барабаня в двери заспавшихся подопечных, призывая их собираться поскорее. Хмурые господа, появившиеся только через сорок минут, жаждали одного - минеральной воды. Я мечтала о кофе.
        В кабинете директора нас ждало и то, и другое, а также мой вчерашний поклонник Мызин. Вопрос генеральный директор завода решил очень быстро, ценя свое и чужое время. Контракт был готов к подписанию. Ошалевшие от такой оперативности, быстро ставя свои подписи на контракте, господа запивали свою победу. Однако - только минералкой…
        Мызин проводил нас до самого трапа самолета. Задержав меня у входа в салон, он придержал меня за локоть и сказал:
        - Извините, если что не так. Но я поражен. Вы такая… Просто как зимняя вишня…
        Полеты в Африку
        Шурша, как змея, из норки факсового аппарата медленно выползла бумага: «В настоящее время завод принять Ваш запрос не может ввиду загруженности производства. Не видим целесообразности проведения переговоров в этом квартале. Подпись - Главный инженер Филиппов».
        Фрау Де Рока, весьма серьезная и высокопоставленная дама из Вены, которую наш начальник Лемке боялся как огня, кратко скомандовала:
        - Едем. Я и Марина. Под мою ответственность.
        Водитель нашего представительства Сева позавидовал, выгружая нас в аэропорту:
        - Везунки! Погреетесь там, после этого холода. Сейчас в Молдавии жара, как в Африке. Хоть корзинку винограда привези!
        Чем хороши самолеты авиакомпании «Трансаэро»?- Сервисом. Чем они плохи лично для меня?- Взлетом и посадкой. В отличие от наших ТУ, боинги «Трансаэро» имеют маленький разбег и резкий, почти вертикальный взлет. Мое давление бунтует против таких перегрузок. А фрау сидит у иллюминатора и щебечет как ни в чем не бывало. Она - опытная путешественница, облетела весь мир, и теперь, несмотря на свой немолодой возраст, полна энергии. Элегантный стюард в бордовой униформе разнес напитки. Фрау Де Рока взяла бокал красного вина, которое очень уважала, и, наклонившись ко мне, таинственно спросила:
        - Вам рассказать историю, почему я никогда не сижу у прохода, а прошу для себя место только у окна?
        Я была само внимание.
        - Однажды я летела в Африку, в Тунис, на переговоры. Это был мой «сейлз тур», я облетала заказчиков с целью продать нашу продукцию. Предполагалось, что в Тунисе я пробуду один день - утром прилечу, вечером улечу, поэтому я ничего с собой не взяла, кроме портфеля с бумагами. Я сидела у прохода. Самолет то и дело бросало в воздушные ямы, и в очередной раз стюардесса, пронося мимо меня поднос с двадцатью стаканами кока-колы, опрокинула его на мой светлый костюм, да еще уселась сверху сама. Да-да, так сильно тряхнуло самолет! Я была буквально вымыта кока-колой. Конечно, экипаж старался стереть с меня пятна и страшно извинялся. Но мне-то что! Меня ждали важные заказчики, а в моих туфлях хлюпала кола. И что же? Как только я появлялась у заказчиков и объясняла происхождение бурых пятен на своем костюме, все сочувственно смеялись, приходили в хорошее настроение, и были более благосклонны ко мне. В результате я вернулась с портфелем заказов. А та авиакомпания даже не оплатила мне химчистку. Хотя для полета обратно она предоставила мне место в практически пустом бизнес-классе. Но это, вероятно, оттого, что
от меня пахло кока-колой.
        Так весело закончила свой рассказ фрау.
        В это время наш самолет совершил посадку, и в иллюминатор захлестали струи ливня. Выйдя на трап, мы поежились от пронизывающего холода и дождя. «Вот тебе и Африка», - сказала я себе.
        Конечно, нас никто не встречал. У выхода из здания аэропорта роились частники.
«Такси, такси»,- заклинали они нас. «Ja, ja, Taxi».- Фрау Де Рока с высоко поднятой головой направилась прямо под дождем к оранжевому «Москвичу». В маленьком провинциальном городке, куда мы прибыли спустя два часа, свободных мест в единственной гостинице, конечно, не было. Понадобилось несколько долларовых купюр, чтобы нам открыли номера, которые держали на брони.
        Ночь прошла под бесконечный шорох дождя. Меня мучил старый кошмар - снилось, что я должна сдавать в школе выпускной экзамен по математике, с ужасом понимая: я ничего не знаю и ничего не помню. Все мои попытки использовать калькулятор провалились - в калькуляторе отсутствовала нужная клавиша. Я хорошо знаю, к чему мне снится этот сон - к большим проблемам.
        Так как буфет в гостинице был закрыт на ремонт, мой дорожный набор - кипятильник, банка растворимого кофе и пачка крекеров - в очередной раз оказался кстати. Фрау Де Рока восхитилась моей предусмотрительностью и, макая печенье в чашку с кофе, прикидывала вслух план на сегодняшний день.
        Мы спустились в холл, я попросила телефон и набрала номер приемной главного инженера Филиппова. Мой голос там хорошо знали, любезно поздоровались. Но когда секретарь главного инженера услышала, что мы в городе, в нескольких минутах езды от завода, в трубке воцарилась поистине вселенская тишина. Потом трубка коротко тукнула - секретарша побежала в кабинет докладывать начальству о ЧП. Через десять секунд в трубке раздался голос Филиппова.
        - Раз приехали,- произнес он с явной досадой,- высылаю машину. Ждите!
        Фрау Де Рока потирала руки от удовольствия: «Первый барьер взят».
        Нас сразу провели в переговорную комнату, похожую на огромный стеклянный куб, продуваемый всеми ветрами, и оставили одних. Потом дверь, скрипнув, отворилась, и в темном проеме нарисовалась долговязая фигура.
        - Старший инженер Сычков,- представилась фигура.- Я побуду тут вместе с вами.
        - Фантастиш,- обрадовалась мадам, ласково глядя на робеющего молодого человека,- ну расскажите нам что-нибудь.
        Старший инженер поведал нам о жизни завода - в городе не было дома, где хотя бы один член семьи не работал на нем. Продукция качественная, производство - современное. Каждую неделю сидят то американцы, то французы. Их цены выше, чем в России или в Украине, но все равно продукцию «отрывают с руками».
        - Замечательно.- Мадам постучала колпачком золотой ручки по зубам.- Это все бизнес. А теперь расскажите нам, юноша, о светской жизни в вашем городе.
        - Какой?- округлил глаза старший инженер.
        - Что здесь можно посмотреть, где развлечься вечером,- пояснила фрау Де Рока, явно забавляясь ситуацией.
        Сычков поскреб затылок. Потом еще раз. Потом прошелся пятерней по волосам, но так и не смог выудить никакой информации о развлечениях в родном городе. Я ясно читала в его глазах ответ: «Летом работа на участке, да водка с телевизором весь год». В присутствии австрийской дамы он постеснялся озвучить свои мысли.
        Вскоре милого Сычкова сменил главный инженер. Он сел за стол напротив нас и долго, пытливо вглядывался в наши лица. Пауза затягивалась.
        - Да,- кисло произнес Филиппов, подведя итог своему осмотру.
        Мы с мадам переглянулись. Фрау Де Рока затараторила со скоростью пулемета. Она перечислила все неудобства, которые нам пришлось перенести во время путешествия, не забыла упомянуть об отсутствии холодной воды и завтрака в гостинице, посетовала на неприветливую погоду. Она прямо обвинила Филиппова в пережитых неприятных минутах, напомнив о том, что мы всего лишь слабые женщины.
        - Так почему же,- ее голос поднялся до драматических нот,- вы, как джентльмен, не можете дать нам хотя бы маленькую партию вашей продукции?!
        Она протянула к нему руки, словно главный инженер мог вложить в ее ладони эту маленькую партию со склада. Момент был в высшей степени эмоциональный. Господин Филиппов был потрясен.
        - Мне надо посоветоваться с директором,- резко дернулся он в сторону двери.
        Через двадцать минут в переговорную Филиппов ввел директора завода. Директор поздоровался, остановился напротив фрау и взглянул на Филиппова, как бы спрашивая:
«Эта, что ли?» Филиппов кивнул. Директор протянул фрау Де Рока свою визитную карточку, пожал ей руку и пробасил:
        - Я дал задание печатать контракт для вас.
        - Ура!- Мадам была готова расцеловать стоящих перед ней мужчин.
        Филиппов благоразумно отошел на несколько шагов назад. Вечером он принес нам в гостиницу готовый, подписанный контракт. «Данке шён», церемонно принял он из рук фрау Де Рока подписанный ею экземпляр.
        Дождливым пасмурным утром заводская машина отвозила нас в аэропорт. Водитель гнал как сумасшедший.
        - Мы же не кирпичи,- возмущалась мадам.
        У обочины дороги стояли закутанные в целлофан тетеньки, продававшие виноград.
        - Остановите, пожалуйста,- попросила я шофера.
        Притормозив у женщины, обставленной симпатичными корзиночками разных размеров, я, не торгуясь, купила одну, с душистым, сладким молдавским виноградом. Он благоухал почти на весь салон самолета, летевшего в Москву.
        Дождь хлестал и там, в небесах, наш лайнер раскачивало, и табличка «Пристегните ремни» горела все время.
        - Вам сок, минеральную, вино?- вежливо осведомился стюард.
        - Вино,- попросила фрау Де Рока.
        И в момент, когда рука стюарда протянула к сидевшей у окна фрау бокал вина, самолет тряхнуло, и рубиновая жидкость выплеснулась мне на юбку.
        - Майн Готт!- вскричала фрау Де Рока.- Я вас как сглазила!
        Она не успокаивалась весь полет, меняя разные салфетки, пытаясь оттереть пятно.
        В Москве ярко светило солнце, началось бабье лето. Нас встречал улыбающийся, такой родной Сева.
        - Ух ты, спасибо,- обрадовался он винограду. И, кивая на мою юбку, спросил: - Небось там все время вином угощали? Везуки! Ну, как там погода?- И, не дожидаясь моего ответа, добавил: - А у нас здесь - Африка!
        Маска счастья (Рассказы)
        Маска счастья
        Я с отвращением смотрела в окно - такое ощущение, что сидишь в колодце, и только можно увидеть голубой лоскуточек неба - наше трехэтажное здание совсем затерялось среди высоких слепых стен окружающих домов.
        Наш «колодец» глубок и тенист даже в самый солнечный день. Отчаяние и тоска захлестывали меня, как утлое суденышко девятый вал. Вот почудилось, будто окно приблизилось ко мне, словно приглашая распахнуть заскорузлые рамы и перебросить свое тело за подоконник. А как же родители? Они так будут горевать - и окно вновь отодвинулось назад.
        Я действительно не хочу причинять страданий своим родителям - бывшим археологам, романтикам до мозга костей, перекопавшим в поисках стоянок первобытных людей не одну тонну земли и песка от Урала до Средней Азии и осевшим теперь в выстроенном собственными руками деревянном «дворце» в Карелии. Они и там делают удивительные находки, сдают их в местный краеведческий музей, пишут необыкновенные письма-монографии своей непутевой дочери в Москву.
        Мое воспитание было весьма своеобразным - родители привыкли любить меня на расстоянии. До четырнадцати лет меня опекали две бабушки - бабушка Лена и бабушка Оля.
        Бабушка Лена, на самом деле моя прабабушка, сохранила до самой смерти ясный, трезвый ум, необыкновенную красоту и фрейлинский шифр, которым гордилась больше всего.
        Родом из обедневшего, но знатного дворянского семейства, выпускница Смольного института, бабушка Лена рано вышла замуж за героя полковника, причем по взаимной и страстной любви, получила почетное звание фрейлины двора Ее Императорского Величества и оставалась ею вплоть до рождения дочери. Прадедушка погиб во время Первой мировой войны, кроме дочери у прабабушки никого не осталось, и она уехала в подмосковное имение.
        Непостижимо, но лихие тридцатые годы, сталинские репрессии обошли прабабушку стороной. Может, причиной тому была ее жизнь, посвященная детям,- до глубокой старости она руководила школой, где и учителя и ученики с равным трепетом относились к ее знаниям, благородству души и несгибаемой воле. А может быть, моя бабушка, комсомолка Олюшка, оградила свою мать от страшных сталинских лагерей.
        Настоящий «красный дьяволенок», бабушка Оля свято верила в идеалы мировой революции, успела выйти замуж и овдоветь, и больше уже замуж не вышла. Бабушки сообща воспитывали моего отца, а потом меня. Я росла без сказок - рассказы бабушки Лены о быте дворянских семей, генеалогия основных дворянских родов открывали мне настоящую российскую историю. А бабушка Оля вместо колыбельных пела мне на ночь комсомольские песни, рассказывала о героях Гражданской войны, о великом светлом будущем, которое ожидает народы.
        Когда мне исполнилось четырнадцать, бабушки Лены не стало, и наш дом опустел. Бабушка Оля часто хворала, она вся как-то съежилась, постарела, и из бескрайных песков очередной пустыни были срочно вызваны мои родители-археологи. Тот факт, что у них незаметно выросла дочь, озадачил их невероятно, они как-то совсем перестали ориентироваться во времени и представляли меня все еще пятилетней крохой с большим белым бантом в волосах.
        Разлучаться им не хотелось, но пришлось - теперь в экспедициях поочередно пропадали то мама, то отец. Но когда кто-нибудь из них бывал рядом, о чем только не было переговорено! Мои родители словно старались наверстать упущенное время общения и рассказывали, рассказывали… Загадочный мир древних курганов, этруссков и скифов прочно занял свое место в моем сердце, нимало не потеснив ни бесконечного почтения к царской фамилии и дореволюционному российскому укладу жизни, ни ностальгической любви к «красным дьяволятам».
        После смерти бабушки меня стали брать в экспедиции. Об археологической экспедиции нельзя рассказать - в ней надо побывать, подышать тем воздухом, порадоваться и погоревать вместе со всеми, и набить огромные кровавые мозоли на руках.
        А дальше - МГУ, археология. Бесконечно счастливые годы. Мне до сих пор снятся сны, навеянные впечатлениями от наших экспедиций - керамика раннеземельческих племен Средней Азии, украшенная простыми узорами розовой и красной краской по золотистому фону; удивительные находки, хранившиеся в днепровских курганах - женские статуэтки, медная кухонная утварь…
        Потом все исчезло - прекратили финансирование, закрыли темы. Родители нашли себя в снежной Карелии, а я осталась между небом и землей со смешной профессией
«археолог» и недописанной диссертацией. Два языка, выученные еще в детстве, знание машинописи мне очень пригодились в новой жизни. Одна благословенная контора сменялась на другую, постепенно я превратилась в секретаршу Таечку. О моем археологическом прошлом никто не знал, да мне и самой с трудом верилось, что когда-то были экспедиции, настолько круто изменилась моя судьба. Да, недостойной оказалась я своих славных предков! Все они были Личностями с большой буквы, но, как говорится - в семье не без урода.
        Нынешняя фирма оценила мои способности и усидчивость, повысив звание и оклад. Теперь я - «Специалист по реализации и обработке информации». Проще говоря, второй эшелон, следующий за победным первым, состоящим из моих более удачливых и уверенных коллег, заключающих контракты, получающих за них премии. Мне же достаются отслеживание платежей, сверки технических спецификаций, ночные звонки в дальневосточные порты, отгрузки и, конечно же, рекламации. Меня знают на всех предприятиях отрасли - начиная от инженера отдела внешнеэкономических связей и ниже, в то время как мои «звездные» коллеги имеют дело с «генералами» - гендиректорами и президентами фирм.
        Обеденный перерыв закончился, я нажала неприметную черную пипочку настольной лампы, и маленькое солнышко золотым кружком легло на заваленный факсами, записками и прочей бумажной дребеденью стол.
        Каждый день я прихожу к девяти, пишу письма, обзваниваю клиентов, перевожу факсы. Изредка до меня доносятся сведения о международных археологических экспедициях, снаряжаемых какими-то фондами и ассоциациями, где мелькают имена моих сокурсников, но это все так далеко… Золотая, звенящая романтическая пора прошла, и невидимый гигантский нож четко отсек территорию, в пределах которой мне допускается передвигаться…
        Мне двадцать восемь, я живу в центре Москвы в двухкомнатной квартире. Моего заработка хватает на удовлетворение основных потребностей и некоторых прихотей. У родителей своя жизнь. Все мое прочее окружение отличается некой аморфностью, киселеообразностью, неуверенностью и противоречивостью - «скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Да и зачем обращаться к друзьям, когда тебе тяжело - непременно услышишь ответ: «А кому сейчас легко?» Театры, музыка, книги - вот и все, что мне остается.
        Два года назад в моей жизни появился Максим - идеальный человек, за которого я бы хотела выйти замуж. Он спокоен, терпелив, очень сдержан и не зациклен на сексе. Но… женат. Стыдно признаться, чего я только не придумывала, чтобы почаще бывать с ним - искала возможность общаться по деловым вопросам, приписывала нашему знакомству давние кармические связи… Чувство долга не дает ему уйти из семьи, и это повергает меня в дикую депрессию!
        В моей душе поселилась некая пустота, ощущение бесцельности проживаемых лет, поэтому гулкость нашего колодца кажется единственным избавлением. Как по закону математики минус, умноженный на минус, вместе дают плюс, так и мне кажется, что соединение двух пустот даст хоть какой-то результат. За мой черный сплин взялась коллега Инна - ей почему-то кажется, что я нуждаюсь в ее опеке. Она звонит, вечно тащит меня куда-то с собой - то в театр, то на дачу. Сегодня Инна молча протянула мне визитную карточку, на которой изящной вязью были выведены имя и фамилия. Слово
«психотерапевт» сразу бросилось в глаза:
        - Что я, псих, по-твоему!- вскипела я.
        - Это же классный врач,- стала убеждать меня Инна,- справится с твоей депрессией в два счета.
        Я продолжала протестовать, но Инна не сдавалась:
        - Он тебе сам позвонит завтра. Надо выкарабкиваться, Тая.
        На следующий день поздно вечером раздался телефонный звонок.
        - Это Таисия?- с непонятным азартным интересом спросил мужской голос.
        - Да, слушаю!- неприязненно ответила я.
        - Вас беспокоит Вадим Ефимович, психотерапевт. Прошу прощения за поздний звонок, но я только что вернулся с консультации,- жизнерадостно сообщил мне доктор.
        Я молча взглянула на часы - половина двенадцатого.
        - Ваш телефон мне дала Инна,- чтобы окончательно развеять мои сомнения, добавил психотерапевт.
        - Да, я знаю,- постаралась я придать своему голосу нотки приветливости.
        - Нет ли у вас желания встретиться со мной и поговорить? Скажем, завтра?

«Чем быстрее отделаюсь, тем лучше»,- подумалось мне, и я обреченно спросила:
        - Где и когда?
        Энтузиазму на том конце провода не было предела, и Вадим Ефимович буквально завопил:
        - Замечательно! В поликлинике, в моем кабинете. В семь вас устроит? Записывайте адрес - к нам лучше добираться «партизанскими тропами».
        На следующий день, изнемогая от желания послать психотерапевта-оптимиста подальше, я все же, взяв себя в руки, поймала такси и всю дорогу мысленно представляла встречу с доктором.
        В вестибюле поликлиники было полутемно, витали специфические запахи. На мой робкий стук в дверь с надписью «Психотерапевт ШульцВ.Е., к.м.н.» никто не ответил. Я нажала на ручку двери и вошла в совершенно обычный кабинет врача - ни метрономов, ни блестящих шариков, ни синих лампочек, чтобы вводить пациентов в состояние транса, ни самого доктора.
        - Таисия!- Жизнерадостный голос вспугнул тишину - в кабинет вошел коренастый мужчина средних лет с карими библейскими глазами.
        Его белый халат резко контрастировал с жесткими черными волосами и от этого казался еще белее. Вадим Ефимович пригласил меня сесть на довольно неудобный стул, а сам устроился напротив. Пару минут мы изучали друг друга. Неизвестно, что выражало мое лицо, но доктор внезапно попросил меня перечислить все, что мне не нравится в жизни. Я удивилась, но стала перечислять долго и с упоением, а Вадим Ефимович сосредоточенно слушал. Оказалось, что в этом мире не существует ни одной вещи, которая бы мне нравилась. Опустошенная, я замолчала.
        - Как вы чувствуете себя теперь?
        - Странно, но мне стало легче, как будто я освободилась от какой-то тяжкой ноши, давящей неделями мне на плечи.
        - Прекрасно!!!- завопил доктор, его оптимизм все больше раздражал меня.
        - Ну а теперь, когда вы немножко выпустили пар, мы можем спокойно поговорить о более конкретных вещах. Инна рассказала мне о вас только в общих чертах. Кстати, хочу вас поздравить - вам повезло с подругой, она из тех людей, кто приходит на помощь в беде.
        Я сделала соответствующую мину, подумав, что никогда не обращаюсь к друзьям с бедой - боюсь разочароваться. Тем более что в моей жизни было достаточно измен. Бабушка Лена любила повторять русскую пословицу: «Был Филя в силе, все в други к Филе валили». Я до сих пор удивляюсь точности и мудрости русского фольклора.
        - Итак?- произнес Вадим Ефимович.- Что же вас тревожит?
        - Мне просто неинтересно жить,- выдавила я из себя, все еще не глядя в глаза собеседнику.- На работу хожу, как на каторгу, перспектив нет, в стране творится невесть что…
        - В наше время узкий круг избранных друзей, хорошая музыка и книги - прекрасное средство для выживания,- сообщил Вадим Ефимович.- Нелюбимая работа теперь не редкость, но если там платят хорошо и вовремя, то глупо искать что-либо другое, тем более в стране, где «творится невесть что». Увы - сейчас не до фантазий о любимом деле и творчестве, речь идет о выживании. Согласны?
        - Ну да,- кисло подтвердила я,- не можешь изменить ситуацию - измени свое отношение к ней.
        - А вот с вашим романом можно поработать,- продолжил доктор, словно не слыша моих слов.- Даю вам домашнее задание - представьте и опишите мне в следующий раз, как бы развивались события, если бы Максим сегодня же сообщил, что готов развестись и через неделю женится на вас. Включите воображение, на следующей встрече мы поговорим об этом.
        Я взглянула на часы и поразилась - десять вечера! Ничего себе - поговорили! Возвращаясь в свое привычное угнетенное состояние духа, я нашарила в сумке кошелек, выудила оттуда зеленую бумажку с цифрой 50 в кружке и протянула Вадиму Ефимовичу.
        - Мерси,- сказал он и небрежным движением отправил купюру, словно записку или телефонный счет в карман халата,- когда вы позволите мне позвонить?
        - Все равно,- отозвалась я.
        - Тогда предлагаю встретиться на следующей неделе в среду, часов в пять. Есть возражения?
        Командировок не намечалось, работы было умеренно, против среды я не возражала, как, впрочем, и против других дней недели. Я вяло кивнула и, обдумывая неожиданное домашнее задание, вышла из поликлиники.
        Выбираясь из тмутаракани, где располагалась поликлиника, я мысленно вспоминала свой бессвязный рассказ, кляня себя за глупость и косноязычие. Подходя к дому, я твердо решила больше не идти на поводу у своих подруг и пообещала себе, что Вадима Ефимовича я больше никогда не увижу.
        Здравый ли смысл или простое любопытство заставили меня изменить первоначальное решение. Домашнее задание врача оказалось совсем непростым - с этого вечера, что бы я ни делала - заваривала чай, смотрела фильм по видику, принимала душ,- я постоянно представляла Максима рядом, в моей квартире, выдумывала диалоги, прокручивала разные ситуации.
        Честно сказать, у меня получалось плохо. То я воображала, как во время интереснейшего боевика Максим требовал переключить телевизор на канал, где должны транслировать футбольный матч, то стучал в дверь ванной с вопросом, не случилось ли что со мной и почему я так долго принимаю душ? То будил меня среди ночи с требованием дать таблетку от кашля… Да, таким он был - немного занудливым, но порядочным и добрым… Ночами я смотрела на пустое место рядом с собой и спрашивала себя, хотела бы я, чтобы он оказался в моей постели… Как он спит? Храпит или дышит тихо-тихо, как мышь? Какой он утром - злой, рассеянный или все такой же милый, спокойный? Сколько он ест? Разбрасывает ли по всей квартире свои носки, как это делают девяносто процентов мужчин?
        Домашнее задание доктора сводило меня с ума. Меня бросало то в жар, то в холод - иногда я распаляла себя фантазиями о Максиме до такой степени, что желала видеть его рядом сейчас же. Иногда безумная злость росла во мне, и я начинала его тихо ненавидеть…
        В среду Вадим Ефимович позвонил мне с утра на работу. Извиняющимся тоном он попросил перенести нашу встречу на более позднее время, и я согласилась.
        - Кстати!- закричал психотерапевт, когда я уже была готова положить трубку.- Я буду проезжать мимо вашей конторы и могу вас захватить. У меня бордовая «девятка», ее легко узнать - помято левое крыло. До встречи, как и договорились, в девятнадцать ноль-ноль!
        Я вернулась к запутанной проблеме пропавших без следа на Дальнем Востоке двух вагонов с химикатами, купленными нашей фирмой, но, продираясь сквозь нагромождение цифр, продолжала мысленно готовить монолог для Вадима Ефимовича.
        Около пяти вечера надвинулись черные грозовые тучи, на город ниагарским водопадом обрушился сплошной поток дождя. Как кстати оказалось предложение Вадима Ефимовича подвезти меня на машине! Ровно в семь я уже топталась у подъезда под большим клетчатым зонтом в ожидании доктора. Наконец «девятка» затормозила рядом со мной, дверца распахнулась, и Вадим Ефимович завопил:
        - Прыгайте!
        Борьба с не желающим закрываться зонтом, лужа, в которую пришлось ступить, способствовали тому, что в машину я попала абсолютно мокрая и злая. Бросив зонт под ноги, я нашарила в сумке носовой платок и принялась приводить себя в порядок. Выместив на маленьком кусочке батиста всю свою злость и успокоившись, я впервые посмотрела на своего спутника.
        Вадим Ефимович попытался пошутить по поводу моего довольно жалкого мокрого вида - я сморщилась от этой шутки, как от зубной боли. Доктор бросил на меня беглый взгляд и замолчал. За всю дорогу больше мы не обменялись ни словом. Я даже пожалела о своем резком тоне - зря обидела человека. Почему это я решила, что психотерапевты - толстокожие носороги и должны выдерживать натиск не очень нормальных людей, как скала в шторм? Изо дня в день в течение нескольких десятков лет они вынуждены выслушивать горестные истории, утирать чьи-то слезы, сохраняя при этом собственный рассудок в полном здравии. Я уверена, что они ненавидят чужие горестные истории и мечтают о том, чтобы вокруг была тишина и покой. Наверное, собираясь на пенсию, психотерапевты мечтают быть лесниками, привольно жить в молчаливом общении с природой.
        Чтобы сгладить неловкость, я несмело заметила:
        - Дождь сегодня льет как из ведра.
        - Что вы говорите?!- с комическим удивлением воскликнул Вадим Ефимович.
        Широкая улыбка доктора ясно давала понять, что он не обиделся. Тем временем машина подъехала к зданию поликлиники, дождь прекратился, клочья серых туч носились по абсолютно ясному, словно голубая эмаль, небу.
        Наш разговор в уже знакомом кабинете ничем не отличался от предыдущего - мы говорили обо всем и ни о чем. Я поняла, почему Вадим Ефимович выбрал для себя именно эту профессию, и узнала о его родителях - врачах-интеллигентах в третьем поколении, посвятивших себя служению медицине. Для моего доктора работа была призванием - он помнил каждого пациента, каждую историю болезни. Ему было интересно - счастливый человек! Он был женат второй раз, но ничто не могло его отвлечь от любимой работы - ни сварливый нрав супруги, ни растущая кроха-дочь.
        - Ну как наше домашнее задание?- задал врач долгожданный вопрос.
        Я даже подскочила на месте от нетерпения. Описывая в красках свои сомнения, я очень надеялась на то, что Вадим Ефимович поможет, даст единственно правильный совет, хотя уже было очевидно - принимать решение придется все равно мне. Ведь врач - психотерапевт, а не маг и волшебник, приворотного зелья не даст…
        Доктор говорил пространно и долго, приводил примеры, задавал каверзные вопросы. Второе домашнее задание предписывало мне повнимательнее присмотреться к Максиму, увидеть и проанализировать его хорошие и плохие стороны.
        Через полтора часа я поднялась с жесткого стула и, положив на стол соответствующую зеленую бумажку, попрощалась с врачом.
        - Подождите!- воскликнул доктор, когда я уже была готова закрыть за собой дверь. - Давайте я довезу вас до метро, на улице жуткие лужи, а вы в легких туфельках!
        Я не стала возражать, предложение врача было очень своевременно - на мне были любимые замшевые туфли, которые я подарила сама себе ко дню рождения, заплатив за них пару сотен баксов.
        В машине мы молчали, негромко играла музыка - радио «Ностальжи» передавало песни французских шансонье. Я удивлялась своей расслабленности и спокойствию - неужели все дело в том, что кто-то выслушал меня, попытался помочь, а не отделался общими пространными фразами? Пусть интерес и энтузиазм доктора были чисто профессиональными, но мне действительно стало лучше!
        За окном проплыла одна станция метро, другая, но Вадим Ефимович и не думал останавливаться. Машина сворачивала на незнакомые улицы, ныряла в переулки, вновь оказывалась на основной дороге. Мы неслись по пустынным трассам словно в безвоздушном пространстве, что абсолютно непривычно для нашего города в этот час. Город, застывший в своей нереальности в белесом свете сумерек, не был похож на Москву - скорее всего это был Петербург с его белыми ночами. Вот и моя улица!
        - Фантастика!- восхитилась я.- Я давно здесь живу, но не знала, что до моего дома можно добраться таким путем.
        - Да,- с гордостью подтвердил Вадим Ефимович, выключая зажигание.- Это - мое изобретение. Два года назад на параллельной улице у меня были две пациентки - мать и дочь, я ездил к ним в течение трех лет каждую неделю.
        - И где они теперь?
        - В Израиле,- сказал врач, постукивая ладонью по рулю.
        Разговор иссякал, поэтому я взялась за ручку дверцы и осведомилась:
        - Когда мы встретимся в следующий раз?
        - Давайте созвонимся до конца недели,- отозвался доктор и, подумав, добавил: - Берегите себя.
        В подъезд я входила, неся в себе последние слова Вадима Ефимовича, словно драгоценную амфору.
        Соседка Людка тащила огромные сумки, дыша полуоткрытым ртом, и меня не узнала. Удостоив ее поистине королевским кивком, я вошла в лифт.
        Я совершенно забыла о том, что еще неделю назад собиралась выброситься из окна. Не вспомнила, что я неудачница и несчастна, а жизнь моя не удалась. Теперь все будет иначе!
        Дома царила приятная светлая прохлада - терпеть не могу духоты. Какое счастье, что маляр, делавший ремонт в квартире пять лет назад, пропил мои чудные немецкие обои! С тех пор сосед Миша регулярно восстанавливал водоэмульсионкой бело-лимонный цвет моих стен, и квартира всегда казалась чистенькой и свежей.
        Но что это? Серый тюль уныло свисает с карнизов, в спальне портрет прабабушки в парадном платье покрылся толстым слоем пыли, ковер затерся до неопределенного цвета, разномастная мебель разных поколений была втиснута во всевозможные ниши и углы. Я с изумлением оглянулась - я здесь живу? И это покои прекрасной Таис? А ведь именно так назвали меня родители, приставив к моему древнему имени безобидное окончание «-ия» для успокоения официальных лиц, заполнявших метрику.
        Во мне проснулась жажда действий. Прикинув предстоящий фронт работ, нимало не комплексуя, я позвонила начальнику и выпросила два дня отгула - четверг и пятницу. Он явно удивился, услышав в трубке мой звонкий, напористый голос вместо обычного безжизненно-умирающего, и отгулы дал. Открывая шкафы, я выбрасывала старье, накопившееся за десятилетия, и безжалостно швыряла его в черный зев мусоропровода. Я словно отрекалась от последних бесцветных, безрадостных лет, а старые, ненужные вещи олицетворяли их.
        Соседа Мишу обрадовала моя лишняя мебель и старый ковер, от которых я решительно решила избавиться. Перетаскивая к себе шкафы, столики и прочую дребедень, он мечтательно соображал, как все это разместится на его даче.
        - Тайка, ты не думай, я не просто так. Недельки через две водоэмульсионочкой еще раз пройти можно,- пыхтя, бубнил он.
        Разгребая вековые завалы на антресолях, я обнаружила старую картину, как уверяла меня когда-то бабушка Оля, подлинную, кисти очень популярного художника-авангардиста 30-х годов. Еще я наткнулась на старый ящик, с которым обычно ездят в экспедиции и заполняют различными находками. Я совсем о нем забыла!
        В ящике кроме непонятного хлама, который я без сожаления выбросила, нашлись древние маски. Когда-то отец собирал маски - привозил из разных мест, любовно реставрировал, изучал их историю. Масок у нас, помнится, было очень много, и у каждой имелось имя, родословная, назначение. Все свои любимые маски папа, вероятно, забрал в Карелию, оставив на антресолях самые неинтересные.
        Отец был твердо уверен в магической силе масок, недаром носить их в далекие первобытные времена имели право только старейшины племен и шаманы. Поэтому маски никогда не висели у нас на стенах, для них были сконструированы специальные ящички. В магию я не особо верила и, выудив маски, аккуратно их протерла и повесила на идеально белую пустую стену в коридоре. Кажется, я знала их названия - Маска ритуального танца, Маска судилища, Маска для вымаливания у богов хорошей погоды и еще какие-то. К вечеру квартира стала пустой, просторной и очень привлекательной. Легкий ветер надувал белоснежную занавеску словно парус, и мой двухкаютный кораблик бесстрашно отправился в новое плавание.
        Следующий день я посвятила только себе. Оставив в салоне красоты всю наличность, не пропустив ни одной процедуры, я вышла в мир, ощущая себя настоящей Таис Афинской. «Еще не все безнадежно, начинается новая жизнь!» - ликовало что-то в моей душе.
        Пришла пора принятия решения - я взяла телефонную трубку и набрала заветный номер. Мне разрешалось звонить Максиму один раз в месяц - совсем без него я прожить не могла. Обычно мы болтали о пустяках, а я до боли сжимала телефонную трубку в руке. Потом прощались, и все повторялось через месяц. Сегодня я нарушила правило и попросила Максима срочно прийти и помочь мне повесить картину. Видимо, мой звонкий голос убедил его красноречивее всяких слов. Когда Максим переступил порог моей похорошевшей квартиры, аккуратный чемоданчик с дрелью едва не выпал из его рук. Довольная произведенным эффектом, я гордо провела Максима в гостиную, где предполагалось повесить картину.
        - Ух ты!- остановился он в коридоре напротив масок.- Вот чудища-то! Откуда?
        - Старая история,- сморщилась я.
        Мне не хотелось рассказывать ни о своем археологическом семействе, ни о масках. Но Максим, как приклеенный, стоял напротив маски главного воина племени и не собирался заниматься делом.
        - Можно примерить?- несмело попросил он.
        Я пожала плечами. Максим напялил черную, раскрашенную ритуальным узором маску и встал перед зеркалом. На главного воина племени он явно был не похож. Кажется, Максим понял это, так как уже через пару секунд повесил маску на место.
        - Воняет ужасно!- раздраженно прокомментировал он свой поступок.
        Наконец мы прошли в гостиную. Пока Максим в своей обычной манере сосредоточенно, медленно разматывал шнур от дрели, раскладывал «лучшие японские шурупы», прикидывал вслух, как лучше повесить мое произведение искусства, я смотрела на него оценивающим, острым взглядом. Почему я раньше не замечала, какой у него высокий, почти женский тембр голоса? И как он напрашивается на комплименты, самодовольно рассказывая об удачной сделке? Неужели семейная жизнь так повлияла на него?
        Когда картина заняла почетное место на стене, я предложила утомленному тяжелой борьбой с отечественным железобетоном мужчине чашку чаю, на что он милостиво согласился. Видеть его, касаться рукой его руки, смеяться его шуткам - какое это было наслаждение раньше. Но сегодня…
        - Ты стала какая-то другая,- словно подслушав мои мысли, сказал мой друг, допивая вторую чашку.- Квартиру изменила, сама похорошела. Влюбилась, что ли?
        Последнее предложение было произнесено небрежно, однако с легкой ноткой ревности. Я усмехнулась про себя - проглотил наживку! Помню, прабабушка Лена втолковывала мне, тогда еще совсем глупой девчонке:
        - Запах мужчины - вот что главное, детка. Если у дамы есть кавалер, то об этом легко догадаться. Мужчины сразу понимают это - они чувствуют запах соперника, и возбуждаются от этого. Так что, если ты хочешь, чтобы у тебя было много кавалеров, обязательно держи возле себя хотя бы одного.
        Как всегда, подобные речи бурно опротестовывала бабушка Оля, но слова фрейлины Ее Императорского Величества прочно врезались в мою память.
        Прабабушка никогда не ошибалась. Кавалер Максим ощутил запах соперника и, как всякий собственник мужского пола, заволновался. Пусть я ему нужна как рыбке зонтик, пусть мои звонки выводили из себя его самого, его жену и тещу, но сегодня что-то изменилось в привычном положении вещей. Мужское тщеславие было задето, а мужская логика требовала найти решение в образовавшейся нештатной ситуации. Вот и нашлось понятное объяснение: «Я влюбилась».
        Вскоре он засобирался домой.
        - Я позвоню через два дня,- хмуро пообещал он.

«Зачем?» - чуть не крикнула я вслед.
        Я вернулась в гостиную с чувством обманутого вкладчика. Тело требовало разрядки, и, включив музыкальный центр, я поставила диск с самой ритмичной музыкой, какую только нашла. И выдала такой бешеный танец, какой не снился ни одному племени. Заскочив в коридор, я сорвала со стены маску ритуального танца. Поколебавшись, я приложила ее к лицу и продолжила свою сумасшедшую пляску. Пол закружился у меня под ногами, я ощутила, как ритмы мелодии вызывают во мне необыкновенную вибрацию, мне казалось, что в меня вливается новая сила. Я танцевала и не могла остановиться, пока не закончился диск. Отбросив маску, я без сил рухнула на диван.
        Воскресным утром мне позвонил доктор.
        - Куда вы пропали?!- закричал он.- Я уже стал волноваться! На работе сказали, что вы взяли отгулы, а дома трубку никто не берет. Что случилось?
        - Я проводила инвентаризацию,- сообщила я, прохаживаясь с трубкой радиотелефона по изменившей свой прежний облик квартире.
        - И как, успешно?- поинтересовался Вадим Ефимович.
        - Кажется, да,- с чувством хорошо потрудившегося человека отозвалась я, подходя к зеркалу в спальне.
        - Алло, алло!- всполошился доктор, услышав долгое молчание в трубке.- Алло, вы меня слышите?
        - Слышу,- тихо отозвалась я.- Приезжайте, пожалуйста, сразу, как только сможете.
        Нет, в зеркале не было ничего потустороннего. В нем отражалась я, обычная, всегдашняя. Почему я решила, что в моей жизни что-то изменится за эти три дня? Эйфория окончилась, Максим мне больше не нужен - это я поняла. Меня зазнобило - как будто холодный нож отхватил большой кусок территории, болезненно сужая мое жизненное пространство. Еще более тяжелая депрессия навалилась на меня.
        Через час в дверь позвонили.
        - Ого!- закричал Вадим Ефимович, проходя по коридору и останавливаясь напротив масок.- Вот это да! Недавно я такие видел у Сенкевича в передаче. Наверное, шаманские?
        - Да,- хмуро подтвердила я, не желая продолжать экскурс в историю, и провела доктора в гостиную.
        - Красота какая, как в голливудском фильме! У них всегда показывают огромные комнаты с небольшим количеством мебели.
        Оптимизм врача был сегодня до тошноты неуместен.
        Воздав должное картине авангардиста, Вадим Ефимович наконец подошел ко мне, заглянул в глаза и участливо спросил:
        - Что, так плохо?
        У меня даже не было сил говорить, доктор измерил давление, посчитал пульс:
        - Вам надо поесть, выпить крепкого чаю и лечь.
        Я отрицательно замотала головой. Зачем? Зачем все это? Какая я дура! Закипевшие в глазах слезы грозили вылиться в бурный поток. Вадим Ефимович ловко справился и с этим. Через полчаса я сидела на диване, под пресловутой картиной, укутанная в тяжелый теплый плед, потягивая крепкий чай, накормленная чем-то простым и вкусным, а неспешная речь врача объясняла, успокаивала. Оказывается, маленькие ростки надежды, поднявшиеся во мне после второй встречи с доктором, были так слабы, что марш-бросок просто истощил мои и без того скудные резервы.
        - Сразу в корне изменить жизнь никому еще не удавалось. Менять надо потихоньку, в нюансах, штрихах, очень деликатно. Нельзя быть такой максималисткой! Помните, как в знаменитой книге старичок-протезист приносит обезноженному летчику протезы и как Мересьев тут же вскакивает? И как он оглушительно падает? Только упорная тренировка помогла ему научиться вновь ходить.
        - Какая же тренировка нужна мне?- недоверчиво спросила я.
        - Ага, интересно стало?- радостно воскликнул Вадим Ефимович и с жаром принялся объяснять: - Самая тяжелая тренировка - для души. Научиться радоваться себе и жизни - еще какой труд! А теперь давайте сюда вашу чашку и ложитесь, надо немного поспать. Вы закрываете глаза и слушаете мой голос, для вас существует только мой голос. Вы рас-с-л-а-б-л-я-е-т-е-с-ь…
        Тягучий голос врача навевал дремоту, ресницы склеивала тонкая паутина, тело полностью растворилось в мягкости дивана.
        Так прошел мой первый сеанс гипноза, и, надо сознаться, я с сожалением вынырнула из дремотного состояния на поверхность своей никчемной жизни. Первое, что я увидела,- спокойные глаза моего доктора. Он погладил меня по голове и пообещал вернуться к вечеру.
        После его ухода я выпуталась из своего пледа-кокона, осторожно сделала несколько шагов. Уши уловили ребячий гомон, доносившийся сквозь открытое окно со двора. Кожа почувствовала жгучее прикосновение солнечного луча, нос осязал горьковатый запах увядающих пионов. Пожалуй, еще никто из мужчин так не ухаживал за мной, не закутывал заботливо в плед, не гладил по голове.
        Что-то сдвинулось в моих мозгах, и мне безумно захотелось, чтобы Вадим все время был рядом, я представила себе его теплые руки, от которых невидимыми лучами исходит целительная сила, его карие глаза, теплый голос. Даже наигранный энтузиазм уже не казался таким противным. Поплавав в ласковом потоке фантазии, который принимал уже опасное направление, я больно ущипнула себя за руку: «Вернись на землю, Тая! О чем ты думаешь? Тебя пожалели, погладили по голове, а ты и растаяла! Ты сейчас похожа на собачку Каштанку, которая ищет ласкового хозяина. Опомнись!»
        Вечером доктор уютно устроился в кресле и потребовал рассказать все еще раз по порядку. Он занудливо выяснял каждую деталь, просил повторить то или иное высказывание и без конца переспрашивал. Когда я обреченно сообщила о своем прозрении, Вадим Ефимович наклонился вперед и довольно злым голосом спросил:
        - И долго ты собираешься играть в эту игру, Таисия? Не обманывай себя. Ты гонялась за амебой по имени Максим - тебе нужна была иллюзия - все подруги замужем, у всех есть друзья, любовники, дети, а что ты можешь ответить на сочувствующие вопросы подруг? Вот и выдумала себе отговорку: «Люблю одного Максима, а он женат. У меня все нормально, просто временные трудности». Ты напялила маску несчастной, всеми брошенной и не собираешься расстаться с ней!
        Я во все глаза смотрела на непривычно сердитого доктора и задыхалась от злости. Запустить бы в него чем-нибудь тяжелым, чтобы он закрыл свой рот! Я ненавидела его в этот момент с космической силой!
        - Какая чудовищная ложь!- завизжала я.- Вы не имеете права! Замолчите!
        Надо же, какой-то докторишка имеет наглость глумиться над всем, что мне дорого, разрушить все то немногое, чем я жила, что меня вообще держало на поверхности в этом мерзком болоте, именуемом жизнью!
        - Неужели лучше было бы выйти замуж за какого-нибудь алкаша, бабника, тряпку или садиста, сидеть на грошах с кучей сопливых ребятишек? И проклинать свое замужество? Мол, пусть хоть плохонький, но свой!- заорала я.
        - А чем твоя жизнь лучше?- вкрадчиво спросил Вадим. Он сел рядом со мной и опять, как маленькую девочку, погладил по голове: - Что было не так с тобой, Тая? Расскажи!
        - Нет,- я помотала головой,- нет, не хочу!
        Вадим встряхнул меня за плечи:
        - Ты должна сказать себе правду. Оглянись, ты разрушаешь сама себя, освободи свой мозг! Ты будешь счастлива, обещаю тебе!
        - Откуда вы знаете?- угрюмо спросила я, вспоминая свои сегодняшние фантазии.
        - Знаю.- Он улыбнулся, и в его глазах на секунду проскользнуло жесткое выражение. - Тая, когда ты в первый раз влюбилась?
        - Не помню.
        - Нет, милая, говори начистоту, мы же договорились. Давай прокатимся по городу. Все-таки движение, смена состояния лучше статики, тебе будет легче. Собирайся!
        Как непохожа была сегодняшняя Москва на ту, по которой мы ехали три дня назад! Сейчас это был угольно-черный город, расчерченный яркими гирляндами фонарей и узорами иллюминации. Доктор оказался прав - поездка развлекла меня, я старалась не думать, сколько бензина тратит мой ненавистный врачеватель, проводя такую
«психотерапию на колесах». А ведь я еще не заплатила за утренний сеанс!
        Какая-то деталь привлекла мое внимание, зацепила, и вот я уже неожиданно для себя с увлечением вспоминаю свое археологическое прошлое. Вадим слушал затаив дыхание. Лучше, чем Сенкевич, я рассказывала о том, как колесила в юности с родителями по Средней Азии, Украине, Молдове, Сибири. Как в университете занималась проблемой возникновения добычи и разработки металлов в первобытных племенах. Как пропадала в Грузии, где находится древний Самтаврский могильник. Там нашли первое железо, появившееся в конце второго тысячелетия до нашей эры. Я почти что пересказала свою несостоявшуюся диссертацию о культуре железного века, принадлежавшей скифским племенам Северного Причерноморья…
        Вероятно, психотерапевт везде и всегда остается психотерапевтом. Вадим работал - хитро ставил вопросы, отвлекал мое внимание и, наконец, вплотную подошел к событиям, о которых я ни за что не хотела вспоминать - было больно.
        - Представь, что у тебя болит зуб. Сейчас мы выдернем гнилой корень, а потом станем лечить все остальное,- весьма доходчиво пояснил ход дальнейшей терапии мой доктор.
        Память возвращает меня на десять лет назад.
        Украина. Каменское городище близ Никополя. Скифские поселения. Экспедиция небольшая - практика, четвертый курс. Наш руководитель - археолог с мировым именем, умен, ироничен, красив и мужественен как ковбой из рекламы сигарет
«Мальборо».
        Это был мой первый роман, а разница в возрасте - двадцать пять лет - меня не смущала. Я, воспитанная в романтическом духе двумя бабушками, слегка задержалась с вступлением в настоящую «женскую жизнь». По моему мнению, ковбой подходил для роли первого мужчины идеально. И в душную украинскую ночь я, можно сказать, соблазнила его. Результаты меня озадачили. Последующие встречи разочаровали. Эта акробатика и есть то, о чем с придыханием говорили все мои подруги?
        А в Москве, когда мы со всеми удобствами и подобием эротической атмосферы - у кровати в вазе три гвоздики, шампанское, коробка конфет - опять занялись, так сказать, любовью, я увидела его лысину, обрамленную жалким венчиком волос. Так вот почему он все время скрывал свою голову под ковбойской шляпой!
        Я скривила губы, стараясь не рассмеяться. Но смех так и вырывался из меня. Он воспринял это как звуки страсти. Но я так хохотала, что не могла остановиться. Короче, это была наша последняя встреча…
        Вскоре мне встретился другой. Совсем другой. Нежный, заботливый, он все время заглядывал в глаза и спрашивал: «Тебе хорошо?» У него были сильные руки и нежные пальцы. Его объятия обжигали, поцелуи кружили голову. Но когда дело дошло до кульминации, он… ничего не смог. Я лежала и мучалась, придумывая, как сказать ему поделикатнее, что это ничего, в следующий раз все у него получится… Но, видимо, он и понятия не имел о том, что произошло. С детской непосредственностью он вытащил из кармана брюк десятку с профилем Ильича и важно сообщил: «Специально для тебя держал. Видишь? Если буквы серии совпадают с инициалами, эта купюра счастливая. Держи. Вот».
        Душа моя наполнилась отвращением. Я возненавидела всех мужчин. Я возненавидела себя. «Неужели это все, что посылает мне судьба?» - спрашивала я.
        Голос мой сорвался. Вадим сжал мое запястье:
        - Отдохни, Таисия.
        Но на меня напал азарт:
        - Вы же гнилой зуб хотите удалить. Так удаляйте!
        - Хорошо, только спокойно, Тая, спокойно,- проговорил доктор, видя, что меня уже не остановить.
        - Часто я вспоминаю своих бабушек. Они ведь прожили жизнь, потеряв мужей очень молодыми. Они так и не вышли замуж. Как они переживали свое одиночество? Бабушка Лена отдала себя школе. Я же решила, что посвящу себя науке. Четыре года подряд я не вылезала из экспедиций. Я оживала только тогда, когда оказывалась там, на древних городищах Скифии. Даже камни вселяли в меня спокойствие и уверенность. Меня стали назначать руководителем университетских экспедиций. И, как правило, все молодые студенты трепетно влюблялись в меня, а я вовсю крутила «динамо». Кстати, очень неплохо получалось. Мстила ли я всему мужскому племени или себе - не знаю. И лишь однажды я встретила человека, с которым мне захотелось быть вместе. Но у него оказались другие планы.
        Вадим снова остановил меня:
        - Давай пройдемся, воздухом подышим. Тепло-то как!
        Я была ошарашена таким невниманием к кульминационному моменту своего повествования. Оскорбленно хлопнув дверцей машины, я, обняв себя за плечи, независимо зашагала по асфальтовой дорожке сквера. Вадим не спешил меня догонять. Напротив! Он остановился у стенда с газетами и при неверном фонарном свете с увлечением стал что-то читать. Через несколько томительных минут он подошел ко мне.
        - Продолжать или вы устали?- с вызовом осведомилась я.
        - Нет, Таисия, дальше я все знаю сам.
        Я буквально открыла рот от удивления.
        Доктор невесело усмехнулся:
        - Все люди думают, что их жизнь очень сложная, запутанная штука. И проблемы, с которыми они сталкиваются, уникальны и неразрешимы. На самом деле все обстоит гораздо проще.
        У сомнительного вида скамейки Вадим остановился и, расстелив на ней невесть откуда взявшуюся газетку, жестом пригласил меня присесть.
        - Все наши поступки имеют мотивы. В лучшем случае, можно насчитать несколько сотен основных моделей поведения людей. И сейчас я все понял, Таисия. Больше не стану мучить тебя воспоминаниями. Будем возрождаться к новой жизни, как птица феникс из пепла.
        Я горела желанием узнать, как же сумел этот необыкновенный врач отгадать мою дальнейшую судьбу?
        Доктор устало потер переносицу и твердо взглянул мне в глаза:
        - И второй твой мужчина оказался не на высоте, верно? Только ответственность за это он переложил на тебя.
        - Вроде того,- вяло согласилась я.
        Вадим стукнул себя кулаком по колену и вскочил со скамейки:
        - Все правильно! В наше время мужчины захлебнулись в собственном комплексе неполноценности, они не умеют ни красиво ухаживать, ни терпеливо и тактично пробудить в женщине ее природу. Сколько же в мире женщин непонятых, разочарованных - десятки или сотни?- Он снова сел и, внимательно посмотрев на меня, продолжал: - Тогда ты окончательно решила, что с тобой что-то не в порядке. Ты растерялась, разуверилась в себе и закрыла эту главу в своей жизни навсегда. Когда встречаешься с мужчинами, ты уже бессознательно запрограммирована на разрыв. И стоит им намекнуть на продолжение отношений, на близость, ты крутишь «динамо» и ускользаешь в свой маленький мирок. Ты боишься оскорблений, показаться неопытной, неумелой, несовременной, некрасивой. Сплошные НЕ! С Максимом, кстати, могло произойти то же самое, если бы он вышел за рамки чисто платонических встреч. Ты заморозила в себе все, чем щедро одарила тебя природа. Но ты же не Снегурочка, а живая, теплая Купава!
        - Только сейчас я действительно заледенела,- призналась я, растирая холодные пальцы.
        - Это сосуды от сильной эмоциональной встряски плохо стали пропускать кровь,- объяснил Вадим и, взяв мои руки, стал дыханием согревать озябшие пальцы.
        Куда подевались его оживленный, оптимистический тон, энтузиазм! Или это тоже была маска - Маска радости - наподобие тех, что висят у меня в коридоре? Передо мной сидел совсем другой мужчина, и он молча притянул меня к себе. Прижавшись к нему, я поняла, как я замерзла - Вадим был горяч, как печка.
        Он молчал, сердце, к которому я прижалась ухом, билось спокойно-преспокойно. Мне не хотелось сворачиваться в комочек или проявлять агрессивность, как это обычно со мною случалось. В объятиях врача я нашла долгожданный покой. «Если бы так было всегда!» - мелькнула опасная мысль, и я тотчас же прогнала ее.
        - Снегурочка,- тихо позвал Вадим,- поедем, я отвезу тебя домой.
        В машине мы молчали, каждый думал о своем. Я, например, размышляла о том, что со дня нашего знакомства прошла ровно неделя, а ближе человека, чем Вадим, у меня нет - ведь ни одна человеческая душа не знает обо мне столько, сколько этот доктор. Что же он станет делать с моей вывороченной наизнанку жизнью?
        Но этот непредсказуемый человек огорошил меня неожиданным вопросом:
        - Я слышал, что первобытные кузнецы почитались, как колдуны, и в племени к ним даже питали чувство суеверного ужаса. Недаром в русском языке слово «козни» и
«кузнец» одного корня. Это правда?
        А на прощание, проводив меня до подъезда, он сжал мои руки и твердо сказал:
        - Обещаю - к тебе вернется вкус к жизни. Я терпелив, никуда не спешу и тебя торопить не стану. Но это будет длительный, кропотливый труд. Ты согласна?
        И только когда его бордовая «девятка» скрылась из виду, я вспомнила, что так и не оплатила сегодняшние сеансы.
        Войдя в квартиру и включив свет в коридоре, я подошла к стене, на которой висели маски, и пристально вгляделась в них. Кажется, вот эту, крайнюю, отец называл Маской счастья. Быть может, древние силы, таящиеся в ней, помогут мне? Я осторожно сняла маску с крючка и глубоко вздохнула, перед тем как приложить ее к лицу…
        Выводя «девятку» на Кутузовский проспект, Вадим Ефимович Шульц сосредоточенно вспоминал о том, кто же «зачитал» его любимый учебник Левинсона по психологии личности и реабилитации - в ближайшее время он будет ему очень нужен.
        Стеклянное сердце
        Они неотвратимо двигались навстречу друг другу, столкновение было неизбежным. По одной дорожке плыл он, красиво рассекая «кролем» голубые воды бассейна, по другой плыла она, подгребая частично «брассом», частично по-собачьи. Удивительно, что через равные промежутки времени они встречались почти на одном месте - посреди бассейна. Он делал широкий взмах рукой, окатывал ее голову в красной шапочке брызгами, она морщилась, отворачивалась, бормоча тихо проклятия в адрес «мужиков, которые плещутся в общественных бассейнах, как беспардонные моржи».
        Спустя сорок минут он подплыл к лесенке, ведущей наверх, и сильным броском вытолкнул свое загорелое тело на бортик. Все по тому же странному совпадению, сразу за ним подгребла к лесенке и она. Схватившись за поручни, ступенька за ступенькой она выносила из воды свое белое рыхлое тело в закрытом пестром купальнике. Издали она походила на яркий пышный цветок, растущий на ветке тропического дерева прямо над водой. Они сдали в одно и то же окошко жетончики бассейна, и в гардеробе ее полушубок и его дубленка оказались висящими рядом. Третье совпадение уже было невозможно проигнорировать - это выглядело бы как-то неестественно. Поэтому они вежливо улыбнулись друг другу. Он помог ей одеться, открыл перед ней дверь на улицу. Там они остановились. Ветер швырнул им в лица порцию колючей крупы, крепкий морозец пробрался до промытых тел.
        - У меня здесь машина,- промямлил он, кивая на ближайшую стоянку.- Подвезти?
        Она молча кивнула.
        Разогревая двигатель, счищая с лобового стекла налипший снег, он удивлялся сам себе - с чего это пришло ему в голову брать эту тетку с собой? К счастью, тетке оказалось с ним по пути. Дорогой они разговорились, познакомились. Его звали Николаем, ее - Татьяной. Украдкой он рассматривал свою спутницу - круглая, как пампушечка, румяная, немодных стандартов и размеров. Однако была в ней некая притягательная сила, которую многие называют обаянием. Татьяна тоже внимательно изучала своего неожиданного спутника: красив, как античный бог - классические черты лица, правда, все портили слишком узкие, бесцветные губы, напоминающие прорезь почтового ящика. Но этот недостаток компенсировался теплым грудным смехом. Короче, и он, и она знакомством остались довольны. Последние остатки холода исчезли, и обоим стало как-то весело и уютно вместе.
        - Вы где работаете?- осведомился он.
        Татьяна с готовностью рассказала, что трудится в обычной поликлинике, кардиологом. Это сообщение вызвало неожиданный энтузиазм ее спутника. Во-первых, Николай оказался почти «коллегой» - массажистом-мануальщиком.
        - Если вы в чине капитана, то я перед вами - прапорщик,- весело рассмеялся он.
        Во-вторых, Николая с недавнего времени тревожат сердечные боли, и совет кардиолога ему пришелся бы очень кстати. Он обстоятельно описал их характер, происхождение и частоту возникновения. Татьяна внимательно слушала, задавала профессионально точные вопросы.
        - Впервые встретил человека, который серьезно смотрит на это!- пожаловался Николай.- Жена смеется, говорит, что у меня это на нервной почве, да и коллеги издеваются…
        Татьяне было не до смеха. Если болит - значит, в организме неполадки, и она пригласила Николая зайти к ней в поликлинику, где можно было бы обстоятельно провести обследование и найти причину беспокойства. Расстались они друзьями, обменялись телефонами, договорились о встрече.
        Через два дня, ровно в четыре он был в кабинете Татьяны. Ловкие медсестры оперативно сделали все необходимые анализы. Потом за него взялась сама Татьяна: она внимательно слушала биение его сердца, что-то простукивала, что-то прощупывала, задавала вопросы. Наметив следующую встречу через неделю в известной клинике, где Татьяна обещала договориться о консультации со своим сокурсником - ныне именитым кардиологом, они расстались.
        Татьяна улыбнулась ему и, протягивая руку на прощание, произнесла, как ему показалось - со значением:
        - До встречи!
        Он вспомнил, как растворялся от профессиональных прикосновений Татьяны и сам удивился этому. Впервые ему встретилась женщина, которая заботливо, по-матерински отнеслась к его жалобам. Она не кричит: «Будь мужчиной, прекрати стонать!» За ней ощущаешь себя как за каменной стеной. Как непохожа она на Алену!
        Николай горько покачал головой - жена всегда всем ставила его в пример как образец мужественности, стойкости. Он устал, устал быть единственной опорой в семье, думать обо всех, обо всем заботиться. После тяжелого дня, когда заколачиваешь каждую тысячу своими собственными руками, так хочется расслабиться, вытянуть ноги, посмотреть спокойно фильм. Но дома ждет Алена - азартная выдумщица, кипящая идеями, как волшебный горшочек из сказки братьев Гримм. Николай просто не мог взять в толк, как Алена не устает - ведь работает так же, как и он, целый день - массажистка в хорошей больнице, через ее руки проходят десятки больных. Однако ее сил хватает и на то, чтобы ужин приготовить, и брата с отцом или соседей в гости пригласить, или какое-нибудь «шоу» устроить…
        Николай поморщился: сегодня ночью разбудил Алену - попросил измерить давление, а она опять его на смех подняла:
        - Ты же мужик, какое давление! Колька, заканчивай ты с этими болячками. А то в отпуск с собой не возьму!
        Сидя в любимом кресле в гостиной, он вспоминал теплые пухлые руки Татьяны, ласково державшие его за запястье. Как смешно она морщила брови, высчитывая пульс, как сосредоточенно читала кардиограмму. Конечно же, нашлись изменения! Впервые, как в детстве, в глазах защипало. Захотелось быть рядом с Татьяной, прижаться к ее теплому телу, чтобы она, как когда-то мама в детстве, погладила по голове, сказала: «Ничего, Колюш, до свадьбы заживет…»
        Резкий звонок в дверь заставил его подскочить на месте. «Алена!» - раздраженно подумал он, идя открывать дверь. На пороге стояла, вся засыпанная снегом, смеющаяся Алена. Она втащила за собой еще двух хохочущих девушек, тормошила их, раздевая, стряхивая снег, и все время пытаясь рассказать что-то Николаю. А он мрачным сфинксом возвышался над всей этой визгливой женской кутерьмой.
        - Николай, ты что?- удивилась жена.- Подай же девочкам тапки, проводи в гостиную. Сейчас ужинать будем.
        Она прошла на кухню, включила радио. Вскоре оттуда раздалось аппетитное шипение, захлопала дверца холодильника. Девочки - Алена часто приглашала своих пациенток в гости - умчались помогать хозяйке на кухню. Николай стал накрывать на стол. Вечер получился удачным - гостьи оказались замечательными певуньями, пели русские песни, любимые им с детства. В десять он с Аленой проводил их. Снег перестал идти, немного потеплело.
        - Николай, слышишь?- спросила Алена.
        Он напряг слух, но ничего не услышал.
        - Тишина. Как тихо, Коль! Это так редко бывает,- мечтательно произнесла жена.
        Сегодня Алена казалась усталой, поэтому он приказал ей отправляться в постель, а сам, оставшись на кухне, перемыл посуду и убрал со стола. Движения были привычными, ему часто приходилось делать эту нехитрую работу после ухода гостей. Алена была очень благодарна мужу, искренне хвалила перед своим отцом и младшим братом. Когда, покончив с уборкой, он улегся спать, Алена в полусне крепко прижалась к нему. Николай оставался неподвижным, ему не спалось. Он вспоминал, как двенадцать лет назад, когда они только поженились, ни одна ночь не проходила без любви и ласки. Николаю нравилась покорность Алены, ее податливость, желание сделать все, чтобы ему было хорошо. Сегодня впервые захотелось сбросить руку Алены со своего плеча, встать, уйти спать в гостиную. Там, устроившись на прохладной простыне, он смог бы помечтать о нежных руках Татьяны, мысленно услышать неторопливую речь, ее советы, как лучше поберечь свое сердце.
        Незаметно Николай уснул.
        Утро началось с обычной спешки. Проводив жену до больницы (а эту обязанность он исполнял каждое утро неукоснительно), Николай поехал к себе в клинику. Его уже ждал первый пациент. Картинно развалившийся в кресле обрюзгший бывший танцор Большого театра, находящийся на заслуженном отдыхе, но все еще представляющий себя неотразимым воздушным эльфом, нетерпеливо перебирал ногами в ожидании массажиста. Его постоянно терзали боли - давали о себе знать травмы позвоночника, коленные суставы отказывались служить. Выворотность, тщательно заученная в стенах балетного училища, мстила стареющему эльфу. Два года уже не работает Николай в Большом, а ходят к нему артисты по старой памяти.
        В театр он попал совершенно случайно. Хорошая знакомая работала там врачом, она и порекомендовала его в массажисты. Николай знал, что заработки в театре не ахти какие, но всё компенсируют зарубежные командировки. Первые поездки в соцстраны вселили в него неизведанный до сих пор азарт шопинга. Когда же труппа собралась в Америку, Николай не спал ночами, ведь решался очень важный вопрос - кто поедет с театром. Наконец, балетное начальство решило - едет врач, которая будет при необходимости выполнять функции массажиста.
        Николай маялся, в его душе поселилась тоска и злоба на весь окружающий мир. И в один прекрасный день он собрался с духом и обратился с маленькой информацией в отдел кадров. Сообщил, что эта самая врач скрыла от коллектива наличие родственников в Румынии. Социалистическая страна, но все же заграница…
        Он до сих пор и работал в театре, если бы не Алена. «Изгуляешься ты там и сопьешься,- без конца твердила она,- как я одна буду?» После очередной
«проработки», махнув на все рукой, Николай подал заявление об уходе, вернулся в свою клинику. Сердце стало пошаливать - бросил пить и курить, стал плавать в бассейне, в выходные долгие часы гулял с женой в Нескучном саду.
        Впервые вспомнив о сердце, Николай чутко прислушался к себе. Но сегодня сердце билось ровно и спокойно. Пациенты шли один за другим, Николай автоматически тер, мял, массировал. Приближался вечер. Вечер, когда ему впервые не хотелось идти домой. Разыскав записку с телефоном Татьяны, он позвонил ей в поликлинику. «Она работала сегодня до обеда»,- сухо доложил ему девичий голос. Значит, Татьяна дома… Положив руку на телефонную трубку, он задумался.
        Татьяна вновь и вновь вспоминала встречу с Николаем, его визит в поликлинику. С сердцем ничего страшного, возрастные изменения. Но он был так напуган, так нуждался тогда в сочувствии… Она стала вспоминать его лицо - отдельно черточку за черточкой: античный лоб, слегка вьющиеся волосы, прямой нос, выразительные миндалевидные глаза. И только губы, слишком узкие для такого лица, портили совершенную картину. Когда Николай постареет, рот западет и его совсем не станет видно. Все-таки смешно, как трясутся мужчины за свое здоровье! Повышенная температура, слабая боль в горле сваливают их на неделю в постель, превращая в нытиков и невротиков. Но у нее терпения всегда хватало. Когда последние месяцы жизни мужа, умиравшего от рака, превратились в сплошную агонию, все окружающие только удивлялись бесконечному терпению и спокойствию Тани. «Ты - сильная»,- говорили ей подруги. Таня сжала и разжала кулаки. А куда эту силу девать? Ах, если бы у нее были дети! Но тут же одернула себя. Идиотка! Расквакалась, как жаба на кочке, а дела, намеченные на сегодня, так и не сделаны!
        Она яростно загремела кастрюлями. Внезапный звонок в дверь так и застал ее - в стареньком халате, руки в муке, прядь волос выбилась из-под косынки…
        На пороге стоял Николай. Он молчал, предоставляя Татьяне самой придумать подходящую реплику.
        - А я о вас только что думала,- ласково произнесла Таня, пропуская его в переднюю.- У меня дар предвидения, даже пироги затеяла!
        Николай дождался, пока пироги будут извлечены из духовки, стал восторгаться их красотой, необычайным запахом и отменным вкусом, выпил свежезаваренного чаю. Он смотрел и не мог налюбоваться Татьяной. Она переоделась в серое трикотажное платье, пригладила свои непослушные белокурые волосы, отчего стала похожа на провинциальную барышню с тугим яблочным румянцем и озёрной голубизной глаз.
        Шло время. Николай не мог заставить себя уйти. Татьяна его тоже не торопила. Она что-то рассказывала, он вторил ей, напряженно следя за движением ее губ. Эта женщина притягивала к себе, как магнит. Прервав ее на полуслове, он встал и, обняв ее за плечи, прижался губами к ее рту. От нее пахло пирогом, корицей, мятой. Поцелуй был долгим, его зашатало. Но сильные руки подхватили его и повели. Закрыв глаза, он улыбнулся и доверился нежным рукам…
        Когда Николай вернулся домой, Алена уже спала. На кухонном столе был оставлен ужин, прикрытый салфеткой. «Мог бы позвонить»,- совестила лежащая рядом с тарелками записка. «Не мог»,- усмехнулся он, откусывая большой кусок от отбивной - в нем проснулся зверский голод.
        С этого вечера его жизнь четко разделилась на три составные части: дом, клиника, Татьяна. Николай был осторожен. Никто ни о чем не должен догадываться. Для отлучек на выходные был выдуман воскресный профилакторий, где Николай якобы по совету кардиологического светила должен был поддерживать свое сердце. Для ночных отлучек пришлось изобрести необременительные ночные дежурства в травмпункте.
        Так прошло полгода. Татьяне не верилось в свое счастье. Нежданно-негаданно появился в ее жизни Николай. Коленька. Так больно отпускать его домой, к жене! Особенно неприятно, когда утром, как угорелый, он вскакивает в семь и уезжает.
        - В чем дело?- не один раз пытала его Таня.
        - У нас ключ от сейфового замка один на двоих, жутко сложный,- наскоро целуя ее, объяснял Николай, убегая.

«Дело не в ключе,- зрела в Татьяне ревнивая мысль.- Я должна, я обязана проверить!» И одним погожим августовским утром, заранее сговорившись со знакомым таксистом, преследуя Николая, как в хорошем детективе, Татьяна приехала… к его дому. Она часто здесь бывала, соскучившись по Николаю, сидела на лавочке у его подъезда, наслаждаясь близостью к его жилищу. Сейчас Николай спокойно запер машину, поднялся в свою квартиру. Вскоре Таня увидела, как он спускается по лестнице, и заметалась. Скрывшись в густых зарослях боярышника, она услышала звонкий женский смех, слова: «Колька, я тебя перехитрила»,- и, наконец, увидела ЕЕ. Жена Николая была высокого роста, модно и красиво подстрижена, на лице ни капли грима. Чем-то она напоминала погибшую принцессу Диану. Странным было то, что Николай крепко держал Алену за руку. Чувство ревности зашевелилось в Татьяне, но когда пара поравнялась с кустом, за которым она скрывалась, все стало понятно. Широко раскрытые темные глаза Алены были незрячими. Она была слепа! Когда машина Николая скрылась за поворотом, Татьяна выскочила из своего укрытия. Ей казалось, что с нее
заживо содрали кожу. «Так вот оно в чем дело»,- зациклилась она на одной фразе, вышагивая по асфальту, не разбирая ни направления, ни улиц, по которым проходила.
        Несчастье подкрадывалось не спеша, делало маленький шажок и замирало. В военном городке, где служил отец Алены, врач, выписавший пятнадцатилетней девочке первый рецепт на очки, не распознал за обыкновенной близорукостью признаки грозной болезни. Алена мужественно надела очки. Собственно, никто ее и не высмеивал. Алену в классе любили. Знали еще, что младший брат Виктор, занимавшийся в секции самбо, сестру свою в обиду никому не даст. Через пять лет, когда отец в чине подполковника покинул доблестные ряды Советской армии и семья поселилась в двухкомнатной квартирке в Мытищах, катастрофическое ухудшение зрения Алены было уже предметом семейного беспокойства.
        Болезнь не сломила жизнерадостного характера девушки. Врачи обещали, что видеть она все равно будет, а уже сквозь какие диоптрии - не важно. Алена продолжала кататься на лыжах, ходить на дискотеки, учиться в медучилище, подрабатывать санитаркой в больнице, где она и познакомилась с Николаем. Гостя у приятеля, Николай случайно сломал ногу, перелом был сложный, и врачи настояли на стационаре. Молодой человек скучал, друзья навещали редко. Единственным развлечением была жизнерадостная санитарка Алена. Очки не портили ее, наоборот - они придавали девушке весьма ученый вид.
        Николай был студентом предпоследнего курса мединститута, долгими бессонными ночами он размышлял о своем будущем. Ему не хотелось возвращаться в родной провинциальный городок, он страшился того дня, когда комиссия по распределению вручит ему путевку в какую-нибудь глушь. Сказки о земских врачах давно потеряли для него привлекательность. Николай искал выход из положения. Все чаще приходила мысль о московской невесте. Сама судьба посылала ему подарок в виде Алены.
        После выписки Николай продолжал приезжать в Мытищи. Вскоре они поженились. Напрягшись изо всех сил, родители купили кооперативную двухкомнатную квартирку в московской «хрущевке». Николай был на седьмом небе. Он помог жене выучиться на массажистку, устроил в больницу, располагавшуюся рядом с их домом.
        Время от времени Алена проходила обследования в глазных клиниках. Врачи, качая головами, констатировали - отслоение сетчатки глаза продолжается, но две строчки видеть Алена будет… Часто Николай поражался - откуда в ней столько радости, столько жизнелюбия и стойкости? Бесконечные праздники, которые Алена устраивала для него и друзей, сюрпризы, невероятные планы на отпуск - откуда? И если он осмеливался задать этот вопрос жене, ответ был один: «У меня есть ты. Ты - мой жизненный стержень, и я знаю - что бы ни случилось, ты будешь рядом со мной. Судьба жестоко распорядилась, я слепну. Но взамен она послала мне тебя».
        Прижимая к себе трепетное тело жены, Николай действительно чувствовал себя сильным, мощным, на все способным. Десять лет брака пролетели, как один медовый месяц. Потом Алена потеряла мать. Она умерла скоропостижно - как-то утром не проснулась. Все эти печальные дни Николай был рядом с женой, не отходил от нее ни на шаг. На девятый день Алена почему-то шепотом призналась мужу: «Коля, я перестала видеть. Как будто черная занавеска закрылась, различаю только свет и тьму. Мне так страшно!»
        От чувства беспомощности у него впервые защемило сердце острой, режущей болью. Потом стали приходить мысли: теперь они связаны навсегда - Алена и он. Даже если перестанет любить ее - он должен будет оставаться рядом с ней. Когда она постареет и не сможет работать - он должен будет стать ее няней, ее сиделкой. Николай отгонял эти непрошеные мысли прочь. «Ты же мужик,- повторял он слова жены,- держись, не раскисай!»
        Он выхлопотал внеочередную путевку в федоровский Центр «Микрохирургия глаза», без звука оплатил все дорогостоящие обследования (к тому времени наша медицина перешла на самоокупаемость). Диагноз был неутешительным: наука пока бессильна что-либо сделать. Сетчатка имеет только две точки фиксации. Если нарушается ее целостность - она отрывается и болтается, словно парус. Уже однажды «прибитая» лазером, положенная на место, она снова оторвалась. Тяжелая физическая работа, стресс оказываются гибельными для нее.
        Иногда он представлял себя утесом, вокруг которого кипят и бьются волны. Никогда здесь не бывает штиля. Грозная пучина желает разбить, поглотить этот выпирающий из нее кусок камня. Но утес стоит непоколебимо. На нем вьют гнезда чайки, а птицы, летящие в дальние края, останавливаются здесь, чтобы передохнуть… Так и он, Николай, должен выстоять, не сдаться стихии…
        Почти ничего в жизни не изменилось - теперь Николай провожал жену утром в больницу, а вечером ее приводил кто-нибудь из пациентов. В доме она передвигалась, как зрячая - руки помнили, где что лежит, она продолжала готовить, стирать. Если по телевизору шла какая-нибудь передача или фильм, Алена подсаживалась, слушала, комментировала. В любом случае ее жизнелюбивый характер не превратил жизнь в кошмар.
        Ни Алена, ни Николай не чувствовали себя ущербными. Этим летом они провели замечательный отпуск, как обычно, в доме отдыха в Геленджике. Брали четырехместный катамаран и заплывали далеко в море. Алена барахталась в воде, бесстрашно прыгала с катамарана в воду, загорала, с наслаждением подставляя солнечным лучам свое гибкое тело. Никто и не догадывался, что эта женщина слепа.
        Татьяна пришла в себя, когда солнце стояло в зените. Полдень. Она оглянулась - и с трудом узнала место, где находится. Далековато занесло ее сегодняшнее любопытство. Такое с ней произошло впервые.
        Поймав машину и приехав домой, она вошла в ванную и на всю мощь включила воду. Подняв голову, Татьяна отшатнулась - из глубины зеркала на нее смотрела полусумасшедшая старуха: растрепанные волосы, глубокие морщины, безумные глаза… Опустившись в горячую ванну, почти кипяток, Татьяна принялась размышлять.
        Бедненький Коля! Он так тщательно скрывал, что его жена слепа. Господи, как он мучается, разрывается между двумя домами! Слезы заструились по щекам - она поняла: благородство не позволяет ему бросить слепую женщину. Помедлив, Татьяна смыла соленую влагу с лица - значит, он привязан к ней навсегда! Значит, прощай мечты о счастье! Так и останется она, Татьяна, одинокой вдовой, принимающей время от времени визитера. Она яростно окатила себя ледяной водой. Что-то надо придумать. И в первую очередь - поговорить с Николаем.
        Вечером Николай приехал к ней, в полном молчании они поужинали. Татьяна измерила ему давление, пощупала пульс.
        - Пошаливает слегка сердечко,- озабоченно произнесла она «докторским» тоном.
        - Да,- томно отозвался он,- весь день что-то сдавливало.
        Накапав из пузырька двадцать капель валокордина и подождав пять минут, Татьяна вздохнула и начала трудный разговор.
        - Коля, я все знаю,- сообщила она расслабившемуся было мужчине.
        Тот был ошарашен. Нет, он был уничтожен. Несмотря на успокаивающее действие лекарства, Николай, вскочив с кресла, мерил шагами комнату, размахивал руками. К такой реакции Татьяна была готова, она молча и терпеливо слушала его историю, аргументы, почему он должен оставаться с женой.
        Когда выдохнувшийся, как воздушный шарик, Николай заснул тревожным сном в ее объятиях, Татьяна, баюкая его, как маленького ребенка, поняла: от соперницы надо избавляться.
        Алена давно почувствовала, что не все ладно у них в семье. Замкнутость мужа, его частые вспышки раздражения, странные ночные дежурства… Теперь все выходные она проводила одна, в четырех стенах. Николай то гостил у товарищей на даче, то отдыхал в профилактории. Часто он включал видеомагнитофон, она слышала, как шуршала лента, но звук был убран. Что он там смотрел? Первое, что ей приходило в голову,- увлекся порнофильмами на старости лет, а признаться в этом стыдно. И она, тихонько улыбаясь, уходила в спальню, где у нее был свой уголок. Там стояло два магнитофона, наушники. Алена всегда любила читать. Когда глаза отказали, ее записали в библиотеку для слепых, где на кассетах были записаны различные книги. Там не было современных детективов и дамских романов, о которых так часто щебечут медсестры. Но были любимые Паустовский, Ахматова, Чехов…
        Как-то вечером соседка, зайдя поболтать, простодушно удивилась:
        - Коль, чего это ты там смотришь? Праздник, что ли, какой на работе? И дама какая симпатичная! Алена, а звук почему не работает?
        Неизвестно, что ей ответил Николай, но подозрение закралось в душу Алены. Дама? У ее Николая - дама? Ерунда!
        На следующий, после разговора с Татьяной, день Николай приехал домой, к Алене. Он усадил жену рядом и, взяв ее руку, твердо сообщил:
        - У меня очень важный разговор, малыш. Очень. Он касается нас двоих. Я полюбил другую женщину. Уже год как мы встречаемся. Я не стал бы огорчать тебя пустой интрижкой, но я действительно глубоко люблю ее и счастлив. Она понимает меня, она - сильная, держит меня на плаву.
        - Коля,- изумилась жена,- но ведь тебя держать не надо, ты сам - сильный, ты всегда всех нас держал на плаву…
        Известие о том, что у Николая роман, удивил Алену гораздо меньше, чем признание мужа в собственной слабости и потребности в поддержке. Николай торопливо и сбивчиво продолжал - он давно потерял уверенность в себе и только создавал видимость крепкого дуба, а на самом деле прогнил… Он упомянул свое больное сердце, добрые и нежные руки Татьяны - врача-кардиолога.
        - Теперь ты все знаешь,- облегченно вздохнул Николай.
        - И что я должна делать?- едва слышно произнесла жена.
        - Не знаю,- бесстрастно откликнулся муж.
        Теперь, когда ответственность за принятое решение была переложена на другого, ему действительно стало все равно. Он уже не мог представить себе жизнь без Татьяны. С другой стороны, прожитые с Аленой годы, ее недуг и стойкость, с которой она переживала свое несчастье, не позволяли Николаю просто закрыть дверь и уйти. Потом все будут обвинять его в эгоизме, черствости, непорядочности. Проклятая слепота! Николай с ненавистью посмотрел на опущенную голову жены.
        - Решай сама!- отрезал он и ушел в спальню.
        Алена прижала ладони к глазам - ей показалось, что она ослепла вторично. В первый раз черная штора ежедневно закрывала от нее блестящий и счастливый мир, пока не наступила темнота. Но тогда с ней был рядом Николай. Что же делать? Ни отцу, ни брату она этого ни за что не расскажет. Она нащупала рамку с фотографией матери, стоящую на столике.

«Мама… Ты бы подсказала, что делать. Я слишком люблю его. Отпустить его навсегда - это выше моих сил. Может быть, все перемелется? Может, стоит подождать? Я не буду препятствовать его встречам с этой женщиной. Пусть только иногда приезжает ко мне»,- так мысленно уговаривала Алена сама себя.
        С этим решением она поспешила в спальню, думая, что супруг мучается в ожидании ее
«приговора», но там было тихо.
        - Николай,- позвала Алена.
        Никто не отозвался. Она подошла ближе к кровати и уловила спокойное дыхание - муж безмятежно спал.
        С этого дня жизнь стала совсем непонятной. Николай часто пропадал у Татьяны; возвращаясь к Алене домой, он вел себя совершенно естественно, словно ничего странного в их семье не происходило. Кроме того, существовал уговор: о Татьяне дома - ни слова.
        Алена старалась приладиться к новому семейному положению. Природная жизнерадостность мешала предаваться унынию и печали. Ей было горько, больно, обидно. Но все это было внутри, заперто на маленький ключик, а ключик был надежно спрятан. Никто не заметил перемен в семье Алены и Николая. Для окружающих они оставались счастливой, гармоничной парой.
        Сказать, что Татьяна была довольна сложившимся «status quo», трудно. Безусловно, она владела ситуацией, Николай принадлежал больше ей, чем жене. Но неустроенность: сегодня здесь - завтра там - все больше раздражала ее.
        Как-то гладя постельное белье, Татьяна размышляла о том, что по своему укладу она была женщиной домовитой, ей нравилось ухаживать за квартирой, украшать ее, перебирать без конца шкафы и антресоли. Она хорошо готовила, любила угощать. Одинокая жизнь угнетала ее. Пропадала цель жизни. Для чего все? Нужна большая дружная семья, чтобы семеро по лавкам, чтобы этому уроки помочь выучить, другому пуговицу пришить, третьему подзатыльник дать за то, что вовремя не выгулял собаку… А там и муж с работы возвращается, усталый. И вот сидит вся семья вместе за ужином с обязательными пирогами с капустой, курагой или картошкой, обсуждает события, прошедшие за день…
        Татьяна жалко улыбнулась - ничего этого не будет, все прошло мимо. И если не будет рядом Николая, сверкнувшего звездочкой на ее небосклоне, ее ожидает холодная, пустая старость. Татьяна с силой сжала ручку утюга. Она будет бороться за Николая, и никакие сказочки о благородстве и порядочности ее не остановят! Почему все жалеют Алену - одиннадцать лет счастливой семейной жизни, хорошая работа, друзья?! Почему никто не пожалеет ее, Татьяну,- безрадостная жизнь, страшная смерть мужа, нелюбимая работа, подруги, которые все замужем! Кто из них более обделен судьбой - она или Алена? Жизнь всегда так несправедлива!

«Николай - мой!!!» - завыло, закричало во весь голос отчаяние. Она бросила утюг и повалилась на диван, сотрясаемая безудержными рыданиями.
        В этот вечер Николай приехал к Татьяне. Он сразу обратил внимание на ее необычную молчаливость и сдержанность. На встревоженные вопросы, не заболела ли она, все ли в порядке у нее на работе, Татьяна меланхолично кивала и молчала.
        Обстановка начинала нервировать. Вместо приятного расслабляющего вечера, на который он так рассчитывал, Николай ощущал напряженность и неудовольствие, которое буквально источала Татьяна. Не помогли ни ласки, ни поцелуи. Татьяна была словно каменная. Когда же он встал, собираясь домой, Татьяна разразилась бурными слезами.
        Это огорошило Николая. Потерянно стоял он посреди комнаты, глядя, как трясутся полные плечи Татьяны в безудержном плаче, как исказилось ее лицо. И не знал, что делать. Надо же - сдержанная и спокойная Татьяна, оказывается, тоже нуждалась в утешении и опоре. Николай даже огорчился - он так мечтал найти именно тихую, спокойную пристань, а оказалось - и здесь бывают бури.
        Но Татьяна быстро успокоилась. Она умылась холодной водой и, вернувшись с распухшим от плача лицом, усадила Николая рядом с собой на диване.
        - Видишь ли, Коленька,- начала она почти безжизненным голосом,- я всегда мечтала о таком мужчине, как ты. Когда я тебя впервые увидела, то поняла: именно тебя я ждала все эти годы. Все, что было раньше, кажется теперь дурным сном. И вот ты рядом, ты со мной - и не со мной. Мне так тяжело, ты даже представить себе не можешь!
        Николай поерзал на диване и уже открыл рот, чтобы ответить, но Татьяна, не замечая этого, продолжила:
        - Я еще не старая, Коля. И вот уже несколько месяцев я думаю о том, что вполне могла бы родить ребенка от тебя. Он был бы таким же красивым, умным, талантливым.
        Николай вскочил и подошел к окну. Дело принимало неожиданный оборот, Татьяна задела его чувствительную струну. Когда-то они с Аленой мечтали о малыше, но врачи были категорически против - при отслоении сетчатки роды противопоказаны. Все забылось, утихло, и вот Татьяна разбудила его уснувшие желания.
        Он побарабанил пальцами по стеклу:
        - Но я ничего не могу поделать, Таня. Ничего. Ты сама все знаешь…
        - Знаю!- горячо поддержала Татьяна.- Ты не хочешь выглядеть подлецом в глазах окружающих, и ты прав. Подумай, сколько лет ты самоотверженно служил ей! У тебя больное сердце, а слепая жена требует постоянного внимания, ухода. Но теперь в уходе нуждаешься ты! Я это говорю тебе как врач!
        Николай снова подсел к Татьяне и взял ее руки в свои. Целуя ее пальцы, белые, мягкие, сладкие, как пастила, он размышлял о том, что, по сути, она права. Лучшие годы жизни отданы Алене. Он ни о чем не жалеет, но…
        - Коля,- подала голос Татьяна после длительного молчания,- надо сделать так, чтобы она сама подала на развод. Это возможно?
        Он отрицательно покачал головой - Алена смогла бы его понять и пойти ему навстречу, если бы не любила так сильно. А в том, что жена его любит так же, как и в первый день после свадьбы, он не сомневался.
        - Тогда,- вкрадчивым голосом продолжила Татьяна, ласково поглаживая волосы Николая,- нужно сделать так, чтобы врачи признали, что она нуждается в особом, специальном уходе. И что ты один с этим не справишься.
        - Как это?- не понял Николай, поднимая голову с ее колен.
        - Бывают разные случаи, когда у людей с определенным физическим недугом происходят психоэмоциональные срывы. Тогда они нуждаются в компетентной помощи врачей-психиатров. У меня есть классный врач на примете.
        Это предложение было настолько комичным, что Николай расхохотался. Представить Алену сумасшедшей - это же полный бред! Во всем мире невозможно найти более разумного, трезвомыслящего человека, чем его жена.
        Татьяна поджала губы и, оттолкнув Николая, встала.
        - Иначе,- жестким голосом заявила она,- мы расстанемся с тобой. Я не могу так больше, я устала делить тебя с другой. Я хочу иметь семью, а не любовника.
        В комнате повисла тишина.
        - У тебя есть что-нибудь выпить?- первым подал голос Николай.
        - Есть коньяк,- бесстрастно отозвалась Татьяна, ликуя в душе.
        Если он не ушел сразу после ультиматума, значит, ее предложение можно обсудить, а на большее она пока не рассчитывает.
        Тем временем Николай стал чаще бывать дома. У Алены затеплилась надежда - может, все возвращается на круги своя? Он был, как всегда, внимателен, заботлив, ночи снова стали полны нежности и ласки. Но внезапно у Алены нарушился сон. Обычно она засыпала сразу же, как только касалась щекой подушки, а в последнее время вечерами на нее нападала неслыханная бодрость, энергия приливала к ней, хотелось что-то делать, двигаться, хоть танцуй. Иногда ее начинало клонить ко сну в восемь вечера, а утром она вставала с тяжелой головой. Случалось, сонливость нападала на нее в течение дня - слова окружающих казались тягучей массой, из которой Алена силилась извлечь смысл, руки становились будто свинцовыми и не порхали с прежней легкостью.
        В ответ на жалобы жены Николай достал легкое снотворное. Теперь она послушно глотала таблетки и капсулы каждое утро и вечер.
        - Почему они разные?- удивлялась Алена.
        - Чтобы ты не привыкала к одному препарату,- снисходительно объяснял муж.
        Однажды, приняв положенную таблетку, улегшись в постель, Алена услышала странные звуки - словно флейта жалобно пропела несколько тактов, ей вторили колокольчики, а за всем этим последовал звук, похожий на шуршание песка. Шуршание было долгим, как будто пересыпалась в огромных песочных часах пустыня Сахара или Гоби. Под этот звук Алена уснула. Наутро она промолчала об услышанном, но вечером все повторилось снова - флейта, колокольчики, шуршание.
        - Николай!- позвала Алена мужа,- ты что-нибудь слышишь?
        Молчание, смешок и голос:
        - Абсолютно ничего, разве что собаки на улице лают. А что?
        - Так просто,- задумчиво произнесла Алена.
        - Ты приняла свои таблетки?- заботливо спросил муж.- Уже двенадцать ночи, а ты не спишь. Сейчас принесу.
        Когда Алена легла и легкая волна сна стала набегать на нее, послышался телефонный звонок. Странно, но Николай лежал спокойно, в то время как телефон буквально разрывался от звона. «Заснул он, что ли?» - разозлилась Алена, вылезая из постели, направляясь в прихожую, чтобы подойти к аппарату.
        - Ты что?- окликнул ее муж.
        - Телефон!- крикнула Алена.- Ты почему не подходишь?
        - Те-ле-фон?- переспросил Николай удивленно.- Никакого телефона я не слышу!
        Действительно, звонки прекратились.
        - Да вот, он только что звонил,- чуть не плача, произнесла Алена,- я стала засыпать, а он как раззвонится!
        Муж погладил ее по голове.
        - Это тебе, наверное, приснилось,- нежно произнес он.
        Алена прижалась к теплому плечу супруга, расслабилась, стараясь не думать о странных событиях, происходящих с ней. И тут нежная флейта вновь пропела свою мелодию, зазвенели колокольчики, посыпался бесконечный шуршащий песок. Алена открыла глаза. Откуда эти звуки? Она встала, на ощупь потрогала свои магнитофоны - оба были выключены. Затем она провела руками по поверхности туалетного столика, шкафа.
        - Что с тобой?- сонным голосом спросил Николай.- Ты что-то ищешь?

«Что я ищу?» - спросила она сама себя. «Флейту»,- ответило ей затуманенное снотворным сознание. Шатаясь, Алена вернулась в кровать.
        - Флейту,- сказала она и уснула тяжелым сном. Жизнь превращалась в кошмар: телефонные звонки, которые никто, кроме нее, не слышал, флейта и шуршание. К ним прибавилась капающая вода. Теперь после долгого шуршания песка раздавались звуки падающих тяжелых капель. «Кап-кап-кап» - отзывались они молоточками в голове. Алена боялась спрашивать Николая, не слышит ли он все это.
        Он спал рядом с ней каждую ночь, и если бы тоже что-то слышал, то непременно отреагировал. Но муж был спокоен и безмятежен. Заботлив и нежен. Чересчур нежен. На работе заметили, что с Аленой что-то не так. Внезапно она поднимала голову, словно прислушиваясь к чему-то. Потом продолжала работу и снова прислушивалась. От звука телефонных звонков она вздрагивала, как от оружейного выстрела. Заведующая отделением с сочувствием покачала головой, когда Алена попросила отпуск за свой счет. Но сидеть дома оказалось еще страшнее. Алена не спала, но и не бодрствовала, а просто бездумно сидела часами, вперившись незрячими глазами в одну точку. Телефонные звонки, раздававшиеся время от времени, уже не заставляли ее вскакивать и отзываться. Она знала, что телефон трещит у нее в голове. И, набравшись смелости, однажды вечером она призналась Николаю, что все время слышит странные звуки, ей снятся жуткие кошмары, а вся жизнь превратилась в один вязкий тягучий день.
        Муж был поражен.
        - Бедный ты мой малыш!- сокрушался Николай.- Я сам начал бояться - эти бесконечные телефонные звонки, которых не слышит никто, кроме тебя, твои проблемы со сном - меня это все очень волнует. Надо показаться специалисту. Я знаю одного очень хорошего психиатра.
        Алена покорно кивнула.
        Врач сочувственно спрашивал ее о симптомах, состоянии, ощущениях. Она честно рассказала ему все - о своих галлюцинациях, бессоннице, перемежающейся тяжелыми кошмарами, которые продолжаются наяву и преследуют ее.
        - Только помогите мне, доктор,- умоляюще вскрикнула она в конце разговора,- я на все готова!
        Врач успокаивающе похлопал ее по руке:
        - Сделаем все, что можем.- И обменялся понимающим взглядом с безутешным супругом.
        Татьяна была очень довольна - ее план успешно претворялся в жизнь. Осталось только убедить Алену полежать несколько недель в соответствующем заведении, а там с выпиской из психиатрической лечебницы Алена превращается в полного инвалида, нуждающегося в квалифицированном уходе. Пусть за ней присматривают отец, брат, пусть нанимают кого-нибудь, наконец. Никто не бросит камень в Николая, если он захочет развестись с Аленой. Никто.
        Виктор безумно любил свою старшую сестру. Он никогда не показывал своих чувств - в семье не было принято открыто проявлять эмоции. Слепота сестры потрясла его. Косвенно он чувствовал себя немного виноватым в этом несчастии. Почему никто раньше не обращал внимания на ухудшение зрения Аленки? Виктор часто бывал в ее доме. Как и остальным, ему казалось, что Николай и Алена - идеальная пара, и у них было всегда уютно и хорошо. Сам Виктор, к сожалению, так и не смог найти свое семейное счастье, с женой он развелся.
        Сегодня он собрался в гости к сестре и позвонил ей на работу, чтобы предупредить. Сообщение, что Алена взяла отпуск за свой счет, удивило его. Он набрал домашний номер, но никто не подходил к телефону. Виктор забеспокоился и сразу поехал к сестре.
        Когда Алена открыла ему дверь, брат поразился - худая, с синевой под глазами и скорбно поджатыми губами, в халате, который никогда не носила, она выглядела на десять лет старше. Виктор обнял сестру и почувствовал, что ее тело сотрясает мелкая дрожь.
        - Господи, что с тобой?- потрясенно спросил он.
        - Ничего хорошего, Витя. Плохи мои дела…
        Медленно, запинаясь, Алена поведала брату о последних событиях. Заканчивая свой рассказ, она расплакалась и долго не могла успокоиться.
        - Дай мне успокоительного, оно там, в аптечке, на нем наклеено три полоски пластыря,- попросила она его.
        Открыв ящик комода, где обычно хранились лекарства, Виктор присвистнул:
        - Мама родная! У вас здесь что, филиал аптеки?
        - Нет,- бесцветно ответила сестра,- там все, что прописал врач.
        Внимательно читая названия лекарств, Виктор почувствовал, как сердце ухнуло куда-то вниз. Он не мог поверить, чтобы Алена глотала такие сильнейшие психотропные и нейролептические препараты. Что могло произойти в ее жизни, чтобы внезапно она стала слышать галлюцинации, обращаться к психиатру? Алена не могла так просто сломаться - в этом Виктор был уверен. Значит, были причины. Но какие?
        Еще не оформившееся подозрение взволновало Виктора. Дав сестре таблетку, как она и просила, Виктор прошелся по квартире. В спальне на платяном шкафу Виктор увидел шикарный музыкальный центр. Странным было то, что он стоял там. Даже не стоял, а почти висел под потолком, закрепленный на держателях, вроде тех, на которых висят ящики с цветами на балконе. От музыкального центра тянулись проводки за штору - там Виктор обнаружил маленькие динамики. Молодой человек почувствовал, как кровь прилила к голове. Поставив стремянку к платяному шкафу, он нажал клавишу «Play». Раздалась нежная мелодия флейты, зазвенели колокольчики, послышался какой-то шуршащий звук.
        Виктор вернулся на кухню. Вид Алены его поразил - она сидела неестественно прямо, запрокинув голову с незрячими глазами, прислушиваясь к звукам. Лицо ее выражало такую муку, такую боль! Когда Виктор прикоснулся к ее плечу, она подскочила.
        - Что ты, что ты!- успокаивающе проговорил брат.
        - Опять, Витя, опять эти звуки!
        Тем временем шуршание закончилось, и через мгновение квартиру заполнило капание тяжелых капель. Алена дрожала в объятиях брата, ей было страшно и стыдно признаться в своем недуге. Виктор вернулся в спальню и выключил магнитофон. Вытащив лазерный диск, он прочитал название - «Звуки Тибета», и аккуратно положил его назад в гнездо.
        - Это те звуки, которые тебе слышались?- прямо спросил он у сестры.
        Она вскинулась:
        - Какие?
        - Только что звучала музыка с диска «Звуки Тибета». Ты знаешь этот диск?
        Она покачала отрицательно головой.
        - Ты знаешь, что у тебя в спальне стоит, вернее, висит шикарный музыкальный центр
«Panasonic»?
        Алена вторично покачала головой.
        - Звуки, которые ты все время слышала и воспринимала, как слуховую галлюцинацию, были настоящими - с этого диска. Тебя дурачили, Алена. Только зачем - не пойму. Как реагировал на все это Николай?
        Ошеломленная сообщением Виктора, Алена, запинаясь, проговорила:
        - Он говорил, что ничего не слышит. Значит, это он?.. Но зачем?!
        Она уронила голову на руки.
        - Тихо, сестренка, разберемся. Но если это окажется его рук дело - убью,- с тихой угрозой пообещал брат.- Послушай, вот что мы сделаем. Когда он вернется с работы, скажешь, что я только вошел. А дальше - посмотрим.
        Во время вполне семейного, спокойного ужина раздался телефонный звонок. Виктор внимательно посмотрел на сидящих за столом. Алена напряженно подняла голову и тут же ее опустила. Глаза Николая забегали, он крепче сжал вилку, но продолжал есть.
        - Вы что это, ребята?- с изумлением произнес Виктор.- Оглохли, телефона не слышите?
        Молодой человек вскочил и подошел к трезвонящему аппарату:
        - Алло!- пробасил он в трубку, но в ответ услышал звуки отбоя.
        Зайдя в спальню, он осторожно включил магнитофон, нашел нужное место и, запрограммировав его, вернулся на кухню.
        Николай сидел с опущенной головой, Алена нервно катала хлебные шарики. По квартире поплыла нежная мелодия - тоненько пропела флейта, звякнули колокольцы… Николай вскочил.
        - Я… я…- заикаясь, пытался объясниться он.
        - Сидеть!- гаркнул Виктор.- Выкладывай быстро, что ты задумал!?
        Николай тяжелым мешком рухнул на стул.
        - Пожалуйста, прошу, пожалуйста…- жалобно заговорила Алена,- выключите эту музыку, я не могу ее слышать!
        Виктор повернулся к Николаю:
        - Где пульт?
        Тот кивнул в сторону своего кейса. В квартире воцарилась тишина.
        - Колись, Николаша,- вкрадчивым голосом приказал Виктор.
        Рассказ занял немного времени.
        - С каким наслаждением я бы врезал тебе по морде!- раскачиваясь из стороны в сторону, протянул Виктор.- Изверги, вы готовы были угробить Аленку, чтобы освободиться от нее и получить развод! Алена, ты могла себе это представить?
        Сестра молчала.
        - Сволочи, преступники!- продолжал брат.- Ты не мужик, а тряпка, раз пошел на поводу у бабы. Захотел развестись - сказал бы прямо. А так… Какое же сердце надо иметь…- голос Виктора зазвенел,- нет, не каменное, а стеклянное - бесцветное, прозрачное, пустое сердце, где ничего не отражается и ничего не задерживается!
        Воцарилось молчание. Вдруг тишину прорезал звонкий голос Алены:
        - Николай, я сама подам на развод, не беспокойся ни о чем!
        Прошло несколько месяцев. Николай и Алена развелись, квартира осталась за Аленой, но она живет пока у отца и брата. Оба заботятся о ней, стараясь восстановить ее здоровье. Алена до сих пор не верит, что Николай никогда не вернется к ней. Ночами она горько плачет. Она любит Николая и, вероятно, уже не сможет разлюбить. А тот поселился у Татьяны, и она довольна. Единственное, что омрачает ее счастье,- невозможность иметь детей. Но у нее есть большой ребенок - Николай. Ему отдает она всю свою нежность и любовь. А Николай стал снова пить, напиваясь часто до бесчувственного состояния. Тогда Татьяна относит его в постель.
        Сегодня Николай отпросился с работы пораньше. Едва смог закончить сеанс массажа, так схватило за грудиной. Нитроглицерин не помог. Он позвонил Татьяне - ее не было ни на работе, ни дома. Он осторожно вел машину, прислушиваясь к своему сердцу. Когда он выключил двигатель, то понял, что приехал к старому дому. Он поднялся на свой этаж, открыл дверь - и пустота плотным саваном укутала его.
        Николай добрел до кресла, сбросил на пол плащ, снял ботинки. Боль нарастала - он застонал и буквально увидел свое сердце - в виде сердечка с острым кончиком внизу. Именно этот острый кончик и впился ему в бок.
        Ему вспомнилось, как до свадьбы он подарил Алене именно такое сердечко… «Надо бы вызвать „скорую“»,- подумалось ему… Но шевелиться не хотелось. Тело само нашло наиболее оптимальное положение, и изменять его означало бы нарушить хрупкий баланс, сложившийся между болью и неболью.
        Он обвел глазами комнату - пыль толстым слоем присыпала мебель, серыми казались шторы и тюль на окне; угол, где раньше вилась большая лиана, казался голым и жалким без растения.
        Он прикрыл глаза. Как все было легко и просто в молодости. Алена… Почему она согласилась выйти за него замуж, ведь они так мало были знакомы? Почему его полюбила Татьяна? Он никогда не имел успеха у женщин. Все замечали античные черты его лица, стройную подтянутую фигуру. Вероятно, дело в неких флюидах, чисто мужском притяжении… Проанализировав последние события, он понял: Татьяна тем и пленила его, что сама неожиданно влюбилась в него и первая призналась в этом. Ее ошеломляющая страсть компенсировала все неудачи, обиды, накопившиеся за всю жизнь. Алена всегда была рядом, для нее он был рыцарем без страха и упрека. Она возвела его на пьедестал, которого он на самом деле не заслуживал.
        Николая осенило - он всю жизнь боялся разоблачения, опасался, что найдется сопливый мальчишка, высмеявший в сказке голого короля, который крикнет о нем, Николае, на весь мир: «Да это и не мужик вовсе, а тряпка!»
        Его знобило, острый край сердечка впился глубоко в грудь. Николай сделал несколько вздохов, чуточку отпустило. Мысли вновь вернулись в свое русло. Татьяна никогда не скрывала своей власти - она манипулировала им, как заводной игрушкой. Ему было приятно ощущать себя слабым и маленьким рядом с ней, большой и сильной, как белая медведица. Почему ее нет сейчас здесь? Зачем он приехал в эту пустую квартиру, холодную, как склеп? Слабым голосом он позвал: «Алена»…
        Два женских лика пронеслись перед его глазами в последний раз. Его стеклянное сердце повернулось в груди и замерло.
        Сольная вариация
        Не находя себе места, она кружила по комнате, натыкаясь на мебель, бессмысленно вертела в руках пульт дистанционного управления от телевизора, брала в руки иголку с ниткой и откладывала их после первых стежков.
        Аня ждала. Сыр и ветчина, веером разложенные на тарелочке, уже засохли, мясо в духовке покрылось неаппетитной коркой и выглядело, как подошва. «Подожду!» Ей еще не верилось, что он не придет. Шампанское в морозилке стало похожим на маленький айсберг. Ожидание было невыносимой пыткой. «Еще час, полчаса, еще пятнадцать минут»,- уговаривала она себя.
        Когда запасы терпения истощились, Аня свернула скатерть на манер самобранки и, выйдя на балкон, перебросила ее за перила. Скинув нарядный свитер и пестрые леггинсы прямо на пол в ванной, она шагнула под горячий душ, смывая с лица краску ожидания, а с тела - напряжение надежды.
        Аня не услышала затрезвонившего в три часа ночи телефона.
        Утреннее пробуждение было горьким - вчерашнее разочарование разлилось по лицу, как разливается желчь у больного гепатитом. «Надо начинать жить»,- сказала себе Аня и сварила обжигающий горький кофе. Еще вчера она решила, что не поедет на класс, но вчера - это отрезок старой жизни. Сегодня она начнет все сначала. Для того чтобы выкинуть дурацкие мысли из головы, она сейчас покатит по холодной, морозной погоде на утреннюю субботнюю репетицию.
        Собрав сумку, натянув теплый пушистый свитер, Аня вышла из дома. Брезжил рассвет, воздух был сух и морозен. Аня вдохнула его с наслаждением. Ей почудилось, что она вырвалась из темницы, в которой была узницей долгие пять лет, а сейчас дышалось легко и свободно. Ее квартира теперь казалась старой, отработавшей свое декорацией, на фоне которой разыгрывались разные сюжеты ее жизни. «Ремонт, что ли, сделать?» В Ане закипела жажда деятельности.
        Концертный зал бывшего научно-исследовательского института сдавался в аренду. Из него вынесли стулья, у стен поставили импровизированные станки. Бдительный вахтер у входа в НИИ пропускал артистов небольшой труппы классического танца строго по списку. Он явно не одобрял решения дирекции сдать зал такой несолидной организации.
        - Шум, гам, топот, девицы полуголые - противно смотреть!- ворчал сердитый страж.
        Каждый раз, сопя, вахтер медленно сверял фамилию, стоящую на предъявляемом документе, с фамилией из списка. Аня обычно бурно реагировала на вредного старика, но сегодня он показался ей вдруг чудаковатым и милым.
        В тесной раздевалке, как и следовало ожидать, копалось человек десять. Травили анекдоты, плели небылицы, красили глаза, на скорую руку подштопывали туфли. Суббота - смерть как не хочется ехать на утренний класс. Дома ждут мужья, свободные от школы дети, стирки, уборки, невыясненные отношения и прочие домашние хлопоты.
        - Встали! Встали! Где вы там, честной народ!- закричал Гера-репетитор.
        Это вошло в привычку - ко всем он обращался «честной народ», к женщинам «мать», а к мужчинам «отец родной». Гера был незлоблив, всегда в хорошем расположении духа и вечном состоянии должника - в труппе не было человека, у которого Гера не стрельнул хотя бы раз в жизни десятку. Небольшая горстка пришедших на класс энтузиастов нехотя выстроилась у станка.
        Сегодня Ане виделось все совсем иначе - как будто ее глазами за происходящим следил чужой человек. Она посмотрела на ребят - недаром вахтер не верит, что это - артисты. Смех! Один в спортивных штанах и ветхой футболке - сувенир из гастролей столетней давности. Гера ходит в шароварах шестидесятого года выпуска с дырой на колене. Девчонки - кто во что горазд: леггинсы, шерстянки, у кого-то поясница замотана шарфом, на ком-то свитер и трико. И у всех, абсолютно у всех - грязно-черные, затертые до дыр туфли. Сразу и не объяснишь, а ведь так удобнее заниматься - свитера и рейтузы отлетят в сторону сразу после первых упражнений, как только разогреются мышцы. Старенькие, штопаные туфли - самая удобная обувь для ежедневных занятий.
        Аня машинально повторяла заученные комбинации экзерсиса, приседала, поднималась, наклонялась. Мысли текли сами по себе, отгонять их не хотелось.
        - Ракитина!- закричал Гера.- Ты что, озверела?
        Аня очнулась.
        Гера смотрел на нее с выражением бесконечного ужаса.
        - А что?- рискнула спросить она.
        - Мы давно здесь уже жете делаем, а ты спишь! Проснись и пой!
        Тандю, жете, релеве лянт, фраппе, сутеню - эти нерусские слова вросли в ее мозг, как ноготь врастает в палец. Иногда Ане казалось: это единственное, что она знает, чему ее однажды научили в жизни. Исчезни они - исчезнет Аня, все эти люди, стоящие у палки, и целая армия балетных, мелькнувших однажды на миг и канувших в Лету.
        Аня Ракитина всю жизнь считалась «способной». Когда маленькую, тоненькую, как былиночка, Нюту привели на экзамен в балетное училище, она втайне надеялась, что ее не примут. Потому что Аня мечтала стать летчицей. Но родители, помешанные на балете, готовили дочь в балерины - они таскали ее на все спектакли, отыскивали древних старух - преподавателей классического танца, и мечтали увидеть дочь в белой пачке Одетты. Родительская мечта сбылась - Аня танцевала отдельные вариации из «Лебединого» - в клубах, домах культуры, на шефских концертах. Это надоедало до тошноты, до ненависти к непревзойденному шедевру классики.
        Озлобленную на весь мир, на одном из таких мероприятий ее обнаружил Кирилл и взял к себе в труппу. Выпущенный из училища на четыре года раньше ее, Кирилл имел достаточный опыт работы на сцене, закончил ГИТИС, создал свою труппу. Он ставил танцевальные композиции для самодеятельных коллективов и балеты для городских домов культуры. Он был уверен в себе, красив настоящей мужественной красотой.
        Чувство благодарности сменилось в Ане чувством обожания к покровителю, а потом неожиданно - любовью. Конечно, Кирилл замечал это - и в старании Анны как можно чаще попадаться ему на глаза, и в ее прилежании на занятиях, и в постоянных намеках, взглядах, жестах. Но самое главное - об этом кричали ее глаза - большие, широко открытые, опушенные длинными ресницами. Все в труппе догадывались о происходящем. Поэтому на Ракитину постоянно были направлены десятки глаз, десятки ушей прислушивались к обрывкам ее фраз. И конечно, десятки языков без устали распространяли сплетни.
        Аня не особенно тяготилась своим положением - она привыкла к такой обстановке еще в школе. Больше беспокоило ее то, что Кирилл не спешил замечать ее. Ни как балерину, ни как женщину.
        - Ракитина, мать моя, приди в себя! Бедро подтяни! Локти висят! Соберись! Это тебе фуэте, а не детский сад с барабаном!- Голос Геры беспощадно разорвал пелену воспоминаний.
        - Еще раз, и делает одна Ракитина.- Гера, всерьез обеспокоившись Аниным состоянием, повторил: - Плохо, Аня, очень плохо. Ты вчера алкоголь принимала?
        - Нет,- пожала плечами Аня, растирая ноющее правое колено.
        - Ну так работай нормально. Еще раз! Пошла, закрепи ногу на пируэте, не бери такой сильный форс! Стоп! Ладно, отдохни.
        Аня села на пол в угол. Голова раскалывалась.
        К двенадцати стали подтягиваться остальные члены труппы. Причины опозданий никто не называл, и так понятно - суббота. Объявили перерыв. И пока народ готовился к репетиции, Аня вышла в коридор покурить. Как только она осталась наедине с собой, память услужливо подсунула ей вчерашний вечер, боль ожидания, надежду…
        Аня привыкла к внезапности и непредсказуемости Кирилла. Он мог сорваться с места куда угодно и во сколько угодно. Он мог не ночевать дома несколько дней. Пока Аня сходила с ума и обзванивала морги, Кирилл спокойно развлекался у приятелей. Он безрассудно тратил свои гонорары, не оставляя Ане «на хозяйство» практически ничего. Когда возникли «МММ», «Чара» и прочие пирамиды, Кирилл стал вкладывать деньги в акции.

«За что я его любила?- отчужденно подумала Аня, следя за струйкой дыма, тающей на фоне оконного стекла.- Да и любила ли?»
        Да, все-таки любила. Пять лет она терпеливо ожидала ответного чувства, но Кирилл лишь снисходил до нее. Он был беспощаден в оценках. Когда речь шла об Аниных способностях, она редко получала большие роли - Кирилл тщательно заботился о репутации непогрешимого и бесстрастного мастера. «Да, она способная»,- обычно признавал он, когда речь заходила об Анне. Но даже не всегда брал ее на гастроли, особенно когда вывозились спектакли, требующие малого количества артистов - так было экономнее.
        Однажды, когда труппа гастролировала в Австрии, к Кириллу обратился импресарио, представлявший интересы одного небольшого испанского театра. Балетная труппа театра хотела бы попрактиковаться в классике. Работа репетитора совсем не удовлетворяла амбициям Кирилла, но трехлетний контракт, хорошее жалованье говорили сами за себя.
        - Не беспокойся, малыш!- сказал Кирилл ей на прощание, когда суматоха по поводу его ухода из труппы улеглась и страсти, вызванные назначением нового балетмейстера, утихли.- Я тебя вызову к себе, вот увидишь. Я уже даже говорил с директором театра.
        Каждую пятницу они созванивались, и каждый раз Кирилл заверял ее, что вот-вот, скоро он вызовет Аню к себе. В чемоданном настроении пролетели лето, осень, потянулась зима. Неделю назад он позвонил ей, радостный, возбужденный.
        - Малыш, на следующей неделе увидимся!- радостно закричал Кирилл в трубку.- Я договорился с дирекцией, еду в Москву подобрать кого-нибудь для женской партии. Разучиваем «Дон Кихота» изо всех сил. Увидимся! Буду у тебя двадцатого, вечером, в семь. Жди меня!
        Свершилось! Ане виделись маленькие крутые улочки испанского городка, поездки в Мадрид, Барселону, знаменитую Гернику. В труппе она пока никому ничего не говорила - чтобы не сглазить. По вечерам Анна спешила домой, плюхалась в его любимое кресло и мечтала до головокружения. Сегодня двадцать первое. Кирилл не приехал и даже не позвонил.
        - Ань, тебя к телефону,- потрясла ее за плечо грациозная, как газель, но ядовитая, как гюрза, Леночка, недавно пришедшая в труппу из училища. Она проследила внимательно за Аней, спускавшейся к будке вахтера, где разрешалось пользоваться телефоном, и, сощурив глаза, прошла в зал - она предвкушала удовольствие от реакции, которую вызовет свежая новость. Аня легко сбежала со ступеней. Вахтер неодобрительно покосился на ее растрепанный вид и уткнулся в газету.
        - Алло,- с замиранием сердца сказала Аня.
        - Анька, ты куда провалилась!- послышался в трубке голос ее бывшей подруги Лилианы.- Я тебе вчера полночи названивала, а тебя нет! Кирка в Москве, ты в курсе?
        - Да,- неуверенно ответила Аня, предчувствуя недоброе.
        - Так вот, знаешь, где он сейчас?
        - Где?- спросила Аня против своей воли.
        - Он договорился в труппе Ильина, что с ним в Испанию едет Алчевская, ну такая рыженькая, помнишь?
        Аня напрягла память, но известие, как растворитель, смыло все мысли в голове.
«Алчевская»,- пыталась вспомнить Аня. «Какой подлец»,- отвечал ей мозг.
        - Эй, ты там жива?- раздался жизнерадостный голос Лилианы. Очевидно, испытывая наслаждение от произведенного эффекта, она продолжала: - Мы с тобой ее видели в ноябре, когда она работала в России. Ну ладно, не унывай, за двух битых одного небитого дают. Мне пора бежать, целую!
        И в ухо Ане затрещали короткие гудки отбоя. Она прижала тукающую трубку к виску. Вахтер посмотрел на нее поверх очков.
        - Закончили?
        - Да, закончила,- безжизненным голосом ответила Аня и тяжело, ступенька за ступенькой, стала подниматься по лестнице.
        Утреннее приподнятое настроение пропало. Она вновь увидела грязные, обшарпанные стены, дешевые пальто и куртки, сброшенные впопыхах, ощутила спертый, тяжелый запах раздевалки.
        - Ракитина, где тебя черти носят, у тебя же главная партия!- набросился на нее нынешний балетмейстер Рудик.- Все в сборе, а тебе что, особое приглашение? Быстро на место, спектакль на носу!
        Провожаемая любопытными взглядами, в которых отчетливо читался жгучий интерес, Аня прошла к своему месту.
        - Анька, ну что?- прошептала с сочувствием стоящая рядом Лиза.
        - Прекратить разговоры, наконец дайте тишину!- загрохотал на весь зал Рудик.- Итак, первое движение должно быть самым ярким. Будем работать отдельно, по линиям. Ракитина, что за ноги!
        Аня с ненавистью посмотрела на Рудика - боль в груди, невыносимая, жгучая, разливалась огнем, а ей надо двигаться, улыбаться, жить. Так хочется лечь на дощатый, влажный пол, прижаться к нему и замереть, ничего не видя и не слыша.
        - Стоп, вы ничего не понимаете!- продолжал нервничать Рудик.- Ну нельзя же быть дураками, можно танцевать вполноги, но не вполголовы же!
        Мокрые ключицы, мокрые спина и шея, пот заливает лицо. Успеть бы отдышаться, пока сбрызнут водой пол. Аня обмякла, повисла на станке. Загнать хочет сегодня, не иначе. Вот когда они разучивали па-де-де из «Дон Кихота», было… Аня глубоко вздохнула и представила: рыженькая Алчевская будет разучивать Китри в далеком испанском городишке вместе с Кириллом.
        Рудик хлопнул в ладоши:
        - Давайте, вставайте! Михайлов, ты что делаешь, родной? Сделай мне хороший револьтат! Ничего… Вот ты ее посадил… Пошли кабриоли… Она упала… Не так… Обводка… Опять не так!- Рудик был резок, непрерывно ходил перед зеркалом вперед-назад.- Ладно, перерыв, а то все уродливее и уродливее получается.
        Аня, вытираясь полотенцем, подошла к разгоряченному Рудику:
        - Рудольф Александрович, отпустите меня сегодня, мне очень надо.
        - Рыбонька моя, ты что, с катушек сорвалась?- Рудик с ненавистью уперся взглядом Ане в глаза.- Спектакль сорвать хочешь? Может, тебе вообще работать надоело, а?
        Аня сжала до боли губы:
        - Мне очень надо!
        Рудик побледнел:
        - Ах, надо?!- закричал он неожиданным фальцетом.- Всем надо! Не хочешь - до свидания! Завтра можешь на работу не выходить!- Его лицо заходило ходуном, он махнул рукой и отошел.
        - Ну что ты к нему пристала?- Лиза тронула Аню за руку.- Не видишь, что ли, он сам не свой сегодня. Опять ходил пробивал нам статус, да не получилось. Дотяни уж, как можешь, ты же столько ждала этой роли!
        Аня простонала, крепко обняв себя за плечи:
        - Не могу, Лизок, не могу… Все как деревянное - ноги, руки. На пальцах стою - как на третьем этаже, упасть боюсь. А после перерыва, наверное, совсем расклеюсь.
        Лиза участливо кивнула:
        - Плюнь, все забудется, Анька. Не на мужиках же свет клином сошелся. Ну? После репетиции поехали ко мне?
        - Спасибо, не могу,- Аня высвободила свою руку.
        Рудик встал на табуретку лицом к залу и снова хлопнул в ладоши.
        - Начинает вторая группа, потом одна Ракитина,- провозгласил он, стараясь не смотреть в сторону Ани. Она тоже постаралась не встречаться с ним глазами. Со скрипом закончив свою вариацию, она, не оглядываясь, пошла в раздевалку.
        Пронизывающий ветер на улице моментально впился в тело под расклешенной меховой курткой, обжег лицо. Добравшись до дома, Аня столкнулась у лифта с соседкой Барсуковой, работавшей маляром-штукатуром в частных бригадах по ремонту квартир. В благодарность заказчики обычно выставляли бутылку, и Барсукова каждый вечер была слегка под хмельком. Она снисходительно относилась к Ане, ее умиляла Анина хрупкость и внешняя беззащитность.
        - Привет, Плисецкая!- Так обычно Барсукова здоровалась с Аней.- Как дела, не выгнали? А то пойдем к нам - поработаешь.- И она сама рассмеялась своей дежурной шутке. Аня устало привалилась плечом к исписанному пластику лифта и внимательно посмотрела в веселое круглое лицо Барсуковой.
        - Шур, сделай мне ремонт, а?- несмело попросила она.
        Шура открыла рот:
        - Чо случилось?
        Аня протяжно вздохнула.
        - Не кисни, Анька,- попыталась утешить соседку Барсукова,- пошли лучше ко мне, чаю попьем.
        Аня не возражала - она представила, что сейчас придется возвращаться в свою квартиру, которая еще живет вчерашней надеждой и воспоминаниями, и ей стало тошно. Шура проворно открыла свою дверь и метнулась на кухню, пока Аня возилась в прихожей с сапогами и носками. Правое колено болело сильнее, чем обычно. На кухне, чисто выбеленной и оклеенной свежими остатками обоев, которые достались Шуре от клиентов, было тепло. Аня с удовольствием вытянула ноги на низенькой софе. Шура по-военному быстро расставила на столе хлеб, масло, варенье и полбутылки водки.
        - Выпей, Плисецкая,- уговаривала она Аню,- полегчает вмиг.
        Аня мотнула головой, вытаскивая сигарету из пачки. Она слушала болтовню Шуры, глубоко затягиваясь дымом, отпивала по маленькому глоточку горячий чай, ощущая, как напряжение, сводившее ее с ума весь день, потихоньку уходит и легкое тело растворяется в многоцветном тепле Шуриной кухни. Природная деликатность хмельной Шуры благотворно действовала на свежие душевные раны. В половине десятого Аня с сожалением поднялась. Широкое лицо Барсуковой выражало бабье сочувствие и солидарность.
        - Слушай, Анька, давай пойдем к тебе - снимем мерку с квартиры - сколько надо обоев, краски…
        Аня благодарно кивнула. Пустая квартира, в которую никогда не вернется Кирилл, а в этом Аня была уверена, встретила соседок настороженной тишиной.
        - Так,- по-хозяйски прошлась Барсукова по осиротевшему жилищу, цепко выхватывая взглядом необычные детали обстановки - зеркало во всю стену, балетный станок, разбросанные в беспорядке балетные туфли, увешанную театральными фотографиями стену. До поздней ночи женщины закрывали газетами мебель, скатывали ковры, паковали безделушки в коробки, сдвигали мебель. Шура добродушно оттирала Аню в сторону, когда надо было двинуть тяжелый диван или сервант:
        - Переломишься, Плисецкая!
        Физическая усталость подействовала, как хорошее снотворное, и Аня спала в эту ночь крепко и без сновидений. Воскресенье прошло тихо и незаметно: Аня что-то делала по дому, пришивала тесемки к балетным туфлям, разбирала шкафы. Все тревоги в душе улеглись, словно волны после шторма.
        На следующий день в двенадцать часов Аня лежала посередине зала, стараясь не дышать. Боль в ноге была адская - после прыжковых комбинаций она неловко приземлилась, и колено непостижимым образом вывернулось назад, как у кузнечика. Вся труппа с ужасом смотрела на безжизненную фигурку на влажном полу. Рудик успел сделать блокаду, воткнув одноразовый шприц прямо сквозь трико. Ждали «скорую».
        - Рудик, я попытаюсь успеть к премьере,- пообещала Аня, цепляясь за руку балетмейстера.
        - Все, теперь кранты!- послышался в дальнем углу зала чей-то голос.
        Наступила весна. Аня молча смотрела в больничное окно, высматривая знакомую объемную фигуру в китайском пуховике. После того как ее унесли из зала санитары
«скорой», в труппе о ней вспоминали все реже. Сначала навещали, ободряли, улыбались. Потом ручеек посетителей из балетных иссяк. Иногда доносились до нее вести, что Кирилл с треском провалил в Испании «Дон Кихота» и разорвал контракт, а Алчевская нашла там себе жениха. Рудик вывез спектакль в Голландию и Швецию, где Аню заменила Лиза и труппа наконец-то получила статус «театра», так что зарплата артистов стала больше.
        За месяц с небольшим было столько передумано, пережито, переплакано… Аня без устали тренировала травмированную ногу, раздражая соседок бесконечными упражнениями. Единственным постоянным посетителем оставалась круглолицая Барсукова, с материнской нежностью ухаживающая за ней. Шура отремонтировала ее квартиру, покупала продукты и книги и через день приходила к Ане в больницу.
        Сегодня Аню выписывали. Вещи были собраны, с соседками по палате она распрощалась, говорить было больше не о чем, она мысленно уже отделилась от больничных будней.
        Дверь палаты распахнулась.
        - Ань, смотри, какого кавалера я тебе привезла!- В дверях стояла Барсукова, а из-за ее спины несмело выглядывал Кирилл.
        Слова словно примерзли на губах у Ани.
        - Здраствуй, Нюточка,- хрипло поздоровался он с ней,- я за тобой. Завтра начнем работать, у меня контракт со Словенией. Будем ставить «Спящую», здорово, правда? Не сердись на меня, малыш, все в жизни бывает. Мир?
        И на глазах у всей палаты Кирилл подхватил легкую, как пушинку, Аню и понес из больницы.
        Она обнимала его за крепкую шею, смотрела в знакомые глаза и не чувствовала ничего. У такси, ожидавшего их у больницы, Кирилл бережно опустил Аню на землю и сказал:
        - Нюта, тебя Шурочка до дома проводит, а я смотаюсь за своими вещами и подъеду позже.
        Не ответив, Аня юркнула в машину. Прижимаясь к теплому плечу Шуры, она вздохнула:
«Спящая красавица»… Это я была спящей, а теперь проснулась. Как хорошо быть хозяйкой самой себе! Через неделю приезжает Рудик. Буду умолять ввести меня в спектакль поскорее. Я же способная…
        Бояре, а мы к вам пришли!

«Копейкина дача», бывшая барская усадьба, потом колхозная, а ныне дачный поселок, весной утопает в пышных зарослях сирени, осенью полыхает пожаром боярышника, золотится кружевом берез и осин. Старые клены неспешно осыпают резные листья, а крупные ягоды рябины привлекают перелетных птиц.
        Давным-давно мои родители купили здесь дом-развалюху, они вложили в него все свои сбережения и таланты, и в результате появился чудесный терем-теремок, который время от времени реставрируется, оснащается газо- и водопроводом, отоплением, бытовой техникой, но все равно остается патриархально-сказочным. Когда я возвращаюсь мыслями в беззаботное детство, сразу вспоминается Подмосковье, запах старой дачи, стоящей прямо у бывшего барского пруда, лодочные прогулки по его спокойной воде, пахнущий дымком чай из самовара… Вечерами, сидя на теплом, разогретом дневным солнцем крыльце так хорошо наблюдать кроваво-красные закаты, слушать скрип старых кленов. А какое разнотравье здесь бывает летом! Купава, дрема, пастушья сумка, чабрец, подморенник, медуница - названия, которые давно стали достоянием книг по траволечению.
        Дача всегда была моим прибежищем, личной и скрытой от всех резиденцией. И в хорошие, и в плохие времена я черпаю здесь энергию и силу. Это так здорово, когда ты можешь спуститься на три ступеньки и оказаться на земле. А земля, трава, деревья, даже развалины старого барского дома передают тебе столько энергии! За все время существования нашего поселка ни одна семья не продала своего дома, здесь никогда не было дачников, а для многих «Копейкина дача» - одно и единственное место проживания. Мы знаем о наших соседях все, они знают все о нас, и можно зайти по-соседски в любой дом и напроситься на чай с черникой или брусникой, которыми богат прямо подступающий к поселку лес.
        В один прекрасный осенний день, который я коротала на крыльце дома с ноутбуком на коленях, переводя заумный немецкий текст, в доме раздался телефонный звонок. Лучше бы я его не услышала! Но я бодро прошмыгнула через сени в комнату и сняла трубку. Это была моя институтская подруга Таисия. Томным голосом она осведомилась о моих делах с тем, чтобы я в свою очередь задала аналогичный вопрос ей. Услышав ожидаемую реплику, Тая ввела меня в курс дела относительно гриппа, который она подцепила, а затем, изображая Мими из последнего акта «Богемы», попросила об одолжении. Не подозревая ничего дурного, я легкомысленно согласилась помочь подруге. Как говорится, не делай добра… Короче, уже через три часа мне следовало заводить свой старый «жигуленок» и мчаться в сторону «Шереметьева-2». Там я должна обнаружить супружескую чету Адам, туристов-индивидуалов, а также водителя Витю, который будет в течение пяти дней катать нас по всему Золотому кольцу на зеленом
«Мерседесе».
        - Они очень милые, эти Адам,- уговаривала меня Таисия,- спокойные, любознательные. Ты совсем не устанешь. Кроме того, в программе есть экскурсии, которые ведут местные экскурсоводы на немецком языке. Ты сама-то хоть видела Золотое кольцо полностью?
        Кольца я не видела, и в настоящий момент мне хотелось сидеть на своей даче и наблюдать за тем, как клены роняют листья в пруд, что я и довела до сведения Таисии.
        За моими словами последовал надсадный кашель, хрипы, стоны и жалкий голос, молящий о пощаде.
        Кто перед этим устоит? Под диктовку Таисии я записала программу, все адреса, пароли, явки, захлопнула ноутбук, проверила наличие бензина в своем авто и пошла собираться. Вещей на даче у меня было немного, поэтому сборы не заняли и десяти минут.
        Во двор заглянула баба Нюра - соседка справа.
        - Уезжаешь уже?- с сожалением спросила она и потуже затянула концы белого платка под подбородком.
        - На работу вызывают,- хмуро сообщила я.
        - Ох ты мнешеньки!- вздохнула баба Нюра.- А я собиралась к тебе вечерком зайти чайку попить! Пирожки уже затеяла!
        Я вздохнула - баба Нюра пекла умопомрачительные пирожки. Только у нее они получались ровными, пышными и очень вкусными вне зависимости от того, с какой начинкой они затевались. Соседка часто приходила ко мне на чай, просила рассказать что-нибудь из «заграничной жизни», получала упрощенный отчет о моей последней командировке. Я неизменно предлагала выпить за удачно окончившуюся поездку, баба Нюра из приличия отказывалась, а затем, выпив пару маленьких стопочек водки, начинала петь. Неизменная реакция - «водка-песня» возникала всегда как заключительный аккорд наших чаепитий. Впрочем, эта реакция характерна для любых застолий, проходящих в поселке по любому поводу. Репертуар у бабы Нюры обширный, и мы настолько привыкли к такому музыкальному сопровождению, что ни банальный магнитофон, ни тем более караоке не заменят нам нашу неизменную исполнительницу.
        Горестно понаблюдав за моими сборами, баба Нюра помогла мне запереть дом, закрыть ворота и клятвенно пообещала присмотреть за хозяйством. Итак, моя поездка по Золотому кольцу началась.
        Выезжая на трассу, ведущую к Шереметьеву, я в который раз удивилась своей доверчивости. Вдруг у Таисии другие планы и она просто скинула на меня неудобную поездку? Сымитировать кашель и насморк может каждый. А может, я и не права. Затренькал мобильный телефон. С тайной мыслью, что Таисия превозмогла свой недуг и дает мне отбой, я прижала трубку к уху. Увы! Это была Олюшка, моя буйная, энергичная приятельница, кипящая идеями, планами и историями из чужих жизней.
        - Катька, ты где?!- закричала она, и радиоволны вынесли ее голос за пределы трубки, прямо в салон машины.
        - Еду в аэропорт,- подчеркнуто спокойно сообщила я.
        - Ты улетаешь?- с ужасом осведомилась она.
        - Нет, еду встречать немцев, у нас поездка по Золотому кольцу.
        - А когда вернешься?
        - В пятницу вечером. Поздно.
        - Фу,- облегченно выдохнула Олюшка,- у меня аж сердце зашлось!
        - Не переживай ты так, мы едем на хорошем «Мерседесе», дождей нигде не предвидится, дороги сухие… «Как трогательно, что Олюшка так заботится обо мне»,- подумала я.
        - Да я не о том! Дело есть.
        Мобильник чуть не выскользнул у меня из руки. Когда Олюшка говорит «дело», в него должны быть втянуты все без исключения, причем не без риска для себя.
        - Недавно я познакомилась с одним классным парнем,- захлебываясь, застрекотала Олюшка.- Он приехал из Липецка, ему тридцать лет, у него куча дипломов, менеджер по профессии, очень умный, хорош собой, не пьет, не курит, понятие «все в дом, все в семью» развито на уровне рефлекса…
        - Ну и что? Говори быстрее, я скоро выезжаю на оживленную магистраль!
        - Он неженат!
        - Да ну?
        - Я решила познакомить его с тобой!
        - У тебя с головкой все в порядке?- язвительно осведомилась я.
        - Да. Ты не волнуйся, он, честное слово, хороший,- не обиделась Олюшка.
        - Ты решила стать свахой?
        - Короче: ты приезжаешь, в субботу утром мы будем у тебя. Устроим смотрины.
        - Кому? Мне?
        - Ему. И тебе тоже.
        - Оля, нет. Даже не думай!
        - А я говорю: он тебе понравится!
        - Только попробуй!- Я отключила мобильник и швырнула его на заднее сиденье.
        Терпеть не могу, когда меня сватают! Да еще так нагло! Да еще за провинциала!
        Два года назад коллега отца попытался (правда, очень нежно и деликатно) познакомить меня со своим племянником. Тогда все было обставлено совсем иначе: дружеский обед в кругу семьи. Приехал коллега отца, его молодая супруга, племянник. Принимающую сторону представляли мои родители, моя школьная подруга и я. Племянник оказался вполне симпатичным молодым человеком. Я имею в виду внешне. Он молча сидел за столом и меланхолично жевал черешню, время от времени сплевывая косточки в пепельницу. Ничего привлекательного я в нем не нашла, его дядя больше ни на чем не настаивал, и все деликатно забыли об этой истории.
        Год назад подруга мамы привезла к нам на чай весьма живого молодого человека, который больше обращал внимания на нашего кота Сеню, чем на меня. Любитель животных тоже канул в Лету. Полгода назад великовозрастный сын давних приятелей моих родителей был четко запрограммирован своей властолюбивой и деспотичной мамашей на сватовство с максимально ускоренным финалом. Володя звонил мне каждый вечер, пару раз пригласил в ресторан, с большой охотой исполнял роль шофера (в тот момент мой «жигуль» был в ремонте) и вообще всеми силами старался услужить. Приглашенный на семейный обед, Володя пришел с бутылкой шампанского и коробкой конфет.
        - Полусладкое,- немного разочарованно констатировала я (Володя знал, что я люблю полусухое).
        Пока я расставляла на столе фужеры, бутылка шампанского исчезла. Оказалось, что Володя спрятал ее назад в сумку. «Вы же сами сказали, что любите полусухое»,- оправдывался он.
        Короче, с тех пор слова «сватовство», «смотрины» вызывают во мне законный гнев, а настойчивые предложения моих подруг познакомить меня с классным парнем означают немедленный разрыв отношений.
        Вот и Шереметьево. Я поставила машину на платную стоянку, подхватила свою сумку и вошла в зал прилетов. Огонек напротив рейса из Гамбурга мигал вовсю - самолет уже приземлился. Расталкивая народ, накопившийся у выхода номер пять, я пробралась поближе и высоко подняла над головой лист бумаги, на которой жирным фломастером было выведено «Adam’s». Первым ко мне подошел молодой человек в неизменной кожанке.
        - Вы Таисия?- Он мотнул головой в сторону моего плаката.
        - Нет, я Катя, Таисия заболела,- прояснила я ситуацию.
        - А-а-а.- Он бросил в рот три подушечки «Орбит».

«Иногда лучше жевать, чем говорить»,- вспомнила я рекламный слоган и сделала вывод, что в ближайшее время от странного молодого человека ничего не услышу.
        И вот они появились. Их можно было узнать сразу - ее по сиренево-серебристой аккуратной прическе, мелким чертам сухонького лица, голубому дорожному костюму и туфлях на высоких каблуках. Его - по мужественным чертам, благородной седине, крепкой альпийской трости и клетчатому костюму. Он бережно вел ее под руку, толкая перед собой тележку с двумя одинаковыми чемоданами. Вид у этих старичков был потерянный и немного трогательный, словно они заблудились в страшном лесу, как Гензель и Гретель.
        - Господин и госпожа Адам?- негромко спросила я.
        Их лица просияли, они рванулись ко мне, пожимали руку, взахлеб делились впечатлениями о полете.
        - Короче!- Юноша в кожаной куртке за моей спиной разлепил челюсти и схватился мертвой хваткой за тележку с багажом Адамов.
        - Вы куда?- возмутилась я.
        - В машину. Зеленый «мерс». Сейчас припаркую у выхода. Ждите там.
        Судя по телеграфной краткости ответов, это было типичное дитя эпохи слоганов.
        - Так вы Витя?- догадливо крикнула я вслед удаляющейся спине.
        - Ну?..- Обернувшись, он сделал удивленные глаза.
        Машина была новой, удобной, с кондиционером. Старички Адам уютно расположились на заднем сиденье, тихо споря друг с другом о каком-то «Мелко». Водитель Витя оказался молчаливым, невозмутимым и совершенно неамбициозным, что выгодно отличало его от прочих водителей. Зеленый «Мерседес», минуя Москву, вырвался на широкую трассу и зашуршал шинами по асфальту. Супруги, видимо, пришли к консенсусу относительно «Мелко». Они немного посмущались, а потом предложили нам с Витей отведать чашечку укрепляющего чаю, который, собственно, и оказался предметом недавних споров. Господин Адам должен каждый день в одиннадцать часов утра и в четыре часа дня принимать этот целебный настой. Мы с Витей вежливо отказались от угощения, госпожа Адам налила из маленького походного термоса зеленоватой жидкости в серебряный стаканчик, и в салоне запахло фермой.
        Пять дней пролетели на удивление незаметно. Погода была замечательной, старинные русские города, куда я действительно сама бы ни за что не выбралась, казались уснувшими в позапрошлом веке. Чета супругов была неизменно приветлива, терпелива и любознательна.
        Когда бы я узнала о том, что храм Покрова на Нерли, располагающийся всего в полутора километрах от Боголюбова, является памятником сыну Андрея Боголюбского? Князь сам выбирал место, но не учел того, что храм будет затопляться в половодье. Неизвестные зодчие поставили на фундамент белокаменный постамент, который при строительстве постепенно засыпали землей. В итоге получился искусственный холм высотой более трех метров. Чтобы создать впечатление высоты строения, зодчие возвели стены храма не абсолютно вертикальными, а чуть-чуть наклоненными внутрь в своей верхней части. Так родилось ощущение невесомой легкости и изящества.
        А Переславль-Залесский? Музей-усадьба «Ботик» хранит ботик «Фортуна» юного императора Петра. Здесь же находится Горицкий монастырь, основанный еще Иваном Калитой в XIV веке. Самым любопытным оказалось сообщение о том, что двойные святые ворота монастыря в разное время года и суток выглядят по-разному. А для набора кладки для ворот мастеру понадобилось десять разных форм кирпичей.
        Последним городом в программе значился Ярославль. Автобусная экскурсия дала общий обзор города, а краеведческий музей удивил богатством экспонатов. Ценные иконы четырнадцатого, даже тринадцатого веков, «геометрические картины» Фалька, «Зеленый шум» молодого Грабаря…
        Вела экскурсию дама, влюбленная в свое дело. Она не просто рассказывала о том или ином предмете, хранившемся под стеклом,- она разговаривала с ними, абсолютно забыв, что ей в спину дышат десять разноязыких туристов. Переведя текст о богатстве местного краеведческого музея, я вздохнула с облегчением.
        - А теперь,- вдруг звонко объявила экскурсовод,- участники кружка народного танца нашего городского клуба покажут вам композицию под названием «Сватовство». Пройдем в зал для заседаний.
        Оживленно переговариваясь, туристы последовали за ней.
        - Сейчас молодежь местной школы покажет нам танцевальную композицию «Сватовство», - сообщила я своим подопечным.
        - А что такое «сватовство»?- тихо спросил господин Адам.
        - Это старинный русский обряд. Теперь он уже не существует. Когда молодой человек хотел жениться на девушке, он засылал к родителям девушки сватов… то есть посредников…
        Заиграла музыка, на сцене появились девушки и юноши в очень красивых народных костюмах. Они легко двигались по сцене, садились на лавки, вставали, пели, водили хороводы, и все это время я растолковывала супругам Адам происходящее на сцене.
        - Вот пришли посредники. Они говорят родителям невесты…- я замешкалась,- короче, они хотят совершить сделку.
        Господин Адам с пониманием закивал.
        - Невеста - товар, а посредники привели купца - потенциального жениха. Теперь родители невесты и сваты должны оговорить условия сделки: что дадут родители невесты, где будут жить молодожены и так далее,- продолжала объяснять я.
        - А невеста?- поинтересовалась госпожа Адам.
        - Как правило, невеста не присутствует при этом разговоре. Она сидит в своей комнате и ждет решения родителей.
        - А если она не хочет замуж за этого парня?- ужаснулась немецкая дама.
        - Вот как раз это сейчас и происходит на сцене…
        Действительно, девушка, изображавшая невесту, очень натурально падала на колени перед образами, припадала к коленям матери, молила отца и обливалась слезами.
        - Какой ужас!- расчувствовалась госпожа Адам.- У нас в старину такое тоже случалось. Девушки должны были повиноваться воле родителей и выходить замуж за нелюбимых,- говоря это, она с нежностью смотрела на супруга.
        - В Украине невеста могла дать понять сватам, что она не желает выходить замуж за того, кого ей сватают,- припомнила я.- Тогда она заготавливала большую тыкву и вручала ее сватам. Чем больше тыква, тем больше ее неприязнь ко всей ситуации.
        Представление закончилось. Супруги Адам с воодушевлением аплодировали самодеятельным артистам.
        Недалеко от музея нас уже ждал Витя в машине.
        - Как жаль, что все окончено!- печально проговорила госпожа Адам.- Какая была чудная поездка!
        - Мы приедем еще раз в следующем году,- пообещал ей супруг.
        - Ты скажи, что время прошло, а он еще не пил свой, как его - «Мелко»,- напомнил мне Виктор - за время поездки он изучил график приема витаминного чая и следил за его выполнением.
        Наш «Мерседес» взял курс на Москву. По плану в субботу намечалась обычная туристическая программа - Кремль, Оружейная палата, Третьяковская галерея. Эту часть программы брала на себя Таисия. По крайней мере, она клятвенно обещала быть к субботе, как огурчик. Так что сегодня я попрощаюсь с симпатичными старичками. Жаль, я к ним как-то привыкла за эти пять дней. Да и мне пора возвращаться к своим делам. Я нащупала в сумке мобильник, включила его, и он тотчас же взорвался неистовой трелью.
        - Катька, ты где?- Голос Олюшки достиг даже ушей четы Адам.
        - Еду в Москву.
        - Очень хорошо. Ты не забыла?
        - О чем?
        - Завтра я приезжаю с Валерой к вам на дачу. Твои родители в курсе.
        Олюшка была из породы тех людей, с которыми невозможно поссориться. Есть такая поговорка: «Ты их в дверь, а они - в окно». Сцепив зубы, я слушала, как хорошо ей удалось все организовать, что стол и закуска будут за ее счет, а Валера влюбился в меня по фотографии… Я слушала молча, стараясь не дышать. Видимо, выражение моего лица было достаточно красноречивым, потому что Витя пару раз сочувственно посмотрел на меня.
        - Все будет прекрасно!- уверяла меня счастливая Олюшка.- Вы познакомитесь, а там, мало ли что…
        - Сватовство гусара,- прошипела я.
        - Ага,- радостно подтвердила Олюшка.
        - Ладно, я приеду,- я отключилась первой.
        Некоторое время в салоне автомобиля царила тишина. Черные волны злобы, электрические разряды витали вокруг меня, и все, даже Витя, старались проявить деликатность и дать мне возможность успокоиться. Я опустила окно, и холодный свежий воздух мгновенно выдул из салона весь негатив, остудил мое пылающее лицо.
        - Вы очень хотите осмотреть Кремль?- обратилась я к супругам Адам.
        - А что?
        - У меня есть предложение получше. Вы ночуете в гостинице «Новотель», это рядом с аэропортом. За вами приезжает в двенадцать часов дня Витя и переводчица Таисия. А едете вы не на экскурсию, а ко мне на дачу.
        - На дачу!- воскликнули супруги с восторгом и недоверием.
        - Я как раз подумала, что вам стоит посмотреть на древний обряд сватовства в современной интерпретации. Я думаю, это будет интересно.
        - Очень интересно!- обрадовались супруги Адам.- К вам на дачу, смотреть древний обряд! А что там будет?
        - Сначала посредник, вернее, посредница, представит нам кандидата в женихи. Я буду потенциальной невестой.
        - Как замечательно!- воскликнула госпожа Адам.
        - Потом мы будем обедать, а посредница будет нам расхваливать кандидата.
        - А дальше?
        - Дальше - сюрприз,- ответила я, потому что сама не имела представления, чем окончится мой экспромт.
        - Мы согласны! Мы приедем!- загалдели супруги, а я взяла мобильник и стала набирать номер телефона Таисии.

…Солнечный луч проник сквозь щель в ставнях, защекотал мои веки, и тогда я окончательно проснулась.

«Как хорошо!» - Я потянулась и погладила шершавую поверхность стен. Любимая дача! Суббота! Выходные! Можно пойти погулять в лес, можно покататься на лодке… Стоп! Сегодня приедет бесцеремонная Олюшка со своим протеже! А я еще позвала Адамов! И что из всего этого получится? Настроение стало резко падать, и за завтраком я не радовала родителей безмятежностью.
        Мама деликатно кашлянула:
        - Ты в курсе, что у тебя сегодня гости?
        - Угу,- мрачно подтвердила я.
        - Оля приедет с каким-то интересным молодым человеком. Она была здесь вчера утром, привезла водки, шампанского, икры и попросила запечь бараний бок.
        - Ого! У молодого человека неплохой аппетит!- Я потянулась за печеньем.
        - И на здоровье!- Папа оторвался от баночки йогурта.- Катя, согласись: тебе пора познакомиться с приличным молодым человеком!
        - Зачем?
        - Хотя бы чтобы можно было куда-нибудь вместе пойти…
        - Молодые люди напрокат у меня имеются!- Разговор уже начинал меня злить.- Не затевайте, пожалуйста, историю со сватовством опять! Вспомните тех троих красавцев, которых вы пытались мне подсунуть!
        - Как ты можешь такое говорить?- ужаснулась мама.
        - Я забыла предупредить, что у нас будут еще гости,- продолжала я.- Немецкая пара, которую я сопровождала, и моя Таисия.
        - Зачем?- Папа беспомощно посмотрел на маму.
        - Иностранцев в дом, когда у нас такой беспорядок!- Она с отчаянием посмотрела на папу.
        - Приглашение отменить нельзя, так что стол накрываем на…- я произвела в уме подсчет: - … восемь персон. Господин и госпожа Адам прибудут к двенадцати.
        - У тебя всегда все как у ненормальных людей,- вздохнула мама.- И что из тебя получится?
        Подготовка праздничного стола, судорожные попытки улучшить наш милый дачный интерьер, возня с бараньим боком пролетели так быстро, что я едва успела принять душ и облачиться в скромное платье, как положено потенциальной невесте на смотринах. За воротами визгливо просигналила «Ауди» Олюшки, а через пару минут во дворе появилась она и главный герой дня - Валера. Он спокойно, без нервозности и стеснения поздоровался со мной, преподнес букет мясистых черно-бордовых георгинов маме и бутылку армянского коньяка - папе.
        - У вас здесь очень красиво,- он обвел глазами дом, лужайку, сад, беседку в саду, пруд и даже опушку леса. Места грибные?- это он обратился к папе.- А воду на колонке берете или свой водопровод есть?- вопрос к маме.
        Олюшка стояла рядом с ним и чувствовала себя автором шедевра, выставленного на всеобщее обозрение.
        - Катя, сколько бензина пожирает ваш «железный конь», чтобы добраться сюда, прямо от двери до двери?- Валера впервые обратился ко мне.
        Я внимательно посмотрела на него - простое широкоскулое лицо, карие глаза, светлые волосы и абсолютно лишенные всякой благородной линии губы.
        - Как придется,- отрезала я и пошла в дом.
        В начале первого у наших ворот посигналил зеленый «Мерседес». Старый добрый знакомый! У меня потеплело на душе. С раскинутыми для объятий руками ко мне приближалась госпожа Адам, а за ней с приятными улыбками на лицах следовали господин Адам и Таисия - живая, здоровая и даже цветущая.
        Церемония знакомства с родителями, представления главных действующих лиц - Олюшки и Валеры, сложные переговоры с водителем Витей, чтобы он остался,- всё позади. И вот мы уже сидим за столом, накрытым торжественно и по всем правилам этикета.
        Первой поднялась Олюшка. С бокалом шампанского в руке она предложила простой тост
«За мир в этом доме», который все безоговорочно поддержали. Но это была только прелюдия. Следовавшие за этим тосты неминуемо приближали нас к теме родового гнезда, семейных традиций и прочей подобной ерунды. Сам объект нашего пристального внимания с удовольствием поддерживал каждый тост, наполнял свою тарелку деликатесами и активно двигал челюстями. Настал кульминационный момент - после тоста мамы о друзьях и нерушимости дружеских уз из-за стола поднялись вместе Олюшка и Валера.
        - Я хочу всем представить нашу надежду, моего юного друга, прекрасного человека с доброй душой и чистым сердцем. Он родился в провинциальном городке, а как известно, провинция всегда давала миру великих людей. Валера скромен, поэтому он не может говорить о себе. После окончания школы Валера поступил в университет…- Олюшка говорила вдохновенно и ни разу не сбилась в хронологии.
        Кажется, у всех возникло ощущение, что мы присутствуем на предвыборной презентации очередного кандидата в депутаты. Таисия тем временем тихо шелестела что-то свое
«моим» немецким старичкам, а они кивали и время от времени шепотом переспрашивали. Видимо, первая часть представления не вызывала у них протеста или недоумения.
        В это время в сенях что-то загремело, мама вскочила и тотчас же опустилась на стул. В комнату с блюдом, накрытым белым полотенцем, вошла баба Нюра.
        - Я слышу, у вас люди,- объяснила она свое появление,- вот и решила принести к столу свеженьких.- Жестом фокусника она взмахнула полотенцем, и все ахнули: ровные, румяные, ароматные пирожки так и просились в рот.- А чего это вы там железку на дороге поставили, а?- продолжила свой монолог баба Нюра.- Я чуть с блюдой не приложилась. Ну ладно, кушайте на здоровье, я пошла.
        - Куда же ты, баба Нюра,- засуетилась мама,- садись с нами - вот сидят немецкие гости, познакомься.
        Баба Нюра неловко пожала руку чете Адам и села на спешно подставленную к столу табуретку прямо напротив них.
        - Из самой Германии?- громко спросила она, словно повышенный тон мог помочь немцам догадаться о смысле вопроса.
        Супруги Адам с охотой удовлетворили любопытство бабы Нюры, описывая красоты русских городов, попутно делая искренние комплименты соседкиной стряпне.
        - Ну что же,- баба Нюра подняла рюмку,- надо бы выпить за встречу, за дружбу народов, так?
        Никто не возражал, тем более что пирожки оказались чудесными. Разговор за столом разделился: с одного конца Олюшка призывала меня и маму вглядеться получше в потенциального члена семьи; сдругого конца отец и шофер Витя вели неспешный разговор о рыбалке, а в середине баба Нюра громогласно освещала историю
«Копейкиной дачи». А так как три положенные рюмочки были пропущены, баба Нюра, остановившись на полуслове, вдруг затянула: «Когда б имел златые горы и реки, полные вина…»
        За столом воцарилось молчание: немецкие гости с почтением слушали соло бабы Нюры, папа и мама обменялись понимающими взглядами, Таисия с облегчением перевела дух и в момент слопала два пирожка, Витя подпер щеку рукой и закрыл глаза, а Олюшка и Валера искали походящий предлог, чтобы вернуться к основной теме застолья. Но они плохо знали нашу соседку. Закончив одну песню, она тотчас же начинала другую, репертуар касался то Стеньки Разина, то темно-вишневой шали, то кудрявой рябины… Конца видно не было.
        - Нет, нет и нет!- темперамент Олюшки дал о себе знать.- Хватит фольклора! Давайте выйдем во двор, потанцуем. Кто хочет танцевать? Я привезла магнитофон!
        Нехотя, повинуясь ее бешеному напору, все вышли во двор и сбились в одну кучу.
        - Сейчас будет дискотека,- объявила Олюшка, стоя на крыльце.- Медленный танец!
        Картина получилась замечательная: под лирическую песню в исполнении Алсу папа бережно вел госпожу Адам, в свою очередь, господин Адам галантно поддерживал в танце маму; Таисия топталась с Витей где-то у калитки, а я была вынуждена держаться за плечи Валеры.
        - Вы где сейчас работаете?- спросила я, чтобы чем-то заполнить паузу.
        - На фирме, продаем бытовую технику.
        - А где живете?
        - Снимаю квартиру на Красносельской.
        Мои вопросы исчерпались, зато Валера подробно сообщил мне о том, как он поступал в аспирантуру МГУ, какие у него планы на будущее и что из всех возможных кандидаток, которые ему предлагались, он выбрал меня.
        - Мне полагается чувствовать себя польщенной?- раздраженно осведомилась я.
        - Поймите сами, Катя, мы взрослые серьезные люди,- он увещевал меня, как ребенка. - Вам тридцать, мне тридцать три, мы вышли из подросткового возраста, когда так важна «любовь-морковь». И вам, и мне уже несолидно ходить в холостяках, говоря на западный манер - «соло». Семья - это тыл, дом, возможность создать свой круг, найти свое место в жизни. Вы привлекательная, интеллигентная, у вас хорошая работа, языки знаете. И дача у вас - загляденье. Машина, квартира в Москве…
        - Подходящая невеста, правда?- зло спросила я и остановилась.
        - Ну не глупите, Катя, давайте обсудим все в другой раз и в другом месте.
        Я замотала головой:
        - Нет, нет и нет!
        - Катя, подождите!
        И в этот момент обиженная чудовищным непочтением к своим музыкальным данным, приняв для храбрости, видимо, еще пару стопочек, баба Нюра решительно вышла на крыльцо.
        - Да выруби ты эту бандуру,- грозно скомандовала она Олюшке. Та почему-то быстро послушалась.
        - Раззи такую музыку надо здесь слушать?- Баба Нюра уперла руки в округлые бока. - Раззи у нас здесь Новый год?
        - У нас здесь смотрины!- гордо объявила Олюшка.- Валера жених, а Катя невеста!
        - Ага,- баба Нюра попыталась переосмыслить ситуацию.- Ты говоришь, жених… Кто?
        - Вот он!
        - А Катюшу ему в невесты прочат?
        - Да. А вы тут со своими песнями,- неприязненно отмахнулась Олюшка и сошла с крыльца.
        - «Если б раньше я знала»,- заголосила во всю мощь баба Нюра и, притоптывая, вышла на середину двора.
        - «…что так замужем плохо»,- подхватила я.
        Наш неожиданный дуэт поддержали шофер Витя и Таисия. Супруги Адам, взявшись за руки, неподвижно стояли под старой яблоней, а мама с папой, усевшись на ступеньки крыльца, покорно ожидали развязки. Когда грустная песня закончилась, Валера взял за руку Олюшку и повел к нам, но баба Нюра вцепилась в мою руку и руку Вити и, еще сильнее притоптывая, заголосила: «Бояре, а мы к вам пришли! Дорогие, а мы к вам пришли…»
        Так мы и допели песню, наскакивая стенкой на Валеру и Олюшку, а те вынужденно отступали все дальше и дальше к калитке. Под конец песни баба Нюра выдала фразу совсем не в рифму, мягко говоря, непечатный деревенский фольклор. Суть этой фразы сводилась к тому, что непрошеных свах и нищих женихов наша честная компания по-хорошему просит уйти со двора.
        Пока Олюшка собиралась с силами для ответного удара, я шмыгнула в дом и выскочила с огромным арбузом, привезенным сегодня Таисией из Москвы. Арбуз я торжественно вручила Валере. Краснота медленно заливала шею и щеки Олюшки, она рванула калитку на себя и бросилась к своей машине.
        - Браво, браво!- зааплодировали супруги Адам, однозначно поняв конец представления.
        Валера машинально взял арбуз и крепко прижал к животу.
        - Ты едешь или будешь так стоять?- уже из окна машины закричала взбешенная Олюшка.
        Валера, не выпуская арбуза из рук, медленно направился к машине.
        - Смотри, не разродись по дороге!- напутствовала его баба Нюра, и весь наш двор качнуло от хохота. Мама с папой вытирали от смеха слезы, Витя подвывал, топая ногой; Таисия заливалась звонким смехом; супруги Адам, глядя на такое веселье, громко хихикали, а баба Нюра победоносно стояла в центре двора, уперев руки в бока.
        В сумерках супруги Адам собрались в гостинцу, завтра утром они улетали домой. Шофер Витя многозначительно пожал мне руку и сел в свой зеленый «Мерседес», госпожа Адам расцеловала меня в обе щеки, господин Адам дружески потрепал по затылку, а Таисия бережно прижимала к груди сверток с пирожками, собранный бабой Нюрой «на скорую руку».
        - Только в России можно увидеть такое,- с чувством промолвил господин Адам из открытого окна машины, напоследок обводя глазами маленький кусочек «Копейкиной дачи».- Это такая страна…
        Я обиделась!
        Да не стоишь ты моих переживаний и недешевой косметики, которую я размазываю по лицу, смешивая со слезами! Ты сам поставил точку в нашей совместной жизни, сказав:
«Пока» и забрав свои вещички! Ушел, даже дверью не хлопнул. Поступил по-мужски, да? Территорию освободил? Вот и чудненько!
        А я теперь свободная и счастливая! И завтра после работы не побегу домой, как угорелая, чтобы торчать у плиты и перемывать горы посуды! Зайду в «Макдоналдс» или закажу пиццу на дом. А еще лучше - улягусь на диван перед телевизором и буду грызть чипсы с таким хрустом, чтобы даже соседям было слышно! И никто не скажет, что я мешаю слушать диалог двух идиотов из очередного боевика. Не будет больше записок типа «Суп в холодильнике не нашел, съел твой диетический салатик. Ушел к другу в гараж, буду завтра». Я начинаю НОВУЮ жизнь.
        И первым делом - зачистка территории. Большой черный мусорный мешок благодарно принимает твою любимую чашку, привезенную из Нью-Йорка, потом твою соковыжималку в стиле хайтек (как ты любил по утрам пить грейпфрутовый сок, любовно приготовленный мною!).
        Теперь - в спальню. Сразу натыкаюсь на торшер на стокилограммовой железной ноге с абажуром, размерами не уступающим куполу парашюта. Ты откопал это чудо на какой-то барахолке, а потом долго-долго реставрировал. Вот бы и его изгнать, да не поднимешь! Гигантский плюшевый мишка, твой подарок на Восьмое марта, молчаливый свидетель наших волшебных ночей… Рука не поднимается убрать его с глаз долой. Нет, так не пойдет! Куда ни гляну - твой любимый мишка, твой торшер, твой плеер… Тебя слишком много в этой квартире!
        Прочь отсюда! Иду развлекаться! Созвонилась с Юлькой и Пашей. Ночной клуб? Почему бы и нет? Итак, что мне надеть? Перебираю вешалки в гардеробе. Это красное платье ты привез мне из Парижа… Да и здесь нет ни одной вещи, которая бы не напоминала о тебе! Мне нечего надеть. Значит, ночной клуб отменяется. Завтра же пойду и накуплю себе новых вещей, да еще нарочно таких, которые тебе бы ни за что не понравились.
        Утром твои зубная щетка, гель для душа и халат отправились туда же, куда вчера полетела соковыжималка. За чашечкой кофе могу спокойно, не торопясь, обдумать предстоящий день.
        В офисе бросаюсь к рабочему столу. Что мы здесь имеем? Наша совместная фотография в сладенькой рамочке с розочками - напоминание о романтическом путешествии в Гурзуф. Как здорово мы тогда отдохнули! Ночи, теплое море, вино, твои губы. О чем это я? Фото с рамочкой летят в мусорную корзину. Звонит мобильный телефон. Это ты купил мне его и скачал из Интернета мелодию звонка. Неужели и его, телефон, в корзину?
        К обеду все коллеги в курсе перемен в моей жизни. Кто-то радостно улыбается, кто-то вздыхает, вспоминая личный опыт, а кто-то с пониманием подмигивает мне: «Не дрейфь, подруга, да здравствует свобода!» Женатые мужчины проявляют ко мне сочувствие, а шеф отправляет вместо меня в командировку в город Гурьевск кого-то другого в связи с моими «сложными семейными обстоятельствами».
        Лучше напишу заявление на отпуск. Шеф подпишет, уверена. А что? Все лето работала, вырвалась на пару недель с тобой в Турцию. Ты там еще порвал плавки на водяной горке… В Турцию не поеду больше никогда. Сейчас так хорошо в Гурзуфе… Но там каждая тропинка помнит твои шаги. А может, в глубинку? В деревеньку? В монастырь? Нет, это уж чересчур. Я молода, свободна и полна сил! Хочу на модный курорт! Посмотрю в Интернете, есть ли «горящие путевки».
        Но Интернет с утра висит. Пойду разбираться в техотдел. Спустя два часа у меня на руках пять предложений - пять соблазнительных туров. Как ни странно, исключительно для молодоженов. Но ничего, поищу себе кого-нибудь из местных. Решено - остров Фиджи. Дороговато, но случай-то особый. В моем почтовом ящике десять неоткрытых писем. Все отправлены с одного адреса, первое послание датировано вчерашним числом, последнее пришло две минуты назад. Открываю. В каждом письме одно и то же:
«Любимая, прости! Я не могу жить без тебя! Ты моя любовь, мое солнышко, моя радость! Давай начнем все сначала! Полетим на остров Фиджи, устроим себе медовый месяц!!!»
        Разве это не счастье?
        Журналистское расследование
        Почему-то именно в Крыму много женщин по имени Анжела… Имя это сладкое, тягучее, вязкое. Анжело - инжирное варенье, стекающее с ложки, солнечный день, крымский дворик под крышей из виноградных листьев, сквозь которые прорываются солнечные блики…
        Шел девяносто первый год. В компании подружек я решила провести недельку в Крыму, в многокомнатном скворечнике, под завязку населенном отдыхающими «дикарями». Хозяйка попалась хорошая: в наше полное распоряжение предоставила флигелек с тремя койками и комодом (больше туда ничего не влезало) и каждое утро кормила скромным завтраком в виде стакана молока и домашней булочки.
        Мои подруги мгновенно обзавелись курортными знакомыми, вовсю закрутили романы и возвращались во флигель глубокой ночью. Я же, в отличие от девчонок, наслаждалась морем и солнцем в полном одиночестве.
        Три года назад я закончила журфак МГУ, но два года проработала на более чем скучной и бесперспективной должности секретаря в коммерческой фирме, пока новая газета, возникшая на демократической волне, не предложила мне постоянную работу по специальности. Я не собиралась упускать этот шанс, быстро уволилась с постылой секретарской должности и, взяв недельку отдыха перед стартом, рванула с подружками в Крым.
        Несмотря на одиночество, мне совсем не было скучно - вставала рано утром, отправлялась на пляж, к обеду возвращалась во флигелек, спала, с пяти до семи снова нежилась под солнцем, а вечером шла в кино или сидела с хозяйкой на скамейке.
        Наша хозяйка Анжела была большой мастерицей плести различные небылицы. Получалось у нее очень интересно и порою даже правдоподобно. Из всех «курортников» она явно выделяла меня, поэтому очень часто оказывала мне честь и приглашала в свою летнюю кухню на роскошный холодный борщ, голубцы или вкуснейший фаршированный перец.
        Отпуск пролетал незаметно, и мне оставалось всего два денечка до того, как самолет доставит меня в дождливую Москву. И в это время в нашем «скворечнике» поселился новый постоялец, тоже москвич, приехавший чуть раньше своей семьи - приготовить комнату и освоиться с обстановкой.
        - Игорем зовут,- проинформировала меня Анжела,- приехал все обустроить для жены и дочки. Дочке пять лет. Не хотела пускать такую малышку, но он пообещал, что ребенок тихий, и десятку еще накинул.- В ее крапчатых глазах мелькнула неуверенность: - А может, надо было отказать? Ребенок всех тут распугает своим криком.
        - Не преувеличивай,- я поспешила успокоить хозяйку.- Если они собираются проводить весь день на пляже, к вечеру ребенок будет вялым и сонным.
        - Ну ладно.- Анжела потерла нос.- Поможешь мне послезавтра?
        - С чем?
        - Варенье буду варить из инжира. Пособишь - повезешь домой пару банок.
        - А на пляж?- Мне было жалко тратить оставшиеся денечки на какое-то дурацкое варенье.
        - Сходишь с утра, окунешься, а потом сюда,- Анжела четко распланировала день, не спросив меня.
        Следующим утром я, как обычно, бодро шагала в сторону пляжа и вдруг услышала за спиной шаги. Обернувшись, увидела нового жильца. Он не стал догонять меня, лишь негромко поздоровался и продолжал следовать на приличном расстоянии. Ощущение того, что кто-то идет у тебя за спиной, ужасно дискомфортно, поэтому я остановилась и снова обернулась:
        - Вас, кажется, Игорем зовут?
        Лицо его было приятным - выразительные темные глаза, темные брови, нос с небольшой горбинкой, благородно очерченный рот с чуть опущенными уголками губ.
        - Да. А вас?
        - Алла. Можно просто Аля. Послушайте, а почему вы идете за мной? Лучше присоединяйтесь, и я расскажу вам обо всех местных достопримечательностях.
        - С удовольствием. Просто, знаете ли, не хотелось вам докучать - не все любят с утра общаться. Кто-то любит уединение.
        - Вот именно. Но я не кусаюсь.
        Пока мы спускались к пляжу, я успела сообщить новому знакомому обо всех надежных точках питания, где нет опасности отравиться, о местных развлечениях, парках и рощах, и об экскурсиях, которые стоило бы совершить. Когда мы шли по гальке пляжа к давно облюбованному мной местечку, Игорь знал об этом крымском поселке абсолютно все.
        - Как вы все здорово сумели рассказать!- восхитился он.- Кратко, логично! Вряд ли найдется десяток женщин, способных так отлично подать информацию.
        - У меня профессия такая,- ответила я, сбрасывая сарафан, краем глаза замечая его вполне положительную реакцию.
        Надо сказать, что своей фигурой я была не очень довольна. Роста я невысокого, всего метр шестьдесят пять, ноги у меня короткие, но если я держу себя в ежовых рукавицах, то смотрюсь очень неплохо. Меня спасало то, что знакомый скульптор обозначил как «абсолютно правильные пропорции». Но стоит этим пропорциям зарасти жиром, как на свет появляется ужасное бочкообразное существо…
        В то лето я была в «хороших пропорциях», поэтому одобрительно-заинтересованный взгляд Игоря мне определенно польстил. Сам он фигурой Аполлона похвастаться не мог - невысокий, коренастый, с небольшим животиком.
        Мы поплавали, позагорали, поболтали. Игорь оказался практикующим хирургом одной из московских больниц - вырезал аппендиксы, желчные пузыри и прочее, и прочее.
        - Как же вы тогда можете отдыхать здесь?- удивилась я.
        - А что?
        - Вы же целыми днями наблюдаете за этим,- я широким жестом обвела половину нашего пляжа,- вам разве люди еще не надоели?
        - Что вы! Это совсем другое дело! На работе у меня страдающие, ждущие моей помощи больные. А здесь - посмотрите! Все здоровые, крепкие, загорелые. Да и вообще над пляжем витает здоровая аура - никто не думает о зарплате, о неприятном разговоре с начальником, о том, что надо отдать пальто в химчистку… У всех одна задача - получше загореть и отдохнуть.
        За полтора дня мы подружились с Игорем, сходили вечером в кино, в кафе. И не предполагали никаких других отношений, кроме соседско-дружеских. Правда, пару раз я ловила на себе его задумчиво-ласкающий взгляд, ну и что с того? Я была молода, в Москве меня ждала новая работа, с пропорциями все обстояло отлично, я загорела, мои волосы, темные и красиво подстриженные, прекрасно чувствовали себя от мытья местной водой.
        На следующий день Игорь согласился помочь Анжеле и мне с варкой варенья.
        - Здесь точно нужна мужская сила,- сказал он, вытаскивая на улицу жаровню и большие тазы с деревянными ручками.
        Анжела проинструктировала нас, как надо варить варенье, а потом, убедившись, что мы неплохо усвоили ее нехитрую науку, ушла ненадолго по делам. Варенье варилось, по двору растекался сладкий, даже немного приторный запах, над тазом роились осы. Я помешивала варево деревянной ложкой, проверяя степень густоты, Игорь гремел ведрами и подбрасывал в жаровню дрова. Во дворе было тихо - все курортники ушли на пляж. Мы болтали, шутили, несли какой-то вздор, но случайно разговор зашел о семье Игоря. Он помрачнел и неожиданно для меня, да и, наверное, для себя, стал рассказывать:
        - Женился я рано. Был молод, неопытен, наивен. Она мне изменяла и делала это как-то по-глупому. Короче, через год мы развелись. Не по-хорошему - с разделом имущества, с чудовищными обвинениями. Меня задело: я-то был видный парень, неплохой врач, у меня была своя квартира, машина, а тут такое! И решил я мстить всему женскому полу.
        - Какой ужас!- непроизвольно вырвалось у меня, и ложка плюхнулась в вязкое огнедышащее варево.
        - Ничего ужасного,- спокойно отреагировал Игорь, спасая ложку.- Я менял женщин каждую неделю. За одними красиво ухаживал, другие сами вешались на шею. Короче, года три я был, словно бешеный. Да не смотрите вы на меня такими глазами! Я же не насильник и не маньяк. А потом, в один прекрасный вечер…
        - Вам встретилась чудесная незнакомка…
        - Да-да, именно так!- Он подбросил дров в печурку.- Уговорил меня приятель съездить на рыбалку за город. Возвращались поздно вечером, мотор у его машины заглох прямо у какой-то деревушки патриархальной. Постучали в первый дом, открыла девушка. Нежная, стройная, как колосок, скромная. Мы объяснили ситуацию, попросились на ночлег. Она впустила нас в дом, ее мать нас накормила, уложила спать. А утром их сосед пригнал трактор, вытащил нашу машину, и мы поехали домой. Но девушку я забыть не мог. После моих донжуанских похождений судьба посылает мне такого ангела! Я спрашивал себя: за что? И не верил своему счастью.
        - И что потом? Вы женились на этом ангеле?
        - Конечно. Это было наваждением. Свадьбу праздновали в деревне - глупо, с треском, с пьянкой. А потом я взял свою ненаглядную и повез в Москву. На руках внес в квартиру, поставил, как хрустальную богиню, на паркет. «Ну, думаю, пылинки буду сдувать с тебя, любушка моя!» А она - руки в боки и ка-ак запульнет матом!
        - Как же это так? Ей что-то не понравилось?
        - Как раз понравилось. Просто так выразила восторг, по-другому не получилось. Как она сдерживалась при мне во время моего жениховства - не пойму. А ведь учитель младших классов, педагог!
        - И что дальше?
        - Все. Стали жить-поживать. Добра наживать. Тут и сказке конец, а кто слушал - молодец,- со странной улыбкой зачастил Игорь.
        - М-да, получается: по усам текло, да в рот не попало,- пробормотала я, поднося ложку с вареньем ко рту.- Пора нам попробовать творение рук наших, а то придет Анжела и, если что не так, оставит нас без варенья.
        - Осторожно, горячее!- предупредил Игорь.
        - Смотрите!- Я поднесла ложку к нему.- Оса!
        - Сладкая смерть,- мрачно констатировал Игорь, осторожно извлекая ее за крылья из вязкой массы.- Тем не менее попробуем.- Он осторожно попробовал варенье с конца ложки и кивнул: - Вкусно!
        - Теперь я!- И я тоже слизнула капельку варенья, а потом, распробовав, облизала всю ложку.
        Игорь, не дыша, смотрел на меня.
        - Слушайте, я прямо хрюшка какая-то - слопала все варенье!- сказала я, растерявшись от его пристального взгляда.
        А он протянул руку и стер пальцем с моих губ капельку варенья. Его прикосновение отозвалось во мне странными мурашками по спине, и я поежилась.
        - Ничего,- странным голосом произнес он.
        Мы молча смотрели друг другу в глаза.
        - Аля,- хрипло сказал он и взял меня за руку.- Аля,- повторил он, развернув руку и поцеловал ладонь.
        Я вздрогнула. Варенье кипело и пузырилось в огромном тазу, а деревянная ложка снова плавала по поверхности огненно-желтой вязкой массы.
        - Ага, голубчики,- во двор забежала Анжела,- как тут у вас, продвигается?- Она сунула нос в таз, понюхала и заключила: - Готово!
        - Да ты попробуй!- Я выловила ложку и протянула ей.
        - Не, я всегда готовность еды на нюх пробую. Так вернее,- засмеялась она.- Молодцы! Сейчас закатывать в банки будем. Игорь, далеко не уходите, будете машинку держать. Аля с собой пару баночек возьмет. Вы, Игорь, супругу свою обрадуете!
        - Спасибо,- сдержанно поблагодарил Игорь.- Татьяна будет рада.
        Весь день мы трудились над проклятыми банками, я уже и не надеялась попасть на пляж, чтобы попрощаться с морем.
        - Да уж беги, окунись напоследок,- смилостивилась Анжела к вечеру.- Мне Игорь поможет! Придешь - я выставлю бутылочку своего винца в честь твоего отъезда.- И она подмигнула мне.
        - Как отъезда?- Игорь побледнел.
        - Как-как, обычно!- Анжела с натугой поднимала банки на стол.- У Альки отпуск кончился, у вас начинается.
        Когда я вернулась с пляжа, меня ждал накрытый стол в хозяйской беседке, увитой виноградом. «Курортникам» рассиживаться в хозяйской беседке строго воспрещалось, и только сегодня ради меня Анжела сделала исключение. На столе красовалась бутылочка с домашним вином, стояли блюда с салатом и фаршированным перцем. Прямо пир на весь мир! На прощальный ужин кроме меня был приглашен только Игорь.
        Анжела внимательно посмотрела на нас и произнесла первый тост:
        - Много у меня за лето бывает людей, да вот к Альке прикипела я сердцем. Хорошая ты девчонка. Я хочу выпить за то, чтобы у тебя были любовь, счастье и чтобы ты никогда-никогда не знала одиночества!- вдруг всхлипнула она.
        Последняя часть тоста оказалась слегка подмоченной, но мы дружно чокнулись бокалами, выпили, и Анжела поцеловала меня мокрыми губами в щеку. После этого она посидела еще минут десять, а потом, сославшись на дела, оставила нас одних.
        Стемнело. На столе догорала свеча, ее отсвет отражался в зрачках Игоря. Он взял мои ладони в свои руки. Они оказались неожиданно мягкими и горячими.
        - Аля,- одними губами произнес он,- иди сюда, Аля!
        В полутемном дворе было тихо, только позвякивал цепью дворовой пес. «Курортники» ушли гулять, Анжела смотрела телевизор. Вокруг не было никого, только звездное южное небо в просветах виноградных листьев. Поцелуи Игоря были нежными, ласковыми, немного нерешительными. Мне понравился вкус его губ, его короткие вздохи.
        - «Зацелую допьяна, изомну, как цвет»,- тихо сказал он.- Как прав был Есенин, я только теперь понял смысл этой фразы.
        На следующее утро мы сидели на жесткой лавочке в душном здании аэропорта и крепко держались за руки. Я улетала. А через час должна была прилететь семья Игоря. Мы обменялись телефонами, но я знала, что курортные знакомства недолговечны, и старалась не строить никаких планов.
        А через три недели, когда крымский загар и крымские воспоминания побледнели и я с головой погрузилась в новую работу, он позвонил сам.
        - Я так хотел позвонить раньше, но не мог!- кричал он в трубку, словно находился на другом конце света.- Столько дел в больнице! Очень хочу тебя видеть!
        - Когда?
        - Давай, я подхвачу тебя где-нибудь в городе, поедем к моим друзьям! А хочешь - просто покатаемся.
        Ресторанов в голодной, неосвещенной Москве начала девяностых было немного, да и не по карману они были хирургу городской больницы.
        Мы вечерами кружили в его потрепанных «Жигулях» по городу, останавливаясь на обочинах… Часто сидели в больнице во время его ночных дежурств, пили чай с Анжелиным вареньем. Иногда друзья оставляли ключи от своих квартир…
        И было это тринадцать лет назад…
        С тех пор я прибавила пять лишних килограммов и приобрела профессионализм и деловитость. А еще я побывала замужем. Восходящая звезда телевидения Ингмар Каспаров сделал мне предложение, я согласилась. Гости бурно веселились на нашей свадьбе, а утром после первой брачной ночи Ингмар перевез в мою двухкомнатную квартиру свою мамашу, наполовину лежачую старуху. У него была своя квартира в Бирюлево, но он сдал ее приятелю.
        Семейная жизнь у нас была своеобразной - я работала в глянцевом женском журнале, придумывая советы, как выглядеть привлекательно и соблазнять собственного мужа. Прерывалась на приготовление обеда для свекрови, постирушку и исполнение ее капризов. Ингмар же пропадал в Останкино, заваливаясь домой только ночевать.
        Старуха - ее звали Ангелиной Филимоновной - оказалась вздорной, капризной любительницей скандалов. Она обожала говорить по телефону и смотреть сериалы. Целыми днями она рассказывала своим подругам о том, что попала на попечение к фашистке-невестке, которая не дает ей жизни и кормит исключительно невкусно.
        Помотавшись целый год между моей квартирой и телецентром, Ингмар подал на развод. Я не возражала.
        - Только мать пусть пока поживет у тебя,- весело, упаковывая вещи, попросил он.- Нам с Кариной брать ее в съемную квартиру некуда.
        - А где же твоя квартира?- ахнула я.
        - И-и, вспомнила!- расхохотался Ингмар.- Знаешь же, что я весной тачку грохнул? Продал железо, квартиру - как раз на джип денежек и набралось,- ласково, затягивая молнию на куртке, весело сообщил он.
        - Подожди!- Я вцепилась ему в рукав.- И долго твоя мать будет жить у меня?
        - Найдем приличное жилье и тотчас же заберем!- пообещал Ингмар.
        Вот уж сколько лет он женится, разводится, сходится, расходится, покупает квартиры, делит их, снимает, но его старуха-мать продолжает жить у меня. Я привыкла к ней. Возвращаться в дом, где кто-то обитает, пусть даже Ангелина Филимоновна - совсем другое дело, нежели в пустую бетонную коробку. Единственный минус - при строгом режиме, установленным старухой, на личной жизни можно поставить крест. Пригласить в гости поклонника, когда за стеной обитает злобная бывшая свекровь? Выручали однушки, которые сдавались за сто долларов в месяц. Но вообще-то не в чужих постелях дело. Для нормальной жизни нужно что-то большее, как ни старомодно или пошло это звучит. Поэтому за эти тринадцать лет я сублимировала свои желания в несколько стихотворных сборников и бесчисленное количество статей в журналах и газетах.
        Я по-прежнему «в свободном полете», у меня своя тематика и гибкий рабочий график. Деньги я заколачиваю на крепких, четких, как сводки с фронта, экономических статьях, а материалы о выставках, бутиках, премьерах и салонах позволяют мне вести некое подобие светской жизни. Вернисажи, показы, артистические ужины - к неудовольствию старухи, я зачастую возвращаюсь далеко за полночь. Почти всегда выясняется, что именно в этот день, в этот час ей нужно было принять ванну, перестелить постель или подстричь жесткие, как пластик, ногти на ногах. И если я отмахиваюсь от безумных требований, с легкомыслием перенося дела назавтра, разгорается нешуточный скандал. Старуха кидает в меня подушки, тапки, пульты от телевизора и видеомагнитофона, а потом долго и с упоением рыдает басом так, что соседка Дарья Ивановна стучит в стенку.
        - Она ревнует вас,- просто и бесхитростно объяснила докторша, раз в месяц посещавшая старую мегеру.- Ей хочется быть там, где бываете вы. Вы для нее - пуповина, соединяющая с внешним миром. Через вас она поглощает события этого мира. Без вас она станет слепа, глуха, могут быть и осложнения. Ее может полностью парализовать. Лучше рассказывайте ей о своих праздниках, ведь это несложно, не так ли?
        Я вняла объяснениям врача, и старуха больше не устраивала скандалов, когда я приходила поздно. Покорно намыливая ее жесткую, как шкура слона, кожу на спине или переодевая ее в огромную фланелевую рубаху, я бездумно молола обо всем, что видела, слышала, с кем и о чем говорила.
        Но вот что странно: чем больше я сживалась со старухой, тем меньше мне хотелось ходить на эти пресловутые презентации, вертеться, болтать, общаться. Казалось, что я заколдована злой волшебницей, и годы, проведенные с Ангелиной Филимоновной, старили меня гораздо быстрее, чем этого можно было ожидать от природы.
        Мне казалось, что я уже давно нахожусь в предпенсионном возрасте, мое лицо покрыто километрами морщин, и ничего с этим не поделаешь. Мои подруги, легкомысленные и менее ответственные, сначала весело смеялись, когда я делилась с ними своими ощущениями. Но, видимо, было во мне что-то такое, отчего они постепенно стали отдаляться от меня, пока от них не остались лишь редкие далекие голоса в телефонной трубке.
        Думаете, я расстроилась? Ничего подобного! Я заваливалась на свой диван с книжкой, радуясь, что не надо судорожно поправлять прическу, делать маникюр, хватать такси и все это ради трех-пяти часов не всегда удачного веселья.
        Иногда старуха вспоминала молодость - большой дом на Невском проспекте, где жило семейство потомственных врачей. В квартире всегда было шумно и тесно, несмотря на ее огромные размеры. Войны, болезни, случайные роковые обстоятельства разметали эту огромную семью, из которой осталась лишь она да внучатый племянник - десятая вода на киселе, которому, по странному стечению обстоятельств, досталась во владение шикарная петербургская квартира.
        Да ладно, что я все о старухе! Ведь главная героиня рассказа - все-таки я.
        Мои личные скромные радости - любимый диван, хорошие книги, фильмы и разные калорийные вкусности с парой баночек джин-тоника. Чудесные кофточки и костюмы, приобретенные за время короткого замужества Ингмаром, любившем меня наряжать, тихо истлевали на антресолях. В них я больше не влезала. Гастрономические излишества давали о себе знать! Как говорится, пять минут на языке, всю жизнь на бедрах. Я выбрала для себя «элегантный английский стиль» - покупала брендовые вещи пятидесятого размера в комиссионке «Второе дыхание» и не в очень дорогих магазинах. Пиджаки, брюки, обувь на низких каблуках - спокойная, уверенная в себе дама средних лет - так, казалось, я выгляжу со стороны.
        На одной премьере я случайно столкнулась с Ингмаром.
        - Ты ли это, дружочек мой?- затараторил он.- Глазам не верю! Куда ты дела свою тонкую талию, чудесные ножки? Что за постный вид, словно ты торгуешь подержанными вещами? Где твои мини-юбочки, колготки с люрексом, сапожки на высоких каблуках?- Он поцокал языком: - Убрать это немедленно!
        - Ты мне зубы не заговаривай!- Мне удалось прорваться сквозь поток его слов.- Скажи, когда мать заберешь?!
        - Георгий!- завопил Ингмар и замахал рукой кому-то в толпе.- Ну, пока, приятно было поболтать.- Он кивнул мне и ввинтился в плотную стенку людей, приступивших к фуршету.
        Слова Ингмара больно укололи меня. Хорошо, что он не успел ничего сказать о моем лице. Как ни жаль, лишние килограммы откладываются не только на бедрах, но и на щеках, которые стали у меня прямо как у хомяка. Есть расхотелось. Я протиснулась к подносам с пирожными и завернула в салфетку парочку для старухи.
        - Бабке?- кивнула невесть как оказавшаяся рядом коллега Лилька, специалистка по социальной теме и здоровому образу жизни.
        - Ей,- кивнула я,- а ты почему не ешь?
        У Лильки была завидная способность объедаться до отвала, не набирая при этом ни одного лишнего грамма.
        - У меня диета!- громогласно объявила та.
        - Что?!
        - У меня недавно аппендицит вырезали, вот еще пару недель придется помаяться. Слушай,- она крепко вцепилась в мой локоть,- какой врач! У тебя ведь тоже проблемы с аппендиксом, пойди к нему. Сделает так, что уснешь с проблемой, а проснешься счастливая, как птичка. Такой хирург, золотые руки! Профессор, заведующий отделением, умница! Доктор Милош!
        - Кто?- тихо переспросила я.
        - Игорь Милош. Галантный, импозантный. Но женат, есть дети,- вздохнула Лиля.
        Лиля, как и я, была незамужем, но, в отличие от меня, искала мужей всегда и везде. Поиск был активным, но «маршем Мендельсона» пока не завершился.
        - И так неловко получается,- продолжала верещать Лилька,- в больницу к нему меня устроили из журнала «Женское здоровье», я обещала дать о нем статью на три полосы через две недели, а не могу.
        - Почему?- машинально осведомилась я, не теряя надежны найти в толпе Ингмара.
        - Уезжаю с другом на отдых.- Она многозначительно посмотрела на меня и подкрутила завиток у виска.
        - Очередной принц на белом коне?- насмешливо спросила я.
        - Да ладно! Как тебе не стыдно! Слушай!- Ее глаза заблестели.- У меня идея! Ты же все равно торчишь в Москве! Напиши за меня, гонорар твой. Умоляю, хочешь на колени встану? При всех!
        Написать о Милоше…
        Перед глазами возникло видение: таз с булькающим огненно-оранжевым варевом и деревянная ложка с захлебнувшейся осой.
        - Нет!- Я замотала головой.- У меня полно работы.- Я стала вырываться из ее цепких рук.
        - Умоляю!- В глазах ее закипали слезы.
        - Ладно,- я коварно улыбнулась,- напишу. А за это посидишь со старухой, пока я буду отдыхать в каком-нибудь доме отдыха.
        - Идет!- просияла Лиля.- Я согласна!
        - Давай координаты своего чудо-доктора!- Я приготовилась записывать.
        - Только…- она нахмурила свой узкий лобик,- он не станет напрямую давать интервью.
        - Приехали! Как же я буду писать?
        Лилька замолчала, обдумывая, как бы половчее сбагрить мне неудобную статью.
        - Придумала!- закричала она.- Сделай у него операцию аппендицита! Интервью с операционного стола! Супер! Журналистское расследование! Материал века!
        - Ты в своем уме?- ужаснулась я.
        - Да ладно, кому нужен этот бесполезный отросток? Ты же мучаешься, а тут тебя, можно сказать, по блату в хорошие руки пристраивают!
        - Нет!- крикнула я и, резко развернувшись, стала пробиваться сквозь толпу к выходу.
        Но любопытство и азарт уже охватили меня еще по пути домой. А вдруг ОН меня помнит? Вдруг он ВСЕ помнит? И самый важный вопрос - вдруг он ждет?
        Вернулась я в этот вечер рано. Бывшая свекровь с удовольствием попила чайку с пирожными, обрадовалась привету от любимого сыночка и, ограничившись только маникюром с моим розовым лаком от «Живанши», милостиво отпустила меня спать.
        Утром Лилька разбудила меня телефонным звонком ровно в семь часов.
        - Я обо всем договорилась,- затараторила она.
        - О чем ты?- Спросонья я в самом деле не поняла, о чем идет речь.
        - Не придуривайся! Я о докторе Милоше. Он как раз сейчас свободен. Короче, ты едешь сегодня в сто тринадцатую больницу, поднимаешься на третий этаж и спрашиваешь Семена Израильевича. Он даст тебе бумажку, и ты летишь на второй этаж, в кабинет тринадцать, к Инге Альбертовне. Она выдает тебе очередную бумажку, с которой ты мчишься в свою родную поликлинику, делаешь там анализы и получаешь направление на операцию.
        - Ну, ты загнула!- расхохоталась я.- Где же это видано, чтобы в районной поликлинике все делали за один день.
        - Не бойся, Инга напишет тебе такую бумажку, что они тебя на руках до больницы донесут! А на следующий день с вещами приходи в приемный покой. Тебя распределят в палату, которую курирует Милош. Да, не забудь Инге сунуть конвертик.
        - Какой конвертик?
        - Сто долларов,- безмятежно отозвалась Лиля.
        - Ну, ты нахалка! Я режу свой здоровый орган, да еще должна за это заплатить? Ты в своем уме? Пиши о своем докторе сама!
        - Как же?- опешила Лиля.- Мы сегодня улетаем!
        - Будешь строчить на пляже в перерывах между сеансами любви,- отрезала я.
        - Ну, не ожидала от тебя такого,- прошипела Лиля.- Хорошо, сто долларов я тебе возмещу. Шантажистка ты несчастная!
        Два дня я потратила на беготню по поликлиникам и больницам, а также затовариванию холодильника. Сиделка, найденная Лилькой, потихоньку знакомилась со старухой, убитой сообщением о моей срочной госпитализации.
        Все произошло так стремительно, и вот я сижу в спортивном костюме на древней кровати с продавленным матрасом в компании с пятью весьма симпатичными тетеньками, до которых мне, правда, не было никакого дела. Изо всех сил я сдерживаю дрожь - сегодня день обхода, сегодня должен появиться он, Игорь.
        Доктор Милош…
        Три месяца в далеком девяносто первом Игорь был рядом. Он звонил по десять раз в день, после работы заезжал за мной или приводил к себе в больницу. Мы пили чай, целовались и разговаривали ночи напролет! С ним было надежно, как в герметичном скафандре космонавта.
        Я досконально изучила его лицо, фигуру, оттенки интонации, походку. Стоило мне высказать любое желание - оно выполнялось, как в сказке о золотой рыбке. Ужин в ресторане, театры, редкие книги, деликатесы… Кто знает, что бы я ответила, если бы он предложил мне выйти замуж? Наверное, согласилась бы… Но момент был упущен, для меня он все больше становился товарищем, а не возлюбленным. А он продолжал любить…
        И вот я уже начала подмечать мелкие недостатки, смешные промахи; морщиться от
«врачебных анекдотов», грубить в ответ на неловкие шутки, капризничать. Он же продолжал «душить меня в объятиях», не отпуская от себя ни на шаг. «Я вас любил так искренно, так нежно, как дай вам бог любимой быть другим»,- часто цитировал он Пушкина.
        Жизнь на два дома для него была мучительна - я это видела. Он похудел, под глазами запали тени. А ведь еще два раза в неделю он должен был стоять у операционного стола!
        - Поезжай домой,- часто выпроваживала я его вечерами,- выспись хотя бы! Пусть жена тебя покормит, из меня, сам знаешь, какой кулинар!
        Он кивал и виновато улыбался.
        - Да дома тоже шаром покати. Надо ехать по магазинам, базам, к своим бывшим пациентам добывать еду. Таня так устает в школе…
        Интересно, догадывалась ли жена о наших отношениях? Игорь никогда не говорил на эту тему. И я, проявляя деликатность, никогда об этом не спрашивала. Эта половинчатость, неустроенность, свидания второпях измучили меня. В то время я получила постоянную работу редактора в дорогом глянцевом журнале для женщин, стала увереннее в себе и, однажды, когда он мне позвонил на работу, вдруг выпалила в трубку:
        - Знаешь, хватит! Я больше ничего не хочу. Считай, что у нас все кончено!
        В трубке воцарилось молчание. Потом он сказал:
        - Я заеду сегодня.
        - Зачем?!- взорвалась я.
        - Обсудить. Нельзя же так, сразу…
        - Можно. И нужно!- Я первой бросила трубку.
        Мы встретились еще один раз, совершенно случайно. Посмотрели друг на друга и разошлись в разные стороны. А через полгода я вышла замуж за Ингмара. Утром после брачной ночи первой мысль была об Игоре.
        - Вот тебе!- мстительно проговорила я вслух.
        Но кому я мстила?
        Шурша накрахмаленными халатами, в палату вплыл врачебный «обход». Возглавлял его Игорь, его я узнала сразу. Он почти не изменился, но, как отметила Лилька, стал импозантнее. Черные жесткие волосы сменились благородным серебром, темные глаза по-прежнему смотрели твердо, он стал стройнее, может за счет новой, уверенной осанки. Он коротко отдавал распоряжения, спокойно и мягко разговаривал с моими соседками по палате, щупал, мял, вытирал руки полотенцем.
        Ко мне он подошел в последнюю очередь.
        - Новая больная. Возраст, показания…- затараторил мой палатный врач.
        Игорь мрачно смотрел на меня.
        - Разденьтесь,- он чуть разлепил губы.
        Я послушно заголила свой правый бок.
        Потыкав жесткими, невероятно уверенными пальцами мои жиры, он повернулся ко мне спиной и развел руками:
        - Ничего не понимаю! Пальпирую - не нахожу ничего. А по результатам анализов надо резать прямо завтра!- И бросив через плечо: - Оденьтесь!- он выплыл из палаты.

«Да, раньше его пальцы более трепетно касались моего тела»,- эта была первая мысль, которая посетила меня. «Да, но тогда и ты была другой. Моложе на тринадцать лет, худее на пять килограммов. Кто ты теперь для него? Человеческий материал. Узнал ли он тебя? Не знаю. Но ведь фамилию слышал. А может, не расслышал?» Такой внутренний диалог я вела сама с собой, отправляясь вместе с соседками в столовую.

«А операция-то завтра!» - полоснул меня по сердцу ужас.
        Не проглотив ни кусочка, я вернулась в палату, легла на свою бугристую койку и закрыла глаза. «Какая глупость!» - только теперь я осознала весь идиотизм своей затеи. Даже если он узнал меня…

«Это было, было, да прошло» - так поет Вертинский. Игорь Милош - чужой человек. Завтра он усыпит меня, сделает два маленьких надреза, выудит мой аппендикс и скажет кому-то, сдирая перчатки: «Да, коллега, парадокс. Не всегда районные поликлиники в состоянии дать полную картину. Аппендикс в холодном состоянии».
        Мое воображение так разыгралось, что мне немедленно захотелось встать и убежать из больницы. Но я не двинулась с места.
        Сбросив с себя оцепенение, я позвонила домой, чтобы выяснить, как дела. Сиделка мило сообщила, что Ангелина Филимоновна очень переживает за исход операции и вот уже несколько часов подряд рассказывает всем знакомым по телефону, какая у нее замечательная невестка.
        Хорошо, что дома все в порядке. Вдруг я уже больше никогда не увижу свою старуху? Остановится сердце во время операции или в рану занесут инфекцию?
        - Да не переживайте вы так,- постаралась успокоить меня соседка справа.- Это такая пустячная операция, после нее даже в послеоперационную палату не кладут, везут прямо сюда.
        Я сползла с кровати, выудила из сумки пачку своих стихотворных сборников, которые предусмотрительно захватила для задабривания медперсонала, и отправилась в коридор вручать свои опусы всем людям в белых халатах, которые только встречались на моем пути - нянечкам, сотрудницам столовой, медсестрам, сестре-хозяйке, старшей сестре, стажерам, врачам… Как будто моя фамилия на обложке книжки могла служить мне охранной грамотой…
        Через день в это же время я очнулась на своей койке. В правом боку жгло, во рту было горько, тягучая слюна никак не проглатывалась, хотелось пить. В палату заглянула дежурная сестра:
        - Ну как, очнулась наша поэтесса?
        Я что-то смутно промычала.
        - Ничего, к вечеру будет полегче, сделаем пару укольчиков, и станете как новенькая,- прощебетала сестричка.
        На душе было противно. «Зачем, зачем?» - спрашивала я себя в сотый раз и представляла себя, свое обрюзгшее тело, и Игоря Милоша с лапараскопом в руке, с презрением глядящего на мои бока. Промелькнуло ли у него в памяти то памятное лето, пляж, наши короткие осенние встречи, время, когда я была любима? «Любима ли?
        От этой мысли я застонала.
        - Что, болит?- прервали болтовню мои соседки по палате и сосредоточили свое внимание на мне.
        - Да,- с усилием процедила я.
        - Может, сестру позвать?- предложил кто-то.
        - Нет,- я закрыла глаза и замолчала.

«Ну ладно, если я уже здесь, если мой родной аппендикс неизвестно где, надо делать то, ради чего я валяюсь на этой койке. А именно - писать статью». И я стала придумывать начало. Получалось неплохо. Я стала прислушиваться к разговору соседок. В мешанине из кулинарных рецептов, правил воспитания детей, советов по продлению жизни дубленкам прорывались впечатления от больницы, медперсонала и, конечно, доктора Милоша. Я слушала и запоминала, прямо как легендарный Штирлиц.
        В последующие два дня я не видала Игоря, зато стала выползать из палаты и приставать с разговорами к медсестрам и обитателям других палат. Да, Игорь оказался неплохим хозяйственником, кроме того что он был талантливым хирургом. В этом году в отделении был сделан ремонт, закуплена новая мебель, телевизоры, холодильники, медперсонал получал регулярно премии.
        Ночами, мучаясь от бессонницы, я устраивалась в коридоре на диванчике под тусклым светом бра и писала в школьной тетрадке статью.
        - Почему не спите?- неожиданно раздался над моей головой голос Игоря.
        Я вздрогнула и посмотрела на него:
        - Бессонница.
        - А-а-а,- протянул доктор и повернулся ко мне спиной.
        - А чаю не дадите?- нагло спросила я.
        - Хм, дам,- не оборачиваясь, пообещал Игорь и пошел дальше.
        Я сползла с диванчика и пошлепала вслед за ним в ординаторскую.
        - Садись, сейчас найду тебе чашку.- Доктор придвинул стул к столу, заваленному коробками конфет, пачками печенья и вафель. Посреди стола в высокой стеклянной вазочке возвышалось озерцо оранжевого варенья.
        - Ничем угостить тебя не могу,- продолжил доктор, наливая кипяток в чашку, в которой болтался пакетик «Липтона».- Тебе после операции надо соблюдать диету.
        Я, как зачарованная, смотрела на вазочку с вареньем. В один миг, как перед смертью, в голове пронеслось: лето, медный таз, осы вокруг… Анжела и страстные поцелуи Игоря. Я подняла глаза и всего лишь на мгновение уловила отблеск того вечера в зрачках Игоря. Но он быстро опустил ресницы, и видение пропало.
        - Как жизнь?- пригубив чай, смущенно выдавила я.
        - Хорошо,- он пожал плечами,- все, как видишь, путем.
        - Ну да, зав. отделением, профессор, уважаемый доктор, прекрасный семьянин…- В моем голосе непроизвольно зазвенела ирония.
        - А что, этого мало?
        Мои попытки поддразнить его не имели никакого успеха.
        - И как ты добился всего этого?- Я обвела рукой ординаторскую.
        Игорь, не спеша, словно нехотя, пустился в описание интересного больничного эпизода, с него разговор перекинулся на другой, постепенно увлекаясь, он выложил мне историю и о защите докторской, и о борьбе за место зав. отделением и многое-многое другое, что интересовало меня с журналистской точки зрения.
        Чай был выпит, часы показывали три ночи, но я прочно сидела на жестком стуле, терпеливо ожидая, когда доктор съедет с профессиональной темы и приблизится к теме личной. Но он и не думал вспоминать былое, бодро болтая о своих медицинских проблемах.
        - Зачем ты вообще сюда пришла, а?- надкусывая баранку, вдруг весело спросил он.
        Я молчала.
        - Ну, а у тебя-то как дела?- словно что-то поняв, вдруг спросил он.
        - Все нормально. Вышла замуж, развелась, живу со свекровью, работаю в журнале, короче, аллес-нормалес.- Мне хотелось, чтобы голос звучал бодро.
        - Ты счастлива?
        - А что такое счастье? Приобретя некий жизненный опыт, могу сказать: счастье - это краткие мгновения эйфории. По моей классификации, счастье - это моменты гармонии с самим собой, с миром, со своими мыслями…
        - Угу.- Доктор как-то помрачнел.- Значит, сюда ты попала совершенно случайно?
        - Совершенно!
        - Несмотря на то что твоя районная поликлиника не имеет никакого отношения к нашей больнице?- продолжал допытываться он.
        - Да?- Я сделала невинные глаза.
        - Аля,- он впервые назвал меня по имени,- не темни. Зачем ты сюда прикатила? Столько лет прошло…
        - На тебя посмотреть захотелось, узнать, как ты… Ведь тогда я поступила…- я подыскивала нужное слово,- негуманно…
        - Да уж,- рассмеялся он,- но все забыто. Боже мой, как давно это было!- Он мечтательно улыбнулся.- У меня дочери скоро будет столько же, сколько тебе было тогда, когда мы встретились в Крыму.
        Это была злая реплика. Я непроизвольно сжалась, словно после удара в солнечное сплетение.
        - Годы идут… Пора спать, надо режим соблюдать,- тоном доктора Айболита добил меня Игорь.
        - Слушай, а ты можешь сделать так, чтобы меня завтра выписали?
        - Так еще рано!
        - Я прошу. Или я тогда сама уйду.
        - Ладно, я оставлю все бумаги. Завтра возьмешь у старшей сестры.
        - Спасибо. Так я пошла?- Стараясь не морщиться от внезапной боли в боку, я стремительно поднялась со стула.
        - Аля,- догнал меня его голос, когда я уже была у двери.- Так ты появилась здесь из-за меня?
        - Нет, господин Милош,- гордо выпрямилась я.- Мне заказана статья. И я, так сказать, проводила журналистское расследование. По слухам, вы не жалуете нашу журналистскую братию. Так что пришлось ложиться под ваш нож. Читайте материал в ближайшем номере журнала «Женское здоровье».
        Утром я распрощалась с соседками по палате, медсестрами, нянечками. Врач, сменивший Милоша, быстро оформила бумаги, и вскоре я черепашьим шагом двинулась по улице. Сумка больно оттягивала плечо, пока я ловила машину. После кратких препирательств удалось сговориться с водителем серой «Волги», и вскоре я стояла перед родным подъездом. С трудом поднялась по ступенькам до лифта, доехала до своего этажа и только тогда сообразила, что не предупредила старуху о своей выписке.
        Нащупав на дне сумки ключи, я открыла дверь и окунулась в гущу запахов борща, котлет и жареных кабачков. С кухни доносились голоса. Не слышимая, я доковыляла до кухни и остолбенела. У плиты стояла Ангелина Филимоновна, а за столом, уплетая борщ, сидела Дарья Ивановна. Сиделка только что приступила к котлетам. Моя старуха бодро вещала что-то, помахивая ножом, изредка шуруя им в сковородке.
        - Что это?- Я устало привалилась к стенке плечом.
        Последовали неясные восклицания, охи и вздохи.
        - Вернулась! Какая ты бледно-зеленая!- Бывшая свекровь ткнула в мою сторону длинным ножом.
        - Как это так?..- Я не находила слов.
        Сиделка, поняв мое состояние, улыбнулась.
        - В медицинской практике это случается! Ангелина Филимоновна теперь может свободно передвигаться и даже выходить на улицу, только осторожно, даже гулять по магазинам. Ваше пребывание в больнице так на нее подействовало, что она огромным усилием воли заставила себя встать.
        - Я рада,- выдохнула я.
        - Иди, ложись я тебе геркулес на воде сварю,- погнала меня с кухни старуха.
        Выглядела она бодро, стояла на ногах твердо, говорила четко.
        В своей комнате, я, не раздеваясь, рухнула на диван и закрыла глаза. Одежда все еще источала специфический запах больницы.
        Итак, журналистское расследование окончено, статья подготовлена. Мой аппендикс больше не будет мучить меня. Старуха встала, может ходить, принимать гостей. Я свободна. Если вдуматься, все это в сумме очень даже неплохо.
        И еще я поняла: никогда не стоит ворошить прошлое! Даже если оно источает волнующий запах варенья из инжира.
        Загадай желание
        Невозможно перестать любить, если ты влюбилась по-настоящему. Проходят годы, а в тебе все еще живет ощущение чуда, которое возникает само собой.
        Вот и отзвенел очередной Новый год, отхлопали пробки шампанского, растаяли в морозном ночном небе разноцветные хвосты фейерверков. Как я хочу, чтобы мое желание, загаданное в новогоднюю ночь, написанное на маленьком клочке бумаги, который, по всем правилам, был сожжен и проглочен вместе с шампанским, сбылось!
        Знаете, что я написала? Ничего сверхъестественного: «Я очень хочу, чтобы мой муж любил меня больше всех на свете! Чтобы повторилась наша влюбленность, когда мы не могли насмотреться друг на друга, когда мы разговаривали без умолку, когда мы не замечали вокруг ничего, когда были только мы… Пусть он вернется ко мне!»
        Все дело в том, что с Виталием мы прожили довольно дружно пять лет. И были замечательной парой. Познакомились у друзей на вечеринке, ушли оттуда вместе и больше уже не разлучались. Но полгода назад Виталий изменился. А может, еще раньше.
        Я чувствовала, что в его жизни происходит нечто, о чем я не должна знать, хотя до сих пор у нас не было тайн друг от друга. Появились секреты. Я не против. Естественно, у каждого, видимо, должна быть своя личная жизнь. Как в пошлом сценарии, возникли вечерние опоздания, загадочные звонки, командировки в выходные. Я ждала. Потому что знала: рано или поздно муж заинтересуется другой женщиной. Надо пережить, переждать, поразмышлять, найти причину, почему он перестал интересоваться мной. Ведь женщина - это не только тело, но и душа. А у нас с Виталием всегда были общие интересы, свой маленький мир.
        События развивались стремительно. Как-то я отпросилась с работы пораньше - болела голова. Открыла дверь своим ключом, небрежно швырнула сумку на столик, сбросила сапоги. Устало провела рукой по поверхности тумбочки - пылища. И в этот момент я услышала голоса. Нет, это были звуки. Я поняла, что это за звуки… И теперь, как дура, стояла в прихожей, не зная, что делать - бежать обратно на улицу или войти в спальню.
        Пока я размышляла, появился Виталий. Он стоял в дверях и растерянно моргал.
        - Привет,- просто сказал он.- Чего так рано?
        - Голова болит,- я провела ладонью по лбу, словно в доказательство своих слов.
        - Видела, напротив начинают строить дом?- продолжил наш странный диалог муж.
        - Да, теперь шума и грязи не оберешься,- отозвалась я, зачем-то поддерживая разговор.
        Я понимала - мне нужно скрыться, чтобы дать любовникам разойтись. И я ушла на кухню, плотно притворив за собой дверь. Шепот, смешок, цокот каблуков, негромкий хлопок двери - Виталий возник на пороге кухни.
        - Ты все поняла,- сморщился он, глядя на меня.
        - Да,- односложно бросила я, заваривая чай.
        - И что теперь?
        - Тебе решать.
        - Но ведь нас все еще что-то связывает!- Это был отчаянный призыв к примирению.
        Я молча посмотрела на него. Мне захотелось коснуться губами его виска, провести длинную дорожку поцелуев к губам… И одновременно закипала злость - вот бы сейчас заорать, швырнуть чашкой в стенку. Чтобы его проняло, чтобы он понял, чего мне стоит спокойный тон и встреча с его равнодушными глазами.
        - Хочешь, ударь меня,- Виталий словно подслушал мои мысли.- Давай, ставь точку! Или хочешь, я умру…- добавил он, когда я не ударила его и точку ставить не стала.
        Мне даже не хотелось плакать. Я сидела тихо-тихо, сложив руки на коленях.
        - Ты похожа на ребенка, которого не забрали из детского сада, и он не знает дороги домой и свою фамилию с перепугу забыл.- Он опустился передо мной на колени.
        - Да?- Я с трудом проглотила вставший в горле солено-горький комок.
        - Ты нужна мне.- Он положил ладони на мои руки.
        - Я не смогу тебе больше верить.- Я подняла на него глаза.- Неужели ты не способен понять такой простой вещи? И давно у тебя с ЭТОЙ?
        - Три месяца,- покорно выдавил он, поднимаясь на ноги.- Сначала я думал, что это серьезно. А теперь…
        Он подошел к окну и прижался лбом к холодному стеклу. (Как потом оказалось, он изменил мне не в первый раз и никогда не задумывался о том, что произойдет, если обнаружится в нашем браке наличие третьего персонажа.)
        - Давай начнем все сначала,- его голос прозвучал жалко и неуверенно.- Все-таки скоро Новый год, к нам друзья придут, а у нас… Давай хотя бы отложим пока решение?
        Так мы и жили. Перед приходом гостей в новогоднюю ночь Виталий взял меня за руки и выдохнул:
        - Я докажу тебе, что другие женщины для меня ничего не стоят! Клянусь чем хочешь!
        Я протянула руку и погладила его по голове:
        - Как мне больно!
        - Я хочу, чтобы ты была счастлива! Чтобы мы были счастливы!- Он все еще продолжал верить в наше совместное будущее.
        И тогда я написала записку. Я знала, что зря обманываю себя, что жить рядом с человеком, который меня предал, не смогу. Для него это было развлечение, а для меня - предательство. Но и жизни без Виталия я представить себе не могла. Как забыть ласковые прикосновения, жаркие слова, долгие пробуждения, такие невероятные ночи? Мелкие обиды и сладкие примирения? Куда деть спокойную силу его рук? Еще остались фотографии и воспоминания, от которых иногда наворачиваются слезы счастья… Будто пошатнулся небесный свод и звезды стали светить иначе, а то, что пряталось в тени, теперь на виду.
        Есть тоска, но есть еще крохотная надежда и ожидание чуда. И тогда прошлое перестанет казаться безоблачным и нереальным, а прорастет в наших душах еще прочней и зацветет настоящим.
        Как прошлогодний снег
        До сих пор как-то не складывалась моя женская судьба. Романы вспыхивали и гасли, словно отсыревшие спички. И участником каждого из них почему-то оказывался слабый, инфантильный мужчина. Один из моих любовников, имея рост метр девяносто, всегда смотрел на меня неизменно снизу вверх, ожидая помощи, похвалы, подарка, поддержки… Сильные мужчины старательно обходили меня стороной.
        С годами я пришла к выводу: обрати на меня свой благосклонный взгляд владелец какого-нибудь издательства или нефтяной трубы, я бы просто растерялась. Я же совершенно не умею общаться с таким типом мужчин! Все, что я знаю,- погладить по головке, утешить, купить на свои деньги подарок, билеты в кино или зоопарк… Так ведь им это не нужно!
        Для примера расскажу один весьма показательный случай.
        Сидела я как-то в кафе, подругу поджидала, листала забытую кем-то газету. За столиком напротив также одиноко пил кофе элегантный, собранный, короче, из той самой породы…
        Подруга задерживалась, его деловой партнер, видимо, тоже. Поэтому, приглядевшись ко мне, мой визави вежливо осведомился:
        - Ну, что там пишут о разрешении спора в Конституционном суде?
        - Н-не знаю,- с ужасом пролепетала я, глядя в его синие глаза (полагаю, что в иных ситуациях они могли быть стального оттенка).
        - Ну как же…- Мужчина ободряюще мне улыбнулся.- Там еще такой интересный казус…
        - Вот,- в панике я протянула ему газету.- Почитайте сами.
        Подхватив сумку, забыв о всех свиданиях мира, я пулей вылетела из кафе.
        Короче, годы шли, и я, боясь остаться одна, цеплялась за любого, кто хоть сколько-нибудь проявлял ко мне интерес.
        Арсений был мрачен и молчалив, почти как Герасим из тургеневской «Му-му». Правда, говорить он умел. Но только в тех случаях, когда считал это необходимым.
        С первого взгляда романтически настроенная натура могла угадать в нем геолога, правозащитника, на крайний случай - литератора. Но Арсений был простым логистик-менеджером. Работал в коммерческой фирме, сидел в окружении пяти тетушек в пушистых мохеровых кофтах и день-деньской распределял и отправлял грузы по всей России и за ее пределы. Вся его работа заключалась в правильно набранных комбинациях нескольких клавиш на компьютере, что его весьма и весьма устраивало. Тетушки привыкли к его молчаливому обществу и перестали: а) замечать в нем мужчину; б) замечать его вовсе, как если бы это был стул или железный сейф.
        Арсений каким-то неудобным клином врезался в мою жизнь. Я отчетливо видела все его недостатки, меня иногда ужасно раздражал его примитивный образ жизни:
«работа-дом-работа». Но что-то вспыхивало порой в его глазах, и улыбка становилась по-детски доверчивой и открытой… И тогда я с упорством, достойным лучшего применения, тащила его в театр, на экскурсию, покупала ему видеокассеты с любимыми фильмами, искала для него в уличных киосках особенный пломбир.
        Арсений благосклонно принимал мои знаки внимания, отдадим ему должное - он СТАРАЛСЯ быть адекватным. Например, предложил составить специальную компьютерную программу, которая помогла бы в моей работе, копался в электронных кишочках моего компьютера, чистил головки моего видеомагнитофона и налаживал спутниковую телевизионную антенну.

«Чего ты хочешь еще?» - спрашивали меня подруги в момент, когда мне приходило на ум делиться с ними своими мечтами о несбывшейся красивой любви.- «Он же не пьет, не курит, сидит в обнимку со своим компом!»

«Да,- смеялась я, хотя мне тогда хотелось плакать,- все правильно. Он - само совершенство. Таким должен быть, наверное, космонавт - вдумчивый, невозмутимый. Но лично я хочу, чтобы он проявлял ко мне чуть больше интереса, чем к прошлогоднему снегу. Если бы вы знали, как он обнимает меня! Как будто я шкаф, который нужно перенести при переезде. Ноль эмоций! Не говоря уж о любви…»
        Никто меня не понимал, все дружно крутили пальцем у виска, а я все глубже погружалась в пучины отчаяния. Внешне это никак не отражалось, разве что я решила записаться в секцию тай-бо - сбрасывать нереализованную любовную энергию и тоску.
        Как-то раз, возвращаясь с тренировки, я долго стояла на автобусной остановке. Тихо падал крупный пушистый снег. Я запрокинула лицо вверх. Черное небо с блестящими пуговицами звезд равнодушно смотрело на меня. «И что дальше?- горько спросила я его.- Растает снег, придет весна… А мой дорогой Арсений так и будет пребывать в зиме. И я буду для него все тем же прошлогодним снегом. Пришли мне кого-нибудь из весны, небо, прошу тебя!»
        Я благополучно вернулась домой. Конечно, никакого подарка от неба я не получила. В тот вечер я набрала телефонный номер Арсения - занято глухо, Арсений плавал в виртуальных волнах. Тогда я написала ему электронное письмо: «Дорогой мой друг. Полагаю, что нам пора поставить точку в наших отношениях. Я больше не желаю тебя видеть!»
        Ответа на письмо я не получила. А ночью мне приснился сильный мужчина - один из тех, кто вершит судьбы отечественного бизнеса и покупает королевские особняки за рубежом. Это был знак. Теперь я надеюсь, что мне повезет. Мой, персонально мой, сильный мужчина где-то ждет меня. И я его встречу.
        Магия красного платья
        Чтобы каждая новогодняя ночь вспоминалась, как чудо!
        В начале декабря произошла неприятная ссора с Серегой. В последнее время что-то стало у нас разлаживаться, мы часто раздражали друг друга, и единственной надеждой на то, что все наладится, был приближающийся Новый год. Как-то всегда верится - именно в этот необыкновенный праздник сбудутся все мечты, и первого января наступит иная жизнь.
        Все началось с красного платья. Двадцать девятого декабря Ирка Масленникова притащила на работу алое вечернее платье. Просто роскошное. Платье Ирке привез муж из Аргентины, но, как все мужчины, напутал что-то с размерами, и в груди платье на Ирке висело, как белье на веревочке, а в бедрах морщилось. Ирка уже выплакала все слезы, для Нового года она присмотрела в бутике другое платье, поэтому это решила срочно продать: «Худей не худей, все равно хорошо сидеть не будет. Оно сшито для какой-то ненормальной фигуры!»
        Девчонки в отделе перемерили платье одна за другой, но все смотрелись в нем жалко, смешно или вульгарно. Я не собиралась участвовать в общей вакханалии - сидела себе тихо за столом, клацала по клавиатуре, думала о наших с Серегой отношениях. Неожиданно заметила, что в отделе царит какая-то особая тишина, и подняла глаза от монитора. Несчастное платье висело печальной тряпкой на спинке стула, девчонки со злыми лицами сидели за своими столами. И в этот момент Ирка, заламывая руки, запричитала:
        - Ну все, не будет у меня Нового года. Дома буду сидеть, селедку есть и телик смотреть.
        - А ты почему не примерила платье?- с ненавистью в голосе осведомилась Олечка, обычно улыбчивая и приветливая.
        - Да куда мне!- отмахнулась я.- В гости не собираюсь, вечернее платье мне не нужно, да и цена у него заоблачная.
        - Так нечестно!- загалдели все.- Мы мучились, а ты уклонистка! Давай, живо натягивай!
        - Посмотрите на меня!- закричала я.- Мне красный цвет по жизни не идет! Да и в бедрах будет узко!
        Напрасно! Меня буквально впихнули в алый, пахнущий дальними странами кусочек шелка. Платье легко скользнуло по телу, подол ласково пощекотал колени.
        - Да вы только посмотрите!- восхищенно пропищала Олечка.- Платье просто сшито для Мариши!
        Я бросилась к зеркалу - на меня смотрела совсем незнакомая женщина. Красивая, уверенная, словом, таких можно увидеть только в голливудских фильмах.
        - А говорила, что красный не идет. Ты на себя не похожа, честное слово. Вот только чуть-чуть добавить рыжего цвета твоим светлым волосам - и просто королева!- Ирка мурлыкала и обхаживала меня, как кошка кусочек колбасы.- Покупай платье. Можешь в рассрочку.
        И я решилась.
        Дома я не отважилась примерить платье. Просто повесила его в шкаф, понимая, что стала жертвой массового психоза. Мне же некуда надеть такую роскошь, а те деньги, которые я должна заплатить за него завтра, придется изымать из нашего с Сережкой бюджета. А мы договаривались, что он купит на эту сумму что-то железно-электронное для своего обожаемого компьютера.
        Понятно, что вечером, когда я доложила мужу о своей «преступной» трате, мой муж разразился невнятной руганью, обозвал меня транжирой и уткнулся носом в экран компьютера, не реагируя больше ни на одно мое слово.
        Утро тридцатого декабря прошло в грозовом молчании. Проглотив завтрак, Серега буркнул:
        - До вечера,- и хлопнул дверью.
        Я взяла деньги из нашей общей «казны» и, напялив старый трикотажный костюм, пошла на работу. Шла и жалела себя. Вот, думала, идет уже немолодая тетка, шаркает ногами в раздолбанных сапогах, без прически, без макияжа.
        А на улице светило солнце, нежно поскрипывал снег под ногами, навстречу мне шли радостно щебечущие молоденькие девушки. Ухоженные, в элегантных курточках и шубках.

«Ну-ну,- злобно думала я в метро.- Все веселые, ждут праздника. А я даже не знаю, принесет ли Серега сегодня елку?»
        Это было у нас традицией - вместе наряжать елку тридцатого декабря и проводить новогоднюю ночь в уютном семейном кругу. Вот только в последнее время это мне немножко надоело. В то время, когда мы только поженились, все было здорово. О каждой новогодней ночи вдвоем память хранит самые чудесные воспоминания, вон даже сейчас мурашки по коже. Но в последние три года мы скучно сидели за красиво сервированным столом, не отводили глаз от телевизора и звонили друзьям с поздравлениями.
        Пережив кошмарный день, я, полная мрачных предчувствий, спешила домой. Первое, что почувствовала, открыв входную дверь,- смолистый аромат ели.
        - Сережка!- взвизгнула я.- Ты елку купил!
        Вихрем ворвалась в гостиную, чмокнула мужа в щеку, принялась доставать корзинку с игрушками.
        - Давай прямо сейчас ее и нарядим, да?- Я заискивающе посмотрела мужу в глаза.
        Он соизволил согласиться. Вечер прошел довольно мирно. Ночь - спокойно, то есть каждый думал свою думу и с тем уснул.
        Тридцать первое декабря.
        У Сереги на работе дежурство на полдня. Тем лучше. Успею прибраться в квартире, подготовить новогодний стол.
        В двенадцать, когда я домывала пол на кухне, в дверь позвонили. В этом звонке было что-то тревожное. Открыла дверь - Алка, моя старая школьная подруга. Сразу с порога она заявила:
        - Только ты можешь меня спасти. Вопрос жизни и смерти.
        Я посторонилась, пропуская подругу в прихожую. Надо знать Алку, чтобы понять неординарность момента. Подобные фразы совсем не в ее стиле.
        - У тебя елка есть?- задала она странный вопрос.
        Я, ожидавшая более страшного, вздрогнула:
        - Ну да, вчера поставили с Серегой.
        - Покажи,- потребовала подруга и потопала в гостиную.- Ага-ага, в самый раз,- бормотала она, внимательно оглядывая мою елочку.
        - Вон, смотри, домик и клоун. Их мы с тобой вместе покупали еще в школе, помнишь? Ага, а вот набор из «Детского мира». Все сходится,- глухо бормотала она.
        Я молча наблюдала за Алкой. Неожиданно слезы горохом посыпались из ее глаз. Это было ужасно. Стирая их тыльной стороной ладони, подруга принялась снимать игрушки с ветвей.
        - Вот и хорошо, вон и Снегурочка, как у меня.
        - Погоди!- взревела я, не в силах вынести разор своей елки.- Что случилось?
        Алка отпрянула:
        - Понимаешь, какая штука,- и слезы вновь заструились по ее лицу,- Толик купил наконец витрину для коллекции, о которой мы давно мечтали.
        Я кивнула.
        - Так вот,- трагическим голосом вещала Алка,- он ее собрал, поставил, решил подключить подсветку, а она… Она…
        - Ну?- не выдержала я.- Говори уже!
        - А она упала на елку. Развалилась вся. От игрушек один мусор остался, от витрины осколки, от елки - иголки. А Бася и Туся через два часа должны быть дома (Бася и Туся - четырехлетние близнецы Борис и Татьяна). Они привыкли, что в это время дома уже елка, а под елкой подарки… Я отправила Толика в магазин, но нужны свои, знакомые игрушки, иначе они расстроятся. Понимаешь?- Алка стерла со щеки последнюю слезинку и деловито осведомилась: - А коробочки какой-нибудь нет?
        Я оглядела свою голую, жалкую елку, припомнила горести последних дней и твердо задержала руку Алки с очередной игрушкой.
        - Послушай, я не согласна. У тебя все будут рады и счастливы - и Бася, и Туся, и Толик, и ты. За мой счет! А я как? Ты же знаешь, Сережа любит этот праздник не меньше твоего. Как МЫ будем его встречать без елки? Тем более что… Нет, давай мои игрушки обратно.
        К положительным чертам характера подруги можно отнести безусловное чувство справедливости. Она кивнула:
        - Ты права, я веду себя как эгоистка. Давай встречать Новый год вместе. У нас.
        - Но ты же знаешь, что Сережа любит бывать в Новый год дома,- уныло заметила я.
        Но почему-то мне страшно захотелось поехать к Алке.
        - А мы знаешь что,- затарахтела Алка,- мы его перехитрим. Он на дежурстве? Значит, так. Едем сейчас ко мне. Забирай свое угощение и наряды. Устроим все у нас. Толик позвонит Сереге и позовет его на распродажу компьютерных штук.
        - Не получится.- Я покачала головой.- Я истратила Сережкины деньги.
        - Ерунда,- отмахнулась подруга.- Считай, что это будет наш с Толиком новогодний подарок. Главное - задержать мужчин как можно дольше. Придумаем им задание до одиннадцати часов!
        Идея Алки увлекла меня. Проворно упаковав игрушки, пироги, костюм Сережи, я внезапно сдернула с вешалки алое платье и решительно запихнула его в сумку. В косметичку я положила пену для волос, дающую волосам «восхитительный рыжий оттенок».
        Далее все шло по сценарию Алки. Мы нарядили елку, едва успев к приезду Туси и Баси, умилились их восторженным лицам при виде елки и подарков.
        Толик позвонил Сереге, и мужчины отправились на шопинг. Мы с Алкой готовили стол,
«придали моим волосам рыжий оттенок», Туся и Бася скакали вокруг елки, такса Элси оглушительно лаяла, Алка болтала с друзьями одновременно по домашнему и мобильному телефонам.
        Время от времени с краткими сводками о ходе операции звонил Толик. Мужчины купили и компьютерные «штуки», и витрину, и получили новое задание от Аллы. С каждым звонком голос Толи становился все задорнее, видимо, мужчины успевали чем-то согреваться в последний декабрьский день.
        Ровно в одиннадцать раздался звонок в дверь. Тяжело топая, Толик и Серега внесли очередную витрину, выудили из карманов прочую добычу.
        - С Новым годом!- воскликнула Алка и повисла у своего мужа на шее.
        Элси залаяла, дети заверещали, телефоны зазвонили одновременно, а мой ошалевший супруг во все глаза смотрел только на меня. Он сделал пару шагов вперед, успел заметить парадно накрытый стол, еще пара шагов…
        Я стояла перед ним в своем новом алом платье. Сердце колотилось, как бешеное, а глазам стало горячо. Серега приблизился ко мне, нежно провел руками по обнаженным плечам и притянул меня к себе.
        - Какая ты красивая и… желанная!- прошептал он.- Я бы тебя ни за что не узнал в этом платье! Как же я люблю тебя!
        Я едва дышала. Он поцеловал меня долгим поцелуем и потом, глядя в глаза, сказал:
        - Давай договоримся - теперь каждый Новый год будем встречать в гостях или где-нибудь еще. И каждый Новый год ты будешь покупать себе новое вечернее платье!
        Балет для мафиози
        Я бродила по осеннему парку, собирая самые красивые листья, и составляла букет. Однажды я обратила внимание, что кленовые листья напоминают человеческую ладонь - так и хочется пожать распластанную дружескую пятерню. Притихшая природа успокаивала меня, отгоняла грустные, навязчивые мысли.
        В последнее время все в моей жизни запуталось, и сейчас я пыталась найти решение. Итак, что я имею на сегодняшний день? Карьера балерины позади, с первым мужем давно разошлась, есть диплом балетмейстера и работа педагога-репетитора в театре классического и современного танца. Есть длящиеся пять лет отношения с директором театра Юрием Самойловым. На первый взгляд как будто неплохо. На самом деле - сплошная беда.
        Мне очень хочется ставить в этом театре балеты. Но мне не дают. Первые годы работы я еще сопротивлялась, настаивала, жаловалась директору. Юрий всегда меня внимательно выслушивал, обещал помочь, поддержать, но время проходило, и в моей жизни ничего не менялось.
        Изменения претерпели только мои отношения с директором - из служебных они превратились в личные, а потом в очень личные. В глубине души я надеялась, что хотя бы это поможет моему продвижению, но ошиблась. После последнего разговора, когда в очередной раз мне было отказано, я пригрозила уходом из театра. Он усмехнулся. Я ушла, хлопнув дверью. Все выходные я провела на телефоне - созванивалась с одноклассниками и сокурсниками в поисках работы. «Ох, Надюш,- вздыхали они,- знаешь, какое время… Самоокупаемость, сами едва держимся».
        Открывая дверь квартиры, я услышала телефонный звонок. Бросив свой осенний букет на тумбочку в прихожей, я поспешила поднять трубку. Звонил мой одноклассник Митя Полетаев из заштатного городка Светлицка Новосибирской области. Он попал туда после бурных перемен в своей жизни и теперь тихо спивался, работая репетитором в местном театре музыкальной комедии, где дотягивал до приемлемого уровня слабенькую балетную труппу.
        В театре освободилось место главного балетмейстера, и Митя сразу подумал обо мне. Дирекция одобрила мою кандидатуру. Постановку балета «Доктор Живаго» спонсирует Совет городских предпринимателей, и мой гонорар составит солидную сумму в долларовом выражении. Вылетать к месту новой работы нужно как можно скорее.
        - Митя, ты прелесть!- закричала я в трубку.- Я постараюсь взять билеты на вечер!
        Радостное возбуждение охватило меня. Сама судьба преподнесла мне решение. Прощай, Самойлов!
        Неказистый фасад, давно требующий ремонта, узкие пыльные коридоры, тесный репетиционный зал, крохотные гримуборные и на удивление удобная сцена с хорошим наклоном - так выглядело пристанище муз в Светлицке.
        Шла репетиция. Все, как везде - палка, ряд артистов.
        - Андрей, будем ноги поднимать или не будем?!- гремел голос репетитора.- Нелли, посмотри на свою ногу, что это за бедро!
        На стук двери репетитор оглянулся - да ведь это Митя! Как он изменился! Мы расцеловались, по ровному ряду стоящих у станка прошел шелест, и двадцать пар глаз впились в меня. Женщины, среди которых было очень мало молодых, поправляли прически, макияж, а те, кто работал «вполноги»,- подтянулись. Каждая понимала важность момента.
        - Мы с тобой поболтаем позже,- пообещал мне Митя,- а сейчас - извини… Приходи вечером, сегодня мы работаем наш последний премьерный спектакль. После спектакля - ужин со спонсорами и мэром города. Ничего мужик, толковый. Честно скажу, повезло нам, что такой меценат оказался. Иначе,- и он полоснул ребром ладони по горлу.
        Митя хлопнул в ладоши, концертмейстер ударил по клавишам, репетиция продолжилась.
        - Как ваше впечатление?- поинтересовался директор театра после спектакля за роскошным ужином. Местный Совет предпринимателей явно не скупился на нужды культуры.- Сам знаю, что спектакль слабенький. Но где взять кадры? Зарплата нищенская, развлечений никаких, тоска. Вот и глушат все водку. Не каждый день наши
«отцы города» оплачивают премьеры.
        Последнюю фразу директора уловил Сибирцев, мой визави, тот самый городской меценатмэр. Он внимательно изучал меня своими цепкими глазами весь вечер и, казалось, был теперь рад предоставившейся возможности вступить в разговор. Мэр весьма любопытно описал процесс принятия решения о постановке балета, а также пообещал, что теперь городские власти будут всегда со вниманием относиться к нуждам театра.
        - Это ведь наш единственный, так сказать, очаг культуры,- сообщил он в заключение.
        Начались репетиции. Я все реже вспоминала Москву, Самойлова, театр. Я жаждала реванша, мечтала о том, как вернусь с победой в Москву, и Юрий поймет наконец, что он был не прав. Новые впечатления, новый город, а также повышенное внимание ко мне со стороны мэра Сибирцева стирали грустные воспоминания.
        Чем ближе день премьеры, тем ожесточеннее становились споры, возникали скандалы. То актеры отказываются надевать утвержденные, уже сшитые костюмы, то травмы, то неожиданные срочные вводы, то интриги и истерики.
        Неоднородный состав труппы, разный уровень подготовки заставляли меня перекраивать уже почти готовую канву балета. Но несмотря ни на что, я работала с наслаждением. Наконец-то я могла утолить свою многолетнюю жажду творчества!
        Пролетела генеральная. В день премьеры я получила от Сибирцева корзину роз - говорили, что из лучших теплиц Новосибирска. Я с недоумением вглядывалась в афишу своего спектакля, на которой аршинными буквами значилось: «Балетмейстер - Надежда Снегирёва».
        Неужели это я? Неужели свершилось?
        Спектакль имел успех. Ах, если бы мне удалось поставить его в Москве! Все превозносили мои таланты до небес, я же от чистого сердца поблагодарила артистов - они честно работали на пределе своих возможностей и показали самое лучшее, на что были способны. Все районные и областные газеты дали положительные рецензии, хороший отклик даже пришел из Москвы. Я расписалась в получении неслабого гонорара. Теперь я - богатая женщина.
        В предпоследний перед моим отъездом день меня вызвал к себе директор.
        - Надежда Викторовна,- торжественно объявил он,- дирекция предлагает вам место главного балетмейстера театра. Мы будем платить вам оклад, а также Совет городских предпринимателей обещал поддержку Я знаю, что Светлицк - это не престижно. Вполне очевидно, что ваш успех здесь - своеобразный трамплин для, так сказать, покорения новых высот там, в Москве. Но вы все-таки не отказывайтесь сразу. Подумайте, ладно? Только думайте скорее, через неделю вакансия должна быть закрыта. Так что мы ждем.
        - Возвращайся, Снегирёва,- провожая меня в Москву, шмыгал красным носом Митька Полетаев.- Мы с тобой здесь такое сочиним!
        Попрощаться со мной пришел мэр:
        - Я бы очень хотел, но не смею удерживать вас. Может быть, вы подумаете и вернетесь?

«Нет, не вернусь,- вертелось в моей голове,- никогда не вернусь». Хотя почему-то мне было очень грустно.
        В Домодедово ко мне неожиданно подошел Юрий с букетом роз.
        - Здорово, лягушка-путешественница!- поцеловал он меня в щеку.
        В теплой темноте «BMW» по дороге домой Юрий долго распространялся о планах театра на будущее, рассказывал о последних сплетнях и интригах.
        - Ну почему ты меня не спросишь, как мои дела?- не выдержала я.
        - Наслышан, наслышан,- насмешливо протянул он.- Ну, потешила местных мафиози, и ладно! Мы же здесь настоящее дело делаем, не какая-нибудь деревня…
        Злые слезы жгли мне лицо:
        - Значит, ты считаешь, что мое место только в деревне?
        - Ну, не надо так критично,- засмеялся он,- просто сейчас не время, понимаешь?

«BMW» затормозил у моего подъезда.
        - Приглашаешь?- Юрий взялся за ручку дверцы машины.
        - Нет, дорогой,- отрезала я.- Хочу попрощаться с тобой. Наверно, надолго.
        - Подумать только, какая звезда!- Он с грохотом швырнул мой вынутый из багажника чемодан на асфальт.- Еще на пузе приползешь!
        Когда я вошла в квартиру, на меня пахнуло нежилым. Было в этом запахе нечто тревожащее, горьковатое, я оглянулась - на тумбочке, свернувшись в трубочку, лежали сухие кленовые листья - как привет старого друга из далекого сентября. Не снимая пальто, бросив чемодан, я решительно схватила телефонную трубку:
        - Справочная? Когда ближайший рейс в Новосибирск?
        Сувенир
        - Добрый день. Коммандитное товарищество «Лорен и Компания» слушает,- скороговоркой проговорила Ирина Дятлова в трубку, продолжая делать на полях документа пометки. Первоклассница дочь трезвонила с душераздирающими проблемами каждые десять минут.
        Анна Георгиевна, старший секретарь-делопроизводитель, похожая на старуху Шапокляк, неодобрительно глянула поверх очков. Чувствовалось, что у нее на языке так и вертится едкое замечание: «Детей надо воспитывать дома».
        Звонок:
        - Добрый день. Коммандитное това…
        - Мам,- зазвенел в трубке дрожащий от слез голос Ксюши,- ты все неправильно объяснила, опять ответ не сходится.
        Ирина с опаской бросила взгляд в сторону делопроизводителя. Та демонстративно сбросила с мясистого носа очки - понятно, будет небольшое наставление.
        - Ксюша, ну выучи пока стихотворение, которое вам задали,- прошептала умоляюще в трубку Ирина.
        - Ну, мам, ты же сама говорила, что дело на полпути бросать нельзя!- плаксиво напомнила дочь.
        - Ксения, я тебе сама перезвоню!
        - А что, Ирочка, вы все уже отпечатали?- ласково осведомляется Шапокляк.
        Не в бровь, а в глаз - документы лежат пока нетронутыми.
        Опять звонок.
        - Слушаю,- прошамкала в трубку Анна Георгиевна. Она - единственная на фирме, кому позволительно так отзываться по телефону - вставные челюсти не дают ей возможности выговаривать слова «коммандитное товарищество».

«Это никогда не кончится. Как же все омерзительно! Доля несчастная ты, секретарская»,- думала Ирина, обреченно стуча по клавишам компьютера.
        Ровно в шесть Анна Георгиевна аккуратно сложила в мохнатый футлярчик очки, взяла необъятных размеров баул и со словами: «У меня сегодня массаж, я пойду?» - ткнулась в кабинет шефа. Шеф не возражал - Анна Георгиевна была тещей его институтского товарища, и весь коллектив фирмы знал - Шапокляк будет последней, кого отсюда уволят.
        Ирина осталась, автоматически она продолжала работать над текстом соглашения, руки делали свое дело, а голова была свободна. Как известно, в свободную голову всегда лезут непрошеные мысли, и Ирина думала о том, что жизнь ее не сложилась, работа опротивела до тошноты, а отдохнуть от всего она сможет только в Новый год, но до него еще целых десять дней…
        По традиции семья Дятловых справляла новогодний праздник у своих друзей - Шуры и Светы Порецких, а на Рождество Порецкие приходили к Дятловым. Всегда было легко и весело. Однако уже с середины декабря Света и Шура объявили о внезапных болезнях, трудностях, горестях и общей усталости, намекая изо всех сил, что в этот новогодний праздник Дятловы должны поискать себе другую компанию. Обидевшись, семья Дятловых решила остаться дома и отпраздновать Новый год в узком кругу у голубого экрана телевизора.
        В ночь под Новый год Ирина выбросила старые домашние тапочки и отрезала косу. Что-то подсказывало, что в грядущий год ее ждут перемены, и начнется новая жизнь. Огоньки электрогирлянды на елке, запахи салата оливье и прочих вкусных вещей, а также старая, неувядающая комедия «Ирония судьбы» создавали приподнятое, лирическое настроение.
        С бутылкой коньяка и лимоном муж пристроился на диване, как в засаде. Ясно, что он покинет свой пост только в половине двенадцатого, когда придет пора провожать Старый год. Ксения спала, добившись твердого обещания родителей, что к полуночи ее разбудят. Яркие звезды поблескивали на морозном небе, время от времени раздавались звонки друзей с поздравлениями.
        В Ирине росла и крепла уверенность, что там, в новом году, с ней должно произойти что-то потрясающее. Тапки полетели в черную трубу мусоропровода, а отрезанная коса, завернутая в шелковый платок, нашла себе место в ящике платяного шкафа.
        Третьего января Валера Дятлов провожал жену с дочкой в Италию, куда они улетали на пятидневный отдых. Возбужденная Ксюша вертелась, надоедала расспросами, пела какие-то песенки и, устав, уснула в самолете.
        Италия встретила эмалевой голубизной неба, ослепительным солнцем, запахом кофе, автомобильными пробками и яркими клумбами. Пять дней пролетели, как один короткий миг. Ночами Ира не могла уснуть, она вскакивала с постели и подбегала к окну - неужели она в Риме, в этом вечном городе, празднично гудевшем и залитом огнями.
        В последний день, утром, как того требовала туристическая традиция, Ирина с дочкой отправились в кафе «Греко». Все знаменитости мира считали своим долгом посетить
«Греко» - здесь запросто можно было увидеть Майкла Дугласа в компании с Клаудиа Шиффер, принцессу Боргезе или министра здравоохранения Италии. Напитки и угощения стоили баснословно дорого, уютный зал в стиле начала века гудел, словно пчелиный рой. Но никого из знаменитостей сегодня не было, и разочарованная Ира, заказав Ксюше мороженого и сока, а себе кофе с пирожным, принялась рассматривать посетителей. Она несколько раз обводила глазами зал и не могла отделаться от ощущения легкого дискомфорта.
        Прямо в упор на нее смотрел мужчина с проседью, в очках с тонкой золотой оправой. Ира передернула плечами. Мужчина поднял бокал с вином и жестом показал, что пьет за ее здоровье. Ира нахмурилась. Она обратилась к Ксюше с пустяковой мелочью, краем глаза изучая незнакомца.
        Широкие плечи обтягивала дорогая шелковая рубашка цвета индиго, золотая толстая цепь, как ошейник, обхватывала мощную шею, через спинку стула небрежно перекинут светлый кашемировый пиджак. По манере поведения было заметно, что этот человек привык отдавать распоряжения - он снисходительно слушал своих соседей по столу, разговаривал по мобильному телефону и почти не отводил взгляда от Ирины. Через мгновение он подозвал официанта, который почтительно наклонился к нему. Что-то неуловимо знакомое почудилось Ирине в его облике - то, что она давно похоронила в своей памяти, так как воспоминания могли причинить боль.
        Ирина допила кофе - пора уходить. Ситуация, в которой она оказалась, ей очень не нравилась. Хорошо, что сегодня последний день. Через два часа к гостинице подойдет автобус, который отвезет группу в аэропорт. Ира махнула официанту, чтобы он подал счет. Однако официант подошел с полным подносом и поставил на стол еще одну порцию мороженого, вазочку с пирожными, сок, бокал вина. Ира расстроилась - в Италии мало говорили на английском, а еще меньше его понимали. Вероятно, официант не понял ее.
        - No, no, I just want to pay,- попыталась Ира втолковать официанту, но тот кивнул в сторону противоположного столика - «Вашему столу от нашего стола». Ира покачала головой, ей стало неприятно - надо же, в Европе, в самом центре Рима почувствовать себя, как в Гаграх или Тбилиси!
        И вдруг ее осенило - Тбилиси! Она была студенткой второго курса филфака МГУ, когда приехала с экскурсией в Грузию, где случайное знакомство свело ее с самым замечательным человеком, которого она только встречала в своей жизни. Давид Кабахидзе стал ее первой любовью.

«Чему дзвирпасо» - так называл ее Дато.- «Бесценная моя». Произнесенное с придыханием, на грузинский манер, эти слова звучали неподражаемо. По сравнению с ними обычные эпитеты «милая», «любимая», «единственная» становились пресными и скучными, как урок арифметики.
        Давид был старше Иры на одиннадцать лет и уже занимал немаленький пост на политическом Олимпе. Он был не просто умен - потрясающе эрудирован, на него возлагались большие надежды, и он шел вверх по служебной лестнице уверенно. Конечно, Давид был женат, жил с женой и детьми в большом доме в старом квартале Тбилиси - Мтацминде. Ему неоднократно предлагали роскошные квартиры в лучших новых домах, но Дато не торопился с переездом. Милые горбатые улочки, старый трехэтажный дом, где бо?льшая часть жизни проходит на глазах соседей, а на огромном открытом балконе можно переброситься парой слов с прохожими, не отпускали его от себя…
        Роман длился шесть долгих лет. Дато часто прилетал в Москву по служебным делам, и все это время Ира была рядом, ведь она любила его, хотя и понимала - он не женится на ней никогда. Тбилисская родня не простила бы его, да и не в правилах грузинских мужей бросать своих сыновей. А жаль!
        Разрыв причинил страшную боль, но она приказала себе навсегда забыть о Дато. Это было непросто - ей часто снилась Грузия, Тбилиси, потрясающе красивый народный праздник «Ломиса» в Тушетии…
        Время шло. Она встретила Валеру Дятлова, вышла за него замуж, казалось, что события юности отошли в прошлое. Но вот незнакомец в синей шелковой рубашке вновь напомнил давно минувшие дни. Он так был похож на ее первую любовь!
        Ирина тяжело вздохнула и закрыла глаза - как же она соскучилась по Дато, по его прикосновениям, глазам, его характерной гортанной речи! Тем временем незнакомец встал и, проходя мимо стола, где сидела Ира, вроде бы случайно коснулся его рукой. Сделав легкий полупоклон в ее сторону, он вышел на улицу.
        Официант принес счет, Ира расплатилась, оставила на столе чаевые и в этот момент заметила на краю стола сложенную записку. Это был номер телефона незнакомца и его имя - Леонардо. Ира горько усмехнулась - для приключений такого рода она уже не годится…
        Хлопоты с отъездом, суматоха в аэропорту ослабили впечатление от утреннего происшествия. Сдав чемодан в багаж и пройдя паспортный контроль, Ира задумчиво листала журнал в зале ожидания.
        - Pronto, pronto!- кричал кто-то в телефоне-автомате рядом с ней. Повинуясь безотчетному порыву, Ира встала, вытащила записку с номером незнакомца, которую собиралась сохранить в качестве сувенира, и подошла к автомату. Слушая длинные гудки в трубке, она пыталась сдержать колотящееся сердце.
        - Pronto,- отозвался гортанный голос.
        Ира облизала пересохшие губы:
        - Это я, из кафе «Греко»…
        - Синьора!- радостно вскричал Леонардо.
        - Я только хотела попрощаться, через сорок минут мой самолет улетает в Москву,- сообщила Ирина.
        Ей стало грустно - быть может, судьба преподнесла еще одну необыкновенную встречу, а она так и не воспользовалась этим подарком.
        - Алло, синьора, вы слышите меня?- Его английский был безупречен.- Я сейчас же приеду, ждите! Как вас зовут?
        - Ирина,- машинально ответила она, следя за тем, как Ксюша встала с места и направилась к киоску с кока-колой.
        - Ирина,- словно пробуя на вкус, задумчиво повторил Леонардо.- Я прошу вас, дождитесь меня!
        Ира кивнула и повесила трубку. Симпатичная девушка в форме уже приглашала на посадку, ручеек пассажиров потянулся к ней. Улыбаясь дежурной улыбкой, она отрывала корешки от посадочных талонов.
        Оглядев пустой зал, разочарованная Ира последней протянула свой талон. Как только самолет оторвался от земли, к окну, из которого была отлично видна взлетная полоса, неторопливо подошел элегантный мужчина в очках с золотой оправой, в светлом кашемировом пиджаке. По тому, как он разговаривал со служащим аэропорта, было видно: этот человек привык отдавать распоряжения. Щурясь, он вглядывался в самолетик, стремительно уменьшающийся в синем небе…
        - Звонила ваша дочь,- с упором на слове «ваша» объявила противная Анна Георгиевна, когда Ира вернулась из кабинета шефа.- Вам нужно заниматься воспитанием детей в свободное время, а на работе надо работать!
        Освободившись от мучившей ее злости, Анна Георгиевна вытащила баночку йогурта и мастерски сорвала крышку. Ира вздохнула и с тоской посмотрела в окно - шел мокрый снег, сугробы на крышах были похожи на размокший картон.
        Прошло два месяца с тех пор, как она вернулась из поездки, и за это время ничего в ее жизни не изменилось.
        Дятловы помирились с Порецкими и были приглашены на Восьмое марта в гости. Ира наденет умопомрачительный костюм, купленный в Риме. Пара модных вещиц да глянцевые фотографии - это, пожалуй, все, что напоминает об Италии. А рядом с отрезанной косой в платяном шкафу лежит маленький клочок бумаги с несколькими цифрами и именем «Леонардо».
        Пиковая дама
        - Туз выиграл!- сказал Германн и открыл свою карту.
        - Дама ваша убита,- сказал ласково Чекалинский.

А.С.Пушкин
        Светлана повертела в руках глянцевый квадратик приглашения. «Открытие нового ночного клуба „Эркюль Пуаро“. Действительно на два лица»,- стояло на нем.
        Когда утром шеф протянул ей приглашение, она обрадовалась. А теперь призадумалась - в наличии было только одно лицо. Сказать, что секретарь-референт управляющего филиалом крупного московского банка одинока, было бы неправдой. Она замужем, растет сын Витька.
        Однако отношения с мужем по прошествии пятнадцати лет совместной жизни уже не приносили радости. Они были ровными, стабильными настолько, что их, пожалуй, можно назвать окаменевшими. Так застывает кипящая лава после извержения вулкана. Ее Миша спокойный, чуткий. Света привыкла к его монотонности, которую другие называли занудством. Он никогда не начинал скандала первым, всегда безропотно переносил эмоциональные вспышки жены. Светлана вздохнула - с мужем идти на открытие ночного клуба бессмысленно. Пока не поздно, надо вернуть приглашение шефу - пусть пойдут молодые девочки-операционистки.
        - Света,- позвал ее шеф,- будьте на месте в четыре часа. Я жду одного клиента.- И, подмигнув, добавил: - Козырный туз!
        Это означало, что она должна быть наготове - у шефа встреча с чрезвычайно важным
«крутым» заказчиком.
        Хлопоты, беготня с кофейными чашками и деловыми бумагами отвлекли Светлану от грустных утренних раздумий. Когда «туз» отбыл вместе с шефом на ужин в ресторан, Света спохватилась - она забыла отдать приглашение! Но огромное, похожее на аквариум здание банка уже опустело - был канун выходных. Открытие клуба - вечером в воскресенье. Жаль, что приглашение пропадет.
        Выйдя из здания банка, Светлана направилась прямиком к метро. Она шла по бульвару, ей навстречу двигался поток нарядно одетых людей. У них были радостные, оживленные лица - многие, видимо, спешили в театры. Свете стало грустно: она не могла припомнить, когда была последний раз в театре. «Вот мой итог,- эта мысль не давала ей покоя,- в тридцать пять лет превратилась в клушу. Никуда не хожу, никого не вижу. С подругами созваниваюсь только в праздники. Гостей не приглашаю годами»… Света ощутила, как внутри нее закипала злость. Она раздраженно пробивалась сквозь людскую толпу, клубившуюся у станции метро.
        - Купите билет,- вдруг обратилась к ней блондинка лет сорока в лаковом белом плаще.
        Света хотела, как обычно, отрицательно покачать головой, но что-то заставило ее остановиться.
        - А вы сами почему не идете?- спросила она.
        Женщина грустно улыбнулась:
        - Все одна да одна хожу по театрам! А сегодня решила: хватит! Возьмите билет, третий ряд партера, постановка, говорят, очень удачная.
        Светлана машинально вытащила кошелек и отдала деньги.

«Зачем я это сделала?» - спросила она себя через минуту, а ноги уже несли ее к театру. Звонить домой она даже не собиралась - Миша привык к поздним возвращениям жены с работы.
        Как всегда, перед началом спектакля в гардеробе стояла торопливая неразбериха, капельдинерши обступили опоздавших, предлагая им программки. Спектакль уже начался, когда Света, пригибаясь, прошмыгнула на свое место.
        Действие увлекло ее, актерский ансамбль был чудесный - не зря теперь практикуется контрактная система. Лучшие актрисы московских театров были собраны в этой постановке. Светлана расслабилась, отвлеклась от своих горестных размышлений о смысле жизни. В антракте она вышла в фойе, наблюдая за прогуливающейся толпой зрителей. Странно, но среди них было большинство женщин. Когда она вновь заняла свое место, то с удивлением обнаружила, что пустовавшее во время первого акта место справа от нее теперь было занято. Свет погас. Началось второе действие.
        - Позвольте посмотреть программку,- попросили рядом.
        Светлана скосила глаза - голос принадлежал соседу - седовласому мужчине. Она протянула программку.
        - Благодарю,- через некоторое время прошелестел голос.
        В течение второго действия сосед еще несколько раз обращал на себя внимание Светланы. Он искренне смеялся, сопереживая, а в некоторые моменты даже что-то сердито бормотал. Когда спектакль кончился, публика, не щадя ладоней, продолжала вызывать актеров.
        Сосед вновь обратился к Светлане:
        - Вам понравилось?
        - Очень!- возбужденно ответила она.
        - Да, ничего, ничего,- согласился сосед, сопровождая ее в гардероб.- Но на роль Ани все-таки надо было пригласить Мирошниченко.
        Света с любопытством оглянулась на странного спутника.
        - Мне кажется, что эта актриса очень хорошо сыграла,- возразила она.
        Они заняли очередь в гардероб, и теперь Света могла хорошенько разглядеть своего неожиданного собеседника. Ему можно было дать и пятьдесят, и семьдесят лет - высокий, моложавый, с седой гривой, он чем-то отдаленно напоминал Эйнштейна, портрет которого висел у Светы над письменным столом во времена юности.
        - Я давно слежу за успехами этого режиссера,- продолжал разговор «Эйнштейн».- Позвольте представиться - Герман Кириллович.
        Светлана назвала свое имя, новый знакомый галантно подал Светлане пальто и распахнул перед ней входную дверь. Они вышли в расцвеченный фонарями вечер.
        - Разрешите вас проводить?- спросил Герман Кириллович.
        - Давайте немного пройдемся,- согласилась она, плотнее запахнув пальто.
        Они медленно двинулись по скрипящей щебенке бульвара.
        - Светлана, а вы видели…- и Герман Кириллович назвал гремевшую по Москве премьеру.
        - Нет,- Света грустно покачала головой,- я живу, как говорится, в «культурном вакууме».
        - Маленькие дети?
        Света опять отрицательно мотнула головой.
        - Ревнивый муж?
        - Нет.
        - Работа?
        - Да нет же!- чуть ли не со слезами в голосе воскликнула Светлана.
        - Простите великодушно, если я чем-то оскорбил вас,- всполошился Герман Кириллович,- я и не думал…
        - Ничего,- Света быстро справилась с собой.- Просто не с кем ходить,- она вздохнула.
        - Это очень, очень печально, когда молодая женщина говорит такие слова,- сочувственно произнес ее спутник.
        - А что делать?- вслух рассуждала Светлана.- Муж не любит никаких мероприятий, праздников. Ему бывает скучно, он тяготится и спешит скорее домой.
        Радужное настроение, овладевшее ею после театра, стало потихоньку рассеиваться. Почувствовав ее состояние, примолк и Герман Кириллович.
        - Светлана!- Он вдруг резко остановился.- А вы не будете возражать, если завтра мы с вами пойдем на очень интересную премьеру в «Ленком». У меня приглашение на два лица.
        - На самую настоящую премьеру?- поразилась Света.
        - Да,- серьезно ответил ее собеседник.- Я буду вас ждать в шесть у театра, договорились?
        Света кивнула.
        - Считайте, что я беру над вами шефство,- шутливо предупредил ее собеседник,- вы будете моей дамой.
        - Только не Пиковой, пожалуйста!- попросила Светлана.
        - Именно Пиковой,- подхватил Герман Кириллович, и они весело рассмеялись.
        Подойдя к освещенному зеву подземного перехода, она повернулась к Герману Кирилловичу:
        - Мне в метро, а вам?
        - Я здесь недалеко живу, пойду пешком,- мужчина махнул рукой куда-то сторону и, поклонившись, поцеловал ее холодную руку: - До встречи.
        Всю дорогу домой Светлана чертыхалась, она обзывала себя самыми сильными ругательствами, какие только имелись в ее лексиконе. «Дура, надо же так! Как затмение какое нашло. Не пойду я на эту премьеру. Не пойду ни за что!»
        Вид мирно сидящих у телевизора мужа и сына вызвал у Светланы угрызения совести.
«Сидят, бедные мои, пока мать мотается черт знает где»,- распаляла свое чувство вины Света. Но ни тот, ни другой не обратили на нее никакого внимания - по телевизору показывали боевик. Переодевшись в спортивный костюм, она пошла на кухню, где привычный вид сваленной в раковину посуды и неубранные остатки обеда вызвали у нее неожиданный приступ нежности и ощущение причастности к своему дому и семье. «Какая премьера?- спрашивала она себя, моя посуду.- Какой Герман Кириллович? Какой „Эйнштейн“? Что это со мной было?»
        Вытерев руки, она стала пристально изучать содержимое холодильника. В кухню, тяжело топоча, ввалились мужчины. Они заполнили собой все пространство - грохнули чайник на плиту, крупно нарезали хлеб и колбасу, оттеснив хрупкую хозяйку в самый угол кухни.
        - Ща вторая серия будет,- проинформировал с набитым ртом сын.- Па, а как ты думаешь, этот фэбээровец выкрутится или нет?
        Миша, как всегда, неторопливо покачал головой и пустился в детальные объяснения, почему агенту ФБР уйти не удастся. Бросив на столе остатки хлеба и колбасы, все еще дискутируя, отец и сын удалились в гостиную, откуда уже доносились звуки пальбы и вопли. Свету почему-то затошнило, она еле добрела до спальни, рухнула на кровать, натянула подушку на голову и крепко зажмурилась. Перед глазами мелькали сцены из спектакля, фрагменты ночного города, звучный голос Германа Кирилловича… Но все затмевали объедки колбасы на столе…

«И это - моя жизнь!- простонала она в подушку.- Я же еще не столетняя бабка, а как живу? Что имею? Мужа-зануду, чья зарплата в два раза меньше моей, сына-балбеса, работу на износ!»
        Ей не хватало воздуха, спазмы сжимали горло. «Пойду, назло всему - пойду! Пойду завтра в театр».
        Успокоенная принятым решением, Светлана незаметно заснула. Утром она вскочила необычайно рано. Взбудораженная, она трясущимися руками просыпала сахар, роняла ложки, никак не могла сварить кофе. «Успокойся, это всего лишь театр,- уговаривала она себя.- Я же не к любовнику еду».
        Но что-то трепетало внутри, не давало возможности сосредоточиться на привычных домашних вещах. Света безбожно пересолила борщ, надавала подзатыльников сыну, вернувшемуся с улицы в грязных кроссовках, и никак не могла сообразить, какой список продуктов написать мужу. «Скорее!» - нетерпеливо подгоняла она часы, но стрелки двигались, как назло, едва-едва. Наконец, вымотанная ожиданием, в пять вечера она поцеловала холодными губами мужа в щеку:
        - Я на деловые переговоры, вернусь поздно.
        Миша невозмутимо кивнул, не отрываясь от программы новостей. Увидев долговязую фигуру у здания «Ленкома», Светлана замедлила свой стремительный шаг и глубоко вздохнула.

«Как в омут головой»,- не к месту вспомнилась фраза.
        Герман Кириллович, радостно улыбаясь, встретил приближающуюся Светлану. Сегодня он был еще более похож на Эйнштейна, ветер трепал пушистую седую шевелюру.
        - Я очень рад вас видеть,- сказал он, целуя ее ледяные руки.
        А потом все завертелось в невероятной карусели. Великолепный сюжет, гениальные артисты, московский бомонд в зале, корзины цветов, шампанское в антракте, изумительные туалеты дам - не из торгового центра, а от настоящих кутюрье, ужин с артистами после спектакля - все это стремительно закружилось перед ней. Удивительнее всего было уважение окружающих к спутнику Светы - ему улыбались, почтительно кланялись. Это почтение распространялось и на Светлану.
        - Кто это такая?- шелестело в толпе.
        Выходя из дамской комнаты, Светлана налетела на своего шефа.
        - Света, как вы сюда попали?- Его удивление было неподдельным.
        - Меня пригласил Герман Кириллович,- по привычке отчиталась Света.
        - Кто это?- недоуменно поднял брови шеф.
        Света кивнула в сторону зала и постаралась побыстрее исчезнуть.
        В половине второго ночи, когда Светлана призналась, что устала, Герман Кириллович настоял на том, чтобы проводить ее до дома. Они вышли из театра, тут же невдалеке заурчала машина и, ослепляя ярким светом фар, подъехала к ним.
        - Спасибо вам огромное, у меня давно не было такого праздника,- сказала Светлана. - Подобное было со мной только однажды, когда мама достала билет на елку в Кремль. Там было так хорошо!
        Тронутый ее признанием, Герман Кириллович только крепко сжал ее пальцы.
        - Знаете,- оживилась вдруг Светлана,- у меня есть чем ответить! Я приглашаю вас завтра на открытие ночного клуба!
        - «Эркюль Пуаро?» - И Герман Кириллович заскрипел глянцевой карточкой приглашения.
        Светлана сникла - сюрприза не получилось.
        - Вы придете?- поинтересовался между тем ее спутник.
        - Не знаю,- она была в смятении.
        - Я буду очень ждать,- бархатным голосом произнес мужчина, помогая ей выйти из остановившейся у ее подъезда машины.
        - Наконец-то!- встретил ее у порога муж.
        Светлана застыла в ужасе: «Он все знает!»
        Негнущимися пальцами она стала расстегивать плащ:
        - Что-то случилось?
        - Витька заболел! Температура - тридцать девять, я ему дал лекарства. Сейчас он спит. Наверное, заразился от кого-нибудь в школе…
        Не дослушав, Света вошла в комнату к сыну. Там было тихо, горел ночник, тикали часы. Присев на кровать, она глубоко и с облегчением вздохнула. Хорошо, что теперь не надо мучиться, разрываться, решать, идти или нет. Все встало на свои места. Она остается дома, как примерная мать рядом с заболевшим сыном. Приглашение пропадет, конечно, но ничего не поделаешь. Зато душа на месте. Света поправила одеяло на разметавшемся во сне Витьке и пошла на кухню.
        - Ты чего так долго?- поинтересовался муж, откусывая от огромного бутерброда.- Работа?
        - Ага,- устало выдохнула жена,- пойду спать.- И, еле волоча ноги, направилась в ванную.
        Стоя под душем, она ощутила бездонную пустоту, словно кто-то вынул из нее внутренности, оставив только оболочку. Когда взгляд упал на радужно сиявшую под лампой струю воды, она вспомнила все - яркий свет, льющийся на сцену, переливчатые грани хрустальных бокалов, вспышки фотоаппаратов, блеск бриллиантов на дамах… Света сидела на краю ванны, раскачиваясь из стороны в сторону. «Все прошло, ничего уже не будет,- сказал ей внутренний голос.- Не дождется Герман свою „Пиковую даму“»…
        Выйдя из ванной, Света взяла свою сумочку и выудила квадратик приглашения.
«Действительно на два лица»,- напоследок прочитала она и с остервенением разодрала картонку. Чтобы забыться скорее, она проглотила две таблетки снотворного и провалилась в сон.
        Все воскресенье Света жила по инерции, машинально делала домашние дела, ставила сыну горчичники, говорила по телефону с матерью и, отрешенная от всего, чужая ко всему, ждала понедельника, чтобы выйти на работу, словно там ее ждало облегчение.
        Действительно, привычный круг обязанностей, капризы компьютера, перепалка операционисток и, наконец, шумный приезд на работу шефа помогли ей взбодриться, отогнать от себя тоску.
        - Ну, Светлана, ну даешь!- сказал шеф, когда она внесла в его кабинет поднос с кофейником.- Тихоня-тихоней, а с такими «крутыми» по тусовкам гуляешь! Я поражен.
        - С какими «крутыми»?- недоуменно спросила Светлана.
        - Ты что, прикидываешься или у тебя таких много?- Шеф рассмеялся своей шутке.- С депутатом Госдумы Шавриным Германом Кирилловичем. Кто в «Ленкоме» с ним был, я, что ли? Это же такой «козырной туз»! Предупреждаю, Светлана,- он женат. Да ладно, не смотри так на меня. А чего ты вчера не пришла на открытие клуба? Он все время оглядывался, не тебя ли искал?
        Светлана с силой захлопнула за собой обитую пухлой кожей дверь кабинета шефа.
        Восьмое марта
        Мама без конца твердит, что до выпускных экзаменов осталось два месяца и надо думать об учебе, университете, куда я собираюсь поступить… Но я думаю только о нем, о Михаиле Николаевиче, самом замечательном мужчине на свете.
        Еще, кажется, Руссо писал о том, что нет лучше ситуации для возникновения «нежных чувств», чем те, где есть учитель и ученица; пациент и врач. Я убедилась в правильности слов французского классика. Слава богу, я ничем не больна, поэтому врачей в моем ближайшем окружении нет.
        Но я влюбилась в своего репетитора по математике. С кем мне поделиться этим чувством? Подруги не поймут, буду хихикать или без конца острить. Родители просто прекратят занятия или найдут мне другого учителя. А это будет равнозначно катастрофе!
        Однажды я услышала, как мама в телефонном разговоре со своей подругой назвала его неудачником.
        - Кандидат наук, завлаб какого-то НИИ, а остался не у дел. Ходит по урокам, пишет дипломные работы, скатывается все ниже и ниже. Одним словом - неудачник!
        Надо заметить, что для моей мамы нет хуже человеческого порока, чем отсутствие удачи.
        Ему тридцать пять лет, он женат, у него двое маленьких детей. Но я же не собираюсь отнимать его у семьи. И он даже не догадывается о том, что я влюблена. Моя любовь тихо омывает его, как бескрайнее море - пустынный остров, не принося ни бурь, ни разрушений. Кстати, чтобы заслужить его похвалу или улыбку, я стала очень прилежно заниматься, сидеть над проклятыми задачами до полуночи. Но мой учитель улыбается редко. Зато, когда улыбка появляется у него на губах, в глазах орехового цвета сверкают искры. Как у тигра. Сам он небольшого роста, но все в нем так пропорционально, что он мне напоминает японскую статуэтку нэцке. Как видите, моя тихая влюбленность очень похожа на тихое помешательство - и со стороны не заметно, и самой себе не страшно.
        Сегодня у нас очередной урок. Михаил Николаевич долго разоблачается в прихожей, снимая и встряхивая свою видавшую виды куртку «пилот» и шарф, шаркает коричневыми разношенными ботинками по коврику. Почему-то он носит эти коричневые ботинки с серым костюмом. Потом учитель берет свой «дипломат» и направляется в мою комнату. В дверях стою я, с нетерпением ожидая того момента, когда он мне скажет:
«Здравствуйте, Тамара» - и улыбнется. Тогда я затаив дыхание смотрю, как искры сверкают в его тигриных глазах.
        Конечно, я скромно отвечаю на его приветствие, ведь я девушка воспитанная. И мы садимся заниматься. Михаил Николаевич выуживает из своего огромного дипломата учебник по тригонометрии и маленький блокнот. Больше в дипломате ничего нет. Разве что иногда газета «Из рук в руки». Для меня очень важно и интересно все, что касается моего учителя. Мы начинаем урок, я решаю задачи, слушаю объяснения, а сама непроизвольно изучаю руки учителя - небольшие, немного вялые, с обручальным кольцом на пальце. Блеск кольца отвлекает мое внимание, и я начинаю представлять себе жену Михаила Николаевича, его детей.
        Мне чудится, что я превращаюсь в невидимку, залетаю к нему в квартиру: вижу его в окружении семьи, слышу счастливый смех детей, радостное щебетание жены. Иногда я представляю себе, что у меня есть маленький «жучок» - микрофон, который я втыкаю в лацкан его пиджака, и тогда слышу, как Михаил Николаевич проводит свой день…
        Фантазируя, я становлюсь невнимательной. Недоуменно сведенные брови учителя приводят меня в чувство. Я возвращаюсь к принципам сечения и охотно рассекаю различные фигуры в пространстве. Время бежит быстро. Маленький будильник у меня на столе равнодушно отмеряет полтора часа, отведенные для урока. Михаил Николаевич поднимается со стула, прячет учебник и блокнот в свой полупустой дипломат и прощается со мной. Это - первое прощание. Я провожаю его до прихожей, где мама вручает ему деньги. Он коротко кивает и небрежно засовывает их в карман своего
«пилота». Я все еще в прихожей - жду, когда он скажет лично мне: «До свидания, Тамара», и тигриные искорки снова вспыхнут в его глазах.
        Так уж повелось, что День Российской Армии - праздник для наших мальчишек - будущих воинов. Я абсолютно не вижу смысла в этом, поскольку точно знаю: из нашего класса лишь одна треть пополнит ряды доблестных Вооруженных сил. А если так, то зачем вообще отмечать этот день, выдумывать какие-то подарки, устраивать дискотеки? Но когда я высказала свою точку зрения, на меня набросились все - и мальчишки, и девчонки. Ребята - за то, что я проявляю «жлобство в отношении подарков», а девчонки - за то, что нарушаю традиции.
        По традиции в Женский день мальчики нашего класса дарят нам идиотские игрушки и по одному рахитичному тюльпану. Я всегда скептически относилась к этим праздникам, но в этом году приближение 23-го февраля отозвалось во мне легким мандражом. Потому что у меня появился настоящий мужчина, который был достоин подарка в этот день. Я не говорю об отце, который до сих пор вспоминает службу в армии как самое счастливое время. Я имею в виду Михаила Николаевича.
        Голова моя шла кругом - что можно подарить этому замечательному человеку? Я мобилизовала все свои денежные ресурсы, каждый день прохаживалась по различным магазинам, изобретая подарок, а также слова, с которыми я вручу его любимому человеку. Я уже заранее представляла себе, какой это будет счастливый миг в моей жизни, как он улыбнется, а может, обнимет меня и поцелует…
        На этом месте мои фантазии обрывались. Конечно, у меня в жизни уже были разные романы - оконченные и неоконченные. Я никогда не считала себя дурнушкой или глупой, пожаловаться на недостаток внимания к своей особе со стороны ребят, в основном старшеклассников, я не могла. Но Михаил Николаевич - это совсем другое дело!
        В который раз я горевала, не имея возможности заглянуть в его жизнь хотя бы одним глазком, чтобы узнать, что ему нравится больше всего. В магазинах я стала прислушиваться к разговорам женщин, озадаченных аналогичной проблемой. Они выбирали галстуки, рубашки, другие вещи. Это абсолютно не подходило для меня. И однажды меня осенило: я как раз проходила мимо витрины очередного супермаркета. В ней красовалась огромная бутылка коньяка «Наполеон». Мне понравились и идея и название. Я немедленно вошла в магазин. Цена бутылки, выставленной в витрине, сбила меня с ног, словно штормовая волна. Но я устояла и даже нашла достойный выход из положения.
        Разумеется, все мои приготовления держались в тайне от родителей. В этот день, с нетерпением дождавшись конца уроков, я пережила в школе несколько неприятных минут, когда наши ребята с визгом разворачивали довольно безвкусные подарки. Я спешила домой, чтобы с трепетом ожидать прихода моего репетитора.
        Он появился, как всегда, вовремя. Традиционный ритуал освобождения от верхней одежды, улыбка при входе в комнату… Я встревожилась. Сегодня мой обожаемый учитель выглядел немного необычно. Может, виновата улыбка, которая получилась слегка скованной, словно он поленился улыбнуться как следует. Да и выражение глаз показалось мне несколько озабоченным. В чем дело, не знаю. Но я почувствовала: с ним что-то не так.
        Кое-как урок дотащился до конца. Наступал самый напряженный момент. Я вскочила и подошла к стеллажу, где был спрятан мой подарок. Михаил Николаевич не спешил к дверям, и это было кстати. Он устало прикрыл ладонью глаза, потер виски, тряхнул головой, как щенок, искупавшийся в реке, и, наконец, поднялся со стула. Он сделал уже несколько шагов по направлению к прихожей, но я встала на его пути. Только сейчас Михаил Николаевич заметил меня. Клянусь, в его глазах промелькнуло узнавание. Казалось, до сего момента он спал, а сейчас проснулся и увидел меня - Тамару Лесникову с бутылкой «Наполеона» в руках. Торжественности как-то не получилось. Я несмело улыбнулась.
        - Что это, Тамара?- Брови моего учителя сошлись на переносице.
        - Подарок. К двадцать третьему февраля. Я вас поздравляю,- скороговоркой выпалила я, стремясь побыстрее вручить ему злосчастную бутылку конька.
        Но он не спешил брать ее у меня. Михаил Николаевич засмеялся. Сначала губы его раздвинулись в улыбке, потом плечи мелко затряслись. Он пытался сдержаться, закусил губу, но смех прорвался, и Михаил Николаевич расхохотался во весь голос. Я почувствовала, что краснею до корней волос. Я не поняла, смеялся ли он надо мной или его позабавила сама комичность ситуации… Мне хотелось провалиться сквозь землю вместе с дурацкой бутылкой. Я смотрела на хохочущего учителя, и на моих глазах рушился чудесный замок под названием «любовь»…
        Никакие нашествия в виде временной влюбленности в Витьку Смирнова из параллельного класса или короткого «замыкания» на Саше Синицине из соседнего подъезда не могли разрушить моей любви. Все это время я холила и лелеяла свое чувство к учителю. Я часто мысленно повторяла: «Мой дорогой, мой любимый Миша»,- и оттого, как музыкально звучало его имя, моя любовь распускалась пышным цветом.
        А теперь она была смята, повержена в прах, уничтожена. Я все-таки всунула бутылку учителю куда-то под мышку и вышла из комнаты. Я не видела процесса прощания с мамой, потому что в этот момент я ревела в ванной под аккомпанемент душа, включенного на полную мощь.
        После этого я не могла больше видеть его. Даже его имя вызывало во мне странную реакцию - что-то вроде крапивницы. Я упросила маму найти мне другого репетитора, плетя одну небылицу за другой. Как ни странно, мама не стала задавать лишних вопросов. Она нашла мне нового преподавателя - вполне симпатичную тетеньку, с которой мы быстро нашли общий язык.
        Как было отказано Михаилу Николаевичу, я не знаю. Мне было неприятно спрашивать об этом. Однако в душе поселилась какая-то маета, неприятное чувство непоправимости. Мне было горько вспоминать свою погибшую «великую» любовь…
        Седьмого марта с утра мальчишки заперлись в кабинете физики. Мы долго стояли под дверью, ожидая, когда нам позволят войти и восхититься плодами коллективных усилий мужской части нашего класса. Наконец нас впустили. На столах стояли гипсовые статуэтки Афродиты или какой-то другой греческой богини, обнаженной, с прекрасными стандартами 90?60?90. Даже самые восторженные из нас не смогли издать ни звука. Мы таращились на гипсовые произведения искусства и молчали. Дурашливо-радостное выражение стало сползать с лиц наших мальчишек. Очевидно, до них что-то стало доходить. К приходу учителя статуэтки были надежно спрятаны в наших сумках. На столах остались только анемичные тюльпаны, которые в изнеможении посылали последние сигналы «SOS».
        По случаю праздника нас отпустили с предпоследнего урока. Я не пошла вместе со всеми в гости к Паше Слобожанину, который обещал «замутить нечто чумовое». Я отправилась домой. У помойки я остановилась, открыла сумку и отправила
«классические стандарты» в мусорный бак.
        Дома было пусто и прохладно. Мой бледный тюльпан с явным облегчением воспринял стакан холодной воды и тотчас же пустил пузырьки воздуха в воду. Резкий звонок в дверь заставил меня вздрогнуть. «Это Пашка прислал за мной гонцов»,- пронеслось у меня в голове, пока я отпирала входную дверь. Но на пороге стоял совсем другой человек.
        Он сделал шаг вперед и оказался в прихожей. Это был Михаил Николаевич. Сегодня он выглядел отлично, словно помолодел - глаза смотрели весело, плечи распрямились. Одет он был очень даже ничего - во всяком случае, серое кашемировое пальто с поясом и ботинки были «нулевые». Видно было, что стрелка удачи явно двинулась в сторону плюса. В руках он держал не привычный дипломат, а пакет. Из него он выудил плюшевого мишку, обнимающего огромный букет желто-золотистых крепеньких тюльпанов.
        - С праздником весны, Тамара!- произнес он, вручая мне медведя. Я сначала решила обидеться на игрушку - неужели он меня считает до сих пор ребенком? Но потом я вгляделась в его симпатичную плюшевую мордашку и обижаться не стала. В глазах Михаила Николаевича плясали знакомые «тигриные» огоньки. А потом произошло то, о чем я мечтала так давно,- он наклонился и меня поцеловал…
        - Будь всегда такой же искренней и солнечной, как эта весна,- услышала я его голос совсем рядом.
        Он повернулся и вышел за порог. «Я его больше никогда не увижу»,- подумала я, глядя ему в спину. Но грусти не было. Я прижимала к груди мохнатую игрушку, и на душе было спокойно и безмятежно, словно кто-то разгладил ее смятые складки, укрепил ослабевший стержень. И теперь она была сильной и бодрой, как бледный тюльпан в стакане, бесстрашно подставляющий свои лепестки навстречу свету.
        Эфир имени меня
        Мягкие губчатые наушники отрезают от меня все привычные звуки - стук нашей разболтанной двери, звон чашек, перебранку звукорежиссера с помощником. Дверь студии захлопнулась с алчностью капкана, и через широкое стекло я вижу задумчивое лицо звукорежиссера Леши Жукова. Но мне ни к чему на него любоваться! Взгляд движется дальше, за его спину, где в большое голое окно вплывает поздний зимний рассвет. Краски наступающего утра так неожиданны, так ярки. Я вещаю в пустоту эфира, и мне иногда кажется, что голос мой растворяется в космосе. Только звонки радиослушателей дают мне понять: я еще здесь, на Земле, и меня слышат люди.
        Смена обещает быть тяжелой - в Москве лютует эпидемия гриппа, скосившая половину персонала нашей радиостанции «Мечта». Последней жертвой инфекции стал администратор сегодняшней смены, так что мы должны обойтись без него. С утра я столкнулась с чихающим помощником «звуковика» Петей Мальцевым, поглощающим из кружки чудовищных размеров чай с коньяком.
        - Я лечусь, врачи советуют - всю заразу убивает,- авторитетно объясняет он мне.
        Лекарство подействовало, Петя безмятежно заснул в кресле.
        Леша делает мне отчаянные знаки, он не может найти нужный диск для концерта по заявкам. Я бросаюсь ему на помощь, лихорадочно перебирая коробки, и наталкиваюсь на искомый диск случайно - на нем стоит пустой бокал из-под Петиного «лекарства».
        - Да проснись же ты!- свирепею я.- Работы невпроворот, а он дрыхнет!
        - Я болен,- невнятно бормочет Петя,- прошу меня не трогать.
        Сегодня в эфире грипп становится темой номер один, нам без конца звонят с просьбой передать пожелания здоровья знакомым и друзьям, страдающим от этого недуга. Через звуконепроницаемое стекло я вижу, как Леша борется с Петей за его разум, вырывая из рук бутылку коньяка, которым тот собрался продолжить «лечение». Мне ничего не слышно, но по характеру движений и накалу эмоций я вижу, что борьба происходит не на жизнь, а на смерть. Леша запускает рекламу, я вываливаюсь из студии, Петя обиженно обжигается пустым горячим чаем и мотает головой. Для прочистки мозгов я выдавливаю ему в чашку свой лимон.
        - Две секунды,- предостерегает меня Леша.
        Я снова в эфире. В два часа ведущие программы «Опера и мы» один за другим отказываются прийти на передачу. Причина все та же - болезнь.
        - Кто же будет вести сегодня?- чуть не плачу я в телефонную трубку и заставляю Лешу искать по всем радиостанциям оперные записи.
        Телефон! Помощник отзывается и таращит глаза, стараясь не дышать в телефонную трубку - это звонит главный продюсер нашей радиостанции.
        - Танюша,- слышу я недовольный голос.- Вы что, сегодня с ума сошли? Что это за эфир? При чем тут грипп? Где все?!
        Я стараюсь как можно вежливее объяснить ситуацию, и мой горестный рассказ о злодейском гриппе пронимает его.
        - Что же мы будем сегодня давать, а?- недоумевает продюсер.
        - А вы пригласите Лисенко, может, он нам что-нибудь расскажет,- я не могу удержать язвительного тона.
        - Лисенко?- переспрашивает он.- А что, это идея!
        Никто уже не может вспомнить, кто первый привел Лисенко к нам на радиостанцию. Он начал с простых утренних репортажей о фольк-жизни в стране, потом получил программу и незаметно, тихой сапой, раскрутился вовсю. Музыкальное направление нашей радиостанции кардинально изменилось - народная музыка затопила весь эфир.
        - Что это?- ругался наш продюсер.- В самое лучшее эфирное время какая-то
«Чибатуха» да «Семеновна»!
        Но Лисенко удержался на плаву. Более того - получил еще одну программу. Не было часа, чтобы в эфире не звучал голос Лисенко вживую или в записи. А когда он понадобился тонущей в волнах инфекции радиостанции, так его не оказывается дома!
        - Пять секунд,- бесстрастно заявляет Леша.
        Я снова в эфире. Прерываемая рекламой чаще, чем нужно (вот радость для рекламодателей!), программа тяжело катится к концу. Вырываюсь на свободу, сейчас придет замена. Петя остекленело глядит в чашку.
        - Ерунда какая!- ругается он и мотает головой.
        - Петя, дружок,- как можно ласковее прошу его,- сбегай вниз, сейчас придут победители викторины за призами.
        Петя переваривает мою просьбу и милостиво кивает, а я пододвигаю ему коробку с видеокассетами.
        - Только,- на лбу у Пети прорезаются морщины,- внизу холодно.
        - А ты оденься потеплее,- сладко советую ему.
        Бренча кассетами, обмотав вокруг шеи длинный, как у Айседоры Дункан, шарф, Петя уходит. Я заполняю гонорарные листы, замечая, что сегодня состоялся «Эфир имени меня».
        Бросив взгляд в окно, вижу, что пошел снег - большие, мохнатые хлопья падают на город, словно кто-то наверху действительно выбивает снежные перины. Еще немного - и я свободна!
        - Танька!- с грохотом распахивается дверь, распугивая мои мысли.- Подмена не придет, она заболела!
        Душа уходит в пятки - Андрей не дождется меня и уйдет! Праздничное настроение гаснет, я снова сижу в душной комнате, насыщенной запахами растворимого кофе и коньяка. Ручка вываливается из моих рук:
        - Где Лисенко?- спокойно спрашиваю я, словно ничего не случилось.
        - Едет,- лаконично отзывается Петя, теребя кисти своего шарфа.- Тебе помочь, Танюш?
        - Что же мне теперь, сказки читать?- со стоном говорю я.- Где моя сумка?
        Из сумки вытаскиваю «Анну Каренину» - я часто перечитываю ее, какое счастье, что она сегодня со мной!
        - Леша, ищи что-нибудь лирическое! Петька, за мной, будем читать по очереди!
        И Петр Мальцев плетется за мной в студию. Наушники. Музыка. Чайковский. Начали!
        - Уважаемые радиослушатели! Мы открываем рубрику «Литературное наследие» и начинаем читать роман Льва Толстого «Анна Каренина».
        Сидящий с несчастным видом Петя неожиданно сильным, красивым голосом произносит нетленные первые строки: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Все смешалось в доме Облонских…»
        В одиннадцать часов вечера, когда Петя окончательно охрип, приезжает засыпанный снегом, румяный как Дед Мороз Лисенко. Студия полна Чайковским.
        - А где все?- удивляется Лисенко, оглядывая пустую комнату.
        - Ты что, ничего не знаешь?- мрачно интересуется Леша.
        - Нет, я прямо с дачи. Позвонили родители, сказали, чтобы срочно ехал. А что случилось?
        - Лисенко!- прорычала я.- В эфир, срочно!

«Семеновна, Семеновна»,- весело грянула музыкальная заставка, словно не было этого сумасшедшего дня.
        Опять звонит продюсер:
        - Молодец, Танюша. С «Карениной» очень интересная задумка! Считай, эта программа - твоя!

, 2007