Ненавижу и… хочу Анна Веммер
        Они были идеальной семьей и счастливыми родителями. Леша и Лиза. Две половинки одного целого. А потом она ушла навсегда. Оставив его умирать в одиночестве, с разрушенным бизнесом, ребенком на руках. Ушла, не оглядываясь, к богатому любовнику, оборвав все связи. Алексей Каренин выжил, но чего ему это стоило - знает один лишь дьявол.
        И когда Лиза вернулась, он не смог ей не отомстить...
        Содержит нецензурную брань.
        ГЛАВА ПЕРВАЯ
        АЛЕКСЕЙ
        В клубе шумно и ярко, но алкоголь в бокале только раззадоривает. Хочется больше и больше. Я с удовольствием смотрю на стройных гибких девчонок на барной стойке и лениво выбираю, которая из них подойдет для продолжения банкета.
        Рыженькая? Или с короткой стрижкой? В последнее время меня прут короткие прически, и чем дольше я смотрю на танцующую блондинку со стильной стрижкой, тем больше хочу ее трахнуть. Она потрясающе двигается.
        - Вон, смотри, какая! - Вадик показывает на клетку, в которой извивается еще одна девочка гоу-гоу.
        Хороша, с этим бесполезно спорить: подтянутая полная грудь, чуть подкачанные губки и шикарные, почти до талии, волосы. Но я морщусь: она брюнетка. Ненавижу брюнеток. Едва смотрю на какую-нибудь темноволосую бабу, так сразу вспоминаю ЕЕ. И тянет не то проблеваться, не то догнать, сжать волосы в кулак и как следует тряхнуть суку, чтобы заглянуть в глаза и увидеть страх передо мной.
        Это как саднящая заноза. Абсцесс, только, мать его, в груди. Мозгоправ бы назвал это комплексом, травмой или каким-нибудь модным гештальтом, а я просто хочу, чтобы сучка страдала, одна мысль о том, что она нежится где-то на пляже и радостно сосет какому-нибудь олигарху, выводит меня из себя.
        Делаю большой глоток коктейля и отпускает.
        - С кем Темыч? - спрашивает друг.
        - С бабушкой.
        - Надолго?
        - До послезавтра.
        - Завалимся к тебе?
        - Не, - морщусь, - снимем номер. Я не таскаю баб туда, где живет сын, ты прекрасно знаешь.
        - Да я не в претензии, просто уточняю, - пожимает плечами друг. - Ну, давай, за успех.
        Мы снова пьем. Сегодня действительно отличный повод: мы выиграли суды, что длились несколько лет, добились разблокировки счетов и получили все деньги, что по праву принадлежат нам. Я так долго ждал момента, когда смогу вернуться в привычную жизнь, что готов нервно смеяться, не веря, что победил.
        Да, порой если ты сильно мешаешь конкурентам, в ход могут идти самые разные методы. Не всегда законные и порядочные. Но сегодня я праздную победу, и отныне ни одна мразота не сможет встать у меня на пути. Теперь это не просто вопрос самолюбия или достатка, это вопрос благополучия сына, которому больше не на кого надеяться, кроме меня; достойной старости матери, которая осталась совсем одна.
        И мои анестетики. Сигареты. Алкоголь. Трах на одну ночь. Все, что отключает от мыслей о суке, из-за которой я чуть не сдох следом за отцом. Которая разрушила мою жизнь до самого фундамента, плюнула в душу и сбежала.
        А ведь мы познакомились точно так же, в клубе - вдруг доходит до меня. Я помню эту ночь, очень хорошо помню, а если закрою глаза, то картинка станет яркой, словно кто-то включил кино.
        Она сидела за стойкой, в коротком белом платье с открытой спиной. Худенькая, изящная, скучающая. С шикарными волосами - они бросились мне в глаза практически сразу. Не накрученными идеальными кудрями и не лоснящимися от вылитой химии прядями. О, нет, ее волосы жили отдельной жизнью, когда она двигалась в танце. И непослушно падали на лицо, когда она смешно склонялась чтобы отпить из бокала, куда бармен от щедрот налил ром-колы едва ли не с горкой.
        Я увидел ее и захотел, но почему-то сразу понял, что сегодня девчонка со мной не поедет. Ее не впечатлят ни машина, ни «Моэт», ни пентхаус в высотке. Она из тех, что ходят в клубы потанцевать. Но я все же подошел.
        - Привет.
        - Привет, - вздохнула она.
        - Скучаешь?
        - Нет. Прости.
        - Не понравился?
        И сам замер в ожидании ответа.
        - Не знакомлюсь.
        - Почему?
        - Надоело, - пожала плечами. - Сейчас мы представимся, потом потанцуем, выпьем, ты предложишь поехать к тебе, я откажусь, и дальше все зависит от степени твоего воспитания. Или назовешь меня динамо и психанешь, или скажешь что-то вроде «окей, без обид» - и найдешь себе новую жертву.
        - А если нет?
        - Что нет? - Она оторвалась от бокала и с интересом на меня посмотрела.
        Ага! Я нащупал ниточку! И тут же принялся за нее тянуть.
        - Давай я попробую тебя удивить еще на этапе знакомства? И не предложу ехать ко мне… сегодня.
        Ее щеки заливает румянец, а мне кажется, что я надрался - так ведет. Хотя на самом деле я за рулем и не выпил ни капли.
        - Ну, давай.
        - Тебя как зовут?
        - Лиза…
        - А мое имя ты попробуешь угадать. Давай так: я выбираю место для свидания и веду тебя туда, ты внимательно все подмечаешь и пытаешься отгадать, как меня зовут.
        - Не поняла…
        - Ну что тут не понимать? Завтра вечером встретимся и сходим на одно мероприятие. В нем содержится подсказка о том, как меня зовут. Угадаешь - исполню любое желание.
        - Любое?
        - Даже если попросишь навсегда исчезнуть из поля зрения.
        Она закусила губу, сомневаясь, но в глазах, офигенных серых глазах, уже горел огонек любопытства.
        - Не бойся, это публичное приличное место. Если не понравится, уйдешь. Но это вряд ли.
        - Идет! - просияла она.
        - Тогда завтра в половину седьмого на углу малой Никольской, со стороны головного «Сбера», окей?
        - Хорошо. А ты случайно не Николай?
        - Почему Николай?
        - Ну… Никольская.
        Я рассмеялся, и Лиза с удовольствием присоединилась.
        - Не угадала. Завтра узнаешь.
        - Погоди! - крикнула она мне вслед, когда я уже уходил. - Как мне хоть одеться?
        Я уже представлял, как она будет раздеваться, если честно. Поэтому просто махнул рукой.
        - Как оделась бы на первое свидание в приличное публичное место. Лиза…
        Мне понравилось ее имя. Лиза… Елизавета.
        - Эй, Леха, ты где? - Вадик пихает меня в плечо. - Текилу будем?
        - Будем. Тащи текилу и девчонок. И пожрать закажи. Ну и девкам сладкой хуйни.
        - Приказ понял, шеф!
        Пока Вадик где-то шляется, мой взгляд вновь возвращается к длинноволосой брюнетке в клетке. И я с отвращением понимаю, что думаю о том, чтобы ее трахнуть. Только это все равно что расковырять больной зуб. Удовольствие на границе с болью, какой-то мазохизм.
        Почему я сегодня о ней думаю? Я ведь как алкоголик, зачеркивал дни, когда удавалось не вспоминать об этой сучке по имени Лиза. Триста шестьдесят пять точек в календаре. Потом еще триста шестьдесят пять. А потом сто семьдесят две.
        И это я всем рассказываю, что забыл ее и в гробу видел мысли о Лизе. Конечно, забыл. Запер на замок воспоминания и оставил только фантазии о том, как я беру ее за горло и сжимаю, пока стерва не затыкается, не начинает скрести когтями по моей руке и умолять, чтобы я ее отпустил. Такие мысли пугают, но еще больше пугает, что со временем злость не утихает. Она смешана с обидой, с ненавистью, с ноющими шрамами - и физическими, и теми, что не видно.
        Я повел ее на «Анну Каренину» и весь антракт, а потом и прогулку до дома веселился, как Лизка пытается угадать мое имя.
        - Лев?
        - Нет.
        - Сергей?
        - Нет.
        - Погоди… Алексей?!
        - Почти…
        - Что значит почти?!
        - Потому что надо угадать еще и фамилию.
        - Алексей Каренин? Серьезно?
        Пришлось показать ей паспорт, потому что Лиза никак не хотела мне верить. И даже после этого она то и дело косилась, словно считала, что это может быть глупой шуткой.
        - А сестры Ани у тебя нет?
        - Нет, к сожалению, здесь судьба не стала издеваться. У меня брат, Глеб. Так что, достаточно оригинально для второго свидания? - спросил я.
        - А я ведь выиграла желание, да? - лукаво спросила моя хулиганка.
        - Выиграла. Чего ты хочешь?
        - Давай сходим еще раз? Я половину пропустила, пытаясь угадать, как тебя зовут!
        Она весело рассмеялась. Сверху валил первый снег. Я посмотрел в серые дымчатые глаза и влюбился. В нее, в студентку третьего курса педагогического института, в Лизу Иванову, уже через полгода ставшую Елизаветой Карениной.
        Возвращается Вадик с бутылкой текилы и двумя стаканами, а следом за ним семенит довольная официантка - наверняка перепали чаевые. Она быстро разливает напиток, сервирует лайм и соль, обещая совсем скоро разобраться и с остальным заказом.
        - Ну что, Лех, ловим девчонок? Давай уже рожай, которую, пока всех, кто симпатичнее крокодила, не разобрали.
        Здесь он конечно лукавит: здесь не бывает страшненьких. И динамщиц тоже. За кругленькую сумму любая «гоу-гоу» превратится в «гоу-гоу с нами».
        Я открываю было рот, чтобы сказать про блонду, и вдруг слышу:
        - Лех… это че, Лизон?
        Если бы рюмка в моей руке оказалась чуть тоньше, наверняка бы не выдержала. Я сжал ее с такой силой, что едва не смял вместе с собственной душой, скрутившейся в бараний рог. Сука! Нет!
        Смотрю туда, куда ткнул друг и сначала приходит облегчение: обознался. Потом, следом за ним, слепая ярость. Она обрезала волосы, собрала их в косу и старательно косит под простушку, ловко складывая на гигантский поднос тарелки с объедками.
        Одной части меня невыносимо хреново, а вторая ликует: хотя бы эта тварь не на пляже нежится под солнцем, а въебывает обслугой.
        А потом она поднимает голову и смотрит куда-то в сторону сцены. Я рисую взглядом знакомый тонкий профиль и понимаю, что алкоголь, смешанный с ненавистью, превращается в коктейль, против которого бессилен разум.
        Я думал, что выбросил ее из головы, но я ошибался. Эта мерзавка все еще живет внутри меня. И раз уж судьба подтолкнула ее ко мне навстречу…
        Следующий раунд будет мой.
        - Слушай, - говорю я, - ты, вроде, давно Лизку хотел, да?
        Вадик нервно дергает глазом.
        - Лех, ты че, я бы никогда…
        - Расслабься.
        Стопка текилы залетает, как родная.
        - Хотел?
        - Ну, было. Она красотка.
        - Тогда тебе, мой друг, невероятно повезло. Забей на этих шлюх. Скоро Новый год. Подарим Лизку групповой секс без обязательств. Вряд ли для нее это в новинку.
        ЛИЗА
        Кажется, я сейчас умру. Спина болит так, словно меня сбил автобус. Шея в постоянном напряжении, а руки дрожат от тяжелых подносов. Второй день на новой работе оказался адским. Я не ждала, что буду всю смену бегать с легкими бокалами, но уж точно не ожидала, что уже к середине ночи превращусь в комок усталости, боли и нервов.
        Ноги словно ступают не по полу, а по битому стеклу. И ужасно болит голова. Я пью третью таблетку за смену, и это почти лимит, четыре - суточная доза. Но они спасают ненадолго, от грохочущей музыки, запахов кальянов и мигающего света хочется спрятаться как можно дальше. Увы, такая роскошь мне недоступна.
        Впрочем, стоит благодарить судьбу, что работа вообще есть. В последнее время общепит и клубы чувствуют себя неважно. Я успела поработать посудомойкой в ресторане, горничной в гостинице, и вот теперь тружусь официанткой в дурацком коротеньком платье и заячьих пошлых ушках. Не могу даже сосчитать, сколько раз за ночь меня ухватили за задницу, а сколько попытались усадить на колени.
        Стоит нечеловеческих усилий сдерживаться, напоминать себе, что я - просто робот, запрограммированный носить тарелки, а внутри ничего не замирает от панического ледяного ужаса, когда очередной нетрезвый клиент предлагает деньги за ночь или просто внаглую тащит на диван.
        Мне очень нужны деньги. И я должна работать. Оплатить коммуналку, найти себе немного еды, а потом думать, как жить дальше. Черт, было бы проще, если бы у меня был диплом, но он сгорел вместе с машиной мужа, и с тех пор у меня не было ни времени, ни сил восстановить. Да я и не знаю, возможно ли это. И кто возьмет на работу выпускницу, которая пять лет после выпуска не работала вообще?
        Нужно задержаться здесь. Иначе только в уборщицы офисов. Почему-то эта мысль пугает больше всего, я не хочу мыть офисы и магазины. Здесь неплохо платят, а еще оставляют щедрые чаевые. И кормят, что в последнее время стало очень актуально.
        Да, Лиза, ты докатилась. Носишь еду в платье с пушистым хвостом на заднице, радуешься пельменям и мечтаешь о чашке хорошего кофе. Господи, все бы отдала за капучино! Нежный, мягкий, с молочной пенкой и легкой коричной присыпкой… раньше я пила их литрами, не замечая, как улетают деньги с карточки, а сейчас если бы кто-то повелел написать письмо Деду Морозу, я бы попросила чашку кофе и марципановую конфету.
        Голод - одна из самых унизительных вещей, с которыми я столкнулась за этот год. Можно пережить старые разваливающиеся зимние ботинки, отсутствие дома света и отсутствие в холодльнике еды, но чувство облегчения и робкой радости от того, что тебе дают целую тарелку разогретых пельменей, вынести практически невозможно.
        Я считаю часы до конца смены. Мысль о том, что, вернувшись домой, я отключусь, едва успев раздеться - единственное, что спасает.
        - Елизавета, - строго говорит администратор, когда я подхожу, - а ну-ка, идем.
        В душе появляется смутное беспокойство. Что случилось? Этот вопрос я и задаю.
        - Случилось. Клиент утверждает, что ты украла у него кошелек.
        Руки как-то резко слабеют, и я отстраненно радуюсь, что не держу сейчас поднос, иначе вся посуда покатилась бы по полу.
        - Это неправда! Я ничего не брала!
        - А вот сейчас и проверим. Показывай сумку и карманы.
        Что ж, похоже, я соврала. Вот ЭТО унизительнее голода. Я никогда бы не взяла чужое. Девчонки частенько обманывают подвыпивших клиентов, зажимая сдачу или накидывая в чеке пару лишних позиций, а я даже на это не могу решиться. Даже если знаю, что дома меня из еды ждут чай и пачка овсянки.
        Мы заходим в комнату для персонала, и я снимаю с вешалки сумку и куртку.
        - Я ничего не брала. Я вообще не заходила сюда с тех пор, как…
        Администратор, женщина средних лет с непривычным именем Айжан, не обращая внимания на мои слова, роется в сумке. А когда извлекает оттуда черный мужской кошелек, мне кажется, словно земля уходит из-под ног.
        - А это что?
        - Я…
        - Елизавета, я спрашиваю, что это?!
        - Я не знаю, Айжан! Я впервые его вижу, это не я!
        Должно быть, кто-то из девчонок испугался, что поймают и быстро сунул мне в сумку. Но как доказать?
        - Давайте посмотрим камеры! Я ничего не брала, я даже не знаю, чей он!
        Начальница неторопливо открывает кошелек, но он совершенно пуст, только карточки виднеются в специальном отделе. Женщина поднимает на меня глаза, и я читаю в них все: злость, разочарование, обвинение и… что-то еще.
        - Что? - онемевшими губами спрашиваю я.
        - Лиза, верни деньги по-хорошему.
        - Какие деньги, Айжан?! Я! Ничего! Не! Брала!
        - Кошелек клиента в твоей сумке. В кошельке были деньги, ровно двадцать семь тысяч рублей. Сейчас здесь пусто. Давай не будем вызывать полицию. Верни деньги, с клиентом я разберусь сама. И пойдешь отсюда на все четыре стороны по-хорошему.
        Двадцать семь тысяч… еще год назад они казались копейками. Я могла купить туфли в три раза дороже просто потому что понравились ремешки или отдать такие же деньги в спа-салоне. Сейчас чтобы их заработать мне разве что придется пойти в проститутки. Или продать почку, и тогда останутся деньги на коммуналку, кстати.
        - Я не брала. Я клянусь, я не брала! Айжан, ну где бы я их спрятала?!
        - Ладно. Не хочешь по-хорошему, я вызываю полицию.
        Первый шок чуть проходит, и я заставляю себя успокоиться.
        - Да. Да. Вызови. Пусть смотрят камеры, я ничего не брала!
        - Клиенту скажи, - огрызается Айжан.
        - Скажу! Где он? Пусть скажет, когда именно я подходила и как умудрилась украсть бумажник, посмотрим по камерам!
        Я направляюсь к выходу из подсобки, чтобы вернуться в зал и разыскать обворованного наверняка бухого идиота, не уследившего за бумажником и даже не запомнившего официантку. Но начальница преграждает мне путь.
        - Дудки, милая. Никуда ты не пойдешь. Будешь сидеть здесь, пока не приедут менты, ясно? А если клиент захочет пообщаться, тогда зайдет. Не хватало мне еще воровки! Это не сельский клуб, это элитное заведение!
        - Но…
        - СЯДЬ, СУКА!
        Я испуганно сажусь на скамейку. Сейчас Айжан выглядит ненормальной. Ее ноздри широко раздуваются от гнева, а глаза мечут молнии. Кажется, она в шаге от того, чтобы меня ударить, и я невольно чувствую, как сжимаюсь в ожидании боли. Ненавижу! Ненавижу!
        - Только попробуй что-нибудь выкинуть, Каренина, я тебя сама под поезд брошу, ясно?! Позорище. Лимита.
        Она с грохотом захлопывает дверь, и я остаюсь в темноте, нет сил даже включить в подсобке свет. Руки мелко дрожат, а к горлу подкатывает тошнота. Я лишилась работы… это не подлежит сомнению. И если не докажу, что не брала проклятый бумажник, то отправлюсь в тюрьму.
        - Господи, когда все это закончится, - шепотом спрашиваю я, хоть и знаю, что ответа не будет, - неужели меня мало за Лешку наказали…
        Нельзя сейчас плакать, и я упрямо вытираю слезы. Я не слабая, я не воровка, я сейчас спокойно все объясню полиции, клиенту. Мы вместе посмотрим камеры, найдем того, кто спер бумажник и подкинул его мне, а потом я пойду домой и забуду все, как страшный сон. Всю жизнь как кошмар, непрекращающийся.
        Время течет невыносимо медленно. У меня нет часов, а смартфон остался в сумке, которую почему-то забрала с собой Айжан. Кажется, будто я сижу здесь несколько часов, и вскоре приходит паническая мысль: а если обо мне забыли? Разобрались в инциденте и ушли, а меня так и оставили в закрытой кладовке. В темноте.
        Я знаю, что будет дальше. Еще какое-то время у меня получится сохранять спокойствие, а потом накроет паникой. Я уже чувствую, как из темноты она тянет ко мне холодные скользкие лапы. Иногда помогает думать об Артемке. Я вспоминаю его темную головку, склонившуюся над рисунком, высунутый от усердия язык и тихое сопение.
        А Лешка смеялся и говорил:
        - Лизка, весь в тебя. Ты не замечала, что вы совершенно одинаково вытаскиваете язык, когда думаете? Они у вас даже одинаковой формы. Никогда не думал, что языки могут быть одинаковыми.
        Его это так забавляло, что он постоянно ловил нас на задумчивости и по-дурацки хихикал.
        Это опасный путь. Я могу как вытащить себя за косичку из болота, так и оступиться, вспомнить о том, чтобы было после, и провалиться еще глубже. Захлебнуться в собственной тоске.
        Слышу шаги и поднимаюсь. Щелкает замок, а вместе с ним «тук-тук» - мое сердце в последний раз с силой ударяется в грудную клетку и замирает. Наверное, так заключенный ожидает приговора. Надеется, что произойдет чудо, и приговор станет оправдательным, но в глубине души знает, что к нему идет палач.
        - Мы посмотрели камеры, - холодно говорит Айжан. - Там четко видно, как ты хватаешь бумажник со стола и прячешь в карман фартука.
        - Этого не может быть! Я не брала! Покажите запись, я хочу увидеть ее!
        - В полиции посмотришь. У тебя будет много времени подумать о том, каким ничтожеством можно стать. Надеюсь, они закроют тебя на годик-другой в колонии.
        Меня бьет мелкая дрожь. Я знаю, что Айжан зла и специально меня доводит, но часть меня до безумия боится оказаться в тюрьме, пусть и на время разбирательств.
        - Так нельзя… я ничего не сделала… Покажите записи! И… и дайте поговорить с тем человеком! Я не буду больше слушать ваши оскорбления. Я сама все объясню! Дайте мне с ним поговорить!
        - Ладно, - после долгой паузы кивает Айжан. - Поговоришь. А потом навсегда скроешься с моих глаз, и сама будешь выпутываться. Сядешь ты или продашь почку, меня не ебет, ясно?
        - Да, - глухо отвечаю я.
        Моя надежда только в том, что клиент окажется адекватным. И поверит, что я не брала его бумажник. Но камеры… неужели Айжан соврала? Там не могло быть меня! Может, перепутали девушек? Если мне удастся посмотреть запись, я смогу понять, кто стащил кошелек.
        Администратор уходит, а я слышу новые шаги. Более тяжелые, какие-то тревожные. Хотя к этому моменту я уже в состоянии полуобморока. Я ужасно хочу пить, еще сильнее - есть. Готова отдать душу за возможность прилечь, а в висках пульсирует боль.
        Когда вспыхивает свет, я жмурюсь и не могу рассмотреть вошедшего. Глаза, привыкшие к темноте, слезятся и болят. Но когда первый шок проходит, в первое мгновение я думаю, что сошла с ума. Что усталость сыграла со мной злую шутку.
        Потом ноги подкашиваются, и я сажусь на скамейку.
        - Леша…
        - Здравствуй, Лиза. Неожиданная встреча, правда?
        - Что это значит? Что ты здесь делаешь?
        Боже, что я несу?! Лопочу какую-то ерунду, а сама жадно всматриваюсь в знакомые черты. Он почти не изменился… только вернулся к спорту и сменил теплый взгляд на холодное отвращение. Но все еще красивый. При взгляде на него я все еще чувствую, как внутри все сжимается. В нем - черты моего сына, в нем - моя душа, от которой ничего не осталось.
        - Ты стащила мой бумажник.
        - Нет. Я даже не знала, что ты здесь, я не подходила к тебе.
        - И все же бумажник нашли в твоей сумке. А денег там не было.
        - Чего ты добиваешься?
        - Того, чтобы ты заплатила.
        Мы все еще о деньгах?
        - У меня нет двадцати семи тысяч.
        Я не собираюсь этого добавлять, но слова сами вырываются тихим шепотом:
        - У меня ничего нет.
        Он подходит ближе. Накрывает сначала запахом, незнакомым - сменил духи. Потом теплом от близости. А потом прикосновением к подбородку, вынуждает поднять голову. Смотреть ему в глаза невыносимо. Я ни разу не отважилась.
        - Ошибаешься, Лиза. Кое-что у тебя все же есть.
        Губы немеют, а голос куда-то пропадает. Он так близко, и от близости кружится голова. Кажется, я вот-вот проснусь, потому что все мои сны о нем заканчиваются так же, но… это не сон. Это он передо мной, призрак прошлого, демон с холодными жестокими глазами. Я влюбилась совсем не в этого Лешу, но я его таким сделала.
        И не жалею об этом.
        - Что тебе нужно? Отпусти меня…
        - Отпущу. И даже не стану писать заявление. Только ты кое-что сделаешь. Как по мне, это хорошая услуга почти за тридцатку, которую ты сперла.
        - Я не…
        Он прижимает к моим губам ладонь. От прикосновения по телу идет дрожь, и я даже не могу сказать, страх это или что-то другое, давно похороненное.
        - Сейчас ты оденешься и вместе со мной выйдешь из этого гадюшника. Мы сядем в машину, поедем в отель, где ты будешь очень хорошей и послушной девочкой. А когда мы с тобой наиграемся, исчезнешь навсегда, как ты умеешь.
        - Мы… Леш, я не понимаю…
        - Что тут понимать? - грубо обрывает бывший муж. - Мы с Вадиком хотим тебя трахнуть. Он всегда смотрел на тебя, как кот на сметану, а передо мной у тебя еще пени по супружескому долгу накапали. Одна ночь - и до свидания. Ну, или поехали в КПЗ, потом в колонию.
        - Леша…
        Я не могу поверить в то, что слышу это от него. Между парнем, в которого я влюбилась по уши, и мужчиной, что сейчас смотрит и оценивает меня, как товар, нет ничего общего. Только внешность, только имя. А душа не его.
        - Так же нельзя.
        - Почему?
        Он жадно рассматривает меня, взглядом скользит по вырезу платья и голым коленкам. Я с горечью думаю, что этот взгляд совсем не отличается от тех, которыми награждали нас богатые клиенты с ощущением вседозволенности. Только ему сейчас действительно дозволено все.
        - А если я скажу, что согласна на полицию?
        Он может и не отвечать, я знаю, что будет. Сейчас Алексей Каренин - очень богатый человек, способный и доказать мою вину и устроить поездку в не столь отдаленные места. Я очень плохо знаю законы, понятия не имею, сажают ли за такую кражу, но не сомневаюсь, что Леша бросит все силы, чтобы отомстить.
        Мы оба знаем, что дело не во внезапно вспыхнувшем желании. И не в злости за потерянные деньги, если они вообще были. Он хочет, чтобы я испытала тот же ужас, почувствовала себя разбитой. Я не ждала милости и прощения от бывшего мужа, но точно не была готова к его ненависти.
        - Леш… я тебя прошу, отпусти меня… не мучай.
        Себя не мучай. Меня. Я не имею права просить, наверное, не заслужила, но, черт возьми, я хочу дышать! Хочу помнить несколько лет, когда была счастлива, а не часы, когда умирала последняя надежда на то, что однажды все будет хорошо.
        Как Леша сам говорил.
        «Все, Лизон, будет хорошо. Это инсайдерская информация».
        - Я тебя, Лиза, тоже о многом просил. И ребенок просил. Ты нам что сказала? Помнишь?
        - Да…
        - Вот и все. Так что? Мы рассчитываем на твою компанию, или звонить ребятам в форме? Ты только учитывай: гарантию, что тебя там не трахнут, я дать не могу. Что ты так смотришь? Неужели ни разу со своим хахалем не звала друга? Давай, детка, это лучше, чем посвятить следующую пятилетку пошиву рукавичек.
        Я поднимаю взгляд на бывшего мужа, уже не надеясь рассмотреть в нем осколки некогда счастливой любви.
        - Скажи… ты все еще принципиален, как раньше? Держишь слово, которое дал?
        - Допустим.
        - Если я соглашусь… сделать то, что ты хочешь. Ты можешь пообещать, что не сделаешь мне больно?
        - За кого ты меня держишь? - усмехается он. - Я сделаю тебе очень хорошо, Лиза.
        Мне кажется, я лечу в темную пропасть. Растворяюсь в аду, который сама создала.
        - Пообещай. Я так хочу.
        - Хорошо. Я обещаю. Сегодня ночью тебе никто не навредит. А после мы больше не встретимся.
        АЛЕКСЕЙ
        Я не даю ей шанса сбежать: выхожу, чтобы собралась, и жду за дверью. Администраторша с интересом на нас косится, когда мы выходим, но молчит. Интересно, ей хоть немного стыдно? Она, по сути, подставила свою же сотрудницу по прихоти клиента и за хорошую оплату. Можно придумать тысячу отговорок, что Айжан меня знает и уверена, что я не причиню Лизе вред, но… черт, я ведь собираюсь причинить.
        В ее глазах страх смешанный с недоверием. Такой жутко пьянящий коктейль. Я впитываю ее эмоции, но облегчения не чувствую, сейчас моя ненависть к ней растет по экспоненте. Смотрю на ее лицо и вижу черты сына, который до сих пор иногда спрашивает о маме. Слышу ее голос, и в голове без спроса появляются обрывки разговоров из прошлого.
        На секунду, когда Лиза попросила не делать ей больно, внутри что-то болезненно сжалось. Как всегда сжималось, когда она болела или расстраивалась. Такой себе условный рефлекс: спрятать, защитить и нагло пользоваться благодарностью.
        Потом отпустило. Не делать ей больно… а она, блядь, не делала? Не она сбежала, когда я лежал в реанимации? Не она сбежала, бросив ребенка, которому клялась, что мама всегда будет рядом? Не она потом постила в инстаграме тупые фоточки с моря в обнимку с новым ебарем?
        О, нет, милая, я не стану делать тебе больно, но свое получу.
        Я хочу вытравить ее из воспоминаний. Заменить те, в которых Лиза была любимой женщиной на те, в которых она - шлюха, прыгающая на двух членах по очереди. Хочу чтобы в ЕЕ воспоминаниях из влюбленного долбоеба я превратился в мразь, при виде которой переходят на другую сторону улицы.
        Может, она уедет. Ее близость к сыну мне совсем не нравится. Думаю, наутро обсудим возможность переезда этой суки куда подальше. Если согласится - получит что-нибудь существенное, заартачится - у меня есть ресурсы и огромное желание, чтобы выселить ее к чертям.
        Но сначала я ее трахну. Потому что хочу. Потому что проклятое желание не выжечь ничем, оно все еще внутри меня. Это проклятье, только вот я понятия не имею, кто и за что меня им наградил.
        Она выходит из подсобки, в тонкой короткой куртке, совсем не подходящей холодной промозглой осени, плавно переходящей в зиму. Совсем не похожа на любовницу олигарха. Он что, выпер ее, ничего не оставив?
        Зато смотрит, стерва, так, словно все еще надеется, что я рассмеюсь, скажу, что пошутил и подвезу до дома. Меня бесит ее наигранная трогательность. А вот страх в глубине серых глаз заводит. Мы оба знаем, что вскоре он сменится поволокой удовольствия. Я знаю ее тело, я знаю, как заставить его реагировать.
        - Идем, - говорю и беру Лизу за запястье.
        Не могу за руку. Поэтому тащу за собой, как купленную в магазине большую куклу - за что удобнее держаться.
        Мы выходим на улицу, где дождь со снегом валят без остановки. Я сразу же сворачиваю в один из переулков, не хочу идти по проспекту.
        - А машина? - тихо спрашивает она. - Ты сказал, мы поедем…
        - Вадим нашел отель неподалеку. Тебе там понравится.
        Она не поспевает за мной, и приходится ускорить шаг. Лиза… маленькая глупая Лиза, зачем ты вернулась? С каждой секундой пламя внутри меня становится еще более неуправляемым. Я уже не уверен, что буду с тобой нежным. Моя маленькая глупая Лиза… что ты с нами сделала?
        Запястье в моей руке хрупкой, а кожа - теплая. Кажется, она еще сильнее похудела. Или я просто так давно ее не видел?
        - Леш… - слышу ее осторожный грустный голос.
        - Что?
        - Как… как Темка?
        Что-то подобное, наверное, чувствует человек, которого взяли за горло. Невозможность сделать вдох вкупе с яростным отчаянным желанием в последние минуты жизни сделать палачу как можно больнее.
        - Чтобы я от тебя больше не слышал его имени.
        - Леш… ну скажи, пожалуйста. Я скучаю…
        Останавливаюсь, выпуская ее запястье из стального захвата. Подхожу вплотную. Несколько секунд она смотрит мне в глаза, но все же не выдерживает - опускает голову. Стыдно, суке. У нее нет никакого права спрашивать о сыне. Она с ним даже не попрощалась.
        - Как чувствует себя ребенок, которого бросила мать? Сама догадаться не можешь? Для этого нужна степень по квантовой физике, мать твою? Забудь о существовании ребенка. Ты ему никто. Ты позорно сбежала, когда он едва не лишился отца. И сейчас спрашиваешь, как он?
        Я протягиваю руку, чтобы сжать на затылке ее волосы.
        - Не смей при мне говорить об Артеме. Я совершенно серьезно. Если еще раз от тебя о нем услышу, то быстро забуду все обещания и проведу тебя через такой ад, что мало не покажется. Ты меня поняла?
        Молчит. Я смотрю на сжавшуюся еще совсем молоденькую девчонку перед собой, и изо всех сил пытаюсь задавить чувство жалости к ней.
        - Ты меня поняла, я спрашиваю?
        - Да. Поняла.
        - Тогда шевелись. Погода мерзкая.
        Я не признаюсь в том, что не стал сажать ее в машину, чтобы не погружаться в новый виток воспоминаний. Машина, плюс Лиза, плюс ночной город… это все равно что выстрелить себе в ногу.
        Отель крошечный, из числа тех, что облюбованы туристами. Но сейчас он почти пуст: до Нового года еще прилично, а осенняя приятная погода давно закончилась. Я здесь не бывал, но Вадик в свое время, скрываясь от жены, частенько снимал номера во всех местах нерезиновой.
        Нас встречает приветливая девушка за стойкой. Если она и удивлена, когда я называю имя Вадима, то не подает вида.
        - Да, у господина Комаровского забронирован двухкомнатный люкс с видом на проспект. Пожалуйста, ваши документы.
        Лиза медлит: ей не хочется светить документами, но я незаметно подталкиваю ее под руку. И наши паспорта ложатся на стойку. Так же, как однажды легли на стол в ЗАГСе. Если девушка за стойкой не полезет дальше, в штампы, то, наверное, подумает, что мы муж и жена. А может, ей плевать. И наше появление здесь имеет значение - до болезненной дрожи - только для меня и Лизы.
        - Господин Каренин, - она кладет ключ-карту на стойку. - Госпожа Каренина. Добро пожаловать. Вам нужно помочь с багажом?
        - Нет, спасибо, мы налегке и на одну ночь. До свидания.
        Я сгребаю со стойки все: оба паспорта, ключ, распечатку бронирования.
        - Приятного отдыха, - улыбается девушка. - Надеюсь, у нас вам понравится.
        Вот за это спасибо. Я тоже надеюсь, что мне все понравится.
        - Верни мне документы, - в лифте просит Лиза.
        - Верну, когда закончим.
        - Даже не знала, что ты такая скотина.
        - Мы оба друг друга плохо знали.
        Нужно быть слепым, чтобы не заметить ее дикий, почти бесконтрольный страх. Все время, что от лифта мы идем к номеру, я борюсь в себе с внезапно возникшим желанием развернуться и уйти. Надраться где-нибудь до беспамятства, чтобы ближайшие несколько дней проваляться с похмельем и не думать ни о чем, кроме того, как сильно болит голова.
        Я ненавижу ее за предательство, за причиненную боль. Ненавижу себя за то, что все еще хочу ее. Ненавижу Вадима за то, что он хочет ее. Сейчас он получит все, что желает, а я, увы, нет.
        И еще я ненавижу себя за жалость. За то, что смотрю на худенькие плечики, скрытые под тонкой курткой, и внутри что-то сжимается. Часть меня все еще инстинктивно ее защищает. Пусть и от самого себя.
        Кажется, что если я сейчас не сфорсирую события, то дойду до ручки.
        Вадим обнаруживается в гостиной огромного роскошного номера. На столике початая бутылка вискаря. Завидев нас, друг удивленно поднимает брови, словно не верил, что я сдержу слово. В его глазах загорается азартный огонек.
        Я не фанат таких развлечений, но сейчас мне жизненно необходимо осознать, что Лиза больше не часть меня, что она ничего не значит, просто шлюшка, которую можно трахнуть и забыть.
        - Иди в душ, - бросаю я. - Только быстро.
        Мне плевать, попытается она сбежать или останется в этой чертовой ванной навечно, мне уже на все плевать, я будто под анестезией. Ловлю, блядь, глюки и ровным счетом ничего не чувствую. Залпом выпиваю первый стакан и морщусь: слишком много копчености во вкусе. Не мой тип виски.
        - Лех, ты в адеквате? - спрашивает Вадик.
        - А что такое? Передумал? Струсил?
        - Я? - усмехается он. - Не я свалил, когда мы Катьку с Алисой на троих драли. Мне так-то плевать, кого трахать, но твоя Лиза стала еще ебабельнее.
        - Она не моя. Трахай, как хочешь.
        - Уступлю право первой ночи, - усмехается он.
        Почему-то мне хочется его ударить.
        Под отдаленно доносящийся шум воды я смотрю в окно. На неспящий город, на яркий свет фар, на толпы народа на улице. Напротив шумный бар, один из тысяч. Из него как раз вываливается какая-то парочка. Немного пьяная и - это видно сразу - до одури влюбленная. Красивая рыжая девчонка в короткой шубке и еще немного нескладный после только-только прошедшего пубертата парень.
        Они до боли напоминают нас с бывшей.
        Мне было двадцать пять, когда я встретил девушку, с которой захотел провести остаток жизни. Ей - девятнадцать. И точно так же мы ходили по барам, неловко забираясь в такси, где целовались, пока водитель не напоминал об оплате. Гуляли под снегом, ели мороженое, пили глинтвейн из смешных пряничных домиков на площади. Пересмотрели все мюзиклы, что смогли найти. Прошли все квесты, катались на коньках, скупили половину ассортимента детских магазинов, пока ждали Артемку.
        А теперь я здесь, в идиотском номере отеля, пытаюсь делать вид, что всего лишь снял девочку на ночь и поделился с другом.
        - Леш…
        Настолько не ожидаю услышать ее хриплый голос, что вздрагиваю.
        Лиза стоит в дверном проеме, закутанная в большой махровый халат. В огромных глазах целая бездна эмоций. Наверное, это продолжение глюков, но мне кажется, она смотрит с надеждой и страхом одновременно. За неимением лучшего спасательного круга цепляется за меня, хотя я больше всех на свете хочу, чтобы она пошла ко дну.
        - Дай мне выпить. Немного.
        Медленно - движения, как будто во сне - я подхожу к столику и наливаю в свой пустой бокал щедрую порцию виски. Лиза жадно пьет, а потом морщится и кашляет. Алкоголь никогда не был ее любимым развлечением. Она напилась лишь однажды, на свадьбе подружки, и ей было так плохо, что мне пришлось всю ночь просидеть с ней в гостиной при открытых в ноябре окнах - так ее трясло.
        Черт. Черт! Выбрось все воспоминания о ней из головы, замени новыми. И не смотри в глаза, когда она смотрит в ожидании твоих дальнейших действий.
        Я должен отступить в сторону и дать Вадику ее трахнуть. Я не собираюсь на это смотреть, да и вряд ли я вообще захочу ее после секса с другим, хотя определенный выброс адреналина мысль о двойном проникновении в нее меня заводит.
        Просто я уже хочу отключиться.
        Но вместо того, чтобы сделать то, что собирался изначально, я вдруг притягиваю ее к себе и впиваюсь в губы поцелуем. Вспоминаю вкус и запах, ощущение мягких податливых губок и тяжелых волос в своей руке. Не встречаю ровным счетом никакого сопротивления, только удивительную мягкость и слабость. У Лизы словно не остается сил сопротивляться, все ушли на страх, сковавший тело. Я слышу, как безумно быстро и сильно бьется ее сердце, чувствую мелкую дрожь.
        Где-то сзади краем уха я слышу, как поднимается Вадим, и Лиза вздрагивает, невольно прижимаясь ко мне крепче. Она тоже не осознает, что делает, ее тело само умоляет ее защитить. Моя глупая маленькая девочка… как бы я хотел снова тебя любить. Отдал бы и душу, и сердце за то, чтобы очнуться в реанимации и понять, что годы без тебя были каким-то страшным серым сном.
        Где ты, Лиза… почему от тебя остался только образ в воспоминаниях? Почему я сейчас целую тебя, а внутри все как будто провернули через мясорубку. Ты столько боли нам с сыном причинила, а я не могу от тебя оторваться, не могу заставить себя выпустить из рук и прекратить дышать за двоих.
        Как же сильно я тебя ненавижу и как же хочу.
        Руки действуют отдельно от разума. Я развязываю халат, и тот падает к ее ногам. В душе ядовитой змеей поднимается ревность. Она же одновременно пускает по крови адреналин. Я никогда не позволял кому-то на нее смотреть. Одна мысль о том, что к Лизе прикоснется другой мужчина, была отвратительна. А сейчас испытываю мазохистское удовольствие от того, что Вадим рядом.
        Она, в конце концов, трахалась с каким-то олигархом, пока я пытался не подохнуть и не заморить голодом маленького сына. Ее, сука, сына!
        Я хотел быть ее первым, а был даже не единственным. С кем еще она спала, пока мы были женаты? Кажется, я нарочно накручиваю себя, чтобы причинить ей как можно боли. Или хотя бы унизить, заставить делать то, что скажу я. И одновременно с этим не могу оторваться от горячих влажных губ, осторожно отвечающих на поцелуй.
        Мне уже плевать, кто ее трахнет и как. Я нарочно выворачиваю себе душу.
        На миг отрываюсь от нее, чтобы расстегнуть рубашку, и случайно встречаю ее взгляд. Умоляющий, жалобный, как у маленького побитого щенка. Такой похожий на взгляд сына. Мысль о нем рождает злость, и я снова впиваюсь в ее губы. Прикусываю нижнюю, оставляя красный след, а руки лихорадочно шарят по телу, вспоминая изгибы и впадинки. Я могу коснуться ее так, что тело превратится в оголенный нерв. Могу заставить ее кончить прямо здесь, на глазах у Вадима. Могу сделать так, что ей будет совершенно плевать, кто и в какую дырку ее трахнет. Это абсолютная власть, и я знаю, на какие точки нужно давить, чтобы заполучить ее.
        Только вместо этого почему-то как наркоман, снова и снова возвращаюсь к ее губам. Каждый раз думая - «последний». Вот еще разок сожму мягкие волосы на затылке. Вот проведу рукой по изящному изгибу позвоночника.
        Невозможно не заметить ее дрожь и реакцию на мои ласки.
        - Леша… - Голос тихий и грустный. - Лешка…
        Он бесит еще больше. Как будто она скучала. Как будто имеет право снова притворяться моей Лизой. Та девчонка была всего лишь фантазией, я придумал ее. Той Лизы не существует.
        Моя рука поднимается вверх по плоскому животу, пальцы обводят затвердевший и набухший чувствительный сосок. Поднимаются к тонкой шее с почти прозрачной кожей, сквозь которую видно венки. Я обхватываю ее шею, сжимаю, перекрывая доступ к кислороду, и… Лиза просто закрывает глаза.
        Не пытается освободиться, не сопротивляется. Просто сжимается, как пресловутый щенок, на которого замахнулись тапком, и закрывает глаза.
        - Лиза… - мой голос хриплый и какой-то не родной.
        Я снова целую ее, ловлю жадный вдох, неторопливо но настойчиво толкая к спальне. Она спотыкается о кровать, падая навзничь, и я тут же накрываю ее своим телом, устраиваясь между ног. Опускаю руку, легко касаясь ноющего клитора, влажных губ, а затем погружаю в нее палец, срывая с губ тихий стон.
        - Лиза-а-а… сука ты! Как же я тебя ненавижу!
        Сжимаю ее запястья, поднимая руки к изголовью, и грудь соблазнительно приподнимается. Я не могу отказать себе в удовольствии и не попробовать чувствительные соски на вкус. Не прочертить влажную дорожку от груди к ключице, не прикусить сосок, одновременно вводя в бывшую член. Медленно, смакуя каждую секунду проникновения, но до конца, заполняя ее целиком.
        Она пытается сопротивляться, но это скорее похоже на кокетство, потому что ее внутри она влажная и готовая к моему члену. Все еще узкая и горячая.
        - Тебе нравится… ты хочешь меня. Все еще хочешь. Скажи, так же сильно, как его? Его ты хотела сильнее?
        Выхожу и снова толкаюсь в нее, с силой вдавливая в кровать.
        - Скажи мне, Лиза…
        Она упрямо смотрит затуманившимися от наслаждения глазами.
        - Да! Его я хотела сильнее!
        Видят боги, я хотел быть нежным. Но с ней невозможно сдерживаться, все стены рушатся, когда я рядом с этой девчонкой. И я трахаю ее, пока есть силы. Грубо, резко, наращивая темп, до тех пор, пока она не откидывает голову, словно предлагая мне снова поиграть с ее сосками, слизнуть капельки пота на загорелой коже.
        Я потерял над собой контроль, я чувствую, как ее коготки впиваются мне в спину, и отстраненно думаю, что привычно жду ее оргазма, чтобы увидеть бьющуюся в сладких судорогах жену, поймать каждую капельку ее удовольствия - тогда собственная развязка будет ярче.
        Я должен думать только о себе, но я не могу оторваться от ее лица. От блестящих на ресницах слез и шепчущих мое имя искусанных почти до крови полных губ. Когда она выгибается, содрогаясь от нахлынувшего удовольствия, я прижимаю ее к груди и чувствую бешеный ритм маленького сердечка.
        В которое мне так и не удалось запасть.
        - Леш… - Голос, как ветерок, почти не слышен.
        Ее глаза закрываются.
        - Лешка… Не отпускай меня, пожалуйста… не отдавай меня ему…
        Я всегда любил кончать именно в этот момент. Когда ее тело не поддается контролю, когда остатками оргазма еще накатывают спазмы и ее плоть сокращается вокруг моего члена, подводя к нужной черте и меня. Когда она больше всего на свете хочет закончить пытку, но сил отстраниться нет - и я через несколько толчков кончаю и сам.
        «Лиза-а-а», - это имя само просится сорваться с губ.
        Но в последний момент я ему не позволяю.
        Только отключаясь, я вдруг понимаю, что в номере нет Вадима, и момент, когда он ушел, я совершенно упустил.
        А ночью случается кое-что еще, что выбивает меня из колеи. После хорошего оргазма и принятого на грудь алкоголя, сон выходит особенно крепкий. Привычным движением я, забыв на несколько секунд, где нахожусь, и что вообще в моей жизни происходит, притягиваю Лизу к себе. От волос исходит приятный яблочный запах, а тепло ее тела убаюкивает, возвращая в то время, когда нам было хорошо вместе. Когда я каждую ночь, ложась после работы поздно, вот так притягивал ее к себе, чтобы легче и приятнее засыпалось.
        И сейчас те несколько секунд, что я держу Лизу в руках, я абсолютно счастлив.
        Потом реальность отвоевывает свое: я резко просыпаюсь и сажусь на постели.
        Блядь, как же болит голова! На куски раскалывается, как будто я не трахался с бывшей, а получил кувалдой по темечку. Проклятый алкоголь. Проклятый Вадик. Проклятая Лиза…
        Смотрю на часы и понимаю, что проще уже и не ложиться, тем более что спать рядом с этой шлюхой не очень-то и хочется. Эйфория от секса прошла, и теперь я снова вижу ту Лизу, которая мне изменила. Которую я так ненавижу. Сегодня она была моей, но почему-то не стало легче ни на йоту.
        Надо вычеркнуть ее из жизни и стереть из головы. Навсегда.
        Быстро одеваюсь, стараясь делать это бесшумно, чтобы не разбудить ее и не спровоцировать новую порцию идиотских разборок с трагическим выражением ебала, которое она мастерски научилась строить, отжигая со своим олигархом. Наверняка одинаково выпрашивала новый айфончик и просительно заглядывала мне в глаза в надежде, что я не слишком жестко ее трахну.
        Поднимаю с пола ремень и засовываю в карман бумажник. Против воли взгляд снова и снова возвращается к спящей Лизе. Я не хочу смотреть, не могу физически сейчас ее видеть, но не вестись на безмятежную спокойную красоту спящей девчонки нереально.
        Как же я ее любил, что мог часами смотреть, как она спит.
        А что теперь? Я все еще не могу оторвать от нее взгляд. Но уже по вине отвращения.
        В голове всплывает фраза, сказанная ее фирменным жалобным голоском:
        «У меня нет двадцати семи тысяч. У меня ничего нет».
        Поддавшись порыву, я достаю из бумажника несколько тысячных купюр и оставляю на туалетном столике.
        Все равно она больше не стоит. Хоть кое-кто и платил за нее раньше.
        ЛИЗА
        Леша и Лиза. Нас называли «Лига Лени», расшифровывая на юморной лад аббревиатуру «ЛЛ», которой мы подписали свадебные приглашения. Прозвище приклеилось, потому что еще во времена, когда Лешка поднимал бизнес и сутками не бывал дома, любимым развлечением в выходной было завалиться в постель и смотреть сериалы. Просто лежать, вставая лишь для того, чтобы забрать заказанный в ресторане ужин. Проваливаться в сладкий дневной сон, переживать за отношения Касла и Беккет или просто валяться, вслушиваясь в дыхания друг друга.
        У нас с Темкой была игра. Когда Лешка оставался допоздна на работе, Темыч капризничал и не хотел ложиться спать. Но я все равно укладывала его в положенное время. Читала книжку, а он делал вид, что засыпает. Уходя, я оставляла на тумбочке какую-нибудь маленькую мягкую игрушку и знала, что он не уснет до тех пор, пока папа не зайдет поцеловать на ночь. А игрушка служила маленьким талисманом и была нашей общей тайной. У меня в комнате был целый ящик заранее купленных игрушек, а у Темки они уже не помещались в сундук. Леша над нами все время подшучивал.
        Но мне нравился этот ритуал.
        А сейчас я сама чувствую себя Артемом, который делает вид, будто спит, чтобы, едва захлопнется дверь, вскочить и схватить со стола игрушку. Только у меня вместо игрушки несколько купюр.
        Я долго сижу на постели, кутаясь в одеяло и прислушиваясь к тишине гостиничного номера. Тело еще слишком расслабленное и уставшее после ночи. И кажется, что все произошедшее - какой-то странный сон. Одновременно жуткий и желанный. Я не думала, что еще хоть раз почувствую его прикосновения. Но губы горят от поцелуев, а мышцы ноют.
        Меня буквально раздирают противоречия. Он заставил меня лечь с ним в постель, но не позволил Вадиму ко мне прикоснуться, хотя в самом начале я видела в его глазах решимость. Он не был привычно нежным, тем мужчиной, которого я запомнила, но не причинил мне ни грамма боли.
        Я думала, что хорошо знаю бывшего мужа, но сейчас меня ошеломляет шторм, бушующий в его душе. Кажется, он вот-вот разрушит до основания остатки убежища, которое я так старательно выстраивала.
        Часть меня еще уверена, что это сон. В состоянии абсолютной прострации я принимаю душ. Вода ледяная, но у меня нет сил разбираться, я просто стою под хлесткими струями, смываю с себя его запах, ощущение рук, следы поцелуев, которые не желают смываться. Придется закрыть их шарфом или водолазкой… а хотя какая разница? У меня больше нет работы. Что ж, и долга тоже нет, а если Леша действительно исчез из моей жизни, то это уже неплохо.
        Как-нибудь выживу.
        Только от того, что не удалось ничего узнать про Темку, болезненно сжимается сердце. Бедный мой мальчик… что он чувствовал, когда мама вдруг пропала?
        Я смотрюсь в мутное зеркало, не очень понимая, стекает по лицу вода с волос, или я все же расплакалась, хоть и обещала не жалеть себя больше. Что сделано, то сделано. Мы не должны были встретиться сегодня. У меня не было иного выбора, кроме как вернуться в город, потому что я бы не потянула жилье, а старенькая бабушкина квартира еще не до конца развалилась. Но я отчаянно надеялась, что не встречу Лешку, хотя частенько представляла, как случайно вижу их с Темкой в магазине или в парке. Но в этой мечте я всегда держалась в стороне, невидимым наблюдателем, жадно всматривающимся в чужую счастливую жизнь.
        Мне хочется верить, что все будет хорошо, но по факту я понятия не имею, что такое это все. Я и живу на автомате, даже мысль о том, что однажды я встречу мужчину или заведу другого ребенка, кажется кощунственной. Я не имею права разрушить еще одну семью. И никогда не увижу свою.
        Кутаюсь в чистый халат. Пальцы рассеянно перебирают кучи одноразовых пакетиков в поисках средства для укладки, но пластик скользкий от мыла, и пакетики рассыпаются по белоснежной раковине, а у меня вырывается прерывистый всхлип. Будто эта крошечная неудача становится последней каплей.
        Плевать на волосы. Плевать на все. Я досижу до утра, попробую поспать, потому что транспорт не ходит, а денег на такси совсем нет. А утром забьюсь в самый дальний угол бабушкиной квартиры и отключусь. Мне снова приснится Лешка, и я снова скажу ему то, на что никогда не решусь в реальности.
        Я скажу, как сильно люблю их с Темкой. И как ненавижу себя за то, что причинила им столько боли.
        Стук в дверь - один из тех звуков, которых я до безумия боюсь с самого детства. Я ненавижу, когда не звонят в звонок, а стучат, в этом есть что-то тревожное. Но кто может стучать в дверь номера? Горничная? Посреди ночи? Или они сняли номер на несколько часов, и время вышло?
        Кутаясь плотнее в халат, я иду к двери, а когда открываю ее, то испуганно отступаю на шаг.
        - Вадим?
        - Лиза. Леха свалил?
        - Да, что тебе нужно? Хочешь получить обещанное?
        - Хочу, - честно и открыто, глядя мне прямо в глаза, говорит он.
        - Тогда почему ушел?
        - Я на такое не подписывался. В жопу. Накатаешь потом заяву, Леха не сядет, Леха муж, а я отправлюсь валить лес и шить рукавички. Я думал, ты на все согласная, но трахать силой - не мое.
        - Тогда сейчас зачем пришел? Не боишься заявления?
        - Я не собираюсь тебя трогать. Впустишь?
        Я медлю, потому что вдруг в отсутствие Леши ощущаю странную беспомощность. Рядом с ним было страшно, но одновременно с этим обещание не причинять мне боль почему-то придавало сил. Я помню, как прижималась к нему, будучи не в силах совладать со страхом, и сейчас мне мучительно стыдно за слабость.
        - Зачем тебе нужно входить, если ты не собираешься меня трогать?
        Я плохо помню Вадима, это один из институтских друзей Лешки. Он позвал его работать, когда бизнес пошел в гору, и сейчас, видимо, сблизился настолько, что общим стало не только дело, но и развлечения и женщины. Светловолосый Вадим с открытой нахальной ухмылочкой - почти антипод серьезного Леши с глазами, в которых можно утонуть.
        - Поговорить хочу.
        - Говори так.
        - Лиза, бля, на весь коридор, что ли?! Я хочу знать, какого хрена у вас происходит! Я думал, вы расстались и все кончено, но то, что я видел - это нихуя не кончено!
        - Ладно, тише, не кричи! Зайди.
        Если он продолжит орать на весь коридор, то послушать сбежится весь отель. Закрывая за Вадимом дверь номера, я плотнее запахиваю халат. Несмотря на то, что в нем можно утонуть, и я закутана по самые уши, кажется, что я стою совсем голая.
        - Давно ты вернулась?
        - Не очень.
        - И чего не позвонила?
        - Я не планировала выходить на связь. Это вышло случайно. Леша не должен был знать, что я в городе.
        - Леша бы не узнал, если бы тебя в городе не было.
        - Мне некуда идти.
        Он садится в кресло в гостиной. Початая бутылка с виски все еще стоит на столике, выдыхается - никто не сподобился закрыть. Пить не тянет, беспокоиться о сохранности элитного алкоголя тоже. Я сажусь в кресло напротив и давлю в себе безумное желание расспросить Вадима об Артеме. Вытрясти из него каждую мелочь, каждое ненароком услышанное слово, повторить мне все сотню раз. Только вот зачем вспахивать себе душу второй раз за ночь?
        - Ну, так и будешь молчать? - спрашиваю я.
        - Почему ты ушла, Лиз? - вдруг серьезно спрашивает Вадим.
        Я отворачиваюсь. Ненавижу этот вопрос. Его почти не задают: я оборвала все контакты, удалила страницы в соцсетях. Но иногда я все же встречаю знакомых и почти каждый задает это мерзкое «почему». Моих сил придумывать обтекаемые ответы уже не хватает.
        - Влюбилась в другого, вот и ушла.
        - Лиз…
        - Что? Влюбилась, развелась, уехала в теплые края. Расстались, вернулась, потому что нехрен жрать, а здесь есть хотя бы квартира. Я не хотела встречаться с Лешей, мы столкнулись случайно, и по его вине у меня нет работы. И да, я не буду писать на тебя заявление.
        - А на него?
        Я нервно смеюсь, обхватывая себя руками. Очень хочется спать, кажется, что в глаза насыпали песка.
        - И на него не буду, не беспокойся. Забудьте о том, что я существую. Забудьте оба о том, что сегодня случилось. Убеди его, что меня нужно вычеркнуть из жизни. И все будет хорошо.
        - Ты извини, Лиз, что я так. Просто понимаешь, Леха мне друг. Давай я тебе помогу, а?
        - Поможешь?
        - Ага. С работой помогу или с жильем там… в качестве компенсации. Пойми Леху, ты его крепко кинула. Он тогда чуть не сдох. Поэтому слегка перегнул палку. Но давай я тебе работу найду, а ты не станешь портить ему жизнь.
        Все же Вадик - не самый лучший друг. У него благородные мотивы, но он очень плохо знает как Лешу, так и меня.
        - Какую работу? Девушка без документа об образовании может разве что полы мыть. Это единственное место, откуда меня еще не выгнали. Но туда можно и без блата попасть.
        - А вот это ты зря. В нормальном агентстве можно иметь нормальные деньги. Знаешь, сколько можно поиметь, убирая офисы? Некоторые уборщицы побольше моего зарабатывают. Хочешь, позвоню знакомой в клининговую службу и попрошу тебя взять? Фирма приличная, я давно с ними работаю.
        Я нервно смеюсь, не веря, что действительно это слышу. Боже, ниже падать некуда. Мне предлагает работу уборщицей друг бывшего мужа, которому тот любезно предлагал со мной поразвлечься.
        Смех переходит во всхлип, и я закусываю губу до крови, чтобы сдержать рвущиеся наружу слезы.
        - Лиза… - Вадим качает головой. - Ну что ты натворила-то, а?
        - Оставь. Мои проблемы. Если хочешь помочь, забери у Леши мой паспорт, он остался у него в сумке. На восстановление нет денег. И… сможешь достать мне фотку Артема?
        - Лиз, Леха мне печень вырвет, если я с таким подступлюсь.
        - Я знаю. Но ведь есть соцсети или еще что-то…
        - У Темыча строгий запрет на слив личной инфы. Ты не думай, что из-за тебя, просто Лешка - он теперь не простой парень, у него бизнес, все дела.
        - Я знаю. Хорошо. Тогда просто паспорт.
        - Давай я тебе с жильем помогу, а?
        - Нет, - отрезаю я так холодно, что сама ежусь. - Не нужно, Вадик. У меня есть квартира. Просто забери у Лешки паспорт и привези мне, адрес ты знаешь.
        - Ладно, - вздыхает он. - Собирайся.
        - Куда?
        - Домой отвезу.
        - Не нужно.
        Но Вадим ничего не хочет слышать.
        - Нужно, Каренина, нужно. Хрен знает, что тебе в башку взбредет. Давай, собирайся.
        На самом деле я не хочу оставаться в этом номере ни секунды, но никак не могу прочитать в глазах Вадима ответ на насущный и мучающий меня вопрос.
        - Зачем ты мне помогаешь? Обозначь сразу ценник… я не привыкла платить постфактум.
        Он долго молчит прежде, чем ответить.
        - Пока считай, что я - добрый и бескорыстный супергерой.
        - А потом?
        - А потом будет потом. Собирайся быстрее, мне к восьми на работу.
        Это очень безрассудно: садиться в машину к едва знакомому мужчине, который еще совсем недавно олицетворял собой самый настоящий страх. Но я смертельно устала, это был безумно долгий день, а ночь вырвала мне душу наживую без наркоза. Я сижу, закрыв глаза, отстраненно вожу ладонью по мягкой коже заднего сидения, вдыхаю запах ароматизатора и думаю о том, пил ли Вадик и если да, то сколько. Хотя мысль о том, что, возможно, пил, не вызывает ни страха, ни тревоги. Я, кажется, потеряла способность бояться будущего. Все самое плохое уже давно случилось.
        - Это здесь? Боже, ну и дыра… дом что, аварийный?
        - Уже пару лет хотят признать.
        В ночи старый дом на десять квартир выглядит еще более жутко и убого.
        - Ты уверена, что там безопасно?
        - Уверена. Спасибо, что подвез.
        Там нет горячей воды, а батареи еле-еле греют, но зато там становится легче. Это чувство сложно описать: я помню дом еще с детства, со времен бабушки. Как приезжала к ней и проводила в двух крошечных комнатах самые счастливые часы. Ее мебель еще частично сохранилась и, хоть обстановка давно потеряла шарм и уют, там все же легче.
        - Лиз… - Вадик мнется. - Ты только Лешке не говори, если что…
        - Не волнуйся. Он ничего не узнает. Спасибо, что подвез…
        - Твою мать! - в сердцах Вадим бьет по рулю, и я вздрагиваю. - Ладно. И об этом не говори.
        Когда он тянет руку, я отшатываюсь, но замечаю зажатый в ней смартфон.
        - Мы ездили на шашлыки в начале осени. Всего пара фоток.
        Я резко выпрямляюсь, осознав, что мне сейчас предлагают. Руки дрожат, когда я беру смарт и листаю галерею. Из-за слез, застилающих глаза, толком ничего не видно.
        На фото целая толпа, но глаза безошибочно находят две нужные фигурки. Я не могу любить только сына, я жадно всматриваюсь и в его детское счастливое лицо и в Лешкино. Мне чудится в темных глазах бывшего мужа грусть. Или это отражение моей собственной?
        Как же он вырос! Из карапуза превратился в почти первоклашку. До боли похож на отца, особенно профиль. Мой мальчик… Темка.
        - Вадик… - у меня уже нет сил держаться, так что голос как у давно и безнадежно рыдающей женщины, - можно я себе скопирую?
        - Лиз…
        - Пожалуйста… у меня ни одной фотки нет. Иногда кажется, что я забываю, как они выглядят… никто не узнает, я клянусь!
        - Ладно, - машет он рукой. - Копируй.
        Быстро, пока не передумал, я отправляю фотографии себе на емейл и возвращаю смартфон.
        - Спасибо.
        Мне нечем его отблагодарить, только улыбкой, но вряд ли она приносит хоть какую-то радость, особенно сейчас.
        - Что ты с собой сделала, Лизка…
        Он даже не представляет.
        - Ничего уже не изменить.
        - А если бы могла? Не ушла бы? Осталась с Лешкой?
        - Ушла бы. Если бы я могла что-то поменять, то никогда не вышла бы за него замуж. Спасибо, что подвез. Будь осторожен на дороге, хорошо?
        Ошеломленный Вадим растерянно смотрит мне вслед. И, когда я уже почти на ступеньках, тянусь к двери, он кричит, высунувшись из окна:
        - Подумай о работе!
        Машу рукой на прощание - и темнота подъезда скрывает меня от посторонних глаз. Поднимаясь на второй этаж я уже знаю, как проведу остаток ночи. В почте меня ждут две самые ценные фотографии на свете.
        ГЛАВА ВТОРАЯ
        - Каренина, поезд приехал!
        Я закатываю глаза.
        - Если она еще раз повторит эту шутку, я изобью ее паровой шваброй.
        - Да ладно, - хмыкает Снежа, - это уже почти традиция. Ну, давай, узнавай, в какой Мордор мы снова тащимся.
        Я выхожу из комнаты для персонала и направляюсь в офис начальницы. Она неплохая женщина, строгая, но адекватная. Но эти ее шуточки… порой я ненавижу свою фамилию. Сначала гордилась - красивая отсылка к красивой трагичной истории. А сейчас через раз слышу «Чего? Каренина? В разводе? Ахахаха, на РЖД не хочешь пойти работать?».
        - Ирина Дмитриевна? - заглядываю в кабинет. - Вызывали?
        - Да. Садись. Смотри, в бизнес-центре «Омега», который по Ленина, был ремонт. Нужно отгенералить верхние два этажа, вместе с балконами. Впятером справитесь за три дня?
        - Справимся, конечно. А там все плохо?
        - Да не особо, мусора нет, по мелочи. Стекла и глянца много, как и везде. Окнами займутся промальпинисты, а вы отдрайте все внутри. И чтобы без эксцессов.
        - Да, конечно.
        - Тогда вперед. За старшую. И смотри, чтобы как в прошлый раз не получилось, ясно?
        - Хорошо, Ирина Дмитриевна.
        - Тогда свободна.
        Да, если никогда толком не работала, шишки приходится набивать самостоятельно. Я осталась совсем без денег, когда, понадеявшись на сознательность девчонок, отправила их одних убираться в загородном доме какого-то мужика. Должно быть, хозяин дома очень удивился, застав уборщиц попивающих гаванский ром из любимых хрустальных бокалов супруги. Вместо того чтобы усердно драить дом отведенные два дня, девчонки решили, что раз хозяева уехали на неделю, то можно расслабиться и шикануть.
        Мне крепко влетело, и с тех пор я не отлучаюсь с работы. И хотя миллион раз просила не назначать меня старшей, Ирина Дмитриевна все равно упорствует. «Ну а кого? Этих дур? Тебе тут одной работа нужна, а не грелка для ленивой жопы».
        Я возвращаюсь к девчонкам и тоскливо смотрю в чашку: кофе остыл.
        - Ну, что? - Снежа потягивается. - Опять ишачить?
        - За похлебку работаем, - бурчит Марьяна. - Надоело.
        - Бизнес-центр после ремонта, - говорю я. - Три дня, пять человек.
        Раздается дружный стон, и только Снежа фыркает:
        - Че раскудахтались? Ну сидите и нойте, мы вдвоем уберем, бабла больше получим. Вы ж хуй без соли сосать будете скоро.
        - А я люблю бизнес-центры, - мечтательно улыбается Наташка.
        Она самая младшая в компании, девчонка только закончившая школу. Неплохая, очень интеллигентная, но немного витающая в облаках.
        - Там можно с кем-нибудь познакомиться…
        - Ага, - хмыкает Снежа, - стоишь на корячках, драишь пол после штукатурки, и тут ОН - миллиардер, бежит сообщить, что необразованная поломойка - мечта всей его жизни.
        - Дура ты, Снежана, - обиженно говорит Наташа.
        - Я в отличие от тебя жизнь знаю, малая. Нужна ты больно кому. Тоже мне, Водянова выискалась.
        - Девочки, хватит, - прошу я. - Давайте собираться. Прикрывать и записывать лишние часы никому не буду. Либо работаем все вместе, либо деньги получают только те, кто заслужил.
        - Посмотри, - фыркает Анжела, - честная какая нашлась. Я на такси скидываться не буду, ясно?
        - Ой, да не вопрос, вали на метро в обнимку с керхером!
        Мне хочется надеть наушники и на полную громкость включить тяжелый рок. Я работаю здесь месяц, но кажется, будто провела половину жизни, и это не в хорошем смысле. Судьба редко приводит просто так в клининговые компании. Здесь платят сдельно, после каждого заказа, в черную, и не так уж много, но молодые девчонки идут за неимением вариантов лучше. Многие их позже находят и пропадают.
        Ну а я за работу держусь - у меня нет вариантов. Если забить на выходные и не перебирать заказы, то хватает на коммуналку, питание и кое-какие необходимые вещи. Первым, что я купила с оплаты большого заказа, стало кресло-мешок. Мы с Темкой любили валяться в таком, оно стояло в детской. С моим ростом в кресле можно было не сидеть, а лежать, и я устраивалась поудобнее, а потом брала на руки сына. Если заходил Лешка, то с удовольствием переворачивал кресло, и мы оказывались на полу - одним хохочущим переплетенным комком.
        Сейчас я в нем просто читала. Часами сидела с невыносимо ноющими ногами и руками, и читала до тех пор, пока мозг сам не отключался, погружая меня в беспокойный поверхностный сон. Наверное, я выгляжу не слишком здорово, хотя сейчас все довольно неплохо. Меня ждет новый год в одиночестве, но зато не нужно думать о том, что есть и где спать.
        А еще дома, между страницами книги, лежат две купюры. Я не знаю, зачем взяла их, просто сунула в карман, а обнаружила уже дома: они выпали на старый потертый ковер. Нужно было оставить деньги, что он дал, я все равно не способна их потратить, но это как наркотик. Я, наверное, схожу с ума, но у меня есть маленький памятный альбом из утраченных навсегда мгновений.
        Помятый билет на «Анну Каренину». Две фотографии Лешки и Темки, отданные Вадиком. И две купюры. Три жизненных этапа, три главы умещаются в крошечных конвертах, которые я храню бережнее всего на свете.
        - Ау-у-у, Каренина, - Анжела машет у меня перед лицом рукой, - я говорю, адрес дай, сама доеду.
        - А… я не знаю адреса, посмотри в гугле. Бизнес-центр «Омега». Он совсем новый, где-то на Ленина.
        Девчонки собирают средства и инструменты, а я достаю для них форму. Мне стоит благодарить Вадима за то, что он помог сюда устроиться. В компании есть некий имидж, стандарт. Мы не грязные и неопрятные приезжие со швабрами, а аккуратные девочки в симпатичных сиреневых костюмах. Пожалуй, в том, чтобы быть уборщицей, нет ничего позорного.
        - Бизнес-центр «Омега», бульвар имени В.И. Ленина, тридцать, - читает Анжела. - Фирма «ЛЛ-групп».
        - Что?
        Из моих рук выскальзывает рубашка.
        - Кто владелец?
        - Откуда я знаю, кто владелец? - Анжела крутит у виска. - Фирма такая. «ЛЛ-групп». Написано, что занимается недвижимостью.
        - О, господи… этого еще не хватало.
        - Лиз? Что с тобой? - хмурится Наташа.
        Это злой рок? Чья-то изощренная издевка? Многоходовочка Вадима, устроившего меня сюда? Или новый этап мести Леши, узнавшего о моей работе?
        АЛЕКСЕЙ
        - Дай, я помогу.
        Жанна счастливо улыбается заглянувшему в окно солнышку и тянется к моей шее, чтобы перевязать галстук.
        - Тебе обязательно уезжать? Ведь сегодня суббота.
        - Обязательно. Мы, наконец-то, переезжаем. Ремонт доделали, я хочу взглянуть, что там и как, проконтролировать переезд.
        - А когда ты пригласишь нас в гости?
        Из-под опущенных пушистых ресниц в меня летит игривый взгляд.
        - Там сейчас пыль и срач. Когда все уберут, подключат и наладят - добро пожаловать
        - Ну, ладно, - вздыхает она, - тогда съездим с Темкой на каток. Он просился.
        - Только не забудь о стоматологе.
        - Папа!
        Темыч вваливается в комнату, волоча за собой мигающего всеми цветами радуги робота. Я невольно улыбаюсь, вспоминая, как под покровом ночи обрезал у этой ебучей игрушки провода, ведущие к динамику. Если сутки слушать одну и ту же мелодию, можно поехать крышей. И как Жанна умудряется справляться?
        Хотя за то бабло, что я ей плачу, странно жаловаться на песенки игрушек.
        - Ты поехал на работу? - спрашивает сын.
        - Да, на пару часиков. Потом вернусь, и мы поиграем с тобой в «Ведьмака». Если будешь себя нормально вести у врача. Темыч? Понял меня?
        - Да. А мы закажем пиццу?
        - Закажем, - вздыхаю я.
        - А меня возьмете, мальчики? - Жанна улыбается. - Я тоже пиццу хочу.
        - Ты любишь с ананасами, она невкусная!
        - Я люблю и «пепперони».
        Меня вдруг начинает резко раздражать Жанна, хотя это очень иррациональное чувство, не имеющее подоплеки. Она - находка. Молодая, симпатичная, умненькая девчонка, умеющая ладить с детьми. Педагог, из хорошей семьи, красивая блондинка с огромными голубыми глазищами. Сносно трахается, круто готовит, воспитана и умеет вести себя в обществе.
        Я знаю, что Жанна хочет отношений. И знаю, что она нравится Темке, и раз уж мне пора перестать шарахаться от баб и найти себе уже хоть какую-то подружку, чтобы пресечь слухи в тусовке, то Жанна - отличный кандидат.
        - Па-а-ап, - дуется сын, - возьми меня с собой! Возьми! Я тоже хочу посмотреть!
        - Темыч, ну хватит капризничать. Я же сказал: возьму, когда все закончим. Сейчас там нечего делать. Грузчики носят мебель, всякие программисты настраивают компьютеры, клининговая служба убирается.
        - Клин… клининговая?
        - Это такая компания, которая делает уборку за деньги.
        - А ты можешь нанять ее и не заставлять меня убирать игрушки?
        Жанна хихикает, а я ерошу темные волосы сына. Мне тоже не хочется уезжать в выходной, я бы с куда большим удовольствием съездил с ним на каток, а по пути домой заехал в пиццерию, чтобы весь вечер резаться в приставку, есть всякую гадость и чувствовать себя счастливым человеком. Насколько вообще может быть счастлив отец-одиночка.
        - Пап, ну возьми… ну пожалуйста… я не буду никому мешать! Честно-пречестно-пречестно!
        Смотрю на Жанну и вздыхаю.
        - Ладно. Иди, собирайся. Дадим няне выходной…
        Когда ребенок с победным воплем уносится, я достаю из бумажника карточку.
        - И кредитку. Чтобы няня порадовала себя… и меня. Да?
        - А если няня тоже хочет поехать и посмотреть новый офис?
        А я хочу побыть с сыном. Без няни. Но Жанна обидится, если я это скажу, и она не заслужила такого. Поэтому я, покосившись на дверь и убедившись, что Артем еще собирается, притягиваю ее к себе:
        - Сегодня ночью мне нужна страстная игривая кошечка. А не задолбанная няня, весь день бегавшая по строительному мусору за ребенком.
        - Ты уверен, что Темке там будет безопасно?
        - Уверен. Я не спущу с него глаз.
        - Хорошо. Тогда положу ему в рюкзак планшет. Если что, займешь игрушками.
        - Что бы я без тебя делал.
        - Дрочил бы холодными одинокими ночами, - шепотом отзывается Жанна и уворачивается от моего шлепка по заднице, заливаясь смехом.
        Обычное почти семейное утро. Сборы на работу. Разговоры с ребенком. Крепкий кофе, остывающий в чашке. Влюбленная женщина провожает до порога и обещает расслабить после всех дел.
        Что не так-то, Каренин, что тебе не нравится?
        - Леш? - Жанна вытаскивает меня из раздумий. - Все хорошо? Ты какой-то… словно не здесь, не с нами.
        - Все нормально, детка.
        - Ты ведь знаешь, что можешь поделиться со мной всем? И что я…
        Она неуверенно кусает губу.
        - Вы с Темкой дороги мне. Я знаю, что ты не строишь планов и не интересуешься отношениями, и я соглашаюсь с позицией «просто секс». Мне лишь хочется, чтобы ты знал, что можешь со мной поделиться.
        Она не произносит вслух, но мы оба все прекрасно понимаем. Мне не с кем говорить. Отец мертв, жена свалила, остался маленький ребенок, но не будешь же рассказывать ему, как силой трахнул его же мать?
        - Лиза вернулась в город, - говорю я. - Мы случайно встретились.
        Краска сходит с лица Жанны.
        - О… она вернулась из-за тебя?
        - Не знаю. Может, просто негде жить. Любовничек, судя по всему, ее выпер. Переехала на старую бабкину хату. Вряд ли у нее хватит ума лезть ко мне.
        Я молчу о том, что у меня-то как раз и хватило. И что теперь я не могу избавиться от воспоминаний о том, как трахал ее. Как она отвечала на поцелуи, как мозг отключился, и я даже не заметил, что задуманная месть обернулась пыткой и для меня. И что Вадим свалил, а я даже не заметил, растворившись в близости с бывшей.
        За что люблю Жанну, так это за собранность и умение делать правильные выводы.
        - Как мне вести себя, если она попытается приблизиться к Артему?
        - Сразу зови охрану и уезжайте. На все вопросы отвечай, что я так решил и все вопросы через меня.
        - А Артем? - Она с беспокойством оборачивается. - Он ведь узнает ее.
        - Я не могу запереть его в четырех стенах. Постарайся смотреть в оба, если увидишь ее на горизонте - уходи до того, как у нее будет шанс обратить внимание Темки.
        - Сбрось мне ее фото. Я ведь ни разу не видела ее.
        Фото… у меня нет ни одного фото Лизы. Я стер их все и вознес бы молитву всем существующим богам, если бы можно было точно так же снести воспоминания из памяти, как фотки из телефона и сети. Очистил карты памяти, отформатировал ее ноутбук, а еще сжег все фото из альбома, которые она фанатично печатала и вкладывала, хотя уже давно никто не хранит бумажные фотки.
        Но я знаю, где добыть фотки: в соцсетях пары Лизиных подружек остались совместные фотки. Я морщусь, просматривая их. С каждого кадра смотрит привычная улыбчивая Лиза. Совсем незнакомая, как оказалось. Я словно режу сам себя на куски, но не могу перестать думать о ней.
        Вот они с подругой в Доминикане, плещутся у берега. Изменяла ли она мне уже тогда? А вот они с другой подружкой в спа-комплексе, они всегда ходили туда раз в две недели. Еще с год назад, когда аккаунт Лизы в инстаграме был жив, она выкладывала фотки из какого-то хаммама с тем мудаком. Он драл ее в сауне, как шлюху, а она счастливо улыбалась и делала селфи, в то время как я подыхал в реанимации, а сын жил у друзей и боялся попасть в приют.
        Когда я усилием воли вытаскиваю себя из воспоминаний, то замечаю, что Жанна смотрит с сочувствием.
        - Больно, да? - ее голос звучит тихо и грустно. - Почему она так поступила? Вы с Артемкой такие чудесные…
        Чудесные… сын - да, это ребенок-мечта, практически идеальный пацан, сошедший со страниц рекламного журнала о счастливой семейной жизни. А я… чудесный я несколько недель назад подставил бывшую, чтобы трахнуть ее на пару с приятелем. А теперь смотрю на старые фотки, испытывая одновременно ненависть, желание снова к ней прикоснуться и жалость к девочке, которой было очень больно - я видел это в ее огромных глазах.
        Только этой девочки никогда не существовало. Это глаза маски, которую Лиза Каренина мастерски умеет носить.
        - Мы ей не нужны. Вот и все. Она не задумывала злодейство и не строила коварные планы по моему уничтожению. Ей просто было плевать. И сейчас плевать, поэтому я не думаю, что она вас потревожит. Но на всякий случай смотри в оба, хорошо? И ничего не бойся. Я никому не позволю причинить вред тебе или Артему.
        Жанна неуверенно улыбается и легко проводит кончиками пальцев по моей щеке. Приятное ощущение.
        - Включи в этот список себя, хорошо? Тебе вреда причинили уже достаточно.
        - Папа, я готов!
        - Артем! - Жанна строго качает головой. - Эту куртку носить уже холодно. Идем, я достану тебе зимнюю
        - Хочу эту! - капризничает сын.
        - Так, приятель, слушайся Жанну. Иначе будешь сидеть дома, понял? Сказали зимнюю - значит, зимнюю. Давай, не хнычь, теряем время. Нас там уже ждут.
        Спустя час я выруливаю на парковку бизнес-центра, едва сдерживаясь, чтобы не выматериться. Кажется, центр стоит даже в те часы, когда пробок в принципе нет. Кто-нибудь, скажите им, что не надо по привычке стоять в пробке, если дорога свободна - можно ехать.
        Темыча, впрочем, ничего этого не волнует. Он самозабвенно играет на моем планшете и вообще воспринимает поездку как приключение. Я рад, что взял сына с собой. В последнее время категорически не хватает времени, проведенного с ним.
        «Ты же отец-одиночка!», «посмотри на других отцов, сбежали и не появляются», «а на что жить, если не работать?», - все пытаются меня успокоить, но все это слабо работает. Артем, когда вырастет, не скажет «Зато ты не ушел, как мама». Он спросит, почему детство прошло в компании няни, почему я пропустил все его утренники в саду, в школе, выпускной и вручение аттестатов. И то, что я зарабатывал деньги, вряд ли станет достаточным аргументом.
        Но сейчас мы вместе осматриваем новый бизнес-центр, куда переезжаем всей компанией. Верхние этажи - наши, с них открывается шикарный вид на центр. А нижние отдаем под аренду, и кое-где уже появляются вывески компаний. На втором еще шумит ремонт: туда готовится въехать какой-то модный ресторан. Совсем скоро, максимум через полгода, в этом архитектурном шедевре, выполненном, кажется, целиком из стекла, закипит жизнь, как в муравейнике.
        Лифт поднимает нас на самый верх. Темыч морщится: от резкого подъема закладывает уши. Когда мы выходим, мимо проносится стайка девчонок из клининговой фирмы.
        - Вот, Темка, папин новый офис.
        - Ты будешь здесь работать?
        - Да. И вся наша фирма. Мы купили здание и сделали в нем ремонт.
        - Все-все здание? Такое большое?
        - Да. Теперь мы сдаем в аренду офисы другим компаниям. У нас бизнес-центры по всему городу. И два торговых центра. Тебе нравится ездить в «Крайтон»?
        - Да, в «Кидсбург»!
        - Вот. Мы предоставляем место для таких компаний. Идем, покажу свой кабинет.
        - Алексей! Темочка!
        Навстречу нам идет, улыбаясь, Алевтина. Она работала еще на отца, и было бы глупо не взять ее к себе. Прошедшая с фирмой огонь, воду и медные трубы, Алевтина в короткие сроки может наладить работу любого офиса. Я впервые в жизни встречаю человека, который совсем лишен амбиций и кайфует от должности обычного завхоза. Но то, что в приемных всегда есть кофе, окна сверкают чистотой, а на крыльце никто не свернул себе шею из-за гололеда - ее заслуга. И, конечно, она от и до контролирует ремонт и его последствия.
        - Привет, разбойник! Пришел с папой на экскурсию?
        - Я не разбойник! - хмурится Темыч, он почти не помнит Алевтину.
        Но она располагает к себе людей и неплохо ладит с детьми. Эдакая добрая тетушка с широкой улыбкой.
        Мы направляемся к кабинету, а Темка скачет рядом. Краем глаза я неотрывно за ним слежу. Хоть здесь больше нет строительного мусора или открытых банок с чем-нибудь токсичным, все равно надо быть настороже.
        - Девочки из клининга работают. Закончат за несколько дней. Если все будет нормально, возьмем парочку на постоянное обслуживание. Расходники привезли. Кофе, чай, все в коробках, распакуем к понедельнику. Кофемашины пока ждем, обещали сегодня, но… сами понимаете.
        - Вы молодец, Алевтина. Я считаю часы до момента, когда смогу работать в нормальном кабинете.
        - В кабинетах поставили диспенсеры с антисептиками, сами понимаете, мало ли… я хотела предложить закупить их и на ресепшен, и для арендаторов. Чтобы к нам не было никаких вопросов.
        - Да, пожалуй, в этом есть смысл.
        - И еще вопрос со столовой для сотрудников. Они утверждают, что по договору туалет и умывальники - не их площадь, требуют расходники с нас. Мне-то несложно, но как такое получилось, что столовая есть, а туалет - не ее?
        - Я скажу Юре, чтобы прислал тебе копию договора, глянешь сама. И еще…
        Я замираю на пороге собственного кабинета. Он шикарен: с панорамными окнами, от которых захватывает дух, очень светлый и современный, напичканный всевозможной техникой. Это кабинет из фантастического фильма, но мое внимание привлекает не роскошь и не глянец, а худенькая девчонка в форменном платье клининга, склонившаяся над столом и полирующая его до блеска.
        Дальше - как в замедленной съемке.
        Одна секунда - она нас еще не видит, сосредоточенно прыскает на стол средство и растирает его салфеткой.
        Вторая секунда - звонко и громко «Папа, какие огромные окна!» - Артем осторожно выглядывает из-за меня.
        Лиза поднимает голову, и третья секунда кажется вечностью, в которую я лечу от осознания того, что только что случилось.
        Боясь их случайной встречи с сыном, я сам привел его прямиком к ней.
        Но я реагирую мгновенно.
        - Алевтин, своди Темку за мороженым, - бросаю я.
        Завхоз со мной уже давно, научилась по голосу различать оттенки настроения и безошибочно определять, когда приказ следует выполнить максимально быстро и четко.
        - Темочка, идем, я тебе покажу, какое у нас здесь кафе-мороженое открылось! На третьем этаже! У них есть рожок «бабл-гам»!
        Лиза бросается к нам, но я в несколько шагов перехватываю ее на половине пути и с легкостью отталкиваю в сторону конференц-зала. Артем на нее не смотрит, захваченный внезапной перспективой полакомиться любимой сладостью.
        Бывшая, должно быть, вкладывает все силы, чтобы вырваться из моего захвата. Она на меня даже не смотрит, не отрывая взгляда от удаляющегося сына, но я заталкиваю ее в конференц зал. Не рассчитав силы отпихиваю от двери, и она неловко оступается, хватаясь за спинку ближайшего стула. Тот с грохотом падает на пол, и Лизе чудом удается устоять. А я тянусь к жалюзи, чтобы отрезать нас от любопытных глаз. И чтобы не допустить больше подобной оплошности.
        - Темка…
        - Забудь. Тебе показалось.
        - Он так вырос.
        - Какого хуя ты здесь делаешь?!
        Она переводит взгляд на меня. Бесят слезы, стоящие в глазах. Хуль ты рыдаешь сейчас? Не рыдала, когда бросала ребенка?!
        - Работаю.
        - Думаешь, я спущу тебе попытки подобраться к моему сыну?!
        - Леша… я просто работаю. Я не знала, что это твой офис.
        - Разучилась думать и читать?
        - Я… узнала не сразу. Но мне нельзя отказываться! Думала, не встречу тебя… прости.
        - Значит, работаешь?
        - Да.
        Она грустно улыбается, окидывая взглядом форменное платье.
        - Уборщицей.
        Я злюсь. На нее. На себя. На весь мир. Злость бурлит внутри кипятком, требуя выхода.
        Я ее ненавижу.
        Медленно, зная, что Лиза следит за каждым моим движением, протягиваю руку к столу и смахиваю на пол вазу. Она из небьющегося стекла, поэтому, как обычно, разлетается на миллиард осколков. Они повсюду, куда доходит свет. Маленькие, острые, поблескивающие.
        - Убери. Раз уборщица, - хрипло говорю я.
        Лиза, как завороженная, смотрит на россыпь осколков. Когда поднимает глаза, я ожидаю увидеть в них что угодно: ненависть, обиду или презрение, но вижу удивление. Оно выводит из себя сильнее, чем насмешка. Лиза не имеет права удивляться тому, чем я стал. Она сделала все, чтобы это случилось.
        - Зачем? Леш, зачем ты так?
        - Ты же сказала, что уборщица. Вот и займись прямыми обязанностями. Конференц-зал и кабинет твои, ясно? Вылижи все до блеска. Может, получишь чаевые.
        Выходя, я наступаю на стекло, и оно противно хрустит под ногами. Хочется что-нибудь расколотить, дать выход ярости, но поблизости слишком много людей. Ремонтники, админы, клининговые девочки.
        Как у нее это получается?! Почему, вернувшись в город, Лиза меня словно преследует? Утверждает, будто это лишь роковые случайности, только вот не врет ли, как обычно? Она лгала столько, что я даже в простом «нет» слышу издевку.
        - Жанна? - Она отвечает на звонок почти сразу. - Приезжай. Забери Артема. Прислать водителя?
        - Нет, я в десяти минутах от вас.
        - А чего это так близко?
        Слышу в ее голосе улыбку, но сейчас не способен на флирт по телефону. Вообще не могу о ней думать, внутри снова тлеют противные обжигающие угольки.
        - Решила, что могу понадобиться и выбрала торговый поближе. Здесь есть твой любимый магазин белья. Я успела сделать пару фото, если хочешь…
        - Позже, - обрываю я. - Забери Темку. Он с сотрудницей, ест мороженое. Я предупрежу, что ты его заберешь, покажешь ей паспорт.
        - Все в порядке? Артем что-то натворил?
        - Нет… - на секунду я заминаюсь и не знаю, что сказать. - Здесь грязнее, чем я думал, а мне нужно плотно поработать. Он уже насмотрелся и нагулялся. Отвези его к стоматологу, а потом поразвлекай до моего приезда.
        - Уже еду. Не волнуйся.
        Я был на волоске, и больше не дам судьбе шанса столкнуть Тему и Лизу. Сейчас Жанна увезет сына, а я вышвырну отсюда эту суку, и сделаю все, чтобы в радиусе пары десятков километров ее вокруг моего дома и офиса не было.
        Из конференц-зала не доносится ни звука. Медленно, будто нарочно продляя болезненные мгновения, расковыривая рану мыслями о бывшей, я прохожусь по кабинету. Говорят, однажды на ненависть и другие чувства не останется сил. Накатит апатия, наступит абсолютное безразличие. И через много-много лет, возможно, я смогу сказать Лизе, что простил ее. Что больше не думаю о том, как она бросила нас. Как я лежал в реанимации, думая о ней, о сыне, о том, что надо выкарабкаться, а она в этот момент счастливо и беззаботно собирала вещи, чтобы нежиться под мальдивским солнышком. Как привезла домой к друзьям Артема, пообещав, что заберет его вечером и больше не возвращалась.
        Я ненавижу ее больше всего на свете, и от этого еще противнее, потому что так же ясно осознаю, что и хочу ее. Что картины прошедшей ночи встают перед глазами так же ярко, как кадры из некогда счастливой жизни. А это ее дурацкое платье с голыми коленками… как из идиотского дешевого сериала о захватывающей жизни прислуги и хозяев. Какой идиот придумал нарядить уборщиц в такие платья? В погоне за корпоративным стилем и прочей хуетой люди, порой, теряют остатки здравого смысла.
        И у меня его осталось мало. Я не могу отказаться от мазохистского удовольствия раз за разом возвращаться к бывшей жене. В мыслях и в реальности: замираю на пороге конференц-зала, и ловлю момент, когда Лиза меня не видит.
        Она стоит на коленях на полу, собирает осколки в ведро, почему-то руками, не используя ни тряпку, ни пылесос. Худые плечи тоскливо опущены, а из тугого хвоста выбились несколько прядей. Она хоть и отрезала шикарные длинные волосы, они все равно живут собственной жизнью.
        Эту девушку не испортят ни форменное платье заштатной клининговой фирмы, ни дорогой наряд за несколько миллионов. Ни нагота, способная отключить начисто мозг. Она все еще до безумия красивая и трогательно хрупкая.
        А еще она стоит коленями прямо на осколках. И, приглядевшись, можно увидеть крошечные капельки крови на светлом ламинате.
        - Какого хрена ты творишь?! - рычу я, подскакиваю к Лизе и одним движением ставлю ее на ноги.
        В нежную кожу на коленях впились тысячи мельчайших осколков, а один оставил настолько глубокий порез, что капли крови стекают по ноге, пропитывая тонкий кожзам кроссовок.
        - Лиза, мать твою! Ты крышей поехала?!
        У нее какой-то странный равнодушный взгляд, немного рассеянный. Лиза хмурится, закусывает губу от боли и только морщится - не издавая ни звука и не отвечая на мой вопрос. Я заставляю ее поднять руки и осматриваю ладони - на них тоже несколько порезов.
        - Блядь! Лиза!
        Я беру ее за плечи и несколько раз хорошенько встряхиваю.
        - Ты вообще соображаешь, что делаешь?! Ты с ума сошла? Да о чем я, конечно, у тебя мозги набекрень. Тебе надо не на работу, а к психиатру. Пошли!
        - Куда?
        - Угадай, - мрачно отвечаю я.
        За руку ее брать нельзя, поэтому я смыкаю пальцы на локте и тащу за собой. Она раздета, но мне плевать, на подземной парковке не так уж и холодно, потерпит пару минут.
        Мы собираем все удивленные взгляды, которые только можно. Я надеюсь, что не встретим Алевтину с Артемом, потому что это станет катастрофой, и вселенная почти слышит меня. Уже на парковке я вталкиваю дрожащую от холода Лизу в машину и, едва успев запереть дверь, слышу знакомый смех. Тело действует четко и быстро: я сажусь за руль и блокирую двери до того момента, как Лиза увидит Жанну и Артема. Но на парковке пусто, и две фигурки неизменно привлекают внимание.
        Она смотрит в окно, прижав к нему ладони. Отстраненно я думаю: прекрасно, теперь у меня на стекле останутся кровавые следы. Сто процентов по дороге домой тормознут менты, а у меня нет даже влажных салфеток.
        Мы оба смотрим, как Жанна сажает Артема в машину и возится с креслом. Я поворачиваю ключ, и Лиза тихо просит:
        - Подожди…
        Почему-то меня это злит, и будто нарочно я резко выезжаю с парковочного места. Жанна вздрагивает и хмурится. Она узнала машину. Долго, вплоть до момента, когда я поворачиваю, смотрит нам вслед. Заметила Лизу? Мне бы хотелось, чтобы нет.
        - Это твоя девушка?
        - Это няня. Но да, она моя девушка.
        - Красивая. Она хорошая?
        - Да. Хорошая. Я сделаю ей предложение. Возможно, на новый год.
        - Предложение… ого. А Темка как к ней относится?
        - Он ее любит. Она педагог и ладит с детьми.
        - Хорошо. - Лиза почему-то улыбается. - Я рада.
        - Да что с тобой, мать твою, не так?! - рявкаю я, с силой ударяя ладонью по рулю.
        От громкого звука клаксона какой-то мужик в рабочей форме, подскакивает и роняет коробку. Я не слышу, что он говорит, но вряд ли это что-то цензурное.
        - Какого хрена ты из себя строишь, Лиза?
        - Я просто хочу…
        Она облизывает губы. Снимает с ссадины кусочек стекла и растерянно вертит его в руке.
        - Я хочу, чтобы вы были счастливы. И ты встретил какую-нибудь хорошую девушку. И у Артема была мама.
        - Сходи к врачу, - советую я. - У тебя с головой проблемы.
        Меньше всего я ожидаю услышать то, что говорит Лиза:
        - Да. Я знаю.
        Я как будто раз за разом захожу в тупик. Бешусь от бессилия, невозможности говорить с ней, вызвать на какие-то эмоции. Хочу, чтобы она орала. Чтобы полезла драться, обозвала меня скотиной, психовала, сопротивлялась, бросалась вещами! Хочу, чтобы объяснила. Объяснила, какого хрена все это натворила, почему какой-то хуй с баблом был важнее ребенка. Объяснила, что с ней происходит, в кого она превратилась.
        Эта грустная девчонка с окровавленными коленками на соседнем сидении - не та Лиза, которую я знаю. Тень от нее, жалкая копия, как будто рисунок в раскраске для взрослых. Хочется взять фломастеры и раскрасить ее эмоциями, мыслями, мотивами, желаниями. Но в то же время рисунок хочется скомкать и сжечь.
        Мы въезжаем на территорию больницы, и администратор выписывает пропуск на второй этаж. Лизе тяжело идти, боль все-таки ее догнала, но я слишком зол, чтобы попросить для нее коляску или взять на руки. В первую очередь зол на себя, потому что мне должно быть плевать, здорова она или нет. Я просил убрать мусор, а не устраивать экзекуцию, и пусть бы сама промывала раны, переодевалась и ползла до государственной поликлиники, потому что на частную у этой шлюхи все равно нет денег.
        - Двести шестой. - Я останавливаюсь у кабинета. - Иди.
        - Леш…
        - Ну?
        Она специально издевается, мне кажется.
        - А можно я куплю ему игрушку?
        - Глупый вопрос. Нет.
        - А ты не говори, что от меня. Скажи, что сам купил. Просто я хочу, чтобы она у него была.
        - А чего, когда уходила, не оставила?
        - Я…
        - Что, Лиза? Что? Давай, расскажи мне, о чем ты думала, когда оставляла его у чужих людей. Когда улетела на море и постила тупые фоточки с ебарем? Расскажи, как ты скучала по сыну, расскажи, о чем ты вообще думала и почему вдруг сейчас тебе всралось его видеть и дарить игрушки. Скажи хоть раз правду, и тогда я, может, подумаю насчет игрушки.
        Она не скажет, да я и не уверен, что хочу все это слышать. В свое время мысль о том, что она ушла, потому что влюбилась, потому что появился кто-то сильнее, богаче, лучше, меня почти убивала. Я умирал, не будучи способным даже накормить ребенка, мой отец погиб, а бизнес превратился в чемодан без ручки, убыточное предприятие, сотрудники которого устраивали пикеты и лили на мою семью дерьмо во всех СМИ и соцсетях. Вот тогда мысль, что я не смог сохранить даже семью и оказался слишком слабым для Лизы, почти загнала в могилу.
        Если она произнесет это вслух, я могу ее убить. Порой мне кажется, что я на это способен, порой я очень ярко представляю, как сжимаю ее горло, перекрывая доступ кислорода.
        - Каренина Елизавета Львовна, - медсестра выходит из кабинета, - прошу вас. Доктор ждет.
        В нос ударяет запах, который я не забуду до конца жизни. Запах стерильной операционной. Это всего лишь кабинет дежурного хирурга, но меня накрывает воспоминаниями и, едва за Лизой закрывается дверь, я иду прочь, к буфету, где пахнет сдобой и кофе.
        ЛИЗА
        Леша думает, что я сумасшедшая. И врач наверняка думает, что я сумасшедшая. Наверное, они не так уж неправы.
        - Елизавета Львовна, я ведь обезболил, что с вами такое? - спрашивает хирург.
        Длинным острым пинцетом он вытаскивает из ссадины крошечные осколки стекла, сосредоточенно глядя через увеличительное стекло. По моим щекам бегут слезы, и их очень легко объяснить болью.
        - Низкий болевой порог, - сдавленно отвечаю я.
        - Хотите, сделаем укол?
        Укол мне вряд ли поможет. Разве что если отключит сознание на несколько часов, но это не совсем то, что мне нужно. И оно все равно вернется, навалится всей тяжестью, как обычно.
        - Все в порядке. Спасибо.
        - Как же вы так? Очень неудачная травма. Куча мелких осколков.
        - Я…
        Я помню, как опустилась на колени, слабо соображая, что делаю. В ушах еще звучал голос сына, который я услышала спустя долгие годы. Как же он вырос! Как стал похож на отца… если бы все было хорошо, я сейчас шутила бы, что подрабатываю «ксероксом»: такой же темноволосый, с тонкими чертами лица.
        У его новой мамы будет много забот, когда Темка подрастет и начнет охмурять девчонок.
        Я вздрагиваю от нового укола боли, никак не связанного с манипуляциями хирурга.
        - Просто упала. Разбила вазу на работе, споткнулась и упала.
        - Форма у вас неудобная, - говорит врач. - Не по технике безопасности.
        - Зато красивая.
        - Надеюсь, неудобства хорошо оплачиваются.
        Не жалуюсь. Это, конечно, копейки, по сравнению с прошлой жизнью, но я могу оплачивать коммуналку и еду, а других желаний все равно нет. Думается, у меня должны быть какие-то планы, перспективы, ведь можно как-то восстановить диплом и найти работу или скопить на новое образование. Я бы могла стать медсестрой, давным-давно я думала об этой профессии. Еще до встречи с Лешкой.
        Но, кажется, что я так и проведу остаток жизни где-то в иллюзиях. Я выстроила в голове целый мир, жить в котором проще, чем в реальном. В нем моя семья не развалилась на куски, в нем есть куча детей, две собаки, шиншиллы в домиках и веселые попугайчики в зимнем саду огромного дома. Я даже знаю, в какой момент эта идеальная фантазия могла стать реальностью.
        Это было раннее, пожалуй, даже слишком, утро. Мы собирались уехать на дачу, у Леши выдались два выходных дня, и пока он запоздало «переобувался», я поехала в супермаркет, чтобы запастись едой. Всеми нашими любимыми лакомствами: твердым сыром, рислингом, фруктами и хумусом. Мы планировали запереться в доме и выходить только чтобы пожарить шашлык или пройтись на ночь по зеленой живописной улочке поселка.
        В холодильнике осталась последняя банка с хумусом без добавок. Все остальные - целая гора - с вялеными томатами, сильнее которых я ненавижу только оливки. И в тот момент, когда я потянулась к полке, прямо у меня из под носа какой-то мужик не глядя забрал вожделенное лакомство!
        От разочарования у меня вырвался стон. И тогда мужчина поднял голову.
        Он мгновенно сообразил, в чем причина моих страданий, и виновато улыбнулся.
        - О…. прошу прощения. Держите.
        Я тут же залилась краской, глядя на хумус как баран на новые ворота.
        - Нет, что вы… не нужно.
        - Да бросьте. Я возьму этот.
        Он сам положил банку в мою корзину, а себе взял тот противный, с томатами.
        - Я просто не люблю вяленые помидоры, - зачем-то пояснила я.
        - Тогда вам повезло.
        - Спасибо.
        - В качестве ответной любезности могу я попросить вас о помощи с выбором сыра? - Он кивнул на кучку небольших кусочков в моей тележке. - Ничего в них не понимаю, но очень люблю.
        - Попробуйте раклет, если любите твердые. Только привезли. Его еще много.
        Мы рассмеялись, и неспешно двинулись к витрине с сырами. Я чувствовала себя до ужаса странно, почти флиртуя с незнакомым мужчиной, но быстро решила, что это всего лишь встреча в супермаркете. Что здесь такого? Сейчас он выберет свой сыр и почешет на кассу, а я отправлюсь в отдел со всякой бытовой химией и прочей ерундой. За углями, влажными салфетками, антисептиками и всем, что может понадобиться в двухдневном заточении в глуши наедине с любимым мужчиной.
        - Как вас зовут? - спросил он.
        - Лиза.
        - Миша. Очень приятно. Могу я пригласить вас на кофе?
        - Извините, - я слегка виновата показала кольцо, - я замужем.
        Он заметно помрачнел при виде него, выбрал наконец здоровый кусок раклета и бросил его в корзину.
        - Тогда спасибо за помощь.
        - До свидания, - улыбнулась я.
        И направилась в сторону полок с капсулами кофе, спиной чувствуя его взгляд, почему-то показавшийся тяжелым.
        - Ну, вот и все, - вырывает меня из воспоминаний врач. - Кажется, мы закончили. Перевязки можете делать сами, вот инструкция, но если что-то будет беспокоить, появится нагноение или будет плохо заживать - сразу же звоните. И, думаю, дня через три назначим осмотр. Выпишу вам больничный, руку сейчас тревожить нельзя.
        Что толку с больничного? Мне все равно придется натянуть резиновые перчатки и выйти на работу. Но это даже хорошо. Сидеть дома совсем тоскливо.
        Прихрамываю: одна нога почему-то болит сильнее. Получаю охапку бумажек с назначениями, и выхожу из кабинета, понятия не имея, что буду делать дальше. Конечно, Леша уехал. Он оплатил прием врача и уехал, забыв, что привез меня сюда без зимней одежды и документов. При мне нет даже карточки и телефона, поэтому я понятия не имею, как доберусь до офиса. Придется просить администратора вызвать мне такси, а потом уговаривать водителя позвонить девочкам, чтобы принесли мою сумку.
        На все это почти нет сил, и действие лидокаина заканчивается. Колени начинают нестерпимо ныть при каждом неосторожном движении.
        - Лиза.
        Я подскакиваю, услышав его голос, и огромными глазами смотрю на мрачного бывшего мужа, стоящего неподалеку. У него в руках стаканчик кофе и бумажный пакет.
        - Ты все?
        - Да, - тихо отвечаю я. - Спасибо.
        - Ты голодна?
        В последний раз я ела вчера вечером, а днем пила чай с девочками в офисе. У меня еще были кое-какие продукты, но в последнее время кусок в горло не лез. А сейчас я вдруг чувствую, как от запаха кофе кружится голова.
        - Нет. Не голодна.
        - В холле водитель, он отвезет тебя домой.
        - Мне нужно в офис, там мои документы…
        - Он уже их забрал и отвезет тебя домой.
        С этими словами Леша сует мне в руки бумажный пакет. Я не смотрю, что там, но на ощупь чувствую какие-то контейнеры, а еще от него пахнет сдобой.
        - Хорошо. Леш…
        Он смотрит, подняв бровь, словно своим видом говоря «Ну? Что ты опять пытаешься мне сказать?».
        - Извини. Я откажусь от работы. Эта встреча больше не повторится… и все закончится. Правда.
        По крайней мере, я надеюсь. И пытаюсь сказать ему, что я стараюсь. Стараюсь не причинять ему и Темке лишнюю боль, стараюсь исчезнуть, потому что так лучше. И правда, что бы он ни говорил, я правда желаю им с той красивой девушкой счастливой крепкой семьи.
        - О, нет, Лиза. Закончится? Все только начинается.
        Пока я пытаюсь понять, угроза это или предсказание, Леша уходит. Его шаги сливаются с общим фоном, тонут в многообразии звуков больницы. А я стою, растерянно прижимая к себе сверток с едой, и чувствую себя как тогда, в супермаркете.
        Жизнь изменилась безвозвратно, но я еще этого не понимаю.
        ГЛАВА ТРЕТЬЯ
        - Каренина, зайди ко мне.
        Прихрамывая, я бреду в кабинет начальницы. За ночь ссадины и порезы затянулись, и теперь каждое неосторожное движение причиняет боль. Я морщусь, когда спускаюсь по лестнице и сквозь зубы шиплю, случайно столкнувшись с доставщиком воды в дверях. Вид у меня, должно быть, жалкий.
        - Садись, - говорит Ирина Дмитриевна.
        У нее сегодня тяжелый взгляд, и я начинаю нервничать. В кабинете пахнет смесью кофе и дезраствора, на редкость противный запах.
        - Что с рукой? - она замечает повязку.
        - Порезалась вчера. Все нормально. Я надену перчатки и…
        - Да плевать, - огорошивает меня ответом. - Надоела ты мне, Каренина. Жалуются на тебя.
        - Кто?
        Зачем я спрашиваю? Я знаю ответ.
        - Заказчик. Девочки. Хамишь. Плохо работаешь. Сбежала с уборки, они все за тебя делали.
        - Но я порезалась и ездила в травмпункт… я собиралась отказаться от своей части оплаты за тот день!
        - Да, конечно, еще и голодным африканским детям помочь собиралась, я и не сомневалась. Очень удачно эта идея к тебе пришла, прямо с утра, ага. А вчера вечером ты не могла им позвонить и сообщить о том, как тебя озарило?
        Я опускаю голову. Не могу же признаться, что вчера у меня был до ужаса странный вечер. В пакете, что дал Лешка, обнаружились контейнеры с салатом, роллом и булочкой. Такого вкусного ужина у меня не было уже давно. Я прямо руками вытаскивала из свернутой тортильи кусочки лосося и с наслаждением ела. А потом раз за разом прокручивала в голове встречу с сыном, его голос и… красивую няню, которой Лешка собирается сделать предложение.
        Мне было не до профессиональной этики. Хотя от этого термина в контексте уборщиц становится смешно.
        - Я тебя, Каренина, предупреждала, что у меня работают, а не прохлаждаются. Самовольно ушла с объекта, никому ничего не сказала, заказчик жалуется, сказал, ты там что-то разбила и вела себя по-хамски. Прости, Елизавета, но ты можешь быть свободна.
        - Но… - Я замираю и вместе со мной весь мир.
        «Все только начинается».
        Боже, Леша, ну зачем?! Неужели тебе станет легче, если ты окончательно меня уничтожишь? Неужели ты сможешь быть счастлив только если я исчезну насовсем?
        - Ирина Дмитриевна…
        - Давай без нытья. Забирай вещи, и чтобы через полчаса тебя здесь не было.
        - Ирина Дмитриевна… у меня вообще работы нет. Мне жить не на что, я ведь старалась! Я порезалась, случайно…
        Женщина обрывает меня, подняв ладонь.
        - Каренина, я и так пошла навстречу старому знакомому, взяв тебя. Хватит. Не позорь Вадима и не бегай жаловаться, ты сама во всем виновата. Ступай.
        Злость внутри поднимается ядовитой змеей, готовой к атаке. Это несправедливо! Нельзя увольнять меня за то, чего я не делала! Не я разбила вазу, я слова никому в офисе не сказала, не говоря уже о хамстве, я уехала, чтобы вытащить осколки из ноги… да, никого не предупредив, но разве Леша дал мне хоть минуту на это? Он утащил меня как можно дальше от сына, спрятал и увез, и ему было плевать, что подумают обо мне на работе.
        И он еще подал жалобу на меня?!
        В комнате персонала лежат кое-какие мои вещи, но я не хочу забирать их и видеть других девушек. Там теплый старый свитер, сменные видавшие виды балетки и книжка в мягком переплете. Их ценность меньше, чем ценность гордости, которая еще трепыхается внутри. Меньше всего на свете мне хочется слушать перешептывания за спиной и гаденькие ухмылочки в лицо.
        Что ж, теперь девочки будут получать больше, ведь меня в их бригаде нет. Работать, правда, придется активнее, и больше никто не прикроет отлучки на полчасика или косяки. Плевать. Мне уже на все плевать.
        Я действительно чувствую тупое равнодушие внутри. Бреду по улице, подставляя лицо падающим хлопьям снега. Мне стоит надеть шапку, но сил на это нет. Я смертельно устала и мне безумно одиноко.
        Мужчина, которого я любила, ненавидит меня всей душой и не успокоится, пока не уничтожит.
        Сын, которого я оставила, счастлив с новой мамой.
        Нет подруг, друзей, родственников, соседей. Приятелей по переписке или случайных знакомых. Никого. Если я открою записную книжку в телефоне, то увижу всего пару номеров, но вряд ли хоть по одному из них возьмут трубку.
        Кажется, будто меня вовсе не существует. И я бесплотным духом блуждаю по улицам, а в городе кипит жизнь. Все эти люди проходят, не замечая моего присутствия, куда-то спешат. До них есть кому-то дело, им есть, к кому возвращаться домой.
        Мне не к кому. Да и не хочется, от дома в моей квартире только название. Холодные стены, холодная тьма в углах, бессмысленная тоскливая тишина. В парке, где я сажусь на скамейку, куда живописнее и приятнее. Здесь всюду нетронутый белый снег. Я забираюсь на скамейку с ногами и наблюдаю за снегопадом.
        Если закрою глаза, то и сама превращусь в сугроб.
        «Мама! Мамочка!», - какой-то ребенок кричит вдалеке, и мне чудится в нем голос Артема.
        Я пытаюсь сделать вдох, чтобы ответить, но воздух вокруг слишком холодный, и получается только кашлять. А потом к незнакомому мальчику приходит мама. Берет его за руку и тянет к выходу, наверняка спеша домой.
        У этой мамы тоже светлые волосы. Как у девушки, которой досталась моя семья.
        Она должна ее сохранить. Она должна любить их сильнее всего, потому что те, кого однажды предали, очень сильно нуждаются в любви.
        Мне хочется позвонить ему. В первую очередь, конечно, чтобы услышать голос. Чтобы снова услышать бархатистые нотки и вспомнить крышесносные поцелуи. Кажется, будто ночь с ним - какой-то сон. Словно она произошла только со мной, а остальные и понятия не имеют о происходившем за хлипкой дверью отеля.
        А еще чтобы спросить, чего он хочет. Зачем все это… зачем добивать раненую зверушку, которая и так изо всех сил старается отползти подальше? Зачем везти меня к врачу, а потом лишать работы. Зачем отдавать другу, а потом заниматься любовью. Что, черт возьми, я должна сделать, чтобы он был счастлив?! Остаться здесь, в морозном парке, навсегда?
        Господи, как же холодно и почему-то страшно. Даже тогда не было так страшно… Больше всего на свете я хочу закрыть глаза и провалиться в сон, но еще пытаюсь уговорить себя подняться и идти домой. В очередной раз подняться… убедить себя, что все еще может быть хорошо.
        Хотя нет. Хорошо уже не будет. Но будет как-то. Не бывает такого, чтобы никак не было.
        Я вздрагиваю от звонка телефона. Непослушными руками стягиваю варежки и пытаюсь ответить. Незнакомый номер внушает ужас, я мысленно сжимаюсь, ожидая услышать знакомый голос. Но на этот раз судьба меня щадит: он женский.
        - Елизавета Львовна?
        - Да, это я. Кто это?
        - Меня зовут Алевтина, я заведующая хозяйственной частью, хочу узнать, когда вы сможете выйти.
        - Простите?
        - На работу. Спрашиваю, когда сможете приступить к обязанностями?
        - Простите, вы ошиблись, я полагаю… а что за обязанности?
        - Ну как же, Елизавета Львовна? Вот прямо передо мной черновик приказа о зачислении вас в штат. Нужно принести трудовую и подписать договор.
        - К-к-куда прийти?
        - ЛЛ-групп, Омега, Ленина-тридцать. Вы к нам уборщицей устраиваетесь. Так? Или нет? Вот у меня копия паспорта, заявление… Или уже неактуально? Елизавета Львовна, могу я поторопить вас с ответом? Мне бы девушку искать, если вы отказываетесь…
        - Нет! - неожиданно для самой себя кричу в трубку я и вскакиваю со скамейки. - Я подъеду. Хотите, сейчас?
        - Да, пожалуй, было бы замечательно, потому что завтра и послезавтра меня не будет, а офис начинает работу и не хотелось бы оставлять его без текущей уборки. Тогда жду вас на проходной, как подъедете, позвоните ноль-шестьдесят-девять добавочный, хорошо?
        - Да, - теперь уже шепотом отвечаю я. - Да.
        Не помню, кто сказал фразу про «никак не бывает, как-то да будет», но… мое «как-то» выглядит вот так.
        Всю дорогу до офиса я размышляю над тем, каким будет следующий шаг Леши. Стараясь при этом не думать об изменениях, произошедших в муже. Я не строила иллюзий: он не был принцем из сказки. Иногда излишне жесткий, категоричный, иногда циничный, но все это придавало ощущение уверенности в завтрашнем дне. Между мной и огромным миром всегда стоял Леша со здоровым и трезвым взглядом на жизнь.
        А сейчас он другой. Или я перешагнула через границу, за которой начинается враждебный окружающий мир. И теперь одна из тех, кто угрожает благополучию его семьи.
        Невозможно не думать о том, что Леша собирается делать. Зачем - теперь я в этом не сомневаюсь - инициировал мое увольнение и зачем взял на работу к себе? Чтобы поиздеваться, добить? Эта мысль настолько не вяжется с образом бывшего мужа, что даже бояться толком не получается.
        Хотя у меня вообще атрофировалось это чувство - страх. В один прекрасный момент он просто притупляется, становится неотъемлемой частью жизни. И больше нет сил бояться.
        Я добираюсь до центра без особых проблем. Час пик прошел, и улицы деловых кварталов хоть и не вымерли, но все же умерили свой темп. Холодает. Я забегаю в холл и стряхиваю с волос снежинки. Звоню этой Алевтине, и какой-то частью все еще не верю, что это происходит на самом деле. А вдруг ошибка? Или эта компания всего лишь снимает здесь офис, и Леша здесь ни при чем?
        - Елизавета.
        Алевтина оказывается строгой женщиной в годах. Она выходит из-за турникетов, приветливо улыбаясь, но по мере того, как подходит ближе, улыбка сменяется удивлением.
        - Елизавета Львовна?
        - Да. Вы ждали не меня?
        - Извините, я… вы не помните меня?
        Сердце пропускает удар. Я уже знаю, что она сейчас скажет, но все еще наивно надеюсь, что удастся спрятаться от унижения.
        - Простите. Не помню.
        - Я работала в старом офисе Алексея Кирилловича и Кирилла Николаевича.
        - О… простите. Нас не представляли друг другу, видимо.
        Это было неизбежно. Возвращаясь в город, я ждала, что буду натыкаться на знакомых. Даже в миллионнике, даже в супер-миллионнике, в самом большом мегаполисе страны, это неизбежно. Ты сталкиваешься с теми, кто знал тебя в магазинах, в метро, в парках, на улицах. Я не ожидала, что первым, кого встречу, станет сам Лешка, но почему-то после той ночи решила, что риска попасться кому-то на глаза нет… а теперь это даже не риск, это мое ближайшее будущее.
        Конечно глупо было думать, что, работая в его офисе, я не встречу его коллег. Он сохранил их… не всех, наверное, но ту часть, что не отвернулась и не предавала, сохранил и, судя по внешнему виду Алевтины - не обидел на новых должностях.
        - Елизавета Львовна, вы действительно планируете у нас работать? - хмурясь, спрашивает женщина.
        - Да. Я бы хотела, если место еще есть. Алевтина… как вас по отчеству, простите, я забыла?
        - Не нужно отчества. Все в порядке.
        - Не обижайтесь, что я не вспомнила вас, с тех пор прошло много времени. И давайте все сразу проясним. Мы с Алексеем в разводе, я знаю, что о нашем расставании ходило много слухов. Но прошлое не сказывается на моей работе и я…
        А следующую фразу произнести очень непросто.
        - Я благодарна ему за помощь с работой.
        - Что ж, рада слышать. Тогда оформляю для вас пропуск и идем заполнять документы? Заодно покажу вам фронт работ - и завтра с утра приступите.
        - Да. Конечно. Давайте начнем.
        Что-то подсказывает, что это еще не полный спектр обязанностей. И не только Алевтина будет знакомить меня с новым местом работы. А может, и не столько она.
        Стоит отдать должное: в новом и дорогом офисе приятно работать даже уборщицей. Почему-то когда я вернулась и пыталась хоть где-то продержаться, меня заклинило на том, чтобы ни в коем случае не пойти мыть полы. Это казалось последним шагом в бездну, а представляя себя в такой роли, я неизменно воображала темные серые коридоры какой-нибудь поликлиники на отшибе, в неблагополучном районе.
        Но здесь все иначе. После заполнения документов Алевтина показывает мне офис, начиная с кладовки, где хранится инвентарь.
        - Паровая швабра, пылесос, всякая химия. Смотрите, Елизавета Львовна…
        - Алевтина… - Я мнусь, мне все еще неловко в ее присутствии. - А можно называть меня просто Лизой? Как-то странно обращаться к подчиненной по имени и отчеству.
        - Лиза, - ободряюще улыбается женщина. - Вот здесь средства защиты. Пожалуйста, когда используете бытовую химию, например, для санузлов, надевайте респиратор. Перчатки вообще лучше не снимать. Фронт работ - верхний этаж, кабинеты начальства, переговорные и зал для собраний. Нижние убирают другие девочки. График два через два. С утра нужно обязательно вымыть полы, полить цветы во всех открытых кабинетах и проветрить. Дальше идет текущая уборка: если кто-то позвонил и попросил что-то прибрать, плюс раз в час уборка туалетов. Еще в твои обязанности будет выходить пополнение расходников, вон там лежат антисептики, мыло, туалетная бумага и все такое. Не стесняйся просить парней о помощи и не таскай тяжести. Не переломятся, дотащат. Так, что еще… ну раз в месяц генеральная, за нее платим отдельно, если хочешь - берешь сама, если нет, вызываем клининг. Что еще? Ах, да. Комната для персонала вот здесь, все приемы пищи строго на отведенной территории.
        Она показывает небольшую комнатку с креслами и столом, на котором стоят микроволновка, чайник и тостер.
        - Кофе у нас, увы, нет, пьем растворимый. Но…
        Алевтина лукаво улыбается.
        - Если принесешь свой, можно во время вечерней уборки воспользоваться кофемашиной в приемной Алексея.
        И тут же серьезнеет:
        - Но обязательно ее помыть после.
        - Хорошо.
        Мне тоже становится легче. И даже как-то веселее от мысли, что вечерами можно будет отвлечься на чашечку кофе и посмотреть на город с высоты. Ради такого я даже потрачусь на хороший кофе.
        - Коллектив небольшой и не особо дружный, моя работа - всех гонять, а уборщиц только две, поэтому сталкиваться будешь только с теми, кто работает в кабинетах рядом и со мной. Никаких дней рождений мы не празднуем, но корпоративы для персонала на каждый праздник есть. Что еще? Ну, конечно, нужно быть вежливой, посетители и сотрудники бывают разные, сохраняй спокойствие. Если вдруг что серьезное, звони мне. Телефон я тебе записала. Да, и форма.
        Она подводит меня к шкафу с полотенцами, губками и прочей ерундой. Помимо них там лежит стопка светло-голубых костюмов. Удобные хлопковые брюки, рубашка с нашивкой в виде логотипа «ЛЛ-групп».
        Я провожу пальцем по сине-оранжевой глади, и сердце сжимается в очередном приступе ностальгии. Нас давно уже нет, а шутливое название, которое Лешка на спор взял для фирмы, осталось. Особым удовольствием для него было придумывать дурацкие расшифровки.
        - Что значит «ЛЛ-групп»? - спрашиваю я.
        - Лакшери лимитед.
        По мужу никогда невозможно понять, серьезен он или придуривается.
        - Серьезно?
        - Нет. Лизинг и Лешинг.
        - Ну что, - я моргаю и возвращаюсь в реальный мир, - не буду утомлять болтовней. Со всем разберешься по ходу дела. Пиши мне по любым вопросам, не стесняйся. В моих интересах, чтобы ты здесь проработала долго. С клинингом все всегда очень сложно.
        - Хорошо.
        - Тогда гуляй, осматривайся, оценивай фронт работ, я схожу в отдел кадров, а потом к начальству, все подпишу, и закажу постоянный пропуск. Если хочешь чаю, не стесняйся, бери.
        - Спасибо.
        Я очень хочу чаю, но еще больше я хочу заглянуть в кабинет Леши. Там никого нет, в приемной темно и не доносится ни малейшего звука. Тенью я проскальзываю внутрь и не зажигаю свет, чтобы не выдать своего присутствия. Если вдруг застукают, то я просто ищу выключатель, чтобы посмотреть, много ли мыть завтра.
        Утренняя темнота постепенно сменяется темнотой холодного сумрачного зимнего дня. Удивительно, совсем недавно я сидела в парке и не была способна подняться, чтобы дойти до тепла, а сейчас чувствую вполне человеческие эмоции. Мне интересно, страшно, неловко. На меня словно вылили ушат из ощущений. Забытых ощущений.
        Его кабинет еще не обжит. Нет никаких мелочей, выдающих хозяина: блокнотов с записями, стикеров, зарядников, переходников и флешек. Нет фотографии на рабочем столе. Скоро наверняка появится. С Темкой и безымянной красивой новой мамой.
        В переговорке, где совсем недавно весь пол был усыпан осколками с капельками моей крови, теперь идеальная чистота. И глухая тьма: сюда не доходит свет из окон. Я вижу лишь смутные очертания большого экрана телевизора, спинок кресел и кулера с водой.
        Здесь по-своему уютно. Мне хочется немного посидеть в темноте и тишине, чтобы подумать, но скоро вернется Алевтина и лучше бы ей застать меня не в кабинете бывшего мужа. Иначе доказать, что я способна честно и хорошо работать, будет практически невозможно.
        Поэтому, вздохнув, я разворачиваюсь, чтобы направиться к выходу. И попадаю в чьи-то руки.
        От испуга из груди вырывается крик, я пытаюсь отшатнуться, но мужчина не пускает. Темнота скрывает его черты, и только голос становится спасительной деревяшкой в океане паники.
        - Лиза?
        - Вадим? Боже, как ты меня напугал!
        - Что ты здесь делаешь? Я зашел, увидел, что кто-то шастает по переговорке, а тут ты. Извини, я тебя напугал. Но все же… какими судьбами?
        Он продолжает держать меня за талию, пожалуй, слишком крепко прижимая к себе. Я даже чувствую, как бьется его сердце - сильно и быстро. Это открытие неожиданно пугает. Оцепенение, как следствие еще не схлынувшего страха, не дает мне толком пошевелиться, чтобы высвободиться. А губы не слушаются.
        - Леша… устроил меня на работу.
        - А клининг? Погоди, ты же работала у Ирины.
        - Она меня уволила. Позавчера я…. м-м-м… разбила вазу и уехала в травмпункт. Заказчик нажаловался, а девочки были недовольны. И меня уволили. А Леша устроил сюда.
        Вот так. Это почти правда. Я ведь не лгунья. Я просто не могу рассказать обо всем. Это выше моих сил.
        - Вот как. А Леха у нас мазохист? Или садист? Не мог подыскать тебе другую работу?
        - Вадим… - наконец шепотом говорю я. - Отпусти, пожалуйста…
        Кажется, даже вдох сделать трудно. Только вот неясно, почему.
        Но прежде, чем Вадим успевает среагировать, в переговорной вспыхивает свет. Глазам больно с непривычки, и поначалу я жмурюсь, но когда немного привыкаю, чувствую, что дышать больше не трудно. О, нет, дышать невозможно вовсе, потому что в дверях стоит Леша.
        Сейчас он мог бы позировать в роли Дьявола. В его глазах ад.
        Мой ад.
        - Какого хрена здесь происходит? - хрипло спрашивает Леша.
        И только тогда Вадим выпускает меня. От неожиданности я едва не падаю, и этот судорожный жест - попытка схватиться за краешек стола, не уклоняется от бывшего мужа.
        - Я задал вопрос.
        - Привез договора. Искал тебя. Зашел, встретил Лизу.
        - И кинулся лапать в темноте? Я стесняюсь спросить, ты ее со мной перепутал или утащил в укромный уголок?
        - Какого хера ты бесишься, Лех? - спрашивает Вадим, и в его голосе мне чудится вызов. - Вы вроде в разводе.
        - Вроде, трахать бывших баб друга не принято.
        - Быстро ты переобулся.
        - Хватит! - прошу я, закрывая уши руками.
        Напоминание о той ночи от Вадима снова вызывает приступ панической тошноты.
        - Я просто осматривала фронт работ, он напугал меня в темноте. И все.
        - Вон, - сквозь зубы цедит Леша.
        Теперь мне вряд ли еще хоть раз поверят. По крайней мере, он. Только вот если так больно даже смотреть на меня, зачем привел и усадил прямо у своих ног? Вряд ли сейчас он готов ответить на этот вопрос. Я стремительно проскальзываю мимо него в кабинет, а следом в приемную, мечтая оказаться как можно дальше от источающего ярость мужа.
        Бывшего мужа. Все время забываю об этой приставке.
        - Зайди через час, - доносится мне в спину.
        Алевтина находит меня в комнате отдыха, сжимающей горячую кружку. Пальцам больно, но боль - единственное, что хоть как-то приводит в чувство. Это как влюбленность, только болезненная, обжигающая. Влюбленность несет в себе светлое чувство, дарит легкость, а я как будто медленно умираю от невозможности увидеть ответ на свои чувства.
        - Ты в порядке? Какая-то пришибленная, - говорит Алевтина.
        - Да. Алексей просил зайти к нему. Пытаюсь понять, где я уже успела накосячить.
        Она, конечно, смотрит с интересом, но ничего не спрашивает, а меня не тянет откровенничать.
        - Я должна уехать, завтра и послезавтра меня не будет. Но я всегда в вайбере и на связи. Если что, телефоны есть. Пропуск я заказала, документы тоже отдала. Можешь приступать с завтрашнего дня. Пока что ходи по временному пропуску, не забудь паспорт. Все сказала? Вроде все.
        - Все будет хорошо, - улыбаюсь я. - Не волнуйтесь.
        - Ну, тогда успехов тебе, Лиза.
        - Удачной поездки. До встречи.
        Алевтина оставляет меня в одиночестве, и я даже не знаю, спасительное оно или пугающее. Все, что могу - это смотреть неотрывно на часы, где две тонкие стрелки отсчитывают время до… до чего? Не убьет же он меня. Не для того притащил в свой офис и заморочился с увольнением. Разве что посмеется и выбросит на улицу, иного я не боюсь.
        И, к собственному ужасу, вдруг понимаю, что больше всего хочу, чтобы Лешка снова ко мне прикоснулся. Пусть грубо, пусть в приступе ярости или иррационального желания сделать больно, но чтобы еще хоть разочек оказаться к нему очень близко.
        Наконец часы показывают одиннадцать. И я долго стою возле дверей приемной, вслушиваясь в размеренный спокойный голос Леши, пытаюсь понять, ушел ли Вадим. Мне не хочется снова с ним встречаться. Но, кажется, Леша говорит по телефону, потому что он вдруг умолкает, и нет сомнений, кому предназначается его следующая фраза:
        - Зайди.
        Я чувствую себя кроликом перед удавом. Если вообще есть в мире хоть один кролик, который идет с гордо поднятой головой к тому, кто хочет его сожрать.
        - Сядь.
        Я неловко устраиваюсь в кресле возле стола бывшего мужа.
        - Тебе показали обязанности?
        - Да. Я все поняла.
        - Не все.
        - Слушаю.
        Это какая-то странная игра. Лешка делает вид, что речь идет о том, чтобы лучше протирать его стол, а я как будто снимаюсь в порно. Оно все так начинается: необжитый офис, пустой стол…
        - Что ты улыбаешься?
        Я смотрю на мужа, пытаясь оценить, стоит ли говорить о том, что я думаю. Но, кажется, злость на меня и Вадима уже немного улеглась. Или разум взял верх и нашептал, что я никогда в жизни не брошусь в объятия его друга?
        - Подумала, что некоторое порно начинается так же, в пустом кабинете со строгим начальником за столом. А потом обернулась и увидела черный кожаный диван.
        Леша смеряет меня долгим тяжелым взглядом, но… черт подери, я вижу, как в глубине потемневших глаз пляшут озорные искорки. Его губ касается легкая улыбка, а потом тут же пропадает. И я чувствую сожаление.
        - Ты недалека от истины. Я тут подумал, а зачем мне отказываться от удовольствий? Да и раз уж ты вернулась, так будет проще держать тебя подальше от ребенка. Видишь ли, Лиза, я совершенно искренне считаю, что мать-кукушка не заслуживает общения с ребенком, а еще я лишил тебя родительских прав, пока ты грела сиськи на карибах или где ты там оттачивала мастерство орального секса. И мне бы не хотелось усложнять ситуацию.
        - Ты напрасно боишься. Я не подойду к Артему, я… знаю, что для него лучше, чтобы я держалась подальше.
        - Прости, детка, в это слабо верится. Поэтому я предлагаю тебе два варианта. Первый: я делаю так, что ты уезжаешь. Квартиру твоей бабки не продать даже желающим нажиться на замене аварийного жилья, поэтому я могу надавить - и ты поедешь с одними трусами в кармане. Куда - понятия не имею, ровно как и на что тебе там жить. Ты девочка способная, наверняка многому у своего Мишани научилась.
        Меня передергивает от знакомого имени.
        - А второй вариант?
        - А второй - ты работаешь у меня, как хорошая девочка не лезешь к моему сыну, всегда находишься под присмотром, трахаешься, как умеешь, а я тебе за это хорошо плачу. Через год ты накопишь на квартиру где-нибудь и свалишь. Мне кажется, это более выгодный вариант для тебя, чем идти раздвигать ноги на трассе.
        - Я не накоплю квартиру на зарплату уборщицы.
        - Я хорошо умею считать, Лиза, и не собираюсь проводить через бухгалтерию бабло тебе на квартиру, иначе они уже завтра всем коллективом возьмут швабры.
        Теперь улыбаюсь уже я, хотя улыбка выходит немного горькой.
        - Так что? Я могу дать тебе время на размышления, но давай обозначу свою позицию сразу. Моя задача - не допустить тебя к Артему. Да-да, я слышал сказку о твоем благоразумии. Спасибо, наебывать меня не стоит. Мне без разницы, как именно я буду держать тебя подальше от сына, но во втором варианте есть некоторые… приятные аспекты. И для тебя и для меня.
        Я облизываю пересохшие губы и нервно тереблю край рукава свитера.
        - Сколько тебе нужно времени?
        - Нисколько. Я выбираю первый вариант.
        На лице Леши - искреннее удивление, от которого мне хочется рассмеяться в голос. О, да, я хорошо знаю эту его досаду. Когда думаешь, что победил, что у противника не осталось шансов, и тут вдруг все поворачивается на сто восемьдесят градусов.
        Иногда, в счастливое время, мы играли в настолки, и сейчас у меня ощущение, будто передо мной одна из них. Только вместо красочных карточек две души, а вместо кубика - Лешкина ненависть. Которая все набирает обороты, над которой мы оба склонились в напряженном ожидании: сколько точек окажется на грани и станет ли очередной ход последним.
        - Что ты сказала?
        - Ты слышал, что я сказала. Я не буду с тобой играть, я не стану участвовать в этом спектакле. Хочешь меня уничтожить? Бей! Бей, если хочешь, не лги самому себе! Хочешь меня? Не прикрывайся заботой о сыне. Думаешь, я испугаюсь? Чего? Одиночества? Нищеты? Знаешь, Алексей, перед тем, как мне позвонили из твоей фирмы, я сидела в парке и не собиралась оттуда уходить. Было хорошо, тепло и спокойно, и если твое самое сокровенное желание - чтобы я все же осталась там навсегда, мне плевать. Выгони меня из города, оставь на улице. Думаешь, я пойду в проститутки? Или еще куда-нибудь? Думаешь, буду судорожно пытаться выжить вопреки твоим усилиям?
        Я сжимаю кулаки от пугающего желания как следует двинуть ему в челюсть. Просто за то, что он существует, что все еще для меня - половина мира.
        - Не лицемерь. Ты выбрал не ту морковку, чтобы заставить меня прыгать на задних лапах. Потерять жилье, средства к существованию и работу боится только тот, у кого есть хоть какой-то смысл… впрочем, плевать. Ты мне дал выбор, я его сделала. Пришли город, в который я должна отправиться, в смске. Пока, Леша.
        Я поднимаюсь, полная решимости уйти гордо, неторопливо, сделав вид, словно мы всего лишь не договорились об условиях. Но выносить его взгляд, даже спиной, очень сложно, и под конец я все же срываюсь сначала на ускоренный шаг, а потом и на бег. Вслед мне летит громогласное «Лиза!», но я уже несусь к лифту и успеваю заскочить в закрывающиеся двери. Через тонкую щелку вижу Лешу, вылетающего из кабинета следом, но кабина уже несет меня вниз.
        Шестнадцатый… тринадцатый… девятый… пятый. Первый - и я несусь уже через холл, под удивленными и настороженными взглядами охраны. Один из мужчин в черной форме делает шаг в мою сторону, но, увидев пропуск, который я бросаю в турникет, успокаивается. А я уже бегу дальше, с каждой секундой отрезая пути к отступлению. Эскалатор в цокольный этаж, переход в торговый, из торгового - в метро. Двери поезда закрываются за спиной, тяжело дыша, я сажусь на сидение и понимаю, что у меня нет зимней куртки, она, как и сумка, осталась в офисе. Только паспорт, телефон и немного денег лежат в задних карманах.
        Я начинаю нервно смеяться, и немногочисленные пассажиры с опаской косятся в мою сторону. Приходится выйти максимально близко к дому и вызвать такси.
        Взгляды, взгляды, взгляды… я собираю их, как спелые ранетки в конце лета. Всем интересно, что делает молодая девушка без верхней одежды в мороз на улице. А мне хочется то плакать, то смеяться. Я как будто играю в каком-то трагикомическом спектакле.
        - С вами все в порядке? Может, заехать в аптеку? - спрашивает таксист. - Или в полицию?
        - Нет. - Я вытираю глаза. - Не нужно.
        Потом пересчитываю имеющиеся деньги.
        - Хотя погодите. Можете заехать в какой-нибудь супермаркет?
        Мне надо выпить. Я знаю, что это не самое хорошее и правильное желание, но если совсем скоро Леша устроит мне второй круг ада, то, как говорили в мультике: худшее, что можно делать во время апокалипсиса - это быть трезвым.
        АЛЕКСЕЙ
        - Лиза! Вернись, я сказал!
        Двери лифта закрываются прямо у меня перед носом, и я с силой бью по ним ладонью. Хочется взяться за створки и силой заставить их снова разойтись, вернуть мне бывшую жену, но я знаю, что если сделаю это, то увижу только пустую шахту и удаляющуюся вниз кабину.
        Твою мать! Сука!
        Я этого не планировал! Это же было так просто, так, черт возьми, просто! Я даю ей выбор, который очевиден, получаю ее тело, утоляю странную не поддающуюся контролю одержимость. Держу подальше от сына, покупаю блядскую квартиру, селю ее как можно дальше и просто жду, когда наваждение пройдет, когда-то же закончится влечение к ней! Когда-то я перестану думать о том, чтобы ее трахнуть!
        Только явно не сегодня.
        Сучка. Как не вовремя в ней проснулась гордость. Что же она не помешала ей сбежать к любовнику? Или выкладывать с ним милые фоточки с пляжа, пока я подыхал в реанимации? Или игнорировать письма ребенка, которые я запрещал слать, но знал, что друзья, что приглядывали за Темычем, все равно отправляли. Где тогда была ее гордость?!
        А теперь я в тупике. Я не знаю, способен ли убить ее на самом деле. Именно так, оставить Лизу без жилья, работы и денег значит убить, она вряд ли выживет, она не умеет рвать зубами. Я пообещал, что сделаю это, но не знаю, могу ли.
        Блядский внутренний голос вкрадчиво шепчет «она устала, у нее были такие большие и грустные глаза». В прошлой жизни за эти грустные глаза я готов был подарить ей половину мира. И сейчас, глядя на хрупкую фигурку, чувствовал непреодолимое желание снова прижать ее к себе и запустить пальцы в роскошные кудри, от которых осталось-то всего ничего.
        Как и от моей души.
        Она ушла, отказалась, разрушила одним махом все мои планы, а я теперь должен решиться и что-то сделать. Только что? Черт возьми! Черт!
        Мне не нужна ее смерть. Не нужно исчезновение. Я просто хочу, чтобы она рассказала. Почему ушла, в какой момент перестала любить меня и Артема, вспоминала ли о семье, когда была с этим Михаилом. Хочу залезть ей в голову и понять, что происходит, хотя и не понимаю, зачем. Какая разница, почему она ушла и чего ей не хватало?
        Все время до вечера я пью в кабинете. Стакан за стаканом, чувствуя, как хмель бьет в голову, отвоевывает сознание. От виски не легче, только хреновее. Адски болит башка, а еще противно ноют шрамы. Как будто кто-то лезвием повторил белесые контуры. Напомнил о прошлом, покопошился внутри, а теперь еще и прошелся по грудине.
        Приходится взять такси, чтобы добраться до дома. Заплатить водителю, чтобы часик покатался по городу. Проветрить голову и дождаться, пока Темыч уснет. Он не должен видеть меня пьяным. А еще нельзя рисковать, нельзя проболтаться о Лизе. Непросто забыть мать, а у него почти получилось.
        Лиза-Лиза… зачем ты вернулась? Ты раз за разом переворачиваешь мою жизнь. Сначала я влюбился в тебя в клубе. Потом ты ушла. А теперь снова здесь, и я чувствую, как качусь в ад.
        На пороге дома меня встречает Жанна.
        - Ты опоздал. Обещал вернуться к девяти.
        - А еще я пьян, - подтверждаю и морщусь от головной боли.
        Надо выпить. Или еще вискаря или таблетку.
        - Я тебе, вроде, нормально плачу за переработки.
        - Хотелось бы еще знать о них заранее. Я няня, а не рабыня. И у меня могут быть планы.
        - Ладно. Извини. Отмечали открытие, заработался.
        Надо думать, с таким лицом отмечают не открытие, а поминки.
        - Леш, что происходит? Ты сам не свой в последние дни. Это из-за нее, да? Из-за твоей бывшей?
        - Давай не будем о ней.
        - А не получится, Леша! Ты с ума сходишь в последние дни. Пропадаешь на работе. Темка тебя ждал, хотел играть! Да, я няня, ты мне платишь, и за те деньги я готова сидеть с ним сутками, но я его люблю, понимаешь? Довольно тяжело видеть, как ребенок ждет отца и разочаровывается! Что ты ему говорил, когда его мать ушла? А что мне говорить сейчас, когда отец делает то же самое?
        - Замолчи! - рычу я. - Хватит! Я никуда не ухожу, ясно? Я работаю. Чтобы, блядь, у него была элитная школа, серьезная секция, универ и отпуск на море. А у тебя - приличная зарплата.
        - Да плевать ему на твою зарплату. И мне тоже. Вы мне небезразличны. И я не хочу, чтобы эта женщина снова разрушила то, что ты построил. Отпусти ее. Она ушла. И не стремится вернуться, судя по всему, отпусти ее и себя. А иначе потеряешь еще и сына.
        Я не хочу отвечать на это, я даже слышать это не хочу, и сейчас совершенно искренне верю, что Жанна перегибает палку. Да, возвращение Лизы вывело меня из равновесия. Я не пришел домой в тот день, когда отвозил ее в больницу. Остался на работе, смотрел, как другие девушки в форменных платьях клининговой фирмы убирают осколки, вспоминал кровь на ладони Лизы и наш разговор. Пытался убедить себя, что просто сорвался, что могу забыть о ней и поверить, что бывшая жена исчезнет из жизни раз и навсегда.
        Потом сорвался и, до конца не соображая, что творю, позвонил в ее фирму. Она была нужна мне, я хотел отомстить, хотел ответов, хотел ее. И тогда придумал удобный план, решавший все проблемы.
        А она одним легким движением его разрушила. И вместе с ним мою уверенность в том, что наша история закончилась тогда, когда она решилась уйти.
        - Я очень устала, - морщится Жанна. - Ты не против, если я останусь на ночь? Не нужно мне за нее платить.
        Мне становится стыдно. Эта симпатичная светловолосая девчонка обожает моего сына, он обожает ее, и я почти убедил себя, что и впрямь готов сделать ей предложение. Хотя на самом деле, конечно, не готов. Жить вместе… перевести отношения работодателя и няни в русло сожительства - возможно. Но при мысли о том, чтобы назвать кого-то женой, надеть на палец кольцо, натурально передергивает.
        Не дожидаясь ответа, Жанна укоризненно качает головой и уходит. Она права, черт возьми. Она во всем права, но я слишком взбешен, чтобы признать очевидное. Я понятия не имею, к каким чертям катится моя жизнь. В надежде протрезветь принимаю душ, но в голове постоянно образ Лизы.
        Ее чертов усталый голос.
        «Не собиралась оттуда уходить…»
        У меня хорошее воображение. Я в красках могу себе представить крошечную дрожащую фигурку на скамейке. Сверху крупными хлопьями валит снег, а Лиза сидит на морозе. Ресницы давно слиплись, губы посинели, а взгляд застыл в одной точке. Однажды она закроет глаза в последний раз - и мне как будто каленым железом выжигают каждое ее слово прямо на груди, где ноют шрамы от аварии.
        Контрастный душ не помогает. Кажется, у меня то подскакивает температура, то шкалит пульс. Нельзя идти в таком состоянии к сыну, нельзя, чтобы видела Жанна. Я слабо представляю, что делаю, просто выхожу на улицу и бреду куда-то, пытаюсь прочистить мозги. Черт возьми, я понятия не имею, что делать. Я обещал ее уничтожить, но я не могу.
        Она все еще Лиза, которую я любил. Сучка, предательница, девка, прыгнувшая в койку первого, кто поманил баблом посолиднее, но я ничего не могу с собой поделать. Когда думаю о ней, против собственной воли вместо «забыть и отпустить» наяву вижу ее рядом. Ловлю мимолетные фантазии и яркие терпкие воспоминания о последней ночи.
        Мне одновременно и хочется, чтобы она и впрямь была последней, и нет.
        Такси останавливается неподалеку. Обычный бомбила, где-то прикупивший шашечки на крышу, но мне плевать. Инстинкты, в том числе самосохранения, притупились. Я пьян. Наверное, все еще пьян, и душ не помог.
        - Куда едем, брат?
        В ад можно? Там хотя бы привычно. Адски больно, и только. Никакой ответственности. Даже за собственную боль нести ее не надо - все сделают врачи.
        - Вавилова, пятнадцать.
        - У-у-у, не поеду, далеко, получу копейки …
        - Три штуки.
        - Музыку какую предпочитаешь? - радостно хохочет мужик, заводя двигатель.
        - Плевать.
        Зачем я к ней еду? Что я скажу? Как отреагирует Лиза, увидев на пороге пьяного бывшего мужа, который несколько часов назад пытался ее шантажировать?
        А самое главное: почему, мать их, эти вопросы меня вообще волнуют?
        Дом мертв. Именно мертв, не пуст, живые дома, даже те, которые жильцы покинули временно, не бывают такими убогими. За годы, что я здесь не был, дом стал еще страшнее. Мы давно забили на эту квартиру, надеясь, что однажды дом наконец расселят. Здесь почти никто не жил: все, кто хоть как-то мог снимать, давно разъехались. Интересно, здесь есть хотя бы электричество?
        Меня передергивает от мысли, что Лиза здесь живет. Она серьезно отказалась от предложенной квартиры? Да она УЖЕ на помойке! И я бы на ее месте сделал все, чтобы из нее выбраться. Или нет?
        Как же, блядь, тяжело пьяным подниматься по развалившейся лестнице в абсолютной темноте. Кажется, я так громко ругаюсь, что уже наверняка перебудил весь подъезд, если здесь вообще есть хоть кто-то живой. Повезло, что я еще не допился до того состояния, чтобы забыть цифры.
        Звоню. Долго, настойчиво, не желая верить, что в квартире никого нет. Я знаю, что ты там, Лиза, ты должна быть там. И я хочу, чтобы ты открыла дверь.
        - Лиза, открой! Открой немедленно! Я знаю, что ты там, я слышу твои шаги, открой!
        Или мне кажется?
        - Открой, я сказал! Лиза, я клянусь, если ты сейчас не подойдешь, я вынесу тебе дверь!
        Спустя мучительно долгие секунды, за которые я успеваю и впрямь решиться высадить хлипкую деревянную дверь, наконец щелкает замок. В квартире тоже темно, и в слабом свете луны, льющемся в окно в подъезде, я вижу бывшую жену. Растрепанную, с красным носом, опухшими губами и какую-то потерянную.
        - Что тебе нужно?
        - Поговорить хочу.
        На самом деле я понятия не имею, нахрен приперся. Но сил думать уже нет, я оттесняю Лизу вглубь квартиры и вхожу, закрывая за собой дверь. Тут же вспыхивает свет, но тусклой лампочки едва хватает на прихожую.
        - Я просила прислать смс.
        Я долго смотрю на нее, пытаясь понять, что не так. В Лизином облике есть что-то, что меня смущает. То, как она говорит, может? Или выглядит? В коротком флисовом халате она непривычно домашняя, я отвык видеть ее такой.
        Нет, не то.
        Заглянув в огромные покрасневшие глаза, я наконец понимаю: Лиза пьяна.
        Совершенно не к месту меня разбирает смех.
        - Что смешного? - холодно интересуется она. - Что тебя так веселит?
        - Что ты пила?
        - Какая разница?
        - Лиза-а-а… - почти рычу я.
        - Вино! Вино я пила! Что тебе еще от меня нужно?!
        - Что под халатом?
        Ее глаза испуганно расширяются, и бывшая отступает на шаг.
        Мать ее. Как будто я тут собираюсь ее насиловать. Как будто она не хочет меня.
        - Леша, ты пьян…
        - А ты как будто нет, - усмехаюсь я.
        Методично стаскиваю куртку и ботинки, а следом расстегиваю рубашку.
        - На тебе есть что-нибудь еще?
        - Я буду кричать.
        - Непременно. И громко. Может, даже кусаться. Хотя… из той позиции, в которой я тебя хочу, кусаться проблематично.
        - Я вызову полицию.
        - Тебя не хватит на троих. Тебя и на двоих-то не хватило.
        Она задыхается от злости, а я протягиваю руку и с легкостью заполучаю Лизу в свои объятия. Закрыв глаза, чтобы комната не кружилась, нахожу ее губы и жадно впиваюсь поцелуем, проникаю языком, вынуждая ответить. Руки сами развязывают пояс халата.
        Пальцами я прохожусь по осиной талии, спускаюсь на ягодицы, и удовлетворенно выдыхаю: на ней совсем ничего нет. Мысли лихорадочно мечутся в голове: а если она ждала не меня? Или пила и ласкала себя? Думала ли обо мне?
        Отрываюсь от ее губ, смотрю в почти черные глаза - так сильно расширены зрачки.
        - Хочу, чтобы ты сейчас ответила на мой вопрос.
        Халат падает к ее ногам. Мой взгляд скользит по груди с напряженными набухшими сосками, животу, голому лобку, ведущему к влажным складкам и чувствительному клитору. Я хочу попробовать ее на вкус, хочу войти и трахнуть.
        - Ты думала обо мне, когда с ним спала?
        - Леш, не надо, - морщится она.
        - ЛИЗА! ОТВЕЧАЙ! Хоть раз думала? Когда он тебя трахал, ты вспоминала меня?
        - Лешка… не надо, пожалуйста. Я не хочу…
        - Не хочешь что? Меня? Хочешь, чтобы я остановился?
        Она смотрит так, что хочется еще сильнее напиться. Это ее ебаная суперспособность: превращать меня в безвольное существо, неспособное обуздать тупые эмоции, словно списанные с идиотских сериалов.
        - Не хочу вспоминать его сейчас.
        Я сдаюсь. Не могу больше болтать, я ее хочу, и я пришел именно ради этого. Можно тысячу раз сказать себе, что я здесь лишь чтобы поговорить, наконец договориться, но Лиза стоит передо мной голая, смотрит прямо в душу, и я не способен произнести ни слова. Я снова овладеваю ее губами, прикусываю нижнюю, сжимаю ягодицы и чуть развожу в стороны. Ей нравится, когда я ее так раскрываю, а мне нравится представлять, как я медленно проникаю во влажную горячую глубину, и как Лиза насаживается на мой член под силой собственного веса.
        Но на мне гребаные штаны, и приходится поднять ее, чтобы отнести в спальню.
        - Обхвати меня ногами.
        Член уже каменный. Я несу ее в комнату, вжимая в себя с такой силой, чтобы она его чувствовала так же ярко, как я чувствую бешеный стук ее сердца.
        Я даже не замечаю обстановку, мне плевать, как выглядит комната и кровать, на которой я собираюсь ее трахать. Вот рецепт идеального коктейля: алкоголь, ненависть и желание смешать в равных пропорциях. Не взбалтывать, подавать горячим… нет, ГОРЯЩИМ. Синим пламенем, выжигающим легкие.
        С пугающим спокойствием я осознаю, что или Лиза умеет целоваться так, как ни одна другая шлюха, или я все еще от нее зависим. Хотя разве это стало понятно лишь сейчас? У меня поехала крыша в тот момент, когда я увидел ее в клубе с гигантским подносом.
        В комнате темно. Я понятия не имею, где выключатель, и хоть хочу видеть Лизу, не могу оторваться от ее губ. Одной рукой сжимая грудь, пытаюсь стащить с себя штаны, но это не так-то просто. Кажется, я отвык от спонтанного дикого секса.
        - Было бы неплохо мне помочь, малыш.
        Но ослабевшими пальцами она даже не может расстегнуть пряжку ремня и лишь легко скользит по моему животу, отчего мышцы пресса сводит в болезненном желании, чтобы она прикоснулась еще. Спустилась ниже, обхватила рукой член. Я готов кончить даже от фантазии о том, как она берет его в рот, а если заставлю ее сделать это в реальности, кажется, отключусь.
        Приходится приподняться, чтобы справиться с брюками. Глаза уже привыкли к темноте. Я жадно рассматриваю растрепанную и готовую Лизу, взгляд проходится по длинным разведенным в стороны ногам, по влажному розовому клитору. Она восхитительно готова и раскрыта для меня.
        Избавляясь от штанов и носков окончательно, я вдруг понимаю, как именно ее хочу. Почти наяву вижу узкую девичью спинку, прогнувшуюся в пояснице, упругую задницу, рассыпавшиеся темные волосы. Слышу приглушенный подушкой стон и до безумия ярко представляю, как трахаю ее сзади, наслаждаясь властью и абсолютным контролем.
        О, да. Это - то, что сейчас нужно. То, что понравится нам обоим.
        Но когда я пытаюсь перевернуть Лизу, вдруг встречаю сопротивление.
        - Нет! - почти испуганно выдыхает она.
        Часть меня думает, что это всего лишь игра, кокетство, похожее на ее «нет» в коридоре, но когда на вторую попытку поставить ее раком, Лиза вырывается с силой, почти отчаянно, молча глотая не весть откуда взявшиеся слезы, остатки опьянения испаряются, словно я и не выжрал всю бутылку сегодня вечером.
        - Не так! Я не хочу! Пусти меня! Пусти, я сказала! Леша, нет! Леш… пожалуйста…
        Она обмякает у меня в руках, сжимаясь, как будто я ее ударил, хотя минуту назад текла, готовая принять мой член. Но я все же переворачиваю содрогающуюся от рыданий бывшую жену на живот, только вместо того, чтобы медленно и с наслаждением войти, тянусь к выключателю старенькой настольной лампы.
        Свет озаряет кровать, на большее лампы не хватает, но того, что я вижу, достаточно.
        Достаточно для того, чтобы свихнуться от накатившей внезапно ярости. Она, эта ярость, способна заставить убить. Или мучить бесконечно долго, с особым, садистским удовольствием.
        Я превращаюсь в монстра, когда смотрю на ее спину.
        Почему я не заметил сразу? В отеле было темно, мы занимались сексом в одной-единственной позе, я, черт возьми, не смотрел на ее спину. И хоть загар давно сошел, множество мелких белых следов невозможно не заметить. Несколько длинных, пересекающих изящную линию позвоночника, и десятки совсем крошечных.
        Я прикасаюсь к одному, второму, третьему… просто чтобы убедиться, что это действительно шрамы, а не витилиго или еще какая-то подобная хрень. Я считал, что превратился в конченого поддонка после развода, но даже мой мозг не способен вообразить, как можно оставить такие следы.
        Чем?! И нахрена?! Эти шрамы когда-то были кровавыми полосами, какое-то средневековое наказание.
        Лиза вздрагивает, когда я касаюсь ее спины. Но не пытается вырваться, хотя я ее особо и не держу. Мне кажется, она почти парализована иррациональным страхом, тем, который испытывает зверек, который уже попадался в капкан. И я не знаю, что ей сказать. Глупо убеждать ее в том, что я не трону, потому что уже сделал это. И помню, как она просила не делать ей больно в нашу первую встречу, в отеле. Теперь у этих воспоминаний противный горький привкус.
        - Объясни мне, - наконец говорю я, - что это за любовь такая, после которой остаются шрамы. Что ты в нем нашла? Что он тебе давал, что ты вот это терпела?
        Она, конечно, молчит. И вряд ли сама знает ответы на мои вопросы, но вот я теперь хочу узнать все до последней мелочи. Каждую секунду ее жизни с Михаилом.
        Почему она ушла.
        Что между ними происходило.
        Почему он ее бил.
        Чем он ее так бил.
        Как Лиза решилась уйти.
        Где эта тварь сейчас.
        Подумав, я начинаю с самого простого.
        - От чего они? Шрамы. Чем он их оставил?
        Мне кажется, она не ответит, пока я не перестану касаться спины, но я не могу себя заставить это сделать. Мне жизненно необходимо каждую секунду уверяться в том, что все это правда. Что на идеально гладкой коже Лизы, моей, мать ее, Лизы, навсегда остались безобразные белые шрамы.
        У меня очень хорошее воображение. Я могу представить кровь на загорелой влажной коже. Тонкие полосы от ударов. Съежившуюся от боли фигурку. И чем дольше образы крутятся в голове, тем сильнее мне хочется голыми руками придушить тварь, которая разрушила мою семью. Я вспоминаю его мерзкую самодовольную рожу с их фоток и получаю почти физическое наслаждение от мысли о том, как сожму горло этого ублюдка, как он будет хрипеть в отчаянной попытке вымолить прощение.
        - Лиза, я задал вопрос. Чем он тебя бил?
        У нее глухой и равнодушный голос. Лиза больше не сжимается, просто лежит, обняв подушку, и смотрит куда-то в стену.
        - Шнурком от зарядника.
        Я невольно смотрю на тумбочку, где мирно заряжается ее мобильник. Очень сложно представить моральное состояние, в котором можно взять тонкий длинный шнур и отхлестать им любимую женщину по спине. Да даже просто любовницу или… не знаю, бывшую жену, бросившую тебя умирать в реанимации и уехавшую на курорт с садистом? Я думал о том, как причинить Лизе боль тысячи раз. Чтобы так же, чтобы прочувствовала все, через что прошел я. Но смотрел в ее глаза, и целовал, хотя должен был вычеркнуть эту женщину из жизни.
        Поднимаюсь с постели, чтобы включить верхний свет, мне мало тусклой лампы на тумбочке. Лиза не сопротивляется, когда я осматриваю ее. Только ежится, чувствуя касания моих пальцев. Несколько следов обнаруживаются на ягодицах и парочка совсем незаметных - на шее.
        Я как будто пробежал марафон. Воздуха не хватает, а зубы стиснуты с такой силой, что вот-вот начнут крошиться. Поддавшись порыву, я склоняюсь, чтобы коснуться одного из шрамов губами, и моя маленькая девочка жалобно всхлипывает.
        - Лизка…
        Опускаюсь сверху, закрываю своим телом от холода неуютной старой квартиры. Опираюсь на руки, чтобы не навалиться всем весом, носом утыкаясь в волосы. Она сжимает пальцами покрывало. Член снова твердеет, ее близость - особый наркотик, действие которого не отменить ненавистью, жалостью или смертельной усталостью от боли, которую мы друг другу причиняем.
        - Как ты ушла? Почему он тебя отпустил?
        - Скажу, если пообещаешь кое-что.
        Мне кажется, я знаю, что попросит Лиза, я почти уверен, что не готов пустить ее к Артему в обмен на воспоминания. Но бывшая снова удивляет.
        - Пообещай, что не станешь его искать и говорить с ним.
        - Прости? Ты еще эту тварь защищаешь? Ты ебанутая, Лиза? У тебя вся спина исполосована!
        - Пообещай! Иначе это не твое дело. Уходи из моей квартиры, завтра утром я уеду, как ты просил.
        - Нихрена ты не уедешь!
        Я поднимаюсь, чтобы усадить ее, заглянуть в глаза и найти там хотя бы часть ответов. Но Лиза или отличная актриса, или для нее жизненно важно защитить этого мудака. Как?! Как, блядь, можно было так влюбиться, что бросить ребенка, свалить без оглядки, терпеть побои и еще просить за эту суку?! Как?!
        - Я все равно все узнаю. Не от тебя, так от других. Ты меня знаешь, Лиза, если надо, я горничную в вашем блядском отеле на мальдивах найду и заставлю в лицах изобразить услышанные крики из номера.
        - Леш… я не могу с тобой воевать, - опустив голову, говорит она. - У меня нет сил, я очень устала. Просто пообещай мне не лезть к Михаилу. Мы с ним… закончили.
        - Радует, что так, а не в морге. Хорошо. Если эта мразь не появится в радиусе моего влияния, я не буду к нему лезть. Но не дай бог, Лиза, твой бывший сунется, откручу ему яйца, изобью скакалкой и засуну в задницу бейсбольную биту. Лично. И насрать, посадят меня после этого или нет. Поняла?
        Кивает, вот только не торопится делиться подробностями романа. Мне одновременно хочется встряхнуть ее, чтобы мозги встали на место, и сгрести в объятия, потому что часть меня ненавидит Лизу за то, что ушла, а другая все еще не видит смысла жить без нее. Бесполезно травить в себе зависимость. Я просто не способен вычеркнуть ее из жизни, я ей дышу.
        - Я записала видео, - наконец говорит она. - И сказала, что мы расстаемся. А если не отпустит, то солью его в сеть. Он собирался идти в мэры, так что испугался. И мы расстались.
        - Видео у тебя?
        - Да, но я его тебе не дам.
        - Лиза…
        - Я спрятала. Хорошо спрятала. Ты вряд ли придумаешь что-то, что меня испугает и заставит отдать его тебе.
        - Господи, Лиза, что ты натворила, - вздыхаю я. - Зачем ты в это вляпалась? Зачем? Хотела уйти - почему просто не ушла? Я бы тебе все отдал. Квартиру, деньги, Темку.
        - Леш, не надо.
        - Не надо, - передразниваю я ее.
        Даже не знаю, зол я сейчас или расстроен.
        - Ты голодна? Черт, ты всегда голодна, ты нихрена не ешь. Закажу хотя бы пиццу.
        - Оставь меня, пожалуйста.
        - Не могу. Я с няней посрался.
        - С невестой?
        Интересно, что больнее - шнуром по спине или то, как она произносит это слово?
        ЛИЗА
        - С невестой.
        - Из-за меня?
        Мне не хочется отвечать на этот вопрос, поэтому я старательно делаю вид, что выбор между пепперони и гавайской - самый важный на данный момент. И он действительно важен. Лиза очень любит гавайскую, она единственная из моих знакомых, кто за сочетание ананасов, курицы и ветчины готов продать душу.
        Вот только я не готов учитывать ее вкусы и превращаться в заботливого влюбленного вьюношу. И я люблю пепперони. Только если закажу ее, то буду половину ночи смотреть, как тонкими пальчиками Лиза осторожно выковыривает слишком острые слайсы колбаски, стараясь оставить как можно больше сыра. И это даже эротично, но совершенно неуместно.
        Пепперони или гавайская. Да уж, бля, судьбоносный выбор.
        Хер с ней, пусть будет сырная. Жаль, не доставляют бухло, я бы сейчас с удовольствием догнался. До сих пор не могу «развидеть» следы на ее спине. И до сих пор руки подрагивают в непреодолимом желании сомкнуться на шее ублюдка.
        - Не хочешь поведать мне интересную историю собственной любви?
        - Нет.
        - Зря.
        - Леш, почему ты просто не уйдешь?
        Она кутается в покрывало, словно вдруг застеснялась, как будто совсем недавно не отвечала на мои поцелуи и не обнимала меня ногами в нетерпеливом желании. У этой девушки как будто стоит мгновенный переключатель. От улыбки к слезам, от любви к равнодушию, от возбуждения к страху.
        И меня заодно переключает. Ненависть. Желание. Жалость. Злость. Вкл-выкл.
        Чтобы не смотреть на Лизу и снова не заводиться, я ухожу на кухню. Хотя будем честны: помогает слабо. Здесь еще сильнее видно нищету, в которой она теперь живет. И в то же время руку бывшей жены: дешевые, но черные матовые тарелки. Кружка с космической туманностью. Большая пачка овсянки, которую она и в замужестве-то поедала тоннами.
        Холодильник пустой, кроме пачки творога и огурца в нем ничего нет и, судя по всему, давно не было. Это странно, Лиза вроде получала зарплату. Все в ней, в ее поведении, странно. Часть меня все еще ненавидит ее, а другая часть, та, которой больно от вида шрамов, задается вопросами.
        Почему она ушла? Что такого предложил ей этот Михаил?
        Почему так стремительно? Одним днем, не дождавшись, когда я приду в себя, бросив ребенка на друзей, смывшись буквально за сутки. Вот я прихожу в себя в больнице - и уже на следующий день вижу довольную жизнью жену на пляже.
        Как будто это две разные Лизы, как будто я жил все это время с актрисой, а потом вдруг ее контракт закончился - и циничная стерва вылезла наружу. И это не самый нереалистичный сценарий, если бы в комнате сейчас не сидела какая-то совершенно другая Лиза. Не та девушка, в которую я влюбился, и которая родила мне сына, но и не законченная тварь.
        Законченная тварь ведь не просит подарить ребенку игрушку. И не испытывает одновременно страх и желание по отношению к бывшему мужу. Или это новая роль?
        Не знаю. Но хочу получить ответ.
        Размышляя над всем этим бардаком, в который превратилась жизнь, я ставлю чайник. Пицца с чаем, господи, я превращаюсь в какую-то пубертатную девицу. Даже чувствую желание сидеть на подоконнике, курить и пить остывший кофе, чтоб его.
        - Пиццу принесли, - слышу откуда-то из коридора.
        Одетая и притихшая Лиза держит большую ярко-красную коробку, из которой доносится умопомрачительный аромат выпечки. Быстро они. Я совсем потерял ориентацию в пространстве, но, должно быть, пиццерия где-то рядом. И только сейчас я понимаю, как сильно проголодался.
        - Садись, - командую я.
        - Это вообще-то моя квартира, - осторожно отвечает Лиза, но послушно садится за стол и открывает коробку. - С сыром.
        Я ставлю перед ней кружку с чаем. Желание засунуть первый кусок в рот целиком, и раньше я бы так и сделал, но теперь все изменилось. Теперь приходится делать вид, что Я изменился.
        - Ты ведь не любишь сырную.
        Она поднимает глаза. В них сейчас интерес, с таким интересом ребенок смотрит на тебя и изучает: какая будет реакция? Что там у папы в голове? О чем таком интересном он думает?
        - Что? Почему ты улыбаешься, Леш?
        Сегодня она честно ответила на вопрос о порно и черном кожаном диване, поэтому для разнообразия честным пробую быть и я:
        - Я не мог позволить себе заказать гавайскую и счел жестоким выбрать пепперони. Решил остановиться на сырной. Прямо пицца жизненной неопределенности. Со вкусом душевного раздрая.
        Лиза невесело смеется и берет самый большой кусок.
        - Хорошо. Я уберу тебе весь дор блю.
        Я не должен этого делать, но когда она осторожно снимает с куска все, даже самые мелкие, крупинки противного соленого сыра с плесенью, не могу сопротивляться и беру кусок.
        - Хорошо. Раз не хочешь рассказывать, что там за любовь такая безумная, то расскажи, почему так ведешь себя.
        - Как? Я стараюсь вести себя правильно.
        - Это что в твоем понимании значит?
        - Не знаю. Держаться от вас подальше. Не мучить. Не устраивать скандалов. Не лезть к твоей новой семье. Что еще я могу?
        - Я хочу понять, почему ты приняла такое решение. Почему женщина, сбежавшая от мужа к любовнику, самым жестоким образом вдруг решает проявить благородство. Не пытается вернуться, не требует денег, встреч с ребенком.
        Лиза пожимает плечами и неосознанно делает то, что вновь будоражит фантазию: облизывает пальцы. Я знаю, что это выше ее сил, эта девочка все отдаст за кусочек пиццы, она превращается в ребенка, когда получает любимую еду, и особенным удовольствием раньше было ее кормить. Хотя это и сейчас довольно… волнующе.
        - Мне никогда не нравилась позиция «а че такого?», - наконец говорит она. - Измена есть измена. Глупо делать вид, что это не предательство и что я никому не сделала больно. Было бы садизмом пытаться к вам вернуться после двух с половиной лет.
        ЛИЗА
        - Лиза? Здравствуйте, это Михаил. Вы помните меня? Мы встретились в супермаркете.
        - Откуда у вас мой номер?
        - Я очень целеустремленный человек. А вы запали мне в душу. Не могу перестать думать о ваших глазах.
        - Михаил, мне приятны комплименты, но я замужем. Пожалуйста, не звоните больше.
        - Мне не отказывают, Лиза. Я всегда получаю то, что хочу.
        Вопрос застает меня врасплох. На несколько секунд перед глазами проносятся кадры из прошлой жизни. И мир вокруг вдруг меняется: вместо убогих стен старой квартиры - стены нашего дома, вместо чая из кружек с толстыми стенками красное вино из хрустальных бокалов. И не было двух с половиной лет, и шрамов на спине нет, и все еще есть «мы».
        Я не хотела, чтобы он их увидел. В ту ночь в отеле я до дрожи боялась, что Леша увидит шрамы, но он был слишком зол, пьян и заведен, чтобы меня рассматривать. И уж тем более я не думала, что он явится сейчас, и снова все усложнит. Начнет задавать свои вопросы, разбередит душу, поцелует. Ненавижу себя за слабость!
        А он все ждет ответ. Неужели верит, что я честно признаюсь в желании вернуться? Что скажу «Да, боже, Леша, я больше всего на свете хочу отмотать эти два с половиной года, носить супчики тебе в больницу, учить с Темкой буквы, родить еще парочку мелких Карениных и до конца жизни слушать шутки про поезда».
        Но из всего этого мне, похоже, светят только шутки.
        - Иногда я вспоминаю, каково это: быть счастливой. Как здорово было, когда Темка родился, или когда мы поженились. Но люди часто вспоминают прошлое с ностальгией. Этот путь закрыт для нас, для меня. Невозможно снова поверить человеку, который предал, а если у него есть хоть капелька совести - он не посмеет просить о втором шансе.
        Аппетит резко пропадает у обоих.
        - У тебя прекрасная жизнь. Успешный бизнес, богатство, сын и… красивая невеста. Не приходи ко мне больше, Леша. Не изменяй ей, не повторяй мои ошибки.
        - Иди спать, Лиза.
        Интересно, уйдет ли он? В дверях я оборачиваюсь и задаю вопрос, который мучает уже давно. Понятия не имею, зачем мне ответ, но чувствую, что не усну, если не узнаю.
        - А как ее зовут? Твою невесту.
        - Жанна.
        Жанна. Красивое имя красивой девушки. Идеальной няни. Идеальной невесты.
        - Ясно. Спокойной ночи.
        Когда я прячусь под одеяло, мне чудится слабый запах сигаретного дыма. Я пытаюсь думать, что буду делать, куда поеду завтра и как попытаюсь выжить, но в глубине души (а на самом деле не так уж и глубоко) понимаю, что ситуация зашла слишком далеко, и Лешка меня не отпустит. В его глазах было что-то такое… словно боль и ненависть приутихли, сменившись недоверием. Из воплощенного зла и предательницы я превратилась в женщину, которой нельзя верить, но у которой есть секреты.
        Теперь Леша попробует их отгадать, а мне нужно придумать, как сохранить.
        Провалившись в поверхностный беспокойный сон, я чувствую, как под чужим весом прогибается постель. Знакомый запах слишком близко, и хоть я стараюсь не выдать того, что не сплю, дыхание все равно сбивается. А когда горячая рука аккуратно приподнимает край рубашки и касается самых нижних шрамов, радуюсь, что лежу к нему спиной и закусываю губу, чтобы не разрушить хрупкий мостик между удовольствием от прикосновений и страхом из-за них же.
        Иногда они болят. А иногда белые полосы вопреки всем законам жизни и медицины - самые чувствительные места на теле.
        Он не заходит дальше, только со вздохом убирает руку - и через несколько минут я слышу мерное дыхание спящего мужчины, которое убаюкивает и меня. Когда в середине ночи я вдруг начинаю мерзнуть, то по привычке прижимаюсь к его боку носом. И несколько часов до утра чувствую себя самой счастливой девушкой на свете.
        У этой ночи один только минус: распалив внутри желание, бывший муж забыл его погасить.
        ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
        - Лиза, вставай.
        - М-м-м.
        - Лиза, я серьезно, ты опоздаешь на работу. И тот факт, что директор фирмы опоздает вместе с тобой, не спасает от наказания.
        - Мне казалось, мы договорились, что сделка не состоится. И что я должна уехать.
        - Я передумал. Сделка будет другая.
        - А у меня есть право голоса?
        - Нет. Но у тебя есть кусок холодной пиццы и пятнадцать минут, чтобы собраться. Иначе я вынесу тебя в пижаме, станешь звездой инстаграма.
        Приходится открыть один глаз. Леша уже в свежем костюме - наверняка привез водитель. По крайней мере, я надеюсь, что не Жанна. Стоит, благоухает парфюмом, копается в телефоне и, кажется, совсем не замечает убогости обстановки. За окном еще темнота, но у соседей вовсю орет радио.
        А я - как противоположность бывшего мужа. Со всклокоченными после сна волосами, растрепанная королева хаоса. Слабо соображаю, что вообще происходит и как резко изменилась жизнь. Но все же мне не хочется ехать в пижаме, а новый Алексей Каренин вполне способен вытащить меня на мороз в таком виде.
        Горячей воды нет, холодный душ бодрит лучше любого кофе, но войдя на кухню, я с удивлением замечаю на столе бумажный стакан, от которого доносится божественный аромат.
        - Ты заказал кофе?
        - Водитель привез.
        - И не привез никакой еды?
        - Я не завтракаю. А про тебя забыл.
        Я смеюсь, с наслаждением делая глоток горячего кофе.
        - Снова пеппероно-гавайская дилемма?
        - Да, что-то типа того. Лиза, я серьезно, пора ехать, в девять у меня встреча.
        - Зачем?
        - Это важный контракт, я хочу впарить им пансионат и аренду пляжа в придачу перед новым годом.
        - Я не об этом. Зачем тебе в офисе я? И что значит новая сделка?
        - Тебе нужна работа, так?
        - Да. Пожалуй.
        - У меня неплохой офис, согласись? Там хорошие условия. Довольно чисто. Красивый вид из окна и широкие возможности для карьерного роста.
        - Уборщицы?
        - Ну… купим тебе робота-пылесоса или пипидастр из натуральных перьев.
        - Ты над всей прислугой издеваешься? Не замечала в тебе такой страсти.
        - Ты тратишь драгоценные минуты, Лиза, на болтовню и споры. У тебя их осталось всего пять, чтобы одеться. Давай, я подержу твой кофе, допьешь по дороге. Ты соберешься, и мы поедем в офис, а потом я расскажу условия новой сделки. Думаю, они тебя заинтересуют.
        Спорить с ним бесполезно. Он хоть и изменился, во многом все тот же Лешка - упертый баран, который не отступится, если что-то задумал. Сейчас он задумал вернуть меня в офис и, если вдуматься, какой смысл играть гордую девочку, когда нечего жрать? Уехав на край света, я оставлю здесь Лешу, воспоминания и прошлое, но себя-то все равно заберу с собой.
        Леша проявляет удивительное чувства такта: все время, что я одеваюсь, проводит в кухне. Мельком глянув на термометр, я ежусь: морозы уже нешуточные. Достаю из шкафа джинсы, теплые носки, мягкий кашемировый свитер и… ловлю себя на мысли, что прихорашиваюсь. Тщательно расчесываю и укладываю волосы, крашусь, бросаю в сумку смягчающее масло для рук. Когда все это доходит, щеки заливает румянец. Что я творю! Я же не влюбленная дурочка, которая старается понравиться парню!
        Когда достаю шарф и шапку, взгляд случайно падает на небольшую ярко-синюю коробку, и рука сама тянется к ней. Не совсем подходящий момент, но вчера я думала, что его вообще не случится. Не хочу рисковать во второй раз.
        - Готова? - Леша окидывает меня взглядом и, удовлетворившись, вручает кофе.
        Машина уже готова, на этот раз мы едем с водителем. Или у Каренина еще похмелье, или он делает все, чтобы вытащить меня из раковины, в которую я спряталась. Сидеть совсем рядом - один из этих способов.
        - Что это? - Он кивает на торчащий из сумки кусочек коробки.
        Несколько секунд колебаний - и я сдаюсь. Вытаскиваю из сумки коробку и протягиваю бывшему мужу.
        - Это игрушка для Артема на Новый год. Я просила тебя отдать ему.
        Леша молчит, смотрит на дорогу, словно не водитель сейчас за рулем, а от его внимания зависят наши жизни. Но это уже не категоричное «нет», которое было раньше, и я цепляюсь за тонкую ниточку, ведущую к сыну.
        - Пожалуйста! Ты ведь можешь не говорить, что это от меня! Купишь ему на одну игрушку меньше и добавишь мою. Или скажешь, что раздавали бесплатно у метро, я не знаю, соврешь!
        - Что в ней такого? Что за игрушка?
        - Ничего. Просто игрушка. Ему нравились всякие космические корабли и все такое, я отложила денег и купила ему странную непонятную вундервафлю, у которой непременно есть название в какой-нибудь киновселенной.
        Мне очень стыдно, что я снова вру, но если скажу правду, то Леша никогда не позволит подарить Темке этот космический корабль. Я просто надеюсь, что сын не вспомнит.
        - Мама, это же «Сокол тысячелетия»!
        Темка очень плохо говорит, поэтому я не уверена, что правильно понимаю каждое слово. Фантастические фильмы - это их с Лешкой вотчина. В другой момент я обязательно бы расспросила сына подробнее, но сейчас меня трясет от волнения перед тем, что я собираюсь сделать.
        - Мама, ты купишь? Купишь сокол?!
        - Да, Артем, обязательно куплю, только не сейчас. Сейчас маме нужно срочно уехать. Ты поживешь у дяди Андрея, хорошо?
        - А где папа?
        - Папа болеет. Он поправится и приедет. Артем, пожалуйста, будь хорошим мальчиком, слушайся дядю Андрея.
        - А когда ты вернешься, купишь сокол?
        - Да. Когда вернусь, куплю.
        Леша продолжает молчать, и я кладу коробку на сидение.
        - Пусть будет у тебя. Если вдруг понадобится срочно достать кролика из шляпы - он выручит.
        Мы не пропустили утренние пробки, и дорога, обычно занимающая десять минут превращается в мучительный долгий час. Я смотрю в окно, на прихорошившийся к празднику город, думая о том, что проведу Новый год одна. В холодной пустой квартире и, пожалуй, с сырной пиццей. Теперь я люблю ее больше гавайской.
        Наконец мы заезжаем на парковку бизнес-центра. Алексей кивает водителю - и тот оставляет нас вдвоем. Мы опоздали, парковка полупуста, но скорее потому что здание новое. У меня очень быстро бьется сердце, я не знаю, боюсь ли бывшего мужа, или надеюсь на чудо.
        - Я планировал более длительный разговор, но, увы, у меня мало времени. Поэтому буду краток. Ты работаешь на меня, в хорошем офисе, с хорошими условиями. Работаешь честно, добросовестно. Усиленно играешь хорошую девочку. Не лезешь к Артему, но при этом… м-м-м… скажем так, находишься в непосредственной близости от меня, чтобы я тебя видел. По первой просьбе рассказываешь, с кем контактируешь, где бываешь в свободное время и с кем переписываешься. И если продержишься год и докажешь, что в твою пустую голову вернулись мозги, то я разрешу видеть ребенка. Либо проваливай, прямо сейчас. Вот такая вот сделка, Лиза.
        В моей голове тысячи вопросов, они разрывают ее изнутри, но ни одному не удается вырваться вперед. И я молчу, а время неумолимо утекает.
        - Ты правда хочешь дать мне видеть Артема или ты играешь? Леш, только не играй им. Это как-то… жестоко.
        - Игры давно кончились, Лиза.
        - Тогда зачем? Ты вчера готов был купить мне квартиру, лишь бы оградить Артема, а сейчас даешь мне надежду?
        - Я уже сказал. Если к тебе вернулись мозги, то Артем, возможно, заслуживает твое возвращение. Однако тебе нужно уяснить два момента. Первый: встреча состоится только если я буду уверен, что ты в трезвом уме и не свалишь снова в какие-нибудь Мальдивы.
        - Не свалю, - тихо говорю я.
        - Вот и докажи. Побудь хорошей девочкой год - и посмотрим, сможешь ли ты быть хорошей матерью… хотя бы сносной матерью.
        Мне одновременно больно и радостно, мысль о встрече с сыном, пусть и через год, пусть и ценой полного подчинения бывшему мужу, как будто создает крылья у меня за спиной.
        - А что значит находиться в непосредственной близости? Это предполагает…
        - Секс? - усмехается он. - Опционально.
        - Что это значит?
        Он выходит из машины и, пока я прихожу в себя, обходит машину, чтобы открыть дверь с моей стороны.
        - Ты не знаешь значение слова «опционально»?
        - Знаю, но не понимаю, что это значит в контексте нас с тобой и секса?
        - Это значит, что я не буду добавлять тебе шрамов. Но не могу дать гарантию, что не запущу руки под форменную юбочку.
        - Я работаю в штанах.
        - Какая досадная помеха.
        - Леш, но ты помолвлен. Так нельзя. Если она хорошая… так нельзя.
        - Так я ничего и не делал.
        Мы проходим через турникеты с трехминутной заминкой: я получаю временный пропуск. Когда стою возле стойки, за которой улыбчивая девушка сверяет мои паспортные данные, то хочу, чтобы Леша не дождался меня и ушел. Но он терпеливо ждет у лифтов.
        - Ну и зачем это? - спрашиваю, когда лифт уносит нас наверх.
        - Выбери любой вариант, который нравится. Ради Артема, ради того, чтобы ты не утопилась где-нибудь в парке, ради вселенской справедливости. Или звезды так сошлись на небе. Все, решение за тобой. Я отправляюсь работать. И если решишь поступить в кои-то веки как умная женщина - не забудь полить цветы и выключить свет после ухода.
        Мне везет, что Алевтины сегодня нет, потому что когда я прихожу в кабинет, меня в прямом смысле потряхивает от переизбытка эмоций. Я сильно опоздала, нужно начинать работу, но в таком состоянии я просто побью остаток ваз в офисе и парочку окон.
        Я завариваю безумно крепкий чай и долго смотрю на себя в крохотное зеркальце.
        Что-то случилось этой ночью. Шрамы превратились в мой билет в прежнюю жизнь. Я вряд ли верну любимого мужчину, но сегодня утром он дал мне крошечную ниточку, ведущую к сыну. Даже если это - крючок для самой вкусной рыбки в пруду, я все равно буду жадно ловить его ртом. Жить надеждой, что через год смогу встретиться с Темкой. А еще не спать ночами от страха, потому что теперь, когда запрещать себе думать о встрече с Артемом бессмысленно, я представляю его глаза, робкое «мама» и самый жестокий вопрос на свете «Почему ты ушла?».
        Первую зарплату у Леши я потрачу на психиатра.
        Но если не начну работать, то никакой зарплаты не будет, как и встречи с сыном.
        К обеду я чувствую, как отваливаются ноги, руки и хвост. Кабинет Леши и переговорка закрыты, и секретарь - суровая, но миловидная женщина - строго следит за тем, чтобы никто не беспокоил начальство. Поэтому я заканчиваю с первой уборкой и решаю прогуляться, чтобы добыть обед и проветрить мысли. Щеки все еще горят, и я почти не чувствую голод, но заставляю себя двигаться и жить.
        Потому что через год, этот четов год, который теперь занимает все мои мысли, я должна быть не только готова говорить с сыном, но и выглядеть для него прежней здоровой и уверенной в себе мамой.
        Да. Которая его бросила. Уверенней некуда.
        Когда Леша так научился манипулировать людьми? За несколько минут он перевернул мне всю душу. И перевернет еще раз, если скажет, что это была всего лишь шутка или он передумал. Я прекрасно осознаю, что как дрессированная собачка стою на задних лапах и выпрашиваю кусочек сахара, но у меня просто нет сил вести и чувствовать себя иначе.
        Я останавливаюсь в торговом ряду, перед салатами в контейнерах, раздумывая, на каком остановиться. Фруктовый? Или греческий?
        - У них невкусная клубника, - слышу я чей-то голос справа. - Водянистая и твердая.
        - Тогда возьму греческий, - решаю я.
        Потом оборачиваюсь и застываю на месте.
        - Жанна? Вы невеста Леши?
        Яркую блондинку сложно не узнать. Но она, кажется, удивлена не меньше.
        - Невеста?
        - Я… простите, пожалуйста, я ошиблась…
        - Стой! - Жанна берет меня за локоть. - Я тебя искала.
        Разговор с ней не предвещает ничего хорошего. Я оттягиваю его как можно дольше, расплачиваясь за салат и пропуская в очереди шикарную рыжую девицу с последним айфоном в наманикюренных тонких пальчиках. Жанна терпеливо ждет в сторонке, и вблизи уже не кажется сказочной принцессой. Она все еще красива и уверена в себе, но теперь я чувствую себя так, словно опрометчиво откусила огромный кусок очень горького шоколада.
        До сегодняшнего утра я молилась, чтобы у моего сына была самая лучшая мама. Пыталась заставить себя поверить, что выбор Леши правильный, удачный, что Жанна станет идеальной женой, матерью, что мои мальчики будут с ней счастливы. Я надеялась, пыталась поверить, потому что жизнь без мамы - самое худшее, что я могла бы пожелать тем, кого когда-то любила.
        А теперь я ужасно ревную. Так сильно, что голода больше нет. Вместо него ощущение, как будто я проглотила ежа. Больше я не хочу, чтобы у Артема была мама, потому что через год мамой снова буду я.
        - Что ты имела в виду, когда назвала меня невестой Леши? - спрашивает она, когда мы бредем вдоль отделов с эко-сладостями, чаем и прочей ерундой.
        - Это всего лишь предположение. Прости.
        Хотя вместо «прости» мне хочется напомнить, что к незнакомым людям обращаются на «вы». Украдкой я рассматриваю Жанну и решаю, что она едва ли младше меня. Пожалуй, жизнь без предательств и потрясений сделала ее воздушной, яркой и нежной, но все же она не такая уж и добрая, какой я нарисовала ее в своей голове.
        - Предположение, - на ярко-красных губах играет улыбка. - Действительно.
        - Я видела тебя с Лешей и Артемом, решила, что он снова планирует жениться. Извини, если обидела.
        - Мы встречаемся. О свадьбе сложно говорить после того, что они с Артемом пережили. Любая привязанность пугает их.
        - Что ты хочешь? Зачем меня искала?
        - Хотела посмотреть на тебя. Убедиться, что ты не представляешь угрозы.
        Мы садимся на скамейку, и Жанна подключает телефон к одной из стоек для зарядки. На несколько секунд загорается экран ожидания, и новая волна тошноты подкатывает к горлу: на фото она, Леша и Темка. Счастливые и веселые, на пляже, где позади - синее-синее море.
        - Угрозы?
        - Алексей считает, что Артему не пойдет на пользу твое возвращение. Я с ним, безусловно, согласна. Однако при всей своей категоричности Алексей… м-м-м… часто полагает, что люди вокруг него обладают аналогично высокой степенью порядочности. Он недооценивает женщин.
        - Похоже, что такая вероятность есть, - улыбнулась я. - И что дальше?
        - Я хочу сказать, что ты можешь изображать раскаявшуюся наивность, работать у Леши и делать вид, будто все изменилось. Блудная мамочка вернулась и все такое. Только тебе стоит знать, что Артема есть кому защитить. Он не помнит тебя, а вот я хорошенько рассмотрела. И не позволю снова рушить мир ребенка.
        - А тебе, Жанна, - я едва сдерживаюсь, чтобы не показать ей, насколько сильно ранит осуждение совершенно незнакомой девушки и ее слова о том, что сын меня не помнит, - стоит знать, что Артем - наш с Лешей сын. И, раз уж о свадьбе сложно говорить, оставь решения по поводу ребенка тому, кто имеет право их принимать.
        У нее белоснежная но, увы, ужасно холодная улыбка.
        - Как прекрасно для Артема, что это не ты.
        - Как плохо для Артема, что женщина, которая метит на место его матери, использует ребенка, чтобы сводить счеты с бывшей любовника.
        На миг она закрывает глаза, словно пытается справиться с эмоциями.
        - Ты причинила им боль, Лиза. Я видела ее. Я видела, как страдал Алексей. И как Артем звал маму. Он забыл тебя не сразу, еще долго спрашивал у меня, когда ты вернешься, а я не знала, что ответить. Я потратила два года, чтобы вытащить их из тоски. Показать, что мир может быть прекрасен без тебя.
        Она поднимается, забирая телефон.
        - А что делала ты все это время? Трахалась на пляже с богатеньким парнем? Я не позволю тебе снова разрушить их жизни. Стоит это уяснить.
        Она быстро скрывается в толпе, а я устало прислоняюсь к спинке скамейки и закрываю глаза. Господи, вот это вляпалась, хуже некуда! Я вернулась после того, как изменила мужу с садистом, должна работать в компании бывшего мужа, чтобы заслужить право видеться с сыном, а его бывшая идет на меня войной.
        Чего же мне не хватает?..
        АЛЕКСЕЙ
        - Вадим. Зайди ко мне.
        Двери тут же открываются, и сначала входит здоровенный фикус, а следом за ним и приятель.
        - Во, смотри, чего принес. Оживит атмосферу.
        - Откуда принес, туда и унеси.
        - Лех, да ты че? Классный же фикус. Тебе тут явно не хватает уюта.
        - Вадик, засунь его в жопу, сядь и послушай, что надо будет сделать.
        - В жопу он не влезет, - слегка обиженно бурчит друг.
        - Отнеси Алевтине, она любит. Садись. Так, мне надо, чтобы ты отвлекся от стандартных обязанностей и нарыл кое-что о Михаиле Герасимове.
        - Герасимов? Бывший Лизы?
        Я не ожидаю, что Вадим узнает это имя сразу и, к собственному удивлению, чувствую противную ревность. Откуда он знает имя хахаля Лизы, если я никогда его не называл? Никогда не делился прошлым, которое камнем лежало на душе.
        - Ты его знаешь?
        - Так, слышал кое-что.
        - И что за фрукт?
        - Я бы назвал его… тем еще дурианом. Воняет так, что слышно за километр. Но довольно выгодная медийная фигура. Он пытался пролезть в мэры, проиграл, но не унывает. Бабла у Герасимова прилично. Лично не знаком, но есть чувак из его компании. Иногда долетают слухи.
        - Разузнай о нем что-нибудь. Все, что найдешь. Может, слухи, сплетни, какие-то инциденты.
        - Ты из-за Лизы? Думаешь, они еще сойдутся?
        Я вздыхаю и отхлебываю кофе, но он давно остыл. Противная горькая жижа, секретарша даже несмотря на новую кофемашину, не способна его внятно сварить.
        - Сделай хоть раз, что я прошу, без вопросов и разговоров.
        Но зерно сомнения уже упало в нужную почву. Я невольно вспоминаю ночь, когда увидел Лизу в клубе, интерес Вадима к ней, и ревность несется будто с горы, набирая скорость с каждой секундой.
        - Сделаю, бро. Дай пару дней, я накопаю все, что найду, даже его детское прозвище, которое дали бабки у подъезда. Если хочешь…
        Он мнется и зачем-то косится на несчастный фикус.
        - Выясню все о том времени, что он был с Лизой.
        - Нет. Меня не интересует, где и как он трахал мою бывшую. Я волнуюсь лишь о том, чтобы этот хрен на почве внезапно выросших рогов не попытался забодать меня. Кто знает, почему они расстались и что там бродит в его голове. Пытаюсь быть на шаг впереди конкурентов.
        - Поэтому мы еще и не вылетели с рынка. Еще что-то?
        - Нет. Пока все. Займись этим в первую очередь, на остальное пока забей.
        - А что с Лизой?
        - С Лизой?
        - Ты ее отпустил? Она вернется к нему?
        - Я взял ее на работу.
        На лице Вадима появляется удивление и мне чудится, что оно слишком радостное. Я пытаюсь уговорить себя, что они оба - взрослые люди, имеющие право на чувства и отношения, что я твердо решил избавиться от зависимости, но все равно злюсь, когда представляю ее с Вадимом. А когда думаю о том, что он увидит шрамы, то кажется, словно я вдохнул едкого дыма и легкие горят от боли и невозможности сделать новый вдох.
        - Я не буду спрашивать, - вздыхает Вадим. - Просто надеюсь, что ты знаешь, что делаешь, Лех.
        - Она мать Темыча. Я ненавижу ее за то, что оказалась шлюхой, но желать ей сдохнуть от голода - это уж слишком. Пусть будет под присмотром. Мало ли, что ей там стукнет в голову.
        - Еще поручения?
        - Фикус унеси.
        Вадим смеется, и они с фикусом уходят, а я думаю о том, что собственными руками разрушил нашу дружбу, когда ненависть затмила разум. Да и есть она вообще, эта дружба, когда один - начальник, собственник бизнеса, а второй - его помощник? Взаимоуважение, преданность, но вряд ли дружба. Все ее зародыши я сжег, когда решил использовать Вадима для сведения счетов с бывшей женой.
        Да уж, Каренин, заварил ты кашу, Толстой отдыхает.
        Самое мерзкое, что я в последние недели точно не получу титул «отец года». Можно найти тысячу оправданий: переезд в новый офис, важный контракт, с прибыли от которого сын получит свое долгожданное море, о котором бредит уже год. Но факт есть факт: я почти не вижу Артема, в то время как мысли лицемерно занимает то, как защитить его от Лизы.
        Когда я на работе, раз в день Жанна звонит мне, чтобы отчитаться о делах Темки, о том, как прошла тренировка и какие планы на вечер. Иногда они приезжают сюда, и мы вместе ужинаем в только-только открывшемся ресторанчике. Обычно я радуюсь возможности оторваться от монитора и поболтать пару минут с сыном, но сегодня ее звонок какой-то тревожный.
        - С Артемом все нормально?
        - Да, почему ты спрашиваешь?
        - Просто тяжелый день.
        - Да, у меня тоже. Леш, я могу с тобой откровенно поговорить?
        - Конечно.
        - Я видела Лизу.
        - Что? Ты видела Лизу? Где?
        - В торговом центре рядом. Пока Артем был на тренировке, зашла подыскать ему подарок на Новый год, и увидела ее. Мы мило побеседовали.
        - Жанна, я ведь сказал, что Лиза не должна даже теоретически приблизиться к Артему. Если ты не можешь держаться от нее подальше, мне придется нанять няню, совмещающую работу телохранителем.
        - Не хочешь нанять ее для себя, Леша? Может, хоть няня-телохранитель намекнет тебе, что взять бывшую жену на работу - не лучший способ вычеркнуть ее из жизни?
        - Жанна, мне не нравится этот разговор. Я сам решаю, кого нанимать, а кого держать подальше. Твоя забота - ребенок, он должен быть в счастливом неведении, одет, обут и развлечен. Ты пока еще няня, за это тебе платят немаленькие деньги.
        - А за невесту на полставки мне отдельно заплатят или это будет моим хобби?
        Твою мать.
        - Ты используешь мое имя, чтобы бывшая поревновала. Врешь, что я твоя невеста, а мне напоминаешь, что платишь зарплату. Можешь объяснить, что я такого тебе сделала, Леша? Почему я заслужила выслушивать все это от женщины, из-за которой рыдает ребенок? Который мне дорог, между прочим!
        - Ты права. Прости. Это было по-свински.
        - Как и все, что касается твоей жены. Ты меняешься, когда она рядом. Превращаешься в такую же сволочь. Леш, она разрушает твою семью. Снова. Ты можешь тыкать мне расчетками и зарплатой, но Артема сложно обвинить в том, что он превышает полномочия. И не думай, что он ничего не чувствует.
        - Именно поэтому Лиза работает у меня. Чем больше у меня на нее влияния, тем послушнее она. Ты права, некрасиво было солгать о наших отношениях, и я это сделал, потому что мне хотелось сделать Лизе больно. Но я знаю, что делаю. Держись от нее подальше, занимайся Артемом - и все будет нормально. Ты поняла меня?
        Жанна молчит, и мне хочется начать биться головой о стол. Я превратился в скотину. Заставил бывшую жену заняться со мной сексом, наврал ей о том, что собираюсь жениться, и теперь прекрасная девушка, всей душой любящая моего сына, меня ненавидит. Правильно, в общем-то, делает.
        Единственный способ не думать об этом и не жрать себя живьем - погрузиться в работу, что я и делаю. В бесконечной череде встреч, звонков, емейлов и документов я могу пропасть надолго, забыв пообедать и очнувшись лишь когда на город опускается ночь и включает тысячи огней в огромном окне.
        Голова соображает слабо, и я понимаю, что голоден. В такой час почти никто не работает, торговый уже закрыт. Можно заказать доставку, но мне лень заморачиваться, я хочу лишь перекусить, дочитать документы и поехать домой, к сыну, и отрубиться до следующего безумного дня, в котором я снова наделаю кучу ошибок.
        Еще бы перестать постоянно проверять мобильный в ожидании сообщений от Вадима.
        Зачем я ищу информацию о бывшем Лизы? Теория о том, что это лишь игра на опережение и изучение потенциальных соперников не выдерживает никакой критики. Я помню каждый шрам на ее спине и, когда заполучу информацию о Герасимове, не уверен, что смогу сдержаться.
        В темном холле пустого бизнес-центра негромко урчит автомат со всякой дрянью. Я словно его разбудил, потому что проклятая машина никак не хочет отдавать мне мой батончик. Психанув, бью кулаком по торцу железного ящика, чем заслуживаю недовольный взгляд охранника. Он неожиданно злит, потому что я, черт возьми, владелец этого здания, и я имею право подраться с автоматом за чертов батончик с орехами.
        Голод и жизненная неопределенность делает из меня психа.
        Вместо быстрой вылазки за перекусом, я провожу внизу минут двадцать. А когда поднимаюсь в кабинет, застаю интересную картину и даже перестаю дышать, чтобы не спугнуть Лизу, которая стоит у большого окна, обеими руками сжимает чашку дымящегося и безумно ароматного кофе, и улыбается своим мыслям. Улыбается грустно, но эта улыбка делает ее до невозможности красивой.
        Я скучаю по ее длинным волосам. По мягким крупным кудрям. И по улыбке, даже очень грустной.
        - Тебе придется очень постараться, чтобы начальник не узнал, чем ты занимаешься, пока его нет.
        Она с визгом подпрыгивает, и кофе выплескивается - к счастью, на пол, не задев саму Лизу.
        - Я… извини, я думала, ты уже ушел! Черт… - лихорадочно бормочет она. - Я хотела прибраться в кабинете, думала… это больше не повторится.
        - Расслабься, - хмыкаю я. - Уборщицам можно пользоваться кофемашиной во внерабочее время. Но я не солгал: придется кое-что сделать, чтобы это разрешение не потеряло свою силу.
        У Лизы меняется лицо. От улыбки не остается и следа, она, кажется, боится.
        - Свари мне тоже. Секретарша варит какое-то дерьмо. А я…
        Трясу шоколадным батончиком.
        - Поделюсь быстрыми углеводами.
        Очень странное чувство: снова видеть Лизу в своей жизни. Я только-только к ней привыкаю, поначалу казалось, что это сон. Вообще последние годы обладают каким-то оттенком нереальности. Бизнес пошел по пизде, потом авария, смерть отца и уход жены, реабилитация, поднятая из руин фирма, Жанна, мимолетный взгляд в клубе - и ночь, которая мне до сих пор снится. Из-за той ночи я не могу толком спать, и отказаться, отпустить ее тоже не могу.
        Бывшая возвращается с чашкой, в которой исходит ароматом божественный напиток. Это, черт возьми, кофе, а не та бурда, что я пил весь день. И плевать, что время клонится к ночи, за такой кофе можно полуночничать без угрызений совести.
        - Углеводы давай, - уголками губ улыбается Лиза.
        Я честно, как будто мы дети, делим батончик на две части. Вприкуску с шоколадом кофе еще лучше. Я бы с удовольствием добавил в него коньяка, но, боюсь, тогда мысли потекут в совершенно противоположном от работы направлении. Я и так с трудом держу себя в руках и не возвращаюсь взглядом к Лизе, которая хороша даже в мешковатом «хбшном» костюме.
        - Я сегодня говорила с Жанной, - вдруг произносит она.
        Я морщусь. Почему обязательно портить такой кофе разговорами о том, в чем я и сам не разобрался?
        - Она, кажется, удивилась, когда я назвала ее твоей невестой.
        - Давай, еще ты брось в меня камень. Я уже извинился раз десять. Ляпнул, не подумав.
        - Значит, вы не женитесь?
        - Мы… я не делал ей предложение. И не уверен, что готов сделать. Жанна хорошая девушка, любит ребенка и, наверное, меня. Просто я не фанат спешки… с некоторых пор.
        - Мне просто интересно, почему ты это сказал.
        - Хотел, чтобы ты побесилась.
        - Кто будет беситься от того, что бывший муж нашел новую любовь?
        Она хмурится, словно и правда не понимает. Серьезно? Мы будем играть в игру «рад за тебя, желаю здоровья в личной жизни»? Ни капли ревности, ни капли досады, ни капли сожалений? Я бы поверил, если бы прошлой ночью не видел в ее глазах желание и не чувствовал дрожь от моих прикосновений. И даже сейчас она смотрит настороженно, сбивая дыхание, и до побелевших костяшек сжимает чашку.
        - Например та, что неравнодушна к бывшему. Она будет беситься, как ты считаешь?
        - Разве что… немного? - Лиза ставит пустую чашку на стол и ежится. - Только вот беситься, наверное, невозможно, если желаешь счастья. Это все равно, что злиться на сестру, которая выходит замуж или на сына, который поступил в университет мечты. Ничего общего с искренностью не имеет.
        - А, по-моему, твоя жертвенность ничего общего с ней не имеет.
        И я обязательно выясню, откуда она взялась. Вместе с Герасимовым, Мальдивами и тонкими белыми шрамами на твоей спине. Всю историю, от пролога до последней точки.
        - Я ушла, но это не значит, что перестала вами дорожить. Впрочем… если ты все же хочешь добиться от меня негативных чувств, то Жанна меня сегодня выбесила. Она, кажется, против того, чтобы ты разрешил мне видеться с Артемом.
        - Она тебе это сказала?
        Со вздохом Лиза кивает. И ведь не врет: ей действительно одновременно неприятно от услышанного и от того, что я из нее это выковырял.
        - Жанна не решает такие вопросы. Она няня.
        - Девушка?
        - Возможно… не знаю, Лиз. Я зря обидел ее враньем насчет свадьбы. И, возможно, мне стоит повременить с отношениями. Она действительно хорошая.
        - Я тебе верю. Возможно…
        Она закусывает губу и смотрит так жалобно, что мне, вопреки здравому смыслу, хочется рассмеяться.
        - Возможно, я немного ревную.
        Хочется ее подразнить.
        - Насколько немного?
        - Ну… недостаточно, чтобы поставить ее фото на полку с расходниками для туалета, но хватит, чтобы недовольно сопеть при упоминании имени. Но я действительно хочу, чтобы у вас все было хорошо. Просто не хочу, чтобы Жанна сознательно мешала моему «хорошо», понимаешь?
        - Количество слов «хорошо» в твоей фразе наталкивает меня на интересную мысль…
        Я одним глотком допиваю кофе, подумывая, что завтра с утра припрягу Лизу еще и к варке эспрессо, помимо основных обязянностей. Ставлю кружку на стол и протягиваю руку.
        - Иди сюда. Посмотрим, что входит в перечень «мое хорошо».
        - Нельзя! - качает Лиза головой, с шумом сглатывая.
        Я вижу, как неистово бьется жилка у нее на шее, и могу себе вообразить сильный рваный ритм сердца под ладонью. Если коснуться ее груди, он будет особенно отчетливо ощущаться.
        - Нельзя, - соглашаюсь я. - Но никто не узнает.
        - Это же офис!
        - Да, черт подери, это мой офис, я ждал, когда его сдадут два года, я имею право делать в нем все, что захочу!
        - А если я не хочу?
        А то я не вижу по глазам, хочешь ты или нет. По мерцающим отражениям огней ночного города, по пересохшим губам, которые хочется попробовать на вкус. Сейчас они пахнут кофе и шоколадом. Лиза судорожно сжимает кулаки, как будто борется сама с собой, а у меня уже несется вскачь фантазия. И диван в кабинете оказывается как нельзя кстати, я уже представляю, как беру ее на нем, как вжимаю в мягкую черную матовую кожу и любуюсь точеным девичьим силуэтом.
        Я хочу, чтобы она была сверху, а потом, возможно, найду в себе силы спокойно брать бывшую жену сзади и смотреть на шрамы, оставленные другим. Или не смогу, но мысль о том, что я уже запустил шестеренки механизма, что в итоге уничтожит Герасимова, немного греет и даже подзуживает.
        Все меняется. Когда-то мне грозило остаться инвалидом, прикованным к постели, а сейчас я могу снова заниматься сексом с единственной женщиной, которую любил. И отомстить подонку, который разрушил мою семью.
        Опробовать чертов диван, раз уж он еще вчера навевал Лизе неприличные мысли.
        А еще я, кажется, знаю, как ее уговорить.
        - Ну, хорошо, - вздыхаю. - Я не насильник и не Герасимов. Алевтина объяснила, как пользоваться корпоративным тарифом такси? Не хочу, чтобы сотрудники шатались поздно вечером.
        Я делаю вид, что собираюсь на выход, и когда Лиза неуверенно перегораживает мне дорогу, едва сдерживаю торжествующую улыбку.
        - Стой… - тихо говорит она. - Подожди… Леш, не уходи.
        Это получается у нее как-то очень грустно и нежно, так, что щемит сердце, и становится стыдно за манипуляцию, призванную затащить ее в постель… то есть, на диван.
        Она скучает. Я вижу, что скучает, и я зеркалю ее тоску по нашим ночам и вечерам. Я бы не смог уйти, и если бы она спокойно это приняла, съехал бы с катушек. Пора признать, что в Лизином присутствии меня покидает адекватность.
        Как и всегда, в общем-то.
        Я сжимаю ее плечи, чтобы не дать шанса сбежать, потому что сбежать обязательно захочется после секундного проявления слабости. Наклоняюсь, смакуя приятный момент предвкушения, и целую, раздвигаю губы языком, прижимаю Лизу к себе. Требовательно, чувственно и неторопливо - у нас впереди достаточно времени, целая ночь в пустом темном офисе.
        Жаль, что в распоряжении только небольшой диван, но я о нем так часто думал, что предпочел бы любой постели.
        Когда Лиза не пытается сопротивляться и не врет самой себе, что не хочет - она великолепна. Торопливыми хаотичными движениями расстегивает мою рубашку, пропускает пуговицу и возвращается к ней. Пуговичка слишком тугая, никак не хочет поддаваться. Не прерывая поцелуя, я стаскиваю рубашку, позволяя Лизе провести ладонями по моей груди.
        От ее касаний словно искрит. Мы как будто заново друг друга изучаем. Мысль о том, что она наверняка многому научилась за время романа с другим одновременно выводит меня из себя и сносит крышу. Это как инстинкт: болезненная потребность доказать, что ты - лучший. Выбить из хорошенькой головки все мысли о сопернике. Неважно, продиктованы они желанием или страхом.
        Она выгибается от удовольствия, когда я покрываю поцелуями шею. На несколько секунд отстраняется, чтобы позволить мне стянуть ее дурацкую форменную футболку, а потом тихо стонет, когда я сжимаю грудь, играю с напряженными чувствительными сосками. Моя рука скользит по плоскому животу, поддевает резинку штанов и проникает под тонкое кружево.
        Она мелко дрожит, когда я ласкаю набухший влажный клитор, невесомо провожу по горячим складкам и внутренней стороне бедра, обхватываю ягодицу. А потом спускаю штаны вместе с трусиками, и Лиза, подаваясь коротким жалящим поцелуям, переступает, оставаясь совершенно голой.
        - Почему ты не носишь белье? - задумчиво спрашиваю я.
        Мне хочется посмотреть на нее, обвести взглядом небольшую упругую грудь и попробовать ее на вкус. Не вижу причин отказываться от удовольствия, медленно и неторопливо обвожу языком твердые горошины, прикусываю с едва уловимым нажимом.
        Лиза в моих руках - послушная кукла. Куколка, с огромными, затуманенными удовольствием глазищами, влажными припухшими губками и все еще роскошной, пусть и обрезанной, копной волос. Я до трясучки хочу взять ее сзади, поэтому подталкиваю к дивану, заставляя встать на колени и опереться на спинку.
        - Нет… не надо так…
        - Тихо.
        Слабые протесты не способны меня остановить. Она боится скорее по привычке, ведь я уже видел ее шрамы. И хоть часть меня безумно надеялась, что сегодня они волшебным образом исчезнут, белые линии все еще уродуют изящную хрупкую, идеальную спину.
        Меня поражает то, как Лиза изменилась в постели. Оставив при себе страстность и чувственность, за которые я любил заниматься с ней сексом, она приобрела немного пугающие привычки ждать не то боли, не то грубости. Когда она понимает, что я не отступлюсь и ее тихие, сбивчивые от накатывающих волн возбуждения «нет» не подействуют, то послушно прогибается в пояснице.
        И я этого хочу, но противное болезненное жжение в груди не дает как следует насладиться видом аппетитной упругой задницы с влажными складками, готовыми к моему члену. Отступать, впрочем, тоже жестоко, причем по отношению к нам обоим.
        Ее кожа на ощупь очень горячая и нежная, без единого изъяна. Я медленно проникаю в Лизу, срывая с ее губ протяжный стон. Пальцы бывшей жены царапают по матовой коже дивана, пытаясь нащупать спасительную ниточку, которая удержит от падения в пропасть.
        В отражении окна я вижу ее. Опустившую голову на руки, двигающуюся в такт моим толчкам, тихо постанывающую Лизу. Мою сладкую чувственную девочку, готовую принять меня в любой момент.
        Как будто ничего и не было. Ни лет разлуки, ни обжигающей ненависти. И шрамов на ее спине не было и нет, по крайней мере, я их не вижу, потому что возбуждение застилает глаза. Я заставляю ее прогнуться сильнее, приподняться так, чтобы в отражении стало видно грудь. Мне плевать, увидит нас кто-то в окне на такой высоте, или нет, я испытываю странное пьянящее чувство власти.
        Моя жизнь снова в моих руках, мне открыт доступ к удовольствию, которого однажды резко лишили.
        - Леша-а-а… - у нее хриплый от подступающего наслаждения голос.
        Я так хорошо ее знаю, я чувствую каждую ее клеточку, и безошибочно могу угадать момент, когда Лиза начинает кончать.
        - Нас никто не слышит.
        Хочу сначала увидеть ее удовольствие, а потом уже отпустить свое.
        Ее мышцы начинают сокращаться вокруг члена, сдерживаться практически невозможно, и я жадно смотрю на стекло. Лизу трясет в моих руках, она кусает губу, оставляя на ней болезненные красные пятна. Выгибается и стонет, настолько сладко и обреченно, сдаваясь на милость оргазма, что мне хочется продлить этот миг в бесконечность. Вечно смотреть, как она бьется в моих руках, чувствовать себя внутри нее и предвкушать развязку.
        - Ты не предохраняешься… - наконец, чуть затихнув, говорит Лиза.
        Я обречен признать, что это правда. Я совсем забыл про резинки, хотя пачка всегда валяется в столе. Но пойти сейчас за презервативами было бы подобно пытке. А мысль о том, чтобы кончить прямо в нее, окончательно затыкает рот здравому смыслу. Я не думаю о беременности женщины, которую должен вычеркнуть из жизни и забыть.
        Думаю только о том, что Лиза - моя. Она принадлежит мне, и ни одна сволочь в этом мире не может это изменить.
        В офисе нет душа, но двумя этажами ниже есть фитнесс-клуб, владелец которого в обмен на хорошую скидку дал мне ключи, чтобы я мог заниматься до официального открытия. Полчаса наедине с железом хорошо прочищают мозги перед работой. Поэтому я не вижу причин не пользоваться душевой в такой момент.
        К сожалению, кабинка слишком тесная для двоих, мне приходится пустить Лизу первой, и наслаждаться только очертаниями обнаженного тела через матовую дверь душевой. От того, чтобы взять ее и здесь тоже, останавливает порядочность, хотя это слово сейчас кажется мне смешным.
        О порядочности рассуждает тот, кто шантажировал бывшую жену, чтобы она с ним переспала?
        Но трахаться в клубе, который тебе открыли по душевной доброте, пожалуй, слишком. И это серьезная тактическая ошибка. Когда я выхожу, вымывшись за рекордные три минуты, Лизы уже нет.
        - Вот черт!
        Она бы не успела сбежать домой, так? Или успела бы? Сколько времени надо на то, чтобы девчонка оделась, спустилась на первый этаж и сбежала на такси? Глупая маленькая дурочка, если поедет с мокрыми волосами по морозу…
        Я мысленно осекаюсь, возвращаясь в кабинет. Лиза, свернувшись клубочком, лежит на диване, укрывшись моей рубашкой. Она не спит, но взгляд из-под полуопущенных век подернут сонливой дымкой.
        - А я думал, ты решила сбежать.
        - Куда? - тихо спрашивает она. - От тебя все равно не скрыться. Теперь нет никаких шансов.
        - Хочешь сказать, я такой монстр, что жестоко и хладнокровно насилую тебя, манипулируя ребенком?
        - Нет. Просто хочу сказать, что ты обычно добиваешься своего.
        Конкретно сейчас я ищу в шкафу небольшую пластиковую сумочку с брендом какого-то банка, приславшего в числе первых презент к Новому году. Кажется, я видел там плед. У меня нет желания возиться с вызовом водителя или такси, поэтому план такой: несколько часов, пока сохнут волосы, поваляться на диване, а потом отвезти Лизу домой. Мы вряд ли успеем выспаться перед рабочим днем, но мне не хочется вот так выпускать ее и делать вид, будто ничего не было.
        На всякий случай я достаю из ящика пачку с презервативами. Не уверен в собственной сдержанности в непосредственной близости от голой бывшей жены под красно-зеленым новогодним пледом. Она как подарок от Санты, который в кои-то веки принес яркую коробку и плохому мальчику тоже.
        Когда я подхожу, Лиза уже спит. Будить ее жалко, хотя и хочется. Но я просто опускаюсь рядом, задумчиво глядя в темный потолок. Несмотря на быстрый секс, неудовлетворенность все равно отдается внутри болезненным напряжением.
        Мне мало ее вот так, на диване в офисе. Я хочу как тогда, в отеле. На всю ночь, на все позы, в абсолютную власть над телом и душой. Только я не знаю, как к этому подвести, а самое главное не знаю, нужно ли.
        Какой-то круговорот идиотских мыслей в природе.
        Я должен ее отпустить. Но тогда у сына не будет шанса видеть мать. Прежде, чем пустить Лизу к Артему, я должен выяснить, что их связало с Герасимовым. Она ушла от меня к нему… Герасимов ее трахал. Черт, я все равно ее хочу. Нельзя к ней прикасаться. Я должен ее отпустить.
        Это как считать овец: после тысячного повторения я отключаюсь. Возможно, мне в голову и приходит шальная мысль, что собравшийся поваляться пару часиков Алексей Каренин и не подумал завести будильник. Но уже слишком поздно что-то менять.
        Я сплю в офисе, на диване, обнимая бывшую жену, которую только что трахнул, и которая работает в этом же офисе. А далеко, дома, спит наш сын, понятия не имея, как сильно мама и папа запутались. Спит под присмотром няни, имеющей полное право возненавидеть меня всей душой.
        И несмотря на весь творящийся пиздец, я впервые за много времени так крепко и с удовольствием сплю. А вместо резкого и протяжного сигнала будильника просыпаюсь от задумчивого:
        - Леш, мы все проспали. Мы вообще все проспали, Леш…
        ГЛАВА ПЯТАЯ
        Я так сильно его люблю, что ненавижу сама себя. Но не могу отказать себе в удовольствии смотреть, как Лешка спит. Хотя нет… перед этим я не смогла отказаться от того, чтобы заснуть прямо у него в кабинете. А потом, когда проснулась и обнаружила себя в уютном гнездышке между спинкой дивана и бывшим мужем, укрытой забавным новогодним пледом, поняла, что сил встать и уйти не хватит.
        Мне уже очень давно не было так хорошо и безопасно спать. Когда можно закрыть глаза, расслабиться, насладиться отголосками удовольствия в теле и просто поспать. Хотя мне и во время секса очень давно не было так хорошо, я думала, что страх навсегда останется внутри. Но оказалось, я все еще умею получать удовольствие, когда мужчина сзади и даже прикосновения к шрамам не отдаются ноющей болью где-то на краешке сознания.
        Вслушиваясь в мерное дыхание мужа, я долго лежу и дышу его запахом, греюсь от тепла его тела и рассматриваю тонкие черты. Когда мы жили вместе, я думала, что влюбиться в него сильнее невозможно. Оказывается, это получается, если нет никаких шансов, что он снова полюбит в ответ.
        Я протягиваю руку и осторожно, самыми кончиками пальцев, касаюсь жестких темных волос, провожу по носу и губам, изучаю и запоминаю черты. Вдруг это был маленький кусочек счастья, который уже растаял? Я очень хорошо знаю, как в один миг меняется вся жизнь, и от счастья ничего не остается.
        Его кожа холодная, в офисе довольно прохладно. Я осторожно, едва дыша и боясь разбудить Лешку, расправляю плед, который достаточно большой, чтобы укрыть нас вдвоем. Так еще больше щемит сердце, когда он близко и нас не разделается ткань. Можно закрыть глаза еще на секундочку, погрузиться в фантазии и представить, что мы просто спим в нашей комнате, дома.
        Как будто на улице вдруг ударил мороз, и даже несмотря на отопление в квартире, очень холодно. Мы досыпаем последние минуты после долгого ленивого выходного. Скоро прозвонит будильник, и придется вставать. Лешка будет собираться на работу, я - будить Артема, чтобы отвезти его в сад. На кухне сработает таймер мультиварки для каши сына, а пока он, клюя носом, сидит над тарелкой, я сварю для Лешки кофе.
        Все будет, как раньше.
        Но ведь не будет. Я открою глаза, обнаружу себя на диване в офисе уже бывшего мужа, и никто не разрешит мне сварить для ребенка его любимую манную кашу. Там есть Жанна, за каши отныне отвечает она.
        Я все же открываю глаза, потому что скоро наверняка утро. Леше нужно домой, переодеться и увидеться с Темкой, а мне - привести себя в порядок и успеть до работы хотя бы позавтракать. Я ничуть не жалею, что уснула в офисе, это в тысячу раз лучше, чем проводить бессонные ночи в старой квартире с соседями-алкоголиками.
        Но когда я смотрю на часы, у меня невольно вырывается удивленный возглас. Мы не просто проспали! Уже девять, за окном давно кипит жизнь, весь центр города в мигающих огоньках, из коридора слышатся шаги и голоса. К счастью, дверь хотя бы заперта, иначе я не представляю, что было бы, если бы нас так застукали!
        Я пропустила начало рабочего дня… от ужаса даже перехватывает дыхание.
        Спокойно, Лиза… ты пропустила его, потому что уснула на диване в кабинете начальника… с начальником. После секса с ним же. Начальник это учтет.
        Черт… я начинаю смеяться и не могу остановиться, это настолько абсурдное утро, что я чувствую себя совершенно счастливой.
        - Леш, мы все проспали, - тихо говорю я и осторожно трясу мужа. - Мы вообще все проспали, Леш…
        Мне бы очень хотелось его поцеловать, но очень страшно. Не могу решиться.
        - М-м-м? - сонно тянет Лешка. - Сколько времени?
        - Девять утра.
        - Девять?!
        Хорошо, что я не лежу с краю, потому что Леша так резко вскакивает, что плед падает на пол, а с ним упала бы и я. Немного неловко оказаться вдруг совершенно голой у него на глазах, хотя вчера это меня как-то мало волновало. Но наваждение прошло, и мне слегка стыдно за слабость.
        - Что с будильником? Твою ма-а-ать…
        Наши телефоны - бесполезные куски металла. Современный мир прекрасен и технологичен, он может спасти жизнь, подарить любовь, открыть мир удовольствий… если ты не забудешь его зарядить, конечно.
        - Прости. - Я виновато кусаю губу.
        - Что? - Леша одновременно пытается поставить мобильник на зарядку и одеться. - За что?
        - Я тебя отвлекла… ты проспал работу. И не приехал домой…
        - Ты уже спала, когда лень во мне победила и разрешила поспать пару часов, не заведя будильник. Ты, кстати, тоже проспала работу.
        - Да. И за это мне тоже стыдно. Слушай…
        На мне был лишь костюм для уборки, поэтому я одеваюсь в разы быстрее. Не могу удержаться, подхожу к мужу, чтобы завязать ему галстук. Как у каждого уважающего себя начальника, конечно, у Лешки есть запасной костюм в шкафу.
        - Мне кажется, мы неправильно ведем себя.
        Он смотрит очень внимательно, но из-за взъерошенных после сна волос и еще слегка подернутых сонливостью глаз выглядит домашним. И родным. Все во мне противится говорить то, что я говорю, но я привыкла брать на себя ответственность за решения, от которых постоянно болит сердце.
        - Да, пожалуй.
        - Нам нельзя больше так делать. Ты должен ночевать дома, с сыном и… и Жанной. Это измена, Леш, ты ведь знаешь, что это очень больно. Нельзя уходить от нее ко мне, чтобы заняться сексом, а потом возвращаться.
        Хотя я бы согласилась и на это, если бы не пообещала себе не лезть больше в его жизнь, не причинять боли.
        - Но тебе было хорошо. Ты меня хочешь. Оставь волнение о Жанне, я разберусь с этой проблемой. В чем проблема просто проводить время так, как хочется? Да, у нас не сложилось с браком, зато сложилось с сексом, и я не понимаю, зачем отказываться от него.
        - Дело не в сексе.
        А в том, что однажды секс выйдет за рамки случайного развлечения. И если бы был хоть малейший шанс, что можно вернуть любовь, которая была в нашем не сложившемся браке, я бы, возможно, ухватилась за нее обеими руками. Но Леша не способен простить предательство, а я не готова рисковать.
        - Давай поговорим позже, окей? - наконец вздыхает бывший. - Мне действительно нужно ехать. Не делай никаких глупостей и занимайся работой.
        - Хорошо. Езжай. Поговорим позже, - эхом отзываюсь я.
        Никого не удивляет, что я выхожу из кабинета Леши, ведь на мне форменный костюм, а в руках - пакет с мусором. Только вот футболка очень ненадежно скрывает след от поцелуя на плече, и я слегка сутулюсь. В остальном все следы преступно горячей ночи тщательно убраны и надежно заперты. В шкафу и в моих воспоминаниях.
        Мне срочно надо выпить кофе прежде, чем приступить к работе, я не рискну вернуться в кабинет, чтобы воспользоваться кофемашиной, поэтому мысленно соглашаюсь на растворимый и, выбросив мусор, иду в комнату отдыха.
        - Явилась.
        Вместо кофе меня встречает разъяренная Алевтина.
        - Меньше всего, Лиза, я ожидала, что ты не явишься к началу рабочего дня. Мне показалось, ты держишься за работу.
        - Я… простите, обстоятельства…
        - Ты должна была написать о них мне! Нет ничего страшного в том, чтобы опоздать на работу, если что-то случилось, но необходимо предупреждать своего непосредственного начальника. То есть меня. Интересно, как бы звучала эта смска? «Алевтина, извините, не могу выйти на работу вовремя, потому что сплю со своим бывшим мужем в его же кабинете».
        - Вы… откуда…
        - Увидев, что ты не вышла, я решила убраться хотя бы в кабинете Алексея, чтобы тебе не влетело. И обнаружила вас… Лиза, я обещала, что не буду лезть в твое прошлое, но что происходит? Не пойми меня неправильно.
        Женщина устало махнула рукой.
        - Мне нет дела до личной жизни начальника. И если Алексей принял тебя, чтобы… м-м-м… держать поближе, то это не мое дело. Только я отвечаю за обслуживающий персонал офиса. Мне нужно, чтобы он выполнял работу, а не играл в мексиканский мыльный сериал. И еще я очень не хочу, чтобы поползли слухи. Они идут во вред всем. А если бы кто-то вошел? Вы не заперли дверь, Лиза!
        Я чувствую, как в венах стынет кровь. Пол уходит из-под ног, и со сдавленным вздохом я сажусь на ближайший стул, а выражение лица Алевтины с возмущенного сменяется обеспокоенным.
        - Лиза? Что такое?
        - Кто-нибудь нас видел? - с трудом заставляю себя говорить. - Кто-нибудь заходил в кабинет?!
        - Я не знаю, я взяла ключи и попыталась открыть дверь, обнаружила, что она не заперта, увидела вас - и тут же вышла. На всякий случай заперла замок.
        - Во сколько вы пришли?
        - Около восьми тридцати.
        - Можно как-то выяснить, заходил ли кто-то в кабинет? Там есть камеры?!
        - В коридоре есть, но…
        Я хватаю Алевтину за руку, заставляя слушать.
        - Пожалуйста, очень важно выяснить, не видел ли нас кто-то! Как мне посмотреть камеры?! Я должна знать, если кто-то нас видел, пожалуйста! У вас есть доступ к камерам?
        - Нет. Но есть знакомый в охране, который сделает то, о чем я попрошу. Однако я не стану тебе помогать, пока ты не расскажешь, в чем дело. Офисные сплетни - это одно, но милая, я уже ближе к пенсии, чем к наивной доверчивости. Чего ты боишься? Что случится, если кто-то узнает, что Алексей Каренин закрутил роман с бывшей женой, пользуясь служебным положением?
        Всего лишь то, что кое-кому это очень не понравится, и жизнь Лешки повиснет на волоске.
        Я вышла из подъезда, сделала глубокий вдох и спрятала дрожащие руки в карманы. Низкие тучи над головой вот-вот грозились пролиться мерзким холодным дождем. Я не сразу заметила машину, припаркованную против всяких правил и перекрывшую калитку. А когда заметила, нервно огляделась в поисках путей отступления.
        Хлопнула дверь - Михаил, на ходу застегивая куртку, спешно направился в мою сторону. Он держал в руках неизменный букет, при виде которого меня затошнило.
        - Лиза… - улыбнулся. - Рад тебя видеть. Ты не отвечала на звонки.
        - Да, и надеялась, что ты перестанешь мне названивать.
        - Я надеялся услышать твой голос.
        - Слушай… оставь меня в покое! Я уже раз десять сказала, что я замужем.
        - Девушек нужно добиваться.
        - Я не хочу, чтобы ты меня добивался! - рявкнула я. - Ты меня пугаешь! И преследуешь! Сегодня я написала заявление в полицию, и если ты немедленно не дашь мне пройти, то начну кричать!
        - Вот как. - Он вздохнул и в сердцах выбросил букет в сторону. - Ты разочаровываешь меня, Лиза.
        Я вздрогнула - от его слов повеяло таким холодом, что внутри все сжалось от тревожного предчувствия.
        Хотя оно и не покидало меня на протяжении нескольких месяцев. Лешка пропадал на работе, Артем то и дело приносил из сада простуды, я чувствовала себя уязвимой одна в пустой квартире. И Герасимов словно знал об этом и пользовался: присылал цветы, заказывал еду, дежурил под окнами в надежде поймать меня по дороге в аптеку. Присылал фотографии, на которых мы с Артемом не подозревали, что нас фотографируют. Звонил. Атаковал социальные сети и просто пугал напором и нездоровой одержимостью.
        - Оставь меня в покое, - повторила я. - Иначе я найду способ тебя заставить.
        - Думаешь, полиция будет заниматься такой хуйней? - рассмеялся он. - Очнись, Лиза, ты не в штатах, где такое прокатит. Твоим заявлением уже подтерлись. Но…
        Герасимов поднял руку и осторожно, почти невесомо, погладил меня по щеке.
        - Я это запомню. Ты, моя дорогая, очень пожалеешь. Мужу привет.
        Он ушел, а я смотрела на валяющийся в луже букет. Красивые розовые пионы… когда-то в инстаграме я хвасталась подаренным Лешкой букетом и писала о любимых цветах из садового детства. А теперь смотрела на них с ощущением легкого ужаса.
        Мне не хотелось грузить мужа приставучим Михаилом, а он каким-то непостижимым образом умудрялся избегать как встречи с Лешкой, так и ухаживаний в его поле зрения. Я знала, что на работе у мужа не все гладко, что они со свекром работают сутками, но сейчас наступил тот момент, когда больше нет смысла молчать.
        Придется рассказать Леше о навязчивости Герасимова, заявлении в полицию и угрозах. Даже если это серьезно осложнит ему жизнь.
        - Ну? - Алевтина ждет, сложив руки на груди, всем видом демонстрируя, что не собирается мне помогать, пока я не объясню, в чем дело.
        Я не могу рассказать ей всю правду, но должна посмотреть камеры, чтобы успокоиться. И поэтому я очень осторожно подбираю слова, стараясь, чтобы история звучала складно. Не так, словно из нее вырвали весьма важный кусок…
        - Когда мы с Лешей расстались, я съехалась с одним мужчиной. Он был очень ревнив, все время боялся, что я уйду к бывшему мужу. В какой-то момент он стал совсем неадекватен, начал меня бить, и я ушла. Но он пригрозил, что если увидит меня рядом с Лешей, то отомстит. Я боюсь, что этот псих попытается что-то сделать Алексею. Если поползут какие-то слухи…
        - Так, может, раз ты боишься слухов, не стоит позволять им появиться?
        Я молчу, опустив голову. Что здесь скажешь? В присутствии Леши у меня отключается голова, я не могу, хоть и до безумия хочу, заставить себя разлюбить его. И еще я окончательно запуталась, потому что боюсь, что кто-то узнает, что мы переспали, но не думаю, как выглядит моя работа в его офисе, и как будет выглядеть общение с ребенком.
        - Как подготовка к предвыборной кампании? - спросила я.
        - Нормально, если тебе действительно интересно.
        - Нет. Мне не интересно.
        В номере отеля было слишком светло, хотя за окном глубокая ночь.
        - Я думал, ты уснула.
        - Не могла найти перекись, чтобы обработать ссадину.
        - Ой, можно подумать! - поморщился Герасимов. - Сколько страдания в голосе. Подумаешь, получила пару раз за длинный язык. Не дергалась бы, ничего бы не пришлось обрабатывать. Лиза, ты сама довела меня.
        - Да, ты прав.
        - И? Что надо сказать?
        - Прости, - улыбнулась я. - Мы расстаемся.
        На лице Михаила появилось вежливое удивление.
        - Что, прости?
        - Я от тебя ухожу.
        - Куда? На улицу?
        - Какая тебе разница? Ухожу и все.
        - Ты что, ударилась головой? Кому ты нужна? Думаешь, за забором много желающих трахать бревно, которое вечно ноет? Да еще и с полным обеспечением?
        - Думаю, - сказала я, с трудом сдерживая ярость, - за забором много желающих купить у меня видео, как будущий мэр бьет свою девушку шнурком от телефона. Или как будущий мэр рассказывает о том, что заказал убийство конкурента. Или как…
        - Достаточно.
        Из расслабленного и довольного жизнью садиста Герасимов резко превратился в делового и даже уступчивого бизнесмена. Я мысленно улыбнулась.
        - Я весь последний месяц снимала твои вечерние представления и, поверь, могу безбедно жить, сливая их разным порталам, каналам и газетам. Да и за интервью, наверное, заплатят.
        - Ты пытаешься шантажировать меня? Ты? И чего же ты хочешь, моя зубастая смелая девочка?
        - Мы расстаемся, - отрезала я. - И ты забываешь о моем существовании. Иначе я клянусь, ты станешь звездой интернета. Можешь, конечно, отобрать у меня телефон, привязать к кровати и убить, но все видео уже в облаке, а сообщение со ссылкой на облако стоит на таймере всем новостным порталам, парочке газет, двум интернет-сообществам и пяти админам телеграмм-каналов. Я много времени потратила, чтобы добыть контакты всех, кто хотя бы теоретически заинтересуется тем, как ты проводишь долгие вечера.
        - Ну ты и сука.
        - Бесхребетная, амебная, трусливая инфантильная сука, ты хотел сказать, да? Ну так что? Будем обсуждать расставание, или хочешь поменять пару часов садистского удовольствия на всероссийскую известность, уголовное дело и оконченную политическую карьеру?
        - Это вышло случайно. Я убиралась в кабинете и решила выпить кофе, а Леш… кхм, Алексей, не ушел домой. Он вернулся, попросил кофе, мы разговорились, и как-то все вышло само. Я не собиралась оставаться на ночь в офисе, просто отключилась, потому что очень устала. Алевтина, пожалуйста, выясните, видел ли нас кто-то! Я не хочу, чтобы мой бывший устроил сцену или как-то навредил Леше.
        По выражению лица женщины я вижу, что ей не слишком-то нравится моя просьба, но, к счастью для меня, или у Алевтины доброе сердце, или слабая воля.
        - Хорошо, - говорит она, - я попрошу посмотреть камеры. А ты - быстро работать!
        Я чувствую колоссальное облегчение, хотя до полного спокойствия еще далеко. Когда узнаю, что никто, ни одна живая душа, не видела нас с Алексеем, только тогда смогу ровно дышать.
        С этим нужно что-то делать, я не могу остаток дней провести в страхе, оглядываясь и вздрагивая от резких звуков. Не могу всматриваться в лица в толпе и шарахаться от проезжающих рядом машин. Но что сделаешь с Михаилом Герасимовым? Он практически неуязвим.
        А что будет, когда мне разрешат видеться с Артемом? Если он станет угрожать ему?
        От всех этих мыслей начинает болеть голова. Я пытаюсь погрузиться в работу и ни о чем не думать. Только зеркала, натертые до блеска, должны волновать меня сейчас. Но не выходит. Из головы не выходит ночь с Лешкой. Она как наваждение, наркотик, пьянящий искрящийся коктейль. Когда я вспоминаю, как неторопливо, смакуя момент, он проводил по коже ладонью, то покрываюсь мурашками. А еще тогда, когда бывший муж сжал в кулаке мои волосы, принуждая выгнуться, то я безумно жалела, что обрезала длинные кудри.
        Все утро я разрываюсь между страхом перед итогом просмотра камер и суматошными попытками успеть все, что я проспала в объятиях бывшего мужа. Мою, убираю, протираю, дезинфицирую. Кажется, что у меня вот-вот отвалится сразу все: спина, руки, ноги, шея. Уже к обеду я едва могу стоять на ногах… хотя о чем я? Не могу. И опускаюсь на колени перед диспенсером с антисептиком.
        Не то чтобы я испытывала какое-то особое почтение к диспенсеру или горячую благодарность за спасение от бактерий и вирусов к антисептику, просто эту идиотскую штуку заклинило, и я никак не могу снять крышку, чтобы долить раствор.
        Хочется ругаться вслух и громко, но по офису периодически ходят люди, и вряд ли Леша обрадуется, если уборщица будет материться у всех на глазах.
        В сердцах я бью по бедной коробочке, от чего она перестает даже мигать.
        - Это саботаж? - слышу со спины.
        Обернувшись, вижу Вадима. У него в руках здоровенный цветок в керамическом горшке, а в глазах пляшут искорки смеха. Я невольно улыбаюсь ему в ответ, правда, тут же спохватываюсь и смущенно отворачиваюсь.
        - Привет, - говорит он. - А я тебе цветы несу.
        - Почему твои цветы выглядят как «поливать каждый день, без выходных и праздников, по литру чистой отстоянной воды в сутки»?
        - Ну… потому что я пытался впарить его Каренину, но он меня послал. И тогда я решил, что тебя порадует зелень.
        - Нужно спросить Алевтину. Она мой начальник, а значит, фикусы в подарок принимает тоже она.
        - Как ты, Лиза? - вдруг неожиданно ласково спрашивает Вадик.
        Я ненавижу, когда люди так со мной говорят. С жалостью, нежностью. Мне проще огрызаться и шипеть в ответ, а столкнувшись с заботой, я теряюсь и превращаюсь в маленькую девочку, готовую прятаться в объятиях первого встречного. Или не первого… а друга бывшего мужа, который хранит самое постыдное мое воспоминание - о том, как я чуть не оказалась с ним в постели. Пусть и не по своей воле.
        - Терпимо. Радоваться нечему, но и печалиться тоже. Разве что диспенсер не открывается и, кажется, кто-то останется без антисептика.
        Без единого слова Вадим тянет за крышку, и я знаю, что произойдет за секунду до того, как раздастся негромкий щелчок.
        - Как вы это делаете? Почему у меня все и всегда ломается, но стоит прийти мужчине - и для включения пылесоса достаточно нажать на кнопку, а чтобы снять заевшую крышку, нужно легонько потянуть? Несмотря на то, что до этого я делала все то же самое!
        - А как вы, когда мы не можем что-то найти, приходите и показываете на то место, где еще минуту назад ничего не было?
        - Туше, - смеюсь я.
        - Пообедаешь со мной? В китайском ресторанчике неподалеку.
        - Вадик…
        - Леха уехал на встречу, до завтра его не будет, если ты об этом.
        Только этого мне не хватало! Лучший друг Лешки приглашает на свидание. Пусть и это выглядит как обычный дружеский обед. Как будто я мало боли причинила мужу. Можно тысячу раз повторить, что между нами все кончено, и я имею право получить шанс на счастье, но встречаться с его другом… я бы никогда не пошла на такое.
        Поэтому я виновато улыбаюсь:
        - Прости. Я сегодня без обеда. Проспала, пропустила всю работу - и Алевтина рвет и мечет.
        Вадим смотрит с подозрением, будто не верит мне.
        - Точно? Или ты боишься осуждения Каренина? Лиз, ты ведь знаешь, что я неравнодушен к тебе. И ты заслуживаешь жить полной жизнью. Нельзя приносить себя в жертву Каренину, у вас было прошлое, но это не значит, что ты недостойна будущего. Я думал, между вами все кончено… ведь так?
        - Да, конечно, - поспешно отвечаю я. - Но у меня было очень нелегкое расставание и с Лешей, и с Мишей. Я не уверена, что готова снова ходить на свидания.
        - Именно поэтому я предлагаю обычный обед. Дружеский.
        - Я правда проспала, Вадик, - улыбаюсь я, потому что тиски, сжавшие сердце, чуть ослабли.
        - Ну, ладно. Дай знать, когда будешь готова. Я хочу узнать тебя получше.
        - Договорились, - легко и просто вру я.
        Может, Вадим и прав, возможно, однажды я смогу полюбить кого-то еще, забыть о том, что бросила свою семью. Ходить на свидания, наряжаться, чтобы понравиться мужчине, ловить его влюбленные взгляды и стараться скрыть свои. Еще полгода назад мысль о том, что когда-нибудь я решусь на детей, пугала до истерики, а сейчас это - моя недосягаемая мечта.
        Артемка и дочка… маленькая хорошенькая девочка, которую я никому и никогда не позволю обидеть.
        В моих фантазиях у нее Лешкины глаза.
        - Так я фикус-то подарю? - с надеждой спрашивает Вадик.
        У него при этом такой несчастный и умоляющий вид, что я не могу отказать.
        Не знаю, что скажет Алевтина на поселившийся в комнате для персонала цветок, но мне нравится зелень. Он оживляет небольшое помещение, привносит в него уют. Читать во время перерыва, спрятавшись за зелеными листьями, будет восхитительно спокойно.
        - Спасибо, мне очень нравится, - а вот это уже искренне.
        - Улыбайся почаще, - говорит Вадим.
        Я делаю вид, что не замечаю его взгляд, полный надежды, когда он видит столик с чаем и кофе, но здесь даже врать не нужно: если Алевтина вернется и увидит, что вместо работы я пью чай с подчиненным и другом Каренина, то я окажусь на улице быстрее, чем объясню, как все так получилось.
        Поэтому, закрыв за Вадиком дверь, я прижимаю пальцы к горящим щекам. Вот невезение! Почему вокруг меня постоянно концентрируются неприятности? Чувства Вадима - это последнее, чего мне не хватало для того, чтобы поехала крыша. Только бы Лешка не узнал! Может, я напрасно дала ему надежду, не желая обижать резким отказом? Может, стоило переступить через благодарность к нему и сделать так, чтобы одна мысль обо мне вызывала отвращение и обиду уязвленной гордости?
        Когда возвращается Алевтина, я все еще размышляю об этом, складывая в ведро средства для чистки кафеля и зеркал.
        - Я посмотрела камеры, - с порога сообщает женщина.
        Мое сердце не бьется.
        - Вас видел один человек. Зашел к Каренину рано утром, очевидно, увидел прелестную картинку, и сразу вышел.
        - Какой?
        - Вадим Геннадьевич, заместитель.
        АЛЕКСЕЙ
        Я пытаюсь найти себе оправдание. Честно пытаюсь. И даже нахожу.
        Первое: я собираюсь разрешить ей встречаться с ребенком и не могу рисковать безопасностью Артема.
        Второе: я собираюсь с ней трахаться и хочу делать это в комфортных условиях.
        Третье: у меня совершенно случайно есть хорошая скидка, и апартаменты обойдутся мне в половину стандартной стоимости аренды.
        Четвертое: я взрослый мужик, и имею право делать так, как хочу.
        Даже если я хочу невозможного.
        Но сидя в кофейне за угловым столиком, скрытый от глаз остальных посетителей, я просматриваю сайт. Симпатичная квартирка, с шикарным видом на город… я мысленно уже поднимаюсь в нее на лифте, предвкушая, как затащу бывшую жену в постель и не выпущу до самого утра, пока будильник не напомнит о том, что у нас с ней есть работа, а у меня еще и ребенок.
        В эти апартаменты я смогу отпускать сына, чтобы тот увиделся с матерью. А не в ее клоповник, который со дня на день грозит рухнуть Лизе на голову. Там опасно, там грязно, холодно, уныло, там странные соседи и мрачный неосвещенный район. Мне почти физически хреново, когда я думаю о том, что после смены, убрав кабинет и приемную, она будет пешком возвращаться по темноте.
        Но снимать для нее квартиру дико. Неважно, элитный это жилой комплекс, или добротная хрущевка недалеко от метро, это все равно глупо! Нельзя окружать заботой ту, которой поклялся в ненависти, даже если желание слишком долго мучительно тлеет внутри.
        Нельзя, нельзя, нельзя! Блядь. Я всего лишь открыл ноут, чтобы глянуть почту перед обедом, взгляд сам зацепился за рекламу апартаментов. Всплыли воспоминания о ночи, когда я вдруг оказался в счастье трехлетней давности. И тогда в первый раз пришла мысль, что я хочу поселить Лизу рядом и иметь возможность видеть ее так часто, как того захочется.
        Я стараюсь не думать о том, что мне непременно захочется видеть ее всегда, но в глубине души знаю, что это шаг в пропасть.
        Мучительно и тяжело думать о ней. Я не могу простить бывшую жену, не могу отмахнуться от боли, которую она причинила, но и не могу остановить буйную фантазию, подкидывающую желанные и недостижимые картинки из счастливой семейной жизни.
        Где в доме снова светло, куда хочется возвращаться с работы, куда вернулась мама для Артемки и самая желанная женщина для меня. А еще, может, появится еще один ребенок - забавная девчонка с шикарными, как у Лизки, волосами.
        - Привет. Прости, опоздала, Артем забыл тетрадку по математике.
        Жанна улыбается, садясь напротив. Хотя я знаю, что она чувствует висящее в воздухе напряжение. Жанна вообще удивительным образом стала неотъемлемой частью жизни, во многом именно потому что обладает хорошо развитой эмпатией. Она стала ниточкой в веревке, которая вытащила меня в нормальную жизнь после ухода Лизы.
        И мне очень непросто начинать этот разговор.
        - Ты хотел встретиться? Что-то случилось?
        - Да. Я должен извиниться перед тобой. Некрасиво было врать Лизе о нас.
        - Леш…
        - Мне действительно жаль, что я обидел тебя. Ты не заслуживаешь такого отношения, и…
        - Леш, не надо, - морщится Жанна. - Я тебя прошу.
        - Что? - устало спрашиваю я.
        - Не бросай меня.
        «Ты на меня работаешь!», - чуть не ляпаю я, но вовремя прикусываю язык.
        - Жанна, когда мы начинали… встречаться, я предупредил, что не готов к отношениям. И ты сказала, что тебя все устраивает. Я понимаю, что за каждым женским «я согласна на отношения без обязательств» стоит тайное желание изменить мужчину, но я действительно не могу сейчас заводить отношения. И потому, боюсь, нам придется разойтись окончательно и бесповоротно.
        - Леш, так же нельзя… - растерянно бормочет девушка.
        Мне жаль ее, жаль первую сильную влюбленность. Жаль позитив, который она в свое время принесла нам с Артемкой. Но я не могу противиться Лизе, стоит только закрыть глаза - и я тут же вижу ее улыбку и будто наяву слышу нежное «не уходи».
        - Ты не можешь уйти к ней!
        - Я ухожу не к ней. Прости. Мне не стоило давать тебе надежду на то, что я изменюсь. Правда в том, что мне сейчас не нужна девушка.
        - Но я ведь вас люблю… я привязалась к Артемке. Нельзя позвать в семью, а потом выгнать, я ведь не котенок, Леша!
        - Не котенок, - эхом отзываюсь я. - Жанна, я платил тебе зарплату за работу.
        - Я давно не прошу ни о зарплате, ни о работе. Я люблю тебя, Артема… Леш. Не выгоняй меня. Не возвращайся к ней…
        - Зачем ты ходила к Лизе?
        - Я не ходила к ней, я была в торговом центре и увидела ее случайно.
        - Зачем подошла? Зачем заговорила? Зачем, Жанна?
        Она вдруг бьет по столу ладонью, и на нас начинают оглядываться остальные посетители.
        - Потому что я волнуюсь! Потому что тебя как подменили, когда она вернулась! Ты не ночуешь дома, Леша! Где ты был сегодня?!
        - Я предупредил, что буду работать. Ты сказала, что свободна и посидишь с Артемом.
        - Дело не в Артеме!
        - Да нет, в нем. Это мой сын, а ты - его няня. Была…
        Я не собираюсь заканчивать эту фразу так, но это какая-то почти подростковая реакция на давление. Как только с меня требуют отчеты и пытаются призвать к ответу, я огрызаюсь и делаю больно.
        - Ты что, меня не просто бросаешь, но еще и увольняешь?
        - Я не вижу другого выхода. Прости.
        Она откидывается на спинку дивана. Я испытываю странн чувство - сожаления и облегчения. Когда-то я думал, что отношения с Жанной идеальны. Без обязательств, без ревности, спокойные и размеренные. Она на меня работает, она со мной спит, не создает проблем и сложностей. В этом идеальном уравнении я забыл об одном: Жанна - человек. И она имеет право влюбиться.
        Кажется, я забыл, что влюбиться в меня вообще возможно.
        - Не могу поверить, что ты просто выставляешь меня за порог, едва она вернулась.
        - Я не должен был так вести себя с тобой.
        Мне хочется ее успокоить, сказать, что выплачу ей зарплату за три месяца и, если будет нужно, дам любые рекомендации для нового места, но все это выглядит так тупо, что я молчу. А с экрана ноута смотрят светлые и просторные апартаменты, в которые так и просится Лиза.
        Твою же мать… я даже в момент, когда должен быть с другой женщиной, думаю о бывшей.
        - Я могу хотя бы попрощаться с Артемом?
        - Да. Конечно.
        В этом, на самом деле, вся беда нянь. Они привязываются к детям, а дети - к ним. И если взрослая женщина с педагогическим образованием может отделить работу от чувств, то ребенку сложно объяснить, что улыбчивая и добрая Жанна уходит, потому что всего лишь выполняла свою работу и получала от папы деньги.
        Неподалеку спортшкола, где у Темыча тренировка. В полном молчании мы обедаем, в ожидании ее конца. Сегодня я сам хочу забрать сына, отвезти его куда-нибудь погулять и… не знаю, поговорить? Меньше всего я хочу рассказывать ему, что мама вернулась, но мне так хочется с кем-то поделиться. Я не могу говорить о Лизе с Вадимом, к горлу подкатывает противный ком от воспоминаний о ночи, когда я очень сильно ненавидел бывшую жену. А больше у меня никого нет. Нельзя перекладывать на ребенка свои проблемы, но Артем - единственный близкий, оставшийся у меня.
        Кожей ощущая обиду Жанны, я расплачиваюсь за обед. Мы вместе, храня все то же напряженное молчание, идем сначала за Темычем, а потом к машине. Я отвезу их домой, где мы скажем, что Жанна уходит - и передо мной встанет миллион задач, которые стоит решить.
        Мне нужно вернуться в жизнь сына, понять, что я собираюсь делать с присутствием Лизы, докопаться до прошлого Герасимова и вдохнуть, наконец, полной грудью.
        - Ты сегодня тоже работаешь? - спрашивает сын.
        - Нет, сегодня мы с тобой будем заниматься мужскими делами: закажем пиццу, посмотрим «Звездные войны» и покатаемся вечерком на снегоходе, если будет хорошая погода.
        - Ура-а-а! - радуется Темыч.
        Даже не знаю, чему он радуется: развлечениями или тому, что я буду дома. С каждым годом в Артемке все больше Лизиных черт. Интересно, он помнит мать? Еще скучает? Дети быстро адаптируются к новым условиям.
        - Что это? - спрашивает Артем.
        Я не могу отвлечься от дороги, но Жанна, кажется, немного оттаивает.
        - Что там у тебя, малыш?
        - Это же «Сокол тысячелетия»! Его мама принесла, да?! Мама?!
        От неожиданности я не успеваю затормозить и едва не въезжаю в зад какому-то датсану. Водитель возмущенно высовывается из окна и что-то мне кричит, но я не разбираю слов. Бросаю взгляд в зеркало - и вижу в руках сына проклятую игрушку, оставленную Лизой.
        - Мама обещала! Она обещала, что подарит мне «Сокол»! Папа?! Это ведь мама?! Мама прислала, да?!
        - Артем! - неожиданно резко обрывает его Жанна. - Прекрати!
        - Нет! Это мама мне подарила! Это «Сокол тысячелетия»!
        - Твоя мама ушла! Она тебя бросила, ясно?!
        - Жанна! - рявкаю я так, что умолкают все: Темыч, Жанна, радио и даже водитель датсана.
        Я нахожу ближайшую парковку магазина и останавливаюсь, потому что больше не могу спокойно вести машину. Притихший испуганный Темка прижимает к себе игрушку, как самое большое сокровище. Мне становится жаль его до ноющей боли в сердце: конечно, он помнит маму. Помнит ее улыбку, мягкие теплые руки, колыбельные и сказки перед сном, блинчики по утрам, сотни подаренных игрушек. Пластиковый «сокол» - не игрушка, не очередной космический корабль в космопорте, что устроен в игровой дома. Это привет от мамы, мостик от Темки к Лизе. Он безошибочно узнал, что игрушка от нее не потому что запомнил давнее обещание, а потому что она страстно хотела подарить ему подарок. Может, надеялась на то, что Артем поймет привет?
        Сын с такой надеждой смотрит в зеркало, ловит мой взгляд, что я окончательно и бесповоротно понимаю: попал.
        - Все, - тихо говорю Жанне, - давай, прощайся.
        - Леш…
        Она всерьез испугалась, но совершенно напрасно: я уже потерял способность чувствовать злость. Мне только хочется закончить все как можно скорее, обида и ревность Жанны камнем давят на душу.
        - Леш, я просто…
        - Мы не поедем домой. Все, говори Артему «пока» - и я вызову тебе такси.
        - А если я скажу, что не хочу?
        Она оглядывается на Темку. Он, конечно, понимает: что-то происходит, и, как всегда, внимательно на нас смотрит, ждет.
        - Тогда я просто вызову тебе такси. Я устал, Жанна, я хочу провести время с сыном. Зайдешь завтра за расчетом к Алевтине.
        Несколько секунд она угрюмо смотрит перед собой, нервно постукивая костяшками пальцев по колену. А потом, едва слышно выругавшись, просто выходит из машины, напоследок хлопая дверью.
        - Жанна обиделась? - спрашивает Артем. - За что?
        - Жанна больше не будет у нас работать, Тем. Она… увольняется.
        - Потому что мама вернулась?
        Господи, как сложно.
        - Жанне не нравится мама, - вздыхает он.
        - Она что-то о ней говорила?
        Сын пожимает плечами. Мне жизненно необходимо подышать, вдохнуть чистый морозный воздух и пройтись.
        - Давай-ка сходим погулять, ладно, Темыч? В парк неподалеку.
        - Покатаемся на горке?
        - Пару раз прокатишься.
        Мы идем через небольшой лесок, разделенный широкой аллеей. Обычно здесь целая куча прикормленных белок. В одно из свиданий мы с Лизкой кормили их. Она забавно смеялась, когда очередная шустрая рыжая животинка хватала самый жирный фундук с ее ладони, а я мучительно вспоминал, переносят ли белки бешенство и боролся с желанием загуглить. Но это бы испортило свидание, так что я решил молчать, а в случае чего пулей мчаться в травмпункт. У нее были ледяные ладони, когда я осматривал их на предмет царапин и укусов, но сама Лизка светилась от счастья.
        - Так что там говорила Жанна о маме?
        Артем пожимает плечами.
        - Она сказала, что мама нас бросила, потому что полюбила другую семью.
        - Жанна не права.
        - Я знаю.
        - Вот как? Откуда?
        - Мама обещала, что вернется и подарит мне «Сокол». Она вернулась, да? Вернулась? Мы пойдем к ней?
        - Все не так просто.
        Я думал, будет сложно находиться рядом с Лизой. Или порвать с Жанной. Или выяснить все о Герасимове. Но самая большая моя сложность в том, что сыну невозможно объяснить правила взрослых игр. Для него мама вернулась - и это самое главное событие в насыщенной детской жизни. Артем не поймет моей ненависти, от которой остались жалкие клочки. Артем не поймет моего желания, для него еще не существует этого мира. Артем не поймет, почему мама ушла и не может вот так запросто прийти в гости.
        - Понимаешь, сына, мы с мамой сильно поссорились. И очень друг друга обидели. Я расстроился, когда мама ушла, мне было плохо, и я ее тоже обидел в ответ.
        - Я хочу к маме!
        И что мне на это отвечать?
        «Ты не пойдешь к маме, потому что я зол на нее?».
        «Ты не пойдешь к маме, потому что она изменяла мне с каким-то левым мужиком?».
        «Ты не пойдешь к маме, потому что я ей не верю?».
        Он любит ее, не думая о прошлом. Не злится на разлуку. И не боится нового предательства… или не говорит о страхе мне.
        - Тем… а скажи, ты помнишь, как мама ушла? Она что-нибудь говорила?
        - Она сказала, что купит «Сокол», когда вернется.
        - А до этого? Она говорила о другом… о другом дяде?
        - О том, который пугал маму?
        Я останавливаюсь, словно налетаю на невидимое препятствие. Какая-то упитанная птица резко взлетает с ветки - и нас с сыном осыпает снегом.
        - Пугал? А что он делал?
        Темка пожимает плечами. Насколько можно ему верить? Он был совсем крохой, который вряд ли понимал, что там у взрослых происходит. Страх Лизы из-за измены он мог принять за испуг перед Герасимовым.
        - Мама плакала. И много раз закрывала дверь, когда тебя не было.
        - Она боялась, что кто-то войдет в дом?
        Темка активно кивает.
        - Она научила меня, как звонить в полицию.
        - Вот как. А мама что-нибудь говорила про Мишу? Или про Герасимова? Упоминала эту фамилию?
        Артем качает головой. Итак, Лиза боялась и проверяла закрытую дверь. Интересно, учитывая, что я ничего не замечал. Но я работал и вообще мало смотрел на то, что творится вокруг. В то, что Лиза водила Герасимова в квартиру с Темкой я не верю.
        А еще бывшая научила ребенка звонить в полицию. Маленькую кроху, которая едва-едва выучила нашу фамилию и имя-отчество папы, звонить в полицию, если что-то случится. Что, черт возьми, тогда происходило?!
        Темка с упоением играет этим несчастным космическим кораблем. Носится вокруг меня, прыгает по нетронутым сугробам, весь покрылся слоем пушистого снега. Иногда он лезет в такие здоровые сугробы, что торчит только яркая синяя шапка с помпоном, и мне приходится силой выгонять сына на аллею.
        Я жалею, что мало гулял с ним раньше. В неспешной прогулке, полной детской радости, есть покой, которого мне очень не хватает. А еще не хватает Лизы, которая брела бы рядом, высматривая белок, хихикала над копошащимся в сугробах Темычем и грела ладонь у меня в кармане. Снова в голове звучат ее слова о том, как она сидела в парке после увольнения, потерянная. Думала, что останется там навсегда, потому что смысла вставать и дышать больше не было. Нечто похожее я чувствовал, когда лежал в реанимации после аварии. Просто не было смысла дышать и бороться.
        Я и сейчас не уверен, что нашел этот смысл.
        - Темыч… хочешь, я тебе имперский крейсер куплю?
        Сын поднимает на меня глаза. Шапка сползает прямо на нос, и я с улыбкой ее поправляю.
        - Я хочу, чтобы мама вернулась.
        Мама… женщина, которую я ненавижу?
        - И я хочу, Темка.
        Сажусь на корточки рядом с ребенком.
        - Давай придумаем, как ее вернуть.
        Если я знаю Лизу, это не будет легко и просто.
        ГЛАВА ШЕСТАЯ
        ЛИЗА
        - А если бы был шанс?
        Я отрываюсь от коробки с мылом и поднимаю на Алевтину взгляд.
        - Шанс на что?
        - Вернуть мужа. По тебе не скажешь, что ты довольна расставанием.
        - Невозможно вернуть то, от чего сама отказалась, - пожимаю плечами я. - Что было, то прошло. Наш брак закончился.
        - А на вопрос так и не ответила.
        Алевтина неторопливо одевается. А мне не хочется домой, и, хоть она и не против, я решаю разобраться с новогодними коробками. Офис нужно украсить к новому году, для клиентов и сотрудников, причем сделать это в европейском стиле, потому что «ЛЛ-групп» - серьезная фирма с миллиардным оборотом. Ну или что-то такое, я не запомнила и половину из пафосного внушения Алевтины. Только то, что в банкетном зале на девятом этаже непременно будет праздник для партнеров и, если вдруг он изъявят желание обсудить рабочие вопросы, нужно, чтобы в каждом коридоре фирмы их преследовало праздничное настроение.
        - А в костюм рождественского оленя одеваться не надо будет? - хмыкнула я тогда, больше занятая мытьем стены, на которую кто-то брызнул тонером для принтера, чем размышлениями о празднике.
        - Не надо. Но форму мы тебе сменим, а еще займешься подарками для сотрудников. Я все закуплю, а ты разложишь, оформишь и накануне корпоратива отнесешь к Каренину в кабинет. Поняла?
        - Нет.
        - Что тебя смущает?
        - Я все еще уборщица?
        Алевтина тогда рассмеялась.
        - Разбирайся со своим бывшим сама, Елизавета, я только делаю, что мне велят. Но если тебе интересно… недавно он уволил няню.
        Мое дыхание перехватило, а сердце несколько раз кувыркнулось в груди - Леша уволил Жанну?!
        - Прислугой и личными сотрудниками шефа занимаюсь так же я, поэтому Жанна заходила за расчетом. Алексей специально попросил встретиться с ней в кофейне, полагаю, чтобы вас не сталкивать.
        С этого-то и начался непосредственно разговор. Но я бы под страхом смертной казни или увольнения не призналась, что вернуть свою семью стало несбыточной мечтой. Нет уж, проще делать вид, что наши с Лешкой пути давно разошлись, а чувства угасли, и сейчас я просто хочу быть ближе к ребенку. Хотя ничерта они, конечно, не угасли. Тлеют внутри маленькие угольки, и тлеют долго, болезненно. Я забросила книги, фильмы, музыку. Единственным развлечением, самым захватывающим сериалом и любимой историей стали фантазии о том, как мы могли бы быть вместе.
        - Ты точно не собираешься домой? - спрашивает Алевтина. - Могу подбросить.
        - Нет, я займусь елкой в кабинете начальства.
        - Елкой?
        По ее лицу я понимаю, что она совсем мне не верит. Наверняка боится, что я снова просплю работу, всю ночь, проведя в объятиях бывшего мужа на его офисном диване.
        - Бросьте, Каренин уехал. В офисе только охрана. Я закончу с елкой и поеду домой. Мне не нравится там. Холодно и скучно. Здесь красивый вид, есть чем занять голову и руки и…
        Я трясу небольшой жестяной коробочкой с кофе.
        - Хорошая кофемашина.
        - Ладно, - наконец со вздохом машет рукой женщина. - Как знаешь. Но вот тебе мой совет - не пропадай на работе, вместе с тобой пропадает жизнь.
        Жизнь… если бы она была. Безмерно тоскливому вечеру в компании пустой холодной квартиры я всей душой предпочту наряжать елку в офисе с панорамными окнами, видом на город и… горячими воспоминаниями о бывшем муже.
        Прежде, чем взять коробку со всякой новогодней ерундой, я разрываю пакет с новой формой для обслуживающего персонала. Хм-м-м… почему у меня возникает ощущение, что Алевтина ненавязчиво пытается подтолкнуть меня к Каренину? Ибо короткое темно-зеленое платье уж точно не смотрится униформой уборщицы. А как я буду в нем мыть пол?! А протирать плинтус? Безумие какое-то.
        Придется поговорить с Лешкой. Раз уж он придумывает мне новые задания.
        Хотя в последние несколько дней он удивительным образом отказался от трудоголизма: приходит около девяти и уходит в шесть, вместе со всеми. Теперь ясно, что наверняка он отдал Темку в садик и не может больше задерживаться на всю ночь. Интересно, что там с Жанной?
        Нет! Нет! Я поклялась больше не совать нос в жизнь бывшего мужа. Я должна быть очень осторожной, и… есть еще одна причина, по которой я хочу задержаться в офисе. И это компьютер. Упаси бог, не Лешкин, конечно. В комнате для персонала стоит небольшой стационарный комп с МФУ, где я печатаю объявления или сканирую накладные на всякие расходники. Я очень хочу нарыть максимум информации о Вадиме. Из головы никак не выходят вопросы, которые он задавал и то, что сказала Алевтина.
        Зачем он так живо интересовался, все ли у нас кончено с Лешкой и приглашал на обед, хотя видел нас в кабинете? И не только в кабинете - он ведь был и в отеле.
        Я пыталась убедить себя в том, что это лишь ревность, и Вадим испытывает ко мне чуть больше, чем симпатию. Но все равно решила проверить. И сейчас собираюсь сначала сделать себе кофе, затем заняться украшением начальственного кабинета, благо сегодня в приемной и у Лешки установили по небольшой пушистой елке. А потом, когда в здании окончательно никого не останется, сесть за комп и немного покопаться в сети. Не будет лишним изучить профили Вадима в соцсетях и то, что найдется в поисковике по его фамилии.
        Просто потому что однажды я уже недооценила мужчину, которому очень нравилась. И чуть не поплатилась за это целым миром. Отделалась парой шрамов, ночными кошмарами и холодным одиночеством.
        Офис новый, и вся новогодняя ерунда тоже новая. Удивительно, но она даже рождает новогоднее настроение. Я живу надеждой, что Артемке передадут игрушку, хоть это и не очень честно: втайне я надеюсь, что сын поймет, от кого подарок. И что он еще помнит меня и, возможно, ждет.
        Когда я захожу в кабинет Лешки, то ошеломленно останавливаюсь посреди помещения. Меня сбивают с толку две вещи. Первая - запах. Удивительный запах хвои, снежного леса и праздника, который наполняет все вокруг. Это не ароматизатор, не саше и не капли эфирного масла, это настоящая ель в небольшой кадке. Припорошенная снегом, высотой в метр с небольшим, но ель!
        А вторая - Лешка. Он лежит на диване, задумчиво смотрит в потолок и выглядит… как-то странно.
        - Я думала, ты уехал.
        - Я уехал. А потом вернулся.
        - Зачем?
        - Привез елку.
        - Зачем? Утром ведь ребята поставили искусственные.
        - Мне захотелось настоящую.
        - Она классная. Я в восторге. Не возражаешь, если я займусь новогодним декором? Алевтина повесила его на меня.
        - Знаю, - усмехается Каренин. - Это я велел.
        - Зачем?
        - О-о-о, это проявление моего коварства. При всей безусловной замечательности Алевтины, при ее высоком профессионализме, преданности, уме - и так далее, у нее вкус - как у сценического образа Филиппа Киркорова. Не пойми меня неправильно, я уважаю Филиппа Бедросовича как артиста, но совершенно не готов работать в окружении э-э-э… всех цветов его настроений.
        Я хихикаю, представляя себе сверкающий блестками, перьями и гирляндами офис.
        - Поэтому я поставил условие - европейский стиль. Ну и намекнул, что ты неплохо в нем разбираешься.
        - Но я в нем не разбираюсь.
        - Боже, Лиза, просто наряди елку рядочками одинаковых шаров и обзови ее европейской. Клянусь, я не выдержу гигантских серебристых букв «Пришла зима нарядная» на стене в коридоре.
        - Окей. Сделаю что смогу.
        И все же мне кажется, с мужем что-то не то. Хотя главное «не то» заключается в том, что я продолжаю называть Лешку мужем, с завидной регулярностью забывая добавлять «бывший». И еще мне очень хочется украдкой на него смотреть. Поэтому я делаю это то в отражении стеклянных серебряных шаров, то делая вид, будто наряжаю заднюю часть елки.
        Наконец решаюсь спросить:
        - Ты точно в порядке?
        И тут он достает из рубашки градусник! Обычный ртутный градусник, который я не заметила, когда вошла! Смотрит на него, хмурится - и едва заметно морщится, будто от головной боли.
        - Ты заболел? - как идиотка спрашиваю я.
        - Подпростыл.
        - Тебе надо домой. В постель, чай с лимоном и таблетку ибупрофена.
        - Не могу. Там Темыч только выписался в садик после простуды. И мама, которая панически боится простуд. Ну, ты помнишь ее.
        О, да, я ее помню. Кажется, Лешку ввергает в печаль не столько простуда, сколько перспектива проводить вечер в компании матери. Хотя Артемка всегда любил бабушку. Значит, вот кого вызвали на замену няне.
        - Дай сюда, - со вздохом я забираю градусник. - Ого, тридцать восемь и восемь?! Ты что, сосульки ел?! Что у тебя болит?
        - Ничего. Просто жар. И голова трещит.
        - Принесу тебе таблетку.
        - У тебя есть жаропонижающее?
        - В аптечке Алевтины есть все.
        Должно быть, она действительно отличный сотрудник, потому что в этом офисе не страшно болеть: в большом белом чемоданчике с красным крестиком есть и таблетки от простуды, и от желудка, и от всего, что только можно представить.
        Когда я даю Леше таблетку и стакан воды, то не могу удержаться от того, чтобы проверить температуру лично. Впрочем, в прошлой жизни я бы прижалась к его лбу губами, но сейчас не могу решиться, и просто трогаю ладошкой.
        - Офигеть! Леша! На тебе можно жарить яичницу! Ты хорошо держал градусник?! Тут не тридцать восемь, а все сто!
        - Да, мамочка, - ерничает он, - я хорошо держал градусник. Просто у тебя рука холодная.
        - Ничего она не холодная.
        - Ты стакан держала. Он холодный.
        Закатив глаза, я снова касаюсь его лба - и он действительно кажется не таким раскаленным. Очень и очень странно.
        - Тебе нужно к врачу, Леш. Послушать легкие и посмотреть горло.
        - Мне нужен стакан глинтвейна и посмотреть, как ты превращаешь растопыренную елку в европейскую.
        - Вот еще! Не шути с простудой, вспомни, как у Темки болела спина, и мы неделю мазали ее мазью, а оказалось, что это пневмония?! Хочешь лежать в больнице и еще полгода кашлять? Так, встань!
        Каренин хмурится, но его удивление мне на пользу: послушно садится на диване. Я достаю смартфон, включаю фонарик и нахожу в аптечке одноразовый шпатель.
        - Открой рот!
        - Лиза, я…
        Улучив момент, я сую шпатель ему в рот, и Лешке ничего не остается, как высунуть язык.
        - Видно плохо, но налета, вроде, нет. Да и вообще горло какое-то не красное.
        - А знаешь, почему, Лизон?
        Я едва заметно вздрагиваю от знакомого шутливого имени.
        - Почему?
        - Потому что ты - училка, а не педиатр. Если хочешь заглянуть мне в какое-нибудь отверстие, то лучше в ящик стола.
        - Зачем в ящик стола?
        - Там ключи. Возьми.
        - Какие ключи?
        От машины? Он что, хочет, чтобы я отвезла его к врачу в такой час? Нет, наверное, в приемном покое нас примут, да и круглосуточных частных клиник полно, но у меня даже нет прав!
        Однако в ящике я нахожу ключ-карту с логотипом бизнес-центра и красивым серебристым числом «13».
        - И что это?
        - Ключ от квартиры на тринадцатом этаже. В здании сдаются апартаменты. В основном посуточно, но если ты владелец, то можно договориться и снять на долгий срок.
        - Не понимаю.
        - Ты будешь там жить.
        - Что? Нет! Леша! Так нельзя!
        - Попробуй, запрети.
        - Я ничего не собираюсь тебе запрещать. Я просто не буду там жить. Ты же не потащишь меня туда силой на глазах всего офиса? И всех арендаторов отсюда и до тринадцатого этажа.
        - Потащу, - вполне серьезно отзывается муж.
        Я открываю рот, чтобы высказать ему все: как он мучает меня своим меняющимся отношением, как больно вот так общаться с ним и не иметь возможности вернуться в семью, как мне хочется увидеть сына и как страшно, что Герасимов узнает и обозлится. Как я запуталась и жалею, что не попросила о помощи тогда, еще когда мы были счастливо женаты.
        И как мне жаль, что я стала виновницей смерти его отца.
        Но все это не успевает сорваться с губ: в дверь стучат, и в кабинет просовывается рыжая голова какого-то парня. Я знаю его, он работает в охране и иногда приходит к Алевтине пить чай. Та с материнской заботой жалеет новенького, вчерашнего школьника, и постоянно подкармливает его домашним печеньем. Хотя она и меня подкармливает.
        - Алексей Кириллович, я все купил.
        - Спасибо, Костя. Поставь на стол, можешь быть свободен. Оставь сдачу себе за хлопоты.
        - Спасибо, Алексей Кириллович.
        Мы дружно смотрим, как из пакетов парня на стол кочуют три запотевших контейнера и два больших бумажных стакана, от которых исходит умопомрачительный аромат нового года: горячего красного вина, специй, цитрусов.
        - Что? - поднимает брови Леша, когда я укоризненно качаю головой. - Я собирался самоизолироваться в офисе, включить сериальчик и есть всякую гадость.
        - И поэтому заказал… - Я смотрю в контейнеры. - Мясо по-китайски, сельдерей со спаржей и баклажаны в кляре? Да еще и с двумя стаканами глинтвейна? И приборы на двоих… к тебе придет любовница? Мне кажется, ее не очень вдохновит то, как я наряжаю елку. Но могу надеть новую форму. Она точь-в-точь как у Рудольфа, того милого оленя из мультика…
        - Когда ты нервничаешь, ты всегда так много говоришь, - усмехается Леша.
        Ложится обратно на диван и преувеличенно жалобно просит:
        - Дай, пожалуйста, глинтвейн. Очень хочется горячего.
        - Вообще-то врачи рекомендуют что-то безалкогольное.
        Но он выглядит таким несчастным, что я сдаюсь. Мужчина и температура - это самая комичная и одновременно жалостливая картинка на свете. Он жадно пьет, ничуть не смущаясь того, что стакан обжигающе горячий. А я пользуюсь случаем и снова прикасаюсь к его лбу.
        - Странно, совсем не горячий…
        - Я ведь выпил таблетку жаропонижающего.
        - И она подействовала за десять минут?
        - Я выпил ее на голодный желудок.
        Я продолжаю с подозрением смотреть на мужа.
        - В чем ты меня подозреваешь?
        - В том, что ты, например, не хочешь ехать домой к матери и симулируешь простуду. И знал, что я задержусь, поэтому вовремя подсуетился с едой.
        - Если бы я хотел остаться с тобой наедине я бы не выдумывал дурацкие предлоги и не кашлял на елку в кабинете. Я бы просто велел тебе спуститься в апартаменты, и ты бы пришла. А знаешь, почему?
        Он протягивает руку и проводит ладонью по задней поверхности моего бедра. Даже через тонкую ткань брюк я чувствую словно удар током, и закусываю губу.
        - Потому что ты не можешь мне сопротивляться. Так что побудь хорошей девочкой. Возьми свой глинтвейн, наряди елку, пока я на тебя любуюсь, потом поешь свою любимую китайскую еду, а затем спустись на тринадцатый этаж и отдохни в нормальной постели.
        - Леш…
        - Лиза! - с нажимом говорит он. - Мне не нравится твоя квартира. Мне не нравится тот район. Ты возвращаешься поздно.
        - Я езжу на такси!
        - Да там впору нанимать круглосуточную охрану! У тебя в подъезде можно убиться тысячу раз, пока ходишь выкидывать мусор!
        Я отворачиваюсь, понимая, что он прав. Чтобы занять чем-то дрожащие руки, хватаю стакан и делаю большой глоток. Горячий сладкий напиток распространяет по телу тепло, а голове дарит приятную легкость. Господи, это божественно… я обедала сто лет назад, и напрасно пью алкоголь, но какой же он удивительно новогодний и вкусный! Просто божественный!
        - Если ты собираешься встречаться с Темычем, то только не там.
        - Я не планировала приводить туда сына. Есть ведь игровые центры, парки и все такое!
        - А выходные? А каникулы? Будешь снимать приличное жилье? На какие деньги, Лиза?
        Я удивленно открываю рот и смотрю на мужа. С недоверием, с робкой надеждой и… сметающей все на своем пути волной счастья. Выходные? Каникулы? Мне разрешат встречи с Артемом в таком количестве? Позволят брать его на целый день, оставлять с ночевкой и возить отдыхать?!
        - Ну и к тому же я привык заниматься сексом в приятных глазу интерьерах. Бабушкин диван и пожелтевшие обои действуют на нас с потенцией несколько угнетающе.
        - А…
        Я не могу больше стоять, ноги подкашиваются из-за обрушившейся информации. Сжав стаканчик с такой силой, что глинтвейн вот-вот грозится выплеснуться прямо на колени, я сажусь на стул.
        - Зачем ты это делаешь? Ты же… я думала, ты никогда не сможешь перестать меня ненавидеть. Неужели ты вот так легко все простишь и снова впустишь меня в свою жизнь?
        - Я тебя не впускаю, а… м-м-м… держу на пороге. До тех пор, пока не выясню, что за фрукт этот Герасимов и какие у вас были отношения.
        Дыхание перехватывает от ужаса.
        - Нет! Леша! Не лезь к нему!
        - Значит, я прав, и ваш роман - нечто более серьезное, чем интрижка ветреной жены и олигарха?
        - Наш роман - наше дело! Не твое!
        - Дорогая моя, если я планирую допустить тебя к ребенку, я имею право убедиться, что полоумный садист, с которым ты жила, не создаст проблем. Не так ли?
        - Он не создаст, пока его не трогают.
        - Прекрасно, мой жизненный принцип как раз звучит как «не трогай дерьмо». Но, знаешь ли, хочется знать, кто и где навалил для меня кучу.
        Глинтвейн все-таки проливается, на ткани штанов расплывается красное пятно, а на глазах выступают слезы от боли. Он адски горячий!
        - Ну, вот, - Лешка встает, - ты как Темыч. Теперь придется что?
        - Что? - Я растерянно поднимаю голову.
        - Снимать штаны, Лиза. И молиться, чтобы я не начал к тебе приставать. А, и достать новенькое платьице Рудольфа. Во-первых, я хочу на него посмотреть, а во-вторых, надо же тебе во что-то переодеться.
        - Я переоденусь в джинсы и поеду домой.
        - Твой дом теперь на тринадцатом этаже.
        - Леша!
        - Лиза!
        - Ты… ты…
        - Смирись. В моих руках главный козырь. Джокер. Царь-пушка. Хочешь видеть ребенка? Значит перевози вещи на тринадцатый этаж и не смей соваться в алкопритон, где бабка имела неосторожность оставить тебе квартиру. Не хочешь переодеваться? Тогда ходи с волдырем на коленке и в грязных штанах. Не хочешь есть? Сожру сам. Не хочешь меня? Не ври.
        - Ты симулируешь?
        - М-м-м…
        - Я перееду в твои апартаменты, если ты скажешь честно, симулируешь ли ты простуду? - спрашиваю я.
        Несколько секунд Леша молчит, а потом со вздохом поднимает руки.
        - Возможно, я немного притворился.
        - Немного?
        - У меня с утра болело горло. И я чихал.
        - Чихал, значит?
        Мне хочется не то дать ему подзатыльник, не то укусить за какое-нибудь чувствительное место. Что за мужчина! Почему он даже пытаясь изображать злодея и подонка выглядит как озорной вечно взъерошенный мальчишка?
        - Что ж, выбирай, либо уборщица в моем офисе плохо работает, и я чихал из-за аллергии, либо с утра я все же был простывший.
        - А температура?
        - Нагрел о батарею.
        - Градусник?! Ртутный?!
        Едва я представляю, как лопается стекло градусника, и шарики ртути катятся по белому полу, мне становится дурно. Провести всю ночь в компании дез-бригады, ползая по полу с мотком скотча - я все это проходила, когда Темка вдруг решил, что градусник - классная игрушка и его очень прикольно бросать.
        - Погоди, у нас же в доме не осталось ртутных термометров. Я поменяла все на инфракрасные. Ты выкинул их все?
        - Нет, - признается Леша. - Я купил его специально.
        - А лоб? Я же трогала лоб!
        Он показался мне ужасно горячим.
        - Тоже нагрел о батарею.
        Тут я начинаю смеяться. Сначала тихо, отвернувшись к многострадальной елке, потом в голос, уткнувшись в стаканчик с глинтвейном.
        - Что ты смеешься?
        - Просто представила, как ты сидишь лбом к батарее, пока я хожу за аптечкой. Леш, зачем ты все это делаешь?
        - Затем, что хочу. Заканчивай елку, доедай ужин, и мы спустимся в квартиру. Я реально не очень хорошо себя чувствую и с удовольствием бы поспал.
        От неожиданности я роняю пластиковый елочный шар, и он с щелканьем прыгает по полу под стол.
        - Ты собираешься спать в моих апартаментах? Леша, ты не можешь прятаться от своей матери.
        - Это говорит женщина, которая купила автобусный тур по Европе, когда мама сказала, что поживет у нас две недели.
        Туше. Я помню то время - я провела две недели в далеко не новом автобусе, по соседству с какой-то постоянно жующей девицей. Она ела все: колбасу, кусая прямо палку, пирожные, чипсы, газировки. От звуков непрерывного жевания я была готова выпрыгнуть в окно и бежать следом за автобусом. Вернувшись, я еще две недели прихрамывала и ходила на массаж.
        - Ну, хорошо, но не делай меня своей сообщницей. Если Георгина Викторовна узнает, что ты прячешься от нее у бывшей жены, она нашлет на меня проклятье.
        О, да, Георгина Каренина - женщина исключительно суровой закалки, изящного стиля и тяжелого характера. Она давно развелась с отцом Лешки и не одобряла то, что сын изъявил желание жить с отцом, а еще никогда не любила меня, и раньше это обижало.
        Я с легким страхом наряжаю елку, попутно таская из контейнеров аппетитные кусочки мяса и овощей. Чем быстрее убывает глинтвейн, тем больше кружится голова, и меня бросает в жар. Почему-то я уверена, что в планы Каренина не входит сладкий спокойный сон на полу в паре метров от меня.
        Но у меня уже нет сил сопротивляться.
        Закончив, я удовлетворенно смотрю на результат собственных усилий.
        - По-моему, она слегка косая, - задумчиво говорю.
        - Забей. Идем, я уже засыпаю. Кстати, платье мне нравится. Оставим его как постоянную форму.
        Оно слишком короткое. И я кожей чувствую взгляд мужа, когда на лифте мы спускаемся на тринадцатый этаж. Ключ-карта в моих руках открывает все двери, и вскоре мы оказываемся в небольших апартаментах.
        При виде огромного панорамного окна у меня захватывает дух. Можно подойти вплотную, посмотреть вниз, на усыпанную снегом парковку, и представить ощущение свободного полета, наполняющего легкие морозным воздухом.
        В апартаментах две комнаты: гостиная, совмещенная с кухней, наполненная светом и пространством, с небольшим уютным диванчиком, обеденной группой и огромным телевизором, под которым обнаруживается игровая приставка. Я лишь мысленно качаю головой, не в силах остановить катящуюся куда-то к чертям собачьим жизнь.
        Вторая комната - спальня. При виде огромной постели, усыпанной подушками, я мучительно краснею. А вот Лешу не смущает ничего. Он с наслаждением стягивает пиджак, бросает на пол галстук и неторопливо начинает расстегивать рубашку.
        - Что ты так смотришь на меня? - спрашивает он.
        - Я собираюсь в душ. А ты померь температуру.
        - Лиз…
        - Что? Сам ныл, что простыл. Контрольный замер. И Каренин, не дай бог температура будет хоть на десятую долю градуса выше нормы. Я поставлю тебе или банки или горчичники. А может, и то и то.
        Получилось довольно грозно. Я иду в душ полностью удовлетворенная произведенным эффектом.
        Безумие какое-то. Под горячими струями воды я пытаюсь включить голову и осознать, что происходит, и что мы творим. Мои действия и решения не поддаются никакой логике. Часть меня не хочет сопротивляться тому, что делает Леша, а другая панически боится последствий и готова снова сбежать.
        Но сейчас я все равно не могу ничего поделать, все планы покопаться в сети насчет Вадима порушены нахальным симулянтом, а ночь в старой квартире превратилась в душ в дорогущих апартаментах. Дурдом какой-то.
        Как бы ни хотелось оставаться в тепле и аромате тропического геля для душа, надо выходить. Завтра будет новый день, завтра мне предстоит хорошенько подумать о том, что происходит и как выпутаться из этой заварушки.
        Выйдя из душевой кабины я понимаю, что ни халата ни полотенца в ванной нет.
        - Черт… Леша-а-а! Леш! Найди мне полотенце!
        Я прячусь за стеклянной перегородкой, когда бывший муж с интересом заглядывает в ванную. Ему, похоже, там хорошо - Леша снял рубашку и расстегнул ремень на брюках.
        - Что случилось?
        - Найди мне полотенце.
        На его лице недоумение.
        - Лиза, это новая квартира. Откуда здесь полотенце? Его нужно купить.
        - Но гель для душа же есть!
        - Да, все расходники есть, потому что за пустыми апартаментами следят.
        Он откровенно веселится, наблюдая за мной. Протягивает руку, словно предлагая пойти с ним прямо так, с каплями воды на теле, с насквозь мокрыми волосами.
        - Найди мне покрывало. Хоть что-то! Или принеси платье… да, точно, принеси платье!
        - У меня есть идея получше. Хватит капризничать, идем в постель.
        - Леша-а-а-а…
        - Ты до сих пор собираешься сопротивляться? Идем. Раз уж мы здесь, я хочу, чтобы этот день закончился оргазмом, а не горчичниками. К тому же я кое-что купил.
        - Что?
        - Тебе понравится. Идем.
        Лечь после душа в груду подушек, спрятаться под прохладным одеялом, просто великолепно. Меня даже не смущает нагота и то, что на постели остаются мокрые следы.
        - Полотенец нет, а постельное белье есть, - зевая, говорю я. - Ты аферист, Леша.
        - Я просто всегда получаю, что хочу.
        Я не способна сопротивляться тогда, когда он меня целует. У меня отключаются и мозги, и тело, оно само выгибается навстречу рукам мужа. Мне не нужна прелюдия, я думаю об этом каждую минуту, когда вижу Каренина. Я не умею быть сильной, а когда попыталась, то разрушила свою жизнь.
        - Давай кое-что проясним, - отрываясь от моих губ говорит Леша, - мы не были вместе два с половиной года. Ты спала с Герасимовым.
        - Тебе обязательно это сейчас вспоминать? - задыхаюсь я.
        - А я спал с Жанной.
        - Вот это вообще лишнее.
        - Я не сомневаюсь, что ты многому научилась в чужой койке. И я не стоял на месте. Как и индустрия секс-развлечений.
        - Леш…
        Я чувствую смутный неясный страх, который борется с привычным чувством безопасности, которое всегда накрывает меня рядом с Лешкой. Михаил научил бояться игр в постели. Даже если тело изнемогает от желания.
        - Тише, Лиза… - его вкрадчивый шепот рождает в теле дрожь. - Не бойся.
        Я пытаюсь одновременно выгибать шею навстречу его поцелуям и рассмотреть, что Лешка достает из-под подушки. Он готовился, тщательно готовился к этой ночи, провокатор чертов! Я не могу ждать от него подвоха, только не от него. Поэтому закрываю глаза, и хоть внутри все дрожит не то от страха перед прошлым, не то от желания, стараюсь просто расслабиться, раствориться в мужчине, которого люблю больше всего на свете.
        Слышу щелчок, как будто открывается крышка, а потом чувствую руку Лешки внизу, она ведет по животу, спускаясь к клитору, оставляя прохладные влажные следы. Я чувствую слабый запах, чем-то напоминающий травы. А потом с губ срывается протяжный стон: рукой Леша нежно и уверенно проводит по клитору и ниже, размазывая какой-то приятный прохладный гель.
        - Что это такое? - с трудом я ворочаю языком. - Ты никогда не пользовался смазками…
        - Не болтай. Расслабься.
        Он покрывает поцелуями мою шею, спускаясь на грудь, сжимает между пальцами соски. Язык рисует на влажной коже замысловатые обжигающие узоры. В очередном, особенно сильном, сладком спазме, я инстинктивно пытаюсь свести ноги и чувствую тепло, распространяющееся по внутренней стороне бедра, клитору и чувствительным набухшим складкам. Это странное, но безумно приятное тепло, перерастающее в мучительное покалывание. Сейчас я особенно остро нуждаюсь в муже. В его прикосновениях, поцелуях и медленном проникновении.
        Медленно не получается, Леша входит одним движением, вырывая у меня вскрик. По привычке я закусываю губу, чтобы не кричать, забыв о том, что мы уже не в отеле и не в старенькой квартире.
        Это очень горячо. Внизу как будто пылает пожар, но только не внутри, как обычно, а снаружи. Кожа горит, клитор нетерпеливо ноет, а каждый толчок отзывается искрами из глаз. И сердце колотится, как сумасшедшее. Я судорожно царапаю спину мужа ногтями, когда тепло сходит на нет. От него остаются только отголоски удовольствия и приятная наполненность от того, что Леша не спешит вытаскивать член.
        Он показывает крошечный черно-фиолетовый флакончик, и я завороженно облизываю губы.
        - Демо-версию развлечения можно признать успешной или выкидываем чудеса современной секс-фармакологии в мусорку?
        Я с трудом нахожу в себе силы с подозрением сощуриться:
        - Это тебя Жанна научила?
        Лешка смеется. Как ему удается одновременно веселиться и не терять при этом эрекцию? Разве можно так хотеть женщину?
        - Нет, увидел сегодня в аптеке, когда покупал градусник.
        Теперь смеюсь уже я. От души, откинувшись на подушки, представляя себе, как Каренин берет в аптеке градусник и возбуждающую смазку под удивленным и слегка заинтересованным взглядом немолодой женщины-провизора, что работает в аптеке на первом этаже офиса.
        - Я так понимаю, это вряд ли “нет”, - бормочет муж.
        Мой смех быстро стихает, когда его руки распаляют во мне желание, нанося гель на все чувствительные части тела: соски, клитор. Его пальцы проникают в меня, давая доступ жидкому пламени.
        Нет ничего, кроме него внутри меня, с силой проникающего внутрь, вырывая вспышки наслаждения.
        Нет ничего, кроме тяжести его тела.
        Нет ничего, кроме моей к нему любви и безумного страстного желания вернуть жизнь, от которой ничего не осталось по моей же собственной глупости.
        А вскоре не остается ничего, кроме утра. Формальной черты, различимой лишь на экране смартфона. Я всегда умела различать неуловимые оттенки утреннего и ночного неба, определяя время даже зимой, но сейчас я не хочу видеть эту разницу. Я хочу продолжать спать в объятиях бывшего мужа. Наслаждаться пламенем, которое превратилось в медленно тлеющие угольки.
        АЛЕКСЕЙ
        Мой план состоит из трех основных этапов и одного промежуточного.
        Первый этап: решить насущные проблемы, угрожающие безопасности Лизы и моему комфорту. Перевезти ее в нормальное жилье и проследить, чтобы больше у бывшей жены не возникало желания навсегда остаться в парке на лавочке. Думается, у депрессии меньше шансов заглянуть в просторные, светлые и шикарные апартаменты, чем в алкопритон с мусоркой под окнами.
        Второй этап: подвести ее к мысли, что она хочет назад свою жизнь. С этим сложнее, потому что я и себя в этом должен убедить. Нет никакого смысла вернуть ее, чтобы понять, что одна мысль об измене выводит меня из себя. И выгнать потом снова, опять отрывая вместе с мясом.
        Фоном над первым и вторым этапами получить информацию про Герасимова, убедиться, что он нам не угрожает, а если угрожает, то устранить угрозу.
        И третий: толкнуть Лизу в пропасть, прыгнуть следом и закрыть последнюю страницу книги.
        Я пока только осуществил первый и немного надкусил второй. Об этой попытке напоминает валяющийся на полу тюбик с возбуждающим гелем. Надо будет купить баночку побольше. Я не фанат стимуляторов, но как накануне кончала Лиза мне очень понравилось. Ей он принес куда больше удовольствия, чем мне. Я бы много отдал, чтобы понять, что она чувствовала.
        Хотя уже то, что сейчас вполне спокойное утро, Лиза сладко спит, прижавшись к моему боку, а из панорамных окон видно просыпающийся город, привносит в душу умиротворение.
        Одно плохо: я очень хочу есть. Я готов продать душу за сэндвич и кофе. Так что, как бы ни хотелось подольше поваляться в постели, приходится будить жену.
        - М-м-м? Уже пора на работу? - Лиза с трудом фокусирует на мне взгляд. - Я так не выспалась.
        - Мы проспали всего часа четыре. Но да. Пора искать завтрак, а затем на работу. Просыпайся, нужно будет еще кое-куда заехать.
        - Заехать? - Она заметно оживляется. - Куда?
        - Увидишь. Давай, Лизон, бегом в душ и прихорашиваться. Пока ты тут укладываешься и красишься, я как раз успею помыться и собраться.
        Пока она в душе, я достаю из шкафа чистый костюм. И без зазрения совести намереваюсь соврать, что сбегал за ним в кабинет. Будет лучше, если Лиза сочтет вчерашнюю ночь отчасти спонтанной.
        Потом выясняется забавная деталь: фен в ванной прикручен к стене, и Лизе приходится делать нелегкий выбор между тем, чтобы сушить волосы, пока я моюсь и тем, чтобы уговорить меня никуда не ехать. Но правда в том, что у нее нет выбора. Мы едем и точка, а значит, придется терпеть голого мужика рядом.
        Раньше, еще во времена жизни в браке, мы почти не использовали в постели игрушки. Решили, что еще не наигрались друг другом, а если испробовать все слишком быстро, то и уныние в постели наступит быстрее. Сейчас я ловлю себя на мысли, что совсем не прочь разнообразить секс какими-нибудь интересными штуками. И даже придумываю план, как заманить Лизу в секс-шоп.
        Я слишком много думаю о женщине на букву Л.
        Намного меньше, чем о бизнесе. А стоило бы наоборот.
        Когда мы выходим из здания, на часах только семь-тридцать. Лиза зевает и спит на ходу, но благодаря тому, что она еще не проснулась, мне не приходится ни заставлять ее, ни уговаривать. А я мечтаю о глотке кофе.
        - Куда мы, Леш?
        - Сначала в «Макдональдс», за кофе и завтраком.
        - Я думала, ты его не любишь.
        - Я в семь утра не люблю весь мир, но ту его часть, что дает мне кофе, готов потерпеть.
        Лиза фыркает и, откидываясь на спинку сидения, закрывает глаза. Мне кажется, она начинает засыпать, как в машину врывается голос оператора и просит сделать заказ.
        - Большой американо, средний капучино, овсяную кашу и пирожок, пожалуйста.
        Отстояв положенное, мы получаем заказ. Я - свой стакан с кофеином, Лиза - завтрак и капучино.
        - Ты не хочешь? - хмурится, когда я выезжаю с парковки.
        - Вернемся, поем. С утра в меня лезет только кофе.
        Однако когда мы останавливаемся на светофоре, она упрямо сует мне в рот пирожок, буквально заставляя откусить. Сладкого джема в нем слишком много и, хихикая, Лиза пальцем убирает его с моей щеки.
        - Гадость какая, - с удовольствием жуя, говорю я.
        - Так куда мы едем? Офис в другой стороне.
        - Так… кое-куда. Сейчас увидишь.
        Лиза всегда очень чувствительна к настроениям других, вот и сейчас, закончив с завтраком, она задумчиво потягивает кофе, чувствуя и мои сомнения, и мое напряжение. Мы въезжаем в небольшой уютный дворик, где за кованым забором прячется детский сад. Я глушу мотор и выключаю в салоне свет.
        - И что? - хмурится она. - Что это?
        - Терпение. Скоро.
        Проходят долгие десять минут прежде, чем на аллейке, засыпанной нетронутым искрящимся снегом, появляются двое. Лиза, кажется, перестает дышать, когда узнает в шебутном мальчишке в ярко-синей куртке Артема. Его бабушка неторопливо и грациозно идет позади, делая вид, что выше всяких детских шалостей. А вот Темыч словно чувствует, что невольно стал главным представлением утра и веселится от души: прыгает по сугробам, игрушечной лопаткой раскидывает снег, делает «лебедей» и вообще всячески затягивает дорогу к саду по своему обыкновению.
        Я ему даже завидую. Прогулка с утра, сад с друзьями, вкусный завтрак, игры, тренировка, потом и обед со сном. Не жизнь, а сплошное удовольствие, и я бы не отказался от чего-то такого. Только добавить еще бокал зинфанделя вечером и бурный секс после.
        Перестав наблюдать за Артемом, я смотрю на Лизу и, признаться честно, в первые секунды пугаюсь. Потому что даже в утренней зимней темноте, в салоне машины, она неестественно бледная. Выпрямилась на сидении, корпусом подалась вперед, к окну, вцепившись побелевшими пальцами в приборную панель. И смотрит.
        Жадно смотрит, забывая и дышать и моргать, и этой жадностью меня пугает. Потому что отчаяние матери, которая только издалека может увидеть ребенка, можно пощупать - оно очень явственно чувствуется рядом с Лизой. Я не могу оторвать от нее глаз.
        Это какое-то совершенно идиотское время: мы смотрим друг на друга, находясь на огромном расстоянии.
        Все время, пока Артем с бабушкой в неспешном темпе бредут к садику, Лиза не издает ни единого звука. Свет фар проезжающей вдалеке машины на секунду освещает ее лицо с дорожками слез. Покрасневший нос, блестящие от влаги припухшие губы. Я, наверное, псих, но когда она плачет, в ней есть особая красота.
        Поднимаю руку, чтобы… чтобы что? Хочу погладить ее по волосам или убрать их от ее лица. Но Лиза отворачивается, забивается в угол между сиденьем и дверью, только растрепанная копна черных волос видна с водительского места. Маленькая уставшая девочка. Если бы я сейчас открыл двери, она бы рванула к Артемке, вот только нельзя так просто объявить, что Лиза вернулась и все теперь как прежде.
        Потому что все не как прежде.
        Но и не так хреново, как могло бы быть.
        Я запускаю пальцы в ее волосы, касаюсь нежной кожи за ухом. Глажу, как напуганного котенка, пока она не перестает от меня отстраняться и не расслабляется. В машине становится слишком жарко, но вряд ли это потому что работает печка.
        - Лиза…
        - Зачем ты меня привез? - глухо спрашивает она.
        - Захотел. Ты же просила увидеть Темку. Он, кстати, нашел твою игрушку и спит с ней. Недавно поцарапал об нее нос, она же твердая.
        - Забери! А если он поранится?!
        - Не могу. Он не выпустит добровольно подарок от мамы.
        Она резко поворачивается.
        - Ты ему рассказал?
        - Он сам понял. - Я пожимаю плечами. - Он уже большой. Скоро в школу.
        - В школу… - эхом отзывается она.
        Тянется ко мне, холодными пальчиками забирается под куртку, греется и сопит в ухо. Приходится откинуть сидение, чтобы быть хоть немного удобнее. Я совсем не рассчитывал на такую ее реакцию, хотя и предполагал, что без слез не обойдется. Но Лиза еще ни разу не тянулась ко мне сама, да еще и так поспешно-стеснительно, как будто боялась передумать.
        - Как вы были без меня?
        - Плохо.
        - Лешка… Он так вырос! Так на тебя похож! Он ненавидит меня, да? Злится, что я вас бросила?
        - Лиза, - я всерьез начинаю пугаться, что ей плохо, - дыши. Он ребенок. Он ждет маму.
        - Я думала, никогда его больше не увижу, - тихо признается она, опустив голову. - У меня были только фото, в телефоне. Я каждый вечер перед сном их листала, а потом он увидел и выбросил его в бассейн.
        Наверное, я никогда не смогу слышать упоминания Герасимова и не мечтать открутить ему голову. И злость на Лизу идет следом: почему не попросила помощи?! Влюбилась, захотела, устала от быта, разлюбила мужа - хорошо, такое бывает. Но если знала, что он подонок, почему не попросила помощи за все эти годы?
        Где, блядь, Вадим с информацией о Герасимове?!
        - Если хочешь, возьми мой телефон и скопируй фото.
        Лиза окончательно потеряла душевное равновесие, иного объяснения ее действиям просто нет. Я с легкой настороженностью смотрю, как она поспешно стягивает с себя куртку и тянется ко мне. Но очень сложно быть благоразумным и порядочным, когда она предлагает себя и свои эмоции. Настоящие, неподдельные. Со вкусом слез и кофе на губах.
        - Лиза… - все же пытаюсь ее остановить.
        Хотя очень непросто отказаться от мелких торопливых поцелуев в шею, согревшихся и безумно нежных рук.
        - Прости меня… - шепчет она. - Прости. Если бы я могла сделать так, чтобы меня в вашей жизни не было, я бы сделала! Я так надеялась, что вы меня забудете! Прости, что причинила вам боль.
        Я чувствую в горле тугой ком, мешающий говорить, и вместо того, чтобы оттолкнуть жену, прижимаю ее к себе еще крепче.
        - Я так сильно вас люблю! Тебя. И Артема. Сильнее всего на свете. Я запуталась, Леш, я не знаю, что делать. Мне кажется, я должна уйти, чтобы вам было легче, потому что ты мучаешься, но я не могу и… не знаю, что делать.
        - Оставить действия мне? Как вариант?
        С ней сейчас очень смешно целоваться: от слез забит нос, и Лиза постоянно отстраняется, чтобы сделать вдох. Смеется сама над собой, вытирает мокрые ресницы, стаскивает с меня куртку и непослушными пальцами расстегивает ремень на брюках.
        - Лиза…
        Я хочу сказать что-то вроде «Ты не должна давать мне в машине за то, что я свозил тебя посмотреть на ребенка», но у меня вырывается нечто, больше похожее на «м-м-м», потому что я тоже не могу отказываться от удовольствия, которое мне с радостью предлагают.
        Даже если это просто минет в машине. Твою же мать… я откидываю назад голову, расслабляясь и предвкушая, как члена коснутся мягкие губки и горячий язычок. Ее мягкие волосы струятся между моими пальцами. Кажется, я готов кончить даже от вида Лизы, склонившейся над водительским сидением. Фантазия уже несется вскачь: я не смогу продержаться долго, я никогда не мог удержаться, когда она ласкала меня ртом. Но непременно продлю наслаждение.
        Позвоню в офис, скажу, что приболел. Отвезу Лизу в апартаменты, закажу еду и буду трахать, пока она не забудет, что в ее жизни вообще существовал какой-то Герасимов. Сука, выбросившая фотки моего сына.
        Ненависть в коктейле с возбуждением - адская смесь. От нее бурлит кровь, бешено скачет сердце и шумит в ушах, а если перед этим по каменному члену порхает язык женщины, которую ты очень хочешь, то пульс и вовсе становится рваным и оглушительно громким.
        Тук-тук.
        Тук.
        Лиза резко выпрямляется, и я открываю глаза. Это не сердце, это стук в окно машины! И может, я бы и смирился с фактом, что нас застукали за таким занятием какие-нибудь прохожие или пожилые блюстительницы нравственности на улицах, но самое смешное и одновременно печальное то, что в окно стучит мент.
        - Сержант Новиков Александр Григорьевич, доброе утро. Выйдите из машины, пожалуйста.
        - Слушай, начальник, прости, увлеклись. Давно не виделись, сдали ребенка бабушке…
        Он как-то нехорошо щурится.
        - Ребенка, значит. Из машины выходим.
        - Сержант Новиков, ну ты че начинаешь?! Это моя жена, сейчас документы покажем…
        - А это, - он тыкает пальцем в здание за своей спиной, - детский сад. Заявочка на вас поступила, граждане супруги. От заведующей. Стоит, говорит, черная машина, в машине кто-то есть. В садике дети. Выходим, выходим, я сказал, иначе буду вынужден применить силу!
        - Леш, мне кажется, лучше выйти, - испуганно говорит Лиза.
        Абсурд какой-то!
        - Александр Григорьевич, да эта заведующая меня знает, давайте звякнем, разберемся…
        - В отделении разберемся! - отрезает полицейский.
        Вот и приплыли. Планы на день меняются, но одно совершенно точно: затрахаются сегодня все.
        ***
        - Ну что, уголовница? Сколько ходок было? По какой статье закрыли?
        - Хва-а-атит. - Она мучительно краснеет, и я смеюсь. - Леша!
        - Вообще в детстве у меня была мысль о том, чтобы стать рыцарем. Спасать прекрасную принцессу из лап кровожадного дракона. Или захватывать королевства верхом на гигантском орле. Знал бы я, что в наше время рыцари вытаскивают принцесс из КПЗ.
        - Сам-то как будто в саду гулял, - фыркает она.
        Мы выходим из здания полиции, и мне кажется, будто все смотрят на нас с осуждением. Два взрослых, некогда женатых человека, остановились на парковке возле детского сада и занимались… черти чем! Если бы кто-нибудь позвонил мне и сказал, что возле садика, где сейчас мой сын, стоит подозрительная машина, я бы отправил охранника проверить немедленно. А сейчас злюсь, что по вине какой-то мнительной тетки потерял половину дня, да еще и стал посмешищем.
        Но это, конечно, игра воображения. На первом этаже здания паспортный стол, и мы можем выходить из подъезда по миллиону причин.
        А не потому что провели половину дня в камере, пока не приехал адвокат и не вытащил нас. А что теперь будут говорить у Темки в садике? Анекдот.
        - Вот он, - я делаю глубокий вдох, доставая мобильник - надо вызвать такси, ведь машина осталась у садика, - запах свободы!
        - Если ты кому-нибудь расскажешь… - предупреждает Лиза.
        В этот же момент раздается звонок. Вообще у меня десяток пропущенных. Алевтина, Вадим, подрядчик, бухгалтерия. Остаток дня придется объяснять, куда я вдруг пропал. И у меня нет сил придумывать отмазки.
        - Да, Алевтина.
        - Алексей Кириллович! Довожу до вашего сведения, что Елизавета сегодня не вышла на работу. Я не лезу в ваши взаимоотношения, однако вы сами дали мне эту должность, и хотелось бы…
        - Спокойно. Она со мной. Мы пол дня провели в отделении полиции, пока не приехал адвокат.
        - Адво… отделение полиции? Вы с Елизаветой? Что случилось?!
        Лиза предупреждающе шлепает меня по руке, но я уворачиваюсь и, стараясь не ржать, говорю:
        - Стояли возле детского садика в подозрительной черной машине. Не обращайте внимания, бдительные граждане и принципиальный мент… ай! Хорошо-хорошо, товарищ полицейский! Алевтина, Лиза сегодня не выйдет. Я тоже заеду на часок, у меня нет сил после шести часов в КПЗ изображать из себя начальника. Если что-то срочное - пишите.
        - Но… Алексей Кириллович, а уборка?!
        - Мы что, грязью зарастем за сутки? Вызови клининг. Что с тобой? Прежде ты не радела так за чистоту офиса.
        - Простите, Алексей Кириллович. Забегалась. Новогодняя суета - сами понимаете.
        - Тогда до завтра.
        Когда я кладу трубку, Лиза вздыхает:
        - Я ей не нравлюсь. Я всем не нравлюсь, потому что все знают, что я вас бросила.
        - Ну, менты не знают. И после того, что видели в машине, даже не поверят.
        - Леша-а-а! Мне очень стыдно, и если ты будешь постоянно об этом напоминать, я больше никогда не смогу…
        - Что? Делать минет в машине? Или вообще?
        Я, кажется, никогда не смогу перестать ее подкалывать. Жаль, историю нельзя рассказать знакомым, без открывшейся сержанту картины она будет неполной.
        - Сейчас ты едешь домой и отсыпаешься, - говорю я.
        - Но…
        - Я уже сообщил Алевтине, ты слышала. Идешь в душ, ложишься и спишь. А вечером я заеду поужинать.
        - Тебе, может, еще и ужин приготовить?!
        - Нет, ужин я закажу. А ты можешь приготовить себя. Неужели ты думала…
        Я наклоняюсь к ее уху.
        - Что я забуду, на каком моменте нас поставили на паузу и не нажму «воспроизвести» позже?
        Она бы и рада отодвинуться, но уже некуда - вжимается в стенку и краснеет, бросая взгляды на невозмутимого водителя. Ничего, солнышко, они видели и слышали и не такое. Мне надо только показаться на работе, да заехать в сад за сыном. Пометка: на служебной машине. И парковаться с другой стороны…
        Когда мы останавливаемся возле офиса и настает момент расставаться, потому что Лизин лифт - справа, а мой, ведущий в офис, слева, я удерживаю ее за руку. Хотел предложить ей это позже, но почему-то думается, что сейчас самое лучшее время.
        - А еще ты пойдешь на корпоратив.
        - Ну, да, я в курсе. Алевтина выдала инструкции…
        - Нет. Ты пойдешь как гость, со мной.
        - Леша… нет! Мы не можем!
        - Почему?
        - Потому что…
        Ее взгляд лихорадочно бегает туда-сюда, будто надеется найти в шумных углах холла ответ на свои вопросы. Может, и мне туда посмотреть? Я бы не отказался от хрустального шара.
        - Потому что все будут думать, что мы вместе!
        - И что?
        - Нельзя! Я бросила тебя!
        - Может, я такой олень, что тебя простил?
        - Нет! Нет, нельзя. Это твоя репутация. Одно дело держать бывшую жену поближе к себе, в уборщицах, и иногда с ней спать, другое - вести на вечеринку. Там будут твои партнеры, друзья!
        Я не выдерживаю, сжимаю ее плечи и как следует встряхиваю.
        - Пока ты не объяснишь мне, чего ты так боишься, я буду плевать на все твои аргументы, Лиза. Не доверяешь мне? Отлично, значит, я не вижу причин не брать тебя на тусовку, потому что у нас довольно неплохой секс, который становится чаще.
        Она смотрит с мольбой.
        - Пожалуйста, Леш… это ведь будет здесь, в ресторане. Потом ты придешь ко мне, и сделаем все, что захочешь.
        Лиза жалобно ко мне жмется, как уличный котенок к теплой руке прохожего, который от щедрот бросил ему сосиску. Жуткое ощущение - когда тебя умоляют с таким отчаянием и ужасом.
        - Пожалуйста, не заставляй меня. Это тяжело. Все смотрят, обсуждают. Смеются надо мной. Приходи после, Леш? В любое время. Хоть утром. Я буду тебя ждать.
        - Ты боишься его? Что он узнает, что мы вместе?
        - Леш…
        - Пока не расскажешь, я не изменю решение. Ты идешь со мной и точка. Либо сделка аннулирована. Или рассказываешь, чего боишься.
        Лиза опускает голову, растерянно отступая на несколько шагов.
        - Я не могу, - ее едва слышно в гуле голосов, шагов и остальных звуков говорит она. - Прости.
        Разворачивается - и уносится, с такой скоростью, что я даже не успеваю заметить, как хрупкая фигурка в слишком, мать ее, тонкой для зимы куртке, скрывается в лифте.
        - Ну, Лиза. Погоди.
        Она боится, и это очевидно. Боится не меня, меня она с радостью пускает в постель. Боится Герасимова? Он угрожал ей? Темке? Что такого случится, если мы придем на вечеринку вместе?
        Нет, кое в чем Лиза, безусловно права. Люди будут шушукаться и шептаться, но они в любом случае будут это делать. Они УЖЕ это делают, с тех пор, как Лиза у меня работает. И мне плевать, потому что если бы я впадал в истерику каждый раз, когда обо мне появлялась новая сплетня, то уже оказался бы в психушке.
        Да и Лиза не боится пересудов. Не так, не до первобытного ужаса в глазах и стремительно бледнеющей кожи. Они расстраивают ее, приводят в тоскливое меланхоличное состояние. Но никак не пугают. Нет, дело в чем-то другом, и я понятия не имею, в чем именно.
        Стоя в лифте, стремительно несущемся на самый верх, я еще не знаю, что через пару минут получу ответы на все вопросы.
        И эти ответы изменят мою жизнь.
        Практически на пороге лифта меня встречает Вадим. По его виду сразу понятно: что-то не так. Или наоборот? Кажется, он находится в приятном возбуждении, от нетерпения не может оставаться на месте. При виде меня у него вырывается короткое ругательство.
        - Ментовка?! Серьезно?! Как?!
        - Не спрашивай. Просто не спрашивай, это настолько тупо, что смешно. Что у тебя? Срочно?
        - Я закончил с Герасимовым.
        Я весь подбираюсь и чувствую, как внутри нарастает напряжение. Похожие чувства возникают на охоте, когда весь организм подчинен только одному действу: поиску добычи. Ненавижу охоту, но это что-то на уровне инстинктов, не поддающееся пониманию и с трудом поддающееся контролю.
        - Нарыл что-то?
        - О, да. Я нарыл не что-то, - Вадим сияет, - я нарыл то, что его уничтожит.
        Мы запираемся в кабинете, отказавшись от любезного предложения секретарши принести кофе, и я начинаю просматривать папку с бумагами, которую принес Вадим. Под его комментарии я изучаю все: переписки, фотки, банковские операции.
        - Вот это доказательства участия Герасимова в отжиме фермерского хозяйства, переписка и его… гм… гонорар за содействие. А вот это помнишь историю с убийством Латыпова?
        - Который не хотел отдавать участок за копейки?
        - Ага. Тоже наш приятель. А вот это угрозы Герасимова в адрес журналистки. Анонимные, конечно, но зато отправленные с его мыла, доказательства, что оно его - дальше.
        - Как ты это достал? - поражаюсь я.
        Если отдать все это в правильные руки, какому-нибудь охочему до сенсаций ушлому журналисту, Герасимову конец. За убийство можно и присесть, а уж имея практически признание - тем более. Это не просто какая-то сплетня, это скачанный архив его личных переписок, со всеми логами и метаданными. Фотки, видео, записи звонков. В папке только малая часть того, что есть на жестком диске, который неведомо каким образом раздобыл Вадим.
        - Так, - уклончиво отвечает он, - есть кое-какие связи.
        Я дохожу до еще одной, самой тонкой, папки.
        - Погоди, - говорит друг. - Вот это, Лех, касается тебя. Ты уверен, что хочешь видеть?
        Я уже знаю, что внутри. Вряд ли садист, заполучивший себе такую девушку, как Лиза, не запечатлит свои развлечения с ней. Мне неприятна мысль, что Вадик видел, как ей сделали больно, как мучили, издевались. А я знаю, что увидев это уже не смогу остановить себя и не позволить уничтожить Герасимова. Я клялся, что не буду мстить, но это выше моих сил.
        Лиза - моя. Моя жена, моя любовь, и пусть между нами все сложно, я не могу спокойно спать, зная, что эта мразь там счастливо улыбается и ебет других баб!
        - Да, я уверен.
        Однако я ошибся. К Лизе информация Вадима не имеет ровным счетом никакого отношения. Впрочем, скорее всего имеет, конечно, но такого я точно не жду.
        «Разберись с Карениными. Сразу с обоими, чтобы не мешались ни тебе, ни мне», - смысл написанного на скриншоте сообщения из мессенджера доходит не сразу.
        Я перечитываю его несколько раз, пытаюсь вникнуть в суть. Листаю дальше, и понимаю, что все намного хуже.
        - Вот как. Аварию устроил Герасимов.
        Аварию, в которой погиб отец и чуть не погиб я. Мысль о том, что она не была случайной долго сидела в мозгу, но доказательств этому не было. Влетевший в нас водитель грузовика умер в больнице, как и отец, а я чудом выкарабкался.
        - Там переписка есть с Лизой, - мрачно говорит Вадим. - Вот чем он ее взял.
        «Привет, моя дорогая.
        Лиза, я правда хотел с тобой по-хорошему, но вы, бабы, бываете такими упертыми дурами, что не оставляете нам выбора. Сегодня в девять вечера я жду тебя в аэропорту, возле бизнес-стойки регистрации на рейс до Мале. Тебе придется пропустить похороны свекра и муженька, а еще оставить кому-нибудь вашего выблядка, но это же лучше, чем заказывать маленький гробик, правда? Не вздумай пойти в ментовку, не успеешь «мяу» сказать, окажешься в весьма неудобном положении и пойдешь по кругу.
        Можешь не брать с собой купальник. Я сам решу, что мне нравится на тебе видеть.
        И я совершенно серьезен, Лиза. Мне не отказывают».
        А дальше были несколько звонков ей, но я так и не смог послушать записи. Несколько раз пытался, но услышав тихое «Алло» от Лизы, выключал плеер. И сейчас сижу, даже не поняв, что Вадим уже давно свалил, отчаявшись получить от меня дальнейшие инструкции.
        Итак, один очень влиятельный мудак захотел мою жену. И, чтобы получить ее, а заодно убрать отцовскую фирму с дороги приятелей, устроил аварию, в которой чуть не оставил меня инвалидом, убил отца и почти уничтожил семейный бизнес, который я чудом восстановил.
        Запуганная им Лиза бросила семью, отдала ребенка друзьям, и рванула с ним на курорт. Терпела побои, пока не удалось снять их на видео, и тем самым купила себе свободу, а мне, я так полагаю, относительную безопасность.
        Я часто спрашивал себя, какой ангел спустился к нам после ухода Лизы и за несколько лет поднял фирму до прежних высот. Конечно, уговорить себя, что после череды неудач получить, наконец, капельку удачи - справедливо и правильно. Но чувство, будто все слишком просто, никак не уходило.
        Имя ангелу - Лиза.
        Лиза-а-а, Лиза, маленькая глупая девочка. Почему она не попросила помощи?
        Ответ очевиден: отец был мертв, я - в больнице в тяжелом состоянии, у нас никогда не было слишком много денег, хотя мы и жили весьма неплохо по средним меркам, она понятия не имела, к кому пойти и что делать, а еще испугалась за Артема. Но Лиза, мать твою, почему не сказала раньше?!
        Я не могу больше здесь находиться. Только делаю один звонок, потому что больше выбора для меня не существует. Меня переполняет такая злость, что я убил бы Герасимова голыми руками, и только сын, который не заслуживает остаться без отца, как остался я, останавливает от необдуманного поступка.
        Но закрыть глаза и делать вид, что ничего не случилось, я не собираюсь.
        - Вадим? Привет. Это я. Пускай в ход все, что нарыл. Утопи этого козла, чтобы захлебнулся в собственном дерьме, и чтобы я о нем больше не слышал. Только о Лизе ни слова.
        - А о твоем отце?
        - Да. Пусть будет, чем больше инфы, тем меньше шансов у ублюдка отмазаться.
        Кажется, Вадим не меньше моего хочет добить Герасимова, и на несколько секунд я даже задумываюсь, почему. Впрочем, ноги уже сами несут меня вниз, в апартаменты. Я хочу видеть ее, я хочу с ней поговорить. Понятия не имею, что скажу, но Лиза - единственный человек, с которым говорить не тошно.
        Единственный человек, которому пришлось в разы хуже, чем мне.
        Лифт поднимает меня на нужный этаж. Я долго стою перед закрытой дверью, не решаясь войти. Что в такой ситуации вообще можно сказать?
        «Привет, я тут узнал, что твой бывший убил моего отца. Это в корне меняет дело!».
        «Привет, я тут узнал, что ты не хотела бросать нас с сыном, прости, что чуть не трахнул тебя вместе с приятелем, шантажировал и издевался».
        «Привет, я уничтожу твоего бывшего, а ты, как переходящий трофей, снова моя».
        - Привет…
        Лиза резко распахивает дверь, ойкает от удивления и растерянно отступает на несколько шагов.
        - Леша, ты что здесь делаешь?
        За ее спиной я замечаю небольшую спортивную сумку. Нехорошее подозрение, как крошечный огонек на кончике фитиля свечи, разгорается в считанные секунды.
        - А ты? Куда-то собралась?
        - Я… - Лиза закусывает губу.
        По одному ее виду я все понимаю, и внутри разливается горечь.
        Опять убегает. Снова не верит, что я могу ей помочь. Снова предпочитает остаться одна, но не попросить о помощи.
        - Что со мной не так? - спрашиваю я.
        - Леш…
        - Что не так, Лиза?! Почему ты не можешь прийти ко мне и рассказать, чего боишься?! Почему вместо этого ты опять сбегаешь?!
        - Ты не понимаешь! Так будет лучше, я не должна была возвращаться. Мы не должны были… я не могу жить в твоей квартире, не могу пойти с тобой на вечеринку, не могу…
        Она в отчаянии запускает руки в волосы и тихо стонет сквозь стиснутые зубы.
        - Нельзя, Леш. Я так не могу. Я…
        Замечаю в ее руке смартфон и резко, прежде, чем Лиза успевает его спрятать, хватаю ее за запястье. Разжимаю пальцы, прижимаю к датчику отпечатка безымянный, тот самый, где когда-то она носила мое кольцо, и открываю сообщения. Лиза пытается вырваться, но в ней совсем мало сил, а в непосредственной близости можно заметить следы слез и неестественную бледность. Нет, она не просто испугалась приглашения на свидание.
        Она получила сообщение.
        «Мы ведь договаривались, Лиза. Мне не нравится твоя близость к бывшему муженьку. Может, до тебя лучше дойдет, если ты будешь бегать к нему на могилку, а не в спальню?».
        Мне кажется, будто это сообщение - от меня. Во всяком случае, Лиза смотрит на меня так, словно это я его прислал, а теперь появился на пороге ее квартиры. На меня еще никогда не смотрели с таким ужасом и обреченной усталостью. Я вообще не был тираном в работе, не собирался никого запугивать, как это делал отец. Бизнес нужен был мне, чтобы выжить, вытеснить все мысли о Лизе и дать ребенку достойное будущее. Я никогда не вкладывал в него эмоции.
        Поэтому со страхом на меня смотрели редко. В основном это делала Лиза - прискорбный факт из моей биографии, который даже в чем-то роднит нас с Михаилом Герасимовым.
        Я делаю шаг вперед, оттесняя жену обратно в квартиру, и она нервно переступает с ноги на ногу, будто готовая в приступе отчаяния попытаться сбежать. Чем дольше я смотрю на нее, тем яснее понимаю, каким был идиотом, не видя состояния Лизы. Несколько лет жить в страхе, перебиваться с хлеба на воду, тянуться к сыну и знать, что подвергаешь его опасности, вздрагивать от звонков. Как она вообще не поехала крышей? И какую цену придется заплатить, чтобы вернуть мою Лизу?
        Я окидываю взглядом жену, гостиную, брошенную на пол спортивную сумку.
        - Леша, я могу все объяснить, я не хочу вас бросать, я очень вас люблю, но я не могу по-другому, я…
        - Герасимов подстроил аварию и угрожал Артему, я читал вашу переписку.
        Она замирает, а глаза становятся еще больше.
        - Ты… читал? Как?
        - ЛИЗА, БЛЯДЬ! - срываюсь я и в сердцах бью кулаком по стене.
        Не знаю, что больше отрезвляет: боль или то, как она вздрагивает и отшатывается. Я тут же притягиваю ее к себе, пытаясь хотя бы жестом, объятием, убедить в том, что я ее не ударю, но это не так-то просто после того, что она пережила. Мне жаль маленькую сильную девочку, которая прошла через ад и теперь снова добровольно пытается в него вернуться.
        Кажется, что если я ее отпущу, она и вправду останется на скамейке в морозном парке навсегда. У нее не хватит сил, их не бесконечное количество.
        Только что с этим делать?
        - Все, Лиз, хватит. Набегалась. Какая разница как, кто, зачем, почему? Дай уже кому-то разобраться с проблемами, которые тебе не по зубам.
        Она мотает головой, но вырваться из моих рук не может. Или не хочет - меня устраивают оба варианта.
        - Леш, у него очень много связей. Я слышала столько всего… он никогда не работал при мне, но даже обрывков разговоров хватило, чтобы понять, что связываться с ним не нужно и все это не шутки.
        - Разумеется. Шутки кончились, когда он меня чуть инвалидом не оставил.
        - Леша, не надо! Подумай об Артеме! У него же никого, кроме тебя, нет, он же…
        Мне это надоедает, и в голову вдруг приходит безумная, но вполне рабочая идея. Я отстраняю Лизу от себя и окидываю взглядом упавшую на бок сумку.
        - Вещи собрала? Молодец!
        Подхватываю сумку и… жену.
        В первые мгновения Лиза даже не пытается сопротивляться или кричать, в таком она шоке. Просто мир вдруг перевернулся, а ее несут на плече к лифту. Прямо в куртке, зимних ботинках, на одном из которых развязались шнурки.
        - Куда ты меня тащишь?! Леша! Пусти!
        - Ага, обязательно пущу.
        - Леша, я серьезно, пусти! Немедленно поставь меня!
        - Это мое здание, Лиза. Мой офис. Мои апартаменты. Я решаю, когда и куда тебя ставить. Сделай одолжение, помолчи, мне надо кое с кем созвониться.
        Но это невозможно. Одной рукой я удерживаю брыкающуюся Лизу на плече, а в другой держу ее сумку, которую и рад бы выкинуть, да не могу - она ей еще пригодится. Меж тем Лиза, кажется, всерьез пугается. Она пытается высвободиться и в один момент, на глазах нескольких изумленных посетителей, едва не падает на пол. Взвизгивает и цепляется за меня, как утопающий за спасательный круг.
        - Все? Навоевалась? Сделай одолжение, посиди спокойно, мне неудобно.
        - Тогда поставь меня!
        - Нет.
        - Леша, пожалуйста, мы поговорим! Я не буду сбегать, только поставь!
        - НЕТ! - рявкаю я, и Лиза затихает.
        Таким незамысловатым бутербродом мы и подходим к машине, которую уже пригнали с парковки возле детского сада. Одним движением - Лиза легкая, как пушинка - я запихиваю ее в салон, ставлю туда сумку и запираю двери. Она напоминает мне маленького зверька, взъерошенного и напуганного. Со смесью страха и любопытства Лиза смотрит, как я сажусь за руль, и мы выезжаем с подземной парковки. Мне даже интересно, на сколько хватит ее молчания.
        - Леша!
        - Что?
        - Куда мы едем?
        - Увидишь, когда приедем!
        - Мы же не домой? Не к тебе… Леш, не надо! Я так не могу, я…
        Она осекается, потому что мы направляемся в совершенно противоположную от дома сторону. На ближайшие полчаса вопросы утихают, хотя спиной я чувствую ее пристальный взгляд. А сердцем - панику. Но прежде, чем я расскажу, куда мы направляемся, надо убедиться, что все получится.
        Лизу жалко. Так сильно жалко, что когда она перестает вглядываться в лобовое стекло, пытаясь понять, куда мы едем, и прячет лицо в коленях, я съезжаю на обочину, благо машин совсем нет. В окна бьются крупные пушистые снежинки.
        Скоро Новый Год.
        - Лиз.
        Она только всхлипывает. Очень легко представить ее в номере шикарного отеля у океана, измученную и несчастную.
        - Глупая ты, Лиза.
        - Что мне было делать?! Ты был в больнице, Кирилл Сергеевич погиб! Что?!
        - Рассказать мне еще тогда, когда он начал тебя преследовать. Вместо этого ты улыбалась, делала вид, что все нормально и учила ребенка звонить в службу спасения.
        - Я не думала, что все так серьезно. И у вас были проблемы, не хватало еще, чтобы ты бросился решать мои.
        - Вот уж действительно. Решила так решила.
        - Ты прав, - тихо говорит она. - Это я виновата. Из-за меня убили твоего отца. Было бы лучше, если бы мы вообще не встретились.
        - Напомни, почему мы называем сына Темычем.
        Лиза поднимает голову, на миг оторвавшись от слез и самобичевания.
        - Что?
        - Почему мы называем сына Темычем, ты помнишь?
        Сквозь слезы она слабо улыбается.
        - В садике был охранник Михаил Михайлович, все звали его просто Михалыч. Темка решил, что это такое сокращение имени и везде стал представляться Темычем.
        - Точнее, он говорил «Артемович», но из-за дикции трехлетки получалось что-то вроде «Темыча», - добавляю я. - Приклеилось. Ну и скажи мне, Лиза, ты уверена, что лучше бы мы не встретились? Не родили Темыча? Ты правда хочешь, чтобы все наше прошлое исчезло? Не хочешь его сохранить?
        - Не такой же ценой. - Она качает головой.
        Но уже больше для вида. Вряд ли Лиза так думает, вряд ли она вообще сейчас способна трезво рассуждать. На место страху и возбуждению приходят усталость и апатия. Она сидит на заднем сидении машины и просто ждет, что будет дальше. Мы стоим на обочине пустой трассы. Снаружи воет ветер, и кругами носятся снежинки, а в салоне тепло и приятно пахнет лесными ягодами. Я собираюсь круто изменить свою жизнь, практически в одночасье решив наплевать на данное когда-то обещание не думать больше о Лизе.
        - Раздевайся.
        - Что? - Она выныривает из печальных мыслей и шокировано на меня смотрит.
        Точнее на то, как я стаскиваю куртку и расстегиваю рубашку.
        - Хочу тебя. Раздевайся, я сказал.
        - Леша…
        - Что? Не хочешь? Не поверю. Не завелась? Дай мне пару минут, к тому же я прихватил твою любимую смазку.
        - Мы же в машине на трассе!
        - Любовь моя, здесь дорогу-то еле видно, не то что двух трахающихся в машине идиотов. Лиза, мать твою, разденься уже!
        Несколько секунд мне кажется, что жена будет дальше спорить.
        - Все кончилось, Лиза. Я все знаю. Я знаю, что ты не разлюбила меня, я знаю, почему ты ушла. Мы давно спалились, что вместе, и для твоего мудака совершенно неважно, перепихнемся мы в машине на трассе или нет. Он все равно подумает то, чего ты боишься, так давай хотя бы получим удовольствие. К тому же я заслужил награду, потому что от твоего Герасимова скоро останется мокрое место. Вадим накопал на него очень много информации, включая доказательства организации убийства моего отца. И я дам этой информации ход…
        Смотрю на часы и хмыкаю.
        - Точнее, уже дал. Я заслужил награду.
        Она колеблется, закусывает губу, но в глубине потемневших глаз я уже вижу медленно разгорающееся желания.
        - Давай, Лиза. Мы никогда не занимались сексом в машине. Давай, хватит упрямиться.
        Все еще сомневаясь, она стаскивает куртку и берется за пуговицы, не сводя с меня глаз. Кажется, до Лизы еще не дошло, что догонялки и прятки закончились. Она больше не сможет солгать, что не любит меня и хочет уйти, а я не собираюсь держаться вдали.
        Я жадно смотрю, как она раздевается. Пытаюсь не пропустить ни одного мгновения. Взглядом веду по краю белья, тонкому черному кружеву и светлой нежной коже. Когда на Лизе ровным счетом ничего не остается, подтягиваю ее к себе, до конца откидывая сидение.
        Она очень близко, смотрит сверху вниз, а кончики волос щекочут мне шею и плечи. Неловкими движениями Лиза расстегивает ремень на моих брюках, а я никак не могу поймать ее губы, чтобы поцеловать, и довольствуюсь грудью.
        Хотя это тоже особое удовольствие: втягивать в рот набухшие затвердевшие соски, срывать с приоткрытых губ стоны наслаждения, покрывать поцелуями пышную грудь и губами ловить биение ее сердца.
        - Отрастишь волосы? Как раньше.
        - У меня не получится. Им нужна целая куча процедур.
        - Сделай. Я скучаю по кудрям.
        - Хорошо.
        Лиза, наконец, справляется с джинсами, и я медленно опускаю ее на член, наслаждаюсь первым проникновением. Она упирается мне в плечи, но больше из-за нервов - ей неуютно и страшно, что нас снова застукают, но она очень меня хочет.
        - Еще я хочу на море. Сто лет не был в отпуске, а ребенку пора проветривать миндалины. Хочу…
        Она стонет, двигаясь на мне, и остается только удивляться, как получается говорить одновременно с неторопливыми толчками в разгоряченное влажное тело. Окна машины запотевают, окончательно отрезая нас от внешнего мира. Я прохожусь пальцами по позвоночнику Лизы, рисую волнующие узоры на ягодицах.
        - Хочу повезти тебя по магазинам и поменять гардероб. Точнее, завести его, потому что нельзя же назвать гардеробом пару джинс и тройку футболок. Тебе нужна нормальная зимняя одежда. Хочу покататься на лыжах.
        Она прерывает меня, прижимаясь к губам. Мы целуемся, срываясь с ритма, то двигаясь преступно и мучительно медленно, то быстро и рвано, приближая развязку. Я чувствую подступающий оргазм и просовываю руку между нашими телами на случай, если Лиза не сможет кончить в новой позе. Прикасаюсь к набухшему клитору, сжимаю, слышу стон - и чувствую, как ее плоть сжимается вокруг члена. Лиза откидывает голову назад, отдаваясь наслаждению.
        Несколько минут вселенной вокруг не существует. Есть только машина и мы.
        - Хочу погулять по Праге, побродить по Лондону и съездить в Техас. Всегда мечтал.
        - Мы не предохранялись. Опять.
        - Хочу не предохраняться.
        - У тебя что, заело?! - возмущается Лиза.
        - Ты понимаешь… - Я с трудом перевожу взгляд с блестящих от влаги сосков на ее распушхие губы. - Что тебя только что уволили?
        - Что?! За что?!
        - Хочу, - улыбаюсь я.
        Неожиданно серьезно Лиза ловит мой взгляд. Привычным движением убирает волосы за уши - она делает так лишь во время очень серьезных разговоров. Когда задает вопрос, ее голос дрожит, будто услышать ответ очень страшно. Так оно, наверное, и есть.
        - Ты хочешь, чтобы я вернулась?
        - Нет…
        Она перестает дышать, и я ненавижу себя за то, что поддался порыву и решил пошутить. Услышав «нет», она смотрит с такой обреченной тоской, что я прижимаю ее к себе и не собираюсь отпускать, пока сердце снова не станет биться спокойно. И поспешно заканчиваю фразу
        - … меня не заело. Хочу.
        ГЛАВА СЕДЬМАЯ
        Мне так часто это снилось. Как будто не было лет рядом с Михаилом, как будто это просто была очень долгая разлука, в конце которой я вернулась и снова рядом с мужем и сыном. В тех снах было почти так же хорошо, как сейчас.
        Но сейчас лучше. Сейчас в теле чувствуется приятная усталость, такая сильная, что даже шевелиться лень. А машина куда-то несется, разрезая плотную снежную завесу. Я давно отчаялась выяснить, куда мы едем, и просто смирилась. В конце концов, мне совсем недавно сказали, что я могу вернуться. Больше не надо цепляться за призрачный шанс когда-нибудь вымолить встречу с сыном. Она будет. Будет.
        У меня будет семья.
        Только вот очень страшно предать ее снова. Угроза все еще чувствуется, от ледяного дыхания прошлого хочется поежиться. Я не могу заставить себя взять в руки телефон, потому что там смс от него. Там угроза - моей жизни, моему счастью, моей семье.
        «Это больше не твоя проблема. Забудь о его существовании», - сказал Леша, пока я одевалась.
        Тогда я снова попыталась уговорить его спрятаться, не афишировать наше воссоединение.
        - Не хочу больше о нем слышать. Завтра отдадим твой телефон спецу, он заблокирует тебе прием сообщений от незнакомых номеров. И на этом, Лиза, все. Больше его не существует.
        Это непросто сделать. Каждый раз, когда я приказываю себе не думать о Михаиле, на спине ноют шрамы. Он невидимой тенью нависает надо мной с самой первой встречи. А если Леша переоценил свои возможности? Если Михаил уйдет от наказания?
        Если я навредила мужу тем, что вернулась, если он погибнет из-за меня…
        Мы съезжаем с трассы на какую-то побочную дорогу. Несколько минут пути - и останавливаемся перед глухими воротами. Нет ни указателей, ни табличек. Я верчу головой, пытаясь рассмотреть хоть какие-то опознавательные знаки, но ничего толком не видно.
        - Леш, ты меня пугаешь…
        - Подожди здесь, ладно? - Он надевает куртку. - Надо сделать пару звонков.
        - Леша! Что это за место?!
        Муж улыбается. Так, как может только он: тепло и одновременно озорно. Словно задумал очередную авантюру. Это немного успокаивает, вряд ли Леша собирается сделать что-то плохое. Но я все равно совершенно растеряна. За один день происходит столько всего… голова начинает раскалываться.
        Его нет долго, почти пятнадцать минут. Я бы занервничала, если бы не видела его в окне. Лешка сосредоточенно и спокойно беседует с кем-то по телефону. Кладет трубку. Задумчиво смотрит в экран, звонит и разговаривает снова.
        Затем возвращается в машину.
        - Поехали.
        Ворота медленно открываются, впуская нас на территорию… я не знаю, что это. Отель? Загородный дом? Здание вдали выглядит как замок, в зимнем антураже метели он прекрасен. Можно вообразить себя сказочной принцессой, которую экипаж везет в родовое поместье.
        Только я не принцесса, а замок слишком новый, чтобы быть сказочным. И настоящим.
        - Леша, что это?
        Мы останавливаемся на парковке.
        - Выходи. Ты голодна?
        - Немного. Это отель?
        Мне приходится спешно накинуть куртку и выйти из машины следом за Лешкой. Он заботливо, тихо ворча, накидывает мне на голову капюшон.
        - Завтра куплю тебе шубу. Надоела со своей курткой ты мне, Каренина. Простынешь.
        Внутри разливается тепло. Хочется прижаться к нему, спрятать лицо в пушистом воротнике и слушать бесконечно. Так приятно, когда о тебе заботятся. Так приятно понимать, что больше нет нужды коротать ночи в крошечной холодной квартирке, выть от тоски, смотреть в зеркало на исполосованную спину и понимать, что все, связанное с постелью, будет иметь железный терпкий привкус крови и страха.
        Теперь есть чем вытеснить всю эту гадость.
        - Так что это за место?
        - Если я тебе скажу, ты меня убьешь.
        - Это порноотель? Здесь как в Доминикане безлимитные развлечения? Только там был бесплатный бар, а здесь вместо виски и рома лубриканты и съедобные презервативы?
        - Съедобные… а такие бывают?
        - Не знаю, я предположила.
        - Мне очень нравится твоя идея, но нет. Хотя я поищу такие отели в интернете, у меня скоро отпуск. Это реабилитационный центр.
        Я замираю. С недоверием смотрю на мужа, а потом инстинктивно отступаю на шаг.
        - Реабилитаци… что?! Леша, ты что, привез меня в психушку?!
        - Это не психушка. Это центр для жертв насилия. Что-то типа санатория. Лиза!
        - Что?! Ты мог спросить?! Мне не нужен врач!
        - Нужен, мать твою! - рычит он. - Ты сегодня снова собиралась сбежать, увидев одну смску! Ты не видишь себя со стороны! Не видишь, как ведешь себя в постели. Как боишься резких движений. Прячешь от меня спину. Вздрагиваешь от громких звуков, пугаешься звонков и сообщений.
        - Я могу с этим справиться!
        - Нет, Лиза, не можешь. А главное то, что не должна. У меня теперь достаточно денег, чтобы не только спрятать тебя, но и вытащить из этого дерьма. Это не психушка и не клиника в принципе. Здесь прекрасные люксы с видом на лес. Шикарное питание в ресторане, средиземноморская кухня посреди снега и елок. Есть спа, тренажерка, косметологи и все остальное. И хорошие психологи, которые умеют работать с такими травмами.
        Я делаю то, что привыкла: прячусь. Захожу за машину и сажусь прямо на снег, пряча лицо в коленях. Мне за шиворот попадают ледяные снежинки, тают на коже, еще хранящей тепло мужа. Хруст свежего снега возвещает о приближении Лешки.
        - Лиз, - он садится на корточки рядом, - ты ведь знаешь, что надо. Ты не справишься, а я не хочу уезжать на работу и бояться, что вернусь в пустой дом. Я хочу поехать с тобой на море и смотреть на тебя в купальнике, который ты сейчас даже под дулом пистолета не наденешь. Я хочу заниматься с тобой сексом и не бояться напомнить об этом мудаке. Хотя бы попробуй, Лиз… не понравится - заберу тебя, как только позвонишь. Одну ночь, ладно? Сегодня поспишь, подумаешь, сходите на завтрак, а к завтрашнему вечеру решишь. Захочешь - я приеду, вернемся в город. А если понравится, то я разберусь с работой и приеду на Новый Год. Отметим его тихо, в люксе с видом на лес. Что ты хочешь на новый год в подарок?
        - Темку… хочу увидеть Темку.
        - Поднимайся. Давай-давай, идем внутрь.
        Леше ничего не стоит поставить меня на ноги и дотащить до входа, но он терпеливо дожидается, пока я, пошатываясь, выпрямлюсь. Мне стыдно смотреть на него и больше всего на свете хочется спрятаться в уютную темную норку. Он прав, я не справлюсь, потому что у меня больше не осталось сил.
        Только вряд ли они прибавятся, страх за сына не вылечить на сеансе у психолога и не заглушить в спа и ресторане.
        - Здесь один минус: бывает скучновато, - говорит Леша, пока мы поднимаемся по ступенькам.
        Он открывает передо мной дверь - и нас встречает умопомрачительный аромат мандаринов, хвои и шоколада. Центр и вправду выглядит как отель: в небольшом холле на ресепшен сидит миловидная девушка, там же стоят вазочки с угощениями. Из-за огромной пушистой елки холл кажется совсем маленьким.
        - Поэтому пришлось привезти тебе развлечение, - меж тем Леша продолжает говорить, вытаскивая меня из раздумий.
        - Какое еще развлечение?
        - Мама! - слышу я за спиной.
        Накатывает страшная слабость. Перед глазами взрывается рой черных точек, и Леша подхватывает меня под локоть, одновременно толкая к дивану.
        - Нет, конечно, тебе не нужен психолог. Совсем не нужен, да.
        И вот я сижу на диване, а передо мной стоит мой сын. Я впервые за долгие годы вижу его так близко. Еще не осознав, что больше не нужно бегать и прятаться, я по инерции жадно всматриваюсь в его черты, стараясь как можно больше запомнить. У Артема темные волосы и папин нос, но мои глаза и удивительно открытая улыбка.
        - Мамочка! - Он лезет обниматься.
        Словно ничего не было.
        Словно я не бросила его у чужих людей.
        - Ты приехала! Ты привезла мне «Сокол»!
        - Темка…
        Я вдыхаю родной запах, собственного ребенка, крепко прижимаю его к себе и… понятия не имею, как буду дальше жить. Ты ждешь злости, обиды, потому что по всем законам мама ушла, и ей нет оправдания. А вместо этого сын виснет у тебя на шее, и становится ужасно стыдно за то, что ты так сильно его напугала.
        - Прости, малыш, - тихо, чтобы не слышал даже Леша, шепчу я. - Обещаю, что больше никуда не уеду. Никогда тебя не брошу.
        Хотя, кажется, Леша все же слышит. Но почему-то делает вид, что нет.
        ***
        - Мам, а мы пойдем кататься на коньках? А можно я погуляю?
        - Малыш, посмотри, какой снег за окном! Уже поздно. Давай погуляем утром?
        - Ну, ладно. А можно мне яблоко?
        - Конечно. Почистить?
        - Нет, ты что, я же большой! Я ем так!
        Темка с аппетитом вгрызается в яблоко.
        - Извини. Я забыла.
        - А папа уже доехал?
        - Да. Он ложится спать, ему завтра на работу.
        Мне бы тоже стоит начать готовиться ко сну, но я не могу пошевелиться. Я вообще ощущаю себя словно в каком-то сне. У нас шикарный двухэтажный номер. Наверху две смежные спальни, внизу - гостиная с огромным телеком и приставкой. Из окон открывается изумительный вид на заснеженный лес. Здание было бы совсем не похоже на реабилитационный центр, если бы не решетки на окнах. Безусловно изящные, очень аутентичные… но словно напоминающие о том, что все может быть намного хуже.
        Здесь наверняка есть постояльцы, жизнь которых была адом. А я в него лишь заглянула, и сейчас мне протянули спасительную соломинку. Где-то на тумбочке лежит мое расписание на завтра: встреча с психологом, прием у терапевта, анализ крови и все такое. Для Темки тоже нашли программу: его ждут ингаляции, минеральные ванны, ароматерапия и занятия у детского психолога. Леша говорит не обольщаться, что Темка так легко принял мое возвращение. И не пренебрегать детским психологом. Я совсем не против.
        Странно, я словно забыла, как это: быть матерью. Сын бесится в гостиной, играет с дурацким пластиковым кораблем, а я неотрывно смотрю на него. Сил хватает только на одно: не плакать. Я испугаю Артема, если начну рыдать. Хотя этого хочется больше всего на свете. Одновременно от облегчения и страха.
        - Тем, пора спать. Завтра рано вставать на завтрак.
        - Еще пят мину-у-ут.
        Господи! Только бы слышать его голос всегда! Даже такой, канючащий и умоляющий.
        - Хорошо. Я пока что расправлю постель.
        Мне никогда не быть правильной матерью, наверное, потому что я не нахожу в себе сил отправить сына в его комнату. Хотя и должна - так пишут в умных книжках.
        - Артем… а хочешь, ляжем вместе? Здесь большая кровать.
        - Да-а-а! - и непонятно, то ли это вопль соскучившегося ребенка, то ли именно сейчас «Сокол тысячелетия» терпит крушение.
        У нас есть десять дней вдали от города, чтобы наверстать упущенные годы. Реально ли это? Не знаю. Но, кажется, я неплохо справляюсь для девушки, больше двух лет не видевшей сына. Мы вместе умываемся и смеемся, кривляясь перед зеркалом в ванной. А потом пьем чай прямо в постели, наслаждаясь запретным плодом - я строго запрещала таскать еду в комнату, и Лешка, кажется, придерживался той же политики.
        А потом Артема клонит в сон. Свернувшись клубочком, он засыпает на середине постели. И я вслушиваюсь в его дыхание. Как в детстве, когда он болел, а я не могла спать, ежечасно проверяя температуру. Сейчас я просто глажу его по голове, слушаю размеренное сопение и наконец-то могу поплакать. Сын не видит, как по щекам катятся слезы, а я только стараюсь не всхлипывать и не шмыгать носом.
        Мигает экран телефона - он на беззвуке, но лежит рядом и светится непрочитанным сообщением.
        «Спишь?».
        «Нет».
        «А чего делаете? Темыч угомонился?».
        «Спит. Не смогла положить его в смежной комнате, лежим вместе».
        «Значит, претендует на мое место? Бой будет нелегкий. Я же вернусь и потребую свою законную подушку рядом с женой».
        «С женой? А я думала, мы в разводе».
        «Вот как? Интересно. Хочешь, чтобы я сделал тебе предложение еще раз? Ты коварная женщина, Елизавета».
        «Не хочу. Хочу, чтобы ты был рядом. Можно без предложения. Просто рядом. Я так по вам скучала, что ощущение, будто проснусь - и ничего этого нет».
        «Не проснешься».
        …
        «Тьфу… ты меня поняла. Мы - есть. Хрен куда больше сбежишь, поняла?».
        «Поняла. Только будь осторожен, пожалуйста. Леша, ПОЖАЛУЙСТА. Вернись к нам. Живым и невредимым. Не бросай, ладно? Не лезь к нему».
        «Успокойся, все норм. Уголовное дело возбудили, говорят, следак прыгал от счастья и уже предвкушает повышение в звании. Правда, твой мудак сбежал, но он объявлен в федеральный розыск, ведут разговор с интерполом, потому что он, оказывается, прикончил еще и какую-то видную шишку из ЕС. Так что ему не спрятаться. Финита ля хуйня, как говорится».
        «И все равно будь осторожен. Пожалуйста!».
        «Хорошо, Лиза, я буду осторожен. Не пренебрегай терапией, пожалуйста, а к Новому году я приеду и мы вместе как следует оторвемся. И, возможно, я что-нибудь придумаю с разводом… хотя оставим это на личную беседу».
        «Я тебя люблю. Спасибо, что не отказался от меня. И прости, что отказалась я».
        «Ты не отказалась. Но это тебе тоже объяснит психолог. А теперь представь, что я тебя целую на ночь. И только потому что рядом ребенок ограничиваюсь этим. Но ребенок уснет, а в номере есть диван… ты помнишь, каково это? Бояться, что нас поймают на горячем?»
        Теперь я уже не плачу, а смеюсь. Сейчас это еще страшнее, ведь Темка совсем взрослый.
        «Будь хорошей девочкой, Лиза, слушайся докторов и отдыхай. Присылай мне фотки. Они помогут дотянуть до встречи с вами. Спокойной ночи».
        «Спокойной ночи».
        Во сне Артемка что-то бормочет и жмется ко мне. Кажется, что обняв его, я смогу защитить от всего мира. Это ночь навевает опасную уверенность в том, что никакая сила не отнимет у меня больше сына.
        День считает иначе. Я всегда считала день куда страшнее ночи.
        АЛЕКСЕЙ
        - Ну и как оно? - усмехается друг.
        Мы с Вадимом бредем по пустынной улице какого-то коттеджного поселка. Здесь в радиусе пары километров нет ни одной живой души, и я чувствую разочарование.
        - Знаешь, как чувствует себя человек, который собирается оставить жену и ребенка без подарка на Новый год? Не знаешь? Ничего-о-о, Вадик, и ты прикоснешься к комплексу неполноценного родителя.
        - Да брось, Лех, купи им чего попроще. Лизке цацку, ребенку игрушку.
        Это я уже купил, но хотелось найти дом. Большой, в красивом месте. Чтобы не везти Лизу туда, где мы жили и спали с Жанной, чтобы, раз уж начали новую жизнь, начать ее с нового дома. Но не так уж просто найти идеальный дом за пару дней до Нового года. Придется ехать с подарками и обещанием подыскать что-нибудь в январе. А пока пожить в апартаментах Лизы, или снять что-нибудь.
        - Что с Герасимовым? Нашли?
        - Пока нет. Найдут через пару дней.
        - С чего это ты так уверен?
        Вадим усмехается.
        - Как ты все-таки добыл эту тонну компромата? Такие вещи мог скачать только тот, кто вхож к Герасимову. Неужели кто-то слил его за приемлемую сумму?
        - У меня свои методы.
        А у меня - свои сомнения. Что-то во всей этой истории не сходится, только что? Лиза вернулась, я не смог перед ней устоять, и хоть мы были осторожны, Герасимов все равно как-то узнал, что она со мной. Прислал ей угрозы, а потом пропал, едва в прессу просочились подробности его делишек. Как-то уж слишком он осведомлен о наших делах, при этом находясь на расстоянии нескольких тысяч километров.
        - А ведь это ты выбрал клуб.
        Вадим останавливается.
        - А?
        - Ты выбрал клуб, в котором мы встретили Лизу. Ты знал, что она там работает?
        - Нет.
        - Почему я тебе не верю?
        - Потому что у тебя паранойя, Лех.
        - Только ты знал, что мы вместе.
        - Ага, как будто о вас не говорил весь офис.
        - Так, чтобы это дошло до Герасимова?
        - На что ты намекаешь? - Он оборачивается.
        - И ты принес мне кучу компромата на него. Его не так-то просто добыть. А еще устроил Лизу на работу в фирму, которую сам и посоветовал для клининга. И откуда у него ее номер? Она никому его не давала, кроме меня, тебя и Алевтины.
        - Вот и допроси Алевтину. А не бросайся обвинениями в друзей.
        Но я слышу в голосе вранье. Это сложно объяснить, но очень легко почувствовать: Вадим устал врать, но еще надеется, что говорить правду не придется. Осознание, что он шпионил для Герасимова, дается непросто, но в этом, мать его, есть смысл. Слишком часто я сталкивался с Лизой, слишком гладко все проходило.
        - Только не говори, что все это время ты приглядывал за нами по его приказу. Зачем, Вадик? Зачем мы сдались Герасимову?
        После долгой паузы Вадим отвечает:
        - Твой отец в свое время оставил его с носом. Михаил нанял меня, чтобы я о тебе все разузнал. По старой памяти, так сказать. А потом приплачивал за пригляд. Лех, все ради твоего же блага. Нахуя тебе сраться с таким, как Герасимов? Ради бабы? Да ладно, баба как баба.
        - Значит, ты разузнал, что у меня есть жена и сын, слил Герасимову информацию. Он довел Лизу до нервного срыва, убил моего отца, шантажом вынудил ее уехать с ним. Бил, насиловал, запрещал общаться с семьей, запугал настолько, что она чуть не свихнулась. И что? Меня ты притащил в клуб тоже по его просьбе?! Блядь, Вадим! Это какой-то пиздец. Никогда не думал, что ты такая мразь.
        - Эй, Лех, полегче давай. Не забывай, кто тебе компромат слил.
        - Да, и я как раз думаю, из каких побуждений. Какая тебе выгода?
        Вадим пожимает плечами. Ветер усиливается, и друг… бывший друг, наверное, прячет руки в карманах.
        - Да заебал. Лизка, так-то, нормальная баба. Я бы и сам не прочь…
        Я ударяю первым, ярость застилает глаза. Мы сцепляемся в банальной драке, в которой ровным счетом нет ничего красивого или изящного. Наверное, я готов убить, просто потому что неожиданное открытие всколыхнуло давно утихшее чувство обиды. Нечто похожее, только в миллион раз сильнее, я чувствовал, когда ушла Лиза. Сейчас я знаю, что ей двигало и люблю ее сильнее прежнего, но плачу за эту любовь другом.
        Который, блядь, шпионил за мной. Который указал психу на мою жену. Который знал, что меня попытаются убить, и ничего не делал. Долгие годы был рядом, сливал всю инфу обо мне Герасимову, и молчал, тварь.
        Вадим отшатывается, вытирает кровь с губы и сплевывает на землю.
        - Дурак ты, Леха. Дурак, сам во всем виноватый. Давай, обвини теперь меня. Сначала у тебя была виновата Лиза, во всех твоих бедах виновата. Потом Герасимов. Теперь меня давай, обвини. Только от правды не спрячешься. Мало делать вид, что такой же крутой, как папочка. Надо еще и иметь яйца. А не сливать всю грязную работу другим. Думаешь, охренеть как прикольно быть твоим мальчиком на побегушках?! Зря ты не дал мне трахнуть Лизу. Возможно, это бы у меня тоже получилось нормально.
        - Да у тебя только это и получается. Я, блядь, к тебе по-человечески. Прощаю твои косяки, отсутствие на работе, друг же, мать твою. Ты чем, сука, недоволен?! Зарплатой? Или тем, что въебывать надо?!
        - Тем, что ты нихрена в этой жизни не сделал, Лех. Ни-хре-на. А получаешь все на блюдечке.
        - На блюдечке?! Твой Герасимов чуть не убил меня! Сын едва не лишился матери! Я похоронил отца! Это ты называешь на блюдечке?!
        - Только как ни крути, а тебе не приходится въебывать на дядю за копейки, слушая дерьмо из чужой башки.
        - Что ж, с удовольствием предоставлю тебе шанс самостоятельно создать себя. Считай, что ты уволен. И только потому что ты слил мне мразоту Герасимова я не буду тебя трогать, но Вадик, даю тебе слово, если еще хоть раз увижу тебя рядом со своей женой - будешь остаток жизни пускать слюни в подушку, понятно?
        Отвернувшись, я иду к машине. Злость застилает глаза, и на самом деле злость - не самый лучший помощник. Она лишает здорового инстинкта самосохранения. Я, конечно, слышу движение за спиной и короткое мрачное «Да пошел ты!», но вряд ли осознаю до конца, что Вадим всерьез может что-то мне сделать.
        Он сбивает меня с ног, и мы вновь падаем. Мой кулак врезается в его челюсть, и за короткую секунду между ударом и ощущением холодной стали, разрывающей тело, я понимаю, что идиот. Непроходимый дурак, привыкший играть честно. Полагающий, что друзья всегда остаются друзьями, а в мужской драке никто не вытащит нож.
        Но Вадим готовился к этому, тихо ненавидел меня и мою семью.
        Я чувствую адскую боль - он знал, куда и как нужно ударить. Теплая кровь пропитывает рубашку, окрашивает белый снег.
        - Самое забавное, что все очень удобно. Ты тут сдохнешь, - он обшаривает мои карманы в поисках мобильника, - а обвинят Герасимова. Ни у кого и мысли не возникнет, что тот не сбежал, прикончив давнего врага, а давно кормит рыб на дне реки. Через пару денечков я вспомню, что ты собирался присматривать дом, найдем твое тело, с почестями похороним, и через полгодика я с удовольствием утешу прекрасную вдову. Правда, я слегка против воспитывать твоего ублюдка, поэтому придется что-то придумать. Ладно, Лех, передавай там привет Герасимову. И думай о Лизоньке. Ну, или о жизни, как хочешь. Бывай.
        Перед глазами пляшут цветные точки, я не то теряю слишком много крови, не то слишком сильны внутри отчаяние и бессилие. Ублюдок поедет к Лизе, и никакие боги не знают, что сделает с ней и Артемом. А я не могу толком пошевелиться - каждое движение отзывается болью и новой порцией крови. Кажется, каждый шрам сейчас ноет, напоминая, что однажды я уже оказался на краю смерти. И телу не хочется туда снова.
        Машина - моя машина - остается на месте, а Вадим уходит. Я вынужден с горечью признать, что он планировал это. Планировал настолько хладнокровно, что не забыл забрать мобильник и спрятал где-то машину. Сукин сын.
        Вложив последние усилия в несколько движений, стиснув зубы, я пытаюсь добраться до машины. Там должен быть мобильник. Должен! Я купил Лизе новый смарт, бросив ее мобильник в багажник.
        Хочется остановиться и на пару секунд закрыть глаза, чтобы отдохнуть, но я знаю, что это будет значить смерть. Я держусь только на мысли о сыне и жене, которых надо защитить, и если мне удастся добраться до телефона… руки слушаются с трудом. То ли от холода - кровь на них уже покрылась корочкой, то ли от слабости. Замок на бардачке кажется ужасно тугим, но я почти рычу, когда удается его открыть. Внутри действительно валяется Лизин старый мобильник.
        В нем пять процентов зарядки и всего несколько номеров, среди которых ни одного нужного. Помимо телефона Вадика я помню лишь один номер, и этот человек с полным правом может послать меня в задницу. Но то меня. Не Артема.
        - Слушаю.
        - У меня несколько минут. Ты должна предупредить Лизу и охрану, иначе Артем пострадает. Слушай внимательно. Пожалуйста, Жанна. Помоги мне.
        ГЛАВА ВОСЬМАЯ
        Я люблю сына. Правда. Я, кажется, превращаюсь в ту ненормальную мамашу, которая готова сидеть рядом с почти взрослым ребенком даже на уроках. Но есть два часа абсолютной тишины, когда Артемка на катке с тренером, а я лежу у бассейна и чувствую себя совершенно счастливой.
        Где-то там у Лешки платье для меня на Новый год, а еще пижама - я просила привезти. И что-то подсказывает, что это не милый хлопковый комплект с совушками. Все существо находится в предвкушении праздника, который я проведу вместе с семьей.
        Не верится даже. С семьей. С мужем и сыном. Я думала, это возможно только в фантазии.
        Обычно я провожу эти два часа в блаженстве, но сегодня мне как-то нехорошо. Это не слишком странно, хотя только пару дней назад я получила заключение врача о том, что здорова. Почти… Настолько, насколько вообще может быть здорова женщина в моем состоянии. И даже шрамы не болят ночами, хотя Михаил все еще на свободе.
        Но все же сегодня сердце бьется слишком часто, а в груди растет непонятная тревога. Я раздумываю, не попросить ли у медсестры порцию успокоительного. В моей карте есть рецепт на тот случай, если прошлое дотянется холодными лапами. Но я не успеваю смириться с мыслью, что придется пить таблетки. Я гордилась тем, какая я сильная, обхожусь без таблеток, одними сеансами у психолога. Но, быть может, имеет смысл быть не самой сильной девушкой на свете, зато наслаждаться своими двумя часами у бассейна. Там, где блики воды и прожекторов рисуют световую мозаику на стенах и мраморном полу.
        - Елизавета Львовна, - администратор приветливо улыбается, - к вам посетитель.
        Мне разрешены посетители. Практически любые, я даже пиццу могу заказать, если какой-то сумасшедший курьер решится привезти ее в такую глушь. Насколько мне известно, здесь есть крыло, гости которого находятся под более тщательным контролем. Хотя это место все еще больше напоминает отель, чем реабилитационный центр.
        Но кто мог приехать? Леша? Он не посетитель, его имя в числе гостей, и за день до Нового года он приедет сюда как полноправный клиент.
        - Но тебе же не надо к психологу, - сказала я. - Почему мы не можем уехать на Новый год в отель или домой?
        - Детка, не бывает людей, которым не надо к психологу. Есть только те, кто к нему не хотят.
        Я заинтригована, поэтому накидываю халат и иду сразу же в небольшую уютную кофейню, где обычно встречают посетителей. В такой час, посреди рабочего дня, гостей обычно не бывает, поэтому я сразу же замечаю мужчину за центральным столиком. И чувствую нечто очень похожее на смущение. Я сильная, я справляюсь без таблеток, но все еще чувствую себя неловко из-за того, что вынуждена здесь быть. Из-за того, что стала чьей-то жертвой.
        - Вадим. Привет.
        Он улыбается, как улыбается хороший друг. И я пытаюсь напомнить себе, что именно он помог мне с работой, он повел себя в высшей степени благородно, когда мы с Лешкой сходили с ума, он всегда был рядом и поддерживал нас. Его обожал Артемка, а значит, я должна сделать вид, что все в порядке, и мне совсем не стыдно из-за того, что было в прошлом.
        - Привет, Лиз. Как дела? Отдыхаешь?
        - Да. Здесь довольно неплохо.
        - Леха говорил. Почти санаторий. Ну, знаешь, не так уж это и плохо, да?
        - Да. Пожалуй. Я не против, просто… голова кружится.
        - От перемен?
        - В прямом смысле. Здесь очень душно. Хочешь кофе? В апартаментах есть кофемашина, а Лешка привез мне потрясный кофе.
        - Не откажусь. К тому же я привез тебе кое-что от Лехи.
        - А сам он что?
        - Улетел в Прагу. Срочно. Какой-то важный контракт. Просил передать, что вылетает сегодня вечером, чтобы ты не теряла. И передать вот это.
        Он машет небольшим черно-золотым пакетом с логотипом известного шоурума с домашней и эротической одеждой. Я хмурюсь и злюсь. Зачем Леша это сделал? Неужели так торопился передать мне пижаму, что даже не переложил ее в нейтральный пакет? Обязательно напоминать мне о первой ночи после возвращения? Вадим - это не курьер и не водитель. Это… нечто более личное.
        - А где Темыч?
        - На тренировке до четырех. Я обычно хожу в бассейн в это время.
        - Я помешал?
        - Нет. Я рада тебе, правда. Садись.
        Мы рассаживаемся в гостиной, и я делаю чай для себя и эспрессо Вадиму, и вдруг замечаю, что почему-то дрожат руки.
        - Значит, Леша не приедет на Новый год?
        - Сказал, что постарается. Но контракты - непредсказуемое дело, особенно с чехами.
        - А почему он сам не сказал? Не позвонил?
        - Срочно сорвался, по дороге в аэропорт хотел посмотреть документы. Прилетит, звякнет, я думаю. Ну или наберешь сама.
        - Хорошо.
        - Ты в порядке?
        - Да. Немного нервничаю, это побочный эффект… хм… терапии.
        - Ты разлюбила кофе?
        - Его нельзя во время курса антидепрессантов.
        - Не посмотришь, что он передал тебе?
        - Это всего лишь пижама. Я пролила на свою гранатовый сок.
        Вадим с наслаждением, даже я бы сказала преувеличенным, делает глоток кофе. Я ладонями обхватываю чашку, вдыхаю травяной запах сбора и смотрю в окно, где снова занимается метель.
        - Его телефон выключен.
        - В самолетах всегда заставляют выключать телефоны.
        - Да. Но Леша никогда не выключал. У него был друг-пилот, который однажды сказал ему, что все это фигня, и современные телефоны не создают помех. Мы всегда спорили об этом, каждый полет почти доходили до скандала. И он никогда не выключал. Что происходит, Вадик?
        Внешне он спокоен, но я все равно чувствую подвох. Желудок сжимается от спазма и сердце бьется так, что я едва слышу собственный голос.
        - Это Михаил, да? Он что-то сделал? Он…
        Я ставлю чашку на стол, чтобы ненароком не разбить. От внезапно пришедшей на ум мысли шумит в ушах.
        - Ты на него работал, да? Ты сливал ему информацию. Присматривал за мной… Он от тебя узнал, да? Что мы вместе?
        - Лиз, не неси хуйню…
        - Ты заходил в кабинет Леши, когда мы спали там. А потом интересовался, все ли между нами кончено. Алевтина смотрела камеры! Вадик, как ты мог так с нами поступить? Со мной? Я думала, ты хочешь помочь…
        Мысли путаются, а губы не слушаются. Я резко умолкаю и смотрю на него, кажется, жалобно. Ненавижу себя за страх, который заботливо и старательно вырастил в душе Михаил Герасимов. Но даже приближенный к нему человек вызывает у меня дрожь и панику.
        - Что с Лешей? Где он?!
        Вадим резко встает. Чашка падает на светлый ковер, оставляя безобразные пятна кофе. В облике бывшего приятеля что-то неуловимо меняется. Будто черты становятся острее, а взгляд - холоднее. В нем искрит какое-то странное безумие. Делая шаг навстречу мне, Вадим уже не похож на самого себя.
        И я его боюсь.
        Попытка броситься к двери проваливается с треском. На моем запястье смыкаются стальные пальцы, причиняя боль, и Вадим подтягивает меня к себе. Рядом с ним я совсем крошечная, наши силы настолько неравны, что он даже не замечает неистовое сопротивление.
        - Лиза… умная Лиза. Нахрен тебе Каренин? Ты мне скажи? Нахера?! Он даже не попытался выяснить, почему ты ушла! Решил разделить тебя с другом. Не давал видеться с сыном. Зачем, Лиза?! Зачем?!
        - Пусти меня немедленно!
        Я пытаюсь выглядеть строго и отстраненно, но он чувствует страх. Чувствует, видит. Пытается поцеловать меня, но от первой попытки я уклоняюсь, а от второй не дают - Вадим обхватывает мой затылок ладонью и впивается в губы. Больно, мерзко, шарит у меня во рту языком, а грудь под моими руками тяжело вздымается. Мы врезаемся в стол. Я судорожно шарю по нему рукой, нащупывая что-то тяжелое. Удар получается слабым, но Вадик отшатывается, и я вновь пытаюсь прорваться к двери.
        Вот только кричать почему-то не выходит. Словно голос просто выключили, как мешающий телевизор. И в легких совсем нет воздуха, его весь забрал поцелуй.
        Мне почти удается! Пальцы скользят по дверной ручке, но мощный удар сбивает меня с ног. Только чудом я не выпускаю из рук стеклянную вазу, которой ударила Вадика. Он ее, кажется, даже не замечает. Садится, обхватив бедрами мои ноги, не давая сопротивляться, и берется за пуговички рубашки.
        - Вадим! Не смей! Ты сумасшедший! Я буду орать! Вадик, хватит…
        Размахнувшись, он отвешивает мне обжигающую пощечину, от чего голова идет кругом.
        - Вадик, я беременна, не надо! Это опасно…
        - На аборте сэкономишь! - рычит он.
        Эта злобная насмешка неожиданно придает мне энергии и, когда он на секунду ослабляет хватку, чтобы спуститься ниже и взяться за пряжку ремня на моих джинсах, я нахожу в себе крохи сил приподняться.
        Потом размахнуться и двинуть ему вазой по виску.
        Вадим издает странный звук, нечто среднее между стоном и рыком. А затем валится на пол, как мешок с картошкой. По его лицу струится кровь, и я в панике щупаю пульс. Но, кажется, он жив.
        - Урод.
        Меня трясет и, если бы я могла, то забилась бы в дальний угол и скулила там, пока кто-нибудь не вызвал бы помощь. Но с Лешкой что-то не так. Я знаю это, я чувствую - ему нужна помощь. Только как понять, где он и что делать?
        Стук в дверь врывается в хаотично пляшущие мысли. А это еще кто? Первая мысль: Лешка! И я едва не подрываюсь, чтобы распахнуть дверь и броситься в объятия мужа. Но нет, это не он. Он не стал бы стучать, я полагаю, если бы приехал, то взял бы ключи - он ведь числится здесь проживающим.
        Потом я думаю: а если это Михаил? И нервно смеюсь, потому что следом, прежде чем я успеваю сообразить, приходит мысль «двоих мне прятать некуда».
        Но голос, который я слышу, принадлежит последнему человеку, которого я жду здесь увидеть.
        - Лиза, открой! Это Жанна.
        Помолчав, она добавляет:
        - С охранником Леши! Он настроен выбить дверь!
        Срываюсь с места. Приоткрываю дверь настолько, чтобы выглянуть в образовавшуюся щелочку и не позволить Жанне и охраннику увидеть распластавшегося на ковре Вадика. Хотя что я собираюсь с ним делать? Прятать труп в сугробе?
        Жанна выглядит так, словно сбежала с тренировки: в спортивном костюме, с высоким хвостом, без макияжа. Рядом с ней здоровый парень, я видела его как-то на работе у Лешки.
        - Привет, - осторожно говорю я. - А что происходит?
        - У тебя хотела спросить! Звонит Леша, еле живой, просит взять охранника, поехать сюда и увезти вас с Артемом в безопасное место. И не доверять Вадиму. Я надеялась, ты объяснишь мне!
        - Леша ранен?! Что с ним? Где он?!
        Забыв о картине, развернувшейся в гостиной, я отпускаю дверь, и та медленно открывается. По мере того, как Жанна видит комнату и разрушения в нее, ее глаза округляются.
        - По ходу, Вадиму уже не доверять нет смысла. Он жив? Что ты с ним сделала?
        - Он напал на меня. Пытался изнасиловать.
        - И ты его…
        - Вазой, - киваю я.
        Мне кажется, или Жанна дернула глазом? Но сейчас на ревнивые разборки нет времени.
        - Ты знаешь, где Леша? Его телефон отключен.
        Девушка качает головой. Охранник деловито, будто делал это тысячу раз, осматривает Вадима, щупает пульс.
        - Он сказал, у него всего пара процентов зарядки. Попросил съездить к тебе и предупредить, а потом отключился. Но голос был слабый. Охрана отследила его телефон, но он где-то в городе, похоже, или украли или выбросили. А чтобы найти тот, с которого он звонил, надо давать запрос оператору.
        - Наверное, с моего. Он забрал его, чтобы Герасимов не смог мне писать. Надо найти Лешку. Я боюсь, с ним что-то случилось. Извините, - я обращаюсь к охраннику, - вы ведь на машине? Сможете поехать со мной искать Алексея?
        - Я должен вызвать полицию, но…
        - Пожалуйста! Если он ранен…
        - Мы не знаем, куда ехать.
        - Возможно. Но есть варианты.
        Я склоняюсь над Вадиком, шарю по его карманам в поисках смартфона и, нащупав, стаскиваю заодно и фитнес-браслет с запястья. Разблокировать смарт не составляет труда - хорошо, когда отпечаток пальца не может сопротивляться. Несколько минут, до боли закусив губу, я просматриваю программы. Мысленно вознося молитву всем богам, которые только существуют: пусть он дождется! Пусть дождется меня!
        - Что вы ищете, Елизавета Львовна? Может, у меня получится быстрее?
        Охранник намекает на мои трясущиеся руки и, чуть подумав, я отдаю телефон ему.
        - Там должна быть программа, которая регистрирует перемещения браслета, считает шаги и строит маршруты. Я знаю, они такими пользуются. И потом смотрят, где и как бегали. Может, на его маршруте есть что-то подозрительное. Остановка или что-то такое…
        Мучительно долго охранник копается в мобильнике. Я пытаюсь сохранять хладнокровие, но на самом деле ни о каком «хладно» и речи нет: кровь кипит, кажется, будто у меня поднимается температура.
        - Слушай, - я поворачиваюсь к Жанне, - забери Артема с тренировки? Он сейчас на катке. И уведи его… не знаю, поесть или поиграть в приставку в игровой. Чтобы он не видел… всего этого.
        Слегка бледная и уж точно никак не ожидавшая всего, что на нее сегодня свалилось, Жанна кивает.
        - И ты мне доверяешь? После всего?
        - У меня нет выбора. Я надеюсь, ты не причинишь Артемке вред. Я должна найти Лешку.
        - Ладно. - Жанна закатывает глаза. - Будешь должна мне абонемент в фитнес, который я оставила в зале. Явно кто-то прибрал к рукам. Что-то я уже рада, что Леша меня бросил. У вас все так странно…
        - Кажется, я кое-что нашел, - подает голос охранник.
        Мы дружно смотрим на экран смартфона.
        - Вот здесь он доехал, потом прошел две тысячи шагов, долго стоял на месте, хотя пульс шкалил за сотню, потом пошел пешком вот сюда. И отсюда уехал на машине.
        - Это где-то за городом?
        - Да. Далековато.
        - Что там делал Вадим? Мы можем поехать туда и посмотреть?
        - Да, только я должен вызвать начальника и доложить.
        - А с этим чего делать? - Жанна кивнула на Вадика.
        Тот, будто услышав ее, слабо застонал. Я понятия не имею, откуда взялся постыдный порыв, но с таким удовольствием пнула его под ребра!
        - Молчать! - рявкнула так, что даже охранник опасливо на меня покосился. - Запрем его здесь. На окнах решетки, дверь не выбить, особенно когда тебе дали по голове. Из машины вызовем полицию. Поехали! Пожалуйста!
        Если мы ошиблись, если Лешки там нет, то мой мир, много раз устоявший на ногах в прошлом лишь благодаря чуду, все-таки рухнет.
        АЛЕКСЕЙ
        Сознание то уплывает, то становится удивительно ясным. А может, это только кажется, и со стороны я выгляжу по-настоящему умирающим. Но боль в один прекрасный момент стихает, оставляя место совсем другим чувствам.
        Сожалению, например. Мне страшно хочется увидеть, как взрослеет Темыч. Я даже не успел отвести его в первый класс. Мысль о том, что мы сделаем это с Лизой уже успела прочно укрепиться в мозгу. Теперь Лизка, скорее всего, поведет его одна. Какая ирония.
        Только бы Жанна предупредила охрану. Там знают, что делать. Пожалуйста, пусть она справится с обидой и хотя бы ради Темки сделает то, что я просил. Вряд ли они успеют ко мне, но хотя бы пусть остановят Вадима.
        Мразь. Забрал ключи от машины. Я бы, может, выехал куда-то, если б смог завестись. В голове теснятся смутные воспоминания о прочитанных в интернете статьях на тему «как завести машину без ключа», но сил не хватает даже чтобы снять панель. Я и сижу-то прямо по идиотской причине: не хочу, чтобы меня нашли валяющимся под колесами. Не хочу, чтобы Вадим сидел и смотрел кадры с репортажа и видел, как мое тело поднимают с земли. Даже если он будет делать это из тюремной камеры.
        В один момент я понимаю, что отключаюсь. Не знаю, почему еще держусь, неимоверно клонит в сон, но я раз за разом открываю глаза. Думаю о Лизке, о ее обрезанных кудрях, которые она обещала снова отрастить.
        - Не отрастишь, с того света достану, - бормочу я.
        Кажется, мозгу не хватает кислорода. Слишком много крови вытекло через дыру в боку. У меня начинаются галлюцинации. Сначала я слышу голос отца, потом Темка пронзительно и жалобно кричит «Па-а-апа!». Потом все вокруг превращается в белый туман. Метель такая сильная, что снежинки остаются и совсем не тают на моем пальто, руле, креслах. Надо закрыть дверь… но сил не хватает.
        И снова уставший бороться организм подкидывает наваждение. Лизка, такая теплая, несвойственная зиме, ворвавшейся в салон автомобиля. У нее мягкие теплые руки.
        - Леш… Леша-а-а! Лешка, очнись!
        Веки налились тяжестью.
        - Леш… Леш, не смей! Не бросай меня! Ну как я с двумя детьми? Леш, из меня даже уборщица не получилась! У меня два ухажера, и оба маньяки! Я даже любовницей олигарха быть не могу!
        Язык ворочается с трудом, но откуда-то берутся силы, чтобы разлепить глаза и спросить:
        - Когда ты успела родить второго?
        Она с неожиданной силой бьет меня по плечу. Удар отрезвляет и немного бодрит.
        - Если умрешь, никого я не рожу, Каренин! Я не хочу быть матерью-одиночкой с двумя детьми. На твоей ответственности сейчас ребенок. Два! Три, я тоже еще молода душой! Леша, я не хочу садиться в тюрьму! Я двинула Вадику вазой и он, возможно, умер!
        - Хоть одна хорошая новость за сегодня. - Я хрипло смеюсь и тут же кашляю, чувствуя на губах металлический привкус крови.
        Впрочем, возможно, это просто разбитая губа.
        Сквозь пелену я рассматриваю Лизино лицо, блестящее от слез, и до меня, кажется, доходит: это происходит в реальности. Каким-то чудом, никак по волшебству, она здесь, жива и невредима, нашла меня и рыдает рядом.
        Еще немного, и я слышу вой сирен, а потом галлюцинация Лизы сменяется ярко-желтой машиной реанимации. Я все еще в этом мире наплывами, то выныриваю из душной тьмы, то проваливаюсь обратно. Картинки сменяют друг друга, голос Лизы называет мое имя, врач что-то спрашивает.
        Затем я просыпаюсь уже на операционном столе, и тут же засыпаю снова - уже по воле врачей.
        ***
        - Не нравится мне такой Новый год, - бурчу я.
        - Ну почему? - Лиза активно жует. - Мы хотели праздновать его в реабилитационном центре - мы его празднуем. Что именно тебя не устраивает?
        - Что реабилитируют меня.
        - Ну почему только тебя? Я тоже м-м-м… реабилитируюсь.
        - А в твою программу входит поедать мой пудинг?
        - Да. Она из этого и состоит.
        Лиза хихикает и тянет к моему рту ложку с манным пудингом, но я морщусь и отворачиваюсь. Надоела больничная еда. Скоро водитель обещал привезти вкусняшек из ресторана, но нас снова замело по самый второй этаж, так что я даже не надеюсь на мандарины, шоколад и салатики. У Артема есть хотя бы сладкий подарок, а мы с Лизой довольствуемся одним ужином на двоих. Хотя я бы отдал ей весь, лишь бы она не уходила.
        За ту неделю, что я отлеживался под тщательным присмотром в реанимации, после операции и переливания крови, она изменилась. На ее лице еще оставались следы пережитого, но, узнав, что я выживу и получив доступ к деньгам со строгим наказом привести себя в порядок и организовать мне нормальную палату, Лиза стала почти похожа на прежнюю себя.
        Мне так и хочется запустить руку в ее волосы, вернувшие густоту и блеск, стереть поцелуем с губ слишком вызывающую помаду, потому что он вызывает во мне совсем не невинные желания. Но повязка напоминает о себе при малейшем неловком движении. Мы поклялись врачу, что наш Новый год не навредит заживлению раны. Мы очень убедительно клялись и теперь не имеем права разрушить наши образы взрослых и адекватных людей.
        На экране небольшого телевизора под потолком появляется заставка «Новостей». Это последние новости этого года, и мне не хочется их смотреть. Не знаю, радуюсь я или печалюсь тому, что он закончился. С одной стороны год стал откровенным дерьмом: меня чуть не убил бывший друг, я выяснил правду о смерти отца. С другой ко мне вернулась Лиза. Сидит сейчас такая счастливая, здоровая и беременная. Лопает манный пудинг и не знает, что я собираюсь круто изменить нашу жизнь.
        - Обнаружено тело политика и бизнесмена Михаила Герасимова… - начинает диктор.
        Я собираюсь переключить, но Лиза не дает.
        - Стой. Я хочу посмотреть. Убедиться, что он больше не опасен.
        Темыч играет в смежной комнате, его совсем не интересует телек, так что я лишь чуть убавляю звук.
        Тело Герасимова обнаружили по показаниями признавшегося в убийстве Вадима. Водолазы несколько дней обследовали дно, и я даже не хочу представлять, в каком виде Михаил предстал перед похоронной церемонией. Но мне его совсем не жалко. Мертвые ничего не чувствуют, а шрамы на спине моей жены будут болеть еще очень долго.
        - Жаль, что ты не добила этого урода.
        - Хочешь, чтобы я села в тюрьму?
        - Нет. Просто бешусь, что не заметил рядом с собой мудака.
        Следующие слова даются нелегко:
        - И что чуть было не отдал ему тебя.
        - Ты говорил не всерьез.
        - А если бы Вадим не ушел?
        - То вы подрались бы на пару месяцев раньше.
        Лиза берет у меня пульт и выключает телевизор. До Нового года еще несколько часов, можно поваляться и помечтать, что водитель все же прорвется к нам и привезет человеческой праздничной еды.
        - Знаешь, - я удобно устраиваю Лизу под здоровым боком, - я тут подумал, что не прочь жениться. Хочу, чтобы ребенок родился в браке.
        - Угу. - Она сонно зевает. - Только давай распишемся тихо.
        - Боишься слухов?
        - Нет. Не хочу лишнего внимания.
        - Об этом я тоже хотел поговорить. Вадим натолкнул меня на правильную мысль.
        - Даже боюсь представить. - Лиза удивленно поднимает голову.
        - Я не на своем месте. Не могу быть как отец. Не хочу продолжать его дело. Вся эта недвижка… для меня стало делом чести вернуть фирме былой успех. Доказать всем, что я не зря выжил в той аварии, обеспечить сына и все такое. Получилось, «ЛЛ» довольно успешна, а я чувствую себя так, словно чего-то жду. Как будто наступит какое-то «потом», и в этом «потом» я непременно займусь тем, чем хочу. Я давно думал, что как-нибудь потом у меня обязательно будет еще один ребенок. Может, потом уже наступило?
        - Через шесть месяцев наступит.
        - «ЛЛ» стоит сейчас хороших денег. Хватит и нам, и Темычу.
        - А что мы будем делать? Я не хочу просто лежать на пляже, размахивая банковской картой.
        Подумав, она добавляет:
        - Долго, по крайней мере. Небольшой отпуск никому не вредит, но жить так постоянно…
        - У меня есть одна идея.
        - Что за идея?
        В эту же минуту в палату, наконец, прорывается охранник с двумя большими пакетами. Там и мандарины, и блюда из ресторана, и даже большая бутылка лимонада. Ни мне, ни Лизе сейчас нельзя алкоголь.
        - Леша-а-а! - Она изнывает от нетерпения. - Что за идея?!
        - С Новым годом, Лизинг.
        Я протягиваю ей договор купли-продажи на дом и ищу ноутбук, чтобы показать фотографии того, чем мне хотелось бы заняться вместе с ней.
        Хм… так двусмысленно прозвучало. Впрочем, наша с Лизой жизнь - сплошная двусмысленность. В ней за «я тебя не люблю» скрывается «отдам за тебя жизнь», а за «ненавижу» прячется «хочу».
        ЭПИЛОГ
        У меня была мечта, о которой я не знала.
        Долгое время я довольствовалась тем, что имею. Прекрасный муж, ребенок, достаток - не слишком большой, но достаточный, чтобы чувствовать себя в безопасности и тепле.
        Потом в жизнь ворвался Герасимов, и безопасность улетучилась, как сигаретный дым. Я потеряла и мужа, и ребенка, собственными руками разрушила все, чему так радовалась совсем недавно.
        Затем мечта стала несбыточной, но очень конкретной: я хотела вернуть их. А когда вернула, то поняла, что больше мне не о чем мечтать. Ровно до того момента, когда Лешка показал наш новый дом.
        Небольшое здание на берегу красивого горного озера на Алтае требовало капитального ремонта и таких же капитальных вложений. Но мы вложились, и «ЛЛ-групп» превратилась в «ЛЛ» - семейную гостиницу. Всего три десятка номеров и двое апартаментов. Уютный деревянный интерьер и крошечный ресторанчик с потрясающими блюдами из дичи. Мы вложились в гостиницу не только деньгами, но и душой.
        Я испытывала какой-то особый кайф, стоя на ресепшене, общаясь с гостями и выдавая ключи. Правда, все же приходилось мотаться в город, чтобы Темка мог учиться, а Сережка - ходить в секцию каратэ. С двумя детьми времени на работу не остается, но, к счастью, Алевтина и Жанна и без нас прекрасно справлялись. И, хотя Алевтине предлагали сохранить место в фирме, она все равно сорвалась с нами и взвалила на себя все вопросы быта в гостинице. Она снова не захотела оставлять Лешку и, если честно, я слегка ревновала.
        Но не так сильно, как к Жанне. И, хоть она была давно и счастливо беременна от одного из завсегдатаев отеля, который практически переселился в апартаменты и уже несколько месяцев уламывал ее переехать в город, я все еще помнила их отношения с Лешкой и порой фырчала, как злобный насупившийся еж. Зря, наверное, но раз Лешу это забавляло, а в наши с Жанной исключительно рабочие отношения не лезло - может, и пусть? С двумя детьми просто необходим какой-то выход отрицательной энергии.
        Я не знала, что с Вадимом, только то, что его осудили и надолго - он убивал Герасимова с особой жестокостью. Каждый раз, натыкаясь на какую-то новость о нем или репортаж, я мысленно благодарила судьбу, что успела, и Лешка остался жив. Наши с ним шрамы останутся сувенирами из прошлой бурной жизни. Я очень надеюсь, что прошлой.
        - Привет! - Леша спускается из кабинета. - У меня новость!
        - Хорошая?
        - Не уверен… к нам везут группу из двух десятков фигуристов.
        - Зачем?
        - Отдыхать. Едут группой из спортшколы. Вот контакты девушки, Анастасии. Ей нужно сбросить все счета и фотки. Кстати, это сестра друга Глеба, поэтому нам они достались по блату.
        Леша так сияет, гордый собой, что я вымученно улыбаюсь. Что-то мне с утра нехорошо. Голова кружится, как будто Темка снова заставил меня семнадцать раз прокатиться на карусели в парке.
        Значит, Глеб… таинственный брат Лешки, настолько далекий, что порой я забываю о его существовании. Глеб давно живет в штатах. Единственное воспоминание о нем - как сухо и холодно он выслушал мой рассказ о Вадиме. Лишь поинтересовался, все ли в порядке с Лехой - а потом словно забыл о нашем существовании.
        - Давай оставим на ресепшене Жанну, поедем в город и оторвемся? Напьемся в дрова, отрубимся в номере отеля, наутро обнаружим, что потеряли ключи от отеля с огромным брелком «ЛЛ» и будем спешно менять все замки?
        Я слушаю вполуха, идя к телефону. В такое время не должны звонить, но порой клиенты попадаются очень дотошные.
        - Слушаю.
        - Елизавета Львовна? Это Марина Некрасова, доктор.
        - Да, Марина Игоревна, слушаю.
        - Вы сдавали анализы, подъедете на прием?
        - А вы не можете сказать, в чем дело? Вы ведь знаете, я работаю далеко за городом, мне бы не хотелось ездить по пустякам.
        - О, это не пустяк, разумеется. Анализы говорят, что вы беременны. Подъедете?
        Шокированная, я кладу трубку. Как?! Когда?! Мы были так осторожны! Мы думали, что нам хватит и двоих детей, по крайней мере, сейчас. Хотя, если вдуматься, возможностей было предостаточно. Порой мы с Лешкой были ужасно беспечны. И вот у меня третий ребенок. А вдруг девочка? Я бы все отдала за девочку!
        - Лизинг, радость моя, а скажи, сколько у нас свободных комнат для персонала? Алевтинина, Жанны, наша с тобой, детские смежные, пять дежурных для сотрудников. Итого всего десять, свободных три?
        - Две, - вздыхаю я. - Нашим детям скоро будет очень тесно в двухкомнатных апартаментах.
        Он удивленно смотрит, а я чувствую, как шок отпускает и сменяется приятным предвкушением.
        - Не хочешь купить гостиницу побольше?
        У меня была мечта, но я о ней не знала. Только получив все, что меня сейчас окружает, поняла: да, пожалуй, я мечтала именно об этом.
        Теперь придется мечтать о чем-нибудь еще.