Послушная одноклассница Ими Ви
        Четыре года я пыталась забыть его. Переехала в другой район, сменила школу, нашла новых друзей. Но он обещал, что не забудет меня.
        И не забыл. Он вновь в моей жизни, в моём классе.
        Он вернулся, чтобы отомстить мне за прошлое. И одной мести ему недостаточно.
        Но всё выходит из-под контроля, когда в спланированную игру вмешивается мой одноклассник. Тот, кто отравляет мне жизнь в новом лицее, кто неустанно устраивает мне проверки на прочность и кто решил докопаться до моего прошлого…
        Послушная одноклассница
        1
        - Ну здравствуй, туртушка! Вот и свиделись, а ты переживала.
        Низкий, утробный голос пронзил моё сердце, я вся сжалась, но виду не подала. Его я узнала, невозможно не узнать само исчадье Ада, беса во плоти!
        - Чего примолкла?! Чать уши не глаза, слышат. - Едкий хохот влетел мне в уши и не хотел замолкать. Прокатился по всем изгибам, добрался до самых перепонок.
        На плечо легла тяжелая рука и сдавила мои хрупкие сухожилия. Я метр с кепкой, не смогу дать отпор ему, как бы ни хотела. А он точно вырос, сколько лет прошло с нашей последней встречи…
        - Милые люди, вам помочь?
        Между книжных стеллажей возникла продавец-консультант. Женщина средних лет, с рябым, но улыбчивым лицом.
        Я повернулась к ней с мольбой в глазах, пусть она меня спасет. Разве это так трудно? Не видит что ли, как я вся скукожилась?!
        - Нет, премного Вас благодарим, но мы уже выбрали то, что нам по вкусу. - Этот ужасный не дал мне ответить, припечатав женщину своей вежливостью.
        Продавец ещё колебалась, наверное, не хотела оставлять меня один на один с бесом, но тот ей миленько улыбнулся, и она поспешила скрыться в недрах книжного магазина.
        Мне показалось, что вся несправедливость мира обрушилась на меня.
        Почему он возник именно сейчас? Именно здесь? Мы же столько лет не пересекались, не виделись и вообще должны были забыть, как кто выглядит.
        Так нет же, нарисовался - не сотрёшь. Постный прыщ!
        Мой личный ужас и мой личный бес.
        Мы с семьей даже переехали, я перешла в другую школу, только чтоб не видеть никогда этого ужасного. И вот, стоит за моей спиной и шумно дышит, специально нервируя меня.
        Знает, как я терпеть не могу это. Знает и всё равно подпирает, слово стул дверь, которую для надёжности пытаются забаррикадировать.
        Медленно проводит рукой по моим волосам, потом теребит локоны, словно тесто месит, небрежно. Затем опять нежно гладит, касается шеи своими холодными пальцами. Я вздрагиваю и чуть лбом не налетаю на полку. Идиот!
        Он - моя опасность. Мой тиран. Мой бывший одноклассник, которого я всем своим сердцем ненавижу!
        Ужасная встреча, ужасный день.
        Я подшмыгнула ему под руку и быстрее направилась к кассам. За этой книжкой я охотилась очень давно, не куплю сейчас - потом ни за что не найду, даже в интернет-магазине её сложно выловить.
        Почему именно сейчас?
        Я мысленно возвела руки к потолку, вопрошая, где и когда успела так провиниться, что жизнь послала мне встречу с этим.
        - Не стоит спешить, нам теперь всегда по пути! - Меня поймали за локоть и крепко его сдавили.
        Было больно, но я лишь сильно-сильно зажмурилась. Говорить с ним не хотелось, может, поймёт, что ничего ему не светит, и отстанет.
        Но парень не унимался. Что-то лепетал, вешал мне лапшу на уши, она заворачивалась и сама сползала, даже помогать не пришлось. Конечно! Сколько я от него наслушалась в своё время! Не сосчитать.
        Я закинула книжку на ближайшую полку. Всё к черту, не буду тратить время около касс. Нужно быстрее отделаться от него, иначе ещё выследит, где я живу. Нельзя этого допустить!
        - Туртушка, а ты всё такая же красивая! - Решил зайти с другой стороны, чтобы выманить меня на разговор.
        Не получится, идиот, я не для того о тебе забывала, чтоб сейчас при виде тебя лужицей расплескаться у ног твоих кривых.
        Я не смотрела на него, не оборачивалась, хотя мой локоть по-прежнему был в ужасно крепком захвате, рука ныла, боль отдавала даже в голову. Но я терпела. Привыкла!
        Отделаться после книжного не получилось. Изверг следовал за мной по пятам, не отпуская и всё так же болтая всякую чепуху. Я шла, глядя в землю, даже по сторонам не смотрела.
        Неужели никто не заметит такую странную парочку. Ну, граждане, люди добрые, ну, обратите своё драгоценное внимание. Как мне ещё сгорбиться и втянуть шею в плечи, чтобы стало понятно, что меня нагло преследуют.
        Наконец, нашёлся один смельчак. Он подошёл и спросил, всё ли у меня хорошо. Мой взгляд был красноречивым, мужчина сразу всё понял. И приказал моему преследователю отпустить меня.
        Изверг не сразу послушался, взъерепенился, начал пургу гнать, перешёл на грубость, хамил, шипел. Но прохожий был непреклонен.
        И спустя долгие минуты перепалок, моя рука была свободна. Я отскочила в сторону и спряталась за спину мужчины-спасителя. Он вызвался мне ещё больше помочь - проводить до дома.
        Да, он незнакомец. Но вот рядом пыхтит знакомец, и мне от этого совсем не легче и не безопаснее!
        - Мы ещё встретимся, туртушка. Можешь готовить то платье! - Сказал мне на прощание этот зверюга.
        Но мы с моим спасителем поспешили уйти.
        Неужели он будет следить? Пойдёт на расстоянии?
        Ненавижу!!!
        2
        Незнакомец проводил меня до нашего коттеджного поселка.
        Я поблагодарила мужчину за всё, но дальше пошла одна, он не настаивал, лишь присвистнул, увидев, с каким размахом живут богачи нашего города.
        Мимо охраны так просто не пройти, да и не стоит всем так сразу раскрывать адрес места жительства. Потом ещё воспользуются этим для себя, вознаграждения за помощь попросят или чего покрепче.
        Люди - очень злые, лицемерные и корыстные создания!
        Обернулась, чтобы посмотреть, не следит ли кто за нами. Вроде все было чисто и пусто, но рассчитывать, что изверг так просто сдался, нельзя.
        По уютным аллеям прошла мимо домов таких же состоятельных и необиженных жизнью людей, как мои родители. Подивилась тому, как их работники вычистили огромные территории и залили настоящие ледяные горки для хозяйских детей. Деньги поистине творят чудеса!
        Дошла до своего дома, не торопясь. Завтра заканчиваются зимние каникулы, нужно насладиться последним свободным днем, а то начнётся опять эта чехарда зубодробительная.
        Без проблем открыла калитку, свои ключи мне родители выдали уже давно, как я начала ходить к психологу и как появился от таких сеансов хоть какой-нибудь толк.
        Но не успела открыть входную дверь в наш особняк, как мне прилетело неодобрительное и язвительное от моей сестры.
        - И где ты шлындала? Между прочим, сегодня твой черед убираться, я не собираюсь опять получать люлей от твоей матери!
        Красивая пышногрудая и статная девушка смотрела на меня, вперив свои зелёные глаза.
        - Сейчас я всё уберу. - Ответила я, чтобы она не разгрозилась пуще прежнего.
        Меня Оля не любит, вот как мы с мамой появились в их с отцом жизни, так сразу возникла высокомерная, несносная старшая сестра. Хотя старше она меня всего на какой-то год, а учимся мы с ней вообще в одной параллели десятых классов.
        Но Оля предпочитает умалчивать или вообще нагло врать, что мы с ней не знакомы.
        А мне и всё равно, главное, чтоб меня лишний раз не задевала своими дурацкими словечками, которые бывают хуже отравленных стрел, ведь она лучше всех знает, что мне пришлось пережить, когда я училась в другой школе. Наши родители поженились, когда мне было восемь лет, а Оле девять.
        Она до сих пор не может простить мне тот переезд, какие Оля тогда истерики закатывала, какие ультиматумы ставила. Но мы всё равно переехали, а нас перевели в новый элитный лицей.
        Но вот она стоит вся такая красивая в нашем белоснежном холле, смотрит на меня и готова выдернуть мне все волосы.
        Чем я ей не угодила? Ведь и отец, мой отчим, её вниманием не обделяет, и мама моя к ней нежно и ласково относится, слова дурного не скажет, не упрекнет. Что ещё нужно для счастья?
        Столько лет прошло, как наши родители поженились, а она всё зуб на меня точит.
        - И смотри мне, убирай качественно, а то твоя Елена Прекрасная всю плешь потом мне проест! Хорошо, что твоя мамашка залетела, хоть не будет носиться с тобой как с писаной торбой.
        Хмуро глядя на сестру, я разделась. Говорить ей что-нибудь не хотелось, заведется ещё больше. Хоть я и не люблю, когда трогают мою маму, но здесь лучше промолчу.
        - Что молчишь? Воды в рот набрала? Я с кем тут разговариваю? - Не унималась Оля.
        Она ходила за мной по пятам, пока я переодевалась в домашнюю одежду. Я успела понять, что родителей дома нет. Но нам все равно не стоило ссориться, Оля вечно всё переиначивает и оборачивает в свою пользу.
        Во многом из-за неё походы к психологу для меня обязательны.
        Я потянулась за тряпками и шваброй, когда Оля резко меня дернула. Её пальцы впились мне в руку и не хотели отпускать, пока я не посмотрю на неё.
        - У тебя опять настроение забрать всё внимание на себя? Тебе не надоело, что всё и так вертится вокруг твоей миленькой маленькой тушки? Туртушка! - Зло отчеканила она, а последнее слово почти выплюнула.
        Только Он так меня называл. Называет! И Оля это прекрасно знает!
        Я не сдержала слез и позорно расплакалась. Сестра отпустила мой локоть, наверное, посчитала, что с меня и так достаточно.
        Бросив все тряпки, что успела схватить, я ринулась к себе в комнату, заперлась на замок. Припала спиной к двери и почти скатилась на пол. Слезы сдавили горло, было тяжело дышать, всё внутри рвалось на части.
        Она всегда знает, куда нужно ударить, чтобы я перестала молчать. Всегда!
        Ах, если бы Оля знала, что изверг опять объявился в моей жизни.
        Да ничего бы не поменялось, она продолжила бы так же подначивать меня и бить наотмашь. Это же Оля!
        Она любит доводить меня, любит слушать мои всхлипывания и рыдания. Сейчас тоже стоит за дверью и ждёт, когда я совсем разревусь. Пока ещё сдерживаю себя, кусаю кулак. Но сердце рвется на куски.
        Хорошо, что она не знает, кого я сегодня встретила. Не нужно ей знать. Нет!
        Он - это слишком больная тема.
        А Оля умеет давить только на самое больное, на то, что не заживает. Она будто льет зеленку прямо в рану, сжигая всё на своем пути.
        Врагу не пожелаешь такую сестру…
        Потоки слёз не прекращались, уже вся футболка намокла. Рыдания ломят грудь, и я их больше не сдерживаю. Все равно, пусть слышит, пусть злорадствует, мне нужно выплакать накопившееся.
        - Туртушка, прекращай страдать. Слезами горю не поможешь, и пол ты ими не протрешь! - Я услышала её удаляющиеся шаги.
        Но Оля потом снова вернулась, стукнула раз в мою дверь и произнесла:
        - А, да, забыла обрадовать. Амир твой к нам в лицей перевёлся. Пиши завещание, пока есть время. - И диковатый смех Оли.
        Что?!
        Только не это!
        По-жа-луй-ста…
        3
        Истерика разбушевалась, словно какой-то тайфун, мне было сложно остановиться. Грудь сдавили тиски и не отпускали, как бы я себя не успокаивала.
        Даже игрушку антистресс нашла на полу, но и она мне не помогла. Я хотела изрезать её на части, так сильно всё меня раздражало и бесило.
        Мне не хватало воздуха, дыхание участилось, повсюду виделись какие-то опасности, звуки стали громче, даже тикание часов отбивалось набатом в моей голове.
        Я не на шутку вспотела, и мне пришлось дрожащими руками искать новую одежду, старая неприятно пропахла и тоже начала нагонять на меня немыслимую тревогу.
        Не знаю, сколько продолжалась паническая атака, но она выжала меня, словно губку. У меня совсем не было сил. Я еле как поднялась с пола, чтобы прилечь на кровать.
        Больше меня никто не беспокоил. Даже мама, когда они вернулись домой, не зашла ко мне в комнату, чтобы проведать меня. Наверное, Оля ей что-то наплела, как-то уговорила, не тревожить меня.
        Это расстроило, настроение скатилось в бездну. На ужин я не спустилась, его в комнату мне подняла Ульяна.
        Последний день зимних каникул выдался самым отвратительным за все эти годы, когда я была вдали от Амира и его ужасного влияния.
        Я не могла принять, что теперь он будет учиться в моем лицее.
        Почему? Зачем он переводится? Неужели нет больше других школ, гимназий и лицеев, где можно доучиться последние полтора года?
        Кто вообще переводит ученика во втором полугодии десятого класса?
        Вдоволь поплакав, я более-менее успокоилась. Нашла в себе силы, чтобы посмотреть на себя в зеркало.
        В отражении на меня смотрела опухшая от слез, маленькая прыщавая девчонка, с несуразной внешностью, курносым носом, который был жутко красным и шелушился от зимнего холода. Выглядела я скверно. Таким только на домашнем обучении и учиться.
        Но завтра школа, и я должна была принять это. Моё желание никто не спрашивал, пропускать я не могу, слишком дорогое обучение, которое проплачивает отец.
        Да, я называю отчима отцом.
        Своего настоящего папу я потеряла, когда мне было шесть лет. Мы с мамой в одночасье остались одни, она была очень подавлена, но нашла в себе силы жить ради меня. Мы держимся друг за дружку, как близнецы, у нас с мамой и связь есть такая, особенная.
        Поэтому я не могу её расстраивать, огорчать. Она заслужила счастье, я справлюсь со всем. В крайнем случае, обрушу все проблемы на своего психолога. У нас как раз завтра запланирована встреча. Чужого человека, да ещё профессионала, не жалко грузить.
        Мне помогут. Обязательно!
        Ночью я спала тревожно, меня опять начали мучить кошмары. А точнее один кошмар, который снится мне с завидной регулярностью четыре года подряд.
        Иногда он пропадает, и я могу спать спокойно, но, когда он появляется вновь, я ужасно не высыпаюсь и хожу, как зомби. Мешки и синяки под глазами, осунувшееся лицо и прыщавая кожа, которой не помогает ни один крем.
        Утром я старалась выглядеть веселой, чтобы не огорчать родителей и не заслужить их расспросов, а что не так, а как ты себя чувствуешь. Даже отец иногда бывает чрезмерно внимательным и тревожным.
        - Доброе утро, красавицы. Давайте скорее за стол. Всё остывает. - Мама светилась счастьем и приглашала нас на завтрак, который сама приготовила.
        Хотя у нас есть помощницы по кухне Варя и её дочь Ульяна, мама любит начинать утро своими завтраками.
        С того момента, как она узнала, что у них с отцом будет свой, общий ребенок, в их жизнь ворвался праздник. Мама стала счастливой и могла радоваться совершеннейшим мелочам. Они с отцом мило ворковали, перешептывались, как подростки на первом свидании.
        Оля пыталась сделать вид, что ей всё равно. Но я видела, как она переживает, что скоро в нашей семье будет пополнение. Наверное, она боялась, что родится мальчик-наследник и перетянет на себя всю любовь папы.
        Я же за любовь отчима не сражаюсь. Главное - счастье мамы.
        - Пап, я нашла новый курс кондитерского мастерства. Ты сможешь мне помочь оплатить его? - Когда мы все сели за стол, спросила Оля.
        В свободное от учебы и репетиторов время она любит выпекать всякие сладости. Это её увлечение вышло на удивительный уровень, а подписчиков в инстаграме перевалило за десять тысяч. Спрос на её капкейки феноменальный.
        Поэтому Оля давно зарабатывает сама и деньги у отца просит редко, даже на репетиторов. Этим ужасно гордится и при любом случае напоминает, какая я ущербная, что до сих пор сижу на шее у своей мамы и её отца.
        - Да, конечно, принцесса. Ты хоть чуть-чуть себе откладывай на развлечения, а то так выдохнешься, ещё не окончив школу. - Участливо заговорил отец, реально волнуясь за дочь.
        Всё же он так долго воспитывал её один. Пока не встретил мою маму…
        - А тебе, Мия, что-нибудь нужно? Как-нибудь помочь? - Аккуратно поинтересовался у меня отец.
        Но я лишь мотнула головой, не принимая его помощь. Мне ничего лишнего не нужно, спасибо!
        В лицей нас отвезла мама, ей по пути на работу, и она любит провожать нас и желать успехов. Мне на прощание всегда посылает воздушный поцелуй.
        Но Оле это не нравится, хотя она и старается держать лицо, выглядеть безучастной, но из машины выпрыгивает сразу, как только мы останавливаемся около массивных ворот.
        Конечно, все давно знают, что мы с ней сестры, но Оля строго на строго запрещает всем обсуждать это «недоразумение». Ни разу она не встала на мою защиту, когда мне устроили проверку как новенькой.
        А проверка эта была жесткой и жестокой. После неё у меня резко ухудшилось зрение и продолжает ухудшаться даже сейчас.
        Себе же Оля достаточно быстро заработала место под солнцем.
        В королевы не выбилась, но с её мнением считались, да и парня себе отхватила она крутого, сына завуча по математике, сильнейшей учительницы в городе, к которой нереально попасть на репетиторство.
        Оля знает себе цену и на мелководье даже не смотрит.
        А я для неё навсегда остаюсь в этом самом мелководье.
        И вот мамин автомобиль скрывается за поворотом, я глубоко вдыхаю морозный воздух, чтобы привести расшатанные нервы в порядок, и захожу на территорию лицея.
        И тут же, прям в это же мгновение моего первого шага, меня крепко приобнимает чья-то огромная рука. Я вздрагиваю, но повернуться посмотреть не успеваю.
        Ехидный и самодовольный голос настигает меня быстрее.
        - Ну здравствуй, туртушка! Вот и свиделись, а ты переживала.
        Опять это отвратительное прозвище.
        Этот отвратительный человек.
        Эта отвратительная фраза, которая меняет мою жизнь на «до» и «после».
        4
        - Чего же ты мне не рада? Когда-то же как собачонка за мной таскалась. Да, конечно, пришлось тебя поискать, ты ж со всех социалок удалилась. Ничего, быстро упущенное наверстаем. Я-то уж смогу тебе все компенсировать! К тому же… ты ведь взрослее, согласие доказать будет легче, и мне уже не будет светить прежнее наказание!
        Изверг сжал моё плечо своими стальными щупальцами. А я забыла, как дышать. Он всё-таки появился в моей жизни. Вернулся в неё, как и обещал когда-то.
        И вдруг меня со всей силы тянет к земле. Кто-то толкнул Амира в плечо, тот не смог устоять и, падая, зацепил и меня. Точнее не расцепил свои ужасные объятия.
        Я прилетела прямо к извергу на грудь. За спиной у меня был небольшой портфельчик, который припечатался в лицо моего мучителя. Я услышала громкую брань.
        Но меня тут же выдернули, как клубнику с грядки, и поставили на заснеженную дорожку.
        Это был Эндшпиль, точнее Денис Соломонов, мой одноклассник. Отпетый и больной на голову чудак, который и устраивал мне темные, когда я перевелась в лицей из простой школы.
        Он и сейчас меня изрядно достает, но реже. Не сравнится с тем, что творилось между нами ещё три года назад. Либо я успела привыкнуть. Психолог говорит мне, что я умею быстро адаптироваться к меняющейся реальности. Но сама я такой способности не замечаю…
        Эндшпиль превратил мою лицеистскую жизнь в настоящий, самый заправдашний ад.
        Издевался, высмеивал, унижал, придумывал всякие небылицы. Портил мне репутацию и не гнушался кровопийствовать. Глумился, как мог, на что хватало фантазии.
        Но другим подшучивать надо мной не давал.
        Сколько он мне формы перепачкал, учебников испортил, тетрадок порвал, двоек в электронном дневнике понаставил, которые потом даже учителя убрать не смогли. Взламывать системы Эндшпиль умел и любил уже тогда.
        - Мияги, чего это ты тут разлеглась. Батюшки, уже и уединиться невтерпеж? - Будто отряхивая снежинки с моей куртки, сказал Дэн. Голос его был театрально громким.
        Меня он никогда по имени не называл. Как прозвал Мияги, так оно и пошло, покатилось. Некоторые одноклассники до сих пор свято верят, что я только Мияги, а не какая не Мия.
        Амир уже подскочил на ноги и потянул меня за капюшон с такой силой, что я чуть опять не свалилась на спину. Либо не завалилась на него.
        - Эй, грабли свои убрал, и свалил подобру-поздорову! - Эндшпиль ударил изверга по руке, которая держала мой капюшон.
        - Ты чё, золотой, совсем оборзел? Думаешь, засел в своём элитном и жизнь выиграл? - Амир толкнул Дэна в ответ.
        - А ты золота не видел и решил заграбастать чужое? - В тон ему ответил Эндшпиль.
        - Совсем попутал?! - Разъярился Амир.
        Слово за слово, и между парнями завязалась потасовка, они толкали друг друга то в плечо, то в грудь. Сыпали уязвленными интонациями, меняли тембры, чтоб слышалось помужественнее и поопаснее.
        Эндшпиль даже со всей дури зарядил извергу шалбан в лоб. Тот сразу покраснел, как у рака.
        Около нас стали останавливаться. Кто-то вытащил телефон и начал снимать. Конечно, событие века. В тихом, уютном месте, храме учёбы вдруг распустились две боксерские груши и так и манят двух дураков.
        Под шумок я отошла в сторону. Ещё раз убедилась, что выпала из поля зрения и Амира, и Дэна. И рванула к крыльцу. До него как раз оставалось чуток. А там и лицей, там охрана.
        Мне навстречу уже бежали завучи, которых, видимо, предупредили о стычке. Послышались громкие крики, визги, улюлюкания, которые вдруг смолкли, когда завучи наконец пробрались к месту событий.
        Мне было на руку, что схлестнулись два моих заклятых врага.
        Только Эндшпиль, в отличие от изверга, меня прошлую не знает. Поэтому издевается над такой, какую видит сейчас, в лицее. Незаметную, «необидчивую», неприхотливую. И ужасно терпеливую.
        Изверг же знает всё, может стрельнуть всем и сразу попадёт в цель.
        Я зашла в лицей и, ни на кого не глядя, прошла в гардероб. Те, кто успел уже прийти, стопились у витражных окон, чтобы посмотреть бесплатное представление.
        Публика требовала махича!
        Как и всегда бесшумно и незаметно я вошла в класс и прошла к своей последней парте. Парты в лицее стоят по одной, соседей нет, прям всё создано для таких одиночек и интровертов, как я.
        Тот, кто хочет успевать в учебе, за последней партой не сидит. Но в моём случае это был единственный выход. Лучше я буду смотреть в спины другим, чем слышать у себя за спиной, как меня обсуждают.
        Друзей или хотя бы знакомых за время учебы в лицее я не завела.
        Пыталась общаться со всеми или найти подход к каждому, но Эндшпиль пресек это на корню, отвадив от меня даже добряков, которые были не прочь подружиться с новенькой.
        Из всей их дружной братвы выбилась одна Маша, с которой мы дружим. Но тайно, так, чтоб другие в классе не узнали. Поэтому для всех и официально: друзей у меня нет.
        Класс понемногу заполнился, и я заметила, что прибавилась одна парта. Пока никто к ней не подошел. Занятно… у нас что новенький?
        Нет!
        Только не изверг. Только не Он!
        Его же могли засунуть в класс Оли, в нашем же и так перебор. Пусть это ошибка, пусть не он.
        Двух одноклассников, ненавидящих и презирающих меня, будет слишком много для меня одной. Это нечестно!
        И тут в кабинет входит наша классная, а за ней вышагивает хмурый изверг.
        Все замолкают, ожидая представления. А я скатываюсь со стула под парту, чтобы стать незаметной. Если бы у меня был капюшон, зарылась бы в него с головой, но лицеистская форма не предусматривает такую защиту.
        Хочется исчезнуть из этой комнаты, из этого лицея раз и навсегда.
        Со всех сторон обложили, жандармы какие-то, два идиота. Изверги, один другого стоит. Один другого краше. И каждый красуется, посмотрите, какой я крутой, я круче.
        Ненавижу!!!
        5
        Несмотря на все мои ухищрения, Амир меня замечает. И гаденько улыбается. Оскал его для всех становится шармом. Конечно, только появился и уже с главным забодался.
        У нас слухи быстро расходятся, со скоростью света. Поэтому не сумевшему отстоять свою репутацию, такому, как я, больше ничего не обломится на этом празднике лицеисткой жизни.
        Пускай, осталось вытерпеть всего полтора года. Потом никто никому не сдался. Сухая правда жизни!
        Свободная парта стоит второй во втором ряду. Сейчас её переставлять точно никто не станет, урок уже начался. И никакой новенький не сможет нарушить установленный распорядок.
        Его представили нам, мы увидели, осмотрели и на том спасибо. Дальнейшие сантименты можно разрешить на перемене.
        И вот до перемены я вполне спокойно доживу, но что буду делать в перерыв, ума не приложу. Я и раньше мечтала об уроках, которые идут один за другим, без отдыха и передышки. А теперь… Это желание номер один.
        Даже мечта!
        После каникул расшаркиваться не принято, и нас просят окунуться в учебу с головой, ведь подготовка к предстоящим экзаменам крайне важна.
        В целом, каждый из нас это понимает, но прислушиваются единицы. И, если бы вдруг я не тянула уровень лицея и не была бы отличницей, меня реально давно бы уже вышвырнули.
        И вот хиленькой управой нашлась моя успеваемость. Я в тройке лучших в классе. За такими следят учителя, а потому свои издевательские шутки Эндшпиль крапал, когда они не видят. И знать не знают.
        Думала, что одноклассник уже не появится. Но Дэн завалился в класс без стука, чем сразу же вызвал шквал критики от учителя. Наша немка терпеть не может дрянные манеры.
        Но Эндшпилю были её замечания до лампочки, он наплевал на все правила и даже без разрешения прошёл к своей парте. Она стояла в соседнем ряду, прямо справа от меня. Единственное, что нас с ним связывало - это любовь к последним партам.
        Я старалась слушать то, что рассказывает учитель. Но взгляд то и дело возвращался к ужасному соседу. Дэн что-то быстро писал на листочке, который вырвал прямо из тетради.
        За успеваемостью Эндшпиль никогда не рвался, все контрольные и экзамены писал на удовлетворительно и вообще не особо парился о своём будущем. Папа бизнесмен уже сколотил капитал, которого хватит и праправнукам.
        Вдруг Эндшпиль резко обернулся на меня, гаденько улыбнулся. А мне стало стыдно, что поймал с поличным, ведь наши взгляды встретились.
        Я в очередной раз подивилась, какой же он омерзительный. Стрижен налысо, от виска к уху струится странная татуировка, уши проколоты, но каких-либо сережек на них никто никогда не видел.
        Зубы, правда, белоснежные, что пугает ещё больше. Как у зверя, даже клыки характерно выпирают. Жуткое зрелище вкупе с выбритым кочанчиком.
        Форму Дэн носил небрежнее всех, а галстук всегда болтался на запястье, а не на шее, как положено.
        Парень смотрел на меня, дико прищурившись, играя своими четко вычерченными, словно нарисованными, скулами. Улыбка оставалась гадкой и какой-то загадочной. Наверное, нашел новый способ меня достать.
        А ещё он что-то жевал, между зубов то и дело мелькало что-то белое. Но жвачки у нас строго запрещены!
        Я отвернулась, но прямо мне в лицо прилетел шарик из бумаги.
        И он был мокрым, противным. Я тут же вытерла щеку.
        Так вот, что так усиленно жевал Дэн. Понятно, новый уровень отношений, жеванными бумажными шариками в меня он ещё не пулялся. Детский сад, вторая группа.
        Я привычно решила не реагировать на него. Побесится и перестанет. Во всяком случае на время урока.
        Но ему не терпелось, и чуть ли не на весь класс сказал:
        - Мияги, лучше прочитай, а то потом нежданчик будет!
        - Solomonov, geh aus der Klasse! - Не выдержала учительница и выгнала Эндшпиля с урока.
        А тот и рад стараться. Даже не собирая вещи, пошёл вразвалочку к выходу. Специально тянул время, в классе поднялся хохот. А я заметила, как Дэн изредка и как бы невзначай касается своего бока. Может, до «махича» дело всё-таки успело дойти?
        А я почувствовала на себе другой удушающий и мерзкий взгляд. Но в его сторону специально не смотрела. И этот туда же, внимания просит, ага!
        А я думала только о записке. О каком «нежданчике» говорил Эндшпиль?
        Что опять задумал этот изверг номер два?
        Превозмогая неизомерное омерзение, я кончиками ногтей развернула бумажный шарик и увидела сам текст записки.
        «Он знает о тебе что-то, чего не знаю я! Не порядок, Мияги, не порядок!»
        Мамочки! Только не это!
        Один вернулся, чтобы отомстить. Другой ухватился за новую возможность поиздеваться. Ну за что мне всё это?! Двое на одну - нечестно!
        И когда только Эндшпиль всё успевает узнать…
        Неужели изверг номер один решил всё ему рассказать?! Тогда Оля была права, и мне следует подготовить завещание…
        6
        Учительницу я больше не слушала, с ужасом ждала перемены. Хоть по расписанию два урока немецкого, в классе Мари Беккер не сидит и нас уж точно не караулит. У неё все выверено, педантичность уровня секундной стрелки.
        Поэтому защиты в кабинете вообще никакой. Даже видеонаблюдение в лицее ведется исключительно в коридорах.
        И как бы нелепо не звучало, все свои ужасные проверки на прочность нервной системы Эндшпиль вытворял как раз в классе, который закреплен за нами, за 10 «Д».
        Губы искусала в кровь, почувствовала во рту вкус железа, но и это меня не остановило. Сразу нашлись раньше не видимые заусенцы, я решила поиздеваться над ними.
        К чему мне красивые руки, если они крюки и не могут защитить меня…
        Но вот урок заканчивается, и я краем глаза вижу, как к парте Амира уже подтягиваются одноклассники. Хотят познакомиться, как же хорошо, как же вовремя!
        Немедля ни минуты, я удираю из класса. Прочь из этого душного отравляющего пространства.
        На следующем уроке контрольная по пройденным темам, я должна собрать мозги в кучу, иначе завалю. И дам Оле новый повод для подколов, она-то у нас неизменно всё делает на отлично.
        Вылетаю из кабинета и стремглав несусь к дамским комнатам. Уж там-то меня не достанут.
        С бега перехожу на быстрый шаг, чтобы зазря не привлекать внимание и не схлопотать замечание. Три таких замечания, и родителей вызывают в лицей. Мне такого не надо. Пусть маму заботят лишь приятные хлопоты, а не мои проблемы.
        Не успеваю дойти до нужной двери, меня с силой затаскивают в коморку и толкают к стене. Узнаю учительский туалет - узкое и недлинное помещение. Одному в самый раз, а вот двоим уже тесно.
        Не успеваю даже подумать, что случилось, как слышу за спиной характерный звук защёлки.
        Резко оборачиваюсь и встречаюсь с раскаленным взглядом Эндшпиля. От парня веет яростью, злостью. Но сам он лишь улыбается с предвкушением.
        Он не отходит от двери, перекрывает мне пути для побега или спасения. И наблюдает за мной, как охотник за подбитой птицей.
        - Мияги, ты, оказывается, права на исполнение кому попало продаешь… Не порядок! - Оскал рвёт мне душу на части.
        Я не понимаю, куда он клонит, что ему нужно. Какие права? На какое исполнение?
        Странный до невозможности. Специально сыплет загадками, чтобы выбить мне почву из-под ног.
        Замечает, как я нахмурилась и отвела взгляд.
        - Человечек сказал, чтобы я посторонился. У него, видите ли, право первого. Что это значит, Мияги? Кто он?
        Я наконец поняла, о ком весь сыр бор. Да, Амир всего лишь человечек. Так незначительно и презрительно. Сам угадал место изверга в вашей иерархии, чего от меня ещё нужно?
        Я в упор не понимаю, от чего так бесится Дэн. Поэтому молчу и продолжаю отводить взгляд.
        Смотрю, куда угодно, только не в эти глаза цвета промозглой земли. Чёрные, неуютные, пугающие до дрожи. И так подходящие его татуировке.
        Пока думаю, пропускаю момент, когда Эндшпиль шагает мне навстречу. Отступаю назад, лопатками чувствуя стену, вжимаюсь в угол. Ногой задеваю мусорку, которая подскакивает и звенит, как брошенное на кафель колечко.
        Но Эндшпиль не позволяет мне почувствовать опору, хотя бы недолго, хотя бы спиной. Резко дергает меня за руку, рваными движениями хватает меня за талию и чуть ли не кидает на подоконник.
        Мамочки, что же это такое?! Эй, кто-нибудь, ну посмотрите по камерам, что старшеклассники зашли, куда не следует!
        - Кто он? - Выдыхает мне в губы, которые почему-то оказываются на уровне его губ.
        Подоконник своей высотой делает полдела. Я в западне, и впервые за все годы в такой тотальной.
        У меня перехватывает дыхание, и я смотрю на Дэна, как удав на кролика. Пугает так, что хочется не только оттолкнуть, но и вырубить. Жаль, сил не хватит. Я совсем не спортивная, и не бойкая…
        Пока я думаю, как мне от него избавиться, Эндшпиль приближается. Хотя, куда еще ближе?! Караул, домогательство средь белого дня.
        И это называется элитным лицеем?
        - Кто он? - Повторяет вопрос, до хруста сжимая мои руки, которыми я уперлась в подоконник. - Из-за кого меня папаня осадил? За кого мой родич так вписался? Кто у нас такой крутой, что перевёлся в середине года?
        Осадил? О чём это он? И почему бы не спросить у отца, я же не энциклопедия, чтобы отвечать на все «почему».
        Непонимание отразилось на моём лице, я вообще разговаривала как будто только мимикой, на слова сил не хватало. И смелости.
        Я столько раз отмалчивалась, у меня получалось. И в этот раз удастся. Верю в это, как Земля верит в силу притяжения!
        - И мамашка у него не промах. Протащила сыночка в лицей через моего папаню. А он мне предупреждение запилил. Так что это за птица такая, а, Мияги?
        Смотрим глаза в глаза, не моргая, не щурясь, во всю яркость и силу наших зрачков.
        Но вдруг всё резко меняется. Эндшпиль отпрянул от меня, как будто ему вдруг сообщили, что я заразна.
        7
        Отошёл обратно к двери, прислонился к косяку, скрестил руки на груди и посмотрел на меня своим привычным насмешливо-презрительным взглядом.
        - Что ж вы всё терпите, со всем смиряетесь… - И взгляд такой стеклянный, будто не мне выговаривает.
        Потом опомнился, наверное, увидел меня, а не вымышленных «вы» и продолжил:
        - Если бы ты хоть раз в жизни дала мне отпор! Хоть раз взбрыкнула, оскалилась, скуксилась. Мамочке пожаловалась, чтоб она камня на камне не оставила от нашего элитного, я бы бросил свою никчёмную проверку, поставил бы галочку, что пройдена.
        Отводит глаза, смотрит куда-то на раковину, а потом опять продолжает:
        - Все новенькие сумели мне как-нибудь ответить. Так нет же, ты у нас вся такая стеснительная, замкнутая, безропотная. Терпила! - Злая ярость хлещет через край.
        Я чуть не скатилась с подоконника. Настолько меня ошарашило то, что мне предъявляет Дэн.
        Он что все эти годы докапывается до меня, потому что я ему раз истерику не закатила?! Пощечину не зарядила, слово грубое не вернула?
        Что с ним не так?
        Парень смотрит на меня со злостью. Шея напряглась, на висках вены проявились, пугая меня и парализую. Я впервые хочу хоть что-нибудь ему ответить, но не могу, в горле комок размером с Юпитер.
        - Такая вся из себя послушная, неконфликтная одноклассница, аж претит. Зубы сводит! - Переводит дух. - И меня не боишься…
        Эндшпиль наклоняет голову и смотрит на меня с каким-то непонятным остервенением. Или горьким сожалением? Не знаю… Я впервые вижу его таким.
        - Боюсь… - Заверяю я, пока есть возможность.
        Что значит не боюсь? Да я разве что за версту тебя не обхожу! Кто ж виноват, что в сам лицей легче перевестись, чем в нём из класса в класс.
        Возражение моё получилось хиленьким и жалким. Совсем неправдоподобным, и я понимаю это, когда вижу яростную ухмылку Эндшпиля.
        - Да брось. Я тебе неудобен, противен. Но ты меня никогда не боялась. Даже после того, как я тебе зрение поправил. Всё терпишь! - Сказал, как выплюнул.
        И мне становится жизненно важным доказать, что боялась. Иначе собственноручно запущу новый виток его проверок. И это тогда, когда в моей жизни опять появился Амир.
        - Боялась. Боюсь… Всегда! - Говорю громче, чем в прошлый раз, чтоб было правдоподобнее.
        - Ну давай-ка глянем, Мияги. В волосы жвачку запульнул, состригла в новую модную прическу. Юбку искромсал, поменяла. Тетради с домашкой порвал, новые завела и всё переписала. Даже сумку твою золотистую, которая немереного бабла стоит, изрешетил, а ты её рукоделием своим подлатала и до сих пор таскаешь! Водой обливал, обеды портил, успеваемости угрожал - всё сглатывала. Даже за то, что бумажкой роговицу тебе полоснул, не ответила!!!
        Эндшпиль следит за моей реакцией, впивается мне в глаза, словно вампир какой-то. Хочет найти ответы. А я что?
        - Это так ты боишься? - Продолжает после паузы.
        Я молчу. Мне нечего возразить.
        Всё правда. Собранная за всё четырехлетие и законсервированная, чтоб сохранить и потом вот так припечатать.
        Да, терплю. Да, иногда околачиваюсь у самой грани, еле-еле дотягиваю до консультаций с психологом. Да, не рассказываю родителям. Скрываю, как могу. Иногда помогает Маша, как с юбкой, например. Но это моё решение!
        Даже теперь маму расстраивать не буду. Нет! Она и так натерпелась. Больше от меня никто не пострадает.
        А я…самая я? Значит, так надо. Такая расплата за прошлое.
        - Нечего сказать, а, Мияги? Правильно. Лучше послушай меня, пока я захотел предупредить. Все эти годы думал, что ж с тобой не так. Ты какая-то сломанная либо надломленная… А тут хоп, и поцык подваливает, которого ты, оказывается, так сильно боишься. Как тут пройти мимо? Никак! Ты мой личный эксперимент, и уж теперь я точно не "посторонюсь".
        Эндшпиль подёргивает плечами, словно от тика какого-то, и обрывает речь на полуслове. Отпирает дверь, выходит, не оборачиваясь на скукожившуюся меня.
        А я так и остаюсь сидеть на подоконнике учительского туалета. Звенит звонок, а мне кажется, что это во мне по крупицам собранное летит на пол и разбивается.
        Оба не угомонятся. Я это чётко осознаю, как неизбежное. Друг друга настропалили, а цирковым пони выбрали меня. На, катай нас, развлекай. Одному для мести, другому для какого-то эксперимента. Полудурки!
        В класс возвращаюсь неживой, меня ругают за опоздание, а я даже стыда не чувствую. В груди всё пусто, будто взяли и всё нормальное выдернули, засунули лишь чёртов страх. Беспощадный и кромешный.
        Ещё вчера я была уверена, что единственной и глобальной проблемой станет только изверг. Сегодня Пальму первенства с мясом вырвал Эндшпиль.
        Этот полодырый докопается до правды, а Амир отомстит и не поморщится. Особенно когда сбытчик-подполист сам выискался, в руки приплыл.
        Тайну Эндшпиль хочет. Хотеть не вредно!
        Сработает ли правило, предупреждён - значит вооружён?
        Ага, с моим-то вооружением из вороха проблем, кучи комплексов и целого КАМАЗа страхов…
        Но из явных плюсов то, что Дэн раскрыл свои карты. Иначе я бы с ума сошла, придумывая, чем заслужила его немилость. Дать отпор? Может, это действительно выход?
        На меня все смотрят, переглядываясь и шушукаясь между собой. А мне на всё наплевать. На всех наплевать.
        Если всплывет прошлое… Второй раз этого ада я не переживу! А Амир наверняка ещё и видео сохранил, скинет в общую беседу, как в тот раз - и всё, мне конец.
        Прохожу к своей парте, замечаю что-то белое на столе. В глазах темно, туман какой-то, всё вижу словно через запотевшее окно.
        Лист контрольной, да, точно. И ещё что-то лежит рядом, объёмное, похожее на книгу или коробку подарочную. Отодвигаю это, потом посмотрю. Всё потом, сначала контрольная.
        Но её я благополучно провалила. Даже в задания не вчитывалась, в тестовой части выбирала наобум. Результатов пока нет, но я точно знаю, будет не выше неуда.
        Пусть… Во мне всё словно с предохранителя сняли. Сейчас бы не разреветься - уже будет победой.
        Урок заканчивается быстро. И наступает новая перемена.
        И новые герои всё того же ужаса. Той же драмы, в которой мне мимо кастинга отведена главная роль.
        8
        В эту перемену выйти из кабинета я не успела, сидела в какой-то прострации, пытаясь собрать мысли в кучу.
        Как там учила психолог… Ах, да. Вспомнить какой-нибудь приятный момент из жизни. Такой, чтобы каждой клеточкой кожи почувствовать это приятное, ощутить, окунуться с головой.
        Настолько углубиться, чтоб забыть настоящее со всеми его проблемами и нарывами.
        И вот я только прикрыла глаза и начала вспоминать наш с папой поход в зоопарк, как стул напротив жалобно скрипнул.
        Сначала я не придала этому значение, мало ли. Может, Маша вернулась в класс, она как раз передо мной сидит. Но нет, всё было в разы ужаснее.
        - Да, а личико-то у тебя, Бжижик, поплохело. У меня в глазах так и рябит…
        Ужасный голос, который въедается чуть ли не в подкорку. От неожиданности воспоминание тает, и я резко распахиваю глаза.
        Смотрю на Амира, как затравленный кролик. А он смакует, я вижу, как его скисшая физиономия вдруг опять становится нормальной.
        - Ой, простите, мы же выросли. Какой нафиг Бжижик, да? Ты теперь у нас гордо и почетно - Мияги! - И противнейший смех.
        Да, мы изменились. И я тоже! Можешь хоть сколько про это говорить.
        Амир возмужал, и если бы мне нужно было узнать его по лицу, то я не справилась бы. Волосы перекрасил. Раньше они были у него чёрные, как ночь. Теперь тёмно-бордовые, а кончики вообще какие-то розоватые.
        Все черты лица стали крупнее, как у подросшего хищника. Глаза то и дело наливаются яростью, даже когда изверг язвами своими сыплет.
        А ещё он стал жестоким! В нём не просто обида живёт…
        Но изверг не продолжает свои инсинуации «конкурса красоты», догнал, что это не больное место.
        Красота приходит и уходит, если я ещё и из-за этого буду загоняться, то проще сразу запереться на тысячу замков и из дома не выходить даже к психологу.
        Посмотрев на меня с прищуром, Амир облокачивается на мою парту и замирает в каком-то сантиметре от моего лица.
        - Тебе, наверное, не терпится узнать, как поживает Витя? Спасибо, что спросила, братец мой пошёл по стопам матери, на юрфак поступил. - Шепчет мне.
        Вздрогнув, я отпрянула. Отодвинула свой стул назад, чтобы сохранять дистанцию. И сама не поняла. Дистанцию от изверга или от прошлого…
        Витя, Виктор, пусть тебе пусто будет! Это ты тогда подуськивал Амира, благодаря тебе он смог и меня уговорить. И записать всё на видео тоже была идея старшего брата изверга.
        Я молчу. Спешно пытаюсь воспроизвести в голове то приятное воспоминание с отцом, от которого у меня даже фотография осталась. Но все летит в тартарары. Опять этот шепот ужасный…
        - О, наверное, ещё и про отца моего узнать хочешь? А он ничего, нашёл работу, начальника-шошку не смутила его судимость. Теперь трудится не покладая рук. Да всё в дом, с матери пылинки сдувает, как она и мечтала. Только в разводе они официальном, но это ты никому, тссс…
        И прикладывает палец к губам, изображая всем знакомый жест «молчания».
        Он специально! Совесть мою проверяет, как я сплю все эти годы? Изверг как он есть!
        Думает я легким испугом тогда отделалась?
        Отрываю взгляд от его скалящегося лица. Замечаю на парте книгу, которую раньше приняла за коробку.
        Ах, это та самая. Я её хотела купить в книжном! И она у меня на столе. Дрожащими руками тянусь к «Переписке» Гете и Шиллера на немецком языке.
        Открываю. И на первой же странице на меня смотрит фотография. С того самого видео! Я и Амир…
        Захлопываю книгу с такой силой, что некоторые одноклассники оборачиваются на меня.
        - Понравился подарок? - Улыбается изверг. - Недостижимая чистота, правда?
        - Лучше сразу скинь то видео классу. Так же в общую беседу. Давай!
        Пальцы дрожат, я сама от себя не ожидала, что выскажу. Да такое!
        Схватилась руками за колени, сжала их до боли, чтобы она меня отрезвила, заставила вслушиваться во всё, что говорит этот изверг.
        - Э, нет. Там же и я есть. А я только попал в ваш элитный. Знаешь, как-то не хочется вылететь пробкой. Нужно как-то всё ювелирненько обделать…. Как ты тогда!
        Амир больше не облокачивается на мою парту, садится ровно. Какое-то время даже на меня не смотрит, хотя глаза блестят лихорадочным нездоровым огнём.
        Чего-то выжидает.
        - Чего ты хочешь от меня? - Спрашиваю вроде спокойно, но свой голос не узнаю.
        - От тебя? - Поворачивается и смотрит на меня насмешливо. - Правду хочу.
        - Какую?
        - Почему тогда даже поговорить не вышла? Почему меня все твои отшвырнули, как попрошайку какого-то? Почему ты сразу не показала полное видео?!
        9
        По мере его «почему» голос становился жестче, грубее и злее. А желваки на скулах заходили так, будто море от шторма.
        Я могла ответить на все вопросы. Могла. Но что я скажу? Побоялась? Струсила? Его не устроит такая правда. Я это понимаю, ведь с его стороны я выгляжу самым последним предателем.
        И я вру.
        - Мне запретили… - И отвожу взгляд.
        Резкое движение и книга летит с моей парты. Изверг пришёл в настоящее бешенство. Оказывается, до этого он ещё себя контролировал.
        Я испугалась не на шутку, и глаза мои стали искать спасения. Хоть какой-нибудь защиты. Дура, зачем я вообще ему отвечать стала. Вот зачем… С ним-то можно было и молчать, изверг точно не проверки ради нарисовался.
        Краем глаза вижу, как к нам приближается Маша.
        Эффектная шатенка с чуть раскосыми голубыми глазами дефилирует, словно по подиуму. Мимо такой не пройдешь, ей вслед оборачиваются все парни. Настоящая красавица школы, хоть упорно не хочет участвовать в лицеистских конкурсах, чтобы забрать свой титул Королевы по праву.
        Она подходит к своей парте. Бросает на меня встревоженный взгляд. Но мельком, чтобы никто не заметил. А я поджимаю губы. Она должна понять.
        И подруга понимает.
        - И чего ты здесь расселся, новенький? - Дерзко и немного театрально спрашивает она.
        Амир оборачивается, и я уже жду, как он начнет огрызаться. Уж если он Эндшпиля послать не побоялся в первый же день, то и Машу осадить за ним не заржавеет.
        Но изверг лишь окидывает подругу каким-то долгим раздевающим взглядом. Сканирует её до каждого ребрышка, ядовито ухмыляется, будто оценивает.
        Но Маша не промах, даже бровью не повела. Она и не таких наглых отбривала. Я ею всегда восхищаюсь и завидую белой завистью. Да, когда раздавали уверенность, мы с ней стояли в разных очередях…
        - Поднял все свои дорогостоящие причиндалы и умотал на свой второй!
        Но изверг лишь вальяжнее расселся, закинув ногу на ногу. И послал Маше воздушный поцелуй. Думал, что она так же кинется на него, как Дэн?
        Не тут-то было.
        - Виктор, дорогой. Тут новенький совсем берега попутал… - Маша обернулась, чтобы позвать одноклассника.
        Виктор у нас мастер спорта по боксу, призер всевозможных соревнований любого уровня. И несмотря на запрет кулачных боев вне ринга, замечен в драках, которые и сделали ему славу Непобедимого Молота.
        Грузный мускулистый парень поднялся из-за парты. И направился к нам.
        Одной левой поднял Амира за грудки, не предупреждая и не угрожая. Лишь молча выполняя свое дело. Изверг в полнейшем шоке, даже рот раскрыл для возражений. Я смотрю только на него, лицо его перекошено от гнева, но габариты и сила соперника не позволили ответить.
        Виктор почти вышвырнул его в проем между партами. А Амир так и остаётся с открытым ртом. Как язык только в полете не прикусил?
        - Ты ещё пожалеешь! - Бросил Амир, глядя только на Машу.
        И получил кулаком в живот.
        Виктор не церемонится с теми, кто беспокоит его Марию. Одной её просьбы достаточно, чтобы увидеть силу и мощь Молота. Мы все это знаем, поэтому никто Маше даже слово не говорит, никто косо на неё не смотрит и уж точно не перечит. Но сама она этим не злоупотребляет, поэтому и дружим мы с ней тайно.
        Маша обернулась на меня, подмигнула. И, достав из сумочки влажные салфетки, стала демонстративно вытирать всё, чего касался новенький.
        Амир смотрел на нас, но больше на рожон не лез. Наверное, оценивал и присматривался, но я не уверена, ведь кроме Виктора в классе оставались и другие парни. За своего они горой. Даже за Эндшпиля, что уж говорить про Молота.
        Такая реальность, изверг. Ты можешь быть всем в старой школе, но лицей - новая Галактика, со своими звездами, планетами и черными дырами.
        Я привыкала и вливалась, и тебе придётся попотеть!
        Вздохнула с облегчением. Впервые за всё это время Маша вступилась за меня. Вообще кто-нибудь здесь за меня вступился. Пусть не открыто. Но щит мне одолжили.
        Да ещё какой! Непобедимого Молота!
        Когда отошла от бурных эмоций, почувствовала на себе взгляд.
        Ну что опять?!
        Сосед мой объявился, не иначе. А я его целую перемену не видела. Или не замечала, не знаю. Столько всего свалилось, не умею я сразу все свои фланги защищать!
        Но больше в этот школьный день ничего сверхъестественного не произошло. Поэтому к психологу я пришла не совсем как выжатый лимон. Силы на разговор ещё оставались.
        10
        К психологу меня, как и обычно, подвез наш водитель. Консультации чаще всего назначаются после занятий, поэтому возиться со мной никто из родителей точно не будет.
        У мамы свой бизнес. Ещё до брака с отчимом она основала маленький центр медицинской помощи. Со временем он разросся, теперь моя мама - владелица сети частных клиник по всему городу. А клиник этих целых четыре.
        Как я ею горжусь, не передать словами.
        Нет, приложу все усилия, чтобы вновь её не расстраивать. Переживу, перемелю, передышу, но новых страданий в дом не занесу!
        Водитель забирает сначала меня, потом Олю. У неё куча дополнительных факультативов, которые она любит и без которых жить не может. Но, мне кажется, она просто избегает дом, ей не хочется возвращаться домой.
        Тем более со мной.
        А мне спокойнее с водителем, я сажусь всегда рядом на пассажирское кресло, и мы разговариваем.
        Может, по уставу ему и не положено. Но Марсель Павлович - добродушный и открытий человек. Он не робот.
        Я столько всего нового от него узнаю. А он слушает меня порой даже внимательнее, чем психолог. Всегда интересуется, как прошёл мой день. Именно он помогает мне прикрывать все «проверки» Эндшпиля. Сердится на "дуботола", но помогает ликвидировать улики.
        И юбку у Маши забрал, и к знакомой-парикмахеру отвёз. Даже мулине разных цветов мне нашёл, чтобы я смогла сумочку свою, ту самую, золотую, подлатать.
        Только с окулистом ему помочь не удалось, но это серьезнее. Оно и понятно! Но и тогда всё обошлось, мама не заподозрила неладное. Во всяком случае, я в это очень верю.
        А вообще у меня со всеми помощниками семьи хорошие отношения.
        Не знаю, как так сложилось. Они все работают у отчима не первый год, знают, что и как я напортачила четыре года назад, но никто из них не стал смотреть на меня косо.
        И я им очень за это благодарна. Психолог однажды обмолвилась, что есть люди, которые доверяют себе и своей душе, и если их душа однажды потянулась к моей, то они не станут верить даже самым правдивым россказням.
        Это, конечно, далеко от науки и вообще сказка. Но запомнилось очень хорошо, и греет мне сердце, когда на душе скребут кошки.
        Когда мы уже подъезжали к нужному строению, я вспомнила один из самых неприятных моментов своего шестого класса.
        Тогда родители действительно запретили мне общаться с Амиром, я сама не знала, как смотреть ему в глаза, поэтому запрет был мне только на руку.
        Он прорывался к нам, тогда не было ещё ни этого коттеджного посёлка, ни его охранников.
        Когда отчим уже потерял терпение, жестко спустил его с лестницы, и я слышала, как Амир напоследок крикнул мне:
        - Я запомню это, Бжижик! Я вернусь.
        Это было странно слышать от шестиклассника, пацана тринадцати лет. Но тогда это отпечаталось у меня каким-то клеймом, засело в голове навсегда.
        И сегодня опять проявилось, потому что Амир сам хочет стать моим кошмаром - воплощением прошлого.
        Зачем он ворошит? Зачем хочет заживо сжечь меня?
        У него и его семьи же всё хорошо?
        С такими неуютными мыслями, которые ранили меня, как тысячу иголок, я вошла в кабинет к психологу. И замерла.
        Чёрт побери, я же так и не подняла ту книжку с ТОЙ фотографией! Где они, кто их забрал? Как я могла поступить так безалаберно и неосмотрительно.
        Я чувствую, как подступает паническая атака. И не могу её остановить.
        Замечаю движение слева, и мне навстречу спешит маленькая миловидная женщина. Она помогает справиться с агонией, успокаивает так, как умеет только она.
        И уже через пятнадцать минут я более-менее прихожу в себя. Рассказываю всё, что меня «довело». Почти всё… Не знаю, почему, но про признание Эндшпиля молчу.
        Я должна сама разобраться. Сама найти, как ему ответить и дать отпор. Психолог - мой помощник, она вывела меня из патового состояния, преддепрессионного. Но сейчас я хочу справиться сама.
        Наша консультация, как и обычно, длится примерно полтора часа. Я успокаиваюсь, сердцебиение приходит в норму, в голове светлеет. И даже надежда просыпается. На счастливое будущее!
        Выхожу из здания и сталкиваюсь с кем-то. Извиняюсь на ходу, даже не глядя. Я же натолкнулась, мне не сложно.
        Но меня хватают за рукав, резко разворачивают. И я лицом к лицу встречаюсь с Дэном.
        - Что ты здесь делаешь? - Со злым недоумением спрашивает одноклассник.
        Я не знаю, что ответить. Мы же не в супермаркете или в зоомагазине каком встретились. Зачем люди ходят к психологу?
        Молчу. И отвожу взгляд, не желая больше видеть эти глаза, полыхающие яростью. Чёрные, как самая жуткая и страшная ночь.
        - Из-за меня? - Опять вопрос.
        Только он меня уже удивляет. Я невольно опять смотрю на Эндшпиля. Он, правда, думает, что и-за него?
        Но ответить что-либо не успеваю.
        - Мил человек, проходи мимо подобру-поздорову. - Марсель Павлович пришел мне на помощь.
        Он подошел прямо к крыльцу и сейчас стоит за спиной Дэна.
        Эндшпиль оборачивается, чтобы посмотреть на «мешающего», но пальцы разжимает, и у меня появляется возможность прошмыгнуть мимо.
        - Мию есть кому защитить. Будет что-то такое же серьезное, как зрение, и разговаривать будем по-другому! - Вдруг абсолютно серьезно и жестко предупреждает Марсель Павлович.
        Видимо, он сразу узнал моего лицейского обидчика. Конечно, я же столько про него рассказывала. Ах, точно, и бритоголовым называла. А Дэн как раз без шапки зимой разгуливает.
        Парень ничего не отвечает моему водителю, разворачивается и заходит туда, откуда вышла я. К психологу?
        Да, ему явно не помешает! Но неужели Эндшпиль ходит на консультации? Странно… Об этом никто не знает.
        Хотя обо мне тоже…
        Марсель Павлович провожает меня до машины, открывает мне дверь. И мгновение спустя мы уже едем по привычному маршруту - домой.
        - Я правильно его узнал, Мия?
        - Да, Марсель Павлович. Это тот самый Денис Соломонов.
        - Ничего, вроде сознательный. Грубить не полез, уже хорошо. А то сейчас молодежь пошла… У-ух, мама не горюй! - И легкий смешок, который снимает всё напряжение.
        И мне становится очень тепло на душе. За меня сегодня дважды заступились. Меня не просто заметили, а помогли. Я счастлива!
        Но вдруг начинает вибрировать мой телефон, оповещая об смске. Я открываю нашу с Машей переписку и вижу ужасное!
        Вот же ж…
        11
        «Не пойму, где мы прокололись. Но Эндшпиль знает о нашей дружбе!»
        И строчек десять гневных смайликов.
        Только этого не хватало… Я боялась написать что-то в ответ. Спросить хотелось многое. Но я понимала, что между дружбой со мной и статусом в классе Маша может выбрать не меня.
        Поэтому спрашиваю логичное.
        «Как ты это поняла?»
        «Это он послал меня спасти тебя от новенького. Прикинь, позвонил даже. Я вообще в другом крыле была. А Эндшпиль даже номер мой откуда-то нарыл…»
        «Что значит послал спасти?»
        «Ну, позвонил и сказал, чтобы я срочно вернулась в класс. Якобы новенький руки распускать начал, мол, спаси подругу.»
        Я читала все это и не могла переварить.
        Даже не знаю, что меня больше поразило. Что Эндшпиль знает про наше тайное общение с Машей или что он послал её спасать меня?!
        Спасать!!!
        «Спасибо тебе за помощь, Маш. Ты как раз вовремя вернулась.»
        Я тогда поблагодарила кивком, но это не то. Сейчас самое время. К тому же, я вообще не знаю, что мне ей писать.
        Все мои друзья после переезда в другой район - это знакомые Маши. Уйдет она из моей жизни, исчезнут и они. Да, может, они и так не до гроба, и Эверест с ними не покоришь, но всё-таки… Горько и тошно на душе.
        Приходит новое сообщение.
        «Я не могла поступить иначе!»
        А я понимаю, что могла. Очень даже могла.
        Пусть всё, чем мне оборачивалось «общение» с Эндшпилем не видела даже Маша, но догадывалась. Она сама когда-то была новенькой, но как-то быстро снискала уважение местного «проверяющего». Хотя в классе третьем оно и легче.
        Телефон снова завибрировал, оповещая о новом сообщении.
        «Знаешь, он ведь давно знает. Про нас знает. И только сейчас дал это понять! Странно как-то…»
        Вот оно, то самое время, чтобы написать о больном.
        «Ничего, скоро и тебя «попросит» не общаться со мной…»
        «Нет, Мия. Я уверена, что в этот раз будет по-другому!»
        Ох, мне бы твою уверенность, Маша. Больше мы сообщениями не обменивались, и так понятно, что теперь будущее зависит не только от того, как мы покрепче таинствовать будем.
        Я хотела уже заблокировать телефон, как пришло новое оповещение. Кто-то кинул мне заявку в друзья во вконтакте.
        Со всех сетей я действительно тогда удалилась. И теперь моя страница существует под вымышленным именем. Иначе все важное скидывают в беседу класса, а мне не хочется быть белой вороной ещё и в этом.
        Да в друзьях у меня никто и не числится. Хотя все одноклассники конечно знают, кто такая Марта Маратова.
        И тут на тебе, заявки в друзья. Сердце кольнуло подозрение. И я долго не решалась открыть нужную вкладку.
        Да, это он. Вычислил, прыщ постный!
        Амир Тузов собственной персоной.
        Ага, разбежалась добавлять, и на что рассчитывал, интересно. Самомнение размером с Евразию. Мерзкий, мерзкий «новенький»!
        Но руки сами потянулись открыть его страницу. Не знаю, что я там хотела увидеть. Сама не смогу объяснить, зачем полезла.
        В отличие от моей страницы, у которой и аватарки то не было, у изверга был полный набор активного пользователя сети. И всё-то открыто, аудио, видеозаписи, записи на стене, фотографии. Любуйся - не хочу.
        И вот я уже листаю его фотографии. С друзьями, с братом, с какой-то девушкой. И с ней фотографий пять, наверное. Разного характера, ага. Но их я пролистываю быстро.
        А вот на фотках с пейнтбола останавливаюсь. Оказывается, за эти годы Амир начал заниматься спортивным пейнтболом. И даже каким-то крутым и незаменимым игроком числится, столько хвалебных комментариев под фотографиями в экипировке!
        Если б кто рассказал, не поверила. Амир… Тот Амир, которого я раньше знала, терпеть не мог оружие, любое. Даже игрушечные откидывал так, что родители перестали дарить такое.
        А тут спортивный пейнтбол!
        Заявку в друзья я конечно же отклонила. Пусть повисит в подписчиках, раз так нравится преследовать. Но изверг не унимался.
        Он додумался написать в общую беседу. И не что-то, а спросил, почему у меня глаза теперь тёмные…
        Вот же гад!
        Сначала никто ему не отвечал. Даже домашку, которую сверяли до этого, перестали обсуждать. Гробовое молчание или игнорирование.
        А потом нашлась одна «особо добрая». Инга. Рассказала, что теперь у меня линзы и что я боюсь «иметь глаза, цвета Олиных».
        У-ух, я так была зла. Кровь опять закипала в жилах, а дышать становилось труднее. Вот кто за язык тянет таких «отзывчивых»? Ей-то я как дорогу перешла?!
        Но скоро выяснилось, что всё-таки перешла…
        Но это после. А в этот день и в два последующих меня ждало такое спокойствие, такое затишье, от которого становилось лишь страшнее. Никто, ни один не тревожил, не допекал, не издевался.
        Единственный раз, когда изверг посмотрел на меня, был перед первым уроком на следующий день. Он зашел злой, даже свирепый, а на скуле красовалась какая-то красная отметина.
        Подрался что ли?
        Раздумывая над этим, не успела отвести взгляд и встретилась с его кровожадным. Показалось, если б мы были не в лицее, то никто бы даже не посмотрел, что я девочка…
        Посмотрел на меня так, будто я виновата, что у него почти фингал под глазом.
        В остальном два дня были действительно будничными, спокойными и тихими. И даже успели меня обрадовать. За контрольную по немецкому я получила пять.
        Не знаю, как так могло произойти. Я точно знала, что сделала как минимум три ошибки. Перепроверяла потом дома, на свежую голову. А тут Мари Беккер объявляет «отлично».
        Это самая яркая радость, но и самое глубокое удивление этих дней.
        А потом жизнь превратилась в настоящий аттракцион. И мне казалось, что меня решила закатать на своих каруселях до смерти…
        12
        Первым аттракционом было чёртовое колесо - серьезный разговор с Мари Беккер. Учительница попросила остаться после урока. Попросила меня и Дэна. Что меня уже изрядно напрягло.
        Но беседовать пришлось не в нашем классе, а в учительской, где как минимум была парочка свободных ушей. Не выгонишь же коллег, одновременно понимаю и не принимаю…
        Не тактично всё это, даже немка это поняла, поэтому постаралась отойти к дальнему столу.
        И вот мы стоим, как самые провинившиеся школьники. Непонятный тандем. Неужели за тот раз с учительским туалетом будут отчитывать. Но почему тогда не классная?
        Всяких этих до головокружений страшно, до тошноты обидно не было. Лишь одно кромешное непонимание.
        - Мия, это правда, что Денис заставил тебя написать контрольную плохо? - С места в карьер.
        Ошарашивает меня Мари Беккер, будто водой ледяной обливает. Я стою и не знаю, что ей ответить. Нет, знаю. Конечно, неправда!
        Но натыкаюсь на пронзительный взгляд Эндшпиля и понимаю, что неспроста этот разговор. И эта пятерка…
        Ой, мамочки. Уверенность улетучивается, как с белых яблонь дым.
        Но я всё же решаю не врать.
        - Нет, не правда. - Отвечаю тихо, но немка всё прекрасно слышит.
        И этот ответ её удовлетворяет, вижу это по едва заметной улыбке, которая трогает уголки её губ.
        Может, это была проверка?
        Но Мари Беккер уже поворачивается к Дэну и спрашивает его. Пытливо так, прищурившись, будто пытает. Хотя это так и выглядит.
        Он-то по-любому что-то другое ей наплел. Только вот зачем?
        - Почему ты мне соврал?
        - Я не врал. Она не признается. - И невозможная ухмылка. - Боится.
        Последнее слово растянул так, что стало похоже больше на сарказм, чем на оправдание. Видимо, запутал Эндшпиль не только меня. Учительница нахмурилась.
        - Скажи, Мия, Денис тебе как-то угрожает? - Опять повернулась на меня.
        И что мне ответить? Он ведь действительно угрожает моему спокойствию и душевному состоянию. Только контрольную я завалила сама, без всяких его угроз или шантажа.
        Нет, плохая оценка, конечно, результат того, что он меня до смерти напугал своим пробудившимся интересом к моему прошлому. Но собрать волю в кулак и приструнить сомнения не смогла именно я.
        Что ж, самый верный курс - честность. Его и буду придерживаться.
        - Контрольную я написала плохо только по своей вине. Не подготовилась.
        И сникла, когда увидела легкое разочарование во взгляде Мари Беккер. Она надеялась, что есть более уважительные причины моему неуду?
        - Мари, послушайте. Мия запугана, и ничего Вам не скажет. - Дэн, стоявший до этого вальяжно и расслабленно, собрался.
        - Вот как?
        - Да, так. Вспомните тот случай, когда я бумажкой задел её глаз.
        - Помнится, ты говорил, что случайно… - На лице учительницы отразилось сомнение, она не привыкла к тому, что ученик может лгать или обманывать.
        - Я соврал.
        Что он творит? Что это за вечер откровений.
        Учителя, что пока просто прислушивались к нашему странному разговору, стали откровенно посматривать в нашу сторону. Ни то с интересом, ни то с каким-то ужасом.
        Конечно, в их элитном кипят такие страсти, а они знать не знают. Невидаль! Будто сами себя от это не ограждают, тоже мне удивлённые!
        - И много было таких случаев… - Мари явно подбирала слово побезобиднее, но не смогла. - …вранья?
        - Очень! - Как на духу, даже не моргнул.
        Вот это поворот. Я опешила и всё, на что меня хватало, это хлопать ресницами да глазами моргать.
        - Это правда? - Теперь вопрос мне. И даже Эндшпиль уставился на меня.
        Не понимая и не осознавая, что будет после этого разговора, я всё-таки отвечаю, как заведено. Честно.
        - Да… - И опускаю голову, чтобы не встречаться с этими взглядами, полными укора и непонимания.
        - Почему ты молчала, Мия? - С болью в голосе спрашивает учительница.
        И я впервые хочу ответить на этот вопрос. Ей ответить.
        Да, я спокойно на него отвечаю психологу, Марселю Павловичу да даже Ульяне. Но вот так, чужому человеку, который смотрит со стороны и никогда не узнает ни моего прошлого, ни моего будущего, впервые!
        - Не хотела, чтобы кто-то пострадал. Не хотела обижать злом или ненавистью… - Тяжело вздыхаю.
        К горлу подступает знакомый ком.
        - Мия… - Только и может выговорить Мари.
        Так и должно быть. Что она ещё может сказать? Поросло травой уже всё, незачем выпалывать и искать корни. Есть и есть, было и было.
        - Ты понимаешь, что тебя ждёт? - Спрашивает она.
        И сначала я не понимаю её, судорожно вздыхаю и неловко поднимаю голову. Но учительница обращается не ко мне.
        - Отчетливо! - Так же серьезно и без тени сомнений отвечает ей Дэн.
        - Хорошо. - И вновь поворачивается ко мне. - Я не буду исправлять оценку за контрольную, Мия. Уверена, ты напишешь её на отлично, если я прям сейчас дам тебе лист с заданиями.
        - Да, я могу переписать… - Запинаюсь. - …если Вы позволите.
        - Нет, не нужно. Иди, Мия. И будь аккуратна!
        Я ещё раз смотрю на Эндшпиля, но он от меня будто огородился. Хочется верить, что это именно тот итог, которого он ожидал, иначе…
        А я не знаю, что будет иначе.
        Точно чёртово колесо!
        Возвращаюсь в класс, прохожу к своей парте, невидящим взглядом впиваюсь в спину Маши. Подруга чувствует на себе мой взгляд, сначала ерзает, а потом не выдерживает и оборачивается.
        Немой вопрос и мой ответ:
        - Денис всё рассказал… - Не замечаю, как впервые называю Эндшпиля Денисом.
        Про себя он всегда был Дэн, в разговорах с кем-нибудь - Эндшпилем. И никогда - Денисом. Что ж это я так расчувствовалась? Разве меня не должна затопить волна радости, что правда наконец всплыла?
        Должна была, да…
        Но отчего-то мне совсем нерадостно. Наоборот, такое вязкое, отравляющее чувство, будто я опять кого-то предала. Вот тебе и послушная одноклассница, Эндшпиль.
        И ещё это идиотское предчувствие, как Дамоклов меч повисло. И не понять, о чём предупреждает, от чего пытается огородить. Или от кого?
        Ненавижу!!!
        13
        Мой телефон жужжит под партой, пытаюсь достать незаметно и прочитать. Получается не сразу, наша математичка жуть как не любит «слуг деградации».
        Вижу пылающий прямоугольник. Сообщение от Маши.
        «Встречаемся в гардеробе.»
        Она права, даже в кабинках туалета не уединиться, то одна придет носик попудрить, то другая стрелки подправить. А в гардеробе у нас пропускной системы нет, заходи и бери, что нужно.
        В элитном всегда все берут только своё, ни родителям, ни деткам проблемы и разборки не нужны.
        Звенит звонок, и Маша первая выскакивает из класса. Ух, вижу, как её не терпится всё узнать. Выхожу следом, человека через два. Чувствую на себе прожигающий взгляд.
        Если учесть, что в класс Эндшпиль после своего несвоевременного признания так и не вернулся, то этот взгляд-лазер принадлежит явно извергу. Но я не оглядываюсь, хотя под лопатками вовсю чешется.
        Захожу в гардероб, прохожу первый и второй ряды, вижу Машу и иду к ней. Подруга делает вид, что что-то ищет в кармане своей норковой шубки. Мой пуховик висит на другой ряду, но сейчас в гардеробе кроме нас никого нет, поэтому можно лишний раз не пыхтеть над конспирацией.
        - Что Эндшпиль рассказал и кому? - Не поворачивая головы, шепчет Маша.
        - Мари. Он рассказал про то, что издевается надо мной.
        - Что? - Не выдержав масштаба новости, подруга всё-таки поворачивается ко мне.
        - Сама в шоке…
        - Что-то тут не так. Нет-нет… - Маша смотрит на меня невидящим взглядом, словно уже не здесь, не со мной.
        - Я думала, он меня проверяет. Хотя сам всё рассказал Мари, а она с меня требовала правду.
        - Вроде бы Эндшпиль и неплохой. Но не верю во все эти одумался, каюсь, ставьте на горох! - Резко отворачивается и опять начинает что-то искать в кармане. На этот раз в другом.
        Достает резинку и одним ловким движением мастерит себе небрежный хвостик, такой а-ля под легкий морской бриз.
        - Я ему совсем не доверяю! - Признаюсь подруге, хотя она и так всё понимает.
        - Знаешь, он хотя бы свой. - Вдруг меняет тему. - А кто этот новенький? Почему он на тебя вечно так пялится, словно ты у него Нобелевку мира из-под носа увела?
        - Это долгая история… - Увожу взгляд.
        К счастью, слышатся чьи-то шаги, значит становится небезопасно, и нам нужно сворачивать удочки, чтобы особо добрые и приветливые не засекли наше мини-собрание.
        - На выходных расскажешь, не отвертишься! - Безапелляционно говорит Маша, когда проходит мимо меня и направляется к выходу из гардероба.
        Она-то спросит, с неё станется, не забудет. Эх, а выходные уже завтра. Быстро пролетела первая неделя, хотя я и была вся, как на углях.
        Когда вернулась в класс, увидела на столе маленький клочок бумаги. Осмотрелась, но это не помогло. В кабинете были только мы с Виктором. Он привычно «спал» на парте, опустив голову на согнутые в локтях руки.
        Осторожно разворачиваю записку. Почерк не узнаю, оно и понятно. Но вот по тексту, настроению и его посылу всё становится понятным, как дважды два.
        «Лучше добавь меня в друзья…»
        И вместо пресловутого «иначе» это дурацкое многоточие.
        Ну и что будет иначе, а, Тузов? До сих пор ничего не произошло, силёнок и связей нет в лицее, так и нечего отсвечивать, да мне что-то там приказывать.
        Записку порвала на мелкие части и выкинула в мусорку, которая как раз стояла в конце нашего ряда, возле книжного шкафа.
        Оставшиеся пять уроков пролетели незаметно. Пытались решать пробники того года, пока не все задания поддаются. Но это простительно, время для подготовки ещё есть.
        Домой меня подвез Марсель Павлович, и был он каким-то неразговорчивым, даже не спросил у меня, как день прошел. А мне ответил односложно.
        Но я не стала лезть в душу, если захочет, сам поделится. А вот это «ну что случилось, ну расскажи» я терпеть не могу.
        Уже с порога я заподозрила не ладное. Вся как-то напряглась. Мужские ботинки стоят, а отец такие не носит. Значит гости.
        Собираюсь прошмыгнуть наверх, в свою комнату, чтобы на глаза не попадаться. Наверное, Оля кого-то пригласила. Она частенько гостей принимает, даже парня с семьей познакомила.
        Но прошмыгнуть не получается. Где-то на середине лестницы меня догоняет «приветствие».
        - Бжижик, что ж ты не здороваешься? Совсем как неродная…
        - Она у нас оперилась, зазналась! - Протягивает Оля.
        Поворачиваюсь, как в страшном сне, и вижу парочку закадычных друзей. Опять сошлись, не распять!
        Оля даже не старается улыбаться, даже колко. Зато изверг лыбится за двоих.
        И вот совсем нет сомнений, что его пригласили. Не будет он заморачиваться на отследить, выследить. В собственном доме предатель! Спасибо, Оленька - гордость нации!
        Всё равно порываюсь продолжить свой путь наверх. Пусть делают, что хотят, дом большой. Не могу же я запретить сестре чаевничать с друзьями детства.
        Но, когда я поднялась на две ступеньки, мне опять прилетает в спину.
        - Комнату твою закрыла, укрываться негде!
        14
        УЛЬЯНА
        Когда к Оле приходят друзья, она отсылает прислугу куда подальше. И как бы не барыня, но замашки светские, чванлива до одури, а с появлением собственной копеечки она стала уж слишком заносчивой.
        Вот и в этот раз мы с мамой скрылись от глаз гостя. Но в окошко поглядеть, кто пришел, мне всё же удалось. К сожалению, вылазка результатом не побаловала.
        Гостя я не узнала. Знать, новенький какой. Ольга Леонидовна у нас дама модная, деловая и общительная. Пообжиться может в любом загашнике. Вот сестренка её сводная совсем другая…
        Мы с мамой сидели в дальней гостевой комнате. Мама вязала, я читала. И вдруг слышим звонкие голоса в холле. И третий какой-то добавился.
        Я подалась вперед, но с кресла пока не встала. Мать шикнула мне, чтобы я не лезла в хозяйские дела.
        А как тут не лезть? Слышу ведь голос Мии!
        Отпираю дверь, пробираюсь коридорами к просторному светлому холлу и становлюсь в тень от массивной лакированной лестницы. Мию пока не вижу, зато Оля и её гость стоят, как король с королевой.
        То же мне царская чета. Тьфу! Трёкнутые на всю голову!
        - Вздумаешь отсидеться в библиотеке, расскажу всё Елене Прекрасной… - Осматривая свои ноготки, начала шантажировать Ольга.
        - Что всё? - Голос донесся с лестничных ступенек, и я враз смекнула, где сама Мия.
        - Как Эндшпиль тебе жизнь малюет, а ты все его грешки обеляешь да мамочке врёшь!
        - Оля, зачем тебе я? Не мешаю, не трогаю, никак не задеваю вас.
        Мия пыталась договориться с сестрой, но та упёрлась, как баран.
        Ой, этой фифе что в голову взбредет, так хоть на гильотину, хоть на плаху. Совсем уросливая ещё, а папка всё по головке гладит да никак вытравить чушь из неё не возьмётся! Не замечает, как за дочуркой любимой черти табуном ходят.
        - Я тебе встречу с любимым организовала, а ты вон какая… неблагодарная. - И капризный взгляд на гостя. - Посмотри, с кем я живу!
        Ой, актриса. Актрисулька с погорелого театра - больше не дать!!!
        Даже меня зло взяло. Но стою, не шелохнусь. С неё станется, потом недостачу на кухне на маму мою повесит, в уши папочке водичку нальёт и усё. Ищите нового работодателя, даже рекомендательное не заслужили.
        - Да, тебе не позавидуешь, Оль. - Откликнулся гость.
        А на лестнице послышались шаги. Видимо, Мия решила всё-таки подняться. Но кто бы ей дал.
        - Пойди-ка спусти, туртушку. Слов не понимает она. - Ольга махнула гостю рукой, показывая на лестницу и соответственно на Мию.
        Шаги замерли.
        А гость обернулся на Олю.
        - Туртушка? - Вырвалось у него.
        - Серьёзно? - Удивленный возглас Мии.
        Я не вижу её, но по голосу понимаю, что она чуть напугана. Ещё бы, парень уже на первой ступеньке стоял да с такой многообещающей улыбкой, что я чуть не поперхнулась.
        Что за фрукт такой, гость наш?!
        Но Оля не обращает внимание на вопрос гостя, она уже зашла на кухню и не следит, как выполняется её «приказ». А парень ведь реально пошёл выполнять. Так и хотелось отчикошить, руки чесались.
        - Не смей трогать меня! - Сказала Мия.
        Она действительно никому не позволяет дотрагиваться до себя. Все объятия, рукопожатия, даже легкие касания вызывают панику. Хотя после той ситуации, которая случилась в старой школе, вообще не удивительно.
        Какой-то идиот тогда опозорил девчонку, да и Оленька маслица в огонь подливала, мама не горюй. На прошлой квартире, хоть она и двухэтажная была, слышимость отменная. Оля Мию и грязной, и чумазой, и как только не называла. До сих пор иногда замарашкой зовёт.
        - Сама тогда спускайся и подваливай на кухню, туртушка! Так тебя, оказывается нужно звать, не Бжижик и не Мияги, да?
        Но гость не шагнул дальше первой ступеньки, а развернулся и направился за Ольгой. Ответа не ждал. О, Господи, сколько прозвищ напридумывали с этой Мегерой!
        Что-то мне подсказывало, что Мия ни в какую библиотеку не пойдет.
        Конечно, столько лет по собственному дому ходит тенью, лишний раз замеченной быть боится, чтоб мать не расстроить. А теперь и вовсе…
        Я прошмыгнула в подсобку, которая соседствует с кухней-столовой. Подслушивать не хорошо, подсматривать - тоже. Но я покаюсь когда-нибудь потом. Сейчас чувствовала, что должна быть за кулисами. А то наворотят делов эти мелкие интриганы и наглецы.
        К счастью, дверь из кухни в нашу подсобку, где храним все запасы съестного, была открыта.
        Я присела на корточки и прилипла к дверному косяку. Видеть меня никто бы не увидел, для этого стоило бы обогнуть разделочный стол.
        - Ты с ней слишком жестока. Я только один раз в нашей переписке обозвал её туртушкой. Ты теперь так называешь? - Начал гость.
        - Ой, Туз, брось, а. Это Мия у нас считает жестокими тех, кто чуть тверже буханки хлеба. Думаешь, что-то поменялось? Мне понравилось, вот и называю! Что мне с ней нянькаться твоим «Бжижик»?
        - А впрочем… называй, как хочешь! Я, пожалуй, всё-таки понянькаюсь… - Последние его слова я едва услышала, будто сам себе сказал. Под нос пробубнил.
        - Ой, спасибо, милостивый государь, а я-то будто спрашивать тебя буду! Говорю, понравилось!
        - Как она в целом? - Вернулся гость к теме «Мия».
        - Цветет и пахнет! Что с ней станет, Ами? Чёт ты поплыл. Эй, приём, ты не для этого в наш элитный переводился! Кстати, кто тебя так разукрасил? - Ольга коснулась лица Амира, но потом быстро одёрнула руку.
        - Месть… Да-да… - Пауза, а потом вспомнил про вопрос. - Да так, встретили недавно меня однокласснички, попытались объяснить правила поведения в вашем элитном. Ха-ха! - Рассмеялся диким смехом. - И во что ты меня втянула?
        - Можно подумать, я тебя заставляю! - Ольга фыркнула и куда-то отошла. Мне было не видно, но я почувствовала, что она где-то около разделочного стола.
        Такой откровенный разговор у этих двоих, что я чуть с корточек не свалилась. Рука коснулась чего-то твердого, и я вспомнила, что в кармане у меня телефон.
        Точно!
        Достаю его быстро и открываю камеру, чтобы всё заснять на видео. Тут даже диктофон не подойдёт. Такие страсти!
        Выползаю из подсобки. Гуськом подныриваю под столешницу, благо у стола есть стенки, как у любого фешенебельного кухонного гарнитура, они не дадут меня заметить.
        Одной рукой придерживая телефон, выдвигаю его на полу так, чтобы было видно говорящих. Лишь бы не заметили! Ох, тогда несдобровать мне!
        - Нет, Оля. Не заставляешь. Я сам так хотел! - После паузы продолжает парень.
        - Конечно, Амирка. Главное помни это и не забывай! Я на твоей стороне, ты же знаешь. Кто бы тебе тогда помог полное видео раздобыть, если бы не я? - Ольга похлопала гостя по плечу. Наверное, в знак «особого расположения».
        И я понимаю, что за фрукт наш гость. Ами… Туз. Ну конечно! Это тот, из-за которого сестры школу поменяли.
        Ох, ничего себе! Ему же дорога в дом Багировых заказана. Если Елена или Леонид узнают… Да, Ольга, с огнём играешь, у Елены Прекрасной график-то свободный, приехать может в любую минуту.
        - Помню, Оля. Выручила тогда, спасибо ещё раз. Если бы не ты…
        - Ладно, благодарностей было достаточно, я не на них нарывалась. - Оборвала она гостя. - Лучше скажи по-чесноку, видео хранишь? Пересматриваешь?
        - Нет, удалил. Сразу же, как вышвырнул твой папаня.
        - Эй, полегче! На отца не гони!
        - Ну да, он же любимую дочь защищал… - Язвительный выпад гостя разозлил Ольгу.
        - Дочь у него одна! А эти две прекрасные - лишь временное явление! Уж я-то… - И она осеклась, увидев, как открывается дверь.
        На кухню пришла Мия. Всё-таки решила не нарываться и не усложнять. Ожидаемо, но обидно так, что горло сводит. Или за ним пришла?
        Так и знала! Опять ведется на этого! Тоже мне любовь. Детьми тогда были, какая любовь!
        15
        УЛЬЯНА
        Мия проходит к столу кухонному, за котором сидит Ольга с Амиром. И гость весь меняется. Вот только был каким-то неуверенными и мнительным боязлякой, а теперь опетушился.
        Сел ровно, головой взмахнул, аки Грозный. Ну, Царь, просто Царь. Хорошо, что на полу сижу, так бы штабелем легла.
        - Что, Бжижик, в друзья меня не добавляешь? Не друг тебе, да? Не ровня? - Делает акцент на слове "Бжижик", видимо, то самое понянькаюсь началось.
        Мия молчит, смотрит на него, но молчит. Как воды в рот набрала. Правильно, девочка! Не тронь - вонять не будет. А таких просто тронуть не получится, они за руку как схватятся да повалят, извозюкают по самое темечко!
        - Она тебе без адвоката не скажет. Ничего, Елена Прекрасная скоро пожалует, вот обрадуется, беременка наша! - Ольга рассмеялась своей дурацкой шутке.
        Ух, и когда только из милого ангела выросла эта фурия?
        - О, у вас скоро пополнение? - Спросил гость.
        - Не у нас. И ещё не факт… - Туманно ответила Ольга.
        - Что значит «не факт»? - Не выдержала Мия и подалась вперед, вперившись в глаза сестры.
        - То и значит. Выкидыш ещё никто не отменял, туртушка. Тем более благодаря тебе прецедент есть… - Ольга продолжала улыбаться, хотя говорила совершенно страшные вещи!
        - Что значит «благодаря тебе»? - Поинтересовался гость, обращаясь только к Мии.
        Но отвечала по-прежнему только Ольга.
        - Ах, Туз, не привыкну, что тебя постоянно нужно вводить в курс дела. - Проговорила Ольга. - После того, как Елена Прекрасная увидела полное видео, у неё случился шок- смок и выкидыш. Оказывается, багирка обагириться решила, а доченьку не обрадовала. Уж доченька тогда была бы поосторожнее, да, Мийка?
        - Да, сочувствую тебе, Мия. Наверное, себя винишь? - Амир почти разлегся на стуле, прям сразу прониклась его «сочувствием».
        Даже показалось, что он рад. Нет, быть может, не выкидышу, а тому, что он случился во многом из-за Мии. Вот же отморозок!
        Только вот Ольга будто не заметила этого едкого тона. И вспенилась.
        - Ты чё, Туз, забыл, как тебя чмарили, как инспектор опросами своими мучил, как с матерью на собраниях никто сидеть не хотел, как судимость отца во все дыры пихали?
        Парень кивал и кивал, как болванчик.
        А я опешила, неужели и правда, ему тоже страданий тогда перепало?
        Но выяснить это мне не удалось, вообще никому потом не удалось. Мой телефон подвел и сдал меня с потрохами. Я ждала важный звонок, поэтому привычное «беззвучно» перевела в громогласное и невероятное «спали меня, если сможешь».
        - Ульяна? - Ошеломленно воскликнула Мия. Но не зло, а по-доброму удивленно.
        Дёрнулась, как от кипятка, ударилась головой. Но первым делом всё же выключила телефон и спрятала его в дальний карман. Пусть подумают, что подслушивала, лишь бы галерею на телефоне не додумались проверить.
        - Служка, ты чего здесь забыла? Уши грела?!
        Ольга вскочила из-за стола и направилась к моему укрытию.
        - Никак нет, Ольга Леонидовна, за смесью зашла. - Выкручивалась я, как могла.
        - Дрянь ты эдакая, всё шлёндаешь, где не попадя! - Ольга схватила меня за руку и с силой подняла с пола.
        - Отпусти её! - Рядом оказалась Мия. Она выглядела решительной и уверенной, как никогда.
        Даже я скукожилась от её взгляда, но сестру не проняло.
        - Свалили! Обе! - Ольга отпустила мою руку, круто развернулась и продефилировала ко столу, где её ждал уважаемый друг детства.
        Парень даже голову не повернул, будто так и должно было быть. Поцапались и разошлись! Мужик ещё называется. Тьфу, мозгля!
        Мия взяла меня под руку, аккуратно и бережно, и повела в сторону подсобки.
        - Пойдём, Ульяна, пойдём.
        Мы зашли в подсобку, Мия закрыла обе двери, одну, что вела прямо на кухню, другую, что вела в холл. Я включила свет.
        Переглянулись и обе прыснули в кулак.
        Ух, избавились от несуразицы «господ всемогущих»!
        - Пронесло! - Отсмеявшись, выдохнула Мия.
        И я её понимала, такое облегчение словили, прям тело размякло всё.
        - Спасибо, Ульяна, спасла от из… - И она осеклась.
        - Извергов! Да называй вещи своими именами, тут все свои! - Махнула я рукой, а потом резко перевела тему. - И давно он нарисовался?
        Пояснять, кого имела в виду, не нужно было. Здесь действительно собрались все свои, осведомленные и смекалистые.
        - Теперь одноклассник мой… - И тяжелый удручающий вздох.
        - И так вот лезет?
        - Да пока не особо, но я чувствую, что просто так не отстанет…
        - Он про месть какую-то говорил… - Начала я, но осеклась. Ага, я же за смесью только на минуточку заходила, ну-ну.
        - Да-а. И не скрывает. Ну да ладно, пусть мстит на здоровье! - Устало и вымотано ответила мне Мия, присаживаясь на деревянную табуретку, которую храним здесь, чтоб до верхних полок доставать.
        - Мия, я это… - Не знала, как сказать ей, как слова подобрать. - … я на видео их разговор засняла.
        Мия вздрогнула.
        У неё, видать, аллергия на слово «видео» и «заснять». С того случая она не просто окопалась среди учебников и тетрадок, но вообще забыла про какие-нибудь съемки. Сделать фото, снять видео - не уговорить. От слова совсем.
        Ни одной фотографии за это время! И в комнате все из рамок повытаскивала, и альбомы-анкеты свои девичьи повыкидывала…
        - Ульян, удали, пожалуйста. Не нужно… не стоит хранить и копить плохое. - Потерла переносицу и поднялась со стула.
        Как в таком худосочном, хрупком теле такая сила?! Не стоит хранить, копить, может, её психолог этому научил?
        Больше мы не разговаривали, а Мия вышла в холл и поднялась к себе наверх.
        А я наконец задумалась, что же мне светит за то, что «шлёндаю, где не попадя»… Ольга уже подставляла мою маму, когда та решила заступиться за Мию. Обклеила по всем статьям, хорошо, что хозяин не повелся, на первый раз решил обойтись предупреждением.
        Что ж, приму её заскоки и козни с достоинством.
        А видео, извини, Мия, удалить ну никак не могу!
        16
        МИЯ
        Я даже помечтать не могла, что смогу так легко отделаться от общества изверга и его свиты. В том, что это именно Оля его пригласила на чай, я уже не сомневалась. Тут и отличницей быть не обязательно, чтобы два плюс два сложить.
        Но самое радостное, я не помню, о чём меня спрашивали, что я отвечала. Помню только злое, а иногда удивленное лицо Амира. Помню своё негодование на «не факт» Оли и… И всё! В остальном пелена перед глазами.
        В себя пришла только от яркого и громкого звонка, который разбил напряжение, как хрусталь. Ульяна меня спасла, я отделалась лёгким испугом.
        Что имею в сухом остатке? Амир знает ещё одну мою тайну и мою боль. Ох, точнее две, про настоящую мамину радость тоже забывать не стоит, раз она даже Оле покоя не дает. Особенно, если вспомнить её ужасную оговорку про «не факт».
        Остаток есть, но…
        Как бы это странно не звучало, но признание Эндшпиля меня волновало больше, чем один невод из прошлого, что вернулся мстить.
        Маша была права, добрыми просто так не становятся. На всё есть причины. И из разумных и логичных: если бы он сам не признался, было бы хуже. А значит наш элитный каким-то образом всё-таки умудряется всё про всех знать, даже когда мы находимся не в коридоре.
        И почему тогда раньше на ковер не вызвали? Чего, спрашивается, ждали?
        Дверь моей комнаты действительно оказалась заперта. Дурная Оля всегда выполняет свои обещания и просто так слова на ветер не бросает. Похвальное качество, на мне бы только не испытывала его!
        Но особо не расстроилась. Нет комнаты - есть домашняя библиотека.
        Удобно устроившись в святая святых, разложила учебники и принялась за домашку. Хотелось сделать на следующую неделю как можно больше. Объемы, конечно, ого-го, но выходные разгрузить - дело благородное и благодарная!
        Да-да, организм должен умеренно загружаться, а мозг особенно.
        Когда почти всё задуманное и запланированное я доделывала, на телефон пришла смска от Маши.
        «Завтра всё в силе?»
        Несмотря на то, что ни о чем конкретном мы с того разговора в гардеробе не договаривались, я ответила утвердительно. Обычно у Маши куча идей, как провести выходные весело и с пользой. А я так… примыкаю к общему согласию.
        «Отлично! Тогда завтра в десять мы заваливаемся в пейнтбольный клуб «Полигон». Мы за тобой заедем, будь готова!»
        Пейнтбольный клуб? Сердце пропускает удар. Но приходит ещё одно сообщение.
        «А, да, одежда само собой на спорте. Разомнём свои булочки!»
        Выхожу из нашей переписки и гуглю, что это за клуб такой. Элитный, дорогой. Просто так не завалиться, нужно бронировать, места ограничены. В общем, развлечение для супер-пупер богатых.
        Надеюсь, Амир занимается не в этом клубе.
        Отвечаю Маше согласием и заверением о моей полной готовности к десяти часам.
        Дорешав вариант ЕГЭ по русскому языку и проверив себя по ключам, откладываю все свои тетрадки и учебники подальше. На сегодня всё, учёбе можно прошептать бай-бай.
        Тело всё затекло, пока я штудировала и покоряла гранит наук. Встаю, чтобы размяться, потянуться, чтобы ещё и глаза отдохнули. Хоть к линзам я привыкла, но от нагрузок глаза всё равно устают, а линзы начинают мешать и чувствоваться прям инородными.
        Телефон снова пиликает. Новое сообщение. От мамы.
        «Сегодня рожаю, роды первые. Меня не жди, ложись спать. Люблю тебя, Мия!»
        Ох, опять мама взяла контрактные роды. Значит имеют право вызвать даже среди ночи. А первые роды… ох, восемьдесят из ста - будут долгими…
        Преклоняюсь перед трудолюбием мамы, но иногда мне так хочется, чтобы у неё был обычный график. График хозяйки крупного бизнеса, а не рядового акушера-гинеколога. Эх, мечты, мечты…
        Подхожу к шкафу с книгами, выбираю первую попавшуюся. Достоевский. Ну что ж, будем сострадать и искать виноватого.
        Устраиваюсь в кресле поудобнее и начинаю читать.
        Проходит какое-то время, но я не замечаю, повесть попалась очень интересная, одна из последних у мастера. Затянула и не отпускает. Я даже не замечаю, как дверь в комнате открылась и появился отец.
        - Ох, ты здесь, Мия. Что читаешь? - Спрашивает он, проходя к столу.
        Одет он по-домашнему, очень стильно, но не дорого-богато. Наверное, вернулся с работы недавно. Волосы ещё мокрые от воды.
        - Повесть Достоевского «Кроткая»…
        - Какой выбор хороший, история во истину трагичная, но поучительная. Да, очень поучительная! - Пауза, обдумывает, вспоминает. - Мама написала тебе, да?
        - Да, задерживается, первые роды…
        Сидит, сложа руки, о чём-то думает, меж бровей пролегла глубокая складка, переживает.
        - Задерживается. - Повторяет за мной, как эхо. - Не могу вызволить её с работы, такая вот Леночка трудолюбивая. А теперь ведь такие нагрузки противопоказаны. Нет, говорит, не может бросить, на неё ведь положились, что она доведет до родов. Я её понимаю, чертовски за неё волнуюсь, но понимаю. - Печальная, но ласковая улыбка.
        - Мама справится! - Решаюсь приободрить.
        - Да, конечно справится, наша мама профессионал! - Теперь улыбка гордая и вдохновенная, как Музой. - Но всё же с нагрузками нужно срочно что-то делать! Ты мне поможешь?
        - Но что я могу?
        - Мия, твоё мнение маме очень важно. Давай мы её мягко убедим, что дома очень хорошо, а самое главное, что стресс - дело очень коварное. - Подмигнул мне, как какому-то сообщнику.
        Но я с ним полностью согласна. Саму напрягают мамины ночные «рейды». Да, безмерно любит свою работу и жить без неё не может, забывает обо всём, как только слышит в трубке встревоженное: «Я, кажется, рожаю!». Но… дома спокойнее и лучше, да!
        - Хорошо, я попробую с ней поговорит. - Обещаю я.
        Раздается негромкий стук, и после разрешения отца, в домашнюю библиотеку входит Ульяна, спрашивает, нужно ли нам чего.
        - Ты нам принеси, пожалуйста, морс смородиновый. И сами с мамой попейте, полезно. А потом отдыхайте, я сам разогрею Лене еду, если она согласится поесть.
        Отец разговаривает с прислугой на равных, и вообще прислугой не называет - только помощниками. Поэтому все так долго у нас и работают.
        - Мия, хорошо, что тебя здесь встретил, а то забыл бы спросить. Мы завтра собирались поехать на горнолыжку, и маме воздухом подышать нужно, и мне сил поднабраться. Ты с нами?
        - Нет, извини, пожалуйста. Я успела договориться с Машей. - Оправдываясь, сказала я и сникла.
        Мне хотелось поехать с семьёй, я обожаю кататься на сноуборде. Меня ещё мой родной папа научил, с малых лет, чтобы у меня страха не было. Но я уже пообещала, а слово нужно держать. Тоже папа учил.
        - Это здорово! Сходите, погуляйте. Самая длинная и мучительная четверть началась. Нужно, нужно уметь отдыхать. А то мы вот с мамой не умеем. - Улыбается. И заговорщический шепот. - Знаешь, она ведь в декабре меня обогнала.
        - Обогнала? В чем? - Искренне удивляюсь.
        - Клиники принесли больше прибыли, чем моя компания! - Отец говорит без тени сожаления, а, наоборот, с невероятным восхищением.
        - Так здорово! - Радостно отвечаю, подсобравшись в кресле. - Ой, то есть… я очень рада, что мама заполучила верных и надежных клиентов.
        Не хочу расстраивать его своей излишней радостью за маму. Вдруг обидится, пусть не покажет, но себе пометочку сделает.
        Отец любит мою маму. Я вижу это, я чувствую.
        Раньше я думала, что она очень напоминает ему первую жену, неимоверно любимую. Но каково же было моё облегчение и счастье, когда я увидела фотографию Светланы. Они с мамой совершенно разные, во всяком случае внешне. Да и по характеру, наверное, ведь отец частенько говорит, что Оля вся в мать.
        И я верю его переживаниям, восхищениям, в его заботу. Мама заслуживает счастья. Очень! Вдовой жить было нелегко, да ещё с маленьким ребенком за пазухой.
        Мама заслуживает вот такого любящего мужчину на все сто!
        Возвращается Ульяна с морсом, подаёт нам, желает спокойной ночи и уходит. Но прямо в дверях сталкивается с Олей, и поднос с шумом падает на пол.
        - Ой, извини, пожалуйста, задумалась и не увидела тебя. - Надевает Оля маску послушной и доброжелательной доченьки.
        - Нет, ничего, это Вы простите. - Извиняется Ульяна и ускользает в коридор.
        Оля проходит в комнату, осматривает шкафы, будто что-то поменялась, пока я здесь одна засиживалась.
        - Да, Оленька, я сейчас. Заболтались тут с Мией. - Торопливо говорит отец, оправдываясь за что-то.
        - Я нашла набор Го, он, оказывается был на кухне. Ещё с того раза мы с тобой не убрали. - Добродушно отзывается сестра, хотя меня сверлит далеко не добродушным взглядом.
        - Здорово! Тогда давай сыграем. - Отец показал рукой на стол.
        - Я думаю, лучше у меня в комнате. - Конечно же Оля начала искать причины, почему она не может играть в Го в библиотеке.
        - Ну, как скажешь. - Отец огибает стол и подходит к дочери. - Мия, ты, пожалуйста, не засиживайся допоздна. Я сам встречу маму.
        - Хорошо. Успешной игры! - Пожелала я.
        Олю передернуло, но отец не видел. Когда он к ней повернулся, она уже излучала свет, добро и миролюбие.
        Так и прошла мой пятничный вечер. Можно сказать, пролетел.
        И, как бы не хотелось об этом умолчать, но хорошо, что дверь моей комнаты была закрыта. Всё-таки в родном замке принцессам не воспрещается жалеть себя. А библиотека - храм знаний, а не уныния и самобичевания.
        Заснула я сразу. И как вернулась мама, не слышала. Кошмары решили меня пощадить, значит денёк завтра будет отменным!
        17
        Утро выдалось замечательным.
        Будильник я благополучно прослушала, но на контакт не вышла; ночь спокойного сна дала о себе знать. Разбудила меня мама, нежно пощекотав мою щеку, а потом легонько подув на лицо.
        С трудом разлепив глаза, увидела мою сияющую и отдохнувшую, что очень-очень важно, мамочку. И как ей всё удается?!
        - Доброе утро, лучик мой. Пора вставать, твой телефон трезвонит не по-детски уже полчаса. - И милая, бесконечно ласковая улыбка.
        Я улыбаюсь в ответ, потягиваюсь и опять кутаюсь в одеяле. И кто придумал ранние подъемы в выходной день…
        - Вставай-вставай, иначе защекочу! - Обещает мне мама.
        И я наконец просыпаюсь. Щекотки боюсь до жути, обойдемся без них каким-нибудь.
        - Доброе утро! - Обнимаю маму. - Тебе удалось выспаться?
        Да, она кажется сильной, несгибаемой и безупречной, даже блеск в глазах не меркнет от «первых родов» и «ночных рейдов», но… Но всё же! Я должна спросить.
        - О, да-а… - Как-то странно тянет, но не вымученно. - Такой мальчишка родился. Вот точно академиком вырастет!
        И мы рассмеялись. Мама всегда любит придумывать, кем будут детки, которых она «родила». Новая жизнь, новая история, новая судьба. Так интересно!
        - Мам, а у тебя много ещё договорённостей? - Решаю не откладывать разговор про отдых в долгий ящик.
        Врача нужно обрабатывать аккуратно, по капельке, по маленьким взрыхлениям, чтобы мама обмякла и приняла правильное решение.
        - Нет, лучик, осталось всего две замечательные девушки. И всё, я сразу уйду на заслуженный отдых! - Отдала мне «честное пионерское» и подмигнула, как самая шаловливая и неугомонная девчонка в семье.
        - Я так рада! Мы с отцом переживаем за тебя, мам. - Признаюсь я, сдаю нас сразу и бесповоротно, но мама и сама уже обо всём догадалась.
        - Знаю и не сержусь. О таких родных мечтает каждый! - Поднимается с кровати и подаёт мне домашний халат.
        - Мы идём сегодня с Машей и её друзьями в пейнтбольный клуб. - между делом рассказываю я, раз мама всё равно не спешит идти на кухню.
        - Это так здорово, лучик! Оторвись по полной, не сдавайся врагу, будь юркой и недоступной для вражеской винтовки! - Начала сыпать советами мама.
        - Я постараюсь… - Я неожиданно засмущалась, но мне понравился мамин азарт.
        - Давай я тебе заплету удобную косичку, чтобы волосы не мешали и в глаза не лезли?
        - Спасибо!
        Наговорившись вдоволь, причесавшись и повеселев, мы спустились на завтрак. Оказывается, мама давно уже всё приготовила, и все ждали нас.
        Отец - терпеливо, Оля - раздраженно. Впрочем, ничего удивительного ведь?
        Позавтракали мы достаточно спокойно, при родителях сестра не могла долго кукситься. Тем более её наверняка распирало от счастья, что я на горнолыжку не поеду.
        Стало даже как-то обидно, всё равно ни на спусках, ни на подъемах не пересекаемся, чтоб вот так всё близко к сердцу принимать. Подумаешь, потом в кафе вместе все посидим, и что?
        Может, конечно, играет и то, что мы все сноубордисты, одна Оля лыжница. Ну, так это же наоборот очень круто и необычно. На мой взгляд, да. Всегда нужно это добавлять, потому что взгляды у нас с сестрой определенно разные.
        Мама уговорила отца выдвигаться только после того, как я уеду. Меня проводили, увидели, что приветливо улыбаюсь Маше, успокоились и выехали следом.
        А машинка-то незнакомая оказалась…
        За рулем был Виктор. Сказать, что я удивилась - ничего не сказать. Непонимающе посмотрела на Машу, но подруга мне лишь весело подмигнула, мол не переживай, это у нас теперь в порядке вещей.
        Но в смске все же объяснилась.
        «Представляешь, Виктор сам предложил. И сказал, чтоб я всех красивых подруг взяла. А ты у меня краси-и-и-вая!»
        «Теперь и он знает…»
        «Он давно знает. А теперь приготовься, новость намбер фри…»
        И куча смайликов-улыбак во всю белизну их искусственного полукруга.
        Я посмотрела на подругу, она что-то быстро печатала в телефоне, прикусив свой язычок, словно очень, чрезвычайно, абсолютно взволнованна и предвкушена. Мда…
        Одно радует, Маша всё же своя!
        - Нет, Багирова, ты здороваться будешь али как? - Виктор посмотрел в зеркало заднего вида, поймал мой настороженный взгляд и смягчился. - Да брось дрожжи продавать, подвоха нет!
        - При…вет… - Выдавила из себя, всё же вежливость превыше всего.
        Даже неимоверного страха, да.
        Телефон в руках запиликал, и я вздрогнула. Фух, чего это я такой нервно-пугливой становлюсь. Нужно взять себя в руки!
        «Виктор с Эндшпилем друзья закадычнее не придумать, прикинь! И никто, чёрт, никто об этом не в курсах. Конспирация и секретность уровень Бог!»
        - А Эндшпиль тоже поедет? - Не заметила, как восклицание ускользнуло прямо из-под носа. Победитель по жизни…
        - Не, Виктор сказал… - Начала было Маша тоже вслух.
        - Машунь, тут всё неожиданно переигралось. Это… Короче Денис с Ингой тоже подвалят к нам. - Вмешался Виктор и просто одним ударом выбил у меня весь воздух из лёгких.
        Мы с Машей переглянулись.
        Первые выходные, отдохнете, развеетесь, говорили они. Дух переведете, говорили они.
        - Виктор… - Маша подтянулась к сидению водителя, чтобы было легче достать парня рукой. - Что за план?
        - Побегать, пострелять, потом, может, чё-нить поесть. - Не обратил особого внимания на руку Маши.
        Но девушка не отступала. Я видела, как и её ситуация напрягла, Маша терпеть не может, нет, не так, просто ненавидит, когда что-то «переигралось».
        - Патроны что ли будут настоящими?
        - Нет, ты чё с дуба рухнула? - Удивился Виктор. Натурально так удивился.
        Маша обернулась на меня. Наши настороженные взгляды встретились. И мы поняли друг друга без слов.
        - Останови машину, пожалуйста. Мы дальше не едем. Совместный викенд с одноклассничками не входил в наши планы.
        - Да ладно, вы чего, девчонки? Я Дениса еле вытащил от его рисовалок, опять целые выходные просидит в застенках. Всё равно все уже про друг друга знают… - Начал уговаривать нас Виктор, стараясь замять просьбу Маши.
        - Он не знает, что мы тоже едем? - Подала голос я, не решившись назвать Эндшпиля Денисом даже из уважения к Непобедимому Молоту и моему спасителю.
        - Нет конечно. - Совершенно искренне заверил нас Виктор, глядя при этом в зеркало только на Машу. - Взял бы он тогда Ингу, ага, косарь по рублю.
        Парень хмыкнул.
        Маша откинулась обратно на сидение. Видимо, ответ Виктора её тоже успокоил. Хотя… Да пофиг, когда настроился уже на развлекаловку, сложно от этого отказаться, как ни крути, ни поворачивай.
        - Инга наша что ли? - Спросила подруга.
        - А то ж!
        - А начерта козе баян? - Нахмурилась Маша, не понимая, с какого боку припека в компании Инга.
        - Да шоб играть! - Виктор рассмеялся звучно и раскатисто, аж машина затряслась, а ведь иномарка. Во силище!
        - А серьезно?
        - Так как без ненаглядной-то?
        - Инга ненаглядная? А нас тогда зачем позвал? - Подруга явно заводилась.
        - Так она не моя ненаглядная! - Даже как-то обиженно сказал Виктор, мол, как вы про меня могли так плохо сообразить.
        - Эндшпиля?! - В один голос выдали мы.
        - Только это… как его… А, это секрет! Поняли? - И как зыркнет на нас в своём зеркале.
        Мы аж в сидения вжались. Потом переглянулись и неодобрительно хмыкнули.
        «Слушай, а я теперь понимаю, чего она тогда влезла!»
        Напечатала мне Маша, и мы опять переглянулись. Я повела плечом, мало ли какие черти водятся в этом тихом омуте.
        А омут-то у Инги точно тихий, по сравнению с Эндшпилем так точно. Она, кстати, вторая в классе по успеваемости. Отличница, в общем.
        «Теперь точно драпака не дашь…»
        И печальный смайлик.
        «Да, не поймут…»
        Отвечаю я, и мы с Машей синхронно вздыхаем. Новый междусобойчик, так новый междусобойчик!
        А между тем мы уже подъехали к нужному зданию и даже припарковались.
        И не успела я захлопнуть дверь авто, как откуда-то позади прилетело возмущенно-рассерженное:
        - А она что тут делает?
        18
        Я обернулась на этот ядовитый голос и увидела Ингу с Дэном, он стоял, оперевшись об автомобиль. Оба смотрели на меня, словно я у них рубль заняла и не вернула.
        В трениках, Инга ещё и с банданой. Оставалось глаз один закрыть окклюдером, и вылитая пиратка. Тот же прищур, такое же высокомерие.
        Эндшпиль и ухом не повел на восклицание Инги. А мы не гордые - переживём. Вот только из авто вдруг поднялся амбал-амбалище и совершенно серьезно спросил:
        - Денис Евгеньевич, что-то случилось?
        - Нет, всё в порядке. - Даже не оборачиваясь на поинтересовавшегося ответил Дэн.
        Виктор, который обогнул свою машину и уже было хотел с приветствием налететь на друга «закадычнее не придумать», остановился в каком-то замешательстве.
        - Ээ…чё совсем нагнули? Теперь так ездить будешь? - Спросил он, протягивая руку Дэну.
        - Да, пока батя не отойдёт.
        Мужчина сел обратно в автомобиль, на водительское сидение.
        Хм… Неужели о кознях и издевательствах донесли и родителям? И последствия только такие?
        Ладно, мне то что. Бумеранг вернулся и на том спасибо. Так, стоп, я не кровожадная и не злорадная!
        Маша тоже подошла к нам, но здороваться ни с Ингой, ни с Эндшпилем не стала, хмыкнула, взяла меня под руку и только мне подмигнула.
        Около нас припарковалась ещё одна машина, из которой вылезли наши с Машей подруги, по совместительству писаные красотки.
        - Эге-гей, приветики, девчатки! - И с обнимашками к нам кинулась Лаура.
        Кристина, Ксюша и Альбина тоже поздоровались, но сначала со всеми стоявшими, а потом уже персонально с нами. Лауре же всегда всё и все ни по чём.
        - Да-да, хорошую компанию подсобрали… - Протянула Инга, обращаясь к Дэну. И протянула достаточно громко, чтоб все услышали.
        Но тот что-то писал в своём навороченном гаджете, а потом у Виктора затрезвонил телефон, уведомляя о новом сообщении. Ясно, как девки пляшут, всё-то выяснить и прояснить им нужно.
        Зато одно радует, Виктор не соврал, и Эндшпиль действительно не знал, что мы тоже сели на хвост такому чудесному развлечению.
        - Это что за куропатка? - Так же громко, как Инга, спросила Лаура, махнув головой в сторону нашей недовольной одноклассницы.
        - Это наша отличница, не тронь её, тонкая натура все дела… - С ехидцей ответила Маша, и все девчонки-красотки рассмеялись.
        - Что за шум, а драки нет?
        Я резко обернулась на голос и увидела Амира собственной персоны.
        Твою ж… Конечно, место встречи изменить нельзя, давайте, стекайтесь, сползайте, прибегайте, кто может!
        Сборище талантов, ей-Богу! Осталось Оле появится, и будет полный набор. От этой мысли я вздрогнула и мысленно сплюнула. Нет-нет, этого ещё не хватало для полной картины «Приплыли».
        Но обернулась не только я. И не скривили лица только наши с Машей подруги, они просто не знали Амира, а так бы тоже обязательно последовали местной тенденции.
        И Инга тоже от этого ужасного голоса не скривилась, а, наоборот, улыбнулась, аки сфинкс. Выходной перестает быть томным, мда…
        - Какие-то вы тормознутые с утра пораньше. - А потом посмотрел на часы наручные и продолжил. - Хотя уже давно не утро.
        Будто не чувствовал, что ему здесь не рады. Вот же самомнение!
        - Приветик, красавчик. - За всех ответила Лаура.
        - Приветик, красавица. - Вернул любезность, а потом повернулся к Инге. - Ты говорила, что будете в девять.
        Эндшпиль, Виктор и мы с Машей синхронно повернулись и вперились взглядом в Ингу. Вот тебе и тихий омут.
        - Перенесли… - И глазом даже не моргнула, и бровью даже не повела эта хозяйка чертей.
        У-ух, что за подлянка. Просто шикарно, все в моём окружении так или иначе знают изверга.
        Что, это твоё ювелирненько, да?
        - Инга? - Всё-таки подал голос Эндшпиль.
        - Что?
        - Может объяснишь?
        - Может ещё и познакомить? - Неожиданно съязвила ему Инга.
        Все знающие её повторно выпали в осадок. Разве что Амир лыбился, словно кот, объевшийся сметаны.
        - Ладно, давайте до игры не спорить. Нам же ещё с некоторыми союзниками быть. - Вызвался «снять напряжение» Амир.
        - Всё, с меня достаточно. - Дэн протянула Виктору руку для прощания. - Бывай!
        - Стой, мы же не бросим их… - Виктор мотнул головой в нашу с Машей сторону. - … на него.
        - Конечно, не бросите. Время-деньги, пора играть. - Сказал профессиональный игрок в пейнтбол, да-да. - А чтоб интереснее было, предлагаю играть на спор.
        - А давайте! - Откликнулась Лаура. - Что на кону?
        - Выигравшая сторона сможет задать любой вопрос каждому игроку проигравшей стороны. - Тут же выпалила Инга.
        - Оо-о, я за. Да, это крутяцки, камон гайс! - Продолжала «разогревать танцпол» Лаура.
        - Тебе не кажется, или тут попахивает планом? - Прошептала мне на ухо Маша.
        - Да, мне так давно уже кажется. - Так же шепотом ответила ей я.
        - Пипец, серпентарий у нас тут. - Заметила очевидное подруга.
        - Какими будут команды? - Вдруг спросил Эндшпиль.
        Ну ты-то куда?
        Самым тут сознательным казался!
        - Внутри всё и обговорим. Сценарий игры уже готов, бункер тоже. Милости просим! - Амир театрально показал рукой на вход в клуб.
        И Эндшпиль первым двинулся вперед.
        Мы с Машей переглянулись, и я увидела, что подругу заинтересовала игра на спор.
        Что ж, придется выиграть, чтобы задавать вопросы, а не отвечать на них.
        Придется выиграть, Мия!
        19
        Сердце билось, как ненормальное, словно в него, не церемонясь, вонзили адреналин. Стучало в висках.
        Шаги, которые разносились гулким эхом и вот-вот приближались к моей клетушке, заставили вжаться в стену и не дышать.
        Нервы натянулись струной, как будто кто-то их специально стягивал и вообще всячески тянул на себя, чтобы подчинить и обезвредить.
        Кто-то? Пфф, конечно же противник, тоже мне секрет века.
        В бункере каждый шаг, да что там - каждый шорох звучит набатом, разрывая, пронзая тишину.
        В голове шально пульсировала колкая шутка изверга, которую он бросил перед десятисекундной готовностью: «Новичок пейнтбола живет в игре как танк в бою, не больше трех минут».
        И всё, не вытравить её, не колорадский жук, скорее песенка-прилипала, которая сверлит мозг в самый неподходящий момент.
        Пусть прошло больше трех минут, я ещё долго продержалась для новичка, помогли подсказки и наставления Эндшпиля, который оказался в моей команде.
        Это моя первая игра в пейнтбол. И вот я стою в полумраке маленькой комнатки спиной к стене, которая граничит с вражеским коридором, и проклинаю себя за малодушие.
        Кто вот дёрнул согласиться сыграть «хоть разочек с профессионалами»?!
        А профи действительно подтянулись, изверг постарался, друзей привлек. Разбил, правда, их, и нашей команде, телохранителям Президента, тоже перепали профессиональные игроки. Те, что в спортивный пейнтбол играют.
        Но это не вселяло в меня никакой уверенности, судьи объявили, что двое из них уже убиты.
        Вообще закралось подозрение, что они были подставными и чуть ли не сами нарвались на вражеский маркер.
        - Бжижик, я знаю, что ты где-то здесь. Давай по-хорошему, выходи, и мы так уж и быть не будем слишком перегибать с вопросами.
        Это он. Это его шаги. Я знала это, нервно сглотнула и сильнее прижалась к стене. Он заглядывал в каждый закуток, в каждое ответвление; шаги его слышались то в общем коридоре, то где-то в отдалении.
        Голос доносился раскатами, был глубоким и грубым, несмотря на то, что Амир старался добавлять ласковые интонации, чтобы выманить меня из укрытия.
        Он преследовал меня всю игру. Думала, мне удалось оторваться, но нет. Не тут-то было…
        - Давай, крошка, выползай. Обещаю стрелять не больно, почти по касательной. - Продолжал торговаться изверг.
        И что вот прицепился?
        Не со мной сейчас Президент, лучше бы его отследил и устранил, сразу бы победу их команде засчитали.
        Нет, что вы! Он лучше меня выслеживать будет. Конечно, это ж так забавно, так круто чувствовать себя сильнее девчонки, которая пейнтбольный маркер держит впервые в жизни.
        Вдруг судья объявляет, что из игры выбыла Инга. Она была в команде изверга. Этой новости я невольно улыбнулась, но тут же мысленно себя одёрнула, ведь это ещё не конец.
        Охота на Президента продолжается. И его охрана тоже!
        А изверг отреагировал намного эмоциональнее, чем я. Так саданул по стене, к которой прижималась я, что я чуть не взвизгнула от неожиданности и страха.
        В последний момент с силой зажала себе рот перчаткой, чтобы не выдать себя.
        - Паскуда. Гребанный скинхед! - Выругались за стеной.
        Послышались ещё шаги. И выстрел.
        - Тварь, ***, ***! - Проорал изверг новые ругательства.
        Я не понимала, что происходит, но в следующий миг, судья по радиосвязи передает, что Амир признан «нейтральным».
        Боже мой! Значит кто-то выстрелил в изверга!
        А потом в мою коморку врываются двое. Я не сразу узнаю своих, шестеренке в стрессе не могут по щелчку вспомнить, простительно.
        - Нужно уходить, живо! - И меня хватают за руку.
        По голосу узнаю Эндшпиля. Черт! Он же и есть тот самый Президент, которого нужно охранять. И он вот рядом.
        Это теперь я главный телохранитель? Точнее мы?
        Ну, не-ет!
        - Прикройте меня! - Командует Дэн, и в его напарнике я узнаю Машу.
        Мы с ней тоже очутились в одной команде.
        Вообще надо сказать, команда телохранителей по численности больше команды киллеров. Но нас и отстреливают, как селезней, быстро и беспощадно. Одним словом, никто не хороводится, даже с новичками.
        Пока мы с Машей охраняли вход в комнату, Дэн на задней стене нащупал какое-то отверстие, сильнее надавил и открылась потайная дверь.
        - Пошлите, так быстрее доберемся до цели. Срежем коридора три-четыре!
        Дэн пролез первым, за ним я, последней Маша. Она поопытнее меня будет, не первый раз играет.
        И как раз, когда за подругой закрылась секретная дверь, судья объявил, что Амир всё-таки «в игре», это значило только одно: он не выбит, выстрел не засчитан поражающим.
        Само собой зверг в злющей ярости, к гадалке не ходи.
        Дэн повернулся к нам с Машей.
        - До цели ещё два коридора. Свет здесь приглушённее, а эхо ужаснее, поэтому рации для связи с остальными использовать не будем, продвигаться придется на ощупь. Но мы должны это сделать. - Эндшпиль оглянулся на шорох, но это оказался судья.
        А потом продолжил:
        - Опасность есть как для первого, так и для последнего. Но для последнего очевиднее, поэтому замыкающим пойдет Маша. Если Кристина и Ксюша не потерялись в этих лабиринтах, то мы их должны где-то здесь встретить. Маркер держим готовым к сиюминутному выстрелу, любое промедление, и мы в ауте. Ясно?
        Мы синхронно кивнули.
        Не знаю, откуда Эндшпиль всё это знает и как так быстро подстраивается под стремительно меняющуюся обстановку, перевес сил, но я верила всему, что он говорил. Ещё перед игрой он нам всем дал четкие указания, мне отдельно приказал как можно чаще менять локации, не отсиживаться в одной, и стрелять, не жалея шариков с краской.
        Дальше мы продвигались, как спецназовцы.
        Я шла впереди, но за собой чувствовала поддержку и шепот Дэна, куда нужно повернуть, куда зайти в укрытие. Где пригнуться, где идти чуть ли не на носочках.
        Не думала, что когда-то об этом подумаю, но мне очень нравилось играть в команде с Эндшпилем.
        В игре он стал совсем другим. Совсем!
        Такому хотелось доверять, за таким хотелось идти.
        Он был выбран Президентом по жеребьевке, вроде бы по-честному, но осадочек остался. Ведь по правилам Президент может быть вооружен только пистолетом, в котором всего лишь 10 шариков.
        И тут чуть ли не единственный парень становится охраняемым, а не телохранителем…
        Но Дэн быстро раздобыл себе маркер, забрал у убитого защитника - Альбины. Её подбили ещё в первые минуты игры.
        А Эндшпиль ушёл! Вырвался из окружения!
        Вдруг Дэн резко потянул меня к полу, мы пригнулись, а снаряд с шариком пролетел у нас над головами.
        Реакция Эндшпиля была молниеносной, и вот ещё один киллер убит.
        - Чувствую, за эту игру я поседею! - Прошептала Маша.
        И опять попала в самое яблочко, у меня тоже вертелись такие мысли, но я гнала их прочь, чтобы руки ещё больше не задрожали. А то в нужный момент дёрнусь, как антенна на ветру. Нет-нет, это будет ужасно.
        - Отставить разговоры. Всё потом! - Приказал Эндшпиль, первым поднимаясь с корточек.
        Почти без препятствий, всего с одним киллером на пути, мы миновали один коридор. И я уже хотела повернуть за угол, как Дэн резко потянул меня назад.
        Пролетел ещё один вражеский снаряд.
        - Думал, я не смогу вас нагнать, а, Эндшпиль, или как там тебя? - И кроме раскатистого и явно пародийного баса раздаются гулкие шаги приближения.
        До комнатки-укрытия мы бы не успели, все остались метра два позади, поэтому отступать нельзя. Нужно было принять бой.
        И мы все это понимали. Но я не выдержала и в испуге обернулась на Дэна.
        Конечно, кроме маски я ничего не могла увидеть, но парень показал пальцем знак «тихо», и я лишь кивнула, призвав всю выдержку и всё спокойствие, чтобы не предать свою команду.
        Снаряды стали пролетать не только на уровне наших глаз, но и в каких-то сантиметрах от пола. Изверг красовался. Это понятно даже такому новичку, как я. Мол проскользнуть не удастся: скорость гепарда, реакция мангуста.
        И вообще я весь такой крутой и профессиональный!!!
        Судья объявил о поражении двух наших, Кристины и Ксюши. Теперь из телохранителей Президента остались только мы с Машей.
        По телу пробежала нервная дрожь. Дэн заметил это и крепко сжал моё предплечье. Помогло - отрезвило.
        Не время поднимать белый флаг, это всегда успеется, Мия!
        Позади нас послышались шаги, но выстрелить никто не успел. Одним взмахом Маша попала противнику прямо в грудь, поражение даже не обсуждалось.
        Теперь судья объявил о потере в стане киллеров.
        - Да, остался я один. - Проговорил изверг.
        Ещё чуть-чуть и завернет он за угол, и встанет передо мной.
        Да, из киллеров остался только он один. Попадём в изверга - выиграем. Это играло нам на руку. Мы знали, последний убийца впереди, значит нам с Машей можно было обороняться стенкой.
        Первым показался маркер Амира. Стрелять в него было бесполезно, ведь это только в спортивном пейнтболе призналось бы за поражение.
        Я непроизвольно попятилась назад и наступила на ногу Эндшпилю. Но он никак не отреагировал. Извинюсь потом, всё потом!
        Дэн подал знак Маше, чтобы она отбежала к стене напротив и сделала это как можно шумнее. Не успела она стукнуть кулаком, как ей в грудь прилетел зеленый шар, а в следующее мгновение я уже вижу маркер изверга, направленный прямо на меня.
        Я не успела выстрелить, пока Маша отвлекла Амира. А ведь в этом, наверное, и был план Эндшпиля… Куда растерялась вся моя реакция, ну, блин!
        Двое против одного, у нас больше шансов, да. Но у Амира отменная реакция. Поражает одним точным выстрелом в грудь.
        - Не хочешь теребить прошлое, да, Бжижик?
        Я стараюсь спиной прикрыть Дэна, как могу, честно! Но он выше и крупнее меня, да ещё и сам прятаться за мной не намерен.
        Как же! За хрупкими девчачьими плечиками отсиживаться негоже, понимаю, да-да. И я не Павличенко, да…
        - А придётся!
        Выстрел. И у изверга маска от лопнувшего шарика окрашивается в жёлтый.
        И сигнал Главного судьи «Конец игры!»
        Мы победили. Да! Да! Да!
        Выдыхаю с облегчением и в порыве неописуемой радости кидаюсь Дэну на шею, крепко-крепко его обнимая.
        Эндшпиль обнимает в ответ, но я слышу страшное:
        - Подожди, Мия. Он попал в меня!
        20
        - Да, готовьте свои ключики, будем знакомиться с вашими скелетами. Эй, Бжижик, прекращай висеть удавкой на бритоголовом! - Изверг вовсю уже торжествовал.
        Как-то сразу осознала, КОГО обнимаю, опешила от этой своей открытости и отпрянула от Эндшпиля, как от огня. Это всё адреналин, эйфория, это не я!
        Но он, казалось, не обратил на моё отползновение никакого внимания. Либо тактично замял ситуацию… В любом случае, спасибо ему за это.
        Мы сняли маски, наконец-то можно было спокойно вздохнуть, глубоко вздохнуть. Я вся вспотела, хоть выжимай, пот струился по вискам к шее.
        Хотелось в душ, намылиться, напениться, чтоб смыть с себя всё это. Но пока это была недосягаемая мечта. Сняла перчатки, чтобы вытереть раздражающую влагу, и краем глаза заметила, что Дэн совсем не вспотел.
        - Ты не устал? - Не думая, что и у кого спрашиваю, удивилась я.
        - Нет, не устал.
        - Ничего себе ты зожник! - Присвистнула Маша, которую тоже поразил ответ Эндшпиля.
        - Ага-ага, больше заливай, бритик, девки ушами же любят. - Рассмеялся Амир.
        Но все его проигнорировали.
        Мы с Машей смотрели исключительно на своего сокомандника и восхищались только им. Остальные пусть идут лесом, если чего-то не устраивает!
        Изверг хмыкнул для проформы и ушёл маршрутом, каким мы добрались до этой точке.
        - Пойдемте.
        И Дэн повел нас незнакомым коридором. Когда нам показывали территорию игры на месте, её локации, в него не заруливали. Может, тоже потайной какой.
        Но причин не доверять Эндшпилю у нас с Машей не было, поэтому мы молча повиновались. Хотелось уже поскорее выбраться из этого подземелья, на волю, хочу я на волю.
        Дэн шёл с нами в ногу, а мы с подругой плелись. Игра вымотала нас, словно мы олимпийскую дистанцию пробежали. Оставаться сильными и всесильными не было никакого желания. Ладно, тут же все свои.
        Мда… Эндшпиль и свой. Ещё с утра я бы рассмеялась над этим сочетанием несочетаемого, а уже сейчас… Кинулась ему на шею, вот что сейчас! Я ещё обсужу это с психологом. Этот порыв был ненормальным, аморальным даже. Я должна была себя сдержать!
        - Всё так хорошо здесь знаешь, играл уже в Бункере? - Спросила Маша Эндшпиля, когда он открыл очередную едва заметную дверь.
        - Играл.
        - Опытный значит, ясно-понятно… - Подруга посмотрела на меня и поиграла бровями, мол смотри, какой загадочный перец этот наш Президент.
        За дверью оказалась узкая винтовая лестница. Первым поднимался Дэн, замыкающей на этот раз была я.
        Когда мы поднялись на второй этаж, Эндшпиль стукнул три раза по двери. Через мгновение она открылась, и в проёме показался грузный усатый дядечка, отчего-то перепуганный.
        - А, это ты, Дениска. Я-то уж подумал, что опять игроки какие-то заплутали и на таран пошли. - Увидев Эндшпиля, мужчина улыбнулся с явным облегчением.
        - Здравствуйте. Нам бы в учебку пройти, сможете открыть? - Спросил Дэн.
        - Конечно-конечно, уно моменто.
        И мужчина начал искать нужный ключ в своей огромной связке. Когда наконец отыскал, отпер нам соседнюю дверь на лестничной клетке, поэтому в его коморку даже заходить не пришлось.
        - Спасибо, дядь Альберт. Выручили!
        Наверное, мы с Машей выглядели как дурочки с переулочка, потому что единственное, что мы могли делать - это усиленно хлопать глазами и переводить взгляд с одного говорящего на другого.
        Зуб даю, у обеих крутился один и тот же вопрос: «Ты что-нибудь понимаешь?»
        Так и не придя в себя, не поздоровавшись и не поблагодарив помощника, мы прошли за Эндшпилем в учебку, в которой собрались почти все игроки.
        Учебкой оказалась просторная комната со всевозможными плакатами, картами, схемами. Даже партами, которые были поделены на два ряда. Как раз для двух команд.
        Когда мы вошли, к нам кинулась Инга.
        Ладно, не к нам… к Дэну!
        Она начала что-то лепетать, щебетать, а меня вдруг подкосила такая брезгливость, и я утащила Машу к свободной парте в ряду, где сидели наши и вовсю обсуждали мини-турнир.
        Единственное, что я услышала, когда отходила, были слова Дэна:
        - Инга, твоя команда тебя ждёт.
        Всё! И девушка, надутая и обиженная, направилась к своим.
        Я хотела отвернуться, чтобы не подавать виду, что мне это интересно, но не смогла. Мне ни с того ни с сего действительно стало о-очень интересно.
        И…боже мой, какая крамола… мне стало немного радостно, что Эндшпиль был с Ингой холоден. Может, так задел их заговор с извергом? Не знаю…
        - Ничего не знаю, но в воскресенье мы идем в спа! Сегодня булки напрягли, завтра их и расслабим. А то скотобойня, а не выходной. - Млея от долгожданного отдыха, проговорила Мия.
        Отворилась другая дверь, и в учебку ввалился Амир. Прям-таки ввалился. Улыбка до ушей, опьянение от победы и громадное предвкушение от скорого «знакомства со скелетами».
        Команда киллеров оживилась и кинулась встречать своего героя.
        - Пфф, тоже мне Суворов! - Маша поморщилась и отвернулась от веселящихся.
        - Лаурка-то наша, посмотрите, больше всех рада. - Заметила Ксюша.
        Вот за подругу мы были искренне счастливы, но за других киллеров… Лучше пристрелите!
        Меня отвлекло шевеление слева. Это Эндшпиль хотел сесть рядом на скамейку, она довольно-таки длинная, вполне себе может поместиться три человека.
        Но приземлиться он не успел. В учебку вошли судьи, и один из них прямой наводкой пошёл на Дэна, протягивая ему руку.
        - О, Дэн-Дэнчик, я так кайфанул! Скучал по тебе, думал, не увижу уже твою игру.
        И парни даже по-мужски обнялись.
        - Я сам был уверен, что не вернусь сюда. Особенно на нижнюю территорию. - После бурных рукопожатий и объятий проговорил Эндшпиль.
        - И хорошо, что заглянул. Хоть мальки посмотрят, как нужно играть. Респектище!
        На слове «мальки» судья махнул головой в сторону профессионалов. Тех самых, кого мы все считали непобедимыми гуру пейнтбола. В сторону Амира и его свиты, ага!
        И они как-то разом все подсдулись, приуныли.
        Мы с Машей настороженно переглянулись.
        - Давай не льсти, я сдал позицию. Видел же как поздно выстрелил. - Дэн шутливо ударил судью в плечо.
        - Шутишь? - Удивился тот. - Вы с девчонкой одновременно ликвидировали Туза. Такой синхрон - закачаешься!
        Дэн нахмурился. А в учебке стихли последние шепотки. Все прислушивались к разговору.
        - Я был уверен, что заглох… - Эндшпиль потер подбородок, будто вспоминая в деталях ту последнюю схватку.
        - Да ну тебя к лешему! Заглох он. Всем бы так глохнуть. - Парень обернулся на своих коллег, которые вместе с ним судили нашу игру, и все они дружно рассмеялись.
        Отсмеявшись, он продолжил.
        - Ладно тебя и твою реакцию знаем. Тут девчонка не подвела.
        Маша пихнула меня локтем в бок, привлекая внимание. Я повернулась, а она многозначительно мне улыбнулась и игриво подмигнула, засмущав меня ещё больше.
        - Мия. - Вдруг сказал Эндшпиль, и я обернулась на его голос.
        Но вместо меня спросил судья.
        - Что?
        - Её зовут Мия.
        - А, ну передай ей, что она красотка. Такая невозмутимая, он её всю игру по Бункеру гонял, как гончий. А она ему харю замазала! - И опять веселый и слаженный хохот всей судейской бригады.
        Амир поднялся из-за стола и подошел к говорящим. Весь этот разговор, в котором он мелькал каким-то третьим лицом - проигравшим, ему не понравился. Оно и понятно, что здесь может понравится.
        - Может, пора объяснить, что здесь происходит? - Чуть ли не заглядывая в лицо судье, прошипел изверг.
        Видимо, судья, как и я, был его заклятым врагом.
        - Да пожалуйста! - И парень повернулся ко всем нам. - Победила команда Президента, который сам себя охранял лучше, чем все его телохранители! - А потом опять повернулся к Эндшпилю и добавил. - Дэн, ты, как всегда, чумовой!
        - Что значит выиграла команда Президента? Я в него попал, когда ещё сам был жив! У меня не бывает промахов! Я лучший в этом!
        - Если у Вас сомнения в правильности и объективности судейства, мы можем предоставить Вам видеозапись. - Твердо и немного надменно отчеканил судья.
        - Да, я хочу это видеть! - Изверг закипал, даже дышать стал тяжелее. - Может, ты ему подсуживал. - Он кивком головы указал на Дэна.
        - Я был бы рад что-нибудь Денису подсудить, да Зевсу вряд ли это нужно. - Судья издевательски выгнул бровь, показывая, что думает о намеках Амира.
        - Зевс?! Он? Пару раз может здесь побегал, коридорчики выучил да дверьки заметил - всё, Богом стал?
        - Ох, малёк, если бы ты так же «пару раз» побегал здесь, как Дэн…
        - Дим, не надо! - Перебил судью Эндшпиль, не дав тому договорить такое важное продолжение.
        - Выкуси, ***! - Маша уже не сдерживалась, ей надоело нытье проигравшего, душе хотелось феерии, праздника, возмездия.
        - Ееес, да-да-да! Я знала, знала, что мы выиграли! - Выкрикнула и Кристина.
        Наш черед. Теперь широко, громко и бесцеремонно победу праздновала наша команда. Настоящую Победу!
        - Готовьте свои ключики, будем знакомиться с вашими скелетами! - Маша со злорадным удовольствием вернула шпильку её владельцу.
        А когда Дэн всё-таки приземлился за нашу с ней парту, не удержалась и спросила его:
        - Признавайся, Эндшпиль, ты хозяин этого клуба?
        Услышавшие её вопрос улыбнулись, но вдруг шутка вышла из-под контроля.
        - Хуже, Машунь, сын хозяина. И здесь я гоняю с пяти лет… - И грустная полуулыбка.
        Дэн сказал это так серьезно и как-то даже тоскливо-обреченно, что мы все враз смолкли. Во дела!
        А ведь это многое объясняет! Это всё объясняет…
        Но не успела я вспомнить все состыковки, символы и подсказки, как началось избиение младенцев или разоблачение века. Дэн похоже хотел победить не меньше моего.
        21
        Первыми вопросы задавали подружки-красотки.
        Но ответы не были сенсационными, всё-таки нужно друг друга хотя бы знать, чтобы было чем топить. В большинстве своём вопросы были про люблю, ненавижу, мечтаю или добился.
        Отличаться команда телохранителей начала на Маше. Новенькому она задала вполне логичный вопрос:
        - Как ты попал в наш лицей в середине года?
        Что-то подобное выпытывал у меня Эндшпиль после своего памятного знакомства с наглым и борзым новеньким, за которого «родич вписался». Ох, а я совсем забыла вот эту его оговорку.
        Ну, кулёма кулёмой, ни дать ни взять!
        Так, надо внимательно слушать ответ на этот вопрос. В конце концов мне тоже интересно, кто помог извергу перевестись в элитный.
        - Мама работает главным юристом в компании уважаемого родителя, чей сын постигает азы жизни в вашей дружной обители зла.
        Сначала я не поверила, но сидевший рядом Дэн понимающе хмыкнул, и я вдруг подумала, а что если это его отец впрягся за Амира? Вполне себе рабочая версия.
        Тем более даже Эндшпиля ничего не смутило, и он не стал предупреждать, что ответ на вопрос должен быть максимально честным и правдивым.
        Настал мой черед задавать Амиру вопрос. Я молилась, чтобы меня не подвел мой голос. Иначе это крах. Нужно выглядеть как победитель и вести себя соответствующе.
        Я посмотрела прямо в глаза извергу, слегка улыбнулась, чтобы не выглядеть следаком или опером на допросе рецидивиста, и задала свой вопрос:
        - Как узнал, где я учусь?
        Заочно я, конечно же, догадывалась, что он ответит. Но нужно было узнать наверняка. К тому же, мне больше ничего о нём и не интересно.
        Амир пристально на меня посмотрел, будто я сейчас вот-вот исчезну, и ему нужно запомнить хотя бы мой образ.
        Пауза затянулась, уже даже Маша начала ерзать на скамейке, но вмешаться в наши гляделки-перестрелки не решилась. А я не отводила взгляд, нет, изверг, сегодня моя победа.
        Уловив мой настрой, он всё же соизволил наконец ответить:
        - Оля написала со своего аккаунта в инсте. Сначала не поверил её тортикам. Но она нашла, чем убедить.
        А кивнула своим мыслям, принимая и запоминая этот ответ. Главное, что у этого чистосердечного есть свидетели.
        Но Амир не унимался.
        - Устроило? Я нормально ответил, а, Бжижик?
        Я чуть не запыхтела, как самовар.
        Зачем нужно называть детским прозвищем при всех?! Ладно перед одноклассниками, но здесь и сейчас не только они. Ведь даже судьи остались посмотреть и послушать.
        - Вполне устроило! - Нашла в себе силы, чтобы ответить почти беспристрастно.
        - Да, Мийка, у тебя всегда была реакция ништяк… когда к стенке припрут! - Казалось, припомнил мне точный и меткий выстрел, который опередил его.
        - Вот и не надо припирать! - Вмешалась Кристина.
        И улыбка изверга слегка померкла. Как там Маша давеча сказала… А, да, выкуси!
        Подошла очередь Эндшпиля. О, он был поистине беспощадным.
        Я даже успела подумать, как хорошо, что мы оказались в одной команде, я бы не хотела отвечать на его совершенно прямые и изобличающие вопросы.
        Инге он задал неинтересный вопрос, не душещипательный и нервовыворачивающий. Наверное, решил тет-а-тет всё обсудить. И это правильно!
        Но уже с первым профессионалом, которого в игру привлек Амир, Эндшпиль не церемонился, задал вопрос про их с извергом уговор.
        Парень так обалдел, что непроизвольно покосился на зачинщика. Да, я была права, и что-то неладное в этом «справедливом» разделении было.
        - Уговор был победить любой ценой, чтобы потом задавать вам вопросы. - Выкрутился, сообразительный, однако.
        Что ж, ответ есть ответ. Уж никто не будет оспаривать, что команда на победу реально имеет место быть. Амир довольно хмыкнул.
        Но Дэна этот ответ не устроил. Оставалось ещё два профессионала, исключая Амира, которым нужно задать точные вопросы, не предполагающие всяких юлений.
        - Ваши друзья, которые играли в нашей команде, должны были подыгрывать вам?
        Моё браво, Эндшпиль. Тут либо да, либо нет, третьего не дано. Точечно, как иглотерапия.
        - Да… - Выдохнул парень, потупив глаза. И весь сам сжался, словно хотел исчезнуть.
        Он оказался не таким крепким орешком, как первый. Так, надколотая фисташка.
        От злости Амир заскрипел зубами, а судьи переглянулись между собой. Если изверг занимается в этом клубе, а они так же судят и другие его игры, то должны быть начеку! По глазам было заметно, себе они пометочку сделали. Да.
        Эндшпиль приоткрыл ящик Пандоры, не иначе.
        - Какой вопрос ты должен был задать мне в случае вашего выигрыша? - Дэн спросил третьего профессионала.
        Тот, как и предыдущие два, зыркнул на Амира, как бы получая одобрения или благословения, с какой стороны посмотреть. Но и он оказался не таким стойким, как в самой игре.
        - Почему всё время пристаешь к Мии… - Как на духу выложил парень и прошептал Амиру «извини».
        Собственно, что и требовалось доказать. План был, и незамаранными в этой шайке-лейке остались только Лаура и Виктор, оба сидели и мягко говоря офигевали.
        Не знаю, для чего Эндшпиль решил всё это вскрыть таким вот способом, но как минимум четыре одноклассника знают, какие делишки может проворачивать новенький. Это уже плюс, репутацию завоевать трудно, а вот так бездарно профукать - на раз два. Достаточно заиграться во всесильного.
        Теперь его черёд. Изверг один против изверга два.
        - Как ты планируешь подставить Мию в понедельник?
        Это было так нежданно-негаданно, что застало врасплох буквально всех. А наша команда даже повернулась, чтобы уставиться на Эндшпиля с немым вопросом.
        Но я тут же отвернулась, чтобы посмотреть на реакцию Амира. Сделает вид, что не понимает, о чём речь? Или всё же ответит?
        Изверг скривился. Совладать с крышесносными эмоциями Амир так и не научился, всё высыпает на лице. Абсолютно, до каждого оттенка и блика.
        - По всему лицею расклеить фотографии… - Хриплым надломленным голосом признался изверг.
        Фотографии?!
        Те самые?
        Расклеить по всему лицею?
        Ненавижу!!!
        - Какие фотографии? - Продолжал давить Эндшпиль, но теперь Амир не купился.
        - Полегче, бритик, это уже второй вопрос!
        А потом резко встал, махнул рукой своей банде, и все вместе они ушли из учебки.
        - Вот это разоблачение века! - Возмущенно выдохнула Лаура. - А таким красавчиком порядочным показался… - И теперь печальный вздох.
        А я никого не хотела видеть. Никого. Хотела оказаться у себя дома, в комнате, закрыть дверь на замок. И обдумать.
        Чувствовала, как к горлу подступает знакомая паника.
        Нужно уходить, немедленно.
        Не чувствуя, не слыша, даже, кажется, не дыша, я поднимаюсь со скамейки. Маша пропускает, дает мне выйти. Гнетущее молчание до сих пор висит в воздухе.
        Но я разрываю его сама, выхожу из учебки и направляюсь к раздевалке.
        Переодеваюсь, даже не замечая, как и что надеваю. Просто механические движения, необдуманные, неконтролируемые.
        В раздевалку входят девчонки, но опять молчание. Наверное, не хотят сейчас меня допекать всякими расспросами, и я им за это очень благодарна. Пусть останется со мной.
        Я должна сама переварить это.
        А ведь я могла не узнать?! Прийти в понедельник в лицей и увидеть… Косые взгляды, смешки, ухмылки, оскалы, шутки - всё, как в старой школе. Только теперь от настоящих подростков, а не от злых малолеток.
        Надеваю олимпийку, подхватываю рюкзак и выхожу из раздевалки, кидая напоследок «всем пока».
        Из недобрых мыслей вырывает жужжание телефона, застрявшего на дне рюкзака. Еле как выуживаю его.
        Новое сообщение. От Оли…
        «Твоя Елена Прекрасная в приёмном покое. Если что-то ёкнуло, можешь приехать…»
        Моё сердце камнем ухает в пропасть. Мама…
        22
        Одеревеневшими и совершенно неслушающимися пальцами пыталась набрать Олю. Длинные гудки, но толку нет. Она не ответит, даже если телефон в руках. Позвонила маме, отчиму, всё молчание, как сквозь землю провалились.
        Набрала Марселя Павловича, хоть он пусть скажет, куда мне подъехать. Гудки, гудки, гудки…
        Три, четыре, пять раз - всё тщетно. Написала Оле, не ответила. Настоящая тайпана!
        - Мия, ты хорошо себя чувствуешь? - Как невовремя возник этот ненавистный голос и его отвратительный обладатель.
        Молчу, не реагирую.
        - Мия?! - Требовательнее, будто на что-то право имеет.
        Опять молчу. Друзья что ли бы тебя подобрали, изверг. Давай, линяй поскорее, не до тебя.
        Уже ворох исходящих и ни одного разговора… Что там произошло? Куда мне мчать?
        - Мия, мы как-то не так начали… Я, я не так начал! Ты извини, ничего не будет. Ни в понедельник, ни… Да никогда!
        Изверг приближался ко мне медленно, я смотрела на пол и следила за каждым его шагом. Нет! Идиот, не смей! Мне не нужны извини, ничего не нужно. Уйди!
        - Посмотри, пожалуйста, на меня… - Просит, почти жалобно.
        И вроде бы не наигранно, но меня всю выворачивает, так тошно, противно и мерзко.
        Уже порываюсь уйти, но потом… Поднимаю голову и смотрю прямо на него.
        - Позвони Оле…пожалуйста. - Почти шепчу, слишком много чувств, не справляюсь с ними, жмут, скручивают.
        - Зачем? Мия, это наше дело, наше прошлое. Давай сами решим, только между собой.
        Надо же! Как вовремя! Какое рацпредложение!
        - Позвони ей, мне нужно. Очень. Пожалуйста! - Говорю увереннее, стараюсь не просить, а требовать, но это вряд ли так выглядит.
        Изверг смотрит на меня, не решается выполнить просьбу. Чего-то ждёт. Но потом всё-таки сдаётся, достает телефон и набирает Олю.
        Она берет со второго гудка!
        - Да, Амирка. Отошёл что ли уже? - Вырывается звонкий и насмешливый голос.
        Изверг передаёт мне трубку.
        - Оля, вы где? Какой адрес приемного покоя?
        - Аа, это ты… Самой догадаться не судьба? Ах, да, репетитора же нет рядом. Дай мне Амира.
        - Оля!
        Повышаю голос, и Эндшпиль, который как раз в тот момент выходил из мужской раздевалки, на меня странно посмотрел.
        Изверг протягивает руку за телефоном, нехотя возвращаю его. Два дебила - это сила. Ничего не скажут, знать будут - промолчат.
        - Оля, мне скажи адрес. - От неожиданного требования изверга вздрагиваю.
        Нервы на пределе, внутри всё плавится на жгучем огне и растекается по организму, поражая и убивая всё на своем пути.
        - Это мне нужно! - Резче и жестче отвечает изверг на вопрос Оли. - Хорошо, спасибо!
        Отбивает звонок, убирает телефон и тянется своим противным щупальцем ко мне.
        - Не трогай! Никаких касаний! Никогда меня не трогай! - Отступаю назад и чувствую, как упираюсь в стену.
        - Что настолько противен?
        - Скажи адрес!
        - Ответь на мой вопрос! - Тоже закипает, тоже бесится и опять не может этого скрыть.
        - Пойдём. - Дэн берёт меня за руку и уводит от изверга.
        - Я её сам увезу! - Пытается возразить изверг, но даже шага не делает, чтобы нам помешать. Так, детский лепет, не более. Поэтому Дэн никак на этот выпад и не отреагировал.
        Решил не нарываться? Ага, вдруг у Эндшпиля среди прочих неожиданных способностей ещё и черный пояс по каратэ имеется.
        От внезапности Дэна не успеваю даже подумать, что он делает и куда меня ведёт. Даже руку не вырываю, просто следую за ним.
        - Подожди, мне нужно…
        - Я знаю адрес. - Перебивает меня Эндшпиль.
        - Что? Откуда? Ты же…
        - Узнал у Ольги.
        В таком вот шоке и полном недоумении выхожу с Дэном на улицу, подхожу к машине. Эндшпиль жестом показывает водителю, чтобы тот открыл окно.
        - Нам нужно в приёмный покой, что на въезде в город. - Отдает четкий приказ и открывает мне заднюю дверь.
        Застываю, не в силах сесть в его автомобиль. Мне не нужна помощь, я сама вызову такси!
        - В это время такси сюда не приедет. - Словно читая мои мысли, говорит Дэн.
        - Денис Евгеньевич, не положено. Мне сказали отвезти Вас только в пейнтбольный клуб. - Вмешался водитель.
        - Нам нужно в приёмный покой.
        - Понимаю, но приказа не было…
        - Под мою ответственность, я позвоню отцу. - Не оборачиваясь на мужчину, Дэн продолжал прожигать взглядом упертую меня.
        Мне стало не по себе. Слишком уж многое было в этом взгляде!
        - Садись! - Подкрепил и словами. Убедительно подкрепил, как спец-клеем припечатал.
        И я села.
        - Денис Евгеньевич! - Пытался возразить мужчина, но Дэн уже закрыл мою дверь, а сам обошел машину и сел на пассажирское, рядом с водителем.
        - Поехали!
        - Не могу. Извините, но нет.
        Мы все сидели в незаведенной машине, напряжение росло в геометрической прогрессии. Но Эндшпиль, оказывается, иногда одарен таким железобетонным терпением.
        Я решила не терять время и опять принялась дозваниваться до мамы и отца.
        На этот раз отец взял почти сразу.
        - Алё-алё! Где вы? Как мама? Всё хорошо?
        - Мия, ты уже знаешь? Так, успокойся. Пока не знаем, мама только зашла к врачу, ждём ответ.
        В глазах защипало, и я посмотрела в окно, чтобы солнечный свет помог мне высушить подступающие слезы.
        Не сразу заметила, что мы тронулись, всё-таки едем!
        - Мия? - Позвал отец, я долго не отвечала.
        Наверное, забеспокоился. В таких случаях принято беспокоиться.
        - Да… - Прокашлялась. - Я здесь, слышу. Скоро приеду.
        - Мия, да мы тут справимся. Ты только не переживай!
        - А что у мамы болит? Что произошло? - Свободную руку прижала ко лбу, чтобы унять дрожь. Но это не помогло.
        - Ногу подвернула, а, может, ушибла. Мия, с ногой, с ногой проблемы. Мама неудачно затормозила на тюбинге, всё пройдёт, Мия! - Поспешил пояснить, потому что понял, за что я переживала и чего на самом деле так сильно боялась.
        Это поправимо. Всё пройдет. Я должна успокоиться. Всё хорошо…
        Сбросила звонок. Сил не осталось совсем, как будто вытрясли и вычистили даже резервы. Прикрыла глаза и откинулась на сидение.
        До приемного покоя мы ехали в тишине и добрались достаточно быстро, я даже не сразу заметила, что автомобиль постепенно снизил скорость, въезжая на парковку.
        - Мия, пойдём. - Позвал меня Дэн, и я тут же распахнула глаза.
        Отца и Олю мы нашли сразу. Мама ещё была на приеме.
        - Почему она так долго? - Сразу спросила я.
        - Всё проверяют, так нужно, так правильно, Мия. - Отец меня обнял, пытаясь успокоить. Он и сам был на взводе, но мужественно сражался со страхом.
        Мы стояли, как настоящие папа с дочкой. Наверное, это правильно. Да, наверное…
        Но потом отворилась ближайшая дверь, и отца пригласили в кабинет.
        - Смотрю, ты связями обзавелась… - Бросила Оля, которая сидела на скамейке и смотрела сейчас на меня, как на врага народа.
        - Что произошло? Почему мама каталась на тюбинге? - Спросила я, оставляя без внимания её колкость.
        - Я так его расхвалила, грех было не попробовать. - Сказала так непринужденно, как о самом незначительном событии своей жизни.
        Так, мелочь да и только!
        - Не смей трогать маму! Не впутывай её!
        - Тебе можно, а мне нельзя? Она же вроде и мне ма-а-ма. - Ехидно вытянула, чем ужасно исказила последнее слово.
        - Я тебя предупредила!
        Психолог битый год говорит мне, что не все люди могут успокоиться, когда их игнорируют или не замечают. Таким нужно крови и зрелищ, и они переступят через все черты, разорвут все цепи защиты.
        Оля как раз из таких. Я это поняла только сейчас, всё пыталась её обелить, найти и понять причины её злющих поступков, жалящих слов. Но её злит и сильнее распаляет моя терпеливость. Она не успокоится, пока меня и в хвост и в гриву не вычешет.
        Глаза горят лихорадочным, болезненным огнём, словно её заговорил кто.
        - И что ты мне сделаешь, туртушка? Думаешь, один раз метко и вовремя стрельнула всё Victory стала?
        Уже донёс. Надо же! Оперативно, ничего не скажешь.
        - Получилось сегодня, получится и завтра. - Я сказала уверенно, с каким-то даже повелительным убеждением. И про себя восхитилась собой.
        Но Оля лишь дерзко рассмеялась, с вызовом и очень громко.
        - И когда только крылышки успели вырасти, а? Столько лет общипанной ходила, а тут на тебе…
        И начала меня придирчиво осматривать, будто пыталась отыскать "крылышки".
        - Оставь мою маму в покое! - Грозно повторила я, со всей решимостью не отступать и не проигрывать сестре. Сводной сестре. Пора называть вещи своими именами и перестать уповать на нашу "семью".
        Мама - это святое. Это черта. И граница моей отрешенной терпеливости. Это мой личный Рубикон.
        Оля даже поднялась, чтобы не смотреть на меня снизу вверх, как проигравший или как коленопреклоненный.
        - Запомни, сестрёнка, я всегда делаю то, что сама хочу. И тебя уж точно спрашивать не буду! - Со всей силы ткнула мне в грудь своим указательным пальцем.
        Но вдруг резко одернула руку и вмиг стала пай-девочкой.
        - Денис, привет! - Милая и слащавая улыбочка, приторная настолько, что протереть хочется.
        Дэн ничего не ответил, лишь потянул меня аккуратно за рукав. Я даже не заметила, что всё это время его не было рядом.
        - Что случилось? - Спросил Эндшпиль и посмотрел на меня внимательно-пронзительным взглядом.
        - С мамой… - Не смогла договорить, комок в горле застрял и мешал даже дышать, не то что слова произносить или предложения сложные.
        - А с ней? - Кивнул в сторону Оли.
        - Как обычно… - Понуро ответила я, весь мой запал уверенной злости испарился, словно мне только на время попользоваться дали.
        - Хорошо, пойдём. - Эндшпиль меня опять куда-то потянул.
        - Куда?
        - Присядем на другой ряд. На сегодня достаточно динамита.
        И мы правда сели чуть вдали от нужного кабинета, хотя дверь оставалась прекрасно обозрима.
        Дэн меня больше не трогал, ни вопросами, ни руками своими. Просто сидел рядом, оставался рядом и излучал такую уверенность, что я невольно начала успокаиваться.
        Всё будет хорошо. Обязательно!
        Так и случилось. У мамы был вывих лодыжки, который ей умело и относительно безболезненно вправили, поэтому из кабинета она вышла в хорошем настроении, улыбалась, благодарила и отшучивалась.
        А моему приезду была особенно рада.
        - Лучик, ты мой лучик. Всё со мной хорошо! Ты же знаешь, какая я удачливая! - Обнимая меня, говорила мама. - Ты лучше расскажи мне, кто этот молодой рыцарь?
        Мда… Мамы такие мамы!
        23
        - Ты нас познакомишь? - Не отступала мама. Вижу цель, иду к ней, да-да.
        Она продолжала обнимать меня и заглядывать мне в лицо, но вот вопросики свои супер тактичные и удобные задавала довольно-таки громко.
        Мне хотелось зарыться в её толстовке, спрятаться или стать невидимкой. Так неловко, о, боги!
        - Денис Соломонов. - Эндшпиль представился сам.
        Кивнул и по-доброму улыбнулся, а я про себя отметила, что чуть ли не первый раз вижу его вот таким вот спокойным и улыбающимся.
        - Очень приятно, Денис Соломонов. - Кокетливо и безгранично дружелюбно ответила мама.
        - Боюсь, не столь приятно. Я тот самый Денис, который Мии запутал в волосах жвачку, с завидной периодичностью рвал её тетрадки с важными домашними заданиями и с такой же регулярностью пачкал ей парту и стул, искромсал дорогую золотистую сумочку, подделал оценки, юбку превратил в образцы для оригами… Ах, да, ещё бумажкой, словно лезвием, порезал глаз.
        Контуженный по всем фронтам!!!
        Что он творит?!
        Я отпрянула от мамы, и, пытаясь остановить этот поток чистосердечного признания, схватила Дэна за руку.
        С дуба рухнул! Очумел! Сбрендил! Белены объелся!
        Всё, каждый этот восклицательный отразился на моём перепуганном лице.
        Мама из веселой и неунывающей постепенно превратилась в растерянную и донельзя обеспокоенную. Упоминание бумажки и глаз отозвалось болью.
        Отец тоже смотрел на нас настороженно, но его взгляд блуждал с меня на Дэна и обратно. Мама же не мигая смотрела исключительно на «того самого Дениса».
        Что там. Даже Оля оторопела! Козыри уводят из-под носа, не порядок.
        - Мамочка, он шутит! - Выпалила я сразу же, как этот закончил изливания проснувшейся совести.
        Она нервно улыбнулась, но в глазах по-прежнему застыл какой-то ужас вперемешку с искренним недоумением и недоверием. Причем недоверием не только к сказанному, но и ко мне!
        Мама так странно на меня посмотрела.
        - Денис просто хотел разрядить обстановку. Ты же меня так засмущала!
        - Необычный у Вас способ разрядить обстановку, молодой человек. - Выговорил отец, не скрывая своих эмоций.
        - Я просто не люблю заезженную фразу «очень приятно». - От серьёзности не осталось и следа, Эндшпиль снова улыбался.
        - А, ну это в корне меняет дело! - Иронично заметил отец, не меняя предубеждения, которое Дэн собственноручно и всучил.
        Великий подлец! К чему был этот спектакль?!
        Мама промолчала, она старалась вернуть себе легкое расположение духа, но в глазах неминуемо затаилась тревога, которую я всё это время отводила от неё, словно громоотвод.
        У Эндшпиля зазвонил телефон, он извинился, чуть отошел от нас и ответил на звонок. Я расслышала только его сердитое: «Я сказал заберу тебя, подожди!», но разговор был коротким.
        Дэн вернулся к нам. Он опять был улыбчив, дружелюбен и приветлив.
        - Елена Николаевна, желаю Вам богатырского здоровья. Берегите себя. Я вынужден попрощаться, был рад познакомиться лично! - И лёгкий поклон.
        Шут!
        Родители попрощались с Эндшпилем, но холоднее и сдержаннее. Шутку не приняли либо приняли не за шутку.
        А я смотрела ему вслед и не понимала, как ещё мысли посещали поблагодарить, извиниться. Ни за что! Так подставить.
        Второй раз!
        - Предлагаю выдвигаться домой. - Напомнила Оля о своём присутствии.
        - Да-да. - Спохватился отец. - Любимые, пойдемте.
        Вот кто-кто, а Оля уж точно не для «разрядить обстановку» предлагает. Хотя именно сейчас это было к месту.
        Мы покинули приемный покой и направились на парковку, где нас ждал Марсель Павлович.
        Бог с ней, мне самой нужно держать руку на пульсе и контролировать каждую эмоцию, чтобы брошенные семена сомнения не произросли в душе родителей.
        Ни к чему оставлять даже толику подозрений!
        Улыбка шире, взгляд светлее, естественный румянец и беспечный разговор ни о чём. Мой план прост, и надо его придерживаться.
        Расскажу о пейнтболе, о победе, о том же Дэне в роли Президента. Поспрашиваю о горнолыжке. Так и внимание перескочет с угрюмого и мрачного на приятное и жизнеутвреждающее.
        И весь оставшийся день я стойко соблюдала план. В какой-то момент даже показалось, что гроза миновала. Но когда мама зашла позвать на ужин, она как-то косо посмотрела на ту самую сумочку и спросила:
        - Лучик, почему ты расшила эту сумку? Она тебе не нравилась такой, какой была? - Последним вопросом мама давала шанс нам обеим.
        Наверное, она боялась поверить, что всё сказанное Эндшпилем может оказаться правдой. Но при этом чувствовала, что должна узнать правду, какой бы горькой она не была.
        - Да нет, она крутая, модная. Только вот у девочки в параллели появилась такая же… - Дальше продолжать не стала, мама и так знает, что я не особо люблю одинаковые вещи, одежду.
        Такой фетиш на всё уникальное ещё с детства, поэтому папа называл меня избирательной и придирчивой, но верил, что с возрастом это обязательно пройдет, и я остепенюсь.
        И он был прав, произошло почти так.
        Точнее в душе я оставалась всё такой же требовательной, но для всех остальных старалась быть невзыскательной и сдержанной. Без лишних желаний, хотелок и нужд.
        Но сейчас мама должна была понять, на что я намекнула. Кровь из носа нужно было усыпить её тревогу. А то ещё начнет присматриваться или даже присматривать за мной. Ой, свят, свят, только этого не хватало!
        Но она поняла, и мы вдвоем облегченно вздохнули.
        Мама не Мари Беккер, ей правду знать необязательно, я сама всё улажу. Всё и со всем. С прошлым, с настоящим и даже с будущим.
        Сегодняшняя победа придала мне сил и уверенности. Не всё у меня потеряно, есть ещё, что оберегать, что защищать, а что отвоевывать!
        Вечер субботы выдался поистине семейным. Отец настоял на совместном просмотре фильма. И вообще предложил ввести традицию такого вот семейного киновечера.
        Мы с мамой были не против. Оля, конечно, повозмущалась, попыжилась, но отсиживаться где-то наверху, когда отца так бесцеремонно «отбивают», она не может, это выше её негодования и нелюбви к нам с мамой.
        Воскресенье прошло тоже гладко, мирно и спокойно. В спа мы с Машей так и не сходили, у подруги наметились какие-то важные дела. Она предупредила меня, когда написала мне в субботу, чтобы узнать, всё ли у меня хорошо.
        Расспрашивать подробнее и пытать Маша не стала, но я чувствовала, что теперь уж точно не даст мне замять эту тему. Всё-таки подстава - это уровень повыше, чем просто посидеть напротив за партой соседки.
        К счастью, другие девчонки оказались такими же тактичными и понимающими, и дали мне время отдышаться и унять чувства, пронизанные смятением. Да, честно сказать, и не так мы с ними близки, чтобы откровенничать.
        Наступил понедельник, новая неделя в лицее.
        А с ней и новый тур по Диснейленду с его умопомрачительными аттракционами…
        24
        В ночь на понедельник спала ужасно.
        Один кошмар снился будто по кругу, не давая выбраться и порвать страшную связь.
        Вот я захожу в наш класс, в кабинете пусто, полумрак. Но на моей парте виднеются очертания какого-то массивного предмета, яркого, мимо которого не пройдешь. И я иду навстречу ему, чтобы узнать, что же это. А это коробка, большая упаковочная и красивая, перетянутая золотистой ленточкой, которая сверкает в полутьме.
        Сначала не решаюсь открыть её, но интуиция подсказывает, что это мне и это подарок.
        Как только пальцы касаются ленты, чтобы её снять, крышка сама открывается, и из коробки выползают мерзкие, скользкие, липкие, гадкие создания, полуплесень-полуслизь.
        В жутком страхе пячусь назад, но с злосчастного презента глаз не свожу. А твари эти плюхаются на парту, растут, как на дрожжах, приобретают ещё более омерзительную форму и ползут дальше. Ко мне.
        Я от них хочу убежать, но они шустрее, быстрее и проворнее. Они касаются меня, липнут ко мне, измазывают своей слизью. Мне противно, обидно и больно. Кричу, зову на помощь, пытаюсь очиститься от них.
        Я сама себя брезгую, ни одного чистого места не остается, эти жалкие и одновременно с этим всесильные приставучие создания до каждой волосинки моей добрались, всё испачкали.
        Всю!
        Несколько раз за ночь я просыпалась, как в бреду. Полумрак родной комнаты пугал ещё сильнее, он был настоящий, он БЫЛ! Поэтому я засыпала и снова попадала к склизлым и зловонным чудовищам.
        Снова и снова.
        К утру я была разбита и раздавлена. Устала так, словно на мне всю ночь пахали самые ленивые грузчики. Не мудрено, что проспала.
        Хотя мы все проспали, поэтому утро понедельника выдалось в семье Багировых суматошным и сумбурным. Перекусывали на ходу, закинули незатейливые тосты с сыром и выдвинулись каждый по своим делам.
        Настроение у меня было ниже плинтуса. Ещё и погода могла порадовать только пасмурным монохромом, потому что резко потеплело, и мои любимые «мороз и солнце» истаяли приятным воспоминанием.
        В лицей подвезти нас вызвался отец. Это меня удивило, но ненадолго. Больше всего на свете меня интересовал сон, добрый, ласковый и успокаивающий.
        Впереди сидела Оля, этот трон не оспаривается, когда мы едем куда-то с отцом. Но я и не пробовала оспаривать, мне это не нужно. Пусть восседает, главное, чтоб поддакивать позавчерашней правде Дэна не стала. С неё станется!
        Но вроде бы она просто зевала и томно смотрела в окно. Тоже не выспалась, надо же.
        Когда мы подъехали к знакомым воротам и хотела было уже выйти, как отец отмер и заговорил со мной.
        - Мия, будь, пожалуйста, аккуратнее! - И взгляд полный затаенной тревоги.
        - Да, конечно. - Быстрее, чем сама от себя ожидала ответила я, и только потом поняла, к чему это вдруг такая забота.
        Так, всё-таки осадочек от «разрядить обстановку» остался. Поня-ятно. Лёгким испугом отделаться не удалось, нужно заготовить успокоительное и утешительное, а главное - развенчивающее сказания одного совестливого.
        До звонка оставалось не так много времени, поэтому в класс я почти влетела. И тут же застыла на месте, прям в дверном проеме. Оглушило воспоминанием из сна.
        На моей парте стояла коробка. Красивая, увесистая на вид, перетянутая лентой…
        Ноги стали ватными, в ушах зазвенело тысячу колокольчиков, а руки вмиг похолодели.
        Что это за фокусы?
        К парте шла, как сквозь полудрему продиралась, ничего и никого не слышала. Даже не сразу заметила, что за партой-то моей Эндшпиль сидит. Когда вплотную подошла, тогда что-то и смутило, а так… Прострация любимая, да.
        - Доброе утро! - Поздоровался и тут же встал с моего стула, пересел к себе.
        Всё чудесатее и чудесатее!
        Нахмурилась. В груди пульсировало недоброе предчувствие, здесь точно есть какой-то подвох.
        - Доброе утро. - С опозданием и явно немного тормознуто ответила я.
        - Привет, снайперша! Как дела? - Ко мне обернулась Маша.
        Так, это всё сон. Или сегодня солнечное затмение? Или Земля улетела из привычной нам Галактики?
        Что с ними со всеми происходит?
        Никогда, никогда ещё никто из них меня не приветствовал вот так открыто и даже радушно.
        Сердце забилось чаще и сильнее, казалось, пульс отзывается даже в локтях, а меня резко бросило в жар.
        - Привет. - Я поприветствовала шепотом, боясь спугнуть момент и всё ещё не веря в реальность происходящего. - Проспала…
        - А я-то думаю, чего ты к парте как тень крадешься.
        Подруга беззаботно продолжала дружескую болтовню, будто это так естественно и привычно, что и удивляться-то нечему. Каждую перемену бобы разводим, ну!
        Глаз опять упал на коробку. Повесила сумку на крючок и решила открыть её. У меня на парте же стоит, значит имею право проверить, что сие есть такое.
        - Слушай, а у вас с Эндшпилем теперь новый уровень отношений? После субботы-то? - Заговорщический шепот Маши отвлёк меня от намерения открыть коробку.
        А от смысла сказанного я вообще выпала в осадок. О каком это новом уровне она тут распинается?
        - Нет, ничего такого нет. - Поспешила заверить и расставить все точки над и.
        - Странно… - Задумалась и на время даже отвернулась. - А чего он тогда здесь сидел и даже одним глазком не дал мне посмотреть, что это у тебя за подарок такой? Как цербер охранял! - Пожаловалась подруга.
        Резонный вопрос. А действительно, чего это Дэн тут сидел?
        Пока мы разговаривали, успел прозвенеть звонок. И я села за парту, а коробку спустила под стол, чтобы она не привлекала внимание.
        Хоть и жутко интересно, но открою её на перемене.
        И эти мысли не давали мне покоя целый урок. Ещё никогда я не ждала звонок так сильно и неистово, как сейчас.
        Если бы я тогда только знала, чем это всё обернётся…
        Доверчивость и мечтательность сыграли свою злую шутку!
        25
        Прозвенел долгожданный звонок, и я только потянулась за коробкой, как в кабинет вошла классная. У неё была какая-то мегаважная новость для нас, требовалось всё внимание.
        От нетерпения я резко и беспощадно оторвала заусенец, брызнула кровь, но меня и это не отвлекло.
        Всё. Наконец могу открыть. Потянулась к бирюзовой ленточке и заметила, что она как-то криво прикреплена, как будто её кто-то уже срывал. Хм, странно. Ну да ладно, не суть-соль.
        Стянула ленту, приоткрыла коробку и почти ахнула. Сердце зашлось, как сумасшедшее.
        Фотографии, маленькие карточки. Мы маленькие. Я, Амир.
        Вот едим мороженое, вот он раскачивает меня на качелях; вот мы на пикнике, во дворе, на Дне города. На озере, в гостях у бабушек-дедушек, в ледовом. Утешает, поддразнивает, веселит. Обнимает, пугает, защищает от взбесившегося кота.
        Фотографий много, очень много. Воспоминаний ещё больше.
        Это от Амира. Ни у кого никогда не будет такой коллекции, да и у нас уже вряд ли.
        Поднимаю глаза и ловлю взгляд Амира. Он наблюдает за мной, наверное, ждёт отклик, хоть какой-нибудь. Нет ни самодовольства, ни высокомерия, ни насмешливости. И лукавства, его тоже я не чувствую.
        А у меня в душе ворочается комок сомнений, фыркает и фырчит, он много недоброго мог бы дарителю припомнить: взгляды, намеки, дурацкое прозвище. Но сердце хотело поверить, оно уже с удовольствием окуналось в солнечное и счастливое прошлое, и его не остановить.
        У нас с Амиром чудесное и самое лучшее детство на свете, его не отнять!
        Коварная Мнемозина оплетала меня ностальгическими воспоминаниями, превращая в безвольный кокон. И сердце сжалось от лёгкой грусти, от невесомого флёра прошлого, который прикрывал всё нечистое, ранящее и грубое.
        Что за наваждение, совсем себя не узнаю!
        Но взгляд отвести не в силах. Себя обманывать тоже больше не могу, нет, не когда так ярко, пестро, так восхитительно всё оживает. Все эти годы я мечтала увидеть Амира, может, издалека или хотя бы сквозь сплетни. Боялась, сердилась на свою слабость, но продолжала тонуть в фантазиях. Пыталась забыть, но хотела увидеть, какая ирония!
        И исчезала-то, наверное, только, чтобы… да чтобы нашёл!
        Хотела, чтобы он меня помнил. Пусть с обидой, пусть с ненавистью, но вспоминал бы. И когда упрямый разум-реалист подсказывал, что обо мне давно должны были уже позабыть, когда вера скрючивалась и жалобно постанывала, когда сдувались все воздушные замки, хотелось лезть на стенку. От бессилия и надежды.
        И всё-таки надежды! Она-то и убивала.
        Он сейчас смотрит на меня, как тогда, другом детства, который всегда порывался меня ото всех защитить, который всё красивое, вкусное отдавал мне и только мне, который грезил общим будущим.
        Нервно сглатываю, отвожу взгляд, опять смотрю на коробку. Она совсем не похожа на ту, из сна. Совсем! И это меня неимоверно радует, ведь бояться тогда нечего. И накручивать себя лишними подозрениями тоже не стоит.
        Это не западня, а извинение. Да, это, наверное, такое красивое и ёмкое «прости».
        Закрываю коробку, отодвигаю её от себя. Она красивая, она с лучезарным счастьем внутри. Она моего любимого цвета. До сих пор любимого, несмотря ни на что любимого.
        Зажмуриваюсь, нужно обдумать. Я должна ответить, такое нельзя оставлять без ответа.
        Фотографии… Может, он хотел расклеить эти? Они добрые, светлые, милые. Без угрозы, даже без намека на вред. Где-то и нелепые, и чудные, но точно безобидные. И если бы кто-то их увидел, то ничего бы такого сверхкриминального Амиру бы не вменилось.
        И только хочу подняться, как мне на парту что-то падает с таким грохотом, что я подпрыгиваю на своём стуле.
        - Ты уверена? - Эндшпиль навис над проходом между нашими партами, его рука лежит на моей парте. Это он так напугал!
        И о чём он вообще?
        Хмуро и сердито смотрю ему прямо в глаза. Сколько может он лезть в мою жизнь? Допекать, контролировать, тиранить?!
        Героем, наверное, себя считает. Конечно! Раскрыл такую ловушку, от такой подставы спас! А оказалось, такой сюрприз испаганил!!!
        Эндшпиль сбил весь мой хороший настрой, и теперь я закипала праведной злостью сильнее, чем могла бы. Даже нотки ненависти проскользнули.
        - Не смей больше… - Дэн выгнул бровь, а я осеклась. - Не нужно заниматься отмаливанием грехов… - Продолжала уже не так уверенно, всё-таки он так же опасно нависал над проходом.
        Его сокрушительное спокойствие заставляло тушеваться и ежиться, в общем, подспустить окрыленный гонор и продолжать уже не так дерзко.
        - Не вмешивайся, пожалуйста, в мою жизнь. И… и больше ничего не рассказывай моим родителям… - Закончила почти шёпотом, зардевшись как маков цвет.
        - Думаю, им и с первого раза всё по силам понять. - Говорит тихо, отворачиваясь и убирая свою руку с моей парты.
        Дурак!
        - Это всё часть твоего эксперимента, да? - Бросаю ему вслед.
        - Что? - Резко оборачивается и хмурится. Но ответить мне не даёт, сам продолжает. - Ах, это. Что ж… ты вправе так думать, Мия. Да, пока ты видишь это так. Да.
        Задумчивость Дэна подсказывала, что он разговаривает скорее сам с собой, чем со мной. Опять отвернулся и принялся что-то читать.
        Читать? Ничего себе, никогда в таком замечен не был, чего это вдруг. Луна что ли растущая так влияет…
        С каждой встречей он становится всё страннее и страннее!
        - Заметила, что учителя больше не выходят на переменах из класса? - Продолжая читать, спросил Эндшпиль.
        Я обернулась и встретила внимательно-настороженный взгляд Мари Беккер. У нас опять был сдвоенный урок, а учительница действительно сидела за своим столом. И это тоже было странно. Но я - нет, до этого не замечала…
        Интересно, с чего бы у всех такие метаморфозы. И к чему меня об этом спрашивать? Жуть, как раздражает эта его хитроумная таинственность. С темы на тему скачет, как через скакалку.
        - Прекрати отвлекать меня от важного! - Разозлилась и выпалила первое пришедшее на ум.
        - Спасибо за книгу, оригинал несравним с переводами. - И Эндшпиль, не реагируя на мой полуприказ, протянул мне ту самую «Переписку».
        Она была у него. Он прочитал.
        А потом меня охватило жаром и сердце чуть удавкой не упало.
        В ней ведь тоже была фотография. Вырвала книгу из рук Эндшпиля, дрожащими руками пролистала от корки до корки, но никакой карточки не нашла.
        Зато на переднем форзаце появилась цитата Шиллера.
        «Разве солнце светит мне сегодня для того, чтобы я раздумывал о вчерашнем дне?»
        Красивый почерк, любопытный выбор афоризма.
        И всё-таки он какой-то странный, этот местный заводила. Вот сейчас очень внимательно следит за мной, но не настойчиво. Вообще сама сдержанность и деликатность!
        И лишь когда замечает, что я чисто из упрямства не смотрю на него и в сотый раз листаю книгу, говорит из разряда несуразно-загадочного:
        - Истина скрыта в глубине.
        Вот и пойми. Вот и гадай.
        Звенит звонок, который вырывает меня из вязких мыслей, и я вспоминаю, что хотела поговорить с Амиром…
        Будь ты неладен, Эндшпиль! И тут умудрился всё сорвать!
        26
        Как бы меня ни расстроило, что разговор на время приходится отложить, я смогла оценить неожиданное и невероятное: на урок по немецкому Маша опоздала вместе с Ингой.
        Более того, оказалось, их вдвоем наша классная куда-то дёрнула на перемене. Они, собственно, этим и объясняли своё опоздание, Мари Беккер поняла, но была справедливо-строгой, велела девчонкам проходить быстрее и не шуметь особо, итак всех отвлекли.
        Маша выглядела такой возбужденной, даже немного взмыленной, будто их там заставили что-то быстренько срежиссировать и сразу же все роли отыграть.
        Когда подруга поймала мой заинтересованный взгляд, расширила глаза, показывая, мол я такое узнала, миллиард дадут, не отдам.
        Через минут пять, когда учительница перестала следить за последними партами, Маша отправила мне сообщение.
        «Такое узнала. ТАКОЕ узнала! Умереть не встать!!!!»
        Я угадала. А она взяла и замолчала.
        Вижу, что всё ещё держит телефон в руках, но больше ничего не пишет. Ага, понял-принял, из разряда «как заинтересовать дурака».
        Но всё-таки не выдерживает и делится своей очешуенной новостью.
        «Инга-то наша, оказывается, супер-пупер художница. И малюют они на пару с Эндшпилем!»
        Да, погорячилась я нарекать новость очешуенной. Зачем вот мне это знать? Рисуют - и пусть рисуют, вместе малюют - флаг в руки и лампочек получше в их застенки!
        Решаю ничего не отвечать, но Маша весь урок закидывает меня сообщениями. Ей эта новость кажется чем-то невероятным. А я такая-сякая не могу понять мага-бум. Столько лет учимся и друг друга совсем не знаем и дальше впечатления вперемешку с негодованиями. И так целый урок…
        Включила авиарежим, чтобы не отвлекала меня от важной темы. Мари Беккер её по-любому вынесет на контрошку, нужно слушать в оба, чтобы потом не опарафиниться, как в тот раз.
        Только прозвенел звонок, как на меня оборачивается взвинченное и совершенно неспокойное создание.
        - И чего ты молчишь?
        - А что мне сказать?
        - Они крутые, свой канал на ютубе, ТикТок с лямами подписоты, а мы даже не в курсах, с кем бок о бок чилили!
        И нам-то что? Хайпануть или как там говорят? Так нечем: ни писать, ни рисовать не умею и уметь не хочу. Выставлять что-то куда-то тем более.
        - О, а ещё она тебя не любит. - Маша даже пояснять, кто та самая «она» не стала, знает, я и без того пойму.
        - Не новость, Маш… - Печально посмотрела на подругу, как вымученный кот, которому весь день мешали спать.
        - Да как не новость. Ты вот раньше её замечала? Не отвечай, я знаю, что нет. А теперь посмотри, как всё рельефно, хоть соскребай!
        - Почему теперь? - Такой разговор бесполезный, но подруга не отстанет, пока не выскажет мне всё, что её «волнует и пленит», даже если мне плевать на это с высокой колокольни.
        Я, между прочим, поговорить с другом детства должна. Он вон вторую перемену меня взглядом прожигает, ждёт ответа. Я ж не палач какой-нибудь, чтоб так мучить!
        Они с Эндшпилем похоже договорились, перетерли и затерли что-нужно. А что? Опять ей звякнул или написал, чтоб она меня замучила. А Маша против него не пойдет, вот и сидит - меня развлекает-отвлекает.
        - Они расстались с Эндшпилем… - И наклоняется ближе. - Точнее Дениска её бросил. Они разругались в пух и прах. Ты что не заметила, какой у неё сегодня боевой раскрас?
        - Маш, почему мы это с тобой обсуждаем? Нам-то какое дело? Это их личная жизнь, столько всего не знали и пусть дальше бы так…
        - Отличница-тепличница! Багирова, ты что такая тугая? Она же уверена, что это ты его увела!
        - Кого?
        - «Ты у нас такой дурак по субботам али как»? - Маша отпрянула от меня, будто тугодумство - это заразно. Даже руки отряхнула от невидимых «бактерий тупости».
        - Почему она так решила? Он вообще на мне эксперименты ставит!
        Не рассчитав силу голоса и возмущения, я выпалила так громко, что математичка, которая сменила немку на посту охраны класса, посмотрела на меня с чуткой бдительностью. Чересчур чуткой.
        Это хорошо ещё, что ни Дэна, ни Инги в классе не было. Зато взгляд Амира поймала. Вопросительный такой, встревоженный. Но не до него сейчас. Тут настоящее нападает покруче стаи гиен.
        - Уж не знаю, что это за эксперименты такие, но все свои «шалости» он теперь отрабатывает только так. - Скептицизма во взгляде и в словах было столько, что хоть лопатой греби. Мало того, что подруга откуда-то знает про признание Эндшпиля, так ещё и о последствиях осведомлена.
        Не элитный для школьников, а какой-то спец-клуб по подготовке бойцов Альфы. Все всё успевают вовремя прознать и кому надо информацию слить, одна я, как последняя спица в колесе.
        - Как отрабатывает? - Я напряглась, как-то успела подзабыть, что Мари обещала каких-то там последствий.
        - Как раб на галерах! - Фыркнула подруга, отворачиваясь от меня.
        Что за кошки-мышки? Не хочет говорить - и не надо, я не плоскогубцы, чтоб тянуть да вытягивать!
        А у самой в груди всё сжалось. Неужели признание обошлось Эндшпилю настолько уж дорого?
        Костеря себя последними словами, отговаривая, шантажируя и запугивая, я всё-таки не могу обуздать банальное любопытство.
        - Маш, что там у Эндшпиля стряслось? - Легонько тереблю подругу за плечо, но она не реагирует. - Ты же знаешь, ну расскажи, пожалуйста.
        Молчит, но плечо не одёргивает. Начинаю щекотать её, но тоже - ноль эмоций.
        Раздражаюсь и бросаю гиблое дело - достучаться до строптивицы. В конце концов, ничего мне про Эндшпиля не интересно. Не должно быть интересно!
        Нужно переключиться.
        Амир смотрит за каждым моим шагом, не отрываясь и не мигая. Присаживаюсь за свободную парту позади него. Не знаю, как заговорить первой, что сказать, с чего начать. Все чувства вернулись снова, как бы их ни притупляли все другие.
        Боже, как сложно! Вспоминать и мечтать легче, чем вот так сесть и поговорить. Наверное, он думает так же, потому что тоже молчит.
        - Мия? - Зовёт меня Маша.
        А я не хочу отзываться, хватит. И так уже пыталась меня отвлечь, теперь у меня есть дело поважнее.
        - Мия! - Зовёт требовательнее и настойчивее.
        Амир прерывает наши гляделки и смотрит туда, где сидит Маша. Резко хмурится, а руки сжимаются в кулаки.
        Оборачиваюсь и вижу, как Маша держит в руках открытую коробку, а в глазах её такой испуг и растерянность, что я всё-таки возвращаюсь к ней.
        Не понимаю, что могло так взволновать. Она и так уже догадывалась, что Амир из моей прошлой жизни, это же не сенсация какая-то. Подумаешь, общие детские фотографии, у кого их нет.
        Но когда мой взгляд падает на фотокарточку, которая оказалась поверх других, которая выделяется так, словно все другие стерли в сепию, моё легкомыслие бьёт меня наотмашь.
        - Ты где её нашла? - Враз севшим от ужаса голосом спрашиваю я, не в силах пошевелиться, забрать, закрыть коробку.
        - С самой глубины, просто руку сунула и… - Маша не смотрела на меня, стыдилась либо боялась устыдить меня.
        Не знаю. Страшусь думать об этом. Очень!
        Пронзительное и роковое: «Истина скрыта в глубине».
        27
        Я боялась, что узнает Эндшпиль, но он уже знал, намёк на глубину стал донельзя прозрачным.
        А ещё… Я отгоняла мысли, но они возвращались вновь: меня предала психолог. От неё Эндшпиль узнал про меня, про прошлое: куда копнуть, чтоб было урожайно. Про то, что "вы все терпите". Про всё. Узнал и начал свою безжалостную игру, свой высокий и гениальный эксперимент!
        Внутри разрасталось опустошение, словно маленькая Мия ходит, кричит, но ловит лишь эхо. Лишь отголоски когда-то радовавших миражей. И все те слизи из сна ползают попятам, ломают её сопротивление, облачают её в нелепые доспехи. Доспехи для боя, в котором не победить…
        Я все уроки отсидела спокойно, но внутри меня медленно потухал фитилек, и теперь я чувствовала, что что-то перегорело, одно безразличие, равнодушие и апатия.
        Зато несомненным плюсом стало временное атрофирование страха: совершенно безбоязно могла рассказать Маше всё, как оно есть. И рассказала.
        - Вы так сильно были привязаны? - Она избегала говорить слова "любовь", "любили".
        И я её понимала. Какая любовь в шестом классе?!
        - Сильно… - Подтвердила очевидное.
        В руках держала ту самую фотографию, думала, она пропала и каким-то чудом всё-таки испарилась из книги бесследно. Но нет.
        - А зачем вы… - Не решилась продолжить.
        Маша до сих пор была растерянной и, как я, подавленной. Не нравился ей Амир, она этого не скрывала, но ради меня держалась от гневных эпитетов, что-то неуловимое подсказывало ей, что не стоит при мне его уж очень сильно пороть.
        - Зачем мы снимали? Так хотел Амир, хотел доказать старшему брату, что тоже стал взрослым, что достоин его внимания. Он мечтал быть заметным, не мелочью, не мелюзгой, а братом! Чего не сделаешь, чтобы вымолить хоть крохи уважения того, кого обожаешь ненормальным обожанием…
        - То есть… Это доказательство для брата? И он их просто спокойно ждал и никак не останавливал? - В ужасе уточнила Маша.
        - Да.
        - Но как ты на это согласилась? - Осеклась, наверное, подумала, что слишком прямой вопрос, поэтому пояснила. - Прости, просто… Вы, конечно, мелкие совсем, пыжики желторотые, но не настолько, чтоб не понимать, как это для вас ещё рано.
        - Это всего лишь поцелуи, они безобидные…
        - Мия, они достаточно откровенные для шестиклассников! Да я в свои одиннадцать-двенадцать с сёстрами ещё по Тотали Спайс тащилась и вот ничего такого даже нарочно не знала! - Возразила Маша, уже не подбирая слова и называя вещи своими именами.
        - Я долго не соглашалась и согласилась-то с великой осторожностью, ничего такого запретного или сомнительно-морального произойти не должно было, поэтому и видео осталось у меня. Да и потом… Пойми, у меня не было причин не доверять Амиру. Просто не было. Он мечтал стать мне настоящим парнем, таким, как у старшеклассниц бывает, придумывал, как мы на последнем звонке будем вальс танцевать. Он казался мне таким взрослым, не по годам серьезный и решительный. Я восхищалась и о плохом не думала…
        - И так же обожала его ненормальным обожанием… - Перебила меня Маша, выбрав самые точные слова.
        Слова, на которые я не решалась даже наедине с собой.
        - Да, но потом предала. - Признаваться, так во всём.
        - Предала? Как?
        - Мы не фотографировались, это снимки с видео. У нас была запись. Она хранилась у меня. Я не помню, почему и как мне пришла мысль обрезать её. Получилось два видео: полное - оригинал и неполное. И это второе было таким неоднозначным, будто… словно… ну, я как будто отталкиваю Амира, а он всё лезет со своими поцелуями. И вот этот кусочек попал в руки моей мамы. Начались разбирательства, опросы, разговоры с инспектором, психологом. И я… я его предала.
        - Ты скрыла полное видео? - Тихо спросила Маша, она сама обо всем догадалась.
        - Скрыла. А всем рассказала неправду, обвиняла его, плакала, корчила жертву.
        - И тебе поверили, а ему нет… - Уже не вопрос, констатация очевидного.
        - Ему поверили потом, когда он раздобыл полное видео и показал его всем. Буквально всем!
        - Буквально всем взрослым?
        - Всем одноклассникам, которые его заклеймили, обходили стороной, устраивали засады вне школы. Скинул в общую беседу, потом всё разлетелось, как вирус.
        - Одна неосмотрительность, взрыв чувств и вы оба… - Голос Маши задрожал, и она не смогла договорить.
        - И мы оба там, где мы есть. - Закончила я.
        Столько раз перекручивала в голове те события, мучилась, передумывала вновь, как я могла бы тогда поступить, не побойся мамы, её разочарованного осуждения, слухов и домыслов соседей. Столько, что пора уже говорить о прошлом хладнокровно и наотмашь.
        Может, Машу это напугает. Но я не могу больше жалеть себя, его. Винить себя, его. Не могу, иначе просто сойду с ума.
        - А вас больше не вызывали на опросы? Вообще разве в таком возрасте вызывают на какие-нибудь официальные беседы?
        - Когда есть заявление участковому, когда девчонка самозабвенно врет, когда семья у мальчика не совсем благонадежна, когда у него есть старший брат, который показывает соответствующие видео и предлагает повторить, тогда да, опрашивают, беседуют, сопоставляют…
        - Почему у него семья неблагонадежна? Из-за старшего брата? - Удивилась подруга.
        Она, наверное, знать не знала, что детство может быть таким, друзья могут жестоко предавать, а старшие братья проверять на взрослость далёкими от совершенства способами.
        - Отец Амира по молодости был осужден за изнасилование. В школе не было человека, кто об этом не знал, все с одного района, почти с одной улицы.
        - Ох… - Выдохнула Маша. - Страшно представить, какую тогда травлю устроили. Сначала ему, потом тебе…
        - Я тогда почти сразу выпала из жизни, родители защищали меня, как могли. У него, наверное, тоже всё обошлось, его мама тогда билась за него, как раненая волчица. Она юрист, смогла отстоять обоих сыновей.
        - Ты поэтому пришла к нам?
        - Да.
        - А он зачем сюда же перевелся? Как мама его это одобрила?
        Ох, если бы подруга знала, сколько раз я об этом думала, сколько версий перебрала, сколько кошмаров мне из-за этого переснилось, один другого правдоподобнее. И с коробкой - это так, пустяк, хоть и жутко-неприятный.
        28
        - Не знаю, Маша, я его не понимаю… То не слышно его, то начинает угрожать, запугивать.
        - А что потом? Как реагировали твои родители? - Вернулась к прошлому, которое вполне себе успешно влияет на настоящее.
        И мы обе об этом знаем.
        - Тема под запретом, все делают вид, что ничего такого никогда не было. Детки просто подурачились, поизучали друг друга. Нравились - разонравились, побаловались и забыли. Взрослые замяли ситуацию.
        - А ты? Как ты?
        - Мечтаю, чтобы прошлое осталось в прошлом, а я перестала бы чувствовать себя грязной и испорченной.
        - Ты же сказала всего лишь поцелуи… - Недоверчивое напоминание-уточнение.
        - А ты, что они слишком откровенны. - Признала, что согласна с подругой.
        Маша не стала возражать, она до сих пор не могла спокойно смотреть на фотографию из видео, перевернула её лицевой стороной вниз и вообще отложила в сторону, с глаз долой.
        - А от тебя тогда многое зависело, да? - Аккуратно-аккуратно прощупывала почву подруга, будто пыталась выбрать особо пострадавшую сторону.
        - Да почти всё. Не мучили бы ни взрослые, ни одноклассники. Всё гораздо быстрее бы замяли, в конце концов ничего такого не случилось, стоило только неоднозначность обелить, и всё.
        - А как он полную запись раздобыл? Она же только у тебя была.
        - Оля, наверное, помогла одолеть меня. - Хмыкнула, ведь подсознательно всегда была уверена, что это сестра постаралась.
        - И зачем он эти фотографии засунул вместе с хорошими? - Маша хотела разобрать фотокарточки, плюнула и высыпала всю коробку на стол. - О, тут какая-то надпись. Это тебе.
        - Стой, что ты сказала? Эти фотографии? Их много? - Потрясенно повернулась к Маше. Это ведь не оговорка?
        - Да, в самом низу целая куча. Я ж с глубины взяла, тут прям профессиональная раскадровка… - И Маша показала мне ворох фотографий.
        Я зависла. То есть она не одна, их много. И здесь каким-то образом оказались фотки и с той встречи во дворе лицея, когда я растерянно-несчастным кроликом стояла между двумя взбешенными парнями. Вот тебе и глубина, Мия…
        Маша не поняла моего замешательства, она-то не допускала мысли, что фотографию кто-то мог подсунуть. Это я сама себе напридумывала и обвинила.
        И вдруг мозг напомнил, что лента показалась мне кособокой, может, Дэн просто открыл коробку? Получается, я зря его во всех смертных обвинила?
        А если не зря? Он всё равно странный, своеобразно-странный, никогда не могу угадать, что у Эндшпиля на уме. Как вот такому доверять…
        Подруга передала мне пустую коробку. Заторможенно поняла, что там какую-то надпись нужно прочесть. Да, нужно посмотреть.
        "Это только наше. Твоё и моё. Таким и останется".
        Прочитала сначала про себя, потом вслух. Уже нет никаких секретов.
        - Горбатого лепит. Так заморочиться, украсить, сложить, поставить на парту как подарок-загадку, который сто пудово привлечет внимание всех в классе, и подписать "только наше". И это после его правды Эндшпилю. Он нормальный или как? Думает, что ты возьмешь и поверишь?! Вот наивняк!
        Встречает мой виновато-понурый взгляд.
        - Погоди-погоди. А ты взяла и поверила? - Возмущению Маши нет предела. - Мия, ты чего?! У вас такое прошлое, лебеда не вырастит! Да и новенький не особо внушает доверие. Вообще не похоже, что готов простить, забыть и двигаться дальше. Ты посмотри только, какие фотки насобирал, Мия!
        - Почему ты так уверена? Мы с Амиром по-настоящему ещё даже не поговорили… - Заглядывала в непроницаемые глаза подруги.
        Но она оставалась неумолимой.
        - А у вас были все шансы это сделать, но вы выбрали самое легкое, он - обвинять, а ты - каяться. Ходил и волком на тебя смотрел, на игре только тебя и сталкерил. Хотел любой ценой выиграть, чтобы прошлое ваше расчехлить. При всех! Так низко и подло! Мия, ау! Это ещё то, что я видела, а сколько всего было за моей спиной?!
        Остановилась, чтобы перевести дух и закатить глаза.
        Голос Маши всё чаще срывался на крик, хорошо, что в библиотеке мы оказались одни и некому было на нас шикать.
        - Не нужны тебе разговоры с этим ненормальным! - Подытожила уверенным восклицательным подруга.
        - Ещё пять минут назад мне показалось, что тебе его жаль…
        - У каждого можно найти что-то из детства, спихнуть на него и не париться. Но когда человек понимает ошибки, но заворачивается в них, как в мягкое одеяло, выбирает смаковать, а не исправлять, мне такого человека не жаль! - Категорично и безапелляционно заявляет Маша, не оставляя ни малейшей зацепки, чтобы возразить ей.
        Мы сидим молча, в тишине библиотечного мира раздается только мерный шаг ходиков.
        - Что планируешь делать? - Нарушает паузу.
        - Поговорить.
        - Ненормальная! И куда только гордость вся девается? - Маша покачала головой, не одобряя моего желания. От слова совсем. - Он так и кричит всем своим видом, что хочет тебя нагнуть да побольнее, чтоб все суставы хрустели, а мышцы ломило! Мия, от него веет подлостью за километр!
        - А что мне нужно ходить и не замечать? - Мне не понравились её последние слова, и я вспылила.
        - Да, ходить и не замечать. В классе он тебе ничего не сделает, я слышала, учителям наказали не уходить на переменах. Да и мы с ребятами если что его умоем. В коридорах и везде в лицее есть камеры, домой тебя забирают. При желании ты можешь пресечь все контакты. - Глубоко и как-то тяжко вздохнула. - При желании…
        Пока подруга говорила всё это, я собрала все фотографии обратно в коробку, закрыла её, кое как натянула ленточку.
        - Спасибо, что выслушала. Но я… я должна сама решить, что делать.
        - Разумеется. Только знай, ты всегда можешь положиться на меня, Мия! - Маша крепко сжала мои руки, подтверждая свои слова.
        - Спасибо тебе!
        На этих моих словах, дверь в библиотеку открывается и в помещение врывается дежурный семиклашка.
        - Вот вы где! Тебя по всему лицею ищут! - Обращаясь ко мне, сказал запыхавшийся мальчик.
        Ой, приплыли! Телефон до сих пор в авиарежиме, вот я кретинка, забыла предупредить, что немного задержусь после уроков.
        Попрощалась с Машей и рванула к гардеробу. В дверях лицея меня ждал обеспокоенный Марсель Павлович.
        Не хочешь приносить хлопот, да, Мия! Балда Ивановна, эгоистка чертова!
        Пятнадцать пропущенных от мамы, десять от отца, восемь от Марселя Павловича. Даже Оля звонила. Кипиш вселенского масштаба.
        Самое время придумать то самое успокоительное, утешительное и развенчивающее, иначе бдительность родителей не усыпить…
        29
        Я думала, накалять меня на медленном огне начнет уже Марсель Павлович, таким взмыленным и уставшим он выглядел, когда я его рассмотрела вблизи.
        Но ошиблась, и 451-й градус по Фаренгейту решил отложить моё сожжение либо делегировать его более беспощадному. А водитель лишь включил мне успокаивающую музыку, без туповатых битов, качей и прочей модной мишуры. Марсель Павлович не пытался быть своим в доску, он старался мне помочь, это ценю больше!
        За всю дорогу мужчина не проронил ни слова, и мне уже казалось, что это он от злости или разочарования. Но в какой-то момент я почувствовала, что он не сердится на меня. Просто сосредоточен на своём. Я хотела спросить, прилетит ли ему за моё легкомыслие, но не решилась. Узнаю у мамы, обязательно.
        Мы въехали в коттеджный поселок, и меня окатила волна волнения, мне чуть ли не впервые в жизни было страшно возвращаться домой.
        Марсель Павлович притормозил около самых ворот, которые ещё оставались закрытыми.
        - Мия, Леонид Матвеевич разузнавал у меня про тебя. - А вот и обух, а вот и новость.
        - Про лицей, да?
        - Не только, про всякое. Но про лицей больше, да. Точнее про настроение после уроков.
        - Да, ожидаемо. Эндшпиль всем сам растрезвонил, какие подковырки устраивал. Теперь на меня смотрят то с сожалением за что-то своё, то с откровенной жалостью…
        Я нервничала и не находила покоя рукам, расковыряла давно и больно зреющей прыщ на щеке. Но даже эта внезапная и яркая боль не отрезвила мысли.
        - Я не рассказал про него. Но ты будь, пожалуйста, осторожнее и внимательнее. Мне показалось, что Леонида Матвеевича задело за живое, он слишком уж взялся раскрутить это дело.
        - Но ведь всё в прошлом. Вот чего они… - На глазах навернулись слезы, и я не смогла договорить.
        Марсель Павлович достал из нагрудного кармана платочек и протянул его мне. Этот жест такой легкий, такой естественный, но в то же время давно забытый из-за этой своей естественности, так меня покорил.
        Есть в мире правильные вещи, слова, жесты. Я ведь их вижу, понимаю. Тогда и сама смогу поступать так же. Обязательно смогу!
        Не хотелось больше плакать, жалеть себя. Подумаешь, навалилось. Подумаешь, прижало. Всё моё, всё мне, не отдам, не передам, не избавлюсь. Справлюсь.
        И вспомнился стих Вероники Тушновой.
        «Только б в сотый раз умирая,
        задыхаясь в блокадном кольце,
        не забыть -
        Девятое мая
        бывает где-то в конце».
        Да, главное не оступиться в конце, а у меня сейчас самое что ни на есть начало.
        Мы въехали домой. И там меня ждало ещё одно потрясение.
        Прямо на дорожке, ведущей к крыльцу дома, стояла Ульяна. За спиной рюкзак, а рядом большой чемодан. Сердце кольнуло предчувствие, я даже не сразу смогла отстегнуть ремень.
        - Ульяна куда-то уезжает? - Спросила я Марселя Павловича, который хотел было уже выйти из машины.
        - Да. Её тоже спрашивали о тебе, она, как и я, пыталась держаться, но Ольга Леонидовна некстати проходила мимо и всё выдала. Про то, что помогала, про то, что давно уже знала. И всякое из той же оперы… - Такой расстроенный, убитый голос.
        Меня и саму, казалось, ранили в грудь копьем. Ранили и смотрят, как вытекает кровь, как тлеет жизнь.
        Ольга!
        Ядовитая, гремучая, злопамятная тайпана!
        Мы знали, что так будет. Знали, но надеялись, обойдется. Но с ней нельзя играть честно, ей нельзя доверять, она само воплощение надменной пакости.
        Я представляю, как рассердился отец, когда узнал, что Ульяна меня покрывала. Конечно, это же такое преступление не сдать ту, что просила никому ни слова!
        Я вышла из машины и побежала к Ульяне. На ней лица не было, стояла задумчивая, печальная. Её тоже ранили, в самое сердце. Я знаю, чувствую это.
        Не нашла слов, их не было, да и смысл говорить на ветер. Если получится отвоевать - обязательно отвоюю, а сейчас могу пока только обнять.
        Мы стоим с ней, и никто из нас не в силах разжать объятия. Мы росли вместе, я её знаю и помню столько же, сколько и отца. И я просто уверена была, что они с мамой - неотъемлемая часть нашей семьи. Семьи, в которой стараются поддержать и защитить, а не собак всех спустить…
        - Ульяна, прости меня. Прости, пожалуйста. Я должна была предотвратить этот произвол. Прости меня…
        - Мия, не нужно этого. Лучше я, чем мама. Мне нужно двигаться дальше. Леонид Матвеевич не выгнал меня на улицу, он порядочный, поэтому я не могу проклинать. - Она отняла руки, встряхнула меня и заглянула прямо в глаза. - Даже теперь ты будешь не одна, Мия! Я спрятала кое-что у тебя в комнате. Когда придёт время, ты вспомнишь и найдешь.
        Я нахмурилась, совсем не понимая, о чём она говорит. И почему так вдруг серьезно?
        Но Ульяна посмотрела мне через плечо, кивнула и, не прощаясь, ушла. Я обернулась, когда девушка уже сидела на пассажирском сидении. Марсель Павлович забрал чемодан и убрал его в багажник.
        Машина тронулась, медленно и аккуратно выехала со двора. Последний взгляд, который поймал решительный её, и всё. Всё!
        Это черта, Оля! Зря, очень зря ты её решила перейти. Даже не перейти, а нагло, играючи стереть носочком своего ботинка.
        Не помня себя от злости, врываюсь в дом. Глазами ищу подтверждения, что эта тайпана здесь. Но ни шубы, ни ботинок нет. Ничего, подожду.
        Мой порох не намокнет, оставлю для любимой сводной!!!
        30
        Если искать плюсы в злости, то один выбьется в явные лидеры: меня отпустили страх и боязнь, поэтому я решила перезвонить маме. С того момента, как отключила авиарежим и замелькали все эти пропущенные, мне не звонили. Наверное, давали сделать это самой.
        Набираю маму и слышу музыку её рингтона, она доносится с кухни. Сбрасываю звонок, ещё не понимая, как в такое время мама может быть дома.
        Она выходит мне навстречу, открывая дверь на кухню.
        - Привет, Лучик. Пойдем, как раз всё готово. - Она позвала меня за собой.
        Неужели пронесло? Она меня не отчитает? Даже неодобрительный взгляд не кинет? Просто, чтобы не расслаблялась.
        Прогнала жужжащие и зудящие мысли. Будем решать проблемы по мере их поступления. Всё, никаких лишних накручиваний, закручиваний и засолок.
        Только захожу на кухню, как меня окутывает вкуснейший запах в мире. Рыбная запеканка с овощами, ммм, то, что я безумно люблю. И мама об этом знает.
        - Решила нас порадовать. - Признается мама, подмигивая мне.
        Та связь, крепкая и прочная, которая между нами есть и всегда была, в последние дни как-то истончилась. Мне так казалось, я так чувствовала. Да, говорили, да, делились, шутили, обменивались эмоциями, но всё не то.
        И вот теперь все мои сомнения, тягучие и разъедающие, просто испарились под уверенной напористостью маминого подмигивания.
        Мы покушали вдвоем, попили чай. Никто, абсолютно никто нам не мешал, на кухню не заглядывал даже пустяка ради. Вдвоем во всем мире, как давно-давно раньше и очень редко сейчас.
        Мама рассказала, что теперь нагрузки у неё станет гораздо меньше и она сможет приходить домой вот так рано.
        И я расслабилась, эта тема меня беспокоила, хотя напрямую я с мамой поговорила об этом всего раз. Наверное, отец был более настойчив, чувствуется его рука: мама почти не жалеет об изменении своего режима.
        Вот так в разговорах я уже начала забывать, как злилась на Ольгу, как готова была разнести её в пух и прах, при всех, не обращая внимания на то, поверят мне или ей.
        Об Ульяне мама заговорила сама. Она всегда чувствует подходящий момент, и когда я начала мыть посуду, когда завороженной магией воды стала успокаиваться, она поделилась очень важным. Недостающим пазлом.
        - Ульяна давно мечтала стать учителем, но ей не хватало профильного образования. Мы помогли ей.
        Даже так! Это что же, выводы мои были преждевременными? Хм, зато проехались они катком, не щадя ни миллиметра, всё под пресс, всё.
        - Как помогли?
        - Помогли найти людей, которые смогут подготовить её к вступительным экзаменам. И договорились оплатить обучение, если, конечно, она позволит нам.
        Но… Ульяна была слишком серьезна. И как же, Оля ведь выдала её. Я обернулась на маму, которая стояла рядом, наблюдала, как мою посуду и уже вымытую складывала в шкаф.
        - Ты хочешь меня спросить. Я вижу. Не нужно больше откладывать неизбежное.
        Но мама меня удивила.
        - Мия, если бы от твоего решения зависело, переедем ли мы за границу, ты бы согласилась? - И внимательный, цепкий взгляд.
        - Да. - Выпалила я, а потом только подумала, что получилось уж слишком скоропалительно, подозрительно.
        Мама кивнула своим мыслям. И мне показалось, что она совсем не удивилась моему ответу. И вопросы был каким-то скорее риторическим. Опять появились зудящие ощущения, поэтому поспешила добавить.
        - Но у меня здесь много начатого, здесь всё…
        - Мия, мне звонил отец Дениса Соломонова.
        Сердце пропустило удар. Почему всё так быстро набирает обороты, покажите мне глаза того, кто решил не просто припомнить прошлое, но распотрошить его. Зачем? Вот за-чем?!
        Мама больше не продолжала. То ли паузу выжидала, то ли давала отправиться от супермега бомбы замедленного действия.
        - Что он хотел?
        - Он спросил, нужна ли нам какая компенсация. Узнал, как ты себя чувствуешь.
        Я выключила кран, из которого вода текла уже просто так. Ни мыть, ни мылить не могла.
        - А ты?
        - Сказала, как есть. Ты ведь хорошо себя чувствуешь? - Мама взяла меня за руки, развернула к себе и посмотрела в глаза. Так строго, но в то же время чутко, как может только она.
        - Да, мам. Я прекрасно себя чувствую, меня никто и ничто не беспокоит. Дэн уже давно меня никак не достаёт. Да это и было…так…мелочи.
        - Его отец сказал, что от нас зависит, как он спросит с сына.
        - Что? В смысле?
        - Сказал, что не намерен что-либо заминать. И останавливать нас не будет, примет любое решение. С сыном воспитательную беседу уже провел. - Мама пересказывала слова незнакомого мне человека, но я так явно представила, какой он весь деловой, требовательный и суровый.
        И мама лишь подтвердила мои предположения.
        - Мия, он говорил хладнокровно, как не о своем сыне. Настроен действительно серьезно, даже меня врасплох застал. Энергетика его - это что-то с чем-то, через трубку пробрало до пяток.
        - Мама, мамочка, ты же ему сказала, что у нас нет претензий? Всё хорошо, школьные годы, подростки ещё, всякое бывает. Да? - С мольбой в глазах смотрела на маму и ждала её ответа, как вердикта или приговора.
        - Мия, я однажды вмешалась в твою жизнь. Влетела вихрем, разнесла и вырвала с корнем то, что можно было лишь взрыхлить. Я… не думаю, что вправе решать за тебя. Сейчас тем более, не зная всей ситуации, но я доверяю тебе. Поэтому скажи мне, пожалуйста, только ничего не скрывай, ничего и никого не бойся. Скажи, как ты себя чувствуешь?
        В этом вопросе было всё: и тревога, и волнение, и скрытая надежда, и доверие, и право на свободу.
        Тогда, с Амиром, мне действительно не дали выбора, втянули, затаскали по опросам, осмотрам и прочим официальностям. Маму было не унять, и страшно было видеть, как врача-гинеколога, привыкшего ко всему, сжимает от боли, от бессилия, что не уберегла. Или каких-нибудь похожих мыслей, я могу только сыпать догадками.
        Но сейчас, как бы признание Дэна не напугало, не обескуражило там, в приемном покое, здесь и сейчас мама давала мне выбор.
        - Было всякое, я не буду всего рассказывать, вспоминать. Новеньких в элитном всегда испытывают, поэтому нормально. Но сейчас всё хорошо, правда. И даже с глазом… Мам, я не врала, тогда я сама невовремя обернулась на шум, когда бумажка блеснула прям около переносицы. Это была случайность, как бы обидно и горько мне потом не было, но это просто случайность.
        Мама верила. Не поверила, а именно верила, она будто наперед знала, что я скажу.
        Я поступаю правильно. Не чувствую удушья или озноба.
        - Хорошо, я тогда передам твои слова отцу Дениса. Ты не против?
        - Нет, нет конечно!
        - Я знала, что ты справишься. Буду успокаивать Лёню, а то он что-то крепко поводья натягивает. - Мама улыбнулась. - И ещё, Мия. Я ценю людей, которым ты доверяешь. У Ульяны всё будет хорошо, она хорошая девушка. Боец! - И потрясла кулаком, показывая силу и мощь Ульяны.
        Мы дружно рассмеялись.
        Один разговор, всего один может поднять настроение до небес. Гора с плеч упала - мама на моей стороне. Всегда была и будет.
        Только теперь она не закрывает своей грудью, а мудро подставляет плечо.
        Спасибо за эту связь!
        Как я могла в ней сомневаться?!
        31
        Несмотря на мои «посиделки-засиделки» в библиотеке, до репетитора оставалось ещё уйму времени, а задания я все сделала в воскресенье. Так что оставалось время прибраться и решить, что же делать с коробкой, полной всякой нечисти.
        Всё из прошлого каким-то странно-обходным путем перебирается на злачную сторону и превращается в эту самую нечисть. Сон в руку, что ещё могу сказать. Терпи, Мия, атаманом будешь!
        Мама поднялась наверх, в библиотеку, сказала, нужно поработать над научной статьей. Неугомонный она у меня труженик, и практик, и теоретик. Любит делиться опытом, не жадничает и всегда рассказывает, что да как.
        В тот раз, когда Оля нагнала на меня за тунеядство, убраться мне помогла Ульяна. Теперь буду хозяйничать сама. Как говорят? Любой труд облагораживает, вот это самое то для меня и моей израненной психики.
        Успеваю убраться только в своей комнате, гостевой и зале на втором этаже, как из непринужденной спокойной трудотерапии меня выхватывает оповещение.
        Телеграм известил меня о новом сообщении. Занятно, вроде бы, с кем нужно беседы есть, а этот номер незнакомый.
        «Что ты решила?»
        Может, ошиблись? Мало ли, искали по имени, наткнулись и не проверили.
        Но что-то тянет меня открыть фотографию профиля. Тузов!
        И как я сразу не догадалась по тону, ну!
        Что я решила, что я решила… А ничего. День ещё не закончен, я ведь имею право вообще не отвечать? Ага, внутри всё заворочалось, не поддерживая этой мысли. На попятную нельзя, помнится, хотелось же мне что-то ему ответить.
        Одна фраза, вопросительная фраза, а веет приказом. Брр… Умеет же оборвать всё прекрасное, всё-таки люди не меняются. Нет. На такое даже если хотел ответить - расхочешь. Чисто из принципа.
        Но где-то глубоко-глубоко в душе я понимала, что нам нужно поговорить. Пусть уже хоть как-нибудь.
        Но вот так по переписке не пойдет. И даже по звонку такое не решается, наверное. Хотя откуда мне знать, я и тогда малодушно решила отмолчаться. Слушать, впитывать, запоминать, но молчать…
        «Буду сегодня около Кольца, можем встретиться там».
        Глубокий вдох, выдох и отправляю ответ.
        Две галочки, прочитал, что-то печатает. Потом пауза, опять печатает. Да, никаких так нервов не хватит.
        «Во сколько?»
        И всё? Ага, всё. Нас так лаконично на опрос вызывали. Видимо, в памяти засело, либо спустя столько лет мы заслуживаем только такое общение.
        Мы можем дать друг другу только такое…
        «В восемь вечера».
        На этот раз ответ приходит сразу.
        «Буду».
        Вот и поговорили.
        Продолжила уборку, но всё валилось с рук. Когда сама чуть было не навернулась на мокром скользком полу, решила, что пора остановиться - не хватало ещё побитой или хромой прийти на встречу.
        Лучше приготовлю, что надену.
        Обычно не заморачиваюсь, к репетитору хожу в том, что первое попадается на глаза. Хорошо, что всегда есть выбор, я привыкла готовить одежду на неделю. Настроение, конечно, разное бывает. Но и я особо никуда не хожу, а в лицее своя форма, вообще удобно.
        И вот сейчас был тот редкий случай, когда мне не нравилось абсолютно всё в моём привычном гардеробе. Эх, а я, грешным делом, гордилась, что великая женская дилемма меня не касается.
        Вечером будет определенно холоднее, поэтому наряжаться, аки хочу на Бали, не буду. Но вместо джинс надену-ка всё-таки юбку. Да, это лучший вариант. Теплые коричневые колготки, клетчатая юбка чуть выше колен и бежевый свитер с огромными вязаными косами. Ботфорты на тон темнее колготок, белый пуховик и облепихового цвета снуд с шапкой - вот, что поможет моей уверенности.
        Пусть не так прям чтобы неотразима, но, когда я смотрела на себя в зеркало, никакая красная щека от разодранного прыща, не могла испортить мне настроение. Замазывать всё равно не буду, вот и нечего переживать!
        У репетитора я была крайне рассеянной, ей несколько раз даже пришлось сделать мне серьезные замечания. Даже хотела вместо положенных двух часов, позаниматься со мной всего час.
        И про весну пошутила, и про оттепель вспомнила. Ух, уши мои пылали ярче, чем вдали от эфемерных вспоминающих. Неробкого десятка мой репетитор, уж как скажет - хоть святых вон выноси.
        Не мудрено, что к Кольцу я подошла раньше положенных восьми. Ладно, почти добежала, что уж юлить.
        Поглядывала на часы с завидной регулярностью постового. Вокруг проходили влюбленные парочки, родители с детьми, бабушки, дедушки, кто-то радовался, кто-то спорил. Каждый был занят своим делом, своим настроением.
        Уже десять минут девятого, а его всё нет. Открываю нашу переписку, вдруг перенёс встречу, а я не заметила. Но всё пусто. Об опоздании, конечно же, не предупредил. Неприятная заметка…
        Проходит ещё минут семь, я начинаю мерзнуть, хоть и тепло одета. Переминаюсь с ноги на ногу, чтобы совсем не околеть. Нет, так не пойдёт. Нужно написать.
        «Я на месте. Ты где?»
        Прочитано. Сразу же! И молчание, даже нет оповещения, что набирает текст. Что-то это перестает мне нравится.
        Не проходит и двух минут, как отвечает.
        «Бегу, спешу на крыльях любви!»
        И стикер хэллоуинской тыковки, посылающей сердечки. Меня передергивает. Хмурюсь, стараясь понять, что меня так задело. Может, шутка такая. Сгладить хочет своё опоздание.
        Но нет, не помогают мне эти вот поиски оправданий. Червячок сомнений уже заполз, куда ему нужно. Заполз и вальяжно расположился, намекая, что нескоро его получится вытурить.
        Вдруг меня кто-то толкает в спину, а в следующий миг прямо около моего лица вырастает миниатюрный букет из конфет Ferrero Rosher, обёрнутых в креп чёрного цвета.
        - Привет-привет. Это тебе. - Рядом с букетом появляется и действующее лицо. Улыбчивое такое, я бы даже сказала развесёлое.
        - Привет. Спасибо. - Говорю, принимая букет.
        Ладно, дарит - нужно взять. А о том, что это не мои любимые конфеты, а Оли, подумаю после.
        Но именно в этот момент я поняла, какой КАМАЗ терпения мне понадобится в эту такую долгожданную встречу наедине.
        И интуиция меня не подвела…
        32
        Мы шли по заснеженной улице, мимо прохожих, которые так же, как и я, старались просто не упасть. Город засыпало так, что власти не справляются со снежными заносами и сугроба, высотой с одноэтажные дома. Приходится пробираться сквозь, преодолевая и проваливаясь в снег.
        Амир по тропинкам проходил первым, протаптывал, наверное, след, ага. Поэтому со своей координацией я воевала сама, и даже пару раз опасно кренилась на прохожего. Но устояла, первый раз помогла девушка, второй - букет, хоть какая-то от него польза, кроме эстетического наслаждения.
        Когда мы вышли на более-менее расчищенную дорогу, Амир обернулся и заговорил.
        - А знаешь, даже хорошо, что сегодня встретились. Ты, как всегда, попала в яблочко!
        - Сомнительная похвала. - Мне уже не нравился его настрой, попахивало издевкой и сарказмом.
        - Ничего, прими её, от чистого сердца, Мийка. У меня ведь чистое сердце, а? Что скажешь, подруга дней моих суровых?
        От этого «Мийка» меня передернуло, терпеть не могу, когда коверкают моё имя, да и кому такое вот понравится?! Как бурёнка из Староселья, ей-Богу.
        Сначала Бжижик, потом не пойми откуда туртушка, теперь ещё и Мийка. Собрались давние друзья на разговор, да-да. Паритет сил, видимо, что-то из сказочного.
        - Давай перенесём наш разговор. Я хотела поговорить о серьезном, а ты… - Специально не договариваю, полет фантазии и додумки сделают своё дело.
        Наверное…
        Посмотрела на Амира, чтобы понять его реакцию и уже по ней ориентироваться. Но он пылал какой-то шальной, даже несколько болезненно-диковатой улыбкой.
        Вот не шучу и не преувеличиваю, не только меня смущала она, несколько раз проходящие мимо нас девушки слишком уж быстро отворачивались.
        Это действительно должен был быть пусть не самый серьезный разговор уровня Большой восьмерки, помельче, но от этого не менее важный.
        И сейчас я чувствовала, как что-то тихо-тихо начинает трескаться, по миллиметру, но всё же - первый пошёл, как говорится.
        - А я о хмурне, да. Ты опять права, Бжижик, поэтому давай о серьёзном. Давай отметим! К чёрту это гребаное прошлое, этих малолеток поцелованно-зацелованных. К чё-орту! - Рубанул рукой воздух с такой силой, что его даже повело в сторону, чуть на меня не налетел.
        - Что мы будем отмечать? - Спрятала подбородок в снуд, подсобралась и насторожилась, ожидая самого ужасного подвоха.
        - Воссоединение! - Увидел мой непонимающе-настороженный взгляд и рассмеялся, запрокинув голову назад. Неестественно так рассмеялся, словно кто-то кнопочку нажал, и полился механический смех. - Не хочешь воссоединение? Как так-то? А говорят первая любовь вечная. Нагло врут, дебилы. Ну тогда отметим мой пролёт.
        - Какой пролёт?
        - А меня из клуба пейнтбольного турнули. Посовещались там у себя в учебке и вышвырнули. - Развел руками, показывая всю несправедливость мира жестом "опачки". - Оказывается, гвардеец твой тот ещё шишка, занёс там кому надо, расквитался со мной завистник.
        Я скривилась.
        Какой же… Как он изменился! Поливать грязью Дэна - это так низко и мерзко. Он исподтишка ничего бы не сделал, потому что не боится Тузова.
        А этот… корчит из себя несправедливо сверженного. Да-да, Зевсом другого признали и по праву, не порядок!
        Как же противно. С души воротит.
        - Нужно было перенести встречу, я бы поняла, ведь… - Предприняла ещё одну попытку закончить эту пытку.
        - Перенести? - Перебил меня, резко обернулся и впился мне в глаза своим ненормальным, сумасшедшим взглядом. - Не-е-ет! Чтоб ты опять ничего не увидела, ничего не поняла. Так любишь избегать проблем, да? До сих пор не вырос мой Бжижик! - Ещё и полез ко мне, пытаясь ущипнуть за щеки, как маленького ребенка. - Я думал, мы повзрослели тогда. Ан-нет, ты же у нас на перинке отлежалась, за семью замками отсиделась.
        - Не трогай! - Отступила назад. Неприятны были его касания, ничего не могла с собой сделать. Ужасно-противны.
        Я его не узнавала. Нет, сравнивала не с тем прекрасным и надежным другом прошлого, а хотя бы с «новеньким» лицеистом.
        Расстроен, подавлен, унижен - да, всё да. Понимаю, сочувствую, могу даже чуть-чуть пожалеть. Но откуда это сумасшествие, диковатость, резкость в движениях? Лихая чума, не иначе.
        - А, упс! Пардон, мадам! У Вас же теперь есть личная гвардия. Кстати… - Начал озираться по сторонам, кого-то высматривая, проследила за его скользящим взглядом, но никого не нашла. - … а где она?
        - Кто?
        Боже, зачем я с ним вообще разговариваю. Какой-то не просто глухой, а поломанный телефон. Бракованный вдрызг, прям как сама встреча.
        - Личная гвардия! Где она? Мне того раза было как-то мало, тумаки все поисчезли, надо бы обновить. Да, Мийка? Нравлюсь я тебе помятым? Украшают меня синяки? - Потянулся к букету, выдернул одну конфету и прямо с фантиком засунул к себе в рот.
        Так, всё. Это перебор. Не знаю, что с ним и почему он так себя ведет, но с меня достаточно! Я не для этого вот мёрзла, ждала и освобождала вечер.
        - Давай поговорим в другой раз, сейчас мы не готовы.
        Порываюсь уйти, вернуться к Кольцу, но меня хватают под локоть и ведут прямо по дороге, на позволяя увернуться, вывернуться и продолжить свой путь. Да-а, как в тот раз после книжного, ностальгией повеяло, ммм.
        Это всё нервы, ни к черту они у меня, расшатались, как душки очков.
        33
        А слова Тузова расходятся с действиями. Совершенно, абсолютно, издевательски так.
        - Конечно-конечно! Беги-беги, Бжижик. Давай, мне не привыкать. Разгребу всё сам, помогу себе сам, выслушаю себя сам. - Наклоняется близко-близко, его глаза напротив моих, и бешеный шепот. - Только хочу с тобой по-человечески, душевно, как раньше, а ты всё портишь! Что прошлое, что настоящее… Везде наследила, катком проехалась!
        - Я не сбегаю! Пришла поговорить это ты невменяем! Что творишь? - Выдернула руку из захвата и отстранилась. - И как я тебе в настоящем мешаю?
        - Пардон, мадам. Опять не попал. Ну, это Вы у нас меткая, я так себе… малёк! Вы мне вообще ничего никогда не делали. Агнец Божий, святая праведница!
        Чувствую, как приближаюсь к точке взрыва, хронометр отсчитывает последние секунды.
        - Это так вот у тебя по-человечески?
        - А что? Какую тебе коробку подарил. Дорогую, ценнее теслы. От сердца оторвал. Может, она мне душу грела. Особенно твои рано созревшие прелести! - И опять потянулся ко мне.
        На этот раз не отступила, а ударила по загребущей руке. Одернул, да ещё и удивился. На руку свою посмотрел, как на чужую.
        Конечно, как это так посмела! Кто я такая.
        - А хочешь верну?! - Предлагаю с вызовом, показывая, что мне не страшно. На, бери.
        - Что? Утраченную молодость? - Оскалился напыщенным индюком.
        - Коробку твою драгоценную. А ты расклеивай, вешай, хоть платный показ устраивай.
        - А что ты её ещё не сожгла? - Ехидство плещет через край и смывает последние капли жалости к этому болвану.
        О, нет. Болван - это мягко. Изверг.
        Мы давно остановились посередине дороги, мешая прохожим. Но только один сделал нам замечание. И я отмерла, перестала сверлить Тузова взглядом.
        Вдох, выдох.
        - Нет, не сожгла. Завтра принесу, мне чужого не надо. - Разворачиваюсь и иду к Кольцу.
        Меня догоняют почти сразу.
        - Ладно, Мийка, побузила и хватит. Пошли поговорим, ты же не для этого ждала меня, как Хатико.
        Про раскаяние я даже мечтать уже не смею, про извинение - тоже. Но вот это, вот так - это что вообще такое?
        Вспоминаю пейнтбол, свой удачный выстрел, победу. Он помнит и припоминает, я тоже буду. Так вот из клуба вышла другая Мия. Как бы пафосно и громко это не звучало. Тогда я не просто «замазала харю» извергу, я умудрилась надломить его влияние. Пагубное, болезненное.
        Нет того авторитета у тебя, Тузов, нет и не будет больше.
        Пока витала в своих мыслях, не заметила, как взгляд давно уже следит за хрупкой фигуркой девушки, которая идет впереди.
        Изверг ещё что-то говорил, распинался, пушился павлином, но я слышала его, как фон. Не громче шума города, не ярче своих мыслей.
        Девушка шла как-то по-особенному, словно в шашки играла или в классики: только не прыгала. Просто рисовала зигзаги. Вдруг её повело в сторону, она подвернула ногу и упала на дорогу.
        Внутри всё сжалось, будто это я сама упала. И я ринулась к ней. Помогла подняться, она оказалась такой легкой, как пушинка. Даже для меня, гнома с двумя кепками до нормального роста.
        - Вы как? С Вами всё хорошо? - Искала ответ в её глазах, но они казались помутненными, она словно не видела меня, не могла взглядом поймать.
        - Что ты возишься со всякими… - Рядом возник Тузов, руки в брюки и надменное высокомерие избранного.
        Не слушая его, не обращая внимание на окружающих, я повела женщину к ближайшей скамейке. Да, это оказалась не девушка, хоть в хрупкости посоревновалась бы со многими моими ровесницами.
        Посадила на скамейку, потому что сама она выглядела какой-то поломанной куклой, ни руки, ни ноги её не слушались. Выглядела женщина не просто опрятной, аккуратной, а роскошной, ухоженной. Одежда на ней по последнему писку моды.
        И сама она была такой красивой, как фея! Безумно красивой. Но внезапно мне показалось, что я её уже где-то видела. Или она кого-то мне отдаленно напомнила…
        А взгляд… Взгляд расфокусирован и блуждает по толпе, как маятник, которому задали движение, и он вынужден повиноваться.
        - Как Вас зовут? - Попыталась установить контакт, привлечь внимание.
        Молчание.
        - Что ты с ней возишься, давай сдадим ппсникам, пусть найдут, откуда такое вылезло. - Тузов потянул меня за снуд, который больно натянулся на шее. - Ещё и букет свой бросила из-за неё!
        Я дернулась, высвобождаясь из захвата. Но ничего не ответила, лишь взяла из его руки букет и положила его на скамейку.
        С Тузовым решено. Навсегда. Ни одного шага навстречу с моей стороны. Хватит, свои десять уже сделала, пусть с другими выкаблучивается. Пусть уже что угодно делает.
        - Посмотрите, пожалуйста, на меня. Я здесь. - Провела рукой перед глазами незнакомки и заметила маленький отклик.
        Она проследила за пальцами и встретилась с моим взглядом. Я видела, как к ней возвращается осознанность, узнавание. Пусть не знакомого, но чего-то человеческого, а не потустороннего. Какой бы не была эта сторона.
        - Мия… - Легкий мелодичный и очень приятный голос.
        Меня пробрало до самых пят. Законы ома теперь знакомы не понаслышке. Если бы не сидела на корточках, так бы и шмякнулась наземь, ноги бы просто не устояли.
        - Вы… Вы меня знаете? - В глубочайшем потрясении спрашиваю я, боясь из-за шума в ушах не расслышать ответ.
        - А ты Мия? - Женщина спрашивает неверяще, будто сама удивляясь такому неожиданному узнаванию совершенно не знакомой меня.
        - Да, я Мия. А Вы?
        - Меня зовут Рубина. Рубина Соломонова.
        Догадка пронзает насквозь.
        - Как? - Рычит рядом Тузов, почти приседая рядом со мной.
        Но женщина, как и я, не обращает на него внимание. Она смотрит мне прямо в глаза, пытаясь прочитать всю меня, рассмотреть поближе. Не знаю, что именно, но смотрит очень проникновенно и по-доброму.
        - А Вы знаете Дениса Соломонова? - Шепотом спрашиваю я.
        - Денис… - Рубина улыбается и будто снова проваливается в небытие. Взгляд рассеивается и соскальзывает с моих глаз, как переспелое яблоко с дерева.
        Значит хотя бы знает.
        - Нужно, наверное, ему позвонить… - Вслух рассуждаю я, но мне тут же прилетает гневно-раздраженное.
        - Конечно, куда ж без гвардейца. В наш вечер! - И так выделяет слово «наш», будто в этом мире действительно что-то есть на нас двоих.
        Нет. Уже нет.
        А я должна позвонить Эндшпилю. Это сейчас важнее.
        34
        Позвонить. Легко загадать, трудно воплотить. Номера Эндшпиля у меня никогда не было, поэтому сначала я решила проверить вк, в сети или нет и когда вообще заходил.
        Страница закрыта, фотографии нет. Не онлайн.
        Написала Маше, может, она знает, как мне помочь. Подруга была в сети, но почему-то даже не читала сообщение. На звонок тоже не ответила.
        Взглянув на печально сидящую незнакомку, подумала, что надо бы как-то ускорить поиски. Написала Виктору, хорошо, что доступ на личные сообщения он не ограничил.
        Одноклассник ответил мне почти сразу, оперативно скинул номер. Ни одного вопроса, ни одного уточнения, вот это я понимаю Мужик.
        Что-то такое волнение охватило, было немного страшно звонить Эндшпилю. Нет, ну мало ли в городе Соломоновых, даже Денисов Соломоновых, с чего я вдруг именно его решила приплести. Незнакомка ведь ничего определенного мне не сказала…
        Номер уже высвечивался у меня в наборе, только нажать на зеленую «трубку» и всё. Всё настолько просто, что от этого-то в дрожь и бросает.
        Подняла глаза на женщину. Она сидела прямо, осанка аристократки выдавала её статус. Не одежда, не ювелирные украшения, а именно эта стать, которая восхищала и приковывала взгляд.
        И даже в таком полубеспамятстве Рубина Соломонова выглядела недосягаемо интеллигентной. Она держалась так, как многим не под силу и в прекрасном самочувствии.
        Я засмотрелась.
        И это не понравилось Тузову, который всё ещё стоял над душой.
        - Давай уже звони и пойдем. - Оборвал мои мысли, полные восхищения и благоговения.
        Ладно, он прав. Я действительно слишком уж замешкалась. Обожание обожанием, а помощь вне очереди.
        Нажимаю ту самую кнопку, длинные гудки отзываются в висках. Первый звонок безрезультатный. Набираю ещё раз, в этот раз мне везёт.
        - Слушаю! - Лаконичное приветствие сбивает мой и без того хиленький настрой. - Говорите.
        Голос сдержанный, серьёзный, но не грубый. Даёт понять, что ценит не только своё время, но и время звонящего.
        - Это Мия. Скажи, ты знаком с Рубиной Соломоновой? - Не здороваюсь, мне и так трудно говорить, а тут ещё и на расшаркивания энергию расплескивать.
        Повисает молчание. Я успеваю подумать, что не туда попала, хотя голос Дэна вряд ли можно перепутать с другим.
        - Рубина Соломонова… - Зачем-то повторяю снова. - Женщина средних лет, бездонные голубые глаза, высокий лоб, вороной волос.
        - Вы вместе? - Надломлено, но будто с облегчением.
        - Да, мы недалеко от Кольца, по пути к скверу.
        - Еду. - И сбросил звонок.
        Только сейчас заметила, что не хватает воздуха. Оказывается, не дышала всё это время. Боже мой, уже столько успели наговорить, сколько за все четыре года с трудом наберется, а меня всё ещё потряхивает от одной мысли, что придется опять что-то отвечать Эндшпилю.
        Да, всё же привычка просто так не вырабатывается, а принцип «само рассосется» подводит только так.
        - Всё? Он приедет? - Тузов опять вклинивается в мои мысли, сбивая, путая, шугая их.
        - Да.
        - Тогда пошли, и так сколько времени потеряли! - И тянет меня опять за снуд, заставляя подняться с корточек.
        Не отношения, а удавка, петля, которую он, будь его воля, вообще бы с меня не снимал. Зачем, это ведь так удобно потакать своему желанию власти.
        Это моя вина, знаю и понимаю. Сама многое ему позволяла, и вот вседозволенность выросла, начала просить новую подпитку. Повелевать малышатиной уже не такая привилегия, нужна старшеклассница. Желательно та, которая предала. Такую можно прижать чувством вины, не выкарабкается.
        - Иди.
        - Что значит иди? Я сказал пошли!
        - Ты же понимаешь, что я не уйду.
        - И что? Будешь бусыгу охранять?! - Опять хватает за снуд, притягивая к себе.
        Я не отвечаю на его вольность и бесцеремонность, мне не хочется выяснять отношения перед Рубиной. Пусть она не слышит, не замечает, зато я всё в состоянии оценить.
        Не понимаю, кто такой или такая бусыга, но звучит о-очень уничижительно. И вот это он зря, незнакомка недостойна этой его грязи. Пусть она до неё не долетит, а останется на руках Тузова.
        - Буду! - Смотрю ему прямо в глаза, не мигая, не сдавая своих позиций.
        Отпускает снуд, даже отталкивает. А сам, подхватив букет со скамейки, плюхается на неё со всей силы и злости. Так, что Рубина непроизвольно подскакивает.
        Я резко сажусь на корточки, чтобы увидеть, всё ли у неё хорошо. Вдруг она берет меня за руку, её изящные пальцы сковывают мои холодом, пробирает насквозь, словно меня на мороз в одной ночнушке выгнали.
        Но я стараюсь не показать вида, пока Рубина ко мне потянулась, не могу оборвать этот порыв.
        - Его слова плохо пахнут. Тухлой рыбой, мускусом, потом, гноем…
        Она перечисляла дурные запахи, будто для каждого слова Тузова подобрала свой. И говорила так обыденно, как данность, не пытаясь задеть или унизить. Поэтому-то изверг Рубину и перебил.
        Непростительно грубо перебил, резко потянул за руку, прижимая к спинке скамейки.
        - Соломонова полегче! - И захватил её шею одной рукой.
        - Прекрати! - Выкрикнула, вскочив на ноги.
        Идиот! Совсем с катушек слетел! Она взрослый человек, женщина, хрупкая и нежная, что он себе позволяет?
        - Да больно надо… - Убирает руку и будто отряхивается.
        Сил не хватает уже это терпеть. Надо было уйти, вот зачем я его ещё и ждала. Глупышка, ничему тебя, Мия, жизнь не учит. Даешь всё какие-то вторые-третьи шансы, пытаешься понять, не уповать на предубеждения, а тут этот…спрут!
        В следующее мгновение надменное отвращение изверга сползает, на её место заступает чистая, неразбавленная ненависть.
        - Спасибо. - Раздается у меня за спиной голос Эндшпиля.
        Оборачиваюсь и встречаюсь с изможденным, но по-взрослому серьезным взглядом Дэна.
        - П..пожалуйста… - Отступаю вбок, чтобы не мешать ему.
        Но в это время Рубина сама поднимается со скамейки и совершенно осознанно, словно и не было её отстраненной задумчивости, приветствует Дэна.
        - Денис, она астра! Ты правильно срисовал образ. - И крепко обнимает парня, который, в отличие от меня, в шоке явно не пребывает.
        И вот такая оказия для него в порядке вещей?
        Так, стоп! Причем здесь астра?
        Что значит срисовал образ?
        35
        Но что-либо спросить мне не дал Тузов. Он встал со скамейки и оказался так близко ко мне, что пришлось отступить шага на два.
        - А вот и гвардеец пожаловал. Ха, даже принарядился в тон с тобой, Мийка. - Прошёлся беглым взглядом по одежде Дэна, потом посмотрел прямо на меня, мои шапку и снуд, намекая, наверное, на тот самый общий тон. - Пост сдал, пост принял. Не прощаюсь, дорогая подруга.
        Отвесил шутливый поклон пажа, обогнул меня и направился прямо по дороге, ведущей к скверу, куда мы с ним так и не дошли. Я смотрела ему вслед, как фанатка какая-то, ей-Богу. Прям до конца, пока он не скрылся в толпе гуляющих.
        Что это было? Так просто взял и ушёл? Наш вечер, да, Амир?
        - Поразительно неприятный молодой человек… - Раздалось буквально рядом.
        Этот мягкий голос с нежными переливами вывел меня из оцепенения. Я обернулась на Рубину, которая, держась одной рукой за Дэна, наклонилась, чтобы поднять со скамейки букет.
        - Нелюбимые для любимой… - Разглядывая конфеты, произнесла женщина. - А впрочем, себялюбы появились не сейчас. Их и в наше время хватало.
        Рубина улыбнулась мне. И эта её улыбка пронзила насквозь все мои нелепые переживания. Правда, ушёл и ушёл. Скатертью дорога, благословляю на все четыре стороны!
        - Пойдёмте. - Заговорил Дэн, не мешая, не перебивая нас и наш странный полунемой, полуаллегоричный диалог.
        Пойдёмте… Так просто и так легко.
        И мы пошли!
        Рубина всё так же держала Дэна под руку, а я семенила рядом, по правую руку от неё. Куда шла, зачем и почему? Не смогу ответить. Но с ними мне так стало спокойно, словно умиротворение накрыло меня с ног до головы. Да что там накрыло - взяло на абордаж.
        Так неспешно мы прошли к незнакомому мне автомобилю. Дверь открылась и нам навстречу вышла Марина Владимировна. Мой психолог. Вот это встреча. Нарочно не придумать, я ведь сегодня вечер расчистила в том числе и от нашей консультации. Ой, как неловко…
        Но Марина Владимировна, казалось, была более обеспокоена за Рубину. Она так крепко её обняла, что извинения, которые были уже у меня наготове, так и застряли в горле.
        - Как ты себя чувствуешь? - Всматриваясь в лицо Рубины, спросила она.
        - Прекрасно! В этот раз думаю всё прошло быстрее. Да? - Пытаясь удостовериться в ощущениях, проговорила Рубина.
        - О, да. Намного! Мы должны поговорить об этом. - Безапелляционно, не подвергая сомнениям, ответила ей психолог.
        Я краем глаза посмотрела на Дэна. Всё происходящее было мне настолько непривычно, что невольно потянулась за поддержкой совершенно успокоившегося Эндшпиля.
        Мы с ним стояли за спиной Рубины, как два телохранителя. Только вот Президент теперь у нас более привлекательный и интересный, чем сам Дэн!
        На задворках сознания отметила, что мы действительно одеты в тон, у меня облепиховые шапка и снуд, а у него - худи. Верхней одежды на парне не было, он будто из дома выскочил прямо в чём был. Но от холода не ежился, Эндшпиль вообще никак не реагировал на пронизывающий ветер, который во всю гулял по его телу. Глядя на него, мне самой стало до жути холодно.
        Да, тут краем глаза-то смотреть не получается, пялюсь на одноклассника, как будто впервые его вижу!
        Дэн поймал мой взгляд и кивнул. Чему, в знак чего, не поняла, но и я кивнула в ответ. Соглашаясь, принимая, благодаря - всё сразу, наверное. То, как он сказал мне «спасибо», настолько отпечаталось в моей впечатлительной голове, что эта хрупкая искренность, казалось, до сих пор окутывает нас. Связывает нас.
        И мне это нравилось. Как тогда на игре, как потом в приемном покое, когда Дэн просто сидел рядом. Вспомнила это, и на душе стало ещё светлее: интересно, могу я считать, что отплатила ему той же монетой?
        Эта мысль была приятной, прогонять её мне совсем не хотелось, пусть живёт и цветёт, чтобы притягивать такие же добрые и лучистые.
        Мы так стояли и смотрели друг на друга. И время замерло. Не остановилось, а именно застыло, чтобы нас не спугнуть.
        - Мия, здравствуй! - Поприветствовала меня Марина Владимировна, и я поспешно отвела взгляд от Эндшпиля.
        - Здравствуйте. - Немного виновато сказала я. Гложило, что я попросила отменить нашу встречу из-за какого-то прошлого, от которого мне и помогают избавиться.
        Да, удивительная ты пациентка, Мия.
        - У Мии сегодня должен быть самый прекрасный вечер. Поедем к нам! - Это звучало даже не как предложение, а самый что ни на есть призыв к действию.
        Ох, вот такой боевой и бойкой Рубина мне нравилась, конечно, больше. Но перепады её реальности, выпадение пазлов из настоящего, были для меня такими странными, что я сначала и не приняла её предложение всерьез.
        Но когда его поддержали и Марина Владимировна, и даже Эндшпиль, я поняла, что меня действительно пригласили в гости.
        В гости к Соломоновым!
        - Нет-нет, что вы. Я…мне… нужно домой. - Пыталась придумать оправдание, но ничего путного мне память не подкинула.
        У меня не было причин отказываться от приглашения. Ни одной настоящей и весомой.
        - Мама, мы сядем с тобой назад, а Мии уступим пассажирское рядом с Мариной. - Вовсю раскомандовался Дэн, не обращая внимание на мои возражения. Точнее на мой детский лепет.
        Сначала он помог сесть Рубине, а потом открыл дверь мне.
        А я… я смотрела на него перепуганной и раскрасневшейся. Не хочу, не хочу я к ним в гости. Я же не готова, совсем. Этот вечер должен был быть совсем другим!
        - Я думал, тебе интересно узнать, как я срисовал твой образ. - И совершенно озорной прищур, пробуждающий моё погасшее любопытство.
        Настоящий жук, в самое яблочко попал. Напомнил, что оно, это яблочко-то, существует, прицелился и не промахнулся.
        Глубоко вздохнув, соглашаюсь на поражение. Мне интересно, глупо это отрицать.
        Но…
        - Я не могу пойти в гости с пустыми руками. Мы можем по дороге заехать в какой-нибудь продуктовый? - Спрашиваю у Дэна, потому что только мы с ним и стоим около открытой двери. И Рубина, и Марина Владимировна уже давно заняли свои удобные места.
        Вся плутоватость вмиг истлела из глаз Дэна, он внимательно посмотрел на меня. А мой взгляд заметался между открытой дверью, облепиховым худи и его чересчур цепким взглядом.
        - Мия, мы заедем. Присаживайся, пожалуйста. - Ответила на мой вопрос Рубина.
        - Да, Мия. У нас будут по пути продуктовые. - Подтвердила её слова Марина Владимировна, которая сидела за рулем автомобиля.
        Боже, какая же невероятная ситуация. Я будто стала зрителем иммерсивного театра, вокруг меня проживают жизнь, а мне лишь остается наблюдать со стороны. Не иначе. Я ведь и себя сейчас ощущаю, как будто «со стороны».
        Я, Дэн, его мама и мой психолог. Потрясающий по своей невиданности квартет…
        Э-эх. Была не была! Я ничего не теряю, будем спасать наш вечер. Видимо, он у нас у всех выдался каким-то не таким.
        Этот вечер… Он так был мне нужен. Больше, чем я могла себе тогда представить.
        Если бы меня отпустили, пусть проводили бы до дома, пожелали хороших снов и так далее, я бы не смогла понять, какой Он. Какие они, Соломоновы.
        36
        У магазина мы действительно остановились, даже у двух. Дэн везде меня сопровождал, как бы я не отнекивалась от его помощи.
        Думала, он что-то выкинет и наконец перестанет быть таким умиротворенным, таким возмужалым. Вот где тот леший, что мне жизнь портил, пугал, доставал, подставлял?
        Но опасения мои были не просто напрасны, а именно бесполезны. И если бы вдруг они ожили, то покрутили бы у виска, поражаясь моей утучнённой подозрительности.
        Эндшпиль вёл себя так…честно. Позволял выбирать мне гостинцев столько, сколько я хотела, лишь подсказывал, что любит мама и, как оказалось, тётя. Ага, Марина Владимировна - родная сестра отца, золовка Рубины, с которой дружат тепло и по-родственному уже много лет.
        Когда проходили мимо прилавков со сладостями, я вспомнила, что букет остался где-то там.
        Там. Не со мной. Он был не для меня, тогда и у меня быть не обязан. Рубина верно подметила. Подметила и изящно всё обесцветила. Если бы не эта странная, но такая притягательная своей красотой и спокойной мудростью женщина, плелась бы я с золотым нелюбимым шоколадом и слушала бы, как я недостойна Тузова. А теперь вот, хожу по супермаркету с личным гвардейцем.
        Улыбнулась этой мысли. Но аккуратно, чтобы Эндшпиль ничего такого не заметил и не надумал.
        На кассе я в нелепом беспокойстве поглядывала на Дэна, который что-то искал в карманах.
        Пожалуйста, только не предлагай расплатиться. Пожалуйста. Это от меня, мой подарок их дому.
        И он не предложил! Посмотрел на меня внимательно, опять кивнул своим каким-то думам и вмешиваться не стал. Я с облегчением выдохнула и невольно улыбнулась, но тут же взяла себя в руки и запрятала улыбку до лучших времён.
        Инициативность, но не настойчивость, занятно, Эндшпиль, занятно.
        Каким был второй магазин, я не поняла. Дэн сходил сам и закупился в два огромных пакета.
        Пока его ждали, разговаривали с Рубиной и с Мариной Владимировной, которая настаивала, чтобы я называла её исключительно по имени. А я, наоборот, спросила у Рубины её отчество, чтобы уравновесить для себя двух взрослых.
        - Я Мансуровна. Представляешь, Мия, дочь великого и непоколебимого полковника в отставке. - Она отстегнула ремень, чтобы сесть ближе к перешейку между двумя передними сидениями.
        - У Вас, наверное, самодисциплина тоже подстать полковнику? - Поинтересовалась я, совершенно позабыв о барьерах, о том, что мы знакомы-то минут тридцать. И то, это прям если очень округлить.
        Но Рубина мне не ответила, и мне показалось, что я её расстроила, глаза потухли, а сама она вновь откинулась на своё сидение.
        Я в отчаянии посмотрела на моего психолога, спрашивая её, что произошло и как мне поступить. Марина Владимировна лишь мотнула головой, показывая, что сейчас лучше это отпустить, пропустить - не обратить внимание.
        До прихода Дэна мы молчали, я сидела как на иголках, теребя в руках чехол от телефона, который с него сняла. Всё, я всё испортила. Каким-то образом и я попала в яблочко, только не как Дэн - удачно, а, наоборот, - как не следовало.
        Семейные вопросы всегда в какой-то мере больная тема, нужно быть аккуратной, Мия! Ты не должна стать причиной новой меланхолии, нет-нет.
        Но это была бы не Рубина, правда, она невероятная женщина. Когда Эндшпиль открыл свою дверь, от её задумчивости не осталось и следа.
        Мне показалось, она не хотела расстраивать сына. Может, чувствовала свою вину? Теперь после всего случившегося, я думаю, что действительно вовремя позвонила Дэну, он точно искал свою маму. По всему городу.
        Разговор вновь полился быстрой и беззаботной речушкой. Эндшпиль говорил редко, зато, как говорится, метко.
        До дома Соломоновых от Кольца оказалось не так уж и близко, но время пролетело незаметно. Мы ни минуты не теряли, чтобы спасти и возродить наш вечер.
        Соломоновы, как и мы, живут в своём доме. Большом, трехэтажном. Огромная территория, вычищенные тропинки, ели, сосны - почти санаторий. Мне показалось, что и воздух другой. Рубина это подтвердила.
        Когда Марина Владимировна припарковалась на выделенное для машины место, когда уже хотели закрыть ворота, Рубина кого-то увидела и поспешила махнуть рукой, чтобы охранник их не закрывал.
        - Неужели Инга? - С сомнением спросила Марина Владимировна.
        Мы с Дэном почти по команде обернулись.
        Да, рядом с Рубиной шла Инга.
        Я нахмурилась, третьей лишней быть не хочу. Но, может, это знак и нужно скорее вызывать такси домой?
        Рубина с Ингой до машины не дошли, остановились разговаривать где-то посередине дороги. Мне почему-то стало так важно, пойдёт ли Инга дальше, хоть на шаг.
        - Мия, пойдем. - Позвала меня Марина Владимировна.
        Она тоже наблюдала за Рубиной, но не так, как я, а как профессионал: цепкий внимательный взгляд при полнейшей безэмоциональности всего лица. Ни один мускул не дрогнул, ни одна морщинка не натянулась.
        И вот даже она решила оставить беседующих. Куда уж тогда мне.
        Да, накрутила я себя по самое не могу, даже не сразу заметила, что Эндшпиль все пакеты в дом отнес и уже успел вернуться. Он вообще был на удивление отстраненным, отрешенным.
        И я тут же вспомнила, что они с Ингой расстались. А если это всё же сплетня, ложная и завистливая?
        Может и сплетня, может вагон зависти и воз негодования, но сейчас я сама вижу, как Дэн идёт навстречу мне, а не Инге!
        - Пошлите в дом, я голодный, как зверь. - И улыбнулся нам с Мариной Владимировной.
        - Ещё бы, столько энергии истратил! - Она первая поднялась на крыльцо и открыла дверь.
        А я решила всё-таки уточнить:
        - Я вам точно не помешаю? Просто пока не поздно, я…
        Договорить мне не дали.
        - Слухи про встречания-расставания - правда. Но сейчас это уже прошлое. - И Эндшпиль открыл мне входную дверь, приглашая войти в дом.
        Приглашая войти в настоящее!
        Можно я буду думать так?
        37
        Мой дом - это небрежная вычурность, которая вываливает всю яркость несметных сокровищ сразу, не давая дойти до сочности простоты. У нас гостей удивляет пышность, помпезность, но дом Соломоновых - не музей, а оазис. Много зелёного и коричневого, самых разных оттенков и переливов.
        Точно санаторий или дача. Да, как дача Сталина в Мацесте. Здесь любуешься всем вокруг, а не собой, которому наконец посчастливилось оказаться в гостях у неприличного богатства. Здесь слышишь голос своего сердца, а не зависти.
        Естественно, лаконично, просто. Без сорняков роскоши, шелухи броскости.
        Очень, очень красиво!
        Это мысли, которые мелькнули у меня в голове, как только переступила порог дома Соломоновых. Просторнейшая прихожая, из которой видны и зал, и кухня, и ещё какие-то комнаты. Да, она чуть поменьше нашего холла, но зато уютнее и красивее.
        - Предупреди родителей и водителя, что ты у нас. - Послышалось за спиной, а затем Дэн легонько подтолкнул меня войти глубже, иначе стояла я, как зевака, впервые увидевший Париж.
        Спохватилась. Действительно, нужно предупредить. Хорошо, что напомнил. А то отец до сих пор не унялся и старается нет-нет, да контролировать, выспрашивать, что, где и с кем. Аккуратно, но всё-таки.
        И ещё не раздеваясь, набрала маму.
        - Привет. Я ещё немного погуляю, ладно? - На том конце провода слышу утвердительно-разрешительный ответ и пожелание хорошо провести время.
        А на этом конце - вижу непонимающе-осуждающего Эндшпиля, который, услышав мою неправду, склонил голову набок.
        Не смотри так на меня! Не могу сказать, что в гостях у вас. Не могу!
        Но он, наверное, не понял меня. Совсем не понял…
        Нашу перестрелку прервала Рубина, она зашла домой, шебутная и повеселевшая, наверное, Инга её чем-то очень обрадовала или рассмешила. Конечно, она не я, это я могу только ляпнуть не то и расстроить. Она - девушка сына, которой положено быть хорошей и правильной.
        Ладно, это не моё дело. Это совсем не моё дело! Совсем!
        Сами разберутся потом. Потом, потому что сейчас в дом Рубина зашла одна, без Инги. И я удовлетворенно выдохнула.
        Но не успела об этом подумать, как Рубина побледнела.
        В едва сдержанном волнении она начала осматривать прихожую, полки, вешалки, открыла все створки шкафа, что стоял тут же. Она что-то искала, что-то очень-очень важное. Дэн лишь покачал головой и ушёл.
        Я стояла почти на пороге и не знала, что мне делать, как быть. Молчать или что-то сказать. Может, помощь предложить? Но суетливо-нервные, дерганные движения хозяйки отбили всякую охоту мешать и бередить её мысли. Она вновь была погружена в себя и свои ощущения.
        Но вдруг её удрученный взгляд заметил мой настороженно-наблюдающий, и Рубина встрепенулась, чтобы уже в следующее мгновение вовсю хозяйничать на кухне.
        Я выдохнула и только теперь смогла раздеться, не боясь, что меня прямо сейчас развернут домой.
        Марина Владимировна выпорхнула из той комнаты, которую мне не удалось разгадать и рассмотреть.
        - Пойдем, Мия. Пойдем. Мы все невероятно голодны! - И улыбнулась мне, приглашая на кухню.
        Когда мы с ней пришли, стол был уже накрыт.
        Сама комната поразила меня размерами, это не и кухня, столовая и гостиная в одном лице. Это именно уютная кухня, в таких же естественно-природных тонах, но не ярких и раздражающих, а успокаивающих и настолько приятных, что хочется рассматривать и рассматривать.
        Наверное, я даже рот открыла от восторга, потому что повисла такая пауза, даже столовые приборы в руках у Дэна замерли.
        - Мне так нравится, как ты всем восхищаешься, Мия! - Рассмеялась Рубина и пригласила меня к столу.
        Понятия не имею, кто у Соломоновых так божественно готовит, но ничего вкуснее я точно не ела. Прости, мамочка, твои фирменные блюда священны, но тут слукавить не могу.
        А ещё я для себя отметила, что у них на кухне нет телевизора. У нас нередко его включают, когда мы кушаем. Здесь же Рубина запустила патефон, и заиграла приятная ласкающая музыка, чуть слышно, но так необычно.
        Нет, я правда очутилась в санатории или в каком-то лесном домике, куда приезжают люди, уставшие от города и суеты, чтобы отдохнуть, перевести дух, восстановить свои силы.
        Разговор за ужином был таким же легким и воздушным, как и сама атмосфера. Но я нередко замечала грусть в глазах Рубины, тоскливую грусть, которую она мужественно пыталась скрыть.
        И мне показалось, что замечала не я одна, просто… для них это было привычным.
        - Десерт у нас будет попозже. - Сказала Рубина, когда подошло время чая.
        - Спасибо за ужин. Я тогда покажу Мии дом. - Дэн проговорил решительно и сразу же поднялся из-за стола.
        - Спасибо огромное. Всё было очень-очень вкусно! - Поблагодарила и я, поспешив последовать примеру Эндшпиля.
        Он ждал меня уже в дверях.
        - Пойдем, будешь давать клятву на Конституции ДеЛи. - Сказал он, когда я его догнала.
        Что?
        Это всё, что я могла сказать-спросить. Поразил, ошарашил, ошеломил - да всё и сразу. Но больше всего, конечно, напугал. Особенно этим ненавистным словом «клятва».
        Мы прошли зал и вышли к винтовой лестнице, которая вела на второй этаж, третьего видно не было, значит до него Соломоновы добираются как-то иначе.
        Я уже подумала, что сейчас придется взбираться по этой опасной спирали и моя юбка выше колен задаст мне жар стыда, но всё обошлось. Мы прошли дальше. Прямо за лестницей притаилась дверь, которую так сразу и не увидишь. Больше потайная, в цвет обоев.
        А ещё закрытая на замки. Да-да, замки, целых три. У некоторых входных сейчас нет такой защиты, как у этой двери.
        И все три замка Эндшпиль открыл так проворно, сразу видно, не привыкать.
        Дверь открылась, но вместо того, чтобы пропустить меня вперед, как Дэн уже сегодня делал, он зашёл сам и запер дверь с той стороны.
        Мда, вот тебе и Конституция…
        Или это ещё не конец?
        38
        И растерянность пренепременно поглотила бы меня, если бы её и меня не отвлек звонок Маши. Хорошо, что телефон взяла с собой.
        - Приветик, извини, замоталась, не увидела, что ты звонила. - Запыхавшимся голосом сказала подруга.
        - Привет, я понимаю, всё уже нормально.
        - Ты нашла номер Эндшпиля?
        - Да-да, уже нашла.
        - А зачем он тебе нужен был? - Заговорщическим шёпотом поинтересовалась Маша.
        Но отвечать и изворачиваться, к счастью, не пришлось. Замок щёлкнул, и дверь открылась. А я, увидев Дэна с маленькой книжкой в руках, скинула звонок.
        Так, шутка про клятву и Конституцию была не шутка?
        - Первые мысли на бочку! - Вытянул книжку вперёд и похлопал по ней свободной рукой.
        На тёмной обложке красовалась золотистая надпись «Конституция ДеЛи». Мда, вечер перестаёт быть томным…
        - Там что чистилище? - Указывая на дверь позади Эндшпиля, проговорила я.
        - Да. - Спокойной, без тени сарказма, так серьезно-серьезно ответил он.
        - Эм, а, может, ты просто покажешь, что ты с меня срисовал и я поеду домой? Вечер уже, глубокий вечер…
        Боялась поднять глаза на Дэна, как загипнотизированная смотрела на Конституцию и гадала, в какой момент он уже расскажет, что всё это прикольный прикол, подкол, паясничанье - что угодно, только не реальность с её клятвой.
        - Клади руку и произноси: «За честность, искренность и смелость!»
        А нет, видимо, не скажет. Видимо, ещё не время, ещё не конец. Но… а слова-то не такие ужасные. Может, стоит пойти ва-банк, интуиция мне подсказывает, что интересное мне находится прямо за трехзамочной баррикадой.
        Вдох, выдох. Соглашаюсь, принимаю и кладу руку на Конституцию.
        - Учти, Мия. Это не просто слова, это клятва быть в Мастерской честной, искренней и смелой. - Предупредил меня Дэн. Ещё раз, так, на крайний случай.
        Спасибо-спасибо, заботливый, я поняла, чем мне грозит это ваше ДеЛи.
        - За честность, искренность и смелость! - Моё решительное и категоричное.
        Надеюсь, что эта клятва мне ничем потом не аукнется. Очень надеюсь! Но на Бога надейся, а сам не плошай, нужно проверить, только меня касается обещание или Эндшпиль у нас тоже должен быть честным, искренним.
        - Почему ДеЛи? - Смотрю прямо ему в глаза.
        - Потому что придумали мы с мамой.
        Я задумалась. Ну Де - это, наверное, Денис. А Ли тогда что?
        - Денис и Лиля. - Видя моё замешательство, уточняет он.
        - Лиля? Но… А как же Рубина?
        - Мама поменяла имя. Но в Мастерской нужно быть настоящим, поэтому ДеЛи.
        - Ого! - Всё, что я могла выдавить. Впервые встречаю человека, кто захотел поменять своё имя. Своё!
        Всё страннее и страннее у этих Соломоновых.
        Не давая опомниться, Эндшпиль пропускает меня вперёд, я толкаю полуоткрытую дверь и попадаю в другой мир.
        Это…это не преувеличение!
        Слева от меня загорается шкаф, а точнее большой кукольный домик. Остальная часть комнаты потонула в полумраке, но я мельком замечаю, что и там, во тьме что-то притаилось.
        Подхожу ближе к домику. Нет, к самому настоящему дому, столько в нём миниатюрных комнат, обустроенных и обставленных, как у людей, столько мелких деталей. И в каждой комнате своё освещение, оно не слепит в глаза, не переманивает внимание на себя.
        Я с открытым ртом рассматриваю это чудотворение, сразу понимаю, что всё ручная работа. И стульчики, и кроватки, и лужайки, и картины. Всё! Кропотливый, трудоёмкий процесс. Настоящая сказка.
        - Это создала твоя мама? - Язык не поворачивался сказать «сделала», нет, именно создала.
        - Да, по эскизам и рисункам Инги.
        - Это нужно для вашего рисования? - Поняла, что совсем не так спросила, и осеклась. - То есть это оживает?
        Мда, ещё понятнее, Мия!
        - Да, потом я анимирую.
        В восхищении поворачиваюсь на Эндшпиля. Он анимирует? Он занимается анимацией? Это же так круто!
        - У тебя есть своя анимация? Мультик или что? А кто герои?
        - Да, мы вместе создаем мультик с минутными, двухминутными сериями. - Сделал акцент на «мы вместе», не захотел все лавры брать себе и моё искреннее восхищение его не сбило. - Героев немало, главная героиня - Астра.
        Ого! Вот и она.
        Дэн потянулся, с самого верхнего этажа домика достал войлочную куклу и протянул её мне. Она, такая маленькая, хрупкая, мультяшная, но сердце моё ёкнуло не от милоты.
        - Это же я!
        - Да. Вы с мамой очень похожи, а я не мог выбирать прототип настолько явно. Завуалировал, как смог.
        И мне бы вот обратить внимание на это, на схожесть, на полупрозрачный намёк, но куда там…
        - И что она делает? Там… в вашем мультике что делает Астра?
        - Рвется, путается, ошибается, начинает и бросает, вечно борется и лишается… - Начал перечислять Дэн, а я вспомнила толстовские строки.
        Нет, может, конечно, мы с Рубиной, ой, то есть Лилей, чем-то похожи, но вот так я не живу. Это больше про неё, наверное.
        В чём я честно и призналась.
        - Такой из меня прототип… Я вот так не умею. - Вернула куклу Эндшпилю и отвернулась рассматривать комнатку, первую попавшуюся на глаза. Это оказался наш классный кабинет в лицее.
        - Это одна из реальностей Астры. Смелой и боевой Астры, которая в нужный момент смогла выбрать настоящее, а не прошлое.
        И как только Дэн договорил, в полутьме зажегся ещё один кукольный домик. Такой же высокий, под потолок. Но уже в абсолютно другом стиле, не войлочном.
        - Есть и другая реальность. У Астры их три. Три выбранные вероятности.
        - Что это значит? - Спросила я, когда мы подошли к новому домику.
        Здесь были те же самые комнаты, но украшены они были по-другому, вместо войлока и шерстяной акварели, плетения, вышивки, макраме. И… не было того объема, трехмерности.
        И сама Астра здесь вышита крохотной девочкой. Но и в ней я нашла себя. Только у этой Астры глаза были чёрные, как ночь. Не мои, не как у меня настоящей.
        - Мы играем со временем, у нашей героини есть несколько выбранных реальностей, потому что поступки меняют жизнь. Одна живёт полной жизнью, наслаждается, ставит цели и их достигает, от прошлого берет только хорошее. Вторая, как раз вот эта, погрязла в прошлом, как в болоте, ей и палки бросают, и деревья сгибают, чтобы вытащить, но она ни в какую.
        - Всё терпит… - Мой взволнованный шепот на выдохе перебил Дэна.
        Он замер.
        - Да, она у нас терпила.
        - Это больше похоже на меня…
        - Нет. Это всего лишь одна из вероятностей. - Возразил Эндшпиль, но потом всё-таки добавил. - Куда всё может зайти.
        - А третья?
        - А третья - это твоя реальность. - Голос раздался в другой части комнаты, и я резко обернулась на него.
        Третьего домика не было, нет. Зажглась лишь настольная лампа, и полумрак расступился от её яркого света. Дэн листал какой-то блокнот, и не обращал на меня внимание.
        А у меня ноги подкашивались от впечатлений. От искренности, честности… И воздуха не хватало, и сердце билось, как сумасшедшее.
        - Почему ты мне всё это показываешь?
        Нет, правда, зачем он это делает? Это какой-то изощренный план?
        - Мне показалось, тебе было интересно узнать.
        - Но это всё слишком… - Пыталась подобрать слово, но ничего не приходило на ум.
        - Правдиво?
        - Откровенно!
        - Боишься познакомиться с третьей Астрой? - Эндшпиль резко обернулся, и в темноте зажглись его глаза. Хищные, цепкие.
        - Это всё… - Я махнула рукой на домики. - …лишь твоя фантазия! Ваша фантазия!
        Голос мой дрожал, ноги стали ватными, а руки вспотели. Да, я боюсь…
        - Мия, смелость! - Напомнил мне Дэн, протягивая на вытянутой руке тот самый блокнот, что недавно сам листал.
        Смелость, смелость. Что прицепился?! Может, мне нравится быть там, где я есть. В своей реальности!
        И как оглушительный раскат грома в памяти всплывают слова Маши. Пронзительные, разящие, но смелые и честные…
        «Когда человек понимает ошибки, но заворачивается в них, как в мягкое одеяло, выбирает смаковать, а не исправлять, мне такого человека не жаль!»
        Мамочки, это же относится и ко мне…
        Нашла, когда вспомнить!
        - Это твой утонченный эксперимент, да? - Со злостью спросила я.
        Он не смеет играть. Снова издеваться! Не смеет!
        - Что, воспитательная беседа с отцом прошла даром? - Взрываюсь ещё больше, чувствую, что лечу с горы, тело не слушается, оно неуправляемое.
        Меня не остановить.
        39
        - Тише! - Пригрозил мне Дэн.
        А мне было всё равно.
        - Слишком детское занятие для такого крутого тебя, не находишь?
        - Нет, не нахожу. - Эндшпиль отодвинул стул и сел. Нога на ногу и внимательный взгляд на меня.
        Такое ощущение, что приготовился не слушать, а спектакль смотреть. Ага, представление одного артиста. Что-то я погорячилась с «мне всё равно». Да, однозначно…
        - Мне это нравится. И продолжу этим заниматься, как бы кто не был против. - Последняя фраза получилась довольно жесткой, будто не только мне адресует.
        - Надо же! Я не одна, кому не понравилось?
        - Ты ещё не видела. - Заметил Дэн, и я вынуждена признать, что подловил.
        Да, молодец, моё браво, Эндшпиль!
        - Мне заочно не понравилось… - Не желала так быстро сдаваться.
        Но Дэн лишь улыбнулся.
        - Вот поэтому, Мия, мы заморочились над третьей реальностью.
        - Так кому ещё не понравилось?
        Скрестила руки на груди в попытке хоть как-то защитить себя на чужой территории и в поле чужого влияния, которое только так расшатывает мои нервы.
        - Отцу.
        - Надо же! Как мы с ним похожи! - Фыркнула я только для вида.
        В памяти всплыли слова мамы об этом непреклонном и неподкупном мужчине, который совсем не желал ничего заминать.
        - Я столько лет пытался вывести тебя на эмоции, а нужно было всего-то показать Астру. - Эндшпиль раздавил мою шпильку своими огромными и тяжелыми ботинками.
        Склонил голову набок и всё также внимательно смотрел на меня.
        - Всё-таки это твой эксперимент?
        Мне надоело стоять посередине комнаты, как на сцене, и, отыскав глазами ещё один стул, села.
        - Всегда было интересно, почему ты меня терпишь. Не боишься, не сторонишься, а тупо ждёшь, когда перебешусь. - Развернулся ко мне, чтобы видеть меня. - У каждого презирающего алкоголь есть своя история, свой гештальт, как сейчас говорят. Так вот мне взбрендилось, что нечто подобное существует и у терпил. То, из-за чего они добровольно натягивают смирительную рубашку.
        Отложил блокнот на стол, больше не настаивая на своей третьей реальности-вероятности. А потом продолжил.
        - И пока не появился новенький твои причины я перебирал с интересом, с каким-то предчувствием необычного. Но теперь… да всё оказалось немного пресно… Ты оказалась простой. Почти такая же история, что и у моей мамы…
        На мгновение задумался, показалось, что последние слова вырвались против воли, Эндшпиль вовремя одумался.
        - И мне самому расхотелось быть прилипалой, залипалой, наблюдателем-созерцателем - быть загадочным и странным для тебя. Поэтому эксперимент… Он не удался!
        Он подвел итог, а мне показалось, что меня распяли. Сердце заныло, обижаясь на его слова. Ни одна выходка Эндшпиля не приносила столько боли, как его слова: «Ты оказалась простой».
        Оказалась простой…
        Можно было бы подумать, что это новый изощренный план, чтобы привлечь моё внимание, вывести на эмоции, как он и сказал. Только вот… Я чувствовала, что это не так.
        Для него девиз ДеЛи - нечто святое. Вот сейчас он не врёт. Не врёт, когда я так хочу, чтобы соврал, разыграл, киданул в сети новой проверки.
        - К чему тогда все эти защищания? - Не узнаю свой голос, он хриплый, еле слышный, неуверенный.
        - Ненавижу подлость и предательство. - Он не назвал, но я поняла, что это всё про «новенького».
        - А то, что сам сейчас говоришь, это не подло?
        Я не выдержала, и одинокая слеза с щеки скатилась на шею, неприятно щекоча её и раздражая меня ещё больше.
        Не стала её смахивать, слишком будет заметно. А так, может, в полутьме останется лишь моим позором. Поражением, о котором буду знать только я.
        - Подло? - Переспросил Эндшпиль, и в его голосе я отчетливо услышала нотки неверия.
        Я вскочила со стула, слишком резко, он покрутился и упал с нелепым грохотом. Пусть, сгорел сарай, гори и хата!
        - Экспериментатор фигов, измываться только и умеешь. И защищал-то только вот ради этого, ради нового сюжета своего! Ради забавы, просмотров, восторженных комментариев. Что, много тебе насыпали лайков? Много задонатили?
        - Мия! - Перебил меня, угрожающе, нетерпеливо.
        - А всё, Эндшпиль, хотел вывести на эмоции, хотел, чтобы я тебя ненавидела, так не раскрывай на меня свою стоматологию, сиди и слушай!
        И меня понесло, по-настоящему. Я даже не знала, что так могу истерить.
        И это была не паника, о, нет. Далеко не. Я не кричала, а, наоборот, говорила тихо, злым, беснующимся шёпотом. Чтобы было не по себе, чтобы пробрало, чтобы душу всю вывернуть и себе, и ему.
        Я видела, как он мрачнел, становился хмурым, чернее тучи. Но не злым. Мало, этого мне мало!
        Он выводил меня на эмоции, видите ли. Вот теперь я хочу твои эмоции, Эндшпиль! Честность, искренность, смелость - получай, не жалко. И сдачи не надо, сыта по горло. Рыцарь надутого благородства!
        Пропади ты пропадом!
        Всё собирал, по крупицам для этого своего мультика. Наблюдатель-созерцатель триклятый! Послушная одноклассница? Астра, да пошёл ты!
        - Тебе записать? Или так запомнишь? Давай, я потом посмотрю, сравню, всё ли правильно накалякал!
        Чем больше и яростнее я всё высказывала, чем больше вскрывала всё запрятанное и замурованное, тем легче мне становилось.
        Боже, давай ещё спасибо ему скажи, Мия!
        И теперь я злилась на себя, даже паузу взяла, чтобы надавать себе и люлей, и оплеух - вознаграждения за терпеливость, ага.
        - Так, стоп. Посмотри на меня! - Эндшпиль оказался рядом, крепко, но не больно сжал мои плечи.
        От неожиданности послушалась и посмотрела в его глаза.
        - Хватит себя клевать! - Выдал этот невозможно, непостижимо парадоксальный человек.
        - Что? - Спросила на выдохе.
        И выдохлась. Был запал и нет запала…
        40
        - Я рад, что в тебе больше от Мии-снайпера. - Пожал плечами и улыбнулся, отпуская меня и возвращаясь к своему стулу.
        - Ты не врал. Это действительно чистилище. - Подняла с пола стул и тоже села. Ноги совсем уже не держали. - Но сейчас, после «простой», не нужно мне льстить!!! Я обойдусь без твоих утешений.
        Не день, а сплошное напряжение.
        Хотя… Именно сегодня и нужна была такая разрядка. Это как тысячи пузырьков лопнуть, только не долго и с наслаждением, а сразу и одним взрывом.
        Но Дэну об этом знать совсем не обязательно.
        Да, так я, наверное, ещё не психовала. Все клапаны полетели, все заглушки. Вот и приглашение в настоящее, вот и возрождение, спасение вечера. Хорошо погостила, ничего не скажешь.
        - Лесть - часть жалости. Чтобы люди не льстили, нужно перестать вызывать жалость. Это к слову. Но я не тот, кто будет тебе льстить или утешать.
        Он повернулся к столу, снова взял в руки блокнот, но теперь не рассматривал его, не листал, а убрал в выдвижной ящик и с шумом закрыл его.
        - Ещё минуту назад я хотела, чтобы ты злился. А теперь… ты не имеешь на это право, Эндшпиль. - Говорю и сама не узнаю свой голос, усталый, вымотанный, обессиленный.
        - Тогда я отвезу тебя домой. На сегодня преломлений достаточно.
        - Ты продолжишь играть, экспериментировать, да?
        - Твоё слово, и меня в твоей жизни не будет. - Поднялся и смотрит на меня сверху вниз.
        - И что ты сделаешь? Переведешься?
        Невольно хмыкаю, ершусь, но это ведь не слово, да. Он же не расценит это как клич к исчезновению?
        - Да, я вполне смогу это сделать. Уже накопил на компенсацию лицею.
        По телу пробежал холодок. Он готов перевестись из лицея, в котором учится с первого класса, добрых десять лет, из-за меня? Он правда решил, что я могу взять на себя это?
        - Если ты хочешь избавиться от лицея, не взваливай ответственность на меня! - Тоже встаю.
        - Правильно. - Улыбнулся. - Надеюсь, потом, когда-нибудь ты оценишь этот вечер. Пойдем, уже поздно, тебя потеряли.
        - Я предупредила, что задержусь. - Возражаю чисто из упрямства, пропуская мимо ушей это его «оценишь».
        Да я и сейчас могу оценить. Бросил спасательный круг, который тут же сдулся. Вот как это выглядит.
        Эндшпиль открыл дверь, вновь пропуская меня вперед.
        И, уже выходя из этой расчудесной мастерской, я оглянулась, прощаясь навсегда. Монетки кидать не буду, а если я не права, то мир этому месту. Успехов там, благодарных зрителей, лайков, подписок, предложений выгодных.
        Провожать меня вышла и Рубина, и Марина Владимировна. Психолог всё пыталась на мне дырку прожечь, так пристально всматривалась, но я старалась не подавать виду, что что-то такое-эдакое произошло. Я всё ещё ей не доверяю.
        Конечно, Дэн, может быть, сам такой умный, наблюдательный, но и она не просто так его тетя. Дело шито белыми нитками!
        Откажусь от её услуг. Сегодня же скажу маме.
        Думала, под словами «я отвезу тебя домой» подразумевался водитель, но Эндшпиль сел за руль сам. И это в свои семнадцать! Закон нам не писан, а если писан, то не читан, ясно-понятно.
        Второе моё наивное заблуждение: мы поедем в тишине. Ага, пять раз.
        - Знаю, как это выглядит, но тётю не приплетай. Она сама сейчас будет у меня выспрашивать.
        Скептически кивнула головой, ну вот и алиби начали друг другу обеспечивать. Почти ожидаемо.
        Посмотрел на меня, но я демонстративно отвернулась к окну, чтобы видеть засыпающий город, а не вот это вот всё. Разговоры по душам не удались, души, наверное, не те.
        - Ты сейчас отвечаешь про себя. Давай вслух.
        Тяжело вздохнула. Опять демонстративно. Да.
        Но проходит минуты две, и я всё-таки отвечаю.
        - С тобой, как на минном поле!
        - Зато настоящее интереснее. - Сразу же накидывает Эндшпиль, не давая опомниться. Он не сказал интереснее чего, но и так понятно. Предельно.
        - Это ты так меня вызволяешь из пут прошлого?
        - У меня правило: в дела любовно-сердечные я не лезу.
        - И что ж ты его так нагло нарушаешь? - Уточняю со всем ехидством, на какое способна. За все годы-то накопила, лимит же не исчерпан. Оказывается, не на кого было тратить.
        - А у вас любовно-сердечные дела? - Опять поворачивается и смотрит прямо в глаза.
        Я теряюсь, не знаю, что ответить. Сейчас ведь можно и соврать, клятва же не работает? Но… я не хочу врать. Врут те, кто боится.
        А я устала бояться.
        - Я знаю, что ты видел фотку. Почему не поднял на смех, не запустил флешмоб позора?
        - Я же говорю, в любовно-сердечные дела не лезу.
        - Так они всё-таки у меня есть? - Второй сезон сериала «кошки-мышки», ей-Богу!
        - А ты бы целовала того, кого не любишь? - Вопросом на вопрос отвечает Эндшпиль и опять загоняет меня в тупик.
        - Но я могла просто очень сильно доверять. Привязаться.
        - Мы сейчас торгуемся? - Веселая улыбка Дэна, словно капкан. Попалась и не выбраться уже, разум ретируется первым.
        - Когда о прошлом вспоминает новенький, оно мне кажется призрачным. Было и было. - Вновь отворачиваюсь к окну, слова даются нелегко, но я чувствую, что они к месту, что я должна признаться, высказать. - Но одна мысль, что оно могло ожить, если бы ты о нём узнал, пугала меня до кошмаров.
        Эндшпиль вёл машину плавно, как ножиком масло резал, но теперь стал ещё мягче. Аккуратнее.
        - Ты сильнее, и ты узнал. Пусть не всё…
        - Теперь ты не боишься? - Спросил шепотом.
        Поворачиваюсь к нему.
        - Ты почему-то всегда на моей стороне… Эксперимента ради или ещё чего.
        - А ты ещё ни разу не выбрала его.
        Не выбрала?
        Это очень странный вечер, я повзрослела, наверное, махом за все пропущенные годы. Может, теперь нужно молчать, помолчать, промолчать. Слишком много всего навалилось.
        Дальше до моего дома мы едем молча. И прощаемся возле ворот тоже молча. Кивком.
        Ухожу, не оглядываясь, хотя хочется. Нет, нельзя.
        Мии-снайперу нельзя!
        41
        ДЕНИС
        Худший день за последние несколько лет. Вымотал до основания, и это ещё не конец. Теперь домой, нужно ехать домой, возвращаться. Не хочу.
        Гундит телефон, надрывается из последних сил, лень даже посмотреть, кому так срочно нужен. Но звонки не прекращаются.
        Инга.
        Что ей опять нужно, всё уже решили. Дело продолжается, общение тоже, но вот этого большего, чего так ждут все нормальные девчонки, дать не могу. Объяснил же.
        - Ты теперь с ней, да? С ней? - Плачет, всхлипывает, уже даже не старается скрыть, как переживает.
        - Инга, я один.
        Я устал, день высосал и поимел во все, до чего дотянулся. Она это понимает, но всё равно нацелилась душу вытрясти своими обвинениями.
        - Неправда. - Опять слезы. - Я видела, видела, как ты поехал с ней!
        - Инга, хватит. Я кладу.
        - Чем она лучше меня? - Переходит на крик, пытаясь остановить.
        Чем? Да ничем. Поэтому я сегодня и повел себя мудаком.
        Но Инге знать необязательно, подумает, что можно что-то вернуть. А вернуть нельзя. Предательство не прощаю, а она спелась за спиной с новеньким.
        Когда взломал его страницы в сетях, увидел все эти переписки, очумел. Думал, совсем слечу. Придушить хотелось обоих. Еле сдержался, с пацанами только его отмутузили. И за подстрекательство Инги тоже получил. Она девчонка хорошая, сама бы в такое не встряла, обработал её со своей Ольгой.
        Услышав, что не скидываю, продолжила лепетать что-то. Рассказывать, вспоминать, обещать. Да кому это теперь нужно? Распыляется просто так. Моё «нет» никогда не превратится в «да». Знает же.
        - Инга, хватит изводить себя! - Не выдержал, перебил завывания.
        - Это же моя… Я же так много сделала для тебя, Рубины! - Права, я разве отрицаю.
        - И спасибо тебе! Я помню, не забыл. Наш дом всегда тебе рад.
        Всё, нужно закрывать лавочку, иначе сейчас зарулит на второй круг.
        - Ты поэтому на меня даже не посмотрел сегодня?
        Наш дом - это не я. Почему не слышит, маниакальная глухота или выборочный слух. Что за…
        - Всё, пока. - Скидываю.
        Всё ещё стою у ворот дома Мии. Уговариваю себя хотя бы отъехать, вдруг выскочит сейчас водитель её или охранник какой. Один вон же нашел меня, поговорил, выговорил, отчитал.
        Подумал, и ворота стали открываться. Черт, этого ещё не хватало. Газанул со всей дури, нужно уматывать. С поселка выехал, как ужаленный, хотя звездец как жалко было тачку. Вся это быстрая езда не для меня, в жизни адреналина хоть шлангами выкачивай.
        Телефон опять заговорил. Мельком глянул, Марина.
        - Да.
        - Денис, ты скоро?
        - Что-то случилось? - Планировал нескоро, но разве такое скажешь близким. Неправильные чувства, не поймут, но запомнят.
        - Нет. С Рубиной всё хорошо, она уже заснула. Это мне нужно с тобой поговорить.
        Заснула… Наконец-то хоть что-то из реального, а не накрученного. Теперь можно успокоиться, а то все мышцы сводит, жгутами натянулись, когда вот теперь расслабятся. Я только в лицей, она за порог. И опять, как в тот раз, телефон и карточки дома оставила. Если бы не Мия, неизвестно, сколько бы искали.
        Спасибо, за сообразительность!
        Задумался и не заметил, как Марина зовёт меня.
        - Я к деду, потом поговорим. - Отрезал без всяких оправданий. Сейчас совсем не до её психологических штучек.
        - Ты уже отвез Мию?
        - Да. - Переключаю звонок на динамики тачки, уже нет сил даже телефон держать.
        - Денис, Мия… она… - Здравствуй, шарманка.
        Непроизвольно закатываю глаза, начинается. С каких это пор мы клиентов обсуждаем?!
        - Как же этика, врачебная тайна? - Перебиваю.
        - Я не собираюсь её нарушать! - Выходит из себя, но быстро понимает игру и возвращается к наступлению. - С ней нужно аккуратно, давить не стоит, а ты… Да на ней сегодня лица не было из-за тебя!
        Всё на свете из-за меня, как только земля носит. Удивительно.
        - Понял, не повторится.
        С тетей нужно также, как и она, максимально спокойно и ровно: пусть черти жрут изнутри, улыбайся и молчи. Ещё и пропагандирует такое, а потом вырастают терпилами. И терпят, терпят, терпят…
        - Она умеет подстраиваться, только не нужно давить, сама должна привыкнуть… - Продолжала играть шарманка хрен знает по какому кругу.
        Конечно, все они умеют подстраиваться, привыкать. Ноги тоже привыкают к ступенькам, потом появляется повыше-поуже, но и к таким зигзагам адаптируются. И всё тащат и тащат своё привыкшее тело наверх.
        И так без конца. Даже по сторонам не смотрят, так же удобно: а сторона - это другое, это, может, гора, не зона комфорта; она же быстрее поднимет к цели. Но им это не нужно, как же! Хлебом не корми - дай к чему-то подстроиться, привыкнуть.
        Сбросил звонок, не прощаясь. Лабуду слушать тем более нет сил.
        Нужно набрать деда, хоть предупредить, что еду. Вдруг планы у него какие, придется тогда думать, где перекантоваться эту ночь. Домой теперь точно не поеду.
        Вообще последнее время всё тяжелее туда возвращаться, хоть и отца нет…
        - Привет, не спишь? - Спрашиваю после приветствия.
        - Пятнадцатый сон во втором ряду смотрю. Ты на часы-то глянь? - Ворчит дед, намекая на детское время.
        - Можно я к тебе приеду?
        - Ставлю чайник. - Дед почти никогда не отвечает прямо, но такие его ответы меня устраивают больше.
        Улыбаюсь, скоро буду у него, это не может не радовать. Но припарковаться стоит не около дома, всегда сердится, как видит меня за рулем. Сам водить учил, а негодует. Вот когда получишь удостоверение и всё в той же тональности.
        Бросил тачку в соседнем дворе. Дед живет в п-образной многоэтажке, окнами в свой двор, так что можно не париться, до сюда его профессиональный глаз уж точно не дотянется. Хоть от него не прилетит нравоучений.
        Одна площадка, одна арка и всё, буду в буферной зоне моего спокойствия.
        Замечаю за спиной движение, чувствую, что по мою душу, но не оборачиваюсь. Подхожу к арочному пространству и вижу знакомую компашку. Значит стягиваются в кольцо, понятно. Примитивно, но действенно, когда пятеро на одного.
        Вперед из полумрака выходит один. Главарь, иначе никак, тут нельзя терять ни сантима авторитета, уважать перестанут. Напором, наглостью и ещё раз напором.
        - А свита всё та же. Что, думаешь, второй раз не бросит тебя на поле боя? - Начинаю первым. Такое у меня правило.
        Демонстративно всех осматриваю, давая понять, что очень даже хорошо их узнаю. Полумрак полумраком, усталость усталостью, но мозги-то не в отключке.
        Движения за спиной становятся всё ближе, уже не скрываются, агрессивничают.
        42
        - Не бросит! Не надейся, теперь ты один. - Оскал новенького в полутьме выглядит устрашающим, такого вау-эффекта, что сразу понимаю, позерничает.
        Красуется перед свитой, очки зарабатывает, значит всё-таки боится, что сбегут. Как необдуманно пойти на дело с предавшими, пусть они и хотят реабилитироваться.
        На одного напасть скопом… сомнительная, конечно, реабилитация. Но сейчас мне пофиг, на место усталости пришла злость, которую я всё это время за разговорами подавлял.
        Которая копилась не только день, гребаную неделю! С того момента, как отец решил проучить или…как он там сказал Багировым, провести воспитательную беседу.
        Хорошо, что вспомнил. Поможет представить на их месте родственничка.
        И не завидую я вам, пацаны. Самое время поворачивать оглобли, мне-то не страшно, мне-то не впервой одному против отары овечек. Новенький пейнтбол что ли не помнит.
        - Да он уже дал по штанам. - Заржали за спиной. И все за ним.
        Ладно, дам шанс. Достаю из заднего кармана телефон.
        - Ментам-понтам надумал звонить? Так не успеют, сейчас твоя партия, Соло. - Огрызнулся новенький своим мерзко-строгим голоском, но пальчиком своим ребятишкам махнул.
        Ну так, надо полагать, на всякий случай, чтоб телефон подрезали..
        - Мне подмога не нужна, сам могу хакнуть счета ваших родаков. - Говорю как между прочим, на движения позади всё так же не оборачиваюсь. Но они прекращаются, замирают.
        - Чистой воды блеф. - Ещё и зевает специально, скучающе.
        Ну-ну, новенький! Чего-то ты лишка телека пересмотрел.
        - Именно поэтому я всё про тебя и твою свиту знаю? - Откровенно смеюсь. Не, ну мальки как они есть.
        Вижу, как напрягается, из тени выходят ещё двое и на лицах такое вселенское непонимание, а потом осознание. Прям искра, буря, безумие. Шпана молодая, но не удалая.
        Но раззадоривать не нужно, нарываться раньше времени - тоже, ведь я ещё не знаю, сколько их там за спиной. Пятак к слову пришелся, вдруг их больше.
        - Это уголовка, а ты у нас не повязан. Так что харош заливать.
        Открываю на телефоне переписку и зачитываю им, как они честной компанией меня выслеживали. Читаю впервые, иначе бы так легко не поймали, но семейные дела были важнее, поэтому сейчас приходится делать вид, что про замануху знал заранее.
        - Э, это чё такое? - Один подходит к новенькому и толкает его в плечо. - Ты чё знал, что Эндшпиль нас обрабатывает?
        Новенький нахмурился и давай смотреть на меня, будто я у него песочницу отжал да не одну. Ууу… Детский сад наш тормозок, наш девиз: «Педальки вниз». А, может, лучше пар выпустить, чем вот это нытье слушать? И зачем только решил закосить под крутого.
        Уже давно бы был у деда.
        - Так, всё! Надоели! День - дрянь, давайте нападайте уже, хоть злость не профукаю, будет, кому впаять.
        Убираю телефон в задний карман, показывая готовность на всё, даже если это всё вдруг будет перочинное.
        - Не-не, я пас. Сольёт переписку, и батя мне бубенцы открутит. Я сваливаю.
        Первый пошёл, точнее ушёл. За спиной опять наметились шевеления, на этот раз я оборачиваюсь, чтоб персональное приглашение вручить, а то стоят, ждут своего Черномора.
        - Давай. - И чувствую, как глаза против воли наливаются яростью.
        Да, мне нужны эти груши.
        Но пацаны попятились. Догонять не стал, пусть уматывают, всё равно ещё свидимся, как никак один лицей.
        И свита реально дала дёру, солдаты оставили своего командира. Дед бы за такое меня повесил, но это у меня дед военный, а у них бизнесмен на бизнесмене, спрессованные деловой репутацией. Да и отцы не далеко ушли. Впрочем, в этом с моим похожи.
        - Ну? - Спрашиваю новенького. - Один на один?
        Вскидываю бровь, теперь самое время поглумиться.
        - Думаешь, мне слабо? - И смотрит затравленно, хоть по сторонам не озирается и то ладно, будем принимать за авторитетного.
        - Думаю.
        - А ты весь такой крутой? Непобедимый?
        - Так ты проверь.
        И этот ненормальный с якобы лучшей реакцией во всём нашем городе кидается на меня. Вспыльчивый, обиженный, отмороженный, но хлюпик.
        Одно моё движение, и новенький уже целует асфальт, брыкаясь, как лук на разогретой сковородке.
        - Отпусти, паскуда. Отпусти, ***!!!
        Слабак.
        Отпускаю и ухожу. Не оборачиваюсь. Знаю, что не пойдет следом, не настолько уж тупой. Хотя нет предела человеческой глупости, и никогда не стоит недооценивать это вражеское оружие.
        Но спрашивается, чего пристал ко мне. Требований нет, угроз тоже, разве что территорию отвоевывает. Но тоже: как-то гаденько, нечисто. Короче, псевдо-отвоевывает, больше метит.
        Думает, что тогда огрели не за что? Как бы не так, мы с пацанами всё предельно ясно озвучили и не один раз. Нет же, опять в золото целится. Пофиг на него. На них. Если самим от себя не противно, не мне тут тонуть из-за мальков.
        Я почти прошёл арку, как вырастает ещё одна тень. Из неоткуда.
        Другая, четкая, яркая. Сильная.
        - Чайник давно вскипел.
        Дед! Черт, напугал ведь.
        - Ты здесь был? Видел? - Спрашиваю, хотя ответ и так уже знаю.
        - Ты подпустил со спины четырёх. - Отчитывает мой личный полковник.
        - Всё было под контролем, дед! Они ж все слабенькие, пугливые. Я их знаю.
        Хмурится, не понравилась моя отмазка. Разворачивается и уходит. Следую за ним, еле как нагоняю. Шаг деда будь здоров: шагай верстой!
        - Да, теряю хватку. Запустил себя. - Признаюсь и каюсь.
        Но вплоть до квартиры мы молчим. Выяснять отношения на улице дед никогда не станет. Всё в себе, но зато дома уж точно пропесочит по всем фронтам.
        - Что с матерью? - Спрашивает, как только закрывается дверь.
        - Всё то же…
        - Совсем замордовала пацана. - Дед покачал головой, не одобряя. - Переезжаешь ко мне!
        Безапелляционность полковника граничит с сумасбродством, знает ведь, что не могу оставить мать, совсем без меня пропадет.
        - Дед, я у неё один.
        - У неё есть муж, ради которого она поменяла имя, бросила семью и нещадно губит сына. Моего наследника! - Идёт на кухню.
        Следую за ним.
        - Но она же болеет… - Начинаю, но под сердитым взглядом деда сбиваюсь.
        - Чем она болеет? Воспаленной ревностью?
        - Выпадает из реальности…
        - Ах, да, воспаленным воображением. Сначала довела себя подозрениями, слежками, додумками, потом всех вокруг извела. - Говоря всё это, дед накрыл на стол, налил чай и пододвинул ко мне сушки. - А ты таскаешься за ней, ищешь по всему городу!
        - Дед! - Нет, у всего же есть предел, что он черту-то переходит.
        - Молчать! Я что тебе когда-то высказывал это?
        - Нет…
        - Так вот и не суши тут свои зубы! - И как посмотрит. - Анимацию эту свою ради неё освоил? Освоил. В хакеры из-за неё заделался? Заделался. За собственным отцом следил? Следил. В клуб его повадился? Повадился. На учёбу начхал? Начхал. С дедом встречаешься тайком? Тайком.
        Разошёлся он не на шутку. Что-то и правда нечего возразить. Одни риторические.
        - И долго ты ещё будешь поводырём разгуливать? - Под дых.
        Спасибо за чай, в горло теперь не лезет. А слова, наоборот, застревают.
        - Она моя мама, дед…
        - Она твоя Салтычиха!
        - Дед!
        - Не дедкай! Я уже двадцать пять лет дед. И что теперь. Один вон внук ретировался и живёт себе в удовольствие. Учится, гранты выигрывает, стажировки всякие. А ты-то что здесь подвис? Ведь уже давно не любишь её.
        - Люблю!
        - Не спорь! Не любишь, жалеешь, коришь, всё чего-то узнать пытаешься. Но не любишь! Отца ненавидишь, мать презираешь, что это за семья-то у вас такая!
        - Не презираю…
        - А скоро и до этого дойдёт. Уже не уважаешь, вижу, чувствую. Хочешь любить и уважать, но не можешь уже. И себя грызешь за неправильные чувства. - Смотрит на меня внимательно, не выдерживаю, отвожу взгляд. - Что, не прав я?
        - Не прав. - Упрямо возражаю, нельзя поддаваться, нельзя!
        - Ну, ну! У меня не это ваше ДеЛи, но и здесь честность есть кому защищать! - Сердится ещё больше, гнев его теперь и меня касается.
        Ещё какое-то время сидим в тишине. Дед пьет чай, ядрёный и терпкий, с пятью ложками сахара. Каждый думает о своём. И как тут смотреть на проблему одинаково.
        Никак!
        Может, он и прав, может, все мишени выбиты. Может, всё это может. И люблю я его безмерно, и уважаю, но обсуждать маму… Нет, нельзя. Не положено сор из семьи выносить.
        - Чего пришел-то? Чать не из-за матери одной. Она небось и не знает опять? - Посмотрел с грустным лукавством, болезненным таким, обиженным.
        Да, не знает. Опять, снова. Не за чем ей знать, они уже лет восемь не общаются. Как имя она поменяла, так и всё - отрезало. Дед не принял. Сказал, не по обычаям, против совести: не простил. Только Марина про нас с дедом и знает, но не болтает лишнего, маму бережет.
        - Напортачил я. - Признаю и признаюсь.
        Он прав, наверное, пришел не из-за мамы и даже не из-за Марины…
        - С девушкой? - Голос деда меняется, становится мягче.
        Все-таки как он умеет брать себя в руки, ну и выправка! С детства восхищаюсь и о такой мечтаю. Когда уже получится, как у него. Когда же?
        - С одноклассницей.
        - Если несерьезно, предлагай поддержку. Если серьезно - защиту.
        Лаконично и прицельно, а мне бы расшифровочку. Как скажет, так и сиди, отгадывай.
        - А я не знаю, серьезно или как…
        - Спроси. Язык тебе на что.
        - Вот так взять и спросить?
        - А что телиться? Всё равно не знаешь, что у неё на уме и как она переживает. Женское вне нашей власти. - Устало потер лоб рукой, на время расправляя свои многочисленные морщины.
        - А если мне не важно, что она думает и как переживает?
        - Ты мне тут не пудрись! Так и скажи ей, что не важно тебе. Или честный только у меня на кухне?
        - У тебя всё так просто… - Не принимаю его вызов, всё равно не вывезу, дед и в словесном бою силен.
        - Не беги от ответственности, и у тебя всё будет просто! - Отпил чаю и продолжил. - Вот там, где не нужно, голову в песок, а как родителей лесом послать - так это мы растерянные. Ладно, что обиняками говоришь. Как напортачил-то?
        - Она маму помогла найти, потом так ею восхищалась, а я… Поступил подло, вывалил на неё за всех терпил мира. Чёрт!
        Дед серьёзно посмотрел на меня, а потом спросил:
        - На Лилю похожа?
        - Очень…
        - Ясно, сам-то поди и не помнишь, когда в последний раз матерью восхищался, а тут выискалась с восторгом в глазах и с добром в сердце.
        Не в бровь, а в глаз, дед. Но ему об этом умолчу.
        - У неё получилось вывести маму в реальность, представляешь!
        - Вывести в реальность… Брось при мне эти слова! Она здоровее и реальнее нас с тобой! А однокласснице своей скажи правду, как есть. Так и так, принял за всемирное зло зря, все люди разные, терпение - тоже труд. Ну и сам там сориентируешься, не маленький. - Поднялся из-за стола, чтобы убрать бокал в мойку.
        - Хорошо, завтра тогда и скажу. Спасибо, дед! Реально полегчало.
        - Реально полегчало… - Спародировал меня. - Тоже мне, понабрался! Это ещё не реально. На неделю едешь к Петру на полигон, полосы препятствий обновили, опробуешь, оценишь, пока он более-менее свободен.
        - Дед, нет, я не могу, у меня…
        - Понос, запор или ветрянка? - Насмешливым тоном перебил он.
        - Дед, я правда не… Я маму не предупредил!
        - Ничего, сама поймет. Может, пореже выпадать из реальности будет и мне в кое-то веки позвонит.
        - Дед…
        - Не обсуждается. Мой посуду и спать. Завтра рано вставать.
        Целая неделя! Твою дивизию!
        43
        МИЯ
        Открыла дверь домой из последних сил.
        К ногам будто гири привязали, а они и рады тянуть и тянуться к земле, давя на весь позвоночник и одним махом высасывая даже крохи оставшейся воли.
        Так не хотелось никого видеть. Грешным делом подумалось, что вот совсем не расстроюсь, если никто встречать не выйдет, да и вообще мелькнет перед глазами только завтра утром.
        Но не зря говорят, хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах, вот очень даже не зря. Желаний это тоже касается, ага.
        Не успела я снять пуховик с шапкой, как нарисовалась Оля, куда-то шла важной такой особой. И нет, чтобы пройти дальше: остановилась, уставилась на меня и навалилась очередным нагоном:
        - Не запылилась! А где букет? - С места в карьер. И даже не шифруясь.
        - Он тебе новый купит. - Нет желания привычно молчать, хотя вымотанная, как после двухчасового беспрерывного плавания.
        - Что за букет? - Спросила мама, выходя из кухни с чашкой в руках.
        Наверное чаевничают. Странно, время-то для приема пищи уже позднее.
        Я обернулась на маму, потом посмотрела на Олю, давая ей шанс рассказать. Ну или как-то иначе выкрутиться. Мне было настолько безразлично, что она придумает. Но она молчала.
        Махнулись мы ролями, видимо. А мама всё ждала ответа, причем от меня. И как поведет себя Астра в своей третьей реальности?
        Махнула головой, отгоняя невовремя жужжащие мысли. Вот совсем не до них сейчас, всякая чепуха в голове засела, неужели не вытравить теперь. Ох, приплыли. Спасибо, Эндшпиль, низкий поклон!
        - Мия? - Аккуратно позвала мама.
        А что я теряю, если скажу правду?
        Мама будет волноваться. Она до сих пор не знает, что Тузов перевелся в мой класс. Во всяком случае от меня точно не знает. Я опять посмотрела на Олю, которой, казалось, совсем некуда спешить, стоит, пытается язвительную улыбку скрыть, а не получается: глаза выдают.
        Слишком много козырей у вас с Тузовым, Оленька. Дотянула я. Дотерпела…
        - Мам, я тебе соврала. Гулять меня позвали не девчонки, а Тузов.
        Поймала себя на мысли, что не могу назвать его по имени. Даже про себя, язык не поворачивается.
        Хм… И давно этот ларчик открылся?
        Ладно, сейчас не об этом. Пристально вглядываюсь в лицо мамы.
        Она не хмурилась на моих словах о вранье, наверное, слишком доверяет и думала, что я преувеличиваю. Но знакомая фамилия яркой зарницей прошлась по ещё недавно спокойному лицу.
        - И букет подарил он. Букет моих нелюбимых конфет. - Продолжаю, глядя на маму и чутко отслеживая её реакцию.
        Я боялась, ей станет плохо, а тревога настолько заполонит её сердце, что мне до конца её чудесного положения придется отмалчиваться, утаивать или вообще лгать. Сейчас была важна каждая эмоция, весь мир сузился до неё - моего самого дорогого и любимого человека.
        Мама слабо улыбнулась, чашка в руке дрогнула, но вторая рука тут же пришла на помощь, восстановив равновесие. Может, и мы так сможем: поддержать друг друга, успокоить.
        - Пойдем поговорим на кухне? - Полувопрос, полупросьба.
        Да, нам это нужно. Это именно то, что нужно.
        Киваю и возвращаюсь к обуви, которую ещё так и не успела снять. Краем глаза заметила совершенно обалдевший взгляд Оли. На каждый туз, есть джокер, сестренка!
        Невольно улыбнулась, а она это заметила. Как подскочит прямо ко мне, даже не знала, что Оля умеет быть такой быстрой.
        - Совсем не жалко маму? Решила и второго угробить? - Ехидно спрашивает она. Но за этим ехидством кроется ещё что-то.
        И это что-то - её слабость. А значит - моя сила.
        Поднимаю голову, смотрю Оле прямо в глаза, всё так же слегка улыбаюсь.
        Сильная, смелая, напористая, неуступающая, несдающаяся. Но обиженная и сама собой запуганная. Я впервые в жизни понимаю, что нечего её бояться. Совершенно!
        И можно было ей ответить, осадить, выбить почву из-под ног либо, наоборот, закинуть удочку с двусмысленной наживкой. Но вот не хочется. И не потому, что устала и предстоит возможно один из самых серьезных разговоров с мамой.
        Я слишком долго берегла силы и это меня уменьшало, уменьшало, пока не превратило в «простую». Обидно, больно, но, наверное, он был прав. А я так не хочу. Не хочу!
        Хочу маленького торжества, своего. Пусть это будет моё «спасибо» за букетик!
        Разворачиваюсь и ухожу на кухню. Запираю за собой дверь на замок. Вообще закрываю все двери, через которые можно попасть к нам с мамой.
        Лишние уши не нужны, а особо любопытные пусть утешаются фантазией. У мстителей и обиженок она изобретательная.
        На столе уже стояла вторая чашка, вкусно дымился чай. Прохожу ко столу, понимаю, что мама не очень удивилась моим махинациям с запираниями, и это меня немного успокаивает.
        - Как он тебя нашёл?
        Мама перешла сразу к делу, это проще, легче и менее болезненно, чем растягивать, натягивать нервы, превращая их в оголенные провода.
        - С этой четверти он учится в моём классе. Перевелся, мама удачно устроилась на работу, помогли и Тузову.
        - Как он?
        - Как ты себя чувствуешь? - Правда правдой, но заботу и внимательность никто не отменял. Ни один изверг не стоит маминых нервов.
        Вообще ничего не стоит, как сегодня выяснилось.
        - Здоровье у меня крепкое, Мия. Я не буду зря переживать, если увижу, что ты справляешься. - Мама коснулась рукой моей руки и крепко сжала, поддерживая.
        - Он стал взрослым. По-настоящему взрослым, не как тогда хотел. Но обижен, винит меня, не скрывает, что до сих пор ненавидит. - Говорю спокойно, как факт, данность, которую ни оспорить, ни оценить.
        - Досаждает?
        - Не без этого. Один сегодняшний букет чего стоит. - Хмыкаю, печально улыбаясь.
        - Он снова переходит границы? - Чувствую, как на душе у мамы становится всё беспокойнее.
        - Мам, я хочу рассказать всё, как оно есть. Но для начала ты должна знать, мне ничего не угрожает. Повторения истории не будет. Денис, тот самый Денис Соломонов здорово приспустил гонор новенького.
        От удивления мама дернула рукой, задев чашку и чуть не разлив чай.
        - Денис? Он тебя защищает?
        Не хотелось говорить, что возможно эта его защита временна. Но и совсем придумывать тоже не вариант…
        - Он и его мама сегодня спасли мой вечер. - Лучше полуправда, чем наглая изворотливость.
        - Как они это сделали?
        Тревожность мамы вытеснило удивление, которое росло как на дрожжах. Да, лучше так. Эмоция тоже сильная, но, очень надеюсь, не губительно сильная.
        И я рассказала маме всё. Как на духу. Даже про коробку. Как на исповеди, честнее, чем в той странной мастерской.
        Мама не перебивала, слушала с таким вниманием, что иногда мне становилось не по себе, но я тут же брала себя в руки: так и нужно, это и есть неравнодушие, участливость. И уважение.
        Закончила я всё беспристрастным заявлением, что в помощи психолога больше не нуждаюсь.
        - Мия, ты уверена?
        - Абсолютно! - Я подвинулась ближе к маме, взяла её за руки и, глядя в глаза, сказала очень важные для нас с ней слова. - Я хочу выкарабкаться сама. Сегодня я поняла, что могу.
        Мама облегченно улыбнулась, и в уголках её ласковых глаз заблестели слёзы.
        - Я всегда с тобой!
        И мы обнялись. Уставшие, опустошенные, но абсолютно счастливые.
        А я уже знала, что сделаю завтра. Каким оно будет, моё завтра. Не без джокеров, конечно!
        44
        Думала, моя решимость отпугнёт кошмары, заставит их сжаться, и я наконец спокойно посплю. Но где уж там.
        Сначала мне снилось всё и сразу, неразбериха скачет на белиберде, а погоняет их абсурд. Потом стало вырисовываться что-то конкретное.
        Темный-темный лес с высокими дубами, совсем молоденькими и столетними, но каждый из них рос высоко, до границы неба. Непроглядный туман, вязкий, густой, можно было схватить и комки налепить. Он обволакивал все дубы и делал их ещё страшнее.
        Бреду, не зная дороги, не догадываясь о цели. Кромешная сизо-серая мгла окружала меня со всех сторон. Под ногами витиеватые бугры, коряги, корни, пронзающие землю.
        Ощущение безвылазной безнадежности сковало сердце, не отпуская и жаля последнюю надежду на что-то светлое. Одиночество. Туман. Высокие исполины, которым нет дела до меня и моего страха. Они вечные, они не я.
        Бреду от ствола к стволу, от бугра к бугру, от корня к корню. Больно падаю на колени, но понимаю, что должна подняться и идти дальше, поэтому поднимаюсь и опять плетусь.
        Около одного ствола замечаю что-то светлое, едва выделяющееся очертание. Фигура! Силуэт человека! Тянусь к нему, обхожу ствол со всех сторон, но не могу дотянуться, достать. Ноги уже не чувствуют земли, от усталости забились и онемели. Руки, поцарапанные корой, тоже почти одеревенели.
        Вдруг, когда я почти уже сдалась достать ускользающий силуэт, эхом раздалось:
        - Простая, простая, ты простая. Не выберешься. Оставайся со мно-о-о-й!
        Резко просыпаюсь. Руки и ноги свело, будто я действительно побывала в том страшном лесу. Сердце готово выпрыгнуть из груди и не терпеть больше такую меня.
        Касаюсь руками лица, они ледяные, неприятные. Пробегает холодок по телу. На мгновение закрываю глаза, чтобы прийти в себя, оклематься, ещё раз сказать себе, что это всего лишь сон.
        Помогает, но не сразу. Совсем не сразу. Шумный свист ещё долго рвется из груди, словно я как минимум марафон века пробежала.
        Что за дурной сон!
        Тянусь к ночнику, с третьей попытки всё-таки удается попасть в заветную кнопку, и полумрак в комнате рассеивается. А я вижу свои родные углы, знакомые очертания реальности.
        Так дело не пойдет. Что я за дохляк такой, мнительный да ещё и впечатлительный. Всё к сердцу, всё к нему предателю такому…
        А вдруг это знак? Как тогда?
        Я встала с кровати, немного походила по комнате, чтобы размять ноги да и в целом привести себя в порядок. Хаотичная монотонность помогла. Кровь, наверное, наконец обратно вернулась и начала правильно питать мозг, а не абы как, чтоб только инстинкт выживания один из всех и остался.
        Посмотрела на часы. Три ночи. Прекрасно, до подъема ещё четыре часа, а, может, и все пять, не к первому же уроку. Ага, а сна теперь ни в одном глазу. Замечательно!
        Я пыталась лечь, закрыть глаза, но сон всё равно не шёл. Даже страшный, даже полудрема решила не облегчать мне жизнь. Ну что ж, значит займусь чем-нибудь приятным.
        Беру со стола книжку, нужно почитать, отвлечь мысли вымышленным, чужим. Но, как назло, взгляд только и ловит это кошмарное, въедливое слово, во всех его формах ещё. Вот же гадство!
        Простая, простой, простые, простоватые, простецкий, простенький, простяк.
        Ладно-ладно. Мы ещё посмотрим, кто кого. Вскакиваю с кровати, возвращаю книгу на стол. Нужно найти чистый блокнот или тетрадь какую. Сто лет ничего о чувствах и эмоциях не писала, но сейчас самое оно. Иначе сожрут меня заживо и не подавятся!
        Маленький блокнотик отыскался с трудом, но зато был под настроение. Черным-черным, как сама бездна, что смотрит на нас, когда мы смотрим в неё. Смотримся.
        Чистая страница, новая, белая, разлинованная. Воплощение самого порядка и определенности, а в голове ворох мыслей и ни одной подходящей, чтобы быть первой на этой белизне.
        На глаза попадается та сама «Переписка». Я так и не смогла тогда взять её в руки, дочитать, слишком провокационной она была. Но сейчас не зря из всех мелочей на столе я выхватила именно её.
        Открываю и опять вижу странную цитату Шиллера.
        И мысль, словно молния, пронзает. Да, она очень подходит, чтобы стать той самой первой. И всё. Поток слов льется, успевай только записывать. Не так ярко и образно, но записываю всё. Всё, что мучило, досаждало, нервировало, испытывало. Всё, что могла вспомнить именно здесь и сейчас.
        Уже запястье покалывало от непривычных ощущений, перетрудилось. И пальцы начала неприятно зудеть. Но я всё писала, не могла остановиться.
        Когда закончила, выдохнула. Прикрыла глаза, глубоко вдохнула. И решила перечитать.
        Мамочки!
        Первым порывом было разорвать все листы. Не жалея, наоборот, костеря последними междометиями.
        Он. Сплошной Дэн. Почти в каждом предложение.
        Как он смог? Когда умудрился пробраться ко мне в голову? Когда его мнение добралось до моего подсознания?
        Что происходит? Что это опять за манипуляции…
        Я снова злилась сначала на него, потом на себя. А потом память опять подкидывала мне общие моменты, разговоры. Переглядки.
        Докатились, Мия! Сливай воду, иначе утонешь, дурочка!
        Убрала блокнот на самую нижнюю полку тумбочки. Вот четыре года ничего не писала, и не надо было начинать. Правильно, что тогда решила порвать с этим неблагодарным занятием - рефлексией. Нечего тут анализировать. Тоже мне удумала носиться со своей эмоциональностью.
        Давай опять погрязнем в себе, был же уже опыт, отчего бы не повторить, правда?!
        Как неопытная малолетка, ей-Богу!
        Оставшиеся часы я читала. По многу раз перечитывая, вновь и вновь возвращаясь к страницам, которые проглядела, продумала. Упорно, с какой-то ненормальной настойчивостью пыталась докопаться до сюжета, который ускользал.
        Ладно, стоит признать, что плюсы в этой самой рефлексии всё же есть. И в проснувшемся желании писать.
        Теперь-то я точно знаю, что власть сменилась… Тузов на всех пяти листах не упомянут ни разу!
        Посмотрела на его «подарок», в свете настольной лампы коробка уже не казалось такой красивой и прекрасной, да и лента выглядит корявым отростком. Что ж, извини, Тузов, отдать, как обещала, не получится.
        Планы меняются.
        45
        Я умудрилась опоздать в лицей. К первому уроку редко опаздываю, а тут ко второму еле собралась. В общем-то случилось очевидное и вероятное: как ночь проведешь, так и днём запоешь.
        Чуть ли не впервые в жизни решила изменить своему стилю, подкраситься, завить волосы. И всё шло отлично. До поры до времени. Пока не обнаружила, что часть косметики, которую мама дарила мне ещё на прошлый день рождения, уже не в духе, срок службы истек в декабре.
        Но глаза я всё же подвела, а ненавистный прыщ на щеке, упорно не желающий затягиваться, замазала и припудрила. Лёгкие светло-коричневые тени, немного туши.
        Возиться непривыкшей и необученной мне пришлось очень долго, я пыхтела, как чайник, сотый раз спрашивая себя, на кой чёрт это нужно. Но нет, нужно и всё тут! Объяснение отличницы-тепличницы, как сказала бы Маша.
        Но припозднилась я всё же не из-за этого. И не из-за плойки, с которой тоже пришлось помучиться. В общем, совсем не из-за прихорашиваний.
        Разговор с отцом стал таким же шоком, как и моё неожиданное желание намарафетиться. Если мама встретила бодрую и улыбающуюся меня радостными объятиями и ласковыми комплиментами, то отец был как в воду опущенный.
        И всё бы ничего, ну утро не задалось, это я уж как никто понимаю. Только его взгляд исподлобья, который неотступно следовал за мной, пока я нам всем накрывала на стол, меня сначала безумно смущал, а потом стал отчаянно нервировать. И весь ореол красоты и хорошести, над которым я старательно корпела не один час, рассыпался некачественной мозаикой.
        На кухне были мы одни, но спрашивать, что случилось, я не решилась. А потом уже и Оля спустилась, села на своё место, начала что-то щебетать о своём - высоком и успешном, и я упустила заветное время.
        Маму вырвал важный разговор, позвонила особо боязливая пациентка, которую лучше утешить сразу, иначе получат врачи бомбу с часовым механизмом. И беседа эта так затянулась, что хочешь не хочешь, а мне пришлось сесть за стол с остальными домочадцами.
        Странные взгляды не прекратились. Но я не выдержала и вопросительно посмотрела на отца. Что за кошки-мышки, все уже взрослые, можно рубить правду-матку и не бояться обидеть ребенка.
        Ох, если бы я тогда знала, о чём зайдет разговор, трижды бы покарала свои мыслишки. Ну ничего, потом мне удалось это сделать в разы больше.
        - Мия, это правда, что Тузов Амир теперь учится в твоём классе? - Откладывая нож с вилкой, спросил отец.
        От неожиданности я подавилась чаем и, пока кашляла, думала, что ответить, а самое главное - каким тоном. Отец не мама, это она поймет, даст свободу, поддержит своей любовью и верой. Он не так терпелив в вопросах чести, достоинства и всего того, что может очернить Багировых.
        Это Оля постаралась. Точно. Даже смотреть на неё не нужно, чтобы знать, как сейчас злорадствует. Мстительная тайпана, ядовитая, подлая пакостница.
        - Правда. - Откашлявшись, говорю я и смотрю отцу прямо в глаза.
        Уведешь взгляд - покажешь слабость, туда и надавят. А Тузов не моя слабость, прошла гегемония. Теперь уж точно.
        - Почему я узнаю это от напуганной Оли? - Голос сердитый, твердый, властный, такой только в молот переплавлять.
        Подождите. Напуганной? Вот же… Слов воспитанных на тебя нет, сестричка! Ну ничего, будет тебе правда.
        - Потому что она знала об этом раньше, чем я.
        По-прежнему не отвожу взгляд от отца, но краем глаза замечаю, как замерла ложка в руках Оли. Она сидит напротив меня, поэтому не трудно делать вид, что она мне безразлична. Мельком всё равно подмечу опасные выпады.
        - Что значит узнала раньше, чем ты? - Напрягся, рукой задел нож, тот неприятно звякнул.
        - Что ты такое придумываешь, Мия? - Спросила и Оля, так по-девичьи удивленно, оставалось только ресничками похлопать.
        А ты что думала? Мамы сейчас нет, отец потому и завел этот разговор. А ты просчиталась, сестренка. Если маме всё-таки рискнула вчера рассказать, отцу уж тем более всё выложу, как есть!
        - Амир сказал мне, что Оля знала о его переводе к нам в лицей. Я его увидела только на нашем дворе. - Когда говоришь правду, так легко чувствовать себя уверенной. Какое прекрасное, ни с чем не сравнимое чувство!
        Отец нахмурился, перевел взгляд на дочь.
        - Это правда? - Спросил так серьезно и повелительно, что вот я бы точно не смогла даже слукавить.
        Но это я, а у Оли опыта побольше будет. Соврет и глазом не моргнет, что сейчас и произошло.
        - Папуль, ты чего. Откуда же мне знать, мы с ним после того случая и не разговаривали ни разу. - И так заметно выделила «после того случая», виртуозно переводя огонь вновь на меня. Тайпана, говорю же.
        Теперь отец смотрит на меня. Взгляд тяжелее прежнего. Но я не тушуюсь, на моей стороне правда, я это знаю. И даже если мне он не поверит, я не слишком расстроюсь, свой ребенок всегда ближе.
        Поэтому главное, что мама на моей стороне.
        Но правда правдой, а маленькую хитрость никто не отменял:
        - Если соврал он, то и я сказала неправду. За что купила…
        - То есть вы с ним общались?
        Решил не усугублять непонимание, это хорошо. Не хотелось бы дотянуть этот ужасный разговор до возвращения мамы.
        - Конечно. Вчера даже погуляли немного.
        Не знаю, успела ли Оленька и об этом донести, но лучше перестраховаться, а то неизвестно, под каким всё соусом она подала, если всё-таки со злости наябедничала.
        Судя по тому, что отец этому не удивился, донесла сестричка. Ну что ж, тогда я поступила правильно. Почему-то интуитивно чувствовала, нужно говорить правду, только правду, в этом и будет моя победа.
        - И как ты так спокойно об этом говоришь, Мия? Он же… он же столько плохого тебе сделал! - Наигранно восклицает «напуганная».
        - Кто старое помянет, тому глаз вон. - Впервые за это время посмотрела на Олю. Лицо такое жалостливое, показушно растерянное, а в глазах сами черти лимбальным кольцом играются.
        - А кто забудет, тому оба! - Завершила пословицу она.
        Уф, пакостница как она есть. Отворачиваюсь от неё, снова смотрю только на отца. И жду только его слов.
        - Мия, я нашёл новую школу. Она тоже профильная, пусть и не лицей, но немецкий там на очень высоком уровне, ты сможешь его подтянуть ещё лучше.
        Он говорил и говорил, а я не верила своим ушам. Новая школа? Опять переводиться? Снова бежать? Скрываться?
        - … в общем, там много всяких дополнительных курсов, внеучебных занятий, тебе понравится. - Подытожил он свою рекламную акцию.
        Не верю. Нет! Только не это. Неужели уже всё решено?!
        - Я хочу доучиться в лицее. - Севшим голосом говорю я, в глазах пелена, цвета сразу побледнели.
        - Не думаю, что это возможно. Мия, не нужно терпеть издевательства. Сначала был один. Этот как его… Соломонов. Теперь и Тузов появился. Нет, я не могу допустить, чтобы моя дочь терпела всяких невежд.
        Нет-нет-нет. Как невовремя всё сложилось в один пазл. Черт побери, как невовремя!
        Нужно что-то придумать. Срочно! Вот сейчас, именно в это мгновение та самая точка невозврата. Нельзя допустить, чтобы он надавил.
        - Папа! - Иду ещё на одну хитрость, пересиливая себя, называя его так, как никогда не называла. И он смотрит на меня совсем по-другому, пожалуйста, пусть его проняло.
        - Да? - Голос взволнованный, нет уже ни строгости, ни властной непреклонности.
        - Я люблю лицей, хочу окончить только его. Я больше не побегу от Тузова. Он на моей территории, и это теперь его проблемы! - Говорю спокойно, уверенно, даже не моргая.
        И это так на меня не похоже. Знаю, чувствую. Сама удивляюсь и восхищаюсь тому, как, оказывается, умею. Отец точно меня такой не видел. Решительность моя не особо проявлялась в его присутствии, я вообще редко что отстаивала. Но сейчас я готова не только отстаивать, но отвоевывать своё.
        - А что это тут за напряжение витает? - Спрашивает мама, открывая дверь на кухню.
        Нерешенный вопрос повисает в воздухе и огромным камнем ухает мне прямо на сердце. Да, груза всё больше и больше, а ещё и сутки не прошли с моего решения быть посмелее.
        Мда… То ли ещё будет!
        46
        В лицей я опоздала не одна, Оля со мной, отец вызвался отвезти нас, отправив Марселя Павловича по другим делам.
        Оля терпела, чтобы не высказать мне всё, что обо мне думала. Я наблюдала, как она время от времени хмурит лоб, а губы её стягиваются в едва заметную злую линию.
        Но при отце, даже таком задумчивом, каким он стал после нашего совместного завтрака, снять свою маску прилежной и хорошей доченьки Оля не могла. С неё точно спросят про то, как она умудрилась узнать про Тузова раньше, и сейчас она выбрала вполне себе рабочую тактику.
        Я же думала о другом. Всю дорогу до лицея в мыслях крутилось одно: если у любимой и самой лучшей Оли тогда не получилось переубедить отца и он не отказался ни от переезда, ни от перевода в лицей, то как смогу я? Силы не то чтобы не равны, они вообще не сопоставимы. А тогда ультиматумы были уж точно похлеще моего робкого «папа».
        Прощание получилось каким-то скомканным, каждый был в своих мыслях. И я даже не запомнила, что сказал отец. Может, вообще ничего не говорил…
        В лицей я влетела пулей, чуть притормозив около турникета, но потом снова припустила до гардероба. Оля, как оказалось, тоже не отставала. Ещё бы, она терпеть не может опаздывать, педантична до умопомрачения.
        В гардеробе кроме нас с Олей была ещё и Инга. Я не сразу её заметила, да и Оля тоже, раз начала меня отчитывать, не думая о невольных зрителях.
        - Только попробуй ещё раз назвать моего отца папой! - Донеслось через два ряда вешалок от меня.
        - Я давно хотела перейти на более близкое общение. Это был вопрос времени. - Соврала я, не признавая, что нарочно ввязалась в манипуляцию.
        Обернулась, чтобы посмотреть на Олю, которая переобувалась впопыхах, застежки её лакированных туфель не поддавались: пакостили, прям как их хозяйка мне. Заметила удивленный взгляд Инги и осеклась.
        Сестра же моя сводная сделала вид, что не заметила моего выпада. И это понятно, главное правило угрозы - не повторять дважды, как агитлозунг.
        Когда надела уже вторую туфлю, свет стал блеклым, надо мной нависла тень.
        - Если ты думаешь, что я подрастеряла сноровку и не смогу тебя уделать, как четыре года назад, то ты полная дура, Мия! - Скрестив руки на груди, сказала Оля и насмешливо повела бровью.
        - Знаешь, ты мне уже угрожала завещанием. - Застегнув туфлю, медленно поднимаюсь, чтобы не смотреть снизу вверх, как поверженная. - И, как видишь, я жива, цела и невредима!
        Руки невольно дернулись, чтобы принять такую же позу, как и у Оли, но я быстро одумалась. Не буду замыкаться, ей надо, пусть и закрывается. Язык жестов - это всё-таки не вздор.
        И сестра замечает это, расцепляет руки и занимает их своей сумочкой.
        - Это пока, туртушка! Радуйся, что Тузов даёт тебе передышку. Мягким он стал, всё жалеет тебя. А скоро это пройдёт… - И зловещая, многообещающая, подлючая улыбка-оскал.
        - Уж ты-то постараешься, да, сестрёнка? - В тон ей отвечаю я и стараюсь, очень-очень стараюсь улыбнуться так же. Надеюсь, что получилось.
        - Не привыкай к словоохотливости, туртушка. Больнее будет отвыкать! - Подмигнула, круто повернулась и быстрой походкой направилась к выходу. Но, наконец заметив Ингу, кивнула ей и даже махнула рукой в знак приветствия.
        Я подхватила пакет с коробкой, которую взяла с собой в лицей, и тоже хотела отправиться на урок, но тут меня окликнула Инга.
        - Багирова, нужно поговорить.
        - Сейчас информатика, самостоялка, давай потом. Я опаздываю.
        Не согласилась, но и не отказалась я, понимая, что с этой бывшей лучше действительно поговорить, пока это возможно сделать более-менее человеческим языком, а не парадом угроз.
        - Нам можно и опоздать. - Догнала меня у выхода и преградила дорогу.
        Я предпочла не отвечать, достаточно того, что остановилась. Ей нужно, пусть и начинает разговор. Мне он как рыбке зонтик - проживу и не задумаюсь. А ходить в чьих-то врагах давно уже привычно.
        - Где Денис? - Начала и сразу же ошарашила.
        Я нахмурилась, и из-за этого вот я сейчас опаздываю на самостоялку?!
        - Я не знаю. - И порываюсь уйти, рукой касаюсь плеча Инги, пытаясь расчистить себе путь.
        А плечо у художницы почти каменное, не сдвинуть, не отодвинуть: даже не шелохнулось. Как стояла она упертой и решительной, так и стоит.
        - Ты последняя его вчера видела. А сегодня он не отвечает. Мои звонки всегда берёт, а сегодня - нет! - Сумбурная речь выдает её волнение.
        И мне почему-то становится жалко Ингу. Зря я против неё ополчилась, предубеждений нагнала, она, в сущности, мне ничегошеньки плохого не сделала. Да и делить мне с ней нечего и некого.
        - Может, он уже на уроке. - Попыталась успокоить её, но она только зло посмотрела на меня.
        - Нет его в классе! Не пришёл сегодня в лицей, а ты последняя его видела. Он с тобой был!
        - Инга, день только начался. Придёт Эндшпиль, куда он денется. - Ещё раз пытаюсь обойти одноклассницу, получается ещё хуже, чем в прошлый.
        Она резко начинает напирать на меня, и я отступаю назад.
        - Зачем ты около него вертишься? Твой дешёвый флирт уже достал! - Продолжает наступать, загоняя меня вглубь гардероба.
        - Инга, вчера была чистая случайность! Я не флиртую с Эндшпилем, это он постоянно докапывается до меня, ты разве не знаешь?!
        - Он меня бросил из-за тебя! - Хватает меня за руку, её худые и длинные пальцы впиваются мне в локоть, как щипцы.
        Пытаюсь вырваться, не получается. Хватка бульдожья, просто так уже не отпустит.
        - Он тебе именно так и сказал? - Задаю вполне резонный вопрос, не интереса ради, а чтобы отвлечь.
        Ну не мог Эндшпиль из-за меня расстаться с девушкой. Не мог! Поэтому ни за что не поверю, что он ей не объяснил, почему им нужно разбежаться.
        - Нет, он сказал… Не тебе меня ловить, Багирова! Отстань от Дениса, иначе я сделаю всё, чтобы ты здесь не училась!
        А вот и угрозы пожаловали. Становитесь в ряд, тут ещё парочка желающих меня отчислить, перевести и так далее по списку.
        - А давай! Я как раз себе школу другую подыскиваю. И Эндшпиль, кстати, тоже.
        Не знаю, что на меня нашло. Зачем я полезла на рожон, зачем эта чисто девчачья шпилька, подстрекательство. Сейчас не то совсем подумает, а потом и додумает.
        Ох, ума палата, а ключ потерян, Мия!
        Смотрю в перекошенное озлобленное лицо Инги и понимаю, что окончательно настроила её против себя. Можно было сгладить, отшутиться, заверить в абсолютном равнодушии, но нет…
        Это же слишком гладко, конечно, нужно было настропалить!
        Ненормальная! Сумасшедшая…
        Инга разворачивается, уходит, а я остаюсь стоять замерзшей, заледеневшей статуей. Такой же безэмоциональной, но хрупкой до горячих температур.
        Повела себя хуже взбалмошного ребенка, у которого чужую конфету пытаются отнять. А она чу-жа-я!
        Прикрыла глаза, глубоко вздохнула. И решила пропустить информатику. Уже пол-урока прошло, пусть лучше будет пропуск, чем вот так нагло заявиться. Как говорит наша классная, если опаздываете, лучше не приходите. Мудро и правильно.
        Остаюсь в гардеробе, присаживаюсь на узкую скамеечку, которая стоит в самом углу, незаметная, но всегда выручающая дежурных. Но они сейчас на уроке, поэтому помочь она может только мне.
        За всей суматохой я так и не успела подумать, что скажу про коробку. Может, хорошо, что выдалось время. Нужно придумать что-то лаконичное, но искреннее.
        И я нахожу эти слова!
        Да, так им и скажу.
        47
        К нашему кабинету я подошла раньше звонка на перемену, дверь оказалась открытой, а за учительским столом сидела Мари Беккер. Она склонилась над тетрадями и не сразу заметила мою подглядывающую голову.
        Одноклассников ещё не было, не успели вернуться с компьютерного класса, где у нас обычно проходит информатика.
        Я постучала в дверь, поздоровалась и, дождавшись одобрительного кивка, зашла. Прошла к своей парте, отодвинула стул и водрузила на него пакет с коробкой. Получится ли на этой перемене?
        Но не при Мари ведь? Может, попросить её выйти?
        Учителя и правда остаются в кабинетах, следят за нами. Теперь лицеисты везде под присмотром. По собственным ощущениям могу сказать, что это даже хорошо, спокойно и безопасно. Но это я так… с позиции когда-то притесняемого говорю.
        - Мия, мы можем поговорить? - Вдруг обращается немка, и я удивленно поднимаю голову.
        - Да, конечно. - Подхожу ближе к ней, к первой парте первого ряда.
        - Мия, ваш случай запустил огромный маховик и заставил нас пересмотреть своё внимание к ученикам. Мне сказали, что твоя мама отказалась от разбирательства и от какого-либо наказания. - Мари, говоря всё это, смотрела на меня из-под очков, строго, но с интересом.
        Она замолчала, и я поняла, что должна что-то ответить.
        - Да, мы вместе приняли это решение. - Говорю аккуратно и дипломатично, чтобы ни словом ни себе, ни Дэну не навредить.
        - И она не дала согласия нашему психологу, который хотел побеседовать с тобой и Денисом.
        А вот этого я не знала. Значит не смогло всё обойтись малой кровью и процесс действительно разросся до каких-то немыслимых масштабов?
        - Мы сами с Денисом побеседовали.
        - Вы пришли к компромиссу? - Прямо и прицельно спрашивает учительница.
        Кто бы знал, как я не люблю эти прямые вопросы, требующие четкого и правдивого ответа. Не ответить тут уклончиво, не выкрутиться. Но мы ведь пришли к компромиссу?
        - Я думаю, пришли. - Отвечаю за себя, Эндшпиль потом свою версию выдаст.
        И пусть она совпадет с моей, пожалуйста. Иначе опять раздуют из мухи слона. Все стали слишком дотошными и предупредительными. Теперь не надеются на камеры, сами бдят-следят.
        И словно читая мои мысли, Мари делится важным:
        - Мия, это очень хорошо. Твоя история - пример стойкости и… как у вас говорят мужества. Благодаря вашему случаю нам удалось выявить ещё два подобных. Однако недостаточно узнать! Мия, я бы от себя лично хотела попросить тебя поговорить с девочкой, которую так же задевает одноклассник. Ей необходим такой пример, как ты!
        Мари встала из-за стола и подошла ко мне ближе. Немногим выше меня, сейчас она была мне как подруга, настолько доверительной была её просьба, и показалось, что границы обманчиво стёрлись. Она рассчитывала на мою помощь…
        На мою!
        В это невозможно поверить.
        Какой из меня пример? Я себя-то вытащить не могу из болота, засосало по самое не балуй, а тут другому помочь, поддержать. Как она себе это представляет?
        Но вместо незаданного вопроса я вижу глаза, в которых неподдельное восхищение, сдержанное, притупленное немецкой педантичностью и отточенностью эмоций, но оно есть. У Мари Беккер…
        Нет слов, одни эпитеты!
        - Да-да, хорошо. Я поговорю. - Поспешно отвечаю, чтобы не разрушить её хрустальный восторг.
        Учительница улыбается едва заметно, уголками губ. А глаза вновь становятся серьезными. Мари рассказывает, как мне найти эту девочку, которая, оказывается, учится в шестом классе и с которой уже разговаривал психолог. Какие совпадения, однако.
        И вопрос решён, но я остаюсь около первой парты. Уже прозвенел звонок на перемену, и начали подтягиваться в кабинет одноклассники.
        А я всё не отхожу. Мне так хочется спросить про Эндшпиля. Я ведь так и не узнала, как ему навредила… Что это за воспитательная беседа от его властного отца, чем это грозит Дэну в будущем.
        Мари, чувствуя мой взгляд, вновь поднимает голову от тетрадок.
        - Мия, ты хотела что-то спросить?
        - Да, я… - Прикусываю губу. Как про это спросить, если я только что заявила, что мы с Эндшпилем всё сами утрясли. - Я бы хотела переписать ту контрольную. Доказать себе и Вам, что могу получить отлично по той теме.
        - Хорошо. В пятницу после седьмого урока ты можешь подойти ко мне в учительскую.
        - Спасибо!
        Возвращаюсь к своей парте. Я струсила, так и не узнав главное…
        - Привет! - Встречает меня Маша, которая уже пришла с информатики.
        - Привет!
        - Ты сегодня такая красивая! Мия, новая глава в жизни? - Заговорщически спрашивает подруга.
        Я думала, наши отношения дадут трещину после всего, что она узнала обо мне. Но Маша необыкновенная, она заставила меня поверить, что те откровения были в нужный час и в надежные уши.
        - Ага, самый чистый лист!
        И мы дружно рассмеялись.
        - Тебе так идёт. И почему ты скрываешь от мира такую красоту? - Возмущенно добавляет она, рассматривая мой макияж.
        - Из-за этой красоты я опоздала на инфу. Между прочим…
        - И ничего не пропустила. Вот совсем. Людмилочку куда-то вызвали, и она нам дала какой-то тест решать, а самостоялку перенесла.
        - О, я значит смогу её не переписать, а написать!
        - Отличница-тепличница, ты неисправима! - Нахмурилась Маша, а потом потянулась ко мне через парту, чтобы потрогать мои локоны.
        - Мия, я очень, оо-очень надеюсь, что ты так расстаралась не для новенького. - И взгляд глаза в глаза.
        Ох, Маша, точно не для Тузова. Можешь не беспокоиться, но ей говорю совсем другое.
        - Кстати о новеньком. - Вытаскиваю коробку из пакета и ставлю её на свою парту.
        - Вот сейчас не поняла. Зачем тебе этот якорь в новой жизни? - Маша отпрянула от «подарка», как будто он дурно пахнет.
        Хотя… доля правды в такой вот реакции определенно есть.
        - Видео у меня не осталось, всё давным-давно почищено. Могу показать только это. - Хлопаю по коробке, но Маша понимает, что речь о фотках.
        - Кому показать? - Аккуратно уточняет она с неприкрытым подозрением на подвох.
        - Тому, кем меня Тузов вздумал пугать.
        Маша переводит взгляд с коробки на меня и говорит на выдохе:
        - Не может быть…
        - Только на этой перемене уже вряд ли получится. - Подтверждаю догадки подруги и глазами показываю на Мари.
        Попросить её выйти из класса я не могу, а вот когда на следующей перемене произойдёт смена караула и к нам придёт биологичка, тогда-то игра и будет стоить свеч.
        - Мия, тебя не узнать! - Маша прикрыла рот рукой, выражая всё своё удивление, изумление и чуть-чуть, самую малость замешательство.
        Ох, на этой перемене я ещё не раз услышала эти слова, одноклассники, которые как по команде стали вдруг меня замечать, не скупились в выражениях. Но то были комплименты исключительно моим внешним переменам.
        О запланированном же знала только Маша. Пока только она.
        Инга в мою сторону не смотрела, хотя я не раз ловила взглядом её прямую гордую спину. На перемене она осталась в классе, сидела за партой и, казалось, бесцельно смотрела вперёд, на доску. Только вот в руках теребила телефон. Он не сдюжил нервозность, и чуть было не сбежал от неё на пол, но Инга вовремя зацепила его пальцами.
        Тузов… Он прожигал меня, думал, наверное, что одарен убийственным взглядом, способным сжигать и плавить всё на своём пути. Увидев меня, направился в мою сторону, уже завернул в нужный проход, но его перехватил Рома. Они о чем-то шумно начали спорить, а потом вышли из класса.
        Переоценил Тузов свои силы. Я посмотрела на него лишь однажды и то совершенно случайно, когда он заходил в класс. На щеке его красовались царапины. Неужели не прижился в новом коллективе? Нет, вон хотя бы с Ромой общается.
        Но я почему-то отворачиваюсь совсем в другую сторону. Отворачиваюсь, чтобы увидеть пустую парту Эндшпиля.
        Его нет. Уже как минимум на информатике и немецком. Не сказать, что Дэн совсем не прогуливает, но ведь вчера ничего не предвещало.
        Или всё же были намеки?
        Может, с Рубиной что-то произошло? Эта мысль терзала меня весь следующий урок, я не могла сконцентрироваться на элементарных заданиях, которые давала Мари. К моему счастью, меня она не спрашивала, беседовала с другими. Ингу почему-то тоже не трогала и замечание про телефон ей не делала.
        Но ведь Дэна правда нет…
        48
        Он не появился и на биологии. Я решилась собственноручно раскрыть компромат, а Его нет…
        Чем больше думала об этом, тем больше винила себя. Некстати вспоминался дурной сон, будь он неладен со всеми своими дубами и туманами! Что-то вчера пошло не так. И не просто через пень-колоду, вполнакала, а по самое низвержение в прах. Что-то точно пошло не так…
        Я обязательно должна выяснить. Смутьянила Инга и меня, какой-то неощутимый, но тяжелый испуг сковал нас обеих. Трудно объяснить, ещё труднее его одолеть.
        За две минуты до звонка, когда Мари отвлеклась на Рому, который ни в какую не поддавался дрессировке немецким, я позвала Машу и попросила её задержать одноклассников, чтобы на перемене они не вышли из кабинета.
        Поручить такую миссию могу только подруге, а мне бы силы сохранить для того самого мужества, которое вдруг обнаружила Мари.
        Так, Мия, если решила, нужно сделать. Ты слишком долго отступала, шаг назад - и будет ещё хуже, ещё тревожнее. Ты ведь этого не хочешь?
        Нет.
        Маше удалось закрыть дверь в класс, как только Мари Беккер вышла, поэтому все остались на своих местах. Кто-то, разумеется, ворчал, грозился, но Виктор быстро осадил недовольных.
        С бьющимся сердцем, встревоженным пульсом, небеспричинным страхом я прошла к доске. На одноклассников старалась не смотреть, поэтому пока не повернулась к ним и не попросила минутку внимания, меня почти никто и не замечал.
        Вполглаза увидела, как Инга порывается выйти из класса, а Маша её даже к двери не подпускает.
        Вдох, выдох. Пора!
        - Вы поменяли своё отношение ко мне, и я понемногу перестаю ощущать себя парией. Спасибо!
        Осматриваю всех сидящих. Ещё один глубокий вдох и продолжаю:
        - К вам в класс я перевелась не просто так, на то были причины. И сейчас мне пытаются напомнить о них. А я хочу побороть свой страх, поэтому вот здесь… - Поднимаю коробку чуть выше, чтобы всем было видно. - …те самые причины. Если вам интересно, если хотите найти подтверждение неприятным догадкам на мой счёт, все они в этой коробке. Она в вашем распоряжении.
        Подхожу к ближайшей парте и ставлю свой неподъемный груз, своё чёрное досье. Тяжело освободиться, разомкнуть руки, которые, кажется, приросли к коробке и не хотят её отпускать. Но нужно. Мия, нужно!
        В классе стоит такая тишина, что уши закладывает. Никто, абсолютно никто не шелохнулся. Да, да, они же не могут смотреть при мне. Правильно, я как-то об этом не подумала…
        Опять робко всех осматриваю, оборачиваюсь на Машу. Она мне одобрительно кивает, открывает дверь и зовёт меня выйти с ней.
        Мы покидаем класс под едва заметные перешептывания. Но я замечаю, как Маша подала какой-то знак Виктору, который остался в кабинете.
        Подруга берёт меня за руку. Её руки теплые, в них бьется жизнь, мои же ледяные - мертвенно ледяные, ничего не чувствующие, никому не сопереживающие.
        - Мия, ты же не все фотографии оставила в коробке? Ты же некоторые выложила? - Спрашивает Маша, когда мы доходим до мягкого диванчика и присаживаемся.
        - Нет, все там. - Сиплым, будто не первый день простуженным голосом отвечаю я.
        - Даже те… без платья?! - Вскрикивает она, но сама же закрывает себе рот рукой.
        - Да.
        - Мия… Они здесь другие, они… Не поймут, Мия! - Маша закрывает лицо руками, скрываясь от неминуемого.
        - Пусть не поймут, но пусть знают. Если хотят… Люди - очень злые, лицемерные и корыстные создания! Если не расскажу я, найдется желающий. И будут потом на меня смотреть исподлобья, шушукаться, разносить сплетни, преувеличивать, додумывать.
        Маша выпрямляется, отнимает руки от лица, поворачивается ко мне и впивается своим решительным взглядом.
        - Нет, они не тронут! Я уверена. Ты нас недооцениваешь, Мия!
        - Я буду рада ошибиться. Маш, но опыт четырех лет душит даже самую оптимистичную надежду…
        - Понимаю… - Она тянется ко мне и обнимает. - Я с тобой, Мия. Прости меня, что я трусливо отсиживалась и иногда даже стыдилась дружбы с тобой. Я не представляю, чего тебе стоило добровольно отдаться на растерзание. Не представляю…
        И объятия стали ещё крепче.
        - Не мне кого-то осуждать. Я сама трусливее кролика. - Мягко улыбаюсь, но не вымученно.
        Несмотря на всё: неизвестность, парализующий страх, желание провалиться сквозь землю, я чувствую, что поступила правильно. Маша от меня не отвернулась. А остальные… Мне не привыкать быть изгоем. Одним годом меньше, одним больше. Одним классом меньше, одним больше…
        Вдруг у Маши завибрировал телефон.
        - И у кого это такая чуйка на «подходящий» момент. - Поворчала подруга, пока выуживала его из кармана. - О!
        Маша зависла над экраном. Нахмурилась, читая сообщение. Я не отвлекала и прочитать чужое послание не пыталась. Наоборот, решила посмотреть на двери нашего класса. Никто после нас с Машей так и не вышел.
        Значит смотрят. Ладно, пусть, я для этого и решилась на такой шаг. Теперь это их право.
        - Мия. - Позвала меня подруга, легонько касаясь моего плеча. - У Тузова отец сидел за изнасилование?
        Резко оборачиваюсь и встречаюсь с совершенно обескураженным, даже перепугано-потерянным взглядом Маши.
        Откуда она это узнала?
        - Я… я без понятия. - Не могу признаться, что знаю правду. Даже если она всплывет, то не из-за меня. Нет-нет.
        - Как это? Ты не можешь не знать! - Чувствую обвинительные нотки осуждения.
        - Маша, я… - Запинаюсь. - Это чужая жизнь.
        - Но он! Как он может, имея всё вот это… - Трясет телефоном. - … ещё на тебя бочку катить?!
        - Кто тебе прислал это?
        - Да не важно. Это же правда. Ужас! Это правда! С нами учится сын насильника. Уму непостижимо!
        - Маша, дети не отвечают за своих родителей! - Перебиваю подругу, чей голос становится всё громче и разлетается по коридору со скоростью слухов.
        - Вот, чем он пропитан! Вот, кто его пропитал. Я всегда чувствовала, что он с душком, гниль-человек… Очуметь! - Не останавливалась Маша, продолжая возмущаться. - Почему ты мне не сказала?!
        Она меня не слышит, когда такое возбуждение невозможно услышать другого. Просто нереально. Я это понимаю, я её понимаю и не могу осуждать шок. Но она ведь неправа. Нельзя рубить сгоряча, нельзя так сразу клеймить, нельзя срываться на стереотипы. Из-за этого можно дров наломать, много дров.
        Мамочки… История не может повториться. Ну нет, только не теперь!
        Хватаю Машу за плечи, резко встряхиваю, пытаясь хоть чуть-чуть привести её в порядок. Когда её взгляд более-менее фокусируется на мне, а в радужках отражаюсь только я, строго говорю:
        - Об этом никто не должен знать! Маша, слышишь?
        Не сразу, но кивает. Медленно и неуверенно, словно обдумывает, давать такое обещание или не стоит. И ровно в этот момент звенит звонок. Да… не в лучших мы кондициях, побитые и растрёпанные каждая своим, но пора на урок.
        Пора возвращаться в класс!
        49
        Когда заходила в класс, первым делом обратила внимание на первую парту. Она была пуста, лежали только книги и тетради Оксаны, но коробки не было. Взгляд мой резко переметнулся к своей галерке. Да, вот где моя родимая.
        Переставили или вернули? Вот, в чём вопрос…
        Учительница уже была в классе, раскладывала свои учебные материалы, мы с Машей прошмыгнули к своему ряду почти незамеченными. Насколько это, конечно, возможно во всей той кутерьме, что мы наворожили.
        Когда проходила мимо Виктора, он поймал моё запястье и крепко сжал его. Недоуменно посмотрела на него, сначала подумала, что показалось. Но нет, он просил меня задержаться.
        - Никто не притронулся, твоё прошлое - не наших догадок дело. Коробку вернул. Но будь аккуратна, я думал, новенький всей своей канцелярии хребты переломает. - Шёпотом сказал мне он, когда я легонько наклонилась ближе.
        - Спасибо! - Значит вернули. Не открывая вернули.
        Маша была права. Неужели все такие порядочные? И ни у кого даже в мыслях не было заглянуть…
        - Мия, проходи к своей парте. Урок уже начался. - Окликнула меня биологичка, и я поспешила выполнить её приказ.
        Коробку убрала в пакет, раз правом не воспользовались, не злоупотребили, значит мне нечего опасаться. И всё-таки что-то гложет, что-то до сих пор сковывает, не давая спокойно и удовлетворенно вздохнуть.
        Справа замечаю движение и резко поворачиваюсь, чтобы посмотреть.
        Тузов пересел. Занял место Дэна.
        Сижу в полнейшем непонимании, как ненормальная пялюсь на него, не в силах отвести взгляд и вернуться к уроку. Я словно упала, больно, до мельтешащих искр в глазах: стукнулась коленями об лёд.
        Тузов тоже смотрит, пристально, с легким презрением, с затаенной злостью. Улыбка недобрая, скалящаяся. Омерзительная. Прищур исподлобья не сулит ничего хорошего. Злопамятность поистине многообещающая.
        Небрежным жестом показывает мне, мол отвернись, не экспонат я. Руки чешутся, чтобы скинуть его пожитки с чужой парты. Идиот! Ну улыбайся-улыбайся, но не зарекайся.
        Отворачиваюсь и стараюсь выкинуть этого придурошного из головы. Получается. Биология проходит без нервов, спокойно. Ни смущений, ни каких-то притязаний. Всё мирно, если можно назвать такое соседство миром.
        Как только звенит звонок, ко мне поворачиваются сразу оба. Маша и Тузов. Второго замечаю боковых зрением, вальяжная его поза слишком выделяется на фоне стены.
        Подруга переводит взгляд на новенького. Презрительно, почти брезгливо осматривает его, как под микроскопом. Даже мне становится неловко от её такого претенциозного моветона.
        Но она молчит, а за это уже плюс пять в карму. Вижу, сколько родного трехэтажного и колоритного вертится у неё на языке. Легкая ухмылка, последняя уничижительная стрела и Маша снова поворачивается ко мне, не давая Тузову перенять внимание.
        - Кстати, зачем ты вчера номер Эндшпиля искала?
        - Встретила его знакомую, нужно было сообщить. А ты чем таким важным была занята? - Незаметно стараюсь перевести тему.
        - Да так, у репета была, удвоили занятие, пришлось допоздна мудохаться с этой тригонометрией. - Маша перенимает светскую болтовню, потому что и сама замечает, как кое-кто намеренно греет уши, не собираясь никуда исчезать.
        Подруга берет свой телефон, даёт мне знак, чтобы я открыла нашу переписку.
        «Всё те же на манеже, что он тут забыл?»
        «Не знаю, не хочу спрашивать. Надеюсь, Дэн вышвырнет его».
        «Виктор написал мне, что класс решил не трогать твою коробку. Они ещё и записку написать порывались, но подумали, что перебор».
        «А что ты за знак Виктору подала, когда мы из класса выходили».
        «Чтобы в случае сопротивления открывал огонь».
        И строчек десять смеющихся смайликов. Невольно тоже улыбаюсь.
        «А если серьезно?»
        «Чтобы новенького отправил в нокаут до того, как он успеет нагадить».
        Отрываюсь от телефона и удивленно смотрю на Машу. На мой немой вопрос она отвечает задорным кивком.
        - Снайпер, не знаю, что это было, но экшн получился эффектным! - Заявляет Виктор, присаживаясь за парту, которая стоит прямо перед местом Дэна.
        - Снайпер? - Не понимаю, у меня что теперь новое прозвище. Нет, я не против, просто не думала, что мой испуг смогут принять за невероятный профессионализм.
        Или они все дружно решили поприкалываться надо мной? Особо обольщаться - не про меня, вот быть настороже - уже теплее, ближе. Ага.
        Но Виктор ненароком поворачивается к Тузову, смотрит на него, склонив голову на бок, а потом выдаёт:
        - Меткость, она от природы, не со штанами продается.
        Маша рассмеялась так громко, что на нас обернулись некоторые девчонки, которые, как и мы, предпочли остаться на перемене в классе. А Тузов выпрямился и так посмотрел на нашего Непобедимого Молота, словно забыл, против кого зенки сушит.
        Для меня до сих пор остается загадкой, как я пережила этот учебный день. Правда, в нём было всё: от комплиментов локонам до восхваления моей смелости. И устно, и в личных сообщениях. Это меня приятно удивило, некоторые, как Маша, попросили прощение. Я читала и изумлялась всё больше.
        На следующей перемене к нам на задние ряды, кроме Виктора, пришли и другие одноклассники. Даже Инга, которая старалась делать вид, что ей не интересна наша болтовня, нет-нет да оборачивалась и из кабинета выскочить уже не порывалась.
        Должна признаться: я крупно ошиблась. Ратую за ликвидацию ярлыков, а сама успела надумать и напридумывать себе несусветное, приклеить не только ярлыки, но и обидные бирки. Хороший урок, нужно его запомнить и желательно усвоить.
        За всеми этими новинками и сенсациями я не заметила, как надрывался мой телефон. Да, потом я об этом так же крупно пожалела, но сейчас живое общение, такое настоящее, непривычное, было гораздо важнее виртуального. Мы общались на самые разные темы, словно впервые по-настоящему знакомились друг с другом.
        Разве можно такое променять?
        Тузов больше не караулил чужую парту и на переменах уходил. Но потом снова возвращался, каждый раз нагло разваливаясь на чужом стуле!
        Почему Эндшпиль умудрился пропасть, когда у изверга случилось преждевременное обострение? Ну ничего, завтра кое-кто обязательно отправится к себе и будет оттуда пытаться прожечь своим взглядом. Если получится, позиции-то шатки. И так многие начали спрашивать, что это за переселение народов. Тузов что-то там наплел.
        Но главный ответ будет завтра, осталось только ночь простоять да день продержаться!
        А день, надо признаться, выдался неплохим. Настолько неплохим, что, столкнувшись в дверях лицея с мамой Тузова, я даже ни капельки не напряглась, не насторожилась.
        Конечно, день как день, я же каждый раз встречаю Руслану Тузову. В своей-то новой жизни. Ну!
        50
        После учебного дня начинался трудовой, иначе занятия у репетитора по истории никак не назвать. И трудовой стаж мой натикал уже третий год. История - это мамина непреклонность, знать не просто нужно, а жизненно необходимо. Поэтому её углубленное изучение для меня обязанность.
        Я привыкла и даже нашла в этом безоговорочные плюсы: без истории понимание литературы, высокохудожественной, классической, превращается в нелепое барахтанье беспомощного. А это то ещё удовольствие…
        Сегодня Радмира Борисовна меня похвалила, воодушевление моё нельзя было не заметить. Я получала удовольствие от каждого её вопроса, даже если нещадно путала даты.
        Домой вернулась уставшей, но безумно счастливой. Приму душ, вода снимет напряжение, и можно с новыми силами в бой за знания.
        Дохожу до своей двери, дергаю, а она не поддается. Точно. Я же надумала запирать. Вот балда, уже успела зазря попаниковать. Впечатления-то раскидистые, не запутаться сложно, да, Мия…
        В утренней спешке закинула ключ в сумку, даже не думая, в какой угол он свалится. Пришлось перебирать почти всё, чтобы дотянуться до нужного. На глаза попал светящийся телефон, который ещё с третьей перемены благополучно провалялся в беззвучном режиме.
        Номер незнакомый, от слова совсем, никаких ассоциаций или проблесков узнавания.
        - Алло, Мия? Мия, это Рубина. Рубина Соломонова. Здравствуй! - Несобранная речь совсем не вязалась с образом той Рубины, которую я узнала.
        - Здравствуйте. Да-да, это я. - Немного удивило, что мне звонит мама Дэна, но…
        - Мне Инга сказала, что ты можешь знать, где мой Денис. Скажи, пожалуйста, ты же знаешь, да? - Взволнованная надежда, граничащая с отчаянием, прорвалась через расстояние и чуть не сбила меня с ног.
        Я облокотилось о стену, чтобы чувствовать хоть какую-нибудь опору.
        Почему Рубина не знает, где Денис? Она бы просто так мне не позвонила. Всё серьезнее, чем подсказывало пессимистичное предчувствие?
        - Я… Простите, я не знаю. А что произошло? Эн… Дениса не было сегодня в лицее.
        - Не знаешь… - Голос слышался в отдалении, будто телефон был далеко от говорящего.
        - Рубина Мансуровна, что случилось? Дениса нет дома?
        - Мия, всё, всё хорошо. Да-да. Извини за беспокойство.
        И на том конце провода звонок прервали.
        Рука с телефоном опустилась. Когда оцепенение спало, механическим движением нащупала в сумке ключ, открыла дверь и вошла в комнату. Один звонок, всего несколько слов и счастья как не бывало. Это как навернуться со сноуборда, не удержав кант. Навернуться больно, ещё и пролететь колесом по трассе.
        Нет, не может быть, чтобы с таким изворотливым пройдохой что-то случилось. Уж кто-кто, а Эндшпиль точно не пропадет, за любого можно попереживать, но за Соломонова переживать сродни преступлению.
        А сердце-предатель всё равно болезненно сжалось.
        От нагнетаний меня отвлек очередной звонок.
        - Мия! Ты куда пропала? - Взвинченный и громкий голос Маши врывается в мою тишину.
        - Никуда.
        Нет сил распространяться о репетиторстве, занятиях, подруга и сама не так уж зависима от телефона, чтобы не понять - есть дела поважнее.
        - Мия, там такое… Я тебе скинула скрин. Это конец. Он всё вывернул. Это чудовище тебя подставило!
        Я не понимала, о чём она. Тяжело думалось, будто и правда с борда навернулась и головой ударилась. Ничего не задерживалось, да ещё и зайцем проезжало.
        - Маша. Маша, стой. Что опять случилось?
        - Зайди в вк, увидишь… - Шепотом ответила подруга.
        Скидываю звонок, включаю на телефоне интернет, и одно за другим начинают приходить уведомления. Сообщения, много сообщений.
        Захожу в соцсеть и просто проваливаюсь в вакханалию. Дойти до стула или хотя бы кровати не успеваю, обессиленным, сломленным стебельком опускаюсь прямо на колени.
        Чтобы найти сообщение Маши, нужно пробраться сквозь обвинительный вердикт моих одноклассников. Переписки с теми, кто ещё недавно хвалил, восхищался, просил прощение, пропитаны теперь гневным, разочарованным, возмущенным недовольством.
        «Всегда нужно оставаться человеком…»
        «Мы отнеслись к тебе с пониманием, уважением, не стали трогать личное, а ты…»
        «Это низко, подло. Не ожидала от тебя такого…»
        И это самые безобидные. Целые простыни рассерженных и разъяренных слов-жал заполонили мои сети.
        Буквы плывут перед глазами, тёмные круги оттеняют переписку, ничего не понимаю. Почему все как с цепи сорвались?
        Что успело произойти за часы моего офлайна?
        Добираюсь до сообщений Маши. Открываю скрин. И вижу себя, будто ещё днём, почти сразу после всех уроков, написала в общую беседу класса:
        «С коробкой, как Дэн и говорил, вышло ювелирненько. Осталось только аккуратно обмолвиться, что Тузов наследник насильника, и всё. Больше не могу его видеть, надеюсь, Дэн вышвырнет его…»
        И почти сразу другое сообщение:
        «Ой, не туда. Случайно, это не вам…»
        Тоже якобы от меня.
        Тело пронзило мелкой дрожью, телефон выпал из рук. Что это? Как это?
        Дрожащими руками поднимаю телефон с пола. Нужно перечитать, нет, это не я. Я такого в жизни бы не написала. Пальцы не слушаются, зум нещадно тупит и не дает приблизить скрин.
        Когда это удается, понимаю, что не фотошоп, нет. Это действительно отправлено с моей страницы. Высвечивается звонок Маши, яростно нажимаю на «ответить», будто от этого непривычно остервенелого жеста ужасные сообщения исчезнут, удалятся из памяти.
        - Мия, мне прислали скрин не наши, вообще пацан с параллели. Я сама не видела эти сообщения, их в течение двух-трех минут удалили, но, как видишь, все сохранили…
        Я старалась вслушиваться в каждое слово подруги, но голова гудела, медленно, непреодолимо наливалась свинцом, будто разбухала и враз тяжелела.
        Включила громкую связь, руки не держали телефон, он скатился обратно на пол. А я уткнулась лбом в колени.
        - Мия… - Позвали меня на том конце провода.
        - Маша, это не я. - Смогла выдавить только это, горло сдавил спазм.
        - Я знаю, ты что! Конечно, это настоящая подстава. Да ещё и Эндшпиля приплёл этот отморозок!
        Ювелирненько…
        Послание-насмешка, послание-издевка. Долгожданный, вымученный реванш.
        Не было никакого плана с фотками, это развод, отвод, что угодно. Он сразу сказал, что месть будет холодной - неявной, завуалированной.
        Месть навылет. На поражение. Задевающая сразу двоих.
        Фотографии вызвали бы жалость, а ему я не нужна жертвой. Я должна быть предателем. Снова грязным предателем: без совести, без чувств. Нравственно кастрированной, подлой, лживой. Мерзкой.
        Такой, какой сейчас и стала для всех одноклассников. Они поступили порядочно и честно и ждали того же взамен. И имели право ждать. А тут ювелирненько…
        - Мия, Мия! Держись, пожалуйста, только держись! Мы обязательно выведем его на чистую воду. Он ответит за этот ад! Сам отправится в Преисподнюю!
        Маша пыталась меня успокоить, поддержать, но я не справилась. Немые слёзы текли горячими дорожками, обжигая не щёки. Совсем не щёки…
        - Вот же тварь! - Вдруг выругалась Маша.
        Мучительно подняла голову, чтобы спросить, но оповещение с текстом нового сообщения меня опередило.
        - Он настоящий отморозок, Мия!
        В общей беседе красовалось сообщение Тузова. Душещипательное, проникновенное, милосердное, всепрощающее сообщение:
        «Я долго думал, что написать. Вы видели, и это правда. Я верил, что имею право на семейную тайну, что поступки важнее родословной. Но каждый может ошибиться. Прошу вас, не нужно сердиться на Мию. Кроме правды она ничего не сказала».
        Он всё спланировал до мелочей. До каждой провокации, до показного проигрыша, до взгляда…
        Паническая атака накрыла с головой.
        Безжалостная, скопившая силы и бросившая все свои резервы на моё разрушение.
        51
        Утром отец выдал мне буклет новой школы, поручил ознакомиться. Та уловка не сработала, на блесну опытного и прожжённого бизнесмена не посадить простым и неловким «папа». И это тоже вполне ожидаемо. Когда рушится одно, оно обязательно забирает веру в прочность и надежность рядом стоящего.
        В семье моё состояние списали, наверное, на новость о переводе. Во всяком случае внимательный взгляд отца, а после него предложенный буклет расцениваю только так.
        Мама… Она, конечно, спросила, как дела и самочувствие, но, увидев, что я, как и вчера, подкрасилась и заплела себе объемные косы, немного успокоилась и расспросами не тревожила.
        Оля светилась, много разговаривала, рассказывала про какой-то крупный заказ, про свою мегапопулярную страницу, доходную и успешную. И рассказывала не отцу, а моей маме.
        Такая перемена могла предупредить меня, но не маму, она всегда чувствовала напряжение, переживала, что не может стать достойной мачехой. Поэтому сейчас просто… наслаждалась моментом, кажется, это можно назвать так.
        У меня разрывался телефон от сообщений Маши, наша переписка переместилась в другую сеть, страницу в вк я временно заморозила. Правда, временно ли, сама не знаю. Маша была против такого показного шага, но я себя знаю: не выдержала бы и снова полезла всё читать-перечитывать-переперечитывать.
        В лицей нас привезли вовремя, за пятнадцать минут. На крыльце меня ждала Маша. И, если бы у меня остались силы радоваться, хоть как-то тепло отозваться на её поддержку, я бы обязательно это сделала. Но… дежурное привет, некрепкое объятие и мы заходим в лицей.
        Воздух проколот шипами, иду и задеваю каждый из них. Догадывалась ли я, что будет так?
        Конечно, бессонной ночью вспомнилось, как это бывает. Только в школе глаз своих не прятали, открыто смотрели со всем презрением и на меня, и на Тузова. В лицее всё наоборот.
        Он теперь потерпевшая сторона, жертва, почти герой. А я… А меня лучше не замечать, отворачиваться, выходить из класса, пересесть подальше, отгородиться, отмежеваться, убить равнодушием. И не показным, а интеллигентно правильным. Это так называется, когда без суда и следствия.
        Ко всему готова. Плевать!
        Маша шла рядом, держала меня под руку, но мы не разговаривали. Я чувствовала, как её голова вертится на все триста шестьдесят, но сама по сторонам не смотрела. Как подруга и предупреждала, новость разлетелась по всей параллели. Я немногих знаю, и в этом случае к счастью: уменьшается количество людей с важным мнением.
        В класс Маша зашла первой, осмотрелась лишь потом кивнула мне. Зашли мы не со звонком, хотя я очень просила подругу поступить только так. Но Маша упертая, принципиальная, в ней всё горело от несправедливости, и она, по её словам, хотела просто посмотреть в глаза всех своих одноклассников, кто поверил в такую чухню.
        Что она в принципе и сделала. Остановилось перед первыми партами, уперла руки в бок и грозно, сердито заглянула в глаза каждому, кто невольно поднял взгляд на неё. Я же в это время пыталась незаметно пройти к своей парте.
        Завидев Тузова на месте Дэна, внутренне подсобралась, хотя и так была, как натянутая струна. Но почему-то в душе теплилась надежда, что сегодня Эндшпиль появится. Да что я юлю! Я на это рассчитывала больше, чем на доказанный закон пакости.
        Но Дэна не было.
        Уже заношу ногу, чтобы повернуть к своему стулу и оказаться спиной к извергу, как чувствую, что вторая нога предательски скользит. Не успеваю правильно сгруппироваться, потому что всё происходит в какие-то доли секунды, а к такому я точно готова не была. Лечу на пол, больно ударяюсь копчиком. Да… это не на пушистый снег падать, а на мокрый, затвердевший.
        Вижу, как Маша кидается ко мне, но добежать не успевает. Меня подхватывают другие руки и небрежно тянут наверх. Как тряпичную куклу, как надоевший механизм, который и выбросить жалко, и хранить стыдно.
        - Мия, ты в порядке? - Слышу над ухом наипротивнейший голос.
        Свободной рукой касаюсь спины, чтобы проверить, убедиться, что ничего ужасного не произошло. Резких движений лучше не делать, я это понимаю. Но кто бы знал, как омерзительны прикосновения Тузова…
        Оборачиваюсь к нему, заботливому нашему, учтивому, отзывчивому, сочувствующему, и говорю с той холодностью, какую тренировала всю ночь:
        - Ты вправе на талион, наслаждайся. Но ко мне прикасаться не смей! - Успеваю схватиться за парту прежде, чем хватка изверга ослабевает и он убирает свои руки в карман.
        Отворачиваюсь и встречаюсь с встревоженным и одновременно злым взглядом Маши. Легонько покачиваю головой, показывая, чтобы не вмешивалась и не заступалась. Она кивает и молча садится за свою парту.
        Осматриваю пол, который с этого ракурса блестит, как водная гладь под лучами солнца. Да, такого ещё не было. Но теперь будет, Мия. Теперь будет.
        Аккуратно, стараясь не напрягать спину, присаживаюсь. Боль пронзает всё тело, но я прикусываю нижнюю губу, чтобы ненароком не ойкнуть и не ахнуть. Конечно, я для всех пустое место, но обольщаться не стоит, знаю, как особенно приятно слышать страдания такой пустоты. Могу понять, но упиваться не дам.
        Чувствую взгляд Тузова, он следит за каждым моим редким движением. Больше не разваливается на чужом стуле, боковым зрением замечаю его прямую спину и что-то теребящие пальцы.
        Нервничает? Ничего, пройдёт это. Хотел напялить на меня свою шкуру, чтобы я испытала всё сполна, вот теперь и получай последствия. Думал, легко быть предателем? Думал, у чувства вины зубки маленькие? Не-ет. Я точно знаю, загрызет тебя. Если хоть что-то, хоть какая-то мягкость, о которой говорила Оля, осталась.
        А если нет? Ну и черт с ним. Я ещё ночью решила, что обиды прочь, злость - тоже. За себя не страшно, совсем. Наверное, так и должно было быть. Ещё тогда. Это мой бумеранг, значит я должна поймать и больше никуда, ни в кого не пулять его.
        Страшно за Эндшпиля. Если он увидел те сообщение? Если ему друзья скинули скрин? Как он отреагировал? Он понял, что это подстава?
        Ужасно много вопросов, которые я не могу ему задать. Пересилив себя и свою неловкость, я ночью отправила ему смску. Но в ответ тишина, даже не прочитано. И мой звонок, единственный, вымученный, тоже остался без ответа…
        Куда он пропал? В такой ситуации каждая перемена на счету. Каждое отсутствие не в нашу пользу. Почему всё происходит, как в глупейшем кино, сценарий которого написан на коленках.
        Приходит сообщение от Маши, но я не успеваю его прочесть, звенит звонок и начинается урок. А физик на свои занятия приносит самодельную глушилку, поэтому хоть вывернись наизнанку, доступ к виртуальному не получить.
        На следующей перемене, кроме Маши, Инги, которая поглядывает на меня, как на врага народа, и Тузова, никого в классе не остается. Одноклассники выходят молча, но некоторые оглядываются якобы на стену позади меня.
        Маша резко оборачивается и впивается в меня своим взглядом, считывая эмоции на моем лице.
        - Как ты?
        - Нормально. Терпимо.
        - Ничего не болит?
        - Нет, упала почти удачно. - Я ещё на физике поняла, что в спине больше ничего не щелкает, не стреляет. Только я вот теперь стреляный воробей.
        - Ох, точно. - Маша звонко шлепает себя по лбу. - Я сейчас, это же всё нужно убрать. Сиди тут!
        И она стремглав уносится в коридор.
        Но… на её место садится Тузов. И как мне быть? Отвернуться? Но это не будет поражением?
        Может, смотреть сквозь него? Принципиально не замечать?
        Не знаю, как бы я поступила, заговори он. Но изверг молча меня рассматривал. Как картину в музее. Только он не ценитель, так - дилетант. Поэтому даже не рассматривает, а неприлично пялится.
        И надо же! Мне, мне, а не ему становится неловко! Неуютно, некомфортно!
        Надо бы прервать эту манипуляцию, тоже бессовестно начать его осматривать, но я не хочу. Он слишком противен и омерзителен, а зрительная память у меня хорошая, ещё запомню это вот его выражение, не отделаюсь потом.
        К счастью, спасение приходит, откуда совсем не ждала. Да и вообще не сразу приняла это за спасение.
        В класс входят четыре здоровых, высоких, мускулистых старшеклассника. Двое из них точно учатся в одиннадцатом, их весь лицей знает, тот случай, когда репутация бежит впереди слухов. Двое других из моей параллели. Их знаю чуть получше, не раз замечала рядом с ними Эндшпиля.
        Четыре пары глаз смотрят на меня не мигая. А потом, рассеявшись по рядам, приближаются к моей парте.
        Думала, что все эмоции выжгло вчера. Нет, не все. Страх остался. Страх на уровне инстинктов. Взгляд «гостей» был нечитаемый, необъяснимый. Я не знала, что можно ожидать от такого.
        Что сулит мне его недоступность…
        52
        Один из старших подошёл вплотную к Тузову. И в тот момент, когда он опустил свою явно тяжелую ладонь на плечо изверга, очнулся наш физик, который дожидался математичку.
        - Уважаемые лицеисты, вы учитесь в этом классе? - Конечно же он знает своих учеников в лицо, и это был всего лишь предупредительный выстрел: тем более, когда всех учителей перевели на осадное положение.
        Тузов вздрогнул, не знаю, от чего именно. Но больше из присутствующих никто так не смалодушничал. Даже Маша, которая было замерзла в дверях, держа в руках швабру, смело зашла в класс.
        Откликнулся один из старшиков:
        - Мы пришли поговорить с Мией. - Сказал он, поворачиваясь к учителю.
        - Вчетвером? - В голосе физика сквозило не удивление, а неодобрение. И все почувствовали это.
        Я же смотрела на того парня, что стоял ко мне ближе всех - напротив. Он сильнее сдавил плечо Тузова и махнул ему головой, заставляя пересесть, ретироваться - в общем, слинять, что тот и сделал. Даже не попытался возразить, трус!
        А гость оседлал Машин стул. Именно оседлал, по-крутому, по-пацански. Иначе и не скажешь.
        В руках у него появился телефон, он что-то смахнул с экрана и повернул дисплей ко мне. Весь мир остался фоном, я больше не слышала разговора в классе, ничего не видела даже мельком.
        - Вижу, что узнала. - Грубый, властный голос, который очень даже идёт такой внешности.
        Такого ни за что не захочется злить, расстраивать, подводить. И девиз, наверное, что-то наподобие: «За брата и двор стреляю в упор». Жути наводит получше Эндшпиля, сразу понятно, на чём они сошлись, если я правильно проинтуичила.
        - Ты писала?
        Ожидала всё, что угодно. Вот правда - всё. Но не такого разумного, логичного вопроса. Ведь никто, никто ещё ЭТО не спросил. Маша сразу поверила, другие предпочли на всякий случай ополчиться, а вот так прямо - никто.
        - Нет. - Отвечаю честно.
        Безразлично, поверит или нет. Для чего-то ведь спрашивает, хотя бы для удостоверения какого-нибудь, ведь даже последний предатель имеет право на последнее слово.
        - Мы в личную жизнь Соло ни намёком. Но это перестало быть личным. Чуешь?
        - Да. - Взгляд не отвожу, пока разговор абсолютно нормальный, спокойный и даже страха не нагоняет.
        - Реши это! - Показывает взглядом на телефон и демонстративно щелкает блокировку.
        - Я пытаюсь… - Срывается с моих губ прежде, чем успеваю подумать, у кого пытаюсь попросить завуалированной помощи. Додумалась же!
        Именно это я и вижу в глазах собеседника. Сморозила, признаю. Виновато отвожу взгляд.
        - Пытайся лучше.
        Он встаёт и уходит. Парни, в дверях столкнувшись с математичкой, выходят за ним. Последний из них мне показывает на руку, намекая на часы. Время идёт, ясно-понятно!
        Учитель, не спускавший с нас глаз, облегченно вздыхает и начинает собирать свои вещи.
        - Мия, что они хотели? - Подскакивает ко мне изверг, изображая испугавшегося за близкого.
        У-ух, глаза бы мои его не видели, уши мои его бы не слышали! Изыди, постный прыщ, раздражаешь только так!
        Маша толкает его шваброй, как будто ненароком, но так активно, словно прогоняет, вытуривает эту нечисть.
        Встаю, чтобы ей помочь.
        - Сиди, не мешай. Нужно вытереть, иначе опять навернешься. - И зло смотрит на Тузова, который вернулся к своему временному прибежищу: чужой парте.
        - Это не я! - Возмущается этот праведник.
        Мы с Машей одновременно закатываем глаза, но ничего не отвечаем.
        - Представляешь, давать не хотели. Порывались сами вымыть. Я говорю, что вы, разве мы не справимся с таким малюсеньким островком. Даже не ожидала такое отчаянное сопротивление встретить. Почувствовала себя чуть ли не работодателем, который намерился их уволить. - Рассказывала Маша, пока вытирала блестящий «островок».
        - Мария, чем Вы там занимаетесь? - Наше предприятие заметила математичка.
        - И чего они теперь все такие внимательные… - Пробубнила подруга, но быстро натянула на лицо улыбку и повернулась к учительнице лицом.
        - Да тут было скользко, вот мы и решили себя обезопасить.
        - Скользко? Вы что-то пролили? - Учительница двинулась в нашу сторону.
        - Не мы. Но да, наверное, пролили.
        Математичка разглядывала пол, который сейчас был просто мокрый. Не знаю, какие улики она собиралась найти, но явно была огорчена, что не удалось раскрыть преступление по горячим следам, а по мокрым уже не получится.
        - Что ж… Вы всё, Мария? - Обернулась на Машу, покосилась на швабру в её руках и после утвердительного кивка моей подруги продолжила. - Тогда немедленно унесите это. Перемена близится к концу!
        - Давайте я унесу. - Вдруг возник Тузов.
        - Да-да, Вы тоже можете. Конечно, помочь дамам - благороднейшее из дел. - Легкий взмах рукой, и инициатива изверга одобрена, как «благороднейшее из дел».
        Маша не стала артачиться и кинула швабру прямо Тузову в лицо, за что тут же получила замечание.
        - Вы что, Мария. Ваше поведение недостойно. Возьмите швабру назад и передайте её, как положено! - Рассердилась математичка и чуть повысила голос.
        Я видела, как неприятно это замечание Маше, как всё в ней переворачивается от такой несправедливости, которую мы с ней пока не в силах раскрыть. Поэтому молча выдергиваю швабру из рук Тузова, успевшего её вполне себе удачно поймать, и ухожу, чтобы вернуть помощницу на её законное место.
        - Мия! - Слышу в спину удивленное негодование математички. Но большего она не говорит, а вот такой укор меня не пугает. Вылетаю из класса, пока желающие не решили сесть мне на хвост.
        До инвентарной комнаты добираюсь без приключений. А вот обратно…
        Да, ринулись они в такую атаку, что впору было серьезно подумать о новой школе.
        53
        Пока кралась переходами да редко используемыми лестницами, думала о случившемся. Понятно, что сама заварила, сама и расхлебывай, даже если похлебке лет так… много. Но они же пришли, взяли и пришли выяснить. Значит не всё потеряно, значит они поверили, что не я это писала?
        Нет, Мия. Это ничего не значит.
        Такое липкое чувство возникло, будто меня на счетчик поставили. Без меня меня женили, то есть окредитили. Мда, ощущение не из приятных, врагу не пожелаешь. Но плюс, громадный, неоценимо важный всё-таки есть: отсидеться, перетерпеть не получится, поэтому на чистую воду мстителей нужно выводить поскорее.
        А за этим точно стоит не один Тузов. Ну не мог он один такое провернуть, мальчик конечно вырос, но вот не настолько похитрел. Там есть рычаг поактивнее и поусерднее, который пашет, не взирая на погоду. Вот чувствуется неугомонная неусидчивость сестры. Специально фертом ходила, важностью пылала.
        Но даже она… Не припомню среди феноменальных умений сводной наклонности айтишника. Хм… Может, я чего-то о ней не знаю? В конце концом не ниточкой за ней хожу.
        Эти мысли поглотили меня настолько, можно даже сказать засосали в какую-то свою реальность, что я не сразу почувствовал, как мне кто-то дышит в спину, след в след идя за мной. Когда я обернулась, никого не увидела, но противное ощущение слежки не пропадало.
        Я так быстро рванула из класса, что забыла взять телефон. И теперь не знаю, который час и успеваю ли я до звонка.
        Захожу в туалет, чтобы вымыть руки. Кажется, что вода унесет всё противное, липкое и приставучее. Спустя мгновение действительно помогает. Но тут в помещение входит Оля.
        - Какая встреча! - Небрежно бросает она, глядя мне в глаза через отражение.
        Выключаю воду, намереваюсь обойти сестру и уйти, но она преграждает мне дорогу, выставив руку, как патрульщик нравов.
        - Я не договорила. - Толкает меня к стене и рукой придавливает грудь, фиксируя.
        Пытаюсь вывернуться, бью Оле по руке, но она стоит на своём. В туалет заходят её одноклассницы-приспешницы и наша Инга. У всех на лице застыла маска самодовольной и предвкушающей улыбки хищниц.
        - Всё так удачно совпало, как же мы упустим такой момент? - Оля чуть оборачивается на подружек, требуя их одобрения.
        - Что тебе… Что вам нужно? - Комок нервов застрял где-то в горле.
        Мне не страшно, хотя я понимаю, что во главе с Оленькой эта свора способна на многое. Она зачинщик что надо!
        - Всё то же, туртушка, всё то же! - Театральный вздох. - Инга ты принесла?
        Я напрягаюсь, опять пытаюсь скинуть её руку. Это нападение, смысла нет распинаться, вести переговоры, они точно все сюда не для этого заявились.
        Замечаю, как что-то блеснуло в руках Инги, и в следующий момент это оказываются около моего лица. Лезвие?!
        - Оля, отпусти меня! - Злюсь, говорю сквозь зубы. Чувствую, как напряглись все мышцы шеи, а виски сдавливает невидимый обруч.
        - Отпустить? - Тихий смех, боится привлечь внимание. - Неет, Мийка! Говорю же, всё так удачно совпало, как же я тебя отпущу?
        - Что совпало? - Не справляюсь и всё же отвожу взгляд от Оли на Ингу, которая подошла почти вплотную к нам.
        - Амирка возник на горизонте и родаки в курсах о нём, Эндшпиль вдруг признается в своих делишках, а ты решаешься не хранить тайн от Елены Прекрасной, отец подобрал новую школу, Соломонов куда-то сваливает, ты умудряешься закинуть сообщение не в тот чат, по твою душу заваливается бригада Эндшпиля, а уж явные тёрки с Амиркой подтвердит даже твоя горе-защитница.
        Каждое её слово ранит надежду. По телу проходит неконтролируемая, как разряд тока, судорога.
        - Тшш… Не нужно раньше времени вызывать панику. Сейчас расплачешься, а слёзки успеют высохнуть. Этого допустить нельзя, кто ж тогда поверит, что нервы твои сдали?
        - Мои нервы не сдали! - Собираю раскрошившуюся волю в кулак и чуть поднимаю подбородок, чтобы казаться уверенной и сильной, а не поскребышем каким-то.
        - О, а вот это то, что меня совсем не устраивает. - Капризно выдохнула Оля, скривив свои накрашенные губы.
        - Время… - Напомнила её подруга за спиной. Та, что караулила дверь, чтобы не зашёл кто-то лишний. Проще говоря - стояла на стреме.
        - Да, пора. - Оля резко поднимает мою левую руку и пальцами зажимает её чуть пониже локтя.
        Интуиция вовсю кричит мне рвать жилы, молить о пощаде, плюхаться в обморок, только не даваться этой чокнутой!
        - Пусти!
        Дергаю руку на себя, но пальцы Оли лишь сильнее сдавливают её, до побеления. Пытаюсь наступить сестре на ноги, но она уворачивается и со злостью бьет меня в колени.
        - Советую не шевелиться, и тогда Инга не полоснет лишнего. - Пришикнула на меня сводная.
        - Инга, не надо! - Пытаюсь отговорить одноклассницу от необдуманного шага, дурочка, всё себе загубит ведь.
        - Ты подставила Дениса! Я тебя ненавижу! - Но она остается непробиваемой и хватает моё запястье.
        - Отпустите! Иначе я буду кри… - Договорить мне не дают, подоспевшая одноклассница Оли закрывает мне рот рукой и цепляет мою правую руку, которой я хоть как-то могла бы себе помочь.
        Оля склоняется ближе к моему лицу:
        - Зря ты осмелела, зря не послушала совета про завещание. Зря отказалась от помощи психолога. - Чувствую холод лезвия на своём запястье, но не в силах посмотреть. - Я тебя не-на-ви-жу! Весь план сломала со своим Эндшпилем. Господи, я думала от него не избавиться! А ты! Вся такая вдруг решительная, храбрая, даже дерзкая. Так вот тебе новый вызов, туртушка.
        Руку обжигает острота, и я чувствую резкую боль.
        - Мне даже твоя медкарта на руку! Как хорошо, что в твоей жизни был тот период. Тогда-то я успела… - Отворачивается и бросает Инге. - Хватит, должно быть правдоподобно. Давайте водички капельки на лицо брызни, а то не плачет наша храбрая.
        Пока Инга выполняла новые указания этой сумасшедшей ядовитой тайпаны, одна из подружек выбежала из туалета, но Оля свой захват не ослабила, а рука, сковывающая мой рот, даже не подумала дрогнуть, как бы я не брыкалась и не извивалась.
        Кровь сочилась из пореза обильно, теперь я смотрела только на этот красный теплый ручеек, который мелкими каплями знакомился с полом.
        Инга занесла мокрую руку над моими глазами, и мокрые капли упали мне на веки, а потом скатились на щёки, как самые настоящие слезы. Только не соленые, не свои.
        - Всё, скоро прибежит медсестра, пора заканчивать. - Подала голос та, что зажимала мне рот.
        - Да, ты права. И так застряли тут. Ничего, скажем, что слушали её сумасшедшие бредни, пытались отговорить. В общем, как договаривались, ничего не меняем в плане. - Убрала руку с груди и ею надавила мне на плечо, заставляя сползти по стенке на корточки.
        Ноги подгибаются, и я сама падаю на пол.
        Оля опускается за мной.
        - Ты сама напросилась! Ты сама добуратинилась!
        Её подружка забирает у Инги окровавленное лезвие и, не отпуская мою правую руку, вкладываете его в её ладонь.
        Слышатся тревожные шаги бежащих людей.
        - Уже тут. - Предупреждает об очевидном Инга.
        Дверь отпирается, и в туалет влетает сначала подружка Оли, которая и побежала за подмогой, а потом и медсестра. Обе встревоженные, взволнованные.
        Смотрю на всё это стеклянным взглядом, как через призму. В голове не укладывается всё то, что наворотила Оля. Всё это сон, страшный сон. Кошмар.
        Вот слизкая, воняющая полуплесень-полуслизь. Вот непроходимо темный лес. Вот красные капли на белом кафеле…
        Это всё нереально. Нужно только досмотреть этот сон и проснуться.
        Досмотреть и проснуться…
        54
        Транса не было. Ступора не было. Обморока тоже. И первый шок прошёл в то же озарение.
        Было осознание, тонкое, хрупкое, но честное. Точка невозврата, необмена, непринятия. Когда не барахтаешься, не пыжишься, не выкручиваешься, а молча смотришь, слушаешь, впитываешь и поворачиваешь на свою дорогу.
        Абстрагирование, уединение такой глубины, что окружающие приняли это за помешательство. А окруживших было много: от медсестры, оказавшей первую помощь до отца, который по первому звонку приехал в лицей и привез с собой Марину Владимировну.
        Взрослые разговаривали, что-то спрашивали, утешали, выпытывали.
        Я сказала только однажды: «Это сделала не я, а девочки». Мне не поверили. Никто не поверил. И опять успокаивали, обнимали - задабривали на жизнь. А я молчала. Шевелилась, пересаживалась, смотрела, куда велят, моргала, когда просят. Но повторять то, во что не хотят верить, что не хотят расслышать, не пыталась.
        Какой в этом смысл? Им моя правда как бедняку камердинер. У них своё непринятие.
        Не знаю, какое там заключение дала Марина Владимировна и какой вердикт вынесла местный психолог, не знаю последствий, но по пути домой отец молчал. Олю, которую из-за чрезвычайного происшествия и сильного стресса отпустили со всех уроков, тоже не распирало на разговоры. Она с барского плеча уступила мне переднее пассажирское сидение.
        И не было тех, кто мне поверил? Были. Точнее была. Маша раздетой выбежала на улицу, догнала нас, остановила меня и, крепко обняв, пообещала, что мы обязательно поквитаемся за этот цирк, ведь уродов нужно выпускать, и они должны гастролировать.
        У гаражных ворот нас встретила мама. И впервые в мысли влетело сожаление: почему я вчера не нашла время, чтобы с ней поговорить, рассказать о подсечке, чтобы сегодня вся эта травля не казалась ей ужаснее.
        - Мия, лучик мой, как это произошло? Почему? - Вопросы сыпались, как из рога изобилия.
        Мама поймала мои руки и так же пыталась поймать рассеянный взгляд. Я не хотела его фокусировать, не хотела собирать и собираться. Концентрироваться на этой ужасной реальности. Отвлекала себя, погружалась в себя, и вот так по щелчку, по встревоженному голосу не хотелось всплывать. Пусть вот так: плохо слышно, нечетко видно, темная глубина.
        - Лена, оставь её. Нам сказали, что не нужно давить. Сейчас важно каждое слово!
        - Да-да, такое спокойствие неопасно, оно, наоборот, сохранит энергию жизни. - Охотливо вставила своё словцо Ольга.
        Я повернулась к маме, попыталась собрать раздробленный взгляд, сглотнула, чтобы сказать важное. Она должна поверить. Пожалуйста, мама должна поверить мне, а не им!
        - Мамочка, это не я. Я бы никогда так не сделала… - Голос срывается на шепот, горло ужасно саднит, каждое слово дается с трудом.
        Мама расплакалась.
        Больше не смотрела мне в глаза, её рука коснулась моего перевязанного запястья, высунувшегося из-под рукава пуховика.
        Смотрела на белый бинт и плакала. Одна из слезинок упала мне на ладонь, я непроизвольно дернулась. Если вздрагивание - это жизнь, значит этим вечером я жила.
        Спокойствие признали действительно полезным, поэтому оставшиеся часы этого ужасного дня дали провести так, как хочу я.
        Я была одна, но одна не оставалась. За мной наблюдали, ненароком, случайно. А дверь в комнате моей решили оставить приоткрытой. Ключ отец сам забрал с моего стола. Не уединение, а одиночество, не право, а обязанность, не вера, а недоверие.
        Незаметно мама забрала из комнаты все колюще-режущие, все опасные и потенциально опасные предметы. Со мной вели немой диалог:
        - Ты как? Ты с нами? Ты живешь?
        - Я хорошо. Я с вами. Я люблю жизнь.
        Даже такую. Даже сейчас.
        Может, надо было поплакать. Но мне не хочется. Может, нужно было покричать. Но нет желания. Может, нужно было всё перемолоть в памяти, чтобы отыскать спасательную шлюпку. Но и на это нет аппетита.
        Хотелось думать о другом. Думалось о другом. Совсем.
        Телефон не забрали, и пальцы сами нащупали его на кровати, сами набрали в поисковике «Мультик про Астру». Покончено с обещанием никогда не смотреть. Все обещания в топку.
        И я включаю первую короткую серию. И я выбираю первую реальность. А за ней вторую, пока не подбираюсь к третьей.
        Как же я тогда погорячилась. Это… совсем не похоже на мои вспыльчивые воспаленные фантазии. Он всё преувеличил, нагнал страха и ужаса совершенно зря. В каждой серии заключена такая жизнь, такая вера в самое лучшее, самое доброе.
        «Глубина не предает, если светил ты и чист…» Слова-фон, слова-основа, слова-воздух.
        Последняя секунда последней выпущенной серии и я не могу остановить слёзы. Они текут без спроса, без разрешения и одобрения. Но спасают от всего, что так же требовало выплеска. Слёзы, которые видела только я. Слёзы, которые поверили только мне.
        Поверх остановленного видео высвечивается звонок. Номер незнакомый. Смотрю на него, как завороженная необычным, а это всего лишь цифры. Вибрация утихает, но потом возобновляется вновь. Номер тот же, но удивления больше нет, поэтому решаю ответить.
        - Мия? - Голос узнаю сразу. Не узнать невозможно.
        Голос, который если не поверил, то хотя бы сделал вид. И сейчас звонит, чтобы снова задать разумные и логичные вопросы. Отвечаю сухо, сдержанно, на глубине страх не ловит. И он снова делает вид, что верит. Во всяком случае пока.
        Разговор длится недолго. Но в приоткрытую дверь успевают заглянуть все. Поочередно, но все. Эгоистичное желание присмотреть, боятся обзавестись внеплановым грехом. Боятся упустить, не успеть, остаться без.
        Противно всё это. И ведь не пустят завтра в лицей, дадут «отлежаться», «прийти в себя». Но сами не знают, какая я, когда «в себе», раз так быстро поверили другим. Не мне, мама, не мне…
        55
        В руках ещё светился телефон, а беспорядочные мысли уже закручивались юлой, отзываясь колебаниями во всём организме.
        Я не могу стать сухой, безжалостной, это путь в никуда, это собственноручно голову отсечь. И совесть. И всё человеческое. Нужно выпутываться, всплывать. Скинуть болезненное спокойствие, которое становится балластом.
        О себе ни мысли, ни слова, иначе так действительно недалеко до трёкнутой. А пополнять ряды сумасшедших как-то не входило в мои планы. Нужно перевести внимание на другое. На других.
        Точно! Нужно к Варе, я так замоталась, закрутилась, что совсем позабыла об Ульяне. Как она там, как её новая жизнь?
        Аккуратно толкаю дверь, оглядываюсь, чтобы не напороться на бдительно-заботливых домочадцев. В зале слышатся голоса и приятная успокаивающая мелодия. Наверное, играет телевизор.
        Выхожу из своей комнаты. Можно сказать пробираюсь тайком до лестницы, но в последний момент что-то внутри обрывается, и я оборачиваюсь.
        В зале царит идиллия. Семейная гармония, полноценность и полновесность. Мама в обнимку с отцом сидит на диване, его рука покоится на её животе, мягко и ласково поглаживая его. Они улыбаются, спокойствие и умиротворение сыпется волшебной пыльцой над их головами. Теплый желтый свет неповторимо играет с тенями, с полутонами.
        Это момент, за которым гоняется семейный фотограф, которого он добивается, когда говорит: «Покажите мне свою любовь».
        Рядом с диваном, на полу, сидит Оля. Что-то в телефоне её очень поглотило, поэтому заветная пыльца на неё не попадает - сестра хмурится, нервно смахивая какие-то уведомления, светящиеся бликами в верхней части экрана.
        Меня не замечают. Наверное, мой взгляд не такой опасный. Это хорошо. Да, это прекрасно. Значит смотрю не с завистью, а с добром. Плохое ведь всего прожигает. Ведь так?
        Последний раз подмечаю детали и отворачиваюсь. Спускаюсь на первый этаж, полутемный, мрачный. Но справа замечаю полоску света, она пробивается сквозь закрытую дверь. Иду к ней и, постучав, приоткрываю.
        Варя сидит в кресле и читает, но, завидев меня, закрывает книгу и улыбается мне приглашающей улыбкой.
        - Хочешь кушать, да?
        Ох, а я успела забыть, что иногда организму требуется питание. Вот совсем не на то направляла свою энергию. На бессмысленную борьбу. Но я ведь пришла не за этим - не за собой, не для себя.
        - Я хотела спросить Вас про Ульяну. - Отвечаю и вхожу в уютную комнатку, прибранную, сверкающую душевностью и чуткостью.
        Здесь даже дышится иначе. Будто другой мир. Чужой мир, но не враждебный, просто необычный.
        - Заходи, заходи, Мия. Присаживайся. - Варя поднялась и засуетилась, чтобы освободить мне кресло и незаметно скинуть со столика несуществующие пылинки. - Как твоё самочувствие, Мия?
        - Всё хорошо, точнее нет. Вы простите, я совсем раскисла и забыла разузнать у Вас об Ульяне. Сейчас вот вспомнила. Одумалась… - Виновато опускаю голову и с затаенным страхом жду ответа.
        - Ой, Улька моя егоза же! Нигде не пропадёт. Уже и друзей нашла, и подработку. Везде успевает, чума. - Варя не стала распалять мои смешанные чувства, она одним точным выстрелом убила их наповал. И стыд первым из них. - Всё у неё хорошо. Знаешь, а ведь даже хорошо получилось. Что её здесь ждало?
        - Я так рада, что она не унывает. Мне её юркость всегда нравилась. Я даже одно время ей страшно завидовала.
        И мы с Варей вместе рассмеялись. Она женщина средних лет несмотря на то, что Ульяна уже достаточно взрослая, родила её Варя рано. Но по строгости воспитания и не скажешь, что уму разуму учила молодая мама.
        Варю надо бы называть тетей, но меня она однажды так за это отчитала, не громко, не зло, но так ультимативно, что до сих пор вот ослушаться язык не поворачивается.
        - Что ты! - Отсмеявшись, проговорила Варя. - Чему там завидовать. Боком ей всегда эта неусидчивость обходилась. Да и сейчас там аукается. - Махнула рукой в знаке «брось ты это».
        - Но ей ведь нравится, да? Она не жалеет?
        - Нет, конечно! Жалеют ведь тогда, когда терять жалко. А как же жалеть узилище, пусть и богатое?
        - Никак! Вы правы, никак… - Отвожу взгляд и напарываюсь на репродукцию картины «Радуга» Куинджи.
        Свет пронзает мрак, жизнь побеждает уныние, незнание, глухоту и немоту - близорукость сердца. Не репродукция, не отголосок искусства, а оно самое. Вот в этом маленьком добром уютном мире.
        - Мия, грозовые тучи оберегают цвет. Иногда они необходимы. - Тихий, ласковый шепот, который пробирает до дрожи, но успокаивает ту внутреннюю юлу, что никак не успокаивалась.
        Резко поворачиваюсь на голос. Меня поняли. Мне поверили. Поверили мне!
        - Спасибо! - Искренне, на выдохе самих чувств.
        - А теперь пойдём попьём-ка чаёк. С чабрецом, мятой, мелиссой и с ложечкой мёда. - Варя откладывает книгу, которая всё это время лежала у неё на коленях, и поднимается.
        В привычной и знакомой полутьме пробираемся на кухню, включаем лишь настенное бра, чтобы свет оставался чуть приглушенным, и, как две партизанки, завариваем себе чай, время от времени поглядывая на дверь: Варя на одну, я на другую.
        Тянусь за телефоном, чтобы изменить режим и убрать вибрацию, но замечаю кучу новых сообщений с незнакомых номеров. В недоумении открываю Телеграм и вижу ворох извинялок, вопрошалок, уточнялок, переживалок. Достаточно открыть одно, чтобы узнать одноклассников. И что за переменчивость у них, ей-Богу! Что-то быстро реабилитировали врага народа.
        - Подруги пишут? - Вкрадчивый вопрос Вари.
        - Нет, у одноклассников, которые ещё с утра от меня нос воротили, совестливость проснулась. - Непроизвольно фыркаю. Не могу сдержаться, претит такое переобувание в полёте.
        - А ты напиши настоящим подругам, а этих прости. Мия, не стоят они твоего смурного настроения! - Советуя это, Варя разлила нам в фарфоровые чашечки чай.
        - Да у меня нет подруг. Только подруга…
        - Значит это она звонит. - Кивнула, показывая мне на телефон.
        И точно - звонок. Но не от Маши, а групповой какой-то.
        - Не думай, отвечай.
        - Только Вы не уходите, пожалуйста! - С надеждой вскидываю взгляд на Варю.
        - Хорошо, хорошо. - Заверяет она и присаживается на высокий стул.
        Принимаю звонок и тут же на экране всплывают улыбчивые лица Маши, Лауры и Кристины. Надо же!
        - Приветик, Мия!
        - Здарова, снайпер! - Опять это прозвище. У-ух, и прилипчивое же оно. Даже к Лауре прирепейнилось. Но… приятно, что уж лукавить, сразу настроение меняется.
        - Привет!
        Почти в один голос заголосили девчонки. Не успеваю им ответить, как Лаура вставляет своё:
        - Я же говорила, что не льёт она слезы. А вы, "как мы позвоним", "что мы скажем". - Явно пародирую девчонок, запричитала она.
        Мы с Варей синхронно улыбаемся.
        - И вам привет. Не плачу и плакать не собираюсь. Чай вот пью.
        - Правильно! Ты ж не вор, чтоб на тебе шапка горела! - Одобрительно кивает Лаура и посылает мне воздушный поцелуй.
        - Мия, у тебя всё хорошо? - Всё же добавляет тревожные нотки Кристина.
        - Да, да. Всё отлично. - Показываю большой палец и стараюсь улыбнуться глазами, чтоб поверили наверняка и доказывать не пришлось.
        - Вот это снайперша, вот это я понимаю! - Горланит вновь Лаура, не давая и слова сказать Маше. - Бывает, что носом, коленками, брюхом… Что ж, падайте всем! Но не падайте духом!
        Ого! Девиз что надо! Лаура ещё тот живчик и жучок. Неунывающая, находчивая и совершенно бесшабашная натура. Ходячая жизнерадостность, любого может довести до позитива.
        - Мий, приятного чаепития! Мы в общем-то ненадолго звоним, мы…
        - Мы нагнули твою Оленьку! - Лаура перебивает Машу, и видно, как её распирает от удовольствия, от этого доброго, но всё-таки злорадства. На стуле подпрыгивает, руки потирает.
        - Как это?
        - Сначала наводнили её инсту новыми подписчиками, потом кинули на растерзание недовольным комментаторам-заказчикам, параллельно жаловались на её страницу по пять раз в минуту. В общем, она уже закрыла акк и строчит ответы на великорусском мате, шокируя даже самых терпеливых своих клиентов. И… - Договорить Лаура не успевает, её перебивает Кристина.
        - Извини, что вклиниваюсь, но страница Оли взломана. Таки успешный бизнес трещит по швам.
        Я сижу в таком шоке, в такой тишине, даже Варя притаилась, а в руках её замерла чашка.
        - Ого… - Наконец выдыхаю я.
        - Ага! Будет знать, что на каждую силу есть своя! Тоже мне спасительница, помогательница. Сестрица милосердия! - Отвечает Маша.
        Она не только рассказала всё девчонкам, но и подключила их к операции возмездия. Пока они наперебой пытались рассказать всё вкратце, шок мой раздувался до размеров аэростата.
        Зато теперь стало понятно, чего это волшебная пыльца обошла сестреночку стороной. Это плохо, я ужасна, но на секунду, на долю мгновения и я успела позлорадствовать.
        - Мия, знай, ей вернется сторицей, и её задавит грузовик кармы! - Напоследок сказала мне Лаура, весело подмигнув.
        Девчонки вообще пребывали в таком воодушевлении, будто за себя отомстили, а не за меня. Распрощались мы на приятной ноте, хотя и клятвенно пообещали, что санкции будут только ответными.
        И когда видео-звонок уже завершился, я поняла, что не спросила, как им удалось всё это провернуть. Где они столько ботов надыбали?
        - Ох, что завтра будет… - Шепот Вари был полон предвкушения.
        Мы переглянулись и тихо рассмеялись. Да, завтра будет концерт, если он не начался уже сегодня, там наверху.
        56
        Ворчащий живот напомнил, что чаем его не задобрить, поэтому Варя разогрела ужин и вместе со мной перекусила. Но бдительность мы потеряли и не заметили, как на кухню вошла мама.
        - Вот ты где? - Раздалось у меня за спиной, а Варя вытянулась струной и встала со стула. - Ты кушаешь?
        Вопрос такой странный, а слова вроде бы добрые, но хлесткие. Так и отливают подоплекой: разве едят те, кто не хочет жить. В вопросе не было запоздалой заботы, которую я так ждала, за которую простила бы всё на свете. Поэтому тишина разлилась оглушающей, такой, когда барабанные перепонки устают больше.
        - Я пойду… - Неуверенный голос Вари размотал неловкость, спас меня от ответа.
        Хотелось её остановить, попросить, чтобы осталась. И я даже обернулась, но слова застряли. Нет, нельзя, нужно поговорить с мамой. Кивнула Варе с благодарностью. За всё, просто за всё, что она сумела сделать для меня этим поздним вечером.
        - Конечно, Варенька. Спокойной ночи! - Откликнулась мама, её голос звучал теперь ближе, она обошла стол и села на стул, который освободила Варя.
        Дверь захлопнулась, мы остались одни.
        - Мия, ты так нас сегодня напугала… - Вечер перестает быть томным, настроение провалилось в тартарары.
        У меня возникло далёкое ощущение, будто происходит со мной, но я смотрю на себя со стороны: вхожу в речку, звенящую бурным потоком, ног касается холод глянцевых скользких камней.
        - Чем? - После некоторой паузы всё же спрашиваю, второй раз отмалчиваться нехорошо.
        - Как чем? Ты же могла… - Мама осекается, наверное, хочет, чтобы я помогла, продолжила за неё.
        - Да, я могла не попасться на крючок Оли, Инги и других девочек.
        Смотрю на маму, на её лице пролегла глубокая тень, свет от бра был не таким всесильным и придавал ей не добрую таинственность, как до этого Варе, а мрачное отчаяние.
        - Мия, о чём ты? Они же тебя спасли! - Вскрикивает, но потом резко замолкает.
        Мы не привыкли разговаривать на повышенных тонах, криком ничего не решить, а докричаться до неверящего, неслушающего - такое гиблое дело…
        - Мама… - Глубокий вдох, собираю силы, чтобы голос не дрожал. - Я ничего никогда себе не резала, не отрезала и не собираюсь. Это девочки, это Оля всех настроила против меня, они подловили меня в туалете и… произошло то, что произошло.
        Мама нахмурилась, в её глазах читалось неверие, недоверие к такой правде. И я попыталась усилить свою позицию:
        - Мамочка, ты же понимаешь, что я не буду наговаривать на неё, мне это вообще не нужно. Поэтому это правда!
        Теперь замешательство, едва заметная растерянность, мои слова пошатнули уверенность в принятой версии.
        - Мия, но и Оле ведь это не нужно. - Увидев мой нахмуренный лоб, запнулась, но потом продолжила мысль. - Она мне всё рассказала. Всё, как было. Мия, ты такие страшные слова говорила. Я понимаю, тебе тяжело, и…
        И нога моя оступается, я срываюсь в этот бушующий поток, ледяной, быстрый, безжалостный. Ухватиться за камни не получается, рука соскальзывает, коряги тоже попадаются бесчувственные.
        Мама не приняла мою версию. Не захотела принять. Я её не перебивала, хотела, так хотела, но потом отлегло. Поэтому я совершенно спокойно спросила:
        - Почему ты мне не веришь?
        - Мия, я ведь хочу тебе помочь… На тебя всё так навалилось в этой четверти. Но я ведь с тобой, ты всегда можешь рассказать мне, вместе поплачем, посмеемся, заговорим, кого нужно, или отговорим.
        - Почему мне не веришь? - Мой голос невольно стал стальным, безликим, требующим не раскаяния, а объяснения. Но мама эту грань не поняла.
        - Мия, я… знаю, это может быть не выход, но ты… ты посмотрела буклеты о новой школе? - Я нетерпеливо откинулась на спинку стула, напор мамы поутих, но она быстро оклемалась и продолжила. - Мне Лёня рассказал, мы с ним обсудили, школа хорошая, скоро выпускной класс, непростой, нагрузка прибавиться, нужно себя поберечь, а там… есть все условия для учебы.
        Как я удержалась, чтобы не закатить глаза, чтобы не наорать, не знаю. Не знаю… Но обидные слова всё равно слетели с губ.
        - Мама, у тебя всё хорошо? Что за свинью ты мне подкладываешь?
        - Мия! - Предупредительная строгость.
        - Разве не так? Я не хочу переходить в другую школу. Пусть она будет хоть самой лучшей на планете!
        - Мы хотим, как лучше. Мы же видим, как тебе сложно, ты не привыкла к такому…
        - Да, ты права, я не привыкла оправдываться, когда мне не верит собственная мать! - Не выдерживаю, перебиваю.
        Да, не положено. Да, невоспитанно. Да, всё это да! Хоть сто тысяч раз да, назад не переиграю!
        Бурный поток несёт меня всё дальше, мимо всевозможных спасений, ограждения, мимо того крепкого дерева, что склонилось у самой кромки воды, свесив свои ветки над самой её гладью. Мама могла бы стать таким деревом, спасти, протянуть веточку, но подул ветер и расчесал крону, не давая помочь мне.
        - Мия! Как ты так можешь?
        - Ты предала меня тогда, сразу не поверив, что ничего ужасного и распутного не произошло, что никакого разврата не было. Ты и сейчас меня предаешь! А я всё время переживаю, как бы тебя не огорчать, как бы меньше хлопот принести, как бы не обидеть, не припомнить, не задеть за больное.
        Не замечаю, как повышаю голос, как он становится всё громче и громче.
        - Остановись! Не заставляй меня пожалеть, что мы не позволили поставить тебя на учёт! - Понимает, что сказала и замолкает. Поджимает губы.
        Воздух вылетает из лёгких. Пожалеть за то, что не упекли в…
        Закрываю лицо руками. Они опять ледяные, подушечки ничего не чувствуют, хотя я изнутри ощущаю, как горит мой лоб, как раскален он.
        - Мия, я не хотела. Не то хотела сказать, просто ты такое наговорила…
        Поднимаю голову, смотрю маме прямо в глаза, облизываю губы, чтобы сказать напоследок. Нужно что-то выговорить.
        - Спасибо вам. - Говорю шёпотом, бесстрастно, но не холодно.
        Поднимаюсь со стула, убираю посуду в посудомоечную машину.
        - Мия? - Мама попыталась остановить, у двери оборачиваюсь.
        - Я правильно поняла, что вы не пустите меня завтра в лицей?
        - Да, конечно, ты ещё не…
        Недослушав, разворачиваюсь и выхожу из кухни.
        Поток воды унёс далеко от могучего дерева, по скользким камням, по пенистым завиткам. Он не в силах разбить спаянное, развязать накрепко завязанное. А нас разделил и не заметил.
        Иллюзии может и не до конца упали, но потрескались. Купол перестал быть непроницаемым. Раньше я бы многое, я бы всё отдала, чтобы снова его закрасить, чтобы подлатать. Сейчас - нет.
        Я не знаю, что такое любовь. Я не уверена, что умею любить. Даже родных. Может я вообще ничего не умею. Как там… Точно: «Не человек, а двуногое бессилие…»
        Поднимаюсь в свою комнату, плотно закрываю дверь, но понимаю, что это ненадежно, я ведь теперь под неусыпным контролем. На особом счету, а состояние - в особой книге учета.
        Нахожу в тумбочке шпильку и вставляю её в замок, с трудом, но получается обмануть его механизм, уха касается такой нужный щелчок. На всякий пожарный шпильку не вытаскиваю, так спокойнее.
        57
        Только когда заперлась и вернулась к своему столу, поняла, что телефон забыла на кухне. Чуть не расплакалась от досады, вот держалась-держалась, а такая мелочь срывает все планы.
        Но спускаться обратно точно не вариант. Что ж, ладно, придется в кое-то веки достать свой ноут. Уроки-то у нас к интернету не привязаны, а вот соцсети родимые да почта - это да.
        Даже не помню, куда запрятала эту железяку. Не очень люблю всё большое, вот телефон в самый раз. Ага, только не нужно было тогда раззявой быть, Мия!
        Такое странное состояние, хочется всё и сразу, переделать все дела, выучить все уроки на день, на неделю вперед, если бы была такая возможность. Загнать себя до потери пульса, чтобы потом не зря сумасшедшей считали!
        Порыскав по всем полкам, шкафам, всё-таки нахожу ноут. Лежит красивый такой, давно нетронутый да под грудой учебников. Эх, лишь бы выдержал нагрузку, лишь бы не приплыл.
        Вместе с ним вылетает что-то металлическое и маленькое. Только посмотрев поближе, распознаю флешку. Такая миниатюрная, как чип. Хм, не припомню у себя такой. Ладно, будет время, посмотрю, что хранит этот необычный лилипут.
        Поднимаюсь с колен и возвращаюсь к столу. Убираю всё лишнее, чтобы уместить ноут без дискомфорта. И только когда включила его, а экран встретил красочным пейзажем, понимаю, что вместо уроков непроизвольно выбрала соцсети. И что я там ожидаю увидеть…
        Восстанавливать страницу в вк пока не планирую, оказывается, и без неё есть на свете жизнь, отвечать одноклассникам на их душещипательные письмеца тоже нет настроения. Но повод находится сам с собой, когда на почте замечаю письмо с предупреждением.
        Была выполнена попытка входа с другого компьютера… Странно. Что это всё значит?
        Перечитываю письмо раз пять. Точно! Это же, это же в тот момент, когда мой телефон пиликал, а я самозабвенно болтала с одноклассниками. По времени вроде то.
        Только не это… Получается, я сама могла предотвратить взлом страницы, прочитай вот это сообщение. Сменила бы пароль, обезопасила бы себя. Да… Вот уж точно, сопливых вовремя целуют!
        Так, окей, уже свершилось. Нужно теперь разгребать, что есть. На ноуте обнаруживается Телеграм, скаченный ещё давно, как сейчас он кстати. Обновляю приложение до последней версии, вхожу, удаляю сразу все переписки с совестливыми. Не так, конечно, их и много, но пусть и эти глаза не мозолят и лишний раз меня не злят.
        Захожу в «звонки». Незнакомых номеров не так уж и много, поэтому открываю переписку с нужным и без промедления набираю сообщение. Важно долго не обдумывать, иначе ещё сама себя отговорю.
        «Есть на примете хороший программист, айтишник или хакер?»
        Ответа прям так сразу точно не жду, поэтому закрываю переписку. Но, как ни странно, сообщение от друга Эндшпиля прилетает.
        «Есть. Но за так не пашет.»
        Ожидаемо. Вполне. Знаю, что на карточке, которую мне выдал отец денег прилично. Но брать их не хочу. Нужно самой, я должна сама себя вытащить. Вышвырнут на улицу или в новую школу, и буду беспомощным котенком пищать? Ну уж нет. Все жданы съедены, есть только своя рука, своя голова и своё сердце.
        Что я могу? Чем может заработать десятиклассница?
        Что умею…
        Руки сами находят в поисковике Авито, в строке набираю «репетитор по немецкому языку». Нужно прицениться, как скажут бывалые, изучить рынок услуг. Не замечаю, как трачу на это ещё полчаса, а время уходит.
        Пока не кончился запал, пока я так до раздражения уязвлена и зла, нужно успеть всё самое «непоправимое». Регистрируюсь на сайте и сразу же формирую свое первое объявление. Нахваливать себя не умею, поэтому получилось очень сухо, лаконично. Надеюсь, сработает, всё-таки за спиной у меня несколько олимпиад по немецкому, разумеется, с призовыми местами. До побед пока не дотягиваю.
        Похоже я нигде не дотягиваю до побед. И вряд ли когда-нибудь дотяну…
        Так, нет! Не могу растерять такой боевой настрой. Не сейчас. Пусть всё горит, пылает, сгорает - всё равно. Здесь и сейчас!
        Открываю переписку с тем пацаном. Хм, даже не знаю, как его зовут. Да оно мне и не нужно. Меньше инфы - меньше связи. Меньше ожиданий.
        «Годится. Познакомь нас!»
        И вновь ответ приходит сразу же, будто он там сидит и ждёт мои сообщения.
        «Сбавь обороты, шмакодявка!»
        А потом следующее:
        «Что тебе нужно?»
        «Узнать, кто, как и когда взломал мою вк-страницу.»
        Читает сразу, но отвечает на этот раз долго, даже привычного обозначения «набирает сообщение» нет.
        Тереблю телефон, вся горю нетерпением, будто от этого чертового ответа жизнь зависит. Ах, нет, не от этого она зависит, от двух ненормальных друзей детства, от их долбанной ненависти.
        Перевожу взгляд на экран монитора. Ещё раз перечитывать объявление нет никакого желания, точно что-то не понравится, поэтому закрываю вкладку.
        Подмечаю, что всё ещё жду ответа. Вот я же могла разузнать у девчонок, у них же сегодня получилось заделаться в хакеры. Но написала именно новому знакомому! Понимаю, что подсознательно хотела другого, спросить про Дэна. А это… так, лишь повод.
        И вот теперь с бухты-барахты не уточню ведь про Эндшпиля, ещё чего подумают. Разнесут по лицею, не остановишь.
        «Вчера, попыток было несколько, пытались зайти типа с твоего нейма, чтоб уведомляхи не выскакивали. Так понимаю, получилось. Кто такой безмозглый, не знаю. Нужно Дэна дождаться.»
        Ох, как удачно, как подмастил с Соломоновым. Блин, Мия, тут такая важная информация, а ты всё о своём!
        «Долго ждать?»
        Может, это слишком навязчиво? Так, нужно… Нет, редактировать отправленное сообщение не буду, дурной тон. Особенно в такой переписке. Да.
        «Мне просто пытаться лучше велели!»
        Отправляю следующим, переводя стрелки на собеседника. Читает сразу. И молчит!
        Гад, так нельзя! Три минуты. Пять. Десять. Тишина. Я уже все губы себе искусала, всю нашу переписку от и до семь раз перечитала. Как же сложно общаться с тем, кого толком не знаешь. Кого подсознательно даже побаиваешься…
        Нервы расшалились так, что закрываю приложение, чтобы не видеть его. С глаз долой, ага…
        Нужно было написать девочкам! Ой, всё, вот и он, вот и откат пошел, вот и удаль-юдоль драпает сломя голову. Ну и ладно! Всё равно что-то да разузнала, не в минусе, а это уже хорошо.
        «Дэна тоже так атаковали. Он как-то сам решил. Просто дождись его, Мия!»
        Приходит спустя час, когда я уже написала сочинение по русскому и как раз дорешивала тесты по истории.
        Сердце ёкнуло. Дэна тоже так взламывали? Пытались, то есть… Почему он не рассказывал?
        Брр, что за вопрос, Мия! Нашла другана, кореша, чтоб он перед тобой отчитывался! Сама себя приструнила, такие мысли никуда не приведут. Они неправильные, ненужные. Точка!
        Но уточнить ещё раз всё-таки решаюсь. Второй день дорогого соседа нет в лицее.
        «Когда он вернётся?»
        Это сообщение так и осталось непрочитанным. Лимит добродушия был исчерпан…
        Несмотря на грусть, тоску, что в две руки захватили в плен моё сердце, я понимала, что не имею право на большее.
        С таким смятением легла спать, и оно мне помогло, впервые за два дня я выспалась и проснулась без будильника. Маленькие шажки, маленькие победы. Тоже неплохо, тоже терпимо.
        58
        Посмотрев на часы, понимаю, что проснулась не просто раньше будильника, но и раньше всех в доме. Вытащив шпильку-спасительницу, на цыпочках пробираюсь в ванную, набираю себе побольше горяченькой воды, пуляю мышку-пенку, и всё сразу обрастает мыльными пузырями.
        Утренний душ - хорошо, но утренняя ванна - ещё лучше. Заряд бодрости для решившейся на самый настоящий побег меня. Лицей люблю, пропустить не могу! Что, зря что ли откупались от психологов и иже с ними.
        Так же на цыпочках возвращаюсь в комнату, но краем уха слышу какие-то звуки у Оли. Прошмыгнув к себе, запираю дверь. Теперь на шпильку нельзя, учуют такую хитрость, лишат даже заколок. А оно мне не нужно!
        Надеваю халат, чтобы тело могло обсохнуть, и снова выхожу. Спускаюсь на первый этаж. Дверь на кухню открыта. Что ж, разгуливать по дому привидением, видимо, не удастся.
        Захожу и вижу маму около плиты. Её взгляд сразу находит мой, и она кивает мне. Просто кивает! Обижена? Разочарована?
        - Доброе утро! - Говорю и подхожу к столу, чтобы забрать телефон.
        Его там нет, хотя я точно помню, что в другом месте оставить его просто не могла. Осматриваю всю кухню, даже пол. Ничего.
        - Телефоны - это зло. Нам посоветовали забрать его у тебя. - Даёт невероятное пояснение не менее невероятной пропаже, взбивая что-то венчиком. Легко, непринужденно, естественно, но как лезвием по запястью.
        - Мне он нужен. Сегодня нужен. Вы можете забрать его завтра?
        - Нет. Меры должны быть решительными и действенными, а не паллиативными.
        Ясно-понятно, доступно. Разворачиваюсь почти на пятках, от злого непонимания хочется сломать этот венчик, так раздражает этот нарочито вольный звук.
        Поднимаюсь к себе. Включаю ноутбук и первым делом захожу в личный кабинет на Авито. Нужно отвязать свой номер, иначе меня потенциальные клиенты так и не найдут. Откликов на объявление пока нет, так быстро я в принципе и не ждала, но булавочный укол досады ощутила.
        Потом открываю переписку с Машей, она не в сети, но всё равно отправляю ей смску. И в этот момент, громко хлопая дверью, ко мне в комнату врывается Оля.
        Успеваю обернуться ровно в тот миг, когда она протягивает ко мне свои руки. Даже не думаю, с какой целью, всё и так написано у неё на лице. Резко приседаю, и её руки хватают лишь воздух. Быстро отползаю, пока сводная не одумалась, поднимаюсь на ноги, с этой станется, будет и лежачего бить, и умирающего.
        - Я тебя задушу! Верни мне мою инсту! - Шипит она, оборачиваясь ко мне.
        Наверное, стук двери был и впрямь сильным, потому что она моя защитница вновь распахивается и на пороге зависает хмурый отец.
        - Что вы делаете?
        Оля выпрямляется, надевает привычную маску улыбчивой доченьки и поворачивается к отцу.
        - Папуль, я заглянула пожелать доброе утро. Переживаю за Мию…
        - Поэтому так дверью хлопнула? - Сердито и недоверчиво уточняет он.
        - Сорвалось, я сама так напугалась. И Мию напугала. - Поворачивается опять ко мне. - Извини меня, сестренка, я нечаянно!
        Да пошла ты!
        - Пожелала? - Дождавшись неуверенного кивка дочери, продолжает. - Теперь завтракать. Мия, тебя это тоже касается.
        И мы вместе спускаемся на кухню.
        В который раз мне намекают, какая я, напоминают о выходных от сложного и нервирующего лицея. И всё в таком же духе. Ещё Марина Владимировна как-то в разговоре мелькает, но даже это не заставит меня вслушиваться. Пропускаю мимо ушей, мима сердца. Всё равно сбегу, хоть пять психологов упомяните, хоть десять!
        После завтрака пробираюсь к Варе и делюсь с ней коварным планом. Она не сразу соглашается, но потом всё-таки даёт свой телефон, чтобы я смогла позвонить Марселю Павловичу. А вот он! Он на мою авантюру откликается с энтузиазмом и совершеннейшим бесстрашием, хотя на кону такая карьера!
        Сбежать получается не сразу. И не к первому уроку. И я отсиживаюсь в комнате, как провинившаяся, ожидая, когда маме надоест меня караулить и она отправится на работу, как это преспокойно сделал отец. Она заглядывает ко мне каждые пятнадцать минут.
        И вот интересно, в надежде на что она заглядывает?
        Сижу, правила по немецкому повторяю, даже компьютер для достоверности своей разумности не включаю.
        Видимо, решив, что целыми сутками пасти дочь всё же нельзя, мама уезжает в центр. В окно вижу её отъезжающий автомобиль, провожаю его взглядом до поворота. А потом срываюсь с места, быстро переодеваюсь, собираю волосы в тугой высокий хвост, легонько прохожусь пудрой и уже через семь минут Марсель Павлович везёт меня в лицей.
        Успеваю на последние три урока. Как раз на русский, немецкий и на химию. Добегаю до класса, но вхожу спокойной походкой, старательно маскируя сбившееся дыхание. Сегодня на меня смотрят, надо же амнистию отрабатывать, сверху видимо сказали быть со мной осторожнее, у меня ведь «тонкая душевная организация».
        Ха, вам бы такую тонкую!
        - Привет, снайперша! - Маша поднимается мне навстречу и приветствует ещё и объятиями.
        - Привет, хакерша! - В тон отвечаю ей я.
        - Оу, ну ты вообще преувеличила. Мы с этими профессионалами даже одним воздухом не дышим. И вчера… это везение!
        Прохожу к своей парте.
        - Чьё это? - Беру в руки букет из маленьких "подсолнухов", которые уже потихоньку начали вянуть. Как называются такие цветы, не знаю, да и узнавать не хочу.
        59
        - Твоё! С первого урока лежат. - Маша говорит завуалированно, а сама то и дело косится на Тузова, который так и продолжает свою бесстыдную оккупацию.
        - А, раз моё… - Подхватываю букет поудобнее и иду к Инге. Она как раз осталась на перемене в классе.
        На меня не смотрит, глаза отводила, когда я в кабинет вошла. Но сейчас шаги мои отчего-то очень чутко слышит, вздрагивает.
        Бросаю букет ей на парту, стебли задевают руки Инги, и она их тут же одёргивает, прячет.
        - Отдай Оле и передай ей огромное спасибо от меня! - Разворачиваюсь и возвращаюсь в свой мир.
        - Ого, ты вызвала её на женскую дуэль? - Смеется Маша, когда я прохожу мимо неё.
        - Думаешь, надо было? - Прищуриваюсь, показывая заинтересованность такой простой идеей.
        - Неа, побережем свои патроны для маститых. - Жирный, просто ожиревший намёк.
        Не удержавшись, показываю подруге большой палец. Оценено, мои аплодисменты!
        Звенит звонок на урок, но Маша, невзирая на Мари Беккер, которая уже произносит своё традиционное приветствие, наклоняется ко мне.
        - Молот нашим одноклассникам гланды вырвал, они к тебе лезть со всякими своими извинениями не будут. И всяким пипеткам кое-что укоротил, чтоб клизмами себя не мнили. - И веселое подмигивание.
        Мда… Нейтралитет нейтралитетом, а потом «гланды вырвал» и «пипеткам кое-что укоротил» … Непобедимый Молот, что с него взять!
        Но какой же Тузов! Трус! И чего вот пересаживался, раз сидит напуганным? Мог бы пялиться и со своего места. К чему был этот цирк? Отомстить он явился, жизнь подпортить, перекроить. Силёнок не хватит, планы задолбаешься придумывать со своей Оленькой!
        Оставшиеся уроки проходят гладко. Учителя, несмотря на частые поглядывания в мою сторону, ничего мне не говорили. И вообще деликатно делали вид, что ничего-то и не произошло.
        Маша без всяких расспросов отдала мне веб-камеру, которую я с утра у неё попросила. Я ей рассказала о переписке с Грозным. Не зная имени, решила называть его так.
        Маша же поделилась секретом достижений отчаянных подруг, которые далеки от всего цифрового, компьютерного, но которым удалось разнести страницу Оли.
        Оказывается, достаточно было написать на каком-то кулинарном сайте плохой отзыв, недовольные подтянулись сами собой, а дальше снежный ком катился уже помимо воли Маши, Лауры и Кристины. Идея конечно же принадлежала Лауре, в чем-чем, в этом я не сомневалась, даже когда всех подробностей не знала.
        - Знаешь, это всё конечно отпадно. Но личный хакер нам позарез нужен. - Вдоволь отхваставшись, сказала Маша. Говорила она теперь не шёпотом, потому что недобрые уши сами свинтили в коридор.
        - Да, я уже нашла одного в Интернете. Накоплю чуть-чуть и сразу же ему напишу.
        - Накопишь? - Удивилась Маша, такого поворота она точно не ожидала, поэтому сразу подумала про родительские меры «поддержки». - Так вот откуда это Авито взялось!
        - Нет, это моё решение. Хочу сама добыть доказательства и, если нужно, самой за них заплатить.
        - Давай мы с девчонками скинемся?
        - Ага, чтобы взять не у своих родителей, а у ваших? - Скептически отзываюсь я на вполне ожидаемое предложение.
        - Хоп-хай, тогда и мы заработаем.
        А теперь удивилась я. Даже спросить ничего не смогла, пришлось Маше самой продолжать.
        - Ты сильна в немецком и литературе, я в химии и биологии, Кристинка - математик до кончиков волос, Лаура… Она - управленец от Бога! Организуем свой клуб ботаников-очкариков. В конце концов, когда обучаешь других, сам лучше запоминаешь!
        - Признайся, тебя вчера Лаура покусала? Откуда такая предприимчивость и находчивость? - Одобряя идею Маши, всё-таки решила её по-доброму подколоть.
        - Что ты… Мне до неё, как до Австралии! Она уже нам сайт создала. - И Маша протянула мне свой телефон, показывая «наш сайт».
        - Когда она успела? - На мой шокированный шепот подруга только рассмеялась.
        - Знаешь, как она долго ждала, когда ты нас признаешь своими, Мия! Как на прошлой перемене узнала про твоё объявление, его нашла, ну а дальше можешь догадаться сама.
        - Признаю вас своими? - Что это, о чём это она, это я мечтала попасть в их компанию и быть «своей».
        - Конечно, ты же у нас как маяк, одна на десять лье. Вся такая стойкая, несгибаемая, ничем не пробить, какие бы волны не были, все убиваются насмерть о твою прочность.
        - Очень смешно! - Поняла, к чему клонит Маша, решила отрезать начало, не дожидаясь конца этой шутки.
        - Эй, ты чего! Я не шучу. Тебя маяком, между прочим, Лаура и придумала звать. Теперь, конечно, снайперша, но это больше из-за тренда сезона. - И подмигнула.
        - Какой я маяк, вы просто все прикалываетесь.
        - Знаешь, почему у Эндшпиля татуха? - Вдруг Маша перескочила на другую тему. Совсем на другую.
        - Не… Нет! - Не понимая, к чему ведёт, немного заикаясь ответила я.
        - Когда он начал изводить меня, проверять на прочность, как он любит говорить, я психовала каждый день. Каждый! Даже в лицее, на уроках. Ладно хоть додумалась не ябедничать, просто плакала и всё. И однажды весной он так меня задел, что я со всего размаху зафендерила ему рюкзаком в голову. Он не ожидал, пошатнулся и упал прямо на какую-то железяку. Мы тогда с классом на экскурсию выехали, за всеми уследить не могли, вот я и… В общем, шрам у него остался или отпечаток какой-то. Не знаю.
        Маша задумалась, припоминая события той весны и того случая. Я её не торопила, и она сама потом дорассказала.
        - Не суть! Я не выдержала. И по законам его проверки меня должны были изгнать из класса. Ну это образно конечно. Но Денис тогда всё сам замял, до учителей не дошло, да даже родители не знали. У меня на ябед с детства аллергия! А в классе, кого не спросишь, все тебе ответят, что испытание огнём и мечом Мария прошла, она свой парень-рубаха. Но я-то знаю, что не прошла…
        Подруга посмотрела серьезно на меня. Помолчала, давая осознать рассказанное и провести параллель. Но я её не поняла… К чему это?
        - Мия, ты единственная, кто дал Эндшпилю отпор! - Ошарашила меня Маша.
        - Что?
        - Мы все пытались ему ответить злостью, ненавистью, обидами. А ты убила его равнодушием! Что маяку волны, ему важна сохранность кораблей…
        - Равнодушием? Маша, да я столько… - Замолкаю.
        А собственно что я столько?
        - А что ты, Мия? - Вторит моим мыслям подруга. - Ты помнишь, как ты сумочку изрезанную аккуратно в пакет сложила и высидела все уроки как ни в чем не бывало? И так каждый раз, посмотришь, оценишь - исправишь. Это, скажу тебе по-чесноку, подруга, жуть как выбешивает! И для галочки, сейчас именно это и злит новенького, у него уже все капилляры лопнули от бешенства.
        - Это какая-то… - Опять замолкаю, так и не подобрав удачного слова.
        - Это мудрость ребенка! - Улыбается мне Маша. - А что? Много ты детей выдела, копящих обиды? Не понравился - ударил и пошёл дальше. Отняли лопатку в песочнице - забрал назад и через минуту уже обнимается с воришкой.
        - Вот ребенок как-то правдоподобнее звучит, чем маяк. - Всё-таки нахожусь, что ответить на это огромной пронзительности признание.
        - Мия, с тобой за эту неделю стоолько всего произошло, а ты!
        - Что я? - Непроизвольно хмурюсь.
        - Сбежала из дома и уже готова замутить с нами бизнес! - Маша опять улыбается, искренне и с толикой восхищения.
        Мне становится неловко, отвожу взгляд, не зная, чем занять свои руки, ноги. Да вообще, не зная, куда мне деться!
        - Ой, отличница-тепличница, совсем засмущалась! Ой, перевожу тогда тему, ой, перевожу! - Подражая говору бабушек-сплетниц, заголосила Маша, чем пробила меня на смешок. - Кстати, на выходных ничего не планируй, мы наконец завалимся на спа, и никто не сможет увернуться от наслаждения!!!
        Ох, а выходные-то уже завтра. Наконец эта неделя подходит к концу. Наконец!
        Оставшиеся уроки пролетели быстрее Сапсана, а после я успешно переписала контрольную у Мари Беккер, заодно поспрашивав её, как лучше организовывать онлайн-уроки по немецкому языку.
        Домой я вернулась с Марселем Павловичем, но он высадил меня чуть подальше от дома, чтобы не напороться на гнев работодателей. Это я настояла. Ещё одни жертвы ради такой меня мне не нужны!
        Родителям соврала про такси, вроде поверили, потому что Марсель Павлович всё ещё был с нами.
        И вообще придумала на каждый их неудобный вопрос отвечать, как болванчик: вылупив глаза, несуразно покачивая головой. Хотят видеть во мне больную, так пожалуйста, не жалко, даже выгодно. Покачал головой, закатил глаза и сразу отпускают, ничего не спрашивают.
        Однажды так даже Олю провести удалось, когда она опять заявилась ко мне в комнату выяснять отношения. Ох, видела бы она тогда себя в зеркало, такой непритворный испуг, а как потом из комнаты вылетела, у-у-ух!
        Выходные пролетели так же быстро, но интересно и успешно. У меня появилось целых два ученика. Правда пока только первое занятие прошло, ознакомительное, но они уже записались на второе и даже оба сразу его оплатили. Мои первые копеечки. Свои! Я так была счастлива, когда увидела долгожданный перевод. Скакала по комнате, как ненормальная. А собственно почему как?
        Сайт у Лауры вышел шикардосным, привлекал пользователей только так! У Маши тоже появились первые ученики, но со вторым уроком пока решили повременить.
        В спа мы тоже сходили. Я думала, меня не отпустят. Но мама сказала, что это меня успокоит, поэтому она только за. Я же не стала развеивать иллюзию про «успокоит». Да, пусть будет так. Кивать, поддакивать и соглашаться со всем «для своего же блага», ага!
        Главное, что отдых вышел обалденным. Так долго, много и интересно мы с девчонками ещё не болтали. Все поймали какой-то дзен и не собирались его отпускать. Ни за что!
        А ещё у меня появилось маленькое хобби. Неожиданно, совершенно случайно, когда я в раз …дцатый пересматривала Астру.
        А следующая неделя, новая учебная неделя принесла столько…
        60
        Почему понедельник не может заарканить себе безмятежность воскресенья? Почему все самое аховое припасено для нового дня новой недели? Как говорится, как начнёшь…
        Телефон мне конечно же не вернули, даже нарочно мыльницей не заменили. Приходилось и в ноуте сидеть, как шпион какой-то, урывками. Ничего, справилась.
        Лаура подогнала деньги, заверила, что это не от родителей, и к ним в придачу одного смышленого айтишника. Студент, правда, но тот случай, когда широко известен в узких кругах. Откуда сама Лаура знает эти круги остается великой тайной.
        Этот студент уже принял заказ, но результат обещал не так быстро, всё-таки наш лицей не поскупился на систему безопасности и камеры поставил отменные. Маша настояла, чтобы мы начали именно с них, не может быть, чтобы эта банда осталась неуловимой, что-то да должно высеять несостыковкой. Остается это что-то найти.
        Сам понедельник, кроме привычного совместного завтрака в непривычно напряженной атмосфере, принёс и неожиданную новость. Сегодня нас ждут в новой школе. Да-да, отец договорился с директором на консультацию, по факту экскурсию с дальнейшим сотрудничеством…
        Отнекиваться было бесполезно. Как назло, в лицее учебу перенесли на вторую смену. Сегодня начинается неделя выпускников, точнее «Парада выпускников», когда именитые и много всего добившиеся приходят делиться опытом, эмоциями.
        Маша с Ингой задействованы на открытии, выступают каждая со своим талантом. Подруга слишком распространяться не стала. У меня ещё в спа возникло ощущение, что она чувствует себя виноватой за то, что имеет что-то общее с Ингой, поэтому давить, налегать со своими расспросами я не стала. Лаура и Кристина тоже сошлись на молчаливом понимании.
        И вот мы с мамой и отцом едем в эту новую школу. В руках у меня те злосчастные буклеты, которые я даже не открываю, видеть их не могу. Всё пестрит, переливается, привлекает своими яркими цветами, а я в окно смотрю. Школа находится на другом конце городе. Замечательно, будем осваивать все стороны света. Конечно, если и сбегать, то на самый юг.
        Нет, она, конечно, красивая, трехэтажная, школьный двор чистый, со снежными фигурками, с ёлками-великанами. И крыльцо больше напоминает вход в старинный замок, но слишком всё вычурно. В духе родителей.
        Нам позволили въехать за ворота, припарковать машину около хозяйственных построек, гаражей. Почетные гости, надо же! Встречать нас вышел сам директор. Высокий подтянутый мужчина лет сорока, с хищным взглядом профессионального управленца. Своего не упустит, чужое прихватизирует. Но нужно отдать должное, раболепство в его грехах не значится. Это уже хорошо, знает себе цену. Можно обернуть в плюс, только вот как?
        Всю дорогу я пыталась придумать, как сорвать священную миссию родителей мне помочь, облегчить мою жизнь. И ничего не приходило на ум, пока меня не сбагрили завучу, которому поручили показать мне обитель знаний. Эта строгая, но всё же миловидная девушка, а больше тридцати ей не дать, показалась мне такой влюбленной в школу, настоящим патриотом. А с такими нужно каждое слово взвешивать, иначе фитилёк спалит пороховую бочку.
        И это стало планом по спасению.
        Когда она знакомила меня со спортзалом, я неоднозначно заметила:
        - А тут можно и на веревке…
        Завуч так удивилась, что переспрашивать не стала. Но свои двусмысленные намёки я продолжала, пока она не выдержала и прямо не спросила, о чём это я.
        - Как, Вы не знаете, что Ваша школа заменит мне психушку? Вам не сказали, что на той недели я вены резала. Прям в туалете, а меня пять девочек отговорить пытались, но не получилось у них…
        Я самозабвенно рассказывала и рассказывала, придумывала и придумывала, доводила до такого абсурда, что девушка покрылась красными пятнами, а на висках у неё выступили капельки пота. Ох, тургеневская барышня, а такой строгой показалась.
        И всё-таки я не просчиталась, завучами просто так не ставят, они имеют определенный вес. Пошушукались с директором, посовещались. И уже всякая милость к моим «заботливым» родителям пропала. А когда прямо спросили, почему у меня запястье перевязано, и я так же бесхитростно прямо ответила, дело было в шляпе. К счастью, в моей шляпе!
        Что меня ждало потом в машине… Лучше не пересказывать, да я и не слушала, абстрагировалась от всего и вся. Теперь буклеты глаза не мозолили, не отвлекали и не нервировали, поэтому жизнь налаживается. А я не виновата, что такую проблемную меня попытались упечь в школу, которая предусматривает режим пансиона. Это же надо было так позаботиться о моём будущем, браво!
        Думала, накажут, в лицей не пустят. Нет, за милую душу. Только отвезти доверили Марселю Павловичу, а я и не возражала. Устала оборону держать, может им и кажется, что всё это легко, взял и отстранился, взял и абстрагировался. Но нет…
        В лицее кроме второй смены нас решили порадовать ещё и сокращёнными уроками, вместо положенных сорока пяти звонки сделали на тридцать.
        И всё бы, всё бы ничего, если бы прошло всё гладко. Но понедельник не был бы понедельником.
        На одной из перемен, когда почти все одноклассники высыпали в коридор, чтобы найти выпускников и пообщаться с ними в более неформальной обстановке, передо мной возник Тузов.
        Преградил дорогу и не дал выйти со всеми. Пыталась обойти его молча, не получилось. Наоборот, моя рука попала в плен его загребущей, а на запястье в следующий момент поверх бинта красовался тёмно-зелёный напульсник. Новый, тугой, сдавил так сдавил.
        - Это ты признаешь свою причастность? - Зло спрашиваю я, потеряв всякую надежду уйти без разговора.
        - Мия, я не знал, что Оля планирует. Честно! - Руку мою не отпустил, большим пальцем стал поглаживать её и на всё мои попытки одёрнуть не реагировал.
        - Хорошо, пусть по-твоему. Пойдем тогда к директору, расскажешь, что знаешь.
        - Нет, не могу. Мия… Прости меня за всё. Я хотел мести, да. Она стала моей целью, моим воздухом. Но я не хотел вот этого. - Поднял мою руку, показывая, чего он не хотел, сказать словами язык-то не повернулся. Трус!
        - Прощаю. Всё? Теперь отпусти меня!
        - Мия, давай всё с чистого листа? Давай попробуем по-взрослому?
        - По-взрослому?!
        - Мы не можем быть порознь. Я же вижу, что ты меня не забыла.
        Я рассмеялась, надо же какая наглость, какое самомнение. И когда это он увидел, что мы не можем врозь? Когда сравнивал меня с собачонкой? Когда сказал готовить то платье? Когда угрожал? Когда выставил беспощадной и злой стервой? Когда?!
        Все эти «когда» потонули в смехе. Так и нужно, не собираюсь ничего выяснять с ним. Но…
        - Понял, да, что отрезало? - Смотрю прямо в глаза, больше не вырываюсь, пусть трогает, пусть поглаживает, это единственное, что ему остается. И он это знает, чувствует!
        - Нет, не отрезало! - Какое жалкое упорство. Бумажный кораблик против Девятого вала.
        - В своё время ты знал меня лучше всех. Я быстро привязываюсь, быстро привыкаю, но когда перегорело, когда отрезало, то навсегда!
        - Если я всё исправлю? Если всё всем расскажу? Правду расскажу! - Схватил и вторую мою руку.
        - Пересядь!
        Дергается, как от пощёчины.
        - Нет! - Отпускает меня и мои руки, отходит, садится на место Дэна. Срываю с запястья напульсник и кидаю Тузову.
        И откуда такая принципиальность?
        Ответ узнаю уже завтра…
        Возвращается Эндшпиль. Он приходит ко второму уроку, он входит без стука. Все, абсолютно все смотрят на него. И я, я тоже. Конечно!
        Рукава засучены - и это то, что осталось от прежнего. Но сам Дэн стал другим. Лицо заострилось, скулы стали выделяться так, как никогда раньше. Глаза не блестят, в них такой штиль, уверенный, взрослый. Теперь сила виделась во всём образе, он стал больше, мускулистее, даже выше. А руки испещрены вздутыми венами.
        Где он был?
        Наши взгляды встречаются на такую долю секунды, что кажется это только моя фантазия. Ведь теперь он смотрит на своё.
        В испуге перевожу взгляд на Тузова. Глаза его стеклянные, отсвечивающие наливной выпуклостью, в них затаилось злое предвещанье. Не хочет пересаживаться, не хочет… Притягивает в сообщение Дэна, притягивает…
        О, нет!
        Застывший на мгновение Эндшпиль, уже направляется к своей парте, как я вскакиваю и бегу к нему навстречу. Случайный порыв, совершенно, подумаю об этом после.
        - Это провокация! - Шепчу ему, перекрывая дорогу.
        61
        Всю эту неделю моя жизнь реально была захвачена круговоротом, буйным, мощным, энергичным. Тот бурный поток всё нёс и нёс меня, не жалея ни моих костей, ни моих сухожилий. Вода же везде дорогу найдет, вот она и решила, что мне с ней по пути.
        Но сейчас, вот тут, в проходе, рядом с Денисом я оказалась в центре тайфуна. Опасно, может даже смертельно, но спокойно. И температура не просто повышена, а выше возможного. Вокруг что-то бушует, бесчинствует, бунтует, но внутри тихо. Ти-хо…
        - Надо же кто почтил нас своим вниманием! - Откуда-то снаружи, вне глаза тайфуна, послышался голос историка.
        Мы не реагируем, я почти уверена, что Денис тоже не совсем расслышал обращение. Он смотрит на меня, я на него.
        Вижу каждую черточку на лице. Кожа такая гладкая, натянутая, ровная. Денис свёл татуировку, почти до конца, осталась какая-то полутень. Тем ярче стал рубец на виске. Я не замечала, у Дениса есть шрам. Я впервые его увидела. Увидела Его.
        Лицо его не хмурилось, оно не изменилось ни от наглости Тузова, ни от внезапной преграды в виде меня. Не поменялось и дыхание.
        Только взгляд медленно перешёл на меня.
        - Был не прав. Извиняться и скидывать ответственность на тебя не буду. Помилование мне не нужно. - Раздался вкрадчивый, сдержанный шёпот. - Это тебе, держи, Мия.
        Денис протянул мне какие-то маленькие коробочки. Совершенно машинально, не соображая, что мне, быть может, и не стоит их брать, вытягиваю руку за неожиданным подарком. Даже не смотрю на него, только ощущаю что-то глянцево-картонное.
        - Соломонов, Вас заждались в кабинете директора. Не смею Вас задерживать! - Учитель привлекал внимание настойчиво, настырно, будто тоже хотел пробраться в глаз тайфуна.
        Чувствую, как руки касаются холодные пальцы. Перевожу взгляд на своё запястье.
        - Кто это сделал? - Спрашивает Денис и вновь смотрит мне прямо в глаза.
        Он не сердится, грозы и молнии не мечет, и зарницы по лицу его не пробегают. Всё такой же штиль.
        Не знаю, откуда такое спокойствие, откуда такая невозмутимость, где его перековали… или подковали. Не знаю, нужно ли бояться, нужно ли сторониться, но сейчас я бы всё равно не смогла. Даже если бы на меня снова обрушились все несчастья мира. Невозможно променять, непростительно.
        - Я тебя не предавала. Я никогда бы не втянула тебя… - Не могу закончить даже шёпотом. Голос обрывается.
        - Голубки, мы вам не мешаем?
        Историк возникает прямо за спиной Дениса и буравит меня своим насмешливо-обиженным взглядом. Не любит он, когда так явно пренебрегают его репликами.
        - Поговорим. - Денис дожидается моего кивка и только после него оборачивается к учителю. - Здравствуйте, Евгений Борисович.
        - Давно пора было поздороваться! - Язвит историк, даже не думая идти на мировую. Трубку мира забыл, видимо, дома. - Марш к директору, нечего мне урок срывать!
        Разворачиваясь на своих маленьких каблучках, пропускает Дениса, ждёт, когда он покинет класс, когда разорвёт это спокойствие, такое мешающее всем остальным. И только после этого возвращается к своему столу.
        Я тоже разворачиваюсь, чтобы уйти к своей парте, но ловлю удрученный, вымученный, тревожный взгляд Инги. Оказывается, мы с Денисом остановились около неё. Она стояла и смотрела на меня.
        Я только сейчас заметила, как неуловимо Инга поменялась. Под глазами пролегли синяки, сама она осунулась, больше не держит ту королевскую осанку, которой завидует Оксана да и другие наши одноклассницы. Волосы не собраны в шишку или тугой хвост, а взлохмачены, разлохмачены - непривычно небрежны. В глазах плескается мука, сожаление, но не злость. Ещё, видимо, не успела насобирать её по жилам своим огненным.
        Понимаю, что она могла слышать наш разговор, и от этого становится так неприятно, так противно. Хочется даже спросить, но историк берётся и за меня.
        - Багирова, хватит Амура ловить, он прилетит, когда посчитает нужным! - Опять эти едкие намёки. Хорошо, что хоть класс не реагирует на его якобы шуточки.
        Отворачиваюсь от Инги и возвращаюсь на свой ряд, к своей парте.
        Перевожу взгляд на коробочки. Контактные линзы. Бесцветные. И оптическая сила моя.
        Но зачем мне? У меня же есть свои.
        Но не бесцветные, Мия, не бесцветные…
        Разве что-то может сравниться с этим? Да кому нужны извинения? До меня только сейчас доходит весь смысл сказанного Денисом. По крупицам собираю в памяти то, что пережила ещё мгновение, но что уже так рьяно уползает от меня.
        Это не фантазия, это не сон, не бред, не полудрема. Он вернулся, он здесь, разговаривал со мной. Поверил мне!
        Ах… Не просто поверил, решил найти виновного. Почему он опять на моей стороне, почему мы с ним по одну сторону баррикад? Почему? Что это за связь?
        Может, я себе придумываю лишнего? Нет никакой связи, нет никаких сторон. Был не прав - откупился подарком вместо извини. Всё, ни больше ни меньше. Нет глубокого, сверх, чересчур. Нет этого.
        Но он вернулся. Вернулся!
        В носу защипала, а в глаза уже прокралась знакомая пелена. Начинаю шмыгать и часто моргать. Хорошо, что никто этого не замечает, все поглощены уроком, испанской инквизицией, пытками, казнями, предателями.
        Убираю упаковки с линзами в сумку, чтобы ещё больше не распалять себя. Время урока. Время истории. Важной, нужной. И я стараюсь вникнуть, очень стараюсь.
        Но когда в класс через минут двадцать возвращается Денис, вся концентрация улетучивается. Он входит со стуком, спрашивает разрешение, чтобы войти. Проходит тихо, садится на свободное место Тузова…
        Да где он был? Кто его перепрошил?
        В полнейшем шоке пребываю не я одна. Маша оборачивается ко мне такой удивленной и ошарашенной. На её немой вопрос могу только плечами пожать. Не знаю, ничего не знаю и не понимаю.
        Но штиль не исчез. Он какой-то тотальный. Вечный.
        И от этого становится не по себе…
        62
        Историк единственный учитель, кто пренебрегает негласным правилом дождаться следующего и не покидать класс раньше времени.
        Глубоко изучающий виктимологию и так часто ссылающийся на новые психологические исследования и открытия, он просто не выносит оберегать. Каждая жертва становится такой неслучайно.
        Тезис, которого придерживается историк, и учитель может столько примеров привести, в том числе исторических, что начисто пропадает желание спорить или оспаривать. В последнее время у меня было время подумать над этим, может действительно не всё так просто…
        Сегодня Евгений Борисович, как и всегда, ушёл в первую же минуту перемены. Собирать ему особо было нечего, к нам на урок он приходит лишь со своим бумажным журналом и ручкой. Всё. Остальное в голове, в его гениальном черепке.
        С мест повскакивали пацаны, девчонки оказались не такими расторопными, всё нужно сложить, достать новое, разложить. Кому-то повторить урок, кому-то ещё что-то.
        И никто не заметил, как около доски оказался Денис.
        Я тоже упустила этот момент, слишком уж жгло правый бок, не могла не обернуться на Тузова. Пылал, как огонь в Преисподней, этот мерзкий изверг. Взгляд был тяжелым и невыносимым, хотелось зарядить пощечину, такую, чтоб навсегда след остался!
        - Ты сама выбрала его. Смотри, не пожалей! - Одними губами прошептал Тузов, но я уловила его посыл.
        - Я выбрала себя. Себя. Как и тогда, в прошлом. И не жалею. - Так же шепотом ответила ему я.
        - Уже линзами откупается, дальше только презики, да, Мия? - Наклонился в проход, чтобы я лучше расслышала, чтобы я увидела этот оскал нездорового торжества, а на самом деле ущемленного самолюбия.
        Его бомбит, внутри всё взрывается, он не хочет удерживать и всё на меня выплеснет, если не осажу.
        - А ты встань на дыбки погромче, а, Тузов? Или слабо? Думаешь, не вижу, как ты боишься Эндшпиля? - Тоже наклоняюсь, чтобы теперь он увидел моё ехидство.
        Денис вернулся, могу себе позволить высказать всё, что думаю Тузову в лицо, теперь не так страшно. Теперь можно и вернуть отсроченную награду.
        Выпрямляется, но смотреть на меня не перестаёт. Озлобленный постный прыщ. Трус и слабак. Ведомый и податливый.
        Ничего не изменилось, ничего. Как тогда не смог достойно за себя постоять, так и сейчас. Всё слова, слова, слова. А грязную работу спихнул на хрупкие плечики девчонок. Ни за что не поверю, что не знал. Ни за что!
        Не хотелось первой отводить взгляд, вот напала такая принципиальность, хоть всю перемену сиди и пялься на этого омерзительного.
        Но наши переглядки прервал Денис.
        - Кто поверил? - Раздался голос, как рокот. Шторм, идущий на штурм. Глубокий, грудной, не обволакивающий - поглощающий. И шум, и суету, и неправду.
        И не было укоризны, был подсчет. Кто поверил, кто принял, кто захотел поверить и принять. Всё.
        Переговаривающийся замолчали, собирающиеся прекратили, выходящие остановились, а потом медленно, стараясь походить на призраков, не вступивших ещё в полную свою силу, вернуться к своим партам.
        Не смогли забыть за неделю, кто такой Эндшпиль. И за год бы не смогли. Зато как вырвались якобы на свободу. Сейчас ведь сразу все поняли, о чём спрашивает Денис. Ему даже пояснять не нужно. Два слов и вопрос. Всё.
        Он уже принял решение. Он даёт им шанс. На что - каждый должен решить для себя. Но Денис вопрос повторять не будет.
        Осматривает всех по очереди, на ком-то задерживая взгляд, на ком-то нет. Молчание неприлично затягивалось, это понимал каждый. Перемена не резиновая, но на другой шанса уже не будет.
        - Эндшпиль, я же сказал, что зла не держу. Не распыляйся, уже давно проехали эту тему.
        Даже пояснять, кто такой великодушный и наглый не нужно. Мне и Маше, а вот некоторые удивленные однокласснички вздрогнули.
        Голос с задней парты шёл навстречу шторму, рискнул, выгородил. Только вот не освободил, потому что самозванец, потому что всё-таки не свой.
        И если эта была очередная провокация, то такая же бесполезная. Ну не может такой Денис реагировать на лающих озлобленных собак. И это не про паритет сил, это вообще про разные природы.
        И один за другим одноклассники начинают поднимать руки. Не могу поверить, неужели они видят происходящее так же, как и я? Не может быть, просто не может быть…
        Невероятно. Они не смотрят, кто ещё признается, не оглядываются друг на друга, просто как-то все разом решили нарушить молчание.
        Так сложно! Они ведь признаются и в том, что поверили в причастность Эндшпиля. В том, что усомнились в нём. А это уже не вопрос веры мне. Это вообще перестало касаться только меня.
        Почти все подняли руки. Остались только мы с Машей, Инга да Тузов. Ожидаемый и запланированный квартет.
        - Страница Мии была взломана, сообщение отправил Витя Тузов. Он же старший брат нашего нового одноклассника. У кого-нибудь есть вопросы?
        Да! ДА! ДА!
        У меня!
        Руки одна за другой опускаются, как в замедленной съемке, всех словно огрели по голове или сказали такую невидаль, что все способности махом притупились. Вот теперь начались переглядывания.
        Я вскочила со своего места и резко повернулась к Тузову.
        Витя, Витя, конечно, кто ж ещё может помочь своему братцу совершить самосуд!
        63
        Срываюсь с места. Кровь бурлит и рвёт всё на части, внутри взрываясь маленькими фейерверками по нарастающей. Нет, даже в геометрической прогрессии: неумолимо, гневно, яростно.
        Мои руки почти смыкаются на шее Тузова.
        Не ожидавший такой реакции, он слишком заваливается на спинку стула, тело перевешивает, и мы вместе летим на пол. Изверг ударяется головой с таким шумом, что удивительно, как она у него тут же не разлетается на маленькие осколки. Неужели ещё что-то осталось в его серых клетках?!
        Кто-то взвизгнул, кто-то выругался матом. Маша кинулась нас разнимать. Но мне всё равно. Абсолютно! Я не замечаю никого. Их нет, они размытый фон. Даже не фон - не помеха, просто не существуют.
        Мои руки давят всё сильнее, я ни на йоту не отступаю. Нажимаю с каким-то остервенением, я так его ненавижу. Их ненавижу!
        - Опять вы! Передавить бы вас. Тогда вам было мало? Мало было скинуть видео маме на корпоративную почту? Мало довести всех до нервного срыва? Подставить всех! Всех! Ошибки природы, уроды!
        Тузов бьет мне по рукам, пытается вырваться, но я сражаюсь, как в последний раз. Сейчас или никогда.
        Лицо изверга краснеет, наверное, я всё-таки нажала, куда следует.
        Но вдруг чувствую, как тепло Маши за спиной исчезает. Меня подхватывают за талию, и я взлетаю в воздух. Одной левой, просто одной левой. Бьюсь, как разъяренный мангуст, которого сковали силками и не дают расправиться со своим злейшим врагом.
        Извиваюсь, щипаю, кусаю Дэна.
        - Пусти! Пусти меня!
        - Прекрати. - Не слушает, всё так же держит, не позволяет даже заглянуть себе за спину, чтобы посмотреть, как там изверг поживает.
        Толкаю, брыкаюсь, царапаю руки Эндшпиля.
        Почему он влез? Это моё дело! Я об этом не пожалею, даже если меня прямо сейчас экстрадируют с Земли. Никогда, ни за что даже не извинюсь за такой всплеск!
        И вообще ни за что больше не извинюсь. Два идиота, два бездаря, два непроходимых дебила. Я должна была понять, что старший не сможет остаться в стороне. Я должна была давно догадаться… Какая же я дура!
        Я слышу, как кто-то кинулся помогать Тузову, как ему что-то говорят, спрашивают. И мне хочется наорать на каждого такого волонтера. Дураки, слабоумные марионетки! Что б вам тоже всем пусто было. Ненавижу, всех ненавижу!
        Я психовала, рычала, бесилась.
        Слишком многое накопилось, всё лилось и лилось, выплескивалось, эманировалось, будто безграничное, бездонное, беспредельное. Эмоции, чувства прошлого, настоящего.
        Соломонов отпустил меня на пол, я чувствовала твердую поверхность, но ноги были ватными. Не слушались, жили своей жизнью. Как и весь организм…
        - Пусти меня! Я хочу ответить. Он этого добивался. Они этого хотели! - Вскидываю голову и решительно смотрю в глаза Эндшпиля.
        - Я могу убить его одним ударом. Мне сделать это? - Вдруг ошарашил Дэн. И теперь не только своим непроходимым, неизбывным спокойствием, но и смыслом предложенного.
        Я резко прекратила вырываться. Злость никуда не делась, я чувствовала, как она ворочается под навалившимся недоумением, ворчит, что я могу променять её, предать.
        А я могу?
        Я перешла это «могу»? Черту? Границу? Предел, за которым одна кровожадность, дикость и аморальность?
        А что если мне без разницы? Что если сейчас, именно сейчас я хочу оказаться по ту сторону. Разве недостаточно всего произошло уже на этой?
        Я не могу ответить нет. То, что казалось непререкаемой ценностью ещё десять минут назад, сейчас заставляет сомневаться. Думать, обдумывать. Не отрицать сразу и бесповоротно.
        Это ненормально… Я схожу с ума. Я правда тронулась. Не может этого быть. Я не могла оказаться в этой точке…
        Нет. Нет. НЕТ! Никогда. Никогда. Ведь обещала себе, что бы ни происходило, что бы ни растоптало, никогда не терять теплоту и свет. Свой. Не давать потушить. Сохранить через «не могу», «не хочу». И что теперь?
        Мелкая дрожь пронзила пальцы. Я вся задрожала изнутри. Старалась не показать это Соломонову, но он, наверное, заметил.
        - Отпусти. - Говорю тихо, твердо, суровой изнемождённостью.
        Руки ослабляют хватку, он отступает назад.
        Ни на кого не глядя, ни на кого не реагируя, не слушая, не видя, выхожу из класса. Бесцельно, не зная куда, зачем. И что там. И какая я там.
        Не больно. Не обидно. Не плохо. Тошно.
        Просто тошно.
        Ноги сами приносят меня в гардероб, к своей вешалке. Не задумываясь, переобуваюсь, надеваю пуховик. И ухожу из лицея.
        Меня никто не останавливает. Может, пытались. Не знаю, не помню. И не вспомню. Неинтересно это. Неважно.
        Выхожу со двора, перехожу дорогу. И иду, куда глаза глядят. Мысли в голове притаились, напугались, обходят случившееся по кривой дуге, ни намёком не припоминают случившееся. Прикрылись прострацией и отсиживаются. Чудные, как будто от этого легче. Как будто грудь перестанет сдавливать клейматором.
        Нет, это чувство теперь останется. Оно сильнее запаха возвратит любое воспоминание, даже испугавшееся остаться.
        Вечер наступает быстро. Темнеет ещё рано, зима есть зима. Город зажигает фонари, желтые, сказочные, добрые. Они знают всё, видят всё, слышат. Не чувствуют, но это и не нужно.
        Не чувствовать хорошо. Прекрасно. Так и нужно.
        Перестаю узнавать знакомые улицы, но меня не смущает, что всё чаще попадаются странные люди, неказистые постройки. До сих пор ничего не ёкает. Только давит, горит. Горит и давит. Беспросветная тяжесть, безразмерная.
        Но никто не беспокоит, никто не лезет. Иногда безразличие прохожих не вызывает протеста. Поэтому и не сразу замечаешь, что их становится всё меньше. Не хочется же избавиться.
        Фонари всё реже, улицы всё безлюднее, душа - пустыннее.
        64
        Не знаю, как сквозь толщу своих незнакомых ощущений смогла ещё что-то чувствовать. Но мороз пробирался под пуховик, закрадывался и служил недоброму. Я стала подмерзать. Вечер зимний, в другом районе города - своя особая атмосфера.
        Остановилась, впервые осмотрелась более сознательно, не через марево всего докучливого. Вывесок оставалось не так много, наверное, это спальный микрорайон спального района. Темень, стужа. Ни света, ни прохожего.
        Глаз зацепил легкий зеленоватый свет. Вывеска красовалась на двери, я не сразу разглядела её, за перилами скрывалась. Пришлось потоптаться на месте, побыть маятником, чтобы заметить светлячка.
        «Канатоходец».
        Очаровательно. Что бы это ни было, нужно посмотреть. С собой ни телефона, ни банковской карточки. Сунула руку в нагрудный карман, нащупала купюру. Так хотелось, чтобы оказалась крупной, на всякий пожарный. Мало ли какие цены в этой части города.
        Но нет. Сегодня не мой день. Всего сто рублей.
        Глубоко вздохнула. Значит так надо. Отправилась к двери. Этот канатоходец находится на цокольном этаже. Пришлось немало ступенек преодолеть. Похоже больше на нечто подпольное. Но в груди ничего не ёкало, всё так спокойно было.
        Я сама была спокойна. Шла и шла. Увидела вывеску - решила зайти. Не заметила бы - прошла, не проблема.
        Потянула ручку двери на себя. Поддалась не сразу. Но я сразу поняла, что это просто дверь тугая, это я обессилена, а не закрыто.
        Ещё раз попробовала открыть, не получилось. Но вдруг дверь открыли изнутри. На меня из полумрака выглянула светленькая девочка со смешными косичками. Она посмотрела на меня с улыбкой. И, ничего не говоря, протянула руку вперёд.
        Я не поняла, что она от меня хочет. Но мой вопрос застал её врасплох. Так округлились её и без того огромные глаза, что даже неловко стало. Но на миг, краткий до жути. Потом опять накатило тотальное равнодушие.
        - Они уже на трех метрах. Зрителей не пускаем. - Девочка не пыталась упростить мне жизнь.
        - А я могу быть только зрителем? - Поинтересовалась я.
        Хотя уже было безразлично, я чувствовала, что сейчас развернусь и пойду дальше. Не знаю, куда и зачем. Но этот вопрос так - из вежливости, раз потревожила такую светлую головку.
        - Не… Нет. - Неуверенный ответ. - Вы можете повысить ставку или заявить четыре метра.
        Она упорно надеялась разглядеть во мне понимание ситуации. Беседовала как профессионал с профессионалом, и даже подумать не могла, что я вот не просто так задаю все эти вопросы.
        Я чувствовала себя Алисой, которая попала даже не в Страну чудес, а в Зазеркалье. Но разбираться не хотелось, хоть девочка и была из говорливых. Я заметила, как она ежится от продувающего ветра. Мне стало её жаль.
        - Хорошо, давай я подниму эту планку. Могу войти?
        - А ты новенькая, да? Я тебя здесь никогда не видела… - Решила уточнить маленькая хозяйка этого странного места.
        - Можно и так сказать… - Отвечаю уклончиво.
        И меня наконец впустили. Глаза уже привыкли к полумраку, когда я разговаривала с девчонкой. Но я всё равно умудрилась во что-то врезаться.
        - Потише! - Прошипела мне гроза района. Её маленькая ручонка схватила меня и повела на свет.
        Да, функция «думать» напрочь атрофировалась. Иначе как объяснить, что я даже ухом не повела на говорящее название. Там, вдалеке я увидела две опорные стойки в форме буквы «Л», натянутый металлический трос, сверкнувший и привлекший внимание.
        Так, клуб любителей эквилибристики… Ясно-понятно.
        За спиной раздался стук. Кто-то ещё пришёл. Девочка выпустила мою руку, развернулась и, прошептав «иди вперёд, скажи, что готова на четыре», вернулась назад. К входной двери.
        И я направилась на свет. Зал, который я увидела, был похож на цирковую арену. Да, понятно теперь, почему цоколь и почему так много ступенек вниз.
        Внутри было такое опустошение, что я даже не испугалась. Даже не подумала о том, что могу развернуться и дать дёру. Кому я что должна. Нет, не думала об этом. Спустилась по ступенькам к парню, который показался мне знающим. Что-то типа организатора.
        Он мои шаги услышал раньше, чем я к нему обратилась. Облегчил мне участь. Сразу понял, что я новенькая, что планку повышаю.
        - Ты на какой высоте привыкла работать? - Спросил он со знанием дела. С таким же взглядом профессионала, как та девчонка.
        - Да на четырех и привыкла. - Не знаю, почему соврала. Но в какой-то момент мне показалось, что меня сейчас развернут и отправят на безопасную мель, если скажу правду.
        - А в каком клубе занимаешься? - Не унимался этот надоедливый.
        - В самом лучшем! - Огрызнулась, сказала грубее допустимого, потом спохватилась и продолжила. - Могу уже приступать?
        - Погоди, ещё не натянули на четыре. Чего такая нервная? - прищурился настороженно. - Не выпущу, если не успокоишься.
        И я тут же отпустила ситуацию. Видимо, на лице отразился весь спектр равнодушия и безразличия. Пустит - пустит, не пустит - не пустит. Ничего не потеряю, в любом случае в выигрыше. И парень четко считал мои эмоции.
        - Так-то лучше! Пойдем, костюм дам.
        - Я так могу.
        - Ага, а зрители будут пялиться на булки, а не мастерство оценивать. - Хмыкнул, намекая на многое.
        А я и забыла, что в юбке. Ладно, костюм так костюм.
        Он повел меня к дверному проему, прикрытому шторками. Мы вошли в ещё один полумрак, и тут парень резко разворачивается и крепко хватает меня за плечи, заставляя отступить к стене и больно удариться лопатками.
        - Ты не канатоходец! Зачем пришла?
        Мда, быстро меня рассекретили. Не рыбак я, меня издалека не увидишь…
        - Попробовать. - Но отступать я не планировала. Этот парень показался таким наглым зазнайкой, хотелось просто насолить ему.
        Кто он такой. Я хочу попробовать! И чем больше злился он, тем увереннее становилось моё желание. Я каждой клеточкой тела почувствовала, как горю одним этим желанием. Оно стало центром мира. Мне как воздух нужны были эти четыре метра. Хочу. Смогу. Пойду наперекор, но выгрызу право попробовать.
        - Чтобы засудить нас потом? - Попытался ошарашить меня и сбить с толку. Не получилось.
        - Я могу подписать все документы, давай, какие там у вас есть. Всю ответственность беру на себя. - Хладнокровно откликнулась я.
        Голос мой по-прежнему оставался безжизненным, как бы не раздражал парень, но до чего-то глубокого, потаенного он своим брюзжанием дотянуться не мог. Видимо, что-то его подкупило. Он отпустил мои плечи, отступил куда-то в темноту, и уже через миг всучил мне костюм.
        - Переодевайся и выходи. На скамейке будет листок, напишешь там про свою ответственность. В свободной форме. - Резко взметнул шторки и вышел, оставив меня одну в полумраке.
        Что ж, Рубикон пройден. Назад нельзя. Только вперёд, только на высоту.
        Переоделась я быстро. Обувь сняла, в ней уж точно навернусь. Все свои вещи запихнула в пуховик и оставила в этой коморке. Пора.
        Когда я вновь вышла в зал, всё было готово. Участники разминались, а один из них уже приступал к покорению новой высоты. Я прикрыла глаза, смотреть не хотелось, подсмотреть - тоже. Не научусь же я за минуту искусству канатоходца.
        Вспомнила про лист, вернулась к скамейке, что стояла около входа в тот самый закуток. Написала в свободной форме, не официально, но ладно. Нужна им так эта бумажка, пусть будет. Имеют право.
        Поймала взгляд парня. Тяжелый, сверлящий. Но не проняло. И я поняла, что настал мой черёд.
        Мои четыре метра безразличия к жизни.
        65
        Всё замерло.
        А внутри, наоборот, заворочалось, зачесалось так нестерпимо, что хотелось порвать костюм на груди. Но я лишь делала шаг, затем другой, чтобы дойти, не передумать. Не оступиться ещё на земле…
        Слышу своё дыхание, оно громкое, шумное, одно на весь мир.
        Шаги не слышу, только вдох и выдох. Судорожный, будто организм отвергает воздух. Противится. Бешенное волнение, не удается остаться спокойной, это выше, сильнее, гуще меня. Чешется, чешется, зудит до физической боли.
        Подхожу к опорной стойке, протягиваю руку, чтобы коснуться чего-то реального. В глазах темнеет, свет, как раненный зверь, бросается мне в глаза мутными размытыми пятнами. Дыхание становится ещё громче.
        Рука касается холодного металла, который сразу же нагревается. Невозможно быстро, нереально. Так не бывает, мозг чудит. Не поддается.
        Почему я не могу сохранить невозмутимость? Почему мне вдруг стало страшно?
        Закрываю глаза, нестерпимое желание зажмуриться, до иголочек на веках, до больных жгутов. Нет, это совсем сумасшествие. Проигрыш. Слабость.
        Вторая рука касается металла. Теперь я чувствую его холод дольше. Так, наверное, это знак. Чувствую, что вокруг тишина, ни шороха, ни шепота. Никто не торопит, не сбивает настраивающегося. Это не игра, не фильм, за спиной нет тросов спасения.
        - Пойдём. - На левую руку ложится большая горячая ладонь.
        Знакомый голос. Сглатываю, но глаза не открываю. Во рту пересохло, лоб горит, руки жжёт металл. Одергиваю их, но жжение не прекращается.
        Не прекращается, пока меня не разворачивают к себе и не обнимают. Сильно. До хруста в спине. И он есть знак. Не обман, не привидевшийся, а самый настоящий знак.
        Я думала, меня накроет паника. Но она никогда не нападает, когда рядом Денис. Я заметила это давно. Он её отгоняет. Она его боится.
        Чувствую, как рубашка под моей щекой становится мокрой. И только тогда на задворках сознания понимаю, что плачу. Стою и бессовестно плачу…
        - Пойдём. - Шёпот уводит меня от металлической опоры, от непоправимого эксперимента.
        Не знаю почему, но не чувствую себя проигравшей. И слабой тоже. Это была не блажь, я знаю, поэтому мне не страшно, как это расценят здешние зрители.
        Денис отводит меня к той самой скамейке, отходит и сразу же возвращается с моими вещами. Наблюдаю за ним, как за незнакомцем. Он опять преступно спокоен. Почему? Как ему это удается? Как?!
        Почему я так не могу?! Не смогла…
        - Палки-моталки, неужели её увели! - Сбоку раздается облегченный выдох наглого зазнайки.
        - Костюм потом завезу. - Бросает Денис, даже не глядя на подошедшего организатора-хозяина-канатоходца.
        - Конечно! Уводи давай свою барышню, совсем не все дома у… - Обрывается. - Ну то есть… всё. Больше не приходите сюда!
        Разворачивается и уходит, оставляет нас вдвоём.
        - Пойдём. - Денис берет меня за руку и выводит в тот тёмный коридор. Одевает на меня пуховик, застегивает его до последней пуговицы, повязывает снуд.
        Только потом мы выходим на улицу. На свежий воздух. Никогда не понимала этой фразы, но сейчас ощутила сполна. Да, воздух может сжигать, а может освежать - освобождать.
        Глаза горят, лоб до сих пор раскалён, а руки, наоборот, ледяные. Дурное самочувствие. Пока стараюсь охладить лицо, Денис что-то набирает в телефоне.
        Он совсем раздет. На нём только форма и ничего больше. Дрожащими пальцами пытаюсь расстегнуть пуховик, чтобы отдать Денису. Он замечает мой неравный бой с пуговицами и так смотрит на меня предупреждающе, что я теряюсь, отвожу взгляд, а руки падают плетьми.
        Мы стоим около выхода, никуда не отходим. Молчим.
        - Ты сердишься на меня? - Слова вылетают прежде, чем я успеваю подумать, о чём спрашиваю.
        Ну какой тут сердится, холодный, как айсберг. Невозмутимый, спокойный, сдержанный, бесстрастный. Совершенно. Абсолютно.
        И вот эта несокрушимость также медленно поворачивается ко мне всем своим телом. И все чувства во мне меняются местами. До этого страх был какой-то незнакомый, нерациональный, непреодолимый. Сейчас мне тоже страшно, но не за себя.
        Страшно обидеть, ляпнуть не то. Не так. Не здесь.
        - Твоим родителям я позвонил. Но поедешь со мной. - И всё. Он проигнорировал мой вопрос. И даже голос не выдал хоть намёка на ответ.
        И около нас резко тормозит какая-то машина, Денис открывает заднюю дверь и почти силой сажает ничего не понимающую меня. Сам занимает пассажирское сидение рядом с водителем.
        - Куда мы едем? - Пересаживаюсь ближе к краю сидения, не замечая, как приложение таксиста настойчиво напоминает о ремне-безопасности.
        - Говорить. - Он не отвечает ни на один мой вопрос.
        И надо бы разозлиться, взбрыкнуть, закатить истерику. Что он со мной, как с маленькой! Но сил больше нет.
        Вот теперь точно нет.
        В салоне авто повисает тишина, таксист не разговаривает, музыку не включает. Старается не привлекать внимание, видимо, у него тоже день не задался…
        Я сажусь глубже, откидываю голову на подголовник, машинальным движением пристегиваюсь. И не замечаю, как полудрёма завоёвывает мою реальность, не позволяя даже посопротивляться.
        Просыпаюсь, когда машина останавливается. Как-то сразу понимаю, что пора. Вскакиваю, чуть не ударяясь о переднее сидение, но вовремя успеваю отпрянуть.
        Моя дверь открывается, и я вижу Дениса. И это единственное знакомое, что встречается моему глазу. Место, куда нас привезли, мне совершенно неизвестно. Не потому, что поздний вечер, темно и другие отмазки. Нет, я просто не знаю, где нахожусь.
        Оборачиваюсь на таксиста, жду от него помощи. Но мужчина лишь терпеливо и безучастно ждёт, когда я покину его автомобиль.
        Денис, не дождавшись меня, протягивает руку, и, опираясь на неё, я всё-таки выхожу из машины.
        - Где мы? - Спрашиваю под шум газанувшего авто.
        Таксист умывал руки и прочие части тела. Дождался, бедняга.
        - Дома. - Отвечает мне Денис.
        И впервые за этот вечер я замечаю, что ему зябко. Неуловимая дрожь, которую он старается скрыть.
        Хватаю его за руку. Ну что я за дундук!
        - Пойдём. - И первой делаю шаг, но, как оказалось, не в том направлении.
        Денис мягко разворачивается, и через минуту мы уже входим в подъезд многоэтажки.
        66
        Подъезд оказался светлее, чем я ожидала. И таким новеньким, чистым. Наверное, высотку недавно возвели.
        Думала, мы пройдём к лифту, но мы свернули к лестнице. Денис шёл впереди, быстрым, упругим шагом, но без суеты, так плавно, как могут только избранные, потому что такая пластика только природой и может быть заложена.
        И почему я этому до сих пор удивляюсь? Уже и в игре его видела, так сказать, в нетипичным обстоятельствах и координатах. Но внутри такое чувство елозит, постоянно хочется рассматривать парня, открывать заново. Очень странное ощущение, ведь столько лет уже знакомы…
        В таких мыслях я поднималась этажей шесть. Потом как-то резко начала выдыхаться, сдавать. Темп у Дениса был мама не горюй, ступеньки хоть и не перепрыгивал, наступал на каждую, но в таком дичайшем ритме, вообще не сбавляя скорость. Конечно, такие пустяки же, подумаешь какие-то ступеньки.
        Я уже и ртом начала дышать, а он будто не замечает. А мне почему-то кровь из носа захотелось не уступать в скорости. Грудную клетку давно прожигает огненный столб. Я итак была вымотана, а теперь из сил только рожки да ножки.
        Этажи сама не считала, сбилась, потом решила, что не помогает мне это, только больше нервирует и заставляет сокрушаться ещё сильнее, сдувая энергию, как прихлопнутый воздушный шарик.
        Может, лифт не работает? Но словно мне в насмешку голос объявил, что лифт доставил людей на одиннадцатый этаж.
        Не выдержав, прерываю молчание.
        - Нам ещё выше? - Получилось так жалостливо, что Денис наконец на меня посмотрел.
        - Ещё два этажа.
        И всё. Темп не сбавил, скорость тоже. Это наказание такое? Проучить вздумал? И чего я за ним иду, кто меня тянет потакать вот этому властному спокойствию?! Черти какие, не иначе. Тьфу на них!
        Наконец эти два этажа позади. Мда… Это тебе не четыре метра, Мия! Я не могу стоять ровно, потому, когда мы подходим к одной из дверей на лестничной клетке, сгибаюсь пополам, хватая воздух, как выброшенная на берег камбала. С непривычки ноги забились, икры вовсю ныли.
        - Почему нельзя было поехать на лифте? - Стараюсь вложить больше упрёка и не выглядеть жалкой.
        Ну не такой я спортсмен. Извините-простите. Как-то и на горнолыжку в этот сезон не особо получается выбраться. Подсдала малость.
        Но посмотрев, как спокойно дышит Денис, понимаю, что не малость. Вот совсем не малость.
        - Вредно. - Сказал, как отрезал, а потом одним движением прокрутил ключ в замочной скважине и открыл дверь, пропуская меня вперёд.
        Ноги не слушаются, еле выпрямляюсь, но раз уж забралась на такую высоту, то нужно посмотреть, что это за дом такой.
        Переступаю порог, и сразу же включается свет. Коридор не такой большой, царит такой минимализм, что я как-то сразу понимаю, в квартире недавно был ремонт и вообще она не обставлена.
        Ни шкафов, ни полок, ни зеркал. Стоит одна вешалка и всё. Берлога что ли? По первым ощущениям мне кажется, что я попала в какой-то дачный домик. Далеко в лесу, когда сама природа сковала это жилище. Пахнет деревом, пахнет свежестью лета. Удивительно! Хорошо, ради этого можно было и напрячь легкие.
        - Проходи, раздевайся. - Напоминает план действий застывшей мне.
        Послушно пользуюсь приглашением. Денис раздевается быстрее, потом уходит в какую-то тёмную комнату, но тут же возвращается. Так же быстро, как и тогда в «Канатоходце». Он успел переодеться и сейчас стоял передо мной уже в спортивном костюме. Красивом, чёрном.
        - Ванная слева. - Протягивает мне какую-то коричневую одежду.
        Удивленно смотрю на него, даже забываю спросить, что это и для чего, но он сам отвечает на моё немое изумление.
        - Нужно переодеться.
        - Эм… Да я в костюме побуду. Не стоит… - Не договариваю, опять замираю на полуслове.
        - Это не просьба. Дома нужно носить домашнее. Отопление я убавлял, поэтому костюм даю тёплый. Бери, Мия.
        Поддаюсь настойчивости и забираю протянутое. Денис в это время открывает дверь в ванную, проходит первым, моет руки и смотрит на меня.
        - Я поняла, что в чужой монастырь со своими правилами не прокатит. - Устало замечаю я, на всё сразу соглашаясь. Надеюсь, уж тут никаких его ДеЛи не будет.
        - Полотенце чистое на полке. Будет твоим.
        Он говорит какими-то намёками. То есть как будто не всё озвучивает. Я заметила, что полотенце-то огромное, банное. Таким не только ручки вытирают. Это он так принять душ предлагает? Ладно, разберусь, не маленькая.
        Денис выходит из ванной, свет не выключает, огибает меня и направляется в другую темную комнату, которая из коридора прямо по курсу. Заметить, что там находится, не успеваю, захожу в ванную и закрываю дверь на ключ.
        Комната большая, больше, чем даже наша ванная, и это в частном-то доме. Здесь царят цвета неяркие, но, если можно так сказать, - природные. Светло-коричневый, оливковый и кое-где янтарный. Всё так гармонично, умиротворительно. И сама ванная деревянная! Красивая, очень.
        Эх, может ну его… воспользоваться гостеприимством по полной? Предложил же. Так, ладно, не предложил - намекнул. Но какая разница, не хотел бы, не намекал.
        Уговаривать себя долго не пришлось. Когда увидела, как много всяких баночек для душа на полке стоит, вопрос был решён. Никогда бы не подумала, что Денис, наш Соломонов, так зачесан на уход. Хм… Но он же может жить здесь не один…
        Эта мысль неприятно кольнула. Я даже нахмурилась. Правда, чего это я сразу из него волка-одиночку слепила. И что, что с Ингой расстался. Может, уже снова сошлись. Я в дела сердечные тоже не привыкла лезть. Так, Мия, нужно быть осторожной.
        Не могу устоять перед соблазном попробовать хотя бы пару масел и гелей. Если бы я была у кого-нибудь из девчонок, ещё бы и голову помыла. Но сейчас… Нет, не стоит слишком расслабляться, на «чувствую себя, как дома» никто не намекал.
        Быстро искупнувшись, надеваю предложенный костюм. Он, как и предполагала, великоват, но не так критично. Мягкий, теплый, так приятно укутал, что даже не хотелось ничего закатывать. Пусть будет таким большим, мне нравится.
        Поймала себя на мысли, что чувствую себя уже не такой разбитой. Пусть вернулась не вся потерянная энергия, но уже даже грудь избавилась от огненного столба, а я думала, что он останется надолго. Ещё раз посмотрела на скляночки, чтобы запомнить и себе потом купить. Чудодейственные какие-то. Либо это всё-таки вода своё дело сделала… Не знаю, но ещё раз осмотрела ванную комнату и благодарно кивнула.
        И даже снова жить захотелось.
        Аккуратно приоткрываю дверь, вдруг поняв, что не знаю, куда дальше податься. Куда мне выходить.
        Но Денис выходит в коридор сам. Вновь стоит передо мной, протягивает мне вешалку и телефон.
        - Для одежды, для родителей. - Немногословно. Отрывисто.
        Чувствую себя в чём-то виноватой. Может, долго в ванной была? Может, чем-то другим разочаровала?
        Приподнятое настроение опять летит в тартарары…
        Забираю вешалку. Телефон принципиально игнорирую. Не хочу никому звонить. Не уверена, что смогу выслушивать этот примерно заботливый голос мамы или строгий выговор отца. Денис же им там что-то уже сообщил, вот достаточно.
        Но сам Соломонов так не думает.
        - Нужно позвонить.
        - Я сама решу, что мне нужно! - Зло шиплю я, думаю, что не расслышит, но закон пакости даже в такой квартире никуда не девается.
        - Главное, чтобы это решение не было из жалости к себе. - Берет мою руку и вкладывает в неё телефон, а сам разворачивается и уходит.
        Та комната оказывается кухней. Теперь я успеваю заметить очертания кухонного гарнитура, но прямо перед носом закрывается дверь.
        Надо же! Ретировался, чтобы не мешать. Какая тактичность!
        Ещё какое-то время смотрю на закрытую дверь, а потом малодушно решаю не звонить, а кинуть смску. Может, неправильно. Пусть и жалею себя, но сейчас не хочу их слушать. И слышать.
        Когда с сообщением покончено и даже получен ответ, полный всяких заграничных нежностей, заверений, разрешений, приоткрываю дверь и вхожу на кухню.
        Ощущение, что я попала в лесную сказку, здесь только усиливается. Больше деревянного, больше зеленого. Обои напоминают бамбуковые. Может, они такие и есть, я не слишком сильна в строительно-ремонтном искусстве. Но замечаю для себя, что хоть по гамме квартира и гармонирует с домом Соломоновых, здесь неуловимо проскальзывает другой дух. Совершенно другое настроение.
        О чём я! Здесь музыка не привычная мелодия, а шум прибоя. Воды, морской пены, легкости, свободы.
        - Беседы за готовкой ненавижу. Присаживайся за стол, скоро будем ужинать. - Не оборачиваясь, бросает Денис.
        Он что-то мешает в сковородке и так умело всем орудует, что любая хозяйка позавидует.
        Расслабленный, спокойный. Но далекий. Да, я нашла это слово. Далекий. Добрый, внимательный, по-своему справедливый, но далекий.
        Но почему? Раньше тоже было так?
        Или я это только сейчас начала замечать? Его замечать?
        67
        За всеми злоключениями, переживаниями, новыми замечаниями упустила момент, когда намокший бинтик начал досаждать. Запястье неприятно холодило, притягивая ещё больший озноб. В квартире действительно было прохладно, зябко до мурашек.
        Я прошла к столу, выдвинула стул и присела. Не велено разговаривать, ну и фиг с ним. Мне и в молчании нормально живется.
        Планировала отказаться от ужина, но всё так вкусно пахло, что от прежней уверенности почти ничего не осталось. Наверное, скажет, что и за ужином не беседуют, еда - это же святое.
        - Десять минут нужно подождать. - Сказал Денис, закрыл сковородку крышкой и развернулся ко мне.
        Увидел, что я тереблю в руках размотавшийся бинт, откуда-то из своей аптечки достал новый и, распаковывая его, подошёл ко мне. Присел на корточки, мягко взял мою руку, посмотрел на распухший от влаги след.
        Обычно я не смотрю на него, даже не знаю, заживает или нет, может уже и перевязывать не нужно. Но сейчас мы вместе с Денисом смотрим на этот след чужой расправы.
        - Кто это сделал? - Повторил тот свой вопрос.
        - Сама. - Не хочу ни жаловаться, ни ябедничать, ни откровенничать.
        - К чему эти тайны? - Поднимает свои глаза и впервые за всё время после своего возвращения смотрит на меня без спокойной стужи.
        - Какая разница, кто. Сама виновата!
        - Мия… - Голос становится тише, предупредительнее.
        - Ты всё равно будешь смотреть на меня, как на провинившуюся. Поэтому опустим этот момент. Что там дальше по плану в этом твоём «говорить»? - Пытаюсь вырвать запястье из его рук, но Денис не отпускает.
        Ничего мне не отвечает, только губы стягивает в тонкую сердитую линию. Не спокойствие и то ладно. Уже что-то…
        - Нельзя выгораживать того, кто причинил боль. Он может подумать, что ему всё сошло с рук. - Прерывает молчание шёпотом.
        - Я сама. Надоело всё, припекло, вот и резанула. - Таким же шёпотом, только с налётом злости и раздражения, отвечаю я.
        - Ты не выглядишь, как человек, желающий расстаться с жизнью. - Опять поднимает свой взгляд на меня.
        - Откуда тебе знать? В фильмах не всегда показывают правду! - Чувствую, как губы кривятся в ядовитой улыбке.
        Денис на секунду опускает голову, выдыхает, потом вновь его глаза смотрят в мои. Да так, будто глубоко-глубоко пробраться хотят. Пристыдить, наверное. В очередной раз. Ну давайте, что уж!
        Мельком понимаю, что веду себя неправильно, как маленькая обиженная девчонка, которую дернули за косичку, но остановиться почему-то не могу.
        - Моя мама наглоталась таблеток, еле спасли. Дед спас. Меня рядом не было, я узнал и увидел только сегодня. Узнал и увидел, как выглядит человек, готовый на любой исход.
        Меня пронзает. Насквозь. Рубина?! В груди застывает вдох. Рубина…
        - Давай поедем к ней? Поговорить мы ещё успеем… - Срываюсь на самый приглушенный шёпот, какой только можно выдавить на выдохе.
        - Прогнала… - Слегка мотает головой. Отвечает и на свои мысли, и на мой вопрос.
        Я не знаю, что говорить, что мыслить. Как помочь, поддержать. Не знаю. Все слова становятся такими незначимыми, такими бесполезными, поверхностными.
        На глазах наворачиваются слёзы, как-то так быстро, что не успеваю их сморгнуть. Но я не хочу, чтобы Денис подумал, что мне его жалко. Нет. Нет. Нет. Жалость заслуживают слабые. Он не такой.
        Поэтому я просто обнимаю его. Медленно соскальзываю со стула, чтобы быть не петлей на шее, а поддержкой.
        Обнимаю крепко. Так, как когда-то маму. Да, я тоже видела, как выглядит человек, готовый на любой исход. Обняла так, как хотела, чтобы обняли тогда меня. Пусть даже ненавистный одноклассник, пусть даже незнакомец. Хоть кто-нибудь…
        Чувствую, как спину обжигают горячие руки Дениса. Он обнял в ответ. Так же крепко. Нет, крепче, чем я. Сейчас можно, сейчас нужно так. Только так!
        - Я совершила ошибку, ушла. Они прогоняют, но подсознательно не хотят оставаться одни. Хотят чувствовать родного даже через стену. Пойдём. - Я уже не спрашиваю, не уговариваю, все чувства подсказывают мне, что Денис согласится. Не потому, что должен быть с мамой, а потому что хочет.
        - Отец приказал меня к ней не пускать. - Отвечает чуть слышно, но я улавливаю.
        - Значит пустят меня.
        Не знаю, откуда во мне появилась уверенность хоть в чём-то. Я впервые в такой ситуации, когда нужно помочь другому, пережить с другим, пройти вместе с ним. Но страха нет. Ничего нет, кроме уверенности, что мы должны поехать к Рубине. Лиле…
        И я оказалась права. Дениса уговаривать не пришлось. Он собрался быстрее, но меня не торопил. Сказал лишь, что я могу не снимать костюм.
        Мне стало так стыдно за все мои слова, поступки, взгляды. Как я не смогла вспомнить, что спокойствие бывает разным. Что иногда только неимоверная сдержанность и позволяет дышать.
        Мы одевались молча. Квартиру покидали тоже молча. Молчали и в такси, хотя водитель на этот раз был не прочь разнообразить свой вечер ничего незначащими разговорами. Но я мотнула головой, показывая ему, что не стоит, и он тоже замолчал.
        Ехать до клиники предстоит полчаса. То, что Рубина не в простой больнице, я догадалась сама, но вот то, что путь наш лежит за город, узнала от навигатора. Но плюс в этом есть, несомненный: есть время придумать, как мне, не родственнице, не знакомой, попасть в палату к Рубине. Как?
        На этот раз мы с Денисом сидели вместе. Нужно бы разузнать побольше. О Рубине, о её жизни, о случившемся. Это логично, это быть во всеоружии. Но в жизни не всегда всё логично, правильно. Абсурд и хаос заправляют многим. Пусть сегодня именно они мне помогут. Потому что я очень хочу помочь Денису Соломонову!
        Я посмотрела на него, опять внешне расслаблен, спокоен. Голову откинул на подголовник, глаза прикрыл. Грудь вздымается мерно. Руки не скованы, кулаками не выделяются, спокойно лежать на коленях.
        Как же я хочу, чтобы твоё спокойствие не жалило тебя изнутри. Как же я этого хочу, Денис…
        Не представляю, чего ему стоило признаться. Ему! Скрытному, по-особенному диковатому, а по сути - недоверчивому. Признаться так, как признался он. Не для жалости, не для сочувствия, а просто «в продолжение диалога». И от этого стало жутко, руки непроизвольно дёрнулись, но я успела сцепить их в замок.
        Если Денис держится, то раскисать мне - это предательство! Держи себя в руках, Мия!
        68
        Мысль не шла, просто вымерла, на прощание даже не махнула ради приличия. Ну хоть какого-нибудь. Белый лист бумаги оставался чистым, нетронутым. Я раз пятнадцатый перечитывала «Silentium!» Тютчева и не могла собраться, чтобы проанализировать. Мне близка тема, смысл, совет поэта, но…нужное не приходило ни на ум, ни на чувства. Не ложилось…
        Я вообще не хотела заниматься уроками, вот как-то в этот день было не до них. Но Денис настоял. Просто взял и посадил меня на кухне делать литру. Сам вышел. Закрыл дверь и вышел.
        Нет, мы поужинали, вкусно, очень: домашний Вок с морепродуктами, приготовленный человеком, умеющим и любящим это делать, это за гранью просто прекрасного. Высшая кухня, ага. Я тоже внесла свою лепту, исполнила великий морской закон - вымыла посуду.
        Не знаю… после возвращения из клиники такое самоуправство, самопровозглашение не было чем-то нелепым. Во всяком случае для меня.
        Ну вот… мысли опять унесли, и ничего не принесли. Так не пойдет, не могу же я всю ночь провозиться с литературным анализом. Всю ночь, кхм, это так странно звучит. Но где я буду спать? На кухне?
        Как-то не обсуждалось, что мы возвращаемся опять к Денису. Я не поднимала вопрос, а он, наверное, и не подумал, что могу возразить. Одно такси, один адрес, те же чертовы тринадцать этажей пешим-чешим. Но минус ворчливая и недовольная я, а плюс: умиротворенный и время от времени улыбающийся Денис. Правда, заметила я совершенно случайно, можно сказать исподволь.
        Нет, не могу, не могу думать об уроках, о чём-то другом. Почему я не могу взять передышку хотя бы сегодня? Совсем не думается, не соображается, что за экзекуция… И не совсем добровольная. Кто вот знал, что у Соломонова, который почти никогда учебники не носит, дома есть полный комплект всех пособий, методичек и всяких других изданий для учебы.
        Голова падает на согнутые руки, она всё это время становилась тяжелее и тяжелее, что я уже не выдержала и плюнула на правила «должна» и «надо» отличницы-тепличницы.
        До уха долетает легкий свист, возвещающий о том, что дверь на кухню приоткрыли. Резко принимаю вид стойкого часового на посту, выпрямляюсь, быстренько беру в руки ручку, которая откатилась на край кухонного стола.
        Сижу спиной к двери, поэтому шаги скорее ощущаю восьмым чувством. Денис обходит меня, край стола и присаживается напротив. Стараюсь неловко прикрыть чистый лист, сгибаю его, чтобы не было понятно, как бездарно я провела последние полчаса.
        И что это был за бзик принудить меня засесть за уроки? До сих пор не пойму. Да-а, когда-нибудь я пойму этого невозможного одноклассника, когда-нибудь обязательно проникну в его невероятные мысли. Когда-нибудь…
        - Я написал, возьми. - Денис протянул мне свой лист, исписанный аккуратным почерком. Таким же красивым, как тогда в книге.
        Пробегаюсь глазами по написанному и понимаю, что передо мной полный анализ стиха. И неплохой такой анализ. Совсем неплохой! Да что увиливать, я бы лучше не написала не то, что сейчас, даже в добром здравии.
        Он ненормальный. Совершенно сумасшедший. Как?! Как он это делает…
        - Ты всё умеешь, да? - Спрашиваю шепотом, потому что сейчас вот вдвойне стало стыдно за свою лень и апатию.
        - Нет. - Отвечает, как ни в чем не бывало. Бесподобно! Просто бесподобно…
        Что я такого сегодня пережила, что не смогла собрать себя на какой-то школьный анализ? Да в общем-то ничего такого и не пережила. Но вот он Денис, Денис Соломонов, который ещё полтора часа еле отвоевал себе право взглянуть на маму хотя бы через перегородку, чуть не подрался с охранниками, не накостылял дежурному врачу, приносит мне домашку по литре.
        Когда ему выдавали силу и волю, я стояла в какой-то другой очереди. Явно!
        - Я… - Медленно двигаю лист к сложенным в замок рукам Дениса. - Не могу принять.
        - Почему? - Такой искренний вопрос, без подвоха, не ради словца, ему правда интересно. Ох, мамочки, он сведёт меня с ума.
        И где та непробиваемая тишь, гладь, штиль? Так, нет, не нужно нам того спокойствия. Всё, в прошлом. Пусть лучше будет так. Да!
        Поднимаю глаза и стараюсь смотреть открыто, подавить стыдливую мимику и оправдывающиеся интонации.
        - Я должна справиться сама. - Беру паузу, потом добавляю уже честнее. - Точнее осилить.
        Поджимаю губы, бесшумно вдыхаю, но чувствую, как неестественно поднимаются плечи. Не вдох, а вздох какой-то, ох, Мия, Мия…
        - Да, согласен, какой-то дурацкий способ сказать «спасибо». - Денис подтягивает листок ближе к себе, но не убирает, не складывает его.
        Что? Это благодарность? Мне?
        - Сказать «спасибо»? - Спрашиваю как на духу.
        - Да. Мия, спасибо за то, что съездила со мной, не испугалась ни охранников, ни буйволов отцовских, уговорила врача, поверила, что Рубина почувствует моё возвращение, что сейчас здесь, ты всё ещё здесь. Спасибо!
        Неожиданно. Искренне. Сильно.
        Мне захотелось сжаться в комок, накрыться одеялом, лишь бы на меня не смотрели, меня не видели. Боже, это так непривычно, что я застеснялась, как маленькая девчонка. Ей-богу, детский сад, младшая группа!
        Понимаю, нужно что-то сказать, ответить, но не знаю, как и что. Как и что?
        - И тебе, Денис, спасибо. - Лучший отклик на благодарность, честный и прямодушный, это ответная благодарность.
        Тем более мне-то точно есть за что сказать ему «спасибо». Тоже мне! И как ещё додумалась стесняться. Сама должна была первой поблагодарить. За всё. Вот также открыто и прямо.
        - Ты расскажешь мне, откуда знаешь, как вести себя в таком случае?
        Нет, только не это… Я так боялась, что мы вернёмся к этому, что он запомнит.
        Хмурюсь, не хочу скрывать, как неприятна мне эта тема, этот скользкий, опасный путь, путь в никуда: когда вспышки в темноте слепят глаза, не давая даже сморгнуть. Нет, нет, только не сегодня. Не сейчас.
        - Сегодня я готов был уйти. То стекло, что разделяло нас с Рубиной в палате, могло остаться на всю жизнь и становиться только толще. Ты не сдалась, ты знала, что она повернётся и увидит меня. Мия, откуда?
        Закрываю лицо руками. Воспоминания давят. Всё давит, будто ему дали команду «фас». Не люблю разговаривать о себе. Не люблю рассказывать, ворошить, потрошить. Это тяжело, больно. Стыдно.
        Он и так знает про Тузова. Не нужно ещё и про маму. Нельзя!
        Мотаю головой в надежде, что Денис поймёт этот знак. Словами сказать не могу.
        «Мысль изреченная есть ложь…»
        И он понимает. Чувствую, как обнимает со спины, лбом упираясь мне в шею. Вздрагиваю.
        Опять неожиданно. Искренне. Сильно!
        Наконец-то этот день закончился.
        69
        Сны сменялись один за другим, и каждый был хуже предыдущего, страшнее, мрачнее, беспросветнее. Все не помню. Но один… он потряс меня до самого основания, до Ахиллесовой пяты, хранящей все уязвимое и боязливое во мне, как бы я не старалась храбриться.
        Сначала сон был правдоподобным: по следам вечернего визита в клинику, те же грозные и неподкупные охранники, непробиваемые и устрашающие вертухаи Соломонова старшего, непоколебимый, но утомленный доктор.
        Сон шел след в след с реальными воспоминаниями, которые я подсознательно старалась забыть, отправить на самый пыльный склад памяти, чтобы никогда не доставать, даже не дотягиваться до.
        Но потом вдруг палата. Рубины… Лили. Неживой взгляд, прилипший к батарее. В голове бьет набатом предупреждение доктора: она не просто не в себе, опустошена и равнодушна, на неё не действует даже снотворное, она не хотела, чтобы её спасли. Жутко, страшно до животного, инстинктивного страха, когда боишься чего-то сильного, потустороннего, которое может подобраться и к тебе, как зараза.
        По левую руку чувствую ещё человека. Он живой, в нём эмоции, чувства, стремления, непонимания - жизнь. Но посмотреть на него не могу. Мне как будто кто-то приказал смотреть только на Неё - нежизнь. Хочу вырваться, развернуться всем телом, не могу. Вдруг Лиля медленно поворачивает свой стеклянный взгляд на меня, и на долю секунды в нём пропадает мертвецкое безразличие. Вздрагиваю, отступаю назад, упираюсь спиной в ледяную стену. Холодок пробегает по телу, ноги и руки немеют.
        Она смотрит на меня, впивается, упивается. Ждёт. Чего? Чего может ждать от меня нежизнь? Я не хочу, это не для меня, не моё. Не мой путь.
        Не мой!
        Лицо её становится ещё бледнее, черты заостряются, не хищно, а окаменело - когда не сражается, а застывает. Я часто-часто моргаю в надежде, что видение пропадет, что эта ужасная реальность выпустит меня из своего плена. Но Лиля всё смотрит и смотрит. Бледнеет и бледнеет.
        Может, она ждёт спасения? А я могу?!
        Резко вскакиваю на кровати. По телу дрожь, виски и шея мокрые - самый настоящий холодный пот. Дышу часто, но прерывисто. Самый страшный кошмар, какой я помню. Никогда ещё сон меня так не выматывал, не выжимал.
        Тяжело сглотнуть, горло саднит. Нужна вода, хотя бы глоток. Не чувствуя себя, своего тела, поднимаюсь с кровати, мелкими шажками выхожу из той комнаты, в которой мне постелил Денис. Иду, держась за стены, дверные ручки. Нужна опора, хотя бы такая.
        Глазам к темноте привыкать не нужно, они недавно видели и не такой мрак. Аккуратно приоткрываю дверь на кухню и застываю на пороге.
        Денис сидит за кухонным столом, лицом ко мне, взгляд его устремлен в монитор ноутбука. Он чем-то увлечён, сидит в темноте, меня замечает не сразу. И не заметил бы, если бы я не попросила пить.
        - Не спится? - Спрашивает, забирая назад пустой стакан.
        Чувствую, как вода наполняет организм, неприятно булькая в животе, будто лишняя. Но нет, не лишняя, горлу становится намного легче, я хотя бы могу говорить не как старуха Изергиль.
        - Просто приснилось что-то странное. - Отвечаю шёпотом и тут же закрываю лицо руками.
        Странное?! Да это самый настоящий ужас!
        - Мне включить свет? - Спрашивает вкрадчиво, тихо.
        - Нет. - Шумно выдыхаю, отрываю руки от лица. - Нет, не надо, так лучше.
        Без приглашения прохожу к кухонному столу, присаживаюсь напротив ноутбука. Денис тоже возвращается на своё место, отодвигает железного друга в сторону. Наверное, чтобы видеть меня. Хмыкаю. Конечно, всё для тебя, Мия. Как же!
        Сидим в тишине, в темноте. Каждый думает о своём. Я перебираюсь на соседний стул, который ближе к стене, чтобы упереться в неё спиной, она кажется надежнее, чем спинка самого стула.
        У Дениса вибрирует телефон. Он отбивает звонок почти сразу. Интересно, который час…
        - Да, Марин.
        Ему что-то говорят, я не прислушиваюсь, с каким-то упорством вглядываюсь в кухонный шкаф, пытаясь разглядеть узор по дереву.
        - Нет, это вопрос решённый.
        Опять слушает голос на том проводе. Меланхолично отмечаю про себя, что, наверное, звонит Марина Владимировна. Нет, Марин, конечно, может быть у них много, но как-то вот интуиция моя намекает на конкретную - психолога.
        - Мне всё равно, что он думает. Он сам мне сказал, что я недостоин его фамилии.
        Что?
        Стараюсь повернуться к Денису не так резко. Но не получается, понимаю это, когда наши взгляды встречаются. Его, в отблесках от света монитора, и мой - по ту сторону этого свечения.
        - Это он приказал тебе позвонить? - Услышав ответ, ухмыляется. - То есть это тебе приспичило отчитать меня в четыре утра?
        Отворачиваюсь, прерывая наш зрительный контакт, подтягиваюсь на стуле, чтобы сесть поудобнее. Вдруг Денис встает и уходит. Возвращается с пледом в руках. Разговор с Мариной ещё не прекратился, но говорит, видимо, только одна, потому что Денис ничего ей больше не отвечает.
        Он прижимает телефон к уху плечом, а сам легонько касается моего плеча, показывая мне, чтобы я отлипла от стены. В образовавшийся проём вставляет плед и разрешает мне снова облокотиться на стену.
        - Спасибо! - Шепчу губами. Думала, не услышит, не увидит, но Денис кивает в ответ, принимая мою благодарность.
        Возвращается к своему стулу, но не садится, стоит боком ко мне. Пристально, не мигая, смотрит в стену напротив.
        - Марина, мне всё равно, что он отец, родитель и так далее. Он хочет свободы, новой семьи, он их получит. Ни я, ни мама в его жизни не останемся. Всё, спокойной ночи. Выспись и не думай о нас.
        Отключается. Блокирует телефон, но ещё какое-то время стоит так.
        Наверное, мне должно быть неловко, некомфортно, что я невольно присутствовала при такой беседе. Но… я ничего этого не чувствую. Мне кажется, как будто сам Денис не хочет, чтобы я это чувствовала. У него ведь был выбор: сказать, что не может разговаривать, что перезвонит позже, или выйти в другую комнату, закрыв плотно дверь на кухню.
        Но он ничего этого не сделал. Не хотел? Не знаю, но я вновь почувствовала легкий стыд за то, что не рассказываю, когда он просит, не отвечаю, когда он спрашивает прямо.
        Какие у меня остались причины не доверять Денису? Да он даже уже и в мыслях не Дэн, не Эндшпиль, чего я тогда скрываю, боюсь? Ведь он единственный за столько лет, кому искренне интересно, а как себя чувствую я. Что переживаю, передумываю я.
        - Какая у тебя будет фамилия? - Спрашиваю шёпотом, боясь спугнуть его мысли.
        70
        Денис сглатывает, оборачивается. Кидает телефон на стол, прерывая всё плохое и мрачное.
        - Юманов. - Отвечает, присаживаясь.
        - Ю-ма-нов. - Протягиваю, пробуя на вкус каждую букву, их сочетание. - Красивая. Знаешь, я так люблю букву «ю». О, ещё «р», «н», «и». Они какие-то особенные, люблю слова, имена, где они встречаются. Они как песня детства, которая хранит всё светлое, доброе, мягкое. - Делаю паузу, подбирая удачное слово. - Ностальгическое.
        Когда говорю всё это, на Дениса не смотрю. Мне кажется, глядя ему в глаза, я бы ни за что не осмелилась озвучить эту свою странность. Но вот так, присматриваясь, всматриваясь в кухонный шкаф, - запросто.
        - Фамилия дедушки. - Поясняет Денис, и я понимаю, что ему понравилась моя реакция.
        Как? Не знаю, просто чувствую. Может, это воспаленная фантазия, и я уже много чего себе сама придумываю, выдаю желаемое за действительное, но вот так. Так, как есть!
        Поворачиваюсь. Теперь разговаривать как-то легче. Этот ответ был приглашением продолжить, глупо профукать такой момент.
        - Великого и непоколебимого полковника в отставке?
        Денис смеется. Не тихо, громко, разрывая тишину в клочья. Смех красивый, с нотками гордости. Заразительный - не могу не улыбнуться в ответ.
        Сон давно как рукой сняло, но теперь мне так хочется узнать больше о Соломоновых-Юмановых, что даже если меня сейчас возьмут и несправедливо погонят досыпать положенные два часа, я ни за что не сдвинусь с места.
        - Ага, того самого! - Отсмеявшись, отвечает Денис.
        - А как он себя чувствует? Это ведь он спас… - Замираю на полуслове, не могу закончить вопрос.
        Не понимаю, с чего вдруг он пришёл мне в голову и вырвался на язык. Но как уж есть. Слово не воробей, как говорится…
        Боюсь реакции Дениса, вдруг я его сбила с ног, ледяной водой облила. Насильно вернула в страшные воспоминания.
        - Он сильный! - Кивает и смотрит как будто сквозь меня. - Он спас дочь, это главное.
        Чувствую, что собственноручно задушила разговор, который мог лится речкой полноводной, а сейчас почти сошёл на нет. Судорожно искала, за что бы зацепиться, что бы ещё такое спросить, как бы продолжить.
        Хоть как-нибудь, а.
        Есть вариант, способ, но… Всё, никаких «но», Мия!
        - Когда у моей мамы случился выкидыш, я проходила курс лечения от депрессии. Это сложный, долгий процесс, но мне разрешили оставаться дома, не мыкаться по клиникам. Мы с ней были два сломленных человека, которые друг друга и погубили. В тот день мы с отцом и Ольгой приехали навестить маму. Она…
        Комок подступает к горлу, мешая говорить. Но я сглатываю и продолжаю, потому что, если остановлюсь, не расскажу уже никогда.
        - …она была готова к любому исходу, перестала бороться за здоровье, жизнь. Ничего не говорила, но как будто не принимала нас, прогоняла своим равнодушием, безразличием. А мы сидели в палате, старались говорить о будущем, просто говорить. Но глаза мамы всё равно оставались пустыми. Я обнимала её, крепко-крепко, гладила, целовала. Старалась забрать её боль себе, но я не понимала маму, просто не могла понять, потому что сама такого никогда не чувствовала. И мы ушли.
        Опять беру паузу, чтобы сделать вздох, не глубокий, рваный, но сделать. Больно, очень больно это вспоминать…
        - Я ушла, а Оля вернулась. Не в палату, нет. Вернулась вот так, в комнатку для врачей, медсестер, которые неотрывно наблюдают за состоянием пациента. Она вернулась, а я нет. Мама обернулась, но увидела не меня. Не я освободила её от пустоты…
        Комок разросся до таких размеров, когда говорить стало уже невозможным. Болезненный спазм сдавил горло, защемил шею, ободком сковал голову.
        - Вы об этом не разговаривали, но это осталось между вами. - Не спрашивая, утверждая, сказал Денис.
        Он меня понимает. Понимает, как никто другой.
        - Да. Осталось той стеклянной стеной, через которую можно друг друга видеть, но не чувствовать.
        - Спасибо тебе!
        Сейчас я знаю, за что. Не за охранников, вертухаев или врача. Нет. Не за это, поэтому просто принять благодарность я уже не могу.
        - Замени всех, стань всем и сразу, жди. Будь рядом и жди. И никогда не позволяй себе мысли, что мама проявила слабость. Не позволяй думать, что она оступилась, ошиблась, предала. Лиля сильная. - Улыбаюсь сквозь слезы, собравшихся в глазах пеленой. - Она такая красивая, грациозная, хрупкая. Но сильная!
        Впервые после признания смотрю на Дениса. Его глаза блестят.
        Не от слёз. Такие, как он и его дедушка, не плачут.
        - Твоя мама восхитительная, Денис Юманов! - Улыбаюсь шире. Ещё шире и искреннее.
        - Ты всегда мешаешь мне…
        Начинает и осекается. Моя улыбка меркнет, я не понимаю его реакции. Я вообще так редко понимаю, что он говорит; чувства понимаю, но вот слова…
        Хмурюсь.
        - Ты всегда мешаешь мне чувствовать себя чудовищем.
        Мои глаза округляются, а пелена вмиг пропадает, иссыхает!
        - Ты ведь не забыла про «простую»? - Спрашивает, чуть наклонив голову набок.
        Смотрит внимательно, но так, будто знает ответ.
        - Не забыла… - Отвечаю, но медлю признаться до конца.
        Ай, была не была!
        - В какой-то момент твоё мнение стало для меня очень важным. - Решаюсь.
        Что ж, признаваться и кается - так до конца, момент не простит полумеры, получувств.
        - «Простая» потому, что непохожа на маму.
        Несколько слов, короткое объяснение, даже не извинение, не оправдание однажды брошенного, именно объяснение. А сердце в груди стучит, как сумасшедшее.
        Непроизвольно улыбаюсь, одергиваю себя, даю мысленные оплеухи и другие пинки-пощечины, но сдержаться не могу. Улыбка, как непослушный ребенок, делает всё наперекор.
        - Мы разные, Денис. - Говорю только для того, чтобы не выглядеть совсем уж дурочкой с такой-то шальной улыбкой.
        - Я знаю, Мия. - Четко, твёрдо, но с лёгкой улыбкой.
        И сидим мы так, как два сбрендивших чудака, смотрим друг на друга и улыбаемся. Я всё шире и шире, а Денис - светлее. И ничего не гложет, не ноет, не беспокоит. И всё кажется теперь такими пустяками.
        - Я Астру продаю. - Прерывает улыбчивое молчание неожиданным и невероятным.
        - Потому что в ней больше от Лили? - Аккуратно интересуюсь я, ступая, как сапер по минному полю, в любой момент ожидая взрыв и пропасть.
        - Основная причина в этом. - Кивает, потом, подумав, добавляет. - Я понял, что не люблю это, силы уходят, а удовольствия больше нет. На голом желании аллегоризировать уже не вывожу.
        Я так хотела спросить, а что он любит, что чувствует поистине своим, но сдержалась. При всём откровении этой утренней тишины и темноты, мы ещё не так близки. Да, наверное, не так близки…
        - Тогда ты ещё укажи, что есть перевод на немецкий. И цену надбавь, больше покупателей клюнет. - Бросаю невзначай, к слову, сдавая своё полюбившееся и неожиданно возникшее хобби.
        - Всех трех?
        Денис не стал уточнять очевидное, сразу понял, откуда растут ноги у немецкого перевода. И я в очередной раз отметила про себя его тактичную догадливость. Повезло Инге, которая знает Дениса ближе и лучше меня…
        Так, стоп. Мия, стоп! Не туда, не та бухта, нет-нет-нет. Не сворачиваем, не заворачиваем, не причаливаем. Нет!
        Что у меня спросил? Вопрос вылетел из головы, силюсь вспомнить, но всё впустую.
        - Что ты спросил? - Всё-таки переспрашиваю.
        - Ты всё перевела?
        - А, да. Да, все три реальности. Нужно было чем-то себя занять в ту неделю, вот я и…
        Не знаю, зачем впихнула эти оправдания. Какая разница, захотела и перевела. Захотела и до дыр засмотрела Астру. Она в свободном доступе, могу делать, что хочу, пока авторские права не нарушаю.
        - Хорошо. Я скажу покупателю, он как раз интересовался переводами на другие языки. Сколько мне накинуть в цену?
        Непонимающе смотрю на Дениса, и он, видя моё замешательство, уточняет.
        - Как ты оцениваешь свой труд?
        - Мне… Ты что! Да мне ничего не нужно. Это было для себя, для наслаждения. Я… Нет, мне не нужны деньги! - Для пущей убедительности даже руками помахала, отнекиваясь от вопроса с подвохом предложения.
        - Тогда перевод целиком и полностью твой. - Заявляет безапелляционно, поднимается из-за стола и отходит к кухонным шкафчикам.
        - Но…
        - Мия, я не присваиваю чужой труд. - Не даёт возразить, перебивает своей категоричностью.
        - Хорошо, я поняла. Но я не знаю, во сколько оценить перевод. Ты можешь сам решить с наценкой? - Сдаюсь, признавая и принимая безапелляционность Дениса.
        Это его принцип, и его нужно уважать. Я понимаю это. И принимаю, да.
        - Могу. Но… - Разворачивается ко мне, замирая с чайником в руках. - …ты возьмешь деньги. Все!
        Ну взять-то возьму, только…
        - И потратишь на себя, в своё удовольствие! - Добавляет, смекнув, о чём я успела подумать.
        Вот чёрт! Вот не всегда мне его догадливость на руку!
        Хмурюсь, куксюсь, в общем, всячески показывая, как не хочу соглашаться с таким условием. Вот совсем, абсолютно. Денис не прерывает эту мою пантомиму, просто наблюдает со стороны, как зритель.
        И это меня жутко напрягает, я раздражаюсь и выпаливаю своё полусогласие. И всё-таки оставляю себе место для маневра:
        - Оки, в конце концов, я с величайшем удовольствием потрачу деньги на хакера, который поможет мне доказать всем мою нормальность.
        - Мне не нужны деньги.
        - Что?
        Я как будто потеряла нить разговора. А при чем тут он? А! О! Ох, нет-нет. Это уже слишком большая помощь, мне же потом не расплатиться!
        - Я уже нашла одного студента. Он обещал сделать всё возможное.
        - Хорошо, значит на мне остаётся всё невозможное. - С какой-то странной беззаботностью ответил Денис, развернулся к плите и поставил чайник на огонь.
        Мда… не мне с такой неумолимостью тягаться.
        71
        Чай мы пили уже при нормальном освещении, поэтому я с лихвой осознала, как глупо было не снять линзы. Всё же не даром называют дневными, после сна глаза становятся сухими, не проморгаться, будто ветер задувает прямо в зрачки, даже сквозь веки.
        И, как назло, именно сейчас Денис дал мне почитать всё, что нарыл на Тузова и на Олю. Смотрю в монитор, а глаза жжёт нереально, мне бы сейчас капли какие, хотя бы Тауфон, минут пятнадцать и была бы я огурчиком. Очень тяжело сконцентрироваться на врагах, когда глаза отказываются видеть доказательства.
        Теперь и снять линзы не смогу, как целый день буду ходить со своим плохим зрением, да ещё и на камчатке сидеть…
        - Тебе плохо? - Спросил Денис, когда я в очередной раз ладонями растирала веки.
        - Не, терпимо.
        - «Терпение - медицина бедных». - Бросил невзначай, но поймав мой уставший взгляд, добавил. - Бунин.
        - Бедность не порок! - Хмурюсь и отвожу глаза, пытаюсь снова сосредоточиться на переписке Тузова с неким Х.
        Как успел рассказать Денис, на Олю найти что-то резко компрометирующее, однозначное не так-то просто. В чате с Амиром она если и переходит на меня, то просто называет «туртушкой» и съезжает с разговора, откладывая его до личной встречи. А вот Тузов оказался более говорливым и развязным с своих соцсетях.
        - А настоящее свинство… - Продолжил Денис, и я поняла, как облажалась с пословицей, не ту выбрала, совсем не ту.
        - Ладно, значит побуду бедной свинкой. - Махнула рукой, показывая, как мне всё равно на все эти беседы про терпение и терпеливых.
        - И всё-таки? Глаза болят?
        - Нет, всё хорошо. - Отрицательно покачала головой, не отрываясь от ноутбука. - Знаешь, меня что-то во всём этом смущает, а что именно, понять не могу…
        Постаралась увести тему, хотя меня действительно тревожили какие-то смутные ощущения. Будто я смотрю на картину, а она всего лишь подделка. Хорошая, качественная, но фальшивка.
        - Ты не снимала линзы? - Из настойчивости Дениса можно было бы сварганить настойку, самую крепкую, терпкую!
        - Нет. - Отвечаю на выдохе. - Я бы не смогла сейчас так свободно читать с монитора.
        - У тебя зрение начало портиться после того случая?
        - Фактически… Да, наверное, да. Но это рано или поздно всё равно произошло бы. - Поднимаю глаза на Дениса, вижу его серьёзный взгляд. - У меня у отца была близорукость, мне тоже передалось. Тот случай просто стал спусковым крючком, не более.
        Встаю из-за стола, чтобы подлить себе кипятка в уже остывший в чашке чай, краем глаза замечаю, с каким облегчением Денис откидывается на спинку стула и как расслабляются его скрещенные на груди руки.
        - Надо было тебе только одну коробку отдать, другую оставить на запас.
        Я посмотрела через плечо на Дениса. Всё-таки он невероятный!
        - А зачем ты мне их вообще дал? Ещё и бесцветные…
        - Чтобы ты перестала прятать свой настоящий цвет.
        - Э-это не из-за Оли! - Теперь обернулась всем телом. На память сразу пришла та оговорка Инги в общей беседе класса. Они ведь все реально могут думать, что я так скрываю наше «родство».
        - А почему? - Наклонил голову набок, взгляд из серьезно стал каким-то внимательно-зазывающим, бросающим вызов.
        - Просто выбрала мамин цвет. Всё, никаких других «аллюзий»! - Отвечаю, немного подумав, тщательно взвешивая все слова, вдруг потом они смогут быть истолкованы как-то не так.
        С чаем возвращаюсь к ноутбуку.
        - Напиши родителям, чтобы тебе привезли линзы.
        - Не хочу. Пусть остаётся так. - Каждое упоминание о родителях отзывалось неприятным сердцебиением, суетливым, нервозным.
        - Ты опять себя жалеешь.
        Такое простое и прохладное дополнение, как констатация факта, у меня возникло желание оспорить или оправдаться, а то и всё вместе.
        - И в чём тут жалость? - Рассердившись на всё и сразу, немного жестко выпалила я.
        - Почему ты не хочешь встретиться с родителями? Почему ты маме не позвонила, а отправила какую-то куцую смску?
        Складка между бровей пролегла у меня, наверное, ещё больше и глубже. Я сердилась и злилась, что разговор наш с оборзевшего изверга свернул на мои отношения с родителями, что вообще то хрупкое и невесомое, которое возникло в темноте и тишине, так бездарно рушится из-за нелепого разногласия.
        - Потому что жалею себя, не хочу видеть их, слышать. Потому что опять будут смотреть на меня, как на потрескавшуюся вазу, которая когда-то была нормальной и не доставляла хлопот своей болезненностью. Жалею себя! Всё, доволен?
        - Как ты думаешь, почему твои родители, которые даже к Маше с ночевкой не отпустили, вдруг ничего не сказали против нашей ночи?
        Я непроизвольно прищурилась. Всё настолько просто, почему заставляет меня это озвучивать? Или к чему он клонит?
        - Боятся, что я порежу себе второе запястье!
        - Они доверились тебе.
        - Выключи, пожалуйста, психолога. Мои родители просто пожалели себя. Мир вообще весь соткан из жалости к себе, потому что человек никогда никого не поймет и не почувствует так, как себя. Это естественно. Я жалею себя, они - себя, на этом и остановимся!
        - Тогда зачем мы будем кого-то изобличать, искать правду? Кому она нужна? Ты её знаешь и хорошо.
        - К чему ты клонишь? - Спрашиваю уже прямо, потому что совсем не понимаю, чего Денис от меня ждёт.
        - Я хочу вывести новенького на чистую воду, потому что они с братцем давно пытаются меня взломать, отследить. И правда мне нужна, чтобы понять, откуда эта ненависть лично ко мне. А тебе, Мия, тебе для чего нужна правда?
        - Чтобы доказать родителям, что я не сумасшедшая! Чтобы меня не попрекали тем, что не позволили поставить на учёт!
        На моих последних словах Денис нахмурился, едва заметно, складки потом вмиг расправились. Но мы уже не в полутьме, я могу уловить такие перемены. И улавливаю.
        - Удивлён? - Понимающе хмыкаю я, получается даже как-то высокомерно, но мне не жаль этой эмоции. - «Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему».
        - Надеюсь, после всего этого в нас останется хоть что-нибудь человеческое. - Задумчиво произносит Денис, глядя сквозь меня.
        С минуту мы молчим, мой чай снова остывает, чувствую прохладу чашки.
        - Я не хочу мстить, я хочу доказать, что они были неправы. - Зачем-то говорю шёпотом, наверное, поэтому звучит больше как оправдание.
        - Тебе придётся указать на тех, кто это сделал. - Указал кивком головы на мою руку, намекая на изобличение виновных. - В лучшем случае его выгонят из лицея, в худшем привлекут по уголовке.
        - Но это ведь не месть, я просто раскрою правду… - Уже не так решительно откликаюсь я.
        Раньше не думала, что моя правда действительно может привести к совсем не радужным последствиям, обнажив всё и вся: тех, кто, по сути, был и казался неприкосновенным. Элитным.
        - Решать тебе, Мия. За себя скажу, что пойду до конца, кто бы при этом ни пострадал.
        - Ты жалеешь себя побольше моего, а отчитываешь меня! - Буркнула, даже не подумав, как отреагирует Денис.
        - Да, жалею. Не готов пока сидеть возле речки и ждать, когда там сами собой проплывут трупы врагов. - Зло, чеканит каждый слог, каждое слово, равномерными паузами между ними. Жутко.
        - Что ты сделаешь после того, как узнаешь ответы на свои вопросы? Правду узнаешь про Тузовых и их мотивы?
        Устало смотрит на меня, уже не сквозь, а прямо в глаза, осознанно, обдуманно.
        - Раз и навсегда отобью желание связываться со мной!
        Меня пробрало до дрожи. Сразу поняла, почему у Дениса в лицее есть авторитет, а Тузову приходится туговато.
        - Можешь вкратце подытожить, что удалось найти? Я так рано по утру не привыкла строить обширный анализ, сопоставляя всё и сразу.
        И Денис начал рассказывать мне всё, что удалось откопать на Виктора, на Амира. Чем жили, что делали, как связь держат. Оказалось, что мистер Х, существующий во вк под чужим именем и шифрующий сообщения ничего не значащими вопросами, несуразными поговорками, и есть Тузов старший. Во всяком случае пока Денис не нашёл то, что опровергнет эту его гипотезу.
        Я слушала и во многом соглашалась. Этот дуэт действительно давно точил зуб на Дениса, только он не сразу смог вычислить Виктора. Да и переписка двух братьев напоминает больше прикрытие, они же не могут не знать, что кое-какими навыками владеет и Денис, значит почти всё в сети делают для фарса, подстрекательства.
        Остается выяснить, на кой черт им это нужно.
        И как-то кстати вспомнились постоянные «ты выбираешь его». Но об этом я Денису пока решила не рассказывать. Может, просто оговорки, совпадения?
        Время пролетело быстро, мы и не заметили, как оставалось ровно на дорогу до лицея. К счастью, такси приехало вовремя, а таксист умело объезжал все утренние пробки.
        В машине мы уже не разговаривали. Кончилась ночь, разорвалась и особенность момента, откровения. И в душе у меня поселились разочарование, легкая грусть. А ещё ворох вопросов и личных дилемм…
        Почему всё всегда так неоднозначно?
        72
        Денис помог мне выбраться из машины и сразу же прибавил шаг, чтобы прийти к первому уроку без опозданий. Это так странно, Денису Соломонову никогда особо не было важно успеть до звонка. Может, стало важно Денису Юманову? А может… Нет, вряд ли. Вряд ли!
        Но зайти во двор мы не успели. Меня, словно самый раскатистый гром, окликнул родной голос. Ноги приросли к земле, вообще было ощущение, будто я спрыгнула солдатиком с высоты… ну, не меньше метра, да. Болезненная вибрация прошла по всему телу.
        Денис остановился, обернулся. Потом перевел свой взгляд на меня, пристально посмотрел, развернулся и ушёл. Оставил!
        - Мия, дочка! - Голос раздается совсем близко, по правую руку от меня.
        Медленно оборачиваюсь и вижу маму. Красивую, безукоризненно красивую. Серьёзную, но не сердитую, не разгневанную. Это хорошо, что она не возмущена так, как я боялась. Значит можно будет поговорить не в сердцах. Наверное…
        - Доброе утро! - Здороваюсь, а у самой все трясется от напряжения, страха и много от чего ещё.
        Мама осматривает меня, но вижу, что старается делать это незаметно, как бы разглядывая фон позади меня. Макияж у неё сегодня особенно удачный, глаза, горящие добрым волнением, подведены бесподобно. Сердце моё ёкает, мне становится стыдно, что я так себя повела. Не позвонила, вообще на вечер хотела забыть, что я Багирова. Забыться, да.
        - Вы… - Всё-таки нервничает, голос дрожит. - У вас получилось?
        Не понимаю, о чём она. Что должно было получится?
        - Наверное… - Отвечаю уклончиво, впервые пожалев, что не расспросила Дениса поподробнее про то, как он меня «отпросил».
        - Значит Амир больше не будет тебя допекать? - Улыбается сначала нервозно-широко, но быстро берет себя в руки и убирает с лица эту улыбку.
        - Почему вы отпустили меня к Денису? - Не понимая, как мне себя вести и что отвечать маме - что можно и нельзя ей отвечать, выбираю ответить вопросом на вопрос.
        - Он сказал, что мы тебя потеряем. - Взгляд мечется по моему лицу, впитывая каждую мою эмоцию, мама очень волнуется. Очень! - Что если вы не найдете подтверждение недостойного поведения Амира, то тебя могут исключить за нападение на него.
        - Ты знаешь, что я хотела его придушить? - Перехожу на шёпот. Я тоже еле-еле контролирую свои эмоции, лихорадит чуть поменьше маминого.
        - Да. Я знаю про сообщение, которое якобы отправила ты, про объявившегося Виктора, про коробку с фотографиями, про нечестную игру в пейнтбол… - Мама берет мои руки в свои, крепко сжимает. - Про то, как ты ушла из лицея и про то… про то, как попала в Канатоходец.
        Руки мои непроизвольно дёргаются. Что всё это значит? Он докладывал на меня? Доложил? Следил вот для этого?!
        - Он позвонил так внезапно, мы тебя потеряли. Марсель места себе не находил, думал, что ты его не дождалась, это потом руководство лицея посмотрело по камерам, как ты уходила. Голос серьезный, даже строгий, отчитывающий. Я почему-то подумала, что звонит его властный отец.
        Мне хотелось услышать больше, узнать побольше, но мама замолчала.
        - Мия, он сказал, что мы ничему не научились. - Спустя какое-то время она всё-таки продолжила, но таким продолжением только запутала меня.
        Мама опустила голову, осунулась, как-то сразу стала просто красивой, а не безукоризненно-отстраненно.
        - О чём это он? Почему он так сказал? К чему, мама?
        - Мия, я должна была быть внимательнее, прости меня. Этот мальчик… Этот парень знает то, что должна знать я. Что должна была заметить я. И он по-своему сделал всё, чтобы я обратила внимание, стала бдительнее.
        Догадка озарила меня так внезапно, что я пошатнулась. Хорошо, что руки по-прежнему были в мамином крепком захвате, иначе полетела бы на грязный затоптанный снег.
        - Он рассказал о своих подвигах, чтобы привлечь внимание…
        Не заметила, как сказала это вслух. Мама резко подняла голову и покаянно посмотрела на меня. В глазах читалось сожаление, боль, нерастраченное вовремя сочувствие. Но не жалость. Мама, спасибо, что не жалость!
        - Мама, мамочка! Не изводи себя. Пожалуйста, не кори. Я… я во многом виновата сама. Только я! Спасибо, что отпустила меня к Денису, спасибо! - Вырвала руки и крепко обняла маму.
        Насколько человек может быть близоруким, насколько мы все погружены в себя, в жалость к себе. Уму непостижимо! Не знаю, как это можно исправить, выправить, вытравить из себя. Но нужно, обязательно нужно вылечить, иначе так и будем видеть лишь размытые очертания, смутные силуэты, за которыми пустота и в которых бездна.
        Не знаю, сколько мы так простояли, но очнулись как будто одновременно. Не отпрянули, нет, - просто ослабили объятия.
        Мама полезла в карман, но нервозность её ещё так быстро не прошла, поэтому мешала быть аккуратной и спокойно достать то, что она хотела.
        - Давай я?
        - Да, пожалуй, сейчас я ограниченно дееспособна. - Улыбнулась, но кривовато, а в глазах застыло извинение.
        Пожалуйста, хоть бы не навсегда! Не нужно так смотреть, нет. Стена становится только толще, выпуклее, мутнее. Если попрошу, она же не поймет? Нет, наверное, не поймет. Поэтому я лишь молча достаю из кармана мамы свой телефон.
        - Возьми его, Мия. Это было очень глупо с моей стороны.
        - Хорошо, спасибо.
        Чувствую, что нам нечего больше друг другу сказать, сейчас точно выговорено всё возможное и допустимое, поэтому, попрощавшись, пытаюсь скорее уйти.
        По дороге смотрю время на телефоне и не замечаю, как мою свободную руку захватывает чужая, огромная, сильная. Вздрагиваю и мгновенно оборачиваюсь на этого захватчика.
        - Ты не ушёл?
        - Думал, будешь рвать и метать. Лицей хотел спасти, он столько лет выстоял, не хотелось бы, чтобы пал смертью храбрых. - Говорит, но на меня не смотрит, не улыбается, но лицо расслабленно.
        И сейчас я бы сказала, что как-то шутливо расслаблено, разглажено предвкушением смеха.
        - Всегда думала, будешь в первых рядах, кто взорвёт Алма-матер к чертовой бабушке. - Пытаюсь заглянуть Денису в лицо, но он не даётся, шаг быстрее моего, рост выше. Против такого не попрешь.
        - Тоже так думал. Да вот не знай, чё-то прикипел. - Беззаботно повел плеча.
        - Тогда зря ждал, мой порох подожгли на открытом воздухе, поэтому не взорвется он!
        - Ну-у… Мы в ответе за тех, кого приручили. - Переводит тему с лицея на меня, с беспечности на искусно прикрытую серьезность.
        - Ты меня не приручил!
        - А как же моё мнение, которое стало очень важным?
        - Пфф, это так, временная погрешность! - Сдаваться не хотела, хотя мы итак уже идем, улыбаясь во все тридцать два.
        Опять улыбаемся, как два Шукшинских чудика, не от мира сего, но для этого мира.
        - Спасибо тебе! - Сжимаю крепче руку Дениса, пока ещё могу. Ещё шаг и мы войдем в лицей, и там начнут действовать совершенно другие законы.
        Ну и ладно, был бы законодатель, а как изменить найдется!
        Оборачиваюсь на Дениса, который открыл дверь и пропустил меня вперёд.
        - Ты же вытуришь Тузова со своего места?
        - Думаешь, он сегодня заявится? - Такая уверенная ухмылка, что и не поспорить.
        Да, такие трусы, как Тузов, в местах облавы на второй день не объявляются. И точно, галерка свободна, путь свободен. Теперь надменно могу ухмыльнуться и я.
        73
        Смотрю на этого невозмутимо хладнокровного и злюсь. Денис сидит напротив, смотрит мне прямо в глаза. Спокойно смотрит, не так, как я, не исподлобья. Не помню, когда я так в последний раз на него злилась. Наверное, это было очень давно, пока броней не обзавелась. И вот опять. Снова.
        Перед глазами до сих пор неестественно подвернутая нога Инги, а сама она сидит на полу лестничного пролета и плачет. От разрывающей боли, обиды, досады.
        Инга подошла к Денису, когда мы прошли к своим партам. Я не хотела тогда поворачиваться, не хотела давать повод думать, что мне может быть интересен их разговор. Но она говорила так тихо, а Денис так решительно и отрывисто-сердито, невозможно было удержать предательское любопытство. Инга просила выйти с ней. Это единственное, что я поняла и уловила.
        Отрицательный, категорично-отрицательный ответ Дениса ей не нравился, она не обращала внимание на учителя, который уже несколько раз делал ей персональное замечание, на класс, перешептывающийся и переглядывающийся.
        Я вглядывалась в лицо Инги, оно ещё больше изменилось: измученное, посеревшее, исхудавшее. Тень тени. Сердце кольнула жалость. Понимаю, она поступила ужасно, отвратительно, но вот такого изнеможения вкупе с потерянностью я ей не желала и не пожелаю никогда. Никогда и никому.
        А потом Инга резко выбежала. Легко, стремительно, как будто собрала все свои последние силы для такой невесомости, как будто сама собралась в невесомость! Не успев осознать, что делаю, я вскочила со своего места и хотела уже побежать за ней. Но он, невозмутимое хладнокровие, безмятежная решительность, преградил мне дорогу, не дал, не позволил покинуть класс.
        Ингу потом я увидела уже такой. Заплаканной, опустошенной. На полу. На ледяном кафеле. Поломанной в прямом и переносном смысле. Ей прибежали на помощь медики, учителя. На крик обнаружившей Ингу технички выбежали и все наши.
        Упала с лестницы. Оступилась, неимоверным виражом пролетела десять ступенек.
        Если бы… Я бы… Всё могло быть иначе! Я злилась и винила в случившемся себя, ведь могла, могла как-то этому помешать, остановить, догнать. Что-нибудь сказать, отвлечь. Не знаю… просто быть рядом. Но я опять, снова, ещё раз послушалась Дениса. Положилась на его «нет» и сдрейфила, не довела до конца своё. В который раз его чертово влияние.
        Так нельзя, это что-то уже запредельное, что-то, что не просто меняет меня, а подминает, разрывая все пределы, постоянности. Это должно было сыграть злую шутку. Что ж, самое время посмеяться, да!
        Глаза опять начинают гореть. Я чувствую линзы, они мне мешают видеть, моргать. Всё чаще фокус расплывается из-за непонятно откуда взявшейся пелены.
        Мы сидим друг напротив друга, Денис в удобном кресле, я на бархатном миниатюрном диванчике. В кабинете директора. Нас мягко пригласили пройти на разговор. На самом же деле приказ ещё никогда не был настолько понятен.
        Нет, никто не подозревал в случившемся меня или Дениса, но те слова, что всё-таки прорывались сквозь рыдания и всхлипывания Инги, чуть было не заставили поседеть директора, который, как и все, пришёл на шум. Она винила себя, говорила что-то про карму, возмездие, что так и должно быть, что заслужила.
        Я услышала своё имя, что-то про Олю, Дениса, про лезвие. Все пытались помочь Инге, не обращая внимание не её лепет, и только директор, всегда прислушивающийся к подобным несуразицам, весь изменился в лице. И вот мы сидим здесь.
        Устаю смотреть на Дениса, закрываю глаза, кончиками пальцев начинаю массировать веки, чтобы хоть как-то прогнать и боль, и неприятные воспоминания. Я могла… успеть!
        Чувствую, как проваливается свободная часть диванчика. Всё-таки пересел.
        - Мия, поменяй линзы.
        Открываю глаза и вижу протянутую упаковку тех самых, бесцветных. Мотаю головой. Нет, сама справлюсь. Может и к лучшему такое жжение, хотя бы оно отвлекает от дурных мыслей и упаднического настроения.
        - Есть антисептик, возьми. Обработай руки. - Мой отказ понял не так. Или просто не принял.
        Хорошо, я не гордая, могу и повторить.
        - Мне от тебя ничего не нужно! - Говорю это, а левый глаз дергается и начинает слезиться. Тянусь к нему рукой, но резко останавливаюсь, и рука замирает в воздухе, где-то около подбородка.
        - Сейчас будет то, ради чего всё это затевалось. Развязка. Хочешь всё пропустить?
        - Ты о чём? - Вспоминаю наш разговор про правду, про «пойти до конца». - А-а-а, это вот всё часть какой-то кампании? Плана какого-то? Очередного эксперимента?
        До этого застывшей рукой рисую большой круг, показывая на всё и сразу: кабинет директора, ситуацию, нашу беседу.
        - Да, только не моего. - Хмурится, не нравится мой тон.
        А как мне разговаривать с тем, кто, видя состояние Инги, так бездушно и равнодушно отверг её просьбу, а проще говоря - послал?! А если случится мне вот так подойти, попросить, когда-нибудь и меня пошлёт? Терпеть не могу парней, пацанов, которые могут себе позволить разговаривать с девушкой, как с безделушкой какой-то, как с грязью под ногами!
        Как можно протягивать линзы мне, когда ещё недавно не дал помочь Инге? Что за Двуликий Янус?!
        - Тебе совсем не жаль Ингу? - Вырывается вопрос, который всё это время вертелся на языке. - Она же твоя девушка!
        - Бывшая девушка! - Исправил твёрдо, как отрезал и брезгливо выбросил за ненадобностью.
        - А что бывшая девушка перестает быть человеком?!
        - Ты злишься, потому что не смогла спасти. Но решившего что-то сделать невозможно спасти. - Отвечает спокойно, с тем страшным вчерашним спокойствием, леденящим душу.
        - Инга упала случайно! - Не могу поверить, что Денис оспаривает несчастный случай.
        На что он намекает? Неужели ему теперь везде мерещатся потерянные да сдавшиеся?
        - Да, упала случайно. Но она хотела упасть.
        - Как такое можно хотеть? Ты не видел, как она потом плакала? Как ей было плохо?
        - Это ведь она порезала тебе запястье?
        - Допустим. Какая сейчас разница?
        - Инга никогда не умела быть плохой до конца. Слишком совестливая. Она ждала и хотела наказания. От тебя, от меня, от случая - неважно. Хотела и ждала.
        - Нет, не может быть! - Всё ещё не хочу верить в этот бред.
        Да, Инга переживала, да, она изменилась, поникла, но я была уверена, что это не из-за того случая, не из-за меня, а из-за Дениса…
        - Ты слышала, что она шептала. - Слова как вердикт, обязательный для приговора.
        - Она была на эмоциях… - Уже не так уверенно спорю. Добавляю только для того, чтобы не сдаться первой фразе. Белый флаг так быстро поднимать неприлично…
        - Да. На эмоциях. - Соглашается. Больше ничего не добавляет, никак не продолжает, итак понимает, что выиграл.
        Удивительно, Денису никогда не нужна победа любой ценой. Нечестная, унижающая и растаптывающая противника, которому становится стыдно и противно от себя. Он вот сейчас согласился, чтобы я не чувствовала себя ещё ужаснее.
        - Они ненавидят нас. Кто-то тебя, кто-то меня, и в этом их промах. Разобщенность. Друг друга используют. - Говорит и смотрит на стену впереди. На болотные обои, на картину Куинджи.
        Куинджи?! «Радуга»! Не может быть…
        Свет пронзает мрак, жизнь побеждает уныние, незнание, глухоту и немоту - близорукость сердца. Не репродукция, не отголосок искусства, а оно самое.
        - Мия, грозовые тучи оберегают цвет. Иногда они необходимы.
        Аккуратно забираю из рук Дениса упаковку с линзами. Он поворачивается ко мне, высвобождаясь из радостной неволи искусства. Достает из кармана брюк антисептика, протягивает мне. Беру, не отнекиваясь, больше не подвергая сомнению его поступки.
        - Пацаны подогнали, вроде хороший.
        - Спасибо! - Принимаю протянутое и хорошенько обрабатываю руки: пальцы, ногти.
        Смотрит как я снимаю линзы, как надеваю новые. Не отворачивается. Смотрит, но не наблюдает, как за какой-то невидалью. Не смущает, не раздражает. Я никогда не надеваю линзы при посторонних, даже при отце иногда стесняюсь, отворачиваюсь, ухожу, прячусь. Сейчас… не знаю, нет прежних ощущений, совсем.
        - Когда ты успел их захватить? - Расправившись с важным делом, спрашиваю я.
        - Серый принёс. - Мой удивленный взгляд заставляет Дениса нарушить законы его привычной односложности. - Тот, что к тебе подходил, пытался со взломом помочь.
        А-а-а, так значит он Сергей. Приятно познакомиться, хоть и заочно.
        Так, стоп. Но обе коробочки были у меня. В сумке!
        - Он…
        - Маша вытащила и дала. - Ответил на незаданное, но подуманное.
        Сразу отлегло. Не хватало, чтобы кто-то лазил в моей сумке. А Маше можно, тем более это она вчера её собрала и с собой забрала, чтобы ничего не случилось и этот мой вспыльчивый пофигизм не использовали против меня же.
        - Спасибо. Спасибо тебе и ему.
        - Мия, в лицей едет мой отец. Возможно, и твоих позвали. Я не знаю, что будет и чем закончится, но я здесь. - Денис похлопал свободной рукой по обивке диванчика.
        Знаю, что я должна была ужаснуться первой новости, что она та самая, плохая, которую обычно хотят слышать после хорошей. Но я услышала только «я здесь».
        Здесь!
        74
        Первым нарушил наше уединение хозяин кабинета. Директор, как ему полагается, вошел без стука, настежь распахнув дверь, да так сильно, что показалось, она вот-вот сорвется со своих надежных петель. Эффект потрясающий, я сразу вжалась в кровавый бархат.
        Николай Петрович широким шагом, шагом покорителя и победителя, прошёл к своему столу, но, в последний момент передумав садиться на привычное директорское массивное кресло, остановился напротив нас.
        - Слишком многие жаждут вашего линчевания! - Слова предполагали задумчивость, но сказано было так, что по телу прошёл озноб, хотя в кабинете теплее, чем где бы то ни было в лицее. - Поговорим, пока не нагрянул легион?
        Я посмотрела на Дениса, ожидая, что ответит он. Хоть какой-нибудь знак, как нам вести себя. Вроде бы Николай Петрович не настроен против нас, может, он действительно хочет разобраться во всём по справедливости, честно и досконально?
        Но Денис молчал. Смотрел немигающим взглядом на директора, без злости, без какой-либо настороженности, просто внимательно, но с глубоким уважением. Смотрел и с ответом не спешил.
        Ясно-понятно. Не сдаем, не жалуемся, не оправдываемся. Я поджала губы, принимая эту тактику и полностью доверяясь Денису. Не мне с моим недавним промахом учить такого снайпера.
        - Как самонадеянно! - Насмешливо проговорил директор, не дождавшись от нас желания сотрудничать.
        Он обошел свой дубовый стол и сел на кресло, которое удивительно шло его комплекции и широте характера. Сам Николай Петрович - мужчина не просто видный, монументальный. И не крупный, не тучный, но здоровый. Выправка безукоризненная, не фальшивая, не под копирку сильным мира сего. Нет, она такая естественная, что сам весь подтягиваешься в присутствии директора. Между собой в лицее это называют эффектом «Нипе».
        И сейчас я этот эффект ощущала прямо-таки физически. Если бы не решение во всём доверять Денису, выдала бы всё-всё как на духу. Все явки и пароли. Все!
        Теперь в тишине мы сидели втроем. Сказать, что время ползло, ничего не сказать. Но то, что мы дожидаемся не только отца Дениса, стало понятно уже очень скоро: Николаю Петровичу позвонили с охраны, спрашивая разрешение на пропуск маме Инги. Она дошла до кабинета директора не скоро, наверное, в первую очередь навестила в медпункте дочь. Но всё же дошла первой.
        Я, надув щеки и неестественно округлив глаза, отчаянно выдохнула, совершенно позабыв, что, согласно этикету, это более чем дурной тон.
        Мама Инги вошла со стуком, с лучом солнца, пробившимся сквозь занавеску и озарившим её левую половину лица.
        Словно вспышкой по сознанию высветилось воспоминание, как точно так же пылало лицо Ольги, когда она приходила ко мне в комнату, нагоняя ужас своей внезапностью и обвинительными словами.
        Когда сидела в полумраке комнаты с лампой в руках, со стеклянными пугающими глазами и искривленным в ядовитой ухмылке ртом. Когда зловещим шепотом зачитывала все комментарии в группе «Подслушано» нашей старой школы, когда смаковала каждое обзывательство в мой адрес, в адрес моей мамы, папы и Амира.
        Я вздрогнула. Неприятное предчувствие подползло совсем близко, уже не скрываясь за напускным спокойствием.
        Я неспокойна! Я боюсь. Грядущего разговора, вот такого пронзительно-ненавидящего взгляда мамы Инги. Теперь ещё больше боюсь. Всего боюсь. Но беспощадной неожиданности больше всего.
        - Добрый день, Маргарита Мироновна. Проходите! - Директор встал, чтобы поприветствовать вошедшую, но из-за стола не вышел. Остался в зоне своего наивысшего влияния.
        Он больше не выглядел решительно серьезным. На лице разгладились все морщины, даже те, что притаились возле глаз. Николай Петрович был уверен в себе как никогда.
        - Добрый. - Отозвалась Маргарита, присаживаясь на предложенное ей кресло, которое стояло через проход от нашего диванчика. - Спасибо за квалифицированную медицинскую помощь!
        - В нашем лицее есть всё для комфортного обучения. - Дежурно ответил директор, почти отрапортовав, как перед членом очередной комиссии.
        - Кроме достойных обучающихся. - И взгляд-стрела в мою сторону.
        Я дернулась, как будто в меня и правда попали. Опустила взгляд, уперевшись им в свои пальцы, которые предательски подрагивали на коленях, выдавая мою слабость, подставляя меня.
        - Достойные обучающиеся вырастают у достойных родителей. - Без лицемерного пафоса, но так громогласно и искренне ответил Николай Петрович, что мы все обернулись на него. И я, и Денис, и Маргарита.
        - Если Вы на что-то намекаете, говорите прямо! - Властно выговорила мама Инги, как отчитала, сразу напомнив её статус.
        Она платит деньги за образовательную услугу. Она платит. А, как известно, кто платит, тот девушку и танцует.
        - Для полноты картины подождём и других действующих лиц. С Ингой, я так понимаю, всё в порядке? - Николай Петрович слегка наклонил голову, не признавая своё шаткое положение и одновременно указывая на то, кто всё-таки в доме хозяин.
        Оплата оплатой, а лицей - его детище. Он директор, хозяин, собственник. Так что осадить вполне имеет право, думаю, что в договоре есть лазейки, как расторгнуть его по желанию администрации. Частный лицей достался по наследству от отца, а отцу от деда. Уничижительно разговаривать с педагогом в десятом поколении не стоит, слишком опрометчиво. Поэтому я перевожу взгляд с одного разговаривающего на другого, наблюдая за реакцией каждого.
        - Да, как я и отметила, медицинская помощь была на уровне. - Сказала Маргарита и сложила руки в замок на коленке. - Всё-таки это я Вам порекомендовала взять на работу Лизу.
        Порекомендовала Лизу? Лиза - наш врач, добрый, милый, которого я, к сожалению, не застала, когда мне порезали запястье. Я почему-то уверена, что эта жизнерадостная и отзывчивая женщина могла бы мне помочь. Но не её была смена…
        Но как Маргарита могла порекомендовать Лизу? Нет, удивительное даже не в этом, как Николай Петрович мог довериться её рекомендации? Она что…
        - Не устану Вас благодарить. Вы, несомненно, умеете подбирать персонал. Надеюсь, Ваша больница не многое потеряла от увольнения Лизы. - Директор не отринул предложение на светскую беседу с лоском дружелюбия и вычурной признательности.
        - Отнюдь! - Лаконичное вместо «давайте завершим эти любезности».
        Так, стоп. Ваша больница? Я резко повернулась к Денису, так захотелось спросить, правильно ли я догадалась. Но он уже и сам смотрел на меня и одними губами прошептал:
        - Она врач.
        Хм… А это многое может объяснить.
        Бесстрашие и сознательность Инги. Уверенность в том, что непоправимую черту не перейдёт, что сделает ровно так, как нужно. Да, всё-таки как помогает информация о семье. К сожалению, в нашем лицее не приняты родительские собрания, а о личной жизни, в том числе семейной, говорить не комильфо. Поэтому узнаем, кто как. Я вот так: неожиданно и невовремя.
        И только успеваю подумать о «невовремя», как в кабинет после стука входят трое. Амир, Руслана и ещё один мужчина, который пропустил их вперед со словами:
        - Не переживай, родная, мы спасём твоего сына.
        Спасём? Я не ослышалась?
        Видимо его слова задели не только меня. Денис чуть не промахнулся кулаком, и костяшками руки задел мою ногу, когда резко ударил в сиденье дивана. Оборачиваюсь на него, не понимая, что произошло, что нарушило его собранность.
        Но потом внимание моё привлекает лицо Тузова, и я понимаю, к чему была оговорка мужчины. Под правым глазом огромный синяк, лицо опухшее, не просто побитое, избитое. Какие-то ещё неровные всполохи, неразборчивые, но явно приобретенные недавно.
        - Здравствуйте, Николай Петрович. Спасибо, что всё-таки согласились провести эту встречу! - Заговорила Руслана Тузова непонятными мне благодарностями.
        Строгая безупречная классика, непогрешимая прямолинейность юриста. И ни взглядом на наш диванчик, в чём себе не отказал Амир, гаденько ухмыльнувшись, чем ещё могло его лицо ухмыляться.
        Чувствую, как всё больше напрягается Денис. Кулак, по-прежнему тугой и напряженный, переместился на его левое колено. Не знаю, хотел ли он показать это своё состояние или оно вырвалось помимо его воли, но мне становится не по себе. И ещё хуже, когда я замечаю его опасливо-сверлящий взгляд, цепкий, презрительный, направленный на вошедшего мужчину.
        И только теперь я решаюсь посмотреть на незнакомца. Он словно чей-то отголосок, неуловимое равенство, похожесть с тем, кого я знаю, кого привыкла видеть.
        Снова резко поворачиваюсь на Дениса.
        Не может быть!
        75
        ДЕНИС
        Знал, что он явится. Знал, что уже в дороге. Знал, что будет не по мою сторону. Был готов. Не для этого отпахал на полигоне, как проклятый, усиливая нагрузку с каждым днём. Не для этого отвлекал Дамира от его работы. Не для этого обещал деду выстоять всё, даже если останусь один. Совсем один. Навсегда один.
        Родная.
        Она есть. Всё-таки есть. Не милая, не дорогая, не любимая. Родная!
        Мама была права, она чувствовала, она не придумывала. Женщина всегда поймёт, когда появилась другая. Я не верил, помогал искать, следить, выслеживать, но не верил. Не верил, что отец может предать её.
        Отец, который все вечера проводил со мной. Отец, научившийся играть в пейнтбол только для того, чтобы заслужить милость моего деда, показать, что сможет достойно воспитать его внука. Отец, даривший цветы маме каждый день, помогавший ей в домашних делах. Отец, любивший и кричавший о своей любви к семье во всеуслышание.
        Я верил ему, не ей. И она это чувствовала. Всегда чувствовала, только сейчас это понимаю. Сидя здесь, на этом долбанном диване в треклятом кабинете, и пялясь на того, кто так явно опекает другую. Других.
        Я предал маму ради этого.
        Понял, что она появилась после одного разговора. Воспитательного, серьезного. Он им ещё Багировым хвастался.
        Когда он опустился до шантажа: не перестанут жаловаться на меня с лицея, он изведет маму, вывалит наружу всё, что она так давно пытается найти. Путёвки в командировку на двоих, чужие духи и самое пошлое - помаду в нужном месте на рубашке. Всё, что он качественно скрывал, а я не так старался найти.
        И теперь мама в больничке, а этот пришёл спасать чужого сына. Ненавижу. Теперь осознанно, без оглядки на любовь. Ненавижу концентрированной ненавистью. Презираю так, как не родного. Лучше был бы не родной.
        Но нет - самый что ни на есть. Даже согласие на смену фамилии дать отказался. Послал. Сказал, ждать совершеннолетия, пока он, видите ли, ответственность несет.
        Слежу за каждым его движением, ставка на хладнокровие и невозмутимость прогорела, как только они вошли. Семейство, твою дивизию. Новая ячейка общества. С деревом, домом и готовым сыном!
        И он смеет меня не пускать к маме. Изолировать её ещё и от меня. Мало Дамира сбагрил загранице, деда рассорил с мамой, так ещё и меня выставить предателем решил. Мудак!
        Ненавижу. Окончательно, без права на оправдание такого скотского поведения.
        А он же попытается. Будет опять прикрываться своей бедой, как же собственный отец компанию завещал нам с братом, а не ему. Великому управленцу-администратору, гуру бизнеса и тому подобной чуши. Уже сейчас, наперед, остался у разбитого корыта, и разорить не может, не на что жить будет, телок цеплять, и переубедить отца не в силах.
        Второй дед у меня поупертее маминого будет, то Дамира всё детство от компьютеров не отпускал, то меня потом натаскивал по программированию.
        Чувствует мой прожигающий взгляд. Вижу все эти ухищрения стараться быть спокойным, а рука, слишком резко схватившая кресло, так и дрожит.
        Сел за спинами своих, положил руку на плечо новенькому и наклонился что-то ему сказать. Ха, только тот не идиот, такую мину кислую выкатил и руку папеньки смахнул. Жестко, как ударил.
        А это интересно. Неужели не по душе папашка новый? И всегда так было или только сейчас невтерпёж? Надо понаблюдать, может вот они - ноги ненависти Тузова.
        Мышцы плавятся от напряжения, только поэтому замечаю, как вздулись вены на руке. Медленно разжимаю кулак. Нет, не время гробить себя. Тут такое намечается. Хотел же развязку. Хотел, хотел всё ему вернуть в двойном размере, за качественные воспитательные услуги!
        Но хотел сам. Не вот так. Не под прицелом всей этой своры линчевателей, которые на нас с Мией накинутся.
        С Мией!
        Поворачиваюсь, чтобы посмотреть, как она. Я забыл, что она рядом. Что сам обещал быть рядом. И так раскис, дурак! Нас всего двое против этих. Даже если заявятся её родители, ничего кроме гримасы сожаления и фальшивого доверия с собой не принесут. Они вообще ей не помощь.
        Сейчас у неё есть только я. И я есть, да.
        Пошла нафиг ненависть, личные счёты сведу потом, если отец не уедет в якобы командировку, как тогда. Самоуничтожением заниматься, конечно, приятно, жалеть себя, потонуть в мыслях о себе любимом, но я не малёк.
        Мия нервничает, смотрит вперёд, туда, где троица сидит. Но не на Тузова, на мать его. Могу только догадываться, какие у них были отношения.
        Я хотел расковырять прошлое Мии. Как получил пощечину от отца за то, что посмел накостылять новенькому, так сразу и вскипел. Всё бы выпотрошил, до основания. Всю черноту, абсолютно. Вовремя увидел фотографию.
        Током прошибло, вернулся в себя, понял, что нельзя туда лезть нахрапом, за спиной, исподтишка. Захочет, когда-нибудь в фантастическом будущем, расскажет сама. Но это только её право расквитаться с этим из сусального золота.
        Сегодня и у неё, и у меня появился этот шанс - расквитаться. Надеюсь, она вспомнит наш разговор про правду. Сейчас или никогда.
        Надеюсь, ты готова Мия. Ты же теперь со мной!
        Стук в дверь, разрешение войти, и проявляется растерянная Оля. Ха, и её Сатана на бал пригласил. Не могло быть лучше. Браво, Николай Петрович!
        Мия заметно вздрагивает. Беру её холодную руку, переплетаю наши пальцы. Ни её, ни мои не слушаются, одеревеневшие, охолодевшие. Но мы сильные. За эти дни понял это.
        Думал, она терпеливая слабачка, которой только и нужно правильное течение, чтобы никто не беспокоил, не тревожил её глазки и нежные нервы.
        Ошибся. Но не стыдно. Нужно было так облажаться, чтобы захотел рассмотреть её вблизи.
        Она сможет без меня. Она справится без меня. В силах пережить всех. И я смогу без неё, научили уметь без никого.
        Но не хочу, сейчас, в этот долбанный час развязки я здесь!
        76
        Пальцы Мии сжимают мою руку, сильно, нервно. Отвечаю крепким пожатием в ответ, но смотрю пока только на Ольгу. Такая умная девчонка не может не понять, что намечается. Сообразила, вижу эти переглядки с Тузовым.
        Неужели он не чиркнул ей смсочку. Хотя бы одно слово «капут». Не-ет, забыл он про напарницу. Конечно, не партнер же, разные у них были мишени.
        Он ненавидит меня и только через меня Мию. Может, он бы и не доставал её так, если б я не влез. Но тут пардоньте, взбесил кто постарше.
        Она ненавидит Мию и наверняка думала, что через прошлое, через новенького сможет её достать. Достать так, чтобы на всю жизнь запомнила. Оба использовали друг друга, информация за информацию, слабость за слабость, подстава за подставу. Как итог, место встречи изменить нельзя!
        Долго не мог понять, чего на месте топчутся, отдельными бросками живут, скинут и успокоятся. Цели разные, ненависть к разным, необъединительная ненависть.
        Ольга более аккуратна в сети, болтовня с подружками - не более. Но она точно предупредила Тузова обо мне, моём, так сказать, хобби. Шифровались же они с братом, в каждой соцсети по дебильной переписке. Только с Ингой случился промах: всё, как на ладони. Или её он тоже не особо жалел?
        Или думал, что не по зубам мне их защита? Зря, очень зря. Нужно было качественнее под меня копать. Не сможет Денис, на помощь придёт Дамир. И брат мне реально очень помог.
        Руку пронзают мелкие острые ноготки. Поворачиваюсь к Мии и вижу совершенно напуганное, перепуганное лицо. Голова её развернута так, будто смотрит на Ольгу. Но зрачки, словно мотыльки под стеклом, бьются, сами себя терзая; рука тянется к шее, спускается к блузке, дотрагивается до пуговиц и начинает их нервно теребить. Грудь распирают глубокие, рванные вдохи. Ужасный тремор.
        Твою дивизию, что это такое?! Что там мне говорила Марина. Черт, я же тогда не придавал особо этому значению, прослушал.
        Это похоже на панику. Странную панику, неконтролируемую, когда организм тебя предает. Может, паническая атака или как их там называют… А они у неё бывают?! Болван, она же не зря ходила к Марине!
        Я не знаю, как должен себя вести, что вообще можно делать. Шаг влево - и навредил. Некогда растекаться лужицей!
        Загораживаю Мии Ольгу, смотрю прямо в напуганные глаза, хочу поймать её взгляд. Мало, мало этого. Аккуратно беру вторую руку, которая до сих пор воюет с пуговицами. Сжимаю обе руки, но не сильно. Были холодными, стали горячими.
        Отвлечь. В большинстве случаев это помогает, нужно попробовать. Пока теряю секунды, придумывая что-то шокирующее, но хорошее, Мия всё-таки цепляется за мой взгляд. Её перестает быть расфокусированным, шатким. Уже хорошо.
        - А я решил волосы отрастить! - Выдаю, сам не понимая, что вдруг стрельнуло в голову.
        Вообще никогда не хотел отращивать, всё устраивает. Главное - не как отец с его предательской смолью.
        Мия моргает, медленно, как будто вспоминает, как это делают люди. А потом часто-часто, не разрывая наш зрительный контакт. Вокруг начинается непонятная суета либо просто шум, наплевать. Стараюсь удержать внимание Мии на себе.
        И это получается. Она удивлена! Ещё бы, блин. Я сам с себя офигел.
        - Отрастить? - Спрашивает она шёпотом, но оборванным, не истасканным слабостью, просто приглушенным.
        Улыбаюсь. Забавно! Твою дивизию, это даже сюрно!
        - Да, думал-думал и надумал. - Подмигиваю, не переставая пристально наблюдать за каждой эмоцией Мии.
        Успокаивается. Не резко, но стремительно. Сам отчего-то, совершенно инстинктивно-интуитивно, перехожу на глубокое дыхание, под счет. Мия перенимает это.
        А потом её лицо внезапно озаряется сардонической улыбкой. Оборачиваюсь и вижу, как Багиров что-то говорит Ольге. Жалкое зрелище, два непонимающих человека, но родных. А это важно. Это всегда камень преткновения. Мию не видел, не видит или принципиально не замечает?
        Ногти больше не впиваются в мою руку, Мия приходит в себя. Снова поворачиваюсь к ней. Села глубже, откинулась на спинку дивана так, чтобы она была опорой для шеи.
        Осматривает всех присутствующих новым взглядом. Заинтересованным, боевым. Кажется, решила для себя про правду. Ответила честно и искренне.
        - Начнём! - Николай Петрович встаёт и ещё раз приветствует всех собравшихся. - Одно из главных правил лицея: держать личное при себе. Семейного это касается в первую очередь. Вынужден с сожалением признать, что границы стёрлись.
        Смотрит в нашу сторону. Удачно мы так сели, через проход от всех, зато сразу видно, кто за что стоит. И за кого. Особенно наши отцы.
        - Я не люблю, когда нарушают правила, поэтому вы все здесь. И неважно, кто и как привык огораживать нарушителей. - Меткий взгляд в сторону Багирова.
        Тот не выдержал такого, наверное, принял на свой счёт.
        - Послушайте, все условились забыть то недоразумение! Если мы собрались ради…
        Кретин! Такой перл при дочери выдать.
        Недоразумение… Это резать чужие запястья недоразумение? Ого, вот это любят папашки замазывать, отмазывать. Обчищенные, ни совести, ни гордости! Извивающиеся белые флаги, вечные, да ещё и сразу наготове.
        Но договорить ему не дали, Маргарита не смирилась.
        - Недоразумение?! Позвольте-позвольте. Из-за этого недоразумения у моей дочери почти нервный срыв, ей поставили коклюш, она ночами не спит, мучает удушающий кашель. Всё повторяет «Мия, Мия». Это Ваша дочь смеет обвинять мою Ингу в несусветном! Нет уж, я это так не оставлю. Не позволю издеваться над моей дочерью!
        Маргарита почти кричала. Нет, орала, повернувшись всем телом к Багирову. Удивительно, но ей дали договорить.
        - И всё складно говорится. Недоразумение, обвинение, издевательство. Как эти слова не подходят к собственному ребенку. Верно, господа родители? - Жестко ответил на выхлопы директор.
        Уважаю. По-человечески, несгибаемый мужик. Не мутузил меня, не клеймил. Всегда на разговор вызывает, во всём разобраться хочет. Если и казалось, что моё признание как-то замяли, подспустили, но не мне.
        Только не пойдет Николай Петрович на зверя с пилочкой. Сейчас тоже что-то насобирал, накопал. Уверенность так и прёт. Замолчали все, именно это и почувствовав.
        - Ко мне пришла ученица, оставим её инкогнито. И занимательную историю рассказала. Про недоразумение. Маргарита, Инга не бредит, не обманывает Вас. Просто она знает больше. Да, Ольга?
        И мы все переводим взгляд на Багирову. Дергается, как от взрывной волны, которая неожиданно задела. А ведь на это не рассчитывалось.
        - Что Вы себе позволяете?! - Отец Ольги вскочил, как ужаленный. Хотя почему как.
        - Причём здесь Ольга? Почему мы должны присутствовать при чужой порке? - Встряла в разговор Тузова.
        Возмущена не той повесткой, да ладно! Занятые юристы просто так время не тратят. Не сдерживаюсь и ухмыляюсь, чувствую, что не один поддался такой реакции. Отец то на меня смотрит, то на Мию прищуривается.
        Смотрю на него без эмоций, этот попозже ударит, побольнее.
        - «Чем невежественнее человек, тем нетерпеливее желает он судить». - Разящая наповал философия Николая Петровича махом сдирает всю спесь с родаков.
        Красиво приструнил!
        - Ольга? - Напоминает о своём вопросе.
        Я догадывался, что она обязательно стоит за этим. Мия могла сколько угодно играть в «своих не сдаём», но это, черт побери, так очевидно. Но похоже только для меня. Багиров ей что-то успокаивающее лепечет на ухо, разрешая не отвечать.
        Не свидетельствовать против себя. Какая насмешка!
        - Хорошо. Тогда поясню я. Ученица поведала мне о случившемся правду. Ту неприглядную, какой она всегда и бывает. Она слышала, как Мии порезали запястье. Точнее резала. Инга!
        - Что?! И Вы верите этой… - Маргарита хотела выругаться терпко, но в последний момент взяла себя в руки.
        - Сейчас верю. Во-первых, именно это признание сквозь слёзы шептала сегодня Ваша дочь. Во-вторых, камеры наблюдения у нас есть и в классах.
        Отвал! И никто об этом не знал.
        Наблюдаю, как округляются глаза Ольги. Понимает, всё понимает. В уме и сообразительности ей не отказать, они не у совести на попечении.
        - И что же? - Маргарита продолжает напирать.
        Хорошо, презумпцию невиновности ещё никто не отменял. Николай Петрович так уж точно!
        - Инга рассказала и мне. Думается, ей нет резона заниматься самообвинением? - Припечатываю ошеломительной правдой.
        Да, она мне рассказала. Ей нужно было, признаться по-другому смелости не хватило. Или думала, что достаточно. Завалила меня ночью сообщениями. А в это время в моей квартире спала Мия, которая хотела правды, хотела этого признания. Но не испод полы.
        Удивительная штука жизнь!
        - Не верю! Инга такого бы никогда не сделала!
        - Вот тут… - Николай Петрович положил руку на какие-то листы. - Характеристика на учеников лицея. Прилежных, образцовых, успешных. Я листал их и думал, что такое страшное вскрылось. Что мы задели, какой гнойник. Чему мне верить? Репутации, которая завоевывалась десять долгих лет, или словам.
        Делает паузу, всех осматривает. Но ответа не ждёт, и все это понимают. Теперь не перебивают.
        - К счастью, жизнь часто отвечает на наши вопросы сама. Позвонил мне племянник, смышлёный, умненький. Студент. Увлекается взломами систем, чаще всего компьютерных. И совсем недавно ему поступил заказ. - Теперь смотрит на Мию.
        Но она сама уже догадалась. Отвела взгляд, стыдится, точно знаю. Опять вся прижалась к спинке дивана, дышит через раз.
        - Только человек, уверенный, что он прав, будет так рьяно искать доказательства своей правоты. Только он найдет пути взломать систему, которая ему не верит. - Снова обращается к Маргарите. - Мия наняла моего племянника взломать систему видеонаблюдения лицея. Примечательный шаг, не находите?
        - Мало ли что взбрело в голову этой сумасшедшей! - Выпалила Маргарита, уже не заботясь о словах.
        Несдержанность матери победила сдержанность врача. Ожидаемо.
        - Попридержите-ка свой язык! - Очухался Багиров, наверное, всё-таки на слово «сумасшедшая».
        Конечно, это же так опасно для его репутации, которая тоже зарабатывалась годами.
        - Послушайте, у Вас есть какие-то претензии к моей дочери? - Маргарита снова повернулась к Багирову, обращаясь к нему и только к нему. - Почти неделя прошла, и никаких обвинений от Вас не было. Вам нравится придерживать свой язык, Вы и держите. А у меня дочь одна, и я её в обиду не дам.
        Несмотря на грубость, явное неуважение, до которого Маргарита уже опустилась, она так защищает свою дочь, что… Да это заслуживает восхищения! Пусть слепо, пусть безапелляционно, но так и надо.
        Лучше так, чем сидеть через проход от своего ребёнка, свирля его непонятным взглядом.
        - Я только сейчас это узнал! - Жесткий ответ Багирова не впечатлил.
        - Я говорила, что не делала этого! - Откликнулась Мия на выпад отца, который не знал, потому что не хотел знать.
        - Ты говорила, что это сделала Оля. Но это не так!
        - Я к ней не притрагивалась, папа. - Наконец выползла и Ольга. Смотрит только на отца, ждёт только его одобрения. Или неодобрения.
        В ней нет её привычной уверенности с примесью непомерного самомнения, при другом раскладе можно было бы и пожалеть эти вопрошающие глазки. Но не теперь.
        Надеюсь, Мия не кинется защищать ещё и её. Спасать, как Ингу.
        - Ты всего лишь припечатала меня к стене, не позволяя вырваться! - Молодец, Мия, молодец.
        Ольга промолчала. Зло посмотрела на нас, но промолчала.
        Правда опасна, обидна. Но только она сейчас сможет оправдать всё, что мы с Мией натворили, пока пытались всё самостоятельно разрулить.
        До меня дойдут, как по цепочке. Тузовы и отец не просто так слушают это всё. Дойдёт, но как! Зависит от вот таких признаний.
        - Я могу Вам показать переписку Тузова и Инги. Много всякого можно найти. Уговоры, подстрекания.
        Мия резко оборачивается на меня. Удивлена и не пытается это скрыть.
        Впрочем, не одна она.
        - Как мы можем верить этим двоим, которые и устроили травлю моему сыну?! - Тузова тут как тут.
        И она поняла, что, как и для чего.
        Какие, однако, здесь все понятливые собрались!
        77
        (ЧЕРНОВИК)Мия рассмеялась, смотрит только на Тузову и смеется. Без издевки, без насмешки, просто от неожиданности. Или, наоборот, потому что только этого от неё и ожидала.
        Да, последнее вероятнее. Они знакомы давно, знают друг друга получше других.
        Но реакция Мии походу понравилась только мне. Даже Николай Петрович нахмурился, но перебивать не стал.
        - Что происходит? Всё смешалось в одну кучу! Оля, Инга, Мия. Травли, издевательства, истязания. Вы определитесь, кого обвиняете! - Вскипел Багиров, при этом крепко сжал плечо впереди сидящей Ольги.
        И какая замечательная последовательность имен. Собственная дочь после Инги! Капут.
        Путаница его нервирует, выжигает напалмом. Таких, как он точно. Но здесь как минимум пять человек, кто понимает, кто даже может позволить себе догадываться наперёд.
        И первой отвечает Мия. Отвечает Тузовой. Отсмеявшись, успокоившись.
        - Рада, что Вы помните, какая я. - Шокирует абсолютно всех. Всех кроме меня. - Раненая птица неба не боится. Вы можете говорить, что Вам вздумается. Сына всё равно не перещеголять, да, новенький?
        - Не смей так со мной разговаривать! - Рубит Тузова.
        - Мия! - Багиров выкрикивает одновременно с ней. Придурок. Что за отцы здесь собрались. Звездец! - Объясни, что тут происходит.
        Наша осведомленность и уверенность Николая Петровича выводит других из себя. И я совсем не вижу смысла заниматься самолюбованием.
        Разговор должен получится, как приказ: четкий, прицельный, без извилистости. Взял и вставил правду в голову, сами потом переварят, если захотят, конечно. Действовать наотмашь, без передыха.
        - Оказывается, в голове Тузова младшего, Амира. Вы его знаете. - Позволяю сарказм в адрес Багирова.
        Нет к нему уважения. Уважительного отношения никто не отменял, но уважать его не заставят. И он знатно офигевает от моей наглости. Ничего, переживет.
        Продолжаю:
        - …затесалась мысль нагнуть меня. Но так получилось, скажем, исторически, что я иду в паре к Мии. - Бросаю беглый взгляд на неё, слушает внимательно, одобряет. - И тут такой удачный случай, испоганить жизнь сразу двоим. Он пробивал меня ещё до того, как пришёл к нам в класс. Искал, рыскал, собирал инфу. Оль, это ведь он тебе первый написал?
        Я знаю ответ. Теперь мне почти всё ясно. Не сразу догнал, что вообще за дичь происходит, во что успел вляпаться. Ни угроз, ни шантажа, одни провокации. А новенькому это и нужно было, чтобы я первый, чтобы вот так на ковёр.
        Тузова сейчас начнёт шарманку про избиение младенца, не зря же таким его притащила. Как только дорасскажу я, так сразу активизируется юрист высшей квалификации. О, да!
        Зависит ли что-то от ответа Ольги, да нет, поздняк алиби искать. Но она всё же решается:
        - Да. Нашёл страницу в Инстаграме.
        Есть контакт. Боковым зрением замечаю, как дернулся Тузов. Как резко выпрямилась Мия. Не его правда, не то, что он нам втюхнул на пейнтболе. Игровой проигрыш священен, но не для него. Нет.
        И думать иначе был мой прокол. Нет смысла мусолить ту игру, но я тогда купился на эту переписку, так аккуратненько возникшую перед игрой. Не понял, что ловушка.
        Тузов хотел победить, очень. И злился он потом по делу, засохла «непобедилка».
        Только вопросик свой хотел задать мне. Не Мии, не по её душу была партия. И никакие фотки бы он не развесил. Слишком явно, слишком против себя. Не пойдёт на это тот, кто привык всё делать исподтишка.
        Что-то проверял. Меня проверял. И Ольгу подставил, вовремя. Мии только этого тогда и не хватало, знал, куда бьет. Понял я это слишком поздно, когда посмотрел на всё издалека. Прям на полосе препятствий, на полигоне, и накрыло.
        - А нам он сказал, что это ты переписку начала. Нашла, уговорила общаться. Для общих целей. - Продолжаю с намеками, которые она точно оценит.
        - Врешь! - Обнаруживается сам Тузов. Неужели вышел из-под юбки родной, бронезащитной.
        Ой, дурак. Да-а, это не в сети анонимом плавать, когда хвостик настоящий почти никто и не видит. Это при всех, вот так. Дед бы меня за такое жалкое вступление колесовал.
        Глаза Ольги расширяются. Удивлена. Шокирована. В ауте. Переводит взгляд с меня на Мию. Ждёт подтверждения что ли?
        От Мии? От той, которую доводит. Прекрасно, блин.
        Но Мия молчит. Наверное, не видит смысла подтверждать правду. У истины только один голос, вторить ему - значит унизить.
        - Николай Петрович, Вы как-то собираетесь вмешаться? Я пришла за справедливым разбирательством, а что сейчас творит тот, кто систематически избивал моего сына?
        - Систематически? Этот натюрморт тоже Денис написал? - Театрально, иронично, рукой прикрыв приоткрытый рот, удивилась Мия.
        - В уме я ему не отказываю. Дружков своих натравил. Поговорили вчера. Как тебе, Мия?
        - По-моему, неплохо. Жаль, что неправда. - Мия пожала плечами, провоцируя.
        Тузова держалась. Юрист не вздрогнет там, где вспылит медик. Крепкий орешек. Тертый калач. Интересный выбор, отец. По крайней мере достойный. Пока. Пока сосуд не разбился.
        Не грех на такую променять первую красавицу выпуска. Ту, что из всех однокурсников выбрала тебя. Пусть не сразу, пришлось добиваться. Даже в браке: радовать, удивлять, покорять. А теперь завоевывать не нужно, фамилия нужная, имя тоже, увлечений нет. Сломанное подчиняют, а не восхваляют.
        Теперь новая, цельная, строптивая, уверенная, непробиваемая. Сама покоряет, сама подчиняет.
        - Денис, продолжай. - На всё и сразу ответил Николай Петрович, возвращая мне слово.
        - Новенький вышел на Олю. Они придумали свои планы, один провоцировал меня, другая доставала Мию. Сыграли на обидах Инги, а потом и вовсе запугивали её. А мы всё стоим и не разваливаемся. Бесит же, да? - Подмигиваю Тузову.
        Скрежет зубов слышит не только мать. На Тузова смотрят все. Даже мама Инги притихла. В какой-то момент мне показалось, что она ждёт правды, боится, но хочет знать. Дочь важнее, её спокойствие важнее.
        Маргарита, я сделаю всё, чтобы Инга не так сильно пострадала. Она исполнитель, да. Но здесь расплодились элементы пострашнее. Организаторы, подстрекатели, пособники.
        - Да! - Отвечает Ольга, перенимая всё внимание.
        Спасает? Да ладно?! После всего?
        - Оля? - Недоумение Багирова такое недалекое, что мне становится жалко девчонок.
        Но она на него не оборачивается. Как ни странно, смотрит даже не на меня. На Мию.
        - Я хотела, чтобы тебе было больно. Чтобы ты плакала по ночам, как это делаю я. Чтобы жила паническими атаками, чтобы ты забрала у меня вину.
        - Оля, милая, что ты говоришь. Остановись. Ольга! - Багиров схватил плечи дочери, сдавливая их, как щупальцами.
        Тоже мне спрут!
        - Я не хотела той смерти, не думала, что до этого дойдет. Я никогда не хотела смерти. Ни маминой, ни… - Осекается, смотрит в потолок, прогоняя скопившиеся в глазах слёзы. - Но ты могла стать мне настоящей сестрой. Стать другом детства, подругой всей жизни. Ты всегда тащилась от него. - Кивает на Тузова. - Я была на обочине, где-то рядом. Постольку поскольку.
        - Оля, Оленька, что ты! - Багиров обнимает, но такое ощущение, что душит. Оля не обращает внимание, только шумно сглатывает.
        - А потом такой случай вас рассорить, разъединить. И Елена перестала бы любить тебя так сильно. Так ужасно сильно при мне, когда я никогда, никогда не видела и не слышала свою маму.
        Чувствую пульс Мии, запястье заходится бешенными толчками, но с виду полное спокойствие и сосредоточенность.
        - Оля, замолчи! - Предупреждающе рычит Тузов.
        А Багиров пытается силой развернуть дочь к себе.
        - Я не скидывала видео Елене. Никогда бы не скинула. У меня его и не было, пока Виктор не прислал на почту. Ты меня винишь в том. Но я только отправила видео Амиру, когда нужно было доказать невиновность. Я перекинула то, что скинули мне. В комнате не рыскала и к ноутбуку не подходила.
        Я перестал понимать, о чём она. Мы как-то невольно менялись ролями. Какую-то часть понимали всё, потом то одни, то другие. Гонки по вертикали, блин.
        - Замолчи, тупая! - Тузов вскочил и чуть было не ломанулся к Оле.
        - Я знаю, что ты меня использовал. Думала, распаляю твою старую обиду, чтоб ты наконец ответил Мии за всё. Я хотела большего, ты медлил, якобы план придумывал, чтоб «не подкопаться». А у тебя уже новенькая ненависть поселилась, да? - Оля рассмеялась сумасшедшим, глубоким, глухим смехом.
        - Моими руками сестру изводить хотела? ***!!! - Мат вырвался, как из пулемета. Даже Тузова не успела цапнуть за рукав, чтобы остановить сыночка.
        Поворачиваюсь на Николая Петровича. Директор пристально следит за каждым движением, но не вмешивается.
        - Ты же моими руками проверял слабые места Эндшпиля. - Хмыкнула Ольга, признавая, но не раскаиваясь.
        - Амир! Амир! - Сначала звательно, потом приказно заговорила Тузова.
        - Руслана, Мия права. Вам не перещеголять сыновей. Вы знали, что снимать запрещенку Витька надоумил? И копии потом он сделал, ну, чтоб слить в нужный момент.
        - Замолчи, гадина! - Всё-таки кинулся к Оле.
        Слабак!
        Между ними встала мама Инги.
        - С дороги, юноша. Вы трусливо молчали, пока обвиняли Ингу, помолчите и теперь! - Сказала Маргарита, выставив перед собой две руки, не пропуская Тузова к Оле.
        - Амир! Хватит реагировать на провокацию! Я же учила тебя, как нужно разговаривать с такими людьми!
        Охо-хо, Тузова до сих пор уверена, что сила и правда на её стороне? Серьезно?
        - О-о, а ещё Амирка на Дениса семерых натравил. Не поверите! И фоточки с того видео распечатал, в коробочку положил и прямо на парте Мии оставил. Чтоб она уж точно вспомнила, что их связывает.
        Тузов опять дернулся, напоролся на руки Маргариты, но озверел настолько, что чуть её не толкнул.
        Я резко поднялся. Тузов нервно обернулся, увидел меня. Давай, дебил, вспоминай все наши разговоры тет-а-тет, иначе я напомню.
        - И неделю штаны протирал за партой Эндшпиля, на дуэль вызывал. - Оля опять смеется.
        Багиров уже не держит дочь. Прикрыл рот руками и стоит с вылупленными зенками. По-другому, по-человечески и не описать.
        - Стоять! - Громкий, твердый голос потряс всех.
        Николай Петрович был зол. Границы семейного не просто расширились, а стерлись.
        - Вы же хотели знать, какой гнойник задели. - Спокойно заметила Мия.
        Она похоже одна оставалась вне этого балагана. Отстранённая, бесстрастная. Хладнокровная.
        От этой невозмутимости директор ещё больше пришёл в ярость.
        - Вы что притащили в мой лицей? А?! Ненависть, разрушение, шантаж, истязания, подстрекательства! Вы нарушили все правила. Все!!! - Чеканит каждое слово с определенным интервалом, как часы.
        Кажись, теперь ненавидит всех. Не только родителей. Детки тоже те ещё мразоты.
        - Все отчислены. Все деньги верну, но чтобы завтра никто даже не смел думать, что знает мой лицей. - Бьет по самому больному.
        Здесь все за это и сражались. За место под солнцем. За возможность остаться. В итоге… Вывели мудреца!
        Круто!
        Давайте, родители, самое время схватиться за головы.
        Что, отец, спас нового сына? Или есть запасной план?
        Не успеваю подумать, как он оживает. Родная кровь, генетическое родство мыслей, ха.
        - Являясь основным и самым крупным спонсором лицея, настаиваю на том, чтобы Тузов Амир продолжил своё обучение здесь!
        Непроизвольно всё сжимается, не хочу никак реагировать, но организм не слушается, приходит почти в боевую готовность.
        Вот и всё. Вот и та самая меткость.
        78
        МИЯ
        Открытия, откровения взрываются во мне, соревнуясь в силе, масштабе. Я стараюсь держать лицо, очень-очень стараюсь, и Денис мне в этом помогает, но… Не понимаю, сколько ещё в меня вместится прежде, чем всё в конец рванет. Сколько?!
        Думала, присутствие Дениса спасет от всего, отгонит всё, но осталось то, с чем я должна справиться сама, просто обязана. Он не всегда будет рядом, я вообще не уверена, что наша банда будет существовать.
        Мы настолько привыкли преодолевать что-то, выживать и в бурю, и в шторм; но что мы будем делать в покое?
        Страшный вопрос. Очень. Быть может, самый страшный из всех.
        Правда открывается. Точнее падает, как от эффекта домино. Одна за другой. Но столько в воздухе озлобленности, наутюжено, наэлектризовано. Радиоактивно.
        «Надеюсь, после всего этого в нас останется хоть что-нибудь человеческое». Беспокоился Денис.
        «Надеюсь, что после всего этого останемся Мы…» Беспокоюсь я.
        Сижу под обстрелами таких свирепых и отравленных взглядов, все помнящих, либо предубежденных, как у отца Дениса. Но мне всё равно. На более-менее эмоции выводит Оля. Её признание заглушает боль от моего вопроса.
        «Я не хотела той смерти, не думала, что до этого дойдет. Я никогда не хотела смерти. Ни маминой, ни…»
        Она с этим живёт? Она плачет по ночам? Она тоже себя в чём-то винит? В смерти мамы? В смерти нерожденного малыша?
        Но это же Оля! Ядовитая тайпана, злобная, яростная, беспощадная сводная…
        Все о чём-то спорят, Оля повышает голос, Денис поднимается с диванчика, а я сижу, как в прострации. Как будто в ушах вода, и я не хочу наклонять голову набок, чтобы она вытекла. Не хочу. Нужно, необходимо, но мне страшно.
        Что я ещё услышу, если смогу слышать?
        - Являясь основным и самым крупным спонсором лицея, настаиваю на том, чтобы Тузов Амир продолжил своё обучение здесь! - С надменным превосходством произносит отец Дениса.
        Он вступается за Тузова? Я не ослышалась? Правда?
        Это для этого он сюда пришёл, это так он спасает сына Русланы? Нет слов… Хотя нет, есть!
        - Правильно! Родному сыну можно проспонсировать только охрану, которая не пустит его к маме. - Вырывается почти сразу, как осознаю размах бессовестного предательства.
        Не стала уточнять про клинику, про палату. Про особый случай… или, как назвал мой отец, «недоразумение». Точно семейное дело, не хватало ещё и это взрыхлить.
        - Все вон из моего кабинета! - Взъерепенился Николай Петрович, который, кажется, даже покраснел от гнева.
        Мы его довели. Семейным довели.
        - Детей забираю, а родители могут быть свободны. - Послышалось от двери.
        Голос зычный, вкрадчивый, громовой. Грудной. Властного приказа, приговора, приводящегося в исполнение немедленно.
        Все синхронно оборачиваемся. У двери стоит мужчина, взрослый, но не пожилой. В форме, в орденах. Мужчина военной выправки и недюжинной силы.
        Полковник?!
        - Вы вообще кто такой? - Взметнулась Руслана, на всякий пожарный схватив Амира за плечо.
        - Марш за периметр этого абсурда! - Приказал мужчина, немного повысив голос.
        Смотрел он при этом исключительно на нас. Меня, Дениса, Олю и Амира. Взрослых игнорировал, как настоящий командир ослушавшихся!
        Это дед Дениса?! Он такой, такой… Неповторимый!
        - Никуда мой сын не пойдет с этим! Он его бьёт. - Руслана уничижительным взглядом стрельнула в сторону Дениса, который до сих пор стоял около Тузова и Маргариты.
        Я не могу увидеть эмоции Дениса, одну лишь спину. Но то, как она выпрямилась, как расслабились сжатые в кулак руки, говорит о многом. Об очень многом!
        - Мой внук слабаков может только убить. - С неприкрытым уважением и восхищением сказал полковник.
        Да, это точно он!
        Я в шоке, как теперь прийти в себя. Нужно послушать его, да? Что же делать? Как же быть…
        Денис оборачивается на меня, протягивает руку. Вкладываю свою в большую и сильную его, и мы направляемся к выходу. Без слов. Он слушает деда беспрекословно? Вот так?
        Хотя о чём это я. Как?! Как Такого можно ослушаться. От одного взгляда дурно становится, а я не мальчик, я не привыкла к командам, таким приказам. А каково же тогда им?
        Оля молча примыкает к нам с Денисом. Я смотрю только на мужчину. Рассматриваю. Невоспитанно пялюсь. Не могу ничего с собой сделать, загипнотизировал, приковал, не отодрать!
        Морщин почти нет. Но об скулы можно порезаться, нос прямой, покатый лоб, глаза - две черные бездны. Виски чуть тронуты сединой, но в целом волос серебрится лишь слегка. Лицо выбрито гладко-гладко. Мужество и мужественность воплоти!
        - Идёшь? - Спрашивает он у Амира.
        И по тону понятно, что спрашивает в последний раз. Уговаривать не будет. Такие не плачут, такие не уговаривают, такие не проигрывают.
        - Ты куда? - Только по ошарашенному голосу Русланы понимаю, что Тузов тоже присоединился.
        - Что вы делаете? - Промямлил и мой отец. Для приличия заботы, наверное. - Оля, ты куда?
        Полковник открыл нам дверь и жестом показал, чтоб выходили. А сам всё же обернулся на родителей.
        - А вы подумайте, кого вырастили и тем ли спонсорам доверились!
        Дверь захлопнулась. Мы молчали, не переглядывались, не взрывались, как фейерверки ещё минут пять назад. Молчали и разглядывали неожиданного Кесаря.
        Как можно так обуздать тех, кто хотел друг друга изрешетить?
        КАК?!
        Но мы идём следом. Ступая шаг в шаг, как заговоренные. Не знаем, куда, зачем, почему. Но идём.
        И только мысли ещё могут поражаться, тело давно сдалось.
        Выходим с лицея, проходим двор и садимся в предложенный уазик болотного цвета. Так, если я переживу эту жизнь, то мне уже ничего и никогда не будет страшно. Обещаю!
        79
        (ЧЕРНОВИК)
        В окно замечаю Машу, встревоженную, не по погоде одетую, точнее выскочившую прям так, в форме. Она мне что-то кричит, я лишь пожимаю плечами, отрицательно покачиваю головой в знак «тебя не слышу».
        Подруга машет своим телефоном, потом пальцем показывает на меня. Не успеваю достать свой из кармана, как слышу властное:
        - Это хорошо, что нам напомнили. Не привыкну, что вы филёров за пазухой носите. Сдаём! - Полковник обернулся, осмотрел всех сидящих в машине и протянул нам какую-то коробку.
        Телефоны собирает. Надо же!
        Мой попискивает от сообщений, их прерывает звонок мамы, но протягиваю свой «филёр» командиру. Сказал сдаём - значит сдаём, пока сами не сдались. Тем более все только меня ждут. Удивительно, но Тузов первым сбросил мобилу в коробку. И именно сбросил - выкинул, как будто она ему руки жгла.
        - Лучше ответь, будет волноваться. - Бросает мне Оля, заметив на моём экране входящий.
        Я не ослышалась? Оля предлагает мне не игнорировать «Елену Прекрасную»? Она реально не хочет, чтобы моя мама, моя, не волновалась?
        Оля сидит рядом с Денисом, он разбавил нас, двух Багировых, втиснувшись между нами. Но даже так, через человека, она умудрилась не просто заметить, но и отметить - дать совет. Поразительно. Началось глобальное потепление, а я не заметила?
        Нет, я понимаю, сегодня Оля вдруг впервые выговорила всё, что у неё накипело. А впервые заметила в ней не только Олю, Олю Багирову, Ольгу Леонидовну, но и сестру, но… Я не верю в такие перемены по щелчку. Не бывает! Люди так быстро не меняются. Люди вообще не меняются.
        Оля она или сестра, всё равно остается сводной: с ужасным багажом прошлого, с личным болотом, в которое пыталась засосать и меня!
        Поразила до глубины души, но не до той самой - всепрощающей и всепонимающей. Просто многое перестало быть нелепым, потому что рассказала о причинах. Но предвзятость не перестала быть предвзятостью, а злоба - злобой.
        Наверное, поэтому я не принимаю её совет, блокирую телефон и почти так же яростно, как Тузов, скидываю его в коробку. И отворачиваюсь к окну. Уазик отъезжает от лицея, но Маша продолжает смотреть нам вслед, ничего не понимая.
        В этом я не слишком от неё отличаюсь, но да ладно, у меня есть шанс узнать.
        Какое-то время едем в тишине. Это так странно. Непривычно. Компания, молчание, общая на всех неизвестность. Общая - это невероятнее всего.
        - Деду только так не язви, как отцу. - Шепот касается моих волос, скрывающих ухо.
        Оборачиваюсь на Дениса.
        - Не буду, если он не скажет таких же ужасных вещей.
        - Дед не скажет.
        Я до сих пор сама себе не могу объяснить, что на меня нашло, почему я так открыто полезла защищать Дениса, он ведь и сам бы справился. А так…наверное, я его опозорила. У Эндшпиля не такая репутация, чтоб девчонка за него вступалась. Я опять, опять чувствую это долбаное чувство вины.
        Так от него устала, донельзя. Но оно какое-то безразмерное, каждый раз, как в первый, и каждый раз по-новому необъятно. Маргарита не так посмотрела - проклюнулось, Оля присела рядом с ней - распустилось, воспоминания накатили - зацвело.
        - Зря заступилась? Будет хуже, да? Отец опять тебя будет ругать? - Говорю также шёпотом, чтобы как можно меньше привлекать внимание и нарушать эту всеобщую задумчивую тишину.
        - Ругать? Ха, нет! Хуже теперь точно не будет.
        - Прости меня!
        Денис хмурится. Не понимает, наверное, за что.
        - Я не успела подумать, как моя язвительность отзовётся тебе…
        - Благодарить, хвалить не буду. Но тебе не о чем переживать.
        Он опять скрытен. Опять разговаривает как-то сквозь кучу препятствий и заградителей. Неужели нет никакого шанса, что он… что мы…
        Отворачиваюсь к окну. Мелькают многоэтажки, скверы, заснеженные лавочки, спешащие куда-то пешеходы. Радостные встречи, крепкие объятия, веселые улыбки. Невоспитанная брань, громкие выкрики, неприятные жесты. Жизнь бурлит. Везде, у каждого. В каждом.
        - Мия! - Денис снова наклонился ко мне. Снова этот обжигающий шёпот.
        Но я не реагирую. Сохранить свой шёпот я не смогу, поэтому решаю молчать, это пока единственный способ сохранить лицо. Хоть какое-нибудь. Чувствую, как шевелится на том конце Оля, краем глаза улавливаю напряженный взгляд Амира, долетающий до меня через правое зеркало заднего вида.
        - О чём ты думаешь? - Спрашивает Денис ещё тише.
        Вздрагиваю. Так просто? Сам Денис, Дэн, Эндшпиль может вот так спросить?
        Резко поворачиваюсь и лбом задеваю Дениса. Он слишком близко, смотрю на него, а взгляд плывет, потому что «слишком близко». Почему-то боюсь дышать. Вдох застревает где-то в горле, не понимая, как быть и главное - куда ему дальше.
        - Ты боишься? - Спрашивает, а сам следит за мной.
        А что я со стороны выгляжу напуганной?
        Слова застревают там же, где и вдох, поэтому отрицательно качаю головой. Он поймёт.
        - Переживаешь?
        Что это? Он пытается отгадать? Отгадать, что я чувствую? Ему правда это интересно?
        Стоп. Мия, стоп. Как будто в первый раз. Простой интерес, как сегодня с вопросом о зрении, простая вежливость, как с линзами. Всё просто, не нужно усложнять и что-то надумывать.
        Скоро это всё закончится. Быть может, даже сегодня. Я верю полковнику, Денис уверен в дедушке, Оля и Амир доверяют незнакомцу: вот и вся реальность, ни больше ни меньше. Разрубим гордиев узел, и каждый пойдёт своей дорогой.
        Поэтому:
        - Нет, не переживаю, не боюсь. - Отворачиваюсь к окну и тихо, только для себя добавляю. - «Не думаю, не жалуюсь, не спорю. Не сплю…»
        Чувствую, как становится прохладнее, это Денис вернулся на свою половину, на свою сторону. Он больше ничего не спросит. Ничего.
        Мы подъезжаем к какому-то огромному зданию, больше похожему на амбар или склад. Ни вывесок, ни каких-то других обозначений.
        - Зовут меня Мансур. Это база подготовка…
        - «Авангард»?! - Перебивает говорящего ошарашенный Амир.
        - Так точно! Вижу, наслышаны. - А потом снова нам всем. - Выйти прежними не удастся. Это ваш шанс выбить всю дурь, с седьмым или двадцатым потом - будет зависеть от вас. А теперь марш, у вас семь секунд, чтобы зайти на базу. Время пошло!
        Оцепенение, которое за время поездки почти рассеялось, снова охватило. Всех. С новой силой.
        База подготовки, Авангард - звучит не просто солидно, а теперь ещё и устрашающе.
        80
        Чтобы успеть в семь секунд, нужно быть Денисом. Остальным нам, неспортивным, неподготовленным, прилетело наказание в виде осуждающего взгляда сердитого полковника.
        «Авангард» - другой мир, другая галактика. Свет, цвет, запах - всё другое, непривычное, чужое. Рассмотреть всё мне не удалось, слишком много закрытых помещений, отсеков, залов. Слишком много всего мальчикового, мужского.
        Мы с Олей переглянулись, явно думая об одном и том же. Что здесь забыли мы? Две десятиклассницы, у которых из спорта в жизни только редкие вылазки на горнолыжку.
        - Девушки направо, парни налево. Шагом марш! - Гром в спину, страх в сердце.
        Но приказы не обсуждаются. С того момента, как закрылась массивная железная дверь, отсекающая нас от мира знакомого и более понятного, я поняла это со всей очевидностью. Всё, теперь так просто не выпустят. «Прежних» не выпустят.
        До нужного зала проводил нас сам Мансур. Мы едва поспевали за его размашистым строевым шагом. Но лучше приударить сейчас, чем апатридом потеряться в чужом государстве.
        - Заходим. - Сказал полковник, когда открыл одну из запертых дверей.
        Сам вошёл первым. Но это тот случай, когда плевать хочется на галантность, в такую кромешную темноту заходить я уж точно не спешу. Оля, судя по всему, тоже.
        Свет включался постепенно, можно сказать, по шеренгам.
        - Испуг есть - значит жить будете! Заходим, девушки, не теряем время. - Ещё раз позвал нас Мансур.
        Нет, он определенно не из тех людей, которые привыкли повторять свои приказы. Да не то, чтобы привыкли, готовы. Но я заметила, что к нам с Олей он более терпелив. Скидка девушкам? Хм, ну ладно, беру не глядя.
        Я вошла первой, Оля за мной.
        Помещение было не особо большим, во всяком случае в ширину всего лишь метра четыре. Узкое, но длинное. А потолок… Вот что удивило, так это его подобие арке. Ни одного привычного угла, полукруг с полом вместо диаметра.
        Это что-то интересное.
        Не сразу замечаю, что помещение делится пополам. И делится ничем иным, как стеклом. Но и оно соответствует духу Авангарда, оно необычное, утолщенное, ламинированное. Ох, неужели оно пуленепробиваемое?
        А что, вероятность этого очень даже велика. Мия, ты же не в детском садике, чтобы такому удивляться, возьми себя в руки! И, выполняя собственный приказ, я перестаю пялиться на стекло.
        Но, как назло, Мансур подходит к нему, простукивает его поверхность двумя сильными ударами. Ничего не происходит, не трескается, не прогибается, даже не шевелится. Стойкое. Прочное.
        - Пуленепробиваемое. - Подтверждает мои догадки полковник. - Выдержит все ваши обиды.
        Обиды? Что он хочет этим сказать? Мы будем стрелять в это стекло? Это что какая-то особая терапия?
        И вдруг Мансур открывает какую-то неприметную дверь, слева от стекла, на мгновение пропадает в темноте, а потом появляется по ту сторону.
        - Высота два метра, слышимость отличная. - Теперь подтверждает свои собственные слова.
        Действительно, не такая и высокая перегородка. И полковник говорит не так громко, вообще не громко - привычным тоном и тональностью.
        - Мия, иди сюда. - От этого приглашения я чуть не вздрогнула, вовремя успела сориентироваться, кто смотрит на меня. Кто меня оценивает.
        Дед Дениса! Если перед Денисом не захотела терять лицо, перед его дедушкой тем более. Нет-нет-нет, это просто недопустимо. Делай, что хочешь, Мия, но оставь правильное впечатление! Это важно.
        Но почему… Об этом я подумаю потом. Всё потом!
        Через секунд пять оказываюсь рядом с Мансуром. Ой, мамочки, я начинаю думать секундами. Невероятно! Насколько я подвержена всему и вся…
        - Снаряды готовы, стол закреплен, тоже выдержит любую взбучку. - Показывает на деревянный стол, который я почему-то тоже не заметила.
        Подхожу к нему ближе, чтобы рассмотреть. Цветные упругие шарики, наверное, с краской; ножи разных видов и размеров; рогатки; топорики… В общем, метательное оружие на любой вкус. Мда… всё интереснее и интереснее!
        Бросаю взгляд на Олю, она тоже рассматривает свои боеприпасы. То, что это нам, уже ясно обеим. Как и то, чем предстоит заниматься. Да, метать мы всё-таки будем.
        Она поднимает голову и наши взгляды встречаются. Её сразу же становится серьезным, я замечаю предвкушение. Недобрая ухмылка. Да, Оля точно понимает, что сейчас будет. Какая власть, какой арсенал. Пуленепробиваемость нам в руку, да-да.
        Ухмыляюсь зеркально ей. Не переживай, сестричка, у меня тоже есть правда, есть чем поделиться!
        - По глазам вижу, что всё поняли. Пока всё не выскажете, можете к двери не подходить!
        Мансур договаривает и тут же уходит. Таким же быстрым, невероятно стремительным шагом. Исчезает.
        Щелкают дверные замки. Ни я, ни Оля не сможем выйти. Не сможем даже перейти к другому, преодолеть перегородку, которая аккурат от стены до стены. Ну а двух метров в нас уж точно нет.
        - Приступим, туртушка? - Возвращается злость, возвращается ненависть, возвращается и привычная Оля.
        Сестра. Сводная!
        Оглушительный удар. Первый, цветной, и краска растекается по стеклу. Я ждала, но всё равно вздрагиваю. Олю слышу так четко, как будто она рядом стоит, а удар её как хлыст. Звонкий, звучный, упругий.
        Словно перекатился по изгибу арки. Точно! Вот откуда такая шикарная слышимость!
        - Ты пришла со своей мамой, а забрала моего отца! - Удар, ещё удар.
        Не меткие, хаотичные, импульсивные, поэтому разные - между краской зазоры, в которые я ещё вижу разъярённое раскрасневшееся лицо Ольги.
        - Мия, которой всегда нужно внимание, забота, опека! Несамостоятельная, инфантильная, вечно с недовольным лицом! - Снова удары.
        Такие же громкие, отзывающиеся взрывами внутри. Там, где оказывается страшно. Боязно.
        Как хорошо, что между нами всё-таки есть стекло!
        Я не вынесу исповедь тет-а-тет. Надеюсь, что стекло действительно непробиваемое, иначе в таком запале Оля меня прибьет и не заметит.
        - Мия, которая и мать родную поддержать, понять не смогла! - Удар, но теперь под дых, не краской, словом.
        Замираю на мгновение, взгляд плывёт. Воздуха всё меньше и меньше.
        Так значит?!
        Тогда мой черёд бить наотмашь, Оленька!
        81
        - Ты знаешь, какой вчера был день? - Вдруг спрашивает Оля.
        Мы сидим на полу, прижавшись спиной к стене. Чистого стекла осталось ровно в этом углу, когда мы это поняли как-то разом выдохлись. В ход действительно пошли все метательные, даже не представляю, сколько на это часов угрохали, зато…
        Выговорились, да. Правда за собственными выкриками, эмоциями, обидами я не слышала, что говорит Оля. Выговориться-то выговорились, а вот услышали ли друг друга, поняли ли…
        Но легче стало. Точно, как будто вычистили всю грязь, даже ту, что прилипла на стенки, не желая пропадать.
        Какой день? Начинаю вспоминать, какие вообще сейчас числа идут. Событий слишком много, навалились и закрыли собой все даты.
        Так, так. Ох…
        Резко поворачиваюсь направо, чтобы увидеть Олю. Вчера был её день рождения. Её совершеннолетие!
        - С прошедшим тебя! Я забыла, прости…
        - Ничего страшного. Не ты одна забыла. - Горькая улыбка, до краев полная тоски и сдавившей усталости. Усталости от всего.
        - Родители! - Понимающе хмыкаю я.
        Чему я удивляюсь? Они могут и забыть, тем более ещё я им вчера масла в огонь подлила.
        - Я думала, вы готовите мне сюрприз, весь день ждала.
        Мы не первый раз забываем про День рождения Оли. Стыдно, мне очень стыдно сейчас за всех. Мы такие все эгоисты. Оля не любит этот день, ведь восемнадцать лет назад он забрал другую жизнь, родную, любившую, но не залюбленную в ответ. Жизнь мамы.
        Оля ненавидит этот день. Но! Но если мы забываем - значит мы признаем её ненависть, одобряем её? Значит мы виним Олю в смерти?
        Первый раз, когда мы забыли, было как раз четыре года назад. Если сейчас все начать вспоминать, то… То это случилось намного раньше до всех несчастий, которые свалились на голову нам с мамой. Намного раньше.
        У всего есть причина. Да, Мия, у всего, тебя же учил этому папа, почему ты забыла, почему… Спокойствие бывает разным, ненависть тоже!
        - Наверное, ты всегда имела право мучить меня. - Отвечаю спустя время, отвечаю шёпотом.
        Но мы сидим плечо к плечу, между нами впервые только стекло. Впервые мы так близко. И в таком спокойствии.
        - Знаешь, почему я сегодня всё рассказала? - Оля повернулась и посмотрела прямо мне в глаза.
        Тогда я думала, что её прижали, рассекретили, что она испугалась и решила признаться во всём прежде, чем Тузов опять что-нибудь наплетет. Но сейчас…
        - Вчера вечером я спустилась на кухню, свет едва горел, дверь была приоткрыта. Варя и Марсель тихо сидели и разговаривали. Марсель рассказывал ей, как узнал о тебе, об Амире. Как не выдержал и вместо серьезного разговора избил Тузова.
        Я поддалась вперёд, почти уперевшись лбом в стекло. Что? Натюрморту Амир обязан нашему Марселю Павловичу?!
        - Да-да, Мий. Наш высеченный из стали не сдержался и настругал пацана, который посмел тебя обидеть. Варя тоже офигела. Руслане Амирка конечно же ничего не рассказал, ну ты понимаешь.
        Да-а, мы-то знаем, как Тузов умеет выборочно делиться правдой. Да там и Руслана может многое додумать сама, этому в принципе я тоже не удивлюсь. За сыновей стреляет в упор.
        - Оль, не нужно подставлять Марселя Павловича, не рассказывай отцу, пожалуйста. - Я вспомнила про Ульяну, про давнишнюю подставу Вари, и испугалась.
        - Он рассказал ещё кое-что. Тузов, чтобы его поменьше побили, решил сдать «заказчика» своего появления и твоей травли.
        Понимаю, почему Оля не отвечает на мою просьбу.
        Амир наговорил на неё Марселю Павловичу. Моему верному защитнику, который побольше многих знает, какой жестокой и беспощадной бывает Ольга.
        - В этом весь он.
        - Марсель ему не поверил. И Варя сказала, что я бы на такое никогда не пошла. - Поднимает руку и указательным пальцем упирается в стекло прямо около моего лба. - Они поверили в меня! Они, вечные твои защитнички, тайные твои заступники.
        Стучит пальцем всё сильнее.
        - Ты ведь не сдашь Марселя Павловича?
        - Ты так ничего и не поняла. Не расслышала. - Вымученно ухмыляется.
        - Я не привыкла с тобой откровенничать, уж простите! - В свою очередь фыркаю, будет она меня тут пристыжать. Вот ещё!
        - Смотрю, ты не горишь желанием отсюда выбраться? - Насмешливо и иронично изгибает бровь, как может только она.
        - А ты всё мне высказала? Во всём обвинила? Давай уж тут, сразу, чтобы потом опять в каком-нибудь туалете не встретиться. Или следующий ход будет от Тузова?
        - Не знаю, я ему не служка и не дружка. Не нужно на меня всех собак спускать. Запястье - мой зехер. Но якобы твоё сообщение на меня вешать не надо. Если б ты меня знала, давно бы поняла, что я и к половине тузовского отношения не имею.
        - Как же! - Не скрываю скептицизма.
        Конечно, не имеет.
        - Знаешь, Оля, у меня тоже семейка не сахар и жизнь не мёд, но я тебя никогда так не гнобила. Несоразмерно как-то за равнодушие так отрываться, не думаешь?
        Сложно ей было, судьба жестокая. Всё понимаю, что многое сама я допустила тоже осознаю, но вот так взять и забыть, взять и отпустить… Одними метательными, наверное, не обойтись.
        - Вы забыли про мой День рождения! - Выдавливает сквозь зубы.
        - Ты выставила меня суицидницей! - В долгу не остаюсь, чувствую, как опять закипаю изнутри.
        Похоже сейчас и этого чистого островка не останется, на столе у меня как раз затесались последние два шара с краской.
        - Ты верила, что это я скинула бомбу в виде видео!
        - Ты отдала видео Тузову, он скинул его всему классу!
        - Ты сама доверилась Амиру и отдала ему оригинал!
        - Но это ТЫ потом скинула ему видео! - Я перехожу на крик. Неужели она не понимает, какой маховик тогда запустила.
        - Да я тогда не знала, что у вас произошло. Мне Витька сказал, что Амиру грозит серьезное наказание, а с послужным списком их отца тем более! Всё зависело от меня, я не могла не помочь!
        - Помогла?! Довольна?!
        - Конечно! Мне же по приколу четыре года жить с призраками!
        - Что?
        - Ты заметила, что твоя мама ожила только тогда, когда узнала о беременности? Ты вообще заметила, какой мрак у нас был все эти гребаных четыре года?! Кому я это сейчас кричала? Ты совсем меня не слышала?
        - Не слышала! Я, если ты не заметила, кричала тебе в ответ!
        - А вот в этом вся ты! В панцирь и отлично, и по сторонам смотреть не нужно!
        - Да что ты знаешь о сторонах, на которые я смотрю?
        - А ты о моих много знаешь?
        Мы одновременно вскакиваем с пола. Снова летят снаряды, снова гремят все слои стекла. Снова кричим, ругаемся, обвиняем.
        Сколько бы это продолжалось в этот раз, не знаю. К счастью, силы человека всё-таки небезграничны. Мы опять выдыхаемся. И на этот раз с чувством полнейшего освобождения - признания, что существует и другая правда, и другое мнение.
        И они тоже могут быть правильными.
        - Неужели! - Со звуком дверного замка появляется и полковник. - Пятый час пошёл.
        Я его не вижу, он зашёл со стороны Оли. Живого места у стекла уже нет, цветастое, цветное. Запачканное обидами, зато выстоявшее. Кое-где даже ножи торчат, ага.
        Отпирает дверь и спустя мгновение я уже стою около Ольги.
        Она смотрит на меня, я на неё. И такое странное чувство, мне совсем не хочется её придушить. И плохого желать тоже не хочется.
        - Слышимость здесь отличная, только не всегда друг друга слышно, да? - Прерывает наш зрительный контакт Мансур. - Да и видно не всегда.
        - Да уж! Наглядно. Спасибо! - Отзывается Оля.
        - Тогда пошли, посмотрите на пацанов.
        И вот что-то в этой фразе так настораживает.
        Это что-то становится понятным уже очень скоро. У обоих изрезаны руки, сбиты костяшки. Лица опухшие, с характерными ссадинами. Видимо, они тоже с пользой провели время.
        Да-а, прежними уж точно не выйдет. Никто!
        82
        АМИР
        Я его ненавижу.
        Его!
        Не за женатого придурка, который повадился опекать мать, не за Мийку, которая ему в рот смотрит и собачонкой таскается (уверен был, не умеет так, а оно вон как; и прости кому-то сказать может, и успокоиться от одного взгляда, и о защищать при всех, а мне "отрезало" впихивать).
        Ненавижу его самого. Всё есть. Все есть. Оставалось только сохранить, забрать своё.
        Нет, дебила кусок, он лучше за Мийкой будет слоняться. Он же её ненавидел, самому значит издеваться можно было, а как я его же примером пошёл, так сразу в рыло.
        И она ещё пресмыкается, дура! Стокгольмский синдром что ли. Давно ли такой диагноз?!
        Помню, как пары ласковых не дождешься от неё, а теперь: «Я выбрала себя. Себя. Как и тогда, в прошлом. И не жалею!»
        ***, мысли путают.
        Полковник ещё над душой стоит. Авангард его, оказывается. Надо же, этому Эндшпилю ещё и с дедом повезло! Знал бы раньше, послал бы при Петровиче, терять было нечего, у этого старшего Соло всё на мази. Заступничек хренов.
        Ненавижу всех!!!
        Мать уже была готова плюнуть на должность и снова расписаться с батей, нет же, этот со своим вниманием, заботой. Гнида! Усомниться заставил, отложить! Жизнь другую показал, мажор поганый. Отец такому неровня, такие, как барокамера, обеспечат кислородом и не жить без них потом.
        Этот придурок должен был защищать сыночка, а не за меня впрягаться!
        Где я просчитался? Почему после всего, что было предпринято, спровоцировано, подстроено, этот, как и прежде, ошивается вокруг матери?!
        Ненавижу всех!
        Лыбится с фотки, тварь.
        Повесили мишенью, полковник похоже умный, хоть и вояка. Не поставил в спарринг с Дэнчиком, этого женатика повесил. Только из жалости походу, как там он сказал… «Мой внук слабаков может только убить». Точно, б**!
        Не, тебя, вояка, я тоже ненавижу.
        Метаю ножи один за другим. Во мне ярости сейчас, хоть отливай. Глаз, ушей, носа у этого паскуды уже нет, метко в цель.
        Смотрю на такой же портрет у Дэна. Жесть! Он папаню ненавидит не меньше моего что ли?! Ни одного живого места, только он пулями прошивает. Машина, черт подери.
        Витёк предупреждал, я чё-то недооценил. Как бы тоже не пальцем делан, но после пейнтика допёрло, что Соло тот ещё непобедимый Ахиллес. И главное - всё было рассчитано, нет, вылез, меткий!
        Вопрос был готов, чесался уже на языке, и всё, полный просвист, пустил в разнос, как реально малька какого-то. Клуб отца, Авангард деда, золотая ложка в заднице. Всё, б**, есть. Всё!!!
        Полковник видит, что совсем тяжко, не помогла его местная шарлатанская терапия. Придётся не жалеть, дедуля!
        Только подумал, он позвал обоих к себе.
        - Против меня будете. Нападать можно вместе, но на договоры, переговоры друг с другом запрет. Как почувствуете, так и атакуете. На подготовку тридцать секунд. Время пошло!
        Задрал. Одни приказы, слабаком своим будет командовать!
        - Без меня, дедуля, сам как-нибудь выпори внука. - Бросаю ножи прямо на пол. Сами поднимут, не обломятся.
        - Если нравится постоянно получать, тогда выход там. - Одними глазами указывает куда-то мне за спину.
        И чё-то так пробирает, всё внутри свербит от его презрения. Он как будто ожидал от меня такого выпада, слова сразу были наготове. Скулы сводит, как он смеет!
        Ладно-ладно, сам предложил себе навалять. У меня за спиной тоже не только пейнтик, дедуля.
        Из-за этого препирательства на подготовку времени ни черта не осталось. Пришлось сразу на поединок.
        Мне прилетело первым, этот полковник даже не предупредил, что начинаем. Пока я согнулся пополам от дикой боли, Дэн напал. Тоже не удачно, но хотя бы устоял.
        Он же старик уже, откуда порох-то?!
        Удар, уворачивается.
        Дэн серьезный, что-то просчитывает, но на меня не смотрит, этот деда слушается. Внучок-паинька. Хотя если за каждую провинность прилетает в дупло, тут любого выдрессировать можно.
        В какой-то момент чувствую азарт. Всё поблекло, один полковник, как зеленая мушка. Заполонил всё, пропитал своей силой. Поработил. Но нас не жалеет, не поддается. Пробирает уважением.
        Этого ещё не хватало! Деда его уважать, вот ещё!!!
        Но как тут иначе. Внука тоже не щадит, дышит тот уже через рот, как и я. Выдыхаемся понемногу. Недооценил я что-то этого вояку, не вытягивает выносливость моя. Горит всё в груди, отходняк потом жесткий будет.
        Сдаться что ли?
        Нет! Одному из этих - никогда!!!
        Нападаю, получается с Дэном одновременно. Пропускаем момент, когда нас швыряют через спину почти друг на друга. Лучше бы бои без правил, чем вот так, как по учебнику. Как мальков! Опять это, засело, чёрт подери, когда уже выкину из головы!
        И теперь атакует нас. Пи****! То есть до этого был ещё щадящий режим?!!
        Я откровенно начинаю бегать от него. Дэну прилетает, не от всего уворачивается, скорости и ловкости не хватает. И это ему! Оставив наши тёрки за рингом, Соло мегакрут, понятно, на чём там у него авторитет держится.
        Но сейчас…
        Матерю сам себя и тоже вступаю в бой. Засмеет потом. И этому поверят, все поверят. Мне такого не нужно, был опыт, спасибо!
        Поединок продолжается. Я весь взмок, уже и мышцы плавятся от нагрузки, лицо походу ещё больше отекает. Не-е, вообще не жалеет. И по ребрам, и в живот, и в лицо - только так.
        Наконец замечает, что силы у нас почти тю-тю.
        И что он? Сжалился! Да! Позволил предметы взять, ножи там, перчатки, даже нунчаки, в общем и целом, кто что найдет.
        И новый бой, он-то тоже взял. Теперь и рукам хана. Я против такого никогда не стоял, как тут вообще уворачиваться, полосует, как шёлк рвёт. Зверь!
        Гонял нас даже не до двадцатого пота. Тут не только ненависть вышибет, здесь и мыслишка не пробежит. Азарт улетучился, остался один инстинкт самосохранения, рефлекс выживания. И тот уже невыдюживал. Лично у меня поизрасходовался.
        - Вы головой думать собираетесь?! - Полковник рявкнул так, что поджилки затряслись.
        Не припомню, когда меня кто-то так стыдил. Даже матери этого уже не удается. А тут дедуля какой-то! Окей, не какой-то, в самом соку, чёрт подери.
        Когда это закончится?! Руки жжёт ненормальным огнём, будто кошек двадцать изощрялись. Мне не помог ни один предмет, который я успел прихватить. Ни один! Все полегли в первую же атаку.
        Тут бы голову сохранить, а он ещё и думать предлагает! Нет, уникумы какие все эти Соломоновы, как на подбор что ли. Прямо-таки вымирающий вид.
        Спустя ещё пять атак признаю, что есть перед чем пресмыкаться. Понимаю тебя, Мийка. Я не тяну. А он, Эндшпиль этот, всё ещё не сдаётся. Руки в крови, лицо измято, как старая юбка, прорва безуспешных атак, дыхалка уже почти в летаргичке, но держится.
        Не сдаётся…
        Докатились, сейчас бы Дэнчиком восхищаться!!!
        Но я сдаюсь первым. Без понятия, как тут белый флаг поднимают, на мне из выданной футболки только клочки какие-то висят, но я срываю их и начинаю махать. Руки даже не поднимаются, тяжелые, капец.
        На меня перестают обращать внимание. Бой продолжается. У Дэна как будто силы прибавились, последняя агония, наверное. Или головой начинает думать, приказали же!
        И вуаля! На левой руке полковника проступает порез. Невозможно!
        Атака, ещё, ещё, сил всё больше, движения всё резче и быстрее. Второй порез, но только футболки. Да это, черт подери, тоже дорого. Второе очко как никак!
        - Давай-давай, Эндшпилёк! - Похлопал бы, но сил нет, могу только словами.
        Не оборачиваясь, бросает мне:
        - Задницу либо прижми, либо оторви от пола! - Рычит не хуже деда, только не так громко.
        - Сам справишься… - Стараюсь говорить с ленцой, но понимаю, как на самом деле жалок.
        Даже ведь не сижу, так, делаю видимость, всё трясется. Ещё чуть-чуть и просто лягу. Прям здесь, прям перед этими.
        - Наконец-то! - Голос полковника довольный.
        Я не ослышался?!
        Довольный?!
        Бой заканчивается. Вояка просто встает столбом и протягивает руку внуку для пожатия. Тот вытягивает в ответ.
        - Тебе помочь? - Насмешливо ко мне, тоже протягивая руку. И не для пожатия, для помощи, чтоб её.
        Как слабому!
        - Сам справлюсь! - Шиплю, как девчонка какая-то, но ничего контролировать при такой усталости не могу.
        Мийка всегда говорила, что у меня всё по лицу ясно, вот эти походу тоже поняли.
        Но чего я никак не ожидал, так это того, что Дэн, Дэнчик, ненавистный Соло подойдёт и усядется рядом со мной и ободрительно хлопнет меня по плечу.
        - У меня тринадцать лет опыта и, как видишь, до сих пор замыкает. - На меня не смотрит, следит за дедом, который даже не выдохся!
        Как можно себя так сохранить?!
        - Тебе повезло. - Отвечаю без пояснений, поймёт, как захочет.
        Повезло с дедом, с детством, с наставником. Со всем короче!
        - Да. - И улыбается.
        Устало, но улыбается. Не лыбится, не как его подонок-предок. Улыбается!
        Может, она не пресмыкается, а восхищается?
        Всё поплыл Тузов, на Джокера напоролся. На такого ни пейнтболом, ни боксом не попрёшь, другим задавит. И обоснует.
        Отворачиваюсь, дикое чувство неправильности. Зачем сел, пусть проваливает, друзьями нам не стать, по одной улице не ходить. В одном лицее, кажись, тоже не учиться. Чего расселся, унижать только!
        - Если твоя цель был я, зачем на Мии начал отрываться? - Ни с того ни с сего спрашивает серьезно.
        - Хотелось проверить, изменилась или нет. - Отвечаю честно, не как тогда на пейнтболе.
        Теперь нет резона что-то строить, сооружать, провоцировать. Он сильный, он сильнее. Похоже чудо, что тогда в арке я смог сам уйти, на своих двоих.
        - Изменилась?
        Ну и вопрос. Реально интересно?!
        - Ты уж постарался, да, Эндшпиль? - Намекаю на созвучность с тем прозвищем, которое он Мийке приклеил.
        Очумел, когда услышал, как одноклассники её между собой зовут. И вот такому интересно, изменилась ли Мияги?
        - Она не подпускала, можешь пометить себе там и брату передать. - Возвращается отвязное всемогущество Денис Соломонов. - А ты думал, буду с тобой заодно?
        - Была такая надежда. Да. Но ты ж сразу переметнулся.
        - Ненавижу, когда девчонок мурыжат. - Скривился, как от лимона. Тоже мне генерал песчаных карьеров.
        - А чем ты лучше меня, Эндшпиль? Донеслось, что и сам не гнушался юбчонку поопчикать, оценочки подправить…
        Резко поворачивается. Взгляд тяжелый, дробящий. А потом вдруг пропадает вся эта тяжесть, лицо разглаживается.
        - Ничем! - Бросает жестко и опять отворачивается следить за дедом.
        Просчитался я с тобой, Эндшпиль, с самого начала. Хоть и наблюдал ещё до лицея, как узнал, с кем в класс засунули. Просчитался, не рассчитывал, что бывают такие умные троечники. А тут походу запаривались над другим и правильно делали.
        Сначала ненавидел за то, что отца не отвоёвывал. Тот тоже хорош, сколько нужно было сыночка подставлять, чтоб он потом заявился с нами. Гнида!
        Потом реально бесило, что за Мийку вписался, изводил, а тут орыцарился. И таким благородством засиял, что сама Багирова снизошла до послушания, до защиты и «прости»! Как я хотел выставить её предательницей, даже на откровенно сырой план было похрену. Рвало всё, нужно было здесь и сейчас.
        А этот пропал, как сквозь землю! Был пацана и нет пацана.
        Сейчас ненавижу, потому что… Пора признаться хотя бы себе. Завидую. Я его убить готов за это нелепое, девчачье чувство. Я так брату никогда не завидовал, но латы Дэна вдруг спать не дают!
        Невозможно иметь все, владеть всем и ещё всегда побеждать! Где же справедливость? Распределение сил, таланта, везучести?! Где мудрая природа, любящая каждое своё отродье?!
        - Почему тогда она всегда выбирает тебя? - Стараюсь спрашивать спокойно, как риторический кинуть, но к концу вопроса срываюсь.
        - Потому что я выбираю её.
        Вот эти все атаки, удары, насмешки полковника - ничто по сравнению с этим ответом. Ничто!!!
        83
        АМИР
        Зализывать нам раны никто не дал, поднял полковник сразу, как освободился. Дэн похоже силы черпает из воздуха, восстановились так быстро, я чуть не поперхнулся от вернувшейся к нему плавности.
        Окей, я просто должен принять это преимущество. Уже всё, сгорело всё к чертам, пусть подавится всеми превосходствами и победами.
        Следуем за полковником. Спина у него такая накачанная, да и сам он всё-таки не просто спортивный, атлетичный и зацепистый, может, во внуки напроситься. Всё, теперь ещё и кукуха едет.
        Стоим, где он нас оставил, перед входной дверью. Походу выпустит, заслужили мы свалить отсюда. Я вообще не того ожидал от Авангарда, когда мечтал здесь побывать, но…
        В другом состоянии сюда нужно приходить, в абсолютно другом!!!
        Солдафон уходит, возвращается уже с девчонками. Обе грязные, как будто в бассейне с красками искупались. Просто вся форма вдрызг. Верхнюю одежду на вытянутой руке держат, чтоб не измазаться. Присвистнул про себя, ухмыльнулся.
        Неужели у них появилось что-то общее?!
        Продуктивнее провели время, стоят почти рядом, не фырчат от одного вида друг друга. Прогресс!
        Мия замечает нас, наши поистрепанные тела, и такой взгляд… Такой я её не видел. На меня посмотрела мельком, как на незначительное ничто. Его пожирала только так.
        А потом такая ярость мне. Капец, она думает, что это я Эндшпилю навалял?! Спасибо за комплиментик, подружка детства, неожиданно.
        Ершусь, хотя понимаю, что так свербит. Они так близки? Он ей реально так важен? Сначала у дирика как волчица, защищающая шею своему, теперь ещё и тут.
        Откуда это в ней? Она же так никогда не умела!!! Всё за себя, всё для себя, а тут…
        Её диковатое возмущение замечаю не один, полковник тот ещё следак.
        - Это я их тут обтесывал. - Лично для Мии, даже смотрит только на неё.
        Она вздрагивает, виновато отводит взгляд. Стыдно?! Не могу поверить. Изменилась, она изменилась. Надо было раньше это признавать, времени бы сэкономил, лучше бы все силы на родаков кинул.
        - Помогло или нет, мне потом Николай Петрович расскажет. Подведете, сорветесь и шанса второго не будет. Свободны! - Отдаёт приказ полковник и уходит.
        Второй шанс на что?
        - Это твой дед, да? - Обнаруживается Оля, спрашивает Соло.
        - Да.
        - Про какой второй шанс он говорил?
        - Остаёмся в лицее. Все. - Отзывается как положено внучку вояки. Жестко, с нажимом.
        - С чего такая роскошь? - Настроение у Оли заставляет желать лучшего. Вообще ощущение, что она мыслями давно не здесь.
        Опять что-то случилось?!
        - Дед дружит с Петровичем, наверное, демарш был согласован. - Пожимает плечами, делится догадками. Походу и сам не особо втыкает, как что произошло.
        Ну да, мальчик создан для выполнения приказов. И их не обсуждает, идеальный воспитанник. Хмыкаю, снова злюсь.
        - Да нам повезло! Дэнчик, сгоняй за телефонами, будь другом. - Откровенно усмехаюсь. А что, пусть сбегает, раз такой мегакрутой и оклемавшийся.
        И он без слов уходит. Хочу задевать его, разодрать в кровь, забить, а он просто игнорит мои провокации!!!
        Слежу за его удаляющейся спиной, ярость точит жилы, опять. Б**, когда перестану так реагировать на него?!
        Поворачиваюсь к девчонкам, о чём-то переговариваются. Мийка чем-то шокирована, Оля, наоборот, бьет холодной решимостью. Что-то в руки сунула, вроде флешку или что-то похожее.
        Поговорили, Мия определенно чем-то недовольна, стоит зашуганным ёжиком, готовым к атаке. А обещали выпустить другими, нагло соврали.
        Оля срывается с места, не дождавшись своего телефона, хлопает железной дверью. Мия теребит в руках чёрную малявку, да, точно флешка. Чё-то не догоняю, опять какая-то подстава. Что-то про меня?!
        Мийка тоже срывается, выбегает на улицу, на ходу накидывая пуховик. Что-то всё-таки не меняется, тепло любит. Себя любит.
        Оглядываюсь, Дэна не видать, пропал пацан с радаров. Удачно, с Мийкой хоть поговорю. Выхожу за ней, стоит и смотрит на дорогу, Оли нет, умотала, наверное. Олька - танк, что решила, не остановить, пока не сделает, как ей надо.
        Стоит беленькая, с ноги на ногу переминается. Подхожу ближе, чувствует, плечами повела, как будто я прокаженный, заразный. Ах, да, забыл, у неё же «отрезало», я же ей противен!
        - К какой бабушке поехала Оля? - Спрашивает, даже не удосужившись обернуться.
        - К маминой маме.
        - Они общаются? - Всё-таки поворачивается, снизошла Королевишна.
        - Приехали, остановка амнезия. А кто ей постоянно капает на мозги, виня в смерти дочери?
        - Что? - И такое искреннее удивление, как будто я как минимум соврал.
        - Она же ещё в детстве после встречи с бабкой возвращалась убитой. Ты не помнишь? Хотя о чём это я. У тебя впереди всего бежало «сегодня мама достаточно мной довольна?».
        - Она сейчас едет к ней?! К такой бабушке?
        - Пока есть настрой, пусть скажет ей, что думает о ней!
        - Откуда ты всё это знаешь?
        - В отличие от тебя хотел знать. Хотел видеть, спрашивать и слушать. Вы мне были дороги.
        - Оля правда винит себя в смерти мамы?
        - Нет, что ты! Она всего-то уверена, что не должна была родиться, и теперь просто искупает вину. - Цежу ядом этой недалёкой шкурнице.
        - Искупает?
        - Бабка вечно деньги выцыганивает, отца клянет, на маму твою наговаривает. Нет, серьезно, ты живешь с Олей в одном доме или я? Как можно не заметить, что кто-то вечно подпитывает её ненависть?
        - С ней же может что-то случиться. Нужно что-то делать. Ты знаешь адрес этой бабушки?
        - Оставь. Не лезла и не лезь! - Злюсь, раздражает своим опоздавшим волнением и вниманием. Бесит!!!
        - Ты в своём уме? Она едет к бабушке, которая её считает убийцей!
        - Сдуй благородство и заботу, тебе не идёт! У Оли есть защита и опора.
        - Ты что ли?! - Бровь изгибает, бьет сарказмом.
        - Смотрю, ты от меня опять тащишься. Комплиментами сыплешь. - Ухмыляюсь, иронию на сарказм мажу толстым слоем, чтоб подавилась.
        - Кто её защита и опора?
        - О, так же сложно догадаться. - Замечаю движение, Дэнчик вышел, смотрит на нас. Следит.
        - Кто? - Мийка злится, ноздри почти развиваются. Прекрасная картина.
        - Парень. Их вроде не просто так заводят.
        - Она даже телефон не забрала… - Сдувается до задумчивости. Беззащитная кроха, хотя там вон, позади, высверливает защитничек только так.
        Меня пробирает, но больше злит. Это вызов, я хочу её проверить. Или его? Да, скорее его. Это Мийка уже втрескалась, а тот походу как к малой относится, к сестренке или ещё какой-нибудь «ну очень замечательной знакомой».
        - Мне не понравилось, как ты разговаривала с моей мамой! - Пофиг на Олю, иначе опять не поговорим. Задрали уже своим семейным.
        - А мне не понравилось, как она разговаривала с Денисом и со мной!
        Резануло по ушам. Неужели он на первом?
        С Денисом и со мной! У неё всегда было иначе, сначала она, сначала ей, про неё, о ней. И тут после него. Она впустила его, нас никогда, а его так сразу? Поиздевался, позащищал, линзы подарил и всё?
        Нет, восхищаться это одно, можно и издалека слюнки пускать, а тут…
        Для неё всё у них серьёзно? Она на что-то рассчитывает, на что-то надеется. Ох, как ми-и-ило…
        - Имела право! - Вспоминаю, на чём остановились. Не дам мать в обиду, не этой!
        - Ну и я тогда себя наделила правом. - Вытягивает последнее слово, насмехаясь и над матерью, и над её профессией.
        Понимаю это, поэтому хочется дать сдачи!
        - Беру право клятвы!
        - Ты не можешь! - Взрывается, переходит на рычание.
        - Неужели? - Держу паузу. - Ты забыла, что я свою часть клятвы выполнил. Исчез тогда из твоей жизни, перестал добиваться встреч. Ты бросила тогда одно слово, и я понял.
        - Ты поэтому мне постоянно его напоминал? В прозвище превратил?
        - Конечно, Бжижик! А ты не забыла, всё-таки не забыла… - Смакую, наслаждаюсь её яростью, гневом. Бессилием.
        Мия держит слово, в этом её слабость. «Невольник чести»…
        - Я перевела его в разряд безобидных детских прозвищ. Оно там и останется. У тебя нет права что-то мне загадывать. Никогда. Запомни это!
        Цепляю пальцами её подбородок, она и так смотрит на меня снизу вверх, но мне нужен эффект. Свожу два пальца так, чтобы кожа у неё побелела. Давлю сильно, не дергается.
        Смотрит с вызовом, в глазах издевка. Глумится, выжигает даже в таком положении. Молчит, не брыкается, ждёт. А весело, не знает ведь, что есть наблюдатель.
        Поймёт ли он, а, Мийка?
        - Даже простого извинения не будет? - Улыбаюсь, как сумасшедший, ласковым холодом, чтобы пробрало её.
        Глаза вспыхивают.
        - Ммм, извинения? - Говорит, растягивая слова, но я-то чувствую, как её всю трясет от такой близости. Нет, я ей был всегда противен, всегда ужом извивалась, как только тогда поцеловать позволила, загадка…
        - Да-а. За всё то, что пришлось мне вытерпеть по твоей милости, Бжижик.
        - Хм… Я что-то не припомню, чтобы ты извинился. Разве не с тебя всё началось, а, новенький?
        Поняла, гадюка, как раздражает эта кличка. Не прозвище, а именно унизительная, мерзкая кличка. И у дирика кинула в лицо, при матери.
        - Мне не за что извиняться. Ты сама всё тогда выбрала, решила. - Продолжаю предельно ласковым тоном, слащаво, приторно, чтобы со стороны показалось другим.
        Совершенно другим.
        И почему он ещё не стоит у Мийки за спиной? Чего ждет? Чего наблюдает?!
        - Вот и я так думаю. Мне тоже не за что извиняться, каждый сам себя спасал.
        - И всё-таки ты мне должна, Бжижик. Должна!
        Старается улыбнуться, ухмыльнуться. Щеки сдавлены, получается так себе, но старается. Во характер! Мерзопакостный да ещё и закаленный кем не надо!!!
        - Что должна? - Вскидывает бровь, когда не получается принизить ухмылкой.
        - Почему меня ты тогда так не защищала? - Не продолжаю сравнение, не конкретизирую, так поймёт.
        От вопроса пока ухожу, позже отвечу, позже.
        - Ты всегда хотел сделать меня слабее, переделать на свой лад, под свои принципы. - Отводит взгляд, прищуривается, думает. - Подмять!
        - Хочешь сказать, сам был слабее.
        - Не хочу, говорю! - Впивается своими зелеными пожарами, ведьма. Настоящая.
        Успел забыть эту зелень. Ядреная, гордая.
        - А он сильнее?
        - Он вне сравнений! - Выделяет каждое слово, сразу видно, как приятно говорить.
        - Как же! Эндшпиль и Мияги, дуэт всея лицея. - Разглядываю каждую черточку её лица. Изменилась, очень.
        Красивая, очень!
        - Оставь его. Реши вопрос с мамой, с отцом. Реши сам!
        Пальцы сводит, а ей хоть бы что, терпит, не дёргается. Словами ещё пытается привести в чувства. И всё о нём.
        - Настолько важен? - Обрываю всю ласковость и запугивающую медоточивость.
        - Настолько важен! - Забывается и старается кивнуть, не получается.
        - Верни мне то, что должна, Бжижик.
        - Да чего ты хочешь? Чего? - Начинает сердиться.
        - Скажи мне «прости». - Разжимаю пальцы, отпускаю её лицо, не хочу, чтобы было по принуждению.
        Хоть раз мне можно сказать «прости» или как?!
        Поджимает губы, смотрит пристально не мигая. Потом тянется к карману, достаёт флешку и поднимает её почти к моему лицу.
        - Здесь то, во что не поверила твоя мама. Доказательства Ульяны. - Резко бросает флешку на снег и наступает, давит сильно каблуком.
        Слышится треск.
        - Это всё, что я тебе должна была. Нет больше Бжижика. Никакого. Забудь!
        И это всё?!
        И это всё. Она разворачивается, видит стоящего поодаль Соло, вздрагивает. Замирает.
        Я их ненавижу! Ненавижу!!!
        Срываюсь в другую сторону, не могу их видеть. Сильные, черт подери!
        84
        У меня всё хорошо.
        С Олей всё разрешилось и вроде бы даже сносно. Она вернула флешку, вернула то, что принадлежало мне, потому что так решила Ульяна, потому что принадлежало мне по праву. Вернула, чтобы закрыть этот глупейший вопрос, кто из нас виноват больше. Забрала - вернула, не права - исправила, не заметила - помогла. Так и нужно!
        У меня всё хорошо.
        Отец не всё рассказал маме, она волновалась только моему неожиданному отъезду с незнакомцем, не более. Успокоить получилось одним коротким разговором. И Оля им отзвонилась, вышла на связь, не стала малодушничать, как я. Будет поздно, если вообще сегодня вернется домой…
        У меня всё хорошо.
        Девчонки до меня дозвонились, волновались. Почти подняли все службы на уши, к счастью, Николай Петрович успел перехватить шебутную, успокоил Машу. Потом и похвастались, сайт работает, заказы есть, несколько ребят присоединились по совету уже отзанимавшихся. По словам Лауры, бюджет скоро заиграет.
        У меня всё хорошо.
        Молчу, скрываюсь и таю… Амир больше не возникнет, что-то и будет делать, но не в нашу сторону, точно. Знаю его, отступил, что-то там для себя решил важное. Боялась за клятву, имел право требовать, но не теперь, после всего того, что уже вывалил на меня.
        У меня всё хорошо.
        Денис не вмешивался в важный разговор, но, оказывается, наблюдал. Реакция была настоящего Эндшпиля, позволил самой справиться. Это хорошо, здорово. Прекрасно…
        - Девушка, Вам точно не нужна помощь? - Во второй раз спросила меня миловидная медсестра, отзывчивая и добродушная.
        - Нет, спасибо, у меня всё хорошо. - Отвечаю дежурно, почти заготовленной фразой, но стараюсь более-менее искренне.
        Не думаю, что в клинике, где помогать кинутся только если им заплатишь, нужно откровенничать. Любезность, банальная вежливость - всё, нет обольщений и ярких признаний, как первому встречному.
        - Но Вы в одну точку смотрите уже полчаса. Вы кого-то ждёте? - Настойчивая, может правда хочет помочь…
        - Жду. Жду. - Покачиваюсь из стороны в сторону, но легонько, чтоб за сумасшедшую ещё и тут не приняли.
        Если девушка не знает меня как клиента, какая вероятность, что меня сейчас выпроводят? Будем надеяться, что нулевая.
        Хотя… Может, это выход? Зачем я тут сижу, что меня здесь держит?
        Но он же сказал «поехали». Я поехала. Так странно, Оля поехала к бабушке, Денис - к маме. Авангард тронул что-то такое, до чего мне не дотянуться. Личное, почти интимное.
        Но почему я здесь?
        - Вы в пятую палату? - Медсестра присаживается рядом со мной. Удивительная настырность, уже даже напрягать начинает.
        - Да, наверное…
        - Да как же так, девушка? Послушайте, как Вас зовут? Вы к кому пришли? - Заглядывает мне в лицо, пытается запомнить, наверное.
        Может, новенькая. Чего она так суетится? Простого смертного даже на порог этой «богадельни» не пустят, знаем, пробовали. Но теперь Соломонов старший убрал своих широкоплечих, поэтому охранники и остальной персонал особо не ругались. Даже здоровались.
        А теперь она…
        - К маме. - Слова слетают водопадом, не успеваю поймать, зажмуриваюсь, понимая, что сейчас прилетит ещё одна порция вопросов.
        - А как её зовут?
        Зачем я слушаю её? Зачем я здесь? Простое «поехали», и я опять послушная одноклассница. Просто одноклассница. Забавно, уже не простая, но всё же просто одноклассница…
        Но он же ничего не обещал, чего я жду? Чего я жду…
        Открываю глаза, перевожу взгляд на встревоженную медсестру.
        - Что я здесь делаю?
        Она слышит мой шёпот, и глаза её ещё больше округляются.
        Почему после отвратительного нон-стопа последних дней, да что там - недели, я сорвалась и… не домой. Это неправильно. Просто сижу около палаты и жду. На ум лезет страшный сон, нерешаемый вопрос. Я не могу её спасти, не могу ему помочь. Тогда почему я до сих пор здесь?!
        - Девушка, давайте я позову доктора? - Спрашивает, а сама уже поднимается, чтобы выполнить только что предложенное, то есть даже отнекиваться бесполезно?
        И что мне от этого доктора? Спросит и спросит, начнет уточнения. Безразлично.
        Я не должна быть здесь…
        Но я же сегодня уже обожглась. Денису нужно доверять, верить, и я могу ему и верить, и доверять. Я же могу? Но зачем… К чему это теперь, всё позади. Мы тоже позади.
        Нет. Он же защищал, спасал, на многое помог посмотреть совсем по-другому, показал, раскрыл. Был «здесь», рядом, пальцы переплетал, сокровенным делился. Это же всё было!
        И что?
        Мне не стоит быть здесь!
        Поднимаюсь, иду на выход. Вокруг всё белое, чистое. Стерильное. Правильное. Стерильно-правильное. Подкатывает почти привычное чувство: тошнота. Тошно.
        Стараюсь смотреть на двери впереди, нужно дойти, открыть и выйти. Будь, что будет. Они справятся, это дела их семьи.
        Но, может… Может, я должна быть рядом? В такой момент. Это же важно, проверка сердца… Он же сказал именно мне!
        Я должна быть здесь!
        Около самых дверей разворачиваюсь. Уже вижу, как мне навстречу спешит медсестра с доктором. Она по-прежнему встревоженная, он спокойный и, видимо, более опытный, чем она.
        Шаг не сбавляю. Хватит. Досбавлялась уже, никогда ни к чему хорошему это не приводило. Он там, с мамой, на его голову свалилось уж точно не меньше моего, а я тут «быть или не быть» развожу. Дура!
        - Со мной всё хорошо! - Бросаю на ходу, как только поравнялась с доктором. Он в их дуэте явно более разумный, расскажет уж коллеге, что и как.
        И тут дверь той палаты, той самой, открывается, и я вижу совершенно счастливого Дениса. Абсолютно!
        И он, вот такой он, сильным шагом, размашистым, «дедовским», срывается ко мне навстречу. Срывается?! Мне не почудилось? Это же не глюк воспаленного воображения?
        В секунду преодолевает разделяющее нас расстояние и неожиданно обнимает. Крепко-крепко, как может только он. Всё внутри сжимается, и я не знаю, от чего сильнее.
        - Я умею любить. Умею!
        Шепот застревает в моих волосах, в голове. Навсегда застревает.
        А он в этом сомневался?! Что…
        85
        ДЕНИС
        Она была неподвижна, смотрела в окно. Моего стука, моего прихода не заметила. Или не захотела заметить?
        Неважно, я здесь. Теперь я здесь, и должен быть только здесь.
        Что-то изменилось. Я это вижу или мне так хочется?
        Твою дивизию, одни вопросы. Терпеть не могу неопределенность, подвешенность. Почему многое зависит не от меня. Нет, зависит! Хватить зависать у входа, сделай уже шаг, дурак.
        Подхожу к кровати, ног касается белизна простыни. Мама поворачивается. Да! Да! Изменилась!
        Улыбаюсь. Нет бледности, пустоты в глазах. Счастье, Господи, рад, как малыш какой-то. Хочу спросить, что-то сказать. И не хочу. Она так смотрит, что я готов навечно застыть, остаться здесь!
        Быть здесь!
        - Папа сказал, ты был у Петра. - Голос слабый, долго не разговаривала, заметно. Очень!
        Но эта улыбка, легкая, прозрачная от переутомления, измученная, вымученная, дороже всего на свете. И я её вижу. Вот так, рядом, могу дотянуться. Дотронуться, не через чертову стену!
        «Не любишь, жалеешь, коришь, всё чего-то узнать пытаешься. Но не любишь! Отца ненавидишь, мать презираешь, что это за семья-то у вас такая…»
        Не люблю…?
        Всё могу, измениться, переделать, извиниться. Остаться один. Но слышу этот голос и всё обрывается. Всё, чему учили. Что в голове засело на уровне инстинктов.
        - Был. - Голос подводит, ломается, как будто кто-то в глотку залез.
        - А он сказал, что ты надумал продавать Астру, и уезжаешь навсегда. Устал от меня. - Говорит так легко.
        Что?! Что он ей сказал?!
        - Это невозможно. - Злость кипит, выжигает, стараюсь контролировать, умею.
        Не срываться, только не на маме! Взял себя в руки, контролируй мысли!
        - Ты…из-за меня? - Надеюсь, что поймет, о чём спрашиваю. Выговорить целиком не смогу. Не сейчас.
        - Я думала, больше тебя не увижу. - Ещё одна улыбка, другая, с такой глубиной всего пережитого, что отшатываюсь.
        - Мама…
        Почему она поверила ему? Я всегда был рядом, почему она так легко поверила ему?! Когда пробралось сомнение… Когда, твою дивизию, когда?!
        Нужно было позвонить тогда, предупредить. Это из-за меня.
        Урок, дорогой урок. Принял, усвоил. Не повторится больше!
        - Папа сказал, что не воспитал бы тебя лучше, чем я. - Опять улыбка и опять другая.
        Не арсенал, не коллекция, а опыт. Личный, почти потусторонний. Что творилось в её голове, пока я в грязи ползал, мышцы тренировал. Какой дурак! Если бы дед не успел…
        - Так и сказал?
        - Представляешь. Так и сказал…
        - На деда не похоже. - Говорю очевидное, чтобы затянуть разговор. Пока мама отвечает, улыбается, готов тянуть сколько угодно.
        - Думаешь, сделаю это ещё раз?
        - Нет, не сделаешь. - Отвечаю искренней уверенностью. Не сделает.
        - Нет, не сделаю. - Услышав мою категоричность, подтверждает так же, только из первых уст. Из самых правдивых. - Как бы я не боялась быть разведенкой, жить не хочу только без тебя, Денис.
        Это сильнее любого признания. За всю нашу жизнь, сильнее!
        Смотрю пристально, потом отвожу взгляд, ищу повод, чтобы отойти, перевести дух. Вернуться, но отдышавшись. Замечаю стул, отхожу за ним. Приношу прямо к кровати, чувствую, мама наблюдает за мной.
        - Юмановы закодированы от признания. Не часто говорим, любим, как умеем. А ты другой, Денис.
        Сажусь на стул, пододвигаю его ближе к кровати. Не могу посмотреть на маму. Другой, я другой. Не умею, не способен даже так признаться.
        - Я люблю тебя, сын!
        А я? Такое без ответа не оставляют. А я дурак.
        «Но не любишь…»
        Не люблю?…
        Лбом падаю на ногу мамы, пусть идёт к чертям этот мир. Закрываю глаза. Темно, хорошо, почти спокойно. Но так нельзя!
        Поднимаюсь, встречаюсь взглядом с мамой.
        - Мам, я не уверен, что умею любить.
        Она удивляется. Но не радостно, не от чуда, а от пронзительной боли. Она же уже в порядке? Я мог такое сказать?
        - Ты не умеешь любить?! А кто тогда умеет? - Такой яркий вскрик, как вспышка.
        - Мам…
        - Денис! Я сейчас включу своего папу! Ты не умеешь любить? Ты?! Может тот маленький четырехлетний мужчинка, который вытянул нас с отцом после смерти мамы, который подошёл и уверенно нам заявил: «Я здесь и я вас люблю»?!
        Берёт паузу. Взгляд не отвожу.
        - А может мальчуган, который всегда бросал все свои дела, когда звонит семья?!
        Опять праведное возмущение. И пауза.
        - Или парень, который столько всего от меня натерпелся, но ни разу не вспылил раздражением?!
        - А если я рядом только потому, что страшно признаться, не люблю? Готовый в любой момент остаться один, не имеющий право на жалость, не умеет любить…
        - Умеет! Умеет так, что страшно эту любовь потерять! Тебе мало моего примера?!
        Смерть - это страшно, очень страшно. Но побывавший возле страшен вдвойне. И что-то сейчас было в маме такого, нездешнего, приобретенного недавно, с чем я ещё не успел познакомиться, поэтому не знаю, как воспринимать. Но это что-то поглощает сильнее любого дедовского слова.
        - Денис, настоящие мужчины должны уметь любить! И любить красивой глубиной! Ты так умеешь, я знаю!
        - Правда?
        - Правда, сын! И это чувствуют все, кто знает тебя.
        Не может быть…
        Нет, не все!
        - А отец?
        - Он мстит мне, а ты - его боль. Так получилось, прости меня. Думала, должна перетерпеть, потому что ты к нему привязан. Но исправлять его, понимать больше не могу.
        - Но почему? Мама, почему всё изменилось почти за один день?
        Мы первый раз поднимаем эту тему, впервые разговариваем о нём вот так - трезвым реализмом.
        - Я раньше него узнала, что дед переписал на вас с Дамиром компанию. Узнала и не сказала. Он расценил это предательством. Вот и всё. Если ты захочешь с ним общаться, я никогда не буду против. Как никогда не буду против общения с папой, он многому тебя научил, другого Дениса я бы сломала…
        Что?
        - Ты знала, что я вижусь с дедом?
        - Конечно! Я всё-таки дочь полковника, меня он тоже кое-чему учил.
        Вот это новость! Хорошая новость, хоть от этого вранья избавлюсь.
        - Я сказал Марине, что мы с тобой не останемся в жизни отца.
        - Знаю, она приходила, рассказала. - Не перебила, но настойчиво прервала.
        Настойчивость - это всегда жизнь, это всегда цель. Шаг, хороший, здоровый шаг, крепкий. Счастье!
        - Она против.
        - Папа собирает доказательства для возбуждения уголовного дела по статье о доведении до самоубийства. И он соберет, поэтому Марине сейчас не до нашей семьи.
        Дед… Ничего себе!
        - А ты хочешь этого дела? - Делаю акцент на слове «ты».
        Мама улыбается.
        - Да, ты другой, Денис. - И такая нежность, такая любовь в каждом слове, что я впервые задыхаюсь от своих эмоций.
        Твою дивизию, от своих!
        - Нет, не хочу. Но только так он даст разрешение тебе. Ты же хочешь стать Юмановым? Я правильно поняла папу?
        - Да… - Не узнаю свой голос.
        Дед! Мой дед!
        Мама! Моя мама!
        - Я вас люблю! - Признание дается легко, легче всего пройденного, пережитого. Но только благодаря этому пройденному и пережитому.
        Только благодаря!
        - Мы знаем! И чувствуем. - Касается моей щеки своими холодными пальцами. Нежно, едва заметно. Проводит их какой-то руной.
        Самой замечательной руной!
        Накрываю руку мамы своей, прижимаю её ближе к щеке. Ближе к себе.
        - Денис, она не знает того, чего знаю о тебе я. Не знает, каким ты бываешь, когда на самом деле не любишь. Не знает, с чем сравнивать. Возможно, сейчас она решает самый главный вопрос: остаться или уйти.
        Не понимаю, о чём…
        Нет, понимаю!
        - Мам, я выйду, хорошо?
        Легонько умудряется ущипнуть меня в щёку. Улыбается.
        - Не выйдешь, выгоню! - Отвечает хитрющим прищуром. Так может только она. Мама!
        Лиля.
        86
        МИЯ
        Он в этом сомневался… Но почему? Разве это возможно? Денис Соломонов. Юманов. Дэн. Эндшпиль?!
        Как?!
        Так любить маму, деда. Заботиться, беспокоиться, доверять беспрекословно, без сомнений и не любить? Нет, невозможно. Нет-нет! Не верю. Кто, если не он?! Как если, не так?!
        Но ведь у меня тоже однажды были такие мысли… Ох, как мне понятно, как близко. Не передать. Такое точно, только самому пережить.
        Обнимаю сильнее, притягиваю к груди. Пусть уходит, пусть навсегда уходит этот стрихнин. Пусть не смеет въедаться, вживаться, отравлять. Так думать нельзя, это ужасно больно, это ломает изнутри и не позволяет потом срастись, потому что всё выкорчевывает и сжигает дотла.
        А когда всё-таки удается дотянуться до выжившего, оно трещит со всех сторон, опадает трухой. Ты хочешь подумать иначе, а мысль ядовитая пыжится, лопается и пачкает все остальные. Ты от неё, она за тобой. И ты срываешься. На других, на себе, на прошлом, на будущем.
        Так думать нельзя! Противопоказано. Опасно!
        Пусть он освободился. До конца. Пожалуйста…
        Две руки держат меня, как жгуты лианы, обвили всю спину. Наверное, если б была такая возможность, чисто физически, обняли бы всё тело. Пуховик сильнее прилегает, и я чувствую, как мне становится жарко. Но это так незначительно, так неважно. Шелуха. Да пусть вся взмокну, не дернусь! Не скажу.
        Стоим так долго. По моим меркам. Что происходит с Денисом, боюсь представить. Как и пошевелиться. Мои ноги давно не чувствуют пола, но в воздухе не болтаюсь, замерла, чтобы не спугнуть его радость.
        Радость!!!
        Что-то невероятное! Никогда, никогда я не видела его таким…
        Не представляю, что могло произойти, как и о чём он поговорил с мамой, но это точно того стоило. Стоило сорваться, молчать, не тревожить настрой и решительность. Это того стоило… Если связь их восстановилась, если хоть малюсенький румянец жизни появился у Лили!
        Замечаю удаляющиеся спины доктора и медсестры, он её, надо сказать, почти уводит, видно, как ей хочется обернуться, увернуться. Нет, иди, куда шла. Нечего тут любопытничать, рот разевать на чужую радость. И засматриваться тоже не нужно!
        Не могу сфокусироваться на одной точке, взгляд блуждает, и в тот момент, когда я уже готова пошевелить хотя бы головой, Денис меня отпускает. На пол - рук не размыкает.
        Приятно… Невероятно.
        Улыбается, так же открыто, светло. Спокойно.
        Я должна быть здесь!
        - Умеешь. - Говорю и смотрю Денису прямо в глаза.
        Дышит тяжело, с каждым вдохом всё тяжелее, отмечаю, как вспарывает грудь, как она у него вздымается.
        Я знаю, он ничего не обещал. Ничего и никогда. Просто приходил, просто помогал, защищал, охранял, заботился, предостерегал. Просто был «здесь». Всегда.
        Хотелось «любви-звездопада», хотелось искр, взрывов, вытянутых шлейфов комет, больших взрывов. Безумия, помешательства, сумасшествия… Такое будоражит, завораживает, бередит - подчиняет. Привязывает. Но сейчас я свободна, как никогда.
        Не привязана, не прицеплена.
        Я могу уйти. Могу стоять. Могу смотреть. Могу отвернуться. Могу уйти. Могу остаться. Могу улыбаться. Могу разрыдаться. И он поддержит, даже сейчас, когда сам еле-еле справляется с эмоциями.
        Мне не нужны обещания. Этого взгляда, этих слов достаточно. После всего мы остались такими. Променять это на яркую, но короткую вспышку - безрассудство. Нет, даже не так. Глупость! Несусветная, трусливая, тщеславная. Эгоистичная. Требовать абсолютной любви - желать постоянные доказательства, хотеть жертв. Понимаю это сейчас. Прямо здесь.
        Я не хочу.
        Хочу отдавать. Дарить. Так же быть «здесь».
        Чувствую, как начинаю дрожать. Не холодно, не жарко - трепетно! И так хорошо. Так хорошо!
        Но я должна сказать, предупредить, признаться…
        - Я почти ушла. Это предательство, да?
        - Но вернулась.
        Нос начинает пощипывать, пелена застилает мне глаза.
        - Вернулась! Но ты бы не ушёл…
        - Не знаю. - Улыбка чуть меркнет, но совсем не исчезает.
        - Я боюсь, что ты можешь уйти. - Признаюсь неожиданно. И ему, и самой себе. Но мне не страшно. Я свободна. Могу признаться, могу нет. Не боюсь, что не поймёт, вообще ничего не боюсь.
        Становится серьёзным. Вмиг. Не прежним, нет, но безумно серьёзным.
        - Мия, ты давно стала той частью моей жизни, о которой я никому не рассказываю. И не расскажу. Той частью, которая останется даже если я останусь навсегда один, которая поможет мне выжить, а потом и жить. Ты правда боишься, что такой вот я уйду?
        Всё. Слезы текут, их не остановить. Бесшумные, соленые. Сильные, но радостные: абсолютного счастья. Я ничего не вижу. Я Его не вижу, но чувствую. Он снова крепко обнимает. Целует в волосы, в макушку. А у меня мир становится Миром!
        У меня всё хорошо.
        Я умеют любить. Хочу любить. Люблю!
        87
        - Со следующей секунды слёзы станут платными. - Сквозь пелену нового Мира слышу вполне себе рациональное, ростовщическое. И наглое!
        - Что? - До конца не понимаю, но на всякий случай спешно вытираю всё лицо, заметая и намёк на улики.
        - Не люблю сырость.
        Денис смотрит сверху вниз, близко-близко, не размыкая объятий. Смотрит и улыбается.
        Опускаю голову. Вот же ж!
        - Придется потерпеть. Я вроде как плакса. - Бурчу себе под нос, но он точно слышит. Денис всё и всегда слышит, ага.
        - Ну да, за четыре года-то накопилось. - Обнимает своей беззаботностью, притягивая к себе ещё сильнее.
        Утыкаюсь Денису в грудь и чувствую, как накатывает неконтролируемый смех. Боже, я как калейдоскоп кустарного производства, все эмоции вперемешку. Но балом правит всё-таки счастье.
        Абсолютное счастье. А оно, наверное, не может быть тихим, просто не способно. Хочется кричать и скакать, как маленький ребенок. Смеяться и не помнить ничего плохого. У-ух, не припомню, когда в последний раз так хотелось чудить.
        Решаюсь начать с малого. Шажочком японочки:
        - Научи меня всему, что умеешь. - Говорю, отсмеявшись, и снова поднимаю голову, чтобы увидеть Дениса.
        - Тебе напомнить, какой у меня стаж троечника? - Выгибает бровь, ухмыляется. По-доброму.
        - Ну, нет, без ущерба оценкам! - Хмурюсь, не хочу, чтобы он пошёл на попятную, что, жалко что ли научить?! Столько всего умеет, я тоже хочу.
        Ох, а ведь действительно хочу. Обычно всё происходило по накатанной, нужно учиться - учусь, нужно отлично учиться - отлично учусь, нужно увлечение иметь - ударяюсь в языки. Пожалуй, только хобби с переводом и было действительно, по-настоящему моим. Жаль, временным…
        - Нет, я хочу уметь это только один. - Отвечает, немного подумав.
        - Что за…
        - Загадочность? - Посмеиваясь, перебивает.
        Улыбается во все тридцать два, разматывая всю напряженность, какая ещё могла остаться после пережитого за эти дни. За всю неделю! Принимаю вызов на веселье.
        - Ага, ГАДочность!
        - Что поделать, стаж гада у меня тоже есть. - Наклоняет голову на бок и внимательно смотрит в ответ.
        - Внушительный такой.
        - О, не то слово. - Тихо смеется. - Мия, ты хочешь чего-нибудь?
        Не понимаю, про что именно он спрашивает. Не очень-то привычно видеть Дениса таким расслабленным, а не по-взрослому серьезным. Теперь я хотя бы снова чувствую, что мы ровесники.
        - Например?
        - Сходить, посмотреть, покрушить? - Нежно гладит по волосам, разметая все мои мысли.
        Мне что-то предложили. Ага, варианты. Слуховая память - предатель, ничего не уловила!
        - Что? - Сдаюсь и переспрашиваю.
        Снова смеется. Но волосы больше не гладит.
        - Куда пойдём? Что будем делать? О чём думать? - Повторяет для особо разнеженных, как я.
        Прислушиваюсь к своему телу, к ощущениям. Я-то сейчас придумаю, а оно вырубится в самый неподходящий момент, ночь выдалась не очень сонной, может аукнуться. Но пока вроде бы всё хорошо, из беспокойств - только измазанная форма.
        - А ты устал?
        - Нет, я умею быстро восстанавливать силы. - Говорит, а потом добавляет-поясняет. - Физические.
        Тогда… Знаю! Ох-хо-хо, да, самое время! Только:
        - А мы можем уйти, да? Как мама себя чувствует? - Вспоминаю, что мы всё ещё в мире, а не в Мире, чтобы плыть по течению и ничего не замечать.
        - Можем. Маме значительно лучше. Только тебе пока нельзя к ней.
        - Почему?
        - Я хочу, чтобы ты увидела её прежней. Красивой. - Улыбка снова меркнет, отливает грустью, лёгкой, нестрашной.
        - Но я не могу не поздороваться! - Возмущаюсь, немного отстраняясь, почти разрывая наши объятия. Красота красотой, но так тоже нельзя.
        - Я передам твой «привет». - Порываюсь возразить, но Денис добавляет обезоруживающее. - Пожалуйста.
        Выдыхаю, поджимаю губы. И как тут отказать такому «пожалуйста». Невозможно, да. Поэтому я просто киваю и взмахом руки показываю на дверь палаты, пусть поздоровается за меня.
        Денис уходит. А мне даже в пуховике становится прохладно. Обнимаю себя руками, чтобы унять это неприятное чувство. И ведь не холодно, а именно прохладно, вроде и не страшно, но досадно.
        - Подскажите, пожалуйста, как нам пройти в пятую палату. - Слышу знакомый голос и резко оборачиваюсь на звук.
        По коридору клиники идут Инга и Маргарита. Сердце начинает соревноваться с таймером, и куда их нелегкая принесла?! Хмурюсь, разжимаю руки, чтобы не выглядеть нелепо, обнимая саму себя.
        Нога Инги загипсована, на подошву надет бахил, подмышками костыли, но поддерживает больше мама. И вот они всё ближе и ближе ко мне, палату им подсказали, как тут не подсказать, когда в здание уже пропустили.
        Вот только их сейчас не хватало. Вот правда! И Денис, как назло, ещё не выходит. В надежде оглядываюсь на дверь, но нет, его пока нет.
        И они меня, конечно же, тоже видят, но в упор, как я, не смотрят.
        - Вот пятая палата, постучись и заходи. - Говорит Маргарита дочери, сама остается в коридоре, дальше не сопровождает.
        Молча наблюдаю, как Инга действительно стучит в дверь, как с той стороны открывает Денис, как Инга входит. И они оба пропадают в палате. Туше!
        Ей можно, а мне нет?!
        - Рвалась сюда, как узнала подробности. Не смогла остановить. - Маргарита оказывается где-то рядом со мной и заводит, видимо, дружескую беседу.
        Ага, после сегодняшнего! Интересная рокировочка мнения, разве с такой, как я, которая дочь изводит, доводит или что там я делаю, можно общаться?
        - Мия, послушайте. - Ох как, даже на «Вы», впечатлило, что ж, тогда послушаю. - Мне Инга всё рассказала, всё, как есть. Вы, Ваша семья можете дать ход делу, обратиться в соответствующие органы. Но я должна предупредить, со своей стороны сделаю всё, чтобы защитить дочь.
        Она говорила так…сильно. У меня дыхание перехватило. Всё узнала и подошла ко мне. Несмотря на то, что сделала дочь, взяла и подошла. Заговорила. Предупредила… Спокойно, не раздувая скандал, не предпринимая действий за спиной.
        - Инга поступила ужасно, но… - Слежу за тем, как Маргарита кивает и внимательно слушает. - …я не хочу никакого дела, никакого разбирательства. Ничего не будет.
        - Но Ваш отец сказал…
        - Я поговорю с ним! - Не даю ей договорить, перебиваю. Просто не могу слушать, что там сказал мой отец. И как вовремя он это сказал, ну-ну.
        - Хорошо. Спасибо! - Благодарит, но остается серьезно-напряженной. Да, у неё тоже выдался тот ещё денёк…
        Понимаю, что больше и не о чем нам говорить, но почему-то сама продолжаю. Стоять в тягостном молчание ещё хуже:
        - Нам сказали, что мы можем продолжить учебу в лицее.
        - Что? - Маргарита словно пробирается через заросли своих мыслей, но вовремя берет себя в руки и «возвращается» в коридор клиники. - Ах, это. Да-да, Николай Петрович после вашего ухода нам тоже сказал. Но это будет зависеть от Инги, как она захочет.
        Будет зависеть от Инги… Даже теперь, после всего ей дают выбор. Не гонят, не подгоняют, не заставляют убегать. Дают выбор!
        Не понимаю, как на глазах наворачиваются слёзы, но успеваю отвернуться, чтобы Маргарита не заметила. Смахиваю их рукой и снова поворачиваюсь.
        - Вы правильно делаете! Я бы многое отдала, чтобы и меня в своё время кто-то так выслушал, защитил и доверился мне. - Знаю, что мои слова им не особо важны, но решаю приободрить.
        - По-другому у нас в семье не делается. - Говорит как констатацию. И сразу верится, что у них именно так.
        Так, как и должно быть всегда и у всех…
        Слабо улыбаюсь и больше не продолжаю разговор. Все нужное сказано, всё ненужное выговорено, больше обсуждать и перетирать нечего. Но молчание на этот раз разрывает сама Маргарита.
        - Инга рассказала про Дениса.
        Вздрагиваю, как от удара. В груди всё сжимается. Боюсь что-то спрашивать, но хочу, чтобы она сама продолжила. Что бы там ни было.
        - Она его любит. Очень любит… - Говорит так обреченно, как о неизлечимой болезни. Говорит, как настоящий врач, как будто предупреждает.
        Меня предупреждает? О чём?!
        - А он её никогда. И предательство не простит, а Инга предала. - Смотрит на меня, как будто каждую эмоцию выудить хочет.
        Знаю, что я сейчас мрачнее тучи. Знаю, что хмурюсь, возможно, и выгляжу жутко, злобно. Но слушать такое спокойно не могу. Хорошего настроения как не бывало, взяли и бессовестно умыкнули прямо из-под носа!
        - Мия, ты только его не предавай! Хороший парень. Хороший! - Маргарита добивает неожиданным.
        Но ответить, как-то отреагировать не успеваю. Слышу, как за спиной открывается дверь, а в следующее мгновение рядом оказывается Денис.
        - Здравствуйте ещё раз. Инга пока у мамы, беседуют там о чём-то. Если спешите, можно поторопить, наверное. Но нам пора. - И потом так же легко мне. - Пойдем, Мия.
        И мы уходим. Вместо прощания успеваю только кивнуть, Денис аккуратно, но настойчиво тянет меня к выходу.
        - Придумала, чем займемся? - Спрашивает, когда мы оказываемся уже на улице.
        Он всё так же расслаблен, умиротворен, освобожден. С таким же хорошим настроением. И я понимаю, что ничего страшного не произошло. И сверхъестественного тоже. Просто встреча, просто разговор.
        Не предам, я не предам! Ни своим настроением, ничем другим. Давай, Мия, возьми себя в руки! Отпускаю накрученное и оно само разматывается, а я успокаиваюсь.
        - Давай на горнолыжку? - Предлагаю то, что и хотела. - Сейчас как раз фонари там зажгли, кататься будет здорово.
        - Хорошо, давай. - Соглашается без раздумий и сразу вызывает нам такси.
        - Только мне домой нужно заскочить. Люблю свою экипировку. Можем заехать?
        - Конечно. Мы можем всё, вечер полностью наш.
        Подхожу ближе к Денису, он замечает мою смелость и первым протягивает руку, чтобы переплести наши пальцы.
        Какой замечательный вечер!
        88
        Какой замечательный вечер начался на горнолыжке. Ровно там. Только там, потому что произошедшее дома могло нехило выбить меня из колеи, будь я одна.
        Уметь разговаривать - это не только сыпать словами. Оказывается, не только!
        Я могу вывалить всю правду, могу рассказать её спокойно, разложить по полочкам, в хронологическом порядке, вспоминая все детали и нюансы в свою защиту. Только вот…отцу нужно было не это. Или не от меня.
        Я никогда не видела его разъяренным. Сердитым, нервным, недовольным - да, в последнее время особенно и довольно часто. Но с такой озлобленной ненавистью, бултыхающейся в глазах, - никогда. Словно от меня зависело всё счастье, которого теперь нет, будто я его заживо закопала.
        Он вышел не сразу, подождал прежде, чем спуститься. Дал в полной мере ощутить беспорядок, который наворотила в моей комнате Оля.
        Дверь была открыта, нараспашку. Не увидеть, что там за хаос, невозможно. И отец видел, точно знаю. Но из-за чего Оля поступилась своим принципом антиобыска, уточнять не стал. Зачем? Не нужно, и так всё понятно - у неё были причины. Значит веские. Даже на погром чужой комнаты, даже после всего, что раскрылось сегодня…
        Я-то, зная их, могу оценить вескость, но родному отцу виднее, да. Не спорю. Оля не могла, Оля ничего не делает зря. Главное вовремя дверь на кухню закрыть, когда кричишь и отчитываешь. Точка зрения, она такая, на проветриваемом пространстве, видимо, улетучиться может.
        Мой самодельный калейдоскоп завис между картинками «не удивлена» и «когда он уже нас отпустит». Именно отпустит, не опустит. С последним проблем не было, от слова совсем.
        Столько всего про себя услышала, снова, опять, в очередной раз. И что меня «от дурки спасли» - самое безобидное.
        Когда понял, что приехали мы только за экипировкой, раскочегарился пуще прежнего. Отобрал, сама должна купить, на свои наслаждения вообще должна уже сама зарабатывать. Вот Оля, Оленька ничего не просит, или делает это так редко, что ему и вовсе приходится насильно вручать.
        Мы молчали.
        Видела, как неприятно Денису всё это слушать. Он опять стал мрачным, серьезным, донельзя уверенным Мужеством. Знаю, если бы не взяла с него слова молчать, что бы ни произошло, от отца давно бы остались рожки да ножки. В прямом смысле.
        Но слово Дениса - это слово не Багирова, а Юманова. Это совсем другая Лига!
        Почему молчала сама? Наверное потому, что до меня впервые не долетало, не прилетало рикошетом. Пусть говорит, что хочет, это не про меня и не про Дениса, которому словесно, разумеется, тоже всыпали. В первом порыве хотелось заступиться, ответить ядрено и безжалостно, но…
        Кому? Зачем?
        Это не про Дениса. Уж Багиров точно не знает моего Дениса!
        Мы сидели на кухне, взявшись с Денисом за руки и наблюдая за яростью расплескавшегося сосуда. Всё, что в нём накипело, заквасилось или что-там ещё сделалось, всё фонтанировало, как в последний раз.
        И самое ироничное: действительно в последний раз. Он это сам понял, это-то, наверное, и бесило больше всего. Нет власти, надо мной нет больше его власти. Ни отца, ни воспитателя, ни старшего. Никакой!
        Но я не чувствовала превосходства, и насмешливо смотреть тоже не пыталась. Я свободна. В том числе от кичливости, от самолюбования этой свободы. Меня научили этому, и явно не отец. Поэтому…взятки гладки, как говорится. Послушаем - сделаем выводы, но вечер всё равно будет наш!
        Мама…
        Она вышла провожать. Про-во-жать…
        Видимо, во взрослую жизнь.
        Так сказал отец, так велел он. Как из той его оперы про цензуру каждого слова при мне, я же вроде как того - болезненная, со слабенькой нервной системой. Теперь получилось почти также. Почти.
        Почти, потому что сейчас мама даже слова не проронила, как тогда. Извинения, которое читалось в глазах ещё с утра, не было. И больше не будет. Наверное, она тоже устала от чувства вины. Только каждая из нас нашла своё решение этой усталости. Наверное, сейчас так и нужно. Малыш должен родиться, пусть хотя бы у него будет Семья.
        Я не знаю, что будет завтра. Утром, на учёбе, вечером. Что будет через год. Что решит Инга, предпримет Оля. Как будет вести себя Амир, его мама. Но я готова, теперь ко всему.
        Ко всему!

***
        - Я чувствую себя инквизитором! - Отсмеявшись, делюсь с Денисом. - Почему ты не сказал, что не умеешь кататься?
        - Ты не спрашивала.
        Да кто ж знал! Кто ж знал, что Денис, Дэн, Эндшпиль не умеет кататься на сноуборде. Что он ни разу не был на горнолыжке!
        Он что-то не умеет - уже само нонсенс, а тут…
        И ведь я не заподозрила неладное. Экипировку пришлось покупать на месте, втридорога, но зато там сразу всё подобрали, всё рассказали, даже я слушала. А Денис, видимо, собирал информацию. Вот же разведчик!
        - Я была уверена, что ты отличный сноубордист! - Отвечаю, переворачиваясь на живот, чтобы увидеть Дениса.
        Мы лежим на снегу, прямо посередине трассы, что строго на строго запрещено. Но у меня уже просто нет сил зудеть с этим правилом, живот болит от смеха, а руки - от непривычной нагрузки в роли инструктора.
        - А я был уверен, что отличный сноубордист ты. - Отзывается Денис, расстёгивая шлем.
        Нет, ему определенно повезло, что я не прочухала подвоха раньше, что моя экипировка, несмотря на приличный опыт катания, включает полное снаряжение безопасности. Иначе…
        А что, собственно, иначе? Развернулись бы и уехали?
        Н-е-ет, такое пропустить нельзя! Денис Юманов ловит кант, а точнее кант ловит Дениса Юманова! Когда он первый раз упал, думала, сердце остановится. Кубарем пролетел метра четыре, и это с его умением группироваться!
        Да, это не в пейнтбол играть, тут ноги связаны, и мозгу в первое время очень трудно осознать, что никуда с этой доски не деться - нужно её почувствовать, ей довериться.
        - Я умею кататься, а не обучать. - Возражаю, не переставая улыбаться, глядя на расслабленное лицо Дениса.
        Знаю, как напряжено всё его тело, как дрожит каждый мускул, это нормально. Но ведь никогда об этом не скажет. Буду надеяться, что он действительно умеет быстро восстанавливаться. Физически!
        Про моральную сторону его экзекуции, а моего отдыха, лучше не вспоминать: так весело, по-настоящему, до неконтролируемого смеха, мне не было уже очень-очень-очень давно!
        - Я ученик способный.
        Вот одной фразой дает понять, что упорству явно не занимать. И ведь правда способный, за неполных три спуска понял основные принципы: как и в какие моменты переносить вес тела, как мысленно поделить гору так, чтобы не поймать кант и не схлопотать ещё одну проверку перегруппировки.
        - Очень! - Подтверждаю и аккуратно вытираю ему со лба капельки пота.
        Слышу, как на нас, прямо на нас, летит какой-то сноубордист. Он в последний момент успевает поменять кант и уйти вбок, иначе столкновения, страшного, жуткого, было не избежать.
        - Эй, братишка, подвинь свою задницу ближе к краю. - Остановившись и поймав баланс, кидает незнакомец.
        И голос такой смутно знакомый…
        - Да уж как-нибудь объедешь, Серый! - С ленцой, не меняя положения, отвечает ему Денис.
        Серый?! Вот так встреча! Точно, вот чей голос, надо же, иногда слуховая память бывает щедрой и понимающей.
        - Ба, Эндшпиль, ты ли это! - И такой хохот раздался, будто рассмеялись разом все катающиеся. Конский такой, ага.
        Перевожу взгляд со стоящего Серого на преспокойно лежащего Дениса. Два сапога пара, да оба левых!
        - Ты же говорил никогда, ни за что, ни ногой! - Сквозь смех слышу удивительно интересные подробности.
        - Бери глубже, Серый. Я теперь ещё и волосы отращиваю.
        И опять хохот. Гомерический. Настоящее ржание. Как меняются люди, когда встречают своих друзей! Просто непередаваемо. И не скажешь, чего я тогда так испугалась его серьезной властности.
        - Чего только не сделаешь, чтоб снег пожевать. - Намекает на навыки Дениса, продолжая смеяться, как ненормальный.
        - Когда-нибудь это должно было случиться. Завидуй молча, что не ты уломал! - Беззлобно отозвался Денис, не обращая внимание на то, как мы невольно становимся эпицентром всеобщего внимания.
        Некоторые лыжники даже притормозили, чтобы послушать преинтересный разговор.
        - Завидую не то слово! Мия, поделишься потом, как тебе удалось.
        - Вот ещё! - Фыркаю, но тоже почти со смехом.
        - Кстати, тут где-то и Оля с Чудиком катается. - Сообщил нам Серый.
        И она тут… С Чудиком, значит опора и поддержка у неё и правда есть, Тузов хоть здесь не соврал. Как мы похожи, выбрать сегодня, именно сегодня горнолыжку… Мда, Багировы, что с нас взять. Ирония жизни, невероятная насмешка судьбы, немыслимая правда рока. Но она тоже здесь и тоже без родителей.
        - Встретишь снова, передавай «привет» от нас. - Удар на себя взял Дениса.
        Как и всегда.
        Мы попрощались, и Серый уехал, напоследок всё-таки кинув ещё пару ласковых другу и действительно приятных мне.
        - Ты отошла? - Денис повернул голову, чтобы увидеть меня, чтобы видеть все мысли на моём лице.
        - Да, всё хорошо. Твоё незабываемое катание…
        - Ты вернешься домой? - Перебивает, не давая ускользнуть в веселье, переменить тему. Убежать.
        - Конечно. До совершеннолетия точно никуда, а там посмотрим.
        Отворачивается. Наверное, не одобряет, но ничего прямо не говорит. Знаю, отговаривать не будет. Никогда, в этом весь Денис.
        Поднимает голову, садится.
        - Мия, квартира, где мы были, скоро станет моей. Астра позволит её выкупить у деда. Но она может стать нашей. - Внимательно-пронзительный взгляд. - Юридически. Если ты ещё не придумала, куда вложить свою часть.
        - У деда? - Спрашиваю не то, потому что То такое неожиданное, невероятное. Боюсь спугнуть…
        - По отцовской линии. Он выкупил её, чтобы другие не перехватили. Но теперь выкупить должен я. - Не односложно, дает мне время, нужное время на подумать, на осознать другое.
        Совсем другое!
        - Выкупить у собственного деда? - Непонимающе спрашиваю я.
        - Я не как отец. Мужчина не должен уповать на наследство. - Говорит так твердо и со знанием дела, как непреложную истину.
        - Она правда может стать наша?
        - Да.
        - Значит МЫ будем? - Спрашиваю про будущее, на будущее.
        Сердце бешено стучит в груди, и, кажется, пот от перенапряжения выступит сейчас и у меня.
        - МЫ есть и будем! - Денис подтверждает твёрдо, решительно. Уверенно!
        Так может только он!!!