Восточная сказка Виктория Волкова
        - Верни мне жену! - кричит Айрат, прорываясь сквозь заслоны охраны. - Амина принадлежит мне! Она моя!
        - Ты его знаешь? -поворачивается ко мне вполоборота муж.
        - Нет, - мотаю я головой. И тут же задыхаюсь, встретившись с яростным взглядом Айрата.
        - Гадина! - ощерившись, рыкает он. - Я нашел тебя! Теперь не отвертишься!
        - Закрой рот, - не выдерживает муж и, спрыгнув с платформы, бросается к моему обидчику. Замахивается, раскачивая руку, и наносит короткий удар в челюсть. Любого другого такой хук свалил бы на землю, но Айрату удается удержаться на ногах.
        - Верни мне Амину! - рычит, не скрывая звериную сущность.
        - Мою жену зовут Алина, придурок. Ты обознался!
        Восточная сказка
        1
        Пролог
        Амина
        - Даже не представляла, что в Москве есть такие места, - говорю, хватаясь за руку мужа и удивленно глазея по сторонам.
        Вокруг высятся промышленные здания, почерневшие от времени, а за ними виднеются перевитые площадками и лестницами огромные трубы, даже издалека напоминающие чудовищные жерла.
        - Чугунолитейный завод. Раньше было передовое предприятие. А теперь можно снимать стимпанк. - улыбается Герман. Вглядываюсь в любимое лицо. Очень хочется дотронуться ладонью до коротко стриженого затылка, обвить руками крепкую шею, заглянуть в карие глаза. Останавливаю саму себя - «на людях нельзя, нельзя!».
        - Жутковатое место, - вздыхаю я, все еще не в состоянии поверить, что позволила мужу привезти меня на заброшенный завод.
        - Атмосферное, - довольно хмыкает супруг. - Ну, а где еще проводить бои без правил? Народ так и прется от естественных декораций.
        - Тебе виднее, - шепчу, беря его под руку. Провожу пальцами по кашемировому рукаву, в который раз наслаждаясь мягкостью ткани. И тут же цепляюсь ногой за какую-то болванку.
        - Просил же не надевать каблуки, - добродушно бурчит Герман, подхватывая меня. Обнимая, притягивает к себе и больше не отпускает. Его рука крепко поддерживает меня за талию. Так и входим в зал, будто счастливые молодожены.
        Там, откуда я родом, не принято проявлять чувства при посторонних. Муж и жена редко касаются друг друга на людях. Любые, даже невинные ласки просто запрещены. И первое время меня коробит от избытка эмоций Германа, которые он даже и не думает скрывать. Его мимолетные прикосновения поначалу приводят меня в ступор. Дергаюсь, когда его губы накрывают мои в полумраке машины.
        - Не бойся, - ворчит он, - никого же нет.
        «Ну как нет! - хочется возразить мне. - А водитель и охранник на переднем сиденье?»
        Но тут воспитание снова берет свое. Слово мужа - закон. Мужчине нужно оказывать почести и никогда не перечить, ибо он - совершенное создание Аллаха. Поэтому подчиняюсь ему. Всегда и во всем.
        - Ну, как тебе? - отвлекает от нахлынувших воспоминаний Герман.
        В изумлении рассматриваю огромное помещение. Вероятно, когда-то здесь было производственное здание. И судя по рельсам, тянущимся в два ряда и уставленным широкими чугунными вагонетками, тут находился цех готовой продукции. Сейчас же на каждой из них стоят рядами мягкие кресла, почти все заполненные зрителями. Да и само помещение больше напоминает театр, хотя и в других декорациях. Задираю голову вверх и с интересом рассматриваю тянущиеся вдоль стен балконы. Наверняка раньше их использовали как переходы. А сейчас по воле организаторов там устроили галерку.
        - Интересное оформление пространства, - со знанием дела киваю я мужу.
        - Алишер творит чудеса. Я сам обалдел, когда увидел впервые. И безумно рад, что сумел вытянуть тебя. Такое не передать словами, - радостно заявляет супруг, привычно чмокая меня в висок.
        Мысленно вздрагиваю. Хотя умом понимаю, что нет в действиях Германа ничего плохого. Наоборот, он любит меня и гордится. Здесь, в Москве, никто не осудит. У людей нет предрассудков и средневековых понятий. Но все равно в ушах звучит отцовское «харам!».
        2
        Прогоняя дурные воспоминания, теснее прижимаюсь к мужу.
        - Угадай, где наши места? - довольно хохочет он.
        - Э-э… дай-ка подумать, - дурачусь я. - Мы сидим на галерке? Чтобы был лучше виден рисунок боя? Или в заднем ряду партера?
        - Именно там. Как ты догадалась? - весело фыркает муж, ведя меня за руку вдоль платформы, стоящей прямо около ринга. И поравнявшись с высокими оббитыми красной кожей креслами первого ряда , легко и непринужденно поднимает меня на чугунную поверхность.
        - Галерка, партер, - бубнит он, вскакивая следом. - Прошу, мадам! Пальто не снимай, - бросает, слегка поморщившись. - Тут вечно сквозняк.
        Поправляю короткий, мною сшитый френч. Если разобраться, ничего нового нет. Обычное двубортное пальто из серой шерсти больше напоминает шинель. Вот только мне пришло в голову украсить его серебряными драконами и змеями. И оттого моя скромная кольчужка превратилась в объект всеобщего восхищения. Расстегиваю пуговицы, выполненные в виде свернувшихся змей, и бездумно гляжу на ринг, возвышающийся на высоком постаменте. Место боя со всех сторон затянуто сеткой. И мне почему-то кажется, что из Москвы двадцать первого века меня в одночасье перенесло в гладиаторский Рим. Задумавшись, я не сразу замечаю, как в зале тускнеет свет и над рингом зависает люлька мостового крана.
        - Дамы и господа! - орет оттуда ведущий. - Мы рады вас приветствовать на главном бое уходящего года! Наш клуб представляет Артё-ё-ё-ём Скворцо-о-ов!!! А его противник сегодня - Асла-а-ан Кодзу-у-у-ев!!!
        Смотрю на ринг, где по углам томятся двое молодых крепких парнишек. Каждому через сетку что-то втолковывает тренер. Бегло оглядываю Скворцова и его наставника. Именно на этого мальчика всегда ставит мой муж и пока остается в выигрыше. Повинуясь внезапному порыву, устремляю взор в противоположный угол, где, разделенные сеткой, тоже беседуют двое мужчин. И если самого бойца я вижу впервые, то от знакомой фигуры его тренера в жилах застывает кровь. Айрат. Вот и свиделись.
        «Может, он не заметит? - наивно думаю я, все еще надеясь остаться неузнанной. - В антракте пожалуюсь Герману на головную боль и попрошу отвезти домой. Отлично!»
        Но мой план летит к чертям собачьим, когда буквально через пару секунд ведущий снова заходится дурниной.
        - Я рад приветствовать в этом зале нашего главного спонсора Герма-а-а-на-а-а Лиманского и его прекрасную жену Али-и-и-ину.
        Муж лениво поднимается, подает руку мне. Приходится встать, натянуть на перепуганную физиономию светскую улыбку и помахать присутствующим. Несколько прожекторов одновременно светят на нас, не позволяя укрыться. Сотни пар глаз смотрят с равнодушием и любопытством. Но я ощущаю на себе лишь один взгляд. Холодный. Безжалостный. Жестокий.
        «Айрат, сын дохлой обезьяны, - сжимаю я зубы. - Почему мы опять встретились? Зачем?»
        Плюхаюсь в кресло, чувствуя себя выпотрошенной и обезглавленной. Как рыба, выброшенная на берег, хватаю воздух губами. Чувствую, как снова душу заполоняет страх. Нужно как-то предупредить Германа. Или не стоит? Кругом и так полно охраны. Айрат просто не посмеет подойти близко. Но я ошибаюсь и с ужасом наблюдаю, как коренастый мужчина в спортивном костюме с надписью «Россия» вдруг срывается с места и со всех ног бежит к нашей платформе.
        Охрана Германа подскакивает, преграждая ему путь.
        Но разве Айрата остановишь? Он норовит ударить кого-то из людей Лиманского. Голый номер. У Германа служат бывшие спецназовцы. Такие же, как и он сам когда-то.
        - Что случилось? - властно осведомляется муж, поднявшись с места. - Иди к Аслану, Айрат, - добавляет примирительно. - Мы не можем задерживать бой. Если у тебя есть вопросы, передай их мне через Алишера, - кивает он на организатора боев и владельца здания. Тонкий поджарый Алишер согласно кивает.
        - Ступай на место, Айрат. Не подводи парня, - добавляет он спокойно. Но в голосе чувствуется сталь.
        - Верни мне жену! - орет Айрат, прорываясь сквозь заслоны охраны. - Амина принадлежит мне! Она моя!
        3
        - Ты его знаешь? -поворачивается ко мне в пол оборота Герман.
        - Нет, - мотаю я головой. И тут же задыхаюсь, встретившись с яростным взглядом Айрата.
        - Гадина! - рычит он. - Хвала Всевышнему, я нашел тебя! Теперь не отвертишься!
        - Закрой рот, - рыкает, не выдерживая, муж. Спрыгнув с платформы, бросается к моему обидчику. Замахивается, раскачивая руку, и наносит короткий удар в челюсть. Любого другого такой хук свалил бы на землю, но Айрату удается удержаться на ногах.
        - Верни мне Амину! - рычит, не скрывая звериную сущность.
        - Мою жену зовут Алина, придурок. Ты обознался,- фыркает Герман и, повернувшись к Айрату спиной, идет ко мне.
        - Герман, сзади! - кричу я в исступлении, когда Айрат делает попытку напасть со спины и промахивается. Герману удается увернуться в сторону, а на самого Айрата накидывается охрана. Он дерется изо всех сил, все еще стремясь добраться до меня. Кричит, призывая на помощь соотечественников. И по его воплям я понимаю, что здесь, в зале, находятся мой отец и братья.
        - Увези меня, - умоляю, прижимаясь к Герману. - Пожалуйста!
        Муж коротко кивает и, обняв меня за плечи, поворачивается к бледному и злому Алишеру.
        - Обеспечь отступление, бро. Мне нужно вывести жену из этого ада!
        - Конечно-конечно, - кивает хозяин ринга и ведет нас окольными путями к выходу. Рядом топает Портос, личный телохранитель Германа, и я вижу, как, прислонив трубку прямо к губам, он вызывает подкрепление. Спотыкаюсь, но муж не дает мне упасть. Бурчит что-то недовольно, а потом подхватывает на руки. Утыкаюсь лицом в мягкий кашемир и пытаюсь втолковать самой себе, что нахожусь в безопасности. Отец, братья, Айрат… Никто не посмеет дотянуться до жены Германа Лиманского.
        - Бой отменяй, - коротко бросает муж на ходу. - Победу присуждай Темке. А этим уродам впаяй штраф за нарушение правил федерации. Ну, и убыток за разгромленное помещение пусть возместят.
        - У нас же все антивандальное, - хмыкает обескураженный Алишер.
        - И на будущее выбирай нормальных бойцов, а не отморозков, лады?
        - Да я Айрата сто лет знаю, Гера! - взрывается Алишер. - Спокойный мужик, хладнокровный. Что на него нашло? Не понимаю! Он обычно и мухи не обидит…
        «Мух, естественно, Айрат не трогает, - хмыкаю я про себя. - А вот избить ни в чем не повинную девочку, в сущности ребенка, может запросто. Ненавижу тебя, Айрат! Как же я тебя ненавижу».
        Чувствую, как будто от побоев начинает ныть тело. Фантомные боли. С каким же трудом мне удалось от них избавиться! Казалось навсегда. А поди ты, увидела Айрата и все вернулось. Боль. Страх. Обида.
        Вздрагиваю, не в силах совладеть собой. Трясущимися руками хватаюсь за лацкан мужниного пальто.
        - Не бойся, - шепчет на ухо Герман и целует в висок. - Ты в безопасности, котенок.
        Всю дорогу он крепко прижимает меня к себя, словно опасается, что Айрат материализуется в салоне нашего Мерседеса. И лишь дома, усадив меня в кресло, Герман подает мне стакан с успокоительным и, усевшись напротив, смотрит встревоженно и участливо. Вижу, что муж в ярости, но сдерживается. Дождавшись, пока я, сделав пару глотков, отставлю стакан в сторону, берет мои ладони в свои и спокойно, но строго спрашивает.
        - С чем мы имеем дело, Алина? Расскажи, пожалуйста. Я обязан знать.
        4
        Амина
        Пятью годами ранее
        - Меня просватали, - шепчу Тимуру, стоит нам только остаться одним в магазине. Делаю вид, что рассматриваю витрину. То и дело важно сверяюсь со списком, выданным мне матерью.
        - За кого? - так же одними губами шелестит Тимур, медленно, слишком медленно раскладывая товар по близлежащим полкам.
        - За Айрата, - еле слышно говорю я и прикусываю губу, чтобы не разреветься.
        - За брата Нур? - глухо рыкает мой возлюбленный. И я смотрю в пронзительные черные глаза, полыхающие огнем, чувствую боль любимого и ничего не могу поделать. Даже прикоснуться к нему.
        - Зачем спрашиваешь? - вздыхаю, отворачиваясь. - Можно подумать, есть еще какой-то Айрат.
        - Это невозможно. Он же старый и, говорят, психованный! - бьет себя по ноге Тимур и подскакивает ко мне.
        - Ему всего тридцать. Отец считает наш брак вполне приемлемым. Они уже сговорились.
        - Но тебе-то только исполнилось восемнадцать! - не сдерживаясь, вскрикивает Тимур. - Почему ты мне не разрешила прийти посвататься…
        - Мои против тебя, - печально мотаю головой. И отскакиваю в сторону, стоит Тимуру прикоснуться к моей руке. - Ты что? С ума сошел? - Сверкаю глазами.
        - Я люблю тебя, Амина, - отрешенно говорит Тимур. - Разреши, я все-таки попробую…
        - Нет, - отрезаю я. - Ничего не выйдет. Я вскользь упомянула о тебе матери. Она даже слушать не захотела.
        - Мы бедные, - кивает Тимур. - А твоему отцу нужен богатый зять...
        - Да, и он уже все решил.
        Киваю в сторону подсобки, откуда слышатся шаги тети Аиши, матери Тимура. Она работает в магазине, принадлежащем нашей семье. А Тимур ей помогает. Другой работы в нашем поселке нет.
        До сих пор нам удается держать наши отношения в секрете. После обеда я всегда прихожу в магазин со списком. Моя мать пишет, что ей может понадобиться на завтра. А тетя Аиша собирает заказ и передает его с Тимуром. Или вечером отец заезжает из офиса и забирает все пакеты. Но иногда нам везет. Если матери что-то требуется срочно, то Аиша нагружает Тимура и велит ему проводить меня с покупками. Мы бодро идем по улице и разговариваем. А скрывшись от людских глаз на тенистой аллейке, можем взяться за руки. Постоять минутку и посмотреть друг на друга. О чем-то большем речь не идет. Моя семья очень строгих правил. И если узнают о наших отношениях, никогда больше не выпустят меня из дома. Тимур единственный, кто скрашивает мою жизнь. Нет, я не жалуюсь. Чувство долга и ответственности перед семьей превыше всего. Так живут все вокруг. Сестры отца и матери, обе бабки. Временами, оставшись одна, я представляю, как сложилась бы моя жизнь, останься я с мамой.
        5
        Отец отобрал меня сразу после рождения и привез к Нур, своей жене, у которой на тот момент не было своих детей. Она приняла меня как родную. Да и что ей оставалось делать? Живи мы в Стамбуле или в Анталии, она бы, может быть, и воспротивилась. Но у нас принято во всем и всегда слушаться мужчину. И учитывая разницу в возрасте, обращаться на «вы». Нур с отцом очень ласкова, со своими сыновьями тоже, а вот мне иногда достаются от нее браные слова.
        - Это для твоего же блага, - говорит мать. - Кто еще подскажет, если не я?
        «Ну конечно, - вздыхаю горестно после каждой выволочки. - Кроме тебя, матушка, некому».
        И каждый вечер мечтаю поехать в Россию, в Питер, и там найти свою настоящую маму.
        «Лариса Петровна Кузнецова», - твержу я как молитву. Представляя, как, оказавшись в Санкт-Петербурге, сразу отыщу ее. Может, лучше выйти за Айрата? Отправиться в свадебное путешествие. И встретиться с мамой. Надеюсь, мой будущий муж не станет возражать.
        Мы идем с Тимуром по улице, и я вполуха слушаю его планы, позволяющие мне избежать свадьбы.
        - Перестань, - отмахиваюсь я от него. - Не мели ерунду. Я запрещаю. Осенью тебя заберут в армию, а когда ты вернешься, мать найдет тебе невесту.
        - Да, от армии мне откосить не удастся, - печально замечает Тимур, вжимая голову в плечи. - У нас нет двух тысяч лари для ежегодной отсрочки. И особыми талантами Аллах не наделил. Разве что, - делает он паузу и добавляет со вздохом. - Я люблю тебя!
        - Перестань, - отмахиваюсь я. - Ты в первый месяц забудешь обо мне.
        - Нет! - вскидывается Тимур, и глаза его загораются яростным блеском. Давай попробуем удрать, Амина! - предлагает он и, убедившись, что улица пуста, пытается приобнять.
        - Прекрати, - негодую решительно. - Я почти уже невеста. Узнают отец или Айрат порки не избежать.
        - Он тебе не пара, - веско заключает Тимур и, отстранившись, обиженно сопит до моего дома. Худенький, невысокого роста. Но бесконечно родной.
        - Что так долго? - с порога напускается на меня мать. - Скоро портнихи должны прийти, а тебя где-то носит.
        Поворачивается к Тимуру, держащему в руках два пакета с мукой, и кивает на подсобку.
        - Поставь там!
        Смотрит на меня внимательно, потом переводит взгляд на расстроенного сына Аиши.
        - Амина, посмотри на меня!
        6
        - Амина, посмотри на меня!
        - Что, матушка?
        - Нет, ничего, - машет пухлой ладошкой Нур. - Ступай переодеваться, скоро портнихи придут. А тебя как будто иблисы по аду гоняли.
        Убегаю в комнату и из окна смотрю, как по улице понуро бредет Тимур. Мать явно что-то заподозрила. Сказать не скажет, а вот в магазин теперь одну не пустит. Отправит со мной кого-то из братьев. Теперь наедине с Тимуром мы увидимся не скоро. Только на сборе мандаринов. Но к тому времени меня уже выдадут замуж. И я перееду к мужу. Вряд ли кто-то из родственников возьмет меня с собой. Айрат не позволит. Хотя тут недалеко. Меньше двух часов до деревни, где отец купил дом и огромный мандариновый сад, тянущийся по склону горы. Когда приходит пора урожая, он нанимает местных жителей. Любой согласен помогать по хозяйству или возделывать сад. Тут семье Тимура повезло больше остальных. Мать очень уважает Аишу, доверяет ей. Но это скорее исключение. Прислуга у нас в доме и персонал в отцовских отелях и ресторанах сплошь состоит из приехавших из Турции профессионалов.
        - Айрат уезжает на соревнования, - щебечет Нур, когда две худеньких женщины снимают с меня мерки. - К его возвращению нужно Амине новый гардероб пошить.
        - А когда обратно ждете? - осторожно спрашивает одна из портних. - Мы успеем?
        - Конечно, - отмахивается мать. - Он сейчас в Стамбул полетит, потом в Москву, а оттуда вроде во Францию с командой.
        - Счастливый человек, хоть мир посмотрит, - задумчиво восклицает одна из женщин. - Может, и тебе, Амина, заграницу покажет.
        - А что там смотреть, Фирюза? - обрывает ее мать. - Везде одно и то же. Говорят, в Италии красиво. А как по мне, красивее наших гор и моря нет. Чего попусту по свету слоняться и деньги тратить? Тут своих дел полно. Детей рожать надо, да воспитывать.
        7
        - У Айрата пентхаус в городе. И тут дом около моря. Амина там будет настоящей хозяйкой.
        - А ты, небось, рада-радешенька?
        - Конечно, - самодовольно кивает мать. - Считай, для брата жену воспитала. Амина у нас хорошая девочка. Покорная.
        Я слушаю мать и изо всех сил пытаюсь не закричать. Не хочу! Не хочу замуж за Айрата! Но кто б меня спрашивал. Естественно, идея нас поженить исходит от матери. Она уж точно не потерпит в семье женщин другой веры. Лет пять назад я слышала, как они с отцом обсуждали похождения Айрата. Вроде как он женился в Стамбуле на русской женщине. Да еще и с ребенком.
        - Харам, несмываемый позор, - причитала мать.
        - Этот брак долго не продержится, Нур, - заявил тогда мой мудрый отец. И как в воду глядел. Через пару лет Айрат развелся с женой и, обвинив ее в бесплодии и в воровстве, выгнал из дома.
        - Нужно жениться на своих, - отчитывала его мать. - Что, в приличных семьях перевелись хорошие девушки?
        - Да ладно тебе, - отмахнулся тогда Айрат. - Я еще погулять хочу. Дай мне время. Какие наши годы?
        - Ну и кому ты в тридцать будешь нужен? Кто за тебя, старого, дочку отдаст? Женись и дальше катайся по соревнованиям.
        - Да не хочу, - поморщился Айрат и, заметив меня в соседней комнате, рассмеялся. - Вот как раз Амине через пять лет исполнится восемнадцать, на ней и женюсь. У тебя еще есть время, сестра, подготовить мне идеальную жену.
        Может, конечно, Айрат пошутил, но моя мать взялась за дело серьезно. И если до этого времени на меня мало кто обращал внимания, то теперь моя жизнь превратилась в пансион благородных девиц. С меня сняли главную обязанность следить за младшими братьями. Наняли репетитора по английскому и русскому языкам и учителя рисования.
        - А когда никах? - спрашивает языкатая портниха, отмеряя подол будущего платья.
        - В конце августа.
        8
        - Да, времени мало, - причитает вторая. - Всего три месяца. А столько работы… Нам нужен аванс, госпожа Нур.
        - После первой примерки выдам, - отрезает мать. - А сейчас заплачу за материал и фурнитуру.
        Когда начинаются расчеты, загнанной птицей вылетаю во двор. Задираю голову к небу, силясь не разреветься. Вдыхаю воздух полной грудью и, понимая, что сейчас расплачусь, затуманенным взглядом смотрю на виднеющееся вдали море.
        «Люди тратят баснословные деньги, чтобы приехать сюда хотя бы на неделю. А тебе повезло здесь жить. Не Анталия, конечно, но отец уверяет, что здесь, на границе Турции и Грузии, выгодно развивать отельный бизнес. Может, поэтому ему одному из первых пришло в голову отхватить тут кусок пирога».
        - Амина, - говорит мимоходом мать, провожая портних. - Звонила Латифа. Она не справляется. Приехала какая-то группа из Венгрии. Спустись вниз, помоги их расселить!
        Дважды меня просить не надо. Срываюсь с места и по выложенной камнями дорожке бегу к морю, где прямо на берегу стоит белоснежная гостиница, построенная моим отцом. Это именно семейный бизнес. Самим отелем управляют папин брат дядя Искандер и его жена Латифа. Вместе с ними живет моя бабушка Зарема, мать отца. И вот уже год после школы я изредка работаю здесь дежурным администратором. Подменяю Латифу днем. А вечерами за стойкой сидит сам дядя Искандер. Члены моей семьи никогда не заходят в отель. Папа очень устает на работе. А Нур и мои братья считают себя выше обслуживания туристов.
        - Амина, - зовет меня бабушка, восседая во дворе на низком диване. - Как хорошо, что ты пришла. С группой Латифа управилась сама, - замечает с хитрой улыбкой и, похлопав по месту рядом с собой, заявляет без всякого перехода. - Если хочешь, я поговорю с Муратом. Айрат не годится тебе в мужья.
        9
        - Матушка все равно настоит на своем, - усевшись, прячу я заплаканные глаза. - Если б можно было б уехать к маме…
        - Что ты, что ты… молчи! - машет на меня бабка, задыхаясь от возмущения. Утыкаюсь носом в черное платье. Чувствую, как старушечья рука опускается мне на голову.
        - Даже думать забудь, Амина, - шипит бабка. - Для твоего же блага. Та женщина… Она недостойная…
        - Кого, бабушка? - спрашиваю чуть слышно.
        - Мурата, - вздыхает старуха и добавляет весомо. - Ну и тебя, конечно. Сама подумай, какая мать бросит свое дитя? Вон, в наше время как трудно было, а всех подняли, в люди вывели. Твоего отца в университете выучили! Никого не бросили, понимаешь?
        - А вы видели ее, бабушка? - спрашиваю, не надеясь на ответ.
        - Да, - морщится старуха. Поправляет черный платок на голове и продолжает со вздохом. - Я тогда с твоим отцом в город на встречу ездила. Тебя забирала.
        - А почему туда?
        - Ну не к нам же домой ее приглашать. Мы тогда в Трабзоне жили, - всплескивает руками бабуля и велит строго. - Слезы вытри и пойдем. Что-то тебе подарю.
        - Куда это вы? - спрашивает нас Латифа, стоит нам только войти в жилые комнаты. - Амина, звонила Нур. Ты ей нужна.
        - Мне тоже, - парирует бабка. - Сейчас меня проводит и вернется. Что-то сердце закололо…
        - Конечно-конечно, - кивает Латифа. - Может, и мне вам помочь?
        - Амина справится, - кряхтит бабка. Я смотрю на обеих женщин. Высокая и статная Латифа в модных тряпках обычно кажется мне королевой. Но истинная правительница дома все-таки бабушка. Вон как тетка присобралась, стоило только бабке поджать губы.
        Если в доме Айрата я стану полноправной хозяйкой, то уже легче. Никто не будет мной командовать. А мужу повиноваться я с детства приучена.
        Вместе с бабушкой прохожу через богато обставленные комнаты. Итальянская мебель с позолотой, дорогие ковры ручной работы. Раньше мне казалось, что так живут все. Пока лет семь назад я вместе с младшим братом случайно не попала в дом Тимура. Белая штукатурка на стенах, старая мебель. Из еды - мамалыга.
        - Пойдем отсюда, - скривился Керим. - Тут полный отстой…
        - Не суди о людях по деньгам, - цыкнула на брата я. - Ты сам еще ни доллара не заработал.
        Конечно же, Керим все доложил матери, а та пересказала отцу. Он вызвал меня к себе в кабинет и без предисловий заявил.
        - Больше к Тимуру ни ногой. Нечего со всякими нищебродами знаться.
        Я стояла, опустив глаза в пол, и не смела поднять их на отца. А внутри меня закипала ярость.
        - Садись, Амина, - пророкотал он, указывая на диван, оббитый красным в белую полосу шелком. - Давай поговорим, дочка.
        10
        Я опустилась на самый краешек и замерла, твердо зная, что сейчас последует выволочка. Но отец, вздохнув, заметил.
        - Дело не в деньгах, Амина. А в жизненной позиции. Кто-то любит копаться в навозе, а кто-то идет вперед. Постигает новые знания и делает все, чтобы его мечты осуществлялись. Мы все - дети своих родителей. У Тимура род слабый. Вот и родители не пойми чем занимаются. В такой разрухе живут. Хотя можно купить обои. Самые простые. И обклеить стены. Постепенно поменять мебель. Но люди привыкли к нищете и ждут волшебников. Приедет богатый дядя и все для них сделает. Только нас с тобой это не касается. Поняла?
        - Да, папа, - прошептала я.
        - Тимур и его родня - прислуга, и всегда ею останутся. Мы им платим и используем их труд себе на благо. Дружить с этими людьми не следует, дочка. Не пятнай себя и нас такими знакомствами.
        - Хорошо, папа, - киваю, не споря. И с тех пор мы с Тимуром соблюдаем конспирацию.
        - Заходи, - бабушка открывает дверь в комнату, пропуская меня вперед. Достает из ящика комода резную шкатулку с драгоценностями. - Выбери сама себе подарок. Коли отец выдает тебя замуж, хочу что-нибудь подарить тебе на память. Как увезет тебя Айрат в Стамбул или в Париж… Хоть память останется. Когда помру, мои невестки растянут все по своим норам, тебе уж точно ничего не достанется, - добавляет она, поморщившись. - Выбирай!
        Пальцы тянутся к круглым аквамариновым серьгам. Мне с детства кажется, что они волшебные и, как палочка Гарри Поттера, способны исполнить любое желание.
        - Хорошо, - кивает бабуля. - Я вручу их тебе при Мурате. А то если сейчас возьмешь домой, Нур точно отберет.
        - Храни тебя Аллах, бабушка, - шепчу, целуя старуху в морщинистую щеку. - Пусть он продлит дни твои…
        - Беги домой, - улыбается бабка, - а то эта крокодилица тебя съест.
        Я не успеваю выйти из отеля на улицу, когда рядом с входом тормозит папин роскошный автомобиль.
        - Садись уже, - нетерпеливо просит отец, пропуская меня на заднее сиденье. Садится рядом. - Нам с матерью нужно с тобой поговорить, Амина.
        11
        От на всю катушку работающего кондиционера прохлада разносится по всему салону. Ежусь, будто от холода.
        «Поговорить? О чем? Кто-то заметил нас с Тимуром и нажаловался отцу?»
        Автомобиль быстро идет в горку, но в наступившей тишине, да еще под строгим взглядом отца, мне становится не по себе. Опускаю глаза вниз.
        «Лучше лишний раз не нарываться», - лихорадочно соображаю, чем могла прогневить родителя.
        - А это тут что делает? - поморщившись, будто видит дохлую обезьяну, бросает отец.
        Поднимаю глаза и вопросительно смотрю на отца. Он раздраженно кивает на окно. Всматриваюсь в надвигающуюся темноту сумерек. И почти у самого нашего дома замечаю деловито спешащего Тимура в белой рубашке и чистых джинсах. Не иначе как свататься идет.
        «Вот неймется человеку! Сказала же, чтобы не смел соваться к отцу! Только хуже будет!»
        - Не к тебе шакаленок спешит? - негодует отец.
        - Нет, - шепчу еле слышно. - Уже все знают о моей скорой свадьбе.
        - Значит, идет ко мне клянчить деньги, - тяжело вздыхает отец и велит водителю. - Нас высадишь, Муслим, отгони от дома это ничтожество. Терпеть не могу попрошаек!»
        - Обязательно, господин Мурат, - кивает важно Муслим в зеркало заднего вида. И мне становится не по себе. Чувствую, как застревает ком в горле.
        «Храни тебя Аллах, Тимур, - мысленно молюсь я, опустив голову. - Только не попадайся на глаза моему отцу!»
        - Амина, - строгий голос словно разрезает накалившийся воздух. - Если узнаю, что ты путалась с этой мразью, лично изобью как собаку.
        12
        Следующим утром все тот же Муслим в начищенных туфлях и черном костюме со стеклянным отливом отвозит нас в аэропорт. Мне даже не верится в происходящее. До восемнадцати лет я сидела дома под строгим надзором матери. А теперь, за два месяца до свадьбы, будто двери распахнулись.
        - У нас рейс в восемь утра, - за ужином говорит отец. Мать замирает на месте, не в силах ему ответить. Но и согласиться она не может. Молчит, выжидающе глядя на отца. А тот, не скрывая раздражения, машет рукой.
        - Садись, Нур! Нет времени!
        - Что случилось? - одними губами спрашивает мать. - Кто-то умер?
        - Нет, - мотает головой отец. Я вижу, как он устал и раздражен. И совершенно не понимаю, почему к столу позвали меня. Обычно мы с матерью и братьями кушаем до его приезда. А потом, когда из офиса возвращается отец, Нур лично накрывает стол и ухаживает за ним. Затем двери на родительскую половину закрываются. Время с девяти вечера до утра посвящено общению Нур и отца. Естественно, перед тем как уйти отдыхать отец лично проверяет все замки. Выйти или войти в дом уже никто не может. Нам, детям, под надзором Нергис, старшей папиной сестры, приходится коротать время, занимаясь своими делами. Братья играют в стрелялки на компьютере, а я переписываюсь в Телеграм. Иногда с двоюродной сестрой Лали, или с Тимуром. Он записан у меня в контактах как Лейла Кудас. И ни мать, ни тетка пока не догадались, кто скрывается под этим именем.
        А еще я рисую. Рисование - моя страсть. Отец потворствует моим прихотям. Покупает краски и холсты. Смеется, что, родись я мальчиком, могла бы стать великим художником.
        - Жаль, твои работы никто не увидит. Кроме постояльцев в гостинице Искандера, - усмехается он.
        Но сегодня накатанный годами график сбивается под суровым взглядом отца. Отец и Нур ужинают, и я вместе с ними. Неслыханная вольность.
        - Завтра летим в Москву, - вытирая рот белоснежной льняной салфеткой, говорит отец. - В Стамбуле пересадка.
        13
        - Зачем? - одними губами спрашивает мать, все еще не в силах поверить в происходящее.
        - Хочу построить отель в Сочи, - морщится отец. - А бизнес в России лучше вести с российским паспортом в кармане. Для иностранцев очень высокие налоги и полно проверок.
        - А нанять кого-то из местных? - нерешительно интересуется мать. - Есть же доверенные лица.
        - А потом все подарить? Я не так богат, женщина, как ты себе вообразила, - усмехается он криво и пристально смотрит на Нур. Та опускает глаза. Но я чувствую, как у матери все клокочет внутри.
        - Получить российское гражданство очень сложно, - продолжает ворчливо отец. - Но я посоветовался с юристами. У нашей семьи есть козырь. Амина родилась в России. И там зарегистрирована как гражданка. Нужно только поехать туда и получить паспорт. Придется заплатить какой-то штраф. Но это все пустяки, Нур. Потом следом за Аминой как при воссоединении семьи получу гражданство я. Если нам удастся за один раз решить столь важное дело, я буду счастлив. Или придется потом поехать самому. Но это единственный вариант. Пока семьей Амины считаются ее родители, я должен воспользоваться ситуацией.
        - Это как-то связано с той женщиной, Мурат? - набравшись смелости, спрашивает Нур.
        А я замираю. Впервые в жизни о моей маме говорят свободно. Может, мне дозволят увидеться с ней?
        - Не понимаю, о чем ты, - морщится отец и добавляет сердито. - Собери только самое необходимое. Себе и Амине.
        Теперь, проезжая мимо великолепных небоскребов, высящихся на окраине старого города, я равнодушно смотрю на колесо обозрения, установленное на крыше. Беспечно разглядываю толпы туристов, спешащих в ранний час к морю. И как только Нур прикрывает глаза, быстро печатаю сообщение Тимуру.
        - Не ищи встреч со мной. Я уехала с родителями.
        И увидев, что Тимур мне что-то печатает, отключаю телефон. «Нужно будет занести Лейлу Кудас в черный список, - решаю внезапно. - В поездке мать и отец постоянно рядом. Могут невзначай увидеть сообщение. И понять, кто мне пишет».
        Глаза заполняются слезами, стоит мне только подумать о России и о маме. Может, отец передумает и позволит нам встретиться. Всего лишь один разок.
        14
        «Находиться рядом и не повидаться, - самое тяжкое испытание, - мысленно вздыхаю я. Но спрашивать отца боюсь. Остается только просить Аллаха!
        Осторожно смотрю на отца, сидящего рядом с Муслимом. Он чем-то раздражен и даже не пытается скрыть этого. Поправляю платок и юбку. Прекрасно знаю, что достаточно любого повода. Перевожу взгляд на Нур, вцепившуюся в сумку от Гермес.
        - Портнихи должны прийти, - вздыхает мать и, открыв глаза, сердито смотрит на меня. - Ты нам дашь несколько дней в Стамбуле, Мурат?
        - В Москве походим по магазинам, - морщится отец. - У нас с тобой, Нур, есть собственный переводчик.
        - Конечно, - киваю я, ниже опуская голову. А у самой поджилки трясутся. Я впервые лечу в другую страну. А на душе тяжко. К чему богатство, если не можешь выйти замуж по любви?
        - Для того, кого тошнит кровью, какая польза от золотого таза? - любит приговаривать моя бабушка.
        Закрываю глаза и тотчас же вижу лицо Тимура.
        - Прощай, прощай, - шепчу я чуть слышно.
        - Что ты там бормочешь? - недовольно спрашивает мать.
        - Говорю до свидания родному краю, - вру я. И мысленно себя ругаю. Какая нелегкая заставила меня думать о Тимуре?
        - Айрат тоже собирается в Москву, - хмыкает со своего места отец. - Потом в старости сможешь рассказать внукам, Амина, как гуляла с их дедом по Красной площади.
        Сердце замирает. Гулять с Айратом? Дети? Внуки? Да меня трясет от страха, стоит ему только посмотреть на меня. И пусть рот растягивается в улыбке, а глаза так и остаются злыми и жадными, как у зверя. Даже представить боюсь, как брат нашей Нур прикоснется ко мне. И изо всех сил гоню от себя мысли о совместной жизни. Боюсь ли я Айрата?
        Да!
        До ужаса и отвращения!
        - Что-то мне нехорошо, - тихо шепчет Нур, оседая на диване, стоило нам только войти в квартиру, которую сняли для нас друзья отца.
        - Ты очень бледная, - обеспокоенно замечает отец. - Ложись. Амина разберет вещи и объяснит прислуге, что приготовить на ужин.
        - Хорошо бы, - вздыхает мать, прикрывая глаза. - Даже думать о еде не могу!
        Встревоженность отца тут же сменяется победной усмешкой. Он подходит к дивану и, встав перед Нур на колени, ласково проводит ладонью по лицу жены.
        - Я правильно догадался, Нур?
        - Наверное, - вздыхает она. - Я уже забыла, как это бывает…
        15
        - Да ну? - ухмыляется довольно отец. - По-моему, ты врешь, женщина. Я поговорю с партнерами. Здесь должны быть хорошие врачи.
        - Только нашей веры, - ставит условие мать. - Не хочу, чтобы неверные касались меня.
        - Конечно, Нур, - добродушно кивает отец. - Найдем. Тут полно врачей-женщин.
        Выбегаю из комнаты, понимая, что мне сулит состояние Нур. Если она не помнит, так у меня до сих пор свежи в памяти ее придирки и оплеухи, когда она ждала Мусу. Наверное, хорошо, что я выхожу замуж, и прислуживать мачехе будет кто-то другой.
        Но и с этого дня в Москве моя жизнь превращается в кромешный ад. Подай, принеси, посиди со мной. А еще эти дурацкие разговоры об Айрате, от которых меня пробирает до слез. Честно говоря, здесь, в Москве, мне хочется рыдать от безысходности. Я вижу совершенно другую жизнь. Женщины не носят платки и могут идти рядом с мужчинами. Могут учиться. И носить короткие юбки.
        - Путаны, - шипит Нур.
        «Ну не все же! - хочется возразить мне. Но держу язык за зубами. Лишь с завистью смотрю на девчонок, спешащих на занятия. Наверное, если б мне позволили, я бы тоже пошла в университет. Или выучилась бы на художника. Вот только Айрату не нужна образованная жена.
        Он приезжает в Москву незадолго до нашего отъезда. Смиренно ходит со мной по магазинам и оплачивает любую прихоть. Но когда в машине пытается взять за руку, я вздрагиваю.
        - Боишься меня? - скалится он и добавляет грубо. - Это хорошо. Жена обязана бояться мужа.
        - Мужчину нужно уважать, - тихо мяукаю я. Но Айрат словно не слышит.
        - Страх рождает уважение, девочка.
        Его пальцы касаются моего подбородка и властно приподнимают его.
        - Ты принадлежишь мне, - говорит Айрат, пристально глядя. - И я очень надеюсь, Амина, что ты станешь послушной и покорной женой. И не доставишь лишних проблем…
        Меня передергивает, и Айрат это видит.
        Разве такие слова должен говорить жених невесте накануне свадьбы? Пусть не любовь. Ее нет между мной и Айратом.
        - Любовь придет, - уверяла меня бабушка. - Главное, доброта и уважение.
        Но тут, похоже, этим и не пахнет.
        16
        Может, сказать отцу? Айрат не принесет мне счастья! Но я отмахиваюсь от этой мысли. Папа сейчас не в себе. И уж точно сделает все так, как попросит его обожаемая Нур. А Нур любыми способами настоит на своем.
        В смятении смотрю на Айрата полными слез глазами и тихо шепчу.
        - Да, Айрат.
        - Это хорошо, - кивает жених, заводя черный автомобиль представительского класса. - Сейчас завезу тебя к Нур. Завтра приеду. Скажешь, что еще нужно к свадьбе. Все купим в Стамбуле.
        - Я хотела бы… - мнусь, не зная, как попросить.
        - Амина, - рыкает Айрат. - В чем дело?
        - Я хотела бы посмотреть на Красную площадь. Если у вас есть время…
        - Хорошо, поедем, - внезапно соглашается Айрат. И по кривым московским улочкам ведет машину в центр города. А я смотрю из окна на этот диковинный мир. Ну, как кино смотрю.
        Мы проходим мимо зубчатой стены из красного кирпича. Задираю голову, чтобы рассмотреть высокие башни.
        - Они все разные, - замечает Айрат. - Вон та, с часами, главный символ Московии.
        - Необычное сооружение, - шепчу я и тут замечаю странный собор. Разрисованные купола разного размера делают его похожим на игрушку. - Никогда не думала, что здесь так красиво! - восклицаю, позабыв, кто находится рядом.
        - Ничего особенного, - морщится Айрат. - Тут есть парк неподалеку. Пойдем туда.
        И развернувшись, идет вперед, никак не считаясь с моим мнением.
        Семеню следом. На высоких каблуках по брусчатке быстро идти не получается. Да еще и длинная юбка мешает. Боюсь упасть и опозориться. Но и кричать, звать Айрата, не хочу. Тороплюсь, но никак не могу догнать. Наконец жених останавливается и, помрачнев, ждет.
        - Ну что за выходки, Амина?
        Тереблю в руках сумку и жалко смотрю на грозного мужчину.
        - Я не могу так быстро ходить, - причитаю чуть слышно.
        - Тогда сиди дома, - бурчит негодующе мой жених. И взяв за руку, ведет к выступающему над рекой стеклянному мосту.
        Моя ладошка, словно маленькая пташка, оказывается в силках большой и сильной лапищи Айрата. Его прикосновения не похожи на нежности жениха. И со стороны мы наверняка не смотримся парой. Так отец тянет за собой непослушную дочь.
        - Хочешь, давай сделаем селфи, - предлагает Айрат, подводя меня к прозрачным перилам. И не услышав моего ответа, достает из кармана айфон. - Улыбайся, Амина, - приказывает, поднимая высоко руку с телефоном и чуть прислоняясь ко мне. Я снова вздрагиваю против своей воли. Тяну губы в улыбке. А у самой внутри все переворачивается. Ну как жить с нелюбимым? Как?!
        17
        У меня мало знакомых. Перед глазами только родители и семья папиного брата. Но даже невооруженным глазом видно, как отец любит Нур. Естественно, при нас, детях, никто не допускает нежностей, но иногда случайно перехваченный взгляд или обрывок разговора могут многое сказать. Мне нравится наблюдать за Искандером и Латифой. Замечать, как они переглядываются между собой. Представлять, что происходит, стоит им остаться одним. Если только от их гляделок бросает жар, то наверняка эти двое любят друг друга. Айрат же совершенно другой. Сминает мои пальцы в ладони и, пробурчав что-то нечленораздельное, направляется вниз к набережной. Я смотрю на серую воду и внезапно отчетливо понимаю, что совершенно не хочу замуж. Невольно представляю себя в короткой юбочке, белой блузке и с сумкой на плече. Учиться! Наверное, этого мне хочется больше всего. Правильно смешивать краски. Узнавать, как работали великие художники.
        - О чем задумалась? - резко обрывает мои мечтания Айрат.
        - Интересно, тут же есть какие-то музеи? Хочется посмотреть на картины знаменитых художников…
        - Глупости, - отмахивается жених. - Почему у тебя голова забита всякой чепухой? - спрашивает он серьезно. - Я поговорю с Нур.
        «О чем же мне думать? О кастрюлях и будущих детях?! Почему любая невинная просьба оборачивается против меня?!» - хочу закричать я. Но молчу, сцепив зубы.
        «Не доверяй Айрату, - проносится в голове. - Он твой враг. Попробуй сбежать до свадьбы!»
        Стряхиваю крамольные мысли как наваждение. Куда бежать? Зачем? Навлечь позор на семью? Да и кто заступится за меня, отмени я свадьбу?
        Нет… Не так…
        Кто станет меня слушать? Мои доводы разобьются об усмешку отца и причитания Нур. А вот Айрат затаит злость и потом отомстит.
        Мимо нас проходят люди. И я глазею на них не таясь. Да и они смотрят на нас изучающе, будто мы какие-то звери диковинные. Трое девчонок отошли в сторонку и шепчутся, косясь в нашу сторону. А вот парочка прошла в обнимку, совершенно не обращая ни на кого внимания. Даже издалека видно, что влюбленные.
        «Если бы можно было так гулять с Тимуром…» - думаю я и тут же прикусываю язык. Еще не хватало, чтобы Айрат прознал о моем любимом!
        - Не смотри на них, - бубнит сварливо Айрат. - Только проститутки позволяют себя лапать на улице. Сегодня с одним, завтра с другим…
        Покорно поворачиваюсь к жениху. Вглядываюсь в злое лицо, смотрю ему за спину, где по улице идут люди. Целуются, никого не стесняясь, или шагают, обнявшись.
        «Все проститутки? Вот все-все? - хочется воскликнуть мне. - Так не бывает. Разное воспитание. Да и только. Что нам нельзя, то разрешено другим. И наоборот… Может, и наш уклад кому-то неприемлем. Я так точно жить не смогла бы. Но и судить других не могу».
        - Тогда зачем ты меня привез в район, где ходят путаны? - спрашиваю невинно.
        Айрат задыхается от гнева.
        - Едем домой, Амина, - рычит, еле сдерживаясь.
        18
        Снова берет меня за руку. Стараюсь не закричать. Иду как ослик на привязи, молча понурив голову.
        - Девочка красивая такая, - а мужик - урод, - громко хмыкает одна из девчонок, стоит нам только поравняться с ними.
        - А мне показалась, что это папа с дочкой, - усмехается вторая.
        - У мужика морда знакомая, - не таясь, смеется третья. - Кажется, это какой-то известный борец…
        Напрягаюсь, боясь выдать себя.
        Папа с дочкой! Ну, надо же!
        Хотя, если разобраться, Айрат и отец почти ровесники. Во всяком случае, разница в годах меньше, чем у меня с женихом. Отцу тридцать восемь, Айрату - тридцать, а мне - всего лишь восемнадцать.
        - О чем они говорили? - спрашивает Айрат, как только мы садимся в машину.
        - Кто? - непонимающе гляжу я.
        - Те шлюхи на набережной…
        - Какие?
        - Амина, не выводи меня, - угрожающе предупреждает жених.
        - Я не понимаю, Айрат, - шепчу я, опустив голову. И внезапно начинаю плакать.
        - О, Аллах! - воздевает он руки к небу. А когда автомобиль вливается в поток машин, давит на клаксон и педаль газа, требуя пропустить. Всю дорогу до дома Айрат гонит, как ненормальный. И проводив меня до порога квартиры, молча кивает отцу и уходит прочь.
        - Что это с ним? - изумленно спрашивает отец. - Айрат сам на себя не похож.
        - Не знаю, - шепчу я, заходя в комнату, где в кресле возлежит Нур. - Я расплакалась дорогой, а он рассердился.
        - Мой брат терпеть не может женских слез, - подает она голос. - Имей это в виду, Амина! Я забыла тебя предупредить.
        - Хорошо, - киваю и, нырнув в свою комнату, ничком падаю на кровать. Никому и дела нет, почему я плакала. Будто все уже решено, и Айрат мой муж перед Аллахом.
        Утираю глаза, пытаясь успокоиться. По большому счету я для своей родни никакого интереса не представляю. Наверняка и отцу выгоден этот брак. Про Нур уже молчу.
        Если б я могла хоть с кем-то поделиться своими страхами! Может, это паника перед свадьбой, а может, предчувствие чего-то недоброго. На автомате лезу в чемодан и, выудив с самого дна смартфон, гляжу на непрочитанные сообщения.
        Тимур!
        Вот не понимает человек слов. Открываю Телеграм, собираясь написать любимому строгое письмо, и немею от ужаса.
        «Будь осторожна с Айратом. Говорят, он убил человека!»
        19
        В ночь хны любая невеста просто обязана выжать из себя хотя бы слезинку. Но я реву без остановки. Это единственное место и время, когда можно дать волю чувствам, и никто ничего не спросит. С того самого дня, как мы вернулись из Москвы, я несколько раз пыталась поговорить с отцом. Но он непреклонен.
        - Просто ты паникуешь перед свадьбой, - отмахивается, глядя на меня недовольно. - Айрат - близкий нам человек. Член семьи. Брат моей Нур. Ты будешь с ним счастлива, дочка.
        Киваю и ухожу прочь. Я могу попросить, но настоять на своем никогда не посмею. Да и отец уже бессилен что-то предпринять. Не захочет расстраивать драгоценную Нур. А мать чувствует себя царицей, наверное, как и любая другая женщина на первых месяцах беременности. Даже получение российского паспорта так не радует моего папу, как осознание скорого отцовства. Еще в Москве он равнодушно прячет в портфель из черной кожи две мои красные маленькие книжечки и с облегчением добавляет.
        - Аллах помог. Теперь осталось сыграть свадьбу.
        В преддверии праздника в нашем доме царит оживление. Да и сами торжества по старинным обычаям начинаются заранее. В понедельник мои вещи торжественно переносят в дом Айрата. И я с ужасом думаю, что не смогу жить вдали от своей семьи. Просто умру. Во вторник вместе с сестрами Нур и Айрата я посещаю хамам. А в среду, за день перед свадьбой, обязательно устраивается ночь хны. По раскатанному рулону шелка я иду к будущей свекрови. Я знаю ее всю жизнь, вот только воспринимала как бабушку Нару. Целую старческую руку с темными пятнами. Чувствую, как в душе поднимается отвращение. И саму себя ненавижу за это. Старинный обычай. Благородный и правильный. Женщина, приходя в новую семью, должна преклонить голову перед матерью мужа. Поблагодарить ее за своего избранника.
        Но я не чувствую ничего. И благодарить за Айрата никого не желаю. Даже Нур, которая считает себя главной свахой. И прямо говорит мне, что всем в жизни я обязана ей. Не спорю, но от одной этой мысли испытываю едкую горечь.
        Мало кто выходит замуж по любви. Я не первая, и не последняя. Но почему именно Айрат, которого я ненавижу?
        Сглатываю комок, застрявший в горле, и сквозь красную вуаль, расшитую пайетками, смотрю на веселящихся гостей. Каждый из них радуется переменам в моей жизни. А мне же хочется умереть от горя. Дом Айрата стоит около моря на высоком утесе. Ничто не помешает мне от безысходности броситься вниз.
        Женщины поют и танцуют вокруг меня, а я сижу как дура, зажав в ладонях хну и золотые монетки, которые дала мне свекровь. Чувствую, как останавливается дыхание. Лишь силой воли заставляю себя улыбнуться Латифе, жене дяди Искандера. Ей, самой счастливой в браке, Нур доверила расписывать мои руки и ступни.
        - Тебе не плохо? - озабоченно шепчет тетка. - Что-то ты бледная…
        - Все хорошо, - еле слышно отвечаю я и словно со стороны наблюдаю, как Латифа водит тонкой кистью по моей коже. Раньше в завитушках и вензелях, украшающих руки невесты, опытные мастерицы умудрялись спрятать инициалы будущего мужа. Но эта традиция давно отпала. В старину молодые подчас виделись впервые на свадьбе. И такой обычай позволял мужу и жене избавиться от неловкости в первую брачную ночь. Для нас с Айратом такой необходимости нет. Я знаю его с самого детства. Вот только не люблю и боюсь. А он меня не считает человеком. Так, красивая игрушка в доме. Может, стоило уродиться дурнушкой?
        20
        Вздрагиваю, когда посреди празднества приезжают будущий муж и его друзья. Веселье набирает новые обороты. Из стереосистемы льется народная музыка, и гости плавно кружатся в танце.
        - Пойдем, покажу тебе твой новый дом, - улыбается мне Айрат. Вернее, губы его растягиваются в улыбке. А глаза так и остаются равнодушными. От жадного пугающего взгляда мне становится не по себе.
        Следом за нами увязываются Латифа и Нур. Причитают, как великолепно обставлены комнаты. Цокают языками, разглядывая мебель и хрустальные люстры. Да, дом Айрата выглядит богаче отцовского. Но принесет ли мне счастье эта золотая клетка?
        Взяв меня за руку, Айрат выходит на широкую террасу. Ступаю босыми ногами по мраморному полу и чувствую, как по телу пробегает озноб.
        - Какая же ты красивая, Амина, - шепчет Айрат, беззастенчиво рассматривая меня. Останавливает взгляд на красном кафтане, расшитом стразами и золотыми нитями. И опустив с моей головы красную вуаль, прижимает меня к себе.
        - Ты могла бы сегодня остаться со мной. Все равно завтра свадьба, - хрипло бурчит прямо в ухо. - Всего несколько часов, подумаешь…
        - Нет! - кричу, вырываясь, - если я помру этой ночью, то предстану перед Аллахом невинной. И стану гурией в райском шатре…
        Айрат смеется и заявляет с ухмылкой.
        - Угомонись, Амина. Я тебя проверял. Свадьба завтра, моя дорогая гурия. Сбереги себя, пожалуйста.
        Отшатнувшись, ищу глазами Латифу и Нур. Но мои сопровождающие бродят по комнатам и о чем-то беседуют. Дают нам возможность остаться наедине до свадьбы.
        Шагнув ко мне, Айрат собственнически берет меня за подбородок.
        - А ты с характером, Амина, - усмехается недовольно. - Но я научу тебя быть покорной. Уже завтра, девочка.
        Молча смотрю на будущего мужа. Нет, не такие слова должен говорить жених своей невесте.
        - Мне не нравится, как ты смотришь на меня, - рычит он глухо. - Вбей себе, наконец, в голову. Ты принадлежишь мне. И в твоих интересах подчиниться.
        - Не пугай ее, - смеется сзади Нур и, окинув нас равнодушным взглядом, выходит из комнаты.
        - В такую ночь шепчут слова любви, а не угрожают, - печально улыбается Латифа, всем своим видом показывая, как ей не нравится Айрат.
        - Ты... - шипит он, шагнув к ней и перекрыв дорогу. - Поговори тут у меня.
        - Эй, братец, - вмешивается, вернувшись, Нур. - Все понимают, что ты на взводе. Но прояви уважение к будущей родственнице.
        - Я что-то не понял, сестра, - недовольно заявляет Айрат. - Какая-то женщина указывает мне, как я должен вести в собственном доме? Уж точно, мы с Аминой в такой родне не нуждаемся.
        - Мне пора, - холодно кивает Латифа, направляясь к дверям. Хочу броситься следом. Обнять единственного человека, который меня понимает. Но Айрат успевает схватить меня за запястье.
        - Не смей. Я запрещаю..
        Мне ничего не остается, как замереть рядом с женихом. И молить Аллаха о пощаде. Пусть заберет меня в райский шатер или бросит в кипящее масло к иблисам, но только подальше от Айрата.
        21
        Уже поздно вечером лежа в кровати, я тупо пялюсь в потолок, понимая, что ничего не изменить. Последняя ночь в отцовском доме. Мне кажется, я никогда не вернусь сюда. Завтра вечером особняк около моря станет моей темницей. Мне никуда не выйти и не сбежать. Меня с детства учили повиноваться отцу и мужу. И у меня нет другой обязанности. Но как мне жить с человеком, который ненавидит меня и намерен измываться? Как заставить себя уважать его? А если в семье нет уважения, то и жизнь превращается в медленную лютую погибель. Смогу ли я вынести то, что уготовано мне судьбой? И как покориться Айрату, если боюсь с ним оставаться в одной комнате? Как заставить себя склонить перед ним голову?
        Неожиданно вспоминаю Тимура. Словно наяву вижу, как гордо он спешил к нашему дому в тот самый последний вечер перед отъездом. Если бы знать, каким чудовищем окажется Айрат, выскочила б из машины и вместе с любимым на коленях просила бы отца благословить нас.
        - Где ты, Тимур? - шепчу чуть слышно и ужасно жалею об удаленном аккаунте Лейлы в Телеграм. Раздумываю, как снова найти Тимура. Хоть переброситься ласковым словом напоследок. Включить видеозвонок и в последний раз глянуть на родное лицо. Попрощаться перед замужеством.
        Внизу хлопает дверь. И издалека слышатся мужские голоса. Папин и дяди Искандера. Оба кричат что-то друг другу. До драки дело наверняка не дойдет, но вполне может закончиться взаимной обидой.
        - Не отдавай дочь ублюдку! - кричит на весь дом Искандер. - Он станет вымещать на ней зло. А потом убьет, как ту девчонку!
        - Ты мой брат, - рычит отец. - И веришь всяким глупостям! Вместо того, чтобы завтра порадоваться с нами, вламываешься в мой дом среди ночи и устраиваешь свару.
        - Ты угробишь Амину, - доносится до меня голос дяди. - Пока не поздно, Мурат, отмени свадьбу!
        - Даже не надейся! - отрезает отец.
        Слова отца будто пули, попав мне в душу, оставляют рваные раны.
        - Не хочешь терять деньги, которые обещал Айрат?
        Слышатся приглушенные голоса. Но не разобрать ни слова. Хлопает дверь.
        «Все кончено, - думаю отрешенно. - И почему я сразу не догадалась, что меня просто продали? Кто заплатил большую цену, тому и завернули. Завтра перевяжут красной лентой и торжественно вручат. А папа построит еще один отель. Или несколько. Интересно, сколько же заплатил за меня Айрат? И самое главное, зачем я ему?»
        22
        Тонкая рука Нур ложится мне на плечо, как только я проваливаюсь в сон.
        - Вставай, дочка, сегодня у тебя самый волшебный день в жизни.
        Поднимаюсь нехотя. Двигаюсь на автомате и словно со стороны наблюдаю за сборами.
        - Айрат заберет тебя на машине, хвала Аллаху, - причитает Нур, поправляя расшитый золотом подол платья. - Эти старые традиции, когда невеста ехала на муле к дому жениха, уже давно отпали. И твой жених - настоящий европеец! Ему чужды обряды предков. Да и они давно исчерпали себя. Не печалься, - смеется Нур и, поцеловав меня в щеку, тянет к зеркалу. - Посмотри, какая ты красавица! Мой брат выбрал для тебя шикарное платье. Могла бы поблагодарить, Амина!
        - Храни тебя Аллах, матушка, - шепчу я, слегка прикасаясь к щеке Нур. Отстраненно гляжу в зеркало на бледное лицо и сильно накрашенные глаза. Осматриваю закрытое белое платье, расшитое белой атласной и золотой нитями, и силюсь не закричать.
        «Бесполезно! Никто не придет на помощь. Да и кто осмелится пойти против отца и Айрата?
        - Ты такая красавица, Амина, - щебечет Нур, поправляя на моей голове белый платок и фату. - Представляю, какие родятся милахи-племянники. Не затягивай с детьми, прошу тебя. Твой брат или сестра, - мать хлопает себя по животу, - нуждаются в друзьях и близких родственниках.
        Нур выводит меня в центральный холл дома, где уже отец и братья топчутся в нетерпении.
        - Слышишь, барабанная дробь? - отец поднимает палец. - Это Айрат едет за своей любимой невестой.
        - Ленту, Мурат, - напоминает ему мать. И отец, словно спохватившись, повязывает вокруг моей талии красную атласную ленту.
        - Будь счастлива, Амина.
        Через открытые двери я гляжу на распахнутые ворота. Замечаю тысячи роз в огромных вазах. Но эта красота не трогает меня.
        Слышу, как визжат тормоза. Хлопают дверцы машины. Вся эта суета не похожа на свадебную. Что-то идет не по сценарию. К своему ужасу вижу, как во двор влетает взбешенный жених. Несется по ступенькам в дом. И даже отталкивает моих братьев, решивших заступить ему дорогу.
        - Что случилось, мой дорогой? - делает шаг к Айрату отец. - Что так расстроило тебя?
        - Вот, полюбуйся, - рыкает Айрат, кидая в отца телефон. - Пока я к вам ехал, добрые люди прислали.
        - Что там? - подает голос испуганная Нур. - Покажи мне, Мурат.
        - Заткнись, женщина, - коротко бросает отец и смотрит на меня потемневшим взглядом. - Как ты могла, Амина?! Опозорила семью, дрянь…
        - Я ничего не понимаю, - шепчу я, цепенея от ужаса.
        - Да ну? - криво усмехается Айрат. - Ты такая невинная, Амина. Аж прикоснуться страшно! Смотри внимательно, стерва! Думала, я ничего не узнаю!
        Выхватив из рук отца свой айфон, Айрат тычет мне экраном в лицо. Дергает за шею, не давая возможности отвернуться.
        - Это не я, - лепечу, мельком глянув на фотку, где девица с моим лицом в одних трусиках лежит на кровати. А на следующей фотке уже и без белья. Позор! Действительно, несмываемый позор! - Это не я, - повторяю в отчаянии.
        - А это? - ухмыляется Айрат, листая снимки в галерее. - Это не ты, куколка?
        Тупо пялюсь в айфон и от ужаса готова провалиться сквозь землю. На узкой аллейке, ведущей к нашему дому от магазина Аиши, стоим мы с Тимуром и, взявшись за руки, жадно смотрим друг на друга.
        Харам! Помоги мне Аллах!
        Заливаюсь краской, тем самым дав своим врагам думать обо мне плохо. Ужасно плохо.
        Тяжелый удар приходится по голове. У меня темнеет в глазах. Не убежать, не сориентироваться в пространстве. Тумаки летят отовсюду. Я кричу, прошу остановиться. Умоляю отца защитить. Но куда там! Он сам бьет наотмашь. Затем еще несколько сильных ударов сбивают меня с ног. Прикрываю лицо и голову руками. Но бесполезно. По ребрам и голове стучат носки туфель. А затем кто-то наклоняется и, схватив меня за волосы, со всей силы припечатывает об мраморный пол. Айрат.
        «Он убьет меня», - проносится в голове, прежде чем сознание покидает меня.
        23
        Я прихожу в себя в госпитале и не сразу понимаю, где нахожусь. Рядом со мной в кресле сидит как истукан бабушка Зарема. А чуть поодаль на кушетке дремлет тетя Латифа.
        - Очнулась, - шепчет бабушка с облегчением. - Слава Аллаху, Амина, ты пришла в себя. Сильно же тебе досталась, девочка!
        - За что, бабушка? - шепчу, вспоминая расправу. - Я ни в чем не виновата.
        - Конечно, нет! - фыркает старуха. - Ты до сих пор девственница. Врачи это подтвердили. Сейчас полиция разбирается, кто мог отправить Айрату эти гнусные фотки. Подозревают сына Аиши. Но он сбежал из города.
        - Тимур не мог, - мотаю я головой. В глубине души жалея, что не сбежала с ним. - Это Айрат все выдумал.
        - Он раскаивается, Амина, - усмехнувшись, присоединяется к беседе сонная Латифа. - К тебе еще придет делегация. Нур. Мурат. Будут уговаривать отказаться от претензий. Нашим чудесным родственникам, сотворившим с тобой такое, грозит тюремное заключение и штраф. Чтобы там ни сотворил Тимур или кто-то другой, но били тебя они.
        - Пожалуйста, - умоляю я, размазывая по лицу слезы. - Не выдавайте им меня! Я все подпишу! Только позвольте мне остаться с вами!
        - Я бы рада, Амина, - вместе со мной плачет бабка. - Но никто не позволит. Твоя семья имеет право потребовать твоей выдачи. А перед законом мы бессильны.
        - Лучше б убили, - тяжело вздыхаю, понимая, что как только вернусь в дом, превращусь в рабыню для Нур и других домочадцев. - Я не хочу возвращаться. Помогите мне, прошу вас!
        - Твой отец, Амина, очень расстроен, - всхлипывает бабушка.
        - У меня нет отца, - обрываю я. - Он даже не пожелал меня защитить. Лучше жить среди чужих людей и иноверцев, чем рядом с теми, кто пытался меня убить. Кто не дал ни малейшего шанса для оправданий…
        - Возможно, ты права, девочка, - кивает бабка. - Я бы точно не простила такой жестокости. Но куда бы ты ни поехала, отец тебя везде найдет. И Айрат тоже. Лучше решить все миром.
        - Не я начала первая, - вздыхаю упрямо. - Если откажетесь, я пойму. Но и отсюда сбегу.
        - Пропадешь без денег и документов, - шепчет горестно тетя Латифа и внимательно смотрит на свекровь. - Только вы можете помочь Амине, уважаемая Зарема. Только вас послушает Мурат.
        - Я не могу выйти из этой комнаты, пока мы не поймем, как сможем помочь моей внучке. Мурат и его сыновья только и ждут, чтобы ворваться в палату. А там я не знаю, что в головах у этих пособников иблисов. Как будто не я родила Мурата, а драная коза!
        - Вы меня охраняете, бабушка, - шепчу я, улыбаясь. - Храни вас Аллах!
        - Да, - отмахивается старуха. - Пока я рядом, тебя никто не тронет.
        - Мурат не пойдет против матери, - вздыхает Латифа. - Но он считает себя оскорбленным. Айрат - тем более. Амина права, матушка. Ей лучше уехать…
        - Куда, Латифа? Куда? Ее же везде найдут!
        - А если к маме? - превозмогая боль, спрашиваю я. Ни на что не надеюсь. Но это мой единственный шанс остаться человеком.
        - Там тебя Мурат будет искать в первую очередь, - вздыхает Латифа и, заметив, как мрачнеет от боли мое лицо, заявляет решительно. - Нужно позвать врача. Пусть назначит сильное обезболивающее.
        Как только она выскакивает из палаты, бабка наклоняется ко мне и, окинув мудрым проницательным взглядом, шепчет.
        - Езжай в Россию, девочка. Но только сразу не вздумай искать Ларису.
        - Адрес? - бормочу я, чувствуя, как начинает ломить все тело.
        - У меня есть. Твои документы я постараюсь забрать у Мурата.
        - Он не отдаст… - шепчу я. - Нет никакой надежды…
        - Мой старший сын почитает меня и не посмеет ослушаться, - скупо улыбается бабка. -Только нужно действовать скрытно. Никому ничего не говори. В наш план посвятим только Латифу и Искандера. Без них не справимся, - еле слышно вещает она и осекается на полуслове, когда в палату входит доктор и кто-то из персонала.
        Тонкая игла почти неслышно входит в чуть заметную вену, выдавая мне пропуск в мир иллюзий. Боль отступает, глаза закрываются. И вот я уже лечу на карусели, раскачиваясь на длинных цепочках. А сзади едут отец и Айрат. Но пока карусель движется, им меня не поймать. Не поймать.
        24
        «Сотрясение мозга, множественные гематомы», - такой вердикт выносят врачи.
        - Слава Аллаху, хоть жива осталась, - квохчет надо мной бабушка, но категорически отказывается дать зеркало.
        - Ну, где я его тебе возьму? - ворчит добродушно.
        Я могу лишь догадываться о своем состоянии. Лицо, скорее всего, похоже на один большой синяк, равно как и тело. И душа. Трудно смириться с мыслью, что все родные, кроме бабушки и Латифы, восстали против меня. Не защитили, не дали мне оправдаться. Сразу вынесли приговор и привели его в исполнение. Я стараюсь не думать об Айрате и Нур. Чужие, в сущности, люди. Но мой отец, считающий себя аристократом и европейцем. Как он мог позволить другим вершить самосуд? Да еще и сам бил, не таясь. Хочется заплакать от безысходности. Вот только слез нет. И от произошедшего нужно криком кричать, а не плакать.
        Домой возвращаться нельзя. Там меня ждет смерть или пожизненное заключение. Я читала о жизни в Саудовской Аравии, когда за простую улыбку или за пару ничего не значащих фраз девушек убивали. Читала и тихо радовалась, что живу в цивилизованной стране, где каждая жизнь представляет ценность. Всхлипываю и даже хочу разреветься, но не могу. Горький ком стоит в горле, внутри все ноет от обреченности. Легко сказать «я поеду к маме», но кто ждет меня там, в России? В холодном и промозглом Петербурге? Женщина, которая сама же вручила меня отцу? И чем она лучше него?
        Голова идет кругом от безнадеги и постоянной боли. Под действием препаратов мне становится лучше. Но все равно качает из стороны в сторону, стоит мне только встать с постели. Врачи не пускают ко мне полицию, говоря, что я еще не в состоянии давать показания. Через пару дней в палату приходит следователь, но я даже имени своего назвать не могу. Лежу как овощ и смотрю на него заплывшими глазками.
        - Мы накажем всех, кто сотворил с вами такое, - напыщенно заявляет он. - Здесь свободная страна, а не какой-нибудь Сомали.
        Следователь кивнул на прощание, а я его даже взмахом руки не смогла удостоить.
        - Спи, набирайся сил, - постоянно повторяет мне бабушка. И я послушно закрываю веки и почти сразу же проваливаюсь в глубокий сон, дарящий мне покой и безмятежность. Иногда сквозь дрему мне чудится голос отца. Я вздрагиваю и тут же слышу бабушкино ворчание «Говори тише, Мурат. Ты ее пугаешь!». Обычно после бабушкиных замечаний в палате слышатся шаги, и хлопает дверь. Отец уходит. А я, открыв глаза, не понимаю, приснился мне разговор или отец действительно приходил. Спрашивать бабушку бессмысленно. Старая лиса никогда не скажет, если не захочет. Я с любовью смотрю на пожилую женщину, в одночасье ставшую мне единственной опорой. Прекрасно понимаю, что, не окажи она поддержку, Латифа с Искандером не решились бы в открытую выступить против отца. Да и кто посмеет укусить руку дающего. Бабушка же ничем не рискует. Папа очень привязан к матери и почитает ее как самого важного человека на Земле. А бабушка этим пользуется.
        25
        - Спи-спи, - воркует она. Я снова готова провалиться в сон, но от постоянных переживаний мне не спится. Свернувшись клубочком, лежу с закрытыми глазами и пытаюсь подумать о чем-нибудь хорошем. Например, как в последний раз мы шли с Тимуром из лавки Айши и, свернув на аллейку, взялись за руки. Вот только кто мог нас сфотографировать и переслать снимки Айрату? И куда делся сам Тимур? Ему уж точно нельзя возвращаться обратно. Айрат и отец допросят его с пристрастием. Не позвонить. Не написать. Айфон так и остался лежать в моей спальне. А я туда больше никогда не вернусь. Как жить дальше, если оборвалась связь с прежним миром, в котором я внезапно превратилась в отверженную.
        Мой организм, устав от постоянных вопросов, уже собирается снова погрузить меня в сон. Но я вздрагиваю, когда открывается дверь в палату, и знакомый голос раздраженно спрашивает у бабушки: «Она уснула, мама?».
        - Спит моя перепелочка, - вздыхает бабушка и добавляет сердито. - О чем ты только думал, Мурат? Чуть не убили девку!
        - Может, всем бы от этого только лучше было. Она опозорила всех нас, - бурчит отец. А я, прикусив язык, лежу неподвижно. Выходит, умри я, моя семья только бы обрадовалась.
        - Чтоб тебе иблисы язык откусили, - недовольно заявляет бабушка. - Говори, зачем пришел, Мурат!
        - Я подумал, матушка, над вашим предложением, - официально заявляет отец.
        - Посовещался с Нур, - пренебрежительно бросает бабушка.
        - Нет, - резко бросает отец. - Моя жена сейчас в ужасном состоянии…
        - Но не хуже, чем твоя дочь…
        - Я вынужден согласиться, матушка, - вздыхает отец, не обращая внимания на бабушкины попреки. - Но мне нужны гарантии…
        - Тебе, Мурат? - усмехается бабка. - На все воля Аллаха.
        Из-под смеженных ресниц я наблюдаю, как она поднимает руки к потолку. Наверняка закатывает глаза.
        - Приходил большой полицейский начальник. Кажется, генерал. Увидел нашу несчастную Амину и пообещал наказать всех виновных. Интересно, а из тюрьмы можно писать письма?
        - Матушка… - тяжко вздыхает отец. Но бабка словно не слушает его.
        - Страшно подумать, Мурат, что твой четвертый ребенок родится в тюрьме. Обещаю при первой возможности забрать… Но ты сам знаешь какие тут законы. А акушерки…
        - Матушка, - грозно обрывает ее отец. - Хватит. Я согласен.
        - Ты все принес? Или пришел налегке? - спрашивает она полушепотом.
        - Да, все, как вы велели. Только прошу вас…
        - А-а-а, Мурат, - отмахивается бабка. - Считай, что заключил самую лучшую сделку в жизни. Родной матери условия ставишь. Дожила я!
        - Матушка…
        - Зачем только тебя в Сорбонне учили, а? Столько денег потратили, а мозгов как не было, так и не прибавилось.
        - Матушка…
        - Замолчи, Мурат, - резко бросает бабушка. - Я поговорю с Аминой. Она девочка послушная… Но имей в виду, что полиция тоже не даром свой хлеб ест. Если они на Амину надавят, то и я бессильна. Кто меня, старую, слушать станет? Выставят вон из палаты…
        - С полицией все решено, - натужно сипит отец, - если Амина не даст показания против семьи, они замнут дело, невзирая на экспертизу.
        - А ты, я вижу, уже подсуетился, - презрительно усмехается бабка. - Печешься о себе, Нур, и не родившемся ребенке. И совсем забыл о старшей дочери. Вычеркнул ее из своего сердца.
        - Кыхмет, матушка…
        - Харам… - негодующе бросает старуха и добавляет поспешно. - Уходи, Мурат. Отдай мне, что принес, и убирайся. Хвала Аллаху, твой отец не дожил до твоего позора.
        - Отец бы…
        - Даже не продолжай, прокляну, - цыкает на отца бабка, и он, закашлявшись, что-то достает из портфеля. Слышится шелест бумажного пакета, а потом снова хлопает дверь и наступает тишина.
        26
        - Теперь можешь открыть глаза и повернуться ко мне, Амина, - приказывает бабушка. - Кажется, мне удалось переиграть твоего отца. Шахматист из него, прямо скажем, никудышный. Только в нарды может играть. Пиф-паф, и в дамки.
        - Неужели отца и Нур могут посадить? - спрашиваю я изумленно.
        - И Айрата с Керимом тоже, - кивает бабушка Зарема. - Но я предложила твоему отцу прекрасный вариант. Он отдает все твои документы, а ты, в свою очередь, не свидетельствуешь против семьи. Расходитесь с миром. Ты согласна?
        Всхлипывая, киваю. Не каждый день узнаешь, что твоя семья отказалась от тебя, и мир, все эти годы казавшийся незыблемым, рушится, словно карточный домик.
        Бабушка Зарема деловито открывает толстый конверт, туго набитый документами. Выуживает оттуда три паспорта. Турецкий и два российских: внутренний и заграничный. И еще какой-то документ в темно-зеленом коленкоре. Свидетельство о рождении. На основании этой маленькой книжечки мне без проблем дали Российское гражданство. И моему папе тоже. Воссоединение с семьей, мама дорогая.
        - Ты как английский шпион, - криво усмехается бабка. - Столько паспортов, и все на твое имя.
        Она снова перебирает содержимое конверта и от неожиданности аж вскрикивает.
        - А деньги? Твой отец решил обвести меня вокруг пальца, - фыркает она и задумчиво смотрит в окно.
        - Бабушка, что? - в нетерпении спрашиваю я, чувствуя, как меня охватывает паника. - Он не дал денег, точно зная, что документы не понадобятся? Я правильно поняла?
        - Умненькая моя Амина, - печально улыбается старая Зарема. - Но наверняка ты права. Твой отец отдал тебе документы в обмен на свободу. Свою и Нур. Но он не отпустит тебя. Скорее всего, они с Айратом о чем-то договорились.
        - Убить меня? - шепчу я, чувствуя, как цепенеют от страха конечности.
        - Мы их обыграем, девочка, - твердо говорит Зарема, и я замечаю, как ее глаза загораются мстительным огнем. - Сейчас поспи, тебе понадобятся силы, - вздыхает она и, поразмыслив с минуту, звонит Латифе.
        - Ты мне нужна, дочка.
        27
        Как же, поспи, если именно сейчас решается моя судьба! Да я и глаз не сомкну.
        - Дайте мне расческу, бабушка, - прошу Зарему. И до прихода Латифы аккуратно вожу деревянной щеткой по волосам. Больно ужасно, но другого выхода нет.
        «В последний раз меня причесывали перед свадьбой. Как же все изменилось за считанные часы. И вместо замужней дамы я в короткий миг превратилась в изгоя. Как еще встретит мать? И нужна ли я ей? Как жить в стране с другими законами и укладом?»
        Тетя Латифа приходит не одна, а с дядей Искандером. Тот морщится, глядя на меня. Стискивает зубы, стараясь не выругаться при матери и жене. А затем спрашивает осторожно.
        - Ходить можешь, Амина?
        - Да, - киваю я. - Я пробовала вставать. Голова кружится. Но я справилась.
        - Это хорошо, - скупо кивает Искандер. - Завтра рано утром от нас уезжают туристы. Целая группа. Там есть наши друзья, на которых мы с матушкой и Латифой можем положиться. Единственный твой шанс избежать расправы - уехать с ними. Я бы не стал полагаться на европейские манеры Мурата. Я даже не могу найти хоть один весомый довод в пользу твоего брака с братом Нур.
        - Деньги, - шепчу я.
        - Наверное, ты права, - кивает Искандер. - Айрат богат и обещал вложиться в строительство новой гостиницы. Твой отец, чтобы добыть деньги, пойдет на все. Хотел бы я ошибиться, - вздыхает он и смотрит на меня внимательно. - Как ты, Амина? Это единственное, чем я могу тебе помочь. Документы у тебя есть. Деньги я дам, а мои друзья доставят тебя в Россию. Думай быстрее. Если о нашем плане узнает или догадается Мурат, никто из нас не сможет заступиться за тебя. Понимаешь?
        - Да, - киваю я и добавляю поспешно. - Я согласна.
        - Отлично, - скупо кивает Искандер и поворачивается к жене. - Помоги ей одеться, Латифа.
        Он быстро выходит из палаты. А тетка протягивает мне пакет с вещами.
        - Давай помогу.
        - Я сама.
        Кружится голова и тошнит, но я, превозмогая собственную слабость, надеваю длинное платье Латифы и повязываю на голову пестрый шелковый платок.
        - Потом сними, чтобы не выделяться, - тихо предупреждает меня тетка.
        28
        - Пойдем, - нетерпеливо говорит бабушка и, взяв меня по коридору под руку, ведет вслед за Латифой и Искандером. Но к моему изумлению, мы спускаемся в грузовом лифте вместе с небритым стариком и тюками грязного белья. Дав санитару несколько купюр, дядя Искандер ведет нас мимо огромного трубопровода, занимающего почти всю ширину подземного перехода. Когда мы выходим на улицу, я чуть не валюсь с ног. Бабушка и тетка помогают мне забраться на заднее сиденье дядиного джипа.
        - Ложись, - предупреждает он.
        - А как же бабушка и Латифа? - спрашиваю я удивленно.
        - Они поедут в другой машине, - улыбается мне младший брат отца. - Ничего не бойся, - бурчит, наблюдая в зеркало заднего вида, как я укладываюсь на оббитом светлой кожей сиденье. На автомате провожу рукой по мягкому на ощупь материалу и замираю, словно испуганная птаха. Как там бабушка меня назвала? Перепелочка? Пытаюсь собрать все мужество, и ничего не выходит. Отец. Нур… Я же любила их, как своих единственных родителей. Их дом всегда считала своим. А теперь… Может, не стоит трепыхаться? Убьют или запрут в комнате до скончания века… Значит, сама виновата. Зачем позволила Тимуру прикасаться к себе? Почему не пожаловалась отцу и матери, когда он только в первый раз дотронулся до моей руки?
        «Но в этом же нет ничего постыдного, - увещевает меня внутренний голос. - Вон, в сериалах показывают более вольные отношения. И та же Нур смотрит с придыханием, а после обсуждает героев с Нергиз».
        Замираю, когда машина внезапно останавливается, а потом снова трогается.
        - Светофор, - словно поняв мои страхи, поясняет Искандер. - Скоро приедем. - И буквально через минуту резко поворачивает налево. Представляю, как он уверенно вводит машину в высокие кованые ворота, как останавливается около входа. Но я ошибаюсь, Джип Искандера уверенно скользит по наклонной. А это значит, он ставит автомобиль на подземную парковку, расположенную под гостиницей. Обычно тут оставляют машины гости, а дядин внедорожник красуется под окнами дома. Немногим позже, когда я ступаю на бетонированный пол парковки, до меня доходит истинное положение вещей. Даже в доме дяди я нежеланная гостья. Он помогает мне тайком, но никогда в открытую не встанет на защиту. И он тоже боится старшего брата. Еще как боится! Отель оформлен на отца. И ему не составит труда в порыве ярости вышвырнуть на улицу Латифу и Искандера. Разве что бабушку побоится.
        29
        Осматриваюсь по сторонам в полутемном помещении. Где-то мигает тусклая лампочка и через узкое окошко пробивается солнечный свет.
        - Пойдем-пойдем, - причитает тетя Латифа, появившись из неприметной деревянной двери. За дверью, лестница, ведущая в холл гостиницы, где установлена стойка администратора. А там уже высятся мраморные ступеньки, ведущие в номера постояльцев. Куда меня привезли, и где я буду сидеть до рассвета, не знаю. Хоть здесь, на голом полу. Обнимаю себя обеими руками, трясясь то ли от холода, то ли от нервного озноба.
        Латифа споро накидывает мне на плечи широкое махровое полотенце, водружает на голову шляпу с широкими полями и шепчет еле слышно.
        - Спрячь руки в карманы.
        Гляжу на кисти рук, расписанные теткой. Не принесли мне ее узоры счастья. А может быть… Дыхание сбивается от догадки - я родилась под счастливой звездой. И пусть таким страшным образом, но Аллах не допустил нашего воссоединения с Айратом.
        «Ты же сама молилась об этом, - вздыхаю украдкой. И таким вот экзотическим чучелом поднимаюсь по лестнице. Быстро прохожу мимо ресепшена и вслед за Латифой поднимаюсь на второй этаж. Невидящим взглядом смотрю на акварели, написанные мною специально для этого отеля. Пальмы, море, кипарисы. Стандартный пейзаж. Но почему же так щемит сердце, как будто бы я увидела призрака?
        - Все будет хорошо, - украдкой гладит меня по руке Латифа. А я мысленно усмехаюсь, в этой части холла нет ни одной камеры наблюдения.
        Тетка стучит в какую-то дверь и сразу же открывает.
        - Можно-о? - спрашивает по-русски.
        - Да-да, входите! - отзываются два женских голоса, и в небольшую прихожую выбегает девушка чуть старше меня в шортиках и коротком топе. За ней выходит вторая. В рваных джинсах и узкой черной майке, сквозь которую выпирает высокая грудь в кружевном белье. А распущенные белые волосы придают сходство с феей из сказки.
        - Вот, Софья, это Амина, наша племянница. Искандер заплатит тебе за услугу. Нужно отвезти девочку в Россию к матери. Адрес Зарема даст.
        - Ничего себе, - ухает Софья и смотрит на меня внимательно. И я неожиданно догадываюсь, что это не молодая девушка, а взрослая женщина, ровесница Латифы или старше. - Постарались твои родственники, - хмыкает сердито. И я понимаю, что обе женщины прекрасно знают мою историю.
        - Увозить нужно. Срочно, - вздыхает Латифа.
        - Мы поможем, - серьезно кивает Софья. - Пусть Искандер купит Амине билет и даст денег на первое время. Нам с Олеськой ничего не надо. Постараемся помочь. Ты проходи, - кивает мне она. - А ты, Латифа, не маячь. Не привлекай внимание к нашим скромным персонам. Тетка кивает и, чмокнув меня в щеку, уходит.
        - Мы с бабушкой еще придем, - говорит напоследок.
        - Проходи, девочка, - ласково улыбается мне женщина. - Меня зовут Софья Петровна Кузнецова, а это Олеся - моя дочка. Мы приезжаем к Искандеру и Латифе много лет подряд. Привозим группы. Здесь проводим занятия йогой.
        - Да, я видела вас, - шепчу, превозмогая боль. - Для ваших занятий дядя Искандер специально шатер построил.
        - Боже, - неожиданно вскрикивает Софья, - я знаю, кто ты! Та самая девчонка в платке, которая подглядывала за нами.
        - Ничего я не подглядывала, - огрызаюсь спонтанно. - Просто смотрела, - говорю, вспоминая, как на дощатом помосте невдалеке от моря застыли в разных позах девушки в купальниках. - Подождите, - охаю, осененная догадкой. - Лариса Петровна Кузнецова кем вам приходится? Сестрой?
        - Нет, милая, - улыбается мне Софья и, взяв за плечи, подводит к дивану. - Однофамилица. У нас с Олеськой такой родни нет. Слишком распространенная фамилия. Тяжело с такой отыскать человека.
        30
        - Ложись, еле на ногах держишься, - велит мне Софья. Стелет на диване чистую простыню, кладет подушку и покрывало. - Тебе сейчас геройствовать категорически запрещается. Это я тебе как бывший врач говорю.
        - Почему бывший? - мямлю я, осторожно опускаясь на диванчик. Оглядываю номер из двух комнат. Это люкс. Самые шикарные апартаменты в дядиной гостинице. Просторная гостиная, спальня и кухонька. Люкс рассчитан на шестерых. Никогда бы не подумала, что тут можно поселиться вдвоем. Да и сама Софья мало походит на женщину в возрасте. Сколько ей - сорок или двадцать пять? Не разобрать. Но если Олеся - примерно моя ровесница - значит, матери должно быть около сорока. Нур по сравнению с ней старая бабка. Да что там Нур? Латифа выглядит старушкой, хотя в нашей семье считается первой европейкой.
        В нашей семье… Сцепив зубы, стараюсь не разреветься.
        «Нет у тебя никакой семьи, - резко бросаю самой себе. - Ты одна. Во всем белом свете одна. Привыкай, Амина. Денег у тебя тоже нет. Вот и подумай, как сможешь их заработать!»
        Закрыв глаза, лихорадочно перебираю в голове, что я могу делать. И не нахожу ответа.
        «Главное, отсюда выбраться, а там решишь», - думаю, стараясь свыкнуться с невеселыми мыслями.
        Слышу, как Софья с Олесей о чем-то переговариваются. Открываю глаза и сразу натыкаюсь на веселый взгляд Софьи.
        - Билет до Москвы мы тебе купили, Амина, - говорит она быстро и добавляет задумчиво. - Ты знакома с матерью? Вы хорошо общаетесь?
        - С мамой? - глупо переспрашиваю я. Давным-давно привыкла называть матерью Нур. - Я ее никогда не видела, уважаемая Софья. Отец запрещал даже упоминать о ней.
        - То есть, ты едешь, по сути, к незнакомому человеку, - не спрашивает, а утверждает Софья. - Тогда вот что… - Она задумчиво смотрит на меня, переводит взгляд на дочку и выдает решительно.
        - Значит так… Тут тебе оставаться нельзя, как я поняла. Поэтому мы заберем тебя к себе, Амина. В любом случаев компании друзей легче адаптироваться к новой жизни. Надеюсь, что мы подружимся…
        - Благодарю вас, - шепчу я, сглатывая ком в горле. - Но может быть, лучше сразу к маме?
        - Разберемся, - мотает головой Софья. - В любом случае, летим до Москвы, а там решим. Если не испугаешься большого города, мы с Олеськой объясним, как добраться до Питера. В противном случае, увезем тебя к себе. Но пока еще рано об этом думать. Давайте спать, девочки. Перед дальней дорогой нужно отдохнуть.
        Через минуту-другую в комнатах гаснет свет. Мать и дочь укладываются у себя в спальне, оставив меня в спасительном одиночестве. Бездумно пялюсь в потолок и молюсь. На все воля Аллаха!
        Я даже не успеваю закрыть глаза, как за окном слышится визг тормозов, и свет ярких фар отражается на темном потолке.
        - Искандер, открывай! - слышу я голос отца и замираю, вжав голову в плечи. Подскакиваю с дивана. И тут же оседаю обратно. Дико кружится голова, а в глазах темнеет.
        - Князья гор пожаловали, - цедит Софья. В короткой ночнушке пересекает гостиную и останавливается у окна. - Старший брат Искандера… Это твой отец, я правильно понимаю?
        - Да, - киваю я, медленно подходя следом.
        - Не выходи, всех подведешь, - шипит Софья и предусмотрительно хватает меня за рукав. - Сиди как мышь, Амина. Доверься дяде и бабушке.
        Осторожно встав рядом с Софьей за шторой, я во все глаза смотрю во двор. По площадке, выстланной тротуарной плиткой, спешит дядя Искандер. Открывает ворота, впуская на территорию гостиницы отца, братьев и Айрата.
        - Где она? - не сдерживаясь, кричит отец, пытаясь схватить за грудки Искандера. - Ты зачем выкрал Амину из больницы?
        - Да ты спятил, Мурат! - толкает отца младший брат.
        А тот и не думает отступать. Мой бывший жених и братья отстраненно наблюдают. Но я замечаю, как взгляд Айрата цепко скользит по окнам.
        - Этот вурдалак и есть твой жених? - шепчет Софья и, прижав ладошку ко рту, вздыхает горестно. - Ой, мамочки. О чем только Мурат думал…
        - Вы знаете моего папу? - выдыхаю я громко.
        - Нас Искандер давно знакомил, - тихо объясняет Софья. - Мы же каждый год сюда приезжаем. Я даже помню тебя маленькой девочкой. Ты носила такой бледно-розовый платок и сумочку «Мисс Китти» со стразиками…
        - Ой, точно, - сквозь боль улыбаюсь я. - Я вас тоже помню…
        - Вот и здорово, - подмигивает мне Софья и кивком показывает вниз. - Сейчас Зарема их научит Родину любить.
        В речи моей новой знакомой много непонятного. Почему именно сейчас бабушка будет учить отца и его спутников любить Родину? Или это идиома? Мне в словаре не попадалась подобная. Нужно, наверное, завести тетрадку и туда записывать все новые выражения. Но это потом. Все потом.
        Гляжу на бабушку, что-то объясняющую отцу. И по ее грозному виду догадываюсь, что разговор не из легких. Моя Зарема словно валиде- ханум отчитывает провинившегося евнуха. Отец слушает ее спокойно, а потом бросает что-то резкое. Бабушка разводит руками и ведет его к дому, где живут она и Искандер с семьей.
        - Мне даже в голову не приходило, что Зарема такая хитрая, - усмехается Софья и чуть громче обычного зовет дочку.
        - Олеська, ты не спишь?
        - Нет, мам, - доносится из спальни. - А что?
        - Нам нужно подумать, как вывести Амину из отеля. В номера к гостям они вряд ли сунутся. Но если подозревают что-то, то у ворот поставят своих людей.
        - А что тут думать? - фыркает заспанная Олеся. Нужно спрятать лицо и руки-ноги. Поэтому нужно одеть на Амину твою толстовку с капюшоном и мои кеды. А руки обязательно засунуть в карманы. Никто и не догадается.
        - Хороший вариант, - кивает мать и добавляет задумчиво. - Тебе придется надеть джинсы, Амина. Тогда точно никому и в голову не придет.
        Джинсы! Мне?! Я брюки надевала от силы раз пять, да и то с длинной туникой, почти до колен. А о джинсах, обтягивающих бедра и зад, никогда речь не заходила. Нур бы меня со свету сжила, заикнись я о чем-нибудь подобном.
        31
        Трясущимися руками беру из рук Олеси штаны из грубой ткани и неожиданно испытываю несказанное счастье. Сколько раз я видела джинсы на других девчонках, сколько раз разглядывала картинки в глянцевых журналах, где красивые девушки в джинсах рекламировали все что угодно. Но даже и думать не думала, что надену их на себя. Рваные, потертые, с драными краями. Превозмогая головную боль, натягиваю на себя эту чуждую мне одежду и неловко застываю на месте.
        - Они мне малы, - шепчу, не скрывая сожаления. И чуть не реву от досады. В комнату заглядывает Софья и, оглядев меня, велит со знанием дела.
        - Попрыгай немного и втяни живот. Они должны плотно сидеть.
        Еле-еле застегиваю на себе эти чудо-штаны и не могу даже вдоха сделать.
        - А когда можно дышать? - спрашиваю с улыбкой.
        - Завтра, - весело отмахивается Софья и, повернувшись к дочке спрашивает. - А где твои big brother jeans?
        - Ой, не надо! Он будет ругаться, - прошу я, сгорая со стыда и прижимая ладони к пунцовым щекам.
        - Кто? - не понимают мои новые подруги, а затем, догадавшись, заливаются смехом. Я смотрю на их веселые лица и не возьму в толк, чем могла так развеселить. Только же попросила не давать мне джинсы старшего Олесиного брата. Это как-то совсем неприлично.
        Нахохотавшись, Олеся бежит в коридор. И выуживает из стоящего там чемодана еще одну пару джинсов.
        - Померь эти. Они посвободнее. Это модель так называется. А не то, что ты подумала.
        И, конечно же, бледно-голубые джинсы с шелковым пояском вряд ли бы надевал мужчина. Улыбаюсь смущенно и шепчу чуть слышно.
        - Простите. Я не знала.
        - Тебе сейчас многое будет в новинку, - замечает задумчиво Софья. - Не стесняйся, спрашивай.
        - Спасибо, - низко склонив голову, бормочу я и убегаю в ванную переодеваться.
        Эта модель сидит гораздо свободнее и не давит мне между ног.
        - Вроде ничего, - говорю, стесняясь, и, выйдя из ванной, рассматриваю себя в зеркало.
        - Да, отлично, - довольно улыбается Софья. - На вот толстовку. Она скроет немного фигуру, а капюшон - лицо.
        Надеваю широкую безразмерную кофту и не узнаю сама себя. Совершенно другой человек. Из иного мира, на который я глазела издалека, не смея подойти поближе.
        - Просто супер! - хлопает в ладоши Олеся. - Прям не узнать тебя, Аминка!
        Сокращенное имя бьет по нервам и режет слух. У нас никакие сокращения не приняты. Но сказать об этом я не смею. Боюсь обидеть двух замечательных женщин, помогающих мне. И пока раздумываю, что сказать, в коридоре слышатся голоса и стук в соседнюю дверь.
        - Ничего страшного, Искандер, - где-то поблизости рыкает отец. - Я просто проверю, не прячешь ли ты Амину в пустом номере.
        - Все номера заняты, брат, - громко вздыхает дядя. - Я надеюсь, когда ты в этом убедишься, то принесешь мне и гостям свои извинения.
        - Не надейся, - отрезает отец. И даже не видя его, только по интонации я понимаю, как он взбешен. Застываю на месте, трясясь от страха. Слышу стук в дверь и понимаю, что я пропала. Он нашел меня!
        И буквально через секунду оказываюсь в ванной комнате, куда меня заталкивает Олеся. Заходит следом и запирает дверь.
        - Т-с-с, - подносит палец к губам. - Сейчас мама его отбреет! Сам не рад будет…
        Вздрагиваю, когда стучат снова. Но Софья не торопится открывать. Затем приоткрывает дверь и сонно спрашивает.
        - Что случилось? Кто-то умер?
        - Мы ищем девушку, - бубнит по-русски отец. - Извини, что побеспокоили, Софи.
        - А почему ты ее ищешь у меня в номере, Мурат? Кто дал тебе право вламываться ко мне и к моей группе посреди ночи? Или понятие «честь» применимо только к восточным женщинам? А о других можно вытирать ноги?
        - Пропала моя дочь, Софи, - вкрадчиво сообщает отец.
        - Где она пропала? Здесь, в отеле? - резко бросает Софья.
        - В госпитале, - вздыхает отец. - Мне кажется, Искандер ее выкрал и привез сюда.
        - Когда кажется, креститься надо, - огрызается Софья. - Я как руководитель группы категорически против, чтобы посторонние мужчины вламывались в номера моих подопечных. Это понятно?
        - Тогда тебе придется пойти с нами, Софи, - гневно заявляет отец.
        - Подождите, мне нужно переодеться, - цедит Софья и через минуту выходит из номера.
        - Олеся, дочка, закройся и никому не открывай. Ходят тут всякие…
        - Я же тебе говорила, - довольно хмыкает Олеся, выглядывая из ванной. - Мама сейчас всем пи.. люлей выпишет.
        - А откуда твоя мама знает моего отца? - спрашиваю я растерянно. - Неужели они знакомы?
        - После гибели папы она жила тут почти год. И со многими местными познакомилась, - отмахивается Олеся. - Она многим обязана Латифе и ее мужу. А вот твой отец, кажется, не заслужил ее уважения. Прости…
        - Наверное, меня это не должно интересовать, - пожимаю плечами я. - У папы много знакомых.
        Подхожу к окну и снова выглядываю из-за занавески. И сразу натыкаюсь на мощную фигуру Айрата. Мой жених будто изваяние застыл посреди двора и не двигается с места.
        Наблюдаю, как из отеля выходит разгневанный отец. Машет руками, что-то объясняя Айрату. А тот упрямо мотает головой и бросает что-то краткое. Видимо, никак не может смириться с потерей побитой и бесправной невесты.
        Где-то сзади хлопает дверь, и в номер стремительно входит Софья.
        - Твой отец утром поедет в полицию. Собирается устроить здесь обыск. Как же тебе повезло, Аминка, что мы уезжаем через два часа. Вот только как нам обмануть гончих Мурата?
        - Главное, спрятать руки, - шепчет Олеся. - Кажется, у Ирки есть перчатки телесного цвета. Схожу, попрошу.
        - Заодно возьми у Даши накладные прядки, - кивает Софья. - Главное, пройти мимо твоих братьев, Амина.
        - Муса и Керим особой опасности не представляют. Они очень невнимательные. Но с ними остался Айрат. А он точно ни одной детали не упустит.
        32
        - Слушай, а он же какой-то чемпион, да? Что-то вроде выиграл в прошлом году? Мне Искандер хвастался.
        - Да, - киваю я. - Он взял Золотой пояс в единоборстве по сайокану. Непобедимый чемпион.
        - Может, у него кто-нибудь возьмет автограф? - неожиданно предлагает Софья.
        - Не надо, ни в коем случае, - шепчу я. - Айрат сразу заподозрит неладное. И уж точно не выпустит никого до приезда полиции.
        - Автограф отпадает. Тогда придумаем что-нибудь другое, - хмыкает Софья. - Но я тебя выцарапаю отсюда, девочка.
        «Как?! - хочется закричать мне. - Еще никому не удавалось провести отца и Айрата. Зря мы все это затеяли. Абсолютно зря».
        Когда в номер возвращается Олеся, я чувствую себя на взводе. Готова снова надеть платье Латифы и через заднюю калитку пробраться на улицу. Обойти квартал и «случайно» встретить Айрата. Он меня все равно найдет и убьет, зато хорошие люди не пострадают.
        Олеся возвращается с большим пакетом. Выуживает из него какие-то тряпки и искусственные волосы.
        - Ловкость рук и никакого мошенства.
        - Что вы затеяли? - изумленно спрашивает Софья у дочки.
        - Сейчас Ирка к нам придет. Разрисует Аминку и сделает ей прическу. Ни одна собака не узнает. Перчатки вызовут подозрение. Лучше Амина засунет руки в карманы, а мы будем вести ее под руки. Как пьяную…
        В ужасе гляжу на своих новых знакомым и не верю своим ушам. А как все вскроется… Айрат спиртное даже на нюх не переносит. Точно убьет меня…
        - Прорвемся, Амина, - твердо говорит Софья. - Другого выхода уже нет. Если сдашься, подведешь много народу.
        Сбивчиво делюсь с ней своими сомнениями.
        - А это мысль, - хмыкает она довольно. И когда в номер с феном и плойкой вваливается хрупкая маленькая девушка, куда-то уходит.
        Вероятно, эта самая Ира - большой профессионал в своем деле. Она вертит меня, как куклу. Осторожно мажет мое побитое лицо какими-то кремами, рисует стрелки и красит ресницы. Ее руки легкими птицами скользят по моим синякам, тщательно замазывая их. Но я, замерев, терплю, когда Ира втирает мне в кожу тональный крем. Ее старания не проходят даром. Синяков почти не видно. Но и само лицо приобретает какое-то чужое выражение. Становится чуть тоньше нос и немного выше поднимаются скулы. В итоге я похожа на кого угодно, только не на себя. В ужасе смотрю на свое отражение, пока Ира заплетает мне тугую косу и по бокам прицепляет на малюсеньких прищепках длинные розовые пряди.
        - Амина-Мальвина, - смеется заливисто. - Теперь тебя точно от нас не отличить! Может, всем надеть форму и олимпийки? - предлагает она. - Будем одинаковые! Прикольный номер!
        Когда в номер возвращается Софья, девчонки наперебой ей рассказывают свой план.
        - А это идея, - чуть улыбнувшись, кивает она. - Красивые женские ноги, обтянутые черным трикотажем сведут с ума любого. Только часть группы наденет олимпийки, как будто холодно. А другая будет в черных майках, но без бюстгальтеров. Олимпийки выйдут позже и пройдут сразу в микроавтобус. А майки выходят первыми и тусят по двору и улице. Можно даже побегать взад-вперед.
        - Мама, ты гений! - восхищенно тянет Олеся. - А ты что наденешь?
        - Поеду так, - отмахивается Софья. А я смотрю на ее формы, которыми ее щедро наградил Аллах. На покатые бедра, затянутые джинсами, на высокую грудь, колышующуюся под тонким трикотажем.
        - Айрат залипнет обязательно, - шепчу я, улыбаясь через силу.
        - Я еще и волосы распущу, - хмыкает Софья, будто подслушав мои мысли.
        На улицу я выхожу вместе с Олесей и Ирой. Идем под ручку, как подружки. За воротами я сразу вижу Айрата, стоящего чуть поодаль. Мой бывший жених глазеет на одну из девиц в майке. Положив руки за голову, она потягивается в свое удовольствие. Жадный взгляд Айрата сосредоточен на тонкой майке, под которой ходят ходуном упругие мячи.
        Мы с девчонками без труда заходим в микроавтобус и садимся на самом дальнем сиденье. Олеся заботливо завешивает шторки, оставляя мне лишь маленькую щель. Смотрю на вышедших проводить группу родственников. Бабушка, Латифа и дядя Искандер.
        «Прощайте, мои дорогие, - шепчу я, стараясь не разреветься. - Когда-нибудь увидимся снова!»
        - Все, уезжаем! - громко кричит Софья и, повернувшись к Искандеру и Латифе, заявляет решительно.
        - Больше ноги моей не будет в вашем дурдоме. Это ж надо такое устроить!
        - Мы сделали все, что могли! - кричит Латифа. - Приезжай снова! Береги себя, дорогая! Мы молимся о тебе!
        Софья кивает на ходу и заскакивает в автобус. А мне кажется, что слова тетки обращены ко мне.
        - Все на месте? Поехали, Автандил! - велит Софья водителю, и тот послушно закрывает двери и выруливает на соседнюю улицу. Этого человека я не знаю. И судя по имени, это кто-то из местных.
        - Езжай быстрее, а то опоздаем, - велит Софья и добавляет, улыбаясь. - Дорога пустая. Лучше без очереди пройдем паспортный контроль.
        Чуть приоткрываю занавеску и в последний раз смотрю на небоскребы и поднимающееся над городом солнце. Мысленно прощаюсь с городом своего детства и юности. И точно знаю, что никогда сюда не вернусь. Не посмею.
        33
        «Что ты знаешь о свободе, тепличная нежная девочка?!», - думаю я, проходя таможенный и пограничный досмотр. Последний заслон на пути к новой жизни. Но смогу ли я жить спокойно? Смогу ли забыть проступок отца и Нур? Вычеркнуть навсегда из памяти Айрата? Стану ли свободным человеком в другой стране? Или мне предстоит до конца жизни прятаться от родственников? Поймет ли отец, что я не виновата? Простит ли? Забудет ли меня Айрат? На этот вопрос я знаю точный ответ. Нет. Никогда. Он повел себя как набитый дурак. Ничего толком не выяснил, устроил скандал. Опозорил меня и мою семью своей выходкой. Взрывной характер сослужил моему бывшему жениху дурную службу. А мне помог избежать ненавистного брака. Собственную глупую выходку Айрату можно сгладить лишь моим возвращением. Тень позора, лежащую на моей семье по вине Айрата, трудно прогнать прочь. Пусть даже тысячи солнц воссияют над нашим домом, не стереть ни за что бесчестье. Вести о сорванной свадьбе уже достигли многих ушей. И Айрату нужно или взять меня в жены, признав собственное безумие и вымолить у меня прощение за необоснованную расправу, или он
должен вернуть меня в дом родителей. Скорее всего, моих родственников и жениха устроил бы второй вариант. Запереть меня в доме, чтобы никто и никогда не узнал правды. Вот только я сбежала. А значит, могу быть опасна.
        - Не дрожи, - ласково шепчет мне Софья. Они с Олеськой поддерживают меня под руки. А Ира и еще одна девочка, Даша, прикрывают от любопытных глаз. Мне бы сесть посидеть. А лучше полежать. Голова кружится, а в глазах двоится. А от постоянного кома в горле тошнит. А еще люди. Множество людей вокруг. Я не привыкла к такому. И теперь с опаской оглядываюсь по сторонам.
        - Потерпи немножко, - улыбается мне Софья и ласково гладит по руке. - Еще чуть-чуть, и ты на свободе.
        Таможенник, толстый лысый мужик с короткими усиками, смотрит на меня очень внимательно. Опускает глаза на недавние штампы и будто о чем-то раздумывает.
        «Пропусти, пропусти, - молю я и без устали взываю к Аллаху. Толстяк снова оглядывает меня недоверчивым взглядом. Морщит лоб и, поставив штамп в паспорт, кивает за будку.
        - Проходи, - говорит на турецком. - Будь счастлива, - бросает вдогонку.
        Спешу к девчонкам и к Софии. И от волнения чуть не падаю им на руки.
        - Быстрее в самолет, - командует моя новая знакомая. - Что-то мне кажется, времени у нас мало.
        - Уже объявили посадку, - кивает Ира. И мы дружной толпой направляемся к длинной кишке, соединяющей зал отлетов с салоном самолета. Протягиваем билеты и занимаем свои места.
        Откидываю голову на подлокотник и закрываю глаза. Последние минуты перед началом новой жизни. И когда самолет с разбега поднимается в воздух, смотрю на высокие серые горы, стоящие нерушимой стеной. Мы пролетаем над ними, и с высоты птичьего полета я смотрю на маленькие деревеньки и спешащие куда-то машины.
        «Мне удалось! - хочется закричать мне, когда неведомая сила скручивает меня пружиной. Паника и страх пускают отростки, стараясь захватить все мое естество. Корчусь от боли и, согнувшись в три погибели, беззвучно рыдаю. - Мамочка, милая, только на тебя вся надежда!»
        - Ну-ну, Аминка, мы их победили, - гладит меня по спине Софья. - Принесите воды, - велит стюардессе. Копошится в сумке, выуживая какие-то таблетки. - На, выпей, - протягивает мне горсть. Мне не приходит в голову ответить отказом. Послушно глотаю пилюльки и на какое-то время забываюсь спокойным сном. Софья будит меня к обеду. Ухаживает за мной, как за маленькой, и старается не тревожить досужими разговорами. Что-то читает в телефоне и хмурится.
        С трудом съедаю салат и маленькие кусочки курицы с рисом. Как по мне, еда совершенно безвкусная. Ем через силу, даже не предполагая, когда доведется поесть в следующий раз. Удивляюсь собственным мыслям, роящимся в голове. Видимо, срабатывает инстинкт самосохранения. Есть возможность - отдыхаю, дают еду - ем. Вот только не знаю, как дальше будет. Что есть? Где спать? И как заработать на жизнь?
        Закрываю глаза, лихорадочно думаю. Так, что я умею? Рисую, немного умею готовить, вышиваю и знаю языки. Но наверняка в Москве это никому не нужно. Может, посоветоваться с Софьей?
        Но как только я тихонько делюсь с ней своими страхами, она категорически мотает головой.
        - Сначала нужно поправить здоровье, Амина. Заказать нужные документы. Но это мы дома обсудим. Попутно будем смотреть, какие варианты подвернутся с работой. И, конечно, искать твою маму. Но думаю, этот пункт самый трудный. А сейчас важнее всего документы…
        - У меня есть паспорт, - шепчу я чуть слышно.
        - Этого недостаточно, - бурчит Софья. - Нужно получить страховые полисы в пенсионном фонде и медицинской страховой компании. Тогда можно воспользоваться бесплатным медицинским обслуживанием. Спи пока. Дома поговорим, - улыбается мне она.
        И я снова послушно закрываю глаза. Сознание, сыграв со мной злую шутку, тут же переносит меня в дом отца. Будто наяву я вижу наш двор, усаженный виноградом. Чувствую тяжелый запах роз, украсивших дом к моей свадьбе, и наблюдаю словно со стороны, как ко мне несется Айрат.
        - Убегай! - кричу я самой себе, застывшей посреди холла в белом платье и таком же платке. - Он убьет тебя!
        34
        И распахиваю глаза от собственного вопля.
        - Я кричала, - то ли спрашиваю, то ли подтверждаю я.
        - Нет,- успокаивает меня Софья. - Тебе приснилось, девочка. Но хорошо, что ты проснулась. Я хотела будить тебя. Гляди, уже подлетаем.
        Подняв пластиковую шторку, я с удивлением смотрю на раскинувшийся внизу город. Москва.
        Если в прошлый раз мы прилетали днем, а около окна сидел отец, и мне ничего не удалось рассмотреть, то сейчас я, не отрываясь, глазею на море огней, тянущихся куда-то за линию горизонта. Смогу ли я тут ужиться, или стихия чужого города разобьет меня вдребезги?
        Вместе с другими выхожу из самолета и сразу же ежусь от сильного порывистого ветра. Софья накидывает мне на плечи свою олимпийку.
        - Надень. Зря сняла.
        Кутаюсь в теплый трикотаж с начесом и даже не знаю, что делать дальше.
        - Ты едешь к нам, - решительно заявляет Софья. - Олеся, ты такси вызвала?
        - Да, - кивает сонная Олеська. - Через сорок минут приедет. Как раз успеем получить багаж.
        Я же путешествую налегке. У меня только документы в маленькой перекинутой через плечо сумочке Латифы, которую перед отлетом отдала мне Софья.
        Суета с получением багажа сменяется прощальными объятиями. Девчонки обнимают Софью и уверяют завтра же прийти на занятия.
        - Прогуляют все, - усмехается она, усаживаясь со мной на заднее сиденье такси. - Олеська, ты домой или сразу поедешь к Игорю?
        - К нему, мам, - беззаботно отвечает та. - Он меня ждет.
        - Ты в маршрут адрес вбила?
        - Ну конечно. Сначала отвозите меня, а потом едете к себе.
        Автомобиль летит сначала по трассе, а потом ползет по забитым московским улицам. Даже среди ночи тут очень активное движение. Я во все глаза смотрю в окно, за которым, обнявшись, ходят парочки и спешат домой запоздалые прохожие. Удивленно гляжу на женщин, идущих в одиночестве.
        «У нас такое невозможно, - думаю я, понимая, что попала в совершенно другой мир. - Зазеркалье какое-то! Или, может, я жила в мире иллюзий и сказок?»
        Автомобиль тормозит около нарядного дома, где на крыльце маячит высокий худой парень. Олеська, выскочив из машины, радостно кидается ему навстречу. А он, не таясь, целует ее в губы. И только потом забирает чемодан у водителя.
        - Это Олесин муж? - спрашиваю тихо.
        - Да не дай бог, - усмехается Софья. - Встречаются они. Как по мне, уже давно пора закрыть этот проект.
        - Встречаются, - словно попугай повторяю я, не в силах поверить. Девушка открыто живет с мужчиной, и родная мама против их брака. Да что же это делается?
        - У нас женщины самостоятельные. Учатся, работают. Зарабатывают не меньше мужчин. И сами решают, когда им выходить замуж.
        - И их никто не осуждает? - спрашиваю изумленно.
        - Нет, - пожимает плечами Софья. - Люди равны в своих правах. Женщины не зависят от мужчин. Нет, правда, такой защиты, как у вас. Но и она не всегда срабатывает, верно?
        - Да, - киваю грустно и неожиданно думаю, что там делают Латифа и Искандер. И что же творится в родительском доме?
        Такси тормозит на широком проспекте около высоких ворот.
        - Дальше не проехать, - вздыхает Софья. - Высадите нас тут, - заявляет твердо. И расплатившись, ведет меня вглубь двора. Озираюсь по сторонам. Вглядываюсь в темные окна домов и с ужасом кошусь на группу людей, сидящих на лавочках и качелях. Кто-то смеется, а кто-то брынчит на гитаре. Лиц не разобрать, но и по фигурам понятно, что там мальчики и девочки.
        - Не бойся, это наши местные подростки, - успокаивает меня Софья.
        - И как их выпустили из дома в такое время?
        - Сама удивляюсь, - усмехается она и тянет меня к подъезду. - Пришли.
        Софья долго ищет ключи. Затем прикладывает брелок к какому-то устройству и тянется к двери. Но та распахивается сама собой, чуть не сбивая Софью с ног. Из подъезда выходит компания. Двое красивых мужчин и тонкая изящная девушка. И если первый парень и его спутница проходят, не обращая на нас никакого внимания, то следующий за ними мужчина приветливо кивает Софье.
        - Добрый вечер, Софья Петровна! Мои гости так спешат уединиться, что никого не замечают. Простите!
        - Доброй ночи, Герман, - кивает мужчине моя спасительница и, заметив, как он с интересом смотрит на нас, тянет меня в подъезд.
        - Лиманский, хрен бы тебя побрал, - бурчит, незлобливо ругаясь. Кивнув заспанной консьержке, тянет меня к лифту.
        Оглядываюсь по сторонам, замечая люстру, огромной гроздью свисающую с потолка, фрески на стенах и барельефы.
        В доме, где мы останавливались с родителями, такого убранства не было.
        Мы долго едем в новенькой кабине лифта с блестящими кнопками. Поднимаемся на пятый этаж. Софья долго возится с замками и, открыв первую металлическую дверь, пропускает меня в тамбур. Отпирает дверь в квартиру и тут же включает свет.
        - Заходи, Амина. Располагайся!
        35
        Шагаю через порог и тут же понимаю, что попала в женское царство. Белая мебель. Обои с лавандой. Полосатая мебель и множество цветов.
        - Идем, покажу твою спальню, - говорит Софья и, взяв меня за руку, как маленькую, ведет через просторный зал с камином и белыми тумбами, на которых расположеныВЫСОКИЕбелые вазы с синими цветами.
        - Потом рассмотришь мою бедную халупу, - смеется хозяйка квартиры и, распахнув белую деревянную дверь, взмахом показывает на широкую кровать, застеленную цветастым покрывалом.
        - Это Олеськина светелка была. Теперь твоя. Иди, купайся, - открывает она соседнюю дверь, за которой прячется ванная. - И спать! Завтра решим, что нам делать дальше.
        Я послушно киваю и захожу в комнату. Кладу свою невеликую поклажу на белый туалетный столик.
        - Вот тебе Олеськин халат, - протягивает мне Софья длинную шелковую вещицу. - Иди в ванную первая, - командует она.
        - Сначала вы, уважаемая Софья, - тихо, но твердо говорю я. - Вам тоже нужно отдохнуть.
        - Не будем спорить, ты первая, - отмахивается она. - У меня еще есть дела. А ты быстренько искупайся и ложись. Спокойной ночи, - Софья целует меня в щеку и, собираясь уходить, задерживается в дверях.
        - Когда ляжешь спать, скажи «На новом месте приснись жених невесте». Это у нас поговорка такая. Кто приснится, за того и выйдешь замуж.
        - Не дай Аллах, приснится Айрат, - тяжело вздыхаю я.
        - А если твой мальчик? - подмигивает мне Софья.
        Тимур! От мысли, что мы можем быть вместе, перехватывает дыхание.
        - А эта примета работает? - спрашиваю с жалкой улыбкой.
        - Еще как! - уверяет меня Софья и уходит к себе, оставляя меня одну. Без сил сажусь на кровать. Тупо смотрю на стену, оклеенную обоями с крупными розами. Гляжу на шторы. Темно-зеленые и белые. Необыкновенно красивые и стильные. И подойдя к окну, сквозь тонкий тюль смотрю на соседние дома, в которых кое-ГДЕзагораются окна. Вижу чуть в стороне подсвеченный прожекторами длинный шпиль со звездой. Не Кремль, конечно, но какое-то правительственное здание.
        Если бы мне в ночь хны или перед хамамом кто-то сказал, что я окажусь в Москве и попробую тут поселиться, одна, без помощи родных, я бы умерла со страху. А сейчас я стою у окна где-то в центре столицы России и раздумываю, с чего мне начать новую жизнь?
        «С душа, Амина! - ругаю себя. - Софья тебя ждет!»
        Тщательно задергиваю окна, будто меня кто-то собирается похитить. Осторожно снимаю с себя чужие вещи и, накинув темно-зеленый халат, плетусь в ванную. И тут понимаю, что влезть в нее я не могу. Сильно кружится голова.
        - Все в порядке? - окликает меня Софья. - Или нужна помощь?
        - Боюсь упасть, - честно признаюсь я.
        - Давай постою рядом, - предлагает мне Софья.
        - Хорошо.
        И как только я с трудом становлюсь под душ, зовет меня.
        - Говори со мной Амина. Не молчи.
        - Что говорить? Я не знаю, - лепечу из-за занавески, усыпанной яркими цветами.
        - Пой, - усмехается Софья.
        - Не умею, - признаюсь честно. - Матушка возражала, когда кто-то пел в доме. Говорила, что иблисы в аду воют так же.
        - И что? Никто не пел?
        - Нет. Она не любит…
        - Значит, научим тебя петь. И танцевать. Долго не парься, - предупреждает Софья строго. У тебя сотрясение мозга, и тебе показан постельный режим. Поэтому по-солдатски…
        - Как? - не понимаю я.
        Софья смеется. Сквозь шум воды я слышу ее хриплый голос. И как только я выключаю воду, подает мне полотенце за ширму.
        Потом помогает надеть халат и провожает до кровати.
        - Ложись так, - кивает на халат. - Завтра купим тебе все необходимое. Это ж надо, выгнали из дома без трусов и зубной щетки!
        Ложусь. Закрываю глаза. Вдыхаю запах чистого белья и благодарю Аллаха, что на моем пути оказалась Софья. Назначь мой отец свадьбу чуть позже, и я бы не выбралась.
        - Да продлит Аллах ее дни, - молюсь, свернувшись клубочком, и внезапно вспоминаю странную фразу.
        «На новом месте приснись жених невесте, - повторяю медленно, обдумывая каждое слово. Искренне надеюсь, что хоть во сне увижу Тимура. А когда засыпаю, в мои сны вторгается тот самый Герман, которого мы с Софьей встретили у подъезда.
        Он церемонно берет меня за руку и ведет в центр круга. Мы танцуем вальс.
        36
        Оказавшись в безопасности, мой организм дает сбой. Дико болит голова, и, судя по всему, отбиты почки.
        - Постельный режим, - говорит врач и настаивает на госпитализации.
        - Мы сами справимся, - категорически возражает Софья и легко организует обследование и лечение на дому. Приезжают какие-то важные тетки, осматривают меня, качают головами, глядя на мое избитое тело, и каждая считает своим долгом заметить.
        - В полицию обращались?
        -Да, - кивает Софья, - они разбираются.
        А я даже представить себе не могу, что там творится дома. Мои родственники наверняка даже не потрудились узнать, кто прислал Айрату те гнусные снимки.
        «Кто ты, шакал?» - думаю я и готова разреветься от безысходности. Одна в чужой стране. Обуза посторонним людям.
        - Что-то ты у меня загрустила, - вздыхает Софья, вручая мне кружку с наваристым бульоном. Я не привыкла к такой еде. Уж лучше чечевичный суп с гренками. Но Софья настаивает, а я никак не могу ей отказать.
        - Пей, моя хорошая, - причитает она надо мной и добавляет со вздохом. - Звонила Латифа. Айрата выслали из страны. И говорят, Федерация не станет с ним продлевать контракт. А твой отец находится под домашним арестом и подпиской о невыезде. И если следствие признает их вину, то обоим грозит тюремный срок.
        - За что? - чуть ли не подпрыгиваю я на кровати. Отставляю в сторону чашку. Боюсь разлить. - Я же ничего не подписала! Отца не должны арестовать.
        - Амина, - снисходительно улыбается Софья. - Этот человек недостоин называться твоим отцом. Он хотел твоей смерти.
        - Его можно понять, - тяжело вздыхаю я. - Он был в ярости, решил, что я опозорила семью. Не смог совладать с собой.
        - А виноваты вы с Тимуром? - недовольно хмыкает Софья. - И вину вашу даже доказывать не пришлось.
        - Неужели и Тимуру досталось? - охаю я. - Бабушка говорила, что он уехал.
        - Нашли, - скупо кивает Софья. - Избит страшно. В реанимации лежит. Если помрет, то Мурата посадят. А выживет, замнут дело.
        - О Аллах, - вскрикиваю и, прикрыв рот рукой, испуганно смотрю на Софью. - Он жив? В сознании?
        - Пока не пришел в себя, - мотает она горестно головой. - Около палаты выставили охрану.
        - Мы же только держались за руки, - говорю, пытаясь не сорваться на крик.
        - Это ты так думаешь, - криво усмехается Софья. - Твой Тимурчик, тот еще козлина, сам во всем виноват. Латифа сообщила, что Мурату удалось выяснить, откуда прислали фотки. Пробили номер телефона и симку. Это влюбленный идиот решил так расстроить свадьбу! И чего добился, урод! Даже замести следы ума не хватило. Отправил фотки с телефона двоюродного брата. Он специально сделал фотошоп. Думал, Айрат от тебя откажется. Ну, не идиот ли?
        Обхватываю голову руками, пытаясь хоть немного осмыслить.
        Тимур. Это ты опозорил меня. Лишил дома и родственников. Одним ударом выбил меня из рук Айрата. Ну и на том спасибо.
        Дрожащими пальцами тянусь к чашке. Делаю глоток, другой. Теплая жидкость спускается по пищеводу, с каждой каплей давая мне надежду на новую жизнь.
        «Тут все иначе, - твержу я себе. - Даже чай заваривают как-то не так. У нас в чайник сразу засыпают заварку, и он кипит постоянно, ожидая гостей. И пьют его из маленьких стаканчиков. А тут заваривают отдельно. И наливают в чашку. Еще и лимон добавляют с сахаром. Софья поила меня таким горячим лимонадом. Непривычно, но вкусно».
        - Что же теперь делать? - спрашиваю Софью.
        - Тебе? - передергивает она округлым плечиком. Откидывает назад волосы и улыбается мне. - Ничего, моя хорошая. Все уже позади. И твой отец, и Айрат поняли, что ты не виновата. Но никогда не признают свою вину. Я даже не могу представить ситуацию, когда бы Мурат извинился. Напыщенный индюк! - фыркает Софья, вставая. - Я не должна тебе говорить гадости о нем. Все-таки твой отец… Но прости, как тут сдержаться! Отдыхай. А я сгоняю в «Империал», проведу треньку и вернусь. По дороге куплю что-нибудь вкусненькое.
        Вкусы у нас с Софьей разные. Но я не смею даже обмолвиться о своих предпочтениях. Киваю с благодарностью.
        Чужой человек принял меня в свой дом и заботится. Не хватало еще моих капризов.
        Софья выходит, а я закрываю глаза, пытаясь понять, как любящий человек мог так поступить со мной. И любовь ли это? Или самая настоящая подлость и глупость? Стараюсь не думать об отце и Нур. Почему они не защитили меня от нападок Айрата и сами приняли участие в расправе? Почему никому не пришло в голову проверить подлинность фотографий и хоть как-то защитить меня?
        «Тебя предали все. Люди, которых ты считала самыми близкими, просто растоптали тебя. Один по глупости, а двое других, опасаясь чужого мнения, - проносится в голове ужасная мысль. И я, уткнувшись носом в подушку, реву как маленькая. Где-то вдалеке хлопает входная дверь. Софья ушла на тренировку. Многие слова мне до сих пор не очень понятны. Их нет в словарях. Поэтому приходится переспрашивать каждое модное словечко. Записываю их в тонкую тетрадку, выданную Софьей, и потом перечитываю, пытаясь запомнить».
        37
        Слезы высыхают, стоит мне подумать о будущем. Обратной дороги нет, это и ишаку понятно. Вот только как быть дальше? Пойти работать или учиться? Мне бы хотелось стать художником. Вот только где найти деньги на обучение? Софья отдала мне конверт, переданный дядей Искандером.
        - Небось, всю свою выручку отдал, - улыбаюсь я сквозь слезы. Лезу в тумбочку и, достав из сумочки деньги, снова их пересчитываю. Тысяча долларов. Это много или мало?
        Часть из них я отдала Софье на питание и за жилье. Она не хотела брать и половину вернула. Вот только хватит ли этой суммы, чтобы оплатить обучение в университете? И как бы это узнать… Можно продать бабушкины серьги, тоже оказавшиеся в конверте Искандера. Вынимаю их из потайного кармашка и зажимаю между ладоней. Словно чувствую тепло бабушкиных рук. Серьги я точно никогда не продам. Это память о моей горькой судьбе и самом близком и любимом человеке. Бабушка Зарема! Не будь ее, Латифа с Искандером вряд ли бы открыто встали на мою сторону. И отец бы не отдал документы. Даже паспорт. И попробуй шантажировать его кто другой, было бы только хуже. Только Зареме все сошло с рук.
        «Храни тебя Аллах, моя дорогая!» - молюсь я и, поднявшись с постели, подхожу к окну. Гляжу на серое небо и от всего сердца прошу Милостивого и Милосердного, Доброго и Терпеливого дать здоровья и радости моей Зареме.
        Рассеянным взглядом наблюдаю за облаками, бегущими между высоток. Смотрю на яркую вывеску «Империала» - спортивного клуба, где работает Софья. А затем опускаю глаз вниз. Замечаю детишек, копающихся в песке. Их важных мамаш, стоящих неподалеку. Красивые молодые женщины в джинсах и куртках о чем-то весело беседуют между собой и смеются. Я не знаю, кто они. Видимо, живут где-то по соседству. Смотрю на них со смесью зависти и жалости к самой себе.
        «Мне никогда не стать такой же, - думаю, чувствуя едкий ком в горле, и тут же обрываю саму себя. - Кем захочешь, тем и станешь, Амина! Все в твоих руках. Нужно найти работу. Хоть посудомойкой. Лучше выучить русский язык и поступить учиться!»
        Замечаю среди дамочек оживление. Сначала одна смотрит куда-то в сторону. Что-то говорит подругам, и те уже, словно по команде, становятся прямо и отставляют в сторону ножки, как заправские модели. Перевожу взгляд вслед за ними и ухмыляюсь весело.
        Ну, все понятно!
        По узкой дорожке катит высокий черный джип. Останавливается около нашего подъезда, выпуская из своего чрева Германа Лиманского. Высокий поджарый мужчина, не обращая внимания на кумушек у песочницы, берет с заднего сиденья кожаный портфель, какие-то пакеты и куртку. Щелкает сигнализацией и исчезает в подъезде. И мне удается рассмотреть коротко стриженую башку и широкие плечи, обтянутые тонким свитером. Отхожу от окна и, плюхнувшись на кровать, представляю, как Герман заходит в подъезд, поднимается в лифте, открывает ключом свою квартиру… Или его ждет беременная жена. И он, войдя в просторный холл, зовет ее. Целует в губы, кладет ладонь на выпирающий из-под платья живот. От подобных фантазий у меня сводит дыхание и стучит где-то внизу.
        «Нур узнает, отругает», - привычно спохватываюсь я и тут же улыбаюсь самой себе. В моей жизни нет больше надсмотрщиков и блюстителей нравственности. Я предоставлена самой себе. А значит, никто не поможет, но и не отругает. И не изобьет, как собаку.
        «Интересно, а этот Герман женат? - вздыхаю, снова возвращаясь мысленно к соседу. - Почему бы не пофантазировать?» - хмыкаю, улыбаясь. Я же никому не делаю ничего плохого. А этот Герман…
        Может быть, мне когда-нибудь удастся встретить похожего человека. Умного и выдержанного. Красивого…
        Да, Герман красив. Во всяком случае, в моем понимании. Красив. Умен и богат… Вот только где найти такого бедной девушке, только-только приехавшей в Россию? Подскакиваю с постели, забыв о своих болячках. Хочется кружиться в танце и петь. Но в глазах сразу темнеет, и я кулем опускаюсь на кровать.
        Софья права. Сначала нужно оправиться после побоев. Потом найти работу и поступить учиться на художника. И вот только потом мечтать о мужчинах…
        «Но мечтать не вредно», - вспоминаю, улегшись на подушки и смотря в потолок, слова Софьи.
        Интересно, где живет этот Герман? Чем занимается? И как выглядит его жена, и есть ли дети? Не может же такой взрослый и красивый мужчина жить один. Сколько ему? Наверняка лет тридцать. Значит, просто обязан уже жениться. Незаметно для себя я засыпаю и просыпаюсь, когда в спальню врывается Софья.
        - Такие новости, Аминка!
        И тут же спохватывается.
        - Не думала, что ты спишь. Прости!
        - Что? Где? - сонно бормочу по-турецки. А Софья улыбается и, усевшись на кровать, тараторит, размахивая руками.
        - У нас в «Империале» девочка одна забеременела. Пока еще срок маленький. Три месяца. Еще есть время подготовиться. Нужно подумать про курсы, привести в порядок документы, съездить в Питер…
        - Простите, уважаемая Софья, - печально мотаю головой. - Но я ничего не понимаю.
        - Ох, ты ж, господи! - смеется она, всплескивая руками. В полумраке комнаты сверкают чистые умытые камни колец. На запястьях ходуном ходят браслеты. А под водолазкой вздымается высокая грудь.
        - Так. Слушай внимательно. У нас с тобой есть только четыре месяца на подготовку, если Анька не свалит в декрет раньше. Нужно получить все документы. Карточки Пенсионного фонда и медицинского страхования. И самое главное, научиться работать на компьютере.
        - Мне страшно, - обхватываю ладонями щеки и чувствую, как ликует душа. Это мой шанс! И я его не упущу! Землю буду есть, пить воду из лужи, но справлюсь. Помоги мне Аллах!
        - Мы справимся, - гладит меня по плечу Софья и добавляет строго. - В конце месяца у меня командировка в Питер. Одну тебя отпускать я не намерена. Мало ли, что и кто там тебя поджидает…
        38
        - Вы думаете, что отец прислал своих псов? - спрашиваю испуганно.
        - Вполне возможно, - морщит нос Софья. - Поэтому пока оформляем документы. Они все равно пригодятся. А я подумаю, как бы нам навести справки о твоей маме. Есть у меня один знакомый. Раньше в полиции работал. До майора дослужился, - хмыкает она ехидно. - Попрошу его нам помочь. Так что не грусти, Аминка!
        - Я хочу поменять паспорт, - выпаливаю быстро и сама удивляюсь своему решению. Будто кто-то за меня сказал, или за язык иблисы потянули. - Я могу взять фамилию матери? Конечно, с ее согласия.
        - И без согласия можешь, - серьезно глядит на меня Софья и бросает задумчиво. - А это хорошая идея, девочка! Кузнецовых пруд пруди. Почти полмиллиона! Мурат тебя вряд ли сможет найти. А если еще поменять имя…
        - Как? - изумляюсь я. Но идея мне нравится.
        - Была Амина… - Софья задумывается лишь на секунду, - станешь Алина!
        - Алина Кузнецова, - перекатываю по языку новые имя и фамилию.
        - Алина Муратовна, - фыркает Софья и добавляет веско. - А что, звучит! Если, конечно, ты не хочешь и отчество заменить…
        - А можно? - удивляюсь я.
        - С восемнадцати лет, - кивает Софья. - Тебе проще. Подашь заявление, а через месяц с небольшим получишь новый паспорт. И уже тогда по нему оформим остальные бумажки. А если бы меняла я… ну скажем, на Нефертити Ивановну, то мне бы пришлось переоформить кучу документов.
        - Нефертити Ивановна, - хихикаю я.
        - Ага, - смеется вслед Софья и тут же хватается за дребезжащий в кармане сотовый. - Да, - говорит, с трудом справляясь со смехом, и охает изумленно. - Я заливаю? Где? Да не может быть! Сейчас проверю.
        Софья несется в ванную, а за ней еле поспеваю я.
        - О господи, шланг сорвало! - кричит она, кидая на пол полотенца, висевшие на стене. - Аминка, помогай. А то у нас сосед - товарищ суровый. Сразу иск в суд состряпает. Выкатит компенсацию. Я за пять лет не расплачусь. Выжимай в раковину или в душевую кабину! - велит она, перекрывая вентили. И сама лихо черпает воду розовым ковшиком.
        - Заодно ноги попарим, - фыркает Софья, и я поражаюсь ее неутомимости и оптимизму. Только такой человек мог помочь мне проскользнуть прямо перед носом Айрата.
        Я смотрю на Софью в мокрых джинсах, перевожу взгляд на себя. Длинная Олеськина майка с Винни-пухом чуть доходит до колен. Волосы скручены в дульку на макушке, а под ногами все еще плещутся остатки воды.
        - Не спим, - командует Софья и тут же замечает со вздохом. - Тебе же нельзя наклоняться.
        - Все хорошо, - говорю я, снова принимаясь вычерпывать воду. - Голова не кружится и не болит. А вам, уважаемая Софья, нужна помощь.
        - Прекрати обращаться ко мне как к царице Египта, - отмахивается она, выливая очередной ковшик в раковину.
        - Хорошо, Нефертити Ивановна, - пряча улыбку, шепчу я. С Нур такие шуточки отозвались бы мне нотациями. Она еще и отцу нажаловалась бы. Но Софья не Нур, хвала Аллаху!
        Мы смотрим друг на друга и хохочем. И мне кажется, так радостно и открыто я давно не смеялась, наверное, со времен раннего детства. И если честно, сама не помню, было ли такое.
        В наше веселье вторгается какой-то лишний шум. Где-то вдалеке тренькает звонок.
        - Сосед, мать его за ногу, - ругается Софья и несется открывать дверь.
        Я не совсем понимаю, при чем тут чья-то мать и ее ноги. Почти насухо вытираю пол в ванной и, заслышав приближающиеся голоса, собираюсь проскользнуть к себе. Нельзя перед посторонним мужчиной показываться в ночной рубашке. Но стоит мне только повернуться к двери, как с треском разрывается другой шланг, и на пол хлещет холодная вода. Затыкаю пробоину полотенцем, косясь на открытый лючок. Но там множество труб и несколько кранов. С ходу не разобраться.
        - Софья! - кричу во весь голос. - Софья!
        Она заскакивает в ванную и быстро перекрывает нужный вентиль. И я не успеваю перевести дух, как в дверном проеме появляется Герман. Надутый и очень важный. Ловлю на себе его мрачный взгляд и чувствую, как краснею до самых кончиков волос.
        «Отвернись, как тебе не стыдно! Ты вся мокрая!» - талдычит мне здравый смысл голосом Нур. Но я как вкопанная смотрю на Германа, не в силах сдвинуться с места.
        - Хмм… - кашляет Софья, пытаясь погасить возникшее напряжение. - Давайте чаю попьем, что ли… Тут уже больше фонтанов не предвидится. Герман, - зовет она своего мрачного соседа.
        - А… да… Софья Петровна… С удовольствием!
        - Тогда пойдем, - выпроваживает она его из ванной. Настойчиво берет за предплечье.
        - Конечно, - говорит Герман, но так и не двигается с места. Отвожу взгляд и отворачиваюсь через силу.
        - А… - повторяет он, кивая на меня. Скосив взгляд, я вижу его отражение в зеркале.
        - Алина переоденется и присоединится к нам. Я вас познакомлю, - неуверенно бубнит Софья, выводя незваного гостя в коридор.
        - Алина? - как попугай на базаре переспрашивает Герман.
        - Моя племянница, - на ходу сочиняет Софья.
        Жду несколько секунд, давая им возможность свернуть в другой коридор, и сама несусь в спальню. Оглядываю себя в зеркальные дверцы шкафа и готова стукнуться головой об стену. Через мокрую майку проступает грудь, и бесстыдно торчат соски. Просто ужас!
        Стаскиваю с себя мокрую майку и, накинув халат, укладываюсь в постель. Никуда я идти не собираюсь. Не посмею даже поднять глаза на Софью и ее соседа.
        - Мы тебя ждем, а ты тут спишь, - хмыкает Софья, застывая на пороге.
        - Пожалуйста, без меня, - шепчу я, силясь не расплакаться. - Я так подвела вас, уважаемая Софья…
        - Глупости болтаешь, - отмахивается она. - На, вот, - достает с полки чистые Олеськины джинсы, в которых я приехала в Россию. - Надевай. И тунику возьми.
        Цветастая тряпка вслед за джинсами падает на кровать.
        - Оденься и выходи. Хоть на пять минут, Амина. Герман - парень упертый. Ждет тебя пить чай. И никуда не собирается. А мне вставать рано. В восемь тренировка. Так что выручай, подруга!
        39
        Герман
        О чем я только думаю, оставшись на чай у Софьи и настаивая на знакомстве с ее племянницей? Понятия не имею. Только сижу как приклеенный на кухонной табуретке и с нетерпением жду девчонку. Худенькую, пугливую, как птенчик. Но такую красивую! Если честно, я ее приметил в тот самый первый раз, когда столкнулся с Софьей у подъезда. Алишер с Женькой чуть не сбили их с ног, пришлось останавливаться и извиняться.
        И если бы не незнакомая девочка, кивнул бы Софье и прошел мимо. Но малышка испуганно вздрогнула и в ужасе уставилась на моих спутников, будто это монстры какие.
        Всего пара слов. Галантное «прости» Софье и мимолетный взгляд на ее спутницу. Огромные глазища, тонкая талия и высокая грудь, проступающая сквозь необъятную олимпийку. Я сразу понял, что пропал. Захотел ее, как в последний раз. Даже в штанах началось оживление. Вот так сразу, без прелюдий и мимолетной беседы. Даже имени ее не знаю, а уже запал. И сколько ей лет? Восемнадцать есть уже? Я же никогда не связывался с малолетками. А тут пробрало… До костей… До печенки, до последних потрохов.
        Весь вечер в клубе я думаю о ней, хотя вокруг полно прекрасных и легкодоступных женщин. Но я хочу именно ту, которая встретилась мне у подъезда. До дрожи, до отупения!
        Странное дело, я даже не знаю, как ее зовут. Кто она такая? Откуда взялась на мою голову?
        Обычно всех моих баб проверяет служба безопасности.
        - Ну, ты хоть с одной покувыркайся больше трех месяцев, - смеется Майк, мой старый друг и начальник СБ.
        - Наверное, это предел, - обычно отмахиваюсь я. А тут… Ловлю себя на мысли, что хочу эту девочку навсегда. Даже готов жениться на ней.
        «Ты обалдел, Гера, - пеняю самому себе. - Ну, какая жена? Ты ничего о ней не знаешь. Пугливая маленькая птичка только один раз посмотрела на тебя. А ты уже насочинял, романтик хренов!»
        Да какой из меня романтик. Циник прожженный, блин! Жизнь состоит из трех «Б». Бабы, бизнес, бои. Тут не место желторотым птенцам, пусть даже с большими сиськами.
        Птица Сирин самая настоящая. Хотя нет. Еще не птица. Птенчик маленький. Воробушек.
        Но пройдет время, и девочка сведет с ума любого, как настоящая райская птица. Даже представить рядом с ней другого не могу!
        Сердце трепыхается, как сумасшедшее, а боксеры сразу становятся тесными, стоит только представить малышку на черных простынях. Откинуть назад длинные волосы и, проведя большим пальцем по чуть припухлым губам, утолить поцелуем проклятую жажду.
        «Успокойся, - твержу себе. - Ты же ничего о ней не знаешь!»
        Впервые увидел и обалдел. Но я наверстаю. Дам задание Майку. Он пробьет всю информацию о моей девочке. Останется только случайно с ней столкнуться и познакомиться.
        - Твоей? Точно? - язвительно уточняет внутренний голос. - Ты хоть у Соньки спроси. Вдруг твоя куколка замужем, и у нее восемь детей?
        Морщусь, как от зубной боли. Обойдусь и без соседки. Ничего не желаю у нее спрашивать. Ну ее на фиг! Отношения у нас с ней отвратительные. Хорошо хоть живем не в коммуналке. А то бы плевали друг другу в борщ и зубной щеткой чистили б унитаз. А так, несмотря на давнюю неприязнь, вежливо раскланиваемся, стараясь неПЛЮНУТЬвслед. Не знаю, чем я так провинился перед этой дамой, но эта сучка несколько раз заливала меня. Я, в свою очередь, выставил иск на возмещение ущерба и выиграл дело. Софья металась по подъезду, объясняя всем желающим послушать, какой я ползучий гад. Потом ее сумасшедшая дочка устраивала вечеринки и что-то наговорила моей невесте. Даже свадьбу расстроила своими инсинуациями. Нет, о Кристине я не жалею. Бог отвел! Но к верхним соседкам лучше относиться не стал.
        Вот какой Олесе прок от сплетен? Какое ее дело, кто ко мне приходит по ночам, и на ком я женюсь? И почему это совершенно разные женщины?
        Но мелкой гадине удалось сфотографировать меня с любовницей и переслать снимки невесте.
        Наверняка Кристина заплатила Олесе. Но я отнекиваться не стал.
        - Пока мы не муж и жена, тебя моя жизнь не касается, - отрезал строго. Кристина обиделась, расплакалась и следующим утром вернула кольцо.
        Свадьбу отменили, и еще полмесяца моя бухгалтерия возвращала деньги за банкет, фотосессию и прочие приблуды. Тут, конечно, проще. Костюм от Бриони я иногда надеваю на разные торжества, и совершенно забыл, к какому поводу он был куплен. Может, Кристина носит свое платье с кринолином? Сколько там за него отвалил ее папа?
        Две недели Софьина гостья не идет у меня из головы. Красивая девочка. Такую бы оберегать и лелеять. Шестым чувством ощущаю ее присутствие. Там она, наверху, в квартире Кузнецовых. Прислушавшись, различаю шаркающие шажки. Как будто ходит ребенок или больной человек. Очень не похоже на Софью или ее дочку. Сама хозяйка лошадью носится по дому. Ее бы на ипподром. Все бы призы выиграла!
        40
        Олеся после того инцидента с Кристиной вообще редко появляется в доме. Но я присматриваю за ней. Издалека. Раз в неделю получаю отчеты. Никакого улучшения ситуации. Иногда порываюсь сказать Софье и тут же останавливаю себя. Она точно в курсе, чем промышляет ее доченька. Сама Софья мне раньше как человек нравилась. Но многочисленные конфликты сделали нас если не врагами, то недоброжелателями. Поэтому я стараюсь не думать о соседях и их гостях. Аж целую неделю сдерживаюсь. Пока, поскользнувшись на мокром полу в ванной, чуть не разбиваю башку. Внимательно присматриваюсь к стене, облицованной мрамором, и замечаю тонкую струйку, бегущую по шву.
        - Мать вашу, Софья Петровна! - ору в трубку и на всех скоростях несусь наверх. Только потопа мне не хватало. Я готов оторвать Софье голову, посадить на кол или выкатить такой иск, что ей придется продать квартиру. Но как только в ванной я вижу своего птенчика в мокрой насквозь майке, настроение сразу меняется. Вот на все сто восемьдесят. Будто кто-то крутит рукоятку барометра и вместо «буря» выставляет «солнце».
        Софья, конечно, догадывается, почему я согласился на чай. Накрывает на стол, выставляя рахат-лукум и какие-то турецкие прянички. Заваривает чай, как в Турции.
        - Мы с Алинкой любим, - замечает мимоходом.
        Алина. Красивое имя и очень идет воробышку. И когда девчонка появляется в кухне в тунике с длинными рукавами и джинсах, мне хочется подхватить ее на руки и унести к себе. Сделать своей. Оберегать и заботиться.
        Грызу пряники, как дурак. Закусываю восточными сладостями, прилипающими к горлу. Пью чай из маленькой чашечки и неожиданно представляю Алину в свадебном платье и в фате. Будто наяву вижу, как веду ее в Грибоедовский ЗАГС. И сам себе командую «Стоп!».
        Рассказываю Софье и ее племяннице какие-то байки, исподволь поглядывая на девчонку. Она пьет чай, не поднимая глаз, и дрожит всем телом. Боится. Вон, чашку двумя руками обхватила. Бросаю быстрый взгляд, замечая раскрашенные хной руки, обвившиеся вокруг маленькой белой чашки.
        «Ну, посмотри на меня, девочка!» - так и хочется позвать воробышка. Но я не смею. Только испорчу все окончательно.
        Да я вроде не насильник, и не убийца. Может, Софья с Олесей наплели всякой дряни. С них станется.
        - Спасибо, - говорит Алина и тихо выскакивает из-за стола.
        Хочу подняться и пойти следом. Спросить, чем мог обидеть. Но крепкие усыпанные перстнями пальцы Софьи ложатся мне на предплечье.
        - Послушай, Лиманский, - тихо, но твердо говорит Софья, будто выставляет ультиматум. - Отвянь от моей племянницы. Вали к своим телкам. Тут тебе ничего не обломится. Понял?
        - А если у меня самые серьезные намерения? - отрезаю, осторожно смахивая руку хозяйки со своей, и поднимаясь из-за стола.
        - Засунь их, знаешь куда, - порывисто бросает она. - Алина еще очень маленькая. Ей недавно восемнадцать исполнилось. А тебе - пятьдесят…
        - Да, тридцать два, вроде, - усмехаюсь криво. - Это вам, Софья Петровна, девяносто.
        - Может, и тридцать два, - соглашается Софья, - но в восемнадцать кажется, что пятьдесят. Разницы мало. Вчерашние дети ее не видят. И мне, может, и девяносто, Герман, - добавляет она устало, - только я ни к кому в трусы не лезу.
        Чувствую, как накатывает злость. Ну почему понравившаяся мне до дрожи девчонка оказалась родственницей Кузнецовых? Вот как теперь к ней подступиться? Тетя родная расскажет обо мне гадостей. Хрен подойдешь…
        Выхожу из квартиры и, быстро спустившись к себе, сразу звоню Майку. Он у меня отвечает за безопасность и знает много всяких примочек. Может взломать почту и ватсап. Осторожно поставить прослушку. Или, прикинувшись майором ФСБ, показать красные корочки консьержкам и принудить к сотрудничеству. Осторожно так, издалека.
        - Собираем сведения о новых жильцах в доме.
        Майк не дурак, в остальные два подъезда тоже заглянет.
        Установить бы еще в квартире прослушку, но это чревато сроком. Поэтому камеру около мусоропровода повернем чуть вбок. Должна достать до квартиры Софьи. Ну и микрофончик чуть помощнее поставить. Мне нужно быть в курсе. Кто? Куда? Откуда?
        Эх, жаль, Софья Петровна, вы отказались от сотрудничества. Очень жаль. Но я и сам справлюсь.
        - Поедем в клуб? - спрашивает Алишер. - Боев сегодня не запланировано, позовем девочек. Оттянемся.
        - Я занят, бро, - хмуро отказываюсь я и уже собираюсь нажать на кнопку отбоя, когда мой старый друг взволнованно спрашивает.
        - У тебя все в порядке?
        - Конечно, - весело отмахиваюсь я и, зайдя в ванную, смотрю на совершенно сухие пол и стену. Вспоминаю маленького птенчика в мокрой майке и свой порыв протянуть руку и дотронуться до идеальных полушарий, облепленных мокрым трикотажем.
        В одном права Софья. Такую девочку, как Алина, можно только вспугнуть излишним напором. А мы мягко, нежно, на полусогнутых лапах.
        Уже через пару дней мне известно многое о птенчике.
        Алина Муратовна Кузнецова. Ей действительно восемнадцать лет. Нигде не работает и не учится. Регистрации тоже нет.
        - Видимо, твоя соседка забрала ее от родственников. Решила из девчонки человека сделать.
        - Наверняка. Уж слишком пугливая. Ясен пень, не городская.
        - И тебе интересна маленькая провинциальная зверушка? - усмехается с издевкой Майк.
        А я еле сдерживаюсь, чтобы не закатать ему в рыло.
        - Спрячь зубы. Выбью, - говорю тихо. На Майка мои слова действуют магически. Улыбка сходит на нет. И появляется глуповатое выражение лица, какое бывает у людей, не добежавших до сортира.
        - Про Алину больше ни слова, - рыкаю, желая убедиться, что мой друг и правая рука меня хорошо понял.
        - Как скажешь, - бубнит он и бросает невзначай. - Никогда не думал, что доживу до этого дня, бро. И своими собственными глазами увижу, как ты силишься попасть между ног малолетки.
        41
        - Да пошел ты, - огрызаюсь зло. - Еще одно слово, Майк…
        - Молчу, молчу, - поспешно заверяет меня друг и, выскакивая из кабинета, кричит дурашливо.
        - Чур, я свидетелем на свадьбе!
        - Иди на хрен, - отмахиваюсь я. Щелкаю мышкой, вызывая из памяти ноутбука альбом с фотографиями.
        Смотрю на свою девочку. Алина если выходит куда, так только с Софьей. Вот они садятся в Мерс Сонькиного любовника. Коренастый лысоватый мужик уверенно закидывает в багажник сумки. А вот мой воробушек садится в машину.
        - Так! Стоп! - рыкаю я так, что из приемной заглядывает секретарь.
        - Все в порядке, Герман Владимирович?
        - Да, Лена, - скрывая ярость, растягиваю губы в улыбке. - В танчики играю. А тут неприятель зашел с левого фланга. Я и не заметил.
        Ленка заливисто смеется и возвращается к себе.
        «Вот странные люди, - думаю я. - Про танчики поверят и посочувствуют. А если скажешь о великой любви, покрутят пальцем у виска».
        Звоню Майку. Пытаюсь не спустить на него всех собак сразу.
        - А ну, зайди, свидетель хренов.
        Майк влетает в кабинет через минуту.
        - Смотри сюда, - тыкаю в экран указательным пальцем, и мой первый зам застывает рядом.
        - Гер, ну кто ж знал! - разводит он руками. - Мне пацаны вчера днем фотки с камер слили, я тебе сразу передал. Сейчас узнаем, куда их понесло.
        - Поздно, - морщусь я. - Хочешь сделать хорошо, сделай сам, - рыкаю, пряча ноут в портфель. - Сегодня работаю дома, - заявляю, доставая куртку из шкафа.
        Еду домой, чертыхаясь на вечные пробки мегаполиса, и, выйдя из машины, солидно вышагиваю через двор. Захожу в подъезд и сразу обращаюсь к консьержке. Благо сегодня дежурит словоохотливая Галина Сергеевна.
        - Говорят, Софья Петровна уехала куда-то. Она ключи оставила? На случай, если опять прорвет трубу.
        - Да, тут лежат, - кивает радостно Галина. - Софочка повезла Алину в Питер.
        - Город показать? - весело хмыкаю я и неожиданно решаю поехать следом.
        «Остановись, - приказываю самому себе. - Ну, какой Питер, Гера? Где там будешь искать Алину?»
        - Нет, - мотает головой консьержка. - Алина к матери поехала. Софья ее проводит и вернется. Это девочка ненадолго у Сонечки гостила, пока болела.
        - Что-то серьезное? - спрашиваю и натыкаюсь на любопытный взгляд Галины.
        - Не знаю. Было бы серьезное, Софья ее бы в больницу определила. А так врачи на дом ходили.
        - А-а, бывает, - хмыкаю недовольно, внезапно осознав, что случилось самое ужасное из всех зол. Алина уехала. И когда теперь вернется? И вернется ли вообще…
        Поднимаюсь в лифте, раздумывая, как быть дальше. Найти ее не представляет труда. Данные паспорта есть. По нему можно пробить свидетельство о рождении и найти мать. А там - дело техники.
        «Подожди немного, - просыпается интуиция. - Еще не время делать скоропалительные выводы. Девчонка точно не из Питера. А значит, жила где-то с отцом или другой родней, а теперь едет к матери. Будь как-то иначе, Софья бы ее проводила до прихожей или, в крайнем случае, до Сапсана. А она нянчится. Оберегает. Боится оставить одну. А значит, Алина погостит у мамаши и вернется. По дороге домой снова остановится у Софьи. Вот тут-то ты ее и поймаешь!»
        - Ну и зачем тебе нужна больная малолетка? Вдруг она заразная? - ехидно интересуется внутренний голос.
        - Уехала - верну. Заболела - вылечу. По любому, я женюсь на ней. Эта девочка будто создана для меня. И слава богам, ее тетка живет поблизости. А значит, не все потеряно.
        Снова пересматриваю фотки, пытаясь понять, чем меня так зацепила Алина. Обычная девчонка. Худенькая. Робкая. Наивная. Но я хочу именно ее. Она вернется. Обязательно. А если нет? Сжимаю руку в кулак до боли. Чувствую, как сердце останавливается от страха.
        Где же мне тебя искать, птенчик?
        Думаю, отгоняя прочь дурные мысли. И чтобы не свихнуться окончательно от наваждения и тоски, сажусь за работу.
        Открыв почту, читаю сообщение главного инженера.
        - Герман, юристы не могут взять разрешение на оба участка в администрации. Может, развернем крылья здания под другим углом и построим все на одном?
        - Нет, Слава, - печатаю раздраженно. - Мы не станем переделывать проект. Иначе он потеряет всю индивидуальность. Подключай Майка. Я буду завтра.
        Открываю новый проект в специальной программе. Любуюсь строгими линиями нового бизнес-центра. И откуда-то из глубины сознания внезапно выплывает странная мысль. Алина приедет, и я ей покажу. И если она еще никуда не поступила, уговорю пойти учиться в архитектурный.
        Герман и Алина Лиманские. Звучит, мать вашу!
        В который раз гоню от себя тревоги и страхи. И нажав на значок «новый документ», начинают ваять новый проект. Без заказа и пятна под застройку. Просто полет фантазии, которая уносит меня далеко.
        За окном уже темнеет, вдали будто факелом горит подсветка на здании МИДа. И я, прочертив последнюю линию, внимательно гляжу на экран.
        «Офигеть! - думаю, почесав репу. - Еще, конечно, напильником придется подрихтовать. Но сама идея мне нравится!»
        С трудом оторвавшись от проекта, гляжу на часы. Половина одиннадцатого. А я с утра ничего не ел. Да и особо не хочется. Как старый дед плетусь в кухню, размышляя по дороге, что бы пожрать. И услышав шум лифта, а затем и знакомые голоса, замираю посреди коридора.
        Они вернулись!
        Слышу, как отпирается дверь наверху, и звонкий голос Софьи.
        - Алина, ты первая купаться!
        42
        Амина
        Петербург встречает нас свинцовым небом и ливнем. Машина медленно скользит в пробке по Московскому проспекту, а я с удивлением смотрю на высокие здания из светлого камня, вывески и людей, спешащих по своим делам.
        - Завтра с утра, Алинка, - Софья поворачивается ко мне с переднего сиденья, - я смотаюсь на семинар, а вы со Стасом - кивает на своего знакомого, - навестите твою маму.
        - Я сама справлюсь, Софья Петровна, - смущаюсь я. Придется ехать в машине с посторонним мужчиной. Мне как-то не по себе от этой мысли. Умом я понимаю, что Станиславу Николаевичу можно доверять. Именно с его помощью Софье удалось разыскать мою маму. Именно он повез нас на машине в Питер. Но принципы морали, въевшиеся под кожу с самого детства, трудно перебороть. Да и нужно ли?
        - Ага, - кивает Софья. И по ее интонации это может означать все что угодно. От согласия отпустить меня завтра одну, до решения поехать всем вместе.
        Она ищет что-то в телефоне, а потом на правах хозяйки вбивает информацию в навигатор.
        - Это совсем рядом. В соседний переулок сверни, Стасик.
        Тот послушно кивает, перестраиваясь на ходу. Кто-то возмущенно сигналит, но Стас лишь морщится и ругается незлобиво.
        - Да пошли вы все!
        - Сейчас и заедем, - заявляет Софья. - Если все хорошо, ты сразу с мамой останешься. Нет - поедем в гостиницу.
        - Разумно, - кивает Стас и, внимательно посмотрев на проложенную на экране зеленую линию, уверенно ведет автомобиль вглубь дворов. Красивые осанистые дома, оштукатуренные в бежевый цвет, вдруг сменяются неказистыми пятиэтажками.
        - Так то сталинки, а это хрущевки, - поясняет Софья, стоит мне только поделиться наблюдениями. - Вот бы ты тут сама блукала, Алинка!
        Мне немного не понятно, почему дома называются именами правителей, но совершенно ясно, что одна бы в этом лабиринте одинаковых домов наверняка потерялась.
        Поплутав по многочисленным дворам и закоулкам, Машина останавливается у старого серого дома. Двери закрыты на кодовые замки, невдалеке виднеется яркая детская площадка. Но сам дом выглядит запущенно.
        - Давай сделаем так, - по привычке командует Софья, надевая на голову оранжевую флисовую шапку. - Зайдем все вместе. Мы с тобой поднимемся в квартиру, а Стас останется на площадке чуть ниже. Если все пойдет нормально, сдам тебя матери, и мы поедем дальше. А если нет - без помощи Стаса нам не обойтись.
        Послушно киваю, зная, что Софью не переспоришь. Она всегда права, а я привыкла слушаться старших.
        Видимо, Стас думает так же. Паркует автомобиль на небольшом пятачке и, кряхтя, первым выбирается из машины.
        - Соня, а сумку брать? - спрашивает у главнокомандующего.
        - Нет пока, - отмахивается Софья. Подхватывает меня под руку и спешит к подъезду.
        На наше счастье оттуда вываливается группа парней. Косятся на нас подозрительно. И мне почему-то кажется, что, приедь я сама, точно попала бы в беду.
        - Это на втором этаже, - бухтит сзади Стас. - Я около почтовых ящиков постою. А ты потом позвони, Сонь. Если все обойдется, я в машине тебя подожду.
        Оно и понятно. В подъезде ужасно воняет. И у меня от гадких запахов закладывает нос и останавливается дыхание. Или, может, волнение всему виной. Уже неделю я не сплю ночами. Все думаю. Представляю. Какая она, моя мама? Похожа на Софью или на Нур? Мысленно говорю с ней. Понравлюсь ли я ей? Подружимся ли мы? И как отреагирует ее семья? Муж. Дети. Да и она сама.
        Восемнадцать лет не виделись. Узнает ли? Примет? Почему за все эти годы ни разу не приехала к нам в Эргонио? По своей ли воле оставила, или ее запугали? Отец может, я знаю.
        От этой встречи я не жду ничего. Ни хорошего, ни плохого. Как по мне, так лучше жить с Софьей. Утром ходить на курсы компьютерной грамотности, куда я записалась с ее легкой руки. Днем - на тренировку йоги. Софья пригласила, а мне понравилось. Отличная возможность выпустить из головы всех демонов. А вечером мы болтаем или смотрим какой-нибудь сериал по интернету. А еще Герман… О нем я пока ничего не говорю Софье. Честно говоря, боюсь.
        У них отношения плохие. В чем именно, мне разобраться не удалось. Да и не хотелось. Но после ухода Лиманского Софья назвала его линялым оленем и извинилась, что пригласила к чаю.
        - Овцевод хренов, - пробурчала раздраженно. - Принесло на нашу голову. Нужно краны поменять и усилить гидроизоляцию.
        - Он чабан? Овец разводит? - удивилась я, а Софья расхохоталась и пояснила, снова срываясь на смех.
        - Этот дундук овец водит. Каждый раз новая. Потом через три месяца посылает их подальше. Те, кто хоть немножко с достоинством, уходят молча. Дурочки на лестницах плачут. Вот так возвращаешься домой, а на каждой ступеньке зареванная гламурка. И все от Германа. Он, конечно, когда-то был красивым. А теперь полинял. Вот только повадки остались прежние. Старый пингвин, считающий себя королем джунглей.
        В который раз представляю себе Лиманского, важно разгуливающего по джунглям во фраке и белой манишке. Наклоняю голову, стараясь скрыть улыбку. Особенно прятаться не от кого. Софья идет впереди по лестнице, Стас сзади. А я, оказавшись в полушаге от родной матери, мечтаю о мужчине намного старше меня. Понимаю, что это глупости и защитная реакция организма, но ничего не могу с собой поделать.
        Палец Софьи спокойно ложится на кнопку звонка. Черный пятачок основания, красный ноготок, сдавливающий белую пуговку. Шаги за дверью и хриплый голос.
        - Кто там?
        43
        - Из ЖЭКа по поводу задолженности, - с ходу сообщает Софья. Я смотрю на нее во все глаза. А она лишь весело морщит нос и пожимает плечами.
        Даже невооруженным глазом вижу, как Софья нервничает, но старается не выдать своих чувств. Еще и меня умудряется развеселить.
        Щелкает замок. Открывается дверь. Вот о чем я думаю? О Софье, Германе… Но только не о матери.
        Мои розовые очки разбились месяц назад, и теперь я смотрю на жизнь сквозь линзы цинизма и ехидства. Мне удалось нарастить немножко толстой кожи. Вот только вытравить из души боль из-за предательства близких оказалось невозможным. Я до сих пор реву по ночам и спрашиваю Аллаха, за что он ниспослал мне такую участь. Вспоминаю дом, отца и Нур, какие-то смешные моменты и проделки братьев, наши общие праздники. И никак не могу понять, в какой момент стала для своей семьи парией. Никто не станет бить любимую дочку. Никто не отдаст ее замуж за отвратительного старого родственника, а постарается найти хорошего мужа. Постепенно привыкаю к мысли, что отец меня никогда не любил. Скорее всего, я была для него долгом, обузой. Он тяготился мной, хотя умело скрывал. Чем расплатился с женой за рожденного на стороне ребенка?
        На лестничную клетку медленно отползает металлическая серая дверь и из-за нее появляется толстая мордатая баба, завязывающая на ходу тесемки халата.
        - Лариса Петровна? Кузнецова? - сверяясь с какой-то бумажкой, вытащенной из сумки, интересуется Софья.
        - Ну да, - хмыкает бабища, поправляя на необъятной груди кружевной трикотаж. - А вы кто? - спрашивает, окидывая подозрительным взглядом.
        - Из управляющей компании мы, - повторяет Софья. - За квартиру почему не платите?
        - Денег пока нет, девочки. Но скоро будут. Я все оплачу, - вздыхает Лариса. Смотрит на меня и даже не догадывается. Ну, вот как сказать? Как признаться, кто я? В новом розовом пуховичке и такой же шапочке я выгляжу как обычная девчонка. Да еще Софья упорно талдычит о задолженности…
        - Кто там, Лала? - доносится из-за двери до боли знакомый голос. Говорит по-русски без акцента. Но я его ни с кем не спутаю.
        - Это из ЖЭКа, Мурат, - кричит в квартиру Лариса, распахивая дверь. - У нас долг. Помнишь, я говорила?
        В зеркальном отражении за чуть сутулой спиной хозяйки вижу отца, стоящего в одних штанах посреди комнаты. Смотрю на него, как зачарованная, не в силах сдвинуться с места. И только рывок Софьи приводит меня в чувства.
        Она дергает за рукав и тащит вниз по лестнице. Ноги уже бегут, а в голове звон от происходящего.
        - Мурат! Мурат! - кричит Лариса. Хлопает дверь, и следом за мной слышатся знакомые грузные шаги. Отец не спортсмен. Далеко не убежит. Но меня может поймать запросто.
        Софья тянет меня дальше. А отец догоняет. Босиком и в трениках. Харам!
        Вжимаю голову в плечи, готовясь попрощаться с жизнью и свободой, когда, пропустив нас, дорогу отцу преграждает Стас. С ходу наносит удары. Один короткий в челюсть, и отец оседает. Второй - по шее. И мой солидный папа валится на грязный заплеванный пол.
        - За что вы его, ироды? - кричит, надрываясь, Лариса.
        - За коммуналку нужно платить! - орет Софья, выскакивая из подъезда. И по-над домом бежит к машине. Я за ней. Замыкает наш караван верблюдов совершенно спокойный и невозмутимый Стас. На ходу вытирает белоснежным платком сбитые костяшки. Щелкает сигнализацией. И тут же с пульта заводит двигатель. Мы успеваем заскочить в машину и отъехать на несколько метров, когда из подъезда выбегает отец в одних подштанниках, а следом за ним - Лариса в халате и в тапочках.
        - Как чувствовала, - яростно негодует Софья. - Вот же клоуны…
        44
        А я смотрю в заднее стекло на двух полуголых людей, растерянно глазеющих по сторонам, и неожиданно краснею от стыда.
        «Это твои родители!» - бьется в голове досадливая мыслишка.
        «Теперь уже нет, - отрезаю я, стараясь вырезать из памяти позорную парочку. Люди, которые зачали меня, а потом отказались. Сначала мать, потом отец! А теперь и я рву те тонкие нити, связывающие меня с ними. Навсегда. Навсегда».
        Замираю, смиряясь с желанием разрыдаться. Но глаза остаются сухими. А губы сжимаются в тонкую складку.
        Вдох, выдох, и снова вдох!
        И шум в голове, заглушающий голос разума и эмоции. Не думать бы ни о чем. Есть. Спать. Молиться. И дышать полной грудью.
        - Тебе этот семинар сильно нужен? - будто издалека спрашивает Стас у Софьи.
        - Да бог с ним, - отмахивается она. - Вот это мы чуть не попали в ловушку. Хорошо хоть, номера грязью заляпаны.
        - Кто это был?
        - Мой отец, - робко подаю голос.
        - Выходит, у них с твоей матерью непрекращающийся роман, - ухает Станислав Николаевич, а я от стыда заливаюсь румянцем.
        - Стас, - коротко бросает Софья. - Сейчас выйдем из города, остановимся в мотеле. Хоть отдохнешь.
        - Заедем в Царское село. Вы по парку погуляете, а я посплю. Иначе не доедем. Ну и машину помыть надо. А то, не дай бог, в ориентировки попадем.
        - Думаешь, они обратятся в полицию? - обеспокоенно спрашивает Софья.
        - Сомневаюсь, - морщится Стас. - Но подстраховаться хочу. Проще намыть машину до блеска, чем потом обращаться к важным людям. Номера сейчас сами протрем. А когда проснусь, отгоню Мерс на мойку.
        - Шпионские страсти, - хмыкает Софья и замечает недовольно. - Мурат, вот же урод!
        - Ты его знаешь? - настороженно осведомляется Стас, и я чувствую нотки стали в его голосе. Сейчас Софье влетит, и все из-за меня.
        - Конечно, - фыркает она. - Это брат Искандера и старший сын бабушки Заремы. Алинкин отец.
        - Никогда бы не подумал, что одна женщина может родить двух совершенно разных людей, - вздыхает он и добавляет сварливо. - А твои данные они не могут взять из книг регистрации?
        45
        - Могут, - весело соглашается Софья. - Но Латифа каждый год копирует прошлогодние, те, которые я дала в первый раз. Там мой старый адрес и прежняя фамилия. Это, во-первых. Во-вторых, могу поспорить, Мурат меня не узнал. А Ларыса, - Софья специально коверкает имя, - меня никогда в глаза не видела. Иначе наш маскарад сразу бы закончился.
        - Нужно за вами присмотреть, - бурчит Стас. - Мало ли…
        - Совершенно ни к чему, - отмахивается Софья. - Территория комплекса у нас закрыта. Пешком мы почти не ходим. Только в «Империал». По двору везде натыканы камеры наблюдения. А Лиманский еще и в подъезде напихал.
        - Чудак-человек, - усмехается Стас. И притормозив около небольшого здания из красного кирпича, отправляет нас на прогулку.
        - Часа два у вас есть, девочки.
        Царское село встречает нас золотыми кронами деревьев, величественным дворцом и множеством статуй. Я во все глаза смотрю по сторонам и словно впитываю в себя эту красоту. Мы с Софьей сливаемся с толпой туристов и, пристроившись к одной из групп, слушаем заунывный рассказ экскурсовода. Я толком мало что понимаю, но сейчас мне необходимо отвлечься. Стараюсь вникнуть в историю чужой страны, в одночасье приютившей меня. Главное, не думать ни о чем. Ни о Ларисе, ни о Мурате. Даже язык не повернется назвать их родителями. Что меня ждало в той жуткой пятиэтажке?
        - Зачем отец поджидал меня и гнался следом? - спрашиваю Софью, когда мы усаживаемся на лавочку около небольшого пруда. Подставляем усталые лица солнышку и прикрываем глаза.
        - Наверное, хотел подарить квартиру и машину, - ехидно хмыкает Софья и, открыв глаза, смотрит на меня очень внимательно. - Они ждали тебя. И это было предсказуемо. Ты нужна им, девочка. Вот только я понять не могу, для чего. И кстати, почему наш Мурат разгуливает на свободе, а не сидит в камере с ворами и убийцами, где ему самое место?
        - Откупился, - пожимаю я плечами. - Обычное дело.
        - А мне кажется, причина в Айрате. Кто бил тебя и твоего мальчика? Все вместе. А кто мог не рассчитать силы и нанести увечья…
        - Только Айрат, - киваю я.
        - Если предположить, что он сидит… То, скорее всего, ты нужна отцу, как свидетель. Заставят тебя дать показания против Тимура. Может, даже принудят выйти замуж за Айрата. И тогда эта история перестанет казаться беспределом. Месть. За поруганную невесту. По законам гор… Выставят Тимура виноватым, а Айрата отпустят…
        - Как же хорошо, что нам удалось удрать, - вздыхаю я, прислоняясь головой к плечу Софьи. - Если бы не вы… я бы пропала. Никогда бы не выкарабкалась…
        Чувствую, как меня начинают душить слезы. И даю им волю. Благо аллейки пустынны, и на соседних лавочках никого нет.
        Реву, уткнувшись лицом в плечо Софьи. Она молча гладит меня по голове, не пытаясь успокоить.
        - Тебе нужно выплакаться, - говорит чуть слышно.
        Слезы градом текут из глаз, а от глухих рыданий останавливается дыхание.
        - Прими как данность, - шепчет Софья. - Твои родители до сих пор прекрасно общаются…
        - Они - любовники? - охаю, приподняв голову.
        - Я думаю, это факт, не требующий доказательств, - усмехается Софья. - И Лариса всегда будет на стороне Мурата. А кстати, - морщится она. И как только мы встречаемся со Стасом, спрашивает.
        - А ты можешь узнать, Станислав Николаевич, у сладкой парочки есть еще дети кроме Алинки?
        - Могу, - кивает он. - Я все могу. Вот только не понимаю, зачем? Не нужны эти якоря, Сонечка. Пусть девочка строит жизнь с чистого листа. С такими родителями… лучше сразу сиротой родиться. Алина, - смотрит на меня строго, - у тебя нет особого выбора. Пути назад отрезаны. Только вперед, девочка!
        Весь путь от Пушкина до Москвы я молю Аллаха милостивого и милосердного ниспослать здоровья Софье и ее другу. Без них я бы сразу угодила в западню.
        «Только вперед, - повторяю слова Станислава. Положив затылок на подголовник, закрываю глаза. Изо всех сил стараюсь представить свое будущее. Это там, в Эргонио, под присмотром Нур я училась вести домашнее хозяйство. Всегда знала, что в восемнадцать лет выйду замуж. И всю последующую жизнь собиралась прожить за надежной спиной одного единственного мужчины, ниспосланного мне в мужья Аллахом. А оказалось… Кручу в руках носовой платок и пытаюсь справиться с ознобом, колотящим меня изнутри. Нужно унять страх и решить, как жить дальше.
        - Большие города,Пустые поезда,Ни берега, ни дна -Всё начинать сначала.Холодная война.И время, как вода,Он не сошёл с ума,Ты ничего не знала, - несется из динамиков на весь салон.
        - Кто это поет? - спрашиваю Софью и получаю совершенно непонятный ответ.
        - Шура и Лева, Би-два. Ты никогда раньше не слышала?
        Да я ничего не знаю. Никого не слышала. Только жить начинаю. Как маленький ребенок, делаю первые шаги и боюсь оступиться. Только вот, в отличие от малыша, я никому не нужна. И если где-нибудь пропаду, никто и искать не станет. Разве что Софья…
        «Как же хорошо, что я приняла ее приглашение жить вместе, - думаю, когда Мерседес Стаса сворачивает в наш двор. На автомате смотрю на темные окна Лиманского. - Где ты ходишь, Герман? - тяну тоскливо и неожиданно понимаю, что такой опытный и взрослый мужчина может меня просто сломать.
        «Не приближайся к нему! Не мечтай!» - кричит здравый смысл. Моя интуиция с ним соглашается. Но я точно знаю, стоит Герману поманить меня, и я, как глупый мотылек, полечу на свет яркого светильника. Обожгу крылья и душу, прежде чем упасть в раскаленное масло.
        - На таких маленьких глупышек искушенные мужики внимания не обращают, - усмехаюсь про себя и, не отрываясь, продолжаю смотреть на темные окна.
        46
        - Вот, смотри, в каждом браслете электронный ключ. Надеваешь на руку, и он не мешает. И потерять невозможно. Хотя находятся дарования, - усмехается Анечка и продолжает с важным видом. - Голубые открывают шкафчики в мужской раздевалке, а красные - в женской, - учит меня бледная, изнуренная токсикозом девушка. - В каждом помещении клуба есть переговорное устройство. Если у гостя какие-то проблемы, то он звонит тебе. Тогда нужно подойти и решить на месте. Ничего сложного, правда?
        - Нет, конечно, - киваю я, до конца не веря собственной удаче. Анечка увольняется через месяц после нашего возвращения из Питера. И вместо декрета уезжает жить к родственникам мужа.
        Я только-только успеваю окончить компьютерные курсы и сдать экзамен по русскому языку.
        - У Васьки отец был фермером. Умер неделю назад, - печально поясняет Аня. - Придется моему Артему впрягаться. Мать одна не потянет. Слишком большое хозяйство. И лучше там на себя пахать, чем тут на дядю.
        - А ты не пожалеешь? Ты же - коренная москвичка, Ань, - спрашивает ее Ирочка, знакомая мне еще по Эргонио. Благодаря ее умелому мейкапу я прошла мимо Айрата и братьев неузнанной.
        - А что делать? - пожимает плечами Аня и торжественно кладет руку на живот. - Малышу нужен свежий воздух. Свекровь одна не справится. Да и тут, в мегаполисе, загазованность страшная. Не отвлекай нас, Щеглова, - хмыкает она, давая понять Ире, что ее тренировка вот-вот начнется.
        - Ладно, ухожу, - вздыхает Ира. - Приходи потом в бассейн, Алина. Поплаваем вместе.
        - У меня нет купальника, - печально вздыхаю я. - И, наверное, персоналу нельзя заниматься в клубе.
        - Глупости, - отмахиваются от меня девчонки. - Вон, в витринах полно!
        Я смотрю на лоскутки ткани и до конца не могу поверить, что эти маленькие тряпочки прикрывают тело. Скорее служат приманкой для мужских взглядов. Я уж точно не смогу надеть такое. И деньги мне нужны для поступления в университет. Там вроде недобор на специальность «Искусство костюма». И экзамен всего один - рисунок. Тут самое главное, что я не растратила деньги, которые мне дали родственники. И этой суммы хватает, чтобы оплатить сразу два года учебы. Софья посоветовала мне сразу внести деньги, иначе потом цена возрастет. Не знаю, как бы я жила без своей любимой Софьи. Пропала бы. А так даже умудрилась в том же здании, где компьютерные курсы, сдать какой-то строгий экзамен по русскому языку. Мне даже выдали сертификат. Баллы там небольшие, но их хватает для поступления на коммерческое отделение. Нужно только внести деньги, сдать экзамен по рисунку, и я смогу учиться! Все мои мысли сейчас занимает предстоящая учеба. И работа. Боюсь не справиться и не пройти испытательный срок. Софья, конечно, привела меня за руку, но строго предупредила, что все остальное зависит от меня самой.
        - В свободное время администрация разрешает посещать тренировки и плавать в бассейне бесплатно. А вот стоимость услуг в спа-зоне списывается с зарплаты. Правда, со скидкой в пятьдесят процентов. Поэтому, прежде чем пользоваться, подумай, - наставляет меня Анна и, как только Ира уходит, ведет к бару.
        - Это наш новый администратор - Алина, - представляет меня смешливой рыжей девчонке с пухлыми щеками.
        - Я - Юлька, - кивает та, улыбаясь. - Смузи сделать? Будете?
        - Давай, - кивает Аня, протягивая карточку. - За пользование баром в конце месяца тоже списывают задолженность.
        Сидя на высоком табурете, я потягиваю через трубочку беловато-розовую вкуснятину. И мне кажется, что ничего вкуснее я раньше не пила.
        - Сейчас я тебе еще по программе расскажу и познакомлю с менеджерами, - покачивая ногой, заявляет Аня. - И все, можешь приступать!
        - А кто-то проверит мои знания? - спрашиваю я полушепотом.
        - Не-а, - отмахивается Аня и добавляет строго. - Если не хочешь потерять это место, советую выполнять все в точности. Тут толпа желающих всегда у порога. Но твоя тетка попросила управляющего. И только с его ведома тебя взяли. Поэтому постарайся не облажаться… Иначе сразу выпрут.
        - Спасибо, что предупредила, - киваю я и в этот момент замечаю, как к нам расхлябанной походкой направляется красивый парень в форме клуба. Черные тренировочные штаны и длинная майка с белой надписью смотрятся на нем как костюм известного бренда. Но стоит красавцу открыть рот, как морок пропадает.
        - Говорят, у нас свежее мясцо завезли, - гадко улыбается он, оглядывая меня с головы до ног. Ловлю себя на мысли, что хочется плюнуть в это смазливо личико. Стереть с него самодовольство и похоть.
        - Познакомься, Алина, - недовольно фыркает барменша. - Это наш неотразимый Глеб Тихомиров. Кобель, бабник и ходок…
        - А это Алина Кузнецова, племянница Софьи Петровны, - вскользь замечает Аня. - Поэтому держи свои руки при себе, Глебушка. У Сони растяжка хорошая. Может и в лоб ногой закатать.
        - А если у меня серьезные намерения? - скалится Глеб. - Может, я влюбился с первого взгляда и теперь хочу жениться, - заявляет наглец и берет меня за руку. - Ты выйдешь за меня, прекрасная Алина?
        - Нет, - вынимая ладошку из лапищи Тихомирова, мотаю я головой. - Пожалуйста, не дотрагивайся до меня. Противно.
        47
        Девчонки хохочут, а мерзкий тип, игнорируя мои слова, лезет обниматься.
        Ну, вот как объяснить, что у нас не принято?
        Уворачиваюсь из объятий Тихомирова и вместе с Аней спешу к стойке регистрации. Благо рассиживаться не приходится. Появились гости. Забираю у них пластиковые карты клуба. Взамен выдаю браслеты. Приветливо улыбаюсь, как меня учила Аня. Протягиваю пакеты с полотенцами и только сейчас замечаю, что в холл вошли еще посетители. Молодая пара, они направляются к Ане, и мужчина в черном кашемировом пальто.
        - Привет, Алина, - по-приятельски говорит он, когда предыдущие гости отходят в сторону. Поднимаю глаза от компьютера, вглядываюсь в знакомое улыбающееся лицо, и губы сами растягиваются в ответ.
        - Здравствуйте, Герман, - отвечаю и тут же смущаюсь.
        - Как дела? - спрашивает он, протягивая золотую карту ВИП-гостя. - Ты теперь здесь работаешь?
        - Да, - отвечаю чуть слышно. - Если пройду испытательный срок.
        - Пройдешь, - отмахивается он. - Думаю, Паша тебя оставит, - хмыкает, забирая у меня браслет с золотым напылением.
        - Полотенца и халат вы найдете в своем шкафчике, - встревает в разговор Аня.
        - Спасибо, - не глядя на нее, кивает Герман и нечаянно касается моих пальцев. Внутренне вздрагиваю, словно к коже прикоснулись раскаленным металлом. Чувствую вибрацию, несущуюся по всему телу расторопными кровяными тельцами. И замираю от новых и совершенно непонятных ощущений, когда низ живота скручивает жаркой спиралью.
        - А, Гера, привет! - спешит к Лиманскому противный Тихомиров. Подает руку, будто равный по положению. Что-то рассказывает про новые тренажеры.
        - Да я, в общем-то, поплавать пришел, - отмахивается от него Герман, словно от надоедливой мухи.
        - Откуда ты Лиманского знаешь? - шепчет сквозь зубы Анечка. - Это же лучший Пашин друг.
        - Случайно познакомились, - отвечаю растерянно и пытаюсь понять, почему чуть с ума не сошла от одного лишь его прикосновения.
        - Считай, тебя приняли, - замечает Аня, толкая меня в бок. Из-за ее плеча кошусь на отошедшего в сторону Германа. Лиманский обнимается с каким-то невысоким крепышом и что-то ему рассказывает.
        - Потом только отработаешь перед Герочкой, - осклабившись, хохочет Тихомиров. Громко. Слишком громко.
        Герман в ярости поворачивается к моему обидчику. Бросает что-то сквозь зубы своему спутнику.
        - Тебе заняться нечем? - поморщившись, спрашивает тот и напоминает жестко. - У тебя осталось только одно предупреждение, Глеб.
        - Так еще сегодня утром было два, - обиженно, словно ребенок, тянет Глеб. - Павел Константинович…
        - За неуважительное отношение к коллегам и гостям я лично снимаю с тебя одно, - рыкает тот. - Сейчас скажу менеджеру по персоналу, - заявляет сердито и скрывается за стеклянной дверью, за которой моложавая женщина в очках внимательно смотрит в монитор.
        - У нас у каждого пять предупреждений. Как только они заканчиваются, человека увольняют, - шепчет мне на ухо Аня и тянет в сторону СПА-центра.
        - Пять предупреждений в год? - так же тихо спрашиваю я, внезапно сталкиваясь со злобным взглядом Тихомирова. Можно подумать, это я кричала о нем гадости.
        - Ты что? - усмехается Аня. - Пять за все время работы. Но у меня ни одного не сняли. У девчонок тоже. Это надо быть полным отморозком, как Тихомиров, чтобы заслужить столько порицаний.
        - А он что? - обалдело спрашиваю я.
        - Он - дурак. Не ведись на красивую мордашку. Он считает себя неотразимым и пользуется людьми, - морщится Аня и, зайдя в большую комнату с притененным освещением, заявляет звонко.
        - Внимание, девочки! Это наша новая сотрудница Алина. Паша ее уже зачислил в штат. А я сегодня последний день. Приходите тортик есть и пить винишко.
        - Тише ты, - шипит на нее высокая красивая женщина в белом халате и шапочке. - Клиентов разбудишь.
        - Так вы придете?
        - Придем, - сквозь зубы цедит красавица, выпроваживая нас за двери. Но глядя на абсолютно лишенное эмоций лицо, я понимаю, что никто никуда не собирается.
        - Алина - племянница Кузнецовой, - словно последний козырь, выкидывает Аня.
        - Очень приятно, - хмыкает женщина, приподнимая уголки губ. А сами глаза так и остаются безжизненными.
        - Снулая рыба, - бурчит недовольно Аня. - Это Арина - Пашина любовница.
        - Ты точно знаешь? - изумляюсь я. Как о таких вещах можно говорить вслух?
        - Конечно, - отмахивается Аня. - Это весь «Империал» знает. Они живут каждый у себя. Но вместе проводят много времени. И не таятся особо. Да и зачем, если каждый свободен?
        - Да, наверное, - соглашаюсь я, стараясь скрыть удивление. У нас существует понятие «временный брак». Мужчина и женщина скрепляют себя узами на определенный период. Такое бывает, хотя многие подвергают сомнению подобные отношения. Мужчина не обязан содержать женщину. А она должна заботиться о нем и вести дом. А он лишь в будущем обязан признать детей своими. Здесь же все не так. Люди ведут себя как супруги, вот только связывать себя узами брака не спешат.
        48
        - Кузнецова… Алина, - зовет меня Лиза, менеджер по персоналу. - Завтра приноси все документы. Павел Андреевич утвердил твою кандидатуру.
        - Что? - переспрашиваю, не веря.
        - Я знала, я знала, - пританцовывает рядом Анечка.
        - Завтра приноси паспорт, свидетельство СНИЛС, - поясняет Лиза. - Сегодняшним днем зачисляем в штат. Обычно мы так не делаем…
        - Всем привет! - дверь распахивается, и в клуб вваливается Софья. - На улице ужасный снегопад, - заявляет, отряхивая с пуховика снежинки.
        - Соня, мне завтра нужен паспорт и СНИЛС твоей родственницы.
        - Скан дадим, Лиза, - отмахивается она. - Паспорт на прописке. На выходные съездим в Ярославль, заберем.
        - Так ты не москвичка? - изумленно глядит на меня Лиза.
        - Нет, - пожимаю я плечами, вспоминая о предстоящей поездке. Двести километров от Москвы.
        - Отец тебя точно не найдет, - объяснила мне Софья, когда мы вернулись из Питера. - Прописка нужна. И я бы с радостью тебя к себе прописала. Но Мурат тебя сразу вычислит. А в Ярославле пропишем у знакомой бабули. Ну, приедет он туда… Только время потеряет. План мне кажется идеальным.
        Вместе с маленькой сухонькой старушкой я иду в какой-то подвал, где сидит кудрявая издерганная женщина. Заполняем какие-то формуляры, расписываемся, сдаем паспорт.
        - Приедете на следующей неделе, - как ни в чем не бывало отмахивается тетка, когда Софья кладет на стол небольшой конверт.
        Мы вываливаемся на свежий воздух, и после двух-трех глубоких вздохов до меня доходит самое главное. Отцу отыскать меня не удастся. Стараниями Софьи я стала Алиной Муратовной Кузнецовой, проживающей в городе Ярославле на никому не известной улице Панкратова.
        - Мы вас подвезем, тетя Шура, - ласково, но настойчиво заявляет Софья. И усадив старушку в свой небольшой внедорожник, больше похожий на игрушку, уверенно едет мимо парка и кладбища.
        - Вот тут тебя искать будут, - кивает она на маленький покосившийся домик. Я смотрю на черные от времени доски, на неживые глазницы окон и чувствую легкий озноб.
        - Никогда-никогда не найдете вы меня, - стучат друг о друга зубы.
        Софьин автомобиль плавно едет по узкой улочке, сплошь застроенной маленькими чистенькими домиками. И высадив около одного из них бабу Шуру, резво несется в центр к белокаменным соборам с золотыми куполами.
        - Я зайду ненадолго, - предупреждает меня Софья. - Хочешь, пойдем вместе. Тебя никто не прогонит. А хочешь, здесь оставайся.
        Разум настаивает на втором варианте, а любопытство подгоняет пойти вместе с Софьей.
        По высоким ступеням мы поднимаемся в храм. И пока Софья молится, я ошарашенно смотрю по сторонам. Суровые лица святых, огромные подсвечники, сплошь утыканные свечками, и своды храма, украшенные росписью. Чуждая красота, внушающая страх и заставляющая почувствовать себя маленьким ничтожным человечком. Может, мы такие и есть в глазах Аллаха?
        - Я не могу принять на работу без паспорта, - поджимает губы Елизавета.
        - А что поменяется? Я не пойму, - фыркает Софья, снимая пуховик в гардеробе. - Наоборот, прими, скан себе подколешь в папочку. И если придет проверка, у тебя все сойдется. У сотрудников никто паспорта спрашивать не будет. А вот из-за неоформленного человека могут возникнуть проблемы.
        «Мне тебя послал Аллах», - думаю, глядя в ставшее родным доброе лицо.
        - Как Олеська? - неожиданно спрашивает Елизавета. - У нее все нормально?
        - Нет, - морщит нос Софья. - С Игорем она рассталась и вернулась к этому уроду Ромке.
        - Что-нибудь предпримешь?
        - Уже ищут. Боюсь, опять сорвется, - мимоходом бросает Софья и, повернувшись ко мне, просит. - Алинка, сходи к Ире в бассейн. Пусть после тренировки меня найдет.
        - Конечно, - киваю я и сразу же бегу в сторону водного комплекса.
        Тут и бани-хамам, и сауна, джакузи, дорожки Кнейпа и душ Шарко. Да и сама гладь бассейна приковывает взгляд. Особенно сегодня, когда на двух дорожках ведет аквааэробику Ира, еще на одной плавают, боясь попортить прически, две дамочки. Гребут отманикюренными ручками и переговариваются между собой. Лишь иногда морщатся, когда с самой дальней дорожки к ним прилетают брызги. Высокий крепкий мужчина, будто птица, взмахивает руками, вынося наверх грудную клетку, а потом снова уходит под воду. И опять выныривает над поверхностью. Потрясающее зрелище. Застыв на месте, кошусь на зеркальную стену. Закрыт у меня рот или нет? И можно ли так беззастенчиво любоваться другим человеком. Мужчиной.
        И только когда он доплывает до бортика и, вынырнув, хватается за хромированные перильца, я узнаю его.
        Герман Лиманский. Собственной персоной.
        Спешу к выходу, стараясь не показать смущение. Но когда, поравнявшись с крайней дорожкой, пытаюсь обойти шезлонги и зону отдыха, слышу знакомый бас.
        - Алина, ты домой когда собираешься?
        - Еще не знаю, Герман Владимирович… А почему вы интересуетесь?
        - Мог бы тебя подвезти, - хмыкает он и добавляет с шутливой строгостью. - Прекрати мне выкать и звать по отчеству. Я что, такой старый?
        Мяукаю в ответ что-то нечленораздельное, стараясь скрыться, пока предательский румянец не залил щеки. Вылетаю в женскую раздевалку. Помогаю кому-то открыть шкафчик с вещами. И увидев на полу разлитую воду, зову уборщицу.
        Много дел, работа хлопотная, но мне нравится. Отец и Нур были бы недовольны моим выбором. Но как же я счастлива, что мне не нужно их спрашивать на каждом шагу и оглядываться на их мнение.
        Свобода! И мне кажется, я ее заслужила.
        49
        Проводы Анечки много времени не занимают. Я съедаю кусочек пахлавы. И тут же мысленно возвращаюсь в отчий дом. Эта, конечно же, не такая. Нур и бабушка Зарема пекут гораздо лучше. Вернуться бы в Эргонио хотя бы на минутку, или в одночасье оказаться в Батуми на Кутаисской улице. Схватить кусочек пахлавы, и обратно. Жаль только, телепортироваться не умею. Поэтому приходится довольствоваться тем, что имею. И самое главное, свобода! Ни за какую пахлаву всего мира я не променяю это чувство. Запиваю невкусный пирог душистым чаем и спешу попрощаться.
        - Мы с тобой завтра во вторую смену, Алина, - напоминает мне Катя, моя напарница. - Посиди еще с нами. Расскажи о себе. Где учишься? С кем живешь?
        Смущаюсь, не желая делиться личным. Уж слишком много горя и печали в моей жизни. Стараюсь забыть и уж точно не хочу обсуждать подробности с посторонними.
        - Завтра, - отмахиваюсь непринужденно. - Сегодня не могу задерживаться. Дела…
        - Ишь ты, деловая, - нарочито морщится Глеб. - Пойдем, провожу. Может, нам по пути?
        - Навряд ли, - отхожу в сторону, когда этот наглый тип тянет ко мне руки. Спешу по коридору в надежде, что Тихомирова кто-нибудь отвлечет.
        Но он подходит к гардеробу почти одновременно со мной и нагло забирает мой пуховик у тети Муси, пожилой гардеробщицы.
        И что прикажете делать? Вырвать куртку у нахала из рук? Кажется, цивилизованные люди так не поступают. Или покорно одеться? Но нет! Таких людей, как Тихомиров, нужно сразу ставить на место. Вот только как? Шестеренки лихорадочно крутятся в голове. Время идет. Тихомиров застыл с моей курткой в руках. А мне так ничего и не удается придумать. Неожиданно крепкая холеная рука перехватывает запястье Глеба. Второй Герман спокойно забирает у него мой розовый пуховик и равнодушно кивает.
        - Спасибо.
        Помогает мне одеться и, быстро напялив пальто, подхватывает небольшую спортивную сумку.
        - До завтра! - кричит всем одновременно. Гардеробщица и девчонки на ресепшене радостно кивают. А вот Тихомиров застыл, словно статуя.
        «Поделом тебе, - радуюсь, как маленькая девочка. И тут же понимаю, что избежала меньшую из бед. Лиманский берет меня за руку и не спеша выводит из клуба. Меня будто обливают кипятком. От стыда хочется провалиться под землю. Но ничего другого не остается, как ни в чем не бывало идти к лифту, чувствуя на себе прожигающие через стеклянную дверь любопытные взгляды.
        - Отпусти, - прошу, как только закрываются дверцы кабины.
        - Тебе неприятно? - спрашивает Герман.
        Тушуюсь, медля с ответом.
        - Если я тебе противен, или у тебя кто-то есть…
        Лихорадочно мотаю головой, отвечая сразу на оба вопроса. И застываю от ужаса, когда, чуть приподняв мой подбородок, Герман слегка касается губами моих губ.
        Вздрагиваю, чувствуя, как по телу разливается жар и в животе стучит. Вот почему я так реагирую на Германа, а на Тихомирова - нет? Он тоже красивый…Вроде. Но мне не нравится. Слишком развязный.
        Пальцы Германа осторожно скользят по моей щеке. И я снова горю от каждого прикосновения и молю об одном: лишь бы Лиманский ни о чем не догадался.
        Но он ведет себя так, будто ничего не происходит. Держит меня за руку и выводит из лифта на третьем этаже вместо первого.
        - Мы не там вышли, - дергаю его.
        - Тут выход на ВИП-парковку, - улыбаясь, поясняет Герман и добавляет с улыбкой. - Не бойся, Алина. Со мной тебя никто не обидит.
        «Наверное, все так говорят», - думаю я, еле-еле поспевая за Лиманским. Вернувшись из Питера, мы с Софьей прошлись по магазинам. И там я увидела их: черные замшевые ботильоны на высоком каблуке. И, конечно же, не смогла не надеть их в первый рабочий день. Ноги отваливаются. Но я не чувствую усталости. Ради красоты можно и потерпеть.
        - Держись за меня, - предлагает Герман, когда я спотыкаюсь. И по-хозяйски кладет руку на талию.
        Пытаюсь отстраниться, но Лиманский держит крепко.
        - Не надо, пожалуйста, - бормочу, останавливаясь посреди полутемного коридора, слегка подсвеченного маленькими лампочками, утопленными в потолке. И самой становится смешно от блеющего голоса. - Прости, я не привыкла, - шепчу, боясь обидеть Германа.
        - Я не маньяк, - улыбается он, внезапно останавливаясь. Смотрит на меня внимательно. И я чувствую, как утопаю в его глазах. Но тут же одергиваю себя. Нельзя. Ни в коем случае нельзя позволять мужчине вольности до свадьбы. Лиманский не отводит взгляда. Изучает меня, будто новый, никому не известный вид. Может, так оно и есть. Я сама чувствую себя инопланетянкой, что уж говорить о Лиманском, избалованном женским вниманием.
        «Сейчас скажет какую-нибудь гадость и засмеет, - думаю, леденея от страха, и чувствую, как поджилки трясутся. - Он решит, что ты с приветом», - хмыкаю про себя. Прекрасно понимаю, что с такими дурочками нормальные люди не связываются. А я… Мне еще нужно привыкнуть к этому городу, другой стране. Забыть навсегда Айрата и Тимура. Научиться доверять людям, особенно мужчинам.
        - Ты - девушка? - неожиданно спрашивает Герман, нависая надо мной. Кожей ощущаю его дыхание. Обжигающее и хриплое. Как будто огромный кот поймал маленькую мышку и собирается откусить ей голову. Только сперва поиграет. Чуть-чуть.
        - Да, - шепчу чуть слышно. И ужасно боюсь услышать какую-нибудь гадость. Но и выдавать себя за кого-то другого не собираюсь. Рассмеется и уйдет? Значит, не судьба. Не отрываясь, смотрю на Германа. На его лице почти нет эмоций. Или я не могу их прочитать.
        - Это хорошо, - улыбается он во весь рот, как будто ему преподнесли самый дорогой подарок. И в его взгляде сквозят такие неимоверные доброта и нежность, каких я сроду не видала у родного отца.
        - Алина, - хрипло бросает Лиманский. - Неужели такие девушки существуют? - то ли задает вопрос, то ли ликует он. И подхватив мою ладошку своими лапищами, подносит к губам. Тот жест, который в Европе еще в прошлом веке считался обычной вежливостью, в этом совершенно вышел из моды. И этот поцелуй, целомудренный и неспешный, наполнен уважением и трепетом.
        - Пойдем, - решительно заявляет Герман и тянет меня дальше по коридору. Выводит на огромную многоэтажную парковку и, без труда найдя свой черный внедорожник, щелкает сигнализацией.
        - Садись, - командует, открывая передо мной дверцу автомобиля. - Сейчас доставлю домой в лучшем виде. Или, может, заедем поужинать в кафе?
        - Я не могу сегодня, - блею я, как овечка. - Мне в университет нужно. Внести оплату за обучение. У них касса работает до пяти. А мне еще деньги нужно взять дома…
        - Так, - хмурится Лиманский, мельком глянув на часы. - Говори, куда нам ехать. И какую сумму нужно внести?
        50
        Мямлю, называя адрес и сумму.
        - Сейчас половина пятого, - мрачно кивает на циферблат Герман. - Ты не успеешь. Пока заедем за деньгами, пока по пробкам проберемся через центр.
        - Что же делать? - заламываю руки от безысходности. - Сегодня последний день. Мы только вчера с Софьей поехали узнать и сразу сдали документы. А денег у нас при себе не было.
        - Сейчас порешаем, - добродушно хмыкает Герман. - Едем сразу в приемную комиссию. Я заплачу с карты. А дома ты мне вернешь. Устраивает такой вариант?
        - Конечно, - киваю я и от накатившегося счастья готова расцеловать Лиманского.
        - Тогда не будем терять время, - рыкает он и, усевшись за руль, включает зажигание. Затем уверенно ведет огромный, словно автобус, внедорожник по наклонному пандусу и, влившись в поток машин, начинает уверенно и дерзко прокладывать себе дорогу.
        - Лена, - нажав на кнопку, зовет кого-то по громкой связи. - Скажи бухгалтерии, пусть срочно мне перечислят четыреста тысяч. Мне понадобятся деньги в течение получаса.
        - Хорошо, - рапортует девица, - сейчас все сделаем, Герочка!
        И от ее противного тона мне хочется прибить эту Лену как назойливую муху. Нашла «Герочку», дурная овца.
        - Так дорого стоит обучение? - хмурится Лиманский. - Ты куда собралась поступать, Алина?
        - Это за два года, - сбивчиво объясняю я. - Мы с Софьей решили заплатить сразу.
        - Специальность какая? - рыкает Герман, останавливаясь на светофоре. Глядит на меня сурово и внимательно. Снова чувствую себя букашкой под микроскопом.
        - Искусство костюма, - заявляю, стараясь говорить спокойно.
        - А если не понравится? - удивленно интересуется он. - Тебе же деньги никто не вернет, понимаешь? А сумма большая, Алин. У тебя такие богатые родственники, что дадут снова?
        Конечно, мой отец богат. Но как по мне, лучше перебиваться с хлеба на воду, чем вернуться в его дом. А дяде Искандеру и тете Латифе я безгранично благодарна за помощь. Не каждой так повезет. Наверное, они все свои сбережения выгребли. Да и откуда у них такая сумма? За сколько лет набежала? И неожиданно для себя понимаю совершенно простую истину. Может быть, частично и Искандер с Латифой внесли свой вклад, но основную сумму наверняка дала бабушка Зарема. Как же я раньше не догадалась! Задумываюсь на секунду.
        Герман прав!
        Мы ведь с Софьей исходили из других соображений. Цена за обучение поднимется, курс доллара изменится. Но ни ей, ни мне не пришло в голову, что может просто не понравиться.
        - Ты эти деньги лучше в банк положи, - с улыбкой поясняет Лиманский. - Там у тебя процент набежит. Деньги должны работать, Алина.
        Киваю, в который раз соглашаясь. Этот мужчина безумно нравится мне. Красивый, умный, обходительный. Руку вон поцеловал…
        - И еще, - улыбается он, поворачивая на перекрестке. - Есть такая система. Если учишься хорошо, то на следующий год могут перевести на бюджет. Места-то освобождаются…
        - Да-а? - удивленно тяну я. - Как это?
        - Кому-то не нравится учиться, и он бросает, а кого-то отчисляют за неуспеваемость. И уж заранее точно платить не надо, понимаешь?
        - Да, конечно, - соглашаюсь снова и ловлю себя на мысли, что готова всю жизнь почитать этого мужчину и повиноваться ему. Как жена…
        «Ну, ты размечталась, - укоряю саму себя и вздрагиваю, когда на весь салон разносится громкая трель. Герман снова нажимает на кнопку на руле и говорит громко.
        - Так что там с деньгами, Лен?
        - Герочка, у нас таких денег на счету нет. Марина сказала, что тысяч триста от силы наберется…
        - Двести пятьдесят кидайте, - командует Лиманский. - И банк предупредите, чтобы срочно провели. У меня сделка из-за вас срывается, - рыкает он. - Пятнадцать минут осталось.
        - Я бы точно опоздала, - вздыхаю я, косясь на часы.
        - Прорвемся, - морщит переносицу Герман и, подъехав прямо к крыльцу университета, на ходу достает телефон.
        - Пришли, родимые, - усмехается довольно. - А теперь, Алинка, бежим.
        Ну, кто идет быстрым шагом, а кто семенит сзади. Мы вламываемся в высокие дубовые двери, когда стрелки часов приближаются к пяти, а толстая женщина в шубке из домашнего кота уже собирает сумку.
        - Нам оплатить за обучение, - сходу обрушивается на нее Герман. Тетка смотрит на него, как на родного, потом подозрительно косится на меня.
        - Давайте деньги, - говорит со вздохом. Включает компьютер и придвигает к себе кассовый аппарат.
        - Терминал есть? - уточняет Лиманский, доставая бумажник.
        - Нет, - мотает башкой тетка. - Мы только наличные принимаем.
        - Тогда пять минут, - рыкает он. - Я видел банкомат на входе. Вы пока заполняйте бумажки! - велит он обалдевшей женщине и стремительно выходит из кабинета.
        - Крутой у тебя муж, - хмыкает она. - Большой начальник?
        - Мда-а, - мычу я, утвердительно отвечая на оба вопроса.
        - Главное, чтобы в банкомате сумма такая была, - вздыхает тетка. - Если не хватит, то хоть за первый семестр нужно внести сегодня.
        «Не оставь меня Аллах в своей милости, - молюсь мысленно и, когда суровый Лиманский снова появляется на пороге кассы, всматриваюсь в его лицо.
        «Все получилось!» - хочется заорать мне и броситься ему на шею.
        Герман подмигивает мне и, достав из кармана красные купюры, замечает со вздохом.
        - Всегда в универе мечтал ходить с полными карманами бабла.
        51
        - Мечты сбываются, - хмыкает тетка, и Лиманский понимающе смеется.
        Я еще недавно живу в России и никак не могу привыкнуть к великому множеству идиом. Какие-то цитаты из фильмов, книг, рекламы. Незнакомые люди бросают друг другу какие-то фразы и уже через минуту чувствуют себя единомышленниками. Я лишена этой возможности стать моментально своей. Слишком большая пропасть между моей прежней жизнью и нынешней. И мне никогда не понять этот мир. А в том, старом, уже нет для меня места.
        Старый громоздкий принтер тихонько стрекочет над ухом, выплевывая листок бумаги. Тетка дважды расписывается на нем. Ставит печать и, порвав на две части, одну вручает мне.
        - Вот и все. Зайди в деканат, скажи, что оплатила. Пусть у себя отметят и скажут, что делать дальше.
        - А где это? - строго спрашивает Герман.
        - Да вон, соседняя дверь.
        Покончив с формальностями, мы выходим в холл.
        - Расписание сфотографируй, - велит мне Герман и, найдя мой факультет, читает предметы вслух.
        - Рисунок, живопись, история моды и стиля, история дизайна. Чтоб я так жил! - хмыкает довольно. - Все сфотографировала или нет?
        - Вроде бы все, - киваю я, собираясь излиться в благодарностях. Если бы не Герман, я бы до университета даже не доехала. Да и деньги в метро могли вытащить. Час пик все-таки!
        - Это событие нужно отметить! - торжественно заявляет Лиманский. И мне кажется, этого человека никакая сила не остановит. Прет напролом, нимало не заботясь о других.
        - Мы с Софьей хотели отметить, - робко замечаю я. - Неудобно получится.
        - Она во сколько освободится, ты знаешь? - грозно нависает надо мной Герман.
        - Около девяти, - шепчу, растеряв смелость.
        - А сейчас пять. У нас еще вагон времени. Я тут знаю одно заведение. Там внизу закусочная. А наверху - ресторан. Предлагаю устроить небольшую пирушку.
        - Только мне нужно тебя предупредить, Герман… - лепечу, задрав голову. Любуюсь высоким ладным мужчиной и снова попадаю в плен синих глаз.
        - Ты не одета для ресторана? - гадает он. - На диете?
        - Нет, - отметаю его предположения и, не сводя взгляда, говорю прямо. - Я не ем свинину и не пью алкоголь.
        - ЗОЖ или вера? - рыкает он, привлекая меня к себе.
        - Я - мусульманка, - замечаю негромко.
        - А я - иудей, - пожимает плечами Лиманский и добавляет порывисто. - Тогда просто пообедаем вместе. Идет? А то я жрать хочу, как собака.
        - Хорошо, - быстренько соглашаюсь я и сама себя корю за невнимательность. Человек поехал со мной через все пробки. Уговорил кассира принять деньги. Занял свои. А я? Мне что, трудно с ним пообедать? Тем более что расставаться совсем не хочется.
        В большом пафосном ресторане с хрустальными люстрами и роялем Герман самостоятельно делает заказ. Мраморная телятина, салаты, томатный сок. И как только официант во фраке отходит в сторону, берет мои руки в свои.
        - Мне кажется, я знаю тебя всю жизнь, - признается, улыбаясь.
        - А мы разве с тобой ровесники? - смеюсь в ответ. И чувствую, как на душе становится тепло и радостно.
        - Конечно, - хохочет Герман. - Мне тоже восемнадцать. Я только сейчас это понял, - и добавляет серьезно. - Ты мне нравишься, Алина. Очень нравишься. Я еще тогда тебя у подъезда приметил.
        - Я тебя тоже, - шепчу я заговорщицки. Понимаю, что должна прикинуться наивной овечкой и спросить какую-нибудь чушь. Но, честное слово, не хочу ломаться.
        - Давай просто попробуем общаться, - предлагает Лиманский. - Вместе куда-нибудь сходим… я придумаю, - добавляет быстро.
        - Тебе со мной будет неинтересно, - вздыхаю я и с сожалением наблюдаю, как к нам приближается официант с подносом.
        Приходится разъединить руки и прекратить разговоры. Лиманский тоже косится на него хмурым взглядом. Ждет, когда тот расставит тарелки и уберется прочь.
        - Я влюбился, Алина, - рыкает Герман, стоит нам только остаться одним. - Не стану торопить тебя. Но хочу узнать тебя получше и, самое главное, дать тебе возможность понять, что я - идеальный для тебя вариант. Лучшего мужа тебе просто не найти во всей Москве.
        - Какая самонадеянность! - улыбаюсь я и неожиданно для самой себя заявляю. - Я согласна. Но не торопи меня, пожалуйста, с замужеством. Дай время.
        52
        «Новый год к нам мчится, скоро все случится», - поет группа со странным для меня названием «Дискотека Авария». Мы гуляем с Германом по заснеженным улицам. Я подставляю ладошку и смотрю на падающий снег. Для меня даже он в новинку. Витрины магазинов искрятся гирляндами. Чувствуется приближение праздника. Такое со мной впервые. У нас на родине новый год проходит тихо. Кое-где в кафе ставят елочки, но делают это большей частью для туристов. Некоторые, например дядя Искандер и тетя Латифа, ставят елочку в холле гостиницы. Но мой отец считает это недопустимым. И каждый раз бурчит, что только глупцы поклоняются дереву. И никогда не приходит в гости к брату на Новый год. Хотя смену года трудно назвать праздником. Только один день - первое января - считается выходным. Здесь же, в Москве, подготовка идет полным ходом. И мне нравится это безумство. Вместе с Германом мы шатаемся по улицам. Заходим в кафе перекусить и погреться. А потом долго выбираем подарки близким. Лиманский - родителям, а я - Софье и Олесе.
        С того самого дня, как мы вместе оплатили мое обучение, нас с Германом трудно отлепить друг от друга. Он дарит мне цветы и какие-то подарочки. Отвозит с утра в университет. А после занятий забирает. Мы обедаем вместе. Иногда в крутых ресторанах, а иногда покупаем блины или другой фаст-фуд, садимся на лавку и, запивая чаем, жуем. Все зависит от свободного времени. Из телефонных разговоров, мимоходом брошенных фраз я понимаю, что Герман очень занятой человек. Но умудряется улучить момент повидаться днем. И я с утра с нетерпением жду нашей встречи. И пусть учеба увлекает меня, но конец каждой пары приближает нашу встречу. Если разобраться, те два часа перерыва между занятиями и работой нужно было бы потратить с пользой. Подготовиться к курсовому проекту в библиотеке или, вернувшись домой, поспать хоть немножко. Уже и забыла, когда спала нормально. Каждую ночь я ворочаюсь без сна, мечтая о Германе, а засыпая, вижу перекошенное лицо Айрата. В ужасе сажусь на постели. Зажимаю рукой рот, стараясь сдержать рыдания и не разбудить Софью. Честно говоря, этот месяц у нее выдался не из легких.
        В тот самый наш первый день с Германом Софья, моя душа, появляется дома поздно. Тяжело опускается на банкетку в коридоре и через силу снимает сапоги и куртку.
        - Я купила вкусняшек, - шепчу, принимая у Софьи пуховик и вешая его в шкаф. - И какое-то чудесное мясо. Мы ели в ресторане. Очень вкусно.
        - Мы? - поднимает она бровь. Смотрит внимательно, вынуждая сознаться.
        - Я и Герман, - бормочу, не опуская глаз. - Если бы не он, я бы ни за что не успела…
        Наливая чай, сбивчиво рассказываю о своих приключениях.
        - Ты Лиманскому деньги вернула? - вскидывается Софья и, услышав мое «обязательно!», задумчиво жует медальон из мраморной говядины. - Деньги в ближайшее время нужно отнести в банк. Может, и хорошо, что Герман помогает тебе, мне сейчас совершенно некогда.
        - Что-то случилось? - спрашиваю робко. Боюсь показаться неуважительной.
        - Олеся разругалась со своим женихом и вернулась к бывшему. Это ужасно, Алина. Когда этот тип появляется, все идет наперекосяк. Олеська сама не своя становится. Будто подменяют мою девочку, - тяжело вздыхает она, прихлебывая из стакана апельсиновый сок. - Все очень вкусно, спасибо!
        Софья устало поднимается из-за стола и, обняв меня, шепчет виноватым голосом.
        - Прости, я думала, мы сегодня устроим пирушку. Но позвонил Стас. Он встретил в Москва-сити Олесю и этого Артема. И я помчалась туда. Хотела поговорить с дочерью. Где она сейчас живет, даже не знаю. Стасик обещал найти по своим каналам. Но что-то мне неспокойно.
        - Отдыхайте, дорогая Софья, - бормочу, прижимаясь к плечу моей старшей подруги. - Я все уберу, не беспокойтесь. У нас будет еще много поводов, чтобы отметить, - убеждаю опечаленную женщину. И когда она, словно слепая, медленно движется в свою спальню, восклицаю вслед.
        - Я занимаю Олесину комнату. Ей, наверное, некуда вернуться… Может быть, мне съехать?
        - Этажом ниже? - кривая усмешка искажает красивое лицо Софьи.
        - Нет, - оправдываюсь поспешно. - Я никогда… до никаха… до свадьбы. Это недопустимо - жить в одном помещении с посторонним мужчиной.
        Заливаюсь краской. Чувствую, как перехватывает горло, и как слезы сами собой текут по щекам.
        - Прости! Я сама не понимаю, что несу, - Софья возвращается ко мне и снова сжимает в объятиях. - Эта хрень с Олеськой тебя не касается. Она не вернется. Уж не знаю, почему. Одно время с подружкой квартиру снимали. Поэтому живи и ни о чем не думай. А Гере, если будет приставать, в нос дам…
        - Он не пристает. Очень вежливый, правда, - вступаюсь я за Лиманского. Даже представить страшно, если Софья пойдет к Герману выяснять отношения. - Он очень обходительный и все время мне помогает, - вздыхаю, всматриваясь в лицо, ставшее родным.
        - Это хорошо, - кивает Софья и напоминает устало. - Про деньги не забудь. Завтра же отнеси в банк.
        - Да, - рапортую живо. - Мы с Германом собирались с утра. Он уже договорился…
        - Быстро у вас все устроилось, - улыбается Софья. - Он человек неглупый и порядочный. Может, он влюбился в тебя, моя девочка?
        53
        Вот уже месяц эти слова Софьи не выходят у меня из головы. Что нашел во мне такой взрослый и красивый мужчина, как Герман? О чем со мной говорить? О занятиях в университете? О проблемах на ресепшене в «Империале»?
        - Ты наелась? - спрашивает меня Лиманский, отвлекая от глупых мыслей.
        Мы стоим около перил на смотровой площадке Воробьевых гор. Едим чебуреки, запивая их кофе. И рассеянно разглядываем небоскребы Москва-сити. Город поражает меня своей мощью. Постоянно оглядываюсь по сторонам и уже, наверное, надоела Герману, вместо кино и ресторанов предпочитая музеи и исторический центр.
        - Очень вкусно, - киваю, через силу жуя последний кусок. - Мне к четырем нужно быть на работе, - замечаю, косясь на очередную свадьбу. Женщины в длинных закрытых платьях, невеста в платке и в фате. Мужчины в строгих костюмах. Даже издалека видно, что мусульмане. И пока Лиманский относит в урну пакет с мусором, исподволь разглядываю жениха и невесту. А потом, стоя в обнимку с Германом, нет-нет, да и кошусь на гостей. Мужчины стоят немного поодаль, как и положено в мусульманских семьях. Один из них сразу привлекает мое внимание. И я застываю от ужаса.
        Айрат! Здесь! В России! В паре метров от меня.
        Стараюсь справиться с волнением.
        «Это ошибка, - убеждаю себя. Но когда человек, стоящий полубоком, поворачивается, вздрагиваю.
        Точно, он!
        Сердце стонущей птицей замирает на месте. Пропускает удар. Прекрасно понимаю, что он меня сейчас не узнает. В розовом пуховичке и черных джинсах я мало похожу на ту забитую Амину, просватанную за чудовище. Накинув капюшон, прижимаюсь к Герману. Чувствую, как меня колотит крупная дрожь.
        - Поедем домой, Герман. Пожалуйста!
        - Замерзла? - улыбается Лиманский, чмокая в нос. Невесомо целует в губы и, обняв, ведет к машине, припаркованной неподалеку.
        Окидываю прощальным взглядом панораму Москвы, желая как можно скорее оказаться подальше от этого места.
        «Он даже не смотрит в твою сторону. Не узнает», - убеждаю себя, не открывая рта.
        Но это мало помогает. Главное сейчас - сдержаться и не побежать.
        Рука Германа, как гарантия безопасности, по-хозяйски лежит на моем плече. Пока он со мной, никакая скотина не подойдет. Просто не посмеет. Щелкает сигнализация на черном внедорожнике. Лиманский помогает мне забраться на сиденье и уже собирается сесть за руль, как его окликает какой-то парень. Через лобовое стекло вглядываюсь в подошедшего человека и, отпрянув в ужасе, вжимаюсь затылком в сиденье. Один из тех, что пару минут назад стоял рядом с Айратом. Наблюдаю, как Лиманский, улыбаясь, пожимает ему руку, что-то говорит мимоходом, а потом быстро возвращается в машину.
        - Кто это был? - спрашиваю полушепотом. Сцепляю руки, чтобы не дрожали. И уже готова взвыть от отчаяния.
        Неужели они знакомы? Айрат и Герман? Для такого города, как Москва - это фантастическое совпадение. Может, я обозналась?
        - А, - весело отмахивается Лиманский. - Пацан знакомый. Мы с ним как-то дрались на ринге. Я его заломал, - хохочет Герман. Как ни в чем не бывало, заводит автомобиль и добродушно косится на меня.
        - Как дрались? - выдыхаю я, стараясь справиться с волнением.
        - Ну, я раньше участвовал в боях без правил. Жесткая штука. Много чему научила.
        - Зачем? - охаю, как старая бабка.
        - Деньги нужны были на бизнес. Сам бы я тогда не раскрутился. Но потом завязал, - хмыкает он довольно. - Уже года три, как хожу только смотреть. Ну, и тотализатор… Сама понимаешь. Хотя зовут постоянно. Вон и Казбек сожалеет, что нет достойного соперника.
        - Это восточная лесть, - смеюсь через силу. - Ну, кто на свадьбе думает о драке?
        Рэндж выезжает с парковки. И на душе становится легче. Обошлось, хвала Аллаху!
        - Что-то они мало погуляли, - хмыкает Герман, кивая на возвращающуюся к машинам свадебную процессию. Снова взгляд цепляет мужчину, так похожего на Айрата. По позвоночнику ползет липкий холодный страх.
        «Прекрати, - говорю себе. - Это не он!»
        Да и в самом деле, откуда тут взяться Айрату?!
        Он по идее сидеть должен за избиение Тимура. Вспоминания, словно страшный сон, бьют по живому.
        «Прекрати, - повторяю еще раз, стараясь успокоиться. Все борцы на одно лицо. А ты и перепугалась, как дурочка!»
        - У Казбека сестра замуж выходит, - поясняет Герман, выворачивая на проспект. - Он прям доволен.
        - Такой богатый жених? - усмехаюсь я, вспоминая доводы отца, когда он выдавал меня за Айрата.
        - Наверное, - пожимает плечами Лиманский. - Какой-то турецкий борец. Молодой, но подающий надежды парнишка. Казбек от него аж кипятком ссыт.
        - Вот бы сам и вышел за него замуж, - фыркаю я, прекрасно понимая, что не обозналась. Это был Айрат, иблисы его задери! Видимо, приехал на свадьбу друга…
        - Тс-с, - Лиманский шутливо грозит мне пальцем. - Не шути так, Алинька. Такие суровые мужики подобных шуток не понимают.
        - Хорошо, - киваю, в душе не ведая, о чем меня предупреждает Герман. - Как скажешь… - бросаю легко.
        Кошусь на профиль мужчины, в которого уже успела влюбиться. И понимаю, что не смогу с ним расстаться. Просто дышать перестану, если он меня бросит. Но сама не уйду. Ни за что!
        «Тогда молчи, - предупреждает внутренний голос. - Герман - твой защитник. Он обязательно захочет разобраться с Айратом. Найдет его через того же Казбека. И тогда все! Никакая прописка в Ярославле не поможет. Приедет отец и за волосы оттащит домой».
        54
        Вздрагиваю и, обхватив себя руками, смотрю на поток машин, несущийся впереди, на людей, толкающихся у метро в предновогодней спешке.
        «Ты изменилась. Он тебя не узнал», - уговариваю себя. И хоть умом понимаю, что все обошлось, но страх снова поднимает голову и въедается в каждую клеточку.
        - Ты не заболела, Алинька? - настороженно интересуется Герман и на ближайшем светофоре щупает холодной ладонью мой лоб. - Мне кажется, или у тебя температура…
        - Мне нельзя болеть, - вздыхаю натужно. - И к четырем нужно быть на работе. Сегодня дежурит эта противная Диана.
        - Твой личный враг? - криво усмехается Герман.
        - Да, - каюсь я. - Нажила, сама того не подозревая. Она хочет на мое место устроить подружку. Вот и выживает всеми способами. Уже жаловалась Павлу Андреевичу, что я постоянно опаздываю.
        - А он?
        - Пожал плечами и посоветовал ей не отвлекать его по пустякам.
        - Пашка - молоток, наш человек, - чешет затылок Лиманский. - Нужно ему передать привет от Казбека…
        Мы подъезжаем к «Империалу» за пятнадцать минут до начала моей смены.
        - Посиди со мной, - просит Герман. - Еще полно времени.
        - Мне лучше подняться наверх, - шепчу я, не желая уходить. Прислоняясь головой к плечу Лиманского, чувствую, как его губы касаются моего виска. Тянусь к нему с поцелуем. Для меня это в новинку - проявлять инициативу. Но сейчас именно тот самый момент, когда мне важно почувствовать поддержку Германа. Ощутить себя в безопасности…
        Легкий стук по стеклу приводит нас в чувство. Софья. Машет мне рукой «выходи!» и сама идет вперед. С неохотой отрываюсь от Германа.
        - Подожди, там скользко, - велит он, выходя из машины. Ворчит на Софью. Ругает ее за бестактность и невоспитанность. Поспешно открываю дверцу, совершенно не желая, чтобы любимые мною люди поссорились из-за меня. Тут же попадаю в руки к Герману. Замираю лишь на секунду. Прижимаюсь к груди, обтянутой свитером. А сам Лиманский прикрывает меня распахнутыми полами куртки. Прощальный поцелуй. Потом еще один.
        Софья по моим расчетам уже должна зайти в здание. Кошусь на крыльцо из-за мощной фигуры Германа. Моя душа стоит около ступенек и о чем-то разговаривает с клиентами.
        - Алинка-а! - кричит мне. - Уже без пяти!
        - Несносная баба, - недовольно ворчит Герман. Но выпускает меня. - Иди, - шепчет хрипло. - Твой цербер на посту.
        Насилу оторвавшись от Германа, спешу вслед за Софьей. А она уже входит в тамбур между двумя стеклянными дверями.
        «Наверное, обиделась на меня, - думаю лихорадочно. Угораздило же меня влюбиться в ее врага. - И Герман тоже хорош. Даже не поздоровался!»
        Рывком открываю дверь на себя, а Софья в этот момент делает шаг в сторону. Каблук попадает в решетку. Софья кулем оседает на пол, а я отчетливо слышу хруст кости.
        - Герман, - звоню любимому. - Кажется, Софья сломала ногу.
        - Поделом, - бурчит в трубку Лиманский. Но буквально через минуту врывается в здание.
        Вместе с охранником поднимает с пола бледную как полотно женщину. Осторожно расстегивает сапог и тут же, поморщившись, отстраняется.
        - Все так плохо? - синюшными губами шепчет Софья.
        - Ну как вам сказать, - криво усмехается Лиманский. И сняв трубку, звонит хозяину «Империала».
        - Так, Паша, - отдает указание, нисколько не сомневаясь в своей правоте. - Пришли в фойе доктора. И пусть прихватит бинты и лутку. Он хоть у тебя бинтовать умеет? И скажи, чтоб сразу шел. Софья Петровна ногу сломала. Мы с Алиной ее сейчас в травмпункт повезем. Что значит - смена? Это ее родная тетка, между прочим… Вызови кого-нибудь… Или эту оставь девицу, что сейчас дежурит. Алина мне тут нужна. Я сам не справлюсь.
        Слушаю отповедь Германа и хочу зажмуриться. Заткнуть уши, чтобы не слышать нахального тона, не видеть пренебрежительный взгляд, которым Лиманский одаривает молодого врача, только-только устроившегося на работу в «Империал».
        Стискиваю зубы, боясь вскрикнуть и тем самым еще больше напугать Софью.
        Два острых обломка выпирают наружу, стоит только разрезать сапог.
        - Твою мать, - ругается Герман, осторожно вытаскивая ногу моей дорогой Софьи. - Давай в лутку, осторожно, - велит нашему чудо-лекарю, а потом мягко отодвигает его в сторону. - Я сам. Учись, стажер.
        Краем глаза замечаю Павла Андреевича и еще каких-то наших ребят. Вижу злорадный оскал Тихомирова и испуганную Иру. Будто со стороны наблюдаю, как Герман и Павел на руках относят Софью в Рэндж. Осторожно усаживают на заднее сиденье. Я несусь следом и, как только усаживаюсь рядом, Лиманский резко трогается с места.
        - Алина, - приказывает мне он. - В бардачке аптечка. Достань… - произносит слишком сложное название. - И вода в дверце стоит. Дай Софье Петровне. Это сильное обезболивающее. Выпейте, - бросает он резко. - Зачем терпеть боль…
        Рэндж вливается в поток машин, агрессивно перестраивается в крайний левый ряд и уверенно несется вперед, разгоняя по сторонам менее резвых водителей.
        - Ам... Алина, - тихо просит Софья Петровна. - Позвони, пожалуйста, Стасу, - она кивает на сумку, валяющуюся рядом со мной на сиденье. - И Олесе. Пусть приедут.
        И если телефон Стаса монотонно бубнит механическим голосом об абоненте, находящемся вне зоны действия сети, то Олеся откликается сразу.
        - Да, я скоро буду, - тяжело вздыхает она. - Примерно через час освобожусь. И сразу примчу. Спасибо тебе, Амина, что ты рядом с мамой…
        55
        - Может, переночуешь у меня? - осторожно интересуется Герман, когда мы поднимаемся в лифте.
        - Я не могу, - шепчу яростно. - Это недопустимо.
        - Аллах под крышей не увидит. А я буду спать в другой комнате. И никоим образом не побеспокою тебя… Если ты сама не захочешь, - рыкает он и сверлит меня жарким взглядом.
        «Если ты сама не захочешь», - бьется в голове рефреном.
        «Вот этого я и боюсь», - чуть не ляпаю невпопад. Но вовремя прикусываю язык.
        - Тяжелый день, - вздыхаю, прижавшись к Герману. Чувствую, как его ладонь нежно скользит по спине. - Сейчас приму душ и лягу спать. Завтра придется прогулять универ. Нужно весь день отработать за Диану.
        - Тогда быстро спать, - командует Герман. - Если станет страшно в пустой квартире или скучно, звони, я сразу приду.
        - Хорошо, - бурчу, утыкаясь лбом ему в грудь. Силюсь не разреветься. Столько навалилось сегодня. И Айрат, и Софья. И если с моей любимой душечкой все предельно ясно, то вот по поводу брата Нур страхи поднимают голову, стоит мне только остаться одной. В пустой квартире чувствую себя неловко. И посторонней среди чужих вещей.
        Быстро прохожу в свою спальню и устало сажусь в кресло около туалетного столика. Руки сами выдвигают небольшой ящичек, где хранятся мои драгоценности. Бабушкины серьги с опалами и тридцать тысяч рублей, которые я оставила на всякий случай. Софье отдать за коммуналку. Купить себе пару платьев и еще одни сапожки. На этот раз дутики.
        Пересчитываю сине-зеленые купюры. Ровно тридцать штук. Десять откладываю сразу. Нужно завтра купить лекарства и фрукты для Софьи. И еще как-то умудриться завезти ей в больницу.
        Девять часов на ногах тоже тяжело. Но я справлюсь. Мысленно благодарю Диану, отработавшую за меня. И хоть Герман бросил снисходительно «а куда ей деваться!», мне очень повезло, что она согласилась остаться еще на одну смену.
        Завтра попрошу Иру подменить меня на пару часов. Нужно отвезти Софье все самое необходимое и узнать у кого-нибудь, где можно купить в Москве домашнюю курицу. Те, что продаются в супермаркетах, кажутся мне несъедобными. Фрукты тоже. Но деваться некуда.
        В который раз думаю о Софье и сокрушаюсь мысленно. Угораздило ж ее на ровном месте поломать ногу! И перелом такой сложный! Операция длилась два часа. И все это время мы сидели с Германом в вестибюле и ждали благих вестей.
        - Может, ты поедешь? - поинтересовалась я тогда, чувствуя, что Лиманский нервничает.
        - Нет, - отмахнулся он. - Мое место рядом с тобой. Все остальное подождет.
        - Мне, наверное, придется остаться с Софьей, - подумала я вслух. И тут же услышала рык Германа.
        - Это исключено. Если нужно, наймем сиделку.
        - Почему? - вскинулась я и тут же осеклась, понимая, что разговор стал бессмысленным. Через витражное стекло видно, как к зданию подъехало такси, и из него выходит Олеся.
        - Завтра нужно ее сменить, - думаю я, пряча остальные деньги обратно в ящик. Невольно нащупываю шелковый мешочек с бабушкиными серьгами и, достав его из глубины ящичка, любуюсь изысканной работой мастера. Абсолютно круглые голубые камни вправлены в гладкую золотую оправу. Ничего лишнего. Вечная классика. Провожу ладошкой по теплым камням и словно чувствую, как пальцы Заремы сжимают мои.
        «Все будет хорошо, девочка!»
        Мыслями я уже в Эргонио. Спускаюсь по узкой тенистой улочке. И зайдя во двор к дяде Искандеру, сажусь на скамейку рядом с бабушкой.
        - Ешь, - указывает она мне на тарелку с инжиром. Узловатые пальцы выбирают спелые плоды и протягивают их мне.
        - Фазиль только что нарвал, - бабушка кивает на младшего внука. И я, положив на ладонь сочный и теплый инжир, чувствую жар солнца на еще не остывшем зеленом боку.
        В сумке, брошенной на стул, трезвонит сотовый, возвращая меня в квартиру Софьи и в реальность.
        - Алина, - настороженно спрашивает Герман. - У тебя все в порядке?
        - Да-а, - тяну я, выныривая из воспоминаний.
        - Что ты делаешь? - интересуется строго Лиманский. - Быстро купаться и спать.
        - Откуда ты знаешь? - лепечу я наивно.
        - Вода, Алина, - смеется он. - Мне что-то не слышно шума воды. Ты там в коридоре уснула, что ли?
        - Неет, - блею я. И сложив в ящик все свое богатство, бреду в ванную.
        Теплые струи воды немного снимают напряжение. Провожу рукой по бедру. Затем по груди.
        «Интересно, понравлюсь ли я Герману, когда приду к нему в первую брачную ночь? - думаю, чувствуя напряжение внизу живота. - Странно, когда я собиралась замуж за Айрата, мне даже мысли такие в голову не приходили!»
        Айрат!
        От воспоминаний о бывшем женихе сводит внутренности. И даже горячий душ кажется ледяным. Медленно опускаюсь на колени и, обхватив себя руками, реву как последняя дура.
        О чем я вообще думаю, когда Айрат в Москве? Зачем приехал сюда? Как вместо тюрьмы оказался на чужой свадьбе? И теперь вопрос времени, когда он меня найдет. Сдавливает от ужаса сердце. Вспоминаю день свадьбы и вбегающего в мой дом жениха. Будто наяву вижу перекошенное лицо и снова чувствую боль во всем теле.
        Вода жестко хлещет по голове и спине, а волосы мокрой паклей свисают с лица. Сколько я так сижу, не знаю. Но только прихожу в себя, когда кто-то стучит по трубам.
        Лиманский!
        Наскоро вытираюсь и, нацепив пижаму, бреду в спальню.
        «Если Герман настоит на свадьбе, даже раздумывать не буду, - решаю по дороге. А когда укладываюсь в постель, слышу, как на тумбочке заходится дурниной айфон.
        - Ты легла? - интересуется Герман. - Сладких снов, любимая.
        И не успеваю я ответить, как Лиманский, вздохнув, заявляет решительно.
        - Что-то я забодался без тебя, Алина. Давай назначим свадьбу и, наконец, поженимся. Ты согласна? Или тебе еще нужно время?
        56
        - Да, - лепечу в трубку. - То есть нет, - добавляю поспешно.
        - Ну, я понял, - весело фыркает Герман и снова как мантру повторяет. - Спокойной ночи, любимая… Закрывай глазки.
        Послушно смежаю веки, но заснуть не удается. Ни сразу, ни через час. Снова и снова думаю о встрече с Айратом. Узнал или нет? Но моя новая одежда преображает меня в студентку, кем я, собственно, и являюсь. А потому становлюсь для Айрата и других родственников одной из нескольких тысяч. А значит, невидимой.
        «Ага, успокаивай себя, - поднимает голову внутренний паникер. - Айрат мог тебя узнать, только не стал портить людям праздник. И найти тебя труда не составляет. Всего-то надо спросить у Казбека…»
        Закрываю голову подушкой, пытаясь отогнать животный страх, скрутивший мне нутро.
        «Была бы рядом Софья, - всхлипываю от полной безнадеги. И снова понимаю, что у меня есть только один единственный выход навсегда избавиться от кошмара разоблачения. Нужно выйти замуж за Лиманского. Он своего никогда никому не отдаст. Только с ним я могу быть спокойна. И счастлива. Накинув халат, выхожу в кухню. И включив чайник, представляю, как внизу к моим шагам прислушивается Герман. Жду звонка. Но телефон молчит. Перевожу взгляд на часы, висящие над кухонным столом. По фарфоровой тарелке между циферблатом и стрелками разгуливает гордый петух. В который раз любуюсь точными мазками и замечаю время. Два часа ночи. Герман спит. И я в безопасности. Делаю маленький глоток из синей с золотым ободком чашки. И все. Не могу проглотить. Паника, захлестнувшая меня по возвращении домой, сковала внутренности и сжала горло. Задыхаюсь от беспомощности и собственной трусости. Как будто сам Айрат сдавливает мою трахею и велит молчать.
        - Не рыпайся, Амина! Я все равно тебя найду, - слышится мне его рык.
        Порывисто взмахиваю руками, пытаясь закрыть уши. И неловким движением переворачиваю чашку с чаем.
        Смотрю на небольшую лужицу, растекшуюся по полу, на белоснежные осколки. И смеюсь над собственным малодушием.
        Быстро навожу порядок и, вернувшись в спальню, вижу сообщение от Лиманского.
        - Ты спишь? Что там у тебя происходит?
        Плюхаюсь в кровать, улыбаясь. И ткнув в экран пальцем, рапортую.
        - Пила чай, разбила чашку.
        - Вот так, оставь тебя одну. Ты обожглась или порезалась?
        - Нет.
        - Тогда спи. Утром позвоню. Спустишься завтракать, - непререкаемым тоном велит он, и я радостно соглашаюсь. Утыкаюсь носом в подушку и чувствую, как губы растягиваются в улыбке. Так, как Герман, обо мне не заботился никто. Ни родной отец, ни Нур. Еле-еле справляюсь с порывом броситься прямо сейчас в квартиру этажом ниже. Заколотить бы в дверь кулачками. А когда сонный Лиманский появится на пороге, с визгом броситься ему на шею. Но нельзя. Нельзя!
        Закутавшись в одеяло, пытаюсь уснуть. Но куда там! Теперь на смену страхам пришли мечты и фантазии. Представляю, как мы с Германом живем вместе, и я забочусь о нем. Рисую в воображении наш дом за городом. Обязательно около небольшого озера. Вижу наших детей, играющих с собаками. Мальчик похож на меня, а девочка - на мужа. Как же мы их назовем…
        Уже под утро я проваливаюсь в сон и просыпаюсь от резкого звонка будильника. Раскалывается голова, и невозможно разлепить веки. Еще бы поспать. Но встаю, сделав над собой усилие. На работу нельзя опаздывать. Тем более в первую смену. На подгибающихся ногах волочусь в ванную, а вернувшись, раздумываю: может, обойтись без завтрака, а поваляться минут десять. Айфон снова дребезжит знакомой трелью.
        - Быстро спускайся, - шутливо ворчит Герман. - Не то позавтракать не успеешь.
        - А ты? - усевшись за стол, улыбаюсь во все тридцать два. - Так рано поедешь на работу?
        - Нормально все, - кивает он. - Отличный повод поработать в тишине. В обед приеду в клуб. Поплаваю немножко. А потом мы с тобой пообедаем…
        - Конечно, - во все глаза смотрю на любимого мужчину. И мне ужасно хочется слегка коснуться чисто выбритой щеки, зарыться пальцами в черные волосы. И прижавшись к любимому, напроситься на сладкий поцелуй. Когда все внутри вибрирует, стоит только нашим языкам соприкоснуться.
        - Ешь, давай, - командует Лиманский, ставя на стеклянный стол тарелки с омлетом и нарезкой. - У нас мало времени.
        - Да, - снова соглашаюсь я и тянусь к Герману с поцелуем. Сама! Первая! Да спаси меня Аллах!
        Он довольно накрывает мои губы своими и ласково ведет ладонью по шее.
        - Алина, - бурчит, отстраняясь. - Еще минута, и мы никуда не пойдем.
        - Почему? - бросаю наивно.
        - Отнесу тебя в спальню и больше не отпущу. Хрен с этой работой.
        - Я не могу, - шепчу, пунцовея. И под веселый смех Лиманского опускаю голову чуть ли не в тарелку.
        - Я подумал о свадьбе, - самодовольно заявляет он. - Из-за Софьи Петровны мы расписаться до конца года не сможем. Ты же захочешь обязательно, чтобы она поприсутствовала. А ее в больнице продержат с месяц. Поэтому нам лучше расписаться в начале февраля. Как считаешь?
        - Ты хорошо придумал, - киваю я, легко соглашаясь с Германом. Он старше и умнее. И мне нравится ему подчиняться. И замуж за него хочется. Вот прям завтра!
        - Какой у тебя размер пальца? - спрашивает Лиманский, выставляя на стол блюдо с эклерами.
        - Понятия не имею, - пожимаю плечами. Почему-то этот вопрос мне никогда никто не задавал. И кольцо Айрата очень плотно сидело на руке. Аж палец отекал. Оказывается, все дело в размере. А не в первом попавшемся колечке, выуженном из бабкиного сундука. Вот уж не знала!
        57
        Я влетаю в «Империал» без трех минут шесть. Успеваю быстренько закинуть куртку в гардероб. Поправить волосы и приколоть к черному свитерку бейджик с надписью «Администратор Алина». И когда через полчаса приходят первые клиенты, я радостно приветствую их. Впереди долгий день. Но я справлюсь. А ближе к вечеру чувствую, как гудят ноги, и все люди кажутся на одно лицо. Голова раскалывается от недосыпа, а сердце замирает, стоит лишь вспомнить Лиманского. Он приезжает только после четырех вечера. Усталый и довольный.
        - Прости, не смог выбраться, - шепчет, наклоняясь над стойкой. - Завтра наверстаем.
        - Что-то случилось? - интересуюсь робко. По нашим законам женщина не должна надоедать мужчине. И я мысленно корю себя, что не сдержалась.
        - Да пришлось срочно к нотариусу ехать. Сделку оформляли…
        - Тебя можно поздравить? - спрашиваю, набравшись смелости.
        - Да, - кивает он и, забрав у меня браслет, заговорщицки шепчет. - Хозяин выставил на срочную продажу. Желающих набежало много. Но мои люди успели первыми.
        - Поздравляю, - тянусь к Герману с поцелуем. И чмокнув в щеку, тут же поворачиваюсь к входящим в клуб посетителям. А Лиманский, гордый, как павлин, важно шествует к ВИП-зоне.
        «Мой. Только мой», - шепчу про себя, глядя ему вслед.
        Протягиваю красные браслетики беременной женщине с дочкой. И невидящим взглядом смотрю на отражение в зеркалах. Представляю себя с животом и Германа рядом…
        - Кузнецова! - кричит издалека Глеб Тихомиров. - В зал антигравити влез кошак. Выгони быстрее, пока не нагадил. У Розы тренировка скоро. Если гости наступят в дерьмо, тебе не поздоровится.
        - Я сейчас, - киваю на бегу. И несусь мимо ВИП-зоны к небольшому зальчику, примостившемуся невдалеке от мужской раздевалки. И даже не отдаю себе отчета, ну откуда на восьмом этаже возьмется кошка? В какое окно она умудрится запрыгнуть? И только влетев в зал, понимаю, что попала в ловушку. Двое молодых парней, пришедших еще утром, нагло скалятся, подходя ближе. Хочу выскочить, но дверь снаружи кто-то держит. Известно кто! Глеб Тихомиров! А я как дурочка угодила в расставленные сети.
        - Тихо, тихо, цыпочка, - рычит один из парней и, схватив за руку, тянет меня в угол. Вижу глумливые ухмылки и наглые лица. И еще глаза со звериным блеском. Таких не разжалобишь. Ибо это не люди. - Позабавимся немного, и пойдешь дальше сниматься… - хохочут оба. - Давай, поработай хоть немного, сучка…
        - Отпустите, - прошу. Нет, умоляю. Но чужие наглые руки тянутся к груди. Кто-то другой оглаживает бедро и жарко дышит в ухо. От накатившего отчаяния нет сил подумать связно. Пытаюсь вырваться. Но тем самым еще больше подзадориваю обоих мажоров.
        Внезапно вспоминаю, как Айрат, да сожрут его иблисы в аду, учил моих братьев приемам самообороны. И замерев лишь на мгновение, сосредоточенно жду, когда один из нападавших приблизится почти вплотную. Чувствую, как нос закладывает от запаха пота. Но раскисать нельзя. Резко выношу колено вверх, попадая в аккурат между ног обидчика. Второго бью локтем. Никто из них не ожидает такой прыти. Они ослабляют хватку только на секунду, но мне и этого достаточно, чтобы вырваться из рук насильников и выскочить вон. Опустив голову, я несусь во весь опор к стойке ресепшена. Чувствую себя прокаженной. Прикосновения чужих рук жгут кожу. Сейчас бы в душ, что ли. Со всего маху наталкиваюсь на кого-то, хочу обойти, как стена возникает снова. Поднимаю глаза.
        Герман. А рядом с ним Павел Андреевич. Сначала улыбаются. Но заметив мое заплаканное лицо, рыкают одновременно.
        - Кто тебя обидел, Алина?
        Показываю рукой на зал антигравити, откуда выходят, потирая больные места, отморозки.
        - А ну стоять, - велит Герман. И оба моих обидчика замирают на месте.
        - Пойдем, разберемся, - рычит он, взяв меня за руку. - Паша, тебя это тоже касается.
        - Что произошло? - бросает он резко, когда, пропустив вперед обоих мажоров и управляющего, входит в тот самый злосчастный зал и тянет меня, как на буксире. - Они касались тебя? - вкрадчиво спрашивает, сверля взглядом.
        - Гера, да она сама нас позвала, - подает голос один из парней. Высокий здоровяк с лысым черепом. - Телки уже совсем с ума посходили…
        - Ну да, - тянет второй. - А эта крыса давно просилась ей вставить.
        - Да? - ухмыляется Герман, убирая руку с моего плеча. - Точно? Сама напрашивалась?
        Мне хочется закричать. Завопить.
        «Герман, миленький, не верь им».
        Но даже слова сказать не могу. Да и нет смысла. Лиманский все равно не смотрит на меня.
        - И что же вы сделали? - давит взглядом каждого. А я готова провалиться сквозь землю от этих обсуждений.
        - Да ничего, Гер, - отмахивается второй. Невысокий брюнет с брюшком. - Полапали немножко. А она что-то передумала. Мне по яйцам дала, Вадьке в солнечное сплетение угодила.
        - Молодец, девочка, - шепчет мне, стоящий рядом Паша. А Герман даже головы не повернет.
        - Кто держал? А кто лапал? - уточняет Лиманский спокойно. И мне кажется, что жизнь в который раз отвесила мне оплеуху. Лишила меня любимого мужчины и бросила подыхать от безысходности.
        - Да мы оба, - ржут недоумки. Герман делает небольшой выпад. И схватив лысого за кисть руки, выворачивает в обратную сторону. Слышится хруст, и мажор падает на колени, хватаясь за поломанную руку.
        - Давай вторую, - хрипит от ярости Герман. - Ты коснулся моей невесты, тварь. И думаешь отделаться легким испугом?
        - Но мы не знали, Гера! - орут оба. - Это все Тихомиров. Он нам наплел, что девчонка эта всем дает прямо на рабочем месте. Он ее позвал. А она с радостью прибежала. Но мы же не знали, Гера! Хочешь, денег тебе заплатим? Только скажи, сколько?
        - Заплатите, - цедит чуть слышно Лиманский. Но я различаю каждое слово.
        Какое позорище, спаси Аллах! И как теперь объясниться с Германом? Он же ни за что не поверит в мою невиновность. Айрат за меньшее чуть не убил на месте.
        «Лиманский другой, - нашептывает мне мой рассудок. - Он все понял правильно. Не бойся его и прекрати сравнивать с Айратом!»
        Снова слышится хруст костей. И оба мажора, скрючившись, воют на полу, баюкая сломанные руки. А Лиманский, нависнув над ними, заносит кулак для новой расправы.
        - Гера, хватит. Остановись, - негромко просит его Паша. - Алина цела и невредима. Достаточно, бро. В «Империал» эти гады больше не войдут. Я аннулирую ваши абонементы.
        - Бабки вернете? - скулит лысый.
        - Нет, - мотает головой управляющий и хочет что-то добавить, но натыкается на суровый взгляд Лиманского.
        - Кстати, о бабках. С вас с каждого по сто тысяч компенсации.
        - За что? - тянет лысый мажор. - Гера, это беспредел! Ты же знаешь, кто у меня отец.
        - Да, - кивает Лиманский. - И я ему сам позвоню. Пусть еще тебе мозги вправит. Видно, я мало вдарил, что ты еще хвост поднимаешь, - рыкает он, нанося удар ногой с разворота. Мой обидчик падает навзничь и плачет как маленький.
        - Гера, пожалуйста, не надо! Я все заплачу… Только не бей меня.
        - Пока достаточно, - кивает Герман, нехотя отходя в сторону. Потирает свезенные в кровь костяшки и, обняв меня, прижимает к себе. - Испугалась, девочка? - шепчет нежно. - Тебя тут никто больше не обидит. Паша, разберись с Тихомировым. И чтобы я эту мразь больше в своем клубе не видел. А вам, герои, даю ровно сутки уладить проблему. Нет - приму меры.
        - А что ты нам сделаешь? - мычит второй, прекрасно понимая, что опасность миновала.
        - Тебе не понравится, - ощерившись предупреждает Лиманский.
        58
        Герман
        Глаза слепит от бешенства. Еще чуть-чуть и я размажу обоих козликов по стене. Задушу собственными руками. А трупы подвешу за ноги к потолку, предварительно закатав в белые простыни. Благо их в зале антигравити в избытке.
        Но, стоп! Достаточно…
        Под Пашкино сопение отхожу от ублюдков, позарившихся на мою девочку. И только сейчас замечаю бледное лицо Алины и испуганные глаза. Хорошо хоть смогла вырваться из лап мажоров и прибежала ко мне.
        - Все хорошо, девочка, - выдыхаю, стараясь сохранить хоть каплю рассудка. Не сграбастать малышку в охапку и не рвануть домой. Прижимаю Алину к себе и чувствую, как нежная мягкая грудь касается моего тела. Башку сносит на раз.
        «Не торопись, Гера. Ты ж не пацан», - твержу себе, понимая, что еще минута-другая, и я опозорюсь конкретно. Одно знаю точно. За Алину я убью любого!
        Осеняет внезапно, когда веду свою девочку к выходу.
        - Поедем домой!
        - Не могу, смена, - качает она головой.
        - Да наплевать, - рыкаю, не сдерживаясь. - «Империал» частично принадлежит мне. Ты - моя невеста. Можешь делать, что хочешь! Хоть вообще на работу не приходи…
        Я сказал это вслух?
        Твою налево! Я встречался с девчонками из клуба и с сотрудницами собственной строительной компании. Крутил романы со студентками, пришедшими на практику. Но никогда ни одной из них не давал поблажек в работе.
        «Любовь и бизнес - вещи несовместимые», - каждый раз объяснял я новой подружке. Так что же происходит сейчас? Почему меня крючит от невинного прикосновения? И как умудрился маленький мышонок забраться мне под кожу и стать самым дорогим человеком?
        - Я доработаю до конца смены, ладно? - упрямо заявляет Алина, пытаясь выбраться из кольца моих рук. - Сейчас только приведу себя в порядок.
        Мой маленький храбрый солдатик!
        Знаю, как ей тяжело. Как противно прикосновение чужих рук, без разрешения снующих по телу. Наверное, хочется блевануть, когда тебя зажимает у стенки какое-то потное мурло. Странно, но раньше я никогда не задумывался о чувствах женщины в такой ситуации. Сам никогда не насильничал. Всегда был против этого! А уж когда на мою девочку кто-то позарился, не смог сдержаться.
        Чуть не поубивал, блин.
        Придуркам еще повезло, что далеко не зашли. Дешево отделались. Бабки и поломанные руки - это реальная цена за нанесенное оскорбление. Если начнут быковать, я их лично в мешок с костями превращу.
        Ярость не отпускает. Ненавижу любое принуждение и насилие. Лучше по обоюдному согласию. Любую телку можно уговорить. Включить обаяние на полную катушку, надарить подарков, наплести с три короба. Обычно у меня Вот только в случае с Алиной самому себе кажусь тупым бараном. Способен только блеять и держать свое сокровище за руку. Боюсь вспугнуть намеком.
        Эх, Алина-малина! Сладкая моя девочка! Довела меня до полной невменяемости… Крышечку сорвало, а мне кайфово.
        - Герман, - шепчет Алинка и теребит меня за плечо. - Отпусти, пожалуйста. Люди смотрят.
        «Люди! Хрен на блюде! - хочется отмахнуться от глупых девчоночьих страхов. Сдерживаю порыв и тихонько ослабляю хватку.
        - Сходи в СПА на массаж, - предлагаю, удерживая за руку. - Расслабься немного. А то вся на нервах. Вышиби клин клином, девочка.
        - Действительно, Алиночка, - возникает рядом Пашка. - Иди-иди. Я сейчас распоряжусь. Пусть тебе Рустам хорошенько косточки разомнет…
        - Нет, пожалуйста, - цепенеет моя любимая. - Я обойдусь…
        - Сейчас Лида освободится, сделает, - шепчу я, улыбаясь. И как только за Алиной закрывается дверь, пристально смотрю на Пашку.
        - Какой Рустам? Ты бахнулся?
        - Это я тебя хочу спросить, - зайдя в свой кабинет, старый друг смотрит на меня выразительно. - Ты вообще в себе, Гера? Что на тебя накатило, бро?
        - Да нормально все, - пожимаю плечами и велю сурово. - Дай мне записи с камер наблюдения, Паш. За сегодняшний и вчерашний день.
        - Думаешь…
        - Тихомиров сам такую операцию не осилил бы. Должен быть еще кто-то. Вернее, должна…
        - Изощренный женский ум? - напрягается Паша. Прям видно, как в башке моего управляющего задвигались шестеренки.
        - Разберемся, Пафнутий, - киваю сдержанно. - С тебя жратва. Раз я по твоей милости сегодня в бассейн не попал и с Алиной не пообедал в итальянском ресторане, то ты должен покормить нас.
        - Тебе всегда все должны, Лиманчелло, - ржет Павел. И с театральным вздохом заказывает еду в соседнем ресторане. - А с этими двумя упырями что делать?
        - Хочешь, добей, - усмехаюсь криво. - Только пусть сначала бабки внесут.
        - Гера-а, - по-бабьи всплескивает руками Павел Андреевич. - Ты хоть понимаешь, что натворил? Это же сынки…
        - Морозова и Алимова, - хмыкаю я. - Они не станут никуда жаловаться. Поверь. Да и эти козлики наверняка промолчат об истинных причинах. Наплетут, что в носу ковыряли и нечаянно сломали пальцы.
        - И затаят в душе некоторое хамство, - бубнит как старый дед Пашка.
        - Да мне поровну, Паш, - отмахиваюсь устало. - Тихомирова сразу увольняй. Если найдутся сообщники, их тоже. Никаких предупреждений и нравоучительных бесед.
        - Хорошо, - сдержанно кивает Пашка и спрашивает осторожно. - Оно того стоит, Гера? Девочка эта… Странная какая-то. Как монашка. Из какой дыры ее Софья выдрала? Лида говорит, она не слушает попсу. Не знает исполнителей.
        - Я тоже не знаю и знать не хочу, Паш. Но одно тебе скажу. Меня штырит с первой встречи. Таких девчонок теперь не делают. Сняли с производства. Мне достался последний экземпляр. И я как дурак радуюсь. Понимаешь, как бы нас ни тянуло к опытным и развязным, но инстинкты просыпаются только вот с такими наивными девочками. Хочется оберегать и лелеять.
        - И жениться, конечно же! - фыркает зло Пашка.
        - Естественное желание сделать своей, - скупо бросаю я и напоминаю нарочито спокойно. - Записи, бро. И обед.
        Пашка встает со вздохом, словно всем своим видом показывая, как ему все обрыдло.
        «Покривись еще чуток, - думаю я, когда он выходит, - и выкуплю твою долю, на фиг. Нечего мне тут морды корчить. Я еще разберусь, почему зал был не заперт, и где носило нашу доблестную охрану».
        Пашка возвращается обратно не один. Вслед за ним вваливается в кабинет Саид Алимов, отец одного из одноруких вурдалаков.
        - Гера-а, - ноет с порога. - Ну что за беспредел? Руку сломал, так еще и денег просишь!
        - Не прошу, а требую, Саид.
        59
        - Твой сын меня обидел, - говорю спокойно. И сам себя ругаю за ошибочность суждений. Плохо знаю эту публику. Это мы привыкли вгрызаться противнику в глотку, а в случае неудачи самим зализывать раны. Никого не просили ни о чем. Никому не жаловались. И не подставляли никого. А эти… другое поколение. Дети Миллениума… мать их.
        - Какую-то девочку вы с ним не поделили, - презрительно бурчит коренастый седой мужчина, без приглашения усаживаясь напротив меня.
        - Ошибаешься, уважаемый, - перебиваю неспешно. - Он полез к моей невесте. Может, не подумал твой сын, не знаю. Но ты бы, Саид, на моем месте поступил так же.
        - Гера-а, дорогой. Ну разве мы будем из-за какой-то девчонки ссориться? Свои же люди. А девок этих…
        - Ты сейчас говоришь о моей будущей жене, Саид, - предупреждаю я.
        - И когда же свадьба? - надувшись, спрашивает он.
        - Собираемся в начале февраля пожениться. Но Алина хочет религиозную церемонию. А я не знаю, с какого бока к вашему мулле подступиться.
        - Она мусульманка? - порывисто бросает старший Алимов.
        - Да, - киваю я. - Поэтому нам придется и под хупой постоять, и никах заключить.
        - Я позвоню мулле, - нехотя замечает Саид. - Встретьтесь с ним вместе с невестой. Если она хорошо знает Коран и соблюдает основные наши адаты, то я беспрекословно выплачу деньги. И сына накажу. Приставать к порядочной девушке - это семью позорить. Одного не пойму, Гера, - вздыхает он, поднимаясь.
        Вопросительно смотрю на него, ожидая продолжения.
        - И почему ты этому ишаку сломал только одну руку!
        - Саид, - останавливаю Алимова. - Я хотел бы как можно скорее жениться на Алине. Если сможешь посодействовать, прощу долг.
        - Благодарю, друг, - Саид разворачивается ко мне, улыбаясь. - Мы поняли друг друга. А это главное. Дари девочке махр. Покупай себе новый костюм, а ей - красивое платье. Ближайшая дата - ваша.
        - Спасибо, - киваю я. - Но вот только вопрос с твоим сыном мне придется решить кардинально.
        - Что такое? - пугается Алимов.
        - В «Империале» он нежеланный гость. Абонемент уже аннулирован. Новый мы ему не продадим. Без обид, - развожу руками.
        - А-а, - вздыхает Саид. - Ему уже без надобности. Завтра отправлю в аул. Пусть там коз пасет.
        Проводив Алимова до двери клуба, возвращаюсь в Пашкин кабинет и, открыв записи с камер наблюдения, напряженно всматриваюсь в экран, поделенный на несколько квадратов. Внимательно смотрю в мелькающие на быстрой перемотке кадры. Чувствую, как рядом сопит Пашка. В четыре глаза мы точно ничего не пропустим.
        - Гляди! Гляди! - орет мне прямо в ухо. Отмахиваюсь, как от комара. И отмотав назад, включаю обычную скорость. С камеры, установленной над входными дверями, хорошо просматривается стойка регистрации. Диана манерно разговаривает с каким-то престарелым клиентом. И явно клеит его. А плешивый солидол уже распушил хвост. Почувствовал себя героем.
        - Вот только за это ее можно турнуть, Паша. У нас тут не дом свиданий…
        - Она вроде Алишеру нравится, - вздыхает он.
        - Ему все нравятся, - отрезаю я. Естественно, клубом я не владею единолично. Тут у нас тройственный союз. Я, Пашка и Алишер. Но я думаю, в подобной ситуации Алишер возражать не должен. А у Павлентия и так рыльце в пушку. Не уследил, гаденыш!
        Пока мы лениво пререкаемся, солидол уходит в раздевалку.
        Очечки ты себе, конечно, купил в золотой оправе, дядя. И портфельчик у тебя зачетный. Вот только сразу видно, какой ты выпендрежник! Идешь в обычную раздевалку. А ВИП явно не потянул. Слабо…
        - Смотри, - тыкает мне в спину Пашка, когда на экране монитора в клуб заходят Алимов и Морозов. А со стороны бара к ним спешит Глеб Тихомиров.
        - Прослушку включи, - велю я Пашке. И он, наклонившись к компу, быстро находит нужный файл.
        Слышу отрывистую речь Глеба. Его местами перебивает Диана. Сладкая парочка, блин!
        Эх, лететь вам вместе, голубки!
        Вглядываюсь в лица отморозков. Тупые твари. Стоят и лыбятся, как идиоты. И кивают в такт, будто болванчики долбанутые.
        - Они под препаратами? - спрашивает меня недовольно Пашка.
        - Это я тебя хочу спросить, - фыркаю раздраженно. - Проведи расследование, бро. Не дай бог, тут кто-то наркоту сбывает. Не отмажемся тогда.
        - Гера, да я мамой клянусь…
        Но я будто не слышу.
        - Давай, Майка подключу. Он тут быстро всех на уши поставит.
        - Люди ходят сюда отдыхать, Гера. А твой безопасник как обычно всех распугает, - заводит любимую шарманку мой друг.
        - Как скажешь, - нехотя соглашаюсь я. - Но если тебе сил не хватит, ты попросишь подключиться Майка. Договорились?
        - Конечно, бро, - кивает Павел и снова тычет в экран. - Вот никак не пойму. В кого они такие отморозки? Нормальные семьи. Отцы - настоящие мужики…
        В кармане дрожит айфон, поставленный на виброрежим. Медленно выуживаю его из брюк. Смотрю на настойчивого абонента и, протянув трубку Паше, замечаю негромко.
        - Вот и второй папаша. Легок на помине. Вот поэтому и сынки выросли идиотами. Точно знают, кто за них все порешает.
        - Да, Константин Эдуардович, - здороваюсь по-свойски. Морозова-старшего я знаю давно. Большой чиновник в администрации нашего района. Ссориться с ним нельзя, это даже идиоту понятно. Но из-за Алины я готов разругаться вдрызг. И еще раз надрать задницу его великовозрастному сынку.
        - Ты, мразь! - слышу в трубке истеричные вопли. - Да как ты посмел! Да я тебя урою заживо. И фиг ты теперь получишь какое пятно на строительство. Тебе даже рядом с мусорной свалкой не светит… Ты ходи и оглядывайся. И девка твоя тоже! Вас заказать ничего не стоит. За таких дешевок много не возьмут…
        60
        Я молчу. Не отбиваю звонок. Не отвожу трубку от уха. Морозова сбивает мое молчание.
        - Герман Владимирович, ты здесь? - спрашивает ошалело.
        - Слушаю вас внимательно, Константин Эдуардович, - заверяю спокойно.
        - Это ничего, Гера, что я тебе угрожаю? - торопливо интересуется Морозов.
        - Продолжайте, - разрешаю великодушно. - Разговор в любом случае записывается с первой минуты.
        - Ты… это… - вздыхает Морозов. - Я тут разнервничался немного. Ты Артему руку сломал. А ему теперь…
        - Нос на палец надевать неудобно?
        - Ладно, Гера, я тебя понял, - бурчит недовольно. - Артем сам долг погасит. А я с тобой ссориться не хочу.
        - Так и я с вами тоже, - заявляю миролюбиво. Ты мне еще нужен, Костик. Ох, как нужен. Я тебе карту клуба просто так подарил, что ли? Только ты ее сынульке отдал, папаша хренов.
        Слышу, как пробивается вторая линия. Пренебрегая заверениями Морозова в вечной дружбе, гляжу на экран. Алина!
        - У меня важный звонок, Константин Эдуардович. Из управления делами…
        - Конечно-конечно, - блеет тот и быстренько отключается.
        - Да, любимая, - шепчу в трубку и быстро выхожу из кабинета.
        - Я освободилась, Герман, - так же тихо сообщает Алина. - Мне нужно сразу расплатиться? Или из зарплаты вычтут?
        Вхожу в СПА-зону и в два шага оказываюсь рядом со своей девочкой. Порывисто обнимаю сзади и чувствую, как она вздрагивает.
        - Сеанс за счет заведения, - шепчу на ушко.
        Алина круто разворачивается в кольце моих рук и пристально вглядывается в мое лицо.
        - Это для всех сотрудников предусмотрено?
        - Нет, только для тебя, - выдыхаю ей в губы. Тянусь с поцелуем. Коротким и смачным. Натыкаюсь на любопытную мордочку администратора и, взяв Алину за руку, вывожу из полутемного царства СПА.
        - Хочешь, переведем тебя сюда? - киваю на закрытую дверь.
        - Нет, - напрочь отказывается Алина. - Там заснуть можно. Я хочу остаться на прежнем месте. Никого не ругай. Я сама виновата…
        Вижу, как трясутся тонкие пальцы, как дрожит нижняя губа. Не помог массаж. Придется придумать что-то более существенное. В таком состоянии везти домой девчонку нельзя. Оставлять одну в пустой квартире - тем более.
        - Я жду тебя обедать, - говорю настойчиво. - Даша еще минут десять поработает сама.
        Несильно подталкиваю раздумывающую Алину к двери Пашкиного кабинета. И до последнего момента опасаюсь, как бы наживка не сорвалась с крючка.
        Достаю из сохраняющего тепло пакета три ланч-бокса. И зная Пашкины пристрастия, могу точно указать содержимое. Отбивные, картошка фри и нарезанные ломтиками соленья. Так и есть… Только Алина не ест свинину. И что прикажете делать?
        - Я заказал сегодня отбивные из курицы, - заявляет Павлентий и тут же получает мой одобрительный взгляд. Едим молча. Пашка задумчиво пялится в окно. Алина, как обычно, склонив голову, сосредоточена на еде. А я думаю, как снять стресс. Есть один чудный способ, известный с древности. Вот только он сейчас совершенно не годится.
        - Увольняй Тихомирова и Марченко, - велю я, досматривая съемку после обеда. - Пусть сейчас же бухгалтерия сделает полный расчет.
        - Да как я их уволю? - вздыхает Паша. - По собственному они вряд ли напишут.
        - Предложи двойной оклад, и пусть звездуют по холодку, - рыкаю, не сдерживаясь, и возмущенно смотрю на открывающуюся дверь.
        - Павел Андреевич, - заглядывает девица из детского отделения. - Когда лучше деда Мороза вызвать? Мы же хотим детям праздник устроить!
        Точно, праздник!
        Хватаюсь за подсказку, как утопающий за буек. Праздник, мать вашу. Нужно что-то простое и наивное, отчего голова пойдет кругом. Без пафоса и пошлости. Вот только что это?
        На автомате достаю из кармана айфон и пересматриваю контакты. Есть! Бинго!
        Звоню знакомому парню, с которым когда-то стоял в спарринге. Излагаю совершенно сумасшедшую идею и слезно прошу.
        - Помоги, братан!
        - Да не вопрос, - хмыкает старый товарищ. - Привози свою милую. Все организуем. Сейчас я тебе сброшу прейскурант. Сам определишься…
        - Подожди… Откуда? - рыкаю оторопело.
        - Все влюбленные идиоты делают это, - хохочет приятель.
        - Хмм, - не нахожусь с ответом. По сути, товарищ прав. Раньше мне устроить свидание в подобном месте не приходило в голову. - Хмм, - стараюсь откашляться и слышу ехидное.
        - Поздравляю вас, Герман Владимирович. Вы влюбились!
        - Есть такое дело. Не отрицаю.
        61
        Алина
        Моя смена заканчивается в полночь. На ватных ногах выхожу из-за стойки и спешу к Герману, засевшему в кабинете Павла Андреевича.
        - Уже все? - улыбается он довольно.
        - Да, - блею жалобно.
        - Тогда поедем, - решает мой мужчина, тяжело поднимаясь из-за стола. Трет руками лицо. Потягивается.
        Он тоже устал за сегодня. Разбирался в этой ужасной истории и наказывал виновных. Как итог, Глеб и Диана больше не работают в «Империале». И теперь их вряд ли возьмут в другой клуб такого же уровня.
        - Работа была не бей лежачего. Тренируйся в свое удовольствие. Где еще такую найдешь? - тянет Ира презрительно, когда в свободную минутку подбегает поддержать.
        А я вздрагиваю, вспоминая, как толстые мужские пальцы мяли мои ягодицы и грудь. И готова провалиться под землю со стыда.
        Почему я? Или у меня на лбу горит неоновая надпись «Жертва! Пни ее!»?
        - У нас еще куча дел, - заявляет Герман, усаживая меня в свой внедорожник. - Домой заезжать некогда!
        - Нет! - вскрикиваю в отчаянии. - Мне завтра с утра на работу. Первая смена…
        - У тебя завтра выходной, - отрезает он, садясь за руль и включая зажигание. Внимательно смотрит на загорающиеся значки на панели, а потом переводит на меня строгий взгляд.
        - Кто так решил? - мямлю, как дурочка. Но сдаваться не собираюсь.
        - Я, - бурчит он, выезжая на проспект. - Не хочу, чтобы ты с катушек слетела. Мне нужна красивая здоровая жена, а не ломовая лошадь в шорах. Завтра и послезавтра побудь дома. Отдышись. Нужно купить еды для Софьи. Сварить бульон. Когда ты собираешься это делать?
        - После работы, - говорю еле слышно.
        - А спать когда? - косится на меня Герман. - Короче, я все решил за тебя. И по поводу муллы договорился. Будет тебе никах в лучшем виде. Ты мне лучше объясни, что такое махр, и где мне его нужно взять?
        - Это украшение, Герман, - смеюсь я радостно. - Ты мне должен подарить до свадьбы. Такой закон.
        - А адат что такое? - снова спрашивает Лиманский, будто его заблокировали в Гугле.
        - Основные традиции, законы, - объясняю я и тут же спохватываюсь. - А почему ты интересуешься?
        - Ну, ты же мусульманка… Мне нужно знать основные понятия…
        И останавливается на пустой парковке около торгового центра.
        - Тут уже закрыто, Гера, - говорю недоумевающе. Но Лиманский лихо выпрыгивает из тачки и, открыв мою дверцу, тянет к себе.
        - Не бойся, Алина, - шепчет на ухо. - Доверься мне.
        Берет меня за руку и спокойно ведет к дверям, которые при нашем появлении начинают открываться.
        - Герман Владимирович? Алина Муратовна? - спрашивает охранник, сверяясь со списком.
        Через полутемный зал мы идем к эскалаторам, которые включаются, стоит нам только к ним подойти.
        - Волшебство, - тихонечко усмехаюсь я.
        - Магия, - фыркает Герман, подхватывая меня под локоток. Затем осторожно перемещает руку на мое плечо. Притягивает меня к себе.
        Второй этаж. Третий. Четвертый…
        - Куда ты меня привел? - спрашиваю, оглядываясь по сторонам. Детский центр «Лимпопо». Интересно, что мы тут забыли в половине первого ночи.
        - Сейчас, Алинка, - улыбается таинственно Герман. И вдруг, как по мановению волшебной палочки, зажигаются огни. Заходятся от возбуждения колонки, выдавая одну за другой детские песенки.
        - Пойдем, - тянет меня за руку Лиманский.
        Около высоких каруселей с розовыми лошадками и машинками я останавливаюсь в изумлении.
        - Каталась когда-нибудь на таких? - спрашивает он, заводя на аттракцион.
        - Давно… в детстве, - признаюсь я, улыбаясь.
        - Тогда едем, - весело командует Герман, усаживая меня на лошадку. А сам садится на капот желтого автомобильчика.
        - Мы поломаем карусельку, - стараюсь призвать на помощь здравый смысл.
        - Не должны. Эта фигня рассчитана на катание родителей с детьми. А значит, может поместить еще несколько оболтусов, - объясняет он. И сам в этот момент похож на мальчишку.
        - Едем! - орет во весь голос, и неожиданно карусель трогается. Круг. Второй. Третий. И я чувствую, как меня переполняет счастье. Такое бездонное и по-детски чистое. Жаль, катаясь, нельзя болтать ногами.
        - Теперь таблетки! - провозглашает Герман и, заметив мою оторопь, смеется, как ненормальный.
        - Я против препаратов, - пытаюсь втолковать ему. Вдруг это подстава, и я приняла Лиманского за нормального человека, а он - драг-дилер.
        - Я тоже против, - ржет во все горло Герман и, подхватив меня на руки, лихо перекидывает через плечо. Даже ойкнуть не успеваю.
        - Эти тебе понравятся, - заверяет Лиманский, волоча меня в дальний угол детской площадки. Дорогой он легонько шлепает по попе и несет куда-то вверх по ступенькам. Опускает на покрытый зеленой искусственной травой пятачок.
        - Таблетки бывают разные, Алина, - смеется, придвигая ко мне ногой круглую надувную ватрушку с покатыми боками и плоским дном.
        - Полезай, - командует весело.
        Снимаю сапожки и нерешительно забираюсь внутрь. Сажусь на задницу и, ухватившись за ручки, тяну «таблетку» вниз. Но она под тяжестью тела не двигается с места. Чувствую, как сильные руки толкают меня в спину, и я качусь вниз.
        - А-а-а! - кричу во все горло и чувствую, как уходят прочь неприятности прошедшего дня. Оббегаю вокруг, собираясь еще раз скатиться, и, поднявшись, натыкаюсь на Германа, сидящего в точно такой же таблетке. Ноги лежат поверх бортика, а руки касаются пола.
        Хочет сам съехать? Не выйдет!
        62
        Разгулявшись не на шутку, толкаю своего кавалера в спину. И Герман, помахав мне кулаком, быстро съезжает вниз.
        Мы веселимся, как дети, не замечая, как летит время. Катаемся с горки. Кидаемся мягкими резиновыми шарами. А затем неугомонный Лиманский тянет меня на батут.
        - Попробуй, тебе понравится, - шепчет на ушко и слегка хлопает по попе рукой. От его прикосновений на душе становится легко и приятно. Я знаю, что мы вместе, и никакая сила не разлучит нас. Просто не сможет!
        - Иди сюда, - говорит он, чуть придерживая меня на площадке. - Смотри, - заходит первым.
        Подпрыгивает легко. Останавливается.
        - Уясни простые правила, Алина. Приземляйся только на полную стопу. Иначе сломаешь ногу. Тело держи в напряжении. В стороны и взад-вперед не отклоняйся. Иначе потеряешь равновесие. И еще следи за руками. Подскок - руки вверх. Опускаешься, и руки идут вниз. Вот так.
        Я во все глаза смотрю на высокого красивого мужчину, взлетающего над сеткой и приземляющегося точно посредине. Разглядываю широкие плечи и крепкую грудную клетку. Без зазрения совести пялюсь на стройные накачанные ноги… А потом сталкиваюсь с веселым чуть прищуренным взглядом и заливаюсь краской стыда.
        Совсем разум потеряла!
        - Теперь ты, - велит Герман, выходя из сетки. - Не бойся, Алина. Тебе понравится летать!
        Становлюсь на качающееся под ногами покрытие и даже немею от страха. У меня так не получится. Никогда.
        Осторожно подпрыгиваю, поднимая руки вверх. Опускаю вниз, прижимая к телу. Еще раз. И еще. И вдруг понимаю, что каждый новый прыжок дарит неимоверное счастье. Останавливаюсь усилием воли и тут же оказываюсь в объятиях Германа.
        - Даже не верится, - пытаюсь выровнять дыхание я. - Неужели мне хватило смелости…
        - Ты - храбрая девочка, - басит прямо в ухо Лиманский. Подхватив на руки, осторожно спускается вниз. Целует в губы, опаляя незнакомым доселе томлением и, аккуратно поставив на пол, велит.
        - Теперь по плану обжираловка.
        Медленно, словно смакуя каждый шаг на твердой поверхности, мы идем к барной стойке, раскрашенной в розовый и ярко-желтый цвет. И усевшись на детские барные стульчики, глядим на шарики мороженого, уложенные в вафельных стаканчиках. Лимонное, малиновое и с кокосом. Именно такое я и люблю. Вот только не помню, чтобы говорила об этом Герману.
        - Я заказал свое любимое, - улыбается он. - Если не нравится, можем попросить другое.
        - Нет! - кричу, как маленькая. - Это же самое вкусное!
        - Я рад, - кивает Лиманский и как мальчишка в два счета уничтожает свой стаканчик. А я потихонечку ем мороженое. Лакомлюсь. Конечно, ему далеко до настоящего джелато, что делает по итальянскому рецепту Фархад, папин старый знакомый. И мы семьей, иногда оказавшись на Кутаисской, берем по стаканчику…
        - О чем задумалась, Алина-малина? - спрашивает Герман, аккуратно вытирая капельку мороженого с моих губ.
        Вздрагиваю от прикосновения. Или от неожиданности. Москва. Третий час ночи. И я наедине с мужчиной в детском развлекательном центре.
        «Что скажешь, дорогая Нур?»
        Совесть, предостерегающая меня голосом мачехи, спит сладким сном, а душа заходится от радости и счастья.
        Этой морозной ночью нам с Германом не до сна. После детского центра совершенно не хочется расставаться.
        - Может, кофе? - предлагает он, пожирая меня глазами.
        - С пахлавой, - радостно соглашаюсь я. - Вот только где сейчас найдешь работающее кафе?
        - Ну-у, пахлаву не обещаю, - довольно хмыкает Герман. - А вот в хороший ресторан сейчас тебя отвезу.
        Мы возвращаемся в центр и, чуть не доезжая до нашего дома, движемся дальше по проспекту. Лиманский паркует внедорожник на площади около большого торгового центра. Берет меня за руку и ведет внутрь бизнес-центра, пристроенного рядом. Мы поднимаемся на самый верх, где под покатой прозрачной крышей расположилось весьма пафосное заведение. Посетителей почти нет в это время. Но глядя на собравшуюся публику, чувствую себя замарашкой. Черный свитерок и такие же брючки - отличный вариант для любого заведения, но после бесиловки в детском центре от меня, как мне кажется, за версту разит потом.
        Важный официант во фраке ведет нас к столику у окна, и я аж задыхаюсь от восторга, любуясь сумасшедшим видом. Вся Москва будто на ладони.
        - Кофе, - небрежно бросает Герман официанту. - И какой-нибудь десерт даме.
        - Какой? - учтиво уточняет паренек во фраке.
        - Что там у вас осталось? - усмехается Герман и тут же поясняет мне. - Этот ресторан считается одним из лучших в Москве.
        - В мире, - встревает официант. - Мы занимаем почетное…
        Лиманский морщится. Не любит, когда его перебивают. Машет рукой, предлагая официанту помолчать.
        - Сюда многие приходят поглазеть. И заказывают десерт. Поэтому к концу вечера тут уже ничего не остается, - объясняет он мне. И переводит взгляд на официанта, застывшего рядом. - Давай нам панакоту, Антон. Мне нравится, как ее тут подают.
        Когда паренек уходит, Герман, усевшись поудобней на мягком диване, тянет меня к себе. И сграбастав в охапку, рассказывает о городе.
        - Вон, видишь ХХС? Храм Христа Спасителя, - говорит он приглушенно прямо в ухо. Приятная музыка и бархатный голос любимого делают свое дело. Я расслабляюсь в объятиях будущего мужа. Кладу голову ему на грудь и с благоговением слушаю о храме, стоявшем здесь ранее бассейне и том старом храме, взорванном в прошлом веке. Грустная история. Но я вслушиваюсь в каждое слово Лиманского, стараюсь запомнить каждую деталь.
        63
        В этот момент я отчетливо понимаю, что благодарна судьбе. Дураку Тимуру, решившему опозорить меня и сорвать свадьбу, отцу, Нур, Айрату - всем им, сделавшим существование в родном доме невыносимым.
        Я смотрю на покрытый золотом купол, на мерцающие вдалеке красные Кремлевские звезды и с трудом верю, что все это происходит наяву.
        - Купола в России кроют чистым золотом, - напевает Герман, следя за официантом, который важно приближается к нам с подносом. Скашиваю глаза, пытаясь увидеть чашечки и креманки. Но замечаю только две странные огромные тарелки.
        «Это все нужно будет съесть, - думаю в ужасе. И мысленно смеюсь, наблюдая, как Антон ставит перед нами чашечки с кофе. А затем - две металлические миски, полные мелкорубленного льда, на котором покоятся бледно-розовая ракушка морского гребешка и кусок лайма.
        - Открой, - шепчет Герман, кивая на гребешок.
        И я, сгорая от любопытства, осторожно приподнимаю половинку раковины, заглядываю внутрь. И даже не пытаюсь скрыть восторг, когда на второй обнаруживаю белую жемчужную панакоту.
        - Какая подача, - шепчу, зачерпывая ложкой нежнейшее блюдо. И чувствую себя если не царицей, то хотя бы сказочной принцессой. Думала ли я, сбегая из дома в синяках и с сотрясением мозга, что буквально через несколько месяцев буду сидеть в обнимку с любимым мужчиной? Пить кофе из маленькой белой чашечки, смотреть расфокусированным взглядом на панораму ночной Москвы и млеть, чувствуя себя в полной безопасности. Герман рядом, а остальное все не имеет значения.
        - Нет смысла ложиться спать, - замечает Герман со знанием дела, и мы мчимся на какой-то рынок. Проходим внутрь через болтающиеся на цепочке ворота и попадаем в театр, откуда временно вывезли все декорации. Большинство лавок еще закрыто. И только кое-где продавцы выставляют свой товар.
        - Ты курицу сможешь выбрать? - спрашивает меня Лиманский. И смотрит с любопытством.
        - Конечно, - киваю я, наспех вспоминая все уроки Нур. В одной из лавок придирчиво рассматриваю птицу.
        - С длинными ногами не бери, - шепчет весело Лиманский. - Это модели…
        - Петухи, - фыркаю я, выбирая толстенькую желтоватую тушку.
        - Свари суп-лапшу и пригласи меня в гости, - заявляет Герман, когда мы садимся в машину. А увидев мое растерянное лицо, добавляет поспешно. - Или давай приготовим вместе. Так супчика захотелось. С лапшой.
        - Я сварю, - киваю радостно. - Приходи ко мне через пару часов.
        - Ты успеешь, - нерешительно спрашивает Герман. - Лучше использовать мою кухню. Я тебе помогу. Курицу разрублю. Могу картошку почистить…
        Последняя фраза сбивает меня с толку. У меня в семье куриный суп-лапшу варят без картофеля. Только кусочки филе, лапша, зелень и йогуртово-яичный соус. Выходит очень вкусно. Даже на завтрак можно есть.
        - Нет, - не соглашаюсь с Германом. - Мне удобнее на Софьиной. Я уже привыкла. Приходи через час. Хочу принять душ и переодеться.
        - Как-то я не подумал, - чешет затылок мой жених. - Но торопиться некуда. Ты могла бы поспать немного. Встречаемся в одиннадцать.
        - Идет, - улыбаюсь я. И как только вхожу в квартиру Софьи, стремглав несусь к ноутбуку.
        Читаю, а у самой глаза на лоб лезут.
        - Отварить курицу… замесить тесто на лапшу…
        «Нет, тут я точно не справлюсь», - вздыхаю уныло. И решаю приготовить суп, который люблю с детства. Я сотню раз видела, как его готовят Нур или повариха в доме отца.
        «Вкусы у нас с Германом схожие, - думаю я, старательно вырезая филе. Ему должно понравиться.
        - Ты там как? - позвонив через два часа, спрашивает Лиманский. - Пора варить бульон… Я поднимаюсь.
        - А я уже все приготовила, - хвастаюсь весело. Но когда ставлю перед Германом тарелку с белым супчиком, присыпанным зеленью, у моего любимого вылезают из орбит глаза.
        - Что это? - боязливо интересуется он.
        Наблюдает, как я наливаю себе полную тарелку и сажусь напротив. И только когда я съедаю пару ложек, приступает к еде.
        - Ну как? - спрашиваю, уминая за обе щеки.
        - Восхитительно, - хмыкает он, не сводя с меня взгляда. - Просто обалдемон!
        64
        Амина
        - Может, тебе лучше перевестись на архитектурный? - невзначай интересуется Герман, когда после новогодних праздников мы возвращаемся с дачи его родителей в город.
        - Ты уже десятый раз спрашиваешь, - отмахиваюсь я и, глядя в окно, думаю о надвигающейся беде. Я согласна и в сотый раз поговорить о смене профессии. Лишь бы снова не о родителях!
        Что я могу рассказать Герману? Как объяснить, почему моих отца и матери не будет на свадьбе?
        Навещая Софью перед отъездом на дачу, посоветовалась с ней. А в ответ услышала «ни в коем случае!».
        - Нет смысла ворошить старое. Тем более у Лиманского и Айрата есть общие знакомые. А ну, как попрется выяснять отношения. Решит Айратику люлей навешать. Лучше не упоминать о нем, - убеждала меня Софья, кутаясь в больничный фланелевый халат.
        И если самому Герману мои родственники нисколечко не интересны, то его родители настроены совершенно иначе. Им нужно точно знать, кого они принимают в семью.
        Наверное, это правильная позиция. Вот только любые упоминания о родственниках вызывают во мне приступ паники. Видимо, не до конца затянулась рана, нанесенная мне отцом. Я будто снова вижу его, выбегающего из Питерского подъезда. И даже не знаю, чего больше хочется. Смеяться или плакать?
        Первой разговор о моей родне заводит будущая свекровь. Высокая красивая женщина в ладно сидящих синих брючках и свободной белой блузке. Темные волосы аккуратно подстрижены, на лице минимум косметики. И мне поначалу кажется, что это старшая сестра Германа, а не мать.
        - А твои родители, - с улыбкой спрашивает она. - Они собираются на свадьбу? Ты им сказала? Второе февраля уже скоро.
        - Нет, - коротко бросаю я, не в силах продолжать этот разговор.
        - Как же так? - тонкие брови чуть взлетают вверх, а губы складываются бантиком.
        Приходится объяснять. Врать я не умею. Поэтому даю уклончивый и очень правдоподобный ответ, заранее согласованный с Софьей.
        - С отцом и мачехой я поссорилась. А родной матери никогда и не знала.
        - А-а, - кивает понимающе Татьяна Дмитриевна и задает новый вопрос. - Поссорились? Почему?
        - Мачеха ждет ребенка. Накрутила отца против меня. Пришлось уехать, - замечаю осторожно. А сама прошу Аллаха, чтобы он прекратил этот допрос. Дал бы Татьяне новую заботу.
        - Там, кажется, что-то пригорает на плите, - ведет носом вальяжный Владимир Андреевич, отец Германа.
        Татьяна вскакивает и бежит на кухню. Оттуда слышатся ее охи и вздохи. А потом расстроенный голос.
        - Фасоль сгорела! Я хотела сделать лобио по-грузински!
        Чувствую, как рот наполняется слюной. И даже не могу скрыть своего разочарования. Обожаю это блюдо. Перетертую в пасту фасоль, приправленную острой аджикой, пряностями, чесноком и орехами.
        - Не велика потеря, - смеется Герман. - Главное, мясо, мам!
        Теперь, когда мы возвращаемся в город, Лиманский бросает на меня беглый взгляд и замечает, не отвлекаясь от дороги.
        - Мои не сильно на тебя давили?
        - Нет, что ты! - мотаю я головой. - Мне очень понравились твои родители. Жаль, что не могу ответить взаимностью и познакомить со своей семьей.
        - Там все так плохо? - осторожно спрашивает Герман, перестраиваясь в левый ряд. - Ну, козел, - бухтит себе под нос, обращаясь к подрезавшему его седану.
        - С ними нельзя помириться, - вздыхаю я. - Больше всего боюсь их реакции. Они воспротивятся нашему браку и увезут меня обратно домой.
        - А чем я их могу не устроить? - фыркает Лиманский, давя на клаксон. - Ну, ты посмотри на этого идиота! - рычит он.
        - Ты другой веры, Герман, - вздыхаю я печально. - И мой отец точно будет против.
        - А переубедить его? - скашивает на меня взгляд Герман.
        - Нет, это невозможно, - мотаю я головой, точно зная, что ни при каких обстоятельствах не обращусь к своему папаше.
        - Тогда пусть ничего не знает, - отмахивается Лиманский. - Нам тут враги не нужны. Потом выручай тебя из плена. Уговаривай твоих родственников!
        Улыбаюсь довольно и молчу. Не желаю объяснять очевидные для меня факты. Никто меня больше из дома не выпустит и с Лиманским даже встречаться не станет. Не будет же он брать штурмом дом отца? Да и тот запросто может увезти меня в деревню и запереть там. Или отправить к родственникам в дальнее село, где уж точно никто никогда не найдет. Даже Лиманский с его ресурсом.
        - Для подписания никаха должен дать согласие на брак старший родственник, - вдруг вспоминает Герман. - Иначе брак будет считаться недействительным. Я узнавал у знающих людей. Кто-то из твоих сможет приехать? Или нам придется попросить кого-нибудь из знакомых представиться твоим дядюшкой.
        «Герман, ты на все гаразд, только бы заполучить меня в жены!» - думаю весело. А вслух замечаю негромко.
        - Я пригласила на свадьбу бабушку и дядю с тетей. Если у них получится, они обязательно приедут.
        - А что может помешать? Твой отец? - порывисто интересуется Герман. - Они его слушаются?
        - Папа контролирует финансы семьи, - лепечу я. - И дядя Искандер не захочет с ним ссориться.
        - Я оплачу перелет. Договорись, когда они смогут приехать, и купи им билеты. Карту я тебе дам.
        - Спасибо, - шепчу, давясь слезами. В порыве чувств подхватываю с ручника руку Германа и целую тыльную сторону ладони.
        - Ты моя! - рыкает он, перехватывая инициативу. Тормозя на светофоре, обнимает меня крепко и впивается в губы голодным поцелуем. Чувствую, как жар разливается по всему телу. И инстинктивно поджимаются пальцы на ногах. А внизу живота пульсирует желание.
        - Не могу тебя отпускать каждый вечер, - шутливо жалуется Герман, когда мы входим в кабину лифта. - Я уже как дурак дни считаю, - бубнит он, нажимая кнопку моего этажа.
        - Я тоже, - признаюсь, утыкаясь лицом ему в грудь. - Сейчас посмотрю, как устроилась Софья после больницы, ее сегодня Олеся должна была забрать, и приготовлю ужин. А ты приходи через час…
        - Только не вари змеиный суп, - смеясь, предупреждает меня Лиманский. - Второй раз мне его не осилить.
        - Я научусь готовить домашнюю лапшу, обещаю, - заявляю торжественно и тут же получаю награду. Поцелуй в нос.
        - До ужина, храбрый повар, - улыбается Герман и легко сбегает вниз к себе домой.
        65
        Открыв дверь своим ключом, я сразу натыкаюсь на ботиночки Олеси и одинокий сапожок Софьи.
        - Вернулась, душа моя! - радостно заглядываю в комнату. Наскоро скидываю куртку и сапоги. Несусь к моей дорогой Софье. Обнимаю ее, себя не чуя от радости.
        - Алинка моя, - улыбается мне Софья, лежа в постели на высоких подушках. Стирает со щеки одинокую слезинку. - Как ты тут без меня жила?
        - Не померла, как видишь, - ехидно фыркает Олеся, развалившись поперек кровати. Еще чуть-чуть, и заденет загипсованную ногу Софьи.
        - Может, подушку подложить? - спрашиваю, кивая на гипс.
        - Да, возьми в комоде подушечку, - тут же соглашается Софья.
        Укладываю ее ногу на возвышение. Подтыкаю рядом одеяло. Недовольно кошусь на Олесю. Ну, как можно в уличной одежде завалиться на постель?
        Сдерживаюсь, чтобы не сделать замечание.
        - Сейчас ужин приготовлю, - хочу поскорее выйти из комнаты. - Мы по дороге купили фарш. Котлетки пожарю. Только я позвала к столу Германа. Надеюсь, вы не будете возражать?
        - У тебя с ним роман? - резко бросает Олеся, приподнимаясь на локте. И даже надменно приподнимает бровь.
        Но я в порыве чувств не сразу замечаю нескрываемое раздражение.
        - Мы скоро поженимся, - хвастаюсь я беззаботно.
        - Да это фигня! - отмахивается Олеся. - Какая свадьба? Ты чего? Сама подумай, кто ты? Чмо в ботах! И кто он?
        - Олеся, - строго предупреждает мать. Но та словно не слышит никого.
        - Вся эта свадьба - голый номер. Лиманский, наверное, с кем-то поспорил, что оприходует тебя первым. Вот и старается. А никакой свадьбы не будет! Даже не рассчитывай!
        Густо размалеванная девица вскакивает с кровати и всплескивает руками. А я смотрю на странную фигуру в джинсах-скинни и широкой толстовке. Вглядываюсь в отечное лицо и мешки под глазами и не вижу ничего человеческого. Та расторопная веселая девчонка, которая помогала мне в Эргонио, куда-то пропала. А вместо нее появилась злая албасты[1] .
        - Мам, ну хоть ты ей скажи! Вот дура-то! - разоряется Олеся, пытаясь привлечь мать на свою сторону.
        - Замолчи сейчас же, - останавливает ее мать. - Перестань молоть чушь!
        - Ты на ее стороне, что ли? - удивляется Олеся. - Тоже веришь в сказочки о благородном и прекрасном принце. А он придет, отымеет ,куда только сможет, и пошлет на фиг! Ой, не могу, - зло смеется она.
        - Какая же ты злая, Олеся! - вскидываюсь я, негодуя. Но не хочу ввязываться в ссору. Софье сейчас нужен отдых, а не наши крики. И выскочив в коридор, спешу к себе. Но, только заскочив в спальню, понимаю, что принадлежит она все-таки Олесе. На полу валяется ее сумка, и дверца шкафа приоткрыта.
        «Нужно успокоиться побыстрее, - думаю я, без сил опускаясь в креслице около туалетного столика. Привычно открываю ящик, собираясь достать серьги. Просто посмотреть на них и, положив пальцы на прохладные камни, почувствовать себя кому-то нужной. Той же Зареме, например.
        Но рука скользит по гладкому дереву. Шарю лихорадочно и ничего не понимаю. А заглянув в ящик, ошалело оглядываюсь по сторонам. Я не могла переложить куда-то еще свои сокровища. Но деньги и бархатный чехол с серьгами пропали. Глупые мысли роятся в голове, но я отметаю всякие подозрения.
        «Нет! Олеся не могла!» - твержу себе. Но увидев злую усмешку, все понимаю правильно.
        - Ты! - наступаю, прямо смотря в глаза. - Верни мне сейчас же деньги и серьги!
        - Олеся, как ты посмела? - охает с кровати Софья. - Ты же обещала…
        «Значит, не первый раз она попадается, - отмечаю про себя, вцепляясь воровке в волосы. Деру из стороны в сторону.
        - Отдавай сейчас же! - кричу в голос.
        - Ты! Дура! - отталкивает она меня. - Ну, взяла я! И что ты мне сделаешь? Я была в своей собственной комнате! И достала что-то из своего ящика. Нечего было туда класть!
        - Но я не знала! - хватаюсь я обеими руками за пылающие щеки. - Я никуда не пойду. Обещаю. Просто верни мне серьги, а деньги оставь себе! Иначе я тебя отлуплю, зараза!
        Но мерзкая девица только ухмыляется, направляясь к выходу.
        - Попробуй, только тронь. Быстро в кутузке окажешься. Да и кто видел твои серьги, шваль подзаборная? Еще скажи, что там кольцо с бриллиантом лежало!
        Сжимаю пальцы, чувствуя, как тонкий золотой ободок впивается в кожу, а квадратный бриллиант чуть царапает мизинец. Мысленно радуюсь тому, что кольцо Германа ношу, не снимая. А главное, у меня хватило ума не похвастаться им перед глупой вороватой девицей.
        - Олеся, верни сейчас же серьги, - решительно заявляет Софья, пытаясь встать. Хватаясь за костыль, добавляет в сердцах. - Хватит меня позорить. Ты же клялась!
        Вижу, как глаза моей благодетельницы наполняются слезами.
        - Я прошу тебя. Умоляю…
        - Ладно! Только из-за тебя, мам! - снисходительно бросает Олеся. И протягивает мне какой-то чек.
        - Что это? - гляжу, недоумевая.
        - Квитанция из ломбарда, деревня! - фыркает Олеся. - Там сегодня нужно выкупить твои уродские сережки. Иначе они поступят в продажу. Гоу, Амина! Шевели булками! - хохочет она.
        - Какая же ты дрянь, - вздыхает Софья, опускаясь на постель. - Уходи, чтобы я тебя не видела! Ты, наверное, и у меня все выгребла, - с болью в голосе восклицает она. - А напоследок и к Алинке полезла…
        - Мне надо, ты сама знаешь, - негодуя, заявляет Олеся. - Мне и так тяжело. А ты ничем не помогаешь!
        - И не собираюсь! - кричит Софья. - Проваливай отсюда!
        - Ты променяла меня на эту дуру? - недоверчиво тянет Софья. - Меня? Свою дочь?
        Закрываю уши, стараясь не слышать. И зажав в руке заветную бумажку, выбегаю из квартиры. Несусь к Герману и неистово жму на кнопку звонка.
        - Помоги. Помоги, пожалуйста! - прошу, заливаясь слезами. Вваливаюсь в квартиру и падаю на грудь ничего не понимающего Германа. Утыкаюсь носом в черный свитер, который он не успел снять.
        Лиманский тут же втягивает меня в комнату и, прижав к себе одной рукой, другой вынимает квитанцию ломбарда из моих одеревеневших пальцев.
        - Что это? - спрашивает изумленно. - Что случилось, Алина?
        - Олеся украла у меня серьги. Сдала их в ломбард. Нужно ехать за ними. Иначе их выставят в продажу! Два часа осталось! Помоги, пожалуйста! - давлюсь я слезами.
        - Так, - рыкает мой жених. - Без паники. Оставайся здесь. Я съезжу сам. А ты пока телек посмотри и закажи что-нибудь пожрать. Я так понимаю - котлеты отменяются.
        Будто со стороны наблюдаю за Германом. Вот натягивает на ноги ботинки, надевает куртку. Звонит какому-то Майку. Говорит глухо «мне нужна твоя помощь» и, подмигнув мне, выходит за дверь.
        - Подожди, - выдыхаю в последний момент. - Я с тобой!
        [1]Женские демонические существа у турок и других народов
        66
        - Тогда быстро одевайся! - командует Лиманский, убирая палец с кнопки лифта. - Бегом, Алина!
        Взлетаю наверх, чувствуя сзади тяжелую поступь Германа.
        Вбегаю в незапертую дверь и тут же натыкаюсь на Софью, устало сидящую на банкетке.
        - Она ушла, - со вздохом замечает моя дорогая душа. - Даже не извинилась…
        - Может, еще образумится, - лепечу я, обувая сапоги. Оглядываюсь на Германа, вошедшего следом. Он снимает с вешалки мой пуховик и недовольно смотрит на Софью, будто она в чем-то виновата.
        - Я вас предупреждал, Софья Петровна, - бубнит он, негодуя. - Что теперь будем делать? Время-то упущено…
        - Где ее теперь искать? - всхлипывает Софья. - И мне с трудом верится, что лечение может помочь. Вон, весной ее лечили, и лето прошло без проблем. А вернулись с моря, и она опять сорвалась. Ушла от Игоря…
        Ничего не понимаю. Но скорее всего, ситуация с Олесей - это давний нарыв, который только сейчас прорвало. Софья в курсе происходящего. И Герман.
        - Едем, - дергает меня за рукав Лиманский. - Мы выручим из ломбарда серьги моей невесты и вернемся. И тогда обстоятельно поговорим, Софья Петровна, - заявляет он холодно и официально.
        В гнетущем молчании мы спускаемся вниз и доходим до машины, стоящей на площадке перед домом.
        - Выходит, Олеся не первый раз попадается? - слабо интересуюсь, вскарабкавшись на сиденье рядом с водителем.
        - Она наркоманка, - коротко бросает он, выезжая со двора. - Когда нет денег на дозу, ворует. Вон, у Софьи все драгоценности в ломбард снесла, а та сразу и не заметила. Решила, что во время ремонта украли. А рабочие были мои… Честные мужики. Никогда чужого не возьмут.
        Герман криво усмехается и чешет ладонью коротко стриженый затылок. Вроде бы старается шутливо пересказать мне давние события, но я по лицу вижу, как ему неприятно.
        - Скандал получился знатный, - смеется он. - Мне пришлось подключать службу безопасности. Проводить расследование. Ну, и как всегда бывает в таких ситуациях, с результатами я отправился к Софье. А она не поверила и отказалась принимать меры. Только спустя год дошло.
        Веселый голос Лиманского внезапно срывается на негодующий рык.
        - Приехали, - говорит он, показывая на яркую вывеску. - Это здесь.
        Нетерпеливо выскакиваю из машины и только сейчас замечаю двух крепких парней, стоящих у самого входа.
        - Майк, Алишер, - довольно фыркает Герман, пожимая им руки. - Это Алина. Моя невеста, - делает ударение на последней фразе.
        Моя. Невеста.
        Слышу смущенный бубнеж «очень приятно», ловлю на себе парочку заинтересованных взглядов.
        - Ну что, пацаны, попробуем решить вопрос миром? - хмыкает Лиманский, беря меня за руку. Спокойно входит внутрь и, предьявив испуганному мужичку помятую квитанцию, просит душевно.
        - Серьги верни. Мы хотим их выкупить.
        - Но сдавала другая девушка, - бормочет продавец и пялится на нас осоловевшими глазками.
        - Тебе какая разница? - удивляется Герман. - Вот квитанция, вот бабки, - хлопает себя по карману. - Говори, сколько, и мы уходим.
        - Там за ней еще долг числится, - пытается отказать мужичок. - Хозяин велел серьги эти не отдавать…
        - Тогда мы сейчас вызываем полицию, и твою лавку закроют за скупку краденого. Хочешь? - встревает в разговор один из друзей Германа. Майк, кажется.
        - Только потом на нас не сваливай, если еще что-нибудь найдут, - хмыкает второй. Алишер.
        - Да что вы такое говорите! - ахает продавец и весь покрывается бурыми пятнами. - У нас приличное заведение.
        Вижу, как по лицу Германа бегают желваки. Чувствую, как он весь напрягается.
        - Та девица украла у моей невесты эти серьги и сдала тебе. Она давно этим промышляет, а ты ее покрываешь, - говорит он спокойно. Очень спокойно.
        - Докажите, что серьги принадлежат этой леди. Предоставьте чек, подтверждающий покупку. Дайте мне доказательства.
        - Я могу только в зубы, - хищно усмехается Лиманский. И я вижу, как его обаятельная улыбка моментально превращается в хищный оскал.
        - Как тебе аргумент? - ржет стоящий рядом Алишер. - Придется потом вставлять новую челюсть.
        - Ладно, - тяжко вздыхает мужичок. - Но я вас запомнил…
        - Это хорошо, - кивает Лиманский. - Ночью только в постель не ссысь, когда мы приснимся…
        Под дружный хохот продавец достает из сейфа мой потертый мешочек. Небрежным движением высыпает на прилавок его содержимое. Первыми выкатываются мои серьги. И я радуюсь им, как давним друзьям. А следом выпадает незнакомая брошка. Серебряный листок с фиолетовыми цветами.
        - Тоже твоя? - спрашивает меня Герман.
        - Нет, - мотаю головой. - Только серьги.
        - Значит, Сонькина, - делает он вывод и лезет в карман за бумажником. - Сколько с нас? Что там в квитанции написано?
        Продавец церемонно складывает все обратно и торжественно выдает мешочек мне. Внимательно пересчитывает деньги и первым спешит к выходу, собираясь открыть перед нами дверь.
        - Спасибо, братаны!
        Герман жмет руки друзьям на прощание. Обнимает меня, помогая усесться в машину. Резко бьет по газам, направляя внедорожник обратно домой.
        «Как там Софья?» - бьется в голове неотвязная мысль. И предчувствие беды сдавливает горло тупой обреченностью.
        67
        Герман
        Ужин на кухне у Софьи напоминает мне семейный.
        «А что ты хотел, Гера? - усмехаюсь внутренне. - Ты женишься на Алине. А в комплекте идут Софья и придурковатая Олеся. Куда без них?!»
        Уплетаю за обе щеки котлетки, наспех пожаренные любимой. В меру острые маленькие люля. Вкусные, аж дыхание сводит. Слушаю вполуха ленивую беседу Софьи и Алины. А сам думаю, как бы перевести разговор на Олесю. В который раз убедить Кузнецову в необходимости лечения. И не в какой-нибудь дорогостоящей клинике, а у батюшки Николая в богом забытом приходе. Творит чудеса мужик. Всех, кого к нему направлял, забывали напрочь про эту гадость. Надолго ли, или нет? Не знаю! Говорят, героин умеет ждать… Но очень хотелось бы закрыть тем спасенным дорогу назад. Вот Николай и учит таких, как Олеся, жить в реальности, а не сбегать за ее пределы. И как только Алина станет моей женой, я поставлю вопрос ребром.
        - Еще картошки? - спрашивает она, отвлекая от раздумий. - Или котлетку хочешь?
        Алинка любовно глядит на меня. И клянусь, я не променяю эти черные наивные глазищи ни на какие пресыщенные и надменные. Навидался их, хватит! Не торкает…
        - Я сам положу, сиди, - останавливаю ее. И поднявшись к плите, накладываю из сковороды картошку, жареную с грибами и луком, и еще пару котлет. Не знаю, кто и где учил Алину готовить, но очень вкусно. Просто отвал башки!
        - Латифа говорит, - продолжает неспешную беседу Софья, - Искандер с Заремой поедут в Стамбул на месяц. Оттуда проще вырваться в Москву.
        - Мне даже не верится, - радостно тянет Алина и на опечаленном личике появляется подобие улыбки.
        - О чем речь? - интересуюсь лениво.
        - Мои дядя и бабушка приедут на свадьбу! Вот мне повезло! Представляешь!
        Киваю, но сам до конца не верю, что в 21 веке существует абсолютный диктат в семьях. Попался бы мне этот Мурат! Я бы ему зубы выбил! За каждую слезинку Алины заплатил бы, козлина!
        В кармане куртки, валяющейся в коридоре, звонит сотовый. Но я не тороплюсь хватать трубку. Сначала доем!
        - Может, ответишь? - кивает на прихожую Софья.
        Поднимаюсь нехотя. Вот что за человек! Неужели не видит: я кушаю!
        - Да, - вздыхаю устало. Звонит Майк. Мы с ним расстались час назад. Соскучился, что ли?
        - Гера, - пыхтит в трубку мой безопасник. - Тут такая фигня произошла…
        По голосу понимаю, что ничего хорошего сейчас не услышу.
        Мать его…
        - Виталик сейчас звонил, - нехотя докладывает Майк. - Он сегодня за Чумой присматривает…
        - И что? - напрягаюсь не на шутку. На всякий случай отхожу подальше от кухни. Останавливаюсь напротив распахнутой двери в спальню. Мельком замечаю Алинкину сумку на кресле и свитерок, валяющийся на застланной цветастым покрывалом кровати.
        Спаленка любимой! Представляю Алину в целомудренной ночнушке и понимаю, что мое воображение играет со мной злые шутки. Да и натянувшиеся боксеры предупреждают. Просят сменить тему или прислушаться к Майку, виновато бубнящему в трубку.
        - Она после матери долго ругалась с кем-то по телефону. А потом в метро пошла. Виталик за ней. Она доехала до Текстильщиков и направилась к первому дому около станции.
        - К кому она пошла, пробили?
        - Нет. Но и не понадобилось. Все как-то очень быстро произошло.
        - Пусть твой Виталик завтра напишет объяснительную. Хочу знать, почему твой сотрудник пренебрег инструкциями.
        - Не в этом дело, Гера, - тяжело вздыхает Майк. - Если официально, то нас там не было.
        - К чему ты клонишь? - интересуюсь подозрительно, задницей чувствуя полный трындец.
        - Чума выскочила на проезжую часть, когда уже мигал зеленый. Рванула через дорогу… И капец, - мямлит Майк.
        - Я устал слушать твой лепет. Говори прямо, бро! - рыкаю я недовольно. - Бежала, и капец… что за фигню ты порешь?
        - Да там Мерс какой-то несся, не останавливаясь. Ну и все. Они встретились, - будто выдавливает из себя мой старый друг. - Что теперь делать?
        - Ничего, - негромко бросаю я после некоторой паузы. - Пусть твой чел уходит. Его миссия закончена. Полицию и без него вызовут.
        - Да, Гера, хорошо, - мямлит Майк. - Я не ожидал…
        - Никто не ожидал, бро, - обрываю резко.
        И сунув трубку в карман, думаю, как поступить. Больше всего хочется вдариться головой об стену. Со всего размаху.
        Олеся… твою ж мать! Как же тебя угораздило? Зачем?
        Тру переносицу, стараясь совладать с собой. Нужно, наверное, как ни в чем не бывало, войти в кухню, доесть котлетки и запить ужин соком. А потом…
        Но как объяснить слежку? Как, мать вашу?!
        Я не успеваю даже обдумать ситуацию, когда в другой спальне легонько тренькает Софьин мобильник.
        - Алинка, будь добра, - слышу напевный голос соседки.
        А следом легкие шажки любимой.
        Возвращаюсь в кухню, желая и не желая одно и то же. Пусть позвонят! А лучше пусть не опознают труп! А вычислят самоубийцу только после нашей свадьбы.
        «Высшая степень инфантильности, Гера», - морщусь от собственных идиотских мыслей. А вернувшись на кухню, бросаю на Софью внимательный взгляд. Она ошарашенно слушает кого-то, а потом говорит недоверчиво.
        - Это из полиции звонят. Олесю машина сбила. Насмерть. Это шутка какая-то!
        - Дайте, - решительно забираю у нее трубку из рук. - Будьте добры, повторите еще раз, - прошу неведомого собеседника.
        - Это правда? - переспрашивает меня Софья и смотрит, будто видит впервые.
        Слушаю размеренный бубнеж какого-то мента.
        Подъехать… Опознать… Дать показания…
        Если так говорили с Софьей, то это полный трындец! Мать, все-таки. С ними так нельзя!
        - Да, мы сейчас подъедем, - заверяю бездушную трубку. И повернувшись к Софье, констатирую прискорбный факт.
        - Похоже, так и есть.
        68
        Сжимаю губы, стараясь сдержать эмоции. Что толку сейчас увещевать? Я говорил! Предупреждал! Кто бы послушал! В эту минуту нет правых и виноватых. Перед лицом смерти все равны. Случайность, или была в другом измерении? Эксперты установят. Вот только как теперь быть с Софьей? Одну не оставишь. Алина точно не бросит тетку. Вон, уже в стакан капает какую-то дрянь.
        - Нам нужно поехать к ним, Софья Петровна, - говорю спокойно и немного вкрадчиво. - Может, это ошибка. Так иногда бывает. Олеся не теряла паспорт?
        Задаю дурацкие вопросы и самому себе противен. Это она. Чума болотная! Мой человек видел, как она зашла в подъезд. Плюс отпечатки… Если ее привлекали и прогоняли на «пианино», то ошибка исключена. И наше опознание - чистейшей воды профанация.
        - Алина, помоги Софье одеться. А сама оставайся дома, - командую я. И тут же спохватываюсь. Софья на одной ноге. Далеко ли сможет дойти?
        - Обе оставайтесь, - отмахиваюсь нетерпеливо. Поеду, порешаю. Быстрее выйдет. Сразу узнаем, ошибка или нет…
        - Помнишь, у кого-то сумку украли и на Олесю подумали, - тихим бесцветным голосом причитает Софья. - У нее тогда отпечатки снимали… Наверное, все же она…
        - Не помню, - мотаю головой. - Наверное, я еще тогда сюда не переехал. Сейчас паспорт возьму и поеду. Она же здесь прописана. Алина, закрой за мной, - прошу я невесту и, обняв в полутемном коридоре, всматриваюсь в обескураженное личико.
        - Я ничего не понимаю, Гера? Это из-за меня?
        - Ты тут ни при чем, - бросаю резко. - Движение в городе - сама знаешь, какое. Носятся некоторые и никуда не смотрят. Сиди с Софьей и жди меня. Лучше ее уложить в постель. Станет плохо с сердцем, вызывай скорую. Ясно?
        На ватных ногах спускаюсь к себе. И умывшись холодной водой, смотрю на себя в зеркало.
        Вот как оно повернулось! Думал ли ты, Лиманский, что поедешь в морг опознавать Олесю Кузнецову, как близкий родственник. Сюр какой-то!
        Опознание много времени не занимает. Точно Олеся, нет никаких сомнений.
        Отъезжаю от здания больницы и неожиданно понимаю, как хрупка и скоротечна жизнь человека. Еще пару часов назад Олеся считала себя самой крутой, а вот лежит нагая на секционном столе.
        Мысли лихорадочно перескакивают на Алину. Как там моя любимая девочка? И что делать со свадьбой? Захочет ли она перенести празднование? А если и так, то на какой срок? Я тут и так до февраля дожить не могу, все мучаюсь по ночам и стою под душем, желая хоть немного снизить накал страстей. Люблю Алину и ничего не могу с собой поделать. Да и надо ли?
        Представляю ее в своей постели и снова чувствую, как натягиваются боксеры. Да что же это такое делается, мать вашу!
        Который месяц живу с хроническим и твердокаменным стояком. А ждать еще даже месяц просто не смогу. Не выдержу.
        Сразу поднимаюсь этажом выше своей квартиры. И войдя в небольшую гостиную, сплошь увешанную картинами и фотографиями, киваю Софье, сидящей в плюшевом кресле.
        - Это она. Шансов не было.
        - А заключение эксперта есть? - шепчет Софьюшка еле слышно.
        - Да, - киваю коротко. - Вот. Попросил для вас сделать.
        - Шансов не было, - вздыхает она, прочитав текст по диагонали.
        - Выходит, так, - тихо бросаю я, а сам сгребаю в охапку Алину. Мне нужно, просто необходимо прикоснуться к ней.
        Ты есть. Я есть.
        Где-то вдалеке в прихожей слышится звонок. Немного резкий и требовательный. Только крика не хватает «Откройте, полиция!».
        - Подожди, - немного резко прошу Алину и сам бреду открывать. А распахнув дверь, с удивлением смотрю на высокого лысого мужика - Софьиного гребаря.
        - Ты кто? - рявкает он, по-хозяйски входя в квартиру.
        - Сосед, - отрезаю спокойно, развернувшись, возвращаюсь к Алине.
        - Пойдем ко мне, малыш, - шепчу ей на ушко. - Давай дадим людям возможность поговорить.
        - Софья Петровна, - несется к тетке Алина. Что-то шепчет на ушко и целует в щеку. - Я рядом, - заявляет чуть громче.
        - Что ты ей сказала? - спрашиваю я, стоит нам только оказаться на лестнице.
        - Попросила позвонить, когда Стас уйдет. Я поднимусь. Не хочу оставлять ее в такой момент.
        - А я-то думал, ты останешься до утра, - улыбаюсь невесело.
        - Не могу, - шепчет Алина, прижимаясь ко мне. - Так страшно, Гера! Я боюсь за Софью. Ей сейчас я нужна.
        - Мне тоже, - рыкаю глухо. Открываю дверь и словно отметаю прочь все тяготы сегодняшнего дня. - Музыку или фильм? Выбирай, - предлагаю я Алине.
        - Да вроде траур у нас, - несмело противится она.
        - А я поставлю грустное кино, - сметаю прочь ее возражения. И включив телек, вместе с невестой плюхаюсь на диван.
        - Я надеюсь, свадьбу мы не переносим? - спрашиваю настороженно.
        - Ни в коем случае, - мотает головой она. - Бабушка с дядей не смогут второй раз приехать. Тихо распишемся. Будет ли Софья, я не знаю.
        Притягиваю Алину к себе. Накрываю ее губы своими. Целую неспешно и жадно. И самому себе не верю, когда от огненного жара пылает нутро. Будь на месте любимой другая, я бы не церемонился. Но маленький пугливый котенок сначала покажет коготки и острые зубки, а потом смоется куда подальше.
        «Имей выдержку, Герман», - повторяю мысленно. Щелкаю пультом в поиске интересного. Хоть я и обещал Алине печальный фильм, но с изумлением понимаю, что ничего подобного у меня в коллекции нет.
        - ВВС о дикой природе, - бурчу я, чувствуя, как девичья головка укладывается мне на плечо. Утыкаюсь носом в волосы. И обняв одной рукой, провозглашаю. - Прогулки с динозаврами. Что-то другое искать лень.
        Но как только начинаются первые кадры, слышу мерное дыхание. Алина спит. А я боюсь пошевелиться. Осторожно вытаскиваю из-под диванной подушки сложенный плед и накидываю на хрупкую фигурку любимой.
        «Эй, Стас, - подняв глаза к потолку, прошу Сонькиного любовника. - Останься до утра. Будь человеком!»
        69
        Алина
        Я просыпаюсь среди ночи и не сразу понимаю, где нахожусь. Светлый кожаный диван. Плед, пахнущий парфюмом Лиманского. Небрежные древесные нотки тесно переплетаются с запахом табака и цитруса. Настоящий мужской фан, так напоминающий мне Германа. Прижимаюсь носом к толстому мохеровому пледу и будто обнимаю любимого. Отпуская прочь все горести и беды сегодняшнего дня.
        - А где же сам Герман? - спрашиваю саму себя и, усевшись на мягких подушках, оглядываюсь по сторонам. Определенно, это его квартира. Такая насквозь мужская и шикарная. Обилие света, плазма на всю стену и кухня, сверкающая никелированными поверхностями. Лиманский богат и успешен, а я - неприкаянная голодранка. Гоню от себя глупые мысли. Мы любим друг друга, и это главное. А горя нам и так хватает. Зажимаю уши ладонями, пытаясь понять, как Олесю угораздило попасть под колеса автомобиля. Сама ли кинулась, или Мерс мчался на красный. Кто теперь разберет… Софью жалко. Поднимаю глаза к потолку. Прислушиваюсь. Сверху доносится какой-то мерный стук. Будто прыгают на кровати или кого-то бьют. Сразу не разобрать, но кажется, будто в квартире Кузнецовых кто-то стонет. Замираю, стараясь уловить каждый шорох. И снова слышатся размеренные звуки, словно кто-то методично стучит по дереву, а затем снова тихий приглушенный стон. Софья!
        Подскакиваю, собираясь бежать наверх. Нужно спасти мою дорогую, и тут же натыкаюсь на Германа, входящего в комнату.
        - Ты чего? - смотрит на меня удивленно. Даже в полутьме комнаты вижу его настороженный взгляд и тревогу.
        - Софья… Там что-то происходит… - шепчу, поднимая вверх указательный палец. - Нужно ей помочь. Кажется, ее кто-то лупит…
        В лице Лиманского мелькает что-то хищное. Он внимательно прислушивается, отмечая про себя каждый шорох, а затем улыбается во весь рот, силясь не рассмеяться.
        - Пойдем, - говорит спокойно и вкрадчиво. - Чаю попьем. Поговорим о… - спотыкается на полуслове.
        - Об Олесе? - наивно интересуюсь я, послушно, будто коза на веревочке, следуя за Лиманским.
        - А что о ней разговаривать? - пожимает Герман плечами, и на секунду по его лицу пробегает недовольная гримаска. - Закономерный итог, Алинушка. Наркоманы долго не живут.
        Герман печально кивает головой. Выставляет на стол чашки. Заваривает чай, как привыкли пить здесь. И на каждый мой порыв помочь только мотает головой.
        - Сиди. Я сам.
        Помолчав, продолжает.
        - Мне жаль Софью. У нее вся жизнь наперекосяк пошла. Работать она сможет еще нескоро. Все-таки для йоги необходимы определенная растяжка и целые конечности. А ее перелом сложный и срастаться долго будет. И вот теперь одна осталась. Без дочки.
        - Почему одна?! - вскрикиваю запальчиво. - Я люблю Софью всей душой и никогда не оставлю. Она много для меня сделала. И мне совесть не позволит бросить ее в трудный момент. Или? - внимательно смотрю на Германа, будто вижу его впервые. Лоб перерезает поперечная морщина, глаза прищурены. Мой любимый недоволен, и сильно.
        - Герман, - шепчу я, подходя к нему. - Не заставляй меня выбирать. Я люблю тебя и боготворю Софью. Неужели мы не можем навещать ее почаще? Ужинать вместе или приглашать к нам? Это так сложно для тебя? Или недопустимо?
        - Алина, - шепчет он разочарованно. - Я правильно понимаю, что задай я тебе вопрос «я или Софья?», ты выберешь ее?
        - Не заставляй меня… Пожалуйста… - закрываю лицо ладонями и реву как маленькая. - Я не смогу разорваться между вами…
        - Да я и не прошу, малыш, - сумрачно бросает Лиманский. - Просто мне в моей семье на фиг не нужна посторонняя тетка. Сейчас даже с родителями не живут и каждый день не навещают. Но ты можешь с ней общаться, когда я на работе… Хотя если мы переедем за город, как я планирую, то встречаться с Софьей ты сможешь только по выходным. Я не возражаю, Алина. Но моя жена должна принадлежать мне. А Софья погорюет немножко. А потом выйдет замуж за Стаса… Такие, как она, долго не страдают.
        - Да что ты знаешь! - вскрикиваю, словно раненая. - Я не могу ее бросить.
        - Зато можешь бросить меня? - оброняет он хрипло. - Мне казалось, ты любишь меня, Алина…
        - Люблю, - шепчу с придыханием. - Но разве я много прошу? Неужели ты не можешь согласиться со мной? Даже в малом!
        - Ничего себе «малое», - негодующе фыркает Герман. - Все начинается с мелочей. Сначала мы станем одной семьей с Софьей. Затем ты попросишь взять ее с собой в загородный дом. Ты привыкла к ней. Она твоя любимая тетка. Вот только мне не хочется видеть ее ежедневно. Понимаешь?
        - Да, - киваю, делая шаг назад. - Мне пора. Мы завтра все обсудим, Герман. Мы с тобой только планируем пожениться. А Софья для меня - уже семья.
        Отступаю в сторону. Всплескиваю руками. Чувствую, как сердце разрывается на части. Но не могу! Не могу бросить Софью. Как Герман может это не понимать! Как?!
        - Ты все-таки заставил меня выбрать! - плачу, выбегая из кухни. Щелкаю замком входной двери, открывая. Слышу сзади быстрые шаги и сдавленный окрик «Алина!».
        - Прости, - бормочу, давясь слезами. И не оборачиваясь, мчусь наверх. И точно знаю, если повернусь, разрешу Лиманскому себя уговорить. Уступлю своему мужчине, как и учили меня всю жизнь. Вот только кем я буду после этого? Жалкой дрянью, предавшей спасшего меня человека?
        70
        Алина
        Мне трудно поверить в зашкаливающий эгоизм Германа. Как можно разлучить нас с Софьей? Тем более теперь, после гибели Олеси. Почему любящий меня человек настроен так непримиримо?
        Взбегаю по лестнице и, кажется, сейчас упаду и растянусь на ступеньках. От обиды сжимается сердце. Герман даже не вышел вслед за мной. Не позвал назад. Позволил уйти. Любовь ли это?
        Дрожащими пальцами пытаюсь попасть ключом в скважину замка. Чувствую, как слезы заливают лицо, а тонкие пряди распущенных волос тут же прилипают к щекам, и из-за них я чуть ли не на ощупь пытаюсь открыть дверь. Решительно вытираю щеки и, как дура, вожусь с замком. Заперто изнутри. Будить Софью? Или спуститься вниз к Герману?
        Собираюсь с духом, решившись все-таки позвонить в дверь. И угораздило ж меня забыть в квартире Германа сотовый. Но возвращаться не хочу. Не желаю сейчас видеть Лиманского!
        Пусть это глупо и по-детски, но мне проще переночевать на лестничной клетке, чем вернуться к нему в квартиру. Тихонько спускаюсь на площадку между этажами. И выглянув в широкое панорамное окно, безошибочно нахожу Мерс Стаса. Не уехал к себе. Остался с Софьей. Тогда и вовсе неудобно ломиться в дверь.
        «Но всю ночь он точно у нас не пробудет, - решаю я, усаживаясь на низенькую батарею. - Как только выйдет, я зайду. И Софье не придется ковылять к двери несколько раз». Обхватив себя руками, бесцельно гляжу во двор, пытаясь соединить воедино все события прошедших часов. Но какими бы они ни были ужасными, им никогда не сравниться с днем нашей свадьбы с Айратом. Правда, тогда болело больше тело, а не душа. Сейчас же из-за ссоры с Германом хочется разреветься навзрыд. Сдерживаюсь, стиснув зубы. Еще увидит кто из соседей. Потом пойдут сплетни. Этого только не хватало. Думаю о нас с Лиманским. И виню себя в случившемся. Почему решила, что Софья обязательно не захочет расставаться со мной? Она может выйти замуж за Стаса. Уехать в другой город. Да мало ли… А я, как дура, поссорилась на пустом месте с женихом. Слезы текут, как я их ни пытаюсь сдержать. И в голове пусто. Словно все мысли куда-то разбежались прочь.
        Как я буду жить без Германа? Смогу ли? А без Софьи? И почему обязательно нужно делать выбор?
        «Бабушка, милая! - обращаюсь я к Зареме. - Подскажи, кого выбрать!»
        «А-а-а, Амина, - бьется в ушах тихий голос бабули, - тебе Аллах дал такого мужчину. А ты? Все проморгала?»
        Утыкаюсь лбом в стекло, пытаясь расфокусированным взглядом рассмотреть виднеющийся вдали шпиль здания Министерства Иностранных Дел. Герман рассказывал мне о нем и еще о шести таких же высотках. Запомнила ли я что-нибудь? Нет, конечно! Я вовсю смотрела на своего любимого и таяла в его объятиях.
        - Помоги мне, Аллах! - шепчу сквозь слезы и лишь на минуту закрываю глаза. Видимо, усталость берет свое. И я не слышу, как этажом ниже открывается входная дверь, и крепкие ноги преодолевают пролет в считанные секунды. Лишь чувствую, как сильные руки прижимают меня к себе и несут обратно в квартиру.
        - С ума сошла, - рыкает Герман, целуя меня в висок.
        - Не заставляй меня выбирать, - бормочу сквозь слезы и, уткнувшись в мягкую футболку, натянутую на мускулистой груди, реву как маленькая.
        - Перестань, малыш, - бормочет Лиманский, снова укладывая меня на диван в той самой комнате с плазмой. Укрывает все тем же пледом и садится рядом.
        - Почему ты сидела в подъезде?
        Всматриваюсь в строгое лицо Германа, натыкаюсь на суровый взгляд карих глаз и снова плачу.
        - Алина? - ошарашенно спрашивает он. - Ты чего ревешь? Тебя Сонька в дом не впустила?
        - Не-е-ет, - мотаю я головой и всем телом прижимаюсь к Лиманскому. - Почему мы поссорились? И не уступили друг другу? Разве влюбленные так поступают.
        Лиманский тяжело вздыхает. Смотрит на меня с укором и, взяв мои руки в свои, бережно и нежно целует каждый пальчик.
        - Давай решим так, - заявляет негромко, но твердо. - Незадолго до нашей свадьбы мы предложим Софье Петровне поселиться с нами в загородном доме. Захочет - я, так и быть, смирюсь. Нет - ты не станешь ее уговаривать. Договорились?
        - Хорошо, - киваю, обрадовавшись. Герман словно прочитал мои мысли. Провожу пальцами по крепкому плечу и охаю от неожиданности, когда Герман накрывает мои губы своими.
        Жаркий и трепетный поцелуй будто возрождает меня заново. Хочется думать о свадьбе, а не о горестях Софьи и гибели Олеси.
        «Что я за человек такой?» - вздыхаю тяжело и тут же упираюсь взглядом в настороженные глаза Лиманского. Приходится рассказать о своих переживаниях.
        - Все так устроены, - пожимает плечами Герман. - У обычного человека средний уровень эмпатии. И собственные проблемы или заботы превалируют над чужим горем. Срабатывает защитная реакция организма. Инстинкт самосохранения. Наш мудрый мозг подкладывает тебе более радостную информацию, а грустную - прячет. И это не твое горе, Алина. Для Софьи уход Олеси - трагедия. А для тебя - нет…
        - Они мне очень помогли, - шепчу, цепляясь рукой за пальцы Германа. - Без Софьи я бы пропала, понимаешь?
        - Расскажешь? - осторожно спрашивает Лиманский, широкой ладонью убирая с моего лба спутавшиеся пряди.
        - Конечно, - киваю печально. И чувствую, как, нежно касаясь, пальцы Германа зарываются в мои волосы. Успокаивающе бегут по затылку. Закрываю глаза, ощущая, как тепло разливается по всему телу.
        Порываюсь сказать хоть слово, но все мысли тонут от простой и нехитрой ласки.
        - Потом, - шепчет мне на ухо Герман. - Сейчас тебе важно успокоиться, а не рвать сердце забывшимися эмоциями. Закрой глазки, Алина. Нужно поспать. Завтра трудный день. Коль взялась нянчиться с Софьей, держись. Тут главное - не сорваться.
        - Побудь со мной, - прошу, не желая расставаться с Лиманским. Даже пятнадцать минут без него для меня суровое испытание. Тяну его к себе и слышу приглушенный смех.
        - Не могу, котенок. Даже не проси. Только после свадьбы, - усмехается он и, накрыв меня пледом, выходит из комнаты. - Я в соседней спальне, - заявляет на полпути. - Если что-то понадобится, зови.
        71
        В эту ночь я засыпаю с большим трудом. Долго прислушиваюсь к шагам Германа, топочущим где-то в глубине квартиры. Льется вода в ванной. Чуть слышно хлопает дверь в соседнюю комнату, а потом все затихает.
        «Может, пойти к нему? - внезапно приходит в голову шальная мысль. - Сколько там осталось до нашей свадьбы? Чуть больше месяца! Застолби этого мужика, Алинка. Пусть оценит твою жертву!»
        «Ну, какие жертвы?» - хочется закричать мне. Я люблю Германа. Очень. Но сделать первый шаг никогда не осмелюсь. В этой ли квартире или в загородном доме, но я войду в спальню Лиманского только законной женой.
        Чувствую, как тянет низ живота от невыносимой, но бесконечно приятной боли. Желание. Мое!
        «Он рядом! - кричит мое второе «Я». - Не мучься. Иди к нему! Герман знает, как облегчить твои страдания. Свои тоже».
        Да, конечно, - вздыхаю я, плотно закрыв глаза. - Сейчас все брошу и пойду.
        Кладу руку на живот и пытаюсь думать о чем угодно, только не о мужчине, спящем за стенкой.
        Пытаюсь погоревать об Олесе. Но не получается. Она навсегда запомнится мне своей выходкой. Серьги… Бабушка Зарема… Наш дом в Эргонио, украшенный к свадьбе, и Айрат, вламывающийся в холл с телефоном в руках. Проваливаюсь в кошмар и тут же выныриваю от безмолвного крика. Обычно я кричу среди ночи и мечусь по постели. Но сегодня какая-то неизвестная сила отогнала мои ужасные сны, одним рывком вытянув в реальность.
        Парфюм Лиманского. Как волшебная палочка, возвращает меня к жизни. Утыкаюсь носом в мягкий и нежный мохер. В который раз вдыхаю сводящий меня с ума запах. Безотчетно сжимаю ноги, стараясь унять желание.
        Может, и правда, встать и пойти к Герману? - размышляю я, прижав к груди теплую тряпку. Провожу ладонью по мягкой рыхлой ткани. Закрываю глаза, представляя рядом Лиманского.
        «Пошли Аллах нам счастья, - прошу, засыпая. И постепенно погружаюсь в тихий и спокойный сон. Мой любимый рядом. Пусть нас разделяет стена. И осталось потерпеть. Немного. Совсем немножечко. Всего каких-то тридцать пять дней. Они пройдут быстро… Проваливаюсь в сон и будто со стороны вижу просторный зал и строгого муллу. Мою ненаглядную Зарему и хитро улыбающегося дядю Искандера.
        - Кто отдает эту девушку? - спрашивает мулла.
        - Я, - отвечает дядя.
        Смотрю на себя в белом платье. Никакого кринолина и кружев. Обычное платье в пол с воротничком стоечкой и узкими рукавами. Очень строго и просто. Замечаю аквамариновую диадему в прическе - подарок Лиманского, а в ушах - бабушкины серьги.
        И внезапно просыпаюсь от мысли, что видела во сне собственную свадьбу. Подскакиваю с дивана и несусь в кухню, где Лиманский уже готовит завтрак. Заспанный, лохматый, в мятой серой футболке и таких же трениках. Но бесконечно родной и любимый. Обвив руками торс, прижимаюсь всем телом.
        - Доброе утро, - шепчет Герман, целуя меня в макушку. Зарывается носом в волосы. И замирает лишь на мгновенье. Но мне кажется, я могу простоять так вечность.
        - Блины хочешь? - нежно спрашивает меня.
        - Конечно, - соглашаюсь я, не чувствуя подвоха.
        - Тогда пожарь, - протягивает мне кастрюльку с тестом и, чмокнув в висок, садится напротив за барную стойку.
        - Как спалось, малышка? - улыбается довольно. - Как же мне кайфово видеть тебя в собственной кухне.
        - Ты твердо решил поселиться за городом? - интересуюсь небрежно. - Даже не представляю, как смогу ездить в университет и на работу. Уезжать на целый день и возвращаться только поздно вечером? А может, удобнее поселиться здесь?
        Наливаю тесто на раскаленную сковородку. Переворачиваю блинчик, затем второй, третий…
        - Я давно мечтал поселиться недалеко от Москвы. Мегаполис становится невыносимым. Да и эта квартира не предназначена для семьи. Вдвоем еще можно, а как пойдут дети, придется все переделать.
        - А дом? - спрашиваю осторожно.
        - Я уже построил по собственному проекту. Пора приступать к отделке. Поэтому дизайном займешься ты, моя дорогая, - хмыкает Лиманский. - Обставишь дом по собственному вкусу.
        - А ты? - вздрагиваю от неожиданного предложения. Смотрю на Германа во все глаза и не могу поверить в такое чудесное предложение. Мой взрослый и опытный жених делает мне королевский подарок. Вот только справлюсь ли я…
        - Алина, блин! - фыркает Лиманский, и я, повернувшись, к своему ужасу замечаю подгоревшее на сковородке тесто. По давней привычке откладываю его на другую тарелку. А как только мы садимся завтракать, ставлю ее около себя.
        - Выкинь, - велит Герман. - Я не могу позволить тебе есть испорченные продукты.
        И сам встает из-за стола и выбрасывает блинчик в мусорник.
        - Естественно, мы с тобой будем все обсуждать, - замечает он, садясь за стол и накладывая мне в тарелку румяный кружок теста. - Может, поругаемся или даже подеремся, - смеется Лиманский и добавляет весело. - Только ты меня сильно не бей, ладно?
        Мы хохочем, целуемся и снова хохочем. Пальцы Германа скользят по моей шее. С каждым его прикосновением по телу бегут мурашки. Чувствую, как дрожат мои руки…
        Тяжело вздохнув, Герман демонстративно пересаживается напротив.
        - Не знаю, как доживу до этой свадьбы, - бухтит он недовольно.
        - Ты уж постарайся, - улыбаюсь я.
        - А куда деваться, - хмыкает Лиманский под дребезжание валяющегося на стойке сотового. Незамысловатая песенка Таркана резко меняет настроение.
        Софья!
        Там наверху она одна в горе и безысходности, а я тут с женихом кокетничаю. Подскакиваю как сумасшедшая и, схватив трубку, выдыхаю взволнованно.
        - Да, Софьюшка! Да!
        72
        - Алина, - настойчиво просит меня Герман. - Доешь, потом вместе пойдем. И блины захвати наверх, чтоб еще раз завтрак не готовить.
        Киваю смущенно, и кусок в горло не лезет. Лиманский, как всегда, все предусмотрел и позаботился обо мне.
        - Интересно, кто займется организацией похорон? - бухтит он, выходя из кухни, и через пять минут возвращается в черных джинсах и свитере. - Сейчас к Софье народ набежит. Будут сидеть и вести пустые разговоры. Поэтому предлагаю вместе со мной заняться организацией похорон. Ну, там, цветы выберешь, еще что-нибудь…
        - Я в этом ничего не понимаю. В мусульманстве свои каноны. А Олеся была христианкой.
        - Дурой она была, - огрызается на ходу Герман. И оказывается прав. Стоит нам подняться в квартиру, как тут же приходят какие-то толстые женщины с неприятными лицами и злыми глазами. Каждая, смерив меня презрительным взглядом, проходит к Софье.
        - Пойду к себе, - бурчит Герман. - Если похоронами никто не займется, скажи. Я подключусь. И долго здесь не маячь. Спускайся ко мне. Утешать Софью есть кому…
        - Но я должна… - шепчу, целуя чуть заросшую щеку Лиманского. И не успеваю закрыть за ним дверь, как из лифта выходит молодой мужчина с заплаканными глазами и в мятой куртке.
        - Софья Петровна дома? Я - Игорь…
        - Проходите, - приглашаю я, пропуская незнакомца в квартиру. Наблюдаю, как он судорожно мнет в руках шапку, потом снимает обувь и, шагнув в зал прямо в куртке, молча кивает Софье. Не подходит и не говорит ничего.
        - Проходи, садись, - еле слышно предлагает Софья. - Это Игорь, Олесин одноклассник, - представляет его остальным.
        - Сделай нам чаю, - приказывает мне одна из теток.
        - Хорошо, - соглашаюсь я, хотя такой надменный и приказной тон меня задевает.
        - Алина тебе не прислуга, Ксюша, - резко бросает Софья. - Хочешь чаю, налей сама.
        - Мне непонятна твоя реакция, Сонечка, - елейно замечает та самая Ксения. Кажется, подруга детства. - Ты сейчас в горе. Это понятно. Вот твоим состоянием и пользуются некоторые приживалки. Может, в этом и кроется причина случившегося с Олесей. Она рассказывала мне про эту красавицу…
        - Когда? - рыкает Игорь, а вслед за ним вскрикивает Софья.
        - Олесенька приезжала ко мне позавчера. Мы поболтали. Почаевничали. Да и к кому бедной девочке податься, как не к крестной? Если родная мать занята…
        - Вы дали ей денег? - строго обрывает ее Игорь и, отлепившись от стены, подходит ближе.
        - Ну конечно, дала! - всплескивает руками тетка. - Кто еще поможет, как не близкие.
        - Я же просила тебя не одалживать Олесе, - тихо шепчет Софья. - Объясняла, чем это чревато…
        - Как часто вы давали ей деньги? - наступает на тетку Игорь, вмиг превратившись из убитого горем человека в ослепленного яростью воина.
        - Первый раз она пришла в ноябре, - вздыхает Ксения. - Но по большому счету, это ты виновата… Забросила собственного ребенка.
        Чувствую, как у меня пылают лицо и щеки. Может, тетка и права. За моими проблемами Софья упустила собственную дочку.
        - Нет, милая, - отрезает моя душа. - Олесе было двадцать семь лет. Последние полгода она не притрагивалась к наркотикам. Мы ограничивали ее в средствах и следили за ней вместе с Игорем. А потом у нее внезапно стали появляться деньги. И все закрутилось с новой силой. А я-то гадала, кто же у нее новый спонсор…
        Софья сжимает руки, и я прекрасно понимаю, каких усилий ей стоит сдержаться. Лицо Ксении покрывается пятнами. Она достает из сумочки платок и демонстративно вытирает лоб. Потом закатывает глаза.
        - Как ты меня достала своими инсинуациями! - восклицает негодующе и, поднявшись из кресла, пытается обойти Игоря. - Я надеюсь, ты мне вернешь всю сумму, - брякает напоследок.
        - Сколько вы ей дали? - спрашивает он, перекрывая ей дорогу к побегу.
        - Двести тысяч, - рявкает бабища, и по ее бегающим глазкам даже я понимаю, что она врет.
        - Я тебе ничего не верну, Ксения, - холодно и спокойно заявляет Софья. - Мы говорили с тобой… Я предупреждала. Олесе нельзя давать ни копейки. Ты, как всегда, решила по-своему. Вот и поплатилась.
        - Я хотела как лучше! - высокопарно орет та. - От бедной девочки все отвернулись. Даже родная мать…
        - Вы убили ее, - тихо и зловеще сипит Игорь, отходя в сторону. - Живите с этим…
        - Да ты кто такой?! - кричит Ксения. - А ну-ка, уйди с дороги!
        - Подождите! - вскрикиваю я, сама не понимая, что на меня нашло. Несусь к себе в спальню и, выудив из сумки бархатный мешочек, выкупленный из ломбарда, возвращаюсь обратно.
        - Это ваше? - показываю брошку изрыгающей проклятия Ксении.
        Та изумленно таращится на украшение, лежащее у меня на ладони, а потом поворачивается к подружке, тихо сидящей рядом с Софьей.
        - Ленка, твоя брошечка нашлась у этой дряни. А я говорила…
        - Убирайся, - гневно бросает Софья. - Ты несешь полную чушь! Пытаешься свою вину переложить на неповинного человека. Олеся святой не была! И я, кажется, вас предупреждала.
        - Это моя брошечка, - тянет руки к побрякушке Елена. - Откуда она у вас? Признавайтесь!
        - Вместе с моими серьгами ее вчера выкупили из ломбарда, - холодно и спокойно заявляю я.
        - И у вас есть документ? - противно усмехается Елена. Поправляет белые волосы и пристально смотрит на меня, будто пытается уличить во лжи.
        - Да, - киваю совершенно равнодушно. - Есть чеки.
        - Отдайте, умоляю, - просит Елена, скорчив жалкую физиономию.
        - Нет, - поднимается с дивана Софья и с костылем под мышкой ковыляет ко мне. - Вернуть долг в данной ситуации - оплатить Олесину последнюю дозу. И ни я, ни Алина этого делать не будем. Уходите. Я больше не хочу вас видеть…
        73
        Герман
        Пять лет спустя
        Всю дорогу домой я крепко прижимаю Алину к себе. И честно говоря, ничего не понимаю. Что сейчас произошло на ринге? Бой отменился из-за моей жены? Чепуха какая-то! Оксюморон!
        Вот только почему моя любимая дрожит как осиновый лист? И с какого хрена взбесился Айрат? Смутно припоминаю, кажется, он знаком с Казбеком. Я мог бы отмахнуться от глупой выходки. Но не сейчас, когда на кону стоят большие бабки, а моя жена перепугана. И это не просто прострация от выходки незнакомого человека. Сто пудов, они знакомы. Я в этом просто уверен. Алина или Амина? Одна буква, и так меняет дело. Хотя мне по большому счету наплевать. Эта женщина принадлежит мне. Точка.
        Замечаю, как трясутся руки любимой, и беру ее ладошки в свои.
        - Все хорошо, котенок. Всем придуркам прилетит по ушам, - шепчу Алине на ушко. А сам лихорадочно размышляю, как бы мне обезопасить жену и настучать по репе Айрату. Да так, чтобы больше не посмел сунуться. И в чем вообще проблема? Он же знает, кто я такой. И все равно посмел прилюдно устроить свару. И какое отношение Айрат имеет к моей жене? Родственник со стороны отца? Скорее всего. Алина и Софья о нем говорят мало. Лишь усмехаются нехорошо. Я знаком с Искандером и Латифой. Боготворю Зарему, мудрую бабушку моей жены. Но никогда ни от кого из них я не слышал ни про какого Айрата.
        Морщусь, пытаясь совладать с собой. Я не из тех людей, кто прощает обиды. А уж если кто потянется к моей семье, вырву руки и выбью зубы. Придется досконально разбираться в этой истории. Сначала, конечно, поговорю с женой. Потом позвоню Казбеку и Алишеру.
        Как только мерс тормозит около крыльца, Алина выскакивает из машины и несется в дом. Всхлипывая, кидается на грудь Софье и что-то шепчет. У нашей милой тетушки глаза выпадают из орбит от удивления.
        В курсе, старая перечница… Один я как дурак ничего не знаю.
        - Как малышка? - спрашивает жена. И тетка кивает ей в ответ.
        - Все нормально, Алинка. Мы играли с этим пони Плей-До. Потом она поела и без проблем легла спать.
        - Это только при мне Настя по потолку бегает, - через силу улыбается Алина, снимая пальто. Беру из ее рук украшенную всякой всячиной тужурку и сразу вешаю в шкаф.
        - Нам нужно поговорить, - бросаю под настороженным взглядом Софьи Петровны. - Спокойно ночи, - киваю ей, давая понять, что моей жене личный адвокат сейчас не требуется.
        - Спокойной, - мямлит Соня и деловито уходит в кухню. То ли замесить тесто и утром подать к завтраку свежепожаренные пирожки, то ли просто помыть невзначай оставшийся в раковине стакан.
        Помню, как я упирался и не хотел даже слышать о Софье Петровне. А потом смирился под нажимом обстоятельств. И ни разу не пожалел за это время. Софья помогает нам, чем может. И мои жена и дочка платят ей абсолютным обожанием.
        Первым делом Алина заглядывает в детскую, умильно смотрит на нашу двухлетнюю дочь. Подхожу сзади и, обняв жену, любуюсь малышкой. Дочка спит, раскидав по постели руки и ноги. А рядом на кровати сидят ее любимые куклы и медведь.
        - Маленькая принцесса, - сквозь слезы бормочет Алина и будто прощается с дочерью и с самой жизнью.
        «Что ты боишься, любимая? Скажи! И я защищу тебя!» - хочется заорать мне. От клокочущей в душе ярости стискиваю зубы, пытаясь успокоиться. Вздыхаю натужно. Еле сдерживаюсь, чтобы не схватить жену за плечи и не встряхнуть, как следует. Впервые в жизни на меня накатывает такой гнев. И страх. Тяжелый и гнетущий. Какого фига, Айрат, ты появился в нашей жизни? И что ты надеялся показать своей выходкой.
        Смотрю на кругленькое личико дочки, длинные черные локоны, разметавшиеся по подушке. За эту девочку и ее мать я готов убивать голыми руками. Пусть только сунется кто. Размажу по стенке.
        - Дрыхнет зайчонок, - шепчу Алине. Осторожно касаюсь губами шеи. Не поцелуй. Всего лишь легкое прикосновение. Взяв жену за руку, веду к себе в кабинет. Алина держится из последних сил. По лицу вижу. Еще минута-другая, и начнет истерить. Аккуратно усаживаю в кресло. А сам быстрым шагом иду на кухню.
        - Накапайте что-нибудь успокоительное, - прошу Софью. Она кивает, опустив голову. Но я все равно успеваю заметить полные глаза слез.
        - Вы мне ничего не хотите сказать, Софья Петровна? - спрашиваю грозно. Вытирая мокрые щеки, тетка жены набирает воду в стакан и, найдя флакончик с вонючей едкой жидкостью, спокойно отмеряет десять капель.
        - Алина тебе все расскажет. Я не имею права, - бросает поспешно. Передает мне стакан и, опустив голову, хлопочет на кухне.
        О как! Нормальный поворот, да?
        - Естественно, с Алиной я поговорю. Но и вам, Софья Петровна, придется дать объяснения, - заявляю я, выходя.
        А вернувшись в комнату, тревожно гляжу на жену. Алина, словно статуэтка, застыла в кресле с совершенно прямой спиной и гордо вскинутой головой. Наверняка не двинулась с момента, как я ее оставил. Только в глазах полыхает огненный микс ярости и решимости. Взболтать, но не перемешивать. Стакан с успокоительным медленно переходит из моих рук в Алинкины. Сажусь напротив и, еле сдерживаясь, жду, пока жена, сделав пару глотков, отставит стакан в сторону. Беру ее ладони в свои и спокойно, но строго спрашиваю.
        - С чем мы имеем дело, Алина? Расскажи, пожалуйста. Я обязан знать.
        ОТ АВТОРА
        ДОРОГИЕ МОИ ЧИТАТЕЛИ! ДОВЕРЬТЕСЬ АВТОРУ! СЮЖЕТ СТРОИТСЯ ТАКИМ ОБРАЗОМ. НО НИ ОДНО ИЗ ЗНАЧИМЫХ СОБЫТИЙ В ЖИЗНИ АЛИНЫ НЕ БУДЕТ УПУЩЕНО. Я ВАС УВЕРЯЮ.
        74
        Алина жадно отхлебывает воду из стакана и, вздохнув, начинает говорить. Спокойно, без эмоций. Как робот. Отвлекается, лишь когда в комнату заглядывает Софья. Спасительница и благодетельница. Но ни разу не тетка. Жена тянет к ней руку и, махнув рукой на диван «садись!», продолжает. Чувствую, как изнутри поднимается затаенное бешенство. Даже когда я по молодости дрался на ринге, не испытывал такое. За Алину я могу грохнуть. И пусть неизвестно, как сложилась судьба этого недоноска Тимура, но с Айратом мы еще встретимся. Слушаю внимательно, иногда поглядываю на Софью, ободряющую свою любимицу. Эти двое нашли друг друга. Страшно подумать, как сложилась бы жизнь моей девочки, если бы не наша Петровна. Я даже представить не могу, как можно бить женщину ногами. А свою дочку тем более… В памяти неожиданно всплывает та наша самая первая встреча. Я тогда толком и лица не рассмотрел. Только почувствовал дикое притяжение.
        Сжимаю кулаки, стараясь сдержаться, когда Алина с Сонькой рассказывают, как выходили из гостиницы и как умудрились пройти мимо Айрата и братьев Алины. Спотыкаюсь даже в собственных мыслях. Алина или Амина?
        - Дальше ты знаешь, - тихо бросает жена и снова застывает как статуя. - Сможешь меня простить? - всхлипывает и смотрит на меня как побитая собака. Подскакиваю с места и, не стесняясь Соньки, подхватываю жену из кресла.
        - Мне, конечно, немного обидно, что ты за целых пять лет не соизволила мне ничего рассказать. Но я понимаю. Очень тяжело возвращаться к жутким событиям и переживать их снова и снова. А может, и хорошо, что промолчала, - рычу, зарываясь пальцами в волосы Алины. Целую в глаза, виски, щеки, стараясь убрать все слезки с лица любимой.
        - Правда? - удивленно отстраняется она. Смотрит недоверчиво. Неужели ожидала, что, как Айрат, я изобью ее ногами?
        - Конечно, правда, - улыбаюсь, держа одну руку у жены на затылке, а второй убирая волосы с лица. - Истинная правда, малыш. Знай бы я раньше, точно бы нашел Айрата и твоего отца и разделался с ними. Уж сегодня бы точно не сдержался и устроил бы драку, почище чем на ринге. «В проходе между трибунами Гермаааан Лиманннский и Айрааат», - передразниваю я ведущего.
        - Сын дохлой обезьяны, - фыркает жена и, обвив мою шею руками, печально шепчет. - Я боюсь, Герман. Очень боюсь. Они придут за мной.
        - А как раньше удавалось проскочить под радарами? - спрашиваю я жену, но это скорее вопрос к Софье, и на него я знаю ответ. Майк пробивал данные. Алина Муратовна Кузнецова была прописана в городе Ярославле в доме бабушки Софьи Петровны, тоже Кузнецовой. Вроде, тогда пасьянс сошелся, а сейчас развалился самым немыслимым образом.
        - Не переживай, - морщусь, не желая волновать любимую. - Никто сюда не сунется. Обещаю.
        - Ты не знаешь моего отца, - спрятав лицо у меня на груди, всхлипывает Алина. - Он способен на любую подлость. Только Айрат его перещеголял. И Нур…
        Мачеха Алины.
        Это имя первое время иногда мелькало в беседах. Латифа жаловалась Софье на подлый характер родственницы, настраивающей мужа против брата и матери. Кажется, по этой причине Искандер с Латифой и Заремой бросили гостиницу в Эргонио и переехали в Анталию. Купили там захудалый отельчик, который отреставрировали по моему проекту. А дизайн помещений разработала Алина. Конечно, я тоже инвестировал в семейный бизнес…
        Искандер. Вот с кем нужно посоветоваться. Пусть объяснит, что ожидать от его старшего брата.
        - Без нашего ведома сюда ни одна собака не проскочит, - ощерившись, заявляю я. - Даже если припрется целая армия, никто не попадет внутрь. Ты же знаешь, малыш, какая у нас система безопасности…
        - Да, - кивает жена, обеими руками цепляясь за меня. - Все так… Но сначала отец придет как друг. Будет волосы на себе рвать и просить прощения. Может, даже и на колени встанет. Но потом, когда ты расслабишься и перестанешь строить баррикады, он нанесет удар.
        - У Мурата нет совести, - подает голос Софья. - Он может настроить тебя против Алинки.
        - Чужому человеку вряд ли удастся поссорить меня с женой, - бросаю я нетерпеливо. - У меня нет претензий к Алине. Это была ее жизнь до меня. Сочла нужным забыть этот ад и засунуть голову в песок от страха, - улыбаюсь, приподнимая подбородок жены. Вглядываюсь в печальные глаза и снова целую в лоб. - Не бойся, мой страусенок…
        Жена и ее тетка слабо хихикают. Значит, попустило немножко.
        - Ну, а кто ты? - улыбаюсь, всматриваясь в печальное личико Алины. - Закрыла глаза и этим решила все проблемы.
        - Герман, - лепечет жена, прижимаясь ко мне. - Я просто не знала, как тебе рассказать… И перед свадьбой много проблем навалилось…
        - Обычно говорят ртом, Алина, - резко обрываю я. - Все равно правда выплыла наружу. И я теперь в полной растерянности, милая. На ком я женился? Алина или Амина, кто ты? И почему вышла за меня замуж? От великой любви или все-таки от страха?
        Жена отстраняется от меня, будто я ее ударил.
        - Той девочки, Амины, больше нет, - произносит тихо, но твердо. Вижу, как каждое слово дается ей с трудом, и уже готов отвесить себе подзатыльник за собственное раздражение. - Я поменяла имя и фамилию, начала новую жизнь и стараниями Сони свела к минимуму любую возможность встретиться со своей семьей. Когда мы познакомились с тобой, мне уже ничего не угрожало. А дальше ты сам реши, почему мы вместе. Мое молчание о прошлом не дает тебе права перечеркивать пять лет счастья.
        Я с ужасом наблюдаю, как жена разворачивается и уходит.
        - Дурак, ты, Лиманский, - пыхти сзади Софья.
        - Послушайте, вы! - резко развернувшись, нависаю над мнимой родственницей. - Уж вы-то могли мне хоть намекнуть…
        - Ты не спрашивал, Герман, - тяжело вздыхает она. - И насколько я знаю, Алинка несколько раз порывалась рассказать тебе, но так и не решилась. Это сейчас, когда прошло пять лет, она храбрая. А тогда каждого шороха боялась…
        75
        - Я понял, - киваю скупо. И стремительно выйдя из гостиной, несусь в спальню, чуть не сбивая по дороге какие-то скульптуры, расставленные Алиной в коридоре.
        - Послушай, малыш, - подхожу сзади к любимой женщине. Она лежит на покрывале и ревет, уткнувшись носом в подушку. Ложусь рядом и, прижимая к себе, начинаю болтать какие-то глупости. Провожу руками по напряженному телу. Задираю свитер, оголяя живот. - Прости, не сдержался, - хрипло бубню в ухо. - Только представлю, как над тобой измывались эти уроды, так сразу сатанею. Любого урою из-за тебя. Но ты могла бы сказать… Значит, не верила мне до конца, раз молчала, пока не приперло!
        - Герман! - резко разворачивается Алина. Смотрит печально и строго. - Разве я давала тебе повод усомниться во мне?
        - Ты - хорошая жена и мать, - вздыхаю я. - Но и меня пойми правильно. Получается, я живу пять лет с женщиной и даже имени ее не знаю настоящего! Что еще ты утаила от меня?
        - Десять любовников и шесть внебрачных детей, - огрызается моя маленькая птичка. И это хорошо. Значит, шок проходит, и ему на смену заступает желание защищаться.
        - Врушка, - залепляю ей рот поцелуем. - Ты только моя. Я точно знаю, - усмехаюсь, оторвавшись от сладких губ и устремляя руку ниже живота. Я еще не в старческом маразме и помню пугливого олененка в моей постели.
        Алина хихикает, и нервное напряжение постепенно спадает.
        - Ты тогда тоже боялась? - спрашиваю, стаскивая с жены свитер.
        - Не больше, чем сейчас, - фыркает она. - А знаешь, почему? Я люблю тебя. И одно твое резкое слово ранит больше, чем сотня проклятий Айрата. Я до сих пор не могу понять, почему он так поступил со мной. Во-первых, сам повод был ничтожным, а во-вторых, наш брак еще не зарегистрировали.
        - А почему он орал про жену? - спрашиваю, нахмурившись. - Никаких религиозных церемоний не было? Ты уверена?
        - Абсолютно, - мотает головой Алина. - Ну, сам посуди. Если бы никах состоялся, ни бабушка, ни дядя Искандер не позволили бы мне выйти за тебя.
        - Да они влюбились в меня с первого взгляда! Особенно Зарема! Что-то там лапотала на своем языке и смотрела добрыми глазами. Наверное, говорила тебе: «Вот ты дурака отхватила, Амина»…
        - Не называй меня так, - вспыхивает жена. Амины больше нет. Даже бабушка и семья дяди согласились называть меня иначе.
        - Ты красивая, - шепчу я, пропуская тонкую прядку волос между пальцев. - Очень красивая, - глажу по волосам и снова лезу целоваться. - Я, конечно, немного обескуражен. Но как-нибудь рассосется. Сейчас главное - умерить пыл Айрата. Мне хватит сил выгнать его пинком из России. Какого фига он вообще здесь оказался? И на что теперь претендует?
        - Не знаю, - вздыхает Алина, цепкими пальчиками расстегивая на мне рубашку. - Не хочу с ними встречаться… Ни с отцом, ни с братьями.
        - Я встречусь сам, - бурчу недовольно. - Они тоже были в зале?
        - Да, - кивает жена. - Айрат звал их на помощь.
        - Разберемся, малыш, - успокаиваю жену. А сам, стиснув зубы, отчаянно борюсь с бешенством и растерянностью. Много вопросов. Слишком много. И нет времени на разборки. Ко мне никто не сунется. Я больше чем уверен. Но предпочитаю встретить врагов во всеоружии, даже если эта встреча и кажется нереальной…
        Пальчики Алины легко и непринужденно расстегивают ремень на джинсах, тянут вниз молнию.
        - Утешь меня, - просит жена или скорее требует. И усевшись на постели, стягивает с себя свитер, а затем и брючки.
        - Быстрее, Лиманский, - проводит отманикюренными ноготками по моему плечу. И скорее мешает раздеваться, чем помогает. Откидываю в сторону джинсы и свитер. Нависаю над любимой. А она, обхватив меня ногами за талию, пытается ускорить прелюдию.
        - Погоди, малыш, - выдыхаю хрипло ей в ухо. Хотя сам понимаю, что сейчас требуется моей девочке. Быстрый и чумовой контакт, сносящий башку к ядреной фене. Притупляющий все инстинкты, кроме основного. Может, чуть грубее, чем обычно. Но именно это сейчас нужно Алине. И она извивается подо мной, запрещая мешкать.
        В яростном и диком забеге, где в ход идут зубы и ногти, оставляющие явные отметины, мы оба поглощены страстью, которая за пять лет нисколько не притупилась. А наоборот, только возросла. Но сегодня накал эмоций взлетает до максимума. Словно единое целое, мы движемся в унисон, решив взлететь к небесам одновременно. И когда нам обоим срывает крышу, я точно знаю, что чувствует моя девочка, в изнеможении стонущая мое имя.
        - Ты задолжала мне, - усмехаюсь, слегка отдышавшись.
        - Ммм… - мурлычет Алина, устроившись на мне сверху. - Не ломай кайф, Гера… Что ты хочешь? - подняв голову, спрашивает напряженно.
        - Второго ребенка, милая… Ты обещала…
        - Хорошо, - вздыхает она, снова укладывая голову мне на грудь. - Завтра выкину таблетки…
        Зарывшись носом в волосы, вдыхаю их аромат. И чувствую, как снова возбуждаюсь. В любой другой момент это было бы только кстати. А вот сейчас разлеживаться некогда. Провожу ладонью по голой спине жены. Чувствую, как она вздрагивает от каждого прикосновения. Милая страстная девочка. Мой подарок судьбы. Легонько шлепаю по упругой попе и велю строгим голосом.
        - Ложись спать, Алина…
        - А ты? - спрашивает жена озабоченно.
        - Пойду, поработаю, - поднимаюсь с постели.
        - Новый проект? - осторожно интересуется Алина, надевая шелковый халат. Смотрит с опаской.
        - Да, - хмыкаю я, проходя в ванную. - «Айрат» называется…
        - Что ты хочешь предпринять? - спрашивает с ужасом, влетая следом в ванную.
        - Да ничего особенного, - усмехаюсь, стараясь казаться беспечным. Включаю душ и, прежде чем встать под горячие струи, дергаю жену за руку. Словно в танце, она прилетает ко мне в объятия. Тяну ее под воду и снова закрываю рот поцелуем.
        - Враг не пройдет. Я очень надеюсь, - шепчет она, зарываясь руками мне в волосы. Откидываю прочь мокрую тряпку, стянутую с плеч любимой. Подхватываю под бедра и прислоняю жену спиной к стене.
        - Я тоже, - хриплю ей в ухо. - Никому тебя не отдам! Слышишь?
        76
        Алина
        Они приходят. Следующим утром я из детской, где читаю Насте сказку, слышу резкий голос мужа. Подскакиваю и, выйдя навстречу, сразу попадаю в его объятия.
        - Кто такие Муса и Керим? - спрашивает он резко. Лишь на мгновение крепко притягивает меня к себе.
        - Мои братья, - бормочу негромко. А у самой глаза на лоб лезут. - Отец приехал? - охаю, заранее зная ответ.
        - Да, - устало морщится Герман. - Целая орда заявилась. Мурат, Айрат, Багдад, Конгломерат…
        Обожаю эту способность мужа перевести все в шутку. Умеет Герман ослабить накал страстей. Хихикаю, уткнувшись лицом ему в грудь.
        - Может, послать всех подальше? - раздраженно интересуется муж и сам же обрывает себя. - Это не вариант. Нужно раз и навсегда уладить конфликт. И какого надо от тебя Айрату, тоже узнать не мешало бы. Но ты можешь не выходить. Я сам…
        Наскоро чмокает меня в макушку и уже собирается выйти из комнаты, когда к нему со всех ног кидается Настя.
        - Папа! - требовательно тянет вверх ручонки. Герман легко подхватывает малышку. А она тотчас же обвивает ручонками мускулистую шею отца.
        - Хоцу с тобой! - заявляет требовательно.
        Я смотрю на мелкие темные кудряшки, раскиданные по маленьким плечикам, обтянутым розовым трикотажным платьем. Перевожу взгляд на хитрющие темные глазища, маленькую пуговку носа и губки, что-то шепчущие отцу.
        - Потом, милая, - улыбается Герман. - Пойдем гулять и возьмем с собой на прогулку Фродо. Он покатает тебя на спине. А сейчас у нас с ним кое-какие дела. Ты пока покорми кукол, что ли…
        Фродо - наш пес породы Фила Бразилейро. Огромная собака с печальными и умными глазами. Когда-то в Бразилии их вывели для поимки беглых рабов. Но наш Фродо - это просто мощный пес-компаньон. Он стережет территорию и обожает нашу семью. Такая здоровенная живая игрушка…
        - Кстати, где этот лодырь? Опять дрыхнет на террасе? - усмехается Герман и, слегка свистнув, зовет.
        - Фродо, ко мне! Живо!
        Тут же слышится топот сильных собачьих лап, и буквально через минуту наш красавец появляется в коридоре и чуть не сбивает нас с ног. Трется мордой, выражая преданность и любовь. И будто всем своим видом спрашивающий «Что случилось? Кого нужно защитить?».
        Герман слегка гладит большую собачью башку, больше похожую на бычью. И передав мне Настю, быстро уходит прочь.
        - Герман… - окликаю растерянно.
        - Я тебя позову, если хочешь, - бросает он, прежде чем скрыться за поворотом.
        - Хорошо, - блею испуганно. Не знаю, чего добиваются отец и Айрат. Не хочу их видеть. Но и прятаться по углам не стану.
        - Смотри, малыш, - усаживаюсь вместе с дочкой на лохматый ковер. - Мишка и зайка идут в гости к твоей Лизе. Нужно угостить их чаем…
        Прислушиваюсь, в надежде что-то услышать. Но бесполезно. Детская, как и наша спальня, самые дальние комнаты в доме.
        Неожиданно вспоминаю, как перед самой свадьбой мы с Германом ездили выбирать дом. Естественно, Лиманскому хотелось вытащить меня из Софьиной квартиры, пропитавшейся горем. Под дождем мы долго колесили по близлежащему Подмосковью. Целовались, стоя в пробках. Пили припасенный в термокружках чай и жевали бутерброды. Вот только найти дом своей мечты так и не смогли. Пока, наконец, Герман, объезжая пробку, не умудрился свернуть в первый попавшийся переулок. Наверное, нас вело провидение. На этот дом мы сразу обратили внимание. А растяжка «продается» только добавила уверенности, что это работа судьбы. Маленькая усадьба понравилась нам обоим. Большой дом, состоящий из полноценного первого этажа и небольшой надстройки второго, где под стеклянной сводом вполне мог расположиться зимний сад. Плоскую крышу дома Герман переоборудовал под террасу. А я, поработав с ландшафтным дизайнером, превратила весь прилегающий участок в альпийский луг. И до сегодняшнего дня считала свой дом настоящей крепостью.
        - Алина, - звонит мне Герман. - Можешь присоединиться к нам?
        - Да, конечно, - отвечаю на автомате. И наблюдая, как в комнату входит Настина нянька, поправляю черное трикотажное платье с клешеным подолом. Выхожу в коридор, мельком смотрю в зеркало и аж вздрагиваю от неожиданности. Ну, просто смерть ходячая! Бледное лицо, выбившиеся из узла волосы. И искусанные губы в придачу. Хороша!
        Наскоро собираю в хвост волосы и на ватных ногах иду в гостиную. Улыбаюсь, когда карауливший около дверей личный телохранитель Германа подмигивает мне.
        - Не боись, там весело!
        Зайдя в комнату, понимаю, в чем дело. На стоящих напротив друг друга диванах сидят люди. И если на одном вальяжно развалился Лиманский, сложив ногу за ногу, то на втором жмутся один к другому мои братья, отец и Айрат. Сидят настороженно, словно птицы на насесте. А всему виной Фродо, лениво валяющийся посреди зала.
        Киваю родственникам, не считая нужным удостоить бывшего жениха даже поворота головы.
        - Здравствуй, дочка, - улыбается отец и внимательно вглядывается в мое лицо. Строгие глаза мимоходом ощупывают мою фигуру. Словно Мурат пытается понять по внешнему виду, остались ли какие-то увечья.
        «Только на душе синяки», - хочется заорать мне. Но лучше сдержаться и не показать бывшим родственникам свою слабость и уязвимость.
        - Так вот, дорогие друзья, - холодно бросает Герман, как только я сажусь рядом. Накрывает мою ладошку своей рукой, явно показывая, кто здесь хозяин. Да еще Фродо, нахальная собака, зевает громко и перекладывает свою башку к моей ноге.
        Только попробуйте приблизиться! - говорит своим грозным видом.
        - Никах состоялся. Государственная регистрация тоже. Какого вы от нас хотите? И почему ты, - муж кидает раздраженный взгляд на Айрата, - вел себя как дурак? Тима вроде громко объявил, кто такая Алина. Моя жена, - рыкает он глухо и смотрит внимательно на гостей.
        77
        В глазах отца и братьев я читаю бурю эмоций. Видимо, они рады, что я нашлась. А с другой стороны, обескуражены моим браком с иноверцем. Другое дело Айрат. Тот сжирает меня испепеляющим взглядом, не предвещающим мне ничего хорошего.
        - Вряд ли ваш союз, - осторожно замечает отец, - освящен по всем правилам. Я, как старший родственник, не давал разрешения на этот брак. А значит, никах можно считать недействительным, - добавляет он сурово.
        После такого заявления многие поменяли бы тон, но только не Лиманский. Муж щелкает пультом, включая плазму. И сразу на экране возникают белые стены с лепниной. Мулла в расшитых золотом белых одеждах и мы с Германом, сидящие по обе стороны от него.
        - Кто отдает эту девушку? - строго спрашивает мулла.
        - Я, - твердо заявляет дядя Искандер.
        Камера наезжает крупным планом на него, а затем на бабушку Зарему.
        Перевожу взгляд на отца, замечая, как его лицо передергивает нервная судорога. Вижу, как ему неприятно.
        Снова поворачиваюсь к экрану. Этот фильм я могу смотреть бесконечно. История любви, где нам с Лиманским отведены главные роли. Я в белом кружевном платье с воротником стоечкой. Герман в строгом черном френче и в расшитой тюбетейке, подаренной Алишером. Соприкасаемся лбами с любимым. И этот жест, такой сокровенный и невинный, каждый раз заставляет меня вздрагивать. Наши с Германом лица говорят сами за себя.
        - Махр был? - будто очнувшись, строго спрашивает отец.
        - Конечно, - учтиво замечает Герман, но мне почему-то кажется, что он насмехается. - Вот, можете изучить, - протягивает моему папаше копию свидетельства о религиозной церемонии. - Там внизу написано…
        - Это все легко опровергнуть, - бросает, словно выплевывает слова, Айрат.
        - Не вижу повода, - пожимает плечами муж. - Все условия соблюдены. Махр подарен, благословение от старшего родственника получено. Свидетели свои подписи поставили.
        - Моя мать и Латифа, - печально вздыхает отец. - А это чья закорючка? - интересуется надменно и с издевкой.
        - Мой друг Алишер. Правоверный мусульманин. Айрат с ним знаком, - нехотя роняет муж и добавляет с легкой усмешкой. - Еще будут вопросы?
        - Я против вашего брака. И постараюсь его аннулировать, - напыщенно заявляет отец, важно надувая щеки. Вижу, как недовольная гримаса пробегая по лицу, словно грифелем очерчивает и без того глубокие морщины. Постарел отец. Цвет лица стал землистым, а глаза-буравчики - более жесткими. Прибавилось ли мудрости с годами? Не знаю.
        - А где ты был, такой хороший, целых пять лет? - рыкает, еле сдерживаясь, муж. - Что-то я тебя рядом не наблюдал? И сейчас чего нарисовался? Узнал, кто я такой? За бабками приперся? Устроили вместо боя шоу… Я вас нагну, друзья мои, на компенсацию. Без штанов к себе в Эргонио свалите.
        Еще минута-другая, и начнется скандал. А за ним и драка. Куда, защищая хозяина, обязательно ввяжется Фродо. Насмерть, конечно, не загрызет. Но изувечить может. Серьезная собака, готовая лишиться жизни за свою семью. Вот и сейчас пес приподнял голову с моей ноги и, ощерившись, глядит на врагов. Если бы пришел один Айрат…
        Но отца и братьев становится жалко. Родная кровь, ничего не попишешь. На экране идет своим чередом фильм о нашей свадьбе. Камера крупным планом наезжает на радостное лицо Заремы, вытирающей слезы, потом - на наши с Германом счастливые лица. Выхватывает лишь на секунду махр - аквамариновую диадему, надетую поверх хиджаба. А там, под белым шелковым платком, серьги. Мои главные и любимые драгоценности.
        - Папа, - неожиданно для себя предлагаю отцу. - Пойдем со мной.
        Вперив в меня непонимающий взгляд, отец поднимается с дивана. И я, кивнув ему, направляюсь к дверям, ловя на себе ошарашенный взгляд мужа. Мы так не договаривались. Я ломаю сценарий Лиманского. Знаю-знаю, но ничего не могу поделать. Просто чувствую, как надо поступить.
        - Фродо, - тихо зовет Герман, понимая, куда я намерена отвести отца. Пес подскакивает, хотя команды не поступало. Но хозяин позвал. Значит, время нести службу. Он внимательно смотрит на незваных гостей, словно на нюх определяет, откуда исходит большая опасность. И понимая, где сейчас нужнее его помощь, трусит ко мне, мощным торсом оттирая отца в сторону.
        - Хорошая собачка, - отец мимоходом решает погладить Фродо.
        - Не трогай, - мотаю головой. - Эта порода не любит незнакомцев.
        - Ты для меня тоже незнакомка, Амина, - сердито бухтит отец. - Как же так вышло, дочка?
        - Вопрос не ко мне, - отрезаю я, сворачивая в приватную зону.
        - Красиво, - вздыхает отец, осматриваясь по сторонам. Слежу за его взглядом, будто в первый раз замечая картины на бледно- лимлонных стенах и статуи, расставленные вдоль всего коридора. - Жаль, тебе тут больше не жить. Я приму меры, но заберу тебя домой.
        - Я уже дома, папа, - заявляю холодно. - И мой муж не позволит тебе…
        - Да кто б его спрашивал, - негодует отец. - Найму адвокатов, и они все докажут. Ты никакая не Алина, красавица!
        - Зачем я тебе? - спрашиваю устало и уже хочу развернуться обратно. Моя затея наверняка оказалась бессмысленной.
        78
        «Не сдавайся, детка!» - слышу голос бабушки Заремы и, решив, будь что будет, толкаю дверь в детскую.
        На белом кожаном диване сидят рядышком Портос и Даша, Настина нянька. Им хватает секунды, чтобы отпрянуть в разные стороны.
        - Проходи, - приглашаю отца. - Сейчас я тебя кое с кем познакомлю.
        Он хмуро смотрит на парочку, которую я умудрилась застать врасплох. И совершенно не замечает играющуюся в стороне девочку. А у меня замирает дыхание. Сейчас мой отец увидит свою внучку. Что скажет? Как отреагирует?
        Только когда Фродо проходит между нами и ложится у ног малышки, папа переводит взгляд и с интересом глядит на Настю, карабкающуюся на спину злому и хмурому псу. Так и стоит в изумлении. Переводит взгляд на меня, затем снова на мою дочь. Догадался, наверное…
        - Ты кто? - первой прерывает молчание Настя. Маленькие пальчики привычно хватаются за шкуру большого зверя.
        - Это твой дедушка, дочка, - объясняю я малышке, не желая ее напугать.
        - А это, папа, Анастасия Германовна, - улыбаюсь маленькому чуду, дарованному мне судьбой.
        - Фодо, кать-тать, - лепечет дочка на своем языке, но опытным движением упирается пяточками в бока Фила Бразилейро.
        - Сколько ей? - спрашивает отец, откашлявшись от перехватившего дыхания.
        - Два года, - сообщаю довольно.
        - Я даже не мог представить, Амина, - бурчит еле слышно отец. - Мы искали тебя все эти годы…
        - В этом не было необходимости, - мотаю я головой и, сняв дочку с собаки, передаю ее няньке. Настя возмущенно протестует, но Даша умело отвлекает ее.
        - Мне хотелось бы познакомиться с ребенком поближе, - тихо бросает отец. - Если твой муж позволит…
        «Бинго! - мысленно улыбаюсь я. - Все получилось!»
        - Спроси у него, - киваю добродушно и только теперь понимаю, как изменилась сама. Конечно, я до сих пор воспринимаю мужа как самое совершенное создание Аллаха. Но все решения мы принимаем сообща. А в некоторые вопросы Герман не вникает.
        - Он хорошо относится к тебе? - устало выдыхает отец. Неужели смирился? Как-то очень быстро.
        - Да, - заверяю с улыбкой. - Герман - идеальный!
        И вернувшись обратно в гостиную, сажусь под бочок к Лиманскому. Чувствую, как мускулистая рука мужа по-хозяйски ложится на мое плечо. Бросаю взгляд на экран, где все еще крутится фильм о нашей свадьбе. И в который раз поражаюсь, как удалось Герману подобрать диадему точь-в-точь под серьги. За Настю я думала получить еще такое же колечко для комплекта, но Лиманский решил иначе и подарил мне еще одно кольцо с бриллиантом. Мужчина! Ну что он понимает!
        Перевожу взгляд на хмурого и слишком недовольного Айрата, неотрывно пялящегося на экран. Замечаю его жадный взгляд, особенно когда я появляюсь в кадре. Коламбиа пикчерс представляет. Подарить ему копию фильма? Пусть утешится!
        Братья шушукаются между собой и, когда вслед за мной входит отец, изумленно глядят на него. Но тот, не обращая на них внимания, подходит к Герману, вынуждая мужа встать.
        Я с удивлением наблюдаю, как отец протягивает руку Лиманскому.
        - Я не стану подвергать ваш брак сомнению, - заявляет он. - Живите с миром.
        - Спасибо, - коротко кивает муж, слегка пожимая отцовскую ладонь. Вроде мирный жест. Но меня трусит от тревоги. Аж сердце останавливается от нехорошего предчувствия.
        - Пойдем отсюда, - поворачивается отец к Айрату и моим братьям.
        - Почему? Ты не заберешь ее? - сердито сопит родственник Нур. - Ты обещал мне, Мурат… Мы договаривались.
        - Она замужем, Айрат. Пусть даже и за иноверцем. Аллах благословил их союз ребенком. Не знаю, на что ты рассчитывал, когда шел сюда, не узнав подробности. В любом случае, - отец снова переводит взгляд на нас с Германом. - Я прошу прощения за вторжение. Мы потом с сыновьями приедем еще раз. Привезем подарки для маленькой Анастейши и ее родителей.
        - Мы так не договаривались, Мурат! Мне нужна Амина! - орет мой бывший жених. И ослепленный яростью бросается к Герману. Но, не успев сделать и шагу, кулем валится на пол. Рычит, пытаясь освободить щиколотку из пасти Фродо. И в этот момент мне сложно понять, кто больше зверь? Одно знаю точно, наш пес никогда не нападет без серьезных оснований. А вот Айрат…
        - Убери собаку. Отдай мне мою невесту! - сипит он, корчась от боли.
        - Алина - моя жена, - рыкает Герман и нехотя просит собаку. - Фродо, отпусти этого несчастного. И когда Айрат, поднявшись на ноги, ковыляет к выходу, резко преграждает путь. - Запомни, урод. Еще раз только подойди к моей жене, я из тебя чучело сделаю… В свиную кожу заверну и домой в ящике отправлю. Понял?
        Айрат цепенеет лишь на мгновение. Зрачки сужаются от клокочущего гнева, и по напряженной фигуре я понимаю, что драки не избежать. Где охрана? Где Портос? Все еще обжимается с Дарьей?
        Но ничего не происходит. Только игра в гляделки. Айрат смотрит на Германа, испепеляя. А муж спокойно давит взглядом, заставляя противника принять поражение. Первым отводит глаза Айрат.
        - Уезжайте, - тихо, но властно велит Герман.
        - Пойдем, - отец берет под руку Айрата, желая помочь. Но тот, вырвавшись, сам ковыляет к выходу.
        - Я этого так не оставлю, - шипит напоследок.
        - Проваливай, - будто сплевывает Герман, крепко держа меня за руку. И добавляет чуть мягче. - Вас я тоже не задерживаю…
        - Герман, - осторожно замечает отец. - Мне бы хотелось видеться с Анастейшей. У меня больше нет внуков. И будут ли, неизвестно…
        - Это решать не мне, - пожимает плечами Лиманский. - Простила ли вас Алина? Допустит ли ваше общение с ребенком. Я не знаю. Но в любом случае, нельзя просто так прийти в дом когда-то отвергнутой дочери и общаться, как будто ничего не случилось.
        - О чем речь? - не понимая, вскидывается отец. - Мы одна семья, и Амина обязана…
        Чувствую, как напрягается муж и только усилием воли сдерживается.
        - Тогда всего хорошего, - холодно замечает он. - Лучше нам больше не встречаться…
        - Почему? - удивляется отец. В его представлении о мире все складывается отличным образом. Дочь обязана почитать отца, каким бы он ни был. Какие еще извинения, если я хожу на двух ногах? Жива, и слава Аллаху!
        - Я так решил, - отрезает спокойно Герман. И как только за незваными гостями закрывается дверь, притягивает меня к себе. Устало целует в висок.
        - Еле сдержался, чтобы не спустить его с лестницы.
        - Мне кажется, они еще вернутся, - вздыхая, прячу лицо на груди у мужа. - Папе очень понравилась Настя. Даже удивительно!
        - Почему? - усмехается муж, целуя меня в макушку.
        - Девочка, - печально улыбаюсь я. - Человек второго сорта. Помнишь, как на никахе требовались свидетели? Или двое мужчин. Или один мужчина и две женщины. Голос женщины равен половине мужского.
        - А я еще спросил, можно ли привести четырех женщин, - смеется муж.
        Целую его в губы, пока никто не видит. Чувствую, как ладонь Германа опускается ниже поясницы и сжимает…
        - Мне надо к Насте, - шепчу, когда поцелуй заканчивается. Заплаканными глазами всматриваюсь в бесконечно любимое лицо мужа. Провожу ладонью по гладковыбритой щеке. Чувствую, как сейчас разревусь.
        - Пойдем, провожу, - улыбается муж, легонько проводя пальцами по моей шее. От каждого прикосновения замирает сердце. Неужели отец и Айрат победят? Нет! Аллах не допустит этого!
        - Перестань паниковать, - ласково просит Герман. И дойдя со мной до детской, велит Портосу.
        - Нужно удвоить охрану, бро. Эти отморозки еще вернутся.
        79
        Герман
        - Скажи мне свои прежние имя и фамилию, - прошу я жену, когда незваные гости покидают наш дом. Хороший вопрос после пяти лет брака.
        - Амина Демир, - безропотно шепчет Алина и тут же вскидывает голову. - Что ты хочешь выяснить?
        - Они неспроста заявились, малыш, - приближаюсь вплотную к любимой и тихонько целую в висок. - У них есть план… цель какая-то дурацкая. Что добивался твой отец? Или этот отморозок Айрат? Зачем ты им нужна? Особенно сейчас, после пяти лет брака? О любви и других человеческих чувствах мы рассуждать не будем. Эти люди даже не знают, что это такое.
        - Отец может потребовать калым, - передергивает плечами Алина и прячет лицо у меня на груди. - Не давай ему. Ты меня не из семьи взял… Если калым платить, то только Софье.
        - Петровна обойдется, - фыркаю я и, взяв жену за руку, веду в кабинет. - А сумма калыма наверняка меньше штрафных санкций за сорванный бой.
        - Мне к Насте нужно, - пытается возразить она.
        - Молчи, женщина, - смеюсь довольно. - Хочу кое-что проверить в твоем присутствии.
        Уже в кабинете, взяв ноутбук, мы устраиваемся на диване. Он много чего знает и помнит о нас. Иногда, когда я засиживаюсь за работой, Алина, уложив дочку спать, приходит ко мне. Садится на спинку кресла и, нежно проведя пальчиками по моей заросшей башке, просит.
        - Посмотри на меня, Лиманский…
        Обычно я откидываюсь в кресло и тяну жену к себе на колени. А потом после поцелуев и возни в кресле мы перемещаемся на диван…
        Только сегодня мы плюхаемся на мягкие кожаные подушки и сразу упираемся взглядом в экран.
        «Демир» - ввожу я в поисковике реестра юридических лиц и предпринимателей. И сразу в списке нахожу нужное. Амина Муратовна Демир.
        - Да ты, мать, у нас богатая девушка, - озадаченно чешу затылок. - Смотри, сколько добра на тебе числится. Видеомагнитофон замшевый… одна штука…
        Алина хихикает, понимая шутку. Сколько раз мы с ней в обнимку смотрели наши старые кинокомедии.
        - А если серьезно, - вздыхаю я. - Твой папаша на тебя оформил какую-то строительную фирму.
        - Как оформил? - выдыхает Алина испуганно. - Я же ничего не подписывала.
        - Вспоминай, - обеспокоенно тру лицо. - Ты с отцом ездила куда-нибудь, когда паспорт тебе российский оформили? К нотариусу, например.
        - Наверное, да, - ошарашенно глядит на меня жена. - Но у меня все смешалось, Гера. Я тогда впервые приехала в Россию. Еще Нур со своей беременностью мне нервы мотала. Знаешь, какая она противная!
        Алина морщится, вспоминая вредную мачеху. А я мысленно молюсь всем богам, что привели ко мне мою суженую в целости и сохранности. И если так разобраться… Прям к порогу доставили. За это я Софье по гроб жизни обязан.
        - Ой, - вскрикивает жена, - и как же теперь с меня эту фирму снять? Я же понятия не имею.
        - Ну, это просто, - вздыхаю, покрепче прижимая любимую. - Ты можешь продать свою долю кому угодно. Сейчас глянем баланс. Сколько там тебе причитается?
        Бегло пролистываю данные баланса за прошлые годы. Вроде недвижимость неслабая за компанией числится. Нужно запросить в налоговой. Звоню знакомому мужику. Прошу помочь. А сам, дожидаясь ответа, лезу к Алине с поцелуями.
        - Я так думаю, вся причина в этой недвижимости, - бурчу, пытаясь поцеловать жену в шею. - Ради нее и тебя выкрасть могут, и бой сорвать. Так, - аж подскакиваю на месте. - Без охраны в город не выходить. С Насти глаз не спускать.
        - У меня клиенты на Бауманке, - вздыхает Алина. - Я же не смогу к ним с охраной поехать.
        - Сможешь, - рыкаю, прижимая к себе жену. - Отменяй совсем или езжай с охраной.
        Говорю, а сам готов дать себе хорошего тумака за то, что убедил жену перевестись на факультет дизайна. Теперь моя милая - востребованный специалист. Работает со мной в одной компании. И мы можем предложить клиентам весь перечень услуг. От проекта до выбора диванных подушек и светильников.
        - Хорошо, - охает жена. - Но зная отца и Айрата, я бы вообще не выходила из дома.
        - Отличная идея, жена, - ласково тереблю выбившиеся из прически пряди. - Пока я не разберусь, лучше действительно никуда не ездить. Отправлю тебя в отпуск. Желательно в декретный.
        - Кстати, я бросила пить таблетки, - Алина упирает мне в грудь пальчик, а потом подскакивает и бежит к дочери.
        Прибавится у меня волнения с этой историей! Первым делом я звоню Искандеру. Врага надо знать в лицо. И кто расскажет мне всю подноготную о Мурате, как не его младший брат. А там глядишь, еще бабушка Зарема скажет свое веское слово. Обожаю эту старушку. До сих пор загадка, как мы понимаем друг друга. Она совершенно не знает английский, по-русски лопочет отдельные слова, впрочем, как и я по-турецки. Выручают Алина и Искандер с Латифой.
        Разговор с дядей жены много времени не занимает.
        - Не верь ни одному слову, - предупреждает он. - Мурат всегда был мутным. А после того, как у них с Нур родилась больная девочка, вообще с катушек слетел. Мы с ними не общаемся с того момента, как уехали из Эргонио. Теперь уже можно сказать, Герман, - устало вздыхает Искандер. - Мурат узнал, что это мы помогли Алине, и приказал выдать ее местонахождение. Мы отказались. Тогда мой брат захватил наш отель, а нас выгнал из города. Но, честно говоря, мы ни о чем не жалеем. Поверни время вспять, поступили бы так же! Береги жену и дочку, Герман…
        - А что с младшей дочкой Мурата? - неизвестно почему интересуюсь я. - Может, нужна помощь?
        - Мой старший брат очень богатый человек, - недовольно хмыкает Искандер. - Денег у него хватает. У него мозгов нет. Сначала женился на этой ужасной Нур. А когда родилась Медея, выяснилось, что у нее какое-то генетическое заболевание. Вылечить нельзя… Так говорят наши родственники. Это все от Нур гнилая кровь пошла. Врачи сказали, что у Керима и Мусы не будет детей. Патология какая-то…
        - Но они же предпринимают какие-то меры?
        - Нет, - печально усмехается Искандер. - Нур - хитрая бестия, ни в какую не соглашается признать свои болячки и все валит на Мурата. Дескать, все из-за Амины. С ней поступили очень плохо. Вот Аллах и наказал всю семью. Амину нужно в любом случае вернуть в Эргонио. Понимаешь?
        80
        - Нет, - рыкаю резко. Какого хрена сумасшедшие люди решают судьбу моей жены? Сначала чуть не убили. А теперь что? Для чего она им там понадобилась?
        - Нур внушила Мурату идиотскую байку. Вроде как Амина - талисман семьи. Вот взяли сироту, воспитали… а потом избили и выкинули. За это Аллах наказал. И если теперь Амина вернется в дом Мурата, то Аллах смилостивится над ними, и Медея выздоровеет…
        - Что за дичь? - роняю отрывисто. - Никто никуда не вернется. А если этот дебилоид только сунется, я его быстро из России вышлю…
        - Я рассказал тебе, что знал, - печально вздыхает Искандер. - В беседе с моим братом дави на него, не спускай. Мурат, по сути, слабый человек.
        - Чего он может испугаться?
        - Для Мурата только деньги имеют ценность. И еще власть. Ты сильнее его. Дай ему это понять. Не скромничай.
        Смеюсь глухо, а у самого кошки на душе нагадили. Из-за трио отморозков мне теперь придется денно и нощно охранять жену. Добро пожаловать в девяностые. Но и тогда такого беспредела никто не творил. А эти придурки неизвестно с какой стати решили, что можно заявиться ко мне домой всем аулом, забрать мою жену, оторвать ребенка от матери.
        Я не хотел войны. Вы сами напросились, ублюдки!
        План, простой и циничный, зреет у меня в башке в считанные минуты. Штраф за срыв боя я сдеру с Айрата. А недвижимость отберу у Мурата. Вот тогда и поговорим, подонки!
        - Майк, - звоню своему безопаснику. - Смотайся в налоговую, - называю номер инспекции, занимающейся регистрацией юридических лиц, - мне по одной компашке нужен полный пакет документов, включая устав. И закажи выписку в госреестре. Хочу точно знать, чем там они владеют…
        - Документы просто так никто не выдаст, - тянет обескураженно Майк. - Те времена давно прошли…
        - Выдадут, - ухмыляюсь я. - Ты же им предъявишь заявление о пропаже, подписанное единственным учредителем. Аминой Демир.
        - А кто это? - обескураженно интересуется Майк.
        - Моя жена. Я с тебя еще спрошу, как эта информация прошла мимо меня…
        - Но Гера… я же пробивал…
        - Работай, Майк. Солнце еще высоко. Мне сейчас, главное, оценить, что там числится на сто двадцать лямов…
        - Это как-то связано со вчерашними событиями? - бросает осторожно.
        - Да, это рейдерский захват. Вот приспичило мне вспомнить молодость и проучить парочку засранцев. Как тебе идея?
        - Гера, да я с тобой за любой кипиш, - фыркает Майк. - Так бы сразу и сказал, что хочешь кому-то натянуть…
        - Глаз на ж.пу, - усмехаюсь я.
        А после Майка звоню Алишеру.
        - Ты взыскал штраф, бро? - интересуюсь вкрадчиво.
        - Так это же твои родственники, Гера, - охает, как старая баба, мой давний друг.
        - Кто родственник? Айрат? - спрашиваю отрывисто. - Он рожден от дохлой обезьяны. Так моя жена говорит. А у нас с ней в ближайшем окружении приматов нет…
        - За него Казбек вроде хлопочет…
        - Пусть свяжется со мной. Порешаем.
        Еле сдерживаясь от ярости, стискиваю кулаки. Аж костяшки белеют.
        «Спокойствие, только спокойствие!» - убеждаю себя голосом Карлсона и, рывком поднявшись из кресла, иду в детскую. К жене и дочери.
        Мои самые чудесные девочки играют в какую-то настольную игру. В большой деревянный цветок Настя сосредоточенно складывает маленькие и большие кружочки, подбирая цвет каждого под лепесток. Алина кивает дочке и хвалит за каждый правильный ответ.
        - А этот куда? - подхватываю первый попавшийся кругляшок.
        - Папа - неть, - говорит мне Настена и пухлой ладошкой деловито выгребает кружок из моей ладони.
        Да я убить готов за каждую слезу этой девочки и ее мамы!
        Сажусь на корточки. Целую в щеку свою единственную дочь и перевожу взгляд на жену.
        - Пойдем погуляем, что ли? Возьмем с собой Фродо и взвод охраны…
        - А ты не поедешь на работу? Я хотела передать с тобой несколько эскизов. Нина Немчукова завезла бы их владельцам пентхауса на Бауманке.
        - Отправь почтой, - пожимаю плечами.
        - Картон формата А3, - усмехается жена. - Это нужно курьерскую доставку делать… Проще с Ниной передать.
        - Ты рисовала? Покажи! - подскакиваю я и, ухватив Настену, сажаю ее себе на плечи.
        - Ты сорвал нам урок, Лиманский, - поджимает губы дорогая жена.
        - Ты должна мне, Алина, - бурчу дорогой. - Не устраивала б из своей жизни вселенские тайны, глядишь, сейчас бы мы не оказались в… -делаю паузу, подбирая слова. Маленькая хитрющая девочка впитывает каждое случайно оброненное слово, - в этой дурацкой осаде, - выдыхаю, найдя подходящий синоним слову «ж.па».
        - Прости, - вздыхает Алина. - Не нужно было вчера идти с тобой к Алишеру…
        - И всю жизнь прятаться? - поднимаю саркастически бровь. - Ты не мышь, дорогая. Пусть в норе сидит кто-то другой!
        - Что ты решил? - мимоходом роняет жена. Замечаю, как у нее трясется нижняя губка. Ну, точь-в-точь, как у Насти.
        - Начну первым, - сообщаю воинственно. - Пусть знают, с кем связались…
        - Мурат - мой отец, - тихо шепчет Алина. - Я прошу тебя…
        - Он отделается по-легкому, - усмехаюсь криво. - А вот Айрату придется искать новую команду. Мне будет спокойней, если он уедет на тренерскую работу куда-нибудь в Новую Зеландию или в ЮАР. А еще лучше - на Гавайи, Фиджи, Самоа. Да мало ли островов в Тихом океане?
        Жена смеется. А я мысленно продумываю следующий ход. Выкинуть Айрата из страны мне самому, пожалуй, не удастся. На кого бы выйти? И чем заинтересовать? Нужно подумать.
        81
        Из уголка зимнего сада, где Алина поставила мольберт и ваяет эскизы для клиентов, хорошо просматриваются ворота и въезд во двор. Застываю возле окна со свежим эскизом в руках. Любуюсь идеально созданной композицией и яркими красками. Зашибись, интерьерчик!
        - Там только тигровой шкуры не хватает, - улыбаюсь жене и горжусь ею.
        - Дальше смотри, - величественно машет мне моя королева. И пролистнув еще парочку эскизов, я начинаю ржать в голос.
        - Ну ты, мать, даешь!
        - Тебе нравится? - смешно вытягивая шею, спрашивает мой Алиненок.
        - Очень круто, Алина Муратовна, - киваю совершенно серьезно и ловлю себя на совершенно дурацкой мысли. - А почему ты отчество не поменяла? Стала бы Михайловна, что ли? Он бы тебя в жизни не нашел…
        - Он меня и так не нашел по паспортным данным. Это все твой Алишер, - словно ежик, обиженно фыркает жена и смотрит на меня с укором. - Это же мой отец, Герман. Как же я могу поменять отчество?
        - Да, конечно, - соглашаюсь, чтобы не спорить. И неожиданно вспоминаю давний разговор с консьержкой. Софья привозила Алине на дом врачей. Стало быть, где-то должны остаться выписки и снимки. Хочу посмотреть.
        «Зачем? - спрашиваю себя, когда стучусь в комнату к Софье. - Да чтобы окончательно озвереть. И как только эти ублюдки заявятся снова, с разгону выбить им зубы и вправить носы. Я вам покажу, твари!»
        - Что-то случилось? - спрашивает Петровна, отвлекшись от вязания. - Насте свитер хочу довязать сегодня. На улице уже холодает. На прогулку будет в самый раз. Она любит долго гулять.
        Просто наклоняюсь на бывшей соседкой, чуть ли не тещей. И поддавшись порыву, целую ее в макушку.
        - Ты что, Лиманский? Белены объелся? - слышу ее притворные причитания.
        - Спасибо вам! - сажусь на пушистый ковер рядом.
        - Да за что же, Герочка! - всплескивает она руками. - Живу с вами и хоть себя нужной чувствую. А то бы ковыляла, как старуха, на пенсионе…
        - Ногу вылечим. Я вам обещаю. Вы еще на Настиной свадьбе потанцевать должны. И вас замуж выдадим…
        - За кого? Если тебе Стас звонил… - начинает она возмущенно и по моей хитрой улыбке понимает, что попалась.
        - Я хотел сосватать вас за Алишера, - смеюсь негромко и тут же получаю сиреневым клубочком по голове.
        - Гера, что ты хочешь? - напрямую интересуется Софья.
        Захожу издалека. Благодарю за Алину и свое счастье. А когда упоминаю о документах, Петровна нетерпеливо машет рукой.
        - А-а, это… вон, в комоде возьми. Лежат в верхнем ящике. Мурат приперся, я их сразу нашла.
        - А почему мне сразу не отдали? - изумляюсь я.
        - Так ты занят был, а мне свитер довязать надо, - отрезает ангел-хранитель моей жены и снова склоняется над рукоделием.
        По дороге в кабинет мельком рассматриваю снимки и читаю диагнозы. И почувствовав, как темнеет в глазах от бешенства, кидаю папку на стол и сбегаю. Несусь в спортивный зал, расположенный в подвале. И представив лицо Мурата, со всей дури бью по груше. Кулаками, а потом и ногой. Остываю немного. Вдох-выдох.
        Я вас, гады, с землей сровняю!
        Набрав из кулера воду, лью прямо на лицо. Капли стекают за шиворот. И футболка, намокнув, приятно холодит тело. Немного отрезвляет. Надеваю перчатки и методично начинаю отрабатывать удары.
        Вот родится у нас с Алиной мальчишка, научу его боксировать. Или мой агрегат заточен только под девчонок? Тоже отличная тема. Улыбаюсь, вспоминая, как впервые взял на руки Настю. Крохотный комок, растопивший мое суровое сердце. Пожалуй, не откажусь и от второй дочки. Девчонок тоже можно научить драться.
        «И жену тоже, придурок», - велит мне внутренний голос.
        Намахавшись кулаками, поднимаюсь наверх. В нашей спальне стою под душем, отделенном от основной комнаты прозрачной перегородкой. Не знаю, как в этот момент выгляжу я. Но очень люблю, развалившись на кровати, любоваться, как моется Алина.
        Естественно, надолго меня не хватает. Крышу сносит моментально.
        - Поторопись, дорогая, - прошу, чувствуя, как сейчас разорвет от желания. Но чаще всего, подскочив, вламываюсь в душевую. Подступаю вплотную и, приподняв за бедра, прижимаю к стене.
        Сейчас же мои мысли заняты другим. Как выслать из страны Айрата и разорить дорого тестя?
        Конечно, если материал, оставшийся у меня на столе, отдать в полицию с соответствующим заявлением… Но нет! Нет! Не примут. Преступление совершено за границей. А значит, лучше обратиться в интерпол. Но Алина не захочет из уважения к родителю. Какой бы он ни был, этот Мурат, но это отец. Бить его - опуститься до его же уровня. Алинка права, вендетта - не выход. А вот отобрать отель - это прекрасный ход. Прощать нельзя! Ни в коем случае! Такие люди, как Мурат, понимают только силу. И уважают только тех, кто сможет придавить их к ногтю. Плебейская психология…
        Наскоро вытираюсь и, напялив чистые шмотки, иду искать жену. Алина кормит Настю каким-то супом и заодно беседует с Софьей о ее женишке. Вот кому никогда не грозит артрит. Рад за тебя, Стас!
        - Хочу отобрать у твоего отца отель, - заявляю я без всяких предисловий. Алина смотрит на меня обескураженно. Но не спорит. Решение мужчины не оспаривается. И на том спасибо! - Мои юристы все подготовят. Тебе останется только подписать. Еще бы найти твой старый паспорт на имя Амины Демир.
        - Он у Софьи, - вздыхает жена. - Сейчас принесу. Только, Герман. Ты прав, но мне не нравится эта идея с отелем.
        - У нас нет другого выхода, малыш. Боюсь за тебя. За Настю. Если этих акробатов не остановить, завтра ты окажешься запертой в доме отца. И мне придется брать его в осаду. Поэтому я и хочу дать этим бесноватым по рукам, чтобы забыли о нас и свалили бы куда подальше. Понятно?
        - Делай, как считаешь нужным, - вздыхает Алина и, обняв меня, шепчет запальчиво. - Я люблю тебя больше жизни. И ужасно волнуюсь за тебя и за малышку.
        82
        Алина
        Отец приезжает вечером следующего дня. Один. Удрученно входит в дом и, кивнув мне наспех, приказывает.
        - Сделай мне кофе, Амина.
        - Мы не пьем его, - обрывает команды Герман. - Шиповник хотите?
        Отец смотрит на моего мужа как на иблиса, сбежавшего из ада. Суетливо машет руками, словно увидел приведение, и, растерявшись, оглядывается по сторонам.
        - Мне нужно поговорить с тобой наедине, Герман…
        - У меня нет секретов от жены, - мотает головой муж. - И тут порядки устанавливаю я, - добавляет тихо, но твердо. Отец кивает, явно довольный таким ответом, и, зайдя в кабинет, недовольно косится на меня.
        - Может, мне лучше уйти? - спрашиваю, чувствуя себя неуютно под отцовским взглядом.
        - Останься, - рычит Герман и, указав мне на место рядом с собой на диване, берет мою руку в свои. Спокойно дожидается, когда отец плюхнется в кресло. Молчание затягивается. Если верить Моэму, то Джулия Лэмберт была непревзойденным мастером паузы. Вторым после нее я всегда считала Лиманского.
        - Что же ты со мной делаешь, дорогой зять? - причитает отец, доставая какие-то бумаги из портфеля. - Как это по-русски называется… Беспредель?
        Герман лениво тянется к пульту. Щелкает, включая плазму, висящую напротив, и, хмуро глядя на моего папашу, роняет мимоходом.
        - Это не беспредел, дорогой Мурат. Вы сами оформили отель на мою жену. Наверное, хотели, чтобы он достался мне. Я расцениваю его как приданое. В нашей стране существует такая традиция. Жена приходит к мужу не с пустыми руками…
        - Беспредель, Герман, - отец мотает головой из стороны в сторону. И больше он похож на китайского болванчика, чем на солидного бизнесмена и главу семьи. - Прошу тебя, не погуби. У меня же совладельцы есть. Они тоже хотят кушать свой булка с маслом.
        - Насчет булок ты сам решай, Мурат. Тут я не специалист. Но я тебе сейчас покажу настоящий беспредел. И ты все поймешь.
        Герман включает запись с флешки, и я с ужасом смотрю на рентгеновские снимки, подсвеченные специальной лампой. И даже могу различить на них свои поломанные ребра. Затем идут сканы выписок и каких-то врачебных документов. Спасибо Софье, что вычухала меня после избиения. Вернула к жизни и заставила полюбить ее. Что бы я делала без нее? Как бы жила? Уж точно, не сидела бы сейчас с красавцем-мужем в собственном доме. А лежала бы прикопанной на пару метров в земле.
        - Что это? - непонимающе глядит отец. - Какие-то снимки? Зачем они мне?
        - Это экспертиза побоев, которые ты и твои сумасшедшие родственники нанесли моей жене. Я сделал запрос в интерпол. Ваши местные власти завтра выдадут документы, свидетельствующие, в каком состоянии в больницу привезли Алину. Когда тобой, Мурат, займется уголовный розык, никто не захочет иметь с тобой дела. А знаешь, почему? Нормальные люди не убивают своих детей. И если ты такое совершил с родной кровью, то что ждать от тебя остальным…
        - Герман… пощади… - молит отец. Крупные капли пота бегут по лбу, потом по щекам и подбородку. Мурат, нервничая, вытирает лицо платком и смотрит на моего мужа умоляюще. - У меня семья. Ребенок больной… Вот Амина, - он переводит хмурый взгляд на меня. - Ты даже не поинтересовалась, как поживает Нур!
        - Мы живем в совершенном неведении о жизни этой ведьмы. И как-то не страдаем от этого, - зло бросает Герман и выжидательно смотрит на отца. - Если ты пришел поболтать о своей бабе, Мурат, вынужден огорчить, нам эта тема неинтересна. Говорят, она страшная, как атомная война. Я видел фотки в интернете.
        - Что? - обалдело охает отец. А я, пряча улыбку, стараюсь сдержаться от смеха. Естественно, Герман даже не знает, как выглядит Нур, зато прекрасно осведомлен, как довести противника до бешенства.
        - Нур Демир - самая страшная женщина планеты. Введи в поисковике, Мурат. Сам увидишь. Я вчера случайно наткнулся. Потом долго заснуть не мог. Кошмарами мучился. Как ты с ней только живешь?
        Лицо отца покрывается багровыми пятнами. Он даже воздух пытается схватить губами. И от бессилия замирает в кресле. Смотрю во все глаза на человека, давным-давно ставшего для меня посторонним, и внезапно осознаю, что он не имеет ничего общего с холеным красавцем, забирающим меня на Мерсе из отеля Искандера. Будто на машине времени совершаю прыжок в прошлое. Сижу в прохладном салоне отцовского автомобиля, снующего по кривым горным улочкам. Вижу соседских ребятишек, играющих в мяч, и Тимура, спешащего к нашему дому.
        - А как Тимур? Он жив? - вопросы вырываются помимо моей воли. Покосившись на Германа, ожидаю его недовольного взгляда. Но неожиданно, муж спрашивает оживленно. - Кстати, семья этого мальчика до сих пор живет в вашем поселке? Никуда не уехали?
        - Почти сразу, как пропала Амина, переехали, - разводя руками, громко пыхтит отец и, смерив меня неприязненным взглядом, бросает пренебрежительно. - Как тебе не стыдно, женщина! При муже и отце интересуешься бывшим любовником!
        - У меня только один мужчина, отец. И это мой муж. А Тимур - детское увлечение. Мы с ним поцеловались пару раз. За это и поплатились. Меня вы оставили умирать в больнице. А его, наверное, убили!
        - С ним поступили так, как он того заслуживал, - высокопарно бросает мой родитель. - Он опозорил нашу семью…
        - Одним поцелуем? - снисходительно улыбается Герман. - Что-то я сомневаюсь… Подадим заявку в интерпол и найдем бедного Тимурчика. Живого или мертвого. Не переживай, дорогая. Его убийц отыщут…
        Муж хлопает меня по руке и внимательно смотрит на нашего гостя. А тот уже близок к обмороку.
        - Мы можем договориться на берегу, - миролюбиво предлагает Лиманский. - Или поплывем дальше? Я тебе и Айрату проблем накопаю на несколько уголовных дел. Выбесили вы меня, братцы кролики.
        83
        - Что ты хочешь? - бледнея еще больше, интересуется отец.
        - Все очень просто, - усмехается муж. - В компании, на которой висит твой отель, учредитель уже поменял документы. Предоставил в налоговую новые. Завтра Алина продаст свою долю мне. И я пока посмотрю, как вы с Айратом будет выполнять мои предписания… Угомонитесь, значит, все останется, как и было. Продолжите бузить, или, чего доброго, решите меня шантажировать, выкрадете Алину или мою дочь, ваша собачья будка сразу уйдет с торгов. Это понятно?
        Отец кивает, но я вижу, что простое движение головы дается ему с трудом.
        - Второе, - произносит, ощерившись. - Айрат платит штраф за сорванный бой и сваливает из страны. Пусть тренирует коз, если с людьми ладить не получается.
        - Но я не могу за него отвечать…
        - Найми ему няньку, охранника… пристегни к батарее наручниками. Мне все равно, Мурат. Я выдвигаю условия. Ты выполняешь. Подробности меня не интересуют. Как говорят у нас, на Диком Западе… проблемы негров шерифа не касаются.
        Отец покорно смотрит на моего мужа, и я догадываюсь, что в этом бою победу одержал Лиманский. Но я прекрасно знаю отца. Он не потерпит такое к себе отношение. Перетопчется, если нужно. А потом отомстит. Будет улыбаться в глаза и делать гадости.
        - В третьих, любые отношения между нашими семьями невозможны, - невозмутимо продолжает Герман.
        - Почему это? - вскидывается отец. - Я хочу возместить Амине причиненный ущерб и общаться с внучкой.
        - Исключено, - резко роняет Лиманский.
        - Как же так? - никак не может понять отец. - Если мы уладим конфликт…
        - Не уладим.
        - Почему?
        - Ты меня бесишь.
        - А какие гарантии, что ты не продашь мою собственность?
        - Да никаких, - пожимает плечами Герман. - Просто молись каждый день.
        - А если мне придется продать отель или заложить для кредита?
        - Плати заранее мне половину стоимости, и я поставлю подпись. Это крупная сделка, и без согласия учредителей ее тебе не провернуть. В любом другом случае, эта недвижимость является страховкой.
        - А если…
        - Все. Вечер вопросов и ответов окончен. Всего доброго, Мурат Аминович.
        Герман первым поднимается с места. Молча проходит через кабинет и распахивает дверь.
        Мурат, не поднимая головы, собирает в портфель какие-то бумаги и, как двоечник, плетется к выходу. Слабый человек. Страшный в своей подлости.
        - Зря ты так… Он не простит, - шепчу, когда за Муратом закрывается дверь. Я не чувствую жалости к этому человеку. Должна, но не могу уважать его.
        - Он выполнит все мои условия. Наведет справки и поймет, что еще дешево отделался. Для него бизнес и бабки важнее. Да и я с него ничего не содрал. А стоило… Только из уважения к тебе, Алиненок.
        Муж прижимает меня к себе, нежно целует в висок. А я на автомате вспоминаю тот самый момент, когда Герман назвал меня так в первый раз.
        После свадебного застолья мы под утро возвращаемся домой. Нет, нормальные люди разошлись в полночь. А нас же тянет еще погулять…
        - О чем задумалась? - спрашивает меня Герман. - Жалко папочку?
        - Нет, - мотаю я головой. - Как после свадьбы мы оказались на Воробьевых горах, Герман?
        - Так я тебя специально повез, - хмыкает муж. - Уж больно ты зажатая была. Вот мне и хотелось тебя расшевелить… Алиненок мой!
        Наши лбы соприкасаются по привычке. Чувствую руку Лиманского на затылке, а потом его губы накрывают мои.
        - Ты тогда сильно переполошилась, - смеется Герман. - Помню эти глаза по пять копеек!
        - Ты тоже сдрейфил, - фыркаю я. - Вот и катал меня по всей Москве.
        - Ну, может, и так, - улыбается Герман. - Я подумал, что вдруг слишком старый для тебя…
        - А я боялась, что не подхожу тебе. Ты такой важный и красивый… А я - дикарка!
        - Глупости, - вздыхает Лиманский. Обнимает меня и, прижав к дивану, начинает расстегивать мелкие пуговки на платье…
        - Герман, - шепчу, убирая его руку. - Не сейчас. Настя еще не спит. Полный дом народа.
        - Маленький стеснительный Алиненок, - произносит он жарко. - Сейчас запру дверь. Никто не войдет. Помню, как ты пришла ко мне в первый раз. Вся такая смущенная… И халат этот с кружевными рукавами… Я аж обалдел. Никого красивее тебя не видел!
        - Да ты сразу полез снимать его, - смеюсь я.
        - Боялся, разорву, и тебя не хотел напугать, - вздыхает Лиманский и покаянно трет затылок. - Я дверь запру все-таки. Не дотерплю до ночи, малыш.
        Смотрю на мужа и поражаюсь. Этот человек всегда добивается своего. Любым способом. Отец, вероятно, это понял и спорить не стал. Но если заручится поддержкой кого посильнее, может и отомстить. Зная Мурата, он так и сделает.
        Герман неохотно выпускает меня из объятий и, кряхтя, как старый дед, направляется к двери. Но не успевает дойти, как она распахивается, и в кабинет мужа вламывается Дашка.
        - Настя пропала, Алина Муратовна! - выдыхает она испуганно. - Я всего лишь на минуту отошла.
        Напряженно переглядываемся с мужем. Слишком быстро прилетела ответочка от моего родителя…
        - А ты где была? - набрасывается на няньку Герман. - Куда смотрела? Портос, твою мать, а тебя где носило?
        - Я только на минуточку отошла, - плачет Дарья. - А вернулась, Насти уже нигде нет.
        - Ищем, - гневно бросает Лиманский. - Потом разберемся…
        Муж выскакивает из комнаты и несется по всем комнатам. Орет «Настя!». Я за ним. От безысходности сердце пропускает удары и, кажется, вот-вот остановится. И желудок будто сводит холодной железной рукой. Но даже ойкнуть боюсь. Бегу вслед за мужем по дому. Поднимаюсь на террасу, слетаю пулей в спортзал. Пусто.
        - Позвони отцу, - прошу я тихо. - Я отдам ему дурацкий отель. Пусть вернет Настю. Умоляю, Герман!
        84
        - Сейчас посмотрим камеры наблюдения. Тогда решим, - отрезает хмуро мой муж и, глянув в ноутбук, разводит руками. - Мурат вышел один. Сел в машину и уехал. Смотри, в салоне пусто…
        - А где Фродо? - растерянно озираюсь по сторонам. Собака тоже пропала. А значит, мой дорогой папаша тут ни при чем…
        - Спит где-нибудь, скотина, - гневно рычит Герман. И тихо свистит, подзывая к себе пса. Фродо - натренированный умник, знает эту команду и всегда срывается с места. Но не сейчас. Я все жду, когда крепкие собачьи лапы застучат когтями по паркету. Прислушиваюсь. Но ничего не происходит. Тишина.
        Из своей комнаты прибегает Софья и молча замирает в дверном проеме.
        - Это Мурат, - тихо шепчет она. - Нужно звонить Стасу и объявлять план «Перехват».
        За то время, что я знаю Софью и ее любовника, он из полковника вырос до генерала. Развелся с женой и уже года три зовет Софью замуж. А та отнекивается под любым предлогом. Все убеждает меня, что хромая и старая никому не нужна.
        Но сейчас, похоже, Софья готова отбросить прочь все свои обиды на давнего любовника и позвонить лично. Умолять… упрашивать.
        - Сейчас буду, - рявкает в трубку Стас и, приехав минут через десять, врывается в дом. Обходит все комнаты, попросив Германа сопровождать его, а остальных домочадцев - посидеть где-нибудь в одном месте. Замираю в дверях кухни, выбрав самый лучший наблюдательный пост. Прислушиваюсь к шагам и разным звукам.
        «Если Настю не найдут, я просто умру, - бьется в башке неотвязная мысль. - Спаси, Аллах!»
        Сквозь витражи, отделяющие кухню от коридора, наблюдаю за двумя сильными мужчинами. Вижу, как на лице каждого залегают глубокие складки. Но вцепившись пальцами в лутку, не могу даже двинуться с места. Лишь когда Герман и Стас выходят на лестницу, несусь следом. И наткнувшись на спину Лиманского, вламываюсь в зимний сад. Муж глядит мрачно, но уйти не дает. Перехватывает мою руку, да так и держит мою ладонь в своей. Тепло мужниной руки успокаивает. И сердце колотится, как бешеное.
        Как жить дальше, если ее забрали у нас навсегда?
        «Аллах, мудрый и милосердный, не допусти, пожалуйста!» - умоляю на каждом вдохе.
        - Дай мне телефон, - прошу Германа. - Я позвоню отцу. Соглашусь на любые его условия. Только пусть вернет Настю. Нужно договориться сейчас, пока ее не вывезли из страны.
        - Аэропорты предупредили, - ощерившись, бросает Лиманский. - Твой папаша не всесилен. Сейчас осмотрим еще раз спортивный зал и подсобки. И если не найдем, Стас объявит тревогу.
        Сдерживаюсь, чтобы не нахамить. Муж, конечно, совершенное создание Аллаха и все лучше меня знает. Вот только мы зря теряем время. Где потом искать дочь? Москва большая. Россия тем более…
        Отхожу к окнам, около которых стоят мольберты и лежат стопкой эскизы. Только теперь они разложены совершенно не так. А на том, где изображен диван, покрытый искусственной тигровой шкурой, появились тонкие линии. Маленькая детская ручонка провела по ним пастелью. Когда мы уходили отсюда утром, Настя к эскизам не прикасалась.
        - Герман, - вскрикиваю приглушенно. Одной рукой хватаюсь за горло, сжимающееся от сильного спазма, а другой протягиваю мужу лист картона с автографом дочки.
        Мельком глянув на любимые каракули, Лиманский осматривается по сторонам. А я со всех ног бегу к небольшой деревянной лесенке, ведущей на чердак. Взбегаю по ступенькам и замираю рядом с запертой металлической дверью.
        Рядом со мной тут же останавливается Герман. Толкает плечом дверь. Заперто.
        - Портос, ключи от чердака, срочно! Бегом! - рычит в трубку. И громко свистит, зовя Фродо. А когда из-за двери доносится протяжный гортанный стон нашей собаки, я бросаюсь в объятия мужа. Не реву, стараясь держать себя в руках. Просто касаюсь лбом плеча Лиманского и замираю, боясь пошевелиться.
        - Они там. С ней Фродо, - шепчет успокаивающе Герман. Гладит по спине. Но я боюсь даже вздохнуть. Жизнь останавливается, будто кто-то нажал на кнопку «пауза». Съеживаюсь в объятиях мужа и молюсь, считая минуты, когда увижу свою дочь целой и невредимой.
        Дергаюсь, когда Герман выхватывает ключ из мясистой лапищи запыхавшегося Портоса. Открывает захлопнувшуюся дверь и подмигивает мне, когда щелкает замок. Толкает толстую металлическую дверь, распахнув ее, замирает на пороге лишь на секунду, а потом бросается к дочери, спокойно спящей верхом на Фродо. Пухлые ручки обнимают крепкую собачью шею, а наш грозный пес не смеет пошевельнуться.
        - Эта красотка нигде не пропадет, - смеется хрипло. Падаю на колени рядом с мужем. Слегка дотрагиваюсь до маленькой ладошки.
        - Спит моя сладкая, - шепчу, беззвучно заливаясь слезами.
        Герман осторожно поднимает Настю со спины Фродо и, уложив ее себе на руку, как в колыбели, другой обнимает меня.
        - Отменяй тревогу, Стас, - хрипло смеется он. И я вижу, как на лбу любимого застывают мелкие бисеринки пота. - Нужно Фродо купить отборной вырезки, а чью-то маленькую попу отшлепать…
        85
        - Представь себе, нет, - пожимает он плечами. - Горничные выносили туда какие-то коробки и оставили дверь открытой. Видимо, Настя и забежала вместе со своим защитником. А потом дверь захлопнули, не посмотрев.
        - Это вина Даши… - вздыхаю, тщательно подбирая слова. Достойные женщины не ругаются матом. А сейчас мне хочется крыть самой грязной и отборной бранью.
        - Я уволил ее, - скривившись, сообщает Лиманский. - Портоса тоже. Достали со своей греблей… Пусть теперь под кустами пыхтят…
        - Мамочка, - сквозь сон стонет Настя.
        Герман затихает на полуслове. А я, обняв дочку, тихонечко напеваю ей колыбельную.
        - Ты здесь? - спрашивает, встрепенувшись, ребенок.
        - Здесь, любовь моя. И папа тоже, - шепчу ласково, а самой подумать страшно, что пережила маленькая девочка, оказавшись одна на чердаке? Хорошо, хоть Фродо оказался рядом.
        Завтра брошу все свои дела. Заеду на Даниловский и куплю Фродочке парной телятинки. Заслужил мальчик! Действительно, заслужил!
        Но не на следующий день, не через неделю я никуда не могу выйти сама. И хоть отец убеждает, что больше никогда не причинит мне зла, но я ему не доверяю. Видимо, там в Эргонио отец и Айрат выбили из меня доверие.
        Тут я согласна с Германом. Человек, способный совершить насилие, может снова преступить черту. Поэтому никаких семейных отношений. И если разобраться только отель связывает нас и ничего больше. Зря, конечно, мой муж придумал такую схему. Но ему другого выхода не оставили.
        Я провожу целые дни с Настей. Даже езжу с ней к заказчикам. Дочка боится оставаться одна и не отпускает меня от себя. Так и спит в нашей кровати к неудовольствию Германа.
        - У нас новый клиент, - тянет задумчиво за ужином Лиманский. - Полный фарш хотят. От капитального ремонта до расстановки мебели.
        - Странные люди, - пожимаю я плечами. - Самое интересное и пропускают…
        - А мне наоборот, такие клиенты больше нравятся. Пусть еще приходят! - усмехается Герман, накладывая себе в тарелку омлет. - Только тебе придется к ним съездить, Алина, - добавляет недовольно. - Такие распальцованные, блин! Хотят видеть дизайнера лично. Настю днем спать уложишь и поезжай. Я Майка попрошу надежного парня в охрану дать…
        - Хорошо, Герман Владимирович, - киваю я. - Как скажете…
        - А с хатой на Бауманке что?
        - Я немного задержалась с проектом. Светильники меняем. Клиентку не устраивают.
        - Почему? Предложи ей другие… В чем задержка?
        - Я забыла, Гера, - бурчу, шутливо сжимая плечи. - Уже передала ей несколько на утверждение…
        - Почему забыла? - рыкает муж. - Это деньги, Алина…
        - Так бывает, когда спишь с директором, - фыркаю я и тянусь к мужу с поцелуем.
        Герман, улыбаясь, притягивает меня к себе и чмокает в нос.
        А через несколько часов, подъехав к знаменитой Московской высотке, вместе с охранником Сашей мы заходим в подъезд.
        - Пропуск выписан только на одного человека, - останавливает нас злой консьерж. - Алина Муратовна Лиманская…
        - Оставайся здесь, - говорю я телохранителю. - Тут и муха не проскочит.
        «А Айрат тем более, - усмехаюсь мысленно. Оглядываюсь по сторонам, замечая статуи и лепнину. Об этих домах мне когда-то рассказывал Герман и даже водил на экскурсию в гостиницу «Украина». Но как же интересно посмотреть все самой!
        Жадно рассматриваю мраморный пол, затем тяжеловесные колонны и роспись на потолке. Тут живут люди. Серьезно?
        В современном бесшумном лифте поднимаюсь на девятый этаж и, ступив на паркет, устланный в коридоре еще в пятидесятые, побегаю к окну. Гляжу вниз на панораму города и жалею, что приехала сюда сама. Без Германа.
        Красиво, аж дух захватывает!
        Резко поворачиваюсь, услышав сзади дыхание и с ужасом натыкаюсь на знакомое лицо.
        - Привет, красавица, - хмыкает злой и усталый человек, доставая из кармана нож. - Вот и встретились.
        - Зачем я тебе? - вздыхаю, понимая, что попалась по крупному. Никто меня не отпустит. И эта встреча может стать для меня последней. Оглядываюсь на город, ставший мне родным. И даже замечаю шпиль МИДа, такой родной и знакомый.
        - Идем со мной, - шипит мой похититель и, схватив за руку, тянет в сторону одного из коридоров.
        - Отпусти, пожалуйста! Герман тебе заплатит…
        - Не смеши, - смеется хрипло. - Твой муж вытер об меня ноги. Теперь моя очередь. Пусть помучается гад.
        Снова и снова пытаюсь вырваться. Кричу в голос. Где-то здесь должна быть квартира моих клиентов. А там они, рабочие… Кто-то должен выйти на шум.
        Но кулак, прилетевший мне в ухо, гасит крик на выдохе.
        «Мне нельзя умирать. У меня Настя…» - думаю я, теряя сознание.
        86
        Герман
        Моя жена пропадает среди бела дня. Просто входит в дом на Котельнической и исчезает. Тревогу начинают бить клиенты, так и не дождавшиеся нашего лучшего дизайнера.
        - Да она десять минут назад села в лифт! - запальчиво убеждает Славка - один из лучших охранников моей СБ. Вместе с клиентом поднимается на девятый этаж. И тут же, пренебрегая инструкциями, звонит мне лично.
        - Гера, ничего не пойму, - блеет в трубку. - Твоя Алина как испарилась. В лифт зашла, а на девятом этаже не вышла…
        - Как такое возможно, твою мать! - ору я и тут же натыкаюсь на обалдевшие лица директоров и главбуха.
        - Да я не знаю, Гера, - возмущается безопасник. - В лифте запах ее духов. На площадке тоже. А ее нет нигде! Я уже все оббегал. В квартиры ломился, спрашивал. Никто ничего не видел! Из подъезда она не выходила. Все консьержи предупреждены. Тут знаешь какая охрана…
        - Да это город в городе, - рычу я. - Хрен что найдешь. Сейчас приедем. Никуда с этажа не уходи…
        В кабинете повисает напряженная тишина. И мне кажется, что я попал в какую-то пустоту. Вакуум! Жизнь просто останавливается на месте. Стараюсь не думать о плохом… Найдем! Обязательно найдем! Да я готов стены ломать руками, разберу нахрен этот дом по кирпичикам! Плевать, что культурное наследие столицы…
        - Потом продолжим, - рявкаю я и, наблюдая, как обалдевшие топы покидают мой кабинет, бросаю друзьям.
        - Вы останьтесь.
        Алишер смотрит на меня внимательно.
        - Думаешь, Айрат?
        - Наверняка по его приказу, - киваю я. - Пробей по своим каналам, где сейчас ошивается эта тварь. Хочу застать его врасплох.
        - А что Майк говорит? - растерянно вздыхает Пашка.
        - Я как-то не поинтересовался, - ухмыляюсь нехорошо. - Позвони ему, пусть тоже подтягивается на Котельническую. И людей побольше прихватит…
        - Гера, этот дом не простой, сам понимаешь… - осторожно бросает Пашка. - Туда не зайдешь, не выйдешь. А полиция пока расчухается…
        - Да знаю я, - отмахиваюсь от друга. Рублю ладонью воздух. Сдерживаюсь, чтобы не вдарить по стенке. А там гипсокартон тонкий… Потом ремонт заново делать. Да и народ перепугается. Хотя слухи в любом случае уже ползут по офису.
        - Едем туда, - рявкаю, надевая пальто. - Не собираюсь ждать ни минуты. - Паша, выясни, там кто-нибудь живет из наших… Кто может помочь… Клиенты эти не в счет. Нувориши хреновы. Еще сегодня могут пойти навстречу, а завтра пройдут, не поздоровавшись. Лена-а! - ору секретарше, и когда она вбегает, приказываю. - Все брось. Вообще все. Найди мне квартиру в доме, - диктую адрес. - Любую. От конуры до президентских апартаментов. Мне нужно заселиться сегодня. Срок любой. Шерсти сайты. Но как можно скорее найди там квартиру.
        - Ты думаешь, она все еще в доме? - внимательно смотрит на меня Алишер. - Могли уже вывезти.
        - Нет, - мотаю головой. - Она там пока. Все входы-выходы оцеплены. Где-то ее держат. Попробуют вытащить ночью или чуть позже. Ты нашел эту суку?
        - Казбек говорит, Айрат сейчас на Знаменской. Тренируется с утра. Никуда не выходил. Может, кто другой? На кого мы даже не думаем? Или случайность…
        - Он, больше некому, - хмыкаю недобро и, глянув на своих соратников, роняю раздраженно. - Какого расселись? По коням!
        Уже из машины я звоню нашему ангелу-хранителю. Благо за рулем Алишер. Не позволил мне вести машину в таком состоянии. Правильно сделал!
        - Софья Петровна, - прошу, стараясь казаться спокойным. - А вы можете подъехать на Котельническую и привезти мне Фродо?
        - Зачем, Герочка? - удивляется она. - Он спит у Настеньки в детской.
        - Ну, так разбудите эту скотину. Он мне срочно нужен, - рявкаю, стараясь унять ярость. Софья разволнуется. Ляпнет кому-нибудь из прислуги. И Настя может узнать в любой момент. Что тогда? Лечить годами детскую травму?
        - Что-то случилось? - беспокоится Петровна.
        - Да все нормально, - вздыхаю я. - Вы же знаете этих клиентов… У них собака - как наш Фродо. Только пока в другом городе осталась. И вот им приспичило померить, поместится псина на двухместном диванчике или нет… Уже скандал… Алинка психует. Я сам еду улаживать конфликт. Поэтому очень прошу, возьмите этого засранца и привезите ко мне.
        - Горазд ты врать, - хмыкает Алишер, подъезжая к малоприметному зданию федерации. - У тебя пропуск с собой?
        - У меня он в морду впечатан, - рычу нетерпеливо. - А что, тут охрана поменялась? Своих не узнают?
        - Ты когда в последний раз приезжал, Гера?
        - Года полтора назад, - усмехаюсь невесело. И как только мой Крузак проезжает мимо КПП, бурчу раздраженно. - Около входа тормози, бро…
        Взлетаю на второй этаж по старой мраморной лестнице с красивыми коваными перилами. Но сейчас вообще ничего не вижу, блин! Несусь наверх, не разбирая дороги. А ворвавшись в зал, сразу нахожу на ковре Айрата, отрабатывающего какой-то удар с зеленым бакланом. Щаз, урод! Щаз!
        Сжимаю кулаки. Застываю на месте. Айрат замечает меня одним из первых. Что-то говорит мальчишке, показывает, как надо бить. А затем, пересекая ковер, быстро идет ко мне.
        - Чем обязан, Герман?
        - Я, кажется, просил тебя оставить мою семью в покое, Айрат. Не кидаться на чужих жен и тренировать коз… - бросаю пренебрежительно. - Но ты решил пренебречь моим добрым советом…
        - Ты - идиот, Лиманский, - фыркает Айрат. - Зачем сюда заявился? Меня твое мнение не интересует. А Амина моя…
        - Это сам Герман Лиманский, - слышу шушуканье пацанов.
        Ловлю восхищенные взгляды. Понимаю, как это бесит Айрата.
        - Выйдем, - рычит он, кивая на дверь.
        87
        Иду в раздевалку, как ни в чем не бывало. Дома, как говорится, и стены помогают. А Федерация - это мой дом, а не Айрата!
        Мимо проходит старый доктор Волгин. Мы его раньше звали Пилюлькин.
        - Приветствую, Герочка, дорогой, - пожимает мне руку. Отвечаю на автомате. И зайдя в раздевалку, становлюсь недалеко от двери. Айрат вбегает следом.
        - Что ты себе позволяешь, баран? - кричит мне, но затыкается, когда мои пальцы вцепляются в воротник спортивной куртки. Чуть приподнимаю и резко бросаю к стене. Айрат ударяется головой. Старается подняться, но я снова подсекаю его ударом под колени. Раз. Другой. Не даю обрести равновесие.
        Я не чувствую ни ярости, ни злости. Словно все атрофировалось, и я превратился в машину для убийства. Краем глаза замечаю примчавшихся следом ребятишек. Нужно вывозить этого типа с территории. Негоже избивать на глазах у пацанов их тренера, каким бы гадом он ни был.
        - Что ты хочешь? - рычит Айрат, вытирая губы от крови. Ударился, или прикусил язык… Отходит чуть в сторону, чтобы я не смог дотянуться. Буравит злым взглядом. Но напасть первым не решается. Ученики кругом. Неспортивно.
        - Где. Моя. Жена? - роняю сипло.
        - Не знаю, - пожимает плечами мой заклятый враг. - Спроси кого хочешь, я с утра в зале. Амину не видел больше месяца…
        - Поедешь с нами…
        - Зачем? - удивленно смотрит на меня Айрат. И кажется, у него в башке начинают лихо проворачиваться шестеренки. - Ты - беспредельщик, Лиманский…
        - В отличие от тебя, отморозок, я не бью женщин, - говорю четко и чуть громче, чтобы до каждого пацана дошло, какой замечательный человек - его тренер. Пусть до печенок проберет. До спинного мозга…
        - Ты… - срывается с места Айрат. - Она изменила мне! Целовалась с каким-то ничтожеством…
        - И за это ты ее избил ногами. Молодец. Настоящий мужик…
        Сзади слышатся смешки. У нашего брата другой менталитет. С самого детства. Никто не сознается в наличии рогов по собственной воле. Адьюльтер смешон для всех, кроме потерпевшей стороны.
        - Тренировка отменяется, - поворачиваюсь к мальчишкам. Сколько им? От шестнадцати до двадцати… В их годы я с обожанием смотрел на тренера. Считал его полубогом.
        - Ты кто такой, чтобы здесь командовать?
        - Член федерации, - пожимаю плечами. - Нужно погнать тебя на хрен на следующем заседании. Таким, как ты, не место среди молодежи.
        Смотрю на часы. Уже прошел час, как пропала Алина. Целый долбаный час!
        - Ты сам пойдешь? Или мне позвать охрану?
        - Никуда я с тобой не поеду. Зачем? У меня тренировка.
        - Вернешь мне жену и вернешься, - пожимаю плечами. - Или звони своим помощничкам, пусть сюда привезут. Если тебе нужны деньги или тот скотный двор, который Мурат почему-то называет отелем, я верну. Останемся при своих интересах. Выдвигай условия. Ты же для этого ее украл…
        - Ты совсем чокнулся, Лиманский, - качает головой Айрат. - Русский язык не понимаешь?
        - Я пока прошу по-хорошему. Жива она или мертва, - говорю вкрадчиво, а сам холодею от ужаса. - Верни ее мне. Женщин нельзя вмешивать в дела мужчин. Кого ты похитишь следующей? Мою дочь?
        - Подожди, - Айрат машет рукой. Подходит ближе. - Амина пропала? Когда?
        - Час назад.
        - Может, загуляла?
        Мощным ударом бью в челюсть… Айрат оседает на пол.
        - Это не я, Герман! Ты теряешь время! Думай, кому она могла помешать? - кричит он, потирая подбородок. Поднимается с трудом. Зло глядит на меня.
        Его крик отрезвляет. Ну, не станет человек, строящий карьеру в чужой стране, действовать так грубо.
        Тогда кто? Пялюсь на Айрата, а сам ломаю голову. Айфон противно дребезжит в кармане, возвращая меня к действительности. Там где-то в огромном доме какой-то недоумок спрятал мою жену. Как бы Айрат или его люди туда попали?
        «Сняли бы квартиру, - подсказывает услужливо внутренний голос. - Кто знал, куда поедет Алина? Кто с ней контактировал перед отъездом?»
        - Да, вы подъехали? - скупо роняю в трубку.
        - Подъезжаем. Ты где, Гера?
        - Сейчас буду.
        - Звони Мурату, - резко бросаю я. - Он, братья… Пусть будут наготове. Может понадобиться кровь. Если не ты украл Алину, то дело осложняется… У меня нет даже малейшего намека, кому еще могла помешать моя жена.
        - Хорошо, Герман, - кивает Айрат. И в этот момент я верю ему окончательно. Всматриваюсь в глаза, полные гнева и горя. Вижу, как на скулах играют желваки. Что он там чувствует к моей жене, одному богу известно… Но явно неравнодушен к Алине.
        - Вот визитка, - дает мне белый картонный листочек. - Что-то понадобится, звони. Ради Амины я готов на все.
        Киваю. Опускаю визитку в карман и несусь к выходу.
        - Это точно не он? - ворчит сзади Алишер. - Ты уверен?
        - Да, - роняю сквозь зубы. Останавливаюсь перевести дух и с ужасом понимаю, что никаких предпосылок у меня нет.
        - Нужно подключать Стаса, - решаю на ходу. Пусть проверят всех жильцов. Говорю и сам не верю. В этом доме более восьмисот квартир. И даже никто точно не знает, сколько именно. Ходят слухи о тайных ходах и вентиляционных шахтах, помещениях, используемых для прослушки. Можно искать целую вечность и не найти. Остается только Фродо. Больше мне рассчитывать не на кого.
        - Слушай, - дергает меня за рукав Алишер. - Этот человек должен был зайти в дом чуть раньше Алинки. Может, он засветился на камерах? Или отметился в журнале у консьержа? Пусть Майк проверит…
        - Скажу, - ухаю обреченно. - Нужна какая-то зацепка. Нет идеальных преступлений. Кто-то мог увидеть в окно, услышать, стоя у двери…
        - Звони Стасу, - криво усмехается Алишер. - Без него мы точно не справимся.
        - Мне кажется, на полицию рассчитывать не стоит, - морщусь как от острой боли. Но всю дорогу до объекта остервенело тыкаю в контакт, но никак не могу дозвониться. Бесполезно! И только когда подъезжаем на место, вижу, как по небольшому дворику прогуливаются Софья и Стас с Фродо на поводке.
        Завидев меня, вся троица устремляется навстречу. Стас настороженно вглядывается в мое лицо, Фродо от счастья готов забраться мне на руки, а Софья, подбегая, кричит.
        - Какого фига, Лиманский? Ты хоть можешь объяснить, что происходит?
        88
        Герман
        - Ты хоть понимаешь, о чем просишь? - тяжело вздыхает Стас. - Даже если у тебя примут заявление, максимум, что можем сделать - обойти все подъезды…
        - Фродо быстрее управится, - морщусь я, крепко ухватив собачий ошейник. - Пойдем, малыш, - треплю собаку за холку. Нам с тобой нужно найти Алину.
        - Тебя не впустят внутрь, - мотает головой Стас.
        - Нормально все, - улыбаюсь скупо и, завидев спешащую ко мне Леночку, направляюсь к ней. Забираю брелок с ключами и, показав его Стасу, направляюсь к парадному.
        - Стой, я с тобой! - кричит Софья, отлепляясь от любовника. Ковыляет ко мне, осторожно ставя больную ногу.
        - Не спешите, я подожду, - киваю поспешно. И глядя на пацанов, окруживших меня, на Софью и Фродо, чувствую, как в душе крепнет уверенность.
        Мы найдем ее! Обязательно найдем!
        Захожу в подъезд, больше похожий на дворец. Хрустальные люстры, колонны. Панно на стенах. Когда-то я мечтал хоть денек пожить в этом доме. Рассмотреть все его убранство и под шумок слазить на крышу. Домечтался, придурок! Радуйся!
        - Вы в какую квартиру? - строго спрашивает меня консьержка.
        - В свою, - рыкаю раздраженно. И пройдя к лифту, внимательно смотрю по сторонам.
        Где ты, милая? Но не могла же испариться?
        Лифтов три. И мы, вероятно, едем в каком-то другом. Фродо ведет себя спокойно. Лишь когда мы выходим на шестом этаже, начинает озираться по сторонам, словно говоря «зачем ты меня сюда привез, хозяин?». Найдя нужную квартиру, отпираю дверь и сразу словно переношусь лет так на пятьдесят назад. Добротная мебель из натурального дерева, потертые кресла и паркет. Аутентично весьма. Но мне сейчас не до интерьеров. Прохожу в зал и, подойдя к окну, пытаюсь сообразить, с чего начать поиски.
        Пока я толкался в раздевалке с Айратом и рихтовал его тушкой пол и стены, мой коллектив умудрился сработать на отлично. Ленка сняла на АРНби отличную двухкомнатную квартиру с видом на Кремль. И пусть цена аренды в разы превышала учительскую зарплату, но заветные ключики в кармане позволяют мне и моим людям беспрепятственно перемещаться по зданию. Назвать это сооружение домом язык не поворачивается. Королевский замок, блин! С лепниной, скульптурами, башенками и эркерами. Красота, конечно, но только снаружи. Сами квартиры неудобные. Комнаты неправильной формы. Зато вид из окна обалденный. Хотел бы я тут жить? Однозначно, нет! Раскладываю на антикварном круглом столе поэтажные планы. Один Майк припер из какого-то хитрого архива. Второй, похожий - попросила Софья в ТСЖ.
        - Нас интересует боковая часть, выходящая на набережную, - говорю, вглядываясь в чертежи, и сразу замечаю, как они отличаются. На старом показаны венткамеры и шахты, а на новом это хозяйство отсутствует. Найдите три отличия, называется. Тру переносицу, разглядывая уйму помещений, натыканных на план, будто соты. Квартиры, какие-то подсобки.
        Где ты, Алиненок?
        В который раз набираю номер, но абонент так и не отвечает. Скорее всего, похитители выкинули симку и сотовый… Но стоит еще попробовать…
        - Майк, позвони в управление «К», они могут определить по симке, где сейчас находится Алинкин айфон.
        - Уже связался с ними, Гера, - мрачно кивает мой главный безопасник. - Даже сигнала не удалось обнаружить.
        - Блин блинский! - рычу я, стискивая кулаки.
        - Жильцов пробил?
        - Конечно… ты же просил…
        Пока я трепался с Айратом, Майк проверил всех жильцов этого крыла здания. Сплошь и рядом - уважаемые люди! Или их наследники. Им нет никакого резона красть мою девочку. Поэтому по квартирам я согласен пройтись, но в самую последнюю очередь. Сейчас главное, найти тайные комнаты и подсобки. То, что не использовалось уже лет тридцать, и не будет использоваться никогда. Нутром чую, дело не в выкупе. Кто-то сводит счеты со мной… Вот только кто? Вычислить бы гада!
        - Пойдем, Фродо, - говорю псу, жмущемуся к моей ноге. Знает, чувствует нутром приближающуюся катастрофу, вот и ведет себя, как глупый щенок. Но сразу подскакивает по команде. Смотрит на меня серьезно и задумчиво.
        «Я готов, хозяин! Кто еще сможет найти нашего Алиненка?» - будто говорит его мудрый взгляд.
        Поднимаюсь из-за стола и, взяв собаку на поводок, иду к выходу. Я готов не жрать и не спать, лишь бы только найти Алину. И если для этого придется обшарить все десять этажей и вломиться в каждую из квартир, клянусь, я сделаю это.
        - Герман, - тихо зовет Софья. Она сидит на диване и растерянно смотрит перед собой. Знаю, о чем она думает… Одну дочку она уже потеряла. Теперь вот Алина…
        - Я найду ее, - зыркаю невидящим взглядом.
        - Уверена в этом, - вздыхает наша Петровна и, подскочив с дивана, прихрамывая, несется ко мне.
        «Только не заплачь у меня на груди! Пожалуйста! Самому тошно», - прошу мысленно. Но наша Сонечка далеко не дура. К чему лить слезы, если нужно искать!
        - Гера, - шепчет она растерянно. - Помнишь Глеба Тихомирова? Я что-то сейчас вспомнила. Он интересовался этим зданием с мистической точки зрения. Рассказывал как-то, что беспрепятственно проходит в главный корпус, как племянник профессора Тихомирова.
        - Я и не знал, что его дядя - профессор. Майк, - поворачиваюсь к безопаснику. - Пробей номер квартиры.
        - Да нет же, Гера! - толкает меня Софья. - Это из фильма «Москва слезам не верит». Там у героини родственник - профессор Тихомиров - живет в этом доме.
        - Не смотрел, - мотаю башкой и замираю на месте. - А что, на эту мульку консьерж может купиться?
        - Если в журнале ранее есть запись, почему бы и нет, - вздыхает Майк. - Люди ленивы по своей природе. И трусливы. Если раньше пропускали, то и они впустят без проблем. Нужно глянуть журнал регистрации. А вдруг этот тип появлялся сегодня или на днях.
        - Ступайте, - киваю Софье и Майку. - Надеюсь, вам хватит харизмы заполучить этот гадский гроссбух.
        89
        А сам, выйдя из квартиры, поднимаюсь по боковой лестнице на девятый этаж и бреду по длинному коридору в другую часть здания. Внимательно смотрю по сторонам и время от времени поглядываю на реакцию собаки. Пока Фродо спокоен. Но нам еще нужно дойти до того самого лифта, около которого пропала Алина. Вот тут Фродо напрягается и бежит вперед, натягивая поводок. Я не отстаю. Не хватало потерять еще и собаку. Радуюсь в глубине души, что в свое время настоял именно на этой породе. Алина, правда, хотела шпица. И что бы мы сейчас делали? А фила бразилейро специально выведены для поиска людей. Около одной из стен Фродо останавливается и принюхивается. Тычется носом в деревянные панели. Гребет лапами. Скулит, а потом лает…
        - Она там, - поворачиваюсь к спешащим ко мне Алишеру и Пашке. - Но, блин, тут обычная стена. Хоть разбирай по кирпичику.
        - Вы кто такие? Что тут происходит? - слышится сзади суровый окрик.
        Поворачиваюсь на голос и утыкаюсь взглядом в крепкого старика с военной выправкой. Этот точно ничего не захочет слушать о моей пропавшей жене. И вместо помощи вызовет полицию.
        - Мы ищем девушку, - показываю фотку в телефоне. - Ее похитили. Собака привела нас сюда…
        - Да тут чужие обычно не ходят, - бухтит старик и смотрит на нас неприязненно.
        - А этого парня вы случайно тут не видели? - встревает в разговор Пашка. Показывает фотку из архива «Империала». Глеб там зажигает с кем-то из девчонок.
        - Ну как же, - крякает довольно дедок. - Обоих видел. Они живут в конце коридора.
        - В какой квартире? - рявкаю, не сдерживаясь.
        - За поворотом, - машет рукой мужик.
        Да и Фродо тянет меня туда же. Срываюсь с места за ним. Спешу в другой конец коридора.
        - В которой? - спрашиваю дедка, притрусившего следом. Тот пожимает плечами.
        - Ну, не знаю, - буровит негромко. - В этих другие люди живут.
        Чешет репу задумчиво. А Фродо меня тянет вперед. К лестнице. Бежит вниз по ступенькам. Тянет с бешеной силой и останавливается на площадке между пятым и четвертым этажами. Снова стены, отделанные деревянными панелями. Пусть и на черной лестнице. Но в этот раз меня как будто ударяет током «Она здесь!». Фродо рычит на стену и не двигается с места. Ожесточенно сдираю панели. Пашка с другой стороны тоже трудится. Вынимает панельки, выходящие из пазов с удивительной легкостью. А Алишер медленно, но верно, вербует соседа.
        - Эти люди подозреваются в похищении, - бубнит он, как прокурор. Мужик смотрит на него подозрительно. Еще минута, и потребует остановить этот беспредел. Двое посторонних курочат лестничную клетку.
        И тогда мне точно придется ждать полицию. А она пока разберется…
        Вот только когда из-под деревянной отделки появляется толстая металлическая дверь, я охаю от неожиданности, а затем начинаю яростно колотить кулаками.
        - Алина! Ты здесь? Ответь мне!
        Ни звука. Вообще ни одного. Даже гула от ударов не слышно. Если за стеной пустое помещение, то должно немного фонить. Но этого не происходит…
        - Ходят слухи, - вздыхает мужик, - что весь дом оснащен тайными помещениями. Вон, сосед наш с десятого этажа, - машет старик куда-то вверх, - делал ремонт, долбил стену. Не удержал молоток. Тот провалился вниз. Только звука удара никто не услышал.
        - Вентканал. Тут их много, - пожимаю я плечами, а сам гадаю, как открыть эту гадскую дверь. Даже подступиться невозможно. А толщина металла такая, будто защищает какой-то бункер. До китайской пасхи будем автогеном резать. Но там ли Алина? Кабы точно знать…
        - А вот и нет, - запальчиво сообщает мужик. - Гена тогда диггеров позвал… ну, тех, что под землей шастают. Они спустились, а там коридор широкий. Куда ведет - непонятно… Вот только оттуда слышно, что в квартирах говорят. Не иначе, как для прослушки строили…
        - Все может быть, - пожимаю плечами и тихонечко прошу. - Отведи нас к нему, отец. Может, удастся найти мою Алину.
        - А она не… - задумчиво смотрит на меня старик. Даже румянец появляется на мясистых щеках.
        - Нет, - обрываю коротко. Одно знаю точно, в Алине я уверен на все сто. Никогда ни на одного мужика не взглянула. Говорит, что любит, и я верю ей безоговорочно. И сам люблю. Ни к одной другой женщине я не испытывал ничего подобного. За Алинку убить могу… Только знать бы, кого? Найти бы этого гаденыша Тихомирова и показать ему небо в алмазах. Но это все потом, сейчас главное - разыскать жену. А там разберемся…
        Вслед за нашим новым знакомым поднимаюсь на десятый этаж и как-то обалдело смотрю на расположенные на площадке квартиры. И если на девятом этаже их в тамбуре было четыре, то здесь - всего две… Скорее всего, перепланировка, но может, что-то другое…
        Дверь почти сразу же открывается. Такой же дед-отставник смотрит внимательно и настороженно. Ну, прям близнец нашего.
        - Геннадий Палыч, - просит «наш». - Тут у ребят проблема возникла. Им бы на твой вентканал посмотреть…
        - Так он заложен давно, Владимир Васильевич, - вздыхает тот, разводя руками. - А что случилось-то?
        - Женщина пропала прямо на нашем этаже. А я ее похитителей опознал сразу. Парень один и девчонка. Моя Люся говорит, что он родственник какого-то известного профессора…
        - Тихомирова, - бурчу раздраженно и мысленно поражаюсь, как многие принимают фейк за чистую правду.
        - Ну, проходите, - хозяин квартиры смотрит внимательно. - Только собака зачем?
        - Так пес ищет, - бухтит «наш» дедок. - Давай, Гена, поможем, а?
        - Стену разломаете, а кто потом ремонт делать будет? - кричит женщина в велюровом спортивном костюме. - Я категорически против…
        91
        - Пожалуйста! - молю я. - Стену в любом случае восстановят. Завтра рабочих пришлю. А если с вашей помощью найдется моя жена, то я вам за свой счет полный ремонт в квартире сделаю. Обещаю…
        - Прекрати, Люся, - рыкает на жену хозяин квартиры. - Проходите, пожалуйста, - взмахом руки приглашает в кухню. - Никакой ремонт нам делать не надо. Малоимущие, что ли? - добавляет раздраженно и гневным взглядом опаляет жену. Получает немую отповедь. - Если стену восстановите, то и хорошо, - добавляет со вздохом.
        Но как только мы с Фродо входим в кухню, мой пес молча подходит к стене. Садится рядом и тянет вверх шею.
        - Неужели чувствует? - удивляется хозяйка, быстро убирая со стоящего рядом стола пустые чашки и вазочку с печеньем.
        - Эта порода находит людей под завалами, - насупленно объясняю я, а сам думаю, как бы разобрать эту чертову стену. Место, где когда-то у Генки упал молоток, ничем не завешано. Только серые обои, содрать которые не составляет труда. А под ними - гипсолитовые блоки, вынимающиеся из пазов, как конструктор «Лего». И когда перед нами открывается узкая дыра, я с трудом просовываюсь в нее и кричу:
        - Алина!
        Рядом лает Фродо. Но и сквозь его радостный лай, я слышу голос любимой.
        - Я здесь, Гера!
        - С тобой все в порядке? - спрашиваю напряженно.
        - Да, нормально все! - кричит жена. - Это Глеб Тихомиров меня сюда засунул.
        - Не беспокойся, милая, - уверяю Алину. Радость переполняет, конечно. Но гнев тоже. Попадись мне эта сука. Разделаю под орех. Смотрю на узкий проем и обрамляющие его толстые капитальные стены. Алина здесь сможет пролезть. А я даже не втиснусь. Оглядываю монументальную кладку и понимаю, как нам повезло. Этот таинственный отсек выходит в Генкину кухню лишь каким-то кривым аппендиксом. Хоть всю стену разбери, толку не будет. И высота примерно этажа четыре. Настоящий бункер, мать вашу!
        - Дай чертеж, - прошу Алишера. Думаю, с какой бы стороны подступиться к этому лабиринту.
        Да ни с какой?!
        Кинуть веревку с люлькой? Установить лебедку? Легко! Вот только сможет ли Алина подняться?
        Она не спортменка… Да тут не каждая скалолазка залезет. А если сорвется. Тут в любом случае подстраховка нужна.
        - Говори со мной, любимая! - прошу, лихорадочно соображая. - Ты есть хочешь? Сейчас что-нибудь закажем тебе…
        - У меня котлеты и пюре, - докладывает хозяйка. - Можем спустить в судочке. Что же бедная девочка будет там голодной сидеть… Пока вы ее достанете.
        - Алина! - кричу в проем. Собираюсь погромче озвучить предложение хозяйки.
        - Я все слышу, - доносится снизу. - Каждое слово, Гера. Из всех квартир разговоры. Только сколько ни кричала, все без толку.
        - Диггеры тоже утверждали, что когда спускались вниз, отчетливо слышали каждое слово…
        - А где они? Можете им позвонить? - прошу с надеждой.
        - Нет, - мотает головой мужик. - Я их на улице встретил. Два таких щуплых паренька…
        Перед глазами сразу встают парнишки, которых тренирует Айрат. Не хочу к нему обращаться, но, похоже, выбора у меня нет. Сейчас важно достать Алину из этого чертова колодца и привезти домой, пока не запаниковала Настя.
        Ищу по карманам визитку. Куда я ее задевал? Выбросил, что ли?
        И найдя мятый листок, скомкав, кладу обратно в карман. Не могу, не желаю иметь ничего общего с этим гадом. Наблюдаю, как в встроенном шкафу хозяин ищет веревку, а его жена накладывает в армейский тормозок пюре и котлетку. Режет соленый огурчик и пристраивает его рядом.
        - Свет бы туда провести, - вздыхает Пашка, жадным взглядом косясь на обед Алиненка.
        - Я сейчас к себе смотаюсь, - бухтит «наш» дедок. - У меня налобный фонарь есть.
        - Алина, - зову, - не молчи. Расскажи что-нибудь…
        - Я думаю про жирафов, Гера! - кричит мне жена. - Давай поедем в Кению! Мы будем завтракать, а они - заглядывать в окна.
        «Мне только жирафов не хватает! - подавляю внутренний вопль. Сейчас больше на жирафа буду смахивать я. Алинке вниз доставят обед, а мне сверху придется тянуть голову и в расплывающихся тенях искать любимую.
        Отметаю глупые фантазии и вслух замечаю добродушно.
        - Как скажешь, любовь моя! Хочешь к жирафам, поедем в долбаную Кению…
        - Звони в МЧС, - шепотом прошу я Алишера. - Объясни ситуацию. Нужен кто-то мелкий и крепкий. И альпинистское снаряжение
        - Алина, - зову жену. - Ты можешь подойти к двери? Мы вызвали МЧС. Может, они эту дверь разрежут?
        - Тут полная темнота, Гера. А дверь за поворотом. Я боюсь туда идти. И она толстая очень…
        - Сколько?
        - Сантиметров двадцать! Ее автогеном не возьмешь!
        - Тогда ждем спасателей, - рычу я, усаживаясь около проема. Вижу, как внизу мелькает маленький фонарик. Жена получила посылочку. Надела на голову фонарь и села обедать. Наблюдаю за бледным желтым лучиком, вихляющим во мраке.
        «Только бы успеть! - бьется в башке неотвязная мысль. Останавливаю сам себя. Алина найдена. Пусть пока в недосягаемости, но в относительной безопасности.
        МЧС приезжает меньше чем через час. Невысокий щуплый мужичок спокойно оглядывает проем, а потом бросает строго.
        - Сейчас достанем.
        Кивает на мальчишку, который приехал вместе с ним.
        - Готовь снарягу…
        - Предупреди жену, чтобы не испугалась, - требует, обвязывая веревку вокруг пояса. Пристегивает карабин.
        - Как вы ее собираетесь поднять? - спрашиваю ошалело.
        - Привяжу к себе, - роняет он нехотя. - Скажи ей. Не хочу лишний раз пугать.
        - Хорошо, - киваю с тяжелым сердцем. - Малыш! - кричу вниз. - Спасатели уже здесь.
        Придерживаю веревку, болтающуюся на крючьях, вбитых в торец. Слышу, как заходят в стену другие, чтобы как по ступенькам поднять Алину. Умный ход. Слышу обрывки малопонятной речи. И когда жена показывается в проеме, подхватываю ее на руки.
        - Алиненок мой, девочка родная! - целую в висок, а затем - в глаза. - Как ты?
        - Я знала, что ты меня спасешь, Лиманский, - шепчет она, пряча лицо у меня на груди. - Я звала тебя, Герочка. И ты пришел.
        92
        Глава 25
        Алина
        Всю дорогу до дома я прижимаюсь к мужу. Хватаюсь за предплечье. Глажу по коленке. Чувствую его тепло и даже подумать боюсь, как могла лишиться всего. По какой-то неведомой причине Глеб Тихомиров решил меня похоронить заживо. Его, конечно, арестовали сразу же, как только мое заявление поступило в полицию.
        - Это была шутка, - заявил он дознавателям. - Я бы ее все равно отпустил…
        - Засадить его будет трудно, - вздыхает Лиманский. - Но я приложу все усилия, чтобы эта тварь топтала зону лет так пятнадцать. Дело под контролем у Стаса.
        - Его даже не задержали, - вздыхаю я, прислоняясь к мужу. Привычно утыкаюсь лицом в крепкое плечо. Чувствую, как ладонь Германа быстро скользит по моему затылку.
        - Все хорошо, маленькая, - торопливо заверяет муж и снова сжимает в руках руль. Улыбаясь, косится на меня. Затем переводит взгляд на дорогу. И я в который раз наблюдаю разительную перемену. Мой добрый и нежный муж как по мановению волшебной палочки превращается в хищного зверя.
        Хоть опасность миновала, но ничего еще не закончено, раз Тихомиров, пусть и под подписку, остался на свободе.
        Но Герман рядом, и это главное. Стоит только закрыть глаза, как снова оказываюсь в кромешной темноте. Два часа! Самые жуткие в моей жизни. Там, в Эргонио, когда меня били родственники, я чувствовала лишь отчаяние, сменившееся отупением. Сейчас же, оказавшись в темной клетке, ощущала лишь ярость и желание выбраться. Когда глаза чуть привыкли к темноте, а начальный страх сошел на нет, я первым делом нашла телефон в сумке. Мне казалось, что этот ублюдок Тихомиров накосячил, оставив мне сумочку со всем содержимым. Но набрав номер мужа, с удивлением поняла, что именно тут айфон не ловит. Подсвечивая фонариком, попробовала найти место в пустом зловещем помещении, где бы могла появиться связь. Хоть на одну полосочку. Или на две! Все без толку!
        Помню, как, обойдя всю комнату г-образной формы, задрала голову вверх. Увидела слабо подсвеченные дневным светом квадратики. И услышала голоса. Люди говорили где-то рядом. Обсуждали цены в магазине и политическую ситуацию в мире.
        «Сейчас меня спасут», - подумала я и закричала. Но никто меня не услышал. Люди болтали о своем и даже не сделали паузу на секунду. Потом в другой квартире послышался скрип открываемой дверцы, и хозяйка спросила у кота:
        - И что же ты хочешь, Савелий?
        Я снова заорала во все горло, и опять никакого эффекта. Жизнь текла своим чередом где-то поблизости. Люди беседовали, смеялись, делились планами. Вот только я по воле безумного уродца, замуровавшего меня в таинственном склепе, должна была сдохнуть без еды и питья. И где? В самом центре Москвы!
        Да ни за что! Я не сдамся! Герман просто обязан меня найти. Славка не дурак, и, обнаружив мое исчезновение, тут же позвонит Лиманскому. Муж, конечно, сразу подумает на Айрата… Но примчится сам, да еще и Фродо захватит. А значит, нужно звать на помощь Германа и молить Аллаха, чтобы тот направил моего мужа по верному следу.
        Зову любимого. Мысленно и вслух. Кричу и умоляю шепотом. Смотрю на светящиеся вверху квадратики и надеюсь на спасение.
        «Погоди, - твержу сама себе. Прошло только два часа… Не время паниковать. Усевшись на сумку, закрываю глаза. Вижу на своей груди только-только родившуюся Настю и наклонившегося к нам Германа. Будто снова натыкаюсь на его обалдело-довольный взгляд и в ужасе распахиваю глаза.
        - Задержка, а я и не заметила, - шепчу одними губами и, сжавшись в комок, обхватываю голову руками. А что, если…
        - Не думай о плохом. Тебе нельзя, - отрезвляет меня внутренний голос. - Зови Лиманского. Он спасет вас.
        Стиснув зубы, стараюсь не разреветься. Так попасться! Совершенно по-дурацки! И почему я не настояла на пропуске для Славки? И самый главный вопрос, который зреет внутри, и который я боюсь произнести вслух - кто из окружения Германа предал нас?
        Ответ приходит неожиданно. Портос. Больше некому. Он приезжал сегодня в офис за расчетом. А значит, мог у кого угодно узнать, куда я поехала… Не хочется обвинять в сговоре Лену или Нину Немчукову, того же Славку! Кто-то из них брякнул о новых клиентах, и понеслось…
        Накинув капюшон на голову, поплотнее кутаюсь в пуховик, желая только одного. Поскорее выбраться отсюда.
        - Давай, Фродо! Найди уже меня! Унюхай духи в лифте и в коридоре, где мой похититель припечатал меня об стену. А дальше просто, Герман увидит дверь, да и ты, моя собачка, не подведешь.
        Улыбаюсь, вспомнив, как наш большой и смелый пес вытягивал шею и изумленно смотрел на Настю, болтающую ручками и ножками, когда мы вернулись домой из роддома.
        - Ищи нас, мой хороший, - повторяю как мантру и сама не понимаю, к кому сейчас обращаюсь. К Герману или к Фродо.
        А когда над головой слышится шум, и вниз летят мелкие камешки, даю волю слезам. Реву, точно зная, что Герман меня услышал. От его голоса перехватывает дыхание, и я что-то блею в ответ на его крики. Сама ору от счастья и размазываю по лицу слезы. Улыбаюсь и плачу одновременно. И даже рада, что за пять лет жизни в Москве так и не привыкла наносить мейкап ежедневно.
        На тонкой веревке мне спускают обед. И какая-то женщина кричит «покушайте, пока горячее!». Но, честно говоря, и кусок в горло не лезет.
        - Ты не одна, - напоминает мне внутренний голос, и я послушно впихиваю в себя котлету и пюре. Заедаю соленым огурцом, смакуя каждый кусочек. И благодарю Аллаха, что все обошлось. Муж нашел меня. МЧС уже в дороге. Слышу радостный лай Фродо. И приложив руку к совершенно гладкому животу, шепчу, всхлипывая.
        - Мы победили, малыш!
        Теперь, крепко держась за руку Германа, лихорадочно размышляю, как ему сказать о моих подозрениях. Он и так с ума чуть не сошел. А увидев синяк у меня на скуле, мрачно сжал зубы.
        - Лиманский, - прошу я по дороге домой. Кошусь на лежащего на заднем сиденье Фродо, - останови около аптеки, пожалуйста!
        - Говори, что нужно купить, - рычит он, сворачивая к первой, попавшейся на пути. - Успокоительное, наверное…
        - Нет, мотаю головой. - Только тест. Ладно?
        - Ты серьезно? - Герман обалдело вглядывается в мое лицо, будто у меня по бокам выросли слоновьи уши или рог посреди лба. - Алина… - вздыхает растерянно. - Это правда?
        - Пока не знаю, - улыбаюсь жалко и снова реву, как маленькая. - Пока сидела в этой норе, догадалась…
        - Ну-ну, перестань, - шепчет муж, резко въезжая на парковку. Глушит двигатель и прижимает меня к себе. - Я эту тварь по пояс в землю вколочу.
        - Не пачкай руки, - всхлипываю я.
        - Теперь ты без охраны только в сортир сможешь пойти, - рычит Лиманский, целуя меня в макушку.
        - Почему? - спрашиваю ошалело.
        - Туда тебя я сопровождать буду. И вообще больше не отойду ни на шаг. Когда ты поняла?
        - Когда ела огурец. Мне показался он самым вкусным в мире…
        - Завтра сам поеду стену заделывать и выдурю у той бабы еще банку, - обещает муж, зарываясь пальцами мне в волосы.
        - Не надо, - шепчу тихонечко. - У нас Софья такие же крутит. Просто в тот момент мне показалось…
        - Я с катушек чуть не слетел, - признается муж хрипло и сбивчиво. - Айрату морду набил. И сроду бы не подумал на Глеба. Это Софья - наш ангел-хранитель… Нам с тобой повезло.
        - Я знаю, - мяукаю, улыбаясь и плача. - И сейчас она с Настей.
        Мы возвращаемся домой уже поздно. Снятие побоев и медицинское освидетельствование… Заявление в полиции. Все это занимает много времени и сил. И только ступив на порог родного дома, я несусь в детскую к Насте. Тихонечко опустившись на колени, нежно целую самую сладкую щечку на свете.
        - Мамоська, - шепчет в полусне дочка.
        - Иди, переоденься, - бурчит рядом Герман. - Я перенесу малышку к нам. Тебе же сегодня потребуются обнимашки.
        - Подожди, - рывком подлетаю к мужу. - Давай побудем вместе. Настя проснется под утро, и мы тогда заберем ее к себе.
        - Пойдем, - муж берет меня за руку. И уже в коридоре стягивает с моих плеч пиджак и распускает волосы. А оказавшись в спальне, одним рывком стаскивает с меня топ, затем юбку.
        - Пойдем в душ, - воркую на ушко, торопливо расстегивая пуговки рубашки на груди мужа. Потом нервно тереблю пряжку ремня, пытаясь вынуть толстый металлический язычок из массивного отверстия. Хватаюсь за ремешок. Тяну его из шлевки…
        - Сам разденусь, - глухо усмехается Герман. - А ты пока поработай с тестом, а то я подохну от неизвестности…
        - Конечно, - улыбаюсь, забирая пакет. И открыв его уже в ванной, обнаруживаю десять тестов. Десять!
        Дрожащими руками достаю один. А когда на нем проступают две яркие полоски, в бессилии опускаюсь на пол. Чувствую, как меня накрывают рыдания. Как будто кто-то отключает во мне выдержку и упертость. Слышу, как в ванную входит Герман. Шлепает босыми ногами. И сразу же оказываюсь в кольце крепких рук. Льну к любимому. И реву! Никак не могу остановиться.
        - Что тут у нас? - вынимает он тест из моих пальцев.
        - Ты не рада? - смотрит на меня внимательно.
        - Рада, конечно, - хмыкаю нетерпеливо и, забрав обратно свое маленькое счастьице, плачу, закрыв лицо ладонями.
        - Эй, - хочет казаться веселым Герман, - все закончилось, малыш. Вы в безопасности…
        - А если бы ты нас не нашел? Как подумаю… мороз по коже... - заливаюсь слезами. - Мне даже представить страшно…
        - Вот и не представляй, - раздраженно бурчит Герман и, включив теплую воду, ставит меня под душ. Сделав шаг, приближается вплотную. - Я люблю тебя, - обжигает ухо горячим дыханием. Прижимает меня к себе так, что между нами не остается никакого пространства. Чувствую, как ладони мужа жадно скользят по спине, как его руки приподнимают мои бедра.
        - Алиненок мой дорогой, - порывисто и хрипло рычит Лиманский, прислоняя меня к прозрачной стене. Обвиваю руками мощную шею мужа. Выгибаюсь дугой в его объятиях.
        - Ты дома… тебе ничего не грозит, пока рядом муж, - уверяет меня внутренний голос.
        - Еще, пожалуйста-а, Герман! - стону я, обвивая его торс ногами. - Я сейчас улечу…
        - Давай вместе, любимая, - бормочет он, вознося меня к небесам.
        Эпилог
        Три года спустя
        Алина
        Ранним утром я выхожу на балкон. Смотрю на поднимающееся из-за деревьев солнце, на синее небо без единого облачка и зеленую, будто изумрудную, траву. Кутаюсь в халат, скорее по привычке. Здесь всегда тепло. Даже босые ноги на плитке не зябнут. Всматриваюсь вдаль, и самой не верится, что Герман исполнил мою прихоть. Согласился приехать в Кению. Да еще и с детьми!
        Нереальная красота! Здесь, на окраине Найроби, совершенно не чувствуется дух мегаполиса. Небольшой особняк, увитый плющом, манит задержаться здесь подольше. И я поутру охочусь за восходами. А вечером - за фантастическими закатами. В сумерках мы с Лиманским тянем на террасе красное вино и лениво наблюдаем за Настей и Федором, играющими рядышком.
        Делаю шаг в спальню. Беру со столика фотоаппарат и замираю, любуясь спящими детьми.
        Свернувшись калачиком, сопит Анастасия, обняв куклу, а Федька - маленький двухлетний крепыш - разметал руки и ноги по кровати. Зацеловать бы их обоих, заобнимать! Но боюсь разбудить. Пячусь на цыпочках обратно на террасу и тут же попадаю в объятия Лиманского.
        - Иди, - шепчет он, кивая на дверь. - Там твой воздыхатель пришел.
        Под легкий смех мужа выбегаю на террасу и тут же вижу, как за ограждением маячат маленькие рожки и показывается хитрый раскосый глаз. Подойдя ближе, протягиваю руку, которую тут же облизывает огромный шершавый язык. Глажу гладкую пятнистую шерстку и, услышав за спиной радостные крики «жилафы!», поворачиваюсь к детям. Настя с Федором в пижамах выбегают из спальни. Несутся ко мне. И взяв у отца половинки яблок, весело скармливают их высокому и грациозному животному.
        - Мама, дай еще! - требует Настя, а Федор пытается через ограду просунуть голову.
        - Вы пришли, мои жирафы! - восторженно восклицает Настя. А Федя пытается ухватить пятерней короткую мягкую шерстку.
        - Жиффафаф, - шепелявит, жуя незнакомое слово.
        А потом залезает к отцу на руки и просит страдальческим тоном.
        - Ам-ам, кусить…
        - Этот парень нигде не пропадет, - усмехается Герман.
        - Не хочу никуда уходить! - топает ножкой Настя. - Мы же к жирафам приехали, папа!
        - Сейчас пойдем завтракать, жирафы тоже придут, - объясняет детям Лиманский.
        Целую его куда-то в шею. Прижимаюсь всем телом. Чувствую, как губы мужа аккуратно касаются моего виска.
        - Какой же ты молодец, - шепчу я, вспоминая, как следующим утром после моего освобождения муж заказал номер в самом экзотическом отеле мира - «Жираф Манор».
        - Свободные места будут только через три года, - объявил он весело. - Но я забронировал.
        - Зачем? - шепчу я, пряча в ящик оставшиеся девять тестов. - Где мы еще будем через три года…
        - В Кении, - хмыкает муж. Надо уметь направлять будущее в нужное русло. Все нормально, Алиненок. Пока выносим, родим, научим ходить и говорить… Как раз к поездке управимся!
        - А как же «Не ходите дети в Африку гулять»? - усмехнулась я тогда.
        Теперь же, наблюдая, как мои малыши радостно тянут ручки к жирафу, я ловлю кайф в объятиях Германа.
        - Видишь, - смеется он, - я понимаю тебя без слов.
        - Ты меня даже через толстые стены услышал, - шепчу я.
        - Все прошло, - бурчит Герман. - Пора бы уже забыть.
        Знаю это, но все равно иногда просыпаюсь в холодном поту. Даже подумать страшно, что бы случилось, не найди меня Герман и Фродо.
        - Говорят, Тихомиров стал инвалидом. Кто-то напал на него и сильно побил палкой… - сообщает нам Софья как-то вечером.
        - Да вы что? Даже не слышал, - деланно ужасается муж и равнодушно пожимает плечами. Мы никогда не возвращаемся к этой теме. Но я точно знаю, что где-то на окраине Москвы ходит, подволакивая ногу, Глеб Тихомиров. Я не держу на него зла и искренне жалею о случившемся. Но каждый из нас сам строит свою судьбу.
        Я хорошо помню, как три года назад, проснувшись утром одна, пошла искать Германа. Услышала его голос в гостиной. И уже хотела распахнуть дверь, как раздался другой.
        - Он был у меня, - глухо рокочет Айрат.
        - Кто? - не понимая, переспрашивает муж.
        - Этот гад, похитивший Амину. Решил ее мне продать. Заявил, что схватит ее снова. И полиция не сможет ему ничего предъявить.
        - Почему?
        - Такой вот умный... Вчера же его отпустили.... И снова отпустят.
        - Откуда он про тебя знает? - глухо рыкает Герман.
        - Приходил смотреть бой Аслана и Артема. Вот и решил посодействовать…
        - А ты? - усмехается муж.
        - Позвал Мусу и Керима, и мы вместе с ними отработали удары палкой. Хорошо потренировались… С чучелом такого эффекта не добьешься. Теперь этот шайтан будет долго ходить под себя. Сосредоточится на своих проблемах и забудет про Амину.
        - А чего тебя перемкнуло на мою жену? - снова наседает муж.
        - Люблю я ее. Даже сам не ожидал от себя, что так можно любить другого человека. Гнал это чувство прочь. А когда фотки увидел, где она с Тимуром целуется, просто с катушек слетел. До сих пор жалею…
        - Найди себе другую девушку, - рычит муж… А я, чувствуя, как спина холодеет от ужаса, тихонько отхожу от двери и возвращаюсь в спальню.
        Любил? И так выразил свою чувства? Убереги Аллах всех девушек планеты от такой любви!
        - Так, кто будет плохо есть, не поедет на сафари и не увидит других зверушек! - командует за завтраком Герман. - Тебя это тоже касается, Алина!
        - Махмуд сказал, что видел прайд - львицу и двух львят. Интересно на них посмотреть, - вздыхаю я и только хочу взять вареное яйцо, как чей-то темно-серый язык слизывает его с моей тарелки. Милли - сама старшая жирафиха - просунув голову в окно, глядит на меня печальным взором, выпрашивая еще еду.
        - На вот, - подает ей лист салата Герман. А я смотрю на Милли и ее родственников, тянущих длинные шеи к столам постояльцев, и радостно улыбаюсь, будто маленькая.
        - Кто-то говорил, что нельзя есть из одной тарелки с жирафом, - смеясь, наклоняюсь к Герману.
        - А кто-то убеждал меня, что нельзя называть сына собачьим именем, - фыркает муж. И мы оба переводим взгляд на Федора. А ребенок, получивший имя и жизнь благодаря старому Фродо, кладет ладошку на длинную морду Милли и довольно смеется. Рядом хихикает Настена.
        - Искандер звонил вчера, - бросаю мимоходом. - Бабушка просит нас приехать на свадьбу Керима.
        - Когда? - поднимает на меня настороженный взгляд муж. - Мне нужно подготовиться… собрать армию… приковать тебя к себе наручниками…
        - Лиманский, - фыркаю я, - мы можем остаться дома…
        - Ну уж нет, милая, - усмехается Герман. - Раз Зарема просит, нужно ее уважить.
        Вытерев Феде рот, отклоняюсь чуть назад. Чувствую около щеки ровное дыхание и, скосив глаза, замечаю рядом подростка-жирафа. Он добродушно тянется ко мне. Высовывает язык, собираясь облизать мое лицо. Не успеваю дернуться или подумать, когда рука Лиманского решительно отводит прочь мордочку молодого самца.
        - Это моя женщина, дружище! Найди свою пару и целуйся!